Советская психиатрия [Ада Ивановна Коротенко] (pdf) читать онлайн

THE CHARITABLE FOUNDATION PUBLISHING
HOUSE "SPHERE" IS FOUNDED BY BOTH
THE UKRAINIAN-AMERICAN BUREAU
FOR THE PROTECTION OF HUMAN
RIGHTS AND THE INTERNATIONAL
FOUNDATION "GENEVA INITIATIVE
ON PSYCHIATRY" WITH THE PURPOSE OF
PUBLISHING BOOKS AND BROCHURES WHICH
CONTRIBUTE TO THE CREATION OF A CIVIL
SOCIETY AND DEVELOPMENT OF SCIENCE
IN UKRAINE ON A NONCOMMERCIAL BASIS

MEHAPOH AOTBOPTEH
OH
 OCHOBAH PAHCOAMEPAHCM PO
 AT PAB EOBEA
  MEHAPOHM OHOM
"EHEBCA HATBA B
CXATP" C E AH
  PACPOCTPAHEH MEHCO
  MAHTAPHO TEPATP
 HA HEOMMEPECO OCHOBE

À. ÊÎÐÎÒÅÍÊÎ
Í. ÀËÈÊÈÍÀ

ÑÎÂÅÒÑÊÀß ÏÑÈÕÈÀÒÐÈß

ÇÀÁËÓÆÄÅÍÈß È ÓÌÛÑÅË

ÈÇÄÀÒÅËÜÑÒÂÎ
ÊÈÅÂ 2002

УДК
ББК

616.89(091)
56.1г
К55

Материалы, помещенные в книге, касаются как личностей диссидентов — узников психиатрических застенков, так и проблемы
наказания инакомыслящих психиатрическим «лечением». Это происходило в СССР, и теперь об этом известно всему миру.
Книга никого не оставит равнодушным. Она поможет понять, что
должен делать каждый, чтобы это тяжелое прошлое никогда не повторилось, чтобы наши дети жили в условиях настоящей Демократии
и истинно Правового общества.
Для специалистов, журналистов и широкого круга читателей.

К55

Коротенко А., Алікіна Н.
Радянська психіатрія: похибки та зловмисність — К.:
Сфера, 2002. — 331 с. — Рос. мовою.
ISBN 966–7841–36–7
Матеріали, вміщені у книжці, стосуються як постатей
дисидентів — в’язнів психіатричних катівень, так і проблеми покарання іншодумців психіатричним «лікуванням». Це
відбувалося в СРСР, і нині про це знає весь світ.
Книжка нікого не залишить байдужим. Вона допоможе краще
збагнути, що має робити кожний, щоб це тяжке минуле ніколи
не повторилося, щоб наші діти жили в умовах справжньої Демо­
кратії та дійсно Правового суспільства.
Для фахівців, журналістів та широкого загалу.

ББК 56.1г

ISBN 966–7841–36–7

© А.Коротенко, Н.Алікіна, 2002
© С.Абрамов, обкладинка, 2002
© Видавництво «Сфера», макет, 2002

Трагедия советской психиатрии стала частью моей жизни.
Сопереживая этой трагедии, я выучил русский язык, научился понимать ваши реалии, вашу боль и ваши радости.
Многократно бывая в тоталитарном СССР с единственной
целью — поиска жертв злоупотреблений психиатрией в политических целях, я, незаметно для самого себя, однажды
почувствовал: с этой страной меня уже связывает нечто
большее, нежели грязь и кровь политических репрессий.
Эта страна стала второй моей родиной.
Прошли годы. Многое изменилось. Уходят в мир иной
участники тех событий. Тускнеют эмоции ненависти, физической боли и жажды возмездия. Тускнеет и сама память.
Еще десятилетие — и сама эта тема покроется паутиной
и пылью. Будущие исследователи тоталитаризма опишут
феномен психиатрических злоупотреблений в СССР черной
и белой красками абсолютного контраста, опустив самое
важное, самое главное — полутона и обертоны конкретной
человеческой плоти, конкретной человеческой личности. Но
кто-то захочет узнать больше, кого-то не устроит чернобелая схема абсолютного добра и абсолютного зла. Кто-то
из них, будущих, вспомнит, что абсолютное добро — Бог,
а абсолютное зло в приложении к исследуемой эпохе — Система Тоталитаризма. И тогда он возьмет в руки эту книгу.
И, прочитав ее, поймет нас лучше. Всех нас, — и жертв, и
палачей, и пассивных наблюдателей, и активных соучастников (с обеих сторон...).
Роберт ван Ворен,
Генеральный Секретарь
Международного Благотворительного Фонда
«Женевская инициатива в психиатрии»
Нидерланды, 12 июня 2001 г.

Уважаемый Читатель,
Вы держите в руках книгу, которая может попасть к Вам
различными путями — случайно, по совету знакомых, из
простого любопытства или по причине профессионального
интереса к этой проблематике, но, думаю, взяв её в руки,
Вы уже просто так не оставите её и обязательно прочтете
до конца.
В этой книге есть всё, чтобы понять, почему авторы писали помещенные в ней статьи, почему составители отдали её
страницы воспоминаниям жертв карательной психиатрии с
леденящими душу подробностями ада, который тем суждено
было пройти, — в частности «Пособию по психиатрии для
инакомыслящих», подготовленному узниками Владимирского
централа и Пермского политлагеря — Владимиром Буковским
и Семеном Глузманом, не побоявшимися усугубить и без того
тяжкую свою участь; другим материалам, касающимся как
личностей диссидентов — узников психиатрических тюрем,
так и проблемы наказания психиатрическим «лечением»
инакомыслящих, что происходило в СССР и о чем теперь
известно во всем мире.
Я — гражданин Украины, и рад, что эта книга смогла
быть издана в моей стране, прошлое которой замешано на
крови и страданиях миллионов невинных жертв. Именно
Украине суждено было после поражения национально-освободительного движения 1917–1920 годов стать одним из
первых и главнейших политических полигонов, где проходила испытания тактика перманентного террора, уничтожения
тех интеллектуальных сил, которые были или могли стать
носителями национального возрождения Украины. Это продолжалось во все времена — как в период сталинизма, так
и в последующие десятилетия массовых репрессий.
Демократический выбор Украины, желание народа соз1

советская психиатрия: заблуждения и умысел

дать общество на основе Правды и Справедливости, серь­
ёзное и всестороннее осмысление трагического прошлого
должны стать гарантом того, что беззаконие в нашей стране
никогда не повторится, в том числе — и гарантом защиты
от рецидивов психиатрических репрессий.
Думаю, дорогой Читатель, Вы согласитесь, прочитав эту
книгу, что помещенные в ней документы не могут никого
оставить безразличным, они значительно прибавили нам
понимания того, от какого тяжкого прошлого нам следует
решительно отказаться, что нужно каждому из нас делать
ежедневно, чтобы оно никогда не повторилось и наши дети
жили в условиях действительной Демократии и истинно
Правового Общества.
Владимир Пристайко,
Член коллегии Службы Безопасности Украины,
генерал-лейтенант юстиции

2

Чем человек менее похож на других
людей, чем он необыкновеннее, тем
больше может произвести всеобщих
заблуждений и недоразумений.
Н.В.Гоголь

Проблема, которой не должно быть
В настоящее время уже никого не приходится убеждать, что в СССР диссидентов часто признавали душев­
нобольными. В бывшем СССР открыто на эту тему стали
говорить после того, как делегация психиатров США представила (1989 г.) Государственному департаменту США и
Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе доклад
по оценке перемен в советской психиатрии. В этом докла­
де американские психиатры пытались объективно оценить
диагноз, обоснованность проводимого лечения, а также
полноту защиты юридических прав группы политических
диссидентов, направленных на принудительное лечение в
психиатрические больницы.
Помещение этих людей в психиатрические больницы и
содержание их там привлекло внимание многих западных
наблюдателей, обеспокоенных вопросами соблюдения прав
человека. Психиатры американской делегации провели переосвидетельствование 27 пациентов, 15 из которых оставались в стационаре, а 12 уже были выписаны. Клиническая
диагностика проводилась по американским (DSM-III-R) или
по международным (ISD-10, проект) критериям. Среди 12
пациентов, выписанных из больниц к приезду американских
психиатров и находящихся на учете в психоневрологических
3

советская психиатрия: заблуждения и умысел

диспансерах, только у 3 отмечались слабо выраженные
симптомы, которые в западных странах не повлекли бы за
собой госпитализации, а у 9 не было найдено признаков
какого-либо прошлого либо текущего заболевания. При
обследовании 15 пациентов, находящихся на стационарном
лечении, диагнозы американских и советских психиатров
совпали лишь в 9 случаях. Обзор всех 27 случаев продемонстрировал высокую частоту диагноза «шизофрения».
Из 27 пациентов 24 были направлены с этим диагнозом на
принудительное лечение, однако при совмест­ном осмотре
американскими и советскими психиатрами он был подтвержден только у 10 пациентов. С точки зрения американской
группы, проблема гипердиагностики давала о себе знать не
только при диагностировании шизофрении, но и при установлении диагноза других состояний (шизофрения в стадии
ремиссии, психопатия). Некоторые из симптомов, включенные в советские диагностические критерии вялотекущей
шизофрении и других заболеваний, по американским и
международным диагностическим стандартам неприемлемы
для диагностирования указанной психопатологии. Так, например, к болезненным проявлениям относили «идеи реформаторства, повышенное чувство собст­венного достоинства,
повышенную самооценку» и т.д. По мнению американских
психиатров, отсутствие четких диагностических критериев
и широкий диапазон диагностических концепций способствовали злоупотреблению психиатрией в политических целях.
В 1991 г. в рамках МЗ Украины (С.Ф. Глузман, Г.И.
Головаха, Н.В. Панина) был проведен опрос 568 врачей
различных психиатрических служб. Только 50% опрошенных считали возможным публиковать материалы о злоупотреблении психиатрией, рассматривая это как условие
ее оздоровления. При этом каждый четвертый не желал
обнародования случаев жестокости и беззакония, а каждый
десятый предпочитал видеть врагов психиатрии в тех, кто
сообщает о фактах содержания в психиатрических больницах здоровых людей.
В настоящее время проблема заключается не только в
том, чтобы осудить прошлые злоупотребления психиатрией

4

Проблема, которой не должно быть
в политических целях, способствующие усилению вполне
понятной осторожности и даже страха перед психиатрией,
характерного и для современного общества. Значительно
важнее обсудить вопрос о том, возможно ли повторение
подобного, какие факторы привели к столь плачевной дегуманизации одного из сложнейших направлений медицинской
практики.
Вовсе необязательно, чтобы человек вступал в борьбу
с «могущественным государством». Достаточно конфликта с
должностным лицом или даже с близким родственником, —
и вот в чьей-то голове возникает решение расправиться с
неугодным при помощи психиатрии. Ведь это так просто
— оговорить человека, объясняя его необычное поведение
с позиции «кривой логики», обвинить в странностях. Легче
всего в неправильной диагностике и установлении диагноза
обвинить тоталитарную систему, воспитавшую в психиатрах, как и в иных членах общества, беспринципность,
конформизм, страх и т.д. Но любая политическая система
состоит из отдельных индивидуумов, одни из которых отдают жизнь за принципы тоталитарного коммунизма, а другие
тихо либо громко не соглашаются с этими принципами. В
одно и то же время по разные стороны баррикад стояли Г.В.
Морозов, Д.Р. Лунц и пострадавшие от произвола системы
Петр Григоренко, Жорес Медведев, Владимир Буковский,
Наталья Горбаневская и другие.
Психиатрия — область медицины, наиболее уязвимая
с социальной точки зрения и потому основное внимание
психиатры должны уделять защите своей независимости,
не позволять государству, превращая их в инструмент
политического или социального давления, нарушать тем
самым права человека.
Использование психиатрического диагноза в политических целях — прямое следствие присущей любым тоталитарным обществам установки на обесценивание человека
как личности, имеющей право на чувство собственного
достоинства, право на индивидуальные психологические
законы собственной жизни и право быть автором ее развивающихся сюжетов.

5

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Деиндивидуализированный существующим политическим режимом или любой идеологией человек становится
легко управляемым объектом, который готов к выполнению
любых приказов, к любым «Долой!» и «Да здравствует!».
Превращение человеческой индивидуальности в социально
одобряемый марионеточный стандарт очень удобно для
формирования иллюзорных представлений и убеждений,
которые, нередко становясь искренними заблуждениями
людей, поддерживают разномастные культовые режимы.
Неудивительно, что в условиях государственного вето
на проявление индивидуального начала (мнения, взглядов)
любое отступление от политически санкционированного
стандарта в поведении и словах человека могло расцениваться и расценивалось как отклонение от некой социально
одобряемой психической нормы. Индивидуальность человека
как таковая, его психологическая уникальность и любая
психологизация вообще постепенно становились лишними,
просто неуместными, а потом и опасными.
Прошло немало времени, и индивидуальную психологию
стали как бы открывать заново. Вместе с тем «психологи­
зация» все еще сохраняет свою «скомпрометированную» репутацию. Можно сказать, что она реабилитирована лишь
частично. В психиатрии, например, мнение психолога часто
снисходительно признают, но при этом воспринимают как
малокомпетентное мнение параспециалиста.
К использованию психологических методов в психиатрической диагностике (в СССР, а потом — в странах СНГ)
стали прибегать не так давно. К психологии как науке у
многих психиатров до сих пор еще не сформировано объективное (или сохраняется скептическое, даже дилетантскоскептическое) отношение. Скептики и скептики-дилетанты,
например, инкриминируют психологии чрезвычайную
субъективность, которая, по их мнению, и определяет
невысокий статус психологии в диагностической и психотерапевтической практике, а, скажем, в судебно-психиатрической экспертизе позволяет ей рассчитывать всего лишь
на статус искусства и ремесла.
Однако такие скептики упускают из виду, что у психологии и психиатрии одна общая область познания врачева6

Проблема, которой не должно быть
ния — психика человека, его душа. Они также упускают из
виду и то, что в познании души человека еще надо суметь
подняться до уровня искусства и искусного ремесла. Кроме
того, искусство часто опережает науку, подсказывая ей
гипотезы исследований, интуитивно постигая и принимая
во внимание тонкие нюансы душевных проявлений. Не будь
этого, человек лишился бы права на свое индивидуальное
своеобразие и долго ждал бы, пока какая-то его особенность
(скорее всего, нетипичная, нестандартная и проблемная) не
будет подтверждена в статистически достоверной выборке.
И это — в лучшем случае. В худшем же человеку трудно
надеяться, что его индивидуальное своеобразие признают
действительным и даже адекватным.
О роли и месте психиатрии и психологии в психодиагнос­
тике индивидуального своеобразия личностно-поведенческих
особенностей говорить можно долго, можно даже поспо­рить
о приоритетах. Разногласия по этим вопросам, особенно по
тем, которые тесно связаны с проблемой диагностических
стандартов психиатрических оценок нестандартного поведения и мышления (стандартизация нестандартно­го?!),
напоминают печально известный период, когда инакомыслие диссидентов считалось в психиатрии психической
патологией.

Инакомыслие как проблема психиатрии.
Право быть другим

7

ÃËÀÇÀÌÈ ÏÑÈÕÈÀÒÐÀ

Проблема диагностики психических заболеваний, психического здоровья всегда вызывала множество дискуссий
и среди психиатров, и среди юристов, и среди психологов.
Личность психически здорового человека — понятие не­
однозначное. Само понятие «нормальная личность»включает
два разнородных термина, так как личность — это всегда
индивидуальность, а норма представляет собой схему,
усредненную величину. То же самое можно сказать о нормальном темпераменте, характере. У человека с идеально
нормальной психикой вряд ли можно обнаружить индивидуальные характерологические особенности.
Диагностическое разделение психического заболевания
и психического здоровья зависит не только от профессиональной квалификации, но и от интеллектуальных воз­
можностей, гибкости мышления, общего уровня культуры
психи­атра. При этом необходимым условием является
терпимость, гуманность по отношению к людям с иными
взглядами и принципами, чтобы вольномыслие не называть
инакомыслием.
Область психического здоровья связана с целым рядом
постепенных переходов к клиническим симптомам. Психопатические черты характера и акцентуация отдельных
черт личности, сексуальные отклонения, последствия
органических поражений центральной нервной системы
(травма, инфекция, интоксикация), угнетенное настроение, вызванное ситуационными причинами и пр. могут
не сопровождаться нарушениями психики, встречаться у
психически здоровых людей, носить легкий и непостоянный
характер. Однако их наличие может привести к ошибочному
установлению психического заболевания. Многогранность
личностных особенностей и их проявлений позволяет также
манипулировать психиатрическим диагнозом, неоправданно
11

советская психиатрия: заблуждения и умысел

расширять границы диагностирования психического забо­
левания у психически здоровых людей. Легче всего делать
это при оценке общественной и политической деятельности,
не вписывающейся в общепринятые рамки. Даже не оценивая
личностные особенности отдельных диссидентов, можно утверждать, что это личности неординарные, сложные, не похожие на других. По сути дела, они, как небольшая горстка
декабристов, выступили против мощного тоталитарного
государства. Они разобрались в идеологии, привлекательной
для многочисленных трудящихся во всем мире. К коммунистическим доктринам свободы, равенства и братства, из-за
их привлекательности и притягательности, периодически
будут возвращаться идеологи всех времен и народов, не
принимая во внимание предшествующий исторический
опыт, продемонстрировавший, что построение идеального
коммунистического общества — утопия. Диссиденты не
побоялись выступить с критикой мощной идеологической
машины. Естественно, государство не могло допустить никакой критики в свой адрес, и должно было рассчитаться
с ними. Вступать в дискуссию по идеологическим вопросам
с небольшой горсткой людей госу­дарство не могло, так как
такое обсуждение пришлось бы вынести на страницы печати.
Значительно проще объявить инакомыслие проявлением
психического заболевания, что и было сделано.
Отсутствие стандартов диагностики способствует установлению психической патологии у свободно мыслящих
или «инакомыслящих» граждан. Диагностические подходы
концепции вялотекущей шизофрении и паранойяльных состояний с бредом реформаторства применялись только в
СССР и некоторых восточноевропейских странах. В СССР
об­щепринятой являлась классификация форм шизофрении, разработанная Институтом психиатрии АМН СССР.
Для обосно­вания невменяемости диссидентов чаще всего
использовался диагноз вялотекущей (малопрогредиентной)
шизо­френии с преобладанием в клинической картине неврозоподобных и психопатоподобных расстройств с нерезко
выра­женными шизофреноподобными изменениями личности, не достигающих глубоких степеней. «Этот тип шизофрении, — как пишут Р.А. Наджаров и соавторы в главе
12

Глазами психиатра
«Шизофрения» («Руководство по психиатрии», т. 1), — в
силу малой выраженности изменений личности и преобладания нехарактерных для «большой шизофрении»синдромов
представляет значительные трудности для отграничения от
психопатии и неврозов». Добавить к этому нечего.
W.Reich (ВОЗ, 1973 г.) подчеркнул, что международное
пилотажное исследование шизофрении продемонстри­ровало
значительно более частое диагностирование ее в центре А.В.
Снежневского в Москве. В отличие от других международных центров, здесь диагноз вялотекущей шизофрении
устанавливался в случаях, когда компьютерная обработка
достоверно устанавливала маниакальное заболевание, депрессивный психоз и, значительно чаще, де­прессивный
невроз.
Диагноз сутяжно-паранойяльного развития чаще всего
устанавливался, когда ряд конкретных жизненных ситуаций,
возникающих при конфликте с политико-чиновничьим аппаратом, необоснованно рассматривали как патологический
феномен. В дальнейшем, в процессе анализа конкретных
диагнозов украинских диссидентов, будут приведены примеры относительности диагностических критериев, врачебного субъективизма и недостаточной профессиональной
компетентности. В таких случаях можно говорить об ошибочной диагностике и неграмотном обосновании диагноза
в заключении акта судебно-психиатрической экспертизы.
Однако в 60–70-е годы практически во всех зарубежных
классификациях теории, содержащие идеи рефор­мирования
общества, борьбы за правду, и религиозные убеждения не
относились к бредовым параноическим нарушениям. Советская же психиатрия, исходя из идеоло­гических концепций
(которые и тогда не находили абсо­лютного признания среди
представителей культуры, психиатрии в частности), критику существующей политической системы и предложения
по ее переустройству относила к бредовым построениям.
В соответствии с третьим пересмотренным изданием
американской классификации DSM-IIIR 1987 г. пережи­
вания, приемлемые и характерные для иной культуральной
группы, нельзя рассматривать как доказательства психо­за
или бреда. В этой классификации выделяется кверулянтская
13

советская психиатрия: заблуждения и умысел

«паранойя», которая относится к персекуторному бреду,
сопровождающемуся чувством страха, и включает такие
темы, как преследование больного, слежка, отравление,
злонамеренный наговор и т.д. Ни реформаторст­во, ни религиозные убеждения не значатся как паранойяльность среди
критериев каких бы то ни было параноидных нарушений,
содержащихся в этой классификации.
Права психически больных в нашей стране по-прежнему
нарушаются. Пациенты психиатрических больниц, и, в
первую очередь, госпитализированные принудительно,
практически не имеют возможности пользоваться услугами
адвоката, их жалобы не рассматриваются. Вся жизнь этих
пациентов подчинена запретам и ограничениям. При таком
отношении психически здоровому человеку, помещенному
в психиатрическую больницу, требуются годы, чтобы доказать отсутствие психического заболевания. О том, что в
Советском Союзе манипулируют психиатрическим диагнозом в политических целях, весь мир узнал после того, как
невменяемым признали генерала Григоренко (экс­пер­тиза
дважды (в 1964 и в 1969 гг.) диагностировала наличие у него
паранойяльного развития).
Петр Григорьевич Григоренко был прекрасным воплощением большевистской мечты. Родившийся в царской
России в бедной крестьянской семье, он поднялся до высочайших постов советской власти. Горячий патриот, верный
коммунист и настоящий лидер, он стал генерал-майором
Красной Армии, оказал глубокое и плодотворное влияние
на советскую военную теорию и практику, был осыпан почестями, наградами и высокими должностями. Несмотря на
блестящую карьеру, Григоренко оставался чистым, умным
человеком и грамотным профессионалом. Постепенно он
стал в глазах своих бонз инакомыслящим, и на пике своей
карьеры — диссидентом.
О Петре Григорьевиче Григоренко написано очень много.
Поскольку С.Ф. Глузман в 1972 г. провел заочную судебнопсихиатрическую экспертизу генерала (за что и был осужден
на одиннадцать лет), а спустя двадцать лет они вместе с
автором этих строк (А.И. Коротенко) представляли Украину

14

Глазами психиатра
в посмертной экспертизе, мы считаем возможным вновь
возвратиться к рассмотрению этого случая, так как ознакомились с 29 томами уголовного дела, абсолютно со всеми
медицинскими документами (включая не только экспертные
и истории болезни принудительного лечения), а также с
материалами американской судебно-психиатрической экс­
пертизы и 4-часовой видеозаписью беседы американских
психиатров с П.Г. Григоренко. Все эти материалы наиболее
наглядно демонстрируют широкие возможности манипуляций психиатрическим диагнозом в политических целях.
Вначале небольшая биографическая справка.
Григоренко Петр Григорьевич (1907–1983) родился в
с. Борисовка Запорожской области в бедной крестьянской
семье. С раннего детства занимался крестьянским трудом,
окончил начальную школу, вступил в комсомол. В 15 лет в
поисках работы отправился в Донецк, работал слесарем, механиком, одновременно учась в средней школе. В 20-летнем
возрасте поступил в Харьковский политехнический институт
и на 3-м курсе по решению партии был переведен в Военноинженерную академию, окончил ее с отличием в 1934 г.,
а в 1939 г. — Военную академию Генерального штаба. Еще
во время учебы началась блестящая военная карьера Григоренко, прервавшаяся с началом диссидент­с­кой деятельности в 1964 г. Участвовал в военных действиях в качестве
командира бригады во время кампании против японцев на
Халхин-Голе в 1939 г., командовал Дальневосточным фронтом, участник боевых действий Великой Отечественной
войны. Имел многочисленные награды. Уже в 1941 г. Петр
Григоренко не питал иллюзий относительно гениальности
Сталина и на партийном съезде выступил с критикой в адрес
последнего за военную близорукость, из-за чего и не получил генеральской должности. Несмотря на свое мужество и
профессионализм, войну закончил полковником.
Во время войны у Григоренко были неприятности со
СМЕРШем, поскольку там перехватили его письмо к другу с критикой способов ведения войны. Из-за этого звание
генерал-майора получил только в 1959 г. после осуждения
культа личности И.В. Сталина. С 1949 г. служил в Военной
академии им. М.В. Фрунзе, которую окончил в 1945 г., —
15

советская психиатрия: заблуждения и умысел

заместителем начальника отдела научных исследований,
начальником отдела кибернетики, начальником кафедры
управления войсками, получил степень кандидата военных
наук, готовил докторскую диссертацию, учился в Университете марксизма-ленинизма. Был автором 80 работ в области
военной науки, большей частью засекреченных, написал
монографию «Скрытая историческая правда и преступления
против личности».
Выступление П. Григоренко против извращения чис­
тоты учения марксизма-ленинизма, дискриминации в армии по национальному признаку, его требование внести
в документы партийной конференции 1961 г. поправку,
направленную на ликвидацию условий, способствующих
раз­витию нового культа личности (Н.С. Хрущева), привели
к изгнанию Григоренко из академии и переводу-ссылке на
Дальний Восток. В 1961 году он основал «Союз возрож­
дения ленинизма», распространял антиправительствен­ные
листов­ки, призывающие к восстановлению ленинских норм
и принци­пов. В феврале 1964 г. был арестован, направлен на
судебно-психиатрическую экспертизу в Институт им. проф.
В.П. Сербского, где его признали психически больным и направили на принудительное лечение в Ленинградскую специализированную психиатрическую больницу, откуда он был
освобожден через год в мае 1965 г. После освобождения на
работу его не принимали, работал носильщиком, грузчиком,
дворником. Петр Григоренко стал активным диссидентом:
критиковал политику партии, правительства, КГБ, открыто выступал во время политических судебных процессов
над диссидентами, протестовал против совет­ской оккупации Чехословакии, защищал авто­номию крымских татар и
т.д. Повторный арест — в 1969 г. — закончился повторным
направлением на судебно-психи­атрическую экспертизу в
Институт им. Сербского и направлением на принудительное
лечение как душевнобольного. На протяжении четырех лет
находился на лечении в специализированных психиатрических больницах, освободился в июне 1974 г. В 1971 г. молодой
украинский психиатр Семен Глузман по собственной инициативе, воспользовавшись полученными от адвоката генерала
(С. Калистратовой) материалами уголовного дела, а также
16

Глазами психиатра
побеседовав с близкими генералу людьми, провел заочную
судебно-психиатрическую экспертизу, в которой профессионально и обосно­ванно доказал неправомерность диагноза
официальной пси­хиатрии. Заключение было напечатано в
«самиздате», а Глузман получил семь лет лагерей строгого
режима и четыре года ссылки. В 1977 г. Григоренко, не помышляя об эмиграции, уезжает лечиться в Нью-Йорк, где
узнает о том, что его лишили гражданства. По собственной ини­циативе он обращается к виднейшим американским
пси­хиатрам и психологам, и те признают его психически
здоровым. Только в 1992 г. официальная посмертная судебно-психиатрическая экспертная комиссия на родине П.
Григоренко сняла с него клеймо душевнобольного и подтвердила безосновательность многолетнего изнуряющего
лечения в психбольницах строгого режима.
Теперь проанализируем медицинскую документацию
с точки зрения обоснованности установленного диагноза
и экспертного заключения. Дважды, в 1964 г. и 1969 г., у
Григоренко отмечали признаки паранойяльного развития
(сис­тематизированный бред) на фоне органических нарушений головного мозга, при наличии раннего церебрального
атеросклероза, колебаний артериального давления и (отмеченной в анамнезе) полученной во время войны контузии.
В 1964 г. в подтверждение паранойяльного развития приводились трактуемые как бредовые «идеи реформаторства, переустройства государства в сочетании с идеями переоценки
собственной личности (на уровне мессианства), элементами
бредового толкования отдельных фактов действи­тельности
с аффективной охваченностью». Этот диагноз был поставлен в соответствии с (сохранявшимся, к сожалению, до
недавнего времени) определением бреда реформа­торст­ва,
развивающегося у «страстных идеалистов», создающих новые политические системы («Руководство по психиатрии»,
М., 1988). Судя по записям в истории болезни, его идеи
«реформаторства»представляли собой ленинские принципы
управления государством. В истории болезни подчеркивалась уверенность генерала в истинности своих взглядов, но
нигде не просматривались мессианские тенденции. В письмах
П. Григоренко в ЦК КПСС, Совет Министров, имеющихся в
17

советская психиатрия: заблуждения и умысел

материалах уголовного дела, содержатся критика отклонений от ленинских идей построения социализма и собственные раздумья по этому поводу. Что касает­ся «бредовых»
толкований отдельных фактов, то они исчер­пывались негативным отношением к врачам и подозрениями, присущими
большинству поступающих на судебно-пси­хиатрическую
экспертизу, относительно связи врачей-экс­пертов со следственными органами. Учитывая, что на экспертизе генерал
находился в 4-м специализированном отделении (которое
будет подробно описано позднее), можно понять, как у него
сформировалось подобное мнение, в истинности которого
Григоренко тогда действительно был убежден и пытался
убедить в своей правоте окружающих.
В 1969 г., оценивая свое тогдашнее состояние, он употребляет термины «шоковое состояние»,«взвинченность»,
говорит о необычности этого состояния. В 1969 г. диагноз
СПЭК о паранойяльном развитии вновь основывается на
идеях переустройства общества. К «бредовым идеям реформаторства»врачи отнесли всю правозащитную деятельность
Григоренко. Записи в истории болезни носят не описательный, а констатирующий характер: речь идет, в частности,
об идеях величия, переоценке собственных заслуг, без расшифровки этих описаний. Записи о наличии у Григоренко
бредовых идей величия и реформаторства противоречат сохранившемуся в истории болезни собственноручному письму
Петра Григорьевича, которое он адресовал заведующему
закрытым отделением проф. Д.Р. Лунцу. Письмо проникнуто
сомнениями, неуверенностью в себе, болью за свой народ,
сожалением о недостаточности сделанного по сравнению
с другими правозащитниками. «Шоковое состояние» 1964
г. Григоренко объясняет тем, что после выступления на
партийном собрании он лишился генеральского звания и
стал полностью бесправным. По словам Петра Григорьевича, в 1961 г. он организовал «Союз борьбы за возрождение
ленинизма», в который входили тринадцать близких ему
соратников. После 1965 г. он перестал быть одиночкой, т.к.
его контакты с правозащитным движением и правозащитниками значительно расширились.

18

Глазами психиатра
В материалах уголовного дела и в медицинской документации содержатся подробные данные о жизни Петра
Григорьевича. На протяжении всей своей жизни он всегда
оставался яркой и незаурядной личностью, не вписывающейся в общепринятые рамки. Ему были присущи
целе­устремленность, дисциплинированность, упорство,
активная жизненная позиция, общительность, энергичность, высокая работоспособность, чувство собственного
достоинства, принципиальность, стремление защищать
слабых. Обладая аналитическим складом ума, он постоянно
учился и занимался самообразованием. Как и любой другой
талантливый человек, генерал был самолюбив, самоуверен,
иногда даже заносчив. При анализе написанных им работ
можно отметить обстоятельность, четкость, детальность
и глубокое знание предмета. В Институте им. Сербского,
чтобы обосновать наличие бреда величия, использовали
такой «психопатологический феномен», как завышенная
оценка собственных знаний и способностей, подчеркивая
также и вспыльчивость, раздражительность, гневливость,
конфликтность, хотя было бы неестественно, если бы в
условиях экспертизы «больной» был бы неизменно хладнокровен и уравновешен. Отмечены были также многословность, вязкость, обстоятельность, фиксация на аффективно окрашенных переживаниях (вот уж действительно,
странно, что Петр Григорьевич вместо великосветских
бесед с врачами волновался о своем будущем, тревожился
о судьбах близких!).
Как видно из врачебного описания, генерал Григоренко
обладал широким спектром индивидуальных личностных
особенностей (и ранее отмечавшихся в его служебных характеристиках), которые однако не приводили к социальной
дезадаптации и не мешали его служебному и профессиональному росту, общению с окружающими, друзьями и
родными, т.е. эти личностные особенности нельзя расценивать даже как проявления психопатии.
Сотрудники Института судебной психиатрии при установлении диагноза паранойяльного развития личности
Петра Григоренко взяли на вооружение такие личностные
качества, как сверхценное отношение к своим убеждениям
19

советская психиатрия: заблуждения и умысел

и взглядам, переоценку собственных возможностей и идеи
реформаторства: все эти особенности были расценены как
болезненные и бредовые. Не имеет смысла останавливаться
на определениях паранойяльного бреда, кверулянтской паранойи, отметим только еще раз, что в зарубежных классификациях реформаторство не причислялось ни к одному из
параноидных нарушений. Если отнести идеи реформаторства
к бредовым, тогда следует признать психически больными
всех реформаторов при новых политических формациях
и всех страстных идеалистов, проповедующих новые политические системы. Советские психиатры паранойяльные
идеи включали в рамки процессуальных заболеваний и
кверулянтской паранойи. Григоренко же не пропагандировал никаких новых политических систем, а призывал
только не отклоняться от ленинского курса строительства
социализма, поэтому говорить о наличии у него хронического психического заболевания в форме паранойяльного
развития либо о временном психическом заболевании в
виде паранойяльной реакции неправильно. Склад личности
Петра Григорьевича Григоренко также нельзя отнести и
к фа­натичному. А.В. Снежневский расценивал симптомы
«фа­на­тиков правды» как разновидность паранойи. У Петра
Гри­горьевича отсутствуют свойственные паранойяльному
складу личности консерватизм, приверженность к догмам. На протяжении жизни его личностные особенности и
убеждения не оставались непоколебимыми, они постоянно
менялись. Григоренко всегда отличался необыкновенной
увлечен­ностью и широтой кругозора. Детская религиозность
сменилась атеизмом, а затем — в зрелом возрасте — принятием Бога и верой в высшую справедливость; убежденность
в правоте ленинских идей — критическим отношением к
ним. Непоколебимость, прямолинейность сочетались со способностью к компромиссам; невыдержанность в отношениях
с сослуживцами, горячность, напористость и убежденность
в собственной правоте, к которым он сам всегда относился
критически, постепенно сменяются более сдержанными формами поведения, уважительным и почтительным отношением
к соратникам по правозащитному движению. Таким образом,
характеризуя личностные особенности Григоренко, можно
20

Глазами психиатра
говорить о преобладании стеничного радикала. Можно предположить, что психотравмирующая ситуация 1964 и 1969
годов (профессиональный и служебный крах, привлечение
к уголовной ответственности, следствие, тюрьма, СПЭК,
принудительное лечение) могли вызвать у него кратковременные психологически понятные ситуационные реакции с
заострением некоторых личностных черт. Вызывает глубокое
уважение тот факт, что даже в этих условиях личность не
сломалась, сохранилось чувство собственного достоинства.
В освидетельствовании Григоренко принимали участие
корифеи психиатрии — А.В. Снежневский, Я.М. Калашник,
Г.В. Морозов, В.М. Морозов, Д.Р. Лунц, Б.В Шостакович,
М.Ф. Тальце и многие в то время менее известные психиатры.
К сожалению, психиатрия оказалась на службе у политики.
Безусловно, авторы психического заболевания генерала
Григоренко выполняли социальный заказ. Многочисленные
психиатры, сталкивавшиеся с Григоренко на принудительном лечении и не отмечавшие систематизированный бред,
шли на поводу у признанных авторитетов, подчинялись
идеологической зашоренности и в конечном итоге про­являли
профессиональную безграмотность либо беспринципность.
Гражданское мужество проявили пси­хиатры Ф.Ф. Детенгоф,
Е.Б. Коган, А.М. Славгородская, И.Л. Смир­нова, которые во
время амбулаторного освидетельствования генерала в помещении Ташкентского КГБ (после второго ареста) в августе 1969 г. констатировали отсутствие у П.Г. Григоренко
психического заболевания и в 1964, и в 1969 году, отметив
его высокий интеллект и личностные особенности стеничного плана, а также категорически вы­сказавшись против
направления П. Григоренко в психи­атрический стационар. В
процессе судебного заседания в феврале 1970 г. проф. Ф.Ф.
Детенгоф, по-видимому, вынужден был присоединиться к
мнению Д.Р. Лунца о наличии у П. Григоренко волнообразно
протекающего паранойяльного развития и необходимости
принудительного лечения. Коллеги профессора, участвовавшие в экспертизе 1969 года, в 1990 г. свидетельствовали, что он не смог отстоять свое мнение и под давлением
сотрудников Института им. Сербского, и в частности Д.Р.
Лунца, вынужден был изменить свое заключение.
21

советская психиатрия: заблуждения и умысел

В США, будучи лишен советского гражданства, Петр
Григорьевич в 1978 г. обратился к известному психиатру и
доктору медицины Вальтеру Райху с просьбой о проведении
судебно-психиатрической экспертизы.
Расширенная комиссия с участием известных психиатров, невролога, нейропсихолога долго беседовала с генералом. Так как Петр Григорьевич не говорил по-английски,
консультантом и переводчиком в течение всего обследования
был психиатр Борис Зубок, в 1973 г. эмигрировавший из
СССР. Комиссия не обнаружила у генерала никаких признаков психического заболевания ни при обследовании, ни в
прошлом. Комиссия отметила, что описание П.Г. Григоренко
в актах экспертиз Института им. Сербского можно назвать
карикатурой на генерала. Консультант-психолог отметила у
него широкий диапазон эмоциональных проявлений с хорошо развитым чувством юмора и ироничностью; высоко развитый интеллект, творческие способности, удивительную
гибкость мышления и сильно развитое чувство справедливости. Было бы просто смешно, если бы расширенная психолого-психиатрическая экспертная комиссия (проходившая
в 1991–1992 гг. в Ленинграде), состоящая из известных психиатров, подтвердила бы прежние заключения о наличии
у Петра Григорьевича психического заболевания. Следует
сказать, что среди членов комиссии были сомневающиеся,
и она оценивала в основном не психическое состояние генерала, а доказательность предыдущих экс­пертиз.
Сейчас появляются высказывания, утверждающие, что
массовых злоупотреблений психиатрией в политических
целях в СССР не было. Естественно, что дело Григоренко,
в силу высокого положения генерала, уникально и потому
получило широкий резонанс во всем мире. Герои же нашей
книги — люди малоизвестные, и это только подтверждает
факт существования репрессивной психиатрии. Хотелось
бы, чтобы это не повторилось.

Украинские диссиденты. Кто они?
Масштаб применения мер медицинского характера к
политическим диссидентам до сих пор окончательно не
22

Глазами психиатра
известен и, видимо, выяснить это уже не удастся. Безусловно, в психиатрических больницах отбывало наказание
значительно больше пострадавших, чем об этом известно
общественности. Трудно решить, чья вина значительнее:
судебно-следственных работников, фабриковавших материалы об измене родине, по-иезуитски использовавших
част­ные разговоры пострадавших с друзьями, критические
замечания относительно существующего положения вещей,
рассказываемые анекдоты и т.д., либо — врачей, признававших психически здоровых лиц больными. Естественно,
что люди, вырванные из обычной среды и попавшие в
условия следствия, теряли сдержанность и уравновешенность, меняли свойственную им манеру поведения, проявляли вспыльчивость, становились склонными к бурным
аффективным реакциям, либо безразличными и угнетенными. Но психиатру следует отличать индивидуальные
особенности поведения человека в экстремальной ситуации
от болезненного нарушения психики.Назначение же принудительных мер медицинского характера с направлением
в специализированные (системы МВД) больницы со строгим наблюдением, куда обычно направляли психически
больных, совершивших преступления против личности в
особо жестокой форме (убийства, изнасилования и пр.),
объяснялось исключительно этическими нравственными
категориями, вернее, отсутствием таковых.
Комиссия московских врачей-психиатров в 1994–1995 гг.
посетила психиатрические больницы специального типа сис­
темы МВД в Черняховске, Санкт-Петербурге, Казани, Орле
и Сычевске, где смогла ознакомиться с картотекой больных
и изучить некоторые истории болезни. В распоряжение комиссии обществом «Мемориал» были предоставлены списки
лиц, находившихся в этих больницах на принудительном
лечении в связи с обвинением по «политическим статьям»
Уголовного Кодекса. Оказалось, что количество больных,
подвергавшихся принудительному лечению по политическим мотивам, превышало данные «Мемориала» в десятки
раз: оно составляло более 2000 человек.
Большинство психиатрических репрессий приходится на
конец 60-х — начало 80-х годов. В то время судебно-пси23

советская психиатрия: заблуждения и умысел

хиатрическая экспертиза лиц, привлеченных к уголовной
ответственности по политическим статьям, проводилась в
Центральном научно-исследовательском Институте судебной
психиатрии им. проф. В.П. Сербского. Признанных невменяемыми и больными, их направляли на принудительное лечение в вышеперечисленные специальные больницы системы
МВД Российской Федерации.
После снятия (отмены) принудительного лечения жителей Украины переводили в единственную в УССР специализированную больницу г. Днепропетровска. Нам не удалось
получить доступ не только к медицинскому архиву этой
больницы, но даже к ее картотеке.
Приступая к работе, мы располагали сведениями о пострадавших от психиатрии жителях Украины, предоставленными международным фондом «Женевская инициатива
в психиатрии». Список включал 127 человек. Все они были
привлечены к уголовной ответственности, им предъявлялось
обвинение по политическим статьям или в религиозной пропаганде. Все они, в связи с «психическим заболеванием»,
были признаны невменяемыми и направлены на лечение в
специализированные психиатрические больницы системы
МВД. О большинстве из них никаких сведений, кроме фамилии и имени, не имелось. Процессы миграции и эмиграции
затрудняли поиски. Несколько человек вообще категорически отказались от встречи, и мы не сочли возможным
использовать их биографические данные без их согласия.
Нам удалось получить медицинские и юридические архивные сведения о тридцати трех пострадавших. Пятеро из
них эмигрировали, здоровы и благополучны до настоящего
времени. Об одном рассказал его близкий друг — депутат
парламента, с четырьмя мы встретились. Шестеро умерли.
С одним мы успели встретиться незадолго до его смерти,
психическое состояние пятерых было оценено по архивной медицинской документации. После подробной беседы
психиатра и психолога с двадцатью пятью пострадавшими
заполнена специально разработанная анкета. Все, с кем
мы беседовали непосредственно, вначале крайне неохотно
соглашались встречаться с нами и рассказывать о своей
жизни, им было тяжело вспоминать о прошлом. О каждом
24

Глазами психиатра
из тех, с кем мы общались, о драматизме их судеб, многообразии жизненных коллизий можно написать отдельную
книгу. Мы же хотим проанализировать их жизненный путь
и вскрыть причины, по которым психиатрические больницы
превратились для этих людей в концлагерь.
Кто же они, наши украинские диссиденты, прошедшие по
психиатрическому этапу? Возраст (на момент привлечения
к уголовной ответствености) тех, кого мы непосредственно
интервьюировали, колебался от 16 до 56 лет. Вместе с тем
нельзя сказать, что их антисоветские взгляды объяснялись
только незрелостью, бравадой и бунтарскими настроениями, присущими молодости. Группа людей в возрасте до 30
лет по численности не превышала группу более старшего
возраста (только четверым, привлеченным к уголовной ответственности, было менее 20 лет: двое учились в школе,
двое — в институте). Все они — люди незаурядные, стремившиеся получить образование, изучавшие иностранные
языки, юридические науки, математику, выпускники либо
еще студенты педагогического института или различных
факультетов университета. Поэтому их протест против
существующей действительности был обусловлен определенными взглядами, мировоззрением, которые не только
формировались под влиянием близкого окружения, но и
были следствием желания разобраться, понять, определить
для себя систему собственных жизненных ценностей. Все
они слушали зарубежное радио, много читали, в том числе
и самиздатовскую литературу. Их нежелание смириться с
неприглядными фактами окружающей действительности в
редких случаях и только вначале носило характер стихийного протеста, а затем перерастало в стойкие убеждения.
Как правило, пострадавшие привлекались к уголовной
ответственности по ст.ст. 54-10, 62, 125, 187, 1901, 1961 УК
УССР. Им инкриминировались антисоветская пропаганда,
клевета на советский государственный строй, изготовление
и распространение запрещенной литературы, листовок, намерение эмигрировать, поиски родственников за границей,
измена Родине, попытка перехода границы, акции протеста,
религиозная пропаганда. В некоторых случаях уголовное
дело не возбуждалось, на экспертизу в психиатрическую
25

советская психиатрия: заблуждения и умысел

больницу героев нашей книги направляли как свидетелей по
делу. Практиковалось также неправомерное применение ст.
206 УК УССР, и по сфабрикованному обвинению в хулиганстве пострадавших привлекали к уголовной ответственности
(после отказа принимать участие в выборах и голосовать за
единственного кандидата, либо за попытку опубликовать
в газете критическую статью и т.д.).
Так, Я.В.И. окончил среднюю школу с хорошим аттестатом, получил специальность электротехника и работал на
заводе. Полностью отслужил двухлетний армейский срок
— механиком в частях ПВО. После демобилизации работал
в конструкторском бюро настройщиком электронной аппаратуры. В 22 года поступил на заочное отделение географического факультета Киевского университета, успел окончить
три курса, много читал, любил классическую музыку. Так
как надо было содержать семью, менял места работы с
целью повышения заработка: работал звукооператором в
театральном институте, инженером в Доме кино, электриком в цирке. Отношения с женой были теплые, отличался
спокойным уравновешенным характером. В 1979 г. попытался
выехать за рубеж, за что был исключен из комсо­мола и
уволен с работы. Не зная, что в 1979 г. его уже отчислили
из университета, он, получив вызов на экзаменационную
сессию, представил его на работу, и получил денежное пособие. Его привлекли к уголовной ответственности, обвинив
по ст. 194 УК УССР в представлении подложного документа
для получения оплачиваемого отпуска. Во время следствия
он сообщил, что не знал об отчислении из университета.
Ввиду того, что политическая статья ему не инкриминировалась, Я. был направлен в Киевскую стационарную судебнопсихиатрическую экспертизу. За время полуторамесячного
пребывания в судебном отделении никаких отклонений со
стороны психики у него выявлено не было. Держался он с
чувством собственного достоинства, корректно. Виновным
себя не считал. О себе рассказывал сдержанно. Психологопсихиатрическое обследование не выявило у Я. психического
заболевания, и он был признан психически здоровым и
вменяемым в отношении инкри­минируемых ему деяний.
26

Глазами психиатра
Находился в местах лишения свободы два года. После освобождения закончить образование не смог. Так как на работу
по специальности его брать отказывались, работал транспортировщиком на книжной фабри­ке, рабочим в совхозе,
на чайной фабрике в Грузии. 6 января 1983 г. был повторно
привлечен к уголовной ответственности по обвинению (ст.
62 ч. І УК УССР) в том, что еще до первой судимости, «на
протяжении 1975–1982 гг., с целью подрыва и ослабления
советской власти, систематически проводил антисоветскую
агитацию и пропаганду путем изготовления, хранения и
распространения документов, содержащих клеветнические
измышления, порочащие советский государственный и
общественный строй» (дело № 2 — с/83, 1983 г., приговор
л. 11). Копия приговора получена у первой жены пострадавшего. По-видимому, при фабрикации первого уголовного
дела в 1980 г. не было собрано достаточно доказательств
относительно политических взглядов Я., и его обвинили
в получении отпуска по подложному документу. Именно
поэтому судебно-следственные органы ограничились Киевской судебно-психиатрической экспертизой, и Я. «повезло»:
его не направили в Институт им. Сербского. В 1982 г. были
получены более подробные сведения о его политических
взглядах, в частности о том, что еще с 15-летнего возраста он начал слушать зарубежные радиостанции («Голос
Америки», «Би-Би-Си» и др.), в спорах с одноклассниками
ссылался на факты, освещаемые этими радиостанциями,
уже в 1977 г. говорил о своем желании уехать в какую-либо
капиталистическую страну, читал сам и давал читать знакомым зарубежные журналы. В беседах с однокурсниками приравнивал советский государственный строй к фашистскому,
говорил о несоблюдении конституционных прав граждан,
преследовании инакомыслящих, эксплуатации трудящихся,
неправильной оплате труда, о государственной по­литике
дезинформирования мирового общественного мнения, о
подавлении демократии и т.д. и т.д. Получив отказ в выезде
за границу вместе с родителями жены, продолжал слушать
зарубежные радиостанции, читать нелегальную литературу
(«Информационный бюллетень свободного межпрофессионального объединения трудящихся», 1981 г.). Можно еще
27

советская психиатрия: заблуждения и умысел

долго описывать все «незаконные и преступные действия»
Я. В нашем распоряжении имелись приговор 1983 г. и два
акта судебно-психиатрической экспертизы, полученные от
первой жены пострадавшего. Кроме того, Коротенко А.И.
была лично знакома с супругами Я., которые в настоящее
время живут в США. Такие, как Я., конечно, в какой-то
степени расшатывали тоталитарную систему. Еще юношей
Я. безусловно отличался незаурядностью, пытливым умом,
позволял себе смелость иметь собственные убеждения,
принципы, взгляды и отстаивать их. Следует отметить
анекдотичность предъявленного ему обвинения: дескать,
ни в школе, ни в институте ни с кем особенно не дружил
(впоследствии именно его соученики, с которыми он «не
дружил», дали о нем показания, приведшие к осуждению), «увлекался прослушиванием концертов различных
зарубежных оркестров и ансамблей».
Как уже было сказано, Я. повезло. Ему не пришлось
пройти через психиатрическую больницу. Во время первой
судимости ему сфабриковали обвинение без политической
статьи. Поэтому в 1983 г. его повторно направили на Киевскую судебно-психиатрическую экспертную комиссию,
которая подтвердила заключение предыдущей экспертизы
и признала его психически здоровым.
Следует отметить, что среди тех, кого мы интервьюировали, это единственный случай, когда диссидент был
признан абсолютно психически здоровым. Однако неизвестно, как сложилась бы судьба Я., если бы его привлекли к
ответственности в 70-е годы, при первой судимости обвинили
сразу по политической статье и, как всех остальных диссидентов, направили на экспертизу в Институт им. Серб­
ского. Кроме того, ко времени привлечения Я. к уголовной
ответственности общественные деятели, ученые, врачи
разных континентов выступали против происходящего в
СССР злоупотребления психиатрией в политических целях.
И, наконец, в 1976 г. видные психиатры и психологи США
после освидетельствования генерала Григоренко признали
его психически здоровым. Поэтому Я. не пришлось пройти
по психиатрическому этапу.

28

Глазами психиатра
Еще один пример из прошлого. Здесь от первого привлечения к уголовной ответственности до обвинения по
политической статье (ст. 62 УК УССР), прошло четыре года.
М.А.В., 1929 г. Родилась и выросла в Львовской области. Окончила Львовский педагогический институт и три
курса Одесского университета. Преподавала немецкий и
английский, в перерывах между судимостями работала
оператором на почте, воспитателем в общежитии, переводчиком в институте, библиотекарем в школе, кладовщиком на заводе. Так как ее сестра, брат и дядя были
репрессированы, рано начала критически воспринимать
окружающую дейст­вительность, советскую пропаганду и
агитацию, активно искала единомышленников. С начала
70-х годов стала заниматься правозащитной деятельностью,
подписывалась под петициями в защиту диссидентов, пропагандировала идеи культурной независимости Украины.
В 1977 г. ее привлекли к уголовной ответственности по ст.
107, ч. 2 УК УССР, обвинив в избиении учеников. В тот
период М. работала библиотекарем в школе. В служебной
характеристике отмечено, что она была резка с детьми,
особенно со старшеклассниками. Родители якобы обращали
внимание директора школы на оскорбительное ее отношение к детям и даже рукоприкладство (следует сказать, что
М. — маленькая, хрупкая женщина). В этой же характеристике отмечено, что она «чрезвычайно слабо проводила
пропаганду советской литературы» и что она «страстная
поклонница украинской литературы и языка» (характеристика районо г. Одессы). В характеристике из одесской
средней школы № 1, где М. работала, отмечено, что она
всегда выражала недовольство советским образом жизни
(плохо работает милиция, мало школ с преподаванием на
украинском языке), возмущалась, что украинский язык и
литература «в загоне». В связи с указом об амнистии наказание не отбывала. В 1979 г. повторно была привлечена к
уголовной ответственности по ст. 125 УК УССР за клевету
и скандалы и осуждена на 1 год принудительных работ. При
этих судимостях на судебно-психиатрическую экспертизу
не направлялась.

29

советская психиатрия: заблуждения и умысел

М. рассказала, что еще в 1971 г., зная, что диссидентов
признают психически больными, по собственной инициативе
обратилась в Одесский психоневрологический диспансер.
Никаких отклонений со стороны психики у нее выявлено
не было (все биографические сведения о М. получены нами
из актов судебно-психиатрической экспертизы, во время
нашего непосредственного психолого-психиатрического
освидетельствования ее, а также из публикаций о ней). Ст.
62 УК УССР была применена к М. при третьем привлечении
к уголовной ответственности — в 1980 г. И только в этот
раз ей предъявили «истинное обвинение», задним числом
инкриминировав систематическое изготовление, хранение
и распространение, начиная с 1975 г., антисоветских документов. В этих документах якобы содержались клеветнические измышления, порочащие советский государственный
и общественный строй и т.д. Так, в частности, в 1977 г.
группа одесситов, в которую входила и М., выступила в
защиту искусствоведа, бывшего преподавателя Одесского
университета молдаванина Василия Барладяну, арестованного за правозащитную деятельность и обвиненного
в украинском национализме. Его лишили работы, и после
того, как он обратился к международной общест­венности,
арестовали. В тюрьме Барладяну объявил го­лодовку. Группа
правозащитников, включая и М., обратилась в Одесскую
прокуратуру с просьбой передать его на поруки. Текст этого
заявления был напечатан в Нью-йоркской украинской газете
«Свобода» и передан в эфир радиовещательной станцией
«Радио Свобода» 1 июля 1977 г. Напрашивается вывод: при
первых двух судимостях М., так же, как и в случае с Я.,
осуждение по уголовным статьям объясняется боязнью КГБ
образца 70 — 80-х годов окончательно дискредитировать
себя в глазах мирового сооб­щества. Сфабриковать статьи
обвинения и инкриминировать обоим правозащитникам
подделку документов, рукоприкладство, хулиганство было
легче и проще, чем обнародовать истинные причины их
неугодности властям. Так как М. оказалась упрямой и не
испугалась, после третьего ареста она была направлена на
судебно-психиатрическую экспертизу и, как большинство

30

Глазами психиатра
диссидентов в СССР, пошла по «психиатрическому этапу». Но об этом ниже.
Все должны были быть одинаковыми, и потому инакомыслие пресекалось повсюду и везде: в школе, в армии, в
институте, на службе и даже... в психиатрической больнице. В качестве примера приведем выдержки из биографии
С.В.Н., который в общей сложности восемнадцать лет провел
в психиатрических больницах.
В политехнический институт С. поступал «убежденным
марксистом», но вскоре начались споры и дискуссии,
перешедшие в конфликт с преподавателем философии.
Перестал ходить на занятия по философии, после чего и
был отчислен из института за неуспеваемость. В армии не
смог смириться с офицерским очковтирательством, кражами продуктов, денег из домашних посылок, мародерством,
антисанитарией. Отличная служебная характеристика,
после того, как вместе с единомышленниками он стал открыто критиковать армейскую круговую поруку, сменилась
плохим отношением командования и увольнением из армии
после обследования в госпитале. На работу устроиться не
смог, организовал группу единомышленников, недовольных и критикующих государственный строй. В 1970 г., в
23 года, был привлечен к уголовной ответственности по ст.
62, ч. 1, 64 УК УССР, арестован в Свердловске. В том же
году Сверд­ловской судебно-психиатрической экспертной
комиссией признан вменяемым с диагнозом «психопатия».
Повторная СПЭК в Институте им. Сербского признает его
психически больным (шизофрения, вялотекущая форма),
невменяемым и рекомендует направить на принудительное
лечение в Днепропетровскую специализированную психиатрическую больницу. В 1976 г. С. переводят для лечения на
общих основаниях в Макеевскую психиатрическую больницу.
За этот период его признали инвалидом ІІ группы, мать
оформила опекунство. В настоящий момент мы не проводим
дифференциальную диагностику его психического состояния, мы хотим обратить внимание на другое. Через пять
лет после перевода С. из Днепропетровской спецбольницы,
в 1981 году, во время пребывания уже в психиатрической
31

советская психиатрия: заблуждения и умысел

больнице № 1 г. Макеевки, его — психически больного,
недееспособного, инвалида ІІ группы, — вновь привлекли
к уголовной ответственности, обвинив (душевнобольного!) в
антисоветской агитации и пропаганде (ст. 62, ч. 2 УК УССР),
и направили «для отбытия наказания в Днепропетровскую
республикан­с кую специализированную больницу» (из
дела № 2–132 1982 г., решение суда Ц-Городского р-на г.
Макеевки). В психиатрических больницах С. находился до
1988 г. Мы не смогли получить архивную медицинскую документацию за этот период и проанализировать необходимость
столь длительного «лечения» (семь лет) в психиатрической
больнице. В ответ на запрос последовало сообщение, что
в 1989 г. во время пожара в поликлиническом отделении
сгорели медицинские архивы Макеевской психиатрической
больницы № 1. Комментарии излишни.
Инакомыслие вызывало у власти ненависть. Действия
или высказывания, носящие «антисоветский характер»,
не имели право на существование и жестоко подавлялись.
Представители судебно-следственных органов (МВД, прокуратура, КГБ) утверждали, что такое поведение несвойст­
венно психически здоровым и это служило основанием для
первого недобровольного контакта с психиатрами.

По психиатрическому этапу
После возбуждения уголовного дела и привлечения к
уголовной ответственности к обвиняемому применяется
избран­ная мера пресечения (как правило, арест). Судебноследст­венные органы (следствие, прокуратура, суд) при
возникновении сомнений в психической полноценности обвиняемого имеют право направить его на судебно-психиатрическое исследование и экспертизу. Экспертиза про­водится
амбулаторно, стационарно либо заочно по материалам
уголовного дела и медицинской документации. Вид экспертизы оговаривается судебно-следственными органами,
либо врачи (при возникновении затруднений в определении
психического состояния обследуемого) после амбулаторной
экспертизы направляют его на стационарную, при этом
32

Глазами психиатра
также может быть продлен обычный месячный срок стационарной экспертизы.
Диссидентам (а также и недиссидентам) в случае признания психического заболевания и собственно невменяемости
решение экспертной комиссии не объявлялось.
Существовавшая ранее (и действующая до настоящего
времени) практика судебно-психиатрической экспертизы
создавала весьма благоприятные условия для злоупотребления психиатрией. Вопрос, который чаще всего ставится
перед экспертами-психиатрами — это вопрос о вменяемости обследуемого в период, относящийся к нарушению
закона. Но для этого вначале надо доказать, что человек
дейст­вительно нарушил закон. Вместе с тем экспертиза диссидентов назначалась на начальном этапе следствия, когда
факт нарушения закона еще не доказан. Цепочка: обвинение
по политической статье — судебно-психиатрическая экспертиза — констатация психического заболевания и невменяемости влекла за собой автоматическое направление
на принудительное лечение без предварительного участия
в судебном процессе.
Для изучения преступности и личности преступников,
для лечения психических расстройств у заключенных и
прове­д ения судебно-психиатрической экспертизы, по
инициативе ведущих психиатров России В.М. Бехтерева и
В.П. Осипова в 1918 г. в Петрограде был организован Диагностический институт судебной невропатологии и пси­хиатрии.
Подобное учреждение было решено создать и в Москве.
В первых числах мая 1921 г. Пречистенская психиатрическая лечебница, которая берет свое начало от Цент­рального
полицейского приемного покоя для душевнобольных, начавшего свою работу в 1899 г., была преобразована в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключенных.
А в 1922 г. ее переименовали в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского. Институту поручают
наиболее сложные и ответственные случаи, и постепенно он
все больше и больше приобретает черты типичного научного
учреждения. С первых дней существования института неизменным участником экспертных комиссий был Главный
психиатр Мед­инспекции московских мест заключения про33

советская психиатрия: заблуждения и умысел

фессор Краснушкин, организовавший Кабинет по изучению
личности преступника и преступности. Евгений Константинович Краснушкин много лет посвятил проблемам судебной
психиатрии. Впоследствии, в 1945 году, ему (совместно с
акад. Е.Е. Сеппом и проф. Н.А. Куршаковым) было поручено
участвовать в судебно-медицинской экспертизе главных
военных нацистских преступников Круппа, Штрейхера и
Гесса на Нюрнбергском международном судебном процессе.
На суде «наци № 3» Гесс симулировал потерю памяти. Он,
как известно, переправился на самолете в Англию, где
заявлял, что его могут отравить, убить и т.д. Британские
психиатры намеревались признать у Гесса шизофрению.
Е.К. Краснушкин провел блестящую экспертизу и оценил
поведение и черты личности Гесса как психопатические с
тенденцией к сознательно-установочному симулятивному
поведению. Суд признал заключение Е.К. Краснушкина убедительным, а Гесс в ходе дальнейшего рассмотрения дела
в трибунале признался в симуляции.
В течение первого десятилетия существования Института его деятельность носила открытый характер: проводились заседания общества невропатологов и психиатров,
организовывались экскурсии для студентов-медиков и
юрис­тов, для слушателей различных курсов; в прессе по­
яв­лялись публикации об институте. В нем работали, читали лекции такие известные ученые, как Д.А. Аменицкий,
Н.П. Бруханский, А.М. Бунеев, И.Н. Введенский и другие.
Однако по мере становления в стране тоталитарного
режима начинают искореняться либеральные тенденции,
ужесточается режим содержания испытуемых, над сотрудниками устанавливается мелочная опека, происходят
многочисленные кадровые перестановки. В 1930 г. директором
института становится (уволена в 1950 г.) Ц.М. Фейнберг,
окончившая в 1916 г. Киевский медицинский институт по
специальности врач-терапевт и долгое время работавшая
на административных должностях в системе ВЧК и НКВД.
Институт им. Сербского был единственным научным учреждением судебной психиатрии, поэтому постепенно в
его ведение перешли абсолютно все научно-практические
и организационно-методические проблемы судебно-психи34

Глазами психиатра
атрической экспертизы, включая и руководство периферийными психиатрическими учреждениями. Самые известные ученые-психиатры либо работали в институте, либо
сотрудничали с ним. Причем постепенно на передний план
стали выдвигаться вполне определенные политические цели.
В 1938 г. здесь было создано специальное отделение, куда
помещали всех испытуемых, обвинявшихся в контрреволюции (по ст. 58 УК РСФСР), кроме женщин и подростков.
Режим содержания в обычных отделениях также ужесточился, более суровыми стали и требования к персоналу.
Взаимоотношения между сотрудниками были основаны на
недоверии, подозрительности и доносительстве. Истории
болезни обвиняемых по ст. 58 УК РСФСР были выделены
в отдельный архив, который осенью 1941 г. уничтожили в
первую очередь. В комиссию по «разгрузке архива» входил
ученый секретарь института Д.Р. Лунц.
Режим секретности привел к тому, что основная масса
психиатров не знала о злоупотреблениях психиатрией. Следует иметь в виду, что эти злоупотребления не ограничиваются одним только признанием инакомыслящих пси­хически
больными. Однако именно потому, что процессы над инакомыслящими в 60–70-е годы и направление их на «лечение»
в специализированные психиатрические больницы системы
МВД стали достоянием мировой общест­венности, начали
появляться сведения о «психиатри­ческом терроре», который руководство института категорически от­рицало. Будучи
директором института, акад. Г.В. Морозов обладал неограниченной властью и руководил всей судеб­но-психиатрической
службой СССР, Всесоюзным общест­вом невропатологов
и психиатров, непосредственно председательствовал в
наиболее важных экспертных комис­сиях. «Специальное»
4-е отделение — «государство в государст­ве» — возглавлял проф. Д.Р. Лунц. Психиатры-эксперты, работавшие с
«обычными» уголовниками, не имели туда доступа Один из
авторов этой книги, проходивший в конце 60-х годов клиническую ординатуру в институте им. Сербского, совершая
обходы во время ночных дежурств, только через окошечко
в двери 4-го отделения слышал от дежурного фельдшера:
«Все спокойно, все в порядке». Работавшие там врачи ни35

советская психиатрия: заблуждения и умысел

когда не рассказывали коллегам о своей работе. Именно в
это отделение со всего Советского Союза направлялись на
экспертизу арестованные по политическим статьям. Именно у этого контингента испытуемых активно выискивали
психические нарушения, дававшие основание признавать
их психически больными, невменяемыми и направлять на
лечение в специальные психиатрические больницы-тюрьмы. Таким образом подтверждалось высказывание Н.С.
Хрущева о том, что при коммунизме только психические
ненормальные способны выступать против существующего строя, и выполнялось предложение председателя КГБ
Ю. Андропова использовать психиатрию для борьбы с диссидентами (письмо в ЦК КПСС от 29.04.1969 г.). Эти указания
эффективно использовались властями в карательных целях
для устранения (на неограниченный срок) несогласных,
о чем стало известно только благодаря меж­ду­на­род­ным
акциям. В 1970 г. в Амстердаме вышла книга-памфлет Роберта Ван Ворена «Даниил Лунц — психиатр-дьявол». Это
была первая публикация, в которой назывались имена
психиатров, участвовавших в злоупотреблениях: Д. Лунц,
М. Тальце, известные ученые и теоретики пси­хиатрии — А.
Снежневский, Г. Морозов, Р. Наджаров, М. Вар­танян и другие руководители основных психиатрических учреждений.
Наследие сотрудников Института им. Сербского разнообразно, широк и многообразен круг их научных интересов.
На примере работы института можно представить, насколько сложны проблемы судебной психиатрии.
Практическая экспертная работа почти никогда не приносит известности судебному психиатру, а вот неприят­ностей
эта очень опасная деятельность доставляет множество. На
протяжении десятилетий сотрудники института вели обширную научно-практическую деятельность, написали десятки
монографий по судебной психиатрии, освидетельствовали
тысячи испытуемых, но достаточно было признать какуюто часть психически здоровых диссидентов психически
больными, чтобы название института начало вызывать ужас
и стало нарицательным. Как участие проф. И. Сикорского
в позорном деле Бейлиса и его за­ключение (не экспертиза)
о возможном совершении Бейлисом убийства с ритуальной
36

Глазами психиатра
целью заставило забыть его научные труды, так и практическая деятельность Д.Лунца перечеркнула его военные
заслуги и теоретические работы. Труды этих психиатров
известны их коллегам, но сами они известны всему прогрессивному человечеству как представители реакционного
мировоззрения. Лунц был типичным представителем своего
времени. Высокоэрудированный, образованный, умный, он
верой и правдой служил режиму и оказался вершителем
чужих судеб. Как и многие психиатры, он безоговорочно,
полностью принял концепцию акад. Снежневского о вялотекущей шизофрении. Эта концепция стала для советской
психиатрии некой границей между московской школой,
придерживавшейся расширенного диагностирования шизофрении, и ленинград­ской и киевской школами, где к
диагностированию шизофрении подходили более трезво и
взвешенно.
Украинской судебной психиатрии повезло. Диссидентов
редко направляли в Киевскую судебно-психиатрическую
экспертную комиссию. Судебно-психиатрическое экспертное отделение Киевской городской психоневрологической
больницы им. акад. И.П. Павлова было организовано в 1947 г.
С.М. Лившицем. Блестящий психиатр-клиницист и судебный
эксперт, доктор наук, он много лет председательствовал
в судебно-экспертных комиссиях. При этом основанием для
диагностических экспертных заключений считал только
клинические критерии. Именно ему принадлежала идея
организации в Киеве филиала Всесоюзного института общей
и судебной психиатрии (в настоящее время — Украинский
НИИ социальной и судебной психиатрии). Замечательный,
безупречно честный, глубоко интеллигентный человек,
Саул Моисеевич Лившиц утром очередного рабочего дня
был убит на территории больницы им. Павлова. Убийца,
в прошлом не раз проходивший экспертизу, нанес Сау­лу
Моисеевичу несколько ножевых и огнестрельных ранений.
Психиатрия, как и вся медицина 60–80-х годов, была
сильна своими школами с определенным направлением научных исследований и преемственностью. Кафедру Киевского
медицинского института возглавлял проф. Я.П. Фрумкин, с
ним работали И.Я. Завилянский, И.А. Мизрухин, И.Э. Слив37

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ко, И.Д. Шевчук и Г.Л. Воронков, который после смерти Я.П.
Фрумкина возглавил кафедру. На базе больницы работала
кафедра Института усовершенствования врачей и отдел
патофизиологии высшей нервной деятельности Института
физиологии им. А.А. Богомольца (Е.А. Рушкевич, В.М. Шапошников, Т.М. Городкова, профессора В.П. Протопопов,
И.А. Полищук, П.В. Бирюкович). Направлениями их научных исследований были клинико-психопатологическое
и патофизиологическое. В диагностически сложных случаях не последнюю роль играла коллегиальность решений.
На экспертные комиссии приглашались Я.П. Фрумкин,
И.А. Полищук, В.М. Блейхер, в 1956 г. создавший в больнице им. Павлова первую в Украине патопсихологическую
лабораторию, Б.М. Куценок, открывший на базе больницы
Республиканский консультативный центр; ее главный врач,
великолепный эксперт П.Н. Лепехов; блестящий практический психиатр и очень мудрый человек Аким Михайлович
Фарбер, в свое время выступавший на Нюрнбергском процессе с показаниями о геноциде. На расширенных комиссиях все присутствовавшие активно высказывали самые
разнообразные точки зрения. Рядом с С.М. Лившицем все
годы работала заведующая судебным отделением Наталья
Максимовна Винарская, крайне принципиальный и невероятно добросовестный человек...
К сожалению, в последние годы расширенные комиссии
встречаются все реже и реже. Авторы этой книги хотят
воспользоваться случаем и высказаться за необходимость
расширенных судебно-психиатрических экспертных комиссий в диагностически сложных случаях. Пример работы Института им. Сербского как единственной высшей
инстанции в судебной психиатрии свидетельствует о том,
что какое-либо одно учреждение не должно становиться
вершителем судеб. В Киеве сейчас экспертизу проводят два
учреждения — Киевский городской центр судебно-психиатрической экспертизы и отдел судебных экспертиз Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии. Таким
образом сохраняется и система проведения экспертизы,
и основные позиции. Конечно, в судебно-психиатрических
экс­пертных комиссиях должны участвовать специально
38

Глазами психиатра
подготовленные судебные психиатры, имеющие также опыт
работы в общей психиатрии, так как узкая специализация
всегда ограничивает возможности широкого клинического
мышления. Не хотелось бы, чтобы судебные психиатры
становились узкими специалистами, «подобными флюсу».
И, наконец, самый сложный аспект: как могло случиться, что психически здоровым людям был поставлен диагноз
психического заболевания? По сравнению с медициной в
целом, в практике психиатрии этические вопросы приобретают особую остроту, поскольку именно здесь недобровольные формы лечения узаконены, так как необходимы.
Психически здоровые нуждаются в защите своих прав и
охране от социально опасных психически больных, так же,
как и психически больные — в охране при ущемлении их
прав. Это создает предпосылки для злоупотреблений. То,
что видные психиатры признавали психически больными
Петра Григоренко, Жореса Медведева, Ивана Яхимовича
и других, никак нельзя объяснить диагностическими ошибками. Но как могли десятки врачей на протяжении многих
лет подтверждать эти диагнозы во время пребывания таких
пациентов на принудительном лечении, а затем наблюдая
их в психоневрологических диспансерах? Что это — страх
перед авторитетами и трусость? бездумное отношение к
своим обязанностям? профессиональная безграмотность?
Исследование этой проблемы включает много аспектов,
и в первую очередь оно касается отношений между государством и психиатром, состояния психиатрии как науки
и отношений «врач — пациент». Это проблема этического
долга психиатра перед государством и пациентом, о которой
можно говорить долго и уже многое сказано. Цель нашей
книги — изучение возможности подавления инакомыслия
(политического, религиозного и иного) путем квалификации
этого явления как психического заболевания.
Как известно, в Советском Союзе, начиная с конца 50-х
годов, небольшой, но все же достаточно значительной
час­ти инакомыслящих, не страдавших психическими заболеваниями, ставили два успешно дополнявших друг друга
диагноза: вялотекущая шизофрения и паранойяльное раз39

советская психиатрия: заблуждения и умысел

витие личности. После ІІ съезда психиатров в 1936 г. понятие
«мягкая, вяло- и медленнотекущая шизофрения» исчезло.
В 1963 г. ленинградский профессор И.Ф. Случевский утверждал, что медленнотекущей шизофрении не сущест­
вует. Однако школу А.В. Снежневского и его сотрудников,
разработавших в 60-е годы диагностическую систему, в
т.ч. и концепцию вялотекущей шизофрении, поддерживали
Ф.В. Кондратьев, С.Ф. Семенов, Я.П. Фрумкин и другие.
Расплывчатое толкование диагноза «шизофрения» позволяло некомпетентным и недобросовестным психиатрам
использовать психиатрический диагноз для немедицинских
целей. Под диагноз «вялотекущая шизофрения» подводились
стойкие неврозо- и психопатоподобные расстройства, стертые аффективные проявления, подозрительность, ко­то­рыми
и определяли клиническую картину на всем про­тяжении
заболевания. Эти диагностические критерии перечислены в
«Руководстве по психиатрии» (1983 г., т. 1, стр. 334). Такое
описание шизофрении позволяло индивидуальные личност­
ные проявления укладывать в рамки болезни и признавать
душевнобольными практически здоровых людей.
К людям, обладающим паранойяльным складом личности, относили, в соответствии с мнением проф. А.В. Снежневского, «фанатиков правды», убежденных в правоте своих
взглядов. Такой тенденциозный подход к диагностированию
паранойяльной психопатии и паранойяльного развития
противоречит обычному здравому смыслу. Как утверждает
К. Леонгард, «потребность в справедливости — поступки,
напоминающие паранойяльное развитие. Однако борец за
объективную правду не может быть параноиком. Истинное
чувство справедливости, правдолюбие, альтруистическое
чувство несвойственны параноику».
Из сказанного видно, что сам процесс установления
психиатрического диагноза ненадежен и может основываться на предвзятости; кроме того, при диагностировании
психического заболевания в качестве аргументов привлекаются субъективные расплывчатые критерии. Отсутствие
четких диагностических критериев, четко определенных
стандартов диагностики способствует применению карательной психиатрии к энергичным и способным гражданам, не
40

Глазами психиатра
согласным с властями. При этом большинство психиатров
склонны считать, что такой ошибочный диагноз менее опасен, чем неустановление психического заболевания.
Одной из первых всемирно известных жертв пси­
хиатрического террора в СССР стал Леонид Плющ. Он
с медалью окончил среднюю школу, неоднократно был
по­бедителем математических олимпиад, получил образование в Киевском университете, который окончил в 1962
г. Во время обучения на механико-математическом фа­
культете отли­чался разнообразием интересов: посещал
психиатри­чес­кий кружок при кафедре психиатрии Киевского медицин­ского института; интересовался модными
тогда проблемами внушения на расстоянии — гипнозом,
телепатией; участ­в овал в опытах по тренировке под
гипнозом различных способностей. Кружком руководили
из­вестные киевские психиатры — проф. Я.П. Фрумкин и
доц. И.Я. Завилянский. Группа математиков на кафедре психиатрии пыталась раз­работать модель психозов. Л. Плющ
быстро понял практическую неосуществимость этого (по
крайней мере, на том этапе развития знаний) и перестал
заниматься этой тематикой.
После окончания университета четыре года был инженером-математиком в Институте кибернетики АН УССР.
Работал над моделированием биологических систем, опубликовал статьи «Математическое моделирование систем
управления уровнем сахара на вычислительной машине»,
«К оцен­ке организации нейронных структур», докладывал
свои работы на семинарах, научно-технических конференциях, исследовал проблемы философии и психологии игры.
Интересовался литературой по структурному анализу,
которым пользовался при опробовании морфологии игры,
гипотезами о происхождении и истории игр, вопросами математической теории экспериментальных игр. Остается только
сожа­леть, что Леониду Ивановичу не дали возможности
заниматься интересующими его научными проблемами. А
самое печальное, что в качестве доказательства душевного
заболевания были использованы именно его разносторонние
(не хаотичные, а целеустремленные) научные инте­ресы.
В «Історії хвороби Леоніда Плюща» (1976) приводятся
41

советская психиатрия: заблуждения и умысел

свидетельства его друзей во время следствия: «...математик, который интересовался биологией и психологией,
человек большой духовной культуры... в свои 33 года он
был в расцвете творческих сил. Круг его интересов —
кибернетика, математика, теория игры, социальная психология, культурология... Главное, что характеризовало
его как личность — беспрестанные моральные поиски... С
ним легко общались люди разнообразных характеров. Он
вначале слушал, иронично уточняя, раздумывая... Убеждения Леонида Ивановича были точны и аргументированы.
Это не был фанатизм,категоричность взглядов. Это был
человек со здоровой психикой». В официальной характеристике указано, что «Плющ Л.И. проявил себя вдумчивым
и исполнительным работником, который относился к своим обязанностям творчески. Принимал активное участие в
разработке инженерно-психологической тематики и работе
философского семинара. Как и в университете, продолжал оставаться комсомольским активистом. Однако наряду
с этим в 1968 г. написал письмо в газету «Комсомольская
правда», как ответ на помещенную там статью о процессе
над А. Гинзбургом и Ю. Галансковым». В своем письме Л.
Плющ обосновал беспочвенность обвинений, а сам процесс
сравнивал с методами судебной расправы 1937 г.
Леонид Иванович принял участие в основании Московской
инициативной группы по защите прав человека и являлся
одним из основных связующих звеньев между московскими
и украинскими активистами группы защиты прав человека.
Сотрудничал с «Хроникой текущих событий», занимался
распространением журнала, сам писал статьи. В 1972 г. был
привлечен к уголовной ответственности и обвинен по ст. 62
УК УССР в антисоветской агитации и пропаганде.
Он был арестован 15 января 1972 г. и до 29 апреля находился в киевском следственном изоляторе КГБ УССР. На
допросах Л. Плющ молчал. Его сочли настолько опасным
преступником, что даже не рискнули привезти в экспертное отделение больницы им.Павлова, куда доставляли на
амбулаторную экспертизу убийц, бандитов, насильников
и т.д., и его первая судебно-психиатрическая экспертиза
была проведена в следственном изоляторе. Именно здесь в
42

Глазами психиатра
марте-апреле он был освидетельствован экспертами-психиатрами С.М. Лившицем, Н.М. Винарской и Г.А. Кравчук.
Эксперты пришли к заключению, что Л. Плющ психическим
заболеванием не страдает.
В дальнейшем прокурор по надзору за КГБ Малый и
адвокат Плюща Крженицкий утверждали, что в мате­риалах
уголовного дела заключение данной экспертизы отсутст­вует.
Вскоре Л. Плюща перевели в Москву в следственный изолятор Лефортовской тюрьмы, откуда дважды направляли
на амбулаторную судебно-психиатрическую экспертизу в
Институт им. Сербского. Комиссия в составе Г.В. Мо­розова,
Д.Р. Лунца и А.К. Качаева в июле 1972 г. дала заключение о
том, что Плющ Л.И. страдает психическим заболеванием в
форме шизофрении с вялотекущим течением, отметив, что
с юношеского возраста он характе­ризуется паранойяльным
складом личности с идеями реформаторства, неустойчивостью эмоциональной сферы, некритическим отношением к
своему состоянию, является социально опасным и поэтому
нуждается в направлении в специализированную психиатрическую больницу на принудительное лечение. Поскольку
стационарно Леонида Ивановича не обследовали, такое
заключение было дано на основании анализа материалов
уголовного дела и рукописей, то есть черновиков будущих
статей на темы морали, этики и социальной философии,
психологии. Естественно, что черновики представляли собой отрывки — с пропусками, незаконченными выводами.
К моменту проведения третьей экспертизы в сентябре
1972 г. Леонид Иванович уже долго находился в изоляции,
ничего не знал о жене, детях, друзьях, из-за чего очень
переживал. Придерживаясь точки зрения, что никто ни­
кого не имеет права судить за убеждения, он не желал
принимать участие ни в следственных действиях, ни в
судебных заседаниях, ни в судебно-психиатрической эк­с­
пертизе. Поэтому вел себя сдержанно, отвечал лаконично,
мало рассказывал о себе. Экспертная комиссия под председательством А.В. Снежневского, с участием Г.В. Морозова,
Д.Р. Лунца и А.К. Ануфриева подтвердила предыдущее з­а­
ключение — хроническое психическое заболевание в форме
шизофрении, которое характеризуется ранним началом и
43

советская психиатрия: заблуждения и умысел

формированием паранойяльных нарушений с элементами
фантазии, наивности суждений, с появлением идей изобретательства в области психологии. Вновь была отмечена
социальная опасность этого интеллигентного и корректного человека и рекомендовано принудительное лечение в
специализированной психиатрической больнице. Академик
А.В. Снежневский у себя дома сказал жене Л. Плюща откровенно: «Будет ли лучше для него провести семь лет в
колонии строгого режима?».
С точки зрения тогдашней психиатрической логики,
Плющ на первый взгляд был «неразборчив в своих интересах»: кибернетика и психиатрия, древнеиндийская
философия и структурная лингвистика, история иудаизма
и теория игры в нарды. Однако это свидетельствует не о
разбросанности, а о разносторонности и многогранности. У
него была богатейшая библиотека. Аналитик по складу ума,
математик-теоретик, Плющ руководствуется положениями
математической логики. И при этом — высокая нравственность, глубокий интерес к этическим проблемам (тончайшее соблюдение этики). Он раздумывает над психологией
ренегатства и социального непротивления, пассивности
масс по классической формуле «моя хата с краю». Его интересовали поведение российской интеллигенции в прошлом
и настоящем, истоки и причины ее моральной деградации
в переходные исторические моменты. Трагично, что всего
этого не поняли психиатры. Работы Л. Плюща, при всей
их сложности, не носят печати книжности, абстрактного
теоретизиро­ва­ния. Каждая — живой отклик на проблемы
дня, нашей действительности. Государство в работах Л.
Плюща — это не абстрактное государство, это наша страна,
а психология — не теоретическая модель, а состояние души
автора и его современников. Сталинизм интересует его не
как историческое явление, а как психологический феномен.
Можно привести множество примеров в пользу «антиэкспертизы»Леонида Плюща, доказывающих его психическую
нормальность, но лучшее доказательство — его жизнь
после освобождения.
В октябре 1972 г. Л.И. Плющ был возвращен в киевский
следственный изолятор. В декабре следствие заканчивает44

Глазами психиатра
ся, и жена Плюща впервые узнает, что Леонид Иванович
является душевнобольным. В течение пяти дней, с 25 по
29 января 1973 г., продолжается заседание Киевского областного суда. В соответствии с заявлением судьи Дишеля
о том, что данный процесс составляет государственную
тайну, суд был закрытым, а зал заседания — пуст. Там присутствовали лишь три члена суда, прокурор и адвокат. Ни
обвиняемого, ни экспертов, ни жену и родных не вызывали.
Суд постановил направить Л.И. Плюща на принудительное
лечение в специализированную больницу.
Следует отметить, что около полугода на высшем республиканском уровне (Кассационный суд, протест прокурора,
пленум Верховного суда Украины) рассматривался вопрос о
том, в какой психиатрической больнице его лечить. Однако
5 июня 1973 г. Верховный суд УССР вынес окончательное
решение: направить Леонида Плюща в специализированную
психиатрическую больницу системы МВД в связи с особой
социальной опасностью его антисоветской деятельности,
— хотя деятельности как таковой и не было. Нельзя же
отнести к деятельности подпись под письмом-обращением
Инициативной группы в ООН, хранение у себя дома материалов самиздата и наличие собственных взглядов на
существующий строй.
О том, какому лечению подвергался Л. Плющ и как
это лечение сказалось на его здоровье, будет подробно
рассказано в соответствующем разделе. Здесь же лишь
подчеркнем, что главным критерием диагностирования
психического заболевания являются данные катамнеза —
истории жизни после установления этого диагноза, а также
степень социальной адаптации. После эмиграции в 1976 г.
наш диссидент стал полноправным гражданином Франции, писателем и в дальнейшем никогда не сталкивался
с психиатрами. Мы же, интервьюируя его в ноябре 1995
г., встретились с деликатным, вежливым, внимательным,
немногословным, ироничным человеком, который, несмотря на всю неординарность и трудность своей судьбы, не
сломался и не ожесточился.

45

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Пройдя все круги психиатрического этапа, иронично
относится к себе О.В.Я., называющий себя «бунтарем мест­
ного значения». Из-за своего правдолюбия и нетерпимости
ко лжи и цинизму он ушел со 2-го курса юридического
факультета Иркутского университета. Прослужил три года
в войсках особого назначения. После демобилизации год
работал в милиции, откуда его уволили после написания
фельетона «Школа держиморд». Поселился в Александрии
Кировоградской области, работал на шахте. Снова начал
писать — статьи в стенгазету, пытаясь противостоять
бюрократизму и отстаивать права шахтеров. Вместе с единомышленниками занимался организацией свободного профсоюза шахтеров. Одновременно работал над книгой «Боль»
и поэмой, посвященной «коммунистическому царю Ильичу
ІІ», где есть строки и о «чугунном идоле» — Ильиче І:
Чугунный идол, в серебро окрашенный,
На пьедестале мраморном застыл,
На пьедестале, с кладбища притащенном,
Где он стоял средь брошенных могил.
Какой факир наглядной агитации
С погоста спер сей черный пьедестал?!
Надгробье чье подверг экспроприации,
Пристроив Ленина вместо креста?
Ильичу ІІ (Леониду Брежневу) посвящены следующие
строки:
Этот густобровый дед —
Наш советский Пиночет,
Современный Чингиз-хан, —
Захватил Афганистан.
Буйных чехов усмирил,
Русских по миру пустил.
Он — партийный император,
Знаменитый литератор.
(около 1980 г.)
46

Глазами психиатра
Сейчас кажется: ну что особенного в этой несколько
на­ивной эпиграмме? Эпиграммы Пушкина были куда более
злыми. О. разделил судьбу современника Пушкина — Чаадаева, которого за вольнолюбие признали сумасшедшим.
Причиной ареста О. была, конечно, попытка подрыва существующего строя и антисоветская деятельность — создание
свободного профсоюза шахтеров, а вот для обоснования
диагноза психического заболевания на вооружение было
взято его литературное творчество. В ноябре 1982 г., при амбулаторном освидетельствовании в Кировоградской областной психиатрической больнице, его психически больным
не признали и рекомендовали направить на ста­ционарное
обследование. После месячного стационарного обследования
в Одесской психиатрической больнице судебно-психиатрическая экспертная комиссия под председательством профессора Д.И. Майера пришла к заключению, что у него
— шизофрения непрерывнотекущего типа, пара­ноидный
(бредовый) вариант. Однако никакая бредовая симп­томатика
не описана. Затем четыре года «лечения»в Днепропетровской
специализированной психиатрической больнице, реабилитация спустя десять лет и снятие психиатрического диагноза.
Вновь работал в шахте, баллотировался в депутаты. В 90-е
годы работает над книгой «Архипелаг дурлаг».
Еще одна судьба. И.А.М. к моменту ареста исполнилось
34 года. Однако конфронтация с существующим порядком
вещей началась еще в Николаевском горнорудном институте.
В 17 лет вышел из комсомола, порвав свой комсомольский
билет, так как «действительность не соответствовала
пропаганде». После провала экзамена по истории партии
был отчислен из института. В армии «был потрясен дедовщиной», чувство собственного достоинства не позволяло
выполнять распоряжения «дедов», постоянно конфликтовал
с сослуживцами-конформистами. К И. относились недоброжелательно, будили по ночам. Был комиссован из армии
по ст. 8а-8б с диагнозом «затяжное реактивное состояние
с психопатоподобным поведением». После возвращения
из армии окончил в 1981 г. Николаевский педагогический

47

советская психиатрия: заблуждения и умысел

институт, работал учителем математики. В 1982 г. написал
письмо Брежневу, в котором отказался принимать участие
в голосовании. На следующий год под благовидным предлогом его уволили с работы. Работал электромонтером,
писал жалобы в Москву. В 1985 г. отказался от советского
гражданства. Был направлен на стационарное обследование
в Криворожский психоневрологический диспансер, где
ему был поставлен диагноз «психопатия паранойяльного
круга». 23 декабря 1985 г. разбил окно и был привлечен
к уголовной ответственности по обвинению в хулиганстве
по ст. 206, ч. 2 УК УССР. Сразу же, в январе 1986 г., был
направлен на стационарную судебно-психиатрическую
экспертизу в Днепропетровскую областную психиатрическую больницу. Мы не читали акта СПЭК и не знаем, на
осно­вании каких «болезненных проявлений» был поставлен
диагноз «шизофрения, параноидная форма, непрерывнопрогредиентный тип течения, смешанный тип дефекта.
Не­вменяем».
Комиссия рекомендовала направить И. на принудительное
лечение в специализированную психиатрическую больницу
системы МВД. В Днепропетровской спецбольнице, где И.
находился до ноября 1987 г., диагноз был подтвержден,
его признали инвалидом ІІ группы, лишили гражданских
прав. Экспертная комиссия сочла необходимым назначить
ему опекуна как недееспособному. Из специализированной
больницы «пациент»был переведен в Николаевскую психиатрическую больницу, где «лечился»еще семь месяцев. В 1989
г., в числе других пострадавших от психиатрии диссидентов, И. был осмотрен комиссией американских психиатров
с участием Лорена Роса и признан психически здоровым.
Добивался реабилитации и снятия диагноза через суд. По
направлению суда в 1991 г. прошел судебно-психиатрическую экспертную комиссию в больнице им. Павлова, и снова
был признан психически здоровым. Мы осматривали его в
мае 1996 г. и также признали психически здоровым. Врачи,
установившие диагноз шизофрении, могут возразить, что
мы не испытывали трудностей при диагностировании, так
как нам были известны заключения СПЭК 1989 и 1991 гг.,
история жизни И. Мы знали, что в 1993 г., окончив тех48

Глазами психиатра
никум железнодорожного транспорта, он некоторое время
работал слесарем, затем ему удалось устроиться на работу
по прежней специальности — учителем математики; окончил также курсы повышения квалифи­кации учителей.
Эксперты Днепропетровской областной больницы располагали сведениями о том, что в армии он заболел и был
комиссован с диагнозом «временое расстройство психической деятельности в форме реактивного состояния». И если
ошибку в диагнозе в какой-то мере можно объяснить, то все
равно трудно понять, почему врачи, забыв гиппократовский принцип «не навреди», после месячного обследования
сразу установили диагноз «шизофрения» и не изменили
его после длительного стационарного лечения. И почему,
наконец, человек, разбивший стекло, представляет такую
социальную опасность, что его надо вместе с насильниками
и убийцами направлять в больницу строгого режима.
При рассмотрении целой череды людей с неординарной и исковерканной судьбой мы непрерывно задавали
друг другу вопрос: что имело место? Ошибка диагностики
или преднамеренное искажение диагноза? Когда имеешь
дело с обычными законопослушными гражданами-небунтарями, понимаешь: для того, чтобы удержаться в этой
жизни (в любой стране), надо быть конформистом или,
по крайней мере, разрешить себе компромисс с собст­
венной совестью. Диссиденты — личности необычные,
не­ординарные. Пытаясь понять феномен диссидентства,
следует иметь в виду, что мы имеем дело с людьми, инакомыслие и иное мировоззрение которых тесно связано с
их личностными особенностями — правдолюбием, исключительной порядочностью, доверчивостью, добротой, в чемто наивным отношением к действительности, неприятием
полутонов между «хорошо»и «плохо», нежеланием кривить
душой и идти на компромисс. Изучение судеб этих людей,
их рассказов о своей жизни, медицинской документации
позволяет утверждать, что психиатры, наблюдая их не один
год, не могли не понимать, что в каждом конкретном случае
речь шла о должностном преступлении — об использовании
психиатрии для подавления инакомыслия.
49

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Неправильное диагностирование психического заболевания некоторые психиатры в настоящее время называют
гипердиагностикой (чрезмерной диагностикой), т.е. пытаются
доказать, что речь идет всего лишь о преувеличении тяжести
имевшихся психических расстройств. Психиатрия весьма социальна по своей природе, независимо от сущест­вующего
строя, и потому нельзя сбрасывать со счетов такой фактор,
как влияние на врача-психиатра общественного сознания.
Неоправданно жестокий выбор вида принудительного лечения — помещение диссидентов в психиатрические больницы
специального типа, безусловно, является неправильным назначением меры медицинского характера, подтвержденной
решением суда.

Принудительное лечение
и принципы медицинской этики
При рассмотрении различных аспектов недобровольного и принудительного лечения на первый план всегда
вы­ступала проблема не только лечения пациента, но и
защиты психически здоровых от психически больных,
оставляя в тени такую важнейшую проблему, как охрана
прав психически больного. Деятельность психиатра имеет
лечебно-профилактическую и социальную направленность;
подразумевается, что долг врача — дать как можно больше обоснованных медицинских рекомендаций. У многих
психиатров сформировалась позиция рассматривать право
лечить как право врача убеждать пациента в необходимости
лечения. Существующие критерии возможной социальной
опасности психически больного ставят клиницистов в трудное
— с этической точки зрения — положение, заставляя их
защищать интересы общества. Боязнь ответственности за
возможные общественно опасные действия больных заставляет врачей расширять контингент пациентов, подлежащих
принудительной госпитализации и лечению против их воли.
Многие больные отказываются от лечения, но получив
его, признают, что оно было полезным. Таким образом, в
психиатрии упразднение недобровольной госпитализации
невозможно, иначе определенная категория психически
50

Глазами психиатра
больных оказалась бы брошенной на произвол судьбы. Но
это касается только общей психиатрии и только клинических показаний для недобровольной госпитализации законопослушных больных и принудительной госпитализации
совершивших общественно опасные деяния. Мы же ведем
речь совсем о другой категории пациентов. Принудительная
госпитализация предпринималась для того, чтобы помешать
политическим диссидентам распространять их взгляды, а
также для того, чтобы дискредитировать эти взгляды, объясняя их наличием психического заболевания.
Все без исключения — как первичные, так и повторные — госпитализации обследованных нами носили принудительный
характер и были осуществлены в нарушение инструкции
Министерства здравоохранения СССР (1972 г.). Согласно
этому документу, принудительной госпитализации подлежат психически больные, представляющие социальную
опасность, т.е. те, которые уже совершили или могли бы
совершить общественно опасные действия насильственного характера, представляющие угрозу для здоровья (а не
мировоззрения) граждан (убийства, самоубийства, изнасилования и т.д.). Ни один из обследованных таких деяний
не совершал и опасности в таком плане не представлял.
Следовательно, ответственность за медицинские рекомендации, касающиеся принудительного лечения в специализированных психиатрических больницах системы МВД, несут
в первую очередь непосредственно эксперты-психиатры.
Если в период ожидания судебно-психиатрической экспертной комиссии диссиденты еще могли надеяться на
то, что нельзя психически здорового человека признать
психически больным, то после экспертного заключения о
невменяемости человек лишался своих гражданских прав,
и злоупотребление психиатрией разворачивалось во всей
своей полноте. Политические противники режима, инакомыслящие подвергались не только политическим, но и
психиатрическим репрессиям. Подробности и специфика
ус­ловий «лечения»описаны в воспоминаниях В. Буковского,
П. Григоренко, Л. Плюща.
Наша работа о судьбах пострадавших от злоупотреблений психиатрией носит в основном информативный характер.
51

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Невозможно с помощью диагностических категорий передать весь спектр переживаний диссидентов.
Нэнси Адлер и Семен Глузман (1992) классифицировали
все многообразие стрессовых факторов, которые ощущали на
себе узники психиатрических концлагерей на протяжении
многих лет, и выделили следующие.
1. Стрессоры физического характера: скученность в
камерах; грубая, однообразная, скверная пища; невозможность физической разрядки и пребывания на свежем
воздухе; отсутствие в камерах туалетов для отправления
физиологических нужд в определенное время; наконец,
избиения.
2. Морально-психологические стрессоры: само наличие
ярлыка «психически больной»; отсутствие конкретного срока заключения и депривация; отсутствие реальных жизненных перспектив после освобождения; утрата элементарных
юридических прав; требования медицинского персонала
отказаться от своих убеждений; совместное содержание с
крайне тяжелыми психически больными; невозможность
переключиться на какое-либо иное занятие ввиду отсутствия
бумаги, ручек, карандашей.
3. Собственно медицинские стрессоры: шок от поступления в психиатрический стационар с реакцией ужаса и
суицидальными мыслями от безысходности; ощущение изменений в психике вследствие медикаментозного лечения,
боязнь их необратимости; изменения характера со снижением эмоциональности, появление безразличия, апатичности
с периодическим возникновением агрессивности; реакция
на освобождение, о которой мы расскажем ниже.
И, наконец, о непосредственных проблемах принудительного лечения. Тема лечения психически здоровых
людей методами, предназначенными для тяжелых психически больных, заслуживает отдельного рассмотрения. К
психически здоровым применялись следующие методы.
Коматозная (шоковая) терапия с неоднократным
введени­ем пациента в бессознательное коматозное состояние с помощью инсулина и (еще более архаичный метод)
атропина.
52

Глазами психиатра
Ежедневная терапия нейролептиками на протяжении многих лет. Известный киевский психиатр проф.
И.А.Полищук на своих лекциях говорил врачам-психиатрам
о том, что в далеком прошлом больным связывали веревками ноги, а в наше время связывают ножки мозга. Длительное лечение нейролептиками может привести к побочным
действиям лекарств либо к осложнениям. Можно только
пред­положить, каково было психически здоровым людям
ежедневно получать нейролептики — зачастую без корректоров побочных действий этих медикаментов. Поскольку
диссиденты не были больными, они не выздоравливали, но
на протяжении многих лет вынуждены были страдать от
приобретенного с помощью психиатров органического поражения головного мозга в форме нейролептического синдрома со стойкими тяжелыми двигательными нарушениями.
Инъекции сульфазина. Много лет тому назад к нам с
коллегой обратился приятель с просьбой помочь ему получить больничный лист. Предупредив о последствиях, мы,
молодые психиатры, ввели ему начальную дозу (1,5 см3)
сульфазина и выслушали много нелестных замечаний в свой
адрес от пострадавшего, который (по собственной просьбе)
в течение недели страдал от изматывающей температуры
свыше 39оС и интенсивных мышечных болей. Диссиденты
же получали эти инъекции в более высоких дозировках и
многократно — как наказание за инакомыслие.
Какие-либо научные данные об эффективности сульфазина отсутствуют. Сильная боль, обездвиженность, высокая
температура и некроз мышц в месте укола дают основание
полагать, что данный препарат используется скорее в карательных, чем в терапевтических целях.
Сохранить свое «я» в таких нечеловеческих условиях
пострадавшим помогали их уверенность в состоятельности
собственных политических убеждений и в отсутствии у
них психического заболевания; постепенное привыкание
к жутким условиями, вера в торжество справедливости,
некоторым — вера в Бога; надежда на то, что психиатры
других стран пытаются разоблачить карательную психиатрию в Советском Союзе.

53

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Несколько конкретных примеров действия карательной
психиатрии.
С Виктором Парфентьевичем Рафальским (1918–1998)
мы встретились за полгода до его смерти. Несмотря на
тяжелые испытания, выпавшие на его долю (двадцать
шесть лет в психиатрических больницах, из них двадцать
лет — в больницах специального типа), тяжелые болезни (гипертоническая болезнь, глаукома, осложнившаяся
слепотой), нас встретил не по­терявший бодрости и юмора
очень немолодой — но не старик — человек. Он продолжал
оставаться активным: писал книги, выступал на собраниях,
поддерживал переписку с зарубежными писателями.
В. Рафальский — выходец из семьи репрессированных.
После окончания школы поступил в Киевский химико-технологический институт, откуда был исключен за критику
секретаря профкома. Стал вольнослушателем исторического
факультета Киевского университета и одновременно пединститута. Пытался добровольцем уехать на войну в Испанию.
Начал писать стихи, острые политические памфлеты. «Мои
политические убеждения былè ÿрко антисоветского характера... Я понимал, что дело не в Сталине, а в системе
в целом. Я был под впечатлением идей Кропоткина и Бакунина. Мои взгляды нашли отражение в так называемых
«33 принципах Воли»... Вступил в политический конфликт,
отказавшись идти в армию». В связи с этим был привлечен
к уголовной ответственности. Проходил СПЭК в 1937 г. в
Киевской психиатрической больнице. Какое было вынесено
заключение — не знает, но наказание не отбывал и принудительному лечению не подвергался. После ареста «мотался»
по стране. Несмотря на судимость, в 1945 г. был призван в
армию, участник боевых действий в войне с Японией. После
демобилизации поехал в Западную Украину искать следы
своей семьи. С 1946 по 1954 гг. работал преподавателем,
директором школы, был дважды женат. Продолжал писать
политические памфлеты. Выпустил четыре манифеста с
призывами к населению добиваться независимости республик и требовать демо­кратических свобод. В 1954 г. был
привлечен к уголовной ответственности по обвинению в
54

Глазами психиатра
измене родине. В это время Н.С. Хрущев выступил с директивной установкой: «У нас сейчас нет политзаключенных.
Заниматься антисоветчиной могут только сумасшедшие».
Судебно-психиатрическая экс­пертная комиссия признала
Виктора Парфентьевича невменяемым с диагнозом шизофрения. В 1955 г. его перевели для принудительного лечения
в Ленинградскую специализированную психиатрическую
больницу, откуда в 1956 г. он совершил побег. Нелегально,
пройдя пешком Россию и Украину, вернулся в Станислав
(теперь — Ивано-Франковск) и сразу же был арестован. До
1959 г. в общей сложности пять лет находился на принудительном лечении в Днепропетровской и Казанской специализированных психиатрических больницах, освобожден по
амнистии, проживал в Ленинградской области. Продолжал
антисоветскую деятельность и в 1962 г. вновь был арестован.
Следствие велось до 1964 г. Освобожден в 1964 г., по его
мнению, после вмешательства Нины Петровны Хрущевой,
которая была знакома с матерью Рафальского. До 1967
г. жил в Крыму, на Кубани, работал на разных работах.
В этот период написал сатирический роман «Необык­
новенные приключения трех обормотов в стране Чудес».
В 1966 г. его вновь привлекли к уголовной ответственнос­
ти — по ст. 62, ч. 1 УК УССР. Где проходил СПЭК — не
помнит. С прежним диагнозом и прежними медицинскими
рекомендациями был направлен на принудительное ле­
чение. Двадцать один год (до 1986 г.) находился в психиатрических больницах. За время своего «крестного пути»
побывал в психиатрических больницах Киева, Харькова,
Львова, Москвы, Вильнюса, его «лечили» в ленинград­ской,
днепропетровской, казанской и сычевской психиатрических
специализированных тюрьмах. Начиная с 1981 г. его периодически переводили на общих основаниях в Львовскую
областную психиатрическую больницу, неоднократно осматривали СПЭК и комиссии по снятию прину­дительного
лечения. Так, из постановления Стрыйского районного
народного суда Львовской области от 27 февраля 1984
г. известно, что 01.02.84 г. Рафальский после очередного
побега был освидетельствован очередной СПЭК, которая
вновь подтвердила диагноз: шизофрения с дефектом в
55

советская психиатрия: заблуждения и умысел

эмоционально-волевой сфере. Суд, проверив собранные
доказательства — «стихи, написанные в состоянии шизофренического бреда, а также высказывания Рафальского с
критикой в адрес КПСС», заменил принудительное лечение
на общих основаниях принудительным лечением в специализированной психиатрической больнице системы МВД. И
вновь невменяемого — повторно — осуждают как психически
здорового. Имеется выписка (от 23.01.86 г. за № 3342) из 7-го
отделения Львовской областной пси­хиатрической больницы
о том, что комиссия, осматри­вавшая Рафальского 09.12.85
г., решила продлить лечение, т.к. его «психическое состояние
не дает оснований ходатайствовать перед судом о снятии
принудительного лечения».
Из воспоминаний В. Рафальского «Репортаж из ниоткуда»
(1989 г., пишет их «дефектный» больной шизофренией, т.к.
диагноз еще не снят): «В тюрьме вы можете обратиться
к прокурору по надзору. Здесь (в больнице) вы бесправны,
бессловесное существо. Вы — сумасшедший, психически
больной. Юридически. А потому с вами можно все — унизить, искалечить, убить. Именно так. В тюрьме вы можете читать, писать, чем-то, наконец, заняться, чтобы
убить время. В тюремных психушках вы имеете право
только смотреть в потолок: запрещено хранить бумагу,
карандаши, даже книгу. Ни один администратор не даст
объяснения: почему? — Не положено. Когда читаешь сейчас
статьи о тех или иных злоупотреблениях власть имущих
в разных сферах нашего бытия,то придется призвать на
помощь все богатство человеческого воображения,чтобы в
какой-то мере представить себе, что же тогда делалось
за стенами засекреченных тюремных психушек. Ведь
там полная бесконтрольность и произвол. Ведь туда не
имеет права проникнуть ни один представитель прессы.
Ведь все это совершенно вне поля зрения общественности.
Разгул эмоций и вседозволенности. Как и всюду, там, конечно,крутятся какие-то комиссии,что-то,так сказать,
контролируют — неизвестно только, что. Заключенные
у них вне поля зрения».
Как пишет Виктор Парфентьевич, с 1969 г. в тюремных
спецбольницах был учрежден штат санитаров (до этого их
56

Глазами психиатра
функции исполняли надзиратели — контролеры, как они
официально теперь именуются в тюрьмах: так культурнее
и не отдает чем-то старорежимным). Санитары не вольнонаемные. Их рекрутируют из числа уголовников — до 1975
г. даже из лагерей особого режима. «Отбросы общества
получают какую-то власть. Комментарии нужны? На их
действия, поведение, персонал стыдливо закрывает глаза.
Даже потворствует (В.П. Рафальский приводит многочисленные примеры и фамилии систематически избиваемых).
Вы не увидите «фонарей» под глазами этих несчастных —
тут своя система: почки,печень. Чтобы никаких следов. ...
Трудно сказать,чему отдать предпочтение,если говорить
о режиме — Днепропетровску или Сычевке. Бараки без фундамента. На первом этаже под полом — вода. Отопление
еле-еле,т.к. трубы на эстакадах под землей не проложишь
— болото. А зима тогда ох, какая лютая! Вымерзли сады
на Смоленщине. Туалет — интервал три часа! Как и в
Днепропетровске. Хоть разорвись — никому до этого дела
нет. Я же говорю,это несравненно хуже тюрьмы,ибо там
туалет не проблема. А здесь... Прогулки нет совсем, если
не считать каких-то случайных. И надзор,надзор,надзор.
Точно собрали сюда самых мерзких подонков общественного
дна... ... При психушке фабрика на пятьсот машинок. Рабочий
день — шесть часов,áлагодаря Богу,ибо на фабрике грохот
— стены дрожат, и, вдобавок, уйму динамиков добавляют,
и себе на полную катушку, магнитофонную запись современной супермузыки. Рехнуться можно. Шмон — идешь
на работу, шмон — идешь с работы. Зимой просто беда
— раздевают на лютом морозе. А в бараке не согреешься,
трясешься осиной. Погнали на работу с первых дней. А
представляете ли Вы, что значит работать под нейролептиками? А работали. ... Скажу прямо, êîгда я попадал
в тюрьму (что было довольно часòî), ÿ, верèòå, îòäыхал.
Ибо что была тюрьма в сравнении с ужасом тюремных
психушек?! Есть вещи,которые невозможно представить.
Когда человек годами находится под нейролептиками —
это превышает человеческое воображение. А впереди — неизвестность. Она калечит, она убивает. Слабые духом не
выдерживают — вешаются. Но нейролептики ломают и
57

советская психиатрия: заблуждения и умысел

дух, и тогда бывший человек теряет всякое человеческое
достоинство, падает на колени перед своими палачами,
молит о милосердии.
... После следствиÿ ÿ попал в казанскую психушку.
Кололи меня там беспощадно. Быть все время под нейролептиками — вещь страшная. Это состояние описать невозможно. Нет покоя ни днем,ни ночью. Человек перестает
быть человеком. Становится просто особью, существом
жалким,низведенным до животного состояния. Какого-либо медицинского подхода к лечению здесь нет, назначение
лекарств действует автоматически — месяц за месяцем,
год за годом. Никому нет дела, что таким вот образом
человека делают инвалидом, ибо никакой человеческий организм не в состоянии выдержать систематических атак
нейролептиков.
... Метод усмирения: раздевают донага, укутывают
мокрой простыней, привязывают к кровати и в таком
состоянии держат,пока человек не завопит. Ибо высыхая,
плотно обернутая простыня причиняет невыносимую
боль. Это так называемая укутка. В ленинградской психушке применялась довольно часто.
... В какой цивилизованной стране возможно подобное? И
достойно ли это самой сущности цивилизованного государства? Отнята жизнь. Оплевана,загажена душа. Двадцать
лет погублено,считая со дня последнего ареста — год 1966.
Двадцать лет. Вдумайтесь только в это. Не знаю,ей-богу,
не знаю, как я все это перенес».
Сравните с декларационным заявлением Д.Р. Лунца
(«Советская судебная психиатрия». Изд-во «Знание», 1970 г.,
стр. 32): «Организационные формы советской судебной
психиатрии дают реальные гарантии охраны прав психически больных». Без комментариев.
Днепропетровскую специализированную психиатрическую больницу описывает Леонид Плющ («История болезни
Леонида Плюща»): «Санитарами в больнице работают
бывшие уголовники,а больные полностью отданы во власть
безграмотным, грубым санитарам, которые усиленно используют методы физической расправы. У больных от58

Глазами психиатра
сутствует табак. Плата за папиросу — 20 щелчков или
25 «банок» (ударов пряжкой от ремня). На 7–8 больных —
одна пара обуви. Санитары заставляют больных терпеть
по несколько часов, после чего выводят в туалет. Врачи
злоупотребляют инъекциями, которые назначаются не
как метод лечения, а как наказание, например, за резкий
ответ пациента на замечание санитара. Диссиденты
находятся в одних палатах с убийцами, насильниками и
др. уголовниками».
Л. Плющу следственный изолятор, в котором он мог
читать, написать «Морфологию игры», после специализированной психиатрической больницы казался раем. При поступлении в больницу ему назначили галоперидол. Лечащий
врач сообщил Татьяне Житниковой, жене Плюща, что его
долго будут лечить разными препаратами: вначале галоперидолом (один из сильнейших нейролептиков), затем чемнибудь еще. 19 октября 1973 г. Татьяна Житникова во время
свидания в Днепропетровской спецбольнице не узнала мужа:
«...в глазах боль и тоска, говорит с трудом, с перерывами,
часто откидывается на спинку стула, ищет опору. Видно, как он старается ответить на вопросы, хочет вести
беседу, но внутренние силы исчерпаны, закончились. Л.И.
начал задыхаться,расстегивать непослушными пальцами
свою одежду, его начало ломать, лицо искривилось подергиваниями, начало сводить руки и ноги. Он то корчился,
вытягиваясь,напрягаясь всем телом,то бессильно падал на
стул. Было видно, что временами он теряет слух. Но он
крепился — перед ним жена и сын,совсем обескураженный
увиденным, — старался говорить, проглатывать слюну.
Судороги сжимали горло, голосовые связки. Л.И. не выдержал и сам попросил прекратить свидание (на 10 минут
ранее). Его вывели».
Он находился в палате, где лежали двадцать шесть
человек, среди которых было много агрессивных больных.
Выводили их один раз в день на часовую прогулку и три
раза — в туалет. Лечащий врач, отказавшись назвать свою
фамилию, сообщила жене Л.И., что не установила у него
«философской интоксикации», но у больного — стрем-

59

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ление к «математизации психологии и медицины», а, по
мнению врача, математика не имеет никакого отношения к
медицине. Какие дозировки галоперидола, без корректоров,
получал Л.И., неизвестно, но после уменьшения дозы до
30 мг двигательные нарушения прошли, остались апатия,
сонливость, он с трудом читал, писал («не только читать
— думать не могу»). Говорил с трудом, начал заикаться,
не верил в возможность избавления от страданий. Следует
подчеркнуть, что апатия, которую описывает Татьяна
Житникова — действительно результат введения нейролептиков, а не эмоционально-волевые изменения, свойст­
венные шизофреническому дефекту. До начала приема
нейролептиков Леонид Иванович из больницы постоянно
писал близким теплые и заботливые письма без каких бы
то ни было признаков шизофренического резонерства или
разорванности мышления.
Леониду Плющу повезло. За его освобождение боролись известные правозащитники России (А. Сахаров, Т.
Ходорович, С. Ковалев и другие) и целые международные
организации. После четырехлетнего пребывания в психиатрической больнице он был выписан и вывезен на границу.
Л. Плющ эмигрировал.
Психосоциальная реабилитация психиатрических больных включает в себя комплекс мероприятий, направленных
на улучшение жизнедеятельности хронически больных как
в социальном, так и в профессиональном аспекте. Не меньшее значение имеет и повышение качества жизни до того
уровня, какой больной имел до начала заболевания. Чтобы
повысить функциональный уровень и качество жизни, реабилитация должна быть индивидуализирована.
Естественно, ни о какой индивидуальной реабилитации
диссидентов не могло быть и речи. Наоборот, истории их
жизни свидетельствуют о типичном насильственном отноше­
нии и отсутствии уважения к уникальности личности на всех
этапах карательной психиатрии. Найти свое место в жизни
смогли не все, а только психически сильные личнос­ти.

60

Глазами психиатра
Вот они, наши диссиденты. Идеалисты, наивные, добрые
люди. Верящие в справедливость и общечеловеческие ценности и заплатившие за эту веру годами советских конц­
лагерей. Психически здоровые до ареста и не обнаруживающие психических нарушений при нашем обследовании,
все они были признаны СПЭК душевнобольными.
Итак, восемнадцать случаев прямой фальсификации
психиатрического диагноза.
А.В.Н., 1939 г. Окончил индустриальный институт, инженер-механик. В 37-летнем возрасте привлечен к уголовной
ответственности после написания разоблачительного трактата о коммунизме. Обвинен в клевете на советский строй.
Ранее у психиатров не лечился. После ареста направлен на
судебно-психиатрическую экспертизу, СПЭК больницы им.
Павлова в 1967 г. признала его психически здоровым и вменяемым. Освободился через три года, в 1979 г. Спустя три месяца
вновь привлечен к уголовной ответственности за нарушение
паспортного режима, хотя ясно, что ранее судимый не мог
прописаться за три месяца. Повторно направлен на СПЭК
и той же экспертизой признан невменяемым с диагнозом
паранойяльное развитие личности. Год принудительного
лечения в Днепропетровской спецбольнице и еще год (на
общих основаниях) в больнице им. Павлова. Итого — пять
лет психиатрических конц­ла­герей.
Б.В.Н., 1924 г. Не закончил институт из-за ареста.
Впервые арестован в 24 года. Глубоко верующий человек.
Четырежды привлекался к уголовной ответственности по
обвинению в антисоветской и религиозной пропаганде. В
1949 г. проходил СПЭК в больнице Павлова, был признан
невменяемым (диагноз неизвестен) и три года находился
на принудительном лечении в разных больницах. При
последующих судимостях на СПЭК не направлялся. Был
осужден в общей сложности на десять лет.
Г.Е.М., 1936 г. В 36 лет — ст. 1901 (распространение сведений, порочащих советский государственный строй). СПЭК

61

советская психиатрия: заблуждения и умысел

в Сахалинской областной психиатрической больнице. Диагноз: болезнь Иценко-Кушинга (эндокринное заболевание)
с шизофреноподобным синдромом. Четыре года принудительного лечения в специализированной психиатрической
больнице (без наблюдения и лечения эндокринолога) плюс
четыре года лечения в психиатрической больнице на
общих основаниях с диагнозом паранойяльное развитие
психопатической личности.
И.А.М., 1954 г. Не хотел служить в армии, освобожден от
службы с диагнозом психопатия. С 1985 г. — правозащитная
деятельность. Арестован в 1985 г. после отказа принимать
участие в голосовании. Обвинен в хулиганстве. Диагноз
СПЭК — шизофрения, психопатоподобный тип дефекта.
Невменяем. Принудительное лечение в специализированной
психиатрической больнице системы МВД. Четыре года принудительного лечения, из них — год в Днепропетровской
спецбольнице. Диагноз снят в Московской психбольнице
американскими психиатрами в 1989 г. Однако при выписке
был оставлен диагноз «шизофрения, паранойяльный тип
дефекта». И только в 1991 г. киевская СПЭК установила
диагноз: психически здоров.
К.Б.Ф., 1931 г., высшее образование, журналист. Арестован в 41 год. Статья 62 УК УССР. В 1973 г. в Институте им.
Сербского признан невменяемым как страдающий вялотекущей формой шизофрении. Пять лет принудительного
лечения в Днепропетровской и Сычевской специализированных больницах, непродолжительное время (на общих
основаниях) — в больнице им. Павлова.
К.В.А., 1956 г. Арестован в 20-летнем возрасте в период
учебы в институте иностранных языков. Обвинен в злостных
измышлениях, порочащих государственный строй. Заключение киевской экспертизы — шизофрения, параноидная
форма (бред — идеи переустройства общества, национализма). Три года лечения в Днепропетровской спецбольнице,
а затем еще шесть лет находился на спецучете в психоневрологическом диспансере.
62

Глазами психиатра
К.В.М., 1929 г., со средним техническим образованием.
В 56-летнем возрасте обвинен в клевете на советских долж­
ностных лиц. По заключению Харьковской СПЭК признан
невменяемым как обнаруживающий признаки паранойяльного развития личности. Два года принудительного
лечения в психиатрической больнице общего типа и еще
три года пребывания на специализированном учете. Относительно «мягкое» наказание объясняется политическими
переменами в советском обществе: 1985 год — перестройка.
М.А.В., 1929 г. Активная правозащитница. 1980 год —
Харьковская СПЭК, диагноз: шизофрения, невменяема.
Восемь лет принудительного лечения в Казанской специализированной психиатрической больнице.
М.-Л.Е.А., 1957 г. Попытка эмиграции в 1982 г. закончилась спровоцированной дракой, обвинением вхулиганстве,
диагнозом шизофрения и двухлетним пребыванием на
принудительном лечении в Харьковской психиатрической
больнице общего типа и пребыванием на учете у психиатров
до 1990 г.
М.В.В., 1928 г., незаконченное высшее образование.
Студентом, в 23 года арестован у входа в американское
посольство (также, как и М.-Л., собирался эмигрировать).
Обвинен по ст. 58 УК СССР. Четыре года принудительного лечения в Ленинградской специализированной психиатрической больнице. Находился на специальном учете
у психиатров еще тридцать лет, хотя за эти годы окончил
институт, аспирантуру, написал книгу воспоминаний.
Н.А.П., 1952 г. В 21 год во время учебы на подготовительных курсах арестован по обвинению по ст. 187, ч. 1 УК
УССР (распространял листовки, призывая к демонстрациям). Два года принудительного лечения на общих основаниях с диагнозом шизофрения, затем — диспансерный
психиатрический учет.
О.В.Я., 1937 г. Незаконченное высшее юридическое образование. В 1982 г. обвинен по ст. 1871 УК УССР (измышления
63

советская психиатрия: заблуждения и умысел

сведений, порочащих государственный строй). Одесская
СПЭК установила диагноз: шизофрения, параноидная
форма. Четыре года «лечения» в Днепропетровской спецбольнице.
Плющ Леонид Иванович, 1939 г., высшее образование, инженер-кибернетик. Активный правозащитник. Член
инициативной группы по защите прав человека. В 33 года
арестован, ст. 62 УК УССР (антисоветская агитация и про­
паганда). Диагноз — шизофрения. Четыре года в специализированной психиатрической больнице.
Рафальский Виктор Парфентьевич, 1918 г. Обвинялся в
отказе от службы в Советской армии, измене Родине, клевете на советский государственный строй. В общей сложности
провел в психиатрических больницах двадцать шесть
лет, из них двадцать один год — в специализированных.
С.В.И., 1926 г. Арестован в 1970 г., обвинен в измене
Родине, измышлении сведений, порочащих государственный строй и т.д. (статьи 56, 62, 75, 89, 222 УК УССР). До
ареста преподавал английский язык и географию, работал
над кандидатской диссертацией о программировании курса изучения экономики зарубежных стран, писал книгу
«Пагубность однопартийной системы и ее последствия», в
которую входила глава «Ленин без маски» с анализом ленинских декретов. Всю пагубность однопартийной системы
и ее последствия прочувствовал на себе. Уволили с работы,
после намерения эмигрировать был арестован. Несмотря
на то, что у психиатров никогда не лечился, направлен
на СПЭК в Институт судебной психиатрии им. Сербского.
Признан невменяемым с диагнозом сутяжно-паранойяльное
развитие личности. Тринадцать лет находился на принудительном лечении в спецбольницах системы МВД г.
Днепропетровска (1970–1979 гг.) и Казани (1979–1983 гг.),
затем еще три года состоял на учете в психоневрологическом диспансере. За время пребывания в психиатрических
больницах утратил дом, сад и все имущество. После выписки
принимал активное участие в работе демократических орга64

Глазами психиатра
низаций, печатался в газетах и журналах, написал книгу
«Украинская трагедия», принимал участие в работе украинских и международных конгрессов, выдвигался кандидатом
в депутаты Верховного Совета Украины, возглавляет Союз
политических заключенных и репрессированных.
С.А.В., 1938 г., инженер. Арестован в 1979 г. после того,
как написал письмо в газету «Правда» с критикой войны в
Афганистане. Статья обвинения не сформулирована, СПЭК
не назначалась. Сразу же был направлен в Киевскую больницу им. Павлова. Диагноз — шизофрения, параноидная
форма. Принудительное лечение не назначалось. До 1995 г.
находился на учете у психиатров, в больницах не лечился.
Анализ медицинской документации позволяет предположить, что С. перенес реактивное состояние, спровоцированное ситуацией.
Ч.А.Г., 1950 г. В 18 лет, в период учебы в Киевском
университете, арестован по обвинению в антисоветской
пропаганде. До возбуждения уголовного дела направлен в
общее отделение больницы им. Павлова, где ему поставили
диагноз шизофрения, спустя два месяца был выписан из
больницы. Сам диссидент полагает, что психиатры пожалели его и спасли от лагеря.
Я.В.И., 1953 г. Незаконченное (из-за ареста) высшее
техническое образование. Единственный признанный психически здоровым и вменяемым. Обвинен по ст. 62 УК УССР.
Десять лет лагерей.
Эти (или им подобные) люди могли бы принести своей
стране немалую пользу, если бы их насильственно не изолировали на многие годы в психиатрических больницах и не
исковеркали им жизнь. Причем следует подчеркнуть, что
чем более сильной и творчески незаурядной была личность,
тем больше лет принудительного лечения требовалось властям для «коррекции имеющихся расстройств».
Помимо этих восемнадцати случаев, у семи диссидентов
мы выявили при осмотре психотическую симптоматику. Они
65

советская психиатрия: заблуждения и умысел

привлекались к уголовной ответственности в период 1955–
1982 гг., обвинялись в антисоветской деятельности (клевета
на государственный строй, пропаганда, распрост­ранение
листовок, акции протеста и т.д.). Четырем из них поставили
диагноз шизофрении и было вынесено решение о необходимости направления на принудительное лечение в специализированную психиатрическую больницу системы МВД.
А.В.И., 1952 г., арестован в 29 лет, три года принудительного лечения в Днепропетровской спецбольнице,
диагноз поставлен на СПЭК;
З.В.Н., 1947 г., арестован в 34 года, до ареста лечился у психиатров, семь лет принудительного лечения в
Днепропетровской спецбольнице;
М.А.В., 1937 г., арестован в 18 лет, диагноз поставлен
на экспертизе, четыре года принудительного лечения в
Ленинградской спецбольнице;
С.В.Н., 1947 г., арестован в 23 года, диагноз поставлен
на СПЭК, шестнадцать лет принудительного лечения
в Днепропетровской спецбольнице.
Двоим из семерых принудительное лечение было назначено на 1–2 года в больницах общего типа:
К.В.У., 1927 г., арестован в 47 лет, до ареста на учете у
психиатров не состоял;
С.А.Н., 1945 г., арестован в 17 лет, диагноз определен
на СПЭК.
И наконец, был один свидетель по делу Л.И. Плюща —
М.Г.Т., 1945 г., которому к моменту обследования исполнилось 27 лет, и на СПЭК был определен диагноз депрессивного состояния. Принудительное лечение ему не назна­чалось.

66

Глазами психиатра
Таким образом, только у семерых (около 20%) обследованных нами диссидентов мы смогли подтвердить наличие психического заболевания. Достоверность заключений
подтверждает катамнестический характер исследования,
так как от первоначального диагноза до установления за­
ключительного (в большинстве случаев — нами, в некоторых случаях — до нашего осмотра — другими специалистами) прошло немало времени. Из этих семерых (у которых
мы выявили психотическую симптоматику) только один
до ареста лечился у психиатров. У остальных болезненное
состояние дебютировало в условиях психотравмирующей
следственной ситуации. Причем можно выделить четыре
случая, которые являются диагностически сложными и
в настоящее время, так как реактивное состояние, психологические и психиатрические последствия социальной
травматизации способствовали сложным и, скорее всего,
постреактивным изменениям личности пострадавших.
Безусловно, можно утверждать, что все перечисленные здесь не нуждались в принудительном лечении,
поскольку не представляли опасности для окружающих в
плане насильственного поведения. Достаточно было ограничиться лечением в психиатрической больнице по месту
жительства на общих основаниях. Возможно, если бы не
было ареста, допросов, принудительного лечения не только
в условиях специализированных психиатрических больниц
системы МВД, но и в больницах общего типа, не было бы
и дебюта психического заболевания, либо оно протекало
бы более благоприятно.

Особенности психики человека и этика
психиатрического диагноза
Сегодня, переступив порог нового века и нового тысячелетия, мы все еще плохо знаем и понимаем природу
человека. По-видимому, существуют в мире какие-то первоосновы, которые вообще не поддаются объяснению. В личности человека, будь он политиком, ученым или писателем,
воссоединяются в единое целое все сферы его интересов.
Человек многолик.
67

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Изучение особенностей жизни наших диссидентов показало, что у них, в подавляющем большинстве случаев, не отмечались так называемые предрасполагающие преморбидные
особенности личности (комплекс психических особенностей
индивида, на фоне которых чаще всего развивается психическое заболевание). Есть некоторые качества, присущие
почти всем диссидентам — хорошая успеваемость, тяга к
знаниям, стремление к самообразованию, пониманию существующей общественной формации, нестандартное мышление с самобытностью и самостоятельностью суждений. И в
обязательном порядке — чувство собственного достоинства.
Многие из них были комсомольцами, коммунистами, они
могли бы реально преуспеть в обществе, если бы не уверенность в том, что каждый член общества вправе иметь собственные убеждения и активно их отстаивать. Именно это
и приводило к конфликту с обществом, и именно это вызывало целенаправленное обращение власти к психиатрии.
Психиатры при диагностике психического состояния человека выделяют облигатные (основные) и факультативные
(дополнительные) особенности личности. Эксперты-психиатры не имеют права толковать психическое своеобразие отдельных личностей предвзято и упрощенно, усматривая в
индивидуальных (нестандартных) личностных особенностях
проявление психического заболевания либо отклонение от
нормы.
Что ожидало бы многих писателей прошлого века,
окажись они нашими современниками? К примеру, А.С.
Пушкина с его эпиграммами на придворный круг? Ф.М.
Дос­тоевский вместо ссылки и каторги попал бы у нас в
психиатрическую больницу: ведь ему вменялось в вину
чтение вслух на собрании кружка Петрашевского письма
Белинского к Гоголю. Кружок Петрашевского не был собственно революционной организацией, но в нем читали книги
недозволенного содержания, тайно обсуждали политические
вопросы. Достоевский, как и диссиденты, о которых идет речь,
не был революционером, он просто не мог смириться с любой
несправедливостью. К моменту ареста в 1849 г. он уже имел
литературное имя, вынашивал множество новых замыслов. В

68

Глазами психиатра
последний момент смертная казнь была заменена четырьмя
годами каторги, а затем ссылкой. В этот период в личности
Достоевского сплелись в клубок неразрешимые противоречия: эпилептические припадки с дисфориями, азарт страстного игрока, склонность к самобичеванию и самоумалению,
болезненное самолюбие, мнительность, ипохондричность,
педантичная расчетливость, сосредоточенность на мелочах,
склонность к резким выпадам против несимпатичных ему
людей и в то же время способность к трогательной привязанности, заботливости, широкий размах, страстность и т.д. и
т.д. По мнению профессора-психиатра Чижа, Достоевский
был глубоким знатоком «явлений больной души». Многие
биографы писателя, и он сам, связывают эти знания с его
личными ощущениями. Так что основания для направления
на судебно-психиатрическую экспертизу были. И если бы
писатель жил в наше время, то находясь в психиатрической
больнице, не написал бы произведения, которые написал на
каторге: «Белые ночи», «Неточка Незванова», «Дядюшкин
сон» и др. Однако каторга не сломила Достоевского. После
нее появились «Униженные и оскорбленные», «Записки из
мертвого дома», «Игрок», «Преступление и наказание»,
«Идиот», «Братья Карамазовы» и т.д. — произведения, открывающие бездны безумства и высоты человеческого духа,
заключенные в слабом теле. Его герои — странные, сумасшедшие, болезненно нервные и просто душевнобольные.
Достоевский, став политическим преступником и каторжанином, в своих письмах к друзьям и родным решительно
осудил свои недавние социалистические убеждения. Что это
было? Трезвый расчет гения или конформизм? Наверное, и
то и другое. Но сделал он это самостоятельно, без помощи
психиатрии. И его индивидуальный склад ума, тонкость
психической организации, живость воображения и остроту
восприятия не притупляли нейролептиками.
Характер нашей эпохи предопределил бунт диссидентов, а их собственный характер не позволил им изменить
своим убеждениям. Но никто не давал психиатрам право
снисходительно объяснять убеждения диссидентов либо
бредовыми идеями реформаторства и переустройства обще-

69

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ства, либо инфантильностью, желанием самоутвердиться.
И если в отдельных случаях диагностические выводы
судебно-психиатрической экспертизы можно с большой
натяжкой назвать ошибкой, то те же выводы, сделанные
несмотря на многолетние наблюдения за психическим состоянием этих людей во время принудительного лечения,
и подтверждение диагноза психического заболевания после
СПЭК можно объяснить только конформизмом и трусостью
психи­атров.
Как стало возможным, что советская психиатрия превратилась в карательный инструмент государства для подавления политического и иного инакомыслия, квалифицируя
это явление как психическое заболевание?
С позиций современности легко осуждать ошибки прошлого, но это прошлое надо знать, помнить и относиться
к нему как к реальности, чтобы не повторять ошибок. Диссиденты в России были всегда: и в 1825 г. — декабристы,
и в 1870 г. — движение народовольцев, и в наше время,
сто лет спустя. Диссидентское движение не имело успеха в
народе, оставаясь в принципе непонятным ему. Революция
1917 г. победила потому, что лозунги большевиков были
понятны массам: земля — народу, война — дворцам и пр.
Правозащитное движение 1970 г. развивалось на фоне, в
основном, индифферентного общественного мнения. Передовой отряд нестандартно мыслящей интеллигенции был
обречен на провал, особенно после интенсивного давления
властей, КГБ. Но инакомыслящие сделали свое дело. Они
заставили задуматься хотя бы мыслящую интеллигенцию.
Борьба за права человека и демократию, борьба против
ущемления прав национальных меньшинств, религиозно и
эмигрантски настроенных лиц, критикующих бюрократические порядки государства, квалифицировалась властями
как отклонение от советских общественных норм. Против
этой категории лиц использовались всевозможные методы
социального контроля и подавления, но использование
карательной психиатрии позволяло избежать судебной
процедуры, во время которой подсудимые могли заявить
о своей невозможности громко говорить, о нарушении их
гражданских прав.
70

Глазами психиатра
Карательные функции психиатрии формировались постепенно. Этому способствовала сложившаяся практика
проведения судебно-психиатрической экспертизы:
– отсутствие внимания психиатрической общественности
к этическим проблемам судебной психиатрии;
– централизованное судебно-психиатрическое обследование диссидентов;
– отсутствие единого методологического подхода к решению диагностических и экспертных вопросов и отсутствие стандартизированных оценочных критериев
диагностики;
– чрезмерный патернализм и недостаточно разработанные критерии при назначении принудительного
лечения;
– низкая целесообразность лечебных мероприятий.
В большинстве стран решением судебно-экспертных вопросов занимаются обычные психиатры. В Советском Союзе
судебная психиатрия как отдельная область выделилась
из общей психиатрии и начала успешно конкурировать с
по­следней. И если одной из основных проблем общей психиатрии были этические нормы взаимоотношений врача и
больного, то советская судебная психиатрия в 60–80-е годы
этическим и деонтологическим проблемам особого внимания не уделяла. Решающее значение имел медицинский
критерий, т.е. диагностирование психического заболевания
и вытекающее из этого экспертное решение о вменяемости
либо невменяемости.
Как уже было сказано, практически во всех случаях
экспертиза диссидентов проводилась в Центральном научно-исследовательском институте судебной психиатрии
им. проф. В.П. Сербского. Именно до предела бюрократизированная иерархичность структуры советской психиатрии с ее
чиновничьим аппаратом позволила исключить основной круг
судебных психиатров из участия в экспертизах диссидентов.
Большинство судебных психиатров, включая и сотрудников
института, даже не знали о злоупотреблениях, имевших место
в его 4-м специализированном отделении.
71

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Последствия диагностических ошибок в судебной психиатрии носят медицинский и социальный характер, так
как неправильно установленный диагноз ведет к неверному
экс­пертному заключению, в результате которого психически больной очень часто попадает в руки пенитенциарной
системы, а психически здоровый — на много лет в психиатрическую больницу.
Анализ причин диагностических ошибок очень важен
и для самих судебных психиатров. Обобщающий анализ
ошибочной клинической диагностики, проведенной сотрудниками института, нам не известен. В 1997 г. вышла в свет
монография Н.Г Шумского, посвященная диагностическим
ошибкам в судебно-психиатрической практике института,
однако клинического разбора диагнозов, поставленных
диссидентам, в этом труде, естественно, нет.
Ошибки в диагностике психического состояния диссидентов
(в случаях, когда это были ошибки, а не преднамеренное искажение диагноза) — это не просто заблуж­дения отдельных
врачей-психиатров, это ошибки, отражающие не столько болезнь личности, сколько доминирующие в то время
диагностические стереотипы. Одной из причин ошибочного
диагноза, непозволительной госпитализации и принудительного лечения в больницах специального типа сис­темы МВД
являлось отсутствие в 80-е годы строгих формализованных
оценочных критериев в диагностике психических заболеваний. Отчасти в связи с этим, отчасти по другим причинам
стойкие неврозо- и психопатоподобные расстройства, сверхценные образования, стертые аффективные проявления,
подозрительность, которые иногда проявлялись в период
ареста, трактовались как проявления вялотекущей прогредиентной шизофрении. Убежденность в своей правоте,
потребность в справедливости, обостренное реагирование
на ситуацию, унижающую человеческое достоинство, диагностировались как паранойяльное развитие. В собственной
судебно-психиатрической практике нам неоднократно приходилось сталкиваться с тем, что непонимание системы
взглядов и аффективных реакций человека, совершившего
правонарушение по религиозным мотивам, трактовалось как
состояние паранойяльного развития только потому, что его
72

Глазами психиатра
система взглядов и отношений находилась в явном противоречии с советской действительностью и системой взглядов
самого эксперта. Такие диагностические подходы к концепции
бреда реформаторства в рамках вялотекущей шизофрении и
паранойяльных состояний существовали фактически только
в СССР и некоторых восточноевропейских странах.
Утверждение, что поставленные диссидентам неправильные диагнозы являлись целенаправленной фальсификацией
и следствием отсутствия строгих формализованных оценочных критериев, может показаться противоречивым: репрессии или ошибки? Однако это не так, поскольку отсутствие
единых стандартизированных подходов к диагнос­тике дает
возможность для неправомерных и опасных разночтений,
а это, в свою очередь, облегчает фальсификацию диагноза.
Основы расширенного толкования шизофрении (вялотекущей формы) были заложены трудами сотрудников школы
профессора А.В. Снежневского.
Концепция этого известного московского психиатра о
вялотекущей шизофрении с отсутствием явно выраженных
симптомов и так называемой латентной шизофрении приводит к размытости и нечеткости границ психического заболевания, стиранию различий между нормой и патологией.
Основные трудности заключались в оценке времени начала
заболевания или проявления психических отклонений. При
доминировании упрощенных критериев диагностики психическая временная дезадаптация трактовалась как патологическое состояние. Расширительная концепция шизофрении
способствовала ошибочной диагностике этого заболевания, а
при необходимости — обоснованию заведомо неправильного
диагноза. С диагнозом шизофрения успешно конкурировал
диагноз паранойяльное развитие личности.
Доминирующая установка диагностической школы
А.В. Снежневского встречала сопротивление со стороны
других психиатрических школ — ленинградской и киевской, а также отдельных психиатров, в частности Этилии
Казанец, уволенной в 1979 г. из Института им. Сербского
после публикации ее статьи о гипердиагностике шизофрении
в западном психиатрическом журнале.

73

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Практика показала, что из-за отсутствия единого методологического подхода постоянно наблюдается широкий
диапазон диагностических и экспертных заключений. По
данным Института судебной психиатрии, в 1922 г. психически больными и, следовательно, невменяемыми, были
признаны 46,5% прошедших СПЭК, а в 1935 г. удельный
вес невменяемых составил только 3%. Естественно, не могло
быть и речи об исцелении 43% больных. Просто констатация
в 1935 г. невменяемости или временного расстройства психической деятельности, развивавшихся в результате применения пыток во время следствия, помешала бы массовым
сталинским политическим процессам, начавшимся в СССР.
Изучение экспертных заключений, проведенное в 1989 г.
Украинским филиалом ВНИИ им. Сербского, показало более
стабильные данные. Невменяемость в среднем по Украине
составляла 4,2%, но по отдельным регионам колебалась от
2,7% в Крыму до 4,2% по Львовской области. Невменяемыми чаще всего признавались больные шизо­френией, но вот
диагностические расхождения были очень велики: от 53% в
Киевской СПЭК до 85,4% в Крымской экспертизе. Поэтому,
как бы несовершенны и условны ни были все классификации
психических заболеваний, все равно — без точных стандартизированных диагностических критериев невозможно избежать расширенной диагностики. В «Руководстве по судебной
психиатрии»под редакцией А.С. Дмитриева и Т.В. Клименко,
вышедшем в Москве в 1998 г., идеи реформаторского содержания исключены из категории бредовых переживаний.
Однако в непрерывнотекущей шизо­френии по-прежнему
выделяется вялотекущая шизофрения с неврозоподобной
и психопатоподобной симптоматикой (стр. 172–173).
С нашей точки зрения, строгий перечень необходимых
формализованных критериев диагностики психических
заболеваний предлагает МКБ-10. В этой классификации
выделяется четыре группы четких и четыре группы менее
отчетливых симптомов шизофрении. Для диагностики
шизофрении необходимо как минимум наличие одного
комп­лекса симптомов из основной группы или двух комплексов из дополнительной, с длительностью психотического эпизода со специфическими симптомами не менее
74

Глазами психиатра
ме­сяца. Продромальные неспецифические симптомы, которые можно диагностировать только ретроспективно на фоне
уже имеющихся типичных шизофренических проявлений,
нужно относить к непсихотическому этапу болезни. МКБ-10
наиболее четко отражает динамику течения заболевания,
уточнена характеристика типов течения заболевания и
выделены: непрерывный тип течения; эпизодический с
нарастающим или стабильным дефектом, либо ремитирующий; состояние ремиссии (полной).
Такой подход к диагностированию шизофрении особенно
важен в условиях психотравмирующей судебно-следственной ситуации.
И опять приходится подчеркивать, что психиатр, а
особенно — судебный психиатр, обязан разобраться в
душевном мире каждого пациента, проанализировать все
пе­ре­жи­вания с учетом социокультуральных, социальноэкономических, политических, микросоциальных, возрастных, индивидуально-психологических особенностей,
жизненных ситуаций, событий, переживаний и поведения
личности, — чтобы дифференцировать неболезненные
личностно-индивидуальные особенности и не принимать
нестандартное мышление за болезнь.
Для избежания гипердиагностики психического заболевания на любой стадии судебно-следственного процесса
и судебно-психиатрической экспертизы концептуальность
должна стать обязательным принципом психолого-психиатрического анализа проблемных диагностических случаев.
К недобровольному лечению психически больных нельзя
относиться только отрицательно, так как ряд психотических
проявлений и некритичное отношение к своим переживаниям
в некоторых случаях требуют обязательного направления на
принудительное лечение. Недобровольная госпитализация,
патернализм, вызванные наличием у больного клинической
симптоматики, требуют от психиатра осторожности, чтобы
не нарушались гражданские права пациента. 9 декабря 1976
года Генеральной Ассамблеей ООН была принята Декларация о защите всех граждан от пыток и других жестоких,
бесчеловечных или унижающих человеческое достоинство

75

советская психиатрия: заблуждения и умысел

видов обращения и наказания. Под пытками понимаются
действия, причиняющие какому-либо лицу сильную боль
или страдания, для того, чтобы получить информацию,
признание, либо наказать его за совершенное действие
или за действие, в совершении которого оно подозревается.
Случаи, когда на принудительное лечение направляют психически здоровых либо лиц с психическими отклонениями,
не требующими такого лечения, следует приравнивать к
пыткам. Тотальный патернализм в психиатрической субкультуре объясняется профилактикой агрессивных действий
психически больных и ведет к профилактической госпитализации, в том числе и недобровольной, к применению более
сильных препаратов в завышенной дозе, продлению срока
госпитализации и пребыванию на специализированном учете.
Однако чрезмерные опасения, связанные с возможностью
совершения больными общественно опасных действий (так
же, как и гипердиагностика психических заболеваний),
являются признаком профессиональной некомпетентности
психиатров. Об этом свидетельствуют статистические исследования: вероятность совершения психически больными
общественно опасных действий практически не отличается
от вероятности несовершения таких действий (В.М. Шумаков, Г.С. Жуковский, 1973).
Судебные психиатры дают медицинские рекомендации
относительно необходимости принудительного лечения, а
проводят лечение клинические врачи, перед которыми возникает масса этических проблем. (Поскольку эта книга не
является строго научным трактатом, мы не останавливаемся
на проблемах общественно опасного поведения психически
больных и прогнозировании возможности такого поведения;
принудительного лечения в больницах общего типа, появившихся больницах с усиленным наблюдением и переданных в ведение Министерства здравоохранения больниц
со строгим наблюдением.) Речь идет о правах больного на
лечение и на отказ от него, об информированном согласии
больного на лечение и госпитализацию. Эти проблемы стали обсуждаться в конце 80–90-х годов XX века в связи с
усилением движения за гражданские права личности и с

76

Глазами психиатра
утратой психиатрии своей автономности. Они могут разрешиться только если роль судопроизводства будет возрастать
и квалифицированные юристы займутся формированием
действенной защиты прав пациентов. Особенно это касается
обоснованности и законности принудительного лечения. Несмотря на то, что процедура согласования с юридическими
органами вопросов, касающихся принудительного лечения,
громоздка, другого пути нет.
И, наконец, вопрос применения лечебных методов и
их целесообразности. Диссиденты годами находились на
принудительном лечении, и на этом этапе особенно остро
возникает вопрос о личной ответственности клинических
психиатров. Трудно представить, чтобы психиатр-практик
при длительном наблюдении за пациентом не смог бы разобраться в его клинических проявлениях и уточнить диагноз.
И тем не менее, к диссидентам в конце XX века применяли
методы воздействия и активного вмешательства (инсулиновые комы, строгие меры физического сдерживания,
атропиновая «терапия», вызывающая преходящие делириозные состояния и повышение температуры, сульфазин),
которые по сути своей не являются лечебными. Кроме того,
практически все они длительно принимали антипсихотические препараты, которые оказывались неэффективными
и вызывали осложнения в виде двигательных нарушений.
Согласно существующим инструкциям статус пациента, находящегося на принудительном лечении, пересматривается
каждые 6 месяцев. Как показало наше обследование, эти
сроки удлинялись, комиссии по снятию принудительного
лечения носили формальный характер, в них до настоящего времени не участвуют независимые инстанции с правом
вынесения решений. Практически не только у пациентов,
но и у их родных нет реальных возможностей оспаривать
решения врачей; кроме того, комиссии совершенно не обращают внимания на лечебные мероприятия.
Психиатрия, являясь дисциплиной социально уязвимой, в связи с этим занимает в ряду других медицинских
специальностей несколько обособленное положение. Работа
врачей-психиатров охватывает медицинские, социальные
77

советская психиатрия: заблуждения и умысел

и правовые проблемы. Психиатры должны отдавать себе
отчет в том, что население опасается их. В недавнем прошлом психиатрию использовали для борьбы с политической
оппозицией. Но и сегодня поднимается вопрос об использовании психиатрии для сведения политических счетов
и установления психиатрического контроля над людьми,
претендующих на власть в стране. Очевидно, найдутся
сторонники целесообразности такого фильтра, только
стоит ли заменять выборы медицинскими заключениями
экспертов? А если среди судебных психиатров окажутся
люди недобросовестные или некомпетентные? В прессе все
время появляются публикации о злоупотреблениях психиатрией по экономическим и даже бытовым мотивам. Сегодня мы сталкиваемся с ситуациями, когда при квартирных
махинациях, используя беспомощное состояние психически
больных, объявляют их психически здоровыми, либо признают недееспособными психически здоровых. В Харькове
муж с помощью врача-психиатра три года продержал в
психиатрической больнице неугодную ему жену. В другом
случае мошенники поместили женщину в психиатрическую
больницу на полгода и за это время продали принадлежащие
ей две квартиры. О злоупотреблениях психиатрией пишут
два десятка лет, но тема психиатрических репрессий продолжает оставаться актуальной.
Тяжесть психиатрических репрессий испытывали и продолжают испытывать не только политические диссиденты
и борцы за справедливость при тоталитарных режимах,
но и жертвы непреднамеренных ошибок психиатрической
диагностики. Нетерпимость и дискриминация на бытовом
уровне также может привести к ошибочному диагностированию психического заболевания.
Говоря о последствиях этих репрессий и злоупотреблений в отношении инакомыслящих диссидентов, нельзя не
остановиться на проблеме психиатрической стигматизации.
Под стигматизацией понимается набор отклоняющихся от
нормы и неприемлемых отличительных признаков, сформировавшихся в результате внушения и самовнушения. Этот
комплекс неприемлемых признаков различного характера в

78

Глазами психиатра
силу своей необычности порождает страх и настороженное
отношение.
Психически больные испытывают страх перед обществом, так как психическое заболевание является социальным клеймом. Отчужденность, закрытость психически
больных, их изолированное положение в обществе как раз
и являются следствием их страха.
В свою очередь, население, подвергая дискриминации
психически больных, точно так же испытывает страх
перед больными. Он формируется у здоровых вследствие
не­обычного поведения больных, сопровождающегося иногда
агрессивными тенденциями. Люди боятся клейма психически
больного, опасаются сойти с ума, быть выброшенными из
общества, стать изгоями. Существует страх и перед психиатрами: боятся неправильной диагностики, принудительной
госпитализации, насильственного введения лекарственных
препаратов, побочных действий и осложнений в результате
лечения. Чувство страха перед психиатрией и среди населения, и среди психически больных в определенной степени
сформировано самими психиатрами. Все это вызвано тем,
что свой долг перед пациентами психиатры исчерпывают
оказанием медицинской помощи, госпитализацией больного.
Затем исполняют свой долг перед обществом: защищают
его от негативного поведения больного, изолировав последнего. Свои же обязанности по отношению к пациентам
как гражданам и членам общества отодвигают на второй
план, в связи с чем и происходит нарушение гражданских
прав больного. В конечном итоге деятельность психиатров
начинает вызывать недовольство и со стороны психически
больных, и со стороны общества.
Затронутые проблемы решить непросто. Диагностические
стандарты анормальности и индивидуальные особеннос­
ти нормальности зависят от личностных особенностей, от
мышления и пациента, и психически здорового, и пси­хиатра.

Литература
1. Адлер Н., Глузман С. Пытка психиатрией: Механизм и последствия // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им.

79

советская психиатрия: заблуждения и умысел

В.Н. Бехтерева. — 1992. — № 3. — С. 138–152.
2. Буковский В., Глузман С. Пособие по психиатрии для инакомыслящих // Хроника защиты прав в СССР. Вып. 13. — НьюЙорк: Хроника, 1975. — С. 36–61 (Приложение).
3. Буковский В. И возвращается ветер…: Письма русского путешественника. — М., 1990. — 463 с.
4. Ван Ворен Роберт. Даниил Лунц: Психиатр-дьявол. — Амстердам, 1980. — 45 с.
5. Гельдер М., Гэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по
психиатрии. — К.: Сфера, 1997. — Т. 1. — 299 с.; Т. 2 — 435 с.
6. Григоренко П.Г. Мысли сумасшедшего: Избранные письма и
выступления. — Амстердам, 1973. — 324 с.
7. Григоренко П.Г. Сборник статей. — Нью-Йорк: Хроника, 1977. —
121 с.
8. Григоренко П.Г. Наши будни, или Рассказ о том, как фабрикуются уголовные дела на советских граждан, выступающих
в защиту прав человека — Б.м.: Сучасність, 1978. — 117 с.
9. Григоренко П.Г. В подполье можно встретить только крыс. —
Нью-Йорк: Детинец, 1981. — 845 с.
10. Гушанский Э.Л. Информационное письмо о злоупотреблениях в
психиатрии в Московский исследовательский центр по правам
человека. — М., 1996. — 25 с. — Рукопись.
11. Диагностические критерии DSM–III-R. — К.: Абрис, 1995. — 270
с.
12. Заступница: Адвокат С.В. Калистратова. — М.: Звенья, 1997. —
349 с.
13. Історія хвороби Леоніда Плюща. — Б.м.: Сучасність, 1976. — 206
с.
14. Ленгард К. Акцентуированные личности. — К., 1981. — 390 с.
15. Международная классификация болезней: (10-й пересмотр):
Классификация психических и поведенческих расстройств
(ВОЗ, 1992). — К., 1999. — 270 с.
16. Оценка недавних перемен в советской психиатрии // Бюллетень шизофрении / Пер. с англ. — Вашингтон, 1989. — Т. 15.
№ 4. — 219 с.
17. Очерки истории / Под ред. проф. Т.Б. Дмитриевой и Ф.В. Конд­
ратьева. — М., 1996. — 228 с.
18. Плющ Л. На карнавале истории. — Рукопись.
19. Рафальский В.П. Репортаж из ниоткуда. — Рукопись.
20. Рафальський В. Заспівай, люба мамо, мені колискову…:
Автобіографічні нотатки. — Стрий, 1997. — 102 с. — Рукопись.
21. Ротштейн В.Г., Ястребов В.С. Психиатрия, психиатры и общество: (Русский опыт). — М., 1995. — 165 с. — Рукопись.
22. Руководство по психиатрии. /Под ред. акад. Г.В. Морозова. —
М.: Медицина, 1988. — Т. 1. — 640 с.; Т.2. — 640 с.
23. Современное состояние судебно-психиатрической экспертизы
и пути ее совершенствования: Информационно-аналитическая

80

Глазами психиатра

24.
25.
26.
27.
28.
29.

справка. — К.: Укр. филиал ВНИИОСП им. В.П. Сербского, 1990.
— 6 с. — Рукопись.
Судебная психиатрия / Под ред. А.С. Дмитриева, Т.В. Клименко. — М., 1998.
Судебная психиатрия / Под ред. проф. Б.В.Шостаковича. — М.,
1997. — 385 с.
Шумаков В.М., Жуковский Г.С. К вопросу о прогнозировании
риска общественно опасных действий больных шизофренией //
Казанский мед. журнал. — 1973. — № 6. — С. 48–49.
Шумский Н.Г. Диагностические ошибки в судебно-психиатрической клинике. — СПб., 1997. — 372 с.
A biographical diction ary on the political abuse of psychiatry in
the USSR. — Amsterdam, 1990. — 180 p.
Schizophrenia. Bulletin Nation al Institute of Mental Health.
Supp. to Vol. 15, # 4, 1989. — 220 р.

81

советская психиатрия: заблуждения и умысел

82

ÃËÀÇÀÌÈ ÏÑÈÕÎËÎÃÀ

Манипуляции психиатрическим диагнозом
В психологии существует понятие «манипулятивные техники общения». Эти приемы коммуникативного поведения
сродни инструментальным формам активности человека, в
которых партнер по взаимодействию (как и любой другой
человек вообще) выступает обычным средством достижения
желаемого результата, поставленной цели. Иначе говоря,
другого человека могут просто использовать — как, например, используют молоток, чтобы забить гвоздь, или
забивают, как гвоздь, который причиняет неудобства и,
понятно, может быть опасным, создавая лишние проблемы,
постоянно «остро» напоминая о себе, указывая на что-то
нелицеприятное.
Через инструментальную активность манипулятивные
техники в действиях человека тесно связаны с так называемой инструментальной агрессией. С ее помощью любая
проблемная ситуация разрешается рассудочно, как абстрактно-логическая задача, без учета того, что «условием»
этой задачи могут являться или являются живые люди. При
этом косвенное или прямое ущемление интересов и прав
другого человека обосновывается целесообразностью применения подавляющих (насильственных) санкций (вплоть до
убийства) исходя из особенностей ситуации, которая якобы
уполномочивает принимать такие решения.
Сопротивление или попытка сопротивления навязываемым манипулятивным техникам, царственно дарующим
человеку статус марионетки, отличает каждого диссидента,
в том числе и многих из тех, кому выпала участь испытать
злоупотребления психиатрическим диагнозом в политических целях. Рискну напомнить известную фразу: «нет человека — нет проблемы». И добавить, что с помощью циничной
85

советская психиатрия: заблуждения и умысел

политической манипуляции психиатрическим диагнозом от
человека избавлялись психическим нигилированием, т.е.
психологическим убийством, гражданской смертью.
Не секрет, что к психиатрическому диагнозу давно
прибегали и все еще прибегают как… к средству спасения.
И от законных санкций, и от беззакония. При этом в очень
мирных и гуманных целях и по многим причинам.
Об этом не боятся писать психиатры, сумевшие отказаться от защитной позиции нивелирования, отрицания и
замалчивания наболевших проблем психиатрического диагноза, связанных с его функцией социальных санкций. К
сожалению, и сами они не избежали запрета на свою точку
зрения — санкции, неконструктивной для устранения названных ими социально-психиатрических проблем.
Получается, что время диссидентских рукописей, которые пишутся «в стол», не везде и не для всех прошло окончательно. Однако авторы цитируемой ниже работы относятся
к этому обстоятельству с достойным уважения терпением.
Они, проявляя целесообразную осмотрительность, состоящую в желании скрыть свои имена, дабы избежать обещанных санкций профессионального подавления со стороны
их начальственных коллег (А как же иначе?! Отступники
ведь (диссиденты!), сор из избы метут и т.д.), предоставили
возможность привести выдержки из своей книги.
«…один только факт обращения в психиатрическое
учреждение или поставленный когда-либо диагноз (а диагноз не отражает и не может отразить всех особенностей
состояния больного) мог исключить возможность заниматься некоторыми видами профессиональной деятельности, водить автомобиль, лечиться в санатории, купить
охотничье ружье, поехать в заграничную командировку
или туристическую поездку и т. д…». Однако такие «…
социальные ограничения…становились бессмысленными
по отношению…» к пациентам с пограничными, непсихотическими состояниями,«…что было ясно и им самим,и врачам… Инструктивные материалы этого не учитывали…
Ряд социальных санкций (а их становилось все больше)
по-прежнему касался всех лиц,состоящих на психиатрическом учете, или всех тех, кому поставлен определенный
86

Глазами психолога
диагноз… Выйти из положения было трудно; к чести
психиатров, это все-таки иногда делалось».
«Если, например, оказывалось, что пациент ограничен
в своих правах в связи с определенным диагнозом, а врач
видел, что его состояние не требует такого ограничения,
можно было обойти инструкцию единственным способом:
пересмотреть диагноз. При этом могло случиться, что
врач вообще-то с диагнозом был согласен, а могло быть и
так,что он действительно считал его неверным. В первом
случае возникала следующая проблема. С одной стороны,
для того, чтобы помочь больному, психиатр должен «симулировать» профессиональную ошибку — поставить заведомо неверный диагноз. Для врача, обладающего высоким
нравственным уровнем, это просто невозможно. С другой
стороны, в первую очередь именно такие врачи ощущали,
что нельзя ограничивать пациента в его правах по чисто формальному признаку,и с этой точки зрения неверный диагноз поставить необходимо. Этот нравственный
конфликт разрешился путем формирования своеобразной
этической нормы: можно записать в историю болезни
заведомо неверный диагноз,если назвать его в кругу коллег
«социальным»,«реабилитационным» или как-нибудь еще в
этом роде. Истинный диагноз стали называть «научным»,
«академическим» и т.п.; он был известен в учреждении,где
наблюдали больного, лечение проводилось в соответствии
с ним, но в историю болезни его не записывали. Такая
практика получила довольно широкое распространение и
обозначалась множеством жаргонных словечек («двойная
бухгалтерия», «один пишем, два в уме» ит.п.)».
Ну что ж, остается констатировать хорошо известное:
атомная энергия используется и в мирных, и в разрушительных целях. А манипуляция психиатрическим диагнозом
— и во благо, и во вред…
Вообще, если человеком манипулируют, психологическая сторона его жизни, мягко говоря, очень проблемна.
Если человека при этом стремятся политически подчинить,
подавить или уничтожить, используя психиатрический диагноз, его жизнь превращается в испытание унижением, в
духовную пытку. Психологические краски исчезают, вокруг
87

советская психиатрия: заблуждения и умысел

сгущается мрак безысходного отчаяния…
Мир воспоминаний этих людей заставляет ощутить
действие какой-то бесстрастной, неумолимо и безжалостно
уничтожающей силы. Я помню, что это ощущение и удивило, и насторожило меня. Оно даже вызвало сомнения
в пользу эмоциональных нарушений, которые могли соответствовать проявлениям вялотекущей шизофрении. В то
время это был «главный» психиатрический диагноз. Он был
облечен важной политической миссией «охраны государственной безопасности».
Рассказывая о периоде политико-психиатрических
репрессий в своей жизни, люди перечисляли какие-то
формальные детали (где было окно, где стояла кровать,
как открывалась дверь), называли запомнившееся имена
следователей, врачей, сопалатников, санитаров. О своих
чувствах и переживаниях того времени они ничего не говорили, — по крайней мере, спонтанно и самопроизвольно.
Это казалось неестественным. Ведь если много пережил,
бесстрастность рассказа трудно сохранить — даже очень
волевому и скрытному человеку. Тем более трудно не заметить прорывающиеся чувства, если внимание к такого
рода нюансам давно стало профессиональной привычкой.
Вопрос о возможной болезни и возможных болезненных
изменениях вследствие лечения в так называемых исправительных целях оставался до некоторого времени открытым.
Ответ на него нашелся после того, как в процессе бесед,
которые имели определенную психодиагностическую ориентацию, прояснилось множество важных психологических
обстоятельств и деталей.
Люди воспринимали будущее как практически не существующую для них реальность. Они не надеялись. Они
эмоционально отрешились от будущего. Жить надо было
их настоящим, реальным. А в настоящей, реальной жизни
был просто стул, окно, скрип двери, стоны и крики по
ночам, кровать соседа, сам сосед, действительно страдающий тяжелым психическим заболеванием, грубый или,
если повезло, добрый санитар и такой же врач, прием
лекарств, действие которых укрепляло уверенность в том,
что скоро придет твой конец. Конец казался желанным,
88

Глазами психолога
смерть избавляла от страданий. Душевная боль и маленький огонек надежды прятались за внешней атрибутикой,
находя за ней защиту в те страшные дни и оставаясь за ней
и в воспоминаниях.
На собственные переживания человек не имел права.
Он даже сознательно отказывал в этом праве самому себе.
Он понимал или интуитивно чувствовал и угадывал, что
собственным эмоциям сейчас нельзя давать волю, иначе
ослабеешь, не выдержишь. Поэтому таил свои чувства даже
от самого себя.
Формальное перечисление несущественных деталей в
рассказах-исповедях свидетельствовало о действии психологических защитных механизмов, когда главное глубоко
прячут внутри, а о второстепенном, которое когда-то заменяло под давлением обстоятельств главное, рассказывают.
Этот факт становился отчетливо ясным и неоспоримым.
Когда же рассказывали о главном — плакали, а многие,
чтобы не плакать, старались о главном говорить вскользь
или вообще не говорили…
Здесь совсем не лишним будет вспомнить о научной объективности «субъективных»данных психологии и заметить,
что глубинная, индивидуальная, объясняющая и понимающая психология является условием создания действительно
объективно-научных диагностических стандартов для психиатрии, увеличивая объем представлений о вариативности
индивидуальных психологических проявлений человека.
Вот только скептики от психиатрии упускают это из
виду. Но почему? Может, бессознательно, подчиняясь
грубо вытесненной в подсознание психологической личной
пробле­матике? Или сознательно? Кто знает? Ведь недаром
говорят, что чужая душа потемки… Но в психологических
потемках своей души, да и потом в реальной жизни легко
создать ситуацию, выгодную для циничных манипуляций
психиатрией. Об этом скептики также забывают, что уж
совсем непозволительно.
Наверно, это досталось им по наследству от того
времени, когда психология из психиатрии была изгнана.
Произошло это, как известно, в октябре 1951 г. на объединенном заседании Президиума АМН СССР и пленума
89

советская психиатрия: заблуждения и умысел

правления Всесоюзного общества невропатологов и психиатров. Психологическому направлению в психиатрии тогда
ин­криминировались псевдонаучность и пропаганда буржуазно-идеалистических воззрений на природу поведения
человека, признававших объективную роль внутренних
(субъективных, индивидуальных) факторов в детерминации
его мотивов. Профессора А.В. Снежневского, возглавившего
вскоре после этого НИИ общей и судебной психиатрии им.
В.П. Сербского, «психологическое направление в психиатрии…не интересовало».
«В практике судебно-психиатрической экспертизы…
наиболее частый вопрос,который ставится перед экспертом-психиатром,состоит в том,вменяем ли испытуемый,
то есть можно ли применить при разборе того нарушения закона, которое он совершил, категорию вины… правильно решить этот вопрос можно только в том случае,
если соблюдены два обязательных условия: если доказано,
что испытуемый в самом деле нарушил закон; если есть
возможность принять решение строго индивидуально»
и индивидуализировано по отношению к состоянию и особенностям подэкспертного. «И первое, и второе условие в
практике советской судебно-психиатрической экспертизы
нарушалось».
Мне кажется, что эта объемная цитата совсем не лишняя.
Когда в работе над проектом «Диссиденты» мы анализировали случаи злоупотребления (и, естественно, их причины)
психиатрическим диагнозом в политических целях, этот
вывод напрашивался сам собой.
Вина, болезнь, наказание. Индивидуальная мера вины,
соразмерность наказания и ответственность. Индивиду­
альная норма и психические отклонения. Это далеко не
полный ряд вопросов, объективные ответы на которые не
могут быть даны без психологии, т. е. без наполнения психологическим содержанием категорий юридической и медицинских наук, которые тесно соприкасаются друг с другом
в проблеме судебных экспертных оценок при определении
медико-социального и правового статуса личности.
Временами (не высказанная, но явно ощущаемая)
нехват­ка психологического знания проступает в недос­таточ­
90

Глазами психолога
но корректных психиатрических оценках типа «психи­чес­ким
заболеванием не страдает, но обнаруживает особенности
характера». Звучит так, как будто особенности характера
— уже признак болезненных отклонений от психической
нормы. Еще пример столь же психологически некорректных
формулировок, но уже из серии вопросов, которые ставятся
перед судебно-психиатрической и судебно-психологической
экспертизой: «Имеются ли у обвиняемого какие-либо
индивидуальные особенности?». Как будто бывают люди
без индивидуальных особенностей! Справедливости ради
следует отметить, что и некоторые психологи вряд ли отдают себе отчет в том, что делают непозволительную для
их профессионального звания грубейшую ошибку, когда
на вопрос такого рода отвечают: «Обвиняемый не имеет
каких-либо индивидуальных особенностей, которые могли
повлиять на его поведение».
Встречаясь в своей работе с такими диагнозами, с такими
вопросами и с такими ответами, мало сказать, что крайне
неприятно удивляешься. Возмущение долго не дает успокоиться. Потом становится просто очень горько от сознания
того, что люди, в силу своей профессии, или, как говорится, по определению обязанные учитывать человеческий
(индивидуальный) фактор, игнорируют его или не умеют
справиться с такой повседневной для их профессионального
труда задачей. Впрочем, это закономерно для сегодняшнего
уровня психологической культуры и психологической подготовки специалистов: как тех, которые назначают и проводят
психиатрические и психологические экспертизы, так и тех,
которые учитывают их результаты в суде. Однако эта тема
— предмет отдельного разговора. Тема очень серьезная и
опять же с очень болезненными последствиями для Homo
Individualis — человека индивидуального.
Между тем, психологические особенности «инакомыслящих» не всегда оставались без внимания. Ими активно
интересовались стражи государственной безопасности. Если
не «сомнения» в психическом здоровье диссидента, не подтвержденные когда-то уже проводимой в отношении него (и
тоже по политическим мотивам) судебно-психиатрической
91

советская психиатрия: заблуждения и умысел

экспертизой, то хотя бы черты его характера, отраженные
в ее тексте, могли послужить поводом к тому, чтобы проблемная для государства, т.е. по тем временам политически небезопасная личность (как часто оказывалось, более
проблемная для себя и не столько политически, сколько
психологически), была направлена следствием на повторную
судебно-психиатрическую экспертизу.
Во время работы над проектом «Диссиденты» в архивных материалах (акт судебно-психиатрической экспертизы
на обвиняемого по ст. 62, ч. 1 УК УССР — распространение
клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй) нашлось постановление
следователя УКГБ УССР по г. Киеву и Киевской области,
завизированное его вышестоящим начальством, со следующей мотивировкой назначения судебно-психиатрической
экс­пертизы: «В ходе предварительного следствия вину в
совершенном преступлении Я.В.И. (фамилия, имя, отчество
— Н.А.) отрицает, на допросах ведет себя неискренне. Ранее
Я.В.И. подвергался …судебно-психиатрической экспертизе…
был признан вменяемым. В настоящее время в поведении
Я.В.И. отмечается фиксация внимания на своем внутреннем
мире, переоценка собственной личности. На основании изложенного…для установления психического состояния Я.В.И.
назначить судебно-психиатрическую экспертизу…».
К настоящему времени (т.е. ко времени назначения
второй судебно-психиатрической экспертизы) фраза, начинающаяся со слов «В настоящее время…», никакого
отношения не имела. Ее просто позаимствовали из акта
(трехлетней давности!) прежней судебно-психиатрической
экспертизы. Тогда обвиняемый привлекался к уголовной
ответственности по ст. 194 УК УССР (предоставление подложного документа и получение оплачиваемого отпуска) со
следующей (малоубедительной) мотивировкой назначения
судебно-психиатрического освидетельствования: «При допросе Я.В.И. возникло сомнение в том, что у него нормальное здоровое состояние психики, а поэтому он нуждается в
судебно-психиатрическом обследовании». Инкриминируемые
ему действия и статья обвинения, как выяснилось позже,
маскировали политические мотивы попыток «приобщить»
92

Глазами психолога
его к психиатрии или как бы намекали и предупреждали
о необходимости незамедлительно изменить свое поведение
и отказаться от намерений покинуть СССР.
Показавшиеся следователю «странными» сосредоточенность Я.В.И. на своем внутреннем мире и переоценивание собственной личности были, что явствовало из текста экспертного заключения, далеко не единственными признаками,
которые характеризовали его индивидуальные особенности.
Среди таких признаков, например, отмечались следующие:
«свободно оперирует абстрактными понятиями»; «к исследованию относится с интересом»; «проявляет активное
внимание к тестовым вопросам методик диагностики личностных особенностей, охотно анализирует их в совместном
обсуждении, соотносит их содержание с присущими ему поступками, индивидуальными особенностями, своим образом
жизни»; «внешне стремится проявить удовлетворенность
собой, нивелируя внутреннюю напряженность и неуверенность с помощью психологически защитного поведения по
типу избегания критического самооценивания с некоторой
переоценкой собственной личности». Заметим, что с точки
зрения психического здоровья, в наличии которого психиатры ему не отказывали, разница между «некоторой переоценкой личности»и «переоценкой личности»несущественна,
но фраза, вырванная из контекста, всегда может иметь
тот смысл, который ей хотят придать. Чтобы найти такую
фразу, следствие проявило высокопрофессиональную избирательность внимания.
Но и Я.В.И. не отступил от своей цели. Сейчас он с семьей живет в Америке, работает и, по рассказам друзей,
уровень его притязаний вполне удовлетворен. Возможно,
поэтому в его поведении психологические защиты будут
проявляться реже. Если, конечно, он также удовлетворен и
тем, что его «шизоидные ассоциации,без которых не было
бы гениев» оцениваются не только им, но и окружающими
как «оригинальные идеи», а ему самому хватает профессионализма, чтобы их реализовывать.
Психиатрический «компромат» использовался не только
по отношению к «инакомыслящим» диссидентам. Дьявольская «удачная» находка — манипуляция психиатрическим
93

советская психиатрия: заблуждения и умысел

диагнозом — могла, как политический шлагбаум, преградить путь сотрудникам системы правопорядка, если
решение профессиональных задач, служебный долг и профессиональную честь кто-то из них представлял иначе, не
так, как предписывалось сверху.
Такие истории стали всплывать, когда психиатрии пришлось реабилитировать себя из-за собственных и политически навязанных ей злоупотреблений диагнозом. Еще до
создания независимой Ассоциации психиатров Украины,
примерно в начале 1991 г., инициативная группа киевских
психиатров организовала работу консультативно-экспертного совета по психиатрии при главном психиатре Министерства здравоохранения УССР. Царившая тогда, активно
и пассивно созданная, психиатрическая диагностическая
неразбериха заставляла людей обращаться в Совет за помощью, и они рассказывали…
Для одного из посетителей, пытавшегося преодолеть
препятствия на пути борьбы с преступностью, это закончилось серьезным служебным конфликтом и направлением
на медицинское освидетельствование с участием психиатра
из-за того, что он, как было сказано в документе, «несмотря на умение оперативно выполнять поставленные перед
ним задачи, в последнее время стал обнаруживать изменения в характере: вспыльчив, позволяет себе высказывать
самостоятельное мнение». Когда уволить правдоискателя
по служебному несоответствию и по состоянию здоровья
«через психиатрию» не удалось, а желания добраться до
коррумпированных небожителей у него (несмотря на разнообразные многочисленные намеки быть разумным и оставить
свои намерения) не поубавилось, была применена очередная
мера воздействия: фабрикация статьи уголовного обвинения.
Находясь под следствием, он был уволен из системы
внутренних дел, а тогдашнюю психологически понятную
утрату равновесия, т.е. стрессогенный эмоциональный срыв,
очень быстро соединили с упомянутыми выше «изменениями
в характере». В итоге диагноз: «Шизофрения, параноидная
форма». Вскоре после этого уголовное дело прекратили по
отсутствию события и состава преступления. Психиатрический диагноз остался («В зоне, как обещали, не сгноили.
94

Глазами психолога
Спасибо, что не убили, но сумасшедшим все же сделали.
Осталось писать мемуары, но кто поверит бреду сума­
сшедшего о мафии советского периода?!»)
И хотя психическая полноценность автора будущих мемуаров все же была удостоверена, однако к их написанию
он еще долго, наверно, не приступит, так как не исключено,
что его служебный сейф пополняют материалы о мафии
современного, постсоветского, периода.
Сложившаяся государственная система давила не только тех, кто ее якобы разрушал, распространяя сведения,
порочащие государственный строй. Она давила и тех, кто
действительно охранял ее безопасность, загоняя людей в
тупик неразрешимых нравственных противоречий. Как-то
мне доверили сокровенное: «Я разочаровался в жизни. Я
плакал,когда понял,кто есть кто,и во имя чьих интересов
я боролся совсем не с теми преступниками». Для некоторых оставался только один выход из нравственного тупика
— самоубийство.
Человек, полностью (и рационально, и эмоционально)
идентифицирующий себя с кем-либо или с чем-либо, не
выдерживает, когда подвергается критике или терпит крах
предмет его идентификации. Например, система, которой
он беззаветно служил, не догадываясь о порочных сторонах ее политики. В силу этого человек может вынести себе
смертный приговор, так как считает себя виновным в преступных действиях организации, которой отдал всю жизнь,
не осознавая страшного смысла своего дела, и привести
этот приговор в исполнение.
Объяснять такие суициды низкой стрессоустойчивостью
или психическим заболеванием нелепо. Самоубийство, имеющее нравственную основу — это один из видов надситуативной активности, которой руководит совесть и которая
свидетельствует о том, что моральную ответственность за
происходившее человек возлагает на себя…
Злоупотребление психиатрией в политических целях —
явление масштабное, проблемное и очень разнообразное в
своей конкретике… Психологические аспекты — лишь малая
его часть. Но особенности даже этой малой части можно

95

советская психиатрия: заблуждения и умысел

перечислять очень долго. Их трудно разделить на главные и
второстепенные: пожалуй, любая и каждая част­ность будет
главной, так как непосредственно соприкасается с уникальным феноменом — с жизнью человека, с его судьбой.
Если смириться с тем, что проблема борьбы добра со
злом является вечной для человека, хочется сказать, что
на наш век этой вечной проблемы, то есть её психиатрической метаморфозы, хватило с избытком. Очень хочется
надеяться, что, благодаря общим усилиям, бесследно раст­
ворившись в вечности, в будущем она вновь не возникнет.

Борцы за справедливость… Все не так просто
Жизнь не только трагична, она одновременно и комична.
Манипулировать психиатрическим диагнозом можно и в
жанре трагикомедии. Наверно потому, что он закономерен
для жизни вообще и является психологической закономерностью для людей с определенным характером. Вот один
такой и впрямь казусный пример.
Не так давно, в 1998 г., один человек доверительно, можно сказать, попросил совета: «Может, мне лучше остаться с
диагнозом, чем идти в тюрьму?». Он задал этот вопрос, так
как задумался и об особенностях своего характера, и о своей
способности заниматься «социально-освободительной борьбой за освобождение украинского народа от любой власти,
за его права,которые указаны в Конституции Украины».
Сохраняя понятную анонимность (срок давности не прошел!),
фамилию его не называем, хотя он разрешил «при случае»
рассказать о нем, согласившись фигурировать в таком
рассказе как Человек (с «большой буквы»), что каждому
и положено по его изначальному и неотъемлемому праву.
Так вот, Человек задал свой вопрос комиссии врачейпсихиатров, перед которыми стояла задача дать судебно-психиатрическую оценку его психического состояния.
Следовало устранить противоречия в выводах предыдущих
судебно-психиатрических экспертиз и провести дифференциальную психодиагностику, уточнив диагноз («паранойяльное развитие личности»или «параноидная шизофрения»).

96

Глазами психолога
Для объективности (из-за расхождения предыдущих диагностических заключений) в рамках повторной судебно-психиатрической экспертизы проводилось еще и психологическое исследование. Теперь это становится уже чуть ли не
правилом (а в период психологической деиндивидуализации
человека было полным исключением), потому и возникла
возможность рассказать этот случай.
Обвинение соответствовало ст. 1881, ч. 2 УК Украины
— сопротивление работнику милиции при исполнении им
обязанностей по охране общественного порядка, сопровождавшееся угрозой насилия. Эта статья предусматривает
срок тюремного наказания от одного года до пяти лет.
Наличие же психического заболевания, в зависимости от
его особенностей и степени выраженности, освобождает,
как известно, от ответственности за содеянное, снижает
эту ответственность, смягчая наказание, или заменяет его
принудительным лечением в психиатрической больнице
общего либо специального типа. Поводом к назначению
судебно-психиатрической экспертизы и, очевидно, основанием для поставленных диагнозов послужили высказывания
Человека и то, чем он объяснил свое поведение во время
общественного митинга, проходившего в одном из районных
центров Украины.
По словам Человека (теперь уже и Подэкспертного),
когда он намеревался выступить, его стали стаскивать с
трибуны, не давая сказать правду о лице, претендующем
на высокую должность в районной администрации, но, как
считал Человек, не имеющего на это никакого морального
права, поскольку народные деньги легко прилипали к его
рукам, а о чести, совести и справедливости он никогда не
слышал, и всякому было понятно, что свое руководящее
положение это лицо будет использовать только с выгодой
для себя, так как уже сейчас беззастенчиво нарушает права
простых людей, ясно указанные в Конституции Украины,
сумел подкупить власть, т.е. милицию, что лишило его,
т.е. Подэкспертного Человека, законного права на свободу
слова.
Создавшиеся обстоятельства (и митинг, и арест, и судебно-психиатрическую экспертизу и, по его выражению,
97

советская психиатрия: заблуждения и умысел

«приклеенный» психиатрический диагноз) Подэкспертный
Человек расценивал как «…уничтожение борца за права
человека и гражданина, борца за права украинского народа,
о которых написана Украинская Конституция».
Подэкспертный Человек рассказал также, что социально-политическая и экономическая ситуация в его регионе
была неблагополучной. Вскрывая недостатки, он «…раскрыл
злодейскую банду, которая совершала злодейские преступления против государства, насильственным путем
ликвидировав конституционный строй в регионе», но не
нашел поддержки своей инициативе («…временно подчинить
мне Национальную Гвардию, чтобы она в соответствии
со своими обязанностями отстояла Конституцию, и народ не поднялся на социальную войну, а смог решить свои
проблемы законными правовыми методами,соответственно отстаивая принципы верховенства права статьи 8
Конституции».) Теперь же с ним, считал Подэкспертный
Человек, «банда хочет расправиться,обвинение не имеет
никаких оснований, подкупленный суд, некомпетентные и
берущие взятки эксперты с бандой заодно».
Понятно, что при очередной встрече с психиатрами,
т.е. уже на повторной экспертизе, Подэкспертный Человек
сразу категорически заявил, что никому не сделать его
сумасшедшим, что прошли те времена, когда за справедливость «клеили диагноз», что он здоров и всегда будет
отстаивать «конституционные права народа,несмотря на
всяческие препятствия».
Можно дословно привести многие его обоснования своего поведения, взглядов, отношения к происходящему в
сегодняшней жизни. Он подробно изложил их в письменном
заявлениии, адресованном «лично психиатру и психологу», которым был «вынужден доказывать, что не идиот».
И только в том случае, если ему «кто-то докажет, что
Украинская Конституция — бред», Человек готов был согласиться, что он «…действительно идиот, который поверил,что украинский народ хочет создать государство».
Подэкспертному Человеку нельзя было отказать в наличии объективных оснований для его умозаключений. Тем не
менее, многое в его словах создавало какое-то непонятно98

Глазами психолога
неприятное тревожное ощущение, как будто повеяло болезнью. Это, можно сказать, обострило диагностическое чутье.
«Обман профессионального обоняния» часто влечет за
собой проявление архаичной пристрастности, опасной для
объективного познания вообще и тем более опасной в оценочных суждениях о человеке. Во избежание такого обмана
обычно прибегаешь к самопроверке — святой заповеди
психодиагностики: только после последовательного анализа
возникающих сомнений и только после сопоставления всех
всесторонне проанализированных «тревожных»признаков в
словах и поведении человека может быть выстроена сложная причинно-следственная взаимосвязь их проявлений и
сформулировано диагностическое суждение.
Чем же настораживали высказывания и поведение Под­
экспертного Человека? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует познакомиться с ним самим.
В свои 56 лет, имея полную военную выслугу (штурман
ВВС), Подэкспертный Человек выглядел очень моложавым.
Среднего роста, поджарый, с почти незаметной сединой
в светлых волосах, с голубыми, как-то по-детски широко раскрытыми и, наверно, поэтому в чем-то наивными
глазами, очень подвижный, с порывистыми движениями,
быст­рой речью и … с трудом выслушивающий возражения.
Если в давних служебных характеристиках отмечалась
конфликтность, то в последнее время отзывы окружающих
были прекрасные: внимательный, вежливый, алкоголем не
злоупотребляет, приходит на помощь другим и т.д.
О себе молодом Подэкспертный Человек рассказал, что
его конфликтность — это простая требовательность (т.е.
он требовал порядка от подчиненных и прямо высказывал
свое мнение старшим по званию: «Никогда не боялся сказать правду без всякой дипломатии,был принципиальным,
настойчивым». К себе, как он считал, относился так же,
как и к другим — требовательно. Политикой никогда не
интересовался, но, выйдя в отставку и наблюдая «полный беспорядок вокруг, решил вмешаться, чтобы дать
дорогу справедливости», считал это делом своей чести,
прямой обязанностью. Крайне был удивлен, разочарован и
даже обижен пассивной политической позицией людей из
99

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ближайшего окружения, не находя у них той надежной
поддержки, на которую первоначально рассчитывал: «Все
по углам,на митинги не ходят,ничего не понимают. И Вы,
наверно, не ходите, а почему? Тоже не понимаете! А Вы
хоть читаете?!».
Говоря это, Подэкспертный Человек достал из кармана
куртки брошюру «Конституция Украины»и стал искать свою
любимую статью 34 о гарантии прав на свободу мыслей,
слова, на свободу выражения своих взглядов и убеждений,
продолжая при этом с воодушевлением трактовать и без
того ясный смысл написанного, приводя в качестве дополнительных аргументов неоспоримого значения и новизны
собственных слов общеизвестные истины, воспринимаемые им как открытие никому ранее не известного и как,
можно сказать, священное знание или святое откровение.
Почувствовав,что уровень новизны его суждений стал резко
снижаться под влиянием контраргументов и дополнительной
информации, он обиделся и как-то сразу сник, растерялся,
но тут же стал оправдывать свою практически полную неосведомленность и бессистемные знания тем, что поздно
стал читать такую литературу, так как его преж­няя (и тоже
очень важная) работа не оставляла на это времени.
На какой-то период, пока Подэкспертный Человек с
интересом слушал новую для него информацию, он как бы
забывал, что его «преследуют за инакомыслие», и слова
«моя борьба», произносимые им с пафосом и достаточно
часто, практически исчезали из его лексикона. Выражение
лица становилось грустно-мягким, а психодиагностическое
исследование, проводимое в судебно-экспертных целях,
превратилось в психологическую консультацию по профпригодности Подэкспертного Человека к профессиональным занятиям политикой, постепенно все больше напоминая
своей эмоциональной атмосферой домашнюю беседу.
Наверно, такие психологические условия смягчили
разочарование, охватившее Подэкспертного Человека,
когда он убедился, что не все тестовые пробы, успешное
выполнение которых предполагает хорошо развитое абстрактное мышление, оказались ему по силам. Он тут же
поинтересовался, не шизофрения ли это, и был удовлет100

Глазами психолога
ворен, услышав, что его ошибочные решения не признаки
болезни, а естественные проявления присущего ему конкретного типа мышления (когнитивного стиля), т.е. стиля
мышления человека, более предрасположенного к решению
интеллектуальных задач преимущественно прикладного
(сугубо частного и практического) характера. Ответы на
тестовые пробы отражали выраженную ориентацию Подэкспертного Человека на активные действия: обобщаемые
в смысловые категории предметы оценивались им с точки
зрения их функционального назначения и возможности
максимально конструктивного использования на практике
(в быту, например). К сожалению, Подэкспертный Человек
не особенно часто догадывался рассмотреть эти категории
за пределами конкретного представления о них и таким
путем попытаться увидеть их весомость в контексте иных
и более сложных смысловых значений.
В процессе диагностически-консультативного общения
особенности критического самооценивания Подэкспертного
Человека указывали на возможность конструктивной саморегуляции эмоциональных проявлений, но для этого ему
понадобилась бы определенная психологическая работа над
собой.
Все дело в том, что его бурные эмоциональные реакции
находились в зависимости от очень неустойчивой самооценки. Он быстро терялся и умолкал, он прямо на глазах
как-будто уменьшался в размерах и сжимался в комок, но
тут же мгновенно, как пружина, распрямлялся и наносил
защитный удар в виде обвиняющего упрека. Удар не попадал в цель, так как обида мешала подобрать обоснованные
и точные аргументы. Своей победой Подэкспертный Человек
считал, если последнее слово оставалось за ним, даже если
оно было не совсем по существу вопроса: самое главное в
разговоре — поставить именно свою точку над «і». Эти особенности обнажали проблему ущемляемого самолюбия. Оно
как автономная сила буквально заставляло Подэкспертного
Человека обязательно парировать вы­сказанный кем-то
аргумент собственным (пусть даже и неудачно заимствованным) контраргументом, особенно если обстоятельства

101

советская психиатрия: заблуждения и умысел

предоставляли такую возможность или провоцировали ее.
Ущемляемое самолюбие всегда или почти всегда заставляло
его отыгрываться. В процессе исследования оно, это самолюбие, тоже не раз было задето, и он не остался в долгу,
заметив: «Вот Вы меня слушали,слушали,ÿ разговаривал с
Вами, а оказалось, что Вы тоже не золото, Вы меня не поняли. Я же все время указываю потому,чтобы меня просто
все поняли». Понимал ли Под­экспертный Человек сам себя?
Между тем эмоциональные нюансы проявляемого к нему
отношения он улавливал очень быстро. Ему, вернее его
самолюбию, больше всего подходила нейтрально-доброжелательная и обязательно личностно-безоценочная эмоциональная атмосфера, щадящая для чувства собственного
достоинства; именно на ее фоне он воспринимал (слушал и
слышал!) критические замечания, которые активно перерабатывал. Такой «разбор полетов» ему подходил, так как
создавал условия для процесса критического самооценивания и оберегал то, о чем он пока не был готов говорить
открыто.
Из-за угрозы быть наказанным своим восстававшим
самолюбием он, конечно же, не мог говорить о чувстве
безмерной усталости от споров и конфликтов, о желании
восстановить свои силы в спокойном и мирном окружении,
о том, что ему уже не по силам требования, которые ему
предъявляет жизнь и он сам, о бесполезных самоограничениях, о боязни неудач, о мрачном и подавленном
настроении, сменяющим природный энтузиазм. Не мог
Подэксперт­ный Человек говорить и о том (так как не осознавал этого), что воздушные замки, среди руин которых
он не раз оказывался, он строил сам, но обычно винил
других в том, что именно из-за их недоброжелательности,
глупости, неискренности его идеализированные конструкции оказывались непрочными и распадались. Постепенно и
незаметно стал накапливаться неприятный эмоциональный
осадок, так как обиды (и напрасные, и ненапрасные, но
всегда искренние, несмотря на его заблуждения) оставались неизжитыми. Поэтому эмоциональное равновесие как
бы устало и чаще стало давать сбои, утрачивая былую
способность быстро восстанавливаться.
102

Глазами психолога
Между тем Подэкспертный Человек считал, что в боевом полете выдержка и теперь не изменила бы ему. Факт,
что на митинге он был далек от нее, им не учитывался. Он,
кстати, был безмерно удивлен, узнав, что боевая выдержка
и эмоциональный контроль не менее важны и для реализации его сегодняшних планов — отстоять конституционные
права народа, несмотря на всяческие препятствия. Поймав
меня на слове, когда речь шла о значении выдержки в
политической борьбе, Подэкспертный Человек с удовольствием контраргументировал, сославшись на примеры
боевого поведения некоторых представителей народных
интересов, беспристрастно наблюдаемые и фиксируемые
телевизионной камерой во время острых споров и дебатов
(поединков самолюбий!).
Время между нашими беседами Подэкспертный Человек
не терял даром. Он увлеченно упражнялся в составлении
агитационных текстов и с новым, очевидно неиссякаемым
(!), энтузиазмом стремился при очередной встрече разъяснить их смысл.
Наверно, в соответствии со своими индивидуальными
особенностями и поведенческими стереотипами, сформированными прежней профессией, Подэкспертный Человек буквально, как прямое указание о непосредственном выполнении
поставленной задачи, ставшей в его глазах поч­ти военным
приказом, воспринял полученные разъяснения о значении
стиля для рекламно-информационных материалов. Их, как
правило, должен иметь в своем «боевом» арсенале каждый,
кто ясно и четко представляет себе и может определить
свои программные цели, хочет довести до сознания людей
свои основные идеи, генеральную линию действий, если он
претендует на успех в своем политическом соревновании и
рассчитывает на понимание и поддержку окружающих.
Конечно, Подэкспертный Человек без особого энтузиазма
воспринял консультативное психологическое заключение о
недостаточном соответствии его индивидуально-психологических особенностей и уровня подготовки занятиям политической деятельностью. Но не обиделся. Напротив, тут же
попросил бумагу и ручку, чтобы записать, какая литература
необходима «в помощь начинающему политику».
103

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Пожалуй, теперь уже можно ответить, чем же настораживали поведение и высказывания Подэкспертного
Человека.
К высказываниям (некоторые из них выделены курсивом) сейчас следует вернуться. Они представляют собой
автентичную, т.е. не стилизованную и, конечно же, не искаженную речь Подэкспертного Человека, которая очень
важна для формирования объективного представления о
нем, его состоянии и особенностях.
Прежде всего, настораживали система суждений и логические основания умозаключений. Система суждений опиралась на отрывочные знания, а в логических посылках отражалась выраженная избирательность смысловых акцентов. В
силу этих двух причин Подэкспертный Человек значительно
проигрывал, не имея возможности сравнить собственные
выводы со смысловым контекстом более широкого информационного поля, а также достаточно критически оценить
их полемический потенциал, чтобы избежать логических
ловушек оппонентов, не говоря уже о краткой, но информационно емкой и гибкой аргументации своей точки зрения.
На «непонятном» и «скучном» научном языке (в высшей
степени толерантно по отношению к Под­экспертному Человеку) это можно выразить так: в структуре мыслительной
деятельности эмоциональный компонент преобладает над
рациональным; тип аналитико-интегрирующей и прогнозирующей функции интеллектуальной активности, с учетом
уровня и соотношения наглядно-конкретных и абстрактнологических мыслительных операций (преобладание первых
над вторыми), свидетельствует о когнитивной простоте.
Такой букет индивидуальных особенностей создает
психологические (чисто субъективные) предпосылки к действиям, совершая которые, человек не учитывает или оценивает весьма поверхностно собственные представления и
склонен их абсолютизировать. В практике психологического
консультирования встречаются, например, люди, которые
в силу указанных причин не понимают, почему в их жизни
часто возникают проблемы и препятствия, рождающие в
их душах разочарования, обиды, настороженность, подозрительность, враждебность к окружающим. Если такой
104

Глазами психолога
человек, как говорится, не привык сидеть сложа руки, то
есть по натуре своей активен да еще и самолюбив, обидчив,
он зачастую эмоционально легко вовлекается в деятельность полемического (соревновательного, состязательного,
спорного, однако не обязательно кверулянтского) характера.
Он не осознает линейной простоты своих прогно­стических
выводов, а порой и отсутствия способности к ним, так как
их ему заменяют (замещают, компенсируют) эмоциональные
впечатления, которые проистекают от активных действий и
часто способны создавать психологическую иллюзию насыщенной, содержательной жизни. В силу указанных особенностей, чем бы (и в какой сфере деятельности) этот человек
ни занимался, он, скорее всего, бессознательно предпочтет
активность ради активности.
Негуманно, недостойно, неправомерно, безосновательно
и просто, наконец, глупо, если за такие индивидуальные
особенности человека обрекают на испытание психиатрическим диагнозом. Безмерно трагичной становится его жизнь,
если он расплачивается, подвергаясь политико-психиатрической репрессии. Вот слова одного из тех, кому, как и многим другим украинским диссидентам, было предоставлено
«право»на такое испытание: «Я тогда не думал,какой будет
Украина. Меня это не интересовало. Мне было важно,чтоб
подальше и побыстрей от москалей».
«Подальше», «побыстрей», «от любой власти» (вспомним слова Подэкспертного Человека), а как? что потом?
и как потом? — «не интересовало»… Какая-то наивная и
простодушная непосредственность, избежавшая искушения
когнитивной сложностью. Нельзя сказать, что сила таких
политических противников соответствовала примененной
к ним мере усмирения — политико-психиатрической репрессии. Противник часто имел другую весовую категорию.
Теперь о поведении Подэкспертного Человека. Его
агрессивные действия на митинге настойчиво напоминали о
давнем выводе ученых относительно «необходимости просветить тех, кто сегодня делает политику», чтобы выявить
и понять причины человеческой агрессивности.
Объективные факты действительности свидетельствуют
о том, что проявления агрессии, как и многие иные социаль105

советская психиатрия: заблуждения и умысел

но проблемные формы поведения (например, политическая
оппозиция, отсутствие лояльного отношения к политической
линии государства, ставшее сегодня будничным для нас
пикетирование государственно-административных учреждений), во многом как бы навязываются ему. Такое социально
проблемное поведение человека является отражением обострившихся и затянувшихся в своем разрешении противоречий самого общества, оно даже как бы антиципирует,
т. е. предвидит, изменения в государственной политике и
социальные преобразования. В некоторых своих проявлениях
(диссидентство, например) социально проблемное поведение нередко опредмечивает (и кроваво подчеркивает) ряд
значимых государственных проблем.
Государство, как правило, в силу множества причин
«запаздывает» не только со своевременным решением своих обострившихся проблем, но даже с их углубленным и
непредвзятым анализом. Нередко это обусловлено обстоятельствами чисто субъективного характера. Например,
из-за психологических особенностей и личностных качеств
конкретных представителей государственной власти и административно-исполнительного аппарата происходит небез­
опасное и для человека, и для социума как умышленное, так
и неумышленное отстранение от решения действительно
актуальных задач как государственной, так и социальной
политики.
В этой связи небезынтересным, наверно, будет следующий факт. Он обнаружился при сравнении данных Отчета
Украины, представленного на Международную конференцию 1998 г. «Права и развитие человека», и «Альбомов
записей гражданского протеста за 1991 г.», которые были
переданы в Украинско-Американское бюро защиты прав
человека одним интервьюером-добровольцем, с которым мы
уже были знакомы: в процессе работы над проектом «Диссиденты»(злоупотребление психиатрией в политических целях)
анализировалась его политико-психиатрическая одиссея.
Официальные данные 1998 г. и 403 неофициальные записи гражданского протеста, собранные в 1991 г. нашим инициативным знакомым во время пикетирования Республиканской прокуратуры, практически полностью сов­падали
106

Глазами психолога
— по указанным в них кризисным вопросам совре­менного
общества, которые социально и психологически остро проблематизируют жизненное положение и поведение основной
массы населения, провоцируя проявления агрессии.
Так что высказываясь по поводу социальных проблем
сегодняшнего дня, Подэкспертный Человек был не так уж и
неправ. Во всяком случае, его высказывания не отличались
болезненным искажением действительности.
В итоге судебно-психиатрическая экспертиза обернулась
для него и психолого-психиатрическим освидетельствованием, и психологическим консультированием одновременно.
Мы задавали друг другу много вопросов. Не все ответы
удовлетворяли каждого из нас. Это личное (очень личное)
неудовлетворение, то есть расхождение во мнениях, не
разрушило желания понять друг друга и атмосферывзаимного уважения, возникших за время нашего «экспертного»
общения. Иначе Человек не задал бы открыто и наив­но свой
непростой вопрос: тюрьма или диагноз?
Ему ответили вопросом психодиагностическим: «А Вы как
хотите? Допустим, если выбор за Вами?». Ответ Человека — и
по эмоциональным проявлениям, его сопровождавшим, и
по содержанию — отрицал и опровергал прежние психиатрические диагнозы. «Я подумаю», — ответил Человек. Но
долго не раздумывал и тут же сказал: «Все же шизо­френии
у меня нет». Потом, тяжело вздохнув, уже подойдя к двери
и обернувшись, добавил: «Не все так просто…».
Да, все не так просто. Трудно, например, не спросить
и непросто ответить, в какой мере сам Человек был причастен к своему аресту и диагнозу. Скорее всего, такой
вопрос может показаться бестактным, обидным, даже провокационным. Тем не менее, он дает возможность хотя бы
попытаться ответить на другие столь же сложные и важные
вопросы, которых все больше и больше возникает в рассматриваемой теме.
Ретроспективно оценивая события прошлого, люди,
пострадавшие от массового политического террора и его
психиатрической разновидности, отвечали на такой вопрос

107

советская психиатрия: заблуждения и умысел

по-разному. От полного обвинения политического порядка
времени, в котором они жили, до откровенно безжалостных высказываний в свой адрес — как, например: «В своем
аресте я присутствовала сама».
Между крайними полюсами этих ответов расположен
диапазон многих психологических проблем, некоторым образом определяющихся личностными особенностями человека. Например, интернальностью или экстернальностью,
т.е. тенденцией искать и усматривать главную причину того,
что с ним происходит, в самом себе, или в других людях,
в сложившихся обстоятельствах. Человек может правильно или неправильно определять такие причины, абсолютизировать их, а также соизмерять их роли в казуистике
своего положения. Степень точности зависит от уровня
субъективного контроля, который является многомерным
(сложным) психологическим образованием, участвующим
в работе системы саморегуляции деятельности человека,
даже, наверно, главным управляющим всей этой системы.
В своих частных проявлениях уровень субъективного конт­
ро­ля придает поведению человека разнообразную пси­хо­ло­
гическую окраску: оно становится, например, ос­мот­ри­тель­
ным, осторожным, предупредительным, дипломатичным,
то есть, согласно немудреному определе­нию в толковом
словаре, политичным.
Политичное поведение ничуть не противоречит диссидентской позиции, т.е. оно вполне может являться одной из
многих внешних форм действий, которые по сути выражают
несогласие с какой-либо господствующей доктриной. Во всяком случае, политичное поведение — не худший из методов
для преодоления препятствий в практической реализации
и защите альтернативных идейных направлений.
К сожалению, такое поведение само по себе редкое явление, так как предусматривает проявление искусного самоконтроля зачастую даже в неуправляемых обстоятельствах.
Кроме того, в силу своей природы политичному поведению
трудно противостоять поведению политическому и политиканскому, так как они опасны интригами, подставками,
подножками, игрой амбиций, беспринципностью, политическим делячеством.
108

Глазами психолога
О феномене политического поведения и уровнях его
проявления написано много. В обширной литературе представлен анализ его бессознательной мотивации, освещаются глубинные психологические истоки различных форм
политических диктатур (деспотизма, тоталитаризма,
авторитаризма); составлены и составляются психологические портреты крупных политических деятелей прошлого
и современности. Можно сказать, что политические досье
великих диктаторов давно легализированы. Легализировано сегодня и политическое диссидентство, которое раньше
было подавляемо, с которым безжалостно расправлялись
и которое теперь официально проявляется в программах
различных политических партий. Любой человек может
выбрать одну из них в интересной для него области политического инакомыслия.
Вопрос как стать политиком и преуспеть в борьбе за
власть родственной по духу партии становится серьезным
(для некоторых он звучит вопросом «как стать знаме­
нитым?», то есть чуть ли не «как стать кинозвездой?»).
Уровень субъективного контроля многим подсказывает, что
хорошо бы подучиться. В период обучения возникает живой
интерес к психологии, от которой обычно ожидают помо­щи
в решении многих практических задач и сугубо частных
проблем, по приоритетности, конечно же, уступающих
основному, почти экзистенциальному (!) вопросу: «Быть или
не быть…профессиональным политиком?».
Что такое профессиональный политик, ответить пока
трудно. Еще труднее дать универсальную психологическую
инструкцию — как им стать. В процессе психологического
консультирования по этим «наболевшим» вопросам обычно
бывает легче подсказать человеку, что делать и как работать с его индивидуальными особенностями, которые, по
его мнению, мешают ему. При этом попутно накапливается
банк данных о представителях (сегодня уже легального)
политического инакомыслия, которых объединяет борьба
за справедливость.
И тут совершенно естественно напрашивается сравнение
двух групп политически инакомыслящих — «легальных» и
«нелегальных». Конечно, это сравнение нельзя назвать стро109

советская психиатрия: заблуждения и умысел

го научным. Оно, скорее, представляет собой рабочее, пилотажное исследование, дающее информацию для размышления. В общем, результаты оказались не­безынтересными,
но… преимущественно для размышлений на грустные темы.
В психологическом калейдоскопе инакомыслящих «легалов» и «нелегалов» можно было увидеть очень разных
людей. Между легальными диссидентами 1997–1998 гг. и
диссидентами, репрессированными политической психиатрией, существовало достаточно большое сходство. Ни в
коем случае не претендуя на всех охватывающую и все исчерпывающую строгую научную классификацию и позволяя
себе некоторую художественно-психологическую вольность
описания, встречавшиеся типы человеческих натур можно
представить следующим образом: Совестливый альтруист,
Самодовольный лидер, Уставший серьезный профессионал,
Молодой прагматик, Обиженный, Путаник, Любитель пошуметь, Властолюбец, Идейный по призванию, Случайный
дилетант, Азартный игрок, Добрая душа, Насмешник,
Самостоятельный, Правильная посредст­венность, Дальновидный скептик, Компанейский выпивоха, Сомневающийся, Романтик, Подражатель, Скучный праведник, Просто
активный, Передовик, Восторженный, Ответственный,
Триумфатор, Искатель, Функционер, Защитник, Неустойчивый, Опрометчивый экспериментатор, Послушник, Имитатор, Увлекающийся, Серьезный, Неутомимый спорщик,
Ревнивый завистник, Предприимчивый, Легковерный,
Созерцатель, Оптимистичный идеалист…
Общая цель, объединившая столь разные психологические натуры в их политическом инакомыслии, вместе с тем
каждым в отдельности понималась иначе (цель борьбы за
справедливость — в самой справедливости, абстрактной
и конкретной; в борьбе; в том, чтобы реализовать только
индивидуально-справедливую цель и т.д.). И реализация
поставленной цели также происходила в соответствии с
определенной психологической натурой, т.е. в соответствии с
ее особенностями, нравом и даже норовом, диктат которого
не исключался. От свойств натуры зависели, так сказать,
сила и уровень сложности политического пилотажа как характерологически существенного способа достижения цели.
110

Глазами психолога
Перечислить и описать все варианты характерологически существенных способов достижения цели вряд ли
возможно в принципе. Ведь число индивидуальных вариаций личностно-поведенческих проявлений трудно даже
представить. Это — множество разнообразных сочетаний
(с определенным пропорциональным соотношением) различных свойств и особенностей человека. Именно потому
образующиеся психологические комбинации бесконечны в
своем неповторимом своеобразии.
Здесь могли причудливо переплетаться и трезвый расчет,
и недостаточная способность понять мотивы своих действий,
оценить их последствия. Энергичный напор уступал привлекательности чувственных наслаждений, а происходящее
недооценивалось, терялось в глубине сосредоточения на своем
внутреннем мире. Низкая самоорганизация поведения могла
соседствовать с подчинением директивным наставлениям, с
внушаемостью и упрямством. Логика ясного, последовательного мышления, антиципирующего (предвосхищающего) творческого воображения становилась практически беспомощной
из-за идеализации окружающего. Общительность и деловая
предприимчивость теряли свою привлекательность из-за
взрывоопасных глубоких обид и переживаний. Стремление
к преодолению препятствий и свободному волеизъявлению
уступало искушениям возможности влиять на окружающих.
Способность к планомерной организации действий поддерживала сознательную ори­ентацию на материально-меркантильный характер их результата. Идеальное сочетание
представляли собой такие качества, как достаточно высокая
интеллектуальная активность, продуктивность в конкретной практической деятельности, живой интерес к знаниям,
сочувствие к людям и склонность к просвещению, тонкое
эстетически-нравственное чутье. Исполнительность при условии личной выгоды подчеркивала хитрость и черствость,
а беспринципное соглашательство — легкомысленность,
стремление к увеселениям и удовольствиям. Решительность
и настойчивость не исключали экспансивно-упрощенных, с
эксцессами, форм поведения, а ограниченность представлений
становилась опасной при спокойно-сосредоточенной жесткости действий. Мягкость, безволие, непоследовательность и
111

советская психиатрия: заблуждения и умысел

несдержанность ограничивали самостоятельность и инициативность. Ум и энергия были откровенны в карьеристском
компромиссе, а честолюбие четко проявляло тенденцию к насилию, так как абсолютизация власти достигала уровня самоцели. Рассудочность и имитация нравственности обеспечивала
искомые и выгодные границы самостоятельности. Способность
к развитию критичного осмысления действительности
фатально зависела от устойчивой приверженности опыту
проб и ошибок. Эгоцентрические интересы и сверхличные
цели при­­водили к неразрешимому внутреннему конфликту.
Его при­чи­нами могли также быть простота, однообразие и
недостаточная координированность усилий в реализации
стремлений к добру и справедливости. Отсутствие четких
представлений о сложных явлениях окружающей жизни,
недостаточная полнота и ясность самостоятельных воззрений ограничивали социальную реализацию чувства долга и
сострадания, способность согласовывать собственные цели и
желания с существующими условиями. Непосредственность
действий и эмоциональных порывов, готовность к усвоению идей референтной группы, смелость отступали перед
низкой способностью к детальной разработке и самосто­я­
тельному воплощению планов, а преобладающие идейные
интересы и оригинальные начинания поглощались сосре­
доточенностью на конкретных деталях, односторонними и
узкими взглядами, ограниченным миропониманием. И т. д.
и т. п. — до… бесконечности.
Но вернемся к политическому инакомыслию «нелегалов».
Независимо от отдельных действий и личных свойств этих
людей, общую, основную линию своего поведения они мотивировали общественными интересами, интересами социальной и национальной справедливости, которые занимали
ведущее (по крайней мере, не последнее) место в системе
их личностных ценностей.
Личностные ценности — это очень серьезно. К любым из
них хорошо подходит известная поговорка «Своя рубашка
ближе к телу». Правда, чаще всего ее употребляют, когда
хотят подчеркнуть эгоизм человека. Но это ограни­чивает ее
глубокое содержание, которое можно трактовать и несколько по-иному (!). Подчеркивая, например, огромную побуди112

Глазами психолога
тельную силу того, что действительно имеет для человека
важное субъективное значение, т.е. является личностным
смыслом, мотивирующим его поведение. Личностный смысл
— это не личный интерес, это — сверхличная ценность.
Если идея социальной справедливости достигает уровня
сверхличной ценности, обыденному сознанию это кажется
принципиально странным, ибо оно видит в этом — вместо
личной благополучной (в его понимании!) жизни — лишь
действия, которые лишены (в его понимании!) жизненно
необходимой целесообразности. «Человеку-личный интерес»
всегда непонятен «Человек-сверхличная ценность».
Надличность взглядов и стремлений украинских диссидентов, т. е. понимание ими самой идеи социальной и
нацио­нальной справедливости и практики ее осуществления
резко расходилось с, как было принято говорить в то время, магистральной линией политики партии и государства.
Кстати, это (иное!) понимание не всегда было самостоятельным. Оно могло быть заимствованным, — но идущим от
души. Четко сформулированным, осознанным — и только
смутно ощущаемым, угадываемым. Массовые отклонения от
«единственно правильного» магистрального пути, который
неуклонно, если верить лозунгам, вел в мир равенства,
братства и счастья всех людей, объявлялись антигосударственным преступлением. Сверхличные ценности тех, кто
иначе представлял себе картину светлого настоящего и
упорно мешал идти к светлому будущему, легко зачислялись в разряд сверхценных идей. Сверхценные идеи, это,
как известно, — уже не «просто» странность, это — патологическая странность, психическая болезнь.
Трудно удержаться, чтобы вновь не обратиться к уже
цитируемой здесь рукописи. Ее авторы тоже анализировали «результаты судебно-психиатрических экспертиз
некоторых диссидентов задолго до 1983 года, пожалуй, с
середины 70-х; в процессе этих обсуждений…выслушивали
людей,которые лично знали испытуемых,и…читали копии
актов экспертиз,которые им удавалось раздобыть. Нельзя забыть чувство глубокой растерянности, возникавшей
при этом. Акты-то были написаны квалифицированными
113

советская психиатрия: заблуждения и умысел

людьми, и в них не было ни нелепостей, ни противоречий.
Противоречия были между тем, что написано, и тем, что
рассказывалось. Не было сомнений,что рассказывали правду,
значит… Но подписи, подписи под актами… Не может
быть…Еще раз прочитать акт…Ну, конечно… Просто
нужно быть профессионалом, чтобы увидеть…Ну, хорошо, нерезко выраженные расстройства — в характере, в
личностных особенностях…Ну и что? Их идеи — болезненные? Бредовые? Почему — «невменяем»? Ну,как почему
— потому что шизофрения… Шизофрения исключает вменяемость… Все вроде правильно,но странно,странно…»).
Созданные на политико-психиатрической кухне «странности» достигали шоковой степени воздействия. От него
нельзя было спрятаться за спасительное «Не верь глазам
своим», т.к. обладающие странностями воочию свидетельствовали о заказном характере диагноза.

Что иное можно было подумать, глядя, например, на
43-летнего энергичного и активного в движениях человека с очень живыми непосредственными эмоциональными
реакциями, стремящегося из-за дефицита общения (почти
изгой с сомнительной репутацией конфликтной личности,
«психического») взять инициативу разговора на себя, если
в заключении судебно-психиатрической экспертизы, проведенной в 1986 г. в связи с привлечением его к уголовной
ответственности по ст. 206 УК УССР (хулиганство), привычно маскировавшей ту самую, главную диссидентскую
статью, указывалось, что он болен шизофренией? Да еще
какой! «Параноидная форма, непрерывно прогредиентный
тип течения. Смешанный тип дефекта. Следует считать
невменяемым. По психическому статусу представляет собой повышенную опасность для окружающих. Подлежит
принудительному лечению в больнице специального типа
системы МВД.»
Но в 1997 г. (почти одиннадцать лет спустя) ни специфические неблагоприятные последствия, ни неблагоприятный тип течения указанного серьезного психического
заболевания упорно не хотели проявляться. Проявлялось
совсем другое.
114

Глазами психолога
Ясное, можно сказать, улыбающееся лицо. Вопрошающе-заинтересованный взгляд. Сначала легкое, потом все
усиливающееся нетерпение, возникавшее под градом обрушившихся вопросов и расспросов психолога и психиатра
о причинах, заставивших недавно появиться перед прокуратурой Украины с карикатурно-обличительным плакатом.
Задиристый и в то же время добродушно-прощающий, с
ноткой некоторого превосходства, тон (адресованный, так
сказать, объекту плаката) при объяснении причин этих
действий и тут же — настороженно-внимательное выражение лица в ожидании психолого-психиатрической ответной
реакции, упрежденной уже вызывающим тоном. «Никак не
могу их перевоспитать,да и за советы не судят,а с людьми надо быть более щепетильными. Вот и приходится
учить. Я их просто ругаю. Пишу и смотрю, как они реагируют. Мне было бы достаточно,если бы просто сказали
«извините». Я бы простил. Считаетå,÷то я проявляю,как
мне уже писали,эмоционально-волевую настойчивость при
реализации своих бредовых идей?»
При всем желании из высказываний Учителя нельзя
было сотворить даже жалкого подобия бредовых идей.
Кстати, действительно учителя, который работает сегодня
в одной из школ г. Николаева (в школе-интернате для детейсирот). В прошлом — учителя математики, переквалифицировавшегося, согласно руководящим разнарядкам нового
времени, в учителя украинского языка, из-за которого
когда-то приобрел репутацию конфликтного человека и
заплатил за нее пятью годами принудительного лечения в
психиатрической больнице специального типа. В мышлении
Учителя не было никаких — ни явных, ни остаточных — признаков шизофренического процесса. Оценочные суждения
критически «препарировали» не только окружающее, но и
самое себя: «Я понимаю, что я едкий, что мой юмор злой,
но с ним я отношусь к тем, кто не раскаивается».
От кого и какого раскаяния ожидал Учитель, не желающий смириться с тем, что его, как и многих других,
обрекли на испытание унижением, забыв потом извиниться? Но кто просит прощения у «списанного человеческого
материала»? Для этого мало понять и представить: надо
115

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ощутить, как это больно — быть «списанным материалом»!
В общем, ни в официальных ответах на письма-запросы по
поводу денежной компенсации за безосновательно репрессированное время жизни, ни при непосредственных встречах
с официальными лицами Учитель не находил отношения,
способного его удовлетворить, удовлетворить его легко
ущемляемое чувство собственного достоинства. Прикосновение к этой теме заметно меняло эмоциональные проявления
Учителя, и горечь окрашивала его слова: «Ведь унижает
что? Обесценка! Хотя я в глубине души верю, что может
быть совсем по-другому».
Ощущение обесценивания своей личности и, отсюда,
повышенная ущемляемость чувства собственного достоинства возникли не на пустом месте. С детства крепло ощущение своей социальной неполноценности, когда Учитель
«в интонациях родителей,простых украинских крестьян,
уловил,что они настороженно,неприязненно и со страхом
относятся к разным партийцам и коммунистам; это запало в душу». Очевидно, что природная восприимчивость
и впечатлительность стали эмоциональной основой для
формирования психологической готовности к проявлению
целенаправленного внимания и повышенного эмоционального отношения к информации соответствующего содержания. Впоследствии доказательство своего значения и
признания человеческой полноценности стало соведущим
мотивом поведения Учителя, реализуемым в частных и
в более широких (общественного уровня) ситуациях, где
присутст­вовали унижение человека, ущемление его прав,
бытовая и социальная ложь.
В 17 лет (в 1971 г.) он по собственному желанию выбыл
из рядов членов ВЛКСМ, т. к. «стал понимать,что дела и
слова расходятся». В 1972 г., в период прохождения срочной
военной службы, возник конфликт со старослужащими:
«Обращались «деды» оскорбительно. Они говорили,что пока
«салага», т.е. я, не «исправится», т.е. не подчинится, всем
будет плохо». Попал в госпиталь, был выписан с диагнозом: «Затяжное реактивное состояние с психопатоподобным
поведением. Здоров, нуждается в постепенной адаптации к
военной службе». Однако присущие ему особенности эмо116

Глазами психолога
ционального реагирования и условия социума постепенной
адаптации не способствовали…
В 1986 г. Учителю стали усиленно помогать адаптироваться, т.к. его «психическое состояние значительно ухудшилось, от написания жалоб с нелепыми требованиями
до выхода из гражданства СССР. Считает себя борцом за
справедливость». Тут следует отметить, что, якобы склонный к описанному типу психической дезадаптации, Учитель, окончив Педагогический институт, работал педагогом
в школе пенитенциарного учреждения, в 1982 г. был уволен
за «незаконные контакты с осужденными». Увольнению
предшествовало письмо на имя генерального секретаря
КПСС Л.И. Брежнева с отказом участвовать в выборах,
т.к. «выбирают не тех». Последующий период жизни,
1982–1986 гг., был связан с активностью, направленной на
сатисфакцию, связанную с его социальным положением и
правами, хотя, как отмечал Учитель, «борцом за справедливость я себя совсем не считал». При этом его трудовая
деятельность (за один год, после увольнения в 1982-м, он
приобрел квалификацию электромонтера 5-го разряда) не
прекращалась. От медицинской «помощи» в условиях спецбольницы системы МВД Учитель «ушел», т.е. стал говорить
то, что от него хотели услышать. Так поступали многие,
чтобы избежать смертоносного медикаментозного насилия.
В 1991 г. следствие по его делу было приостановлено
по сроку давности и в связи с его «заболеванием». Эта
формулировка казалась обидной, т.к. считал, что по всем
обстоятельствам справедливой была бы другая: о прекращении дела по недоказанности вины, хотя он действительно «тогда впервые вышел из-под контроля». В 1991
г. инвалидность по психическому заболеванию была снята.
Теперь формулировка его устраивала: психически здоров.
В настоящее время работает. С иронией отмечает, что ведет
себя правильно: «Если в классе нарушают дисциплину, я
замолкаю, спокойно реагирую на это. Они, ученики, тоже
затихают. Продолжаю урок».
Минор настроения из-за всплывающих обид, предвестники эмоциональных бурь (склонность к нетерпению, раздражению и даже резкости), мажор неунывающего духа,
117

советская психиатрия: заблуждения и умысел

задор озорного веселья, минутная увлеченность легкой
игрой авантюризма и риска в собственных словах, способность без труда поддерживать эмоциональную атмосферу
общения, сама общительность — от стремления просто
поболтать до желания поделиться своими соображениями
по различным вопросам и определенная прямолинейность
некоторых из этих соображений; активность и сосредоточенность внимания, способность улавливать противоречия, непосредственная категоричность высказываний и
сопряженных с ними эмоционально-оценочных отношений,
хорошая память, — это далеко не весь перечень индивидуально-психологических особенностей, естественно и спонтанно проявившихся во время нашей встречи с Учителем.
Спонтанные эмоционально-поведенческие проявления
не сдерживались сознательными защитными установками,
но и не отличались некритичной обнаженностью мыслей и
переживаний, содержание которых было психологически
естественным и понятным. Учитель откровенно рассказывал о том, что в последнее время появилось чувство
усталости от жизни («наверно, старею»), снизилась работоспособность («раньше мог работать по ночам, теперь
устаю»), изменился характер («не могу терпеть, когда
упрекают»). Из-за этой, упомянутой вскользь, особенности
не удалась попытка создать семейные отношения (упрек
или замечание задевали эмоциональные раны самооценки, что по-прежнему было для Учителя психологически
болезненным). Осталось общение с друзьями, которых немного, и только искренняя уверенность в своей правоте,
по его словам, дает силы жить. Серьезность и самоирония
в самооценке нейтрализовали лояльное отношение Учителя
к своей участив­шейся вспыльчивости, тем более, что его
объяснения не выглядели самооправданием: «Реагировать
лучше. В себе все держать хуже».
Душевная боль нередко выражается в конфликтном
поведении, ее трудно вынести. Это мифические герои
могут обладать недюжинной силой. А если ты обычный
человек?…

118

Глазами психолога
Необходимо иметь много сил, чтобы восстановить живую
связь с реальной жизнью. Очень часто львиная доля их
расходуется на поиск выхода из замкнутого круга бюрократических бумажек, которые оказываются препятствием
не менее труднопреодолимым, чем бронированные двери
тюрьмы или спецпсихбольницы. Очутившись в кольце хоровода формальных отписок, которые будто бы сговорились
между собой, человек, как правило, сперва терпеливо и с
надеждой дожидается, когда наступит прихотливый перерыв в этом вечном движении. Потом, хотя и гораздо реже,
пытается справиться с ним — чтобы голова не пошла кругом.
Приходится учиться доказывать очевидное, опровергать
вымышленное, дополнять упущенное, устранять противоречия, искать затерявшееся, выделять главное, учитывать
второстепенное и т.д., и т.п. В итоге под влиянием обстоятельств человек постепенно приобретает специализацию
контролера и ревизора. Иногда, незаметно для себя самого, он становится, можно сказать, своеобразной частной
инстанцией по надзору (с тяжелым, въедливо-уличающим
и вредным характером), которой трудно угодить.
Речь идет не о тех людях, которые легко присваивают
мелкому недостатку ранг смертного греха, и не о тех, для
чьего характера хождение по мукам (или продолжение их в
виде хождения по инстанциям) является счастливой встречей с родной средой обитания. Речь идет о ситуационных
акцентуациях характера и о ситуационной актуализации
акцентуаций характера в обстоятельствах, провоцирующих
возобновление неизжитых психологически травмирующих
переживаний, происхождение которых связано с оскорбительной для достоинства человека формой непринятия его
субъективно-значимых ценностей. В таких случаях уместно
говорить о психологической травматизации вследствие навязанной человеку необходимости использовать заведомо
стрессогенные для него способы восстановления утраченных
живых связей с реальностью. По этой причине может случиться, что даже свершившееся чудо получения нужной
бумаги с решающей подписью и солидной печатью еще нескоро возвратит человеку прежнее ощущение этих живых
связей с жизнью.
119

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Любые связи, как известно, надо поддерживать. Связи
с живой жизнью — участием в ней. Но вот человек по независящим от него причинам достаточно длительное время
участвовал совсем в другой, не в живой, а в мертвой жизни, поглощавшей жар его души, пока он доказывал свою
правоту. Связям с живой жизнью в это время не хватало
эмоциональной отдачи, поэтому они постепенно увядали и
чахли. Радость ощущений самой жизни подменила ее жесткая проза. Она могла удовлетворить лишь безграничными
возможностями совершенствования таких психологических
новообразований, как уличать и доказывать, которые постепенно вытеснили другие жизненно необходимые и важные навыки.
Однако самосовершенствование в направлении «ули­чать
— доказывать» становится не самоцелью, а суррогатным
заместителем витального (жизненно значимого) чувства
социальной полноценности и социального принятия. Без
этого чувства человеку трудно обрести уверенность в своих
силах, т.е. ощутить твердую почву под ногами и сохранять
равновесие. Так, например, произошло и с Учителем: процесс «уличать — доказывать» стал заменять ему забытую
радость живой связи с реальной жизнью, за насильственное
разрушение которой он продолжает отыгрываться.
Дополняя психологический портрет Учителя, следует
отметить и другие особенности, также немаловажные для
понимания логики его поведения (или логики его инакомыслия!), т.е. подчеркнуть некоторые психологические
характеристики его познавательной (когнитивной) сферы,
а конкретно — особенностей мышления, тем более, что
речь шла о шизофреническом процессе, который, как известно, специфически руинирует мыслительную деятельность человека.
Учителя отличала, и отличает, восприимчивость к
противоречиям действительности, т. е. понятийный уровень
мышления, свидетельствующий о сложном когнитивном
стиле. Вместе с тем ему также присуще и непосредственное
отношение к источнику (или к объекту) этих противоречий,
т. е. предпонятийный уровень мышления, свидетельствующий о невысокой степени когнитивной сложности. Особенно120

Глазами психолога
сти эмоциональных основ его характера (восприимчивость,
впечатлительность) способствовали тому, что именно непосредственное эмоциональное отношение служило исходной
посылкой для умозаключений. Формально это соответствует
логическим законам получения правильного вывода, сообразно которым он и поступал. Однако логическая посылка
в виде непосредственного эмоционального отношения была
слишком простой (как уже отмечалось, предпонятийной),
чтобы умозаключение, а значит, и обусловленная им тактика действий, могли по своей сложности соответствовать
явлениям действительности, имеющим сложноопосредствованную детерминацию. Кстати, именно такая же формально
логическая правильность, которая, в свою очередь, не согласовывалась с психологической сложностью индивидуальности Учителя, определяла оценочный подход и отношение
к его индивидуальному миру.
К проявлениям болезненного характера такие особенности познавательной сферы не имеют никакого отношения, т.к. человеку присуща различная когнитивная сложность в различных по содержанию областях мышления
и деятельности. Например, высокая степень сложности в
механике и низкая — в межличностном восприятии или
оценке душевного состояния.
Способность замечать присущие действительности
противоречия, особенно чутко реагировать на этические диссонансы во многом определяет психологические
преддиспозиции поведения и мотивирует выбор принципиальной линии действий человека. Линия может быть
прямой, очень прямой, бескомпромиссной…

Непосредственное проявление принципиальной позиции
в сочетании с ироничным складом ума нередко делает вы­
сказывания острыми как бритва, и в оценочных суждениях
(итог наблюдения и анализа происходящего) звучит горький
сарказм. Они сами собой слагаются в фельетон, особенно
если первая проба пера, пусть в курсовой стенгазете, уже
состоялась и была принята благосклонно, а события и факты
буквально требуют этого. Такой человек не работает в иносказательном жанре басен Эзопа, это не его стиль. Если к
121

советская психиатрия: заблуждения и умысел

тому же выбор стиля диктуется не только чистой любовью
к искусству в себе, но и немножечко любовью к себе в
искусстве, то определенная доля демонстративности привносит свой психологический колорит в бескомпромиссные и
принципиальные слова и действия. Но природная восприимчивость к диссонансам (чувство справедливого равновесия)
поровну распределяет сарказм и горькую иронию, т.е. острой
критики хватает на всех: и на себя, и на других. Отсюда и
слова: «С моей амбициозностью,в принципе,я посадил себя
сам, потому что на предварительных допросах издевался
над следователем».
Поддерживая настроение, задаваемое этой фразой, можно сказать, что она очень неплоха для начала автобиографического романа. У человека, которому она принадлежала,
в запасе была не одна такая. Он называл себя эмпирио­маном
и полностью был прав, считая, что к шизофрении его образ
жизни и мыслей не имел, и не имеет никакого отношения.
К шизофрении, параноидной форме, имела прямое отношение статья обвинения (1871 УК УССР — «распространение
заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй»), которая грозила ему
лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до ста
рублей. Понятно, что при выборе наказания для строптивого
психиатрический диагноз имел явный перевес. Расчет был
прост: после принудительного лечения (не имеющего точно
определенного срока) в психиатрической больнице специального типа Эмпириоману почти наверняка будет не под
силу осуществление инкриминировавшихся ему действий
(о сути обвинения он даже не был уведомлен). Чтобы расчет оправдался, нужна была усиленная подстраховка. Пока
Эмпириоман «лечился», его жене заботливо советовали
снова выйти замуж и очень настойчиво намекали, что она
может забыть мужа, «честно» предупреждая, что он уже
сумасшедший, перестал быть человеком и хуже скотины,
а такой он ей не нужен. Жена поседела, пока ждала его,
но знала, что он остался таким, каким был всегда, поняв
это по его стихам, которые Эмпириоман сумел передать ей.
На следствии статью обвинения ему так и не предъявили.
122

Глазами психолога
Что предъявлять, если нечего предъявлять? Эмпириоману,
практически юристу, было ясно, что состав преступления
в его действиях отсутствовал.
После срочной службы в войсках связи специального
назначения он учился в школе милиции. Кстати, был отличником, но, к большому сожалению приятелей-курсантов
и многих преподавателей, с которыми в последующем поддерживал добрые отношения, был отчислен за острый фельетон. Продолжил образование в Иркутском университете
на юридическом факультете, в шутку называя этот период
своей жизни добровольной ссылкой. Уже в студенческие годы
занимался адвокатской практикой. Обучение не закончил,
ушел по собственному желанию из-за «требований двойных этических стандартов, которые были неприемлемы
внутренне». В общем, имевшихся у Эмпирио­мана профессиональных знаний было вполне достаточно, чтобы понять
всю надуманность, нелепость, грубые натяжки и противоречия обвинительных доводов, которые он развенчивал в
присущей ему острой манере, нелестной для следователя.
В этой ситуации особенности Эмириомана проявлялись
не сами по себе: сказались и особенности самой ситуации,
которые навязывали необходимость защищаться и оправдываться, лишая возможности быть полноценным и полноправным участником диалога. Это положение унижало.
45-летний Эмпириоман был сложившейся личностью,
сделавшей жизненный выбор в пользу чувства внутренней
свободы и сознательно отказавшейся от привилегий «статусной»псевдодипломатии. Эмпириоман стремился к лидерству, так как любил находиться в центре внимания. Вполне
простительная человеческая слабость — он действительно
мог быть лидером, ценящим и уважающим окружающих. Он
был способен замечать и с юмором обыгрывать несуразицы
и недостатки, улавливать пристрастное смещение этических
акцентов и предвзятое искажение действительных фактов.
Молчаливый компромисс был для него неприемлем, также,
как и зависимая, безропотная позиция. Для психологической природы Эмпириомана естественным был активный и
самостоятельный способ действий. Сознание унизительности
своего положения активизировало психологическую защиту.
123

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Она провоцировала остроту полемики со следователем, принося мимолетное удовлетворение от перевеса собственных
сил в словесной (не исключено, что и в интеллектуальной)
баталии. Эмпириоман был прав: этого ему тоже не простили.
В ситуациях неординарных — таких, как следствие
или, например, судебное экспертное исследование, — нередко проявляется феномен «подопытного кролика», т.е.
поведение, с помощью которого человек стремится психологически защититься от неприятного ощущения себя
букашкой, изучаемой под микроскопом. Такое защитное
поведение отличается большим разнообразием (бравада и
рисовка, пренебрежительность и фамильярность, угодливая
лесть и заискивание, отчужденное молчание, негативизм,
враждебность, растерянность, раболепие, сарказм, ирония,
критика, насмешки и т.д., и т.п.), а его формы — психологической (диагностической) многозначностью. И страх, и
растерянность, и волнение, и самоуверенная убежденность
в формальном, «дежурном», характере происходящей процедуры (допроса, экспертизы) могут полностью совпадать
по внешнему рисунку своих проявлений.
Точно определить психологическую подоплеку защитного поведения трудно. Для этого прежде всего необходима атмосфера, в которой человек (подследственный,
под­экспертный) может чувствовать себя полноценным и
полноправным, хотя по отношению к нему характер ситуации является оценочным (следственным или экспертным).
Не менее важно также умение и желание оценивающего
лица делать поправку на свои собственные особенности,
способные провоцировать само защитное поведение. Со
своей стороны, человек, попавший в следственную или
судебно-экспертную ситуацию, обращает внимание и чутко
реагирует на реакцию следователя или эксперта, учитывая
ее в своей программе защитного поведения, в том числе и в
его манипулятивных формах. Нередко, по своей чуткости
и даже наблюдательности, оцениваемый человек не уступает оценивающим профессионалам — эти качества могут
развиться благодаря его опыту взаимодействия с людьми
и природным данным. Тренированные восприимчивость и
наблюдательность обостряются в «проверочных» ситуациях
124

Глазами психолога
и, уловив слабые стороны оценивающих профессионалов,
оцениваемое лицо может воспользоваться ими. Кроме того,
оцениваемый человек может просто превосходить оценивающего по своей психологической сложности. В таких случаях
возникает опасная ситуация-поединок, которая нередко
приводит к сознательному или невольному наказанию за
проявление недозволенной дерзости на территории, где прав
тот, у кого больше прав.
А прав у Эмпириомана не было. Кроме того, что на следствии статья обвинения не предъявлялась, а его деятельности приписывали антисоветскую мотивацию (болезненный
характер которой потом настойчиво и насильно за­ставляли
признать в психиатрической больнице), его лишили возможности защитить себя в суде, на который он надеялся
после ареста. Написав прошение, составив список свидетелей, которые должны были присутствовать на процессе, он
ждал. Но суда не было…
Ситуация-поединок с уже понятными для Эмпириомана
последствиями существовала и на психиатрической территории. К этому времени, т.е. в 1982 г., он трудился на шахте.
После принципиального ухода из Иркутского университета
пытался дважды поступить в МГУ на факультет журналистики, однако попытки успехом не увенчались. Пошел
работать на шахту, вскоре стал профсоюзным лидером,
проб пера не оставил, писал стихи («Не к топору я Русь
зову, зову ее я к микрофону»), был знаком с Е. Евтушенко;
всегда, как говорится, по долгу службы, находился в курсе общественных событий, деятельно пребывая в потоках
сообщаемой информации и активно внимая ее свежим, но
запрещенным источникам, которые «порочили советский
государственный строй». Учитывая статью обвинения, о
которой Эмпириоман официально уведомлен не был, у него
спросили, почему он делает подкопы. Прекрасно понимая
подтекст вопроса (подрыв устоев коммунистического общества), он ответил, что работая кайлом и лопатой, действительно делает подкопы. «Недопустимая дерзость» ответа
вызвала у врача бурное возмущение, потом последовали
угрозы, правда, с незначительным изменением: вместо «я
тебя посажу»теперь говорилось «я тебе покажу», т.е. сделаю
сумасшедшим.
125

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Непосредственным доказательством психической болезни
был признан писавшийся Эмпириоманом роман, который
изъяли у него в квартире во время обыска — вместо ненайденного запрещенного «самиздата». Роман показался
странным, а странность оказалась удачным поводом для
направления на психиатрическую экспертизу. Герой романа был философ, который развивал теорию витализма как
основы социальной справедливости. К сожалению, ознакомиться с образцом литературного творчества, которое вновь
стало роковым для его автора ( ведь из школы милиции он
был отчислен за фельетон «Школа Держиморд»), не удалось: текст не сохранился. Поэтому возможность судить о
патологичности (или непатологичности ) романа отсутствует.
Однако можно сказать, что Эмпириоман в то время
активно интересовался философией. Причем не только
потому, что стал ощущать пробелы в образовании, но и
потому, что середина жизни, к которой он приблизился,
естественно обращает думающих людей к философским
вопросам существования. Еще следует отметить и то, что
стилистика ортодоксальных философских текстов, которой,
по замыслу романиста, должны были отличаться размышления его героя, философа, могла не даваться автору. По
духу и уровню мастерства ему все же был ближе жанр
фельетона и стиль публициста, которые, при свойственном
ему репродуктивном воображении, позволяли избегать признаков вторичности в создаваемом произведении.
На сыром, то есть предварительном варианте пробы пера
в новом жанре (который, скорее всего, был проблемным
по части литературного уровня и имел, по словам самого
автора, изобилие «символов художественного обобщения»)
легко было поставить штамп «бред сумасшедшего».
К тому же существовал еще один «бред». Наружное наблюдение, установленное за Эмпириоманом до ареста, он
сумел заметить благодаря знанию «профессиональной кухни»
и говорил об этом. Но если наблюдают — значит следят, а
следят — значит преследуют, а если преследуют — значит
бред, бред преследования, раз уж было уготовано«универсальное» наказание психиатрическим диагнозом. Так и
«заболел»Эмпириоман шизофренией в ее, согласно офици126

Глазами психолога
альной записи в медицинской документации, параноидном
варианте.
Ситуация-поединок продолжалась. Теперь — на территории психиатрической больницы тюремного типа. «Вас
трудно выписать»(то есть — освободить), — говорили ему,
когда он сопротивлялся «превращению в безвольное животное». Он улыбался, когда ему угрожали, и молчал, когда
растормаживали, выбивая медикаментозным насилием,
доводящим до беспомощного состояния, признание болезненного характера его мыслей, и добиваясь критического
отношения к ним, то есть отречения от убеждений.
Клин выбивают клином. Инъекционные шоки гасились
шоком недоумения, который не блокировал, а активизировал работу сознания. Эмпириоман продолжал считать
происходящее страшной, кошмарной нелепостью, так как
не мыслил своей жизни вне ленинских установок борьбы за
справедливость, которые, крепко усвоив, считал своими
руководящими принципами, и выбирал те сферы деятельности (правопорядок, правосудие, профсоюзы), где мог бы
их реально воплощать («Я был больше ленинцем,чем они»).
Он не считал себя диссидентом, ему трудно было представить, что его заподозрили в опасной антигосударственной
деятельности, и «если уж на то пошло, посадить должны
были не в 1982-м, а в 1974 году, когда подписал письмо Е. Ев­
тушенко в защиту А. Солженицына».
Эмпириоман не был пассивно-подчиняемым человеком.
Он продолжал думать. И это тоже был поединок. Думал — и
уже не торопился высказываться: обстановка, которую он
учитывал, не располагала к этому. Не располагала настолько
сильно, что его ситуационно обусловленную немногословность, скованность и настороженность во время планового
психиатрического освидетельствования, обязательного для
всех в его положении, расценивали как болезненные эмоциональные изменения вследствие заболевания шизофренией.
Эффектом исправительного лечения, очевидно, были удовлетворены: Эмпириоман вернулся домой полуинвалидом.
Но — не духа! Он был способен продолжать поединок. Пока
что — навязанный ему поединок с самим собой.
Яд характера («Я от скромности не умру») оказался
127

советская психиатрия: заблуждения и умысел

спасительным противоядием («Не люблю, чтоб меня жалели, люблю, чтоб мне завидовали»). Он спас от страха жить
физически немощным, от чувства беспомощности и стер
клеймо прокаженного, задевшее всю семью. Люди отворачивались от его близких. От сына ушла невеста. Жена и дочь
не переставали плакать. Около трех лет воинствующий дух
Эмпириомана вел поединок со слабостью своей разрушенной
плоти и разъедающими душу сомнениями.
Гордый дух победил! Постепенно страх и стыд из-за
собственной слабости отступили. Тяжкий труд избавления
от них на чужие плечи не взваливался: Эмпириоман никогда не был и не стал психологическим иждивенцем. «Я еще
легко отделался,— сумел не повеситься от безысходности,
а многие оценили свою никчемность и…ушли сами». Получив «психушно-арестантские деньги,когда был полностью
реабилитирован и снят с психиатрического учета как социально-опасный элемент», вернулся на шахту. Стремление
лидировать ему не изменило. С присущей ему настойчивостью по-прежнему стремится находить в конкретном опыте
реальных дел («Даже в депутаты выдвигали») ответы на
вопросы, которые все же ближе теории, чем, к сожалению,
практике справедливости («Как же это можно — издеваться над теми, кто «помешан» на добре?», «Почему же
существует государственная система действий,которая
приносит вред?»). Практический опыт — его стихия, его
образ жизни, поэтому он и называет себя Эмпириоманом,
стремясь разгадать, как он говорит, «нескончаемый поток
противоречий настоящего времени», защищаясь от них и
преодолевая их с помощью иронии и самоиронии, не забывая
прошлого и стараясь смотреть в будущее.
Прошлое было жестоким. Первозданный хаос по сравнению с ним был бы, наверно, порядком высшего ра­зума…

Голос с настойчиво-непреклонными интонациями заставил вернуться из этого кошмара в настоящее: «Девочки, а
давайте-ка, я вас покормлю». Девочки, психолого-психиатрический тандем, достигший почти столетнего суммарного возраста, послушно последовали на кухню. Хозяйка
128

Глазами психолога
в шуточной форме, но все же строго, предупредила, что
ждать не любит. Между тем терпенья ей было не занимать,
еще и одолжить могла.
Семь нескончаемо долгих лет, с 1980 по 1987 год, Хозяйка отбывала наказание (иначе не скажешь) в виде принудительного лечения в психиатрической больнице специального (тюремного) типа, обвиняясь по ст. 62 УК УССР в
антисоветской агитации и пропаганде, будучи признанной
невменяемой вследствие психического заболевания шизо­
френией с, как гласил диагноз, изменениями эмоциональноволевой сферы. Был еще один диагноз: «психопатическая
личность со сверхценными идеями». Были и заверения в
том, что психически она совершенно здорова. И все это — в
один и тот же период, сразу после ареста. Хозяйке тогда
был 51 год. «Все было похоже на опасную игру, — не знала,
что и думать, угнетало полное неведение, полная безнадежность. Но,знаете,как ни странно,это рождало у меня
сопротивление».
Для характера Хозяйки нарождающееся сопротивление
было вовсе не странным, Странным, и даже очень, оно
было для шизофрении и ее специфических, эмоциональных
изменений.
Характер же Хозяйки заявил о себе с детства. Она дружила в основном с мальчишками, которые ее слушались, так
как во всяческих детских спорах и перипетиях «отстаивала
слабых,могла защитить и себя,и других». Много читала и
знала. Была, по ее словам, «заводилой с авторитетом». В
школьные годы стала пионервожатой, «одной из первых на
Западной Украине», что в то время было неординарным
для этого региона. Воспитание получила, можно сказать,
академически строгое: дисциплинированность, аккуратность, щепетильно-точное соблюдение этикета в поведении и
общении с людьми, с учетом возрастной и статусной субординации. Училась во Львовском педагогическом институте,
получила специальность преподавателя иностранных языков
средней школы. На чужое мнение никогда не полагалась, во
всем стремилась разобраться сама, чтобы «иметь точное,а
не приблизительное представление». В итоге поняла, что
«принимать все на веру нельзя». Вывод не замедлил под129

советская психиатрия: заблуждения и умысел

твердиться на практике.
Время окончания института, 1951 г., совпало с периодом
массового переселения с земель Западной Украины, принадлежавших ранее Польше. В результате насильственно
осуществляемой национальной политики пострадали ее многие знакомые, были репрессированы близкие родственники
— брат, сестра, дядя, а сама Хозяйка, также вынужденно
покинув родные места, стала учительствовать в маленьком
селе под Одессой.
Специфика некоторых профессий, к числу которых относится профессия учителя, требует определенных стандартов
поведения и пунктуального следования конвенциальным
нормам. Характеру Хозяйки это не противоречило. Активность, твердость, принципиальность, требовательность
(даже в мелочах), дисциплина, порядок правил и правила
порядка, самостоятельность и независимость суждений...
Ближайшее окружение не удовлетворяло критичный ум
Хозяйки. Здесь не знали, и не могли знать книг, которые
она читала, живя на Западной Украине. Хозяйка активно
стала искать единомышленников, надеясь найти их в Одессе, куда удалось переехать по переводу. По этой причине
возникла размолвка с мужем. Присущие Хозяйке категоричность и прямолинейность оказались плохими советчиками,
так как для решения проблемы смогли предъявить лишь
ультиматум, который не был принят.
В начале 70-х годов Хозяйка приезжает в Одессу, где,
по ее словам, взгляды окончательно сформировались. Она
знакомится с шестидесятниками, редактирует «Хронику
текущих событий», принимает деятельное участие в работе
Украинской Хельсинской группы, т.е., по ее словам, занимается диссидентской деятельностью.
А в это время характер Хозяйки находился в «неблагоприятной» динамике развития. В 1977 г. ее обвиняют по ст.
107, ч. 2 УК УССР (нанесение множественных ударов) в
связи с письменными заявлениями родителей учеников, о
том, что она на протяжении длительного периода избивает
их детей. Из школы пришлось уйти, стала работать в железнодорожном депо. В 1979 г. последовало новое обвинение (статьи 125, 126 УК УССР: клевета и оскорбления, унижающие
130

Глазами психолога
честь и достоинство личности), получила один год условно.
Жалобы, протесты, попытки объективно разобраться… В
прокуратуре ей подсказали «не усердствовать, т.к. все имеет
политическую подоплеку». Независимый характер Хозяйки
эту информацию, как говорится, не утилизировал. В 1980 г.
камуфляж прежних статей обвинения был снят. Хозяйку,
что называется, без маскировки привлекли «по политической», потому что по-своему, но предупреждали. Почти как
в школьной считалке: «Первый раз прощается, второй раз
запрещается, а на третий раз не пропустим вас».
А что же характер? Как справился он с психиатрическими испытаниями на политическую тему? Благодаря ему
Хозяйке удалось наладить взаимоотношения с персоналом.
Это помогло уменьшить губительное влияние инъекций
аминазина. Никак не изменились привычки: чистота и педантичная аккуратность, во что бы то ни стало. Каким бы
ни было настроение и насколько позволяли скудные возможности (и их отсутствие) условий. Правда, характеру
пришлось все же ожесточиться: «Вы представляете,— ведь
я научилась использовать мат,но это было необходимо,для
защиты,ведь уголовники обижали действительно больных
и слабых». Связь с живым миром устанавливалась… через
синицу за окном. Она свидетельствовала, что жизнь продолжается. Огромную радость приносила случайно попавшая в
руки незатейливая цветная картинка или открытка. Клочок
бумаги, огрызок карандаша — непозволительная, тайная
роскошь. Ничего личного, ничего своего, кроме собственного внутреннего мира, в котором боль и отчаяние давно
теснили друг друга.
В период «лечения» характеру Хозяйки стали инкриминировать излишнюю эгоцентричность. Наверно, за то,
что он продолжал поддерживать принципиальную позицию Хозяйки, от которой она не отступала ни на шаг,
защищая свои убеждения. Ей неоднократно предлагали
подписать текст так называемого раскаяния-отречения.
Это часто практиковалось в подобных случаях. Свой отказ
Хозяйка мотивировала отсутствием здравой логики в таких
предложениях, т.к. «невменяемые шизофреники никаких

131

советская психиатрия: заблуждения и умысел

раскаяний не подписывают». Поведение характера было
явно неудовлетворительным, несмотря на обоснованность
аргументов. Скорее всего, поэтому «лечение»длилось ровно
столько, сколько срок , предусматриваемый статьей обвинения, т.е. ровно семь лет. Правда, без ссылки, но зато с
практически полной невозможностью разговаривать в течение еще двух лет, т.к. аминазин сделал свое дело: «Была
как немая, распух язык, спазм мышц, обездвиженность».
Нельзя говорить, но можно думать. А потом и действовать.
«Я снова на баррикадах», — заявляет Хозяйка и тут же подробно и скрупулезно начинает перечислять, будто сыпать
из рога изобилия, конкретные факты и детали. Возразить
трудно. Источник хаоса больших и малых бед не одной ей
кажется неиссякаемым, также, как и неиссякаемо стремление Хозяйки установить «порядок всех вещей» в этом мире.
Критические суждения Хозяйки порой утрированны.
В них смещаются смысловые акценты — однако не больше,
чем у обычных людей, когда они, например, делают вывод,
что все мужчины эгоисты, а женщины всегда изменяют.
Аффективное смещение смысловых акцентов приводит к
гиперобобщениям. Эмоциональная, психологически понятная логическая ошибка ведет к чисто логической ошибке
в действиях. На эту тему мы с Хозяйкой поспорили, и поспорили продуктивно.
В самом начале встречи наш, на Хозяйкин взгляд слишком русскоязычный, психолого-психиатрический тандем
вызвал у нее недоверие: «Действия русских украинскому
менталитету не подходят. Учитывая, что в гипердиагностике психиатрических заболеваний и политических
репрессиях диссидентов принимали участие русские психиатры и судебно-исполнительный аппарат,современная
диагностика должна быть украинской». Однако Хозяйка
согласилась с нашим аргументом, что предвзятость не может быть основой цивилизованного взаимодействия между
людьми. Предвзятость свидетельствует об устаревшем
стереотипе отношений, в том числе и национальных, не
украшая свойственной ему враждебностью любого человека
любой национальности. В свете этого объективный пересмотр вопросов, связанных с политически обусловленным
132

Глазами психолога
психиатрическим диагнозом, становится принципиально
важным. Хозяйка кратко заметила: «Да, в вашей инициативе есть польза».
Интересно, согласилась ли бы Хозяйка с тем, что
язычество — религия украинцев, т.к. в большей степени,
чем другие религии, соответствует украинскому менталитету? Жаль, что не могли спросить об этом, поскольку к
моменту встречи с Хозяйкой еще не успели побеседовать
с диссидентом от «украинского национализма», которому
принадлежит это мнение. Хотя вряд ли бы она с ним согласилась. Когда эмоциональные логические ошибки «уходят» и
смысловые акценты восстанавливаются, неконструктивная
архаика мнений, отношений и взглядов перестает притягивать человека.
На кухне за чаем мы уже просто-напросто болтали поженски. «Девочки, а как вам мой имидж?», — спрашивала
Хозяйка. Аккуратная, подтянутая, она выглядела строго
элегантной. «Не очень ÿрко?.. Я специально выбираю поярче,
еще там мечтала, ведь все было таким тусклым, унылым
и серым, вспоминать не хочется...»
В пору апогея понятного общественного интереса к
диссидентскому аспекту политических злоупотреблений
психиатрическим диагнозом часто возникал вопрос о
специфических особенностях, характерных для всех
пострадавших инакомыслящих. Вопрос, честно сказать,
несколько раздражал. Во-первых, ответ содержался в
нем самом: все они пострадали, так как мыслили иначе,
что в то время означало: политически неправильно,
значит — преступно и болезненно до степени невменяемости. А во-вторых, каждый из них (как и любой другой
человек, здоров он или болен психически) по-своему
очень особенный. Кроме того, говорить об этих людях в
общем — значит обезличивать их, значит оставить их
под репрессивным общим знаменателем, где человек
«ничто и звать никак». Ничто человеческое не было им
чуждо. И даже в единстве своего диссидентского инакомыслия они отличались друг от друга, они спорили,
соглашались и не соглашались друг с другом. Тому были
разные причины.

133

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Один из спорщиков, Изобретатель, впервые попал в психиатрическую больницу в 1975 г. Ему было 28 лет, он разводился с женой. В конфликтной ситуации у него возникла
уверенность в том, что его хотят посадить в тюрьму, чтобы
выписать из квартиры. Диагноз помнит: «болезнь Блейера»
(шизофрения). Потом он учился на вечернем факультете
Ленинградского института авиационного приборостроения,
имеет, по его словам, патент на одно изобретение. В 1980
г., когда писал диплом, заодно стал писать письма городскому прокурору. Из психиатрической больницы, в которой
лечился два месяца, был выписан с диагнозом «астеническое
состояние».
О чем и почему писались письма прокурору? На этот
вопрос Изобретатель не ответил. Но, очевидно, вследствие
присущих ему закономерностей ассоциативного процесса,
которые он называл «инерцией мозга», оттолкнувшись
от произнесенного им слова «астения», вспомнил про
«аусте­нит, важный материал для металлургии и для
ковки железа».
Арестовали Изобретателя в 1980 г. за распространение
листовок антисоветского содержания («и тогда считал, и
сейчас считаю, что листовки были научные, без подрыва
власти»). Через шесть лет и девять дней его выписали из
Днепропетровской психиатрической больницы специального типа. Числа и цифры Изобретатель помнит хорошо,
т.к. видит в них «магию смысла», которая для нас осталась
тайной, покрытой мраком болезненного инакомыслия.
Трудно было постичь, несмотря на старательные объяснения, как с помощью его магии можно по собственному
желанию менять погоду. Изобретатель утверждал, что ему
это удается, хотя и не настаивал, так как целенаправленность мышления постоянно изменяла ему. Он рассуждал о
полетах на летающих тарелках, которые «возможны при
условии,если на время полета плоть отделить от души»,
а также был недоволен, что «о звездах,которые находятся
на небе, пишут, что они горят во лбу у женщин, которых
можно брать в жены». Особенности ассоциаций Изобретателя отражали закономерности болезненного процесса: утрата
целенаправленности, соскальзывание, разноплановость и
134

Глазами психолога
разорванность мышления.
О жизни Изобретатель думал «как Ницше, — что это
кость в горле», вскользь упоминая, что «у брата на пачку
сигарет не выпросишь и не заработаешь». Он жаловался,
что спор о диалектике его оппонент переводит на разговор
о Библии, которую он, Изобретатель, не читал, и сказал,
что никуда не ходит, так как его никто не понимает: «Вот
только с вами пообщался».
Оппонентом Изобретателя был Второй Спорщик, который очень отличался от него. Он думал иначе. Он считал,
что «существует всеобщая телепатическая связь, т.к.
человек — совокупность общественных отношений», поэтому обвинение по ст. 62 УК УССР, которое ему предъявили
в 1981 г. за распространение информации антисоветского
толка, для него «всего лишь длинная история, связанная
с психиатрией».
После ряда случаев, когда сбывались его желания, а
он для этого «мысленно обращался к любому богу», Второй Спорщик дал себе слово «искать с ним контакты и
обратился к книгам». Почувствовал, что «сознание изменилось с появлением отцовских чувств», когда в 1975 г. у
него родился сын. Как-то сын заболел, и Второй Спорщик
сильно разволновался и «стал молить бога взять взамен
жизни ребенка» его жизнь. Увидев «неправдоподобно взрослый взгляд младенца, успокоился, понял, что это судьба
человеческой жизни вообще, а не единственной жизни».
Однако тревога о том, как жить сыну в этом мире, не покидала Второго Спорщика. Однажды ночью он «проснулся
с мыслями о социалистическом обществе, в котором царит обман». Почувствовал «какой-то груз и желание или
рассказать, или написать об этом». Решил обратиться в
КГБ, чтобы «зафиксировали открытие, что социализма
нет». Там выслушали и никак не отреагировали. Пошел в
партбюро — тот же результат. Тогда он понял, что «люди
не понимают, когда им говорят новое». Во имя спасения
социализма, библейских заветов и просвещающих знаний
Второй Спорщик стал действовать…
В период трехлетнего пребывания в Днепропетровской
135

советская психиатрия: заблуждения и умысел

спецпсихбольнице Второй Спорщик сделал много наблюдений. Сначала «готов был поверить в свою болезнь,но увидел,
что он не один». К тому времени, в свои 29 лет, он «уже
нащупал телепатию» и понял, что «человек — орудие труда природы». Добавились новые откровения: «Психически
больные это люди, пришедшие с поля боя духа. Они тоже
воюют за власть, но духовно, ведь Христос сказал, что у
каждого есть сердце, и там живет безумие».
Вопросы мироздания и его совершенства прочно занимали в сознании Второго Спорщика лидирующее положение. Тяготы настоящей жизни (отсутствие средств к
существованию, которое поддерживалось им за счет родителей, стариков-пенсионеров) он просто констатировал,
поскольку «о приближении этих времен свидетельствовал,
из-за чего теперь известен как жертва репрессий». Он был
действительно болезненно отрешен от конкретики бытия и
полностью поглощен превращением прозы жизни в одному
ему понятную абстрактно-поэтическую схему совершенного
социального устройства, которая достигала в его умопостроениях уровня филигранного изящества.
У Второго Спорщика была своя диалектика — «постижение собственной противоположности: «Я» и «не Я»,«Я»
мертвого и «Я» живого». К. Маркс и Ф. Энгельс были для
него пророками, «о чем написано в Библии, только этого
никто не знает». Конечно, он не мог согласиться с Изобретателем, для которого «библейские пророки — инженеры
с гиперболоидами Гарина».
Болезнь делала «социальную опасность»Спорщиков бессильной, а их самих — беспомощными, незащищенными и
зависимыми от чужой воли, доброй и злой.
Велико своеволие болезни... В ее силах заточить человека
в клетку искаженных представлений о действительности.
Из этих представлений не составить объективной картины его прошлой жизни, когда он мог называть себя Соколом
и думать иначе: не под диктовку болезни, которая сводила
на нет его несогласие с политическим режимом. Болезнь
прервала свободный полет, спрятав нашего героя за глу136

Глазами психолога
хой стеной враждебной параноидной настроенности. Наша
встреча не состоялась. Телефонные и письменные попытки
установить контакт не пробились сквозь преграду болезни… Психиатрический диагноз был вне поля политических
злоупотреблений.
Болезнь выбирает «цель на поражение» без учета политических ориентаций человека. Поэтому нет ничего
удивительного в том, что среди диссидентов могли быть
действительно психически больные люди.

Наш собеседник, человек объективный, подтвердил этот
факт. Он сам не избежал политико-психиатрического произвола и наказания «судом узаконенного беззакония», но
«никогда не кривил душой, не привык этого делать», его
«воспитывала совесть».
В 1944 г., в 15 лет, Собеседник ушел на фронт, где его
«испытывали четыре рода войск,пехота,танки,артиллерия и авиация». После демобилизации преподавал в школе
физическую и экономическую географию, увлекался туризмом («дальние страны и путешествия интересовали с
детства»). Свой предмет любил. Сугубо профессиональная
подготовка, в частности вопросы экономики слаборазвитых
стран, само собой подразумевала изучение так называемой обязательной учебной литературы, в список которой
входили работы В.И. Ленина «Декрет о мире», «Декрет о
земле» и т.д. Склонность Собеседника к беспристрастному
анализу и сравнению фактов вызвала у него и познавательный интерес к политическим, смежным с проблемами экономической политики и географии, вопросам. Это
утвержденными учебными программами, конечно же, не
предусматривалось, особенно по части самостоятельности
взглядов на вопросы, которые надлежало изучать в духе
незыблемых классических идей и учений. Особо «бдительные»персоны, работавшие с Собеседником, не дремали. Его
личностью заинтересовались.
С работой у Собеседника перестало ладиться. Его то
увольняли, то, не без жалоб с его стороны на имя Л.И.
Брежнева и следовавших за ними бесчисленных комиссий,
восстанавливали, то снова увольняли. По словам Собесед137

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ника, его «разочарование в родной системе быстро росло,
стал мечтать о переходе за границу с семьей» (позднее
именно в такой интерпретации Собеседнику представят
его увлечение туризмом). Накануне празднования 100-летия со дня рождения В.И. Ленина Собеседника «поймали и
заподозрили в поджоге, когда хотел водрузить на здании
обкома партии флаг с траурной каймой». В день юбилея,
22 апреля 1970 г., Собеседника «поздравили», предъявив
обвинение по следующим статьям УК УССР: ст. 62 (антисоветская агитация и пропаганда); ст. 56 (измена Родине,
бегство за границу); ст. 75 (незаконный выезд за границу);
ст. 89 (умышленное уничтожение или повреждение государственного и общественного имущества); ст. 222 (незаконное
хранение оружия). Один из трех следователей КГБ, которые
вели дело Собеседника, заметил, что его действия вызывают подозрения насчет психической болезни, так как он
замахнулся на гения. Сначала Собеседник этим словам не
придал никакого значения, а потом…
Потом ему откровенно предложили компромисс. Статьи, мол, очень серьезные, сами понимаете. Спишем все
на болезнь, побудете некоторое время в больнице — и все.
Собеседник не согласился. Ему не приходилось жаловаться
не то что на болезнь, а даже на какое-нибудь пустяшное
недомогание, он «был из семьи неболеющих долгожителей».
Волк в овечьей шкуре, лицемер под маской доброжелателя,
воспользовался страхом матери Собеседника («статьи ведь
у вашего сына «расстрельные»,а так скидка будет»), и она,
спасая сына, сказала «да». Болел, в детстве были сильные
головные боли. Таким образом, появились «объективные»
данные, которые позволили более уверенно подвергнуть
сомнению психическую полноценность Собеседника.
Дальше появились два психиатрических диагноза. Один,
как ему говорили назидательно, «длинный», а второй —
всего «в одно слово». «Длинный» — патологическое, сутяжно паранойяльное развитие личности, второй, «в одно
слово», — шизофрения. Срок пребывания на «лечении»
(Днепропетровская, Казанская и снова Днепропетровская
психиатрические больницы тюремного типа) — тринадцать
лет. «Гуманная», на два года меньше (!), замена максимального, пятнадцатилетнего, срока наказания, который
138

Глазами психолога
предусматривался статьями обвинения, предъявленного
Собеседнику.
Чтобы не терять времени («ни вам,ни мне»), Собеседник
подготовился к нашей встрече, составив перечень фактов,
которые, по его мнению, могли представлять интерес. В
семи пунктах значились: дата ареста и статьи обвинения;
состав комиссии врачей-психиатров ВНИИ им. проф. В.П.
Серб­ского, в котором проводилась судебно-психиатрическая
экспертиза (Г.В. Морозов, Д.Р. Лунц, Я.Л. Ландау); обстоятельства суда («Одесский областной суд. В суде не было
ни одного моего свидетеля. Адвокат был назначен КГБ. В
суде не был. Свиданий с женой не давали. Моего дела в суде
нет,якобы приобщено к другому делу,с материалами дела
не знаком»); Днепропетровская спецпсихбольница (имена
врачей, пациентов-узников, условия — «антисанитария,
вшивость»); Казанская спецбольница (имена врачей, имена
узников, условия — гомосексуализм, молчаливое одобрение
медперсоналом насилия над больными и политическими);
лечение (инсулин, сульфазин, аминазин, барбамил); «поездки к академику Сахарову. Развал семьи. Нищета».
За предельным лаконизмом рукописного маленького
плана-конспекта, размером в стандартный лист бумаги,
прятался «шок от собственного бессилия. Тогда хотелось
кричать, рвать, убивать от сознания того, что ничего не
можешь изменить, ничего не можешь сделать, и неловко,
стыдно за свою беспомощность, когда пена изо рта от
лекарств и сидишь сам не свой». «Вылечили» с осложнениями: «Отеки ног, скованность, да это вам все понятно».
Понятно. Понятно также, что и «длинный», и «в одно
слово» психиатрические диагнозы не выдержали испытания
временем, как выдержал его Собеседник. Искусственно
созданные, оба они не выдерживали мягкого, но критического и внимательного взгляда Собеседника. Против их
лживости свидетельствовали: живые интеллектуальные и
эмоциональные реакции, которые сопутствовали нашей беседе; последовательные и обдуманные суждения; печальная
мудрость юмора и общительность, жизненная энергия и
аппетит ума, познающего неизвестное со стремлением к
целесообразной активности.
139

советская психиатрия: заблуждения и умысел

В последнее время Собеседник был очень занят, так как
работы в Днепропетровском отделении Украинского об­
щества политически репрессированных было предостаточно.
Усмотрев в нашем исследовании важную сверхзадачу («гарантия защиты от рецидивов психиатрических репрессий
в будущем»), он, отложив дела, приехал в Киев.
Изменилось время, ушла и притупилась острота темы
диссидентства, появились новые политические и социальные проблемы. Вокруг них оживилась активность,
закипели страсти… Они как магнит стали притягивать
энергию специалистов по информационно-разоблачительным акциям, у которых «всегда было что рассказать» и находилось (не всегда неоправданное) желание
быть ценным респондентом.

Один из таких людей встретился с нами в УкраинскоАмериканском бюро защиты прав человека, чтобы, по его
словам, «отдать дань жертвам политических психиатрических репрессий», к которым причислял и себя. Правда,
в беседе с ним выяснилось, что он «не отбывал наказание
за свое политическое инакомыслие как узник совести»,
но имел «несколько предупреждений от КГБ» (статьи 1871
(распространение заведомо ложных сведений, порочащих
советский государственный строй), 1873 (организация или
активное участие в групповых действиях, нарушающих
общественный порядок) УК УССР).
По словам Респондента, эти предупреждения заключались в том, что его часто обследовали психиатры, меняя
ему диагнозы. Психиатрическая биография Респондента
действительно была диагностически богатой (и ранней).
Она началась в 1961 г., когда ему было 16 лет. Респондент
связывает это с посещением французского посольства, в
которое пришел с письмом матери по вопросу возможности
разыскать ее сестру. С ним побеседовали, расспросили и
…«предложили обследоваться». Почему? Респондент, со
свойственной ему обтекаемостью, ушел от нашего вопроса, не ответил.
Вместе с тем он обладал выраженной склонностью к
детализации и скрупулезному уточнению деталей. Правда,
140

Глазами психолога
эта особенность проявлялась очень избирательно. В основном тогда, когда акцентировал внимание на «пунктах и
параграфах правил», которые «везде и сплошь нарушались».
Однако все же возвращался, но гораздо позже, к вопросам,
от которых сначала старался уходить, и отвечал на них
уже несколько подготовившись, предлагая свою версию,
согласно которой объективных оснований, чтобы признать
его психически больным, никогда не было.
Между тем, психиатрически-диагностическая палитра
Респондента была весьма разнообразной. 1961 г. — «шизо­
френия, простая форма». 1962 г. — «психопатоподобное
поведение на фоне органического поражения центральной
нерв­ной системы». 1964 г. — «шизофрения». 1979 г. — диагно­
зы сняты («добивался этого, уже надоело, сами вызвали и
сняли»). 1980 г. — «реактивный параноид, сутяжные тенденции». 1987 г. — «шизофрения, вялотекущее течение». 1988
г. — инвалид 2-й группы по психическому заболеванию. 1989
г. — «отказался от инвалидности,т.к. уволили с работы».
Безудержная жизненная активность и индивидуальнопсихологические особенности Респондента были не менее
разнообразны. Их сложно структурировать, они представляют собой быстро меняющийся яркий многоцветный узор
хаотичной мозаики.
Некоторое представление о логике поведения и личностных проявлениях Респондента можно составить по его
высказываниям. Они как будто в экстрагированном виде
репрезентируют специфику присущих ему особенностей.
Респондент, например, говорил, что «религиозная литература развивает стиль мышления» и в подтверждение
представил соответствующий образец. Это была его «новая
жалоба на жалобу по жалобе». Он сожалел, что у жены и
детей, которые всегда поддерживали его, «действовать
сознательно, в моем духе, не получилось». Респондент считал, что «людям надо тиражировать свое мужество», как
делал это он, когда «объявлял голодовки в знак протеста
подавления прав человека». Он был уверен, что «доказал
свою лояльность к государству честной работой» и нашел
в памяти, которая фиксировала все мелочи, представляющий для него немаловажное значение факт: к нему «из КГБ
141

советская психиатрия: заблуждения и умысел

обращались за помощью, потому что к простым людям
они не обращались»…
В настоящее время Респондент был «снова в русле», надеясь «помочь людям осознать ошибки» и «работая в духе
идей единства» в одной американской религиозной общине,
куда его пригласили. Он также всегда «был в курсе всех
событий», насыщая информацией свои широкие коммуникативные связи.
Информационная цепочка Респондента приводила к
встречам и со случайными людьми. Правда, говорить
так вряд ли справедливо. Ни один человек не может быть
«случайным», тем более если приходит со своей обидой.

Обиженный человек давно был не согласен с психиатрическим диагнозом, а так как в больнице, где он лечился, его
«называли политическим заключенным», он посчитал себя
«жертвой политических психиатрических репрессий».
В психиатрическую больницу Обиженный попал в период
конфликтной ситуации на работе, считая, что окружающие
предвзято и враждебно к нему относятся, на политзанятиях, которых он «не выдерживал»,придираются к его словам
и посыпают его шапку ядом, из-за чего у него на лице
стали появляться волдыри. На собрание, где разбирали его
«склочное поведение и заявление соседей, что алкоголик»,
он отреагировал серией жалоб на имя Л.И. Брежнева и написал статью в газету. В больнице, по его словам, ему говорили, что «никакой Брежнев его не сможет освободить».
По психическому заболеванию был признан инвалидом 3-й
группы и с соответствующей записью в трудовой книжке
уволен с работы.
С тех пор, то есть с 1980 года, Обиженный «вынужден
добиваться справедливости». Он обращался в Ассоциацию
психиатров Украины, но «с учета не сняли», «после этого
два раза писал президенту». Цель своего прихода в Украинско-Американское бюро защиты прав человека Обиженный сформулировал четко: «Сняться с психиатрического
учета,восстановить стаж работы». Так же четко (и, что
по-прежнему было ему свойственно, «не выдерживая»,
142

Глазами психолога
т.е. теряя самообладание, а попросту говоря, проявляя
брутальную несдержанность в словах и возбуждаясь) он
предупредил, что пойдет в суд, если «не напишете,что я
здоров и никогда не болел».
Конечно, удовлетворить требование Обиженного мы не
могли, но расстались мирно. Правда, не без чувства вины.
Ведь реально мы ничем не могли ему помочь. Мы так же,
как и он, были бессильны (или пока бессильны) что-либо
изменить в несовершенной системе медико-социальной и
психореабилитационной помощи больным, которые остро
нуждаются в защите от собственной болезни и многих других факторов, провоцирующих усиление ее дезадаптивных
проявлений.
Совладать с окружающим непросто и здоровому человеку. Конфликтная среда, например, часто заставляет быть
конфликтным. Однако существуют люди, относительно
которых можно говорить, что внешние условия, зачастую
провоцирующие конфликтное поведение, именно в их конф­
ликтных ситуациях оказываются лишь сопутствующими
социальными детерминантами. Такие люди, как правило,
обладают конфликтной личностной структурой. Она настолько автономна, что сама по себе является объяснением
конф­ликтного поведения. Никаким условиям не угнаться за
привередливыми требованиями такой личностной структуры, и как бы они ни менялись в лучшую сторону, повод для конфликта конфликтная личность всегда отыщет.
Пожалуй, мало найдется условий, способных угодить
такому «социопатическому» человеку. Существуют также
люди, изби­рательные в своем конфликтном поведении. Это
объяс­няется их повышенной психологической уязвимостью
в особо значимых для них личностных зонах, которые,
можно сказать, охраняются устойчивыми внутренними
конф­ликтными образованиями — чертами конфликтности.
Пси­хо­логическими предпосылками конфликтных стратегий
поведения бывают также индивидуальные особенности, которые в своем чис­том виде не содержат заведомой конфликтности. Они представляют собой, по словам Э. Дюркгейма,
«неопределенную наклонность» или «смутную общую спо143

советская психиатрия: заблуждения и умысел

собность», которая может «принимать различные формы,
смотря по обстоятельствам».
В обстоятельствах политического злоупотребления
психиатрическим диагнозом сложное взаимодействие причинных факторов конфликтного поведения человека легко
прятало концы в воду. Нам лишь оставалось констатировать
печальный результат этого взаимодействия. Он, словно
исторический слой, под которым хранятся секреты прошлого, скрывал правду о свойствах психологической природы человека.
Таких, например, как собственная точка зрения, де­
монст­рация независимости, неосознаваемое стремление
лидировать и жажда признания; дух научного соревнования и чувство соперничества; познание ради знания и ревность к чужим достижениям; спор ради истины и создание
ситуа­ций, провоцирующих агрессивное поведение; критика
и самокритика, уверенность в себе и самоуверенность;
способность к систематизации знаний, рационализации накопленного опыта и эгоцентризм; настойчивость и упрямство, страдание от непонимания и нежелание понимать;
склонность к негибкому поведению (в соответствии с лишь
собст­венной системой правил); терпение и бурная несдержанность, ситуационная соразмерность и несоразмерность
эмоциональных реакций; самолюбование и обидчивость.
Или же, например, чувствительность, раздражительность и придирчивость; педантизм и строгая система
дейст­вий (в малом и в большом); трудолюбие, упорство и
искрен­ность; склонность к детальной проработке воспринимаемой информации; категоричность и упрощенность суждений; желание быть в центре внимания, высокий уровень
при­тяз­аний; чувство неудовлетворенности и переживания
из-за несправедливости; самостоятельность и упорство;
способность соглашаться и вспыльчивость; эмоциональная
на­пряженность и подозрительность; прямолинейность, си­
туационное поведение, доминирующая роль эмоциональнооценочного отношения к действительности и обыденный
прагматизм представлений; завышенные требования к окру144

Глазами психолога
жающему и собственное высокомерие; устойчивая система
самозащиты с тривиальными претензиями эгоцент­ризма на
духовную элитарность национального и сословного происхождения.
Претендуя на «исключительность», обычно забывают,
что подлинная исключительность чаще всего исключительно скромна. Внутреннее благородство, которым
она обладает, незаметно, но ощутимо присутствует в
каждом жизненном шаге человека и сопровождает его
до конца дней. Каковы бы ни были перипетии жизни, и
каковым бы ни был сам, часто небезгрешный, человек,
исключительность его духа делает его победителем и
над обстоятельствами, и над самим собой…

Победитель родился в 1918 г., в Одессе. Детство провел
на Подолье, в семье родителей матери. В школу пошел в
Киеве, там же учился в химико-технологическом институте.
В 1937 г. из института исключили и привлекли к уголовной
ответственности. В последующем был вольнослушателем
исторического факультета Киевского университета. С 1945
г. воевал в Манчжурии. После демобилизации, перебравшись
на Западную Украину, работал учителем, директором средней школы, инспектором народного образования. В 1954
г. был арестован, судебно-психиатрической экспертизой
признан невменяемым, до 1960 г. находился на принудительном лечении. После ареста в 1967 г. и последовавшей
за ним чередой судебно-психиатрических экспертиз до
1987 г. перебывал почти во всех специализированных
психиатрических больницах системы МВД СССР. Имеет
27-летний стаж безуспешного политического «исправления»
и психиатрического «лечения» ввиду (по отзывам друзей
Победителя) выраженной непереносимости к унижению достоинства личности и (по отзывам психиатров, считавших
Победителя психически здоровым) значительно развитого
рефлекса свободы.
В сухих фактах его биографических данных, в различных документах и медицинских заключениях ни психологические особенности, ни другие факторы, влияющие
на формирование мотивов поведения, не значатся. Однако
145

советская психиатрия: заблуждения и умысел

без этого понять его личностно-поведенческие проявления
просто невозможно. Объяснению психологических мотивообразований в значительной мере способствует метод
психологического анамнеза, который предусматривает рассмотрение биографических данных человека через призму
его восприятия и переживания событий жизни. При этом
принципиально важно учитывать социально-экономический, политический, социокультурный, микросоциальный,
возрастной, индивидуально-психологический контексты
жизненной ситуации человека, так как это позволяет объективировать понимание индивидуальных закономерностей
логики его поведения. Не только в практике психолого-психиатрического анализа случаев проблемного диагноза, но
и при анализе любого «проблемного» поведения человека
принцип контекстуальности следует считать обязательным
для психодиагностики.
Каков же контекст? Представление о нем можно составить, если проанализировать другие, в том числе и психологические, факты, о которых рассказал сам Победитель.
Тут, по его словам, всплывало много чего…
Победитель никогда не считал себя политиком, но «по
молодости и глупости характера натворил много ошибок,
влезая в то, во что влезать не надо». Он был «принципиальный,вспыльчивый,невыдержанный и впечатлительный,
легко увлекался, влюблялся, чтил поэзию, писал стихи, во
многом сомневался». Был ли принципиальным конфликт
с лидером профсоюза института, из которого Победителя
исключили в 1937 г., наверняка он не помнил. Однако свою
амбициозность, которая «не позволила сдержаться, чтобы
не ударить этого лидера в лицо», отметил с едким смешком, как будто уколол себя за это. Не исключено, что, сам
того не сознавая, Победитель как бы адресовал этот укол
своему деду (по материнской линии), который «в свое время окончил Венский университет, был епископом КиевоПечерской лавры и видной фигурой в своих кругах, часто
повторяя,что мы шляхта,из знатного рода». Победитель
«не верил в силу бога с тех пор как дед, не пережив смерти бабки, умер от горя меньше чем через год». Не верили
в бога и его дядья, братья матери. Они были сотрудниками
146

Глазами психолога
Коминтерна, в 1937 г. ихрасстреляли как врагов народа.
Эти, так сказать, политические и психологические аспекты
обстоятельств ареста Победителя в 1937 г. позволяют лучше
понять все произошедшее.
После ареста Победителя «выпустили»: «До войны
психиатрия была спасительницей, освобождали сразу же,
и чтобы меня спасти,мать,по совету хороших знакомых,
объявила меня сумасшедшим, тогда это помогало». Так
Победитель стал, сам не подозревая об этом, обладателем
маленькой психиатрической мины замедленного действия.
Психиатрическая мина взорвалась в 1954 г. Тогда Победителя привлекли к уголовной ответственности за «дела
пятилетней давности». В 1949 г. он издал свой «Манифест
народа», в котором «призывал к демократическим свободам
и независимости». На следствии «вел себя своенравно», и
тогда из прошлого возник психиатрический диагноз — шизофрения. С тех пор диагноз стал преследовать Победителя
«в заколдованном кругу юридической и психиатрической
абракадабры, так как и в этих подсистемах системы
существовал сплошной беспорядок». Шизофрения «довела»
до (запись в медицинской документации) «выраженного
дефекта в эмоционально-волевой сфере».
Одновременно ему говорили: «Молодой человек, если
кто-нибудь скажет,что у вас шизофрения — рассмейтесь
ему в лицо». Эти честные и смелые слова стали для Победителя путеводными. Он смеялся, смеялся многие годы, и
не в одно лицо…
Смеялись и герои его книг, а «сатиру больше всего
боятся и не любят, особенно за взгляды, неприемлемые с
точки зрения официальной идеологии». Поэтому смеяться
чаще приходилось сквозь слезы, которые высыхали от ужаса
перед масштабным уничтожением самой системой тех людей, которые ей верили. Победитель подробно рассказывает
об этом в своих мемуарах, опубликованных в этой книге.
Почти тридцать лет он наблюдал все это изнутри, видел, как человека уничтожали биологически (превращая
псевдолечением в жалкое существо, подобное животному)
и морально, что было еще страшнее. Выбора не было. Все

147

советская психиатрия: заблуждения и умысел

находились «в подчинении у сил,которые решали сами,что
с нами делать».
Тому, что увидел, чему удивлялся и ужасался, по поводу чего недоумевал, задаваясь вопросами, пытаясь найти
ответ, Победитель поставил свой диагноз: отсутствие логики.
Потом, правда, признал его неправильным, т.к. «логика
все же была, только очень страшная, изуверская, создающая условия, в которых честным и человечным людям с
твердым и бескомпромиссным характером очень трудно,
невозможно жить».
Трудно ли было Победителю? Трагедию своей души он
никогда не считал большей, чем страдания находящихся
рядом с ним инакомыслящих единомышленников. «Конечно,
пострадал, но не о мне речь, а обо всех нас», — нетерпеливыми короткими фразами Победитель «отделывался» от
наших вопросов. Казалось, что он устал от погружения в
воспоминания о своей жизни, сюжетов которой хватило бы
не на один роман. Для передышки (ведь Победителю было
почти 80 лет), мы стали в шутку рассуждать о литературном жанре, подходящем для таких автобиографических
экскурсов. Эта забава пришлась ему по душе, и каламбуры
посыпались градом. Победитель находил себе «место под
солнцем» и в психиатрическом триллере, и в политическом
боевике, и в любовном романе, и в авантюрном приключении, и в лирической комедии, и в трагедии, познавая и
верность и предательства…
В 1956 г. он совершил побег из Ленинградской психиатрической больницы тюремного типа. Ему было 36 лет,
он «был полон энергии и огня, гнить заживо не входило в
планы,стреляли — не попали,убежал». Пробирался пешком
на Украину. Через три месяца был почти у цели, но его
бывший ученик, ставший к тому времени преподавателем
медицины, к которому Победитель обратился, чтобы одолжить немного денег, выдал его...
В своих коротких и теплых весточках, которые Победитель слал из зоны молчания своим близким, с любовью,
преданно ждущим его, он писал: «Кто из нас не переживал?…Черт его знает,как все же вынослив человек. Сколько

148

Глазами психолога
на долю досталось…но от всего этого человек становится,
как бы это выразиться, мягче, что ли. Не правда ли?».
И еще: «Завидую тебе, честное слово, ты живешь полно­
кровной жизнью…Когда уж я приобщусь к этому?».
Только шизофрении не находилось места в жизни Победителя, а ему самому — в жанре психологического нек­
ролога.
Если возраст считать болезнью, которая естественно
ослабляет психические функции человека, то не это было
главным препятствием, существенно ограничивающим
активность Победителя. Этим препятствием были глаукома, которой он страдал уже четыре года («Я почти слеп,
не читаю и поэтому не имею ничего, чтобы думать»),
отсутствие материальных возможностей самостоятельно
обеспечить своевременное соответствующее лечение и полное забвение со стороны служб социального содействия и
помощи, способных решать такие задачи.
Свободолюбивый дух не ищет, он сам создает и избирает своих покровителей, которые служат ему. Покуда
не только слепая, но еще и глухая, и немая Немезида
пребывала в отрешенном состоянии, погрузившись в
политический летаргический сон, власть иногда удавалось захватить музе Невмениде. Она царствовала, пусть
даже временно, в театре клинического абсурда, располагавшемся в Ленинградской психиатрической больнице
системы МВД. Создатели музы Невмениды и театра,
они же узники политической психиатрии, пытались с
помощью смеховой культуры противостоять жестоким и
безнравственным политическим играм в психиатрический
диагноз. Ведь деваться было некуда, оставалось либо
плакать, либо смеяться. Выбор был понятен: учитывая
обстоятельства, лучше горько смеяться, чем горько
плакать. Многих это поддерживало.

Поддержка, оказанная тонким юмором интеллигентных,
добрых и умных людей, запоминалась надолго. Жизне­
утверждающие игры творцов Невмениды ненавязчиво учили
многому, нередко компенсируя своим, можно сказать,

149

советская психиатрия: заблуждения и умысел

коллегам — диссидентам — недостающие им образование
и жизненный опыт. По прошествии многих лет бывший
«террорист» вспоминал этих людей с большим теплом и
благодарностью: «Не было бы счастья встречи с ними,так
несчастье помогло».
Несчастье заключалось в (как сказано в справке о полной реабилитации) необоснованном обвинении по ст. 58, ч.
1 УК РСФСР и направлении на принудительное лечение с
изоляцией. Несчастье началось с ареста 14 августа 1951 г.,
а закончилось освобождением от принудительного лечения
2 июня 1954 г. О своем несчастье 68-летний Террорист, не
упуская деталей, все же рассказывал избирательно. Привилегированное место в его воспоминаниях неизменно
оставалось за «хорошим, несмотря на плохое». Иногда это
происходило незаметно для него самого.
Диагноз? Он его не знал и не знает, но «полностью
понимал, что обязан ему своим спасением», ведь статья
предъявленного Террористу обвинения предусматривала
десятилетний срок тюремного заключения. Тогда ему,
двадцатитрехлетнему, казалось, что на свободу он выйдет
стариком и никому не будет нужен. «Чтобы не оказаться
в числе лагерных рабов», во время одного из допросов,
которые «проводились ночью и страшно выматывали»,
предпринял суицидальную попытку, но «неточно просчитал бросок в окно», и его «перехватил следователь». Тогда
он объявил голодовку, так как «лучше было умертвить
себя, чем идти в лагерь». Продержался трое суток и был
направлен на психиатрическую экспертизу. Выслушав его
«историю молодой глупости», ему дали совет… «косить».
«Было ужасно стыдно. И перед другими, и перед собой, но
пришлось вспомнить о травме с потерей сознания». За
время принудительного лечения, так как врачи и медперсонал не относились к Террористу предвзято, он никаких
медпрепаратов не принимал. Ему не назначали, а он «не
просил», ведь всем были понятны правила навязанной игры
в психиатрический диагноз.
Инакомыслие Террориста началось с детских лет. Его
отец был репрессирован, и семье коренных ленинградцев

150

Глазами психолога
пришлось переехать в Астрахань. Кровное родство с «социально-опасным элементом» и «голоса Америки» не помешали, тем не менее, поступить в Ленинградское военное
артиллерийское училище (поддержали товарищи отца).
Однако «близость окна в Европу» и «полусамостоятельность» натолкнули на мысли об эмиграции. Решил «пробираться поездом, срисовав подробную карту в училище».
Был задержан, но «выпустили под шумок». Из училища,
конечно же, отчислили, найдя благоприятный повод, не
препятствующий учебе в гражданском вузе.
С точки зрения так называемой социальной активности
«полусамостоятельность» будущего террориста стала,
казалось бы, взрослеть. В студенческие годы он был секретарем комсомольской организации курса и «очень любил
поспорить по политическим вопросам». Инакомыслию,
очевидно, в некоторой степени способствовал его характер:
«Упрям, настойчив, самолюбив, трудно менял свое мнение,
так как мешало что-то внутри. Заблуждения тоже
трудно признавал, не знаю, может, это была какая-то неправильная гордость. Специально воспитывал смелость,
был впечатлительным, легко обижался. Уравновешенным
да невспыльчивым уже стал потом».
Достаточно критические высказывания в свой собственный адрес. Бывший Террорист с полной ответственностью
оценил и свои намерения в 1951 г. «прорваться в американское посольство». Он называл их «безрассудным риском»
и «действиями «на авось». Самопал, который был у него
«на случай — камикадзе», разорвался «сам по себе», не
причинив никому вреда, но обнаружив в наивных устремлениях юности преступный умысел и опасную угрозу для
государства.
На психиатрическом поле у несостоявшегося Террориста
больше никогда не было никаких встреч, он не заходил на
него ни сознательно, ни, тем более, по болезни. Он пробовал состояться в жизни, и это у него получилось. Окончил
институт, учился в аспирантуре, женился, растил детей и
работал, мечтая написать мемуары, так как «поболтать
о тех временах» было не с кем. Жена в шутку ласково на-

151

советская психиатрия: заблуждения и умысел

зывала его «мой графоман», а он с мягкой настойчивостью
пытался вернуть нас к теме Невмениды…
Кому как повезет — ведь случай имеет капризный характер. «Лечебный»курс серы за клочок бумаги и карандаш уничтожал желание рисовать и писать стихи. Эти
занятия оживляли воспоминания, к которым не хотелось
возвращаться, и музы были бессильны…

Рисовальщик в юношеском порыве негодования, узнав
из прессы о том, что официальные лица его родного города
злоупотребляют своим служебным положением, «расклеил
в многолюдных местах 26 листовок с заведомо ложными
измышлениями, порочащими советский государственный
строй», которые написал от руки за один вечер. После
задержания, когда он все объяснил, его отпустили, взяв
подписку о невыезде. Потом в прокуратуре посчитали, что
«дело серьезное, политическое» и направили в Харьков на
психиатрическую экспертизу. Вернулся домой через месяц,
диагноза не знал.
Однажды зашел домой с работы, чтобы пообедать, и
увидел во дворе милицию и машину скорой помощи. Оказалось, что согласно определению суда, которое попало
Рисовальщику в руки гораздо позже, он нуждался в принудительном лечении в психиатрической больнице общего
типа. Он не мог нести уголовную ответственность за совершенное им общественно опасное деяние в связи с «хронически протекающим психическим заболеванием в форме
шизофрении», что следовало из заключения стационарной
судебно-психиатрической экспертизы.
Что сходит с ума, Рисовальщик «почувствовал в больнице. Пытался лекарства прятать под язык. Наказывали
серой. Пробовал рисовать, рисунки изымали и снова наказывали серой. Нарушился сон, т.к. постоянно горящие
лампочки и тяжелый воздух не давали уснуть. Прогулок
практически не было. Только на смене,когда дежурил нормальный медперсонал, мог читать. Усиленно пользовался
этой возможностью...». «Отличился своим поведением и
там,в больнице. Однажды пришло в голову составить спи152

Глазами психолога
сок пьющих санитаров и сообщить об этом». Был резким,
«субординации не знал и не хотел знать, но понял, что на
второй экспертизе надо отвечать «как надо».
Он оказался прав: через год суд вынес определение про
отмену принудительного лечения, учитывая результаты
психиатрического освидетельствования, которые констатировали, что в психическом состоянии Рисовальщика,
«страдающего хроническим психическим заболеванием
в форме шизофрении, имеется улучшение, — наступила
стойкая ремиссия заболевания с критикой к совершенному правонарушению и болезненным высказываниям».
Выписали Рисовальщика под опеку отца, «сделав несостоятельным и уволив с работы, пока находился в больнице,
с формулировкой «за систематические прогулы». Отец
считал,что психиатры помогли меня «убрать»,как было
выгодно КГБ». Через восемь лет диагноз и группу инвалидности «сняли автоматически», т.к. Рисовальщик «принципиально не ходил отмечаться» в психоневрологический
диспансер, где состоял на учете.
Жизненные события изменили Рисовальщика, в его
личности «произошел какой-то перелом». «Перелом» (как
эффект событийного обучения, имеющего индивидуальноразнообразные психологические последствия) в большей
степени, чем личностная «измененность» вследствие якобы
когда-то хронически протекавшей шизофрении, соответствовал и характеру суждений, и личностно-поведенческим
и эмоциональным проявлениям Рисовальщика.
В процессе нашей беседы качественно-динамические
характеристики эмоциональных реакций Рисовальщика
психологически достоверно отражали содержание эпизодов его жизни, о которых он рассказывал. Адекватной
была самооценка, в том числе и возрастных изменений его
индивидуально-психологических особенностей: «Раньше
не­посредственный был, быстро «заводился», на митингах
фигурой стремился быть, «активничал», в школе мог подраться, чтоб не обижали, а так — веселый, вот только
слишком впечатлительный и наивный, думал, что все по
справедливости может быть». Потом известные события

153

советская психиатрия: заблуждения и умысел

«обострили чувство несправедливости, стал думать, что
же это за система такая? Понял,что мир — это противоречие,как-то примирился с этим,стал еще больше читать
и видеть «подстрочный» смысл,веселье сменилось горечью,
появилась выдержка и, наверно, какая-то мудрость».
В последнее время Рисовальщику «никак не удается
избавиться от чувства,что в жизни не повезло». И он был
прав — совсем недавно при трагических обстоятельствах
погиб его единственный сын, которому было 18 лет, почти
столько же, сколько было Рисовальщику, когда его арестовали в 1973 г. Несмотря на то, что «жизнь поломана — ни
образования, ни любимой работы, ни сына», Рисовальщик
уверен, что «чувство достоинства и вера,только уже сов­
сем в другие идеалы, не позволят упасть». Сознательно не
приемля «религиозной велеречивой софистики,потому что
она напоминает пропаганду коммунистических идеалов»,
поддержку и утешение Рисовальщик обрел в христианской
вере.
Каждый человек может во что-то верить, обретая в
этой вере смысл своей жизни. Вера, как известно, одна
из дочерей Мудрости.

Правда, не все мудры, обращаясь к ней. Бывает и так:
религиозная литература (из бабушкиного сундука) случайно
попала в руки любознательного, но «со средними способностями», 17-летнего юноши, которого «привлекало все необычное». Юноша легко может «зачитаться», т.е. притчи
«о конце света, о символике чисел, о черной и белой магии
и сатанинской власти» производят на него «неизгладимое
впечатление, аж потрясение». А дальше, охваченный желанием «спасти от коммунистов», Юноша перестает сочинять стихи и начинает писать «религиозно-антисоветские
листовки», что «делать было легко», т.к. «ориентировался
на плакаты против царя» (из того же сундука бабушки):
«Писал по аналогии, «долой царя» заменял на «долой коммунистов», мудрить было нечего».
А вот с диагнозом Юноши (шизофрения с бредовыми
фантазиями) явно перемудрили. Он заработал его в Москве,
154

Глазами психолога
во ВНИИ им. Сербского, хотя в 1955 г., когда возбудили
дело, на первичной судебно-психиатрической экспертизе в
Краснодаре был признан здоровым. С 1956 по 1959 год Юноша находился на принудительном лечении в Ленин­градской
психиатрической больнице системы МВД. Перемудрили,
наверно, и со статьей предъявленного Юноше обвинения —
ст. 58, ч. 1 УК РСФСР, терроризм. Хотя, конечно, призывы
«Долой царя!»тоже когда-то считались террористическими…
Вера может быть неким организующим началом, помогая человеку структурировать свою жизнь (чем-то занять
ее время), если в основе его действий лежат не столько
самостоятельные и сознательные решения, сколько образные представления и установки. У людей, к числу которых
относился и Юноша, даже при хорошо развитой памяти и
внимании, при определенных художественных склонностях
и наглядно-образном конкретном мышлении, при способности к планомерной активности с четко обозначенным регламентом, координирующая функция интеллектуальной деятельности все же бывает недостаточно дифференцированной.
В силу этого они мало способны разобраться в сложных
явлениях окружающей жизни, сопоставить их, осмыслить
и сделать надлежащие выводы. По этой же причине даже
(в значительной степени свойственные им) нравственные
основания их действий, такие, как, например, стремление
к справедливости, проявляются недостаточно сознательно
и координировано. Присущие им простота и однообразие
суждений могут исчезнуть только под влиянием внешних,
волнующих душу впечатлений. Однако если этот источник
иссякает, репродуктивное, нетворческое воображение перестает воспроизводить что-то новое, а стереотипное однообразие высказываний лишь подчеркивает выраженную
склонность к заимствованию и подражанию.
При недостаточно сильном интеллектуальном компоненте в системе психической саморегуляции и при повышенной склонности к эмоциональному вовлечению в новые,
возбуждающие воображение ситуации такие люди легко
теряют самообладание, особенно если условия, в которых
они оказались, не соответствуют их психологической природе, в основном, мягкой и зависимой от чуткого отношения.
155

советская психиатрия: заблуждения и умысел

В таких случаях на фоне преобладающего подавленного
настроения могут происходить психогенные изменения в
личностно-поведенческих проявлениях. Они становятся
особенно заметными, если ситуационный удар-шок человеку пришлось пережить в уязвимый юношеский период.
В последующем, если условия жизни не благоприятствуют
рассасыванию психологической травмы, у человека, подчиняемого внешним директивам, возрастает зависимость от
прошлых и настоящих стрессогенных влияний, а его и без
того не слишком богатый психический потенциал неизбежно
снижается. Ошибкой было принимать за шизофренический
процесс, бредовые фантазии и дефект личности такие особенности человека и их реактивные изменения.
Не так далек был период, когда вера в Бога считалась
социально опасной, а потому почти однозначно свидетельствовала о психическом нездоровье верующего.
Когда веру навязывают насильно или, наоборот, запрещают, истинной верой обязывают считать только
политическую веру.
Прошло время, ветер перемен повернул политический флюгер в другую сторону, и у алтарей появились
раскаявшиеся (и потенциальные?) грешники. «Новыми»
запретами они отменили «старые» запреты, дав свободу
вере в Бога и возвратив человеку право на нее. Мировоззренческие ориентации общественного сознания во
взглядах на религию стали меняться. Теперь наверняка
уже не услышишь: «Тебе в лагерь нельзя, ты там всех
в христианство обратишь. Я тебя в сумасшедший дом
посажу».
Вера не свободна от политических игр, в которых
легко меняются ее социально-нормативные оценки. «Свидетельства о Боге и вере», как известно, с легкостью
приравнива­лись, например, к «антисоветской агитации
и пропаганде».

72-летний Священник простил грехи этому времени,
укрепляя свою веру в течение пяти лет в…психиатрической
больнице специального типа («и там умудрялся читать
книги») и потом, когда дожидался реабилитации, «самореабилитируясь с помощью Бога». Воркующим барито-

156

Глазами психолога
нальным тенором, миролюбиво, Священник заметил, что
проповедует сознательно, а диагноза своего не знает, так
как тот его никогда не интересовал, хотя против принудительного лечения все же пришлось протестовать. В 1953 г.
принудительное лечение сняли, а в 1954 г. Священник был
амнистирован. Семья у него большая, восемь детей. Живут
дружно, «по заветам Божьим». До 1994 г., «пока сердце
шалить не стало», Священник работал — сначала пресвитером церкви, а потом проповедовал.
Он поверил в Бога в 25 лет, в 1949 г. Вернулся с фронта, «да продолжал пить да гулять, не мог остановиться,
характер был веселый,на баяне играл,пел,танцевал,привык
к этому: служил в военном ансамбле, куда перевели после
тифа из госпиталя». Родные говорили «остановись, побойся Бога, а ÿ не верил. Пока руками не пощупаю, ничему
не поверю,упрямый был». Поступил учиться в университет
на механико-математический факультет. Потом «как-то
вдруг заболел,температура высокая,врачи туберкулез подозревать стали». Лечился народными средствами, «сами
знаете какими: пил — в голове тьма». Вспомнились слова
«родни верующей,ведь предупреждали — побойся Бога,взял
Евангелие, четыре дня читал не отрываясь». Бог «явился»
во сне, «с тех пор пить-гулять перестал, как отрезало,
стал выздоравливать да замечать, что в жизни-то все,
как в Евангелии сказано, происходит». Стал, конечно, доказывать, что Бог есть, а потом «двое штатских увели
прямо с лекций».
Мы не стали посвящать Священника в свою веру относительно того, что ситуационно обусловленная острота его
интеллектуальных чувств религиозного содержания на фоне
делириозного состояния сознания прочно зафиксировала
его восприятие действительности через призму сюжетов
Евангелия. Ведь человек разными путями приходит к вере:
его могут направлять одновременно и психологические, и
патологические механизмы, а в случае определенного преобладания последних — не всегда приводить к социально
дезадаптивным последствиям для его дальнейшей жизни
и нравственной атмосферы общества — если, конечно, политика не вмешается.
157

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Но она вмешивается, норовя мелочно и цинично исказить все лучшее в человеке, заставляя его брать на
душу грехи тяжкие…

«Если б я не пил тогда...», — в короткой фразе звучало,
как стон, безмерное сожаление. Он плакал. Это были слезы
страха, стыда и раскаяния... Но сначала — небольшое отступление.
1.
Информатор — это человек, предоставляющий информацию о другом человеке.
2.
Ценную информацию о личности можно получить на собеседованиях с… информаторами.
3.
При оценке личности ничто не может заменить тщательного опроса… информаторов.
Вспомогательные ключевые слова: источник информации; надежность информации; другой информатор; информация к размышлению.
Примечание: при чтении вместо многоточий для № 2 следует
добавить «больным и другими», для № 3 — «больного и других».
Источник информации: «Оксфордское руководство по психиатрии».
Информация к размышлению: информаторы бывают разными,
и разные люди, в разных целях, по разным мотивам пользуются
разной информацией из разных источников.

Семидесятые годы, Киев. Кроме всего прочего, КГБ
интересовали политические умонастроения творческой
интеллигенции. Конкретно — информация о взглядах на
проб­лему национальной (т.е. украинской) культуры. Дискуссионные клубы, где собиралась молодежь, проходили
встречи с деятелями искусства, велись бесконечные дебаты
и вы­сказывались разнообразные мнения, были идеальным
информационным полем для получения важного сигнала о
«ядовитых ростках и сорняках украинского национализма»,
опасных для государства с братской нацией «советский
народ». Важный сигнал становился еще важнее, если приобретал форму официально оформленного документа, на
котором, удостоверяя надежность информации, стояла

158

Глазами психолога
подпись конкретного человека. Не беда, даже если текст
«важного сигнала» составлялся не им самим. Главное, что
он подписывал. А подписывать приходилось немало. Наверно, именно поэтому «сигнальщикам» не хватало времени
составлять текст.
Именно так случилось с Информатором, которого миновали и политические, и уголовные статьи обвинения, но
которого обвинили и наказали совесть и страх.
В 1972 г. он проходил очередным свидетелем по очередному делу. «После ареста всех», который чудом обошел
его, запаниковал и попал в психиатрическую больницу
с реактивной депрессией. Лечился месяц. Постепенно все
сгладилось и будто бы забылось. Информатор, по его словам, «забыл полностью всю политику и с головой ушел в
науку,готовился к защите диссертации». В 1978 г., очень
некстати для его научной карьеры и планов на будущее, о
нем вспомнили и многое напомнили, и «стали делать «сексота», играя на слабости характера и манипулируя — то
угрожая кнутом, то угощая пряником.
Каждая встреча в КГБ, о которой никому не расскажешь, «была большим стрессом». Неприятие того, что
ему предлагали делать, вызывало внутреннее сопротивление. Напряжение росло, нервы не выдерживали. «Ломали»
Информатора два месяца. Щедрые застолья («начались
пьянки»), очевидно, входившие в программу оперативной
разработки, дали свой результат: «В этом пьяном запое
я сломался. Они писали, я подписывал. Страшно было, как
раньше, в 1972-м. Нервы не выдержали, я сорвался. Вышел
от них как-то ночью. Иду. Никого. И запел. Иду по Крещатику и вовсю пою украинские песни».
В ту ночь Информатор не просто сорвался. Он посмел
позволить себе стать свободным (пока никого нет, пока
никто не видит и не слышит, пока страх отступил, пока
его силу поглотила сытость недавнего застолья). Эйфория
самоосвобождения достигла маниакального состояния. Так
в 1978 г. он снова попал в психиатрическую больницу и
окончательно ушел из создавшейся ситуации в болезнь.
Вышедшего из строя Информатора наверняка заменили
другим информатором.
159

советская психиатрия: заблуждения и умысел

В период с 1978 по 1985 год, регулярно, 2–3 раза в год,
Информатор поступал лечиться в психиатрический стационар, сумев пробыть дома лишь два-три месяца. Самонаказание, которое проявлялось в аутоагрессии, было психологическим механизмом его суицидальных намерений и
затяжных депрессивных состояний («Как-то голодал 28 дней,
протес­товал против самого себя», «В сознании хотелось
умереть»). В 1985 г., всего в сорок лет, он «сам поверил в
свою болезнь», а в 1996-м по состоянию здоровья был пере­
веден на 2-ю группу инвалидности, и с тех пор не работает.
Западные специалисты, исходя из своих наблюдений,
утверждают, что человек легко становится агентом другого государства или агентом фирмы-конкурента (т.е. его
легко завербовать), если в цепочке «деньги — идейные соображения — боязнь компрометации — самоуверенность»
хотя бы одно звено является для него слабым. На основе
этих составляющих они выделяют комплекс «MICE»(Money,
Ideology, Compromise, Ego) и считают, что психологическую гипертрофию какого-либо из этих компонентов можно
использовать в практических целях. Это помогает прогнозировать, или «высчитывать», поведение в соответствующих
ситуациях (например, при разоблачении политического,
промышленного или любого другого информационного
шпионажа, равно как и при склонении к нему).
В этой зловещей цепочке, которая лишь изящно обобщает извечную многоликость «ахиллесовой пяты»человека,
Информатору достался «хвостик». Денег он не получал, свои
идейные соображения не отстаивал, напротив, — отказался
от них, даже предал. «Сработали» боязнь компрометации
(психологический кнут) и самоуверенность, с которой страх
делился пряником застолья. Просто, психологически очень
просто. И чтобы понять это, нет необхо­димости прибегать
к помощи классического психоанализа З. Фрейда или обращаться к воззрениям великих диссидентов от психоанализа,
к К. Юнгу, А. Адлеру, Э. Фромму.
Поверив в свою болезнь, Информатор поверил и в то,
что он — одна из жертв злоупотребления психиатрией в
политических целях. С ним можно согласиться лишь частично, с очень большой натяжкой, учитывая, мягко говоря,
160

Глазами психолога
особую пикантность обстоятельств этой «жертвенной причастности», а также специфику его характера — склонность
к вытеснению вины и к самооправданию.
Вместе с тем история Информатора акцентирует внимание на проблеме реактивных психических расстройств
и стрессогенного «запуска» серьезных психических заболеваний вследствие психологического насилия над человеком и манипулятивных форм взаимодействия с ним как
повсе­дневной, присущей тоталитарным режимам, нормы
отношения к личности. В таких условиях создаются и поддерживаются ситуации, напоминающие сюрреалистическое
поручение о наблюдении за наблюдающими за наблюдателем. С острой добавкой из вульгарно натуралистической
прозы естественного политического отбора: «Сначала
мы тебя убьем, а потом нас убьют». Смертельная игра во
всеобщий параноид с запредельным напряжением нервов
и заведомо печальным исходом для всех ее участников,
вольных и невольных…
Эксперимент, созданный самой природой, — так иногда
называют психическую болезнь, происхождение которой,
можно сказать, не отягощено социальными привнесениями.
Эта «социальная не-отягощенность»в некоторой степени все
же условна, ведь начало цепной реакции во взаимозависимом взаимодействии природных и социальных болезнетворных факторов (причина — следствие — причина и т.д.)
установить достаточно сложно. Психиатрические ошибки
природы человек старательно пытается исправить. Тем не
менее, при этом безжалостно экспериментирует на себе
подобных. Обо всем, что связано с психиатрическими злоупотреблениями в политических целях, иначе и не скажешь,
потому что игра «слепой» природы здесь ни при чем.
Мера вины конкретных лиц, ответственных за эти сознательные эксперименты, растворилась в общем осуждении
тоталитарного режима. Один на один с их последст­виями
остался сам подопытный человек (не хочется употреблять
унизительное «кролик», но…). Социальная помощь заключалась, как метко было одним из них замечено, в получении
«психушно-реабилитационных», т.е. незначительной де161

советская психиатрия: заблуждения и умысел

нежной суммы, которая, достигни она хоть астрономической
цифры, неспособна была бы компенсировать причиненную
тоталитарным социумом и политизированной психиатрией
жизненную травму. Ведь было утрачено главное — невосполнимое время жизни.
Всем, кто пострадал от злоупотреблений психиатрией
в политических целях, диктовала свои условия биопсихосоциальная деструкция. Она навязывала правила жизни
каждому «принудчику». Как выжить в этих условиях? Как
преодолеть? Забыть? Изжить? Как избавиться от психиатрической смирительной рубашки, подаренной «с заботой
и на добрую память» политической психиатрией? Можно
ли вообще со всем этим справиться, если… Если к последствиям экспансивного политического «исправления»психиатрическим лечением добавляется еще и действие закона о
наследственно детерминированном пределе индивидуальных
возможностей — универсального закона природы, которому подчиняется все живое и который заставляет признать,
что способность любого человека совладать с условиями
биопсихосоциальной деструкции имеет принципиальные
ограничения...
Жизнь приходилось начинать с нуля, спорить со страхом
было трудно. Пусть относительная, но все же свобода самоуправления своей жизнью была утрачена, т.к. имевшаяся до
лечения система механизмов социальной и психологической
адаптации в значительной степени была разрушена. Можно
даже сказать, что люди, возвращаясь из зоны молчания,
возвращались как бы в исходную точку своего развития,
так как оказывались в пространстве разрозненных элементов
прежнего жизненного опыта.
Система, не уничтожив и не поглотив окончательно, навязала решение непосильных задач. Пожалуй, главной из
них была задача сохранить психологическую возможность
правильно относиться к окружающему и к самому себе. Решение этой задачи, хотя бы частично, было условием реше­ния
следующей, состоящей в том, что человек из прежних и
новых образов действительности и своего «Я», из преж­них
и новых чувств, переживаний, представлений и знаний
должен был создать (синтезировать) для самого себя ка­
162

Глазами психолога
чественно новую адаптационную систему, которая могла
бы соответствовать происшедшим изменениям. Изменениям
(и не к лучшему) в его соматическом состоянии, психологическом самочувствии, социальном положении. Проблема
сохранения собственной жизни, не только биологической,
но и психологической, обострилась с новой силой. Чтобы
с ней справиться, нужны были собственные титанические
усилия, рассчитывать можно было только на них.
Попытки бывших пленников психиатрии по крупицам
вернуть то, что было безосновательно и насильно отнято,
компенсировать утраченное, наверстать упущенное, восстановить и как-то наладить (то есть интегрировать) свою
жизнь можно рассматривать как самостоятельный процесс
реабилитации. Без самостоятельных усилий человека не
обходится ни один реабилитационный процесс (медицинский, психологический, социальный). От них в значительной
степени зависит результат. Самостоятельные усилия, направленные на конструирование новой (повторной) системы
механизмов адаптации, называют реадаптацией.
Реадаптация — нелегкое приобретение нового жизненного опыта. В этот период тяжелые разочарования, как
правило, превалируют над робкими ростками надежды и
едва уловимыми проблесками радости. Слегка оптимистическое «лучше позже, чем никогда»часто заглушается вполне
пессимистическим «дорога ложка к обеду».
Свести к возможному минимуму последствия деструктивного влияния всего, что пришлось пережить, было
катастрофически трудно и казалось недостижимым. Противоречия окружающего мира и собственные противоречия,
зыбкость и неясность перспектив будущего услужливо
прод­левали «вид на жительство» и предлагали «вечную
прописку» в замкнутом (как тюремный карцер!) мире физической немощи и социально ограниченного жизненного
пространства. Объективные условия могли лишь случайно
позволить человеку избежать реальной опасности быть
окончательно сломленным.
Собственное бессилие могло ограничивать и упрощать
представления о действительности и заставлять превратно
истолковывать происходящее.
163

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Логика могла уступать эмоциям, которые уводили в область иррационального, в мир фантазий.
Субъективная потребность в личном реванше превращалась в экспансивное поведение и обостряла противоречия
во взаимодействии с окружающими.
Утилитарно-философское обоснование сложившихся
жизненных обстоятельств допускало обывательски упрощенный прагматизм действий.
Прежде подавленная насильственной изоляцией естест­
веннаяя активность могла компенсироваться подъемом «обличительной» деятельности, в которой инакомыслие явст­
венно обнаруживало свое родство с позаимствованной у
других независимостью и самостоятельностью критических
суждений, мнений и взглядов.
Внутреннее согласие с неизбежностью подчиненного положения поверженного определяло смиренное отношение
к быстро таявшему времени уходящей жизни.
Осознание собственной психологической деструкции
приводило к попыткам сохранить индивидуальное «Я», но
увеличивало запутанность и количество порочных кругов
реального поведения.
Усилившийся процесс самопознания способствовал
адаптивной расстановке психологических акцентов, то есть
стабилизировал внутреннее равновесие, но подтверждение
древней истины о познании, рождающем скорбь, могло умалить в сознании значение реальных практических действий.
Собственная слабость требовала изменить обстоятельства
и толкала на опасные прямолинейные действия в поисках
виноватых.
Оскорбленному достоинству трудно было подняться над
чрезмерно субъективным восприятием реальности. Непроизвольно сохраняемые адинамичные представления о себе
и окружающем мире безуспешно пытались помочь ущемленному самолюбию, не находя для него остро желаемого
им эмоционального сочувствия.
Активное психологическое сопротивление внутренним
и внешним деструктивным влияниям могло приобретать
черты серьезного конфликтного отношения к макро- и
микросоциальному окружению, к самому себе.
164

Глазами психолога
Погружаясь в свой внутренний мир (как эрудиция,
которая, по словам М. Фуко, прочитав природу и книги,
возвращается к своим химерам), человек останавливался
на обочине жизни и оставался предоставлен самому себе,
лишь наблюдая, как чья-то чужая и совсем иная жизнь
шумно проходит мимо.
Среди психологических формул жизни, которые структурировались несмотря на стрессогенные последствия
дест­руктивного прессинга политической психиатрии, есть
примеры самоинтеграций жизни, возвышающие человека до
идеальных представлений о нем и его внутренних силах,
позволяющих конструировать жизнь на пределе собственных
возможностей и психологически противостоять социальной
травматизации. Возможность обрести такую лич­ностную
позицию предоставило решение, суть которого всем известна и звучит, быть может, слишком упрощенно, учитывая серьезность ситуации — если не можешь изменить
обстоятельства, измени отношение к ним.
Жизненная хитрость этого мудрого решения состоит в
преодолении возникающего в таких случаях противоречия
между познавательным содержанием сознания и силой
эмоциональных реакций на него. Это преодоление не было
насилием над собственной личностью. Найденное решение
было эвристичным, либо спасательный инсайт (озарение)
заменяла психологически очень сложная внутренняя работа.
Такой труд души не каждому под силу. Полностью и самостоятельно справиться с ним могут лишь немногие.
«Ахиллесова пята», то есть наиболее уязвимое место,
есть у каждого человека. Если говорить в общих чертах,
то такие сенсетивные (чувствительные) участки, включая
их физические и психологические зоны, определяются
общеизвестными и привычными понятиями «низкая стрессовая устойчивость», «низкая толерантность к воздействию
фруст­рирующих факторов», «высокий порог чувствительности к вредоносным влияниям» и т.д. От этих особенностей
так или иначе зависит способность человека противостоять
де­структивным силам, которые угрожают его жизни,
то есть разрушают ее на биологическом (как организм) и
165

советская психиатрия: заблуждения и умысел

психологическом (как личность) уровне. От этих особенностей также определенным образом зависит и способность
адаптироваться к неблагоприятно изменившимся условиям
своей жизни.
Человек очень избирательно реагирует на неблагоприятные факторы внешних (то есть средовых) условий
и условий внутренних, то есть уже своих собственных
(телес­ных и психических). Поэтому говорить о попытках
человека противостоять деструктивным силам или совладать
с ними, используя при этом только обобщенную научную
терминологию, значит практически не говорить ничего или
говорить с весьма значительными ограничениями. Конечно,
подобные ситуации не меняют голой схемы вечного сюжета
жизни: события, которые влекут за собой жизненные перемены; задачи и проблемы, которые возникают в связи с
этим; линия действий, которую человек выбирает, чтобы
сохранить биологическую, личностную и социальную без­
опасность своего индивидуального «Я». Однако для каждого
отдельного человека эти ситуации являются индивидуально
особенными. Общие принципы и закономерности совладания
с ними индивидуализируются, а типологические обобщения,
над которыми, как давно и неоднократно было замечено,
природа часто смеется (П.И. Ковалевский), становятся еще
более условными и уступают индивидуальному психологическому содержанию, которое на уровне переживаний
человека приобретает уникальное зна­чение.
Уникальность сама по себе предопределяет соответствующее отношение к ней. Это бывает сложновыполнимой
задачей, которую человек зачастую упрощает, и потому
уникальность как таковая обесценивается. Психологическую
сложность чувств и состояний (то есть уникальность переживаний личности) не так легко понять и трудно, почти
невозможно, описать даже дифференцированными (самыми
точными) научными понятиями. Ее гораздо легче уп­ростить
и перевести, например, на клинический уровень анализа
эмоциональных проявлений. Психиатрическое упро­щение
психологической уникальности переживаний и эмоциональных состояний человека, адекватных его жизненным обстоятельствам, могло удачно поддерживать «объективность»
166

Глазами психолога
клинической картины возникновения, динамики развития и
течения, а также последствий «основного психического заболевания» инакомыслящих, т.е. вялотекущей шизофрении.
Однако вердикт о наличии этих специфически болезненных перемен в эмоциональной жизни «психически больных
от политики» опровергали сами обстоятельства жизненных
ситуаций — арест, предшествующая ему «кухня»оперативной разработки диссидента, процесс дознания (допросы),
судебно-психиатрическая экспертиза, диагноз, срок «исправительного лечения», последующая жизнь в статусе отверженного с клеймом «неблагонадежного», «неполноценного».
Личностно-поведенческие и эмоциональные проявления в
таких ситуационных условиях дажеобыденное сознание
логично связывает с нормальными реакциями «среднего»
человека на касающиеся его неправомерные действия.
Профессиональное сознание политически ориентированной
психиатрии совсем по-иному трактовало продиктованные
экстремальными обстоятельствами настороженность и
опасения, тревогу, страх и растерянность, эмоциональную угнетенность и подавленность, гнев и беспомощность,
психологический шок и психалгию (душевную боль), горе,
смирение, страдание…
Что конкретно случилось с каждым, кто пострадал от
злоупотреблений психиатрией в политических целях, мы
не знаем. Можем сказать о тех, с кем лично встречались.
Подавление витального чувства защищенности, т.е. чувства психологической и физической безопасности, обусловленное навязанными человеку жизненными обстоятельствами, провоцировало интенсивные негативные переживания.
Возникали тревога, страх, чувство раздавленности,
беспомощности, собственного бесправия. Применяемые приемы психологического давления (шантаж, угрозы, душе­
спасительные беседы о раскаянии, прессинг псевдоинформации, который усиливал неведение относительно своего
истинного положения), растущее опасение за собственную
жизнь и судьбу близких не давали возможности ослабить
эти чувства и поддерживали выраженную эмоциональную
напряженность. Она как бы блокировала продуктивность
психической деятельности и вызывала у человека недоуме167

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ние и растерянность по поводу такого его состояния. «Вы
знаете,— рассказывал один из них, — я иногда практически
не понимал смысл предъявляемых мне обвинений, не мог
сосредоточиться,не мог собрать мысли,мое беспокойство
росло, ÿ был потрясен всем тем, что произошло».
«Исправительное лечение» методами биологического
обусловливания (направленное на то, чтобы обеспечить
безличное поведение человека в дальнейшем) могло как
бы притупить эмоциональное реагирование, т.е. обеднить
внеш­ний регистр проявлений эмоциональных переживаний.
Внутренняя опустошенность, происходящая из осознания
собственной инородности в окружающем мире и бессмысленности своей жизни, делала человека бесстрастно-холодным
в ожидании собственного конца и отрешенным от себя самого из-за давления обстоятельств, а не болезни, «съедающей»
эмоциональность («я мысленно поставил на себе крест»).
Тем не менее, трудно было смириться с несправедливым и ужасающим своей нелепостью положением. Попытки
объяснить его самому себе лишь обостряли душевную боль,
вздымая едва-едва схлынувшую волну тягостных, мучительных переживаний. Объясняемое не поддавалось никаким
разумным объяснениям, т.к. находилось в явном противоречии с представлениями (более или менее самостоятельными
и дифференцированными) о социальной справедливости и
равноправии. (В психологии этот феномен называется нарушением экспектаций, т.е. расхождением между ожидаемым
и действительным, что может вызвать у человека глубокое
разочарование и даже острое психологическое потрясение.)
Безрезультатными были и попытки самозащиты (особенно первые). Что могли изменить резкие и бурные формы
поведения-протеста? Все это могло работать только на
психиатрический диагноз (неконтролируемая агрессивность, отсутствие критики относительно своего поведения
и т.д. и т.п.). К тому же мобилизованное отчаянием души,
активное сопротивление угрожающим обстоятельствам немедленно и жестоко подавлялось превосходящей силой. В
дальнейшем остроту непереносимых переживаний сменила
ситуационно оправданная, психологически защитная и избирательно действующая, эмоциональная анестезия (эмоциональная отстраненность). Она, что уже понятно, тоже
168

Глазами психолога
удобно вписывалась в соответствующие рамки нужного
диагноза (эмоциональная тусклость, эмоциональная бедность, эмоциональная безучастность).
«Эмоциональный дефект» ничуть не помешал ощутить
радость освобождения. Только вот защитная анестезия
не спасла от вновь нахлынувших проблем и переживаний.
Предстояло преодолеть страшное чувство социального
одиночества, признать невозможность обратить время вспять,
— чтобы вернуть утраченное, справиться с медикаментозно
разрушенным здоровьем, которое вступило в союз с чувством беспомощности и несостоятельности и вместе с ними
доказывало человеку свои права, усиливая его эмоциональную угнетенность. Дезадаптивные формы поведения,
психологически оправданные такими обстоятельствами,
могли таиться (и таились) где-то поблизости. Они алчно
ждали, когда человек утратит равновесие, пошатнется
под тяжестью обрушившихся на него невзгод, чтобы с
жадностью схватить его в свои разрушительные объятия,
куда услужливо подталкивал социально-опальный статус
«проблемной» и «психиатрически поднадзорной» личности,
экономическая нужда (нищета!), социальный и психологический барьер отчужденности, воздвигнутый официальными
и даже неофициальными, а прежде близкими, лицами.
Кризисное психологическое состояние, вызванное полным
нарушением представлений человека о ценностных ориентациях социума, в котором он жил, и временно приглушенное
силовыми медикаментозными приемами, с новой мощью
проявлялось в безвыходной ситуации жизненного тупика.
В этот период обострялись эмоциональные реакции на
происходящее. Усиливалась уязвимость, появлялись неустойчивость настроения, раздражительность, вспыльчивость, обидчивость, ожесточенность, а также настороженность и предубежденность, вызванные обостренным
вниманием к нюансам происходящего. Самооценка становилась крайне неустойчивой, приближаясь к самоуничижению.
Возникала явно выраженная неудовлетворенность собой,
самовосприятие в силу объективных причин вынуждено
было фиксироваться на проявлениях собственной слабости.
Прежняя работоспособность была утрачена и не спешила
169

советская психиатрия: заблуждения и умысел

восстанавливаться. Усвоение чего-либо нового требовало
все больших и больших физических и умственных усилий.
Сон не восстанавливал силы. Он возвращал в страшные дни
лечения, оживляя мучительный страх, который и днем напоминал о себе игрой вегетативных и сосудистых реакций,
грозящей зайти слишком далеко и не прекратиться вовремя.
Психосоматическая почва для формирования чувства собственной неполноценности была основательной. Внутреннее
напряжение росло и становилось непереносимым. Требовалась разрядка…
Суицид был крайней формой такой разрядки, т.е. сознательным уходом от собственной беспомощности, с которой
личность не хотела мириться и не смогла справиться. Малоадаптивные и неконструктивные формы поведения тоже
дождались своих жертв. Несдержанность, конфликтность,
попытки снять душевную тяжесть употреблением спиртного… Иногда на помощь приходил… внутренний голос. «Ты
унижаешь сам себя!», — говорил он, и человек пытался
рациональнее осмотреться вокруг. Это способствовало пусть
незначительному, но все же снижению эмоциональной напряженности.
Однако в целом жизненная ситуация не менялась или
менялась очень медленно. Поэтому психологически болезненная острота переживаний не исчезала. Когда государство
созрело для гуманной акции реабилитации, моральное
удовлетворение выглядело ничтожно малой крупицей
эмоционального позитива, легко затерявшейся среди социальных, телесных и психологически травмирующих «наград», которыми тоталитарный режим насильно отметил
людей, принужденных им к участию в эксперименте под
секретным грифом «психиатрическое лечение в политически
исправительных целях».
Эмоциональные негативные следы прошлого не так легко
исчезают из памяти. Для одних они становятся незаживающей раной, психологической травмой, которая либо
сама по себе как бы консервируется в спасительной оболочке времени, либо сознательно выдворяется человеком
из его теперешней жизни, чтобы он мог продолжать жить
дальше. Для других эмоциональный травматический след
170

Глазами психолога
прошлого очень сложно определяет весь последующий процесс жизни, для третьих — сдерживает его, препятствуя
проявлению резервных возможностей, личностного потенциала, у четвертых эпизодически провоцирует проявления
малоконструктивного и малоадаптивного поведения, у
пятых — оказывает необратимое регрессирующее влияние
на весь ход жизнедеятельности…

Природа человека и социальные санкции
Между человеком и социумом существует сложная взаимосвязь. Они способны и взаимосозидать, и взаиморазрушать друг друга. Это обусловлено как природой человека,
так и природой общества.
Если терпимые отношения друг к другу, основанные на
взаимопонимании и взаимоуважении человека и человека,
личности и социума, государства и личности, оттеснены
куда-то на периферию человеческого сознания и отправлены государством в длительную социальную ссылку, то
индивидуальные проявления в поведении и альтернативные
точки зрения всегда будут считаться недозволенным отклонением от принятых социальных стандартов, строптивцы
и отступники будут подвергаться прессингу различных социальных и политических санкций, а позитивная взаимоинтеграция личности и социума (государства) станет крайне
проблематичной, невозможной.
В замкнутом кругу нетерпимости нежизнеспособны даже
абсолютно созидающие типы социальных организаций. Например, такие, где нет преступников и старожилы не пом­
нят, когда в последний раз использовались существующие
тюрьмы. В этих идеальных социальных оазисах нет убийств,
физических нападений, поджогов и всяких других преступлений, нет разводов, сексуальных извращений, нет даже
индивидуумов с психическими отклонениями.
Такой земной социальный рай обнаружили в 1955 г. на
территории США. Ученые, исследовавшие его, установили,
что это реликтовая (очень древняя) форма общественной
организации, существующая по принципам «религиозного
коммунизма».
171

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Главной заповедью членов сообщества, предки которых
в давние времена эмигрировали из Германии в Америку,
являлось неприятие каких-либо форм борьбы и насилия,
уничтожение всякой агрессии в человеческих взаимоотношениях, культивирование и внедрение идеи братства всех
людей.
Жила община обособленно, так как старейшины считали,
что такая изоляция служит условием сохранения и поддержания существующей гармонии такого образа жизни, оберегает ее от негативных влияний современной цивилизации.
В силу этого попытки внедрить что-то новое (даже,
например, использовать научные знания в практике медицинской помощи населению) терпели поражение, т.к в этой
закрытой системе любые нововведения считались вредными
и отвергались. В лучшем случае, они проверялись, перепроверялись, дополнялись, подвергались правкам и цензуре
со стороны авторитетных старейшин рода, которые обыкновенно не имели элементарной осведомленности в области
специальных медицинских знаний. Несмотря на то, что эти
правила столь идеального социума часто являлись прямой
причиной непоправимых последствий для здоровья его обитателей, специалиста лишали права голоса. Старания сведущих и прогрессивных лиц преодолеть опасные для жизни их
сородичей издержки царящей в сообществе косной гармонии
оканчивались их изгнанием. Издавна установленный и господствующий там жесткий порядок диктовал соблюдение даже
мельчайших деталей — в поведении, одежде, еде. Нарушители регламента беспрекословно удалялись из сообщества.
Изгнание инакомыслящих (!), ведомых благими целями и
посмевших выразить свое индивидуальное начало неравнодушным отношением к проблемам социума (то есть изгнание
как социальная санкция поддержания общего, но обезличенного (!) состояния гармонии), заставляет усомниться в
реальной возможности взаимопозитивного развития человека и общества. Трудный опыт, трагический для многих
людей и для самой истории, доказывает, что социальная
толерантность (терпимость) к проявлениям ин­дивидуального
(личностного) начала, к его свободному волеизъявлению
является непременным и существенно необходимым усло172

Глазами психолога
вием для того, чтобы и социум, и личность содействовали
развитию и поддержанию психологических особенностей,
конструктивных (по форме и по содержанию) и для самого
человека, и для его государства.
Устойчивая ситуация социального плюрализма, предусматривающая равноправие и суверенитет каждого человека, могла бы пригодиться для создания и поддержания
таких условий. Правда, саму ее тоже еще надо создать, и
для этого, опять же, понадобится очередная реабилитация.
Реабилитация уже самого понятия «плюрализм», возвращающая и постепенно восстанавливающая в сознании
людей его подлинный смысл, — поскольку когда-то он был
искажен или сокрыт заидеологизированным обвинением в
отстаивании ложных мировоззренческих позиций.
В гносеологии, этике, аксиологии и философии, социологии и политике плюрализм означает взгляд на мир
как на множество самостоятельных духовных сущностей,
которые лежат в его основе, как на множественность истин, которые дает независимое научное знание, как на признание уникальности каждой личности, свободы ее воли и
творчества, многообразия ценностных ориентаций, которые
мотивируют ее поведение, как на признание легитимности
индивидуальных картин мира и утверждение возможности
рациональной конкуренции альтернативных и равноправных
идеологических убеждений.
В эту группу органично включается и смысловое содержание психологического плюрализма, т.е. множественность личностно-поведенческих проявлений человека, его
индивидуальная вариативность. Признание факта ее объективного существования, с которым следует считаться
(!), позволит осознать и обеспечить принципиальную несводимость индивидуально-психологического своеобразия
человека к психиатрическому диагнозу. Это можно назвать
уже психиатрическим плюрализмом.
Психиатрический и психологический плюрализм способны оказать помощь в решении достаточно сложных задач
социальной политики, если, конечно, она действительно
направлена на устранение взаимодеструктивных отноше173

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ний социума и личности. Прежде всего, это относится к
правовым последствиям любых социально-нормативных
оценок проблемных личностно-поведенческих проявлений
человека, так как последние одновременно могут оказаться
чувствительными к психологическим и психиатрическим
диагностическим оценкам.
Понятно, что происходящая сегодня демократизация
государственной политики Украины устранила санкционирование политико-психиатрических репрессий. Однако это
не означает автоматического устранения угрозы быть за­
клейменным психиатрическим диагнозом, если в силу ряда
причин чьи-либо индивидуальные особенности и поведение
приобретут социально проблемный характер.
Кстати говоря, бывает, что во многом этот ряд причин
от самого человека зависит мало, то есть довольно часто
возникает без собственного волеизъявления личности. Речь
идет о давлении на человека проблем, связанных с социальной политикой государства, в результате чего на его
жизненном пути возникает слишком много препятствий,
которые он вынужден преодолевать. Избыточные препятствия могут, приведя к жизненному кризису, обусловить
малоадаптивные формы реагирования в виде ошибок, за­
блуждений, создания конфликтных ситуаций или иные
неконструктивные либо упрощенные формы поведения.
Мы иногда шутя можем поинтересоваться друг у друга,
какой уровень сложности имеет сегодня наша психическая
активность. Уровень простейшего организма, не по своей
воле, а вынужденно озабоченного только лишь биологическим выживанием, или уровень психологически дифференцированной личности, позволяющей себе роскошь(!)
духовного развития и самореализации? В такой горькошуточной форме обыгрывается серьезная государственная
проблема, которая коснулась сегодня каждого из нас и особенно болезненно переносится людьми наиболее социально
зависимыми, беспомощными и потому более уязви­мыми.
Проблема эта — социально-политическая и экономическая
депривация возможности и права человека удовлетворять
свои жизненно значимые потребности.
174

Глазами психолога
Эта опасная блокада так или иначе упрощает (если не
примитивизирует психологически) личностно-поведенческие
проявления человека и, можно сказать, провоцирует его
социально-психологическую дезадаптацию или навязывает
ему социально проблемное поведение. Социально проблемное
поведение — это проявление на психологическом уровне
взаимотравматизации личности и социума. Оно на­правлено
на устранение или избегание зависимости от социальных
несовершенств и отражает их психологически негативные
для человека последствия.
Социогенная проблематизация поведения становится не
только частной, например, психологической, проблемой
человека (требующей его собственных усилий), а и важной
задачей государства. Однако решить ее, по-видимому, будет
непросто из-за расстройства государственной социальной
функции, ответственной за психологическое понимание
человека как существа с чувством собственного достоинства, с чувством уважения к достоинству иной личности,
с правом выбора альтернативных, психологически, быть
может, более содержательных для него способов жизни. Не
исключено, что пока эта государственная функция не восстановится (или не разовьется), угроза психиат­рического
диагноза по-прежнему будет находить пи­тательную среду
в архаике общественного мнения о нестандартном поведении человека и в такого же свойства профессиональных
взглядах на его психологическую приро­ду. Например, на
индивидуальное своеобразие стиля мышления и жизнедеятельности в целом.
Удобно-привычный схематизм представлений о другом
человеке нередко заставляет предполагать наличие у него
психиатрического диагноза. Во время работы над проектом
«Диссиденты» нам приходилось убеждаться и в этом, а не
только в том, что психиатрический диагноз отражал послушное исполнение политического приказа. Схема, как
известно, всегда облегчает, но и упрощает. Упрощение,
упрощенчество освобождало сознание врача прежде всего
как человека (!) — и потому как профессионала — от признания такой объективной реальности, как «другая» или
«иная», но не больная(!), психология. Следовательно, он не
175

советская психиатрия: заблуждения и умысел

ведал, что не понимал (и может не ведать, что не понимает)
глубинных личностных смыслов и адекватности психологических оснований действий «других» и «иных», чья судьба
попадала (и может продолжать попадать) в фатальную зависимость от психиатрического диагноза.
Способность к обучению прошлым опытом является одним из прогностически благоприятных признаков, когда,
например, оценивается психический статус и уровень развития человека. Особенности использования приобретенного
опыта определяют потенциальные возможности усваивать
новое и самостоятельно корригировать собственное поведение в будущем, т.е. указывают так называемую зону
ближайшего развития. Великий медик Гиппократ как-то
заметил, что жизнь коротка, суждение трудно, опыт обманчив. Видимо, вполне уместно поставить вопрос: кого,
когда и как, чему и почему, легче или труднее научит опыт
политического подчинения и политической подчиненности
психиатрического диагноза.
Само собой разумеется, что речь идет о конструктивном, взаимопозитивном (и для личности, и для общества)
обучении этим трагическим опытом. Однако эффект обу­
чаемости в значительной степени зависит от осознания
прошлых ошибок и заблуждений. Даже если они были искренними и неосознанными, сам по себе этот процесс психологически субъективно сложен или объективно труден.
Совершенные ошибки часто вытесняются из сознания. Их
признание, закономерно связанное с критическим самооцениванием, психологически болезненно переносится многими людьми. В силу этого (хотя и не только) поставленный
вопрос еще некоторое время будет, наверно, оставаться
открытым. Точно так же пока неизвестно, когда же, наконец, само психиатрическое мышление, мировоззренческие
и социально-политические ориентации общества и взгляды
общественности избавятся от (считавшегося прежде без­
опасным и не обременяющего ни профессиональной, ни
любой другой ответственностью) архаичного схематизма
представлений о человеке.
Тем не менее, есть выход из труднопреодолимого ла176

Глазами психолога
биринта проблемных отношений общества и личности (в
том числе и тех, которые могут быть обусловлены психиатрическим диагнозом, или которыми этот диагноз
обусловливается). Благодаря ему (при желании!) давно
раз­решаются многие проблемные и спорные ситуации —
даже без приглашения, скажем, такого специалиста, как
консенсусмен (иногда, правда, такая профессиональная
специализация становится остро необходимой). Выход этот
за­ключается в согласии, основанном на понимании и возвращении из политической ссылки очень простых истин. Например, такой: социальная политика, направленная на создание
и поддержание условий, способствующих взаимодополнению
индивидуальных психологических миров и социального мира,
лучше, чем создание и культивирование (равно, как и содействие этому) условий их взаиморазрушения.
Только реальное воплощение этой простой мудрости
будет свидетельствовать о том, что в атмосфере бывшей
зоны политического запрета на независимую позицию во
взглядах и мнениях, непроницаемую для суверенитета
Homo altern ativicus (человека альтернативного), не говоря
уже о понимании всяких психологических тонкостей в его
индивидуальных особенностях, стали происходить благоприятные изменения, которые обеспечат в будущем социальную и психологическую безопасность личности.
Между тем социальная политика, поддерживающая
взаи­мопонимание субъекта и социума, всегда персонифицируется в конкретных людях. Случай может распорядиться
так, что человек из прошлого будет уполномочен решать
эти задачи настоящего и будущего. От того, принадлежал
ли он (и принадлежит ли теперь) к социально желательному
типу, который формировался в государстве, где приоритетной была политическая сила мундира, интриг и авантюр,
мошенничества, жестокости и сентиментальности, будет
зависеть принимаемое им решение и судьба тех, чей, как
говорится, вопрос решается.
Допустим, что человек вынес из прошлого только страх,
то есть присущий всем людям естественный инстинкт
самосохранения. Страх, социальный страх, умышленно
культивировался, чтобы удерживать людей в зависимом
177

советская психиатрия: заблуждения и умысел

положении: ведь именно страх парализует мысли и действия, «опускает» личность, принуждая человека к самообесцениванию. В таком случае, не исключается ситуация, в
которой психологически неблагоприятное наследие прошлого
может стать могилой для настоящего и будущего взаимопонимания личности и социума. Ведь как раз решение этих
задач будет зависеть от человека, утратившего широту
взглядов, способность к рациональному компромиссу ради
consensus omnium (согласия всех), утратившему способность и желание понимать других людей, «иные» мысли,
быть терпимым к ним. Человек из прошлого вообще ничего
не станет решать, пока «сверху», как это часто бывает,
не поступит разрешение увидеть чью-то индивидуальную
проблему. Без руководящих указаний такой проблемой будут просто-напросто пренебрегать, т.к. личность слишком
мала, чтобы ее заботы могли обратить на себя внимание и
чтобы ей оказали помощь.
Человека из прошлого, могут, например, просто раздражать чьи-то претензии на сатисфакцию в связи с оскорбленным чувством собственного достоинства, чья-то независимая позиция или стремление реализовать свое право
на нее. Человеком из прошлого само право на личностную
автономию, на право чувства собственного достоинства и
право на многие другие личностные (психологические) ценности людей не признается, т.к. он когда-то ценой утраты
собственной личностной автономии приобрел гарантии безопасности своего существования. Ему порой даже невдомек,
что все это существует. В силу таких психологических
причин, достигающих уровня социальной проблемы, решение многих актуальных задач, созданных прошлым,
осложняется.
Осложняется, например, определение и выбор целесообразных для социума и личности мер предупреждения
взаимодеструктивных ситуаций. Особенно остро это проявляется в ситуациях, сопряженных с нормативно-правовыми, судебными оценками социально проблемного поведения
и психического состояния человека, т.е. с применением к
нему, в соответствии с этими оценками, специфических
социальных санкций (лишение свободы, принудительное
178

Глазами психолога
лечение). Такие оценочные суждения традиционно формируются под углом «юридического» или «психиатрического»
видения. Психическое состояние человека чаще всего рассматривается с точки зрения болезненных психических
отклонений в его поведении, хотя при нормативном оценивании социально проблемного поведения психологическая
нагрузка вопросов во многих случаях гораздо выше, чем
психиатрическая.
В практике судебной экспертизы зачастую неоправданно
смешивают психиатрические и психологические аспекты поведения и состояния человека; психологические, как правило, почти полностью поглощаются психиатрическими. Такое
положение и сегодня не является редким исключением, а в
период злоупотребления психиатрией в политических целях
вообще было «дежурным» правилом. Человек не имел права
на психологическую защиту, несмотря на то, что судебнопсихологический анализ и оценка особенностей социально
проблемной (например, диссидентской) личности обладают
достаточным нормативно-правовым весом. Однако даже
находясь в небезопасной для себя зависимости не только
от разрушительного политического прессинга или какого-либо собственного психологического несовершенства,
но и от действительно имевшегося у него психического
заболевания, он все равно попадал в подчинение к политически деиндивидуализированной, т.е. к психологически
упрощенной психиатрии. В результате применяемые социальные санкции (так называемое эффективное лечение
в психиатрических больницах специального типа) были
далеки от психологически дифференцированного понимания
того, что и в пределах психиатрического диагноза живет
одушевленное существо, т.е. такой же, как и все, человек,
способный по-своему думать и переживать, со своей особенной индивидуальной психологией души, страдания которой
никому не дозволено унижать. Но и человеку с реальным
психическим недугом и, тем более, «психически больным
по политическим показаниям» всего этого не полагалось.
Профессиональные знания, к сожалению, не являлись
гарантией щадящих условий пребывания в психиатрических
179

советская психиатрия: заблуждения и умысел

больницах специального типа. Хотя давно замечено, что ни
они, ни наука сами по себе не в силах изменить традиционного мышления и традиционных взглядов, препятствующих
гуманным отношениям между людьми, взаимопониманию
между человеком и социумом.
В чем же здесь дело? Может быть, в отношениях человек — человек? Кстати, их вполне можно рассматривать
как мини-модель взаимодействия человека и социума. В
отношениях человек — человек один из партнеров часто
представляет собой официальный окружающий мир, который, случается, недружелюбно настроен по отношению к
другому человеку, или определенную социальную систему,
которая враждебно настроена против него. Таким образом,
и получается, что окружающий мир в лице какого-либо
индивидуального мира не понимает и не хочет понимать
другой индивидуальный мир.
Тем не менее, и во враждебном окружающем мире находятся люди, способные понимать. Именно у них могли
находить посильную поддержку «психически больные по
политическим показаниям». Окружающий мир в их лице не
отторгал и не уничтожал. Напротив, понимая, поддерживал,
хоть как-то облегчая этим страдания и разделяя печальную участь. Таким людям естественно присуще моральное
поведение. Социальной деструкции они противостоят тем,
что не являются ее индуктором, т.е. не распространяют ее
негативные последствия. Сами они могут и не подозревать,
что в их индивидуальном мире совесть чувст­вует себя в
безопасности, ей не грозит уничтожение.
Все это может показаться непозволительным упрощением проблемы. Тем не менее, это не совсем верно. И вот
почему. Систему создают и олицетворяют конкретные люди.
Излишне, наверно, говорить о том, что люди, конечно же,
допускают ошибки и система может выйти из-под конт­роля,
превратиться в автономно действующую силу, которая
угрожает своему создателю, и т. д. и т. п., но… Сначала все
же систему создают, развивают в определенном направлении и поддерживают сами люди. Люди, как из­вестно,
бывают очень разные. Они, например, сильно отличаются
по способности, которая называется эмпатией, т. е. по спо180

Глазами психолога
собности понимать друг друга. Это, безусловно, отражается
на регуляции межличностных отношений и более сложных
социальных взаимодействий между людьми.
Эмпатия — способность непростая. Сопоставив данные
независимых научных исследований, можно установить,
что она развивается на основе врожденной предрасположенности человека к эмоциональному резонансу с другим
живым существом. Эмпатия обеспечивает чувствительность
к сигналам бедствия, а в человеческих отношениях исключает проявления насилия и жестокости. Не без оснований
ученые допускают, что эмпатия дифференцирует людей по
моральному поведению, которое, чтобы состояться, опережает воспитательные и иные императивные наставления.
Известный психотерапевт К. Роджерс как-то проницательно
заметил, что способность вчувствоваться в мир другого
человека, понять и не повредить его, в некотором роде
— врожденное свойство, и только тонко организованная
структура способна на это.
Поскольку обижаться на природу бесполезно, надо бы
учитывать, что одни люди от рождения способны к сочувст­
венному постижению и пониманию мира другого человека,
а другие, мягко говоря, не очень. Поэтому рассчитывать
на устранение взаимодеструктивных отношений между
личностью и социумом или личностью и личностью — официальным представителем системы, полагаясь только на
редкий и уникальный природный дар (т. е. на способность
понимания и постижения другого человека сопереживанием
ему), не приходится.
И еще несколько слов по этому поводу: «Когда приходится встретиться с инакомыслящими, постарайся войти по возможности полностью в их кожу… Это значит,
что вместо спора надо попытаться войти в аксиому наблюдения»…нового для тебя человека. «Дальнейшая задача
будет в изучении и оценке этих аксиом наблюдения», в
желании и смелости увидеть «содержательную и обязывающую правду, которой живет действительность».*
* А. Ухтомский. Двойник или собеседник?

181

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Анализ сложных явлений, тем более, касающихся взаимодеструктивных отношений личности и социума, уже
не раз доказывал, что в их детерминации немалая роль
принадлежит обстоятельствам психологической природы.
Например, дефицит обычной, на каждый день, и профессионально необходимой психологической просвещенности
и информированности может быть небезопасным как для
человека, так и для общества. Оспаривать объективность
этого факта просто нецелесообразно, т.к. он явственно
про­является в оценках социально проблемного поведения
человека, сопряженных с применением к нему каких-либо
нормативных ограничительных санкций.
Однако и в настоящее время существуют опасения по
поводу якобы вредного для судопроизводства применения
психологии. Обычно их объясняют действительно имеющимися серьезными ошибками психологов, что свидетельствует о ряде взаимообусловленных (и отнюдь не сугубо
психологических) проблем. Поэтому на основании отдельных
промахов и грехов нельзя строить предвзятые обвинения
относительно научно несостоятельных претензий психологии на полномочия решать задачи, являющиеся прерога­
тивой суда, следствия и психиатрии, и приписывать ей
экспансивные тенденции «захватить» эти полномочия. Отсутствие полной ясности касательно вопросов, которые возможно рассматривать под углом психологического видения
безо всякой угрозы для святая святых (т.е. принятия решения на основе внутреннего убеждения) судебно-следственной системы, а также недостаточно четкая нормативная
регуляция самой процедуры, правовой и психологической
одновременно, — является еще одним из оснований для
опасений, затягивающих «допуск»психологии в судебный и
следственные процессы. И, наконец, упомянутые опасения
по поводу чрезмерной психологизации объясняются всем
уже известной исторической причиной, т.е. тотальной идео­
логизацией (политизацией) судопроизводства в прошлом.
Историки считают, что теоретическая разработка и
практическое использование психологических знаний в криминальном судопроизводстве прекратились к середине 30-х
годов ХХ ст. По их мнению, это было связано с довлею182

Глазами психолога
щим влиянием концепций А.Я. Вышинского, что привело
к исключению из Уголовно-процессуального Кодекса норм,
которые регулировали необходимость определения особенностей психического состояния обвиняемого, не смешивая
особенности психики с ее болезненными проявлениями.
Психологический контекст событий, который обязательно должен был бы исследоваться судом и следствием,
стал игнорироваться. Это внесло свою лепту в укрепление
принципов, в силу которых право личности на защиту уже
давно стали сугубой теорией, а сама процедура судебного
процесса неуклонно приобретала формальный характер.
«Высокий» суд не интересовался всесторонним исследованием психологических обстоятельств, которые имеют
юридическое значение (т.е. индивидуально-психологическими
особенностями социально проблемного человека), мерой их
«соучастия» в формировании мотивов его поведения, психологическим анализом личностного смысла диссидентской
позиции обвиняемого, скрытого, быть может, от него самого. В силу этого исключалась объективная оценка действий
социально проблемной личности. К тому же в подобных
случаях все, как говорится, были добровольно-принудительно свободны от рассуждений по поводу многочисленных нарушений баланса справедливости, в частности, по
поводу несоответствия между индивидуальной мерой вины
и соразмерностью наказания.
Учитывая прошлый опыт политической депсихологизации
судебно-следственного процесса, сегодня нельзя отмахиваться
от реальных возможностей психологии. Нормативно-правовая оценка социально проблемных личностно-поведенческих проявлений, перечисленных, к примеру, в разделе
сегодняшнего УПК Украины о преступлениях против государства, должна учитывать хотя бы необходимый психологический минимум: уровень интеллектуального развития
человека, его индивидуально-психологические особенности,
личностные качества, психологические и социальные факторы, влияющие на формирование мотивов его поведения.
Само же практическое участие психологии в юриспруденции
можно считать условием гарантии защиты права человека
на социальную и психологическую безопасность.
183

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Литература
1. Айхенвальд Ю. Театр в сумасшедшем доме // Театр и жизнь. —
1990. — № 2.
2. Боровский В. Поцілунок сатани: Спогади. — Нью-Йорк, 1981. —
192 с.
3. Гельдер М., Гэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по
психиатрии. — К.: Сфера, 1997. — Т. 1. — 299 с.; Т. 2 — 435 с.
4. Report of the US Delegation Soviet Response // Schizophrenia
Bulletin. Nation al Institute of Mental Health. — Supp. to Vol. 15,
# 4, 1989. — 220 р.
5. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд / Пер. с фр.
под ред. В.А. Базарова. — М.: Мысль, 1994. — 399 с.
6. Дюрренматт Ф. Поручение, или О наблюдении за наблюдающим
за наблюдателями: Драматургия и проза / Пер. с нем. — М.:
Молодая гвардия, 1990. — 174 с.
7. Історія хвороби Леоніда Плюща. — Б.м.: Сучасність, 1976. — 206
с.
8. Кандыба Н. Карательная система в Томской области: Три истории психиатрического террора. — Томск, 1992. — 52 с.
9. Кассета с видеозаписью юбилейного вечера В. Рафальского. —
К., библиотека Ассоциации психиатров Украины.
10. Мальцев Ю. Репортаж из сумасшедшего дома. — Изд. Нового
Журнала, 1974. — 71 с.
11. Никифорук Р. Хворий Володимир Чубинський чи хворе
суспільство? // Чубинський В.: Вічний бій: Спогади про В.
Чубинського. — К.: Радосинь, 1996. — С. 119–121.
12. Очаківський В. Він був справжнім поетом // Чубинський В.:
Вічний бій: Спогади про В. Чубинського. — К.: Радосинь, 1996.
— С. 146–147.
13. Преданная медицина: Причастность врачей к нарушениям прав
человека: Отчет Рабочей группы. — К.: Сфера, 1997. — 269 с.
14. Прокопенко А.С. Безумная психиатрия. — М.: Совершенно
секретно, 1977. — 176 с.
15. Плющ Л. У карнавалі історії. — Б.м.: Сучасність, 1982. — 373 с.
16. Рафальський В. Репортаж нізвідкілля // Україна. — 1991. — №
17, № 18.
17. Рафальський В. Незвичайні пригоди трьох Обормотів у Країні
Чудес. — Дрогобич: Відродження, 1993. — 209 с.
18. Рафальський В. Зойк і лють: Роман-поема. — Дрогобич:
Відродження, 1994. — 220 с.
19. Рафальський В. Слухай, моя Україно!: Поезії. — Дрогобич:
Відродження, 1994. — 224 с.
20. Рафальський В. Як я вмер: Гумореска: Неймовірна, але цілком
правдива історія, переказана і підтверджена гурмою очевидців,
а також відповідно запротокольована. — Стрий: МП Опришки,
1995. — 13 с.

184

Глазами психолога
21. Рафальський В. ?…трохи музики. — Стрий–Дрогобич:
Відродження, 1997. — 31 с.
22. Рафальський В. Під дамокловим мечем: Сучасна драма на 3 дії,
8 картин. — Дрогобич: Відродження, 1997. — 55 с.
23. Ротштейн В.Г., Ястребов В.С. Психиатрия: Психиатры и общество: (Русский опыт). — М., 1995. — 165 с. — Рукопись.
24. Ухтомский А.А. Двойник или собеседник? // Психологический
журнал — 1994. — Т. 15. № 2, № 3.
25. Brown Charles J., Lago M. Armado. The Political of Psychiatry
in the Revolution ary Cuba. — Transaction Publishers New
Brunswick (USA) and London (UK) — 217 p.
26. Koppers Andkey. A biographical diction ary on the political abuse
of psychiatry in the USSR. — Intern ation al Association on the
Political Use of Psychiatry — Amsterdam, 1990. — 179 p.
27. Pospiszył K. Psychopatia. Istota, przyczyny i sposoby resocjalizacji
antysocjalnośći. — Warszawa: PWN, 1985. — 302 s.
28. The lady with the hat / А documentary by Aliona van der Horst /
A 40 minutes version is also available English or Dutch subtitles.
— Odessa, 1997.

185

советская психиатрия: заблуждения и умысел

186

В середине XX века мудрый французский философ заметил: общества никогда не бывают рациональными в том
смысле, в каком является рациональной созданная наукой
техника. Иными словами, при каждом политическом режиме
необходимо найти благоразумный компромисс между крайними, несовместимыми требованиями.
Тоталитарное общество менее других способно к компромиссу. Мир коммунистической революции 1917 года в
России питался надеждой на разрыв с будничным ходом
человеческих дел. Но человеческая сущность не могла измениться. К коммунистическим реалиям вполне применима
формула Мишле: «Революция не признала никакой церкви.
Потому что она сама была церковью».
Кровь, ложь и казни — естественные атрибуты претворения в жизнь тоталитарной идеологии. Тоталитарный
режим не терпит сомнения и несогласия.
Так появились в СССР диссиденты. Обыкновенные граждане, мужчины и женщины, посмевшие вслух высказать
свои сомнения. Психиатрия оказалось удобным орудием для
устрашения сограждан.
Эта печальная книга — о нашей истории. Эта книга —
предостережение тем, кто правит нашими странами сегодня.
Истинное знание прошлого взывает к долгу терпимости.
С. Глузман
психиатр, бывший политзаключенный

187

ÏÐÈËÎÆÅÍÈÅ

«ХРОНИКА ЗАЩИТЫ ПРАВ В СССР», выпуск 13
Издательство «Хроника», Нью-Йорк, 1975

ÏÎÑÎÁÈÅ ÏÎ ÏÑÈÕÈÀÒÐÈÈ
ÄËß ÈÍÀÊÎÌÛÑËßÙÈÕ
ËÅÍÅ ÏËÞÙÓ — æåðòâå ïñèõèàòðè÷åñêîãî òåððîðà
ïîñâÿùàåòñÿ
Ïóøêèí. Òû ñàì ñóìàñøåäøèé!
×ààäàåâ. Ïî÷åìó ÿ ñóìàñøåäøèé?
Ïóøêèí. Òû ïîíèìàåøü ðàâåíñòâî,
à ñàì â ðàáñòâå æèâåøü.
×ààäàåâ (çàäóìûâàÿñü). Îòñþäà òû
ïðàâ: ÿ ñóìàñøåäøèé.
À. Ïëàòîíîâ «Ó÷åíèê ëèöåÿ»

Introduction
 íàñòîÿùåå âðåìÿ îáùåèçâåñòíî áîëüøîå ÷èñëî ñëó÷àåâ
ïðèçíàíèÿ dissidents â ÑÑÑÐ äóøåâíîáîëüíûìè, è åñòü
îñíîâàíèå îïàñàòüñÿ åùå áîëåå øèðîêîãî ïðèìåíåíèÿ ýòîãî
ìåòîäà. Îáúÿñíèòü òàêîå ÿâëåíèå íåñëîæíî. Ñ îäíîé ñòîðîíû,
ìåòîä ýòîò âåñüìà óäîáåí äëÿ âëàñòè — îí ïîçâîëÿåò
ëèøàòü ñâîáîäû íà íåîãðàíè÷åííî äîëãèé ñðîê, ñòðîãî
èçîëèðîâàòü, ïðèìåíÿòü ïñèõîôàðìàêîëîãè÷åñêèå ñðåäñòâà
äëÿ «ïåðåâîñïèòàíèÿ», çàòðóäíÿåò áîðüáó çà ãëàñíîñòü
ñóäîïðîèçâîäñòâà, çà îñâîáîæäåíèå òàêèõ ëèö, ïîñêîëüêó
äàæå ó ñàìîãî îáúåêòèâíîãî, íî íåçíàêîìîãî ñ òàêèì
áîëüíûì, ÷åëîâåêà âñåãäà îñòàåòñÿ ñîìíåíèå â åãî ïñèõè÷åñêîé
* Òåêñòû ïðèëîæåíèÿ ïå÷àòàþòñÿ â òî÷íîì ñîîòâåòñòâèè ñ ïîëó÷åííîé êîïèåé,
áåç ïîïðàâîê.

191

Приложение
ïîëíîöåííîñòè, ëèøàåò æåðòâó ýòîãî ìåòîäà ïðåñëåäîâàíèÿ
äàæå òåõ íåìíîãèõ ïðàâ, êîòîðûå èìååò çàêëþ÷åííûé, äàåò
âîçìîæíîñòü äèñêðåäèòèðîâàòü èäåè è ïîñòóïêè dissidents è
ò.ä. è ò.ï.
Îäíàêî åñòü è äðóãàÿ, íå ìåíåå âàæíàÿ ñòîðîíà. Áóäó÷è,
êàê ïðàâèëî, õîðîøî ïîäãîòîâëåííûìè þðèäè÷åñêè, ÷òîáû íå
äîïóñêàòü îøèáîê íà ñëåäñòâèè è ñóäå, dissidents îêàçûâàëèñü
àáñîëþòíî áåñïîìîùíûìè ïåðåä ëèöîì êâàëèôèöèðîâàííîãî
ïñèõèàòðà, èìåþùåãî óñòàíîâêó ñâåðõó ïðèçíàòü èõ
íåâìåíÿåìûìè. Âñå ýòî íå ìîãëî íå ïîðîäèòü íîâîãî ñòðàõà
è ðàñòåðÿííîñòè â ñðåäå dissidents, ÷òî ÿâèëîñü ïðè÷èíîé
íåîæèäàííûõ «ðàñêàÿíèé» è îòðå÷åíèé ïîñëåäíåãî âðåìåíè.
Òàêèì îáðàçîì, ñòðàõ ïåðåä ïðåñëåäîâàíèåì, ðàññåÿííûé
çíàíèåì çàêîíà è óìåíèåì åãî ïðèìåíÿòü, âîçðîäèëñÿ âíîâü
â ëèöå ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè. Ðàñïðîñòðàíèëîñü íàñòðîåíèå
îáðå÷åííîñòè, íåâîçìîæíîñòè áîðîòüñÿ ñ òàêèì ìåòîäîì
ïðåñëåäîâàíèÿ.
Âñå ýòî äåëàåò íåîáõîäèìûì îáîáùèòü â åäèíîì ïîñîáèè
èçâåñòíûé îïûò ìíîãèõ ýêñïåðòèç è îñíîâíûå ïîëîæåíèÿ
ïñèõèàòðè÷åñêîé òåîðèè â îáúåìå, íóæíîì äëÿ ïðàâèëüíîãî
ïîâåäåíèÿ, êîòîðîå äàâàëî áû êàê ìîæíî ìåíüøå ïîâîäîâ
äëÿ ïðèçíàíèÿ ïîä­ýêñïåðòíîãî íåâìåíÿåìûì. Àâòîðû äàííîé
ðàáîòû, áûâøèé «äóøåâíîáîëüíîé» è áûâøèé ïñèõèàòð,
íàäåþòñÿ, ÷òî, îáúåäèíèâ îïûò ñ ïðîôåññèîíàëüíûì çíàíèåì
ïðåäìåòà, ñìîãóò ñäåëàòü íàñòîÿùóþ ðàáîòó ïîëåçíîé äëÿ
äîñòèæåíèÿ óêàçàííîé öåëè.
Ïîñîáèå îòíþäü íå ïðåòåíäóåò íà èñ÷åðïûâàþùèé àíàëèç
ïðîáëåì ïñèõèàòðè÷åñêîé íàóêè, íåêîòîðûå ìîìåíòû
ñîçíàòåëüíî óïðîùåíû, ò. ê. ïîñîáèå ðàññ÷èòàíî íà ñàìîãî
øèðîêîãî ÷èòàòåëÿ.

Ïðàâîâàÿ ÷àñòü (ñõåìàòè÷åñêè)
Âû ìîæåòå âñòðåòèòüñÿ ñ ïñèõèàòðîì è áåç âàøåãî íà òî
ñîãëàñèÿ â òàêèõ òðåõ ñëó÷àÿõ:
1. Ïðèíóäèòåëüíîå îáñëåäîâàíèå èëè ïðèíóäèòåëüíàÿ
ãîñïèòàëèçàöèÿ â ðàìêàõ ìåäèöèíñêèõ íîðìàòèâíûõ
ïîëîæåíèé.
Âàøè óáåæäåíèÿ, âûñêàçûâàåìàÿ îáùåñòâåííàÿ ïîçèöèÿ,
ïîñòóïêè èëè çíàêîìñòâà ñòàëè ïðè÷èíîé ïðèñòàëüíîãî
âíèìàíèÿ ê âàì ñî ñòîðîíû îïåðàòèâíîé ãðóïïû ÊÃÁ. Â
ñèëó êàêèõ-ëèáî îáúåêòèâíûõ îáñòîÿòåëüñòâ âîçáóæäåíèå

192

Приложение
óãîëîâíîãî äåëà ïðîòèâ âàñ íåæåëàòåëüíî.  ýòîì ñëó÷àå
ÊÃÁ (÷àñòî íå ïðÿìî, à èñïîëüçóÿ ìèëèöèþ, ïðîêóðàòóðó,
ñîâåòñêóþ èíñòàíöèþ, äîâåðåííûõ ëèö è ò.ä. è ò.ï.) ñîîáùàåò î
âàñ â ìåäèöèíñêèå ó÷ðåæäåíèÿ, êàê î, ïî èõ ïðåäïîëîæåíèþ,
äóøåâíîáîëüíîì, óêàçûâàÿ ïðè ýòîì îñíîâàíèÿ èíòåðåñà ê âàì.
Ïñèõèàòð ïîëèêëèíèêè, äèñïàíñåðà, áîëüíèöû èëè
ãîðîäñêîé ñòàíöèè ñêîðîé ïîìîùè äîëæåí âàñ â ýòîì ñëó÷àå
îáñëåäîâàòü è, åñëè ñ÷èòàåò íåîáõîäèìûì, ãîñïèòàëèçèðîâàòü
â ïñèõèàòðè÷åñêóþ áîëüíèöó îáùåãî òèïà.
Òàêîå ïñèõèàòðè÷åñêîå îáñëåäîâàíèå ìîæåò áûòü ïðîâåäåíî
íà äîìó, ïî ìåñòó ðàáîòû èëè «ïðîèñøåñòâèÿ», â êàìåðå
ïðåäâàðèòåëüíîãî çàêëþ÷åíèÿ, â íàäëåæàùåì ó÷ðåæäåíèè
ëèáî â äðóãîì ìåñòå.
Åñëè ïñèõèàòð íàõîäèò, ÷òî ó âàñ óæå åñòü ïðèçíàêè
áîëåçíè â ñòåïåíè, íå òðåáóþùåé íàáëþäåíèÿ è ëå÷åíèÿ
â ïñèõèàòðè÷åñêîì ñòàöèîíàðå, òî âàñ âîçüìóò íà ó÷åò â
ïñèõèàòðè÷åñêîì äèñïàíñåðå èëè ïñèõèàòðè÷åñêîì êàáèíåòå
ïîëèêëèíèêè.  ïñèõèàòðè÷åñêóþ áîëüíèöó îáùåãî òèïà âàñ
ìîãóò ïîìåñòèòü ïî ñëåäóþùèì ïîêàçàíèÿì: 1) ïñèõè÷åñêîå
ðàññòðîéñòâî, ñîïðîâîæäàþùååñÿ îïàñíîñòüþ äëÿ ñåáÿ; 2)
ïñèõè÷åñêîå ðàññòðîéñòâî, ñîïðîâîæäàþùååñÿ îïàñíîñòüþ äëÿ
îêðóæàþùèõ; 3) ïñèõè÷åñêîå ðàññòðîéñòâî, êâàëèôèêàöèÿ
êîòîðîãî âîçìîæíà ëèøü ïðè ñòàöèîíàðíîì îáñëåäîâàíèè;
4) âûðàæåííîå ïñèõè÷åñêîå ðàññòðîéñòâî, óñïåøíîå ëå÷åíèå
êîòîðîãî íåâîçìîæíî â àìáóëàòîðíûõ óñëîâèÿõ; 5) ñîñòîÿíèå
«îñòðîãî ïñèõîçà» (ò.å. òî, ÷òî â ïðîñòîíàðîäüå íàçûâàþò
áóéñòâîì).
Ñíÿòèå ñ àìáóëàòîðíîãî ïñèõèàòðè÷åñêîãî ó÷åòà èëè
âûïèñêà èç ñòàöèîíàðà çàâèñÿò ôîðìàëüíî òîëüêî îò
ìåäèöèíñêèõ ïîêàçàíèé (ò.å. îò âðà÷à-ïñèõèàòðà).
Åñëè âàøå ñîñòîÿíèå îïðåäåëåíî âðà÷îì êàê áîëåçíåííîå,
îòïðàâêà (â óñëîâèÿõ ïñèõèàòðè÷åñêîãî ñòàöèîíàðà) è ðàçáîð
âàøèõ æàëîá, çàÿâëåíèé, õîäàòàéñòâ è ïèñåì öåëèêîì
çàâèñÿò îò ïðîôåññèîíàëüíîé ãðàìîòíîñòè è ñîâåñòè âðà÷à,
ò. ê. çàêîíîì âîçëîæåíû íà íåãî. Ðîäñòâåííèêè, çíàêîìûå è
èíûå çàèíòåðåñîâàííûå ëèöà ìîãóò îáðàùàòüñÿ ñ ïðîñüáàìè è
ïðåòåíçèÿìè, êàñàþùèìèñÿ âàñ, â ìåäèöèíñêèå èíñòàíöèè (ãë.
ïñèõèàòðó ÑÑÑÐ, ðåñïóáëèêè, îáëàñòè, êðàÿ, ãîðîäà, ðàéîíà).
 ïñèõèàòðè÷åñêîé ïðàêòèêå, êàê è â ëþáîé ôîðìå
÷åëîâå÷åñêîé äåÿòåëüíîñòè, íå èñêëþ÷åíû îøèáêè; çàêîí íå
îïðåäåëÿåò íàêàçóåìîñòü âðà÷à çà ïðîôåññèîíàëüíóþ îøèáêó.

193

Приложение
Ýòî ïîëîæåíèå ìîæåò áûòü èñïîëüçîâàíî âëàñòÿìè äëÿ
îáúÿñíåíèÿ ïðèíóäèòåëüíîé ãîñïèòàëèçàöèè, çàòåì îêàçàâøåéñÿ
íå­îáîñíîâàííîé. Ïî ýòîé æå ïðè÷èíå ìàëîêîìïåòåíòíûé èëè
ìîðàëüíî íåóñòîé÷èâûé ïñèõèàòð ìîæåò äàòü íåïðàâèëüíîå
çàêëþ÷åíèå î âàøåì ïñèõè÷åñêîì ñîñòîÿíèè áåç âñÿêîãî
óùåðáà äëÿ ñåáÿ â áóäóùåì.
2. Ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêàÿ ýêñïåðòèçà ïîñëå âîçáóæäåíèÿ
óãîëîâíîãî äåëà. Ïîñëå èçáðàíèÿ ïî îòíîøåíèþ ê âàì ìåðû
ïðåñå÷åíèÿ (êàê ïðàâèëî, àðåñò) îðãàíû ñëåäñòâèÿ èëè
ïðîêóðàòóðû ìîãóò íàïðàâèòü âàñ íà ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêîå
èññëåäîâàíèå. Äëÿ ýòîãî ñîñòàâëÿåòñÿ äîêóìåíò ñ èçëîæåíèåì
âàøèõ âûñêàçûâàíèé èëè ïîñòóïêîâ, âûçâàâøèõ ñîìíåíèå â
âàøåì ïñèõè÷åñêîì çäîðîâüå.
Îáû÷íî ñëåäîâàòåëü (èëè ïðîêóðîð) íå îáúÿâëÿåò î òàêèõ
ñîìíåíèÿõ è íå ïîêàçûâàåò ñîîòâåòñòâóþùèõ äîêóìåíòîâ. Íå
îáúÿâëÿåò îí è î ñàìîì ôàêòå ïðåäñòîÿùåãî ýêñïåðòèçèðîâàíèÿ,
íè î ñðîêàõ è ìåñòå åãî.
Ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêèå èññëåäîâàíèÿ ïðîèçâîäÿòñÿ
âðà÷àìè-ïñèõèàòðàìè êîìèññèîííî (íå ìåíåå òðåõ ÷åëîâåê).
Âàñ ìîãóò ïîäâåðãíóòü òàêèì âèäàì ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêîé
ýêñïåðòèçû: 1 — àìáóëàòîðíîé, 2 — ñòàöèîíàðíîé.
Àìáóëàòîðíàÿ ýêñïåðòèçà îáû÷íî ïðîâîäèòñÿ â ìåäèöèíñêîì
ó÷ðåæäåíèè èëè â ïîìåùåíèè ñëåäñòâåííîãî èçîëÿòîðà; åå
äëèòåëüíîñòü — îò íåñêîëüêèõ ìèíóò äî íåñêîëüêèõ ÷àñîâ.
Ñòàöèîíàðíîå ýêñïåðòèðîâàíèå ïðîèçâîäèòñÿ â ïñèõèàòðè÷åñêèõ ñòàöèîíàðàõ (Èíñòèòóò ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èì.
ïðîô. Ñåðáñêîãî â Ìîñêâå; ýêñïåðòíûå èëè îáû÷íûå
«îñòðûå» îòäåëåíèÿ ïñèõèàòðè÷åñêèõ áîëüíèö îáùåãî òèïà,
ïñèõèàòðè÷åñêèå îòäåëåíèÿ òþðåìíûõ áîëüíèö).
Ñðîê ñòàöèîíàðíîé ýêñïåðòèçû çàêîíîì íå îãîâîðåí, îáû÷íî
åå ïðîäîëæèòåëüíîñòü îò íåäåëü äî íåñêîëüêèõ ìåñÿöåâ.
Ðåøåíèå ýêñïåðòíîé êîìèññèè âàì, ñêîðåå âñåãî, íå îáúÿâÿò,
åñëè âû áóäåòå ïðèçíàíû íåâìåíÿåìûì. Ñ ýòîãî ìîìåíòà
ê âàøåìó äåëó äîïóñêàåòñÿ àäâîêàò, à âàñ, ñêîðåå âñåãî,
îòñòðàíÿò îò ó÷àñòèÿ â ñëåäñòâåííûõ äåéñòâèÿõ.
Çàêîí äîïóñêàåò ïðîèçâîäñòâî ïîâòîðíîé è äîïîëíèòåëüíîé
ýêñïåðòèç, èõ ÷èñëî íå îãðàíè÷åíî. Íà ñëåäîâàòåëÿ (èëè
ïðîêóðîðà) âîçëîæåí âûáîð åäèíñòâåííî ïðàâèëüíîãî
ýêñïåðòíîãî çàêëþ÷åíèÿ, åñëè ìíåíèÿ ýêñïåðòíûõ êîìèññèé
ðàñõîäÿòñÿ.

194

Приложение
Îáû÷íî íåâìåíÿåìûé â çàë ñóäà íå ïðèãëàøàåòñÿ è ñóäåáíîå
îïðåäåëåíèå ïî åãî äåëó åìó íå îáúÿâëÿþò.
Èíîãäà ýêñïåðòèçà ïðîèçâîäèòñÿ â ñóäå. Ïî ñóòè îíà
íè÷åì íå îòëè÷àåòñÿ îò îáû÷íîé àìáóëàòîðíîé. Ïî ðåøåíèþ
ñóäà ìîãóò áûòü ïðèîñòàíîâëåíû ñóäåáíûå äåéñòâèÿ â ñâÿçè ñ
íàïðàâëåíèåì ïîäñóäèìîãî íà ñòàöèîíàðíóþ ýêñïåðòèçó. Âèä
áîëüíèöû (îáùåãî òèïà èëè ñïåöèàëüíàÿ ïñèõèàòðè÷åñêàÿ
áîëüíèöà ÌÂÄ), êóäà íàïðàâëÿåòñÿ íåâìåíÿåìûé, îïðåäåëÿåò
ñóä. Òàêîé âàðèàíò îïðåäåëåíèÿ ñóäîì, êàê íàáëþäåíèå
ïñèõèàòðîì ïî ìåñòó æèòåëüñòâà áåç ïðèíóäèòåëüíîé
èçîëÿöèè, ê ñîæàëåíèþ, ìàëîâåðîÿòåí.
3. Åñëè âû ñâèäåòåëü ïî ÷üåìó-ëèáî äåëó, òàêæå âîçìîæíî
àìáóëàòîðíîå ïðèíóäèòåëüíîå ýêñïåðòèðîâàíèå. Â ýòîì
ñëó÷àå ôîðìàëüíûé ïîâîä ñâÿçàí ñ âîçíèêøèì ó ñëåäîâàòåëÿ
(ïðîêóðîðà, ñóäà) ñîìíåíèåì â âàøåé ñïîñîáíîñòè ïðàâèëüíî
âîñïðèíèìàòü îáñòîÿòåëüñòâà, èìåþùèå çíà÷åíèå äëÿ
äåëà, è äàâàòü î íèõ ïðàâèëüíûå ïîêàçàíèÿ. Ñòàöèîíàðíîå
ýêñïîðòèðîâàíèå â ýòîì ñëó÷àå âîçìîæíî òîëüêî ñ âàøåãî íà
òî ñîãëàñèÿ (íàäååìñÿ, ÷òî âû åãî íå äàäèòå).
Íîòàðèàëüíîå ïðàâî ïðåäñòàâëÿåò âàì âîçìîæíîñòü â
ïîðÿäêå îáåñïå÷åíèÿ äîêàçàòåëüñòâ çàáëàãîâðåìåííî çàïàñòèñü
îáúåêòèâíûìè çàêëþ÷åíèÿìè ïñèõèàòðîâ î âàøåì ïñèõè÷åñêîì
ñîñòîÿíèè. Ïî âàøåé ïèñüìåííî çàÿâëåííîé ïðîñüáå íîòàðèóñ
âûíåñåò ïîñòàíîâëåíèå î íàçíà÷åíèè ýêñïåðòèçû ñ óêàçàíèåì åå
âèäà è ìåñòà ïðîâåäåíèÿ. Âàì îñòàåòñÿ òîëüêî îäíî — îïëàòèòü
ýòîò ôîðìàëüíûé âèä íîòàðèàëüíîé ïîìîùè è ñäåëàòü âñå
íåîáõîäèìîå, ÷òîáû â ñëó÷àå àðåñòà è ïîïûòîê ïðèçíàòü âàñ
äóøåâíîáîëüíûì ýòî ïñèõèàòðè÷åñêîå çàêëþ÷åíèå î âàñ ñòàëî
îáùåèçâåñòíûì (ñì. Ïîëîæåíèå î ãîñóäàðñòâåííîì íîòàðèàòå
ÐÑÔÑÐ, ñò. 66, 67 è «Èíñòðóêöèÿ î ïîðÿäêå ñîâåðøåíèÿ
íîòàðèàëüíûõ äåéñòâèé è ãîñóäàðñòâåííûõ íîòàðèàëüíûõ
êîíòîðàõ ÐÑÔÑл, ïï. 139–146).

Îáùèå ñâåäåíèÿ î ïñèõèàòðèè
Ãäå íå õâàòàåò íàì ïîíÿòèé, íà
ìåñòî èõ ïðèõîäÿò âîâðåìÿ ñëîâà.
Ãåòå. «Ôàóñò»

Ïðèíöèïû äåÿòåëüíîñòè ÷åëîâå÷åñêîãî ìîçãà äî ñèõ ïîð
íåÿñíû. Íåéðîôèçèîëîãèÿ è äðóãèå êîíêðåòíûå íàóêè î ìîçãå
ïîêà íå â ñîñòîÿíèè ïîíÿòü «ïñèõè÷åñêîå» ÿâëåíèå ïñèõè÷åñêîé

195

Приложение
ïàòîëîãèè. Ñòîëü æå çàãàäî÷íû è ìàëî óëîæèìû â ñòðîãèå ðàìêè
ñèñòåìíîé íàóêè ïîíÿòèÿ çäîðîâüÿ è áîëåçíè; ðàñïëûâ÷àòîñòü
ïîíÿòèé, õàðàêòåðíàÿ äëÿ ìåäèöèíû âîîáùå, îñîáåííî
âûðàæåíà â ïñèõèàòðèè. Ñóìàñøåñòâèå ðàññìàòðèâàþò
è êàê áèîëîãè÷åñêóþ, è êàê ñîöèàëüíóþ (èñòîðè÷åñêóþ,
ôèëîñîôñêóþ, ïðàâîâóþ) ïðîáëåìó.
 öåëîì, â ñîâðåìåííîé ïñèõèàòðèè íåò îáîñíîâàíèé ê
ïðèìåíÿåìîé ñèñòåìå êàòåãîðèé, äàæå êëàññèôèêàöèè áîëåçíåé
ïñèõèêè. Òàê, íà äèàãíîñòè÷åñêîì ñèìïîçèóìå â Ëåíèíãðàäå
äâàäöàòü âåäóùèõ ïñèõèàòðîâ ñòðàíû îäíîìó è òîìó æå
áîëüíîìó ïîñòàâèëè äâåíàäöàòü äèàãíîçîâ.
Âñå ïñèõèàòðè÷åñêèå çàáîëåâàíèÿ ìîæíî ðàçäåëèòü íà
äâå ãðóïïû: 1) ïñåâäîîïðåäåëåííûå, óñëîâíî âûäåëåííûå
â ñàìîñòîÿòåëüíûå ôîðìû èç õàîòè÷åñêîãî áàãàæà ôàêòîâ,
íàêîïëåííîãî çà âåêà; 2) èñòèííûå, ñ èçâåñòíîé íàóêå
ïðè÷èíîé è õàðàêòåðíîé äèíàìèêîé. Åñëè ìîäåëü ïåðâûõ ÷èñòî
ðèòîðè÷åñêàÿ, òî âòîðûå îáîñíîâàíû êîíêðåòíûìè íàó÷íûìè
îòêðûòèÿìè, è ìîäåëè èõ «äåìîíñòðàòèâíû».
Îñíîâíûì ìåòîäîì ïñèõèàòðè÷åñêîãî êëèíè÷åñêîãî
èññëåäîâàíèÿ äî ñèõ ïîð îñòàåòñÿ ñóáúåêòèâíîå íàáëþäåíèå
çà èñïûòóåìûì, çà åãî ïîâåäåíèåì, ðå÷üþ, ïàìÿòüþ è ò.ï.
Íàðÿäó ñ ýòèì èñïîëüçóþòñÿ îïÿòü æå ñóáúåêòèâíûå ñâåäåíèÿ
îá èñïûòóåìîì, ïîëó÷åííûå îò åãî îêðóæàþùèõ, çíàêîìûõ,
ðîäñòâåííèêîâ, îôèöèàëüíûå äîêóìåíòû è ïðî÷åå. Äðóãèå
ìåòîäû (ëàáîðàòîðíûå àíàëèçû, ýëåêòðîýíöåôàëîãðàôè÷åñêèå
èññëåäîâàíèÿ) èìåþò âòîðîñòåïåííîå çíà÷åíèå.
Àìîðôíîñòü ãðàíèö ïñèõè÷åñêîé áîëåçíè íå î÷åíü çàíèìàåò
ïðàêòè÷åñêèõ âðà÷åé, òàê êàê ëå÷åíèå ÷àùå îïðåäåëÿåòñÿ íå
äèàãíîçîì, à îòäåëüíûìè áîëåçíåííûìè ïðîÿâëåíèÿìè.
 ïñèõèàòðè÷åñêîé òåîðèè íåò îáùåïðèçíàííûõ ýòàëîíîâ
«çäîðîâüÿ» è «áîëåçíè». Ñóùåñòâóåò ìàññà àáñòðàêòíûõ
êîíöåïöèé, îò ôèëîñîôñêèõ... äî êèáåðíåòè÷åñêèõ, àáñîëþòíî
íåïðèãîäíûõ äëÿ ïñèõèàòðè÷åñêîé ïðàêòèêè. È âñå æå
åæåäíåâíàÿ äåÿòåëüíîñòü âðà÷à íåâîçìîæíà áåç ïðèìåíåíèÿ —
ïóñòü óñëîâíîãî — ýòàëîíà çäîðîâüÿ. Ïîýòîìó â ïðàêòè÷åñêîé
ïñèõèàòðèè ïîëüçóþòñÿ óñëîâíûì ýòàëîíîì ïñèõè÷åñêîãî
çäîðîâüÿ, óäîáíûì, ïðîñòûì è ïîíÿòíûì, ò.í. ýòàëîíîì
«ðàíòüå, ñòðèãóùåãî êóïîíû». «Ðàíòüå» — ýòî ÷åëîâåê
«íåâûñîêîãî èíòåëëåêòà, áóðæóà ïî ñâîèì âêóñàì; ñêîðåå
öèâèëèçîâàííûé, ÷åì êóëüòóðíûé, íå æåëàþùèé ðèñêîâàòü...
äîâîëüñòâóþùèéñÿ íåâûñîêèì, íî ïðî÷íûì îáùåñòâåííûì
ïîëî­æåíèåì («ñ âûñîòû áîëüíî ëåòåòü»), íå óâëåêàþùèéñÿ;

196

Приложение
ëèøåííûé ñïîñîáíîñòè ê êàêîìó-ëèáî òâîð÷åñòâó, îïëîò ëþáîé
âëàñòè; ïóòåâîäíûì ìàÿêîì åìó â æèçíè ñëóæèò èíñòèíêò
ñàìîñîõðàíåíèÿ. Æèçíü åãî îäíîîáðàçíà, íî çàòî ñïîêîéíà:
îí ñ÷èòàåò ñâîé æèçíåííûé ñòèëü åäèíñòâåííî ïðàâèëüíûì,
ñàìûì ìóäðûì è áåç­îïàñíûì â îêåàíå íåâçãîä, ðûòâèí è
êàòàêëèçìîâ íàøåãî ñóùåñò­âîâàíèÿ.
Êîíöåïöèÿ «ðàíòüå» íå ÿâëÿåòñÿ íàó÷íîé, â ñîâåòñêîé
ïñèõèàòðè÷åñêîé ëèòåðàòóðå åå íå óïîìèíàþò âîîáùå. À
ïðàêòè÷åñêèå âðà÷è, õîòÿ è íå âñåãäà ñîçíàòåëüíî, ïîëüçóþòñÿ
åþ â ñâîåé åæåäíåâíîé äåÿòåëüíîñòè; ðàçóìååòñÿ, íå êàê
æåñòêèì, ðàç è íàâñåãäà îïðåäåëåííûì ýòàëîíîì. (Íèæå âû
ïîéìåòå, ïî÷åìó êîíöåïöèÿ «ðàíòüå» áëèçêà òàê íàçûâàåìîìó
«ñðåäíåìó ïñèõèàòðó»).

Èíàêîìûñëèå êàê ïðîáëåìà ïñèõèàòðèè
Ñâîáîäà êàæäîãî èç íàñ êàê ëè÷íîñòè îãðàíè÷åíà
èíòåðåñàìè îáùåñòâà. Çàêîí è ìîðàëü ÿâëÿþòñÿ íîñèòåëÿìè
òàêèõ îãðàíè÷åíèé. Ïîâåäåíèå íå íàðóøàþùåãî çàêîí
äóøåâíîáîëüíîãî — «ãëóïîå», «ñòðàííîå» è ò.ï., äëÿ îáùåñòâà
íåæåëàòåëüíîå.
Çàùèòîé ãðàæäàí îò òàêîãî ïîâåäåíèÿ è çàíèìàåòñÿ
ïñèõèàòðèÿ. Ñóùåñòâîâàíèå íàñèëüñòâåííîé ïñèõèàòðè÷åñêîé
ãîñïèòàëèçàöèè îïðàâäàíî ñ òî÷êè çðåíèÿ íå òîëüêî ìåäèöèíû,
íî è ñ ñîöèàëüíîé. È åñëè «çäîðîâüå» — ýòî «æåëàåìîå
ïîâåäåíèå», à «áîëåçíü» — «íåæåëàåìîå», òî ñîöèàëüíàÿ öåëü
ïñèõèàòðèè ñîñòîèò â ïðåâðàùåíèè íåæåëàåìîãî ïîâåäåíèÿ â
æåëàåìîå. Òàêèì îáðàçîì, íàñèëèå íàä ïñèõè÷åñêè áîëüíûì
èíäèâèäîì îïðàâäàíî ââèäó ïîëüçû äëÿ îáùåñòâà. Ýòî
èñïîëüçîâàíèå «çëà âî äîáðî» ñòàëî ïðè÷èíîé îòïî÷êîâûâàíèÿ
îò êëàññè÷åñêîé ïñèõèàòðèè Çàïàäà «àíòèïñèõèàòðè÷åñêîãî»
òå÷åíèÿ.
«Àíòèïñèõèàòðû» çàÿâëÿþò: «Ñîäåðæàíèåì» ïñèõèàòðè÷åñêîé íàóêè» ÿâëÿåòñÿ ïîäàâëåíèå ðåâîëþöèîííîãî
ïîäñîçíàòåëüíîãî âî èìÿ ãîñóäàðñòâà; èñòîðèÿ ïñèõèàòðèè
åñòü èñòîðèÿ ìåòîäîâ, ñ ïîìîùüþ êîòîðûõ îáùåñòâî
äîáèâàëîñü èñ÷åçíîâåíèÿ ïñèõè÷åñêîãî ñîïðîòèâëåíèÿ ïðîòèâ
ãîñïîäñòâóþùèõ óñëîâèé æèçíè».
Ñîãëàñèòåñü, ïðè àìîðôíîñòè êàòåãîðèé, ïðè íàëè÷èè
ìíîæåñòâà «ïñèõèàòðè÷åñêèõ íàó÷íûõ øêîë» âïîëíå âîçìîæíî
íåïðàâîìåðíîå ðàñøèðåíèå ïñèõèàòðè÷åñêîé êîìïåòåíöèè.

197

Приложение
À â óñëîâèÿõ «ñîöèàëüíîãî çàêàçà», ïðàêòèêóåìîãî
òîòàëèòàðíûì ðåæèìîì òîãî èëè èíîãî ãîñóäàðñòâà, ãðàíèöû
ïñèõèàòðè÷åñêîé íîðìû îïðåäåëÿþòñÿ ñêîðåå ñèþìèíóòíîé
íåîáõîäèìîñòüþ, íåæåëè ïî íàó÷íûì è èñòîðè÷åñêèì ìîòèâàì
(ñðàâíèòå ó «àíòèïñèõèàòðîâ»: ïñèõèàòðèÿ, âûïîëíÿÿ çàêàç
êëàññîâîãî îáùåñòâà, âñåãäà ïðåâðàùàëà ðåâîëþöèîíåðîâ â
ïñèõîïàòîâ).
Èñïîëüçîâàíèå â ÑÑÑÐ ïñèõèàòðèè â êà÷åñòâå êàðàòåëüíîé
ìåðû çèæäåòñÿ íà ñîçíàòåëüíîì òîëêîâàíèè èíàêîìûñëèÿ (â
èçâåñòíîì ñìûñëå ýòîãî ñëîâà) êàê ïñèõèàòðè÷åñêîé ïðîáëåìû.
 ìîíîãðàôèè «Òåîðèÿ è ïðàêòèêà ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêîé
ýêñïåðòèçû» ïðîô. Ä.Ð. Ëóíö óòâåðæäàåò, ÷òî ëþáîå
ïðîòèâîïðàâíîå äåÿíèå, èìåííî â ñèëó îäíîé ïðîòèâîïðàâíîñòè
ñâîåé, ïîäëåæèò ïñèõèàòðè÷åñêîìó àíàëèçó (÷åì íå êîíöåïöèÿ
«ðàíòüå»?), îáîñíîâûâàÿ ýòî òåì, ÷òî â óñëîâèÿõ ñîöèàëèçìà
íåò ñîöèàëüíûõ ïðè÷èí äëÿ ïðåñòóïíûõ äåéñòâèé. Êàïèòàëèçìó
Ëóíö îñòàâëÿåò ïðåñòóïíîñòü êàê ÿâëåíèå, âûòåêàþùåå èç åãî
ñîöèàëüíîé äèñãàðìîíè÷íîñòè.
Ýñêóëüïàöèÿ, ò.å. ïðèçíàíèå íåâìåíÿåìîñòè èíàêîìûñëÿùèõ,
â òîé èëè èíîé ôîðìå âûðàæàþùèõ ñâîå íåñîãëàñèå ñ îòäåëüíûìè
ìîìåíòàìè âíóòðåííåé è âíåøíåé ïîëèòèêè ñîâåòñêîãî
ïðàâèòåëüñòâà, ïðîâîäèòñÿ öåëåíàïðàâëåííî. Äëÿ ýòîãî
èñïîëüçóþòñÿ, â îñíîâíîì, äëÿ ïñèõèàòðè÷åñêèõ äèàãíîçîâ:
âÿëîòåêóùàÿ ôîðìà øèçîôðåíèè è ïàðàíîéÿëüíîå ðàçâèòèå
ëè÷íîñòè. Îñòàëüíûå äèàãíîçû ïî÷òè íå âûñòàâëÿþò, ò.å. â íèõ
èíàêîìûñëèå íå âïèñûâàåòñÿ äàæå òåîðåòè÷åñêè (ê âàøåìó
ñ÷àñòüþ, èíà÷å ïðèøëîñü áû çíàêîìèòüñÿ ñ ïñèõèàòðèåé â
áîëåå ïîëíîì îáúåìå).
Âÿëîòåêóùàÿ øèçîôðåíèÿ. Öèòèðóåì îïûòíîãî ýêñïåðòà
ïðîôåññîðà Òèìîôååâà: «Òðóäíîñòåé â äèàãíîñòèêå ñòàíîâèòñÿ
áîëüøå ïî ìåðå èçó÷åíèÿ ìÿãêèõ è ñòåðòûõ ôîðì øèçîôðåíèè
(ò.å. âÿëîòåêóùåé øèçîôðåíèè — Á. è Ã.). Ýòè âîïðîñû äî
ñèõ ïîð îñòàþòñÿ äèñêóññèîííûìè, ò.ê. íåêîòîðûå ïñèõèàòðû
íå ïðèçíàþò íàçâàííûå ôîðìû çàáîëåâàíèÿ, äðóãèå ãîâîðÿò
îá èõ îòíîñèòåëüíîé ñàìîñòîÿòåëüíîñòè». Â äðóãîé ðàáîòå
Òèìîôååâ óòâåðæäàåò: «Èíàêîìûñëèå ìîæåò áûòü îáóñëîâëåíî
áîëåçíüþ ìîçãà, êîãäà ïàòîëîãè÷åñêèé ïðîöåññ ðàçâèâàåòñÿ
î÷åíü ìåäëåííî, ìÿãêî (âÿëîòåêóùàÿ ôîðìà øèçîôðåíèè —
Ã.), à äðóãèå åãî ïðèçíàêè äî ïîðû äî âðåìåíè (èíîãäà äî
ñîâåðøåíèÿ êðèìèíàëüíîãî ïîñòóïêà) îñòàþòñÿ íåçàìåòíûìè».
Èòàê, ïðîô. Òèìîôååâ ïðèçíàåò ñóùåñòâîâàíèå âÿëîòåêóùåé

198

Приложение
øèçîôðåíèè: «Ïîñêîëüêó èìåííî ýòîìó âîçðàñòó (20–29 ëåò —
Á. è Ã.) ñâîéñòâåííû ïîâûøåííàÿ êîíôëèêòíîñòü, ñòðåìëåíèå
ê ñàìîóòâåðæäåíèþ, íåïðèÿòèå òðàäèöèé, ìíåíèé, íîðì è
ò.ä., ýòî ÿâëÿåòñÿ ïðåäïîñûëêîé ñîçäàíèÿ ìèôà î òîì, ÷òî
íåêîòîðûå ìîëîäûå ëþäè, êîòîðûå â äåéñòâèòåëüíîñòè áîëüíû
øèçîôðåíèåé, íàïðàñíî ïîìåùàþòñÿ â ïñèõèàòðè÷åñêèå
áîëüíèöû, ÷òî îíè ñîäåðæàòñÿ òàì ÿêîáû ïîòîìó, ÷òî äóìàþò
íå òàê, êàê âñå».
Ïîä âÿëîòåêóùåé èìåþò â âèäó øèçîôðåíèþ, ãäå âñå
ïðîÿâëåíèÿ áîëåçíè âûðàæåíû â ñòåïåíè «åäâà», «ìàëî». À
òàêèõ ÿâíûõ ñèìïòîìîâ, êàê íàëè÷èå ãàëëþöèíàöèé, íåò âîîáùå.
Âîò íàèáîëåå õàðàêòåðíûå äëÿ íåå ñèìïòîìû (äàíî ïî ó÷åáíèêó
äëÿ ñòóäåíòîâ ìåäèöèíñêèõ èíñòèòóòîâ): çàìêíóòîñòü, âÿëîñòü,
ñíèæåíèå èíòåðåñà ê æèçíè, ñòåðòûå ÿâëåíèÿ ïåññèìèçìà è
ìåëàíõîëèè, ñîñðåäîòî÷åííîñòü íà âíóòðåííèõ ïåðåæèâàíèÿõ,
íåàäåêâàòíûå ìûñëè è ïîñòóïêè, êîñíîñòü è íåñãèáàåìîñòü
óáåæäåíèé, ïîäîçðèòåëüíîñòü è ò.ï. À åñëè âû çàìêíóòûé
÷åëîâåê, ñêëîííû ê ñàìîàíàëèçó, íåêîììóíèêàáåëüíû, åñëè
âû íå æåëàåòå ìåíÿòü ñâîèõ óáåæäåíèé, ò.ê. íå ñ÷èòàåòå èõ
«áåñïî÷âåííûìè», åñëè îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùàÿ çà âàìè
ñëåæêà, ïðîñëóøèâàíèå òåëåôîííûõ ðàçãîâîðîâ îöåíèâàåòñÿ
êàê «ïîäîçðèòåëüíîñòü», à òî è «áðåä ïðåñëåäîâàíèÿ», — âûâîä
ÿñåí... Íå ñïàñåò âàñ è òî, ÷òî âû óñïåøíî ñïðàâëÿåòåñü ñî
ñëóæåáíûìè îáÿçàííîñòÿìè, ñ òâîð÷åñêîé ðàáîòîé, ïðîÿâëÿåòå
èíòåðåñ ê íåé è äàæå «ðàñòåòå» â ïðîôåññèîíàëüíîì îòíîøåíèè.
Õîòÿ ôîðìàëüíî íàëè÷èå ïñèõè÷åñêîé ïàòîëîãèè íå èñêëþ÷àåò
âìåíÿåìîñòè, âàøà ýñêóëüïàöèÿ áóäåò ïðåäðåøåíà.
Ïî äàííûì Èíñòèòóòà ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èì. Ñåðáñêîãî,
ïðèìåðíî ïîëîâèíà áîëüíûõ âÿëîòåêóùåé øèçîôðåíèåé
ïðèçíàåòñÿ äååñïîñîáíîé. Íî íàì íå èçâåñòíû ñëó÷àè
ïðèçíàíèÿ øèçîôðåíèêà âìåíÿåìûì. Îïûòíåéøèé ýêñïåðò
ïðîô. Ëóíö ñ÷èòàåò öåëåñîîáðàçíûì ââåäåíèå â ãðàæäàíñêîå
çàêîíîäàòåëüñòâî ïîíÿòèÿ «îãðàíè÷åííîé» èëè «÷àñòè÷íîé»
äååñïîñîáíîñòè è ñîçíàòåëüíî ñîâåðøàåò ïðåñòóïíûå
ýñêóëüïàöèè çäîðîâûõ ëþäåé, èáî «êàæäûé êëàññ, êàæäàÿ
ïðîôåññèÿ èìååò ñâîþ ìîðàëüíóþ ýòèêó». (Ñïðàâêà: îãðàíè÷åíèå
äååñïîñîáíîñòè è âìåíÿåìîñòè äåéñòâèòåëüíî íåîáõîäèìî;
ñóùåñòâóåò êàê çàêîíîäàòåëüíûå ïîëîæåíèÿ â þðèñïðóäåíöèè
âñåõ êóëüòóðíûõ ãîñóäàðñòâ).
Ïàðàíîéÿëüíîå ðàçâèòèå ëè÷íîñòè. Äèàãíîç ñòîëü æå
ñïîðíûé è íåêîíêðåòíûé. ×òîáû ïîíÿòü, ÷òî êðîåòñÿ çà ýòîé

199

Приложение
òåðìèíîëîãè÷åñêîé øàïêîé, íåîáõîäèìî çíàòü ñëåäóþùåå.
1.  ïñèõèàòðèè ðàçëè÷àþò 3 âèäà èäåé (êðîìå îáû÷íîé
èäåè): à) äîìèíèðóþùàÿ èäåÿ — íàáëþäàåòñÿ ó çäîðîâûõ
ëþäåé, îõâà÷åííûõ êàêèì-ëèáî ñòðåìëåíèåì è âñåöåëî
ïîãëîùåííûõ âûíàøèâàåìîé ìûñëüþ; á) ñâåðõöåííàÿ èäåÿ
(ïàòîëîãè÷åñêàÿ) — ýòî óìîçàêëþ÷åíèå, îáû÷íî ðàöèîíàëüíîãî
ñîäåðæàíèÿ, íî íåîáîñíîâàííî ïåðåîöåíèâàåìîå â åãî çíà÷åíèè.
Îáúåêòèâíî çíà÷åíèå ñâåðõöåííîé èäåè íè÷òîæíî â ñðàâíåíèè
ñ ñóáúåêòèâíîé îöåíêîé åå èíäèâèäîì; â) áðåäîâàÿ èäåÿ
(ïàòîëîãè÷åñêàÿ) — ýòî îøèáî÷íîå óìîçàêëþ÷åíèå, íå èìåþùåå
ïîä ñîáîé ðåàëüíîé îñíîâû, íå ïîääàþùååñÿ ïåðåóáåæäåíèþ.
Ñîâîêóïíîñòü áðåäîâûõ èäåé íàçûâàþò áðåäîì.
2. Ñðåäè íåñêîëüêèõ âèäîâ áðåäà íàñ èíòåðåñóþò äâà:
à) áðåä ðåôîðìàòîðñòâà — óëó÷øåíèå óñëîâèé æèçíè ìîæåò
áûòü äîñòèãíóòî òîëüêî ïóòåì ïåðåñìîòðà ñëîæèâøèõñÿ
âçãëÿäîâ, ñîîòâåòñòâåííî èäåå î ïåðåñòðîéêå äåéñòâèòåëüíîñòè;
á ) áðåä ñóòÿæíè÷åñòâà — íå ñîîòâåòñòâóþùåå
äåéñòâèòåëüíîñòè óáåæäåíèå, ÷òî ëè÷íûå ïðàâà èíäèâèäà
íàðóøàþòñÿ, ïîïèðàþòñÿ; ìîòèâû ñòàíîâÿòñÿ «ïîíÿòíûìè»,
íàïðàâëÿåòñÿ ìíîãî æàëîá è çàÿâëåíèé ñ òðåáîâàíèåì
âîññòàíîâèòü «ñïðàâåäëèâîñòü».
3. Ïñèõîïàòèåé íàçûâàþò ïàòîëîãè÷åñêîå ðàçâèòèå õàðàêòåðà.
Íàðÿäó ñ ýòèì ñóùåñòâóþò è êðàéíèå âàðèàíòû íîðìàëüíîãî
õàðàêòåðà —èõ ãðàíèöû ñ ïñèõîïàòèåé íåîïðåäåëåííû,
ðàñïëûâ÷àòû.  ïñèõîïàòíîé äèíàìèêå ðàññìàòðèâàþò ïåðèîä
êîìïåíñàöèé (â ñîöèàëüíîì îòíîøåíèè) è äåêîìïåíñàöèé.
Èç âñåõ ãðóïï ïñèõîïàòèè íàñ èíòåðåñóåò îäíà —
ïàðàíîéÿëüíàÿ ïñèõîïàòèÿ . Îíà õàðàêòåðèçóåòñÿ
ïîäîçðèòåëüíîñòüþ, ìíèòåëü­íîñòüþ, âûñîêîé ñòåïåíüþ
ãîòîâíîñòè ê îáðàçîâàíèþ ñâåðõöåííûõ è áðåäîâûõ èäåé;
ðèãèäíûì, îäíîñòîðîííèì, òóãîïîäâèæíûì(?) ìûøëåíèåì;
äëèòåëüíûì çàñòðåâàíèåì íà ïåðåæèâàíèÿõ, ñâÿçàííûõ
ñ íåçíà÷èòåëüíûì ñîáûòèåì.  êîíôëèêòíîé ñèòóàöèè ó
ïàðàíîéÿëüíûõ ïñèõîïàòîâ âîçíèêàþò ïàðàíîéÿëüíûå ðåàêöèè.
Èç íèõ ñî âðåìåíåì ôîðìèðóåòñÿ ïàðàíîéÿëüíîå ðàçâèòèå
ëè÷íîñòè, òî åñòü ñòðîéíàÿ ñèñòåìà áðåäà, â íàøåì ñëó÷àå —
ñóòÿæíè÷åñòâî èëè ðåôîðìàòîðñòâî.
Ñõåìà: âîçíèêàåò äîìèíèðóþùàÿ èäåÿ, çàòåì ñìåíÿåòñÿ
ñâåðõöåííîé, íàêîíåö — áðåäîâîé; ðàçâèâàåòñÿ ñòðîéíàÿ (òî
åñòü âíåøíå óáåäèòåëüíàÿ, íî àáñóðäíàÿ) áðåäîâàÿ ñèñòåìà,
çàòåì îáðàçóåòñÿ ñèñòåìàòèçèðîâàííûé áðåä ïðåñëåäîâàíèÿ ñ

200

Приложение
òåíäåíöèåé ïåðåîöåíêè ñîáñòâåííîé ëè÷íîñòè (âñå òðàêòîâêè
äàíû â ñîîòâåòñòâèè ñ êóðñîì ïñèõèàòðèè äëÿ ñòóäåíòîâ
ìåäèíñòèòóòîâ ÑÑÑÐ). Êàê âèäèòå, äîêàçàòåëüíîñòü ýòîãî
âèäà ïñèõè÷åñêîé ïàòîëîãèè âåñüìà îòíîñèòåëüíà. È íàîáîðîò:
ïîïðîáóéòå äîêàçàòü, ÷òî âàøè ñóæäåíèÿ îá îêêóïàöèè
×åõîñëîâàêèè èëè îá îòñóòñòâèè â ÑÑÑÐ äåìîêðàòè÷åñêèõ
ñâîáîä — íå îøèáî÷íûå ñóæäåíèÿ, à èìåþùèå ïîä ñîáîé
ðåàëüíûå îñíîâàíèÿ... È ÷òî íå ÿâëÿåòñÿ «áðåäîì ïðåñëåäîâàíèÿ»
ñëåæêà çà âàìè è âàøèìè áëèçêèìè. È ñóáúåêòèâíàÿ âàøà
îöåíêà âíóòðèïîëèòè÷åñêîé æèçíè â ÑÑÑÐ îòíþäü íå íè÷òîæíà
â ñðàâíåíèè ñ äåéñòâèòåëüíûìè ôàêòàìè... È «îñâîáîæäåíèå»
âàñ îò çàíèìàåìîé äîëæíîñòè ïîñëå òîãî, êàê âû â ÷èñëå
äðóãèõ ïîäïèñàëè «çàÿâëåíèå ïðîòåñòà», ÿâëÿåòñÿ ïîïèðàíèåì
âàøèõ ïðàâ... Ýêñïåðòû èç Èíñòèòóòà ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè
äîêòîð ìåä. íàóê Ïå÷åðíèêîâà è Êîñà÷åâ ïðÿìî óêàçûâàþò:
«Íàèáîëåå ÷àñòî èäåè áîðüáû çà ïðàâäó è ñïðàâåäëèâîñòü
ôîðìèðóþòñÿ ó ëè÷íîñòåé ïàðàíîéÿëüíîé ñòðóêòóðû»,
èëè: «Ñóòÿæíî-ïàðàíîéÿëüíîå ñîñòîÿíèå âîçíèêàåò ïîñëå
ïñèõîòðàâìèðóþùèõ îáñòîÿòåëüñòâ, çàòðàãèâàþùèõ èíòåðåñû
èñïûòóåìûõ, è íåñåò íà ñåáå ïå÷àòü óùåìëåííîñòè ïðàâîâûõ
ïîëîæåíèé ëè÷­íîñòè»; èëè: «Õàðàêòåðíîé ÷åðòîé ýòèõ
(ñâåðõöåííûõ — Á. è Ã.) îáðàçîâàíèé ÿâëÿåòñÿ óáåæäåííîñòü â
ñâîåé ïðàâîòå, îõâà÷åííîñòü îòñòàèâàíèåì «ïîïðàííûõ ïðàâ»,
«çíà÷èòåëüíîñòü ïåðåæèâàíèé äëÿ ëè÷íîñòè áîëüíîãî»; èëè:
«Ñóäåáíîå çàñåäàíèå îíè èñïîëüçóþò êàê òðèáóíó äëÿ ðå÷åé è
îáðàùåíèé». À êàê îöåíèòü ïñèõèàòðàì ïñèõè÷åñêîå ñîñòîÿíèå
Ãåîðãèÿ Äèìèòðîâà, âûñòóïàþùåãî ñ ðå÷üþ íà ñóäå?.. È ìíîãèõ
äðóãèõ îáùåñòâåííûõ äåÿòåëåé ñ èõ âñåïîãëîùàþùåé âåðîé
â èäåàë è îòêàçîì îò ëè÷íîé æèçíè?.. Áûòü îñòîðîæíûì, íå
î÷åíü óìíûì, «ñåáå íà óìå» — çíà÷èò áûòü çäîðîâûì. À ãîðå
— îò óìà. Îñòàåòñÿ ââåñòè â ïñèõèàòðèþ îôèöèàëüíî íîâûé
âèä ïñèõè÷åñêîé ïàòîëîãèè ïîä íàçâàíèåì êîìïëåêñà ×àöêîãî.
È ïîñëåäíåå. Ñàì ïî ñåáå äèàãíîç ïàðàíîéÿëüíîé ïñèõîïàòèè
è ïàðàíîéÿëüíîãî ðàçâèòèÿ ëè÷íîñòè îòíþäü íå îçíà÷àåò
íåîáõîäèìîñòü ýñêóëüïàöèè. Òàê, ïî îôèöèàëüíîé ñòàòèñòèêå
Èíñòèòóòà ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè 95,5% ïðèçíàþò âìåíÿåìûìè.
Íî ýòî — â òåîðèè. Ñ èíàêîìûñëÿùèìè — ñòàòèñòèêà èíàÿ, îíà
íå ïóáëèêóåòñÿ. Ïå÷åðíèêîâà è Êîñà÷åâ, ïîäðîáíåéøèì îáðàçîì
îïèñàâ «êàðòèíó» ñóòÿæíî-ïàðàíîéÿëüíîãî ðàçâèòèÿ, «çàáûëè»
ñîîáùèòü ïðîöåíòû ýñêóëüïèðîâàííûõ «ïàðàíîèêîâ-ñóòÿã».

201

Приложение
Ïñèõîëîãèÿ ïñèõèàòðà
XX âåê ïîñòàâèë ïåðåä íàìè ïðîáëåìó êîììóíèêàáåëüíîñòè.
Ñåãîäíÿ ñ òðóäîì ïîíèìàþò äðóã äðóãà ïðåäñòàâèòåëè ðàçíûõ
ïðîôåññèé, ãîâîðÿ íà îäíîì ÿçûêå. Â êàáèíåòå ïñèõèàòðà îò
âàøåé êîììóíèêàáåëüíîñòè áóäåò çàâèñåòü ñëèøêîì ìíîãîå.
Ïîñòàðàéòåñü, ÷òîáû ýêñïåðò ïîíÿë âàñ èìåííî òàê, êàê
ýòî èìåííî íåîáõîäèìî âàì: ñäåëàéòå âñå âîçìîæíîå, ÷òîáû
«óñòàíîâêà» ýêñïåðòà íà âàøó íåâìåíÿåìîñòü, åñëè òàêîâàÿ
ó íåãî áóäåò, íå ïðåâðàòèëàñü â àðãóìåíòèðîâàííûé âûâîä.
Ïîìíèòå: ïñèõèàòð — îáû÷íûé ÷åëîâåê, íå îáëàäàþùèé
ñâåðõúåñòåñòâåííûìè ñïîñîáíîñòÿìè. Áûòóþùåå â îïðåäåëåííîé
ñðåäå ìíåíèå, ÷òî ïñèõèàòð ìîæåò «âçãëÿäîì ïðîíèêíóòü
â äóøó, ÷èòàòü ìûñëè èëè çàñòàâèòü ãîâîðèòü ïðàâäó»,
— àáñóðäíî. Íèêàêèå òåðàïåâòè÷åñêèå, ãèïíîòè÷åñêèå,
ôàðìàêîëîãè÷åñêèå âîçäåéñòâèÿ íå ìîãóò ðàñêðûòü âàøè
ïîòàåííûå ìûñëè, çàñòàâèòü ãîâîðèòü, åñëè âû ýòîãî
íå æåëàåòå. Íå âñåãäà ñîñòîÿòåëüíî è ïðåäñòàâëåíèå î
÷ðåçâû÷àéíî âûñîêîì èíòåëëåêòå ïñèõèàòðà, åãî ãëóáîêîì
çíàíèè ÷åëîâå÷åñêîé ïñèõîëîãèè (â áûòîâîì çíà÷åíèè ñëîâà).
Ïñèõèàòð — ýòî âðà÷, áîëüøóþ ÷àñòü âðåìåíè ïðîâîäÿùèé
â ñòåíàõ ïñèõèàòðè÷åñêîãî ó÷ðåæäåíèÿ, ñðåäè äóøåâíîáîëüíûõ.
Îí ïðèâûê âèäåòü ñòðàäàíèÿ, áóéñòâà, ñàìûå íåïðèÿòíûå
èçâðàùåíèÿ, ãîðå. Åãî ïàöèåíòû — áåçóìöû-äåòè è áåçóìöûâçðîñëûå, æåíùèíû è ìóæ÷èíû. Ïîýòîìó ñàìî ïî ñåáå
æåëàíèå ÷åëîâåêà âûáðàòü èìåííî ýòó ïðîôåññèþ è óñïåøíî
âûäåðæèâàþùåãî â ïñèõèàòðèè «èñïûòàòåëüíûé ñðîê» (äëÿ
ìíîãèõ — êðèòè÷åñêèé) ïðåäïîëàãàåò íåêîòîðûå ïåðâè÷íûå
îñîáåííîñòè ëè÷íîñòè. Ãîäû åæåäíåâíîãî ïðåáûâàíèÿ íà ýòîì
«êëàäáèùå ïîãèáøèõ ðàññóäêîâ» íàêëàäûâàþò ñâîé îòïå÷àòîê
íà ëè÷íîñòü âðà÷à, íåîáðàòèìî ìåíÿþò åãî.
Âîò íàèáîëåå õàðàêòåðíûå òèïû âðà÷åé-ïñèõèàòðîâ.
Íà÷èíàþùèé ïñèõèàòð. Èñêðåííå ëþáèò ïñèõèàòðèþ,
ñ÷èòàåò åå ïîëíîöåííîé íàó÷íîé äèñöèïëèíîé. Èç-çà íåäîñòàòêà
æèçíåííîãî è ïðîôåññèîíàëüíîãî îïûòà è ìàëîãî îáúåìà çíàíèé
óñìàòðèâàåò ïñèõè÷åñêóþ ïàòîëîãèþ òàì, ãäå åå çàâåäîìî íåò.
Íå ïîíèìàåò èñêóññòâåííîñòè ïñèõèàòðè÷åñêèõ êîíöåïöèé.
Ïîýòîìó â ðàáîòå ëåãêî âíóøàåì, ìîæåò èñêðåííå «âûÿâèòü»
ó âàñ ïñèõè÷åñêóþ ïàòîëîãèþ.  ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêèõ
ýêñïåðòíûõ êîìèññèÿõ ó÷àñòèÿ íå ïðèíèìàåò. Íåîïàñåí, òàê
êàê íå îí áóäåò ðåøàòü âàøó ñóäüáó.

202

Приложение
Òèïû çðåëûõ ïñèõèàòðîâ ñëåäóåò ðàññìîòðåòü áîëåå
ïîäðîáíî. Èìåííî îíè ïðåäðåøàò âàøå áóäóùåå.
Ó÷åíûé. Ñîõðàíèë «þíîøåñêóþ» ñòðàñòü ê ïñèõèàòðèè,
ñ÷èòàåò åå ñâîèì ïðèçâàíèåì. Äëÿ íåãî ïñèõèàòðèÿ — íàó÷íàÿ
äèñöèïëèíà (õîòÿ è ñ îãîâîðêàìè). Êàê ïðàâèëî, îòíîñèò (èëè: «íå
îòíîñèò» — â ïîäëèííèêå íåÿñíî, — ïåðåïèñ÷èê) èíàêîìûñëèå
ê ïñèõèàòðè÷åñêîé êîìïåòåíöèè. Íå ëþáèò ó÷àñòâîâàòü â
ýêñïåðòèçå íåâìåíÿåìîñòè: «ß âðà÷, à íå ñëåäîâàòåëü»...
Äîñòàòî÷íî òðåçâ, ÷òîáû ïîíÿòü êîíúþíêòóðó, íî ïîñòàðàåòñÿ
«íå ïà÷êàòüñÿ» — ïîìîãèòå åìó ñâîåé ïðàâèëüíîé òàêòèêîé.
Äèññåðòàíò. Ãëàâíàÿ îñîáåííîñòü: áåññîçíàòåëüíî
ðàñøèðÿåò ãðàíèöû çàáîëåâàíèÿ, îïèñûâàåìîãî â äèññåðòàöèè.
Óáåäèòå åãî ñâîèì ïîâåäåíèåì, ÷òî â êà÷åñòâå «ìàòåðèàëà» âû
íå ïîäõîäèòå.
Âîëüòåðüÿíåö. Óìíûé, îïûòíûé ÷åëîâåê è ïñèõèàòð. Äàâíî
ðàçî÷àðîâàëñÿ â ïñèõèàòðèè êàê íàóêå. Âûñîêèé èíòåëëåêò,
ëþáèò èñêóññòâî, ëèòåðàòóðó, ìîæåò ïîìíîãó ãîâîðèòü î
íèõ. Ñîöèàëüíî èíåðòåí, ò.ê. íå âåðèò â óñïåõ êàêèõ-ëèáî
ñîöèàëüíûõ ïðåîáðàçîâàíèé (ìóäðîñòü Ýêêëåçèàñòà); íå
èñêëþ÷àåòñÿ âíåøíÿÿ îáùåñòâåííàÿ ïîçèöèÿ ïî «êóðñó».
Òðóñîâàò, öèíè÷åí. Ïðåêðàñíî ïîíèìàåò êîíúþíêòóðó, íî
äàæå ïîä «äàâëåíèåì» ïðèçíàåò âàñ ïñèõè÷åñêè çäîðîâûì,
ïðè÷åì â ñèëó ñâîåé òðóñîñòè ñäåëàåò ýòî óáåäèòåëüíî
íàãëÿäíî, ÷òîáû ñíÿòü ñ ñåáÿ ïîäîçðåíèå â «ñèìïàòèÿõ» ê âàì:
«÷òîáû êîìàð íîñó íå ïîäòî÷èë».
Îáûâàòåëü. Èíòåëëåêò è ñïåöèàëüíûå çíàíèÿ íå âûøå
ñðåäíåãî. Ñåáÿ ñ÷èòàåò óìíûì è îïûòíûì âðà÷îì, à
ñâîé æèçíåííûé ñòèëü — æåëàòåëüíûì ýòàëîíîì äëÿ
äðóãèõ. Â ðàìêàõ «îáùåãî êóðñà» ñîöèàëüíî àêòèâåí,
õîðîøî ðàçâèòà ïðèñïîñîáëÿåìîñòü ê âíåøíèì óñëîâèÿì
(«ñîöèàëüíàÿ ìèìèêðèÿ»). Íå ïîíèìàåò òàêèõ ÿâëåíèé, êàê
ñþððåàëèñòè÷åñêàÿ æèâîïèñü («ðàçâå ëîøàäè ëåòàþò?»),
ñîâðåìåííàÿ ïîýçèÿ («à ãäå æå ðèôìû?») è ò.ï. Èñêðåííå
ñ÷èòàåò àíîðìàëüíîé âàøó ñîöèàëüíóþ ïîçèöèþ, îñíîâíûå
àðãóìåíòû: «Âåäü áûëà êâàðòèðà, ñåìüÿ, ðàáîòà. Çà÷åì æå
âû?» Ñ ýòèì ñîâðåìåííûì «ðàíòüå» íå ðåêîìåíäóåì ãîâîðèòü îá
àáñòðàêòíûõ ïðåäìåòàõ, ôèëîñîôèè, ôèçè÷åñêèõ òåîðèÿõ è
ò.ï., î ñîâðåìåííîì èñêóññòâå, — ñòàðàéòåñü îñòàâàòüñÿ íà åãî
óðîâíå. Îïàñåí, ìîæåò âûÿâèòü ïñèõè÷åñêóþ ïàòîëîãèþ, ëåãêî
ïîääàåòñÿ äàâëåíèþ ñâûøå, ñåáÿ âñåãäà îïðàâäàåò (â ñâîèõ
ãëàçàõ) ññûëêîé íà àâòîðèòåòû, ïñèõèàòðè÷åñêóþ «øêîëó».

203

Приложение
Ïðîôåññèîíàëüíûé ïàëà÷. Ñîçíàòåëüíî ñîâåðøàåò
ýñêóëüïàöèþ ïñèõè÷åñêè çäîðîâûõ ëþäåé. Îáû÷íî — ãðàìîòíûé
ñïåöèàëèñò. Ïîýòîìó åäèíñòâåííàÿ âàøà âîçìîæíîñòü — íå äàòü
åìó íè îäíîãî «ñèìïòîìà».  ýòîì ñëó÷àå èç ñâîåîáðàçíîãî
ïðîôåññèî­íàëüíîãî ñàìîóâàæåíèÿ ìîæåò íå çàõîòåòü ïà÷êàòüñÿ
«ÿâíîé ëèïîé».

Ïðàêòè÷åñêèå ðåêîìåíäàöèè î âàøåé òàêòèêå
Êàðàòåëüíûå ñëóæáû èìåþò ïåðåä èíàêîìûñëÿùèìè
îäíî âàæíîå ïðåèìóùåñòâî: îíè àêòèâíî àìîðàëüíû.
Ïðèíöèï «öåëü îïðàâäûâàåò ñðåäñòâà» èñïîëüçóåòñÿ
ãîñóäàðñòâîì ïðîòèâ ãðàæäàí, óïîäîáèâøèõñÿ ìàëü÷èêó èç
èçâåñòíîé ñêàçêè Àíäåðñåíà î ãîëîì êîðîëå. Íàóêîîáðàçíûå
ïîëîæåíèÿ î êëàññîâîñòè ìîðàëè ïîçâîëÿþò áûòü îòêðîâåííî
áåçíðàâñòâåííûì ïî îòíîøåíèþ ê «âðàãàì ñîâåòñêîãî íàðîäà è
ñîöèàëèñòè÷åñêîãî ñòðîÿ». À ÷òî — ìîðàëü? Ìîðàëüíà ïðàâäà,
íî íå ëîæü, ìîðàëüíà èñêðåííîñòü, ìîðàëüíî ñî÷óâñòâèå è
ò.ï. Èíàêîìûñëÿùèå, êàê ïðàâèëî, ïðèçíàþò èìåííî òàêóþ
«âíåêëàññîâóþ» ìîðàëü.
Âîò ÷òî ýòî îçíà÷àåò â óñëîâèÿõ ïðåäâàðèòåëüíîãî
ñëåäñòâèÿ, ñóäà, ïñèõèàòðè÷åñêîé ýêñïåðòèçû: 1) äàâàòü
ïðàâäèâûå ïîêàçàíèÿ íà âñå èíòåðåñóþùèå ÊÃÁ èëè ñóä
âîïðîñû, çàâåäîìî ïàãóáíûå äëÿ ñåáÿ êàê ýêñïåðòèðóþùåãîñÿ;
2) «íàòàëêèâàòü» ÊÃÁ è ñóä íà íåèçâåñòíûå èì îáñòîÿòåëüñòâà
è ìîòèâû, äàâàòü ýêñïåðòó íåîáõîäèìóþ åìó «ñèìïòîìàòèêó»;
3) ïîçâîëÿòü íåïîçâîëèòåëüíóþ ñëàáîñòü ïî îòíîøåíèþ ê
ñëåäîâàòåëþ, êîòîðîìó «êðàéíå íåîáõîäèìî óñïåøíî âåñòè
ñëåäñòâèå», ê ñâèäåòåëþ, ñòðóñèâøåìó «èç áîÿçíè ïîòåðÿòü
äîëæíîñòü», è ò.ï.
Ê ñîæàëåíèþ, ýòî ôàêò. Ëãàòü — ñêâåðíî, íî ó÷òèòå:
îò âàøåãî æåëàíèÿ è óìåíèÿ áûòü íåìîðàëüíûì ïî
îòíîøåíèþ ê ëèöàì è îðãàíèçàöèÿì, èñïîâåäóþùèì ìîðàëü
ãîòòåíòîòà, çàâèñèò âàøà ñóäüáà. Íà îïûòå ñîòåí òîâàðèùåé
è ñîáñòâåííîì ìû óòâåðæäàåì: àáñòðàêòíàÿ ìîðàëüíîñòü,
îïðåäåëÿþùàÿ ïîâåäåíèå ïîäñëåäñòâåííîãî, ïîäñóäèìîãî è
ýêñïåðòèðóþùåãîñÿ, ïðîòèâîðå÷èò åãî æèçíåííûì èíòåðåñàì.
Âàøå ïðàâèëüíîå ïîâåäåíèå â ïåðèîä ïñèõèàòðè÷åñêîãî
èññëåäîâàíèÿ (êàê è ñëåäñòâèÿ, ñóäà) âêëþ÷àåò â ñåáÿ íå
òîëüêî íåîáõîäèìûå ýëåìåíòàðíûå çíàíèÿ èç òåîðèè è
ïðàêòèêè ïñèõèàòðèè, íî è «çàçåìëåííóþ ìîðàëüíîñòü». Âñå

204

Приложение
íàøè ðåêîìåíäàöèè ðàññ÷èòàíû íà íåêîåãî «óñðåäíåííîãî
äèññèäåíòà». Ïîíÿòíî, ìû íå ìîæåì ó÷èòûâàòü âñå ìíîãîîáðàçèå
èíäèâèäóàëüíûõ îáñòîÿòåëüñòâ, èíòåðåñîâ, ñóäåá. Âîâñå íå
îáÿçàòåëüíî ñëåäîâàòü êàêîé-ëèáî êîíêðåòíîé ðåêîìåíäàöèè,
åñëè ýòî îáúåêòèâíî ïðîòèâîðå÷èò ðåàëüíîñòè. Ìàëî òîãî,
ýòî âðåäíî. Áåññìûñëåííî, íàïðèìåð, îòðèöàòü òðàâìó
ãîëîâíîãî ìîçãà â ïðîøëîì, åñëè îá ýòîì èìåþòñÿ óêàçàíèÿ
â äîêóìåíòàõ; çàèêàíèå, åñëè âû çàèêàåòåñü, è ïðî÷åå.
Æåëàòåëüíî, ÷òîáû âàøè ïîòåíöèàëüíûå ñâèäåòåëè ñóìåëè
äàòü ñòîëü æå ïðàâèëüíûå è «÷èñòûå» ïîêàçàíèÿ î âàøåì
ïñèõè÷åñêîì îáëèêå. Ñâåäåíèÿ, ñîîáùàåìûå âàìè âðà÷ó,
ìîãóò íå ñîâïàäàòü ñ ìàòåðèàëàìè ñëåäñòâåííîãî äåëà. Âîïåðâûõ, çàêîí íå âîñïðåùàåò ïîäîçðåâàåìîìó èëè îáâèíÿåìîìó
çàâåäîìî ëîæíûõ ïîêàçàíèé; âî-âòîðûõ, ñâåäåíèÿ, èìåþùèåñÿ
ó ýêñïåðòîâ, íå áóäó÷è òàéíîé [äëÿ] ÊÃÁ (â ñîâåòñêîì ïðàâå
âðà÷åáíàÿ òàéíà ñóùåñòâóåò êàê ÷èñòî ôîðìàëüíàÿ êàòåãîðèÿ),
íå ìîãóò áûòü èñïîëüçîâàíû â ìàòåðèàëàõ ñëåäñòâåííîãî è
ñóäåáíîãî ðàññëåäîâàíèÿ. Îäíàêî ñëåäóåò òâåðäî ïîìíèòü,
÷òî ïðè äà÷å ýêñïåðòó êàêèõ-ëèáî ñâåäåíèé î êîíêðåòíûõ
èíòåðåñóþùèõ ÊÃÁ îáñòîÿòåëüñòâàõ ñëåäóåò áûòü îñòîðîæíûì,
ò.ê. ñî âðåìåíåì ýòè ñâåäåíèÿ ìîãóò áûòü «îïåðàòèâíî
ðàçðàáîòàíû».
Îáùèå ñâåäåíèÿ î âàøåé æèçíè. Áåðåìåííîñòü âàìè è ðîäû
ïðîøëè íîðìàëüíî. Âû ðîäèëèñü çäîðîâûì ðåáåíêîì, ñèäåòü,
õîäèòü, ðàçãîâàðèâàòü íàó÷èëèñü âîâðåìÿ.  äåòñòâå ïðîÿâëÿëè
èíòåðåñ ê ñâåðñòíèêàì, ñ óäîâîëüñòâèåì êîíòàêòèðîâàëè ñ
íèìè. Íå áûëî ïðåäïî÷òåíèÿ èãðàì íàåäèíå ñ ñàìèì ñîáîé,
÷ðåçìåðíîãî ôàíòàçèðîâàíèÿ, ëæèâîñòè, óïðÿìñòâà; âñå
ïðèâû÷êè, ïîñòóïêè, ñóæäåíèÿ ñîîòâåòñòâîâàëè âîçðàñòó
è ïîëó. Ê ÷òåíèþ ïðîÿâëÿëè óìåðåííûé èëè íåñêîëüêî
ïîâûøåííûé èíòåðåñ, ïðåäïî÷èòàëè êíèãè, ñîîòâåòñòâóþùèå
âîçðàñòó. Íå áûëî íî÷íûõ ñòðàõîâ, ñíîõîæäåíèÿ, ðàññòðîéñòâ
ñíà, çàèêàíèÿ, ÷ðåçìåðíî âûðàæåííîé áîÿçíè òåìíîòû,
æèâîòíûõ, âûñîòû è ïðî÷. Íå áûëî íåóñòîé÷èâîñòè íàñòðîåíèÿ,
ñëàáîâîëèÿ, ïîâûøåííîé îáèä÷èâîñòè, íåîæèäàííûõ ðåàêöèé
àãðåññèè, ïîáåãîâ èç øêîëû è äîìà, â çàíÿòèÿõ óñïåâàëè, íà
«âòîðîé ãîä» íå îñòàâàëèñü; ïðîÿâëÿëè èíòåðåñ ê æèçíè êëàññà,
øêîëû, äâîðà, íå ñàìîóñòðàíÿëèñü èç íåå, ïîëüçîâàëèñü
ðàñïîëîæåíèåì òîâàðèùåé (îäíàêî íå áûëè èçëèøíå
«ïðèìåðíûìè», áåçûíèöèàòèâíûìè), âàøè äðóçüÿ âñåãäà
ñîîòâåòñòâîâàëè âàì ïî âîçðàñòó. Â ïîäðîñòêîâîì âîçðàñòå

205

Приложение
íå áûëî «îñîáåííîñòåé» è «òðóäíîñòåé» ïîâåäåíèÿ. Íåóäà÷è
ïåðåæèâàëè ñïîêîéíî, íî íå áåçó÷àñòíî; íå èñïûòûâàëè òÿãè ê
óåäèíåííûì òèõèì çàíÿòèÿì, îòâðàùåíèÿ ê ñïîðòó, ê áîëüøèì
ñêîïëåíèÿì ëþäåé, ìàññîâûì çðåëèùàì. Æèëè èíòåðåñàìè
ñâîåãî âîçðàñòà è êðóãà: ëþáèëè êèíî, êíèãè (íî íå îäíó
«ôàíòàñòèêó»), èãðû; ê ÷ëåíàì ñåìüè îòíîñèëèñü ñ ëþáîâüþ,
æèëè èíòåðåñàìè ñåìüè, åå çàáîòàìè, ïåðåæèâàëè çà áëèçêèõ,
ïåðåæèâàëè èõ áîëåçíè, ïå÷àëè, èõ ðàäîñòè; íå áûëè ñêðûòíû,
äåëèëèñü â ñåìüå ñâîèìè èíòåðåñàìè è íîâîñòÿìè. Èíòåðåñ
ê ïðîòèâîïîëîæíîìó ïîëó âîçíèê ñâîåâðåìåííî; ê âûáîðó
ïðîôåññèè íå áûëè áåçó÷àñòíû; âñåãäà ïðîÿâëÿëè æèâûå,
ÿðêèå è àäåêâàòíûå ýìîöèè, èñêðåííå ñî÷óâñòâîâàëè ãîðþ è
íåóäà÷àì áëèçêèõ âàì ëþäåé. Ïî õàðàêòåðó íå âñïûëü÷èâû,
êîíòàêòû ñ ëþäüìè íå «ïîâåðõíîñòíûå»; íå îãðàíè÷èâàåòå
ñåáÿ èíòåðåñàìè êðóãà «ñåìüÿ—ñëóæáà». Åñëè âû ÷åëîâåê
ñêðûòíûé, çàìêíóòûé, òî âèíîé òîìó ðîáîñòü, à íå îòñóòñòâèå
ïîòðåáíîñòè â îáùåíèè; ê ïðîôåññèîíàëüíûì îáÿçàííîñòÿì íå
áåçðàëè÷íû, íå èñïûòûâàåòå ê íèì îòâðàùåíèÿ; åñëè òîëüêî
òîãî íå òðåáóþò âàøè çàíÿòèÿ èëè ïðîôåññèÿ, íå ïðîÿâëÿåòå
(è íå ïðîÿâëÿëè) èíòåðåñà ê ôèëîñîôñêèì ïðîáëåìàì (èáî åñòü
òàêîé òåðìèí: «ìåòàôèçè÷åñêàÿ èíòîêñèêàöèÿ»), ïñèõèàòðèè,
ïàðàïñèõîëîãèè, ìàòåìàòèêå. Ó÷èòûâàÿ óæå èçâåñòíóþ âàì
ïñèõîëîãèþ ïñèõèàòðà, íå ïðîÿâëÿéòå èíòåðåñà ê ñîâðåìåííîìó
«ìîäåðíîìó» èñêóññòâó è, îñîáåííî, ïîíèìàíèÿ åãî. Ñâîáîäíîå
âðåìÿ âû íå ïîñâÿùàåòå îäíèì àóòèñòè÷åñêèì çàíÿòèÿì:
÷òåíèþ, ñàäîâîäñòâó, ñîçåðöàíèþ ïðèðîäû è ïðîèçâåäåíèé
èñêóññòâà. Âû èìååòå «õîááè», èíòåðåñóåòåñü ñïîðòîì (õîòÿ
áû çðèòåëü, áîëåëüùèê). Åñëè âû õîëîñòû, íå îáúÿñíÿéòå
ýòî îòñóòñòâèåì âëå÷åíèÿ ê ïðîòèâîïîëîæíîìó ïîëó èëè
îòâðàùåíèåì ê ñåìåéíîé æèçíè, íàéäèòå êàêóþ-ëèáî èíóþ
ïðè÷èíó (îòñóòñòâèå êâàðòèðû, ìàëàÿ çàðïëàòà, ñîáèðàëñÿ,
íî ïîìåøàë àðåñò...). Â ñåêñóàëüíîì îòíîøåíèè âû âñåãäà áûëè
â ãðàíèöàõ «ïðèëè÷èé». Ó âàñ íèêîãäà íå áûëî ñêëîííîñòè ê
«íåïðåðåêàåìîñòè ñóæäåíèé», âû ïîíèìàåòå è ïîíèìàëè, ÷òî
«â æèçíè êðèâàÿ ëèíèÿ çà÷àñòóþ êîðî÷å ïðÿìîé», ó âàñ íå áûëî
íåìîòèâèðîâàííûõ, ñ òî÷êè çðåíèÿ îêðóæàþùèõ, ïîñòóïêîâ.
Åñëè îáúåêòèâíî èçâåñòíî î íåêîòîðûõ îñîáåííîñòÿõ âàøåãî
õàðàêòåðà, íàïðèìåð, î «ñðûâàõ», òî ïðîÿâëÿéòå êðèòè÷íîñòü
ê ñåáå. Ó âàñ íèêîãäà íå áûëî òðàâì ìîçãà, ñóäîðîæíûõ
ñîñòîÿíèé, ïîòåðü ñîçíàíèÿ, ãàëëþöèíàöèé, ðàññòðîéñòâ
ïàìÿòè, çàáîëåâàíèé íåðâíîé ñèñòåìû (ìîçãà); àëêîãîëåì

206

Приложение
íå çëîóïîòðåáëÿåòå, åñëè è ïèëè êîãäà, òî ïðåäïî÷èòàëè
ñóõèå âèíà. Âàøè ñîöèàëüíûå âçãëÿäû ìåíÿëèñü ñ âîçðàñòîì,
êîððåêòèðîâàëèñü îêðóæàþùèìè ëþäüìè, ñîáûòèÿìè, êíèãàìè
è ò.ï. Âàøè ðåàêöèè íà íåñïðàâåäëèâîñòü ïî îòíîøåíèþ ê
âàì íå áûëè èçëèøíå ÿðêèìè, áóðíûìè, ýêñïàíñèâíûìè è
äëèòåëüíûìè. Èíàêîìûñëèå çàðîäèëîñü ïîä âëèÿíèåì êíèã,
ðàññêàçîâ î÷åâèäöåâ è æåðòâ ðåïðåññèé, âîñïèòàíèÿ â ñåìüå
è øêîëå (åñëè îáñòîÿòåëüñòâà ïîçâîëÿþò áåçáîëåçíåííî
ñîîáùàòü òàêèå ñâåäåíèÿ), â ðåçóëüòàòå òðåçâîãî îáúåêòèâíîãî
îñìûñëèâàíèÿ ðåàëüíîñòè. Êàê ýòî íè íåïðèÿòíî, íî
íàèëó÷øåé ìîòèâèðîâêîé âìåíÿåìûõ â âèíó äåÿíèé ÿâëÿåòñÿ:
«Õîòåë ïðîñëàâèòüñÿ, ñòàòü èçâåñòíûì; íå ïîíèìàë ñåðüåçíîñòè
ïîñëåäñòâèé, íå ïîñìîòðåë íà ñåáÿ ñî ñòîðîíû; íå ïîíÿë, ÷òî
çàøåë ñëèøêîì äàëåêî» è òîìó ïîäîáíîå. Ê ñîæàëåíèþ, èìåííî
òàêèå (íåêðàñèâûå) ìîòèâèðîâêè ïîëîæèòåëüíî âîñïðèìóòñÿ íà
ýêñïåðòèçå. Ìû íå íàñòàèâàåì íà èñïîëüçîâàíèè ýòîãî ñîâåòà
âñåìè è âñåãäà; íî ïîìíèòå: èíîãäà îáñòîÿòåëüñòâà ìîãóò
ïîòðåáîâàòü è òàêîé ìåðû çàùèòû, òåì áîëåå ÷òî íðàâñòâåííàÿ
âàøà ïîçèöèÿ (îòêàç «òîïèòü» òîâàðèùåé, «÷åðíèòü» ñâîå
ïðîøëîå è ò.ï.) íå ïîñòðàäàåò îò ýòîãî âûíóæäåííîãî
òàêòè÷åñêîãî ïðèåìà.
 ïåðèîä ñëåäñòâèÿ ïî äåëàì èíàêîìûñëÿùèõ, êàê
ïðàâèëî, èìååò ìåñòî ëèøåíèå ñâîáîäû â êà÷åñòâå ìåðû
ïðåñå÷åíèÿ. Ëèøåííûå âîçìîæíîñòè îáùåíèÿ ñ áëèçêèìè,
äðóçüÿìè, âûðâàííûå èç ïåðâè÷íîé îáñòàíîâêè è «æèçíåííîãî
ñòåðåîòèïà», âû ñòàíîâèòåñü ó÷àñòíèêîì çàâåäîìî ïðîèãðàííîé
âàìè ñõâàòêè ñ ÊÃÁ. Èìåííî â ñëåäñòâåííûé ïåðèîä âàøå
ïîâåäåíèå è îáñòîÿòåëüñòâà äåëà ïðåäðåøàò: áûòü èëè íå áûòü
âàøåé íåâìåíÿåìîñòè. Ñàìûé ïðîñòîé ñïîñîá ãàðàíòèðîâàòü ñåáÿ
îò ïîñëåäóþùåé ýñêóëüïàöèè òàêîâ: äàâàòü âñå èíòåðåñóþùèå
ÊÃÁ ñâåäåíèÿ î âñåõ èíòåðåñóþùèõ åãî ëèöàõ; íå æàëåòü
íè áëèçêèõ, íè òîâàðèùåé, íè ïîñòîðîííèõ; îòðå÷üñÿ îò
ñâîåãî «ïðåñòóïíîãî ïðîøëîãî» è ò.ä. è ò.ï. Êàê ïðàâèëî,
ýòî ãàðàíòèðóåò îò ïñèõáîëüíèöû, äàæå åñëè âû ïñèõîïàò,
õðîíè÷åñêèé àëêîãîëèê. Èñòîðèÿ çíàåò òîìó ïðèìåðû. Ê
ñ÷àñòüþ, òàêóþ îáúåêòèâíî è ñóáúåêòèâíî àìîðàëüíóþ çàùèòó
ñâîèõ èíòåðåñîâ ïðèíèìàþò íåìíîãèå. Íàäååìñÿ, ÷òî ýòîò
ýëåìåíòàðíî ïðîñòîé ìåòîä íåïðèåìëåì è äëÿ âàñ.
 ïåðèîä ñëåäñòâèÿ íà âàñ áóäóò âîçäåéñòâîâàòü ñëåäóþùèå
ôàêòîðû: 1) ãëóõàÿ èçîëÿöèÿ îò âíåøíåãî ìèðà; 2) òðåâîãà çà
áóäóùåå; 3) ïñèõîëîãè÷åñêîå äàâëåíèå ñëåäîâàòåëÿ; 4) ïî÷òè

207

Приложение
îáÿçàòåëüíîå ñîñåäñòâî ïî êàìåðå çàêëþ÷åííîãî-«íàñåäêè»,
ïðÿìî èëè êîñâåííî îêàçûâàþùåãî íà âàñ ïñèõîëîãè÷åñêîå
äàâëåíèå. «Íàñåäêà»— ñïåöèàëüíî ïîäñàæåííûé â âàøó êàìåðó
÷åëîâåê, öåëü êîòîðîãî ëþáûì ñïîñîáîì âîçäåéñòâîâàòü íà
âàñ â áëàãîïðèÿòíóþ äëÿ ÊÃÁ ñòîðîíó. Åãî ìåòîäû âêëþ÷àþò
óãîâîðû äàòü ïîêàçàíèÿ, ÷èñòîñåðäå÷íî ðàñêàÿòüñÿ, ÷òîáû
çàñëóæèòü ïðîùåíèå; ïðè ýòîì «íàñåäêà» ññûëàåòñÿ íà ñâîé
ëè÷íûé ïðèìåð èëè ïðèìåðû ñâîèõ çíàêîìûõ. Èíîãäà îí
«ñëó÷àéíî» íàõîäèò îáùèõ ñ âàìè çíàêîìûõ â ïðîøëîì è, ñ
ññûëêîé íà èõ ñëîâà, ñîîáùàåò èçâåñòíóþ åìó «ïðàâäó» îá
«èçìåíàõ» âàøåé ñóïðóãè èëè íåâåñòû. «Íàñåäêà» âûóæèâàåò
èç âàñ íåîáõîäèìóþ ñëåäñòâèþ èíôîðìàöèþ, ñîçäàåò â êàìåðå
ñîâåðøåííî íåòåðïèìóþ ïñèõîïàòè÷åñêóþ îáñòàíîâêó, ìåøàåò
âàì ñïàòü, åñòü, ÷èòàòü è ò.ï. Ñëåäîâàòåëü, êàê âû ñàìè
óáåäèòåñü, îðãàíè÷åñêè íå ìîæåò ïðèäåðæèâàòüñÿ çàêîíà
â ñâîèõ äåéñòâèÿõ, îí áóäåò âàñ óãîâàðèâàòü, çàïóãèâàòü,
øàíòàæèðîâàòü, íàðóøàòü ïðîöåññóàëüíûå íîðìû îôîðìëåíèÿ
ñëåäñòâåííîé äîêóìåíòàöèè è ò.ï.
Øèðîêî èçâåñòíàÿ ñàìèçäàòîâñêîìó ÷èòàòåëþ Ïàìÿòêà
À. Âîëüïèíà î ïîâåäåíèè íà ñëåäñòâèè èìååò, êàê ñåé÷àñ
âûÿñíèëîñü, ñóùåñòâåííûé íåäîñòàòîê: ïðåäëàãàåìàÿ À.
Âîëüïèíûì «þðèäè÷åñêàÿ ïîçèöèÿ» íà ñëåäñòâèè (òðåáîâàíèå
ê ñëåäîâàòåëþ ñîáëþäàòü áóêâó çàêîíà, ÷åòêîå çíàíèå è
îòñòàèâàíèå ñâîèõ þðèäè÷åñêèõ ïðàâ) ìåøàåò ñëåäîâàòåëþ
«÷èñòî» âåñòè âàøå äåëî, çàïóãèâàòü íà î÷íûõ ñòàâêàõ âàøèõ
ñâèäåòåëåé, ïîäòàñîâûâàòü ïîêàçàíèÿ â ïðîòîêîëàõ äîïðîñîâ è
ò.ä. Ýòî âûâîäèò ñëåäîâàòåëÿ èç ñèë è âûíóæäàåò åãî îáðàòèòüñÿ
ê ïîèñêó ó âàñ ïñèõè÷åñêèõ èçúÿíîâ, õîäàòàéñòâîâàòü î
íàïðàâëåíèè âàñ íà ïñèõèàòðè÷åñêîå èññëåäîâàíèå. Îñîáåííî
«ýêñïåðòîãåíåí» äëÿ âàñ îòêàç îò äà÷è ïîêàçàíèé âîîáùå (çàêîíîì
íå âîñïðåùàåìûé). Ïîýòîìó ðåêîìåíäóåì îáðàùàòüñÿ ê ïîäîáíûì
ìåòîäàì ïðè âåäåíèè âàøåãî äåëà òîëüêî â êðàéíèõ ñëó÷àÿõ.
Åñëè ïîçâîëÿþò îáñòîÿòåëüñòâà, íå âåäèòå ñî ñëåäîâàòåëåì
ðàçãîâîðîâ íà «ýìîöèîíàëüíûå» äëÿ âàñ òåìû; çà÷àñòóþ
ñëåäîâàòåëü ñîçíàòåëüíî âåäåò ïîäîáíûå áåñåäû íà
íåáåçðàçëè÷íûå äëÿ âàñ òåìû â òàêîì êëþ÷å, ÷òîáû âûçâàòü
ó âàñ ýìîöèîíàëüíóþ ðåàêöèþ. Òàêèì îáðàçîì, íàïðèìåð,
ãîòîâèëè ê ýêñïåðòèçå Ëåîíèäà Ïëþùà, ÷òîáû äîêóìåíòàëüíî
îôîðìèòü åãî «ôàíòàçèè».
Áóäüòå çàðàíåå ãîòîâû ê ëîæíûì çàÿâëåíèÿì ñëåäîâàòåëÿ
îá èìåþùèõñÿ ïðîòèâ âàñ «óëèêàõ», «èçîáëè÷àþùèõ âàñ

208

Приложение
ïîêàçàíèÿõ». Ïîìíèòå: âû íå ñìîæåòå äîêàçàòü ñëåäîâàòåëþ
(êàê è ñóäó), ÷òî èìåëè ìåñòî ñëåæêà çà âàìè, ïðîâîêàöèè
ïðîòèâ âàñ è ïðî÷åå, èìåííî ïîòîìó, ÷òî ýòî î÷åâèäíî. À
ýêñïåðòû íà ýòîì îñíîâàíèè ïðèñîåäèíÿò ê âàøåìó «äèàãíîçó»
è «áðåä ïðåñëåäîâàíèÿ». Ïî ýòîé æå ïðè÷èíå íå íàñòàèâàéòå
íà äàííûõ àñïåêòàõ, åñëè ïîçâîëÿþò îáñòîÿòåëüñòâà äåëà.
Ñòàðàéòåñü àðãóìåíòèðîâàòü ñâîè ìíåíèÿ íå ëè÷íûì îïûòîì
èëè àíàëèçîì äåéñòâèòåëüíîñòè, íî ññûëêîé íà ëèòåðàòóðíûå
èñòî÷íèêè, óòâåðæäåíèÿ àâòîðèòåòîâ è ò.ï. (Èíà÷å â ýêñïåðòíîì
çàêëþ÷åíèè ïîÿâèòñÿ ïîëîæåíèå î «ïåðåîöåíêå âàøèõ
äàííûõ»). Íå ñòåñíÿéòåñü âûðàæàòü áåñïîêîéñòâî î ñåìüå,
áëèçêèõ, äðóçüÿõ. Ýòî íåîáõîäèìî äëÿ àðãóìåíòèðîâàíèÿ â
ïîëüçó âàøåé «ýìîöèîíàëüíîé ñîõðàííîñòè».
Ãîëîäîâêè â êà÷åñòâå ïðîòåñòà æåëàòåëüíî ïðèìåíÿòü
òîëüêî ïðè êðàéíåé íåîáõîäèìîñòè: ïðè æåëàíèè îòêàç îò
ïðèåìà ïèùè ìîæåò áûòü èñòîëêîâàí êàê ïàòîëîãèÿ ïñèõèêè
(ýòî ñëó÷èëîñü ñ Ïåòðîì Ãðèãîðüåâè÷åì Ãðèãîðåíêî).
Íè â êîåì ñëó÷àå íåëüçÿ óïîìèíàòü î ðàçî÷àðîâàíèè â
æèçíè, íåæåëàíèè äàëüøå æèòü, ïëàíàõ ïîêîí÷èòü ñ ñîáîé.
Ýòî íåìåäëåííî íàâëå÷åò íà âàñ ïîäîçðåíèå â ïñèõè÷åñêîé
áîëåçíè è ìîæåò áûòü âåñêèì àðãóìåíòîì â ïîëüçó ýñêóëüïàöèè.
Î ìûñëÿõ, î ïëàíàõ ïîêîí÷èòü ñ ñîáîé íåëüçÿ ãîâîðèòü äàæå.
Íå áîéòåñü âîçäåéñòâèÿ íà âàñ ôàðìàêîëîãè÷åñêèìè
âåùåñòâàìè, ââîäèìûìè ïîñðåäñòâîì âîäû èëè ïèùè; íå
îòêàçûâàéòåñü îò ëå÷åíèÿ, åñëè áîëüíû, — ôàêòû ïîäîáíûõ
âîçäåéñòâèé, êàê ïðàâèëî, íå ïîäòâåðæäàþòñÿ. Ìû ïîëàãàåì,
÷òî ïîäîáíûå ìåòîäû âîçäåéñòâèÿ íå ïðàêòèêóþòñÿ âîîáùå, ò. ê.
ñîïðÿæåíû ñ îïðåäåëåííûìè ÷èñòî òåõíè÷åñêèìè òðóäíîñòÿìè
è íà ñàìîì äåëå áûëè áû ìàëî ýôôåêòèâíû.
Íèêàêèå «íàó÷íûå» ìåòîäû íå ñìîãóò çàñòàâèòü âàñ
ïîñòóïàòü ïðîòèâ ñîáñòâåííîé âîëè è ñîâåñòè. Òî æå êàñàåòñÿ
è ãèïíîòè÷åñêîãî âíóøåíèÿ, â ïîäîáíûõ ñèòóàöèÿõ âîîáùå
íåýôôåêòèâíîãî.
Ïåðèîä ïñèõèàòðè÷åñêîãî èññëåäîâàíèÿ è ñîáñòâåííî
ýêñïåðòèçû ìû ðàññìàòðèâàåì íà ïðèìåðå ñòàöèîíàðíîãî
ýêñïîðòèðîâàíèÿ, êàê íàèáîëåå ñëîæíîãî ñëó÷àÿ.
Êîíâîåì âû äîñòàâëåíû â ïðèåìíûé ïîêîé ïñèõèàòðè÷åñêîãî
ó÷ðåæäåíèÿ, ãäå óæå ñ ïåðâûõ ìèíóò íàõîäèòåñü ïîä
íàáëþäåíèåì ìåäèöèíñêîãî ïåðñîíàëà. Â ïðèåìíîì ïîêîå
ïðîèñõîäèò ñàíèòàðíî-ãèãèåíè÷åñêàÿ îáðàáîòêà èñïûòóåìîãî
è ïåðâàÿ áåñåäà ñ âðà÷îì. Íå îòêàçûâàéòåñü îò ãèãèåíè÷åñêèõ

209

Приложение
ïðîöåäóð, áåñåäû è âðà÷åáíûõ ìàíèïóëÿöèé, ò.ê. ýòî ìîæåò
áûòü ðàñöåíåíî êàê «ïñèõè÷åñêèé íåãàòèâèçì».  ïàëàòå (èëè
êàìåðå) âû âñòðåòèòåñü ñ èíûìè èññëåäóåìûìè.  èõ ÷èñëå ìîãóò
áûòü è ïñèõè÷åñêè áîëüíûå ëþäè, ê ïðèñóòñòâèþ êîòîðûõ âàì
ïðèäåòñÿ ïðèâûêàòü. Íå áîéòåñü èõ, äàæå àãðåññèâíûå áîëüíûå
íå ñòîëü îïàñíû, êàê óòâåðæäàåò ìîëâà, òåì áîëåå â óñëîâèÿõ
áîëüíèöû, ïñèõèàòðè÷åñêîãî ñòàöèîíàðà, ñ ïðàêòèêóåìûìè
ìåòîäàìè «óñòðàøåíèÿ». Ïîìíèòå, ÷òî è çäåñü íå èñêëþ÷åíî
ïðèñóòñòâèå «íàñåäêè». Êàê ïðàâèëî, â êàæäîé ïàëàòå ïîñòîÿííî
íàõîäèòñÿ ñàíèòàð èëè ôåëüäøåð, â åãî ôóíêöèþ âõîäèò
íåïðåðûâíîå íàáëþäåíèå è, ïðè íåîáõîäèìîñòè, êóïèðîâàíèå,
ñ ïîìîùüþ èíúåêöèé ìåäèêàìåíòîâ èëè ðàçëè÷íûõ âèäîâ
«ôèêñàöèé», àãðåññèâíîñòè, ïîâûøåííîãî âîçáóæäåíèÿ è ïðî÷.
Ñðåäíèé ìåäèöèíñêèé ïåðñîíàë â ïñèõèàòðè÷åñêèõ
ó÷ðåæäåíèÿõ âåäåò æóðíàë íàáëþäåíèé, ãäå ïîäðîáíåéøèì
îáðàçîì ôèêñèðóþòñÿ âñå îñîáåííîñòè ïîâåäåíèÿ áîëüíûõ è
èññëåäóåìûõ, èõ âûñêàçûâàíèÿ, ïðîñüáû è ò.ï. Ïîýòîìó:
êîíòðîëèðóéòå êàæäûé ñâîé ïîñòóïîê, êàæäîå ñëîâî — âñå
áóäåò äîëîæåíî «âåäóùåìó» âàñ âðà÷ó (ò.í. «äîêëàäûâàþùåìó
âðà÷ó», ïðåäñòàâëÿþùåìó âàñ ýêñïåðòíîé êîìèññèè). Áåñåäû
ñ «äîêëàäûâàþùèì âðà÷îì» âî ìíîãîì îïðåäåëÿþò çàêëþ÷åíèå
êîìèññèè. Áóäüòå äîñòàòî÷íî âåæëèâû ñ íèì (êàê áû íè
îòíîñèëèñü ê íåìó); ïî âîçìîæíîñòè îòâå÷àéòå íà âñå âîïðîñû;
íåêîòîðûå âîïðîñû ìîãóò ïîêàçàòüñÿ «ãëóïûìè» («Êàêîå
ñåãîäíÿ ÷èñëî? äåíü? ãîä? Ñêîëüêî îñòàíåòñÿ, åñëè èç ñòà
âû÷åñòü òðèíàäöàòü?  ÷åì ñìûñë ïîñëîâèöû “Íå â ñâîè
ñàíè íå ñàäèñü”?» è ò.ä.). Ó âàñ áóäåò âîçìîæíîñòü îïðåäåëèòü
èíòåëëåêòóàëüíûé óðîâåíü ïñèõèàòðà, åãî ìàíåðó âåñòè
áåñåäó, âàøà çàäà÷à — ãîâîðèòü ñ íèì «íà îäíîì ÿçûêå, íà
îäíîì ïîíÿòèéíîì óðîâíå».
Ìíîãèå ñîâåòû î òàêòèêå áåñåäû ñ ïñèõèàòðîì è åå
ñîäåðæàíèè èçëîæåíû âûøå, â èíûõ ðàçäåëàõ íàøåé ðàáîòû.
Ñòàðàéòåñü íå ïîëüçîâàòüñÿ âûðàæåíèÿìè, êîòîðûå ìîãóò áûòü
ðàñöåíåíû êàê «ñèìâîëè÷åñêèå àññîöèàöèè» (íàïðèìåð, èç
ëè÷íîãî îïûòà Ãðèãîðåíêî: åìó áûë çàäàí âîïðîñ î «ìîòèâàõ»
åãî «àíòèñîöèàëüíîé äåÿòåëüíîñòè». Ãðèãîðåíêî îòâåòèë òàê:
«Íå÷åì áûëî äûøàòü»).
Íå óòâåðæäàéòå êàòåãîðè÷åñêè î ñëåæêå çà âàìè,
ïðåñëåäîâàíèÿõ, ïîäñëóøèâàíèÿõ, ïðîâîêàöèÿõ è ò.ï.
(Ïå÷åðíèêîâà è Êîñà÷åâ: «Ïî ìåðå ðàçâèòèÿ è ïåðåðàñòàíèÿ
ïàðàíîèäíûõ ðåàêöèé â ïàòîëîãè÷åñêîå ðàçâèòèå ëè÷íîñòè

210

Приложение
îñíîâíûå ïàòîëîãè÷åñêèå îáðàçîâàíèÿ ïîñòåïåííî íà÷èíàþò
îáðàñòàòü áðåäîâûìè èäåÿìè ïðåñëåäîâàíèÿ, îòíîøåíèÿ,
«èíòåðïðåòàöèè»).
Ãîëîäîâêè ñëåäóåò îáúÿâëÿòü òîëüêî â êðàéíèõ ñëó÷àÿõ, ò.
ê. îíè òîæå áóäóò ðàñöåíåíû êàê ïðîÿâëåíèå «ïñèõîïàòè÷åñêîãî
íåãàòèâèçìà». Óáåäèòü ïñèõèàòðà â îáúåêòèâíîñòè è ñîöèàëüíîé
îáóñëîâëåííîñòè ñâîèõ óáåæäåíèé âû íå ñóìååòå (èìåííî
ïîòîìó, ÷òî è ñàì ýòî ïîíèìàåò); ââèäó ýòîãî íå ðåêîìåíäóåì
óãëóáëÿòüñÿ â äèñêóññèþ íà ñîöèàëüíî-ïîëèòè÷åñêèå òåìû,
èíà÷å ìîæåò áûòü êîíñòàòèðîâàíà «ïåðåîöåíêà ñâîèõ äàííûõ».
(Ïå÷åðíèêîâà è Êîñà÷åâ: «Ñâåðõöåííûå ïðåäñòàâëåíèÿ
ñìåíÿþòñÿ èíòåðïðåòàòèâíûì áðåäîì, êîòîðûé ïðèîáðåòàåò
÷åðòû íåêîððåêòèðóåìîñòè, óáåæäåííîñòè, ïàðàëîãè÷íîñòè,
ïîÿâëÿåòñÿ ïåðåîöåíêà ñâîèõ äàííûõ».) Ìîæåò áûòü îòìå÷åíà
è «îáñòîÿòåëüíîñòü ìûøëåíèÿ» (òàê ñëó÷èëîñü ñ Ãðèãîðåíêî).
Ðàçóìååòñÿ, åñëè ïñèõèàòð çàäàëñÿ öåëüþ âûÿâèòü ó
âàñ ïàòîëîãèþ, ëþáîé âàø îòâåò è ïîñòóïîê ìîæåò áûòü
ðàñöåíåí ñîîòâåòñòâóþùèì îáðàçîì. Ó Æîðåñà Ìåäâåäåâà,
íàïðèìåð, áûëî êîíñòàòèðîâàíî «ðàñùåïëåíèå ëè÷íîñòè» íà
òîì îñíîâàíèè, ÷òî îí ïî ïðîôåññèè áèîëîã, à ïèøåò ñòèõè...
Âàøå ïîâåäåíèå äîëæíî áûòü ìàêñèìàëüíî åñòåñòâåííûì,
íå ñêðûâàéòå òðåâîãè î áóäóùåì, î ñåìüå, áëèçêèõ, äðóçüÿõ,
÷òîáû íå âûÿâèëè ó âàñ «ýìîöèîíàëüíóþ ñãëàæåííîñòü» èëè
«õîëîäíîñòü».
Îòðèöàéòå çíàêîìñòâî ñ íàøåé ðàáîòîé, íå ñîîáùàéòå, ÷òî
êîãäà-ëèáî èíòåðåñîâàëèñü ïñèõèàòðèåé, ïàðàïñèõîëîãèåé,
ôèëîñîôèåé, ðåëèãèåé (åñëè ýòî âîçìîæíî èñõîäÿ èç
îáúåêòèâíûõ äàííûõ îáñòîÿòåëüñòâ).
Ïîìíèòå, ÷òî ñîâåòñêèé âðà÷ íå ìîæåò ãàðàíòèðîâàòü
âàì ñîáëþäåíèå ïðîôåññèîíàëüíîé òàéíû. Íå ñîîáùàéòå åìó
«îïåðàòèâíûõ» ñâåäåíèé, êîòîðûå ìîãóò áûòü èñïîëüçîâàíû
ïðîòèâ âàñ èëè âàøèõ çíàêîìûõ.
Ñïóñòÿ îïðåäåëåííîå âðåìÿ «äîêëàäûâàþùèé» âðà÷
ïðåäñòàâèò âàñ êîìèññèè, ñîîáùèò åé î ñâîèõ íàáëþäåíèÿõ,
õàðàêòåðå è ñîäåðæàíèè áåñåä ñ âàìè, ñäåëàåò ïðåäâàðèòåëüíûé
àíàëèç è äàñò çàêëþ÷åíèå î âàøåé âìåíÿåìîñòè (èëè
íåâìåíÿåìîñòè).
È ïîñëåäíåå: ìîëâà î «ôàðìàêîëîãè÷åñêèõ» äîïðîñàõ â
ïñèõèàòðè÷åñêèõ ó÷ðåæäåíèÿõ íå áåñïî÷âåííà. Ñóùåñòâóåò
ìåòîä òàê íàçûâàåìîãî «àìèòàëîâîãî èíòåðâüþ», ïîñðåäñòâîì
âíóòðèâåííîãî ââåäåíèÿ àìèòàëíàòðèÿ. ×åðåç êîðîòêîå

211

Приложение
âðåìÿ (ñåêóíäû) ïîñëå ââåäåíèÿ ó èñïûòóåìîãî íàñòóïàåò
íåïðîäîëæèòåëüíîå ñîñòîÿíèå îïüÿíåíèÿ, ñõîäíîãî ñ
àëêîãîëüíûì, çàòåì ïåðåõîäÿùåå â ãëóáîêèé ñîí. Ïðèíöèï
äîâîëüíî áàíàëåí: «ó ïüÿíîãî ðàçâÿçûâàåòñÿ ÿçûê». Ìåòîä
«ðàñòîðìàæèâàíèÿ»(òàê åãî íàçûâàþò îôèöèàëüíî) ïðèìåíÿåòñÿ
â ñëó÷àÿõ, êîãäà ó èñïûòóåìîãî èëè áîëüíîãî õîòÿò âûÿâèòü
ñêðûâàåìûé áðåä, ãàëëþöèíàöèè è ò.ï. Êîìïåòåíòíî çàÿâëÿåì:
ìåòîä ìàëîýôôåêòèâåí, íå áîéòåñü åãî, êîíòðîëèðóéòå ñâîå
ñîñòîÿíèå (ýòî âîçìîæíî), è ýôôåêò «ðàçâÿçûâàíèÿ» âàì ÿçûêà
íå óäàñòñÿ.

Ïîâåäåíèå â ïñèõèàòðè÷åñêîé áîëüíèöå
Ìîæåò ñëó÷èòüñÿ õóäøåå: íåñìîòðÿ íà ïîëíîå ñëåäîâàíèå
íàøèì ðåêîìåíäàöèÿì, âû áóäåòå ïðèçíàíû íåâìåíÿåìûì
è îïðåäåëåíèåì ñóäà íàïðàâëåíû íà ïðèíóäèòåëüíîå
ïñèõèàòðè÷åñêîå ëå÷åíèå.
Áåñïðàâíîå ïîëîæåíèå ïñèõè÷åñêè áîëüíîãî íåçàâèäíî. Âû
íå äîëæíû îò÷àèâàòüñÿ! Ìíîãèå äåñÿòêè âàøèõ òîâàðèùåé
äîëãèå ãîäû íàõîäÿòñÿ íà ïðèíóäèòåëüíîì ëå÷åíèè áåç
çíà÷èòåëüíîãî óùåðáà äëÿ çäîðîâüÿ. Íåñìîòðÿ íà âåñü
àðñåíàë ïñèõîôàðìàêîëîãè÷åñêèõ ñðåäñòâ, øîêîâóþ òåðàïèþ,
ñîâðåìåííàÿ íàóêà, ê ñ÷àñòüþ, ïîêà íå â ñîñòîÿíèè íåîáðàòèìî
èçìåíèòü ÷åëîâå÷åñêóþ èíäèâèäóàëüíîñòü, óáèòü ëè÷íîñòü â
÷åëîâåêå.
Êàæäûå øåñòü ìåñÿöåâ âàñ äîëæíû ïðåäñòàâëÿòü íà
î÷åðåäíóþ ïñèõèàòðè÷åñêóþ ýêñïåðòèçó, ýòîãî òðåáóåò çàêîí.
Êòî çíàåò, ìîæåò áûòü, îäíà èç òàêèõ êîìèññèé ïðèçíàåò âàñ
«èçëå÷åííûì». Íåò íèêàêèõ îñíîâàíèé íàäåÿòüñÿ íà ñîâåñòü
âðà÷åé; ê ñîæàëåíèþ, ìàëîýôôåêòèâíî è äàâëåíèå ìèðîâîãî
îáùåñòâåííîãî ìíåíèÿ ïî ïîâîäó ïðåñòóïíîãî èñïîëüçîâàíèÿ
ïñèõèàòðèè â ÑÑÑÐ.
Ïðàêòèêà ïîêàçûâàåò, ÷òî äëÿ ñîçäàíèÿ ñåáå áîëåå èëè ìåíåå
ñíîñíûõ óñëîâèé ñóùåñòâîâàíèÿ â ïñèõèàòðè÷åñêîé áîëüíèöå
(ìåíåå âûðàæåííûé «ðåæèì ïðèòåñíåíèÿ», ðàçðåøåíèå íà
÷òåíèå êíèã, áîëåå ìÿãêîå «ëå÷åíèå» ñ áîëåå ïðîäîëæèòåëüíûìè
ïåðåðûâàìè ìåæäó êóðñàìè) íåîáõîäèìî ñîîáùàòü âðà÷àì
î «ïåðåîöåíêå ñâîèõ ïðåæíèõ áîëåçíåííûõ óáåæäåíèé».
Îòäàâàÿ äîëæíîå ìóæåñòâó Ëåîíèäà Ïëþùà, ñîçíàòåëüíî
îòêàçûâàþùåãîñÿ â ñïåöáîëüíèöå ã. Äíåïðîïåòðîâñêà îò ëþáûõ
«òàêòè÷åñêèõ ïðèåìîâ», ìû íàñòîÿòåëüíî ðåêîìåíäóåì âñå
æå ïîëüçîâàòüñÿ èìè. Â ýòîì è òîëüêî â ýòîì åäèíñòâåííàÿ
íàäåæäà íà ñïàñåíèå.

212

Приложение
Çàêëþ÷åíèå
Ýêñïåðòèðîâàâøèé îäíîãî èç àâòîðîâ äàííîé ðàáîòû
ïðîôåññîð Óøàêîâ òàê ïèøåò â ñâîåì ó÷åáíèêå, ðàññ÷èòàííîì
íà ñòóäåíòîâ-ìåäèêîâ: «Íàó÷íûå èäåè, äîìèíèðóþùèå â
ñîçíàíèè ó÷åíîãî, ôàíàòè÷åñêèå èäåè âåðóþùåãî ïðåäñòàâëÿþò
ñîáîé âàðèàíòû ïåðåîöåíêè (ò.å. ñâåðõöåííûõ, ïàòîëîãè÷åñêèõ)
èäåé».
Ñòîèò ëè óäèâëÿòüñÿ ïîñëå ýòîãî øèðîêîé ïðàêòèêå
ýñêóëüïàöèè èíàêîìûñëÿùèõ?
Çíàíèå ýëåìåíòàðíûõ ïîëîæåíèé ïñèõèàòðè÷åñêîé
ïðàêòèêè, óìåíèå ñîçíàòåëüíî è ãðàìîòíî âåñòè ñåáÿ ïðè
âñòðå÷å ñ ïñèõèàòðîì íåîáõîäèìî ñåãîäíÿ ìíîãèì. Èçâåñòíûå
îáñòîÿòåëüñòâà íàøåé æèçíè ïîìåøàëè íàì ðàíåå ïèñüìåííî
îáîáùèòü íàø îïûò è ïðåäëîæèòü åãî ÷èòàòåëÿì.
Íàøà ðàáîòà ðàññ÷èòàíà è íà òîò ñëó÷àé, êîãäà âàì ïðèäåòñÿ
âûñòóïàòü íà ñëåäñòâèè â êà÷åñòâå ñâèäåòåëÿ. Òîãäà îò âàøèõ
ïîêàçàíèé áóäåò çàâèñåòü ñóäüáà äðóãèõ ëþäåé.
Ñòîëü ñæàòûé îáúåì íå ïîçâîëèë äîñòàòî÷íî ãëóáîêî è
ñåðüåçíî îñâåòèòü íåêîòîðûå âîïðîñû òåîðèè ïñèõèàòðèè è
âçàèìîîòíîøåíèÿ ïðàâà è ïñèõèàòðèè, ïîýòîìó äëÿ òåõ, êòî
æåëàåò îçíàêîìèòüñÿ ñ ïðîáëåìàìè, çàòðîíóòûìè â íàøåé
ðàáîòå, ðåêîìåíäóåì ñëåäóþùóþ ëèòåðàòóðó.

Ðåêîìåíäóåìàÿ ëèòåðàòóðà
1. Óãîëîâíûé êîäåêñ (êîììåíòàðèè).
2. Óãîëîâíî-ïðîöåññóàëüíûé êîäåêñ (êîììåíòàðèè).
3. Îñíîâû çàêîíîäàòåëüñòâà Ñîþçà ÑÑÐ è ñîþçíûõ ðåñïóáëèê î
çäðàâîîõðàíåíèè (ñòð. 36).
4. Çàêîí ÐÑÔÑÐ î çäðàâîîõðàíåíèè (ñòð. 54–56).
5. Èíñòðóêöèÿ î íåîòëîæíîé ãîñïèòàëèçàöèè ïñèõè÷åñêèõ áîëüíûõ
ÌÇ ÐÑÔÑÐ.
8. Ìåäâåäåâ Æ. «Êòî ñóìàñøåäøèé?», Ñàìèçäàò.
9. Ãðèãîðåíêî Ï. Âîñïîìèíàíèÿ, Ñàìèçäàò.
11. Ãèëÿðîâñêèé Â. À. Ïñèõèàòðèÿ, Ì. 1964.
12. Ãàÿíóøêèí Í. Â. Èçáðàííûå òðóäû, Ì. 1964.
13. Òèìîôååâ Í. Í., Òèìîôååâ Ë. Í. Âîïðîñû ìåäèöèíñêîé äåîíòîëîãèè
â ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêîé êëèíèêå. Æóðíàë «Íåâðîïàòîëîãèÿ è
ïñèõèàòðèÿ» èì. Êîðñàêîâà, 1973, ¹ 5.
14. Ïå÷åðíèêîâà Ò. Ï., Êîñà÷åâ À. À. Íåêîòîðûå îñîáåííîñòè
ñòàíîâëåíèÿ è äèàãíîñòèêè ïàðàíîéÿëüíûõ ñèíäðîìîâ ïðè
ïñèõîïàòèÿõ. Ñóäåáíî-ìåäèöèíñêàÿ ýêñïåðòèçà çà 1973 ãîä., ¹ 4.

213

Приложение
15. Òèìîôååâ Í. Í. Äåîíòîëîãè÷åñêèé àñïåêò ðàñïîçíàâàíèÿ áîëüíûõ
øèçîôðåíèåé. Æóðíàë «Íåâðîïàòîëîãèÿ è ïñèõèàòðèÿ» èì.
Êîðñàêîâà, 1974 ã., ¹ 7.
16. Øìàíîâà Ë. Ì. Êëèíèêà âÿëîòåêóùåé øèçîôðåíèè ïî äàííûì
îòäàëåííîãî êàòàìíåçà (äîêòîðñêàÿ äèññåðòàöèÿ), Ì.1968 ã.

Íàðÿäó ñ ýòèì óáåäèòåëüíî ïðîñèì îïóáëèêîâàòü çà èìåíåì
Ãëóçìàíà «Çàî÷íîå ñóäåáíî-ïñèõèàòðè÷åñêîå èññëåäîâàíèå ïî
äåëó Ãðèãîðåíêî».
Åñëè íåîáõîäèìî, äàéòå â êîíöå ðàáîòû ñëîâàðü òåðìèíîâ.
Áóêîâñêèé Â. Ãëóçìàí Ñ.
Âëàäèìèðñêàÿ òþðüìà Ïåðìñêèé ïîëèòëàãåðü

214

Приложение

Âèêòîð Ðàôàëüñêèé
ÐÅÏÎÐÒÀÆ ÈÇ ÍÈÎÒÊÓÄÀ
Íå÷òî âðîäå ïðåäèñëîâèÿ
 ïîñëåäíåå âðåìÿ çà ãðàíèöåé îáùåñòâåííîñòü âçáóäîðàæèëî
íàìåðåíèå ñîâåòñêèõ ïñèõèàòðîâ îïÿòü âîéòè â êîíòàêò
ñî Âñåìèðíîé Àññîöèàöèåé ïñèõèàòðîâ, ðåàáèëèòèðîâàâ
ñåáÿ òàêèì îáðàçîì â ãëàçàõ âðà÷åáíîãî ìèðà. Íàøà æå
îáùåñòâåííîñòü, ïîõîæå, íå ðåàãèðóåò íà ýòî. À ñòîèëî áû.
 ñâîå âðåìÿ ãðóïïà ñîâåòñêèõ ïñèõèàòðîâ, íå îæèäàÿ
ñêàíäàëüíîãî èñêëþ÷åíèÿ, çàáëàãîâðåìåííî óøëà èç ýòîé
Àññîöèàöèè — òîãäà îñîáåííî áóøåâàëè ñòðàñòè âîêðóã
ïðåñòóïíîé ñâÿçè íàøèõ ïñèõèàòðîâ ñ îðãà­íàìè ãîñáåçîïàñíîñòè.
Ñ÷èòàÿ, ïî-âèäèìîìó, ÷òî âðåìÿ óæå äîñòàòî÷íî çàãëàäèëî
ìðà÷íîå ïðîøëîå, íàøè ïñèõèàòðû, êàê ãîâîðèòñÿ, âîñïðÿëè
äóõîì. Îíè çîíäèðóþò ïî÷âó âîêðóã âîïðîñà âîññòàíîâëåíèÿ èõ
â ÷ëåíñòâå óïîìÿíóòîé Àññîöèàöèè. Íî åñòü âñå æå îäíî «íî».
Äî ñèõ ïîð ñîâåòñêèå ïñèõèàòðû óïîðíî õðàíÿò «áëàãîðîäíîå
ìîë÷àíèå» ïî ïîâîäó îáâèíåíèÿ â ïîëèòèçàöèè íàøåé
îòå÷åñòâåííîé ïñèõèàòðèè — ÷òî çà âñåì ýòèì êðîåòñÿ, äàâíî
èçâåñòíî.
ß èç ÷èñëà òåõ, êòî ïðîòèâ òîãî, ÷òîáû äàâàòü ïîòà÷êó ýòîé
ïðåñ­òóïíîé ñâîðå. Íèêàêèõ ÷ëåíñòâ!
Åùå íå ñêàçàíî ïîñëåäíåå ñëîâî. À îíî, ýòî ñëîâî, çà
îðãàíàìè þñòèöèè.
Èñõîäÿ èç âñåãî ýòîãî, ÿ âòîðè÷íî ïðåäëàãàþ ê ïóáëèêàöèè
ñâîé «ÐÅÏÎÐÒÀÆ ÈÇ ÍÈÎÒÊÓÄÀ», äàòèðîâàííûé 1988 ãîäîì.
Æàëêèå çàìåòêè íà ñòðàíèöàõ ãàçåò ïî ñòîëü âîïèþùåìó
âîïðîñó — ýòî, êîíå÷íî, íå áîëü âðåìåíè.
Íóæíî íå÷òî èíîå.
Ñëîâî çà ÷åñòíûìè ïñèõèàòðàìè.
Â. Ðàôàëüñêèé

215

Приложение
Ñåíòÿáðü 1989 ã.

Ïîñëåäíåå èçâåñòèå
16 îêòÿáðÿ 1989 ãîäà íà êîíãðåññå Âñåìèðíîé àññîöèàöèè
ïñèõèàòðîâ áîëüøèíñòâîì ãîëîñîâ Îáùåñòâî ñîâåòñêèõ
ïñèõèàòðîâ âîññòàíîâëåíî â ÷ëåíñòâå äàííîé Àññîöèàöèè.
Ïî ýòîìó ïîâîäó ïðåäñåäàòåëü Îáùåñòâà ñîâåòñêèõ
ïñèõèàòðîâ Ñàâ÷åíêî ñêàçàë:
«ß, ïðàâäó ãîâîðÿ, íå îæèäàë, ÷òî Îáùåñòâî ñîâåòñêèõ
ïñèõèàòðîâ áóäåò âîññòàíîâëåíî â ÷ëåíñòâå Âñåìèðíîé
àññîöèàöèè ïñèõèàòðîâ».
Âîçâðàùåíèå îáùåñòâà ñîâåòñêèõ
ïñèõèàòðîâ â ÷ëåíñòâî âñåìèðíîé
àññîöèàöèè ïñèõèàòðîâ ÿâëÿåòñÿ
îñêîðáëåíèåì êàæäîé æåðòâû ñîâåòñêîé
ïñèõèàòðèè. Ïîýòîìó ÿ ñëàãàþ ñ ñåáÿ
ïîëíîìî÷èÿ ïî÷åòíîãî ÷ëåíà Âñåìèðíîé
àññîöèàöèè ïñèõèàòðîâ.
À. Êîðÿãèí

 àííàëàõ èñòîðèè èíîãäà ìîæíî íàòîëêíóòüñÿ íà òàêèå
îìåðçèòåëüíûå ñþæåòû, êîòîðûå èñòîðèêó è îïèñûâàòü-òî
òîøíî.
Íå÷òî ïîäîáíîå îùóùàþ è ÿ, äåëàÿ ýòè çàïèñè.
Ðå÷ü èäåò î òàê íàçûâàåìûõ ñïåöèàëüíûõ ïñèõèàòðè÷åñêèõ
áîëüíèöàõ, êîòîðûå äî 1959 ãîäà íàçûâàëèñü ïðîñòî òþðåìíûå
ïñèõèàòðè÷åñêèå áîëüíèöû ÌÂÄ ÑÑÑÐ.
Ñâîèì ïîÿâëåíèåì ýòè «áîëüíèöû» îáÿçàíû õèòðîìóäðîé
äåÿòåëüíîñòè ïîêîéíîãî ãåíåðàëüíîãî ïðîêóðîðà Âûøèíñêîãî.
Ýòî åãî èäåÿ. Èìåííî ïî åãî óêàçàíèþ áûëà ñîçäàíà åùå
â òðèäöàòûå ãîäû Êàçàíñêàÿ òþðåìíàÿ ïñèõèàòðè÷åñêàÿ
áîëüíèöà — ïåðâàÿ â ýòîì ðîäå.
Âèäèìî, Ñòàëèíó ýòî ïðèøëîñü ïî íðàâó, òàê êàê â
«áîëüíèöó» ñèþ áûëî óïðÿòàíî íå îäíó ñîòíþ ïàðòèéíûõ
ðàáîòíèêîâ âñåõ ðàíãîâ, íåâåäîìî ÷åì íåóãîäíûõ âîæäþ âñåõ
âðåìåí è íàðîäîâ. ×òî òàì ïðîèñõîäèëî, îäíîìó Áîãó âåäîìî.
Îäèí èç òåõ íåñ÷àñòíûõ, êîòîðûé âûøåë îòòóäà ïîë­íûì
èíâàëèäîì (ýòî óæå ïîñëå ñìåðòè Ñòàëèíà), ðàññêàçûâàë ìíå,
êàêèå ïûòêè è èçäåâàòåëüñòâà îí òàì ïðåòåðïåë. Åæåäíåâíî —
ïîáîè ðåçèíîâûìè øëàíãàìè, íå÷òî âðîäå óòðåííåé çàðÿäêè,

216

Приложение
è òàê èç ãîäà â ãîä, èç ãîäà â ãîä. À âïåðåäè — íåèçâåñòíîñòü,
èáî èç Êàçàíè íèêîãî íå âûïóñêàëè.
Ïîñëå âîéíû áûëà îñíîâàíà åùå îäíà «áîëüíèöà» — â
Ëåíèíãðàäå. À çàòåì åùå è åùå. Â îáùåé ñëîæíîñòè, ýòèõ
«áîëüíèö» ñåãîäíÿ â ñòðàíå, íàâåðíîå, äåñÿòêà ïîëòîðà. Ïðàâäà,
â 1958 ãîäó áûëà ìûñëü ýòè «áîëüíèöû» ëèêâèäèðîâàòü. Îá
ýòîì ìíå ðàññêàçàëà çàâåäóþùàÿ ÷åòâåðòûì îòäåëåíèåì
Ëåíèíãðàäñêîé òþðåìíîé ïñèõèàòðè÷åñêîé áîëüíèöû, ãäå ÿ
áûë íåêîòîðîå âðåìÿ. Ãîâîðèëà î òîé ãîñóäàðñòâåííîé êîìèññèè
ñ äîñàäîé, óïðåêàÿ è ñåáÿ, è äðóãèõ âðà÷åé çà òî, ÷òî òàê
óïðÿìî îòñòàèâàëè öåëåñîîáðàçíîñòü ñóùåñòâîâàíèÿ òàêèõ
çàâåäåíèé.
— Åñëè áû ìû çíàëè, ÷òî íàì ïîñëå ýòîãî ñðåæóò ñòàâêè,
÷åðòà ñ äâà ìû òàê ñåáÿ ïîâåëè áû, — öèíè÷íî ãîâîðèëà ñèÿ
äàìà.
Íå çíàþ, ïî÷åìó îíà òàê ðàçîòêðîâåííè÷àëàñü.
Ñëåäóåò ñêàçàòü, ÷òî ãëàâíîé ïðè÷èíîé òàêîãî îãðàíè÷åííîãî
îñâî­áîæäåíèÿ èç ñïåöáîëüíèö ýòèõ ÿâëÿþòñÿ èìåííî ýòè
çëîïîëó÷íûå âðà­÷åáíûå ñòàâêè. Äëÿ âðà÷åé, åñëè èõ ìîæíî
òàê íàçâàòü, ïñèõóøêè ÌÂÄ — çîëîòîå äíî. Îòâåòñòâåííîñòè
íèêàêîé, âçÿòêè ñàìè ïëûâóò â ðóêè, è âûñîêàÿ, â ñðàâíåíèè
ñ Ìèíçäðàâîì, çàðïëàòà. Êàæäûé äåðæèòñÿ çà ñâîé êîí­òèíãåíò
áîëüíûõ (20–25 ÷åëîâåê), áóäåò ìåíüøå — ìîãóò ñîêðàòèòü
øòà­òû.
Âïåðâûå ÿ áûë àðåñòîâàí â 1954 ãîäó (èìåþ â âèäó
ïîñëåâîåííîå âðåìÿ, íå êàñàÿñü åæîâùèíû). Îáðàùàþñü ê ýòîìó
ýêñêóðñó, ÷òîáû âûÿñíèòü íåêîòîðûå ìåòàìîðôîçû, êàêèå
ïðåòåðïåëà ýòà òþðåìíîïñèõèàòðè÷åñêàÿ ñèñòåìà.
Èòàê, â òîì ãîäó ìíå áûëî ïðåäúÿâëåíî äîâîëüíî
ñîëèäíîå îáâèíåíèå â àíòèñîâåòñêîé äåÿòåëüíîñòè. Îäíà
âàæíàÿ äåòàëü: Õðóùåâ êàê-òî âûðàçèëñÿ, ÷òî âûñòóïàòü
ïðîòèâ íàøåé ñèñòåìû ìîæåò òîëüêî ñóìàñøåäøèé. Ýòî åãî
ñëîâà, è ïîïàëè îíè äàæå â ïðåññó. Ñîâåðøåííî ÿñíî, ÷òî è
âðà÷àìè, è îðãàíàìè ãîñáåçîïàñíîñòè ýòî áûëî âîñïðèíÿòî
êàê äèðåêòèâíîå óêàçàíèå. ×òî ýòî äåéñòâèòåëüíî òàê, â ýòîì
íåò ñîìíåíèÿ, èáî âñå òþðåìíûå ïñèõóøêè — Ëåíèíãðàäñêàÿ è
Êàçàíñêàÿ — áûëè ïåðåïîëíåíû ôðîíäèðóþùåé ìîëîäåæüþ,
ñòóäåíòàìè ëåíèíãðàäñêèõ è ìîñêîâñêèõ âóçîâ, êîòî­ðûõ ñóäèòü
áûëî íåëüçÿ («ïîëèòçàêëþ÷åííûõ ó íàñ íåò» — Õðóùåâ), à óï­
ðÿòàòü â äîì óìàëèøåííûõ, çà äåñÿòü çàìêîâ — êàê ðàç
ðåçîí. Þðèäè÷åñêîå îôîðìëåíèå âñåãî ýòîãî áûë âîçëîæåíî íà

217

Приложение
èíñòèòóò ñóäåáíîé ïñèõè­àòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî â Ìîñêâå, — â
÷àñòíîñòè, íà åãî ÷åòâåðòîå îòäåëåíèå (ïîëèòè÷åñêîå). Âîçãëàâëÿë
îòäåëåíèå Ëóíö, çàìåñòèòåëåì áûëà Ìàðãàðèòà Òàëüöå, â
ïðîøëîì (â ïåðèîä áåðèåâùèíû) çàâåäóþùàÿ ýòèì îòäåëåíèåì.
Ïîñêîëüêó ÿ î íåé âñïîìíèë, ñëåäóåò âñïîìíèòü âîîáùå îá åå
äåÿòåëüíîñòè â ñòàëèíñêèå âðåìåíà.
Ñàíèòàðêè, ðàáîòàâøèå â ïÿòèäåñÿòûå ãîäû, îòêðîâåííî
íàì ðàññêàçû­âàëè (òîãäà òîæå áûëà «ãëàñíîñòü») î äåëàõ è
äåÿíèÿõ Ìàðãàðèòû Òàëüöå. Îíè ñâèäåòåëüñòâîâàëè, ÷òî
ýòà äàìà ëè÷íî äîïðàøèâàëà çàêëþ÷åííûõ, ïðèâåçåííûõ
ñþäà èç Ëóáÿíêè è Ëåôîðòîâî, ïðè ïîìîùè êàêèõ-òî ñèëüíî
äåéñòâóþùèõ ïðåïàðàòîâ (äåëàëà óêîëû), ïîñëå ÷åãî, âåñüìà
÷àñòî, óâîçè­ëè òðóïû.
Ïîñêîëüêó ýòèõ ñòàðûõ ñàíèòàðîê ñåãîäíÿ, âîçìîæíî,
íåò óæå â æèâûõ, ÿ ãîòîâ ïðèíåñòè êàêóþ óãîäíî ïðèñÿãó,
÷òî âñå ýòî ÿ äåéñòâèòåëüíî ñëûøàë îò ñòàðûõ ñàíèòàðîê, è
÷òî ñâèäåòåëÿìè ýòèõ îòêðîâåííûõ ðàçãîâîðîâ áûëè è äðóãèå
ïîëèòçàêëþ÷åííûå.
Ïîñëå ðàññòðåëà Áåðèè Òàëüöå ïîíèçèëè â äîëæíîñòè
(âèäèìî, âñå ýòî âñïëûëî íàðóæó), íî ñåãîäíÿ Ìàðãàðèòà
Òàëüöå îïÿòü âîçãëàâëÿåò ÷åòâåð­òûé îòäåë. Ïðàâäà, òåïåðü òàì
äëÿ ïîëèòè÷åñêèõ îòâåäåí ëèøü çàêîóëîê, áûâøèé èçîëÿòîð,
òàê êàê îòäåë ñòàë ñóãóáî óãîëîâíûì.
Íî îáðàòèìñÿ ê òåì âðåìåíàì.
×åòâåðòîå îòäåëåíèå íàõîäèëîñü â íåïîñðåäñòâåííîì
ïîä÷èíåíèè îðãàíîâ ãîñáåçîïàñíîñòè. Èìåííî ïî óêàçàíèþ
ýòèõ îðãàíîâ è ïðîâîäèëàñü âñÿ þðèäè÷åñêàÿ äåÿòåëüíîñòü
÷åòâåðòîãî îòäåëåíèÿ. Î òîì, ÷òî ýòî äåéñòâèòåëüíî òàê,
ãîâîðÿò ôàêòû.
Ëåíèíãðàäñêèé êèáåðíåòèê Âåòîõèí ïðîõîäèë îäåññêóþ
ýêñïåðòèçó. Êîãäà ïîñëåäíÿÿ ïðèçíàëà åãî âìåíÿåìûì, îðãàíû
ãîñáåçîïàñíîñòè îáðà­òèëèñü ê èíñòèòóòó èìåíè Ñåðáñêîãî.
Âûâîäû îäåññêîé ýêñïåðòèçû èõ íå óñòðàèâàëè. Èíñòèòóò,
ñîîòâåòñòâåííî, èçìåíèë äèàãíîç.
Êîãäà ÿ â 1962 ãîäó âòîðè÷íî ïîïàë â òèñêè ãîñáåçîïàñíîñòè,
ýêñ­ïåðòèçó ìíå ïðîâîäèë Êèåâ. Çàêëþ÷åíèå — âìåíÿåì.
Êàçàëîñü áû, âñå ÿñíî. Íî, ñóäÿ ïî âñåìó, ýòî íå óñòðàèâàëî
Êîìèòåò ãîñáåçîïàñíîñòè, ãäå âå­ëîñü ñëåäñòâèå ïî ìîåìó
äåëó. ß ïîïàäàþ â èíñòèòóò ñóäåáíîé ïñèõèàò­ðèè èìåíè
Ñåðáñêîãî. È òîò æå ðåçóëüòàò, ÷òî è ñ Âåòîõèíûì — «÷åãî
èçâîëèòå?» Âîçíèêàåò âîïðîñ — êàêîé âî âñåì ýòîì ñìûñë?

218

Приложение
Åñëè òàê ìîæíî âûðàçèòüñÿ — ñìûñëà òóò äâà. Âî-ïåðâûõ,
ìåíüøå ïîëèòè÷åñêèõ äåë (è òàê ìíîãî òîëêîâ), âî-âòîðûõ —
áåññðî÷íîñòü ñîäåðæàíèÿ «íåóãîäíûõ» ïîä ñòðàæåé. Íè÷åãî
îðèãèíàëüíîãî, êàê âèäèì, â ýòîì íåò. È ðàçóìíîãî òîæå. À
âîò îáûêíîâåííîé ïîäëîñòè — ïî óøè.
Êîëü ðå÷ü çàøëà î òåñíîé ñâÿçè ÷åòâåðòîãî îòäåëåíèÿ
èíñòèòóòà èì. Ñåðáñêîãî ñ Ëóáÿíêîé, íå ìîãó íå ðàññêàçàòü åùå
îá îäíîé èñòîðèè. Èñòîðèè òðàãè÷åñêîé âî âñåõ îòíîøåíèÿõ.
Äàíèèë Ëåîíèäîâè÷ Àíäðååâ.
Àðåñòîâàííûé ïîäðó÷íûìè Áåðèè ïî îáâèíåíèþ â ïîäãîòîâêå
ïîêóøå­íèÿ íà Ñòàëèíà, Äàíèèë Àíäðååâ ðîâíî äåñÿòü ëåò, îò
çâîíêà äî çâîíêà, ïðîñèäåë âî Âëàäèìèðñêîì ïîëèòèçîëÿòîðå.
Äà, îí ñîçíàëñÿ â ïðåäúÿâëåííûõ åìó îáâèíåíèÿõ, ïîäïèñàë
âñå, ÷òî îò íåãî òðåáîâàëè â Ëåôîðòîâñêîé òþðüìå ñëåäîâàòåëè
ãîñáåçîïàñíîñòè. Ñîçíàëñÿ ïîòîìó, ÷òî áûë óâåðåí — ðàññòðåëà
íå ìèíîâàòü, à èñòÿçàíèÿì íå áûëî êîíöà. Åãî áèëè íîæêîé
ñòóëà ïî ãîëåíè íîã, âûêîëà÷èâàÿ èç íåãî âñÿêîãî ðîäà
àáñóðäíûå ïðèç­íàíèÿ, ïðèìåíÿëè è äðóãèå èçîùðåííûå ïûòêè.
Îí ñîçíàëñÿ, òåì áîëåå, ÷òî ñîêàìåðíèêè íå ñêðûâàëè: îòñþäà
æèâûìè íå âûõîäÿò.
Íå ðàññòðåëÿëè — çàêðûëè íàãëóõî âî Âëàäèìèðñêîé
òþðüìå. Íàâåðíîå, Áåðèÿ â î÷åðåäíîé ðàç äîêëàäûâàë âîæäþ,
îò êàêîé îïàñíîñòè îí åãî, âîæäÿ, óáåðåã. Ìîæåò áûòü, è îðäåí
çàðàáîòàë íà ýòîì äåëå.
Äàíèèë Àíäðååâ — ñûí èçâåñòíîãî ðóññêîãî ïèñàòåëÿ
Ëåîíèäà Àíäðå­åâà. Êîãäà íà÷àëàñü òàê íàçûâàåìàÿ õðóùåâñêàÿ
«îòòåïåëü», îñòàâøèõñÿ â æèâûõ æåðòâ ñòàëèíñêîãî òåððîðà
îñâîáîäèëè èç ìåñò çàêëþ÷åíèÿ. Íî âìåñòî òîãî, ÷òîáû
âûïóñòèòü, êàê è äðóãèõ åìó ïîäîáíûõ, Àíäðååâà ïðè­âîçÿò
íà ýêñïåðòèçó â èíñòèòóò èìåíè Ñåðáñêîãî. Çà÷åì? Âåäü îí
îòáûë ñðîê, îí äîëæåí áûòü ðåàáèëèòèðîâàí. ß âñòðåòèë
åãî òàì â 1957 ãîäó. Ðîñòà âûøå ñðåäíåãî, êðóïíûå ÷åðòû
èíòåëëèãåíòíîãî ëèöà, óäèâèòåëüíî äîáðûå ÷åëîâå÷åñêèå
ãëàçà. Ïðè àðåñòå ó íåãî èçúÿëè ðóêîïèñü, êîòîðîé îí
äîðîæèë. Ñîæãëè, êîíå÷íî. Îá ýòîì âïîñëåäñòâèè ñ ãíåâîì
ïèñàë Ê. Ñèìîíîâ — ïî÷åìó, ìîë, òàêàÿ èäèîòñêàÿ ïðàêòèêà
â ïðåñëîâóòûõ îðãàíàõ — óíè÷òîæàòü èçúÿòîå?
Áûëà «îòòåïåëü», è Äàíèèë Ëåîíèäîâè÷, îñîáåííî íå
ñòåñíÿÿñü (÷åãî óæ òàì) ÷èòàë íàì ñâîþ ïîýìó, ñèëüíóþ è
òàëàíòëèâóþ. ß áûë òîãäà ìî­ëîä, ëåò äåñÿòü áûëî ðàçíèöû
ìåæäó íàìè. Äà è âóçîâñêîé ìîëîäåæè áûëî ìíîãî — ÿ
óæå âûøå ãîâîðèë, êàê çàáîòëèâî Õðóùåâ çàòàëêèâàë

219

Приложение
ôðîíäèðóþùóþ ìîëîäåæü â òþðåìíûå ïñèõóøêè. Òàêîå
îêðóæåíèå, ïî-âèäèìîìó, áûëî ïðèÿòíî Àíäðååâó, è îí ÷èòàë
ñâîþ ïîýìó ýòèì ìîëîäûì çåëåíûì ôðîíäå­ðàì.
Èäó òóäà, ãäå ïîä çåìëþ
ñïîëçàþò ýñêàëàòîðû,
Ãäå ñâåòèòñÿ íàä âõîäàìè
íåîíîâîå «Ì»,
Òàì ñòàòóè ñ òÿæåëûìè
÷åðòàìè óçóðïàòîðà…

Ìíå êàæåòñÿ, Àíäðååâ ìàëî âåðèë (èëè è âîâñå íå âåðèë) â
ýòó õðó­ùåâñêóþ «îòòåïåëü». Âî âñÿêîì ñëó÷àå, êîãäà íàèáîëåå
áàøêîâèòûå þíöû âûó÷èëè íàèçóñòü ýòó ïîýìó, îí ïðîñèë,
÷òîáû åå íå ïóáëèêîâàëè.
Ñïðàøèâàþ ñåáÿ, çà÷åì âñå æå ïðèâåçëè íà ýêñïåðòèçó
Àíäðååâà, ïî÷åìó íå âûïóñòèëè. Íà ýòî ìîãëà îòâåòèòü òîëüêî
Ëóáÿíêà. Âèäèìî, Ëóáÿíêà áûëà ïî÷åìó-òî çàèíòåðåñîâàíà
â òîì, ÷òîáû ñâîåãî ïîäîïå÷íîãî ïóñòèòü äàëüøå ïî ëèíèè
òþðåìíîé ïñèõèàòðèè, íå èíà÷å.
Êîãäà ÿ, ïîñëå îñâîáîæäåíèÿ, â 1960 ãîäó íàâåñòèë åãî
æåíó, Àíäðååâà óæå íå áûëî â æèâûõ. Îí óìåð îò ðàêà êðîâè
ñïóñòÿ øåñòü ìåñÿöåâ ïîñëå òîãî, êàê îí ïðîøåë ýòó äóðàöêóþ
ýêñïåðòèçó è áûë îñâîáîæäåí. Ó íåãî áûë ðàê êðîâè, è âðà÷è
ýòî çíàëè, è Ëóáÿíêà çíàëà, — íå çíàë òîëüêî îí, Äàíèèë
Àíäðååâ. Âîò ïî÷åìó åãî íå çàòî÷èëè åùå íà ãîäû â òþðåìíóþ
ïñèõáîëüíèöó, à îòïðàâèëè äîìîé óìèðàòü.
Èñòèíû ðàäè ñêàæó , ÷òî Àëëà Àëåêñàíäðîâíà ,
îçíàêîìèâøèñü ñ «Ðåïîðòàæåì», óêîðèëà ìåíÿ â èñêàæåíèè
íåêîòîðûõ ôàêòîâ, êàñàþùèõñÿ åå ìóæà. Ïðàâäó ãîâîðÿ, ÿ â
ñàìîì äåëå íå çíàë êîå-êàêèõ îáñòîÿòåëüñòâ. Äóìàþ âñå æå, ÷òî
ÿ íå ïîêðèâèë äóøîé, èçëîæèâ òî, ÷òî çíàë â òî âðåìÿ îòíþäü
íå ïî êðèâîòîëêàì. Â êîíöå êîíöîâ, Àëëà Àëåêñàíäðîâíà âïðàâå
âíåñòè ñâîè êîððåêòèâû.
Ó ìåíÿ íåò íàìåðåíèÿ èñïèñûâàòü êèïû áóìàã íà ýòó òåìó.
Ñ ìåíÿ äîñòàòî÷íî òîãî, ÷òî ÿ ïåðåíåñ çà äîëãèå äâàäöàòü
ëåò ïîñëåäíåãî çàêëþ÷åíèÿ. Ïðîøó âñå æå ïîíÿòü, ÷òî
îïèñûâàòü âñå òî, ñâèäåòåëåì ÷åãî ÿ áûë, — ýòî êàê áû ñíîâà
íà÷èíàòü ñâîå õîæäåíèå ïî ìóêàì, — à ýòî ñâûøå ìîèõ ñèë.
Ñëåäîâàòåëüíî, ëàêîíè÷íîñòü ïðåæäå âñåãî.
Ãîä 1955. Ïåðâîå ìîå çíàêîìñòâî ñ ýêñïåðòèçîé èíñòèòóòà
ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî. ×åòâåðòîå îòäåëåíèå.

220

Приложение
Ãëàâà — Äàíèèë Ëóíö. Íàñ, ïîäñëåäñòâåííûõ êðîëèêîâ,
êàê ìû ñåáÿ íàçûâàëè, — 69. Âïåðåäè — òîëü­êî òþðåìíàÿ
ïñèõèàòðè÷åñêàÿ áîëüíèöà. Ýòî íàçâàíèå ñóùåñòâîâàëî äî
1959 ãîäà. Òåïåðü — ñïåöáîëüíèöà ñèñòåìû ÌÂÄ.
… Ãåíåðàë Ãåííàäèé Êóïðèÿíîâ . Òàê íàçûâàåìîå
«ëåíèíãðàäñêîå äåëî». Ïÿòü ëåò ïî ëàãåðÿì. Êòî-òî, ïîâèäèìîìó, íå çàèíòåðåñîâàí â åãî, Êóïðè­ÿíîâà, ðåàáèëèòàöèè
(âîçìîæíî, Ñåðîâ, ãëàâà ãîñáåçîïàñíîñòè). Õàðàêòåð òâåðäûé,
áåñêîìïðîìèññíûé. Ãåíåðàëà ÿâíî ñïðîâàæèâàþò ïî ëèíèè
ïñèõèàòðèè. Èìååò ñâèäàíèå ñ æåíîé, êîòîðîé ñêàçàë: «Èäè
ê Æóêîâó...»
Êîãäà ÿ ÷åðåç ïîëãîäà ïîïàë â ëåíèíãðàäñêóþ òþðåìíóþ
ïñèõóøêó, ìíå ðàññêàçàëè óäèâèòåëüíóþ èñòîðèþ. Êàê òîëüêî
ïðèâåçëè Êóïðèÿíîâà, ýñêóëàïàì çâîíèò Æóêîâ:
— ×òî-î?! áîåâîãî ãåíåðàëà â ñóìàñøåäøèé äîì?!
îñâîáîäèòü! íåìåäëåííî!..
Èòàê, êîãäà ìåíÿ ïðèýòàïèðîâàëè, Êóïðèÿíîâà óæå òàì
íå áûëî. Âûïóñòèëè êàê áîëüíîãî, êîòîðûé «èçëå÷èëñÿ».
Ìîìåíòàëüíî «èçëå÷èëñÿ». È ïîøåë ãåíåðàë ðàáîòàòü â
àïïàðàòå Ëåíèíãðàäñêîãî îáêîìà ïàðòèè.
Àíåêäîòè÷íî, íå ïðàâäà ëè?
Àòìîñôåðà òÿæåëåéøàÿ, íî, â ñðàâíåíèè ñ òåì, ÷òî ÿ
ïåðåíåñ ïîçæå, ýòî åùå öâåòî÷êè, ÿãîäêè ïîòîì — êîãäà ê
âëàñòè ïðèäåò Áðåæíåâ.
Î, ýòî òå åùå ÿãîäêè!
Ïîâòîðÿþ: ýòî áûë ãîä 1955. Ïðàâäà, è òîãäà áûëè öâåòî÷êè
íå èç ïðèÿòíûõ. Ìåòîä óñìèðåíèÿ: ðàçäåâàþò äîíàãà, óêóòûâàþò
ìîêðîé ïðîñòûíåé, ïðèâÿçûâàþò ê êðîâàòè è â òàêîì ñîñòîÿíèè
äåðæàò, ïîêà ÷åëîâåê íå çàâîïèò. Èáî, âûñûõàÿ, ïëîòíî
îáâåðíóòàÿ ïðîñòûíÿ ïðè÷èíÿåò íåâûíîñèìóþ áîëü. Ýòî òàê
íàçûâàåìàÿ óêóòêà. Â ëåíèíãðàäñêîé ïñèõóøêå ïðàêòèêîâàëîñü
äîâîëüíî ÷àñòî.
Ñöåíà. Âåäóò ìåíÿ êîðèäîðîì âòîðîãî (ýêñïåðòíîãî)
îòäåëåíèÿ. Äâåðü îäíîé èç êàìåð îòêðûòà íàñòåæü (òóò âñå
îäèíî÷êè). Íà êðîâàòè ãîëûé ÷åëîâåê íà «ðàñòÿæêå» — ðóêè è
íîãè ïðèòÿíóòû æãóòàìè. Çäîðîâåííûé íàäçèðàòåëü òÿíåò çà
ìîøîíêó. Äóøåðàçäèðàþùèé êðèê. Ðÿäîì — ñåñòðà. ×òî áû ýòî
çíà÷èëî — íåÿñíî. Ìåíÿ îò ýòîãî çðåëèùà øàòàåò.
Âîò òàê-òî.
Êîëîðèòíàÿ ôèãóðà: Íèêîëàé Ñàìñîíîâ, ãåîôèçèê èç
èíñòèòóòà Àðêòèêè. Ñîëèäíûé ñïåöèàëèñò. Àâòîð íàó÷íûõ

221

Приложение
ðàáîò. Áåñêîìïðîìèññíûé. Òàêèì îñî­áåííî òÿæåëî. Ìàðêñèñòëåíèíåö. È ñèäèò îí çà… íó ïðîñòî — òüôó, äà è òîëüêî! Â
ïèñüìå ê àêàäåìèêó Âèíî­ãðàäîâó ÷åñàíóë Õðóùåâà.
Ãäå-òî â ãîäó øåñòèäåñÿòîì — óæå ïîñëå ìîåãî îñâîáîæäåíèÿ
— áûë ÿ ó æåíû Ñàìñîíîâà (ïî ñïåöèàëüíîñòè — ôèçèê).
Ðàññêàçàëà ìíå, ÷òî íà çàùèòó Ñàìñîíîâà ñòàë âåñü èíñòèòóò
Àðêòèêè — äèðåêöèÿ, ïðîôêîì, êîëëåêòèâ. Âñå íàïðàñíî.
Àõ, ÷èòàòåëü, ÷èòàòåëü! Íå ñäåëàòü ëè íàì ñ âàìè
îïðåäåëåííîãî âû­âîäà èç äåëà óâàæàåìîãî Íèêîëàÿ Ñàìñîíîâà:
â ãîñóäàðñòâå íàøåì âñå âåðøèò îäèí ëèøü çàêîí (îñíîâíîé ïðè
òîì è íåïèñàíûé ïðè òîì): òîò ïðàâ, êòî èìååò áîëüøå ïðàâ.
Äîñòàòî÷íî óêàçàíèÿ ñâåðõó — êîíåö çàêî­íàì è Êîíñòèòóöèè.
ß íå çíàþ, êàêîé áûëà ñóäüáà Ñàìñîíîâà. Êîãäà ÿ âûøåë
â êîíöå 1959 ãîäà, îí óæå ñèäåë ïÿòü ëåò. Íðàâñòâåííûå
èçäåâàòåëüñòâà — ýòî ñàìàÿ ñòðàøíàÿ âåùü. Ñàìñîíîâà ê òîìó
æå íàêà÷èâàëè àìèíàçèíîì, ÷òî áûëî åìó ïðîòèâîïîêàçàíî
— áîëüíàÿ ïå÷åíü. Îò íåãî òðåáîâàëè òîëü­êî îäíîãî: ïîêàéñÿ!
Îí ñêàçàë: íåò!
Óæå ìíîãî ïîçæå ÿ óçíàë, ÷òî âûïóñòèëè åãî ïîëíûì
èíâàëèäîì.
Âû çíàåòå, ýòî ñòðàøíî, êîãäà ÷åëîâåê î÷åíü âåðèò â
ñèñòåìó, êîòîðàÿ åãî æå ãóáèò. Ìíå áûëî Ñàìñîíîâà ïî÷åëîâå÷åñêè æàëü, õîòÿ ÿ íå ðàç­äåëÿë åãî ïîëèòè÷åñêèõ
âçãëÿäîâ.
Èñòîðèÿ ñ Ñàìñîíîâûì íå åäèíè÷íûé ôàêò, êîãäà
åäèíîìûøëåííèêè óíè÷òîæàþò åäèíîìûøëåííèêà.
Ñòóäåíò ïÿòîãî êóðñà ôèëîñîôñêîãî ôàêóëüòåòà Êèåâñêîãî
óíèâåðñè­òåòà Òîëè÷, óâåðîâàâ â õðóùåâñêóþ «îòòåïåëü»,
ñîçäàë ìàðêñèñòñêèé äèñ­êóññèîííûé êëóá. Åãî àðåñòîâàëè. Íî
ýòî áûë äîâîëüíî-òàêè êóðüåçíûé ñëó÷àé. Ñóäèòü? Äà âåäü îí
ìàðêñèñò! Îáúÿâèòü óìàëèøåííûì? Äà âåäü îí ìàðêñèñò! Íå
çíàþ, ÷åì óæå òàì äóìàëè êîìïåòåíòíûå ðåáÿòà èç êîìïåòåí­
òíûõ îðãàíîâ, íî ÷òî-òî âñå æå äóìàëè. Äóìàëîñü èì, âèäèìî,
íå ëåãêî. Êðóòèëè ýòî äåëî öåëûé ãîä, è âûíóæäåíû áûëè (ñ
êàêèì ñåðäöåì!) îñâî­áîäèòü Òîëè÷à èç-ïîä ñòðàæè. Áûë ýòî,
êàæåòñÿ, åäèíñòâåííûé ñëó÷àé, êîãäà ìóäðûå ýñêóëàïû (èëè
êàê èõ òàì) èíñòèòóòà èìåíè Ñåðáñêîãî íå ïðèçíàëè ñâîåãî
ïîäîïå÷íîãî äóøåâíîáîëüíûì. Íî âåäü è ïîëîæåíèöå ó íèõ
áûëî, ýñêóëàïîâ ýòèõ! Çà ìàðêñèñòñêèå óáåæäåíèÿ ïîñòàâèòü
êëåéìî ñóìàñøåäøåãî!

222

Приложение
ß âñòðå÷àë âïîñëåäñòâèè Òîëè÷à. Âûãíàëè âñå æå èç
óíèâåðñèòåòà. Ñïîñîáíûé ïàðåíü áûë, ÷òî è ãîâîðèòü, íî èìåë
íåîñòîðîæíîñòü ñëåïî óâåðîâàòü â òî, âî ÷òî ëó÷øå íå âåðèòü.
Ýòî íå òàêîå óæ ÷òî-òî èñêëþ÷èòåëüíîå — åäèíîìûøëåííèêè
óíè÷òîæàþò åäèíîìûøëåííèêîâ.
Ôåäîð Ôåäîðîâè÷ Øóëüö. ×åëîâåê íåîáûêíîâåííûé âî
âñåõ îòíîøåíèÿõ. Öåëåóñòðåìëåííûé, áåñêîìïðîìèññíûé. ×ëåí
ïàðòèè áîã çíàåò ñ êàêîãî âðåìåíè. ×åñòíîñòü è ÷åëîâå÷íîñòü
— õàðàêòåðíåéøèå ÷åðòû â íåì. È âîò ýòîò ÷åëîâåê, Ôåäîð
Øóëüö ïîïàäàåò â ñòàëèíñêóþ ìÿñîðóáêó.
 1930 ãîäó ñàðàòîâñêàÿ ïàðòîðãàíèçàöèÿ â ïîëíîì ñîñòàâå
— â îïïîçèöèè ê Ñòàëèíó. ×òî çà ýòèì ïðîèçîøëî — íå
ñòîèò è òîëêîâàòü. Ñ òåõ ïîð Øóëüö — âå÷íûé çàêëþ÷åííûé
ñòàëèíñêèõ êîíöëàãåðåé.
 1956 ãîäó, âî âðåìåíà õðóùåâñêîé «îòòåïåëè» —
ðåàáèëèòèðîâàí. Íà êîìèññèè ÖÊ ïî ðåàáèëèòàöèè,
âîçãëàâëÿåìîé Ñóñëîâûì, ñêàçàë:
— Åñëè áóäåòå îïÿòü òî æå ñàìîå — òþðüìû è ëàãåðÿ çà
âçãëÿäû, ìîæåòå íå ðåàáèëèòèðîâàòü.
×ëåíû êîìèññèè ïåðåãëÿíóëèñü è ðåàáèëèòèðîâàëè.
Øóëüö ñòàë ïåðñîíàëüíûì ïåíñèîíåðîì ñîþçíîãî çíà÷åíèÿ.
Íå ïðîøëî, îäíàêî, è íåñêîëüêî ëåò, êàê «ïåðñîíàëüíîãî
ïåíñèîíåðà ñîþçíîãî çíà÷åíèÿ» îïÿòü áåðóò çà æàáðû.
Íà ýòîò ðàç — çà ïèñüìî â ÖÊ, â êîòîðîì îí ïîäâåðãàåò
óíè÷òîæàþùåé êðèòèêå äåÿòåëüíîñòü Ïîëèòáþðî òîãî âðåìåíè
(Ïðåçèäèóìà, êàê òîãäà îíî íàçûâàëîñü). Øóëüöà çà­òàëêèâàþò
â Ëåíèíãðàäñêóþ òþðåìíóþ ïñèõóøêó. Ñòðàííàÿ âåùü:
ïåðñîíàëüíûé ïàðòïåíñèîíåð â òþðüìå!
Ñïóñòÿ ãîä íà êîìèññèè ïðîôåññîð Òóðîáàðîâ, ïðåäñåäàòåëü,
ìíîãîçíà÷èòåëüíî ñïðàøèâàåò:
— Íó ÷òî, áóäåòå ïèñàòü â ÖÊ?
ØÓËÜÖ:
— ß? Ïèñàòü â ÖÊ? Ïðèíöèïèàëüíî íåò.
ÒÓÐÎÁÀÐÎÂ:
— Âîò, âîò, âîò!
È ñàíêöèîíèðóåò âûïèñêó èç ñóìàñøåäøåãî äîìà: ðåìèññèÿ.
Íó, ÷åì íå öèðê?!
Ïîâòîðÿþ: ýòî íå òàêîå óæ ÷òî-òî èñêëþ÷èòåëüíîå:
åäèíîìûøëåííèêè óíè÷òîæàþò åäèíîìûøëåííèêîâ.
È ñîâñåì íå èñêëþ÷èòåëüíî è , ÿ áû îêàçàë ,
ñîâåðøåííî çàêîíîìåðíî, êîãäà åäèíîìûøëåííèêè ñïàñàþò

223

Приложение
åäèíîìûøëåííèêîâ. Äà, â íåêîòîðûõ ñëó÷àÿõ òþðåìíàÿ
ïñèõáîëüíèöà èãðàëà ðîëü ñïàñàòåëüíîãî êðóãà äëÿ êîå-êîãî.
Èìåííî òàê è èñïîëüçîâàëè ýòó «áîëüíèöó» òå, êîìó ýòî áûëî
íóæ­íî èç òåõ èëè èíûõ ñîîáðàæåíèé. Áåðèþ ðàññòðåëÿëè.
Îñòàëèñü ïðèñïåøíèêè, çà êîòîðûìè ñòîÿëè åùå êàêèå-òî
çàêîíñïèðèðîâàííûå ïðèñïåøíèêè, è èìåííî ýòè ïîñëåäíèå
äåëàëè âñå, ÷òîáû êîãî-òî èç ñâîåé áðàòèè ïðè âîçìîæíîñòè
óáåðå÷ü îò ðîêîâîé ïóëè.
È óáåðåãàëè.
Ñàðêèñîâ, ëè÷íûé îõðàííèê Áåðèè, ÷åëîâåê, íà ñîâåñòè
êîòîðîãî ñîòíè èçíàñèëîâàííûõ æåíùèí, êîòîðûõ îí,
Ñàðêèñîâ, çàòàñêèâàë â ëîãîâî ãðó­çèíñêîãî ïðîõîäèìöà.
Ïîñëå ñèõ òðóäîâ ïðàâåäíûõ, îí, Ñàðêèñîâ, òåïåðü îòäûõàåò
íà Àðñåíàëüíîé, 9, â ñòåíàõ ëåíèíãðàäñêîé òþðåìíîé
ïñèõáîëüíèöû. Ó íåãî çäåñü âñå óñëîâèÿ, â îòëè÷èå îò äðóãèõ
çàêëþ÷åííûõ. Îò íå÷åãî äåëàòü, âñïîìíèâ ñâîþ ìèðíóþ
ïðîôåññèþ (èíæåíåíåð-òåêñòèëüùèê), êîíñòðóèðóåò èç õëåáà
è ñïè÷åê äåéñòâóþùóþ ìîäåëü òêàöêîãî ñòàíêà. È Ñàðêèñîâà,
è ýòó ìîäåëü ïðè ñëó÷àå òþðåìíîå íà÷àëüñòâî, ñèÿÿ óëûáêàìè,
äåìîíñòðèðóåò âûñøåìó èíñïåêöèîííîìó íà÷àëüñòâó, òîæå
ñèÿþùåìó óëûáêàìè, è âñå îëë ðàéò, è âñå äâàæäû îëë ðàéò —
ïñèõè÷åñêè áîëüíîé Ñàðêèñîâ íà ïóòè ê âûçäîðîâëåíèþ (îí,
âèäèòå ëè, âñå ñîâåðøèë â íåâìåíÿåìîì ñîñòîÿíèè).
À îí äàæå íå ñèìóëèðóåò — åñòü ëè íàäîáíîñòü?
Êòî-òî, ãäå-òî òàì, èç ïðèòàèâøèõñÿ ñðåäè «âëàñòü
èìóùèõ» îïåêàåò áåñïðåïÿòñòâåííî áåðèåâñêóþ ñâîëî÷ü.
È çäåñü æå, íà Àðñåíàëüíîé, 9, áûâøèé êîìàíäóþùèé
âîéñêàìè ÌÂÄ Ìîñ­êîâñêîé îáëàñòè ãåíåðàë… ôàìèëèÿ? Òàì,
â âåðõàõ, çíàþò. À òóò ãåíåðàë — èíêîãíèòî. Ñîõðàíèì æå ýòî
èíêîãíèòî.
À ãåíåðàëüñêàÿ æåíà, äàìà â êàðàêóëÿõ, â çàëå ñâèäàíèé
òî÷íî èùåò ñî÷óâñòâèÿ ó ïðèñóòñòâóþùèõ:
— Âû çíàåòå, îí áûë òàêîé äåëèêàòíûé ÷åëîâåê, òàêîé
äåëèêàòíûé ÷åëîâåê…
«Äåëèêàòíîå» ýìâåäåøíîå íà÷àëüñòâî! Âû ìîæåòå ñåáå òàêîå
âîîáðàçèòü? ß — íåò.
Òàêàÿ âîò èñòîðèéêà.
Áûë òàêîé ñëó÷àé — âñïîìíèëñÿ ýòîò òèï, Ñàðêèñîâ.
Ýïèçîä: ñèæó â êîìïàíèè, íàïðîòèâ — ìèëîâèäíàÿ äåâóøêà
— ýñòðàäíàÿ ïåâèöà. Íàãëóõî çàêðûòîå äî ñàìîé øåè ïëàòüå.
Øåï÷ó ñîñåäêå:

224

Приложение
— Íå ñîâñåì ìîäíî.
— Ìîë÷è, — òîëêàåò íîãîé, — îíà ïîáûâàëà ó Áåðèè, îí
òóøèë ïàïèðîñû íà åå ãðóäè.
Âñïëûâàåò óëûáàþùååñÿ ëèöî Ñàðêèñîâà — ïîñòàâùèêà
æåíñêèõ òåë.
ß ïîïàë â ýòó òþðåìíóþ ïñèõèàòðè÷åñêóþ äóøåãóáêó â êîíöå
1955 ãî­äà (àäðåñ: Ëåíèíãðàä, Àðñåíàëüíàÿ, 9, áûâøèå «Ìàëûå
êðåñòû»).
Çíàë ëè ÿ î ñóùåñòâîâàíèè òåõ çàâåäåíèé? Çíàë, áûë
äîñòàòî÷íî èíôîð­ìèðîâàí, ïîýòîìó òîëüêî è áûëî â ìûñëè
— íå ïîïàñòü áû òóäà. Îäíàêî, âñå ìû áûëè ïîäâëàñòíû
ñèëàì, êîòîðûå ñàìè ðåøàëè, ÷òî ñ íàìè äåëàòü. Ñêàæó
ïðÿìî: êîãäà ÿ ïîïàäàë â òþðüìó (÷òî áûëî äîâîëüíî ÷àñòî),
ÿ, âåðèòå ëè, îòäûõàë. Èáî ÷òî áûëà òþðüìà â ñðàâíåíèè ñ
óæàñîì òþðåìíûõ ïñèõóøåê?! Åñòü âåùè, êîòîðûå ïðîñòî
íåâîçìîæíî ïðåäñòàâèòü. Êîãäà ÷å­ëîâåê ãîäàìè íàõîäèòñÿ ïîä
íåéðîëåïòèêàìè — ýòî ïðåâûøàåò ÷åëîâå÷åñêîå âîîáðàæåíèå.
À âïåðåäè — íåèçâåñòíîñòü. Îíà êàëå÷èò, îíà óáèâàåò. Ñëàáûå
äóõîì íå âûäåðæèâàþò — âåøàþòñÿ. Íî íåéðîëåïòèêè ëîìàþò
è äóõ, è òîãäà áûâøèé ÷åëîâåê òåðÿåò âñÿêîå ÷åëîâå÷åñêîå
äîñòîèíñòâî, ïàäà­åò íà êîëåíè ïåðåä ñâîèìè ïàëà÷àìè, ìîëèò î
ìèëîñåðäèè, êàê ýòî áûëî ñ æóðíàëèñòîì Ëàâðîâûì. Íà äåñÿòîì
ãîäó èçäåâàòåëüñòâ îí óïàë íà êî­ëåíè — è åãî «âûïèñàëè» êàê
ïàöèåíòà, ïðåáûâàþùåãî â ñîñòîÿíèè ðåìèññèè. À äåëî Ëàâðîâà
äîñòîéíî ñòðàíèö þìîðèñòè÷åñêîãî æóðíàëà. Ïîññîðèëñÿ ñ
ïðîêóðîðîì è çàêàçàë ãðîá, êîòîðûé ïî çàÿâêå çàêàç÷èêà ðàáîò­
íèêè ïîõîðîííîãî áþðî ïðèíåñëè òîðæåñòâåííî â ïðîêóðàòóðó.
Îáëàäàé ïðîêóðîð ÷óâñòâîì þìîðà, îí ïðîðåàãèðîâàë áû êàêòî èíà÷å íà ýòó çëóþ øóòêó, íî, êàê ïî÷òè âñå ïðîêóðîðû,
îí áûë òóï êàê ñèáèðñêèé âàëåíîê. Æóðíàëèñòà çàòî÷èëè â
òþðåìíóþ ïñèõóøêó, ïðîêóðîð âñêîðå òàêè óìåð, à áåäíûé
Ëàâðîâ îòòàðàáàíèë ïî÷òè äåñÿòü ëåò, ïîêà íå ñòàë íà êîëåíè.
Ëàâðîâ äåéñòâèòåëüíî áûë áîëåí, íî çà÷åì òàê èçäåâàòüñÿ?
Áîëüíûì, åñòåñòâåííî, â òåõ óñëîâèÿõ áûëî îñîáåííî òÿæåëî.
Î÷åíü òðóäíî ïîíÿòü, çà÷åì, â êîíöå êîíöîâ, íóæåí ýòîò
ïðèäàòîê ê ñóäåáíî-êàðàòåëüíîé ñèñòåìå? Äà è äåðæèòñÿ
âñå â ñòðàøíîì ñåêðåòå. Êîãäà â ñåìèäåñÿòûå ãîäû ÿ ìó÷èëñÿ
â Äíåïðîïåòðîâñêå, â òþðåìíîé ïñèõóøêå, ìåñòíàÿ ïðåññà
íàïå÷àòàëà çàìåòêó î òîì, ÷òî â Äíåïðîïåòðîâñêå íåò íèêàêîé
ñïåöáîëüíèöû, è ÷òî ýòî âûìûñåë çàðóáåæíûõ ñðåäñòâ
èíôîðìàöèè. Ñîìíèòåëüíî, îäíàêî, ÷òîáû äíåïðîïåòðîâñêèå

225

Приложение
ãàçåò÷èêè òàê-òàêè íå çíàëè êîîðäèíàò ýòîãî Áîãîì ïðîêëÿòîãî
ìåñòà: ×è÷åðèíà, 101, òåð­ðèòîðèÿ îáëàñòíîé òþðüìû.
Íî âåðíåìñÿ ê ïÿòèäåñÿòûì ãîäàì. ß áûë òîãäà ìîëîäûì
òðèäöàòèøåñòèëåòíèì ÷åëîâåêîì, ïîëíûì ýíåðãèè è ïûëà.
Ãíèòü íà Àðñåíàëüíîé íå âõîäè­ëî â ìîè ïëàíû. Ìûñëü áûëà
îäíà — ïîáåã. È ÿ óäðàë. Ýòî áûë ìàðò 1956 ãîäà. Íå áóäó
êàñàòüñÿ äåòàëåé. Ñòðåëÿëè — íå ïîïàëè. Äîëæíî áûòü, ïîâåç­
ëî. Ñòðàííàÿ âåùü — ïðèçíàòü ÷åëîâåêà íåâìåíÿåìûì, è
ñîäåðæàòü ýòîãî ÷å­ëîâåêà ïîä âîîðóæåííîé îõðàíîé, èìåþùåé
ïðàâî óáèâàòü. Âî âñÿêîì ñëó­÷àå, ìîãó ñâèäåòåëüñòâîâàòü
î òàêîì. Ëåòîì 1976 ãîäà, êîãäà ÿ íàõîäèëñÿ â Ñû÷åâñêîé
òþðåìíîé áîëüíèöå, òàì ïðè ïîïûòêå ïîáåãà áûë ïðèñòðåëåí
ìîëîäîé ïàðåíåê (ôàìèëèÿ — Ëèòâèíîâ), à ïåðåä òåì âî
âðåìÿ ýòàïèðîâàíèÿ óáèëè ïîäðîñòêà. È ýòî âñå çàêîííî, è íå
ïîäêîïàåøüñÿ. Â äåéñòâèòåëüíîñòè — âîïèþùåå íàðóøåíèå
îñíîâ ìåæäóíàðîäíîãî ïðàâà.
Òàê âîò — ÿ áåæàë. Áûëà çàòÿæíàÿ çèìà, à ÿ áåç äåíåã, â
òþðåìíîì áóøëàòå, ïðîáèðàëñÿ ÷åðåç òûñÿ÷åêèëîìåòðîâóþ
òåððèòîðèþ íà Óêðàèíó. ×åðåç íåñêîëüêî ìåñÿöåâ, êîãäà,
êàçàëîñü, âñå óæå ïîçàäè, íåâçãîäàì êî­íåö, ìåíÿ ïîñòèãëà
áåäà: áûâøèé ìîé ó÷åíèê èç Êàëóøñêîé ñðåäíåé øêî­ëû, à
òîãäà ïðåïîäàâàòåëü Ñòàíèñëàâñêîãî ìåäèíñòèòóòà, ÷åëîâåê,
ê êîòî­ðîìó ÿ îáðàòèëñÿ çà ïîìîùüþ (ïîïðîñèë íåìíîãî äåíåã),
áåññîâåñòíî âû­äàë ìåíÿ îðãàíàì âëàñòè. Ýòî áûëà òðàãåäèÿ,
ïðîìîë÷àòü î êîòîðîé ÿ ïðîñòî íå â ñèëàõ, õîòÿ ê ìîèì çàìåòêàì
îíà èìååò êîñâåííîå îòíîøåíèå. Ïîçæå ÿ íàïèñàë ñòèõîòâîðåíèå
«Äîçüî Êîòóðáàø, ë³êàð». Çàïîìíèòå ýòî èìÿ. Îí è òåïåðü
ïðåïîäàåò â Èâàíî-Ôðàíêîâñêîì ìåäèíñòèòóòå.
Íî ïðîøó èçâèíèòü çà îòñòóïëåíèå.
Ìîæíî ñåáå ïðåäñòàâèòü, ÷òî òîãäà ïîäíÿëîñü íà
Àðñåíàëüíîé, 9, êîãäà òàêàÿ «ïîëèòè÷åñêàÿ ôèãóðà» äðàïàíóëà
îòòóäà. Ïîñëå, òàê ñêàçàòü, âîçâðàùåíèÿ ìåíÿ ñðàçó æå
çàêðûëè: â îäèíî÷êå ýêñïåðòèçíîãî îòäåëåíèÿ.
Ýêñïåðòèçó ïðîâîäèëà Êèëü÷åâñêàÿ, ñòàðàÿ áàáèùà
ñ çàñòûâøèì êàêèì-òî ïîìåðòâåâøèì ëèöîì, â îäåÿíèè
âðåìåí ïîñëåäíèõ Ðîìàíîâûõ, â ìîëîäîñòè — ñîòðóäíèöà ×Ê.
Êîìèññèþ âîçãëàâëÿë ïðîôåññîð Ñëó÷åâñêèé.
Çàêëþ÷åíèå — âìåíÿåì.
Ñëó÷åâñêèé:
— Ìîëîäîé ÷åëîâåê, åñëè êòî-íèáóäü ñêàæåò, ÷òî ó âàñ
øèçîôðåíèÿ — ðàññìåéòåñü åìó ïðÿìî â ëèöî.

226

Приложение
Ýòó ôðàçó ÿ õîðîøî çàïîìíèë.
Íó è ÷òî æå äàëüøå?
Äàëüøå — êàêàÿ-òî þðèäè÷åñêàÿ àáðàêàäàáðà.
Äàëüøå — ãîäû è ãîäû ìûòàðñòâ ïî òþðüìàì è ýêñïåðòèçàì.
Òðè ýêñïåðòèçû â Ëåíèíãðàäå. Òðè — â Ìîñêâå (â òîì æå
èíñòèòóòå èìåíè Ñåðáñêîãî). Ïðîòåñòû Ëåíèíãðàäà Ãåíåðàëüíîìó
ïðîêóðîðó — è êîíöà è êðàÿ ýòîìó íåò. Ëåíèíãðàä îïðîâåðãàåò
ýêñïåðòèçó Ìîñêâû, Ìîñêâà — Ëåíèíãðàäà.
Òàê ãîä çà ãîäîì.
ß î÷óòèëñÿ â êàêîì-òî çàêîëäîâàííîì êðóãå, èç êîòîðîãî
íå áûëî âûõîäà.
Íî òåïåðü âñå ñòàëî íà ñâîå ìåñòî.
×åòâåðòîå îòäåëåíèå èíñòèòóòà ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè
Ñåðáñêî­ãî, êàê áûëî ñêàçàíî âûøå, ïîëíîñòüþ ïîä÷èíåíî
Ëóáÿíêå, òî åñòü — îðãàíàì ãîñáåçîïàñíîñòè.
Íî àíàëîãè÷íûå ýêñïåðòèçû íà ìåñòàõ, íà ïåðèôåðèè,
äåéñòâóþò ïî ñîáñòâåííîìó ðàçóìåíèþ.
È, áåçóñëîâíî, åùå îäíî: âçàèìîñâÿçü öåíòðàëüíîé
ýêñïåðòèçû ñ Ëóáÿí­êîé èì íåâåäîìà.
Âñå ïîêðûòî òàéíîé.
Ôàêòè÷åñêè ïÿòü ëåò (ñ 1954 äî 1959) âåëîñü ñëåäñòâèå ïî
ìîåìó äåëó — âñåìè ìåòîäàìè: ãîñáåçîïàñíîñòü, ïñèõèàòðèÿ,
ãîñáåçîïàñíîñòü, ïñèõèàòðèÿ.  íà÷àëå ñëåäñòâèÿ, êîòîðîå
âåëî Ñòàíèñëàâñêîå îáëàñòíîå óïðàâëåíèå ãîñáåçîïàñíîñòè
(ñëåäîâàòåëü — ìàéîð Ëîìàêèí), ìíå ïîäñó­íóëè êàêèì-òî
îáðàçîì (åäà, ÷òî ëè) õîðîøóþ äîçó íàðêîçà. Ó ìåíÿ áûëî
ñîñòîÿíèå ýéôîðèè. Âïîñëåäñòâèè ÷òî-òî â ýòîì ðîäå ìíå
ðàññêàçûâàëè î Ãðèíèøàêå, ñèäåâøåì îäíîâðåìåííî ñî ìíîé
ïîä ñëåäñòâèåì. Ãðèíèøàê, äî­âåäåííûé ýòèì äî îò÷àÿíèÿ,
ïûòàëñÿ ïîêîí÷èòü î ñîáîé, âûïðûãíóâ èç îê­íà ÷åòâåðòîãî
ýòàæà, íî åãî óñïåëè ñõâàòèòü çà íîãè (òàì áûë êàáèíåò åãî
ñëåäîâàòåëÿ è îêíî íå çàðåøå÷åíî).
Ýòî áûëî âðåìÿ, êîãäà ïîñëå ðàññòðåëà Áåðèè íà÷àëàñü
â ñâîåì ðîäå «ïåðåñòðîéêà» ìåòîäîâ âåäåíèÿ ñëåäñòâèÿ
— ñëåäñòâåííûå îðãàíû ãîñáå­çîïàñíîñòè âûèñêèâàëè ÷òîòî íîâîå, òàê êàê ïðèìèòèâíûå ôèçè÷åñêèå ïûòêè áûëè
ìàëîýôôåêòèâíû, à øóìó äàæå ñëèøêîì ìíîãî.
Êîãäà ìåíÿ àðåñòîâàëè âòîðè÷íî — ãîä 1962, — ñëåäîâàòåëè
Êîìèòåòà ãîñáåçîïàñíîñòè (à ýòî áûëî â Êèåâå) âïîëãîëîñà
ìåæäó ñîáîé ïåðåãî­âàðèâàëèñü:
— Ñëåäñòâèå â Ñòàíèñëàâå âåëîñü íåáðåæíî…

227

Приложение
Íè÷åãî ñåáå: ïÿòü ëåò «íåáðåæíîñòè»! Ìàëåíüêèé øòðèøîê,
êñòàòè.
Êèåâñêèé îáëàñòíîé ïðîêóðîð çàìåòèë òîãäà, òàê ñêàçàòü,
ñîêðóøåííî:
— ×åãî âû áóíòóåòå? Õîðîøî ëè, ïëîõî ëè, íî êàê-òî
æèâåì.
Êîíå÷íî óïîìèíàåìûé ýïèçîä íå èìååò êàêîãî-ëèáî îïðåäå­
ëåííîãî îòíîøåíèÿ ê òåìå ýòèõ çàïèñîê, íî, óâàæàåìûé
÷èòàòåëü, ðàçâå òà­êîå çàáóäåøü?! È êàêàÿ ïîðàçèòåëüíàÿ
ïðîêóðîðñêàÿ ëîãèêà! Ïåðî áû Àâåð÷åíêî ñþäà.
Âî âðåìÿ ìîèõ ïÿòèëåòíèõ ñêèòàíèé ÿ ïîáûâàë â òþðüìàõ
Êèåâà, Õàðüêîâà, Ëüâîâà, Ìîñêâû è äàæå Âèëüíþñà. ×åãî,
ñïðàøèâàåòñÿ? Ïî÷åìó Âèëüíþñ?
×àñòè÷íî ïîíÿë ÿ ýòî, ñòàâ ñâèäåòåëåì ðàçãîâîðà
çàêëþ÷åííûõ-ýñòîí­öåâ ñ íà÷àëüíèêîì êèåâñêîé Ëóêüÿíîâñêîé
òþðüìû. Ýñòîíöåâ ýòàïèðîâàëè ñ Êîëûìû, âåçëè âîñåìü
ìåñÿöåâ ÷åðåç âñåâîçìîæíûå ýòàïíûå òþðüìû. Òåïåðü èõ âîçèëè
òî ìàðøðóòó Êèåâ-Ëüâîâ-Õàðüêîâ è îïÿòü ïî òðåóãîëüíèêó,
è îïÿòü.
Íà÷àëüíèê îáúÿñíÿåò ýñòîíöàì:
— Ìû ñàìè ýòîãî íå çíàåì, èñïîëíÿåì ðàñïîðÿæåíèå.
Òåïåðü ìíå áûëè ïîíÿòíû è ìîè ñêèòàíèÿ: ïðîñòî, êàê â
êàæäîé ñèñòå­ìå, çäåñü ñóùåñòâîâàëà ïîëíàÿ íåðàçáåðèõà. Íî
îäíî äåëî, ñêàæåì, íåðàçáåðèõà â êàêîì-íèáóäü ãëàâêå èëè
ðàéèñïîëêîìå, è ñîâñåì èíîå — ìåñòà çàêëþ÷åíèÿ: âîëêîì
âçâîåøü.
Áîé ìåæäó Ëåíèíãðàäîì è Ìîñêâîé çàêîí÷èëñÿ èíäèôôåðåíòíîé ìèíèñ­òåðñêîé êîìèññèåé: áûë áîëåí, ñåé÷àñ — ðåìèññèÿ.
Íó è íó!
Îòáðàñûâàÿ âûâîäû èíñòèòóòà èìåíè Ñåðáñêîãî, Ëåíèíãðàä
òâåðäèë: ó Ðàôàëüñêîãî î÷åíü ðàçâèò ðåôëåêñ ñâîáîäû, à ýòî
íå ñâîéñòâåííî øèçîôðåíèêàì.
Îá ýòîì «ðåôëåêñå» ìíå ñòàëî èçâåñòíî áëàãîäàðÿ ìàéîðó
Ñåðîâó, çàìíà÷àëüíèêà ïî ðåæèìó Ëåíèíãðàäñêîé ïñèõóøêè
(èìååòñÿ òàêàÿ äîëæ­íîñòü â òåõ «çàâåäåíèÿõ»).
Ìàéîð áûë îðèãèíàë — âîåâàë ñ ëåêàðÿìè.
— Íî ýòî íå ñîâñåì íîðìàëüíûå ëþäè.
Âðà÷è:
— Íå ñóéòå íîñ íå â ñâîå äåëî.
Ìàéîð ÷àñòî âûçûâàë ìåíÿ è ÷àñàìè âåë äîâîëüíî ñòðàííûå
ðàçãîâîðû.

228

Приложение
— ×åðò åãî çíàåò, ïîíÿòü íè÷åãî íå ïîéìåøü.
Òîãäà òîæå áûëà «ïåðåñòðîéêà» è ÷òî-òî íàïîäîáèå
«ãëàñíîñòè».
— Êóäà ìû èäåì è êóäà äîéäåì. Âîò — èñòîðèÿ ïàðòèè… —
îí õëîïàë ëàäîíüþ ïî êíèãå. — Ðàíüøå îäíî ïèñàëè, òåïåðü
— äðóãîå. Ñóìáóð êàêîé-òî.
È âîò âî âðåìÿ îäíîé èç òàêèõ áåñåä ìàéîð ïîçâàë
ñåêðåòàðøó è âå­ëåë åé ïðèíåñòè ìîå òþðåìíîå äåëî — êàêîéòî áûë ïîâîä ê ýòîìó, íå ïîìíþ óæå.
— Âîò, ÷èòàé ñâîè àêòèêè.
Âîò òàêèì îáðàçàì ÿ ïîëó÷èë âîçìîæíîñòü ïîçíàêîìèòüñÿ
ñ òåìè «àêòèêàìè», Áîæå òû ìîé. Áîæå! ×åãî ÿ òîëüêî òàì íå
âû÷èòàë. Ïðîòèâîðå÷èÿ íà êàæäîì øàãó, êàêèå-òî íåáûëèöû,
þðèäè÷åñêèå ëÿïñóñû.
Áåëÿåâ, íà÷àëüíèê ýòîé «áîëüíèöû» (ïîñëå ìîåãî ïîáåãà îí
ñìåíèë Ìàíÿêèíà), ìíå êàê-òî áðîñèë:
— Ïî÷åìó âû â Ìîñêâå ãîâîðèòå îäíî, à â Ëåíèíãðàäå èíîå?
Òîãäà ÿ áûë óäèâëåí.
Ñåé÷àñ æå, ïðîñìàòðèâàÿ çëîïîëó÷íûå àêòû, ÿ ïîíÿë:
Ìîñêâà äåëàåò âñå, ÷òîáû ïîäâåñòè êàêîå-òî îñíîâàíèå ïîä
ñâîè ìåäèöèíñêèå çàêëþ÷åíèÿ, àðãóìåíòèðîâàòü èõ, à ïîòîìó
ïðèáåãàëè ê îáûêíîâåííîìó «ñëîâîáëóäèþ», þðèäè÷åñêîìó
æóëüíè÷åñòâó. Ññûëêè íà ìîè ñîáñòâåííûå ïîêàçàíèÿ, êîòî­ðûõ
ÿ íèêîãäà íå äàâàë (ïðîøó âñïîìíèòü áëèíîâñêèé âîïðîñ êî
ìíå), ïîñòóïêè, êîòîðûõ ÿ íå ñîâåðøàë, ññûëêè íà ïîêàçàíèÿ
ìàòåðè ìîåé. Âïîñëåäñòâèè îíà ìíå ðàññêàçûâàëà, êàê íà íåå
ïîêðèêèâàëè â èíñòèòóòå èìåíè Ñåðáñêîãî, êîãäà îíà òâåðäèëà
íå òî, ÷òî áûëî íóæíî ïñèõèàòðàì.
È òóò âñïëûëî åùå îäíî.
Âî âðåìåíà «åæîâùèíû» ÿ áûë àðåñòîâàí, è, ÷òîáû ìåíÿ
ñïàñòè, ìàòü, ïî ñîâåòó êîå-êîãî, îáúÿâèëà ìåíÿ ìèøèãåíå
êîïô (òîãäà ýòî ïîìîãàëî). Ïðîôåññîð ìàòåìàòèêè Êèåâñêîãî
óíèâåðñèòåòà Ìàëèíîâñêèé, íàïðèìåð, òîëüêî òàêèì îáðàçîì è
ñïàññÿ. Åãî ñðàçó æå îñâîáîäèëè. Ìîÿ ìàòü, áåçó­ñëîâíî, çíàëà
îá ýòîì îò æåíû ïðîôåññîðà, äðóæèâøåé, êàê è åå ìóæ, ñ
íàøèìè ðîäñòâåííèêàìè. Âîò èìåííî çà ýòîò ôàêò è óõâàòèëèñü
â èíñòèòó­òå ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî.
Îäíàêî ìàòü ìîÿ ïðåêðàñíî ïîíèìàëà, ÷òî ñèòóàöèÿ
èçìåíèëàñü. Åñëè ïåðåä âîéíîé ïñèõèàòðèÿ â êàêîé-òî ñòåïåíè
áûëà ñïàñåíèåì, òî òåïåðü ýòî áûëà òàêàÿ áåäà, î êîòîðîé
äàæå ãîâîðèëè øåïîòîì. Ó÷èòûâàÿ ýòî, ìàòü ìîÿ áîðîëàñü äî
ïîñëåäíåãî, ÷òîáû, íå äàé Áîã, ÷åì-òî íå ïîâðåäèòü ìíå.

229

Приложение
 òå ãîäû â ìåñòàõ çàêëþ÷åíèÿ ïîëèòè÷åñêèõ ðàáîòàëà
îñîáàÿ ãîñó­äàðñòâåííàÿ êîìèññèÿ, êîòîðàÿ îïðåäåëÿëà, êîãî
èç ïîëèò­çàêëþ÷åííûõ îñâîáîäèòü. Ñîáñòâåííî, òàê íàçûâàåìàÿ
ìèíèñòåðñêàÿ êîìèññèÿ â èíñòèòóòå èìåíè Ñåðáñêîãî ïî
òîìó äåëó è áûëà ÷åì-òî âðîäå âûøå óïîìÿíóòîé. Áûëè
ïðåäñòàâèòåëè ïðîêóðàòóðû, îðãàíîâ ãîñáåçîïàñíîñ­òè, åùå òàì
êòî-òî — â îáùåì, ÷åëîâåê òðèäöàòü. Ìåíÿ äåðãàëè íà ýòîé
êîìèññèè ñîðîê ìèíóò — ýòî ÿ çàôèêñèðîâàë òî÷íî.
Âîò òàêèì îáðàçîì ÿ è âûøåë íà ñâîáîäó 11 îêòÿáðÿ 1959
ãîäà — ðîâíî ÷åðåç ïÿòü ëåò ïîñëå àðåñòà. Àðåñòîâàí ÿ áûë
â îêòÿáðÿ 1954 ã.
ß, êàæåòñÿ, îòêëîíèëñÿ îò ãëàâíîãî, èáî ìîÿ çàäà÷à —
ïîäíÿòü çàíàâåñ òàèíñòâåííîñòè íàä òåì, ÷òî íàçûâàåòñÿ
þðèäè÷åñêè — ïñèõèàòðè÷åñêèå áîëüíèöû ÌÂÄ ÑÑÑÐ (òåïåðü)
è ÷òî íàçûâàëîñü — òþðåìíûå ïñèõèàòðè÷åñ­êèå áîëüíèöû ÌÂÄ
ÑÑÑÐ (ðàíåå).
Îäíàêî ñëîâà èç ïåñíè íå âûáðîñèøü, è êîå-÷òî âñå
æå ïðèãîäèòñÿ, êîãäà ãîâîðèøü â îñíîâíîì î âåùàõ, êîòîðûì
íàçâàíèÿ íåò — ñòîëüêî â ïðîèñõîäèâøåì ñî ìíîé áûëî
áåññìûñëèöû, ìåðçîñòè, æåñòîêîñòè, ãíóñíîñòè, áåñ÷åëîâå÷íîñòè,
áåçíðàâñòâåííîñòè.
 1962 ãîäó ìåíÿ àðåñòîâàëè âòîðè÷íî. Åñëè ïåðâûé àðåñò 1954
ãîäà áûë ñîïðÿæåí ñ äîâîëüíî ñîëèäíûì ïîëèòè÷åñêèì äåëîì,
òî ïðåäëîãîì äëÿ íîâîãî àðåñòà áûë ìîé ëèòåðàòóðíûé àðõèâ.
Òàì áûëî íåñêîëüêî îïóñîâ, íåïðèåìëåìûõ ñ òî÷êè çðåíèÿ
îôèöèàëüíîé èäåîëîãèè — òîëüêî è âñåãî. Èíêðèìèíèðîâàëîñü
ìíå òàêæå ó÷àñòèå â ñòóäåí÷åñêèõ âîëíåíèÿõ â Ìîñêâå, íî ýòî
áûëî, êàê ãîâîðÿò ó íàñ íà Óêðàèíå, «ïðèøåé êîáûëå õâîñò».
Ñëåäñòâèå âåë Êîìèòåò ãîñáåçîïàñíîñòè â Êèåâå (ñëåäîâàòåëü
Æèðîìñêèé). Ïîñëå íåñêîëüêèõ íóäíûõ äîïðîñîâ îò ñëåäñòâèÿ
ÿ îòêàçàëñÿ. Òîãäà ìåíÿ íàïðàâèëè íà ïñèõèàòðè÷åñêóþ
ýêñïåðòèçó ïàâëîâñêîé áîëüíèöû, êîòîðàÿ ïðèçíàëà ìîþ
âìåíÿåìîñòü (âûðàçèìñÿ òàê) — ìåíÿ ýòî âïîëíå óñòðàèâàëî,
íî, êàê ÿ óæå ãîâîðèë âûøå, ÿâíî íå óñòðàèâàëî Êîìèòåò. Èòàê
— îïÿòü èíñòèòóò ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî. Êàê è
ïðåæäå, òîãäà ÷åòâåðòûì îòäåëåíèåì ðóêîâîäèë Äàíèèë Ëóíö,
õèòðàÿ áåñòèÿ — âåðíûé ñëóæàêà Ëóáÿíêè. Ìíå êàæåòñÿ, ÷òî
èìåííî îí íåïîñðåäñòâåííî ïîëó÷àë óêàçàíèÿ îò Êîìèòåòà íà
Ëóáÿíêå è ñîîòâåòñòâåííî èíñòðóêòèðîâàë ïîä÷èíåííûõ åìó
âðà÷åé. È òóò âûøåë îäèí êàçóñ, íåóâÿç­êà, î êîòîðîé íåëüçÿ
íå âñïîìíèòü.

230

Приложение
Âðà÷, êîòîðàÿ âåëà ìîå äåëî, îòêðîâåííî çàÿâèëà ìíå, ÷òî
ïñèõè÷åñêèõ îòêëîíåíèé ó ìåíÿ íå âèäèò, è ÷òî áóäåò ýòî ñâîå
ìíåíèå îòñòàèâàòü íà êîìèññèè. Ýòîãî áûëî äîñòàòî÷íî, ÷òîáû
åå íåìåäëåííî îòñòðàíèëè, à âìåñòî íåå îïðåäåëèëè êàêîãî-òî
îëóõà, ïîñëóøíîãî èíñòðóêöèÿì Ëóíöà.
Âòîðè÷íî òàêîé êàçóñ ïðîèçîøåë â 1983 ãîäó íà ëüâîâñêîé
ýêñïåð­òèçå — òàì âðà÷àçàìåíèëè çà äåíü äî êîìèññèè. Ìîòèâû
òå æå, à âîçìîæ­íî, è ñàì ýêñïåðò íå çàõîòåë ïðèíèìàòü ó÷àñòèå
â òàêîé ãðÿçíîé èãðå.
Øèëà, êàê ãîâîðÿò, â ìåøêå íå óòàèøü. Koe-÷òî ìíå
ñòàíîâèëîñü èçâåñòíî áëàãîäàðÿ îòêðîâåííîñòè ñàìèõ
ìåäðàáîòíèêîâ.
Êîëü ðå÷ü çàøëà î òàêèõ âåùàõ, ñòîèò ðàññêàçàòü îäíó
âåñüìà èíòå­ðåñíóþ èñòîðèþ.
Àíàòîëèé Ëóïèíîñ ïðèëàãàë âñå óñèëèÿ, ÷òîáû íàéòè êàêóþòî ëàçåé­êó è âûÿñíèòü ñóòü òîãî ïåðåïëåòà, â êîòîðûé îí
ïîïàë. Îí îòáûë äâå­íàäöàòü ëåò çàêëþ÷åíèÿ è òåïåðü çàãðåìåë
â ñïåöáîëüíèöó. Áûëî ýòî â 1974 ãîäó (ÿ êàê ðàç íàõîäèëñÿ
â òî âðåìÿ â äíåïðîïåòðîâñêîé òþðåìíîé ïñèõóøêå ÌÂÄ). Ñ
Ëóïèíîñîì ÿ èìåë äîâîëüíî òåñíûé êîíòàêò, è ïîýòîìó áûë
â êóðñå åãî äåë (õîòÿ îòäåëåíèÿ ðàçíûå). Ëóïèíîñó êàêèì-òî
îáðàçîì óäàëîñü ñóíóòü íîñ â ñâîå òþðåìíî-âðà÷åáíîå äåëî. Òàì
îí íàòîëêíóëñÿ íà ìåäçàêëþ÷åíèå ïðîôåññîðà, êóðèðîâàâøåãî
ýòó ïñèõóøêó. Çàêëþ÷åíèå ãëàñèëî: Ëóïèíîñ ïñèõè÷åñêè âïîëíå
íîðìàëüíûé ÷åëîâåê.
Ëóïèíîñ ñíèìàåò êîïèþ ñ ýòîãî çàêëþ÷åíèÿ, óæ íå çíàþ
êàê, îòïðàâ­ëÿåò ýòî âñå âìåñòå ñ çàÿâëåíèåì â Âåðõîâíûé ñóä.
Óâàæàåìûé ÷èòàòåëü! ß íåñïðîñòà âñïîìèíàþ îá ýòîì äåëå,
èáî ýòà èñòîðèÿ ãîâîðèò î ìíîãîì. Ëîãè÷åñêè ðàññóæäàÿ,
Âåðõîâíûé ñóä äîëæåí áû çàèíòåðåñîâàòüñÿ ýòèì äåëîì — ÷òî
íè ãîâîðè, þðèäè÷åñêèé êàçóñ. Îäíàêî, è â òîì íåò ñîìíåíèÿ,
îðãàíû ãîñáåçîïàñíîñòè íå îñòàëèñü â ñòîðîíå, íå â èõ èíòåðåñàõ
áûë òàêîé ïîâîðîò äåëà, è Ëóïèíîñ îêàçàëñÿ â Àëìà-Àòå
(òàìîøíåé ïñèõóøêå).
Îñåíüþ 1976 ãîäà ÿ âñòðåòèëñÿ î íèì â Õàðüêîâñêîé
ïåðåñûëêå, êîãäà åãî ýòàïèðîâàëè â Êàçàõñòàí, à ìåíÿ — â
Ñû÷åâêó Ñìîëåíñêîé îáëàñòè. Èìåííî òîãäà Ëóïèíîñ è ðàññêàçàë
ìíå î ôèíàëå ýòîé ñòðàííîé èñòîðèè. Ïîëîæåíèå åãî áûëî,
ñêàæåì ïðÿìî, — óæàñíûì. Äâåíàäöàòü ëåò åãî ìîëîäîñòü
êàëå­÷èëè â êîíöëàãåðÿõ, ïÿòûé ãîä — â ïñèõóøêå, à âïåðåäè
— íåèçâåñòíîñòü. Çà ÷òî? Ïîñëåäíèé ðàç — çà âûñòóïëåíèå

231

Приложение
ó ïàìÿòíèêà Øåâ÷åíêî â Êèåâå íà ñòóäåí÷åñêîì ìèòèíãå.
Ìèòèíãîâàëè ïî ïîâîäó óíè÷òîæåíèÿ àðõèâà Öåíòðàëü­íîé Ðàäû
è ñòàðèííûõ ìàíóñêðèïòîâ â óíèâåðñèòåòñêîé áèáëèîòåêå.
Èíîãäà öåëåñîîáðàçíåå äåðæàòü çàêëþ÷åííûõ â ñóìàñøåäøåì
äîìå, ÷åì â ëàãåðå, è èñòîðèÿ ñ Ëóïèíîñîì ÿðêîå òîìó
ïîäòâåðæäåíèå. È îïÿòü-òàêè äîêàçàòåëüñòâî íåîñïîðèìîå:
òîëüêî ðóêîâîäñòâî ÷åòâåðòîãî îòäåëåíèÿ èí­ñòèòóòà ñóäåáíîé
ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî â êîíòàêòå î Ëóáÿíêîé, ýêñ­ïåðòû
ðàíãîì ïîíèæå äåéñòâóþò ïî ñîáñòâåííîìó óñìîòðåíèþ. Îòñþäà
è ðàçíîãëàñèå â çàêëþ÷åíèÿõ.
Ïîñëå ñëåäñòâèÿ ÿ ïîïàë â Êàçàíñêóþ ïñèõóøêó. Êîëîëè
ìåíÿ òàì áåñïî­ùàäíî. Áûòü âñå âðåìÿ ïîä íåéðîëåïòèêàìè
— âåùü ñòðàøíàÿ. Ýòî ñîñòîÿíèå îïèñàòü íåâîçìîæíî. Íåò
ïîêîÿ íè äíåì, íè íî÷üþ. ×åëîâåê ïåðåñòàåò áûòü ÷åëîâåêîì.
Ñòàíîâèòñÿ ïðîñòî îñîáüþ, ñóùåñòâîì æàëêèì, íèçâåäåííûì
äî æèâîòíîãî ñîñòîÿíèÿ. Êàêîãî-ëèáî ñóòî ìåäèöèíñêîãî
ïîäõîäà ê ëå÷åíèþ çäåñü íåò, íàçíà÷åíèå ëåêàðñòâ äåéñòâóåò
àâòîìàòè÷åñêè — ìåñÿö çà ìåñÿöåì, ãîä çà ãîäîì. Íèêîìó íåò
äåëà, ÷òî òàêèì âîò îáðàçîì ÷åëîâåêà äåëà­þò èíâàëèäîì, èáî
íèêàêîé ÷åëîâå÷åñêèé îðãàíèçì íå â ñîñòîÿíèè âûäåðæàòü
ñèñòåìàòè÷åñêèõ àòàê äåéñòâèé íåéðîëåïòèêîâ.
Âðà÷ Èâàíîâà èç 9 îòäåëåíèÿ äíåïðîïåòðîâñêîé òþðåìíîé
áîëüíèöû (çäåñü ÿ íåñêîëüêî îïåðåæàþ õðîíîëîãèþ ðàññêàçà)
êàê-òî êðè÷àëà íà ñâîþ æåðòâó:
— ß òåáÿ âûëå÷ó, îïÿòü ñäåëàþ áîëüíûì, è ñíîâà âûëå÷ó,
è ñíîâà ñäåëàþ áîëüíûì.
Ëîãèêà!
Äà âåäü ýòî æå â îáíàæåííîì âèäå ñàäèçì. Â Êàçàíè âî
âðåìÿ ïðîãóëêè ïîäõîäèò êî ìíå ñòàðè÷îê:
— Íå óçíàåøü?
— Íåò.
— Äà âåäü ÿ Èâàí Õîìÿê.
Óæ íå çíàþ, êàê ÿ ñàì íå ïîñåäåë, íà ñïèíå õîëîäíûé ïîò.
Ýòîìó «ñòàðè÷­êó» áûëî åäâà ñîðîê ëåò. ß âèäåëñÿ ñ íèì êîãäàòî â Ëåíèíãðàäå — âìåñòå ñèäåëè, Äåëî, âèäàòü, ñåðüåçíîå,
ïîëèòè÷åñêîå. Íå çíàþ, êàê åãî òàì èñòÿçàëè, ïî÷åìó
ïåðåáðîñèëè â Êàçàíü. Èç Õîìÿêà ñäåëàëè íå òîëüêî ñòàðèêà,
îí ñîøåë ñ óìà. Ïîëíàÿ ïîòåðÿ îðèåíòàöèè âî âðåìåíè,
ïðîñòðàíñòâå — ÷òî-òî ìîëîë î ßïîíèè, ãðàíèöà êîòîðîé
ÿêîáû ãäå-òî âáëèçè Êàçàíè. Ïîâòîðÿþ: âñòðå÷à ñ Õîìÿêîì
ìåíÿ ñàìîãî åäâà íå ñâàëèëà. Ýòî áûë íàñòîÿùèé ñòðåññ. ×òî-

232

Приложение
òî îí òàì ïóòàë åùå, è åäèíñòâåííîå, äîëæíî áûòü, ïîìíèë
— ôàìèëèþ ìîþ, è ýòî áûëî ñòðàííî.
ß íå ìîãó ñ÷èòàòü èñòîðèþ ñ Õîìÿêîì äîñàäíûì ýïèçîäîì.
Ïîñëå ïàäåíèÿ Õðóùåâà â ñèñòåìå òþðåìíûõ ïñèõóøåê
íàáëþäàëîñü åùå áîëüøåå çàâèí÷èâà­íèå ãàåê — ðåæèì ñòàë
íåâûíîñèìûì. Êàê è ìíîãîå â ñîâåòñêîì ðåæèìå, ýòî òðóäíî
ïîíÿòü. Êàêóþ-òî öåëåñîîáðàçíîñòü âñåãî ýòîãî èëè äàæå
ïðîñòî ëîãè÷íîñòü.
Êîãäà ÷èòàåøü ñåé÷àñ ñòàòüè î òåõ èëè èíûõ çëîóïîòðåáëåíèÿõ
âëàñòüþ âëàñòü èìóùèìè â ðàçíûõ ñôåðàõ íàøåãî áûòèÿ, òî
ïðèäåòñÿ ïðèçâàòü íà ïîìîùü âñå áîãàòñòâî ÷åëîâå÷åñêîãî
âîîáðàæåíèÿ, ÷òîáû â êàêîé-òî ìåðå ïðåäñòàâèòü ñåáå, ÷òî æå
òîãäà äåëàåòñÿ çà ñòåíàìè çàñåêðå÷åííûõ òþðåìíûõ ïñèõóøåê?
Âåäü òàì ïîëíàÿ áåñêîíòðîëüíîñòü è ïðîèçâîë. Âåäü òóäà íå
èìååò ïðàâà ïðîíèêíóòü íè îäèí ïðåäñòàâèòåëü ïðåññû. Âåäü âñå
ýòî ñîâåðøåííî âíå ïîëÿ çðåíèÿ îáùåñòâåííîñòè. Ðàçãóë ýìîöèé
è âñåäîçâîëåííîñòè. Êàê è âñþäó, òàì, êîíå÷íî, êðóòÿòñÿ
êàêèå-òî êîìèññèè — ÷òî-òî, òàê ñêàçàòü, êîíòðîëèðóþò —
íåèçâåñòíî òîëüêî ÷òî. Çàêëþ÷åííûå ó íèõ âíå ïîëÿ çðåíèÿ.
Òþðåìíûé ïåðñîíàë áåññîâåñòíî ðàçâîðîâûâàåò äàæå òó
ìèçåðèþ, êîòîðàÿ îòïóùåíà èíñòðóêöèÿìè íà ñîäåðæàíèå
ëþäåé. Â òþðüìàõ âû ìîæåòå îáðàòèòüñÿ ê ïðîêóðîðó ïî
íàäçîðó. Çäåñü âû áåñïðàâíîå, áåññëîâåñíîå ñóùåñòâî. Âû —
ñóìàñøåäøèé, ïñèõè÷åñêè áîëüíîé. Þðèäè÷åñêè. À ïîýòîìó ñ
âàìè ìîæíî âñå — óíèçèòü, èñêàëå÷èòü, óáèòü. Èìåííî òàê.
Ñ 1969 ãîäà â òþðåìíûõ ñïåöáîëüíèöàõ áûë ó÷ðåæäåí
øòàò ñàíèòàðîâ (äî ýòîãî ôóíêöèè òå èñïîëíÿëè íàäçèðàòåëèêîíòðîëåðû, êàê îíè îôèöèàëüíî òåïåðü èìåíóþòñÿ â òþðüìàõ:
òàê êóëüòóðíåå è íå îòäàåò ÷åì-òî ñòàðîðåæèìíûì). Ñàíèòàðíûå
âîëüíîíàåìíûå. Èõ ðåêðóòèðóþò èç ÷èñëà çàêëþ÷åííûõ
ïðåñòóïíèêîâ — äî 1975 ãîäà äàæå èç ëàãåðåé îñîáîãî ðåæèìà.
Îòáðîñû îáùåñòâà ïîëó÷àþò êîé-êàêóþ âëàñòü. Êîììåíòàðèè
íóæíû? Íà èõ äåéñòâèÿ, ïîâåäåíèå ïåðñîíàë ñòûäëèâî
çàêðûâàåò ãëàçà, äàæå ïîòâîðñòâóåò.
— ×òî òû áüåøü, êàê êîëõîçíèê? — óêîðÿåò ìåäñåñòðà
ñàíèòàðà (ýïèçîä èç Ñû÷åâñêîé ïñèõóøêè). — Áåé ïî ïå÷åíè!
Âû íå óâèäèòå «ôîíàðåé» ïîä ãëàçàìè ýòèõ íåñ÷àñòíûõ
— òóò ñâîÿ ñèñòåìà: ïî÷êè, ïå÷åíêà. ×òîáû íèêàêèõ ñëåäîâ.
Áûëî, ïðàâäà, îäíî èñêëþ÷åíèå, êîãäà æóðíàëèñòà Ëàâðîâà
(îí áûë äåéñòâèòåëüíî áîëüíîé) èçáèëè äî ïîñèíåíèÿ (ýïèçîä
èç Äíåïðîïåòðîâñêîé ïñèõóøêè).

233

Приложение
— Áîëüíîé, ýòî âàì òîëüêî òàê êàæåòñÿ, — îòîçâàëàñü íà
åãî æàëîáó íà÷ìåä Âàñèëüåâà.
È áåäíîìó Ëàâðîâó «äîáàâèëè». ×òîáû íå æàëîâàëñÿ.
Âåäðîâà êîëîòèëè ïî æèâîòó, à ó íåãî áûë ðàê èëè ÿçâà
— ñòðàøíûå áîëè. Ýòî ðàçâëåêàëî ñàíèòàðîâ. Ïîñëå ýòîé
ýêçåêóöèè Âåäðîâ ïîâåñèëñÿ, îñòàâèâ ïðåäñìåðòíóþ çàïèñêó
íà èìÿ íà÷ìåäà Êàòêîâîé. Âèíîâíûõ íå áûëî.
Ìàäàì Êàòêîâà, êóäà âû äåâàëè çàïèñêó?
Êîãäà ñàíèòàðàì áûëî ñêó÷íî, îíè èñêàëè ðàçâëå÷åíèÿ (ýòî
âïîëíå â äóõå ïîäîíêîâ).
— Îäåâàéòå, ðåáÿòà, ñàïîãè…
Ýòî çíà÷èëî, ÷òî áóäóò áèòü ñàïîãàìè ïîä ðåáðà. Êîãîíèáóäü. Ëèøü áû áèòü. Oò íå÷åãî äåëàòü. À ïîòîì äîëîæàò
âðà÷àì, ÷òî íà íèõ áðîñèëèñü. Ïîñëåäñòâèÿ èçâåñòíû.
Íà ìîèõ ãëàçàõ ïîëèòçàêëþ÷åííûé Ãðèãîðüåâ (âîñüìîå
îòäåëåíèå Äíåïðîïåòðîâñêîé òþðåìíîé ñïåöáîëüíèöû, ãîä 1972)
áûë íàñìåðòü çàòîïòàí îçâåðåâøèìè ñàíèòàðàìè-óãîëîâíèêàìè.
 1976 ãîäó íà 10 îòäåëåíèè — áûëî ýòî, êàæåòñÿ, óæå
ïîñëå îòúåçäà Ïëþùà — ñàíèòàðû çàìó÷èëè íåñêîëüêèõ
çàêëþ÷åííûõ òîé ïñèõóøêè.
Äîâåäåííàÿ äî îò÷àÿíèÿ, îäíà êàìåðà âçáóíòîâàëàñü. Íà
íîãè áûë ïîñòàâëåí âåñü ãàðíèçîí, îõðàíÿâøèé ýòó ïñèõóøêó
è òþðüìó. Ñî âñåõ îòäåëåíèé ñáåæàëèñü ñàíèòàðû, è íà÷àëîñü,
Êîãäà âñÿ ýòà ñâîëî÷ü âîðâàëàñü â êîðèäîð 10 îòäåëåíèÿ
(êñòàòè, çàâ. îòäåëåíèÿ èìåëà êëè÷êó «Ýëëî÷êà-ëþäîåäêà») è
êîãäà «áóíòîâùèêîâ» âûòÿíóëè èç êàìåð, ñàíèòàðû ïîâàëèëè
èõ íà ïîë è çàòàíöåâàëè íà æèâîòàõ íåñ÷àñòíûõ. Ñîëäàòû
íå ìåøàëè, à äëÿ ñàíèòàðîâ ýòî áûëî ðàçâëå÷åíèå, ïîñëå
ýòîãî «ðàçâëå÷åíèÿ» ïîëóìåðòâûõ çåêîâ ïîòÿíóëè â òþðüìó
— óìèðàòü.
Æåëàòåëüíî çíàòü — êàê âûãëÿäèò ñîîòâåòñòâóþùèé
þðèäè÷åñêèé äî­êóìåíò â òàêèõ ñëó÷àÿõ?
Ïîëèòçàêëþ÷åííîãî Ñòåïàíà Ïóñòîâîãî ìó÷èëè 12 ëåò,
è êòî òîëüêî íàä íèì íå èçäåâàëñÿ! Îñâîáîäèëè ïîëíûì
èíâàëèäîì. À «ïðåñòóïëåíèå» åãî — â êàíóí âûáîðîâ íàïèñàë
ìåëîì íà çàáîðå: íå õîäèòå íà âûáîðû! Ñóäèòü? Íå ñîâñåì
ïðèëè÷íî.  òþðåìíóþ áîëüíèöó. Âîò òàê è ìó÷èëñÿ Ñòåïàí
ñòðàøíûõ äâåíàäöàòü ëåò. Ïðîñòîé ðàáî÷èé. Ñîâåðøåííî
íîðìàëüíûé ÷åëîâåê. Íå ñîøåë ñ óìà. Âûñòîÿë. Ëèøèëñÿ òîëüêî
ïå÷åíè è ïî÷åê — îòáèëè. Âûïèñàëñÿ äîìîé óìèðàòü.
Ýòî âñå ýïèçîäû èç Äíåïðîïåòðîâñêà. À çà ýòèìè ýïèçîäàìè

234

Приложение
— ñòðàøíàÿ òðàãåäèÿ òåõ, êòî èìåë íåñ÷àñòüå ïîïàñòü â òèñêè
Áîãîì ïðîêëÿòûõ çàâå­äåíèé òþðåìíîé ñèñòåìû ÌÂÄ.
Ïîäïîëêîâíèê Ìàòðîñîâ èìåë íåîñòîðîæíîñòü âûñêàçàòü
ñâîå ìíåíèå ïî ïîâîäó ïîëîæåíèÿ â àðìèè, ÷òî-òî îñóäèòü,
äà åùå â ïèñüìåííîì âèäå. Íà÷àëüñòâî âñïîëîøèëîñü.
«Âîëüíîäóìñòâî â Ñîâåòñêîé àðìèè?! Íåñëûõàííî! Ñóäèòü
íåâîçìîæíî — íå òîò êîëåíêîð. Äà è íà ñàìîì íà÷àëüñòâå
ìîæåò îòðàçèòüñÿ ñóäåáíàÿ âîëîêèòà. Óæ ëó÷øå ñïóñòèòü
íà òîðìîçàõ, ïñèõèàòðèÿ — ìèëîå äåëî. Íåáåçûçâåñòíûé
Ñíåæíåâñêèé âíà÷àëå êîëåáëåòñÿ, íî êîãäà Ìàòðîñîâà
âòîðè÷íî ïðåïðîâîæäàþò ê íåìó íà ýêñïåðòèçó, ïðîôåññîð
óæå îòáðàñûâàåò ñîìíåíèÿ (êóäà óæ ïîíÿòíåå!). Íàäî. È
ïîäïîëêîâíèêó íàâåøèâàþò èñòèííî ñíåæíåâñêèé äèàãíîç:
«âÿëîòåêóùàÿ ôîðìà øèçîôðåíèè».
Ïîïóòíî íå ìîãó íå ñêàçàòü î ïîëîæåíèè âåðóþùèõ â
çàâåäåíèÿõ, î êî­èõ èäåò ðå÷ü. Ðåëèãèîçíîñòü ñ÷èòàåòñÿ
ïñèõè÷åñêèì ñèíäðîìîì, â ñèëó ÷åãî îò âåðóþùèõ òðåáóåòñÿ
îòêàç îò ñâîèõ ðåëèãèîçíûõ óáåæäåíèé — èíà÷å ðåìèññèÿ
èñêëþ÷àåòñÿ.
Áàïòèñòà Âëàäèìèðà Õàéëî, â ñóùíîñòè, àðåñòîâàëè
òîëüêî çà âåðó, êîòîðîé îí ñëóæèò, è òîëüêî çà ýòî îáúÿâèëè
ñóìàñøåäøèì è çàïàêîâàëè â äíåïðîïåòðîâñêèé ñïåö. Òàì
åãî äåðæàëè ïÿòü ëåò, ýòîãî ïñèõè÷åñêè çäî­ðîâîãî, âïîëíå
íîðìàëüíîãî ÷åëîâåêà, îòöà 16 äåòåé (ýòî òîæå íå ñáðî­ñèøü
ñî ñ÷åòà).
Êîãäà íà÷ìåä ïñèõóøêè íàïîñëåäîê ñíîâà íàæàë íà Õàéëî,
òðåáóÿ îò­ðå÷üñÿ îò áàïòèçìà è êîãäà Õàéëî ñíîâà îòêàçàëñÿ,
Âëàäèìèðà Õàéëî îò­ïðàâèëè â Áëàãîâåùåíñê — ìó÷èòüñÿ òàì
(ñïåö òîò íå èç ñëàäêèõ).
Ïîñëåäíåå, ïîæàëóé, íóæäàåòñÿ â ïðîâåðêå — â
Áëàãîâåùåíñêå ëè Õàéëî?
Âîò òàê.
ß ïîëàãàþ, ÷òî íå ïîñëåäíþþ ðîëü â ïîâåäåíèè âðà÷åé
ïîäîáíîãî òèïà ó÷ðåæäåíèé èãðàåò òîò ôàêò, ÷òî â ïñèõèàòðû,
êàê ïðàâèëî, èäóò òå âûïóñêíèêè ìåäèíñòèòóòîâ, êîòîðûå
ó÷àòñÿ íà ãîëûå òðîéêè — òåðàïåâò èç òàêîãî íå ïîëó÷èòñÿ,
à õèðóðã òåì áîëåå, — à òóò, â äîëæíîñòè ïñèõèàòðà,
îòâåòñòâåííîñòè íèêàêîé — ñïåöèôèêà ïðîôåññèè äàåò ñåáÿ
çíàòü. À ÷òî òàêîå ñòóäåíò-òðîå÷íèê — èçâåñòíî. Ýòî íå
òîëüêî íåâåæäà â îáëàñòè ìåäèöèíû, à ê òîìó æå è ÷åëîâåê
ñ ñîîòâåòñòâóþùåé ïñèõîëîãèåé, êàêîé-òî, ñêàæåì, êîðÿâîé.

235

Приложение
Àìáèöèè ïî ñàìîå ãîðëî, áîëåçíåííîé, êîíå÷íî. Ïîïàäè â ðóêè
òà­êîãî! Êñòàòè, ýòî íå ìîå ìíåíèå, à ìíåíèå âðà÷åé äðóãèõ
ñïåöèàëüíîñòåé.
Ïåðåâîðà÷èâàþ åùå îäíó ñòðàíèöó ñâîèõ çàìåòîê:
Èâàíêîâ.
Ïðîøó âíèìàíèÿ.
Êàê-òî â êîðèäîðå êðóòèëè ôèëüì «×Ï» (âðåìÿ îò
âðåìåíè òàêîå ñëó­÷àåòñÿ — äåìîíñòðèðóþò êàêîé-òî ôèëüì
äëÿ çàêëþ÷åííûõ — â ìåñòàõ çàêëþ÷åíèÿ ýòî íàçûâàåòñÿ
«ìåðîïðèÿòèåì», èäåéíî-ïîëèòè÷åñêèì «ìåðîïðèÿòèåì» â
öåëÿõ ïåðåâîñïèòàíèÿ çàêëþ÷åííûõ. Òàê âîò — êðóòèëè
ôèëüì «×Ï». Ñëûøó â êîðèäîðå ðàçãîâîð.
ÊÀÏÈÒÀÍ ÊÎËÁÀ: Èâàíêîâà íà ôèëüì íå âûïóñêàòü.
Ðàñïîðÿæåíèå Êàòêîâîé.
ßñíî. Äàæå î÷åíü ÿñíî. Ñþæåò ôèëüìà «×Ï» — èñòîðèÿ ñ
òàíêåðîì «Òóàïñå», çàõâà÷åííîì â ñâîå âðåìÿ òàéâàíñêèìè
âîåííûìè êîðàáëÿìè. Èâàíêîâ — áûâøèé ðàäèñò òàíêåðà. À
èñòîðèÿ åãî òàêîâà (ñî ñëîâ åãî):
Êîãäà òàíêåð «Òóàïñå» ïðèâåëè â îäèí èç ïîðòîâ Òàéâàíÿ,
êîìàíäà åãî áûëà èíòåðíèðîâàíà. Êîíå÷íî, íå òàê, êàê îá
ýòîì ñîîáùàëà íàøà ïðåññà, è íå òàê, êàê ïîêàçàíî â ôèëüìå.
Âïðî÷åì, ïîêîëåíèå ïÿòäåñÿòûõ ãîäîâ â êóðñå ýòîãî ñîáûòèÿ.
 äåéñòâèòåëüíîñòè êîìàíäó ïîìåñòèëè â êàêîé-òî
äåøåâåíüêîé ãîñòèíèöå è íåêîòîðîå âðåìÿ ñïóñòÿ, êîãäà áûëè
çàêîí÷åíû âñå ôîðìàëüíîñòè, íåîáõîäèìûå â òàêîì ñëó÷àå,
êîìàíäå ïðåäëîæèëè óáèðàòüñÿ êî âñåì ÷åðòÿì — êîìó êóäà
çàáëàãîðàññóäèòñÿ. Äâàäöàòü äâà ÷ëåíà ýêèïàæà òàíêåðà
âûåõàëè â Ñîåäèíåííûå Øòàòû, êàïèòàí, ïîìîùíèê êàïèòàíà
è íåñêîëüêî ìàòðîñîâ îòáûëè â Ñîâåòñêèé Ñîþç. Âñå îíè ñðàçó
æå ïîïàëè â çàêëþ÷åíèå. Èâàíêîâ ïîåõàë â Øòàòû. Òàì îí
óñòðîèëñÿ íà ðàäèîçàâîä â Íüþ-Éîðêå.
Ïðîøëî ïÿòü ëåò. Èçâåñòíî ëè âàì, ÷òî òàêîå íîñòàëüãèÿ?
Âåùü íåïðèÿòíàÿ, èíîãäà íåâûíîñèìàÿ. Èâàíêîâ çàáîëåë
íîñòàëüãèåé. Åãî òÿíóëî íà ðîäèíó, ê äåòÿì, æåíå, êîòîðûå òàì
áûëè. Èâàíêîâ îáðàùàåòñÿ â ñîâåòñêîå ïîñîëüñòâî. Åãî óâåðÿþò,
÷òî íèêàêèõ íåïðèÿòíîñòåé þðèäè÷åñêîãî õàðàêòåðà îí íå
áóäåò èìåòü, êîãäà âîçâðàòèòñÿ. Òàê ñêàçàòü, ïîëíàÿ ãàðàíòèÿ.
Îí âîçâðàùàåòñÿ â Ñîâåòñêèé Ñîþç. Åãî àðåñòîâûâàþò.
Îáâèíåíèå — èçìåíà ðîäèíå.
ß âñòðåòèë Èâàíêîâà â Êàçàíñêîé òþðåìíîé ïñèõáîëüíèöå
(1963 ãîä). Îí ìíå è ðàññêàçàë òàì, êàê â äåéñòâèòåëüíîñòè

236

Приложение
âñå áûëî ñ òàíêåðîì «Òóàïñå». Òàíêåð âåç íå íåôòü, à
ñòðàòåãè÷åñêîå ãîðþ÷åå. Òîãäà øëà âîé­íà â Êîðåå, Òàéâàíü
êîíòðîëèðîâàë ìîðñêèå ïóòè âîçëå Êîðåè. Íåóäèâèòåëüíî, ÷òî
òàíêåð áûë çàõâà÷åí èç ïîëèòè÷åñêèõ ñîîáðàæåíèé. Âñå ýòè
ñêàçêè îá èçäåâàòåëüñòâàõ íàä êîìàíäîé, õàðàêòåð òðåáîâàíèé
ñîâåòñêîãî ïðàâèòåëüñòâà âîçâðàòèòü êîìàíäó â Ñîâåòñêèé
Ñîþç è ò.ï. — âñå ýòî íè÷åãî îáùåãî ñ äåéñòâèòåëüíîñòüþ íå
èìåëî. Ñîâåòñêóþ îáùåñòâåííîñòü îáìàíûâàëè.
Íî âîçâðàòèìñÿ ê ñóäüáå Èâàíêîâà.
Êîãäà â 1968–76 ãîäàõ ÿ íàõîäèëñÿ â Äíåïðîïåòðîâñêîé
ïñèõóøêå — âñòðå÷àþ Èâàíêîâà îïÿòü. Åãî ïåðåâåëè èç
Êàçàíè. Òàê äåëàåòñÿ âñåãäà. Êîãäà ïðîõîäèò íåñêîëüêî ëåò,
çàêëþ÷åííîãî (ïîëèòçàêëþ÷åííîãî) ÷àùå âñåãî ïåðåâîäÿò
â äðóãîé ñïåö. Òàê áûëî è ñ Èâàíêîâûì. Ñëåäîâàòåëüíî, ê
òîìó âðåìåíè Èâàíêîâ ñèäåë óæå 13 ëåò. Ýòî áûëà ïëàòà
çà íåîñòîðîæíîñòü: ìîæíî ëè áûëî âåðèòü çàâåðåíèÿì
ïîñîëüñòâà?
Íà÷àëüñòâî Äíåïðîïåòðîâñêîé òþðåìíîé ïñèõáîëüíèöû áûëî
â «êóðñå äåëà», îíî ïðåêðàñíî çíàëî, ÷òî ôèëüì «×Ï»— ôèëüì
ëèïîâûé, à Èâàíêîâ — æèâîé ñâèäåòåëü. Âîò ïî÷åìó êàïèòàí
Êîëáà è çàêðûë Èâàíêîâà íà âðåìÿ ïðîêðó÷èâàíèÿ ôèëüìà
— íåêàÿ ïîëèòè÷åñêàÿ ïðåäîñòîðîæíîñòü. Ïðàâèòåëüñòâåííîå
ðåíîìå â ýòîì âîïðîñå äîëæíî áûòü ñîõðàíåíî, âûðàçèìñÿ òàê.
Ñû÷åâêà. Ãîä 1976.
Ïðè ïîïûòêå ê áåãñòâó, êàê óæå ãîâîðèëîñü âûøå, áûë
çàñòðåëåí ïàðåíü (Ëèòâèíîâ), äðóãîé — íåñîâåðøåííîëåòíèé —
íà ñòàíöèè ïðè ýòàïèðîâàíèè.. Þðèäè÷åñêè îáà äóøåâíîáîëüíûå.
Âïîëíå âîçìîæíî. À ÷òî ãîâîðèò çàêîí? È êàê ñîãëàñîâûâàþòñÿ
òàêèå âåùè: ïðèçíàòü ÷åëîâåêà äóøåâíîáîëüíûì è ñîäåðæàòü
åãî ïîä ñòðàæåé? Ýòî çíà÷èò, ïðè ñëó÷àå ìîæíî ïðèñòðåëèòü?
 êàêîé ñòðàíå ïîäîáíîå âîçìîæíî? Ó íàñ, êàê âèäèòå,
âîçìîæíî âïîëíå. Äàæå óçàêîíåíî. Íåò òàêîé ñòàòèñòèêè,
êîòîðàÿ áû â êàêîé-òî ìåðå ïðîëèëà ñâåò íà èñòèííîå ïîëîæåíèå
âåùåé: ñêîëüêî çàìó÷åíî â òþðåìíûõ ñïåöáîëüíèöàõ
ñèñòåìû ìèíèñòåðñòâà âíóòðåííèõ äåë. Òàêîé ñòàòèñòèêè
íåò. Çàêëþ÷åííûõ, êîòîðûå âîò-âîò ìîãóò îòäàòü Áîãó äóøó,
íåìåäëåííî âûïèñûâàþò.
Äî 1965 ãîäà ïîëèòè÷åñêèõ îòòóäà, ñîãëàñíî ðåøåíèþ
ìåäèöèíñêîé êîìèññèè è ñóäà, âûãîíÿëè ïðîñòî çà âîðîòà. Ñî
âðåìåíåì ñèñòåìà ýòà èçìåíèëàñü: îñâîáîæäåííûõ ïåðåâîäÿò â
ïñèõèàòðè÷åñêèå áîëüíèöû îáùåãî òèïà.  íà÷àëå ñåìèäåñÿòûõ

237

Приложение
ãîäîâ — áåç îïåêè íåâîçìîæíî áûëî è ìå÷òàòü î âû­õîäå èç
ýòîãî àäà. ×òî ýòî àä — íå ìåòàôîðè÷åñêèé îáîðîò.  òþðüìå
âû ìîæåòå ÷èòàòü, ïèñàòü, ÷åì-òî, íàêîíåö, çàíÿòüñÿ, ÷òîáû
óáèòü âðåìÿ. Â òþðåìíûõ ïñèõóøêàõ âû èìååòå ïðàâî òîëüêî
ñìîòðåòü â ïîòîëîê: çàïðåùåíî õðàíèòü áóìàãó, êàðàíäàø,
äàæå êíèæêó. Íè îäèí àäìèíèñòðàòîð íå äàñò îáúÿñíåíèÿ:
ïî÷åìó? Íå ïîëîæåíî. Êîãäà èíæåíåð Âèêòîð Çèíîâüåâ
ïîæåëàë óñîâåðøåíñòâîâàòü ñâîè çíàíèÿ â íåìåöêîì ÿçûêå,
âðà÷ íà ýòî ïðîðåàãèðîâàëà òàê:
— Íåìåöêèì ðåøèë çàíÿòüñÿ? ß òåáå ïîêàæó íåìåöêèé.
Ñëîâàðü îòîáðàëè. «Óñèëåííîå ëå÷åíèå» íåéðîëåïòèêàìè. 3-å
îòäåëå­íèå Äíåïðîïåòðîâñêîé ñïåöáîëüíèöû, ãîä 1983.
Ïîäîáíûå âåùè ïîíÿòü íåâîçìîæíî. Íî ôàêòû åñòü ôàêòû.
Äàæå òóàëåò — ïî ãðàôèêó. À ýòî, çíàåòå ëè, î÷åíü è î÷åíü
ïðåñêâåðíåéøàÿ âåùü, ñìåþ âàñ óâåðèòü.
 1963–64 ãîäàõ ÿ íàõîäèëñÿ â Êàçàíè. Åùå â Êèåâå
óïîìÿíóòûé âûøå ñëåäîâàòåëü Êîìèòåòà ãîñáåçîïàñíîñòè
Æèðîìñêèé íà ñëåäñòâèè ïðèãðîçèë:
— Îòïðàâëþ â òàêîå ìåñòî, îòêóäà è ÷åðåç äåñÿòü ëåò íå
âûéäåòå.
Óãðîçó ñâîþ îí âûïîëíèë.
Ýòî øòðèõ õàðàêòåðíûé. Ôàêòè÷åñêè ñóäüáó çàêëþ÷åííûõ
îïðåäåëÿþò ñëåäñòâåííûå îðãàíû ãîñáåçîïàñíîñòè. Êàêîé óæ
òàì çàêîí!
Ãîä 1967. ß â ñëåäñòâåííîé êàìåðå âíóòðåííåé òþðüìû
Òåðíîïîëüñêîãî îáëàñòíîãî óïðàâëåíèÿ ãîñáåçîïàñíîñòè:
ìàòåìàòèê Êîò è ñòóäåíò Ëüâîâñêîãî ïîëèòåõíè÷åñêîãî
èíñòèòóòà (ôàìèëèþ, ê ñîæàëåíèþ, çàáûë). Ñòóäåíòó äàëè ãîä
òþðåìíîãî çàêëþ÷åíèÿ. Ñëåäîâàòåëü eìy ñêàçàë:
— Ñóä õîòåë äàòü òðè ãîäà ëàãåðåé, íî ìû ïîïðîñèëè
çàìåíèòü íà ãîä òþðåìíîãî çàêëþ÷åíèÿ.
Âîò òàê. Íå áîëåå, íå ìåíåå: ïîïðîñèëè ñóä. Ýòî åùå îäíî
äîïîëíåíèå ê óïîìÿíóòîìó ìíîþ âûøå õàðàêòåðíîìó øòðèõó.
Ñóä íàä ïîëèòè÷åñêèìè — ôèêöèÿ, âñå âåðøàò îðãàíû
ãîñáåçîïàñíîñòè.
Íî ÿ íàðóøàþ õðîíîëîãè÷åñêóþ ïîñëåäîâàòåëüíîñòü.
Íàðóøàþ, âïðî÷åì, ñîçíàòåëüíî, òàê êàê çàìåòêè, êîòîðûì
ÿ äàë íàçâàíèå «Ðåïîðòàæ èç íèîòêóäà», áûëè áû ñëèøêîì
ìîíîòîííûìè, âîçìîæíî, áîëåå èíòåðåñíûìè äëÿ ñàìîãî
àâòîðà, ÷åì äëÿ ÷èòàòåëÿ, åñëè áû ÿ ïðèäàë ýòèì çàïèñêàì
ôîðìó îáûêíîâåííîãî äíåâíèêà. Èìåííî òàê è äåëàë

238

Приложение
ãåîëîã Ìèõàèë Ïîíîìàðåâ èç Êðèâîãî Ðîãà, èìåâøèé
íåñ÷àñòüå ïîïàñòü â Ëåíèíãðàäñêèé ñïåö. Îí áûë óâåðåí, ÷òî
ñêðóïóëåçíîñòü èçëîæåíèÿ — äåíü çà äíåì, äàæå ÷àñ çà ÷àñîì
— âåùü ïðîñòî íåîáõîäèìàÿ, èáî, ìîë, ïîòîìêàì ýòî íàäîáíî
çíàòü. Íå âåäàþ, ãäå òåïåðü Ìèõàèë Ïîíîìàðåâ è êàê îáñòîèò
äåëî ñ åãî äíåâíè­êîì — ñëèøêîì óæ ìíîãî âðåìåíè óïëûëî
ñ òåõ ïîð. Âîçìîæíî, îí áûë ïðàâ, àïåëëèðóÿ ê ïîòîìêàì. Íî
÷òî ÿ äîëæåí äåëàòü ñåé÷àñ, â ðàìêàõ ñîâðåìåííîãî? Óæå
íå îäèí ãîä ãðåìèò ïî âñåìó ìèðó ïîçîðíàÿ ñëàâà ñîâåòñêèõ
òþ­ðåìíûõ ïñèõèàòðè÷åñêèõ áîëüíèö, íå îñòàëàñü â ñòîðîíå
è êîìèññèÿ ÎÎÍ ïî ïðàâàì ÷åëîâåêà, íî êàêàÿ ðåàêöèÿ íà
âñå ýòî ñî ñòîðîíû òåõ, êòî äîëæåí áû ðåàãèðîâàòü? Íåò, íå
äíåâíèêè òóò íóæíû, à äåêëàðàöèè, ñëîâî îñòðîå, àïåëëÿöèÿ
ê ìèðîâîé îáùåñòâåííîñòè.
 îêòÿáðå 1964 ãîäà ÿ áûë îñâîáîæäåí. Òîãäà ýòî åùå
áûëî âîçìîæíî, — èìåþ â âèäó îòíîñèòåëüíóþ íåñëîæíîñòü
þðèäè÷åñêèõ ôîðìàëüíîñòåé. Òóò ïîíåâîëå êîñíåøüñÿ âîïðîñà
õîæäåíèÿ ïî ìóêàì îñâîáîæäåííûõ, «íà âîëå», êàê ãîâîðÿò. Èç
Êðûìà, ãäå ÿ ïðîïèñàëñÿ, ïðèøëîñü âûåõàòü — ñåëî Îðëèíîå
âäðóã îòîøëî ê Áàëàêëàâñêîìó ðàéîíó, à ýòî ïîãðàíè÷íàÿ
çîíà. ß òàì íåæåëàòåëåí. Êèíóëñÿ òóäà, êèíóëñÿ ñþäà — âåçäå
îòêàç: ÷åãî âû ê íàì ïðèåõàëè?
Îáîñíîâàëñÿ â Êèåâå, áåç ïðîïèñêè. Ýòî óæå íàðóøåíèå
ïàñïîðòíîãî ðåæèìà. Íàøåìó áðàòó íàðî÷íî ñîçäàþò òàêèå
óñëîâèÿ, ÷òîáû ëåã÷å áûëî àðåñ­òîâàòü — ìîë, çëîñòíûé
íàðóøèòåëü, áûëà áû ïðèäèðêà.
 ñåíòÿáðå 1967 ãîäà ÿ áûë àðåñòîâàí â òðåòèé ðàç. Ìîé
ëèòåðàòóðíûé àðõèâ, â êîòîðîì áûëî êîå-÷òî íåæåëàòåëüíîå,
äàë îñíîâàíèå ñëåäñòâåííûì îðãàíàì ãîñáåçîïàñíîñòè
Òåðíîïîëüñêîé îáëàñòè (èìåííî òóäà ìåíÿ çàêî­íîïàòèëè)
ïîäâåñòè ïîä îáâèíåíèå ïîëèòè÷åñêóþ ñòàòüþ. Êðóòèëè-âåðòåëè
íåñêîëüêî ìåñÿöåâ è íàêîíåö ïðåäëîæèëè ïðîâåñòè ýêñïåðòèçó
â Âèííèöå. Îäíàêî â ïîñ­ëåäíþþ ìèíóòó ïåðåäóìàëè è Âèííèöó
çàìåíèëè Ìîñêâîé — òàê, ìîë, âåðíåå.
ß äàâíî óæå çàìåòèë, ÷òî îðãàíû ãîñáåçîïàñíîñòè è
ìèëèöèÿ, êîãäà ñëåä­ñòâèå çàõîäèò â òóïèê, èëè íå ìîãóò
âûáèòü ïðèçíàíèÿ, îõîòíî îáðàùàþòñÿ ê ïñèõèàòðèè. Ýòî äàåò
âîçìîæíîñòü çàêðûòü äåëî è, òàêèì îáðàçîì, âûêðó­òèòüñÿ
ïåðåä íà÷àëüñòâîì. Ïîäîáíîå âîøëî â ñèñòåìó, è ñî ñ÷åòà
ñáðàñû­âàòü ýòî íåëüçÿ.
Äåëî Áîëüøàêîâà ïðèìåð òîìó...

239

Приложение
Áîëüøàêîâà îáâèíÿëè â óáèéñòâå. Îí âèíîâíûì ñåáÿ íå
ïðèçíàë. Åãî ïðî­âåëè ÷åðåç ýêñïåðòèçó, ñäåëàëè íåâìåíÿåìûì
è óïðÿòàëè â Äíåïðîïåòðîâñêóþ òþðåìíóþ ïñèõóøêó. Ïÿòü
ëåò åãî áåñïîùàäíî «ëå÷èëè», èáî â ýòîé ñèñ­òåìå ñàìîå
õóäøåå, êîãäà «áîëüíîé» íå ïðèçíàåòñÿ â ïðåñòóïëåíèè,— ñëå­
äîâàòåëüíî, ñ ïàìÿòüþ ó íåãî íå âñå â ïîðÿäêå è íàäî ïàìÿòü
ýòó âîññòà­íîâèòü.
Áîëüøàêîâ, áåññïîðíî, äóøåâíîáîëüíûì íå áûë. Çà âñå
ïÿòü ëåò, ÷òî ÿ åãî çíàë, íèêàêèõ ïñèõè÷åñêèõ îòêëîíåíèé çà
íèì íå çàìå÷àëîñü. È âñå æå åãî êîëîëè íåéðîëåïòèêàìè, âñå
ïÿòü ëåò. Êàê îí ñ óìà íå ñîøåë — ÷óäî. Áóäåì ñ÷èòàòü ýòî
èñêëþ÷åíèåì. Åãî ðîäíàÿ ñåñòðà ñòó÷àëàñü âî âñå èíñòàíöèè, è
íàêîíåö Âåðõîâíûé ñóä ñíÿë ñ íåãî îáâèíåíèå èç-çà îòñóòñòâèÿ
äîêàçàòåëüñòâ. Êàê òîëüêî àäìèíèñòðàöèÿ ïñèõóøêè ïîëó÷èëà
ýòî ïîñòàíîâëåíèå, â òîò æå äåíü Áîëüøàêîâ áûë îñâîáîæäåí.
Åìó âîçâðàòèëè ñòàòóñ íîðìàëüíîãî (âìåíÿåìîãî). À âûâîäû èç
ýòîãî ïðîøó ñäåëàòü ñàìèì.
Âîò â òàêîé ïåðåïëåò ïîïàë è ÿ ëåòîì 1968. Îò ïîëîæåíèÿ
Áîëüøàêîâà ìîå ïîëîæåíèå îòëè÷àëîñü òîëüêî òåì, ÷òî ÿ áûë
ïîëèòè÷åñêèì è îò ìåíÿ íå òðåáîâàëè ïðèçíàíèÿ â ñîâåðøåíèè
ïðåñòóïëåíèÿ. Ìíå ïðîñòî äàëè ïîíÿòü, ÷òî îò íèõ, ëåêàðåé,
íè÷òî íå çàâèñèò è, ìîæíî ñêàçàòü âïîëíå îòêðîâåííî, â ýòîì
ÿ è ñàì î÷åíü áûñòðî óáåäèëñÿ.
Ïðèìåðíî ÷åðåç ãîä ïðîôåññîð Øîñòàêîâè÷, êóðèðóþùèé
òþðåìíóþ áîëüíèöó, ñêàçàë ìíå, ÷òî ó íåãî íåò îñíîâàíèé
äåðæàòü ìåíÿ òàì. Íî ñòàðûé Øîñòàêîâè÷ âíåçàïíî óåçæàåò,
è ìåñòî åãî çàíÿëà Áëîõèíà.
È òóò ÿ îáðàùó âíèìàíèå íà îäèí ýïèçîä, êîòîðûé ïîìîã
ìíå ìíîãîå ïî­íÿòü â ýòîì õèòðîìóäðîì ñïëåòåíèè ñóäåáíîé
ïñèõèàòðèè ñ ïîçîðíîé ñëàâû êîìïåòåíòíûìè îðãàíàìè.
Êàê-òî óæ òàê âûøëî, ÷òî íà î÷åðåäíîé êîìèññèè, çàáûâ,
ïî-âèäèìîìó, âûïðîâîäèòü ìåíÿ çà äâåðü, â ìîåì ïðèñóòñòâèè
ïðîôåññîð Áëîõèíà è íà÷ìåä Êàòêîâà çàâåëè òàêîé ðàçãîâîð:
ÁËÎÕÈÍÀ. ß ìîãó âûïèñàòü.
ÊÀÒÊÎÂÀ (âîçðàæàþùå êà÷àåò ãîëîâîé).
Ïàóçà.
ÁËÎÕÈÍÀ. (ïîñëå ïàóçû). È âñå æå ÿ ìîãó âûïèñàòü.
ÊÀÒÊÎÂÀ (îïÿòü âîçðàæàþùå ìîòàåò ãîëîâîé).
Ñëèøêîì êðàñíîðå÷èâî, íå ïðàâäà ëè?
Ïðîøó èìåòü â âèäó, ÷òî ïðîôåññîð Áëîõèíà — ïðåäñåäàòåëü
êîìèññèè, â ñóùíîñòè, ìíåíèå ïðåäñåäàòåëÿ — çàêîí. Òàê îíî

240

Приложение
óæ çàâåäåíî. Íî íà÷ìåä Êàòêîâà — ãîëûé íóëü â ìåäèöèíå,
— âîçðàæàåò ïðîôåññîðó. Îñíîâàíèå? Íà÷ìåä êàæäîé
òþðåìíîé ïñèõóøêè — îñîáà, íåïîñðåäñòâåííî ñâÿçàííàÿ ñî
ñëåäñòâåííûìè îðãàíàìè, è, êàê òàêîâàÿ, äåëàåò òî, ÷òî åé
âåëÿò. Ñîâåðøåííî î÷åâèäíî, ÷òî ïðåäñåäàòåëü êîìèññèè îá ýòîì
çíàåò è êîíôëèêòîâàòü ñ ýòîé îñîáîé íå íàìåðåíà. Êàðòèíà íå èç
ïðèÿòíûõ. Ïîëèòè÷åñêèå â òþðåìíûõ ñïåöáîëüíèöàõ — îáðå÷åíû.
Âûøå ÿ óæå óïîìèíàë î ìàéîðå Ñåðîâå, çàìíà÷å ïî ðåæèìó
Ëåíèíãðàäñêîé òþðåìíîé áîëüíèöû.
Òàê âîò, êîãäà Ñåðîâ ñóíóë ìíå ïîä íîñ ìîå òþðåìíîå
äåëî, ÿ îáðàòèë âíèìàíèå íà ëèñòî÷êè ñ ãðèôîì «ñåêðåòíî».
Ýòî áûëè êîïèè ïåðåïèñêè ñ îðãàíàìè ãîñáåçîïàñíîñòè.
Êàæäûé øàã àäìèíèñòðàöèè ïî òîìó èëè äðóãîìó âîïðîñó
ñîãëàñîâûâàåòñÿ ñ ñîîòâåòñòâóþùèìè îðãàíàìè. ß íå çíàþ,
÷åì ðóêîâîäñòâîâàëñÿ ìàéîð, çíàêîìÿ ìåíÿ ñ ìîèì òþðåìíûì
äåëîì — òðóäíî ñêàçàòü. Íî ôàêò îñòàåòñÿ ôàêòîì. ß, êîíå÷íî,
ïðîøó èçâèíåíèÿ ó ìàéîðà çà ðàçãëàøåíèå òþðåìíûõ ñåêðåòîâ,
— ñâîèì ïîñòóïêîì îí âåäü íàðóøàë ñîîò­âåòñòâóþùèå
èíñòðóêöèè, ïðèäåðæèâàòüñÿ êîòîðûõ åìó ñàì Áîã âåëåë.
Íî ñ òåõ ïîð ñòîëüêî ñïëûëî âðåìåíè, è ìàéîð, íàâåðíîå,
äàâíî óæå íà ïåíñèè, ñëåäîâàòåëüíî, áóäåì ïîëàãàòü, ìîè
«îòêðîâåíèÿ» åìó íå ïîâðåäÿò.
À òåïåðü, ÷èòàòåëü, ïðîøó âîéòè â ìîå ïîëîæåíèå, êîãäà
îíî ñòàëî ÿñíî äî ïîñëåäíåé òî÷êè, ÷òî íå ñëåäóåò è óòåøàòü
ñåáÿ èëëþçèÿìè — çàêîííîñòè íåò, âïåðåäè — íåèçâåñòíîñòü.
Ìûñëåííî ÿ ÷àñòî âîçâðàùàëñÿ ê ðîêîâîìó 1967 ãîäó. Çà
÷òî, ñîáñòâåííî, ÿ áûë àðåñòîâàí? Ðåøåíèå Òåðíîïîëüñêîãî
îáëàñòíîãî ñóäà áûëî ñôîðìóëèðîâàíî òàê:
«Õðàíèë ïðîèçâåäåíèÿ èäåéíî-ïîðî÷íîãî ñîäåðæàíèÿ, ïîâèäèìîìó, ñ öåëüþ ðàñ­ïðîñòðàíåíèÿ».
ß ñåé÷àñ íå â ñîñòîÿíèè âîññòàíîâèòü â ïàìÿòè òî÷íûé
òåêñò ýòîãî ðåøåíèÿ, íî ñëîâà «ïî-âèäèìîìó, ñ öåëüþ
ðàñïðîñòðàíåíèÿ» ÿ çàáûòü íå ìîãó — çàïå÷àòëåëèñü.
Âåëèêîëåïíûé þðèäè÷åñêèé îáîðîò! Äåéñòâèòåëüíî,
äîñòîéíûé ñòðàíèö êàêîãî-íèáóäü «Ïåðöÿ». Ìû, îáúÿâëåííûå
íåâìåíÿåìûìè, ôàêòè÷åñêè áûëè ïîñòàâëåíû âíå çàêîíà è
ñ íàìè ìîæíî äåëàòü âñå ÷òî óãîäíî, íå èñ­êëþ÷àÿ äàæå âîò
òàêîãî êðþ÷êîòâîðñòâà. «Ïî-âèäèìîìó»! Âîò ýòî «ïî-âèäèìîìó»
ÿâëÿåòñÿ îñíîâàíèåì ïî÷òè êàæäîãî ñóäåáíîãî äåëà, íà
êîòîðûå îïèðàþòñÿ êàðàòåëüíûå îðãàíû, îïðåäåëÿÿ ñóäüáó
ïðåîáëàäàþùåãî áîëüøèíñòâà ïîëèòè÷åñêèõ «íåâìåíÿåìûõ».

241

Приложение
À ñóäüáà íàøà äåéñòâèòåëüíî ñòðàøíà. Äåëàòü ñ íàìè ìîæíî
âñå, ÷òî çàáëàãîðàññóäèòñÿ, è íèêàêîé ïðîêóðîð ïî íàäçîðó
ñþäà íîñ íå ñóíåò.
Ó ìåíÿ áûëè íåïëîõèå îòíîøåíèÿ ñ Ïåòðîì Òðîöþêîì,
îäíèì èç ðóêîâîäèòåëåé Ïîëåññêîé Ñå÷è. Îí îòáûë ñâîé ñðîê
â ëàãåðÿõ è òåïåðü íàõîäèëñÿ â Äíåïðîïåòðîâñêîé ïñèõóøêå.
Èìåííî ýòè îòíîøåíèÿ íå ïîíðàâèëèñü îïåðàòèâíèêàì
ïñèõóøêè. Îíè óâèäåëè â ýòîì åäâà ëè íå çàãîâîð. Íàì ó÷èíèëè
îñòðûé äîïðîñ ïðè ïîìîùè íàðêîçà (ïî-âèäèìîìó, ýòî áûë
áàðáàìèë). Âûãëÿäåëî ýòî òàê. Ìåíÿ ïîëîæèëè íà òîï÷àí â
ìàíèïóëÿöèîííîé è ââåëè â âåíó íàðêîç. Äîïðîñ ïðîèçâîäèëè
íà÷ìåä Êàòêîâà è âðà÷ Èâàíîâà, íå èìåâøàÿ, êñòàòè, íèêàêîãî
îòíîøåíèÿ êî ìíå (ìîèì âðà÷îì áûëà Êðàâåö). Ñàìîå ñòðàøíîå
òî, ÷òî âîïðîñû êàñàëèñü ìîåãî ïåðâîãî äåëà (àðåñò 1954
ãîäà). Òàê ìåíÿ ìó÷èëè äåñÿòü äíåé. Èíîãäà äîçû ïðåâûøàëè
äîïóñòèìóþ íîðìó, è òîãäà ÿ òåðÿë ñîçíàíèå. Âûøåë ÿ èç
ýòîãî èñïûòàíèÿ, ïîëàãàþ, áîëåå-ìåíåå ñíîñíî. Äåëî â òîì,
÷òî, íàõîäÿñü â ñâîå âðåìÿ â àðìèè, ÿ ñëó÷àéíî óñëûøàë
îò îäíîãî ñåðæàíòà, êàê åãî äîïðàøèâàëè â ñìåðøå íà òàê
íàçûâàåìîé «ïåðäåëêå» (äîïðîñ òîêîì). È ñåðæàíòà ñïàñëî òî,
÷òî îí, ñàäÿñü íà ýòîò ïðî­êëÿòûé ñòóë, âáèë ñåáå â ãîëîâó ÷òîòî ñîâåðøåííî íåñóðàçíîå — è ïëåë èìåííî ýòî. ß ïîñëåäîâàë
åãî ïðèìåðó, êîãäà ìíå ââåëè íàðêîç, è, çíàåòå, âûøëî, õîòÿ
ýòî áûëà íå «ïåðäåëêà», à íå÷òî èíîå.
Âîò òàêóþ ìàíèïóëÿöèþ äåëàëè íàì ñ Òðîöþêîì. Íå çíàþ,
ñ êàêîé íîðìîé ìåæäóíàðîäíîãî ïðàâà ýòî ñîãëàñóåòñÿ. Ýïèçîä
ýòîò èìåë ìåñòî ëåòîì 1975 ãîäà.
Ñâåò íå áåç äîáðûõ ëþäåé. Ìåäñåñòðà 9 îòäåëåíèÿ, â êîòîðîì
ÿ íàõîäèëñÿ, Êñåíèÿ Äàíèëîâíà Öèâàòà, ïðåäëîæèëà ìíå
îôîðìèòü îïåêó è, òàêèì îá­ðàçîì, ïîïûòàòüñÿ âûðâàòü ìåíÿ èç
ýòîãî àäà. ß äàë ñîãëàñèå. Íî òóò ïî­ìåõîé ñòàëî ýòî âñåìîãóùåå
«íî», êîòîðîå â íåêîòîðûõ ñëó÷àÿõ èãðàåò íå ïîñëåäíþþ ðîëü.
Êàæåòñÿ, âñå óæå áûëî ñäåëàíî, êàê âåëèò çàêîí — îïåêà
þðèäè÷åñêè îôîðìëåíà.
Íî òóò íà ñöåíå ïîÿâëÿåòñÿ ìàéîð Õàáàðîâ, çàìíà÷ ïî
ðåæèìó «áîëüíè­öû».
— ×òîáû ÿ æèë ðÿäîì ñ ýòèì ïèñàòåëåì?! — çàãðåìåë
îí. — Ïîêà ÿ çäåñü — Ðàôàëüñêîãî íå âûïóùó, òàê è çíàéòå.
Ðàñòîðãàéòå îïåêó, è íåìåäëåííî.
Îêàçûâàåòñÿ — íàäî æå! — äâåðü êâàðòèðû Öèâàòîé è
äâåðü Õàáàðîâà — ðÿäîì.

242

Приложение
Íî ïî÷åìó òàê âñêèïåë ìàéîð? Òóò ÷òî-òî íå òî. È â ñàìîì
äåëå — íå òî.
Õàáàðîâ â ñâîå âðåìÿ áûë íà÷àëüíèêîì êîíöëàãåðÿ â
÷èíå ïîäïîëêîâíèêà. Óæ íå çíàþ, çà êàêèå ïðîâèííîñòè, íî
ïîíèçèëè â çâàíèè äî ìàéîðà. À ÷òîáû áûëî ÷òî ïèòü-åñòü,
äàëè åìó äíåïðîïåòðîâñêóþ ñèíåêóðó. Â ñàìîì äåëå, êàê íàäî
íàøêîäíè÷àòü â òîì ëàãåðå, ÷òîáû âîò òàê ðàçæàëîâàëè?
Êñòàòè, ñåé÷àñ îí îïÿòü â ïðåæíåì çâàíèè.
Õàáàðîâ — ðàçâðàòíèê, è ýòî íå áûëî òàéíîé ñðåäè
ïåðñîíàëà. Ôèçèîíîìèÿ ìàéîðà ïðîñòî íó — âòèñíóòü áû
ôîòîãðàôèþ ñþäà. Æàëü, ÷òî íåò.
Òàê èëè èíà÷å, ìîåãî ñîñåäñòâà îí íå æåëàë.
— Ðàñòîðãàéòå îïåêó.
Ýòî óæå áûë ïðèêàç.
È îïåêà áûëà àííóëèðîâàíà.
Âîò òàê.
Öèâàòó ýòî íå ñïàñëî. Êîíòàêò ñ çàêëþ÷åííûì â ñèñòåìå
ÌÂÄ — âåùü íå­ïðîñòèòåëüíàÿ. Åå âûãíàëè ñ òðåñêîì.
Íèçêî êëàíÿþñü åé. Òî, ÷òî ñîâåðøèëà îíà, ïðîÿâëåíèå
íåìàëîãî ìóæåñòâà. Â ñòàëèíñêèå âðåìåíà ïóëè íå ìèíîâàòü.
À âðåìÿ ëåòåëî.
 1974 ãîäó íà 10 îòäåëåíèè Äíåïðîïåòðîâñêîé ïñèõóøêè
ïîÿâèëñÿ óêðà­èíñêèé êèáåðíåòèê Ëåîíèä Ïëþù. Â òî âðåìÿ
äëèííåéøèé êîðèäîð ÷åòâåðòîãî ýòàæà ãëàâíîãî êîðïóñà, ãäå
ðàçìåùåíû 8, 9 è 10 îòäåëåíèÿ, áûë îáùèì äëÿ çàêëþ÷åííûõ
âñåõ òðåõ îòäåëåíèé. Ìåòàëëè÷åñêèå ïåðåãîðîäêè ìåæäó îòäåëå­
íèÿìè áûëè ñîîðóæåíû ïîçæå, ïîñëå ïàäåíèÿ ñî ñâîåãî ïîñòà
íà÷àëüíèêà ýòîãî çàâåäåíèÿ Ïðóñà. Äâîð äëÿ ïðîãóëîê òîæå áûë
îáùèé, è ïîýòîìó ìû ñ Ïëþùåì ìîãëè êîå-êàê îáùàòüñÿ. Ýòî
îáùåíèå íå îñòàëîñü âíå âíèìàíèÿ îïåðàòèâíûõ ðàáîòíèêîâ, è
êîãäà â 1976 ãîäó, áëàãîäàðÿ æåíå, Ïëþùó óäàëîñü âûðâàòüñÿ
çà ãðàíèöó, ÿ áûë ýòàïèðîâàí â Ñû÷åâñêóþ òþðåìíóþ áîëüíèöó.
Êðîìå ìåíÿ, åùå ÷åòûðíàäöàòü ïîëèòè÷åñêèõ áûëî ðàçáðîñàíî
ïî âñåì ñïåöàì Ñîâåòñêîãî Ñîþçà.
Ñû÷åâêà…
Òðóäíî ñêàçàòü, ÷åìó îòäàòü ïðåäïî÷òåíèå, åñëè ãîâîðèòü
î ðåæèìå — Äíåïðîïåòðîâñêó èëè Ñû÷åâêå. Áàðàêè áåç
ôóíäàìåíòà. Íà ïåðâîì ýòàæå ïîä ïîëîì âîäà. Îòîïëåíèå
åëå-åëå, òàê êàê òðóáû îáîãðåâà íà ýñòàêàäàõ, ïîä çåìëåé
íå ïðîëîæèøü — áîëîòî. À çèìà òîãäà îõ êàêàÿ áûëà ëþòàÿ!
Âûìåðçëè ñàäû íà Ñìîëåíùèíå. Òóàëåò — èíòåðâàë òðè ÷àñà.

243

Приложение
Êàê â Äíåïðîïåòðîâñêå. Õîòü ðàçîðâèñü — íèêîìó äî òîãî íåò
äåëà. ß æå ãîâîðþ, ýòî íåñðàâíåííî õóæå òþðüìû, èáî òàì
òóàëåò íå ïðîáëåìà. À çäåñü…
Ïðîãóëêè íåò ñîâñåì, åñëè íå ñ÷èòàòü êàêèõ-òî ñëó÷àéíûõ.
È íàäçîð, íàäçîð, íàäçîð. Òî÷íî ñîáðàëè ñþäà ñàìûõ ìåðçêèõ
ïîäîíêîâ îáùåñòâåííîãî äíà. Íà÷àëüíèê, ìàéîð Åðìàêîâ,
íàïóòñòâóåò ìåíÿ:
— Èìåé â âèäó, ó ìåíÿ òóò íà êàæäîãî èç âàñ ïî
èíôîðìàòîðó. Òàê ÷òî áåç âñÿêèõ ôîêóñîâ.
Êàêèõ ôîêóñîâ? ×åãî îí òàê áîèòñÿ, ýòîò èçâåðã? Êîøìàð.
Âìåñòå ñî ìíîé ïðèáûëè êèåâñêèé æóðíàëèñò Êîâãàð è
ó÷èòåëü èç Âîëûíè Êðàâ÷óê. Ïîñëåäíèé óæå ïÿòü ëåò ñèäèò
çà êàêîé-òî ñòèøîê, òîëüêî è âèíû.
Ïðè ïñèõóøêå ôàáðèêà íà ïÿòüñîò øâåéíûõ ìàøèí. Ðàáî÷èé
äåíü — øåñòü ÷àñîâ, áëàãîäàðÿ Áîãó, èáî íà ôàáðèêå ãðîõîò
— ñòåíû äðîæàò è âäîáàâîê óéìà äèíàìèêîâ äîáàâëÿåò è
ñåáå íà ïîëíóþ êàòóøêó ìàãíèòîôîííóþ çàïèñü ñîâðåìåííîé
ñóïåðìóçûêè. Ðåõíóòüñÿ ìîæíî! Øìîí — èäåøü íà ðàáîòó,
øìîí — ñ ðàáîòû. Çèìîé ïðîñòî áåäà — ðàçäåâàþò íà ëþòîì
ìîðîçå. À â áàðàêå íå ñîãðååøüñÿ, òðÿñåøüñÿ îñèíîé.
Ïîãíàëè íà ðàáîòó ñ ïåðâûõ äíåé. À ïðåäñòàâëÿåòå ëè âû,
÷òî çíà÷èò ðàáîòàòü ïîä íåéðîëåïòèêàìè?
À ðàáîòàëè.
×òî èíôîðìàòîðîâ äåéñòâèòåëüíî õâàòàëî, ñêîðî â ýòîì
óáåäèëñÿ. Íàâûäóìûâàþò òàêîå... Ïîñëåäñòâèå — óñèëåííîå
«ëå÷åíèå». Ïîïàäàë ÿ íà ýòî «ëå÷åíèå» òðèæäû. Åðìàêîâ
áðûçæåò ñëþíîé:
— ß òåáå ïîêàæó, ìåðçàâåö, áåñåäû áåñåäîâàòü. Î ÷åì â÷åðà
ãîâîðèë ñ Ðåâÿêèíûì?
Ðåâÿêèí — ïîëèòçàêëþ÷åííûé. Ïÿòíàäöàòü ëåò îòáóõàë â
ëàãåðÿõ Ìîðäîâèè, à çà òðè ìåñÿöà äî îñâîáîæäåíèÿ áðîñèëè
ñþäà. Îí íå èñêëþ÷åíèå.  òàêóþ æå êàòàâàñèþ ïîïàë è Ïîïï,
îñóæäåííûé çà… öûãàíñêèé íàöèîíàëèçì. Åùå è òàêîé åñòü!
ßí Ïîïï — öûãàí. Êîãäà âûøëî ïîñòàíîâëåíèå îá îñåäëîñòè
öûãàí, íàïèñàë ïðîøåíèå â ïðàâèòåëüñòâî, ÷òîáû öûãàíàì äëÿ
îñåäëîñòè âûäåëèëè õîòÿ áû êàêóþ-íèáóäü òåððèòîðèþ, ãäå
áû îíè ìîãëè ïîñåëèòüñÿ íà ïðàâàõ íàöèîíàëüíîé àâòîíîìèè.
Ðàñïðîñòðàíèë ïî ýòîìó ïîâîäó ëèñòîâêè. Àðåñòîâàëè è —
íà äåñÿòü ëåò â ëàãåðÿ. Òåïåðü — â Ñû÷åâêå. Ïñèõè÷åñêèõ
îòêëîíåíèé íåò. Âîò òàêàÿ èñòîðèÿ. Íåäàðîì ãîâîðèëîñü: åñòü
çàêîí è åñòü çàêîí÷èêè.

244

Приложение
Ãäå-òî ãîäà ÷åðåç òðè ïðåáûâàíèÿ â Ñû÷åâñêîé àêàäåìèè
ïîëó÷àþ ïèñü­ìî îò ñòàðîé çíàêîìîé, óçíàâøåé êàêèì-òî
îáðàçîì î ìîåì íåñ÷àñòüå. Ýììà Âîéöåõîâè÷. Áóäòî êðûëüÿ
âûðîñëè, ãîëîâà êðóãîì îò íàäåæäû. Ïðèåõàëà íà ñâèäàíèå.
Ïîãîâîðèëè. Áîëüøå ÷àñà íå äàþò. Âîò òàê è åçäèò íà ÷àñîâîå
ñâèäàíèå àæ èç-ïîä Ëüâîâà. Ñàìà êîãäà-òî âûñòðàäàëà ñåìü ëåò
ëàãåðåé Äæåçêàçãàíà. Ýòî øêîëà íà âûäåðæêó, íà äîñòîèíñòâî
÷åëîâå÷åñêîå, ãðàæäàíñêèé äîëã è âñå ÷åëîâå÷åñêèå äîáðîäåòåëè.
Èòàê, áëàãîäàðÿ Ýììå, âûõîæó íà îòíîñèòåëüíóþ ñâîáîäó
âåñíîé 1980 ãîäà ïåðåâîäîì â Áåðåæíèöêóþ áîëüíèöó îáùåãî
òèïà. Âîçëå áîëüíèöû ðîùà. Èìåþ ðàçðåøåíèå íà ñâîáîäíûé
âûõîä. Çàïëàêàòü áû îò ñ÷àñòüÿ, à ñëåç íåò. Âñå ýòè ãîäû íè
ñëåçèíêè, ïåðåãîðåëî âñå â äóøå.
Èìåííî òóò, ëåòîì òîãî æå ãîäà, â ïðèñóòñòâèè äâóõ
ñâèäåòåëåé, îòåö Âàñèëèé Êóöàê ñîåäèíèë íàøè ðóêè. Î êàê
õî÷åòñÿ äîìàøíåãî óþòà! Íå ñóäüáà. Äâà ñ ïîëîâèíîé ãîäà
ïðîëåæàëè äîêóìåíòû íà ïîëó÷åíèå ïàñïîðòà â Ñòðûéñêîé
ìèëèöèè ãëóõî.
Ôåñåíêî, ãëàâíûé âðà÷, ãîâîðèò:
— Âàñ çäåñü íå ïðîïèøóò.
À ïî÷åìó?
 ÿíâàðå âîñåìüäåñÿò òðåòüåãî ïðèåçæàþò çà ìíîé
îïåðàòèâíèêè èç ãîñáåçîïàñíîñòè. Âèæó ñàì, ÷òî ïðèåõàëè. Íå
õî÷åòñÿ âåðèòü. Çàøëè â àäìèíèñòðàòèâíûé êîðïóñ. Ðåáÿòà èç
ïåðñîíàëà ïðåäóïðåæäàþò:
— Çà âàìè...
ßñíî. Âûõîäà íåò. Ìîëíèåíîñíîå ðåøåíèå: íå ìåäëèòü.
Ñåìü ìåñÿöåâ ñâîáîäû ïîäàðèëà ìíå ñóäüáà. Ñâîáîäà! Ïðåæäå
âñåãî ñïàñàòü òî, ÷òî êàêèì-òî îáðàçîì ñîõðàíèëîñü èç
ëèòåðàòóðíîãî àðõèâà.
Íî ýòî íå òàê ïðîñòî. Èùó íèòî÷êó, çà êîòîðóþ áû
óõâàòèòüñÿ. Êàæåòñÿ, âñå íà ìàçè. Ïðîâàë. ×óäîâèùíî!
Îïÿòü ñòðàæà. Îïÿòü ðåøåòêà. Ñîïðîâîæäàþò øåñòü ÷åëîâåê.
Øåïîò:
— Ýòî îñîáî îïàñíûé ãîñóäàðñòâåííûé ïðåñòóïíèê.
Âîò òàê-òî. Íè áîëåå íè ìåíåå.
Ïðè ïåðâîé æå âîçìîæíîñòè ïåðåäàþ ïèñüìî â Êîìèññèþ
ÎÎÍ ïî ïðàâàì ÷åëîâåêà. Äî ñèõ ïîð ìåíÿ êîðîáèò ïðè
âîñïîìèíàíèè îá ýòîì ñëåçíîì ïèñüìå. Íå ïðèâûê ñòàíîâèòüñÿ
íà êîëåíè. Íå â ìîåé ýòî íàòóðå. Íî ìûñëü î òîì, ÷òî ìîé
àðõèâ ïîïàë â íåäðà ÊÃÁ, ïîñëåäíåå, ÷òî ÿ èìåë è ÷åì æèë,

245

Приложение
òîëêàåò ìåíÿ íà ýòîò øàã. Õîòÿ áû íå ñîæãëè. Õîòÿ áû âûèãðàòü
âðåìÿ. À æèçíü âûâîäèò ñâîå. Îïÿòü Äíåïðîïåòðîâñêèé ñïåö...
Çíàåòå, äàâàéòå-êà ÿ ëó÷øå ïîñòàâëþ ìíîãîòî÷èå, ÷åì
ïåðåñêàçûâàòü íà ìàíåð
Íàøà ïåñíÿ õîðîøà,
Íà÷èíàé ñíà÷àëà.
Ïðîøåë ãîä, è ñëûøó:
— Èç Ìîñêâû òåëåãðàììà: íåìåäëåííî îñâîáîäèòü
Ðàôàëüñêîãî.
Ìîæåò áûòü, ñêâåðíàÿ øóòêà? Ïðèñëóøèâàþñü. Íåò,
ðàçãîâîð âïîëíå ñåðüåçíûé.
Åùå òðè ìåñÿöà îæèäàíèÿ ýòîãî «íåìåäëåííî».
Âîëÿ. Îòíîñèòåëüíàÿ, êîíå÷íî.
Íî î òîì, ÷òî áûëî äàëüøå, à òàì òîæå åñòü î ÷åì
ãîâîðèòü, ðàññêàæåò ëó÷øå êîãäà-íèáóäü ìîÿ æåíà Ýììà.
ß æå õî÷ó ñêàçàòü âîò ÷òî.
 êàêîé öèâèëèçîâàííîé ñòðàíå âîçìîæíî ïîäîáíîå?
È äîñòîéíî ëè ýòî ñàìîé ñóùíîñòè öèâèëèçîâàííîãî
ãîñóäàðñòâà?
Îòíÿòà æèçíü. Îïëåâàíî, çàãàæåíî äóøó. Äâàäöàòü ëåò
ïîãóáëåíî, ñ÷èòàÿ ñî äíÿ ïîñëåäíåãî àðåñòà — ãîä 1967.
Äâàäöàòü ëåò. Âäóìàéòåñü òîëüêî â ýòî.
Íå çíàþ, åé-áîãó, íå çíàþ, êàê ÿ âñå ýòî ïåðåíåñ.
Ìíå ãîâîðÿò:
— Ïîä àêòîì ñòîèò ïîäïèñü àêàäåìèêà.
È ðàçâîäÿò ðóêàìè.
À ÿ âåäü ýòîãî àêàäåìèêà â ãëàçà íå âèäåë. Êàê íå âèäåë
ìåíÿ è ñàì àêàäåìèê Ìîðîçîâ, çàî÷íî ïîäïèñûâàÿ àêò.
Òàêàÿ âîò øòóêîâèíà.
Íåñêîëüêî ëåò òîìó íàçàä, â ñâÿçè ñ øóìîì çà ãðàíèöåé,
çà ïîäïèñÿìè èìåíèòûõ ñâåòèë ñîâåòñêîé ìåäèöèíû, â ïðåññå
ïîÿâèëàñü òàêàÿ ñåáå ïóáëèêàöèÿ: ìîë, ñ 1911 ãîäà íå áûëî
ñëó÷àÿ, ÷òîáû ó íàñ äà êîãî-ëèáî áåç îñíîâàíèÿ îáúÿâèëè
ñóìàñøåäøèì.
Íå çíàþ, êàê ñåáÿ ÷óâñòâóþò ýòè èìåíèòîñòè ñåé÷àñ,
â ïåðèîä òàê íàçûâàåìîé ãëàñíîñòè, êîãäà ðàç îò ðàçó â
ïðåññå òîë÷åòñÿ î òåõ-èíûõ ñëó÷àÿõ þðèäè÷åñêèõ ëÿïñóñîâ
â ïñèõèàòðèè, âûðàçèìñÿ òàê. Íåñòü íè÷åãî òàéíîãî, ÷òî áû
íå ñòàëî ÿâíûì — äåéñòâèòåëüíî, øèëà â ìåøêå íå óòàèøü.
È Ìîðîçîâ, äèðåêòîð ïðåñëîâóòîãî èíñòèòóòà ñóäåáíîé
ïñèõèàòðèè Ñåðáñêîãî, áîðìî÷åò:

246

Приложение
— Äà, ó íàñ áûëè îøèáî÷íûå äèàãíîçû, íî âñå ýòè ëþäè
óåõàëè çà ãðàíèöó.
Ïîðàçèòåëüíàÿ ëîãèêà! È êàêîé äèàãíîç â ýòîì ñëó÷àå
ïîñòàâèòü ñàìîìó Ìîðîçîâó? Ðàçâå ÷òî — ïðåñòóïíàÿ
ïîäëîñòü, èáî íà íåâìåíÿåìîãî óâàæàåìûé àêàäåìèê íå
ñìàõèâàåò.
È ïîñëåäíåå.
Ïðîøó ñ÷èòàòü ýòè ìîè çàìåòêè îáâèíèòåëüíûì
ñâèäåòåëüñòâîì â äåëå î ïðåñòóïíîé äåÿòåëüíîñòè èíñòèòóòà
ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî, ïðåñòóïíîé äåÿòåëüíîñòè
îðãàíîâ ãîñáåçîïàñíîñòè ÑÑÑÐ, ïðåñòóïíîé äåÿòåëüíîñòè
ïðî÷èõ îðãàíîâ âëàñòè, — â äåëå, åñëè òàêîâîå áóäåò íàêîíåö
þðèäè÷åñêè âîçáóæäåíî.
Ñåíòÿáðü 1988 ãîäà.
È òóò ïîíåâîëå ïðèõîäèò íà óì — òàê ëè óæ áåçáîëåçíåííî
âñå ýòî, òå ñòðàøíûå ãîäû, íå îñòàâèâ è øðàìà, îòîøëè â
ïðîøëîå?
Îé, íåò! ß ïîçâîëþ ñåáå äîáàâèòü åùå íåñêîëüêî ñëîâ ê
òîìó, î ÷åì ñêàçàíî âûøå.

Ïîñëåäñòâèÿ
 àâãóñòå 1992 ãîäà Ýììà, ìîÿ æåíà, âñïîìèíàÿ ïðîøëîå,
ðàññêàçàëà, êàê îíà, áóäó÷è áîëüíîé, ïîåõàëà â Ìîñêâó, ÷òîáû
äîáèòüñÿ ñâèäàíèÿ ñî ìíîé â òþðüìå «Ìàòðîññêàÿ òèøèíà». ß
ñäåëàë áîëüøèå ãëàçà. «Ìàòðîññêàÿ òèøèíà», òþðüìà ÊÃÁ? ß
è òàì áûë? Äëÿ ìåíÿ, èçâèíèòå, ýòî áûëî îòêðîâåíèå.
 1991 ãîäó ÿ îïóáëèêîâàë â æóðíàëå «Óêðà¿íà» «Ðåïîðòàæ
í³çâ³äê³ëÿ». Ïåðåáèðàÿ âñå, ÷òî êàñàëîñü ïðîøëîãî, ÿ è ñëîâîì íå
îáìîëâèëñÿ îá óïîìÿíóòîé òþðüìå. Ñåé÷àñ ÿ ïèøó âîñïîìèíàíèÿ.
Ðîþñü â ïàìÿòè, ÷òîáû èçëîæèòü íà áóìàãå âñå, ÷òî ìîãëî áû
çàèíòåðåñîâàòü ÷èòàòåëÿ. Íåò òàì «Ìàòðîññêîé òèøèíû». Íåò.
È âîò...
Ñîãëàñèòåñü, ìîæíî çàáûòü èìåíà ëþäåé, ñ êîòîðûìè
âñòðå÷àëñÿ, çàáûòü òî èëè èíîå, íî çàáûòü òþðüìó, â êîòîðîé
ñèäåë! Íåò, íåò, òóò ÷òî-òî íå òàê!
È ìû çàãîâîðèëè î Ñû÷åâêå.
Ïîñëå ðàçãîâîðà ñ Ðåâÿêèíûì íà÷àëüíèê ýòîãî «ìåäèöèíñêîãî
çàâåäåíèÿ» ÌÂÄ Åðìàêîâ òî÷íî âçáåñèëñÿ.

247

Приложение
— Óñèëåííîå ëå÷åíèå!..
Ìåíÿ ïîñàäèëè íà ãàëîïåðèäîë è åùå êàêóþ-òî ÷åðòîâùèíó
— äîëæíî áûòü, ïàðøèâåå ãàëîïåðèäîëà. Äî ñèõ ïîð íå ìîãó
âñïîìíèòü, ÷åì æå åùå êðîìå ãàëîïåðèäîëà ìåíÿ ïè÷êàëè,
êàêîé íåéðîëåïòèê?
Ýììà ðàññêàçûâàëà, ÷òî íà ñâèäàíèè ñî ìíîé îíà óæàñàëàñü
ìîåãî âèäà. Â êàêîé-òî ìåðå îíà ìåíÿ òîãäà ñïàñëà — ÿ íå ñòàë
èäèîòîì. Ãäå-òî âû­÷èòàëà, ÷òî ãèïåðòîíèêàì íåéðîëåïòèêè
ïðîòèâîïîêàçàíû , è ñóíóëà òó ñòàòåéêó Åðìàêîâó. Òîìó äåòüñÿ
áûëî íåêóäà — âûíóæäåí áûë îòìåíèòü ýòè ìåäèöèíñêèå
èññëåäîâàíèÿ íàäî ìíîé. Íî ïîñëåäñòâèÿ âñå æå èìåëè ìåñòî.
«Ìàòðîññêàÿ òèøèíà» — ïîñòàâèëà âñå íà ñâîå ìåñòî.
×òî æå åùå, êðîìå ýòîé òþðüìû, ó ìåíÿ âûáèëè èç
ãîëîâû? Òåïåðü ÿ ïî­íÿë, ïî÷åìó ó ìåíÿ ìàññà àâòîðñêîé
ëèòåðàòóðû. Çà÷åì? Çíà÷èò, ÿ èçó÷àë àíãëèéñêèé, çíàë åãî.
Çàáûë. Ïîãðóæàÿñü â ïðîøëîå, ÿ âñïîìíèë, ÷òî â 1936 ãîäó
óñèëåííî èçó÷àë èñïàíñêèé, â çàêëþ÷åíèè (ãîä 1938) ÷èòàë
äàæå ñâîè ñâîáîäíûå ïîýòè÷åñêèå ïåðåâîäû Ò.Îñüìà÷êè —
«Êàòàëîíñêèå ìåëîäèè». Èçó÷àë èñïàíñêèé, èáî, êàê è ìíîãèå
ðåáÿòà, ñòðàñòíî æåëàë åõàòü â Èñïàíèþ ñðàæàòüñÿ ñ Ôðàíêî.
Èìåííî äëÿ ýòîãî è èçó÷àë èñïàíñêèé ÿçûê, ïîëüçóÿñü,
êñòàòè, ñòåíîãðàôè÷åñêèì îò÷åòîì ñóäåáíîãî ïðîöåññà
íàä ïðàâîòðîöêèñòñêèì áëîêîì — ìèëàíñêèì è ðóññêèì
ïàðàëëåëüíî.
Ñòðàííî âñå æå, ÷òî íà ýêñïåðòíîé êîìèññèè â èíñòèòóòå
ñóäåáíîé ïñèõèàòðèè èìåíè Ñåðáñêîãî íå îáðàòèëè âíèìàíèå
íà ñèå. Êàêàÿ âîçìîæ­íîñòü âïåðåòü äèàãíîç ÿâíîãî ñèíäðîìà
ÿâíîé ïàðàíîéè! Ñòðàííî.
Èòàê, íè èñïàíñêîãî, íè àíãëèéñêîãî. Âñå èç ãîëîâû âîí.
À åùå ÷òî âîí? Øàðàïîâ, Àíîõèí... Íó, ýòî òîëüêî èìåíà,
òàêîå ìîæíî áûëî áû è çàáûòü. Âñïîìíèë ýòèõ äèññèäåíòîâ
âíåçàïíî, âî ñíå.
Èìåííî ýòî «îòêðûòèå» â àâãóñòå 1992 ãîäà è ïîáóäèëî ìåíÿ
íàïèñàòü ïÿòûé âàðèàíò «Ðåïîðòàæà». Ïîäîáíîå íå îáîéäåøü.
Ìèõàèë Áóÿíîâ ïðåïîäíåñ òàêîé àâòîãðàô íà ïîäàðåííîé
ìíå ñâîåé êíèãå: «...îò ïñèõèàòðà, êîòîðîìó ñòûäíî, ÷òî îí
ïñèõèàòð».
Ïîëàãàþ, ÷òî ýòî èñêëþ÷åíèå. Íè îäíîìó ñîâåòñêîìó
ïñèõèàòðó, âåðîÿòíåå âñåãî, ñîâñåì íå ñòûäíî çà ñîäåÿííîå.
Ñîâñåì.

248

Приложение

«Русская мысль», № 3762, 10 февраля 1989 г.

Àíàòîëèé Èëü÷åíêî
ÊÀÐÀÒÅËÜÍÀß ÌÅÄÈÖÈÍÀ
Äíåïðîïåòðîâñêàÿ ïñèõòþðüìà
Ìåíÿ ïîâåëè â 11-å îòäåëåíèå è çàâåëè â êàìåðó. Â êàìåðå,
êðî­ìå ìåíÿ, áûëî åùå äâà ÷åëîâåêà, îäèí èç êîòîðûõ óæå
âòîðîé ðàç ïîñòóïèë â ïñèõòþðüìó, è ÿ íà÷àë ðàññïðàøèâàòü
ó íåãî î çàâåäåííûõ ïîðÿäêàõ â ïñèõòþðüìå.
Âðà÷à â îòäåëåíèè óæå íå áûëî, áûë âå­÷åð, ÿ ëåæàë
è äóìàë, î ÷åì áóäó ñ íèìè ðàçãîâàðèâàòü. ß ñ÷èòàë ñåáÿ
çäîðîâûì è íà­äåÿëñÿ, ÷òî âðà÷è áûñòðî ýòî çàìåòÿò è ïî­ìîãóò
ìíå. Íà ñëåäóþùèé äåíü âñå ìîè íà­äåæäû ðàçâåÿëèñü. Âðà÷
ñêàçàë, ÷òî ÿ «áîëü­íîé íà ãîëîâó” è ÷òî ìíå íàäî ëå÷èòüñÿ. Îí
ïðåäóïðåäèë, ÷òîáû ÿ äàæå íå ïûòàëñÿ æà­ëîâàòüñÿ, òàê êàê
ìîè æàëîáû îí âñå ðàâíî íå ïðîïóñòèò, à åñëè ðîäñòâåííèêè
áóäóò æà­ëîâàòüñÿ íà ïëîõîå îáðàùåíèå ñî ìíîé, òî îí íàïèøåò,
÷òî ÿ íà ñâèäàíèè áûë â áðå­äîâîì ñîñòîÿíèè è íàãîâîðèë òîãî,
÷åãî â äåéñòâèòåëüíîñòè íå áûëî. Âðà÷ ïðåäóïðå­äèë ìåíÿ, ÷òî
ðîäñòâåííèêè âñå ðàâíî íè­÷åãî íå äîáüþòñÿ, à ìíå îí íàçíà÷èò
àêòèâíîå ëå÷åíèå. Åùå ýòîò âðà÷ ñêàçàë ìíå, ÷òî äèàãíîç ìíå
íèêîãäà íå ñíèìóò è åñëè ÿ ïî­ñëå âûïèñêè áóäó ïûòàòüñÿ ñíÿòü
äèàãíîç, òî ìåíÿ óæå çà ýòî ïðèâåçóò ñíîâà â ïñèõòþðüìó. Îí
çàïóãèâàë ìåíÿ. Ìíå áûëè íà­çíà÷åíû òàáëåòêè, è ñàíèòàð îòâåë
ìåíÿ â êàìåðó. Áîëüíûå íàõîäèëèñü â êàìåðàõ, äâåðè êàìåð
çàêðûâàëèñü è çàïèðàëèñü íà çàìîê, âñþ íî÷ü â êàìåðå áûëî
âêëþ÷åíî îñâåùåíèå.  äâåðÿõ áûëè îêîøêè, ÷åðåç êî­òîðûå
ïîñìàòðèâàëè íà áîëüíûõ. Áîëüíûå íå ìîãëè äàæå â òóàëåò
âûéòè, êîãäà ýòî èì áûëî íàäî, âûâîäèëè â òóàëåò ïî ðàñïèñà­
íèþ, øåñòü ðàç â ñóòêè, îäíîâðåìåííî âñþ êàìåðó. Ñíà÷àëà
áûëî òÿæåëî, íî ñàíèòàðû áûñòðî ïðèó÷àëè ê ðàñïèñàíèþ.
Óæå íà äðó­ãîé äåíü ÿ ïîñòó÷àë â äâåðü è ïîïðîñèë ñà­íèòàðà,

249

Приложение
÷òîáû îí âûïóñòèë ìåíÿ â òóàëåò, òàê êàê äî îïðàâêè áûëî åùå
áîëüøå ÷àñà. È òîãäà æå ÿ íà ñåáå èñïûòàë çàáîòó ñàíè­òàðîâ î
áîëüíûõ. Ñàíèòàð Èâàíîâ îòêðûë äâåðü è èçî âñåé ñèëû óäàðèë
ìåíÿ êóëà­êîì ïî ãîëîâå: ÿ óïàë, à êîãäà ïîäíÿëñÿ, ñà­íèòàð
ñêàçàë ìíå: «Äóðàê, ïðèâûêàé ê ïî­ðÿäêó. Òû äóìàåøü, ÷òî
òû â áîëüíèöå. Òû â êîíöëàãåðå».
Îäèííàäöàòîå îòäåëåíèå áûëî êàðàíòèí­íûì, è íàñ
îñìàòðèâàëè ðàçíûå âðà÷è, áðà­ëè àíàëèçû, äåëàëè ðåíòãåí.
Âðà÷-ïñèõèàòð ïî÷òè íå èíòåðåñîâàëñÿ ìíîé, ïîñëå ïåðâîé
áåñåäû ÿ íå ïûòàëñÿ ñ íèì ïîãîâîðèòü è æäàë, êîãäà ìåíÿ
ïåðåâåäóò â äðóãîå îòäå­ëåíèå.
Ìíå äàâàëè òàáëåòêè àìèíàçèíà òðè ðàçà â äåíü. Ïðèõîäèëîñü
ïðèíèìàòü èõ, òàê êàê ñàíèòàðû è ìåäñåñòðû âíèìàòåëüíî
ñëåäè­ëè, ÷òîáû áîëüíîé íå âûáðîñèë õîòÿ áû îäíó òàáëåòêó.
Ìåäñåñòðà äàâàëà òàáëåòêó, áîëü­íîé ïðîãëàòûâàë åå è
çàïèâàë âîäîé, ïðè ýòîì ìåäñåñòðà è ñàíèòàð ñ ðàçíûõ
ñòîðîí ñëåäèëè çà áîëüíûì, íàáëþäàÿ çà íèì ñáî­êó è ñïåðåäè.
Ïîñëå ýòîãî ñàíèòàð áðàë øïàòåëü è êîâûðÿëñÿ èì âî ðòó,
ïðîâåðÿÿ, íå ñïðÿòàë ëè áîëüíîé òàáëåòêó ïîä ÿçûêîì, èëè
æå çà äåñíîé. Íåñ÷àñòíûì áûë òîò, êòî ïû­òàëñÿ îáìàíóòü
ìåäñåñòðó è ñàíèòàðà. Åñ­ëè íàõîäèëè âî ðòó òàáëåòêó, òî
ïåðåâîäè­ëè íà óêîëû äî òîãî âðåìåíè, ïîêà íà ÿãî­äèöàõ
îáðàçîâûâàëèñü çàòâåðäåíèÿ. Áðèëè íàñ ñàíèòàðû, îäèí ðàç â
íåäåëþ íàèõóäøåì ëåçâèåì «Íåâà», ïðè÷åì îäíèì ëåçâè­åì 10
÷åëîâåê. Ìûëüíóþ ïåíó ðàçâîäèëè â õîëîäíîé âîäå. Óæå ïîñëå
áðèòüÿ ïåðâîãî ÷åëîâåêà ëåçâèå çàòóïëÿëîñü è äëÿ äðóãèõ
áðèòüå áûëî áîëåçíåííûì, òàê êàê ïî÷òè êàæäûé ðàç ñàíèòàðû
äåëàëè ïîðåçû íà ëè­öå. Óæå â 11-ì îòäåëåíèè ÿ îùóòèë ñåáÿ
ñëà­áûì, íåñîñòîÿòåëüíûì ïðîòèâîäåéñòâîâàòü æåñòîêîñòè,
áåñ÷åëîâå÷íîìó îòíîøåíèþ êî ìíå è äðóãèì áîëüíûì. Íî âñå
ýòî, êàê ãî­âîðÿò, áûëè òîëüêî öâåòî÷êè, ÿãîäêè æå æäàëè ìåíÿ
â òðåòüåì îòäåëåíèè, êóäà ìåíÿ ïåðåâåëè 30 àïðåëÿ 1986 ãîäà.
 òðåòüåì îòäåëåíèè ìåíÿ çàâåëè â íàäçîðíóþ êàìåðó.  ýòîé
êàìåðå âìåñòî äâå­ðåé áûëà ðåøåòêà, çà êîòîðîéêðóãëîñóòî÷­
íî ñòîÿëè ñàíèòàðû è âñå âðåìÿ íàáëþäàëè çà áîëüíûìè. Ìíå
ïðèíåñëè ïîëîâèíó ìàò­ðàñà, ðàçîðâàííîå ãðÿçíîå îäåÿëî,
ïîäóø­êó, òóãî íàáèòóþ âàòîé, ïðîñòûíþ è íàâî­ëî÷êó. ß
çàïðàâèë êðîâàòü è, ñèäÿ íà íåé, íà÷àë íàáëþäàòü çà áîëüíûìè è
ïðèñëóøè­âàòüñÿ ê èõ ðàçãîâîðàì. Êî ìíå ïîäîøåë Äè­ìà Øåðåìåõ
è ñïðîñèë, êòî ÿ, îòêóäà è çà ÷òî íàïðàâëåí â ïñèõòþðüìó. ß
îòâåòèë åìó, íî îí ïîäîçðèòåëüíî ïîñìîòðåë íà ìåíÿ è ñêàçàë:

250

Приложение
«Ïî âòîðîé ÷àñòè 206-é ñòàòüè, çäåñü ÷òî-òî íå òàê». ß ñïðîñèë ó
íåãî, åñòü ëè â îòäåëåíèè ïîëèòè÷åñêèå çàêëþ÷åííûå è ïî­ìíèò ëè
îí Ëåîíèäà Ïëþùà. Íî Äèìà îòâå­òèë, ÷òî íå áóäåò ðàññêàçûâàòü
î Ïëþùå, òàê êàê Íåëÿ Ìèõàéëîâíà êàæäîãî, êòî ïðîèç­íåñåò
ýòî èìÿ, ïåðåâîäèò íà àêòèâíîå ëå÷å­íèå. Äèìà åùå ñêàçàë: «Ñ
òîáîé âñå ïîíÿò­íî, áîëüøå ðàçãîâàðèâàòü ìû íå áóäåì». Ðå­øåòêà
îòâîðèëàñü, è ñàíèòàð êðèêíóë: «Èëü­÷åíêî, ñîáèðàéñÿ ê âðà÷ó».
Ìåíÿ ïîâåëè ê âðà÷ó, íî íå â îðäèíàòîðñêóþ, à ê íà÷àëü­íèêó
îòäåëåíèÿ. Çà ñòîëîì ñèäåëà æåíùè­íà ëåò ïÿòèäåñÿòè è, êàê
ìíå ïîêàçàëîñü, ñìîòðåëà íà ìåíÿ ñ ñî÷óâñòâèåì. Âðà÷ ïðåä­
ëîæèëà ìíå ñåñòü íà òàáóðåòêó, à ñàíèòàð ñòîÿë ñçàäè ìåíÿ.
Âðà÷ ñïðîñèëà, íå óäèâ­ëÿåò ëè ìåíÿ òî, ÷òî ñ ïåðâîãî ðàçà çà
«òà­êîå ïóñòÿêîâîå ïðåñòóïëåíèå» ìåíÿ íàïðà­âèëè ñðàçó æå ê
íèì. ß îòâåòèë, ÷òî ó ìåíÿ áûëè êîíôëèêòû ñ ñîòðóäíèêàìè
ÊÃÁ, ìè­ëèöèåé, ñ ïðåäñòàâèòåëÿìè ñîâåòñêèõ è ïàð­òèéíûõ
îðãàíîâ è íåò íè÷åãî óäèâèòåëüíî­ãî è íåïîíÿòíîãî â òîì, ÷òî
ìåíÿ íàïðàâè­ëè â ïñèõòþðüìó. «Âû ïðàâèëüíî ïîíèìàå­òå, —
îòâåòèëà âðà÷. — Âû îêàçûâàåòå ïëî­õîå âëèÿíèå íà îêðóæàþùèõ
âàñ ëþäåé». Âðà÷ ìíå åùå íå ïðåäñòàâèëàñü, îíà ïðåä­ëîæèëà ìíå
ðàññêàçàòü î ìîåé áîëåçíè. ß ñêàçàë, ÷òî çäîðîâûé è íèêàêîé
áîëåçíè ó ìåíÿ íåò, à òî, ÷òî ìåíÿ ïðèçíàëè ñóìà­ñøåäøèì, åñòü
çëîóïîòðåáëåíèå ïñèõèàòðè­åé. «Áîëüíîé âåäåò ñåáÿ àãðåññèâíî,
— ñêà­çàëà âðà÷ ñàíèòàðó. — Ïîâåäèòå åãî íà óêîëü÷èê». Ìåíÿ
ïîâåëè ñíà÷àëà â íàäçîðíóþ êàìåðó, à ÷åðåç îäíó-äâå ìèíóòû
— â ìàíèïóëÿöèîííóþ. Ñàíèòàð ïðèêàçàë ìíå ñíÿòü áðþêè
è ëå÷ü íà òîï÷àí, ÷òî ÿ è ñäå­ëàë. Ìíå ñäåëàëè óêîë, î÷åíü
áîëåçíåííûé, è ñíîâà çàâåëè â êàìåðó. Ìíå õîòåëîñü ñïàòü, è
ñèëüíî áîëåëà ÿãîäèöà.
Ìèíóò ÷åðåç äåñÿòü âñåì ïðèêàçàëè ïî î÷åðåäè èäòè â
óìûâàëüíèê ìûòü ðóêè, ÷òî­áû ñ ÷èñòûìè ðóêàìè ïðèíèìàòü
òàáëåòêè è çàõîäèòü â ñòîëîâóþ. ß çàøåë â óìûâàëü­íèê, â ãëàçàõ
ïîòåìíåëî, ÿ ïîíÿë, ÷òî ïîòå­ðÿþ ñîçíàíèå, ïðèñëîíèëñÿ ê
ñòåíêå, è ñòàëî ñîâñåì òåìíî. Î÷íóëñÿ ÿ â ìàíèïóëÿöèîííîé,
íà òîï÷àíå. Âîçëå ìåíÿ ñòîÿëè ñàíè­òàð, ìåäñåñòðà è íà÷àëüíèê
îòäåëåíèÿ. Âðà÷ ãîâîðèëà: «Êàêîé âû ñëàáåíüêèé, êàêîé âû
ñëàáåíüêèé, íî íè÷åãî, ÿ âàñ ïîäëå÷ó». Ìåä­ñåñòðà íàçâàëà âðà÷à
Íåëåé Ìèõàéëîâíîé, è ÿ ñðàçó æå ïîíÿë, êòî ìåíÿ áóäåò ëå÷èòü.
Ïîñëå óæèíà íàñ îïÿòü çàâåëè â êàìåðó. ß óñíóë, ýòî îò
ñíîòâîðíîãî, íî ìåíÿ áûñòðî ðàçáóäèëè. ß ïîäóìàë, ÷òî óæå
óòðî, íî îêà­çàëîñü, ÷òî åùå âå÷åð è íàñ ïîâåäóò â òóà­ëåò.
Ñîí âàëèë ìåíÿ ñ íîã, ÿ íå õîòåë èäòè â òóàëåò, íî íàäî áûëî

251

Приложение
ïîäíèìàòüñÿ è èä­òè, èíà÷å áû ìåíÿ ïðèâÿçàëè ê êðîâàòè.
Áîëüíûå äîëæíû áûëè áåñïðåêîñëîâíî âû­ïîëíÿòü âñå óêàçàíèÿ
ñàíèòàðîâ è âî âñåì áûòü ïîñëóøíûìè. Âîçâðàòèâøèñü èç
òóàëå­òà, ÿ óñíóë, íî ïîñëå 21 ÷àñà ìåíÿ ñíîâà ðàç­áóäèëè è
îïÿòü ìíå ïðèøëîñü èäòè â òóà­ëåò, õîòÿ ìíå è íà ýòîò ðàç ýòî
áûëî íå íóæ­íî, ìíå î÷åíü õîòåëîñü ñïàòü. Äî óòðà ÿ ñïàë. Óòðîì
ñàíèòàð ðàçáóäèë ìåíÿ è ïîâåë â ìàíèïóëÿöèîííóþ, ãäå ìíå
ñäåëàëè åùå îäèí óêîë. Óêîëû ìíå äåëàëè óòðîì è âå­÷åðîì;
òðè ðàçà â äåíü äàâàëè òàáëåòêè. Êîã­äà Íåëÿ Ìèõàéëîâíà
çàøëà â êàìåðó, ÿ ïî­ïðîñèë, ÷òîáû îíà îòìåíèëà ìíå óêîëû,
íî îíà ñêàçàëà, ÷òî ýòî ëèøü íà÷àëî ëå÷åíèÿ, êîòîðîå áóäåò
ïðîäîëæàòüñÿ î÷åíü äîëãî.
ß ïîäðóæèëñÿ ñ óçíèêîì ñîâåñòè Ëåî­íèäîì Äîáðîâûì. Ìû
ñ íèì âìåñòå áûëè â 25-é êàìåðå íà øîêîâîé òåðàïèè. Îäíàæ­
äû â êàìåðó çàøëà Íåëÿ Ìèõàéëîâíà è ñêà­çàëà: «Äîáðîâ,
âû áîëüøå íà ïðîãóëêå íå ðàçãîâàðèâàéòå ñ Ñàøåé Âîðîíîé».
Ëåíÿ æå ñêàçàë, ÷òî ó íåãî åñòü ñâîÿ ãîëîâà è îí ñàì çíàåò,
ñ êåì åìó ðàçãîâàðèâàòü, à ñ êåì íå íàäî. Ëþáîå íåñîãëàñèå ñ
Íåëåé Ìèõàéëîâ­íîé âûçûâàëî â íåé áîëüøîé ãíåâ è ðàçäðà­
æåíèå. Îíà àæ çàâèçæàëà: «Áóäåì ëå÷èòü­ñÿ!»— è âûñêî÷èëà èç
êàìåðû. Ïðèøåë ñà­íèòàð è ïîâåë Ëåíþ íà óêîë. Ñïóñòÿ íåìíî­ãî
âðåìåíè Ëåíÿ ïîòåðÿë ñîçíàíèå è óïàë. Íî Íåëþ Ìèõàéëîâíó
ýòî íå óäîâëåòâîðè­ëî, îíà ïðîäîëæàëà íàçíà÷àòü åìó óêîëû,
ïîñëå êîòîðûõ ó íåãî ñëó÷àëèñü îáìîðîêè è îí ïàäàë. ß
ñòàðàëñÿ ïîñòîÿííî áûòü âîçëå íåãî, ÷òîáû ïîäõâàòûâàòü åãî
ïðè ïàäåíèè, ÷òîáû îí íå óøèáñÿ.
Ëåíÿ áûë ñòóäåíòîì Ðîñòîâñêîãî èíæåíåð­íî-ñòðîèòåëüíîãî
èíñòèòóòà. Çà ïîëèòè÷å­ñêèå óáåæäåíèÿ åãî èç èíñòèòóòà
îò÷èñëè­ëè. Ëåíÿ âûçûâàë íåäîâîëüñòâî ó ñîòðóäíè­êîâ ÊÃÁ
òåì, ÷òî äîáèâàëñÿ ââåäåíèÿ â øêîëå ãàãàóçñêîãî ÿçûêà. Â
Ìîëäàâèè åñòü ãîðîä Êîìðàò, ãäå ïðîæèâàþò â îñíîâíîì ãàãàó­
çû. Âîêðóã Êîìðàòà íàõîäèòñÿ ìíîãî ãàãà­óçñêèõ ñåë. Âîò Ëåíÿ
ñ ãðóïïîé òîâàðèùåé äîáèâàëèñü, ÷òîáû â èõ øêîëàõ èçó÷àëè
ãà­ãàóçñêèé ÿçûê. Ëåíÿ ñ ýòèì âîïðîñîì íåîä­íîêðàòíî îáðàùàëñÿ
â ðàçëè÷íûå ïàðòèéíûå è ñîâåòñêèå îðãàíû Êèøèíåâà è Ìîñêâû.
Êàê ìíå êàæåòñÿ, îí ïèñàë, ÷òî â ÑÑÑÐ íå ïðè­äåðæèâàþòñÿ
ëåíèíñêîé ïîëèòèêè â íàöèî­íàëüíîì âîïðîñå. Ïî îáâèíåíèþ â
ðàñïðî­ñòðàíåíèè êëåâåòû íà ñîâåòñêóþ äåéñòâè­òåëüíîñòü Ëåíÿ
îêàçàëñÿ â ïñèõòþðüìå ó óæå èçâåñòíîé Íåëè Ìèõàéëîâíû.

252

Приложение

«Русская мысль», № 3685, 7 августа 1987 г.

ÊÀÊ «ËÅ×ÀÒ» ÏÀÖÈÅÍÒÎÂ
 ÂÎËÃÎÃÐÀÄÑÊÎÉ ÑÏÅÖÏÑÈÕÁÎËÜÍÈÖÅ
Ïèñüìî èç Ðîññèè
ÑÏÁ Âîëãîãðàäñêîé îáëàñòè íàõîäèò­ñÿ â 200 êì îò
Âîëãîãðàäà, 18 êì îò ã. Êàìûøèí. Â áîëüíèöå øåñòü îòäåëåíèé:
1-å îòäåëåíèå (ïðèåìíî-êàðàòåëüíîå) — íà 30–35 ÷åëîâåê,
2-å îòäåëåíèå — íà 70–80 ÷åë., 3-å îòä. — íà 115–125 ÷åë.,
4-å è 5-å îòäåëåíèÿ — ïî 115–125 ÷åë., 6-å îòä. — 100 ÷åë.
Îõðàíà îñó­ùåñòâëÿåòñÿ ñîëäàòàìè «Â» (âíóòðåí­íèå âîéñêà).
Âûñîêèé êàìåííûé çàáîð — ñâûøå ÷åòûðåõ ìåòðîâ. Ðàíüøå,
äî 1978 ãîäà, áûëà æåíñêàÿ êîëîíèÿ ñ äå­ðåâÿííûì çàáîðîì,
îêðó÷åííûì êîëþ­÷åé ïðîâîëîêîé. Çàòåì áàðàêè áûëè ñíåñåíû
è íà èõ ìåñòå îòñòðîåíû áëîêè-êîðïóñà ÑÏÁ. Ïîçæå, â 1985
ãîäó, çà­ëîæåí ôóíäàìåíò ïîä 7-å îòäåëåíèå.
Ïëîùàäü ÑÏÁ — 4 ãà. Ïî âíóòðåííå­ìó ïåðèìåòðó âäîëü
ñòåíû — ÊÑÏ (êîíòðîëüíî-ñëåäîâàÿ ïîëîñà) øèðèíîé 7–8 ìåòðîâ,
òîæå çàùèùåííàÿ êîëþ÷åé ïðîâîëîêîé. Èìåþòñÿ òðè âûøêè,
îõðàííèêè íà âûøêàõ âîîðóæåíû àâòî­ìàòàìè è ïèñòîëåòàìè.
 êàæäîì îò­äåëåíèè êðóãëîñóòî÷íî äåæóðèò îäèí îõðàííèê
è 4–5 ñàíèòàðîâ-çýêîâ.
Íà÷èíàëàñü ÑÏÁ ñ äâóõ îòäåëåíèé è ðàñøèðåííîãî
øòðàôíîãî èçîëÿòîðà. Ïåðâûå óçíèêè çàâåçåíû â ìàå 1978 ãîäà.
Íà÷àëüíèê ÑÏÁ ïîäïîëêîâíèê Äàâû­äîâ, ãëàâíûé âðà÷ —
Ðåçíèê, çàâ. 4-ì îòäåëåíèåì Ìàðûøåâ Ïåòð Àëåêñàíäðîâè÷,
1941 ã. ð., ÷ëåí ÊÏÑÑ, óáåæäåííûé àòåèñò, íà âñåõ âåðóþùèõ
ñìîòðèò êàê íà ïñèõáîëüíûõ, ñàäèñòñêè îñòðèò, êîãäà êîãîëèáî ïðèãîâàðèâàþò ê óêîëàì. Âñå âðà÷è âåðáóþò àãåíòóðó
ïî ïàëàòàì, ñòîëü ñòðàííûì îáðàçîì âîññòàíàâëèâàÿ óì

253

Приложение
«áîëüíûõ», ïñèõè­÷åñêîå çäîðîâüå. Àáñîëþòíî áåñïðàâ­íûå,
ñîöèàëüíî âñåöåëî ðàçäàâëåííûå ïàöèåíòû, ó êîòîðûõ «ñðîê»
íåîïðåäåëåí, ïîêîðíû âðà÷àì âî âñåì. Äîíîñèòåëüñòâî,
óãîäíè÷åñòâî — âîçäóõ ÑÏÁ.
Ðàáîòû äëÿ óçíèêîâ ñîñðåäîòî÷åíû â øâåéíîì öåõå:
øèòüå ðóêàâèö, ìåøêîâ, ÷åõëîâ. Ê ÷åñòè ýòîãî çàâåäåíèÿ,
íîðì âûðàáîòêè íåò, êàê â äðóãèõ äóðäîìàõ, Êòî ñêîëüêî
ìîæåò, òîò ñòîëüêî è øüåò. Ïëàòÿò ïîýòîìó ïî ñäåëàííîìó
çà ìåñÿö: êîìó 1 ðóá. â ìåñÿö, êî­ìó — 5–6 ðóáëåé. Ìîéùèêè
ïîëîâ â îòäåëåíèÿõ çàðïëàòû íå ïîëó÷àþò. Èñïîëüçóåìûå íà
ñòðîèòåëüíûõ ðàáîòàõ ïîäñîáíèêàìè, êàê, íàïðèìåð, íà ñòðî­
èòåëüñòâå íîâûõ îòäåëåíèé, ðûòüå òðàíøåé, ïîëó÷àþò 5–6
ðóáëåé â ìåñÿö.
Ïèòàíèå â îñíîâíîì ñîñòîèò èç áîð­ùà, ïðèãîòîâëåííîãî
èç êâàøåíîé êàïó­ñòû, áåç êàðòîôåëÿ, áåç ìÿñà è äàæå áåç
ñàëà. Åñòü åùå íåïîíÿòíàÿ ìóòíàÿ áóð­äà èëè ðàññîëüíèê èç
êèñëåéøèõ îãóð­öîâ è ïîìèäîðîâ ñ äîáàâëåíèåì êðóï. «Áîëüíûå»
ïðîñèëè, ÷òîáû íå ïîðòèëè ñóï îãóðöàìè, à äàâàëè îäèí
êðóïÿíîé îòâàð. Íà ýòî îíè ïîëó÷èëè îòêàç, ïî­òîìó ÷òî íóæíû
áîëüøèå îòõîäû èç îñòàòêîâ ïèùè äëÿ êîðìëåíèÿ íåñêîëü­êèõ
äåñÿòêîâ ñâèíåé èç ïîäñîáíîãî õî­çÿéñòâà. Ñâèíèíà íà ñòîë
çýêà íå ïðî­íèêàëà (èëè èíîãäà ÷òî-òî î÷åíü âûâà­ðåííîå ñî
ñëàáûì çàïàõîì). Âòîðîå áëþäî: íèçêîñîðòíûå êðóïû ñ ìåëêè­
ìè êàìíÿìè âïåðåìåæêó (ñêîëüêî çó­áîâ ñëîìàíî...), êàøè
èç ïøåíà, ïåðëîâ­êè, îâñà, ðèñà. Èëè êâàøåíàÿ êàïóñòà,
ïðîïàðåííàÿ ïîä ñîëÿíêó, àáñîëþòíî íåñúåäîáíàÿ. Â ñòîëîâêå
åäÿò â ÷åòû­ðå ñìåíû.
ÑÏÁ «Äâîðÿíñêàÿ», êàê è ïðî÷èå ÑÏÁ, íå îòñòàåò â
êîëè÷åñòâå ñòàòèñòè­êè ñìåðòåé. Çà ýòî âðåìÿ, ñ 1978 ãîäà, â
ÑÏÁ ñêîí÷àëèñü, ïîâåñèëèñü, óìåðëè îò óêîëîâ, áûëè çàáèòû
èëè ïîâåøåíû ñàíèòàðàìè, ðàññòðåëÿíû áîëåå 40 ÷åëîâåê.
Âîò íåêîòîðûå ïðèìåðû. Íèêîëàé Êóäëàåâ èç Ïåíçû,
1953 ã. ð., èñïîâåäîâàâøèé êîììóíèñòè÷åñêèå èäåè ãîðáà­
÷åâñêîãî òîëêà, çà íèõ è ïîñàæåí â ÑÏÁ. Ìíîãî ðàç
Í.Êóäëàåâà íàêàçûâàëè óêî­ëàìè, èçîëèðîâàëè â îäèíî÷êå,
ãäå åãî ìó÷èòåëüíî èçáèâàëè ñàíèòàðû è ìåíòû «Â» (áèëè ñ
ïðèáàóòêàìè: «ýòî òå­áå çà ðåâèçèîíèçì», è ñàïîæèùåì â áîê ñ
ðàçìàõó — «ýòî òåáå çà óêëîíèçì», â çóáû — «ýòî òåáå çà òî,
÷òî èçâðàùàåøü Ëåíèíà è êëåâåùåøü íà ÊÏÑÑ») è áè­ëè äî
áåññîçíàòåëüíîãî ñîñòîÿíèÿ. Â ìàå 1981 ãîäà ñëóõ ïî îòäåëåíèþ:

254

Приложение
Êóä­ëàåâ â òÿæåëîì ñîñòîÿíèè, à 31 ìàÿ òî­ãî æå ãîäà ñòàëî
èçâåñòíî îò ñàíèòàðîâ, ÷òî îí ïîâåñèëñÿ. Ñîñåäè-áîëüíûå ïî
êîðèäîðó ãîâîðèëè, ÷òî â ýòó íî÷ü Í.Êóäëàåâà ñàíèòàðû è
ìåíòû íåùàä­íî áèëè, çàêðûâ åãî ðîò ïîäóøêîé, ÷òî­áû íå
áûëè ñëûøíû êðèêè íåñ÷àñòíîãî. Êàê îí ìîã ïîâåñèòüñÿ, åñëè
áûë ïðèâÿçàí ê êðîâàòè? ßñíî, ÷òî çàáèò äî ñìåðòè.
È âîò ñëó÷àé: 12 íîÿáðÿ 1981 ãîäà óç­íèê Õâîðîâ èç
Òàìáîâñêîé îáëàñòè, îò­÷àÿâøèñü îò ìó÷èòåëüíûõ óêîëîâ ïû­
òî÷íîãî «ëå÷åíèÿ», îò áåççàêîíèÿ — ïðîèçâîëà ñàíèòàðîâ, îò
íåñúåäîáíîé ïèùè, çàâëàäåë òîïîðîì, ñëó÷àéíî îñòàâëåííûì
ñòðîèòåëÿìè ó îòäåëåíèÿ. Âûðâàëñÿ ñ òîïîðîì èç ñâîåãî 1-ãî
îò­äåëåíèÿ íà òåððèòîðèþ ÑÏÁ, íèêîãî íå óáèë è íå ðàíèë,
ëèøü òðåáîâàë áåñå­äû ñ ãëàââðà÷îì Ðåçíèêîì è íà÷àëüíè­êîì
ïîäïîëêîâíèêîì Äàâûäîâûì. È òå ëèöà ñ ðàññòîÿíèÿ òðèäöàòè
ìåòðîâ ñî­ãëàñèëèñü áåñåäîâàòü ñ Õâîðîâûì, óãî­âàðèâàÿ
åãî áðîñèòü òîïîð è ñäàòüñÿ. Õâîðîâ çàÿâèë, ÷òî ñîãëàñåí
ñäàòüñÿ, åñëè àäìèíèñòðàöèÿ óäîâëåòâîðèò åãî òðåáîâàíèÿ: 1)
óìåíüøèòü ëå÷åíèå, êî­ëè÷åñòâî óêîëîâ èëè òàáëåòîê, òàê êàê
åãî îðãàíèçì íà ïðåäåëå; 2) àäìèíèñò­ðàöèÿ äîëæíà çàïðåòèòü
ñàíèòàðàì áèòü áîëüíûõ; 3) äîëæíî áûòü óëó÷øå­íî ïèòàíèå,
òàê êàê îíî ñîâåðøåííî íå­ñúåäîáíî. «Ñåé÷àñ íàêîðìèì», —
êðèê­íóë Äàâûäîâ, âûòàùèë èç êîáóðû ïè­ñòîëåò è äâà ðàçà
âûñòðåëèë â Õâîðîâà. Âñå çýêè âèäåëè èç îêîí, êàê óïàë â
êðîâè Õâîðîâ, êîòîðûé âñêîðå óìåð íà ãëàçàõ ñîòåí ñâèäåòåëåé.
Èëè åùå ñëó÷àé âåñíîé 1980 ãîäà. Îäèí «áîëüíîé» èç 2-ãî
îòäåëåíèÿ ïû­òàëñÿ áåæàòü, óõèòðèâøèñü ïåðåìàõ­íóòü ÷åðåç
ñòåíó. Ïîéìàëè. Ìåíòû «Â» áèëè åãî ñàïîãàìè è ïðèêëàäàìè
àâòî­ìàòîâ, ïîêà òàùèëè ê 1-ìó êàðàòåëüíî­ìó îòäåëåíèþ.
Íî÷üþ ïðîäîëæàëè áèòü, óæå ïðèâÿçàííîãî ê êðîâàòè, ê óò­ðó
íåñ÷àñòíûé ñêîí÷àëñÿ îò ïîáîåâ.
È åùå. Òîæå âåñíîé 1980 ãîäà. Îäèí çýêà, óáèâ òðóáîé
ìåäñåñòðó 2-ãî îòäå­ëåíèÿ, ñâåë ñ íåé ñâîè ñ÷åòû. Åãî èçî­
ëèðîâàëè â 1-ì îòäåëåíèè, ïðèâÿçàëè ê êîéêå, è â òå÷åíèå
íåäåëè êàæäûé êîí­òðîëåð «Â» — äåæóðíûé — ñ÷èòàë ñâîèì
äîëãîì «îòìåòèòüñÿ», çàñòóïèâ íà äåæóðñòâî, ò.å. ñàïîãàìè è
ðåçèíî­âîé äóáèíêîé èçáèòü ïðèâÿçàííîãî äî ïîëóñìåðòè. Áèëè
åãî ñàíèòàðû, áèë ñåðæàíòñêèé ñîñòà⠫», áèëè îôèöå­ðû,
áèë è ñàì íà÷àëüíèê îïåð÷àñòè. ×å­ðåç íåäåëþ — ñìåðòü, çàáèò...
Ëåòîì 1980 ãîäà «áîëüíîé» Â., îêà­çàë ñîïðîòèâëåíèå
ñàíèòàðàì 4-ãî îò­äåëåíèÿ, êîãäà ó íåãî ïûòàëèñü çàáðàòü

255

Приложение
ïîñûëêó. Íàêàçàíèå — 1-å îòäåëåíèå, îäèíî÷êà, ãäå ïðîâîäèëàñü
«êóëà÷íàÿ îáðàáîòêà». ×åðåç ìåñÿö — ñìåðòü, íå âûäåðæàë
«îáðàáîòêó» ñ èíòåíñèâíûì «ëå÷åíèåì» óêîëàìè. Îôèöèàëüíàÿ
ïðè÷èíà ñìåðòè — «ñëàáîå ñåðäöå».
Îñîáåííî ìíîãî ëþäåé óìèðàëî â îò­äåëåíèè âðà÷àïñèõèàòðà Äàíèëîâîé. Îíà ëè÷íî ÷àñòî îáðàùàëàñü ê ñàíèòà­ðàì
è ê îõðàííèêàì «Â» ïîó÷èòü òà­êîãî-òî èëè òàêîãî-òî: «Íó,
íå ïîíèìà­åò, òîâàðèùè, ïîó÷èòå!». Çàáèòûõ ó Äà­íèëîâîé èëè
çàêîëîòûõ íàñìåðòü áûëî òàêîå êîëè÷åñòâî, ÷òî åå ïðèøëîñü
îò­ñòðàíèòü îò çàâåäóþùåé äàæå ñâîèìè êîëëåãàìè, óâû, íå
ãóìàíèñòàìè, è ïî­íèçèòü äî çàìà â äðóãîì îòäåëåíèè.
Åñòü òðîãàòåëüíûé ñëó÷àé. «Áîëüíîé» ßðêîâîé èç Âîðîíåæñêîé
îáëàñòè óìè­ðàë âåñíîé 1980 ãîäà â èçîëÿòîðå 3-ãî îòäåëåíèÿ îò
òóáåðêóëåçà. Çà ñóòêè äî ñìåðòè ïîïðîñèë ó âðà÷à è ìåäñåñòåð
ïðèñëàòü áàòþøêó äëÿ èñïîâåäè è ïðè­÷àñòèÿ.  îòâåò — ñìåõ
è îñòðîòû. ßðêîâîé èç ïîñëåäíèõ ñèë ñòàë êðè÷àòü: «Ñêîðåå
áàòþøêó, óìèðàþ». Çà ýòîò êðèê ñàíèòàðû ñòàëè áèòü åãî.
Äðóãîé «áîëüíîé», âîñïîëüçîâàâøèñü ñëó÷àåì, êîãäà â êàìåðå
óìèðàþùåãî íèêîãî íå áûëî èç ïåðñîíàëà, âîøåë ê íåìó è
êàê ñâÿùåííèê ïðèíÿë èñïîâåäü è îòïóñòèë ãðåõè ñî ñëîâàìè:
«Ãîñïîäè Èèñóñå Õðèñòå, ïðîñòè åãî ãðåõè âî èìÿ Îòöà è Ñûíà
è Ñâÿòîãî Äóõà». ßðêîâîé êàê-òî ñðàçó ñòèõ è âñêîðå óìåð.
Åìó íå îêàçûâàëè íèêàêîé êâàëèôèöèðîâàííîé ïîìîùè, íå
ãîñïèòàëèçèðîâàëè, íå óëó÷øèëè äàæå ïèòàíèÿ. Ëèøü ïîñòà­
âèëè êàïåëüíèöó, êîãäà óæå ïóëüñ åä­âà ïðîùóïûâàëñÿ.
P.S. Â ýòîé ïðîêëÿòîé áîëüíèöå ìíî­ãî ëåò òîìèòñÿ
ïîëèòçàêëþ÷åííûé, þðèñò, Ñåðãåé Ïàâëîâè÷ Áåëîâ. «Ëå÷å­
íèåì» åãî ñäåëàëè õðîíèêîì-ãèïåðòîíèêîì, äàâëåíèå ÷àñòî
200 è áîëåå. Îò êèñëîé åäû ðàññòðîåíû æåëóäîê è ïå­÷åíü. Äî
«ëå÷åíèÿ» îí áûë àáñîëþòíî çäîðîâ. Ñòîèò Áåëîâó ñ êåì-òî
çàãîâî­ðèòü, ñðàçó ïîñëåäíåãî íà äîïðîñ ê âðà­÷ó. «Î ÷åì ýòî
òû áåñåäîâàë ñ ãîñïîäè­íîì Áåëîâûì?» Âðà÷ Ìàðûøåâ Ï.À.
ïðîâîäèò ÷àñòî ñ Áåëîâûì òàêèå âîñ­ïèòàòåëüíûå áåñåäû: «Òû
— áîëüíîé, òû — áîëüíîé, òû — áîëüíîé, òû — áîëüíîé. Çàïàä
âîñïîëüçîâàëñÿ òâîåé áîëåçíüþ, äåëàÿ èç òåáÿ çíà÷èòåëüíóþ
ëè÷íîñòü, à òû ïðîñòî áîëüíîé».
Ñòåïàíîâ
Ôåâðàëü 1987

256

Приложение
ÎÒ ÐÅÄÀÊÖÈÈ:
Ïîä ïóáëèêóåìûì íàìè ïèñüìîì ñòîèò òîëüêî ïîäïèñü:
Ñòåïàíîâ — áåç èìåíè. Ìû íå çíàåì, ïîäëèííàÿ ýòî ôàìèëèÿ
èëè ïñåâäîíèì, íå çíàåì, âûøëî ëè ýòî ïèñüìî íà âîëþ èç
ïñèõèàòðè÷åñêîãî çàñòåíêà èëè íàïèñàíî îñâî­áîäèâøèìñÿ
îòòóäà, íî â îáîèõ ñëó÷àÿõ ìîæíî îöåíèòü ðèñê, íà êîòîðûé
èäåò ÷å­ëîâåê (äàæå åñëè îí íå ïîäïèñàëñÿ ñâîèì èìåíåì).
Âîëãîãðàäñêàÿ ÑÏÁ (403843, Âîëãîãðàäñêàÿ îáë., Êàìûøèíñêèé
ðàéîí, ñ. Äâîðÿíñêîå, ó÷ð. ßÐ-154/ÑÏÁ) ñóùåñòâóåò äåñÿòûé
ãîä, íî ïóáëèêóåìîå ïèñüìî ÿâëÿåòñÿ ïåðâûì ñâèäåòåëüñòâîì
î íåé. Ïó­ùå ðàêåò è ëàçåðîâ áåðåãóò ñîâåòñêèå âëàñòè
«ãîñóäàðñòâåííóþ òàéíó» ïñèõèàò­ðè÷åñêèõ òþðåì. Íèêîìó
íåâåäîìî ÷èñëî óçíèêîâ ñîâåñòè ýòîãî «äóõîâíîãî Îñâåí­öèìà»
(ïî îïðåäåëåíèþ À.Ñîëæåíèöûíà). Íèêàêàÿ «ãëàñíîñòü» èõ
íå êîñíóëàñü. Ïî­÷òè íå êîñíóëàñü èõ è (íûíå ïðàêòè÷åñêè
çàìåðøàÿ) âîëíà îñâîáîæäåíèé. Êàæäàÿ êðóïèöà èíôîðìàöèè
— ïîìîùü â áîðüáå ïðîòèâ êàðàòåëüíîé ïñèõèàòðèè.

257

Приложение

«Русская мысль», № 3685, 7 августа 1987 г.

СОВЕТСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХИАТРИЯ
В ЭПОХУ ГЛАСНОСТИ
По поводу письма Александра Подрабинека
С большим интересом я прочел в «Русской мысли» (№ 3681)
обращение А.Подрабинека к Американской ассо­циации психиатров, касающееся пла­нируемой поездки представителей этой
ассоциации в СССР для рассле­дования случаев злоупотребления пси­хиатрией в политических целях. Полностью соглашаясь
с мнением А.Подрабинека, я хотел бы добавить к его письму
несколько соображений, которые могут прояснить сегодняш­
нюю ситуацию в области «политичес­кой психиатрии»в СССР и
положение в отношении борьбы с нею как в Со­ветском Союзе,
так и на Западе.
Прежде всего я хотел бы добавить еще один совет к двум,
данным А.Подрабинеком в его письме (собственные переводчики и присутст­вие при обследовании родственников «больных»).
По-моему, третье усло­вие должно быть такое: американские
специалисты до их поездки в СССР не должны сообщать советской стороне, кого они собираются обследовать и какие
учреждения намереваются посе­тить. В противном случае у
советских властей будет достаточно времени, чтобы путем
форсированного «лече­ния»нейролептиками превратить нужных
заключенных в настоящих больных, или временно улучшить
ус­ловия содержания больных в отдель­ных психиатрических
* Злоупотребление психиатрией в политических целях в СССР. Народным депутатам Советского Союза. Амстердам, август 1990 г.

258

Приложение
больницах. Ко­нечно, и в случае соблюдения этого условия не
исключено, что советская сторона примет те же меры, но все
же она не сможет это сделать в слишком больших масштабах.
В заключительной части своего письма А.Подрабинек пишет, что Со­ветский Союз, вероятно, захочет вер­нуться во
Всемирную психиатриче­скую ассоциацию, откуда был вынуж­
ден выйти в 1983 году после того, как стало ясно, что ему
грозит исключе­ние на 7-м Всемирном конгрессе этой ассоциации, который проходил в Вене в июле 1983 года. Я полностью
согла­сен с соображениями А.Подрабинека. Хотя секретариат
Всемирной психи­атрической ассоциации заявил, что не поддерживает каких-либо контактов со Всесоюзным обществом
невропа­тологов и психиатров, советский пси­хиатр и защитник
советской «полити­ческой психиатрии»Марат Вартанян недавно
дал понять, что такие контак­ты на самом деле существуют:
«Не­смотря на то, что мы вышли из ВПА, мы все же поддерживаем с ней неофи­циальные связи. Обсуждается вопрос нашего
возвращения, но это станет возможным только в том случае,
если прекратится политизация психиат­рии. Сегодня психиатры
во всем мире почувствовали ее последствия и поня­ли, что таким путем невозможно ре­шать спорные проблемы психиатрии»
(«Аргументы и факты» № 11, 1987, стр. 5–6).
Ясно, что имеет в виду Вартанян, говоря о прекращении
«политизации психиатрии»: разговоры о советской «политической психиатрии» должны быть прекращены. В то же самое
вре­мя ни для кого не секрет, что Ис­полком ВПА выступает
за восстанов­ление членства СССР в этой организа­ции. Президент ВПА, греческий про­фессор Стефанис, в последнее время
встречался с Маратом Вартаняном по меньшей мере дважды.
Вообще же, в ВПА распространено мнение, что движение за
исключение СССР из этой организации было ошибкой. Та­кое же
мнение превалирует в отноше­нии избрания Анатолия Корягина
по­четным членом ВПА на Венском кон­грессе 1983 года. Это
значит, что вы­ступающие против «политической психиатрии»
имеют двух противни­ков: советские официальные органи­зации
и сам Исполком ВПА.
В своем письме А.Подрабинек ука­зывает, что возвращение
Советского Союза в ВПА должно стать возмож­ным только в
том случае, если СССР будет соблюдать резолюцию, приня­тую
на 6-м конгрессе ВПА в Гонолулу в 1977 году.

259

Приложение
В этом контексте большее значение имеет резолюция, принятая на вен­ском конгрессе ВПА в 1983 году, ког­да А.Подрабинек
находился в заклю­чении за свою неустанную и мужест­венную
борьбу против злоупотреблений психиатрией в СССР. Эта
резо­люция ставит условием возвращение СССР в ВПА «действительное со­трудничество и конкретное доказа­тельство
улучшения положения в об­ласти политического использования
психиатрии в СССР». Но все это до­статочно туманно: что на
самом деле значит «улучшение»? Освобождение членов Рабочей
комиссии по расследо­ванию злоупотреблений в области психиатрии в политических целях, ос­нованной А.Подрабинеком в
1977 го­ду? За исключением одного человека, все остальные уже
освобождены. Ос­вобождение отдельных жертв «поли­тической
психиатрии»? Или полное прекращение подобной практики
и — наконец, устранение психиатров, от­ветственных за злоупотребления?
Выражение «улучшение положения в области политического использова­ния психиатрии», взятое в букваль­ном
смысле, может означать более изощренную политическую
психиатрию, и я боюсь, что именно это и может произойти
за те два года, что остаются до следующего конгресса ВПА,
который должен состояться в Афинах в 1989 году. Я опасаюсь,
что СССР усовершенствует — «улучшит» — свою практику
злоупотреблений в течение ближайших двух лет и сдела­ет
так, что ее труднее будет обнару­жить. Могут быть выпушены на сво­боду известные на Западе жертвы пси­хиатрических
репрессий (которые, быть может, составляют только очень
незначительный процент от общего числа жертв). Некоторые
из ос­вобожденных будут, возможно, стра­дать от усиленного
применения нейролептиков еще в течение нескольких лет. Их
присутствие на Западе — а они, конечно, без труда получат
вы­ездные визы — должно будет подор­вать кампанию против
советской «по­литической психиатрии» и подтвер­дить версию
советских властей, со­гласно которой, «так называемые жертвы
на самом деле являются психически ненормальными людьми
и продолжают проходить психиатриче­ское лечение и на Западе». (Именно это твердит Марат Вартанян в цити­руемом
выше номере «Аргументов и фактов».) Такой спектакль может «доказать наличие улучшений» в со­ветской психиатрии и
привести к воз­вращению СССР в ВПА? Марат Вартанян и,

260

Приложение
возможно, некоторые из его коллег лично заинтересованы в
этом: если СССР не сможет вернуться в ВПА в 1989 году, они
вполне могут потерять свои места. Вартанян заявил недавно
на встрече с западными пси­хиатрами: «Если я и подписывал
что-либо в прошлом, я делал это только по приказу начальства». Это старая отговорка: «Приказ есть приказ». Конечно,
виновато начальство, эти «прогнившие брежневцы», которые
были разоблачены в результате гор­бачевской «перестройки».
Таким об­разом, Вартанян и иже с ним могут умыть руки и,
представив себя невин­ными, сохранить свои посты.
Наша задача — это помешать воз­вращению СССР во Всемирную пси­хиатрическую ассоциацию. Я думаю, не нужно
объяснять, какими по­следствиями грозит возвращение СССР
в ВПА для тех, кто содержится в психиатрических больницах не по медицинским соображениям. Нас ожидают трудные
времена: с одной стороны, у нас сильные противники, с другой — мы должны учитывать усталость и потерю интереса к
этому вопросу со стороны западных психи­атров. Сегодняшнее
развитие собы­тий в СССР, в результате «гласно­сти» и «перестройки», еще более за­трудняет наше положение. Но, тем не
менее, если мы не объединим наши си­лы, если мы прекратим
сопротивле­ние, мы можем потерять все, чего нам удалось достичь за долгие годы борь­бы против использования психиатрии
в политических целях.
Роберт ван Ворен
Генеральный секретарь Международной ассоциации
против использования психиатрии в политических целях
Член Амстердамского фонда Буковского

261

Приложение

«Советский Союз», № 7/87, стр. 26–27

О ПСИХИАТРИИ
Действительный член Академии медицинских наук СССР
Георгий Морозов, директор всесоюзного научно-исследовательского института общей и судебной психиатрии имени
В.Сербского, председатель правления Всесоюзного научного
общества невропатологов и психиатров.
Профессор Виктор Белов, доктор медицинских наук,
руководитель клинического отделения того же института.
Геннадий Милехин, кандидат медицинских наук, руководитель отдела научно-медицинской информации, член
комиссии зарубежных связей Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров.
Маргарита Тальце, доктор медицинских наук.

Излюбленное блюдо антисоветской пропагандистской кухни — побасенка о «репрессиях посредством психиатрии» по
отношению к «инакомыслящим». В западной прессе то и дело
можно прочесть, будто в нашей стране здоровых «диссидентов» «заключают в психиатрические больницы». Зарубежные
читатели в письмах спрашивают нас, правда ли это. Наш корреспондент обратился к советским специалистам-психиатрам
с просьбой ответить на этот и другие вопросы.
— Почему так нападают на советскую психиатрию? Для
нас понятнее была бы критика нашего медицинского обслуживания: в нем немало недостатков, мы сами о них говорим
и пишем…
Г.МОРОЗОВ: Нападки на психиатрию — трафаретный прием западной пропаганды: ведь это сугубо специальная область
медицины, где неискушенным людям не всегда просто разо-

262

Приложение
браться, отличить правду от грубых инсинуаций. У некоторых
из так называемых диссидентов были выявлены — заметьте,
еще задолго до их выезда из СССР — различные нарушения
психики, причем такие, которые требовали госпитализации.
Кое-кто из числа больных совершил на почве психических
расстройств общественно опасные действия и в соответствии с
уголовным законодательством был направлен на судебно-психиатрическую экспертизу, как это, кстати, делается во всем
мире. Как будто все правильно, однако западная пропаганда
напускает дыму, чтобы никто ни в чем не разобрался.
— Следовательно, психиатрическому обследованию подвергаются только те, кто привлекается к уголовной ответственности,а не поголовно все «инакомыслящие»,как это
пытаются представить на Западе?
Г.МОРОЗОВ: Разумеется. И то лишь в том случае, если у
суда или следственных органов возникают сомнения в психической полноценности обвиняемых. И если эксперты докажут,
что обвиняемый в момент совершения общественно опасного
деяния был невменяем, то он освобождается от ответственности даже за такое преступление, как убийство, и к нему
принимаются меры медицинского характера.
— Выходит,для преступника прямая выгода «сказаться»
невменяемым?
Г.МОРОЗОВ: Для преступника — да, но в случаях с «инакомыслящими»мы чаще сталкиваемся с обратным явлением —
диссимуляцией. Они стараются скрыть свой недуг: иначе кто им
поверит, что в Советском Союзе «бросают» в психиатрические
больницы совершенно здоровых людей?
— Существуют ли четкие медицинские критерии, позволяющие отличить нормального человека от больного, пытающегося скрыть болезнь?
В.БЕЛОВ: Внешне упорядоченное поведение таких людей не
всегда является показателем их психического здоровья, так
как оно сочетается с различными болезненными изменениями
психики — расстройством мышления, нарушением восприятия,
«кривой» логикой, наличием бредовых идей преследования,
величия, мессианства, реформаторства, изобретательства.
Такие больные иногда могут выступать в роли «пророков»,
«болезненных страстных идеалистов».
— Могут ли родственники или друзья такого человека не
замечать его болезни?

263

Приложение
В. БЕЛОВ: Чаще всего так и бывает. Еще в прошлом веке
русский психиатр Н.Саблер заметил, что посетители психиатрических больниц, видя там тишину и спокойствие, подозревают, что подлинных больных от них спрятали. Бывшие
наши пациенты, уехав из страны (учтите, что перед этим они
прошли курс лечения и находились, как мы говорим, в стадии ремиссии, то есть стойкого улучшения состояния), могут
производить на некоторых людей впечатление здоровых. Тем
страшней звучат из их уст рассказы о том, как их мучили
в психиатрических заведениях, издевались, насильственно
лечили, вводили препараты, разрушающие психику.
— В 1983 году сменилось руководство ВПА. Как это сказалось на ее позиции в отношении советской психиатрии?
Г.МОРОЗОВ: Новое руководство во главе с президентом
профессором Костасом Стефанисом стремится нормализовать
обстановку. Оно уже предприняло ряд действий, которые
свидетельствуют о намерении направить деятельность ВПА
на решение не политических, а чисто профессиональных задач, например, ограничить деятельность упомянутого комитета. Была рассмотрена представленная нами информация о
больных и вынесено заключение: никаких злоупотреблений в
отношении них не было. У нас есть общие проблемы, которые
требуют не разобщения, а объединения. Так считают многие
наши зарубежные коллеги. Ну, а те, кто думает иначе, пусть
сами обследуют «жертвы советской психиатрии». До нас иногда
доходят сведения об их судьбе вдали от родины: один долгие
годы лечился в психиатрической больнице, другая покончила с
собой в таком же заведении, третий вообразил себя петухом, и
врачам пришлось снимать его с «насеста» — комнатного шкафа; кое-кто вступил в противоречие с законом и был признан
душевнобольным…
Повторяю, пусть зарубежные специалисты вместо того,
чтобы требовать от нас информации по поводу интересующих
их лиц, обследуют их и докажут, что они здоровы. Пусть они
представят нам такие доказательства.
Беседу вела Майя Игнатенко

264

Приложение

Вісник асоціації психіатрів України, № 2, 1995

СЕКРЕТНО, ЦК КПСС ЭКЗ. № 1

О МЕРАХ ПО ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ
ПРОВОДИМОЙ НА ЗАПАДЕ
АНТИСОВЕТСКОЙ КАМПАНИИ
ПО ПОВОДУ «ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПСИХИАТРИИ В СССР В ПОЛИТИЧЕСКИХ ЦЕЛЯХ»
В соответствии с поручением о разработке плана противо­
действия проводимой на Западе антисоветской кампании по
поводу «использования психиатрии в СССР в политических
целях»Министерство здравоохранения СССР проводит следую­
щие мероприятия:
В целях разработки мер по противодействию вышеуказанной кампании и всесторонней подготовки к участию во
Всемирном конгрессе психиатров (Гонолулу, август 1977 г.),
на котором предполагаются наиболее активные антисоветские
выступления, Министерство здравоохранения СССР создало
организационную группу под руководством заместителя министра здравоохране­ния СССР Венедиктова Д.Д. с участием
известных советских психиатров проф. А.В. Снежневского, Г.В.
Морозова, Э.А. Бабаяна, М.Е.Вартаняна и других.
Приняты меры по сбору информации о действиях всех
созда­ваемых на Западе, особенно в Великобритании, Франции,
США и др. странах, «комитетов»и «ассоциаций», выступающих
по поводу «злоупотреблений»в психиатрии (выступления в печати, по радио и телевидению, различные письма, доклады,
пресс-конференции и т.п.), а также о судьбе всех выехавших

265

Приложение
за пределы СССР душевнобольных «диссидентов», о существующем и раз­рабатываемом в зарубежных странах законодательстве в отноше­нии охраны здоровья и юридических прав
душевнобольных лиц. Соответствующие запросы направляются
через МИД СССР в посольства и представительства СССР при
международных орга­низациях, а также в Гостелерадиокомитет, ТАСС и АПН.
Углубленный анализ этой информации, а также уже имею­
щихся в Минздраве СССР сведений об организации психиатри­
ческой помощи во многих зарубежных странах и законодатель­
ства в этой области возложен на Институт психиатрии АМН
СССР, где создана специальная группа под руководством тов.
Вартаняна М.Е., а также на Институт судебной психиатрии
им. Сербского.
Группа советских ученых (Снежневский А.В., Наджаров
Р.А., Морозов Г.В., Вартанян М.Е. и другие) приступила к
разработке аргументированных документов, разоблачающих
лживость и не­состоятельность буржуазных пропагандистов,
пытающихся ис­пользовать несчастье больных людей в интересах политических спекуляций, а также дискредитировать
научные основы психиат­рии как таковой.
Эта работа будет продолжена с учетом дополнительной ин­
формации, которая будет получена из-за рубежа.
Формы использования этих документов (научные статьи,
пресс-конференции, выступления в печати, по радио, телевидению и др.) и время проведения мероприятий будут опреде­
ляться с учетом складывающейся обстановки совместно с МИД
СССР, КГБ при СМ СССР и органами массовой информации.
Кроме того, Минздрав СССР разрабатывает конкретные пла­
ны действий в межправительственных и неправительственных
международных медицинских организациях:
— во Всемирной ассоциации психиатров: участие в очередных заседаниях Исполкома, продвижение советского специалиста в Исполком вместо тов. Вартаняна М.Е. в связи с истечением срока его полномочий, поддержание систематической
переписки с про­грессивно настроенными членами Исполкома
ассоциации, за­благовременное включение докладов советских
специалистов в повестку дня конгресса, согласование позиций
с делегациями социалистических стран;
— во Всемирной Организации здравоохранения активизация
участия советских специалистов во всех предстоящих научных

266

Приложение
заседаниях по вопросам психического здоровья и проведение
переговоров с генеральным директором ВОЗ Х.Малером и его
заместителем Т.Лямбо (психиатр по специальности) о недопус­
тимости вовлечения ВОЗ в какой-либо форме в антисоветскую
кампанию, а также о распространении через ВОЗ правдивой
информации об организации психиатрической помощи в СССР;
подготовка необходимых материалов к позиции СССР об охране
прав человека в ходе медико-биологических исследований, а
также по принципам медицинской этики, разработка которых
поручена ВОЗ XXIX Генеральной Ассамблеей ООН.
Будет усилена работа по выявлению прогрессивно настроен­
ных крупных психиатров в США, Англии, Франции и других
капстранах с приглашением их в СССР для чтения лекций,
участия в различного рода научных заседаниях и симпозиумах
по вопросам психиатрии и психотропных средств; пребывание
этих специалистов в СССР будет использовано для продолжения разъяснительной работы и организации их выступлений по
кана­лам массовой информации на зарубеж; по согласованию с
совпосольствами могут быть внесены предложения по избранию
ряда зарубежных психиатров почетными членами Всесоюзного
обще­ства невропатологов и психиатров.
Одновременно будет активизировано направление за рубеж видных советских психиатров для участия в различного
рода научных заседаниях в 1976–1977 гг.; имеется в виду их
пребыва­ние за рубежом использовать в целях распространения
правдивой информации о советской психиатрии и проведения
разъя­снительной работы.
Учитывая, что наибольшего накала антисоветской кампании следует ожидать во время работы Всемирного конгресса
пси­хиатров, Минздрав СССР считает целесообразным направить тщательно подготовленную делегацию или специализированную группу туристов в составе 10–15 ведущих советских
специалис­тов как для участия в научной программе Всемирного
конгресса психиатров, так и для возможных выступлений на
конгрессе, если в этом возникнет необходимость, с разоблачением полити­ческого, антинаучного характера ведущейся на
Западе кампании.
Предполагается приурочить ко времени конгресса проведение ряда дополнительных мероприятий (выступления в
печати, на­правление специализированных туристских групп
в некоторые западные страны и т.п.).

267

Приложение
Минздрав СССР продолжит также проведение совместных
с МВД СССР регулярных инспекторских проверок специальных больниц, где осуществляется принудительное лечение
психи­чески больных лиц, имея в виду ликвидацию на месте
выяв­ленных недостатков и внесение предложений по улучшению оказания психиатрической помощи такой категории
больных. Предполагается также решить вопрос о возможном
показе от­дельных из подобных лечебниц и больных иностранным специа­листам, а также ознакомлении ряда авторитетных
иностранных ученых с подлинными историями болезни «диссидентов», наибо­лее часто упоминаемых в западной печати.
Проведение вышеизложенных мероприятий потребует
опре­деленных финансовых средств. Минздрав СССР предполагает обратиться в Госкомитет СМ СССР по науке и технике
и Минфин СССР с просьбой о выделении целевых валютных
средств на командирование советских психиатров за рубеж,
рас­ходы в сов. рублях могут быть отнесены за счет общей сметы
Минздрава СССР.
Заместитель министра здравоохранения СССР
С. Буренков
Куранты, 20.08.93, с.10.
Предисловие и публикация Владимира Бредихина

268

Приложение

Вісник асоціації психіатрів України, № 2, 1995

Д-р В.Н.Ергольскій
СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНІЄ
ЗЕМСКАГО ПРИЗРЕНІЯ ДУШЕВНО-БОЛЬНЫХЪ*
Более 30 летъ прошло съ техъ поръ, какъ наши, еще
только новорожденныя тогда, земскія учрежденія впервые
столкнулись съ необходимостью позаботиться о судьбе душевно-больныхъ, выделяемыхъ изъ своей среды русскимъ
народомъ. Не мало за протекшее тридцатилетіе уделялось этому
вопросу докладовъ и преній на земскихъ собраніяхъ. Не мало
писалось посвященныхъ ему брошюръ, отчетовъ и проектовъ,
исходившихъ отъ спеціалистовъ дела — врачей психіатровъ.
Не оставляли вопросъ без вниманія и врачебные съезды,
включая спеціальный съездъ психіатровъ, состоявшійся въ
1887 г. и имевшій во главе своей программы вопросы: о правахъ душевно-больныхъ на обще­ственное призреніе, о правилахъ пріема ихъ въ спеціальныя заведенія и о наилучшемъ
устройстве и управленіи домовъ и колоній для психическихъ
больныхъ. И между темъ нельзя, кажется, не сознаться, что
мы и теперь, какъ 30 летъ тому назадъ, не только не имеемъ
строго продуманной и соразмерной въ своихъ частяхъ системы
устройства дела, твердаго и практически жизненнаго плана
действія, покоящагося на единственно прочныхъ основаніяхъ
гармоническаго сліянія отвлеченно-научныхъ требованій дела
съ требованіями живой местной действитель­ности, но даже
не видимъ категорическихъ указаній на то, кто же наконецъ
долженъ быть хозяиномъ в этомъ деле, какая общественная
* Обозреніе психіатріи. — № 1–7. — 1899. Печатается в сокращении.

269

Приложение
сила должна разъ навсегда признать его деломъ своимъ и взять
на себя его устройство всецело, или, если не всецело, то въ
какихъ именно частяхъ его? И какая, въ последнемъ случае,
другая общественная сила должна принять въ деле участіе для
устройства остальныхъ его частей; и какія между двумя или
несколькими участниками должны быть взаимныя отношенія,
чтобы дело шло и развивалось стройно, гладко, без шатаній,
остановокъ и попятныхъ движеній, пагубных для него? Мы
не видимъ даже ясно, точно и незыблемо установленныхъ
точекъ зренія на то, какое это дело и нужно ли его делать,
принадлежитъ ли оно къ ряду безусловно и въ полномъ объеме требующихъ удовлетворенія народныхъ потребностей,
или составляетъ простую филантропію, благотвореніе отъ излишковъ, по крайней мере въ значительнейшей своей части?
Такую неустановленность основныхъ взглядовъ на дело мы
видимъ не только въ предложеніяхъ диллетантовъ его, но даже
въ соображеніяхъ, предлагаемыхъ спеціалистами, имеющими
известный весъ, кото­рые, каждый самъ по себе, предлагаютъ
учрежденіямъ, поставленнымъ пока хозяйствовать въ деле,
все разныя пути и разныя точки зренія, путая въ конецъ и
безъ того недоумевающихъ передъ вопросомъ общественныхъ
деятелей. То предлагалось последнимъ сразу разрубить узелъ,
сразу решить вопросъ, раско­шелившись на крупный кушъ, и
сразу устроить дело на наилуч­ший заграничный образецъ. То,
когда несколько сделанныхъ по этому совету опытов показали,
что дело гораздо обширнее, чемъ думали о немъ раньше,
и что оно есть дело живое, неуклонно и быстро ростущее,
стали предлагать разные проекты, какъ разсмотренные въ
предыдущихъ статьяхъ и въ основе своей сводящіеся въ сущности къ тому, чтобы частью сузить дело, обрезать его, частью
оттолкнуть его в значительнейшихъ его частяхъ изъ рукъ
нынешняго хозяина въ руки какого-то другого, определяемаго
обширнымъ понятіемъ «государство», при чемъ вопросомъ о
томъ, что этому новому хозяину делать съ переданными въ его
руки обрезками дела, составители проектовъ съ своей узкой
точки зренія людей, получаюшихъ содержаніе отъ перваго
хозяи­на, уже не задаются. Попутно реформаторы щедрою рукою поучаютъ свои земскіе аудиторій тому, что задачи ихъ и
ихъ амфитріоновъ сводятся лишъ къ леченію излечимыхъ, а
все остальное лишь праздная филантропія, лишь непосильная и
безполезная забота о хроникахъ и психическихъ инвалидахъ,

270

Приложение
не требующихъ леченія, но лишь огражденія оть нихъ общества
и предоставленія имъ права лишь «безмятежно доживать свой
векъ». Слушая эти речи, неосторожные общественные деятели
отпускаютъ новыя средства на новые опыты въ духе новыхъ
идей обезвреживанія и безмятежнаго умиранія неизлечимыхъ
и излеченія чуть ли не наверняка излечимыхъ, осторожные же
темъ временемъ, не предпринимая ничего существеннаго, кое
какъ подпираютъ возведенное на зыбкой почве и расползающееся въ разныя стороны зданіе дела и, равнодушно или даже
враждебно глядя на то, какъ сотни призреваемыхъ задыхаются
въ помещеніяхъ, разсчитанныхъ на полсотни, ожидаютъ, не
при­дет ли некто, именуемый «государствомъ», и не возьметъ
ли изъ ихъ рукъ все дело, какъ тяжелую и непріятную въ
ихъ глазахъ филантропическую обузу, неизвестно зачемъ и
почему имъ навя­занную. Возбуждаются ходатайства за ходатайствами объ устрой­стве окружныхъ заведений, но непременно однако же въ пределахъ ходатайствующей губерніи, а
въ домахъ умалишенныхъ стоитъ прежній стонъ и скрежетъ
зубовный, заставляющій ходатайствующихъ только поскорее
пройти мимо этого дома печали и гнева, закрыть глаза, чтобы
не видеть, и уши, чтобы не слышать.
Таково въ общихъ чертахъ положеніе дела в большинстве
нашихъ губерній, о чемъ свидетельствуютъ единогласно почти
все имеющіеся объ этомъ печатные документы. И если въ иныхъ
изъ губерній дело временно улучшилось и даже приняло местами вполне благоустроенный характеръ, то въ будущемъ грозитъ и здесь возвратиться къ прежнимъ неблагоустройствамъ,
чему мы видали примеры и можемъ видеть и теперь. Ибо плана
нетъ, неть пониманія размеровъ и основного характера дела,
были и есть только минутныя увлеченія случайнаго состава
управы и ревизіонныхъ коммиссій под вліяніемъ накопившихся
непорядковъ. За увлеченіями следовали поспешныя действія,
без обезпеченія будущаго, а потом остановки, въ конце концовъ
губительныя для дела, которое, какъ постоянно ростущее,
остановокъ не допускаетъ. Отсюда везде является спутникомъ
этого дела какая то особенная, раздражающая, тяжелая
обстановка, обстановка взаимнаго непониманія и постоянной
борьбы безъ надежды на окончаніе ея между матеріальными
хозяевами дела и лицами, поставленными для ближайшаго и
непосредственнаго руковод­ства имъ. Первые, уверенные, что
все дело только филантропи­ческое, думають, что на него

271

Приложение
можно расходовать только излишки, которых разумеется не
имеется, и вотъ на все указанія руково­дителей одинъ ответь:
«денегъ нетъ!». Вторые, не имеющіе воз­можности закрывать
глаза на тяжкіе безпорядки въ деле и слишкомъ хорошо изо
дня въдень видящіе и чувствующіе истинные его размеры
и истинный его характеръ, изнемогаютъ в борьбе, принужденные для того, чтобы сделать одинъ лишній и даже самый
маленькій шагъ впередъ, предпринимать каждый разъ чуть
ли ни целую дипломатическую кампанію. А тутъ еще на сцену
являются реформаторы изъ собственнаго же лагеря, которые
своими поученіями дают противной стороне лишніе доводы къ
отказамъ и проволочкамъ.
Тяжело положеніе руководящихъ деломъ врачей, но ужъ
и описать трудно, насколько тяжело все это шатаніе мысли
ложит­ся на объектъ всех хлопотъ — русскихъ душевнобольныхъ, бедняковъ, крестьянъ, мещанъ и разночинцев, у
которыхъ ими самимы или ихъ ближайшими родственниками
къ тому времени, какъ пришла беда и нагрянула страшная
болезнь, не было заготовлено достаточнаго количества презреннаго металла, чтобы обратиться къ помощи частныхъ лечебницъ. Ихъ, этихъ больныхъ бедняковъ, всякое спеціальноє
общественное заведеніе на первыхъ же порахъ старается какънибудь отъ себя оттолкнуть, какъ-нибудь отъ нихъ отвязаться
и передать другому. Придира­ются ко всякому удобному и даже
совершенно неудобному случаю, чтобы не принять ихъ въ
заведеніе, или, если это оказывается наконецъ невозможнымъ
въ силу существующихъ узаконеній, стараются сбыть ихъ потомъ, для чего главнымъ средствомъ обыкновенно служитъ
придирчивое копаніе въ документахъ больныхъ. Беда больному,
если въ его документахъ нашлось указаніе на «иногубернское»
его происхожденіе. Его немедленно снаряжаютъ в путь и
везутъ за сотни и тысячи верствъ по месту установленнаго
такимъ образомъ истиннаго его происхожденія.
Принятый, наконецъ, после многихъ мытарствъ въ заведеніе
душевно-больной беднякъ, если болезнь его продолжительная,
въ очень скоромъ времени имеетъ своимъ уделомъ скорбутъ,
чахотку, а часто, если онъ кроме того еще и буенъ, даже поломанныя ребра, не говоря уже о мелкихъ поврежденіяхъ,
которыя ему без счета приходится получать отъ своихъ же
товарищей по несчастію, скученныхъ въ тесныхъ помещеніяхъ
и оттого особен­но раздражительныхъ и драчливыхъ. Объ ат-

272

Приложение
мосфере, которою приходится дышать въ такихъ помещеніяхъ
и про которую можно сказать «хоть топоръ вешай», — ужъ
и говорить нечего.
...На сколько я могу уяснить себе, учреждая несколько летъ
назадъ плату за леченіе сумасшедшихъ, земство имело въ
виду единственную цель — сократить приливъ больныхъ въ
лечеб­ницу, но къ сожаленію оно при этом упустило изъ виду
съ одной стороны установленную закономъ и неоднократно
признанную Правительствующимъ Сенатомъ обязанность для
земства при­зревать душевно-больныхъ, каковая обязанность
конечно не допускаетъ и мысли о плате за леченіе, а съ другой, что устано­вивши плату, хотя и въ меньшемъ размере по
сравненію съ обыкновенными больницами, оно ставитъ большую часть населенія въ невозможность оставлять больныхъ въ
лечебнице въ виду значительности платы. Плата 12,5 коп. въ
день или 45 руб. въ годъ столь обременительна не только для
вполне бедной, но и для обыкновенной крестьянской семьи,
что вполне естественно становится, когда крестьяне всячески
скрываютъ больныхъ и предпочитаютъ держать ихъ дома на
цепи, чемъ разоряться содержаніемъ ихъ въ больнице.
Жалко и бедственно существованіе русскаго душевно-боль­
ного бедняка отъ первыхъ дней болезни и до последнихъ дней
ея, которые нередко бываютъ и последними днями жизни несчастнаго. Но есть обширная группа лицъ, которыхъ болезнь
бедняка делаетъ пожалуй еще более жалкими и горькими,
повергаетъ въ еще большія бедствія. У больного есть въ боль­
шинстве случаевъ нечто, что облегчаетъ для него самого его
тягостное положеніе. Это нечто есть забвеніе. Группа же лицъ,
о которой я хочу тоже сказать несколько словъ, не имеетъ
и этого. Это близкіе больныхъ, это ихъ жены — вдовы при
живыхъ мужьяхъ, это ихъ дети — сироты при живыхъ отцахъ и матеряхъ, это ихъ матери и отцы, оставшіеся безъ
поддержки и скрывшіе за стенами дома умалишенныхъ вместе
съ больными детьми нередко также и все свои надежды. Тутъ,
в дальнейшей жизни этихъ людей, говоря словами поэта, —
горя реченька, горя реченька бездонная. Только течетъ эта
реченька неводная къ сытымъ и довольнымъ, хозяйствующимъ у общественнаго сун­дука и говорящимъ «денегъ нетъ!»
для того, чтобы, если нельзя воротить этимъ горькимъ ихъ
больного здоровымъ, можно было бы дать имъ хоть утешеніе,
что несчастный доживаетъ свой векъ въ обстановке, где есть

273

Приложение
возможность сохранить ему хоть образъ человеческій, который, какъ известно, подобенъ образу Божію.
А общество, а все то большинство, которыхъ самихъ не постигла и можетъ быть не постигнетъ никогда беда, спокойно ли
оно въ своемъ равнодушіи къ делу, которое склонно считать
простой филантропіей, позволительной лишь при излишкахъ
средствъ? Да оно спокойно, потому что все-таки, какъ ни
много душевно-больныхъ, какъ ни «грозны» ихъ «армій», сосчитанныя в Москве, отдельные случаи заболеваний расплываются неза­метно для него въ общей сутолоке повседневной
жизни и разныхъ модныхъ вопросовъ, о которыхъ кричатъ
на всехъ перекресткахъ и для которыхъ, хотя настоятельность многихъ изъ нихъ еще сомнительна, находятъ деньги
даже многіе изъ техъ, которые только что говорили «денегъ
нетъ», когда речь шла об устройстве психіатрическаго дела. Но,
какъ ни спокойно обще­ство, спокойствіе это едва ли можетъ
назваться основательнымъ и прочнымъ. Или не достаточно
техъ жертвъ, которыя принесены до сего времени, или мало
убитыхъ душевно-больными мужьями женъ, а женами мужей, родителями детей, детьми родителей, и разными «изобретателями»и «подавателями прошеній»выдаю­щихся и менее
выдающихся общественныхъ деятелей?
Да и какъ можетъ считаться прочно обеспеченнымъ спокой­
ствіе общества, когда для помещенія даже явно опасныхъ боль­
ныхъ въ заведеніе родственникамъ ихъ приходится прибегать
къ такимъ, можно сказать революционнымъ способамъ, какъ
въ следующихъ случаяхъ.
«Одинъ изъ крестьянъ Мало-Архангельскаго уезда, читаемъ въ Обозреніи Психіатріи (1890 г., № 3), привезъ въ
психіатрическую лечебницу Орловскаго губернскаго земства
своего душев­но-больного сына для помещенія в эту лечебницу,
такъ какъ несчастный страдалъ острымъ помешательствомъ.
Но документовъ у старика не было, и сына не приняли. Тогда
старикъ бросилъ больного у воротъ богоугоднаго заведенія, а
самъ уехалъ домой в деревню. Понятно, что больного, полузамерзшаго, от­правили въ 3-ю полицейскую часть, а оттуда уже
опять в богоугодное заведеніе. Въ полицейской части больной
буйствовалъ и даже ударилъ городового, успокаивающего его.
Изъ психіатрической больницы онъ снова былъ возвращенъ
въ часть и, наконецъ, отправленъ въ губернскую земскую
управу. Что будетъ дальше — неизвестно», прибавляетъ кор-

274

Приложение
респондентъ.
Другой случай сообщенъ мне устно однимъ калужскимъ
товарищемъ. Дело идетъ о следующемъ любопытномъ обмене
теле­граммами. Къ одному знакомому товарища, живущему
в г. Калуге, его родственникъ, живущій въ Москве, шлетъ
следующую телеграмму: «не знаемъ, что делать съ Ч. Нигде не принимаютъ, а дома держать тоже нельзя, буянитъ
и грозитъ зарезать жену. Посоветуй, что делать». Ч. — это
заболевшій душевной болезнью отставной офицеръ, временно находившійся съ женой въ Москве; поэтому Московскія
больницы для него закрыты. Калужанинъ, получившій такую
телеграмму и знавшій ранее о душевной болезни Ч., отвечаетъ
телеграммой же следующее: «выведи его на Кузнецкій мостъ
и отпусти на все четыре стороны. Подберутъ и поместятъ».
Конечно, москвичъ не последовалъ совету, но переписка во
всякомъ случае характерна и если советъ не былъ выполненъ,
то единственно потому, что Ч. имелъ некоторый достатокъ и
могъ быть въ конце концовъ увезенъ въ другой городъ, где и
помещенъ в заведеніе.
Думаю, что нетъ надобности въ дальнейшихъ доводахъ и
примерахъ, чтобы с полнымъ правомъ охарактеризовать дело
призренія душевно-больныхъ въ нашемъ отечестве вообще и въ
земскихъ губерніяхь въ частности, какъ находящееся до сего
времени въ крайне ненормальномъ, хаотическомъ состояніи.
Та­кое его состояніе, какъ ясно показываютъ приведенные немногие, но наиболее яркіе примеры и еще более ясно тысячи
менее яркихъ, но подобнаго же рода прмеровъ, съ которыми
изодня въ день сталкиваются стоящіе у дела лица, — влечетъ
за собою неисчислимыя бедствія, какъ для самихъ больныхъ,
такъ и для близкихъ, такъ и для всего общества. Поэтому,
хотя въ предыдущихъ статьяхъ я отнесся отрицательно къ
реформаторскимъ попыткамъ трехъ разобранныхъ мною тамъ
авторовъ, темъ не менее съ исходнымъ их взглядомъ на дело,
какъ настоятельно нуждающееся въ упорядоченіи, нельзя не
согласиться всецело. Въ виду этого я съ своей стороны тоже
решаюсь представить суду психіатрической науки и практики
соображенія о меропріятіяхъ, которыя имеютъ въ виду те же
цели упорядоченія дела, но, какъ я думаю, более отвечаютъ
условіямъ провинціальной русской жизни и не сопрягаются съ
вредными для самого дела последствіями.

275

Приложение
Итакъ, говорить «средствъ нетъ», когда идетъ вопросъ
объ устройстве общественнаго призренія душевно-больныхъ
изъ на­рода, — нельзя. Средства должны быть изысканы, и
съ этимъ необходимо разъ и навсегда примириться руководителямъ об­щественнаго хозяйства. Но отсюда не следуетъ,
конечно, что нужно впадать в другую крайность, увлекаться
и, задавшись въ увлеченіи разными широковещательными,
но сомнительными въ практической ихъ осуществимости и
необходимости программа­ми и задачами, расходовать общественныя средства въ большихъ, чемъ это требуется обстоятельствами дела, размерахъ. Лучше устраивать дело проще,
но въ объеме, котораго требуетъ жизнь, т.е. устраивать общественныя заведенія, хотя бы и скромно обставленныя, но съ
дверями, широко открытыми для всехъ нуждающихся въ
нихъ, чемъ создавать учрежденія съ претен­зіями на образцовое совершенство, но назначенныя лишь для немногихъ. Такъ
же нетъ никакой надобности, увлекшись другою крайностью,
торопиться принимать, какъ это советуется некото­рыми, экстренныя меры, имеющія въ виду чуть ли не насиль­ственное
изъятіе изъ населенія всехъ, такъ называемыхъ, «острыхъ»
больныхъ и водвореніе ихъ въ заведеніях съ целью изле­чивать
ихъ тамъ чуть ли не наверняка и такимъ путемъ, будто бы,
предупреждать развитіе «хрониковъ». Самая и, можно ска­
зать, единственно верная мера для своевременнаго изьятія
изъ населенія всехъ нуждающихся въ спеціальномь призреніи
и леченіи больныхъ, будуть ли они «острые» или «хроники»,
заключается въ созданіи такого плана устройства дела,
при которомъ запросы народа въ этомъ отношеніи будуть
удовлетво­ряться безъ стесненій, тотчасъ и вместе съ темъ
такъ, чтобы в народе вселялось и постепенно, все более и более,
укреплялось доверіе къ делу. А для этого дело должно быть
поставлено такъ, чтобы, успешно удовлетворяя текущую потребность, оно могло безъ вреда для своего благоустройства
рости и развиваться соответственно росту потребности, такъ
какъ всякія задержки гибельно сказываются на внутреннем
благоустройстве дела, от­чего подрывается къ нему доверіе и
вновь тормозится вместе съ этимъ своевременное обращеніе
къ помощи заведеній, причиняя крайній вредъ и больнымъ,
и всему обществу.
Многіе общественные деятели восклицаютъ: «докуда же
будетъ продолжаться этотъ ростъ больныхъ? Содержаніе

276

Приложение
ихъ въ конце концовъ будетъ поглощать весь бюджетъ!» Эти
восклицанія нельзя оставить безъ некоторыхъ замечаній.
Коротко сказать, наблюдающіяся въ настоящее время
цифры годового прироста ненормально увеличиваются больными, нако­пившимися и накопливающимися по деревнямъ
отъ прежнихъ летъ. Поэтому съ развітиемъ дела и съ распространешемъ сведеній о заведеніяхъ по всемъ уголкамъ
губерній приростъ больныхъ постепенно долженъ, рано или
поздно, начать уменьшаться на счетъ ненормальнаго прибавка
къ нему въ виде больныхъ, свое­временно не определенныхъ
въ заведеніе въ прежніе годы.
Темъ не менее даже и тогда, когда описанное явленіе осуще­
ствится вполне и повсеместно, трудно ожидать, чтобы дело
приняло наконецъ окончательную стаціонарную форму въ
отно­шеніи количества призреваемыхъ. Во первыхъ нельзя не
прини­мать въ расчетъ уже естественный ростъ населенія, который будетъ вполне естественно связываться и съ относительнымъ ростомъ душевныхъ заболеваній. А во вторыхъ громадное
значеніе должна оказывать сама природа душевныхъ болезней,
какъ болезней затяжныхъ, длящихся годами. На остановку
этого естественнаго прироста можно разсчитывать только
разве въ томъ случае, когда съ прогрессомъ общественной
организаціи будуть постепенно проведены широкія и радикальныя меры оздоровленія населенія, которыя приведуть въ ряду
прочихъ благихъ своихъ последствій также и къ уменьшенію
душевныхъ заболеваній въ каждое данное время по крайней
мере до той степени, при которой цифра новыхъ заболеваній
за известный періодъ времени будетъ меньше таковой же за
предшествующій період той же продолжительности, и меньше
на столько, чтобы парали­зовалось действіе указанныхъ выше
причинъ — роста заболе­ваній въ связи съ ростомъ населенія
и природы душевныхъ болезней, заставляющей количество
выздоровленій и смертей при нихъ отставать отъ количества
новыхъ заболеваній за тотъ же срокъ времени. Само собой
разумеется, что при обратныхъ условіяхь, т.е. при всякомъ
потрясеніи общественнаго организма, губительно отзывающемся на народномъ здоровьи, пропорціонально силе этого
потрясенія будетъ увеличиваться и приростъ ищущихъ общественнаго призренія вообще и душевно-больныхъ в частности.
...На основаніи высказанныхъ соображений прихожу къ
следу­ющему выводу, на которомъ, думаю, следуетъ разъ на-

277

Приложение
всегда остановиться: дело общественнаго призренія и леченія
душевно-больныхъ изъ несостоятельныхъ классовъ населенія
нашего оте­чества почти во всемъ своемъ объеме, на который
предъявляетъ требованія общественная жизнь въ данное время
и въ данномъ месте, — есть дело земскихъ учрежденій, какъ
одинъ изъ подвидовъ земской медицины и земскаго призренія.
Я сказалъ «почти во всемъ своемъ объеме» потому, что, какъ
будетъ показано своевременно, некоторую, хотя сравнительно очень небольшую долю дела, въ интересахъ последняго,
представляется более целесообразнымъ возложить на некоторыя более мелкія общественныя группы и учрежденія. Также,
какъ показываетъ более по­дробное изученіе обстоятельства
дела, которое тоже последуетъ своевременно, и государству,
какъ кажется, по крайней мере въ практическомъ отношеніи,
будетъ более целесообразно взять въ свое непосредственное
веденіе некоторую другую часть дела, хотя тоже значительно
меньшую той части, которая выпадаетъ на долю земскихъ
учрежденій. Вообще же, что касается государства, то, какъ
это установлено действующимъ законодательствомъ вполне
категорически, и чего изменить по сути дела не представляется
никакой целесообразной необходимости, глав­ными, неотъемлемыми и высокими функціями его в этомъ деле, кроме общихъ
оздоровительныхъ меръ, касающихся всей страны, являются
еще высшій административный контроль и регулированіе дела,
во избежаніе пагубныхъ задержекъ въ его развитіи и даже
попятныхъ движеній, на что нередко оказываются способ­
ными общественныя учрежденія, а также матеріальная помощь въ виде субсидій или кредита на развитіе дела въ томъ
или другомъ отдельномъ районе, земскія учрежденія коего въ
силу какихъ либо особыхъ неблагоприятныхъ экономическихъ
условій оказались въ данное время не въ силахъ устоять по
отношенію къ делу на высоте своей задачи.
Лечебные пріемы, указанные медициной до сего времени,
многочисленны и разнообразны. Все они однако же могутъ быть
разбиты по обстановке, въ которой мыслимо ихъ примененіе
къ больнымъ, на следующія три группы: 1) лечебные пріемы,
для которыхъ требуется ночное содержаніе больныхъ въ известнымъ образомъ устроенныхъ зданіяхъ, возводимыхъ для
удобства обра­щающихся къ ихъ помощи особенно тяжелыхъ
больныхъ, в наиболее населенныхъ пунктахъ или непосредственно около последнихъ и носящихъ, смотря по размерамъ,

278

Приложение
названія госпиталей, больницъ или лечебницъ. 2) Лечебные
пріемы, примененіе кото­рыхъ предполагаетъ амбулаторное
содержаніе больныхъ, но не въ обычной ихъ житейской обстановке, а въ некоторыхъ центральныхъ сборныхъ пунктахъ, въ
условіяхь, полезныхъ для этого рода больныхъ или въ силу
обстоятельствъ, предоставляемыхъ самою природою данного
пункта, или въ силу обстоятельствъ, искусственно созданныхъ для этой же цели врачами, путемъ смешенія условій,
предоставляемыхъ природой, съ особыми дан­ными, указываемыми медицинской наукой. Таковы курорты, морскія купанья,
климатическія станціи, санаторіи и лечебныя колоніи. Наконецъ: 3) лечебные пріемы, примененіе коихъ пред­полагаетъ
тоже амбулаторное содержаніе больныхъ, но въ обыч­ной житейской ихъ обстановке и даже при возможности продолженія
ими обычной ихъ житейской деятельности.
Прилагая эти 3 группы способовъ и пріемовь леченія къ
психическимъ больнымъ и принимая во вниманіе установленную психіатріей потребность этихъ больныхъ въ техъ или
другихъ способахъ леченія, мы можемъ сообразно съ этимъ
подразделить на 3 обширныя группы и самихъ этихъ больныхъ.
Въ дополненіе къ предложенной группировке следуетъ поя­
снить, что свойства, определяющія принадлежность того или
другого больного къ той или другой группе, отнюдь не могутъ
считаться разъ навсегда для даннаго больного определенными
и постоянными. Между определенными группами происходитъ
постоянный и самый живой обменъ. Больной, принадлежащій
несколько дней или недель, или даже месяцевъ и годовъ къ
первой группе, въ следующіе затемъ дни, недели, месяцы и
годы можетъ перейти во вторую, а то даже въ третью и обратно.
...Возвращаясь теперь къ вопросу, который вызвалъ съ нашей стороны все последнія разсужденія, сближенія и справки,
мы въ результате последнихъ приходимъ къ единственному
выводу о людяхъ и о деле, о которыхъ разсуждаемъ: все
люди эти, безъ исключенія, — больные, требующіе леченія, а
все дело, въ полномъ объеме, — лечебное дело. Всякія другія
толкованія неизбеж­но противоречатъ основнымъ положеніямь
медицинской науки вообще и психіатріи в частности.
Принципы, положенные въ основу организаціи дела, которую я хочу здесь изложить, не составляютъ чего нибудь
новаго. Они ясно и определенно были высказаны для нашего

279

Приложение
отечества еще 11 летъ тому назадъ, но потомъ оказались
почему-то забытыми и не проведенными в жизнь, по крайней
мере во всей своей полноте.
Принципы эти суть следующіе:
«...въ деятельности отдельныхъ земствъ, какъ и различныхъ
заведеній для душевно-больныхъ, нетъ никакой связывающей
ихъ нити, никакого общаго плана действій, никакой солидар­
ности».
«...между мерами, направленными къ улучшенію быта
душев­но-больныхъ, предпринимаемыми различными общественными управленіями, нетъ, какъ выше уже замечено,
единства, солидар­ности и той строгой последовательности,
которая обеспечиваетъ
успехъ дела».
«цель деятельности земскихъ заведеній менее широкая,
чемъ клиническихъ. Не задаваясь высшими требованіями науки, они должны дать приютъ, призреніе и леченіе больнымъ,
находя­щимся на попеченіи земства».
Стоитъ только при каждой земской больнице устроить
небольшія психіатрическія отделенія на 5–10 коекъ, смотря по
населенности уезда и бойкости его промышленной и торговой
жизни. Эти психіатрическія отделенія служили бы пріемнымъ
покоемъ для всехъ заболевающихъ въ данномъ уезде душевными болезнями.
Что касается уездныхъ земскихъ больницъ, то за целесооб­
разность устройства при нихъ психіатрическихъ пріемныхъ
отделеній говоритъ весьма красноречиво еще и то обстоятельство, что само населеніе привыкло видеть въ этихъ
больницахъ свои больницы и везетъ уже и теперь своихъ
душевно-больныхъ туда, не желая считаться съ темь, что въ
нихъ нетъ для этихъ больныхъ местъ, и больные будутъ немедленно отправлены въ губернію.
...Предполагаемое мною возраженіе заключается въ томъ,
что врачи уездныхъ земскихъ больницъ и больницъ фабричныхъ, городскихъ и железно-дорожныхъ — не спеціалисты.
Да, они не спеціалисты. Земскіе, фабричные, железно-дорожные и т.п. вра­чи, являющіеся повседневно и повсеместно,
когда потребуется, и хирургами, и акушерами, и окулистами,
несомненно, для столь маленького психіатрическаго дела
окажутся и вполне хорошими психіатрами, когда имъ дана

280

Приложение
будетъ к этому возможность, т.е., когда при заведуемыхъ ими
больницахъ будутъ устроены отделе­нія съ соответствующими
приспособленіями.
Что касается теоретическихъ знаній, то нельзя, какъ я думаю, игнорировать того обстоятельства, что теперь не прежнія
време­на. Теперь во всякомъ университете и въ академіи имеются психіатрическія кафедры, читаются обязательныя для
всехъ медицинскихъ студентовъ курсы психіатріи и ведутся
обязатель­ныя клиническія занятія. Если предположить, что
всего этого недостаточно для того, чтобы затемъ обладать
даже такими знаніями, чтобы съ успехомъ вести пріемный
психіатрическій покой на 5–10 коекъ, то, я не понимаю, къ
чему тогда государству содержать все эти обширныя и дорогія
клиники, къ чему читать все эти обязательные курсы?
По поводу высказанныхъ соображеній боюсь еще обвиненія
меня въ противоречіи самому себе после того, что я говорилъ въ первой своей статье, возражая д-ру Яковенко на
его предложеніе привлечь участковыхъ земскихъ врачей къ
психіатрическому делу. На случай такого обвиненія замечу,
что участковые врачи и врачи уездныхъ земскихъ больницъ, а
также надзоръ за больными, разсеянными на сотняхъ квадратныхъ верствъ, и леченіе больныхъ, собранныхъ въ спеціально
приспособленномъ отделеніи, — не одно и то же, почему
противоречія съ моей стороны нетъ никакого.
После всехъ приведенныхъ доводовъ и оговорокъ не предвижу более никакихъ основательныхъ возраженій своему
предложенію и думаю, что приведете его въ жизнь действительно «вдвинетъ психіатрію въ земско-медицинскую семью»,
о желательности чего такъ прекрасно выразился въ своемъ
докладе Кіевскому съезду д-ръ Яковенко, и действительно
приблизитъ земское психіатрическое дело къ населенію, что
тоже существенно необ­ходимо и желательно.

281

Приложение

С. Блох, П. Реддауэй
Диагноз: инакомыслие
(Фрагменты из книги)
Послереволюционное развитие
психиатрической службы
С реорганизацией системы здравоохранения, последо­вавшей
после социалистической революции, в психиатрии был взят курс на
профилактику душевных заболеваний*. Костяк новой системы и по
сей день составляют психдис­пансеры, учрежденные в каждом административном районе.
Первоначальная консультация обычно происходит в рай­онной
поликлинике. Если больной нуждается в более специализированном
обследовании, его направляют в бли­жайший психиатрический диспансер. Каждый диспансер обслуживает население примерно в полмиллиона. Здесь,в идеале,врачи стремятся не изолировать больного
от общества и по возможности избегают помещения его в больницу.
При некоторых диспансерах имеются небольшие стационары для
больных, нуждающихся в непродолжительной госпитали­зации. Диспансеры также оборудованы для дневных больных,т.е. таких,которые
являются туда каждый день, возвращаясь домой на ночь. Важным
элементом диспансера является производственная мастерская при
нем. Труд играет все­объемлющую роль в лечении и перевоспитании
психически больных. Конечная цель — сохранение работоспособности больного с его последующим возвращением либо к прежней
работе,либо к иной,более соответствующей его возмож­ностям. Этот
аспект психиатрического лечения отражает советское отношение к
труду: официальная мораль требует от каждого советского гражданина
общественно-полезного труда и вклада в благосостояние государства.
* О значении, придаваемом профилактике, говорит основание в 1925 году Научноисследовательского института нейропсихиатрической профилак­тики в Москве.

282

Приложение
Поэтому большинство дневных больных проходит курс трудотерапии. Мастерские при клинике (а также при психиатрических больницах)
заключают договоры с про­мышленными предприятиями,которым они
поставляют тот или иной товар. Больные, работающие в мастерских,
в дополнение к пенсии по инвалидности получают за свою работу
небольшую оплату.
Более тяжелые больные, неспособные к жизни в обществе и
нуждающиеся в более тщательном уходе,поступают в районную психиатрическую лечебницу. Большая часть их проводит там несколько
недель или месяцев, после чего вновь направляется в диспансер для
дальнейшего наблюдения. Связь между больницей и диспансером,
очевидно, слабая, контакты между врачами обоих учреждений, помимо чисто формальных, минимальны4. В дополнение к районным
психиатрическим больницам при некоторых больницах об­щего типа
имеются небольшие психиатрические отделения,но это нехарактерно
для советской психиатрической системы. Тюремные психиатрические
лечебницы существуют для лечения осужденных, страдающих душевным заболеванием. Психиатрические колонии,обычно расположенные
в сельской местности, рассчитаны на больных, которые нуждаются в
длительном, а то и в пожизненном уходе.

Терапевтический подход
Традиционное психиатрическое лечение последних де­сятилетий
основано на идеях академика Павлова. Имя его — одно из самых
прославленных в истории советской меди­цинской науки, а идеи и
результаты его исследований имеют фундаментальное значение для
советской медицины вообще. В 1950 году на объединенной сессии
Академии наук и Академии медицинских наук под нажимом партийных идеологов павловское учение было окончательно провозгла­шено
основой медицины, а также некоторых других областей науки. Обе
академии постановили принять необходимые меры к дальнейшему
развитию павловской теории и к ее применению в медицине, педагогике, физическом воспитании и скотоводстве5.
Ознаменованный широкой чисткой среди научных кругов, этот
период представляет печальную главу в истории советской науки.
Так,например,в биологии все командные высоты партия предоставила лысенковцам. Они провозгла­сили ряд своих теорий, которым все
обязаны были подчи­няться: биологи не вправе были придерживаться
иных воззрений; со своими оппонентами лысенковцы расправля­лись,
прибегая к «чисткам». Впоследствии взгляды Лысенко были официаль-

283

Приложение
но признаны шарлатанскими, а сам он был низвергнут. Эта бурная
фаза развития советской науки живо описана биологом Жоресом
Медведевым6.
«Павловская сессия» двух академий внесла смятение и в психиатрию. Физиологические теории Павлова о высшей нервной деятельности и ее регулирующих механизмах были включены в психиатрию и
возведены в догму. Психиатри­ческая наука была переделана согласно
павловской доктрине. Психиатры-«антипавловцы» были смещены с
важных постов и либо отправлены на пенсию,либо переведены в провинцию. Многие из них были евреями и,естественно,это происходило
в атмосфере антисемитизма, кульминационным моментом которого
явилась казнь двадцати выдающихся деятелей еврейской культуры в
1952 году и пресловутое «дело врачей» в 1953 году.
Павловские теории искусственно объединили с марк­сизмом,объясняющим поведение человека как результат социально-экономических
условий, и это было положено в основу психиатрической терапии.
Эта установка была обра­щена против теорий Фрейда, на которые
начиная с тридцатых годов было наложено табу. В это время книги
Фрейда сделались недоступными для широкой публики,а перевод их
на русский язык прекратился. Советское неприятие Фрейда основано
на двух пунктах: значительная роль, отводимая им инстинктам человека в определении его поведения,и индивидуалистический характер
психоанализа, стимулирующий у пациента независимость личности,
его личную ответственность. Партийные идеологи решительно выступили против его теории, по которой поведение человека в основном
определяется иррациональными и подсознатель­ными факторами и
эгоистическими импульсами. Точно так же были отвергнуты Юнг,Адлер
и такие неофрейдисты,как Хорни и Салливан,идеи которых,впрочем,
практически неизвестны советским психиатрам.
Советский способ лечения сочетает три направления: биологическое, психологическое и социальное. Упор на биологическую основу душевного заболевания выражается в широком использовании
транквилизаторов и антидепрессантов в курсе лечения. Это те же
средства, к которым принято обращаться и в западной медицинской
практике. Усиленное применение фармакологических средств в
совет­ской психиатрии основано на павловском учении о нормаль­
ном функционировании нервной системы как результате равновесия
между возбуждением и торможением. При душев­ных заболеваниях
имеет место нарушение этого равновесия,но оно восстановимо благодаря воздействию некоторых лекарств на мозг.

284

Приложение
Применяются,хоть и не столь широко,и другие методы физиологического воздействия. Инсулиновый шок,чрез­вычайно редко используемый в настоящее время западными психиатрами,все еще применяется
в советской медицине. Лечение заключается во введении инсулина в
дозе, приводящей больного в прекоматозное состояние, из которого
его затем выводят; эта процедура повторяется несколько раз на протяжении недель. Также прибегают к электрошоку, к наркозотерапии
или лечению сном. Психохирургия — хирур­гическое вмешательство в
функционирование мозга,в особенности иссечение части переднего
мозга, — лоботомия, — изредка практикуемое на Западе, — в Советском Союзе запрещена.
Психологическое лечение отличается директивно-воспита­тельным
характером. Американский психиатр Зиферштейн, на протяжении
тринадцати месяцев наблюдавший примене­ние психотерапии в Ленинградском научно-исследователь­ском институте психоневрологии
им. Бехтерева, дал разверну­тое описание этого метода7. Психиатр
создает благоприятный эмоциональный климат, проявляя интерес и
участие к больному и подчеркивая его, больного, положительные качества; он предлагает реалистический,зрелый подход в решении тех
или иных житейских проблем и объясняет больному,что его поведение
и нежелание изменить это поведение вызвано неврозным состоянием,
причем стара­тельно избегает вызывать негативные чувства у больного,
поскольку они нарушили бы положительный эмоциональный климат и
дали бы антитерапевтический эффект. Целью психотерапии является
постепенное воспитание в больном оптимистического настроя.
Впечатления Зиферштейна подтверждаются участниками Американской миссии по изучению проблем лечения психи­ческих заболеваний. В 1967 году они приехали в Советский Союз для изучения
организации психиатрической службы в стране8. По наблюдениям
американцев, их советские коллеги чрезвычайно широко используют
психотерапию,направляя поведение больного,беседуя с ним,увещевая
его, причем делается это в теплой, доброжелательной атмосфере.
Социальное направление в лечении тесно связано с психологическим. Отражая взгляд советского общества на труд как на
основу жизни каждого гражданина,трудотерапия является основным
средством, которым пользуется врач-психиатр. Психиатр обладает
огромными возможностями влиять на формирование экономического
и социального мира своего больного; он вправе вмешиваться в различные аспекты его жизни: изменять условия,связанные с его работой,
рекомендовать дальнейшее образование или подготовку,определять
группу инвалидности, а тем самым и размеры его пенсии, добиваться

285

Приложение
перевода его на другую работу, требовать улучшения жилищных условий. Работодатель, как правило, обязан выполнять рекомендации
психиатра.
В социальной терапии господствует концепция коллек­тивизма.
Упор на коллектив — главная черта советского общества: интересы
и цели общества ставятся выше интересов и целей личности. Одна
из задач психиатра — ускорить возвращение больного в коллектив
и утвердить в нем чувство социальной ответственности. Поощрение
индивидуализма в больном не имеет места в советской психиатрии.
Присяга советского врача,включающая обязательство «добросовестно трудиться там, где этого требуют интересы общества»9, отражает
предпочтительную направленность психиатра на интересы коллектива,
а не личности.
Сильно выраженная официальная установка коллективизма
порождает у советских психиатров — а также у конформистски
настроенной части общества — нетерпимость к отступлениям от
общепринятых норм и ценностей. Опреде­ленный стиль одежды, прически, манера держаться, отно­шение к религии, интерес к некоторым
видам искусства, литературы и музыки, сексуальные отклонения, как,
напри­мер, гомосексуализм (уголовно наказуем), и вообще любые
формы поведения, отличающиеся от общепринятых, могут вызвать у
психиатра подозрение и недоверие, заставляющее его видеть в этих
проявлениях возможные симптомы душевного заболевания.
Готовность расценить всякое необычное поведение как отклонение от общественной нормы создает богатую почву для истолковывания его как психического отклонения, и тем самым — базу для
использования психиатрии в целях социальных репрессий.

Психиатрия и политическая идеология
Присяга советского врача включает следующее обяза­тельство:
«во всех своих действиях руководствоваться принципами коммунистической морали (курсив наш),всегда помнить о высоком призвании
советского врача, об ответственности перед народом и Советским
государством»10.
Коммунистическая мораль внушается врачу с самого начала его
медицинской карьеры. Еще в институте он обязан проходить курс
марксизма-ленинизма. По данным Филда, в годы после второй мировой войны этому предмету отводилось не меньше 250 часов, в то
время как анатомии — 297, хирургии — 213. Такой же упор на эти
идеологические дисциплины наблюдается и поныне*11. Сталинское
высказы­вание о приоритете политической подготовленности над про-

286

Приложение
фессиональным мастерством и опытом приобретает особое значение
в работе психиатра. Хорошая политическая подго­товленность предполагает преданность партии и ее идеологии, готовность работника
выполнять партийные указания. Поли­тический критерий и его значение
в жизни советского человека не потеряли силу и в наши дни. Об
этом свидетельствует и чрезвычайно высокий процент членов партии
среди медицинских работников, занимающих ответ­ственные посты в
системе здравоохранения.
Таким образом,партия,благодаря своей монополии в командных
инстанциях,полностью контролирует все аспекты народного здравоохранения, включая и профессиональную деятельность врачей. Мы
еще увидим,сколь существенна эта форма контроля в использовании
психиатрии для подавления инакомыслия.
Самую суть подчиненного положения советской меди­цины по отношению к партии и режиму хорошо выразил Филд:
Идеология... занимает центральное место в советской структуре,
и как доктрина, и как практическое орудие конт­роля. Однако
режиму не столь важен доктринальный конфор­мизм или даже
вера (в смысле религиозной убежденности), сколько положительное отождествление с партией как храни­тельницей всех
основных догматов. Из этого, естественно, вытекает особая
озабоченность властей настроениями совет­ской интеллигенции,
отношением ее к партийной идеологии и — важнее всего — ее
«правильной» интерпретацией партийного курса и готовностью
исполнять приказы и указания в духе этого курса12.

Советское здравоохранение на практике
Выше мы рассматривали главным образом формальную структуру
и принципы советской системы здравоохранения,особенно в области
психиатрии. Практика, безусловно, значительно отличается от схемы.
Пока что, однако, мы не располагаем достаточным материалом по
той простой при­чине, что ни одному иностранцу не была предоставлена возможность провести исследования на местах, а советскому
гражданину с независимым образом мыслей, с большим трудом
собравшему необходимый материал, не удалось бы опубликовать
результаты своих исследований.
* По свидетельству д-ра М.Войханской, до 1975 года работавшей психи­атром в
Ленинграде, и по другим компетентным источникам, 25% учебной программы отводится политическим наукам. Дисциплины эти — основы марксизма-ленинизма,
политэкономия, диамат, истмат, история КПСС и научный атеизм.

287

Приложение
В этих обстоятельствах суждение такого здравомыс­лящего и независимого критика,как академик А.Сахаров,обладает ценностью даже
несмотря на то, что оно не основано на систематических данных. В
1975 году он писал:
Очень низко качество медицинского обслуживания боль­
шинства населения. Попасть на прием в поликлинике — полдня
потерять... Больной почти не может выбирать, к какому врачу
обратиться. В больницах — больные лежат в коридорах, в
духоте или на сквозняках... На одного больного в рядовой
больнице в день выделяется по бюджету менее одного рубля
на все... Зато в привилегированных больницах — на одного
больного по бюджету тратится до 15 рублей в день... В провинции нет современных медикаментов, но и в столице их ассортимент очень отстает от западных стран. Сильно подорвана
система медицинского образования... Общий нравственный и
профес­сиональный упадок распространился на врачей, которые дер­жались дольше других. Под угрозой те несомненные
достижения (в области педиатрии, в борьбе с инфекционными
заболеваниями и др.), которые были достигнуты советской
медициной в первые десятилетия советской власти13.
Суждение Сахарова тем более весомо,что оно совпадает с рассказами множества недавних эмигрантов из Советского Союза,в том
числе врачей разных специальностей,включая психиатров,с которыми
мы беседовали. Оно также совпадает с личным опытом одного из
авторов (П.Р.),который столкнулся с советской системой медицинского
обслужи­вания,находясь в Москве в качестве аспиранта в 1963–64 гг.
Даже официальная советская пресса,в редкие минуты откровенности, частично подтверждает мнение Сахарова. Так, в 1976 году
в «Литературной газете» говорилось о проблеме, стоящей перед
советским здравоохранением. Автор статьи утверждал, что суммы,
отпускаемые больницам,никак не могут считаться достаточными. Он
предлагает учредить медицинский фонд,взывая к благотворительности
населения. Фонд дал бы возможность закупать дорогую аппаратуру
и расширить перегруженные больницы. Чиновники из Мини­стерства
здравоохранения отнеслись сочувственно к его предложению:
(...) и у нас больные лежат иногда в коридоре. (...) Нет печальнее дней в больнице, чем самые праздничные. Тогда не лечат,
тогда не встречаются с врачами — только лекарства и самые
неотложные процедуры14.
В результате всего, что нам удалось прочитать и услышать, мы
пришли к выводу, что в Советском Союзе, как и в западных странах,

288

Приложение
с психиатрическим обслуживанием дело обстоит хуже, чем в прочих
областях медицины.
Следует также отметить,что в советской психиатрии,в отличие от
западной,стремящейся по возможности лечить пациентов амбулаторно,намечается обратная тенденция. Советские власти усиленно строят
все большее количество стационарных лечебниц,количество коек для
людей с психическими и нервными заболеваниями за период с 1962
года по 1974 возросло с 222600 до 390 тысяч. Последняя цифра
представляет 13% от общего числа коек в больницах всех типов на
1974 год. Дальнейший рост количества коек для душевнобольных
намечено было продолжить вплоть до 1980 года15.
4. Лифер Р. Медицинская модель как идеология. — Интернешенел джорнал
оф сайкайатри, 1970, т. 9.
5. Сас Т.С. Миф о душевной болезни, Нью-Йорк, 1961.
6. Лифер Р. Медицинская модель как идеология. См. прим. 4.
7. Сас Т.С. Идеология и сумасшествие, Нью-Йорк, 1970.
8. МакГарри А.Л. Вопрос опасности. — Сайкаиатрик спектейтор,1974,т. 9.
9. Там же.
10. Исчерпывающая трактовка темы — в кн.: Киттри Н.Н. Прмо быть непохожим: отклонения и принудительное лечение, Балтимор, 1971.
11. Сандей Тайме, 21 мая 1972. г.
12. Миллер К.С., Симоне Р.Л. и Фейн С.Б. Принудительная госпитализация
в психиатрическую больницу в Англии и Уэльсе. — Джорнал оф хэлс энд
сошиал бихейвиор, 1974, т. 15.
13. Проблемы,относящиеся к опасности и административной госпитали­зации,
рассматриваются в статье: Шах С.А. Опасность и администра­тивная
госпитализация душевнобольных: соображения общественной политики.
— Америкен джорнал оф сайкайатри, 1975, т. 132.
14. Сайкаиатрик ньюз, 16 июля 1975г.
15. Стоун А.А. Право на лечение — заметки о законе и его воздействии. —
Америкен джорнал оф сайкайатри, 1975, т. 132.

***

Психиатр и его диагноз
В предыдущих главах мы показали, как происходит в СССР злоупотребление психиатрией, но лишь вскользь говорили о тех, кто
несет ответственность за превышение медицинских полномочий. В
этой главе мы восполним это упущение и постараемся установить
мотивы, движущие психиатрами, замешанными в преступлениях против челове­чества. Ответственно ли только меньшинство психиатров?
Каковы подлинные мотивы злоупотреблений? Вопрос, заслу­живающий
пристального внимания и рассматриваемый нами поэтому в данной

289

Приложение
главе, мы сформулируем так: предоставляет ли возможность для
преступных толкований сама принятая в психиатрии система диагностики, или интерпретации советских психиатров не имеют с ней
ничего общего и вытекают из их непрофессионального толкования
очередных требований вышестоящихинстанций? Как относится запад­
ная психиатрия к советским психиатрическим диагнозам диссидентов?

Кто причастен?
Прежде всего, надо сказать, что «идеологи» злоупотреб­ления
психиатрией, несущие самую тяжкую ответственность за госпитализацию нормальных людей, составляют среди советских психиатров
незначительное меньшинство. Еще меньше таких,которые осмеливаются открыто заявить о своем несогласии с практикой карательной
психиатрии. Подавляющее большинство советских психиатров нельзя
отнести ни к активным защитникам и проводникам кара­тельной медицины, ни к ее открытым противникам. Не говоря уже о психиатрах,
восстающих против произвола,необходимо сделать различие между
«идеологами» и молча­ливым большинством, прячущим иной раз под
маской послушания сочувствие к жертвам и желание им помочь.

Ключевые фигуры
Использование психиатрии в целях подавления свобо­домыслия
в Советском Союзе возглавляют: директор Инсти­тута психиатрии
Академии медицинских наук СССР профессор Андрей Снежневский,
директор Института им. Сербского доктор Георгий Морозов,заместитель директора Института психиатрии профессор Рубен Наджаров
и начальник специ­ального диагностического отделения Института им.
Сербского профессор Даниил Лунц.
Наибольшей известностью и влиянием, вне всякого сомнения,
обладает профессор Андрей Снежневский. Он — один из немногих
психиатров, удостоенных почетного звания действительного члена
Академии медицинских наук. К его советам по специальным психиатрическим вопросам прислу­шиваются в Министерстве здравоохранения.
Снежневский является редактором журнала «Невропатология и психи­
атрия» им. С.С. Корсакова, членом президиума АМН и Всесо­юзного
общества невропатологов и психиатров. Ему также принадлежит
ведущая роль в международных мероприятиях советской психиатрии.
Влияние Снежневского усиливается почетным членством во Всемирной психиатрической ассоциа­ции, Американской психиатрической
ассоциации и Королев­ской коллегии психиатров Великобритании.

290

Приложение
Андрей Снежневский родился в 1904 году. Карьеру свою он
сделал в 1950-м. Тогда состоялась объединенная сессия Академии
наук и Академии медицинских наук СССР на тему о внедрении в
советскую психиатрическую практику идей академика Павлова. Поборники теории Павлова побе­дили. Снежневский находился в их
стане,и волна,сокрушив­шая разгромленных,вынесла его на вершины
медицинской иерархии. Снежневский получил кафедру в Институте
усовершенствования врачей, в 1950–51 гг. стал директором Института им. Сербского, а в 1962-м его облекли наивысшим доверием:
Снежневский сделался директором Института психиатрии.
Вскоре после того, как по приказу партии доктрина Павлова вытеснила из официальной советской психиатрии почти все остальные
научные подходы, Снежневский, зареко­мендовав себя непоколебимым
павловцем, начал развивать свою собственную теорию шизофрении.
По сути дела, Снежневский ввел новое толкование болезни, в результате чего стало возможным трактовать идеологическое инакомыс­лие
как симптом тяжелого психического расстройства.
Взгляды Снежневского на шизофрению вызвали дли­тельную борьбу
с другими направлениями в психиатрии,сторонники которых были сосредоточены главным образом в Киеве и Ленинграде. Обе эти школы
решительно выступали против расплывчатой теории Снежневского
и против учас­тившихся из-за нее диагнозов шизофрении. Главным
против­ником Снежневского в Ленинграде был доктор А.С. Чистович;
в середине пятидесятых годов борьба шла с переменным успехом.
Так, диссидента Виктора Рафальского трижды признавали тогда здоровым в Ленинграде и столько же раз шизофреником — в Институте
им. Сербского. К концу десятилетия не было уже никаких сомнений
в том, кто вышел победителем: заручившись поддержкой сверху,
Снежневский и его сторонники прочно закрепили свою установку в
теории и практике психиатрии. Самые влиятельные оппоненты были
переведены на менее ответственные посты — зачастую в провинции.
Дольше других не сдавался Ленинградский институт им. Бехтерева. Возглавлявший его доктор И.Случевский сумел сохранить свои
принципы неприкосновенными даже в начале шестидесятых годов.
Благородные традиции Института обо­рвались в 1966 г. вместе с
кончиной Случевского — его сотрудники вынуждены были встать на
официальные пози­ции. Доктор Феликс Ярошевский, ныне проживающий в Торонто, а ранее практиковавший в Ленинграде, рассказал
нам о заметном сдвиге психиатрического направления в Институте
им. Бехтерева (1965–1972 гг.): к диагнозу шизофре­нии стали прибегать чаще.

291

Приложение
Честолюбивый, хитрый, искусный в манипулировании людьми и
жонглировании словами, Снежневский, по сви­детельству многих, кто
его знает, является хорошим кли­ницистом и обладает большим человеческим обаянием. Сталкивавшиеся с ним психиатры говорят о
сложности его личности. Добившись верховной власти в своей области,
он стал защитником советской психиатрии от западных крити­ков.
Яростно отрицал он обвинения,выдвинутые против Советского Союза
на конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации в Мексике в
1971 году. Как тогда,он и сейчас продолжает утверждать,что критика
эта не что иное, как «злостная фальсификация»4.
В качестве консультанта или одного из членов комиссии Снежневский принимал участие в обследовании нескольких диссидентов с
мировым именем. Широко известны оценка Снежневским психического
состояния Плюща и его роль в деле Жореса Медведева.
В 1972 году Снежневский возглавил комиссию, обсле­довавшую
Плюща, диагностировал у него шизофрению и рекомендовал принудительную госпитализацию2. После поч­ти двух лет «лечения» и заметного ухудшения в состоянии Плюща жене госпитализированного и
другу семьи Юрию Орлову удалось попасть к Снежневскому домой.
Орлов описал напряженный разговор,в ходе которого Снежневский
озадачил пришедших вопросом — по их мнению,лицемерным: «Разве
лучше было бы для Плюща получить семь лет строгого режима?»3
Ни в госпитализации, ни в диагнозе Медведева Снежнев­ский
открыто не участвовал, но его закулисная роль в этом деле не подлежит сомнению. Как рассказано в книге «Кто сумасшедший?», один
из друзей Медведева добился свидания со Снежневским и услышал
от того, что хотя Жорес и является психопатологической личностью
«с повышенной самооценкой»,в принудительном лечении он не нуждается и должен быть освобожден и поставлен на психиатрический
учет. На следующий день со Снежневским, приехавшим в Министерство здравоохранения вместе с группой врачей,встретился академик
Сахаров. После общих слов о дости­жениях советской психиатрии
Снежневский согласился,что,действительно,ошибки иногда случаются,
в особенности в провинции, где отдельные психиатры не освоили
еще современных методов. Если врачи, обследовавшие Медведева,
допустили ошибку, — пояснил Снежневский, — ее можно исправить
при помощи Минздрава. Зачем шуметь на весь мир? Общественные
протесты подрывают ведь престиж советской психиатрии4. Стало известно также, что за не­сколько дней до этого разговора Снежневский
присутствовал на совещании ответственных сотрудников Минздрава,
кото­рое было посвящено делу Медведева. К тому времени междуна-

292

Приложение
родная кампания протеста набрала уже ощутимую силу. Снежневский
воспользовался случаем и предупредил собравшихся,что продолжение
госпитализации Медведева поставит в затруднительное положение
советскую делегацию на конгрессе в Мексике; министр здравоохранения доктор Петровский и главный психиатр министерства доктор
Сереб­рякова не хотели идти на уступки и решили, что Медведева
следует содержать в больнице в течение неопределенного срока.
Этот эпизод иллюстрирует одно из основных качеств Снежневского
— политический прагматизм. Сознавая оши­бочность госпитализации
Медведева, он заботился не столько о благосостоянии больного,
сколько о престиже своей профессии.
Директор Института им. Сербского Георгий Морозов ро­дился в
1920 году. Главенствующее положение в Институте им. Сербского
он занял в 1957-м. С 1974 г. он стал действи­тельным членом АМН
СССР,а с 1975-го — председателем президиума Всесоюзного общества. Как и Снежневский,Морозов занимается не только практикой,но
и теорией: он является одним из составителей учебника по судебной
психиатрии5.
Имя Морозова неразрывно связано с использованием психиатрии в политических целях. Он участвовал — иногда и в качестве
председателя — в комиссиях, обследовавших таких диссидентов, как
Григоренко, Горбаневская, Медведев, Файнберг, Шиханович и Плющ.
Георгий Морозов — один из наиболее активных защитников советской психиатри­ческой практики.
Доктор Рубен Наджаров занимает пост заместителя Снежневского
в Институте психиатрии. Он неоднократно участвовал в комиссиях,
обследовавших диссидентов,и не раз пытался парировать западную
критику.
Наджаров вошел в состав комиссии, заключившей, что Медведев
страдает вялотекущей шизофренией. Он же реко­мендовал принудительное лечение для Виктора Кузнецова. Осмотрев его,Наджаров
нашел вялотекущую шизофрению ввиду наличия у «больного» реформаторских идей и недоста­точного понимания собственной болезни6.
В результате Кузнецов провел два года в Казанской СПБ.
Оправдания Наджаровым советской психиатрии были напечатаны
и в СССР («Известия»,1973)7,и на Западе («Гардиан»,1973)8. Последнее письмо подписали также Снежневский и Морозов. Аргументация
Наджарова сводится к обвинению критиков в «неблаговидных целях»
и антисо­ветской клевете.
Самой печальной известностью среди диссидентов поль­зуется
профессор Даниил Романович Лунц9. Отец его был до революции
педиатром, мать — профессором Московской консерватории.

293

Приложение
В середине тридцатых годов Лунц работал психиатром в больничном отделении главной тюрьмы в Горьком,потом перевелся в Институт
им. Сербского,где в 1940 году стал старшим научным сотрудником и
получил звание доктора. В конце сороковых годов он читал лекции
на курсах Министерства госбезопасности.
Несмотря на свое еврейское происхождение, Лунц благо­получно
перенес погромную кампанию начала пятидесятых годов,захлестнувшую и Институт им. Сербского, однако положение его в Институте
по-настоящему упрочилось лишь в 1957 году,когда на пост директора назначили Г.Морозова. К началу шестидесятых годов Лунц стал
главой диагности­ческого отделения, занимающегося обследованием
политичес­ких нарушителей.
По утверждению диссидента Наума Коржавина, Лунц начал работать в отделении еще в 1948 году. Он сильно отличался от других
врачей,вспоминает Коржавин: «Малень­кий... вечно настороже,мрачный, недоброжелательный. Од­нажды я обратился к нему с простым
вопросом, как привык обращаться к другим врачам, которые все относились ко мне с уважением,а он что-то пролаял мне в ответ. Был ли
он сотрудником органов тогда или нет... я не знаю. Но все больные
чувствовали в нем врага.»
Клинические методы Лунца меняются в зависимости от потребностей КГБ. В 1968 году он объявил вменяемыми двух диссидентов,
которым прежде поставил диаметрально противоположный диагноз.
Первое свое заключение он осудил как ошибочное, сказав, что
взгляды его с тех пор изменились — шизофрению он стал теперь
толковать уже.
Эта «комедия» с Лунцем в роли переродившегося злодея была
поставлена режиссерами из КГБ — органам удалось сломить одного
из диссидентов, и необходимо было «вернуть» его во вменяемое состояние, чтобы не впустую прошли его ложные показания на суде.
Разумеется, по окончании этой инсценировки Лунц снова расширил
свое понимание душев­ной болезни10. На полузакрытой лекции в
Москве в 1973 году он говорил о разных стадиях одной и той же
формы шизофрении. Сначала больной критикует советскую общест­
венно-политическую систему,— сказал Лунц,— затем его охватывает
принципиальная ненависть к милиции, а кончает он покушением на
жизнь вышестоящих представителей власти. Задача психиатра, —
предупредил Лунц,— как можно раньше установить наличие болезни
и с помощью лечения не дать ей развиться. После лекции председательствующий отказался прочитать вслух записки, адресованные
Лунцу,на том основании,что они носили оскорбительный характер11.
Как бы то ни было,Лунц пользуется доверием высших инстанций и не

294

Приложение
раз обследовал диссидентов,в том числе Синявского,Вольпина (1959),
Григоренко (1969), Горбаневскую, Яхимовича, Файнберга, Буковского
(1963 и 1967) и Шихановича.
О других психиатрах,принадлежащих к группе «идео­логов»,наша
информация,к сожалению,скудна. По-види­мому,немалая доля вины за
злоупотребление психиатрией лежит на Зое Серебряковой,главном
психиатре Минздрава. Не вызывает сомнения ее причастность к делу
Медведева. Обследуя Файнберга, она нечаянно проговорилась о
том, что ей известно о помещении в СПБ нормальных людей. В деле
Медведева,а также и Плюща замешан сам министр здравоох­ранения
Борис Петровский. Жена Плюща сообщила,правда,что в конце 1975
года Петровский добивался прекращения госпитализации ее мужа12.
Но это совпало по времени с апогеем кампании в защиту Плюща
на Западе.
Одним из главных апологетов советской психиатрии с 1971 года
стал профессор Марат Вартанян. Его избрание на пост заместителя
председателя ВПА облегчило Советскому Союзу защиту психиатрических преступлений против нор­мальных людей. Хотя лично Вартанян не
участвовал ни в лечении, ни в обследовании диссидентов, его тесное
сотруд­ничество со Снежневским и другими «идеологами» очевидно.
Известно еще около 50 имен психиатров, повинных в госпитализации диссидентов. В нескольких комиссиях, ре­шивших судьбу инакомыслящих, участвовали доктора Виктор Морозов и Яков Ландау.
Дополнительное свидетельство — высокие посты, занимаемые ими:
Ландау, например, как уже говорилось, является непосредственным
заместителем Лунца.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.

Гардиан, 29 сентября 1973 г.
Хроника 29.
Хроника 36.
Медведевы Ж. и Р. Кто сумасшедший?, стр. 96.
Морозов Г.В. и Калашник Я.М. Судебная психиатрия, Москва, 1967.
Сенатская подкомиссия, т. 1, стр. 160.
Известия, 10 августа 1973 г.
Гардиан, 29 сентября 1973 г.
Сведения о профессоре Лунце мы получили от диссидентов, бывших его пациентами: В.Файнберга, А.Вольпина, Н.Горбаневской,
Ю.Шихановича; от дальнего родственника Лунца — Александра
Лунца,проживающего ныне в Израиле,а также от одного московского
диссидента, пожелавшего остаться неназванным.
10. Казнимые сумасшествием,стр. 123 (о Добровольском). См. также стр.
43–44 (о Галанскове).
11. ХЗ № 3, 1973.
12. Тайме, 29 ноября 1975 г.

295

Приложение

Руководство по психиатрии /Под ред. А.В. Снежневского. — Т. 1.
М.: Медицина, 1983, 480 с. (стр. 333–355)

Малопрогредиентная (вялотекущая)
шизофрения
Этот тип шизофрении отличается медленным течением с постепенным развитием изменений личности, никогда не приводящих к
глубокому эмоциональному опустошению,характерному для тяже­лых
конечных состояний. В соответствии с этим клиническая карти­на
болезни обусловлена синдромами сравнительно неглубокого рас­
стройства деятельности мозга. Клинические проявления преимуще­
ственно ограничиваются кругом невротических (вегетативных, обсессивных, фобических, компульсивных, конверсионных), ипохон­дрических,
психопатических, аффективных и стертых параноидных расстройств.
Указания на существование медленно и относительно благоприят­
но развивающихся психозов эндогенного круга появились в литера­
туре задолго до распространения концепции Е. Kraepelin о раннем
слабоумии.
В современной литературе,посвященной шизофрении и погранич­
ным состояниям,имеются многочисленные описания форм патологии
с медленным нарастанием психических расстройств, «ползучей», по
выражению В.О. Аккермана (1935), прогредиентностью.
Эти формы описывались в литературе как латентная шизофрения
[Bleuler Е.,1911],мягкая шизофрения [Кронфельд А.С.,1928],непсихотическая шизофрения [Розенштейн Л.М.,1933],шизофрения,теку­щая
без изменений характера [Кербиков О.В.,1933],шизофрения larvata
[Снежневский А.В., 1963], вялопротекаюшая [Мелехов Д.Е., 1963;
Шмаонова Л.М., 1968; Наджаров Р.А., 1972], медленно теку­щая шизофрения [Озерецковский Д.С., 1950], прешизофрения [Еу Н., 1958],
предфаза шизофрении [Юдин Т.П., 1941], микропроцессуальная, или

296

Приложение
микропсихотическая, шизофрения [Гольденберг С.И., 1934], абортивная шизофрения [Gaupp R., 1938], рудиментарная, «санатор­ная»
[Каннабих Ю.В.,Лиознер С.A.,1931],псевдоневротическая [Hoch Р.Н.,
Polatin Р., 1949], амбулаторная [Zilboorg G., 1956; Hollender М.Н.,
1959], несостоявшаяся [Канторович Н.В., 1964], амортизи­рованная
[Stengel Е., 1937], нерегрессивная [Nyman К., 1978] шизо­френия.
Выделяют также «стертые» формы [Шахматова И.В., 1970; Wizel A.,
1926; Mitsuda H., 1967].
Это семантическое разнообразие указывает на отсутствие обще­
принятых представлений об этой группе психических нарушений и отражает разные подходы к исследуемой проблеме и не разрешенные
противоречия во взглядах на клинику и патогенез малопрогредиентной
шизофрении.
Наиболее распространенным,особенно на первых этапах иссле­
дования этих форм,когда отсутствовали достаточно полные данные о
закономерностях течения и исхода относительно благоприятно разви­
вающихся эндогенных заболеваний, было представление о малопрогредиентной шизофрении как о своего рода атипии — происшедшем
по тем или иным причинам отклонении от закономерного, т.е. более
неблагоприятного, развития заболевания.
Чаще всего, как видно по некоторым обозначениям, вялопротекающая шизофрения рассматривалась либо как абортивный, неза­
вершенный [по Каменевой Е.Н., 1934] вариант манифестных форм,
либо как начальный,продромальный,но затянувшийся «остановив­шийся
на полпути» этап эндогенного процесса [Pascal С.,1912; Axel Marian,
1955; Simko A., 1968].
Однако накопившиеся за последние десятилетия клинические,и в
том числе катамнестические, наблюдения свидетельствуют о том, что
стойкие неврозо- и психопатоподобные расстройства, сверхценные
образования, стертые бредовые, аффективные и другие проявления
малопрогредиентной шизофрении не всегда являются предвестника­
ми манифестного психоза, знаменующего собой переход к более
прогредиентному развитию заболевания. В ряде случаев такие
проявле­ния (обнаруживающие известное сходство с симптоматикой
продромального периода манифестного психоза) определяют клиническую картину на всем протяжении болезни и следуют собственным
законо­мерностям развития. В генетическом аспекте малопрогредиентные формы также имеют существенные отклонения от манифестной ши­зофрении [Шендерова В.Л., 1974].
В свете этих данных малопрогредиентная шизофрения представ­
ляется не затянувшейся (как иногда полагают,«на всю жизнь»)ста­дией,

297

Приложение
предшествующей большому психозу, а самостоятельным вари­антом
эндогенного процесса.
Распространенность малопрогредиентной шизофрении по
отноше­нию к другим формам этого заболевания достаточно велика.
Так, по данным эпидемиологического исследования, проведенного в
Институ­те психиатрии АМН СССР [Жариков Н.М., Шмаонова Л.М.,
Либерман Ю.И. и др., 1973], непрерывно развивающиеся варианты
малопрогредиентной шизофрении составляют 38,1% всего контингента больных шизофренией, а все больные малопрогредиентной
шизофре­нией (текущей как непрерывно, так и в форме приступов)
составля­ют около половины общей популяции больных шизофренией.
Малопрогредиентная шизофрения чаще дебютирует в первом
двадцатилетии жизни. Однако отчетливые проявления заболевания
могут впервые обнаруживаться и в более позднем возрасте.
По эпидемиологическим данным [Шмаонова Л.М.,Либерман Ю.И.,
Вроно М.С., 1980], доля больных малопрогредиентной шизофренией
среди больных,заболевших шизофренией до 17-летне­го возраста,составляет 44,2%. Доля заболевших малопрогредиентной шизофренией
в 18 лет и старше составляет 26,4%.
По данным М.М. Буркина (1979),81,3% больных вялопротекающей
шизофренией заболевают в возрасте до 30 лет.
Малопрогредиентной шизофрении, так же как и более прогредиентным формам заболевания, свойственно последовательное
измене­ние психопатологической симптоматики, отражающее дебют,
активи­зацию и затухание патологического процесса.
Стереотип развития малопрогредиентной шизофрении можно
определить следующими тремя периодами [Смулевнч А.Б., 1979]:
1. Латентный этап развития заболевания,на протяжении которо­го
не обнаруживается отчетливых признаков прогредиентности (допрогредиентный, по Б.Д. Фридману, 1934; допроцессуальный, по С.И.
Гольденберг, 1934);
2. Активный (с непрерывным течением, в форме приступа или
серии приступов), или период полного развития болезни, по Д.Е. Ме­
лехову (1963);
3. Период стабилизации с редукцией позитивных расстройств,
выступающими на первый план личностными изменениями и форми­
рующимися в последующем признаками компенсации.
Подчиненная общим закономерностям течения эндогенных психозов, в виде смены продрома непрерывным или приступообразным
те­чением [Снежневский А.В.,1975],малопрогредиентная шизофрения
имеет и собственную «логику развития».

298

Приложение
Основные клинические особенности малопрогредиентной
шизо­френии состоят в следующем: 1) длительный латентный период с по­следующей активизацией болезни на отдаленных этапах
патологиче­ского процесса; 2) тенденция к постепенному видоизменению симп­томатики от наименее дифференцированной в смысле
нозологической специфичности (в латентном периоде) к предпочтительной для эндо­генного заболевания (в активном периоде,в периоде
стабилизации); 3) признаки циркулярности на всем протяжении заболевания. Стер­тые аффективные расстройства латентного периода
сменяются аутохтонными аффективными фазами, приобретающими
на более позд­них этапах процесса склонность к континуальному
течению; 4) не­изменность ряда психопатологических расстройств
(осевые симпто­мы), представляющих собой единую цепь нарушений,
закономерное видоизменение которых тесно связано как с выраженностью генера­лизации патологического процесса, так и с уровнем
негативных изме­нений. Осевые симптомы—навязчивости,соматизированные психи­ческие нарушения,расстройства самосознания,кататимные расстрой­ства и др. — составляют основу клинической картины
и сохраняются, несмотря на смену синдромов, на всем протяжении
заболевания. Они определяют структуру дефекта.
Латентный период малопрогредиентной шизофрении. Латентная шизофрения. В отличие от характерного для инициальной стадии больших

шизофренических психозов снижения психической продук­тивности
[Наджаров Р.А., 1972] в латентном периоде малопрогреди­ентной
шизофрении не только не отмечается признаков интеллекту­ального
и социального снижения, но нередко у больных сохраняется способность к профессиональному росту. Позитивные симптомы ограничиваются нарушениями, свойственными пограничным состояниям, и
не включают, как это бывает на начальных стадиях прогредиентных
форм,рудиментарных или незавершенных проявлений после­дующего
манифестного психоза. Такие нарушения зачастую не рас­цениваются
самими пациентами и их близкими как проявления бо­лезни и не
служат причиной обращения за медицинской помощью. В связи
с этим латентный период малопрогредиентной шизофрении представляется чрезвычайно сложным для диагностики. Иногда диа­гноз
удается поставить лишь спустя много лет после появления пер­вых
психопатологических симптомов.
У части больных, несмотря на возникновение отдельных болез­
ненных расстройств уже в детском и юношеском возрасте, процесс
в основном остается латентным на всем протяжении болезни. При­
знаки прогредиентности, характерные для эндогенного процесса, по­

299

Приложение
являются чаще всего только во второй половине жизни [Мазаева Н.А.,
1981; Ростовский Е.П., 1981; Bleuler E., 1911; Welbel L., 1966]. Такие
особенно благоприятно протекающие формы малопрогредиентной
шизофрении, клинические проявления которых на всем протяжении
заболевания (до преклонного возраста) относительно стабильны
и исчерпываются симптомами латентного периода и неглубокими,
но отчетливыми изменениями личности по шизофреническому типу,
правомерно рассматривать как самостоятельный вариант малопрогредиентного эндогенного заболевания — латентную шизофрению.
Симптоматика латентного периода вялопротекающей шизофре­нии,
а также собственно латентной шизофрении чаще всего опреде­ляется
кругом психопатических и аффективных нарушений, навязчивостями
(см. раздел «Малопрогредиентная шизофрения с навязчивостями»),
явлениями реактивной лабильности.
Среди психопатических расстройств обычно преобладают прояв­
ления шизоидного круга (аутизм,трудности контакта с людьми,грубый
эгоизм,парадоксальность эмоций и поведения),нередко соче­тающиеся
с психопатическими чертами иной структуры — истериче­скими (демонстративность поведения,истерические стигмы и т.д.),психастеническими
(тревожность, склонность к сомнениям, педан­тизм и ригидность психической деятельности),а также параноиче­скими (повышенное самомнение,односторонность интересов и актив­ности,подозрительность).
В определенные периоды болезни в клинической картине преоб­
ладают грубые и парадоксальные реакции истерического типа или
нарушения,напоминающие возрастную динамику психопатии,но бо­лее
мозаичные,выступающие в утрированном виде,а также аутохтонные
и психогенно провоцированные депрессивные фазы.
Аффективные расстройства на начальном этапе малопрогредиентной шизофрении чаще всего выступают в виде стертых невротических
или соматизированных депрессий,нередко расцениваемых больными
как «периоды переутомления». Стертые аффективные фазы имеют
вид сезонных колебаний настроения, «предменструального напря­
жения» и других спонтанных кратковременных или более затяжных
(до нескольких месяцев) гипотимических состояний с беспричинным
пессимизмом,плаксивостью,угнетенностью и раздражительностью. В
эти периоды, как правило, усиливаются сенситивность, неуверен­ность
в себе, склонность к самоанализу. В клинической картине таких
субдепрессий преобладают вяло-адинамические расстройства или
аффект тревоги и страха [Румянцева Г.М., 1970].
Наряду с субдепрессиями отмечаются гипомании, чаще всего
за­тяжные со стойким и монотонным аффектом. Гипоманиакальные

300

Приложение
состояния проявляются преимущественно повышенной активностью,
«неутомимой деятельностью», продуктивной, но односторонней, часто
приобретающей характер сверхценных увлечений. Больные в таких
случаях полны энергии,оптимизма,работают как одержимые. Не­редко
на фоне хронической гипомании формируются рудиментарные навязчивости,тики,стойко фиксированные ритуальные действия. Иногда состояние больных резко меняется,наблюдается своеобраз­ный «зигзаг»,
на несколько дней прерывающий ровную линию неиз­менно хорошего
самочувствия. В эти периоды внезапно манифестиру­ют преходящие
соматизированные расстройства (вегетативные кри­зы, дисфункции
тех или иных внутренних органов, алгии различной локализации), а
также острые фобии,сопровождающиеся бессонни­цей,суетливостью,
повышенной возбудимостью.
В некоторых случаях единственным клиническим проявлением
длительного асимптомного периода шизофрении могут быть особые
формы реагирования на внешние вредности [Гиляровский В.А.,1973].
Психогенные и соматогенные реакции,предшествующие отчет­ливым
симптомам эндогенного процесса, нередко повторяются серия­ми из
2–3 и более таких состояний. Они относятся к кругу трудно распознаваемых инициальных проявлений заболевания. Среди пси­хогенных
реакций обычно наблюдаются депрессивные, истеро-депрессивные,
депрессивно-ипохондрические, реже бредовые (реактивные и ситуационные параноиды) и сутяжные. При этом обнаруживаются иные
по сравнению с реактивными состояниями вне рамок эндоген­ного
заболевания механизмы формирования психогений. Психоген­ные реакции в латентном периоде малопрогредиентной шизофрении обычно
протекают по закономерностям нажитой реактивной лабиль­ности.
Термином «реактивная лабильность» [Jaspers К., 1913; Kleist К.,
1911] опре­деляется готовность к формированию психогений.
В отечественной литературе [Шевалев Е.А., 1937; Введенский
И.Н., 1938] легкость возникновения психоген­ных реакций обозначалась как «ремиттирующая реактивность» или «чрезмер­ная
реагибельность».
В работах К.Kleist (1953), а также ряда отечественных исследователей [Осипов В.П., 1934; Бунеев А.Н., 1938; Введенский
И.Н.,1938] указывалось на конституциональную обусловленность
такой реактивной лабильности. Однако возможна и нажитая предиспозиция к психогенным реакциям. Это подтвержда­ет концепцию патологически измененной почвы. По мнению ряда авторов,
«почва» для реактивной лабильности может сформироваться в
результате эндо­генного процесса и, в частности, малопрогреди-

301

Приложение
ентной шизофрении [Фрид­ман Б.Д., 1934; Левинсон А.Я., 1937;
Смулевич А.Б., Дубницкая Э.Б., Мазае­ва Н.А., 1978].

Особенности формирования психогений в латентном периоде
малопрогредиентной шизофрении отчетливо выступают при их сопоставлении с механизмами психогенных реакций у психопатических
личностей (см. раздел «Реактивные состояния»).
Так, например, реактивные депрессии чаще всего возникают у
психопатических лиц, обнаруживающих склонность к сверхценным
образованиям. Психогения в этих случаях детерминирована индиви­
дуально непереносимой ситуацией (например,утрата объекта сверх­
ценности), полностью соответствующей аффективно заряженному
сверхценному комплексу,и развивается,таким образом,по механиз­му
«ключевого переживания».
У больных малопрогредиентной шизофренией с явлениями нажи­
той реактивной лабильности в отличие от психопатических личностей
не отмечается тенденции к формированию сверхценных комп­
лексов. Психогенные реакции возникают здесь по объективно мало­
существенным,обычно касающимся неприятных событий повседнев­ной
жизни поводам. При этом обращает на себя внимание неадек­ватность
реакции вызвавшему ее воздействию как по выраженности собственно
аффективных расстройств, так и по длительности болез­ненного состояния. В таких случаях, например, смерть дальнего род­ственника,
к которому больные при жизни были равнодушны, может повлечь
за собой резкий и продолжительный спад настроения с жало­бами
на тоску, мрачными размышлениями о конечности существова­ния и
бессмысленности человеческого бытия. Таким образом, выбор ситуации, приобретающей значение психотравмирующей, происходит по
случайному признаку («искание сюжета», «искание тематики», по Е.А.
Шевалеву, 1937), что обусловлено предшествующей психотравмирующему воздействию готовностью к реакции, приводящей к ак­тивной
селекции психогенных влияний.
Для психогений, возникающих в латентном периоде малопрогре­
диентной шизофрении (или при собственно латентной шизофрении),
характерна склонность к нарастанию расстройств эндогенного круга
по мере углубления депрессии. Эта тенденция заметно усиливается
при развитии в дальнейшем психогенно спровоцированных присту­
пов. Она проявляется прежде всего витализацией картины депрессии, приобретающей черты эндореактивной дистимии [Weitbrecht H.,
1967,1971]. Видоизменение собственно аффективной симптоматики
сопро­вождается трансформацией и других психопатологических
рас­стройств, отражающих в той или иной степени содержание

302

Приложение
психоген­ной травмы. В одних случаях по мере углубления депрессии
реактивные переживания (например,идеи самообвинения,связанные
со смертью родственника)постепенно блекнут и в конце концов полно­
стью исчезают. У других больных, несмотря на то что травмирующие
моменты исчезли либо потеряли актуальность,усложняется структу­ра
психогенно обусловленного комплекса [Колесина Н.Ю.,1981] в результате присоединения навязчивостей и психопатических прояв­лений. В
то же время тяжесть собственно аффективных нарушений нарастает
значительно меньше. У больных появляется склонность к ретроспекции,
сопровождающаяся расширением круга связанных перенесенной
психогенной травмой навязчивых ассоциаций. Даже индифферентные
события (обрывки фраз,произнесенных окружающими,радиопередачи
и т.п.) приобретают особый смысл, напоминая о перенесенном горе.
Наряду с этим возможны навязчивые воспоминания и представ­
ления отвлеченного содержания.
Одновременно усиливаются конверсионно-истерические проявле­
ния,возникают галлюцинации воображения. При депрессивно-ипохондрических реакциях отмечаются разнообразные яркие сенестоалгические ощущения. В некоторых случаях появляются подозритель­ность,
рудиментарные идеи отношения. Больные полагают, что сосе­ди и
сослуживцы злорадствуют по поводу происшедшего несчастья, ловят
на себе недоброжелательные взгляды окружающих.
Активный период и период стабилизации, малопрогредиентной шизофрении. Так же как и большие шизофренические психозы, мало-

прогредиентная шизофрения может протекать как непрерывно, так
и в форме приступов. Однако типологическое разделение малопрогредиентной шизофрении по этому принципу не соответствовало бы
кли­нической реальности, поскольку отличительной особенностью
разви­тия большинства форм заболевания является сочетание приступов с вялым непрерывным течением.
Мадопрогредиентный тип течения находит клиническое выраже­ние,
с одной стороны, в таких признаках непрерывнотекущего про­цесса,
как рудиментарные неврозоподобные,сверхценные и параной­яльные
расстройства, а с другой — в несложных по структуре аффек­тивных
или аффективно-бредовых приступах [Наджаров Р.А., 1972]. При
этом обнаруживается многообразие переходов. Болезнь может
манифестировать приступом или серией приступов, а в дальнейшем
приобретает непрерывное развитие или обострения,первоначально
возникавшие по типу циклотимоподобных фаз на фоне непрерывного
вялого течения, нередко в дальнейшем становятся сходными с при­
ступами шубообразной шизофрении в связи с усложнением клиниче­

303

Приложение
ской картины психопатологическими расстройствами иного регистра
(идеи отношения,галлюцинации и др.)и наступающими вслед за ними
негативными изменениями.
Наиболее четко закономерности шубообразного течения
(очерчен­ный приступ с последующей стойкой ремиссией) видны в
случаях одноприступной малопрогредиентной шизофрении. Для
этого вариан­та заболевания характерны развитие приступа в период
одного из возрастных кризов, большая длительность приступа с медленным его развитием и столь же постепенным выходом в ремиссию
и в большин­стве случаев возрастная окраска психопатологической
картины при­ступа.
Клиническая картина юношеских приступов определяется вялоадинамической либо ипохондрической депрессией с нарушениями
мышления,сенестопатическими и деперсонализационными расстрой­
ствами. В приступах, возникающих в зрелом возрасте, могут преоб­
ладать аффективные (тревожные депрессии), психопатические (по
типу инволюционной истерии Т.A. Гейеpa, 1925) или паранойяль­ные
расстройства (преимущественно сверхценные и бредовые идеи ревности, сутяжничество).
За основу клинической систематики малопрогредиентной
шизо­френии большинство авторов принимают одну из наиболее
сущест­венных клинических особенностей относительно благоприятно разви­вающихся эндогенных процессов — преобладание на всем
протяже­нии заболевания одного ряда психопатологических расстройств. Соот­ветственно описана вялоптротекающая шизофрения
с навязчивыми расстройствами [Суханов С.А., 1905; Ганнушкин П.Б.,
1933; Озерецковский Д.С.,1950; Морозов В.М.,Наджаров Р.А.,1956;
Завидовская Г.И., 1970; Halberstadt G., 1928], псевдоневротическая
[Носh Р., Polatin P., 1949; Axel Marian, 1955], невротическая [Simko
A., 1968], ипохондрическая [Скворцов К.А., 1935; Консторум С.И. и
др.,1955; Фрумкин Я.П.,Завилянский И.Я.,1958; Ротштейн Г.А.,1961;
Jahrreis W.,1930],истерическая [Мелехов Д.Е. и др.,1936; Дубницкая
Э.Б., 1979; Urstein M., 1922] и другие формы заболевания.
В зависимости от характера преобладающей в клинической кар­тине заболевания (с самых начальных этапов) «осевой»
симптома­тики, относящейся к кругу как позитивных, так и негативных
рас­стройств, ниже рассматриваются следующие варианты малопрогредиетной шизофрении: малопрогредиентная шизофрения с
явлениями навязчивости, малопрогредиентная шизофрения с явлениями деперсонализации, ипохондрическая шизофрения (с вариантами небредовой ипохондрии и сенестопатической шизофрении),

304

Приложение
малопро­гредиентная шизофрения с истерическими проявлениями,
бедная симптомами шизофрения.
Благоприятно протекающие бредовые психозы описаны в разде­
лах, касающихся параноидной шизофрении.
Малопрогредиентная шизофрения с явлениями навязчивости. Клиническая картина на всем протяжении болезни опре­деляется симптомами навязчивости,достигающими в период наибольшей ост­роты уровня
доминирующих представлений или идеообсессивных расстройств
[Корсаков С.С.,1913; Krafft-Ebing R.,1879]. Заболева­ние чаще всего
развивается у лиц с тревожно-мнительным характе­ром,психастенией,
у сенситивных шизоидов.
Дебют патологического процесса в большинстве случаев опреде­
лить довольно сложно. Предвестники болезни в виде рудиментарных,
эпизодически появляющихся страхов возникают обычно за 10–15 лет
(латентный период) до формирования стойкой навязчивости.
В одних случаях это появившаяся с некоторых пор привычка перешагнуть через ступеньку при подъеме на лестницу,в других — боязнь
высоты, темноты, пребывания в одиночестве, грозы, пожаров, наконец,
страх покраснеть на людях или «магические» действия,«за­щищающие»
от неприятностей.
Навязчивые расстройства,занимающие ведущее место в активном
периоде болезни,появляются обычно в конце 2-го десятилетия жизни,
но часто манифестируют в юношеском возрасте.
Болезнь растягивается на многие годы и определяется периодиче­
ски повторяющимися, чаще затяжными приступами, разделенными
неполными ремиссиями, либо вялым непрерывным развитием. Наря­
ду с указанными вариантами течения наблюдаются также стойкие,
относительно стабильные навязчивые состояния, сформировавшиеся
после рано перенесенного стертого приступа заболевания.
Приступы чаще всего протекают с большим участием аффектив­ных,
преимущественно депрессивных расстройств. Типология приступов
различна. Возможны стертые,транзиторные,а также разверну­тые затяжные приступы. Стертые приступы обычно ограничиваются рамками
невротической депрессии, в клинической картине которой наряду с
конкретными, психологическими понятными фобиями на­блюдаются
также навязчивости абстрактного содержания и немоти­вированная
тревога. Нередко возникают серии транзиторных острых приступов
(кризов), протекающих по типу «помешательства сомне­ний»—folie du
doute (Legrand du Soulle). На фоне тревожного со­стояния с бессонницей и идеаторным возбуждением появляются по­стоянные сомнения по
поводу уже совершенных поступков,а также опасения и колебания в

305

Приложение
связи с предстоящими действиями,доходя­щие до уровня амбивалентности и даже амбитендентности.
Картина развернутых, затяжных (от нескольких месяцев до не­
скольких лет)приступов полиморфна. Навязчивости в этих случаях выступают в рамках депрессивного состояния,но значительно отли­чаются
от симптоматики, свойственной циклотимным фазам. Они от­ражают
более глубокий уровень нарушения психической деятельно­сти и по
клиническим особенностям приближаются к психопатологи­ческим
явлениям более тяжелого регистра (идеообсессивные и другие расстройства). Это преимущественно навязчивые влечения, контраст­ные
мысли,острые пароксизмы фобий,для которых характерна абсо­лютная
немотивированность, отвлеченность, а подчас и метафизич­ность содержания. Преобладают обычно мысли кощунственного со­держания,
боязнь сойти с ума,нанести себе или окружающим смер­тельное повреждение [Ковалевский П.И., 1880; Завидовская Г.И., 1970].
Вялому непрерывному течению, а также стойким навязчивым состояниям, формирующимся после перенесенных шубов, свойствен­ны
моноформность и даже «моносимптомность» психопатологических
проявлений [Наджаров Р.А., 1972]. Клиническая картина болезни
«единичного изолированного навязчивого процесса», по Б.Д. Фрид­
ману, в первые годы чаще всего исчерпывается фобиями — боязнь
загрязнения,заражения каким-либо венерическим или инфекцион­ным
заболеванием, головокружения, эрентофобия и др.
Признаки прогредиентности процесса обнаруживаются прежде
всего в постепенном, на протяжении ряда лет расширении круга
навязчивых расстройств. При этом выявляется склонность к своего
рода «систематизации»,т.е. группировке множественных «вторичных»
навязчивых образований вокруг «первичной» обсессии [Герцберг
М.О., 1935].
Явления навязчивости становятся все более инертными, однооб­
разными, быстро утрачивают прежнюю аффективную окраску. Их
содержание делается все более нелепым,теряет даже внешние при­
знаки психологической понятности. В значительной мере утрачива­
ется также компонент борьбы (преодоления навязчивостей). Эти
особенности синдрома навязчивости при вялотекущей шизофрении
отличают его от навязчивых расстройств, возникающих в рамках
по­граничных состояний. Дальнейшее видоизменение клинической
кар­тины происходит в результате присоединения разнообразных
ритуа­лов,выступающих со временем на первый план [Озерецковский
Д.С.,1950]. Течение болезни после начального периода формирования и систематизации расстройств становится почти стационарным

306

Приложение
[Каннабих Ю.В., 1935], присоединение новых типов навязчивостей
растянуто на годы, отмечается лишь постепенное, оченьмедленное
углубле­ние изменений личности.
Негативные симптомы обычно отчетливо выступают лишь на
поздних этапах заболевания. Они напоминают,хотя и в искаженном,
утрированном виде, конституциональную психопатию с навязчивым
радикалом (ананкастическая психопатия К.Schneider 1943; психас­
тения Р.Janet, 1911). Наряду с аутистической отгороженностью и
эмоциональным обеднением у больных появляются несвойственные
им ранее психопатоподобные изменения психастенического круга —
ригидность, консерватизм, утрированная прямолинейность суждений.
Вместе с тем нарастают беспомощность, зависимость от участия и
под­держки близких. Возможности адаптации ограничиваются привычной обстановкой.
Малопрогредиентная шизофрения с явлениями деперсонализации. В
клинической картине этого варианта малопрогре­диентной шизофре­
нии на всех этапах преобладают расстройства самосознания. Течение
либо непрерывное, вялое, либо приступообразное. Независимо от
ост­роты и темпа развертывания психопатологических расстройств на
отдаленных этапах (обычно уже в зрелом возрасте) происходит ста­
билизация процесса,что клинически выражается в стойкой ремиссии
с остаточной симптоматикой.
Болезнь начинается обычно в юношеском возрасте, чаще у муж­
чин. Заболевают преимущественно лица с выраженными шизоидными
чертами: замкнутые,застенчивые,чувствительные ко всему,что ка­сается
их самих, и холодные к другим людям. С детских лет им свой­ственна
гипертрофия сферы самосознания [Воробьев В.Ю., 1971], проявляющаяся в склонности к рефлексии, длительной ретенции и яркому
воспроизведению впечатлений.
Латентный период приходится чаще всего на подростковый воз­
раст. В это время преобладают явления невротической деперсонали­
зации,сочетающиеся,как правило,с вегетативными [Meyer J.Е.,1962]
нарушениями (давление в затылке,боли в переносице,неуве­ренность
походки и пр.)и аффективными расстройствами (циклотимоподобные
фазы).
В связи с обостренным самонаблюдением и постоянным сопостав­
лением своего нынешнего состояния с прежним пациенты обнаружи­
вают мельчайшие, на первых этапах лишь субъективно отмечаемые
перемены. Раньше всего появляются неопределенное недовольство
собой, жалобы на потерю «чувственного тона». Исчезают прежние
яркость и четкость восприятия окружающего,действительность вызы­

307

Приложение
вает меньший интерес,собственные поступки кажутся неестественными,
как бы автоматическими. Постепенно на первый план выдви­гается
ощущение собственной измененности. Больные жалуются, что стали
не такими, как прежде,нет прежней гибкости и остроты ума,полноты
запоминания, образности представлений, богатства вообра­жения.
Наряду с этим возникает ощущение обособленности, изоля­ции от
окружающего, что является, по J.Berze (1926), одним из наи­более
патогномоничных (автор относит его к проявлениям «основного»
расстройства) признаков инициальных этапов процесса. У больных
нарушаются контакты с людьми, они теряют способность к сопереживанию, пониманию чужих эмоций и побуждений.
На этапе активного течения болезни,как правило,захватываю­щего
весь юношеский возраст, явления деперсонализации усложня­ются в
результате присоединения симптомов дереализации и соматопсихической деперсонализации,а при наибольшей генерализации процесса
становятся «тотальными» [Haug К., 1939].
В это время расстройства самосознания обычно выступают на
фоне хронифицирующейся тревожной депрессии и имеют вид болез­
ненной психической анестезии (anaesthesia psychica dolorosa). Чув­ство
бесчувствия выступает здесь прежде всего как потеря эмоцио­нального
резонанса и касается преимущественно высших дифферен­цированных
эмоций. Больные отмечают, что живопись и музыка не вызывают у
них прежнего душевного отклика, а прочитанное воспри­нимается
как холодные голые фразы — нет «сопереживания». Отсут­ствуют
тонкие оттенки чувств, утрачена способность ощущать удо­вольствие
и неудовольствие. Окружающий мир представляется изме­ненным,
выхолощенным,застывшим,пустым. Пространство как бы уплощается,
воспринимается не объемно.
Однако и на этом этапе, как и в латентном периоде, среди рас­
стройств самосознания также преобладают явления аутопсихической
деперсонализации [Воробьев В.Ю., 1971], достигающие полного
от­чуждения, потери своего «Я». Больные утверждают, что не ориенти­
руются в самих себе,психическое «Я» погасло,ничто ни в настоя­щем,
ни в прошлом их не касается; они не знают, какими были пре­жде —
связи с прошедшей жизнью нет; события их биографии про­исходили
не с ними. В некоторых случаях нарушается и сознание активности
собственного «Я» [Scharfetter Ch., 1976]. Пациенты пере­стают осознавать свою деятельность,все свои поступки воспринима­ют как нечто
механическое, бессмысленное, чуждое.
Отмечавшееся еще в латентном периоде чувство затруднения
контактов с окружающими усиливается до ощущения полного непони­

308

Приложение
мания поведения людей,взаимоотношений с ними. Больные переста­ют
осознавать обращенную к ним речь, не понимают значения мими­
ческих движений и жестов.
Нарушаются сознание идентичности собственного «Я» [Scharfet­
ter Ch., 1976], противопоставление сознания «Я» внешнему миру
[Jaspers К., 1913]. Больные перестают ощущать себя как личность,
постоянно испытывают мучительную зависимость от окружающих. У
них нет ничего своего, их мысли и поступки механически переня­ты
у других людей, мир они воспринимают чужими глазами и сами на
себя смотрят со стороны. Они лишь разыгрывают роли, переходят в
чуждые для себя образы.
Признаки стабилизации процесса обычно совпадают с наступле­
нием зрелого возраста 25–26 лет [Воробьев В.Ю.,1971]. В это время
происходит значительная редукция аффективных расстройств. Явле­
ния деперсонализации постепенно стираются, лишаются четкости и
физикальности и приближаются по психопатологической структуре к
негативным шизофреническим изменениям. Обычно на первый план
выступает «чувство неполноты» [Janet P.,1911] эмоциональной жиз­ни.
Больные жалуются на исчезновение свойственной ранее спонтан­
ности и естественности эмоциональных реакций. Теперь эмоции
искусственны, движутся разумом, никогда не захватывают полно­стью,
не ведут к увлеченности, самозабвению, беззаботному веселью. Нет
и былых привязанностей; все строится на рациональной основе; искренние, простые отношения не складываются даже с ближайшими
родственниками.
На фоне эмоциональных изменений особенно отчетливо выступа­ет
чувство неполноты своего «Я» (Р.Janet). Больные осознают себя измененными,отмечают,что лишились прежней душевной тонкости,отупели,
стали примитивными. Отчуждение связи с людьми, отме­чавшееся в
активный период болезни, теперь уступает место затруд­ненности
общения: трудно войти в новый коллектив, уловить нюан­сы ситуации,
прогнозировать поступки других людей. Чтобы как-то компенсировать чувство неполноты контактов с людьми, постоянно приходится
«подстраиваться» под общее настроение,следовать за ходом мыслей
собеседника.
Расстройства самосознания периода стабилизации коррелируют
с негативными проявлениями и ближе всего стоят к «дефектной депер­
сонализации» [Haug К., 1939]. Обычно они формируются на фоне
осо­бого типа психопатоподобных изменений,определявшихся J.Falret
(1886) как «моральная ипохондрия» в связи с постоянным недоволь­
ством больных своей психикой.

309

Приложение
По миновании острых проявлений болезни пациенты становятся
крайне эгоистичными, с холодным безразличием игнорируя нужды
близких, целиком концентрируются на анализе оттенков своего пси­
хического состояния. Они требуют лечения,пытаются достичь «пол­ного
восстановления психических функций», проявляют при этом настойчивость, любыми способами добиваются различных обследо­ваний и
новых медикаментозных назначений.
Возникает диссоциация между сравнительно быстро восстанавли­
вающимися адаптационными возможностями (по миновании актив­ного
периода болезни пациенты в большинстве своем возвращаются к
трудовой деятельности,а некоторые из них даже способны завер­шить
образование)и обилием долго сохраняющихся жалоб на пси­хическую
недостаточность, просьб о помощи.
Ипохондрическая шизофрения. Термин «ипохондрическая шизо­
френия» используется для квалификации случаев с преобладанием
сенесто-ипохондрических расстройств достаточно широко. Однако его
содержание в интерпретации различных авторов имеет существенные различия. В ряде исследований [Ротштейн Г.А.,1951; Ко­ган С.И.,
1957; Зальцман И.Р., Джамантаева М.Ш., 1977; Эглитис И.Р., 1977, и
др.] ипохондрическая шизофрения не признается в качестве самостоятельного варианта,а сенесто-ипохондрические со­стояния распределяются в рамках традиционных (простая,вялотеку­щая,параноидная,
депрессивно-параноидная и др.) форм заболевания.
Такой подход нивелирует варианты заболевания с явлениями
ис­тинного соматопсихоза [Wernicke С., 1894] и методологически
пред­ставляется оправданным главным образом тогда,когда сенестоипохондрические расстройства не отражают основные клинические
зако­номерности развития патологического процесса, т.е. при нестойких, преходящих сенесто-ипохондрических состояниях, которые
сменяют­ся психопатологическими проявлениями иной природы
(аффектив­ными, бредовыми и др.), а также в тех наблюдениях, где сенесто-ипохондрическая симптоматика факультативна и не определяет
состоя­ния в целом. В последнем случае речь может идти, например,
о сенестопатических ощущениях в рамках синдрома Кандинского или
о сенестопатиях при бреде отравления.
Более обоснована, с нашей точки зрения, позиция авторов, ис­
пользующих термин «ипохондрическая шизофрения» в ином смыс­ле
— для определения относительно самостоятельной группы малопрогредиентной шизофрении с сенесто-ипохондрическими и соматизированными психическими расстройствами [Консторум С.И. и др.,

310

Приложение
1935; Скворцов К.А., 1935; Рохлин Л.Л., 1957; Ануфриев А.К., 1963;
Трекина Т.А.,1962; Бурно М.Е. и др.,1976; Смулевич А.Б.,1980; Huber
G., 1957, и др.].
Благодаря такому подходу объединяются различные варианты
патологического процесса в рамках малопрогредиентного развития
заболевания,когда трансформация болезненных проявлений происхо­
дит в пределах одного ряда психопатологической симптоматики —
соматопсихических расстройств (нозофобия, навязчивая ипохондрия,
соматопсихическая деперсонализация, сенестопатии, сверхценная
ипохондрия и др.).
Соматопсихические расстройства, определяющие клиническую
картину малопрогредиентной ипохондрической шизофрении,неодно­
родны. Различия касаются не только позитивных проявлений, т.е. не
ограничиваются феноменологическими девиациями, а распростра­
няются на закономерности развития и исхода заболевания. В связи
с этим можно выделить небредовую ипохондрию и сенестопатическую
шизофрению.
Небредовая ипохондрия. Заболевание, как правило, возникает
у лиц невропатической конституции [Эпштейн А.Л., 1926], обнаруживающих признаки вегетативной лабильности и склонность к
конверсионно-истерическим реакциям. Мнительные, неуверенные
в себе, они уже с детских лет имеют определенную соматическую
стиг­матизацию,проявляющуюся частыми простудами,патологической
чувствительностью к переменам погоды, периодами субфебрилитета
неясной природы, мигренями, головокружениями, аллергическими и
астеническими реакциями, дисфункцией кишечника.
Заболевание в большинстве случаев развивается медленно,
про­являясь на первых этапах акцентуацией конституциональных
свойств. Клиническая картина латентного периода определяется соматизированными психическими расстройствами,которые на первых
порах с трудом поддаются психопатологической дифференцировке
[Дубницкий Л.Б., Аведисова А.С., 1979], позволяющей отграничить
их от симптоматики соматических и неврологических заболеваний.
Боль­ные годами ощущают «нездоровье», жалуются на изменчивые
боли во всем теле,слабость,утомляемость. Они часто обращаются за
меди­цинской помощью,пытаясь приписать свое плохое самочувствие
ка­кому-либо тяжелому заболеванию,чаще всего язве,холециститу,колиту,пороку сердца. Однако ни убежденности в своей болезни,ни тем
более стремления доказать ее существование не обнаруживается.
Симптоматика в этот период тесно связана с соматической сферой.
Длительные ухудшения состояния с продолжительной астенией неред­

311

Приложение
ко возникают вслед за каким-либо интеркуррентным заболеванием,
физическим переутомлением,перегрузкой на работе. В одних случаях
на первый план выдвигаются вегетативные нарушения (гипергидроз,
пароксизмально возникающая одышка, тахикардия или брадикардия,
субфебрилитет,ознобы,анорексия или булимия,тошнота,запо­ры,расстройства сна), в других преобладают конверсионные рас­стройства
(анестезии,тремор,клубок в горле,астазия — абазия,афо­ния и др.),а
также диффузные болевые ощущения в различных органах.
Эти пациенты обычно долго находятся под наблюдением врачей
общемедицинской сети, составляя категорию «трудных» больных. В
связи с несоответствием настойчивых жалоб и адекватной им соматоневрологической патологии больные часто переходят от одного
спе­циалиста к другому. Психическое заболевание, как правило, врач
начинает подозревать лишь при появлении явных психических на­
рушений, свойственных активному периоду болезни.
Однако при тщательном обследовании уже в латентной стадии
можно обнаружить ряд признаков эндогенной природы страдания.
Справедливо указание G.Huber на то,что при обследовании психиче­
ского состояния таких больных не следует ограничиваться выявле­нием
только «выразительных», т.е. выступающих на первый план соматизированных симптомов, тем более что на начальных этапах они могут
появляться лишь периодически.
В ряде случаев уточнению диагноза способствует внимательное
изучение ощущений,лежащих в основе многочисленных жалоб: многие из них не совсем обычны для соматического заболевания. Так,
например,чувство нехватки воздуха больные часто объясняют или недостаточным содержанием кислорода в атмосфере,или дисфунк­цией
определенных участков легкого. Жалуясь на заболевание сердца больные нередко говорят о необычных ощущениях: сильных толч­ках или
горячих волнах,перекатывающихся от сердца к сосудам. Обращают
на себя внимание стойкость,стереотипная повторяемость соматических проявлений. Один и тот же симптомокомплекс,склады­вающийся
чаще всего из функциональных нарушений сердечно-сосудистой
системы или желудочно-кишечного тракта, остается неизмен­ным на
протяжении многих лет.
Большое значение для ранней диагностики заболевания имеет
вы­явление сенестезий — одного из наиболее ранних «первичных»
про­явлений шизофрении. Сенестезии задолго предваряют манифестные психопатологические расстройства. Это своеобразные,с трудом
под­дающиеся описанию нарушения моторной сферы: ощущение
неожи­данной физической слабости,покачивания и неуверенности при

312

Приложение
ходь­бе; чувство движения, тяжести или, наоборот, легкости и пустоты
внутри тела.
Для латентного периода характерны и стертые аффективные на­
рушения. Чаще всего наблюдаются затяжные депрессивные фазы
со слезливостью, пессимизмом, повышенной раздражительностью и
ги­перестезией. Причину плохого настроения, отсутствия бодрости и
аппетита обычно ищут в соматическом недомогании. Однако при этом
обычно обнаруживаются симптомы,свидетельствующие о витализации
расстройств,такие,как суточные (с утренними ухудшения­ми)перепады
настроения, склонность к самоупрекам, а главное колебания аффективного фона с неожиданными, хотя и кратковре­менными, улучшениями. В эти периоды ощущение нездоровья отхо­дит на второй план,
пробуждается интерес к жизни, возрождаются активность, прежняя
живость и свежесть чувств.
Латентный период небредовой ипохондрической шизофрении
чаще всего завершается экзацербацией процесса. Однако, как показывают данные катамнестических исследований,в ряде случаев на
протяже­нии более чем 15–20 лет обострения болезни не происходит
[Thiele W.,1971; Flьgel К.А.,1974; Wieck Н.,1974]. Такие случаи одни
авторы расценивают как затянувшиеся многолетние депрессивноипохондрические (сенестетические) фазы, а другие как стационарные
состояния (шизофрения,остановившаяся в самом начале,по G.Huber,
1968). Тем не менее даже при наступлении отно­сительной стабилизации болезни на латентной стадии ее развития отмечается медленное
нарастание астении с постепенно «накапли­вающимся» чувством
усталости, неуверенностью в своих силах.
Обострение, определяющее начало активного периода болезни,
происходит либо медленно,путем постепенного видоизменения симп­
томатики (с редукцией вегетативных и конверсионных расстройств и
усилением нозофобий,приобретающих стойкий характер),либо в виде
внезапной острой вспышки. В последнем случае больные, не­смотря
на предшествующий, подчас длительный, период ипохондри­ческих
жалоб, указывают не только день, но и час начала болезни [Консторум С.И., Окунева Э.Г., Барзак С.Ю., 1935]. Острая тревога за свое
физическое существование,страх гибели,выступающие в комплексе с
многообразными физическими сенсациями,вегетативны­ми кризами и
аффективными переживаниями,безраздельно овладева­ют сознанием
больных. Они растеряны,не понимают,что с ними про­исходит,вызывают скорую помощь,требуют экстренных мер,повтор­ных обследований
и в большинстве случаев в конце концов попадают в больницу.
Тревожно-невротические проявления на первых этапах активного

313

Приложение
периода определяются боязнью какой-либо тяжелой болезни и огра­
ничиваются, таким образом, кругом фобий и опасений ипохондриче­
ского содержания (кардиофобия,канцерофобия,опасения какой-ли­бо
редкой или нераспознанной инфекции). В одних случаях тема ипохондрических фобий постоянна, в других их содержание неизмен­но
обновляется. Появляется навязчивая фиксация на всем, что может
касаться предполагаемой болезни,с навязчивым самонаблюдением.
Пациенты озабочены, мрачны, назойливы, обращаются к врачам с
постоянными просьбами о проверке их физического состояния. Они
целиком сконцентрированы на себе,«окружающим миром становится
собственное тело» [Jahrreis W., 1930], тщательно регистрируют все
соматические ощущения, читают медицинские книги и постоянно
«выискивают» у себя соответствующие симптомы, причисляя к ним
признаки малейшего недомогания (навязчивая ипохондрия) [Н.Еу,
1950; J.Harl, 1958].
Во время периодических обострений,обычно связанных с наступ­
лением очередной депрессивной фазы, появляются эпизоды тревоги,
страх смерти с массивными вегетативными сдвигами (тахикардия,
колебания артериального давления,диспноэ,гипергидроз). Больные в
отчаянии уверяют,что чувствуют остановку сердца или прекраще­ние
дыхания.
В ряде случаев картина болезни приобретает черты истерической
ипохондрии [Дубницкая Э.Б.,1977; Еу Н.,1950]. На высоте обостре­ния
у пациентов возникают образные представления сцен собствен­ной
агонии или похорон,появляются конверсионные расстройства,обнаруживающие подчас большое сходство с весьма сложной карти­ной
того или иного соматического или неврологического заболевания.
В поведении больных (их нервозности, жестах) есть черты демон­
стративности: их реакции преувеличены, театральны, гротескны. Они
всячески демонстрируют тяжесть своего состояния,стремятся при­влечь
внимание к своим страданиям, требуют не­отложных медицин­ских
мер, подолгу не отпускают от себя родственников или больнич­ный
персонал.
По мере развития болезни видоизменяется и усложняется карти­на
ипохондрии. Образные фобии,сопровождавшиеся аффектом стра­ха,
постепенно бледнеют,а навязчивые опасения приобретают новое содержание — опасение слабоумия,утраты работоспособности. На­ряду
с этим возникают и новые болезненные симптомы — сенестопатии.
Больные отмечают появление необычных ощущений, жжения в
различных участках тела. Вместо клубка в горле возникает мучитель­
ное чувство «перегородки» средостения, астазия-абазия уступает

314

Приложение
ме­сто своеобразному ощущению «мления» и «свербения» в ногах.
Однако в отличие от сенестопатической шизофрении в этих случаях
сенестопатии выступают «лишь как отдельные ноты патологического
кон­церта» [Dupré Е., 1925], сочетаясь с полиморфными неврозоподобными,истеро-ипохондрическими и аффективными расстройствами
(сенесто-ипохондрические состояния).
В периоде стабилизации процесса на первый план выступают
психопатоподобные изменения: ригидность, эгоцентризм, черствость,
рационализм,эмоциональное обеднение. Наряду с этим обнаружива­
ются снижение психической продуктивности, невыносливость к до­
полнительным,выходящим за рамки привычной активности нагрузкам.
Задания,нарушающие установленный порядок,увеличивают потребность в отдыхе.
Ипохондрическая фиксация в периоде стабилизации, описанная
некоторыми авторами в рамках ипохондрического развития постпроцессуальной личности [Мелехов Д.Е., 1963], касается не только
со­матических ощущений, но распространяется и на психическую
сферу. Однако на этом этапе преобладает не страх перед болезнью, а став­шее сверхценным стремление к ее преодолению. Наряду
с ощуще­нием соматического неблагополучия у больных появляется
обострен­ное чувство собственной недостаточности, ущербности.
Монотонно, в однообразных выражениях,бесконечно возвращаясь к
одним и тем же ощущениям, они повторяют жалобы на бессонницу,
слабость,быструю утомляемость,неспособность к умственной работе.
Неукос­нительно, с предельной скрупулезностью выполняют больные
все медицинские назначения,не допускают никаких отклонений в про­
ведении лечебных процедур. В некоторых случаях обнаруживается
привязанность к медикаментам. Пациенты настойчиво добиваются
назначения определенных препаратов, будучи убеждены, что они им
помогают,и регулярно принимают эти средства в раз и навсегда уста­
новленных дозах. Попытки уменьшить количество лекарств сразу же
приводят к жалобам на ухудшение общего самочувствия, усиление
вялости и неприятных ощущений (ригидная ипохондрия, по А.Б. Смулевичу с соавт., 1979).
Одновременно с этим больные обнаруживают повышенную забо­ту
о своем здоровье — разрабатывают целую систему мер,направ­ленных
на укрепление организма (режим питания,включающий специальные
диеты и прием витаминов, физические упражнения, за­каливание).
Пациенты любыми способами стремятся добиться без­упречного
функционирования организма. Все объекты окружающей среды
альтернативно делятся ими на вредные и полезные для здо­ровья

315

Приложение
(ипохондрия здоровья, по W.Jahrreis).
Сенестопатическая шизофрения. Шизофрении с пре­обладанием
сенестопатических расстройств свойственна бульшая прогредиентность,чем ранее описанному варианту ипохондрической шизофрении
(небредовой ипохондрии). При длительных сенестопа­тических состояниях наблюдаются более выраженные негативные проявления в
виде нарастающей аутизации, эмоционального обедне­ния личности,
снижения психической активности и продуктивности. Однако в связи
с медленным развитием и неманифестным характе­ром проявлений
сенестопатическая шизофрения рассматривается в рамках малопрогредиентных форм.
В преморбиде больным сенестопатической шизофренией свойст­
венна относительная простота личностной структуры: ригидность
психики,косность взглядов,ограниченность интересов. Тяжеловесные,
исполнительные, серьезные, без чувства юмора, они в отличие от
больных ипохондрией лишены склонности к сомнениям, тревож­ной
мнительности,их реакции на соматогенные и психогенные вредности
не выражены.
Латентный период в большинстве случаев исчерпывается изоли­
рованными сенестоалгическими расстройствами [Басов А.М., 1980],
обнаруживающими определенное сходство с болями,обусловленными
соматической или неврологической патологией (мигрени,артралгии и
др.). Болевые сенсации в этом периоде многообразны: это колю­щие,
стреляющие,режущие,тянущие,ноющие,сжимающие и распи­рающие,
острые и тупые боли. В отличие от внешне сходных с ними симптомов
неврологических и соматических заболеваний сенестопатии обычно
не связаны с общими и местными физикальными и веге­тативными
симптомами, имеют иную локализацию. Сенестопатии возникают
либо спонтанно,либо по миновании какого-либо соматиче­ского заболевания. Они имеют вид коротких острых приступов — от нескольких
минут до нескольких дней или длительных затяжных со­стояний. Нередко
сенестопатии наблюдаются в рамках стертых депрессивных фаз. В
клинической картине таких депрессий на пер­вый план выступают
диффузные сенестопатические нарушения (чув­ство давления,тяжести)
и боли в различных частях тела,нередко маскирующие аффективные
расстройства [Gilberty R., 1965].
Сенестопатии могут также быть моносимптомом в виде стойких, изолированных, алгических ощущений. Чаще всего это упорные
головные боли, однако возможна и другая локализация ощущений
— область грудной клетки, опорно-двигательный аппарат, половые
ор­ганы, кишечник. Возникновение изолированных сенестопатий в

316

Приложение
боль­шинстве случаев не отражается на самочувствии больных. В
отли­чие от больных небредовой ипохондрией им не свойственны
боязливое самонаблюдение, ипохондрическая переработка болезненных ощуще­ний. В активном периоде в большинстве случаев
болезнь развивается непрерывно, однако возможны периодические
сенестопатические при­ступы,как правило,затяжные. На этапе активного течения картина болезни меняется: сенестопатии утрачивают
локальность, захватыва­ют значительные участки тела, становятся
диффузными, «глубинны­ми», необычными; самим больным представляются странными, подчас с трудом поддаются описанию. Телесные
сенсации становятся фено­менологически более разнообразными
(термальные ощущения, чувство электризации, разжижения, кипения,
сверления). Больные жалуются на «тупость» или «забитость» в костях,
«перекрут» мозга, «отвердение» в желудке, болевые точки в голове и
груди. Бывают и перемещающиеся сенестопатии в виде движущихся
волн ледяной жидкости или пробегающих мурашек.
Клиническая картина сенестопатических приступов более полиморфна. В их структуре сенестопатии сочетаются с расстройством общего чувства (коэнестезии, по G.Huber), а также с другими
нару­шениями сферы соматопсихики (явления соматопсихической
депер­сонализации,расстройства схемы тела,телесные галлюцинации
(сенестокоэнестетический синдром).
Сенестопатические ощущения чрезвычайно разнообразны,измен­
чивы, склонны к внезапным обострениям, крайне вычурны и нередко
приобретают фантастическую окраску [Эглитис И.P.,1977]. Больные
жалуются на вывернутость рук,вертикальное давление между лопа­ток,
щекотание на внутренней поверхности костей черепа, перемеще­ния,
похожие на отток жидкости из головы. В период наибольшей остроты
состояния больные беспомощны,тревожны,растеряны,их не оставляет
витальное ощущение соматического неблагополучия.
На поздних этапах болезни,при относительной стабилизации процесса сенестопатии обычно в значительной мере редуцируются, но
полностью не исчезают. Жалобы на неприятные телесные ощуще­ния
остаются на многие годы,а иногда и на всю жизнь [Duprй E.,Camus P.,
1907]. Однако больные упоминают о них с безразличием,как о чем-то
привычном, второстепенном, не имеющем к ним прямо­го отношения.
В этом периоде болезни на первый план выступают негативные
симптомы: ограничение активности,интересов,апатич­ность и резкое
сужение сферы деятельности.

317

Приложение
Малопрогредиентная шизофрения с истерическими проявлениями.

По преморбидным особенностям больные малопрогредиентной
шизо­френией с истерическими проявлениями относятся к «шизоидным истерикам» [Симсон Т.П., 1923; Шендерова В.Л., 1974] или к
«шизо­идным невротикам» [Бунеев А.Н.,1923]. Как правило,это люди
не­уравновешенные, импульсивные, капризные, упрямые, нередко худо­
жественно одаренные. С детских лет в их характере соединяются
шизоидные,невротические (гиперкинезы,энурез,страхи)и истери­ческие
черты. Избирательная общительность, интравертированность, ранимость, обращенность к миру внутренних переживаний, склон­ность к
образованию «комплексов»,мнительность в отношении соб­ственного
здоровья уживаются у них с экспрессивным и даже демон­стративным
поведением,повышенной впечатлительностью,склонно­стью к бурным
реакциям (рыданиям, обморокам, «истерикам»).
Начало заболевания обычно относится к 10–15 годам, однако
манифестация истерического психоза возможна значительно позже,
даже в период инволюции. Заболевание в большинстве случаев не
имеет четкого начала,обнаруживаясь на первых этапах акцентуацией
истерических свойств. В латентном периоде болезни на первый план
выступает склонность принимать желаемое за действительное,удив­лять
окружающих неожиданными выдумками, мистификациями. Фантазии
на время замещают действительность, причем в своих меч­тах пациенты заходят очень далеко,представляя себя знаменитыми артистами,
путешественниками, учеными — людьми необычными, находящимися
в центре увлекательных событий. Уже в школьные годы больные обнаруживают необычные привязанности,«обожеств­ляют» кого-нибудь
из учителей или знакомых, встречают их перед работой, дарят цветы,
звонят домой, пишут письма. Иногда эти при­вязанности независимо
от пола и возраста объекта приобретают сек­суальный оттенок.
К наиболее частым проявлениям латентного периода относятся
при­знаки нажитой реактивной лабильности с повторными психогенно
провоцированными истеродепрессиями,которые были описаны выше.
Наряду с повышенной чувствительностью к психогенным воздействи­ям
у больных выявляется диссоциированность всей психической жиз­ни
с немотивированным отказом от прежних привязанностей и инте­
ресов, переменой жизненного уклада, изменением притязаний, пара­
доксальностью эмоций. Пациенты становятся домашними деспотами,
требуют исполнения всех своих прихотей. Даже в тривиальных ситуациях они проявляют несдержанность,устраивают бурные сце­ны,при
получении неожиданного известия у них могут возникнуть ощущения

318

Приложение
дурноты, спазма в горле, головокружение или обморок. Незначительная размолвка завершается рыданиями, а иногда исте­рическим
припадком с помрачением сознания. Обычными становятся жалобы
на тяжесть в голове,слабость; после бурных реакций и слез больные
вынуждены подолгу оставаться в постели.
В некоторых случаях вслед за преходящей инфекцией,недомоганием или легким ушибом возникают длящаяся месяцами контрактура
конечностей,устойчивый блефароспазм или тризм жевательной мус­
кулатуры. Иногда после домашних неприятностей или конфликтов
на работе появляются стойкая афония, писчий спазм, гиперкинез или
невозможность чтения или письма, когда ознакомление с текстом
(даже с печатным) или попытка написать несколько строк неизменно
сопровождается ощущением дурноты и головокружения.
В активном периоде болезни значительно усиливаются аффектив­
ные расстройства,причем аффективные фазы возникают теперь преимущественно по аутохтонным механизмам, без участия психогенных
факторов.
В случаях вялого непрерывного течения клиническая картина
может усложняться более грубыми психопатическими нарушениями
(лживость, авантюризм, бродяжничество). Больные уходят из дома,
воображая себя спасителями «падших» душ, попадают в компании
алкоголиков и наркоманов, вымогают деньги, вступают в случайные
половые связи. Прогредиентность заболевания может сказаться и в
расширении круга психопатологических расстройств из-за присоеди­
нения к истерической симптоматике фобий,навязчивых влечений,ярких
овладевающих представлений [Морозов В.М., Наджаров Р.А., 1956;
Овсянников С.А.,1971] и сенестоипохондрических нарушений,сходных
с наблюдаемыми при небредовой ипохондрии.
Для приступообразного течения болезни характерно развитие
за­тяжных,длящихся иногда более полугода истерических психозов. В
картине психоза преобладают генерализованные (преимуществен­но
диссоциативные) истерические расстройства: помрачение сознания,
галлюцинации воображения с мистическими видениями и голосами,
двигательное возбуждение или ступор, судорожные истерические
пароксизмы. Явления расстроенного сознания, как правило, быстро подвергаются обратному развитию, а остальные проявления
психоза обнаруживают стойкость, не свойственную психогенно обусловленной истерической симптоматике, и ряд некоторых особенностей, сбли­жающих их с нарушениями более тяжелых регистров.
Например, обманы восприятия, сохраняя сходство с галлюцинациями
воображения Дюпре (образность, изменчивость содержания), посте-

319

Приложение
пенно при­обретают черты, свойственные псевдогаллюцинаторным
расстройст­вам — насильственность и непроизвольность возникновения. Появля­ются склонность к «магическому мышлению» (Е.Kretschmer),
осо­бая «интуиция»,фатализм,мистическая вера в свое особое предна­
значение,«предзнаменования свыше»,пророчества,указывающие на
существование «высших сил», влияющих на судьбу людей. Наряду с
этим больные начинают говорить о наведении на них «порчи» и о
«колдовстве». Двигательные истерические расстройства утрачивают
демонстративность и выразительность, сближаясь с субкататоническими нарушениями [Urstein М.,1922]. Обращают на себя внимание
однообразие и бесцельность поступков, тяга к разрушениям, насиль­
ственный смех, рыдания.
При обострении болезни в период инволюции клиническая карти­
на становится иной. Чаще всего возникают затяжные (более 3–5 лет)
депрессии с преобладанием конверсионной и истеро-ипохондрической симптоматики. В качестве пускового механизма, так же как и
при инволюционной истерии [если рассматривать ее вслед за Т.А.
Гейером (1925)в рамках обусловленной возрастными измене­ниями и
внешними вредностями динамики психопатий],выступают психогенные
травмы,соматические заболевания (сосудистые,эндо­кринные),тяжелые
операции.
В состоянии больных на первых этапах преобладают вегетососудистые расстройства с выраженными колебаниями артериального
давления, спазмы глотательной мускулатуры, кишечника, «прили­вы».
Обилие ипохондрических жалоб, весьма демонстративных (сжа­тие и
давление в груди,жжение,нестерпимые головные боли,«по­жар во всем
теле»),сочетается с постоянным страхом за свое здо­ровье. Несколько
позднее могут появиться отдельные диссоциативные расстройства (истерические припадки,обмороки,психогенные галлюцинации). Наряду
со стойкими истероневротическими расстрой­ствами и сенестопатиями
нередко возникают немотивированная тре­вога,тоска,суточные колебания настроения,явления болезненной психической анестезии. Круг
фобий расширяется,кроме боязни како­го-либо тяжелого заболевания,
появляется страх одиночества, сума­сшествия, внезапной смерти. На
первый план выступают раздражи­тельность,ворчливость,постоянное
брюзжание,появляются враж­дебность к родственникам,недовольство
всем окружающим, постоянная дисфорическая окраска настроения
— unlust. В дальней­шем депрессия нередко рецидивирует.
Оценивая общие закономерности динамики манифестных
прояв­лений болезни, необходимо подчеркнуть, что трансформация
психо­патологической симптоматики в активном периоде обычно

320

Приложение
ограничи­вается кругом рудиментарных бредовых и галлюцинаторных рас­стройств (диффузная подозрительность, идеи oтношения,
ревности, сутяжничество, оклики, образный ментизм, близкий к явлениям пси­хического автоматизма). Смены истерических проявлений
разверну­тыми бредовыми, кататоническими или гебефреническими
не про­исходит.
Истерическая симптоматика,определяющая манифестные прояв­
ления, преобладает в клинической картине и на этапе стабилизации
болезненного процесса. В этот период истерические расстройства
однообразны, не динамичны, с бедной аффективной окраской. Они
служат не только фасадом, за которым кроются типичные для шизо­
френии изменения (аутизм, снижение продуктивности), трудности
адаптации, утрата контактов [Наджаров Р.А., 1972], но, принимая
гротескные, утрированные формы, и сами отражают тяжесть насту­
пивших психических расстройств. На первый план выступают гру­бые,
шаблонные истерические реакции,гипертрофированная демонстративность, психический ювенилизм с не соответствующей возрас­ту
наивностью и неуместной откровенностью. Свойственное больным
ранее легкомыслие оборачивается теперь безответственностью,
бес­печностью, ведущей к опрометчивым поступкам; жеманность и
кокетливость становятся манерностью,склонность к самолюбованию
выступает как грубый эгоцентризм.
В некоторых случаях в ряду психопатоподобных изменений уси­
ливаются психастенические черты. В жизни эти больные обычно
по­полняют ряды неудачников. Увлеченные своими фантазиями и
зара­нее обреченными на провал мелкими аферами, они обнаруживают беспомощность в практических делах. С годами больные
чаще всего приобретают облик одиноких чудаков, опустившихся, но
злоупотреб­ляющих косметикой экстравагантных дам, неряшливых,
крикливо одетых «падших женщин». При каждом удобном случае они
любят подчеркнуть свою принадлежность к «избранному» обществу,
погово­рить о былых успехах и разочарованиях, о многочисленных
связях, поклонниках и несостоявшейся блестящей карьере.
Из-за рассеянности,несобранности,неусидчивости и повышенной
утомляемости они с трудом справляются даже с несложной производ­
ственной нагрузкой, а некоторые в конце концов бросают работу и
живут на иждивении родственников.
Бедная симптомами шизофрения. Бедная симптомами шизофре­ния
— «первичный дефект-психоз» [Юдин Г.И., 1941], «простой ва­риант
вялопротекающей шизофрении» [Наджаров Р.А., 1972].
Течение заболевания в этих случаях на всем протяжении опреде­

321

Приложение
ляется главным образом динамикой негативной симптоматики.
Заболевание развивается чаще всего у замкнутых,лишенных эмо­
циональных привязанностей, безынициативных личностей, которым
уже с детских лет свойственна как бы нехватка «жизненной энер­гии».
Проявления латентного периода заключаются в медленном углуб­
лении психической дефицитарности (снижение инициативы, психической активности, эмоциональная нивелировка) и не сопровождают­ся
грубыми расстройствами поведения. Отчетливые признаки болезни
возникают в юношеском возрасте (14–20 лет). В это время (актив­
ный период) углубляются негативные изменения, в связи с чем обна­
руживается явная психическая несостоятельность больных (многие из
них бывают вынуждены оставить учебу). Позитивные расстрой­ства,
развивающиеся на фоне падения психической активности, лишь
вскрывают,как отметил V.Janzarik (1959),уже давно существовав­шую
«динамическую недостаточность» подобно тому, как обвал зда­ния
лишь показывает, что фундамент был неполноценным. Среди них
преобладают расстройства анергического полюса с крайней бедно­
стью,фрагментарностью и однообразием проявлений. С наибольшим
постоянством у таких больных возникают аффективные нарушения в
форме адинамических депрессий с ипохондрическими идеями и рудиментарными сенестопатиями [Иваницкая Т.Ю., 1970]. Наряду с этим
наблюдаются близкие к стереотипиям компульсивные рас­стройства,
а также субступорозные состояния с гипомимией,гипокинезией,угловатостью,дисгармоничностью и неестественностью движений,адинамией, чрезвычайно вялой и односложной речью («мягкая кататония»)
[Kahlbaum К., 1974].
Болезненная симптоматика либо существует постоянно, либо вы­
ступает в рамках серии приступов,разделенных неполными и непро­
должительными ремиссиями.
По мере развития болезни позитивная психопатологическая симп­
томатика не усложняется, а, наоборот, обнаруживает склонность к
упрощению, сравнительно быстро теряет очерченность и полностью
редуцируется по мере стабилизации процесса.
В период стабилизации, наступающей обычно на 3–4-м десятилетии жизни, формируется стойкий астенический дефект [Измайло­ва
Л.Г.,1976] с интеллектуальной и эмоциональной бедностью и не­резко
выраженными нарушениями мышления. Речь идет о таком типе процессуальных изменений,при котором болезнь,по выраже­нию F.Mauz
(1930), «снижает личность, ослабляет ее, но приводит к бездеятельности лишь определенные ее структуры». Несмотря на эмоциональное

322

Приложение
опустошение и сужение круга интересов,пациенты не обнаруживают
признаков регресса поведения,внешне вполне упо­рядочены,владеют
необходимыми практическими и несложными профессиональными
навыками.

323

Приложение

ОБ УТВЕРЖДЕНИИ ТЕКСТА ПРИСЯГИ
ВРАЧА СОВЕТСКОГО СОЮЗА
И ПОЛОЖЕНИЯ О ПОРЯДКЕ ПРИНЕСЕНИЯ
ПРИСЯГИ
Указ от 26 марта 1971 г.
(Ведомости Верховного Совета СССР, 1971 г., № 13, ст. 145)

Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. Утвердить текст присяги врача Советского Союза.
2. Утвердить Положение о порядке принесения присяги врача
Советского Союза.
3. Присягу врача Советского Союза приносят граждане СССР,
окончившие в СССР после 1 июня 1971 года высшие медицинские
учебные заведения и медицинские факультеты университетов и получившие звание врача.

ПРИСЯГА ВРАЧА СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь:
все знания и силы посвятить охране и улучшению здо­ровья
человека, лечению и предупреждению заболеваний, до­бросовестно
трудиться там, где этого требуют интересы об­щества;
быть всегда готовым оказать медицинскую помощь,внима­тельно и
заботливо относиться кбольному, хранить врачеб­ную тайну;
постоянно совершенствовать свои медицинские познания и врачебное мастерство, способствовать своим трудом развитию медицинской науки и практики;
обращаться, если этого требуют интересы больного, за со­ветом
к товарищам по профессии и самому никогда не отка­зывать им в
совете и помощи;

324

Приложение
беречь и развивать благородные традиции отечественной медицины,во всех своих действиях руководствоваться прин­ципами коммунистической морали,всегда помнить о высоком призвании советского
врача,об ответственности перед Наро­дом и Советским государством.
Верность этой присяге клянусь пронести через всю свою жизнь.

ПОЛОЖЕНИЕ
О ПОРЯДКЕ ПРИНЕСЕНИЯ ПРИСЯГИ ВРАЧА
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
1. В соответствии со статьей 13 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о здравоохранении присягу врача
Советского Союза приносят граждане СССР, окончив­шие в СССР
высшие медицинские учебные заведения и меди­цинские факультеты
университетов и получившие звание врача.
2. День принесения присяги объявляется приказом ректора высшего учебного заведения.
3. Присяга приносится в торжественной обстановке,в присутствии
ректора, проректоров, деканов и профессорско-преподавательского
состава высшего учебного заведения (фа­культета), представителей
органов здравоохранения и обще­ственных организаций.
4. Присяга приносится после вступительной речи ректора и оглашения приказа о присвоении звания врача.
5. Присяга приносится стоя,текст присяги повторяют од­новременно
все приносящие присягу вслед за тем, кто его за­читывает.
По окончании принесения присяги исполняется Государст­венный
гимн СССР и Государственный гимн союзной респуб­лики.
6. Текст присяги врача Советского Союза подписывается лицом,
принесшим присягу, и хранится в его личном деле. О принятии присяги врача Советского Союза производится от­метка в дипломе. В
диплом вкладывается также текст при­сяги, напечатанный на специальном бланке.

325

Содержание

Вступительное слово. Р. ван Ворен
К читателю. В. Пристайко

5
7

ПРОБЛЕМА, КОТОРОЙ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ

9

ГЛАЗАМИ ПСИХИАТРА
Инакомыслие как проблема психиатрии.
Право быть другим

17

Украинские диссиденты. Кто они?

28

По психиатрическому этапу

38

Принудительное лечение и принципы
медицинской этики

56

Особенности психики человека и этика
психиатрического диагноза

73

Литература

85

ГЛАЗАМИ ПСИХОЛОГА
Манипуляции психиатрическим диагнозом

91

Борцы за справедливость… Все не так просто

102

Природа человека и социальные санкции

177

Литература

190

Послесловие. С. Глузман

193

326

ПРИЛОЖЕНИЕ
В. Буковский, С. Глузман. Пособие по психиатрии
для инакомыслящих
В. Рафальский. Репортаж из ниоткуда
А. Ильченко. Карательная медицина
Степанов. Как «лечат» пациентов
в Волгоградской спецпсихбольнице
Р. ван Ворен. Советская политическая
психиатрия в эпоху гласности
О психиатрии
С. Буренков. О мерах по противодействию
проводимой на западе антисоветской кампании
по поводу «Использования психиатрии в СССР
в политических целях»
В.Н. Ергольскій. Современное положеніе
земскаго призренія душевно-больныхъ
С. Блох, П. Реддауэй. Диагноз: инакомыслие
(фрагменты из книги)
Малопрогредиентная (вялотекущая)
шизофрения
Об утверждении текста присяги врача
Советского Союза и Положения о порядке
принесения присяги

197
221
255
259
264
268

271
275
288
302

330

327

Науково-публіцистичне видання

КОРОТЕНКО Ада Іванівна, АЛІКІНА Наталія Вікторівна

РАДЯНСЬКА ПСИХІАТРІЯ:
ПОХИБКИ ТА ЗЛОВМИСНІСТЬ
(Російською мовою)

Відповідальний за випуск І. Чудінова
Редактор І. Антропова
Дизайн обкладинки С. Абрамов
Комп’ютерна верстка Н. Погорєлова
Здано до виробництва 14.06.01. Підписано до друку 15.03.02.
Формат 84х108/32. Папір офс. Гарнітура Journ al. Друк офс.
Умов. друк. арк. 17,43. Ум. фарб.-відб. 17,64. Обл.-вид. арк. 15,65.
Тираж 1000 пр.
РОЗПОВСЮДЖУЄТЬСЯ БЕЗКОШТОВНО
Міжнародний Благодійний Фонд
Видавництво «Сфера».
Україна, 04107, Київ, пров. Делегатський, 3.
Свідоцтво про внесення у Державний реєстр видавців
ДК № 233 від 07.11.2000 р.

К55

Коротенко А., Алікіна Н.
Радянська психіатрія: похибки та зловмисність — К.:
Сфера, 2002. — 329 с. — Рос. мовою.
ISBN 966–7841–36–7
Матеріали, вміщені у книжці, стосуються як постатей
дисидентів — в’язнів психіатричних катівень, так і проблеми покарання іншодумців психіатричним «лікуванням». Це
відбувалося в СРСР, і нині про це знає весь світ.
Книжка нікого не залишить байдужим. Вона допоможе краще
збагнути, що має робити кожний, щоб це тяжке минуле ніколи
не повторилося, щоб наші діти жили в умовах справжньої Демо­
кратії та дійсно Правового суспільства.
Для фахівців, журналістів та широкого загалу.

ББК 56.1г

Международный Благотворительный Фонд «Издательство Сфера»,
основанный Украинско-американским бюро защиты прав человека
и Международным фондом «Женевская инициатива в психиатрии»
с целью издания и распространения медицинской
и гуманитарной литературы на некоммерческой основе
выпустил и продолжает выпускать уникальные издания
гуманитарно-просветительного направления.

Некоторые из вышедших за последние годы изданий:
Т. Оноре
О ПРАВЕ
Краткое вступление
Пер. с англ. — К.: Сфера, 1997. — 124 с. — Укр. яз.
В книге рассматриваются ключевые проблемы конституционного права, а также такие правовые категории, как собственность,
контракты, международные договоры, преступления и гражданские
правонарушения, касается важности форм, процедур и толкования
в праве, связи права с государственным устройством, истории права
и вопросов справедливости.
Х. Л. А. Харт
КОНЦЕПЦИЯ ПРАВА
Пер. с англ. — К.: Сфера, 1998. — 236 с. — Укр. яз.
Книга посвящена возможности прогресса в теории права с помощью усовершенствованного анализа характерной структуры той или
другой системы внутригосударственного права и лучшего понимания
таких разных, но связанных между собой социальных явлений, как
право, принуждение и мораль.
Лон Л. Фуллер
АНАТОМИЯ ПРАВА
Пер. с англ. — К.: Сфера, 1999. — 144 с. — Укр. яз.
В книге рассматриваются вопросы истории, философии и практического применения права. Автор исследует такие важные темы, как
ответственность законодателей, внутренние проблемы и противоречия
в праве, роль судей в толковании и применении законов, влияние
права на жизнь и деловые отношения людей.

Лон Л. Фуллер
МОРАЛЬ ПРАВА
Пер. с англ. — К.: Сфера, 1999. — 232 с. — Укр. яз.
В книге исследуются взаимосвязь морали и права, сложные проблемы правовой морали, законности и законодательства, справедливости
и эффективности законов.
Ф. А. Хайек
ПРАВО, ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И СВОБОДА
Новое изложение широких принципов справедливости и политической экономии
В 3-х т. /Пер. с англ. — К.: Сфера, 1999.— Т. 1. (Правила и порядок). — 196 с.; Т. 2. (Мираж социальной справедливости). — 200 с.;
Т. 3. (Политическое устройство свободного народа). — 252. — Укр. яз.
В этом главном труде по политической философии Ф. А. Хайека
— доктора права и политологии, лауреата Нобелевской премии в области экономики 1974 г. — предоставлено всестороннее исследование
основополагающих принципов политического устройства свободного
общества, рассматриваются основные концепции, необходимые для
критического анализа наиболее распространенных теорий справедливости и условий, которым может удовлетворять конституция ради
обеспечения индивидуальной свободы.
Н. К. Динь, П. Дайе, А. Пелле
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПУБЛИЧНОЕ ПРАВО
В 2-х т. / Пер. с фр. — К., 2000–2001.— Т. 1. — 440 с.; Т. 2. —
410 с.
В книге изложены общие сведения по истории и теории международного права, описаны процессы его формирования, нормы,
которые применяются в международном сообществе (государства,
международные организации, частные лица) и в международных отношениях (дипломатическое отношение, ответственность субъектов
международных отношений, урегулирование споров и применения
мер принуждения, экономические отношения, международный режим
космического простору, мероприятия по защите окружающей среды).
Ж.-Ф. Ревель
ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ ДЕМОКРАТИИ
Будущее демократического импульса
Пер. с англ. — К., 2001. — 287 с. — Укр. яз.
Книга французского политолога Ж.-Ф. Ревеля содержит интересные раздумья о правах человека, о демократии и тоталитаризме в
разных обществах на фоне истории человечества, в частности и современных событий.

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ СТАНДАРТЫ
ДЛЯ РАБОТНИКОВ ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ СИСТЕМЫ
В документах международных организаций
К., 2002. — 296 с.
Главная цель предлагаемого сборника — ознакомить работников уголовно-исполнительной системы Украины с международными
стандартами в области прав человека, заострить их внимание на той
особой роли, которые они играют в соблюдении этих прав относительно
людей, которые лишены воли, укрепить дух законности, гуманизма
и соблюдения международных стандартов обращения с узниками в
исправительных учреждениях.
ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОТЕРАПИЮ
Под редакцией С. Блоха
Пер. с англ. — К., — 1997. — 280 с.
Общие цели этой книги, предназначенной в основном для студентов,
осваивающих профессии, связанные с психическим здоровьем, — это
сделать более ясным само понятие психотерапии, свести к минимуму различия между отдельными психотерапевтическими школами и
подчеркнуть их общие черты, показать и поддержать связь между
клинической практикой и научными исследованиями, направить обучающихся в правильное русло чтения специальной литературы.
К. Шнайдер
КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОПАТОЛОГИЯ
Пер. с англ. — К., — 1999. — 360 с.
Учебное пособие всемирно известного ученого-психиатра Курта
Шнайдера (1887–1967), написанное на основе данных его клиниче­
ского опыта.
Д. Голдберг, П. Хаксли
РАСПРОСТРАНЕННЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА
Биосоциальная модель
Пер. с англ. — К., — 1999. — 256 с.
Данная книга посвящена описанию достижений социальной и
биологической психиатрии. Эта универсальная по своим целям задача осуществлена с помощью новой и весьма актуальной модели
распространенных психических расстройств, признающей равенство
социальных и психологических феноменов и факторов, влияющих на
соматическое здоровье человека.
Г. Торникрофт, М. Танселла
МАТРИЦА ОХРАНЫ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ
Пособие по совершенствованию служб
Пер. с англ. — К., — 2000. — 322 с.
Данная книга предлагает простую модель, руководствуясь которой
можно добиться повышения клинической эффективности посредством
концентрации усилий на проведении научно обоснованной реформы.

Эта модель, использующая пространственно-временную структуру,
позволяет выявлять сильные и слабые стороны служб; она предназначена в помощь организаторам системы охраны психического
здоровья, стажерам и составителям планов (как на местном, так и
на более высоких уровнях).
ПОСОБИЕ ПО ПРАКТИЧЕСКОЙ ПСИХИАТРИИ КЛИНИКИ
МОДСЛИ
Под редакцией Д. Голдберга
Пер. с англ. — К., — 2000. — 360 с.
Это издание — благодаря активному участию стажеров клиники
Модсли в его подготовке — максимально учитывает потребности начинающих психиатров. Здесь подробно раскрывается методика психиатрического и нейропсихиатрического обследования, приводятся
советы, помогающие справится со сложными ситуациями, рекомендации по начальным этапам лечения и по вопросам направления
пациентов к специалистам.
КАРМАННОЕ РУКОВОДСТВО К МКБ-10
Классификация психических и поведенческих расстройств
Под редакцией Дж. Э. Купера
Пер. с англ. — К., — 2000. — 464 с.
Книга содержит сведения, необходимые для успешного освоения и
практического использования главы V (Психические и поведенческие
расстройства) Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10), а также дает представление об основных проблемах.
П. Дж. Карлинг
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СООБЩЕСТВО
Построение систем поддержки для людей с психиатрической
инвалидностью
Пер. с англ. — К., 2001. — 442 с.
Автор книги посвятил себя делу интеграции в сообщество людей с
серьезными психическими расстройствами. Он делится своими взглядами на проблему, глубоко человеческими идеями и практическим
опытом, раскрывает современные стратегии и подходы. Излагая материал, он приводить конкретные примеры, постоянно предоставляет
слово клиентам систем охраны психического здоровья.
Э. Зиглер, Р. М. Ходапп
ПОНИМАНИЕ УМСТВЕННОЙ ОТСТАЛОСТИ
Пер. с англ. — К., 2001. — 360 с.
Затронутые в книге темы касаются определения, классификации
и распространенности умственной отсталости; мотивационных и личностных факторов; вмешательства в жизнь лиц с органической и так
называемой наследственной отсталостью; возможностей «чудесного
исцеления» (методика Домана-Делакато, витаминная терапия) и проблем институциализации и интегрированного обучения.

ПСИХИАТРИЯ ПОЗДНЕГО ВОЗРАСТА
Под редакцией Р. Джекоби и К. Оппенгаймер
В 2-х т. Т. 1. Пер. с англ. — К., 2001. — 416 с.
В книге приведен полный и доскональный обзор вопросов психиатрии позднего возраста, освещены принципы клинической практики,
а также даны практические советы и рекомендации по клинической
диагностике и терапии всех психических состояний, которые встречаются у пожилых людей.
ЛЕКСИКОНЫ ПСИХИАТРИИ ВСЕМИРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
Лексикон психиатрических и относящихся к психическому
здоровью терминов (2-е изд.)
Лексикон терминов, относящихся к алкоголю и другим психоактивным средствам
Лексикон кросс-культуральных терминов, относящихся к
психическому здоровью
Пер. с англ. — К., 2001. — 398 с.
В книге объединены переводы трех лексиконов психиатрических
терминов, изданных Всемирной Организацией Здравоохранения.
Главные цели издания — достичь согласия и единообразия в отношении русских эквивалентов иноязычных терминов, используемых
сегодня в литературе по психиатрии и смежным дисциплинам, помочь формированию «единого языка» и повышению взаимопонимания
русскоязычных специалистов.
В. Энтони, М. Коэн, М. Фаркас
ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ
Пер. с англ. — К., 2001. — 298 с.
Авторы книги представляют разработанный Центром психиатрической реабилитации Бостонского университета подход к оказанию
помощи психическим больным, делятся информацией о исследовательской и технологической основах психиатрической реабилитации.
Р. Дежарле, Л. Айзенберг, Б. Гуд, А. Кляйнман
ОХРАНА ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ В МИРЕ
Проблемы и приоритеты в развивающихся странах
Пер. с англ. — К., 2001. — 576 с.
Авторы, последовательно используя системный подход, раскрывают органическую взаимосвязь между такими аспектами, как
соматическое и психическое здоровье, социальное благополучие, экономическое развитие, международная безопасность, права человека.
Особое внимание уделено специфическим потребностям беженцев, а
также наиболее чувствительных групп населения (женщины, дети,
пожилые люди). Приведены данные современных исследований, предложены обоснованные рекомендации относительно перспективных
стратегий решения проблем. Книгу украшают яркие, волнительные

примеры, которые дают возможность увидеть, как проблема отображается в судьбах реальных людей.
Л. Юрьева
ИСТОРИЯ. КУЛЬТУРА. ПСИХИЧЕСКИЕ И ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ
РАССТРОЙСТВА
К., 2002. — 331 с.
Монография профессора Л. Н. Юрьевой посвящена актуальной проблеме социальной психиатрии и психологии — динамике психических
и поведенческих расстройств в условиях стремительно изменяющихся
исторических и социокультуральных процессов, характерных для
современного общества. В монографии представлено новое историкокультуральное направление в психиатрии. Предложены профилактические и психокоррекционные программы, включающие методы
психологической и социально-исторической коррекции.
В. Менжулин
РАСКОЛДОВЫВАЯ ЮНГА: от апологетики к критике
К., 2002. — 331 с.
Книга посвящена зарождению и развитию традиции критического осмысления личности и учения влиятельного швейцарского
психолога и психиатра Карла Густава Юнга (1875–1961). Впервые в
отечест­венной литературе делается попытка обобщить и систематизировать результаты работы группы западных историков науки по­
следней трети ХХ столетия (А. Элленбергер, П. Хоманс, Ф. Шаре,
П. Бишоп, Р. Нолл и др.), внесших весомый вклад в установление подлинного научного и социального статуса юнгианства. Особое внимание
уделяется специфике восприятия аналитической психологии Юнга на
территории Украины.
ВНЕБОЛЬНИЧНАЯ ПОМОЩЬ И ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ
РЕАБИЛИТАЦИЯ
при тяжелых психических заболеваниях
Пер. с англ — К., 2002. — 600 с.
Эта книга является замечательной подборкой научных работ
лучших специалистов разных стран по вопросам реабилитации,
внебольничной поддержки и социальной интеграции людей с тяжелыми психическими заболеваниями. В ней обсуждаются важнейшие
положения внебольничной помощи и психиатрической реабилитации,
а также основные концепции современной врачебной практики. Представлена информация о разных группах пациентов, их потребностях
и желаниях. Рассматриваются точки зрения участников процесса
реабилитации — групп пользователей, членов их семей, психиатрических учреждений, социальных служб; освещаются основные услуги
и методы внебольничной помощи и психиатрической реабилитации.

Н. Сарториус
ПОНИМАНИЕ МКБ-10
Классификация психических расстройств.
Карманный справочник
Пер. с англ. — К., 2002. — 104 с.
МКБ-10 — 10-й пересмотр «Международной статистической классификации болезней и связанных со здоровьем проблем». В главе V (F)
этой классификации содержатся клинические описания и руководство
по диагностике около 380 психических и поведенческих расстройств.
Данная классификация разработана с целью не только служить способом регистрации психиатрических диагнозов для статистических
целей, но и стать важным клиническим, исследовательским и образовательным инструментом.

Готовятся к печати:
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ
Под редакцией М. Кнаппа
Пер. с англ.

А. Б. Хатфилд, Г. П. Лефлей
КАК ВЫЖИВАТЬ С ПСИХИЧЕСКИМ РАССТРОЙСТВОМ
Пер. с англ.
М. С. Кіммель
ГЕНДЕРИЗОВАНЕ СУСПІЛЬСТВО
Пер. з англ. (укр. мовою)
Р. Ейслер
ЧАША ТА МЕЧ
Наша історія, наше майбутнє
Пер. з англ. (укр. мовою)
СПИД, НАРКОТИКИ И ОБЩЕСТВО
Под редакцией А. Александровой
Пер. с англ.
ЖЕНЩИНЫ И ЗДОРОВЬЕ
Под редакцией М. Б. Голдмен, М. С. Гатч
Пер. с англ.
ПСИХИАТРИЯ ПОЗДНЕГО ВОЗРАСТА
Под редакцией Р. Джекоби, К. Оппенгаймер
Т. 2. Пер. с англ.

Международный благотворительный фонд «Издательство СФЕРА»
с целью более полного удовлетворения украинского спроса
на переводные издания инициирует создание специального
издательского фонда, на котором будут аккумулироваться

добровольные пожертвования каждого, кто желает частным образом поддержать новый или дополнительный тираж
важнейших изданий.

Для начала предлагаем такие высоко рейтинговые издания
по психиатрии:
М. Гель дер, Д. Гэт, Р. Мэйо
ОКСФОРДСКОЕ РУКОВОДСТВО ПО ПСИХИАТРИИ
В 2-х т. / Пер. с англ. — К., 1997. — Т. 1. — 300 с.; Т. 2. — 436 с.
Это руководство по клинической психиатрии включает в себя
вводную информацию по всем входящим в ее состав предметам, необходимую для психиатров-интернов; однако издание будет полезно
и другим психиатрам, а также студентам медицинских вузов и врачам
общего профиля. В нем рассматриваются главным образом вопросы общей психиатрии взрослых, но есть также главы, представляющие собой введение в более узкие специальности и посвященные, в частности,
детской психиатрии, умственной отсталости, судебной психиатрии.
Д. Голдберг, С. Бенджамин, Ф. Крид
ПСИХИАТРИЯ В МЕДИЦИНСКОЙ ПРАКТИКЕ (2-е изд.)
Пер. с англ. — К., 1999. — 304 с.
Книга дает простую, четкую основу для понимания психических
расстройств, формирует правильный подход к их выявлению и оказанию необходимой помощи в условиях общемедицинской практики.
Особое внимание уделено соматическим проявлениям психических
расстройств, связям между психическими нарушениями и соматическими заболеваниями. Подробно рассмотрена методика проведения
медицинского интервью.
А. Айви
ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОЕ ИНТЕРВЬЮИРОВАНИЕ И КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ
Содействие развитию клиента
Пер. с англ. — К., 1999. — 342 с. — Укр. яз.
В книге содержится систематическое изложение одной из известнейшей в мире концепций обучения коммуникативным умениям — овладение микронавыками внимательного выслушивания, опроса и влияния.

Трагедия всегда имеет конкретное лицо. Злоупотребление психиатрией — это одно из лиц советского
тоталитаризма.
Прошли десятилетия. Конкретные исторические коллизии и человеческие страдания постепенно
прорастают мифами исторического
презентизма и подвергаются литературной переработке. Как писал
второстепенный советский писатель в начале 70--х годов прошлого
века, произведение искусства отличается от факта на величину души
автора.
В этой книге нет мифов — лишь
жесткая правда. Обнаженная правда. О современниках и о себе.
Семен Глузман