Тщеславие [Амели Фишер] (fb2) читать онлайн

Тщеславие

Переводчики: Людмила Томилева и Ольга Раковец (пролог — 21 глава),

Юлия Цветкова (с 22 главы)

Редакторы: Александра Одинцова и Шевчук Дарья (пролог — 21 глава)

Вычитка: Амира Албакова

Обложка: Екатерина Белобородова

Оформитель: Юлия Цветкова

Пролог

Тщеславие — изнурительный недостаток. Ты так поглощен собой, что, сам того не понимая, способен любить только себя, ни для кого другого уже не остается места. И это очень печально. Ты даже не понимаешь, что теряешь. Ты никогда не познаешь настоящую любовь, а твоя жизнь пройдет мимо.

Но однажды ты прозреешь.

Моргнешь, и туман рассеется. Ты увидишь вместо былой красавицы седые волосы и морщинистую кожу. И тогда начнешь отчаянно оглядываться по сторонам в надежде найти тех, кто пред тобой преклонялся, но обнаружишь лишь пустые фоторамки.

Глава 1

После выпускного прошло шесть недель, Джерика нет в живых три из них. Вы подумаете, что из-за этого мы должны взять передышку от дурных привычек, но это не так.

Я склонилась, чтобы втянуть дорожку кокса передо мной.

— Брент сегодня выглядит соблазнительно, не так ли? — спросила я Саванну, или Сав, как я ее называю, когда поднимала голову и вытирала нос.

Саванна оторвала свои стеклянные глаза от кетамина, ее голова моталась из стороны в сторону.

— Да, — она лениво глотала слова, — сегодня он выглядит горячо.

Ее стеклянные глаза на мгновение оживились, но лишь слегка.

— А что?

— Решаю, стоит ли поприветствовать его.

Я гадко улыбаюсь своей псевдо-лучшей подруге, и она отвечает мне блуждающей улыбкой.

— Ты такая сучка, — поддразнила она, покалывая мою загорелую ногу своим идеально наманикюренным ногтем, — Али никогда не простит тебя за это.

— О, она простит, — сказала я, поднимаясь и поправляя свою юбку-карандаш.

Я никогда не носила очень открытых вещей, потому что мой отец просто убил бы меня, но тем не менее это не мешало мне выбирать вещи, от которых у парней текли слюнки. Все, что я выбирала было максимально облегающим, потому что мое тело было создано для этого и потому что это всегда давало мне то, чего я хочу. Мне нравилось, когда парни пялились на меня. Мне нравилось, когда они хотели меня. Я чувствовала себя властной.

— Откуда ты знаешь? — спросила Сав, качая головой назад и вперед на спинке кожаного дивана в кабинете своего отца.

Никому не позволялось входить в эту комнату, независимо от того проходила вечеринка или нет, но нам было все равно. Родители Сав уехали в Италию, поддавшись внезапному порыву, и оставили дом на выходные в качестве нашей «Норы», как мы ее прозвали.

«Нора» была кодовым названием для любого места, где бы мы ни захотели «отсидеться» на выходных. Компания моих друзей, не побоюсь прозвучать пафосно, была богата. И это еще мягко сказано. Мы были отвратительны, когда поддразнивали друг друга в двусмысленном, да и в любом другом значении этого слова.

Чей-то дом был всегда открыт на выходные, потому что наши родители часто путешествовали, особенно мои. Фактически почти каждые вторые выходные вечеринка проходила у меня дома. Но я правила балом отнюдь не поэтому. И даже не потому, что я была самой богатой. Мой отец был только четвертым в этом списке. Нет, я правила, потому что была самой горячей.

Как вы уже заметили, я одна из самых красивых девушек. На самом деле это звучит ужасно эксцентрично, и мне следовало бы вам все объяснить, но тем не менее, — это правда. Я прекрасна, и это никак не связано с моим завышенным чувством собственного достоинства, хотя и это играло значительную роль.

Это просто очевидно, когда я смотрю на себя в зеркало. Но более очевидно это становится, когда я вижу, как другие люди относятся ко мне. Я управляю этим курятником, потому что я самая желанная для всех парней, и именно по этой причине все девчонки хотят быть моими подругами.

— Откуда ты знаешь? — спросила она снова, взволнованная тем, что я до сих пор не ответила.

Это заставило мою кровь вскипеть.

— Перестань, Сав, — потребовала я. Она забыла, кем я являюсь, и мне следовало напомнить ей об этом.

— Прости, — сказала она застенчиво, немного погружаясь в себя.

— Я знаю, потому что они всегда прощают. Кроме того, когда я заканчиваю с их парнями, то возвращаю их назад. Я делаю им одолжение.

— Поверь мне, — сказала она, тихо отвернувшись к стене, — они не рассматривают это как одолжение.

— Это из-за Брока, Сав? — Я раздражалась. — Господи, ты такое плаксивое отродье. Если он так легко изменил тебе, то он того не стоит. Рассматривай это как помощь.

— Да, наверно ты права, — признала она, но не звучала достаточно убежденной. — Ты спасла меня, Соф.

— Не стоит благодарности, Сав, — мило ответила я и похлопала ее по голове. — А сейчас я удаляюсь, чтобы найти Брента.

Я встала напротив зеркала, что висело над столом ее отца, и оглядела себя.

Длинные, шелковистые, прямые каштановые волосы до локтей. У меня были натуральные светлые пряди по всей длине. Недавно я постригла себе челку так, что теперь она падала мне прямо на лоб. Я растрепала ее, чтобы она мягко легла на мои брови. Рассматривая ее, я почувствовала, как кровь начала закипать.

Большинство девушек на похоронах Джерика внезапно оказались с такой же стрижкой, и это меня жутко вывело из себя. Господи! Осознайте уже, тупицы. Вы никогда не будете выглядеть также, как я. Я сморщила губки и нанесла на них немного блеска. Они были достаточно полными и розовыми, чтобы не красить их слишком сильно.

Моя кожа была загорелой, потому что после выпуска я много времени проводила у бассейна, и взяла себе на заметку: побольше времени проводить в помещении. Тебе не нужны морщины, Соф. Мои светлые, золотистые глаза были цвета янтаря, и они были идеальны, однако я все же решила немного подкрасить ресницы. Я делала это только чтобы сделать их темнее, а не из-за того, что они были недостаточно длинными. Как я уже сказала, я была практически безупречна.

— Он не поймет, что в него попало, — сказала я своему отражению. Сав подумала, что я говорю с ней и я закатила глаза, когда она ответила.

— Ты играешь в дурацкие игры, Софи Прайс.

— Знаю, — призналась я, поворачиваясь в ее направлении с дьявольским выражением на безупречном лице.

Я покинула комнату. Когда я проходила через толпы людей, стоящих у стен коридора, который вел из фойе к огромной гостиной, то слышала привычный свист и игнорировала его со всей силой кокетливого шарма, который был моей сильной стороной. Я была королевой утонченности. Я могла играть с парнем, как скрипач на своей скрипке. Я была мастером своего дела.

— Мальчики, могу я предложить вам что-нибудь? — спросила я, появляясь перед элитной группой красавчиков, которая включала в себя Брента Али.

— Все превосходно, детка, — пофлиртовал со мной Грэхем, словно я когда-либо удостою его внимания.

— По тебе видно, Грэхем, — ответила я, подавляя желание закатить глаза.

— Раз уж ты так мило предлагаешь, Соф, — сказал Спенсер, — Думаю, нам всем не помешает новый раунд.

— Конечно, — ответила, делая небольшой реверанс и заманчиво улыбаясь. Я специально повернулась, чтобы пойти к бару. Сделала я это по двум причинам. Во-первых, чтобы они посмотрели на мой зад. Во-вторых, чтобы они поверили, что я только что придумала свой следующий ход. Я быстро повернулась и обнаружила, что они все смотрят, особенно Брент. Бинго. — Мне понадобится помощь, чтобы принести все.

— Я пойду! — закричали они одновременно, галдя как стадо животных друг перед другом.

— Давайте я выберу? — предложила я. И обошла стадо, пробегая рукой по их плечам, пока проходила мимо. Спенсер заметно задрожал. Очко, Соф.

— Раз, два, три, четыре, — сказала я, останавливаясь на Бренте. Я провела пальчиками по линии его горла и заметила, как он тяжело сглотнул.

— Поможешь мне, Брент? — вежливо спросила я, не флиртуя.

— О, конечно, — сказал он, ставя свой стакан.

Я взяла его под руку, когда мы шли к бару.

— Как дела у вас с Али? — спросила я.

— Что? — Он уставился на меня, не поняв ни слова.

Именно.

Через три часа Брент был моим. Мы закончили, распластанные на античном турецком ковре в спальне родителей Сав с языками друг у друга во рту. Он бросил меня под себя и жадно поцеловал мою шею, но внезапно остановился.

— Софи, — сексуально выдохнул он мне в ухо.

— Да, Брент? — спросила я, в экстазе от того, что получила желаемое.

Он сел и уставился на меня, словно никогда раньше не видел. Я сладострастно улыбнулась ему в ответ, проводя языком по левому клыку.

— Господи, — сказал он и провел трясущейся рукой по волосам. — Я такой идиот.

— Что? — спросила я, садясь от удивления.

— Я совершил ужасную ошибку, — ответил он, все еще располагаясь между моих ног.

Нет нужды говорить, как сильно это меня ужалило. — Я слишком много выпил, — сказал Брент, качая головой. — Мне жаль, Софи. То, что ты самая потрясающая девушка, которую я встречал, затуманило мои суждения. Я совершил ужасную ошибку.

В этот самый момент мы услышали, как Али звала Брента в зале, и он напрягся, его глаза расширились. Я могла только улыбнуться внутри тому, что сейчас произойдет. До того, как у него был бы шанс отреагировать на ее зов, она зашла в комнату.

— Брент? — Она видела наше положение и осознание, которое я видела прежде в других, было явно написано на ее лице. Она не собиралась ругаться с ним.

— Извините, — сказала Али вежливо, как будто я не находилась в компрометирующем положении на полу с ее парнем. Она такая жалкая, подумала я. Девушка закрыла дверь.

Мы слышали, как она бежала к лестнице, несомненно, к Сав. Сав придется притвориться, что она понятия не имела.

Он вскочил на ноги, оставляя меня на ковре, и сразу побежал за ней. Ну, это — впервые, подумала я про себя. Обычно они сразу возвращались к делу, но я предполагаю, что мы зашли недостаточно далеко. Да, Соф, именно поэтому он оставил тебя лежащей здесь, полураздетой, догоняя свою девушку.

Я не обратила внимания на собственный идиотизм и встала.

Прошла в ванную родителей Сав и нагнулась над стороной ее мамы у двойной раковины. Я привела в порядок свои вставшие дыбом волосы и провела ноготком по краю нижней губы, убирая пятна от блеска.

Заправила облегающую черно-белую шелковую блузку обратно

в юбку-карандаш и уставилась на себя.

Одинокая слеза побежала по щеке, и я поморщилась. Не сейчас. Я была своим худшим врагом. Это было моей секретной слабостью. Отказ. Отказ любого рода. Я ненавидела это больше всего.

— Ты слишком красива, чтобы быть отвергнутой, — проговорила я отражению перед собой, но слезы не останавливались.

Я включила кран и плеснула немного воды на лицо прежде, чем достать маленький пакетик кокса. Я возилась с небольшим пластмассовым пакетиком, высыпая его на мраморную стойку и проклиная беспорядок, который наделала.

Я старалась чем-то выровнять полоску кокса. Наконец наткнувшись на аптечку отца Сав, я удалила лезвие из старомодной бритвы и сделала линии.

Я вспомнила, что ее мама держала небольшую кучу бумаг для принтера в своем столе в спальне, и пошла прямо туда, скручивая бумагу в маленькую трубку.

Слезы не останавливались, и я знала, что не в состоянии фыркнуть сопливым носом.

Я пошла в туалет родителей Саванны и оторвала немного туалетной бумаги, высморкнулась, затем смыла его. Я сильно ударила по слезам на моих щеках и склонилась над дозой кокса в то же время, когда ворвался полицейский, ловя меня прямо перед актом второй раз за ночь.

— Что Вы делаете? Руки за голову, — услышала низкий голос мужчины. Я вяло оторвалась от своей незаконченной дозы и посмотрела в зеркало. В отражении со мной был молодой, довольно горячий полицейский. Черт. Я уронила скатанную бумагу для принтера, которая пахла лавандой, и лениво поместила руки за голову.

— Повернитесь, — сказал он, теребя манжеты.

Я повернулась к нему лицом, и его глаза расширились при виде меня. Он немного запнулся, подходя ко мне. Парень медленно опустил мою правую руку вниз, потом левую и сглотнул, как Брент ранее. Ясно.

— Как тебя зовут? — прошептала я, его лицо в нескольких дюймах от моего. Beats Antique’s Dope Crunk громко заиграло внизу. Неудивительно, что я не услышала, как они вошли.

— Это не Ваше дело, — сказал он, но колебание в его голосе говорило мне о том, что он хотел бы, чтобы это было моим делом.

— Я — Софи, — сказала я ему, когда он защелкнул наручник на моем запястье.

Прищурившись, он продолжал смотреть на меня, но его взгляд упал на мою грудь, а затем обратно.

— П-приятно познакомиться, Софи.

— Мне тоже приятно познакомиться с Вами… — я остановилась, ожидая его имени.

— Что ты делаешь? — он бросил взгляд через плечо, несомненно обеспокоенный тем, что офицеры могут присоединиться к нам.

— Ничего. Вот тебе крест. — Вынув свою свободную руку из его, я пересекла сердце, которое как оказалось было на грани раскола. Его взгляд упал вниз, и он начал тяжело дышать.

— Кейси, — сказал он мне.

— Кейси, — сказала я хрипло, проверяя его имя. Он боролся с вялой улыбкой, очевидно, ему понравилось то, как я произнесла его, и я улыбнулась.

— Д-дай мне свою руку, — сказал он.

Я сразу дала ему свободную руку. Он взял ее и соединил с другой.

— Теперь я вся связанная, Кейси, — прошептала я, поднимая руки, сжатые в кулаки, когда он закрыл глаза, двигаясь немного вперед.

— Иди со мной, — сказал он, потянув меня из-за стойки. Его глаза мельком взглянули на линии кокса, и он покачал головой. — Почему ты принимаешь это дерьмо?

— Потому что от него хорошо, — сказала я ему, поворачиваясь в его сторону и обольстительно пробегая языком вдоль верхних зубов.

— Совсем нет, — сказал он, — я посажу тебя за это.

— Как хочешь, — сказала я ему, пожав плечами. — Было бы хорошо, — я наклонилась вперед и напела ему на ухо.

— Уверен, — сказал он. Я могла видеть удивление на его лице от своего неожиданного и искреннего ответа и решила уцепиться за это.

— Держу пари, если бы ты приковал меня наручниками к бару, как раз за той дверью, я была бы тихой, как мышь, пока ты не вернешься за мной.

— Стоп, — Он задержал дыхание и только сейчас выдохнул.

— Сколько тебе, Кейси? — поинтересовалась я, наклоняясь к нему.

— Двад-двадцать два, — он заикался.

— Ха, мне как раз недавно исполнилось двадцать два, — я солгала.

Он посмотрел прямо в мои глаза и остановился.

— Неужели? — спросил он, скептичный, все же неосторожно наклонившись ко мне. Гримаса, которая была на его лице прежде, превратилась в небольшую усмешку. Скрепи сделку, Софи.

— Мммм, — Я сильно приблизилась к нему, моя грудь прижалась к его.

Я неуверенно поцеловала его шею, прекрасно понимая, что, если бы он захотел, он мог бы отправить меня за решетку.

Я просто не могла попасть в тюрьму. Снова. Я уже была там однажды, когда умер Джерик, и судья сказала мне, если я снова появлюсь в зале суда, то мне конец. Это стоило того, чтобы рискнуть.

— Господи, — пробормотал он.

Я просунула пальцы в петлю его ремня и притянула парня ближе к себе. Он отчаянно схватил мое лицо и поцеловал так, словно умирал. Какой дилетант, подумала я. Слава Богу, он был неразговорчив. Его руки схватили мое лицо — он был абсолютно лишен изящества. Если бы парень не был настолько сексуален, я не думаю, что смогла бы закончить эту игру.

— Офицер Фрателли! — мы услышали крик, и он прервал поцелуй. — Фрателли!

— Я-я здесь наверху, — сказал Кейси, взволнованный. Он поправился и вытер губы.

— Освободи меня, — попросила я почти в панике.

— Я не могу, — сказал он.

— Конечно, ты можешь, Кейси. Сделай это, и я вознагражу тебя.

Он застонал, но посмотрел на меня виновато.

— Когда выберешься, найди меня, — сказал он тихо, поскольку другой офицер вошел в комнату.

— Я проверил остальные комнаты наверху, — сказал Кейси, как будто он не целовал меня только что. — Здесь только она.

— Прекрасно, — сказал старший офицер. Я думала, что он собирался уходить, но вместо этого зашел и исследовал ванную. — Что, черт возьми, это такое? — спросил он Кейси.

— Что? — спросил парень.

— Это, — сказал старший офицер, показывая на дозу кокса.

— Э-э, да, она пыталась принять дозу, когда я нашел ее, — сказал Кейси своему начальнику.

Черт.

— Я запакую это, — сказал мужчина и махнул Кейси.

— Мне жаль, — сказал Кейси, когда мы вышли из комнаты. — Я должен был сказать ему. Он узнал бы, что я врал.

— Все хорошо, Кейси, — сказала я сладко. Я поцеловала его в губы, потом игриво прикусила его губу. — Это была бы лучшая поездка в твоей жизни, — прошептала я.

Его глаза расширились.

— Подожди, что? Мы все еще сможем увидеть друг друга, — В голосе Кейси слышались нотки отчаяния.

— Конечно сможем, — опять солгала я.

— Я не собирался говорить ему о наркотиках, — сказал он снова, его голос дрожал. — Я планировал предъявить только за вечеринку. Ты бы получила мелкий штраф.

— Я знаю, сладкий, — сказала ему, — но ты все же испортил дело.

Кейси вел меня вниз по вьющейся лестнице, и казалось будто время остановилось. Все мои друзья в наручниках смотрели на меня, пока я спускалась.

Я очаровательно улыбнулась им, и они почти сжались в моем присутствии. Я принесла кокаин, и моя улыбка дала им знать, что, если бы они сдали меня, они бы все пошли ко дну со мной. Если они завизжат как свиньи, я испорчу их жизни. В моем мире есть тонкая грань между другом и врагом.

Кейси посадил меня на заднее сиденье полицейской машины и пристегнул.

— Скажи мне, — тихо сказала я ему в ухо, — в чем именно меня обвиняют?

— Сержант, вероятно, обвинит тебя в употреблении наркотиков, но, если это твое первое нарушение, ты сможешь легко отделаться.

— А если нет?

— Что, нет? — спросил он, оглядываясь через плечо.

— Если это не первое мое нарушение.

— Черт. Если это не так, то я ничего не могу сделать для тебя.

— Ну, тогда я тоже не могу ничего для тебя сделать, — произнесла я холодно, весь пыл моего обольщения испарился, будто опустили в ведро с холодной водой или нажали на выключатель. Рот Кейси расширился, и, возможно, он понял, что им воспользовались. Я отвернулась от него, сделав свой ход.

Кейси сел на переднее сиденье, и я видела через зеркало заднего вида, что его лицо стало красным от унижения и очевидного разочарования в себе из-за того, что он поддался на мою игру. Он вставил ключ в замок зажигания и повез меня в участок.

Меня вызвали, привлекли к суду и обыскали. Я насмехалась над женщинами, которые должны были обыскать меня прежде, чем посадить в камеру. Быть раздетой какой-то женщиной не было тем, что я планировала на вечер. Они смотрели на меня свысока, зная в чем я обвинялась, будто они были чем-то лучше меня.

— Мое белье, вероятно, стоит больше, чем весь Ваш гардероб, — сказала я маленькой коренастой женщине, которая смотрела на меня с презрением.

Она смогла только покачать головой.

— Ну, это прекрасно подойдет к Вашему новому гардеробу, — сказала темноволосая, вручая мне ярко-оранжевый комбинезон.

Это заставило обеих женщин засмеяться. Я залезла в отвратительный комбинезон, и они повели меня в камеру.

В камере меня всю начало трясти. Хотя я привыкла к этой части. Я нюхала кокс только на выходных. В отличие от большинства других моих знакомых, у меня было достаточно самообладания, чтобы заниматься этим только на выходных. Этого было как раз достаточно, чтобы заглушить те паршивые недели, когда мои отец и мать забывали про меня.

Странно, но мои родители были единственными из тех, кого я знала, кто женился и все еще состоял в браке. Конечно, моя мама была на пятнадцать лет моложе отца, я уверена, что именно это и помогло сохраниться их браку, и еще тот факт, что она обладала потрясающей фигурой.

Если бы вы сфотографировали ее до и после, то не смогли бы увидеть разницу, и она действительно подарила бы вам эти невероятные гены. Это было почти единственной вещью, которую моя мать потрудилась передать мне.

Родители были так поглощены собой, что вряд ли они вспоминали обо мне. Я родилась только по одной-единственной причине. Это, как ожидали мои родители, создало впечатление семьи.

Моя мама была «домохозяйкой», и я использую этот термин в самом широком смысле. Отец был основателем и генеральным директором конгломерата электроники, а именно компьютеров и программного обеспечения. Его компания была основана в Силиконовой долине, но когда он женился на моей матери-золотоискательнице, она настояла на Лос-Анджелесе, так что ему пришлось летать туда на самолете компании, когда это было необходимо.

Можно было с уверенностью сказать, что один, если не два или три, продукта, выпускаемых моим отцом, были в каждом американском доме. Каждый месяц я получала пять тысяч долларов в качестве карманных денег, если мои оценки в школе были в порядке, и это примерно приравнивалось к тому, сколько благодарностей я получала от родителей.

Я закончила школу, что означало: в моем распоряжении четыре года, чтобы заработать что-то вроде ученой степени, а потом съехать. Я также, как и раньше, буду получать ежемесячные карманные деньги в размере двадцати тысяч, но сначала мне следовало получить степень. В двух словах, в этом был весь мой отец.

— Соблюдай внешний вид, Софи Прайс, и я тебя щедро вознагражу, — сказал мне мой отец в пятнадцать лет.

Это являлось непрерывной мантрой в моем доме, которая произносилась обычно перед обедом раз в неделю. И я обязана была следовать ей, когда отец приглашал в гости конкурентов, чьи компании он хотел выкупить или политического чиновника, к которому он желал втереться в доверие. Все, что я должна была делать: одеваться сдержанно и говорить только тогда, когда мне будет позволено.

Робость была фарсом. Если я выглядела милой и уступчивой, то отец производил впечатление человека, который знал, как управлять домом и многонациональным, многомиллиардным бизнесом. Если я делала это, то получала бы миленькую премию в размере тысячи долларов. Я была сотрудником, а не ребенком.

— Софи Прайс, — кто-то закричал из-за большой стальной двери моей камеры. Я могла только разглядеть лицо молодого полицейского в маленьком окне. Дверь открылась с оглушительным стуком. — Вас выпустили под залог.

— Наконец-то, — фыркнула я.

Когда меня освободили, я встала у стойки и стала ждать, когда мне вернут вещи, в которых я приехала.

— Одна пара обуви, одна юбка, пара чулок, одни… — начал парень, но посмотрел на одежду с непониманием.

— Подвязки, — пояснила я. — Это подвязки. Господи, просто дай их мне, — сказала я, хватая их из его рук.

Он небрежно толкнул остальную одежду в куче ко мне, и я почти закричала на него, потому что он обращался с вещами за десять тысяч долларов так, словно они были из Уолл-Март.

— Вы можете переодеться там, — сказал он, указывая на маленькую дверь.

Ванная была маленькой и мне пришлось положить вещи на отвратительную раковину.

— По-моему, это место больше похоже на печку, — рассеянно произнесла я.

Я не надела чулки, вернула свой смешной комбинезон и вошла в вестибюль.

Омерзительные, грязные мужчины сидели, ожидая заключенного дурака, которого они потрудились выпустить под залог. Они следили за мной с похабными пристальными взглядами, а я могла только свирепо смотреть на них, слишком усталая, чтобы высказать им свое мнение.

Солнце только что село, и рядом со стеклянной входной дверью я разглядела силуэт единственного человека, который мог прийти и спасти меня.

Более 6 футов высотой, настолько худой, что его кости торчали на лице, но со стильными длинными волосами, напоминающими тысяча девятьсот тридцатые, одетый в подогнанный итальянский костюм, стоял Пэмбрук.

— Привет, Пэмбрук, — приветствовала я его язвительно. — Вижу мой отец был слишком занят, чтобы приехать самому.

— Ах, я тоже рад тебя видеть, Софи.

— Прекрати снисхождение, — я усмехнулась.

— О, нет. Это важнейший момент за всю мою неделю — спасти тебя из Богом забытой ямы с бактериями. — Он оглядел меня с сожалением. — Думаю, мне в любом случае придется почистить свой салон.

— Ты такой умный, Пембрук.

— Я знаю, — сказал он коротко. — Комментируя твое предыдущее замечание, твой отец был слишком занят, чтобы вытащить тебя. Он не хочет, чтобы ты знала, как сильно он разочарован.

Пембрук остановился и стиснул зубы, перед тем как открыл пассажирскую дверь для меня. — Вы, юная леди, катастрофически не осознаете серьезность этого обвинения.

— Вы блестящий адвокат, Пэмбрук, с миллионами в Вашем распоряжении, — сказала я, садясь в его Мерседес.

Он обошел переднюю часть автомобиля и сел на водительское сиденье.

— Софи, — сказал он мягко, перед тем как включить зажигание. — В мире не хватит денег, чтобы помочь тебе, если судья Рейнхольд председательствует на твоем деле.

— Езжай, Пэмбрук, — потребовала я, игнорируя его предупреждение.

Он вытащит меня, подумала я.

Мой дом, или я должна сказать, дом моего отца, был построен за год до моего рождения, но с тех пор был отремонтирован снаружи и внутри, поэтому, хотя я выросла в этом доме, он едва напоминал мне о чем-либо, связанным с детством.

Он был фантастически большим, располагаясь на трех акрах в Беверли-Хилз, в Калифорнии.

Это был впечатляющий французский замок, больше, чем двадцать восемь тысяч квадратных футов. Я располагалась в левом крыле, родители в правом.

Я могла целыми днями не видеть их, только получать сообщения при необходимости, обычно оповещающие меня о том, что мне требовалось прийти на обед и это, как правило, было в записке, доставленной кем-либо из персонала.

У меня была няня до четырнадцати лет, когда я уволила ее за попытки дисциплинировать меня. Мои родители не знали, что со мной делать в течение нескольких месяцев и решили, что я способна самостоятельно заботиться о себе и больше никогда не пытались изменить этого.

Cвобода. Абсолютно никаких ограничений. Я посвятила себя всему тому, чего хотела. Все желания я исполнила. Я ничего не хотела.

За исключением внимания.

И я получила его, признаю, не самыми правильными методами. Не хочу Вам врать, это было приятно… в некотором смысле. Я была довольно несдержанной со своим временем и телом. Я не отличалась от большинства девушек, которых знала.

Хорошо, за исключением того факта, что я выглядела лучше, но зачем обсуждать решенный вопрос? Единственное различие между ними и мной было в том, что я оставляла им желать лучшего. Я использовала много, много, много парней и бросала их, списывая со счетов, как ни странно, так же как они поступали со многими другими девчонками до меня.

Именно это и было для них искушением. Я угощала их лишь проблеском всего моего аромата, и они пробовали меня так, будто пили абсент. Так они попадали на крючок к la fée verte, как меня обычно называли. Я была «зеленой феей». Я прилетала в твою жизнь, показывала тебе, насколько хорошо находиться в экстазе, а потом оставляла, полностью зависимого от меня. Я делала это для веселья, черт бы его побрал, ради внимания. Я хотела быть желанной. И все, что я хочу знать: хотели ли они меня? Хоть когда-нибудь…?

Глава 2

Пэмбрук проехал по дорожке роскошного имения, вымощенной булыжником.

— Высади у служебного входа, — я хотела избежать столкновения с папой, если это возможно.

Он фыркнул.

— Мне нужно увидеть твоего отца.

— Ох, — произнесла я.

У Пэмбрука было свое собственное парковочное место на автостоянке среди двадцати таких же мест для машин, потому что он довольно часто посещал наш дом. Как бы тяжело мне ни было говорить такое, но Пэмбрук был мне вроде дяди.

Всякий раз, когда я заполняла документы для посещения врачей, так как считалось ниже нашего достоинства ходить к ним на прием, под пунктом «с кем мы должны выходить на связь в случае чрезвычайной ситуации», я всегда, всегда, всегда указывала Пэмбрука.

Он был единственным, на кого я могла положиться. Он был юристом моего отца и единственным взрослым, кого интересовало, что я делала в этой жизни. Это был Пэмбрук.

Пэмбрук был англичанином, но жил в Америке почти тридцать лет. Он специализировался в международном праве и вытаскивал меня из законных размолвок. Высотой в шесть футов три дюйма, он был худым и выглядел почти анорексично.

Я могла бы предположить, что на нем не было ни грамма жира за всю жизнь. Его щеки были немного опущены, и он напоминал мне редких, изможденных, готических созданий, которые посещали вместе со мной подготовительную школу, но его вид был естественным.

Я предполагаю, что именно это и являлось его запугивающей особенностью, как юриста.

Кажется, он пользовался ею, когда это было возможно. Также я полагала, что он был девственником. Потому что он жил и дышал своей работой. Более того, я даже не могу представить себе хоть одну женщину, которая пожалела бы бедного мужчину.

Хотя, с другой стороны, он был богат. А вообще, кто я такая, чтобы судить его?

— Пэмбрук, где ты останавливаешься, когда возвращаешься в Лондон? — спросила я, внезапно мне стало интересно, что произошло, когда он уехал оттуда.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты странная.

— Пэмбрук, ответь мне.

Он закатил глаза.

— Я навещаю свою сестру и ее семью.

Я пыталась скрыть свое потрясение, но это плохо получалось.

— У тебя есть сестра? — спросила я с недоверием.

— Неужели это так сложно представить, ненормальная девушка?

— Я полностью не уверена, Пэмми. Не могу представить твою женскую версию. Как она выглядит? Еще одно вдохновение героя Брема Стокера?

Он саркастически посмотрел на меня.

— Какое проницательное наблюдение от того, кто не смог услышать воющую сирену неподалеку от своей недавней победы.

— В точку, Пэмми. В точку.

— Тебе нужна помощь, — сказал он больше себе, чем мне.

— Со мной все в порядке, — гравий захрустел под нашими ногами.

— Очевидно, — добавил он с сарказмом.

Мы подошли к служебному входу, ближайшему к гаражу, и Пэмбрук открыл мне дверь.

Внутри был персонал. Джеральд, наш шеф-повар, стоял у одного гигантского Викинга, без сомнения экспериментируя с соусами, а остальные сидели в большой современной кухне.

В этой кухне, в отличие от нашей каждодневной, более личной, готовилась еда для официальных ужинов, и я знала, почему папа был по-настоящему разочарован во мне.

Я осмотрелась, удивляясь, почему они так медленно работали. Работники сидели, читая, слушая музыку или просто смотря в пространство. Я решила, что было еще слишком рано, чтобы выполнять подготовительную работу.

Они не обратили на меня внимания, потому что меня часто видели в это время, входящей в обитель отца. Я привыкла использовать служебный вход, чтобы добраться до своего крыла и избежать встречи с родителями.

Они ничего не сказали бы моему отцу так же, как и я. Это было невысказанным соглашением.

Все коротко взглянули на меня, но, когда их взгляды скользнули к фигуре позади меня, они начали шевелиться. Пэмбрука определенно не ждали, и я едва не рассмеялась.

— О, прекратите это непрерывное гудение, — сказал Пэмбрук, его руки были подняты над головой, придавая ему соблазнительный вид. Я ждала остроты, но их не было. — Успокойтесь, идиоты. Я не ваш босс, и меня не волнует, сидите вы с ножом в руке или с журналом. — Но работники продолжали, словно не слышали ни слова. — Ладно, — вздохнул он, указывая мне вперед.

— Продолжай, Джеральд, — сказала я, приветствуя шеф-повара. Он улыбнулся и помахал мне.

Джеральд был работником, которого я могла вытерпеть, скорее всего, потому что он был немым.

Когда мы зашли в невероятно большое фойе, я шагнула в сторону винтовой лестницы.

— Софи, — сказал Пэмбрук и я съежилась от страха. — Идем со мной.

— Ты не говорил, что мне нужно сопровождать тебя для встречи с отцом.

Это было очень странно, и мое сердце дико забилось в груди.

— Но и не говорил, что не нужно. Идем, — сказал Пэмбрук и пошел к кабинету моего папы, который был через несколько дверей на первом этаже в западном крыле. Он ждал, что я пойду за ним, и я так и сделала.

Тук. Тук. Костлявые пальцы Пэмбрука постучали по двери кабинета моего папы.

— Войдите, — послышался голос отца из-за двери.

Когда я зашла, он сидел, по уши зарывшись в бумагах и говорил по телефону.

— Нет! Сколько раз я тебе говорил?! Это недопустимо, Стефан! Я отказываюсь, отказываюсь признавать их отчаянные попытки победить. Скажи им, что предложение остается в силе до полуночи, когда срок истечет, предложения больше не будет! — Его закадычный друг согласился, и мой отец кратко кивнул, как будто мужчина мог видеть его, и сразу повесил трубку.

Он посмотрел на меня, и меня чуть не стошнило на ковер. Я боялась очень немногих вещей, но папа был на верхушке списка.

— А, — сказал он, выпивая в моем присутствии. — Вижу, ты жива.

Я кратко кивнула. Я стояла в дверном проеме, и Пэмми подтолкнул меня внутрь.

Перед тем как уставиться вперед, я оглянулась и бросила на него сердитый взгляд.

Пэмбрук был на грани смеха. Да пошел ты! Мне хотелось закричать, использовать пару фраз из жаргона его людей, но вместо этого я продолжила стоять с закрытым ртом, не желая злить и без того разъяренного дракона перед собой.

— Посмотрим, — сказал он, устраиваясь в своем скрипучем кожаном кресле и наполняя свою трубку. — Второе правонарушение, связанное с наркотиками, Софи Прайс. Я точно не уверен, как на этот раз собираюсь скрыть это от прессы. Кажется, у общественности есть своя работа. Я едва могу видеть тебя, так что буду краток. Сегодня вечером тебе необходимо присутствовать на официальном ужине. Думаю, ты немного поспишь, чтобы убрать эти отвратительные мешки под глазами, оденешься должным образом и развлечешь сына генерального директора Калико. Поняла?

— Да, сэр, — пропищала я.

— Точно? Развлечешь, я имею в виду, покажешь мальчику дом, заведешь беседу, а не предложишь ему что-нибудь незаконное.

— Я бы никогда… — начала я, но отец прервал меня.

— Неужели? — он посмотрел на меня резко.

Я сжалась и нечаянно наткнулась на Пэмми.

— Ах! — послышалось сзади, перед тем как он поправил меня и поставил около себя. Мужчина закатил глаза.

— Ужин в семь, Софи, — продолжил мой отец, проигнорировав нас с Пэмбруком.

— Да, сэр, — сказала я, повторив свой ранний ответ.

Развернувшись, я едва сдержалась от того, чтобы не убежать.

— О! И еще, — сказал папа, заставляя повернуться к нему. — Если тебя снова поймают, я лишу тебя наследства. Закрой дверь.

Я закрыла дверь, моя грудь поднималась с бешеной скоростью, и я едва не побежала в свое крыло. Я достаточно хорошо знала своего отца, чтобы понимать, что он был серьезен. Кроме того, я не была глупой девчонкой и знала, что были вещи, в которых нуждалась больше, чем в кокаине, и одной из этих вещей были деньги.

Спустя несколько минут я дошла до своей комнаты, открыла пятнадцатифутовые двойные двери и закрыла их за собой. Я начала раздеваться, срывая одежду и бросая ее у кровати. Мне нужен был душ. Я была на грани срыва, и мне нужно было место, чтобы спрятаться.

Но сначала душ.

Я подошла к стене у спальни и нажала на домофон, все еще раздетая.

— Да, мисс Софи? — прозвучал голос. Это была Матильда, домоправительница.

— Тильда, — я посмотрела на часы, стоящие на тумбочке. Восемь часов. — Ты не могла бы позвонить Кэти и дать ей знать, что мне потребуются ее услуги в четыре?

Кэти была красоткой. Высокая и стройная блондинка и всего лишь на год старше меня. Она была косметологом, которым я пользовалась, когда мне было необходимо присутствовать на одной из вечеринок отца. Кэти никогда не приходила одна. Она всегда приводила Питера, массажиста, и Гиллиан — визажистку.

— Конечно, мадам. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. — Положив трубку, я направилась в ванную.

Ванная комната была также огромна, как и моя спальня. Около задней стенки находился камин размером с поместье. Половина стены была покрыта мраморной облицовкой в лучших традициях Франции.

Посередине стояла большая ванна, сделанная из отполированного чугуна и обмотанная шлифованной и нержавеющей стальной пластиной для зеркального эффекта. Весь пол был покрыт трехдюймовыми восьмиугольными плитками из мрамора Carrara. Из него был сделан и белый кафель, покрывающий стены ванной комнаты.

Овальные раковины были установлены в столешницах из того же мрамора с изготовленными на заказ умывальниками. Эта комната была точной копией ванной, которую я видела во время путешествия в Париже, когда мне было тринадцать.

Я зашла в душ и включила воду. Чертовски горячая. Закрыв стеклянную дверь, я решила, что так будет безопасно. Я отпускала все несчастья, которые поселились в моем сердце, душе и желудке.

Закрыв лицо руками, я начала рыдать и позволила струйкам воды смывать слезы со щек. Мое сердце разрывалось от вечного состояния печали и единственным утешением, которое я могла найти, было рыдание, приносящее с собой избавление. Вся моя жизнь была лишь хрупким существованием. Я уже давно это знала, но притворялась, что я намного сложнее того, кто просто пользуется всеобщим страхом.

Я знаю, что не смогла бы прожить и дня, если бы встретилась лицом к лицу с тем, что сотворила для себя — с жизнью, полной разврата и захудалых свершений, но инстинкт самосохранения, который преобладал во мне, заставлял меня жить. Я слишком любила себя, чтобы попрощаться с этим миром. Поэтому я продолжала влачить свое существование так, как привыкла, потому что эта жизнь была всем, что я знала.

Я плакала по крайней мере полчаса, перед тем как помылась и привела в порядок волосы, побрила ноги и даже тогда я плакала, но у нас назначен прием вечером и, будь я проклята, если у меня будут мешки под глазами. Папа упадет в обморок. Мне нужно было поспать.

Жизнь будет продолжаться. Все будут продолжать поклоняться перед тобой. Просто следи за внешностью. Просто следи.

Когда я была готова и мои чувства были под контролем, я выключила воду и вышла на горячий мрамор под ногами. Взяв халат, я завернулась в него и схватила полотенце для волос. Сев на туалетный столик в комнате, я увлажнила свое тело кремом за пятьсот долларов, на котором настаивала мама.

К тому времени мне уже хотелось спать. Я слишком устала, чтобы надевать пижаму, так что я просто скользнула под покрывало в халате и полотенце, обернутом вокруг головы. Я быстро уснула. Как всегда. Это было настоящей защитой от того ада, что я создала для себя.

Тук! Тук! Тук!

Я проснулась, испуганная стуком в дверь.

— Мисс Прайс!

— Войдите! — крикнула я.

Дверь открылась и вошла Кэти со своей свитой.

— Ох, я забыла, что ты придешь.

— Спасибо, тоже рада тебя видеть, — поддразнила она.

— Минутку, — сказала я им.

Мне стало легче, и я почистила зубы, затем собрала всех в своей комнате. Питер уже установил свое переносное кресло для массажа, измененное так, чтобы Кэти могла делать мне маникюр, пока он занимался своим делом.

Почти сев, я поняла, что еще не надела белье, поэтому пошла в гардеробную, натянула его на себя, и присоединилась к ним снова.

Я уселась, и Питер начал делать массаж.

— Сегодня мне нужно сосредоточиться на каком-нибудь определенном месте, мисс Прайс?

— Нет, Питер. Как всегда.

— Очень хорошо, мисс.

Я почти закрыла глаза, когда почувствовала, как Кэти стирает мой лак с пальцев ног.

— А что Вы наденете, мисс Прайс?

— Не знаю. Сделай просто френч. Он подойдет ко всему.

— Конечно.

Очень хорошо, мисс Прайс. Конечно, мисс Прайс. Я чуть не закричала на них, чтобы скрыть нелепую банальность, но сдержала себя. Это будет хорошей практикой на этот вечер.

Когда мои ногти полностью высохли, они посадили меня в кожаное кресло напротив зеркала в ванной комнате. Я изучила себя: моя кожа все еще была безупречна, волосы были также красивы и длинны, и глаза по-прежнему казались сияющими. Я бы никогда не призналась в том, что в тот момент я паниковала так, как если бы не видела свое отражение в течение нескольких часов и не была уверена в том, что во мне присутствуют те черты, которые делали меня обожаемой всеми. Кэти и Гиллиан работали, и через два часа меня выщипали, отполировали, отшлифовали и подготовили к тому, чтобы развлекать единственного сына Калико, о котором я ничего не знала. Дерьмо.

— Питер, — позвала я его, пока Кэти заканчивала с моими волосами.

— Да?

— Принеси мой лэптоп, пожалуйста.

Я услышала движение в комнате, а потом Питер вошел в ванную с моим ноутбуком.

Я открыла монитор и ввела пароль. Мой папа убил бы меня, если бы меня не научили этому парни из его компании. Я прогуглила Калико.

А, пластмасса. И долговечный продукт. Фактически, их пластмасса была чертовски неразрушима. Понятно, почему мой отец захотел ее. Непроницаемые электронные товары делали его непобедимым. Хорошо, посмотрим. Основан Генри Рокулом, женат на Харрит Рокул. Один ребенок от Харрит по имени Девон. Девон Рокул, двадцатилетний студент Гарварда. Так, что еще? Бизнес. Дальше я погуглила фото Девона Рокула и наткнулась на его социальные сети. Ознакомилась с обновленным твиттером Девона и едва не онемела от того, каким он казался обыденным.

Сегодня гулял с собакой.

Готовлюсь к экзамену.

Встречаюсь с Сэмом в кино.

Ерунда! Скучно! Он был привлекательным, и это заставило меня не так сильно бояться этого вечера. Также я обнаружила, что он был высоким и можно будет надеть каблуки, Слава Богу, в отличие от моих предыдущих случаев, когда гости были маленького роста. Тогда я была вынуждена носить туфли без каблуков.

— Готово! — сказала Кэти, очевидно гордясь собой.

Посмотрев на себя, я увидела, что выглядела так же, как всегда. Безупречно.

— Спасибо, Кэти, — сказала я сухо. — Разберись с Матильдой. Я уверена, она даст щедрые чаевые.

— О, конечно, мисс Прайс. Спасибо.

Не потрудившись проводить их, я вошла в гардеробную. Мой шкаф был разделен по цветам и событиям. Если бы этого не было, я бы ничего никогда не нашла. Комната в тысячу квадратных метров была наполнена одеждой отпола до потолка, оставляя только маленькую часть для массивного настенного зеркала. Моя обувь находилась под большой платформой в центре, на стойке лежали драгоценности и головные уборы.

— Давай посмотрим здесь, — сказала я себе и пошла к не слишком формальному отделу моего гардероба и выбрала платье Шанель от кутюр. Черное с белым. Шокирующе, не так ли?

Через полчаса я оделась и спустилась, ожидая гостей в библиотеке, куда мой отец всегда приводил их перед ужином.

Моя мать пришла спустя пять минут.

— Софи, — сказала она, едва приветствуя меня. Она склонилась над зеркалом около двери и проверила свой макияж.

— Здравствуй, любимая, — отец плотно прижался к матери, когда вошел в комнату. Он страстно поцеловал ее, и мне пришлось откашляться, чтобы показать свое присутствие.

Отвратительно. Их захватила страсть. — Софи, — произнес папа, все еще смотря на маму.

— Задница, — произнесла я тихо, чтобы он не услышал.

Наконец, в дверь позвонили, и я услышала топот ног в мраморном фойе. Наш дворецкий Лейт вел семью Рокул в библиотеку.

— Семья Рокул! — формально объявил Лейт перед тем, как стремительно выйти.

— Генри! Харрит! Девон! — весело произнес мой отец, пожимая руку каждому, как будто никто не знал, каким огромным шилом в заднице он был. — Это моя прекрасная жена, Сара, и моя дочь Софи.

Я нацепила самую ослепительную улыбку, на которую была способна и пошла к ним, пожимая каждому руку после мамы.

— Какая у тебя замечательная семья, Роберт, — похвалил Генри.

— Не могу не согласиться, — сказал он Генри, беря нас обеих за талии.

Я рассеянно поняла, что это было первое касание моего отца за более чем шесть месяцев.

Харрит и моя мать сели вместе на кушетку, а мужчины, кроме Девона, смотрели на почву из окна. Бедный Девон остался стоять, переминаясь около двери.

— Я слышала, ты поступил в Гарвард? — я подошла к нему.

Он, казалось, расслабился, от моего вопроса.

— Да, я изучаю бизнес.

— Что еще? — спросила я, не понимая, насколько это прозвучало грубо, пока не стало слишком поздно.

Добрая улыбка появилась на его губах.

— Прости, это было невероятно грубо с моей стороны, — мне нужно было исправить это, пока папа не заметил. — Я имела в виду, это логично, что ты изучаешь бизнес, учитывая кто твой отец. Должно быть, ты унаследовал от него безошибочное чувство бизнеса.

— И она безупречно справилась, — пошутил он, заставляя меня искренне улыбнуться.

— Ужин подан, — сказал Лейт, входя в комнату.

Девон предложил мне руку, и я приняла ее. Отец подмигнул мне в знак одобрения, и мне захотелось удавиться. Ужин был подан в небольшой столовой, так как нас было всего шестеро.

Девон отодвинул для меня стул в конце стола, и сам сел рядом, два стула отделяли нас от наших родителей.

— Спасибо за это, — прошептала я ему на ухо.

— С удовольствием, — он заигрывал.

Девон был абсолютным джентльменом в течение всего ужина, и я поняла, что меня невероятно тянет к нему. Конечно, в моем кругу были джентльмены. Это было последствием их воспитания, но Девон казался искренне заинтересованным в том, чтобы быть учтивым просто для того, чтобы быть учтивым.

Когда ужин закончился, кофе и пирожные были поданы в библиотеку, я пошла за родителями из столовой, но Девон оттащил меня оттуда.

— Наши родители зануды. Почему бы тебе не показать мне ваш сад? — попросил он.

— Конечно, — сказала я ему, перед тем как войти в библиотеку. — Девон хочет посмотреть сад. Ничего, если я покажу его ему? — спросила я не более чем для видимости.

— Я не против. А ты, Рокул? — спросил мой отец.

— Разумеется, нет. Повеселитесь, — добавил Генри.

— Пойдем со мной, Девон, — я мило улыбнулась, снова беря его руку.

Так же как меня притягивало к Девону, я знала, что мой отец убил бы меня, если бы я не была той, кого он считал леди, и я уже запланировала быть с ним невозмутимой. Не говоря уже о том, что я была не в настроении после прошедшего дня.

Это было мило для парня оказывать мне внимание, просто потому что он был вежливым, никаких скрытых мотивов. Я не привыкла к такому.

Сады были яркой особенностью нашего дома и существовали с моего детства, но моя мама любила их за геометрические дизайны вьющихся самшитов, так что они остались и были постоянно безупречны.

— Здесь очень красиво, — повторил Девон снова после прогулки в тишине вокруг главного сада.

— Ммм, да, — согласилась я вежливо.

— Хотя ты красивее.

Черт.

— Спасибо, — ответила я, стараясь на пределе возможного не расплакаться от смеха.

Мы обошли самшиты и вошли в конюшню.

— Наверное, нам следует вернуться в дом… — начала я, перед тем как Девон толкнул меня в колючий боярышник позади меня.

— Или мы могли бы просто остаться здесь, — целуя, он укусил меня так грубо, что я не могла говорить.

Я оттолкнула его.

— Какого черта, Девон?

— О, да ладно. Ты же знаешь, что хочешь этого, — продолжал он, лапая меня снова, как будто я только что не отпихнула его.

— Извини? — сказала я, опять отталкивая его, но он только снова вернулся.

— Да ладно, Софи. Я знаю твою репутацию, и ты могла сделать все намного хуже, чем я.

Мой подбородок упал на грудь. Вот наглость. Я намеренно уставилась на него.

— Ты прав, но мы не можем заниматься этим здесь, рядом со входом в конюшню, кто-нибудь может услышать.

Он отступил от меня на мгновение.

— Ведите, мисс Прайс.

— Иди за мной, — я флиртовала через плечо, — сюда.

Я намеренно провела его через лабиринт к тупику около скамейки так, чтобы я смогла наслаждаться представлением.

— Никто не найдет нас здесь, — я схватила его за пиджак и поставила перед собой, садясь на скамейку и опираясь на одну руку, — вперед.

— Ч-что мне делать?

— Раздеваться, конечно, — я игриво поддразнила его.

— Ты странная сука.

Какой прекрасный комплимент.

— Тебе виднее.

Я наблюдала, как Девон снимал дорогую одежду, пока на нем ничего не осталось, кроме лунного света на коже. Он дьявольски мне улыбнулся. Я не буду вдаваться в то, каким ироничным его имя стало для меня.

— Я готов, — сказал он, раскинув руки.

Я медленно встала и обольстительно подошла к нему. Слегка наклонилась, чтобы найти его галстук в куче и обошла его. Я обернула галстук вокруг его глаз и начала завязывать.

— Что, что ты делаешь? — спросил он.

— Просто небольшая игра, в которую мне нравится играть, — я пропела это ему на ухо, перед тем как поцеловать его шею. Это заметно расслабило его. — Теперь я хочу, чтобы ты досчитал до десяти, а затем пошел искать меня, — поспешно сказала я, собирая его вещи.

— Подожди, я не думаю…

— Не думай. Чувствуй, — поддразнила я.

Он вслепую схватил меня, и я обошла его, шагая прямо к выходу из конюшни, которым я пользовалась каждый день, когда была маленькой. Там я привыкла прятаться от нянек. Какой идиот. Я вышла из конюшни и наконец позволила себе по-настоящему улыбнуться впервые за эту ночь. Я бросила его одежду в фонтан, в центр самшита и обернулась, когда услышала, что Девон зовет меня. Он нашел меня быстрее, чем я ожидала.

— Что ты делаешь? — закричал он, когда я бросила его последний ботинок.

— Ууупс.

— Ты сучка.

Я поднялась на дорожку, усыпанную гравием, и пошла домой, не потрудившись оглянуться. Сразу отправилась в свою комнату, решив не думать о последствиях того, что сделала.

— Никто не связывается с Софи Прайс, — сказала я громко. — Кем бы он ни был.

Глава 3

Отец ворвался в мою комнату без стука. Я попыталась скрыть потрясение от того, что видела его на своей половине дома.

— Что, черт возьми, произошло сегодня вечером? — потребовал он.

Мама вошла в комнату и молча встала около папы.

— Ничего, — сказала я, наклоняясь над туалетным столиком и снимая макияж.

Отец подошел к креслу и, схватив меня за руку, резко развернул.

— Я терпел от тебя многое, Софи.

— Неужели? — спросила я, удивляясь своим словам. — В последний раз, когда я попала в тяжелую ситуацию, ни ты, ни мама не побеспокоились о том, чтобы помочь мне, пока не появилась угроза публичной огласки. Меня растили незнакомцы. Ты никогда не решал мои проблемы, за исключением редких звонков своему адвокату. Так что избавь меня от своих нотаций. Ты давным-давно упустил возможность стать моим отцом.

Он дал мне звонкую пощечину, и я отступила назад к своему креслу около туалетного столика, оглушенная тишиной. Моя рука потянулась к щеке и накрыла место удара.

— Ты испорченная, эгоистичная, маленькая шлюха, — сказал он мне сквозь сжатые зубы. — Я оплачиваю твою жизнь и все, что я просил взамен, было очень незначительным — не быть в центре внимания и поддерживать видимость того, что мы нормальная семья. Но, очевидно, даже этого слишком много. На этот раз ты нанесла непоправимый ущерб, Софи.

Он вытащил телефон из внутреннего кармана пиджака, набрал номер и поднес к уху.

— Пэмбрук? Прости, что разбудил. Да, как мы обсуждали, — сказал он и отключился.

Родители резко покинули комнату и закрыли за собой дверь.

Моя рука задрожала у щеки и упала на колено.

Я старалась не думать о предмете разговора, старалась не принимать близко к сердцу обвинения отца в том, что я была шлюхой, независимо от того, насколько это было правдой, старалась не думать слишком много о том факте, что мама позволила ему обвинять меня.

Я встала и выскользнула из Шанель, позволяя платью упасть у моих ног. Я заснула в нижнем белье и лифчике, безразличная ко всему, что происходило вокруг меня. Легче притвориться. Намного легче.

Утром я пошла в душ и отказалась от завтрака, что делала довольно часто, потому что редко ела. Девушка должна следить за фигурой. Я планировала съездить к Сав, чтобы сбежать из дома, наполненного напряжением, но, когда подошла к гаражу, моего мерседеса SLS там не было.

— Какого черта? — спросила я в пустоту. Я обыскала весь гараж, но его нигде не было. А, ясно. Он хочет наказать меня.

Я достала телефон и позвонила Сав, но включилась голосовая почта.

— Замечательно, ты не хочешь отвечать, свинская форель?

Я набрала Спенсера, и он ответил после первого же гудка.

— La fée? (в пер. с франц. — фея)

— Что ты делаешь прямо сейчас, дорогой?

— Заезжаю за тобой, надеюсь?

— Ты читаешь мои мысли, — я флиртовала. — Забери меня через, скажем, час?

— Хорошо.

Я отключилась и пошла обратно в комнату, чтобы собрать сумку. Мне не нужно много вещей. Я планировала провести большую часть времени, согреваясь в постели Спенсера.

Спенсер приехал как раз вовремя, как я и ожидала, потому что никто никогда не заставлял меня ждать. На пути к двери мне позвонила Сав.

— Сав, — сказала я.

— Мне так жаль, Софи, я…

— Не стоит, Сав. Ты мне не нужна. Пока.

Я отключилась.

Спенсер лениво облокотился на пассажирскую дверь, выглядел он невероятно.

Ростом примерно шесть футов. Одежда Спенсера говорила о его статусе, а лицо кричало о том, насколько красива его грубость — оно не было смазливым.

Именно это я в нем и ценила. Возможно, на часик-другой его лицо могло кричать о совсем другом, если бы я поработала над ним.

Я только дошла до последней ступеньки, когда он поднял свое прекрасно вылепленное тело и пошел ко мне.

— Привет, красавица, — прошептал он мне на ухо, когда я подошла к нему. Он притянул меня к себе за талию и слегка поцеловал мое ухо. — Мне было интересно, когда наступит моя очередь.

Мой желудок сжался, когда я вспомнила о папиных словах, но затолкнула их обратно.

— Ты, словно высококачественное вино, которому нужна лишь выдержка, Спенс.

Он схватил мою сумку и открыл для меня дверь. Я уселась внутрь, натягивая ремень безопасности, как раз когда Спенсер присоединился ко мне, положив сумку в багажник.

— Я должна отсидеться где-нибудь несколько дней, — сказала я ему, рассматривая свое отражение в зеркальце.

— Это не проблема, — сказал он, улыбаясь мне.

Его зубы были белыми и совершенно прямыми. Он был так же безупречен, как и я.

Спенсер включил двигатель и тот замурлыкал, как котенок, я слышала, как Астон Мартин делал это.

— В чем дело? — спросил он.

— Ну, после вечеринки Сав… — ответила я, но мне не нужно было заканчивать.

— А, хорошо, у меня, возможно, есть несколько идей, как провести время, — он заигрывал.

— Я собирался встретиться с Брентом за завтраком, но могу перенести, если ты не хочешь.

Мне определенно не хотелось. Если бы это был кто-нибудь другой, я бы согласилась.

— Нет, Спенсер. Мы будем слишком заняты, чтобы завтракать с Брентом, — я поддразнила.

Дом Спенсера был выполнен в современном стиле, но был не менее роскошным, чем у моих родителей. Весь дом, казалось, состоял только из окон и бесконечных лестниц.

Мы припарковались на специально отведенном для его автомобиля месте, и Спенсер заглушил двигатель. Он наклонился и положил свою руку чуть выше моего бедра. Все мое тело напряглось от осознания того, насколько горячими были его руки.

— Хорошие новости. Утром родители улетели в Африку на выходные.

Я закатила глаза.

— Как банально.

— Расскажи мне об этом.

Он вышел из машины и подошел к моей стороне, чтобы открыть дверь. Внезапно он поцеловал меня, и мой желудок сжался в момент моей минутной слабости, будто бы так и должно быть, хотя на самом деле я всегда избегала этого и создавала барьер вокруг себя. Тот самый рубеж, который позволял мне делать со всеми парнями то, что я хотела.

Он прервал поцелуй и взял мою руку, потом вытащил сумку.

— Кто еще ездит в Африку? — спросила я его, когда мы поднялись на крутой и лестничный проход.

— Мои родители?

Мы оба засмеялись.

— Я дал сегодня прислуге выходной, — упомянул он рассеянно, когда мы поднялись, отпуская мою руку и сумку, чтобы достать ключи из кармана.

Когда открылась дверь, он бросил мою сумку за порог. Парень поцеловал меня на ступеньке крыльца, и мы вошли, падая к белой оштукатуренной внешней стороне его дверного проема.

Мы резко натолкнулись на стену, что слегка отразилось в моей голове от такой силы. Ой. — Извини, — пробормотал он, но продолжил целовать меня. Я действовала через боль и отчаянно целовала его в ответ.

Он обнял меня за талию и поднял на руки, продолжая целовать. Спенсер прошел в фойе и захлопнул за собой дверь.

Парень начал расстегивать мою блузку и вытаскивать ее из моей юбки, ни разу не прерывая контакт. Он отбросил ее мне за спину. Я ощутила тяжесть в руках, а в сердце почувствовалась неразбериха. Это не работает! Почему это не работает?

Я удвоила свои усилия, и он принял это за побуждение снять юбку, медленно расстегивая боковую молнию.

— О, Боже, Софи, — воскликнул он, меня тошнило, — ты пахнешь невероятно.

Я проигнорировала его и свои ощущения и поцеловала его сильнее. Моя юбка упала к лодыжкам, и я вышла из нее, мы шли к дивану его родителей. Внезапно он остановился и отвел меня на расстояние вытянутой руки.

— Иисус, — прошипел он, втягивая воздух. Окинул взглядом мое тело и подавил дрожь. Я стояла перед ним, только в белье с подвязками и в туфлях на каблуках с ремешками на лодыжках. Он неторопливо приблизился ко мне, его руки пробежались по моим волосам, затем опустились на плечи и спину, после охватывая мою задницу. — Ты гораздо красивее, чем я мог бы себе представить, Прайс.

— Спасибо, — сказала я, желая только убежать.

Разберись с этим, Софи. Ты немного невменяема от вашей игры.

Он томно поцеловал меня от шеи до подбородка и вдоль челюсти.

— Ты пахнешь, как, — он вдохнул, — вишневая кора и миндаль.

— Это мой шампунь.

— Я люблю его, — сказал он мне.

Он уложил меня на кожаный диван, ближайший к камину, утреннее солнце струилось из, казалось бы, невозможных углов. Это было красиво. Слишком красиво. Я почувствовала себя еще хуже.

Не понимая, что говорю это вслух, я прошептала:

— Очень светло.

— Мы можем пойти в мою спальню, — сказал он. — Там темнее.

— Пожалуйста, — я чувствовала себя доведенной до отчаянья.

Он подхватил меня, просунув одну руку под колени, а другую под спину.

Спенсер принес меня в свою комнату и положил на темные простыни. В комнате были жалюзи и темные шторы, сдерживавшие каждый дюйм света.

— Лучше? — спросил он.

— Намного, — ответила я.

— Так на чем мы остановились?

Он переполз на меня и лихорадочно поцеловал, его руки бродили по моему телу. Он лежал на мне, его рука взяла мое колено, перенося его себе на талию.

В этот момент я сломалась. Не знаю, почему я сделала это, о чем думала, почему мой обычно крепкий барьер оказался таким слабым, но молчаливая слеза начала катиться по моему лицу, и Спенсер отстранился.

— Софи? Ты плачешь?

— Нет, — настаивала я, ударяя по лицу в темноте и надеясь, что он не видит меня. Как унизительно.

Я никогда не плакала перед кем-либо. Никогда.

— О, Соф, — он успокаивал. — Ты плачешь.

— Мне очень жаль, — сказала я, нажимая на его плечи, чтобы убежать.

— Подожди, — сказал он, притягивая обратно к себе в объятия. — Останься со мной на секунду. Он снова лег, прижимая меня к себе, приглаживая мои волосы за ухо.

— Мы не обязаны делать это, Соф.

Я ждала этого, но он не отказывался от своих слов. Вместо этого он продолжал.

— Ты забыла, что я знаю тебя с детства.

Я не смогла удержаться от смеха при воспоминании более простого времени, когда Спенсер и я хихикали и играли в саду у моего дома.

— Ты думаешь о наших играх.

Я кивнула возле его груди.

— Я все еще сожалею, — проскрипела я снова.

— Знаешь, я собираюсь кое в чем тебе признаться, — сказал он, игнорируя меня, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я хотел тебя с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы понять, что я могу хотеть кого-то.

Мое тело напряглось около его, но он только прижался ко мне сильнее.

— Тсс, остановись. Послушай меня.

— Я не могу врать тебе. Ты чертовски красива, Софи, и я так возбужден прямо сейчас, что не могу даже думать нормально, но я не пересплю с тобой, не так. Я думал, ты хочешь этого.

— Я хотела, — начала я правдиво, но он зашикал на меня.

— Не нужно, Софи. Просто полежи здесь со мной, пока я пытаюсь утихомирить ад внизу.

— Окей, — я вздохнула.

Тогда я поняла, что Спенсер хороший друг, настоящий друг, возможно единственный, кто у меня был. Мы оба заснули, и я проснулась от того, что Спенсер храпел. Я посмотрела вниз на себя и поняла, что была практически голой. Мое лицо и тело покраснели от стыда, и я выскользнула из его объятий, чтобы отыскать свою одежду в главной жилой площади. В комнате было темно, потому что солнце зашло незадолго до того, и я начала поднимать свою юбку и блузку с белого деревянного пола. Я как раз наклонилась, чтобы поднять свою сумочку, когда услышала, как входная дверь распахнулась.

— Ну, ну, ну, что тут у нас? — спросил он, прогуливаясь черепашьим шагом. Он вытащил ключи из замка и бросил их на соседний стол. Он оглядел меня чуть внимательней, и понимание поразило его. — Ах, девчонка Прайс.

— Простите, — начала я, но он прервал меня.

— Не нужно извиняться, — сказал он, показывая свой жуткий характер. — Мне не жаль. — Он смотрел на мое тело с явным одобрением, и я повернулась, чтобы удрать обратно по лестнице в комнату Спенсера.

— Подожди, — позвал меня его отец, хватая за локоть. — Если он закончил, мне бы хотелось продолжить.

— Простите?

— Похоже, вы закончили, не так ли? — Когда я не смогла ответить, он продолжил. — Моя жена улетела раньше меня. У меня были срочные дела на работе, пришлось вернуться из Атланты. Я сказал, что встречусь с ней позже. Ее здесь нет.

— Что, черт возьми, Вам от меня нужно? — спросила я, сбитая с толку.

— Я могу дать тебе то, чего мой мальчик не может, — предложил он, улыбаясь той улыбкой, которая, я уверена, по его мнению, была очаровательной. Все, что я могла видеть — это змеиные зубы.

— Что, черти возьми, с Вами такое?

— Я полагаю, Спенсер спит, потому что ты его истощила. — Я внезапно остановилась от его бесцеремонного предположения. — Я знаю о неприятности, случившейся с тобой недавно.

— О чем именно Вы говорите?

Он пробежался пальцем по моему плечу, и меня заметно передернуло от его прикосновения.

Его взгляд стал жестким.

— Я говорю, что, если ты хочешь, чтобы я скрыл этот неблагоразумный поступок от твоего отца, то тебе лучше быть со мной любезной.

Я покачала головой, и он вырвал одежду из моих рук, хватая меня за плечи. Я задрожала, не представляя, что мне делать. Я знала, что могла закричать Спенсеру, но если он придет, то может подумать, что я сама предложила. В конце концов, такая репутация у меня была.

— Отпусти ее, — услышала я позади себя.

Отец Спенсера напрягся при виде своего сына и отпустил мои руки.

— Спенсер.

— О, избавь меня.

Он спустился по лестнице, расстегивая рубашку и накидывая ее мне на плечи.

— Ты не скажешь ни одного слова ее отцу или я расскажу маме о том, чему только что стал свидетелем. — Спенсер поднял мою юбку и топ и потащил меня обратно в свою комнату, закрывая за нами дверь. Он накрыл ладонью свой рот.

— Господи, Соф, мне так жаль.

— Все хорошо, — сказала я, но мое дрожащее тело говорило об обратном. — Я просто рада, что ты появился. Мне одной надо сожалеть. Я… я просто не гожусь ни для кого, не так ли? — я пошутила.

Спенсер прищурился.

— Ты действительно думаешь так, правда?

— Ммм?

— Ты действительно искренне веришь в это.

Я попробовала робко улыбнуться и попыталась покачать головой, нет, одурачивая его, но он проигнорировал меня.

— Софи Прайс, ты не в порядке. Идем, одевайся.

— Куда мы идем?

— Я считаю, что мы заслужили отдых в W, любимая. Я угощаю.

Глава 4

В воскресенье вечером, в то время, когда мы ужинали в ресторане «Lucques», мне позвонил Пэмбрук. Это не было чем-то особенным, потому что, если я пропадала на несколько дней, он всегда звонил мне, чтобы убедиться, что я все еще дышу, так что я сбросила вызов, планируя перезвонить, когда закончится ужин.

— Итак, Браун, а? — спросила я Спенсера.

— Да, — ответил он, просматривая свое меню, но кратко взглянув на меня, чтобы сделать глупое лицо.

— Итак, Йель, а? — он передразнил.

Я вздохнула в ответ.

— Как ты думаешь, мы выдержим погоду?

— Я планирую мучиться частыми перелетами на тысячи миль. Не хочу уезжать, если честно.

— Черт, Спенсер, это немного разбивает мне сердце.

— Я знаю, но Браун — институт моей семьи и… — он сделал паузу, — сын моего отца не будет учиться где-то в другом месте.

— Ты сильно рассердишься, если я скажу тебе, как сильно ненавижу твоего отца и, что на твоем месте я бы перестала слушаться его, только чтобы по полной ему вставить.

Ну не каламбур ли?

Выражение лица Спенсера застыло, и я пожалела о том, что оскорбила его отца. Пока он не сказал: — Никто не выносит моего отца, включая его самого. Он ужасный человек, и я ненавижу его.

Его выражение не поменялось, и я поняла, насколько сильной была эта обида по отношению к его отцу.

— Тогда не иди в Браун, — просто сказала я ему.

— Я не могу этого сделать, — ответил он, резко выдыхая и пристально смотря на улицу через стекло.

— Почему нет?

Его лицо смягчилось.

— Мне нужны его деньги.

Спенсер посмотрел на меня, и я не смогла не посмотреть на него. Мы были в одном положении — пленники жадности. Внезапно мой желудок упал.

— Не хочу быть похожей на них, — я откровенно призналась в этом больше себе, чем ему.

Спенсер наклонился и взял мою руку в свою, сильно сжимая мои пальцы.

— И я.

— Как нам разорвать круг?

Он тяжело вздохнул и погрузился в плюшевое сидение, отпуская мою руку.

— Я не думаю, что мы можем, Соф. Все уже решено.

— Не говори так, — потребовала я в отчаянии. — Не говори, — словно это могло изменить что-то.

— Почему нет? — спросил он, хмурясь. — Мы полностью зависим от них. Я не смог жить в студии, мне не хватило денег, чтобы прокормить себя, ты бы тоже не смогла. — Единственная слеза скатилась по моему лицу из-за правдивости этого заявления, и Спенсер осторожно вытер ее. — Мы застряли, Прайс.

— Я не могу в это поверить.

— Ну, попытайся. Посмотри на нас, Соф. Мы тусуемся в Норах на выходных. Я думаю, что мы все хотя бы однажды занимались сексом друг с другом, помимо нас с тобой. И я бы все еще хотел заняться с тобой сексом, если бы ты только призналась, что любишь меня так же сильно, как я тебя.

Я немного ушла в себя. Не услышав ответа, он продолжил, отворачиваясь, чтобы снова изучить ночную жизнь за окном.

— Единственное различие между нами и нашими родителями в том, что мы моложе, и мы принимаем кокаин, в то время как они пьют, но мы постепенно изменимся. Мы еще не женаты, но скоро будем, и друг на друге, но это будет не важно, потому что будем обмениваться партнерами, как делаем это сейчас. Мы зависим от этого образа жизни. Я не вижу выхода отсюда. — Он наклонился ко мне.

— И надо ли мне напоминать тебе, что ты правишь нами всеми?

— Это было не обязательно, Спенс, но спасибо. Я хорошо знаю свое положение в нашей кампании.

Неожиданно мне захотелось оказаться как можно дальше от Спенсера и ускорить мою жизнь настолько, насколько это было возможно, но как я могла избавиться от этого яда, когда сама была главным компонентом в ужасной смеси, которой были наши жизни?

На обратном пути к мерседесу из W я воспользовалась возможностью, чтобы позвонить Пэмбруку.

— Пэмми, это Софи.

— Софи, тебе нужно быть в здании суда завтра утром в семь. Не опаздывай. Суд в восемь, и оденься, как следует. Я думаю, не обязательно напоминать тебе, держаться подальше от незаконных действий этим вечером. Попытайся и будь трезвой.

И с этим он отключился.

Мои руки начали трястись, и я поднесла их ко рту.

— Что случилось? — спросил Спенсер.

— Завтра у меня суд.

— Как это возможно? Тебя арестовали только в пятницу.

Я уставилась за окно на автомобили, окружавшие нас.

— Отец устроил.

— Зачем ему это делать?

Я вспомнила плавающую куртку в нашем фонтане.

— Потому что я разрушила ему кое-что, и это мое наказание.

— Ублюдок, — он взглянул на меня. — Ты не обязана идти домой, ты же знаешь. Я могу подбросить тебя завтра.

— Это действительно очень мило, но у меня нет ничего подходящего для завтрашнего суда.

Он насмешливо посмотрел на меня и указал рукой на ряды магазинов вдоль улицы, по которой мы ехали.

— Купи что-нибудь.

— Отлично, поверни здесь налево. Я просто заплачу за длинное розовое платье, которое видела на прошлой неделе, на витрине в Темперли.

— Я не понял ничего из того, что ты только что сказала, кроме того, чтобы я повернул здесь налево, Слава Богу.

Я смогла только игриво закатить глаза.

Он высадил меня и нашел парковку в задней части, пока я ждала его у двери. Мне было необходимо его присутствие, чтобы оставаться спокойной. Если быть честной, нужно признать, что я была в ужасе от того, что должно произойти завтра утром. Если ваш отец тянет за политические ниточки, чтобы перенести дату суда на ближайшее число в уже и без того астрономической очереди, я не могу представить, что он выиграет от этого. За исключением мести. А это значило, что у него не было намерений облегчить мою жизнь. Спенсер открыл мне дверь в Темперли. Мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Возможно, впервые в своей жизни я по-настоящему нервничала.

— Какое? — спросил он, этот спаситель в приведении меня в надлежащий вид.

— Бледно-розовое платье, висящее на витрине.

Он оставил меня осматриваться, пока сам позаботился о покупке. Я знала, что этот маленький акт как раз подтверждал то, о чем он говорил в разговоре во время ужина, но все еще стремилась держаться за малейшую нить надежды, что я никогда не стану такой жалкой, как моя мать или такой бессердечной, как отец.

Но разве ты не стала такой, Соф? Ты определенно легко бросаешь своих друзей, чтобы трахаться с их парнями, не так ли? Покачав головой, я приказала себе построить стену, тут же мое лицо расслабилось, и мысли повернулись в абсолютно другом направлении.

— Размер, мисс? — услышала я позади себя, поворачивая голову.

— Четвертый, пожалуйста, — ответила я продавцу, и она быстро засуетилась.

— Это все, что тебе нужно? — спросил Спенсер позади меня, после того как они отдали платье на подгонку в срочное ателье. — Я заметил обувной магазин неподалеку. Я бы не возражал.

— Спасибо, Спенс. Это прекрасно. Мы идем?

— Конечно, — он повернул голову в сторону подсобного помещения. — Мы будем в соседнем магазине, пока вы делаете подгонку, — выкрикнул он.

Служащая вышла и прерывисто кивнула.

— Дайте мне полчаса, — сказала она.

Спенсер привел меня к соседнему обувному магазину, и мы внимательно рассмотрели витрины, после чего прошли мимо.

— Что ты собираешься дать мне за то, что я куплю тебе их?

— Пинок под зад?

Он искренне рассеялся.

— Я должен был попытаться.

— Да-да, — я поддразнила.

Внутри, я тотчас заметила пару из маслянисто-мягкой кожи в углу.

— Эти, — коротко сказала ему.

— Черт, ты времени не теряешь.

— Я знаю, чего хочу, когда я хочу этого.

— Можно надеяться… — он замолчал.

— Неужели, Спенс?

— Мне жаль, но я продолжаю вспоминать вчерашнюю ночь. Ты была чертовски горячей в нижнем белье.

Я громко вздохнула.

— Нет, нет. Я знаю. Я просто расстроен и все.

— Я так сожалею об этом, — сказала я ему искренне.

— Не так, как я, но сойдет. Может, что-нибудь еще? Кошелек, шарф, безумный побег через южную границу?

— Пожалуйста, Спенсер, если бы я хотела убежать, я бы улетела. Я не в розыске, ради всего святого.

— А, но ты была бы такой горячей на плакатах. Охотники за головами по всем штатам закладывали бы свои дома, только чтобы поймать тебя.

— Ты начинаешь раздражать меня. Я нервничаю, когда это происходит.

— Прости, — сказал он, целуя меня в висок. Я почувствовала его улыбку. — Может, ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Это будет достаточно унизительно. Не думаю, что твое присутствие будет успокаивающим.

— Черт, Соф.

— Я извиняюсь, старые привычки исчезают с трудом.

— Хорошо, но как только все закончится, позвонишь мне?

Я прикусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала.

— Сразу же.

Семь часов утра созданы для людей, которые ничего кроме смерти не заслуживают. Если бы я была судьей, то запланировала бы все свои суды на время после одиннадцати и заканчивала бы их в три часа дня.

Я имею в виду, Господи, они ходили в школу практически всю подростковую и взрослую жизни, возможно, поднимаясь засветло только для того, чтобы выпуститься и работать в семейной юридической фирме или политическом офисе, им пришлось прожить не менее пятнадцати лет, засоряя жизни, только чтобы просыпаться на рассвете и справляться с нижайшими из низших? Нет, спасибо.

Но все мы на самом деле знаем, зачем они делали это. Престиж и власть. Вот зачем. И кто может винить их в этом?

— Ты выглядишь великолепно, Соф. Не осуждающе.

— Спасибо, наверное.

Спенсер подъехал ко входу, и я вышла, чертовски нервничая.

Он опустил свое окно, когда я начала подниматься в здание суда.

— Не забудь позвонить мне!

Я повернулась и кивнула, перед тем как заметила Пэмбрука наверху лестницы.

— Вовремя. Благодарю.

— Из-за отца, собирающегося на суд, я чувствую себя не очень комфортно. Так я подумала, что быть вовремя — это, не знаю, мудро?

— А, так сегодня я получаю шутливую Софи. Как восхитительно.

— Мне жаль, Пэмми.

— Все хорошо. Иди за мной.

Пэмбрук повел меня через контрольно-пропускные пункты в пустой мраморный вестибюль к лифтам. Я считала этажи, когда мы проезжали их.

Один… Несомненно, урок в угрозе… Два… Он не пошел бы на гласность… Три… Он делает это потому, что любит меня… Четыре… Он любит меня… Пять… Я знаю, он любит меня… Шесть…

Он должен… Семь… Не так ли?

Колокольный звон, объявивший наш этаж, испугал меня, напрягая все мышцы, как будто во время драки. Именно это обещало мне то утро. И я знала это. Короткие ответы Пэмми и минимальный сарказм говорили мне об этом лучше, чем слова.

— Сюда, — я едва могла слышать бормотанье Пэмбрука.

Он открыл мне дверь, и я вошла в пустую комнату.

Малейшие звуки резонировались отовсюду. Скрип двери, стук обуви по мраморному полу, дыхание каждого работающего.

— Садись здесь, — сказал он, указывая на скамью, напоминающую лавочку в церкви, как раз за огражденной камерой в публичной галерее.

Я села, и дерево запротестовало подо мной, предупреждая, умоляя действовать, бежать. Пэмбрук легко распахнул вращающиеся двери, которые отделяли зал суда, и подошел к столу прокурора. Я огляделась и заметила, что не была единственным подсудимым в зале суда, что смущало. Единственный мужчина сидел в углу на противоположной стороне от меня.

Это было типично для большинства незначительных судебных дел, но по некоторым причинам, я думала, что мой отец не захочет возможного представления, не рискнет тем, что меня увидят, и устроит частное слушание.

— Вы, — сказал здоровенный охранник с рыжими волосами, указывая на одинокого мужчину. — Ваше слушание было перенесено. Вы должны быть в Зале Суда «С» сейчас.

Конечно.

— О, очень жаль, — сказал мужчина.

Он встал и ухмыльнулся мне.

Мне хотелось блевать от бабочек, которые кружили в моем животе. Беспокойство. Это можно было видеть в его глазах. Сильное напряжение, казалось, переполняло стены. Оно ползало по моему телу и тяжело расположилось в моем сердце.

Пэмбрук позвал меня к своему столу и посадил в кожаное вращающееся кресло. Кожа животного терлась об мою кожу, холодная и жесткая на ощупь. Громоздкий вес беспокойства в комнате воцарился во мне с законченностью, которая душила.

— Всем встать, — сказал судебный пристав, отвлекая меня от своих мыслей. Я подняла голову как раз в тот момент, когда Рейнхольд зашел в зал. Обречена. — Слушается дело, председатель почетный судья Френсис Рейнхольд.

Судья Рейнхольд отказывался смотреть на меня.

— Что сегодня на реестр, Сэм? — спросил он судебного пристава.

Он имел в виду «плаху». Рейнхольд знал.

— Ваша Честь, сегодняшний случай — Прайс из Лос-Анджелеса.

Рейнхольд наконец посмотрел на меня с отсутствующим выражением, но его глаза вычисляли, измеряли, оценивали.

— Вы готовы? — спросил Рейнхольд моего адвоката и прокурора.

— Да, Ваша Честь, — сказал Пэмбрук.

Прокурор кивнула головой, сказав только «Да».

В этот момент дверь заскрипела, и в зал суда вошли три человека, я бы многое отдала ради того, чтобы они не приходили. Мои родители прошли, чтобы сесть на скамью, на которой я сидела минутой раньше, создавая впечатление, что им нужно быть в каком-то другом месте, где они были действительно необходимы. Но настоящим приколом, казалось, был офицер Кейси во всем своем молодом, привлекательном великолепии, и его выражение лица говорило красноречивее всяких слов ненависти, похоти, гнева и желания.

Я посмотрела на него беглым взглядом и получила в ответ жесткую улыбку. Продолжая смотреть на него, я незаметно наклонилась в его направлении, слегка коснулась кончиком языка верхней части зубов, улыбнулась и подмигнула без особых усилий. Это поразило его, и его собственная улыбка дрогнула, заикнулась и упала с его лица.

— Я так понимаю, договоренность была достигнута? — спросил Рейнхольд адвокатов.

Договоренность?

— Да, Ваша Честь, — сказали юристы в унисон.

— Мисс Прайс, пожалуйста, встаньте, — приказал он.

Я подчинилась, мое стучащее сердце требовало успокоиться, и встала с кресла.

— Я обещал Вам, что в следующий раз, когда увижу Вас в своем зале суда, Вы так легко не отделаетесь, и вот Вы здесь. Теперь, я согласился с этой сделкой о признании вины только потому, что я думаю, это научит Вас ценностям жизни гораздо лучше, чем любое количество заключений, реабилитации и общественных работ.

Я положила руки друг на друга, чтобы унять дрожь. И не осмелилась злить Рейнхольда еще больше, спрашивая, о какой сделке он говорит. Вместо этого я уставилась на Пэмбрука, который стоял рядом со мной, но он не взглянул на меня. Я снова повернулась к Рейнхольду.

— Софи Прайс, — сказал он наконец, заставляя мой желудок сжаться. Мои глаза крепко зажмурились в ожидании. — Таким образом, Вы приговорены к шести месяцам в Масего. — И с этим, Рейнхольд ударил молотком, отправив ледяную дрожь по моему телу.

Я продолжала стоять, разинув рот, оставшиеся люди в зале встали, когда вышел Рейнхольд.

И как-то так это закончилось.

Когда в комнате никого не осталось, я повернулась, чтобы найти своих родителей, но они уже собрались уходить. Мой отец едва поприветствовал меня кивком. Кейси слонялся около раскрытых дверей, и я повернулась к нему, интересуясь, чего он хотел.

Он наклонился ко мне. Я смогла только моргнуть.

— Удачи, принцесса.

Он ушел, тихо посмеиваясь.

Пэмбрук.

— Пэмми, что… — я закашлялась от чувства удушья в горле. — Что такое Масего?

Пэмбрук сел в кресло и собрал все, по-видимому, ненужные документы, которые он разложил на столе, перед небольшим приговором. Он занял свои руки и отказался встретиться со мной глазами.

— Масего — это детский дом в Уганде, принадлежащий моему очень дорогому другу. Тебе придется усердно работать, Софи. Я надеюсь, что ты не заставишь меня краснеть за тебя. Ты уезжаешь через неделю. Врач будет в доме твоих родителей завтра в три часа дня, чтобы назначить необходимые прививки. Будь там или подвернешься гневу судьи. Также здесь карточка, которую папа сделал тебе, чтобы ты купила необходимое. Купи прочные шорты, ботинки и подобные вещи для сурового угандского климата.

В заключение он посмотрел на меня и глубоко вздохнул.

— Я рисковал собой ради тебя, Софи. Я не делал это ни для кого другого. Тебе нужна тяжелая доза реальности и Чарльз в состоянии тебе это обеспечить.

— Ты хочешь изменить меня, Пэмми?

— Ты должна измениться и как можно скорее, или потеряешь возможность измениться.

— Ничто не может помешать мне становиться тем, кем я уже стала, — сказала я, впервые была откровенной с самой собой.

Глава 5

Я вышла на улицу и спустилась по лестнице, сама не зная куда иду.

— Не позвонила, — я услышала подшучивание Спенсера позади себя. — Типичная Софи Прайс.

Я посмотрела на него, и добродушная улыбка исчезла с его лица, когда он увидел мое выражение.

— Да ладно, все не может быть настолько плохо. Несколько часов общественной работы и конец.

— Не совсем, Спенс.

Спенсер заметно нервничал.

— Что ты получила?

— Шесть месяцев в Африке.

Спенсер громко засмеялся.

— Смешно, Соф, шпилька в адрес моих родителей. Забавно. Теперь серьезно, что ты получила?

— Я не шучу. Меня приговорили к шести месяцам работы в детском доме в Уганде.

Лицо Спенсера осунулось, его брови сдвинулись.

— Ты врешь.

— Мне бы хотелось, чтобы так оно и было, но нет.

Спенсер взял меня за руку, и мы сели на каменную скамейку перед зданием суда. Я облокотилась на нее, и Спенсер наклонился ко мне, его рука лежала на моей макушке.

— Где? — спросил он.

— Уганда.

Он немного упал духом.

— Мне хотелось бы знать, опасно это или нет.

— Мне тоже, — ответила я стойко.

— Когда, — спросил он, перед тем как откашляться, — ты уезжаешь?

— На следующей неделе.

— Черт, Софи.

— Я знаю, — сказала я, зажмуривая глаза. Потом открыла их и повернулась к нему. — Сделай эту неделю моей, Спенс. Сделай ее такой чертовски веселой, чтобы я помнила ее на протяжении шести месяцев.

— Конечно, Софи.

Клуб, в который он меня потащил, был новым, настолько новым, что я никогда здесь не была и это говорило о чем-то, но он был набит, как сельдь в бочке.

Астон Мартин Спенсера остановился у обочины перед входом, и я могла практически почувствовать взгляды клиентов клуба в очереди, тяжелые и полные удивления.

Невероятно сексуальный Спенсер небрежно вышел из машины и отдал ключи служащему.

Второй служащий попытался открыть мне дверь, но Спенсер сделал ему знак удалиться и подошел к моей стороне, тихо открывая дверь и беря меня за руку.

Я услышала вздохи девушек в очереди, когда они увидели Спенсера и я удивилась тому, что не могла относиться к нему так же, как он ко мне.

Моя рука схватила его, как только он помог мне подняться с сиденья. Волосы сдуло с лица, и я получила мимолетное восхищение во вспыхнувших глазах почти половины квартала.

Мои каблуки стучали по тротуару и коллективные вздохи мужчин в очереди при виде моих ног заставили Спенсера незаметно моргнуть. Он поднял меня и закрыл за мной дверь. Через секунды все изменилось, необъяснимая дрожь пробежала по моей грудной клетке при виде их зависти на лицах, но наши выражения лиц никогда не передавали такого.

Нет, мы были натренированы с рождения показывать незаинтересованность. Мы были последними снобами и когда я поняла это, необъяснимая дрожь быстро сменилась стыдом. Да что со мной такое?

Швейцар открыл нам дверь и проводил нас, люди в очереди не задавали вопросов, принимая то, что мы были важнее, чем они и это заставило меня задуматься глубже, почему общество принимало такую бессмыслицу, но я все равно позволила этому случиться. Я превращалась в огромную лицемерку, и все чего я хотела это стать прежней.

— Спенсер, можем мы пообниматься, не превращая это ни во что? — спросила я, зная, что вела себя, как сучка, но нуждаясь в том, чтобы моя жизнь стала прежней, чтобы я почувствовала себя нормальной.

— Ты издеваешься, Софи Прайс? Я думал, ты никогда не попросишь.

— Это было тактично.

— Это не было тактично. Когда Софи Прайс просит тебя о поцелуе, ты просто действуешь. Если тебе нужно что-то, буду счастлив это исполнить.

Мое сердце остановилось.

— Наверное, пообниматься было ужасной идеей.

— Нет, нет, забудь все, что я только что сказал. — Он поспешно провел меня к частному столику и притянул к себе. — Потанцуй со мной.

В ответ я бросила сумочку на диван, зная, что охрана в ВИП-зоне будет присматривать, так как Спенсер вручил парню сотню, и позволила ему вывести меня на танцпол.

Я взяла на себя инициативу и пробравшись сквозь толпу со Спенсером позади, нашла место, где два человека могли удобно устроиться. Темнота окружила нас, только танцующие огни касались верхней части толпы и также быстро отскакивали назад.

Первая песня была медленной и сексуальной. Я позволила Спенсеру положить руки на меня.

Он внимательно изучал мое тело, признательный за то, как я обошлась с ним. Мы покачивались в чувственном ритме и его рот нашел мой, отвечая на заданный ранее вопрос.

Теплое чувство от его языка успокоило все мои болезненные ощущения от моральных противоречий, которые поселились в моем сердце. Я простонала в ответ и его руки нашли мою грудную клетку, плотно обхватывая меня перед тем, как легонько сдавить и немного приподнять от пола.

Я поцеловала Спенсера так, словно от этого зависела моя жизнь. Я надеялась, что каждый выдох в его рот немного уменьшит мое напряжение.

— Обними меня крепче, — прошептала я ему в зубы. Он прижал меня сильнее, но все еще недостаточно крепко. — Еще, — потребовала я.

Спенсер сильнее притянул меня к себе, и я почувствовала все его ребра.

— Так достаточно близко? — он засмеялся мне в рот.

— Превосходно, — Я больше не чувствовала себя одиноко.

Спенсер снова поцеловал меня, но нежнее, будто бы он знал, как я нуждалась в этом.

Он хорошо понимал язык моего тела, отпуская, когда я отступала, и возвращаясь, когда я приближалась.

Я могла думать только о том, что когда-нибудь он сделает какую-то девушку счастливой. Он провел руками по моим длинным локонам и схватил за талию, чуть выше бедра, снова прижимая меня к себе.

И внезапно очень горячий поцелуй стал легче, закончившись в отчаянном объятии. В тот момент я чувствовала то же, что и он. Это было очевидно для нас, стоящих там, в центре переполненного танцпола.

Я нуждалась в нем, а он нуждался во мне. Мы цеплялись друг за друга, точно не уверенные в том, чего мы хотим друг от друга, но признавая это.

Когда песня закончилась и заиграла более оптимистичная мелодия, Спенсер отстранился.

— Давай просто выберемся отсюда, — сказал он мне.

Мы вернулись обратно в мой дом, но припарковали его машину в месте для рабочих, на случай если папа будет начеку, хотя я в этом сомневалась. Моя комната была убрана с тех пор, как я покинула ее последний раз, так что я свалилась на кровать, залезла под покрывало и разделась под ним. Спенсер бросил свои джинсы на стул в углу вместе с рубашкой, прижимая меня к себе, в одних боксерах.

Мы держали друг друга всю ночь, не сказав при этом ни слова, но эта спокойная, молчаливая ночь выразила так много.

— Мисс Прайс? — меня разбудил чей-то голос. — Мисс Прайс? — спросил он громче.

Мои глаза едва открылись, и я поменяла положение, растянувшись на тихо храпевшем Спенсере. Превосходно.

Я повернулась и посмотрела в глаза доктора Форда и его медсестры Кассандры. Просто замечательно. Он собирался доложить об этом маленьком инциденте отцу. Я видела это по его лицу.

Кассандра была слишком занята голой грудью Спенсера, чтобы как обычно закатать глаза.

— Доброе утро, доктор Форд.

— День, — поправил он меня.

Я взглянула на часы и увидела, что на самом деле уже три часа дня.

— Вы как раз вовремя, — фыркнула я с сарказмом.

— Мисс Прайс, — начал он, игнорируя меня, — Вы хотите, чтобы мы с Кассандрой вышли из комнаты, и вы смогли одеться?

— Не обязательно, — ответила я ему.

Спенсер проснулся и потянулся около меня, из-за чего глаза Кассандры округлились.

Я поддразнила его, и доктор Форд закрыл глаза в неодобрении. Спенсер пытался скрыть смех кулаком, но у него не получилось.

— Я воспользуюсь твоим душем, Соф. — Спенсер выскользнул из-под покрывала и пошел в ванну в своих боксерах, без какого-либо стеснения. Подмигнув Кассандре и заставив ее подавиться.

— Все то же самое, мисс Прайс. Я хотел бы, чтобы Вы по крайней мере оделись.

— Как пожелаете, доктор Форд.

Кассандра схватила шелковый халат, висящий на краю двери и принесла его мне. Доктор Форд отвернулся, и я встала, пропуская руки через рукава халата, который Кассандра протянула мне.

— Сладкий, не так ли? — прошептала я тихо, дразня Кассандру.

Ее лицо вспыхнуло и, нахмурившись она посмотрела на меня с очевидным презрением. Я улыбнулась.

— Сейчас ты улыбаешься, — сказала она язвительно, — но ты понятия не имеешь, что тебя сегодня ожидает. — Она улыбнулась в ответ, и моя собственная улыбка исчезла.

Я тяжело сглотнула и уставилась на неприятное выражение лица Кассандры, шокированная тем, что не смогла скрыть эмоции. Правда? Мне было страшно, действительно страшно, потому что я абсолютно не знала, что мне было уготовано. Не считая уколов и, конечно, не Масего или как они там его называли.

— Мисс Прайс, — сказал доктор Форд, — присядьте. Вы должны подписать несколько бумаг.

Он вручил мне кучу бумаг.

— Что это? — спросила я, внимательно просматривая один лист за другим.

— Ответственность за здоровье.

— Ах, так для чего именно Вам нужна ответственность за мою защиту? — В этот момент вошел Спенсер и сел рядом со мной, высушивая свои влажные волосы полотенцем.

Доктор Форд вздохнул и придвинул мой туалетный стул ближе ко мне. Он открыл свою кожаную сумку, и я увидела невероятное количество шприцев, аккуратно привязанных внутри. Я втянула воздух, и Спенсер положил руку мне на плечо.

— Адацел, — начал он, читая список, лежавший у него на коленях, — который предотвращает столбняк, дифтерию и коклюш. Гепатит А и B, я вколол Вам несколько месяцев назад.

— Зачем? — спросила я из любопытства, удивляясь почему не спрашивала раньше.

— Из-за Вашей… — сказал доктор Форд, прочищая горло и смотря на Спенсера, — повышенной активности в последнее время.

— Понимаю, — Спенсер засмеялся, и я толкнула его локтем.

— Продолжайте.

— Я сделаю Вам прививку от гриппа. Посмотрим, — сказал он, мельком взглянув на несколько различных листов бумаги. — Менингококковая вакцинации, MMR или кори, от эпидемического паротита и краснухи. — Э-э, пневмококковая, очень важная, от полиомиелита есть, от бешенства, — сказал он, глядя на диаграмму, — Вам нужно сделать повторно. Понадобится прививка от брюшной ветряной оспы, но она уже есть. — Он посмотрел на меня. — Да, вот и все.

— И это все! — воскликнула я, хватая руку Спенсера.

— Успокойтесь, мисс Прайс. Вам нужно принимать строго определенную еду и воду, пока Вы находитесь за границей. Употребляйте только консервированные или продаваемые в бутылках напитки.

— Старайтесь не использовать кубики льда, хотя сомневаюсь, что там, куда Вы едете есть холодильник, поэтому Вы также должны есть только фрукты и овощи, которые очистили и помыли. Избегайте мясного ассорти, салатов, арбузов и пудингов.

Доктор Форд посмотрел на меня.

— Разумеется, мисс Прайс, постарайтесь избегать случайных половых контактов. Но и этого недостаточно. — Я закатила глаза. — Никогда не используйте шприцы и иглы, используемые другими людьми. Избегайте совместного пользования бритвой или зубной пастой. Никаких тату или пирсинга, пока находитесь там. Носите одежду, которая достаточно закрывает руки и ноги и используйте ДЭТА-содержащие репелленты от насекомых. Отказывайтесь от переливания крови, кроме вопросов касающихся жизни и смерти и все же попытайтесь убедиться в ее безопасности.

— Да, если я буду умирать и буду нуждаться в крови, я обязательно спрошу в первую очередь, защищена ли она. — Скрытие страха через сарказм. Замечательно, Соф. Он просто пытается помочь тебе.

Лицо доктора Форда стало смертельно серьезным.

— Вы не понимаете, мисс Прайс. Это не шутка. Вы едете на сильно пораженную территорию. Вещи, от которых я пытаюсь защитить Вас, могут быть выбором между болезненной, ужасной смертью… или нет.

Правильно, спасибо за эту наглядность, док.

— Кассандра принесет справки о прививках с Вашими билетами. Не потеряйте их. Они могут не позволить Вам вернуться обратно в страну, если Вы не сможете доказать, что приняли профилактические меры.

— Да Вы издеваетесь, — вздохнул Спенсер.

— Едва ли, — ответил доктор Форд, теперь закатывая глаза. — Может мы начнем? — спросил он, поворачиваясь ко мне.

— Кожа будет немного чувствительной на пораженных территориях, но Тайленол должен помочь. Отдохните немного, — добавил доктор Форд после шокирующе болезненных назначений, как раз перед тем, как закрыть дверь за собой и Кассандрой.

— Ты, наверное, сейчас должна принять те обезболивающие, — сказал Спенсер. — Моя мама всегда заставляла меня принимать их как раз перед болезнями, когда я был ребенком, так что потом я не болел.

— Они в моей ванной. На полке, — сказала я, ложась.

Некоторые из уколов, которые мне сделали, были весьма болезненны. Я не шучу. Иглы были огромные и при инъекции ощущались тепло и боль.

Спенсер принес мне стакан воды и жаропонижающее. Я быстро выпила его. Мы оба легли на кровать, смотря на потолок, после того как я тихо включила музыку.

— Ну, это было познавательно.

— Я невероятно напугана, Спенсер.

Он громко вздохнул.

— Я знаю, Соф. И могу понять.

— Это хорошо, что я еще не пользовалась дурацкой карточкой моего отца.

— Почему?

— Потому что я бы купила короткие шорты и топы если бы не знала, что мне понадобится носить кофты и брюки.

— Господи, Соф. Это чертовски меня пугает. Я очень переживаю за тебя.

Он притянул меня к себе и прижал к груди, заботясь обо мне и убирая мои волосы за ухо. Это было впервые, когда парень делал что-то подобное с абсолютно невинными намерениями, и я боролась со сжигающими меня слезами.

Он был так добр ко мне, и я действительно не знала почему. В смысле, да, он хотел переспать со мной. Какой парень не хотел бы, если быть честной, но Спенсер не просил меня ничего делать. Он предлагал свою поддержку, ничего не ожидая взамен.

Я повернулась к нему и обняла. Он крепко обнял меня в ответ. Спустя несколько минут я отстранилась и посмотрела ему в глаза.

— Ты хороший человек, не так ли, Спенсер?

Он засмеялся.

— Нет, я нет, Соф.

— Ты врунишка.

— Я нехороший человек.

— Тогда ты просто не знаешь об этом, но ты такой.

— Хорошо, хорошо. Я чертов святоша. Давай мы купим тебе барахло, пока магазины не закрылись. Хочу покончить с этой Африкой, так чтобы мы смогли провести эту неделю в полном разврате.

Он заставил меня смеяться, но не подшучивал надо мной. Таким образом, воспитываясь в доме, который он имел, с отцом, который был у него, у Спенсера была потрясающая возможность стать выдающимся человеком. Он удивил меня. Я полагаю, наши предпочтения, в действительности определяют нашу сущность.

Почему ты не можешь влюбиться в него?

Я взяла карту отца и потратилась по максимуму. Купила новый крепкий чемодан из ткани, потому что мои мягкие дизайнерские кожаные сумки, очевидно, не подходят для поездки. Спенсер отвел меня в магазин, который посещает его мама, собираясь на сафари, и продавец был чрезвычайно любезен, информируя меня, что будет работать лучше в средней Африке и что я могу взять с собой. Я купила только пару вещей, но все же воспользовалась их советом в моих любимых магазинах.

Я купила пятнадцать потрясных джинс и много подходящих рубашек и несколько ботинок до колен, чтобы носить с джинсами взаправку.

Эта одежда не определяла меня, мое чувство стиля, но я буду в безопасности и буду уверена в том, что не выгляжу как неряха. Я примерила наряд для Спенсера и прошла вокруг него в магазине.

— Ты выглядишь изменившейся. Я не привык видеть тебя такой небрежной. — Мои плечи поникли от разочарования, и я надулась. — О, пожалуйста, — продолжил он, — ты выглядишь чертовски сексуально, если мне нужно говорить это тебе. Твоя задница самая сладкая из всех, которые я видел, особенно в тех джинсах.

Я отчаянно улыбнулась.

— Спасибо, — сказала ему, продефилировав, покачивая бедрами. Его громкий стон снова послал тайную нервную дрожь через мой желудок, но это было кратковременным из-за неотступающего чувства вины.

Что со мной не так?

Когда Спенсер отвез меня домой и помог затащить все покупки в спальню, мы обнаружили тяжелую кучу вещей, находящуюся на моей постели вместе с письмом от Пэмбрука.

Пэмми велел мне собираться с чувством, что у меня не будет электричества, потому что в Масего оно нерегулярно и его может не быть целыми днями.

Все, что он писал, сводилось к тому, что в будущем я не смогу ничего сделать с волосами и буду мыться холодной водой.

Он приготовил огромную простынь, чтобы защищаться от насекомых, массивный медицинский рюкзак, содержащий вещи, которые, как я считала, должны иметь только доктора, различные лекарства и прописанные антибиотики от доктора Форда, которые, кстати, выглядели так, словно их взяли прямо с полки фармацевта.

В бутылках содержалось сотни таблеток. Я занервничала, только взглянув на них.

Пэмми закончил свое письмо, говоря мне, что он любит меня, как дочь, и, чтобы я была осторожна. Я не знала, что думать об этом, но соврала бы, сказав, что не улыбалась… только немного.

Глава 6

Я проснулась в три часа утра, вся дрожа. Доктор Форд рассказал моему отцу о ночевке Спенсера и, к моему ужасу, это было последней ночью, когда Спенсер мог остаться.

Если когда-либо я нуждалась в теплом теле рядом, это было в долгие ночи перед моим отъездом. Ночи тишины. Ночи страшных мыслей и выдуманных сценариев опасности и болезни.

Я стояла в душе почти полчаса, пытаясь позволить пару облегчить мои страхи, но это не помогло, совсем. Я вышла и обернулась полотенцем.

Встала перед зеркалом и бросила на себя жесткий взгляд. Я была настолько обнаженной, насколько вообще могла быть, без макияжа и с мокрыми, густыми волосами. Я ненавидела смотреть на себя в таком виде. Я не чувствовала реальность.

В такие моменты ощущала себя слишком незащищенной, что делало меня чрезвычайно нервной, но этим утром я заставила себя посмотреть.

Я запомнила эту девушку. Этой девушкой была настоящая я. Напуганная. Никчемная. Ужасная подруга. Отвратительная дочь.

Хорошо образована, но так ограничена в идеях, имеющих ценность. Красивая и все же отталкивающая.

И, наконец, настоящая.

Спенсер заехал за мной в семь утра. Он позвонил мне из дома, и я встретила его в фойе, стоящим рядом с Пэмбруком, никакого признака моей матери или отца.

— Софи, — Пэмбрук улыбнулся, — здесь все необходимые документы. Карточка на случай необходимости и наличные. Держи их ближе к себе. Сначала ты полетишь в Германию, затем в Дубай, переночуешь там. Проживание в гостинице в твоих проездных документах. Оттуда тебя заберет машина. Из Дубая ты полетишь в Найроби, Кению, где заказан небольшой самолет, чтобы доставить тебя в Кампалу, Уганду. Ищи мальчика по имени Динган, он заберет тебя. Я добился, чтобы тебе разрешили спутниковый телефон для…

— Необходимости? — спросила я, улыбнувшись в ответ.

Плечи Пэмбрука заметно расслабились, и он обнял мои плечи своими длинными долговязыми руками.

— Береги себя, моя дорогая, — прошептал он в мои волосы.

Я вздохнула, наблюдая как он идет к кухням. Потом повернулась к Спенсеру и снова улыбнулась.

Он протянул мне руку, и я взяла ее. Он слегка сжал ее.

— Все будет хорошо, — успокаивал он меня, но я не верила ему.

Я оглянулась на пустое фойе и почувствовала небольшое разочарование от того, что Сав и остальные мои друзья не появились. Я написала им, но думаю, что нет смысла прощаться с тем, о ком они мало волновались.

Я еще раз посмотрела в глаза Спенсеру.

— Они не пришли.

— Нет, они не пришли, — заявил он.

— Не надо задерживаться. Я на минутку, — сказала я ему и направилась в кабинет отца.

Я постучала в дверь и услышала слабое «войдите». Я подчинилась и повернула ручку.

Сигаретный дым окружил меня, перед тем как рассеяться позади. Рассеявшись, дым открыл моего отца, как обычно, занятого и на телефоне.

— Нет! Нет! Я никогда не соглашусь на это! — Папа повернулся ко мне. — Минутку, хорошо? — спросил он собеседника. — В чем дело?

— Я-я ухожу.

— Удачи.

И снова погрузился в телефонный разговор, я закрыла за собой тяжелую деревянную дверь. По пути обратно в фойе, я прошла мимо одной из нашей служанок Маргариты, которая несла сложенные полотенца в гостевые комнаты.

— Ты видела миссис Прайс сегодня утром, Маргарита?

— Да, утром она уехала в город за покупками.

— А, ясно. Скажешь ей, что видела меня?

— Конечно, мисс, — глаза Маргариты смягчились. — Хотите, чтобы я ещё что-нибудь передала?

— Нет.

— Как пожелаете, мисс, — сказала Маргарита, перед тем как снова заняться своим делом.

Я хотела попрощаться, но почувствовала, что она смотрит на меня с жалостью. Я съежилась при мысли, что моей горничной было жалко меня.

— Я готова, — сказала я Спенсеру.

— Я уже загрузил твои сумки.

— Спасибо, Спенс.

Поездка в аэропорт была устрашающе тихой. Я обдумывала почти двадцать часов предстоящего полета, не включая мою ночевку в Дубаях.

Руки начали заметно дрожать и Спенсер, успокаивая, накрыл их своими. Заиграла Regina Spektor’s All the Rowboat, и я позволила навязчивой мелодии просочиться в мою кожу.

Слова казались пророческими несмотря на то, что темами ее песен были исключительно вещи, но, когда я охарактеризовала себя, стало ясно, кем я была, не более чем вещью. Я была теми дышащими вещами, отчаянно жаждущими спасения, желающими жить, и внезапно на меня нахлынуло спокойствие.

Все разговоры об опасности, болезнях и разрухе напугали меня, но я была готова к переменам, так же как доведенный до отчаянья и так же, как жаждущий избавления, жить, по-настоящему жить, как песни и картины в ее словах. Мы остановились в зоне разгрузки, и Спенсер открыл для меня дверь. Он выглядел опустошенным.

— Не беспокойся, мой очень хороший друг.

Он улыбнулся, но усмешка не затронула его глаз. Он засунул руки в карманы.

— И это все, кем я буду для тебя.

Мои плечи вжались немного в дверь машины.

— Спенсер, пожалуйста…

— Шшш, — сказал он, нажимая подушечкой своего большого пальца на мои губы. Его пальцы слегка задели мою щеку, когда он отстранился. — Абсолютно никаких беспокойств, Софи Прайс. — Он искренне улыбнулся, и мое сердце упало.

— Я буду очень сильно по тебе скучать, — призналась я своему единственному настоящему другу, который когда-либо у меня был, но поняла я это очень поздно.

— Я тоже буду скучать. Я только сейчас понял, что ты такая же потерянная, как и я, и теперь ты уезжаешь.

— По приговору суда, — пошутила я, что сделало его улыбку еще шире.

— Я дам тебе это, — вздохнул он. — Даже если мы думали найти наш путь вместе.

— Я все еще буду потерянной, когда вернусь. Мы можем продолжить оттуда, Спенс.

Спенсер взял мои сумки и положил их на тележку, которую принес носильщик.

— Я увижу тебя через шесть месяцев, — сказала я ему.

— Я буду прямо там, — сказал он, указывая на тротуар. — Ждать.

Я коснулась его щеки и до боли зажмурила свои глаза.

— Не жди меня, Спенсер, — прошептала я, приказывая.

Спенсер оттянул меня от себя.

— Я сделаю так, как, черт возьми, захочу, Прайс. Теперь иди.

Я улыбнулась ему и последовала за носильщиком. Когда я обернулась, чтобы помахать ему, он уже ушел.

Двадцать часов полета, несмотря на ночевку в Палм, все еще чувствовались как двадцать часов полета. Когда я прибыла в Африку через Найроби, у меня не было шанса рассмотреть континент, так как у меня было только двадцать минут до посадки в Сессну, но, когда мой небольшой чартерный самолет приземлился и был подан трап, дверь открылась, и я взглянула на самый удивительный, захватывающий дух вид.

Вид густой зеленой растительности, обширного голубого и захватывающего дыхание озера Виктория. Это было невероятно красиво.

Я спустилась с лестницы и меня вместе с моим багажом встретил веселый молодой африканец с темным лицом цвета мокко и ослепительно белыми зубами.

— Добро пожаловать в Африку, мисс, — весело поприветствовал он меня. — Я так понимаю, это Ваш первый визит?

— Да, спасибо.

Он улыбнулся самой широкой улыбкой, какую я когда-либо видела, и я удивилась, что сделало этого парня таким счастливым.

— Идите за мной, мисс.

Я порылась в своей сумке, чтобы найти десять долларов. Парень в Дубае сказал мне, что они предпочитают американскую валюту, поэтому я не обменяла сотни, которые Пэмбрук дал мне.

Мы подъехали к аэропорту и, когда я посмотрела на него, я могла думать только о том, что у входа погибло тысяча девяносто человек. Когда думала об этом, моя кожа заледенела.

Перед отъездом я прочитала об Уганде и обнаружила, что тот самый аэропорт, куда я полечу, был также местом самого опасного положения заложников, включая террористов. Я задрожала, думая о деталях, и это было самым точным знаком. Это напомнило мне, где я находилась и что было настоящей целью моей поездки.

Когда энергичный портье уложил мои сумки, он посмотрел на меня с сияющей улыбкой, и я чуть не засмеялась над его оптимизмом.

Я не смогла удержаться.

— Вы довольно оживленный. И почему Вы так счастливы сегодня?

— Я счастлив каждый день, мисс. Я живой, и я работаю. У меня есть крыша над головой. Я могу прокормить своих братьев и сестер. Я очень, очень счастлив.

Мое сердце сжалось, и я нашла в своей сумке еще ​​десять, подумала дважды, и схватила пятьдесят, прежде чем вручить наличные в его руку. Его глаза расширились до невозможных пропорций, и я покачала ему головой, заглушая протест, формирующийся на его губах.

— Не думайте об этом, — огрызнулась я и прочистила горло. — Простите, — сказала я ему, и поспешно схватила свои сумки, прежде чем пойти по коридору к тому, что я приняла за главный вход.

Я старалась не думать о том, что пятьдесят долларов значили для этого мальчика и его семьи.

Я также старалась не думать о глупых браслетах, завязанных вокруг моего запястья, которые стоили пятьсот баксов.

Я остановилась там, где стояла и собравшись с мыслями, вспомнила про блокнот и достала его из пакета. Я листала страницы и искала имя, которое Пэмбрук велел мне не забыть, но я все-таки забыла, потому что это было такое необычное имя.

— Динган, — я повторила вслух. — Что это за имя такое?

— Это Дин-Джон-E, — вмешался глубокий голос, и моя голова резко поднялась.

Пораженная. Онемевшая.

Глубокое, пробивающее ощущение накрыло мое тело целиком, и я практически упала на колени от сильного впечатления. Мое дыхание стало затрудненным, и я боролась за ясную голову. Ароматное, обжигающее, но невероятное, приводящее в восторг ощущение проскользнуло по моему телу. Опьяняющая, приятная дымка опустилась надо мной и ним… Испепелила. Так.

Хорошо. Это было ощущение осознания. Я стояла там, наслаждаясь впечатлениями.

Я помню Сара Прингл рассказала мне однажды о мальчике, которого она встретила во время отпуска в Европе. То, как она описала его заставило меня усомниться в ее вменяемости.

— Я не могу описать его, Софи, — сказала она, накрывая руками щеки в отчаянии. — Похоже, что все мое тело сразу же поняло, что он был моим, а я его.

— Ужасно примитивно с твоей стороны признать это, Сара, — усмехнулась я, заставляя всех вокруг рассмеяться.

Но сейчас я поняла, что она имела в виду. Сейчас я поняла, что она пыталась передать мне.

Парень, стоящий передо мной, был на грани становления мужчиной. Подтянутый, худые мышцы, узкий в тех местах, где нужно быть парню и широкий, где надо.

Я никогда не знала человека, который мог бы так привлечь другого человека, особенно совершенно незнакомого. Его лицо пленило меня, лишив возможности говорить. Я почувствовала, как моя грудь захватила воздух, но была не в силах разместить свое лихорадочное требование, так что я тупо подавила частое дыхание, как собака после бодрой пробежки.

Он склонился надо мной, руки засунуты в передние карманы джинс, туго натягивая ткань его рубашки прямо на мускулах рук и плеч и отправляя меня глубже в прямую одержимость. Я сглотнула недостаток воздуха и изучила его. Он был полной противоположностью тому образу, к которому, по моему мнению, меня тянуло.

Прямые черные волосы до подбородка, но убранные за ушами, небесно-голубые глаза странно пялились на меня, его полная нижняя губа отделилась от верхней в вопросе. Он смотрел на меня правильным с римским носом, а его квадратная челюсть была плотно сжата.

— Ты та, кого они называют Софи? — спросил он сухо, мне казалось уже раздраженно.

— Да.

— Я Динган, — его сильный акцент повторился.

Когда он говорил, мои глаза закатывались к затылку. Его глубокий, шелковистый голос омывал меня как теплая вода в прохладный день, и я охотно наклонилась ближе к нему. Близость была похожа на топливо к моему и так уже вышедшему из-под контроля пламени. Я отстранилась от него, чтобы собрать остатки разумных мыслей и покачала головой.

— Но ты белый, — я ляпнула глупость, от чего мне захотелось уползти под что-нибудь.

— Ты невероятно проницательна, — сказал он.

— Простите, я-я просто ждала африканца, — пробормотала я.

— Меня зовут Ян. Динган — прозвище, но я африканец. Мои предки переехали из Англии в Южную Африку в семнадцатом веке, — объяснил он, хотя казался раздраженным, как будто я не заслуживала такой вежливости.

Его акцент звучал как сочетание официального английского, австралийского и немецкого. Только так я смогла описать его. Я никогда не слышала такого сочетания. Оно было таким невероятно красивым и уникальным.

Каждый просмотренный мною фильм, который характеризовал Южно-Африканский акцент полностью искажал его. Слушать его было как слушать бархат.

— О, — произнесла я вежливо. — Что, что значит Динган? — пролепетала я, все еще не способная отвести взгляда от его лица.

— Не забивай голову, — сказал он, по-видимому, больше не потакая мне и наклоняясь, чтобы поднять чемодан, который, как я только что поняла, уронила.

— Я могу взять его, — сказала я глупо, достигая пола. Да что со мной такое? Я поражаю мужчин. Не наоборот!

— Я уже взял их. Иди за мной, — приказал он, вставая в полный рост.

Я стерпела неловкие пять минут потери здравомыслия и пошла за ним, как кроткая мышь. Я не чувствовала себя, не чувствовала себя Софи Прайс. Очнись, Софи.

Я подняла голову, вспомнив, кем я, черт возьми, была и стала следить за каждым шагом. Мы шли на ровне, и я могла сказать, что это удивило его, судя по тому, что он посматривал на меня уголком глаз. Я была беспристрастна. Выкуси, Динган.

Он привел нас к белому потрепанному джипу и, чуть заметно сопротивляясь, я остановилась.

Он бросил мои сумки с небольшой осторожностью в открытый багажник и начал стягивать их ремнем.

Я наблюдала как он работает.

— Ты ждешь, что я открою тебе дверь? — спросил он, его сильный акцент снова удивил меня.

— Похоже, что я жду, когда ты откроешь мне дверь? — я съязвила в ответ.

Он прищурился.

— Тогда почему ты стоишь там?

— Это было бы самоуверенно с моей стороны просто усесться в твой джип без тебя, не думаешь? Возможно невежливо?

Его огрубевшие руки неожиданно остановились над туго натянутыми ремнями, и он посмотрел на меня дольше, чем я посчитала удобным, изучая меня, но также внезапно подошел к пассажирской двери, как будто только опомнился и открыл ее мне без слов. Я забралась в джип и наблюдала как он закрыл за мной дверь, перед тем как обойти автомобиль спереди и запрыгнуть в него.

— Сколько тебе лет? — спросила я, поворачиваясь к нему после того, как пристегнулась.

— Двадцать, — сказал он кратко.

Он был тихим, когда повел джип и помчался через нагромождение настойчивых такси ожидающих пассажиров.

— Потребуется час, чтобы доехать до столицы, — прокричал он через ревущий двигатель. — Кампала оживленный город, мисс Прайс, и я бы не останавливался, но думаю, это наша единственная возможность поесть перед длинной поездкой обратно к озеру Ньяго.

— Я как раз поела перед тем, как мы приземлились, — соврала я.

Честно говоря, я боялась есть все что было приготовлено не в Масего. Проклятый доктор Форд.

— Если тебе не терпится пройти через это, тогда мне тоже.

И это было последнее, что сказал Динган за всю поездку.

Тишина позволила мне наслаждаться видами невероятно привлекательной страны. Она также дала мне время смириться с тем, насколько моя жизнь изменится и насколько драматичными будут эти изменения.

Четыре часа очень долго. Достаточно долго, чтобы обдумать свою физическую реакцию на моего водителя и то, что я должна жить и работать с ним.

Я решила, что это было только цепкое сексуальное влечение, что я не потеряла контроль над собой. О да, ты королева самообладания.

Я повернулась к нему и насладилась его поджарой, мускулистой фигурой.

О. Мой. Бог.

Глава 7

— Это озеро Ньяго, — сказал Динган, испугав меня. — Детский дом Масего как раз к северу от этого озера. Землей, по которой мы сейчас едем, владеет Чарльз.

— Насколько много у него владений?

— Около пяти тысяч акров. Он владеет землей к северу от озера и к югу, и его собственность уходит на восток отсюда.

— Почему он купил землю в Уганде? — спросила я больше себя, чем Дингана.

— Почему бы и нет?

— Справедливо, — уступила я.

Динган раздраженно вздохнул.

— Это работа всей его жизни. Он хотел, чтобы землю обрабатывали. Удивительно, но земля в этой части Уганды стоит недорого. — Он ухмыльнулся.

Спустя полчаса мы объехали восточную сторону голубого озера и выехали на красную грунтовую дорогу.

— Масего всего в пяти минутах езды, — заявил он.

Мое горло упало к желудку, и я попыталась отмахнуться от дурного предчувствия.

— Как он выглядит?

— Он красивый. И ужасающий.

Я задержала дыхание на его ответ, брошенный неожиданно.

— Мне кажется, я должен подготовить тебя, — продолжил он.

Я сглотнула.

— Подготовить к чему?

— К здешним детям. — Неожиданный блеск появился в его глазах, и я смогла увидеть, как сильно он любил их, когда всего лишь говорил о них. — Некоторые изуродованы.

— Изуродованы?

— Покалечены.

— Я поняла, что ты имел в виду, но почему?

— Ты ничего не знаешь о нашем заведении? — спросил он нетерпеливо, прищуривая глаза.

— Ничего не знаю. Только то, что это детский дом.

Он медленно выдохнул.

— Мы слишком близко, чтобы начать объяснять сейчас. Чарльз или его жена Карина объяснят тебе все, когда ты приедешь. У меня нет времени. Я провел весь день, встречая тебя, и мне нужно починить забор на северо-восточном краю владения.

— Спасибо, что… встретил меня, — произнесла я медленно.

Он заерзал на своем сидении, и я могла бы сказать, что в моем присутствии ему не комфортно.

Очень некомфортно. Он хотел оказаться подальше от меня насколько возможно, и это привело в замешательство моих чертиков. Он совсем не знал меня.

Вдали я увидела длинный, высокий забор, окружающий то, что я приняла за Масего. Когда мы подъехали к устойчивым и прочным на вид воротам, я увидела слово Масего на потертом, падающем знаке.

— Что значит «Масего»? — спросила я.

— Благословение.

Я изучала его.

— Ты немногословный человек, Динган из Южной Африки.

Это неожиданно заставило его бороться с улыбкой и поразило меня. Он быстро убрал ее и пробормотал что-то, вздыхая. Потом он выбрался из джипа, чтобы открыть ворота.

Его мышцы напряглись под рубашкой, когда он передвинул тяжелое деревянное заграждение, а я сидела, наблюдая за ним. Ночь наступала быстро и фары джипа только усилили его красоту. Он был неожиданно высок для африканца. Шесть футов и один, возможно два, дюйма.

Хотя, с другой стороны, что, черт возьми, я знаю об африканцах?

Он запрыгнул обратно в джип и проехал вперед, снова выпрыгнул и закрыл ворота позади нас. Я прокляла заходящее солнце, желая, чтобы у меня была возможность снова откровенно поразглядывать его.

Когда мы проехали небольшое расстояние к тому, что выглядело как поделенная на группы деревня, толпа маленьких детей с темными лицами и белыми зубами выскочили перед джипом, практически останавливая его.

— Динган! Динган! — все они кричали, бегая вокруг его стороны джипа.

У моей двери не было детей, и я легко смогла выбраться, но Дингану было труднее. Он начал смеяться, сбивая меня с толку. Когда он смог освободиться, начал кричать на причудливом языке. Я изучала его лицо и увидела идеально ровные, идеально красивые зубы, сияющие в самой идеальной улыбке в толпе детей вокруг него. Когда я их увидела, поняла, к чему Динган пытался меня подготовить. Дети всех возрастов, с отсутствие рук, глаз, частей лиц, даже ног. Я задержала дыхание и встретилась взглядом с Динганом. Его глаза были теплыми и полными понимания, но только в отношении детей. Он посмотрел на меня строго и его глаза передали мне, что он хотел, чтобы я сделала.

Я посмотрела на них, наполовину улыбаясь, очень сильно пытаясь выглядеть искренней, в то время как все, чего я хотела — это убежать и закрыться от их ужасающе шокирующих лиц. Я никогда в жизни не думала, что люди могли стойко переносить такие физические повреждения и выживать.

Динган указал рукой на меня и представил им, используя под конец слово, которое я узнала: мое имя.

— Софи, Софи, Софи, — я продолжала слышать снова и снова, когда дети пробовали произносить мое имя.

— Привет, — застенчиво поприветствовала я их.

Я была поражена и, что самое удивительное, опечалена за них, но понятия не имела, что говорить или делать. Они уставились на меня, улыбаясь, когда, наконец, один мальчик подошел ко мне и коснулся моей одежды. Я замерла. Это было приглашением для всех них окружить меня, как они окружили Дингана. Они тянули мою одежду, оживленно говоря на языке, о котором я ничего не знала. Они заставили меня присесть, чтобы я смогла полностью осмотреть их. У одной маленькой девочки отсутствовала правая рука ниже локтя, у другого маленького мальчика отсутствовала нога ниже колена, у другой девочки было что-то вроде повязки вокруг левой стороны лица.

Травмы шли дальше и дальше, но они, казалось, не волновались или не помнили, что у них не было рук, ног или лиц. Они продолжали приглаживать мою одежду своими маленькими ручками или пробегать пальчиками по моим волосам. Одна маленькая девочка сказала мне на английском, что они все считают их мягкими.

Я боролась со слезами и пыталась помнить, что, если я начну реветь перед маленькими существами, они не будут иметь ни малейшего представления из-за чего.

Я была поглощена детьми, но все еще могла слышать громкий голос со стороны самого большого жилого комплекса. Я сказала жилого, но это было далеко от правды. Он выглядел как большое, открытое, захудалое здание, сделанное из очень старого дерева.

— Динган, где наша заключенная? — голос мужчины прошумел по территории, заставляя детей отбежать от меня и приклеиться к нему. — Да, да, вы в восторге видеть нашего нового сотрудника, но давайте все успокоимся.

Я встала.

— Итак, где она?

Мужчина был высокий, но не такой высокий, как Динган, и немолодой. Его волосы с проседью были прилизаны на голове, что было в целом предпочтительно для кого-то, кому я дала бы около шестидесяти.

— А, наша последняя жертва! — воскликнул он, эти слова сделали меня еще более нервной, чем я уже была.

Он подошел ко мне и обнял, подхватывая одним движением и раскачивая из стороны в сторону, перед тем как отпустить.

— Ты, должно быть, бессовестная Софи Прайс! Я многое слышал о тебе, дитя! — сказал он с акцентом, похожим на Пэмми.

— Надеюсь, только хорошее?

— Нет, не только, — заявил он, заставив меня покраснеть. Я посмотрела в сторону Дингана на его реакцию, но его лицо было спокойным. — Но это не имеет значения ни здесь, ни там. Это привело тебя к нам и это главное. Второй шанс. Я о нем.

Я могла бы сказать, что Чарльз был типом, который находит хорошее во всем. Я в некоторой степени не определилась, понравился он мне или нет. Хотя склонялась к тому, что понравился, и это удивило меня. Я посмотрела налево и заметила, что Динган уже начал отходить к какому-то забору, который, как он утверждал, требует починки.

— А, она здесь! — воскликнул мягкий женский голос.

Я посмотрела направо и заметила женщину с волосами цвета бургундского вина, длиной до плеч. Ей также было около шестидесяти, и она была красива. Я могла сказать, что она была такой женщиной, в расцвете лет, за которой бегают молодые парни. Родственная душа.

— Привет! — сказала она, протягивая свою руку.

Я взялась за нее, и она обхватила меня руками, почти обнимая, что я никогда не получала от женщины, но так отчаянно нуждалась. Это было похоже на то, как мать обнимает свою дочь. Я знаю, видела, как мама Сав обнимала ее много раз.

— Я так рада тебя видеть, Софи! — пропела она милым голосом с английским акцентом, лондонским, если я не ошибаюсь.

— Я тоже рада Вас видеть, Карина.

Я молча поблагодарила почти безмолвного Дингана за упоминание ее имени ранее. Было бы неудобно не сказать ее имени после такого теплого объятия.

— Я думаю, что помогу Дину с этим забором. Пусть леди знакомятся.

— Да-да, — сказала Карина, прогоняя Чарльза рукой и ведя меня к скоплению зданий слева от главного. Она остановилась и повернулась налево. — Кейт! Кейт! Пожалуйста, присмотри за тем, чтобы все дети помылись перед сном.

— Хорошо, — ответила темнокожая, красивая африканка, перед тем как взять детей за руки и позвать за собой.

Кейт была высокой и утонченной. Она выглядела как супермодель. Если бы я увидела ее в Париже, я бы подумала, что она ходит по подиумам. Меня поразило, что она работала в детском доме, в то время как для нее было так много выгодных возможностей.

— Это твоя спальня, — сказала Карина, отрывая меня от мыслей и указывая на то, что я ранее приняла за уборную. Я чуть не выпалила «ты, должно быть, шутишь», но сразу остановила себя, вспомнив отсутствующую руку маленькой девочки.

— На самом деле, она разделена на две комнаты, — продолжила она, раскрывая дверь в комнату направо. Она была такой же большой, как и туалет в моей ванной. Я заглянула внутрь и осмотрела ее. Тем не менее, у нее были крыша и пол, и ничего больше. Там, справа, была чаша раковины без крана и простая кровать, меньше, чем стандартная, и не земляной пол. По существу, это были неровные деревянные доски на полу, стенах, потолке и самодельной двери.

Карина заглянула мне в лицо и улыбнулась.

— Это не Ритц, я полагаю, но это крыша, моя дорогая, — она мило добавила. — Я скажу Сэмуэлю принести твои вещи. Если у тебя нет сетки, я могу тебе дать одну.

Она развернула меня на красной грунтовой дорожке и указала на соседнюю дверь.

— Ты делишь стену с Динганом, но он редко там бывает. Кроме того, вы оба будете так заняты и к концу дня так выдохнетесь, что будете использовать свои комнаты только для сна, не более. И никакой шум не будет беспокоить. К тому же, ты привыкнешь к ночным шорохам.

Я сглотнула. На самом деле, не уверена, что смогу привыкнуть к чему-либо из этого: жить в комнате по соседству с тем, кто явно находит меня отталкивающей, хотя я считаю себя притягательной, плюс «ночные шорохи» или часть про изнеможение.

— Ты ужинала? — спросила она меня.

— Да, — я снова солгала.

Во всяком случае, слишком много бабочек обосновалось в моем животе, даже если бы я была достаточно голодна, чтобы поесть.

— Ты уверена? — спросила она снова, наблюдая за мной как наседка.

— Да, Карина.

Ее глаза сузились от улыбки.

— Пойдем. Я покажу тебе душевые.

Карина привела меня на улицу обратно к воротам, где я рассмотрела два квадратных, похожих на хижину сооружения. Когда мы подошли непосредственно к ним, я заметила, что они кишили пятидюймовыми насекомыми, которых я никогда прежде не видела.

— О Боже! — крикнула я, хватая ее за руку. Я уставилась на экстремальные живые существа с ужасом. Страна экстрима.

Карина захихикала.

— Они не потревожат тебя, если ты не будешь тревожить их.

— Они… они всегда там?

— Да, люби, но не раздражай их. Ты привыкнешь.

О Боже, я буду вонять как урод. Я никогда не пойду мыться.

— Ты должна мыться, Софи, — Сказала Карина, включая психолога. — Эта земля не добрая. Ты должна регулярно мыться, чтобы быть здоровой.

Я громко сглотнула.

— Ко-конечно.

— Дорогая, мы здесь ложимся рано, так как у нас мало электричества, и мы любим подниматься на рассвете. Я думаю, что сейчас лягу спать. Мне бы хотелось сказать тебе, что вода большинство дней теплая, но это не так.

— Я понимаю. — Я изучала душевые кабинки с бессмысленным выражением.

Я собиралась жить в лагере шесть месяцев.

Когда Карина проводила меня в мою комнату, солнце уже совсем село.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, Карина.

Я зашла в комнату и чуть не закричала. Динган стоял там, бросая одну из моих сумок на пол.

— Сэмуэль был занят, — сказал он, чтобы объяснить свое присутствие. Он хотел, чтобы я знала, что он не хотел быть здесь.

— А, хорошо, спасибо, Динган.

— Без проблем, — сказал он, протискиваясь через маленькую комнату к двери.

Я села, плавая в аромате его мыла. Это заставило меня бредить. Господи!

Он развернулся и встал в шаге от меня, почти кожа к коже.

— Тебе следует закрыть свои двери, чтобы звери не смогли забраться, — сказал он и оставил меня в угандской ночи со скрипучей дверью.

Это отдалось во мне эхом, и я села на свою кровать, не глядя, перед тем как шлепнуться вниз — прямо наверху что-то скользило и двигалось. Как и следовало ожидать, я закричала и подпрыгнула. Динган забежал обратно в мою комнату. Без рубашки.

— Что случилось? — спросил он.

— Я-я… — начала я, но не смогла закончить. Смогла только указать на длинную черную штуку, ползущую по моему матрацу.

— О, это всего лишь многоножка. Archispirostreptus gigas (лат.), если быть точным. Будь осторожна, если ты столкнулась с одной из них, избегай прикосновений к глазам и губам. Они могут быть опасны.

— Убери ее, — сказала я ему, крепко зажмурив глаза. Я услышала, как дверь открылась и закрылась, и, когда я открыла глаза, Динган стоял, смотря на меня, как на дуру. — Прекрати осуждать меня.

— Кто сказал, что я тебя осуждаю? — протянул он лениво. Широкие,мозолистые руки лежали на его узкой, обнаженной талии. Я изо всех сил старалась не смотреть.

— Я вижу, когда кто-то осуждает меня. Я могу читать людей с безупречной точностью. Ты думаешь, что этот избалованный ребенок не может справиться даже с насекомым. Как она справится с Африкой?

— Это не насекомое. Это членистоногое, — сказал он с невозмутимым видом.

— Тогда тупица. Великолепно. Рада, что мы доказали это.

Он прищурился.

— Да.

— Что?

— Да, я думаю, что ты избалованный ребенок, который не продержится здесь и двух секунд.

Мои глаза расширились от его искреннего ответа. Я была ошеломлена. Мой рот раскрылся.

— Я покажу тебе, — пригрозила я, но выдохлась к последнему слову от того, как он сурово посмотрел на меня.

Динган бросился ко мне, и движение забрало мое дыхание. Он навис надо мной, и я старалась держать рот закрытым.

— Девочка, да ты воплощение испорченности. Я могу почувствовать это по твоим дорогим духам, по качеству твоей забавной одежды, по браслету, обернутому вокруг этого тонкого запястья. — Он устранил пробел между нами, и весь воздух пропал из комнаты. — Ты не продержишься здесь. Ты останешься слепой по отношению к окружающей нас обстановке. Ты будешь жить в своем чистом, безупречном пузыре и вернешься к своей шикарной жизни через шесть месяцев. Ты… ты. Я знаю таких, как ты. Я видел все это раньше. Ты никогда не придешь в себя. Не совсем, — пояснил он, перед тем как попятиться и снова оставить меня в комнате.

Я почувствовала жгучие слезы, но сдержала себя. Крепко сжала браслет, стянула его пальцами и позволила ему упасть. Я дернула сумку, в которой находились мои постельные принадлежности на матрац, расстегнула его, вытаскивая все содержимое, которое мне было нужно.

Один наматрасник с гусиным пухом.

Одно одеяло с гусиным пухом.

Одна подушка с гусиным пухом.

Одна высококачественная москитная сетка.

Одна простыня из Египетского хлопка в тысячу нитей.

Я посмотрела вниз на свои постельные принадлежности и почувствовала сильное желание разрыдаться. Я подавила его, прикрыв рот рукой. Я стряхнула его прочь и встала на матрас, подвешивая мою москитную сетку к крюку на потолке, перед этим разворачивая свернутый наматрасник.

Я разложила все так, как должно было быть, сняла с себя одежду, надела свою пижаму и легла на кровать. Вспомнила, что леди в магазине советовала мне подоткнуть сетку под матрас, так что я сделала, как она проинструктировала меня. Я расслабилась на невозможно мягкой постели и закрыла глаза, но все, что я могла видеть, — это маленькая девочка с отсутствующей рукой.

И расплакалась.

Глава 8

Я ужасно спала. Кошмарные мысли кишели в моей голове, и было холодно. Ужасно холодно.

По-видимому, Африка не получила напоминание о том, что сейчас август, и ночи должны быть теплыми. Я выкарабкалась из постели, вытряхнув жуков, которые умерли на моей простыне за ночь. Я выглянула за дверь и увидела, что солнце только что встало.

Не думаю, что когда-либо видела рассвет, поэтому понаблюдала за тем, как розовые и зеленые, желтые и оранжевые цвета танцевали и исчезали в невероятном пейзаже.

Потом взяла свою сумочку для душа и одежду и направилась к душевым кабинкам, справа от моей хижины. Чувствовала я себя здесь невероятно одиноко.

Я всегда чувствовала себя одиноко. Фактически всю свою жизнь. Но это одиночество было невыносимым. Я знала, что всегда смогу найти утешение у Карины, но мне было интересно, будет ли она слишком занята, чтобы быть другом, в котором я нуждалась, хотя в действительности его не заслуживала. И я знала это.

Динган был прав. Я была испорченным, омерзительным ребенком, но мне никто не говорил этого раньше в лицо. Это было как пощечина, но я почувствовала облегчение. Странно, этого я не ожидала.

Мне никогда раньше не говорили правду с такой жестокостью, и это было освобождением, но я не скажу этого Дингану. Несмотря ни на что, он был груб со мной, и это выводило меня из себя.

Никого не было видно, и я была рада, что у меня будет немного времени для себя перед тем, как я попаду в какую-нибудь устрашающую ситуацию, а я обязательно в нее попаду.

Я приняла душ и накинула одежду как можно быстрее, готовая тащить свою задницу обратно в хижину, когда заметила, что в поле зрения нет ни одного насекомого или членистоногого. Ха, это все, что пришло мне в голову в этот момент.

Вернувшись в комнату, я надела джинсы и ботинки, готовая к работе. Я заплела волосы в две французские косы с двух сторон, оставляя челку высохнуть.

Я убралась, как смогла, застелила постель покрывалом и встала у двери. Моя рука замерла на дверной ручке, и я застыла в абсолютном ужасе.

Я не знаю, как долго стояла там, прежде чем услышала голос Карины, напевающий нежную мелодию. Я выглянула через трещину в двери и увидела, что она идет ко мне, держась за руки с маленькой девочкой с отсутствующей рукой. Я изучила девочку, наконец, готовая реально посмотреть на нее. Ей было не больше трех лет. У нее были большие, круглые, красивые карие глаза, идеально белые, ровные зубы и улыбка шире, чем Нил. Они беззаботно пели и смеялись. Когда они подошли ближе, я попятилась, упираясь ногами в ножку кровати.

Карина тихо постучалась.

— Софи, дорогая, ты встала?

— Д-да, — ответила я после некоторого колебания.

— Мы здесь, чтобы проводить тебя на завтрак! — сказала она радостно.

— О, хорошо, — сказала я через дверь. — Я выхожу.

Я встала перед маленьким квадратным зеркалом, которое висело над раковиной, и осмотрела себя. Легкий макияж, просто уложенные волосы. Никогда я не выглядела настолько забавной. Мне захотелось смеяться над собой. Я бы не осмелилась появиться вот так в обществе, когда вернусь домой.

Я открыла дверь и вышла к ним.

Карина ахнула.

— О, Господи, Софи. Ты напугала меня. Я не думала, что ты встала и готова так рано, — она рассмеялась. Она осмотрела меня и ее руки остановились на бедрах. — Хорошо, ну и вид у тебя! Дорогая, ты потрясающая девушка.

— Спасибо, — сказала я ей, зная, что она просто была доброй.

— Идем? — спросила она, взяв меня за руку.

Она повела нас ко второму, самому большому зданию в имении, справа от главного.

Справа от кухонь были бани. Как раз слева от главного здания и справа от остальных жилых помещений, я вычислила, был дом Чарльза и Карины.

Я могла сказать это, потому что он выглядел намного лучше, чем остальные хижины, у него была нормальная крыша, по сравнению с соломенными крышами других зданий.

Слева от их дома был, как я подумала, дом Кейт и удвоенные хижины других рабочих, и слева от них была моя хижина и Дингана. В центре имения находилось самое большое дерево, которое я когда-либо видела за всю жизнь.

— Что это за дерево? — спросила я Карину, удивленная тем, что я только сейчас заметила его.

— Это баобаб, — она мило улыбнулась мне.

Он был похож на гигантский бонсай: толстый ствол, двадцать корней у основания и достигал невероятной высоты.

— Красивый.

— Я знаю, — сказала она, погладив его по стволу, когда мы проходили мимо.

— Он всегда был здесь. Всегда.

— Стойкий, да? — спросила я.

Карина улыбнулась мне.

— Да, так же как мой Чарльз.

Я легко улыбнулась в ответ и почувствовала, как мое небольшое беспокойство начало таять.

Кухни были маленькими, и я удивилась, как они кормили всех такими скудными порциями. Я осмотрелась и увидела столы, переполненные смеющимися детьми.

— Сколько их здесь? — спросила я.

— Пятьдесят девять, — сказала она кратко. — Мы оборудованы, чтобы справиться с двадцатью.

— Как ты справляешься? — спросила я тихо, оглядывая детей.

— Мы просто делаем все, что можем. Много веры, любовь моя. Это всегда работает. Так или иначе. Так или иначе, мы сделали из тридцати кроватей шестьдесят. Мы растягиваем еду на невозможные порции. Выживаем на наш невероятно скудный доход. Мы любим их одинаково. Так или иначе.

Я отмахнула свое недоверие, потому что это была правда. Каким-то образом, они делали это.

— Теперь, — начала она весело, — завтрак будет не таким, каким ты ожидаешь, я предполагаю, но, это еда, и ты к ней привыкнешь, — тогда она посмотрела на меня. — Я все время говорю это, не так ли? — она громко рассмеялась. — Бедняжка.

— Я буду в порядке, — сказала я ей искренне, наблюдая за маленьким одноруким мальчиком, который пытался поставить свою чашку.

Внезапно Динган появился из ниоткуда. Я все еще не была приготовлена к встрече с ним, и в моей груди было чувство, будто она поражена атомной бомбой. По всему моему телу прошло тепло, и лицо покраснело. Я наблюдала, как он положил что-то похожее на маленький кусок резины под тарелку мальчика. Теперь она не двигалась с места, и мальчик посмотрел на Дингана, ослепительно улыбнувшись. Мне вдруг невероятно захотелось обнять обоих мальчиков, может быть, Дингана сильнее, чем было приемлемо обществом. Моя кровь в этот момент закипела.

Да, черт возьми, что со мной?

— Садись, дорогая, — сказала Карина, указывая на стул у стола рядом с дверью. — Здесь сидят взрослые, пока кто-нибудь из детей не будет в нас нуждаться, что происходит почти все время, — пошутила она. — Этим утром я принесу тебе тарелку. На обеде просто подойди к окну, и Кейт даст тебе еду.

— Спасибо, Карина.

Я села за стол, и маленькая безрукая девочка подошла ко мне.

— Привет, — сказала она застенчиво.

— Ты говоришь по-английски? — спросила я, сбитая с толку.

— Карина научила меня, — она ответила отрывисто.

— Как тебя зовут? — спросила я ее.

Она коснулась середины груди оставшейся рукой и ответила:

— Мандиса.

— Мне… мне приятно познакомиться с тобой, — сказала я девочке, неловко заикаясь в своих словах.

Я так не привыкла разговаривать с детьми, не говоря уж об инвалидах.

Она улыбнулась мне и взяла руку, которая лежала на моей ноге. Я начала тянуть руку назад, но что-то в ее глазах подсказало мне, что все было хорошо, что она была всего лишь человеческой девочкой, и красивой.

Я неуверенно сжала ее маленькую руку, и она захихикала, посылая теплое, покалывающее ощущение вверх по моей руке и в мое сердце.

— Ты ела, Мандиса? — спросила я ее.

Улыбка упала с ее лица, и она убежала, исчезнув за дверями кухни.

— Что я сказала? — спросила я воздух перед собой, ошеломленная тем, что она сбежала.

— Она не ест, — услышала я голос позади себя. Динган. Моя кровь снова начала кипеть.

Я повернулась к нему.

— Что ты имеешь в виду, что она не ест? Как она живет?

— Она пьет. С тех пор, как она приехала, мы не могли даже заставить ее есть.

— Почему? — спросила я его, когда он сел напротив меня.

— Мы думали, из-за того, что она приходила в себя после потери руки, но позже обнаружили, что это из-за того, что она скучает по маме.

— Что случилось с ее мамой? — спросила я, боясь услышать ответ.

Его глаза встретились с моими впервые за это утро, и его губы сжались. Он пожал плечами в ответ, и мой желудок упал к ногам.

— Мы дополняем молоко различными протеинами и витаминами, но она все еще не набирает вес так, как нужно.

Динган отвернулся от меня и увидел ребенка, который нуждался в помощи. Я наблюдала за ним. Он не посадил мальчика на стул, как я полагала, а помог ему узнать, как сделать это самому.

— Что случилось с ними? — спросила я Дингана, когда он снова сел.

— Есть невероятно злой мужчина по имени Джозеф Кони, который бродит на юге Судана и северной Уганде в поиске детей, чтобы создать свою армию, названную АСГ или Армия Сопротивления Господа. Он вторгается в невиновные деревни, берет молодых женщин по понятным причинам, пытается похитить их детей. Если ребенок отказывается идти с ним, он отрубает ему конечность, чтобы тот не смог вырасти полезным солдатом, который сможет выступить против него позже. Он убивает их родителей, и нам посылают сирот, которые выжили, сломаны или повреждены. И все одинокие.

Я сглотнула ком, который встал в горле.

— Зачем он делает это?

— Я не думаю, что даже он знает. Он заявляет, что борется за мир и безопасность в Уганде, а также за бедных. Это его прокламации, но, на мой взгляд, он работает на дьявола. Он абсолютное зло.

Я осмотрела маленькие лица, которые окружали меня, и почувствовала такую невероятную печаль за них и их судьбы. Я хотела ответить на все, что Динган открыл мне, но не смогла. Нечего было сказать.

После завтрака Динган сказал, что мне нужно идти за ним.

— Дети обычно получают свои школьные принадлежности прямо сейчас. Карина, Кейт и я обучаем их с восьми до двух, пока Чарльз, и временами я, ремонтируем или готовимся к мероприятиям. По средам я отвечаю за ведение своего рода мероприятий на воздухе в течение школьных часов. К сожалению, тебя приписали ко мне по настоянию Карины, так что ты будешь сопровождать меня весь день, каждый день.

— Да, так неудобно, — я фыркнула с сарказмом.

Динган резко остановился между баобабом и нашими хижинами.

— Ты мне не нравишься. Это такой сюрприз?

— Честно, да, — я сказала я ему откровенно. — Ты не знаешь меня.

— А, видишь ли, я знаю. Я знаю тебя довольно хорошо. Я знаю, что ты здесь, потому что тебя поймали дважды с кокаином. Я немедленно узнал, каким ты была человеком, даже до того, как ты приехала.

— Меня поймали с кокаином. Я признаю это, честно. Я не горжусь этим. Бог знает, я также знала, что каждый здесь будет знать, почему меня заставили находиться здесь…

— Заставили, — повторил он, остановив меня в середине предложения. — Другая причина, почему я был бы также удовлетворен, если бы ты запрыгнула обратно в этот самолет. Каждая душа присутствует здесь, потому что хочет. Ты всего лишь отбываешь наказание.

Я тяжело дышала из-за гнева.

— Нет никакой разницы. Я была бы признательна, если бы ты сошел со своего пьедестала и вернулся на землю. Я здесь для того, чтобы работать. Так что давай работать.

В этот момент я поняла, что мое отношение к тому, что послать меня в Масего было самым несправедливым наказанием в мире, исчезло с той секунды, как я увидела Мандису.

Если честно, это удивило меня, шокировало, но это не значило, что я собиралась наслаждаться работой в Масего. Это только значило, что пока я была там, я не буду считать, что по отношению ко мне была проявлена вопиющая несправедливость. Все, что должна была для этого сделать я, так это напомнить себе историю Мандисы.

Глава 9

— Идем со мной, — приказал озлобленный Динган. Он повел меня к своей стороне хижины, и я пошла за ним внутрь.

Его кровать была простой и едва могла вместить его. На стенах висели рисунки детей и акустическая гитара.

Он вытащил большой тазик из-под своей кровати и взял кучу бумаг, которую я видела в багажнике его джипа, когда он забирал меня из аэропорта.

— Что это? — спросила я.

— Рабочие листы. Каждый раз, когда я в городе, я стараюсь приобрести их как можно больше.

Мы пошли к кабинетам, и мое сердце начало беспорядочно стучать. Я нервничала, действительно нервничала.

Мне стало интересно видят ли меня дети насквозь, знают ли они какая я фальшивая, что мне нет никакого дела до помощи им, потому что я худший человек из тех, кого знаю.

Дверь открылась, и я увидела двадцать улыбающихся лиц, счастливых и хихикающих. Они притихли, когда мы с Динганом вошли в класс. Я сглотнула. Громко.

— Ученики, вы видели мисс Прайс…

— Софи, — перебила я. — Они могут называть меня Софи.

Динган прищурился из-за того, что его перебили, но продолжил.

— Вы можете называть ее мисс Прайс. Может мы попытаемся говорить на английском? Чтобы ей было удобней? — спросил он их любезно.

О, понятно, подумала я. Они получают доктора Джекила, а я мистера Хайда.

— Да, мистер Абердин! — подхватили они все бурно.

— Хорошо. Я принес новые рабочие листы из города и мне бы хотелось начать сначала с них. Оливер? — попросил он маленького мальчика в переднем ряду.

Мальчик быстро встал и начал раздавать листы.

Динган сократил расстояние между нами, и я ничего не могла поделать с тем, что его близость заставила меня занервничать.

Как и раньше я не могла справиться с тем, что он был он очень симпатичным.

— Думаешь, справишься с математикой?

— Я буду стараться, — я усмехнулась.

— Ты способна? — спросил он снова.

— Извини, но я посещала самую элитную подготовительную школу в моем округе и окончила с отличием, и это не твое дело. Так что, да, думаю, что способна справиться с математикой третьего класса.

— Прекрасно. Все, что мне нужно, чтобы ты делала, это обходила парты и следила за тем, что они понимают урок.

— Я постараюсь, Ваше величество. — И от этого он закатил глаза, от чего мне одновременно захотелось ударить его и поцеловать.

— Сегодня мы продолжим с уравнениями и переменными. — Я повернулась, ожидая, что все застонут и заноют, как сделали бы все в моих классах, но я посмотрела на их лица и ничего не увидела, кроме возбужденного ожидания.

Им нравилось учиться.

Я слушала как Динган обучал их решать «х» в простых переменных и старательно пыталась не позволять себе отвлекаться на его руки, когда они плавно двигались по доске.

Когда урок закончился, он и я неуклюже танцевали вокруг друг друга, пытаясь не находиться рядом, пока мы окружили парты. Я избегала его, когда заметила девочку, которая крутила карандаш в своей руке и тупо смотрела на стол.

Я наклонилась и присела на корточки рядом с ней.

— Что случилось? — спросила я слишком резко. Я сглотнула. — Что случилось? — спросила я как можно мягче.

— Я не понимаю, — заявила она четко, без эмоций в голосе.

— Ну, — сказала я, склоняясь над ней немного, — давай попробуем вместе.

Она подвинулась ближе к листу и приготовила карандаш.

— Хорошо, — продолжила я. — В уравнении говорится найти «r», если умножить три раза на «r» получится двадцать четыре. Давай представим, что «r» — это число. Какое-то число, умноженное на три, получится двадцать четыре.

Я слышала, как она проговаривает про себя таблицу умножения, и, когда она получила ответ, она выпалила:

— Восемь!

— Очень хорошо, — сказала я ей. — Я хотела, чтобы ты легко это поняла. Теперь ты понимаешь, что они хотели получить от тебя?

— Да, Софи, — сказала она, заставив мое сердце ускориться при упоминании моего имени.

— Л-ладно, — я заикнулась, с трудом сглотнув. — Теперь, когда мы знаем, что они пытались получить от тебя, давай применим метод Дингана. Давай?

— Да.

— Если мы знаем, что три, умноженное на восемь, получается двадцать четыре, тогда двадцать четыре, разделенное на восемь, получается три, правильно?

— Да.

— И, если три умножить на «r» получится двадцать четыре, тогда мы можем взять три из этой части уравнения и разделить двадцать четыре на него и, каким числом получится «r»? — спросила я, указывая на левую часть уравнения.

— Мы бы умножили число на ответ, чтобы получить переменную.

— О, честное слово, ты гений! — сказала я ей, сжимая ее руку.

Она улыбнулась мне.

— Теперь я понимаю.

— Я так рада! — сказала я ей и так оно и было. Счастлива. Действительно. — Как тебя зовут?

— Намоно.

— Приятно познакомиться с тобой, Намоно.

Она удивила меня, обняв за шею. Отекающее ощущение проникло в мое сердце, и я понятия не имела, что это было, но это была хорошая боль, боль, которая чувствовалась стоящей. Я улыбалась, перед тем как поднять глаза. Динган стоял в дальнем углу класса, смотря в мою сторону, но я не смогла прочесть его выражение лица.

Мое лицо вспыхнуло ярко-красным, и я немного отвернулась к Намоно, чтобы скрыть свою реакцию. Хотя я больше не видела его, я все еще чувствовала его тяжелый взгляд на моей голове и плечах. Что бы я ни отдала только за то, чтобы прочесть его мысли в тот момент.

Все утро было полно математики, математики и еще раз математики. На ланче я стояла в очереди с детьми. Намоно держала меня за руку, пока остальные дети атаковали вопросами.

— Откуда ты приехала? — спросил маленький мальчик.

— Калифорния. Ты знаешь где это? — спросила я его.

— Нет, — ответил он, прищурив глаза, словно он мог себе представить ее.

— Все в порядке. Я покажу тебе, когда мы вернемся в класс. — Он был удовлетворен этим ответом.

— У тебя есть мама и папа? — спросил другой мальчик.

— Да, есть. — я посмотрела наверх и заметила Дингана, который склонил голову, прислушиваясь.

— Какие они? — продолжил он, пока глаза других были увлечены вниманием.

— Они хорошие, — соврала я.

— Ты замужем? — вмешалась девочка.

— Нет, — я захихикала.

— Динган тоже не женат, — добавила она. Я чуть не упала от смеха, когда плечи Дингана напряглись.

— Нет? — спросила я. — Почему? — Динган совсем перестал дышать.

— Он говорит, что никогда не женится, — ответила девочка.

— Никогда не женится. Интересно. Думаешь это из-за того, что ни одна девочка не выйдет за него замуж? — поддразнила я.

Он развернулся и посмотрел на меня убийственным взглядом, но я только пожала плечами.

— Нет, — ответила она, — он довольно привлекательный. — Без шуток, малыш. — Мне кажется, это потому, что он думает, что он не достоин женитьбы.

— Ладно, хватит! — сказал Динган, проходя через толпу детей, словно он был Моисеем, а дети Красным морем. — Мне нужно поговорить с мисс Прайс. Извините.

Он схватил меня за руку.

— Ему нравится Софи, — объявил мальчик, который спрашивал откуда я, от чего мне захотелось визжать от счастья при очевидном желании Дингана корчиться.

Я посмотрела на него, когда он уводил меня, но он отказывался признаваться мне.

— Нравится? Я так не думаю, — добавила Намоно.

— Да, он пялился на нее в классе все утро.

Мой рот раскрылся в изумлении, и Динган крепко зажмурил глаза, перед тем как посмотреть на меня.

— Я не пялился на тебя, — прошептал он.

— Когда я сказал, что считаю ее самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел в своей жизни, я спросил согласен ли он, и он кивнул головой, соглашаясь, — добавил мальчик в подтверждение.

Динган повел меня в начало очереди.

— Два, Кейти, — попросил он, и она дала две тарелки риса и фасоли. Я взяла свою, и он потащил меня к столу у двери.

Мы сели, и я просто начала глазеть на него, когда он начал есть.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — сказала я ему, уходя в себя.

— Я не пялился на тебя, — сказал он своей тарелке.

Я наклонилась.

— Ты слышал это, обед Дингана? Он не пялился на тебя.

Он сердито посмотрел на меня.

— Я не пялился на тебя.

— Я никогда не говорила, что ты пялился.

— Я просто объяснял Генри, что он преувеличивал. Я не пялился на тебя.

— Окей, — заявила я, подразумевая своим тоном, что он только что это сделал.

— Я не пялился. Нет.

— Я верю тебе, — сказала я ему.

— Возможно, я смотрел на тебя несколько раз, чтобы убедиться, что ты выполняешь свою работу.

— О, тогда понятно.

— Но я определенно не пялился.

— Мы выяснили, что ты не пялился.

Он несколько раз глубоко вздохнул, его глаза горели в моих.

— Хорошо.

Он определенно пялился. Бабочки в моем животе запорхали и улетели.

Когда ужин закончился, я обходила парты детей, пока Динган учил чистописанию, которое одновременно было на английском и, я узнала, на банту.

Затем он обучал географии, где я получила возможность показать Генри, где находилась Калифорния, естественным наукам, и мы закончили день часом чтения, потом обсуждали то, что прочитали.

В общем, я была впечатлена деятельностью и узнала, что дети действительно учили важные предметы, которые смогут применить в жизни.

После того, как школа закончилась, все дети собрались во дворе под баобабом и играли в футбол с мячом, который почти сдулся. Мое сердце немного заныло, когда я увидела это. Я увидела толпу девочек, делающих кукол из соломы. Их, очевидно, совсем не интересовал футбол, и это заставило меня засмеяться.

Динган привлек мое внимание и указал в сторону от детей.

— Кейт, Джозеф и Руф присмотрят за ними до ужина. Пойдем.

— Куда мы идем?

— Наш день только начался, — объяснил он.

— Кто остальные, которых я видела в Масего? — спросила я, когда Динган увел меня за пределы огороженного имения.

— Ты видела Кейт. Джозеф как обслуга и иногда охраняет нас по ночам, когда необходимо. Руф возглавляет дела на кухне, и она с Мерси, которая частично работают в прачечной. Руф замужем за Соломоном, который тоже обслуживает и охраняет. У них два ребенка — Шарон и Исаак. У них есть собственный дом, не в имении. — Динган остановился и накрыл рукой глаза, чтобы лучше разглядеть рощу. — Нет, нам нужно сесть в джип, — сказал он мне.

Я пошла за ним к его джипу и запрыгнула в него.

— Что мы делаем?

— Вчера нам позвонили и сообщили, что у рощи слонялись люди, — объяснил он, — рядом с нашим местом для купания. Мы собираемся посмотреть правдивы ли слухи, проверить тропинки.

— Зачем они там?

— Если они солдаты Армии Сопротивления Бога, то, возможно, они выслеживали нас, или всего лишь искали тенек и воду.

— Как ты узнаешь?

— АСБ носят ботинки, которые большинство здесь не могут позволить. Это хороший указатель.

Мы подпрыгивали на неровной местности, и мне пришлось удерживаться несколько раз от того, чтобы не соскользнуть к бедру Дингана. Наконец, мы остановились как раз под кронами деревьев. Динган коснулся моего колена, и моя кровь начала закипать, прежде чем стать ледяной, когда я увидела пистолет, который он вытащил из бардачка.

— Что ты делаешь?

— Если эти люди все еще здесь, они могут быть вооружены, Софи. Я не могу рисковать, — он проверил, заряжен ли пистолет и громкий щелчок прозвучал в моей голове.

Я сглотнула и вылезла, подойдя вплотную к Дингану, и мы начали проверять внешний периметр.

— Там, — произнес он тихо спустя пять минут. Я почувствовала выброс адреналина и, прижавшись к нему, схватила за руку.

— Г-где?

Он указал на небольшое скопление растительности и между ними грязный отпечаток огромного ботинка.

— Господи! Что это значит? — спросила я его, мои ногти случайно впились в его руку. Он посмотрел на мою руку, но не сказал ни слова. Я ослабила хватку.

— Это значит, что похоже на АСГ, — вздохнул он. — Мужчинам необходимо будет посменно наблюдать за ними в течение нескольких дней. К счастью, они просто проходили мимо.

— А что, если бы они не просто проходили мимо?

— Молись, чтобы такого не было. — Это все, что он сказал.

Глава 10

— Вы видели что-нибудь? — спросил Чарльз, когда мы вышли из джипа.

Карина, улыбаясь, подошла к моей стороне и открыла мне дверь.

— Да, следы ботинок, — объяснил Динган.

Улыбка Карины пропала, но быстро вернулась назад.

— Тогда мы должны установить дежурство, — сказал Чарльз, шагая с Динганом к дому.

Карина взяла меня за руку.

— Кейт и другие присмотрят за детьми на ужине сегодня. Я подумала, что мы сделаем что-нибудь особенное для твоего приезда. Я сама приготовила тебе ужин.

— Спасибо, Карина, — сказала я, но продолжала следить за Чарльзом и Динганом, оживленно разговаривающими крыльце. — Я с нетерпением жду этого.

Карина повела меня к своему маленькому крыльцу, и мужчины перестали говорить.

Напряженность была ощутимой, но Карина провела меня дальше, и мы вошли в дом.

Маленький домик Карины был очаровательным. Он был довольно пустым, но те несколько вещей, которые в нем находились, можно сказать, много значили для нее. Много старых одеял, вся гостиная, казалось, пришла из пятидесятых, но была в хорошем состоянии. У нее было, по крайней мере, миллион фотографий, на которых были изображены красивые, улыбающиеся лица. Я изучала одну за другой.

— Кто это? — спросила я ее, когда я наткнулась на фото маленького мальчика с Чарльзом и Кариной, которые выглядели лет на двадцать. Я была права, конечно, она была невероятно красивой.

— О, это Исаак. Он был здешним мальчиком. — Она начала смеяться и покачала головой. — Он был таким озорным, и мы совсем не знали, что нам делать. — Она взяла рамку и изучала ее. — Он мне как сын.

— Где он сейчас? — спросила я тихо.

— В Америке. Мы помогли ему, или скорее Харрисон помог ему попасть туда. Он выучился и теперь посылает нам каждый месяц жалованье, которое помогает прокормить детей.

— О Боже мой, — прошептала я больше себе, чем Карине.

— Он очень хороший мальчик. Теперь женат, хотя я никогда не видела его жену. У них маленькая девочка. Это все очень прекрасно.

— Звучит именно так, — сказала я честно. Я думала кое о чем. — Пэмбрук часто помогает детям переезжать туда?

— Я не могу сосчитать, сколько раз Харрисон помогал усыновить их или эмигрировать.

Я удивилась, почему Пэмбрук никогда раньше не рассказывал об этом. Я подумала, считал ли он меня слишком эгоистичной, чтобы рассказать. От этого мне стало так стыдно, что мне потребовалось сесть, так что я плюхнулась на один из стульев.

Дом Чарльза и Карины был как одна громадная комната. Гостиная находилась у двери.

Маленькая столовая и кухня были в задней и разделяли территорию с гостиной. Я не увидела только спальню и ванную комнату. Я подумала, что они находились рядом с входной дверью.

В общем, весь дом выглядел на сто квадратных метров, почти как кладовая моих родителей и все же Карина с Чарльзом были самыми счастливыми.

Я наблюдала за Кариной, Чарльзом и Динганом расположившимися в крошечной обеденной зоне, находящейся рядом с очень маленькой кухней, вдыхала изумительный запах какого-то приправленного чесноком блюда, приготовленного Кариной, и размышляла об их простых и все же невероятно сложных жизнях. Одно я могла бы сказать совершенно точно, в них было бесконечно больше смысла, чем я когда-либо ощущала в своей жизни.

Хохот Дингана оторвал меня от моего веселья.

— Давай, присоединяйся к нам, Софи, — сказала Карина, похлопывая по стулу около себя и напротив Дингана.

Я поднялась и наткнулась на стул, чувствуя рабочий день в спине и ногах. Я улыбнулась им и села.

— Мы смеемся над очень старой историей, — Чарльз предложил мне вступить в разговор.

— Да, старая, но очень милая, — вставила Карина.

— История о том, как они встретились, — сказал Динган, удивив меня.

Я посмотрела на него и увидела, как его глаза загораются, когда он смотрит на них.

— О чем она? — спросила я.

Чарльз улыбнулся своей жене.

— Карина была отчаянно влюблена в меня…

— Неправда! — воскликнула Карина, хихикая, как школьница. — Ты всегда вел себя, как глупое создание, и я не была влюблена. — Она повернулась ко мне и успокоилась. — Чарльз преувеличивает. Я не была влюблена в него. Фактически, все было совсем наоборот.

— Я признаю это без сомнений. Я был самым решительным образом влюблен в Карину Смит с той секунды, как увидел ее, — добавил Чарльз.

— Смит? — спросил Динган. — Это твоя девичья фамилия, Карина?

— Да, и я была младше Чарльза на класс. Мы встретились в церкви для подростков, и он вежливо представился. Я понятия не имела, что он ходил в ту же школу, что и я. Я просто узнала, что он был местным мальчиком, но, когда он сообщил мне, что мы ходим вместе на химию, я сломала весь мозг, пытаясь вспомнить его. Наконец, я сказала ему: «Ты не в моем классе по химии», — на что он сухо ответил, — «Я осмелюсь не согласиться».

Видимо Чарльз был остроумным.

— Я сделала вид, что обиделась, — продолжила она, — но втайне была близка к обмороку. Каждый день он встречал меня у парадной двери школы, но я усердно игнорировала его, даже если я шла по другому пути, он всегда находил меня.

— Я был неотступным, — добавил Чарльз.

— Это очевидно, — я поддразнила.

Карина вздохнула.

— Возможно, меня привлекал Чарльз, но я ничего не могла поделать. Мне не позволяли встречаться. Мой отец убил бы меня, но Чарльз был таким упорным, что однажды я согласилась встретиться с ним у магазинчика с мороженым. Я планировала сказать ему, что он был очень добрым, что он милый мальчик, но я не могу встречаться, так что он может перенести свою одержимость на другую.

— На что он отказался и, возможно, преследовал тебя с еще большим рвением, — заявила я.

— Конечно.

— И в итоге ты сдалась.

— Естественно. Посмотри на него. Кто бы отказался? — спросила она, поглаживая щеку Чарльза большим пальцем.

Динган улыбался, смотря на пожилую пару, и я задалась вопросом о его собственных родителях. Мои никогда не были такими милыми или любящими, как Чарльз и Карина. Именно тогда я решила учиться у них, пока есть возможность.

Я буду учиться у них. Я буду изучать их. Буду стараться быть похожей на них.

Ужин был восхитительным, и я не поняла, насколько была голодной. Я съела больше, чем свою долю и затем сразу почувствовала себя виноватой, думая о Мандисе.

Разговор был оживленным между мной, Чарльзом и Кариной или Динганом, Чарльзом и Кариной, но разговора между мной и Динганом практически не существовало. «Передай мне хлеб» или «дай мне это».

Карина очищала тарелки, а в моем животе образовался гормональный взрыв, когда я проследила, как Динган складывает свою салфетку на столе снова и снова, и снова, с нажимом загибая каждый сгиб ловкими пальцами.

Я захотела вырвать ее из его рук, очистить стол и атаковать его своим ртом.

Как мог кто-то выводить из себя так сильно, и все же одновременно вызывать желание узнать о нем больше с помощью его языка?

Он приводил меня в замешательство.

Мы все попрощались на крыльце, и Карина поцеловала меня в щеку после того, как я поблагодарила ее за ужин.

Как только моя голова коснулась подушки, я видела сон о руках Дингана.

Глава 11

Я проснулась от того, что кто-то тряс меня.

— Вставай, — кто-то прошептал. — Вставай, — сказал он, тряся меня резче.

Я заскулила, когда обернулась.

— Динган? — спросила я, садясь и убирая волосы от лица.

— Мне нужна твоя помощь.

— Что?

— Объясню в грузовике. У нас нет времени. Одевайся и встречаемся на улице.

— Который час? — спросила я, откидывая покрывало.

— Как раз полночь.

И с этим он оставил меня, и скрипучая дверь закрылась за ним.

Я встала и сразу начала чистить зубы, одновременно одеваясь, сплевывая, прополаскивая рот и завязывая волосы в конский хвост. Я собралась за самое короткое время, не накрасившись и даже не расчесав запутавшиеся локоны.

Я пронеслась за дверь, заправляя рубашку в джинсы. Дошла до Чарльза, Карины и Дингана и наклонилась, чтобы завязать шнурки ботинок.

— Она не может, — сказала Карина, выкручивая руки.

— С ней все будет хорошо, — сказал Чарльз, успокаивая жену. — Ты нужна здесь, чтобы готовить.

— Что происходит? — спросила я, поднимаясь.

— Деревня в двух с половиной часах езды отсюда подверглась атаке и есть дети, которых нужно спасти. Мы боимся, что АСГ вернутся за ними, — сказал Динган.

— Тогда поехали к ним, — сказала я, не задумываясь и удивив себя.

— Я не могу послать тебя на это, Софи, — Карина быстро добавила.

— Ей нужно остаться здесь, Софи, — объяснил Чарльз. — Чтобы приготовить небольшую медицинскую помощь. Мы слышали, что там намного больше детей.

— Она единственная, кто обучен медицине, кроме меня, но нам нужно, по крайней мере, четверо в грузовике и один из нас должен быть обучен. Кейт и Руф нужны здесь и Мерси не может быть привлечен некоторое время. Я прошу твоей помощи. Ты сможешь справиться? — спросил он меня.

— Могу, — сказала я без колебаний.

— Тогда решено, — сказал Динган, после на мгновение осмотрел меня и направился к грузовику, затем поднял большой контейнер, стоявший у его ног.

Чарльз умчался, чтобы принести что-то, и Карина подошла ко мне, беря мои руки в свои.

— Мужчины не подготовят тебя к этому, Софи, так что думаю, что должна я. То, с чем ты столкнешься, вызовет у тебя отвращение. Я не преувеличиваю. Я хочу, чтобы ты ожесточилась. Задвинь эмоции на задворки сознания. Оставь там, сбеги от них и только тогда вернешься одним целым. Я полагаюсь на тебя.

— Конечно, — сказала я ей, сглатывая ком, который так жестко сформировался в горле.

Карина побежала к школьному дому, приветствуя каждого, кто начал бегать вокруг в подготовке к приему детей, которых я буду помогать вернуть назад.

Я побежала к грузовику, и Динган открыл мне дверь, позволив скользнуть в него, чтобы не терять ни секунды. Чарльз и Соломон запрыгнули в кузов, вооруженные донельзя, и я чуть не разрыдалась.

Ужас, настоящий ужас охватил мое тело с тревожной скоростью.

Двигатель Дингана загрохотал в противовес тихой ночи, и я покрылась мурашками, засунув свои руки между коленей.

— Что случилось? — спросила я, когда мы пронеслись через большие ворота. Я повернулась и увидела их прямо позади меня.

— Их атаковали ночью, они были не подготовлены.

— Сколько выживших?

— Честно говоря, мы не уверены. Нам только сказали поторопиться и, что возможно там больше, с чем близлежащая помощь в состоянии справиться.

Я громко сглотнула, поворачиваясь к Дингану. Его глаза ненадолго встретились с моими, и они были живыми, полные беспокойства и страха.

— Я никогда не забуду того, что увижу, не так ли?

— Никогда, — сказал он тихо, поворачиваясь снова ко мне.

Оставшиеся два с половиной часа езды были встречены тишиной. Мысли кружились в моей голове, и я пыталась представить, приготовить себя к тому, чему я стану свидетелем, но ничто не смогло приготовить меня.

Я почувствовала запах сгоревшей соломы деревенских домов перед тем, как увидела их, и он окружил кабину, заставив сильно раскашляться. Динган бросил мне футболку, чтобы прикрыть лицо, что я и сделала.

Наконец, после окружавшего кустарника, которым маленькая деревня, должно быть, укрывалась в попытке замаскироваться, небольшие кучки оставшегося пламени мерцали и извивались через открытое поле перед нами.

Я никого не видела, но слышала слабые крики и вопли. Мой желудок сжался, и я схватилась руками перед собой, от напряжения кулаки побелели.

Динган резко остановил грузовик и побежал в центр деревни. Я выскочила и последовала за Чарльзом и Соломоном, но внезапно остановилась из-за ужасающего вида впереди.

Группы маленьких детей, беспорядочно разбросанные по лагерю, склонившиеся и рыдающие, плачущие над телами своих сгоревших родителей.

Я тотчас упала на колени от тошноты, но смогла только сухо глотать воздух в абсолютном ужасе. Запах горящих высушенных тел завладел мной, и я в ужасе накрыла свой рот.

— Софи! — кто-то закричал резко рядом со мной.

Я посмотрела наверх и надо мной стоял Динган. Он схватил меня за руки, поднимая и привлекая меня близко к своему лицу.

— Сможешь сделать это? — спросил он, его глаза были полны сочувствия. Он вытер слезу большим пальцем.

— Д-да, — пролепетала я, отгоняя все эмоции, думая над советом Карины.

— Иди за мной, — крикнул он через полыхающее пламя и кашляющих детей.

— Но им нужна помощь, — я икнула, указывая на мальчиков и девочек, развалившихся вокруг нас в панике.

— И мы придем к ним, но сейчас должны позаботиться о раненых. Сначала они.

— Хорошо, — сказала я ему, побежав рядом с ним к тому, что было похоже на упавшую девочку около семи лет.

Мы прошли мимо Чарльза, накачивающего грудную клетку женщины, чтобы она снова дышала, и я быстро вдохнула резкий воздух. Мы с Динганом упали на колени рядом с девочкой, ее туника была покрыта брызгами крови по всей груди.

Динган оттянул ее и раскрыл рану. Маленькие дыры покрывали ее тело, и они казались глубже, чем если бы считались поверхностными.

— О Боже, — прошептала я. — Пожалуйста, скажи, что мне делать.

— Мы крепко перевяжем ее. Здесь, зажми эту марлю здесь, — сказал он мне и повернулся к рюкзаку, который он нес.

Как только он тщательно осмотрел его, я плотно придавила марлю к ее кровоточащим ранам и склонилась над ее крохотной головой.

— Все будет хорошо, — успокаивала я, зная, что хорошо ей уже никогда не будет, даже если она и выживет.

Моя свободная рука пробежалась по ее детским щекам. Липкие слезы смешались с красной грязью, испачкав чистую ее часть. Динган добавил больше марли к ране, и я села напротив него, вытаскивая одеяло и закутывая в него осторожно тело девочки.

Я знала, что мы причиняли ей боль каждый раз, когда нам нужно было поднять ее маленькое тело, чтобы повязка полностью покрыла его, но ни единого стона не сорвалось с ее губ и из-за этого мне хотелось только взять ее в свои руки.

Динган поднял ее заботливо и донес до кузова грузовика, укладывая ее на одеяло и затем укрывая еще одним. Он говорил с ней на банту, и я подумала, что он убеждал ее в том, что мы вернемся, потому что она кивнула один раз.

Мы побежали обратно к деревне и нашли еще двух детей, нуждающихся в крайнем внимании. Мы укутали их, отнесли в грузовик и возвращались снова и снова. Мы нашли шесть раненных детей за полчаса.

Динган указал на группу детей, ближайшую к нам, и мы побежали к ним, призывая их к себе и побуждая быстро залезать в грузовик.

Большинство подчинилось, оставляя одного, который отказался оставить своего отца. Динган оттащил маленького ребенка от его мертвого отца и обернул свои руки вокруг мальчишки, говоря ему на ухо, после чего слезы заструились вниз по его крохотному личику.

Я ничего не могла поделать со слезами, которые текли по моему лицу, когда мы собрали еще больше детей, лишенных матерей. В итоге я насчитала двадцать трех сирот, включая погибших во время засады.

Я поискала женщину, которую пытался спасти Чарльз, но в грузовике ее не было, и я поместила это под «никогда больше об этом не думай». Никто из взрослых не выжил, АСГ убедились в этом.

— Мы должны уезжать! — крикнул Чарльз через толпу плачущих детей.

Он и Соломон запрыгнули на бампер грузовика и крепко держались.

— Они так не продержатся целых два часа! — закричала я на Дингана.

Его усталое лицо нашло мое поверх группы детей.

— Они смогут. Мы делали так раньше.

И это поразило меня.

Это не было единичным случаем. Эти атаки происходили часто, всегда нацеливаясь на невинные семьи, всегда оставляя детей в уже бедной стране, где никто не позаботится о них.

— Залезай, Софи! — крикнул он, и я подчинилась. Он положил мне на колени маленького мальчика, и я убаюкивала его, как могла, пытаясьрешить, как лучше держать его, чтобы не причинять ему еще больше боли.

Динган запихнул еще двоих ошеломленных детей между нами и залез, заводя грузовик и устремляясь прочь от этого места.

— АСГ возвращается? — спросила я.

— Они всегда возвращаются. Они используют оставленных детей в качестве приманки. Они знают, что мы придем искать их.

Я повернула голову к окну и позволила слезам свободно падать больше, чем я когда-либо позволяла, и это единственный раз, когда я плакала и имела на это истинное право. Потому что я плакала не по себе. Я плакала по невинным.

Глава 12

Ворота открылись, словно в ожидании нашего приезда, около четырех сорока пяти минут утра, солнце еще не встало, и я просила его вернуться.

Ночь, которую я считала невероятно мирной и красивой, теперь чувствовалась невыносимо мрачной, словно решительная безнадежность окружила нас. Когда мы проехали, Кейт и Мерси были на другой стороне, закрыв ворота и побежав к нам. Динган устремился и резко остановился рядом со школьным домом, фары освещали баобаб, когда мы проехали мимо. Он побежал к моей стороне и взял мальчика из моих рук, забегая с ним внутрь. Я подняла одну девочку, которая не осознавала ничего во время поездки обратно в Масего, и занесла ее сразу за ним. Он прошел мимо меня снова, оставив мальчика, и взял оставшихся впереди девочек.

Чарльз и Соломон несли тех, кто сам не мог идти и через минуту мы все были внутри, вертясь над детьми.

— Софи, дай мне ту сумку! — приказала Карина, указывая на сумку на скрипучем деревянном полу.

Я принесла ей сумку и открыла ее. Она обрабатывала первую девочку, которой помогли мы с Динганом, покрытую дырами в грудной клетке. Она была в обмороке.

Карина быстро поднялась и побежала к ящику металлического шкафа. По всей комнате стояли импровизированные кровати и на каждой лежали дети, истекающие кровью.

Она вернулась, разрывая бумагу и пластиковый пакет, содержащий четвертую группу крови.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы удалить шрапнель, — сказала Карина сухо.

Я обернулась, чтобы посмотреть с кем она говорит, но там никого не было, каждый был занят рядом с кроватью одного из детей. Я посмотрела назад и увидела ее глаза, направленные на меня.

— Я не могу, — сказала я ей.

— Мой свои руки с хлоргексидином. Вставай вот там, — сказала она, указывая на угол комнаты.

Комната была наполнена светом от свечей, так как там не было электричества, и я едва могла разглядеть вещи. Им необходим генератор для таких ситуаций!

— Разве Чарльз не должен помочь тебе с этим? Он обучен! — я паниковала.

— Он с другим ребенком, Софи. Доверься мне. Она истекает кровью, пока мы с тобой разговариваем.

Я побежала в угол и вымыла свои руки, одна из старших сирот стояла рядом со мной, готовая в ожидании ополоснуть меня из миски. Она протянула мне коробку с выглядевшими старыми латексными перчатками, и я взяла две, натягивая их, как только вернулась назад в сторону Карины.

— Что мне делать?

— Расширь эту рану, открой для меня. Я не в состоянии достать металл изнутри.

О, Боже. О, Боже.

Я наклонилась над девочкой и неохотно растянула рану так широко, как смогла. Пинцет Карины был готов и погрузился без колебаний, копаясь взад и вперед, заставляя съёжиться.

Она вытащила большой осколок металла, и он зазвенел в фарфоровой чаше на маленьком столике рядом с кроватью. Один за другим она вытаскивала металл, застрявший в крошечной груди девочки.

— Там еще один. — Она указала на следующую глубокую рану рядом с сердцем.

— Что, если слишком глубоко?

— Расширяй рану.

Я послушалась и почти отвела взгляд на льющуюся кровь, но сдержалась. После, казалось бы, вечности Карина выловила маленький, но существенный кусочек металла, и он громко звякнул рядом с другими осколками.

Карина работала уверенно, зашивая каждую рану, в то время как я отрезала полоски марли и держала наготове раствор йода.

Она налила на швы раствор, намазала антибактериальной мазью и забинтовали их. В конце мы завернули девочку в одеяло точно так же, как с Динганом в деревне.

Когда мы закончили, Карина дала ей еще одну дозу снотворного. Я встала, сняла кровавые перчатки, швырнула их в мусорное ведро и вышла на свежий воздух.

Рассвет наступит еще не скоро. Мысленно я просила солнце появиться, чтобы наступил новый день, который бы стер воспоминания ночи. Всю мою жизнь я буду помнить эти крики.

Пот струился по моему лицу и шее, и моя рубашка промокла, прилипнув к телу. Приступ адреналина остался в толпе, и теперь мои руки дрожали от облегчения.

Позади себя я услышала шаги. Это был Динган. Три пуговицы на его льняной рубашке были расстегнуты и обычно аккуратно закатанные рукава были в беспорядке.

— Как она? — спросил он о нашей маленькой девочке.

— С ней все хорошо. — Я остановилась. — Вообще-то, я не знаю. Я не спрашивала. Не хочу знать.

Динган облокотился на столб, к которому был прикреплен алюминиевый навес, и кивнул.

— Как часто это происходит? — спросила я его, пялясь на темное очертание баобаба.

— Слишком часто.

— Почему их не могут остановить?

— Они как призраки, и получают защиту от Северного Судана.

— Почему?

— Не знаю. Они зло?

— Несомненно. — Я повернулась и посмотрела на школьный домик. — Как остальные?

— Надеюсь, что сегодня больше никто не умрет, — сказал он мрачно.

Заметив, что я задержала дыхание, я выдохнула. Я начала плакать.

— Мне так их жаль.

До того, как я произнесла это, сироты начали исполнять свои красивые песни, и от этого я заплакала еще сильнее.

Я понятия не имела, что они пели, но их невинные голоса звучали по всему лагерю. Невольно я находила в них утешение. Некоторое время я вслушивалась, пока текли слезы.

— Я думала, что они будут спать. Почти шесть утра, — произнесла я, повернувшись к Дингану.

— Я же говорил, что они не смогут заснуть.

— Разумеется, — сказала я, смотря на их окна.

После того, как красивая песня сменилась симфонией стрекочущих насекомых и ночных животных, я повернулась к Дингану.

— Зачем они делают это?

— Потому что это приносит им радость.

— Чему тут радоваться? — честно спросила я, думая над образами мертвых детишек в деревне.

Снова потекли слезы.

— Жизни, Софи. Они все еще живы. Они дышат, любят друг друга, они находят радость в мире вокруг, только потому что они дети. Они жизнерадостные. Они всегда идут дальше. Всегда.

— Я бы никогда не поверила в это, если бы не увидела собственными глазами. Цинизм появляется с грубостью мира и только, когда ты взрослеешь. Я бы все отдала, чтобы они снова стали счастливыми.

Динган повернулся ко мне, а я к нему, облокотившись на столб около него. Некоторое время мы смотрели друг на друга и чувство понимания прошло между нами.

Я не верила в то, что я ему нравилась, но думала, что он будет терпимее ко мне после этой ночи.

— Вам обоим необходимо поспать, — сказал Чарльз, разрывая транс между мной и Динганом.

— Вам с Кариной нужно поспать. А я могу остаться с ними. Они тоже будут спать, — сказал ему Динган.

— Я могу помочь, — добавила я, и Динган слегка кивнул.

— Мы отменим завтрашние занятия, — произнес Чарльз, когда Карина подошла к нему. — Софи и Динган присмотрят за детьми несколько часов. После завтрака их подменят Руф и Соломон.

Карина кивнула, и они пошли к своему домику. Динган уселся в дверном проеме, и я последовала его примеру, садясь напротив него. Я скрестила ноги в лодыжках.

— Я буду проверять их каждые несколько минут, — объяснил он.

— Хорошо, что у Карины есть успокоительное.

— Это наши последние запасы. Я не уверен, как мы сможем пополнить их.

— У вас нет постоянного поставщика? — спросила я.

Динган мягко улыбнулся, отчего у меня запорхали бабочки в животе.

— У нас нет ничего наподобие этого, хотя мне бы этого хотелось.

Я просто не могла представить, что это место, доведенное до отчаяния, не могло получить помощь с запада.

— Уганда заброшенное место, не так ли?

— Уганда, Южный Судан, Кения, Африка в целом.

— Почему? — спросила я тихо.

— Две причины. Люди считают наше затруднительное положение преувеличением или они совсем его отрицают. Делая вид, что его не существует, они испытывают небольшие муки совести.

Я ухмыльнулась в недоверии, но затем подумала об этом.

Я никогда раньше не слышала об этих местах, что они просили или умоляли о помощи. Пристыженная, я отвернулась.

— А другая?

— Они полагают, что об этом кто-то заботится, их правительство, но им нужно только взять проблему в свои руки. На правительство нельзя положиться, они продажны. Это может быть решено только с помощью народа. Тысячи мелких галек, огромный всплеск и все.

На мгновение стало тихо и в ночном воздухе слышался стрекот насекомых.

— Когда-то я брала уроки социального исследования, — рассказала я ему. — Мы прочли историю о женщине, на которую напали в переулке в Нью-Йорке. — Я покачала головой. — Я не помню подробности. Во всяком случае, суть в том, что люди наблюдали из окна за тем, как избивали женщину и думали, что кто-нибудь вызвал полицию. Женщина умерла, ожидая помощи.

Динган поднял плечи в понимании, его красивые, загорелые руки поднялись, словно в объяснении.

Я снова вспомнила мертвых детей и отвернулась, чтобы Динган не видел моих слез. Я вздрогнула, когда он подтолкнул мои ноги своими.

— Это не слабость, — просто заявил он, его руки крепко скрещены на груди.

— Что не слабость? — спросила я, вытирая лицо грязными руками.

— Страх, печаль. Это не слабость. Они определяют твои эмоции. Делают тебя человеком, Софи.

— Они показывают тебя, — я снова стала грубой Софи.

— Кто говорит?

— Я.

— Почему?

— Потому что я… потому что…

— Дай подумать. Потому что ты не гордишься собой? Потому что ты презираешь себя? Потому что, если ты проявишь эмоции, они отразят те мысли?

Я молчала, по крайней мере, минут пять.

— Да, — призналась я, нарушив молчание.

— Сделай что-нибудь с этим.

— Нечего делать. Я потеряна.

— Ерунда. Ты совсем в это не веришь. Ты хочешь придерживаться того, что легче. Ты предвидишь количество работы, которое потребуется для изменения, и слишком напугана, чтобы принять вызов. Вот это, Софи Прайс, настоящая слабость.

Динган встал, и я смотрела, как он проверял каждую кровать, тихо переходя от одной к другой, и я ненавидела то, насколько он был прав.

Глава 13

Руф и Соломон, как и обещали, сменили нас около восьми утра после завтрака.

Я была так измучена, но мысль о сне на моих простынях, будучи покрытой кровью и грязью, вызвала озноб. Я хотела смыть прошедшую ночь.

— Мне нужно в душ, — сказала я Дингану.

Его глаза немного расширились.

— О, хорошо. Я тоже собирался. Ты хочешь пойти первой?

— Нет, — сказала я ему. — Иди ты. Я соберу вещи.

— Ладно, — ответил он. — Я постучу в твою дверь, когда освобожусь.

— Спасибо.

Спустя пятнадцать минут Динган постучался, и я ответила.

Он просунул голову и его волосы были все еще влажными и прилипли к шее. Я могла почувствовать запах его мыла и вдохнула его.

— Душ твой, — сказал он, собираясь уйти, но резко остановился. — А, спокойной ночи.

— Спасибо, — сказала я, немного улыбаясь.

Я приблизилась к душу с сомнением, зная в это время там должны быть насекомые, но была удивлена снова увидеть, что там было совершенно чисто.

— Это странно, — сказала я вслух.

— Что странно? — спросил кто-то.

Карина проходила мимо.

— О, здесь нет насекомых.

Карина обследовала душ.

— Интересно, — она улыбнулась и поспешила к школьному домику.

Я быстро помылась, стирая события ночи, и оделась просто.

Мои ноги и глаза были такими тяжелыми, что я была не уверена в том, что смогу дойти до своей маленькой хижины, но каким-то образом мне удалось. Я отбросила вещи в сторону и практически нырнула в постель. До того, как моя голова коснулась подушки, я уже спала.

Странно, но я просыпаюсь сама. За окном все еще светло и это удивительно при том, что я была очень уставшей.

Я стряхнула насекомых с простыни и встала, чистя зубы и заплетая волосы в две косы, как я сделала в первый день. Я решила, что это будет моим стандартным стилем. Просто и при этом я оставалась собой. Я оделась как всегда: голубые джинсы, ботинки и рубашка.

Снаружи я слышала хихиканье девочек и хохот мальчишек, без сомнения наслаждающихся свободным днем. Когда я вышла из хижины, все было точно так, как я представила, за исключением одной маленькой красивой детали.

Девочки сидели под баобабом, пританцовывая и играя, мальчишки казалось несколько часов играли в футбол.

Я осмотрела всех игроков и задержалась на одном. Динган играл вместе с мальчиками, смеясь с ними, ведя мяч, и подтрунивая их из-за того, что они не могут перехватить его, от чего они смеются еще сильнее. Двое мальчишек так сильно хохотали, что свалились на землю.

Когда он заметил меня, его улыбка не исчезла и это приободрило меня. Он передал пасс мячом ближайшему мальчику, и они продолжили играть.

Динган не спеша побежал ко мне. Задыхаясь, он остановился.

— Карина приберегла для тебя еду.

— О, мне стоит поблагодарить ее.

— Перестань. Я покажу, где она оставила еду. Не думаю, что ты прежде когда-либо была на кухне, — сказал он, шагая в обратном направлении.

— Не была, — призналась я, когда он отвернулся. — Как дети из деревни?

Он замедлил шаг, чтобы приноровиться к моей скорости.

— Как они справятся с этим? С потерями? — я не могла не спросить.

— Как всегда. Им нужно время.

— Нет, им нужны их родители.

— То, что у них украдено, Софи. Никто не спрашивает разрешения.

Когда мы пришли на кухню, мы услышали топот босых ног по плиточному полу, но никого не было видно. Я прошла в столовую и осмотрелась. Обернувшись, я заметила Мандису, девочку, которая отказывалась есть. Она спряталась под линией раздачи.

— Мандиса? — позвала я ее. Она дрожала, слишком испугана, чтобы подойти, так что я пошла к ней. — Мандиса, милая, — произнесла я, пробуя слово. Я никогда никого раньше не называла «милая» из жалости. — Подойди.

Я протянула руки и почувствовала Дингана, осторожно подходящего ко мне сзади. Я подняла руку, чтобы остановить его, и он замер.

Мандиса покачала головой и зажмурила глаза. Я воспользовалась возможностью присоединиться к ней, и Динган присел на колени около нас.

Когда Мандиса открыла глаза, они были полны слез, так что я сделала единственную вещь, о которой подумала. Я схватила ее, посадила на колени и прижала к груди. Я гладила ее по спине и шептала в ухо. Это было против моих инстинктов, но все же я сделала это.

— Это не работает. Что мне делать? — спросила я Дингана.

— Продолжай держать ее, — прошептал он.

— Это не работает, — произнесла я и попыталась передать Мандису Дингану, но он поместил девочку обратно мне в руки, и я обняла ее.

Он положил руку на мое плечо.

— Ей нужна любовь.

— Я делаю это неправильно, — сказала я ему, запаниковав.

— Нет, правильно, — убеждал он.

Динган уселся около меня, напротив алюминиевой перегородки, и я сразу же успокоилась. Я знала, что смогу сделать это. Знала, если Динган тут, чтобы помочь мне, то я смогу помочь Мандисе. Казалось, на протяжении нескольких часов мы сидели в тишине.

Я задалась вопросом, смогу ли успокоить ребенка, который потерял маму, отказывался есть, был абсолютным чужаком. Будет ли ее жизнь всегда полна борьбы, с которой она очевидно сражалась? Продолжит ли она голодать из-за горя, или же мы сможем кормить ее через трубку? Станет ли она снова нормальным ребенком? Станет ли она нормальной во взрослой жизни или же будет навсегда потеряна в жестоком мире, о котором она уже узнала в таком возрасте?

Я задавалась вопросом о реальном и нереальном и, пока я размышляла, Мандиса успокоилась.

Она перестала плакать и крепко держалась за меня.

Я повернулась к Дингану и почувствовала облегчение с его стороны. Все мы трое спрятались под алюминиевой линией раздачи. Не важно, как нас видел мир, мы просто сдвигали гору.

Динган выскользнул из нашего уютного местечка, но мне мешал ребенок, поэтому он вытащил меня за мои бедра, практически в одно движенье подняв нас двоих над полом. От этого мурашки побежали по моему позвоночнику.

— Впечатляет, — сказала я невозмутимо.

— Спасибо, — все, что он ответил. Я улыбнулась.

Я пошла за Динганом на кухню, и он положил мою еду в кастрюлю, чтобы разогреть для меня.

Я попыталась запрыгнуть на стойку с Мандисой, но у меня не вышло.

Динган закатил глаза и с легкостью поднял меня и Мандису на стойку.

Мои щеки вспыхнули, когда он коснулся моей талии, но он, казалось, не заметил, словно был слишком поглощен перемешиванием. Я наблюдала за ним в это мгновенье и была охвачена притяжением. Так неправильно сосредотачиваться на парне, находившемся передо мной, когда я держала в руках нуждающуюся девочку, но ничего не могла с собой поделать.

Я отвернулась от него и прижала Мандису ближе к себе, положив щеку ей на голову, как мама Сав делала это тысячи раз ранее.

Глава 14

— Марси сегодня возвращается, — сказал Динган Карине за ужином.

— Мне было интересно, когда она вернется, — заявила я.

Больше недели прошло с тех пор, как мы видели Марси, Динган и я взяли на себя обязанности прачечной, пока она была в отъезде. Я не сомневалась, действительно, я до смерти желала ее приезда домой. Преподавание весь день и стирка всю ночь становились невыносимыми, даже

Динган жаловался, а он никогда не жаловался, никогда.

— Куда она уехала? — спросила я.

— В Южный Судан. Ее семья там. Она проведывала их.

— Разве это не опасно?

— Да, — коротко ответил Динган.

— Ладно, — сказала я нараспев.

Он пытался убедить ее не уезжать, но она не послушалась.

— Ее тетя болела несколько месяцев, — объяснила Карина.

— О, понятно.

В этот момент Марси зашла в столовую и помахала мне.

Я энергично помахала, неуверенная была ли я рада тому, что больше не буду заниматься стиркой или же, потому что она вернулась целой и невредимой. Я нахмурилась и уставилась в тарелку.

Когда она подошла, я вскочила и обняла ее.

Хм, думаю я искренне соскучилась по ней.

За последние несколько недель Динган и я периодически осматривали те места, где мы подозревали, солдаты подкрадывались к нам. Мы не видели больше ни одного отпечатка ботинка с того первого дня, но Динган отказывался расслабиться.

— Ты можешь ненадолго успокоиться? — тогда спросила я его.

— Ты забыла деревню? — спросил он меня в ответ.

И на этом был конец.

Динган и я пришли к своего рода пониманию. Я держалась как можно тише, выполняла свою работу, и он терпел меня. Но после этих первых нескольких недель, у меня усилилась усталость от покорности, так что я показала ему, на что я была способна. Я показала ему, что у меня достаточно инициативы, достаточно усердия. Также одновременно я узнавала в себе что-то, что думала не могло существовать во мне.

Я стоила больше, чем секс, которым определила себя.

До сих пор Динган относился ко мне со скрытым презрением.

Выжившие дети из деревни легко приспосабливались, не считая нескольких мелких затруднений, но ничего такого с чем бы мы ни смогли справиться.

Мы с Чарльзом, Кариной и остальными работниками очень сдружились. Я действительно влюбилась в них и в цель своего приезда туда, которая, как оказалось, была больше, чем просто отбывание наказания.

Я изучала банту, этого не хватало, чтобы поддержать беседу, но хватало для того, чтобы спрашивать детишек нужна ли им комната отдыха, голодны ли они и т. д.

Благодаря мне и Дингану Мандиса снова начала питаться. После нашего мощного прорыва на кухне она прикипела ко мне, хотя я не знала почему. Карина помогла мне понять, что Мандиса выбирала тех, кто, по ее мнению, мог лучше помочь ей, и почувствовала, что таким человеком была я.

Кто я такая, чтобы спорить? Если я могла помочь, то помогу.

За две недели она набрала почти семь фунтов. Иногда Мандиса даже тайком пробиралась ко мне в хижину и спала со мной. Я бы никому в этом не призналась, но она была моей любимицей.

Через неделю после возвращения Марси, Динган и я совершили еще один патруль рядом с водоемом. После уроков мы сели в его грузовик и направились в ту сторону.

— Оливер сводит меня с ума, — сказала я в окно.

— Он сводит с ума всех нас.

— Он слишком умный для наших занятий. — Я засмеялась.

— Знаю.

— Так почему мы не меняем его учебную программу? — спросила я.

— Хорошая идея, — признал он слишком легко.

— Что? Никаких возражений?

Он всего лишь закатил глаза.

— Нет, серьезно. Никакой дискуссии? Не говоришь мне «ты должна» или увольняешь меня? Я должна признаться, что подозреваю, что живу в альтернативной вселенной. — Я сделала вид, что проверяю за окном. — Нет, свиньи не летают.

— Смешно, — вздохнул он, припарковывая грузовик.

Он перегнулся и вытащил свой пистолет из бардачка. Я вылезла, не желая быть поблизости с ним. У меня было разумное уважение к оружию. Очень разумное.

— Ты испугалась, — он объявил на ветер.

— Нет, — сказала я, передвигаясь на другую сторону от него, сторону без пистолета.

— После того как мы проверим территорию, ты отправишься стрелять.

У меня отвисла челюсть.

— Определенно нет!

Он резко остановился и ухмыльнулся.

— Определенно. Ты не должна бояться пистолета. Что если когда-нибудь тебе придется использовать его?

— Мне никогда не понадобится держать его, тем более использовать.

— Не будь наивной, Софи.

— Мне не нужно знать.

— Это просто ситуация случая. Я научу тебя прицеливаться и стрелять и больше никогда не попрошу использовать его снова.

— Прекрасно, — скрежеща зубами, я продолжила идти без него.

Помимо его дыхания, позади меня, я услышала хихиканье.

— Это не смешно, — пропела я.

— Смею не согласиться. Это будет весьма увлекательно для меня.

Я нарочно пошла быстрее.

— Стой, — сказал он, догоняя. — Я перестану поддразнивать. Только оставайся рядом со мной.

Я послушалась, но не отблагодарила его. Мы обследовали весь водоем и не нашли следов пребывания там кого-либо. Мы обошли вокруг весь участок земли и приблизились к грузовику.

Я рванула к нему, надеясь, что он каким-то чудесным образом забыл про наш урок, но мне не повезло.

— Неверный путь, Софи, — услышала я, как он сказал. Я остановилась, разбрасывая пыль под ногами и повернулась вокруг, немного запыхавшись.

— Ты не серьезно.

— Я абсолютно серьезен. Теперь следуй за мной.

Он привел меня к закрытому участку и нашел толстый гнилой пень, поднял его как будто он ничего не весил и установил напротив стоявшего дерева.

— Это твоя цель, — сказал он, осматривая ствол и разряжая из пистолета все пули.

— Почему ты вытаскиваешь пули, если это урок по стрельбе?

— Потому что есть несколько правил, которые ты сперва должна узнать, и я думаю тебе будет более комфортно держать незаряженный пистолет.

Он был прав.

— Хорошо, — продолжил он, — первое правило: всегда держи пистолет в руках, как будто он заряжен, даже если ты знаешь, что это не так.

Он вручил мне пистолет, и я потянулась за ним трясущейся рукой. Я взяла его и держала в своей ладони.

— Он тяжелый.

— Более чем в одном случае.

— Что дальше? — спросила я, разглядывая холодный кусок металла, лежащий в моей руке.

Он зафиксировал мой захват и направил пистолет вниз. Его руки были теплыми и у меня немного перехватило дыхание.

— Следующее правило, — сказал он, — всегда держи огнестрельное оружие направленным в безопасную сторону, — спокойно объяснил он, — если ты случайно выстрелишь туда, то мы бы хотели, чтобы пуля не задела остальных.

— Хорошо, — прохрипела я.

Он отодвинул свою руку от меня, и я поняла, что могу дышать намного легче.

— Дальше. Всегда держи свой палец не на курке и подальше от предохранителя спускового крючка, — сказал он, указывая на часть из металла, защищающую курок. — До тех пор, пока ты не примешь сознательное решение выстрелить, держи этот палец в стороне от курка.

Я кивнула и сглотнула. Его палец едва касался моего, но мир, казалось, исчез вокруг нас. Его дыхание выровнялось с моим, но я была уверена он был взволнован только из-за обучения меня стрельбе.

— Что-нибудь еще? — спросила я, преодолев состояние экстаза.

Динган покачал головой и засунул руки в карманы.

— Да, так, о чем я?

— Курок.

— Да, ммм, следующее правило: ты должна быть всегда осведомлена о своей цели, заслоне и расстоянии. Убедись на сто процентов, что линия огня чиста от людей и имущества. Не верь никому на слово. Ты единственная ответственная за то, что может случиться, так что убедись, что все правильно.

— Звучит неплохо.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Проверь, Софи.

— Ох! — воскликнула я, понимая, что он имел в виду.

Я вручила ему пистолет и повернула мою цель, замечая, что ничего не находится за моей линией огня на мили, кроме травы и случайного дерева. Я повернулась в сторону Дингана.

Он еще раз дал мне в руки оружие, и я направила его к земле с большой осторожностью, и убедилась, что мои пальцы были далеко не на курке.

— Это легко, — сказала я ему.

Динган физически повернул мое тело в сторону моей мишени и встал позади меня.

— Так как это твое первое обращение с оружием, я бы рекомендовал тебе держать пистолет двумя руками.

Я поместила свои руки так, как ребята по телевизору.

— Так, например?

Он засмеялся.

— Нет, ммм, например так, — сказал он, беря обе мои руки и помещая должным образом.

— Ты всегда должна держать их высоко на оттяжке. Это позволит тебе быть рычагом и, когда ты будешь стрелять, будет препятствовать отдаче.

Мои руки начали немного дрожать, и он накрыл их своими.

— Твоя другая рука должна отдыхать сверху этой руки, сразу возле предохранителя и поддерживать руку, в которой пистолет. Тебе нужно будет немного развернуть бедра и поставить ноги на ширине плеч, — объяснял он, двигаясь сзади вместе со мной, соприкасаясь с моей спиной и посылая электрические разряды к кончикам пальцев на ногах.

Я раздвинула мои стопы подальше, и стояла все еще пристально смотря на цель. Динган не сказал ни слова, но, воспользовавшись своими ногами, медленно раздвинул мои стопы шире. У меня перехватило дыхание.

— Удобно? — прошептал он в мое ухо.

Я сглотнула. Нет.

— Гм, да.

Динган отступил от меня, и воздух, который я задержала, со свистом слетел с моих губ.

— Дай мне пистолет, — сказал он, и я протянула ему.

Он начал заряжать его, и мой уже участившийся пульс забился с неизведанной скоростью.

— Проведи круг между большим и указательным пальцем, найди объект где-то рядом, примерь расстояние пальцами и посмотри, где этот объект на твоем круге. — Он остановился. — Поняла это? — спросил он, продолжая заряжать пистолет.

— Да.

Я выбрала его лицо.

— Зафиксируй объект в пределах видимости, поднеси круг на уровень лица. Круг сам по себе должен стремиться к одному глазу.

— У меня левый, — произнесла я, и он посмотрел на меня.

— У меня тоже, — прошептал он.

Я опустила руки по бокам.

— Это твой доминирующий глаз. Ты будешь использовать его, чтобы выровнять свое зрение.

Он вручил мне пистолет и встал позади меня, держа его вместе со мной.

— Он полностью заряжен.

Он может сказать это еще раз, я думаю.

— Произнеси это.

— Он заряжен, — повторила я.

Динган остановился за моей спиной и мои глаза закрылись от ощущения его теплых рук и твердых мускул. Он исправил мою позицию еще раз при помощи своих ног, и я могла почувствовать кровь, которая прилила к моему животу. Его рот опять находился возле моего уха, и я могла чувствовать каждый его вздох, медленный и устойчивый.

— Выровняй свое дыхание, — сказал он возле моего уха.

Я кивнула, моя цель в пределах видимости.

— Еще не нажимай, — дразнил он.

— Почему? — я уже собиралась стрелять.

— Не тяни. Никогда не тяни. Всякий раз, когда ты готова, жми на спусковой крючок, пока чувствуешь сопротивление, но позволь ему удивить тебя. Не готовь себя к пуле, сконцентрируйся непосредственно на нажатии и позволь ему полностью показать тебе, каково это вторым освободиться от пистолета.

Я кивнула и сделала несколько успокаивающих вдохов, сохраняя свою цель в после зрения. Время, казалось, замедлилось до черепашьей скорости. Мир бесшумно закрутился вокруг меня, единственным значимым звуком было то, как глубоко вздымалась и опускалась грудь Дингана.

Мой палец покинул положение полулежа и лег на курок. Мое тело напряглось, и я смогла ощутить, как его тело плотно подобралось вокруг моего, приготовившись. Два глубоких вдоха и мои легкие задержали дыхание, в то время как мой палец нажал на курок.

Мир замер в стоп-кадре, когда пуля вылетела из ствола к ожидающему ее пню.

Последующие секунды навсегда отпечатались в моем сознании.

Пуля попала в цель, отрывая небольшие части пня наружу, образуя ореол из щепок, падающих и оседающих вниз на ложе отмершего подлеска. Покидая пистолет, пуля толкнула мое тело к Дингану, но он, по-видимому, был готов к этому, удерживая меня неподвижно рядом с собой.

Когда все закончилось, мир вокруг меня устремился назад в реальность, картинки и звуки зашумели в моих глазах и ушах. Я начала глубоко дышать, и Динган медленно развернул меня к себе. Я направила пистолет в землю и подняла лицо к нему, откровенно вглядываясь в его глаза.

— У тебя хорошо получилось, Соф, — сказал он мягко.

Он никогда до этого не называл меня Соф.

— Чувствуешь себя хорошо?

Я кивнула, не в силах говорить.

Он удерживал мой взгляд и взял оружие с моей руки, вложил его в кобуру и вернул руку мне на плече. Он пристально смотрел на меня и ливень эмоций омывал его лицо.

Его брови сошлись вместе, как будто он пытался спрятать что-то. Наконец, его лицо расслабилось, когда обе его руки прошлись по моей спине и остановились на плечах, сжимая обе мои косички.

— Они расплетаются, — сказала я наконец.

— Они всегда так делают в конце дня, — добавил он, не отрывая свой взгляд от моего, в дюймах от моего лица.

Мои глаза закрылись, когда он стянул обе ленточки, удерживающие мои косички, и они скользнули ему в руки. Его пальцы ловко расплели их, что было мучительно медленно.

Наконец я почувствовала, как его пальцы прошлись по моим волосам до самых кончиков.

— Это любимая часть моего дня.

Мои глаза лениво раскрылись.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала я.

— Когда ты распускаешь их и запускаешь в них руки. Это моя любимая часть дня.

Я медленно вдохнула через нос, чтобы не упасть от этого признания.

— Я думала, что ты ненавидишь меня, — призналась я.

Он открыл свой рот для ответа, но мы вздрогнули от нашей близости, когда переносная радиостанция в грузовике начала непрерывно вопить.

— Динган! Динган! — услышали мы.

— Черт, — сказал он, сжимая свои закрытые глаза. — Я забыл сказать им, что мы будем стрелять из пистолета.

Он побежал к грузовику, оставляя меня там пораженной от того, что произошло между нами.

Поездка назад в Масего была очень тихой, мы оба, казалось, упивались собственными мыслями.

Мои глаза мелькали между нами, и я словила себя на желании, что хочу закончить то, что мы только что начали.

— Карина в бешенстве, — сказал он, напугав меня.

— Почему? — спросила я.

— Мне следовало предупредить ее, что мы будем стрелять. Мы до смерти напугали ее.

Меня переполнило чувство вины. — Я должна извиниться перед ней.

— Почему ты должна извиняться?

— Потому что я выстрелила из пистолета.

— Нет, я извинюсь. Это была моя ошибка.

— Я не думаю… — начала я, но прервалась, заметив Карину, стоящую с этой стороны забора с кулаками, упертыми в бедра. — Ммм-ох.

Динган шумно вздохнул.

— Знаю, знаю, — он сказал, выходя из грузовика и захлопывая дверь. Я последовала за ним.

— Вы оба! — сказала она, надвигаясь на нас. Я чуть было громко не рассмеялась, но увидела выражение ее лица. Страх и печаль окутали его полностью, отрезвляя меня.

Она схватила его за грудь перед тем, как притянуть и захватить Дингана в самые крепкие объятия, виденные мной. Она махнула мне и обернула руку вокруг моей шеи. Динган и я обняли ее и посмотрели друг на друга. Мы оба чувствовали себя такими виновными.

— Мне жаль, — сказали мы одновременно и затем расхохотались.

— Нам жаль, — сказала я Карине.

Она немного отодвинулась и вытерла глаза.

— Я готовилась к худшему. — Она громко вздохнула. — Думаю, Чарльз потерял пять лет жизни. Вся семья волнуется.

Мы снова почувствовали вину. Сказать было нечего.

— Пойдемте, — сказала она, обнимая нас. — Давайте успокоим всех.

Когда мы открыли ворота, нас окружили дети, все беспокоились.

— Как сказать «мне жаль» на банту? — прокричала я через их болтовню.

— Большинство понимают на английском, Соф. — Динган рассмеялся и начал трогать их головы.

Спустя несколько минут дети поскакали играть, кроме одной. Мандисы.

Я подняла ее на руки и примостила на своем бедре. Я ничего не говорила, только пошла с Динганом в сторону баобаба. Мы наблюдали за мальчиками, играющими в футбол и поющих или прыгающих через резинку.

Когда солнце скрылось за горизонтом, небеса стали розово-оранжевого цвета, Кейт,

Руф и Карина позвали их мыться и чистить зубы.

Все это чувствовалось таким привычным и таким великолепно удивительным. Это было так плохо, что их жизни столкнулись с проявлениями необъяснимого насилия. Это напомнило мне, почему я так благодарна Дингану, что научил меня стрелять.

Я опустила Мандису вниз, чтобы она присоединилась к остальным детям. Она поцеловала меня в щеку, и я почти заплакала.

— Спасибо, — сказала я Дингану, смотря на цветное небо.

— За что? — прошептал он тому же небу.

— За то, что учил меня. Наблюдение за ними напомнило мне, почему я хотела быть способной защитить их. Они беззащитны. Если мне когда-нибудь придется защищать их жизни, я сделаю это немедленно. Я бы не стала колебаться.

Динган повернулся в мою сторону, и я смотрела на него почти испугавшись того, что он может сказать или, если быть честнее, того, что он не может сказать.

— Пожалуйста, — просто ответил он, разочаровав меня.

Но, с другой стороны, его пристальный взгляд изучал мое лицо с такой интенсивностью, что я могла чувствовать, как что-то тает в моем горле и плечах, посылая дрожь по моему телу.

Он сократил расстояние между нами.

— Ты будешь сегодня мыться? — спросил он, удивив меня.

— Что? Почему ты продолжаешь спрашивать меня об этом? Ты подглядываешь за мной или еще что-нибудь? — подразнила я.

Его лицо покраснело.

— Конечно, нет! — громко воскликнул он, от чего я рассмеялась.

— Тогда почему? — спросила я снова.

— Спокойной ночи, Соф, — ухмыльнулся он, снова используя это прозвище и направляясь в свою хижину.

— Спокойной ночи, Ян. — ответила я.

Он обернулся и расплылся в улыбке, сверкнув зубами.

Я не устала, так что решила помочь женщинам искупать всех девочек. Болтовня женщин заставила меня улыбнуться, так как я подошла к общим душевым.

Семь кабинок выстроились вдоль стен вместе с семью душевыми лейками со скудной пластиковой загородкой. Они всегда купали детей первыми, и любая из девушек могла как следует мыться, сказав таким образом как вести себя. Женщина только присматривала. Я присоединилась к стороне Карины и Кейт. Они смеялись над чем-то, когда я подошла к ним.

— Что такого забавного? — спросила я.

— О, ничего, — объяснила Карина. — Итак, ты научилась стрелять, да? — колко спросила она.

— Да, — я уставилась на плиточный пол.

— Я рада.

Я резко подняла голову.

— Да, рада. Каждый подросток здесь должен уметь это. Хотя мне бы хотелось, чтобы меня проинформировали.

— Мне так жаль, Карина, — начала я, но она прервала меня, обняв.

— Перестань. Я знаю, что ты сожалеешь. — Она поцеловала меня в макушку, и я почувствовала себя такой любимой.

— Карина? — спросила я спустя несколько минут молчания.

— Хм? Минутку. Кристин! Нет, дорогая, — сказала она, останавливая Кристин, чтобы она не обрызгала Кейт. Кристин нахмурилась. — Извини. Что, любимая?

— О, мне просто кое-что было любопытно.

— Что такое? — спросила она, снова отвлекаясь на Кристин.

— Почему Динган так интересуется, когда я пойду мыться? Я подумала, может ты знаешь.

Ее ответ шокировал меня.

— Он убирает жуков для тебя. Он слышал, что ты говорила о том, как ненавидишь их, — заметила она рассеянно. — Прости, дорогая, — продолжила она, направляясь к Кристин.

Я ушла в изумлении, все еще не веря в это. Но он же ненавидит меня. Он привлекает меня, это очевидно, но обо мне он не волнуется.

Я выскочила наружу и срезала путь к душевым, небольшой наружный фонарь освещал их в середине нашей самодельной деревни. Когда я обогнула угол, я посветила фонариком, который прихватила с собой, в одну из ближайших кабинок. Насекомые. Всюду. Деревянные стены были покрыты ими. Я едва могла поверить своим глазам. Каждый дюйм, казалось, был заражен. Я случайно уронила фонарик и наклонилась поднять его. Это означало, что он вставал каждое утро намного раньше и выметал их. Почему он это делал?

— Ты нравишься ему, болванка, — громко сказала я.

Уголки моих губ дернулись, и я остановилась. Я практически побежала к нашим хижинам, но едва остановила себя от того, чтобы постучать кулаком по едва заметной двери Яна. Моя рука опустилась на бок.

Я не решилась предъявлять ему доказательства. Если бы он хотел, чтобы я знала, что он делает, он бы сказал. Мои зубы не могли бороться с улыбкой, приклеившейся на моем лице. Пора спать.

Глава 15

Это был лучший сон, который у меня был с тех пор, как я приехала. Я проснулась рано, взяла свой ковшик для душа и пошла по холодному утреннему воздуху к деревянным кабинкам и пристально посмотрела внутрь.

Чисто.

Я осмотрела участок вокруг и заметила испачканную спину Яна на другой стороне баобаба. Он поднял голову, как если бы почувствовал мой взгляд, разглядывающий ландшафт вокруг него.

Его глаза поймали мои и утреннее солнце отразило его ярко-голубые глаза, делая их еще более яркими. Я наклонила голову в его направлении, и он едва заметно кивнул в ответ. Порхание бабочек заполнило мой пустой желудок.

Я приняла душ, даже не замечая, какая холодная вода была этим утром, что я делала каждое утро. Когда я оделась в своей комнате и начала заплетать волосы, мои руки стали неуклюжими и нервными.

Я была так ошарашена. Я не могла поверить, что вела себя соответственно тому, кем я была. Я — королева контроля. Королева очарования. Старое прозвище закралось в мое сознание, и я уронила руки, изучая себя в зеркале. Предыдущее головокружительное ощущение, в котором я была так счастлива, наслаждаясь моментом, до того, как сейчас ощутила ужас.

Я поняла, что не заслуживаю Яна. Воспоминания про отвратительные вещи, которые я совершала дома, убивают чудесных бабочек и их место заполняет отвращение. Я придаю силы свои рукам, сопротивляясь ощущению, поглотившему меня как черная дыра, и заканчиваю прическу.

Стук Карины в мою дверь напомнил мне, что я здесь, чтобы работать.

— Софи, дорогая моя, ты одета?

— Да, — сказала я, открывая для нее дверь. Ее лицо было белее мела.

— Что случилось? — спросила я, мой желудок упал вниз.

— У Марси корь.

— Корь? Как? Я не понимаю.

— Медсестра подтвердила это вчера вечером. Она будет жить, я уверена, но молодежь, никому из них не делали прививки, и двое из них уже лежат с лихорадкой, — объясняла Карина, заламывая себе руки.

— Почему они не вакцинированы?

— У нас недостаточно ресурсов.

— Хорошо, ну, что это значит? Что мы будем делать?

— Мы звоним Пэмбруку.

Это удивило меня.

— А что делает он?

— У нас пару вариантов, но мало времени. Ему пришлось бы работать с очень коротким сообщением.

Я схватила спутниковый телефон и проверила зарядку. Она почти разрядилась. Я набрала и села на край кровати, пока Карина расхаживала туда-сюда на моем скрипучем полу.

— Привет, — прозвучал дрожащий голос Пэмбрука.

Я глубоко вдохнула. Так хорошо услышать знакомый голос.

— Пэмбрук! — закричала я.

— Софи? Это ты? — связь прервалась. — …да?

— Я пропустила последнюю часть, Пэмми. Со мной все хорошо, если ты спрашивал об этом. Послушай, мне нужна помощь. У меня кончается зарядка и мне нужно, чтобы ты организовал перевозку товаров.

— Для… чего?

— В Масего разразилась корь, а дети не вакцинированы. Карина говорит, что у нас есть пара вариантов. Ты можешь связаться с Фордом и что-нибудь организовать?

Последовали несколько секунд молчания, и я испугалась, что мы потеряли его.

— …я позвоню сегодня вечером. Заряди… если сможешь.

— Спасибо, Пэмми! — закричала я, прежде чем связь прервалась.

Карина села рядом со мной. Мы обе молчали в течение нескольких минут, погружаясь во все это.

— Что, если он не сможет ничего сделать? — спросила я ее.

Карина постоянно заламывала руки.

— Мы вводим карантин. Мы лечим лихорадку. Предотвращаем обезвоживание.

Я громко вздохнула.

— Господи, Карина, когда же это закончится?

Я повернулась в ее сторону.

— Это не закончится, любимая, — сказала она, останавливаясь и положив руку на мое плечо, слабая улыбка украсила ее привлекательное лицо. — Мы делаем все что можем, когда можем и верим, что это сработает.

Я кивнула.

— Давай приготовим что-нибудь поесть и обсудим, что нам необходимо сделать вместе с Чарльзом и Дином.

Мы сели за стол, мой спутниковый телефон лежал в центре нашей группы.

— Он сдох, — призналась я, указывая на телефон.

— Нам действительно нужен генератор, — тихо сказал Ян.

— Мы не можем позволить его, Дин, — добавил Чарльз.

— Ни у кого поблизости нет электричества, — Карина произнесла.

— А в ближайшем городе? — спросила я.

— Ближайший город с гарантированным электричеством? — спросил Ян.

— Да.

— Джинджа? — спросил он у Чарльза.

— Возможно.

— Как далеко он находится? — спросила я.

— Два с половиной часа. Приблизительно.

— К тому времени Пэмми может позвонить, — сказала я им.

— Правда, но это наш единственный вариант, — ответил Чарльз.

Мандиса подошла ко мне, и я, не раздумывая, посадила ее к себе на колени, прижавшись щекой к ее голове.

— А что, если я выключу его, подожду несколько часов и потом сама позвоню Пэмбруку. Так мы сможем обеспечить себя информацией?

— Я не думаю, что здесь достаточно зарядки, чтобы включить его снова, — заметил Ян, — но хорошо.

— Что хорошо?

— Мысль. Она была отличной.

Я закатила глаза.

— Я серьезно, — сказал он, оскорбленный.

— О, — сказала я застенчиво.

Я снова повернулась к столу и заметила Карину, которая следила за мной с интересом.

Я пожала плечами в вопросе, но она всего лишь ухмыльнулась и покачала головой.

— Тогда мы отправляемся в Джинджу, — согласилась я, немного сползая на своем стуле.

— Я подменю вас на занятиях, — сказала Карина.

Друзья Мандисы проходили мимо, и Мандиса поспешила с моих коленей к ним.

— Глупая девчонка, — пробормотала я.

— Она любит тебя, — сказал Ян, когда другие встали, чтобы взять себе тарелки.

— Надеюсь.

— Она любит тебя.

Я посмотрела на него.

— Ты так думаешь? — мягко спросила я.

— Я знаю это.

Это поддержало меня.

Если ребенок выбрал меня, чтобы любить, хотя я не стоила этого, значило ли это, что я могу заслужить любовь Яна? Могу ли я стать полезной?

Я изучала его красивое бледное лицо, обрамленное беспорядочными черными волосами и голубыми глазами.

Боже, он был таким очаровательным.

— Что? — спросил он, пробегая рукой по волосам. — У меня что-то на лице? —

Он провел руками по лицу.

— Нет, ничего, — ответила я, встала и взяла тарелку.

Ян встал и через несколько секунд оказался позади меня, я почувствовала, что улыбка на моем лице увеличилась до невозможных размеров.

— Пэмбрук дозвонится? — спросил он.

Я знала парней. Хорошо. Он знал, что Пэмми будет изо всех сил стараться. Он просто хотел поговорить со мной, и от этого у меня опять запорхали бабочки.

— Он будет чертовски стараться. — Я сглотнула. — Ты… ты вакцинирован? — спросила я сдержанно, боясь его ответа.

— Последний раз, когда я был дома.

— Это хорошо, — облегченно произнесла я, водя носом ботинка по линолеуму.

— Поездка в Джинджу опасна, — сообщил он.

— Почему меня это не удивляет? — язвительно добавила я. — Что за кровавое место? Это земля всевозможных экстремальных вероятностей.

Ян неожиданно схватил мою руку, жар от его руки разогрел меня до вероятной температуры, и развернул меня к себе.

— Ты права, но экстремальные вероятности есть экстремальное счастье. В экстремальной земле есть экстремальная красота.

Я подумала над тем, что он сказал и вспомнила вид из окна самолета, когда летела сюда.

— Ты прав, озеро Виктория — один из самых красивых видов, который я когда-либо видела.

— Оно невероятное.

— Дети здесь чрезвычайно привлекательны, — заявила я.

— Точно, — сказал он, улыбаясь. — Они такие.

Четыре хихикающих девочки прошагали, держась за руки и напевая народную песню, заставляя мое сердце увеличиться.

После завтрака мы взяли спутниковый телефон и запрыгнули в грузовик Яна.

Я заметила ружье, пристегнутое за сиденьями и мое сердце забилось сильнее, разгоняя адреналин по телу.

— Все будет хорошо, — убеждал меня Ян.

— Откуда ты знаешь? — спросила я, когда он завел двигатель.

— Я не знаю, — сказал он, — но я защищу тебя.

Мое сердце начало замедляться, и дыхание успокоилось…потому что я верила ему.

Грузовик был слишком громким, чтобы поддерживать беседу и это смутило меня.

Мне не терпелось поговорить о том, что случилось между нами, у водоема.

Я была полна решимости добраться до причин этому, пока спутниковый телефон не зарядится.

Поездка в два с половиной часа была нелепой для меня, учитывая, что все в чем мы действительно нуждались было электричество.

Джинджа была удивительно хорошо развита, так как все, что я до видела от Кампалы до Масего было необработанная земля, исключая редкие АЗС здесь и там. Ян сказал мне, что это второй по величине город в Уганде.

Я сдержала улыбку пока наблюдала за ним, зная эти статистические данные.

Главные дороги были с твердым покрытием, что было редким явлением, но они плохо содержались и деформировались во многих местах.

Зданий было больше, чем достаточно, но они в основном были одноэтажные.

— Здесь находится исток Нила, — объяснил Ян после того, как припарковался перед выглядевшим многообещающим рестораном.

— Да ну! — воскликнула я, искренне удивившись.

Он открыл для меня дверь, и я зашла внутрь. Мы были единственными посетителями. Индианка окликнула нас.

— Прошу прощения, — сказал Ян, — я интересуюсь, не будете ли Вы возражать, если мы немного злоупотребим Вашей добротой. У моей подруги практически разрядилась батарейка на телефоне и нам необходимо его зарядить. Сколько будет стоить для нас воспользоваться Вашим электричеством на, скажем, восемь часов?

Она подняла свои руки, чтобы остановить нас и вышла за дверь, возвращаясь с ручкой и клочком бумаги. Она написала внизу число и повернула, чтобы мы рассмотрели, что она написала.

Там было «2 американских доллара». Я кивнула на цифру и вручила ей два доллара из небольшой заначки, которую я носила. Мы поставили телефон на зарядку и присели за ближайший столик.

Неожиданно между нами стало неловко. Мы оба знали, что это была единственная возможность уединиться на некоторое время, но никто из нас не был достаточно смелым сказать наши мысли.

Это так не похоже на меня. Я всмотрелась в грязное окно передо мной, наблюдая за мужчиной, одетого в брюки и застегнутого на все пуговицы, передвигающегося на велосипеде вдоль по улицам. Женщина прервала неловкое молчание, поставив чайник чая и две чашки на наш стол.

Ян поблагодарил ее и налил чай через ситечко, вылавливающее листочки, и подал мне чашку. Наши руки соприкоснулись, и искра настоящего электричества ударила, отбросив наши руки в стороны.

— Статическое, — прошептала я. Мы посмотрели друг на друга, наши руки были на расстоянии дюймов на столе. Я опустила свой взгляд вниз и пристально изучила их.

— Говори, — приказала я наконец, снова глядя в его глаза.

— Нотация. — выдох просвистел через его нос.

— Я думала, что ты ненавидел меня.

Он покачал головой, его волосы немного упали на глаза.

— Я не ненавижу тебя, Соф. Никогда.

— Тогда почему ты относился ко мне, как к отверженной?

Он откинулся на спинку кресла, но руки держал, расположив на столе, его глаза серьёзно всмотрелись в меня.

— Ты уезжаешь. — Признавая это, я кивнула. — Спустя несколько коротких месяцев ты вернешься к своей жизни в Америке. Я не хочу быть твоим другом.

Я громко вздохнула.

— Все эти разговоры о том, что ты знаешь кто я, какой я человек. Это было ерундой?

Его глаза метнулись вниз.

— Нет, я… это не так. — Его глаза снова встретились с моими. — Я просто поторопился осуждать. Я был не прав, когда подумал, что ты не изменишься. Немного кто мог бы это сделать.

Я уронила свои руки вниз и зажала их между перекрещенными ногами.

— Ты думаешь, я изменилась?

— Софи, — он произнес, как если бы в разъяснение, его брови сдвинулись поперек лба.

Тихо навернулись слезы и покатились вниз по моему лицу.

— Соф, — тихо сказал он, потянувшись ко мне, но я отодвинулась. — Ты изменилась в течение некоторого времени.

Я подавила всхлип. Услышать эти слова так много значило для меня.

— Тогда почему?

— Я сказал тебе. Ты уезжаешь. Я чувствую себя как идиот, признаваясь, но я сознаюсь, мне плохо, когда люди уезжают. Я обещаю себе, что не буду привязываться. Это защитный механизм в моей работе, — признался он с легкой улыбкой.

— А теперь?

— Я… я счел бы за честь назвать тебя другом, — сказал он кратко, с неровным завершением, как если он в виду больше, чем факт суждения.

Я и не представляла, как сильно я хотела быть его другом. Я никогда прежде не была уважаема мужчиной, не по-настоящему.

Клик.

Это было мое новое прозрение. Мужчины хотели меня. Они все хотели, и все же ни один из них не хотел удержать меня. Это то, в чем я нуждалась. Я нуждалась в том, чтобы принадлежать кому-то, быть любимой. Но не мужчиной. Я знала, что я никогда не нуждалась, чтобы меня удерживал мужчина. В чем я нуждалась, так это любить саму себя, и желала сдерживать себя. И в это откровение я узнала, что если я хотела сохранить себя, то человек, желающий удержать меня, был бы просто как побочный эффект. Кто не хотел бы удержать кого-то, кто не уважает самого себя?

— И для меня было бы честью называться твоим другом, — я наконец сказала ему, как только я сосредоточилась.

Его выражение лица смягчилось, и он ухмыльнулся.

— Твое сердце поразительно красивое, Софи, — заявил он.

Воздух заполнил мою грудь с угрожающей скоростью.

Там не упоминались мое лицо, мои ноги, моя задница, моя грудь, мои волосы, моя одежда, то, как я носила ее, что я надевала или как я одевалась.

Там не было упоминания обо мне, за исключением части, которую даже невозможно увидеть. Меня называли красивой много раз. Это доставляло мне удовольствие, придавало значимости, но все это было пустое, видимость.

Это было впервые, когда кто-то назвал меня красивой, и это в действительности что-то значит для меня. Похвала ударилась о мою кожу и проникла в тело, оставляя меня взволнованной и ошеломленной.

Мои руки сжались на столе. Я так сильно захотела броситься к нему в тот момент, пробежаться руками по его волосам, шелковым, черным волосам и сохранить в памяти его рот с моим, но что-то остановило меня.

Я проигнорировала инстинкт, сказав себе, что Ян другой. Я решила позволить ему взять контроль, потому что я никогда никому не позволяла так делать прежде. Я собиралась позволить ему задать темп, позволить ему по-своему узнавать меня.

Передача ему контроля придала мне больше силы, чем могла себе представить.

Разрешение ему беспокоиться о следующем шаге невероятно освобождает, и я узнала с абсолютной уверенностью, что эта поездка стала лучшей в моей жизни.

Софи Прайс только что научилась самоконтролю.

— Спасибо тебе, — мягко сказала я, — большое спасибо. Это был лучший комплимент, который я когда-либо получала.

— Уверен, что нет, — сказал он, сбивая с толку мое спокойствие.

— Это так.

— Удивительно, — только сказал он.

Он наклонился вперед и облокотил локти на стол, ближе к моим рукам, которые схватились за край.

Я передвинула руку и подняла чашку, делая маленький глоток. Чай был неожиданно хорош.

— Расскажи мне, как ты жила дома, — попросил он.

Я громко вздохнула. Адреналин подскочил во мне. Будь честной, сказала я себе.

— Я лгала детям, — начала я.

Он нахмурил брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Тот день, когда Оливер спросил меня о моих родителях, я сказала, что они хорошие. — Я скромно улыбнулась. — Они совершенно не такие.

Ян внимательно посмотрел на меня.

— Как?

Я обхватила себя руками.

Я знала о том, что перегружаю этого парня.

Этого совершенного, бескорыстного мальчика, который вероятно ничего не захотел бы иметь со мной после того, как я откроюсь ему, но это не имело значения. Это было мое прошлое.

Я не смогла бы просто смахнуть его под стол.

— Мои родители совершенный образец эгоцентричности. Они вне состоятельности, не стеснены условностями, неблагоразумны, поверхностны, каждое сочетание, внушающее ужас, о котором ты можешь подумать. С тех пор, как я была младенцем меня воспитывала няня. Мне позволялось все, что только можно во вред самой себе, сейчас я это могу признать. В четырнадцать я прогнала няню, и мои родители решили, что я могу расти сама, что и сделала.

Я запнулась, и Ян сжал мою руку. Я была загипнотизирована на миг, когда его пальцы потерлись поверх моих. Бабочки затрепетали, и мое дыхание стало затрудненным. Я посмотрела вверх на него и потеряла контроль над своими мыслями.

— И?

Я ошарашенно вернулась к настоящему.

— И я сняла с себя все ограничения. Если я хотела переспать с парнем, я делала это. Если я хотела попробовать наркотик, я делала это. Если я хотела напиться, то напивалась, выходя за пределы разумного, — начала я и замолкла.

— Продолжай, — сказал он.

— Моей целью в жизни было править моим крошечным элитным миром, что я и делала. Я манипулировала, использовала, не уважала и искала выгоду в каждом человеке, которого называла другом. Не пойми меня правильно, никто из нас не был святым, но я возглавляла их. Я влияла на них. Я дергала и играла с их марионеточными ниточками. Я была жестокой и безжалостной. Я была не лучше, чем мои родители.

Я продолжила с подробностями моих неблагоразумных поступков, заканчивая на дне, когда умер Джерик, дне, когда меня поймали с кокаином, моем общении с офицером Кейси и даже о Спенсере и его отце.

Я призналась во всем, вывалила к его ногам, и сумма моих действий поразила даже меня. Унижение окрасило мои щеки, и я опустила подбородок на грудь, когда закончила.

Ян облокотился в кресло, и он отпустил мои руки, оставляя их лишенными кипящей жары, к которой я так привязалась.

Мои глаза обожгло. Я ожесточилась для отторжения, реакции отвращения, держа свои глаза закрытыми и поворачивая лицо к прохожим за окном, но до этого так и не дошло.

Под конец мой взгляд вернулся к нему, и он пристально смотрел на меня.

— Мои родители высокопоставленные политические чиновники в Кейптауне, — начал он, удивив меня. — Я вырос в школьном интернате в течение школьного года и нянями летом. У моих родителей было время только на их профессии, так что я с братом нашли утешение во многих пороках.

Я была поражена этим признанием.

— Как его зовут? — спросила я, внезапно мне захотелось все знать о жизни Яна.

Он почти улыбнулся.

— Саймон.

— Продолжай, — сказала я, заимствуя его фразу.

— Когда мне было семнадцать, на вечеринке мы все были пьяные, и я попал в компрометирующую ситуацию с дочерью другого чиновника. Были вовлечены смартфоны. Разумеется, было сделано много фотографий. У СМИ был знаменательный день. Девушку назвали шлюхой, а меня плохим парнем Кейптауна.

Моим родителям не было весело. Я жил абсолютно эгоистичной жизнью, пока не встретил Мэл. Когда я увидел ее имя в заголовках и ее позор, это закончилось тем, что я привязался к ней, я абсолютно стыдился себя. Это была моя ошибка. Я должен был приглядывать за ней. Бедной Мэл пришлось переехать в Америку, чтобы закончить университет. Судя по тому, что я слышал, она все еще там.

Я была шокирована его признанием.

Я никогда в своих самых диких мыслях не могла бы подумать, что Ян мог быть определен как что-то, помимо совершенства, непогрешимым. В конце концов, он был человеком.

— Так как ты оказался в Масего? — спросила я его, когда он казался погруженным в собственные мысли.

Он глубоко вздохнул.

— Мои родители вышвырнули меня. Я закончил школу. Они исполнили свою часть, или они сказали, что исполнили. Они отвергли меня после слишком многих безумств, и я ушел. У меня была подруга Келли, она работала спасателем горилл в Конго. Я присоединился к ней и однажды нас вызвали в Уганду, рядом с озером Виктория. Оказалось, что полиция конфисковала трех детенышей горилл у браконьеров, и они нуждались в спасении. Я был с Келли шесть месяцев и действительно наслаждался тем, что делал. Я чувствовал, что выполнял что-то хорошее, и так оно и было, но пока я был в Уганде, когда мы ехали забрать детенышей, случилась страннейшая вещь. Мы наткнулись на девочку не старше семи лет, она шла одна по дороге около двух часов дня. Мы остановились, чтобы спросить нужна ли ей помощь, но она отмахнулась от нас. Келли была готова ехать дальше, но я настаивал на том, чтобы помочь девочке. Я вышел из грузовика и подошел к ней. Очевидно, она была обезвожена и голодала. Я мог видеть ребра сквозь ее кожу. Я поднял ее и посадил к нам в кабину грузовика. Я задавал ей вопросы, но она была подавленной, слишком обезумевшей, слишком голодной, слишком не способной говорить. Мы забрали ее с собой в Кампалу. Пока Келли готовила грузовик, чтобы перевезти животных, я взял девочку покормить ее, напоить, и даже заплатил нескольким женщинам в ближайшем ресторане, чтобы они искупали ее. В это время искал для нее какую-нибудь приличную одежду. Ее одежда была изношенной. Когда все было сделано, девочка выглядела новой, счастливее. В конце концов она заговорила со мной и сказала, что ее зовут Эстер. Она рассказала мне, что ее родители погибли, и бабушка могла позаботиться об одном ребенке, так что девочка выбрала своего трехлетнего брата, чтобы бабушка следила за ним.

Слезы, которые я сдерживала, полились из-за этого объявления, и Ян взял меня за руку.

— У этой истории есть счастливый конец, — сказал он, улыбнувшись, и я улыбнулась в ответ. — Мы наткнулись на нее, когда она пыталась дойти в Кампалу за помощью. Я забрал маленькую девочку и узнал через местных имена и номер Чарльза и Карины. Я позвонил им, и они без колебаний взяли ее. Я никогда больше не вернулся в Конго с Келли.

— Потрясающе, — прошептала я.

— Они такие, — сказал он.

— Нет, — я отклонила. — Я знаю, да, они потрясающие, но я говорила о тебе, Ян.

— Софи, любой поступил бы так, как я.

— Нет, не поступили бы, Ян.

Он игриво закатил глаза и проигнорировал мой комплимент.

— Почему Ян? — спросил он после нескольких минут молчания.

— Потому что, — я ответила без каких-либо пояснений.

— Мне нравится, — сказал он, глядя в окно.

— Почему?

— «Динган» причиняет боль в моем сердце, когда я слышу его.

После этого я села прямо.

— Тогда почему ты разрешаешь им так называть себя?

— Это кое-что значит для меня каждый раз, когда они говорят так. Оно напоминает мне, кто я и кем я не хотел бы стать снова.

— Как оно переводится?

Он выпрямился и тяжело вгляделся в мои глаза.

— Изгнанник, — сказал он коротко.

Я отклонилась назад, затем повернулась, осознав, что спутниковый телефон полностью заряжен.

Мы еще не закончили, Ян Абердин, сказала я ему мысленно.

И он знал это. Я чувствовала это в опьяняющем заряде в воздухе. Он знал это.

Глава 16

Я бросила дополнительных два доллара на стойку, когда мы выходили из ресторана, и женщина кивнула, выражая признательность. Ян и я молча прошли к джипу, размышляя. Я догадывалась о неожиданных новостях, которые мы только что выложили друг перед другом.

Впервые за все время мы были уязвимы друг перед другом, и это придавало необыкновенную силу.

Когда мы шли, я неожиданно почувствовала свист воздуха, как только Ян резко притянул меня к себе, вовремя помогая мне избежать велосипедиста, который потерял управление и катился к нам. Он схватил меня за талию, разворачивая меня в сторону и стремительно отодвигая обратно на тротуар к внешнему фасаду ресторана, в котором мы только что были.

Как только он прижал меня к себе, тот же прилив, вызывающий жар, поднялся к моей шее и лицу, одна из его рук переместилась на мой затылок, в то время как другая разместилась на моем бедре. Мое сердце забилось в горле, но не из-за столкновения, которого я едва избежала. Я теряла контроль над своей реакцией, чего со мной никогда не случалось. Я всегда была методична в способе воздействия, которым я позволяла парням влиять на меня, и их реакция на меня тоже контролировалась. Всегда под контролем. Сближение с Яном Абердином стало моим криптонитом.

— Ты в порядке? — прошептал он.

Не совсем, хотела сказать я, вглядываясь в его захватывающее дух лицо.

— Я в порядке, спасибо тебе, — вместо этого тихо сказала я, боясь испортить момент.

Мы шли по лезвию бритвы и кровь угрожающе запульсировала в моих венах, объединяясь под кожей, где расположились его руки, нагревая меня снаружи. Он медленно попятился назад, но мышцы на его руках выступили, как только он заставил свои руки убраться от моего тела. Я слишком быстро почувствовала себя одинокой, но я ничего не могла с этим поделать.

В своей прошлой жизни я бы притянула его обратно к себе, но я больше не та Софи, так что я поддержала его деликатную инициативу.

Мы поспешили к джипу, и он открыл мне дверцу, перед этим обогнав меня, и забрался сам. Он завел двигатель, и я схватила его руку прежде, чем он положил ее на рычаг коробки передач.

— Подожди, — сказала я ему.

— Да? — спросил он, дыша необычайно тяжело и наклоняя голову в мою сторону.

— Я должна позвонить Пэмми, чтобы узнать новости.

— О, — начал он, перед тем как прочистить горло и повернуться лицом к лобовому стеклу, — конечно.

Мое сердце забилось из-за его явного разочарования. Я секунду понаблюдала за ним, затем сделала вид, что набираю номер Пэмми.

Поцелуй меня, я приказывала ему молча, но он не подчинился.

Вместо этого он схватил руль с такой жестокостью, что я поверила, что он мог бы согнуть его. Я набрала номер Пэмбрука всерьез, и он ответил на втором гудке.

— Софи!? — услышала я на другой линии.

— Пэмми! Да, это Софи! Мы зарядили телефон, так что он полностью заряжен. Если я буду пользоваться им экономно, думаю этого хватит на несколько дней. У тебя есть новости?

— Хорошо… слушай… доктор… я организовал самолет, — сказал он, прерываясь. — Они должны быть в Кампале через сорок восемь часов со всем что вам нужно. Я смог получить разрешение только для медикаментов, Софи, так что передай Карине, что я не смог включить в этот груз еду или одежду. Я организовал вооруженную охрану… доставка в Масего.

На этом он прервался, и мы потеряли соединение. Я безуспешно попыталась снова, я выключила спутниковый телефон и засунула в чехол из ткани до того, как посмотреть в сторону Дингана.

— Ты слышал его? — спросила я.

Он кивнул.

— Сорок восемь часов, — сказал он мрачно. — У нас карантин в трех отделениях.

Подтвердившиеся случаи заболевания, предполагаемые случаи и дети без признаков болезни.

— Какие шансы, что мы сможем сохранить большинство из них не зараженными?

— спросила я.

— Я понятия не имею. — Ян повернулся ко мне. — Ты и я будем с заболевшими детьми.

— Мы даже не знаем, если кто-то из них заболеет, Ян.

Его лицо смягчилось.

— Это неизбежность, Софи.

Ян поставил джип на передачу, и мы умчались к Масего и розовеющему небу.

Солнце скоро сядет, это заставляло меня нервничать по неизвестным мне причинам.

Спустя час, как мы оставили Джинджу, напряжение в грузовике было ощутимо. Так много чувств крутилось вокруг нас, и я так сильно хотела, чтобы Ян съехал на обочину и снял эту напряженность со своих губ.

Я уставилась за окно, вывесив локти за него. Я чувствовала, как пряди волос летели мне в лицо.

Мои косы начали расплетаться. Я проверила зеркало, чтобы увидеть, их нужно было распустить или я могла бы только заправить выпавшие пряди. Они были в беспорядке.

Я сглотнула, зная, что простое действие, как распускание моих кос, было более интимным, чем я испытывала в даже самые волнующие моменты с другими мужчинами.

Я посмотрела на него и тихо протянула свою руку к левой косе, мучительно медленно стягивая ленточку. Я хотела, чтобы он заметил.

Ян глазами мелькнул в мою сторону, его дыхание становилось глубже и глубже, и я могла почувствовать жар его взгляда в глубине своего живота.

Я положила ленточку на сиденье рядом со мной до того, как поднять руку, чтобы распустить косу, но теплая, огрубевшая рука Яна остановила меня. Он немного притормозил джип, перед тем как пробраться пальцами через верх моего ремня и притянуть меня ближе к себе.

Мои глаза закрылись и мое дыхание покинуло меня. Он повернул меня лицом к нему и своей свободной рукой распустил каждую косу так же, как он сделал во время урока.

Когда он закончил, он медленно поднял свои пальцы и обхватил ими мое лицо, прежде повернув свою голову ко мне. Я не смогла остановить себя от того, чтобы разместить свою руку на его предплечье и закрыть глаза, наслаждаясь обжигающим прикосновением. Я сделала три успокаивающих вдоха и отчаянно попыталась не раствориться в нем.

Я открыла глаза посмотреть на него, но он смотрел назад на дорогу, слегка сузив глаза.

— Нет, — прошептал он, как только свет неожиданно ярко осветил кабину. Он стащил мое тело вниз и прикрыл мою голову своей грудью.

Я была вне потрясения, когда он направил джип в крутой разворот, внезапно остановившись перпендикулярно дороге, по которой мы ехали.

До того, как у меня появился шанс отреагировать, он вытолкнул меня через пассажирскую дверь, приказывая мне держать голову опущенной.

Адреналин просочился в мои конечности, и я без колебаний подчинилась. С малозаметной скоростью, не свойственной человеку, Ян выскользнул из джипа, открывая бардачок и вытаскивая свой револьвер, снимая с предохранителя и протягивая его мне без слов, перед тем как устроиться рядом со мной.

Он подкрался к двери заднего сиденья и открыл ее, наклоняясь достать его АК (автомат Калашникова), когда первая пуля прошла со свистом поверх джипа.

Мое сердце застыло, и я нырнула ниже, прикрываясь дверцей. Ян колебался и захлопнул дверь.

— Черт, — я услышала, как он сказал, когда уверенно открыл рукоятку и защелкнул магазин. — Держи свою голову внизу, Соф, — сказал он, фиксируя оружие на капоте джипа.

Тотчас в тихой ночи повсюду раздалась пальба и мой собственный револьвер затрясся у меня в руках. Ян возобновил стрельбу. Через минуту, хотя казалось, что прошел час, я успокоилась достаточно, чтобы крепко сжать оружие без дрожи. Я уравновесила свое тело и опустилась рядом с Яном.

— Даже не думай об этом, — холодно сказал Ян в ночь перед собой перед тем, как послал пули в направлении нападающего.

— Я должна помочь тебе.

— Нет, ты только отстреливайся в их сторону, если они начнут стрелять непосредственно по нам, Соф.

Еще одна очередь из пуль просвистела в нашем направлении, разбивая вдребезги единственное закрытое пассажирское стекло и падая на наши головы.

Ян присел достаточно надолго, чтобы встретиться со мной глазами и миллионы обещаний пронеслись в этот короткий миг. Он оторвал свой взгляд от меня и резко поднялся, меняя положение своего оружия перед тем, как открыть огонь.

— Подай мне одну из тех обойм.

Было темно, но свет от фар автомобиля нападающих освещал низ нашего джипа, и я разглядела одну из обойм, которую он попросил. Я взяла ее и дала ему.

Он бросил горячий использованный магазин на землю и заменил его так быстро, что я едва заметила это. Он начал отстреливаться через несколько секунд.

— Кто это? — спросила я.

— Воры.

— С автоматическим оружием? — спросила я с недоверием.

— Да.

Ян выпустил невообразимое количество пуль в их направлении, и они ответили тем же. Я как можно сильнее закрыла уши. Несмотря на все попытки, я не смогла унять дрожь. И так же быстро как все началось, все, казалось, заканчивалось. Я слышала хлопанье дверей, рев их двигателя, затем их фары погасли.

Ян нерешительно встал, и я последовала за ним, встав боком к нему и схватившись одной рукой за его рубашку. Он закрыл меня собой, и мы наблюдали как атакующие повернули от нашего джипа и поехали в другом направлении. Я почувствовала, как кровь вернулась в мои конечности, и они стали тяжелыми, но это было кратковременно. Внезапно мужчины развернулись и поехали в нашем направлении, стреляя по нам.

Ян развернул нас в сторону джипа и подтолкнул нас к задней части, прежде чем опуститься на землю надо мной, спрятав мою голову у себя на груди.

Я услышала, как нападавшие расстреляли, разбивая в дребезги, лобовое стекло, прежде чем поспешно скрыться в ночи. Мы пролежали так еще в течение нескольких минут, пока он не разрешил мне поднять голову.

Как только я приподнялась, он обнял меня, как будто мы умирали. Я обхватила его спину, отчаянно пытаясь быть ближе к нему насколько это возможно, зарываясь лицом в его шею.

Через добрых пятнадцать минут наше дыхание выровнялось, но он все еще держал меня так крепко, как никто и никогда не держал меня в моей жизни.

Он неожиданно опомнился и вскочил, принимая сидячее положение, исследуя мое лицо и тело, пробегаясь руками, там, где блуждали глаза, проверяя на наличие ран и согревая меня изнутри.

— Ты в порядке? — спросил он наконец.

Я села и осмотрела его тело.

— Я в порядке. А ты?

— Ни царапины, — сказал он, со слегка дрожащей ухмылкой, от чего мои глаза загорелись из-за облегчения.

Он схватил и обнял меня снова.

— Господи, Соф, — он вдохнул в мои волосы, — я так волновался.

Вот тогда я заметила, его тело окончательно смирилось с тем, что все закончилось, и он начал дрожать рядом со мной, так как его покидал адреналин. Он потянул меня в сторону и провел руками по моему лицу и по моим волосам, вниз к шее и оставил их на моих плечах на мгновение перед тем, как спрятать мое лицо у себя на шее.

Мы сидели в пыли, удерживая друг друга, сливаясь телами так близко насколько это возможно, выпуская страх каждой порой.

Я не могла поверить каким невероятным был Ян во время нападения. Я никогда не видела, чтобы человек двигался как Ян, так же, как и не видела никого настолько быстрого и так непринужденно оберегающего.

Это было самым сексуальным зрелищем за всю мою жизнь. Для него это было так естественно, я даже сомневаюсь, что он раздумывал о каждом предпринятом шаге. Все его действия были преднамеренными и осознанными. Он был изумительно горячим.

Мои руки лежали на твердых мышцах его спины, все еще напряженной и разгоряченной от опасности, которую мы только что перенесли. Его футболка прилипла к нему, и я застала себя пробегающуюся руками вверх по неровностям его мышц к его плечам, только чтобы почувствовать их перед тем, как обвить руками его шею.

Он держал меня крепче, когда я обняла его.

— Стекло разбито, — сказал он, возвращая меня к реальности.

Я отстранилась от него и пробежала пальцами по его лицу.

— Мы сможем поехать?

Он последовал моему примеру и провел руками по моим волосам.

— Мы должны прикрыть наши лица, как можно лучше, пыль будет подавляющей, но, да, мы всего в часе езды от Масего.

Маленькая слеза скатилась по моему лицу.

— Мы чуть не умерли, Ян.

Он обнял меня руками и прижал мою голову к своей груди.

— Мы живы.

— Но…

— Шшшш, — сказал он в мои волосы, — я же сказал, что защищу тебя, не так ли?

— Ты защитил, — я подтвердила в его рубашку.

— Я никогда не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Соф.

Для меня все прояснилось в эту секунду, потому что я поверила ему.

— Спасибо тебе, — прошептала я, приблизив свое лицо к его. — Этого недостаточно, но мне нужно сказать это. Спасибо тебе за то, что спас мою жизнь.

— С абсолютным удовольствием.

Я захихикала.

Такой вежливый.

— Поверь мне, Соф, я действительно сильно пытаюсь быть вежливым сейчас.

Я нахмурилась.

— Почему?

— Ну, — он сглотнул. — Ты… ты сидишь на моих коленях.

— О, — я покраснела.

Действительно покраснела! Софи Прайс, которая не краснела с тех пор, как была школьницей, смутилась!

Я поспешно слезка с его коленей, и он встал, предлагая мне свою руку, чтобы помочь подняться. Он снова залез в бардачок и вытащил фонарик, щелчком освещая нашу небольшую территорию. Мы осмотрели повреждения. Так как большинство окон были опущены, за исключением одного из задних пассажирских окон, ни одно не разбилось, кроме того, одного и лобового стекла.

Там были дырки от пуль, изрешетивших бока джипа, но, когда Ян поднял капот, двигатель оказался неповрежденным.

— Слава Богу, — выдохнул он.

— Согласна.

Ян обошел вокруг джипа и собрал свое оружие, раскладывая его назад в бардачок и назад за сиденья. Он схватил старую футболку с заднего сиденья и без труда разорвал пополам.

— Вот, — сказал он, протягивая мне половину рубашки, — повяжи ее вокруг рта и носа.

Я взяла ее и кивнула. Следуя его примеру, я обвязала ее вокруг лица и затянула за головой так сильно, как смогла.

— Мы выглядим так, словно собираемся ограбить банк, — сказала я ему.

Он усмехнулся и в уголках его глаз образовались морщинки от улыбки, которой я редко удостаивалась,

Поездка в Масего была ужасной, грязь так отлетала, что на нашей коже и одежде образовался толстый слой грязи, но, в конце концов, мы могли дышать, несмотря на то, как сложно было это видеть. Заняло вдвое больше времени, чтобы добраться до дома, потому что Яну пришлось ехать достаточно медленно.

Мы добрались домой после одиннадцати, так что никто не впустил нас. Я вылезла с Яном и помогла ему открыть и закрыть ворота.

— Я не хочу напугать Карину видом этого грузовика, так что я собираюсь припарковать его там, где он будет полускрытым.

— Она увидит его в любом случае, — задумалась я.

— Да, но надеюсь, что сначала она увидит меня, и это даст мне шанс объяснить.

— А, понятно. Мы должны пойти и разбудить их?

— Не вижу смысла. Самолет не прилетит сюда еще в течение двух дней. Пускай спят.

Земля казалась спокойной, и это заставило мое сердце и душу немного успокоиться от недавней ночной катастрофы.

Ян остановил грузовик перед нашей хижиной, чтобы Карина и Чарльз не увидели из своего домика, и мы вышли. Он снял половину теперь уже грязной рубашки.

Я боролась со своей, так что он подошел сзади и помог справиться с узелками.

— Господи, Соф, как ты это сделала? Твои волосы запутались в ней. — Он снова засмеялся.

— Заметка для себя, — сказала я громко, — Ян очень счастлив в опасных ситуациях.

Он развернул меня и его рот приоткрылся в изумлении, но он все еще не мог скрыть своей широкой улыбки.

— Что это значит?

— Ты смеялся дважды за сегодняшний вечер. Это чаще, чем когда-либо видела тебя смеющимся, особенно если никто из детей не занимается их ежедневными проделками.

— Итак, ты наблюдаешь за мной? — флиртовал он.

— Примерно столько же, сколько ты за мной, — парировала я.

— Я… я, а… — заикался он.

— Это то, о чем я подумала? — подразнила я.

— Ты идешь в душ? — спросил он.

— Нет, я не иду в душ. Я надеялась плавать в этой грязи всю ночь.

— Сарказм отмечен.

Он улыбнулся, и это было самой великолепной вещью, которую я когда-либо видела. Я боролась с желанием схватить его и запустить язык в его рот.

— Возьми свои вещи, — продолжил он. — Я встречу тебя здесь.

Он удивил меня, но я не позволила показать это. Я поспешила к своей половине хижины и бросила шампунь, скраб для тела и прочее в свой ковшик перед тем, как схватить халат. Я практически бежала к душевым и застала Яна посреди очистки кабинок от жучков.

— Кстати, я знаю, что это ты делал, — сказала я ему.

Его плечи опустились, он повернулся и улыбнулся.

— Откуда?

Я не собиралась выдавать Карину.

— Разве каждый день в нем нет жутких тварей, Ян?

— Я предположил, что это покажется капелькой удачи.

— Спасибо, — сказала я ему тихо.

— Сначала я делал это, чтобы не слышать твои жалобы.

Я приблизилась к нему.

— А сейчас?

Он сглотнул, но смотрел мне прямо в глаза.

— Потому что хочу. — Интимность его взгляда шокировала меня, мой рот раскрылся. — Я вернусь, — сказал он мне.

Я отступила в сторону, к краю деревянной кабинки, оставляя место для него, но его массивное тело по-прежнему задевает мое, перехватывая дыхание. Я заперлась внутри и разделась, бросая свою одежду через стенку кабинки и размещая свой ковшик на камне под ногами.

Я включила воду и сразу же начала мыть лицо.

Вода была прохладной, но не холодной. Я обрадовалась ей, чувствуя, как грязь смывается с моего тела. Она стекала по моим ногам и скапливалась около стока оранжевой мутью.

Я закрыла глаза и позволила воде смыть ночные воспоминания. Я отвернулась от потока и начала промывать волосы. Когда я открыла глаза, Ян был в кабинке напротив моей, удивляя меня в который раз за этот вечер.

Он пристально смотрел на меня, вода стекала с его головы и плеч.

Кабинки были слишком высокими, чтобы показать больше.

Он мог видеть только мое лицо и макушку головы, но осознание того, что мы оба были обнажены и находились в десяти шагах друг от друга, заставило меня покраснеть с головы до пят. Он был потрясающим. Сексуальным до умопомрачения.

Захватывающе красивый. Захватывающе настоящий. Просто невероятный.

— Привет, — выдавила я.

— Привет, — сказал он, кокетливо улыбаясь.

Я не могла больше смотреть на него, так что наклонилась взять шампунь.

Выдавливая его немного в руку, я стояла и сознательно избегала его глаз, даже если бы жара от его взгляда была достаточной, чтобы заставить воду закипеть. Я намылила волосы от корней до кончиков дважды прежде, чем психануть или в лучшем случае безудержно засмеяться.

Я нырнула под воду, чтобы ополоснуть волосы и снова поймала его взгляд.

Я улыбнулась своей самой широкой улыбкой, потому что просто больше не могла сдержаться.

— Я бы отдал что угодно, чтобы помыть твои волосы за тебя, — внезапно сказал он, потрясая меня до моей сути и немедленно стирая эту глупую улыбку у меня с лица.

— Я бы отдала что угодно, чтобы ты сделал это, — откровенно сказала я ему.

В этот раз он улыбнулся и схватил свой шампунь.

Он намылил свои волосы, и я прикусила губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь глупое типа: «Дай мне помочь тебе» или «Давай сэкономим воду, которую мы тратим». Я снова покраснела, и он заметил.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — ответила я, поворачиваясь к ковшику и хватая мыло для лица.

Я мыла лицо намного тщательнее, чем было необходимо, но просто не смогла больше смотреть на него.

Он мучает меня просто своим существованием. Я смываю мыло с лица и хватаю кондиционер, использую большое количество и оставляю его на волосах, пока намыливаю мочалкой мое тело.

Моя улыбка становится все больше и больше. Я пытаюсь избежать взглядов на него, но его смех никак не помогает.

Наконец, когда я смыла с себя все до последней капли, я встала под душ и начала смывать кондиционер. Я посмотрела в его сторону и было очевидно, что он закончил, но оставался поблизости из-за бесплатного представления.

— Все еще здесь? — спросила я.

— А если бы было наоборот? — возразил он.

Я закрыла глаза.

— Я бы все еще была здесь, — сказала я ему, снова улыбаясь.

Когда я открыла глаза снова, он поместил руки вверх на край ограждения кабинки, и вода сбегала каскадом вниз по его невероятной коже.

Мы поддерживали зрительный контакт, пока кондиционер не исчез, никаких его следов не было совсем, но я оставалась дольше, чем должна была, потому что это был Ян Абердин и его королевская сексуальность, которые очаровали меня, также как и я его.

В конце концов я выключила воду, и он последовал моему примеру. Я начала вытирать полотенцем волосы, а он обернул свое вокруг талии. Я накинула свой халат и обула шлепки.

Мы оба стояли, ожидая друг друга, чтобы выйти. Никто из нас не хотел, чтобы невероятные, вызывающие неверие, но полностью опьяняющие, последние несколько минут заканчивались.

Наконец Ян пошевелился, отпирая дверь кабинки. Я повторила его движение и встретилась с ним в центре каменной дорожки между нашими кабинками.

— Привет, — сказал он, глядя на меня сверху вниз.

— Мы здоровались ранее

— Разве? — спросил он рассеянно.

— Да, — сказала я, не отрывая взгляда от его губ.

Он тяжело вдохнул через нос.

— Я провожу тебя сейчас до твоей стороны хижины.

— Хорошо.

— Я собираюсь сопровождать тебя, — он задумался, пристально глядя на мое лицо,

— в любую секунду.

В другую многозначительную паузу его глаза направились вниз к моей шее.

— Как только я смогу оторвать свои ноги от этого камня, я собираюсь пойти с тобой.

Он улыбнулся, снова глядя на мое лицо.

Я боролась с собственной улыбкой, когда он схватился фонарь, висящий на крюке над нами, его широкая грудь растянулась прямо перед моим лицом. Мы простояли так еще около минуты.

— Идем, — сказала я ему, уходя первой.

Он быстро догнал меня и держал фонарь впереди нас.

Мы не произнесли ни слова за время короткой прогулки до нашей хижины. Мы даже не смотрели друг на друга. Я пошла прямо к своей части хижины и зашла внутрь, поворачиваясь сказать спокойной ночи, но он уже ушел в свою часть, оставляя меня разочарованной и определенно немножечко сердитой.

Я зажгла маленькую свечу на умывальнике и надела штаны для йоги и футболку с длинным рукавом. Я повесила мокрое полотенце в изножье кровати и повесила халат на крючок. Шлепанцы я оставила на ногах, потому что это была Уганда и вы никогда не снимали свою обувь. Я только закончила чистить зубы и расчесывать волосы, когда я услышала слабый стук в дверь.

Мое сердце подскочило к горлу.

— Да? — я с трудом произнесла.

— Это я. — Тихо сказал Ян. — Могу войти?

Я слегка лихорадочно оглядела комнату. Немного отошла назад и встала около кровати.

— Входи.

Ян ворвался в дверь, порыв ветра потушил свечу, и встал, нависая надо мной в моей маленькой части хижины. Дверь распахнулась за его спиной и захлопнулась с треском, пугая меня.

И просто так Ян Абердин устремился ко мне.

Он обхватил мои лицо и шею мозолистыми руками и притянул меня к себе, практически приподнимая к своим губам. Его рот жадно поглотил мой, и я застонала, поощряя его.

Его язык встретился с моим, он был теплым и имел привкус корицы.

Шипы адреналина пронзили мое тело и объединились в животе.

Я обвила руками его шею, и он прижал меня ближе к себе, вплетая пальцы в мои волосы, сжимая в кулаки на затылке, едва натягивая, как если бы забирая все под свой контроль, не бросая меня на кровать.

Я закатила глаза и сжала уже закрытые веки.

Он оторвался от моих губ, и мы стояли, тяжело дыша. Свет звезд едва проникал через щели, но этого было достаточно, чтобы осветить его лицо. Я узнала его болезненно напряженное выражение. Он не знал понравилось ли мне то, что он поцеловал меня. Меня привлекала в нем его внимательность. Чтобы переубедить его, я провела рукой по его лбу.

— Ян, — прошептала я, перед тем как он снова набросился на меня, прерывая на букве «н».

Я схватила его за плечи, когда онрезко поцеловал меня в губы, затем по линии челюсти вниз по шее, от чего я запрокинула голову назад.

— Софи, — он вздыхал между каждым поцелуем, мои пальчики ног закололо.

Его рот снова нашел мой, и я крепко поцеловала его в ответ.

Мои руки нашли его волосы, и я прошлась по всей длине до шеи, затем медленно поднялась назад вверх, запутываясь пальцами во влажной массе.

Я обхватила его ногу своей, и он застонал. Я вздрогнула.

— О, Боже, — я выдохнула в его рот.

Он улыбнулся прямо мне в губы и это была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо чувствовала.

— На вкус ты как вишня, — сказал он мне.

Его голос дрожал рядом с моей кожей, заставляя меня улыбнуться.

Он прижался своим лбом к моему.

— Ты на вкус, как корица, — ответила я.

Он отстранился, и мне сразу же это не понравилось.

— Спокойной ночи, Софи Прайс.

Ян медленно пятился от меня, не отрывая свой взгляд и не прекращая улыбаться.

Он открыл дверь и захлопнул ее.

— Сладких снов, — услышала я через скрип.

Я поднесла пальцы к улыбающимся губам.

— Тебе тоже, — ответила я так тихо, что едва услышала себя.

Меня целовали раньше, много раз, но так никогда.

Глава 17

Я проснулась посреди ночи от ощущения, как будто я заснула рядом с обогревателем. Спросонья я предположила, что это из-за потепления на улице. Каким бы странным это не казалось, в Уганде лето в то время, как в Америке зима, я начала обдумывать это, но осознала, что необычное тепло представляло собой отдельную часть и слишком горячую.

Я лениво открыла глаза и встретилась взглядом с парой безрадостных карих глаз. Я вскочила.

— Мандиса! — она не отвечала, и мое сердце застыло. — Мандиса, детка.

Я убрала ее волосы от глаз и попыталась заставить ее посмотреть на меня, но это не помогло. Я вскочила на ноги и раскрыла дверь. На улице было все еще темно.

— Ян! — закричала я в панике.

Сразу же рядом со мной появился растрепанный Ян.

Я начала плакать.

— Мандиса, — объяснила я, указывая на мою кровать.

Он подбежал к ее стороне и ощупал ее голову и шею.

— Она вся горит.

— Кухня, — сказала я, думая о ближайшем источнике воды.

Ян подхватил крошечное тело Мандисы на руки.

Мы пробежали мимо баобаба на кухню, и я включила воду, закупоривая водосток.

Ванна из нержавеющей стали была достаточно большой, чтобы положить ее.

Я бросила кучу кухонных полотенец в раковину, и Ян положил Мандису в воду.

Холодная вода была достаточно шокирующей, чтобы она запротестовала, но с ее губ не сорвалось ни звука. Я снова начала паниковать.

Мы отчаянно обливали ее, чтобы сбить температуру.

— Милая? — спросила я ее через несколько минут, но она не отвечала. — Боже, Ян,

— я выдохнула.

— Я за Кариной, — сказал он и побежал к домику Карины и Чарльза.

Я непрерывно погружала ее в холодную воду и молилась. Про себя я умоляла ее ответить мне, но она просто пялилась вперед.

— Где она? — спросила сонная Карина.

— Здесь, — я услышала, как объяснил Ян.

Карина быстро подошла ко мне и убрала своей рукой волосы с моего плеча.

— Ян, — сказала она, смотря на Мандису, — возьми, пожалуйста, мою аптечку.

Ян выбежал из кухни и вернулся с большой аптечкой, которую она всегда держала под рукой.

Она вытащила шприц и посмотрела на меня.

— Это всего лишь инъекция парацетамола, потому что она не смогла бы проглотить лекарство.

Я кивнула, как если бы мое одобрение было необходимо, но в любом случае Карина отнеслась с пониманием. Она наполнила шприц, и Ян помог мне приподнять ее плечи.

Карина просушила и протерла часть руки Мандисы спиртом, затем ввела препарат.

Я почти мгновенно почувствовала облегчение, зная, что мы заботимся снаружи, а Карина позаботилась внутри.

Карина попробовала воду в раковине и попросила Яна слить ее, когда температура тела Мандисы начнет уменьшаться.

Он сделал, как она попросила, а затем заткнул слив снова.

— Поливай эту воду ей на голову, Софи.

Мы с Яном работали систематично, то наливая и выливая, то выливая и наливая. Прошло двадцать минут, и Мандиса стала заметно прохладнее, но все еще не реагировала.

— Почему ей не становится лучше? — спросила я.

— Лекарство вызывает сонливость, — объяснила Карина перед тем, как схватила мое плечо и повернула к себе. — Также она очень больна, Софи.

Карина проверила ее температуру, и она оказалась в пределах допустимого, так что Ян схватил большое полотенце и завернул ее маленькое тело. Я взяла чистую сорочку из прачечной, которая подошла по размеру и помогла Карине переодеть в нее Мандису. Когда она была полностью сухой, я попросила Яна отнести ее в мою хижину поспать, пока мы придумаем, где мы собираемся всех разместить.

Карина осталась проверить всех остальных детей в их спальнях, чтобы быть уверенными, что ни у одного из них нет жара.

— Мое сердце застряло в горле, — тихо сказала я после того, как Ян укрыл Мандису на моей кровати.

Он неплотно укрыл ее моей простыней, и мы молча смотрели на нее. Он обнял меня за плечи и на меня нахлынул поток воспоминаний о прошлой ночи, напоминая, что мне можно обнимать его. Обхватываю его и прячу лицо у него на груди, так признательная за его поддержку. Он провел рукой по моим волосам и поцеловал меня в макушку, заставляя меня вздохнуть.

В дверь тихо постучались, и мы резко отстранились друг от друга. Когда наши взгляды пересеклись, для нас стало очевидно, что нам обоим не хотелось раскрывать себя перед Кариной или кем-либо еще, пока мы сами не поймем, кто мы друг для друга.

— Входи, — сказала я, и Карина вошла.

— Еще трое, — объяснила она.

— Мы с Софи позаботимся о больных, Карина. Мы вакцинированы. Вчера мы говорили с Пэмбруком, и он организовал для нас самолет, который должен быть здесь через тридцать шесть часов.

— Слава Богу, — прошептала она, схватившись за сердце. — Тогда мы разместим всех больных в нашем домике.

— Те, кто не заболел, должны оставаться в общих спальнях, но те, кто могут заболеть должны быть также отделены от остальных, — сказал Ян.

— Возможно, в домике Соломона и Руф? — предположила я.

— Тогда, где они будут жить? — спросил он.

— Они уехали с детьми в дом сестры Руф, — сказала нам Карина.

— Это понятно, — ответил Ян в разочаровании.

— Когда она проснется, — сказала Карина, указывая на Мандису, — перенесите ее в наш дом.

Ян кивнул, и Карина ушла.

Мы посмотрели друг на друга и так много эмоций промелькнуло между нами. В глазах Яна читалась серьезность бури, надвигающейся на наш порог, эгоистичная разочарованность из-за того, что мы не могли исследовать то, что начиналось между нами и явный стыд из-за мыслей о себе, когда не должен.

Я не обвиняла его, потому что думала о том же. Я взяла его руку, чтобы успокоить его, что это случится, что у нас будет будущее. Он мягко улыбнулся и только в то время мы признали разочарование. Были дела поважнее.

Следующие полтора дня был полнейший хаос. Мерси была единственной из взрослых, кто, казалось, был болен, помимо случаев, где вирус еще в инкубационном периоде, но с нами было все хорошо, поскольку вакцины скоро будут. Ян и я провели следующую ночь неоднократно поднимаясь и ложась, заботясь о каждом больном ребенке, сбивая жар, борясь с симптомами и работая нашими пальцами до крайности в тщетной попытке обеззаразить.

Каждые несколько часов мы получали нового ребенка. У нас заканчивались запасы жаропонижающих и физраствора. Нашей единственной надеждой была партия товара, которая прибывала позже второго вечера. Мы снова связались с Пэмми, и он сообщил нам, что мне лично следует расписаться за доставку партии в семь часов.

Перед нашим отъездом Карина согласилась помочь нам поместить детей в наилучшем возможном месте, и она сидела с ними, пока мы с Яном не вернулись. В общем, у нас было семь больных детей и у четверых обнаруживались признаки болезни.

Остальных мы держали от них как можно дальше.

Когда мы как можно лучше приготовились, мы отправились к грузовику Чарльза.

Карина до сих пор не видела джип Яна и нам хотелось, чтобы так оно и оставалось.

Чарльз нервничал из-за того, что нападение на нас станет для его жены последней каплей, так что мы отремонтировали грузовик, как только смогли и продолжали скрывать его.

Когда он завел мотор, его звук был тише, чем рычание джипа Яна. Я положила голову на спинку сиденья и, зевая, закрыла глаза. Когда я их открыла и уставилась на Яна, он засмеялся.

— Ты устала.

— Да неужели, Шерлок?

Он засмеялся громче, от чего мое сердце сильнее забилось.

— Когда ты уставшая, ты становишься раздражительной, не так ли?

Я улыбнулась ему через сиденье.

— Раздражительная, не так ли? — я передразнила, пытаясь изобразить его южноафриканский акцент, отчего он стал смеяться еще громче.

— Ну сегодня просто день смеха, — пошутила я, растягивая слова из-за сонливости.

— Ну, я просто немного в бреду, — он закатил глаза, — за последние два дня я спал семь часов.

Я громко зевнула при упоминании сна и облокотилась головой на окно.

— После выздоровления детей занятий не будет еще два дня. Я решила, что оба дня буду отсыпаться.

— При условии, что я буду спать с тобой.

У меня отвисла челюсть.

— Извини? — спросила я с недоверием.

Ян уставился на меня широко раскрытыми глазами.

— Я… я просто имел ввиду… имел ввиду, ааа, что я тоже хочу спать с тобой.

Я громко расхохоталась.

— В смысле не с тобой, а в своей постели, пока ты тоже будешь спать…в своей кровати. Мы будем спать в разных кроватях. Ты в твоей, а я в своей. — Он убрал одну руку с руля и провел рукой по лицу. — Боже, мне не хватает. — Быстрый взгляд в мою сторону. — Сна. Мне не хватает сна. — Он забарабанил по рулю. — Боже, заткнись, Дин.

Я мягко улыбнулась ему.

— Я поняла тебя, Ян.

Неудивительно.

Я проспала всю дорогу до Кампалы. Мы прибыли незадолго до того, как приземлился самолет.

— Вспоминаешь? — спросила я Яна.

Он улыбнулся.

— Безусловно.

— Ты ненавидел меня.

— Я определенно тебя не ненавидел.

— О, просто признай это. Что-то типа того.

— Я не думал, что ты достойна времени Масего.

— Ауч. Я думаю, что как раз таки достойна.

— Не пойми меня неправильно. Я принял опрометчивое решение. Это также не помогло, потому что ты была так чертовски красива.

Я втянула воздухом в легкие и не смогла думать о том, что ответить, так что позволила ему взять меня за руку и вести меня через взлетную полосу, в то время как наш самолет снизился. Я почувствовала, как груз упал с моих плеч, когда колеса самолета коснулись земли. Наши руки разъединились, и мы поспешили к грузовому самолету. Я не хотела думать сколько стоило договориться о таком. Когда крышка люка опускается, по моему лицу льются слезы.

Пэмбрук, одетый в самый нелепый и забавный наряд, который я когда-либо видела на нем, джинсы и футболку, спустился на землю. На ту же землю, на которой стояла я. Пэмбрук встал рядом, и я ощутила словно маленький кусочек дома последовал за ним. У меня вероятно была не самая лучшая семейная жизнь, но это все, что я знала до Уганды. Я была пофигисткой, да, но не врут, когда говорят, что дом там, где сердце.

Мои щеки вспыхнули, когда я повернулась к Яну. Он подошел к Пэмбруку, пока я стояла, онемев в нескольких шагах позади.

Он стал моим новым домом. Ян — мой дом. Бабочки пронеслись через все мое тело и мои руки сжали рубашку, лежавшую на животе. О, Боже.

Пэмбрук помахал мне и подошел ко мне. Я встретила его на пол пути и закричала, перекрикивая оглушительный рев двигателей.

— Пэмми! Я не знала, что ты будешь здесь.

— Я тоже, но я подумал взять выходной и проведать тебя. Сообщу твоему отцу, что ты все еще жива.

— Спасибо, Пэмми, но мы оба знаем, что моему отцу плевать на меня.

— Это не… — начал он, но я прервала его.

— Я рада, что ты приехал.

Он тепло мне улыбнулся и обнял в знак приветствия. Тогда я поняла, что моей семьей был Пэмбрук.

— Я тоже рад видеть тебя, Софи, — сказал он, хлопая по моей спине. Он отстранился от меня и осмотрел. — Ты выглядишь… ну, живой.

Мы с Яном рассмеялись.

— Мы были заняты лечением детей, Пэмбрук, освободи меня от этого, а? — пошутила я. Мгновение он наблюдал за мной, словно не был уверен я ли это, и от этого я захохотала сильнее.

Он прочистил горло.

— Да, да. Вот почему я здесь. Следуй за мной, — приказал он и направился вверх по крышке люка внутрь корпуса самолета. — Я взял на себя смелость приобрести столько, чтобы восполнить предыдущую поставку, которую вы уже израсходовали, и для использования на будущее.

Я разглядывала коробки и ящики с физраствором, различными лекарствами, шприцами, стерильными перчатками и многим другим, и чуть не расплакалась. Я нежно провела руками по ящикам с солевыми растворами.

— Я так благодарна.

— За что? Ты попросила. Ты мой, хм, работодатель, и я согласился.

Я повернулась к нему и закатила глаза.

— В общем, спасибо, сотрудник Пэмбрук. Вы сделали все возможное

Он улыбнулся в ответ.

— Пойду посмотрю, разрешат ли мне подъехать на грузовике Чарльза. Скоро буду, — сказал Ян.

Я наблюдала как уходил Ян и продолжала смотреть до тех пор, пока он не исчез из поля зрения.

Пэмми прокашлялся, и я повернулась к нему.

— Ты счастлива? — просто спросил он.

— Да, — ответила без колебаний, удивившись тем, с какой легкостью я признала это.

Внезапно мне пришла в голову идея. Рождество. До него оставалось шесть недель.

Это будет моим первым теплым Рождеством. Мои родители всегда уезжали на праздник в Швейцарию по той причине, что друзья мамы отдыхали там вместе.

— Слушай, пока Ян не вернулся.

— Ян? — спросил он удивленно.

Я отмахнулась.

— Динган, неважно. — Но помедлила от непреодолимого желания защитить его, далее добавив. — Его зовут Ян, ты знаешь.

— Разве? — переспросил он ошеломленно.

Мое лицо воодушевилось.

— Да, так или иначе, до того, как он вернется, мне необходимо договориться о возвращении самолета сюда через несколько недель. Мы можем сделать так, чтобы это получилось? У тебя есть доступ к моему счету. Ты можешь воспользоваться моим частным фондом, если мой отец не позволит тебе по-другому.

— Я не думаю, что это необходимо, — сказал он, ошеломленный. — Твой отец дал мне неограниченные полномочия, чтобы дать все, что тебе необходимо.

— Серьезно?

— Да, Софи. Что тебе нужно?

Я вздохнула с облегчением.

— В первую очередь, генератор. Ради всего святого, достань генератор достаточно большой, чтобы мог работать на приют несколько недель без перерыва. Кое-что существенное, а также необходимы руки установить его. — Я отмечала сотни вещей в своем списке в уме, списке, о котором я даже не знала, что держала его в памяти. Да. Я щёлкнула пальцами. — Знаешь что? Я также хочу, чтобы ты договорился со строительной компанией на переделку главного здания с современной кухней, достаточной большой, чтобы приготовить еду по меньшей мере для сотни детей, привези материалы и рабочих из Америки.

Мое воображение разыгралось. Пэмбрук заполнял страницы маленького блокнота, записывая мои просьбы. Он периодически встряхивал руку, но я продолжала, боясь, что забуду, стоит только словам соскочить с моего языка. Я представила гораздо улучшенный Масего ко времени, когда я должна буду уехать.

Должна уехать.

У меня совсем вылетело из головы. Через несколько недель я покину Масего. Осталось два месяца. И все. Чувство ужаса стало переполнять меня.

— И мне нужны коробки с обувью, — я лихорадочно отметила, — больше, чем им необходимо, достаточно, чтобы наполнить ими комнату, включая одежду, платья для девочек, форму для мальчиков, разные размеры. Позвони в ТОМС обувь в Далласе, расскажи, что ты делаешь, они помогут.

Я грызла ногти, чего я никогда не делала.

Я всегда говорила Пэмбруку, как это разрушает ногти девушек и только отстойные люди грызут их.

Заметив, что он внимательно следит за мной, я вытащил их изо рта.

— Это… это все? — спросил он шокировано.

— Игрушки. Упакованные. По некоторым причинам девочкам нравится играть только дома. Так что, очень много этого хлама. Мальчики не могут думать ни о чем кроме футбола. Убедитесь, что мы получим их перед Рождеством. За две недели достаточный срок?

— Да.

Стало тихо, когда я продолжала мерить шагами полосу от самолета. Я посмотрела вверх и заметила, что рот Пэмбрука приоткрыт от удивления.

— Что? — спросила я.

— Ничего, — ответил он, осматривая свой длинный список, но я слишком хорошо его знала.

Я удивила его. Я почувствовала легкий толчок в груди от того, что, возможно, он гордится мной.

Я услышала, как грузовик Чарльза зарычал рядом с люком самолета, и я повернулась к Пэмбруку.

— Ни слова, хорошо?

Он кивнул.

Мы с Яном помогли рабочим загрузить все, что привез Пэмбрук, и когда мы закончили, Пэмбрук крепко обнял меня.

— Передай привет Чарльзу и Карине от меня.

Я кивнула, боясь сказать что-нибудь, потому что разревусь. Пэмбрук пожал руку Яну, и мы наблюдали, как он скрывается позади закрывающегося люка самолета.

— Он любит тебя, — произнес Ян.

По моему лицу скатилась слеза.

— Я знаю.

Глава 18

По всей видимости, ещё четверо детей заболели за те девять часов, что мы отсутствовали, тогда как мы приехали около пяти утра. В то время как все, о чем я думала был сон, Карина подошла к нам с двумя гигантскими чашками кофе. Эгоистично почувствовала раздражение, но быстро отругала себя. Мы разгрузили коробки и приготовились прививать всех детей.

Мы ввели вакцины всем взрослым, затем отправили их сформировать пункты во всех трех карантинах. Я оставила одну для Мандисы и вколола ее так скоро, как смогла.

Я хотела, чтобы ей тотчас стало лучше. Эгоистично, знаю, ставить ее вперед перед другими детьми, но я чувствовала словно Мандиса моя. Могу честно сказать, я не сожалею об этом.

После того, как каждый ребенок получил свой укол, мы заменили пустые пакеты с физраствором и сбили жар, как раз когда поднималось солнце.

— Почти двадцать четыре часа без сна, — сонно сказал Ян, спотыкаясь рядом со мной в хижине Чарльза и Карины. Он забрался на диван, на котором раскинулась я, и лёг рядом, его глаза вскоре начали закрываться.

— Осторожнее, Абердин, — я медленно протянула, таинственно улыбаясь.

Он ухмыльнулся, его глаза стали закрываться. Он точно знал, что я имела в виду. — Буду осторожнее, — пообещал он, обнимая меня. Улыбка медленно исчезла с его губ, он начал глубоко дышать.

Около двух часов дня я проснулась от детского смеха и тяжелой руки, лежавшей поперек моей спины. Открыла одно веко и натолкнулась на спинку дивана. Быстро закрыла, мой нос сморщился в попытке удержать веки закрытыми и на мгновение прислушалась.

— Что они делают? — Мандиса спросила кого-то.

— Они спят, Мандиса. Оставь их, — ответила Карина. Ее голос был весёлым, и я выдохнула с облегчением. По тому как Мандиса светилась, я могла сказать, что вакцина подействовала. Мое сердце воспарило.

— Он раздавит ее, — предположила она.

— Не раздавит, — хихикая, ответила Карина.

Она была на кухне и помешивала что-то в металлической кастрюле. Я слышала легкие ритмичные движения ложки, скребущей по дну то вперед, то назад.

— Раздавит. Он слишком большой. Он убьет ее.

— Мандиса, — шутливо предостерегла Карина.

— Мы уберем его от нее.

— Мандиса, подойди сюда и сядь на стул, — приказала Карина.

— Я не могу уйти. Я должна следить, чтобы он не помешал ей дышать.

— У меня есть цветные карандаши, — завлекала Карина.

Я услышала нерешительные маленькие шаги в сторону стола. Она начала раскрашивать, и я слышала каждый отдельный штрих на деревянной столешнице.

— Они женаты? — спросила Мандиса через несколько минут. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться.

— Нет, — ответила Карина.

— Но его рука на ее спине.

— Уверена, что это случайно. Он не пытался относиться к ней неуважительно. Возможно, прошлой ночью они очень-очень устали, заботясь о тебе, твоих братьях и сестрах.

— Тогда все в порядке, — заключила Мандиса.

— Да, потому что это было случайно, — произнесла Карина немного громко.

Мои плечи тряслись от немого смеха до тех пор, пока пальцы Яна не ущипнули легонько кожу на моем плече, посылая мурашки вниз по рукам и быстро отрезвляя меня пламенным прикосновением его руки. Он зарылся лицом в мой левый бок, и я ощутила легчайший поцелуй сквозь мою рубашку. Он был теплый и сладкий, и заставил мои глаза закатиться. Я подавила дрожь и ждала его следующее движение.

Его большой палец рисовал небольшие кружки напротив плечевой кости, так нежно, что это телодвижение даже не было замечено моей няней с орлиным взором.

Это отправляло меня во внутреннее неистовство. Я так сильно хотела, чтобы он тесно прижал меня к себе и целовал мою шею до тех пор, пока я не распадусь на кусочки.

Я вздохнула бесшумно и почувствовала, как Ян ухмыляется мне в плечо. Он был так невероятно сексуален, и я не думала, что он даже пытался. Я замерла, готовясь к тому, что он задумал. Я думала, что готова ко всему. Но не к тому, что он сделал.

Я почувствовала его теплое дыхание, сосредоточилась на нем, как раз до того, как он нежно прикусил кожу через мою рубашку. Мне не хватало воздуха, и я тяжело сглотнула. Он уловил движение, и я почувствовала, как он быстро вздохнул.

— Не двигайся, — прошептал он так тихо, что я едва услышала его.

Мое тело застыло на месте рядом с его, как если бы его простое указание было продиктовано законом, а я бессильна, но слушаюсь. Оно посылало волнующую вибрацию, пронизывающую живот и грудь, вызывая покалывание вплоть до кончиков пальцев на ногах.

— Почувствуй это, — сказал он мне, незаметно проводя кончиками пальцев, словно струящаяся вода, по изгибам моей руки, лежащей на диване.

Я закрыла глаза и позволила одурманивающим, ленивым ощущениям от его прикосновения протиснуться через мои конечности, успокаивая их до состояния оцепенения. Это было такое опьяняющее, дерзкое чувство. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули ярко-розовым румянцем. Мое тело заполняла теплота каждый раз, когда кончик его пальца находил сгиб моего пальца и снова, когда он подушечкой дотягивался до моего безымянного пальца. Он так медленно рассеивал эту теплоту, словно растягивая время и относился к нему так, будто его ничего не волнует в мире… за исключением меня.

Моя грудная клетка расширилась от чего-то, что я не смогла всецело распознать, но я все равно позволила этому пропитать мою душу и сердце, потому что это было лучшее чувство, которое я когда-либо испытывала, и я отдала бы любые деньги, чтобы это продолжалось.

Мы неожиданно вздрогнули, когда услышали кашель одного из детей в спальне Карины, и оба вскочили, готовые помочь им.

Карина нежно посмотрела на нас и улыбнулась.

— Я подойду. Ложитесь обратно, — доброжелательно сказала она.

Когда она покинула комнату, Мандиса последовала за ней. Ян сел передо мной, но приблизил лицо ко мне, и я посмотрела на него иначе, чем смотрела предыдущей ночью.

Моя рука поднялась к его лицу и пальцы обрисовали массивный подбородок, приблизились к высокой скуле и поднялись к виску. Я передвинула большой палец вниз по его переносице и на верхнюю губу. Его нижняя губа поймала кусочек, и он ненадолго был сжат его идеальными зубами. Я прижала обе ладони к его щекам и смотрела в его глаза, когда он поднял руки и протянул пальцы через волосы у меня на висках, зажимая их в руках. Он держал их так, пристально глядя в ответ.

Мы услышали, как Карина направляется к двери, и я могла сказать, что мы оба неохотно перестали касаться друг друга. Кожа к коже ощущалась так правильно, очень, очень правильно. Наши руки мягко упали, но влечение положить их назад было таким невыносимым. Мы оба на мгновение застыли, напряженно всматриваясь, затем Ян без единого слова прошел мимо меня к комнате Карины, здороваясь с ней у двери ее спальни.

— Доброе утро, Дин, — сказала она ему.

Он поцеловал ее в щеку.

— Доброе утро, Карина, — он прошел мимо нее в спальню, возможно для того, чтобы проверить кашлял ли кто-нибудь, и ко мне подошла Карина.

— Доброе утро, любимая, — произнесла она, крепко обнимая меня.

— Доброе утро.

— Я знаю о джипе Дина.

У меня сжимается желудок.

— О, а, насчет этого…

— Все хорошо. — Ответила она, отбрасывая мои волосы. — Я благодарна, что вы решили подождать прежде, чем рассказать мне. Не думаю, что смогла бы со всем этим справиться, — она нежно улыбнулась и поцеловала меня в щеку.

— Как дети? — поинтересовалась я.

— Чудесным образом им стало лучше, — заявила она, подмигнув.

Я не могла сдержать улыбку, возникшую у меня на лице, не то, чтобы я хотела.

— Какое облегчение, — вздохнула я, откидываясь на спинку дивана.

— Я так благодарна, — сказала она, ее глаза блестели.

— Я тоже, — сказала я ей, поглаживая ее натруженную руку, лежавшую на подлокотнике, — я крайне признательна, — сказала я тихо, но фраза значила гораздо больше, чем подразумевалось.

В течение следующих нескольких дней жизнь в Масего вернулась в норму, наши запасы были пополнены, дети полны энергии и уроки возобновились. Ян и я не спали два дня, но мы вернулись к своего рода рутине, что помогало оставаться отдохнувшими.

Ежедневно мы проверяли на наличие следов местность, охватывающую источник питьевой воды и небольшой участок с деревьями недалеко от того места, где Ян учил меня как обращаться с оружием. Нам везло, мы ничего не находили. Мы каждый день убеждались все больше, что тот, кто бы он ни был, кто приходил раньше, был проездом.

Ян и я флиртовали при каждом удобном случае, осторожно, не привлекая к себе внимания, и это было нетрудно. Я обнаружила за эти несколько дней, что мое сердце ощущается наполненным, и я влюбляюсь в него.

Каждый раз, когда я подходила к двери, он заранее обгонял и обязательно был там, чтобы открыть ее для меня. Каждый раз, при малейшем напоминании, что мне жарко, он был там с прохладой. Если мне было холодно, он обнимал меня. Если я устала, он был там, чтобы опереться на него. Он был милым и внимательным, но не подавлял меня.

Он был проницательным.

Однажды он сказал, насколько сильной он меня считает и, как он думал, что я могу сделать все что угодно, как он помог мне, потому что ему захотелось, потому что он был чистым эгоистом, сказал он. Он доказал, что постоянно позволяет мне решить, когда и где я в нем нуждалась.

Я осваивала язык и становилось легче с каждым днем.

— Суббота! — Карина перекричала гул от болтовни детей за завтраком как-то утром, и они все зааплодировали в ответ.

— Они восхитительны, — сказала я Яну, и он рассмеялся.

— У меня для вас особенный сюрприз! — сообщила она им.

— Что это? — спросил Ян у меня, подтолкнув своим плечом мое.

Я покачала головой.

— Понятия не имею.

— Становится теплее! — Аплодисменты. — Так что мы едем плавать на наше любимое место. Аплодисменты стали громче.

Ян сложил руки и потер их. Он слегка выгнул бровь и наклонился ко мне.

— Прайс, одевайся.

И это все, что он сказал перед тем, как вскочил и направился к нашим хижинам.

Дети начали быстро есть и относить тарелки к Кейт, затем они разбежались по своим комнатам, чтобы надеть любую одежду для плавания. Мне стало интересно, что у них была за одежда, перед тем как мне пришла в голову мысль. Я привезла только бикини, я даже не думала, что когда-нибудь надену его. Я знала, что Карина этого не одобрит. Угандским девочкам не разрешалось носить раздельный купальник, демонстрирующий их животы. Я представить не могла, что Карине понравится это.

Я встала и подошла к Карине.

— Я не думаю, что смогу плавать

— Что? Почему?

— Вообще-то я не привезла подходящий купальник.

— О, у тебя есть футболка? Шорты? — Я кивнула. — Ты можешь надеть их поверх своего купальника, который ты привезла. Детям будет все равно, потому что ты и так носишь джинсы каждый день.

— Если ты так думаешь, — ответила я ей и пошла к своей половине хижины.

Я слышала, как в своей комнате собирался Ян и улыбнулась.

Я переоделась и почувствовала себя практически обнаженной.

Дома в Лос-Анджелесе это не считалось возмутительным. Это не были стринги, просто стандартное бикини, но оно определенно не соответствовало Уганде.

На мгновение я рассмотрела себя в зеркале. Мои пальцы скользнули на живот и пробежались поперек каждой рельефной мышцы. Мои родители любезно платили Раулю, моему персональному тренеру, десятки тысяч долларов в попытке заставить меня выглядеть так, как сейчас, потому что я была полна решимости стать такой, но он никогда бы не смог это осуществить, не таким способом. Я хотела рассмеяться от мысли, что все, что для этого было нужно, это стать волонтером в приюте в Уганде, а сейчас я даже не задумываюсь, что он существовал. Неожиданно, вместо моего беспокойства о том, как я выгляжу, перевесило здоровье маленьких детей. Ирония, наверное.

В виде исключения оставляю свои волосы распущенными и улыбнулась тайком самой себе от того, как это будет сводить Яна с ума. Натягиваю резинку на запястье на потом, надеваю майку и пару обрезанных джинсовых шорт, стоивших дома три сотни долларов. На этот раз я отказалась от ботинок и надела свои старые беговые кроссовки, которые привезла с намерением оставить их здесь, потому что они были «прошлого сезона». Взяла мешок и положила футболку для плавания, бутылку солнцезащитного средства и мое маленькое радио. Я разорвала новую упаковку батареек для него, соглашаясь с самой собой, что данное мероприятие оправдывает это. Это было время для празднования. P.S. Я собираюсь вам подкинуть абсолютно шокирующий факт. Я не шучу. Страна Уганда помешана на Селин Дион. Они посвящают целые дни, чтобы ставить на радио ее песни. Они очень сильно ее любят. Пять слов. Мое. Сердце. Будет. Продолжать. Биться.

Я услышала легкий стук в дверь и открыла ее Яну. Я впервые увидела его ноги с тех пор, как встретила его и не могла поверить, что мужские икры могут быть настолько развиты. Я стояла, широко разинув рот, беззвучно двигая губами, как клоун, уставившись на них.

Когда я наконец-то пришла в себя, переместила взгляд на лицо Яна и была шокирована обнаружив, что он в равной степени был увлечен, как и я. От моего смеха он вздрогнул и покачал головой.

Его рот слегка дернулся, и он сглотнул.

— Ты… ты готова?

— Да, — ответила я ему.

Карина взяла грузовик Чарльза, а мы джип, и посадили в обе машины младших детей. Дети постарше пошли четверть мили с Чарльзом. Мандиса пересела на мои колени, и я поцеловала ее в макушку, когда Ян завел двигатель.

Когда мы выгрузили всех из джипа и грузовика, и дети побежали к воде, я импульсивно подняла лицо и руки ладонями вверх и позволила солнечным лучам омыть меня. Они были яркими и теплыми, и так приятно ощущались на моей коже. Я вздохнула.

Было кое-что о солнце. Я впитала его жаркую глубь и испытала облегчение.

Закрываю глаза и задаюсь вопросом, почему я никогда по-настоящему не замечала какое оно до того, как приехала в Уганду. Я обнаружила, что солнце приравнивается к счастью. Его яркое и прекрасное существование олицетворяло надежду. Оно подвергается тьме, дает свет и показывает тебе, что не имеет значения, какой бы сильной или тягостной ночь ни была, что оно безгранично сильнее и в геометрической прогрессии прочнее, и только потому, что ты не можешь увидеть его своими глазами, не значит, что оно все еще не с тобой, что ты не сможешь почувствовать его и что оно не вернулось бы обратно к тебе. Оно было непоколебимым и постоянным. Оно бесконечно.

Я пошла на звук бурного смеха у кромки воды.

— Самых маленьких будем держать на мелководье, — сказал мне Ян.

— Хорошо.

Он поднял левую руку и положил ее ладонью на мой затылок, посылая плотный жар, прокатившийся по моему телу только для того, чтобы поселиться в моем животе. Я ему улыбнулась. Он, заигрывая, улыбнулся в ответ, и я прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех. Он сжал немного и опустил руку. Мне стало грустно, когда он убрал руку. Прикосновение никогда не казалось слишком долгим. Это невероятно для меня, что я так считаю.

Я обнаружила себя сожалеющей о прошлой жизни, потому что раньше позволяла парням часто меня касаться. Раньше я на самом деле никогда такого не чувствовала. Я ожесточилась против чувства вины, впрочем, знаю, как я об этом сожалею. Я стала выше, светлее, и, хотя горечь сожаления тягостно лежала у меня на сердце, это не значит, что я не могу двигаться вперед, что Бог не простит меня. Это также значило, что я прощаю себя, особенно потому, что я узнала, что значит относиться с уважением. И это было сильное, опьяняющее чувство эйфории.

Прошло несколько минут, и старшие дети присоединились к шуму. За всю свою жизнь я не видела настолько совершенно счастливых людей. Они кричали от радости, прыгали и ныряли, плескались и играли друг с другом. У них было это мгновение, и они были в восторге. У них была эта простая радость и это было бесплатно. Еще недавно, я бы никогда не думала, что это возможно. Для меня, единственный раз, когда была уверена, что счастлива, когда я могла выхватить мою банковскую карточку и пополнить ее.

Я приехала в Уганду выполнить назначенное судом наказание, но выполнение приняло совершенно неожиданную форму. Я приехала помочь учить этих детей, но взамен они учили меня.

— О чем ты думаешь? — спросил меня Ян, разглядывая берег и беззвучно считая всех поголовно.

— Ни о чем, — солгала я.

— Это не правда, — настаивал он, смотря на меня и подталкивая плечом.

— Хорошо, если ты хочешь знать, — я радостно толкнула его, радуясь короткому прикосновению, — я думаю о том, что я очень рада, что приехала сюда.

Его глаза расширились, и он пристально изучал меня.

— Что привело тебя к этому открытию?

— Они, — произнесла я, указывая на хохочущих сирот, плещущихся в воде.

— И как ты думаешь, Софи Прайс, почему они делают тебя такой счастливой?

— Они маленькие, смешные представители наивности, понимания. Никто не понимает так, как эти дети. У них нет ничего, никого, кроме нас, казалось нет никаких причин надеяться… но они все же есть. Они выбирают быть счастливыми, даже если очевидно, что самым легким выбором было бы бояться или грустить, и у них есть реальные основания для этого. Но они выбрали жизнь и веру, и надежду, и любовь. Их чистота вызывает привыкание, их надежда притягивает, и я счастлива быть в их окружении.

Ян не ответил, даже не подтвердил то, что я сказала ему. Вместо этого он посмотрел на меня. Действительно посмотрел на меня. Это был глубокий, проницательный взгляд, один из тех, что несколько месяцев назад оставил бы меня дрожать, но не сейчас. Затем я обнаружила себя, открывающую окно дополнительно для него. Я перегнулась через борт и протянула руки к нему, чтобы притянуть его еще ближе. Я привлекла его посмотреть на меня, какая я была, потому что мне больше не было стыдно. Я отбросила тяжелые, унылые шторы, убрав глубоко въевшуюся грязь, закрывающую вид, и освободила себя.

Его напряженные плечи расслабились и наконец он кивнул, но только один раз.

Мы оба повернулись назад к воде, чтобы выполнять нашу работу.

Три часа спустя дети выдохлись и проголодались. Мы снова загрузили всех, половина нашего джипа уже была полна спящих детей, и я не смогла не усмехнуться от того, каким мне это показалось восхитительным. Ян и я запрыгнули на передние сиденья и завели двигатель, но неожиданно Чарльз подбежал к окну Яна.

— Карина и я подумали, что вы двое возможно захотите перерыв? — спросил он.

— Я могу поехать за рулем джипа назад, а вы можете остаться и поплавать какое-то время, пока не соберетесь идти назад.

— Серьезно? — спросила я Чарльза.

— Не будь такой удивленной, Софи. Вы с Дином много сделали за последние несколько дней. В конце концов, каждому нужна передышка.

Глава 19

Мы наблюдали, как оседает пыль от машин, когда джипы неуклюже передвигались по пыльному полю к Масего. Тотчас мое сердце сильно забилось в груди от осознания, что я и Ян были одни, в действительности, впервые. Тут не было детей готовых выпрыгнуть из-за угла или взрослых из Масего с их внимательными взглядами, запоминающими каждое наше движение.

— Мы одни, — прошептал Ян, испугав меня.

Я повернулась к нему, мои веки стали тяжелыми от солнца. Или от жара его взгляда?

— Действительно, — ответила я.

Глазами Ян пробежался от моего лица вниз к шее и к плечу, обжигая пылким взглядом, оставляя отпечаток по мере того, как просачивался мне под кожу, и вскоре его рука нашла шею, плечо и руку, пока она не обхватила мою собственную руку. Он притянул меня к себе поближе и прошептал в ухо.

— Бежим, — тихо сказал он перед тем, как на его лице появилась медленно тающая улыбка от уха до уха.

Мое сердце бешено забилось у меня в горле, когда я заметила блеск в его глазах. Он подмигнул один раз, словно в замедленной съемке, и это был сигнал для меня. Я бросилась бежать к воде, мои легкие нагнетали и выгоняли воздух из моей груди, как если бы я перескакивала через растения и камни. Единственные звуки, которые я могла слышать, были ритмичные удары пульсирующей крови в мои барабанные перепонки, бьющие с каждым шорохом от ботинок Яна позади меня. Адреналин мчался сквозь меня так быстро от того, что он был так близко. Казалось, что он все ближе и я не могла сдержать широкую улыбку, медленно появляющуюся на моем лице от предвкушения.

Легкое хихиканье сорвалось с моих губ, представляя перспективу того, что произойдет. Я уловила звук прерывистого дыхания Яна до того, как я почувствовала его такое же быстрое движение, его жар давал знать то, как он близко был.

Я расхохоталась, когда он схватил меня за талию и притянул к себе. Мы свалились на землю, неподалеку от воды, истерически заливаясь смехом, несмотря на то что мы оба были в песке.

— Ты почти сделала это, — пошутил он.

— Я специально сбавила скорость, — солгала я.

Он громко засмеялся.

— Врунишка.

Я улыбнулась так же широко, как и он.

Он встал и потащил меня за собой.

— Не хочешь присоединиться ко мне? — спросил он.

Я сглотнула.

— Отвернись.

Наполовину согнувшись, чтобы снять обувь, он остановился и посмотрел на меня.

— Зачем?

— У меня только бикини, которое привезла из дома, и я не такая уж и скромная, но мне не хочется намочить эту футболку.

— Ты не можешь быть серьезной, Соф.

— Смертельно серьезна, — пошутила я.

— Ты же знаешь, что эта вода довольно прозрачная, так?

— Не такая уж и прозрачная, Ян.

Он одним движением снял свою рубашку, как делают все мальчишки. Я почувствовала себя пьяной от слишком большого обзора. Мой взгляд блуждал по его потрясающей груди и животу, и у меня раскрылся рот.

— Ты смешной, — сказала я ему, настраивая радиостанции на своем маленьком айподе и увеличивая громкость на American Daydream Electric Guest.

— Твоя очередь.

— Нет, нет, нет, Ян. Иди и опусти прекрасного себя в эту воду.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку, перед тем как быстро нырнуть. Его голова появилась на поверхности, по его шее и плечам стекала вода, его мокрые волосы темные как ночь. В животе запорхали бабочки.

— Стой так, — сказала я ему.

Он заметно вздохнул, но продолжал стоять спиной ко мне. Я нагнулась, чтобы снять обувь и выскользнула из шорт и футболки. Инстинктивно я прикрыла руками живот, зная, что сказала бы Карина, если бы видела меня сейчас.

— Быстрее! — закричал Ян.

— Бегу! Бегу! — улыбнулась я.

Пальцами ног я проверила, насколько вода холодная. Я зашла в воду, съеживаясь с каждым шагом, пока мое тело не привыкло к температуре.

Когда вода была мне по плечам, я позвала его.

— Хорошо, теперь ты можешь повернуться.

Он повернулся и улыбнулся.

— Это были тщетные усилия, ты же знаешь? — произнес он, медленно подкрадываясь ко мне.

— Ты о чем? — спросила я, отходя назад, когда он продвигался в моем направлении.

— Заставить меня отвернуться. Это была бессмысленная попытка, — сказал он, приблизившись.

— Как так? — спросила я, подавляя хихиканье.

— Потому что, — ответил он, игриво набрасываясь на меня и обнимая за талию.

Я положила руки на его мокрые плечи,

— Так-так, мисс Прайс, что скажет Карина? — зацокал он.

Я толкнула его в грудь.

— Ян.

— Я просто играю. — Он провел руками по моей спине и поместил их на моей шее. — Удобно?

Я шутя толкнула его в ответ.

На момент все затихло. Он поднял обе руки, провел ими по макушке моей головы и собрал мои волосы, закручивая их в кулак.

— Я еду домой — сказал он.

Мое сердце замерло.

— Что? — переспросила я, внезапно сбитая с толку.

— Мой брат Саймон на прошлой неделе написал мне и попросил приехать домой на два дня. Кажется, он что-то хочет рассказать мне при личной встрече.

— О, я… я… в смысле это здорово, Ян. Когда ты уезжаешь? — спросила я, сдерживая свое беспокойство.

Я не хотела, чтобы он уезжал. В этот момент я поняла, что с Яном мне было спокойно.

— Послезавтра, — ответил он, проводя большим пальцем по моему лбу и вниз по щекам.

— Так скоро? — я сглотнула.

— Я понимаю, что в последний момент и все…

— Все хорошо.

— Но я хотел бы знать, возможно ли, что ты захочешь поехать со мной?

Мои глаза распахнулись.

— Серьезно?

Он улыбнулся.

— Серьезно. Всего на два дня. Карина уже согласилась. Она придержит это вне отчета, который посылает для твоего судьи, — он подмигнул.

Мое сердце забилось, но на этот раз в волнении.

— Ох, мой ответ да.

Он подхватил меня на руки и закружил в воде.

— Хорошо, — просто заявил он.

— Как ты думаешь, чего хочет Саймон? — спросила я, когда он опустил меня вниз.

Он пожал плечами.

— Ни малейшего представления, но я рад, что ты встретишься с моей семьей.

— Ты… ты серьезно? — спросила я, ошеломленная. Ни один из парней раньше не хотел меня знакомить с родителями добровольно.

— Конечно, — Ян пояснил, глядя на меня, будто я была нелепой. — Саймон особенно будет тобой восхищен.

— Саймон младше или старше? — спросила я заинтересованно.

— Он старше, ему двадцать пять, он очарователен. Моиродители обожают его. Он также тот, кто всегда получает девчонок.

Я остановила его на этом.

— Боже мой, тот, кто получает девчонок? Что? Он из шоколада или еще чего-нибудь такого? Я не могу представить кого-то, кто мог бы быть заинтересован в ком-то другом кроме тебя, не имеет значения кто твой противник.

Ян пододвинул меня ближе и поцеловал мою шею.

— Не нужно льстить мне, мисс Прайс. Я верю, что твоя наживка сработала. Я на крючке. Леска и грузило.

Я уставилась на него, одна бровь приподнята.

— Я заманила тебя, Ян Абердин, но ты оказывается трудная добыча.

— Вздор. Полнейшее дерьмо. Ты щелкаешь пальцами, и я прыгаю из воды в лодку.

— Это так?

Он кивнул.

— Я все еще лежу у твоих ног, как безнадежный глупец, ожидающий твоего следующего движения и сильно запыхавшийся.

Я придвигаюсь ближе, упираясь своим лбом в его.

— Как насчет, если я вытащу тебя из твоих мучений, а?

Ян щурит глаза, глядя на меня.

— Все же это такая восхитительная мука.

Глава 20

Карина отвезла нас в аэропорт, где мы сели в самолет для короткого двенадцатичасового путешествия из Уганды до Кейптауна в Южной Африке, с пересадками в Найроби и Йоханнесбурге. Казалось, что оно вряд ли стоит двухдневного пребывания, но я быстро напомнила себе, что, безусловно, стоило видеть Яна за пределами нашей ежедневной жизни в Масего.

Я была так рада приземлиться в Кейптауне, что за пятнадцатиминутную поездку по городу не сразу оценила поразительные межклассовые различия. Через пять минут мой взгляд заметил на левой и правой стороне магистрали, мягко говоря, разительный контраст.

— Боже мой, взгляни на это, — вздохнула, глядя в окно.

— Что? — спросил Ян, срываясь со своего места и наклоняясь ко мне, чтобы увидеть на что я смотрю.

По правой стороне были скромные, чистые дома, содержавшиеся в хорошем состоянии и, явно, заселенные финансово благополучными владельцами. То, что было по левую сторону от нас, я могла охарактеризовать только, как трущобы.

Дома, если их можно так назвать, состояли из жестяных крыш, земляных полов — по-настоящему самодельный город. Это выглядело, как убежище от эпидемии, и я готова поспорить очень криминальное.

— Это, — говорю я, указывая руками на обе стороны дороги.

— Ах, да, — подтвердил он, сползая на свое сидение, очевидно привычный к этим видам.

— Это грустно, — признала я.

— Очень грустно, — согласился он.

— Такой ошеломляющий контраст условий проживания, он как удар в живот, — я изучаю ряд за рядом наспех построенных домов. — Как американка, я могу точно определить, что моя страна практически не имеет представления, что такое бедность. Худшие жилищно-бытовые условия, в которых я бывала дома, не идут ни в какое сравнение. Это без преувеличений неприлично, что мы вообще жалуемся.

— Они просто не знают, Соф.

— Они просто остаются в неведении, Ян, — я ответила ему тем же, на что он только смог улыбнуться.

— И я, вероятно, самая непонятливая из всех, — прошептала я.

Он опустил свою руку на мою и мягко сжал.

— Уже нет.

— Уже нет, — повторяю я, сжимая в ответ. Делаю глубокий вдох. — Почему с этим ничего не делают?

На это Ян внезапно и истерично засмеялся.

— Что?

— Ох, Софи Прайс, у тебя появится возможность. Просто подожди, — сказал он мне, все еще смеясь.

— Такое чувство, будто я что-то упускаю, — улыбаюсь в ответ.

— Моя мама исполнительный мэр Кейптауна.

— Если бы я была знакома с вашей политикой, то, вероятно, знала, насколько серьезно это заявление, но я не знакома, так что…

— Исполнительный мэр Кейптауна по существу важная шишка в районе. Она эквивалент губернатора в американском штате или мэра Нью-Йорка.

У меня пересохло во рту, и я безнадежно попыталась сглотнуть то, чего там не было.

— Мэр. Почему, черт возьми, ты не объяснил мне это раньше?

— Я объяснял. Я говорил тебе, что они работают в политике.

— Я подумала, что они состоят в местном совете или еще что-то такое же обычное.

— Соф, — произнес он, нахмурив брови, — почему бы сын члена совета был на первых страницах местных газет?

— Я предположила, что здесь немного новостей.

Ян снова засмеялся.

— Кейптаун один из самых больших городов в Африке, не говоря уже о Южной Африке, — он стал серьезным. — Я могу рассказать тебе больше, чем ты вероятно знаешь.

— Несомненно, — сказала я ему, думая об обрывках сплетен в Лос-Анджелесе и как они все ухватывались за удобную возможность разоблачить Прайс «любимицу, малышку с трастовым фондом», как распутную кокаинщицу, когда умер Джерик, и как они преследовали меня месяцами, сбиваясь с ног, чтобы подловить меня снова споткнувшейся. Они наслаждались трагедией во мраке своей профессии. Они были маленькими, скользкими змеями, их раздвоенные языки были настроены уловить малейший кусочек с-с-сплетни. Я вздрогнула.

— Не волнуйся, — сказал Ян, вырывая меня из моего загула, — они знают, что ты приедешь и, скорее всего, провели свои изыскания.

— Не волнуйся, — сказала я ему в ответ, — к этому времени мой отец в курсе их изысканий и вероятно уже подсчитал возможность извлечь выгоду из знакомства.

— Неужели?

Я покачала головой с напускным сочувствием.

— Ян Абердин, ты даже не представляешь, на что он способен.

— Ладно, тогда он будет в хорошей компании, — произнес он, обнимая меня рукой.

— Ты начинаешь меня пугать, — поддразнила я.

Дом родителей Яна находился на пляже Клифтон, районе настолько богатом в Кейптауне, что даже я слышала о нем, несмотря на то, что я по большей части не в курсе чего-либо относительно Южной Африки.

— Ты богат, — я констатировала факт, наблюдая, как охранники проверяют несколько машин, которые пытались проехать через въездные ворота.

— Нет, богаты мои родители.

Я ему улыбнулась.

— Я вижу.

— Это меняет твое мнение обо мне?

— Вряд ли, — сказала я, надеясь, что ему никогда не представится возможность постичь холодное чудовище, которое было в собственности у моих родителей.

Дом был массивным, несмотря на то, как близко были расположены соседние дома.

Плотно стоявшие, но чрезвычайно роскошные, они поднимались вверх по Столовой горе, извиваясь соответственно горному склону. Дом Яна был современным и многоуровневым, приспособившимся к виду горы и расположенным внутри нее.

Наш небольшой автомобиль заехал на подъездную аллею, Ян выбрался, чтобы открыть кедровые раздвижные ворота. Я наблюдала, пока мы поднимались вверх по темной скале, проехав весь путь к возвышающемуся дому, который так зловеще расположился с внутренней стороны горного обрыва.

— Дом, милый дом, — безразлично заметил Ян.

Он подхватил мою сумку, так же, как и свою, и мы поднялись по крутой дорожке к широкой двери из кедра. Меня затопило адреналином. Я посмотрела вниз на себя и вдруг занервничала. Отец не одобрил бы мой выбор одежды. В самом деле возникли бы серьезные последствия, что я познакомилась с исполнительным мэром Кейптауна Южная Африка в чем-то еще, кроме «Шанель».

Могу себе представить. Это недопустимо. Я так мало от тебя требую. Соблюдай приличия, Софи Прайс. Соблюдай приличия. Соблюдай приличия.

— Ты в порядке? — спросил Ян, роняя свою сумку, чтобы освободившейся рукой погладить мою руку.

Я приклеила на лицо фальшивую улыбку.

— Конечно. Полагаю, я просто нервничаю.

В ответ он искренне улыбнулся.

— Не беспокойся, дорогая. Как минимум мой брат полюбит тебя и это единственное, о чем нам следует беспокоиться.

— Как воодушевляюще, — пошутила я.

Он бросил свою сумку рядом с моей и обнял меня.

— Поверь мне, Соф, даже если в конечном итоге мои родители полюбят тебя, это должно значить для тебя совсем немного. На них производит впечатление только то, что другие могут сделать для них. Они выдвигают свои компании в помощь бедным, как и многие до них, но трущобы по-прежнему здесь. Ты их видела. Они практически поощряют доверие правительства. Это отвратительно.

— Они политики.

— Именно так.

— Ты не шутил, когда сказал, что у них дела с моим отцом.

— На самом деле, нет, — вздохнул он. — Давай зайдем внутрь. Они возможно наблюдают за нами через камеры, — сказал он, насмешливо махнув рукой в отдельную камеру, спрятанную позади трещины.

Он толкнул дверь, и показалось внутреннее убранство. Семь с половиной тысяч квадратных футов современного искусства и это могло быть охарактеризовано только как мрак. Темный сланец, холодный матовый никель перил, охватывающих всю пятиуровневую, с ярусами собственность. Планировка предлагала уйму помещений открытого типа, и она не разочаровывала. Жилые площади переходили наружу с помощью стеклянных складных дверей. Архитектурный стиль был данью классическому модерну середины века, и обстановка не отличалась. Она была холодной и совершенной, и все было на месте. От этого мой желудок перевернулся.

— Саймон! — выкрикнул Ян, напугав меня.

Он бросил наши сумки внутрь и целеустремленно прошел через живописную жилую комнату к стеклянной стене. Он подтолкнул одну панель за другую, пока они не встретились сбоку у стены, и не открыли нам насыщенный морской воздух.

Мне на кожу попала соль, и я наслаждалась этим осязаемым чувством. Шум волн невероятного океана у подножия горы успокоил мои нервы практически сразу же. И тогда я поняла, что Ян сделал это специально.

— Спасибо, — сказала я ему.

— Это единственное, что действует на меня, выросшего здесь.

Я обняла его сбоку, пока мы рассматривали окрестности.

— Ты скучаешь по этому? — я спросила его.

— Ни на йоту.

Перед нами хвастался черной переливающейся мозаикой бассейн, выглядевший безмятежным, и я почти испугалась этого. Я вообразила, что он поглотит меня целиком, и я погружусь в его темную бездну, если рискну опустить палец в эту зловещую воду.

— Ян! — я услышала позади нас.

Мы оба повернулись, и я увидела более взрослую и немного повыше версию Яна.

Он был более загорелым, чем мой Ян, с волосами более короткими и аккуратно подстриженными, хотя думаю это только потому, что у Яна не было возможности попасть к парикмахеру так же легко, как это мог сделать Саймон. Он щеголял в безупречной одежде в европейском стиле. В общем, Саймон был великолепен, но у него в глазах отсутствовал огонь, которым обладал Ян. Да, Ян был бесконечно красивее. У девушек был Саймон Абердин. У меня был Ян.

— Саймон! — крикнул Ян.

Саймон поднял Яна и шутливо подбросил его. Он поздоровался с ним, как я предположила, на африкаансе. Они обменивались приветствиями, а я неуклюже стояла у перил, прося у всех святых, чтобы я смогла понять их. Я оживилась только, когда

Саймон взглянул на меня, перед тем как жестом сделать знак Яну и задать еще один вопрос на африкаансе.

— О, прошу прощения, Соф. Извини меня, — сказал он, двигаясь ко мне и обхватывая мою руку своей, затем потянул меня знакомиться с его братом.

— Саймон, это мисс Софи Прайс. Софи, это мой брат Саймон.

— Рада познакомиться, — сказала я, протягивая руку.

Саймон наклонился и схватил ее, подмигнув в мою сторону, и нахально поцеловал мою ладонь.

— Рад знакомству, Мисс Прайс, я в этом уверен, — он выпрямился. — Ян так много рассказывал о тебе. Такое ощущение, будто мы уже знакомы.

— Он рассказывал? О чем? — поддразнила я в ответ.

— Не надо! — Ян практически прокричал. — Давай зайдем внутрь? Мама и папа здесь? — спросил он, почти заталкивая меня в гостиную.

— Не-а, скоро будут.

Мой желудок немного опустился.

— Где они? — спросил Ян.

— Мама на пресс-конференции. Отец на встрече. Они сказали, что будут дома к четырем.

— Так что это за новости, из-за которых я полдня провел в дороге?

— Не думаешь, что было бы своего рода противоестественно, если бы я выдал их прямо здесь?

— Полагаю, что так.

— Я скажу тебе за ужином.

— Мама и папа тоже не знают?

— Нет, вы все узнаете вместе.

Ян разглядывал его с любопытством.

— Где мы будем есть?

Саймон прочистил горло и посмотрел на потолок.

— «Аберджин».

— Боже, это серьезно, — заявил Ян.

Саймон вздохнул, запустив руки в волосы. Он сел за барную стойку на кухне и опустил голову на ладони.

Он посмотрел вверх.

— Я должен был. Это ее любимое место, а мне необходимо, чтобы она сегодня была восприимчива.

Я переводила взгляд от одного брата к другому.

— И что это за «Аберджин»?

— «Аберджин» — любимый ресторан моей мамы, — разъяснил Ян. — Все остальные из нас его ненавидят. Они подают нелепые блюда, такие как трио из перепелов или морских ушек с приправленной цветной капустой мышью. По сути, отвратительная еда.

— А, понимаю, — ответила я.

— Мы ходим туда, только когда нам по-настоящему нужно, чтобы мама поняла нашу точку зрения.

— О, теперь я умираю от желания узнать.

— Ты подождешь, как и все остальные, — сказал мне Саймон. Он смотрел на меня так, будто только что заметил меня. — Секундочку. Ты девушка.

— Он сообразительный, — сказала я Яну, указывая на Саймона.

— Нет, нет. Я имею в виду, я знал, что ты девушка. С такой фигурой, как у тебя, это сложно не заметить, — сказал он, на что я закатила глаза. — Но это не то, что я подразумевал.

— Осторожнее, Саймон, — процедил Ян сквозь зубы.

— Ты единственная девушка, которую Ян приводил сюда.

— Конечно, нет, — отозвалась я в направлении Яна.

— Нет, ты самая первая. Однажды, в старших классах он устроил вечеринку и, естественно, на нее пришли девчонки, но он никогда не приводил сюда девушку одну… никогда. Это хорошо. Вы примите часть гнева на себя.

Ян провел рукой по лицу и выдохнул.

— Саймон, ты всегда обязан меня унижать?

— Прости, младший брат, — сказал он, поднимаясь и обнимая Яна за шею.

Ян стряхнул его руки и улыбнулся. Это было впервые, когда я увидела Яна таким по-настоящему ранимым, почти как ребенок, и это мне понравилось. Я подумала, что в Масего была ситуация «вынужден вести себя зрело», такое это было место. Я была рада видеть его молодым, видеть, что его нахмуренные брови расслаблены, даже если это ненадолго. Ян так естественно взвалил заботы о Масего на свои сильные двадцатилетние плечи, а они были более чем в состоянии выдержать этот вес, но каждый нуждается в отдыхе и сейчас, и потом.

В это время начала открываться дверь, и мы все повернулись к ней. Я не могла не заметить, как обменялись быстрым взглядом Саймон и Ян, прежде чем она открылась, но я не смогла полностью прочесть его. Все что я уловила — взволнованность, но был хороший шанс, что дело во мне.

В этот момент я была так ошеломлена. Я хотела сбежать и выпрыгнуть с балкона и затем погрузиться в бездну. Все что угодно звучит лучше, чем знакомство с родителями Яна. Я не знала, как много они знали обо мне и что думать о них. Я хотела дать себе пинок за то, что не подготовилась так, как учил меня отец.

«Всегда будь в курсе, Софи. Никогда не позволяй застать тебя врасплох», — сказал бы он.

Отгоняю мысли прочь.

Ян подходит ко мне и обнимает одной рукой.

— Не волнуйся, Соф, — он шепчет мне на ухо, сразу же меня успокаивая.

Открылись двери и вошли два представительных человека, похоже они совещались

— Нет, Генрик, — сказала женщина, которая могла быть только матерью Яна.

Она была высокая, даже очень. Темные волосы и светлая кожа, как у Яна. У нее была стильная стрижка, с длинной волос чуть ниже ушей. Она стройная и эффектная, и невероятно потрясающая. Она была изысканной личностью, и я увидела, где Ян научился «производить впечатление». Это было видно по тому, как она держалась.

Она прекратила разговор и остановилась, уставившись на нас. Она хорошо освоила ничего не выражающее лицо, и сейчас у нее оно было именно таким. Это не имело для меня значения, потому что в тот момент я вспомнила хорошие манеры и показала свое собственное лицо.

Скрытая перспектива ударила по ней, как атомная бомба, и можно было сказать, что она была ошарашена.

Они с отцом Яна Генриком положили свои сумки на роскошный коричневый бархатный диван, перед тем как приблизиться.

— Саймон, — промурлыкала она бархатным голосом. — Что я тебе говорила о закатывании рукавов на рубашках. Они помнутся. Тебе придется переодеться перед ужином.

— Ничего подобного, — сказал Саймон, улыбаясь ей, — но я зарезервировал столик в «Аберджине», так что, полагаю, ты простишь меня? — он источал очарование, и я незамедлительно увидела почему всех девушек тянет к нему.

— Замечательно, — произнесла она с натянутой понимающей улыбкой.

Саймон поцеловал маму в щеку, прежде чем упасть на диван.

— Ян, — тихо сказала его мать. — Рада видеть тебя снова.

— Мам, — сухо сказал Ян, целуя ее в щеку, как и Саймон до этого. — Пап! — воскликнул с большим чувством и похлопал отца по спине. — Так здорово видеть тебя!

— Счастлив видеть тебя, сынок, — сказал Генрик, целуя сына и заключая в медвежьи объятия.

— И кто это видение? — спросил Генрик, кивая на меня.

— Пап, это Софи Прайс. Софи, это мой отец, Генрик, — он повернулся к матери. — Мам, это Софи Прайс. Соф, это моя мать Абри, — он выговорил его как Ай-Бри.

Протягиваю руку и пожимаю руку Генрика. Он пожимает в ответ решительно и по-доброму. Повернулась к Абри и протянула руку ей точно так же. Она взяла ее, и что-то прошло между нами. Она знала.

Она знала, кто я и кто мой отец и по какой-то причине она хотела, чтобы я это знала.

— Очень рада, — сказала она, ее идеально уложенные волосы слегка двигались, когда она наклонила голову тщательно натренированным движением.

— Взаимно, — ответила я своим самым безразличным тоном.

Она была на несколько дюймов выше меня, но что было очевидно каждому в этой комнате это то, что у меня было больше личного обаяния. Это хорошо. Я повернулась к Яну, глядевшего на Саймона так же, как я, и поймала их озадаченные взгляды.

— Итак, — Абри прервала непонятный момент. — Софи, Ян говорил, что ты работаешь с ним в Масего?

— Да.

— И я также понимаю, что дома тебя поймали с наркотиками и то, что ты заработала, это льгота?

Эта леди не смягчает удар.

— Moeder! (Мама). — Ян прокричал на языке африкаанс, двигаясь в мою сторону. — Ongevraag! (Неуместно).

Я невозмутимо прислонилась к столешнице позади меня, быстро осматривая свои ногти, как и до этого.

— Все в порядке, Ян, — я в полной мере встретила ее взгляд. — Да, Абри, к сожалению, это было, но сейчас это не имеет значения.

— Это довольно хитроумно, — добавила она, находясь на грани хохота. Она думала, что победила.

— Вы неправильно поняли, — ответила я. — Если мой плохой выбор направил меня в место подобное Масего и открывает мне, какая жизнь на самом деле, то я не хотела бы, чтобы это было по-другому. Иногда нужно опуститься на самое дно, чтобы понять себя полностью, не думаете? Я планирую использовать то, что опустилась так далеко, как никогда раньше, иначе я никогда не узнала бы Масего… или Вашего сына.

— Хорошо сказано, — произнес в тихой комнате Генрик, кивая мне.

— Спасибо, — сказала я ему с мягкой улыбкой.

— Некоторые познают себя без того, чтобы опускаться на дно, — сказала Абри, оставляя последнее слово за собой.

Я позволила это ей, кивнув. Она была права после всего, но также она была очевидной для всех в комнате, и ее небольшое высказывание только помогло моему делу.

— Мы будем переодеваться к обеду? — спросил у всех Саймон, пытаясь разрядить обстановку.

— Давайте, — сказала Абри, нахмурив брови, как только посмотрела на меня.

Глава 21

Дома я предусмотрительно упаковала тюлевое коктейльное платьице «Моник Люлье» кремового цвета, но не посчитала целесообразным брать туфли на каблуках, так что положила в карман сумки пару черных балеток «Фенди» с застежкой на щиколотке. Я была так рада, что все это взяла, но позабыла, что тюлю нужно несколько дней, чтобы так сказать «разгладиться от морщин». У меня было меньше часа, и я немного паниковала.

Абри направила свои взгляды на меня в ту же минуту, как только вошла в дверь, и от этого мне, мягко говоря, было несколько не по себе. Последнее чего бы мне хотелось — выглядеть неопрятно, когда меня так пристально изучают. Я не была уверена в причинах ее поведения, но без сомнений знала, что Абри Абердин мне не доверяет. Не думаю, что я ее осуждала, хотя ее манера задавать вопросы оставляла желать лучшего, ну, потому что она была исполнительным мэром Кейптауна, и я полагала, что она стремилась к более высоким политическим позициям. Я же была потенциальным обязательством.

Я распаковала платье и повесила его в ванной, приняла горячий душ, любезно предоставленный в их гостевой части дома, и оставила комнату нагретой и влажной, закрыв дверь, пока сушила волосы и завивала их плойкой, по странному стечению обстоятельств, хранившейся в ящике рядом с феном. Со стороны Абри было заботливо по отношению к гостям держать инструменты в их распоряжении, но в строчке рядом с ее именем тут же были добавлены два очка, когда я воспользовалась ими.

Ко времени, когда макияж и прическа были закончены, ванная комната остыла.

Складки значительно разгладились, но не полностью. Я подумала включить душ снова, но знала, что вода еще не нагрелась. Я уже начала паниковать, когда раздался стук в дверь. Я набросила короткое шелковое платье на очень удачно прикрепленный крючок на обратной стороне двери в ванную, еще одно очко в счет Абри, и спросила кто там.

Саймон.

— Привет, — сказала я, наморщив лоб от любопытства. — Я чем-то могу помочь?

— Да, — ответил он мне, — Я хотел сказать, пока есть удобный случай и моей мамы нет поблизости, ты принята.

— Я принята?

— Да, ты уже принята нами. Парни проголосовали, и ты принята.

— Парни?

— Ну, мой отец и я.

— И я принята?

— Да, — он оглядел меня с головы до пят. — Почему ты не одета? Мы выезжаем через двадцать минут.

По тому, как ему было комфортно со мной, я предположила, что действительно «принята», как он это называл.

— Я немного в затруднительном положении. Складки на моем платье не разгладились.

— Нет проблем. Проверь шкаф в твоей комнате. Там должен быть портативный

отпариватель.

— Проклятье! Еще два очка, — заскрежетала я зубами, мой кулак стремительно ударил по раскрытой ладони.

— А?

— Ничего. Спасибо. Я буду готова.

Я захлопнула за ним дверь.

Отпариватель был там, где он и сказал, и работал он прекрасно. Платье выглядело так, словно оно только что из магазина, возможно, даже лучше.

— Черт бы вас побрал, Абри Абердин, и вашу заботливость, — прошептала я отпаривателю.

Когда закончила, я отключила отпариватель и вернула его на то же место в шкафу. Надела платье и обулась, и воспользовалась парфюмом с цветочным ароматом, одним из предоставленных Абри. Яблоко, персик и тубероза заполнили мое сознание. Они пахли превосходно, и мои губы изогнулись в усмешке. Я распылила еще немного за уши. Я задолжала ей еще больше, что было еще одним очком?

Я встала в полный рост перед зеркалом и была немного шокирована от своей собственной внешности. Месяцами я не тратила много времени, одеваясь, и это, стоит ли говорить, слегка сбивало с толку. Я не была уверена, нравилось ли мне то, что я видела в зеркале. Мое отражение было слишком похоже на мое старое «я» и от этого мне стало не по себе.

Я присмотрелась.

Там были различия. Моя кожа была более загорелой, мышцы еще больше накачаны, но главная перемена была в моих глазах. Прежде, когда я смотрела на себя, в них была лишь пустота. Они были не заполнены. Но сейчас, сейчас они были полны жизни, полны взаимопонимания. Внезапно я не возражала против тщательного осмотра себя. Я увидела совершенно другого человека, стоявшего передо мной. Во мне отразились любовь, надежда и терпимость.

Я вздрогнула от еще одного стука в дверь. Схватила свою миниатюрную сумочку, в последний раз проверила блеск для губ и распахнула дверь перед сногсшибательным Яном.

— Боже, Софи Прайс, — тут же сказал он мне, охватывая меня глазами от макушки до кончиков пальцев и обратно.

Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Я и понятия не имел, — произнес он, придвигаясь ближе.

Носки его обуви практически встретились с моими, и я хотела, нет, я нуждалась, чтобы он поглотил меня целиком. Он был невероятный, все в нем. Я чувствовала его дыхание на лице, пока он осматривал меня, чувствовала пряный чистый запах его мыла, могла практически пересчитать волосы у него на голове. Я нашла его глаза и ждала этого, ждала признания в любви, но этого не произошло.

Скажем так, я молча умоляла.

Я не успела расстроиться, потому что его руки мгновенно нашли мои голые плечи. Они надавили на кожу и немного оттолкнули меня от него, так что он смог впитать еще один взгляд.

— Софи Прайс, ты потрясающе красива.

— Спасибо. Также как и ты, — сказала я ему честно.

Хотя он не услышал меня.

— Я… я знал, что ты красива, знал это очень хорошо, но это так, словно я это только осознал. Сейчас что-то в тебе есть, Соф. Ты что-то излучаешь, но я и пальцем не могу притронуться к этому. Ты практически светишься. Ты потрясла меня, — сказал он, положив руку на сердце.

Я приблизилась к нему и положила свою ладонь на его.

— Спасибо, — произнесла я.

— Всегда пожалуйста, — сказал он, улыбаясь мне.

— Нет, ты не понял, я благодарю тебя не за комплимент, Ян. Я благодарю тебя за то, что ты даешь мне ту красоту, которую видишь.

— Я не могу в это поверить, Соф.

Я улыбнулась ему, мы молча стояли, наши руки одна на другой, словно мы оба пробуждались от чего-то окружающего нас.

Это было над нами. Там было что-то почти осязаемое, как луч солнца, согревающее нас через наши души. Вы могли это видеть, вы могли это ощущать, но вы никак не могли взять это в руки. Тем не менее, не значит, что этого там не было. О, оно было там и весило тысячу восхитительных фунтов.

Я позволила этому воздействию наполнить меня и позволила привязать меня к Яну.

Осознание. Я влюбилась в Яна Абердина. Так сильно, так неимоверно. И это было реально, это было возвышенно и это было мое.

Ничто не могло это у меня отнять, и для меня это было абсолютным освобождением. Я владела этой любовью. Я выбрала ее. И никому за нее не должна, потому что она не продается. Она принадлежит мне свободно и ясно. Я никогда не чувствовала себя более сильной.

Дыхание Яна стало глубже, пока он лихорадочно искал мое лицо. Скажи это. Он должен был знать. Он должен был почувствовать это, пока я… но ни одно слово не было произнесено.

Послышался негромкий стук в дверь, как только он начал открывать рот, и момент был упущен. Он пропал, и мое сердце вместе с ним. Я поняла, что у меня на лице отразилась то ли боль, то ли разочарование, потому что Ян нахмурил брови и скользнул руками к моему лицу, пытаясь это исправить.

Я больше не буду натягивать маску. Я была другим человеком. Уязвимость была для меня допустима, потому что она была настоящая.

Он покачал головой, когда раздался еще один стук.

Он откашлялся. — По-пойдем, — произнес он, все еще поглаживая мою кожу.

— Мы будем внизу у машин, — сказал Саймон, и мы услышали его удаляющиеся шаги.

Ян повернул голову от меня к двери.

— Мы можем взять мою машину, чтобы поехать отдельно.

Мне было больно, и я была не в состоянии скрывать то, что я чувствую, так что я развернулась к ванной комнате, будто мне там что-то было нужно.

— Замечательно, — из моих уст прозвучал незнакомый голос.

Я взяла сумочку, присела ненадолго на кровать, а затем направилась к двери.

— Соф, — прошептал Ян, хватая меня за руку.

Я позволила остановить меня, но отказалась смотреть ему в лицо.

— Да, дорогой? — ответила я, пытаясь казаться беспечной.

— Не надо, — попросил он.

Я посмотрела в его сторону, но все еще отказывалась повернуться.

— Что не надо? — спросила я с фальшивой улыбкой.

— Мы должны поговорить, — сказал он.

Я это проигнорировала.

— Нам, вероятно, следует идти, Ян. Я не хочу, чтобы твоя мама возненавидела меня еще больше, чем сейчас.

Я вытащила руку из его хватки, открыла дверь и двинулась по короткому коридору в гостиную и через парадную дверь. Я чувствовала присутствие Яна прямо за спиной, близко и в то же время далеко. Я одновременно хотела бежать к нему и от него. Я была в замешательстве. Я любила его. Могу поклясться, он тоже любил меня, но он просто стоял там.

Я спустилась по извилистой, выложенной галькой дорожке и направилась к машинам. Все люди, стоящие рядом с ними, были семьей Яна. Я улыбнулась им несмотря на то, как тяжело у меня было на сердце.

— Ты видение, Софи, — сказал Саймон, взяв меня за руку и целуя в щеку.

— Истинная красотка, — добавил Генрик с жизнерадостной улыбкой.

Я посмотрела на Абри в облегающем черном платье и встретилась с ней взглядом.

— Очень красиво, Абри, — искренне сказала я ей. Она коротко кивнула.

Никто, насколько я могла судить, не знал, что произошло между мной и Яном в той комнате. Никто, кроме Абри. Она внимательно изучила меня, затем Яна и снова меня. Ее глаза сощурились на нас обоих.

Генрик открыл пассажирскую дверцу серебристой «Ауди» для Абри, и она забралась внутрь, ее взгляд приклеился к нам с Яном. Саймон устроился на заднем сиденье седана, а Генрик пошел к водительской стороне. Я наблюдала за ними, пока рука Яна не опустилась мне на поясницу.

— Я здесь, — прошептал он на ухо, посылая дрожь по позвоночнику вопреки тому, что произошло.

Он подвел меня к черному мерседесу G-класса.

— Это твой? — спросила я.

— Не совсем. Это просто машина, на которой я езжу, когда живу здесь. Ее купили мои родители.

— Понятно.

Он открыл для меня дверь, и я проскользнула внутрь. Я потянулась за ремнем, но он опередил, пристегивая меня. Он неожиданно поцеловал меня в шею, сильно озадачив, и захлопнул дверь.

— Что это было? — спросила его, когда он забрался со своей стороны.

— Что именно? — спросил он.

— Ремень? Поцелуй?

— Полагаю, мне это было необходимо, хотелось быть к тебе ближе.

Он пожал плечами, как будто это что-то объясняло, и завел двигатель, забрасывая руку на мой подголовник, когда выехал на дорогу. Мы в тишине ехали следом за его родителями. Он так и не убрал руку с подголовника, и тепло от его руки удерживало постоянно порхающих бабочек.

Это горькая радость, хотя бы потому, что в то же время мое сердце было наполнено болью.

Только потому, что он не сказал, что любит тебя, не значит, что он не заботится о тебе, Софи.

Я была немного сумасшедшей. Я знала это. Просто любовь — это что-то новое для меня. Я прежде никогда никого не любила так, как любила Яна.

Позволь себе некую слабину, но двигайся дальше. Позволь себе чувствовать, но не ожидай взаимности. Позволь случиться тому, что должно произойти.

Я дала обиде у себя в груди растаять и соскользнуть к ногам.

— Я не смог это сказать, — выпалил Ян.

Моя голова дернулась в его сторону.

— Я знаю.

— Ты не понимаешь, — произнес он.

— Понимаю, — сказала я, прижимаясь щекой к его руке.

Он резко взглянул на меня, и я дала ему понять, что там не было давления. Он отвернулся назад к дороге.

— Нет, ты не понимаешь, совсем не понимаешь, — он сделал глубокий вдох. — Вся правда в том, что я очень сильно тебя люблю, не могу мыслить упорядоченно. Правда в том, что я боюсь признать это, не прикасаясь к тебе. Правда в том, что я сильно напуган.

— Почему? Разве я настолько пугающая?

Он мне улыбнулся.

— До ужаса.

— Ян.

— Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь. То, что я чувствовал к тебе эти последние пару месяцев, не казалось разумным. Я так отчаянно тебя хотел, что боялся, что это не могло быть настоящим. Ты поглотила все мои мысли, Софи, — признался он, позабыв, что я рядом. Он разговаривал с лобовым стеклом, как будто над ним проплывала дымка. — Ты сковала все мои чувства, и я не могу представить, что получу тебя в достаточном количестве. Это пугает меня. Я так глубоко погрузился, что мне не выбраться. Я принадлежу тебе, ты знаешь?

— Нет, боюсь, что ты мне не принадлежишь, Ян. Ты приукрашиваешь. Представь, что я одна из твоих студенток, и я не поняла урок. Поясни подробнее… более досконально, — я заигрывала, мое сердце колотилось в груди из-за его слов.

Он боролся с улыбкой.

— Не знаю, зачем я открыл этот шлюз, я устал, вот почему, и ты прямо сейчас выглядишь такой чертовски завораживающей, — он вздохнул. — В Масего то, как ты закатывала рукава, открывая свою прекрасную кожу с идеальными запястьями, которые соответствуют этим невероятным рукам. Я так много раз представлял эти руки на себе, — продолжил он, поражая меня и перенося дальше в его мысли. — Вот должно быть, когда я впервые начал осознавать. Возможно, это то, как твои джинсы плотно облегали бедра всякий раз, когда ты делала шаг. Все, о чем я могу думать, это о тебе, обхватывающей меня этими чертовски красивыми ногами, как они будут ощущаться под моими ладонями, как они будут обнимать меня за талию, — он легонько постучал по рулевому колесу кулаком, и я немного выпрямилась. — Они сбивают с толку. Или может это, когда твои волосы распущены и свободно ниспадают на спину. Я бы все отдал, чтобы увидеть их на твоих голых плечах, — он сглотнул, — или намотать их на мои кулаки, — признался он.

Он медленно кивнул головой назад и вперед, глаза все еще смотрят на дорогу впереди.

— Все это действительно так, — вдруг сказал он, — но главным образом я думаю, что это твое лицо.

Я молча съежилась на своем месте, благодаря Бога, что не прервала его, казалось, бессознательное состояние. Мое сердце беспорядочно стучало от этой исповеди. В горле у меня пересохло, желудок сжался и это было то, что я никогда прежде не испытывала, но знала, что оно так и должно было всегда ощущаться. Руки крепко сжаты, чтобы удержаться и не броситься на него, обхватывая его плечи руками.

— Софи Прайс, ты самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо встречал, — заявил он, затем повернулся ко мне и посмотрел с обреченностью в глазах. — Ты так, черт возьми, прекрасна, вот здесь, — сказал он, коснувшись моей груди, — и здесь, — произнес он и провел вниз тыльной стороной ладони по моему лицу, — ты роскошна и на это стоит любоваться.

Мой рот в изумлении открылся. Из-за этих слов я была в полной растерянности, все рациональные мысли испарились, так что я сделала единственное, что смогла придумать. Я перепрыгнула на другой край сиденья и потянула воротничок его рубашки к себе. В следующую секунду я почувствовала, что внедорожник съехал на обочину и остановился, затем была перетянута к Яну на колени, и он исследовал мой рот своим так, как никто и никогда этого не делал.

Его руки нашли мой затылок, а мои зарылись в его волосы.

— Соф, — прошептал он в губы.

— Да? — спросила я с улыбкой.

Неизвестно сколько мы целовались, перед тем как он попросил:

— Скажи это, — попросил он, вытягивая мое предыдущее заявление.

— Я люблю тебя, — сказала я ему.

— Еще, — попросил он, переходя на мою шею.

— Я люблю тебя, Ян.

— Еще, — попросил он, отодвигая мое лицо от своего.

Я посмотрела на него, запыхавшаяся и возбужденная. — Я люблю тебя, Ян Абердин.

Он атаковал мои губы с ни с чем не сравнимым неистовством, поглотил мой вздох и попробовал мой язык своим. Я согнула руку в локте вокруг его шеи, чтобы притянуть его поближе, яростно сливаясь своим ртом с его и путаясь, где начиналась я, а где он.

— Боже милосердный, — произнесла я, разрывая контакт, затем снова соединяя наши губы.

Внезапно зазвонил его телефон, и мы оба застонали.

— Твои родители, — проговорила я ему в рот.

— Ты знаешь, как поощрить парня или что это?

Я рассмеялась напротив его припухших губ.

— Прекрати. Это должно быть они.

— Меня не волнует, — сказал он, рукой разыскивая телефон в подстаканнике.

— Если только это не Саймон.

Мы оба повернулись посмотреть, кто это был. В самом деле Саймон.

— Алло? — ответил он, улыбаясь мне. — Да, мы заблудились. Скоро будем.

Он нажал отбой, и я откинулась в кресле.

— Продолжим позже, — сказал он, целуя меня в висок.

«Аберджин» выглядел так, словно был продолжением дома Абри Абердин. Все в нем кричало об элегантности и современности, и не было ни единого мгновения без болезненного напоминания себе о том, куда ты положил руку, как посмотрел, что произнес и даже, что почувствовал. Если бы «Аберджин» был человеком, он был бы Абри Абердин.

— Добро пожаловать в «Аберджин». Ваше имя? — нас спросила совершенно равнодушная молодая женщина. Хотя, когда она подняла взгляд, ее тон немного изменился. Она улыбнулась Яну.

— Нас ждут, — сказал ей Ян. — Абердин?

Ее глаза стали круглыми, как блюдца.

— Конечно, прошу прощения, что не узнала вас. Сюда, — произнесла она, суетливо двигаясь перед нами. — Еще раз извините. Мне очень жаль.

— Не страшно, — сказал ей Ян, пожимая плечами.

Девушка повела нас вверх по лестнице, которая вела из главного зала в мезонин. Родные Яна были единственными, кто сидел там. Полагаю, дополнительная привилегия для исполнительного мэра.

Непредвиденный сюрприз ждал нас, когда мы, наконец, встретились за столом. Вместо трех представителей семейства Абердин к ужину присоединился еще один посетитель. Молодая, привлекательная девушка с волосами цвета жженого сахара и яркими голубыми глазами. Ее глаза были широко распахнуты, и выглядела она ошарашенной. Я решила понравиться ей.

— Если я правильно догадалась, то это и есть вероятная тема Саймона, которую он хотел обсудить, — я прошептала Яну.

Он кивнул.

— Пристегнись, Софи Прайс. Полагаю, дело принимает не поддающийся прогнозированию оборот, — сказал он с более сильным акцентом, чем я до этого слышала.

Саймон и Генрик стояли, когда мы подошли к столу. Ян придержал стул для меня, и я села. Мужчины последовали его примеру. Мы все сидели тихо и неловко, ожидая, что случится что угодно. Вскоре все были на пределе и уставились на Абри.

— Ты невоспитанный, Саймон, — в конце концов произнесла Абри. — Представь твоего друга Яну и мисс Прайс.

Ну и ну. Это не очень хорошо.

Саймон громко вздохнул и на мгновение закрыл веки, затем наклонился к девушке.

— Ян, Софи, это Имоджин. Имоджин, это Ян и мисс Софи Прайс.

— Приятно познакомиться, — я улыбнулась и протянула руку.

Напряженные плечи Имоджин немного расслабились, и она взяла мою руку, пожимая ее.

— Мне также очень приятно.

Саймон протянул свою руку и сделал то же самое.

Формальности были соблюдены, мы все посмотрели на Абри, но она не подала никакого знака, что можно было говорить. Я поразилась. Я не могла поверить, что подчинялась этой возмутительной женщине и ее оскорбительным запугиваниям. Я решила игнорировать ее. Она уже испытывала ко мне неадекватное презрение, разве я могла сделать хуже?

Я повернулась в сторону Имоджин.

— Ты англичанка, — констатировала я с улыбкой. — Откуда ты родом?

— Манчестер, — сказала она, улыбаясь в ответ, ее плечи расслабились еще немного.

— Ты там была?

— Да, была, — ответила я ей. — Там очень красиво.

— Ты любезная, — засмеялась она.

— Я действительно останавливалась в Честере, — уточнила я.

— О, да, это очаровательное место.

— Согласна, — сказала я и сделала глоток воды.

Я воспользовалась возможностью, чтобы изучить стол и заметила, что практически все, включая Абри, смотрели в нашем направлении. Я слегка улыбнулась, как если бы я была не осведомлена, что она потихоньку закипала внутри, затем снова повернулась к Имоджин.

— Что привело тебя в Кейптаун? — поинтересовалась я у нее.

— Саймон, — ответила она, смеясь. — Мы вместе посещали магистратуру в Оксфорде.

— Правда? — спросила я, наклоняясь к ней ближе, ее плечи расслабились еще немного. — Как вы познакомились?

— На занятиях по статистическому анализу, — сказала она, перед этим посмотрев на Саймона.

— Годдард! — произнесли они в унисон и засмеялись.

Смех быстро прекратился, когда Абри откашлялась, перед тем как глотнуть воды.

— Интересно, — я повернулась к Яну. — Ты никогда не говорил мне, что Саймон учился в Оксфорде.

— Саймон учился в Оксфорде, Софи.

Я закатила глаза. К этому моменту находиться за столом становилось все более комфортно. Плечи Имоджин почти полностью расслабились, Ян положил свою руку на спинку моего стула. Генрик и мы четверо продолжали разговор, пока не подошел официант, чтобы принять наш заказ на напитки.

— Нам четыре бокала вашего лучшего красного вина, — заказала Абри.

— Просто принесите бутылку, — сказал Генрик.

Абри положила руку на Генрика.

— Генрик, — произнесла она, бросая взгляд в моем направлении.

Имоджин посмотрела на меня, но я только закатила глаза и покачала головой.

Она понимающе кивнула.

Генрик, прищурившись, посмотрел на жену, потом снова на официанта.

— Принесите бутылку, — сказал он, возвращая ему винную карту.

Когда официант отошел, Абри выпрямилась на стуле.

— Саймон, почему бы вам не раскрыться?

За столом все притихли.

Саймон откашлялся и под столом взял Имоджин за руку.

— Хорошо. Мам? Пап? Мы с Имоджин собираемся пожениться.

Я так и знала! Эта новость вскружила мне голову.

Хотя я едва избежала собственной казни, когда Ян остановил меня, положив руку мне на плечо, предупреждая поздравления, вертевшиеся на кончике языка.

Абри спокойно подняла салфетку с колен и положила ее поперек тарелки. Я безошибочно определила, что это плохой знак.

— И ты думал, приглашая меня сюда, что это будет идеальным местом для подобного объявления?

Саймон опустился в кресле, проводя рукой по лицу.

— Мама, это не конец света. Большинство людей радуются, когда их дети объявляют о помолвке.

Абри наклонилась над столом поближе к нему.

— Мы не большинство, — процедила она между зубами.

— Прекрасное впечатление ты показываешь нашей Софи.

Я незаметно покачала ему головой. Молчаливое «Не вмешивай меня в это!».

— Возможно, мне следует уйти, — сказала я, когда Абри леденящим кровь взглядом посмотрела сквозь меня.

Я попыталась встать, но она остановила меня одним взглядом.

— Нет, это завтра разнесется по всем газетам, если ты уйдешь еще до того, как принесут наше вино.

— Что? — переспросила я.

— Кажется у тебя неверное представление. Оглянитесь вокруг, мисс Прайс.

Рядом с обслуживающим персоналом ожидают два папарацци, также как и журналист из «Кейп Таймс» в главном зале.

— Вижу, — сказала я, стараясь не создавать ненужных проблем. Я откинулась на спинку кресла и еще раз положила на колени салфетку.

— Да, так что, даже если мне и не нравится, что вы причастны к семейному разбирательству, как сейчас, но я должна добавить, что будет принесен гораздо больший ущерб, если случится утечка информации, — она просверлила меня еще одним уничижительным взглядом. — Ты остаешься.

— Остаюсь. Я поняла, — ответила я, устраиваясь на стуле поудобнее.

Абри посмотрела на Саймона еще раз.

— Почему сейчас? — спросила она, прищурившись. — Тебе остался один семестр до выпуска. Почему сейчас? — повторила она.

— Потому что я люблю ее и не хочу ждать, — сообщил он, как непреложный факт.

Я едва сдержала свое «ах».

— Что-то тут не так, — сказала она, постукивая ногтями по ножке бокала, единственный признак того, что она не полностью контролировала свои эмоции.

Имоджин беспокойно заерзала в своем кресле, глядя вниз на колени и избегая встречаться взглядом с Абри.

Ничего себе.

Челюсть Саймона напряглась.

— Я знаю, на что ты намекаешь.

— И? — спросила Абри, рассматривая явно нервничающую Имоджин.

— Не то, чтобы это имеет что-то общее с остальным, но да, Имоджин беременна, — произнес Саймон, сбрасывая бомбу, словно заявляя, что во вторник будет дождь. — Это не единственный фактор, оказавший воздействие на мое решение.

Вот черт! И второй «ах».

К этому времени даже Генрик утратил свое постоянное выражение лица «все хорошо».

— Только не это, — сказала Абри, откидываясь на спинку стула.

Я повернулась к Яну, его лицо было бледным. Я поместила свою руку в его, напоминая о своем присутствии. Он сжал мои пальцы.

— Мама, сейчас срок всего шесть недель, — продолжил Саймон. — Мы можем пожениться быстро в неизвестном месте. Мы подумывали о каком-нибудь месте в тропиках, создавая впечатление, будто мы планировали тайную свадьбу несколько месяцев. Никто не подумает по-другому, так как Имоджин присутствует в моей жизни более двух лет. Более того, они будут ожидать этого. А через пару месяцев мы объявим о ее беременности.

— Что ж, ты все обдумал, сынок, не так ли? Все идеально и прилично, да? Но ты кое-что забыл.

— Что?

— В этом месяце перевыборы, и они безотлагательны. Никто не поверит, что мы планировали свадьбу так близко к концу моей предвыборной кампании.

— Боже, мама. Знаешь что? Ты права. Давай подождем. Да, мы подождем и объявим об этом, когда Имоджин будет представлена, и тогда действительно будет скандал.

Послушай, мы делаем это только потому, что мы не хотим ставить под угрозу твою карьеру. Если бы это зависело от нас, то мы бы подождали до выпуска и до того, как родится ребенок, затем поженились бы в Лондоне в церкви, в которую с детства ходила Имоджин.

— Ты ждешь, что я буду тебе благодарна? — шепотом прокричала Абри, глядя на Имоджин. — Боже, это снова Ян.

— Абри, — сказал Генрик. — Хватит.

— Так и есть, — начала она, но Генрик остановил ее, положив свою руку на ее. — Я сказал хватит, Абри.

Абри выглядела огорченной, и от этого у меня добавилось еще немного больше уважения к Генрику. Он не был полностью человеком, легко поддающимся влиянию, как я подумала о нем поначалу. За столом снова установилась тишина, когда официант принес наши напитки и принял заказ на основные блюда.

Еда была подана, а столом все еще не было произнесено ни одно слово. Удивительно, никто из нас не был голоден, и мы гоняли еду по тарелкам.

Я откашлялась, провоцируя возможный гнев Абри, но меня это не заботило.

— В собственности у компании моего отца есть остров, — сообщила я. — Я могу обеспечить вам конфиденциальность.

Глава 22

Лонг-стрит в Кейптауне была оживленнее, чем Французский квартал на Марди-Гра.

Улица, казалось, была усеяна людьми, отовсюду торчали головы. Кейптаун так сильно напомнил мне Америку, что стало страшно. Единственной реальной разницей были акценты, и иногда кто-то создавал атмосферу, которая была типично африканской, но в остальном, если бы я запечатлела сцену, когда я только приехала, и поместила ее рядом с фотографией Чревоугодия, Нового Орлеана, вы бы не смогли заметить разницу.

Даже архитектура Лонг-стрит напоминала Новый Орлеан. В этот момент я очень сильно заскучала по дому, поэтому придвинулась ближе к Яну, когда мы пробирались сквозь толпу. Я не знала, как можно скучать по месту, которое было похоже на ужасную жизнь, но я скучала. Меня переполняла потребность поспать в своей постели, среди пуховых подушек и простыней. Чтобы Маргарита принесла мне завтрак в постель.

Пригласить Кэти, Питера и Джиллиан на массаж, укладку волос, маникюр и макияж.

— Ты скучаешь по Мандисе? — спросил меня Ян, прерывая мои мысли.

— Что? — спросила я, чувствуя, как по моей груди разливается стыд.

— Ты выглядела немного грустной. Скучаешь?

Я подумала о ребенке в Масего и почувствовала непреодолимое желание обнять ее. Дом, комфорт быстро покинули мое сознание, и разум устремился прямиком к Мандисе.

— Я безумно скучаю по ней. Она — мое маленькое солнце.

Ян обнял меня за плечи и поцеловал в шею.

— Осталась бы в этих объятиях на всю ночь?

— Ты не мог бы оторвать меня.

— Улица может стать немного дикой. Держись крепче.

— Вообще не проблема, — подыграла я.

Ян вел меня, как телохранитель, по улице, пока мы не подошли ко входу в здание, помеченное внушительной вертикальной вывеской с надписью — «Взрыв».

— Вот куда мы с моими старыми друзьями ходили по субботним вечерам.

Для меня это было чистое, неподдельное развлечение. Я любила танцевать.

Я повернулась с улыбкой в его сторону и обхватила обеими руками его шею.

— У меня такое чувство, что сегодня вечером меня ждет много сюрпризов.

Ян запустил руки в волосы у меня на макушке и задержал их там.

— Приготовься, Прайс, потому что я собираюсь перевернуть твой мир.

Слишком поздно.

Выходит, «Взрыв» не был типичным танцевальным клубом. Он был вписан в красивый двухэтажный викторианский дом с отремонтированными интерьерами из переработанного темного дерева и кирпичными стенами, но современными бетонными полами. И бас был положительно громким, чего вы никогда не ожидали в слабо освещенной атмосфере изысканности, которую он излучал, но было заманчиво. Я обнаружила, что меня как магнитом тянет на танцпол, но Ян потащил меня к бару.

— Что ты будешь? — Спросил он.

Я просканировала бар и нашла то, что хотела. Бутылка Гленливета, односолодового, выдержанного двадцать один год. — Виски, чистый, — сказала ему, — вот эта бутылка.

— То же самое, — сказал Ян бармену. — Черт возьми, Софи, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — я понятия не имел, что ты пьешь, как пятидесятилетний мужчина.

Я громко рассмеялась.

— Тебе шестнадцать, — сказала ему, рисуя картину, — твои родители запирают шкафчик с алкоголем, на кухне постоянно работают люди, единственный доступный ликер, который ты можешь найти, спрятан в ящике стола твоего отца, и это односолодовый виски. Как ты думаешь, к чему бы у тебя развился вкус?

— К кока-коле?

Я снова рассмеялась.

— Нет, если бы тебя звали Софи Прайс.

— Понятно, — сказал он, когда бармен поставил наши напитки.

Мы оба подняли стаканы, сделали небольшой глоток, затем выпили все содержимое, хлопнув пустыми стаканами — нетрадиционный подход к тонко выдержанному виски. Мы стояли и молча ждали, кто из нас первый зайдется в кашле.

У меня начали слезиться глаза. В конце концов мне пришлось прочистить горло, пришлось, оно так сильно горело. Ян только холодно уставился на меня, казалось бы, не тронутый. Я покачала головой, глядя на него.

— Ты — жеребец, — наконец смягчилась я.

— Спасибо, — сказал он слегка хриплым от виски голосом.

Моя рука потянулась за стаканом, и я перевернула его вверх дном, вращая вогнутое дно пальцами. Он придвинулся ближе ко мне. Страх начал вырываться из динамиков, и мы стояли в тишине, разглядывая друг друга, пока не прозвучала басовая линия, тонкая и резонирующая в нашей груди.

Его рука нашла мою, останавливая стакан на середине вращения. От тепла его пальцев у меня по руке побежали мурашки.

— Еще один? — прошептал он мне на ухо.

— Нет, спасибо, — тихо ответила я.

Ян наблюдал за мной, проводя рукой по моей щеке, продолжая спускаться по шее к плечу и боку, пока она не уперлась в кость моего бедра.

— Тогда пойдем со мной, — сказал он, прижимая меня к себе и ведя на танцпол.

Заиграла песня группы Common, «Сводишь меня с ума».

На краю танцпола он прижал меня так близко, что я могла чувствовать каждый изгиб его тела. Мое дыхание участилось, я почти задыхалась от близости. Он схватил меня одной рукой за шею и приблизил свое лицо к моему уху, прижимая мое тело к своему. Я воспользовалась близостью и сделала глубокий вдох, вдыхая его невероятный аромат леса и воды, и мои глаза закатились. Я закрыла веки, отчаянно пытаясь удержаться на ногах.

Как будто он знал, что я сопротивляюсь, рука, обившаяся вокруг моей талии, притянула меня ближе.

— Соф, — выдохнул он мне в ухо, подталкивая меня к краю.

Я сделала глубокий вдох, когда его рот нашел мой. На вкус он был сладким и землистым, как виски. Я застонала ему в зубы, и он поцеловал меня еще сильнее. Его руки скользнули к задней части моего платья и сжали ткань.

Это привело к тому, что бабочки, порхающие в моем животе, пришли в бешенство.

Мои руки крепче обхватили его за шею, а правая нога обвилась вокруг его икры. Он слегка наклонил меня, как будто мог еще больше сблизить нас, и я сильнее прижалась к нему. Поцелуй был неистовым, даже на грани шока. Меня никогда раньше не целовали с таким желанием. Мы так сильно хотели друг друга. Даже нуждались.

— Боже, Софи, — выдохнул он в мою улыбку. — Ты невероятна на вкус.

Я запустила пальцы в его волосы и приподняла его голову. Мне нужно было посмотреть ему в глаза.

— Когда мы уедем завтра вечером, — сказала я ему, внезапно испугавшись, — ничего не изменится?

Он искренне улыбнулся мне.

— Ничего.

Песня снова сменилась на что-то с более быстрым ритмом, и когда мы пели слова друг другу и практически задыхались, танцуя, я поняла, что Ян Абердин был самым веселым человеком, что у меня когда-либо был или когда-либо будет.

Мы уехали только около трех часов утра. К тому времени я уже сняла туфли, и Ян нес их для меня, ленты на лодыжках были перекинуты через одно из его широких плеч, а я висела на спине. Мы пели музыку, которая звучала на улице, и смеялись от души всю дорогу до его машины, несмотря на то что за всю ночь мы выпили только один стакан виски несколько часов назад.

— О, черт! — сказала я, резко вспомнив кое-что. — Мне нужен твой телефон, — сказала ему, когда он остановил меня возле своей машины.

Он достал его из заднего кармана джинсов и протянул мне.

— Могу я позвонить в другую страну? — спросила я, когда он открыл мне дверь.

— Да, у меня есть Международный тариф, по очевидным причинам.

— Круто, — сказала я, садясь и нажимая кнопку разблокировки. — Хм.

— В чем дело?

— С моего спутникового телефона пятнадцать пропущенных звонков.

— Серьезно?

— Я не шучу. Может, Карина. Перезвонить?

— Да, хотя, скорее всего, ничего особенного не случилось. Набери сначала Пембруку. Реши это, чтобы завтра Саймон меня не доставал.

— Ты действительно любишь своего брата, не так ли?

Он серьезно кивнул.

— Как… как брата.

— Ты думаешь, что ты смешной.

— Да. Мы оба.

— Мило, — сказала я, набирая номер Пэмми. Я быстро подсчитала в уме и почти вытерла пот со лба, когда поняла, что в Лос-Анджелесе был приличный час.

— Алло? — Ответил Пэмбрук.

— Пэмми! — Я взвизгнула.

— Софи? — Спросил он.

Я прочистила горло, моя кожа внезапно покраснела.

— Извини, э-э, у меня просьба.

— Где ты? Все в порядке? — Прервал он меня.

— Я в порядке. На самом деле я в Кейптауне, — ответила я.

— Что?! Софи, у тебя судебный приказ не покидать Уганду!

— Ничего страшного, Пэмми. Карина и Чарльз одобрили. Это всего на два дня. Завтра вечером я вернусь в Масего.

Он глубоко дышал на другом конце провода, очевидно, пытаясь держать себя в руках.

— Если суд узнает об этом, тебе конец, девочка.

У меня немного свело живот от его заявления, но я настояла на том, что все будет хорошо.

— И какова цель звонка?

— Ой! Точно! Мне нужно позволить семье Яна занять папин остров в Белизе. Посмотри, пожалуйста, когда он будет доступен.

Я услышала, как на заднем плане зашуршали бумаги.

— Я очень обеспокоен, Софи. Ты планируешь сбежать через Кейптаун.

Я сразу же почувствовала себя оскорбленной, но знала, что Пэмбрук присматривает за мной.

— Нет, уверяю тебя. Все очень невинно. Это выполнимо или нет?

— Да, все в порядке. Остров полностью открыт весь этот месяц. Не стесняйтесь предлагать это. Просто скажи мне дату, и я договорюсь с персоналом.

— Спасибо, Пэмми. Я ценю это. — На линии воцарилась тишина, и я испугалась, что потеряла его. — Пэмбрук? Ты там? Я думаю, звонок сорвался, — Сказала я вопросительному лицу Яна.

— Нет-нет, я здесь. Здесь. Просто ты никогда не говорила мне этого раньше.

— Что? — спросила я в замешательстве.

— Что ты меня ценишь.

— Ну, это позор, — искренне сказала я ему, — потому что я ценю. Всегда ценила. Мне очень жаль.

— Все в порядке, Софи. Спасибо, — сказал он, но я могла сказать, что на сердце у него стало чуточку легче.

— Хорошо, я позвоню, когда мы договоримся о дате. Еще раз спасибо, Пэмми.

И с этими словами мы повесили трубку.

— Саймон и Имоджин могут выбрать дату.

— Спасибо тебе за это, — сказал он, целуя меня в висок и заводя двигатель.

Ян высадил меня у двери гостевого номера с джентльменским поцелуем.

Ладно, может быть, это и не джентльменский поцелуй, но в конце концов я закрыла дверь по другую сторону от него. Это считается!

Я повесила платье и запрыгнула в душ, отчаянно желая избавиться от запаха дыма с моей кожи и волос. Напевая себе под нос «Сводящий с ума», я смыла кондиционер и выключила воду. Моя рука метнулась к вешалке для полотенец, чтобы схватить одно, но его там не было. Я пыталась нащупать его, но решила, что оно, должно быть, упало на пол.

Я приоткрыла дверь на несколько дюймов и высунула голову, чтобы найти его, но вместо этого наткнулась на руку с полотенцем.

— Ах! О Боже мой! — Я тяжело задышала. — Абри, что Вы здесь делаете?

Моя рука метнулась за полотенцем, обернула его вокруг себя, прежде чем выйти из душа.

— Я здесь, чтобы поболтать, — сказала она, выводя меня из себя.

— Это не могло подождать? — спросила я, указывая на комнату.

— Нет, — сказала она, выходя из двери и небрежно устраиваясь поперек моей кровати.

Я поблагодарила Бога за то, что у меня хватило ума достать пижаму перед тем, как принять душ.

Я взяла ее и вернулась в ванную, чтобы одеться.

Когда я вернулась, Абри все еще была там, доказывая, что это не был плохой сон. Я неловко прислонилась к гостевому шкафу и вытерла полотенцем волосы.

— Я поговорила с Пэмбруком, адвокатом моего отца, и он дал знать, что Ваша семья может в любой день в этом месяце отправиться на Риббон Кей. — Я думала, что это поможет неловкому молчанию, между нами, но нет. — Ужин был хорошим, — добавила я, настолько отчаявшись в тот момент, когда дошла до этого.

— Когда ты уезжаешь обратно в Америку? — спросила она, ошеломив меня.

— Простите? — спросила я в замешательстве.

— Когда ты возвращаешься? В Америку? Когда закончится твой срок?

Я была застигнута врасплох.

— Хм, тридцатого января, через месяц после Рождества. Я уезжаю первого февраля.

— Еще шесть недель, — сказала она, коротко изучая свои ноги, прежде чем снова встретиться взглядом.

— Да, — сказала я, растягивая слово.

Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Что это было? — Сказала я в пустоту.

Я стояла там в ожидании, но Абри так и не вернулась.

Я устроилась поудобнее под одеялом и опустила голову, прежде чем встать и запереть дверь.

Я проснулась от того, что Ян кричал на африкаанс.

— Отлично! Miskien sal ek kom nie terug ooit weer hier! (Отлично! Может, я больше никогда сюда не вернусь!)

— Се не дат, — взмолился Генрик. (Не говори так)

— Эк глушитель, па, маар си буит онределик! (Прости, папа, но она совершенно неразумна!)

Громкие шаги раздались по гостиной.

— Саймон? — сказал Ян. Ответа не последовало. Он говорил по телефону. — Ты можешь заехать за нами с Софи через полчаса? Да. Спасибо, брат.

Шаги медленно приближались к моей двери. Я сбросила одеяло и побежала открывать.

С другой стороны двери Ян был в полубессознательном состоянии и запыхался от разочарования.

— Ты в порядке? — Спросила я.

— Успеешь подготовиться к отъезду через полчаса?

— Конечно, — сказала я.

Он вошел в комнату и сел на край кровати, на том же самом месте, где утром сидела его мать. Я решила, что эта информация только разозлит его еще больше, и я оставлю ее при себе. Я знала, что Абри разозлила его, просто не знала почему.

Я открыла шкаф и достала свою сумку, положив на кровать. Я отложила в сторону то, что хотела надеть в тот вечер в самолете, а остальное положила внутрь. Я собралась меньше, чем за пять минут. Ян лег поперек кровати рядом с моим чемоданом, не говоря ни слова, и уткнулся головой в подушку.

Я почистила зубы, оделась и накрасилась, прежде чем заплести волосы в неряшливый рыбий хвост, перекинув его через плечо. Вышла, положила оставшиеся вещи обратно в чемодан и застегнула его на молнию.

— Эта подушка пахнет тобой, — рассеянно сказал Ян.

Он перевернулся, заложив руку за голову, натягивая рубашку на мышцы бицепса.

— Ты в порядке? — Я снова спросила его.

— Буду, — сказал он, когда я подползла к нему, положив голову ему на плечо. Он обнял меня и прижал к себе. — Я перезвонил Чарльзу сегодня утром, — продолжил он.

— Да? — Спросила я. — Что ему было нужно?

— Они подтвердили присутствие солдат Сопротивления у бассейна, и на этот раз это кажется немного более опасным.

Мое сердце бешено колотилось в груди.

— Что ты имеешь в виду?

— Они нашли несколько пуль, случайно оставленных рядом с их следами.

— Что нам делать?

— Ехать домой.

Моя рука прошла по грязному следу покрывала и встретилась с его пальцами. Они медленно продвигались вверх по моей ладони, пока не встретились с моим предплечьем и не задержались там, его большой палец потирал кожу взад и вперед, взад и вперед.

— Я разрываюсь между желанием оставить тебя здесь с Саймоном и взять с собой, чтобы я мог защитить тебя.

Я покачала головой, глядя на него.

— Если ты хоть на секунду думаешь, что я брошу тебя или Масего сейчас, когда им необходима помощь, то ты не в своем уме, — сказала я ему.

Он сел, все еще держа меня за предплечье, и наклонился к моему лицу. Он нежно поцеловал меня.

— Я должно быть самый эгоистичный человек на этой планете, потому что не собираюсь спорить с тобой по этому поводу. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.

— Всегда. — Он поцеловал меня еще раз, на этот раз гораздо сильнее, прежде чем отстраниться.

Тук. Тук.

Я слезла с кровати, и он ответил на стук. Это был Саймон.

— Я готов, если ты тоже, принцесса, — поддразнил он, дернув меня за косу.

Он кивнул брату, прежде чем уйти.

Ян встал и схватил мою сумку. Я предположила, что об обеде с его родителями не может быть и речи.

Когда мы подошли к входной двери, мы заметили, что оба родителя Яна стояли внизу, разговаривая с Саймоном. Они, казалось, были погружены в глубокую дискуссию, но успокоились, когда мы приблизились.

— Было приятно познакомиться с тобой, — сказал мне Генрик, обнимая и целуя в щеку. — Надеюсь, что это не последняя встреча.

— Я тоже, — сказала я ему, улыбаясь. Я поцеловала его в щеку и повернулась к Абри.

— Спасибо, что пригласили меня, Абри.

Она отмахнулась от моего комментария, как будто это был комар, кружащий у нее над головой, и избегала зрительного контакта.

Я была готова поспорить, что именно это она приравнивала ко мне. Я не собиралась надрывать задницу, чтобы что-то ей доказать. Я бы просто позволила времени сделать это.

Ян положил наши сумки на заднее сиденье маленькой спортивной машины Саймона. Я задержалась возле них, когда Ян вернулся, чтобы попрощаться со своими родителями. Он обнял своего отца, но не мать. Он открыл пассажирскую дверь и попытался сесть на маленькое заднее сиденье, но я остановила его и протиснулась внутрь.

— Я не собираюсь заставлять твою большую задницу ютиться там. Я сяду, — сказала ему, но вместо этого меня игриво отшвырнули назад и оттолкнули в сторону.

— Я не собираюсь заставлять твою костлявую задницу ютиться там. Сяду я, — поддразнил он, втискивая свое невероятно большое тело на самое крошечное заднее сиденье, которое я когда-либо видела.

— Ты сумасшедший, — провоцировала я, устраиваясь рядом с Саймоном.

Мы пообедали с Саймоном перед вылетом, а Имоджин встретила нас там. Она была невероятно очаровательна, и мы обменялись электронными почтами, прежде чем попрощаться. Мы согласовали, чтобы Риббон Кей был свободен двадцать шестого января, чтобы у них было больше времени на подготовку, и чтобы они смогли уведомить гостей за месяц. Я позвонила Пэмми, в не самое подходящее время, упс, и он подтвердил, что они могут провести там целую неделю, и что моему отцу, как ни странно, было все равно, возможно, из-за того, кем были родители Саймона.

Глава 23

Масего был там, где мы его оставили, но в тот момент, он был совершенно другим для меня. Его ворота представляли собой нечто такое, на что я не могла точно указать пальцем…

— Хорошо быть дома, — сказал Ян Чарльзу, вздыхая.

…И, как лампочка, Ян щелкнул выключателем. Масего ощущался для меня как дом. Все, кого я так нежно полюбила, жили там. Ян, Мандиса, Карина, Чарльз, Кейт, Марси, дети и остальной персонал. Я вдруг поняла, что сделаю все, чтобы защитить их, все что угодно, лишь бы они были в безопасности.

Когда Пэмбрук прибыл со строительной бригадой, я знала, что заставлю его позаботиться о защите, о какой-то безопасности. Это сразу же стало моим приоритетом номер один.

Когда ворота открылись, мы встретили улыбающихся Карину и Баобаб, такой же крепкий, как всегда. Я вспомнила, как однажды Карина объяснила, что пока дерево находится в Масего, она всегда будет там, и от этого мне стало тепло внутри.

Мы прибыли слишком поздно, чтобы дети могли поприветствовать нас, но Кейт и Марси остались с Кариной, чтобы проводить нас домой. Как только мы припарковались, я выпрыгнула из джипа и заключила Карину в самые крепкие объятия.

Она громко хихикнула.

— Прекрати, глупая девчонка, — сказала она, но также крепко вцепилась в меня.

— Я скучала по тебе, Кей, — сказала я, целуя ее в щеку.

— Я тоже скучала по тебе, Софи.

Она отстранила меня и осмотрела.

— Что? — спросила я, задыхаясь от смеха.

— Ты выглядишь… я не уверена, — сказала она, склонив голову набок. — Ты выглядишь слишком счастливой.

— Это плохо? — поддразнила я, соприкасаясь своим бедром с ее.

Ее глаза ярко вспыхнули, отражая звезды над головой.

— Тебе идет, любовь моя.

Она схватила меня за талию, и мы направились к Яну, Чарльзу, Кейт и Марси, чтобы она тоже могла поздороваться с Яном. Он схватил ее и развернул, и она взвизгнула.

— Что, черт возьми, на вас двоих нашло? — спросила она в замешательстве.

— Ничего, — ответили мы оба одновременно.

— Если думаешь, что это странно, — сказал Чарльз, — ты должна была видеть, как они вели себя со мной.

Мои щеки покраснели, и я никогда еще не была так благодарна, что сейчас ночь.

— Пойдем на кухню, — сказала Карина, улыбаясь и махая нам рукой в ее направлении. — Я испекла тебе хлеб по случаю вашего возвращения.

— Какой? — спросил Ян, обнимая своей большой рукой ее крошечные плечики.

— Банановый, конечно. Какие еще фрукты у нас здесь есть? — засмеялась она.

Мы вместе вошли в маленькую кухню, и все набросились друг на друга, собирая тарелки, чашки и остальную посуду для нашей миниатюрной вечеринки. Карина открыла кастрюлю с хорошим толстым банановым хлебом, и у меня потекли слюнки.

Мы все сели и начали есть в тишине.

Возвращение домой, да. Но также и дискуссия.

— Что мы будем делать? — спросил Ян Чарльза.

Чарльз сглотнул.

— Честно? — Его лицо побледнело. — Я не знаю, с чего начать. Они никогда раньше не заходили так далеко на юг. Они, несомненно, следили за нами в течение нескольких месяцев. Это не ошибка, теперь это бомба замедленного действия.

Кейт разрыдалась, встала, чтобы уйти в свою комнату.

— Кейт! — крикнула Карина, вставая, чтобы пойти за ней, но Кейт покачала головой, и Карина снова села.

— Тогда нужно действовать, — сказал Ян, беря на себя ответственность и заставляя меня невероятно гордиться им. — Мы вооружаемся. Попроси местных помочь нам работать посменно. — За столом воцарилась тишина. — Что? — спросил он, напряжение волнами исходило от него.

— Мы уже спросили, — сказала Карина, не отрывая глаз от своего хлеба.

— И они отказались? — недоверчиво спросил Ян.

— На самом деле, ты не можешь винить их, — попыталась объяснить Карина.

— Черта с два не могу! — воскликнул Ян. — Мы бы сделали это для них. Мы сделали это для них!

— У них есть семьи, Дин. Они не могут так рисковать.

Шея и уши Яна покраснели от разочарования.

— Тогда мы уходим, — сказал он.

— Куда? — спросила Марси.

— Куда угодно, — ответил он.

— Нам некуда девать детей, Дин, — сказала Карина, выглядя такой же раздраженной, как и ее голос.

— Что ты предлагаешь? — спросил Ян, нахмурив брови.

— Чтобы мы оставались здесь и продолжали наблюдать. Чарльз, кажется, думает, что мы можем сделать это сами.

— Чарльз, — сказал Ян, поворачиваясь к нему, — ты знаешь, что это безрассудно. Мы не можем так рисковать.

— Куда бы мы пошли? — спросил он в ответ.

— Куда-нибудь. Куда угодно, только не оставаться здесь.

— Как далеко на юг проходит граница собственности? — Спросила я.

— К югу от озера Ньягуо, — ответил Чарльз, — но это не имеет значения, потому что у нас нет возможности строить лагеря, нет возможности заботиться о детях, когда мы там окажемся.

Я глубоко вздохнула. Пора.

— Я… мне нужно вам кое-что сказать, — призналась я.

— Что? — спросила Карина, заправляя выбившуюся прядь волос из моей косы за ухо.

— Я планировала удивить вас на следующей неделе, но я договорилась, что группа из Америки приедет и построит для вас новый кухонный дом, установит новый генератор, сделает небольшой ремонт и создаст бетонную площадку для детей, и игровую площадку. Это должно было быть на Рождество, но я вижу, что это скрытое благословение. Что вы скажете, если вместо этого мы попросим их построить новое сооружение на южной стороне Ньягуо? Ньягуо был бы к северу от нас, и это обеспечило бы защиту, нам нужно было бы беспокоиться только о наших восточных, западных и южных границах.

За столом стало тихо, слишком тихо, и я подумала, не переступила ли черту. Мое лицо горело от смущения, и я была близка к тому, чтобы все объяснить, извиниться и предложить отменить это, но вместо этого Карина первой нарушила молчание.

— Наши границы, — сказала она, ее глаза остекленели от непролитых слез. — Наши границы.

— Наши границы, — сказал Ян, повторяя ее и улыбаясь в мою сторону.

— Наши границы, — сказал Чарльз, его рука легла на мою.

Меня осенило осознание.

— Да, наши границы.

— Большое тебе спасибо, Софи, — сказала Карина, накрывая мою единственную непокрытую руку своей. — Ты дала нашей безнадежной ситуации надежду.

— Ты благодаришь меня? — спросила я, ошеломленная. — Нет, — сказала я им всем, подавляя рыдания. — Я должна поблагодарить вас. Вы спасли меня. — Я улыбнулась каждому из них в ответ. — Просто настала моя очередь отплатить вам тем же.

Ян нежно поцеловал меня у моей двери той ночью. У всех нас был план, и была надежда. На следующий день мы все решили, что начнем подготовку к переезду детей. Я позвонила Пэмбруку и рассказала ему о нашем новом плане, и он пообещал собрать людей раньше с новыми планами строительства совершенно нового комплекса.

Мы все решили, что, когда происходит что-то непредвиденное, новые соглашения могут стать намного более удивительными.

Глава 24

Но с новым планом пришло нечто неожиданное…

В то утро мы все проснулись с миссией. Мы сообщили детям об их рождественском подарке — новом доме. Многие чувствовали себя неловко из-за потенциального переезда, но мы развеяли любые опасения, дав понять, что это будет безопаснее и что у них будет игровая площадка, и это, казалось, достаточно оживило их, чтобы они были взволнованы.

С этими словами мы занялись подготовкой упаковочных помещений. Наш план состоял в том, чтобы разбить временные лагеря на новой территории. Пэмбрук каким-то образом договорился о том, чтобы в течение трех дней были высажены военными ЧУ или Контейнерные жилые помещения, что позволило бы нам разместить детей и ухаживать за ними в течение нескольких недель, пока идет строительство.

Я не хотела знать, во сколько это обошлось моему отцу, и надеялась, что он тоже этого не знает.

К тому времени, как прибыли ЧУ, мы были готовы к переезду.

Большая часть детских вещей тоже была упакована и готова. Не было никаких дополнительных признаков того, что ЛРА (прим. переводчика — повстанцы) были близко или приближались. Мы были уверены в себе и счастливы.

В ночь перед тем, как мы должны были перевести всех и вся, мы с Яном направлялись в ЧУ, в двадцати минутах к югу от тогдашнего Масего. Нам просто нужно было сделать быструю остановку в миле от ворот, чтобы забрать одного из пропавших животных и починить сломанный забор.

— Она упрямая дура, — сказала я, подталкивая корову к поврежденному забору.

Наконец старушка вскочила на него и двинулась так быстро, как только могла, к своим блуждающим товарищам.

Мы с Яном упали на землю прямо рядом с забором и засмеялись, запыхавшись от толчка сварливого быка. Фары нашего джипа освещали нас сзади, купая в неземном сиянии. Он наклонился ко мне, обхватил рукой мой затылок и притянул к себе, нежно целуя в губы.

— Настоящее Рождество, — сказал он мне, пристально глядя на меня и проводя большим пальцем по моей нижней губе.

— И правда, — согласилась я.

— Я люблю тебя, — признался он, пробегая пальцами по моим волосам, прежде чем снова взять меня за затылок.

Ранее он расплел для меня мои косы, и я никогда не думала, что когда-либо испытывала что-то столь сексуальное, как то, как он смотрел, как волосы опадают на мои плечи.

— Я люблю тебя, — сказала я ему, моя рука легла на его предплечье у моей шеи.

Его лицо стало серьезным, и я посмотрела ему в глаза, на его нахмуренный лоб.

— Останься со мной, — прошептал он, рука, которая лежала на моем бедре, переместилась, чтобы встретиться с другой стороной моей шеи.

Я сглотнула, заставляя себя опустить взгляд.

Я понятия не имела, как ответить на это, потому что это была запретная тема, запретная мысль. Я была напугана.

— Я не знаю, что сказать, — честно призналась ему.

— Скажи, что останешься. Брось все, Софи. Тебе действительно не к чему возвращаться, ты сама мне об этом сказала.

— Прости? Мне есть к чему вернуться, — сказала я оскорбленно.

— Да, но все это ничего не значит.

Он, конечно, был прав, но мне не понравилось, как он с такой готовностью отверг мою прежнюю жизнь. Да, я стала другой в Масего, но у меня все еще могло быть праведное будущее в Штатах. Но можешь ли ты оставить Яна? Действительно бросить его? Как насчет Мандисы?

Я покачала головой, отгоняя эти мысли.

— У меня нет выбора, — сказала я ему.

— Есть. Выбери меня, Софи.

Но с Яном приходит ответственность. Могу ли я выбрать для себя жизнь Масего? На всю оставшуюся жизнь? Могу ли я посвятить себя этому?

Я подстраховалась.

— Я должна вернуться в суд по завершении моего приговора.

— Тогда я поеду с тобой, и мы вернемся вместе, — сказал он, крепко прижимая меня к груди. — В любом случае, тебе было бы неплохо иметь представителя Масего.

Я слегка толкнула его.

— Нам не нужно решать сейчас, — сказала ему.

Он расширил дистанцию, которую я создала.

— Почему ты так упорно об этом говоришь?

— Нет, — сказала я. — Это действительно тяжелое решение, Ян. Я хочу быть осторожной.

— Что тут решать? — спросил он, разозлившись. — Если бы ситуация была обратной, я бы не колебался!

— Конечно, нет! Ты уже живешь здесь!

Его руки упали по бокам, и я почувствовала, что моя кожа лишилась его тепла. Я почти сразу же соскучилась по его прикосновению. Я удержала себя, чтобы не схватить эти руки и не положить их обратно. Моя грудь болела от нашей ссоры, и я не знала, что нам дальше делать. Это было такое огромное решение. Я просто хотела, чтобы он понял, насколько оно важное, что мне нужно было время, чтобы смириться с ним.

— Понятно, — сказал он удрученно.

Он встал и направился к задней части грузовика, чтобы взять свои инструменты. Я стояла и колебалась, протягивая к нему руку, как будто мое нутро кричало мне это сделать.

Не потеряй его! Это раздражало.

Я последовала за ним в заднюю часть, чтобы помочь, но он уже взял то, что ему было нужно, и возвращался к забору.

Я стояла рядом с ним, держа свободную доску, и тишина была пьянящей. Это давило на мои плечи, как ничто другое, миллион фунтов безответного давления.

Всякий раз, когда я сталкивалась с трудным решением, я бежала. Всегда. Я бежала так быстро, как только могла, и никогда не оглядывалась назад, постоянно отвлекаясь от принятия любого решения, которое так или иначе изменило бы мою жизнь.

Но Ян этого не заслуживал. Он был влюблен в меня и грустил, что может потерять меня. Как я вообще могу злиться на это? Как я могу сказать ему «нет»? Масего сделал меня счастливее, чем когда-либо. Я была уверена, что Ян был любовью всей моей жизни, несмотря на мой юный возраст. Он действительно был.

— Ян, я… — начала я, но он остановил меня.

— Ты чувствуешь запах? — спросил он, отвлекшись.

— Что? — спросила я, делая глубокий вдох.

— Что-то горит, — сказал он, стоя прямо и пристально глядя в сторону Масего.

Он был слишком далеко, чтобы разглядеть его, и если бы был дым, мы не смогли бы разглядеть его в темноте ночи.

— Да, чувствую, — сказала я, беспокоясь, что мы можем попасть в приближающийся пожар травы. — Что нам делать?

Внезапно со стороны Масего раздались выстрелы. Я подпрыгнула, схватив Яна за руку. Мое сердце упало, а в горле образовался комок.

— Что это было? — спросила я Яна.

— Садись в джип, Софи.

Ян бросил свои инструменты обратно и запрыгнул на водительское сиденье так быстро, что я едва успела сесть сама. Я быстро подчинилась, по моей коже побежали мурашки, когда снова раздалось пять последовательных выстрелов.

Из моего горла вырвалось безудержное рыдание.

— Нет! — Крикнула я, когда Ян завел джип и отъехал от забора. Мы мчались, фары джипа освещали, казалось бы, бесконечное море голой травы. Единственные звуки — шлепанье травы по бокам джипа и наше дыхание, когда мы ехали по всей длине забора, чтобы добраться до входа.

— Пожалуйста, — взмолилась я вслух, костяшки пальцев побелели, вцепившись в приборную панель.

Я взглянула на Яна, паника была написана на каждой черточке его лица. От этого мой желудок сжался еще больше. Еще шесть последовательных выстрелов вырвались из Масего, и Ян сильнее нажал на газ, схватив меня за руку и прижав к себе.

— Держись, — твердо сказал он, прежде чем проехать через забор, чтобы быстрее добраться до Масего.

Когда грузовик выровнялся, он сказал:

— Оружие, Софи.

Я схватила его штурмовую винтовку, висевшую на спинке нашего сиденья, уперла приклад в пол рядом с его ногой, затем открыла бардачок и достала пистолет. Инстинктивно, как учил меня Ян, я вынула магазин и проверила патроны, прежде чем вставить его. Я положила пистолет себе на колени. Мои руки дрожали, когда я собрала волосы в конский хвост.

Масего появился в поле зрения, и мое сердце сжалось от самой сильной боли, которую я только могла себе представить. Она была в огне. Казалось, ни один дюйм ее площади не остался невредимым. Раздавалось все больше и больше выстрелов, и адреналин взял верх. Я была готова.

Готова защищать ее.

Готова спасти других, если бы могла.

Готова умереть за них… особенно за Яна.

Мне казалось, что мы не можем подобраться достаточно близко, достаточно быстро. Расстояние тянулось.

Однако в десяти футах за его барьерами мы могли видеть солдат ЛРА, открывающих огонь по всему, что движется, бегущих к зданиям в попытке вывести людей, детей, наружу.

— Если мы не выберемся живыми, Софи Прайс, я хочу, чтобы ты знала, что я никогда никого не любил так сильно, как тебя. Ты все для меня, — сказал Ян, крадя мое дыхание и мои слова из прошлого.

Слезы текли по моему лицу. Он поцеловал меня крепко и быстро.

— Оставайся здесь, — сказал он, подталкивая мою голову к сиденью.

Он вышел из машины прежде, чем я успела что-либо ему сказать. Он создал дистанцию между собой и джипом, вероятно, чтобы пули не летели в мою сторону, прежде чем сам открыл огонь.

— Нет! — Я кричала миллион раз, слезы катились градом. — Я не успела тебе сказать! — Я плакала. — Ты должен был позволить мне сказать! — Я задохнулась от боли.

— Нет, — снова сказала я, когда пули, казалось, полетели в том направлении, в котором, как я думала, он ушел.

Я не колебалась, не раздумывал дважды. Я встала со своего места на корточках, подползла и открыла дверь со стороны водителя, прикрываясь ею как импровизированным щитом. Положила руки на край окна и осмотрела окрестности.

Двое солдат у задней части наших хижин, трое у двери кухни.

Мои глаза проследили за ними.

Семь на крыльце Карины и Чарльза. Двое у дверей детского дома. Пять у Кейт. Все здания были в огне, за исключением хижины Карины и Чарльза, а также хижин Яна и моей.

Яна нигде не было видно, что меня успокоило. Он не лежал в общей зоне, и это было еще одной проверкой на то, чтобы сохранить мое здравомыслие. Я еще раз осмотрела местность и упивалась видом нашего крепкого баобаба, все его тело было охвачено пламенем. Беспокойство начало охватывать меня.

Я не слышала никого из детей.

— Пожалуйста, Боже. Просто, пожалуйста. Пожалуйста.

Сделай что-нибудь, Софи.

Однако мои ноги, казалось, приросли к тому месту, где они стояли.

Спаси их.

Мотивация — забавная штука. Это может прийти из ниоткуда. Например, детский крик. Из моей хижины.

Я бросилась в бой, незаметно перелезая через забор внутреннего двора и приближаясь к нашим с Яном хижинам. Я подняла оружие и прокралась сбоку, пробираясь к двум солдатам сзади, их оружие было поднято, они были готовы стрелять.

Медленно, очень медленно я наклонилась, чтобы получить достаточно хороший обзор. Они были в пределах досягаемости и не знали обо мне. Я сделала три глубоких вдоха, готовясь убить двух незнакомых мне людей. Двое мужчин, которые были готовы принять участие в убийстве моей приемной семьи.

Ради них.

Я проверила предохранитель, положила палец на спусковой крючок и прицелилась в голову первого. Мой палец был готов нажать, но из ниоткуда люди упали на землю без моей помощи. Я прижалась спиной к стене своей хижины.

Внезапно чья-то рука зажала мне рот. Рука развернула меня к ним. Палец на его собственных губах. Ян.

— Я сказал тебе оставаться в джипе, Софи.

— Я люблю тебя, — выпалила я, обезумевшая и немного потрясенная смертью солдат. — Это та любовь, о которой я даже не мечтала и никогда не думала, что заслуживаю, но это навсегда, Ян. Навсегда.

Он кивнул один раз в знак согласия. Все по делу.

— Дети в безопасности. Они спрятаны в восточной части участка. Кейт как-то их вытащила, — я вздохнула с облегчением. — Иди за мной, — приказал он, затем остановился. — Вплотную.

Мы побежали к передней части наших хижин, сначала осмотрев хижину Яна, а затем мою в поисках ребенка, который кричал. Пара широко раскрытых глаз встретилась с моими под кроватью.

— Ш-ш-ш, Мандиса, — прошептал Ян с улыбкой. — Это мы. Оставайся здесь, хорошо?

Она начала плакать в знак протеста.

— Мандиса, — строго сказал Ян. — Оставайся здесь, прячься, сиди тихо. Никто не приблизится к этой хижине, поняла? Спрячься, детка.

Мы дали ей мое тяжелое пуховое одеяло, надеясь, что оно заглушит любой шум, который она услышит. Я поцеловала ее и выбежала на улицу с Яном. Мы проследовали вдоль ряда зданий, и Ян украдкой, не моргнув глазом, снял семерых на крыльце Карины и Чарльза.

— Прикрой меня, Соф, — сказал Ян, открывая неглубокое окно детского дома.

Когда он вошел, я направила пистолет внутрь, прислушиваясь к малейшему шуму. Ян втащил меня в окно, как будто я ничего не весила. Я подавила удивление. Он снова запихнул меня за спину, и мы взобрались на стены, прислушиваясь, прежде чем войти в каждую комнату, размахивая поднятым оружием.

Каждая комната была пуста, солдаты, слонявшиеся у входной двери, исчезли, вероятно, сбежали.

Мы вышли из того же окна, в которое вошли, и тихо подошли к кухне и кафетерию. Ян заглянул в низкое окно в задней части здания.

— Черт, — пробормотал он себе под нос. — У той же пары из детского дома есть несколько детей, которых держат в заложниках у входа в здание. Карина с ними.

Я заглянула в то же самое окно, чтобы убедиться в этом. И действительно, пятеро детей и Карина стояли, прижавшись друг к другу. Можно было сказать, что Карина успокаивала их, по крайней мере, пыталась. Мой желудок опустился на оставшуюся часть моего тела к ногам.

— Как мы их вытащим? — Спросила я.

— Оставайся здесь, — сказал он мне, вставая.

— Подожди. Стой. Что ты делаешь?

— Я собираюсь забрать их.

— Ян, нет, давай подумаем.

— Пока мы думаем, ихмогут убить. У нас нет времени. Оставайся здесь, или, клянусь Богом, Софи…

Он прижался к стене, медленно продвигаясь и исчезая из моего поля зрения. Я приподнялась ровно настолько, чтобы заглянуть в окно с другой стороны как раз вовремя, чтобы увидеть, как Карина заметила его. У меня перехватило дыхание, когда солдаты заговорили друг с другом, не подозревая о его приближении.

Я ничего не слышала, но видела, как Карина внезапно прижала детей к себе, прикрывая их.

Я ждала выстрелов, но их не последовало.

Дыхание, которое я задержала, вырвалось из меня, и высвободившийся адреналин заставил мое тело задрожать. Солдаты положили оружие у своих ног, прежде чем опуститься на колени, подняв руки над головой, и Карина убрала их оружие за пределы досягаемости.

Я оббежала здание, чтобы помочь, и заметила, что Марси была среди собравшихся. Она была такой маленькой, что мы приняли ее за ребенка. Двое детей подбежали и обняли меня, плача.

Я опустилась на колени.

— Шшш, — сказала я им, когда они обняли меня за шею и талию.

Марси схватила ту, что была обернута вокруг Карины, и ту, что уже была с ней, а также мою. Она побежала вместе с ними, чтобы присоединиться к остальным, которые уже сбежали в сопровождении Яна. Карина взяла один из пистолетов солдата и держала его под прицелом. Я подняла свой, чтобы показать им, что они никуда не денутся.

Пока мы ждали, я разглядывала двух мужчин. Они были практически мальчиками, наверное, лет семнадцати, на самом деле, по внешности они только начинали становиться мужчинами. Их лица все еще излучали невинность. Они были ходячим раздвоением личности.

Убийцы с детскими лицами.

Дома эти мальчики были бы товарищами, у них была бы своя жизнь.

Жизни, украденные психом, и я почти поймала себя на том, что мне их жалко. Почти.

— Кто-нибудь пострадал, Карина? — спросила я ее, чувствуя, что задыхаюсь.

— Насколько мне известно, нет. Каким-то образом, по милости Божьей, дети вышли из этого невредимыми. Они открыли по ним огонь почти сразу же.

Я судорожно вздохнула.

— Мне так жаль, что нас здесь не было.

— Ты делала свою работу, Софи. Мы все. Мы просто опоздали на день.

— Но все в порядке, — сказала я ей. — Мы можем уехать сегодня вечером. Слава Богу, что ЧУ там.

Она кивнула.

Через несколько минут Карина подошла к одному из мальчиков.

— Что ты делаешь? — спросила я ее, нервничая.

— Я проверяю, не спрятано ли у него еще какое-нибудь оружие.

Я кивнула, опуская пистолет ближе к их головам.

Карина похлопала по ногам первого мальчика и приподняла его рубашку сзади, чтобы показать любое оружие. Она заставила его перевернуться на спину и проделала то же самое спереди.

— Ничего, — сказала она, немного расслабляясь. — Ты, — сказала она другому, — подвинься…

Но у нее не было возможности закончить предложение, потому что второй мальчик бросился к штурмовой винтовке, висевшей у нее на плече, и сдернул ее через голову. Я подняла пистолет, чтобы выстрелить в него, но первый мальчик бросился вперед за мной.

Я, не колеблясь, выстрелила ему в голову один раз и бросила его там, где он стоял.

Я повернулась, чтобы защитить Карину, мою подругу, практически мачеху для меня, мачеху для всех детей и ту, кого я так сильно полюбила… но было слишком поздно.

Второй парень уже повалил ее на землю, его винтовка была направлена ей в грудь, и он сделал выстрел.

Это был единственный выстрел, который он успел сделать, потому что я подняла оружие и дважды выстрелила ему в голову. Я упала рядом с ней, крича, но заметила, что она все еще в сознании. Рассеянно я услышала приглушенные крики, доносившиеся с востока.

— Карина? — спросила я, испугавшись больше, чем когда-либо. — Держись за меня, хорошо? — Я расстегнула пуговицу и прижала к ее груди, чтобы замедлить кровотечение, но через несколько секунд она промокла.

Мои трясущиеся руки порхали над ней. Я понятия не имела, что мне делать. Окровавленные руки Карины остановили мои, когда она обхватила их. Она посмотрела на меня и мягко улыбнулась, покачав головой, чтобы я остановилась, и закрыла глаза.

— Нет, нет, нет, нет, — бормотала я себе под нос, слезы текли по моему лицу, ожидая, когда Чарльз найдет нас. — Чарльз найдет нас. Он все исправит.

Я положила ее красивую голову себе на колени, крепко прижала к себе, как будто могла привязать ее к своему земному миру. Тепло от ее горящего баобаба согревало наши тела таким жаром, что слезы охлаждали мои щеки и грудь.

— О, моя милая, милая Карина, — ворковала я, проводя руками по ее шелковистым волосам. — Карина. — Рыдание вырвалось из моей груди при ее имени.

Ее глаза лениво открылись, и на лице впервые с тех пор, как я ее узнала, отразился ее возраст.

— Не плачь обо мне, любовь моя, — прошептала она, поднимая свою нежную руку и вытирая мое лицо. Она мягко улыбнулась, и это мгновенно расслабило меня, даже в очевидный час ее смерти. — Я прожила самую необыкновенную жизнь и могу искренне сказать, что пожелала бы такой жизни любому человеку. Даже сейчас. Даже лежа здесь, пачкая землю под нами… — она закашлялась, и я обняла ее крепче, — … потому что это не было тем, что я решила для себя. Так было лучше. Лучше, чем все, что я могла бы сотворить сама. Поэтому я говорю тебе, моя прекрасная Софи Прайс, не плачь из-за меня. — Она снова закашлялась, уже с кровью.

— Карина, не уходи, — умоляла я.

— Пообещай мне одну вещь, — попросила она. — Обещай, что ты отдашь все это Богу и позволишь Ему решить это за тебя. Он не подарит тебе никаких сожалений.

— Шшш, — сказала я ей, убирая ее волосы назад, когда она вдохнула и поперхнулась воздухом. — Побереги дыхание, Карина.

— Ты можешь страдать, — продолжала она, игнорируя мою мольбу, — можешь потерять надежду в печали незапланированной жизни, но пока у тебя есть вера в доверие, в обожание, в привязанность, в любовь, эта печаль превратится в счастье. И это постоянная величина, дорогая. — Какое-то мгновение она дышала глубоко и ровно, казалось, переводя дыхание. — Никто не может познать искреннее счастье, Софи, не познав сначала горя. Никто никогда не сможет оценить грандиозность и редкость такого огненного блаженства, не видя страдания, каким бы несправедливым оно ни было. И ты познаешь искреннее счастье. В этом я уверена. Уверена, потому что именно поэтому ты здесь, а также потому, что здесь твоя неизбежность.

Я обняла ее, плача ей в плечо и молча моля Бога спасти ее, молча крича, чтобы Чарльз был рядом. Я беспокоилась о нем.

Ее дыхание казалось влажным и затрудненным, и я на мгновение оторвалась от объятий, чтобы посмотреть на нее. Я покачала головой, увидев, как она побледнела.

— Скажи ему, что он был моим величайшим приключением. Скажи, что я люблю его, — прохрипела она.

Я кивнула. Она испустила последний вздох и умерла у меня на руках.

— Нет! — Я закричала на нее. — Нет!

Приближался шум, и я подняла на него дрожащий пистолет, открыто крича. Это был Ян. Пистолет забыт.

Он резко остановился при виде этого зрелища, недоверчиво качая головой взад-вперед. Его глаза остекленели в свете огня. Он подбежал к нам, садясь перед нами. Он поднял руки передо мной, слова ускользали от него. Я не могла объяснить. Я тоже потеряла голос. Я могла только предложить ему слезы в качестве объяснения. Наблюдала, как его дрожащая рука убрала волосы Карины с лица, и рыдание сорвалось с его губ.

— Карина? — Услышали мы рядом с нами. — Карина? — В отчаянии спросил Чарльз, и мое сердце уже сильно болело за него. — Карина! — Воскликнул он, обнаружив ее окровавленной в наших с Яном руках. — Карина! — Взревел он, истерически хватаясь за жену. Мы с Яном отдали ее ему, и он крепко прижал ее к себе. — О Боже мой! Боже! — Он яростно прижал ее к себе. — Карина, любовь моя. Карина. Карина. Карина. — Он мог только повторять ее имя снова и снова.

Мы услышали приближающиеся детские голоса, и я подбежала, чтобы они не подходили ближе. Я держала их у забора, чтобы они ничего не видели. Я посмотрела на их неуверенные лица и была близка к тому, чтобы разорваться на части. Как мы им скажем?

Я проверила, как там Ян и Чарльз, и заметила, что Чарльз начал нести свою жену в хижину изо всех сил стараясь в своем преклонном возрасте выдержать весь ее вес.

Когда Ян попытался помочь, Чарльз отказался, поднял ее по ступенькам крыльца и закрыл за ними дверь.

Ян некоторое время смотрел на дверь, прежде чем повернуться в мою сторону.

Солнце начинало подниматься, от зданий остались лишь тлеющие обугленные останки, и серое утро окутало Масего мрачной пеленой.

Я изучала безнадежное состояние его стен, мой взгляд упал на все еще горящее дерево, больше не внушительного, успокаивающего солдата, на которого я так сильно полагалась.

Пока баобаб здесь, я буду здесь…

Глава 25

Мы похоронили Карину в новом доме после двадцати четырех часов, потому что не было никакой возможности сохранить ее тело. Это было к лучшему, никто из нас не огорчил бы ее должным образом, даже если бы мы смогли удержать ее еще несколько дней.

В тот вечер мы отвели детей к ЧУ, объединив старших детей с младшими, чтобы за ними тоже кто-то присматривал.

Никто из них не воспринял известие о ее смерти нормально, но горстка детей была вне себя, и потребовалось несколько дней, чтобы заставить их почувствовать, что опасность миновала.

Чарльз впал в глубокую депрессию, стараясь держаться поближе к своему ЧУ.

Мы приносили ему подносы с едой, но они так и оставались нетронутыми на краю его кровати. Казалось, мы просто обновляли старую еду на новую, но я заботилась о нем. В конце концов, ему нужно будет поесть, и я хотела, чтобы он мог это сделать, когда придет время. Бедный Чарльз, каждый раз, когда я стучала и входила, он все еще лежал на своей кровати, но всегда поворачивался, чтобы улыбнуться мне, похлопать по руке и сказать, что я хорошая девочка. Я бы сохранила храброе выражение лица для него, но в ту секунду, когда дверь ЧУ захлопнулась, мне пришлось бы подавить рыдания.

Пэмбрук прибыл за два дня до того, как мы планировали, что очень помогло. В ту секунду, когда их самолет приземлился в поле рядом с новым сообществом, он спросил, где находится комната Чарльза. Они исчезли внутри, и я смогла увидеть его только тогда, когда пригласила их обоих на ужин в тот вечер.

Пэмми крепко обнял меня, и я обняла его в ответ, маленький кусочек безопасности вернулся на место. Я знала, что потребуется некоторое время, чтобы все вернулось на круги своя, и я даже не была уверена, что это когда-нибудь произойдет полностью. Весь мой мир был сбит со своей оси. Когда я подумала, что смогу найти утешение в объятиях Яна, я обнаружила, что он был слишком занят, слишком измучен и измотан, чтобы я могла ожидать от него чего-то большего. На самом деле, я неустанно трудилась, чтобы облегчить для него любое бремя, какое только могла. Эгоистично, но признаю, что это заставило меня почувствовать себя ближе к нему. Он был настолько замкнут, что чувствовал себя недостижимым.

Он сам управлял Масего, одновременно наблюдая за строительством, организуя приготовление еды и так далее, и так далее, и так далее. Он был очень худым, очень, очень, очень худым.

Вот почему я не упомянула, что его мама звонила мне через несколько дней после того, как мы похоронили Карину…

— Алло? — спросила я, не узнавая номер на своем спутниковом телефоне.

— Мисс Прайс, это Абри Абердин.

Я была озадачена.

— Здравствуйте, мисс Абердин. Как дела?

— Я в порядке. Спасибо. Мне нужно с тобой поговорить.

— Я так и подумала, раз Вы звоните на мой спутниковый телефон. Должно быть, это очень важно, особенно сейчас, — раздраженно сказала я, — мы только что похоронили Карину. Ян говорил?

— Да, да, — легкомысленно признала она, — Мне очень жаль и все такое, но… — И все такое? — Мне нужно поговорить с тобой. — Моя кровь закипела в жилах.

— Видимо, это что-то срочное. В чем дело?

Она прочистила горло.

— Я, ну, я должна быть откровенна с тобой, мисс Прайс. — Она сделала паузу.

— Так. — Что? Ей нужно приглашение? Или колеблется, потому что знает, что собирается нанести непоправимый ущерб?

Ленивое, скручивающееся беспокойство охватило все мое тело, и я напряглась, готовясь.

— Мне нужно знать степень твоих отношений с моим сыном.

— Простите? — Я расхохоталась.

— Ты с ним? Вместе?

Я поперхнулась собственными словами.

— Зачем Вам понадобились эти разъяснения? Какое Вам до этого дело?

— Прямое! — Воскликнула она, вся вежливость испарилась. — Ты знаешь, кто я такая? Знаешь мои политические стремления? Если бы СМИ пронюхали, что из всех людей в мире, он встречается с тобой, они бы устроили настоящий праздник! Я не могу позволить себе это сейчас. Мне нужны все новости только про меня. Я сейчас главный кандидат!

Я с трудом подавила крик, готовый вырваться из моего горла.

— Абри, — сказала я самым спокойным голосом, на который только была способна, — У меня сейчас нет на это времени. Мы только что похоронили Карину. Вы знаете, как много она значила для Вашего сына? И мы переселяем весь приют, Абри. Простите, если я не могу понять, насколько важны для Вас эти выборы. Правда, я надеюсь на лучший исход для Вас, но рыба в моей сковороде слишком большая, что масло разливается из нее, сжигая все на своем пути (прим. переводчика — слишком много дел).

— Что, если бы я могла это исправить для тебя? — спросила она с оттенком отчаяния в голосе.

— Что Вы можете сделать? — спросила я с любопытством.

— У меня есть политические связи в Лос-Анджелесе, я могу устроить так, чтобы ты вернулась домой раньше. Этого будет достаточно?

— Вы издеваетесь надо мной. Скорее всего, так и есть. — Я рассмеялась. — Абри, простите, но мне не нужна Ваша «помощь». Я бы все равно осталась здесь, даже если бы Вы добились для меня смягчения приговора. Мне нужно идти. Хорошего дня.

— Тогда еще кое-что, — сказала Абри, ее голос кипел. — Оставь Яна в покое, или я лишу его финансирования. Он больше не увидит от меня ни цента. — Затем она повесила трубку.

Я повесила трубку спутникового телефона, дрожа от того, как она меня разозлила.

Подкуп! Угрозы!

В тот вечер я повесила трубку, очень стараясь не чувствовать беспокойства, которое вызвал у меня наш разговор. Я не шутила с ней, у меня было около миллиона дел. Я и не подозревала, что ее нереальная просьба станет той ниточкой, которая распутает весь мой мир.

За день до Сочельника все, казалось, успокоилось и снова выглядело обнадеживающим. Мы удивляли каждого ребенка новым нарядом, новой обувью и двумя игрушками на Рождество, строительство продвигалось плавно, и даже Чарльз время от времени выходил на воздух, чтобы помочь. Да, у меня, у нас были все основания на надежду.

В то утро я проснулась от стука в дверь.

— Пэмбрук? В чем дело? — спросила я, улыбаясь.

Он выглядел явно расстроенным.

— Могу я войти?

— Конечно, — сказала я, распахивая перед ним свою дверь. Он сел на маленький стул за маленьким встроенным столом, а я напротив него на кровать.

— Просто скажи это, — сказала я, закрывая голову руками. — Не думаю, что ты скажешь то, что может ухудшить ситуацию. — Он покачал головой в ответ, и мой желудок сжался. — Что?

— Каким-то образом суду стало известно о твоей незапланированной поездке в Кейптаун. Выдан ордер на арест, и у тебя есть время до второго января, чтобы явиться с повинной.

Я встала, поднеся руки к голове.

— Это невозможно, — сказала я, начиная расхаживать по комнате. — Она бы не стала.

— Кто? — Спросил он.

— Абри Абердин. Мама Яна?

— Да?

— Она позвонила несколько дней назад и фактически пригрозила оставить ее сына в покое. Она считала эти отношения неблагоразумными, учитывая обе наши предыстории, считала, что это нанесет ущерб ее нынешним политическим целям. Она хотела, чтобы я пообещала оставить его в покое.

— Нелепо! — Воскликнул Пэмбрук.

— Она призналась, что у нее были политические связи в Лос-Анджелесе. Я не могу придумать другого человека, который мог бы это сделать. Сделал бы это мой отец? — спросила я Пэмми.

— Нет, он знал о поездке, был в восторге от потенциальной связи.

— Цифры, — сказала я, смеясь. — Так что остается Абри. Я просто не могу поверить, что она могла это сделать. Что теперь?

— У тебя нет выбора, Софи. Ты вернешься домой и встретишься с Рейнхольдом лицом к лицу.

— Я не могу оставить их сейчас, Пэмми. Просто не могу, — сказала я, изо всех сил стараясь не сломаться. — Это сделает все намного хуже.

— Если ты сейчас не встретишься с Рейнхольдом, твои юридические проблемы усугубятся. Для тебя было бы разумнее решить все сейчас.

Я посмотрела на Пэмми.

— Он бросит меня в тюрьму.

В ответ он пожал плечами.

Я недоверчиво улыбнулась ему.

— Я расплачиваюсь за свои прошлые грехи, Пэмбрук.

— О, — сказал он, беря меня за руку, — Я полагаю, ты уже заплатила за них в десятикратном размере, Софи. Когда ты расскажешь Яну?

Ян!

— Я не могу сказать ему. Не сейчас, Пэмми. Новость о том, что его мать сделала это, сведет его с ума!

— Он узнает, что ты уехала, дорогая.

— Знаю. Думаю, что смогу ускользнуть с тобой сегодня вечером, когда прилетит самолет. — Я трусиха.

— Ты даже не подумаешь о том, чтобы сообщить ему, что это сделала его мать?

И рискнуть, что она тоже откажет ему? Никогда!

— Нет, я не могу, это убьет его, Пэмбрук.

— Значит, ты позволишь ему поверить, что предала его? Неужели это действительно лучшая судьба?

Я кивнула, уверенная, что раскрытие тактики шантажа только навредит.

— Предан кем-то, кого он едва знает шесть месяцев, или своей матерью? — Не говоря уже о ее маленькой угрозе.

— Но зачем быть козлом отпущения? Зачем позволять ей уйти целой и невредимой? — подозрительно спросил он.

— Потому что я люблю его больше, чем ты можешь себе представить, — честно призналась я. Пусть он принимает это так, как ему заблагорассудится.

Пэмбрук улыбнулся мне, но выражение лица было печальным.

— Как бескорыстно, — сказал он мне, обнимая. — Кто бы мог подумать, что такой бескорыстный поступок, в свою очередь, причинит тебе столько боли?

— Не я, — честно сказала я.

Пэмбрук оставил мою ЧУ, и я огляделась, уверенная, что мне не нужно ничего брать обратно. Я незаметно раздала все свои вещи, оставив Мандисе — мое утешение. Я вернусь домой только с одной парой джинсов, рубашкой, обувью и зубной щеткой.

Вот почему Яну не показалось странным, когда мы вместе пошли попрощаться с Пэмбруком.

— Ты идешь? — спросил Ян, проходя мимо моего ЧУ.

Я кивнула, чувствуя, как тошнота поселяется в глубине моего желудка.

Я внимательно наблюдала за ним, слушая, как он рассказывает Пембруку обо всем, что им скоро понадобится. Пэмми послушно записал все это в свой блокнот. Я не сомневалась, что Пэмбрук сделает все без колебаний. Хотя я бы позаботилась о том, чтобы за все это были заплачены мои деньги.

Я наблюдала за руками Яна, когда он жестикулировал, когда говорил, и даже они выглядели усталыми. Мозоли на его ладонях и пальцах кричали, что о них нужно позаботиться, да, но я знала его достаточно хорошо, чтобы он проигнорировал мольбу. Его собственные потребности никогда не возникали до Масего, и это было прискорбно, потому что Масего всегда будет нуждаться в чем-то.

Я посмотрела на него, зная, что скоро попрощаюсь с ним, и эта знакомая пустота начала закрадываться внутри, заставляя меня уже чувствовать холод и одиночество. Мой желудок сжался при мысли о том, как он отреагирует, как истолкует мой уход. Но я была полна решимости. Я бы не несла ответственности за то, что его мать сделала его жизнь несчастной, не тогда, когда она так бессердечно и легко превратила мою нынешнюю жизнь в сущий ад.

Когда мы добрались до самолета, я крикнула ему, чтобы он остановился со мной.

Он подчинился, не задумываясь, и обнял Пэмбрука на прощание.

Чарльз, с которым я со слезами попрощался ранее, ждал Пэмми под люком, и они коротко поговорили друг с другом, прежде чем Пэмми поднялся на борт самолета.

— Ян, — тихо сказала я, сдерживая слезы.

Он повернулся ко мне, его озабоченное выражение ранило мое и без того раненное сердце. Что-то в его глазах загорелось пониманием.

— Я…

— Не смей, Софи, — сказал он. На его челюсти дернулся мускул. — Клянусь Богом, Софи Прайс.

— Ян, — сказала я, и непролитые слезы отступили.

Он придвинулся ближе, но я отступила, не в силах вынести его прикосновения без того, чтобы полностью не рухнуть. Он понял это и схватил меня за плечи, притягивая ближе к себе.

— Ты у меня в долгу, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Почему?

— Так и есть… Мне дали возможность вернуться домой, и я решила, что это к лучшему.

— Чушь собачья, — сказал он, слегка встряхнув меня в своем расстройстве. — Ты лжешь. Я знаю тебя, и ты лжешь.

Я избегала зрительного контакта, сосредоточившись на кончиках своих поношенных ботинок.

Те же самые туфли, которые неустанно работали со мной день за днем, ухаживая за Масего. Те же самые туфли, которые я носила, когда влюбилась в него.

— Посмотри на меня, черт возьми!

Я посмотрела на него снизу вверх.

— Ответь мне, — потребовал он. — Почему?

— Потому… Я уже сказала тебе. Мой ответ не изменится. Думаю, это к лучшему, — солгала я.

Он покачал головой взад и вперед.

— Ты не можешь уйти, — умолял он, прижимая меня к себе, как будто мог удержать меня там навсегда.

— Почему? — прошептала я ему на ухо.

— Потому что я влюблен в тебя.

Я крепко зажмурила веки и поцеловала его в загорелую щеку.

— Я тоже тебя люблю.

Я призналась… и ушла.

— Соф, — услышала я позади себя.

— Софи, — взмолился он более мягко.

— Соф, — еле слышно прошептал он.

Но я не ответила. Я просто продолжала идти, слезы лились каскадом в море мучительной боли.

— Софи Прайс, — крикнул он, в каждом слове слышались агония и враждебность. Я повернулась к нему лицом. — Ты оставляешь меня вот так, одного, и я никогда не смогу тебя простить. Не утруждай себя попытками вернуться. Если ты сядешь в самолет, я с тобой покончу!

У меня перехватило дыхание, и снова потекли теплые слезы. Я кивнула, подавляя очередной всхлип, и взяла себя в руки. Для него. Для него. Ради него, — напевала себе я. Оглушительный рев раздался позади меня, разбив мое сердце на миллион кусочков. Я проглотила свой собственный крик, ставя одну тяжелую ногу перед другой, отказываясь оборачиваться. Я знала, что если увижу его, потратив хотя бы секунду на то, чтобы взглянуть на него, я откажусь от всех угроз и уничтожу любое будущее, которое у него могло бы быть, если бы он когда-нибудь покинул Масего.

Ради него, я мысленно вздохнула, закрывая за собой люк.

Глава 26

Меня разбудил звонок телефона.

Сбитая с толку, я огляделась по сторонам. Моя комната. В Лос-Анджелесе было тихо и холодно. Тихо, холодно и пусто. Никакие сладкие детские голоса не будили меня. Я никогда не проснусь при виде ангельского лица Мандисы или могучего баобаба, никогда больше не буду ужинать с Чарльзом или Кариной. Мое сердце забилось сильнее от боли.

Карина.

Певучий голос моей великолепной Карины больше никогда не будет звучать в моих ушах. Я никогда не буду стоять в очереди за обедом с Яном и разговаривать с нашими учениками, поддразнивая или играя с ними.

Ян, Ян. Ян.

Мое сердце разрывалось от необыкновенного горя. Я никогда раньше не испытывала такой печали, никогда не смогла бы в полной мере передать, как сильно я хотела быть растянутой и разорванной на куски, если бы это означало, что это остановит боль в сердце, просто убережет от того, чтобы никогда больше не испытывать мук от тоски по Яну.

Я перекатилась на бок, а сотовый зазвонил еще раз. Я вытянула руку и ответила на звонок.

— Привет, — мой голос дрогнул.

— Софи, блядь, Прайс! — завыл мужской голос в трубке.

Спенсер.

— Привет, Спенс.

— Привет, Спенс? Привет, Спенс? Это все, что я получаю? — поддразнил он. — Я думаю, что я, по крайней мере, заслуживаю «О, Спенсер!» — напевал он фальцетом. — Давай же! Я не видел тебя и не слышал пять месяцев, Софи.

Я села, протирая сонные глаза.

— О, Спенсер, — невозмутимо произнесла я.

Он от души рассмеялся и глубоко вздохнул.

— Боже, как приятно слышать твой голос, Софи.

— Как у тебя дела? — Увильнула я.

— Я в восторге теперь, когда ты дома, — сказал он. — Вообще— то, я в твоей машине. Приехал забрать твою красивую задницу. Приглашаю тебя на ланч, детка. Небольшой праздник.

— Я правда не готова к этому, — сказала я ему.

— Софи, я не принимаю «нет» в качестве ответа. Если хочешь, я могу посигналить, пока твой отец не вызовет полицию.

— Хорошо, — смягчилась я. — Дай мне пять минут.

— Пять?

— Да, пять минут, пожалуйста.

— Но разве я только что не разбудил тебя?

— Да, и что?

— Софи Прайс нужно всего пять минут, чтобы собраться?

— Тише, Спенс. Я сейчас спущусь.

Я полежала с минуту просто назло ему, затем вяло почистила зубы, надела джинсы, футболку и какие-то черные конверсы. Я схватила толстовку из своего шкафа после того, как немного накрасилась. Я провела щеткой по своим прямым, как кость, волосам. Мои глаза горели при мысли о волнах, по которым Ян любил пробегать руками, когда они высыхали в косе. Я побрызгала немного духами и даже не взглянула дважды на свое отражение.

Я вышла из парадной двери и пошла по дорожке вниз к его машине. Я подавила желание закатить глаза от реакции Спенсера.

— Кто ты, черт возьми, такая? — Спросил он меня.

Мои руки поднялись к бедрам.

— О чем ты?

— Я хочу знать, что ты сделала с богиней секса Софи Прайс?

От прозвища у меня скрутило живот.

— Я больше не та девушка.

Он пристально изучал меня, склонив голову набок.

— Очевидно, — заявил он, и я не была уверена, как интерпретировать его реакцию, пока он не подхватил меня на руки и не развернул. — Мне нравится эта Софи. Выглядишь расслабленной и способной повеселиться. Ты все так же прекрасна, как и всегда, но добавь беззаботности в этот микс, и это новая Софи. Мне нравится. Тебе идет.

Я наклонила голову.

— Спасибо.

Он открыл для меня дверцу, и я села внутрь.

— Как тебе удалось приехать раньше? — спросил Спенсер, скользнув на гладкое водительское сиденье.

Я фыркнула.

— Ты не захочешь этого знать. — Я немного приподнялась на своем сиденье. — Как ты вообще узнал, что я дома?

— Пэмбрук написал.

Я не знала, чему быть более ошеломленной. Тот факт, что Пэмми связался со Спенсером, или тот факт, что он сделал это по смс. Я улыбнулась, зная, что он сделал это, потому что знал, что мне нужен друг.

Я не обращала внимания на то, куда мы направлялись, пока он не подъехал к Плющу.

— О нет, нет, нет. Не сюда, — сказала я ему, сидя неподвижно. Мои пальцы теребили губы, отчаянно желая уехать.

— Почему нет? — озадаченно спросил он.

— Я не готова видеть никого из наших знакомых.

— Черт, — внезапно сказал он.

Сав постучала в мое окно, напугав. Я повернулась в сторону Спенсера и одарила его самым злобным взглядом. Прости, одними губами произнес он.

Я вышла, и она посмотрела на меня с явным презрением при виде моего внешнего вида.

— Софи? — спросила она, вызывающе приподнимая свои солнцезащитные очки, как будто это могло изменить то, что на мне надето. Смешок сорвался с ее губ, прежде чем она сдержалась. — Эм, как ты? — спросила она, опуская очки обратно на свой сделанный нос.

— Со мной все в порядке. Как у тебя дела? — Спросила я.

— Мне никогда не было лучше, — сказала она, не скрывая очевидного удовольствия, которое она получила, увидев, как ее могущественная королева так сильно упала. Вряд ли она знала, насколько мне было наплевать на то, что она или кто-либо другой думали обо мне. Я просто не хотела, чтобы меня пинали, когда я уже лежала.

Саванна повела нас в ресторан, и Спенсер пристроился рядом со мной.

— Если бы я знал, я бы никогда этого не сделал, Софи.

Я взяла его под руку, чтобы успокоить.

— Все в порядке, Спенсер. Я выживу, — сказала ему, улыбнувшись.

Его глаза на мгновение расширились, прежде чем он увидел остальных.

— Я все еще очень сожалею.

Я сжала его руку, чтобы заверить, что все в порядке.

Мы сели за два сдвинутых вместе стола. Мы сидели по два человека друг напротив друга, драматично заявляя о себе с размахом, выставляя напоказ свои нелепые шмотки.

Куда бы я ни посмотрела, шарф Hermès, сумка Fendi, часы Patek Phillipe мелькали у меня перед глазами. Раньше, все, о чем я могла думать, когда видела эти вещи, было то, что я тоже хотела или нуждалась в них, но после Масего? Все, о чем я могла думать, это о том, что, если бы я заложила эти вещи, я могла бы купить им еду на целый год, купить новый генератор или даже новое здание.

Все они встретили меня недоверчивыми глазами и снобистским презрением. Мне хотелось закричать им в лицо: «Это деньги ваших родителей! Не ваши!», но это не принесло бы никакой пользы.

Справа от меня сидели Грэм, Сав и Брок, по-видимому, воссоединившиеся, затем Спенсер и Виктория. Они продолжали разговаривать сами с собой, намеренно исключая меня. Глазурью на торте стало то, когда Эли приехала с Брентом.

Мое лицо вспыхнуло ярко-красным, когда Брент кивнул мне вместо того, чтобы поздороваться. Эли взяла Брента под руку в явной попытке пометить свою собственность. Я молила Бога, чтобы все исчезли, кроме них, чтобы я могла извиниться. Оглядев стол, я поняла, что обидела каждого из своих приятелей за обедом.

Внезапно, желание убежать стало заметным.

Я сидела тихо, молясь, чтобы для меня это быстро закончилось. Подошла официантка и приняла у всех заказы, случайно перескочив через меня. Спенсеру пришлось звать ее. Я почувствовала себя так, словно меня ударили в живот, когда они все усмехнулись мне под нос, пряча смех за ухоженными руками.

Но потом я напомнила себе, что заслужила это даже от такой эгоистичной и неосведомленной группы, как эта, потому что я их создала. Я никогда по-настоящему не сожалела ни о чем, что сделала до Масего, но, конечно, сожалела после.

— Итак, Африка? — спросила Виктория, со смехом произнося это с акцентом девушки из долины по-африкански.

— Да, — сказала я их прикованным взглядам, надеясь, что одного ответа будет достаточно.

— Ты типа видела львов и прочее дерьмо? — спросил Грэм.

— Да, — сказала я им.

— Так кого из них, львов или дерьмо? — добавил он, как будто был умным.

— И то, и другое.

— Это типа поэтому ты выглядишь так, как сейчас? — спросила Сав, заставив весь стол разразиться смехом.

— Как? Удобно? Или без тошнотворно заметного количества одежды от кутюр?

— Твой отец потерял все свои деньги? — подколола Сав, игнорируя мои собственные вопросы.

— Насколько мне известно, нет, — заявила я.

— Тебе серьезно нужен макияж, — добавила Виктория, ее ногти очертили рамку вокруг моего лица.

— Только что, — намекнула я, имея в виду свое сердце и душу.

Каждый из них посмотрел между собой претенциозно и молча признал одним взглядом, что они теперь думают обо мне, за исключением Спенсера. Спенсер, казалось, пребывал в блаженном неведении, какими придурками они все были, но явно осознавал, как мне было неловко.

— Нам с Софи нужно идти, ребята.

Он резко встал, положил на стол несколько купюр и проводил меня с моего места. Когда мы уходили, из-за стола разом раздался взрыв отвратительного смеха. Мои плечи опустились сами по себе, но Спенсер обнял меня и выпрямил.

— Ты разорвала порочный круг, — прошептал он с недоверием, его глаза сияли от восхищения.

Глава 27

Я была дома два дня, и мне еще предстояло увидеть своих родителей. Я не могла сказать, было ли это из-за того, что я практически жила в своей постели, более подавленная, чем когда-либо могла себе представить, скучая по Яну, или потому, что они не удосужились прийти и повидаться со мной, хотя меня не было несколько месяцев.

Утром второго числа у меня было тяжело на сердце, я знала, что мне придется предстать в суде перед Рейнхольдом. Я проснулась, надела джинсы и футболку, мне было наплевать. Я знала, что меня посадят. Это был момент, которого Рейнхольд так долго ждал.

Зал суда был точно таким, каким я его помнила. Холодный, одинокий и лишающий надежды. Мне показалось, что у меня перехватило дыхание в ту секунду, когда поставила ногу внутрь. Я встретила Пэмбрука за столом и села.

— Это простое слушание, — сказал он мне, устраивая свою сумку на столе. Он налил мне стакан воды и поставил передо мной. — Судья укажет, в чем тебя обвиняют, ты сделаешь заявление о признании вины, которое, конечно же, будет «невиновна». Советую не говорить ни слова.

— Пэмбрук, — сказала я, принимая его суровый вид, — на этот раз ты не можешь выступить в качестве моего «адвоката»?

Он мягко улыбнулся.

— Сиди тихо, дорогая. Я обо всем позабочусь.

От этого у меня защемило сердце, но я кивнула в знак согласия.

Позаботиться обо всем. Обо всем, кроме того, что я хочу вернуть.

Рейнхольд вошел в зал, мантия развевалась за его спиной.

Мне сразу же захотелось блевать.

— Всем встать, — сказал судебный пристав, — Заседание этого суда, председательствует достопочтенный судья Фрэнсис Рейнхольд.

Рейнхольд сел, и мы последовали его примеру. Он начал просматривать бумажные документы за своей трибуной, и тишина была оглушительной. Мои руки начали дрожать, поэтому я прижала их к бокам и уставилась на свои ноги. Я мельком оглянулась, когда двери открылись и вошел Спенсер, помахав рукой и сев на скамейку прямо позади меня. Он был единственным присутствующим, но это позволило мне немного успокоиться. Меня все еще трясло, но тошнота прошла.

— Софи Прайс, — прогремел голос Рейнхольда. Он посмотрел прямо на меня и пронзил меня своим взглядом: — Вы обвиняетесь в нарушении условий Вашего приговора. Вы признаете себя виновной?

Мы с Пэмбруком встали.

— Мой клиент не признает себя виновной, — объявил Пэмбрук.

— Хорошо. Что скажет сторона обвинения?

— Ваша честь, — сказал прокурор, обращаясь к суду, — мы ходатайствуем об освобождении мисс Прайс по истечению срока.

Мое дыхание со свистом вырвалось из легких, и я сразу начала задыхаться.

Пэмбрук комично хлопнул меня по спине, чтобы я могла дышать, и пожал плечами в сторону Рейнхольда. Рейнхольд пригвоздил меня взглядом, который кричал: «Возьми себя в руки!» Я откашлялась от удушья и сжала губы вместе.

— Не могли бы Вы объяснить? — спросил он прокурора.

— Да, мы хотели бы вызвать свидетеля для дачи показаний, Ваша честь.

— Вы знали об этом? — спросил он Пэмми.

— Нет, Ваша честь.

— Возражения?

— Если обвинение примет решение об освобождении, то мы с клиентом будем довольны их свидетелем.

Рейнхольд на мгновение замолчал, размышляя, согласиться ли на свидетеля, и я затаила дыхание.

— Ладно, — сказал он. — Вы можете сесть, защита.

Мы с Пэмбруком сели.

— Пэмми, кто это? — спросила я себе под нос.

— Честно говоря, понятия не имею, — сказал он.

Как раз в этот момент двери открылись, и я подумала, что мои глаза обманывают меня. Я медленно моргнула, прежде чем протереть глаза. Когда я снова открыла их, я обнаружила то, что считала всего лишь иллюзией.

Ян.

Я встала и побежала к нему, но Пэмми остановил меня, подняв руку.

Он покачал головой, и я была вынуждена сесть. Увидев его впервые после отъезда, я почувствовала себя невероятно и в то же время ошеломляюще.

Мне нужно было его прикосновение, но в то же время я так боялась, что он все еще имел в виду то, что сказал. Я не хотела знать, но в то же время отчаянно хотела.

Он двинулся к свидетельской трибуне, лишь мельком взглянув в мою сторону, пронзив меня копьем в живот. Когда он подошел к трибуне, рядом с ним появился судебный пристав с Библией в руке.

— Положите правую руку на Библию, — приказал судебный пристав, и Ян подчинился. — Назовите свое имя, — сказал он.

— Ян Абердин.

— Вы торжественно клянетесь, что показания, которые Вы можете дать по делу, находящемуся сейчас на рассмотрении этого суда, будут правдой, только правдой и ничем, кроме правды, да поможет вам Бог?

— Клянусь.

Я громко сглотнула.

— Мистер Абердин, — начал прокурор, — какова Ваша должность в угандийском приюте Масего?

— Технически я там учитель, но, полагаю, Вы также можете считать меня мастером на все руки. Я чиню изгороди, время от времени принимаю роды теленка, помогаю в неотложных медицинских ситуациях и тому подобное.

— Вы присутствовали в Масего в течение всего срока пребывания мисс Прайс?

— Да.

— И Вы являетесь официальным представителем Масего?

— Да.

— Тогда расскажите суду, мистер Абердин, о своем опыте общения с мисс Прайс во время ее пребывания там.

— В тот день, когда Софи приехала в Уганду, — начал он…

В течение следующих полутора часов Ян рассказывал суду всю нашу историю, опустив ту часть, где мы безумно влюбились друг в друга. Это была невероятная история, особенно если слушать ее целиком, и я обнаружила, что плачу. Я огляделась вокруг и заметила, что в зале, похоже, плакали все.

Но он ни разу не посмотрел мне в глаза за все время, и это ранило мое и без того кровоточащее сердце. Он собирался помочь мне, да, но он не хотел иметь со мной ничего общего, кроме спасения.

Когда он закончил, обвинение отпустило его, и он сел на противоположной стороне зала суда, ожидая решения судьи Рейнхольда. Я посмотрела на него, умоляя взглянуть в мою сторону, но его взгляд, устремленный в переднюю часть зала суда, был неподвижен.

— Софи? — Услышала я.

Я повернулась к Рейнхольду.

— Э-э, простите, что Вы сказали? — спросила я его.

Рейнхольд глубоко вздохнул. Коротко постучав молотком:

— Я закрываю Ваше дело по истечении срока. Вы можете идти, мисс Прайс. — Рейнхольд встал, и остальные присутствующие в зале суда последовали его примеру. Он сделал движение, чтобы уйти, но остановился. — Прежде чем я уйду, мисс Прайс, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — знайте, что Ваше наказание — самое удовлетворительное из всех, которые я когда-либо назначал. — Он склонил голову в знак уважения, и я кивнула в ответ.

Когда Рейнхольд ушел, я повернулась, готовая бежать в направлении Яна. Я обежала вокруг стола, отодвигая стулья со своего пути, мое сердце подпрыгнуло к горлу, не отрывая взгляда от его божественного лица.

Все сразу бросились ко мне, поздравляя и пытаясь обнять. Спенсер атаковал меня, целуя в щеку и поднимая на руки. Я изо всех сил пыталась слезть, все еще глядя в сторону Яна. Наконец, он коротко посмотрел мне в глаза, прежде чем пройти через двойные двери и скрыться из поля зрения.

Я вырвалась и побежала к нему.

— Ян! Ян! — Я продолжала кричать, пока проходивший мимо офицер не приказал мне замолчать.

Я пробежала по всему коридору, но его нигде не было видно. Я нажала кнопку лифта на первый этаж, но мне было слишком нетерпеливо наблюдать, как он медленно поднимается до меня, поэтому я распахнула дверь пожарного выхода и пробежала четыре пролета до первого этажа. Я задыхалась, когда выскочила из двери на этаже. Мои глаза искали его по всему мраморному вестибюлю. Его там не было. Я бросилась к широким деревянным входным дверям и выскочила на ступени. Обнаружила его как раз в тот момент, когда он садился в такси. Я сбежала по ступенькам, выкрикивая его имя и размахивая руками над головой, но он уехал. Мое разочарование было сокрушительным. Я тяжело упала на нижнюю ступеньку и зарыдала в ладони.

— Почему он просто сбежал? — холодно спросил Спенсер рядом со мной, глядя в ту сторону, куда он уехал. Я пристально посмотрела на него. Его руки были засунуты в карманы.

— Потому что он думает, что я предала его, — сказала я.

Он оторвал взгляд от улицы и посмотрел на меня внизу.

— Ты не сделала этого? — спросил он.

— Нет, я… меня шантажировали.

— Ничего себе, — сказал он, наклоняясь, чтобы сесть рядом со мной. Он откинулся назад, опершись на локти. Он оглянулся на улицу, избегая зрительного контакта. — Ты влюблена в него, — констатировал он как факт.

— Да.

Спенсер вздохнул, поворачиваясь ко мне.

— Тогда какого черта ты здесь делаешь, Софи Прайс?

— Я не знаю, где он остановился, — объяснила я.

— И когда что-то столь мелкое, как это, когда-либо останавливало такую бурную силу, как ты, девочка?

Я улыбнулась ему.

— Никогда, — честно ответила я ему. Его улыбка немного дрогнула. — Мне очень жаль, Спенс.

Он отрицательно покачал головой.

— Не надо, детка, — сказал он, подмигивая. — Ко мне выстроилась очередь. Они ждут меня, пока мы разговариваем, — сказал он, протягивая руку.

Он поддразнивал, но печаль в его голосе беспокоила меня. Я так сильно любила Спенса, но знала, что не могу сказать так много, потому что это было бы жестоко. Поэтому я просто улыбнулась ему, прижимаясь плечом к его плечу.

Он поднялся и отряхнул штаны сзади. Я встала и обняла его.

— Софи Прайс, боюсь, ты будешь единственной, кто сбежит, — сказал он мне на ухо. Он отстранился. — Ты знаешь, как решить эту проблему? — пошутил он. Я отрицательно покачала головой. — Это большая проблема.

Он поцеловал меня в щеку и ушел, вертя ключи в руке и насвистывая, направляясь к своей машине.

Глава 28

Я дважды постучала, но никто не ответил.

В нетерпении я направилась обратно в вестибюль Яна.

— Извините, — сказала я консьержу, — Вы не могли бы проверить, Ян Абердин все еще проживает здесь?

— Конечно, мисс. — Он защелкал по клавишам.

— Мне жаль, но мистер Абердин выписался.

Мое сердце бешено забилось.

— Спасибо, — сказала я ему, прежде чем вернуться к своей машине, запрыгнуть в нее и помчаться домой.

Я набрала номер своего мобильного.

— Пэмми?

— Да, дорогая? Фантастическая работа сегодня в суде, — сказал он. — Я как раз говорил об этом твоему отцу.

В моем горле образовался комок.

— Я… Пэмми, послушай, мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение. — Я лавировала между двумя полуприцепами, почти подрезав один. Неудивительно, что вы не должны разговаривать или переписываться за рулем. — Ты можешь узнать, вылетит ли Ян обратно сегодня вечером?

Он вздохнул.

— Сначалавернись домой, твоему отцу нужно с тобой поговорить.

— Пэмми! — крикнул я в отчаянии. — Пожалуйста, Пэмми, ты можешь просто проверить для меня?

— Возвращайся домой, дорогая. Я посмотрю, что смогу выяснить.

— Спасибо! — сказала я, нажимая «Отбой» и бросая телефон на пассажирское сиденье.

Пятнадцать минут спустя я заехала на подъездную дорожку к дому родителей и в гараж. Я выключила зажигание и уже собиралась выйти, но поняла, что забыла свой телефон. Я наклонилась, чтобы взять его.

— Ты богата, — услышала я за спиной, удерживая себя на месте.

У меня мгновенно пересохло во рту, руки задрожали, дыхание стало затрудненным. Я вылезла из машины и закрыла дверь, прислонившись к ней.

— Нет, родители богаты, — сказала я ему, подражая тому, что он сказал мне за пределами своего собственного дома в Кейптауне.

Он улыбнулся мне.

— Я понимаю.

— Это меняет твое мнение обо мне? — Спросила я.

— Вряд ли, — сказал он мне, плутоватая улыбка играла на озорном лице.

Мы стояли и смотрели друг на друга.

— Моя мама рассказала мне все, — сказал он.

— Мне жаль.

— Нет. Мне жаль. За то, что она сказала. За то, что я сказал. Я просто… прости.

— То, что ты сделал для меня в суде. Это было… невероятно. Спасибо.

— Я бы сделал это снова и снова, если бы это означало твое освобождение.

Я улыбнулась. Мы стояли, снова уставившись друг на друга.

— Кто был тот парень в здании суда? — спросил он, невольно сжимая кулаки по бокам.

— Это Спенсер.

— Спенсер. Спенсер, который пригласил тебя на танцы той ночью?

— Да.

— Он влюблен в тебя, ты же знаешь.

— Нет, я…

— Да. Я видел это, — холодно ответил он, придвигаясь ближе, — но это ничего не значит.

— Неужели? — спросила я, вопросительно приподняв одну бровь.

— Да, потому что ты принадлежишь мне, Прайс. — Я открыла рот, чтобы уточнить, что именно это значит, но он оборвал меня. — И прежде, чем ты начнешь спорить со мной, — продолжил он, быстро схватив меня и крепко прижав к своей груди, высасывая из меня все дыхание. Он поднес обе руки к моей шее. Я чувствовала, как его сердце бьется рядом с моим. — Ты хочешь знать, почему я уверен в этом?

Я просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Вот откуда, — сказал он, прежде чем прижаться своим ртом к моему.

Эпилог

Ян

Ян повалился на меня сверху на матрас, томно целуя плечи и ключицы, а затем, как будто не мог дождаться, его губы в бешеном темпе скользнули вверх по моей шее ко рту. Я улыбнулась ему в губы.

— Это работает лучше, когда платье снято, — поддразнила я его.

Он сел, прежде чем стащить меня с кровати и поставить перед зеркалом.

— Ты знаешь, обычно я ненавижу свадьбы, но эта…, — сказал он, замолкая, убирая мои волосы в сторону и через плечо.

— Это было не так уж убого, — завершила я мысль. — К тому же, Риббон Кей прекрасна в это время года.

— Мм, хм, — рассеянно ответил Ян, расстегивая мне молнию сзади.

— Было мило со стороны твоего отца пожертвовать его Масего.

— Он действительно пришел в себя, — сказала я, думая о том, как изменился мой отец.

Он пожертвовал нам Риббон Кей, и это стало способом обеспечить стабильный источник дохода, поскольку мы регулярно сдавали его в аренду. Он также согласился на ежегодную стипендию в сто тысяч долларов. Это позволило нам привести детей в более безопасную среду, а также помогло позволить себе круглосуточную вооруженную охрану, на чем он настоял, что нас удивило. Внутри.

За шесть месяцев мой отец также полностью восстановил Масего. Это был самый лучший дом для детей, с которым мы когда-либо сталкивались в Уганде, во всей Африке, и он мог вместить более двухсот детей одновременно.

Когда я рассказала отцу о своих планах навсегда переехать в Уганду, он не стал сопротивляться, как я ожидала поначалу. Вместо этого он сказал, что у него есть только две просьбы. Первая, я позволила ему поддержать мое дело так, как он считал нужным. У него была непрекращающаяся потребность в контроле. Но если бы он был тем, кто проявлял великодушие, я бы не стала завидовать ему за это. Второе заключалось в том, что мы с ним начнем все сначала, что я помогу ему стать хорошим отцом, потому что, цитирую, «ты превратилась в великолепную дочь, а великолепные дочери заслуживают хороших отцов».

Ян отбросил мое белое шелковое платье в сторону и уставился на мое отражение.

Он провел руками по моим плечам, бокам и положил их мне на бедра, лукаво улыбаясь. Внезапно меня подхватили и швырнули обратно на кровать, заставив рассмеяться. Мои волосы веером рассыпались вокруг его лица. Момент быстро превратился из веселого в нечто острое.

— Я люблю тебя, Софи Абердин.

Я нежно поцеловала его в губы.

— Я тоже люблю тебя, моя вторая половинка.

Он улыбнулся на это, а затем перевернул нас обоих. Он протянул руку и включил песню «Между двумя точками», группы The Glitch Mob, играющей на нашем айподе.

Он глубоко поцеловал меня, наши языки переплелись, и произнес мое имя, приблизив мое ухо к его рту. Он укусил меня за мочку уха и прошептал:

— Кратчайшее расстояние между двумя точками — это линия от меня к тебе.

Он сдержал свое слово.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ!

Оглавление

Тщеславие

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Эпилог