КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Два плюс один (СИ) [Violetblackish] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Слава любил мальчиков. Причем сразу двух: Колю и Толю. Как впервые увидел, так и полюбил. Их новостройку только заселили, и вокруг нее было лысо. Из благоустройства: куцые саженцы тополей, не подающие никаких надежд, что когда-нибудь во дворе будет тень, и песочница. Вот в песочнице-то Славка пацанов и приметил. Им тогда было по четыре, Славке много больше — почти пять (тут обычно демонстрировалась гордо растопыренная пятерня, вымазанная по обстоятельствам то в ежевичном соке, то в зеленке, но стабильно расцарапанная кошкой Маруськой). Коля с Толей копались в песочке голова к голове, вроде похожие, а разные абсолютно. Коля беленький, выгоревший на солнышке, как одуванчик, с мягким пухом, выбивающимся из-под сине-полосатой панамки. Толя черняво-смуглый, буйно-кудрявый в красной кепочке. Но оба красивые, как новенькая машинка, которую привез из-за границы папа ненавистного Леньки с девятого этажа и, разумеется, не Славке. Славка не стал скрывать чувств и принялся ухаживать: Коле в трусы песка насыпал, Толе по темечку совочком настучал. На рев пацанов прибежала тетя Лена, мать Коли. Славка ее сразу успокоил по-мужски, обещав жениться на обоих. За что больно получил по губам и тоже разревелся. Под тройной рев понял, что жизнь не сахар, и лет двадцать своими планами вслух ни с кем не делился. Обхаживал пацанов молча, но обстоятельно. Например, отвязывал от перил синюю ленточку, в аккурат между четвертым и пятым этажами, которую родители пацанов привязали, чтобы Толя с Колей не заблудились и свои квартиры могли найти: Толя жил на четвертом, видя ленточку, понимал, что «перелет», и стучал сандалями вниз, Коля — на пятом, кивал на ленточку «недолет» и сопел выше на пролет. Слава ленточку отвязывал и сидел в засаде на своем третьем, чтобы в нужный момент выйти и «спасти» ревущих пацанов и развести их по квартирам. Все-таки Славка был взрослым. Проведя спасательную операцию, привязывал ленточку обратно и ждал следующего дня. И так неделю, пока озадаченный дядя Петя — папа Толи — не нацарапал на стене своего этажа цифру «4», а на пятом, соответственно, цифру «5», заодно обучив пацанов азам арифметики. Ну а потом уже на всех этажах масляной красной краской нумерацию указали. Но это уже ближе к первому классу было.

В школе Славка первый раз задался вопросом, кто из пацанов ему нравится больше: Коля или Толя. Оба сидели за второй партой, а Славка за их спинами. Смотрел на обе макушки — черную кудрявую и золотую пушистую целый год, и так ничего и не решил. Только крепко записался в троечники, потому что не до учебы было, отвлекался постоянно на личное. После уроков плелся за Колей-Толей домой, хмуро пиная мешок со сменкой. Пацаны против такого сопровождения не протестовали, даже, можно сказать, поощряли молчаливо. Наверное, привыкли еще с песочницы к такому вниманию. Родители Толи с Колей тоже были дружно «за», особенно когда Славка собственноручно (с помощью все того же мешка со сменкой и камней) отогнал от двоицы бешеную собаку. Подвиг был широко освещен в обоих семействах, и Славку хвалили. К той поре эпизод со сватовством был давно забыт, ну и потом «дети» же. А про то, что Славка водил пацанов в парк смотреть на «живого онаниста», все трое решили взрослым не рассказывать, постепенно плотно обрастая своими общими детскими тайнами, которые сплачивали их все ближе: тайное убежище за недостроенной школой, под разросшимися до земли и плотно укрывающими от посторонних глаз ветвями старой яблони; трехцветная кошка с тремя котятами, которых они подкармливали, наливая молоко в крышку от трехлитровой банки; совместное поедание кислых незрелых яблок, закончившееся для Коли с Толей расстройством желудка, а для Славки легким недоумением, потому что, как говорила его бабка, тот и ржавую раму от велосипеда в состоянии переварить; ну и наконец эпичный, но, слава богу, оставшийся на бумаге план захвата власти в классе путем свержения классного руководителя Алевтины Михайловны — истеричной, худой как палка, орущей по поводу и без повода. И все это время Славка не мог решить, на кого ему больше всего смотреть хочется: на Толю, который постоянно ручку грыз, или на Колю, мусолившего кончик галстука между губами. И от одного, и от другого глаз было не отвесть.

Тройка пацанов, где несомненное лидерство оставалось всегда за Славкой, благополучно пережила школу и перетекла в студенчество. Все трое поступили в педагогический, потому что это было единственное высшее учебное заведение в городе. Именно там Славка окончательно убедился в двух вещах: женский пол его не интересует, а вот Коля с Толей очень даже. Причем разделить их в своем сознании он так и не смог, и вопрос о том, кто из них лучше, оставался открытым. Славка так и следовал за ними молчаливой тенью-охранником, пока до него окончательно не дошло, что их двое, а он один. Нет, ничего не происходило и даже ничего не поменялось. Толя с Колей не стали смотреть друг на друга по-особенному, за ручки не держались. И вот это тщательное, опасливое дистанцирование на людях, и то, что смотрели они на кого угодно, только не друг на друга, и говорило Славке больше любых слов. Он даже не удивился. Они были в его понимании неразделимы: нежные, шелковые, изящные, в свои восемнадцать как по заказу не растерявшие детскости, сладости, головокружительной, почти эльфийской прозрачности. У них обоих и щетина-то не росла, так, мягкий кашемир на щеках. Запястья узкие, стопы игрушечные. Они и снились Славке всегда вдвоем, в расплавленных карамельных снах, обнаженные, перевитые замысловатыми золотыми цепочками, переливающимися на светящейся коже, звеня колокольчиками на птичье-тонких лодыжках. И каждый раз во сне Славка не знал, на кого смотреть: на Толю или на Колю. На обоих хотелось. Так и жил в раздумьях, которые ни к чему не приводили, да под звон несуществующих колокольчиков в ушах. Хотя внешне все было пристойно.

На Славкин двадцатый день рождения решили выбраться на рыбалку. По-настоящему: с палаткой-ночевкой, костром, запеченной рыбой вместо торта со свечками. По-мужски, без женского пола. На отцовской моторке ушли на тихий рукав-приток, чтобы заночевать и с утра половить окуньков. Славка отобрал у пацанов палатку, сам вбил колышки, пару донок с вечера закинул, сам за сушняком для костра вглубь от берега прогулялся, чтобы отвлечься. Ведь спать предстояло в одной палатке. А как спать-то, если у Толи с Колей давно все есть, а он не пойми кто, не пойми с каким статусом. Молчаливый, каменный истукан, вечный свидетель, которому ничего, кроме выжигающих к утру все на месте сердца снов, не остается. Он и к месту стоянки с охапкой сучьев приближался с опаской. Был уверен, что пацаны уже в палатку перебрались к его приходу и занимаются там всяким. Но те как ни в чем не бывало сумки разбирали. Помидорчики там, огурчики. У Толи с собой оказалось прихвачено вино, у Коли коньяк. Славка повеселел и с костром за считаные минуты управился. Коньячок лег мягко, душевно. За гитару Славка уверенной рукой взялся. Петь с детства был мастак. Только опять не знал, куда смотреть: то ли на Толю, то ли на Колю. Поэтому смотрел в никуда. В полыхающий поверх черной и белой макушек закат. Паузу делал только, чтобы еще коньяку глотнуть, и снова пел, будто остановиться боялся. Толя с Колей не перебивали. Толя кулон замысловатый на шее теребил и время от времени зубами прихватывал, как ту ручку в шестом. Он весь всегда был увешан серебряными фенечками, камушками, бисером, переливался, позвякивал, манил. Коля, тот больше по коже, любил браслеты широкие, этнические на запястьях, перевитые шнурами, с вплетенными монетами старославянскими. Коля ничего не грыз, просто смотрел на Славку и молча улыбался. Славка эту улыбку не видел — чувствовал, и было не по себе. Оба, и Коля, и Толя, в отблесках костра были на себя не похожи — далекие, диковатые, словно две редкие птицы. Смотрели так, не иначе давно знали что-то про Славку такое, о чем тот и сам не догадывался. Славка от этого молчания еще больше дергался и все сильнее струны на гитаре терзал, пока летнее позднее солнце окончательно не зашло и не вымотался совсем.

— Пора, — ладонью на струнах песню оборвал и покраснел. — Спать пора… Вы идите, я тут приберусь.

И выдохнул с облегчением. Решение-то проще простого. Посидит еще, пока не заснут оба, и потихоньку в палатку третьим с бочка приткнется. Пацаны молча покивали, и друг за другом в палатку нырнули. Секундой позже фонарик зажегся, превращая обычную палатку в дивный шатер. Оранжевый купол засветился, преображаясь для Славки в сказочный фонарь, на стенах которого, как в театре теней, четко и ясно Колин силуэт потянул с Толиного футболку. Звякнули цепочки. Рассыпало по безветренному замершему берегу вдоль кромки реки тихий смех-колокольчик. Славка одной рукой стояк в джинсах сжал до боли, чтобы хоть слегка охолонуть, другой коньяк нащупал и сбежал к воде — донку проверить. Однако пошел в другом направлении. Шел долго, цепляясь в темноте за коряги. На волшебный фонарь-палатку не оглядывался. Роздыху себе не давал. Дальше шел. Пока русло не вильнуло и по берегу ивняк стеной не встал. Вот тогда присел прямо на песок, а потом и вовсе лег. В мозгах коньячно шумело, звезды в поднебесье дрожали и качались, песок тепло дневное отдавал. Казалось бы, вот она жизнь — хорошо же. Живи да радуйся. Счастье совсем рядом. Да только не ему. Как та машинка, которую в детстве не его отец ему привез из загранки. Пацаны его совсем рядом, Толя и Коля. Гибкие, обнаженные, цепочками и браслетами увешенные, манящие, жемчугом испарины по горячим телам украшенные. Но они вдвоем, а он один. А ему коньяк и звезды. Славка крепко зажмурился и еще раз глотнул горячего летнего солнца из бутылки, потом еще раз. Открыл веки, звезды круг над ним описали, пришлось снова глаза закрыть и упасть в мягкий колодец своего сна-морока, откуда его не первый год звали крошечные серебряные колокольчики.

Открыл глаза, напрягся. Лопатки от песка оторвал, словно это слышать помогало. Песок под ним остыл. Звезды легкой вуалью облаков заволокло. Тишина кругом, и лишь тонкий хрустальный след колокольчика в ушах. Славка головой тряхнул, окончательно просыпаясь. Сел, руки на колени опер. Ногой пустую бутылку отпихнул. Сам себе хмыкнул — опять снилось — и обмер. Колокольчик в тишине нежно-переливчато манил. Звал к себе. Как раз в аккурат оттуда, где за песчаной косой волшебный фонарь-палатка остался.

Славка медленно встал и побрел обратно. Шел на тонкий зов, чутко ловя звук ухом. Иногда останавливался, но стоило замереть, колокольчик настойчиво принимался подманивать его, искушать.

Палатку он завидел не сразу. Фонарь, окрашивающий в волшебно-теплое оранжевое, уже погас, и все же Славку там ждали — зов колокольчика стал яснее, настойчивее. Не оставлял шанса повернуть или передумать. Славка откинул полог, скользнул в теплую, живую, дышащую темноту и ослеп: сюда не проникали ни отблеск реки, ни мягкое, жемчужно окрашенное сбоку луной небо. Славка полез было за телефоном, подсветить себе, но замер. Темнота в палатке затаилась. Не было слышно ровного сонного дыхания, ни шороха, ни других звуков. Темнота Славку ждала, и, пока он соображал, как и где ему лечь, вдруг заарканила за ворот майки и мягко потянула к себе.

Огромный надувной матрас, на котором спать собирались, под ладонью прогнуло, и Славка от неожиданности потерял равновесие. И тут же уткнулся носом во что-то теплое, живое, сдержанно охнувшее. Ладонь нашарила мягкое, шелковое. Пушистым одуванчиком волос щекотнуло ладонь — Коля. Славка завозился, чтобы встать, но его вмиг спеленало кольцом рук на шее и ног на бедрах, заставило замереть.

— Тсс-с-с… — дыханием виска коснулось. Губами по щеке мазнуло. Потерлось пахом по-кошачьи, вздохнуло.

«А как же Толя?» — мелькнуло в мыслях у Славки и пропало, потому что губы сами тянулись поцеловать, прикусить, смять, зализать, заласкать и занежить.

Коля выдохнул довольно в поцелуй, выгнулся под Славкой, прохладными ладонями в печной ад под футболку залез. Да не сонно, а сознательно. Руки по моментально взмокшей спине до шеи пролетели, к себе плотнее притиснули, чтоб целовать удобнее. Славка поплыл и, когда ладони обратно по спине вниз прошлись и под джинсы с бельем скользнули, уже не протестовал, ни о чем не думал, а только мычал согласно, когда ягодицы сжали требовательно. Сам тем временем выцеловывал основательно шею, тонкие ключицы, кадык и зарывался носом в теплую впадинку под ухом.

Когда что-то первый раз спину тронуло, даже не понял, что к чему, мало ли, паутинка какая, только лопатками повел. Лишь со второго раза сообразил, что его влажными мягкими губами темнота сзади касается. Вздрогнул, соляным столбом застыл.

— Тсс-с-с… — качнулась за ним темнота и жадно обвела языком верхний позвонок.

«Толя…» — выдохнул Славка облегченно. Пазл сложился. Толя тем временем притерся грудью к спине, холодными ручейками цепочки с кулонами разлил. Руки на грудь запустил и за соски принялся. Пощипывал, выкручивал, пока Коля Славкин рот вылизывал по-животному. Толя же, выбив из Славки довольный хриплый стон, скользнул холодными ладонями по моментально поджавшемуся животу и с пряжкой джинсов завозился. Звякнуло металлом и посвободнее стало — член выпружинило наружу. Чьи-то пальцы (Толи? Коли?) по стволу прошлись, под яйца подхватили. Потом завозилось все, в движение пришло, из-под рук вниз утекло, дыханием головку опалило, и не успел Славка слово сказать, как налившуюся плоть обволокло влажным, жарким, нежным, да так, что он только замычал, так кайфово. Руками в матрас уперся, колени пошире расставил и прогнулся, погружаясь в горячее все глубже и глубже. Бедрами заработал, трахая прямо в жесткое, узкое, неподатливое горло. Коля, кажется, судорожно дернул глоткой, хрипанул и в Славкины половинки вцепился, разводя их сильно, и следом, как по приглашению, по открывшемуся анусу горячим влажным языком провели. «Толя…» — чуть не взвыл Славка. Язык прошелся по кругу, попытался внутрь ввинтиться, но Славка от неожиданности зажался весь. Даже пальцы на ногах поджал почему-то.

— Ну что ты… — ухо жарко шепотом опалило. Руки по бокам и спине огладили ласково, разминая, расслабляя. Губы у основания члена жестче сомкнулись, опустились до головки, выдаивая, Славка аж охнул и зад отклячил и под настырный жадный язык подставился, который принялся за него по-серьезному: вылизал анус основательно, по шву до яиц прошелся. Теперь Славку в два рта доводили до белого каления. Он уже потерялся кто где. Коля языком вокруг головки кружит, пошло чмокает, губами по стволу трется или Толя? Толя пальцами ягодицы раздвигает и к анусу присасывается губами жадно или Коля? А потом плюнул и понял, что без разницы. Подкатывало уже, размывало сознание, еще чуть-чуть и кончил бы, но тут как по команде губы исчезли и с пульсирующего члена, и с хлюпающего довольно ануса. Славка аж головой тряхнул. Что-то щелкнуло за спиной. По члену скользкими пальцами прошлись, пока (Коля? Толя?) снова под ним положение поменял. Славке даже делать ничего не надо было. Чья-то скользкая рука (Толя? Коля?) направила уверенно, и головку обхватило туго кольцом плотных мышц. Тут уж Славка не выдержал. Сгреб сам поперек груди того, кто под ним лежал (Колю? Толю?), и натянул на себя полностью. Бедра сами в движение пришли. Так, словно только и делал до этого, что с пацанами трахался. Стал вбиваться жадно, так, что тело под ним прогнуло и на каждом толчке хриплыми стонами отзывалось. Под веками золотые розы расцвели, в ушах колокольчик звенел. Еще немного, и разорвало бы на мелкие кусочки, но снова сверху между лопатками цепочки с кулонами потекли. Прижало настойчиво. Остановило. Кто-то (Толя? Коля?) снова половинки сильно растянул, захолодило воздухом влажное, вылизанное, и пока Славка соображал, что к чему, анус аккуратно растянуло пальцем. Славка дернулся было, но особо не подергаешься, когда сам по яйца в чужой заднице. Его потянуло ниже, выгнуло, подставило. На бедрах качнуло. Он опять скользнул членом в горячее и тугое, только теперь медленнее — палец в анусе дергаться резко не давал. Подавал бедрами плавно, можно сказать нежно, привыкал к тому, что сзади растягивает, давит. Палец в его анусе тем временем прокрутили, согнули, надавили куда-то и следом мощной волной прокатило от бедер. Славку прострелило первый раз, да так, что дышать перестал, только вбивался с хрипами в тугую дырку под ним, пока его собственный анус пульсировал и дергался на чужом пальце, ритмично выглаживающем. Он успел подумать, что в жизни так не кончал, даже под самую забористую порнуху, но тут стали накатывать волна за волной, сокращая и расслабляя все мышцы. Тело под ним выгнулось в ответной судороге, конец сжало так, что Славка спустил единой мощной струей в выдаивающий его анус. Захлебнулся воздухом и рухнул под довольные смешки и шепот (Коли? Толи?).

Потом вообще ничего не соображал. Повиновался, когда вертели в четыре руки. Сам на колени снова поднялся, сам в пояснице прогнулся. Ткнулся лицом в чей-то пах (Толин? Колин?) и губами обхватил напряженный ствол. По откляченной заднице звонко шлепнули, и анус растянуло пуще прежнего, но не пальцами, а горячим, упругим. Раздвинуло и натянуло его, Славку, всего. Проход жгло, саднило, но он только больше прогибался, привыкал и сильнее работал губами на члене, пока его сзади разминали, растягивали таким же точно членом. Чуть ослабило и снова растянуло. Отпустило и опять расперло основательно. Потом ритм выровнялся, анус раздался, боль отошла на второй план, простата запульсировала. Славка сам не заметил, как стал подмахивать и сам навстречу толкаться. И чем кайфовее ему было, тем жаднее и пошлее он сосал член, настойчиво трахающий его в рот. Мозги отключило. Его собственный член поддернуло к пупку, и теперь он влажно и пошло бился о живот при каждом толчке. Славка жадно чмокал губами на головке, ощущая на языке солоноватый вкус подступающего семени, и мычал. Кто-то сзади (Коля? Толя?) застонал низко и ускорился. Бился тяжелыми яйцами по Славке, шлепал бедрами по ягодицам. Член во рту окаменел и дернулся и как по команде сзади дернулись и замерли тоже, и Славка понял, что его накачивают спермой сразу с двух сторон. Рука сама метнулась к члену, сжала, прокрутила, и уши заполнил хрустальный звон колокольчика.

— Коля… Толя… — прошептал Славка, валясь на бок, и уплыл в сон. Снилось, что к нему прижимаются с обеих сторон разгоряченные влажные тела, сплетаются в один комок, греют, гладят успокаивающе, убаюкивают. Звенят колокольчиками на лодыжках…

Утром проснулся в пустой палатке, долго лежал, пялясь на потолок и ловя звуки снаружи. Вот кто-то засмеялся (Коля? Толя?), вот звякнул чайник на треноге над костром. Вот зазвенел нежно колокольчик. Славка встрепенулся и, неловко натянув джинсы, полез на волю.

Коля с Толей сидели у костра как ни в чем не бывало. Ветер мягко шевелил белобрысые легкие волосы на Колиной макушке и качал кулоны на шее Толи. И снова Славка не знал, на кого первого смотреть. Поэтому стал смотреть на реку. Туда, где на забытых на ночь донках звенели на все лады маленькие колокольчики. Вот оно как…

Толя с одного бока обнял, Коля с другого. Чьи-то губы в шею ткнулись, чья-то ладонь по груди прошлась.

— Я вас обоих люблю, — признался Славка абсолютно честно. — Вот ей-богу не знаю, кого больше, кого меньше!

— И не надо, — хмыкнул кто-то в ухо (Коля? Толя?), — ни больше ни меньше. Так, как сейчас, в самый раз…

И рассыпалось с обеих сторон в уши смехом-колокольчиком…