КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706312 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272773
Пользователей - 124661

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Снежные существа [Евгений Юрьевич Енин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Евгений Енин СНЕЖНЫЕ СУЩЕСТВА

1

Белочкин дом превратился в кучу мусора, когда на него наступил великан. Это было в августе, полгода назад. И винить в этом Белочка никого не может. Только себя. На великана обижаться глупо. Если дом сгорает, виноват не огонь, а тот, кто баловался со спичками. Еще Белочка иногда злилась на Толстого. Это он утащил из пещеры травку, по запаху которой великан их нашел, поймал, а когда они убежали — шел за ними до самой деревни. Они — это Белочка, Толстый, Профессор и Малыш. Друзья, или бывшие друзья, Белочка даже не знала.

Малыша звали Малышом, потому что он всех младше. Совсем не на много, на два года. Это же такая мелочь, ни на что не влияет. Это он так рассуждал, но убедил пока что только себя.

Толстый не был толстым. Он был крепким, но дети любят все преувеличивать.

Белочку называла Белочкой ее мама. Друзья звали Белкой.

А Профессор — это вообще не прозвище, это имя. С таким именем никаких прозвищ не надо. Но в тот год, когда он родился, была мода на старинные имена, красивые, звучные, значения которых уже никто не помнил.

Жили они себе, и до того не тужили, что захотелось чего-то новенького. И пошли гномы в поход, на гору, единственную гору, видимую из деревни. Собственно, это вообще единственное, что видно из деревни, кроме леса. Подбил всех Малыш, своими сказками про великанов. Будто бы на горе живут великаны, и огоньки, едва заметные по ночам, это их костры. Кто же мог подумать, что это действительно костры великанов. По крайней мере, один костер одного великана. Есть ли еще на горе великаны, гномы не узнавали, как-то не до того было. Им и одного хватило, чтобы разнести деревню в клочья и на кусочки. Они дошли до горы, поднялись, нашли пещеру, а в пещере их нашел великан. Тот самый, в которого они не верили. Он тоже не верил в гномов, пока их не встретил. В общем, все удивились. И расширили свой кругозор. А потом расширили кругозор все жители деревни. Они, например, узнали, каково это, остаться без дома.

В пещере Толстый и стащил травку, пока все остальные, включая великана, спали. Травку великан добавлял в свой суп из медведя целиком, так, наверное, называется этот рецепт, «медведь целиком, с травкой, из-за которой топчут деревни». Толстый, дежуривший по костру, добавил великанью приправу в суп. Из тушенки с макаронами. А великану, как оказалось, очень не нравится, когда гномы таскают у него из пещеры еду. Не любят этого великаны, еще с тех пор, как древние гномы воровали еду у древних великанов, так рассказывают гномьи легенды. Правда, в легендах это называется не воровством, а подвигом. Но великаны смотрят на это по-другому.

А что приправа не еда, как долго пытался доказать Толстый, так это он должен великану объяснять, так ему Профессор сказал. Очень быстро объяснять, пока тот его не съел. То есть где-то полсекунды. Никак Толстому в это время не уложиться. Пока гномы догадались, что нужно великану, тот успел растоптать половину их деревни. Оставшуюся половину друзья, или бывшие друзья, Белочка не знала, спасли, побежав прочь от жилья, и уманив за собой великана запахом его драгоценной приправы.

И гномов за это даже не наказали. Их, конечно, собирались наказать, и очень сурово, за то, что ушли в поход без разрешения. Вот, спрашивается, где логика у взрослых, как будто можно пойти в такой поход с разрешения? Кто бы им это разрешил, покажите пальцем, если знаете. А за растоптанную деревню не наказали. Нет такого наказанья на свете, и никому не придумать. За разбитую чашку можно в угол поставить, за поход без спроса — месяц не выпускать на улицу. А за деревню что? Заставить за собой прибраться? Полдеревни смести веничком в совочек? В угол поставить на всю жизнь? Так это если есть угол. У Профессора и Толстого углы остались, вместе с домами. Поставь их в угол, только радовались бы: какое счастье, какой замечательный уютный угол, как хорошо в нем стоять, как здорово, что есть угол, значит, есть и дом. А у Белочки с Малышом ни углов, ни домов не осталось. Откуда их не выпускать гулять, если нет дома? Когда нет дома, гуляешь все время. Ешь — гуляешь, спишь — гуляешь, сам уже хочешь перестать гулять — не можешь.

Гномов не наказали еще и потому, что взрослым было о чем подумать, кроме наказания. Если бы деревня сама взяла и развалилась, или Белочка, Толстый, Профессор и Малыш деревню разгромили, заигравшись — а кое-кто из взрослых полагал, что они на это способны — думать было бы не о чем. Что тут думать, строить надо. Тем более, август, до снега недалеко, а зимовать хочется в теплом доме. Такие вот у гномов оригинальные желания. Но когда деревня растоптана великаном, есть что обсудить.

— Что делать-то будем? — спросил собравшихся на бывшей деревенской площади, а сейчас центра развалин, гном Митрофан, средних лет, то есть лет шестидесяти, бородатый как все взрослые гномы. Он был из тех, чьи дома растоптал великан.

Собрание продолжалось до самого вечера, и к тому времени, когда все разошлись спать по домам, гномы разделились на две партии. Все, потому что те, у кого дома сохранились, разобрали тех, у кого они были разрушены, на ночлег.

Одна партия считала, что если уж великан оказался не сказочным персонажем, а невероятным чудовищем… Нет не так: вероятным чудовищем, настоящим. Если уж он пришел один раз, то может вернуться и дотоптать недотоптанное. И строить дома, чтобы великану было обо что почесать свои ноги, они не желают. Поэтому нужно всем собираться, из обломков строить телеги, тележки, повозки и тачки, грузить в них все, что из вещей осталось целого, и идти искать новое место, куда великан не доберется. Там строить новую деревню.

Другая партия пришла к выводу, что великан дважды на одну деревню не падает, то есть не наступает. Что он один раз в тысячу лет пришел. А если еще раз придет, так еще через тысячу лет, и нас это дело не касается, даже наших внуков. Подумав, эта партия пришла к еще одному выводу. Раз уж великан растоптал эту деревню, кто даст гарантию, что он не растопчет другую? А тогда какой смысл переселяться? Здесь и отстроиться легче, и тащиться никуда не надо, места знакомые. Помирать — так на родной земле. Почему они говорили о смерти — не понятно, все гномы после нападения великана остались живы и почти все здоровы. Десяток — другой до сих пор от страха заикались, но это пустяки, правда же?

Кто-то даже предложил строить дома складными. Великан наступил, дом сложился. Великан ушел, гномы за веревки потянули, дом разложился. Ну, как гармошка. И живи себе дальше. Главное, чтобы тебя в доме не было, когда он складывается. А ведь еще скоро зима. И это было, пожалуй, главным возражением тех, кто хотел остаться. Пойти неизвестно куда, и оказаться в лесу под снегом? А если дома построить не успеем?

Среди тех, кто хотел уйти, большинство было бездомных, оставшихся без домов после великаньего потоптания. Среди тех, кто хотел остаться — наоборот. К сожалению, семьи четверых друзей оказались в разных партиях, разделенные пополам, исходя из жилищных условий. Семьи Белочки и Малыша, у которых жилищные условия превратились в щепки, решили уйти. Семьи Профессора и Толстого, у которых жилищные условия только слегка покосились — остаться. И сейчас Белочка, вспоминая Профессора и Толстого, думала: друзья они или не друзья?

2

Долго спорили еще и о том, в какую сторону пойти. Спор был пустой, никто не мог сказать: пошли налево, там озеро и много рыбы, или пошли направо, там красивая поляна, а в лесу грибы. Никто из гномов не выходил из деревни дальше, чем на один дневной переход. Кроме четверки друзей, конечно, но они с советами не лезли. Их не наказали, но влезть в разговор взрослых со словами: «А когда мы бежали от великана, видели во-о-от такие грибы!», было бы крайне неосмотрительно и вредно для ушей и попы. Все бы сразу вспомнили, что переселяться им приходится именно из-за того, что они видели «во-о-от такие грибы». И «во-о-от такого великана».

Наконец, решили идти в сторону, противоположную горе. Логично, спрашивается, что было так долго спорить. Белочка и Малыш в суматохе сборов не успели толком попрощаться с остающимися друзьями. Так, на улице встречались:

— Ну что, вы завтра?

— Угу.

— А. Ну ладно.

И побежали дальше, одни помогать родителям собираться, другие — помогать ремонтировать дома.

Когда переселенцы длинной вереницей телег и тележек, в которые запрягли всех, кого только можно: коров, козлов, собак и самих гномов, выезжали за ворота, Белочка и Малыш, Профессор и Толстый, только помахали друг другу. Взрослые гномы поступили так же, прощаясь со своими взрослыми друзьями. Не было у гномов опыта прощания, не знали они, как это делается. Может быть, оно и к лучшему, а то начались бы объятия, слезы, а так сказали: «Ну, пока», махнули рукой и все.

До сих пор гномы знали только такую дружбу, когда друзья видятся каждый день. Разве что кто-нибудь заболеет и лежит дома с температурой. Так и то, они каждый день приходили к окну, заглядывали, махали руками, чтобы подбодрить, рисовали что-нибудь смешное на стекле. Получали от родителей за испачканное окно. А теперь они не виделись уже полгода, и когда Белочка думала об этом, у нее щипало в животе и глаза становились мокрыми.

Они скучала по Толстому, по его дурацким проделкам. И чуть-чуть больше она скучала по Профессору. Спроси — по кому скучает больше, не ответила бы, но Профессора она вспоминала чаще. Это чувство — скучания по кому-то — было для нее новым. Скучать от того, что делать ничего, это она знала. Скучать от того, что каждый день одно и тоже — Белочка знала такую скуку очень хорошо, из-за нее они и пошли в поход на великанью гору. А скучать по друзьям? Раньше, до великана, друзья могли ей только надоедать, и ей хотелось побыть одной. А сейчас, когда они расстались навсегда?

Навсегда? Это слово, «навсегда», никак не укладывалось в голове Белочки, врезаясь острыми углами и вызывая настоящую боль. Она не понимала, что это такое — навсегда. Навсегда, это значит никогда не увидеть Профессора и Толстого? Это как? Это что значит, «никогда не увидеть»?

Ушедшими в Новую деревню, руководил гном по имени Тимофей. От лидера оставшихся, Митрофана, мы бы его отличили только по цвету шапки. Впрочем, для нас, людей, все гномы на одно лицо. Но Митрофан с Тимофеем, и правда, были похожи, даже родились в один год, когда гномам давали имена с буквой «ф».

Тимофей две недели вел за собой караван, ожидая, когда появится место пригодное для обустройства. Белочка с Малышом, когда им удавалось во время великого марша шагать рядом, тревожно оглядывались по сторонам. Когда они шли на гору, все растения и животные с каждым днем становились больше, и, наконец, стали такие большие что под грибом они стояли в полный рост, сосновые иголки ломали об колено, а одну земляничку съедали вчетвером. А теперь они шли в противоположную сторону. Вдруг все начнет уменьшаться? Так что грибы придется собирать не в корзину, а в горсть, а ягоды рассматривать через увеличительное стекло. А деревья станут такими маленькими, что придется пол леса повыдергивать, чтобы построить один дом. В первые дни путешествия им казалось, что все действительно уменьшается. От переживаний казалось, или на самом деле уменьшалось, теперь не поймешь. Но совсем не уменьшилось. Через неделю пути, устав переживать, Малыш сунул в карман сосновую иголку, и каждый вечер прикладывал к ней свежеподнятые. Вроде такие же.

Найти поляну лучше старой, как им хотелось, не удалось. Все устали и не понимали куда забрели, а хорошего места все не попадалось. Вода в лужах ночью стала замерзать, скоро ожидали снега. Пришлось основать Новую деревню — так она называлась — не на хорошем на месте, а на месте кое-как подходящем. В место речки — ручей, и поляна с уклоном, но самого главного добились. Горы не видно, великана можно не опасаться. О том, что они и в Старой деревне великана не опасались, пока он не появился, никто не подумал.

3

Белочка проснулась от того, что ей трудно дышать. Ее младшая сестра, спавшая рядом, на полу, во сне умудрилась перевернуться, да не с боку на бок, а вверх ногами, и правая нога, в валенке, которые на ночь никто не снимал, лежала у Белочки на лице, зажимая нос. Что было даже к лучшему, старые валенки, которые носил еще белочкин старший брат, пахли не очень хорошо.

Дома гномы до снега не успели построить, и жили в землянках. Одна свечка на весь вечер — приходилось экономить — и вся семья в одной комнате. Вечером посидели, посмотрели на свечку, больше не на что, и где сидели, там легли спать. Гномы это называли вповалку. А в Старой деревне у каждого была своя комната. Иногда Белочке хотелось от всех закрыться, и она хоть целый день могла просидеть одна. А теперь — вот, в несколько слоев лежат. Но жаловаться ей было некому, только самой себе. Белочка вытащила голову из-под валенка сестры.

Пока все вставали, растаивали лед, в который за ночь превратилась вода, чтобы умыться, Белочка думала о том, что ей хотел рассказать Малыш. Они договорились встретиться утром, как только смогут. Отчего-то у нее было немного тревожное и немного радостное ощущение, как будто накануне праздника. Хотя Новый год уже прошел. Никаких дел по дому не предвиделось. Позавтракав оладьями из гречневой муки с липовым медом, все, конечно, из старых запасов, Белочка побежала к берлоге. В Старой деревне пошла бы к Малышу домой, или он пришел к ней. Но сейчас шептаться при родителях и всех родственниках, невозможно. Ну, какие тайны можно обсудить, когда по тебе ползает мелкотня, а бабушка каждую минуту предлагает чай?

Для общения Малыш и Белочка вырыли себе тайную нору. У тропинки к ручью, где набирали воду, в одном месте росли кусты. Через них нужно перекатиться, в зимней одежде это не страшно, пять шагов в лес, и заваленный большой снежной глыбой — они ее облили водой, чтобы не развалилась — вход.

Малыш, уже поджидавший Белочку, отвалил заледенелый ком, и махнул рукой:

— Заходи.

Белочка хмыкнула, пролезла на коленях по тоннелю, выпрямилась, отряхнулась.

— Вот!

Малыш с тожественным лицом, как будто нашел горшок с золотом, показал Белочке это…

Она не поняла, что он ей показал. Это было нечто, овальной формы, похожее на ложки с обрезанными черенками. Или на теннисные ракетки с отломанными рукоятками, если бы гномы знали что такое теннисные ракетки. Овальную форму держали довольно толстые ивовые ветки, между ними крест-накрест натянуты кожаные ремешки. По размеру эти штуки в длину были чуть больше чем от кончиков пальцев до локтя, в ширину в два раза уже, чем в длину. Штук этих было несколько, сколько Белочка не сразу сосчитала. Ага, четыре.

— Это… Рыбу ловить? — предположила она.

Малыш выдохнул, сгорбился и уронил руки, в которых держал свои конструкции, всем своим видом показывая, как он разочарован.

— Белка, — протянул он, — ну какая рыба!

Между нами говоря, он и не надеялся, что Белочка сразу оценит его изобретение. Но почему бы лишний раз не показать девчонке, что она девчонка и ничего в этом не понимает. А он понимает и может ей объяснить. С тех пор как из троих гномов-мальчишек с Белочкой остался только он, Малыш стал чувствовать себя старше.

— Ну, какая рыба!

— А-а-а… ловить лягушек? — осторожно предположила Белочка, — нет, нет, этих, хомяков!

— Белка, — сказал Малыш, сделав совсем уже скорбное лицо, это снегоходы!

— Куда ходы?

— Не куда, а почему. Ну, то есть, хоть куда ходы, по снегу. Ходишь.

Малыш демонстрируя процесс ходьбы переступил с ноги на ногу.

— А без них ты не по снегу ходишь? По травке?

Белочка пяткой валенка с черной заплатой постучала по снежному полу берлоги.

— Вот!

Малыш воздел правую руку в знак доказательства важности своего открытия, его указательный палец воткнулся в потолок.

— Отынно!

Малыш сунул ушибленный палец в рот.

— Тьфу!

Он сплюнул, палец был грязным.

— Вот именно, ты ходишь не по снегу, а по травке! В этом-то все и дело!

Белочка посмотрела на Малыша тревожным взглядом и сделала шаг назад, к выходу. Он явно сходил с ума. Как бы кусаться не начал.

— Конечно, Малыш, по травке, по зеленой такой, только по травке мы и ходим. Ага. В феврале месяце. Я тоже это всегда подозревала. Ага.

Белочка говорила успокаивающе, продолжая пятится.

— Вон смотри, там цветочки расцвели, — она показала пальцем за спину Малыша, чтобы сбежать, когда он обернется.

— Белка, не сходи с ума, какие цветочки!

Малыш схватил ее за руку, и дернул к себе поближе. Он был так увлечен объяснением своего открытия, что не замечал испуганных глаз Белочки.

— Дело как раз в том, что по снегу мы ходить не можем! — Он постучал себе по лбу. — Думай, да? Мы в него проваливаемся. До тех пор проваливаемся, пока в травку не упремся. Или что там под снегом замерзшее. А с этим — Малыш потряс перед носом Белочки снегоходом, — мы ходим по нему, по снегу. Понимаешь? Ходим.

Малыш с надеждой заглянул в глаза Белочки.

— Площадь опоры?

Белочка могла быстро соображать, когда ей не загадывали дурацкие загадки.

— Точно!

Малыш от радости даже подпрыгнул, стукнувшись головой о потолок. Поправил съехавшую шапку.

— На снегу мы можем лежать, — продолжала рассуждать Белочка, — но не можем стоять, потому что когда мы стоим, наш вес приходится на ноги, а когда лежим на спину, площадь спины — больше. Поэтому она не проваливается. Это как иголка протыкает ткань, а наперсток нет.

— Точно! А это, — Малыш уже уселся, привязывая к ногам свои снегоходы, — площадь опоры увеличивает. И мы по снегу ступаем!

Он гордо выпрямился.

— Так и назвать надо не снегоходы, а снегоступы. А то получается, что снег куда-то ходит, я сразу и не поняла, — Белочка протянула руку, — дай померить!

Почти час Белочка с Малышом ходили вокруг берлоги, испытывая его изобретение. Они были в полном восторге. В снегоступах получалось не только ходить по снегу, не проваливаясь, но даже прыгать.

— Пошли гулять, — слегка запыхавшись, предложил Малыш.

— Куда?

— Туда, — он махнул рукой, — в лес.

Зимой они гуляли только в деревне, по расчищенным и протоптанным тропинкам, что совсем не интересно. А в лес заходили, утопая в снегу, шагов на десять. Но это не гулянье, а мученье. Или, как говорили взрослые, помощь по хозяйству: в лес они ходили выкапывать что-нибудь съедобное про запас. Гномам такие прогулки, как фантик без конфеты, никакой радости, и Белочка погулять по лесу с радостью согласилась.

— Только подожди, давай с собой что-нибудь возьмем.

— Что это? — удивился Малыш.

— Ну, из берлоги. Нож, котелок.

— Зачем? Мы ж только погулять?

— Не знаю, — Белочка задумчиво почесала шапку, кстати, из беличьего меха, с ушками, — на всякий случай.

Если бы Малыш не стал упрямиться, мол, ничего брать не надо, пошли бы они гулять, взяв с собой нож, да по куску вяленого мяса. Но Малыш уперся, и Белочка заставила взять с собой все. Все, что было в берлоге. В воспитательных целях. И чтобы он не делал больше такое лицо, когда она не сразу поймет, что это он там показывает. А то он, кажется, забыл, кто здесь старший, и кто кого должен слушаться.

Малыш, первый раз в своей жизни рискнувший спорить с женщиной, не о чем-то далеком и абстрактном, вроде существования живых великанов, а о вполне близком и материальном, был разгромлен наголову. И с обиженным пыхтеньем собирал рюкзаки. И свой, и Белочкин. Так что они взяли и одеяла, и котелок, и нож, и кремень с кресалом и огнивом, и все съедобное, что у них было припрятано: вяленое мясо, сушеную рыбу, замороженные грибы, печенье. Не богато, но что с них взять, с переселенцев.

Малыш предложил упаковать в рюкзак саму Белочку, но она вежливо отказалась. Нет, снег на всякий случай тоже брать не надо. Нет, она не переживает, что в зимнем лесу они не найдут снега. А еще одно слово, и он получит в лоб.

Через полчаса гномы отправились на легкую, приятную, недолгую прогулку по зимнему лесу, слегка сгибаясь под тяжестью рюкзаков.

4

Ветерок сдувал с сосен снежинки и весь лес, не только деревья, чьи ветки согнулись под тяжестью снега, но и воздух между ними сверкал на солнце. Белочка с Малышом наслаждались прогулкой. Они думали о том, что идут по снегу на высоте своего роста, а, может быть, и двух своих ростов над землей, а сугробы похожи на застывшие волны, и еще можно представить, что они идут по озеру, которое замерло во время бури. И, того и гляди, из снежных волн начнут выпрыгивать снежные рыбы. Они долго шли по незнакомому лесу, оглядываясь по сторонам — здесь им предстояло жить, и гулять еще раз, может быть, сто. Наконец устали. Хотелось пить.

— Ну что, назад? — спросила Белочка.

— Ага, — Малыш облизал губы, — сейчас бы чаю горячего.

— Ну, тогда пошли.

— Ага.

— Чего встал?

— Думаю, куда.

— Что куда?

— Куда идти.

Белочка обернулась. Следов не было! Снег чуть-чуть подмерз, получилась твердая корка, наст, следов от снегоступов на нем не осталось. Белочка не испугалась. В Старой деревне они миллион раз ходили в лес, и куда дальше, чем сейчас. Правда, не зимой, но какая разница, они всегда возвращались назад, даже не задумываясь как идти. Белочка внимательно посмотрела на деревья вокруг.

— По-моему, туда, — показала пальцем.

Уверенности, что деревня там, где она показывает, у нее не появилось.

Самое плохое, что можно сделать, заблудившись, это идти неизвестно куда. Ну да, мы уже поняли, что Малыш и Белочка заблудились. А они еще нет. Или не решались себе признаться. А ведь ничего хитрого — не знаешь куда идти, значит заблудился. И тогда надо сидеть и ждать. Или когда солнце из-за туч выглянет, чтобы по солнцу сориентироваться. Или когда тебя кто-нибудь найдет.

Другое дело, никто бы их никогда в этом лесу не нашел. Не дошел бы до них. Снегоступы — это тайное изобретение, Малыш о них никому не рассказывал, и из всей деревни ходить по глубокому снегу могли только они. Солнце тоже не собралось показываться. Наоборот, оно еще глубже спряталось в тучи, теперь это были вполне полноценные буранные тучи, и снежинки, пока еще редкие и ленивые уже кружились в воздухе.

Тут бы им остановится, но Белочку с Малышом гнал страх. А страх это дело такое. Когда от страха начинаешь идти быстрее, он становится еще сильнее. И вот они уже бежали, со всей возможной при беге на снегоступах скоростью. Куда — не понимали, почти ничего не видно. Буран разогнался по лесу, и замершие деревья трещали, раскачиваясь. Такой треск они уже слышали, когда за ними гнался великан, и сейчас они бежали как тогда от великана. Нечего вокруг не замечая. Наконец Белочка испугалась еще чего-то, кроме трещащих деревьев, она испугалась потерять Малыша. Схватила его за руку, остановила.

— Все, стой.

Белочка тяжело дышала, встав спиной к ветру.

Малыш и сам был рад, что его кто-то остановил. Мало приятного в том, чтобы бежать неизвестно куда и неизвестно от чего.

— Заблудились, — выдохнула Белочка.

— Заблудились, — согласился Малыш.

Они немного постояли, молча, успокаивая дыхание, прикрыв варежками лица от снега. На следы теперь уж точно надежды никакой нет. Думать о том, насколько плохо все может кончиться, не хотелось. Нужно что-то делать, но кто бы подсказал, что положено делать заблудившимся гномам в таких случаях. А кто подскажет, если они первые в истории заблудившиеся гномы? Белочка решила, за неимением вариантов, делать то, что получается лучше всего. Не считая разгрома деревни посредством великана.

— Надо копать, — сказала Белочка.

— Ага, — согласился Малыш.

Он бы сейчас согласился с чем угодно.

Копать снегоступами быстрее, чем руками. Через час была готова берлога, как та, что у деревни, только поменьше. Они дорылись до земли, причем рыть пришлось почти вертикально вниз, снега здесь навалило больше. Малыш вылез наверх и на ощупь наломал сухих веток. Снятыми снегоступами они заткнули вход, нащупали в рюкзаке кремень, почиркали им о кресало, высекли на огниво искры, оно начало тлеть, Малыш раздул огонек, поднес к веточкам, и через минуту посредине свежевырытой берлоги горел маленький костерок. Дым выходил через неплотно запечатанный лаз. Потеплело и гномы смогли снять куртки, чтобы просушит мокрые от пота свитера. Белочка прямо из стенки берлоги наскребла в котелок снег, скоро они смогли, наконец, напиться.

— Мы вернемся? — спросил завернувшийся в шерстяное одеяло Малыш.

— Мы вернемся? — повторил он, потому что Белочка не ответила.

А что она могла ответить? «Да, конечно?» Сказать легко, а вот как это сделать Белочка не знала. В какой стороне деревня они понятия не имели. В огромном лесу, не зная направления, они могли ходить хоть всю жизнь, так и не найдя свою Новую деревню. Именно деревню, а не дорогу домой, потому что никакой дороги не существовало, даже самой тоненькой тропинки. Еды им хватит дня на три — четыре. Потом они с голода не умрут. По крайней мере, не сразу. Гномы, конечно, не зайцы, но если совсем плохо, могли, как зайцы есть хоть кору с деревьев. Но это на неделю — две, потом силы кончатся. Если не устроить охоту на тех же зайцев. Но это если никто не устроит охоту на них самих. Возле деревни волков не было, но сейчас-то они точно не возле деревни. Или возле? В буран можно пройти мимо дома на расстоянии крика, так и не поняв, что ты рядом. И не один раз пройти, вот что обидно.

— Мы не одичаем? — жалобным голосом спросил Малыш, который думал о том же, о чем Белочка.

Он уже представил, как они с ней станут основателями еще одной новой деревни, самой маленькой на свете, всего из двух малолетних гномов, которые без родителей запросто могут одичать.

— Ты — одичаешь, — довольно грубо ответила Белочка, она не любила, когда кто-то вперед нее говорил то, чего она сама боялась.

— Почему это я?

— Потому. Давай лучше спать.

Действительно, лучше, чем спать они сейчас ничего не могли придумать. Копать-то уже копали. Даже если бы они узнали, что все это время шли, а потом бежали в противоположную от Новой деревни сторону, все равно, оставалось только спать. Но они этого не знали, потому заснули без лишних переживаний.

5

Под утро Белочке приснилось, что она дома. Что она забыла затопить печку, поэтому сейчас в землянке холодно, и мама будет ругаться, но ее это совсем не пугало, а даже радовало — как хорошо, когда мама ругается!

— Белка! — сказала мама, просыпайся!

— Да, мамочка, — ответила она, даже во сне удивившись — чего это мама называет ее Белкой, а не Белочкой.

— Белка, — Малыш тряс Белочку за плечо, — вставай!

— А? А, Малыш, это ты…, — разочарованно хриплым со сна голосом сказала Белочка, и резко села, разом вспомнив, все, что с ними было вчера.

— Белка, надо идти.

Действительно, надо было идти. Куда — не понятно, но или идти, или прямо сейчас и прямо здесь основывать самую маленькую на свете деревню гномов. Пожалуй, они к этому еще не готовы. Поэтому — идти. Пока идут есть надежда, что куда-нибудь придут. Пока идут, они чувствуют себя не самыми одинокими гномами в лесу, а временно потерявшимися.

Путь наверх из берлоги пришлось раскапывать, за ночь его завалило снегом, и снова им пригодились снегоступы. Буран утих еще до полуночи, о чем они, впрочем, не знали, и вокруг, между деревьями, лежал свежий снег. Мы бы с вами еще сказали — снег белый и снег чистый, но в тех краях грязного и другого цвета кроме белого снега не бывает. И на этом свежем снегу, в несколько кругов вокруг их норки были…

— Волки! — завопил Малыш.

— Волки, — прошептала Белочка.

Все вокруг было истоптано волчьими следами.

А-а-а-а, — слегка подвывая, Малыш привязывал к валенкам снегоступы, дико озираясь по сторонам и подпрыгивая на попе — это он уже начал бежать, еще не встав. Он вообще-то сразу попробовал побежать, но бежал ровно один шаг, провалившись в снег по самую шапку. Вязаную, из овечьей шерсти, с помпоном, если кого-то сейчас интересуют такие подробности.

— Тихо, тихо, — Белочка все так же шепотом успокаивала его.

Волки и так их учуют, зачем подзывать их криками. Это как если бы колбаса сама причала: пора обедать!

В Старой деревне с волками гномы сталкивались нечасто. Летом эти звери близко к жилью не подходили, еды им в лесу хватало. Зимой гномы в лес не ходили, а деревню окружал высокий крепкий забор. Но волчий вой зимними ночами все слышали. Следы на снегу возле ворот видели. И про то, как однажды, давным-давно волки кого-то загрызли, рассказывали.

Сегодня они бежали сразу в двух неизвестных направлениях сразу. В деревню, которая неизвестно где. И от волков, которые тоже неизвестно где. Так что сейчас они могли бежать в деревню и от волков, в деревню и к волкам, к волкам и от деревни, или от волков и от деревни сразу. Думать было некогда, сидеть на месте — невозможно.

Побежали-побежали, встали, отдышались.

— И-хе, и-хе, и-хе.

Дальше куда бежать? В ту же сторону, или в другую, чуть правее, например? Как выбрать?

— Белка, давай следы запутывать.

— А ты умеешь?

— Ну, это когда ходишь кругами. Я читал. Или задом наперед идешь. Волки подумают, что мы на самом деле ушли.

— И съедят тебя задом наперед. Так тебе приятнее будет?

— Белка, ну надо же что-то делать! Я как подумаю, — Малыша передернуло, — как подумаю про волков, мне так страшно становится, что я думать не могу.

— Мы и делаем что-то, — Белочка сглотнула, — сейчас стоим, потом снова побежим.

— А долго мы так? — жалобно спросил Малыш.

О том, чтобы оказаться дома он уже не мечтал. Он мечтал лечь на снег, свернуться калачиком, и чтобы ему твердо пообещали, что его никто не съест. Хотя бы сегодня.

— Пока можем, будем бежать.

— А потом?

— Не знаю, — резко ответила Белочка, она нервничала.

— А потом нас съедят?

— Съедят.

Малыш помолчал.

— А зачем тогда бегать? Чтобы вспотеть? Чтобы обед для волков разогрелся? Мы, котлеты, не сдаемся?

— Малыш, я не… Бежим! — крикнула Белочка, и заскакала по сугробам в своих снегоступах как утка.

Она услышала вдали волчий вой.

Все, больше бежать не могут. Согнулись, ели дышат. Но и воя не слышно. Нет, слышно. Далеко, но воют.

— Роем! — скомандовала Белочка.

— Агха, — прохрипел Малыш, и начал рыть снег снегоступами, не снимая их с ног.

Получается, они от одной норки бежали полдня, чтобы вырыть новую норку. Гораздо хуже старой, потому что рыли второпях. Но вот, вроде бы, получился довольно длинный тоннель. Они лежали в нем как два крота, в темноте, все в снегу, даже не пытаясь сделать комнатку.

— Малыш, а ты снег наверх вытаскивал?

— Нет, назад бросал.

— Значит, за нами ход засыпан?

— Да.

— А почему светло?

Малыш обернулся. Там где отброшенный назад снег закупоривал вырытый ход, было светлее. Везде вокруг темно, а там, сзади, пробивается свет. И снег мелкими комками сыпется. И — что это за звук — рычание? Да, и рычание оттуда слышится.

— Рой! — завизжала Белочка.

И они начали рыть снегоступами, руками, ногами, даже головами. Оказывается, когда волки тебя настигают в тесной норе, это гораздо страшнее, чем в лесу. Совсем недавно они об этом и не подозревали. Вот так всегда открываешь что-то новое.

Какое-то время они даже выигрывали это рытье наперегонки. Гномы отличные ройщики нор, а когда роешь, спасая свою жизнь, поставить рекорд совсем не трудно. Да, вот так им убегать еще не приходилось. Или как это называется? Уползать? Урываться? Но постепенно расстояние между волчьими мордами и ногами гномов сокращалось. Все-таки волки зимой роют снег каждый день, для пропитания, выкапывая мышей и зайцев, а гномы в лице Белочки и Малыша роют только изредка и для развлечения.

Слой снега между ними и волками и становится все тоньше. И вот — луч света, волки пробили снежную пробку, теперь им нужно только расширить проход. В отверстие просовывались когтистые лапы и рычащие морды с оскаленными клыками. Если бы волки копали слаженно, они бы давно ели десерт после обеда из гномов, но глупые дикие звери отталкивали друг друга, стараясь добраться до добычи первыми. Это дало гномам еще несколько минут жизни. Но и эти минуты прошли. Они уже не рыли, они ввинчивались в снег, как шурупы. Еще, ближе, еще, еще. Малыш заорал, и крик получился очень громким, хотя снег забил ему рот. Кто-то схватил его за пятку. Пятку валенка. Но валенок не скинуть, штанина натянута поверх голенища. Малыш орал, растопыривая руки, чтобы не дать себя вытащить из норы. Белочка орала вцепившись в Малыша. Но удержать не могла. Она чувствовала, как его рывками утягивают наверх. А с ним и ее. Жить им осталось совсем немного. Последнее о чем подумала Белочка — как жаль, что никто не узнает, где искать их косточки. Вот свет, небо, деревья, они на поверхности. Волки. Все.

6

Белочка вскочила на ноги, проваливаясь в снег, и завизжав как сверло в стене, бросилась на волков. А что, однажды она так напугала целого великана. Если уж встал вопрос кто кого — она волков или волки ее, то ответ у Белочки только один — конечно она. Убегать она убегала, все по-честному, все как положено, теперь она не виновата, теперь пусть они убегают. Если смогут, конечно.

Волк, державший в зубах ногу Малыша и мотавший ее из стороны в сторону, остановился, секунду помедлил, открыл пасть. Нога выпала. Волк слегка попятился. Малыш лежал, молча, на спине, он потерял сознание и сейчас совершенно ничего не боялся. Остальные волки, их было семь, перестали рычать. Присели на задние лапы. Поджали хвосты. Тоже попятились. Вдруг одним прыжком развернулись и со щенячьим визгом бросились бежать!

Белочка молча застыла с открытым еще в крике ртом и растопыренными руками. Когда ее вытащили из норки как морковку, она пришла в такую ярость, что напала на волков, именно напала, нисколько не сомневаясь, что победит. Ура, теперь эти волки будут выть заикаясь, если вообще рискнут когда-нибудь открыть пасть. От такой быстрой, легкой и полной победы над всеми волками сразу, Белочкины страх и ярость превратились в изумление той же силы. Ничего себе. Вот это да. Ей бы радоваться, что сама спаслась, и Малыша спасла, а она удивилась так, что шевелиться забыла.

Волки убегали, поджав хвосты, повизгивая и оглядываясь. Оглядываясь, они, почему-то, смотрели не на Белочку, так их напугавшую, а куда-то за нее. За нее и вверх. Белочка, как была с растопыренными руками и открытым ртом, тоже оглянулась. Ни одного повода зарыть рот и опустить руки там не нашлось. Ух ты, еще один волк. Но теперь она волков не боится. И вот этого тоже не боится. Подумаешь, всего один волк. Да он на нее даже не смотрит. Чтобы на нее посмотреть, ему голову надо вниз наклонить, и долго приглядываться: что там такое маленькое торчит из снега. Вот он и смотрит вдаль, на тех волков, которые убегают. Вот он через Белочку перепрыгивает. И через сосну, под которой она стоит, перепрыгивает. Через две. Ой, какая от него тень, как от облака. Ну а что, если есть великаны, должны быть и великанские волки. Над Белочкой, закрывая небо, медленно проплыло волчье брюхо, в серой зимней свалявшейся шерсти. Белочка упала в обморок рядом с Малышом.

Пришла в себя Белочка от белочки. Которая сидела у нее на голове и грызла шишку. Чешуйки падали Белочке на лицо, на секунду ей показалось, что сейчас лето, идет дождь, а она во дворе своего старого дома. Белочка открыла глаза, начала подниматься, белка спрыгнула с ее головы, чувствительно оттолкнувшись задними лапами. Если бы не шапка — точно когтями поцарапала. Белка размером с хорошего зайца лениво допрыгала до сосны, забралась на пять гномьих ростов, оглянулась и презрительно застрекотала. Недоеденная шишка валялась рядом. Хорошая такая шишка. Большая. Если честно, то огромная.

— Малыш! — Белочка потыкала варежкой ему в щеку, — Малыш, просыпайся, то есть, тьфу, вставай, в общем.

— А? Белка, мне волки приснились, — Малыш приподнялся на локте, — нас еще не нашли?

— Нашли. Волки нас нашли.

Малыш сел.

— Что, все правда было? А я что?

— А ты сознание потерял. Когда тебя тащили.

Малыш пошевелил губами, вспоминая, потом глянул себе на правый валенок.

— Ничего себе! Белка, смотри! — он задрал ногу, валенок в районе пятки был разлохмачен. И обслюнявлен. — Ой, больно!

— Что, насквозь? — испугалась Белочка.

Малыш стянул с валенка штанину, стащил валенок с ноги. Крови не было. Он сунул руку внутрь.

— Не, не насквозь. Валенок старый, он в три слоя войлока починен. Ай, ногу больно!

Малыш снял носок. Возле пятки, там, где косточка, два красных пятна, с обратной стороны тоже. Следы от волчьих зубов. К вечеру они превратятся в синяки. Малыш пошевелил пальцами.

— Не, нормально.

Ему было больно, но теперь, когда выяснилось, что это не смертельно, девчонке про боль лучше не говорить. Не хотелось как-то.

— Слушай, а где волки-то?

— Убежали волки.

— Ух ты, здорово! А куда?

— Туда, — Белочка вяло махнула рукой.

— Здорово! Э-э-э…

Малыш задумался. Он так обрадовался, что приключение с волками кончилось в их пользу и без потерь, не считая его синяков, что не сразу сообразил задать главный вопрос. Вдруг он стал серьезным, и тихо-тихо прошептал:

— Белка, а почему?

— М?

— Волки. Они почему убежали? Я уж думал, они нас съели.

— Ты не думал, ты без сознания валялся.

Белочка сидела на снегу сгорбившись.

— Я думал, что я уже того… Внутри. Это я специально сознание потерял, — на ходу придумывал Малыш, — знаешь, когда тебя едят, лучше без сознания быть, чем сидеть и смотреть: вот одну ногу съели, вот другую начали. Это я так, нарочно.

Малыш, сам того не заметив, подтянул обе ноги к себе поближе. Как он хорошо придумал! Уже не стыдно, что от страха сознание потерял, а как будто изобрел такой хитрый прием.

— Нет, а правда, почему они нас есть не стали?

— Малыш, почему-почему!

Белочке не хотелось рассказывать ему про великанского волка, она сама не до конца поверила в то, что видела.

— Потому что их стошнило от твоего вонючего валенка, вот почему. Убегали и кричали: фу, как противно, мы теперь зубы никогда не отчистим!

— Да ну тебя, — Малыш даже забыл надуться, — Ну, правда, что было-то? Или ты тоже в обморок упала?

— Ты же не упал, ты же специально.

— Белочка, миленькая, ну скажи, пожалуйста! — заканючил Малыш, заглядывая ей в глаза, чтобы разжалобить, — Ну скажи, ну скажи!

Белочка смотрела не на него, а куда-то прямо, остекленевшими глазами.

— Белочка! Белка?

Малыш медленно повернул голову в направлении ее взгляда.

Нет, он не был выше сосен. Соснам он доходил где-то до середины ствола. И выше парочки рябин он не был. Так, вровень. Стоял бы в чистом поле, и не с чем было сравнивать — волк и волк. Из угла пасти свисает какое-то перышко. Как будто курицу съел. Только это не перышко. Это волчий хвост. Хвост обыкновенного волка, из той стаи, которая напала на Белочку и Малыша. Стаи, которую он догнал и съел.

Великанский волк внимательно, слегка наклонив голову набок, смотрел на гномов.

7

Белочка с Малышом, застыв, смотрели на великанского волка. Страха не было. Страх — это чувство вполне полезное. Оно побуждает к действию. Побыстрее убежать. Получше спрятаться. Ни бежать, ни прятаться от этого чудовища не было никакой возможности. Догонит в один шаг. Глубокий для гномов снег у него только когти на лапах закрывает. Спрятаться? За дерево? Вместе с деревом сжует, дополнительные витамины получит.

Страх полезен тогда, когда есть хоть малюсенькая надежда спастись. Сейчас надежды не было совсем, никакой. А раз так, гномы не боялись. Ну, в самом деле, и так мало хорошего, когда тебя сейчас съедят, так еще и трястись от страха, это последние минуты себе портить. Малыш и Белочка с любопытством, вероятно, это последнее в их жизни чувство, рассматривали волка. При спокойном осмотре оказалось, что великанский волк, это не просто волк выросший раз в десять. Увеличь до такого размера обычного волка, ноги у него оказались бы тоньше, хвост жиже, морда острее. У этого голова даже чем-то смахивала на медвежью, только с острыми ушами. Волк стоял, слегка приоткрыв пасть, пар вырывался из нее как из отрытой двери бани.

— Ну да. Ну да. Почему бы нет? — Бормотал Малыш.

— Что ну да? — В голос спросила Белочка не пытаясь шептать, смысла не было.

— Ну да, если есть великаны, почему бы не быть таким вот волкам? — Малыш поднял было руку, чтобы показать каким, но уронил ее на колени. — Мы же видели стрекоз здоровенных, когда подошли к пещере великана. Где стрекозы, там и волки.

Вообще-то, волкам не обязательно быть там, где стрекозы, но Белочка не стала спорить. Она вспомнила про белку.

— И белки тут…

Белочка замолчала.

— Что белки?

— Меня одна разбудила. С зайца размером.

— Ничего себе, — вежливо удивился Малыш.

Нашла чем хвастаться, белкой, когда тут такой волк.

— И деревья тут. Как тогда. Выше.

Как «тогда» Белочке можно было не добавлять. Конечно, как тогда, когда они ходили в поход на гору, где встретили великана, и возле которой все было огромным — и деревья, и грибы, и насекомые.

— Это куда же мы зашли? — спросила Белочка, впрочем, без особого интереса в голосе.

Во-первых, можно догадаться, что куда-то поближе к горе, во-вторых, куда бы ни зашли, уже пришли. Прямо здесь и сейчас все кончится.

— Да. Вроде бы недолго бежали, — деревянным голосом поддержал Малыш светскую беседу, — а Старую деревню пробежали.

— Что? — тут уже интерес в голосе Белочки был самый настоящий.

— Ну, — продолжил Малыш рассуждения о географии, — если все большое возле горы, значит и мы возле горы. А между нами и горой — наша деревня. Была. Старая. Значит мы ее пробежали.

— Насквозь? — даже испугалась Белочка.

Она представила себе, как в буран они, сами того не заметив, пробежали по родным улицам, мимо домов своих друзей и унеслись куда-то в великаньи края. В заборе в таком случае должно остаться две дырки — одна по форме как Белочка, другая — как Малыш.

— Насквозь, — согласился Малыш.

Больше чем разговором он был занят разглядываем клубов пара, выдыхаемых великаньим волком. Ой, вот это облачко на барашка похоже. Его мозг готовился прекратить сотрудничество с телом. Мозгу с хозяином явно не повезло.

— А вдруг Профессор нас видел? И Толстый?

Белочке почему-то не хотелось, чтобы Профессор видел ее бегущей с выпученными глазами и высунутым языком. Хотя мы с вами можем вспомнить, что Профессор видел ее такой неоднократно.

— Ага, — так же меланхолично откликнулся Малыш, и было непонятно, толи он подтверждает опасения Белочки, толи нет.

Послышался далекий свист. Хотя сказать «послышался», наверное, не правильно. Ни Малыш, ни Белка его не услышали. Но мы с вами знаем, что свист был, а великанскийволк оторвал взгляд от гномов и посмотрел куда-то вдаль.

— А вдруг Профессор…, — вспомнив о Профессоре, Белочка даже забыла об огромном животном, но как раз сейчас волк привлек к себе ее внимание, — вдруг Профессор…, — никак не могла закончить мысль Белочка, потому что великанский волк начал к ним приближаться, — вдруг…

Вдруг что-то прогрохотало, и чудовище прыгнуло на них. Малыш и Белочка не успели даже обняться на прощание перед смертью. Огромная тень закрыла от них голубое небо. Они зажмурились… Зажмурились… Зажмурились…

— Э-э-э? — протянул через некоторое время Малыш.

— Не то что бы я хотела быть съеденной, — не открывая глаз, сказала Белочка, — но вот так тянуть, это просто свинство. Гномов мучает, животное.

— Хочешь быстрее? — все еще жмурясь спросил Малыш.

— Нет. Но терпеть не могу вот так ждать.

Белочка приоткрыла один глаз. Ничего интересного не наблюдалось. Открыла оба глаза.

— Нету.

— Нас нету?

— Мы есть. Волчища исчез.

Они повертели головами. Великанского волка нигде не было видно, а значит, его нигде и не было, не тот у него размер, чтобы спрятаться. Малыш поднялся на ноги.

— Вон его следы, — показал он.

Белочка повернулась. Судя по тем ямам, которые называются его следами, волк перепрыгнул через них и убежал. Второй раз через них перепрыгнул. Третий раз перепрыгнет, они даже внимания не обратят, привыкнут.

— Знаешь Малыш, мне кое-что показалось, — осторожно сказала Белочка.

— Что?

— Вот этот грохот, когда он прыгнул. Ты знаешь, будь он тише, я бы сказала, что он похож…

— А мне тоже показалось… — перебил ее Малыш.

— Похож на лай, — продолжила Белочка.

— А мне показалось, что у него что-то на шее…

— А волки не умеют лаять, — Белочка говорила сама с собой.

— А на шее бывают ошейники…

Их рассуждения никак не могли встретиться.

— А если лай…

— А если ошейник…

Они посмотрели друг на друга.

— То это собака, — сказали гномы хором.

А раз это была собака, то совершенно понятно, почему она набросилась на волков. Если стаи волков попадется одинокая собака, они ее непременно разорвут. А если одинокой собаке гигантского размера попадется стая волков, она поступит с ними точно так же, волки с собаками терпеть друг друга не могут. Но тогда это не чудовище, и оно, то есть она, собачка эта, их спасла.

— Хорррошая собачка! — крикнул ей вслед Малыш.

— Не ори. И не радуйся. Разорался.

Белочка действительно не выглядела радостной.

— Это почему это? — удивился Малыш.

— Это была собака?

— Ну да.

— В ошейнике?

— Ну да.

— Значит, у нее есть хозяин?

— Ну да, — Малыш с готовностью кивнул головой, — Конечно. Ой. То есть, ой-ё-ёй!

— Вот именно. Ой. И даже ой-ё-ёй. А если это охотничья собака? И он с ней охотится? На гномов?

— Он?

— Он. Он самый. Кто же еще.

Кто он — им не надо друг другу объяснять. Великан, который однажды, всего полгода назад, их чуть не съел.

— Пошли, — вздохнула Белочка.

А что им оставалось делать? Ждать пока собака приведет великана? Они вытащили из своей спасательной норы рюкзаки, привязали к валенкам снегоступы, и пошли перпендикулярно к цепочке следов волчьей стаи убегавшей от великанской собаки. Через час ходьбы они не заметили крутого склона — белое на белом плохо видно — и покатились вниз, теряя шапки, варежки, рюкзаки, снегоступы. С размаху влетели в снег, засыпавший овраг, пробили наст, и провалились так глубоко, как никогда им еще не приходилось бывать под снегом. Вещей нет, есть нечего, без снегоступов не выбраться, без шапок быстро замерзнут. Вот и все.

8

Малыш пытался вылезти наверх, но стоило ему отгрести снег в сторону, как сверху осыпалось столько же. Все что получилось в результате его усилий, это маленькая круглая норка, где они могли сидеть и надеяться, что потолок не обрушится, и их не завалит. Белочка в самораскапывании участия не принимала, ей до того надоели все эти напасти, что она молча сидела и дышала на красные, замершие без варежек пальцы.

Наконец, Малыш перестал возиться и пристроился рядом с Белочкой, засунув ладони в рукава, чтобы согреть.

— И что теперь? — мрачно спросил он.

Белочка помолчала.

— Теперь все.

Малыш пнул снежную стену. Легче не стало. Понятней тоже. Что значит «все»? Нет, Малыш, конечно, догадывался. Все, им отсюда не выбраться. Все, теперь они замерзнут. Или умрут от голода. Все, бесполезно пытаться что-то делать. Осталось тихо сидеть и ждать, пока что-нибудь случиться. Причем, плохое. Но вот этого Малыш как раз не мог. Совершенно. Ничего не делать, тихо сидеть — это не про него. Он поерзал.

— Белка?

— М?

— Что делать будем?

Белочка порылась в карманах и вытащила кусочек вяленого мяса. Не сказать, чтобы очень чистый.

— На, поешь.

Надо же ей было чем-то его занять.

— Угу, спасибо.

Малыш, нащупав еду, понял, что проголодался, схватил мясо, но тут же отдернул руку.

— Нет, давай пополам.

Белочка попыталась разломить кусок на две части, но слишком мясо жесткое не ломалось. Тогда она огрызла свою долю.

— На, — протянула Малышу половину, с трудом разжевывая сухое мясо, валявшееся в кармане шубы, может быть, с прошлой зимы.

Минут на десять гномам нашлось занятие — жевать. Аж челюсти заболели, так пришлось стараться.

— Больше нету? — проглотив последнее мясное волокно спросил Малыш.

— Нету.

— Белка, а сколько гномы могут без еды жить?

— Не знаю, не жила. Может, неделю. Может, две.

— Нормально. Мы тут раньше от скуки помрем. Представляешь, сидеть две недели в темноте под снегом и ничего не делать? Я с ума сойду.

— Тоже вариант.

— Тебя же покусаю.

— Ну, давай в животных играть. Я называю какого-нибудь зверя, а ты другого, так чтобы он назывался на последнюю букву моего. Лось.

— Сыч.

— Черепаха.

— Архар.

— Рыба.

— Какая рыба?

— Ну, рак.

— Корова.

— Арел.

— Орел на О.

— А, ну тогда Арангутанг.

— Орангутанг тоже на О.

— Ну надо же… Ну тогда агути.

— А это что такое?

— Типа морской свинки. Я читал в книжке, я не выдумаю!

— Агути? Ирбис.

— А это кто?

— Снежный барс.

— Да не бывает снежных барсов, какие еще барсы в снегу.

— Бывает, говори, давай, на С.

— Сорока.

— Акула.

— А… А… Аллигатор!

— Рябчик.

— Карась.

— Свинья.

Малыш задумался. Животного на Я он не знал.

— Сама ты свинья, — заявил он Белочке после некоторого размышления и тут же получил шлепок по голове.

— Больно!

— Чему там у тебя болеть? Пустота не болит. Не мог ящерицу сказать?

— А, да, точно. А, правда, бывают снежные барсы?

— Что ж я, врать буду?

— Они из снега что ли?

— Наверное.

— А кто еще снежный бывает?

Белочка стряхнула с шапки снег, осыпавшийся сверху.

— Не знаю.

— Барс, надо же. Снежный барс и солнечный зайчик. Кто кого поймает, — Малыш сочинял какую-то ерунду, развлекая самого себя. На нос ему свалился комок снега.

— Тихо! — Белочка заставила его замолчать.

— Что тихо?

— Т-с-с… Что-то шуршало или мне показалось?

Малыш прислушался. Действительно, слышался тихий шорох пересыпающихся снежинок.

— Нас что, заваливает? — Малыш поднял руку, потрогал снежный потолок. — Да нет, вроде. Ой!

— Что ой?

— Меня как будто что-то в спину толкнуло.

— Да чему тут толкаться?

Белочка прислушивалась. Шуршание стало сильнее. Вдруг рука, на которую она опиралась, поднялась и плавно опустилась. Нет, это не рука поднялась, это снег под ней поднялся. Белочка положила руку на колено. Снег может сверху сыпаться, но чтобы он снизу поднимался, это еще что за новости? Снег нажал ей на спину. Нажал, отпустил. Белочка вздрогнула, сунула руку за спину, приложила ее к снежной стенке. Вот на стенке появилась снежная выпуклость, вот вон пропала. Немного снега обвалилось. Снова шуршание.

— Малыш, — прошептала Белочка, — ты чувствуешь?

— Меня как будто кто-то снизу пихнул, — шепнул он.

Малыш придвинулся к Белочке поближе. Шуршание теперь слышалось со всех сторон, оно стало громче. Снег сыпался непрерывно, они не видели этого в темноте, но чувствовали, снежинки таяли на лицах. Ноги, спины, все что лежало или прижималось к полу или стенам, то приподнималось, то опускалось, на снежных холмиках, которые то появлялись, то исчезали.

— Белка, что это?

Локоть Белочки стал подниматься, как будто… Она тронула снег и почувствовала, как снежинки текут ручейком под ее пальцами. Только этот ручеек был выпуклым и очень холодным. Белочка попробовала ЭТО схватить. Она не смогла сжать пальцы, хотя это был всего лишь рыхлый снег, который все так же тек в ее ладони. Как будто… Белочка вытерла ладонь об шубу.

— Малыш, — сказала она дрожащим шепотом, — я не знаю что это такое. Но это похоже…

— Ай! — Малыш дернулся, — Меня кто-то в ногу укусил!

В этот же момент Белочка почувствовала, как снежный поток движется не под ее ногой, а сверху, по ноге. Движется, и даже как-то… Обвивается вокруг? Точно, обвивается!

— Змеи! — закричала Белочка.

Крикнув про змей, Белочка еще больше испугалась сама, и испугала Малыша. Одно дело — снег шевелится, другое — в темноте, в снежной норе по тебе ползают змеи. Невидимые, снежные, непредставимые. Белочка с визгом засучила ногами, пытаясь оттолкнуть от себя страшное шуршание, одновременно прижав руки к груди, чтобы никто не мог тронуть ее за пальцы. Малыш вскочил, врезавшись головой в низкий снежный потолок, и он обрушился, засыпав гномов. Снег потоком сыпался сверху, и им ничего не оставалось, кроме как грести в нем руками и ногами, как будто они плыли в реке. Стоило им отгрести часть снега вниз, под себя, как сверху валился новый, но и они поднимались немного выше. Минут через пятнадцать подснежного плаванья их головы вынырнули на поверхность. Они выбрались на наст, который проламывался, если на него опереться, и тем более встать. Так что они могли только лежать, тяжело дышать и отплевываться. Снег, набившийся им в рот, конечно, растаял, но ощущение полного рта песка не проходило.

— Белка, что это было, — прохрипел еще не отдышавшийся Малыш, — что ты там кричала?

Белочка в ответ молча терла ладони от шубу, стараясь избавить руки от чувства чего-то холодного, не живого, но двигающегося и упругого до противности.

— Белка, ты кричала про змей?

Белочка всхлипнула.

— Да не знаю я. Мне показалось. Почудилось. Оно так ползло. Снизу. И наверх стало заползать.

Он плюнула на ладони и потерла их друг от друга, пытаясь таким образом вымыть.

— А меня как будто за ногу что-то укусило. Вот так — ам! — Малыш сдавил пальцами белочкину руку.

— Ай, — крикнула и резко села, вырвавшись. Наст под ней немедленно проломился, попа ушла вниз, коленки задрались к голове. Но обзор стал лучше. То есть, он вообще появился.

— Малыш, смотри!

— А?

Он приподнял голову. С трех сторон к ним змеились — именно змеились — трещины. Что это было, они не знали, но если бы под снегом ползли змеи, проламывая и приподнимая жесткую корочку, это выглядело, пожалуй, так же. Конечно, не одна змея не проползет под снегом и метра, кровь ее застынет и она замрет навсегда. Но к ним определенно что-то приближалось. Что-то очень похожее на змей, которых зимой, как известно, не бывает.

Гномы попытались броситься бежать. Они вскочили, немедленно провалившись в снег по пояс. Вытащить ноги на поверхность чтобы сделать широкий шаг не получалось, и они побрели, очень медленно, по пояс в снегу, загребая руками, с трудом продавливая каждый сантиметр. Вот Малыш провалился по шею, но смог выбраться. Белочка, которая наклонилась к нему помочь, сама ушла в снег по плечи, и сколько она не упиралась ладонями в наст, подняться наверх не получалось. Она обернулась — трещины змеились ближе, а они почти не сдвинулись с места. Белочка ударила руками по снежной корке и попыталась плыть, как плывут в воде, покрытой тонким льдом.

— Э-э-э-э-й!

Кто это крикнул? Где? Откуда-то сверху. Белочка повернула голову: со склона оврага к ним с огромной скоростью неслось что-то темное, и не одно! Белочка прикрыла голову руками, ее тут же выдернули из снега и потащили. Она кричала, отбивалась, но ничего не помогало, что-то ее уносило. Белочка услышала крик Малыша, а потом окончательно перестала понимать — что происходит. Ее тащили все дальше.

9

Белочка с размаху воткнулась головой в сугроб. Выбираться было страшно, и она решила лежать так, пока можно, пока ее никто не трогает, она устала пугаться. Лежать ей не дали, за плечи выдернули из снега, и какая-то мохнатая лапа стала шарить у нее по лицу. Белочка зажмурилась и принялась отпихиваться.

— Белка!

Она пихалась.

— Белка, перестань.

Белочка замерла и решилась открыть один глаз. Открыла. Снова закрыла. Открыла оба глаза. Зажмурилась и помотала головой.

— Да Белка же!

Она закрыла лицо красными ладонями. Ладони принялись отдирать.

— Белка, перестань.

Она опустила руки и открыла глаза. Наверное, ее ужалила снежная змея и она бредит. Перед Белочкой сидел на корточках Профессор, улыбаясь во весь рот.

— Привет!

Он сжал обе ее ладони. Меховыми мохнатыми варежками.

— Привет, — слабым голосом сказала Белочка, не зная как себя вести.

Профессору здесь было еще меньше места, чем снежным змеям, значит, она точно бредит, а как правильно это делать, она не знала.

— Э-э-э-эх! — приближался чей-то крик, — получите и распишитесь! Что-то твердое ударило Белочку по голове, и она не без благодарности потеряла сознание.

— Ну, дурак! Ну, ты вообще не в себе!

Это первое, что она услышала, придя в себя. Или в какое-то другое место.

— Да я, что, я нарочно?

— Ты всегда не нарочно, и что получается?

— Да я споткнулся!

— Нестись так не надо было, не споткнулся бы!

— Да вон они шевелятся, чего переживать?

— Переживать? Шевелятся? У них, может быть, судороги.

— Да какие судороги? Судороги я видел, это так, — показал Толстый. Ну да, а кто же еще, это был он. — А они вот так.

Белочка потихоньку приоткрыла глаза. Бредит она или нет, но это Профессор и Толстый. Если это бред, то не самый плохой. А тогда незачем валяться, как бревно.

— Профессор? — на всякий случай уточнила Белочка.

— А? — он повернулся в ее сторону.

— Профессор!

Белочка визжа от радости бросилась ему на шею.

— Толстый! — раздался такой же радостный визг. Потом на октаву ниже — Толстый!

Малыш тоже очнулся и кинулся на Толстого так, что оба повалились в снег.

— Вы как?

— А мы!

— А вы!

— А что?

— Ну, это…

Минут пять никто не мог сказать ничего связного. Они слишком долго не виделись, и если бы даже приехали друг к другу в гости, заранее зная, что встретятся, вряд ли могли сразу начать болтать, как раньше.

— Вы откуда? — наконец сформулировал вопрос Профессор.

— Из деревни, — Белочка слегка отвернувшись пыталась стереть грязь с лица. Ей казалось, что ее мордочка грязная, и не сказать, что она была не права. Ответ был совершенно точный, но и совершенно пустой. Они, в конце концов, все из деревни, и даже из одной.

— А мы тут, в лесу! — радостно влез Толстый, — мы как увидели, рюкзаки валяются, сразу вас узнали. Ну, то есть не вас, рюкзаки. Они ж те самые. Только вас нигде не видно. Мы уж волноваться начали.

— Да, вот, надевайте, — Профессор вытащил из-за пазухи варежки и шапки. — Рюкзаки мы в кустах спрятали, вон там.

— А еще мы какие-то штуки нашли, вроде как рыбу ловить. Ваши, нет? — Толстый вытащил из-под елки снегоступы, — Не, не ваши, вы же не за рыбой зимой в лес пошли.

— Это снегоступы! — обиженно сказал Малыш, — что ж вы все про рыбу, да про рыбу, рыбаки, тоже мне!

— Снегоступы?

— Это я изобрел! Вот так на ноги, и можешь по снегу ходить.

— Хм, — Профессор задумчиво повертел в руках изделие Малыша, — так вот как вы сюда забрались. А у нас вот, — он приподнял ногу.

К валенку Профессора была примотана какая-то доска с загнутым концом.

— Ага, — затараторил Толстый, — это лыжи, это мы с Профессором придумали, вот сюда валенок, носок закрепляешь и хоть стой, хоть падай. Ну, то есть езжай. Вначале-то все равно падаешь. И лежишь, подняться не можешь. Поэтому и назвали — лыжи. А потом ух с горы! Здорово? Мы придумали!

Профессор косо глянул на Толстого.

— Нет, ну в основном Профессор придумал, в общем и целом, с моей помощью, а я, зато, вот — фирменное изобретение — палки!

— Драться? — подозрительно спросила Белочка.

— Нет, толкаться. Ну, то есть отталкиваться. Если вверх. Что бы не вниз. Вверх когда едешь, ими упираешься, чтобы не скатиться раньше времени. Вот, видишь, на концах такие штуки? Это чтобы они в снег не проваливались. А то, знаешь, без этих штук еще как проваливаются.

Палки, которые действительно придумал Толстый. Сначала Профессор привязал к ногам по доске, которых в разгромленной деревне хватало. Стоять было можно, ходить — трудно, ехать — вообще нельзя. Концы досок зарывались в снег. Потом Профессор догадался, что обструганный конец доски можно загнуть, если подержать над кипящим чайником. Так получились лыжи. А палки вначале были системы «весла». Толстый решил, что если стоишь на снегу как на воде, то можно и грести, как на воде веслами. Первые модели отличались тем, что при малейшей попытке на них опереться, они провались в снег на всю длину, и Толстый валился набок. И так раз пятьдесят, пока Профессор не примотал к концам палок плоские деревяшки.

Познакомив друг друга с новинками науки и техники, гномы замолчали, стесняясь, не зная о чем говорить дальше. Нужно рассказать слишком многое, и они не знали с чего начать.

— Э-э-э… Ну… Ладно, чего стоять, пошли.

Профессор смущенно отвернулся и начал раскапывать спрятанные рюкзаки.

— Куда? — спросила Белочка.

— Да у нас тут… У нас тут…

— Дом? — подсказала она. — Берлога?

— Почти. Увидите. Держи, Малыш, — он отряхнул рюкзак от снега.

Шли быстро, хотя очень устали, но пока они этого не чувствовали, слишком взбудораженные встречей, да еще такой неожиданной. Когда солнце опустилось ниже верхушек сосен, и в лесу стало темнеть, Толстый, возглавлявший колонну, остановился и ткнул своей палкой в сугроб.

— Все, пришли.

Он подцепил сосновые ветки, прикрывавшие вход.

— Заходите, что ли.

Друг за другом гномы пролезли на коленях по узкому проходу. Белочка и Малыш ожидали увидеть что-то вроде своей берлоги, небольшую комнатку, с отверстием сверху для дыма, но они опускались по тоннелю все глубже. И вот — ничего себе. Огромный зал, в центре которого — ствол сосны, в три гномьих обхвата, к нему сходятся снежные своды, пол устлан сосновыми ветками, очаг выложен камнями, рядом из камней стол и что-то вроде лавок. Не сразу даже заметили, что из зала есть проход еще куда-то.

— Там спальня, объяснил Профессор.

— А дальше еще кладовка, — не мог не добавить Толстый эту важную для себя деталь, — вот тут мы и живем, скромненько. Располагайтесь.

10

Макароны и сладкий чай — что может быть лучше! Белочка с Малышом уже и сами не помнили, как давно что-то ели. Нормально не ели с того последнего завтрака в Новой деревне, это точно. Интересно, когда он был этот завтрак, сколько дней назад? Слишком часто они оказывались в темноте под снегом, день и ночь перепутались.

— Профессор, сейчас ночь? — спросила Белочка.

— Ночь. То есть вечер. Ну, темно уже.

У Профессора пока не получалось говорить с ней так же легко как раньше. Зато Толстый болтал, не переставая, как будто не прошло полгода, с тех пор как они виделись последний раз.

— Ну вот, дома починили, ну там, где-то крышу не успели по нормальному перекрыть, просто соломой закидали, все равно уже снег шел, не промокнет. А в развалинах мы еще вещи нашли, которые ваши, спрятали в старом нашем домике. Забор поставили, там, где он его проломил, досок же полно валялось. В общем, все нормально, только нервные все какие-то. Митрофан, помните, да, который у нас теперь главный, велел башню построить. Ну, не башню, вышку такую из бревен. Из твоего, между прочим, дома строили, — Толстый ткнул пальцем в Малыша. — И все время там кто-нибудь сидит, сморит, — Толстый показал, как смотрят, — а нам ничего не говорят. Ходят слухи, это ждут, когда вы вернетесь. Ну, не только вы, а все гномы, которые ушли. Вдруг вы там не устроились, на новом месте, голодаете. Не голодаете? — с подозрением в голосе спросил Толстый у Малыша и Белочки, заглядывая в их тарелки, где кончалась уже вторая порция макарон. — Ты бери, Белочка еще сыра, сыпь сверху, у меня немного еще осталось. Ну, так, чуть-чуть.

— Толстый, не у тебя, а у нас, и не чуть-чуть, а нормально еще сыра, — рассердился Профессор. — И у нас, это значит и у них тоже. А как вы там, на самом деле?

— Ну, нормально, — протянула Белочка.

— Только скучно, — пожаловался Малыш.

И они рассказали, как шли, искали место для Новой деревни.

— Кстати, она называется Новой, а ваша деревня Старой.

— Да? А мы просто деревней называем, — удивился Толстый.

Рассказали, как рыли землянки, как не успели построить школу.

— Ну, везет же людям! — восхитился Толстый.

— Нет, Толстый, лучше бы школа была. А так целый день делать нечего. И дома не поиграть, тесно, и на улице не погулять — все снегом засыпало. Вот мы и пошли гулять в лес, когда Малыш придумал снегоступы.

— У нас тоже не праздник каждый день, — продолжил рассказ Толстого Профессор. — На вышке они не вас высматривают, глупости это, чего вас высматривать, придете, в ворота постучите, дорогу же знаете.

— Нет, не знаем, — хотел поправить его Малыш, но промолчал.

— Мы с Профессором думаем, это они великана боятся, что он вернется, вот и смотрят, не идет ли.

Когда Толстый говорил «мы с Профессором думаем», это значит, думал Профессор, а Толстый с его мыслями соглашался.

— Ну да. Говорят, Митрофан посылал кого-то на разведку, к горе. Не далеко, не так как мы ходили, всего на два пути, да еще по снегу. Те вроде бы слышали что-то, видели кого-то, сами еле назад вернулись, следы замело.

— Ну и увидят они великана, ну и что? — вставил Толстый явно не свою мысль.

— Ну да, ну и что, — продолжил Профессор. Если великан зачем-то вернется, — Белочка в этом месте даже вздрогнула, — что мы сможем сделать? В погреба залезть, как в прошлый раз?

В прошлый раз, когда великан следом за друзьями пришел в деревню, гномы спаслись в подвалах и погребах под своими домами, они очень хорошо умели их рыть, и даже соединяли ходами. Так что под деревней гномов была еще одна, подземная деревня.

— А если он догадается? Встанет посреди деревни и попрыгает? Все же обвалиться может. А убежать, никто не убежит. Летом еще да, а зимой нет, никто не убежит по снегу. И вот мы с Толстым, — Профессор глянул на Толстого, — мы с Толстым придумали эти штуки, — он показал на лыжи, стоявшие у входа, — досок-то полно валяется, только под снегом.

— И надо же было их испытать! — с довольным лицом подхватил Толстый, — и мы пошли, помните доска в заборе недалеко от дома Белочки, ну, места, где раньше был дом Белочки на одном гвозде? Мы раз, и на лыжи, и раз-раз, поехали!

— А тот, который на вышке? — удивилась Белочка.

— Так ты вспомни, где та доска. А с вышки в сторону горы смотрят. А это в обратную сторону, туда, куда вы все ушли. Вот, я же говорю, врут все, что вас поджидают!

— И что, испытали? — Малыш немного ревновал лыжи к своим снегоступам, в которых ходить по снегу было можно, а вот ехать с горы — нет.

— Да! Э-э-э…, — радость Толстого несколько улетучилась.

— Испытали, — кивнул Профессор, который за весь разговор ни разу не улыбнулся, — мы подумали, чего зря снег месить, как научились не падать каждые пять минут, — он еще раз покосился на Толстого, Толстый щепкой вычищал грязь из-под ногтей, — решили в сторону горы идти, посмотреть, что там нашли те, которых Митрофан посылал.

— Вы что, опять на гору? — толи испугался, толи восхитился Малыш.

— Да нет, так, немного в лес зайти. До нас которые, они без лыж ходили, сколько они за день пройдут, мы за час проедем. Думали, к обеду вернемся. Крайний срок — к вечеру. Толстый бы своим сказал, что был у меня, учил уроки, я своим — что был у него. Помогал учить уроки.

— А если бы родители ваши друг у друга спросили?

Малыш даже не поверил, что такая простая хитрость могла удастся, раньше бы — ни за что.

— Да я же говорю, все нервные. Говорят шепотом, чтобы мы не услышали. Нас не видно — наверное, радуются, что можно не секретничать. А когда встречаются — точно не про нас говорят. Ну, вот мы и пошли. Поехали, на лыжах. — Профессор тяжело вздохнул. — Хорошо еще, рюкзаки с собой взяли, со всяким барахлом, и еды на неделю.

Белочка довольно хмыкнула, вспомнив свой спор с Малышом.

— Это тебе на неделю, — уточнил Толстый, — и про рюкзаки это я придумал.

— Ну да, — согласился Профессор, — а потом…

Он не хотел пугать Малыша, а особенно Белочку своим известием, но сообразил, что те уже сами успели испугаться.

— А потом эти… змеи.

— Снежные, — шипящим шепотом уточнил Толстый, — как погонятся!

Малыш с Белочкой вздрогнули.

— Ну, не погонятся, — Профессор вздохнул, — поползут, но на лыжах мы быстрее.

— Так и мы, — глаза у Малыша широко открыты, говорил он тихо, но быстро, — так и мы со змеями, то есть от змей, провалились, думали все, никогда уже не вылезем наверх, а они давай ползать, а мы выскочили, и от них, а они за нами, а тут вы, — кратко изложил Малыш последние события перед встречей.

— Так мы же вас и спасли! — крикнул Толстый, и хлопнул Малыша по спине так, что у того изо рта вылетели непрожеванные макароны, хорошо, что назад в тарелку.

— Мы сначала ваши рюкзаки нашли, и я сказал: помню, помню эту заплаточку на синем рюкзачке. А потом вас искали, а потом глядь: две головы торчат из сугроба, как капуста на грядке. А к вам эти ползут, — Толстый показал как ползли, — да где им, мы в овраг, вниз, вас подхватили, и все!

Он глядел то на Белочку, то на Малыша, выставив руку с вытянутым указательным пальцем, которым поставил точку в своем героическом рассказе, сияя ярче чайника своей бабушки.

— Так. Понятно, — Белочка сразу перешла к главному вопросу, порадоваться спасению они успеют, когда спасутся окончательно, — а снежные барсы бывают?

— Чего?

— Барсы. Снежные.

Белочка показала руками, как она представляет себе снежного барса.

— Может быть, — серьезно сказал Профессор. — Видишь ли, Белка, тут такое оказалось. В общем, тут много чего бывает. Про барсов лучше спросить.

— У кого?

— Да вон, у него, — Профессор кивнул в сторону стены снежного зала.

Оттуда послышалось уже знакомое Белочке и Малышу, такое страшное шуршание текущих снежинок. Они с трудом заставили себя повернуть головы влево и увидели, как из-под снега, будто из-за занавески проступает чья-то фигура. Представьте, что вы встали за штору и идете от окна в комнату. Вот так это и было. Шуршание стало сильнее, фигура оторвала от стены одну ногу и поставила ее вперед, на сосновые ветки. Наклонившись, снежная фигура отделила от стены спину, несколько горстей снега просыпались на пол. Вытащила из стены другую ногу, обе руки, и вот она уже вся стоит перед гномами. Круглая, как у снеговика голова, две руки, две ноги, такие снеговикам никогда не делают, лица нет. Но вдруг с головы начал осыпаться снег, как будто изнутри проступили нос, щеки, брови. Последние снежинки высыпались оттуда, где должны быть глаза, высыпались так быстро, как будто их кто-то выдул изнутри. И фигура, повернув голову, посмотрела на гномов черными дырами вместо глаз.

Белочка с Малышом закричали и бросились бежать.

11

— Ты ее поймал? — спросил Толстый у Профессора.

Он держал Малыша за ногу. Вернее, держал ногу Малыша, и оставалось надеяться, что к ноге все еще прилагался Малыш. Нога — это все, что торчало снаружи, в зале, остальной Малыш оставался в тоннеле, ведущем наверх. Нога дергалась. Интересно, сама по себе, или все-таки ею дергал Малыш?

Профессор ответил что-то неразборчиво. Из его частей тела присутствовали только ноги, правда, обе. Ноги тоже дергались, видимо, ему все-таки удалось поймать Белочку. Она оказалась шустрее Малыша, и в нору, ведущую наружу, нырнула первая.

— Тащи, — прокряхтел Толстый, напрягаясь, — а то унесутся в лес, как зайцы, лови их потом, замерзнут же, раздетые.

Его лицо покраснело, он уперся в пол ногами — чпок — из норы вылетел Малыш, приземлившись на живот упавшего на спину Толстого. Тут же вскочил и с тихим воем бросился назад, к черной дыре лаза. Толстый рвануться, схватил Малыша за пояс, повалил на пол. Тут же сел сверху, для надежности. Малыш греб руками лежащие на полу ветки, как будто хотел уплыть.

— Да тихо ты! — Толстый начал уже злиться, — Профессор, ты как там? Типа, доброй охоты? А?

Из лаза выполз Профессор, он держал Белочку за плечи, но она уже не вырывалась, а скорее прижималась к нему. Он что-то шептал.

— О, а мой порезвее будет!

Толстый сидел на Малыше в позе охотника, победившего льва.

— Ну, ладно, чего ты, вставай, — похлопал он его по затылку. — Да не бойся! Не укусит.

— Вот, — громко сказал Профессор, слегка отталкивая от себя Белочку.

Непонятно только к чему это «вот» относилось.

Толстый помог Малышу сесть. Тот упорно жмурился.

— Вот. В общем, знакомьтесь, это Иней.

Минут через пять все снова сидели за столом. Толстый и Профессор — со свежими синяками на спине и на плечах — за то, что не предупредили. Впрочем, нет, за столом, стоявшим у очага, сидели не все. Иней стоял примерно там же, где он вышел из стены. За столом для него было слишком тепло. Вернее, это для гномов было тепло, для него — смертельно жарко. Отойдя от стены, он начинал таять.

— И вот так они проехали по мне на том, что называют лыжами, — говорил Иней, слова его звучали, как хруст свежего снега под ногами.

— Да мы же не знали, — привычно оправдывался Толстый.

— Мне не было больно. Снег может рассыпаться и снова собираться, без вреда для себя.

— То есть, для тебя, — уточнил Толстый.

— Да. То есть для меня.

Это был снежный гном. Так, по крайней мере, называли его Профессор и Толстый. Мы бы, наверное, назвали его как-то по-другому, например, снежный человек, хотя ни человеком, ни гномом он не был. Но Иней не спорил. И на имя — Иней — отзывался. Хотя на самом деле его звали не так.

— Понимаешь, Белка, Иней, так примерно переводится, как его зовут, на наш гномий язык, — объяснял Толстый.

— На какой еще наш гномий язык?

Толстый с надеждой посмотрел на Профессора. Тот продолжил объяснения.

— Вот мы говорим. Это как называется?

— Слова.

— А все вместе?

— Ну, разговор, как еще?

— А на каком языке мы говорим?

— Что значит, на языке? Мы просто говорим.

— Белка, это раньше было просто. Теперь, добро пожаловать в будущее, стало сложнее. Зверей мы понимаем?

— Нет, конечно.

— А они говорят?

— Ну, нет.

— А он говорит, — Профессор ткнул пальцем в Инея, — и мы его не понимаем. Потому что он говорим на своем языке, а мы на своем.

— Два языка? — Белочка никак не могла смириться с тем, что кто-то мог говорить не так, как она, не понимать ее, и быть для нее совершенно не понятным.

— Два. Пока, по крайней мере. Я на его языке только поздороваться могу, — Профессор толи зашипел, толи зашуршал, и шуршал довольно долго.

— И тебе доброе утро, — сказал Иней, хотя был глубокий вечер.

— Они же из снега, вот и говорят на снежном языке. Хорошо, что по-нашему немного могут.

— Можем, — подтвердил стоящий поодаль Иней.

— Они? Их много?

— Ну, не очень. Есть еще Поземка, Гололед, Метелица. Но это только здесь. Там, у них, больше.

— Где у них?

— В стране снежных гномов, где же еще. На севере.

— На севере?

— Это за горой.

— Ты остановился там, где вы проехали по мне, — напомнил Иней.

— А… Ну да, — продолжил Толстый, — мы проехали, думали по сугробу, а это он. Он как встанет сзади. А впереди — Поземка с Гололедом. Мы как ехали, так свалились. И испугались примерно как вы сейчас, — Толстый захихикал. — Мы же от снежных змей убегали. Думали — эти вот — еще страшнее, чем змеи. Ну, ничего, познакомились. Когда с дерева слезли.

— С какого дерева?

— Белка, ты что, глупая? На какое дерево залезли, с того и слезли, с другого же никак не могли слезть, правильно? И быстрее бы слезли, если бы эти снежками не кидались.

— Мы хотели привлечь ваше внимание, объяснить, что опасности нет, — сказал Иней своим снежным голосом, — вы же все время кричали.

— Не кидались бы вы, мы бы не кричали. Ну, в общем, когда мы замерзли и слезли…

— Когда ты свалился, — поправил Толстого Профессор.

— Да, не важно. Когда свалились, тогда и подружились.

— Мы думали, они нас съедят или что-то в этом роде. А они нас согрели.

— Они же холодные? — удивилась Белочка.

— Понимаешь, они гораздо чувствительнее к температуре, чем мы.

Профессор потрогал камни стола, они были в мокрых пятнах от растаявших снежинок.

— Мы, если что, оделись, если что, разделись. Или простудились. А они с погодой не рассчитали, все, растаяли. Снег же.

— Вы теплокровные, — сказал Иней, — мы нет. У нас нет крови. Нам нужен холод. Мы можем делать себя холоднее, а там где мы берем холод, остается тепло. Мы можем греть. И наоборот. Поэтому, — он толи зашипел, толи зашуршал, — извините. Поэтому снежные змеи, как вы их называете, опасны и для нас. Когда тепла нет совсем, мы возвращаемся в снег.

— Понимаешь Белка, змеям нужно тепло.

— А они не таят что ли? Вылезли бы весной на солнышко и наслаждались.

— Нет-нет, им нужно тепло сейчас и немного. Они должны быть теплее снега, чтобы ползать. И когда такая змея кусает, она забирает тепло. А нога или что там, превращается в лед.

— Ой, — испугался Малыш, — ой, меня же укусили! Как раз в ногу.

— Давно? — спросил Иней, в его холодном снежном голосе почувствовалась тревога.

— Ну… днем еще.

— Нога не мерзнет?

Малыш посмотрел на ногу, повертел ступней, засунул руку в носок, потрогал.

— Да нет вроде.

— Тогда не страшно. Не прокусила твою шкуру.

— Какую шкуру?

— То, что вы носите сверху.

— А, одежду, валенок то есть. Ну да.

— А это ваш дом?

Белочка впервые рискнула обратится к Инею.

— Нет. Это их дом.

— Они нам помогли, — объяснил Толстый. — Говорят — где вы живете, мы им про деревню, а уже ночь. Надо нору рыть, ну, чтобы спать. А когда им объяснили, что хотим в снегу рыть, они вот — раз и сделали. Им как-то проще со снегом обращаться, чем нам.

— А змеи сюда не заползут?

— Белка, а это что, по-твоему? — Толстый со смехом показал куда-то на потолок. — Ой, уморила, змеи говорит, не заползут!

Профессор пнул Толстого в ногу.

— Перестань. Я не хотел вас сразу пугать. Они иногда проползают по стенам, но сразу сбегают. Для них тут слишком жарко. Поэтому все время должен гореть огонь. Толстый, дуй наверх за дровами, будешь еще смеяться.

— А чего я?

— А того. Ну что, вы есть еще хотите?

— Я не ответил про снежных барсов. Я пришел, чтобы ответить. Вы спросили, я пришел, — сказал вдруг Иней.

Все повернули головы к нему.

— Они есть.

12

На ноги гномы намотали куски шерстяной ткани. Белочка возилась дольше всех, зато получилось даже красиво. Это им Иней посоветовал, чтобы снежные змеи не учуяли тепло. Они, конечно, медленные — Профессор сказал: «Ползают, как Толстый объевшийся пельменей» — но лучше спокойно идти, чем не торопясь убегать.

Гномы отправлялись в поход. Второй раз в своей жизни. Не на гору, а чуть левее, и за нее. Без разрешения родителей. В этом они не виноваты — родители далеко, поэтому спросить разрешения не у кого. Но и запретить тоже некому. Во всем можно найти преимущества. Бедные родители, страшно представить, как они будут волноваться. В прошлый раз гномы уходили без разрешения летом, а сейчас зима.

— Да ничего, они, наверное, уже привыкли, — вылез с теорией Толстый, за что немедленно получил по голове от Профессора и Белочки.

Привыкли — не привыкли, но гномы все равно уже не дома, родители и так волнуются, и не больше, не меньше волноваться не станут. И куда идти — это вопрос направления, а не разрешения. Поход на самом деле не начинается, он продолжается. Только нарочно, а не случайно.

А у Белочки с Малышом и выбора-то не было. Им хоть налево, хоть направо, к родителям это отношения не имеет. Если Профессор и Толстый, наверное, нашли бы дорогу домой, вон он ориентир, верхушка горы, то Новую деревню основали там, где гору уже не видно. Перезимовать можно и в Старой деревне, друзья будут только рады, но мамам-папам в Новой деревне от этого не легче. Дорогу туда, пока снег не сойдет, не найти.

Да хоть бы тропинки протоптанные шли отсюда до самого дома, и до Новой деревни и Старой, нельзя бежать в теплые дома, когда у друзей проблемы. Ну да, уже успели подружиться, у гномов это быстро.

Снежные гномы, которые вовсе не гномы, но ладно, пусть будут гномами, в эти края попали, не заблудившись, как гномы обычные, а специально — их послали на разведку.

Снежные гномы жили на севере, а север, как известно, вон там, за горой, там нет такого леса, только маленькие, чахлые деревца, разбросаны здоровенные камни, целые скалы, и все время снег. Деревни у них не было, как не было и домов. Снежные гномы жили прямо в снегу. Нет, неправильно. В снегу могли жить гномы обыкновенные, если норы выроют. Снежные гномы ничего не рыли. Они жили в снегу, и они сами были снегом. Снежный гном мог рассыпаться на снежинки, Метелица показывала такой фокус, и тут же подняться метрах в пяти. Был сугроб, вдруг зашевелился, раз — и получился снежный гном. Новые друзья пытались объяснить, что в таком виде — ручки, ножки, голова как у снеговика — они появлялись только для того, что бы было удобнее общаться. А дома они — посмотри на снежное поле — это поле сразу и Иней, и Гололед, и Метелица с Поземкой, и все их родственники. В любом месте может открыться в снегу рот и с тобой заговорить. А что будет, если в снегу откроется рот и с тобой заговорит? Правильно, описаешься со страху. А это кому-то надо? Вот они становятся человечками, что бы их если и пугались, то хотя бы снег не пачкали.

Вот только в последнее время на севере стало теплее. Нет, ничего страшного, снег как лежал, так и лежит круглый год, таять не собирается, если вы об этом подумали. Но севера пришли… Да-да тот север это не весь север, есть север еще севернее, где нет уже ни деревьев, пусть чахлых, ни камней, вы не поверите, там кое-где даже снега нет, такой это северный север. Там вместо снега лед. И с этого севера крайнего, потому что за ним, наверное, край земли и ничего больше нет, оттуда пришли снежные звери.

Какие-то звери жили рядом с гномами, те же снежные змеи, снежные зайцы, снежные мыши, снежные лисы, снежные волки и даже снежные черепахи. Такие черепахи ползают так медленно, что за год проползают расстояние равное расстоянию от кончика морды до кончика хвоста. Они похожи на большие твердые сугробы, и только другие снежные звери или снежные гномы могут понять, что это черепахи. Обычные гномы ни за что не догадаются. Так было всегда, и жили они все в одной долине между холмами, потому, что там лежал самый глубокий снег. Когда наступала зима, и снег засыпал не только север, но и юг, снежные волки и прочие хищники уходили охотиться южнее. Там они ловили не снежных зайцев, а самых обыкновенных, обычные зайцы им они нравятся больше, они теплее. Прошлой зимой снежные волки ушли гораздо дальше, чем обычно. А этой зимой снежные змеи добрались почти до гномьей деревни, куда раньше никогда не доползали. Самые храбрые из снежных гномов тоже рисковали уходить из долины на юг — посмотреть молодой снег, как они говорили. Снег, который лежит не вечно, а всего несколько месяцев, и потом тает.

Но и у них в долине стали появляться пришельцы. С севера. Снежные медведи. Снежные львы. И снежные барсы. И если снежные волки никогда не трогали снежных гномов, потому что знали — им всем, если что, достанется, то эти звери были огромные и никого не боялись. Сначала от одного снежного гнома они оставили кучку снега, которая так и не превратилась обратно, потом от другого. Снежные гномы стали держаться вместе, но что делать, если страшных пришельцев станет больше, и они заполонят долину, они не знали. Справиться вряд ли смогут, а если уходить, то надо разведать — что там на юге. Вот они и послали разведчиков.

Конечно же, друзья-гномы должны были им помочь. Снежные разведчики осмотрели окрестности поселений гномов, и пришли к выводу, что сюда переселяться нельзя — весной снег здесь тает. Теперь они возвращались назад, и хотели обойти гору с другой стороны, слева, если смотреть из деревни гномов. Друзья рассказали им, что и слева от горы летом снег тает, но те решили посмотреть сами. Деваться им некуда, снежные барсы и львы доходили с севера почти до самой горы, с юга до горы летом таял снег. Разведчики должны найти способ спасти своих снежных родичей. Следующий год они могли и не пережить. Или зимой в снег рассыпаться, или весной растаять.

Троих из четверых разведчиков только что раздавила Белочка.

13

— Белка, да тормози ты! Я же тебе показывал!

Это орал Толстый, шлепая в белочкиных снегоступах скорее на месте, чем вперед. А Белочка на его лыжах унеслась в снежную даль. Это она попросила покататься. Попробовать. Оказалось, что кататься у нее получается очень хорошо, и судя по ее крикам — весело. Если, конечно, гномы кричат только от веселья. Так хорошо получается кататься, что она проехалась по Гололеду, Метелице и Поземке, разметав их в снежное облако. Только Иней, который уже переживал такое обращение, успел отскочить в сторону. А вот сказать, что у Белочки не получалось тормозить, нельзя. Потому что она, если честно, и не пыталась. Толстый ей показывал — вот так палки, лыжи плугом, а если что, просто падай на бок — но она забыла. Как понеслась — ветер в лицо — так ветром все советы выдуло.

— Так это она что, у горы раньше всех будет? — растерянно спросил непонятно у кого Толстый.

Их путь лежал не прямо к горе, тогда пришлось бы подниматься. Они обходили гору стороной, впереди был плавный уклон, по которому Белочка и унеслась. Ее крик уже затих вдали.

— Угу, пусть палатки поставит, и чай вскипятит, — сердито сказал Профессор, — мы ее всегда так вперед посылать будем. Легкой посылочкой. Пошли быстрее, а то еще случиться что.

Но что могло случиться с Белочкой, мирно висящей на сосне в трех метрах над землей? Ровным счетом ничего. На сосну она взлетела. Нет, крылья она не отрастила, зачем ей крылья, если вокругстолько прекрасных сугробов, каждый из которых может стать трамплином? И теперь она висела, на толстом суку, ноги с одной стороны, руки с другой.

— Исчезла!

Это гномы дошли то того места, где след белочкиных лыж прервался. До сих пор след есть, дальше — чистый, никем, кроме пары снежных змей, не тронутый снег.

— Разве вы испаряетесь? — спросил хрустящим голосом Гололед.

— Нет, — растерянно ответил Малыш.

Он был не уверен.

— До сих пор нет, — поправил Профессор, — но от Белки я всего могу ждать. Могла и научиться испаряться, она любит учиться.

— Да что ж это такое? — волновался Толстый.

Он дал Белочке лыжи и теперь переживал больше других. Переживал, что окажется во всем виноватым.

— Да куда ж она могла деться?

Толстый просеял сквозь пальцы гость снега, но Белочки там не оказалось. Он нервно оглянулся.

— Белка! Ау! Ну, ты где? А?

Толстый чуть не хныкал.

Бамс! Лыжа свалилась с ноги Белочки и попала Толстому точно по голове. Он сразу же перестал переживать, и плашмя, лицом вперед завалился в сугроб. Поэтому вторая лыжа попала ему не по голове, а по спине. Что было очень удачно для Белочки, которая упала Толстому на попу, оставшуюся совершенно свободной от лыж.

Э-э-э, — промычал Малыш, глядя на эту скульптурную композицию, — вот и ходи по лесу. Белки так и падают.

— Толстый, я этого тебе никогда не прощу, — прошептала Белочка, не поднимая головы.

— А? — раздался голос из сугроба.

— Что а? Как ты мог?

Белочка села.

— А?

— Как ты мог дать мне эти штуки, если я не умею ездить?

Белочка встала.

— А?

— Перестань акать, говори со мной нормально!

— А?

— Белка, — вмешался Профессор, — ты бы сошла с него, он бы, глядишь, и ответил. Посмотри, на чем стоишь.

Белочка стояла на Толстом. Убедившись в этом, она сошла в снег и выдрала Толстого из сугроба.

— Я тебя еще раз спрашиваю, как ты мог дать мне эти штуки, если я не умею на них ездить, отвечай!

Толстый смотрел на нее, испуганно вытаращив глаза, и не пытаясь вытереть залепленное снегом лицо. Он был прав. В том, что он окажется во всем виноватым. То есть, он был не прав, в том, что дал Белочке лыжи.

— Ты же сама попросила! — безнадежно пытался защищаться Толстый.

— И что с этого?

— Ты же сказала: дай попробую, а я сказал: ты не умеешь.

— Ну, вот сам же признался, что все знал заранее.

— Так ты же! Так я же!

Толстый был совершенно растерян.

— Почему она ругает Толстого? — спросила Метелица у Профессора, — он ведь не хотел давать ей лыжи, она сама его упросила? Виновата она, а не Толстый.

— Понимаешь, это только на первый взгляд. Во-первых, мало ли что она просила. А если бы она попросила ее лопатой по голове ударить? Думать надо Толстому, прежде чем Белкины просьбы выполнять. Во-вторых, — Профессор объяснял Метелице очень подробно, снежные гномы плохо разбирались в отношениях гномов обыкновенных, — во-вторых, Белка не виновата, потому что она девочка. А если она не виновата, то кто-то должен быть виноватым, правильно? Почему бы не Толстый, чем он хуже других? То есть, лучше. А в-третьих, Толстый виноват, потому, что он виноват всегда.

— О, — только и смогла сказать Метелица.

В отношениях между гномами после этого объяснения она стала разбираться еще хуже.

Снежные гномы оказались хорошими спутниками. Удивительно — ни разу не были в этих местах, но прекрасно знали дорогу. Обходили стороной глубокие овраги и густые заросли. Выбирали удобные поляны для ночевки. Вопрос — как у них получается ни разу не заблудиться — они не поняли. Потому что в их языке не было такого слова, «заблудится».

— Как же вы ориентируетесь, — допытывался Профессор, — по солнцу или по звездам?

— Мы просто знаем путь, — отвечал Гололед.

— Но вы же здесь впервые, откуда вы знаете, что впереди ручей, который нужно обойти? — не понимал Малыш.

— Там снег, — проскрипела Поземка.

— Ну и что, снег везде? — пожала плечами Белочка.

— Да, поэтому мы знаем, — сказал Иней, — мы сами снег.

— Мы часть снега. И если далеко-далеко с сосны упала иголка, мы это чувствуем, — продолжала объяснять Метелица.

— А, так поэтому вы обходите снежных змей, вы чувствуете их под снегом! — обрадовался Толстый.

— Да, — подтвердила Поземка.

— Послушайте, но почему же тогда вы боитесь снежных львов и барсов, если вы можете почуять их издалека? — удивился Профессор.

— Потому что знать, где снежный барс, не значит убежать от снежного барса, — сказал Гололед.

— Они сильнее и быстрее нас, — сказал Иней, и в его хрустящем голосе почувствовалась печаль.

Обычно они шли так — впереди Профессор на лыжах, за ним Белочка и Малыш на снегоступах. Снежные гномы то появлялись из снега, как будто вставали из воды, то растворялись в нем. Нельзя сказать, что они шли вместе со всеми. Если кто-то из гномов хотел уточнить дорогу, он смотрел на ближайший сугроб и из сугроба поднимался снежный гном, или сугроб превращался в снежного гнома, как вам больше нравится. А Толстый носился вокруг. На лыжах он мог передвигаться куда быстрее, чем Белочка и Малыш на снегоступах, и идти в колонне ему было скучно. Толстый то убегал вперед, то ехал где-то сбоку, а стоило ему найти горку, он катался с нее, пока остальные не уходили так далеко, что приходилось его выкрикивать и его ответное «Ау» было еле слышно.

Путешественники уже дошли до горы, до узкой полосы леса, куда зимой уже могли забрести снежные барсы, а весной снег еще таял, когда пропал Толстый.

14

— Толстый, ты допрыгаешься, — предупреждал Профессор.

— Да ну, — отмахивался Толстый.

— Потеряешься — где мы будем тебя искать?

— Где-где? В лесу, где же еще. Да как я потеряюсь? Вон, следы какие, — Толстый показал на лыжню.

— А снег?

— Что снег? — не понял Толстый.

— Пойдет снег. Метель. Заметет следы? Не ты нас, не мы тебя найти не сможем, что будешь делать?

— Ну, не знаю, что. А! Вот! Меня снежные гномы найдут! Они и без следов что хочешь найти могут.

Рядом на ровном месте сформировался снежный гном, как будто его слепил кто-то невидимый. Это был Иней.

— Не что хочешь мы можем найти. Когда снег в воздухе, мы чувствуем, — он что-то прошелестел, — у вас нет такого слова. Если перевести, мы чувствуем на десять тысяч снежинок вперед, не больше.

— Как это снег в воздухе? — не понял Профессор.

— Летает. Вы говорите: метель, пурга, буран.

— Десять тысяч! — между тем восхитился Толстый, — вот это да!

— Это далеко? — уточнил Профессор.

— Как до той сосны, — показал Иней снежной рукой, с которой осыпались снежинки.

— А. То есть вот так. Совсем недалеко.

Толстый выглядел разочарованным.

— А что ты хотел, снежинки вон, какие маленькие.

Профессор сказал Толстому, что снежинки маленькие, не потому, что Толстый сам этого не видел. Но гномы были уже рядом с горой. Деревья тут росли в несколько раз выше, чем возле их Старой деревни. О сосновую иголку можно было споткнуться и упасть носом в снег. Зато вечером из таких сухих иголок получался отличный костер. А снежинки больше не стали. Профессору это очень даже понравилось. В прошлый раз, в августе, они с трудом шли здесь по лесу — ноги проваливались между иглами, трава выше гномьего роста мешала хуже кустов. Если бы и снежинки увеличились в несколько раз, снег стал бы как из булыжников. И катиться по нему на лыжах было бы как по булыжникам. Зубы от тряски повысыпаются.

Толстый так и не прекратил свои забеги вперед и вбок. Белочка ему выговаривала, он ее не слушал. Профессор махнул рукой:

— Ну и пусть. Своя голова на плечах, потеряется — искать не будем. Кстати, что-то давно мы волчьих следов не видели. А, Толстый, ты волков не боишься? — крикнул Профессор.

— Кого? — не расслышал Толстый.

— Волков! — крикнул Малыш, сложив ладони рупором, — Толстый, давай сюда!

Толстый подъехал и затормозил, брызнув на Малыша снегом.

— Братцы, ну что вы такое говорите? Где логика? Там, значит, волки, а тут, значит, нет? А, догадался. Надо ехать рядом с Белкой. Если волки унюхают такую вкусненькую Белочку, м-м-м, — Толстый облизнулся, — они меня есть не будут, правильно?

Белочка кинула в него комком снега, но Толстый успел пригнуться.

— Нет, я лучше от вас подальше, волки не дураки, на меня посмотрят, и к вам побегут, здесь еды-то больше. В общем, пока, будут вас доедать, зовите! — закончил свою речь Толстый, и скользнул вниз по склону.

— Ну, допрыгается! — повторила Белочка слова Профессора.

— Кар, — сказал Малыш.

— Что «кар»?

— Накаркаешь еще, правда, ведь, какие-нибудь волки за ним увяжутся.

— Тьфу три раза, чтобы не сглазить, — Белочка сделала вид, что плюет, так в деревне делали взрослые, — и на него один раз тьфу.

— На него за что?

— Так, для профилактики.

Еще через полчаса решили устроить привал. В первом своем походе гномы питались тем, что захватили из дома. Да и то макароны надоели. В этот раз никто в поход специально не собирался, так, погулять вышли. Если бы не Белочка и Профессор, которые настояли взять всего и побольше, были бы сейчас не гномы, а гномьи тушки, свежезамороженные в упаковке. В одежде, то есть. Но припасы уже пару дней как кончились, и грызть им кору березок, если бы не новые друзья. Они знали, где под снегом найти оставшиеся с осени грибы, орехи и ягоды. Нужно было только до них докопаться.

А еще снежные гномы добывали дичь. На одних грибочках тоже не весело, когда целый день идешь по глубокому снегу. Как поймать зайца силками гномы представляли, но вот потом разделать его… Для этого нужен инструмент под названием «кто-то из взрослых».

— Мы слышали, что вы, теплокровные едите других теплокровных, неразумных — как-то раз прохрустел снежинками Гололед, — но никогда не видели, как вы это делаете. Мы хотим, чтобы вы нам показали.

Белочка представила, как она отгрызает зайцу уши и ее чуть не стошнило.

— Понимаете, — осторожно сказал Профессор, — у нас охотятся только взрослые.

— Взрослый, сколько это зим? — спросил Иней.

Снежные гномы говорили — не «сколько тебе лет», а «сколько тебе зим».

— Ну, после 30 лет уже считается взрослый гном, — объяснила Белочка, — может жить без родителей.

Гномы, если вы не знали, растут медленнее, чем люди.

— Как быстро вы взрослеете, — прошелестела Поземка, — у нас взрослые это те, кто помнит не меньше ста зим.

— Ой, а вам лет-то сколько? Вы сами-то, это, кто? — удивился Малыш.

Ему казалось, что они со снежными гномами ровесники, может быть потому, что они были примерно одного роста.

— Мы уже взрослые, но еще молодые. Мне триста зим. Ей, — Поземка показала на Метелицу, — двести семьдесят. Гололед с Инеем нас старше.

— А вы, простите, сколько лет живете? Ну, то есть сколько зим?

— Мы живем, пока не растает снег.

— Это что, можете жить вечно? — уточнил Профессор.

— Можем. Мой дедушка начал жить еще до предпоследнего ледникового периода.

— Предпоследнего? А их сколько было-то? Нам в школе только про один рассказывали.

— Несколько, — проскрипел Гололед, и показалось, улыбнулся.

— Так. Я правильно понял, что вы взрослые? — Малыш нашел решение проблемы с мясом.

— Совершенно верно, — прошелестела Поземка.

Когда снежные гномы говорили, изо рта у них вылетали снежинки.

С тех пор снежные гномы еще и добывали для путешественников зайчатину. Сначала они приносили то ежа, то крота, Профессор и Белочка прочитали им лекцию о теплокровной фауне, с особым указанием на съедобных и несъедобных животных. Мясо, которое приносили снежники, было не просто холодным, оно было замороженным.

Называть снежных гномов снежниками придумал Малыш. Те же звали гномов теплокровными.

Обед почти готов — котелок радостно булькал. А может быть, не радостно, может быть — грустно. Мнения котелка никто не спрашивал, а у гномов эти звуки вызывали радость. Но Толстого все еще не было.

— Ну и что, будем начинать без него? — спросил Профессор.

— Да как-то не хорошо. Он обидится. Может быть, вы покричите пойдете?

Белочка помешала кроличью похлебку с лесными грибами и диким луком.

Когда Профессор с Малышом вернулись, кашляя, так они кричали, до хрипоты, Белочка уже поставила котелок рядом с прогоревшими углями, чтобы похлебка не замерзла. Зимой в лесу приходилось съедать обед сразу, если промешкать, горячее быстро остывало, а потом покрывалось льдом. С этого края чашки ешь, с того края уже айсберги плавают. Чтобы разогреть, нужно снова разводить костер. В общем, это не та ситуация, когда долго зовут к столу.

— Знаете что, — сердито сказал Профессор, — я есть хочу. И буду. А Толстый потом пусть мороженное из зайчатины с грибами лижет.

— Странно это, — пробормотал Малыш.

— Фто анно? — Профессор чуть не обжегся первой ложкой.

— Толстый опоздал на обед. Вы можете такое себе представить?

— Нет, — хором сказали Профессор и Белочка.

Вернее, Профессор сказал «эт», а Белочка «нет», она так и не начала есть, ей передалось волнение Малыша.

— Так, — Профессор решительно дернул Белочку и Малыша вниз на снег, — садимся и едим. Если нам придется искать этого балбеса, лучше сначала поесть. Если сам придет — тем более, лучше поесть, пока горячее.

— Тихо, — вдруг махнул рукой Малыш.

— Что?

— Волки воют.

15

Все прислушались.

— Да нет, вроде показалось.

К концу обеда Толстый не появился. Его порцию оставили замерзать. Свои доедали молча, глядя в котелок. Малыш левой рукой подтянул к себе снегоступы, чтобы сразу же обуться.

— Ну, все.

Профессор облизал ложку и сунул ее в карман. По случаю погодных условий посуду не мыли, Белочку удалось убедить, что на морозе микробы все равно сдохнут.

— Все, собираемся, надо искать. Этого. Чтоб его.

Профессор злился. Он же предупреждал Толстого, чтобы далеко не убегал. А теперь тот доигрался, а им придется волноваться, и неизвестно как искать его в зимнем лесу. А потом окажется, что ничего и не случилось, Толстый шишки собирает, вполне собой довольный, а они бегают за ним как бешенные бурундуки.

— А может, спросим? — тихо подсказала Белочка.

— Что спросим? А, ну да, конечно. Они все знают. Снежники? Иней, Метелица, вы тут?

Белочка боялась спрашивать у снежных гномов про Толстого. Вдруг с ним случилось что-то страшное? Они бы его еще и искали и искали, и не знали ничего. А снежники возьмут и прямо сейчас скажут. Два сугроба слева и справа превратились в снежных гномов.

— Э… Привет. — Малыш помахал им рукой. — Мы тут…

— Да. Мы слышали, вы ищите друга по имени Толстый, и мы…, — казалось, Иней замялся, чего с ним раньше не бывало, — мы его нигде не чувствуем.

Белочка ахнула, и прижала ладони к лицу.

— Не бойся гном Белка, он не перестал быть теплокровным, тогда бы мы знали. Но мы его не чувствуем. Мы только примерно знаем, где он. Наверное, он не в снегу.

— Как это не в снегу? — удивился Малыш, — а в чем? То есть, где?

— Мы не знаем.

— Когда Белка залетела на сосну, они ее тоже не заметили. Может быть, он на дереве сидит? Хотя с чего бы. Разве что совсем с ума сошел и решил, что он птичка.

Профессор сплюнул.

— На дереве можно сидеть не только когда с ума сойдешь. На дереве можно прятаться. Например, от волков, — вступилась за Толстого Белочка. И сама испугалась.

— Ой-ё! Точно! — Малыш лихорадочно привязывал снегоступы, — побежали быстрее!

— Туда, — показал рукой образовавшийся из снега Гололед, — там мы перестали его чувствовать.

Малыш и Белочка старались изо всех сил идти быстрее, но в снегоступах особо не побегаешь. Профессор чуть не уехал на лыжах вперед, но вовремя опомнился. Как бы не пришлось искать и его. Да и что он сделает один против волчьей стаи? Снежные гномами волнами плыли рядом, периодически создавая руки и показывая направление.

— Уже близко, — сказал открывшийся в снегу рот, непонятно чей.

— Давайте быстрее, — выдохнул вспотевший и запыхавшийся Малыш.

Гномы поднажали.

— Эй, стойте.

Профессор тяжело дышал.

— Почему?

— Надо отдохнуть. И осмотреться. Если Толстый сидит на дереве, а вокруг стая волков, мы что будем делать? Скажем ему: подвинься? Или на соседние деревья запрыгнем?

— Ой, а, правда, вдруг волки?

Белочка еще не придумала, как они будут спасать Толстого окруженного хищниками.

— Мы что делать-то будем?

— Значит, план такой. Мы сейчас подползем и посмотрим. Если он на дереве, мы ему кричим, он прыгает вниз.

— И до смерти пугает волков?

Малыш сделал круглые глаза.

— Нет! — чуть не крикнул Профессор, — он проваливается в снег!

— Может быть, пусть лучше посидит не дереве, — осторожно предложила Белочка, представившая как Толстый замерзает не над, а под волками.

Так ей показалось еще хуже.

— Еще раз повторяю. Он прыгает, и с разгона проваливается в снег. Глубоко, — уточнил Профессор, — с его-то весом.

— Навсегда? — мрачно спросил Малыш.

Профессор злобно на него посмотрел. Он не любил, когда его великие идеи не понимали.

— Временно. Там, под снегом, его сразу подхватывают снежные гномы, и тащат сюда. И все. Волки остаются в недоумении.

— А если волки в недоумении идут посмотреть, кто это кричал «прыгай»? — Белочку всего отличал практичный ум. — Мы по очереди будем на деревья залазить, и в снег сигать, как куропатки?

Об этом Профессор не подумал.

— А когда придут волки? — поинтересовалась Поземка.

— Э? Что?

— Когда будут волки?

— Какие?

— О которых вы так интересно рассказываете.

— А там разве, — Профессор показал в сторону предполагаемого местонахождения Толстого, — их нет?

— Нет. Мы бы их чувствовали.

— Так что же вы не сказали?

— Вы никого из нас не спрашивали.

— Ну… Э…. Да.

Профессор искал выход из глупой ситуации. Придумали каких-то волков, он составил целый план спасения, вместо того, чтобы поинтересоваться у снежных гномов, есть там опасные звери или нет.

— Ну что ж, прекрасно, прекрасно, одна проблема решена, — Профессор заложил большие пальцы варежек в карманы. Посмотреть на него, так это он решил проблему. — Переходим к следующей. А где, собственно, Толстый?

— Там, — показала снежной рукой Поземка.

Пальцами снежные гномы не показывали, после того как они несколько раз попробовали, и пальцы отломились. Для них ничего страшно, но Белочка пугалась.

Через десять минут все стояли на большой поляне. Слева овраг, справа — торчащие вверх корни огромной старой сосны, поваленной ветром.

— Тут теплокровный был, — отметила место Метелица, — тут уже не был.

Гномы посмотрели вверх. Небо, облачка, скоро солнце начнет садиться. Толстого висящего в воздухе не наблюдалось. Посмотрели на деревья, росшие по краям поляны. Дружно покачали головами. Нет, отсюда до деревьев он бы не допрыгнул, хоть волки за ним гнались, хоть тигры. Хоть ядовитые дикие зубастые полосатые слоны.

— Где, говоришь, был, где не был?

Малыш низко наклонился, рассматривая еле видные, уже занесенные снегом следы от лыж.

— Ага, ну, понятно. Вот он ехал, ехал…

Малыш двигал ноги, как будто катился на лыжах.

— Вот тут он пропал, — сказал Малыш.

И пропал. Некоторое время все потрясенно молчали.

— Это что? Это что они себе позволяют?

Белочка была крайне недовольна поведением Толстого и Малыша, позволившим себе исчезнуть на одном и том же ровном месте.

— Эй, стой, стоять, говорю!

Она схватила за рукав Профессора, двинувшегося к месту исчезновения.

— Тихо! — он убрал ее руку, — я потихоньку посмотрю.

Профессор лег на снег и пополз к месту пропажи. Ближе, ближе.

— Стой, стой, — тихонько повторяла про себя Белочка, боявшаяся остаться на этой поляне совсем одна.

Профессор лег набок и поднял вверх левую руку. Это означало — тихо! Он продвинулся еще немного вперед, замер, развернулся и быстро пополз обратно. Так и полз, пока не уперся в валенки Белочки.

— Гм, — поднялся Профессор и сделал неубедительную попытку отряхнуться, — ну, в общем, понятно. Дыра. Провалились. И воняет там.

— От испуга обкакались? — спросила Белочка.

— Гм. Нет, не этим воняет. Шерстью.

— А они?

— Не видно.

В этот миг из снега, ровного снега, не там, где все исчезали, а подальше, там, где корни огромной сосны, вылетела лыжа. Улетела вверх, как ракета, дошла до верхней точки траектории, развернулась, полетела вниз и полностью ушла в снег. Лыжа взлетела метров на тридцать. Гномы молча проводили ее глазами. Сказать им было нечего. Снег в месте космического лыжного старта слегка просел. Начала образовываться воронка. Оттуда вылетела вторая лыжа и приземлилась, вернее, приснежилась примерно там же где первая.

— Хорошо пошла. Красиво, — на этот раз прокомментировал Профессор.

Белочка спряталась за ним. Снег проваливался все быстрее, он закручивался как водоворот, и воронка расширялась. Гномы попятились.

— Профессор, а что это? — прошептала Белочка.

— Снежный лыжемет, — ломающимся голосом попытался пошутить Профессор.

— А?

И тут из воронки начало подниматься что-то темное.

16

В центре снежной воронки поднималось что-то темное. Огромное. И с рогами. Белочка и Профессор пятились уже бегом, не рискуя повернуться к этому, чтобы это не было, спиной. Вдруг бросится. Нет, неправильно. Не вдруг бросится. А когда. Броситься оно должно обязательно, в этом гномы не сомневались, просто так чудища из-под снега не вылезают.

Рога на голове существа зашевелились. Пятившиеся гномы замерли. Чудище поднималось, рога шевелились, неужели еще что-то могло случиться? Случилось — рога закричали. Вернее, заорали.

— Белка, беги, — в свою очередь заорал Профессор, разворачивая лыжи.

Но Белочка запуталась в снегоступах и упала плашмя на спину. Профессор схватил ее подмышки и попробовал потащить, но лыжи скользили, а снегоступы цеплялись за снег как якоря. Все что им оставалось — обернуться и посмотреть, кто же сейчас на них нападет. Рассказать об этом явно никому не придется, но все равно интересно. Монстр вылез из снега уже наполовину, он размахивал лапами, будто пытаясь стукнуть себя по рогам, рога извивались как живые.

— Вы будете их забирать? — прошелестел возникший рядом Иней.

— Ка-ка-кого? — спросили дрожащими от страха голосами гномы.

— Вы их искали. Гном Толстый и гном Малыш. Теплокровные, — уточнил он.

— Ч-ч-ч-то?

Иней говорил совершенно ровным голосом, снежные гномы слишком холодные, чтобы волноваться.

— Вы искали. Друзья. Пропавшие.

— Г-г-г-де?

— Там, вместе с этим хищным теплокровным. — Иней что-то проскрипел на своем языке. — Вспомнил. Вы называете его медведь.

В общем, сказать, что ситуация стала проще, нельзя было никак.

Монстр, точнее медведь, хоть с этим прояснилось, ревел и размахивал передними лапами, уже полностью выбравшись из снега.

— Что это у него, — ткнула пальцем Белочка в сторону медведя.

— Что именно.

— Голова какая-то…

— Это они.

— Кто они?

— Искомые. Разыскиваемые. Пропавшие.

— Что?

Рядом возникла Метелица.

— Малыш и Толстый. Гномы. Теплокровные. Там.

Получается, медведь каким-то образом объединился с Малышом и Толстым, и что теперь делать с этим содружеством, нельзя даже представить.

На самом деле никто ни с кем не объединялся. Вернее, так получилось случайно. Дыра, куда провалились гномы, была отдушиной медвежьей берлоги. Медведь спал себе, сосал лапу и никого не трогал. Из небольшого отверстия в снегу иногда вырывался горячий пар его дыхания. Он-то и привлек Толстого. И все бы ничего, если бы под небольшим отверстием не было целой ледяной трубы, которую медведь протаял в снегу своими могучими выдохами. Тонкая корка льда провалилась под Толстым, и он скатился прямо медведю под бок. Спасло его вот что: он упал так внезапно, что не успел закричать, а когда разобрался — где он и кто с ним рядом, кричать сразу расхотел. А ведь уже собирался. Медведь, которому Толстый врезался в бок, уркнул что-то во сне, и лег поудобнее, приобняв Толстого лапой. Стоило тому пошевелиться, лапа сильнее прижимала его к мохнатому медвежьему животу.

Толстому было мягко, тепло, и совершенно безвыходно. И безвылазно. На то, что его найдут, он не надеялся. Даже если найдут — с медведем не справиться всем гномам обеих деревень. Медведь-то был из-под горы, то есть вполне себе великанский. Впрочем, и обыкновенного, нормальных размеров медведя, четверым гномам ну никак не победить. От нечего делать и полной безвыходности Толстый приготовился впасть в спячку. А что еще делать? Только спать вместе с медведем, а там, весной, глядишь, как-нибудь разберутся, кто в берлоге главный. Весна осени, как говорится, мудренее. И что-то нам подсказывает, Толстому вполне бы удалось проспать всю зиму в медвежьей берлоге, с медведем в обнимку.

Он успел заснуть, когда на него свалился Малыш. Для Малыша падение было не таким неожиданным, как для Толстого, он же знал что это таинственное исчезательное место. Поэтому заорал сразу, как ушел под снег. А Толстый заорал спросонья, когда Малыш врезал ему ногой по голове. Толстому показалось, что это бабушка приложила его метлой за то, что он… А за что, не успел сон досмотреть, проснулся. А чем медведь хуже гномов? Он тоже проснулся, и тоже заорал, по своему, по-медвежьему. Ему показалось, что на него напали два маленьких, но очень злобных медведегрыза. Кто такие медведегрызы, мы не знаем, это надо у медведей спрашивать, увидите, спросите. Но, видимо, это очень страшные существа, потому что медведь стал проламываться через потолок своей берлоги, а гномы, так уж получилось, оказались у него на плечах. От чего медведь испугался еще больше, значит, медведегрызы ему не приснились, вот они, пытаются вцепиться в горло. А они действительно пытались во что-нибудь вцепиться, чтобы не отпасть. Они еще не решили что хуже, сидеть на медведе или с медведя падать. Согласитесь, есть над чем подумать. И тут с медведя слетел… нет, не гном. С медведя слетел последний сон, и он увидел: кто это держит его за уши.

— Что? Это Толстый и Малыш? Они сидят на медведе?

Это Белочка с Профессором рассмотрели, почему голова медведя кажется такой большой, и кого они вначале приняли за рога.

— Они что, взбесились?

Судя по крикам — да, взбесились. В очередной раз не стало легче.

— Что же делать? — прошептала Белочка.

Ей уже приходилось спасать своих друзей, причем, всех троих от великана, но тот великан хотя бы спал. А медведь бодрствовал, да еще как бодрствовал. С ревом и слюнями во все стороны.

Тем временем, медведь, крича по-своему: «Меня будить! Как посмели!» сграбастал гномов когтями за шкирки, и заревел им в лица со всей своей дикой яростью. Сами понимаете, медведь еще с весны не чистил зубы. Из его пасти воняло так, что Толстого и Малыша стошнило. На медведя и друг на друга. Тошниться и до смерти пугаться одновременно, это не очень приятно, как-то путаешься, но именно это спасло им жизнь. Медведя так удивило их неспортивное поведение, что он замер, раскачивая гномов в брезгливо вытянутых подальше от себя лапах.

Этих мгновений растерянности хватило, чтобы небо закрыла тень. Тень оказалось фигурой великана, который в один шаг из-за деревьев оказался на середине поляны, и одной рукой схватил медведя поперек туловища. Вместе с медведем он схватил Малыша и Толстого. Вернее, так: великан держал медведя, медведь держал гномов, а гномы пытались схватить медведя за уши. Несколько мгновений, на которые нечаянно продлилась их жизнь, закончились. Великан потянул медведя к своей пасти. Белочка отчаянно завизжала.

17

Хорошо, что медведь в это же мгновение отчаянно заревел, и великан не услышал белочкин визг. Да-да, это был тот самый великан, в пещеру которого гномы проникли полгода назад. Чью травку украли. От которого убегали. Который разрушил их деревню. А из-за того, что он разрушил деревню, они оказались здесь и сейчас. По крайне мере, если бы деревня была цела, их бы здесь и сейчас не было, сидели бы дома. А они были, и Белочка визжала как тот раз, когда они выманили великана подальше от деревни, и он чуть на них не кинулся. Тогда великан ушел, кажется, даже немного испугавшись громкого и тонкого звука. Белочка умела визжать так, что ее визг проникал в мозг и сверлил изнутри в черепе дырку. Много дырок большого размера. И сейчас великан вряд ли бы сказал им: «Привет, старые знакомые, как я раз вас видеть». У него с гномами тоже были связаны не самые приятные воспоминания.

Белочка визжала, медведь ревел, сам сбиваясь на визг, великан ревел, зажав медведя в кулаке перед пастью, гномы орали, все были при деле, звук — как будто новый год в зоопарке во время пожара, не хватало только фейерверка.

Великан питался медведями. Великан потянул медведя в пасть. Вообще-то он не ел их сырыми, он варил из них суп, в своей пещере, в огромном медном котле. А целиком в его рот медведь никак не влез бы. Он, конечно, великан, но и медведь не заяц. Но сейчас великан так разозлился, что готов был попробовать съесть медведя без перца и соли, если не целиком, то кусками. Великан был зол, в лесу он обнаружил угрозу для самого себя, но об этом позже. В этот момент медведь вцепился зубами в запястье великана. Тот заревел еще громче, хотя казалось — куда уж, и долбанул рукой с зажатым в ней медведем по ближайшей сосне. Как это ни странно, медведь, укусив великана, спас гномов. Великан тряхнул рукой так резко, что они не удержались на медвежьих ушах и полетели.

В общем, это был долгий полет. Путешествовать по воздуху гномам еще не доводилось, лететь оказалось не так страшно, как быть съеденными вместе с медведем. Нет, ну вы только представьте. Ладно бы великан вас съел, так сказать, сознательно, однажды у гномов с ним до этого чуть не дошло. Но быть съеденными вот так, незамеченными, безо всякого внимания со стороны съедателя, в нагрузку к основному блюду, это, согласитесь, обидно.

Ветер трепал гномам волосы, деревья внизу казались маленькими, как тогда, когда они смотрели на лес с горы. Только им показалось, что вдали виднеется родная деревня, как полет стал постепенно заканчиваться. И превращаться в падение. А падение с большой высоты — это повод хорошенько покричать. Что, они кричать и не переставали? Ну да, действительно.

Между тем, Белочка и Профессор зачарованно смотрели на парящих над лесом гномов. Один раз они попрощались с друзьями, когда поняли, что их треплет медведь, второй — когда медведя схватил великан, и вот теперь третий — когда Толстый и Малыш скрылись за верхушками деревьев.

— Ну, что ж, мы горды знакомством с вами, — несколько устало помахали им руками гномы.

— Красиво летят, — с завистью прошептала Белочка, — лучше, чем летели лыжи.

— Да, наши орлы расправили крылья, — с гордостью в голосе поддержал ее Профессор.

— Прошу прощения, что мне приходится повторять свой вопрос, — проскрипел Иней, — вы их будете забирать. Или оставите там?

— Э… кого? — даже не поняла Белочка, которая, задрав голову, смотрела на инверсионный след из медвежьей шерсти и какого-то мусора, оставшийся за летчиками.

— Гном Толстый, гном Малыш. Вы их искали, — терпеливо объяснил Иней.

— Искали, — мечтательно повторила за ним Белочка, — А? Что? — она наконец-то пришла в себя, — Иней миленький, мы будем, будем забирать. А они живы? Живы?

— Да, — сказал Иней, теперь мы их чувствуем. Они только что упали в снег. Там.

Не дожидаясь вопроса, Иней показал направление, причем опять попытался сделать это вытянутым пальцем, и палец опять отломился. Белочка не заметила.

— Ура! — Начала она кричать от радости, но Профессор заткнул ей рот. Грязной варежкой. Ну не было у них с собой варежек чистых.

— Тихо ты, прячемся.

Великан внимательно оглядывался. Медведю он уже успел связать лапы и сунуть в свою сумку, теперь тот уже не ревел, а скулил от страха. Минуту назад ты мирно спал в берлоге, минута прошла, и отправляешься в гости к великану. В качестве обеда. Резкая перемена в жизни. Можно понять его растерянность. Великан принюхивался. Чутье подсказывало ему, что здесь что-то не так. Ну, например, медведи зимой спят, а не стоят на полянах и не машут лапами. Это великан, как бы он не был дик, знал, не первый год на медведей охотился. И какой-то едва уловимый запах… Великан никак не мог сообразить, что этот запах ему напоминает, и сейчас оглядывал окрестности, раздувая ноздри в каждом частом вдохе.

Профессор лежал за сосной, к счастью толстой, на нем лежала Белочка и держала его зубами за палец. Профессору было больно, но он не решался вырвать руку, чтобы Белочка не закричала. И только шептал ей на ухо:

— Плюнь. Ну, плюнь, пожалуйста, грязное же.

Белочка разжала челюсти. Палец она закусила нечаянно, когда Профессор, зажав ей рот, потащил за сосну. Она переключилась с полета первых гномов-аэронавтов на причину, или, если можно так сказать, двигатель полета: великана. И сразу его узнала. Такое, вернее, такого не забудешь. Вот и вцепилась в то, что было перед зубами, чтобы не закричать. Белочка сплюнула, скривилась, вытерла губы своей варежкой, которая была ничуть не чище варежки Профессора. Пришлось сплюнуть еще раз. В этот момент великан пошел в их сторону.

18

Пошел, это сильно сказано — сделал шаг, этого ему достаточно, чтобы от центра поляны переместиться к деревьям на ее опушке. Великан встал возле сосны, за которой прятались гномы. От его тяжелого шага с веток на гномов посыпался снег. Он склонился вправо, заглядывая за сосну, а руки обвел вокруг ствола, чтобы сразу схватить того, кого увидит. Белочка и Профессор обнялись на прощание и начали медленно погружаться в снег. Он стал зыбучим, как зыбучий песок, в который проваливаются люди, гномы и лошади. Снежинки как будто отодвинулись друг от друга и перестали держать вес друзей. Гномы медленно и торжественно тонули. Профессор хотел по привычке заткнуть Белочке рот, но она даже не пыталась кричать. Вот они вдохнули побольше воздуха, ныряя в снег как под воду, зажмурили глаза, и…

И сами не поняли, что случилось. Они толи стояли в самом сильном буране, толи летели сквозь неподвижный снег, непонятно. Ничего не видно. Тем более, с закрытыми глазами. Но вот они почувствовали, что остановились. Или снег остановился. Он перестал царапать и обжигать холодом их мордочки. Белочка и Профессор попытались осторожно открыть глаза. Не получилось. Ресницы смерзлись. Пришлось вытаскивать из-под снега руки, стряхивать варежки и тереть глаза пальцами, пока лед на ресницах не растаял. Ближайший сугроб улыбнулся четырьмя улыбками.

Вообще-то сами по себе снежные гномы не улыбались, но они решили, что когда уголки рта у них поднимаются вверх, гномы обыкновенные успокаиваются и перестают волноваться. Ну, вот сами посудите, вас неизвестно сколько неизвестно что тащило под снегом, лицо у вас горит и, наверное, обморожено, глаза еле разлепили и первое, что видите — улыбающийся сугроб. Успокоитесь? Перестанете волноваться?

Белочка закрыла с трудом открытые глаза, и попыталась обратно утонуть в снеге. Профессор поддержал ее под локоть.

— Уа! Тьфу, — он выплюнул снег, забивший рот, — Это вы нас сюда?..

Профессор поискал подходящее слово.

— Приперли?

Иней сделал себе голову:

— Да. Мы решили, что вам лучше не оставаться рядом с тем, кто взял медведя.

— Мы просим прощения, — лицо Метелицы высунулось из снега ровно на столько, чтобы ее можно было узнать, — мы не имели времени спросить вас о согласии.

Рука Инея слепилась из снежинок, почему-то метрах в трех от головы. Иней посмотрел на нее, оценил расстояние, и рука подползла к плечу, которое он выставил ей навстречу.

— А далеко мы так? Под снегом? Э-э-э улетели?

Белочка ощупывала щеки, они и правда немного обморожены и поцарапаны льдинками.

— Три миллиарда восемьсот двадцать пять миллионов шестьсот семьдесят две тысячи сто пятьдесят три снежинки, — чуть подумав, ответил как раз появившийся Гололед.

— Ну да… Наверное далеко, — сделала вывод Белочка.

— Прошу прощения, что мне приходится снова повторять свой вопрос, — Иней развел прилепившимися руками, — вы их будете забирать?

— Кого?

На этот раз из снега высунулось восемь снежных рук, даже руки Поземки, которая ничего, кроме рук не высунула, и показали куда-то гномам за спину.

— А? Что?

Восемь снежные рук раздраженно ткнули в пространство указательными пальцами. Шесть пальцев отломились и упали. Гномы, кряхтя, развернулись, и увидели четыре ноги, торчащие из снега. Довольно далеко.

— Что ж оно сегодня все по частям! — пробормотал себе под нос Профессор.

— Ваши, что ли? — не поняла Белочка.

Поземка сделала себе голову и четыре головы качнулись из стороны в сторону.

— Нет.

— Что? — ахнула Белочка, глянув на себя. Себя она видела только до пояса. Дальше — снег. — Это наши? Ноги? Нас разорвало?

Четыре снежные головы закрыли глаза и утонули в снегу.

— Нет, — сказала вынырнувшая с другой стороны голова Инея, — это ноги искомых гномов. Искаемых. Гном Толстый. Гном Малыш. Теплокровные.

— А остальное? — ужаснулась Белочка. — Она представила себе, как в полете их разорвало пополам, и верхние половинки сейчас ползают в снегу и зовут на помощь.

Рука Инея вытянулась, прошла по снегу волной, возле торчащих ног ушла в глубину.

— Они здесь целиком. Все в комплекте.

Профессор, оставшийся без лыж, уже полз к четырем гномьим конечностям, торчащим английской буквой W. Ухватился за чей-то валенок, попытался встать, сам провалился. Тогда начал раскапывать снег, определив по ногам с какой стороны у них лица. Скорее, скорее, как бы не задохнулись. Подоспела Белочка и лыжи со снегоступами, снежные гномы все нашли и принесли. Через несколько минут Профессор и Толстый были выкопаны. Белочка с Профессором попытались поставить их вертикально, они падали.

— А, наоборот, переверни.

— Точно.

Это они как выкопали их в положении вверх ногами, так и пытались поставить на головы. Поставить на ноги тоже не получилось.

Толстый и Малыш лежали на снегу и смотрели в небо. Облака проплывали над верхушками сосен.

— Я лечу, — прошептал Малыш.

— Чего? — ухом вперед наклонился над ним Профессор.

— Я лечу.

— Ну, уж нет, отлетался, соколик, — хмыкнул Профессор и похлопал Малыша по груди.

— Как же мы испугались, — причитала Белочка, — сначала медведя, потом вас с медведем, потом вас с медведем и великаном, а потом вы вообще улетели.

— Не поверят. Ни за что не поверят, сказал вдруг Толстый с довольной улыбкой.

— Во что не поверят?

— Мы с Малышом первые в мире летающие гномы. Вы не понимаете? Нам памятник надо в центре деревни поставить. Два памятника.

Толстый сел.

— И написать большими буквами: они покорили небо! Но никто ведь не поверит, что мы летали!

Толстый стукнул кулаком по снегу.

— Эх, так проходит слава мира.

— Чего?

— Ну, то есть, слава проходит мимо.

— Ладно, полетали и будет, вставайте.

— Подожди, — Малыш отодвинул протянутую руку Профессора, — почему будет. Если подумать…

— Эй, а вот думать сейчас не надо!

Белочка догадывалась, чем это может кончиться.

— Нет, самое главное, мы доказали: гномы могут летать. И если это возможно, почему бы нам не придумать, как это делать… Ну, самим, без помощи?

— Ничего себе помощи! Это медведь вам, что ли, помогал? Это не вы, это великан доказал, что гномы могут летать. Даже не думай, — Белочка погрозила Малышу пальцем.

— Вставай, — Профессор дернул его за воротник, — я уже придумал. Берешь медведя, злишь хорошенько, берешь великана, тоже злишь, подводишь их друг к другу и летишь. Высоко-высоко. Только недолго.

— Кстати! — Профессор обернулся на то место, где остались снежные гномы. Сейчас из снега выглядывали только их глаза. — Кстати! А почему вы про великана не сказали? Что он идет? Что он рядом?

— Мы не почувствовали, — Гололед сделал из снега плечи, одни плечи, без головы, и пожал ими. — Он слишком большой. Он для нас как скала, или большое дерево. Мы не чувствуем теплокровных такого размера. Как оказалось. Раньше мы не знали. Просим прощения.

— Да ладно, чего там, — Толстый встал и отряхивался.

— Просим прощения.

— Да не за что. Что вы заладили.

— Это вы тоже прощаете? — показал Гололед. — Спасибо, вы нас очень успокоили.

Толстый и все гномы повернулись. Между деревьев, задевая толстые стволы плечами, стояла собака. Ростом до середины высокой сосны. И внимательно смотрела на гномов.

— Опять начинается, — прошептала Белочка и закрыла глаза.

19

— Ну вот, мы же вам рассказывали.

Малыш показал на собаку даже с некоторой гордостью. Мол, вдруг вы не поверили, вот доказательство, мы не обманывали.

— Что будем делать? — не разжимая зубов спросил Толстый.

— Отступаем, — так же ответил Профессор, — вдруг она не к нам.

Он обернулся. К кому бы это, если не к ним, могла прийти великанская собака?

Гномы синхронно шагнули назад. Собака слегка зарычала. Это были звуки далекого грома. Гномы шагнули еще. Собака зарычала громче. С деревьев посыпался снег и птичьи гнезда.

— Мне кажется, она к нам, — пискнула Белочка, — то есть за нами.

— Она же волков ест, — понадеялся Малыш, — вдруг здесь волки.

Он тоже с надеждой оглянулся. Ни одного волка в пределах видимости.

Собака рванулась вперед, припала на передние лапы и залаяла, не сводя желтых глаз с гномов. Звук был такой, что, казалось, в ушах перекатываются целые скалы, дробясь друг о друга. Лай не разлетался в воздухе, он вываливался из огромной пасти, увеличивался до размеров горы, и медленно падал на лес, придавливая все вокруг. Гномы повалились в снег. Они стонали под его тяжестью, еще чуть-чуть и они не смогут дышать. Снежные гномы ничем не могли им помочь. Звуковые волны, идущие друг за другом каменными стенами, били по снегу, перемешивая снежинки, разбивая их в самую мелкую снежную пыль. Лай гигантской собаки все глубже вколачивал гномов в кипящий от звуковых колебаний снег. Вдруг к этим звукам добавились другие, еще более громкие, хотя казалось, это невозможно. Это новый звук заполнил гномов изнутри, и воздух в них уже не помещался, они не могли вдохнуть. Снег засыпал их лица.

Белочка очнулась от того, что ей трудно дышать. Воздух с трудом входил через зажатый нос. Вдохнуть поглубже не получалось, давило сверху. Белочка лежала лицом вниз на чем-то невероятно колючем. Руки вытянуты вдоль тела. Она с трудом согнула их, уперлась и попыталась приподняться. Сбросить тяжесть не смогла, но дышать стало легче. Пахло шерстью! Белочка присмотрелась. То, на чем она лежала — этошерстяная ткань, из ниток толщиной с руку. Между двух таких ниток и попал ее нос. Снаружи, сквозь промежутки между нитями пробивался белый свет. Место, где она сейчас находилась, то поднималось, то опускалось. Когда Белочка поняла, что движется вверх — вниз, как на самых больших в мире качелях, ее немедленно стало укачивать. Она заворочалась, пытаясь перевернуться на бок, и как только это удалось, что-то ударило ее по лицу. Белочка принюхалась. Это пахло как валенок. Тьфу, и на вкус это было как валенок. Значит, валенок и есть. Ну и что теперь? Его даже не подергать, руки зажаты. Белочка несколько раз глубоко вдохнула, задержала дыхание и укусила валенок за пятку. Никакого впечатления на валенок это не произвело, он даже не шелохнулся. А на Белочку — произвело, она поняла, что сейчас точно стошнится. Жевать валенки на качелях, очень, знаете ли, способствует качественной тошноте. Но куда тошниться, невероятной толщины нитки внизу в десяти сантиметрах от лица. Белочку это все категорически не устраивало, и она стала протискиваться вверх, между валенками, варежками, руками, ногами, и всем прочим, что есть у гномов.

У гномов? Точно. Это они. Белочка ползла вверх между гномами как червяк между плотно переплетенными корнями травы. Вот последняя чья-то рука, чья-то нога, наверх, на свет, она встала на чью-то спину и заглянула за барьер из шерстяной ткани. Толщиной с кирпич, но можно держаться за отдельные нитки. Какая красота отрылась перед Белочкой. Лес до горизонта, блестящая полоска — это, наверное, замерзшая река, и все это поднимается и опускается, поднимается и опускается. Белочка с чувством стошнилась.

На эти звуки подтянулись и остальные гномы. Ноги они вставили в шерстяные петли, локти — за край, держаться можно.

— Ты как?

Профессор скосил глаза на слегка зеленое лицо Белочки.

— Дырмальна.

Вниз она старалась не смотреть. А наверху ничего не видно, кроме складки все той же шерстяной ткани, как оказалось, коричневого цвета.

— Последнее, что помню — меня разрывает на миллион гномиков, — поделился впечатлениями Толстый.

— А? — не расслышал Малыш.

— Разрывает, говорю, на миллион гномиков.

— Комиков?

— О! Разрывает, говорю!

Толстый показал руками, как разрывает.

— Носки постирать хочешь?

— Да чтоб тебя!

— Не хочешь стирать?

— Ты что оглох?

— Какой горох?

Толстый сунул пальцы в уши Малыша и повертел. Пальцы вытащились из ушей с громким чпоком.

— Слышишь? — крикнул Толстый подтянув к себе ближайшее ухо.

Малыш помолчал.

— Да, только очень тихо. А почему ты не пишешь?

Толстый, оставь его в покое, у него уши заложило, — прикрикнула Белочка, — само пройдет. Оглохнешь тут после такого… Лая.

Гномы переглянулись. От гигантской собаки они спаслись. Только не помнили как. И не понимали — где они. Спастись от чудовища — это очень хорошо. Но как-то подозрительно. Тот, кто их спас, должен быть как минимум больше великанской собаки. А кого мы знаем таких размеров, давайте всех перечислим. Больше великанской собаки, раз — великан, два… А все, вот и весь список.

Толстый уперся ногами в шерстяную стену, спиной в шерстяной барьер, напрягся, барьер прогнулся.

— Ты чего?

— Да вот думаю, что это за штука, где мы сидим. Что за такой карман для гномов?

Молчание.

— Толстый?

— А?

— Ты что сказал?

— Я сказал: что за карман для гномов?

— А сам понял, что за карман?

— Ну… это…

— Это, да, обыкновенный карман. Для гномов.

— Чего?

— Это и есть карман для гномов, вот мы где сидим!

Профессор зря кричал на Толстого, его оправдывает разве что волнение. Представьте, что вы очнулись в кармане для человеков, тоже, наверное, разволнуетесь. Они бы еще поругались, Толстый тоже был готов сорвать на Профессоре напрыгнувший страх, но складка над карманом вдруг разгладилась, и не сама, ее прижала рука. Где-то там далеко наверху, над рукой были глаза. И рот. С усами и бородой. Великан, ну а кто же еще больше великанской собаки, заглядывал себе в карман.

Вот два пальца левой руки, большой и указательный, каждый толщиной с гнома, опустились в карман и раздвинули его. Гномы попадали на дно. Вот два пальца правой руки стали шарить в кармане. Гномы пытались уворачиваться, но в тесноте это невозможно. Первым попался Малыш. Пальцы поймали его за голову, и только ноги мелькнули где-то в вышине. Белочка попробовала кусаться, но это как кусать дерево. Даже если укусишь, больнее будет тебе, а не ему. Профессор схватил Белочку за ноги, так что великан вытащил сразу двоих. Когда пальцы опустились в карман в последний раз, Толстый, оставшийся в одиночестве, пнул изо всех сил по ногтю. Через секунду он тоже был извлечен из кармана и брошен на снег рядом с друзьями. Великан наклонился над своей добычей. И грянул гром.

20

Борода, в которой снега было больше, чем в кроне самого большого дерева шевелилась над гномами, засыпая их льдинками размером с кулак. К счастью, с кулак гнома, это больно, но не смертельно. Гномы прижали колени к животам, руками обхватили головы, льдинки набивали им новые синяки поверх старых. Сверху доносились раскаты грома. Они закончились шумом ветра, как если бы ураган прорывался между скалами. Великан выдохнул. Тишина.

— Мы внутри? — спросил через некоторое время Толстый.

Профессор глянул в щель между руками. Были видны верхушки деревьев.

— Э… Кажется, нет.

— Мамочка, — прошептала Белочка, — лучше бы съел, ну, сколько можно уже!

— А может, съел. Может это у него так внутри.

Малыш взял горсть снега и помял.

— Если у него так внутри, то, в общем, ничего не поменялось.

Профессор пошевелил плечами, стряхивая засыпавшие его ледышки.

— Ну, все, кажется, приехали. Я не знаю что делать, — признался он. — Теперь мы окончательно попались.

Небо снова закрыла борода, и снова посыпались ледышки. Гномы зажали уши. Сверху грохотало, губы великана шевелились в такт грохоту. Погрохотав, великан еще постоял, наклонившись над ними, что-то пронеслось в небе — это он махнул рукой, разогнулся, ушел.

— Что пристал, — Толстый откинулся на снег, — что ему надо, ел бы и все.

Больше часа к ним никто не подходил. Снежные гномы, которых они пытались вызвать, не откликались. Они уже и говорили со снегом, и кричали в снег, и стучали по нему. Или великан снежников раздавил, или их унес куда-то очень далеко, так что те не слышат. Гномы начали скучать. У них за последние дни было столько приключений, что час, когда за ними никто не гонится и не пытается съесть, казался вечностью. Толстый ковырял палочкой в снегу, что-то шепча. Белочка отряхивала одежду, не сказать даже от чего, сначала надо избавиться от первого слоя грязи. Малыш подбрасывал шишку.

— Ну, что, так и будем сидеть? — не выдержал Профессор.

— А что нам еще? — зевнул Толстый.

— Толстый, на минуточку, нас есть собираются!

— Да пускай, я уже привык. Меня, знаешь, кто только не ел. Великаны ели, волки, медведи, снежные змеи, вот опять великаны. Как-то даже однообразно становится.

— Толстый, я серьезно.

— Я тоже. Ну, хочешь, пойдем его снежками закидаем. Он все равно не заметит, а нам развлечение.

— Уходить надо.

— Куда? Как? Найдет.

— Понятно. Белка, Малыш, вы идете?

— Поймает же, — жалобно сказала Белочка.

— Может быть. Даже — наверняка. Пусть. Я не могу сидеть и ждать, пока меня начнут жевать. А не хотите — можете попросить у него соли и обсыпать друг друга, чтобы время убить, и ему приятно сделать.

Слева лес, справа скалы, а между ними — пусто. Гномы по сантиметру, чуть не по горло в снегу подобрались к проходу между камнями и деревьями. Там действительно было пусто — ни камней, ни деревьев, начиналась степь, которую гномы, лесные жители никогда в жизни не видели. И снег в степи, продуваемой ветром, не такой глубокий, как в лесу, где его задерживали деревья. Можно с трудом, высоко задирая ноги, но идти. Они шли до самого вечера, почти стемнело, когда великан в несколько своих шагов догнал их, найдя по следам, по одному сложил в ладонь, и отнес назад. Они так устали, что не сопротивлялись. На скале, с обрывистыми крутыми краями, была даже не пещера, а углубление в стене, грот. Там лежало сено. Великан разжал ладонь, и гномы скатились в прошлогоднюю сухую траву. Устроить ночлег не пытались, зарылись в сено, устроились поудобнее, и уснули.

Есть охота, — прошептал утром Толстый, выглядывая сквозь травинки.

Трава была местная, толщиной с ивовые прутья. Вчера они уснули как убитые, ничего не замечая, а просыпались со стонами — такое сено для гномов совсем не мягкое, все себе что-нибудь отлежали.

— Всем есть охота. Ему тоже.

Профессор наблюдал за великаном, расхаживавшим туда-сюда по поляне перед скалой.

— Да не похоже. Может у него эта, как ее? Диета? Был бы голодный, давно уже съел.

— А если мы у него как конфетки? Можно только по одной штучке после обеда.

— Ой, перестаньте, а? — это проснулась Белочка. — И так тошно, а тут вы еще…

Великан остановился, посмотрел в их сторону, губы у него шевельнулись, что-то коротко прогрохотало. Несколько секунд он постоял, развернулся и ушел.

— У меня, между прочим, уши болят.

Малыш заворочался, травинки, в которые он зарылся, посыпались с деревянным стуком.

— У меня, между прочим, тоже.

Толстый попробовал на зуб сухой стебель. На вкус — как дерево. На ощупь — тоже. Только бобры могут этим завтракать.

— Что ж он грохочет все время. Как будто хочет что-то сказать.

Толстый хихикнул.

— Как будто бывают говорящие великаны, ха-ха.

Это он так пошутил.

— Сказать, сказать, — задумчиво пробормотал Профессор. — Сказать, сказать.

— Эй, заело тебя, что ли?

— А… Да. То есть, нет. То есть, отстань, Толстый. Сказать, сказать…

— Профессор, ты чего?

Даже Белочка удивилась.

— Слушайте, а если он и правда, хочет что-то сказать?

— Профессор, ну не ожидал от тебя, ты что, не знаешь, что говорят словами? А он грохочет, как гроза. Ты хоть одно слово у него слышал? — развел руками Толстый.

— Слышал, слышал, — забормотал Профессор.

— Белочка, может это у него от голода? — потихоньку спросил Малыш.

Уши у всех гномов были заложены после вчерашнего грохота, и на самом деле, он почти прокричал. Впрочем, Профессор все равно его не слушал.

— Ну да, — продолжал бормотать Профессор, — ну да, наверное. Точно.

— Точно, это он с ума сошел. От переживаний, — поставил диагноз Толстый.

— Профессор, у тебя все нормально? — Белочка с треском проползла сквозь великанскую траву и дернула Профессора за рукав. — Ты меня слышишь? Ты в порядке?

Профессор посмотрел на нее, как будто очень удивился — как это она здесь оказалась.

— Белка, он говорящий.

— Профессор, ты только не волнуйся, — погладила Белочка его руку.

— Он говорящий! Ну конечно!

Профессор вскочил на ноги, ударился головой о каменный потолок грота и рухнул вниз. Потер рукой голову, но, кажется, не заметил, что набил шишку.

— Точно! Это он говорит!

— Говорит — говорит, ага, конечно.

Белочка слышала, что в такие моменты с гномами не надо спорить, а, наоборот, со всем соглашаться. Чтобы не покусали.

— Да, правда, Белка. Он говорящий.

— А что же мы не слышим, как он говорит?

Малыш решил помочь Профессору логическими рассуждениями.

— Мы как раз слышим. Мы именно что слышим!

— Профессор, мы слышим грохот.

— Ну да. Это и есть. Это он говорит.

— А.

Малыш понял, что логика Профессору уже не помогает.

— Грохот — это слова. Просто они большие, как он сам, и в наши уши не помещаются.

— Слова? В уши не помещаются?

— Ну конечно! Ну, представь — мы заткнули уши и на него смотрим. А у него губы шевелятся. Это на что похоже?

— На голодного злобного великана это похоже, на что же еще?

— Это похоже на говорящего великана!

— Профессор, не ори, нам-то от этого легче, что ли? Тебе не все равно — он съест тебя со словами или без слов? По мне хоть с песнями и танцами, для меня результат один будет. Да ну, в самом деле.

Толстый махнул рукой.

— Он не хочет нас есть. Ну, поймите вы, хотел бы — съел. Ам, и все. А он есть не хочет. Он с нами говорить пытается. Он нас даже на ночь не привязал.

— А смысл? Куда мы денемся? Вчера попробовали. Ты что, правда, веришь, что он разумный?

— Я ве… — начал Профессор, когда великан выдернул его из кучи сена.

21

Все было как вчера. Гномы сидели на снегу, стряхивая льдинки, нападавшие после очередного сеанса грохота. Только есть хотелось гораздо сильнее. И у Белочки болела рука, так он ее схватил. Великан ушел по каким-то своим делам.

— Тьфу!

Толстый отплевывался. Когда великан начал грохотать, он заткнул уши, закрыл глаза, но зачем-то открыл рот. В него из великаньей бороды нападала какая-то гадость.

— Правда, съел бы что ли. Мы же так с голоду помрем.

Без еды гномы, как мы знаем, могут протянуть недели две. Очень неприятные две недели. Профессор поднялся.

— У нас есть еда?

— Нет, знаешь же.

— Мы можем убежать?

— Да вряд ли.

— Значит, нужно договариваться.

— Чего?

— Можете надо мной смеяться. Ха-ха. Можете думать, что я сошел с ума. Но я хочу попробовать. И вы должны мне помочь.

— Что ты хочешь попробовать? — спросила Белочка, — с кем договариваться?

— Да с великаном, с кем же еще. Мы не понимаем, что он говорит. Он не слышит, что мы говорим. Он для нас говорит слишком громко, мы для него — слишком тихо. Значит, нужно писать.

— Точно с ума сошел, — поднявшийся было Толстый рухнул назад в снег.

— У тебя, что бумага есть? И ручка? — Малыш готов был ухватиться за идею Профессора, выбирать им все равно не из чего.

— Нет. А если бы и были — все равно, для него это слишком мелко. Вставайте.

— Дайте мне умереть спокойно, — сложил руки на груди Толстый.

— Вставай, потом умрешь, — Профессор пнул его по валенку, — я сейчас все объясню.

Если бы какой-то гном каким-то чудом увидел их через полчаса, он решил бы, что с ума сошли все четверо.

Впереди шел Профессор, за ним, положив руки ему на плечи — Белочка, за ней Толстый, замыкал процессию, держа Толстого за хлястик, Малыш. Они ходили по снегу цепочкой, прямо, налево, направо, по прямой, по кругу, и это была не игра в паровозики. Во-первых, потому что гномы никаких паровозиков не знали, во-вторых, они вспотели, раскраснелись и тяжело дышали, какая же это игра, скорее, тяжелая работа, никакой радости на лицах. В общем, сумасшедшие гномы на прогулке. По пояс в снегу.

— А сейчас что? — прохрипел Толстый.

— А сейчас… Малыш, иди сюда. Осторожно, протискивайся. Толстый, бери его за ноги.

Малыш не успел даже вякнуть, как Профессор и Толстый взяли его за ноги за руки, раскачали и кинули в снег.

— Вы чего? Вы что делаете! — возмущался Малыш, которого не было видно, так он провалился.

— Да ладно, чего тебе, не летал что ли? Давай, проползай потихоньку сюда. Все, выходим.

Они вернулись на свое место — могли бы устроиться где угодно, но место, где великан дважды их выгрузил, они считали теперь своим, легли на снег и почти задремали, когда он вернулся.

— Тихо, не спугните, как будто спим, — прошептал Профессор.

Что они должны были такого сделать, чтобы спугнуть великана, осталось неизвестным.

Гномы закрыли глаза и не шевелились. Коротко грохотнуло. Потом еще раз. Малыш открыл один глаз. Великан стоял над ними, уперев руки в бока. Попробуйте лечь на спину и попросите кого-то из взрослых встать над вами. Вот такая это примерно картина. Только великан во много раз больше самого высокого взрослого. Малышу показалось или… Да, похоже великан улыбается. Или скалится. У великанов это не очень-то разберешь. На этот раз наклонятся над гномами и грохотать он не стал. Постоял, посмотрел, развернулся и ушел, погромыхивая. Гром, гром, ГРОМ, гром, гром, ГРОМ.

— Я не понял, — Толстый пока не решился сесть, — он там что, песенку напевает?

— Похоже на то. Теперь веришь, что он говорящий?

— А я не поняла, получилось у нас или нет.

Белочка поверила в затею Профессора и теперь очень переживала. Когда появляется надежда, расставаться с ней особенно грустно.

— Белка, уши не заложило от его грохота, уже хорошо. Прогресс. Но еще лучше бы, если… Да.

Толстый похлопал себя по животу.

— У меня тут так пусто, что барабанить можно. Давайте, барабанить, что ли. Создадим музыкальную группу «Пустые животы». Будем выступать с композицией «Жрать охота».

— Ага, только один концерт проездом, — подхватил Малыш, — зритель у нас один, зато о-о-очень большой.

— Тихо! — Профессор напряженно прислушивался, — кажется, возвращается.

Особенность великанов в том, что видно их издалека. А слышно — еще дальше. Они же не могут по лесу идти бесшумно, как ходят гномы-охотники. Как ни стараются, все равно пару деревьев сломают. Вот и сейчас, послышался треск, потом с деревьев посыпался снег, потом над их верхушками показалась лохматая башка. Гномы снова упали в снег и закрыли глаза. Зачем они так делают — и сами не знали. Может быть, чтобы великан их не трогал, приняв за спящих. Хотя какой великан стеснялся разбудить гнома?

Хрум-бум, хрум-бум. Это великан подошел и снова встал над ними. Не надо открывать глаза, чтобы это понять. Он дышал так, что дул ветер, и пах, как тысяча Толстых, если они месяц не помоются. Гномы лежали. Великан дышал. Вдруг что-то упало в снег рядом с ними. Гномы вздрогнули, но глаза открыть не решились. Фу-у-у, подул ветер, это великан вздохнул. Гномы только крепче зажмурились. Великан постоял, переминаясь с ноги на ногу, развернулся и ушел.

Наконец, они решились встать и осмотреться. Метрах в трех от них из снега что-то торчало. Когда они вытащили то, что бросил великан, это оказалось замороженной оленьей ногой, и двумя рюкзаками — Белочки и Малыша.

На снегу гномы вытоптали надпись: «ХОТИМ ЕСТЬ!» Малыша бросали в снег, чтобы сделать точку под восклицательным знаком.

22

Костер оказалось очень удобно разводить на уступе скалы, рядом с тем гротом, где они провели первую ночь. Великанье сено вполне годилось на дрова, а в Белочкином рюкзаке нашлись и кремень с кресалом, и нож, только котелок потерялся. Так что оленину гномы жарили, порезав на куски и нанизав на палочки. Соль у Белочки тоже была. Если бы великан принес не ее рюкзак, а, например, Толстого, сейчас бы гномы меньше радовались. Сломанная рогатка и сушеная лягушка, это, конечно, здорово, но вы попробуйте сушеной лягушкой разводить огонь и посмотрите, что получится.

— Вон, вернулся, опять что-то пишет. Говорить — не говорит, а читать по-нашему умеет! — прочавкал Толстый шашлыком с такой гордостью, как будто это он выучил великана грамоте.

В то, что великан прочитал их надпись, гномы поверили не сразу. Даже Профессор, который это все затеял. Читающий великан это, это… Ну это как говорящая кошка. Нет, не кошка. Это как если бы дерево читать умело, или скала. Великан — это же природа, стихия, можете вы себе представить стихию в школе за партой? Вот и гномы не могли. Решили, что это случайность. Они вытоптали в снегу надпись «хотим есть», а он как раз решил их покормить, так совпало. Но когда великан написал им ответ, все сомнения пропали, осталось изумление. Надо же, чего только на свете не бывает.

Великан вернулся минут через пять с палочкой в руке. Ну, для него палочкой, на самом деле он выломал ближайшую осину. Гномы смотрели на него снизу вверх с открытыми ртами, причем Толстый обнимал оленью ногу. Ее бы у него и два великана не отобрали. Подумали — сейчас он этим деревом их прибьет. Но великан посмотрел на них, грохотнул, и стал водить своей палочкой по снегу. Даже язык высунул от усердия. Один раз ногой что-то стер, разровнял снег и написал заново. Закончил, сунул осину в карман, как мы засовываем в карман авторучку, и гордо посмотрел на гномов. А те так и сидели с открытыми ртами. Пишущий великан это еще удивительней, чем великан читающий. Читать, он, может быть, и не читает, так, губами шевелит, а пишет — ну прямо как они на уроке. Только вместо тетрадки — снежное поле. Великан грохотнул и показал ручищей на свою надпись, мол, читайте. Толстый покрепче прижал к себе оленью ногу, а Белочка подтянула лямки обоих рюкзаков. Так, на всякий случай. Малыш ткнул локтем Профессору в бок. Что означало: ты это все придумал, ты и иди, разбирайся. Профессор сглотнул, встал, добрел по снегу к началу надписи, и, провалившись примерно по шею, жалобно глянул на великана.

Снизу ничего не видно! Наклоните книжку перпендикулярно к глазам — вот так же не было видно, что написано. Профессор развел руками в знак того, что он не может прочитать великанью надпись, но съедать его за это, ни в коем случае, не надо. Вот только руки у него были под снегом. Но и голова выглядела достаточно жалобно. Великан посмотрел на него, грохотнул, наклонился к самой земле, посмотрел на свою писанину. Грохотнул еще раз, значит, понял, в чем дело. Профессор от этого грохота совсем под снег ушел. Ничего, великан его вытащил, привычно уже, за голову, собрал в горсть остальных гномов, причем Толстого он взял не за его ногу, а за оленью, и посадил на скалу. Там гномы расположились как в театре, только лучше. Потому что в театре в зрительном зале есть нельзя, а они все ели и ели, так проголодались. Но поесть получилось не сразу.

Великан написал: ЗДРАВСТВУЙТЕ.

Ну да, а что он должен был написать для начала? Гномы сверху, со скалы, надпись прочитали, посовещались и помахали великану руками, тоже здороваясь.

Великан стер ногой предыдущую надпись и написал: ЧТО ВЫ ХОТИТЕ ЕЩЕ?

Гномы посовещались, и показали ему рюкзаки. Белочка показала на свой рюкзак и на себя, на рюкзак Малыша и на Малыша, потом на Профессора с Толстым и развела руками. Это должно означать: уважаемый великан, ты нашел два рюкзака, но вот у этих гномов тоже были рюкзаки, не мог бы ты найти их тоже. Великан развел руками. Толи не понял, что от него хотят, толи ответил: я не знаю где ваши рюкзаки.

Он смотрел на них, явно ожидая продолжения разговора. Гномы посовещались и начали спускаться со скалы. Через полчаса, вспотевшие и уставшие, они закончили вытаптывать надпись: КТО ТЫ? Точку под вопросительным знаком привычно сделали Малышом. Великан собрал их, посадил на скалу и ответил, вычертив на снегу: ГОРМ.

— Он ошибся, буквы перепутал, наверное, гром, — предположил Толстый.

Но, обсудив, решили, что это его имя.

— Слушайте, давайте спросим, где он живет, что тут делает, есть ли еще великаны, кроме него? — предложила любопытная Белочка.

— Слушайте, давайте ничего не будем его спрашивать, — внес ответное предложение Толстый. — Мы помрем от усталости с такой перепиской. И есть мы будем, или что?

Толстый повернулся к великану и потыкал пальцем в мясо, потом себе в рот. Мол, у нас перерыв на обед, пишите письма, ответим позже. Пока гномы разводили костер, жарили оленину, ели, великан сидел, скрестив ноги, и, не отрываясь, смотрел на них. От чего гномы нервничали. Спас положение Малыш. Толи на нервной почве, толи от еды, мозги у него заработали как часы с кукушкой. Он придумал.

Долго они не могли объяснить великану, чего хотят, но, наконец, получилось. Теперь они могли легко писать на снегу надписи подходящего размера. Знаете, как они писали? Они писали великаном! Гномы вставали ему на руку, держась за большой и указательный пальцы, в которых великан зажимал свое писало — ствол осины, очищенный от веток. И показывали руками, крича при этом, хоть великан и не разбирал их слов:

— Прямо, прямо, прямо! Влево, влево, влево! Назад, назад, назад.

Они показывали великану, куда вести руку, великан писал и сразу же читал написанное. Потом сажал гномов на скалу, и писал ответ. Это еще не разговор изо рта в уши, но куда быстрее, чем протаптывать буквы в снегу. А то бы начали вечером писать «спокойной ночи», как раз к утру бы и закончили.

И вот что гномы узнали из переписки.

Великана звали Горм. Жил он далеко-далеко на севере, еще дальше, чем снежные гномы. Нет, их он не видел. Нет, великаны живут не в пещерах. Великанов несколько десятков. Они строят дома из костей китов. Киты — это большие рыбы. Больше чем дерево. Одежда из шерсти мамонтов. Большие животные с хоботом. Хобот это… Нет, он не может объяснить. Нет, гномы там не живут. Видит их первый раз. Он не знает, почему они пишут на одном языке. Нет, есть их он не собирался. Сюда он пришел случайно. Он путешествует. Это его собака. Собаку зовут Арх. Куда-то убежала, наверное, охотится. Нет, она гномов тоже не ест. Слишком маленькие. А он питается…

Великан не успел дописать ответ на вопрос «что он ест?». Гномы ему кричали, махали руками, но их не слышал и не видел, наклонившись над снежной тетрадью. Сзади на великана набросился великан.

23

Что могли сделать гномы? Ровным счетом ничего. Они не могли даже спрятаться, потому что сидели высоко на скале, а потушить костер не успели. Вернее, про костер никто не вспомнил. И теперь они смотрели на схватку, болея за «своего» великана.

«Чужой» великан, подкравшийся сзади, обхватил Горма за туловище, оторвал от земли и бросил на спину. Сам прыгнул сверху, но Горм успел выставить ногу, иначе ему пришлось бы туго. Чужой великан отлетел в сторону и Горм вскочил на ноги, прежде чем тот снова бросился на него. Чужак ударил Горма кулаком, Горм покачнулся, но устоял на ногах и ударил в ответ. Грохот стоял такой, что на гномов, сидящих в гроте, сыпались мелкие камни. Великаны обменивались ударами, каждый их которых мог расколоть скалу. Вот кулак чужака попал Горму в ухо. Великанья голова загудела, и Горм опустился на одно колено. Чужак размахнулся, но Горм схватил его за ногу и дернул, повалив в снег. Чужак пополз, Горм прыгнул ему на спину и схватил за руки. Тот пытался вырваться, Горм давил на него сверху. Через минуту все было закончено. Пришелец лежал со связанными руками и ногами. Горм стоял над ним и грохотал, видимо что-то спрашивал. Тот только рычал в ответ. Стемнело, и света гномьего костра на скале не хватало, что рассмотреть во всех подробностях, что происходило на поляне. Они видели только темные силуэты великанов на фоне белого снега. Один лежал, другой сидел рядом. Больше этим вечером Горм к гномам не подошел. Они долго не спали — боялись, как бы еще чего не случилось, но усталость и жареная оленина в животах взяли свое. Постепенно все уснули, костер погас.

Утром Горму пришлось натаскать свежего снега на поляну, чтобы снова общаться с гномами, так она была изрыта во время драки. Связанный великан лежал в стороне, веревки порвать уже не пытался, только иногда рычал. Гномы его узнали.

— МЫ ЕГО ЗНАЕМ, написали они, водя рукой Горма. — ОН ЖИВЕТ В ПЕЩЕРЕ НА ГОРЕ.

Гномы в четыре руки показали, где гора.

— ТУТ ЕЩЕ ЖИВУТ ТАКИЕ КАК Я? — спросил великан.

— ДРУГИХ МЫ НЕ ВИДЕЛИ.

— ОН НЕ ОТВЕЧАЕТ НА МОИ ВОПРОСЫ, — сообщил Горм. — КАЖЕТСЯ, ОН НЕ УМЕЕТ РАЗГОВАРИВАТЬ. И ОН СТРАННО ОДЕТ.

Великан, тот самый великан, в чью пещеру гномы залезли полгода назад, и который их чуть не съел, был одет в медвежьи шкуры. Даже не одет, несколько шкур обернуты вокруг живота, да на ногах шкуры примотанные веревками, вот и вся одежда и обувь. А на Горме штаны и что-то вроде свитера. Но великану с горы одежда, наверное, и не нужна, он весь зарос густой шерстью, так что непонятно, где кончается шерсть медвежья и начинается его собственная. А Горм такой же волосатый? Что там у него под одеждой?

— НЕ ТАК МНОГО, — ответил Горм.

— Я ДОЛЖЕН ЕГО НАКОРМИТЬ, — написал он стволом осины, новым, старый потерялся во время вчерашней схватки.

— ОН ЕСТЬ МЕДВЕДЕЙ, — подсказали гномы, — МЫ ВИДЕЛИ.

Горма не было несколько часов. Вернулся он с тушей медведя на плече. Собака, Арх, бежала рядом.

— ВОТ, ВЫБРАЛ ПОТОЛЩЕ, — объявил Горм, бросая тушу на снег. Арх обнюхал связанного великана. Тот зарычал, Арх зарычал в ответ. Горм что-то прогрохатал своему соплеменнику, но в ответ только рычание.

— ПРИДЕТСЯ КОРМИТЬ ТАК. РАЗВЯЗЫВАТЬ БОЮСЬ. ОН МЕНЯ НЕ ПОНИМАЕТ.

Медведь зажарился, целиком, над огромным костром. Горм отрезал кусочки мяса и на кончике ножа подносил ко рту лежащего великана. Тот сначала рычал и отворачивался, но не выдержал, снял зубами с ножа первый кусок, второй, и вот, полмедведя как не бывало. Остальное доел Горм, разделив с Архом.

— ОЧЕНЬ СТРАННО. Я НЕ ЗНАЛ, ЧТО ТАКИЕ КАК МЫ ЖИВУТ ГДЕ-ТО ЕЩЕ. ИЗВИНИТЕ, Я ДОЛЖЕН С НИМ ПОГОВОРИТЬ.

Горм сел на корточки перед лежащим связанным великаном и стал что-то тихо ему грохотать. Тихо, с точки зрения великана, конечно. Гномы наблюдали.

— А они похожи, очень похожи, — заметила Белочка. — Того отмой, причеши, одень, получится точно Горм.

— Ага, только Горм нормальный, а этот какой-то дикий.

Толстый грыз кусок холодного мяса, который вчера есть не стали — подгорел.

— А откуда ты знаешь, какие великаны нормальные, а какие нет? Может быть дикий — это для великана как раз нормально, а образованный великан — это чудо природы.

Профессор задумчиво почесал затылок.

— Нет, — сказал Малыш.

— Что нет?

— Дикий — это не нормально.

Малыш был признанным знатоком великанов. Нет, лично знал он только одного великана, теперь уже двоих, но зато прочитал все гномьи книги, в которых нашлось хоть слово про великанов. Одна проблема — в книгах о великанах говорилось как о сказочных персонажах. В настоящем великане сказочным был только размер, сказочно большой.

— Почему ты так думаешь?

Белочка посмотрела на Малыша.

— Мы же видели.

— Малыш, не говори загадками, опять ты начинаешь, как тогда.

Как тогда, это когда гномы чуть не перессорились, споря о том, бывают ли великаны на самом деле.

— Ну…, протянул Малыш, он дикий только сам.

— Чего?

— Он дикий. Но мы же были у него в пещере. Там и котел, и полки какие-то прибиты, и ножи, и травка эта.

Малыш посмотрел на Толстого. Из-за того, что Толстый прихватил в пещере великана траву, которую тот добавлял в суп, деревня гномов и была разрушена.

— Он себе одежду сшить не может — вон в шкуры завернулся. А котел он как сделает? Значит, котел и прочее, сделал не он. А кто-то из таких великанов, не диких.

— Цивилизованных, — подсказал Профессор.

— Ну да.

— А что же он тогда? Посуда есть, а сам дикий? — удивилась Белочка.

— Не знаю. Одичал.

Тем временем, великан, лежащий на снегу, уже не рычал в ответ на терпеливое грохотание Горма, а пытался что-то погромыхивать в ответ. Видимо, у него не получалось, потому что Горм хмурился. Но попыток не оставлял.

— Интересно, он нас еще кормить будет? — Толстый поковырялся в зубах. — А то я переживаю.

— О чем переживаешь?

— О том, что ему интереснее с ним, чем с нами. Они же родственники. Или как это, соплеменники. В общем, одной породы. А мы другой. Сейчас разговорит того, разгромыхает, и все, про нас забудет. Зачем ему такая мелочь?

Толстый вздохнул.

— Нет, он про нас не забудет, — уверенно сказала Белочка. — Он хороший.

— Может, лучше бы забыл, — продолжал пугать Толстый. — Этот, связанный, ему расскажет, что гномов надо есть, и все, позавтракают они нами.

— Да ну тебя.

В этот момент дикий великан заплакал.

24

— Сопли, слезы. Тьфу, противно.

Толстый сидел, подперев рукой щеку и мрачно смотрел на великанов, которые вели оживленную беседу. Горм прогромыхивал что-то, дикий великан качал головой, тогда Горм повторял медленно: громых, громых, громых. Дикий великан задумывался, потом, осторожно подбирая подходящее громыхание, отвечал: бабах, бабах, бабах. Еще они все время тыкали пальцами. В себя, друг в друга, в стороны, громыханья им явно не хватало, для коммуникации. Так что беседа была оживленная, парочку сосен сломали, жестикулируя, но обмен информацией шел медленно, великаны сидели друг напротив друга уже часа три.

— Интересно, они уже обсудили здоровье бабушки? Нет, еще только вспоминают, как в детстве кидались друг в друга скалами, или чем там они кидаются.

Профессор тоже был мрачен. Прогноз Толстого, кажется, сбывался, Горм так увлекся заговорившим соплеменником, что на гномов все это время даже не взглянул. Великаны щупали друг у друга одежду, бороды, показывали вещи из своих сумок.

— Сейчас в магазин начнут играть.

Белочка лежала на животе, подперев голову руками, и болтала ногами.

— Может, мы пойдем потихоньку?

Малыш глянул вниз.

— Если осторожно, то, наверное, спустимся.

— И куда? Лыжи потеряли, снегоступы потеряли. Мясо съели.

Толстый тоскливо посмотрел деревянные шампуры, облизанные им уже не по одному разу.

К счастью или нет, Горм поднялся, колени у него оглушительно хрустнули, на весь лес, помассировал затекшие ноги и подошел к сидящим на скале гномам. Что-то громыхнул. Гномы хором пожали плечами. Великан шлепнул ладонью себя по лбу, такой шлепок мог убить медведя средних размеров, мол, заболтался, забыл, нашарил ствол осины, и начал делиться информацией.

— ОН КАК Я.

— Это мы поняли, — крикнули гномы и махнули руками, — тоже мне открытие, давай, пиши дальше.

— НЕ ПОМНИТ, КАК ЕГО ЗОВУТ. Я НАЗВАЛ ЕГО ДОРБ.

— Дорб! — Тут же крикнул Толстый, но Дорб его, конечно, не услышал.

— ОН ЗАБЛУДИЛСЯ. КОГДА БЫЛ МАЛЕНЬКИЙ. ПОЧТИ ЗАБЫЛ ЯЗЫК. НЕМНОГО ВСПОМНИЛ. НЕ ИЗ МОЕЙ ДЕРЕВНИ.

— Ничего себе, это же сколько у них деревень? — удивился Малыш.

Великан, как будто поняв его, продолжил писать:

— Я УДИВЛЕН. НЕ ЗНАЛ, ЧТО ТАКИЕ КАК МЫ ЕСТЬ ГДЕ-ТО ЕЩЕ.

— А мы-то как удивлены, крикнул Толстый.

— У НАС, КАЖЕТСЯ, ЕСТЬ ОБЩИЕ ПРЕДКИ. ПРА-ПРА-БАБУШКА.

— Я ж говорил, они про здоровье бабушки громыхали, — ткнул Белочку локтем в бок Профессор.

— Пра-пра-бабушки.

— Да какая разница!

— ОН ПОЙДЕТ СО МНОЙ. ДОРОГУ К СЕБЕ ДОМОЙ НЕ ПОМНИТ. БУДЕТ ЖИТЬ С НАМИ.

— Вот, встретились два одиночества, брат узнал брата, — прокомментировал Толстый.

— НО СНАЧАЛА МЫ ЗАЙДЕМ К НЕМУ В ПЕЩЕРУ. ЗАБРАТЬ ВЕЩИ. ВЫ С НАМИ?

— Да с вами, с вами, — заорал Толстый никого не спросясь.

Великан наклонил голову. Ответ на этот вопрос следовало написать. Он протянул руку, чтобы гномы могли забраться на нее и командовать черчением букв.

В этот момент из-за плеча Горма выглянул дикий великан. Сейчас, может быть, уже не такой дикий, каким знали его гномы, но им было что вспомнить. Дорб смотрел на них без улыбки, улыбаться, он похоже еще не научился, но с любопытством. Он тоже вытянул руку. Может быть, решил, что так надо здороваться. Гномы дружно зарылись в солому.

— Толстый, и куда это ты с ними собрался? — прошипел Профессор, — В пещеру? Тебе там мало было?

— Да я же, это, хорошо же сидели! — невнятно оправдывался Толстый.

Горм что-то громыхнул Дорбу. Тот руку убрал. Горм снова взял в руки осину, Дорб остался стоять рядом со скалой.

— Ой, не нравится мне это, — сообщила Белочка, как будто кому-то это нравилось.

Горм начал писать.

— НЕ БОЙТЕСЬ, ОН ВАС НЕ ТРОНЕТ.

Гномы молча сидели в соломе и хлопали ресницами.

— ОН ВАС ПОМНИТ.

— Ой, а мы-то его как помним, — прошептал Малыш.

— ОН ПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ. ОН НЕ ЗНАЛ, ЧТО ВЫ РАЗУМНЫЕ.

— Да это мы не знали что он разумный. Он и не был разумный, — возмутился Профессор. — Ты еще спроси, чего он деревню растоптал.

Добр громыхнул.

— ОН ПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ ЗА ВАШИ ДЕРЕВЯННЫЕ ПЕЩЕРЫ. РАЗОЗЛИЛСЯ. ДУМАЛ ВЫ КАК МЫШИ.

— Малыш, ты тогда угадал. Он, правда, тогда к нам как к мышам относился. Поздравляю.

— Спасибо, Профессор. Интересно, как к кому он сейчас к нам относится.

Дорб громыхнул.

— ОН СПРАШИВАЕТ, ПОЧЕМУ ВЫ ТАКИЕ МАЛЕНЬКИЕ. МЕНЯ ЭТО ТОЖЕ ИНТЕРЕСУЕТ, — добавил Горм.

— А нас интересует, почему вы такие большие. Ладно, что делать будем? — спросил у всех Профессор. — Только быстро решаем, а то эти, вон, смотрят…

— А что нам делать? В смысле, оставаться или идти с ними? А какие варианты? — хором заговорили гномы.

— Да, похоже, никаких вариантов.

Профессор посмотрел на Дорба, Дорб посмотрел на Профессора.

— Вон, вариант стоит.

— Да не, я к тому, что мы здесь-то делать будем, если останемся, а? — Толстый откинул с себя со стуком покатившуюся солому. — Мы ж помрем тут с голода, честное слово.

— А там мы что делать будем, с ними?

— С ними мы будем хотя бы есть! Как тебе такое дело?

— Профессор, от пещеры, то есть от горы, до деревни не далеко, может, пойдем?

Белочке хотелось домой. Прогулка в лес на часик затянулась почти на неделю.

— Недалеко, это когда мы бежали. От него вот!

Профессор резко ткнул пальцем в Дорба. Дорб довольно робко показал пальцем на Профессора.

— Хочешь еще раз с его помощью домой добраться? Как раз там дома починили, есть что потоптать.

— Белка, там до Старой деревни недалеко, — грустно поправил Белочку Малыш, а мы живем в Новой.

— Да какая разн… Ой, да, действительно.

Белочка расстроилась.

— Ладно. Идем с ними. Если что, мы знаем, куда от горы идти. А здесь останемся, так мы даже дорогу домой не найдем. Эй! — Профессор замахал Горму, — давай, — он показал рукой, как будто пишет, — давай, будем отвечать.

Гномы уселись на огромную гормовскую ручищу, держась за его большой и указательный пальцы, и командуя: «Вверх, верх, теперь туда, да нет, не туда!» написали рукой великана ответ.

— МЫ ИДЕМ С ВАМИ.

Горм прочитал, рыкнул, кажется довольно, приписал снизу:

— Я РАД. КАК ВЫ ХОТИТЕ ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ. В КАРМАНЕ. НА ПЛЕЧЕ.

— Я на плече, — сразу занял себе место Толстый.

— Нет! Все едем в кармане.

— Да ты чего?

— Не хватало еще, чтобы кто-нибудь свалился.

Профессор махнул Горму:

— Вперед! Вправо! Закругляй.

Появился ответ:

— В КАРМАНЕ.

Когда дописывалась нижняя палочка буквы «Е», Дорб схватил Профессора и поднес его к оскаленному рту.

25

Ехать в кармане великана, когда ты едешь там добровольно, куда приятнее, чем когда ты непонятно где очнулся и ждешь, что тебя съедят. На этот раз гномы поездкой или перемещением — они не знали как это правильно назвать — наслаждались. Вставили ноги в петли шерстяной ткани, руками ухватились за край кармана. Ветер в лицо, завязки на шапках развеваются, вокруг красотища, а гора — вон она, уже хорошо видна и быстро приближается.

— Я думал все, — рассказывал Профессор на ходу.

На ходу великана, надо заметить, что куда легче, чем говорить на ходу своем собственном.

— Я думал, сейчас голову откусит.

— А я до сих пор Горму не верю, — Белочка так до конца и не успокоилась, — что Дорб так улыбается.

После того, как гномы перестали орать, а Дорб осторожно вернул Профессора на место, Горм полстепи исписал, объясняя, что это не оскал, это у Дорба такая улыбка, он еще не научился улыбаться, потому что вырос один, ему никто ни разу в жизни не улыбнулся, и он не знает, как это делается. А вот скалились ему часто. Правда, не долго. Пока он не съедал, того, кто скалится. И Дорб не хотел есть Профессора, он хотел показать, что хорошо к ним относится. Ну да, вот так, по-другому пока не умеет. Но научится.

Когда гномы направляли руку великана, рисуя в снегу буквы, они так тряслись, что эта дрожь передавалась Горму, и тот сам еле-еле мог прочитать накарябанное. Наконец, все, кажется, успокоились, Горм осторожно собрал гномов и посадил себе в карман. За головы уже никого не хватал. Правда, когда Дорб протянул руку, видимо, предлагая свои услуги по перевозке гномов, Горм эту руку с тихим рокотаньем отодвинул. Не иначе, сам до конца полуцивилизованному родственнику не доверял. Гномов это с одной стороны обрадовало, то, что защищает, с другой стороны, насторожило: значит, есть от кого защищать.

До горы дошли за день. Вот что значит поступь великана. На ходу гномы общаться с Гормом не могли, поэтому им оставалось догадываться, что собирались делать великаны. А великаны, погромыхивая, полезли к пещере.

Да, никто из гномов, в самой буйной своей фантазии не дофантазировал до того, что они вернутся в пещеру, это раз, в кармане великана, это два, по доброй воле, это три. Впрочем, на счет доброй воли, это некоторое преувеличение. Когда Горм с Дорбом начали пониматься на гору, гномы, не сговариваясь, начали трясти карман, в котором ехали. Что-то им всем вдруг захотелось выйти, прогуляться, подышать свежим воздухом, и подождать снаружи, у подножья, пока великаны не сделают свои дела. Но Горм их тычков не чувствовал, криков не слышал и они въехали в знакомую пещеру верхом на великане. Дорб на правах хозяина пошел вперед, разводить костер.

Оказавшись на полу, гномы, не сговариваясь, ушли в тот закуток, в котором уже один раз прятались. Все-таки что-то родное и знакомое. От костра в углах пещеры сделалось еще темнее, лица великанов, сидевших у огня, освещались красным светом, который плясал на них танец с тенями. Лица, прямо скажем, на взгляд гнома вполне дикие, что у одного, что у другого. Здесь, в пещере, у огня они вызывали страх, поднимавшийся откуда-то из живота. Видимо, на самом деле, не все у далеких предков гномов и великанов было мирно, какой-то шепоток из прошлого не давал им расслабиться и наслаждаться теплом. Впервые за много дней они могли снять куртки и шубы, воздух в пещере быстро нагрелся. Арх лежал у входа, видимо караулил. От кого, интересно. Или кого?

Великаны сидели у медного котла, того самого из которого Толстый выуживал великаний суп и, как назвал это Малыш, курлыкали. Вдруг раздался дикий грохот. Это Горм вскочил, опрокинув котел, и запрыгал по пещере, громыхая так, что с потолка дождем сыпались оглушенные летучие мыши.

— У-у, какой у них праздник встречи намечается, мой дедушка тоже, бывало, нырнет к себе в подземную комнату, а потом такой же веселый скачет.

Родственники Толстого отличались веселым нравом.

Он что-то нюхает, — заметил Малыш.

— Я, кажется, догадалась.

Белочка прищурилась, всматриваясь.

— Я тоже, — сказал Профессор даже не глядя на великанов. — Когда великаны что-то нюхают, а потом прыгают, например, по нашей деревне, — это мы уже проходили.

— Да, — подтвердила Белочка, — это та самая травка.

— Точно, — встрял Толстый, — это я ее нашел.

И тут же получил подзатыльник от Белочки.

— Лучше бы ты никогда ее не находил.

Великаны, тем временем, радовались как дети мешку конфеток. Дорб грохотал и угукал, тыкая пальцем то в себя, то в мешок с приправой.

— Это он говорит: вот я какой молодец, я эту гадость собрал, сохранил, теперь тебя угощу, — прокомментировал Профессор.

— А чего гадость? Сами же ели и облизывались, — тут же обиделся Толстый.

Горм то подносил щепоть травы к носу, то воздевал руки к потолку пещеры.

— Какое счастье, я нашел, то, что искал всю жизнь, теперь исчезнет моя грусть тоска, — сказал от имени Горма Толстый.

— С ума посходили, — фыркнулаБелочка.

Великаны, попрыгав по пещере, направились к выходу. К чести Горма стоит заметить, что у входа в коридор, ведущий из большого пещерного зала наружу, он вернулся. Подошел к своей брошенной на пол сумке, достал кусок мяса, размером с половину теленка, гномьего, разумеется теленка, и положил перед друзьями. Посмотрел на них, причем с лица у него не сходила счастливая улыбка, грохотнул и поспешил за Дорбом.

— Пойдемте, посмотрим, что они там, — предложил Профессор. — Толстый не тяни за собой мясо, никуда оно тут не денется.

Гномы вышли на скальную террасу перед пещерой.

— Странно, как будто вчера уходили, только снег везде, — задумчиво произнес Малыш.

— А вот тут мы думали, здесь ночевать или вниз пойти, — показала Белочка.

— А я тут спать уже решил лечь, присоединился к воспоминаниям Толстый.

— А вот тут можно спуститься. — Профессор подошел к краю скалы. — Тут мы и спускались.

Внизу шумел лес, ярко светила луна и великаны были видны темными пятнами на фоне белого снега. Они, кажется, что-то раскапывали в снегу, иногда поднося руки к лицу. Арх прыгал вокруг.

— Что им, мало этой травы в пещере? Что они еще ищут? — спросила Белочка.

— Показывает, где растет, — предположил Профессор.

Великаны вернулись к подножью скалы, и чтобы их увидеть, приходилось заглядывать через край. Гномы тут же устроили соревнование, кто высунется дальше. Победитель получил по лбу от Белочки.

— Ну и что? — Толстый засунул руки себе под мышки и приплясывал. — Долго еще мерзнуть будем? Там, между прочим, ужин дожидается, и, между прочим, дожидается того, кто его приготовит. Мясо-то сырое.

Снизу доносилось мерное грум-грум-грум. Великаны о чем-то говорили.

— Ладно, пошли, они там, похоже, надолго. Толстый, ты делаешь шампуры, Белка, ты режешь мясо. Малыш, ты им помогаешь.

— А может в котле, суп сварим, — предложил Толстый, — и, Профессор, чего это ты раскомандовался? А сам-то ты что делаешь?

— Я объясняю вам, что делать. А в этом котле мы только сами можем свариться. Давайте, марш вперед, работнички!

Он подтолкнул Белочку и Малыша ко входу в пещеру, за что еще раз получил от нее по лбу. Еще раз, потому что это он выиграл соревнование в выглядывании через край.

Когда гномы проснулись, великанов в пещере не было. Внизу, под скалой, там, где они видели их последний раз, тоже никого. Только два белых, небольших, если смотреть сверху, холмика. Если бы кто-то заморозил великанов и засыпал их снегом, это выглядело бы именно так.

26

Толстый пнул ногой камень, тот улетел вниз, ударился о снежный холм, бывший еще вчера великаном, и выбил из него белое облачко.

— Перестань, — Белочка дернула его за руку.

— А что?

— Да ничего. Мало ли что.

— Это… они? — с паузой спросил Малыш.

— Не знаю, — Профессор почесал нос, — но я не помню, чтобы кто-то вчера на этом месте снег наваливал.

Гномы помолчали, глядя вниз.

— Да нет, ну чего бы они сидели, вот так, снегом засыпанные? Что им, делать нечего?

Толстый успел отправить вниз еще один камень, прежде чем Белочка отдернула его от края.

— Да подожди, — он вырвался, — видишь, не шевелятся. Были бы это великаны, они бы нас самих камнями закидали в ответ.

— Может быть, они во сне замерзли? Насмерть. А снег засыпал.

Малыш огляделся. Снег на каменной террасе перед пещерой был истоптан, следы вчерашние, снегопада ночью не было.

— Кто замерз? Великаны? А как они до сих пор спали на снегу? Да из-под них ручьи текут, они снег до земли протаивают, и травка начинает пробиваться.

Толстый плюнул вниз.

— А может быть, они играли? — предположила Белочка, — ну, там, в снежки, или снеговика хотели слепить. Или горку…

Все посмотрели на Белочку, она сникла. Представить себе великанов, резвящихся в лунном свете, и строящих горку было решительно невозможно.

— В общем, или это они насыпали и ушли. Неизвестно куда и зачем. Или их кто-то засыпал. Тоже неизвестно зачем. Но их засыпать некому. — Подвел черту Профессор.

Понятней не стало. Гномы помолчали.

— И что будем делать?

— Что делать, что делать? Пойдем. Вниз. Что еще делать? Бери.

Профессор подпнул к Толстому один из рюкзаков, сам подхватил второй.

Да, действительно, вся неделя состояла из одинаковых вопросов «что делать?» на которые следовал один ответ: «идти». Сидеть на месте и ждать, им было традиционно нечего. Разве что еще больших неприятностей.

Спускаться по скале труднее, чем подниматься. Если встать к ней спиной, никак не ухватишься, если лицом, не видно, куда ноги ставить. А ползти вниз зимой куда тяжелее, чем летом — камни засыпал снег и несколько раз гномы, поскользнувшись, чуть не улетели в пропасть. Хорошо бы им связаться веревкой, если один упадет, другие смогут удержать, но веревка осталось в рюкзаке Профессора, а уж где тот рюкзак не знал никто. Можно поискать что-то подходящее в пещере великана, но это надо заранее подумать, чего никто не сделал. Да и рыться в этой пещере как-то… брр… неприятно.

— А-а-а-й!

Толстый пытаясь ногой нащупать какой-нибудь выступ, попал на обледенелый участок, и проехал вниз на животе несколько метров, цепляясь руками за камни. К счастью, внизу торчала каменная ступень, на которой он затормозил. Толстый скорчился, дыша на красные, замерзшие пальцы. Они пробовали спускаться в варежках, но в них никак не получалось хвататься за трещины в скале. Варежки пришлось сунуть в карманы, теперь пальцы у всех замерзли так, что ничего не чувствовали, а Толстый еще и содрал себе ногти.

— Может уже прыгнуть? — Малыш задумчиво посмотрел вниз, — Там снег, мягко должно быть.

— Я тебе прыгну, — пропыхтела Белочка, — догоню, и ты у меня попрыгаешь.

— Я все равно свалюсь.

Малыш стоял спиной к скале, на каменном карнизе, слишком узком, чтобы валенки на нем поместились полностью, и носки их торчали над пропастью. Руки он грел в карманах.

— Малыш, — крикнул Профессор сверху, он шел последним, — возьмись сейчас же рукой за камень, ветер сдует, упадешь.

— Я не могу. Пальцы не сгибаются.

— Белка, помоги ему!

Белочка прижимаясь спиной к скале, старясь не смотреть вниз, осторожно переставляя ноги приставным шагом, подобралась к Малышу и взяла его за воротник.

— Держу!

— Сама держись, а то оба улетите. Толстый, ты там как?

— Да никак. Холодно мне. Что делать-то будем?

— Да ничего. Идти. Вниз.

Нет, а на какой ответ рассчитывал Толстый? Что ему предложат остаться здесь до весны? Или прыгнуть вниз головой на камни?

— Толстый, а у тебя еда есть?

— Ну, так, немного.

— А давай, когда спустимся, перекусим?

— Давай, конечно.

— Ну, тогда спускайся, там, раскладывай все, а мы догоним. Только сам не съешь!

— Да я никогда, когда я все съедал!

Послышалось шипение съезжающего вниз снега, не лавина еще, но маленький лавиненок. Профессор прислушался. Криков и звука падающего тела не было, значит Толстый не сорвался. Слышались шлепки, бормотанье, иногда «ой». Толстый спешил вниз, и за него можно не волноваться, упасть, разбиться, когда в конце пути ждала еда, он был не способен по своей природе.

Малыш и Белочка стояли на каменной полке, Малыш держал руки в карманах, Белочка держала его за воротник, но помешать, вздумай он упасть, она бы не смогла. Могла только свалиться вместе с ним. Профессор спустился по скале ниже, нашел широкий каменный уступ.

— Так, а теперь давайте, съезжайте вниз. Осторожно. Белка, притормози его, чтобы он не вниз головой.

В другой бы раз гномы испугались, но они так устали и замерзли, что им было совершенно все равно. Первым съехал Малыш, воткнулся ногами в снег, и начал заваливаться вперед. Так бы и полетел дальше, если бы Профессор его не подхватил.

— Стоять, стоять, куда собрался.

За Малышом соскользнула Белочка. Профессор придержал ее за плечи.

А дальше начинался относительно простой спуск. Да еще знакомый — именно здесь они спускались в августе. Через час нагнали Толстого, который подозрительно не спешил.

— Ты что, успел без нас наелся?

— Да ты что, — Толстый начал срывать со спины рюкзак, — посмотри — все как было!

— А я откуда знаю, как там было, ты же складывал!

Еще через полчала гномы стояли у подножья двух снежных холмов. Высотой они были с сидящего великана. Ну да, вон как будто плечи, а это ноги, вытянутые. А вот этот холмик похож на лежащую собаку, только очень большую. Если это и правда были Горм, Дорб и Арх, то кто мог их заморозить, и что грозило маленьким гномам, если их огромные защитники погибли?

— Кажется, опять все плохо, — сделала вывод Белочка.

В этот момент все три снежных холма покрылись какими-то точками. И раздался громкий скрипящий звук.

27

— Здравствуйте, теплокровные, — сказал Иней, слепив из снега себе голову.

Головы стали вылупляться по всей поверхности снежных холмов.

— Здравствуйте, теплокровные, — сказали снежные гномы хором.

Снежинки, вылетевшие у них из ртов, облаком поднялись воздух, и медленно опускались на остолбеневших гномов.

— Здрррравствуйте, товарищи! — робко ответил на приветствие Профессор.

— Зрасьте, — повторили за ним Белочка, Толстый и Малыш.

— Э-э-э… Привет! — Добавил от себя Толстый.

— Мы пришли, — сказал Иней, вынырнув из снега уже рядом с гномами.

— Мы это, да, заметили, — промямлил все еще ошеломленный Профессор.

Он смотрел на сотню, наверное, голов, торчащих из склонов снежных холмов. А головы смотрели на него углублениями глаз и улыбались одинаковыми вмятинами улыбок. Похоже не кладбище снеговиков. Профессор шагнул в сторону, головы, улыбаясь, повернулись за ним. Он вздрогнул и вернулся на место.

— Мы долго не могли вас найти, — продолжал Иней. — Потом не знали, как помочь. Это удалось здесь. Мы поймали теплокровных большого размера, которые вас удерживали. Вы свободны.

— Чего? Кого вы поймали? — не понял Толстый.

— Теплокровных, превышающих вас в несколько раз.

— Вот это? — Белочка показала на снежные холмы.

— Да, это.

— Это они?

— Это те, кто вас забрал.

— Мама! — Профессор схватился за голову, — они заморозили наших великанов!

— Мы вас освободили. Бегите.

— Куда освободили! Куда бегите! Мы же! Они же! Вы не понимаете!

Профессор бросился к ближайшему холму и начал раскапывать снег. Несколько голов снежных гномов, торчащих рядом, испуганно спрятались. Толстый подошел к нему, но не зарылся в снег с головой как Профессор, а медленно отбрасывал горсть за горстью, не сводя глаз с улыбающихся белых голов.

— Это, Иней, а что-то вас больше стало. Раз, два, три, четыре, пять. Нет, сильно больше.

— Только так мы могли вам помочь. Вчетвером не справиться. Мы позвали всех.

— Э-э-э… Всех?

— Всех, кто есть. Мы все здесь. Мы, как вы говорите, снежные гномы.

— Ничего себе.

Толстый поймал Профессора за валенок и вытянул наружу.

— Смотри, они тут все.

Профессор рвался в раскоп. Толстый встряхнул его.

— Все они тут. Снежники.

— Отпусти! Помогай!

— Да подожди. Если они всем своим партизанским отрядом морозили, мы до весны копать будем.

Рядом с Инеем из снега построилась Метелица.

— Мне показалось, или вы радуетесь меньше, чем мы ожидали?

— А?

Толстый посмотрел на Профессора. Тот сплюнул.

— Да мы вообще не радуемся. Вы понимаете, что натворили? Это же Горм. И Дорб. И Арх. Мы же… Мы же… подружились. А вы их что?

Последнее заявление Профессора, о том, что они подружились с великанами, было, возможно, несколько поспешным. Но великаны им нужны. И все гномы согласились, что великанов определенно надо спасать.

— Понимаете, — Белочка стала помогать в переговорах перенервничавшему Профессору, — они нас не ловили. Ну, нет, вначале ловили, особенно второй, Дорб, но потом не ловили. Потом мы вместе шли, понимаете?

— Нет, — хором сказали снежные гномы.

Несколько десятков хором говорящих голов — незабываемое зрелище.

— Они нам не враги. Может быть, еще не совсем друзья, но не враги. Они… Они… Хорошие. Ну, почти.

— О! — хором сказали снежные гномы.

Профессору удалось отдышаться.

— Так. Понятно. Вы их заморозили. Совсем? А назад можете?

— Назад? — хором спросили снежные гномы.

— Ну, наоборот. Заморозили, а теперь разморозить.

— Мы ошиблись? — спросил Иней.

— Да, так, совсем чуть-чуть, не переживай, — Толстый хлопнул Инея по плечу, левая рука у того отвалились. — Ой. Извини.

Толстый попытался приделать ее обратно. Иней шагнул от него в сторону.

— Мы ошиблись?

— Если честно, то да.

Белочке не хотелось расстраивать снежных гномов, но иначе великанам не помочь. Снежные гномы спрятали головы в снегу. Несколько минут слышалось только шелестение и скрип снежинок. Местами вверх вырывались фонтанчики снега. Снежные гномы обсуждали проблему.

— Мы можем наоборот. Разморозить. Но мы хотим еще раз убедительно спросить. Это безопасно для вас?

— Безопасно, правда-правда, — закивала Белочка, а за ней и остальные гномы.

— Надо ждать.

Гномы уселись, скрестив ноги, чтобы не проваливаться по шею. Долго ничего не происходило. Постепенно снег на трех холмах, то есть на Горме, Дорбе и Архе начал шевелиться. Он как будто закипал. Вот он забурлил, забулькал, хоть и не собирался таять. Пузыри из холодного снега надувались и лопались, осыпаясь вниз. Из-под тончающего слоя снега показывались фрагменты великанов. Борода, ткань куртки, волосатые колени, хвост. Нет, хвост — это собака. Снег совершенно жидкими, хотя и совершенно холодными ручьями стекал с гигантов. Через полчаса они освободились, снег оставался в волосах, на одежде, но они были им только присыпаны, а не под ним погребены. Но сидели неподвижно, положив руки на колени и опустив головы. Морда свернувшегося клубком Арха накрыта хвостом.

Толстый подошел к Горму и пнул его в подошву сапога. Сапог даже не пошевелился.

— Надо немного подождать, — проскрипел возникший рядом Иней. — Они спали. Не только голова. Все целиком. Большие. Медленно просыпаются.

Минут через сорок Горм, разлепив смерзшиеся веки, открыл один глаз. Жизни в глазу не было. Прошло еще столько же времени, пока оба великана начали смотреть осмысленно. Но руки-ноги не шевелились. Гномы прыгали и махали руками, великаны на это не реагировали.

— Ладно, еще подождем, пусть очухаются, — сказал Толстый, в очередной раз пнув ногу Горма.

Солнце уже опустилось к верхушкам сосен, а гномы успели задремать, когда великаны зашевелись. Гномы это даже не сразу заметили. Когда заметили, было поздно. Оба великана встали на колени, на ногах стоять, наверное, еще не могли, их ручищи поднялись вверх и стали стремительно опускаться на гномов. Белочка закричала.

28

Рука Горма хлопнула по гномам. Не попала — гномы оказались между пальцами растопыренной пятерни. От удара они подлетели в воздух, и упали в снежную кашу. Великаны лупили руками по снегу, взбивая его в пену. Снег забивал гномам рты, не давал дышать. Они взлетали и опускались, как пузырьки воздуха на речном перекате. Когда великаны успокоились, гномы оказались застрявшими в толще взбитого как сливки снега, кто боком, кто вверх ногами. В глазах темнело от недостатка воздуха, еще чуть-чуть и они потеряют сознание. Но великаны стали просевать снег между пальцами, как песок, и Горм по одному сложил потрепанных гномов у себя на ладони.

— Вот теперь все, сейчас прихлопнет, — Толстый провел варежкой по лицу, сметая снег.

— Опять все. Никакого разнообразия в этой жизни.

Малыш попытался пошевелиться и застонал, кажется, его задел палец великана.

На них опускалась вторая ладонь. Гномы зажмурились, но даже не закричали, надоело.

Горм накрыл гномов ладонью и дунул в щель. Они завертелись в потоке воздуха как сухие листья.

— Да что ж он творит, — раздался приглушенный голос Белочки откуда-то снизу, гномы перемешались на ладони великана в кучу-малу.

— Спокойно, я догадался, — Профессор лежал сверху, ему говорить было легче. — Он с нас снег сдувал.

— Чтоб с него пра-пра-бабушка так снег сдувала, до самой смерти, — ругался Толстый.

Тем временем Горм, держа гномов одной рукой, другой выломал сосенку, зубами содрал с нее ветки и начал писать.

— МЫ СПАСЕНЫ!

— Да, поздравляю, зачем было только по нам лупить, — ответил Толстый, — хотя Горм его не слышал.

— СНЕГ ОЖИЛ. СУЩЕСТВА В СНЕГУ. НАПАЛИ. УСЫПИЛИ. ЗАМОРОЗИЛИ. МЫ ОЧНУЛИСЬ. СПАСЛИ ВАС.

— Ничего себе спасли! — воскликнул Малыш.

— Может быть, у них мозги заморозились и еще не растаяли, — предположила Белочка. — Если есть чему морозиться.

— Ой, не могу, ой, держите меня!

Профессор схватился за живот и начал хохотать. Ему было больно, весь в синяках, но он не мог удержаться. Испуг превратился в смех.

— Еще у одного голова отпала, — мрачно поставил диагноз Толстый.

— Да вы не поняли! — смеялся Профессор, — они не по нам, они же по снежным гномам хлопали. Ну, по снегу, а в снегу — снежники. Давай, опускай, переписываться будем.

С трудом, но гномам удалось убедить великанов в том, что существа, живущие в снегу, не враги. Что они ошиблись, не так все поняли. Но великаны еще долго стояли, не рискуя сесть на снег, и больше одной ноги старались на него не ставить. Все-таки они прожили всю жизнь, зная, что они самые сильные, и были побеждены каким-то снегом. Это меняет представления о мире. Снежные гномы, которым удары великанов, конечно же, никак не повредили, постепенно стали высовывать свои головы на поверхность. Точнее — лепить свои головы из снежинок.

— Почему большие теплокровные повреждают снег, почему вы катаетесь у них на конечностях? — спросил Гололед.

— Не повреждают, а пишут нам записки, а мы им пишем ответы, только их рукой, — объяснил Малыш. — Их слова слишком большие, к нам в уши не пролазят. А наши слова для их ушей слишком маленькие, они там где-то теряются.

— Нам удобно. Мы слышим все.

— Что все?

— Ваши слова и слова больших теплокровных.

— Да мы тоже слышим, как будто гром, но не понимаем.

— Нам удобно. Мы понимаем.

— Эй, а как вы понимаете, у вас что-то ушей вообще не видно? — заинтересовался Профессор.

Действительно, головы, глаза, рты, руки себе снежные гномы делали, а про уши забывали.

— Нам удобно. Мы слышим всем снегом.

— Это как?

— Это просто. Ушей не надо. — Гололед провел снежной рукой по снегу, — слышит поверхность.

— А говорить всем снегом вы тоже можете?

— Нет. Мы должны научиться повреждать снег.

— Да не повреждать, а писать.

Снежные гномы оказались на удивление понятливыми. Всего за час они научились писать по-гномьи. Ну, и по-великаньи тоже. Только они не рисовали буквы палочками или бревнышками. Буквы сами появлялись на поверхности снега, их контуры проваливались внутрь, и Горм с удивлением прочитал первое послание:

— ЗДРАВСТВУЙТЕ. ПРОСИМ НАС ИЗВИНИТЬ. МЫ ТЕ, КТО ЖИВЕТ В СНЕГУ. МОЖЕТЕ ЗВАТЬ НАС СНЕЖНЫЕ ГНОМЫ. ИЛИ СНЕЖНИКИ. МЫ ВАС СЛЫШИМ. МЫ БУДЕМ ВАМ ЧЕРТИТЬ.

Слово «чертить» исчезло, как будто кто-то из-под снега, изнутри стер его тряпкой и появилось слово «писать».

— Ух ты, а я и не думала, что они знают, что мы их зовем снежники, — удивилась Белочка.

— Что-то мне подсказывает, они вообще знают куда больше, чем мы думаем, — прошептал ей на ухо Профессор.

Пока великаны и снежные гномы общались, вернее великан и снежные гномы, Дорб грамоту не знал, откуда, еще вчера был диким, гномы успели разжечь костер и, наконец-то, приготовить то мясо, что захватил из пещеры Толстый. Когда костер догорал, а гномы молча лежали животами вверх и переваривали пищу, рядом образовалась голова Поземки. Тут же исчезала, и появилась подальше от костра — для нее было слишком жарко.

— Мы договорились, — сообщила она.

— Ну, вот и славно. А о чем, собственно? — спросил, не поворачивая головы Профессор.

Он наелся, и ему было лень шевелиться.

— Мы уходим вместе.

— Чего? — Профессор сел. — Куда?

— Куда? — повторили за ним остальные гномы.

— Далеко на север, туда, где живут большие теплокровные. Великаны, — поправилась Поземка.

Она поднялась из снега по пояс, рядом с ней выросли фигуры Инея, Метелицы и Гололеда.

— Снежные звери идут на Юг, и приходят на наши поля, — продолжил Гололед. — А мы уйдем на Север, туда, где живут великаны. Они не видели там снежных зверей. А через их стаи они помогут нам перебраться.

— Они рассказали нам про снег, который лежит далеко на Севере, — добавил Иней, — Мы такого никогда не видели. Нам там будет очень уютно.

— То есть мы что, прощаемся, что ли? — расстроился Профессор.

— Прощаемся. С сожалением. Мы рады знакомству.

— Мы тоже.

— Мы будем скучать, — всхлипнула Белочка.

Она так привыкла к новым друзьям, внезапно появляющимся из снега, что ей было грустно расставаться.

— Ну, пока, что ли? — помахал рукой Толстый, глаза его подозрительно блестели.

— А потом? То есть следующей зимой? Вы сможете к нам прийти? В гости? — спросил Профессор сдавленным голосом, горло у него перехватывало.

— Наверное, да, — прошелестела Поземка.

— Наверное, да — проскрипел Иней.

— Наверное, — выдохнули снежинки остальные.

— Ну…, — начал окончательно прощаться Малыш, не зная, толи просто помахать рукой, толи попытаться обнять, но вдруг рассыпятся?

Его перебил Иней:

— Простите. У великанов есть к вам просьба. Писать долго. Они просили рассказать.

И снежные гномы передали просьбу великанов.

29

Великаны просили гномов собирать травку, да-да, ту самую. Оказывается, это любимая приправа великанов, рассказы о ней передавались из поколения в поколение, но на далеком севере она не росла. Там вообще трава не росла. В отличие от мамонтов. Горм знал о ней только со слов родителей, которые помнили ее вкус с детства, а им в детстве давали ее пробовать их родители, но не свежую, а сушенную, по маленькой щепоточке. Остатки из больших запасов, захваченных великанами, когда они уходили на далекий Север. Теперь Горм просил гномов эту траву собирать и сушить. Они будут приходить за ней раз в год, а в благодарность приносить кости китов, шерсть мамонтов и шкуры тюленей.

— Мы не знаем, что такое тюлени, — добавили от себя снежные гномы.

В этот момент к ним подошли оба великана. Дорб нагнувшись протянул ладонь, на которой что-то лежало.

— Вот такую траву они просят собирать, — объяснили снежные гномы.

— Ну, скажите им, что мы согласны. Да. Да? — посмотрел Профессор на своих друзей. — Это хорошо, что они будут возвращаться, покатаемся, — прошептал он.

— Да. Да. Да, — нестройно согласились они.

— А мы поиграем? — решила уточнить Белочка.

На снегу появилась надпись. Снежные гномы переводили для великанов.

Горм что-то громыхнул. Дорб тоже.

— Они говорят, с удовольствием. А сейчас они отнесут вас к вашей деревне.

Так гномы отправились в последнюю прогулку на великане. В карман на этот раз залазить не стали, путь, по великаньей мерке недолгий, Горм держал их на ладони, прижав ее к груди, подняв большой палец в качестве барьера, чтобы не упали. Гномы попросили к самой деревне не подходить, там же не знают, что они с великанами подружились, и если увидят громадину, да не одну, а две, перепугаются, и точно выпорют.

Когда деревню уже было видно, а великанов из нее — еще нет, они пригибали головы и прятались за верхушками деревьев, Горм опустил руку и гномы сошли на снег. Тут же провалились. Вдруг Дорб хлопнул себя по лбу — зазвенело на весь лес — и вытащил из своей сумки два рюкзака, лыжи, снегоступы и высыпал это возле гномов. Две лыжины сломаны, но ничего, до деревни добраться можно. Оказывается, он подобрал все это после схватки с медведем. Но забыл. Хорошо, хоть сейчас вспомнил. Великаны прогрохотали.

— Они желают вам счастливого пути, — перевели снежные гномы. — Мы тоже. Прощайте. Мы уходим.

— Как прощайте, вы же говорили, что, наверное, вернетесь! — завопил Малыш.

— Наверное. Мы ошиблись в словах?

— Надо говорить — до свидания, — научила Белочка.

— До свидания, теплокровные.

Гномы махали руками двум великанам и собаке, пока тех было видно. Когда спины гигантов почти скрылись между деревьями, рядом с ними появилась еще одна фигура, такого же роста. Только белая. Снежные гномы, все, что были, собрались в одного снежного великана.

Еще постояв, после того, как уже три великана скрылись из виду, гномы вздохнули, надели снегоступы, лыжи, развернулись, и пошли в сторону деревни. Дошли уже ночью, решили не спать в лесу, а добраться до жилья и переночевать в тепле. И кстати, поужинать, еда у них кончилась. Гномы прошли Великаньи следы, так называлась цепочка прудов, сейчас, конечно же замерзших. Рассказывали, что когда-то давно, в незапамятные времена здесь прошел великан. Правда или нет — гномы не знали. Наверное — нет, все-таки пруды были больше великаньей ступни, они на их ноги насмотрелись. Хотя, кто знает, какие великаны были в незапамятные времена. После своих путешествий гномы ни за что бы не сказали: это выдумка, так не бывает, чтобы им не рассказывали.

За прудами начиналась территория, считавшаяся своей, деревенской, даже маленьким гномам разрешалось здесь бегать без родителей, и друзья могли идти здесь хоть с завязанными глазами, хоть в полной темноте. В полной темноте они и шли. Вот они вышли на опушку леса, начиналась поляна, на которой стояла деревня. Еще немного и показался забор, темная полоса на фоне темного неба, едва заметная. Подошли поближе, Толстый показал:

— Вон, смотрите, обзорная вышка торчит, мы вам рассказывали.

— Что-то тихо, — заметил Профессор.

Огней не видно, но это не удивительно, ночь, зимой гномы ложатся рано, как стемнеет, и гасят свет. Не было слышно лая собак, но и они могли уже спать.

— Это мы сколько будем в ворота стучать, пока нас пустят, если все спят, — задумался Малыш, — до утра ведь можем колотиться.

Но стучать не пришлось. Не во что было.

— Сморите, — показала Белочка, — очень странно.

Ворота распахнуты настежь. Снизу их засыпало снегом, значит, уже несколько дней никто не пытался их закрыть.

— Очень странно, — согласился с Белочкой Профессор.

Гномы вошли в деревню.

Дорожки заметены снегом, их никто не чистил. Не снимая лыж и снегоступов, гномы поспешили — Профессор и Белочка к дому Профессора, Толстый и Малыш — к дому Толстого. Ставни на домах, мимо которых они пробегали, скрипели на ветру. За темными окнами не горело ни одной свечки. Ни одна собака не залаяла на них, проснувшись. Через полчаса они, не сговариваясь, встретились на деревенской площади, на пересечении двух деревенских улиц. У Профессора и Толстого их никто не встретил, дома стояли пустые, двери открыты, печки не топились. Гномы побежали по деревни, заглядывая по все дома, что попадались по пути, везде так же — темно, пусто и холодно.

Все гномы из деревни куда-то исчезли.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29