КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706323 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272773
Пользователей - 124662

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Колхозное строительство 9 [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Андрей Шопперт Колхозное строительство 72

Глава 1

Интерлюдия первая

– Купил мелок от тараканов.

– И как помогло?

– Ну да, вон сидят в углу – рисуют.

Таракан Ёж время от времени поглядывал на потолок. Тот не присылал врагов. Давненько.

Ёж уже думал, что всё – не будет их больше… И именно в тот момент, когда он уже хотел поблагодарить потолок, что все его испытания закончились, это и случилось. Их были тысячи! Эти чужие тараканы просто появлялись на потолке целыми гроздьями и падали на пол. Потом крутили головами и разбегались по кухне – и так длилось несколько минут. Наконец закончилось. Ёж всё не мог прийти в себя от такого количества врагов, он вертел своей треугольной головкой и соображал, как же бороться с этими полчищами, когда в центре потолка появился ещё один. Не слишком и большой, и ничем от остальных не отличающийся. Хотя нет, всё же отличался – цветом. Он был не рыжим, а серо-коричневым. Грязным каким-то.

– Я одобряю такой лозунг: «Не бояться трудностей, не бояться смерти», – Пропищал грязный и спрыгнул с потолка.

Сейчас же его окружили орды появившихся врагов и стали что-то попискивать в ответ – а потом все вместе зашебуршали лапками и принялись хором вопить:

– Мао! Мао! Мао!

Кричали как-то пискляво всё же, и выходило у них чуть иначе:

– Мяу, мяу, мяу.

Не буди лихо… Барсик, это рыжее чудовище, появился внезапно, как вестник смерти. Как молот Тора! Блин, кто этот Тор? Вечно непонятные слова всплывают в ненужный момент. Однако «молот», увидев, сколько их, этих «мяу», выставил вперёд передние лапы и стал тормозить о надраенный паркет. Не получилось – скользко; и Кот со вставшей дыбом шерстью въехал в эту мяукающую толпу. Завизжал дурным голосом и, развернувшись на хвосте, стремительно покинул поле боя. Дезертир! Таких расстреливать перед строем надо.

Серо-коричневый после бегства Барсика-Тора встал на задние лапки, вытянул вперёд одну переднюю и пропищал:

– Враг сам по себе не исчезнет.

У каждого поколения должна быть своя война.

Преимущество на нашей стороне, а не на стороне врагов.

Орды снова принялись кричать «мяу».

И тут на кухню зашла хозяйка. Она, как и Барсик, завизжала – но, в отличие от кота, не побежала наутёк, а принялась ногами, точнее тапком, надетым на ногу, давить этих мяуистов. Эх, жаль враги быстро опомнились… Потеряв едва ли треть, они прыснули по углам – и первым бежал их Мяо, который призывал воевать. Что, трудно воевать с тапком?

Интерлюдия первая (продолжение)

На приёме у психиатра:

– Доктор, а зачем это у вас лежит тапок на столе?

– Понимаете, у многих моих пациентов такие тараканы в голове…

Через час на кухне было трое людей и ни одного таракана – мяуисты попрятались. Ёж забрался на кондиционер и наблюдал за процессом. Он отлично понимал, что без помощи людей ему с этими фанатиками не справиться – слишком их много, и слишком хорошо они организованы. В этом он уже убедился. Когда хозяйка убежала из кухни, Ёж, рассчитывая на панику в рядах противника, вместе с двумя своими сыновьями напал на первого подвернувшегося под лапу – и получил отпор.

Мелкий как-то хитро дрыгнул ногами, и двое его сыновей отлетели от мяуиста чуть ли ни на метр, а тот заверещал на своём мяучьем – и мгновенно их стали окружать десятки этих мелкотравчатых. Воспользовавшись тем, что они крупнее, а, следовательно, и массивнее, Ёж с сыновьями ретировались, оставив поле моя за противником. «Плохо. Так можно и весь авторитет растерять», – решил Ёж и задумался. В это время и пришли хозяева. Послушать нужно, что решат они.

– Ты даже не представляешь, сколько их было! Миллион!

– Прямо уж миллион? – хозяин внимательно осмотрел раздавленных. – Штук десять.

– Убежали остальные. Нужно вызывать санэпидстанцию, – это хозяйка. Да… химии тут только и не хватало.

– Химии тут только и не хватает! Это же всякие карбофосы с дихлофосами – они запрещены международной конвенцией по химическому оружию. Потом Юра чего в рот потянет, – хозяин прислонился к стенке и встал на одну ногу.

– И что делать? Как от них избавлялись в будущем? – странная женщина! Откуда хозяин может знать про будущее?

Ответила третья участница совещания:

– В будущем нет тараканов. Исчезли. Кто говорит, что из-за китайского мелка «Машенька», кто – из-за сотовых телефонов, кто – из-за микроволновок.

– Стоять! Бояться! Вика, ты мне через часик напомни про микроволновки, а то опять на год забуду. Я ведь когда министром сельского хозяйства стал, про них вспомнил – хотел попрогрессорствовать. Ничего не получилось, я ведь ничего про те микроволны не знаю. Ещё их СВЧ называли – но и тут не мой профиль. Нашёл какого-то физика, рассказал, что мысль вот такая пришла – с помощью излучения обед готовить. Он обещал подумать и исчез, ну и я закрутился, забыл. А теперь Козьмецкий есть. Сделаем.

– А сотовые?

– Группа собрана, работает. Пока не дёргаю – пусть сами чего родят. Все вводные получили. Тоже очень не моя тема.

– А тараканы? – фыркнула хозяйка, – тоже не твоя?

– Мы в общаге боролись как-то раз. Интересный способ. Победили, между прочим. Взяли трёхлитровую банку стеклянную, в неё испорченного кефира налили, а к горлышку, с небольшим напуском, дощечку приставили. Это нам старшекурсники посоветовали. Ну, мы сначала думали – издеваются над молодыми, но, тем не менее, соорудили такую голгофу, а то спать даже мешали, по голове внаглую ползали. Утром проснулись, а в банке аж кишит ими! На следующий вечер снова поставили. Ночью неожиданно свет включили – так они по этой дощечке чуть не в драку к банке бегут, и в неё ныряют. За неделю всех переловили. Потом патентованное средство весь этаж обошло, а там и другие этажи включились. К новому году в общаге ни одного таракана не стало.

– Миша, – крикнула хозяйка, высовываясь в окно, здоровенному мужику, сидящему в деревянном кресле в саду, – отправь Виталика, пусть пять бутылок кефира купит… Подожди! И ещё трёхлитровую банку берёзового сока, – она обернулась к хозяину. – Дощечку-то найдёшь?

Не зря Ёж сидел на кондиционере. Нужно будет увести пока своих из дома в подсобку. Пусть мяуисты несвежий кефир пьют. Нам потом печенек хватит.

Событие первое

Бесит, когда в моде какие-то плоские животы с отвратительными кубиками, а не твоё нежное и изящное пузико.

– Пётр Миронович, вы обедать-то пойдёте? – Филипповна заглянула в кабинет.

Штелле только отправил девчуль в аэропорт. Прилетели из Москвы, в новых нарядах. Хороши, чертовки! Дольче, используя рисунки Петра и Маши, а также бредовые идеи из кучи иностранных журналов, что скупали для него по всему миру, даже в ругаемой всеми ЮАР, создал настоящие шедевры. Белые приталенные брючные костюмы с алой и ярко-зелёной вышивкой гладью на вполне себе округлых округлостях смотрелись «дорохо-бохато» и стильно. Шарф из перьев, почти как у Элочки-людоедочки, что «исторг» из своего умища кутюрье Габанов, Пётр сразу зарубил. Не прости-господи же, а руссо-туристо, облико морале! Вместо них с помощью Вики изъяли из аксессуаров группы «Крылья Родины» связки золотых цепей и выдали секретным оружиям Кремля. В прямом смысле. Пара десятков золотых цепочек всевозможных размеров и плетений собиралась на один замок и вешалась на шею. Смотрелось дико – эдакие новые русские из 90-х, или новые негры из американских фильмов будущего. Но – взгляд притягивало на раз.

Сам костюм состоял из белых, узких, несмотря на шествующие по планете клёши, брюк-дудочек, белой же шёлковой блузки-плавки, обтягивающей фигуру во всех местах, а также укороченного пиджака до середины бедра. На брюках и начиналась вышивка гладью – вверх стремились зелёные травинки, которые переходили на пиджак и блузку, но там уже заметно реже, а по верху травинок имелись небольшие красные бутоны роз. Отдельные ростки поднимались почти до плеч, но уже без цветов.

Уже совсем готов был на прощанье перекрестить, как подумал о походке. Попросил пройтись по кабинету – не подиум, конечно, но длины для этого действа хватит.

Прошлись. Вика Керту Дирир научила – сейчас ещё так модели ходить не умеют. Эта вышагивала от бедра, так что слюни сами капать начинали. Но это Керту! Остальные «плелись галопом как-нибудь». Остановил, попросил эфиопку продемонстрировать. И опомнился. Сейчас Первый Секретарь ЦК Казахстана будет студенток восемнадцатилетних учить ходить по подиуму «от бедра»! Бред. Они потом сокурсникам расскажут – вот слава пойдёт. Будут студентки со всего советского союза приезжать и записываться на приём с целью научиться ходить так, как «только вы, Пётр Миронович, можете показать». Вот популярность КПСС в стране взлетит. Хрен приземлишь. Да ещё и жена голову отгрызёт.

– Керту. Надо в аэропорту потренироваться немного, пока мой самолётик будут заправлять и готовить. Я позвоню туда, дам команду, чтобы вам выделили помещения.

– Будить сделяно, команданте, – к пустой голове два пальца, как настоящий пиндос или поляк.

Читал Штелле как-то, что согласно одной из гипотез (романтической), подобным жестом рыцарь прикрывал глаза от ослепительной красоты дамы сердца, которая наблюдала за его выступлениями на рыцарских турнирах.

С лёгкой руки кубинок его сейчас командантой зовут в группе «Крылья Родины». Примерял как-то парадный китель генерал-лейтенантский, белый, со всеми колосьями и орденами, а в это время Маша-Вика завалилась домой с островитянками. Джанетта и говорит:

– Вы, Пьётер Мирончь, настоясчьий команданте.

Так командантой и стал.

Задание у бомб было простое. Нужно привести на просторы Родины двух Стивов – Джобса и Возняка, а заодно и Рональда Уэйна с Биллом Фернандесом. Про последних только фамилии случайно запомнил. Там ещё где-то шастает Билл Гейтс – Пётр уже хотел и его попытаться заманить, но вот про этого совсем ничего не знал. Может, он мальчик ещё. Да и компьютеров-то нет. Зачем программист? Пусть учится.

Эти Стивы с Уэйном продадут «Apple I», собранный для личного пользования в гараже в Пало-Альто, за 666,66 $. Ход такой маркетинговый. Или число зверя. Как изменили мир яблочники! Во что он по их воле превращается? Чем дети заняты целыми днями вместо игр в лапту или футбол? Прогресс. Не остановить. Ну да мы знаем продолжение этой теперь уже поговорки, что изрёк один русский военный – генералиссимус Суворов: «Если ты не можешь предотвратить безобразие, нужно его возглавить!».

Честно говоря, в гараж верилось с трудом. Историю пишут победители. Сходили ребята в музей «Ксерокса», а там – и принтер замечательный, и копир, и мышка.

Бывает, что название становится нарицательным. У нас даже глагол придумают – «отксерить». На самом ведь деле должно читаться, как «Зирокс». Ну да пусть его. Народу видней.

Примечательно, что именно специалисты Xerox в научном центре разработок в Пало-Альто (там ведь, где и гараж – бывают же совпадения!) придумали компьютерную мышь и графический интерфейс в персональных компьютерах – они применялись в ЭВМ Xerox Alto, называемой историками первым персональным компьютером в мире. Из-за огромной цены эта разработка не смогла завоевать рынок, но идеи Alto в дальнейшем были использованы компанией Apple.

А потом…

Нет, не так.

– Пётр Миронович, вы обедать-то пойдёте? – Филипповна заглянула в кабинет.

– Почему в конце знак вопроса?

– Ну, тут…

– Гражданка Непейвода!

– Ну, тут к вам посетитель.

– Как такое возможно? Кто пустил?

– Может, после обеда примете? – честная такая харя, нипричёмная.

– Опять ваш родственник? За Анатолия Дьякова вам огромное спасибо – уже многие миллионы своими прогнозами принёс, а ведь ещё и учеников готовит. Этот из этой же серии?

– Этот, муж говорит, ещё круче. Не успел – я хотела, чтобы он перед тем к вам зашёл, как вы девушек в США отправите. Самолёт задержали.

– Ну, что ж, давайте его вместе с чаем и конфетами.

– С «Гулливерами»? А тот тут от де Голля французские остались.

– Гадость. Много чего умеют делать, а вот с конфетами беда. Или, может, генерал специально невкусные привёз?

– Тогда с «Гулливерами».

Ушла. Интересно, неужели есть люди круче Дьякова? Этот чего предсказывает? Будущее?

Глава 2

Событие второе

Журнал «Космополитен» решил создать портрет идеальной женщины. Для этого взяли глаза Элизабет Тейлор, нос Клаудии Шифер, волосы Кристины Агилеры и губы Анджелины Джоли.

В результате компьютер выдал фотографию Сергея Зверева.

– Папа Петя, ты там уснул? – пробился сквозь вату в ушах голос Маши, – Ужинать мама Лия зовёт.

Штелле сидел под яблоней в саду и отмахивался газеткой от мух. Конкретно мешали. Вот нет в природе совершенства! Днём жара была несусветная, больше тридцати трёх градусов «повешенный» в комнате термометр фиксировал. Вышел Пётр на улицу, сел в тенёк под эту большую яблоню, и… пот полился в три ручья. Пришлось опять идти в кабинет под кондиционер. Там прохладно, но его рычание отвлекало и сбивало с мысли.

Дождался вечера – стало полегче, и ветерок даже небольшой появился, что для зажатой в ущелье Алма-Аты редкость. Вышел на улицу снова, сел в это самодельное деревянное кресло и, прикрыв глаза, опять стал пытаться решить, что с новыми знаниями делать. Аромат Апорта, ветерок, почти прохлада. Где-то фоном, совершенно не мешая, бренчит на гитаре Маша-Вика, вспоминая очередную нетленку, которую надо у загнивающего Запада украсть. Что-то заунывное – «скорпионс», кажется. Почти идиллия. Можно и вспомнить во всех деталях разговор с очередным чудаком-изобретателем Гороховым, но… Это проклятое «но» есть всегда. Вылезли из каких-то своих щелей мухи. Вроде специально участок лишён всех мест, «перспективных» для этих тварей – нет ни «туалета типа сортир, обозначенного на карте буквами Эм и Жо», ни компостных куч, и даже трупы мышей, что регулярно приносит к крыльцу французский кот Персик, и те пакуют в полиэтиленовые мешки, и утром Пётр их выбрасывает в мусорный контейнер в городе. Словом, ничего, где эти гады могли бы отложить своих личинок-опарышей, нет. А вот мухи есть. Парадокс.

Горохов – это очередной родственник Филипповны. Оказалось, что товарищ – изобретатель, а его нехорошие дядьки зажимают. Не дают денег на создание придуманного им чудо-аппарата, что перевернёт мир. Дядька-родственник – холерик. Только что без пены, но всё равно яростно доказывал Петру запредельную нужность его «интеллектора». Родственник был немного похож на Эйнштейна – на ту его фотографию, где он показал язык доставшему «великого» фотографу, который попросил его «чиз» произнести. Хотел фотохудожник улыбку гения, а совершенно случайно получил самую известную в мире фотографию. У Горохова волосы ещё только чуть на висках седеть начали – всего тридцать пять лет, но вот залысины уже приличные, лоб здоровущий открывают. Волосы тоже взлохмачены – то ли венком, то ли шапкой затылок окаймляют. Сел он за стол в кабинете напротив окна, и лучи светила, пробиваясь сквозь вздыбленную запускаемыми в неё пальцами шевелюру превратились почти в нимб. Так по заслугам, может, точно святой.

Выслушал Пётр подвижника и понял, почему Филипповна хотела, чтобы троюродный дядька двоюродной сестры внебрачной бабушки появился раньше, чем Тишков отправит секретное оружие Кремля к пиндосам. Арсений Анатольевич изобрёл персональный компьютер. В 1976 году это изобретение повторят Джобс с Возняком и примкнувшим к ним Уэйном – а тут вот сидит за семь лет до этого наш русский изобретатель и показывает ту саму схему, что и повторят яблочники. И показывает не каракули на школьной тетрадке – хотя их тоже. Горохов показывает патент. Всё как положено: «Клиент?» – «Фас! Профиль!» – «Гонорар?» – «Пока шо задаток».

Работает родственник в «почтовом ящике» – Омский НИИ авиационных технологий. Это подразделение завода «Полёт», который выпускает ракеты и космические аппараты. И придумал он компьютер для того, чтобы облегчить работу инженерам и чертёжникам.

– Допустим, надо сделать деталь. Сидит группа конструкторов, готовит чертёж. Затем группа математиков преобразовывает размеры и координаты в математические формулы. А формулы превращают в программу для ЭВМ – и пишут её на 20 листах, после чего несут девочкам-машинисткам. Те печатают на специальных машинках, набивают символы и дырки – получается перфокарта. И вот, наконец, набор перфокарт закладывают во фрезерный станок. Он считывает программу и точит из болванки деталь. А теперь представьте, что машинистка отвлеклась губки подкрасить, в зеркальце поглядеться, и вместо 23-й строчки стала печатать 25-ю. Вся работа насмарку! Слишком много звеньев в этой цепочке, слишком велик риск человеческой ошибки!

Продвинутый у них НИИ – ЭВМ есть. «Наири», наверное.

Назвал своё изобретение омич круто: «Устройство для задания программы воспроизведения контура детали». Так, во всяком случае, указано в патенте, авторском свидетельстве № 383005, от 18 мая 1968 года. Название не сам придумал – надоумили в одном учреждении. Пётр себе галочку в мозжечке поставил – устроить потом у них Армагеддец, но не из-за того, что пять лет гоняли Горохова, а с точностью до наоборот: почему запатентовали и обнародовали? Дебилы там, что ли сидят, и про воровство технологий не слышали?

Предназначался разработанный аппарат прежде всего для создания сложных инженерных чертежей. Сам Арсений Анатольевич предпочитал называть аппарат экзотически: «программируемый прибор-интеллектор».

Посмотрел Пётр чертежи. «Интеллектор» имеет монитор, отдельный системный блок с жёстким диском, устройством для решения автономных задач и персонального общения с ЭВМ, материнской платой, памятью, видеокартой и прочим, за исключением компьютерной мыши. Ну, мышь есть уже – купим у «Ксерокса», добавим.

Изобретение запатентовали, но денег на опытный образец не дали, попросили подождать. Самому раздобыть необходимые 80 000 рублей простому советскому инженеру не удалось. Он взялся за новые проекты, а великое открытие так и осталось на бумаге с водяными знаками.

– Чего это ещё за новые проекты? – прямо ожидал услышать чего-то сверхъестественное, ну и услышал.

– Плоттер! – послышалось, мозг перевозбудился. – Графопостроитель. Нужно же потом чертежи на бумагу перенести!

– Графопостроитель? А почему интеллектор? Слово какое-то не наше.

– Я стал думать, как упростить процесс, укоротить цепочку, избавиться от перфокарт. Взялся за разработку устройства, которое само чертило бы контур детали по заложенной в него программе. И уже тогда понял, что это нечто большее: если снабдить подобными аппаратами всех сотрудников предприятия и объединить их в единую сеть, рабочий процесс станет более эффективным. Одним словом – интеллектор!

Вот – сразу интернет, плоттер и компьютер. Может, не нужен Возняк? Сейчас спросим.

– Арсений Анатольевич, а как вы себе жёсткий диск представляете?

– Что такое жёсткий диск?

– Ладно, чуть позже. Расскажите-ка мне про ваши попытки получить патент.

– Попытки – пытки… На то, чтобы получить авторское свидетельство, у меня ушло почти пять лет. Во Всесоюзном научно-исследовательском институте государственной патентной экспертизы, где рассматривают заявки изобретателей, просто не могли взять в толк, что это за прибор, и сомневались, что он вообще может существовать.

– Почему? Какое давали заключение?

– Они не могли поверить, что такое программируемое устройство можно собрать, и оно будет работать, – грустно засмеялся Горохов.

– И…

– Началась у меня переписка с сотрудниками ВНИИГПЭ. Вдумчивые люди, – подёргал кончик носа Горохов. – Искали зацепку, как сделать, чтобы в моём изобретении не было новизны – так положено. Открытия в СССР не регистрируют – только изобретения. А согласно патентному праву, для регистрации изобретения надо провести его экспертизу, найти прототип или аналог. В моём же случае не было ни того, ни другого! Оно будто с Луны свалилось. В других странах таких патентов они тоже не нашли. Я получил от них письмо: приезжайте, побеседуем. Поехал в командировку в Москву. Женщина, которая рассматривала мою заявку, вышла со мной на лестничную клетку и говорит: «Советую вам взять в качестве прототипа своего изобретения топор». – «При чём тут топор?!» – спрашиваю. – «Да чтобы не было новизны!»

В конце концов, эта моя заявка попала к сотруднику, с которым удалось найти общий язык. Оказался родом из Новосибирска – почти земляк. Он-то и помог мне составить описание. Предложил сделать из интеллектора прибор для рисования, иначе бы авторское свидетельство вообще не дали. И название придумал – «устройство для задания программы воспроизведения контура детали».

Пётр ещё раз прошёлся по описанию. Преобразователь – то, что потом будут называть материнской платой. Блок управления. Блок вывода программы. И запоминающий блок – то есть жёсткий диск.

Какое отношение это имеет к персональному компьютеру? Конечно, то, что было запатентовано, персональным компьютером не является – это какой-то электронный вычислитель для решения более-менее узкоспециальной задачи.

Однако, если кое чего добавить и написать нормальные программы, то один шаг останется до компьютера. И этот шаг – процессор «Интел». Подождём, не будем бежать вперёд паровоза.

– Как на производстве отнеслись к вашей победе над бюрократами?

– Вернулся я в Омск, предложил своему руководству включить средства на создание интеллектора в бюджет института и услышал в ответ: «Горохов, угомонись, наконец! Авторские получил? На доску почёта тебя повесили? Что тебе ещё надо? Премию за изобретение в размере 50 рублей получил? Правда, угомонись!».

– Верное решение.

– Почему? Я думал, мне сказали…

– И сказали правильно.

– Ничего не понимаю… – опять полез нимб создавать обеими пятернями.

– Почему Циолковский ракету не построил?

– Думаете?

– Точно знаю. Я дам вам, товарищ Горохов, куда больше, чем восемьдесят тысяч – нет, их, если надо, конечно, тоже дам. Езжайте, увольняйтесь – и приезжайте сюда. Фамилию «Козьмецкий» слышали? Вот, поступите в его министерство. Мы как раз создаём группу по разработке именно такого устройства. Купим сотню цветных телевизоров во Франции, у «Ксерокса» приобретём компьютерную мышь и графический интерфейс. У них же – клавиатуру. А вы пока с Козьмецким переговорите, чего вам для счастья надо. Сколько сотрудников, размер лаборатории. Где и какие детали с элементами достать. Какие станки с ЧПУ, чтобы на них обкатывать ваше детище. Тоже ведь лучше, наверное, японские или французские. Ну, а в скором времени к вам из Америки помощники подтянутся. Головастые пацаны. Да, если нужно любого человека откуда угодно изъять и в вашу новую группу устроить – то не стесняйтесь. Даже если это академик Лебедев. Будет на вас работать…

– Папа Петя, ну ты ужинать идёшь или нет? Все уже за столом, – вот вечно на самом интересном месте.

– Иду, Маша, иду.

Пока шёл в дом, вспомнил пиетет, что слышался в голосе Горохова, когда он «Наири» упомянул. Машина стоит 50 тысяч советских рублей, то есть 70 тысяч долларов – и занимает целую комнату. И просто подключена к пишущей машинке. А ещё есть ЭВМ «Минск-32». И вроде бы на Украине своя.

Срочно нужен Джобс. А ещё – товарищ типа Эндрю, который всё может достать и всех купить. Предстоит борьба с «Интелом». Лучше бы его победить и сделать ручным.

Глава 3

Событие третье

Маленький Изя, потерявшись, отправился в ближайший морг, чтобы мама нашла его быстрее.

– Сёма, я сегодня сдала на права! Теперь в Одессе будет одним пешеходом меньше!

– Ох, Розочка, боюсь, шо не одним!

– Здравия желаю, Пётр Миронович, – генерал армии Николай Григорьевич Лященко почти строевым шагом вошёл в кабинет и отдал честь.

– И вам не хворать. Победили? – Пётр попытался привстать из-за стола, но проклятые спицы зацепились за угол этого кунаевского монстра красного дерева, и он плюхнулся назад.

– Сидите, сидите! Вечно вы, молодёжь, спешите, – командующий Среднеазиатским военным округом, подошёл к столу и, чуть перегнувшись, подал руку.

– Что с Бомбой? Мне ваш помощник сказал, что обезвредили.

– Так точно. Были проблемки – всё у них тяп-ляп собрано. Того и гляди, на куски развалится…

– Ну да – китайское качество. Неужели это и на атомную бомбу распространяется? Сложнейшее же устройство, – Тишков нажал на кнопочку, вызывая Тамару Филипповну.

– Уже несу, Пётр Миронович, – в эту же секунду раскрылась дверь.

– Быстро вы, Тамара Филипповна. А вдруг я коньяк с лимончиком хотел попросить у вас?

– Ерунда какая! Вы же на антибиотиках, и сто раз мне говорили, что их нельзя с алкоголем, – Филипповна поставила на стол поднос с двумя полными краснотурьинскими кружками с рисунком двух дерущихся вставших на задние лапы медведей – белого и бурого. Наверное, невозможная в природе схватка – ну, если только в зоопарке. Но вот нарисовали учащиеся художественного училища в родном городе, прислали. Петру и сам факт, и рисунок понравились – держал для особых гостей. Командующий округом был из таких. И новость опять же хорошая: Бомбу с китайского самолёта достали и обезвредили. А то хоть и заверяли военные, что всё идёт штатно, но Тишков им сильно не верил. Зачем тогда разбирать её прямо в непосредственной близости у хоть и не миллионного города, но всё же столицы, как ни крути?

– Сложного в их бомбе ничего и нет. Обычная плохая копия американского «Малыша», что те на Хиросиму сбросили.

– Бомба атомная, и ничего сложного?

– А вы что, Пётр Миронович, не знаете, как «Малыш» устроен?

– А должен? – а на самом деле, должен или нет? Наверняка в будущем в интернете можно было найти – но он всё больше смородиной да яблонями интересовался, а вот «подсмотреть» устройство ядрёного батона так и не удосужился.

– Член Политбюро! Конечно – хотя бы в общих чертах. Вдруг где на высшем уровне за рубежом разговор зайдёт – а вы и не в курсе.

– Так зачем я им буду рассказывать про устройство атомной бомбы – это ведь секрет? – что-то Пётр понять не мог, Ляшенко издевается над ним или всё серьёзно говорит.

Генерал глотнул из кружки чаю с пустырником – для успокоения нервов и аромата.

– Ууу, как у нас в Одессе. Забытый вкус.

– Так вы, Николай Григорьевич, одессит? А ну, скажите чего! Там есть такие перлы…

– Вэй змир! Я имею Вам кое-что сказать… Этот Мао, откуда он только такой взялся? Порядочный прыщ. Ему надо снять штаны и надавать по морде.

– Замечательно!

– Ещё Тургенев сказал: «Бережите нашего родного русского языка».

– Ну, теперь про Бомбу – раз вы говорите, что там всё просто.

– Да даже ещё проще! Представьте ствол гладкоствольной пушки. С одного конца – заряд, и потом шесть близко расположенных колец из урана. На противоположном конце – ещё шесть колец из урана, надетых на стержень и хорошо закреплённых, тоже с небольшим зазором. Они меньшего диаметра. Их наружный диаметр равен внутреннему диаметру первых колец. Пушка стреляет, и первые кольца надеваются на вторые. Всё, начинается деление – и БАХ.

– Действительно. Понятно, что уран нужно получить определённой чистоты, и в этом вся сложность. А ведь обогатительные заводы Китая продолжают работать. Американцы до Баотоу так и не долетели.

– Так, насколько я знаю, Баотоу отойдёт Монголии, – допил остатки Ляшенко одним глотком.

– А китайцы об этом знают?

Интермеццо первое

Японец возвращается из поездки по России. Собрались родственники и спрашивают:

– Очень ли трудный русский язык?

– Оченна, оченна турудная… Ситолько расных слов… у кашдого слова синонимы… ситолико расных заначений – и все это надо держать сидеся (постучал себе по голове), в зопе…

Генерал Су Юй посмотрел наверх. Там, в блёклой синеве бездонного неба, сменяли друг друга тучи и облака. Серые тучи пытались завоевать белые облака, и казалось, что уже близко поражение – но нет, белые не сдавались, и серые «проходили» мимо. Так часто бывает и в жизни, когда зло сменяет добро – но добро всегда побеждает, насколько бы оно не уходило в тень. «Облака – это призраки давно поверженных драконов…» – красиво сказал кто-то из древних мудрецов.

В юго-восточной стороне, там, где море, там, где война, возвышалось кучевое облако с вершиной, напоминающей огромную наковальню. Солнце, висевшее над горизонтом, подсвечивало наковальню так, что она сияла ослепительной белизной, но ниже цвет облака менялся. Там были тысячи оттенков серого – от почти белого до тёмного-претёмного, почти чёрного, и к этому великолепию возрождающееся солнце добавляло нежно-алые, розовые и красные мазки.

В старых книгах сказано: «тот, кто смотрит на облака, не жнёт». То есть не думает о хлебе, не сеет и не убирает – но люди, которые смотрят в землю, кормят его. Зачем-то им надо, чтобы были люди, смотрящие на облака.

Генерал прикрыл глаза и, опустив голову, вновь открыл их. Блики и пятна от яркого облака стали постепенно слабеть. Показалась другая картина, не менее чудесная, чем та – наверху.

Туман тончайшим голубым батистом расстилался по полю, поднимаясь густым сероватым паром к розово-малиновому небу. Влажный чистый воздух, чуть мерцая и переливаясь, поднимался от его ног и стремился заползти в лёгкие. Заполнить их свежестью и ароматом полей и утра. Зелёные нескончаемые поля, растянутые на многие ли, соединялись с небом где-то у горизонта, словно лестница к облакам – но только на этот сказочный утренний миг, когда границы неба и земли были спрятаны от реальности нежной дымкой тумана.

Су Юй вновь прикрыл глаза и попытался вспомнить любимый стих в жанре Юэфу. Ему больше двух тысяч лет, но разве что изменилось.

Здесь, на юге Китая -
словно кусочек рая.
Лотоса сочная зелень
на реках моей страны.
И рыба с радостным сердцем
меж белых цветов играет.
И снятся речным деревьям
прекрасные светлые сны.
Пусть он сейчас не на юге, а на севере, и вон за теми горами – не прекрасные реки, а выжженная солнцем пустыня. Всё равно это Китай. Его Китай. И именно ему, генералу Су Юю, выпала честь защитить свою страну. Спасти от безжалостного агрессора.

– Пора, – Не Жунчжэнь тронул его за плечо.

– Пора, – генерал выкинул из головы красивости и подошёл к громадному чужому самолёту.

– Пора, сын.

Одиннадцать человек отдали, пусть и немного вразнобой, честь и стали забираться на чужую птицу, подбитую, но вылеченную. Один за одним застрекотали, а потом и заревели пропеллеры на крыльях. Серый гигант вздрогнул. Сначала он двигался медленно, словно предлагая людям одуматься и повернуть вспять. Потом, поняв, что глупые людишки не успокоятся, вестник смерти ускорил бег, тяжело, с подскоком, оторвался от земли и ушёл в небо – к тому самому облаку в виде наковальня. Там враг. И буквально через пару часов – да даже и раньше – враг поймёт: зря он напал на Китай, посчитав его слабым. У его Родины есть ещё зубы – и вот через эти два часа один из них перекусит гадкую белую шейку американской обезьяны.

Не Жунчжэнь хлопнул старого друга по плечу:

– Они вернутся. Я знаю.

Генерал кивнул головой, как бы соглашаясь. На самом деле призрачный шанс был. Даже была какая-то небольшая вероятность, что самолёт долетит, сбросит бомбу на цель, и бомба взорвётся. Они предусмотрели всё – всё, что возможно. Были, однако, тысячи «но». Самолёт был древний. Он почти двадцать лет простоял в ангаре, и только два человека поднимали его два десятка с лишним лет назад в небо – один раз. И эти старики сейчас управляют им. Тот полёт закончился неудачно – самолёт сел очень жёстко, и его пришлось восстанавливать по кускам, используя даже передаваемые корейцами обломки сбитых американских бомбардировщиков.

Самолёт «Боинг Б-29», «Суперкрепость», был сбит русскими в ходе Корейской войны. Тогда ещё СССР и КНР были лучшими друзьями. Проклятый Мао! Сколько полезного передали русские его народу, сколько знаний. Зачем было всё это ломать? За эти десять лет Китай бы поднялся с помощью русских друзей так высоко, что «лаоваи», эти заморские черти из страны злобного и жадного дяди Сэма, не рискнули бы напасть. Но что есть – то есть. Теперь СССР – тоже враг. «Страна медведей», «Волосатия». Мао не скупился на прозвища. Впрочем, северный враг менее страшен, чем «вайгожэни» из США. Они не бомбят мирные города, не сбрасывают атомные бомбы на беззащитных людей. Мао истратил огромные деньги, чтобы нарыть подземных убежищ и хранилищ под Пекином и ещё десятком городов. И что? Это помогло? Там, может, и укрылись военные – но люди гибнут миллионами. Пора положить этому конец. И вот только один трофейный самолёт способен на это.

Он несёт третью водородную бомбу Китая. Две первых взорвали на полигоне Лобнор, недалеко от высохшего озера. Третью, по счастью, не успели. Подземное испытание было запланировано на середину сентября этого года. Когда всё это началось, она как раз двигалась к полигону.

У бывшего начальника генерального штаба НОАК совсем было опустились руки, когда США начал сбрасывать на города Китая атомные бомбы – и тут позвонил Не Жунчжэнь, его предшественник в Генштабе, а теперь глава госкомитета по науке и технике, возглавляющий ядерную программу КНР.

– У меня есть бомба мощностью почти в десять мегатонн. Сможешь ли ты доставить этот подарок «стране Сэма»?

– Нет. Только Японии. Там сейчас много кораблей «лаоваи».

– Тогда я разворачиваю поезд.

А потом началась гонка. Нужно было найти экипаж на американский самолёт. Конечно, переданные СССР самолёты ТУ-4 были почти точной копией этих «суперкрепостей» – но приборы были другие, единицы измерения другие, и сейчас Ту-16, или «Сиань H-6», что выпускает Китай, сильно отличаются от своего дедушки. И всё же, несмотря на неразбериху и всеобщую панику – ведь страна во время войны осталась без единого руководства, и жив ли хоть кто из этого самого руководства в Пекине – вообще неизвестно… Так вот, несмотря на всё это, генералу удалось сформировать экипаж, и даже найти этих двух уже пожилых полковников, что двадцать лет назад подняли и посадили «Суперкрепость». Пусть и не очень удачно. Командиром же экипажа из одиннадцати человек Су Юй поставил своего сына подполковника Су Жуншэня.

Самолёт был огромен. Длиной в тридцать метров, с размахом крыльев сорок три и высотой почти девять. С пятиметровыми винтами и максимальной взлётной массой более шестидесяти трёх тонн, из которых двадцать пять – это топливо. Крейсерская скорость монстра хоть и была невелика – всего 547 км/ч, зато в снаряжённом виде, то есть с термоядерной бомбой, он мог пролететь почти шесть тысяч километров, и этого вполне хватало, чтобы сбросить бомбу на шестой или седьмой флот – на тот, что будет ближе к Японии, чтобы и этим врагам Китая досталось. Ведь эта бомба в тысячу раз мощней тех «Малыша» и «Толстяка», что в 1945 году американцы сбросили на Японию. Хватит и флоту США и «гоугуожэням» (жителям собачьего государства). Пусть «гуйцзы», то есть черти, отплатят за все свои прошлые дела.

(Кстати, эта нелюбовь китайцев к японцам сохранилась и в наши дни. Несколько лет назад был большой скандал: в Японии люди, поевшие произведённых в Китае пельменей, начали массово отравляться. Как выяснилось, во всем был виноват проверяющий качество готовой продукции в китайской фирме. Он из идейных соображении подсыпал яд в экспортные пельмени, движимый праведным желанием потравить как можно больше чертей, – от автора.)

У американского серого монстра было три герметичных кабины для экипажа: передняя – для семи человек: командир, второй пилот, штурман-бомбардир, бортинженер, старший штурман, штурман-оператор, бортмеханик, средняя (хвостовая) – для трёх стрелков и кормовая – ещё для одного автономного стрелка. Передняя и средняя кабины соединялись герметизированным лазом-воздуховодом. За передней кабиной располагался бомбовый отсек, где сейчас и лежала бомба длиной четыре с половиной метра и массой более пяти тонн.

Су Юй со вздохом проследил за исчезающим в облаках самолётом. Был ли у сына шанс вернуться? Да, топлива хватит с избытком, несмотря на совершенно не прямой маршрут. Самолёт должен был долететь до места, где гремели битвы Корейской войны, и уже оттуда повернуть на юг, изображая американцев-беженцев. Будем надеяться, что такая маскировка сработает. А вот вернуться назад, учитывая силу взрыва… Да, бомба спускается на парашюте, и есть время удалиться на приличное расстояние – но это для простого ядерного взрыва мощностью в пару десятков килотонн. А здесь мегатонны. Надо надеяться.

Теперь уже от Су ничего не зависело. Можно стоять и смотреть в облака.

Облака плывут куда-то
В небе синем далеко…
Знать бы, что для счастья надо?
Станет на душе легко…

Глава 4

Интерлюдия вторая

Идут два моряка по Марселю и видят священника, у которого одна рука в гипсе. Поравнялись, моряки приветствуют с почтением:

– Добрый день, падре. Что у вас с рукой?

– Спасибо, дети мои! С рукой ничего страшного – я с биде упал.

Моряки поклонились и пошли дальше. Отойдя немного, один моряк спрашивает другого:

– А что такое «биде»?

– Не знаю, я лет десять в церкви не был…

Военно-морская база США Сасебо, главная база района, бурлила. Остров Кюсю кроме самой базы Сасебо известен ещё одним городом – это Нагасаки, тот самый, получивший в подарок «Толстяка». Вторая атомная бомба после «Малыша» должна была упасть на арсенал Кокуры – самую что ни на есть военную цель, однако не все дяде Сэму масленица. Вмешались облака, закрывшие уже почти обречённый город, поэтому «Толстяк» уничтожил запасную цель – Нагасаки. Тоже облака прикрыли, потому разрушения и были слабее, чем от первого взрыва в Хиросиме, хотя сама бомба – мощнее, в ней был уже плутоний, а не уран. Вместо жилых кварталов попала в промзону. Зачем заводы рушить? Потом восстанавливать же.

С середины прошлого года название Сасебо стало ассоциироваться и с бурными выступлениями против американской агрессии в Индокитае, а также с именами джи-ай, дезертировавших из армии. Японские активисты общественной организации «Мир Вьетнаму» переправляли их, в том числе и из Сасебо, на конспиративные квартиры в Токио. Затем с помощью сотрудников советского посольства они добирались на советском судне «Байкал» из Иокогамы до Находки, далее через СССР в Швецию и другие нейтральные страны. С началом войны с Китаем количество дезертиров утроилось. Прямые военные потери США исчислялись уже десятками тысяч, и этому не было видно конца. Конечно, патриоты и «капитаны Америки» есть всегда – но и они, наверное, не сильно спешат умереть непонятно за что на чужой войне. В армии ходили упорные слухи, что в эту непонятную войну Америку втянули купленные «комми» политики. В том числе болтали, что куплен и сам гарант конституции – президент.

Город был полон раненых, заболевших и журналистов, а ещё – шпионов половины государств Мира. Город бурлил. Город ощетинился зенитками, Город не спал. К Сасебо подтягивались притопавший на помощь Седьмому флоту почти в полном составе Шестой, часть резервного Третьего и всё более или менее значимое из Второго – Кубу бросили на произвол судьбы. Не до блокады.

При этом на некоторых кораблях Шестого и Второго флотов дело если и не доходило до бунтов и открытого неповиновения, то и образцом дисциплины назвать их было затруднительно. Роптали, плевали офицерам в спину, симулировали кучу болезней, а при малейшей попытке судового врача указать на факт симуляции поднимался крик и ор. Народ насупливался, и дешевле было списать мнимого больного на берег в Сасебо, чем доказывать экипажу, что их товарищ просто трус.

Наконец, вице-адмирал ВМС США Дэвид Чарльз Ричардсон, командующий шестым флотом, «уговорил» министра обороны США Мелвина Лэрда собрать совещание на борту его флагмана – ракетного крейсера «Литл-Рок». Повестка дня наипростейшая – их дальнейшие совместные действия.

А если перевести с военно-морского на гражданский, то: «Какого дьявола их согнали со всего мира помогать этим утыркам?!! Этому Яхт-клубу?!» Седьмой флот США был известен под насмешливым прозвищем «Яхт-клуб Тонкинского залива», поскольку большая часть операций флота проводилась именно там – далековато от фронта, зато поближе к Токио и его публичным домам и забегаловкам. Командовал Седьмым флотом США с 1967 года адмирал Уильям Флойд Брингл.

Прибыл адмирал Брингл на плавбазе гидросамолётов «Солсбери Саунд» – том самом первом корабле ВМС США, проводившим операции в прибрежных водах Вьетнама. Легенде, уже застолбившей себе место в музее.

От Второго флота прибыл только-только повторно вступивший в командование вице-адмирал Альфред Гюстав Уорд – при этом никому не было понятно, зачем устроили эту рокировку, ведь бывшего командующего флотом отправили туда, откуда забрали Уорда, а именно – представителем США в Военном комитете НАТО.

Кроме адмиралов и их штабов на борт ракетного крейсера «Литл-Рок» поднялся и один четырёхзвёздный генерал – Эрл Уилер, председатель объединённого комитета начальников штабов.

По правому и левому борту штабного флагманского корабля отшвартовались два монстра – авианосцы «Эссекс» и «Индепенденс». Вообще, штаб-квартира Седьмого флота находится в городе Йокосука, что в японской префектуре Канагава – но шла непонятная война, и практически весь флот был у Сасебо. А теперь с подошедшими Третьим, Вторым и Шестым флотами количество кораблей на внешнем рейде переваливало за сотню – и хорошо переваливало.

Кают-компания «Литл-Рока» была не огромна, но всех генералов и адмиралов вместила. Долго усаживались по ранжиру. Не местничество – но всё же, чем больше звёзд на погонах, тем ближе к начальству.

– Джентльмены… – договорить министр не успел.

Интермеццо второе

Очень злые пчелы тайком какают в мёд.

– Люся,
что-то я не вижу твоих любимых джинсов…

– А я их выбросила.

– Почему?

– Я в них последнее время чувствовала себя пчелой.

– Как это?

– В попе жало.

Полковник напоминал Федьку – и не тем, что был такой же круглолицый казах. Хотя, внешне всё-таки тоже похож – наверное, таким Фахир Бектуров будет лет через двадцать, когда наберёт веса, заматереет. Будущий начальник походил на сорванца-сержанта любопытством и улыбкой. Она, казалось, не сходила с его лица, и лишь однажды, когда разговор зашёл о китайцах, полковник Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, лицом потемнел, брови сдвинул и улыбаться перестал.

– Чуть не миллион человек пересёк границу! Можно не сомневаться, что среди них и пара десятков шпионов затесалась. Как проверить миллион человек? Ну да, это не твои заботы. Ты, если возглавишь группу, то конкретно безопасностью Первого секретаря будешь заниматься – и семьи, понятно.

– Семьи? Там ведь две девочки из «Крыльев Родины»? Они по всему миру летают, там десятки тысяч зрителей на стадионах! – присвистнула Кадри, вспоминая фильм о соревновании «Крыльев» с «Битлами».

– Работать всегда тяжело. На кровати вон лежать легко, – во второй раз нахмурился полковник. – Все десять тысяч ведь стрелять не будут. Твоё дело – выявить снайпера, если он будет, конечно. Придёшь на место концерта, оглядишься – и выбирай, откуда бы сама стреляла, несколько самых перспективных мест. Туда засаду и пошлём. Мне Цинев на группу «Крылья Родины» десять человек выделил. Она стране столько валюты зарабатывает, что безопасность этих артистов непосредственно на контроле у Председателя КГБ.

– Я ведь ещё месяца три буду с этой конструкцией ходить. Что я из больницы могу?

– Тут такое дело, – полковник вновь расцвёл широкой улыбкой, – тебе же можно двигаться, да я с докторами говорил – даже нужно?

– Говорят, – Кадри усмехнулась. Подниматься по лестнице, а особенно спускаться – то ещё удовольствие.

Словно угадав её мысли, Жалмагамбетов кивнул за окно:

– Второй этаж. Туда-сюда прыгать неудобно. Наше управление соседний с теремом Петра Мироныча дом выкупило у семьи одной, им уже квартиру по их выбору предоставили. Там домишко небольшой – две комнаты. Одну занимай. Можно уже завтра – ремонт сегодня заканчиваем. А на процедуры сюда или в поликлинику отвезут. За тобой будет машина с водителем закреплена. Прыгай там по лесу. Прямо за участком – ельник, яблони дикие. Осматривайся. Фахира Бектурова натаскивай – он потом на гастроли с группой поедет, я узнавал, у них тур намечается по Франции, сам де Голль пригласил.

– Там хоть туалет-то есть? А то мне с ногой по кустам…

– Не дрейфь, майор. Хозяин домика был мастер на все руки. Прямо в доме и душ, и туалет – там ведь городская канализация проведена.

– Если яблони, то согласна. У нас дома тоже в саду две яблони росли. Весной словно ветер шумел – столько пчёл на них слеталось.

– Вот и замечательно, – полковник встал, протянул руку. – До завтра, майор. Пойду китайских шпионов ловить.

Интермеццо третье

Сидят два чукчи, пилят бомбу. Проходит мимо мужик:

– Эй, вы что делаете, она же взорвётся!

– Хереня, однако, ничего стластного, у нас ессё одна есть!

В голове подполковника Су Жуншэня, сидевшего в головной герметичной кабине Суперкрепости, всплывали вопросы из прочитанной давно, ещё до разрыва отношений с Советским Союзом, газеты.

Там спрашивал автор: зачем проклятые американцы сбросили на бедную, несчастную Японию, две атомные бомбы? Ведь убили чуть не двести пятьдесят тысяч мирных жителей, когда война Японией была уже проиграна, и вот-вот в войну должен быть вступить СССР, чтобы добить японцев на материке. В академии тоже разбирали этот вопрос. Всё было не так. Эта пропагандистская статья – просто один из элементов «Холодной войны». Очернить противника. Изобразить американцев извергами, которые из-за своих преступных наклонностей убили бедную несчастную японскую девочку. Десятки тысяч бедных несчастных японских девочек.

В академии чётко доказывали, что американцы сбросили бомбы из человеколюбия – и это было истиной.

Стоит начать с того, что из тысяч погибших в Нагасаки большинство были мужчинами – рабочими и военными, ведь бомба упала на промзону. «Товарняк», именно так называлась «Суперкрепость» майора Суини, должен был сбросить «Толстяка» на Яхату – военный порт Японии с кучей складов.

Экипаж «Товарняка» больше часа отчаянно пытался прорваться сквозь тучи и дым, чтобы найти цель и сбросить бомбу. Три захода – без результата. Хуже того: облачность разошлась над пылающей от обычной бомбардировки Яхатой. Её мощные зенитные батареи стали с огромной скоростью бить по паре «суперкрепостей». И ещё радист доложил: судя по переговорам на японских частотах, к ним стремительно приближались японские перехватчики.

Когда разрывы зенитных снарядов стали расцветать непосредственно возле хвоста самолёта, майор Суини принял решение немедленно убраться из негостеприимной Кокуры и попытать счастья с запасной целью – Нагасаки.

А ещё майор на свой страх и риск взлетел с неисправным топливным насосом, из-за чего впоследствии так и не получил никакой награды за успешный взрыв «Толстяка». Тогда же неполадка насоса «Товарняка» оставляла горючего на единственный заход на цель, и не факт, что потом им удастся дотянуть до ближайшего аэродрома на острове Окинава.

Пока они летели, и здесь всё затянуло тучами. Майор Суини собрался уже пренебречь строгими инструкциями и сбросить бомбу по показаниям радара – и вот тут бомбардир капитан Бихэн увидел цель. В бомбовом прицеле появился разрыв в тучах, где проступил силуэт стадиона Нагасаки. Площадка располагалась всего в 2,5 километрах от запланированной точки сброса. Спустя 45 секунд ярко-жёлтый «Толстяк» вывалился из «Суперкрепости» и помчался к земле.

Что же взорвал майор? Понятно, военный порт, плюс базу камикадзе – двести взрывающихся катеров Shinyo и сотню катеров Renraku-tai.

Даже изданная в СССР книга «Поражающее действие атомных бомб» (1954), где обличали «варварскую бомбардировку», упоминала «крупные промышленные предприятия (сталелитейные, судостроительные, машиностроительные и оружейные заводы)» Нагасаки.

«Толстяк» взорвался в 1300 метрах от двух заводов «Мицубиси» по выпуску авиаторпед «Тип 91» и торпед для подлодок. Рядом была верфь, на которой сделали огромный линкор «Мусаси», и другие заводы.

Сдалась бы Япония так быстро без бомбардировок? Точно нет. Нужно знать японцев! Императору Хирохито нужен был веский повод, чтобы выйти из войны, не потеряв лицо. Японские лидеры упорно отказывались признавать поражение, и уж тем более – сдаваться. К тому же в Японии была давняя традиция убивать тех политиков, кто мешал военным управлять страной.

Токио сожгли бомбардировкой напалмом ещё в марте 1945-го – «а японцы не сдаются». Кроме того, американцы сожгли почти все города крупнее сорока тысяч жителей – и опять-таки «не сдаются».

Все почти крупные японские корабли потопили или превратили в груды металлолома – «а они не сдаются». На Тихом океане американцы берут остров за островом – «не сдаются».

По оценкам США, летом 1945 года Япония имела порядка пяти миллионов солдат – то есть резерв для борьбы был ещё огромен. Потсдамская декларация США, Великобритании и Китая 26 июля 1945 года потребовала капитуляции, иначе произошло бы «неизбежное и окончательное уничтожение японских вооружённых сил, столь же неизбежное полное опустошение японской метрополии». А двадцать восьмого июля премьер Японии барон Судзуки объявил, что японцы декларацию игнорируют, и пропаганда страны Восходящего Солнца призвала все сто миллионов японцев умереть за императора.

На следующий день японская подлодка потопила американский тяжёлый крейсер «Индианаполис» – а это почти тысяча моряков. Большая часть погибла.

А ведь ещё оставались тысячи самолётов для камикадзе. И сотни катеров. И что делать США? Подождать русских? А если японцы и тогда не захотели бы сдаваться?

Самая реальная и страшная альтернатива одному В-29 с атомной бомбой – пара сотен обычных В-29 с напалмом. Летом 1945 года советник военного министра США и физик Уильям Шокли написал, что для победы над Японией придётся убить по меньшей мере пять-десять миллионов японцев – в обмен на 400–800 тысяч жизней американцев.

В 1945 году, чтобы прекратить войну и спасти миллионы жизней, руководство США решило сбросить две атомные бомбы. Погибло двести пятьдесят тысяч. И война прекратилась.

Сейчас, в 1969 году, ему, Су Жуншэню, нужно сбросить на американцев и японцев одну термоядерную бомбу, которая мощнее тех двух первых, вместе взятых, в триста раз. Погибнут тоже сотни тысяч человек – но война точно прекратится. И он спасёт миллионы жизней китайцев – ну и немного отомстит, и подравняет счёт.

– Товарищ подполковник, вы только посмотрите вниз! – пилот дёрнул Су за рукав.

Это стоило того. В бухте Сасебо и на внешнем рейде находилось не менее сотни кораблей, в том числе и несколько авианосцев.

– Сбрасывай, – устало улыбнулся командир трофейной «Суперкрепости», и успел подумать, что названия-то нет. Нужно придумать срочно. «Цветок лотоса». Точно, сейчас он расцветёт.

– Товарищ подполковник! Бомба застряла, таймер включился. У нас тридцать секунд.

– Пикируй на них.

– Есть.

Глава 5

Интермеццо четвёртое

Учёные нашли ген, который отвечает за счастье. Это шенген.

Крик русского туриста в аэропорту Вашингтона «Алла, я в бар!» заставил обосраться 1300 американцев, в том числе 19 полицейских.

Старший лейтенант Махамбет Нурпеисов… А, ну да – бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов в Алма-Ату из городка Каскелен добрался на попутках. При этом дураком Махамбет не был – будучи в форме ещё, остановил «зилок» и напросился в сторону противоположную, до Узынагаша. Там зашёл в магазин и купил гражданскую одежду – денег с собой особо не было, так что не шиковал. Взял спортивки и рубаху с короткими рукавами. С обувью вообще плохо – только на кеды и хватило. Ещё пришлось туристскую лопатку купить. Всё думал, как от формы избавиться – решил закопать. Скрепя сердце отдал почти три рубля, и остался без единой копейки.

Отошёл подальше от городка в степь, переоделся, выкопал ямку поглубже и всё зарыл. Всё, кроме пистолета. Куда деть «макаров» без кобуры – не решил. Попристраивал под рубахой – видно, а тонкая резинка лёгких спортивных трико не держит почти кило веса. Додумался. Раскопал назад форму, с помощью лопатки и проклятий оторвал от штанов кусок. Завернул пистолет, постарался, чтобы пакетик этот форму оружия не принял. Бандеролька серая получилась. Только закончил и вернулся к дороге, как сразу и попутка нарисовалась. Ехал на УАЗике председатель колхоза, в Алма-Ату. Удачно.

Старший лейтенант, как уже говорилось, был не дурак, и отлично понимал, что его уже ищут как минимум вся милиция и КГБ Алма-Атинской области. С минуты на минуту поставят посты, и его фото развесят на стендах «Их разыскивает милиция». Потому, не доезжая пару-тройку километров до пригорода, попросил молчаливого, уткнувшегося в бумаги председателя высадить его. Тут мол, встреча назначена – вон у той остановки. Бетонная автобусная остановка, где нечасто останавливались пригородные ПАЗики, была пуста. Дождавшись, когда рычащий и рыгающий чёрным дымом древний вездеход скроется за поворотом, Махамбет лёгкой трусцой побежал к лесу. Достигнув первых деревьев, он не остановился, а ещё около сотни метров пробежал дальше. Как раз приличный пенёк попался рядом с тропинкой, и Махамбет присел на него.

План он чуточку скорректировал – не пошёл к своему служебному домику в Каскелене выкапывать драгоценности и деньги. Нет, не засады опасался – засаду ещё организовать не успели бы. Боялся, что засаду организуют в его гараже, что он прикупил перед отъездом на новое место службы. Там тоже были деньги и золотишко, но главное – там был карабин. Вообще-то, он сильно о нём не распространялся – но КГБ серьёзная контора, и несколько человек в милиции о гараже знали. Обмывал, дурак, приобретение.

От Абая, где он зашёл в лес, до задворок на улице Водозаборной, которая, по существу, была южной границей города, было порядка пятнадцати километров, и до темноты нужно ещё постараться успеть туда добраться. Потому, приказав урчащему от голода желудку заткнуться, бывший старший лейтенант поднялся и трусцой по тропинкам, что напрокладывали грибники, поспешил к гаражу. Время от времени приходилось останавливаться и переходить на шаг, а километров через десять – вообще сделать привал. Попался ручеёк, впадающий в речку Керенкулак, которые местные называют Поганкой. Напился, только пристроился сесть, вытянув гудящие ноги – как послышались со стороны города голоса. Можно было и остаться, но лучше отойти. Говорили по-русски, и говорили мужчины. Шайтан их знает, этих проклятых сарыбасов (буквально «желтоголовый» – оскорбительное прозвище европейцев в Средней Азии). Вдруг милиция или КГБ.

Махамбет сошёл с тропинки, взяв ещё чуть южнее, и по параллельной, чуть менее хоженой, поспешил к гаражу.

До темноты не успел. Ну, может, хорошо – а то вдруг кого из знакомых встретит. Ключ от гаража остался в служебном домике в Каскелене, но именно на такой вот случай – не игры в прятки с милицией, а отсутствия ключа – у соседнего, крайнего в ряду гаража, в щёлочке лежал запасной. Махамбет прислушался. Где-то в соседнем ряду шла пьянка, и уже прилично накачались автолюбители. Крики, гогот – за километр слышно.

Беглец вынул заржавевший ключ и с трудом провернул его в замке. Он был забит солидолом, чтобы не заржавел, но тот спёкся на солнце – пришлось даже палочку использовать в виде воротка, чтобы «волшебный ключик» провернуть. Замок щёлкнул и съехал с дужки. Махамбет ещё раз огляделся, а потом даже прошёлся до дороги, что пересекала гаражи поперёк. Никого, только компания продолжала потреблять горячительное.

В гараже он наощупь нашёл спички и свечку – рядом на полочке лежали. Плотно прикрыв дверь, зажёг. Первым делом осмотрел туристское снаряжение – брезентуху, рюкзак, резиновые сапоги. Всё было целым, только в пыли. Брюки тоже были – как-то по случаю досталась почти не ношенная списанная форма, он отдал её соседке, чтобы выпорола лампасы и нашила на колени серую плащёвку. За работу ей китель отдал, она потом пацанёнку отличный пиджак к школе сшила. Цвет почти одинаковый, но материал гораздо лучше. Сейчас для перехода через горы – самое то.

Вскрыл доски пола, достал из тайника сначала карабин, а потом и два кулёчка – с деньгами и золотыми цацками. В основном покупал обручальные кольца – в пересчёте на грамм самые дешёвые получались. Тут где-то полкило у него было спрятано, тысяч на двадцать. Деньги пересчитал. Две с половиной тысячи – а то и забыл, сколько припрятал.

Только после этого Махамбет достал из-под верстака ящик с тушёнкой и настоящим финским ножом с войны, ещё Зимней.

Вскрыл банку. Вкусно. Воды, жаль, нет.

Интермеццо четвёртое (продолжение)

Киллер заходит в комнату, где мило беседуют два новых русских, и вежливо говорит:

– Ничего, если я вас перебью?

Конец декабря. На столбе болтается объявление:

– Вы можете заказать Деда Мороза и Снегурочку по телефону…

Держась за столб, стоит пьяный и горько рыдает:

– Киллеры! Изверги! Деда Мороза, и того заказали…

Проснулся Махамбет от жажды. Две банки говяжьей тушёнки, что он навернул вчера вечером, сейчас пылали во рту и требовали хоть глотком воды затушить этот пожар. Зачем в них столько соли и перца пихают? Насколько он помнил, тут не так и далеко – и как раз в том направлении, в котором ему и надо, на востоке текла горная и мутная речушка Весновка, левый приток реки Малая Алматинка. Из неё хоть по дороге глотнуть. Хотя, он ведь сейчас в гражданке и не брился три дня. Можно попытаться быстрее до цели добраться. Если доехать до санатория «Балхаш», построенного лет десять назад на месте впадения Весновки в настоящую реку, то там можно будет сесть на автобус в сторону Медео, где и построила себе дворец русская шошқа сияқты (грязная свинья). Дворец этот Махамбет не видел – только слышал, как молодые ребята из ГАИ обсуждали между собой. Зато место представлял отлично. В гараже был велосипед, что остался ещё от отца – да и сам в детстве и юности гонял. Подкачал, привязал к раме карабин «Лось» в чехле из кожи и брезента, сунул в рюкзак десять банок тушёнки и прицепил к поясу зелёную армейскую флягу.

Ну, в путь.

В университете Нурпеисов ходил в стрелковую секцию. Чемпионом мира не стал, на первом разряде остановился – с тренером поругался и ушёл. Тренер был интересный мужик – фронтовик, снайпер, на счету под сотню фрицев, начинал ещё в финскую. У их кукушек, говорил, учился.

Любил Афанасий Иванович вспоминать своё боевое прошлое, особенно если чуть под хмельком придёт. Сядет в уголке на кресле, соберёт пацанов, что вместе со студентами ходили на тренировки, и поучает: «Тут ить чего главное-то? Головой, тыковкой думать. Перед выходом на позицию возьми, осмотри, приметь, какой фон, и маскируйся под него. Под цвет. Под оттенок. Грубейшей самой ошибкой будет улечься на гребне скалы, где стрелок в самом наилучшем камуфляже будет отчётливо выделяться даже в пасмурный день. Умный-то снайпер спустится с гребня на скат, обращённый к противнику, и, получается, что займёт позицию в тени. С тенью вообще надо дружить – она скрадёт очертания, в ней оптика не блеснёт. Но не со всякой тенью-то дружбу води. Новая тень на хорошо известном противнику участке вызовет подозрение. Вниманье супостата привлечёт. Потому, работая утром и вечером, снайпер должен выбирать такую позицию, чтобы его косая тень не бросалась в глаза. Усекли, охламоны?».

Махамбет иногда тоже к пацанам присаживался послушать – ну, пока не поругался.

«Самый заглавный принцип маскировки у нас какой? Не знаете? Глаз наблюдателя на ней останавливаться не должен. Лучше всего для этого подходит мусор, да и позиции снайпера нередко устраивают на свалках, развалинах, засеках всяких. Стрелки у нас в полку хитрость придумали – носили с собой искусственный пень, а внутри щиток железный вставляли. Бережёного Бог бережёт. Поговорка это. А вот ещё поговорка: „Сгорел сарай – гори и хата“. Не подойдёт! До последнего терпеть. Хоть в штаны напруди. Считай, что всегда за тобой бдят.

На войне, шалопаи, все приёмы хороши. Главный, наверняка – приманки. Отличный способ заманить Ганса и Фрица в зону поражения – оружие. Вражеского солдата ты старайся подстрелить так, чтобы его винтовка осталась на бруствере. Рано или поздно кто-нибудь попытается её забрать – и тоже получит пулю. Заслужил. Жадность – оно тоже грех. Ещё так делали: бывало, попросим разведчиков во время ночной вылазки разведгруппы оставить в поле, что тобой пристреляно, испорченный пистолет, блестящие часы со сломанным механизмом, или другую какую замануху. Кто за ней поползёт – станет не Гансом, а очередной заманухой. Прострели ему ноги – и пусть орёт, зовёт на помощь. Это у нас девки-санитарки, а там – тоже Гансы. Глядишь, и двумя Гансами меньше».

Поругались из-за привычки Афанасия Иваныча оскорблять тебя за промахи. Каких только обидных слов не наслушаешься! Злишься – и ещё хуже стреляешь. Не выдержал раз Махамбет, обозвал его старым пропойцей и больше не ходил.

Вот теперь, бросив на остановке велосипед и пересев в автобус, сожалел. Можно было и лучше стрелять научиться, и про хитрости снайперские много чего узнать.

Бутылку минеральной воды купил в аптеке, там же – зелёнки с йодом. Дед Афанасий рассказывал, как из бинтов и зелёнки с йодом делали маскировку, маску на лицо – а то светлое в лесу сильно в глаза бросается.

Чуть не проехал – задумался, как пробираться на Украину будет. Вылез последним, взял под мышку карабин в чехле и потопал к лесу. Дом Первого секретаря увидел издали. Двухэтажный терем, как в русских детских сказках в кино. У дома стояло несколько «Волг», прогуливались здоровые, под метр восемьдесят, бугаи. В гражданском. Охраной кафир себя окружил. Не поможет! Он из леса метров с пятисот в человека-то попадёт. Ну, хорошо, трёхсот. Дальше-то и «Лось» его не дострелит. Пуля, конечно, и дальше улетит – но пёс знает куда, не в цель.

Триста метров… Не должны так далеко охранники лазить. По крайней мере, не маршируют же они там постоянно! Людям отдыхать надо. Найдём, дорогой товарищ сарыбас, местечко – и отправим тебя к вашему Богу. Или к Шайтану.

Глава 6

Интермеццо пятое

Не спасти, так поглумиться. Рыбаку на льдине кинули оба конца верёвки.

– Папа, мы сегодня с классом в океанариум ходили!

– Ну и что там было самое интересное?

– Рыба-пила!

– Ладно врать-то. Ещё скажи, что после этого рыба закусывала!

– Андрей Андреевич, мне доложили, что у вас есть какой-то ход конём?

– Сергей Георгиевич, вы прямо от двери в бой. Присаживайтесь, – Громыко встал из-за стола и протянул руку для приветствия.

Горшков сначала козырнул, а потом сильно и уверенно сжал руку министра и потряс её.

Оба были в мундирах. Оба – в светло-кремовых. Летний вариант. Только у Горшкова – Адмирала Флота Советского Союза, Главнокомандующего ВМФ – заместителя Министра обороны СССР – были белые погоны с большими золотыми звёздами под цветным гербом СССР и якоря поверх золотого шитья в петлицах, а у Громыко погон не было, зато в петлицах на голубом фоне были такие же большие золотые звёзды.

Для Горшкова форма была обязательна к ношению. Андрей же Андреевич Громыко надевал её крайне редко – да практически только за рубежом, или в Кремль на награждение. И первый раз надел этот тропический вариант, а не обычную – чёрную. Заставил его это сделать Тишков. Но об этом позже.

– Про ход конём – чуть погодя. Вы ведь получили указание воспользоваться «дипломатией канонерок»?

– Да, я вчера уже дал команду командующему Черноморским флотом ВМФ СССР вице-адмиралу Виктору Сергеевичу Сысоеву готовить отряд. Андрей Андреевич, а вы меня в историю этого, как бы помягче выразиться, «инцидента» не посвятите? – адмирал поёрзал на стуле, усаживаясь поудобней.

– Чайку, может? Небыстрый рассказ, – дождавшись кивка почти лысого адмирала в таких же, как у самого Громыко, больших роговых очках, министр нажал кнопку – и буквально через несколько секунд молодой человек занёс в кабинет поднос, а на нём – краснотурьинские кружки с мидовским гербом и тарелочка с порезанными кружками лимонами, присыпанными сахаром.

– Тишкова подарок, – хмыкнул Громыко, увидев, с каким интересом адмирал рассматривает кружки.

– Надо себе с нашими гербами заказать. Или с флагом?

– С флагом? С Тишкова станется – он даст команду с Андреевским нарисовать.

– Замечательная мысль! Того флага нечего стыдиться! Там какие имена за ним стоят! – снял и протёр запотевшие от волнения очки адмирал.

– Хотите, я позвоню, Сергей Георгиевич? Он мне после сегодняшнего много должен будет.

– Что-то опять отчудил? – понимающе улыбнулся Горшков, окуная лимон в чай.

– Девиц в Америку отправил с партийным заданием. Вы бы их видели! Их ещё в аэропорту бы растерзали. Одна негритянка, одна казашка – но кто там, в Штатах, казашку от китаянки отличит. И это сейчас, когда китайцев в США всех по тюрьмам и резервациям распихали. Пришлось маскарад тут устраивать. Ну, ладно, это мои дела – так что пусть Тишков сервизами отдаёт. Вам сколько?

– Себе – и, пожалуй, командующим флотов, четверо… Ааа, десять заказывайте. Замы ещё. И домой не помешает.

– Десять так десять. Что ж, давай по конфликту чуть расскажу. Постойте, давайте с конца. Какие корабли посылаете? Не секрет?

– Может, и секрет – но не от МИДа. В состав отряда войдут боевые корабли трёх флотов – Черноморского, Северного и Балтийского. От черноморцев будет большой ракетный корабль «Бойкий» проект 57-бис и танкер «Олекма». Из Полярного пришла дизель-электрическая подводная лодка Б-26 «Ярославский комсомолец» проекта 641. С Балтики к отряду присоединился ещё один БРК, только проекта 56М – «Неуловимый».

– Понятно. А пару тысяч десантников с собой возьмёте?

– Десантников? – Горшков откинулся на стуле и чуть не расплескал чай – это на белый-то китель. Мотнув головой, адмирал поставил кружку на поднос и, поправив очки, снова мотнул головой. – Но Андрей Антонович мне ничего о десанте не говорил. Это ВДВ?

– Нет. И Гречко о них забыл, наверное. Понятно, не до этих подарков. Сначала по кораблю. Есть такой корабль?

– Чтобы две тысячи? Тогда без техники если. Корабль может вмещать до 20 основных боевых танков, или 45 БТРов, или 50 грузовых автомобилей, и 300–400 человек десанта. Потеснятся. Это БДК-10 «Воронежский комсомолец» и БДК-6 «Крымский комсомолец». «Воронежский» только из Египта вернулся, сейчас в Новороссийске. Там же рядом – и «Крымский комсомолец».

– Вот и замечательно. Теперь история.

Громыко поставил кружку, достал из стола папку с машинописными листами, полистал их, переложил, снова взял кружку, отпил большой глоток чаю и начал.

– Гана, как вы без сомнения, знаете, – это бывшая британская колония Золотой Берег. Эта страна самой первой в юго-западной Африке 6 марта 1957 года получила независимость. Через меньше, чем через год были установлены дипломатические отношения с СССР. 1 июля 1960 года Гана провозглашена республикой, а её бывший премьер-министр Кваме Нкрума стал президентом. С ним был подписан договор об экономическом и техническом сотрудничестве. СССР выдал Гане первый кредит на покупку шести пассажирских самолётов Ил-18 для авиакомпании «Ghana Airways».

В первые годы независимости Ганы англичане составляли 80 процентов офицерского корпуса страны – это не устраивало руководство республики. Из армии уволили всех англичан, тогда же было заключено соглашение о подготовке национальных военных кадров с правительством Канады – однако в армию опять приходили прозападные офицеры. Кваме Нкрума принял решение о подготовке офицеров в СССР. Начались и поставки советского стрелкового вооружения в страну. В 1963 году СССР подарил Гане вертолёт Ми-4, в 1965-м – продал 24 артиллерийских орудия, 21 миномёт, 15 зенитных орудий, 20 тяжёлых пулемётов и боеприпасы. Дальше – больше. В 1966 году СССР стал строить в Гане базу ВВС, а Югославия – порт и военно-морскую базу в Секонди-Такоради.

К покупке наших вооружений прозападные офицеры относились спокойно – а вот отправка на учёбу в СССР была для них категорически не приемлема. Ситуация в стране обострилась.

ВМФ Ганы был создан в 1959 году. Сначала в нём было всего пара кораблей – два бывших английских тральщика Yogaga и Afadzato. В 1962 году в строй вступили два патрульных катера, построенных в Великобритании – Elmina и Komenda. В 1967 году англичане построили для Ганы два 600-тонных корвета – Keta и Kromantse. Английское влияние на флот было полным. Для президента Нкрума эта ситуация была опасна, и он решил уменьшить английское влияние. В СССР были куплены четыре пограничных катера проекта 368, построенные в Ярославле. Катера базировались в порту Теме и подчинялись пограничникам. Сложилась интересная ситуация: экипажи катеров, прошедшие подготовку в СССР, не входили в состав ВМФ Ганы, а работали параллельно с ним. ВМФ был проанглийским, а морская пограничная охрана – просоветская. Было запланировано продать им ещё 4 катера, но после переворота сделку отменили.

Наши торговые суда стали работать на регулярной линии до портов Ганы. Прибрежными водами, богатыми рыбой, заинтересовались наши рыбаки, но они не только ловили рыбу, но и учили ганцев современным способам лова. Для этой цели был выделен траулер «Очамчира», который выполнял роль учебно-производственного судна. Фактически, мы создали в Гане современный рыболовный флот. В Киеве для них на ССЗ «Ленинская кузница» были построены 15 траулеров типа «Маяк». Кроме этого, был передан один большой морозильный рыболовный траулер, один поменьше, и ещё восемь сейнеров типа СЧС. Для транспортировки улова продали им рефрижератор проекта 582. Ганский рыболовный флот был практически полностью укомплектован нашими судами. Взамен советские рыбаки проводили лов рыбы в экономической зоне Ганы, а тамошние порты использовались для отдыха и смены экипажей. Не сильно выгодный обмен – но решения принимали наверху.

Гана – бедная страна, да там ещё и несколько лет была засуха. В результате экономическое положение стало ухудшаться, денег на оборону выделяли все меньше. Кваме Нкрума отправил в отставку двух высших военных, но это лишь отсрочило события. 21 февраля 1966 года он по приглашению Хо Ши Мина отправился с визитом в Северный Вьетнам, а потом в Китай. Этим и воспользовались заговорщики – прозападно настроенные офицеры. Переворот начался в три утра вводом в столицу 600 солдат мятежников. К обеду инсургенты контролировали почти всю столицу. Сторонники президента и верные ему чиновники были арестованы. Власть в стране перешла к Национальному Совету Освобождения, который возглавил генерал-лейтенант Анкра. Отношения с СССР стали быстро сворачиваться, были отменены все рейсы «Аэрофлота» в Гану. Специалистам из СССР, Китая и других социалистических стран было предложено в кратчайшие сроки покинуть страну. Следом пришёл черед дипломатов и журналистов – и не только наших, а всех социалистических стран. Одни советские рыбаки продолжали добывать там рыбу и обучать ганских рыбачков на их судах.

Подходим к завершению, – увидев, что Горшков допил чай и нетерпеливо заелозил на стуле, усмехнулся Громыко. – 25 января этого года было захвачено судно советского космического флота «Ристна». Этот теплоход шёл в Монтевидео в Уругвае, но из-за поломки двигателя встал на ремонт недалеко от порта Такоради. При этом теплоход связывался с ганским траулером с бортовым номером AF.75. Военным Ганы показалось это подозрительным. Два сторожевых корабля Ганы подошли к судну, высадили десант и захватили его. На «Ристне» было установлено секретное оборудование, что сильно усложняло действия экипажа. Официальные власти обвинили экипаж в контрабанде оружия для повстанцев. Завершился инцидент неожиданно. Оказалось, что старпом «Ристны» и командир отряда, высадившегося на теплоход, вместе учились. Абордаж плавно перетёк в застолье, после чего ганские военные покинули наше судно.

– Точно – докладывали мне о «братании с противником».

– Свергнутый президент Кваме Нкрума после переворота жил в Гвинее, в городе Конакри, – продолжил министр. – Советские траулеры, проводившие лов у берегов Африки, время от времени заходили в Конакри для смены экипажей и ремонта. Это очень нервировало хунту, захватившую власть в Гане. Они считали, что любой заход советского судна в Конакри, где жил опальный президент, таит для них потенциальную угрозу.

Севастопольский рыболовный траулер СРТМ-1243 трижды заходил в ганские территориальные воды, где проводил лов рыбы. Лицензии на лов у наших рыбаков не было. Кроме этого, они организовали натуральный обмен с местными рыбаками – пойманных тунцов и акул рыбаки обменяли на бананы, апельсины, кокосовые орехи, обезьяну и попугая. Кончился такой «гешефт» печально. Пилот ВВС Ганы, совершая плановый облёт своих вод, обнаружил наш траулер и передал информацию военным морякам, а рядом с траулером заметил лодки местных жителей. Для военной хунты это была плохая новость – «советы» передают оружие повстанцам. Заметив самолёт, СРТМ-1243 стал уходить из территориальных вод Ганы. Лётчик, продолжая патрулирование, заметил рядом ещё три наших траулера. Рядом с одним из них были видны лодки местных жителей – видно, там тоже проводился натуральный обмен.

Для проведения расследования в море был послан корвет Kromantse. Он увидел траулеры «Холод» и СРТМ-1234 стоящими на якоре в территориальных водах Ганы. Два других траулера успели выйти за их границы. Корвет передал приказ двум траулерам идти в порт Такоради. Траулеры не подчинились – подняв якоря, попытались уйти в открытое море. Корвет шесть раз выстрелил из носовой 100-мм пушки, прежде чем наши остановились. Радист «Холода» успел радировать о захвате судов.

В порту Такоради экипажи согнали в барак на берегу. Моряки объявили голодовку, после чего их вернули на суда и позволили питаться на борту. Через неделю на корабли был допущен наш посол. После встречи посла с экипажами двух капитанов перевезли в столицу и поместили в одиночные камеры. Сначала их обвиняли в контрабанде оружия. Потом появился другой повод – так получилось, что натуральный обмен наши рыбаки проводили с рыбаками из племени, которое активно поддерживает бывшего президента. Это дало прокурору Ганы повод утверждать, что рыбаки участвовали в заговоре с целью военного переворота. Масла в огонь добавили местные газеты, сообщившие, что СРТМ-1243 и «Холод» заходили в Конакри, где жил свергнутый президент.

К сожалению, дипломатическим путём инцидент уладить не получается. В конце мая этого года СССР прекратил поставки нефтепродуктов в Гану, хотя африканцы и оплатили эти поставки.

– Ну что ж. Всё предельно ясно, и я думаю, что Политбюро приняло совершенно верное решение. Хоть эти «торговцы», мать их, и нарушили кучу всяких разных законов – но не голозадым дикарям их в тюрьме держать! Громыхнём железом. Я вот только не понял, Андрей Андреевич – а при чём тут десантные корабли? И две тысячи этих самых десантников откуда возьмутся? – после горячего чая адмирал вспотел и, достав платок, промокнул лысину.

– А вы не помните историю с греческими добровольцами?

– Ну ни хрена себе! Это те военные, что в Греции по тюрьмам сидели после переворота, а теперь этот, как его…

– Георгиос Пападопулос.

– Точно – Попандопуло из Одессы, как в «Свадьбе в Малиновке». Так эти две тысячи – это коммунисты?

– Хренисты. Свой переворот «полковники» именовали не иначе, как «революцией, спасшей нацию», – спасшей, всем ясно, от «коммунистического заговора». Пападопулос любит использовать жутко звучащий ярлык – «анархо-коммунисты». Получается, две тысячи анархистов он нам всучил. Батька, блин, Махно.

– И где они сейчас, эти анархисты? Что-то я с этим Китаем упустил их из вида, – Горшков потёр лоб. – Что-то говорили про Крым – но их там точно нет, мне бы доложили.

– Они в Варне, под усиленной охраной братушек. Что самое интересное – командиры их там гоняют, в форму после двух лет тюрьмы и лагерей приводят.

– То есть, мне «товарищей анархистов» нужно забрать в Варне и отвезти в Гану? Вооружить же надо. А они корабли не захватят, не пойдут по своей анархистской привычке пиратствовать?

– Ну, оружие можно, наверное, выдать перед высадкой. В Гане миллионов пятнадцать населения – не думаю, что они захотят там остаться. Гану нужно делать просоветской – только не многомиллионные подарки им делать, а добиваться концессии на добычу алмазов, золота, бокситов, марганца, серебра. И только в счёт этого осуществлять поставки вооружения и техники. А ещё непременно добиться квот на вылов рыбы.

– Да, Андрей Андреевич… И правда – ход конём. И от греков избавимся, и переворот осуществим. Правда, как бы американцы с союзниками вой не подняли.

– Так им точно сейчас не до Ганы! А потом правительство заявит о подавлении военного путча и восстановлении законной власти.

– Логично. Кто в курсе операции из Политбюро?

– Да пока никто – вот с вами решил первым идеей поделиться. Если одобряете, то поедем к Гречко, а потом к Косыгину. Шелепина ещё на неделю в больнице задержали. Эксперименты над ним проводят.

– А если не получится у анархистов? – опять за платок схватился Горшков. Вояка, не политик.

– Ну, во-первых, надо, чтобы получилось. Поддержите огнём и танками – а во-вторых, это же греки. Какое нам до них дело! Возможны три варианта, думаю. Их всех перебьют – полковники только рады будут. Второй – они почти все погибнут, но власть захватят. Оптимальный вариант. Самый плохой – если они легко захватят власть. Тогда с ними и считаться придётся, и думать, что дальше делать.

– Да, второй вариант неплох. А наши рыбачки в этой заварушке не пострадают?

– Так-то все почти на своих кораблях, в столице только два капитана – будем надеяться, что генерал-лейтенанту Анкре будет не до них.

– Будем. Поехали?

– Поехали.

Глава 7

Интермеццо шестое

– Слухи о том, что милиционеры носят в кобуре огурец, не подтвердились. Судя по форме кобуры, они носят в ней маленький рояль!

Керту Дирир смотрела на замерших в священном ужасе девочек и по-матерински улыбалась. Она была в этом здании уже раз десять. Визы и загранпаспорта им, солисткам группы «Крылья Родины», выдавали не где попало, и не кто придётся, а именно здесь – в этом помпезном сталинском здании на Смоленской площади. Вежливые пожилые женщины проводили их до кабинета с огромными дверями, и там они за несколько минут расписались в бумагах и получили документы. Далее всё в обратном порядке – опять вежливые женщины сопроводили их до самого выхода.

Керту вполне себе осознавала, что рядовой житель СССР к этим новым красным корочкам такой быстрый и безболезненный путь пройти не мог. Там будут и очереди, и куча справок, и проверки различные. Испытывала ли она к ним сострадание? Так нет. У каждого своя дорога. И она точно знала: столько, сколько работают певцы и музыканты «Крыльев», не работает никто в мире. Ну, разве вот ещё их команданте.

На них оглядывались – ну, это понятно. Да даже не оглядывались – люди проходили мимо, свернув шею, потом останавливались и глазели, раскрыв рот. И рядом останавливался следующий. Ещё. Ещё – и вот уже вокруг целая толпа. Керту в больших каплевидных очках и косынке они пока не узнали – так и без узнавания было на что посмотреть. Надо отдать Димке Габанову должное – он опять сотворил шедевр. Шедевры! Четыре одинаковых белых брючных костюма, которые просто великолепно подчёркивали фигуру – а ещё эта ярко-зелёная вышивка на белом. Так сейчас никто не шьёт. Разве на концертных сарафанах и рубахах она видела в народных ансамблях вышивку – но там унылый крестик, а тут прямо штришок к штришку. Словно и правда травинка, а на ней жилки видны.

Как сказал бы Пётр Миронович, какому-то одесситу подражая: «Посмотрите на ему. Какой он сильно красавчег!».

Наконец, из здания бегом вприпрыжку выскочил молодой человек и, схватившись рукой за грудь, прохрипел:

– Простите, перевод делал, увлёкся – вот бегом бежал.

А вежливая дама подошла бы спокойно и сказала: «Good afternoon, здравствуйте. Пройдёмте со мной». Вот она, молодёжь!

Керту улыбнулась. Как над ними Маша прикалывается: «Вы, тётки, бронзоветь начинаете, пороть вас пора!».

– Ничего, молодой человек – мы тут пока воздухом дышим, народ веселим.

– И правда, толпа целая! – мидовец сделал серьёзное начальственное лицо и красивым голосом, зычным таким, гаркнул:

– Расходимся, граждане! Что, иностранцев не видели? Не позорьте страну.

Ну, так чтоб вжик, и все рассосались, не получилось – но дорогу к министерству довольно быстро расчистили.

– Пойдёмте, а то опоздаем к Андрею Андреевичу. Он строгий в этом вопросе.

Богатиков, когда его торопят, тоже вставляет их одесские поговорки. Вот сейчас бы ввернул:

– С откуда ты такой взялся? И чего б тебе обратно не зайти?

А вот в кабинете министра Керту стало не до смеха. Громыко посерел лицом и сполз на большой резной стул – кресло прямо царское.

– Ваш Тишков смерти моей хочет… Вы вот так собираетесь ходить по Нью-Йорку и Лос-Анджелесу?

– А что не так, товарищ министр? – Керту подошла, взяла графин и налила Громыко стакан тёплой воды.

Пить он не стал.

– Извини, Керту, но ты – негритянка, а эта миленькая девочка – азиатка. Да вас там на куски порвут ещё в аэропорту! Там всех азиатов сейчас по тюрьмам и концлагерям распихивают, а негров в большие города вообще не впускают. Только по специальным пропускам, если есть гарантированная постоянная работа. А одежда!!! Ещё бы в купальниках вышли, или голые! Да за вами толпы ходить будут…

– Такая цель и стояла.

– Цель!.. Мне Пётр Мироныч сказал, что вам нужно уговорить трёх подростков переехать на учёбу в Алма-Ату.

– Четырёх.

– Ну да, четырёх. Вас вон, как мушкетёров. Нет! Я вас в таком виде не выпущу. Это что, единственная ваша одежда?

– Нет. Только лучше вам тогда остальной не видеть, – Керту представила их, окружающих Громыко в коротких вечерних платьях.

Министр всё же взял стакан, отпил чуть, поморщился, нажал на кнопку. Вбежал торопыжный молодой человек.

– Саша, позови Зою Фёдоровну.

– Андрей Андреевич, это что же будет? Так ведь нельзя! – высокая, почти с Керту, сухая седая женщина осуждающе оглядела девчонок. Остановила взгляд на эфиопке.

– Зоя Фёдоровна, вы ведь представляете, что сейчас творится в Нью-Йорке – три дня как оттуда. Что будет, когда они вот в этом зайдут в аэропорт, или пройдутся по какой Пятой авеню?

– Арестуют сразу! А в участке и избить могут.

– Вот вы себе и ответили.

– Чрезвычайный и полномочный посланник второго класса?

– Советник министра. Мои советники.

– Они хоть совершеннолетние?

– Зоя Фёдоровна, прекратите! И самому тошно. Их надо одеть в тропическую форму Чрезвычайных и полномочных посланников второго класса. И подготовить все документы.

– Это же генеральские звания! В восемнадцать лет!..

– Зоя Фёдоровна!!! – зарычал – ну, почти зарычал Громыко.

– Андрей Андреевич. Над нами весь мир смеяться будет, – женщина готова была броситься на амбразуру.

– Так лучше. Смотрите, какие красавицы. Убьют! А так можно с ними и охрану хоть в сто человек от Белого Дома потребовать.

– А как они будут этих школьников в такой форме уговаривать? Да там сразу весь департамент сбежится – и не выпустят детей.

– Да с точностью до наоборот! Они, чтобы их быстрее из страны выпихать, этих ребят сами упакуют и в самолёт занесут.

– Может, хоть советников первого класса?..

– Товарищ Во… Зоя Фёдоровна, вы отлично знаете, что советникам первого класса форма не полагается.

– Знаю. И кортики им выдать?

– К парадной одежде кортик положен?

– Положен, – всхлипнула седая и
строгая.

– Гайдар вон в шестнадцать полком командовал. Полковником, значит был.

– Гайдар?

– Гайдар. Всё, Зоя Фёдоровна! Ведите их в наше ателье – сколько им понадобится времени?

– Все силы бросить?

– Все, и без отдыха.

– Два дня.

Через два дня Керту посмотрела на себя в зеркало. Да, видел бы её отец и сестра! Адмирал настоящий, и кортик какой красивый… Только погон нет. Голубые петлицы, а на них вышиты золотистыми нитями три звезды с трёхкопеечную монету, и выше них – две перекрещивающиеся пальмовые ветви.

Юбки, не брюки. И жилеты – чуть скрывают грудь. И цвет – не тот белый, то аж глаз режет, а светло-кремовый. Только Керту бы поспорила с министром, на что мужики бросаться будут сильнее – на девах в офьигьеньних костюмах, или на полномочных посланников в обтягивающих юбках.

– Девки! Стройся к осмотру.

Интермеццо седьмое

– Алло, Галя! А ты где хочешь побывать: на море, или в лесу?

– На море, конечно. А ты что, путёвки берёшь?

– Да нет, освежитель воздуха для туалета.

Домик был и вправду маленький. Не крошечный, а именно маленький. Кухонька метра два на полтора – только плита и небольшой столик. Одна комната проходная, и из неё две двери: одна – в её комнату, вторая – в пристройку. Всё по минимуму – унитаз, ванна чугунная с титаном на газу, а газ – баллонный. И баллон тут же. Представила, что будет, если взорвётся. Капитан Серёгин, что помогал ей из больницы переезжать и устраиваться в домике, тоже осуждающе покачал головой:

– Если пуля попадёт – вымрем. Но ребята за неделю уже привыкли – классно бывает вечерком пыль с себя горячей водичкой смыть.

– Тут что, помывочная? И все десять человек моются? А как бедная девушка будет жить?

– Ото ж и оно. Придётся менять привычки – вонючими ходить, – капитан сделал вид, что принюхивается.

– Нда. Только голыми не ходите по дому, а то наброшусь.

– Ну что, майор, пойдём, погуляем по окрестностям? – в домик заглянул старший из ребят – тоже майор, которого все и в глаза, и за глаза называли Мишей. И правда, эдакий Миша – Топтыгин. Гора мышц и добродушная улыбка. Только глаза мешают назвать майора добродушным – серые, чуть глубоковато посаженные. И злые – колючие. Даже стоя у Миши за спиной, взгляд этих серых глаз на себе ощущаешь.

– А Федька мой где?

– Там, на улице. Слышишь – дрова колет. Обещал в большом казане плов приготовить. Тут нашли. Хозяин оставил – говорит, в квартире зачем казан? А летёха увидел – сразу драить начал. Обещал, пальцы откусим – так вкусно будет.

– Пальцы?

– Ну, плов-то руками едят.

Вышли за калитку – и сразу в лесу. В смысле, две калитки в заборе – одна, как и положено, ведёт на улицу, а вторая, в противоположном конце большого участка, выходит пусть и не в дремучий лес, но и не в чисто поле. Какие-то кусты, между ними тропинка, а вот дальше и точно – еловый лес. Вековой. Толстые серые стволы – и не обхватишь. Жаль, нижних веток нет – только сучки от них остались. Между елей попадаются и лиственные деревья – вон и дикие яблони, всё, как полковник говорил. Кадри дохромала до ближайшей.

– Дичка, – под руку брякнул капитан.

– Это дичка? – пусть и небольшое, но всё же яблоко – и красивое, розовое, с красными штрихами и зелёным бочком. Сантиметров пять в диаметре.

– Я, блин, ботаник по образованию, сельхозакадемию заканчивал, как раз по плодовым. Это дичка. Называется – яблоня Сиверса. На неё знаменитый местный Апорт прививают. Если привить на любую другую, то такого вкусного и ароматного яблока не получить.

– Так их нельзя есть?

– Чего же нельзя. Специфический, конечно, вкус – с горчинкой лёгкой такой. Да попробуй, не отравишься.

Кадри сорвала одно, покраснее и покрупнее. И точно – чуть горчит, хоть и сладкое.

– Нарву, будет, чем вечером заняться.

– Хочешь – нарви, а так вон в саду у соседей Апорт, три яблони, они продают, по сорок копеек всего. Зато вкус и аромат. Сказка.

Кадри обошла – ладно, обхромала яблоню. Чуть дальше лежала поваленная ель. Вершину, да и весь ствол, отпилили – а вот комель и мохнатые корни остались, и яма приличная. Подошла.

– Не, товарищ майор, – развернула Мишу в сторону этого комля, – сегодня же убрать надо. Да всё равно как! Для снайпера самое замечательное место – кусок двора Первого секретаря как на ладони.

– Да как же это убрать… Тут бульдозер нужен. Сюда же технику не загнать.

– Не моё дело. Ну, или тут постоянный скрытый пункт наблюдения организовать.

– Подумаю, – Миша помотал головой – представил, видно, как сюда бульдозер доставлять.

Кадри сошла с тропинки. Травы почти не было. Вот камни настораживали: наступишь на такой, поскользнёшься – и врежешься металлическим каркасом в него же. Lõpuks jalaga – конец ноге.

– Давай понесу, а то с твоей ногой до утра осматривать будем, – майор протянул руки.

Кадри фыркнула, но опять картину падения представила.

– Чего позволишь лишнего – пристрелю, – сделала вид, что прицеливается.

– Понятно, пристрелишь, – Миша показал, что улыбается. Глаза подводили. Невесёлые.

Как же приятно, словно в детстве у мамы на руках. Спокойно. Защитит. Некого и нечего бояться. Как пушинку «увалень-Топтыгин» поднял. Кадри за метр семьдесят была – на многих сверху вниз смотрела, да и не тростинка. А тут несёт, словно и нет в ней веса. «Своя ноша не тянет». Для такого можно своей стать. Пару раз сходила с «ручек маминых», осматривала очередной перспективный схрон.

Потом, когда вернулись и сидели смотрели, как Федька кашеварит, Кадри с майором выводами поделилась.

– Я бы сняла. И вы мне помешать бы не смогли. Полно мест! Отбросим всякие изыски типа СВД – непросто достать. Будем на карабин ориентироваться. Нужно на расстоянии трёхсот метров всяких секреток наставить – лесочек, проволочек чёрных натянуть. Проверим. Если кто ходит – то хоть одну, да и тронет. И за этим кругом пару точек наблюдения ещё поставить, стационарных.

– Думаешь, нас рота здесь? Десять человек, и отдыхаем посменно – считай, пять. Какие стационарные секреты! Ты, майор, не выдумывай. Вон у тебя Федька есть. Ну, ещё одного, хоть Серёгина, я в вашу группу передам. И не кривись – у нас своих заморочек до чёртиков, – Миша принюхался. – Лейтенант, сейчас слюной подавлюсь.

– Асымыз дайын. Тащите уже тарелки. Кушать подано.

Интерлюдия третья

Самолёт заходит на посадку поперёк посадочной полосы. Один пилот другому:

– Что-то у них полоса короткая…

– Зато вон широкая какая!

Оксану очень дразнили дети за то, что у неё в классе самая маленькая грудь, но она продолжала вести урок географии.

Майор Микки Таннер залез в кресло пилота и пристегнулся. Техник проверил и показал большой палец. Что ж – это, скорее всего, его последний полёт. Послезавтра ему стукнет сорок один год, и одновременно исполняется двадцать лет его службы пилотом в ВМС США.

Он выжил, и он заработал себе пенсию. Микки – не израненный, безрукий или безногий инвалид. Кроме побаливающей иногда поясницы и пожаловаться не на что. Впереди долгая и спокойная жизнь в родном Колорадо – и денежек он скопил, можно сказать, целую кучу.

Всё, этот лысый чёрт, полковник, son of a bitch, не будет его больше доставать. Откуда только берутся такие fuckheads? Именно из-за денег этот moron и стал до Таннера докапываться. Ну, повезло – дядька, брат матери, помер и ему завещал ранчо в Колорадо. Так Микки три лета пацаном у него батрачил. Своих детей бог не дал родственнику, а жена за несколько месяцев до дядьки умерла. Микки тогда во Вьетнаме воевал – наследство принять не мог, попросился у этого придурка в отпуск и рассказал о проблеме. А индюк этот мало что не отпустил – ещё и гонять, как молодого, начал. Завидовал, bastard. Ну, написал доверенность на отца – тот продал, а денежки, и не малые, в банк положил. Лежат уже три года, процентики приносят. Плюс зарплата ведь, и немаленькая.

Вообще говоря, для того, чтоб выйти на заслуженный отдых и получать пенсию, военному нужно прослужить 20 лет. Служба в армии не из лёгких – каждые 3–4 года военнослужащих отправляют на новое место, и ему вместе с семьёй приходится переезжать в новый штат. Микки, можно сказать, и тут повезло – жена ему рога наставила на первом же году жизни их совместной. Самая настоящая whore. Развёлся сразу, как напели – теперь вольная птица. Вот вернётся домой – за богатеньким отставником очередь выстроится. Хоть бы Люси, дочка Купера, соседа. Мужа у неё как раз во Вьетнаме убило. Отец пишет – так с родителями одна и живёт. А девка – самый сок! Высокая и блондинистая, как Микки и любит, а округлости из всех мест так и выпирают. Есть за что глазу зацепиться – одни boobs чего стоят. Не, у нормальной девушки должна быть нормальная грудь. А то как в анекдоте, что Хью вчера рассказал: «Ты что, пялишься на мою грудь»? – «Не пялюсь. Ищу».

Последний полёт. Можно будет взять ипотеку под льготный кредит, построить себе хороший дом. А что? Медицинская страховка – бесплатная и полная, вообще самая лучшая, и покрывает все расходы, что у военнослужащего, что у военных пенсионеров.

Последний полёт. Взревели двигатели, и его истребитель F-4B «Фантом II» рванулся вперёд по палубе. Вжих – и чуть просев, Spooky («Привидение») взмыл над свинцовым морем. Погода была дрянь. Огромные кучевые облака занимали почти всё небо – только далеко на юге была голубая полоска, и ещё со стороны Китая подкрадывались уж совсем чёрные тучи. Как бы и гроза не началась. А, ерунда – они к тому времени сядут. Обычное плановое патрулирование. Сюда, к Японии, согнали столько кораблей – даже пять авианосцев. И идиоту не придёт в голову атаковать их. В небо то и дело взмывают очередные «привидения». Тут целую воздушную армию нужно, чтобы с такой мощью справиться – а у узкоглазых макак и самолётов-то не осталось. Все МиГ-21 они повыбили, а допотопный МиГ-17 как серьёзную угрозу воспринимать просто глупо.

– Первый, идём как вчера, – Ник отметился. Его звено из трёх таких же «фантомов» пристроилось сзади.

– Copy that. Парни, поднимемся на десять тысяч и осмотримся. Пока давай прямо на север. Пробьём облака.

Последний полёт. Таннер в семнадцать поступил в самую престижную Академию ВВС США, что находится сразу к северу от Колорадо-Спрингс. Повезло, что она была в его штате, и отец, тоже бывший лётчик на Второй мировой, имел там влиятельных друзей. Да, нет, Микки и сам дураком не был – нормально в школе учился, и пилотом, как отец всегда хотел стать, но без протекции, скорее всего, пришлось бы заканчивать что-то второсортное, в каком-нибудь Bumfuck, Iowa.

Окончил, служил на авиабазе ВМС Пенсакола, что во Флориде. Во Вьетнам попал в 1966-м, в конце. Три года уже без малого. Сначала было нормально – древние МиГ-17 «фантомам» не ровня. А потом появились 21-е, «летающий Калашников», и все сразу поменялось. Эти маленькие и вёрткие «балалайки» стали сбивать американских лётчиков над Вьетнамом пачками. Хорошо, что это быстро закончилось. В мае 1968 года начались вьетнамо-американские переговоры в Париже, и в итоге бомбардировки ДРВ с 1 ноября прекратились. В небе установилось относительное затишье, военные действия переместились в джунгли юга.

А теперь ещё и Китай, и Северная Корея. И если с китаёзами они почти разобрались, то вот в Корее всё плохо. Президент дал команду эвакуировать из Корейской республики и, особенно, из Сеула, всех гражданских. Самолёты, и гражданские, и военные, перевозят людей тысячами. Да, вон, легки на помине – со стороны Кореи на приличной высоте летел старенький В-29 «Суперкрепость». Здоровый, гад.

– Парни, проверим, – майор качнул крыльями и стал заходить на вираж, чтобы оказаться чуть выше и позади плетущегося в четыре раза медленнее ветерана.

Пока делал разворот, чуть не потерял бомбардировщик из виду – тот прилично сбросил высоту.

– В-29, назовитесь.

Тишина, только треск помех. Может у них волна не та.

– Ник, зайди перед ним, качни крыльями.

– Roger. В-29, назовитесь, – повторил Микки на резервной частоте.

Тишина. Ну, на такой развалюхе и рация может быть древняя, или вообще нет. Где они её выкопали?! В это время в наушниках щёлкнуло, и грубый голос по-русски послал его… в общем, предложил присесть на…

Русские ругательства за три года боёв во Вьетнаме Таннер выучил, потому заржал и повторил:

– В-29, come in! Назовитесь, пока я добрый.

Теперь ответили быстро, и послали в жо… А потом там послышался грохот. Это они там головой, что ли, о фонарь бьются?

– Goddamn! Парни, вы там не пережрались? Откуда? С Кореи драпаете? – будет что рассказать вечером в кают-компании.

O say, can you see, by the dawn’s early light,
What so proudly we hailed at the twilight’s last gleaming?
Whose broad stripes and bright stars, through the perilous fight,
O’er the ramparts we watched, were so gallantly streaming?
О, скажи, видишь ты в первых солнца лучах
Что средь битвы мы шли на вечерней зарнице?
В синем с россыпью звёзд полосатый наш флаг
Красно-белым огнём с баррикад вновь явится.
В наушниках грянул американский гимн.

– Эй, придурки, а ну кончай! Назовитесь, а то пожалеете! Я такой рапорт напишу…

Не унялись на «Суперкрепости», пока весь гимн не прозвучал.

– В-29, это последнее предупреждение. Назовитесь.

– Майор, они там пьяные все, что ли? Я вон вижу, они нам факи кажут из задней кабины, – снова влез Ник.

– Отставить разговоры. В-29! Если сейчас же не назовёте себя, буду вынужден открыть огонь.

– Piss off, you red monkey! I'm gonna open fire myself! (Чтоб тебя, красная макака! Да я сейчас сам открою по тебе огонь), – изрыгнуло радио и замолчало.

– Парни, приготовились! Я пущу «Сперроу» им по курсу (ракета «воздух-воздух» А1М-7 «Сперроу 111»).

– Брось, майор! Ещё попадёшь! Надо тебе это в последнем полете? – охладил его пыл Ник. Прав, как всегда. Злило Таннера, что его зам ну вот всегда прав. Хоть раз бы его пророчества чёртовы не сбылись.

– Ладно. Ник. Ты теперь вызывай. Парни, пристраиваемся в хвост этому придурку! Ох, и накатаю я рапорт…

В наушниках щёлкнуло, и противным голосом Ник выдал.

– В-29! Назовитесь, а то майор обсерется.

И через минуту…

– Майор, они ринулись в пике! Там же кораблей как…

– Вижу. Огонь!

– Какой огонь?! Там кораблей…

– Отставить.

Глава 8

Событие четвёртое

После лечения мании величия он вышел из больницы без царя в голове.

Приходит пациент к психиатру:

– Доктор, я раздвоился.

– Не расстраивайтесь.

Масымхан Бейсебаевич Бейсебаев был, как всегда, в чуть мешковатом строгом чёрном костюме, и единственный депутатский значок на лацкане только подчёркивал эту строгость. Он протянул Тишкову тонкую папку и присел на краешек выдвинутого стула. Почти семь лет уже он работает Председателем Совета Министров Казахской ССР. Пётр товарища оценил. Огромная работоспособность – и самое важное для любого руководителя качество есть: он не только отдаёт команды, но и скрупулёзно проверяет ход их выполнения. Легко заявить, и даже прилюдно дать команду об удвоении ВВП. А вот ежедневно следить, чтобы на местах удваивали, и подталкивать при пробуксовках – и сложнее, и неинтересней. Что за радость – пинать людей! Вот вещать – это да. Вещуны страну и похерили. А почему дали им это сделать вот такие работяги? Это для Петра что в той реальности, что в этой – загадка. Некогда было вмешаться? Работали?

В папке был проект строительства курорта на озере Балхаш. Сейчас все летом едут в Крым, Анапу, Сочи. Почему? Ну, во-первых, там всё же понастроили санаториев и гостиниц. Во-вторых, места намоленные, то есть все знают. Ну, и главное всё же – это солёная морская вода, и тепло. Река или озеро – это другое. Мутная в основном пресная вода морскую, солёную и прозрачную, не заменит. Чем ни завлекай – но море есть море.

В Казахстане полно солёных озёр – но не там, где надо. Ещё есть Арал, и есть кусок Каспия – но там проблема уже с пресной водой. И вот пару месяцев назад почти случайно узнал интересный факт. Сначала даже не поверил – попросил подробную справку приготовить. Выдали. На самом деле! Чего только природа не сотворит.

На юго-востоке Казахстана находится одно из самых крупных бессточных озёр в мире – Балхаш. Уникальность этого водоёма в том, что полуостров Сарыесик и пролив Узун-Арал делят озеро на две части: западная часть мелководна, и вода там пресная, а вот восточная – значительно глубже. Там средняя глубина – почти 6 метров, а максимальная и до 26 метров доходит. И вот там вода очень солёная.

Климат в районе озера пустынный: летом средняя температура около 30˚С, и само озеро очень хорошо прогревается. В июле-августе температура воды у поверхности водоёма достигает 23–25˚С, а иногда нагревается и до 28˚С.

То есть, нужна солёная вода – пожалуйста, почти как в Мёртвом море, а рядом, если что, полно и пресной.

Вокруг озера простирается урочище Бектау-Ата, которое, по словам Бейсебаева, считается одним из красивейших мест Прибалхашья. Сам же берег Балхаша в том месте изрезан многочисленными бухточками и заливами, которые облюбовали немногочисленные дикие туристы, приезжающие сюда, чтобы отдохнуть на берегу этого уникального озера, расположившегося в окружении величественных гор и ущелий.

– Начнём? – Пётр перелистал страницы с фотографиями и картами места.

– Да. В этом месте есть небольшой посёлок Чубар-Тюбек.

– Как это переводится?

– Если дословно, то «пятнистый полуостров», – Бейсебаев покрутил рукой, как бы подбирая более понятную на русском идиому.

– Не-не, переводить не надо. В Крыму всякие Коктебели – а у нас будет Чубар-Тюбек. Теперь по проектам. Сожгите вот это всё, а тех, кто разрабатывал, оставьте без премий. Никаких бетонных коробок мы там строить не будем. Хватит, натерпелись! Сколько тут, пять санаториев? Это, я так понимаю, предприятия Алма-Аты? Немцам позвоните, пусть они тоже строят. Чем больше, тем лучше. Если одно предприятие не тянет, то пусть кооперируются, или маленькие бунгало строят. Должны быть дворцы. Обязательно – дворовая застройка. Двор цветным бехатоном застелить, и деревья посадить, и фонтаны поставить, и обязательно должна быть детская площадка с мелким бассейном и с пресной водой, для самых маленьких. И врач-тренер. Учить детишек плавать.

– Только немцам?

– А и на самом деле! Масымхан Бейсебаевич, давайте-ка обзвоните всех руководителей наших девятнадцати областей. Пусть обкомы и облисполкомы тоже строят там здравницы. Взрослым – дворец, а детям – пионерлагерь рядом. И если хоть один дворец будет похож на другой – увольняйте авторов проекта к чертям, без права работать в архитектуре. Срок – месяц. Кто не выполнит – увольняйте тоже. И ежедневный контроль с объявлением процентов готовности проекта. От меня объявите премию: за лучший – поездка на Лазурный Берег, во Францию, и десять тысяч долларов. За второе место – Болгария, Золотые Пески, и тысяча рублей болгарских. За третье – Крым, и тоже тысяча рублей. Ещё бросьте клич по всем крупным предприятиям Казахстана. Давайте там город-курорт построим. Тогда от вас кинотеатры, кафе. Рестораны тоже нужны. Городок аттракционов нужен. Аквапарк. Ну, и я тряхну мошной. Закажу японцам или пиндосам океанариум крутой, и специалистов к нему в придачу.

– Вот это размах, – хмыкнул предсовмина.

– Не-не, это начало только. Вода ведь – нужны яхт-клубы и лодочные станции. Катера всякие прогулочные. Водные велосипеды. Бананы.

– Почему только бананы? Нужны, наверное, и другие фрукты – люди же будут приезжать здоровье поправить.

– По снабжению нужен отдельный проект. А банан – это такая сосиска огромная надувная, там на неё люди садятся и держатся за лямку, а банан этот катер скоростной волокёт, и время от времени резкие повороты делает.

– Интересно… Сам бы прокатился, – впервые улыбнулся Бейсебаев.

– Прокатимся, какие наши годы.

– Проблема с доступностью…

– Я поговорю с Косыгиным. Проложим от Алма-Аты хорошую дорогу, купим автобусы с кондиционерами. Что тут, триста пятьдесят километров? Меньше четырёх часов ехать. Хотя, чуть позже можно и небольшой аэропорт построить – для торопыг и иностранцев.

– Иностранцев? Ц-ц… – премьер с сомнением цокнул.

– Нужно найти способ привлечь. Океанариум – раз… Или как это будет – озерариум, что ли?.. А! Знаю! Нужно обязательно подключить к проекту космонавтов. Пусть себе тоже строят – и пусть организуют музей. Макеты кораблей, фото космонавтов. Даже кусочек лунного грунта. Стоять! Бояться! Нужно чтобы они поставили часть оборудования в этом музее, на котором космонавтов тренируют. Центрифуги разные, барокамеры. Да нет, не музей – действующие стенды, и ещё и с аэротрубой. Можно почувствовать себя космонавтом. Ну, обделается какой француз в центрифуге – зато он дома всем расскажет, что проходил испытания на настоящей космической штуковине! Ни один другой курорт в мире не может себе позволить этим похвастать. И казино для иностранцев, с выдачей выигрыша в чём-то эксклюзивном. Во! Необработанные алмазы, золотой песок. Тоже нигде нет. Да сюда в очередь наши западные партнёры будут записываться, за год причём. И как бонус даже – фотография с кем-нибудь из «Крыльев Родины». Да, и группа будет там концерты давать раз в месяц. Опять стоять! Бояться.

Маша ведь может из самых великих там ежедневные концерты набирать. Музыкальный фестиваль нон-стоп. И батлы между группами, как на «Уэмбли».

Всё, Масымхан Бейсебаевич! Считайте новый проект, на несколько десятков тысяч иностранцев. И большой стадион. Тысяч на двадцать. Стоять! Бояться! И ещё штук тридцать теннисных кортов с искусственным покрытием. Отнимем один из «Больших Шлемов». У Австралии, например. Тогда и аэропорт серьёзный нужен. Делайте проект – и едем к Косыгину. Тут уже серьёзные деньги, нам с Биком не потянуть.

– Сумасшедший вы, Пётр Миронович! Кремлёвский мечтатель.

– Блин… Конечно же, и Диснейленд! С макетами всех самых известных достопримечательностей. Кремль, Эйфелева башня, Биг-Бен. Ну, с этими диснеевцами я запросто договорюсь – они ещё и деньги забашляют.

– Побежал я, а то вы ещё чего придумаете…

– Бегите, мне с моей ногой за вами не угнаться.

Интерлюдия четвёртая

Я тебя рисую ветром

в небе крупными мазками…

(Павел Кашин)
Кто у нас «Солнце русской поэзии»? Наша радость, наша народная слава? Пушкин – наше всё. Никто и не спорит. Нет, правда.

Но у народа Ямато – нет, даже так: у расы Ямато и Вадзин, они же японцы, они же «гуйцзы», то есть черти по-китайски, есть свой Пушкин. И, в отличие от нас, одними красивыми эпитетами их солнце не отделалось. На острове Кюсю, в храме Тэнмангу, что в Дадзайфу, провинция Фукуока, есть храм посвящённый богу каллиграфии и учения. Как ни странно для нас, им стал обычный человек. Когда более тысячи лет назад бог родился, то звали его не «О, Боже». Чуть проще. Да совсем по-простому – Сугавара Митидзанэ.

Родился и вырос бог в семье учёного Сугавара Корэёси. Как и большинство детей из обеспеченных семей, получил он очень хорошее образование, в совершенстве знал китайский язык и начал свою поэтическую карьеру со стихов именно на нем. Достигнув совершеннолетия, Митидзанэ удостоился учёной степени и сыскал благосклонность императоров Уда и Дайго. Поэт добился успехов в продвижении по служебной лестнице, стал известным и почитаемым чиновником, занимал самые высокие посты. И вот тут борьба за власть династии Фудзивара, которая, как ни печально, враждовала и с кланом Сугавара, помешала Митидзанэ продолжить карьеру правительственного чиновника. В начале десятого века поэт был сослан на остров Кюсю, в Дадзайфу, где, никому не мешая и не участвуя в интригах, написал свои лучшие стихотворения. У нас есть «Болдинская осень», у японцев же – «Дадзайфунская ссылка». К сожалению, великому учёному и поэту было не суждено вернуться в родные края – Митидзанэ умер на острове, куда его законопатили. Прожил немало – почти шестьдесят лет. Представляете, сколько бы написал Пушкин, сошли его император в деревню пожизненно? Но вернёмся к будущему богу.

Похоронную процессию сопровождали лишь самые близкие последователи Митидзанэ, и ещё несколько человек. Гроб везли на повозке, в которую впрягли вола. На одном из подъёмов вол внезапно остановился, и ни на какие уговоры и понукания не реагировал. Стоял и не двигался с места. Пришлось похоронить тело Митидзанэ на том самом месте, здесь же через пару лет и – вот ведь неожиданность – был построен храм Тэндзина.

А после смерти поэта стали происходить странные трагические вещи – как в императорской семье, у главных гонителей учёного, так и во многих областях Японии. А именно, наводнения, эпидемии и прочие страсти. Все приняли их за месть духа Митидзанэ. Уже после смерти Сугаваре был возвращён его титул, дана должность министра, а также в честь великого поэта было создано несколько храмов. Не добрячком оказался японский Пушкин. Клан Фудзивара, из-за которого в своё время поэт и был выслан на Кюсю, передал в знак раскаяния деньги одному из храмов, построенных в честь Митидзанэ – Дадзайфу. Однако подношения не были приняты – сооружение в скором времени уничтожил пожар. Позднее храм удалось восстановить, и он до сих пор открыт перед посетителями.

Изаму (что можно перевести как храбрый воин) Фудзивара, последний представитель этого древнейшего в Японии рода, стоял перед храмом и не решался войти. Митидзанэ опять не примет подношение, и у него не будет потомков. Что у первой жены, что у второй, взятой после того, как первая умерла, забеременеть не получалось. Конечно, это продолжается месть ставшего богом поэта! Как заслужить его милость? Изаму ругнулся про себя – зря только в такое неспокойное время сюда в такую даль припёрся, – и повернулся спиной к храму… И в это время лёгкий ветерок толкнул его в спину. Ещё не понимая, что происходит, последний представитель клана Фудзивара обернулся и увидел, как на юго-западе рождается новое солнце. Затем солнце так же мгновенно погасло, а на его месте взметнулся в небо огромный ядерный взрыв. Ну конечно! Проклятому упрямцу Митидзанэ – Дадзайфу мало погубить клан своего врага. Он решил уничтожить всю страну Ямато.

Удар воздушной волны чудовищной мощи разорвал тело Изаму и зашвырнул его от храма на многие ри.

Что колышется там,
Над песчаной косой,
На осеннем ветру? -
То ли белые хризантемы,
То ли пенные волны прибоя…
Поэт Сугавара Митидзанэ.

Событие пятое

Подходит Чапаев со своей дивизией к Ганноверу (город в Германии), и встречает его с хлебом-солью старая арабка. Отломил Василь Иваныч горбушку от каравая, макнул в соль, прожевал и спрашивает:

– А что, мать, белые в городе есть?

Пётр Тишков положил на стол трубку правительственного телефона и пару минут слушал короткие гудки. Потом на руках, упираясь в подлокотники, поднялся и, усмехнувшись горько, водрузил вестника смерти на место, ему положенное. Дохромал до двери и приоткрыл её. Постучал в следующую. Чуть не мгновенно, словно секретарь стояла за дверью и ждала этого стука, дверь открылась.

– Тамара Филипповна, две рюмки побольше и коньяка с конфетками, и скажите там всем, чтобы больше сегодня никого.

– Что-то случилось, Пётр Миронович? – Непейвода широкими шагами двинулась к шкафу.

– Мир рухнул. Нужно помянуть.

– Кто-то погиб у вас? – Филипповна остановилась, так и не достав бутылку. Повернулась, растерянная.

– У меня?.. Да нет. Несколько миллионов врагов. Жутко. Заносите, скажу вам первой. Нет, не секрет. Вечером в новостях будет. Всё, давайте коньяк.

Выпили, закусили. Выпили, закусили, выпили, занюхали. Нет. Не зашло.

– Китайцы сбросили на Японию термоядерную бомбу. От десяти до пятнадцати мегатонн, как тысяча Хиросим. Там стояли все американские корабли. У США больше нет надводного флота. Погибли все адмиралы и министр обороны. Половина острова Кюсю, которая западная – в руинах. На другой стороне, что за горами – чуть лучше. Идёт эвакуация, проснулись сразу несколько вулканов, в том числе их знаменитый Ассо, прямо в центре Кюсю. Самый большой на Земле – ну в смысле, у этого Ассо огромная кальдера, самая большая на нашей планете. На Кюсю жило около десяти миллионов человек.

– И что теперь будет? – Филипповна перекрестилась.

– Сейчас ещё по одной выпьем.

– Да я про СССР! – разлила по новой – пролилось много на поднос, рука дрогнула.

– Про СССР? Я бы жахнул половиной ракет по США, и свалил все на Китай. Да шучу! Так, к сожалению, нельзя, – Пётр выпил, крякнул, зашуршал обёрткой «Гулливера», разворачивая.

– А если американцы по нам? – Филипповна посмотрела на потолок. Не летят ли ракеты? Нет, не видно. Пётр тоже глянул.

– Нет. Кишка тонка. Там сейчас, я думаю, импичмент будет. Выгонят президента, да ещё, чего доброго, и с вицей вместе. Могут и досрочные выборы назначить. И вот тут вопрос, кто победит на выборах – ястребы или голуби? Реваншисты или трусы? Посидеть, подумать надо. Всё, Тамара Филипповна, кончилась пьянка наша. Не берёт коньяк. Не пускайте никого – думать Чапай будет.

Думать сильно не получалось. «Туман войны». Или это в голове от четырёх рюмок коньяка?

Могут США сильно разозлиться и несколько сот ракет отправить в гости к ханьцам? Теоретически могут. Наши, Косыгин сказал, пообещали: если радиация доберётся до наших границ, или границ Северной Кореи, или Монголии – то мы ответим. Там визгу поднялось! И это хорошо. Плохо бы было, если бы молча трубку положили. Так с визгом и пар выйдет.

А если не ядрёные батоны? Ну, вот они их уже шесть сбросили, основные города-миллионники, в том числе и Пекин – в руинах, и что? Китайцев – далеко за миллиард, им эти пусть даже пара десятков миллионов – ерунда. Промышленный потенциал крупных городов – вот что важно.

Плохо то, что в Китае не с кем договариваться. С Ден Сяопином встретились наши – он поехал народ охмурять. Неожиданно на связь вышел и Линь Бяо – тоже завтра встреча. Ну а бомбу, как наши предполагают, послал Не Жунчжэнь – больше некому. Ещё одна сила. Где вдова и премьер? Живы ли? Полный, блин, «туман войны» в голове.

Глава 9

Событие шестое

Разговаривают две бабки у подъезда.

– Слыхала про мусорную реформу?

– Конечно. Их же тогда в полицию переименовали.

– Да не про ту.

Старший лейтенант Махамбет Нурпеисов третий день исправно, как на работу, приезжал на автобусе к дому Первого секретаря ЦК Казахстана Петра Мироновича Тишкова, а проще, сарыбаса. Забирался чуть выше в лес и пытался пристрелить виновника всех его бед. Пока не получалось. Словно кто на небе ворожит этому ак гулак (белые уши)! Утром, да и весь день, пока Тишков на работе, на небе ни облачка, и жара. А только враг его приезжает на этой рычащей, как стая тигров машине – так небо мгновенно заволакивает тучами, и начинает дождь накрапывать. Естественно, в дождь сарыбас по двору не гуляет. Ну, он вообще не гуляет. В первый день, когда погода испортилась почти с наступлением сумерек, Махамбет все не мог найти удобное место для стрельбы. Так вот: вышел Тишков, сел в деревянное, из крашенных дощечек собранное кресло, да и просидел до сумерек, пока дождик не начал накрапывать. Платьишки в детский рисовальный альбом малевал. «Народный мститель», так себя в шутку он теперь называл, тогда смог один раз очень близко подобраться, метров на сто – там ветер завалил старую сосну, и ствол от неё отрезали, а кусок комля и вывороченные корни остались. Очень удобное место. Вот, сидя за комлем, Махамбет в отличную цейсовскую оптику и рассмотрел: взрослый мужик, на такой ответственной должности – и детские рисунки в альбоме калякает. Наверное, Первые секретари все с придурью. Про Кунаева лейтенант точно знал – зажигалки собирает. Тысячи у него. Что, одной не хватит, чтобы прикурить? А курил ли вообще Кунаев? Так говорили, может и врали, что там есть и золотые в коллекции этой, и с бриллиантами, и стоят как несколько «Волг». Ребячество. Ну хоть ребячество! А у этого шайтана что – девчачество?

Принцесс рисует, как семилетняя девочка. Шошка!

Тогда выстрелить почти ведь удалось. Уже и патрон загнал – ну, в смысле, все пять патронов в обойму вставил, как тут вдруг из соседнего дома какая-то высоченная белая девица на одной ноге с костылями похромала прямо в его сторону. Да была б одна – и ладно, и её положил бы. Нечего по лесу с такой ногой железной шляться. И секретаря бы успел. Только вот с девицей были два буйвола – здоровущие мужики, и чувствуется, что военные. Ботинки высокие, штаны в них заправлены. Немецкие егеря такие носили – видел Махамбет в музее фотографии этих элитных фашистских вояк.

Хорошо, что хромая не прямо к дереву пошла, а зигзагами, и всё в сторону терема этого оглядываясь. Махамбет улучил момент и, пригибаясь, ушёл подальше. Потом вообще сверху цирк наблюдал: самый здоровый из «фашистов» подхватил болезную на ручки и стал носить её по лесу. Даст она ему команду – он спустит, та снова на теремок сказочный посмотрит, и опять он её на ручки. Чудно. Чего они искали? И вот когда в очередной раз она с детины слезла – Махамбет понял. Да, она остановилась точно у места, которое он себе наметил, как запасную позицию. Там две жабайы алма ағашы (яблони дикие) переплелись ветвями – отличная развилка получилась, чтобы карабин пристроить. И стрелка из-за листьев не видно. А вот двор сарыбаса – как на ладони. Так она что – снайпер?..

Шайтан этих русских накажи! Вон как решили Тишкова охранять – даже снайпера из больницы, не иначе, привезли, чтобы она указала, где можно позицию организовать. Плохо дело. Но ничего! Она ведь на своей железной ноге никак ему помешать не сможет. А бугаи эти не будут же всё время её на руках носить.

Пришлось в первый день ехать назад в центр – самое интересное, что оставленный им на остановке велосипед, про который он уж и забыл, так и стоял. Честные люди в Алма-Ате живут, не берут чужого. Хотя на остановке всегда народ – может потенциальные воришки просто не рискнули. Сел на свой велик и покатил бездумно в гаражи, соображая, как справиться с появившимся препятствием в виде каланчи белобрысой этой одноногой. И вдруг как удар по голове получил, чуть с велосипеда не грохнулся – у крайнего гаража, частично им прикрытый, стоял милицейский УАЗик. Вычислили, значит. Махамбет спокойно проехал мимо – ну, по крайней мере, старался не делать лишних движений. Свернул на соседнюю улицу в гаражах, по ней вернулся на дорогу. Навстречу попались милицейская же «Волга» и ещё один УАЗик. Вот, шайтан, вовремя-то как! Ещё бы пару минут – и попался в силки.

Остановился Махамбет только километров через пять – за малым до противоположного края города не докатил. Уже в район одноэтажной застройки въехал. Как раз возле колонки лавочка стояла – прислонил к ней велосипед, напился и стал думать, где переночевать и поесть. Денег – полные карманы, но деньгами сыт не будешь. Знал бы – по дороге б в магазин заехал, но на тушёнку понадеялся. Прикинул – не вернуться ли в лес ночевать? На нём брезентуха, сапоги резиновые и тёплые штаны. Не-ет… Там муравьи, да ещё и комары ночью вылезут.

Думал – попроситься к кому переночевать. Тоже нет – если фотографии висят на каждом столбе, то не вариант. И тут вспомнил про одного клиента бывшего.

Поехал туда. Всё, как и три года назад. Бабульки у дома на лавочке сидят. Поздоровался, спросил:

– Дома Нурсултан?

– Да где ему, ироду быть. А ты кто, дружок? Опять до ночи орать будете…

– Не, я дядька его. Забрать в деревню хочу, лечить всей семьёй будем.

– И правильно, забирай! Житья от него нет.

Поднялся, постучал. Наркоша был вменяемым – открыл и узнал, попятился.

– Товарищ лейтенант? – договорить не успел, Махамбет вырубил его прямым в челюсть.

Потом набрал в ванную воды и утопил гадёныша.

Теперь можно поесть и поспать. Завтра нужно Тишкова пристрелить.

Утром, чуть свет, пока бабульки не проснулись и не вылезли, вышел из подъезда, и на остановку. Хорошо, что вчера в лесу догадался карабин спрятать – в автобусе оказался милиционер. Был бы при нём такой чехол – точно бы проверять полез, хоть сезон охоты уже и открыт.

Доехал, походил по округе, нашёл ещё одно место неплохое – но только Тишков вернулся, дождик начался. И вот уж третий день – всё та же история. А ещё эти охранники лазят по лесу – но Махамбет близко не подходил, метрах в трёхстах держался. Попадёт отсюда. Не зря два года в секцию ходил.

Труп вот только вонять начинает в квартире. Он его водой холодной в ванне залил, и меняет, как приходит домой, снова на холодную – но пока сливает, запах появляется. Быстрее тут заканчивать надо. Нурпеисов глянул в окно – только вот тучи были, а теперь всё небо в звёздах. Должна быть завтра хорошая погода. Должна!

Интерлюдия пятая

В большой политике всегда страдают маленькие люди.

В тёмные времена главное – не засветиться.

Многие сильные мира сего сильно нуждаются стать ссыльными!

Генри Альфред Киссинджер, который на самом-то деле еврей Хайнц, а не какой не Генри, вышел из кабинета Президента, плотно прикрыл за собой дверь, достал из кармана дорогого клубного пиджака носовой платок и вытер лицо. Хотел убрать платок назад, но передумал – перевернул и снова вытер. Ему всё казалось, что оно в слюнях этого выскочки Стассена. Потом он прогулялся до туалета для сотрудников и вымыл лицо и очки. Вытер висевшем рядом с умывальником белейшим вафельным полотенцем – и только после этого ему чуть полегчало. Противно, когда тебе плюют в лицо. А ещё противнее, когда свои ошибки стараются на тебя свалить – и при этом плюют в лицо.

Хайнц Альфред Киссингер родился в баварском городе Фюрт (тогда Веймарская республика) в 1923 году, в религиозной еврейской семье. Его отец Луис работал школьным учителем, а мать Паула Штерн была домохозяйкой. В 1938 году, спасаясь от нацистов, семья эмигрировала в США, поселившись в Нью-Йорке. Идея сбежать из Германии принадлежала Пауле, матери семейства. А вот все их многочисленные родственники, оставшиеся в Германии, были истреблены во время Холокоста.

После окончания школы он загремел в разведку из-за отличного знания немецкого, и даже принял участие в знаменитой Арденнской операции. В 1946 году Киссинджера перевели на преподавание в Школе разведки Командования Вооружённых сил США в Европейской зоне.

Потом был Гарвард, где он от студента добрался до доктора и преподавателя на кафедре государственного управления.

Далее – десятилетие подъёма по шаткой политической лестнице. И вот теперь, можно сказать, пик его карьеры! Генри Киссинджер назначен на должности Советника по национальной безопасности и Госсекретаря США при президенте Гарольде Стассене. И это первый случай, когда один человек занимает оба этих поста одновременно.

Ну а сейчас что? Конец карьеры? Самое обидное, что этот трус и истерик Стассен его же в своих ошибках и обвинил. Да, это он посоветовал воспользоваться ситуацией и уничтожить ядерные объекты Китая – что, кстати, из-за того же Стассена так и не закончено. Самый важный из их объектов около города Баотоу – целёхонек и, скорее всего, достанется русским. Может быть, там и чуть устаревшее оборудование – но ведь обогащённый уран и плутоний стабильно производит.

Да, такой совет дал он, Киссинджер – более того, он даже настоял на этом, поборов сопротивление Эрла Уилера, председателя объединённого комитета начальников штабов. Но он не советовал этому засранцу президенту ввязываться в полномасштабную войну! Отстрелялись бы ракетами – и всё. Нет! Давай бомбить мирные города, громить флоты и заводы, нападать на аэродромы.

И что в результате?! Десятки тысяч погибших. Свой флот как корова языком слизнула. Корабли словно специально собрали все в одном месте, чтобы китайцы сбросили на них термоядерную бомбу – которой, кстати, по мнению аналитиков, они не располагали!

Но и это только цветочки. Остров Кюсю с населением в десять миллионов человек превратился в самый большой в мире крематорий. Даже страшно представить, сколько жизней унесла эта бомба. Это не их малюсенькие «Малыш» и «Толстяк» – это в тысячу раз сильнее. А ещё – вулканы! Могло так совпасть, что вулканы проснулись одновременно с термоядерным взрывом? Нет, конечно. Их спровоцировал этот чудовищный взрыв, и от извержения, а заодно и огромных волн, разошедшихся от эпицентра, погибли те, кто выжил при самом взрыве. Горы прикрыли западную и северную часть острова – но именно там и пробудились спящие вулканы, и активизировался тлеющий гигант вулкан Ассо. Японцев погибло несколько миллионов – наверное, не меньше пяти. Они пока в шоке, но не надо ходить к семи гадалкам, чтобы спрогнозировать реакцию этих далеко не самых миролюбивых существ на планете. Нужно срочно эвакуировать с островов все базы! Бросить ко всем чертям технику, припасы – вывезти хоть людей. Да и из Вьетнама. Про Корею не стоит и говорить – она утрачена. По слухам, Москва подарила Киму танков на две дивизии, поставила стрелковое оружие и артиллерию. Дни южан сочтены. Всё, что можно, нужно успеть вывезти на Тайвань.

Самое паршивое, что сейчас может произойти – это не потеря позиций США на востоке. Это обидно и плохо, но поправимо – в будущем. Самое паршивое – если ситуацией воспользуется Кастро. В Гуантанамо не осталось ни войск, ни кораблей – так всякая мелочь и инвалиды.

Вот эти советы сейчас и попытался донести до придурка Стассена Генри Киссинджер, а тот навис над ним и час орал, брызгая слюной, во всём, что случилось, обвиняя именно его. Уволил.

Смешно! Ему бы о своей заднице беспокоиться. Точно начнут демократы процедуру импичмента – и получится, скорее всего, а потом и под суд отправят. И как бы это электрическим стулом не закончилось – или какая тут, в округе Колумбия, смертная казнь практикуется? Пора Президенту подумать об исчезновении, и не с политической арены, а покруче – к комми там перебраться, или к де Голлю.

Эти мысли чуть улучшили настроение бывшего советника. Выйдя из Белого дома, он сел в машину и задумался. А не пора ли и ему встретиться с оперативником Борисом Седовым? Сейчас начнётся такая охота на ведьм,
что находиться в это время лучше подальше. Где подальше? А лучше всего – на другом материке.

Событие седьмое

– Доктор, почему я чувствую себя вялым и слабым?

– Вы просто вялый слабак.

– Пётр Миронович, можно, я к вам одного человечка приведу? – на чистом китайском спросил его Фэн Минж. Фамилия Фэн переводится как «помощник», а имя Минж – «чувствительный и мудрый». Всё вместе, надо полагать – «чувствительный и мудрый помощник». Умеют же! А Даздраперма Марксовна или Трактор Прокопыч? Куда годится! И Иван Иванович Сосиска – ну согласитесь, менее красиво, чем Фэн Минж. И у немцев есть красивые – Штакельберг, Винтергальтер. А тут – Сосиска. Ну куда? Не тянем. В смысле, не тянут. Сам-то тоже ведь – Штелле.

Китайский Пётр знал так себе. Ну, «фэншуй» знал. «Рикша». «Тайфун» – ветер, то есть. Ещё один прикол – как-то сказали ему, не поверил. Посмотрел в интернете. Точно, блин. Книга. Чего ещё? Нет, есть ещё – «женьшень», «кетчуп», «чай», «пекинес», «минтай», «манго». Да, наконец, просто – «го» – то есть почти крестики-нолики. Ещё каждый знает «ушу» и «кунфу». Ну, может, конечно, чего и напутал. Не знаток.

Штелле всё это знание ну никак не помогало общаться с его личным иглоукалывателем, он же – акупунктурщик. Только профессию и выучил – называется «су-джок». Общался Тишков с су-джоком Фэн Минжем через переводчика. Сначала вообще никак не общались, а потом Чувствительный и Мудрый Помощник привёл за руку молодого паренька в форме. В форме, что характерно, тайваньской, с надраенным котелком на макушке. Им оказался один из тех стройбатовцев, что прислал Вечный Лидер Ким. Его за высокий рост отобрали в группу, которая стоит на часах у новой триумфальной арки корейского образца в парке – теперь достопримечательности номер два в Алма-Ате. Номер один, понятно, – сами часовые во время смены караула. Зрелище! Не отнять.

Звали дылду – целых метр семьдесят – Чо Хи. Появился переводчик дня три назад, ну или четыре – а вот сегодня уже своих подтягивает. Так они, китайцы, весь мир и завоюют… хотя Чо Хи кореец. Русский, кстати, знает потому, что у нас строительный институт закончил – а потом чего-то провинился, и его отправили тачку катать. Ну, не расстреляли же. Китайский знает потому, что мать китаянка – подженился батянька на медсестре в госпитале, в сорок пятом.

Оказывается, среди стройбатовцев есть дядя того Чо Хи. И этот дядя – специфический врач. Тоже сослан за частнокапиталистические замашки. Настолько специфический врач, что для его профессии на латыни даже термина нет. Пётр сам придумал: аромадиагност. Дядька Донг Хи может по запаху пота определить почти любую болезнь. По словам специалиста, во время протекания тяжёлых болезней от человека начинает исходить специфическое амбрэ. Так, при развитии рака пот у человека приобретает оттенок несвежего мяса. При болезнях печени и почек человек источает запах аммиака. А вот у людей, страдающих диабетом, пот пахнет ацетоном или яблоками.

Эксперимент самодур Тишков решил провести сразу, как дядьку отмыли от цемента, накормили, переодели, подстригли и выспаться дали. Надо будет, решил Пётр после первого знакомства с замученным гастарбайтером, ревизию у них провести – а то ихние полковники загоняют новых граждан Казахстана до смерти. Заставляют, наверное, без сна и отдыха квадратное катать.

Эксперимент выглядел классно. Всякие секретари ЦК и министры разделись до пояса, выстроились у стеночки боком к ней и подняли правую руку вверх. Ходит Донг Хи, нюхает волосатые министерские и секретарские подмышки и рычит. Не как японцы, но всё одно – «Ы» у них любимая буква. А молодой Чо Хи идёт с блокнотиком следом и иероглифы рисует.

Потом ещё круче стало. Треть почти выгнал нахер старший Хи, а оставшихся разделил на две группы – и вот тут смех закончился. У пятерых – ранняя стадия рака, а у двоих – уже кердык. Метастазы. У второй группы – диабет второго типа. У оставшихся – проблемы со всякими печенями, почками, поджелудочными.

– Чего делать-то? – спросил у аромадиагноста.

– Дывай следышчую группы.

– А с этими чего?

– Эты умырать. Эты лечыть болныца.

Вот и повеселились.

Глава 10

Интерлюдия шестая

– Вам не дожить до седых волос, – пророчит гадалка упросившему её погадать прапорщику.

– Неужели я так рано погибну?

– Нет, рано облысеете.

Гольф-клуб переживал не лучшие времена. Пока негритянские волнения не уняли, тут, в пригороде Вашингтона, было полно их, «неприкаянных дядей Томов» – и вели они себя по-разному. Одни ходили с плакатами. Другие били витрины магазинов и даже банков. Третьи грабили, насиловали, врывались в дома, угоняли автомобили. Сейчас демонстрантов разогнала армия, а грабителей и насильников перестреляли. Потом полицейские и вояки вообще объединили усилия и вытеснили всех чернокожих из округа Колумбия – впускать стали только по специальным документам, которые мог получить только тот, кто имеет постоянную работу внутри кордона.

Согласитесь, когда в городе, а особенно в пригороде идут партизанские бои – тут как-то не до гольфа. Кроме того, люди, что обслуживали клуб, косили травку, чистили пруды, и прочая, и прочая, все на удивление оказались выходцами либо из латинской Америки, либо из жаркой-жаркой Африки. Плюсом к несчастьям, свалившимся на этот ну очень элитный гольф-клуб, было то, что китайская диаспора Вашингтона, когда началась война, массово ломанулась из города и организовала на уютных зелёных лужайках палаточный лагерь. Ну да, впрочем, этот пикник на природе продлился всего три дня, после чего нацгвардия их всех попереловила и отправила куда-то в Техас, в резервации, что там для них начали строить.

К этому времени стёкла на веранде в домике отдыха для совсем уж элитных гостей элитного клуба успели вставить, экскременты из углов вымели, и даже отмыли стены, где получилось – но лоск ушёл, а лёгкий запашок остался. Потому и сидели на веранде, а не в огромном каминном зале.

На веранде в креслах из ротанга сидели трое немолодых уже джентльменов, которые совсем недавно ещё управляли самой могущественной державой в Мире. Пели вернувшиеся птички, стрекотала где-то за холмом газонокосилка, и лёгкий ветерок с запада шуршал ветками чего-то хвойного – кто там из джентльменов цугу от псевдоцуги отличит!

Один из троих поставил стакан с содовой на стеклянный столик и продолжил прерванный появлением официанта, что сменил им напитки, разговор.

– Роберт, а как бы ты вёл эту войну?

Роберт Стрэйндж Макнамара – министр обороны США в 1961–1968 годах при Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне, а сейчас президент Всемирного банка – поболтал виски с полурастаявшими кубиками льда в стакане и сделал хороший глоток.

– Я бы не влез в неё.

– И всё же, Роберт? Машины времени ещё не изобрели, а война уже идёт.

– А точно не изобрели? Мне вот со стороны, глядя на успехи Кремля в последние пару лет, кажется, что комми её имеют. Знают будущее и пытаются его подправить. Ну, или более приземлённый вариант – может эта болгарская слепая и вправду видит будущее? Не зря ведь Кремль так суетится, пытаясь сделать Болгарию своей очередной республикой. Как там её звать? Венка, кажется – а, Сайрус?

Сайрус Вэнс, к которому обратился бывший министр обороны США, снова взял стакан с содовой. У него с утра болела голова – аспирин помог, но пить в жару, пусть и холодное виски, он не стал. Отхлебнув и покатав шипучку во рту, он хмыкнул и чуть скривил губы:

– Ванга. Будет, Роберт. Ты ведь предпринимал кое-какие усилия, чтобы проверить, действительно это феномен, или очередной шарлатан пытающийся выудить монету у доверчивых лопухов. Чем, кстати, та проверка закончилась?

– Одного арестовали, одного она не допустила, и, когда парень проявил настойчивость, его крепко избили её прихвостни – крестьяне из болгарской деревни. Один всё же был удостоен беседы, но сказать, что это что-то прояснило… так не очень. Про его прошлое слепая всё точно рассказала, а про будущее – заявила, что всё в его руках, и ему нужно срочно сменить работу и податься в монахи, если он хочет прожить долгую и счастливую жизнь. Парень, кстати вчера погиб, как и ещё более полусотни тысяч американских парней. Он был представителем морской полиции на одном из авианосцев. Писал мне с месяц назад, что там наркоман на наркомане.

– Ну, значит, не послушал слепую – вот и поплатился. Сидел бы в Греции на горе Афон – был бы и жив и, наверное, счастлив.

– Да, если на это посмотреть под таким углом, то эта Ванга и в самом деле видит будущее, – Роберт Макнамара выгнулся в кресле, приподнимая пятую точку, и достал из кармана небольшой, сложенный вчетверо листок. – Вот здесь мои мысли, что нужно сделать срочно, – он протянул листок третьему собеседнику, сенатору США от Демократической партии, экс-кандидату в президенты Эдмунду Маски.

Двое из джентльменов были республиканцами (Макнамара не поменял свою партийную принадлежность, даже заседая в кабинете Кеннеди), а один – демократом. И это было не случайно – противоборствующие силы решили сесть за стол переговоров. В Мире творилось чёрт-те что, и нужно было спасать Америку – а ещё нужно было выработать, или, на худой конец, хоть попытаться выработать единую политику по трём вопросам. Главным, конечно, являлся Китай – что делать и как ответить. Вторым, чуть менее важным – что делать с Южной Кореей. Ну и, на закуску – а что делать с президентом?

– Импичмент? А что, есть лучшая кандидатура? У нас ведь вице-президент – чёрный.

– Поговорим, пусть просится в отставку. А вообще-то у него сердце слабое, ещё недавно из больниц не вылезал. Может и…

– А кто будет управлять страной?

– Всё по конституции – Джон Уильям Маккормак, 45-й Спикер Палаты представителей США. Демократ. Он, конечно, старый пень и уже ни хрена не соображает – но, согласитесь, это всё равно в сто раз лучше обосравшегося Стассена, который не знает, откуда бы сорвать ещё одну занавеску, чтоб прикрыть свои полные штаны. После убийства президента Кеннеди старик ведь некоторое время уже фактически исполнял обязанности вице-президента, когда Джонсон не захотел назначать нового. Потом ещё тот закон приняли, из-за которого у нас теперь копчёный veep. Хреново вот, что Маккормак может не дотянуть три года до следующих выборов… Так, а не устроить ли ему в «вице-» того длинного сопляка из Аризоны, Мо Юдалла, который зимой собирал в Палате банду, чтобы прогнать хрыча из спикеров? Ну этот, младший братишка Стю Юдалла, который министром внутренних дел был со мной в кабинете. Парень подаёт надежды, народу нравится. Высокий, болтливый, да ещё и с изюминкой. Глаз у него стеклянный. Рвался на войну с джерри, обманул медкомиссию, герой. Потом выяснилось – летать не позволили, отправили на земле командовать эскадрильей черножопых. Так что эти его тоже ценят. Против войны во Вьетнаме долдонит, как Катон про Карфаген, а нам всё равно надо оттуда убираться. Вот пока Мак ещё кашляет – воспитаем в нужном ключе, ему всего-то сорок семь.

Маски дочитал до конца листок и протянул его бывшему министру, но тот махнул ладонью, типа, оставьте себе.

– Третий пункт о перебазировании всего, что у нас осталось на плаву, на Кубу мне не нравится. Получили по соплям в Корее – хрен знает, чем кончится теперь без флота война во Вьетнаме. И такой удар от Китая, который уже, по существу, поставили на колени. И что теперь, ещё сцепиться с Кубой?!

– Да всё наоборот! Чтобы у «Эль-Кабальо», этого Команданте, не возникло мысли напасть на Гуантанамо, и нужно… – сделал слишком большой глоток Макнамара и поперхнулся кусочком льда. Долго откашливался и извинялся, а когда, наконец, продышался и просморкался, то к нему подошёл его помощник, до этого находившейся в домике для гостей у телефона.

Он склонился к Роберту и зашептал на ухо. Долго. Два других собеседника делали вид, что им не интересно, но помощник волновался и говорил чуть громче, чем следует. Всей речи понять было невозможно, но зато и без этого стало ясно – да яснее ясного – пункт о переброске остатков флотов к Кубе уже не актуален.

– Хорошо, Уильям, я буду через пару минут, заводите машину и подавайте к воротам, – Роберт Макнамара оглядел гостей гольф клуба. – Печально, джентльмены. Этот пункт мы уже просрали. Bloody hell. Screw him with a rusty poker, этого Кастро! Чёрт бы побрал и русских с ним заодно. Мне кажется, в Кремле точно появился человек, который может предсказывать будущее. Опоздали мы с Кубой! Кастро захватил нашу базу Гуантанамо. Потерял десяток тысяч человек, но сбросил наших парней в море – и тут же попросил защиты у русских, они уже гонят туда корабли и подводные лодки, а ещё на Кубу через Африку с одной технической посадкой на дозаправку в Рабате летит всё, что комми смогли собрать, в том числе и пассажирские самолёты. И второго Карибского кризиса не будет. В сложившейся ситуации максимум, что можно добиться от Советов – это обязательство не размещать на Кубе ядерное оружие. И это не все плохие новости. Парламент Голландии принял проект обращения ко всем странам НАТО о роспуске этой организации. Королева Юлиана поддержала Генеральные штаты. Они выходят из НАТО и объявляют о своём нейтралитете. И, думаю, одной Голландией мы не отделаемся.

– И что, мы стерпим убийство наших парней на Кубе?! – Сайрус Вэнс выплеснул из стакана содовую и набулькал туда виски из большой тёмной бутылки.

– Сайрус, у вас ведь есть хорошие знакомые в ЦРУ и АНБ? Попросите их подготовить справку на нового, самого молодого члена Политбюро у Советов. Это Пётр Тишков.

Событие восьмое

– Мам, купи собачку!

– Нет!

– Ну купи…

– Я же сказала, нет! Продай её кому-нибудь другому!

Пётр Тишков, на которого совершенно не действовала примета про икоту, составлял список. Не трогают его Косыгин и прочие «Толстяки» – и замечательно. Есть время представить, а что произойдёт дальше в этом новом мире, где послезнание в политике уже точно не сработает. Ну, это в политике – а вот в экономике… Рынки рухнут? В Европе – непонятно, но что чуть просядут – это точно. А в США? Ну, паника на бирже точно будет, и надо её чуть в нужном направлении подтолкнуть. Делаем зарубочку. За рынками рухнет доллар, который и так на честном слове держался. Нет, не рухнет – но просядет капитально. Что это нам даёт? Золото резко в гору поползёт, а за ним – и другие драгметаллы. Нужно звонить Косыгину, хотя Алексей Николаевич – и сам не дурак. Делаем зарубочку.

Что у Бика? У Бика всё хреново. Тоже временно всё просядет. Нужно запретить продавать акции, подсказать отправить людей на пару неделек в отпуска. Лето – пусть загорают на пляжах. Через пару недель политики договорятся, и мелочёвка опять будет нужна. Самолёты, гигиена и продукты питания только подрастут в цене, и увеличится спрос. Там уже нужно будет нарастить рабочую неделю временно. Строительный бизнес бы прикупить – вспомнят, как при Хрущеве, про подземные бункера. Значит, нужно срочно звонить Марселю, и все свободные деньги – на покупку таких разорившихся фирмочек. Даже если самим и не строить. Серьёзный ведь бизнес-то перепродать за полторы цены легко получится.

Концерты «Крыльев» во Франции? Договор подписан, места на стадионах проданы. И Франции накакать на Китай и Штаты. Им даже и на бывший свой Вьетнам уже начхать – рады, что вовремя оттуда свинтили. Только нужно какую-нибудь антапиндосскую песню вспомнить и срочно разучить. Делаем зарубочку: с Машей поговорить.

Хреново, что закупку зерна в США и Канаде для 1972 года придётся прекратить. Зерно сейчас раза в два скакнёт в цене. Куда девать корабли? Не стоять же им? Что можно возить в сухогрузах, если это не продукты? А что… если дорогие породы дерева. Всякие красные и чёрные. Делаем зарубочку в мозжечке.

Вот. И подбираемся к самому сладкому. К ценным бумагам. В принципе, просядут все – может, кроме оружия. Нам же нужно, чтобы просели фирмы, связанные с электроникой. Нам нужен «Ксерокс», и нам нужны Intel и Fairchild Semiconductor. Эти компании стали одними из ведущих производителей операционных усилителей и других аналоговых интегральных схем. Там у них конфликт возникает – но объединим и поругаем, чтобы успокоились.

А что надо сделать, чтобы именно их фишки сильнее попадали? Эврика! Пётр набрал телефон Олдема.

– Андрюха, привет.

– Сейчьяс два часа ночьи… ночью.

– Как мне названивать, весь Казахстан будить – это ему, значит, ничего! Ерунда, на том свете отоспишься. Слушай внимательно. Найди хорошего журналиста, оплати его статью во всех престижных газетах. Смысл статьи такой: при ядерном взрыве вся электроника выходит из строя, а вот ламповая техника продолжает работать. Пусть она тяжелее – но зато она работает. Корабль приплывёт куда надо, самолёт прилетит, телевизор будет показывать. Рации ламповые у военных тоже будут работать. Не всё сразу – после этой статьи найди учёных известных, которые объяснят, тоже в статьях, почему это происходит. Ясна задача?

– Опьят «Интел»? Я не дурька.

– Не дурной.

– Вот, не дурнойка.

– Молодец. Не дурнойка. «Интел», «Ксерокс», «Фэйрчайлд» – ну и мелочь тоже возьмём. На «голубых гигантов» рот разевать не будем – порвать можно. Стой, стой! Там ведь ещё есть Hewlett-Packard. У них наш Джобс сейчас подрабатывает. Если они тоже просядут сильно, то и их надо брать. Даже не так… Даже если просто просядут, то все продаваемые акции нужно скупить. Деньги будут.

Поговорили и о том, что послезавтра к нему девчонки прилетят. Пусть готовится встречать.

Повесил трубку и схватился за правительственный. Война – войной, а денежки счёт любят. Набрал Косыгина. И огорошил того.

– Алексей Николаевич, нужны деньги. Много. Валюта. Нет, своими силами не справлюсь. Как бы не миллиард нужен. Да какие шуточки! Вопрос жизни и смерти для нас. Хорошо. Лечу.

Интерлюдия седьмая

Купил мужик японку с правым рулём. Всё хорошо, только когда в окно плюёт – в жену попадает.

– Почему японцы такая умная нация?

– У них нет блондинок.

Религия японцев – синтоизм, а «Синто» – это путь богов. Как и во всех религиях, есть у них истории, что рассказывают о возникновении мира. Согласно им, мир первоначально пребывал в состоянии хаоса, содержащего в себе все элементы в смешанном, бесформенном состоянии. В некий момент первозданный хаос разделился и образовались Такама-но хара (Равнина Высокого Неба) и острова Акицусима. Тогда же возникли первые боги, а следом за ними стали появляться божественные пары. В каждой такой паре были мужчина и женщина – брат и сестра, олицетворяющие различные природные явления. Идзанами появились последними – они заключили между собой брак, став мужем и женой. От этого брака появились японские острова и множество ками, заселивших эту землю. Ками – это мелкие божки такие.

Расплодились потом боги, и понятно – начали враждовать. Первым был конфликт Сусаноо и Аматэрасу – брат, посетив сестру в её владениях, повёл себя буйно и несдержанно. Аматэрасу рассердилась на него за то, что тот по необузданности нрава разорил её рисовые поля, спряталась в пещере и завалила вход в неё огромным валуном. Весь мир тотчас погрузился во тьму. Перепуганные люди не знали, что делать – ведь все они были обречены на гибель, если солнце не вернётся озарять землю. Тогда, по совету одного мудреца, они возвели огромный птичий насест, на который посадили всех своих петухов. Когда птицы принялись кукарекать, поднялся невообразимый шум. Аматэрасу, заинтригованная странными звуками снаружи, чуть отодвинула камень у входа в пещеру, чтобы посмотреть, что происходит. Напротив входа поставили зеркало. Когда Аматерасу увидела своё отражение, мир снова озарился светом.

Считается, что первый император Дзимму был правнуком Аматэрасу. Именно в Японию богиня солнца Аматэрасу прислала внука для управления страной. Позже у него родился сын от земной женщины, который стал первым императором страны.

Вот у нас царскую семью вроде бы грохнули – хотя есть и версия, что спокойно в Англии век свой закончили. Так у нас даже не Рюриковичи – так, сестра или тётка за Рюриковичем была. Хрень, одним словом, а не права на престол. В Японии же – прямые потомки богини! И в 1969 году всё ещё правит тот самый император Хирохито – 124-й император Японии. И правит он с 25 декабря 1926-го, то есть уже сорок три года и ещё будет править двадцать – по 7 января 1989 года. Умеют же… По совместительству он ещё и Генералиссимус японских войск.

Мы его зовём хирохитой. На самом деле, императора зовут красивым русским именем Сева. Ну, если уж быть точными – Сёва. Трудно им русские имена произносить не коверкая.

Император Сёва собрал кабинет министров.

Управляющий министр Кабинета, он же премьер-министр Японии Эйсаку Сато – брат бывшего премьер-министра Нобусукэ Киси – стоял в полупоклоне и ждал, что же скажет император. Боги в очередной раз покарали Японию. На этот раз – очень жестоко. Даже сверх всякой меры.

Глядя прямо на солнце, что заполнило огромный зал дворца, император Хирохито тихо, по слогам, произнёс:

– Боги продолжают карать меня, а вместе со мной – и мою страну. Я принял решение отречься от трона. И это не обсуждается, но перед тем, как уйти на покой, я отдам последний приказ. Приказ не вам, господин Эйсаку Сато. Приказ каждому японцу. Каждый из нас должен умереть, но при этом убить американца. Пусть умрёт миллион наших сынов, но ноги этих варваров больше не будет на нашей земле.

– …

– Ничего не начнётся. Не ты ли мне докладывал, что три часа назад кубинцы убили всех американцев на своих островах? И где эти шелудивые псы?! Они убрались зализывать раны. Псы должны убраться и с нашей священной земли. По ней ходила богиня Аматэрасу. И они оскверняют её. Не будет счастья для жителей страны Ямато, пока хоть один гайдзин топчет нашу священную землю.

Наследный принц Цугу, подойди ко мне.

Глава 11

Интермеццо восьмое

Светочка очень хотела на первое сентября звонить в звоночек, сидя на плече вон у того высокого мальчика с каштановыми волосами, но её не взяли: то ли потому, что толстенькая, то ли потому, что ей 42.

Какой всё-таки чудесный воздух! Не цветут яблони и другие деревья, да и цветов немного – бывшие хозяева всё под огород пустили, а воздух тем не менее ароматами наполнен. Дышать бы и дышать.

Приходили вчера «бывшие», убирали всё – и морковь, и свёклу, и картошку. Вчера было тридцать первое августа. Всё, кончилось лето. Завтра дети в школу пойдут. Нарвали букеты астр старые хозяева домика, сказали, что больше не придут. Просили попозже, как смородина начнёт листья сбрасывать, залить кусты водой – а то в следующем году урожай будет маленьким. Заботятся. О чужих-то теперь кустах. Хорошая семья! Копать картошку помогали двое детей. Девочке семь лет всего – а и то лазила, из земли просмотренные клубни белые выковыривала и радостно их в ведро кидала:

– Всё, теперрь полное! Забирррайте! – смешная егоза. Косичка одна расплелась. Кадри поправила.

Мальчик постарше, лет тринадцати, работал наравне со взрослыми. Вёдра тяжёлые таскал, и даже за мешок, куда этих вёдер три влезает, хватался. Лопоухий такой, белобрысый, с веснушками по всей физии. Всё на ногу Кадри косился – то ли каркас внимание привлекал, то ли вид оголённого бедра. Кадри по примеру Тишкова штанину отрезала полностью и брюки, как он, перешила – молнию сбоку вставила. А то всё мучилась, что с юбкой, что со штанами, через спицы их надевая. Есть ведь находчивые люди! И не ходит, нос задрав. Ногу увидел, показал язык, и объяснил про молнию. Весёлый.

Видя, как небольшая женщина тоже тяжеленные вёдра, с горой насыпанные таскает, Кадри им Федьку в помощь отправила, а сама решила подарок пацану сделать. Валялся у неё в сумке патрон один от раритетного ружья. Талисман не талисман, а так – память. Влюбилась тогда в преподавателя по стрельбе из этого монстра. Виталик, сволочь такая. Ладно, проехали, наука будет. Так вот, стреляли они из противотанковых ружей Шолохова патроном 12,7×108 мм. Здоровенький такой патрон, хищный. Красивый. Пока семья картошку докапывала, плоскогубцами пулю вытащила, порох высыпала, и назад всё собрала. Даже и не заметно, что пустой внутри. Вот, перед уходом и подарила Сергуньке, как его мать звала. Как синие глазёнки загорелись у конопатого! Блин, точно ведь такие, как у Виталика, kurat oleks selle võtnud (чёрт бы его побрал). Всё, блин! Проехали.

Кадри глянула в лес. Он ей не нравился. Чувство поганое – словно наблюдают за тобой сверху из чащи этой.

– Федька, ты секретки проверял сегодня? – Младшой решил поваром заделаться – сегодня уже съездил на базар, купил мяса, там его ему изрубили, и он теперь долму мастерит. Или долма? Склоняется слово или нет? Нарвал у Тишковых виноградных листьев и голубцы заворачивает. Много – на целый хозяйский большой казан, на всю их банду из двенадцати нехилых рыл.

– Ай, товарищ майор, вы хоть в такой чудесный день о работе не говорите, – продолжил сворачивать цилиндрики.

– Федька, твою налево! – даже зубами скрипнула.

– Шучу, шучу. Конечно, проверял. С самого раннего утра – и сейчас вот только вернулся, пока ты с Серёгиным ругалась. Давай я его застрелю?

– Товарищ млад…

– Там в двух местах нарушены лески, и следы от резиновых сапог. У меня точно такие в молодости были, подошва с приметным рисунком.

– В молодости… аксакал ты наш.

– Местный кто-то ходил, долго. Грибы искал, полагаю – я пока за ним ходил, тоже парочку нашёл. Вот, покрошил, в мясо добавил. А чего? Хуже не будет…

– Федька!

– Я и вчера такие же следы видел. Пустая эта затея. Конец лета – люди грибы собирают. Ты бы ещё гранаты приказала на растяжках ставить! Как арабы в Израиле. В ста метрах – десяток домов, люди по лесам рыщут, вкуснятину ищут. Нет, пустая затея.

– Понимаю. А что делать? Неспокойно мне, – Кадри дохромала до табуретки и присела возле повара.

– Я Серёгина в одно местечко поставил.

– Ты? Капитана? – присвистнула.

– Он лось большой. А я лось умный.

– Сохатый ты! – рассмеялась.

– Слушать будешь? – кулинар закончил сворачивать последний «долмец».

– Слушаю.

– Там две тропинки пересекаются. Одна – в горы, вторая – к тому оврагу. Мимо сложно пройти, а чуть выше есть куст из абрикосов диких. Ты всё видишь, а тебя – никто. Вот туда буйволёнка нашего в засаду и «уговорил» залечь. Бдит.

Бах. В лесу громко хлопнул пистолетный выстрел.

– Там! – и Федька с большой ложкой в руке бросился к калитке. На ходу взвопил «иттің баласы!», выбросил ложку и потащил из кобуры «макаров».

Событие девятое

У политбюро девиз был вот такой: «Ум, честь и совесть».

А сейчас все решительно отвергает свою связь с коммунистическим прошлым.

Новости геометрии. Вчера в Овальном кабинете Белого дома прошла встреча за круглым столом делегаций США и СССР. Обсуждали дела на Кубе.

Кто бы сомневался, что самый умный человек на свете – это, мать его, Пётр Миронович Тишков. Нет, много людей сомневаются. Теперь и он.

А ведь эту историю он знал. Ну… ну, может, не так. Как-то давным-давно, какой-то очередной кризис был – думал, куда б деньгу покласть, чтобы, как в МММ, не прогореть. Интернет листал – там ведь тоже умники вещают, и наткнулся на фамилию «Геращенко». О! Этот монстр финансовый точно посоветует, как выбросить трудовые доходы в нужном направлении. Не – не посоветовал. Статья была о том, как в семидесятых какой-то китайский пройдоха кинул советские банки. Или не китайский? Но пройдоха. И вот Геращенко спасал там этот самый Московский народный банк со штаб-квартирой в Лондоне и отделениями в Сингапуре и Бейруте. Спасал именно Сингапурский кусочек, или филиал. Статья понравилась тем, что дала необычную информацию. Оказывается, кроме всем известного Внешторгбанка, были и другие. В СССР существовали зарубежные кредитные организации – совзагранбанки, работавшие в рыночных условиях, но по директивам ЦК КПСС. Они зарабатывали столь нужную стране валюту, кредитуя проекты своих иностранных клиентов. Кроме того, совзагранбанки были каналами денежных проводок на Запад в интересах тамошних компартий. Чёрт с ними, с коммуняками зарубежными – Косыгин им без Брежнева и Суслова сильно краник прикрутил, и это гуд. Мы про банки. Они есть, они работают в рыночных условиях и приносят прибыль. Могут ведь. Ссуки. Тогда почему не делают? Или всё только для Анжелов Девисов и прочих Лу Мумб?

Добирался Пётр до Москвы на «Сессне». «Боинг» увёз девчуль – сейчас уже в США, наверное. Долго получилось, чего-то Громыко мудрил там три дня. Керту по телефону сказала, что пока секрет – но им выдали мидовскую форму. Не видел никого в этой форме Пётр, только сам Громыко раз в Кремле был – весь в золоте и дубовых ветках. Ладно, чего гадать! Вернутся через пару дней со Стивами – посмотрим, что за тайна Магриба.

Добрался и попал с корабля на бал. И на очень нужный бал – прямо как наворожили. Принимал Косыгин с почётом прямо в аэропорту, куда припорхала «Сессна», господина Ли Куан Ю. Пока они там обнимались и вышагивали вдоль дзержинцев, диспетчер аэропорта поведал Петру поучительную историю из недавнего прошлого.

В самом начале этого года премьер-министр Республики Сингапур Ли Куан Ю летел себе, никого не трогая, в Копенгаген на встречу со скандинавскими лидерами. Летел автор сингапурского чуда, надо полагать, денег просить. Ближайшая дорога – почти через половину территории СССР. Посадку этот волшебник должен был совершить в Ташкенте, дозаправку сделать – но наши диспетчера получили команду от генсека приземлить господина Ли в Москве. Сказали сингапурцам, шо там «ветер северный, умеренный до сильного». И дождь со снегом. Прилетел в столицу нашей Родины Ли Куан Ю, а там… Далее прямая речь: «Меня встречал почётный караул высоких русских гвардейцев, освещённых прожекторами. Они передвигались подобно роботам и, когда меня попросили поприветствовать их по-русски, отвечали в унисон. Осмотр почётного караула завершился маршем, который был впечатляющей демонстрацией агрессивности и силы. Все это было задумано, чтобы произвести впечатление, и я действительно был впечатлён».

Сейчас происходило то же самое, только днём. Не было прожекторов. Пётр любовался и складывал в голове два плюс два – получалась замечательная цифра. Ну, есть минусы – делиться не хотелось, но в данном случае всем куском можно и подавиться. Там ведь Геращенко не просто так спасал – там была афера, и ушки ЦРУ из неё ой как торчат. А потому нужен этот Ли или Ю – пёс знает, где у него фамилия, где имя. Пошёл на костылях, сверкая хромом спиц, навстречу главам. Те, может, и хотели бы его с хвоста сбросить – но поздно.

– Алексей Николаевич!

– Пётр Мироныч, ты не видишь… Разрешите представить, господин Ли. Это член Политбюро, Первый секретарь ЦК компартии Казахстана товарищ Тишков.

Маленький, в белой рубашке с коротким рукавом и в чёрных отутюженных штанах. Пионер. Только галстука не хватает. Ага, вон пионеры бегут – сейчас повяжут.

– Тишков? Бик? – ух ты! Слава – она просочится и в Сингапур.

Повязали, салют отдали. Теперь точно пионер. Вот весной принимал самых-самых в Казахстане – так один был вылитый.

– Есть у меня предложение к господину Ли, Алексей Николаевич.

– По своим американским заморочкам? Так у него нет денег. Он просить приехал. Нищета.

– Алексей Николаевич, он знает русский, – на ухо.

– Твою м… А ты откуда… Господин Ли, вы знаете наш язык?

– Та. Мало. Усю. И сыновья усят. Старсий хосит стати математиком. Я ему сказал, уси руский, там вси матиматики.

– Пройдёмте к машинам, господин Ли.

В машину ещё залез и советский посол в Сингапуре Илья Иванович Сафронов.

Молчали в дороге. Пётр выуживал из головы обрывки сведений о самом Сингапуре и этом вот пионере, творце очередного восточного чуда. Как-то читал, что дело не только в самом Ли Куан Ю – просто слишком уж выгодным было географическое положение Сингапура у горловины Малаккского пролива, как перевалочной базы и логистического центра. Создал хаб, да и стриг себе купоны. Правда, была и ещё в голове информация: вот сейчас Косыгин будет выторговывать для СССР пустующие доки бывшей британской военной базы в Сингапуре, а товарищ Ли ломанётся в Штаты – за эту информацию и отказ получит там огромные деньги, что и пустит на развитие города-государства. Нюанс, однако, есть. Не те пиндосы – теперь им не до британских доков. А нам? Зачем нам там база? Нахер она там не нужна. Там тоже нужен хаб. Перевалочная база нужна, а не военная. Десятки и сотни судов. Не будет сингапурского экономического чуда. Будет огромный приток средств в СССР.

Ну да это пусть Косыгин занимается. Петру пионер был для другого нужен. Как купить такие гиганты будущего, как «Интел», «Ксерокс», «Хьюлетт-Паккард»? ЦРУ и ФБР ведь не разогнали. Найдут концы, отнимут. А вот если совместный банк Бика и Петра, банк СССР, ну, в смысле этот самый Московский народный банк, и банк Сингапура – есть ведь у них банки? – купит фирму инвестиционную, и она будет приобретать акции и облигации? Тогда отнять собственность будет нелегко, а если фирму не в Сингапуре купить, а в Англии, то и совсем непросто! Все знают, как джентльмены щепетильно относятся к частной собственности, если она английская.

Доехали до Кремля, товарища Ли представили очередным сильным мира. Наконец вернулся из Монголии Георгий Максимилианович Маленков. Совсем исхудал. Загоняют старика.

И тут, на счастье Петра, премьер Сингапура захотел носик припудрить. Повели. Тишков схватил Косыгина за рукав и потащил за собой за поворот, подальше от ушей. Рыкнул даже на Председателя Совета министров РСФСР Воронова Геннадия Ивановича, когда тот попытался следом увязаться.

– Потом. Алексей Николаевич расскажет. Сейчас некогда.

Ну, и выдал всё, что напридумывал, минут за пять.

– Почему он?

– Да потому, что последняя сволочь и интриган.

– Ход мыслей понятен… А не сорвётся с крючка? – Косыгин по своей привычке начал свой утиный теребить.

– Есть ведь у нас пара лишних ракет. Поведать ему об этом надо.

– А дружба?

– А табачок?

– Алексей Николаевич, господин …

– Да, идём. Понял тебя, Пётр. Будь поблизости – сейчас официальная часть закончится, и затащим в кабинет ко мне этого любителя русской математики. Навалимся вдвоём.

Интерлюдия восьмая

Чужих меж нами нет!

Мы все друг другу братья

Под вишнями в цвету.

(Исса)
Примерно в тридцати километрах западнее Токио есть американская база Йокота. Там, кроме всего прочего, находится и штаб-квартира всех расквартированных в Японии подразделений США – Это и Армия, и ВВС, и ВМС, и Корпус морской пехоты. Всего в Японии военнослужащих граждан Америки не так и много – где-то 47 тысяч, однако нужно к этому добавить около 52 тысяч членов их семей и пять тысяч гражданских служащих. Получится за сотню. Прилично! Теперь давайте отнимать. Сильно потрепали лётчиков и флот, досталось и морским пехотинцам на Тайване. И последнее вычитание – в результате термоядерного взрыва практически прямо на базе ВМС США в Сасэбо.

Осталось порядка пятнадцати тысяч именно военных. Это против ста миллионов японцев. Нужно ведь тоже вычесть почти пять миллионов погибших на Кюсю.

Русское слово «Япония» является экзонимом. В наш язык оно пришло, предположительно, из немецкого. Сами же жители свою страну называют «Ниппон». Если же иероглифы, которыми написано название страны перевести, то получится – «место, где восходит солнце». Страна Ямато, что тоже иногда звучит, – это название древнего государства на части японских островов. Типа, – «Русь», или там «Княжество Московское».

В ночь на первое сентября 1969 года император Сёва отрёкся от престола в пользу своего сына, наследного принца Цугу. Теперь императором Японии стал Хэйсэй, он же Тэнно Хэйка (то есть Его Императорское Величество), он же – Император Акихито в Западном мире.

Бывший император Сёва, он же Хирохито, получил теперь титул Дзёко Хэйка (то есть Его Величество Император на покое).

Передав ночью сыну Регалии японских императоров (Сансю-но дзинги, «Три священных сокровища» – бронзовое зеркало Ята-но кагами, яшмовые подвески Ясакани-но магатама и меч Кусанаги-но цуруги. Символизируют соответственно мудрость, процветание и мужество), Дзёко Хэйка Хирохито дошёл до своих покоев. Медленно, наслаждаясь каждым шагом.

Он надел простое кимоно и взял со стены одну из катан, родовую. Потом вышел, поклонился жене и сел в автомобиль, который привёз его в госпиталь. Туда уже третий день свозили раненых с Кюсю.

– Есть ли среди вас самураи? – спрашивал он в переполненных палатах, где нечем было дышать от смрадного дыхания гниющих заживо людей.

Потом шёл в следующую палату. Потом в следующий госпиталь. В следующую больницу. Следом подъезжал грузовик, и из кузова выдавали в перебинтованные руки мечи. Простые, не родовые, со старых военных складов. И кимоно. Простое. Умирающие от радиации и ожогов люди надевали белые одежды, брали в руки меч и, поддерживая друг друга, шли по Токио в сторону Йокота. Люди выходили из домов и смотрели на них. Потом возвращались, переодевались, доставали своё или дедовское оружие и пристраивались следом. Впереди процессии шёл шестидесятивосьмилетний Дзёко Хэйка Хирохито. Генералиссимус мёртвого войска.

Потом историки назовут это поход «маршем ядерных самураев». И половина не дошла. Умерли, преодолевая свой последний путь почти в тридцать километров – в семь ри.

Дорога в семь ри не имеет конца.

Дорога в семь ри бесконечна.

Хоть голубя шли, хоть другого гонца.

В сердцах они наших навечно.

Первым при штурме американской базы в Йокота погиб Сёва – его застрелил охранник американской базы. Он шёл твёрдым шагом, уверенным шагом воина, чуть боком и держал меч в отведённой назад руке. И за ним шли люди. Как он, как их император. С отведённой назад рукой. Атомные самураи мёртвого императора.

Можно убить японца. Но разве можно убить Ниппон?! Погиб генералиссимус, погибла вторая половина из пятидесяти тысяч ядерных самураев.

Погиб каждый американец на базе. На всех базах в стране Ниппон.
Знает лишь время,
Сколько дорог мне пройти,
Чтоб достичь счастья.
(Басё)

Глава 12

Интермеццо девятое

Однажды злая колдунья предсказала императору, что его дочь уколет палец веретеном и умрёт. И тогда заботливый отец, он же – император, чтобы спасти свою дочурку… приказал отрубить ей пальцы.

Прибыв в Вашингтон, Керту Дирир поняла, что министр волновался не зря. Назвать то, что она увидела, тихой спокойной жизнью даже с большой натяжкой не получалось. Керту два раза была в США с группой «Крылья Родины». Первый раз – в туре, а второй – на записи двух дисков и целой кучи клипов. И там, на концертах, до драк доходило – но то были просто драки. Сейчас был покой. Никто не дрался, на каждого приезжего в аэропорту имени Джона Кеннеди приходился один полицейский и два нацгвардейца. Вообще говоря, в Вашингтоне три аэропорта – есть ещё Международный аэропорт Дружба, он же Балтимор-Вашингтон, и Вашингтонский национальный аэропорт. Каждый раз Керту прибывала в столицу Америки на разные, так что во всех трёх и побывала. Этот был, конечно, самым красивым. Почти весь стеклянный, и форма необычная – словно кубик взяли и вытянули за две грани, потом посмотрели на выпуклую крышу, подумали и перевернули её. Наклонные стены и провисающая крыша – ну необычно точно. Да и красиво, чего уж. Не идут русские ни в какое сравнение. Надо будет Тишкову Пётру Мироновичу предложить хоть в Алма-Ате перестроить бетонную коробку в такого вот стеклянного красавца.

В эту поездку отправляя, всё же перестраховались в министерстве, по мнению Керту. Кроме Ирины Алфёровой, все довольно сносно говорили на английском, а к ним приставили целых двух переводчиков. А чего – пусть летят. Парни молодые, весёлые, и, судя по их рассказам, в США уже бывали – порядки знают и впросак девчонкам попасть не дадут. Кроме Василия и Степана – это переводчики – было ещё два человека. Та самая Зоя Фёдоровна, что их одевала – в смысле, отвела в специальное мидовское ателье, и представительный мужчина, пожилой уже, почти с Керту ростом и в такой же, как они, форме, только чёрной, и без кортика. Тоже три звезды на голубых петлицах. Большая, видно, шишка в министерстве, так как, находясь рядом с ним, переводчики становились по стойке смирно и замолкали.

В аэропорту их встретил и человек из советского посольства в Вашингтоне. Прошли они за ним через здание аэропорта под дулами винтовок гвардейцев и ненавидящими взглядами полицейских и находившихся в здании американцев.

– Там служебный ход перекопан, и чего-то военные строят, – пояснил встречающий, когда Иван Тимофеевич спросил, на кой этот спектакль устроили.

Неуютно вот так идти и чувствовать направленный между лопаток автомат. А если у солдатика или полицейского, как выражается «Команданте», «крышу снесёт»? Пустит очередь из своей М-16 – и отправишься раньше времени на встречу с ключником Петром.

Дошли до двух машин с советскими флажками – и тут рядом с ними останавливается ещё одна машина посольская, а на ней – флажок Эфиопии. А дальше – ещё круче! Выходит из неё сам император Хайле Селассие I. Керту, когда ещё девочкой была, раз видела его. Отец ведь всё-таки министром был. Сейчас даже и неизвестно, жив ли. И Керту решилась – нужно спросить у императора про отца и сестру, и сделала шаг к нему. Его охранник попытался её руками удержать, но девушка, от которой тот явно ничего такого не ожидал, приёмом айкидо схватила его за руку, вывернула, развернула и отправила в полёт под колёса автомобиля.

– Ваше Императорское Величество! Можно с вами поговорить? – нет, тихо не получилось.

Второй охранник потянулся за большущим пистолетом в кобуре – «хеклер-кох», скорее всего. Бац – и ударом прямой стопы в живот этот тоже отброшен под колёса. Бумс – это его голова дверку «мерседеса» закрыла.

– Ваше Императорское Величество, я хочу с вами просто поговорить.

Поздно. Третий
охранник запихал Хайле Селассие I – императора Эфиопии, происходившего из легендарной династии потомков царя Соломона, в машину. Отскочив, направил на Керту пистолет и заверещал на половину Вашингтона. Хорошо хоть палить не начал. Тут же набежали вояки с полицейскими, повалили Керту, и заодно всю советскую делегацию, на асфальт, приставили к затылку автоматы. Правда, с эфиопами поступили аналогично. Всех троих охранников разоружили, но те начали кричать и сопротивляться. Зря! Пистолеты, один чёрт, отобрали, а охрану принялись месить ногами. Тут же вытащили и императора из машины – и его бы отпинали, но больно много было золота на потомке Соломона. Просто поставили лицом к машине и уткнули в спину два ствола. А вот шофёру императорскому не повезло. Этого достали из машины, как он ни сопротивлялся, а когда тот потянулся за пистолетом, то попросту хладнокровно пристрелили. Как только и остальные солдаты не открыли огонь?

Прекратил всё это безумие какой-то важный офицер американский. Выбежал из здания аэропорта, принялся орать на солдат и полицейских, которых тут уже под сотню образовалось.

– Мать вашу! Fucking shitheads! Вы что, сучьи дети, не видите, что это посольство Москвы?! Ну-ка поднимите их. Только войны с Россией нам сейчас и не хватает. Живо, ублюдки. Капитан, мать твою, что здесь происходит? – важный распихал толпившихся вокруг машин солдат и пробился к русским.

– А я знаю? – капитан в это время засовывал револьвер в кобуру, но, увидев, кто орёт, вытянулся по стойке смирно, сунул пистолет себе в лоб и тоже заорал: – Никак не могу знать, сэр! Драка между посольскими, сэр!

– Дурак, убери револьвер.

– Так точно, сэр! – принялся пихать револьвер в кобуру, и, видно, второпях палец с крючка не убрал. Бабах! Пуля с визгом отрикошетила от железного люка, на котором стоял капитан, и попала в ногу одному из полицейских.

Потом произошло чудо. Нет, не явился Господь и не успокоил всех. Поняв, что сейчас может начаться, Керту запела американский гимн во всю мощь своего контральто.

О, скажи, видишь ты в первых солнца лучах
Что средь битвы мы шли на вечерней зарнице?
Подействовало. Всего-то и пришлось один куплет спеть. Раненого отнесли, охрану императора подняли, как могли, на ноги. Увидев, что перестарались, и стоять двое из троих не могут, забросили их в машину, пачкая кремовую замшу белого «мерседеса» красной кровью почти чёрных парней.

– Кто у вас главный, господа? – разогнавший всех военный обратился к Ивану Тимофеичу.

Тот отряхнул пыль с шитого золотом мундира, покрутил заломленной при укладывании его на асфальт шеей и, прокашлявшись, представился:

– Чрезвычайный и полномочный посланник второго класса Драчёв Иван Тимофеевич.

– Приношу вам свои извинения – и объясните, пожалуйста, что тут происходит? – полковник (колонел), судя по орлам на погонах, обвёл рукой картину маслом.

– Вот этот работник министерства Иностранных Дел СССР, тоже в ранге чрезвычайного и полномочного посланника, попыталась поговорить со своим бывшим земляком, а охранники начали драку.

Полковник был здоровый, под два метра – десантник, поди. Он посмотрел на Керту, которая тоже отряхивалась. Сделал вид, что улыбается – ну, оскалился, а потом, как и все мужики при виде Керту, повёл себя неадекватно. Козырнул, подошёл к императору, пнул его со всего маху под копчик и развернул скорчившегося потомка Соломона к посланнику лицом.

– Ты какого хера, бородатая негрила, тут устроил? Отвечать леди!

Император Хайле Селассие I икнул и чего-то проблеял. Явно не на английском. Огромный полковник не давал ему упасть, держа его на весу за шкирку (ну, за воротник увешанного и расшитого золотом мундира).

– Отвечать!

– Разрешите мне? – Керту пять минут назад хотела просто попросить сообщить ей о судьбе своих близких. Поменялась ситуация – и она каким-то женским чутьём почувствовала, как надо себя вести. Эфиопка со всего маху залепила императору пощёчину и зарычала ему в лицо: – Я – Керту Дирир, дочь министра туризма Эфиопии. Если вы в течение трёх дней не вышлете всю мою семью в Москву, то СССР превратит Эфиопию в выжженную пустыню, и никакие американцы вам не помогут. Ясно? Отвечать! – Керту проорала всё это в лицо императору на амхарском языке и перевела взгляд своих голубых глаз на полковника.

Загипнотизированный контральто и голубыми глазами огромный кролик понял из всей речи только одно слово «американцы» – ну и тон уловил. Эта фея грозит негриле американцами – так поддержим небожительницу с голосом феи.

– Отвечать, черножопый!

Запахло. Не жареным. Ну, может, раньше и жареным – а теперь, похоже, и варёным.

Интермеццо десятое

Преступники ограбили магазин компасов и скрылись в неизвестном направлении.

Кадри бегать не могла. Попыталась. Упала. Хорошо, именно в это время к калитке летел Миша. Он успел поймать девушку, но скажем так, радости это Кадри не принесло, так как поймал её майор за хвост. Не, из штанов у неё ничего не торчало – из головы торчало. Вот за один из двух хвостиков майор её и поддержал. Наверное, упасть было бы менее болезненно – и уж точно не так обидно. Старший «девяточник» рывком поставил её на ноги, перехватив за пояс штанов, и рыкнул:

– Куда!!! А ну сидеть смирно, не мешать работать!

И проскользнул мимо снайпера в узкую калитку. Потом ещё один мимо пробежал. Лехтла смотрела им вслед и проклинала ту пулю китайскую. Сколько ей ещё так мучиться?! Вот какой от неё толк? Лучше бы в больнице лежала. Больше в лесу не стреляли, и это успокаивало. Хоть Федька живой. Он ведь первым побежал, а уж точно не оперативник и не спец из Девятого управления. Снайпер, может и не самый плохой, но опыта маловато – легко может на чужую пулю наткнуться.

Вернулись все вместе. Понурые. Злые. Сникшие. Миша и второй, худой бледный капитан, несли мёртвого Серёгина. Что мёртвый – понятно: голова хоть и болталась в такт шагам, а отверстие во лбу было отчётливо видно, и кровь по лицу стекала.

Довоевались! Кто же это не испугался, на офицера КГБ руку поднял? Получается, не зря её сюда прислали… Случайностей-то не бывает, и не зря она беду сердцем чуяла – охотится кто-то именно за Первым секретарём ЦК Казахстана Тишковым Петром Миронычем. И если приплюсовать сюда тот факт, что прежнего секретаря Кунаева тоже снайпер застрелил, то картина вырисовывается безрадостная, а самое главное – непонятная.

Ведь совершенно два разных человека! И национальности разной. Почему именно Казахстан? Кроме того, вроде ведь нашли, кто стрелял в Кунаева – выходит, не всех? Тёмный лес.

Ну да это не её заботы. И гадать на картах не надо – завтра здесь куча генералов из КГБ, милиции и прокуратуры будет. А часть – и сегодня. Ей пока в лесу делать нечего, там пусть оперативники и собаки лазят. Ей нужно посидеть и подумать – а как получилось, что не Серёгин обнаружил снайпера, а снайпер Серёгина? И ещё нужно придумать, как не наступить второй раз на эти грабли. Что-то подсказывало ей, что этот неизвестный снайпер, её и всей страны враг, ещё себя проявит. Не закончит охоту на Тишкова, пока не доведёт до конца. Ну, или его не доведут до конца.

Кадри присела на табурет, что остался стоять у большого казана, в который Бектуров складывал долму. Сегодня, судя по всему, обедать этими виноградными голубцами уже не придётся. Сейчас сюда милиции понаедет, да и прочие органы отметятся. Не до голубцов будет точно.

Чтобы отвлечься от мыслей, терзающих голову, решила руки занять. Достала из стола парочку семикопеечных полиэтиленовых пакетов и стала перекладывать зелёные «долмецы» в них. Нужно ведь в холодильник положить, пока не испортились. Завтра или послезавтра Федька потушит. Вскоре и сам младший лейтенант появился. Стал помогать.

– Расскажи хоть! – прервала молчание Кадри.

– Нечего. Прибежал, а Витька лежит. И никого. Я туда-сюда – никого. Тут ребята подоспели, тоже стали носиться взад-вперёд. Нету. Потом они двух тёток привели – грибники. Те сказали, что слышали выстрел, а вскоре мимо них в город кто-то пробежал – но они из-за деревьев не видели. Только шаги услыхали. Ну, мы туда. Там, представляешь, те самые сапоги отпечатаны – ну, я тебе говорил, как у меня в молодости. Значит, и правда – не грибники шастали по лесу, а преступник! Хотя и грибники тоже – вот тёток же нашли.

Собрали. Кулинар понёс неудавшийся обед в дом, в холодильник, а когда вернулся, ткнул пальцем в Кадри и спросил:

– А вот ты как полагаешь? Он ведь не жил всё это время в лесу?

Кадри задумалась. Молодец Федька. Хотя, может, сам и не понял, какую мысль интересную подсказал.

– Точно. Он в городе живёт, сюда на чём-то приезжает. Значит, что? А значит, ловить его надо не в лесу – хотя и в лесу тоже, естественно, надо. А нужно ловить на автобусной остановке, или просто на дороге рядом с этим местом. Он может и на попутке приезжать, но кондукторов нужно опросить… Говоришь, сапоги резиновые? Не так ведь много народу летом в резиновых сапогах расхаживает. Давай, беги к Мише, поделись выводами. А я тут ещё подумаю, как этого гада вычислить, и обязательно живым изловить.

Умчался. Итак. Что имеем?..

Событие десятое

Приходит арабский шейх на рынок рабов:

– Мне 2 белых и половинку чёрного.

На рынке рабов.

– Раб, как тебя зовут?

– Спартак.

– Беру, будешь хорошим гладиатором… А тебя, раб, как зовут?

– Динамо.

– Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего из тебя не получится…

Пётр решил не лететь в Казахстан без засланцев-искусителей. Дела в мире чёрт-те какие творятся. Не сегодня-завтра Шелепин выйдет из больницы и внеочередной пленум организует, а уж Политбюро точно соберёт. Уехал на дачу и сидел смотрел с тёзкой телевизор – ну, когда новости показывали, а в остальное время крутил ручку на радиоприёмнике, всякие «Голоса Америки» да «Немецкие волны» прослушивая. Мир перевернулся. США огребала одну плюху за другой – и самое интересное, что СССР к этому почти руку не прикладывал. Америкосы сами себя топили. Разъярённые японцы перебили на своих островах почти сто тысяч американцев – причём не пощадили и женщин с детьми. Ну, эти товарищи никогда человеколюбием не отличались. Ещё Кастро удачно и, главное, вовремя подсуетился – но там как раз американцев погибло в разы меньше, чем кубинцев. Умный команданте, дал им на своих посудинах уплыть. Сейчас уже в Гуантанамо первые советские подлодки входят. С ядерным боезапасом. Ну и по Корее…

– Пётр Мироныч, там телефон! Не слышишь, что ли? – потряс его за плечо тёзка.

– Блин, задумался. Косыгин опять, наверное – всё деньги чужие считает.

Нет. Не Косыгин – и вообще хрен догадаешься. Меньше всего ждал звонка от этого человека.

– Сейчас будете разговаривать с Председателем Ким Ир Сеном, – сказал голосок девушки с рыкающими нотками.

– Добырого дыня, дорогой дыруг.

Издалека начал. Ох, не к добру.

– Пётыр Мыроныч, вам луды нужыны?

– Хорошие? – странная торговля.

– Пылохые. Капыталысыты. Как бесыпылатная рабочая сыла. Пыленные пыредатылы.

– Из Южной Кореи капиталисты?

– Пыросто пыредатылы! Нет никакой южыной Кореи. Корея одна.

– Согласен. Поздравляю. Всю Корею освободили от американцев и их прихвостней?

– Идёт зачистка кырупыных городов. Так нужыны капыталысыты? Мыне нечем их корымыть.

Мать же ж твою же ж. Ещё с китайскими уйгурами не разобрались полностью, а тут – капиталисты! Стоять, бояться. Предприниматели, руководители «тигров» будущих. Да, там есть чем поживиться. Какие, интересно, «самсунги» уже есть? Кто из этих монстров уже появился? Вот это подарок! Да мы из Казахстана, а потом из всей страны, такого азиатского «тигра» замонстрячим, что остальные просто не родятся. Тут и своих корейцев хватает, и от Кима – того глядишь, ещё и им автономию придётся выделять. А и пусть.

– Заверните всех, – не сказал, конечно.

– Товарищ Ким, а о каком количестве предателей идёт речь?

– Хоть о каком. Будем наводыть порядок. Кажыдого выявленного будем репырессыровать, коныфысковывать собыственность и высылать.

– А сроки? – Надорваться ведь можно, или людей погубить. Ну ладно, не погубить – но сильно озлобить.

– Через месяц пойдут перывые. Пока суды, пока разыбыраться.

– Хорошо, дорогой товарищ Ким, я вас услышал. Через месяц перезвоню, и уже конкретно поговорим.

– Хорошо. До высытыречы на турыныре.

– До встречи.

Мать твою, ещё ведь и футбольный турнир скоро начаться должен. Нужно и Голде Меир позвонить – а то такое в мире творится, что правителям сейчас не до футбола. Её пиндосы на глазах сдуваются.

Стоять! Бояться! Бляха-муха! А чего сейчас думает своей бестолковкой «Отец арабов» Герой Советского Союза Гамаль Абдель-на-всех-Насер Хусейн?

Глава 13

Событие одиннадцатое

Приходит Буратино в школу с поленом под мышкой:

– Родителей вызывали?

Буратино не выдержал тяжёлой жизни, взял дрель и засверлился!

Лишь одним глазком взглянула Мальвина на звёздное небо, вспоминая последний долгий и пронзительный поцелуй Буратино.

Жил в Италии один человечек. Звали его Карло Лоренцини. Окончил он семинарию и пошёл работать в книжный магазин. Вскоре работать человечку надоело, он взял псевдоним Коллоди и занялся журналистикой – был театральным критиком, писал политические фельетоны. Так и был бы известен в узких кругах, но вдруг бах – и забабахал повесть «Приключения Пиноккио: история деревянной куклы». Теперь известен во всём мире.

Жил в России один человечек. Звали его Алексей Аполлонович Бостром. Чего уж он там окончил – не буду разбираться. Известен он тем, что соблазнил жену графа Николая Александровича Толстого, в девичестве Тургеневу. И родился у них мальчик, которого из-за определения духовной консистории пришлось назвать граф Алексей Николаевич Толстой.

Не принял повзрослевший граф Октябрьскую революцию – уехал в эмиграцию. В этот период Толстым были созданы первая часть трилогии «Хождение по мукам» – роман «Сёстры», рассказ «Граф Калиостро», автобиографическая повесть «Детство Никиты» и фантастический роман «Аэлита». В 1923 году вернулся к родимым осинам, где встретил очень тёплый приём. Начал писать и менять жён, как перчатки. Умер, чуть не дожив до Победы, в 1945-м.

В эмиграции он редактировал перевод на русский сказки Карло Коллоди, а уже гораздо позже хотел этот перевод издать в СССР – но решил поисправлять и поулучшать. Выкинул всякую хрень, кое-что дописал, и получилась сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Всё. Больше нас этот персонаж не интересует. И так уже много про Буратину сказано.

Жил в Российской империи, а потом и в СССР, один человечек. Нам он интересен по двум причинам. Первая, в целом, неважная. Существует аудиогенетика. Жалуется отец или дедушка в семье, что хотел стать фотохудожником, репортёром в газете. Фотоаппарат старый, пыльный, висящий на стене, показывает. Сын или внук обязательно станут фотографами, репортёрами тоже могут. Ну, тут уж талант. Вот и сын, и внук этого человечка наслушались – и стали. Звали персонажа Николай Николаевич Носов. Да, да, тот самый автор «Незнайки».

При чём тут Коллоди и граф-не граф? А вот при чем. Как раз когда Носов писал «Незнайку на Луне», напечатали впервые в СССР перевод «Пиноккио», а не «Буратино». Вышла книжка небольшим тиражом и затерялась. «Буратино»-то и написан лучше, и ерунда всякая из итальянского творения вымарана.

Шёл граф Толстой, увидел скибку сыра, поднял, откусил, а остатки бросил. А следом шествовал Носов Николай Николаевич, сыр поднял и ещё кусочек откусил – и снова, не доев, выбросил. Вот и добрались. Чего за кусочек?

Есть в книге «Незнайка на Луне» эпизод, где Незнайка и его новый друг Козлик от бездумной и сытной жизни на Дурацком острове превращаются в овечек, или там барашков. У Коллоди, правда, в ослика – но интересен сам факт. Этот самый превращательный процесс нам и интересен.

О ФРГ речь. До чего довели тевтонцев толерантные американцы и их прихвостни в Бундестаге? До сытой и привольной жизни – впервые в истории немцев. Всегда война, нищета и голод. Всегда. А тут – мир, полные магазины, и не гороховая колбаса на витринах, а мясная. Большие зарплаты, тихие уютные города. Покой и процветание. Трудолюбие и орднунг, конечно.

Чем надо заплатить? За всё ведь надо. А платить – глубоким раскаянием в совершённом и толерантностью. Да не жалко! Колбаса ведь. И что получилось? Женщин насилуют на улицах негры или арабы – а полицейские отворачиваются и делают вид, что не замечают. Города загажены – ничего, подметём. Дети – не мальчики и девочки, а оно. И великие немецкие футболисты стоят на коленях, извиняясь, что в Америке было рабство. Не в Германии. Толерантность.

Очень не хотелось бы жить в такой стране. Сытой. Где из тебя сделали овечку или ослика.

Есть в анналах подобное. Вот, например, эпизод из иудейской Торы, где идёт речь о том, что старший сын одного из прародителей иудейского народа Исаака Исав, будучи голодным, продал своё право первородства и все выгоды, с ним связанные, младшему брату Иакову за миску чечевичной похлёбки. Ну так колбаса-то всяко вкуснее.

Вилли Брандт прибыл в Москву с частным визитом 3 сентября 1969 года. На самом деле – никакой не Брандт, и уж точно не Вилли. Немец же. Настоящее имя – Герберт Эрнст Карл Фрам. Был борцом с гитлеризмом и подпольщиком – правда, в Норвегии. Эмигрировал и взял псевдоним. Убеждённый социалист. Потом 16 лет будет председателем Социалистического интернационала. При оккупации Норвегии попал в плен, но сумел бежать в Швецию, где всю войну и находился. Вернулся потом в Германию, ну и карьера дальше.

Сейчас господин Брандт – вице-канцлер ФРГ, и одновременно министр иностранных дел.

И Пётр точно знал, что через пару месяцев должен в Реальной истории стать 4-м Федеральным канцлером Германии. Неспроста товарищ прикатил – и попросил встречи именно с Тишковым и Косыгиным, а не с Шелепиным, коего всё же все за пределами нашей Родины считают главой СССР.

Вилли – человек в мире уже известный. Он в последнее время активно продвигал отход от курса на конфронтацию со странами восточного блока в пользу политики «изменения через сближение» (Wandel durch Annäherung). И именно он через несколько месяцев в Эссене подпишет советско-западногерманский договор «газ – трубы». Может, за этим и прилетел? Ну, раз Косыгин.

Ошибся Тишков в своих гаданиях. Будущий канцлер попросил встречи тет-а-тет, в месте, где точно их не смогут подслушать – и, прежде чем начал, взял с заговорщиков слово, что те предпримут что-либо только после его отмашки. Прилетел на встречу Брандт со своим переводчиком. Пошли разговаривать в кабинет Шелепина в Кремле. Циневу Алексей Николаевич дал команду этаж перекрыть и всех выставить с него – а если вдруг кабинет пишется, то прекратить. Он, конечно, приказывать право имеет – всё-таки КГБ у нас при Совете министров, а не при ЦК или там Политбюро, но… Цинев кивнул и ушёл. Вот и думай – пишет или нет.

– Товарисчи, – начал по-русски, но дальше перешёл на язык Канта, – что вы знаете о так называемом «Канцлер-Акте»?

– Да всё знаем, – начал Пётр и осёкся, поглядел на Косыгина.

– Хотелось бы от вас услышать, – как всегда, за нос схватился.

– Нет. Давайте вы.

– Ну, Пётр Миронович, – покачал головой Косыгин.

– Так называемый Канцлер-акт, то есть письменный документ, который каждый Федеральный Канцлер по требованию союзников подписывает до принесения Присяги.

Он оговаривает владение союзниками немецкими газетами, радио и телевидением до 2099 года. Кроме того, владение союзниками – понятно, только США – золотым запасом Федеративной Республики Германии. Ещё возвращение украденных немецкими оккупантами художественных произведений. Военную поддержку американцев. Этот акт является частью тайного государственного договора 1949 года, заключённого между союзниками и ФРГ.

– 21 мая 1949 года… Нда, в России знают – а я ещё недавно нет. Хорошая у вас разведка, – Брандт дёрнул с носа очки, но тут же на место водрузил. – Я был возмущён, когда от меня потребовали подписывать такие обязательства по подчинению. В конце-то концов, ведь меня будет избирать немецкий народ, а не Госдеп США! И я буду приносить присягу. Какие-то послы не могут этого отменить! Но меня просветили – и Конрад Аденауэр в своё время подписал этот документ, а после него – и Людвиг Эрхард, и Курт Георг Кизингер.

– Господин Брандт, – поднял руку, успокаивая вице-канцлера, Косыгин.

– Да, простите. Я не хочу подписывать этот «Акт о Канцлере».

– Странную вы выбрали компанию, чтобы жаловаться на жизнь. Вы в СССР. У злейших врагов.

– «Враги моих врагов – мои друзья» – сказал один арабский принц, – хмыкнул будущий Канцлер.

– Точно! Он же, когда его казнили, изрёк: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Вы хотите побить американцев? Так нет армии, нет даже намёка на желание это сделать, у народа, и есть почти четыреста тысяч оккупационных войск на территории ФРГ, – Косыгин чуть наклонил голову к плечу.

– Давайте поговорим про войска, – согласился Брандт.

– Слушаем вас.

– Пятьдесят тысяч – это французы. Они за США в драку не полезут.

– Согласен – но и за вас тоже.

– Можно мне? – встрял Тишков.

– Конечно.

– Тут пару недель назад у меня был де Голль – они собираются в самое ближайшее время выводить войска. Помните, Алексей Ни…

– Помню, договор согласовывается. Хорошо, герр Брандт. Отнимем пятьдесят тысяч французов. Ещё остаётся почти триста пятьдесят тысяч человек.

– Пятьдесят тысяч – это англичане.

– И что? Им американцы дадут команду, те поднимут в воздух самолёты и разнесут ваши города в щепки. А сами американцы что, не поднимут?

– Не поднимут. Все самолёты они через СССР перегнали на Тайвань и в Корею. Теперь, надо понимать, их уже нет. В ФРГ осталось только то, что не может летать, и всякая мелочь. И мы можем прекратить поставлять им керосин.

– Да… это аргумент. А танки?

– Тоже можем прекратить поставлять солярку.

– А можно я опять?

– Говори, Пётр Миронович, только, судя по твоим репликам, ты уже в ФРГ войска ввёл. Не рано? – сильнее затеребил нос Алексей Николаевич.

– В детстве какая-то стройка под окнами шла – бульдозер пригнали. Даже на обеде его бульдозерист включённым оставлял. Чадит и орёт – а мне уроки нужно делать. И долго так продолжалось. Вот как-то пожаловался пацанам, а один постарше и говорит – да надо ему в бензобак граммов сто сахару насыпать, больше не заведётся. Вынесли ему сахару, он это мигом проделал. Бульдозер потом с огромным трудом эвакуировали. Ну, насчёт сахара я, конечно, не знаю – но в танках ведь тот же двигатель, а в Германии должны быть химики. Не нужно прекращать снабжать их горючим – это приведёт только к захвату складов и заправочных станций, нужно продавать им солярку и керосин с какой-нибудь гадостной присадкой. Но только чтобы не сразу из строя вывести, а постепенно.

– Считайте, сделано! – просиял Вилли.

– Успокойтесь! Заговорщики! Там триста пятьдесят тысяч солдат.

– Нет, господин премьер. Их намного меньше. С началом китайской войны не только лётчики покинули Германию, но и обслуга, и несколько батальонов пехоты. Корабль за кораблём каждый день уходит. И продолжают, самое главное, уходить. Думаю… вообще, дал команду подсчитать, но цифры разнятся. Так вот, думаю, американцев осталось меньше ста тысяч, и самые боеспособные части покинули ФРГ. Полагаю, что и англичане сами в драку без США не полезут.

– Сто тысяч… А у вас?

– Они разной степени подготовленности и надёжности. Я бы не рассчитывал на цифру более десяти тысяч, – Брандт снял очки и грустными глазами оглядел русских «союзников».

– Говори, Пётр Миронович. Что думаешь? – опять взялся за утиный нос Косыгин.

– Давайте от обратного. Понятно ведь, что на американских авиабазах размещены не только военнослужащие и их семьи, но и многочисленный гражданский персонал. Это, насколько я понимаю, такой небольшой городок: помимо военных объектов, там есть американские школы, торговые центры, почтовое отделение, полицейский участок. И эти базы также являются крупнейшим, если не единственным, работодателем для местного населения в близлежащих районах. Уберёте – и местная экономика понесёт большие потери. То есть, население нас точно не поддержит. По крайней мере, в районе баз, – Брандт попытался что-то вставить, но Пётр поднял руку. – Не все беды. Сократится покупательная способность покинутых американцами, французами и англичанами городов и более мелких населённых пунктов – у военных, конечно, на базах имеются свои магазины и рестораны, но к ним приезжает немало гостей, которые питаются и совершают покупки в окрестностях. Что ещё? Ага – вот, например, коммунальное хозяйство. Уверен, что немалый доход в городскую казну немецких городов приносит сегодня и плата французских, английских и американских солдат за воду, свет – что там ещё? Вывоз мусора, ага. Четыреста тысяч – это большая цифра, да плюс члены семей. Это серьёзный процент населения, которое враз осиротеет.

– Вы словно отговариваете меня, – сморщился министр, – Да всё это так, но немец…

– Оставьте лозунги. Есть план по минимизации потерь?

– Детального нет – но в казне есть деньги, и строительство чего-нибудь в этих городах можно профинансировать. Кроме того, окажется свободным очень много жилья, всяких складов, мастерских, ангаров.

– И промышленники ваши не возропщут, когда международные банки им кредиты давать перестанут?

– Это мы ещё посмотрим, кто чего перестанет… На то они и международные, и сидят там не дураки. Наш экономический рост они при всех обидах игнорировать не смогут. Вложений надежнее сейчас просто нет! – распалился Брандт. – А если ещё и вы разместите у нас какие-нибудь объёмные заказы, то…

– Может, и разместим. Если вы навсегда забудете такое гадкое слово, как КОКОМ. И всё же – тут даже не нам, а вам нужно сперва крепко считать, а не махать сразу риттершвертом… – внутренне усмехнувшись, учительным тоном продолжал Тишков.

– Пётр Миронович, вы словно подготовились к этой встрече. Откуда это знание? – удивлённо посмотрел на него Косыгин.

Нда. Довыёживался. Знание-то легко объясняется – никаких роялей и интернетов. Был Штелле в 2013 в Чехии, в Карловых Варах. В группе туристов попался мужичок, который всё приставал к гиду с вопросами про американцев и их базы – как, мол, к ним местные относятся. Гид, довольно молодая девушка, видимо не впервой выслушивала подобные вопросы от русских туристов, оккупировавших Карловы Вары, а раньше немецкий Карлсбад. Подготовилась, и вот именно этот экономический ответ выдала. Ничего личного, «товарисч», ничего – просто бизнес. Только не расскажешь же «заговорщикам» про турпоездку в несуществующую страну!

– С де Голлем обсуждали. Я его спросил – не жалко мол, городки с налаженной инфраструктурой бросать? И где размещать во Франции этих людей? Вот он и рассказал, – пусть съездят, спросят у женераля.

– Хорошо, господин Брандт. Раз вы приехали, то у вас должно быть и предложение – не жаловаться же врагам врагов прилетели? – Алексей Николаевич достал шариковую ручку и листок к себе придвинул.

– Войска ГДР возьмут базы американцев в кольцо и разоружат. А я потом продам их, ну, американцев, за золотой запас Германии, что хранится на территории США. Понятно, что они должны быть в форме ГДР. С Варшавским договором сейчас Штаты воевать не станут.

– Ни хр… Ничего себе заявочка! Вы хотите нас с США лбами столкнуть, а сами в сторонке отсидеться?! Нам это зачем? – уронил ручку.

– Как? Вы же отодвинете базы США от своих границ?!

– Не знаю… расположат в Голландии. Ах да, голландцы потребовали тоже убрать.

– Вот! Если выйдут и Голландия, и ФРГ, то в Европе практически ничего не останется. Норвегия да Турция с Италией. Ну, Дания ещё, но они к себе ни базы, ни ракеты не пустят, а то ведь вы живо новый выход из Балтики прокопаете – да и мы, как ближайшие соседи, не одобрим. Вам ведь на руку, – победно оглядел, блестя очками – вот какой убийственный довод.

– Не все ведь разоружатся – придётся и пострелять. Там, в Вашингтоне, сейчас какой-то истерик в Белом доме. Может, ему и не дадут шарахнуть по вам и по нам ядерными ракетами – но хорошим такое противостояние точно кончиться не может, – Косыгин отодвинул бумагу. – Других предложений нет? Подсыпать, например, им в еду снотворное со слабительным одновременно. Шучу.

– А пятьдесят тысяч французов? – сник Вилли.

– Де Голль, конечно, насолить американцам готов любым способом – но на такое не пойдёт. Да его и военные не поддержат. Нет… нужен ход конём. Нету у вас, Пётр Миронович?

– Сам бы слабительное предложил. Во все продукты, и в воду.

– Ну и как это на общую обстановку повлияет? Да и всплывёт же потом. Шуму будет! Нет, так нельзя.

– Криптоновый лазер! – подскочил Пётр.

– Что?

– Что?!

– Нужно объявить: если не сдадутся, то будет применён криптоновый лазер. Вспомните шумиху в газетах после Даманского, – Пётр сел и поправил галстук. Герру не обязательно знать, что это блеф.

– У вас на самом деле есть это оружие? – побледнел будущий канцлер.

– Сожгли же китайцев на Даманском и у озера Жаланашколь, – подыграл Алексей Николаевич.

– Это аргумент. Если ещё и рядом с базой продемонстрировать…

– Сожжём ведь немецкую землю до самого ядра планеты, – усмехнулся Косыгин.

– Правда?!!! – выпучил глаза Вилли.

– Нет, тонким лучом пройдём.

– Тогда ладно.

– Ну что ж, дорогой будущий Канцлер… а теперь давайте торговаться.

Глава 14

Интермеццо одиннадцатое

Пассажиры в самолёте так дружно хлопали, что пилот ещё дважды сажал авиалайнер на бис.

– Ты боишься летать самолётом?

– Я в принципе боюсь летать, но самолётом – ещё терпимо.

Керту чувствовала себя паршиво. Во-первых, у неё начались эти самые дни – а во-вторых, этот отеческий тон русского посла в США… Анатолий Фёдорович Добрынин – нестарый ещё, импозантный высокий мужчина, лишь чуть ниже самой Керту, в красивых больших золотых очках, завёл её в свой кабинет и, усадив в кресло рядом с журнальным столиком, стал прохаживаться от двери до портрета Ленина на противоположной стене и обратно. Ходил и молчал. Долго ходил. Потом выглянул за дверь и попросил невидимого девушкой секретаря принести чаю. Снова походил, дождался, пока толстенькая женщина в голубом костюме занесёт чай на подносе, и только потом уселся напротив.

– Пей чай и рассказывай, чего это вы не поделили с императором. И переведи мне, пожалуйста, то, что ты наговорила ему на вашем языке.

– Я попросила его отправить мою семью в Москву.

– Испинав и закатив оплеуху? Боюсь, эти действия не сильно сочетаются со словом «попросила». Как бы выглядело – «умоляла»?

– А чего они на меня набросились! – Керту начала закипать.

– Тихо, тихо, меня бить не надо. Я пока на твоей стороне, – руки вперёд выставил, как бы защищаясь, и улыбается эдак, как взрослый неразумному раскапризничавшемуся ребёнку. – Что за приёмы ты там демонстрировала? Мне Зоя Фёдоровна сказала, что ты одна двоих охранников уложила, а потом пули голыми руками ловила.

– Нам с сестрой отец выписал тренера из Японии. Кандзи «кё» Хидэтака Яхара. Это учитель по-японски – только не простой, а очень заслуженный. Он нас учил десять лет айкидо и карате.

– Сейчас где?

– Ну, мы уехали учиться в СССР, а он – домой.

– Жаль… Сам бы потренировался.

Керту прыснула. Поняла, наконец, что это её посол отвлекает от мыслей всё вокруг разрушить. Представила себе этого дедушку, лет пятидесяти, с большой залысиной, выполняющего каты.

– Ты пей. Так что ты ему сказала? Императору вашему.

– Сказала, чтобы он отправил в Москву мою семью, а то СССР разбомбит всю Эфиопию, – девушка покачала головой, свой поступок осуждая. – Я не хотела… Всё как-то понеслось. Я только спросить хотела, что с моим отцом и сестрой.

– Что понял американец? – посол поставил стакан в подстаканнике на поднос, и, встав, прошёлся снова от двери до портрета на стене. Наверное, измеряет. Ремонт делать собрался?

– Ну, мы разговаривали на амхара. Разве только отдельные слова какие-нибудь.

– Что за слова?

– Американцы, СССР, русские. Я полагаю, американец не дурак – специально мне подыгрывал, поняв, что я угрожаю Императору Хайле Селассие I. Не любит он африканцев.

– Драчёв Иван Тимофеевич так и рассказал. Даже не знаю теперь, чем всё это закончится. Если бы ты была в гражданской одежде – то и ладно, двое эфиопов ругаются в американском аэропорту. Их проблемы. Только вот ты была в форме посланника – то есть, представляла СССР. Что люди в мире о нас подумают, когда об этом напишут газеты?

– Что всяким тиранам и угнетателям нужно бояться гнева Советского Союза?

– Ха-ха-ха, – весело забулькал посол. – Эх, вот выслать бы тебя срочно в Алма-Ату… но Андрей Андреевич, непонятно почему, дал команду обязательно вас в Лос-Анджелес доставить. И наплевать на императора. Катится мир в пропасть. Самое интересное, что до сих пор нет ни протеста со стороны Эфиопии, ни со стороны США. Какие-то чудеса.

– Вот! Боятся гнева ва… нашей Великой Страны.

– Нда, наверное. Так, ладно. Давай по делу. Власти запретили вам лететь на «Боинге» Тишкова. Наверное, опасаются, что он шпионской аппаратурой напичкан. Может, и не зря опасаются. Летите на обычном местном рейсовом самолёте. Вылет – в четыре утра, и они дают вам в сопровождении того самого полковника и пять его солдат. Ну и ещё двоих – я так понимаю, что это люди из ФБР. Не объяснишь, зачем в СССР нужны эти четверо, за которыми вас Тишков послал?

– Не объясню. Просто не знаю. Команданте сказал… извините, Пётр Миронович сказал – любыми средствами и силами.

– Ох уж этот ваш Пётр Миронович. Ну да… там внизу уже директор ваш суетится. Эндрю Олдем. Допивай чай и сходи, успокой его. И не бей больше императоров – их совсем мало на земле осталось. Вымирающий вид.

Вот летят в этом страшно неудобном самолёте. Он даже больше, чем тот, на котором они прилетели – а столько народу напихано, что душно и противно. Да ещё этот Эндрю храпит на соседнем сиденье. Хотя волосатику и простить можно – а вот на крайнем кресле огромный колонел, так тот храпит так, что непонятно, как самолёт не разваливается. Взрываются же стаканы, говорят, от пения некоторых певиц с высокими голосами.

Их делегация чуть не половину салона заняла. Американцы, видимо, в последний момент передумали, и с полковником ещё пятерых полицейских отправили, и тоже главным у них мужик весь в значках и колодках от медалей.

Плохо началась поездка. Как там ещё детишки себя поведут?

Интермеццо двенадцатое

– Жена решила грибами заняться. Насобирала, насолила, разослала родне.

– И что родня говорит?

– Нет у нас теперь родни.

Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов уже подходил к дому утопленника Нурсултана, когда наступил на брошенную каким-то ребёнком сломанную игрушку – вернее, часть игрушки, ногу от пластмассовой куклы. Остановился, поискал девочку глазами – может, уронила. Двор был пустынным, и даже трёх старушек на месте не было. Странно. Обычно и бабульки сидят, и дети играют во дворе. Махамбет поднял розовую ногу и, делая вид, что отряхивает брючину, снизу глянул на окна, что выходили из «арендуемой» им квартиры, как раз на двор. Нет, ничего подозрительного не видно – не маячат за занавесками милицейские фуражки. Только вот пустынный двор настораживает. Решил на всякий случай пройти мимо подъезда и посмотреть на двор с противоположной стороны. На лавочке за вкопанным в землю в соседнем дворе столом сидели двое мужиков и играли в домино. Вдвоём? Они покосились на проходящего мимо Нурпеисова, и взгляды были такие… цепкие. Начали подниматься.

Обложили! Махамбет ускорил шаг – но понятно, что теперь эти не отстанут. Мужики и вправду пошли за ним. Тогда он сунул руку в карман и, развернувшись, пошёл в сторону тополей, что росли на выходе из двора. Преследователи ускорили шаг и повернули чуть раньше, сокращая дистанцию – но при этом оказались как раз на нужном расстоянии. Махамбет почти спокойно достал «макаров» и тремя выстрелами уложил обоих. Бросился за тополя, а потом перемахнул через забор и оказался в детском садике. Пробежав его насквозь, он снял перед выходом брезентуху и, держа её под мышкой, как можно более спокойно вышел из калитки детского садика, направившись к трамвайной остановке. Там толпилось много людей, и как раз трамвай подъезжал. Заскочил последним, протолкнув замешкавшуюся на ступеньках толстую казашку.

– Ей, оңайырақ (полегче), – огрызнулась тётка.

– Извините, еле успел, – вымученно улыбнулся ей Махамбет и зашарил в кармане в поисках мелочи.

Сегодня день точно можно назвать неудачным. Хотя… жив ведь до сих пор, и при этом троих «соседей» застрелил. Даже и сомневаться не нужно – все трое были из КГБ.

Утром, уже в четвёртый раз, бывший старший лейтенант приехал на автобусе к дому Первого секретаря и, пожёвывая сорванную травинку, пошёл к лесу. Кошка дорогу перебежала. Не чёрная – рыжая. Сплюнув – и травинку, и ещё для верности пару раз, – Махамбет прошёл чуть дальше и зашёл в лес не по своей обычной тропинке, а по узенькой, почти незаметной тропке, что, видимо ещё только начали протаптывать грибники. Вела она не совсем в нужном направлении, но Нурпеисов пока не сворачивал – решил разведать, куда она идёт. Мало ли может пригодится.

Тропка вскоре вышла на ту тропинку, что шла наискосок от крайних домов, взбираясь уступами вверх по пологому внизу склону ущелья. Ну, эту тропинку он изучил – потому повернул по ней назад к домам. Чуть дальше снова была хорошо протоптанная тропа, которая круче забирала в горы. Торопиться было некуда, и Нурпеисов прошёл по ней пару сотен шагов – а вот тут её снова пересекала только протоптанная грибниками, еле видная в траве стёжка. Он двинулся по ней и через пару сотен шагов оказался почти там, где и решил пересидеть день. Возле тропинки с неплохим видом на кусочек двора Первого секретаря росло несколько диких абрикосов – урюков. Целая рощица, но были они ещё невысокими – так что, скорее, кусты. В них он и решил посидеть, понаблюдать за охранниками шошки. Только залёг, как увидел двоих идущих в его направлении. Махамбет узнал людей из охраны Тишкова. Один был совсем молодой болтливый казах, а второй – огромный русский медведь, но двигался «косолапый» легко. Видно, что профи. Молодой указал медведю на заросли урюка и пошёл назад. Поворчав, бугай протиснулся между крайними деревцами и, бросив на землю такую же, как у Махамбета, брезентуху, начал устраиваться. Долго подминал траву под курткой, потом ворочался, и, наконец, устроился, достав из кобуры, устроенной под мышкой, пистолет.

Уйти незамеченным теперь Нурпеисов не мог – он лежал всего в десяти метрах от КГБшника. При малейшей попытке пошевелиться он был бы услышан. Лежал при этом неудобно, боком, на плече – и оно начало затекать. Осознав, что дальнейшее лежание приведёт только к тому, что он не сможет владеть рукой, Махамбет стал по миллиметру разворачиваться. Не получилось бы – но как раз в это время шли по тропинке прямо над ним две женщины, грибы собирали и разговаривали. Медведь повернулся на голоса, но увидев женщин, сплюнул и снова занял прежнее положение. Как раз в это время Нурпеисов и повернулся, укладываясь на живот, и пистолет из кармана достал. Рядышком они лежали не очень и долго. Бугаю это, видно, надоело, и он встал на колени, а потом поднялся и сделал пару шагов в сторону «народного мстителя».

Ничего не оставалось, только как выстрелить КГБшнику в голову. Попал. Бугай, как подкошенный, рухнул на землю. В два прыжка Махамбет подскочил к нему и поднял выроненный пистолет. Сунул оба в карман и быстрым шагом двинул к остановке, а выйдя на тропинку, ту, что была чуть выше основной – вот не зря разведывал! – понёсся бегом. Тут-то первый раз за день повезло – как раз автобус со стороны Медео на остановку подъехал. Заскочил в него Нурпеисов, и долго тяжело дышал, переводя дух. Нужно придумать новый план, как разделаться с сарыбасом. Сейчас тут такой кипеж поднимется – и мышь не проскользнёт.

Интерлюдия девятая

Негр купил себе чёрный «Мерседес» с темными стёклами. Приходит домой:

– Ну что, купил?

– Купил.

– Какого цвета?

– Телесного…

Роберт Стрэйндж Макнамара – министр обороны США в 1961–1968 годах при Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне, а сейчас президент Всемирного банка – находился на последнем, седьмом этаже треугольного здания Международной финансовой корпорации в Вашингтоне. Недавно эта организация, созданная с целью обеспечить устойчивый приток частных инвестиций в развивающиеся страны, стала частью Всемирного банка. Политика банка изменилась. Если первые инвестиции были направлены на восстановление после войны экономики стран Западной Европы по плану Маршалла, то теперь, после завершения этого процесса, настала пора переключаться на развивающиеся страны. Одной из точек приложения средств и сил была выбрана Бразилия.

Но не деньги, вливаемые в эту банановую республику, интересовали мистера Макнамару. Здесь для него подготовили небольшой отчёт по деятельности корпорации «Бик». Интересное получилось чтение! Как-то проглядел он этот момент. Ну, подминает под себя одну за одной мелкие фирмочки этот монстр – но всё в порядке законности. Никаких рэкетов и вымогательств, никаких афер. Самое интересное, что ни одну из поглощённых фирм Бик не разорил и не выбросил на помойку – нет. Всё с точностью до наоборот. В прогоревшие предприятия вбухиваются деньги, они частично перепрофилируются и начинают стабильно работать, принося существенную прибыль. Прямо финансовый гений этот французский барон. И сейчас бы не обратил на него внимание президент Всемирного Банка, если бы не большая записка, переданная от Сайруса Вэнса – его заместителя на посту министра обороны. Интересную информацию нарыли по его просьбе в АНБ! Оказывается, одним из
учредителей инвестиционного банка «Бик и сын» является ни много ни мало тот самый молодой член Политбюро. Пётр Тишков. Да, ещё и именно Тишков стал не так давно членом совета директоров корпорации «Лего», и дела у той прямо с тех пор круто пошли в гору. То же самое с «Сессной» – как только в члены совета директоров и акционеров компании вошли Бик и Тишков, «Сессна» почти удвоила и оборотный капитал, и прибыль. Расширятся на глазах, одну за одной открывая дочерние фирмы.

Как такое возможно? Коммунист… И не какой-то там директор завода, а член Политбюро и Первый секретарь третьей по значимости республики СССР. Член Политбюро – один из самых богатых людей Европы? Ерунда полная получается. Или это не Тишков? Деньги КПСС! Вот откуда Бик берёт средства на приобретение всё новых и новых предприятий, вот откуда деньги на поглощение таких игроков, как «Сессна», «Лего», «Байер», «Адидас». Ну, пусть не поглощение – но они точно поют под дудку Бика, а значит, и Тишкова.

Как он просмотрел такой грандиозный заговор? И что теперь делать с этими знаниями? Отжать назад у Бика «Шик» и «Жиллет», «Сессну» и ещё десятки фирм в США? Да, непростое это будет предприятие, если взглянуть на бумаги. Акции не именные – кто-то там не дурак у этого Бика. Какая-то фирмочка на Кипре владеет инвестиционным фондом, а тот имеет небольшой банк, тоже инвестиционный. И уже этот банк является акционером. И доказать в суде или где угодно, что это всё принадлежит КПСС, просто невозможно – да над ним смеяться будут! Что отбирать? Ну, отберёшь «Шик» – так они его закроют и наладят производство в Тайване, а то и во Франции. Потеряют работу несколько тысяч американцев, так как самим им работать не дадут. И никакое антимонопольное законодательство не поможет. Ничего не нарушено. Точно эти Тишков и Бик – финансовые гении. За три года из средней руки фирмочки стать одной из крупнейшей транснациональной корпораций – и ни разу не пролететь! За что бы ни взялись комми чёртовы, всё так и прёт в гору.

Роберт Макнамара налил себе в стакан холодной содовой и закурил, пуская в потолок колечки, стараясь чтобы одно пролетело внутри другого. Долго не получалось. Расстроенные чувства мешали. Как же он их пропустил?

Постепенно сигара успокоила – начало получаться. И именно в этот момент задребезжал телефон. Закрывшись в кабинете, он попросил Джона, своего секретаря, не беспокоить его – только в том случае, если рухнет Статуя Свободы, перенаправлять звонок сюда. И вот он звонит. Твою ж мать! Неужели рухнула?

– Да.

– Роберт, это Сайрус. Новость из разряда «так не бывает».

– Красные высадились в Калифорнии?

– Ну, почти. Умер вице-президент.

– Подробнее.

– Включи телевизор и беги в магазин за «Калашниковым», – забибикали короткие гудки.

– Джон!!! – заорал Макнамара, бросив трубку.

– Да, сэр? – появился помощник.

– Как тут телевизор включается? Настрой мне СиЭнЭн.

– На шестьдесят седьмом году жизни скончался во время обращения к гражданам Америки вице-президент США, лауреат Нобелевской премии Мира доктор Ральф Джонсон Банч. Предлагаем прослушать ту часть речи, что успел произнести вице-президент.

– Американцы, братья! Я обращаюсь к вам за поддержкой. Сегодня утром группа конгрессменов и сенаторов от обеих партий набросилась на меня на площадке перед Белым домом, обвинив в том, что именно я виновен в тех несчастьях, которые в последнее время обрушились на нашу страну. Я не отрицаю, что доля вины на мне лежит – я не смог совладать с «ястребами». И я бы стерпел их обвинения – но эти джентльмены перешли дозволенные границы. Скатились до оскорблений – они называли меня чокнутым ниггером и требовали, чтобы я подал в отставку. У меня сложилось мнение, что повод им был не важен. Им нужно было убрать представителя нашей расы из Белого дома. Так они и кричали мне в лицо: «Белый дом – для белых, убирайся прочь, черномазая обе…»

Банч взмахнул рукой, схватился ею за грудь и начал оседать. К нему бросились люди.

– Джон!!! Автомобиль подавай. Срочно едем в Белый Дом. Good God… Что сейчас начнётся в стране?!! Вот это задница!

Глава 15

Интермеццо тринадцатое

Сидит в ресторане мужик, вдруг к нему подсаживается классная девушка. Мужик заказывает шампанское, они пьют. Через некоторое время мужик кладёт девушке руку на коленку, начинает медленно вести вверх. Девушка вдруг говорит:

– То, что вы ищете, находится у меня за левым ухом, потому что я натурщица у Сальвадора Дали.

– Яков Германович, а всё забываю вас спросить… Колхоз гремит на всю страну – «30 лет Казахской ССР». Даже район ваш Успенский Павлодарской области теперь каждый председатель в стране знает – а как село-то называется?

– Равнополь.

– И что, в новом здании школы в самом деле есть зоопарк?

– Нет, перепутал тот, кто вам докладывал, Юрий Алексеевич – не в школе, а в детском саду.

– И бассейн?

– А чего? Нам, богатеям и миллионерам, для детей ста тысяч не жалко. Только вы сейчас произнесли слова громкие – а на самом деле всё приземлённей. Бассейн – маленький и мелкий совсем, детишки же и в метр ещё не выросли. Зоопарк – тоже громкое название, есть лисичка, белочки, рыбки в аквариумах плавают, птичек немного, черепахи ползают. Ни львов, ни слонов с крокодилами.

– Думаете, в каждом садике в СССР зоопарки есть?

– Так от людей ведь, наверное, зависит, – Яков Германович Геринг поправил галстук и глянул на стоящего у стола человека. Прикрыл трубку рукой и прошептал: – Гагарин.

Мужчина согласно кивнул и чуть отошёл от стола.

– Хорошо, Яков Германович. Я чего звоню? Тут голландцы в гости просятся, хочу их к вам в колхоз свозить. Нужные голландцы. Мы тут с ними сеть совместных производств пытаемся организовать. Будут у нас птицефабрики строить.

– Хорошим людям всегда рады. Когда этот сабантуй намечается?

– Шестого сентября. Как думаете, мы успеем из Павлодара доехать, всё у вас посмотреть и вернуться до ночи?

– Так если не сильно много народу, то можно и у нас заночевать. Мы уже привыкли к приезжим, гостиницу построили на сто человек. Там как раз пятого израильтяне уезжают.

– Это совсем хорошо. Тогда с ночёвкой – облазим у вас всё! Себе-то птицеферму не хотите?

– Если вы про колхоз «30 лет Казахской ССР», Юрий Алексеевич, то там есть птицефабрика. Даже две. Одна – старая, а вторую месяц как ФРГшники нам построили. Собрали у них там землячества деньги и закупили всё. Тут интересно получилось – они как сказали, что птицеферму нам купили, я кинулся в родную деревеньку, всех сгоношил начинать строить новый птичник. А то привезут птиц – а нам их куда, в чисто поле? Ну, народ поворчал, да и в очередной раз рукава засучил. А оказалось всё интересней! Приехали сначала инженеры, геодезисты разные, потом строители, следом стали поступать стройматериалы и техника. Юрий Алексеевич, вы бы видели, как они работают… Всё продуманно, всё под рукой. Никаких отвёрток и гаечных ключей – сплошь электроинструмент. Раствор не бабы лопатами месят, а красивые бетономешалки. За две недели всё построили – два отличных здания. Оставили нам всю технику и инструмент, и ауфвидерзеен. Потом не птиц привезли, а яйца в инкубаторы – и вот уже цыплятки бегают. Надо бы нам с этими немцами тоже какие договора заключать. Понятно, что в следующий раз дарить не будут. Только ведь если вокруг небольших городов такие вот птичники будут стоять, то мы людей мясом птицы точно обеспечим. Сейчас я на Тишкова вышел, чтобы он с ними договорился, оборудование и яйца на третью птицеферму закупил. Мы-то свою тоже не бросили – достроили. Долгосрочный бы договор с этими геноссен заключить.

– В одном направлении думаем. Я с голландцами как раз долгосрочный договор заключаю, на сотню таких птицефабрик. Посмотрим ваши – если не хуже, то, может, и с ними договор заключим. Много в стране небольших городов. Ну всё, Яков Германович, готовьтесь встречать голландцев и представителей министерства шестого. Нас человек тридцать будет. До свидания.

– Слышал, Иван Никифорович? Очередную делегацию готовься встречать. На этот раз голландцы, – Геринг развязал, наконец, непослушный узел на галстуке. – Как только люди в этом ошейнике целый день ходят?!

Иван Никифорович Худенко повторил процедуры с галстуком. Только закончилось совещание в министерстве Сельского хозяйства Немецкой республики. Обсуждали вопросы совершенно не типичные для этого министерства. Даже так: именно это министерство и должно было решить вопрос, но цифра получилась настолько громадная, что все сложили руки и обратились к торговцам. Те сделали что смогли, но получились крохи. Вот снова собрались председатели самых богатых колхозов и совхозов, чтобы решать, как быть.

Геринг повесил красивый, подаренный руководителями немецких землячеств галстук на спинку стула и продолжил разбирать так и не решённый до конца на совещании вопрос с новым председателем его детища, колхоза «30 лет Казахской ССР», Худенко.

– Всё-таки в какой раз убеждаюсь: плановая экономика – это сила. Ничего никакой рынок решить не может!

– А то до этого не ясно было. Тишков всё это заварил – пусть теперь и помогает, – Худенко взял со стола графин и налил себе в стакан. Вода не освежила. Тёплая. Осень по календарю, а на улице – как бы не тридцать градусов.

– Знаете что, Иван Никифорович? Я частично с вами согласен – побежали мы вперёд паровоза. Но уверен на сто процентов: сейчас вот наберу Петра Мироновича, он крякнет, обзовёт себя бестолочью, и через минуту все наши проблемы решит. Нас сто человек, и не дураки ведь – не смогли за пять часов ничего путнего придумать, а ему минуты хватит.

– А давайте поспорим, что и Тишкову это не по зубам, – Худенко встал и вылил остатки воды из стакана в горшок с цветком на подоконнике.

– А давайте. Если проиграете, то голландцев за свой счёт принимаете – а то в министерстве денег на этот квартал на представительские мероприятия нет больше.

– Кто б сомневался! Ваши друзья из ФРГ пить-то горазды – все русских алкоголиками зовут, а эти вообще не просыхают.

– Чем голландцев удивлять будете? Нужно какое-то блюдо, чтоб запомнилось, – министр встал, дошёл до двери и сказал, чуть приоткрыв дверь: – Анна Фидриховна, понабирайте по всем известным телефонам Петра Мироновича Тишкова, хотелось бы поговорить. Да, там, в холодильнике, нарзан-то остался? Замечательно, занесите нам бутылочку.

Разлили по стаканам пузырящуюся жидкость и мелкими глотками – настолько холодным нарзан оказался, что зубы ломил, – осушили красивые резные стаканчики.

– Тут на днях у завуча школы, Дик Инны Германовны, юбилей был. Так она нас интересным блюдом потчевала, – наливая снова в стакан ледяного нарзана, второй рукой погладил живот Худенко.

– Ох я неблагодарный! – хлопнул себя по лбу Геринг – забыл про юбилей первой учительницы. – Доннерветтер. С голландцами приеду, поздравлю – лучше поздно, чем никогда. Так что за блюдо наш заслуженный учитель приготовила? Она мастерица – небось, штрудли с квашеной капустой и курицей?

– Штрудли, конечно, были, но главное блюдо – пельмени, – Худенко закатил глаза.

– Просто пельмени? – разочарованно развёл руками министр.

– Не, не просто.

– С рыбой?

– Да господь с вами, Яков Германович, с какой рыбой! Я для жены своей молодой рецепт переписал – она к родне уехала в Алма-Ату. Вот вернётся, пусть пробует такое сделать.

– Рассказывайте! Не помню никаких изысков с пельменями от Дик.

– Пельмени самые обычные, мясные – ну, может, чуть помельче, чем в нашей столовой дают. Дело в соусе.

– Пишу.

– На огонь ставится противень. На него укладывают помидоры и перцы болгарские – на пару минуток, потом снимают, и кожицу и с тех, и с тех счищают. Сам видел – она после огня легко отделяется. Всё это мелко режется и на масле сливочном тушится. Ещё лук и чесночок добавила Инна Германовна, травки всякие, перец, соль. А когда всё почти в однородную кашицу превратилось, она ещё и сметаны прилично туда шваркнула. Перемешала, ещё чуть потушила – а потом в эту подливу все пельмени отваренные и высыпала. Ещё минут пять, может, чуть меньше – и готово. Замечательно получилось! Добавки все запросили, вторую порцию уже вместе все гости готовили. Тоже весёлое занятие. Вот – можно и голландцев не просто за стол усадить, а в процесс вовлечь. Уверен, собственноручно приготовленное ещё вкусней покажется…

– Яков Германович, Тишков на проводе, возьмите трубку, – заглянула секретарша.

– Спасибо, Анна Фридриховна, – Геринг подмигнул Худенко и снял трубку.

– Пётр Миронович, добрый день. Ни от чего важного не отвлекаю? Что? Америку допинываете?! Может, мне тогда позже позвонить, когда допинаете?

Долгий процесс? Хорошо. Проблема у нас нарисовалась. Так сказать, рванулись мы всей республикой к светлому будущему – в каждом колхозе и совхозе ковровые цеха организовали. Сейчас уже чуть не триста. Нет, с учителями нормально всё – первоначально Краснотурьинск помог, и свои кадры были немного в Казахстане, тоже кого смогли, переманили. А сейчас уже сами учить можем – процесс не самый сложный. Не Бином быстрого разумом Невтона. Павлодарский Тракторный освоил массовый выпуск станков. С кадрами, помещениями и оборудованием проблем нет. Проблема с нитью! Первоначально нам все с радостью навстречу шли – они нам шерсть или шёлк, а мы часть продукции им реализуем. Но это поначалу. Теперь же заготовители всю страну уже прошерстили – о, каламбур получился, – шерсть добывая. Планы у всех – и мы в эти планы не сильно вписываемся. Да я и понимаю: все эти камвольно-суконные комбинаты – а их, оказывается, по стране целых двадцать четыре – тоже нуждаются и в шерсти, и в шёлке. Я, понятно, съездил в Госплан, переговорил с товарищами – но везде, скажем так, встретил только сочувствие. Да, в Каракалпакию и Узбекистан с Таджикистаном засылали гонцов. Добыли немного шёлка – крохи. Простаивают уже цеха у нас. Сейчас ещё ладно – осень, пора уборочная… А вот через месяц нужно будет нитки много. Не поможете? – Геринг прикрыл трубку. – Ну, что я говорил? Бестолочью себя ругает.

– Да, слушаю, Пётр Миронович. Синтетику? Да кто её покупать будет? …точно будут?! …Верблюжью, конечно, берём. Даже договорились, чтобы они её не красили. Да, из натуральных цветов. Конечно, дороже. За границу. А наши люди? В обмен на шерсть? Швейцария… Испания… Посмотрю я в библиотеке, хорошо, хорошо! Дам задание специалисту-историку съездить в Ленинку и найти портреты известных швейцарских и испанских деятелей. Выйти на Галину Дали? В Испании? Понял, не Галина, а Гала. Русская. Вот занесло женщину… Делать ковры по его картинам… думаете, будет спрос? Ажиотажный? Не верится. Видел я как-то в Москве его мазню – привозили в Третьяковку, выставка была. Ужас! …Ну, вам виднее. Что? Ангорских коз пригнали? Беженцы?! Из Кульджи?!! Я сейчас же вагоны закажу! Забираю с беженцами вместе!!! Кто хотел? Лонг?! Шайс драуф! Я ему морду набью!!! Пусть с земляными орехами своими возится, хрен ему с маслом арахисовым, а не товарное стадо коз! Он со своим колхозом «Атланта» ещё генерала Шермана у меня припомнит! Понаехали ухари, подмётки на ходу рвут… уфф. Хфууу… – Худенко, давясь хохотом, с удовольствием наблюдал, как Геринг, красный, как пожарная машина, размахивает огромным волосатым кулаком и страшно вращает глазами. – Я его… Что, простите? Выйти на немцев в Австралии и Аргентине, у них овечек разводят? Вот вы наговорили. Кто же всем этим заниматься будет? Жириновский?! А он при чём? Думаете, получится у него? Да, Вольф Эйдельштейн вчера уехал в Израиль. Нет, вернётся. Он ведь женился снова на матери Володиной. Хочет там продать всё и купить техники, и брата с племянником ещё уговорить вернуться. Он там небольшую автомастерскую содержит. Извините, отвлёкся. Языки – знает! Да, язык подвешен. Хорошо, он тут в приёмной как раз сидит. Совещание у нас, так он с Худенко приехал. Хочет в сельхозакадемию перевестись из своего института. Пусть к вам в Москву едет, вы ему всё подробно расскажете? Хорошо, понял, Пётр Миронович. Спасибо за помощь. Нет, конечно – да народные предприятия по производству бехатона уже в трёх колхозах-миллионерах организовали. Строительство началось. Ещё раз спасибо! Завтра же Владимира отправлю. До свидания, – Яков Германович положил трубку и выбулькал себе остатки минералки. Жадно выпил.

– Почти всё слышал. Я так понимаю, вы специально для меня всё вслух повторяли? – Худенко расстегнул пуговицу очередную на рубашке. – Жарко.

– Будешь голландцев теперь сам кормить. Первое: концерн Бика поставит нам синтетическую нить любой расцветки по нашим заказам. Пётр Миронович говорит – на Западе люди бедно живут, дешёвые ковры из искусственной нити с удовольствием купят. Ну, про Жириновского слышал. Отправить его срочно в Москву – пусть ездит по миру и бартер осуществляет: нить в обмен на дорогие эксклюзивные ковры. Да, насчёт Лонга я погорячился – нехорошо, он всё ж первый узнал. Но куда ему всё стадо-то?! У него и колхоз пока с кулачок, хоть и работают ребята крепко. Надо послать к нему кого-нибудь, пусть полюбовно сговорятся – ведь нам для дела козы, не для баловства! Десяток-другой пускай берёт, развлекается, а на большее у него и рук там нет! Хорошо б ещё своим козлотуром покрыл маток для нас – видел ведь я его, не козёл, а чудовище какое-то, ростом с телёнка, с четырьмя рогами, борода как у Маркса… Обменяемся семфондом, пекан у них возьмём, персики, пива им пошлём на праздник урожая. Сообразим, в общем. Я вот только про Сальвадора Дали не понял – почему не с ним договариваться, а с женой?

Интермеццо четырнадцатое

Открылся московский Диснейленд – «Остров мечты»! Первыми его посетили воспитанники детских домов, многодетные, малообеспеченные и оказавшиеся в сложной жизненной ситуации семьи.

Короче, надёжность аттракционов решили сначала проверить на тех, кого не жалко!

Керту Дирир вполне себе осознавала, что она одна из самых знаменитых певиц в мире. Ну, Маша, ну, может, Джанетта и Сенчина с Толкуновой. Всё! Все остальные – рангом ниже. Дайана Росс, Дженис Джоплин, Барбра Стрейзанд, Элла Фицджеральд имеют голоса и неплохо поют, но у них и рядом нет того репертуара. У каждой по паре хитов – и всё. Остальное – ерунда на постном масле, как любит говорить Маша. И у них нет, да и не может быть миллионных тиражей синглов и гигантов. А клипы? Кто-то там пытался, Джоплин вроде – и сразу видно, что это лишь жалкое подражание. Не зря половина из этих известных в своих странах певиц и певцов забрасывает Машу просьбами взять их в её студию. Пример Мирей Матье у всех перед глазами: приехала в Алма-Ату, поработала вместе с «Крыльями Родины», выпустила один совместный альбом – и сейчас точно на втором месте в мире. Понятно, что голосом её природа не обделила. Приятный и необычный, особенно когда поёт на русском или немецком. Но вот голос, а к нему крылья за спиной. «Крылья Родины». И совсем другой эффект.

А вот такой встречи в аэропорту Лос-Анжелеса Керту не ожидала. Популярность популярностью – но всему же есть предел? А вот нет, оказывается.

Международный аэропорт Лос-Анджелеса окружала плотная стена фанатов.

– Откуда только узнали? – по-русски прошептала про себя Керту, сразу сообразив, кто эти тысячи людей.

– Я сливаить информацию в газьеты и тиви, – услышал её Эндрю.

– Ты дурак, что ли?! Они тут нас растерзают, – вспыхнула Керту, но её тут же взял под локоток советский посланник.

– Я не дурьянок. Я менеджер, я знайить, что делать. Мне деньги заработать нада. Вчера вышель клип на песнью «Девойчка по именьи любовь». Би-Би-Си в восторге, они заработать больше мильон за один вечьер. Вас тут тойлька на рукьях носьить будет. Сейчас мы пойедьем на Уок оф Фэйм – Альею Славы. Будьет фотосессия. Потом будут закладывайть твою звезду и мою – я буду тридцать второй номьер, а ты тридцать третьий. Потом надо ещьё Машья и Леонсия.

– А Джанетта?

– Сложно. Она с Кьюба и дочь команданте, и она очьень чьёрный. Сейчас нельзья.

– Так я тоже не снежок, – зарычала на англичанина Керту.

– Спокёйно. Потом, всё ульяжется – и Джанетту включим в список. Гадьи – они тепьер с менья взяли пять тысьяч долларов, за две звезды.

– То есть ещё и платить надо? Да зачем мне это?! – фыркнула певица.

– Этьё реклама. Тут звезда – этьё попульярность, паблисити. Да, найсчёт попульярности. Завтра будем снимать клип на песнью «Я на тебье, как на войне». Будет с тобой снимьятся сам Пол Ньюман. Он нейсколько раз номьинировался на «Оскар».

– Кто это?

– Красьявчик. Актёр. Очьен известьен в США.

– Эндрю, меня Тишков послал привезти в СССР четырёх пацанов, а не в клипах сниматься! – опять разозлилась Керту.

– Всё утрьяс, – сияет радостно, – я звоньил Петье, он согласен.

– А пацаны?

– Один день подрастать. Больше весьить. Живой вес набрать, – заржал.

– А девчонки, а посольство?

– Я сньял нам целый отьель, на побережье. Рядьём дом недьявно умьершего Уолтера Элайаса Диснея.

– Ух ты… а в Диснейленд сходим?

– Коньечно, но всьё по порьядку. Звьезда, клип, Диснейленд, парни, потом домой.

Глава 16

Интермеццо пятнадцатое

Экзамен на водительские права:

– Что бы вы сделали, если бы, проехав на машине более километра, обнаружили, что ключ от неё вы оставили в гараже?

– Я бы остановился и вышел, чтобы получше рассмотреть того идиота, который её толкает!

Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов сошёл с трамвая в так называемом «Соцгороде» и двинулся пешком – там немного и пройти-то надо, в соседний район, который все в Алма-Ате называли ДОСААФ. В трамвае у Махамбета созрел план – не до конца, пусть намётки. Главное, что хоть такой появился, а то первые пять минут тупо потел и паниковал. Заметил, что вокруг него в переполненном трамвае даже пустое место организовалось. Страх – он пахнет. Люди его, видимо, интуитивно улавливают, и этот запах и волны чужого страха заставляют их отодвигаться от источника. Доехали до места, что местные называют Штаты. Там лейтенант вылез и пересел на трамвай, что ехал в обратном направлении. Нет, его не тянуло, как пишут в детективах, на место преступления, и не пришло ему в голову гениальное решение, что лучше всего прятаться под фонарём. Появился план действий. В том самом ДОСААФе жил как раз знакомый отца – как раз работник ДОСААФ, бывший подполковник Игнатьев. У дяди Миши был там гараж, и он держал в нём УАЗ – вернее, два УАЗа. Один личный и один служебный. Различий дядя Миша между ними не делал. Махамбет как-то был с отцом в том гараже, и тогда заметил, куда Игнатьев убрал ключ. Полочка там есть такая незаметная под водостоком. Вот и подумал Нурпеисов – люди привычек не меняют. Ну да, прошло немало лет – но не так давно был в Алма-Ате по «коммерческим» делам и случайно увидел, как возле гастронома остановился УАЗик, а из него вышел чуть располневший дядя Миша. Отца вот нет давно, а друг его жив. Тогда забылось, да и подходить не стал – чего душу теребить? Убили отца, когда пьяную драку разнимал, не вернуть ничего. Сочувствовать старый друг будет – нужно ему это сочувствие?

А вот в трамвае смотрел в окно – и, видимо, проезжавший параллельно зелёный автомобиль что-то в голове переключил. Точно ведь! Нужно угнать УАЗ из того гаража. Без машины его план теперь становится ну очень трудновыполнимым. В лес теперь нагонят столько милиции и «соседей» – и мышь не проскользнёт. Но ведь Тишков, сарыбас проклятый, ездит на машине – можно подъехать, уравнять скорости и застрелить через окно. Стекло ведь в его рычащей уродливой машине не бронированное.

Вечер, на улице полно народу – люди с работы домой спешат. Нужно ужин приготовить, поесть, посмотреть новости по телевизору. Если честно Махамбет и сам не прочь был бы взглянуть – у наркоши Нурсултана телека не было, а радио с порванным динамиком хрипело и булькало, а не радостные новости сообщало. Купил пару раз газету в киоске, так там, оказывается, чёрт-те что творится! Проклятые американцы напали на Китай и забрасывают его атомными бомбами – а потом, позавчера, и вообще на остановке люди говорили, мол, правильно китайцы проклятым империалистам ответили, сбросили на их корабли целую термоядерную.

Конечно, правильно! Ни малейшего сочувствия к американцам Махамбет ни испытывал, но вот и вставать на сторону китайцев – тоже странный выверт психики. Не эти ли люди ещё и месяца не прошло, как сидели по бомбоубежищам и подвалам, ждали, когда у них над головами взорвётся китайский атомный подарок, сброшенный с китайского самолёта китайским лётчиком? Забыли уже?! Он-то далеко был, до него смерть не смогла бы добраться – а что же жители Алма-Аты?

Вот и гаражи. Вокруг тополя разрослись – сразу место и не узнаешь. Махамбет подошёл к веранде, что стояла во дворе дома – там детишки играли в семейку, чашечки и черепки всякие расставляли на полу. Улыбнулся детям и постоял, понаблюдал немного. Всё тихо – в смысле, полно, конечно народу, но все своими делами заняты. Решился. Спокойным шагом пересёк двор и подошёл к гаражу, на котором мелом коряво было написано: «ДОСААФ». Поднял руку до полочки и зашарил пальцами. Ключа не было. Значит, сменил место дядя Миша. Жаль, план был неплох. Ну, значит, придётся машину угонять. Рука прошлась в обратном направлении. Да вот же он! Просто прислонён к стенке – если шаришь по поверхности полочки, то и не почувствуешь.

Лейтенант вытащил ключ, осмотрел – ну да, должен подойти к этому висячему замку. И видно, что пользуются им, не ржавый. Сунул в замочную скважину и провернул два раза. Замок щёлкнул и провис. Махамбет потянул его, вынимая из петли, но шло туго – пришлось навалиться на створку. Точно, так и дядя Миша делал. Отец ещё тогда попенял, мол, таким роскошным гаражом владеешь, а дверь отрегулировать не можешь.

Открылась без скрипа – ну, хоть петли подполковник смазывает. А вот дальше столкнулся с проблемой: все дверки УАЗика были заперты. Второго не было – ну, может, продал дядя Миша, а может, вот сейчас на нём разъезжает. Махамбет огляделся, ища, чем можно дверку открыть, ломик какой-нибудь. Сразу и увидел. Рядом с машиной на полочке лежали разные ключи, а сверху – хорошая монтировка. В солидоле даже – видимо, недавно колёса разбортировали. Нурпеисов взял орудие труда и вытер о кусок тряпки, что лежал на соседней полке, прикрывая какие-то лампочки с проводами. Переднюю дверь решил не ломать – ещё ведь пользоваться придётся. Вставил в щель задней со стороны водителя и надавил – легко замок поддался.

– Это что тут творится? – открылась дверь, и в просвете нарисовалась грузная фигура дяди Миши.

– О, дядя Миша! А я вас поджидаю. Гараж не заперт был – думал, вы куда на минуту отлучились, вот жду вас. Снаружи-то жара, – не растерялся Махамбет и шагнул вперёд, протягивая руку. По счастью, монтировка в левой была, и он отвёл её за спину. Со света и не должен увидеть человек.

– Махамбет, ты, что ли?! Сто лет тебя не видел. Открыт, говоришь? – подполковник шагнул в гараж и протянул в ответ руку.

Ударил он левой, но со всей силы. Ещё и страх этой силы добавил. Даже не охнув, старый товарищ отца стал оседать. Из разбитой головы брызнула кровь и чёрным широким ручейком поползла по лысине на лоб, дальше закапала на щеку и на пол. Нурпеисов перехватил монтировку и ещё пару раз саданул по розовой плеши. Тело дёрнулось и обмякло, завалилось боком на пол гаража. Стала натекать лужица крови. Лейтенант подхватил старика подмышки и затащил в самый конец гаража. Обшарил карманы, достал деньги и ключ. Ключи. От квартиры и от машины.

Махамбет точно знал, что бывший друг отца живёт один. Дети перебрались в Свердловск, там институты окончили, а жена, тётя Эльвира, умерла лет пять назад – он тогда в университете учился, и даже на похороны ходил. Ещё с отцом и матерью. Быстро заведя УАЗик, он вышел, раскрыл створки ворот, выкатил машину. Стараясь не дёргаться, закрыл гараж и снова сел за руль.

– Нужно вымыться и переодеться, до утра его никто не хватится. Утром, конечно, когда на работу не придёт, будут искать, и найдут – только меня тут уже не будет. Поехали, Махамбет, где квартира – ты знаешь! – зарычал УАЗ, добавив газу.

Лейтенант удивился. Никогда сам с собой не разговаривал – ну да от такой жизни и с деревом заговоришь. Нужно быстрее разделаться с шошкой и валить из Алма-Аты на Украину.

Интерлюдия десятая

– Как заставить негра страдать от голода?

– Спрятать талоны на еду под мыло.

– Я тебе устрою зелёную жизнь с фиолетовыми пятнами. У тебя будет бледный вид и розовые щеки.

Джордж Корли Уоллес-младший только неделю назад отпраздновал своё пятидесятилетие.

Диксикраты проиграли всё, в том числе и выборы президента в 1968 году. (англ. Dixiecrats, от Dixie – Юг США и Democrats – демократы, Демократическая партия прав штатов – политическая партия в США в 1948 году и консервативная фракция в Демократической партии США в 1948–1964. Поддерживала расовую сегрегацию и законы Джима Кроу. Законы Джима Кроу, Джимкроуизм (англ. Jim Crow laws) – широко распространённое неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890–1964 годов, а Джим Кроу – это собирательный образ неграмотного, бедно одетого чернокожего). (Извините, дорогие читатели, но это нужное отступление).

В той безумной прошлогодней предвыборной гонке Уоллес участвовал как кандидат от маленькой крайне правой Американской независимой партии. В паре с ним на пост вице-президента баллотировался Кертис Лемэй – бывший генерал и командир Уоллеса во время Второй мировой войны. Тот самый, который призывал бомбить Северный Вьетнам, и по его словам «вбомбить их в каменный век». В результате они получили 9 901 118 голосов избирателей (13,5 %), это принесло им победу в пяти штатах и сорок шесть представителей в коллегии выборщиков. Все штаты, в которых победил Уоллес-младший, относились к Монолитному Югу (Алабама, Арканзас, Джорджия, Луизиана и Миссисипи).

Проиграли они с генералом? Честно говоря, Уоллес так не считал. Юг горой за него, и на Юге борьба с неграми, так дорого обошедшаяся Северу, прошла более организованно и с меньшими последствиями. Мелкие бунты были пресечены с особой жестокостью, а демонстрантов избивали, сажали, избивали и выпускали. «Отбили охоту митинговать».

Позавчера к нему в Вашингтоне подошёл сенатор США от Демократической партии, экс-кандидат в президенты Эдмунд Маски. Может, объедини они тогда усилия, всё было бы по-другому – только прошлого не вернуть, да и больно добреньким «дядей Сэмом» был Маски. Стержня внутреннего не хватало, не лидер. Ещё и поляк.

И вот теперь, когда он завёл его в ту кафешку и предложил сыграть на одном поле, Джордж думал недолго. То, что предлагал сделать «товарищ по партии», пованивало, но вполне вписывалось в то, на что был готов сам Уоллес. Нужно было подговорить нескольких конгрессменов от их партии поймать где-нибудь в не особенно людном месте вице-президента Банча, обвинить в том, что из-за него все эти беды в Америке, и предложить уйти в отставку. У Банча слабое здоровье – пусть нажмут на это.

– Почему мои парни, а не ваши? – малюсенькими глотками потягивая противный кофе – из опилок, что ли, сделан? – спросил Джордж, хотя ответ и так знал. Нужны именно южане – ведь Банч, хоть и стал вице-президентом, но негром быть не перестал.

– Не только твои – будут и республиканцы, ребята Сайруса.

– Удивил. Однако мне непонятен итог этой игры. Может, я тупой? – Уоллес выплеснул кофе на пол, и заорал: – Эй, а ну принесите мне нормальный кофе, а то я организую тут тотальную проверку всего, что только можно!!!

Из-за прилавка выскочила пигалица и начала вытирать пол, намеренно, поди, повернувшись к конгрессменам тощей задницей. Тьфу, прости Господи.

– Не волнуйтесь, сэр, сейчас я сам сварю лучший кофе в вашей жизни, – из двери на кухню выскочил мужик – видно, отец этой «простигосподи», такой же тощий и рыжий.

– Что это ты разошёлся? – отстранился от Уоллеса Маски.

– В этом дайнере варил отличный кофе негр – старый Джек. Вот его нет – и нет хорошего кофе. Это и бесит – что, белые уже и кофе сварить не могут?

– Может, негры и созданы, чтобы умело обслуживать белых?

– Наконец-то ты это понял, Эд! Так объясни мне цель.

– Просто всё. Мы готовим импичмент, и не хотелось бы заполучить в президенты негра-пацифиста.

– Ни слова больше. Я и мои парни в деле. Завтра. На лужайке Белого дома. Устроит?

– Я знал, что мы пойдём друг другу навстречу. Благодарю за понимание. Я, пожалуй, не буду досматривать спектакль, что ты здесь устроил – дела. Потом расскажешь, умеют ли ирландцы, или шотландцы – кто он там, варить кофе.

Обернулось всё хреново. Ребята перестарались? А может, этому Банчу на роду было написано умереть от сердечного приступа – но вот его речь и смерть в прямом эфире всколыхнули притихшую страну. Резервации на юге, куда согнали китайцев и негров, полыхнули. В одном из лагерей черномазым удалось разоружить охрану, захватить в казарме все винтовки. Дальше они перебили солдат и полицейских в своём лагере и поехали в соседний. Там не спали – встретили гостей свинцом, вот только эти черномазые обезьяны оказались хитрее. Они на машинах послали еле живых стариков-китайцев, а сами обошли лагерь пешком и ударили нацгвардии в спину. Тоже, блин, вояки. Где войска настоящие? Толку от этих резервистов! Проголосовали же в Конгрессе о переброске боеспособных частей из Европы, особенно Германии. Джерри сидят как мыши под веником, и не нужны там хорошо обученные войска. Здесь, fucking hell, нужны.

По счастью, остальные фильтрационные лагеря были далеко. Пока чёрные и китайцы туда добирались, их заметили и расстреляли с воздуха, а потом уже выехавшие из лагеря нацгвардейцы добили остальных.

Вот только… обо всём этом узнали газетчики и телевидение. И нет бы промолчать! Не-ет, во всей красе всё показали, во всех подробностях. Опять началось в почти успокоившейся стране. Нужно ехать домой в Алабаму. Нужно поднимать парней. Нужно раз и навсегда избавить страну от черномазых.

Событие двенадцатое

Молчанье – щит от многих бед,
А болтовня всегда во вред.
Язык у человека мал,
А сколько жизней он сломал!
Пётр этого ждал. Кто бы сомневался! Шелепин вышел из больницы и первым делом «пригласил» его к себе. Орать начал прямо с порога. За всё досталось, но больше всего – за Вилли Брандта. Косыгин, конечно, поделился новостями – да и как тут не поделишься? Все ведь видели в Кремле будущего канцлера. Цинев, возможно, даже записал беседу, а на кого этот клон Хрущёва с коварной прошивкой работает – непонятно. На себя? Лавирует? Тяжела она, жизнь КГБшника при таком резком повороте корабля. Того и гляди, смоет за борт – прямо вон на рифы.

– Вы что, не могли посоветоваться, прежде чем в мировую войну нас втравить? – Шелепин встал, добежал до стула, где сидел Тишков и навис над ним со спины, прямо ухо горячим дыханием обдавая.

– Укусить хотите? – не поворачиваясь, как можно более спокойнее, проговорил Штелле.

– Что?.. – развернулся и оббежал стол.

– Я говорю: укусить за ухо хотите? Нацелились прямо на него.

– Ик. Я… ик… я… ик.

Пётр хмыкнул и, привстав, налил стакан воды из графина. Протянул руку к Шелепину, а когда тот почти взял стакан, второй рукой за горло держась, Пётр руку отвёл и сам из стакана отпил. Железный Шурик икнул в очередной раз и побелел. Пётр уже испугался – сейчас в стране только очередной борьбы за власть не хватает! Он подбежал к Шелепину и, набрав в рот воды, прыснул на него.

– Ик. Ты, мать твою, Тишков, совсем с катушек съехал! – но задышал и плюхнулся на стул.

– Александр Николаевич, я ведь не один был, а с Косыгиным. И понятно, что перед тем, как предпринять какие-то шаги, Алексей Николаевич соберёт Политбюро – а раз вы вышли из больницы, то теперь вы соберёте. Только не надо этого делать сейчас! Пусть эта груша, которая ФРГ, сначала созреет и сама упадёт нам в руки. В этом деле даже третий, который в курсе плана, будет лишним. Вы, надеюсь, ни с кем «обсудить» этот вопрос не успели? Если успели – то давайте этого человека сюда срочно, и будем вместе его уговаривать молчать, как рыба об лёд.

Шелепин вытер рукавом красивого, серого с отливом пиджака от Дольче мокрое от слюней и воды лицо и, тяжело вздохнув, сник как-то.

– Гречко.

– Александр Николаевич!!! Этого срочно сюда! Он ведь уже всему Генштабу наверняка растрепал! Они там уже танки к границе двинули. Вот какого чёрта?! Не могли ещё недельку поболеть! «Ссука», – не сказал последнее.

– Вадик, – Тишков, дохромав и чуть не свалившись по дороге без костыля, выглянул в приёмную, – срочно сюда вызывай Гречко, где бы ни был!

– Ты тут брось распоряжаться, – вяло ворохнулся Железный.

– Вы нас, ёкарный бабай, и правда в третью мировую своим языком втравите! Нельзя же так. Если это тайна, значит, это – тайна.

– Вадик, – Пётр снова вышел в приёмную, – дозвонился?

– Так точно. Маршал в Кремле у Косыгина.

– Ну слава богу. Вадик, доктора Чазова к товарищу Шелепину – он себя плохо чувствует. Бледный весь.

Вернулся. Выпустил пар Шурик и сидел, сопли вытирал – ну, не свои, Тишкова. Все возил по физиономии рукавом красивого пиджака.

– Александр Николаевич, я не знаю, почему вы меня во враги себе и стране записали. Вам – не знаю, но стране-то я точно не враг. Давайте жить дружно. Такие времена неспокойные настали! Пусть они там цапаются – а нам сейчас заодно держаться надо. Чтобы даже подозрения ни у кого не возникло, что руководство СССР можно расколоть. Мы – монолит.

Глава 17

Интерлюдия одиннадцатая

– Скажи честно, мне стоит бросить пить?

– Ты вчера заблевал весь дом, а потом обосрался во сне.

– Люся, ты просто ответь: я не понимаю твоих намёков.

Солнце било в окна. Оно отражалось от портретов на стене и пускало в глаза зайчики. Высвечивало в лучах миллиарды мельчайших пылинок, напоминая, что и ты – такая же простая пылинка. Смертен и убог. Только вот тут, за низким журнальным столиком в глубине кабинета, можно было от него спрятаться.

Гарольд Эдвард Стассен, 37-й президент Соединённых Штатов Америки, закрылся в том самом овальном кабинете и совершал крайне необычные для себя действия: наливал в большой, толстого стекла гранёный стакан русской водки, кидал туда кубик льда и болтал это, пока лёд наполовину не растаивал. Потом, перекрестившись, выпивал, шумно крякал, как обычный деревенский мужик в заснеженном селе на Рязанщине, и начинал всё сначала. Думал о чём-то при этом? Нет. Просто нажирался – второй раз в жизни. Первый был после провальных выборов 1948 года. Стассен тогда добивался выдвижения в президенты на Республиканском национальном съезде. Сначала он легко собрал под свои знамёна значительную долю делегатов в первых двух турах голосования конвенции, а вот дальше… Во время республиканских праймериз, предшествовавших съезду, он участвовал в дебатах с Дьюи – первых показанных по телевидению, хоть и в записи, дебатах между кандидатами в президенты. Веха – но никакой гордости это не добавляло. Проиграл.

Вспоминал Стассен, когда прижимало, как вот сейчас, свой самый правильный поступок в жизни. Он ушёл тогда с поста губернатора Миннесоты, чтобы служить в ВМС США во время Второй мировой войны, став помощником Старого Быка, знаменитого адмирала Хэлси. Он служил своей стране. Наводил в мире порядок. Всё чётко, никакой закулисной возни. Никакой политики.

На следующих выборах в 1952 году Стассен снова добивался выдвижения в президенты на Республиканском национальном съезде, но, вовремя оценив шансы на победу, помог Дуайту Эйзенхауэру, переключив свою поддержку на него, за что и получил после должность в администрации. В 1964 году вновь попробовал – и опять неудачно.

Последние двенадцать лет неудачно для него заканчивались все выборы. Он безуспешно боролся за должности губернатора Пенсильвании, мэра Филадельфии, сенатора США, губернатора Миннесоты. И тут – неожиданно попал в струю, и оказался Президентом.

Кто и когда признается, что именно его действия привели страну к катастрофе? Конечно же, это всё проклятый еврей Киссинджер. Да и министр обороны – какой он в задницу министр?! Всё слил. Не смогли справиться с грязными китайцами. Окружили его придурки, насоветовали всякой хрени, а он – такой белый и пушистый – повёлся, решил, что сбросив пару бомб на Китай и разрушив их предприятия по производству ядерного оружия, он вдохнёт в нацию новые силы, вернёт Америке уверенность в себя.

Надорвались. Может, если бы не бомба на Кюсю, всё бы и завершилось более-менее гладко. Да нет, чего уж… Корейцы северные ломанулись, Вьетнам резко активизировался, Куба. Голландцы нож в спину вогнали. А последняя выходка Хирохито повергла всю страну, и его в том числе, просто в ступор. Это как представить, что идёт драка в школе, а в момент, когда больше всего нужна помощь, парень из твоего класса, который секунду назад стоял с тобой плечом к плечу, вдруг ни с того ни с сего достаёт из кармана кастет и бьёт тебя в висок.

Сотня тысяч убитых – да даже не убитых, а растерзанных людей. В основном гражданские. Женщины, дети. Как такое возможно?

Гарольд налил остатки водки в стакан и потянулся за льдом, но ведёрко оказалось пустым – только плавал в холодной воде одинокий полурастаявший кубик. И пальцы вдруг перестали слушаться – никак не могли его ухватить. Вот точно как его удача всегда ускользает. Он, победив на выборах, думал, всё – ухватил за хвост эту птицу, мать её. Нет, она опять упорхнула! И не просто упорхнула. Она побилась в его руках и с перепугу обгадила всего. С головы до ног. Вот сидит и обтекает – весь в жидком, вонючем птичьем дерьме. А вокруг стоят люди, показывают на него пальцем и гогочут. Мерзкие твари! Особенно этот поляк, этот чёртов славянин – такой же ублюдок, как и все комми. Приходил час назад Маски. Сообщил, что они собрали достаточно голосов, чтобы запустить процедуру импичмента. Сволочи! Ублюдки. Набросились на раненого льва. Этот недомерок, что ему в пуп дышит, ещё и намекал: как только эта процедура закончится, так начнётся другая – по препровождению его, Стассена, на электрический стул. «Вы там
приготовьте десяток долларов, чтобы заплатить за электричество». И ржёт. Остроумный.

И Банч, ублюдок черномазый, чтобы ему в аду самая горячая сковорода досталась, номер выкинул. Ладно, сам помер – хоть очень и невовремя, так ещё практически успокоившуюся страну опять втравил в гражданскую войну. Ублюдки, все вокруг ублюдки! Чтоб сдохли все. Кубик, наконец, удалось поймать, но в стакан он его не бросил – сразу в рот сунул, и запил последним большим глотком водки.

Потом, через пару минут, его вывернуло прямо на журнальный столик и на ковёр. Досталось чуть-чуть и знаменитому резному «Резолюту». А потом Гарольд Стассен, 37-й президент Соединённых Штатов Америки, человек безупречной репутации, примерный семьянин и набожный христианин, повалился мордой лица в собственную блевотину на столике и захрапел, пуская носом пузыри.

Событие тринадцатое

– Мы реально делаем Россию чище.

– Вы – это русские националисты?

– Нет, мы – это таджикские дворники.

– С такой вот хренью я столкнулся в Казахстане. Казахи – треть населения республики, а представительство их в Верховном и других Советах – почти две трети. Кое-где – так и три четверти. Масса школ, где преобладают русскоязычные ученики, имеет директоров-казахов. В партийных органах действует негласное правило: чтобы принять в коммунисты одного русского, или украинца, или немца, нужно сначала принять трёх, а иногда и четырёх казахов. Руководители сплошь русскоязычных областей – казахи. Во всех министерствах – не грамотные работники, которые заслуживают своих должностей, а казахи. Вы как хотите, товарищи, а я начал с этим борьбу. Это уже не развитие национальных республик называется, а геноцид русскоязычных людей, будь то русские, украинцы, или белорусы – и немцы для Казахстана. Сейчас, считая тех немцев, что перебрались уже из РСФСР и других республик, немцев лишь в два раза меньше, чем казахов – а в ЦК их нет, в министерствах нет, в Верховном совете – один, да и тот Геринг, уже не немец, а символ, – Тишков оглядел насупившихся «кремлёвских старцев». Почти на половину обновилось Политбюро, но стало от этого только старше – Косыгин пропихнул туда парочку реликтов другой геологической эпохи. Конечно, это ещё не тот дурдом, что в реальной истории наступил в восьмидесятых, когда самому молодому было за семьдесят – но и сейчас сплошь пенсионеры. Разве вот они с Семичастным чуть выбиваются из разряда «аксакалов-саксаулов».

– Вы там с водой не выплеснете ли ребёнка? Нужно готовить национальные кадры, а если они менее образованы, то им и не пробиться будет, – первым отреагировал Кирилл Трофимович Мазуров, Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР.

Вообще сейчас Политбюро выглядело следующим образом:

1. Николай Викторович Подгорный – Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

2. Алексей Николаевич Косыгин – Председатель Совета Министров СССР.

3. Геннадий Иванович Воронов – Председатель Совета Министров РСФСР.

4. Николай Константинович Байбаков – курировал промышленность, капитальное строительство, транспорт и связь.

5. Александр Николаевич Шелепин – Генеральный секретарь ЦК КПСС.

6. Владимир Ефимович Семичастный – Первый секретарь ЦК КП Украины.

7. Кирилл Трофимович Мазуров – Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР.

8. Георгий Максимилианович Маленков – Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.

9. Георгий Карпович Цинев – Председатель КГБ.

10. Андрей Антонович Гречко – министр обороны.

11. Пётр Миронович Тишков – Первый секретарь ЦК компартии Казахстана.

– Более того, товарищи, – не отреагировал Пётр, – я считаю, что нужно все эти цифры проверить и по другим республикам. Уверен – в некоторых мы получим ещё более страшную картину.

– Уж прямо страшную! Все советские люди, – опять Мазуров.

– Я повторюсь. Это самый настоящий геноцид русского народа! Казалось бы, само по себе это ещё ни о чём не говорит. Мы ведь здесь с вами понимаем, что членство в Верховном Совете или Советах других рангов, не считая городских и сельских, – это больше почётная должность, чем на самом деле участие во властной структуре. И это, между прочим, очень плохо! Нужно из этих людей создавать комиссии по роду их деятельности и заставлять работать. Обобщать передовой опыт, рубиться с чинушами, которые его не внедряют – да много есть дел, где можно их силы приложить. Главное, что бы это был не знатный чабан с тремя классами церковно-приходской школы, а на самом деле грамотный специалист. Я у себя ввёл ценз на занятие должности в Совете любого уровня – это законченное высшее образование. Вернёмся, однако, к дискриминации русских и других народов. Геноцид, наверное – и вправду больно громкое слово. Извините, накипело. Воевал там со своими националистами… Такого Кунаев развёл, что иногда волосы на… понятно, не на голове, дыбом встают. Нужно дать команду руководителям республик: эту практику пресечь и на ноябрьские праздники назначить перевыборы всех Советов, а с министерскими и прочими управленческими постами дать три месяца по наведению порядка. И назначить на начала января тотальную проверку: если наше распоряжение не будет выполнено, то руководство республики заменить на русскоязычное, а по нацкадрам устроить тотальную проверку. Если не справляется, то снимать с должности без права занимать руководящие посты впредь. Дворников всегда не хватает.

– Ну ты, Пётр Миронович, и наговорил! Не боишься, что мы получим всякие акции протеста и демонстрации, а то и прямые бунты? – Подгорный недовольно помотал головой.

– Конечно, получим – особенно в Прибалтике. В Эстонии ведь тоже картина лишь чуть лучше, чем в Казахстане. Коренного населения, нет, не коренного, а национального – лишь чуть больше половины. Там та же самая дискриминация русскоязычных. Махровая.

– И зачем же нам выступления по всей территории СССР? – Подгорный развёл руками.

– Действительно, Пётр Миронович, вы объясните – с трудом доходит, – опять Мазуров.

– У нас ведь у каждого гражданина равные права? Может, какой закон приняли – русских и украинцев с белорусами гнобить? Что немцев по-всякому притеснять кучу законов приняли – это я знаю. Так, может, и по русским есть? Я недавно в Политбюро – не ознакомили ещё?

– Нет никакого закона, – Шелепин чуть прихлопнул рукой – все одновременно заговорили. – Чем у тебя-то, товарищ Тишков, эксперимент закончился?

– Ничем. Поснимали, переизбрали – и прямой дорогой идём к коммунизму, не нарушая ленинских принципов.

– Лихо закрутил, – хохотнул скучающий Гречко. Его это мало касалось – в армии особо не смотрят на национальности, разве что в военкоматах. Ну, по крайней мере, с высоты министерского поста никаких перегибов не видно, а чего в казармах делается – так то…

– А что там у тебя за война с эстонцами? – Шелепин как-то пропустил, что ли тот случай.

– Тоже предлагаю взять на вооружение. Нужно разбить республики на пары, примерно равные по населению, и обменивать выпускников, заканчивающих гуманитарные вузы и всякие консерватории с филармониями и прочими цирками, и «щуками» со «щепками», между этими двумя республиками, с обязательным обеспечением квартирой молодого специалиста в течение года. Зачем? Это же понятно. Любое недовольство националистического характера всегда исходит от интеллигенции и студентов. Если интеллигенцию в Эстонии за десять-пятнадцать лет заменить на грузинскую, а за следующие десять – на молдавскую, то национализма в республике практически не будет.

– Хитро… – одобрительно кивнул Цинев. – А почему только гуманитарных вузов?

– А инженеру не до национализма. Ему нужно план гнать, изобретать, науку двигать. Везде и всегда волну начинают гнать всякие писатели и прочие, ну и студенты соответствующих вузов. Ещё нужно подумать, как нам другие обмены организовать – скажем, третьекурсников всех гуманитарных вузов Эстонии отправить в Белоруссию, а белорусских – в Эстонию, через год поменять назад. Уверен, что часть переженится с местными, и на одну интернациональную семью будет больше – а, следовательно, на два националиста меньше.

– А вот обеспечение квартирами? – Байбаков о своём. Ему тянуть.

– Ну, во-первых, мы и так обязаны обеспечить молодого специалиста квартирой. Сейчас срок – три года, так давайте сократим. Это нужное сокращение. Молодые специалисты будут закрепляться на местах. И, кроме всего, это резко поднимет вверх престиж инженера и учителя – ну, в общем, человека, закончившего ВУЗ. У нас сейчас явный перекос. Закончил парень институт, распределили его в КБ. Стал он получать сто рублей, а его друг, экзамены завалил, два года отслужил, а потом ещё за три получил пятый разряд токаря или сталевара и гребёт зарплату в три раза больше. Потому что тупой и не сдал экзамены. Встречаются они, и троечник над инженером издевается – нищета!!!

– Стоп, стоп, тормози, Пётр Миронович, засунь шашку в ножны! Ишь, размахался. Всё правильно говоришь, но давай мухи отдельно – котлеты отдельно. Собрались решать национальный вопрос – вот его и будем! – поднял руку Косыгин.

– Согласен, – Шелепин встал. – Всё у тебя, товарищ Тишков?

– Всё, товарищ Шелепин.

– Ну, вы, петухи, угомонитесь! «Товарищ»! Ещё услышу – ругаться начну, – встал Маленков.

Шелепин губы поджал и, потупившись, спросил:

– Вы что-то хотите добавить, Георгий Максимилианович?

– Хочу. Я процентов эдак на восемьдесят с Петром согласен. Он только молодой, и глупый по этой причине. Ничего, повзрослеет. Есть, как он сам выражается, «ход конём»: нужно довести ситуацию с национальными кадрами сначала до абсурда, а уж потом делать то, что Пётр предлагает.

– Поясните, Георгий Максимилианович, – Косыгин вытащил ручку из кармашка и раскрыл блокнот.

– Нужно создать в нацреспубликах нацрайоны. Поясняю: если в деревне, или городе, или области преобладают не национальные жители, то все руководящие должности должны там заниматься лицами именно доминантной национальности. Какого чёрта Донецк, Луганск, Одесса, Николаев должны по-украински говорить, и руководить ими украинцы должны? Хрен. Пусть русские руководят. Я вообще склонен предложить подумать о пересмотре границ республик. Тогда, когда создавали, это было оправданно. Теперь – другое время. Никакого отношения Одесса к Украине не имеет.

– Так половину у меня заберёте, – стал приподниматься Семичастный.

– Да хоть две трети. Ты с националистами во Львове порядок наведи! Жди, я на днях туда с тотальной проверкой нагряну. С Циневым Георгием Карповичем. Устроим там тебе «геноцид».

– Хорошо, Георгий Максимилианович, принимается ваше предложение, – Шелепин решил свернуть, а то мало ли ещё до чего старая гвардия договорится. – Вы тогда со своим комитетом все документы и подготовите.

– Ясное дело. Инициатива имеет инициатора. Только мне помощь не помешает.

– Кто-то конкретно, Георгий Максимилианович? Опять Тишков? – надул губы Шелепин.

– Пётр-то? Нет, он хоть и не полный кретин, но в делах национальностей профан – правда, вот в этот раз правильный вопрос поставил. Ну, вопросы-то мы все можем задавать. Ответы нужны. А мне нужны Микоян, Шепилов и Каганович.

– Ого! Вся сталинская гвардия. Ну, с Микояном не вижу проблем, Анастас Иванович – член ЦК. Забирайте его в свой комитет. А Шепилов, он в Киргизии?

– Нет, Александр Николаевич, он сейчас работает археографом в Главном архивном управлении при Совмине СССР.

– Его нужно вводить в ЦК?

– Пока рано. Посмотрим, не потерял ли Дмитрий Трофимович хватку – больше десяти лет прошло.

– А Каганович? Он чем сейчас занимается?

– Он у нас сейчас персональный пенсионер союзного значения и считается высланным в Калинин, но живёт на самом деде в Москве. Леонид Ильич на это самоуправство Лазаря Моисеевича рукой махнул. Забрасывает моё ведомство прошениями о восстановлении в партии. Я с ним на днях виделся. Рвётся в бой, – усмехнулся Маленков.

– Хорошо, забирайте и этого. Да и на самом деле нужно его в партии восстановить. Только в репрессии не скатитесь, – Шелепин устало махнул рукой.

– Ну вот и славно! – поднялся Косыгин. – С играми закончили. На повестке дня есть и гораздо более серьёзный вопрос. Китай. На кого мы будем ставить?

Глава 18

Интермеццо шестнадцатое

Залезает вор в квартиру, начинает собирать вещи. За всем этим наблюдает попугай в клетке и говорит:

– А Кеша все видит, а Кеша все видит.

Вор накрывает клетку одеялом. Попугай:

– А Кеша не попугай, Кеша бульдог.

Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов доехал до дома, где жил дядя Миша, и увидел во дворе такой же УАЗ. Ну конечно, ведь у подполковника два советских вездехода. Махамбет уже хотел было поставить вторую машину рядом, но во дворе было полно людей – вечер, прохладней стало, пенсионеры и пионеры, только со школы вернувшиеся, заполнили двор и весело галдели. Одни обсуждали первые уроки – только ведь учебный год начался, а вторые, понятно, – объявленное снижение цен на сахар и конфеты.

Пришлось проехать пару дворов и свернуть в третий. Там ситуация была та же самая: сидели на скамейках бабульки, носились пацаны, прыгали, играя в классики, девчонки с ногами-палочками и руками-веточками, а ребята постарше резались в карты за вкопанным под тополями столом. Ситуация та же – но ни его, ни машину дяди Миши тут не знали. Махамбет спокойно припарковался рядом с «москвичом» и, поигрывая ключами, пошёл назад к дому подполковника. Подъезд он помнил точно – крайний. И расположение квартиры на лестничной клетке не забыл – тоже крайняя, прямо у лестницы, а вот второй или третий этаж – запамятовал.

Изобразив из себя большого начальника, прошёл мимо сидевших на скамейке у подъезда пенсионерок, кивнул им, эдак почти вежливо, без улыбки. Услышал: «Здравствуйте», снова чуть наклонил голову и скрылся за очень туго открывшейся дверью подъезда. Две толстенные пружины стояли на страже прохлады, не запуская ни пыль, ни перегретый солнцем воздух.

Подъезд был «борющимся за звание…», о чём свидетельствовала жестяная табличка рядом с дверью. Внутри сразу это чувствовалось – занавески на окнах, горшки с цветами, традесканции и каланхоэ на подоконниках. Чистенько, коврики лежат, а на лестничной площадке между вторым и третьим этажом даже картина висит в самодельной рамке. Иван Грозный прижимает к себе только что собственноручно укокошенного сына. Чуть выцвела, но на фоне белых стен подъезда – вполне себе яркое, привлекающее внимание пятно. Сначала Махамбет остановился перед крайней дверью на втором этаже, достал ключ с бородкой и сравнил с прорезью – вроде подходит. Только хотел вставить, как за дверью послышались шаги, и мужской голос на весь подъезд закричал: «Тоня, мы есть-то будем сегодня?!».

Махамбета пробил холодный пот, и он прыжками пронёсся мимо неудачников-Рюриковичей на третий этаж. Остановился перед дверью, снова прикинул, подойдёт ли ключ. Может, напутал? Ведь пару раз всего был. Что, если не с этой стороны крайняя, а с другой? Решил подстраховаться, и тихонько постучал. Подождал, стукнул пару раз чуть громче. Тишина, только в соседней квартире гавкнула собака. Блин, қарғыс ит (проклятая псина), ещё ведь выйдет хозяин посмотреть, на кого пустолайка брешет в образцовом подъезде! Не раздумывая больше, лейтенант вставил ключ и провернул его. Дёрнул дверь. Заперта. Но ведь ключ подошёл и провернулся? Снова вставил и провернул в другую сторону, подёргал. Заперта. Да, что ж это за чудеса? Махамбет снова повернул против часовой стрелки и нажал на дверь – чуть сдвинулась. Он нажал плечом со всей силы – и неожиданно провалился в коридор. Чуть головой в висящее напротив двери зеркало не врезался. Осмотрел дверь, чуть в себя придя. Вон в чём дело! На раму набита толстенная кожаная нашлёпка от солдатского ремня. Видимо, дверь неплотно закрывалась – лето, дерево рассохлось, вот подполковник и набил кожанку.

Махамбет плечом закрыл дверь, вставил ключ и провернул. После этого прислонился спиной к двери и сполз по ней на пол. Пот целыми ручейками сбегал по лицу. Плохо быть загнанным волком, от каждого куста шарахаться.

Через пару минут сердце унялось, и он, кряхтя, как старик, поднялся и принялся обследовать квартиру. Гремел на кухне холодильник, чуть слышно рассказывала что-то радиоточка. Махамбет открыл старый ЗиЛ и осмотрел содержимое. Вытащил двухлитровый алюминиевый бидончик и отпил, проливая на себя холодное вкусное молоко. Хорошо! Поставил бидончик на стол и продолжил ревизию. Нашлись колбаса и хлеб, и даже небольшая кастрюлька с супом – куриным, с лапшой. После. Сейчас и бутерброда хватит. Доев и запив всё ещё ледяным молоком, и опять облившись им, Махамбет прошёл в ванную. Включил воду – пусть набирается. Пока осмотрел себя в зеркало. За эти дни он сильно похудел – под глазами появились тёмные пятна, и клочковатая бородка делала его чуть ли не стариком.

На полочке под зеркалом были ножницы, и лейтенант чуть подправил бородку, попытался придать вид чеховской. Ну уж что получилось. Писатель-то, небось, у дорогущих парикмахеров ровнял свою. По сухому, бритвенным станком «Нева», соскоблил растительность со щёк. Вот, уже лучше. Не Чехов, конечно – тот сарыбасом был, но на кого-то из их писателей похож.

После долго мылся, соскабливая с себя недельную грязь и запах страха. Вытерся висевшим на гвоздике махровым полотенцем и, не одеваясь, всю одежду бухнул в эту же тёплую воду. Прошёл в ближнюю по коридору комнату – это оказалась спальня. В шкафу нашёл одежду, но вся была большая, и только на нижней полке отыскались штаны и пара рубах почти его размера – точно, сынок у дяди Миши был вечно худой и невысокий. Махамбет учился в той же школе, но был на несколько лет младше. Даже сейчас и имени не вспомнит. Димка вроде? Трусами побрезговал, пошёл стирать свою одежду. Ну, кое-как намылил и сполоснул. Потом отжал и повесил на леску, что над ванной крепилась.

Вернулся на кухню, поставил куриный суп греться на электроплитку, а пока сделал себе ещё один бутерброд. Поев, прошёл в другую комнату – там был телевизор. Сделал минимальную громкость и включил. Показывали старый фильм про Революцию, и Нурпеисов снова щёлкнул кнопкой. В девять будут новости – вот тогда посмотрит. Сейчас же сел в кресло, закрыл глаза, откинувшись, и стал обдумывать дальнейшие действия. Сделать всё нужно завтра – ведь потом начальника ДОСААФ хватятся и будут искать, а, значит, и найдут. Тело, конечно, можно и в машину затолкать – но пока будешь возиться в гараже, ещё заглянет кто, да и неуютно в машине с покойником.

Начались новости, и тут объявляют, что в Москве члены Политбюро на совещании приняли обращение к народу Китая…

На Политбюро в Москве. То есть сарыбас проклятый сейчас там, в Москве! Что за невезение такое? Неуловимый человек. Стоп, а почему именно он? Ведь можно застрелить кого-то из его детей, или жену. Не-ет. Нужно эту пигалицу из ансамбля. Машу Тишкову, самую знаменитую девочку в мире. Как раньше-то не додумался? Вот горе будет у Тишкова. Квиты будут. Пусть с этим горем живёт всю жизнь.

Решено! Завтра утром на дороге у терема ихнего он её и подкараулит, когда она в школу поедет. Ну а теперь нужно поспать. Чтобы завтра рука не дрогнула.

Интерлюдия двенадцатая

Пограничник дежурному:

– Товарищ капитан! Учебный нарушитель задержан тремя выстрелами в упор!

Су Юй и Не Жунчжэнь остановили машину недалеко от заставы на границе с Монголией и дали команду водителю выйти и воткнуть в землю рядом с машиной белый флаг.

Много в последнее время белого. В Поднебесной траурным цветом считается именно он, и хоть не времена империи сейчас, а традиции не изменились – белый и сейчас цвет смерти, цвет скорби.

Су Юй, посылая сына в тот полёт, внутренне почти смирился с тем, что больше его живым не увидит. Даже если их и не собьют американцы из зенитных орудий или не расстреляют ракетами и пушками истребители, то уйти от ударной волны бомбы в тысячу раз мощнее той, что уничтожила японский город Хиросима будет невозможно. Как-то давно Су Юй поинтересовался у человека, что преподавал им историю Японии на курсах, что означает слово «Хиросима» – одно из самых известных слов в мире. «Широкий остров». Почему, ведь город находится на берегу залива в самом узком месте японского острова Хонсю? Преподаватель пожал плечами. Так лётчикам, сбросившим бомбу на «Широкий остров» и то с трудом удалось уйти, хоть бомбу сбрасывали на парашюте. А здесь взрыв в тысячу раз сильней. Не поможет никакой парашют.

Можно ли было не посылать сына? Нет. Никто другой бы не справился. Шанс вообще был мизерный. Там десятки самолётов противника, там десятки зенитных батарей. Ну, и что, что они летят на американском самолёте с американскими опознавательными знаками. Есть коды свой-чужой, есть пароли. Не ответил – получи на всякий случай ракету. Да хоть там и на самом деле американцы в этой древней «Суперкрепости» – внизу, на кораблях, их в тысячу раз больше. Лучше сбить десяток человек, чем рисковать десятками тысяч.

Тогда придумали хитрость. Дурачиться. Отвечать по-русски, потом по-английски материться, в конце, в самом крайнем случае, объявить себя послами из Москвы – а вдруг русских не решатся сбить, и тянуть, и тянуть время. Мощность бомбы такова, что взорвись она даже в десятке километров от основных сил флота, он всё равно погибнет.

Всё получилось. Генерал не знал подробностей. Теперь их никто не узнает.

Язык знали несколько человек – учились в СССР в те времена, когда китайцы дружили с русскими. Неправ был Мао, когда порушил эту дружбу двух великих народов, строящих коммунизм. Теперь СССР – враг. «Страна медведей», «Волосатия». Навыдумывал прозвищ. Так вот, русский знали несколько пилотов, один – английский, несколько человек – французский, тоже там учились, а вот одновременно русский и английский в совершенстве знал только его сын, подполковник Су Жуншэнь.

Эти одиннадцать человек теперь навеки будут самыми великими героями Китая. Об их подвиге сложат песни, напишут книги, снимут фильмы. Отцы будут называть своих сыновей в честь этого героического экипажа. И вёл его этот самолёт его сын – Су Жуншэнь.

Когда стало ясно, что экипаж погиб, они с Не Жунчжэнем решили устроить торжественные похороны героям. Разве это беда, что гробы будут без тел? Туда можно положить личные вещи героев.

Захоронение усопших в Китае сопровождается многими древними традициями. Ранее все на похоронах облачались в белые одежды, сейчас же такой обычай соблюдают только в небольших деревеньках – да и хоронить будут военных. Зато можно соблюсти другой: всем на траурной церемонии обязательно надевают на руку белую повязку. Если умер мужчина – повязка повязывается на левую руку, а если женщина – то на правую. Ещё они с товарищем повязали белыми лентами головы – как родственники. Хоть Не Жунчжэнь им и не был, но он отправлял его сына в последний полёт и последним обнимал на прощанье.

Для китайцев важно, чтобы как можно больше людей пришло на похороны. На этих было почти полмиллиона человек – всё взрослое население Баотоу. Люди приносили с собой белые цветы – чаще всего ирисы, реже орхидеи, и конверты с деньгами. Это тоже традиция. Цветов было столько, что можно было насыпать из них огромную тысячеметровую гору, а денег принесли несколько миллионов юаней, хоть обычно и кладут специально напечатанные ненастоящие. Су Юй распорядился раздать сколько-то семьям погибших героев, а большая часть пойдёт на грандиозный мемориал.

Поминки устроили в части – здесь были только самые близкие друзья лётчиков. Как и положено, для траурной церемонии подали семь блюд, нечётное количество.

Решил генерал последовать и ещё одной древней традиции. В период траура, а это семь недель после похорон, близкие родственники в знак скорби не стригут и не причёсывают волосы.

И вот сейчас, небритые, лохматые, с сальными волосами, они стояли на границе с Монголией и ждали, когда к ним подойдут монгольские или советские пограничники.

Кто бы сомневался – подошедший к ним майор слабо походил на монгола.

– Что вам нужно? – козырнул человек с зелёным околышем на фуражке.

– Я генерал Су Юй, а это – генерал Не Жунчжэнь. Мы бы хотели поговорить с вашим руководством.

– Какого ранга? – чуть поморщился пограничник.

Генерал его понимал. Это они сбросили бомбу на Монголию и послали самолёты с бомбами на Алма-Ату. Это они непрерывно устраивали провокации на границе, и это они отдали приказ атаковать остров Даманский, где погибли десятки советских пограничников.

– Самого высокого.

– Да? Вы вчерашнюю передачу из Москвы слышали?

– Нет. А что там? – вчера были похороны, не до радио.

– Пойдёмте со мной. Я свяжусь с нашей заставой. Ну, а там, как начальство решит, – снова козырнул майор и пошёл, не оборачиваясь, к будке погранпоста.

Су Юй шагнул следом.

Событие четырнадцатое

– Сколько раз я просила тебя: не гуляй за гаражами!

– Мам, но там же все пацаны со двора гуляют!

– Вот именно! А ты – девочка!!!

Вика Цыганова разрывалась на запчасти. В школу она решила в этом году не ходить – и так времени нет, а тут, как дура, сиди вместе с детьми и сто раз пройденное снова зубри. И хоть папа Петя и мама Лия по всякому её уговаривали – упёрлась. Всё, выросла – хватит издеваться. Как там в шутке известной: «Женские отличительные признаки оставались только признаками» – так у неё уже даже грудь чуть обозначилась. Уже не «призрак», а и впрямь – признак. Ну, это всё до вчерашнего дня. Было. Твердила всем – потом, мол, экстерном сдам сразу за седьмой класс. Вот, а вчера пришла Таня из школы, поели все, и Вика ушла дописывать песню. Всё не могла слова вспомнить – припев сразу написала, а второй и третий куплет как корова из памяти языком слизнула. Хотела очередной хит украсть у группы ДДТ – что-то там про камни и про Неву, но в строчку никак не складывалось. Уже хотела звонить папе Пете в Москву – но тут её позвала Таня, попросила помочь математическую задачку решить. Взяла Вика учебник, тетрадку стала решать – и не смогла. Сложно. Попробовала следующую – ещё хуже, даже непонятно, с чего начать.

– Чёрт…

– Что? – вынырнула из задачки Таня.

– Можно я учебник возьму, почитаю.

– Конечно. Всё равно у меня ничего не получается, завтра двойку получу. Тебе-то хорошо.

Пошла к себе в комнату и зарылась в учебник. Два часа убила, решила задачу, а во вторую упёрлась – и ни в какую. Забыла всё! Сколько там десятилетий прошло с её седьмого класса? Может, Тишков прав? Никуда эти песни не уйдут – а вот образование уйдёт. Нужно же будет в институт или там в консерваторию поступать. Как без аттестата? Только волюнтаристским ударом по столу директора школы в исполнении Первого секретаря ЦК. Стыдно. Да и разговоры потом пойдут – на каждый роток… Чёрт. И папы Пети нет. Не с кем посоветоваться. Когда, наконец, блин, сотовые появятся? Не по правительственному ведь звонить! Что ответит мама Лия – и так ясно, походи, мол, хуже не будет. Да и ладно бы – можно поучиться, но одноклассники, эти завистливые взгляды, перешёптывания за спиной. Да, она та самая Маша Тишкова! И что?

Вика пошла на кухню, с горя сделала себе большую кружку кофе и залезла в самую дальнюю часть сада, поближе к лесу. Одна хотела побыть, но тут же трое во главе с Мишей рядом нарисовались. Вернулась в дом. Выплеснула уже остывший кофе в раковину и пошла к маме Лии. Та тоже сидела за книжками. Английский учила. Их с Фрейдлиной и Чуковской выдвинули на Нобелевскую премию по химии, и вот теперь готовятся – хотя ведь выдвинули только. Так-то ещё могут и не пройти, хоть всякие «тёмные» силы во главе с Марселем и предпринимают определённые усилия. Может и проканать – США сейчас не до дележа премий. Им бы выжить, на куски не развалиться. Всё же совсем другим путём история пошла. Вроде ничего особого они в политике с Петром Штелле и не совершили. Кто подтолкнул этот валун, что несётся вниз и всё на своём пути сносит? Говорили они об этом с папой Петей. Он только одно отличие нашёл в этой истории. Не поставили рулить КГБ предателя и карьериста Андропова. С этого всё и завертелось. Помогли письма Якова Сталина. Как мало, оказывается, надо, чтобы история целого мира от замены одной фигуры на доске резко поменялась, да и не самой важной – не пешки, конечно, но и не ферзь ведь. И вот что в итоге!

– Мама Лия.

– А? О, Маша! Ну-ка оцени… Old chemists never die, they just stop reacting.

– Красиво говоришь, с выражением. А чего это?

– Да вот, изучаю англоязычный юмор. Тематическое попалось.

– А можно для нерусских перевод?

– Тоже мне нерусская. Я вон, может, тоже немка по матери, но не выпендриваюсь. Все тут живём, все русские. Тут говорится: старые химики не умирают – просто прекращают реагировать. Шутка такая.

– Мда. Смешно. Наверное. Кстати, о химии: я тут решила завтра в школу съездить. Похожу на уроки.

– Молодец! Ученье – свет. Ну, то есть, knowledge is power.

– Чего?

– Надо тебе и английским тоже заняться, а то вон поёшь на нём, а как будешь речь говорить на вручении «Грэмми»?

– Правда ведь. А будет? Вон чего у пиндосов творится. Как там Керту с этими студентками? Русские же.

Глава 19

Интерлюдия тринадцатая

Хорошо моряку: в порту его ждёт девушка.

Хорошо пилоту: в аэропорту его ждёт девушка.

Хорошо железнодорожнику: на вокзале его ждёт девушка.

Плохо только девушке: то в порт, то в аэропорт, то на вокзал…

Французский флот прошёл Малаккский пролив и бросил якоря на внешнем рейде Сингапура. Франция возвращалась в Индокитай после пятнадцатилетнего отсутствия. Министр обороны Франции Мишель Дебре отправлял флот с тяжёлым сердцем. Ещё не отгремел скандал с угоном евреями семи катеров типа «Саар» из Шербура.

Французская верфь Constructions Mechaniques de Normandie получила от Израиля заказ на 12 катеров. Передать успели пять, когда из-за чересчур агрессивного поведения израильских военных разразился очередной скандал, и де Голль приказал сделку отменить – однако Голда Меир поручила своим спецслужбам оплаченное «изъять».

Была разработана операция «Ноев Ковчег», в ходе которой оставшиеся семь катеров из Шербура были угнаны и добрались до Израиля с двумя дозаправками в море. Пресса, естественно, всё пронюхала. И Францию, и её флот с разведкой попинали все, кому не лень. Министр обороны Мишель Дебре даже приказал поднять в воздух «Миражи» и уничтожить катера, но его сумели охладить. Адмирала Мордехая Лимона, возглавлявшего израильскую миссию по закупке вооружения во Франции, выслали из страны. Причастные французские генералы и адмиралы лишились своих постов. Охрана военных верфей и арсеналов в стране была усилена.

И вот в последний момент пришлось менять командующего, что должен был вести к берегам Вьетнама лучшие корабли Франции. Нашли непричастного к истории с катерами. Им оказался контр-адмирал Жан Лакруа – сын известного флотоводца вице-адмирала Эмиля Лакруа. Звание маловато для управления чуть не половиной боеспособного флота Пятой республики, но зато в скандале не замешан.

Флагманом шёл авианосец «Арроманш» R 95. Этот корабль принадлежал к типу «Колоссус» и был головным в серии. Его построили в Великобритании, он вошёл в состав Королевского флота как HMS Colossus и принимал участие во Второй мировой войне. После войны был передан Франции и назван в честь коммуны Арроманш-ле-Бен, где в День Д произошла высадка союзников в Нормандии. «Арроманш» участвовал в Первой Индокитайской войне в 1948 и 1949 годах, а потом и в Суэцкой в 1956-м. 3 ноября 18 «Корсаров» F4U летали с его палубы бомбить египетские аэродромы вокруг Каира.

Вторым по значимости был бывший авианосец «Фош» типа «Клемансо». Он был заложен 15 февраля 1957 года и вошёл в состав ВМС Франции 15 июля 1963 года. В 1968-м авианосец был преобразован в носитель вертолётов для французских морских пехотинцев с 24 машинами на борту.

Охраняли больших мальчиков три эсминца проекта «Сюффрен».

В Средиземном море к флоту присоединились ракетный крейсер «Кольбер» и крейсер-вертолетоносец «Жанна д’Арк».

Были ещё пара заправщиков, госпитальное судно, три дизельные подводные лодки и… Когда адмиралу Жану Лакруа сообщили о маршруте и о том, что с ними пойдёт ещё и эта единица, он подумал, что министр обороны Франции Мишель Дебре нездоров. Как же – вся эта история с израильтянами, шумиха в газетах и по телевидению и менее выдержанного человека заставят рвать и метать, а Дебре ещё и холериком был. Не выдержали нервы, тронулся.

– Нам нужно зайти на Мадагаскар? – а министр хоть карту видел?

– Почему я должен повторять это дважды? Вам нужно зайти на Мадагаскар, загрузиться и, не теряя более ни минуты, на той скорости, которую только возможно развить, не вредя механизмам, двигаться к Вьетнаму. Груз, скажем так, скоропортящийся.

– Бананы повезём? – тоже начиная закипать от непонятности ситуации решил пошутить адмирал. Зря.

– Что надо, то и повезёте!!! Не заставляйте меня пожалеть о принятом решении поставить вас во главе этой экспедиции.

Потом уже, соединившись с остальными кораблями и пройдя Красное море, они и повстречали попутчика, из-за которого им нужно будет сделать этакий крюк. Судно называлось «Элизабет» и было обычным сухогрузом. Лакруа не пожалел времени – добрался до него на катере и осмотрел «Элизабет». Вроде бы трамп как трамп, но в трюме – тысячи больших пластмассовых вёдер. Только дырявых. Жан поднял одно и вопросительно глянул на загадочно улыбающегося капитана.

– Это цветочные горшки. Я получил команду передать их на Мадагаскаре людям, что пришлёт их президент Филибер Циранана. Негритосы выкопают несколько тысяч молодых кофейных деревьев и вернут нам. Вот эти кофейные деревца и нужно побыстрее доставить во Вьетнам. Наш женераль с этим Цирананой лично договаривался.

– А без участия военного флота этого сделать нельзя было? – не понял адмирал.

– Там ведь не сильно спокойно у Северного Вьетнама. И не забывайте о блокаде.

– То есть груз ещё и коммунистам? Мир точно сошёл с ума. А Штаты?

– А вы? – усмехнулся непонятный капитан.

– С каждой новой информацией мне этот поход не нравится всё больше и больше.

– Да не переживайте вы, адмирал. Там, у ДРВ, нас ведь будет ждать Советский Тихоокеанский флот. США, конечно, не всего флота лишились – часть стояла в Тонкинском заливе и часть у Южной Кореи, но идти на прямую конфронтацию сразу и с Францией, и с Советами они не рискнут. Так что наплюйте на эту блокаду и занимайтесь своим делом. Если кто и рискует тут, так это я – но пароходик я переписал на русских. Кишка тонка у американцев арестовать судно под русским флагом. А по возвращении я получу новое корыто и кучу гринов. Всё будет окей. Утрём нос «полосатым».

Приключения не кончились. Загрузились, доплыли до Сингапурского пролива – и тут с берега радио. На борт в Сингапуре желает подняться премьер-министр Республики Сингапур Ли Куан Ю.

Встали. И часа не прошло, как появился маленький китайчонок – господин Ли.

– Господин адмирал, вы не возьмёте в состав своего флота и наш эсминец?

– Зачем? Я не получал таких указаний, – набычился Жан Лакруа.

– Неспокойно в тех водах. Наш эсминец потом присоединится к флоту СССР. Мы с вами только попутчики.

– Хорошо, только я не могу ждать – у меня тут груз скоропортящийся.

– Ничего. Корабль уже готов. Хоть сейчас можно отправляться.

– Договорились.

– Вам в подарок привезут фрукты. Спасибо за помощь.

Да, мир на глазах меняется. Куча всего непонятного происходит.

Событие пятнадцатое

У Штирлица было два пистолета, он стрелял из них по очереди. Очередь возмущалась и редела.

1. Поместите платёжную карту в перчатку;

2. Заплатите рукой;

3. Посмотрев на людей в очереди, громко скажите: «Все-таки стоило делать эту прививку!»

– Пётр Миронович, ты опять чего учудил? Ну-ка расскажи, что ты устроил там в своём министерстве лёгкой промышленности? – Косыгин нашёл время и по просьбе Петра принял его.

Про этот акт волюнтаризма он и забыл уже. Вернее, в последнее время столько всего случилось – проследить, чем там дело завершилось, даже и секунды выделить не мог. А вот, оказывается, у Косыгина время нашлось.

– Ну чего – справедливость торжествую.

– Необычный метод. Сижу вот и думаю: как отреагировать? То ли дать команду всем республикам с тобой в ногу шагнуть, то ли выговор тебе объявить.

– Лучше выговор! А то если все шагнут, то можно и без штанов остаться. Широко-то шагая.

– И что, получился эксперимент? – хмыкнул премьер.

– Честное слово, Алексей Николаевич, не было времени отследить. А что, кто-то пожаловался? Чего людям неймётся? Всё вроде русским языком объяснил.

– Пожаловались не из лёгкой промышленности – пожаловались из торговли.

– А я каким боком? – что-то Пётр перестал нить разговора улавливать.

– Магазины пустыми стоят! Провалят план этого месяца, – внёс ясность Косыгин.

– Ну, ерунда. В следующем наверстаем. Тем более, новую швейную фабрику в числе народных предприятий немцы затеяли. Оборудование уже завозят. Джинсы будут шить и спортивные костюмы.

– Это хорошо. Давай по порядку рассказывай, а потом подумаем, объявлять выговор или благодарность.

– Обход плановый у меня был по крупным магазинам столицы. Зашёл в универмаг – а там очередь за ботинками чешскими. Бегают люди, суетятся, все спрашивают: «занимать?», «хватит?», кричат «вы там в одни руки больше пары не давайте!». А тётка из передних рядов вопит, мол, она два часа отстояла, и ей двоих сыновей не в чем школу отправлять. Взбесило это меня. Поехал в министерство лёгкой промышленности, велел министру построить в вестибюле всех начальников отделов. Вышли красавцы, стоят. На всех импортные ботинки, костюмы тоже импортные, на одном только наш. Только не «Большевичка», а с Кузнецкого моста. Сразу работу Дольче с Зайцевым видно.

– В общем, так, товарищи. Сейчас идёте в магазин и покупаете себе те ботинки, которые есть в продаже, и костюмы тоже. Кроме того, приводите с собой жён и детей, и им тоже покупаете то, что есть в магазине. И носите это. Если кто-то самый хитрый, то хочу его огорчить: за каждым из вас и за членами ваших семей будут негласно наблюдать сотрудники КГБ. Если вас, вашу жену или ваших детей обнаружат в импортных шмотках, то можете из республики уезжать – здесь я вам все кары, на которые способен, обещаю.

– А чего делать надо? – выкрикнул самый наглый, тот, что от Дольче одет.

– А надо, чтобы все наши фабрики, производящие и одежду, и обувь, делали такие вещи, которые сейчас на вас. И – стоять, бояться! – не в нескольких экземплярах, а весь объём выпуска. Кроме того, чего это мы, как интернатовские, все в одинаковом ходим? Нужны десятки моделей, тем более, женской одежды. Всё понятно?

– Перестройка на новые лекала зай…

– Да похрен! – говорю. – Провалите годовой план – пойдёте дворниками. Засучите рукава, оторвите зад от стула – и живо разбежались по предприятиям. Да, директорам и всем руководящим работникам швейных и обувных фабрик скажите, чтобы тоже переоделись. Проверю.

– Да, учудил. Переоделись? Интересно, что с этими начальниками жёны сделали? – засмеялся Косыгин.

– Алексей Николаевич, вы же понимаете, что государственная промышленность не в состоянии обеспечить разнообразие. Нужно возвращаться к сталинским артелям.

– Ты, думаешь, самый умный? Никитка, сволочь, всё порушил, будто нарочно, чтобы страну угробить. Всё назло Иосифу Виссарионовичу делал. Тоже волюнтарист похлеще тебя. Только вот назад не просто вернуться! Ну, откроются сейчас артели – а кто с расчётом на них будет делать ткань и фурнитуру? А если они всё в магазинах и на складах заберут, то люди что покупать будут? – нос свой утиный Косыгин ощупал. – Я ведь по образованию текстильщик, наркомом ещё до войны был, так что эту индустрию знаю получше твоего. Неповоротливая она. Как бы госфабрики без работы не встали, если сырьё у них отнимать начнут.

– Конечно. Так и будет. Только зачем нам эти фабрики, которые шьют то, что никто не носит, а если и носит, то от безысходности? Пусть останавливаются. Или начинают работать как артели. Их можно даже в народные предприятия переделать. Оценить всё движимое и недвижимое имущество, всю технику, разделить на число работающих – и выдать ваучеры. Продавать их можно только работникам фабрики, никто со стороны не влезет. Найти толкового, как бы его обозвать, предприимчивого руководителя. Рвача и хапугу. И вот пусть он прибыль себе и своим подчинённым зарабатывает! Простыни, может, и не надо шить на таких предприятиях, да одежду рабочую – а вот обычную одежду и обувь нужно обязательно из-под заботливой руки Госплана увести. И конечно, пусть они, я имею в виду, в Госплане, запланируют опережающее развитие камвольных и всяких прочих трикотажных комбинатов. Только так, чтобы те как-то подружились с директорами народных швейных фабрик и делали ту ткань, которую надо, а не ту, которую привыкли. Заинтересовать нужно. Может, часть продукции распределять среди работников этих самых комбинатов?

Начать хотя бы со шмоток. Пусть народ прекратит за импортом бегать. Ракеты можем делать, а пиджак – нет?!

– Охо-хо. Говоришь-то правильно… Как я против был, когда Хрущёв разгонял артели! Самое интересное, что это ведь была, так сказать личная собственность, а её раз – и отобрали. Это как домой к тебе пришли и холодильник унесли. Некоторые артели ведь даже дома отдыха на море себе построили.

– И?

– И?! И… ладно. Давай так… Сейчас уже конец года скоро. Проводи до конца свой эксперимент с лёгкой промышленностью. В конце декабря на Политбюро доложишь. Считай, указание получил – а я ещё по своим каналам хвосты кому надо накручу. Институты ведь работают, НИИ всякие. Тоже кулаком стукну и переодену в «Скороход» и «Большевичку». Ну и по немцам тоже доложишь. Бик, небось, опять оборудование на твои деньги поставит? На всю-то страну не хватит!

– Не, Алексей Николаевич, нет там моих денег, и Бик ни при чём. Всё сами – вышли на «Адидас» и договорились полюбовно. Немцы оборудование и фурнитуру с тканью поставляют, в счёт этого половину
продукции забирают, а вторая половина – по коммерческим ценам в магазинах самого народного предприятия.

– Хитро. А как называется?

– «Адибас».

– Ха-ха. Ну, уморил. «Адибас». А немцы?

– Немцы поворчали, но придраться не к чему, тем более что ту половину, которую ФРГшники забирают, вообще с их лейблами шьём.

– «Адибас»! Хорошо, договорились. Чего приходил-то? А то я тебя заговорил.

– Да почти с таким же вопросом. Хрущёв ведь кроме артелей ещё и приусадебное хозяйство угробил – а оно как бы не половину продукции давало. Давайте потихоньку возрождать – как это сделано в Захарьинских Двориках. Технику, чтобы люди на рынок в город могли продукцию отвезти, или на консервные заводы. Налог подоходный отменим для тех, кто несколько голов скота держит. Кормами поможем. Может, вскладчину силосные ямы построим. Огороды прирежем – соток до сорока хотя бы. Ну, вернее, если желание будет у хозяев, а не огульно.

– Ох, Пётр! Ты ведь сам всех пугаешь засухой через два года. Разведут все скотину – и что, всё зерно, весь хлеб частникам уйдёт?

– Ну, не так всё плохо. Эксперименты ведут в министерстве сельского хозяйства. Переходят на импортные семена озимой ржи и пшеницы. Должны к 72-му успеть подготовиться. Да и сейчас уже рост виден: урожайность канадской, а особенно датской озимой ржи и пшеницы выше нашей чуть не в три раза – если возделывать как полагается, конечно. Умеют проклятые капиталисты. Тут главное, чтобы опять не впали в «одобрямс», как при Хрущёве, и не начали без районирования, где попало, сажать импортные семена. С юга Канады и США – на юге, а датскую и шведскую – на севере. Ну, будем надеяться, что прививку от глупости получили. Да и Мерц – не Хрущёв.

– Угу. Дельного ты человека за себя оставил, и Гагарина правильно пристроил. Вдвоём они – сила. Давай тогда, начинай в Казахстане реформу. Только без штучек своих! Чтобы не шашкой, а ручкой шариковой махал.

Интермеццо семнадцатое

Экскурсовод с нашими туристами:

– А сейчас мы проезжаем мимо самого известного борделя Лас-Вегаса…

– Э! Что значит – мимо?!

Бывший старший лейтенант Махамбет Нурпеисов остановил УАЗик в двадцати метрах от съезда с трассы к домам. Теперь они точно мимо не поедут. Карабина он лишился – остался закопанным в лесу, и теперь менты и «соседи» его точно нашли. Да и не дурак он туда соваться! Сейчас в лесу засада на засаде сидит. Думают небось, идиоты, что он туда полезет за оружием. Дебилы. А ему в очередной раз повезло: в сейфе у дяди Миши под кроватью лежал точно такой же «Лось», только без оптического прицела. И сейф, на счастье, был не заперт, и патроны там же рядом нашлись. Ничего, с двадцати-то метров он не промажет.

За неделю блуждания по лесу и изучения жизни Первого секретаря и его семьи Махамбет весь распорядок их дня запомнил. Утром приезжает машина и отвозит детей в школу, потом возвращается и забирает сарыбаса. Дальше – в том же порядке. В обед девочек привозят домой, потом на обед приезжает Тишков, и через сорок минут его снова везут на работу. Дома, гад, всегда обедает. Брезгует столовской пищей – хоть в столовой у них на Комсомольской, которая «уголок коммунизма» за глаза называется, наверное, недорого и дают всякие деликатесы, объедают коммунисты народ простой. Ещё и за это сейчас шошка заплатит.

Махамбет чуть опустил стекло в задней дверке и, попробовав и так, и эдак, удобно устроился на заднем сиденье. Приставил приклад к плечу и прицелился в дерево, что росло прямо на повороте. Нормально. Смотрел он фильм как-то про снайперов, так там старый молодому говорит, мол, только неопытный снайпер ствол-то на подоконник кладёт. Нужно устроиться чуть подальше от окна, и тогда тебя с улицы видно не будет.

Вот так он сейчас и сделал: не стал ствол высовывать через опущенное стекло, а устроился чуть подальше. Ну, на весу получается – так всего-то двадцать метров, попадёт. Завалит сейчас эту пигалицу, и быстро по газам. Через мост проедет, машину бросит. Там у него утром схрон оставлен – переодевается в туриста и идёт в сторону Иссык-Куля. Присоединяется к какой-нибудь группе, и всё – только его и видели.

Ага – вон машина чёрная, страшная, поехала от дома. Ну что – минута, и он отдаст долг товарищу Тишкову.

Глава 20

Интермеццо восемнадцатое

Ночью в одесский морг приходит мужчина:

– Извините, меня зовут Додик Кацман. Я тут засиделся у друзей, транспорт не ходит… Можно я у вас тут таки посижу? Моя жена должна позвонить… Всегда, чуть чего, морги обзванивает.

Звонит телефон. Санитар берёт трубку:

– Алло? Да, это морг! Кто? Додик Кацман? Да, здесь! Алло, женщина, шо там у вас упало?..

Кадри Лехтла всю ночь проплакала. Вот именно так, как всегда об этом и пишут: уткнулась в подушку и ревела белугой, кусаю оную. Опять, уже в третий раз. Опять влюбилась не в того. За что ей это? Бог, если он есть, мстит за сотню человек, которую она отправила на тот свет? Так это были не люди, это были враги – и всегда была война. Ну, или почти война. Не она выбирала, кого убивать, когда стрелять – ей отдавали приказ. Ни разу после исполнения того или другого индивида сердце не дрогнуло – ах, она убила человека, божье создание! Кто дал ей право отнимать жизни? Ей такое право дал приказ. Она служит своей стране и уничтожает её врагов, чтобы вот такая девчонка, как она, где-то в Москве или Таллине влюбилась, вышла замуж, родила голубоглазую девочку и была счастлива. Всегда она думала, нажимая на крючок, что защищает эту маленькую хохотушку с васильковыми глазами.

Тогда почему же ей не везёт? Инструктор по стрельбе из противотанкового ружья Виталик «поматросил» и стал у неё на глазах приставать к Элизабете. Сволочь! Классно она ему тогда коленом по тому самому врезала. Долго не до Элизабете было. А девку жалко. Глупо погибла в США. Чего медлила?

Второй раз и вовсе почти замуж вышла. Была у них совместная операция с чехами, в Африке. Яромир – весенний мир. Так его имя переводится. Даже в Прагу к его родителям ездили. Лучше не вспоминать! Она за полгода знакомства прилично чешский освоила – вообще языки легко давались. Подслушала, что мать сыну говори: и тощая она, и страшная, и глаза у неё коровьи. По волосам прошлась – редкие, мол, они у неё, то ли дело у соседки Анны. Ну да и ладно бы – со свекровью всегда, наверное, так. Только вот её Ярда стоит и молчит, и не заступится за неё. А потом и спрашивает ещё: «А что, Анна ещё не вышла замуж»? Переполнило это чашу терпения Кадри. Вышла из-за ширмочки, что родители любителя Анн поставили у их кровати, залепила со всего маху пощёчину братушке, да и улетела в тот же день на базу в Ленинград.

Теперь вот в майора Мишу влюбилась. Ну почему ей не везёт?! Первые двое придурками и бабниками оказались, а этот добрый и тёплый великан – вообще семейным. Вчера принёс бутылку шампанского, рождение сына отпраздновать. Женатик её Мишка! А она себе планов грандиозных опять настроила. Уже представила бутузика такого здоровенького, с его васильковыми глазами. Все три её неудачные «любови» были с яркими голубыми глазами. У Миши так аж синие, а не голубые. Вот и сынище у него появился – пять двести. Богатырь с глазами-цветочками, всё как она и намечтала себе. Только не ей достался. Сместился там, на небе, у Амура прицел.

Встала Кадри утром злая. Состояние ещё такое – варёное. Тем не менее, умылась, зубы почистила, причесалась, даже вышла на улицу – лёгкую зарядку сделала. Ну, на одной ноге не побегаешь и не поприседаешь, так хоть на верхний пояс упражнения поделала.

Потом ушла на чердак – не хотела улыбающуюся рожу молодого отца видеть. Она уже третий день этот небольшой чердак обживала, даже винтовку Федьку попросила туда принести. Они с Бектуровым такой план разработали: если снайпер, что застрелил Серёгина, и дальше будет охотиться на Тишкова, то в лес он теперь не сунется. Будет караулить на дороге. Что это именно снайпер – у Кадри даже сомнений не возникало, а вчера ещё и подтверждение нашли погранцы, вызванные с собакой. Вертолётом доставили Рыжика с ефрейтором и лейтенантом молоденьким, тоже рыжим. Рыжик – потому, что восточно-европейская овчарка. Спина чёрная, а бока рыжие. И глазёнки такие умные. Нашёл Рыжик схрон, а там – карабин «Лось» с оптическим прицелом. И прицел-то непростой! Изучали в школе: такие ставят на автоматические винтовки МР-43/1, что в ФРГ разработаны. Вот прицел и был от этой винтовки – Carl Zeiss ZF 4 S. Даже завидно.

Так вот: если снайпер будет и дальше охотиться на Тишкова, то самый удобный для этого момент – это когда машина выезжает на трассу. Скорость падает до нуля, а чаще всего и вообще автомобиль останавливается, пропуская встречные. Дом ведь у Первого секретаря по правую сторону дороги. Вот они с Федькой и решили: он идёт на чердак их домика, что чуть ближе к съезду, но пониже, и обзор потому хуже, а она с третьего этажа терема Тишкова получает просто великолепный вид. Ну, чуть далековато, метров триста – но зато и мышь мимо не проскочит.

Утро выдалось хорошее – ясно и тепло уже. Бабье лето. Так ещё и настоящее не думало заканчиваться, днём жара под тридцать. Рядом с домом на высокой ели какие-то птички перебранку устроили. Не видят Кадри, осмелели. Она удобно улеглась на постеленный заботливым молодым папашей матрасе – донёс он её сюда на ручках, только теперь это не замирание сердце в груди вызвало, как в первый раз, а горечь. Носит вот так легко майор мать синеглазого богатыря, свою ношу. А её – по необходимости. Ладно, проехали.

УАЗ, что остановился в двадцати метрах от их выезда на трассу, она сначала приняла за свой. Милиция, наверное. Сейчас тут много всяких товарищей из различных органов крутится. Даже когда из машины вышел человек в гражданской одежде и пересел назад, девушку это не встревожило – опера и КГБшники всегда ходят в штатском. На всякий случай она всё же глянула на машину в прицел. Человек снова обошёл машину и опять залез на заднее сиденье. Зачем выходил? Потом машина покачалась чуть. Чего-то вошкался опер там, на заднем сиденье. Это Кадри и заинтересовало. Она подольше и попристальнее в прицел на УАЗ посмотрела. Тот стоял спокойно и больше не шевелился. Отлично видно было, что стекло в дверце, задней, что как раз на их выезд смотрит, приопущено.

Вот это Кадри уже совсем не понравилось. Замечательная позиция у снайпера – если в машине не опер никакой, а именно снайпер. Недавно им Тишков выдал интересные рации – даже не рации, а телефоны, можно любой городской номер набрать. Все двенадцать человек получили. Пришёл дядька и за десять минут всем показал и объяснил, как этой игрушечкой пользоваться. Кадри вещь оценила. Маленькая, удобная. Диск чуть мешает – но как телефону без диска? Правда, Пётр Миронович сказал, что новая модель разрабатывается, там кнопочки будут вместо диска. Даже пошутил, дескать, через пару лет вообще голосовой набор будет.

– Как это? – удивилась девушка.

– Просто! Нажимаешь на одну кнопочку и говоришь: «Федьку хочу». Всё, у Бектурова телефон звонит.

– Так не бывает, – махнула рукой Кадри. – Фантастика.

– Ну, тебе первой подарю, – пошутил, понятно.

Кадри достала металлическую коробочку из кармашка на полувоенной рубашке, что тоже ей Первый секретарь подарил, и набрала Федьку. Долго не отвечали.

– Чего так долго? Спал? – начала ругаться майор, когда напарник ответил, наконец.

– Кадри, мне вон тот УАЗик не нравится, что за развилкой остановился. Его рассматривал.

– Молодец, Федька! По его поводу и звоню, мне он тоже подозрительным кажется. Бросай пост и дуй к нему бегом, а то сейчас Таню в школу повезут.

– Сегодня вдвоём едут, я слышал, с Машей.

– Да всё равно! Давай дуй к машине, и не геройствуй там – зайди сзади и стукни по ней рукой. Я прикрываю. Про Серёгина помни. Отбой, – нажала на кнопочку.

Федька спустился со своего чердака. Блин! Пока разговаривали, она и не заметила – девочки уже погрузились в «Вагран», и машина тронулась. Блин. Блин!!! Не успеет Федька, ему ещё дом обходить. Кадри навела прицел на УАЗ. Непростой был вездеходик – не брезентом затянут, а цельнометаллический. Что делать-то? Бектуров вот только теперь обогнул дом и увидел, что машины уже мимо проехали и остановились на въезде на трассу. Побежал.

Поздно. Не успеет! Кадри на секунду смежила глаза, выдохнула, нацелилась на середину зелёной крыши и медленно потянула спусковой крючок.

Событие шестнадцатое

– Слушай, Моня, как ты думаешь, китайцы – миролюбивая нация?

– Я тебя умоляю! О чем ты говоришь! Ты им только дай винтовку, а глаз уже прищурен!

В армии:

– Фамилия!

– Чья?

– Имя!

– Чьё?

– Чья Чьё?.. Ты китаец, что ли???

Маршал Гречко улетел на Дальний Восток. Вчера на связь вышли ещё двое высокопоставленных китайцев. Всего теперь три группировки, воюющих за власть, получается. Хотя пока не воюют – пока все три пытаются заручиться поддержкой Москвы. Дэн Сяопин, бывший Генеральный секретарь ЦК КПК, не сам отметился – его из ссылки вытащили наши вместе с китайскими товарищами, доставили в Спасск-Дальний и там обговорили, кто и как ему помогает, и что может потребоваться от СССР. Переговорили и отправили с богом – власть захватывать. Пётр ставку на этого товарища не одобрял, ведь, по сути, именно его усилиями и получится вторая экономика мира. Нужен ли такой конкурент?

Только Цинев, Гречко и Маленков с ним побеседовали, как на пограничном посту у Хабаровска объявилась пропажа – Линь Бяо, министр обороны КНР, считавшийся правой рукой и наследником Мао Цзэдуна. Тоже подавай ему самых главных – хочет переговорить о прекращении вражды и о совместных действиях против США. Ну, это если дословно речь переводить – а если, как говорится, читать между строк, то просит поддержать его кандидатуру и уговорить США прекратить бомбардировку крупных городов Китая ядрёными батонами. Приказ-де о ракете с ядерной боеголовкой, что попала в Монголию, отдавал лично Мао, да и целились, насколько он знает, не в Монголию, а по войскам, что вторглись в КНР. Спорная территория. Ну, после того как все закончится, поспорим. Он не такой упёртый как Мао, да и зачем ему радиоактивная пустыня? Только надо порешать с США, чтобы бомбы кидать перестали.

Пообещали подумать. А что там с Цзян Цин – последней женой Мао, а также Ван Хунвэнь – заместителем Председателя ЦК КПК, с Чжан Чуньцяо – мэром Шанхая и Первым секретарём Шанхайского горкома КПК, Яо Вэньюань – членом Политбюро, ответственным за идеологическую работу, – так называемой «бандой четырёх»? Да он просто их расстреляет! Хорошо. А что с Чжоу Эньлаем, главой Госсовета КНР? А чего – был главой, и останется главой. А он не захочет в лидеры? Нет, говорит, Чжоу – это тень, тенью и останется. Ну, флаг в руки. Как власть возьмёте, позвоните.

Стоп. Не ему. Себе. А кто бросил термоядерную бомбу на Японию и американский флот?

Вот вчера объявились. Сидели ребята в Баотоу и мстю готовили. Получилось – теперь тоже хотят поддержки и власти. Эти про США молчат. Ну, всё тайное становится явным. Убийство десятков тысяч своих моряков и последующую, спровоцированную этим резню ещё сотни тысяч, причём большей частью гражданских, им США точно не простит. Найдут способ устранить – и мириться с ними не будут. А потому договариваться именно с генералами Су Юем и Не Жунчжэнем Пётр бы поостерёгся, но Гречко полетел. Эти кусок пустыни тоже готовы отдать. Не знают, что редкоземельные металлы через десяток-другой лет станут рулить миром. Сейчас – никому не нужная лигатура к сталям, с неоднозначным и не всегда получающимся эффектом.

США бомбить и сами пока бросили. Впрочем, ничего это не значит. Пусть все их ядерные бомбы вместе с самолётами и кораблями лежат на дне Восточно-Китайского моря между островами Хирадо и Кюсю – у партнёров остались баллистические ракеты, и их хватит, чтобы весь Китай стал радиоактивной пустыней. Наши предупредили, дескать, там ветры дуют в сторону СССР и Монголии, и если начнётся ядерное заражение наших территорий, то Нью-Йорк с Вашингтоном тоже в стороне от войны не окажутся. Чего-то да прилетит к ним – может, китайское, может, и нет, но точно с территории Китая.

Пошипели. И тут у них началось! Объявлен импичмент президенту Стассену. В Палате представителей выдвинули обвинение и передали вопрос на рассмотрение юридического комитета, где провели расследование. Всего за день сбацали обвинительное заключение, которое после утверждения комитетом направили на рассмотрение Палаты представителей полного состава, где его и утвердили большинством голосов.

Следующим шагом должно стать утверждение импичмента в верхней палате Конгресса – Сенате. Процедура превращается в судебный процесс, на котором Палата представителей фактически выступает стороной обвинения, а сенаторы выполняют роль членов суда присяжных. Чтобы импичмент состоялся, необходимо не менее двух третей голосов сенаторов. Все газеты и новостные телеканалы у них кричат: и трёх дней не пройдёт, как всё будет закончено. А потом Стассена ждёт электрический стул.

Только вот может этому помешать очередная волна негритянско-азиатских выступлений. Почти во всех резервациях – бунты. Успокоившиеся негры и китайцы в городах начали снова громить магазины, банки и полицейские участки. Вооружаться принялись. Магазинов-то оружейных в США больше, чем у нас «Красно-Белых», будет. Спровоцировало новую гражданскую выступление вице-президента. Собрал прессу и телевидение, обвинил сенаторов и конгрессменов в расовой сегрегации – да и помер в прямом эфире. Шоумен.

Только вот есть два интересных момента. Стассен сбежал к себе в Миннесоту, и там митинги устраивает. А его бывший соперник, кандидат в президенты от Американской независимой партии Джордж Уоллес на пару с кандидатом на пост вице-президента Кертисом Лемэем, тем самым бывшим генералом, который призывал вбомбить Северный Вьетнам в каменный век, разъезжают с красно-синими андреевскими флагами по Югу и призывают его отделиться от США! И ведь в Алабаме, Арканзасе, Джорджии, Луизиане и Миссисипи активисты уже готовят всё для референдума, а народ вооружается до зубов и стреляет в любого негра и азиата, даже не интересуясь насчёт партийной принадлежности. Кое-кого уже и по фонарям развешали – украсили в традиционном, так сказать, стиле города по случаю Дня Труда, который как раз прошёл. Утром по Немецкой Волне сказали, что в штате «одинокой звезды» тоже митинги. Этим тоже Конфедерацию подавай.

Одним словом, Штатам мгновенно стало не до Китая. Военные чего-то вякнули, но им тут же рты заткнули – вы, типа, сволочи, доигрались. Сейчас вот Президента усадим на электрический стул, а потом и за вас возьмёмся. Есть и совсем положительный момент – Палата представителей потребовала перебросить из Европы пятьдесят тысяч нацгвардейцев и моряков. Вилли Брандт пока молчит. Выжидает. И правильно – пусть сначала выведут войска. Может, и на этом ещё не остановятся. Выметут всё подчистую, понадеявшись на англичан и французов.

Французы, начавшие заявлять о выводе войск из ФРГ, вдруг все телодвижения прекратили. Скорее всего, Брандт до них тоже добрался.

Сидел Пётр, всё это по десятому разу в голове перекручивал, соображая, а куда кривая может вывезти. Как там в старой шутке: «Смысл поговорки „Куда кривая вывезет“ я понял, когда меня однажды подвозила пьяненькая до изумления таксистка». Самое главное – чего и откуда ещё можно в это смутное время урвать. Чуть тревожило то, что Эндрю там, в Калифорнии, клип снимать затеял – но в Голливуде, как и в Багдаде, пока всё спокойно. Сегодня звонил, сказал, что завтра съёмки заканчиваются, и они едут в Диснейленд, а оттуда к пацанам в Маунтин-Вью, небольшой город в округе Санта-Клара штата Калифорния.

Сидел, одним словом, в домике на даче, никого не трогал, слушал, как дождь в окно бьёт. Осень в Москве настала. И тут врывается Пётр Оберин и кричит:

– В Таню и Машу стреляли…

Глава 21

Интермеццо девятнадцатое

Учительница даёт задание:

– Вовочка, объясни значение слова «оскорблять».

– Это, Марь Ванна, порочная женщина, получившая «Оскара»…

Керту Дирир поправила кроссовок на ноге, и только потом выпрямилась и посмотрела на дело ног своих. Красьявчик Пол Ньюмен лежал в трёх метрах от неё у стенки, а вокруг него суетились помощники режиссёра и русские девушки. И ведь предупреждала – не распускай руки! У тебя жена есть, вот и занимайся ощупыванием отмеченной высокими наградами задницы Джоан Вудворд. Чего надо? Жена-красавица – победительница нескольких конкурсов красоты, три милых дочурки. Даже «Оскар» есть у супруги. Нет, так и лезет своими шаловливыми ручонками куда надо и куда не надо. Понятно, что по клипу они несколько раз обнимаются, и даже целуются. Ну так и делай это на съёмочной площадке – нет, и в гримёрной решил проверить, а на месте ли её правая грудь. Нашёл. Получил лёгкий подзатыльник и предупреждение. Всё же Керту после потасовки в аэропорту старалась себя сдерживать.

Джоан Вудворд Керту понравилась – вся такая возвышенная и светлая. Ну, чуть задирает носик, ведь именно у неё первая звезда на «Уок оф Фэйм» – Аллее Славы. У Керту будет тридцать третья – тоже красивая цифра. Ещё у Джоан есть три малышки – просто божественные девчульки. Эдакие ангелочки. Роберт Редфорд, которого Эндрю нанял для съёмок клипа, решил двоих старшеньких вставить в ролик именно в роли подсматривающих за героями амурчиков.

Этот совсем-совсем начинающий режиссёр, конечно, наснимался в куче дорогих фильмов, и сам снял уже пару фильмов, и даже за одну из ролей тоже был номинирован на «Оскар» – но далеко ему до Станислава Говорухина. Тут между съёмками Ньюмен у себя в особняке пикничок устроил, наприглашал чуть не полсотни гостей – и всем надо Керту представить. Из этих пяти десятков мужчин и женщин, наверное, и не было ни одного человека, кто с этим «Оскаром» бы не выпячивался. У одних он есть, другие на него были номинированы. Так если есть у всех, то чего гордиться-то? Вон у Керту премия Ленинского Комсомола – так их всего несколько штук, и только у самых известных актрис и певиц. Об этом она и сказала режиссёру Джорджу Рою Хиллу, тому, который недавно снимал Редфорда и Ньюмена в самом кассовом вестерне в истории кино – «Бутч Кэссиди и Санденс Кид».

– Хвастуны вы тут все. У меня премия Ленинского Комсомола, но я же не кричу об этом на каждом углу.

– О, Керту, ты не понимаешь! «Оскар» – это признание!

– Признание – это когда тебя в аэропорту встречает тридцать тысяч человек, которым нравится, как я пою, – заткнула она оскароносца.

Прочитал Редфорд сценарий, что Тишков надиктовал Эндрю по телефону, и отбросил в сторону.

– Русские ничего не понимают в киноискусстве. Сценарий я сам напишу.

Керту поморщилась – Роберт всё больше и больше её злил. Самое интересное, что этот верзила был чуть ли не братом-близнецом их продюсера Эндрю Олдема – такой же рыжий волосан. И улыбка одинаковая – с Андрюхи ещё его вечные очки снять и плечи расширить, так родная мать перепутает.

Эндрю решил, что режиссёру видней, и клип они за два дня сняли. Керту посмотрела отснятый материал. Хрень полная! Какой-то ковбой всё время пытается сорвать с неё платье и завалить в постель, а в перерыве между порчей одежды скачет, бегает и стреляет. Идиоты. Песня ведь не об этом. Песня о том, что двое любящих молодых людей не сошлись характерами. О том, как им тяжело друг без друга. И тяжело друг с другом.

Высказала она всё это оскарономинантам. Почесали репу, как их Команданте говорит.

– Давайте снимем по вашему сценарию и сравним. Даже пригласим друзей и покажем, – ну, жена у Ньюмена ещё и не дура, ко всему прочему. Вон, какой замечательный компромисс нашла.

Начали снимать. Пустая комната с висящими на серых стенах белыми рамами картин, тоже пустыми. Древний холодильник с плохо закрывающейся дверцей. Табурет в центре комнаты и плохо застеленная кровать в углу, и герои то появляются, то исчезают, делают какую-то домашнюю работу, целуются, обнимаются, ссорятся, и Керту всё время бросает в Ньюмена пустой чемодан – мол, собирай вещички и уматывай. А потом снова мирятся. И заканчивается тем, что Пол уходит с этим чемоданом, а Керту стоит, стучит кулачками в дверь закрытую и плачет. И никаких драк или погонь, как в первом клипе. А ещё ангелочки Джоан и Ньюмена время от времени появляются и головками качают. Пускают очередную стрелу. Почти закончили – тут только оказалось, что не хватает нескольких секунд, и решили сцену с одной из обнимашек чуть длиннее сделать. Ну, а этот красьявчик полез Керту за задницу щупать. Она легонько его оттолкнула и приёмом фронт-кик, то есть прямой удар ногой, который в карате называется мае-гери, а в тхэквондо – ап-чаги, отправила щупальщика в полет на три метра, до противоположной стены.

Набежали все, давай над болезным хлопотать. Больше всех Алфёрова суетится. И тут Керту мысль пришла: пусть Ирина снимется в такой же точно пятиминутке с Полом, и пусть он её там лапает чуть активнее – она же актриса. Пока красьявчика приводили в чувство, она этой мыслью с Робертом Редфордом и Андрюхой поделилась. Режиссёр послюнявил карандаш, потом погрыз его и показал всем свой заросший рыжими курчавыми волосиками большой палец – гуд, мол. Врёт: и покрасивее пальцы бывают.

Сняли. Правда, в тех сценах, где надо Ирину за попку хватать, Ньюмен делал это очень аккуратно. Очевидно, думает, что все русские владеют карате на таком уровне, а лететь ещё раз три метра, а потом пять минут приходить в себя, номинант больше не хочет. Боится не дожить до своего мужика позолоченного.

Монтировали весь вечер и всю ночь, а потом ещё и кусок утра. Пока друзья Ньюмена и Вудмен собирались, Керту с девчонками спокойно выспались, сходили на пляж, поплавали. Потом пошли в один театр, арендованный их киноакадемией, автографы раздавать. Классно, наверное, это со стороны смотрелось: идёт представительный советский дипломат в парадной чёрной форме посланника, потом за ним – четверо девчонок, тоже в форме, но почти белой, так, чуть кремовой, все такие при кортиках и в золотом шитье, по бокам и сзади – десяток здоровых лбов, морских пехотинцев с винтовками их охраняет, а потом ещё замыкает шествие какой-то шериф с пятью полицейскими мордоворотами. Для полного эффекта мэр Лос-Анжелеса Сэм Йорти выделил десяток полицейских на мотоциклах – впереди толпу рассекают, и ещё десяток конных, эти сзади гарцуют. А встречает у дверей этого атриума сам губернатор Калифорнии, тоже бывший актёр Рональд Уилсон Рейган. Прямо хоть фильм эпический снимай. Так и снимают, без сомнения – потом в новостях покажут. Триумфальное посещение советской делегацией Santa Monica Civic Auditorium, где проходила прошлогодняя церемония вручения «Оскаров».

Подписали Керту с Эндрю несколько сотен альбомов и синглов, пофотографировались с актёром низкосортных фильмов категории «B» Рони по кличке «Гиппер», да и поехали обратно в особняк к Ньюмену.

Народу ещё больше, чем в прошлый раз, и видно, что люди постарше. И без золотых мужиков в кармане видно, что перцы заслуженные. Не она придумала – Маша как-то выдала.

Показали сначала творение Редфорда. Хлопает народ, «браво» кричит. Шедевром обзывают. Потом показали клип с Керту и Ньюменом по сценарию Тишкова. Не хлопают. Сидят, пальцами в носу ковыряют. Самое интересное, что этот гад Роберт вставил в клип, как она приёмом мае-гери отправляет красьявчика в горизонтальный полет.

Пока заслуженные поправляли бабочки и ковыряли в носу, включили клип с Алфёровой. Керту сразу стало понятно, что далеко ей до Ирины – там страдание и какая-то женственность так и прут. Аж на слезу в конце пробило. И оскароносцы за платочками потянулись. Бабушка одна дак и навзрыд заплакала – увели её.

Один из аксакалов подошёл к Редфорду и так одобряюще похлопал его по плечу.

– Вы подаёте большие надежды, Роб. Это стопроцентный «Оскар» за короткометражку. Ничего лучше в жизни не видел! Только одно «но»: вот тот удар ногой эта хрупкая девушка должна сделать, как первая – иначе чуть уходит смысл песни. Добавьте этот кадр, и я приложу все усилия, чтобы Academy Award стала ваша.

– Кто это? – шепнула Керту, стоящему рядом Эндрю, тоже платок мусолящему.

– Билли Уайлдер, самый известный режиссёр и киносценарист. У него шесть «Оскаров».

– Может, ему надо сказать, что сценарий Команданте написал?

– Керту! Умоляю тебя, помолчи. Ты даже не представляешь, на какую высоту сейчас взлетит эта девочка, да и вы со своей песней! Считай, что у Тишкова и Маши уже тоже «Оскар» есть: за лучшую песню и лучшему композитору. Зато Редфорд теперь с потрохами наш.

– Ну, тебе видней. Правда, я не очень представляю, как Алфёрова будет делать фронт-кик.

– Научишь.

– Нам ведь нужно пацанов забрать! Сейчас это ещё на пару дней затянется.

– И хорошо. Будем выводить вас в свет. Вас должны запомнить.

Событие семнадцатое

– Дорогая, я принёс сыворотку правды. Сейчас мы узнаем, как ты ко мне на самом деле относишься.

– Как ты меня бесишь! Типичный мужлан, рохля, ничего по жизни не можешь! Ненавижу тебя! Я уже полгода сплю с нашим соседом!..

– Погоди-погоди, её нужно сначала выпить…

Пётр трясся в маленькой «Сессне», которую пилотировал Гагарин, и проклинал всё на свете. Да на этом самолётике летом можно над колхозами кружить. А лететь больше четырёх тысяч километров из Москвы в Алма-Ату – это настолько слабенькое удовольствие, что аналогом можно дыбу выбрать. В обоих случаях мучения – так на дыбе хоть тепло, рядом жаровня горит, на которой щипцы всякие раскаляются. К тому же шашлычком от тебя попахивает. Перегрелся – так душ Шарко под рукой. А тут? Нет, баста, карапузики, кончились арбузики. Прилетит и сразу Бику позвонит – пусть ещё один «Боинг» покупает. Один будет товарищ Тишков в аренду сдавать, а другой – только для себя болезного, а потом – для себя любимого.

Хотел рейсовым лететь, но он только под утро. Есть возможность с пересадкой через Ташкент, но выигрыш – всего пара часов. Дозвонился до Гагарина, а он как раз собирается в Павлодар с голландцами.

– Юрий Алексеевич, там у меня на дочерей покушение было. Может, партнёров кто другой пока сопроводит, а вы меня на «Сессне» до Алма-Аты, а потом назад в Павлодар? Вам удовольствие полетать, а мне домой надо. Непонятное какое-то покушение, разбираться нужно.

– Да что вы!!! Живы хоть?! Конечно, Пётр Миронович, выезжайте, я на Внуково подгоню птичку.

Вот уже три посадки на дозаправку делали. Хорошо, удалось до Гречко дозвониться, и он на военные аэродромы команду дал – заправлять красный самолётик немедленно по прибытии, в первую очередь. И не садить по нему из зениток, а то ещё попасть могут. Можно было воспользоваться и своим старым «Боингом», его сейчас передали в управление Совета министров. Правительство по стране развозит, но, как назло, Косыгин полетел в Хабаровск – что-то там наклёвывается по Линь Бяо. Алексей Николаевич из Москвы его отпустил, только попросил шашкой сильно не махать и преступников по фонарным столбам не развешивать, а то вдруг народу понравится.

Прилетели поздно вечером. Пока всех обзвонил, пока договорился, пока до Внуково добрался, плюс четыре посадки-заправки, ну и летели на восток, навстречу Солнцу, плюсом три часа. Почти час ушёл на агитирование Цинева послать с ними специалиста специального. Очень не хотел Георгий Карпович к крайним мерам переходить.

– А ты уверен, что это не как в прошлый раз на Кунаева, какая международная шваль организовала? – зарычал, наконец, Пётр.

– И что, прям так срочно? Отправьте его в Москву.

– Хрен! Я ему паяльник в задницу лично засуну, но правду добуду.

– Паяльник?..

– В кино американском смотрел, – осторожнее надо быть.

– Хорошо поедет с тобой специалист, и дам я ему разрешение на укол одной дозы амобарбитала. Больше не проси. Если вскроется группа, то с остальными будем решать, как брать и где допрашивать. Ну, и про Хрущева вспомни. Он ведь овощем после укола стал. В психушке сейчас отдыхает.

– Не-ет, этого расколоть надо до донышка.

– Ох… Лучшего специалиста отправлю. Когда нужен?

– Через полчаса во Внуково.

– Торопыга. Через час. Всё, езжай с богом. Косыгин знает с Шелепиным?

– Знают, доложился.

И в самом деле только через час эскулап с чемоданчиком появился. Как в фильме детском про конфеты храбрости, жёлтенький такой.

Сперва в Алма-Ате завёз специалиста в областное КГБ, потом домой рванул – а там в целом всё спокойно. Вокруг дома шастают несколько десятков людей в форме и без, а внутри сидят пельмени лепят. Идиллия. Все живы-здоровы, и даже четырёхлетний Юрка кособокие сооружения время от времени выдаёт. Помощник растёт.

Принял ванну и пошёл в соседний домик пообщаться с Мишей. А, ну да – не с Мишей, он в больнице. С Виталиком, тоже майором.

– Добрый вам всем вечерочек, дорогие товарищи. Жалуйтесь.

– Пётр Миронович, всё ведь почти хорошо закончилось! Девочки живы, да и у старшого ранение не серьёзное, пуля по касательной прошла через мягкие ткани плеча.

– Нет. Не так всё. Капитан Серёгин убит. Убит! Начальник городского отделения ДОСААФ убит. Двое милиционеров при задержании убиты. И просто чудо, что снайперша оказалась трудоголиком и с самого утра с одной ногой на чердак вскарабкалась. Ничего не упустил?

– Не ожидали, что он милиционером окажется сначала, а потом те убийства с Серёгиным не соединили. Там – мент с пистолетом, тут – снайпер с карабином. Только вот недавно сообщили, что Серёгин и те два опера из одного оружия застрелены. Пока экспертизу сделали, пока кому-то в голову пришло сравнить…

Правильно всё майор с их милицейской точки зрения говорит. Пётра, однако, это не успокоило, а расстроило. Ключевая фраза: «пока кому-то в голову пришло сравнить результаты экспертизы». А был бы компьютер? Минута – и результат готов. Компьютеры есть, но набирать на них команды, пробивая перфокарты, дольше и муторнее, чем сделать все вручную.

– Хорошо, докладывайте.

Сел, глянул на выглянувшую из двери заспанную и зарёванную Кадри.

– Спасибо, майор, сочтёмся.

– Служу…

– Молодец, хорошо служишь. Иди, спи, мы тут тихонько будем. Давай, Виталик, излагай.

– Старший лейтенант Махамбет Нурпеисов, участковый небольшого городка Каскелен.

– Ну, это я уже знаю. Как задержали?

– Кадри выстрелила в последнюю секунду, он уже на спусковой крючок жал, – понурился майор. – Пуля под небольшим углом шла к крыше УАЗа, отрикошетило, но шума она наделала – рука у Нурпеисова дрогнула. Пуля из карабина «Лось» ушла правее и попала майору в плечо, он открыл дверь и бросился к УАЗу, но по трассе шла машина – она его сбила. Водитель тормозил, но до конца скорость не сбросил, Мишу подбросило – и на капот. «Москвич-412». Водитель совсем запаниковал, вывернул левее и чуть боднул УАЗик, потому вторая пуля вообще в воздух получилась. Тут младший лейтенант Бектуров на дорогу выскочил и стал из «макарова» стрелять в окно УАЗа. Не попал ни одной пулей из семи – и хорошо. Мы с капитаном Седых выскочили из второй машины и вытащили за ноги этого шакала. Попинали немного и связали. Ну, вызвали начальство. Вот сидели шесть часов, бумаги писали. Аж рука всё ещё дрожит. За всю жизнь столько не писал!

– На тоненького прошло, – огорчённо махнул рукой Пётр.

Он уже в общих чертах слышал, но вот только сейчас понял: просто огромное везение, что Маша жива. По горячим, так сказать, следам, пока пинали, мент этот сообщил, что целился в Машу Тишкову.

– Виноваты.

– Конечно, виноваты. Ничего, наука будет впредь. Стоит машина подозрительная – почему не проверили?

– Так думали – милиция, – повесил буйну голову.

– Милиция и оказалась. Стоп! Напомни мне завтра, вдруг забуду. У спецслужб номера в синий перекрасить.

– Так точно, есть напомнить.

– Ладно, чего уж, отдыхайте. Пойду пельмени есть.

Глава 22

Событие восемнадцатое

Интересный факт: за нелегальный пошив одежды могут отправить на легальный пошив одежды.

«Сидите, сидите!» – любит шутить начальник колонии, проходя мимо сидящих на скамейке зэков.

– Пётр Миронович, вы прямо ни свет ни заря…

– Порадуете? Доброе утро, – полковник Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, привстал со стула, протянул руку. Видно было, что всю ночь не спал. Занимался со стрелком.

На журнальном столике стояла пара стаканов, и пахло кофе. В тонусе себя держали «Большие братья». Второй брат, тот самый специальный специалист, что прилетел вместе с Петром, тоже в семь утра ещё – или уже – не спал: расположился за этим кофейно-журнальным столиком и чего-то писал на тетрадной страничке, не очень аккуратно вырванной.

– Сейчас Андрей Иванович заканчивает. Вместе и почитаем, – полковник был в полной форме, даже и фуражка на столе лежала.

Пётр перевёл взгляд на специалиста. Не было на нём ни белого халата, ни галстука-бабочки, ни пенсне отсверкивающих – не походил, одним словом, на врача-психопата-садюгу. Был «доктор смерть» в мешковатом стандартном для СССР тёмно-коричневом пиджаке и жёлтой нейлоновой рубашке; вместо бабочки имелся широкий коричневый галстук, но не в тон пиджаку – искрасна. Услышав своё имя, специальный специалист оторвал свой жаждущий крови взгляд от писанины и вымученно улыбнулся Петру.

– Пару минут…

– Сколько надо, столько и пишите. Давайте выйдем, товарищ полковник, в коридоре пообщаемся – не будем мешать работать человеку.

– Пойдёмте, только зачем же в коридоре – вон напротив кабинет зама, он пустой пока. Там и поговорим.

Кабинет и в самом деле оказался пустым.

– Вы, стало быть, на работе, а зам спокойно спит?

– Не знаю. Он в Караганде с уйгурами разбирается, ну, с беженцами. Они отказываются разделяться – требуют компактно вместе поселить, и мечеть сразу начать строить.

– А при чём здесь КГБ? – уйгуры и казахи из Китая вели себя и на самом деле по-разному: одни доверились властям и охотно выполняли все требования, а другие борзели, всё время выдвигали новые требования и выражали недовольство.

– Да вот, понимаете, там какой-то их религиозный лидер призывает идти в наши аулы агитировать за восстановление мечетей, обещает в каждую мечеть прислать муллу и всяких прочих священнослужителей.

– Даже так? И что собираетесь делать? – Пётр отвлёкся на неделю от переселенческих дел – а тут, оказывается, всё кипит.

– Разъяснить товарищу, что здесь СССР, а агитацией пускай идёт обратно в Китай заниматься, – полковник указал головой куда-то за окно.

– Да, здесь вам не там. Свяжитесь с вашими людьми. Лидера изъять, посадить в самолёт и выбросить на парашюте подальше за территорией Илийской республики. Если уйгуры начнут роптать, постреляйте поверх голов. Потом объясните, что у нас свобода вероисповедания, но насаждать свои порядки никому не будет позволено.

– Бузить ведь начнут.

– Точно. Нужно хитрее… Предложите отвезти его в Ташкент к какому-нибудь мусульманскому лидеру. Найдите фамилию, а потом всё равно выбросите на парашюте.

– Да, это сработает, думаю.

– Хорошо. Что известно по этому снайперу? – важнее сейчас.

– Много чего. Ну, во-первых, хочу вас успокоить: это одиночка. «Народный мститель», как он себя называет.

– Ни хрена себе! Чего я народу-то сделал? – замотал головой Пётр.

– Это у него с мозгами проблема. Он был организатором заготовки на территории нашей области наркотических веществ на основе индийской дикорастущей конопли. В том числе и сильнодействующих, таких как «пластилин» и гашиш. Ну и вот: ваше обращение к народу и предложение выплачивать премию за информацию о наркоторговцев, по его мнению, спутало ему все карты, разрушило всю цепочку, и теперь ему нужно подаваться в бега. Собрался он сбежать на Украину под чужим паспортом, а напоследок отомстить вам, то есть убить. Он не снайпер, а карабин с оптическим прицелом был им изъят у браконьера, но не оформлен и не сдан. Второй, из которого он и стрелял, уже без оптического прицела, принадлежал знакомому его отца – начальнику ДОСААФ области, бывшему подполковнику Михаилу Ильичу Шанойло. Автомобиль УАЗ принадлежит ему же.

– Так, понятно. «Мститель», значит. Ну, хорошо хоть, не международные террористы какие опять. Успокоили. А чего тогда специалист там пишет? – чуть расслабился Штелле.

– А мы решили и про все прошлые делишки его расспросить. Много информации и по взяткам, и по наркоторговцам в Алма-Ате и области. Часть устарела, но есть и очень полезная – вот Павел Павлович и оформляет разбивку со своих черновиков по степени важности и по преступлениям.

– Понятно. Тогда мне незачем всё это читать – главное вы сказали. Никакой международной банды, – Пётр впервые за сутки почувствовал себя не загнанным волком, а простым человеком. Присел на стул, задумался.

– Чайку, может? – полковник Жалмагамбетов прервал затянувшееся молчание.

– Нет, спасибо. Танирберген Жалмагамбетович, а как у нас с наркобарыгами? Помогает хоть объявленная премия?

– Ещё как помогает! Наркоманов практически всех выявили, сейчас в ЛТП их загнали. Но тут пообщался я со специалистами-медиками, говорят – практически бесполезно. Нужно разрабатывать методики лечения. В СССР их просто нет. С алкоголизмом тоже, по их мнению, борются странно: закрытие алкоголиков в ЛТП и принудительный труд без медицины ничего не даст, выйдут через пару лет или через год, да сразу побегут в вино-водочный.

– Это понятно – но хоть семьи пару лет отдохнут от товарищей. А где мы всяких наркобаронов содержать собираемся? Они и из лагеря ведь тропинку по доставке наркоты организуют.

– Есть у нас в Кустанайской области заведение одно… – полковник достал записную книжку и прочитал: – Колония основана приказом УВД Кустанайского облисполкома № 058 от 20.09.1961 года как ИТК-21 общего режима с лимитом наполнения 930 человек. В колонии действует радиоцех, там изготавливают блоки питания для Челябинского радиозавода. Есть швейный цех, в нём налажен пошив спецодежды для предприятий района, ещё недавно организован механический цех, там тоже производится изготовление комплектующих частей для предприятий района.

Месяц назад ИТК-21
преобразован в УК-161/3 с особым режимом, туда сейчас свозят со всего Казахстана особо опасных рецидивистов, в том числе и всех, как вы их называете, наркобаронов. Непросто им будет наладить туда доставку наркотиков. Зона в степи, рядом нет населённых пунктов. Уже даже прозвище к новой зоне прилипло. Называют урки между собой – «Чёрный беркут».

– Тысяча человек… А охрана? – тысяча? Это много или мало? А сколько всего в Казахстане преступников, которые уже три-четыре ходки имеют и точно не встанут на путь исправления? И чего с ними делать? Отбудут срок, выйдут и снова будут преступления совершать.

– Тоже почти тысяча. Особая ведь зона. Режим нужно обеспечивать, – вздохнул начальник КГБ области.

– Ладно, пойду я. С этим-то «мстителем», что будет?

– Суд будет решать, но тут не надо быть провидцем – на нём чуть не десяток трупов. Расстрелять надо.

– Легко отделается. До свидания, – Пётр вышел в придерживаемую полковником дверь и, задумавшись, похромал к выходу.

Событие девятнадцатое

Ввиду пожароопасной ситуации МЧС просит граждан временно забыть о шашлыках и сосредоточиться на водке.

Запах шашлыков на даче всегда перебивает запах навоза.

– Милая, уголь полезен. Его даже в аптеке продают.

– Уголь из дерева полезен! А не из шашлыка!

Вернулся домой Пётр через час. Перед этим заехал на минутку на Комсомольскую, узнал, нет ли чего срочного, и, поняв, что без него жили неделю, и ещё один день переживут, поехал домой. Дома ждали. Тоже пробудились с самого с ранья – и ходили по дому неприкаянными. Охрана на улицу не выпускала.

– Всё, Виталий Семёнович, отбой учебной тревоге, – объявил выбежавшему навстречу майору.

– Всё? Поймали?

– Некого ловить. Один этот мент был. Крыша у него поехала – решил лично мне отомстить. Так что всё, закончился этот плохой эпизод в нашей жизни – можно переходить на спокойную и размеренную.

– Ну и слава Богу… А то Цинев даже мне лично на этот игрушечный телефон звонил, – Виталик достал первый в мире сотовый телефон. Прикольный. Наборное устройство – диск с дырочками, как от телефона-автомата, только малюсенький.

– Так вы давайте отдыхайте, а то не спали, наверное, больше суток.

– Есть отдыхать!

Дома уже бренчали на гитарах. Маша с Таней разучивали «Что такое осень» группы ДДТ. Чуть ли не единственная на самом деле великая вещь – ну, «Дождь» ещё есть, да и всё, наверное. Остальные классом гораздо ниже. Музыки хорошей, правда, немало, но больно уж поэзия у Шевчука своеобразная. Не складывается цельная картина.

– Так, девки, объявление! – собрались.

– Всех поймали? – Лия первая из кухни прискакала – ну, почти: потеряла один тапок по дороге и прыгала, то на одной ноге, то на двух, пытаясь подцепить на ходу утерянное.

– Всё, отбой тревоги. Вчерашний стрелок – это двинувшийся наркодилер, видно, и сам принимал. Отомстить лично мне хотел из-за того, что я всех наркоманов попересажал. Так что никаких американских террористов нет, можно дальше жить спокойно. Ребятки во главе с Виталиком пока бдеть, понятно, будут – но из дома выходить и в школу ездить можно. Сегодня давайте выходной устроим, шашлычков пожарим на природе. Нужно нам это новое мангальное чудо опробовать – зря я, что ли, чертежи рисовал? Давайте мясо мариновать. Маша, тебе самая ответственная работа. Нужно взять большую луковицу, очистить и натереть на тёрке.

– Вечно мне самая тяжёлая работа! Разревусь же, – пробурчала, но пошла бодрым шагом.

– Таня, тебе ничем не лучше работа. Нужно три большие луковицы очистить и порезать. Довольно крупно. Полосками такими.

– Садист, – и эта утопала на кухню.

– Мама Лия, тебе – порезать мясо, килограмма два с половиной. Я по дороге заехал на базар, шейку и балык купил. Там чуть лишку, остальное отрежь и в холодильник запрячь.

– А ты чем будешь заниматься? А то всем вон нараздавал команд, а сам стоишь такой важный.

– Буду готовить секретный ингредиент. Где у нас ступка?

– В шкафу.

Всё, команды раздал Пётр – теперь нужно и самому поработать. В шкафчике взял перец горошком, кориандр и лавровый лист, загрузил всё в ступку и стал перетирать. Когда получился порошок, взял и залил его соком из половинки лимона, всё это отправил в миску, и туда же бухнул полный стакан кефиру. Как следует перемешал этот самый секретный ингредиент.

Пока возился, стали подходить домочадцы с готовыми заданиями. Первой доложилась Вика. Со слезами на глазах принесла мисочку натёртого на мелкой тёрке лука.

– Папа Петя, ты, мать твою за ногу, когда блендер изобретёшь?

– Думаю над электроинструментом. Куча проблем с маленькими электродвигателями. Тут электродрель видел советскую – так ей надо работать в резиновых перчатках, стоя на резиновом коврике. Током убить может. Там умники на неё 380 подали! Вещь, несомненно, мощная, но больно уж опасная. Работаю, одним словом. Ищу достойные за рубежом и у нас. Бик скупает по всему миру.

– Поторопись, а то американцы сделают хорошую технику и весь рынок займут. А зачем тебе луковая кашица?

– Это часть секретного состава, – Пётр принял означенную кашицу и вылил в ту же мисочку с кефиром, лимонным соком и растёртыми специями. Туда же бухнул ложку соли.

Подошли Таня с Лией.

– Не мелко нарезала? – показала мясо жена.

– Нормально. И тазик давай. Тот, что Галина Брежнева подарила – медный.

– Большой?

– Ну, удобнее мешать.

Принесла сверкающий раритет. Высыпали туда кусочки мяса, сверху засыпали нарезанный Таней лук, и Пётр руками перемешал, сильно жамкая и лук, и мясо. Дал пару минут постоять и повторил операцию. Опять дал немного постоять и вылил кефирно-луково-лимонную кашицу. Ну, и понятно, опять руками всё это пару минут давил и смешивал.

– Теперь бы накрыть крышкой и на сутки в холодильник – но такого большого холодильника нет, да и суток тоже. Потому пусть тут стоит, настаивается и пропитывается, а мы пока пойдём угли нажигать.

– А угли в пакетах тоже нельзя изобрести? – шёпотом спросила Вика.

– Угли? Даже не знаю. Можно, наверное – только ажиотажного спроса точно не будет. Это в будущем народ и побогаче, и поленивее. Сейчас каждый сам нажгёт бесплатно, да и шашлыки ещё в моду не вошли – мясо-то хорошее не везде купишь пока. А впрочем, позвоню завтра Макаревичу – пусть попробует у себя в колхозе выпустить пробную партию. Стоять! Бояться! Тогда нужно сразу и мангалы вот такие с трубой отстёгивающейся где-то начать клепать, тоже в Краснотурьинске. Народ, конечно, будет всякий самопал делать. Помнишь, как шашлыки готовили в фильме «Москва слезам не верит»? Ведь у этих профессоров и рукастого Гоши не было мангала! Они там прямо над костром на каких-то кирпичиках делали. И хоть и хвастались, а ничего вкусного у них получиться не могло. Всем рулят технологии. Шашлыками – тоже. Без такого вот глубокого мангала с трубой и принудительной тягой получить что-либо кроме подгоревшего мяса невозможно.

Ладно, поставил себе зарубочку.

– Чего вы там шепчетесь? – подошла Лия.

– Фильм один обсуждаем. Из будущего. Оскароносный.

– Стоп, я и забыла! Вчера Керту звонила, – хлопнула себя по макушке Маша.

– Нормально у них там, в Голливуде, спокойно? – забеспокоился Пётр. Невовремя он Стивов решил забрать – ещё случится что с девчонками. Потом ведь не простишь себе.

– Так-то нормально, но она жаловалась, что Роберт Редфорд присвоил себе наш сценарий на клип, снял в нём Алфёрову вместо Керту, и теперь вроде его хотят номинировать на «Оскара», как лучшую короткометражку. Сволочи эти пиндосы.

– Редфорд? Это рыжий такой?

– Он. Его Эндрю нанял клип снять. Молодой, подающий надежды режиссёр.

– Что-то я не помню шедевров от этого режиссёра. Чего не Лукаса или Спилберга? Ну да ладно. Говоришь понравился клип?

– Керту хвастала, что могут и несколько «Оскаров» дать. За лучшую песню и лучшему композитору.

– Композитору – не думаю. Короткометражка же. Да и пусть! И пусть этот рыжий прославится, не жалко – зато у нас на него какой компромат будет.

– Ты прямо как Андрюха. Он Керту то же самое сказал.

– Умные люди думают одинаково, а Андрюха – ещё тот жучило. Круче продюсера и нет. Надо, кстати, Бари Алибасова найти – он уже подрос вроде. Включай его в свою тусовку, тоже жук первостатейный.

– Точно.

– Сняли? Клип-то, спрашиваю, сняли? Всё за парнями едут?

– Не. Там в одном эпизоде Пол Ньюмен приставал к Дирир, за попку её хватал. Она его приёмом карате по стенке размазала, а теперь нужно, чтобы такой же приём Ирина Алфёрова сделала. Вот Керту её учит.

– Алфёрова и карате? Ну могли мы снять в тёмной комнате с Керту. Хотя, пусть! Пусть русских боятся. Думают, что все подряд – каратисты. Когда перезвонить обещала?

– Сегодня вечером.

– Хорошо. Пошёл угли жечь. Мясо время от времени помешивайте.

Потрескивали берёзовые полешки в мангале, на ветке ели собралась целая стайка воробьёв и весело обсуждала дела неразумных человеков. Вон червяков сколько – а они мучаются, жарят чего-то. Пётр все прокручивал в голове разговор с КГБшником. Что он упустил? Сверкнуло тогда в голове и пропало, а сейчас вот никак не хочет вспоминаться.

Воробьи обнаглели вконец: спустились ещё ниже, позвали друзей или родственников, и давай уже в полный голос потешаться над Тишковым. Бродяги. Стоять! Бояться! Вот ведь о чём подумал. О бродягах. В смысле, это урки себя так называют. Позавчера на Политбюро заслушивали Сергея Георгиевича Горшкова, главнокомандующего ВМФ и замминистра обороны. Он отчитывался о завершении похода сводного отряда кораблей к Гане, она же – бывшая британская колония Золотой Берег.

Получилось освободить наших горе-морячков с рыболовецких траулеров. Ну, кто бы сомневался. Но вот вся операция закончилась не совсем так как планировалось. Долго на Политбюро решали, а чего же теперь делать…

– Пап, тут Керту из Америки звонит! Что-то там случилось.

– Твою ж дивизию!!!

Глава 23

Событие двадцатое

Детей повели на экскурсию в милицию. На щите висят фотки – «Их разыскивает милиция». Вовочка:

– Это вот этих-то и ищете?

Мент:

– Да! Их самых!

Вовочка:

– Во вы, менты, дебилы, блин! Что ж вы их, когда фотографировали, не повязали?!

Послушал. Перевёл со смеси русского нервного, английского и эфиопского на язык Есенина. А, да – английский ведь у Петра на уровне «фейсом об тейбл». А эфиопский? Что-то даже не удосужился узнать, на каком языке говорят в будущей братской стране, потому идиомы на (интересно, всё же, как этот «суахили» называется?) «африкано» перевёл по наитию, а аглицкие – по восприятию. Получилась следующая картина:

«Всё пропало, шеф! Гипс снимают, клиент уезжает!!!».

Керту дров не наломала в очередной раз. Ну ладно, пара чурочек всё же образовалась. Наломала Алфёрова Ирина – оказалась той ещё каратисткой. Такой фронт-кик продемонстрировала, что он войдёт в анналы. Итак, по порядку.

Ничего у Алфёровой с ударом ногой в корпус Пола Ньюмена не получалось – медленно и неправдоподобно. Редфорд на такую халтуру был не согласен. При этом с растяжкой у Ирины было всё нормально, на шпагат садилась, но вот удар, такой, чтобы красьявчик хотя бы пошатнулся – это нет. Разбили эпизод на кусочки, смонтировали. Ну не тот эффект! И вот тут Керту отличилась – вспомнила свои тренировки. Заставила Алфёрову высоко подпрыгивать и стараться приземлиться на табуретку. За пару часов вполне освоили. Ну, дальше легче: теперь нужно с подставки спрыгнуть, выбросив вперёд ногу. Ещё пара часов, несколько ручейков горючих слёз, рычание эфиопки, вырывание рыжих косм у Робика и чуть менее рыжих у Андрюхи – и получилось. Не ван Дамм. Даже не Джеки. Так их ещё и не родилось – а если и родилось чего, то под стол ходит и под себя гадит.

Роберт Редфорд смонтировал ночью прыжок со спрыгиванием и сказал, что просто замечательно. Осталось завершить всё это ударом в будущую оскароносную грудь мистера Пола – красьявчика.

Поставили Ньюмена в позицию, включили обе камеры, дали команду прессе разойтись и лишним из комнаты удалиться. Ирина Алфёрова пару раз прыгнула вхолостую. Наконец, Пола к ней придвинули, и она красиво, со всей дури впечатала ему голую прекрасную ступню в грудную клетку, слегка защищённую тоненькой диванной подушечкой. Так-то и не видно, только грудь у Ньюмена колесом, почти как у будущего Шварца.

– Мотор, камера, пошла.

Ирина подпрыгнула, как уже говорилось, со всей силы. К несчастью, стояла не на центре табуретки. Предательница уходит из-под ног, и приземляется Алфёрова не на пол, а на ножку упавшей подставки. Хряп – и табуретка лишается одной ножки. При этом получивший удар в грудь Пол качнулся, чтобы не завалиться назад, дёрнулся вперёд – и рухнул на упавшую Алфёрову. Ещё раз хрустнуло, а через мгновение – ещё. Орёт Алфёрова – у неё перелом голени. Мычит Ньюмен – он скулой впечатался в угол сломанной табуретки, рассёк себе щеку и сломал челюсть. Пока болевого шока нет, он хватает за одну уцелевшую ногу эту сволочь (нет, это не Ирина) и запускает её через голову подальше. И вот тут не свезло! Белый предмет мебели попадает в корпус кинокамеры и, отрикошетив, бьёт в нос начавшему подниматься оператору. По счастью, камера уцелела и с плёнкой всё нормально, а то ведь уже дубль не переснять. А вот про оператора такого не скажешь – кровь из него хлещет, как в фильмах Тарантино. Кроме вдавленного и сломанного носа ещё и бровь рассечена.

На авансцену выбегает Робик. Он пытается поднять Пола Ньюмена – друг ведь пострадал. Только вот в это время помогать Алфёровой бросается Керту. Мешают друг другу. Чего-то там про предков обезьян рыжий гаркнул. Зря! Керту бросила Ирину и приёмом карате в стиле той самой предошной пьяной обезьяны, запулила прекрасный маваси-гири в бедовую рыжую головушку. Опять хруст – и минус вторая челюсть за одну минуту. Занавес.

Набегают помощники разные-всякие, довольно быстро прилетают парамедики и везут всех четверых в Good Samaritan Hospital, он же – больница «Добрый Самаритянин». Упустили только одну вещь – и этой вещью была фотокамера «Поляроид» в руках начинающей журналистки из «Лос-Анджелес Дейли Ньюс» Джилл Эллен Абрамсон. Совсем юная девушка, только шестнадцать стукнуло, и её на лето по какой-то там программе взяли в престижную газету фоторепортёром.

Прибегает, отдаёт плёнку в печать и врывается в кабинет менеджера, ответственного за её стажировку.

– Есть сенсация!!! Русские каратистки на съёмках клипа избили актёров Пола Ньюмена и Роберта Редфорда. Бедные ковбои с переломами всех конечностей и челюстей едва живыми доставлены в Good Samaritan Hospital.

Джон Стрейч, конечно же, пигалице не поверил – однако тут приходит Джилл и суёт ему под нос мокрые снимки.

– Джонни! Это бомба.

Менеджер всё ещё сомневается: происшествие выходит довольно далеко за рамки обыденного. Он звонит в «Доброго Самаритянина» и спрашивает:

– Будьте добры, скажите: правда ли к Вам доставлены с переломами Роберт Редфорд и Пол Ньюмен?

– Доставлены, состояние стабильно тяжёлое, – гудки.

– Заголовок будет такой: «Сегодня в госпиталь „Добрый Самаритянин“ доставлены в тяжелейшем состоянии знаменитые актёры, номинированные на „Оскар“ – Роберт Редфорд и наша икона стиля, секс-символ и кумир молодёжи Пол Ньюмен, избитые русскими каратистками». Боюсь, что первую страницу вечернего номера нужно срочно переделывать. Это тянет на Пулитцеровскую премию в номинации «За освещение местных новостей».

Всем за дело. Как тебя, девочка?

– Джилл Абрамсон, сэр.

– Не пищи! Говори громко и отчётливо. Ты ведь журналист!

– Джилл Абрамсон, сер!

– Уже лучше. Скажи отцу, что он воспитал хорошую дочь. Зайдёшь завтра в кассу и получишь три доллара и сорок пять центов за эти три фото. Не теряйся. Возможно, у тебя нюх на сенсации. Так как тебя звать, золотце? – Джон Стрейч берёт карандаш.

– Джилл Абрамсон, сэр!

Интермеццо двадцатое

Хорошо там, где нас нету. Плохо, что нас нету там, где хорошо.

Если потомок русских эмигрантов в новогоднюю ночь в дорогом парижском ресторане спит мордой в салат, то первый шаг к возвращению на историческую родину он сделал.

Надо отдать должное Рональду Уилсону Рейгану: несмотря на то, что полный антикоммунист, дебил он был не полный. 33-й губернатор штата Калифорния уже три года отсидел в коричневом кожаном кресле, и при этом почти целый год – во время никем не объявленной гражданской войны с чернокожим и узкоглазым населением. Может, даже кожа на кресле снята с того самого медведя, чей профиль украшает герб штата.

Прочитав одним из первых в штате передовицу «Лос-Анджелес Дейли Ньюс», он тут же позвонил мэру и рекомендовал ему отправить пару сотен полицейских к отелю, где поселились русские дипломаты. Ломали они руки, ноги и головы его собратьям по цеху или не ломали – вопрос даже не второй и не третий. Так, мелочь. Дипломат – лицо неприкосновенное. Это раз. Кроме того, девушка в генеральском дипломатическом мундире – это Керту Дирир, одна из самых известных женщин в мире. И в-третьих, мать их, это русские дипломаты. Вот сейчас только скандала с Советами его стране и не хватает!

После этого Рейган попросил соединить его с «Добрым Самаритянином». Что и следовало ожидать: несчастный случай, и ни тяжёлого состояния, ни переломов рук и ног. У двоих сломаны челюсти, у одного нос – а вот у русской девушки и в самом деле перелом голени. Претензий никто ни к кому не имеет, несчастный случай на съёмках.

– Билли, – позвал он помощника, – наведайся в отель к русским и узнай, что их привело в Калифорнию. Там мисс Дирир что-то говорила, мол, цель – не съёмки, вышло случайно. Что им тут надо? – Ронни потёр свой американский подбородок. – Надо спровадить их как можно быстрее.

Уильям Армстронг переехал в Калифорнию из Небраски недавно, и с демократами свою дальнейшую судьбу не связывал – все время был убеждённым консерватором, а значит, республиканцем. Однако эти стычки с неграми, а потом и с китайцами вынудили его в опасении за жизнь детей и жены перебраться в спокойную Калифорнию и пойти работать в аппарат губернатора этого штата Рональда Рейгана.

Ничего хорошего о шефе он сказать не мог. Ярко выраженный приспособленец и пустозвон, к тому же – завербованный ФБР стукач. Сообщили тут не так давно Армстронгу, что, будучи главой гильдии киноактёров, Гиппер с пулемётной скоростью строчил доносы на коллег, которые, по его ощущениям, испытывали симпатии к коммунистам. Имел псевдоним «Ти-10». Много судеб поломал, наверное, неплохим актёрам. Сам при этом был полной посредственностью – снимался в фильмах категории «В», причём в самых низкосортных, тех, которые через день уже никто и не вспомнит. Вот единственную роль, где он играет умирающего великого футболиста Гиппера, только и можно назвать хоть каким-то достижением.

Тем не менее, Уильям Лестер «Билл» Армстронг поставил на демократа, плохого актёра, но замечательного оратора – и не прогадал. У Гиппера большое будущее. Если не на следующих выборах, то году в восьмидесятом они точно поборются за кресло в овальном кабинете.

Русский дипломат встретил Билли Армстронга в холле отеля The Beach House at Hermosa. Самый известный продюсер в мире Эндрю Олдем поселил русских именно там, сняв гостиницу целиком.

– Мистер посланник…

– Драчёв Иван Тимофеевич, – мужчина был в чёрном мундире, шитом золотом, на голубых петлицах горели три золотые звезды.

– Драчьёв. Очень сложный язык у вас. Может, есть сокращённый вариант? Я Билл, или Билли.

– Иван… Ваня… Пусть будет Винни.

– О, гуд! Винни. Меня мистер Рейган прислал, решить ваши проблемы. Не скажете, какова цель вашего визита в Калифорнию?

– Нда. А просто посмотреть Голливуд, сняться в фильме, записать песню, отметиться на «Аллее Звёзд» – не подойдёт? Да, мы ещё собираемся в Диснейленд и океанариум.

– Мы сопроводим вас в Анахайм. Посмотрите замок Спящей красавицы и отбудете?

– Гоните? – усмехнулся мужчина, чуть скривившись. – А как же Америка, свободная страна?

– Пресса тут разошлась. Вы же видите, что творится вокруг отеля! Чуть не сотня полицейских, и то еле сдерживают толпу, – Армстронг ткнул пальцем себе за спину, в сторону большого панорамного окна.

– А нельзя дать опровержение в газете и по телевидению?

– Конечно, так и сделаем. Только уверяю тебя, Винни, это только усугубит ситуацию. Начнутся вопли, что мы заткнули рты свободной прессе.

– У нас есть ещё одно небольшое дельце в Калифорнии. Тут в одном небольшом городке неподалёку живёт семья эмигрантов из России, мы бы хотели предложить им вернуться в нашу страну.

– Странно… вы же дипломат высокого уровня. Привезли с собой ещё четырёх тоже высокопоставленных дипломатов – по крайней мере, на них такая форма, причём одна из них оказалась Керту Дирир. И всё это – ради русской семьи? Кто они? Носители какой-то ценной информации? Стоп! А не собираетесь ли вы казнить их на Родине за то, что они выбрали Свободу?

– Нет, Билли, никто их казнить не собирается. Уехали их предки ещё из царской России, так что никакие они не предатели. И не являются никакими носителями.

– Тогда зачем? В Америке, наверное, больше миллиона таких эмигрантов. Почему эти?

– Не только эти. Мы бы хотели предложить перебраться к нам также их друзьям и родственникам, – с вежливой улыбкой ответил мистер Драчёв.

– Даже так… А если они откажутся?

– Хотелось бы получить их согласие. Можно немного поуговаривать.

– Можно узнать фамилию? Всё равно ведь выясним. ФБР будет проверять, не являются ли они секретоносителями. Тут не так давно США покинули несколько известных учёных. Нежелательно бы вам вмешиваться в такие игры.

– Нет-нет, никаких учёных…

– Фамилия?

– Возняк. Живёт в городке Купертино в округе Санта-Клара.

– Я записал, – Армстронг на самом деле достал ручку с блокнотом и записал. – Давайте так, мистер Драчьёв: сейчас вас отвезут на автобусе в Анахайм, там снимете номера в отеле, лучше не в центре. Ходите, веселитесь, вас будут сопровождать и опекать. Я пока сделаю запрос по вашему бывшему, или, может будущему соотечественнику. Думаю, пары дней хватит, а в Анахайме я вас навещу. Постарайтесь больше не попадать в истории.

– А что будет с Ириной Алфёровой?

– А что будет? Я звонил в больницу, пребывание мы оплатим. Ей сейчас установят пластмассовую лонгету и привезут сюда. С палочкой, не нагружая ногу, сможет ходить. Купите коляску. А, ладно, мы подарим вам коляску. Есть ещё вопросы или просьбы? – Билли встал и протянул руку.

– А что с актёрами и кинооператором?

– Шрамы украшают мужчин. Тем более, они всегда почти снимаются в вестернах и боевиках – больше убедительности будет. Они не имеют к вам претензий. Наоборот, просят простить.

– Ну да – после того как я позвонил и намекнул, что Керту может раздуть скандал, обвинив их в плагиате. Сразу стали ручными, – не сказал. Улыбнулся и пожал руку однофамильцу человека, так и не ставшего пока первым лунатиком.

Событие двадцать первое

– У меня вопрос к психологу. Как мне стать успешным человеком?

– Вам нужно выйти из зоны комфорта.

– Я уже вышел из зоны, но там не было никакого комфорта!

– Сергей Георгиевич, только коротко. Что рыбаков освободили – знаем. Есть что по ходу самой операции? – Шелепин кивнул увешанному орденами адмиралу.

– В состав отряда были включены большой ракетный корабль «Бойкий» проекта 57-бис и танкер «Олекма». Это от черноморцев. Из Полярного пришла дизель-электрическая подводная лодка Б-26 «Ярославский комсомолец» проекта 641. С Балтики к отряду присоединился ещё один БРК, только проекта 56М – «Неуловимый». Кроме того, в последний момент к отряду присоединились два больших десантных корабля – БДК-10 «Воронежский комсомолец» и БДК-6 «Крымский комсомолец». На них, хоть и в тесноте, перевезли две тысячи греческих коммунистов.

По прибытии генерал-лейтенанту Анкре был предъявлен ультиматум о немедленном освобождении наших моряков. Они начали затягивать время – я так понимаю, хотели сохранить лицо. Ну, дескать, мы сначала суд проведём, а потом отпустим. Предупредили повторно – ответ тот же. После этого пусковые установки БРК были наведены на берег. Тут надо немного прояснить: оба БРК оснащены новым противокорабельным ракетным комплексом КСЩ «Щука». Выглядит он весьма и весьма. Достаточно большой вращающийся блок, из которого торчит длинная наклонная ферма – направляющая для старта ракеты. Приготовление ракеты к пуску специально сделали длительным и громким – думаю, с берега это смотрится очень внушительно. Ракета может поражать как морские, так и наземные цели. Эффект получился ожидаемым.

Корабли ВМФ Ганы ушли из порта Такоради, а правительство не знало, как поступить. Советский отряд по своей мощи просто несоизмерим со всем флотом страны. Снова потребовали отпустить моряков, но ответа не получили. После этого вооружили греков автоматами, гранатами и дали им несколько ручных пулемётов. На БДК-6 «Крымский комсомолец» находились два БТР и один танк Т-62. Техникой управляли наши офицеры.

Поначалу со стороны Ганы было сделано несколько автоматных очередей, но греки легко их подавили. Дальше до самой столицы никто сопротивления не оказывал, в Аккре завязались уличные бои, но пулемётным огнём с БТР и танка сопротивление было вскоре подавленно. Правительство покинуло город. Наших капитанов нашли в местной тюрьме.

Их сопроводили на их корабли, и они покинули Гану, отправились домой.

– Теперь самое интересное, я так полагаю, – усмехнулся Косыгин.

– Так точно. Греки отказались возвращаться: заявили, что будут строить коммунизм в Гане. Выбрали президента – вернее я думаю, он сам себя выбрал. Это бывший полковник Николаос Димитропулос. Он и руководил сводным отрядом греческих коммунистов.

– Андрей Андреевич, – обратился Шелепин к находящемуся здесь же Громыко, – что в мире по этому поводу говорят?

– Англичане с канадцами прямо визжат. США молчит. Лига арабских государств тут же признала новую республику. Соседи – Берег Слоновой Кости, Верхняя Вольта и Того – не признают новое правительство. Бывший президент Кваме Нкрума из Гвинеи каждый день пытается дозвониться до меня. Мелкий человечишко и плохой руководитель, довёл после ухода англичан страну до нищеты и голода. Устроил вялотекущую гражданскую войну. Вернее, клановую.

– И где сейчас этот генерал, что президента сверг? – поинтересовался Пётр.

– В Того. С ним около роты солдат и офицеров, из его клана.

– А мы хоть как-то этими греками управлять можем? – Шелепин, видно, уже там коммунизм и правда строить начал.

– Наши корабли догнали сбежавших ганцев и вернули в недостроенную югославами военно-морскую базу в Такоради. Теперь у них есть и флот. Просят подкрепления, ну и, понятно, продовольствие, чтобы накормить людей в столице и закрепиться у власти.

– Что думаете, товарищи? – оглядел всех генсек.

– От пары транспортов с зерном не обеднеем, – Косыгин. Значит, так и будет. Пётр тогда вмешиваться не стал.

Сейчас, разрулив ситуацию с девочками в Америке, вспомнил. Позвонил Косыгину.

– Алексей Николаевич, хочу предложить затею одну.

– Говори, только быстро. Совещание через пару минут начнётся.

– У меня есть около тысячи преступников осуждённых. Все по три-четыре и более ходки имеют – то есть совершенно неисправимы. Давайте их пошлём к грекам в Гану – пусть там коммунизм строят.

– Так они там начнут свои порядки устанавливать зоновские!

– Да ведь именно этого в Африке и не хватает! Порядков, и именно зоновских. Там только силу уважают.

– Что же это будет за социализм?

– Нет и не будет никогда в Африке социализма. Нельзя перепрыгнуть из первобытнообщинного строя в социализм. Пусть пройдут хоть кусочек рабовладельческого. Нам от той Ганы, я так понимаю, только разрешение на лов рыбы нужно – так греки дали. Наши урки с этими анархистами легко общий язык найдут, а в Казахстане будет на тысячу преступников меньше. А если всё нормально получится, то можно и из других республик отпетых туда спровадить. Они, конечно, сволочи, со временем с кем угодно снюхаться могут, но тут уже можно греков настропалить, чтоб при любом поползновении на предательство революции – девять граммов с занесением в черепную коробку. Так, глядишь, через несколько лет и перережут и местных баев, и друг друга, а мы пока как раз какого-нибудь негритёнка посмышлёней воспитаем – придёт, дочистит. Местные на него молиться будут.

– А, ладно. Не против я. Как совещание закончится, перезвоню. Поподробнее пообщаемся. Обдумывай пока детали.

Глава 24

Интерлюдия четырнадцатая

Сидит компьютерщик в баре, пьёт пиво. К нему подходит девица:

– Если хочешь хорошо отдохнуть сегодня, то меня зовут Бетти…

– А если я не хочу сегодня хорошо отдохнуть, то как тебя зовут?

Маргарет Элейн Возняк, в девичестве Керн, обрывала отцветшие тёмно-красные розы с двух кустов у двери в их дом, когда мимо проехала целая кавалькада из пяти мотоциклов и огромного чёрного «Линкольна». Покачав головой вслед необычному для тихого Купертино кортежу, Маргарет хотела было вернуться к прерванному занятию, но в это время в конце их улицы зарычали моторы, и длиннющий лимузин в сопровождении чадящих и рычащих, блестящих хромом мотоциклов подъехал к их лужайке и остановился.

Из машины вышел молодой ещё человек в хорошем костюме и направился к ней по дорожке из красного кирпича. Дорожка была в трещинах и потёках цемента – что уж, Джерри хоть и выложил её самостоятельно, но строителем не был.

– Миссис Возняк? Могу я переговорить с вами и мистером Джейкобом Возняк?

– Простите…

– Ох, это вы меня простите, миссис Возняк. Где мои манеры? Разрешите представиться: Уильям Армстронг, помощник губернатора Калифорнии Рональда Рейгана. Для друзей – Билл, для вас, миссис Возняк – просто Билли. Итак, раз мы теперь представлены и даже стали друзьями – можем мы втроём посидеть за чашечкой кофе у вас на кухне и пошептаться?

– Заходите, Джерри с сыном чего-то паяют у себя в кабинете.

Через пять минут всё семейство сидело на маленькой кухоньке и разглядывало сверкающие лаком остроносые коричневые туфли Билли.

– Мистер Возняк, вы ведь работаете инженером в компании Lockheed? Да… и занимаетесь там разработкой систем наведения ракет?

– Ну, это громко сказано. Там есть кому заниматься. Я скорее тестировщик.

– Насколько секретны эти разработки, и какова ваша степень допуска?

– Не пугайте меня, Билли! Я никак не связан с комми и не собирался им ничего передавать. К тому же допуск у меня минимальный. Самостоятельно разработать или повторить такое сложнейшее устройство я не смогу, – Возняк встал и начал нарезать восьмёрки от кухонного стола да мойки. – Это всё наговоры, этот толстяк Сэм на меня чего-то наклепал. Да, я по отцовской линии происхожу с Украины, и да, это сейчас СССР – но, когда мой дед уехал в Америку, это была Польша. Хотя и там сейчас тоже коммунисты.

– Не любите Советы? Что они вам сделали? – сочувственно улыбнулся Билли.

– Мне? – Мистер Возняк плюхнулся на стул и сделал быстрый глоток кофе. Горячий. Обжёгся и выплюнул назад. Смутился, пошёл и вылил чашку в раковину.

– Вам, – Армстронг пригубил ароматный напиток. – У вас получился замечательный кофе, миссис Возняк, зря ваш Джерри им пренебрёг.

– Ничего они мне не сделали, но вот у Стью, нашего уборщика на фирме, во Вьетнаме погиб сын, а неделю назад второй погиб у японских островов – служил на флоте. Представляете, что такое потерять обоих сыновей за три месяца?

– Прискорбно. Сочувствую ему. Война! На войне всегда гибнут лучшие. И всегда это чьи-то дети, или чьи-то родители. Мистер Возняк, мы навели о вас справки в компании Lockheed. Вы действительно не являетесь секретоносителем высокого уровня. Ничего такого, что бы не было известно русским.

– Вот как? И зачем вы наводили справки? – пухлый юнец с начинающей пробиваться неряшливой бородкой впервые вступил в разговор.

– Стефан? Не перепутал?

– Называйте лучше Стив или Воз.

– Хорошо, Стив. Мистер Возняк, в Калифорнии сейчас находятся несколько советских дипломатов. Ну, историю с Керту Дирир вы, надеюсь, знаете? Все газеты три дня уже на разные голоса поют.

– Русские каратистки. Смешно… Знаете, обидно за наших парней. В кино-то у них вон как получается, а тут девчонки избили, – Джерри забрал кружку у жены и снова сделал большой глоток. Опять горячий, но, пересилив себя, проглотил – и тут же пошёл красными пятнами.

– Мистер Возняк, такими темпами, вы себя раньше убьёте, чем доедете до Украины.

– Украины? – все трое Возняков хором.

– Тут такая история… Эти русские дипломаты хотят предложить вашей семье перебраться в СССР.

– Зачем? – Джерри сделал осторожный глоток.

– А в этом и вся загадка. Ещё они хотят забрать с собой несколько семей ваших друзей. Они назвали фамилии, но как мы ни искали связь между вами, не нашли. Это точно не ваши друзья.

– А можно фамилии?

– Джобс, Фернандес и Уэйн.

– Я знаю Фернандеса. Билл. Он учится в школе, что я закончил, – опять вылез беляш с пародией на бородку.

– Точно. Стив Джобс учится там же. Это единственное общее, что вас связывает. Ну и мистер Уэйн работает в компании Hewlett Packard, где подрабатывает школьник Стив Джобс. Мы провели довольно качественное расследование, но так и не смогли доискаться, чем вы заинтересовали Советы. Ну, про связи я уже рассказал. Остаётся, улыбнувшись, предположить, что русские хотят собрать вместе друзей по школе вашего сына. Хотя туда совершенно не лезет взрослый мужчина Рональд Уэйн. Ему тридцать пять лет. Загадка, – Армстронг допил кофе, перевернул кружку в блюдце и, открыв, посмотрел на растёкшуюся жижу, – хоть гадай на кофейной гуще.

– Так они мне и не друзья. Билл немного увлекается радиоделом, я иногда подсказываю чего, если он запутывается – но я-то уже год проучился в Колорадском университете в Боулдере, так что и его давно не видел. Про Джобса только слышал. Он заработал себе за лето на машину, Билл восторгался.

– Мы не собираемся ни куда уезжать, хоть с Джобсами, хоть с Фернандесами, – категорично заявил мистер Возняк.

– Завтра русские приедут. Решение, конечно же, за вами. Захотите – поедете, не захотите – останетесь… Тяжёлые времена. Я слышал, компания Hewlett Packard почти прогорела. Как и ваша Lockheed. Эта шумиха в газете о том, что все приборы, изготовленные на основе кремниевых преобразователей, крайне ненадёжны, и нужно бросить силы учёных на создание вакуумных микроламп, сильно ударила по многим фирмам, выпускающим электронику. У меня точные данные, что Lockheed в лучшем случае поменяет владельца. Грядут серьёзные сокращения. Разрешите откланяться. Решение о возвращении на родину предков за вами.

Возняки встали и проводили помощника губернатора до лужайки. Билли скрылся в чёрном монстре, и хромированные мотоциклы, напоследок рыкнув и обдав Возняков сизыми облаками вонючего дыма, укатили. Джерри повернулся и хотел идти в дом, но запнулся о потёк цемента и чуть не упал, порвал шлёпанец.

– Черт-те что творится в мире!

Интерлюдия пятнадцатая

Митинг в Белоруссии:

– Лукашенко, выходи! Лукашенко, выходи!

Выходит Лукашенко.

– Лукашенко, уходи! Лукашенко, уходи!

Алексей Николаевич Косыгин, прилетев в Хабаровск, сразу перебрался из аэропорта на железнодорожный вокзал. Именно туда через пару часов должен подойти поезд с китайскими «товарищами» из Харбина. Вокзал премьеру не понравился – безликая белая коробка. Ему отдали кабинет начальника станции, но отдохнуть после перелёта не получалось – всё время трезвонил телефон. Занятой и нужный человек, видимо им пользуется.

Косыгин матюгнулся в очередной раз, пошёл и оборвал провода, которыми неугомонный аппарат был прицеплен к чёрной круглой коробочке. Только после этого на секунду наступила тишина. На секунду. Теперь у секретарши за дверью надрывался. Это Алексея Николаевича взбесило окончательно, он пошёл, проделал ту же обрывательную операцию с телефоном секретаря и рыкнул на сидящего в уголке начальника:

– Отключите телефон в кабинете напротив. У зама вашего?

– Сейчас! Конечно! – и толстенький мужчина в затрапезном костюме с чуть коротковатыми засаленными рукавами скрылся за соседней дверью.

Теперь можно было и посидеть, закрыв глаза, в кресле у журнального столика в углу кабинета. Полёт на тишковском «Боинге» быстрее и гораздо комфортабельнее, чем на нашем Ту-134, но сейчас Косыгина и этот комфорт раздражал. Ситуация с Китаем была неясна. Он был неуправляем, и останется таким. Кто бы сейчас ни пришёл к власти – хоть Дэн Сяопин, хоть Линь Бяо, хоть Чжоу Эньлай, хоть Су Юй – ничего не изменится. Они будут уверять в дружбе и под это дело просить денег, специалистов и технологии, как их Пётр Миронович называет. Знания. Секретные разработки, в которые вбуханы миллионы и миллиарды рублей. А им всё на блюдечке подай!

Даже если за это и взять с них этот кусок пустыни с залежами редкоземельных металлов. Чего Тишков к ним прицепился? Лигатура к стали? Чего-то про батарейки для транзисторов говорил? Блажь. Которая точно не стоит того, чтобы передавать им бесплатно военные секреты.

На другой стороне весов – зыбкая и тоже почти неуправляемая конструкция, которая называется Социалистический лагерь. Лагерь, блин. Гулаг. Все братушки улыбаются в лицо, а сами ножи точат за спиной – и всё высматривают, куда бы воткнуть посильней и побольней. И тоже вечно им и денег, и льготы, и товары по ценам ниже себестоимости, и технологии эти самые. Будь они неладны.

Сначала Венгрия, теперь Чехословакия. Следом докладывают, что назревает в Польше. Там зело не любят москалей. Ну, хоть с Румынией вроде чуть лучше стало, как убили Чаушеску и не стало Мао. Вмиг и Румыния, и Албания присмирели. Энвер Халиль Ходжа тут на днях вышел на связь – и не Шелепину позвонил, а ему, Косыгину. Попросил о встрече. А на прямой вопрос, собирается ли Албания оплачивать займы, хоть и заюлил, но сказал, что со следующего года в бюджет такая статья будет заложена. Заложена. Долг составляет тридцать шесть миллионов рублей. Целый город построить можно.

Что же делать с Китаем? Нет, так, с кондачка, не решить. Нужно собрать коллектив специалистов по Китаю и дать им команду выработать такую стратегию, чтобы «товарисси» не отшатнулись, но и бесплатно гнать туда технику и технологии, как при Сталине и Хрущёве, тоже не будем. Что-то с них надо брать. Вот пусть комиссия и найдёт взвешенное решение. Самому даже и не приходит ничего на ум. Нищета.

Хотя вот один ресурс у них есть, и он огромный. Это дешёвая рабочая сила. Если строить БАМ, то туда нужно много народу, а его в центральных областях после Целины не хватает. И Тишков всё с каналом по переброске воды из Азовского моря в Каспийское зудит. Море мелеет, города, построенные на берегу, сейчас уже за десятки километров от воды.

Что ж, рабочая сила – значит, рабочая сила.

– Алексей Николаевич, там поезд с китайцами подходит. Уже на вокзал въезжает. Вы не спите? – секретарь чуть приоткрыл дверь.

Косыгин помотал головой.

– Минутку, Сергей.

Он положил на столик перед собой небольшой чемоданчик. Открыл. Сверху лежала белая рубашка. Он никогда не надевал её. Рубаху за несколько дней до смерти ему подарила жена. Клавдии Андреевны не стало полтора года назад. Когда жена умерла, он стоял на Мавзолее и принимал первомайскую демонстрацию. Она плохо себя чувствовала, и он просидел у её кровати всю ночь. А утром Клавдия настояла, чтобы он пошёл на эту чёртову демонстрацию.

– Ничего со мной за пару часов не случится.

Приезжает, а Клавдия уже в лучшем мире. А ведь как не хотел идти… Какой праздник, если жене так плохо? Сердце прямо предчувствовало. Вот с тех пор в любую поездку берёт с собой эту рубашку. Погладит её перед встречей с врагами или друзьями его страны – и сил добавляется, и голова ясной становится. Смотрит с неба за ним Клавдия Андреевна и помогает, как может. Как всю жизнь.

Интерлюдия шестнадцатая

Как-то давно Алла встретила Филиппа, ведущего за руку маленького мальчика.

– Кто это с тобой?

– Это мой внебрачный сын.

– Какой хорошенький! А как его зовут?

– Максим.

Генерал Су Юй застал министра обороны КНР в Харбине. Атомная бомба, сброшенная на этот город, как бы промахнулась. Харбин – огромный, и, кроме того, есть большая промзона, а при ней несколько поселков. Вот американцы и приняли один из этих промышленных районов за сам город. Конечно, и Харбину досталось: сгорело множество деревянных зданий, но военная база и аэродром находились на противоположной стороне города, и были в полной сохранности. После встречи с Гречко в Монголии Су Юй и Не Жунчжэнь – глава Госкомитета по Науке и Технике – разделились. Институт атомной энергии Китайской академии наук в районе Фаншань недалеко от Пекина, где и работал маршал, мог уцелеть после бомбардировки американцами, тем более что многие предприятия и исследовательские центры находились под землёй.

Су Юй пытался дозвониться до Харбина, где, по некоторым данным, находился министр обороны и преемник Мао Цзэдуна маршал Линь Бяо. Ну, даже если самого Линь Бяо там и не окажется, то точно известно, что там сейчас находится маршал Чэнь И – министр иностранных дел КНР. До его вотчины Шанхая удалось дозвониться, и там сказали, что маршал улетел в Харбин. У него точно должны быть данные, кто из руководителей страны где находится.

Повезло: в Харбине Су Юй застал сразу и Линь Бяо, и Чэнь И. Да ещё и за интересным занятием застал! Маршалы делили портфели. Заодно и новостями поделились. За последнюю неделю министр обороны сделал многое. Он нашёл Чжоу Эньлая и переговорил с ним. Разделили посты. Чжоу остаётся Премьером Госсовета КНР и Председателем НПКСК (Народный политический консультативный совет Китая), а Линь Бяо становится Председателем ЦК КП Китая.

Премьер Чжоу Эньлай попытался помешать Линь Бяо занять освободившееся после смерти Мао
кресло, но у того был сильный компромат на него. Об этой истории поведали Су Юю в Москве, когда он там лечился. Он доверил её только одному человеку – Линь Бяо.

В марте 1922 года Чжоу Эньлай основал в Берлине отдел Коммунистической партии Китая (КПК). В Германии он учился. В следующем году в городке Гёттинген, что в Нижней Саксонии, славившемся своими университетами, будущий премьер познакомился с горничной пансионата. Звали её Кунигунда Штауфенбиль. Ей тогда было двадцать семь лет, а Чжоу – двадцать пять.

В следующем 1924 году у неё родился сын, мать назвала его Куно.

Так вот: сын Чжоу Эньлая Куно в 1943 году, как и многие молодые немцы, стал солдатом Вермахта, а 4 февраля 1945 погиб на территории Восточной Пруссии, сражаясь с советскими войсками. Обнародование этих материалов сломало бы карьеру Чжоу Эньлая. Отец является Премьером Госсовета КНР, а сын – фашист. Более того, у Куно даже есть сын Куно-Вильфрид и две внучки, получается, правнучки Чжоу Эньлая, которые проживают сейчас в ГДР.

Кроме шантажа премьера, успел министр обороны и полезное дело совершить. Он арестовал так называемую «банду четырёх», возглавляемую Цзян Цин – последней женой Мао. Расстреливать не стали – вывезли в укромное место и обеспечили надёжной охраной.

– А какие-нибудь сторонники не попытаются их освободить? – встревожился Су Юй. – Может, всё же лучше было расстрелять?

– Нет. Ты хороший генерал, Су, и плохой политик. Когда всё это закончится, народу нужно будет представить виновных. Вот эта четвёрка, пытавшаяся захватить власть, подходит на роль козлов отпущения просто идеально.

– Может быть. А что будет со мной? – задал генерал самый важный вопрос.

– Ты станешь всенародным героем и министром обороны. Ещё ни один китаец не уничтожал столько наших врагов.

– А что сейчас?

– А сейчас мы выезжаем в Хабаровск на встречу с Председателем Совета министров СССР Косыгиным. И ты, Су, едешь с нами. Надо заканчивать воевать и начинать поднимать Китай из руин. В очередной раз, друг. В очередной раз.

Глава 25

Интерлюдия семнадцатая

Приходит ювелир-миллионер домой.

Жена:

– Ужинать будешь?

– А что есть?

– Hу, омары, икра, вино бургундское…

– Черт, как картошечки отварной хочется, с квасом!

– А ты зарабатывай как все мужики, будет тебе картошка с квасом!

Parkview Kitchen & Spirits – небольшой уютный ресторанчик с отдельными кабинетами во внутреннем дворике отеля, расположенного на пересечении бульваров Стивенс Крик и Де Анза в самом центре Купертино, не так и далеко от начальной школы Уильяма Фария, где Стив и учился в детстве до перехода в среднюю и старшую школу Хоумстед. Именно в этом ресторанчике русские назначили встречу на семь вечера. Назначили, скажем так, нетривиально.

Было воскресенье и, провозившись накануне до самой ночи с отцом над ремонтом и усовершенствованием программируемого калькулятора, Стив проспал бы до полудня. Он сквозь сон слышал, как мать ворчала на отца, выговаривая за их вчерашний «ремонт», как потом умышленно громко стучала посудой на кухне, как специально при открытых дверях варила кофе, позволяя запаху просочиться в обе спальни и мешать полуночникам досматривать тревожные сны про непонятных комми. Потом мать ушла на задний двор, где у неё было любимое местечко рядом с кустом азалии. Они с отцом поставили там не большую скамеечку, и миссис Возняк, если позволяла погода, всегда пила утренний кофе там.

Тут вдруг перед домом что-то рыкнуло и загремел барабан, потом рыкнуло снова, и зазвучал американский гимн в исполнении духового оркестра. Что за ерунда? День Труда был в понедельник, а сегодня уже воскресенье? Стив выбрался из-под простыни и прошёл на кухню выглянул в окно. Так и есть, на их лужайке стоял оркестр и наяривал The Star-Spangled Banner (Знамя, усыпанное звёздами). Впереди мужчина с козлиной бородкой, в национальном костюме «дядюшки Сэма», азартно дирижировал музыкантами. Окно на улицу в их небольшом домике было только в кухне, и вскоре все Возняки собрались там. Беляшом был не только младший – остальные субтильностью тоже не страдали, и потому пришлось попихаться, прежде чем все заняли места в первом ряду. Миссис Возняк при этом была оттеснена на задворки праздника жизни, чего она не стерпела – схватила полотенце и шлёпнула мужа, а потом и сына, по обтянутым только трусами задницам.

– Джерри, выйди и узнай, где они шлялись всю неделю. Или правительство какой-то новый праздник придумало?

Старший из Возняков надел пижамные штаны, халат и вышел на улицу.

– Джейкоб Возняк? – оркестр, увидев хозяина «замка», смолк, и козлинобородый, оглянувшись, сделал по кирпичной дорожке два шага. Он бы и три, наверное, сделал, но, поскольку шагал важно, то зацепился носком ботинка об тот самый наплыв цемента, о который вчера порвал шлёпанец создатель дорожки. Сила земного притяжения существует, «противная Элейн», их злобная преподавательница физики не врала на уроках – такой вывод сделал Стив, наблюдая, как «дядюшка Сэм» рухнул на колени. Потом эта коварная сила дёрнула его ещё раз, и встал дирижёр уже с расквашенным носом и оборванной бородкой, которая чудом уцепилась за наклеенные бакенбарды.

Схватившись за нос, музыкант попытался поправить второй рукой цилиндр на голове, но тот решил однорукого не слушаться – тоже доказал правоту «противной Элейн». Потом уже было не так интересно: выбежала мать и затащила дирижёра в дом, стала приводить его в ванной в порядок. При этом отец тяжело вздыхал и что-то ворчал – «Ничего нормально сделать не могут, даже кирпичи у них кривые получаются». В ванной козлобородый пробыл долгонько и вышел оттуда как новенький. Цилиндр был на затылке, борода на подбородке, нос красноват, но цел и не свёрнут. А физичка-то говорила, что сила притяжения – очень и очень сильная… Ну, на то и «сила».

– Джейкоб Возняк! – чуть гундося, начал вновь торжественно «дядюшка Сэм», – по поручению моего нанимателя имею честь передать вам приглашение на ужин в ресторан Parkview Kitchen & Spirits. Будьте там со всем семейством в семь пополудни. Форма одежды парадная.

Дирижёр вынул из внутреннего кармана смокинга небольшой конверт и протянул его открывшему рот, да так и забывшему его закрыть Джерри.

– Русские? – наконец смог хоть что-то вымолвить глава семейства Возняков.

– Ну, по крайней мере, золота на человеке, нанимавшем нас, было больше, чем на английской королеве, – вышел из образа красноносый.

– Мы придём! – уверенно произнесла из-за спины американского украинца жена.

– До встречи! Наш оркестр наняли на весь день. Мы тоже будем там. У миссис Возняк есть предпочтения в музыке? – поклонился в шутовском поклоне нанятый.

– Тихая.

– На какие только жертвы не пойдёшь ради женщин, – вновь поклонился «дядюшка Сэм», вышел из дома и крадучись, обходя коварные места с кривыми кирпичами, прошествовал к своим. Они загрузились в небольшой автобус и отбыли.

– Что такое «парадная одежда»? – поинтересовался Стив у родителей.

– Наденешь выпускной костюм, – наморщила лоб мать.

– Так он мне мал.

– Меньше нужно хот-догов есть на ночь. Ты за год в своём Боулдере стал в два раза толще.

– Мам, я в него не влезу. Я примерял пару дней назад, когда хотел сходить в музей.

– Ну уж нет! Значит, пойдёшь в папином, что ему купили в позапрошлом году. А он – в своём рабочем. Позориться перед русскими мы не будем. Да, мы бедно живём – но мы не нищие и не попрошайки.

– А ты в чём пойдёшь? – впервые после исчезновения «дядюшки Сэма» заговорил старший Возняк.

– Джерри, мы идём в магазин. Ты прав. Мы не опозоримся перед золотыми русскими! А ещё нужно зайти к Бетси и выпросить у неё на вечер ту нитку жемчуга, – решительно оглядела своих мужчин хозяйка родового поместья Возняков.

– Сэм тут проговорился, что жемчуг искусственный, – хмыкнул успокоившийся вдруг Джейкоб.

– Да без разницы! В России нет жемчуга. Они не разберутся.

– Мам, а ты не слышала, что сказал вчера Билли? С ними будет Керту Дирир! Если и она не видела настоящий жемчуг, то кто его вообще тогда видел? – напомнил рекогносцировку Стив.

– Вот ведь сучка Бетси, чуть не подставила меня. Стоп! А у миссис Калаген есть золотое колье с маленькими изумрудиками. Джерри, переодевайся и выводи машину из гаража. Я буду через десять минут.

– А изумрудики ли там? – вздохнул Джейкоб Возняк и пошёл переодеваться.

Интерлюдия восемнадцатая

Мальчик говорит другу:

– У меня собака такая трусливая! Как только в дверь позвонят, она сразу под диван прячется.

– Ну и пусть прячется, тебе жалко, что ли?

– Мне не жалко, но мы там вдвоём не помещаемся!

Утром в воскресенье Рональд Джеральд Уэйн побрился и выпил большую кружку какао. Потом походил из угла в угол своего домишки, и всё выглядывал в окно, смотрел, не забросил ли мальчишка, что развозит газеты, его любимую «Лос-Анджелес Дейли Ньюс» в почтовый ящик. Вот, наконец, мелькнула голубая рубашка Джимми, паренька-газетчика, и Рон, на ходу поправляя кроссовок, вышел на улицу. Вышел и наткнулся на странное зрелище: у него на лужайке выстраивался духовой оркестр. Ребята и две девушки вылезали из небольшого жёлто-красного автобуса и располагались на давненько не стриженном газоне Уэйна (уже и президент уличного комитета домовладельцев ругается, мол, позоришь нас). Построились. Посопели, погудели в сверкающие медью трубы и прочие валторны, кучерявый паренёк двинул мягкой колотушкой (как, интересно, она у них называется?) по большому барабану, и оркестр грянул гимн.

Рон встал по стойке «смирно» – всё же служил пару лет. От оркестра отделилась карикатурная фигура «дядюшки Сэма», подошла к стоящему с глупой улыбкой на рыжей роже Уэйну и поинтересовалась с каким-то французским прононсом:

– Рональд Уэйн?

– Чем могу…

– Вот приглашение на сегодняшний вечер в ресторан бу-бу-бу…

– Куда?

– Эй, всё, довольно! – замахал руками «дядюшка». - Parkview Kitchen & Spirits, угол Стивенс Крик и Де Анза. Вот приглашение, – руководитель духового оркестра достал из внутреннего кармана смокинга три конверта, выбрал нужный и торжественно с полупоклоном вручил его Рону.

– И кто же меня туда приглашает? – с опаской, будто за это тут же потребуют с него бумажного Линкольна, спросил Уэйн.

– Русские дипломаты. Да там всё написано! Не опаздывайте. В семь вечера. Заказать вам такси?

– Да, было бы неплохо.

– Без десяти семь. Позвольте откланяться! – и дядюшка откланялся.

Рон стоял, смотрел, как музыканты по одному исчезают в автобусе, и опасался…

Всю жизнь и всего опасался. Это не трусость. Просто неуверенность в себе. Есть такие люди – их ко всякому действию нужно подталкивать, а потом ещё и всё время повторять: «Да всё хорошо, всё нормально, Рон! Не дрейфь!». А он дрейфит.

Этот – вообще уникальный. Он продрейфил самый большой куш в мире. Мог бы стать обладателем тридцати пяти миллиардов долларов – и для этого ему не нужно было делать вообще ничего. Просто не сдрейфить.

В реальной истории после переезда из Кливленда, штат Огайо, в Калифорнию Уэйн работал вместе со Стивом Джобсом в компании Atari. 1 апреля 1976 года Уэйн, Стив Джобс и Стив Возняк основали Apple Computers. Уэйн создал первый логотип Apple, составил трёхстороннее соглашение о партнёрстве, а также написал первое руководство для Apple I. За это ему полагалась доля в 10 %. Юридически все члены компании несут личную ответственность за любые долги, возникающие из-за любого другого партнёра – не наше ООО, и, в отличие от Джобса и Возняка, Уэйн имел собственность, которая могла отойти в пользу потенциальных кредиторов, если что пойдёт не так. Ведь Джобс занял приличные деньги! Пятьдесят тысяч долларов. Плюсом – неудача с компанией по производству слот-машин, созданной за пять лет до этого. Заопасался Рон, да и решил от греха подальше продать свою долю. Решил и продал. За целых 800 долларов США, уже 12 апреля 1976 года. В День Космонавтики. Запустил тридцать пять миллиардов. Ай, нет, не запустил – описка, спустил. Джобс потом несколько раз звал Ронни назад, и даже премию в виде чека на 1500 долларов за его отказ от любых претензий к созданной компании ему выписал.

Вот так вечно сомневающийся Рон Уэйн целых двенадцать дней был одним из богатейших людей в мире.

Потом будет. Хотя уже и не будет. Ронни Уэйн прочитал в своей ежедневной газете опровержение об избиении американских актёров русскими каратистками. Хмыкнул: «Это они в фильмах крутые и смелые, а на деле слюнтяи и трусы. Девчонкам дали себя побить». И хоть сомневался до последнего, стоит ли ему идти на обед в ресторан, но в этот раз пересилило любопытство. Надев взятый днём напрокат смокинг, главный неудачник Американских Соединённых Штатов сел в такси. Сел, чтобы посмотреть на русских каратисток.

Интерлюдия девятнадцатая

Рыбачит матрос. Тут ему попалась золотая рыбка и говорит:

– Я выполню любое твоё желание!

– Мне ничего не надо. Лучше выполни первое желание боцмана, когда он выходит утром из каюты.

На следующий день выходит боцман, смотрит вокруг и говорит:

– Эх и погодка, якорь мне в задницу!

Восьмиклассники старшей школы Хоумстед в Купертино Стив Джобс и Билл Фернандес курнули на двоих один косячок марихуаны. Дело было в саду у Джобсов – ну как в саду? Росло чего-то, даже цвело изредка, но плодов не давало. А рядом – дикая яблоня, тоже цвела, и даже ужасно кислые яблочки-малютки производила, однако назвать эти два дерева садом могла позволить себе только приёмная мать Стива, американка армянского происхождения Клара Агопян.

Весело хихикая, прыщавые юнцы вернулись в дом и заперлись в комнате Стива, включили на всю громкость Боба Дилана – новый девятый альбом в стиле кантри Nashville Skyline, только что вышедший на Columbia Records. Потом уселись на кровати, достали журнал Sports Illustrated Swimsuit, пролистнули красоток в купальниках на фоне экзотических пейзажей, открыли его на странице с Керту Дирир и занялись ответственным делом, а именно – онанизмом в две руки.

Керту там была без купальника. В смысле – не голая, а, наоборот, одетая. Ну как одетая? Одета она была в новенький адидасовский беговой костюм, что начали выпускать в Павлодаре, на совместном предприятии с западногерманской фирмой спортивной одежды. А фигуру он облегал так… Даже то, что купальник призван скрывать, было как на ладони. Секс-символ и секс-бомба Керту стояла в упоре для забега на спринтерскую дистанцию, чуть повернув голову к Стиву и Биллу, и призывно улыбалась, сверкая голубыми глазами. Под снимком была надпись: «Одна из лучших красных задниц в мире». Что уж имели авторы статьи в виду – неизвестно. То, что Керту в красном адидасовском костюме, или то, что она по настоянию Тишкова и по призыву сердца недавно вступила в КПСС?

И вот на самом интересном месте…

– Стив, там какие-то люди у нас на лужайке, – загрохотала в дверь младшая сестра Джобса (тоже приёмная) Пэтти.

Закрыв обрызганный журнал, начинающие наркоманы и хипари Стив и Билл скатились по лестнице и выскочили на лужайку. Какие-то музыканты всё ещё думают, что сегодня понедельник и продолжается День Труда – ничего другого Стиву в голову не пришло. Где они пьянствовали всю неделю, и почему вдруг решили дать представления для четы Джобсов и их детей – это загадка.

Музыканты, меж тем, вышли из небольшого жёлто-красного автобуса, построились перед домом и грянули The Star-Spangled. Руководивший этими забулдыгами мужчина в костюме и гриме «Дяди Сэма» взмахом руки закончил игру духового оркестра и повернулся к зрителям. Из зрителей имелись два волосатых подростка, да за ними ещё пряталась девочка в джинсовом костюме.

– Молодые люди, мне нужен Пол Рейнголд Джобс, – с французским акцентом в нос проблеял козлобородый дядюшка.

– Мама и папа уехали в магазин, скоро должны приехать, – высунулась из-за волосатиков девочка.

– Неудачно. Нам ещё к Фернандесам, – громко сказал своим трубачам и барабанщику мужчина.

– К Фернандесам? – вышел вперёд очкастый волосан.

– Ты их знаешь?

– Я Билл Фернандес.

– А твои родители дома?

– Нет, они тоже поехали в центр, по магазинам, а потом собирались в церковь.

– Вот незадача, – покачал головой дядюшка Сэм.

– А чего вам надо от наших родителей? Денег они вам за выступление не дадут, – снова вылезло из-за спин пацанов чудо с хвостиками.

– Да нам тут поручили передать им приглашение сегодня посетить ресторан для встречи с… – мужчина в смокинге оглядел пацанов, хмыкнул и продолжил, – для встречи с Керту Дирир и её подругами.

– Керту?!! И там будет Леонсия, и Валья, и Льюда, и даже сама Маша?!!! – завизжала девочка, и попадали сбитыми кеглями оба волосатика – и очкастый, и… тоже близорукий.

– Вынужден огорчить вас, мисс Джобс. Вы ведь мисс Джобс? – получил кивок и продолжил: – Так вот, вынужден огорчить вас мисс Джобс – ни Леонсии, ни Вальи, ни Льюды нет. Маши Тишкофф тоже нет. Но, уверяю вас, новые подруги Керты Дирир им по многим показателям ещё и несколько очков форы дадут – даже Льюде.

– Таких людей не бывает, – хихикнул Фернандес.

– Уверяю вас, джентльмены, я их видел.

– Вы всё врёте! Чего это сама Керту Дирир будет приглашать в ресторан наших родителей?!! – заорала, сдерживая слёзы, Пэтти.

– Ну что вы, юная леди! Вот приглашения, – дядюшка полез в карман смокинга и вытащил два небольших конверта.

– Это правда? – округлила глаза хвостатая, и открыли рты наркоши.

– А вы радио слушаете, телевизор смотрите? Ничего не слышали про русских каратисток?

– Hell in a handbasket! Так это была Керту! Фамилий же не называли. Всё русские каратистки, да русские каратистки, – схватился за очки Билл. Резко дёрнул их, и одна дужка улетела в траву.

– Так Ньюмену и надо! А я ещё жалела его. Он поднял руку на Керту!!! Да сейчас пойду ему глаза выцарапаю. В какой больнице он валяется, мистер?

– О, остыньте юная мисс! Он своё получил, а чужое получил Редфорд. Я согласен с вами, мисс…

– Пэтти.

– Я согласен с вами, мисс Пэтти! С нами, музыкантами, лучше не связываться.

– Вон папа с мамой приехали. Они вам всё равно не поверят.

Мужчина был колоритный – в рубашке с короткими рукавами, весь в наколках. Военный моряк-механик, выброшенный на берег.

– Мистер Пол Рейнголд Джобс? – профранцузил «дядюшка Сэм», когда чета Джобсов, увешанная сумками и пакетами, подошла к оркестру. – В вашу честь.

Грянул гимн. Бывший матрос, представленный во время Второй мировой к награде, но так и не получивший её из-за серьёзного нарушения дисциплины, встал по стойке смирно и лихо бросил руку ко лбу.

Глава 26

Интерлюдия двадцатая

– Что такое дипломатия?

– Дипломатия – это искусство произносить фразу «хороший пёсик» до тех пор, пока под руку не попадётся хороший булыжник.

Алексей Николаевич Косыгин сидел на диванчике в депутатском зале Хабаровского железнодорожного вокзала и разглядывал китайских товарищей. Не в том смысле, что они втроём стояли по стойке «смирно» перед ним, а он переводил взгляд с одного на другого и недовольно покачивал головой. Нет. Тоже сидели на двух небольших диванчиках – работники вокзала перетащили откуда-то, и столик ещё между ними поставили. Не «круглый стол» получился, естественно – скорее, треугольный, но всё же место для переговоров.

Кофею председатель совета министров сегодня откушал достаточно, а потому, не спрашивая, мол, вам чего налить, дорогие китайские товарисси, сказал, чтобы принесли четыре стакана крепкого чая. Удивился, когда через пару минут вошла громоздкая женщина в белом фартуке и поставила на «круглый стол», отдалённо смахивающий на овальный журнальный, жостовский поднос с четырьмя яркими, в крупных цветах, большими кружками. Необычно смотрелись – цветы были не только снаружи нарисованы, но и внутри, хоть и пореже. И фарфор настолько тонкий, что почти прозрачный. По самому верху кружки шла стилизованная под растительный орнамент надпись: «Краснотурьинск». Ну, конечно, дело рук Тишкова. Вот весь он – необычный персонаж, и выдумки его все такие…

– Дологой товарис племьел-министл, – на сносном русском начал переговоры Линь Бяо, когда все отхлебнули по глоточку и покивали головами, соглашаясь друг с другом, что чай получился вкусным. Секретный ингредиент был у Косыгина всегда с собой в маленьком коричневом чемодане – высушенные соцветия пустырника. Если в чай добавить совсем немного и не держать долго, то появляется лёгкая горчинка, и чай отдаёт весь свой вкус и аромат. Малость, а даже плохонький грузинский превращается в изысканный English Breakfast.

Как-то в один из визитов в Великобританию ему подали этот чай с молоком, причём наливали при нём. Их министр иностранных дел Джордж Браун, улыбаясь при этом, прокомментировал: «Видите, молоко наливают первым. Это стало традицией, а всё потому, что тонкие китайские и японские фарфоровые сервизы были очень дороги, а от кипятка могли треснуть. Мы, островитяне – небогатая и бережливая нация».

– Дологой товалис племьел-министл! Наси великие налоды долсны зыть милно, и вместе, назило Амелике, стлоить коммунисм, – Линь Бяо хоть и с приличным акцентом, но вполне правильно строил даже такие длинные фразы на русском.

А и чего бы ему не говорить на великом и могучем? Больше трёх лет прожил в СССР. После получения ранения в 1939 году Бяо отправили лечиться в Советский Союз. В Москве ближайший соратник Мао Цзэдуна выполнял и дипломатическую миссию. Когда военачальник выздоровел – не вернулся на родину, а остался в России, где стал представителем Коммунистической партии Китая в Коминтерне. С началом войны между Гитлеровской Германией и Советским Союзом Сталин стал уделять больше внимания своим восточным соратникам, которые боролись против японцев, немецких союзников. В 1942 году, после трёхлетнего перерыва, он, наконец, вернулся на родину, и почти сразу, на VII съезде партии, Бяо был избран членом Центрального комитета КПК.

Стоит заметить, что и в СССР будущий министр обороны приехал уже с неплохим знанием русского. Он в 1927 году окончил Академию Вампу, основанную Сунь Ятсеном близ города Гуанчжоу. Находилась академия в устье реки Чжуцзян, на острове Хуанпу (на местном кантонском диалекте это название произносится как «Вампу»), от которого и получила название. Это была профессиональная школа военных революционных кадров, которую создавали в Китае при помощи СССР и, в частности, советских советников во главе с маршалом Василием Блюхером.

Блюхером? Косыгин потеребил нос. Надо бы заняться пересмотром дел и реабилитацией видных полководцев. Ну, вот вернётся… Молотов в Казахстане уже начал эту работу – нужно ненадолго прервать, ну, или пусть параллельно делает. Блюхер, Якир, Уборевич – ну вот разве Тухачевский не сильно положительный персонаж. Так пусть думает – у Вячеслава Михайловича светлая голова. Конечно, почти всех их уже реабилитировали в 1957 году, но это на бумаге. Может, нужно фильмы снять, книги написать. Издать биографии. Напечатать наборы открыток, плакаты. Пусть думает.

Пока Алексей Николаевич так размышлял, новый Председатель КПК ничего важного и нового не сказал. Если его почти десятиминутную речь перевести не на русский, а на деловой язык, то получится примерно так: «Ребята, давайте жить дружно».

– Товарищ Линь, а что делать с тем фактом, что восемнадцать ваших самолётов с атомными бомбами летели бомбить Алма-Ату? Ну и давайте вспомним о Монголии.

– Вы же понимаете, что это всё делалось по личному указанию Мао! – перешёл на мандаринский маршал.

– Конечно. А вы были министром обороны и исполняли приказы. И ведь есть ещё Даманский, Жаланашколь, тысячи менее кровавых инцидентов. Там участвовали наши автоматы АК, там летали наши МиГи и Ту, там грохотали гусеницами наши танки. Мы вооружили вас, дали самые передовые военные разработки, даже помогли создать ядерное оружие и ракеты. И всё это обернулось против нас!

– Мы согласны, что такое больше не должно повториться. Каковы же будут ваши условия? – согласно покивал новенький глава Китая.

– Это бесполезная трата времени. Сейчас мы заключим договор о дружбе и взаимопомощи, опять будем поставлять вам технику и технологии, снова станем обучать ваших людей – а иначе какая это дружба и взаимопомощь? И тут у вас опять сменится власть, придёт очередной Мао и опять найдёт причину напасть на СССР. Дескать, опять русский царь с каким-то вашим императором неправильный договор заключили, а потом предатель Линь, он же Бяо, заключил ещё более унизительный для Поднебесной договор. Надо предателя расстрелять и, как говорят наши немецкие друзья: «Und sofort in die Schlacht». То есть, «и сразу в бой». Полетят опять Ту с нашими бомбами на наши города.

Китайцы выслушали перевод и не ринулись доказывать, что такое невозможно. Тоже ведь не дураки собрались.

– А сито вы пледлагаете, péngyou (товарищ) племьел-министл?

Косыгин тоже помолчал. Сам до конца не знал.

– Китай присоединится к протоколу о нераспространении ядерного оружия. Всё оборудование, оставшееся у вас неповреждённым, вы передадите нам. В основном нас интересуют объекты в городе Баотоу. Ничего личного, но поймите: мы должны быть уверены, что очередной сумасшедший не решит вдруг сбросить на наши города атомные бомбы.

– А если на нас, как сейчас, нападёт Америка? – хором все трое.

– И что – сильно помогло? Все ваши крупные города в руинах, флота нет. Да и авиации нет. А вот если у вас не будет ядерного оружия – то ей, этой проклятой Америке, и нападать-то не зачем. Кроме того, мы ведь подпишем договор о взаимопомощи, в том числе – и по совместной защите от интервенции со стороны любых третьих государств. Так сказать, заключим оборонительный союз. Это очень выгодно для КНР, ведь не придётся вкладывать миллиарды юаней в мёртвые железки, не приносящие ничего кроме затрат.

Товарищи приуныли. А на что, собственно, надеялись – что лопоухие русские обрадуются новому старому другу, завалят его деньгами и военной техникой? Помогут восстановить ядерные объекты?

– Холосо. Есё какие-то тлебования есть? – наконец закивал Линь Бяо.

– Конечно. Вот карта. Вот эта территория вашей провинции Внутренняя Монголия отойдёт Монгольской Народной Республике, – Косыгин ткнул пальцем в треугольник, острым концом упирающийся в Баотоу. Там залежи редкоземельных элементов, и СССР их будет добывать. – Это район Баян-Обо.

– Мы говорили об этом. Очень плохой сюрприз для Китая, но Китай ничего не может сделать. Хорошо, эта территория отойдёт Монголии. Навсегда?

Косыгин не думал об этом. А ведь и правда: после того, как рудник полностью будет выработан, никому этот загаженный кусок пустыни не будет нужен.

– Пусть будет 99 лет. На самом деле, зачем нам пустыня.

– Холосо. Есё есть плетензии?

– Илийская народная республика получит независимость, и Китай не будет впредь требовать её. Неправильный царский договор будем считать аннулированным.

– Холосо. Сто с уйгулами и Тибетом?

– Они получат независимость. Зачем вам эти малодоступные горы? Займитесь освоением уже имеющихся земель. На столетия вперёд работы хватит. Ну а там – кто знает, что будет через сто лет? – Алексей Николаевич, махнул рукой, куда-то в пространство и время.

– Плохо, но нам некуда деваться, и потому это тоже принимается. Что-то ещё? – снова перешёл на мандаринский Линь Бяо.

– Всё. Вот только СССР не намерен больше дарить ни технику, ни технологии. За всё придётся платить.

– Мао правильно называл вас ревизионистами. Мы тоже будем идти по этому пути. За всё нужно платить. А что вас интересует? – Линь Бяо захихикал, хлопнул себя по коленям.

– Люди на строительство некоторых сооружений.

– О, люди у Китая есть.

Китайцы пошушукались, остановив переводчика движением руки.

– Сто с бомбалдиловками Китая амеликанцами? – через минуту спросил Су Юй – новый министр обороны Китая.

– Мы приложим все усилия, чтобы они не происходили впредь, – собрался расслабившийся было Косыгин, подумавший, что переговоры закончились.

– А они вас послусаются?

– Мы приложим все усилия. Все. Это значит – все!

– Холосо.

Интерлюдия двадцать первая

Казахский анекдот.

Пресс-конференция по поводу переезда президента Назарбаева в новую столицу Астану (Акмолу):

– Правда ли, что Президент в связи с переездом в новую столицу решил отдать свой Президентский Дворец детям?

– Правда. А банк и телеграф – внукам.

Parkview Kitchen & Spirits, небольшой уютный ресторанчик при отеле в самом центре Купертино, был пуст с самого утра. Русские сняли его на весь день, хоть назначили встречу некоторым жителям городка только на семь часов после полудня.

Сами дипломаты остановились в этом же отеле и попросили хозяина мистера Грегори не афишировать их присутствие. Потом, когда будут съезжать, они обязательно пофотографируются и с самим мистером Грегори, с его женой, конечно же. Керту перед камерой чмокнет в щёчку этого двенадцатилетнего веснушчатого рыжего оболтуса, что по недоразумению родился у двух совершенно брюнетистых представителей армянской диаспоры в США. Подержать на руках дочурку? Да без проблем. А как же подпись под фотографией, ведь их не успеют напечатать? Ну, давайте с дочуркой и оболтусом Керту сфотографируется сейчас. А эти красивые мисс не из «Крыльев Родины»? Ах, как жаль! Можно было бы написать на входе, что здесь останавливалась группа «Крылья». Ах, как жаль! Нет, конечно же, мисс Дирир – это тоже замечательно… да это даже лучше, чем замечательно. Это просто фантастика! Так и напишем: здесь останавливались те самые каратистки, что избили наших ковбоев Пола Ньюмена и Роба Редфорда. Не избивали?! Конечно, конечно. Они сами себе челюсти и руки с ногами переломали. Да, да, он сам упал на нож и так двенадцать раз подряд. О, эти нахалы заслужили, наверное… Они приставали к этой красивенькой мисс? Ка-а-а-ак?!! Этой самой ногой она и сломала челюсть Пола Ньюмена? Ай-я-яй! А можно, сыночек и с юной мисс сфотографируется? Энди, где ты носишься?! А ну беги сюда, сейчас будем делать фото на память! Тебя поцелуют две самые страшные мисс в мире. Ой, извините, я не то имел в виду – не страшные, в смысле страшные – ой, простите, не страшные, в смысле, не красивые, а страшные, в смысле… опасные. Как аллигаторы. Ох, опять простите, мисс Дирир, конечно, вы красивее крокодила. Зубы? А что зубы? Ах, у крокодила кривые зубы? Нет, у вас – вполне себе. Ох, виноват, у вас прекрасные зубы. Прямо американская улыбка. Да где же ты, Энди? Беги быстрее сюда, сейчас тебя будет целовать мисс Дирир с самыми красивыми зубами в мире.

Вечером в городе стало чуть прохладнее, и последнюю пару часов перед встречей русские провели во внутреннем дворике отеля, наслаждаясь превосходным мороженым. Всё попробовали – и клубничное, и из манго, и из неизвестной в СССР маракуйи. Все вкусные. Умеют, гады. Чего русские цари все на север да на восток, где тоже холодно, лезли? Могли бы столько же усилий потратить на присоединение Персии и Ирака, Сирии, Турции, наконец – и тоже бы было в магазинах СССР манговое и маракуйевое мороженое.

Чего Екатерина продала Аляску и кусок Калифорнии пиндосам – в Калифорнии ведь растёт манго?

Не Екатерина? А почему в песне про Екатерину? Откуда пошло слово «пиндосы»? Так латиноамериканцы называли соседей, используя испанское «pendejos», то есть идиот, для именования американцев. Ну, как один из вариантов.

Гости оказались нетерпеливыми – прибыли чуть не за полчаса до назначенных семи. Единственным, кто не заявился досрочно, был Рональд Уэйн. Нет, Ронни тоже вышел из дома намного раньше – но он ведь заказал такси, вот и нарезал сужающиеся и расширяющиеся окружности по нестриженному неряшливому газону добрых пятнадцать минут. В результате вспотел, пропах потом и адреналином. Пришлось бежать в дом и переодевать рубаху – но ощущение нечистого тела осталось. Душ-то не принял.

Войдя в зал, он не нашёл ни одного знакомого лица. Было три семьи с детьми – и всё. Одна была явно не англосаксонской расы – латиноамериканцы или даже мулаты. Раньше бы и внимания не обратил, но в последние полгода всё круто изменилось, теперь приходится присматриваться, какого цвета кожа у твоих соседей.

– Ну, вот все и в сборе. Давайте я представлюсь. Драчёв Иван Тимофеевич, – появился со стороны кухни мужчина. Он был в чёрном мундире, шитом золотом, на голубых петлицах горели три золотые звезды, на поясе в позолоченных, а может, и в золотых ножнах – небольшой кортик.

– Моряк? – поинтересовался Джобс старший.

– Вы – Пол Рейнголд Джобс? – наклонил голову в поклоне русский.

– Да, – специально надел рубашку с короткими рукавами, чтобы все видели его морские наколки, усмехнулся про себя Уэйн.

– Нет, мистер Джобс, я не моряк, хоть в армии и служил на флоте – получается, бывший моряк. Это мундир чрезвычайного и полномочного посланника второго класса, коим я и являюсь.

– Я тоже бывший моряк.

– Так, товарищи – ой, простите, господа – я позволил себе заказать для вас блюда русской кухни, сейчас их подадут. А пока разрешите представить вам своих помощников. Это Керту Дирир. Та самая, можете пощупать.

Зря он это сказал – понял Уэйн уже через секунду, так как за столиками остались только двое. Он и старенькая миссис, что пришла с семьёй Фернандес. Почувствовав себя старым идиотом, Уэйн тоже пошёл пощупать Керту – когда ещё такой шанс выпадет.

Прилично прошло времени, прежде чем все снова расселись. И опять ненадолго.

– А эту девушку зовут Ирина Алфёрова, и она недавно стала главной героиней ваших газет.

Опять зря… С криком: «Русская каратистка!!!» народ опять ломанулся в центр зала, переворачивая по дороге стулья.

Подали русские пельмени. Как зовут ещё двух красавиц – Ронни не запомнил, он выпал из процесса общения. Эта русская каратистка Ирина… не была красавицей. Она была богиней. От неё нельзя было глаз отвести! Да, Керту Дирир это супер. Это секс-бомба. Да чего там: секс-бомба-бомба! А вот Ирина – да за одну её смущённую улыбку такие, как он, мелкие служащие мелких компаний готовы будут свернуть все горы на свете. Богиня! И этим всё сказано. Он механически тыкал вилкой в пельмени, соглашался с возгласами из зала – мол, да, вкусные. И всё смотрел и смотрел на Ирину.

– Господа. Я собрал вас здесь, чтобы предложить вам всем вместе, вот этой компанией, переехать в город Алма-Ату в СССР. Это юг. Замечательные места, немного похожие на вашу Калифорнию. Там тоже вокруг красивые горы со снежными шапками, даже летом. Там спокойно, нет преступности. Почти – пара-то дураков всегда найдётся. Ваших детей мы за государственный счёт обучим в лучших университетах страны, найдём вам и им работу на предприятиях, связанных с электроникой. Вам совершенно бесплатно выдадут большие, рубленные из дерева дома – дворцы.

– А Керту тут при чём? – ломающимся баском спросил молокосос с неряшливым подобием бородки.

– Керту… – дипломат сбился с мысли. – Керту? О, она живёт в этом городе. Сможете ходить к ней в гости.

Лучше бы он этого не говорил.

P.S.

Добрый день уважаемые читатели.

Книга ведь почти закончилась, а комментариев и сердечек кот наплакал.

Глава 27

Событие двадцать второе

Таксист подвозит взрослого, состоятельного дядьку. Тот расплачивается ровно по счётчику. Таксист:

– Я вчера вашего сына подвозил, так он мне 100 долларов на чай оставил.

– Ну так у него папа – миллионер, а я – сирота.

– Петья, ми прилетать завтрья, – Марсель позвонил в час ночи.

– И тебе сладких снов!!! Месье Бик, вы знаете разницу во времени между Пари и Алмати?

– Пари? Этьё спор? – ржёт.

– Это точно спор. Так сколько разница? – всё, уже проснулся – хоть поболтать.

– Мала-мала?

– Нет. Много-много. Твою мать!

– О, моя мама умирать.

– Прости, не знал. Соболезную. Когда похороны?

– Семь льет назьяд.

– Тьфу на тебя!

– Скольико разньица?

– Пять часов. У нас сейчас час ночи.

– Корошо.

– И чего «корошего»? Чего там бубнишь?

– Считать. Тогдья надо выльетать в полночь. Ужье черьез четырьи час. Я побегать. Ждьи, – забибикало. Вот и поговорили.

Ну, две хорошие новости сообщил, не рассказывая о них. Первая: «Боинг-737» Марсель ему купил. Вторая: Керенского в целости и сохранности с грузом на сотню миллионов рублей вернёт.

История с Александром Фёдоровичем началась месяца полтора назад. Сразу после того, как надели аппарат Илизарова, и он полетел в Москву. Туда же из Ленинграда прилетел и предупреждённый Керенский. А ещё туда прибыл Марк Янович Макаревич с грузом чуть не в полтораста килограмм.

Нет, тогда, получается, началась ещё за месяц до этого. Позвонил Макаревич и сообщил, что здание музея изобразительных искусств в Краснотурьинске достроено – нужны экспонаты.

Экспонаты? Когда дал денег на строительство музея, то всякие картины были. Сейчас все висят в его тереме в Алма-Ате, снимать стало жалко. Попробовал одну, но получилось пятно на стене. Не в смысле обои выгорели – просто пустое пространство образовалось. Вот тогда и решил: пора всё награбленное рассортировать. Картины из драконьего клада пусть вешают, золотые безделушки разные, которые хоть каким-то боком являются художественной ценностью, выставляют – а вот всякие царские червонцы, золотой песок и современные золотые украшения везут в Москву. Будем реализовывать, а на вырученные деньги закупим на аукционах в Ойропе чего художественного.

Так и оказался Марк Янович в Москве с грузом золота. Сто сорок семь килограмм триста грамм. Понятно, что в современных ювелирных изделиях золота – едва половина, а в золотом песке – около шестидесяти процентов, но всё равно смотрелось офигительно.

А дальше вступали в игру Бик и Керенский. Марсель осуществлял перевозку и реализацию, а лидер патриотического фронта «Русские идут» должен был, используя старые и новые связи, прикупить на франки, вырученные за презренный металл, настоящие сокровища.

Операция прошла как по маслу. Марсель через зелёный коридор, как посол Франции, вывез три сумки золота – не потому, что объёмное, а потому, что тяжёлое. Там просто сдал по весу на собственный аффинажный завод. Купили они с Петром небольшой, да с приличным ювелирным цехом. Добавили в штат товарища Манфреда Сваровски. И очень, знаете, удачно получилось! Сыновья Фрица Сваровски, то есть внуки основателя Даниэля Сваровски – Манфред и Даниэль II – решили идти к цели разными путями. Большой проблемой стал наметившийся к концу 1960-х годов выход стразов из моды в Европе и США. Тогда-то и решили произвести диверсификацию производственных направлений деятельности: Даниэль II переключился на обработку натуральных алмазов и драгоценных камней, а Манфред стал производить украшения для люстр и линзы для очков. И вот не заладилось спервоначалу у австрийца… Братья начали ругаться. Тут Бик и подсуетился: выкупил долю старшего и забрал вместе со всем цехом к себе в Париж. Люстр армянские дизайнеры к тому времени уже больше сотни различных напридумывали, отобрали пару десятков, и товарищ Манфред начал их выпуск. Сейчас уже новое здание строят. Никакой кустарщины! Пора завоёвывать мировой рынок.

Так вот: превратили золото в гранёные золотые статуэтки – рисунки нарисовал Пётр, вспомнив изделия Swarovski, виденные в двадцать первом веке. Выставили на продажу – и попали в струю. Всё расхватали. Получилось почти десять миллионов рублей.

Осваивать деньги Керенский полетел с радостью. Это первые пару месяцев ходил по «Питеру», ностальгировал – сидел на лавочке в Александровском саду, катался с экскурсиями в Петергоф и Ораниенбаум, ныне Ломоносов. Несколько раз скатался в Гатчину. Но с ногами проблемы – за экскурсией, что несётся, как угорелая, не успевал, и охладел к этому делу. А вот посидеть на лавочке в том же Александровском саду, или в Алексеевском у дворца Великого князя Алексея Александровича, что на улице Писарева! Вспомнить юность бесшабашную, даже подремать, пригревшись на солнышке. Ещё любил время от времени с перебравшейся из Англии внучкой наведаться в Багратионовский сквер и выиграть пару партий в шахматы у пенсионеров и пионеров.

Так чтоб скучал совсем – это нет. Но после кипучей деятельности по организации десанта на Туманный Альбион хотелось бы и продолжения. Мобилизовали старого Сивку крутые горки! Когда позвонил Пётр и предложил съездить в Париж, Вену и прочие Люксембурги и выкупить у кого возможно русские художественные произведения для организации музея, Александр Фёдорович согласился не раздумывая. Ключевое слово – «Фаберже»!

– Давайте, Пётр Миронович, так и назовём нашу затею: «Операция Фаберже». Только вы уверены ли, что мы замахнулись на реальную цель?

А чёрт его знает. Сумел же на рубеже столетия гражданин Вексельберг их выкупить? Приобрёл он тогда девять императорских, самых лучших и дорогих пасхальных яиц Фаберже и ещё около 190 предметов – брошей, табакерок и чернильных приборов. Пётр в то время работал на Богословском алюминиевом заводе, который входил в Империю Виктора Феликсовича. Когда товарищ прикупил в Америке коллекции работ Петера Карла Густавовича Фаберже, их привезли в Екатеринбург, а заводчан, желающих прикоснуться к прекрасному, бесплатно возили в Свердловск на автобусах. Посмотрел. Умел работать Петер Карл!

Но больше даже яиц Керенский вдохновился следующим заданием: возвращение из США колоколов Свято-Даниловского монастыря, и заодно, чтоб уж два раза не мотаться – возвращение архива русского философа Ивана Ильина. Загорелись глаза у человека! Удалось ведь Вексельбергу – а у Керенского и связей, и денег не меньше. Ну, и времена другие. Ещё последние мастодонты той эпохи живы.

Вот так всё началось полтора месяца назад. Время от времени лидер фронта «Русские идут» звонил и отчитывался о потраченных миллионах. С колоколами пока не задалось, а вот с коллекцией Фаберже – получилось. А потом вдруг как плотину прорвало! В дело вступили Романовы, и всякие князья-графья потащили Керенскому, кто за деньги, кто за символические деньги, а кто и бесплатно, культурные ценности. Без помощи Вексельберга Александр Фёдорович основал фонд «Наследие» – туда миллионы и повалили. Вот теперь возвращается с целым
самолётом произведений искусства.

А чего там с колоколами? Где старший Билетникофф?

Набор из 18 колоколов Свято-Даниловского монастыря, который закрыли в 1930 году, сохранился чудом. Его выкупил американский промышленник Чарльз Ричард Крейн, бывший в это время в СССР. Уплатил 17 тысяч долларов и перевёз в США. Набор колоколов установили на башне одного из общежитий университетского городка в Гарварде. Пётр историю помнил – там лет двадцать пытались вернуть, а потом как-то договорился Вексельберг и отлил Гарварду точные копии, а реликвии забрал. Нам-то кто мешает? Только хренью заниматься не будем, пусть сами пиндосы и отольют себе копии за наши деньги. Лить колокола – это непростое дело, и, скорее всего, сейчас в СССР за такое никто и не возьмётся. Нужно подсказать Александру Фёдоровичу – пусть звонит Билетникову, а тот размещает заказ. Для начала торговли нужно иметь сам предмет торговли.

Интерлюдия двадцать вторая

Разговаривают две женщины:

– Вот у тебя муж – моряк дальнего плавания. Ты его видишь неделю в году. Как ты терпишь?

– Неделю-то?

Морская примета: если чайка летит жопой вперёд, значит ветер очень сильный.

Контр-адмирал Жан Лакруа, сын известного флотоводца Второй Мировой вице-адмирала Эмиля Лакруа, вышел на мостик и посмотрел на юг. За ним в лёгкой утренней дымке топал флот Пятой республики. Всё лучшее, что Франция смогла собрать для отправки в Индокитай.

Флагманом шёл авианосец «Арроманш», на нем и держал свой флаг адмирал. Вторым, чуть правее, важно шествовал бывший авианосец «Фош», в прошлом году переделанный в носитель вертолётов для французских морпехов. За ним в кильватерной струе виднелся ракетный крейсер «Кольбер», а вот левее и почти параллельно «Фошу» шёл второй вертолётоносец крейсер «Жанна д’Арк». Из боевых кораблей имелись ещё три эсминца проекта «Сюффрен». Один убежал чуть вперёд, а два были далеко позади, в самом арьергарде. За «Жанной» пыхтело госпитальное судно. Это был теплоход «Гельголанд», который раньше был немецким приморским кораблём-курортом. Недавно американцы переделали его в больничный корабль для войны во Вьетнаме, но из-за каких-то проблем с оплатой он в итоге был перекуплен для флота пятой республики.

Ещё чуть позади телепалась, сдерживая эскадренный ход, пара заправщиков. Где находились три дизельные подводные лодки, приданные флоту – ведали только их капитаны. Где-то поблизости. Ну, и в середине ордера шли два попутчика. Первый – трамп «Элизабет», гружённый парой тысячей вёдер с саженцами кофейных деревьев, а второй – совсем уж необычный кораблик, навязанный им в попутчики премьер-министром Республики Сингапур Ли Куан Ю. Это был захваченный в ходе второй мировой войны японский минный заградитель типа «Окиносима», назывался он KD Singapura. Кораблик был немаленький – метров сто двадцать длиной и более пятнадцати шириной. Даже свой гидросамолёт имел. Единственным минусом было то, что ветерану насчитывалось почти тридцать лет, и он страшно устарел, хоть и мог ещё делать узлов семнадцать. Ну, быстрее и не надо – сами французы из-за разномастности своих кораблей тащились в лучшем случае на пятнадцати.

Цель у французского флота была такая: взять под свою руку как бы ничейные Парасельские острова. Для этого идти под главные калибры американских линкоров было необязательно. Однако имелось и второе задание: сопроводить до Северовьетнамского порта Халонг торговую коробку «Элизабет» с этими треклятыми саженцами. На входе в Тонкинский залив контр-адмирал Жан Лакруа решил сделать остановку и разведать дальнейший путь. Оставалось пройти около двухсот миль, и визуально американцев не наблюдалось. Один эсминец он отправил севернее, пройти вдоль китайского острова Хайнань, в ходе боёв за который США потеряли целую кучу самолётов и морских пехотинцев, а второй, «Сюффрен», должен быть обследовать проход вдоль вьетнамского побережья.

Вернулись через пять часов, оба с одинаковыми новостями. Американцы есть и там, и там. У Хайнаня стоит авианосец с кучей мелочи, а пятьюдесятью милями дальше вдоль побережья Вьетнама прохлаждаются два линкора, и тоже несколько корабликов поменьше. Блокаду осуществляют. Французский флот был сильнее американских эскадр по отдельности. Очень не хотелось адмиралу Лакруа вступать в конфронтацию с недавними союзниками по блоку НАТО, но был прямой приказ: сопроводить идущий под советским торговым флагом трамп «Элизабет» до порта Халонг. Приказ, мать его, есть приказ! Ладно, один авианосец – менее страшная сила, чем два линкора, решил Лакруа и приказал проложить курс севернее, милях в тридцати от острова Хайнань. Уже вечерело – может, в темноте и не рыпнутся США на превосходящие силы французов.

Ошибся… Не те времена. И спутники есть, и локаторы, и самолёты. Заметили, и несколько эсминцев двинулись наперерез. Американцы начали резво, но когда увидели весь ордер, тут же сбросили ход чуть не до нуля, а потом довольно долго шли параллельно. Адмирал уже думал, что пронесло, но тут бывшие союзники вышли на связь и приказали остановиться и назвать цель визита.

– Передай им: «Не ваше дело», и не сбавляйте ход, – обратился он одновременно и к радисту, и к капитану «Арроманша».

Там начали кричать. Ещё ведь сдуру пальнут из чего – тогда придётся их топить, а это самый настоящий Casus belli. Нет, не решились. За последние несколько недель США столько раз в этом районе отгребали по самое не балуйся, что перспектива вступить в войну ещё и с Францией, имея гораздо меньше сил, их не вдохновила.

И опять контр-адмирал Жан Лакруа подумал, что пронесло – но тут по курсу стали всплывать две подводные лодки, а потом слева на юго-западе появились линкоры, а справа стал нарастать тушей огромный авианосец. Теперь силы стали равны. Да какой там «равны»! Где старик «Арроманш», и где эта почти стотысячетонная елда на атомном ходу!

– Поль, – обратился он к капитану авианосца, – подними парочку звеньев, пусть ребята посмотрят на это сверху и доложат, что творится вокруг, пока не стемнело.

Теперь оставалось ждать. Сообщения от пилотов и от оператора за локатором поступили одновременно.

– Сзади больше десятка кораблей. Есть здоровые.

– Вижу курсом зюйд множественные надводные цели.

– Мать… в клещи берут. Что там, Поль, сколько до этих с зюйда? – пора разворачиваться – совсем было решил адмирал, но тут приближающиеся корабли подали по радио условный сигнал. «Операция „Палка“». Повторяю: операция «Палка».

– Русские?! Я до последнего не верил, что они придут, – хмыкнул адмирал и дал команду радисту: – Передай американцам: «Ваш курс ведёт к опасности».

– Ваш курс ведёт к опасности! You are steering a dangerous course! Повторяю…

С американца тоже взлетели самолёты, рванули на юг, но уже через пять минут вернулись. В эфире затрещало, а потом произошло то, что потом Жан Лакруа будет с гордостью рассказывать внукам. «Полосатые» сдулись! Они стали расходиться, уступая дорогу более сильному.

– Мир меняется, Поль. Янки, получившие по зубам – уже не те янки. Берегут оставшиеся зубы. Передай всем: «делай как я», и полный вперёд. Нам ещё больше сотни миль тащиться.

Событие двадцать третье

Приходит мужик в магазин стройматериалов. Продавец ему:

– Судя по вашей физиономии, вы пришли за кирпичом?

Ответ на вопрос «Будет ли объект сдан в срок?» был написан прямо на заборе стройки.

Помяни чёрта. Он и позвонит.

Долго ворочался после звонка Бика – нет, не тревога, просто мысли в голове копошились, да ещё цикады устроили такой гомон, что поневоле позавидуешь северянам. Закроешь форточку – духота, включишь кондиционер – он рычит похлеще цикад. Надо какую-нибудь систему рекуперации воздуха заказать. Почему кондиционер должен обязательно быть в комнате? Пусть где под домом, и помощнее, чтобы на все комнаты хватало. Смогли же это сделать в сталинских высотках.

Задремал, воскресенье всё же – никуда бежать не надо. И тут звонок! Поднялся, а то весь дом перебудит. Когда там придумают наконец сотовый с вибрацией? Лучшие умы ведь собрал в Алма-Ате, а они такое нагородили, с диском для набора номера… Пётр как увидел, чуть в осадок не выпал. Дизайнеры хреновы. Нарисовал им, что должно получиться. Пусть ваяют.

– Пётр Миронович, не разбудил? – Макаревич из Краснотурьинска.

– Чего уж… да и вставать пора. Что-то случилось?

– Ну как… обрадовать вас хочу. Последний комплект кресел для стадиона в Еврейскую республику отгрузили. И оцилиндрованных брёвен для трибун состав отправили. Всё, закончили мы со стадионами. Пётр Миронович, вы в следующий раз, если завод какой забыли построить, или там космодром, то хоть на день, на два раньше предупреждайте. Это был сумасшедший какой-то месяц!..

– Ой, твоя правда, Марк Янович. Никому ничего поручать нельзя. Сам не сделаешь – всё дело загубишь. Спасибо, выручил.

– Нет, тут вы «спасибом» не отделаетесь. Народ ропщет: без выходных два месяца, и по десять часов смены. Деньгами я их, конечно, не обидел, но тут денег маловато оказалось. Другие стимулы нужны, а то в следующий раз людей на такой аврал не поднять, – хитрый. Издалека начинает. Еврей, наверное.

– Говори, Марк Янович – всё, что в моих силах.

– Тут народ прослышал про круизный теплоход, что Захарьинские Дворики купили.

Вот ведь собаки… Просил же Зарипова не хвастать.

– И вам?

– И нам.

– На сколько мест?

– А сколько у Зарипова?

– Сто.

– Тогда сто двадцать. Мы-то и побогаче в разы, и народу в «Крыльях Родины» побольше обитает, – все, мальчики принялись мериться этими самыми… теплоходами. Ага.

– Хорошо. Сейчас осень уже, не успеть – но к весне будет вам теплоход.

Повесил трубку и вспомнил, как опростоволосился с этими еврейскими товарищами. После поездки в Израиль сообщил генералам, что у них будет международный турнир осенью. Поставил перед фактом, что нужно строить четыре стадиона. Ну, сказал и сказал – а тут летом вспомнил и решил узнать, а как?

И узнал, что цемент заказали, доски пилят, гравий мелят. Гравий?

– А стадионы-то не футбольные разве?

– Так комплексные решили, чтобы и с беговой дорожкой.

– Молодцы. Где будут?

– В Биробиджане, в городке Облучье, и в двух больших сёлах – Амурзет и Николаевка.

– Замечательно. Людей-то будет где разместить?

– Строим домики, – а вот это как-то неуверенно вышло у генерала.

– Арон Давидович, а можете доложить по степени готовности стадионов и жилья для спортсменов? – и Кац поплыл.

Цемент вовремя не везут. Стекла нет. Вывод? Не успеют. Мать вашу, Родину нашу.

– А чего в набат-то не бьёте?

– Ну, надеемся, всё поступит – а там всем миром, народной стройкой.

– Эээ… знаете анекдот про реалистический вариант и инопланетян?

Пипец подкрался незаметно. Лауреат, итить её, Нобелевской премии (будущий) сорвал этот самый международный турнир, который призван укрепить мир между народами.

Порычал. Поорал. Потом понял, что зря – начал думать. В Краснотурьинске ведь сделали северную трибуну из оцилиндрованных брёвен – а раз северную сделали, то и остальные можно! Позвонил Макаревичу, напряг с брёвнами и креслами пластиковыми. За глупость и доверчивость всегда нужно расплачиваться. Вот тут придётся расплачиваться круизным лайнером.

Ну, в принципе, для родного-то города – и не жалко.

Глава 28

Интерлюдия двадцать третья

Пришла женщина в налоговую инспекцию:

– У нас с мужем полгода не было секса. Надо ли его сейчас регистрировать как самозанятого, или ещё подождать?

Дмитрий Фёдорович Устинов размял папиросу «Герцеговина Флор» и, сжав бумажный мундштук, сунул в рот. Чиркнул ярко-красной биковской зажигалкой с гербом СССР и поднёс к кончику папиросы. Затянулся, скосив глаза на конец бумажного цилиндрика – тот зарделся малиновым свечением. Пенсионер Союзного значения вынул потерявшую свой белоснежный лоск папироску и, выдохнув ароматный дым, продолжил прерванный разговор.

– А тебе, Николай Анисимович, сколько пенсии положили? У тебя же генерал армии звание, а мне так и не присвоили, с 1944 года в генерал-полковниках хожу. Юбилей послезавтра, двадцать пять лет будет. Сталин ещё дал.

– Двести рублей. Смешно, но всё ждал, когда придут из квартиры в какую хрущёвку гнать, да с дачи прикажут личные вещи забирать. Жена Светлана и дочь Ирина уже начали всё по коробкам распихивать.

– Так бы и сделали – мне сказали, что Шелепин уже на Политбюро вопрос вынес. И знаешь, кто против выступил? Не угадаешь. Тишков – сволочь голоштанная!

– Да, вот бы не подумал… И что, все послушались этого молокососа? – Щёлоков тоже достал сигареты. После отправки в отставку перешёл с «Мальборо» на болгарские «Родопи», хоть старые друзья и предлагали снабжать, да и деньги были у спекулянтов покупать. Из принципа. Не сильно и хуже.

Черненко со Щербицким, переговариваясь о чём-то вполголоса, подошли к накрытому уже хозяйкой Таисией Алексеевной столу и, не прерывая разговор, присоединились к курильщикам.

– Ну что, старая гвардия, за встречу? – поднял рюмку с зубровкой хозяин.

– Давай, Дмитрий Фёдорович, как там: «после первой не закусываю», – Щербицкий первым чокнулся с Устиновым и лихо принял соточку на грудь.

– Интересную фразу сказал уралец наш колхозный, – продолжил Устинов рассказ о заседании Политбюро, на котором всем бывшим решили все имеющиеся блага оставить, и даже переписать госдачи на бывших съёмщиков, сделав их полноправными хозяевами.

– Ага, я тоже слышал, – встрял Черненко. – Говорил, мол, все там, то есть, на пенсии будете. У них сейчас отберут, завтра – у вас. Давайте уважать старых партийцев. Пусть спокойно отдыхают на природе. Что, копеечные дачи не заработали?

– Правда, что копеечные, – стёр капли яда с зубов Устинов. – У самого, говорят, терем царский в Алма-Ате.

– Ладно, я как-то успокоился уже. Возьми да заработай на терем – не старик же ещё, – Щёлоков налил одному себе вторую и, крякнув, выпил. – Хотите, анекдот расскажу? Нет, не про Чапаева, да и не анекдот. Быль. Но смешная, – бывший министр МВД дождался кивков и, разлив теперь уже всем, продолжил: – Выхожу на днях из подъезда утром, мусор выбросить, а на скамеечке сидит полковник Снегирь – лучший опер в МУРе был. Когда Никитка МВД переименовал в МООП, и всякие сокращения с перестановками начались, он в отставку вышел – а молодой совсем ещё, только полтинник отметили. «Не хочу, – говорит, – в муупе ни в каком работать, буду капусту выращивать, как римский император Диоклетиан». Увидел меня, поднялся. «Привет, – говорю, – император, как капуста?» Ощерился и отвечает так с улыбочкой: «Да вот, баба запилила, наелась, говорит капусты – мяса хочется». – «Ну, – говорю, – овечек заведи и им капусту скармливай. Ещё их стричь можно и шерсть продавать. Сейчас вон разрешили опять безразмерные приусадебные хозяйства». Посмеялись, а он потом и говорит: «Николай Анисимович, вы ведь новый закон о самозанятых читали?» – «И что?» – «А нельзя ли частным детективом стать?» – «Ни хрена себе, – говорю, – Шерлок Холмс недоделанный. А кто же тебе будет деньги платить – мужья, что жён в измене подозревают, как в плохих зарубежных детективах?» – «А вот в Казахстане, – говорит, – Тишков огромные премии раздаёт за поимку опасных преступников. Так я могу десяток в Москве захомутать. Если по две тысячи за каждого, то на машину хватит, гараж, и мяса на несколько лет».

– Во жук! – засмеялся, расплескав водку, Черненко.

– И что? – стал вдруг серьёзным Щербицкий.

– Дал ему телефон Тишкова.

– То с этими народными предприятиями затеяли, теперь самозанятые. А кто работать будет? – сплюнул Устинов.

– Ерунда, – махнул рукой бывший министр, – при Сталине сколько артелей было, и ничего – и на заводах людей хватало. Никитка, придурок, лишь бы назло Иосифу Виссарионычу всё сделать – и артели позакрывал, и приусадебные хозяйства порушил. Дожили! Деревенские в магазине мясо покупать стали, а не на рынке им торговать.

– Мне жена пару дней назад рассказывала. Она на дому у одной женщины всегда причёски делает, – закусывая солёными груздями, поддержал Щёлокова бывший любимец Брежнева. – Так вот, приходит, а у той на двери табличка: «Самозанятый парикмахер Иванько Изольда». Раньше подпольный был, а теперь – самозанятый. Сколько им там налога нужно платить – копейки, а люди себя уверенней чувствовать стали.

– Чего «копейки»? Как все – тринадцать процентов, – начал разливать по третьей Устинов.

– Так кто тебя проверит? Шестьдесят ты рублей заработал или сто шестьдесят? Вот все и будут минимальный платить с шестидесяти. Озолотится государство с этих восьми рубчиков, – поддержал министра Черненко.

– Ладно, ну их, барыг… Давайте выпьем за мир. Косыгин выступал, что подписали договор с Китаем о дружбе и взаимопомощи, – поднял рюмку Устинов. – Думаю вот и вправду в самозанятые податься – запишусь и поеду в Китай, консультировать их.

– А здравая мысль, Дмитрий Фёдорович! – даже поставил свою рюмку Щербицкий, – Только не в Китай – ну их нахер, а в Илийскую республику.

– И то верно. Поехали? – «бывшие» переглянулись.

– Поехали, – вынес за всех решение Устинов.

Интермеццо двадцать первое

Перед матчем Уругвай – Россия интервьюер спрашивает Пеле:

– Как вы думаете, сборная Бразилии 1970 года смогла бы победить сегодняшнюю Россию? Пеле отвечает:

– Конечно!

– И с каким счётом?

– 1:0.

– Всего-то?!

– Ну, нам всем уже за семьдесят…

Джин Минго вышел из больницы с маленьким рюкзачком на плече и огляделся. Окна его палаты выходили на сквер, и оттуда через плотную зелёную стену почти не было видно гор. Теперь они отчётливо белели и розовели в лучах заходящего солнца. Красиво! Нужно будет обязательно сходить в горы со скаутами. Нет – пионерами. Они вчера приходили к Джину и принесли этот рюкзачок, полный шоколада, сказали, что собирали всей школой, чтобы отблагодарить спасителя города от страшной беды.

Минго отнекивался и пытался объяснить девочкам и мальчикам в белых рубашках с алым галстуком – почти таким же, как у скаутов, только цвет и узел другой. Так вот пытался объяснить пионерам, что он никакой не спаситель, а просто случайно столкнулся с тем страшным самолётом.

Тогда к его кровати подошла девочка чуть постарше и сказала, что Джин, как и все настоящие герои, очень храбрый и очень скромный. Они на совете дружины единогласно постановили принять Джина Минго в почётные пионеры, а школьную пионерскую организацию переименовать в дружину «имени лётчика Джина Минго».

Бывший футболист хоть и понимал русский так себе, с пятое на десятое, но детей понял и стал махать руками, уговаривая их не делать этого.

– Я не ест правилна герой. Я ест приносит несчастина. Тишкова нога раздавит. Тане рука подломат. Чуть Маша и остальные не убиват. Самолётку не сбиват. Это ест самолётка менья сбиват. Я плохой герой, не насящий.

– Настоящий! – сказала девочка постарше и повязала ему на шею красный галстук.

– Пионер, к борьбе за дело Ленина и коммунистической партии будь готов!

– Всегда готов! – гаркнули детишки и отсалютовали Джину.

Что оставалось делать? Джин встал с кровати во весь свой почти двухметровый рост, поправил алый галстук и тоже отсалютовал детишкам, правда руку поднёс ко лбу, как привык.

– Всьегта готоуф!

Пионеры звонко засмеялись и принялись учить чёрного великана делать правильный салют, а не отдавать честь, и правильно говорить: «Всегда готофф». Потом старшая девочка сунула ему свою ладошку, которую Минго очень-очень аккуратно принял в свою огромную лапищу и легонько пожал. Ладошка была такая тёплая и беззащитная, что на глазах великана невольно навернулись слёзы.

– Всьегда готофф!

После пионеров, узнав, что Джина выписывают из больницы, к нему пришли футболисты из местного клуба. Это, конечно, был не настоящий футбол – но парни тоже старались, тренировались, и даже иногда побеждали. Пришли они вместе с новым тренером, совсем ещё молодым, но очень солидным мистером Лобановски, и уговорили его на две вещи: во-первых, поиграть немного с ними в их соккер, а во-вторых, пойти завтра вместе с командой в предгорья, на пикник. Там даже один футболист был, который сносно говорил на английском. Оказывается, пикник не совсем обычный – и только для них сделали исключение, потому что он будет прямо в яблоневом саду. Есть в этом чудном городе такая традиция.

Летом в густой тени яблонь алмаатинцы устраивают пикники – с расстеленными одеялами, заготовленной по случаю снедью и прохладительными напитками, ну и немного с горячительными – как без того? Бегают дети постарше, играют в волейбол-бадминтон. Рядом ведут степенные беседы разомлевшие взрослые и носится с восторженным повизгиванием резвящаяся малышня. Колхозно-совхозные власти не препятствуют такому временному вторжению в сады. Да и как им препятствовать – это ведь городская традиция, заложенная ещё в былинные времена, когда город назывался «Верный».

Правда, по мере созревания плодов доступность садов для массовых посещений, и особенно с детьми, становилась не столь лёгкой. За сохранностью урожая следили грозные объездчики с плётками, которые денно и нощно патрулировали вверенные им участки в поисках непрошеных гостей. Обычно этим делом занимались в колхозах-совхозах суровые кавказцы, и многие эти самые пионеры-школьники испытали на своих детских шкурках неотвратимое возмездие за расхищение социалистической собственности.

– Что есть «кавкасцин»? Они бить детей? Пионьеров? Я пионьер! – Джин ткнул громадным кулаком себя в грудь, на которой торчали малюсенькие хвостики от галстука. Поди обхвати у этого буйвола шею! Писец всем кавказцам Союза.

– Да так… Пугают. Чтобы не вор… Чтобы не тыри… Чтобы не расх… Чтобы не ломали яблони.

– А, шальить?

– Йес, йес – шалить. Пугать.

– Гуд, шальить плоух.

– Идём завтра?

– Йеп. Оф кос. Коньечна!

– Замечательно! Тогда в девять подходи к стадиону. Будет автобус.

– Файн. А где Теофило Хуан Кубильяс?

– Трофимка-то? Так к своей Леонсии побежал. Её уговаривает с нами завтра идти, и Сенчину с Толкуновой. Только он теперь никакой там не Теофилос Кубиньес Арисагос. Он – Трофим Иванович Арисагин!

– И Керту будьет?!!!

– Не. Керту, Трофимка говорит, в Америке с посольством.

– Плоух.

– Ещё будет сборная по женскому хоккею на траве. Там две такие индианки… Все пальчики оближешь.

Минго взглянул на свою огромную пятерню и спросил:

– Пьять индианк. Зачьем их лизат?

– Ох, завтра узнаешь. Минго, а тебя правда представили к званию Героя Советского Союза?

– Ох. Не говорьи! Правдашно!

Интерлюдия двадцать пятая

Командир полка в своём кабинете. Звонок телефона:

– Полковник Петров слушает.

– Товарищ полковник, вы дурак!

– Кто говорит?!

– Все говорят…

Таракан Ёж смешил к своей Мерлин, к своей рыбке. Он добыл огромную крошку шоколада, и не просто шоколада! Это был отвалившийся и упавший на пол кусочек от самой вкусной сладости – глазированного зефира. Внутри коричневой ароматной скорлупки была частичка розового суфле. Она чуть заметно пахла яблоками, корицей и ещё чем-то. Вкусно пахла. И сама крошка, без сомнения, вкусная. Его Мерлин понравится.

Крошка была большая, и нести её было неудобно – тогда Ёж забросил лакомство себе на спину. Кусочек шоколада при этом расположился почти на голове. Ничего, вон уже щель между стеной и кухонным гарнитуром. Откуда эти слова всё время вылезают?

Занятый мыслями о том, как порадует свою Рыбку этой вкусняшкой, и с перекрытым обзором, Ёж и не заметил, как на кухню вошла Маша Тишкова. Буквально в последнюю секунду он почувствовал опасность и попытался сбросить сладкую поклажу. Поздно: маленькая изящная туфелька наступила на Ежа, и мозги из его маленькой треугольной головки смешались на полу с шоколадом и зефиром.

И тут случилось странное… Ёж вспомнил всё о себе – мысли в маленькой головке больше не перепутывались. Теперь они летели вверх, прямо как выпущенная из винтовки пуля. А ещё перед ним промелькнула вся его жизнь. Жизнь в человеческом теле. И никакой он не таракан Ёж – он Николай Ежов, непримиримый борец с врагами своей страны. И он не жалеет, что отправлял на расстрел тысячи людей. Это не были люди! Это были враги. И эти враги в конце концов нашли способ избавиться от него. Они обвинили его в подготовке заговора с целью устранения высшего партийного руководства. Бестолочи, ничего умнее не придумали… Если бы захотел, он это руководство расстрелял бы из собственного пистолета без всяких заговоров. А ещё, чтобы унизить, его обвинили в мужеложстве, нашли каких-то артистов. Дебилы, у него были красавица жена и красавица приёмная дочка! Что, интересно, теперь с ней? Вторая жена. Повесилась перед его арестом, когда его уже сняли с должности наркома водного транспорта. Предчувствовала и понимала, что ей грозит. Не хотела переносить избиение и унижения – лучше самой. А он прошёл через все эти муки – и признался, конечно, во всём. Разве можно не оговорить себя, когда тебя избивают и пытают день за днём целый месяц? Каждый день и каждую ночь.

На суде же Николай Иванович всё отрицал и сказал, что чувствует за собой только одну вину – слишком мало врагов Советской власти он уничтожил. Что такое 14 тысяч? Врагов гораздо больше – и вот они его и достали. Мало.

И почему-то вспомнилась особенно ярко не вторая жена, а первая, Антонина Алексеевна, с которой он развёлся в 1930 году и тем самым сохранил ей жизнь. Поругались тогда из-за того, что он часто стал напиваться. Так попробуй не напейся с такой работой…

Ага, вот почему вспомнилась Антонина: каждую осень она делала бесподобный зефир. Без шоколада, понятно – просто зефир. Разный, со вкусом ванили или с вишней. Простой ведь рецепт – почему его не готовят Тишковы? Вон у них сколько яблок. Вспомнил, как несколько раз помогал Тоне делать этот зефир, взбивал яблочное пюре с яичными белками. сначала он резал три яблока пополам и очищал от косточек, потом Тоня несколько минут запекала их в духовке. Готовые яблоки он потом толкушкой превращал в пюре, в это пюре специальным мерным стаканчиком жена добавляла сахар и ставила на плиту – ненадолго, только чтобы сахар разошёлся. После этого яблочное пюре перекладывалось в банку и ставилось под струю воды, чтобы охладить. Через несколько минут, когда пюре остынет и чуть загустеет, и начиналась та работа, ради которой Тоня его привлекала. Нужно было добавить пару яичных белков к пюре, а дальше долго и упорно всё это взбивать в высокой кастрюльке. Рука уже у Николая Ивановича отваливается, а эта неумолимая кулинарша всё твердит одно: «Быстрее взбивай! Плохо получается. Испортишь мне всё». Сама в это время в небольшой кастрюльке варила сахарный сироп с добавкой желатина.

Наконец у Ежова получалась белая однородная масса. Антонина тонкой струйкой начинала добавлять загустевший сироп в кастрюльку, приговаривая при этом: «Да быстрее ты вилкой шеруди, сейчас самый важный момент». Минуты через три это заканчивалось, и она начинала перекладывать белую воздушную массу в заранее наверченные из плотной бумаги формочки. Оставляла Тоня сладость на всю ночь сохнуть, а утром посыпала их сахарной пудрой и звала Николая Ивановича пить чай с зефиром.

Взглянуть бы сейчас на Антонину Алексеевну, мысленно попросил Ёж у потолка.

– Рано ещё тебе, – ответил потолок. – Сейчас полетишь в одно место – там не враг твоей стране, там просто дурак.

И Ёж с той же скоростью пули, что поднимался вверх, стал пикировать вниз. Бах – и он снова таракан. Большой таракан. Рыжий таракан. Неужели всё по новой? Ёж устал быть тараканом. Он хотел покоя, тем более теперь ещё и его Мерлин рядом не было.

– О, ти като? – полный седой человек с каким-то странным дефектом речи разговаривал с ним. Нагнулся и рассматривал Ежа.

– Я Ёж, – сказал Ёж и удивился. Он теперь умел говорить.

– Ха-ха. Ёс. Я вил есей. Ты ни ёс. Ты таркан. Я снаю, ты таркан, – развеселился старик с невнятной дикцией и проглатыванием букв и слогов.

И тут потолок подсказал Ежу, кто это. Вот оно что… И правда – не враг. Всего лишь дурак, и больной человек. И этот идиот руководил восьмьюдесятью процентами всей промышленности СССР, требуя всё больше и больше денег для ВПК – и, несмотря на слабоумие, стал четвёртым человеком в стране. Андрей Павлович Кириленко. Друг и соратник Брежнева. Вместе работали в Запорожье. Слесарь, оставшийся слесарем, хоть и превратившийся в бульдозер для продавливания решений по выделению денег на оборонку. Зачем народу холодильники и рубашки? Ему нужны сотни тысяч танков. Миллионы танков. Не нужны трактора. Нужны БТР.

– Тык посем ты ёс? Ты вет таркан, – продолжал приставать человек с атрофией мозга.

– Да, я таракан. И я Ёж. А ты – идиот, но это ведь не мешает тебе быть Андреем Павловичем Кириленко, – горько произнёс Ёж. Во что после смерти Сталина выродилась элита великой страны? В косноязыких идиотов, цепляющихся за власть. Да даже не за власть, а за кормушку у этой власти, за чешские ботинки, за американские штаны, за немецкий спортивный костюм, за венгерский зелёный горошек, за болгарские овощные консервы, за краковскую колбасу. Враги, всё равно они враги! Именно из-за них, жадных безмозглых говорунов, разваливается страна.

– А посем у тя шесь ногив? Мини тож над. Бистр бегать мож. Побесали до двери и зад. Кто ково догонь и перегонь.

Глава 29

Событие двадцать четвёртое

Злейший враг российских футболистов – российское телевидение! Постоянно показывает игру сборной в замедленном темпе!

Твит сборной России перед матчем с Данией: «21 июня. Россия – Дания. Все в наших руках». Опять Дзюба…

Пётр летел в Москву неохотно. Хотел даже больным сказаться, но тут неожиданно позвонили из Швейцарии и сказали, что Москву решил посетить не много не мало, а сам Президент ФИФА Стенли Роус. Точно придётся ехать – всё же шишка первой величины. Да ещё и англичанин, нация обидчивая.

Собрался – и тут опять звонок, на этот раз от нашего председателя спорткомитета Павлова Сергея Павловича, комсомольца бывшего. Просветил про приезд футбольной шишки. Оказывается, едет он не один, а решил прихватить с собой двух функционеров футбольных чуть пожиже. Будет с товарищем Роусом Президент УЕФА Густав Видеркер – этот швейцарец, да и знакомый. И до кучи приедет Президент АФК, то есть Азиатской футбольной конфедерации. Товарища зовут Тунку Абдул Рахман, и он из Малайзии.

Понятно, что хотят узнать, всё ли готово к турниру, и не только. Тут Пётр ведь чуть не опростоволосился. Что значит – не специалист! Оказывается, раз турнир международный, то нужны и арбитры особые, «спортивные рефери международной категории». Так-то в мозгу эта информация имелась, но вот не вылезла вовремя – а тут был на тренировке «Кайрата», общался с Лобановским, а он и спрашивает, «а судьи кто?». По Грибоедову прямо.

Понял, что опять дебил. Позвонил Павлову, но не понадеялся на бывшего комсомольца – ещё и Бику звякнул, пусть бросит клич по Франции, желающие нужны поехать к чёрту на кулички. Павлов обещал двоих наших и болгар пару, а Биг легко нашёл полный комплект – и главного, и боковых.

И это никакой радости не принесло – четыре стадиона ведь! Пришлось опять звонить Павлову – связывайтесь, мол, товарищ, с УЕФА, пусть подгонят. А теперь всей кучей приезжают. Хорошо это, или плохо?

В Москве осень. Листья сыплются с деревьев, дождик моросит. Серо, сыро и неуютно. Хорошо жить на юге… Дядьки футбольные все старые и солидные. Попеняли, что не продуман турнир, но судьями пообещали обеспечить – «за ваш счёт». Да не деньги это, присылайте лучших. У нас медали золотые разработаны памятные, так всех рефери, или как их там называют, озолотим. Это ведь ровно сто грамм чистого золота. Или серебра, смотря как себя вести будут. Шутка.

Не засмеялись. Попереглядывались, и спрашивает Президент УЕФА Густав Видеркер:

– Товарьищщь Секретьяр, – русский-то знает, – а мочно увельичить кольичейства команд?

– Можно поподробнее? – ничего не понятно.

– Можно, – перешёл на английский. – У нас была задумка провести международный турнир, Мемориал Руаля Амундсена. Это человек, который первый побывал на Южном полюсе Земли. Планировалось четыре команды: Финляндия, Дания, Норвегия и Швеция. Должен был пройти в этом году первый раз, в Норвегии – но в последний момент их федерация заявила, что не сможет принять турнир. Забастовка работников на стадионах. У вас двенадцать команд – пусть будет шестнадцать? Там ведь четыре стадиона. Скандинавы – на своём, и результаты их игр будут зачтены в рамках мемориала, а дальше всё, как вы и планировали.

– Не проблема, с радостью примем. Тогда перелёт или переезд спортсменов до Ленинграда – ваша задача, а дальше уж мы сами, – а чего? Теперь два «Боинга» есть, перевезём легко.

– Вот и хорошо. Я бы тоже поприсутствовал, – обрадовался швейцарец. А кремень мужик, даже бровью не выдал, что с Тишковым давно и плотно знаком. Как-то ещё английский бонза на их ковровые негоции посмотрел бы?

– Рады будем принять.

Интермеццо двадцать второе

Если на сольный концерт пришло мало людей, можно ли считать это малосольным концертом?

Разговаривают два певца:

– Как прошёл ваш последний концерт?

– Вообще-то говоря, хреново!

– Ты не приукрашивай, говори как есть!

Всё-таки у Папы Пети получилось. Приняли постановление о прибавлении к Седьмому Ноября ещё одного выходного дня, чтобы дать народу отойти от официоза и помпезных демонстраций и немного отметить с семьями и друзьями. Глядишь, так и чуть менее иронично станут люди к Октябрьской революции и всему, что с ней связано, относиться. Повернём коммунизм к народу человеческим лицом, а то всё больше на его зад смотреть приходилось. И – небывалое дело! – согласовали проведение в этот день большого праздничного концерта без псалмов про юный Октябрь, а просто с хорошей музыкой, чтобы люди повеселились за столом. Всех собрали! Пригласили даже гостей из-за границы. А чего б и не пригласить – всё равно наши песни поют. У Нугаро с учениками-соратниками и переводчиками конвейер молотит как заведённый. Ну а Маша Тишкова наконец осмелилась спеть свою песню. Песню Вики Цыгановой. Смотря трезво – ну, конечно, не суперхит, по сравнению с теми, которыми «Крылья Родины» планету сотрясают, но должна же и популярность, наконец, поработать на неё! Зря, что ли, три с лишним года все соки из себя давила? Съест публика и эту песенку, да ещё и похваливать будет. Нормальный лёгкий эстрадный рок-н-ролльчик, в реальной истории такое тут в это время и играли, только слово это говорить опасались. Маша поправила на плече ремень любимого «Космоса» – дядюшка Лео лично сделал для неё модель с уменьшенной мензурой, как у «Рикенбекеров», чтобы девчоночьим рукам было полегче управляться с гитарой, да и вид не такой комичный. Впрочем, тело, унаследованное от Маши Нааб, за последние месяцы принялось буйно тянуться и округляться – уже и не скажешь так-то, что девчонка-соплячка. Почти четырнадцать лет. Пацаны в школе прохода бы не давали, но к звезде все-таки приставать стесняются. Небось, сидят сейчас у экранов, ждут, когда одноклассница жару задаст. А и задаст! Всякий будет думать, что ему поёт. Маша-Вика украдкой перекрестилась, дождалась незаметного сигнала от режиссёра и пошагала в центр сцены Кремлёвского Дворца.

В лёгкой дымке золотой засыпает лес ночной,
И деревьям снится лето под багряною луной…
А концерт получался на загляденье! И на заслушанье. Конечно, чуть не половину программы закрывали разные составы «Крыльев», но нашлось место и другим кумирам советской публики. Магомаев, чуть ревниво поглядывая на подпевку из той же студии «Крыльев», окутывал зал бархатом «Голубой тайги». Бодрым ритмом «Лучшего города земли» и экзотическим выговором не давал народу впасть в меланхолию Жан Татлян. Володя Макаров настойчиво утверждал, что едет за туманом, но хоть песня и была всеми любима, но в то, что этот щёголь в остромодной тройке от Габбаны хоть раз бывал там, где пахнет тайгой, никто, конечно не верил – и всё равно хлопали, сбивая ладони, уж больно хорошую вещь написал Кукин. Поразили необычным сочетанием тягучих напевов и плотного, мясистого электрического джаза туркмены из «Гунеш» – ну, этих пришлось немного попинать, чтобы они лет на десять раньше нащупали тот звук, с которым будут в реальной истории греметь и в Союзе, и далеко за его пределами. Впрочем, аранжировки по Машиным подсказкам поправили всем – режиссёру концерта кто-то спустил такую страшную бумагу, что тот бегал за недорослью на цырлах и готов был исполнить любой её каприз. Ну, старалась не злоупотреблять.

Это лето кончилось, кончилось, больше не вернётся…

Отчего же сердце так, замирая, бьётся?

Подтанцовка давала огненного твиста, даже с элементами линди-хопа – то есть акробатического рок-н-ролла. На проигрышах задорно переговаривались гитары Маши и длинного усатого очкарика из Эстонии Тийта Паулуса, которого где-то раздобыл почти однофамилец Паулс. Кто бы мог подумать, что этот типично прибалтийского вида унылый дылда умеет так зажигать! Эх, хорошо – и публике песня явно зашла, как к себе домой. А что? Всему своё место и время. В двухтысячных она была уже явно не на своём месте. Правда, в основном ситуация обратная – ну как тут споёшь «Андреевский флаг» или чего иное про господ офицеров? А в прошлом-будущем принимали на ура. Конъюнктура-с. А прокололась всё-таки – мычала себе под нос на какой-то репетиции «Русскую водку», народ прислушался и потребовал озвучить. Теперь неофициальный гимн студии, и в рестораны как-то просочилась. Пускай. Придумала экспромтом какую-то муть вместо «коммунизм бы наступил», но народ не обманешь – сами додумали, поют контрреволюционную строчку, как Вадик сочинил. Как он там? Уж давно отплакала своё по мужу, оставшемуся в другой жизни, но нет-нет, да и кольнёт. Не сейчас, не сейчас – сегодня веселимся. Зубы стиснула, и вперёд. Сорок лет на сцене. Ноблесс оближ.

В золоте осенний лес, полон сказок и чудес,
И на нас с тобой смотрят звёзды синие с небес…
Приехала Мирей Матье, а с ней – совсем молодой, ещё почти никому не известный, едва успевший начать сольную карьеру в Париже бородатый гений Демис Руссос. Заявился Челентано, хоть его никто и не приглашал – но приняли как родного. Ну, понятно, пожаловали Карел Готт, Славко Авсеник и разные прочие добрососеди. Конечно, не обошлось и без Анны Герман. Она успела поездить по Мексике и Белизу с концертами религиозной музыки, вела пропаганду среди меннонитов, из которых происходила сама – но вот недавно вернулась, полная впечатлений и новых сил, а следом за ней повалили степенные бородатые переселенцы с огромными семьями и целыми кораблями скарба. Папа Петя попросил найти ей какую-нибудь особенную песню. Маша долго думала – и «написала» для неё «Земля – Юпитер» Жени Теджетовой. Волшебная певица, которой Бог не дал долгой жизни, как и самой Анне в другом мире. Здесь так не будет. Такие ошибки истории необходимо исправлять.

Поразил в самое сердце Ким Ир Сен – прислал целый батальон ослепительных красавиц, хоть и немного косоватых. Называется – ансамбль «Моранбон». В реальной истории аналогичный трюк провернул уже в десятых годах следующего века его внук Ким Чен Ын – только тут он ведь ещё и не родился. Папа Петя ему шепнул чего, что ли, или во временной ткани проколы какие-то пошли? Чёрт его ведает. Песни девочкам написали простенькие, но общий эффект – сногсшибательный, мало чем «Крыльям» уступит. Надо срочно под крыло брать и формат им придумывать, чтоб друг у друга аудиторию не отбирать. Гвоздём программы – гость из бурлящих очередной междоусобицей Штатов Билли Джоэл, которому по договорённости в истории с фашистом-олимпийцем пришлось отвалить полдюжины отличных песен. Прямо перед концертом родилась идея устроить сюрприз – пришлось ограбить Элтона Джона и группу «Блю» на убойный хит Sorry Seems to be the Hardest Word. Его вместе с Билли исполнил красивым хрипловатым баритоном Джин Минго. Черная физиономия и новенькие фарфоровые зубы геройского вертолётчика сверкали не хуже, чем Золотая Звезда у него на лацкане. Как раз под праздник Подгорный вручил. А ярче всего сияла в этот вечер едва втиснувшаяся в кресло в первом ряду зала Бувинур Габдрахмановна Умраева, вернее, уже неделю как Минго. Любовь – куды бечь!

Обмануть тебя нельзя – я смотрю в твои глаза,
А в глазах блестит, я вижу, с неба павшая звезда.
Какое побоище вышло из-за подбора песен «Крыльев» для концерта – кто бы знал! Понятно, на концерте по такому поводу нельзя было не спеть «Интернационал» – но в остальном повторять программу с «Уэмбли» не хотелось, и так то шоу чуть ли не каждый месяц по телевизору крутят. Выбрали в итоге самое весёлое, самое жизнеутверждающее, стремясь не столько поразить, сколько порадовать. Дело к зиме – не пройти мимо «Снегирей», с которых вся эта история начиналась. Одно удовольствие было смотреть на широченную улыбку дирижировавшего оркестром Отто Августовича Гофмана. Уж теперь этот чудесный человек точно не погибнет в дурацкой аварии, а будет много-много лет радовать отличной музыкой всю страну. Дальше – «Трус не играет в хоккей», причём Богатикову дружно подпевала целая шайка олимпийских чемпионов, среди которых выделялся экзотическим цветом лица и особенным усердием вратарь сборной СССР Камал Кишан Сингх. Голос у него был козлиный, но бравому сикху предусмотрительно отвели место подальше от микрофона. Дальше, конечно, свежайшая бомба – «Как на войне», под оскароносный клип на доработанной модели гигантского экрана с «Уэмбли». Расстарались мужики из «почтового ящика», сделали такую красоту, что заказы от владельцев стадионов и больших концертных залов валят косяком. А ещё сильнее пришлось расстараться коллективу
поэтов-песенников крыльевской студии, чтобы обеспечить эту весьма смелую композицию русским текстом, так сказать, «для всей семьи». «До свидания, чёрт с тобой» кое-как отстояли, но больше почти ничего общего с творением братьев Самойловых не осталось. Ну да и ладно. Научились уже мозговые штурмы проводить – за пару вечеров выдали на-гора вполне удобоваримые стихи. Что-то там про «плывём в челне как по Луне», и тэ дэ и тэ пэ. Кто ж знал, что песня, взятая строго для экспорта, так громыхнёт, и придётся локализовать? А, фиг с ним, нормально получилось. Вон как народ руками машет. Сейчас ещё увидят, как Ирка ногами машет – вообще с ума сойдут.

Это лето кончилось, кончилось – или показалось?

Это лето кончилось, кончилось – а любовь осталась.

Маша взяла последнюю, высокую, вибрирующую ноту, оркестр грянул коду – и публика рванула эмоциями. Да! Наконец-то. Последний гештальт – подарить миру не позаимствованную, не переделанную, а свою собственную песню – закрыт. Теперь всё точно будет хорошо. Всё-всё! А вот и сам концерт – уже всё. Ну, почти всё – остался один участник. Девочка Роза. Конечно, будет ещё финальный «Интернационал» с выходом всех – но сейчас очень важный, где-то даже драматический момент. Очень хотелось бы, чтобы эту песню послушали все власти предержащие в мире – и чуть-чуть задумались.

Расскажите, птицы, что вас манит ввысь?
Надо мною вы так дерзко вознеслись…
Может, потому вам так легко лететь,
Что к успеху не стремитесь вы успеть?
Что не мучат вас обиды прошедших лет,
Крылатых лет,
Прекрасных лет…
Звонкий, как пастуший рожок, голос Розочки Рымбаевой плыл, переплетаясь со звуками арфы. И вот, вместе с припевом, широкой рекой вступил остальной оркестр, а Роза рывком вышла на полную проектную мощность:

Полно, летите, летите
Через полночь и солнце в зените.
По куплету всему свету
Вы раздайте песню эту
И дождей ночных серебряные нити.
И вот теперь – то самое, из-за чего хочется, чтобы президенты, секретари, премьер-министры вместе с помощниками и переводчиками сейчас прилипли к телевизорам и приёмникам. Скоро закончится этот год, может быть, самый страшный в истории планеты. Многие, очень многие этого не поняли, ведь всё происходило где-то далеко от них, в краях, которые для большинства людей в мире – что-то из сказок или отвлечённой, книжной истории. То, что жуткие события лета 1969-го так и не распространились за пределы сравнительно небольшой части Азии – не заслуга людей, облечённых правом принимать самые важные решения. Скорее, иные из них считают это своей недоработкой. А вот не надо так думать. Пора включить голову и начать применять её по назначению.

Расскажите, птицы – времечко пришло,
Что планета наша – хрупкое стекло.
Чистые березы, реки и поля,
Сверху все это – нежнее хрусталя.
Неужели мы услышим со всех сторон
Хрустальный звон?
Прощальный звон?
Что ж, а теперь «Интернационал». Ага, вон и Фурцева…

Глава 30

Интерлюдия двадцать шестая

Беседа двух женщин в самолёте:

– Что вы все о самолётах, да о самолётах! С поездами тоже аварии бывают. Вот шёл как-то поезд, а в него самолёт врезался…

Маршал авиации Евгений Яковлевич Савицкий ненавидел тревоги. Он ненавидел их в войну – но тогда по крайней мере успел кое-как к ним притерпеться. Куда хуже он стал относиться к ним в послевоенное время, и с ростом в должностях каждое ЧП вызывало у него всё большее нервное напряжение. Год назад заместителя командующего войсками ПВО СССР вытряхнули среди ночи из постели – угроза приближалась с самого противного и болезненного направления. Неопознанный самолёт рвался со стороны Северной Америки к Чукотке. Куда он прёт? К базе баллистических ракет у Анадыря? Не стало спокойнее, и когда обнаружилось, что это не провокация вероятного противника, а личная одиссея банды каких-то сумасшедших стариков. Такое напряжение быстро не спадает – а ведь успели уже поставить на уши весь Дальний Восток! В те же дни дочь Светка впервые участвовала в международных соревнованиях по пилотажному спорту – и хоть в ней маршал был уверен, как в себе, но всё равно нервы! А когда Светлана вернулась с кучей медалей и услышала от отца эту историю – потребовала немедленно познакомить её с «русскими героями воздуха». Евгений Яковлевич с гораздо бо́льшим удовольствием вытряс бы душу из одного-двоих престарелых хулиганов, прибавивших его голове столько седых волос, но такая уж в семье сложилась традиция: Светлане никогда и ни в чём не было отказа, и родители ни в малейшей степени не пытались на неё повлиять. Какая-нибудь другая девушка могла бы удариться во все тяжкие, приняться гулять, заставить отца и мать краснеть и выручать себя из разных некрасивых ситуаций. Не такова была Света Савицкая! С самого детства она мечтала только о небе, и отец, выросший беспризорником и никогда не знавший запретов и понуканий, не препятствовал дочери, когда та записалась в школу ДОСААФ, не требовал дневник, как должное воспринял известие, что девушка закончила школу на одни пятёрки, поступила в МАИ и одновременно была зачислена в сборную Союза. Всё – сама. Если бы он хоть как-то попробовал ей помочь, скорее всего, дочери бы у него с той минуты не стало. Характер! И ведь даже не сказать с гордостью, что воспитал такой – сама себя воспитала.

И вот настал день, которого в душе побаиваются даже маршалы. Дочь привела в дом жениха. Бравый военный, капитан, кавалер ордена, имеет прямое отношение к авиации, известен всей стране – мечта, а не жених, не правда ли? Вот только… жениха звали Михаил Михайлович Струков, и было ему ни много ни мало – восемьдесят пять лет.

– А что, Женечка, не ты ли запрещал запрещать Свете? Не ты ли своим примером научил её делать только то, что она считает правильным, и ни с кем этого никогда не согласовывать – кроме непосредственного командира? Так уймись же теперь, дорогой, ты ей больше не командир – дочери нашей двадцать один год, – ядовито выговаривала маршалу жена Лидия Павловна.

– Да вы что же, бабы? Сговорились?!! – бушевал на кухне просторной маршальской квартиры Савицкий, давясь папиросным дымом и яростно скребя обширную раннюю лысину. Ему было пятьдесят восемь. Кандидат в зятья ещё за два года до его рождения получил диплом инженера.

– Михал Михалыч – настоящий герой. Уж ты-то должен это понимать, как никто.

– Боже мой, Лида! Я разве спорю?! Да разве речь об этом?

– А о чём же? Что тебе не нравится?

– Он старше моего отца! А я уже сам старик!

– Это ты намекаешь, что я – старуха?!! Ну, знаешь ли! Сейчас как тряпкой по шее получишь… У него-то, между прочим сказать, выправка получше, чем у всех твоих кабинетных пузанов. А какая у него голова! Не ты ли мне рассказывал, что он в МАПе новую тему взял и ведёт быстрее, чем иные конструкторы на полвека моложе? Не он ли за полгода новую модель на испытания вывел, и сам за штурвал рвётся?

– Да он же не…

– Что «он же не»? У него младшему сыну пять лет, если ты об этом. Опять сравни со своими сослуживцами – половина и в твои годы уже забыла, как эта штука выглядит, потому что без зеркала её не найти.

– Ууу…

– Не вой. Иди к детям. Они тебя ждут.

– «Детям»… Хоть не издевайся! Вот старый чёрт, и тебя успел очаровать. Мне уже подозревать недоброе, или…

– Вот теперь ты точно договорился, Савицкий. Снимай потный китель, придурок! Я парадный почистила. Маршал, называется – перед зятем хочешь выглядеть, как вахлак? И не думай, что тема закрыта – вечером мы ещё поговорим о твоих безобразных выдумках.

Событие двадцать пятое

Скорей бы добро победило. Надоело в подполье сидеть.

В секс-шоп заходит дедок и обращается к продавщице:

– Доченька, я недоволен своей нонешной жизнью, итогами Холодной войны и Перестройки. У вас есть надувной Горбачёв?

А на следующий день было назначено заседание Политбюро. Вопросов много накопилось. Пётр прихромал чуть раньше – боялся, что опоздает из-за ноги, а получилось наоборот. Сидел в Зале с длинным столом, и как-то нехорошо на душе было. Тоска какая-то. С чего бы? Всё вроде потихоньку налаживается. Практически распределили беженцев, сейчас вся республика превратилась в огромную стройку. На своих не сильно надеясь, Тишков через Косыгина заказал в Финляндии тысячу сборных щитовых домиков. Пусть и капля в море, если рассчитывать на семьсот тысяч человек – но больше финны быстро сделать не могли, а потом и не нужно будет. Да и дорого, если честно.

С Китаем замирились. США сидят у себя и думают – не вернуться ли к доктрине Монро. Уж больно дорого им последний выход в свет обошёлся. Можно рынки и без колоссальных человеческих и материальных жертв завоёвывать. Ну, это они так думают. Задавим потихоньку. Нужно только уговорить аксакалов сместить приоритеты, прекратить наращивать вооружения такими темпами. Нацелиться надо на товары народного потребления, начинать выходить на международный рынок не только с автоматами АК и тракторами дешевле себестоимости, но и с джинсами. Если хлопок не весь переводить на порох бездымный, то ведь мама не горюй, сколько можно штанов сделать.

Началось заседание обыденно, Косыгин доложил о результатах переговоров с КНР, ну, или пока с Линь Бяо. А вот потом…

– Пётр Миронович, а вы не объясните, чего это за история с перевозкой этих четырёх семей из Калифорнии? Уж больно много шума, и какие-то чрезмерные силы затрачены, – оторвался от записок Цинев и стал разглядывать переносицу Петра.

– Считайте это третьим «философским самолётом», – а чего сказать?

– Мелкие служащие, чуть не слесаря! И три международных скандала, – Поддержал КГБшника Шелепин.

«А почему бы и не сейчас?» – решил Пётр. Всё равно придётся.

– Дело в том, что эти дети изобретут компьютер, который перевернёт в мире всё. Начнётся новая эра. И лучше пусть они попробуют это сделать у нас, чем там. Пусть на чуть-чуть ускорим у себя, и пусть на тот же чуть-чуть затормозим у них. Чем чёрт не шутит – может, и выиграем гонку технологий, а с ней – и холодную войну.

– А как вы, Пётр Миронович, узнали, что эти дети какими-то коп… кроп… компьютерщиками станут? – опять уставился в переносицу Цинев. Нет, теперь все десять человек уставились.

– Очень просто. Я из будущего.

– Откуда?.. – Шелепин привстал.

– Не знаю, как это произошло, но 3 января 1967 года моё сознание – а я не Пётр Тишков, а Пётр Штелле из 2018-го – перенеслось в тело первого секретаря Краснотурьинского горкома КПСС. Там я погиб третьего января восемнадцатого.

– Шуткуешь, – набычился Цинев.

– Нет, так и было. Вы ведь получали письма от Якова Сталина? Я писал. И я знаю, что со страной и всем миром произойдёт за эти пятьдесят лет.

Шелепин криво усмехнулся и то ли поверил, то ли решил поддержать шутку:

– И как там СССР, в 2018-м?

– А никак. Нету такой страны в будущем. Развалится она через двадцать лет на двадцать кусочков. РСФСР останется, а остальные все отделятся – и сплошные гражданские войны с конфликтами.

– Ты ври, да не завирайся! – повысил голос Генсек. – Как такое возможно?!

– Просто всё. Вот вы нашу страну, товарищи, взяли и профукали. Хотя нет. Взяли и просрали.

Эпилог первый

– Пройдя сегодня по улицам города, понял я, что брусчатку у нас именно «ложут».

По узкому тротуару навстречу идёт женщина. Уступаю: я – влево, и она – влево, я – вправо, она – туда же. И так несколько раз, пока не разминулись. Слышу за спиной: «Мужчина, а давайте ещё потанцуем?».

А можно ли заказать погоду? Это к Ефремову. У него в «Туманности Андромеды»… или это у Снегова, «Люди как боги»? К фантастам, в общем. Тут никто не заказывал. Само получилось. Второе бабье лето. Ноябрь – а снег ещё не выпал, и яркий солнечный день нарисовался. Как обычно, на праздники на Урале белые мухи пролетали, но пожалели их на небесах – мало сыпанули, а следом пришли солнышко и тёплый ветер из Казахстана. Из Алма-Аты. Напомнила о себе.

К ноябрьским город вылизали, а после демонстрации дворники прошлись по центральным улицам – шарики лопнутые, цветочки бумажные отлетевшие, и прочий праздничный мусор подобрали. За дворниками подоспели поливальные машины и окончательный лоск навели. Чистота.

Со стороны Дворца Металлургов, от гостиницы «Турья», по улице Ленина шли двое. Ну, «шли» – не тот глагол. Двигались. Один, грузный и пожилой, сидел в импортном, навороченном инвалидном кресле с моторчиком, а сзади, толкая эту колесницу по причине отключённого мотора, топал второй, высокий, нестарый ещё.

Человек в коляске вертел головой и изредка кхекал, увидев что-нибудь интересное. Он был одет очень прилично, под стать коляске. На мужчине была пухлая светло-серая куртка – белые полоски на рукавах сообщали всем встречным и поперечным, что это продукция фирмы «Адидас». Лукавила куртка с полосками. Делали её немцы, тут без базара – а вот немцы-то не те. Продукция павлодарской швейной фабрики «Адибас». И даже дизайн-то не ФРГшные немцы разрабатывали, а мастерская Димки Габанова на Кузнецком мосту – но и сами «адидасовцы» такие куртки тоже тачали, по лицензии. Только у тех, конечно, три сплошные полоски, а не две и одна в середине шеврончиками. Меняется мир. Встаёт на ноги. Под курткой был в комплект к ней сшитый утеплённый спортивный костюм, имелись и кроссовки – эти уже с такими полосками, как положено, но тоже серые. И они сшиты в Павлодаре, на этот раз – на полноценном совместном предприятии с немцами заграничными. Выбивался из слитного образа преуспевающего бюргера-бизнесмена на заслуженном отдыхе головной убор. Прямо глаза резал. Это была шляпа. По тем временам – обычное зрелище, половина мужчин в СССР их таскала, но к спортивному-то костюму кепка или вязаная шапочка смотрелась бы куда как уместнее. А тут – мягкая, фетровая, с лихо заломленными полями и пёрышком, шляпа альпийского егеря! Чудно. Может, и не выбивалась из образа, а даже по-своему подчёркивала? Но уж что необычно – не поспоришь.

Как уже говорилось, катил коляску, почти не прилагая к этому усилий, нестарый высокий мужчина, тоже наряженный в непривычные для небольшого уральского города в 1969 году вещи. На нём был длинный светло-бежевый плащ из очень качественной ткани, на тонкой синтепоновой подкладке, под ним виднелись голубые джинсы, а завершали облик ботинки-казачки с острыми носами, на основательном каблуке. Из-за них, а ещё светлой, из того же материала, что и плащ, фуражки-восьмиклинки, человек выглядел уж совсем высоким – по крайней мере, встречные в основном здоровались, задрав вверх голову.

Парочку никто с боков не охранял, как, впрочем, и спереди, и сзади. Везёт себе человек больного и везёт. Понятно, что на самом деле и впереди «девяточники» шастали, обыскивая цепким взглядом прохожих, и позади топтали свежевымытый краснотурьинский асфальт, и на крышах где-то Кадри Лехтла и Федька со снайперскими винтовками затаились.

Кадри и Петру аппараты Илизарова сняли неделю назад. Есть в жизни счастье.

– Леонид Ильич, сейчас на площадь выкатимся. Поймёте, почему Краснотурьинск маленьким Ленинградом называют.

– Так-кх. Ты останови, Петро – сто метров и сам пройду. Не совсем ведь овощ, как Никитка.

– Вот у той скамеечки и встанете, – Пётр чуть развернул коляску, чтобы подъехать к красивой лавочке чугунного литья. Модель у Касли позаимствовали, а ЛМЦ Богословского завода изготовил сотню штук и подарил городу. И дерево сиденья красивое, это уже от ИТК привет.

– Итит твою! – парочка миновала техникум и вышла на огромную площадь, окружённую с северной стороны тремя полукруглыми зданиями. Точно как в Ленинграде на Дворцовой. Ну, коней не хватает, и не торчит ангел на высоченной колонне. «Зимний» поделён пополам и раздвинут, а вниз к Турье спускаются эстакадами клумбы и фонтаны Бульвара Мира. Вместо ангела на высоком постаменте скучает памятник вождю мирового пролетариата Владимиру Ульянову-Ленину.

– Брусчатку в этом году положили, до того асфальт был. Не тот эффект. Нанял я итальянских мастеров, и они вот сбацали. В СССР не нашлось специалистов – так я этих всех перекупил ещё на год, и три школы открыл. Пусть умение передают.

– Кругами выложили. Красиво… Правда, как в Ленинграде. Да лучше даже, вон простор какой. Хороший аркх-хитектор был, не замкнул площадь Зимним. Понял ошибку предшественников.

– Наверное, ленинградцы в войну строили эвакуированные. Летом, как в Алма-Ате, кадки с цветущими розами вон по бульвару выставляют, и здесь, по улице Ленина. Красиво, наверное. Три года летом не был.

– Петро, там начальников этих у памятника убрать можно? Не кх-хочу ни с кем общаться, – пробурчал Брежнев, отвлекаясь от красот бульвара.

– Там тот самый Ельцин, о котором я вам рассказывал, тоже стоит.

– Да ну! Тогда пойдём, охота в хлаза посмотреть засранцу.

– Леонид Ильич, он ведь пока не сделал ничего плохого. Наоборот, вон какой красавец город строит. Романов нарадоваться не может, не руководитель – бульдозер! По двадцать часов в день работает. И пить бросил, теннисную секцию в Краснотурьинске организовал. На всё времени хватает. Просто был не на своём месте.

– Это шо же, и плюнуть в его зенки нельзя? – изобразил огорчение почётный член ЦК КПСС.

– Плюнуть – можно, только ведь он не поймёт, за что, – мотнул головой, пряча улыбку, Тишков.

– Ладно, пойдём хоть посмотрим на царя Бориса.

Медленным шагом больного человека, опираясь на руку Петра, Брежнев двинулся через площадь.

– Смотри, а тут уж очень ровно камни лежат, – указал он под ноги.

– Конечно. Борис Николаевич не дурак оказался. Не принял у макаронников, заставил переделывать. «Тут, – говорит, – мамаши наши с колясками гуляют. Ребёночка растрясём, разбудим. Перекладывайте, чтобы как автобан было».

– Точно. Помню, как в Кх-хремль-то въезжать – вечно на брусчатке трясёт. Можно, оказывается, без тряски.

– А мы вот весной дадим команду ученикам итальянских каменщиков – пускай посмотрят и исправят. Будет им экзамен.

– Правильно. Ну, показывай, который тут царь Борис?

Глава 31

Эпилог второй завершающий

– Вот если бы экзамены сдавать на Луне!

– Зачем?

– А там все предметы в шесть раз легче…

Пётр Тишков сидел на скамейке у себя на даче в Переделкино и слушал на смартфоне «Свияга» аудиокнигу. Братья Стругацкие написали про попаданцев в Великую Отечественную. Понятно, что наши победят – но сюжет был интересный, да и авторы словом владели преизрядно. Не скучно, и переживаешь даже за главного героя и людей, вместе с ним заброшенных. То в одну передрягу попадут, то в другую.

Увлёкся. Солнышко сквозь листья и цветы белой сирени пробивается узорчатыми пятнами. Пчёлы жужжат. Воробьи бранятся, и сквозь их стрекотание слышно, как мухоловка в ветвях сирени своё «вить-вить» завела. Не соловей, но уж что есть. Поискал её глазами, на звук ориентируясь. Спряталась. А, вон она – малюсенькая серая птичка со светлым брюшком. Ветерок чуть качнул ветку сирени и вспугнул пичугу, и аромат вспугнул – тяжёлыми волнами, одна за одной, он стал накатывать на скамейку. Пётр закрыл глаза, погружаясь в него. Хорошо. Плохо, что эта самая мухоловка всех мух не выловила. А вот интересно… был же там как-то, в «Юном технике», кажется, приборчик – комаров отпугивать. Может, можно дать команду, пробашлять по всему миру, чтобы придумали этакий аппаратик, определённые звуки на определённой частоте издающий? Есть ведь у этих сволочей какое-то «жу-жу», означающее, что опасно, и надо отсюда сваливать. Ноги делать. Все шесть. Вот – завтра на работе и надо бросить клич по странам и весям.

Сейчас мухи садились чуть не на нос, мешали медитировать, и погружаться в нирвану мешали.

Сквозь бубнёж старшего Табакова, читающего книжку, послышался голосок внучки:

– Пап, дедушку зови, сейчас дядя Юра будет звонить. Без пяти двенадцать.

Услышал, но не пошёл. Ещё минуты три можно посидеть с закрытыми глазами, вдыхая аромат и… кха, кхааа… мух. Чтоб их на эту самую Луну зашвырнуло.

– Пьётр Миръоновьич, времья без пяти двенадцать. Сейчьяс будьет Юра звонить.

– Кх, кх. Иду, Сократ, иду.

Имя Сократес Бразилейру Сампайю ди Соуза Виейра ди Оливейра к зятю не прилипло. Получилось – Сократ Романович Оливейро. Батяньку-то Раймундо кличут.

Встал, ждёт. Гад. Не понять ему русского человека, хоть и немца. Из щуплого пацанчика пятнадцатилетнего бразилец вымахал в такого монстра, что даже вполне себе 180-сантиметровый Пётр себя пигмеем чувствует. Рост без вершка два метра, и в плечах чуть не столько.

– Пьётр Миръоновьич! Юра…

– Иду, Сократ, – встал, потрусил в дом, где установлен спутниковый телефон.

Не у всех. Вполне народу сотовых хватает. Желающие купить могут, за совсем уж большие деньги, а вот в правительстве – у всех. Широка страна моя родная. На каждом континенте, кроме Австралии, теперь есть кусочек русской землицы. В капсуле. Ну, шутка. А кроме шуток – есть области союзного подчинения. В Африке несколько – у одних прикупили чего надо, у других. Шесть областей. И Ливия с полковником Муаммаром Каддафи упорно в республики рвётся. Пока думаем. Валюту на рубли поменяли, а в республики – чуть рановато, хоть лидер этой самой Джамахирии и жесточайший порядок в стране навёл. Если и не коммунизм, то сильно близко подошли. Уж точно ближе, чем СССР.

Воду им не англичане в 1983 году, а Союз в 1970-м нашёл. Кризис после войны Судного Дня таких нефтедолларов наприносил, что в стране почти всё бесплатно. Ну, продукты разве только некоторые. Основные – тоже за так выдают. Шоколад да кофе – за деньги, да и всё, наверное. «Но», естественно, есть: всё по карточкам и нормам, однако нормы вполне себе приемлемые. У арабов по-другому и нельзя. Только жесточайшая дисциплина, иначе сразу скатываются в первобытнообщинный строй.

– Деда, ты чего, заснул? Сейчас с Луной будет связь, – заботится. Вся в отца – длиннющая штакетина вымахала, и плечи недетские. Плаванием занимается.

– Звоньит! – экзотика для народа – с Луной по телефону разговаривать.

– Алло. Тишков слушает.

– Товарищ Председатель Правительства! Докладывает командир международной лунной базы генерал-майор Струкова-Савицкая.

– Да ладно. Докладывает она… Говори, Светлана, как там у вас? – есть небольшие помехи, и голос будто бы металлический, но вполне чёткий – даже интонации можно уловить. Вот сейчас должна проступить оправдательная напополам с радостной. Ему утром-то доложили из ЦУПа, но пусть сама. Командир же.

– Лейтенант Пётр Минго провалился на тягаче в карстовую воронку. Перелом трёх пальцев. Сейчас в шинах, ждёт отправки на Землю. Ещё лёгкое сотрясение.

– Думаю, ничего страшного – у Мингов это в крови. Папаша его тоже падал. Тот удачно упал, и этот, мне доложили, тоже, – хихикнул Пётр.

– Так точно, товарищ Председатель Правительства! Под коркой обнаружился лёд. Сейчас взяли пробу, расплавили, вода получилась мутной и сильно газированной. Химики проверяют на примеси.

– Мутной и сильногазированной? Он там в «швепс» рухнул, что ли? Ладно, шучу, шучу. Ну, в крайнем случае можно ведь самогонный аппарат прислать. Это явно дешевле, чем сейчас каждый месяц вам по грузовику с водой отправлять.

– Так точно.

– Хорошо, спасибо, Светлана, за информацию. Я уже утром дал добро спасательный «Буран» готовить. Забирать будем потомственного спелеолога-бульдозериста. Передай там Юрке рацию.

– Есть. Передаю.

– Пап, привет, как там мои? – всё же нужно накрутить хвоста радистам. Пусть искают, нужно попытаться улучшить связь. Оцифровать там, через фильтры какие прогнать, или по лазерному лучу соединение поддерживать, а то родного сына голос не узнать. Ну, может и не совсем родного – как судить.

– В Алма-Ату уехали. Хотят на коньках покататься и пешком до Иссык-Куля дойти. Туристы, мать их.

– Вот неугомонные. Они, Билетниковы, все такие. Тут брат её Федотыч, который Сильвестр, телескоп чуть не сломал. Крутил, крутил, всё хотел мост через Берингов пролив разглядеть. Правда, что ли, мостом Тишкова назовут? Это какой-то культ личности будет.

– Я им так и сказал, а они – всё равно. Референдум затеяли в Новоархангельской области.

– Нда… сделка века. Как только Атлантические Штаты на это пошли?

– А у них опять грызня с Мексикой и КША, денег на оружие не хватает, да ещё Калифорнийская Республика долю требует. Вот и решили продать Аляску, так что теперь точно Атлантические – на Тихом никаких владений у них не осталось. Так оттуда всего несколько тысяч американцев уехало – остальные гражданство СССР приняли. Ты-то когда возвращаешься? Я уже со счёту сбился – на девять месяцев же отправляли?

– Ещё месяц и неделя, сам дни считаю. А что, Маша не дома?

– Нет. Они с матерью уехали открывать медицинский институт в Краснотурьинске. Сейчас вступительные у них начнутся. Вот спешат, хоть один корпус ещё не достроен.

– Ладно, пап, давай не болей там. Время моё вышло. Тут очередь уже стоит.

– Бывай. Билетникову привет. Видел недавно его тятеньку. Они с Минго-старшим стадион регбийный в Москве принимали у строителей. Ругались. Говорят, регби – это не футбол. Ну, всё, не болей. Стой! Стой. А как там Персик Двенадцатый поживает? Всех лунных мышей выловил?

– Ренегат твой Персик. К Савицкой перебрался. Обходы теперь вдвоём делают. Сначала она вышагивает, а потом он за ней, и по сторонам поглядывает, все ли пропылесосили. Откуда тут пыли столько? Вроде герметично же везде… Ну всё, бывай.

– Бывай. Эй, слышишь, Свете-то передай – сама-то и не спросит ведь. Сдал её Женька Михалыч экзамены в Военно-Космическую. Сам маршал Комаров принимал. Всё. Отбой.

Трубка не забибикала. Оператор хорошо поставленным синтетическим голосом произнёс:

– Пётр Миронович, разговор окончен. Абонент…

Понятно: абонент не абонент.

– Деда, а тётя Таня сегодня приедет? – дылда нарисовалась в кабинете.

– Обещала. Говорит, новый клип с Керту Дирир привезёт. Вчера на её студии монтировали.

– Класс!!!


Конец книги

Краснотурьинск 2021 г.

P.S

Добрый день, уважаемые читатели.

Девять книг – это много. Тем более что семь последних написаны за семь месяцев. В феврале начал.

Спасибо тем, кто держался до конца, эту муть читая.

Закончился ли цикл? Таки да. И таки, как бы, нет. Только 73 книги не будет.

Будет 8. Почему, узнаете, когда начнёте читать. Если начнёте. 4 КС купило в два с половиной раза больше чем 72.

Сейчас картошку с маркошкой выкопаю и возьмусь, а то последний в деревне остался с урожаем в земле. Всё некогда.

Нажимайте на сердечки, кто ещё не нажал, а то читателей в два раза больше сердечек. Так же приветствуются награды.

Для тех, кто нажал на сердечко и ещё хочет. Нажмите на сердечко в «Сборнике чужих анекдотов». Тоже, ведь, с КС связана.

Прочитайте пока Пожарского. Понятно, слабее, только учился писать.

Стихи прочтите. Особенно обидно, что вообще никто не смотрит и не ставит сердечек «Альтернативной истории от Анны Ахматовой». Там мои лучшие стихи. Гляньте, вдруг понравится.

Кто не подписался ещё – подписывайтесь. Чуть-чуть до 3000 не хватает.

Спасибо всем, кто оставлял комментарии, они очень помогли. Ещё и сейчас не поздно чего написать. Особая благодарность Александру Чечину. Без его помощи книга была бы хуже.

Да, почему бы на обложке не быть немке Марии Готлибовне Нааб.

За сим, не прощаюсь. Скоро будет КС-8. Которая называется «М…»

Андрей.

Первый секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Николай Миронович Тишкин – прототип.

Очень много сделал для города.


Оглавление

  • Глава 1
  •   Интерлюдия первая
  •   Интерлюдия первая (продолжение)
  •   Событие первое
  • Глава 2
  •   Событие второе
  • Глава 3
  •   Событие третье
  •   Интермеццо первое
  • Глава 4
  •   Интерлюдия вторая
  •   Интермеццо второе
  •   Интермеццо третье
  • Глава 5
  •   Интермеццо четвёртое
  •   Интермеццо четвёртое (продолжение)
  • Глава 6
  •   Интермеццо пятое
  • Глава 7
  •   Интермеццо шестое
  •   Интермеццо седьмое
  •   Интерлюдия третья
  • Глава 8
  •   Событие четвёртое
  •   Интерлюдия четвёртая
  •   Событие пятое
  • Глава 9
  •   Событие шестое
  •   Интерлюдия пятая
  •   Событие седьмое
  • Глава 10
  •   Интерлюдия шестая
  •   Событие восьмое
  •   Интерлюдия седьмая
  • Глава 11
  •   Интермеццо восьмое
  •   Событие девятое
  •   Интерлюдия восьмая
  • Глава 12
  •   Интермеццо девятое
  •   Интермеццо десятое
  •   Событие десятое
  • Глава 13
  •   Событие одиннадцатое
  • Глава 14
  •   Интермеццо одиннадцатое
  •   Интермеццо двенадцатое
  •   Интерлюдия девятая
  • Глава 15
  •   Интермеццо тринадцатое
  •   Интермеццо четырнадцатое
  • Глава 16
  •   Интермеццо пятнадцатое
  •   Интерлюдия десятая
  •   Событие двенадцатое
  • Глава 17
  •   Интерлюдия одиннадцатая
  •   Событие тринадцатое
  • Глава 18
  •   Интермеццо шестнадцатое
  •   Интерлюдия двенадцатая
  •   Событие четырнадцатое
  • Глава 19
  •   Интерлюдия тринадцатая
  •   Событие пятнадцатое
  •   Интермеццо семнадцатое
  • Глава 20
  •   Интермеццо восемнадцатое
  •   Событие шестнадцатое
  • Глава 21
  •   Интермеццо девятнадцатое
  •   Событие семнадцатое
  • Глава 22
  •   Событие восемнадцатое
  •   Событие девятнадцатое
  • Глава 23
  •   Событие двадцатое
  •   Интермеццо двадцатое
  •   Событие двадцать первое
  • Глава 24
  •   Интерлюдия четырнадцатая
  •   Интерлюдия пятнадцатая
  •   Интерлюдия шестнадцатая
  • Глава 25
  •   Интерлюдия семнадцатая
  •   Интерлюдия восемнадцатая
  •   Интерлюдия девятнадцатая
  • Глава 26
  •   Интерлюдия двадцатая
  •   Интерлюдия двадцать первая
  • Глава 27
  •   Событие двадцать второе
  •   Интерлюдия двадцать вторая
  •   Событие двадцать третье
  • Глава 28
  •   Интерлюдия двадцать третья
  •   Интермеццо двадцать первое
  •   Интерлюдия двадцать пятая
  • Глава 29
  •   Событие двадцать четвёртое
  •   Интермеццо двадцать второе
  • Глава 30
  •   Интерлюдия двадцать шестая
  •   Событие двадцать пятое
  •   Эпилог первый
  • Глава 31
  •   Эпилог второй завершающий
  • P.S