Розы в шипах (СИ) [Райри] (fb2) читать онлайн

========== 1. ==========

Феличиано прилетел в Мюнхен, чтобы по традиции встретить Новый год в компании своего немецкого друга, несмотря на все запреты старшего брата, который настолько сильно не хотел его отпускать, что стал грозиться приехать к этой Картофелине и спалить его грёбаный дом.

Однако это не помогло. Феличиано ушёл.

Прилетев в вышеупомянутый город, Венециано стал выискивать в толпе знакомого высокого белобрысого парня с голубыми глазами. Но толпа и без того на пятьдесят с небольшим процентов состояла из светловолосых голубоглазых мужчин, поэтому отыскать в такой массе нужного человека становилось сложнее.

В аэропорту у самого входа стоял Германия с Пруссией, который сумел выбраться из цепких лап России и сейчас открыто жаловался брату на то, что его величественный зад заставляли работать. При этом Гилберт вёл себя неподобающе шумно. Поведение брата нервировало Германию, но последний как всегда старался просто не обращать на это внимания.

— А Наталья! Наталья — это черт во плоти, хуже Венгрии! — ворчал Пруссия, размахивая руками.

— Гилберт! Какой бы она ни была, она девушка, о них нельзя так выражаться. Тем более в людном месте, — одёрнул его Германия.

— Германия! — опередив братьев немцев с поисками, к ним подбежал Италия и бросился с объятиями на Людвига, без всякого стеснения целуя того в щёки, нос и лоб. — Я так скучал по тебе! А Германия скучал по мне?

Повернувшись в сторону Гилберта и бросив бесцветное «привет», Италия вновь набросился на младшего немца с расспросами. Любовь-морковь, что тут поделать?

Пока эти двое и Пруссия ворковали в сторонке, за ними всё это время из-за угла наблюдал один очень подозрительный парень с тёмно-каштановыми волосами и глазами цвета фисташек.

— Вонючие ублюдки, — буркнул он.

Даже находясь на приличном расстоянии от Германии с Пруссией, Романо чувствовал аромат их одеколонов. У Гилберта был резкий с лёгкой цветочной ноткой, прозвучит странно, но Романо нравился этот аромат. В какой-то момент ему даже захотелось спросить у Гилберта название бренда, но чувство гордости не позволило итальянцу подойти к нему и спросить нечто подобное. Всё же пользоваться одним парфюмом с этими картофельниками — это враки! У Людвига был более мягкий и насыщенный аромат с каким-то отголоском цитруса. Всякий раз сталкиваясь с ним, Романо вспоминал испанские апельсины, которыми его любил угощать Антонио, когда тот наведывался к нему в гости.

— Э-эй! Ты тут перепутал, и кажется, твой брат в другой стороне, — ревниво заявил Пруссия, отдёргивая Италию и стараясь больше не подпускать его к своему брату.

— Гилберт, ну хоть сейчас не веди себя как ребенок! — попросил Людвиг, но его явно уже не слышали, точнее не слушали, из-за чего тот раздраженно вздохнул, продолжая грузить чемоданы в багажник, которых оказалось намного больше, чем он думал. Все точно в машину не влезут, придётся либо пешком идти, либо второй раз гнать машину.

Обмозговав данную загвоздку, он решил оставить машину с несколькими загруженными в неё чемоданами и отправиться домой пешком. Погода хорошая, да и идти от силы полчаса.

Теперь-то наглому Пруссии оторвать прилипшего, как скотч, Венециано не удалось. От всех попыток Гилберта сделать это итальянец только сильнее вцепился в пальто Людвига.

— Гил, что ты делаешь? Возьми лучше чемоданы, — попросил Италия и вновь поднял глаза на Людвига. — Германия, твой братик снова наелся тех таблеток?

Речь шла о загадочном лекарстве, которое Пруссия пару месяцев назад спионерил у Австрии и, следуя зову своего любопытства, съел одну таблетку. Спустя пару дней газетные заголовки Российской Федерации пестрили о ненормальном мужчине, сбежавшем из психушки и разгуливающем голым по улицам Москвы, пугая тем самым мирных жителей.

Отвлёкшись на симпатичную девушку, Ловино не сразу заметил пропажу предмета своих наблюдений. Но когда девица дала ему от ворот поворот, Романо, потирая зудящую и чуть припухшую щёку, стал выискивать в непрекращающейся толкучке людей Венециано вместе с его спутниками.

========== 2. ==========

По дороге к дому Пруссия не оставлял своих попыток и постоянно отгонял Италию от брата, стоило только итальянцу прикоснутся к его пальто. Германию подобное ребячество двух взрослых стран только раздражало, эти двое со своими играми уже успели оттоптать ему все ноги.

К счастью, они быстро добрались до дома и уже стояли на пороге, разуваясь и снимая с себя верхнюю одежду. В доме Германии, в отличие от дома многих европейцев, нельзя было ходить в уличной обуви, для этого существовали тапочки.

— Так, — гаркнул Людвиг, привлекая к себе внимание брата с Италией, — а ну, оба прекратили! Гилберт, взял чемоданы в руки и не майся ерундой, а ты, Италия, перестань липнуть и пойдем выбирать закуски, — строго процедил он.

Недовольно фыркнув, смотря в спины уходящим, Гилберт взял эти чёртовы чемоданы и отнёс их наверх в гостевую комнату, в которой было решено поселить Италию. После того, как Пруссия закончил с этим, ему ещё предстояло увлекательное путешествие в аэропорт за оставшимся багажом.

Выйдя на улицу, плотнее закутавшись в шарф, Пруссия заметил промелькнувшую возле калитки тень.

— Эй! Кто там?! — рявкнул Гилберт и бесстрашно ринулся к чужаку, удачно схватив того за рукав. — Ну надо же, второй Италия пожаловал.

— Заткнись, — дрожащим голосом процедил он. — Я просто гуляю.

— Да ты весь замёрз, — тонко подметил Гилберт, смотря на трясущегося итальянца. — Со мной прогуляешься или в дом пойдёшь отогреваться?

Романо ничего не ответил, лишь пожал плечами, заливаясь румянцем от действий немца. Сняв с себя шарф и подвязав его Ловино, закрывая плотной тканью его голую шею, Пруссия с довольной улыбкой посмотрел на дорогу, явно что-то взвешивая в своей голове.

Натянув шарф до самого носа и выдавив сквозь зубы скупое «спасибо», Романо весьма странно вцепился в ладонь Гилберта. Ни у кого из них не было перчаток, отчего подобное прикосновение было согревающе-приятным.

Решив не мучить продрогшего до костей итальянца, Гилберт, махнув рукой, отправил его в дом. Вот только Ловино по каким-то неведомым причинам всё равно увязался за ним. Возможно, Варгас просто не хотел видеть своего брата в объятиях человека, которого он открыто ненавидит, а возможно он просто хотел побыть наедине с Пруссией. Но эта версия больше на бред смахивает.

Вернулись они довольно быстро, потому что обратно ехали на машине, а не пешком шли. За это время Германия с Италией смогли досыта наговориться, наобниматься и даже приготовить пасту, которая не входила в число блюд, запланированных на праздничный стол.

— Отодвинься, — буркнул Романо на Пруссию, что сидел рядом. — От тебя воняет и далеко не розочками.

Второй итальянец сидел на ковре, тиская Берлитца, коим являлся золотистый ретривер. Феличиано любил зверушек от кошек до собак, но по большей части он был всё же кошатников, возможно поэтому их отношения с Людвигом временами были весьма и весьма напряжёнными.

— Гил, — позвал его Феличиано, — а как пёсика зовут?

— Берлиц, — спокойно ответил Пруссия, услышав, как хлопнула входная дверь.

На огонёк к братьям немцам пожаловал Австрия, и что самое удивительно, он был совершенно один, без Венгрии и прочего сопровождения. Германия, кажется, упоминал, что будут ещё гости, но не пояснил, кто конкретно должен прийти.

Фыркнув, не в силах больше смотреть на то, как эти двое тискают пса, Романо ушёл на кухню и застал там Германию, который был одет не в свою привычную зелёную робу с широкими брюками, а в самые обычные чёрные штаны на резинке.

Бесшумно подойдя к нему сзади, Ловино ловко стянул эти самые штаны до самых лодыжек вместе с нижним бельём и с неподдельным интересом взглянул на то, что так упорно скрывалось за плотной тканью.

— Пф! — усмехнулся Романо, прикрыв рот ладонью. — У моего кота и то больше.

Не выдержав такой наглости, Людвиг грязно выругался, сверля гостя испепеляющим взглядом и, вернув штаны на родину, как ни в чём не бывало продолжил готовить, стараясь не поддаваться на провокации.

— Картофелина, я голоден.

— Ничем помочь не могу, дождись праздничного стола.

Проворчав нечто нечленораздельное, Романо с лицом-кирпичом стал ходить за Людвигом по пятам точно голодный щенок, выпрашивающий объедки. Но Германию это нисколько не смущало, поэтому он продолжил заниматься своими делами, каждый раз вздрагивая от звонкого смеха Пруссии.

Из гостиной с перерывом в несколько минут доносился смех Пруссии, который был больше похож на вопли, из-за чего Родерих зажал уши руками, прося того заткнуться.

Вскоре этот смех сменился плачем Феличиано, которой как всегда как-то и чем-то порезался.

— Больно! Германия! Меня собака укусила! — вопил на весь дом Венециано, но при этом сидел на одном месте, прижимая к груди раненую конечность.

Тяжело вздохнув, понимая, что эти выходные, которые он планировал провести в кругу семьи, однозначно будут праздничным адом, Людвиг горько усмехнулся, уводя пострадавшего как можно дальше от столь шумной компании.

— Ну-ну… Успокойся, всё хорошо — успокаивал его Германия.

Усадив Италию рядом с собой на кровать и спокойно обрабатывая рану, Людвиг не переставая успокаивал его, точно заботливая мама своего ребенка.

В это же время Пруссия продолжал мучить Австрию. Оставшись наедине нашим извечными враго-друзьями, им скучать не приходилось. Схватив увесистую книгу, которая всё это время валялась на полу, Австрия пригрел ею неугомонного Гилберта.

— Уйди прочь от меня! Невоспитанный дикарь! — шикнул на него Родерих и поправил сползшие очки. — В следующий раз у меня в руке будет молоток с гвоздём. Намёк ясен?

Зашипев от боли, Пруссия прикрыл обеими руками голову на случай, если последует серия ударов, но к счастью Родерих знал меру и не имел даже самого малейшего желания портить столь дорогую сердцу литературу. Поэтому, открыв книгу, он принялся её изучать.

Потерев зудящую макушку, Гилберт пронзил аристократа возмущённым взглядом.

— И ты ещё имеешь совесть меня обзывать дикарём? И вообще, почему это я дикарь?! Раньше ты, придурок, никогда так остро на меня не реагировал! — возмущался Гилберт, бросая в адрес Австрии колкие реплики, вот только Родериху всё было как об стенку горох. Ноль реакции и послеобеденная чашка чая в руках.

— Пиво — напиток дикарей, а ты его глотаешь литрами. А после воняешь как гнедая кобыла, — вполне спокойно проговорил Родерих. — Ты всегда чего-то хочешь, но никогда этого не получишь. Смирись уже с этим, глупый.

— Боже, пиво и Запад пьёт, но его ты дикарем не называешь, — с долей обиды фыркнул Гилберт.

Оторвавшись от интересного чтива, Австрия закрыл книгу и отложил её на потом в сторонку. Скользнув тонкой ладонью по раскрасневшейся щеке Гилберта и резко остановившись на виске, будто считывая с его лица каждую ярко выраженную эмоцию, Родерих, подняв глаза к потолку, похоже, задумался. Затем на его лице расцвела загадочная улыбка, заставившая Гилберта впасть в ступор.

— Как жаль, что ты больше не страна.

Не обращая внимания на подобного рода заскоки, Пруссия недовольно фыркнул, ударив нахала по загребущим ручонкам. Похоже, этот аристократишка совсем страх потерял, то кричит, как девственница в свою первую брачную ночь, то сам же к нему домогается.

— Твою ж дивизию! Вот зачем ты опять на больное давишь?!

Пруссия всегда считал Австрию непредсказуемой личностью, да, он ни богат ни беден, ни румян, ни бледен. Живёт искусством, обожает сладкое и, как кажется Пруссии, всё ещё влюблен в Венгрию. Обычно Родерих тихий и спокойный, но вот как только дело заходит до отношений… Здесь остаётся только гадать, что он выкинет.

— Говорят, у альбиносов слабое здоровье, — начал Австрия, скользнув своей тонкой холодной ладонью под футболку Пруссии, останавливаясь на сосках. — Тебе приятно? Знаешь, я не привык делать это с мужчинами. Но ты ведь всегда в таких случаях играешь роль девушки, так что нам стоит попробовать.

Вздрогнув от столь неожиданного действия, Пруссия поспешил убрать подальше холодную ручонку от своего тела. Сколько Гилберт себя помнит, у Родериха всегда были холодные руки и тёплые к нему чувства, которые этот музыкантишка старался держать в себе, не выставляя на показ. Интеллигенция, этикет, воспитание и всё остальное прочее не позволяли этому аристократу влюбиться.

— С чего такие глупости? — поинтересовался Гилберт, ударив Родериха по руке, когда тот повторно посмел к нему прикоснуться. — Нормальное у меня здоровье и в роли девушки я никогда не был заинтересован. С чего такое ошибочное мнение, братец?

— Венгрия на днях видео одно показала, там хорошо видно, какой ты… — запнувшись не в силах подобрать подходящее слово, Родерих решил показать это действием, опустив ладонь на бедро Гилберта. — Скажи, тебе не больно вбирать в себя сразу три члена?

— Придурок! Я ничем подобным не занимался, — обиженно фыркнул Гилберт, отводя взгляд в сторону. И как только подобная информация могла просочиться к Венгрии? — Да и вообще, с чего ты взял, что я занимаюсь подобным? Это явно был не я, потому что весь год я был загружен работой… и мне некогда было тратить время на подобное.

Оттолкнув от себя подальше этого напыщенного выскочку, Австрия поправил свою идеально выглаженную белоснежную рубашку и с разочарованным вздохом проговорил:

— В таком случае не приставай ко мне со своими глупостями. Иди донимать кого-нибудь ещё, а ко мне не лезь.

На этой ноте Родерих ушёл наверх в свою гостевую комнату, а рядом с Гилбертом послышался ехидный смешок.

— Картошку отшили, — пропел Романо, показав фак белобрысому немцу.

========== 3. ==========

Просидев около минуты с лицом всемирного удивления и придя в себя от буквально звенящего над самым ухом смеха Романо, Пруссия тряхнул головой и, развернувшись всем телом, процедил:

— Романо, мелкий ты ублюдок.

Существуют предрассудки, что магнитные волны способны влиять на поведение людей. Должно быть, именно эти волны и замутнили рассудок Ловино, который с сияющими бесстрашием глазами пустился к Гилберту, другими словами, прямо в пасть к разъярённому зверю.

Схватив наглеца за запястье, Пруссия ловко подмял того под себя, навалившись на него сверху. Конечно, Гилберт мог на тормозах спустить с рук насмешку этого крысёнка, но собственная вредность не позволила, к тому же Романо сам подошёл, будто так и хотел прогнуться под него. Не в прямом смысле, конечно.

— Это мои слова, ублюдок! — пищал Романо, пытаясь столкнуть с себя эту семидесятикилограммовую тушу.

***

Услышав за окном хлопки петард и салютов, Австрия с тихим вздохом закрыл дверцу шкафа, закончив переодеваться. Новый год для австрийца всегда был несущественным праздником, придуманный ещё во времена дедушки Рима.

Подойдя к кровати и упав на неё безжизненной массой, он лениво перевернулся на спину и закрыл глаза. Устал. Но отчего? От вида счастливых лиц родных, которые искренне рады наступившему празднику? Или, может, от этой вечной суеты с подарками? Или всё же от себя?

Быть страной — это значит не просто жить там, где ты родился, но и принимать всё, что взбредёт в голову твоему народу, любую культуру, праздник, законы и религию. От персонификации этой страны тут ровным счётом ничего не зависит, всё и всегда решает кто-то другой.

Под многочисленные звуки хлопков Австрия не заметил, как к нему в комнату пробрался Пруссия, осторожно присел на край кровати и уставился на него, как удав на кролика.

Очередной скрип кровати и даже то, как она прогнулась под тяжестью чужого тела, не заставило Австрию и пальцем шевельнуть, даже когда его самым наглым способом попытались перевернуть на бок. Интересно, зачем? Что Гилберт хотел увидеть под ним? Клад или что-то поинтересней?

Родерих не сопротивлялся действиям Гилберта, прекрасно понимая, что этот ненормальный не отцепится пока не добьётся своего. Поэтому, сняв очки и убрав их подальше в нижний ящик тумбочки, Австрия тихо прошептал:

— Я позволю твоим губам прикоснуться ко мне. Но не стоит рассчитывать на большее.

На такое королевское разрешение Пруссия лишь усмехнулся:

— С каких это пор ты так бездумно разбрасываешься своими позволениями? Мои губы ведь могут достать до самого потаённого места.

— Хочешь нажить себе проблем на и без того настрадавшееся место?

Вопрос был скорее риторическим, поскольку в настоящее время Пруссия не существовал как страна и не мог причинить большого вреда, даже если сцепится зубами с кем-то из стран.

Дав по рукам, которые осмелились залезть в запретную зону, Австрия, одарив их хозяина колючим взглядом, процедил, едва не шипя:

— Дикарём был, дикарём и остался, — заключил он, проведя указательным пальцем по нижней губе Пруссии. — Если хочешь по-настоящему чего-то добиться, то тебе следует прислушиваться к мнению других.

Наклонившись, Родерих невесомо коснулся его губ, в качестве наказания болезненно прикусив нижнюю.

— Гадость! — возмутился Австрия. — От тебе снова несёт как от пепельницы.

Пропустив его ворчание мимо ушей, Пруссия довольно промурлыкал:

— Сам предлагал попробовать. Я, конечно, не привык быть снизу, но могу сделать исключение ради любимого… — Гилберт задумался не в силах понять, стали они уже полноправными любовниками или ещё нет. — Кем ты там мне теперь, блять, приходишься?

Австрия и сам не знал ответа на данный вопрос. Некое кровное родство между ними, возможно, и имеется, но братьями они друг друга называли в исключительно издевательской манере, потому что также не желали признавать своё родство.

Взяв Пруссию за волосы, Австрия спустил того на уровень своего паха.

— В таком случае ты знаешь, что нужно делать, братец. Надеюсь, ты окажешься не хуже Венгрии. В прочем, хуже неё у меня уже вряд кто-то будет.

Сдув со лба загораживающую обзор челку, Пруссия с усмешкой посмотрел на Родериха, на лице которого впервые за всё время отразились отголоски веселья, выдаваемые улыбкой.

— Какие мы требовательные, — Пруссия с улыбкой прокомментировал действия Австрии, задирая подол его ночной рубашки.

— Спасибо бы сказал, что я делаю тебе такое одолжение, подпуская к себе, — с не присущей усмешкой отозвался Родерих, сквозь ткань нижнего белья которого прощупывался внушительный бугорок.

— Ой-ой-ой, Роди, кажется, это я тебе одолжение сделаю своим минетом.

Проведя языком по бугорку, дразня его через ткань нижнего белья, Гилберт с удовольствием наблюдал, как Австрия дважды дёрнулся, едва сдержав стон за плотно сжатыми зубами. Издав хриплый смешок, Пруссия, избавившись от мешающей тряпки, обхватил член Родериха ладонью, с большим удовольствием облизнув головку, точно пробуя её на вкус.

Разозлившись от столь грубых и в тоже время правдивых высказываний, Родерих опустил ладонь на белобрысую макушку и как следует надавил на неё, заставив этого нахала вобрать в себя член во всю длину до самых яичек.

— Ещё одно слово, и я возвращаюсь в Вену, — после этих слов Эдельштайн призадумался и добавил. — Бестолочь необразованная.

Обиженно фыркнув, Пруссия открыл рот, позволяя члену выскользнуть изо рта.

— Я тут стараюсь, понимаешь ли, а ты обзываться вздумал. Как-то не похоже это на аристократическую норму, — высказался он относительно поведения Родериха.

Отодвинувшись от него на расстоянии вытянутой руки, Гилберт в надежде проучить самоуверенного выскочку скучающе осмотрел комнату, только сейчас замечая наличие в ней кресла, на котором стоял небольшой чемоданчик со швейным набором. В правом углу от окна стоял самый обычный поцарапанный деревянный стул, на котором покоился излюбленный фиолетовый плащ Родериха и ещё какая-то одежда, аккуратно сложенная стопочкой.

— Милый мой, это ты не для меня стараешься, а для себя.

Усмехнувшись, Австрия наклонился к младшенькому и взял того за подбородок, призывая таким образом к вниманию, свободной рукой Родерих пристыженно прикрыл своё неудовлетворённое достоинство.

— Слышал что-нибудь о равноценном обмене? Чтобы добиться желанной цели, для этого следует заплатить немалую цену. В пример можно поставить Вторую Мировую войну, — на этой немногозначной ноте Австрия отстранился от Пруссии, решив лишний раз не давить на больные темы. — Вспомни цену расплаты за свою ошибку…

— Да отвали ты с этой войной! — рявкнул Гилберт, на этот раз всерьёз затаив обиду на Родериха. — Забыть бы её к черту вместе с Советским Союзом, который уже как кость в горле стоит.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь нервным дыханием обоих стран. Всё же не стоило поднимать эту тему и давить на едва зарубцевавшиеся раны. Теперь Австрия хорошо это понимает, а чувство вины уже звенит в ушах, как рождественский колокольчик.

— Говори прямо, чего хочешь, и не строй из себя аристократа, я то знаю, что им не являешься.

— Конкретно от тебя мне ничего не надо.

Открыв ящик и достав из него очки, Австрия старательно протёр стёкла низом ночной рубашки и, с пару секунд повертев их в руках, надел.

— Впрочем…

Задумавшись, Родерих оценивающим взглядом осмотрел Гилберта с ног до головы. На лице Австрии не было абсолютно никаких эмоций за исключением едва заметного блеска в глазах. Но что он может значить? Интерес? Сострадание? Может, смех?

— Что ты можешь мне предложить кроме своих грязных портянок да изношенной формы?

— Не вижу смысла предлагать тебе что-то, скотина зажравшаяся. Ты мне больше не интересен, козёл очкастый.

В груди тревожно заныло, так и крича о том, что Родерих перегибает палку. Несмотря на соседство, они с Гилбертом особо не общались. Да, Пруссия наблюдал за ним, ведя дневник, в котором записывал всё увиденное и произошедшее за весь день. Австрия всегда казался каким-то одиноким и отстранённым от мира, когда сидел на улице и попивал свой безвкусный чай, решив сэкономить на сахаре.

Спрыгнув с кровати и разглаживая складки на одежде, уже всерьёз ни на что не надеясь, Пруссия собрался покинуть комнату. Интерес, ранее испытываемый к Австрии, просто умер, исчез, испарился.

Тихонько, как мышка, подойдя к Гилберту сзади, Родерих невесомо чмокнул его в щеку, также тихо прошептав:

— С Новым годом, Гилберт. Мой подарок отыщешь в своей комнате.

Взяв с полки книгу, которую планировал почитать перед сном и специально отложил её на кровать, Австрия удалился в ванную. Ясное дело, что он собирался там делать после этого неудавшегося фарса.

Удалившись в свою комнату, Пруссия, поддавшись интересу, заглянул под кровать, выискивая там подарок Австрии.

Завёрнутая в цветную фольгу средних размеров коробочка, которую удалось отыскать под кроватью, так и манила к себе своей необычной оберткой и белой лентой. На крышке лежала открытка с надписью «Великому зайке», последнее слово было явно кем-то приписано. Корявый почерк и простая шариковая ручка выдавали старания Венгрии с потрохами.

В коробке лежала ещё одна коробка, только поменьше, внутри которой находился страстно обожаемый Гилбертом австрийский шоколад. Вытащив его и поставив на тумбочку, Пруссия заметил на дне фотографию их небольшой немецкой семьи, в которую на заднем плане сумели вписаться Италия с Венгрией.

Пруссия слегка улыбнулся и поместил фотографию в рамку, поставив ту на тумбочку возле кровати, не забыв и Венгрии отправить небольшой подарок с извинениями.

Забравшись в кровать к младшему брату, потеснив Италию, Пруссия, не снимая с лица довольной улыбки, закрыл глаза, погружаясь в сон.

========== 4. ==========

Утром Австрия, как и обещал, вернулся на родину, в Вену, ничего толком не объяснив даже Людвигу, который был с ним всегда очень добр и вежлив. Типичный педантичный немец, тут и говорить не о чем. Вот бы его глуповатый братец был хоть чуточку таким же внимательным и простым в общении, не строя из себя при этом пуп земли. Конечно, Пруссия всегда таким был и перевоспитывать его уже слишком поздно, но притупить чувство величия вполне возможно. Гилберт по жизни был слишком горделив, к тому же в ту ночь он был подвыпившим, поэтому и отреагировал на ответные действия Родериха столь остро.

Следом за Австрией в путь собрались и братья Италии, Пруссия с радостью выпроводил их из дома и отправился досыпать то, что не доспал прошлой ночью.

***

После Нового года Австрия с Пруссией не раз сталкивались на улице, в магазине или на какой-нибудь распродаже, но при этом никогда не разговаривали друг с другом.

Когда они опять же случайно столкнулись бок о бок в магазине, синхронно потянувшись за бананами, Гилберт первым одернул руку. Он выглядел очень уставшим, видать опять еле вырвался из дома славян, которых не любил.

В тот момент Австрии по-настоящему захотелось с ним поговорить, узнать, как у него дела, чем занимается, как поживает Людвиг, но Пруссия так быстро убежал, что Родерих с ним даже поздороваться не успел.

Вечером на телефон Гилберта пришло смс-сообщение, гласящее следующее:

«Приходи в парк».

А прислала его Венгрия. Не сказать, что они были закадычными друзья, но общались вполне себе нормально, как настоящие друзья. Элизабет временами выводила Гилберта из себя, но он никогда долго не таивал на неё обиду.

Лениво собравшись, одевшись и взяв пачку сигарет с зажигалкой, Пруссия не вышел, а буквально вывалился на улицу, направляясь в центральный парк.

Прибыв на место, Гилберт первым делом решил подышать свежим воздухом. Прикрыв глаза, Пруссия закурил, заполняя лёгкие убийственным никотиновым дымом, его настроение медленно поползло вверх.

За деревьями в самом конце парка раздавались крики и ругань. На одном из деревьев сидел Австрия, которого загнала на дерево собака, она никак не хотела уходить, несмотря на дикие вопли со стороны австрийца. Из интереса решив посмотреть, что же там такое происходит, Пруссия едва не схватился за живот от вида столь приятной картины. Аристократ так высоко забрался на дерево, да ещё и от кого? От какой-то бездомной собачонки.

— Как же ты так умудрился, романтик ты наш? — с издёвкой спросил Пруссия, спокойно протянув собаке лакомство, а после прогнав её.

Облегчённо вздохнув, Родерих попытался слезть с дерева, но в итоге просто свалился с него прямо на голову Гилберта, впечатав того лицом в снег. Благо, что всё обошлось без переломов, Австрия даже соизволил поблагодарить своего спасителя.

— Благодарю за помощь, — бросил он, приводя одежду в порядок.

— И чего ты припёрся? — с улыбкой поинтересовался Гилберт, уже успев облапать задницу брата.

— Это я у тебя должен спросить, — аристократично задрав нос и поправив очки, Родерих направился к выходу, ворча себе под нос. — Что за невежа, даже не поздоровался, ещё и облапал, дикарь!

Разумеется, Австрия заметил эти неуверенные прикосновения к своей филейной части, но высказывать претензии на этот счёт не стал. Всё же этот нахал спас его от зверя лютого.

— В гости позовёшь или так и будешь там стоять? — поинтересовался он, остановившись поодаль от Гилберт и бросив на него недовольный взгляд.

Нагнав Родериха, Гилберт, с минуту помедлив, ответил:

— Ну пойдем ко мне, Людвига всё равно сегодня дома не будет, так что, если не будешь вредничать, можно будет поиграть по-взрослому, — проговорил Пруссия с намёком, который любой современный ребёнок понял бы, не став ничего переспрашивать.

— Как некультурно. Тебя же не в харчевне воспитывали?

Ударив наглеца по рукам, которые он потянул к его талии, Родерих пошёл вперёд, не дожидаясь Гилберта. Австриец и слова бы ему не сказал, если бы тот начал приставать к нему на пороге дома, но никак не на улице, у всех на глазах, это же какой стыд и срам.

— Родерих, постой! — Гилберт быстро догнал его, продолжив разговор. — Откуда столько недовольства?

Не переставая препираться ни на минуту, они шумно шли до самого дома, по дороге зайдя в магазин и купив шнапса. Покупал его, конечно же, Пруссия, а Родя просто рядом стоял.

— Твоё поведение просто отвратительно! — бросил Австрия, не поворачиваясь. Как хорошо, что они уже подошли к дому. — Домогаться меня на улице всё равно что по улице с расстёгнутой ширинкой ходить.

Войдя в дом первым, Австрия отправил свой любимый фиолетовый плащ на крючок вместе с шарфом и игриво шлёпнул нерадивого братца по мягкому месту. От такого тёплого приёма Пруссия потерял дар речи на добрые десять минут.

— Я в ванную, — шепнул он и тут же удалился из поля зрения.

«Как скажешь, братец», — пронеслось в голове Гилберта, который был не в силах произнести то же самое вслух.

========== 5. ==========

Комментарий к 5.

Осторожно! В этой главе присутствует значительное количество туалетного юмора, если кому-то неприятно читать подобные работы, лучше остановитесь сразу, пока не поздно.

Вы предупреждены.

Австрия проторчал в ванной около двух с половиной часов, за это время Пруссия успел трижды умереть от скуки. А когда Австрия наконец-то явил свою аристократическую личность народу, выйдя из ванны в миленьком сером халате с цыплятами, из чего следовало, что эта вещь принадлежит Гилберту, сам же Пруссия дремал на диване, сидя в полусогнутом положении.

Аккуратно подсев к нему, Родерих взял в руки бокал красного полусладкого вина. Как же давно он не пробовал настоящих французских или итальянских вин, настолько давно, что уже успел позабыть их вкус.

Заметив, как Пруссия зашевелился, открыв глаза, Австрия тихо сообщил:

— Гил, там кто-то стульчак замарал, иди и почисти его, — стыдливо отведя взгляд в сторону Родерих краем глаза наблюдал за его реакцией.

Не разобрав его слов спросонья Пруссия фыркнул закатив глаза, после чего с неповторимым ехидством проговорил:

— Неужели у тебя начались проблемы с кишечником?

— Не твоё дело, — Австрия смущённо отвел взгляд в сторону. — И под коврик не забудь заглянуть, когда будешь убираться. И вообще, что за намёки? Хочешь сказать, что это я сделал?

— Придурок, дома только ты и я, — строго сказал Пруссия, догадываясь, что ему устроит Германия, если увидит, каких дел тут натворил Австрия. — Ты там как пёс обосрался?

— Грубиян! — воскликнул Австрия, сложив руки на груди. — Ты совершенно не умеешь себя вести даже в такие моменты.

В ванной была оторвана штора, сломан душ и истрачен любимый дорогой шампунь Людвига. В туалете засорился унитаз, измазаны сами знаете чем половина обоев и насрано под коврик.

Наклонившись, Австрия прикоснулся губами к щеке Пруссии, этот жест был чем-то вроде извинения, Гилберт даже догадывался, за что.

— От тебя так много проблем, братец, — саркастически протянул он, прикрыв глаза. Убирать всё это безобразие, оставленное Австрией, придётся, конечно же, Германии. — Но от этого я не стану любить тебя меньше, — он осторожно поцеловал Австрия в лоб.

— Не обманывайся, ты любишь только себя.

Опалив его шею горячим дыханием, Австрия улыбнулся и нежно поцеловал его в шею, слегка прикусив кожу.

— Конечно же себя я люблю больше. сам Себя не будешь любить — никто не полюбит, — довольно заявил он. — Но тебя я тоже люблю.

— Даже если я надел твой халат?

Хорошо зная Пруссию и то, насколько он сильно дорожит своими вещами, Родерих решил немного поиграть с его нервами.

— Я не против, но больше так не делай, — неохотно ответил он.

— Ничего не обещаю, — Австрия усмехнулся. — Твой халат такой мягкий, это хорошо ощущается, если надеть его на голое тело.

Поёрзав на диване, Австрия уткнулся носом в халат, дразня таким образом на удивления послушного и в каком-то смысле милого Гилберта. Внизу халата начал появляться едва заметный бугорок, отчего на щеках Австрии выступил румянец.

Пруссия с очевидным недовольством наблюдал за этим, ревнуя свой халат к брату. Кто бы мог подумать, что у такой особы из высшего общества могут проявляться склонности к фетишизму.

Если Родериху сейчас было хорошо и весело, то Гилберту же — совсем наоборот, подобное зрелище совершенно не возбуждало, а даже как-то злило, но он старался держать свои эмоции под контролем, чтобы не спугнуть угодившую в сеть добычу.

— Эй, братец, будешь продолжать в таком темпе, уйду к Польше. Он-то мне никогда не откажет.

— Что значит уйду? — оторвавшись от полюбившегося халата, Австрия бросил непонимающий взгляд на Пруссию. — Тебя разве кто-то отпускал?

— Я сам себе хозяин, куда хочу — туда иду! — фыркнул Гилберт.

Эта фраза прозвучала достаточно колко, чтобы послужить причиной для отмены всех их запланированных действий на сегодняшний вечер. Гилберт уже хотел встать и уйти, но Австрия ловко повалил его на диван, нависнув сверху, в аметистовых глазах промелькнула нотка злости, смешанной с ревностью.

— Надеюсь, ты успел себя подготовить в моё отсутствие?

Умело расстегнув ремень джинс и сдёрнув те в одно движение руки, Австрия усмехнулся, скользя тонкими бледными пальцами к резинке его трусов.

— С виду весь такой гордый, а на деле совсем ещё мальчишка, — с усмешкой бросил Австрия.

— Будто ты у нас больно взрослый.

Несмотря на отсутствие всякого желания на продолжение банкета, Пруссия внимательно наблюдал за Австрией. Мало ли что этот негодяй ещё выкинет.

Потеряв всякий стыд, Родерих слегка надавил на член Пруссии, закрытый тканью трусов.

— Ещё одно слово, и я очень сильно обижусь, — с максимально серьёзным видом заявил Австрия.

Он не спешил доставить Гилберту удовольствие, решив немного помучить этого невежу, заодно и обучить его хорошим манерам.

— При проявлении какой-либо грубости к человеку следует извиняться.

На подобное замечание Пруссия лишь закатил глаза. Кто бы мог подумать, что этот аристократ окажется таким… дотошным. А главное, ему-то за что извиняться? Но с такими людьми, как Родерих, лучше не спорить, это Гилберт быстро усвоил.

— Ладно-ладно, прости.

— И это всё? — во взгляде Австрии было столько удивления, сколько не было ни в одном из его многочисленных проигранных сражений. — Я научу тебя по-настоящему извиняться.

Скинув его на пол, не обращая внимания на многочисленную нецензурную лексику, Австрия снял халат, выставляя напоказ своё обнаженное тело, от которого исходил едва ощутимый запах клубники.

— Ты знаешь, что нужно делать.

Нога Австрии переместилась на пах Гилберта, с таким же успехом придавив его вялый член. В любые другие моменты Пруссия был бы счастлив заняться чем-то подобным с этим недотрогой Австрией, но сейчас… Он и сам не мог понять, что с ним такое. Все чувства и желания будто впали в спячку, он совсем ничего не чувствовал.

— Родя, ты ничего не попутал, а? — недовольно пробурчал Пруссия, воротя нос от его члена, хотя в прошлый раз с радостью взял его в рот.

Усмехнувшись, Австрия проговорил:

— Нечасто же ты называешь меня по имени.

Посильнее надавив на самое чувствительное и нежное местечко Гилберта, заставив его пискнуть, чуть приоткрыв рот, Родерих тут же схватил его за волосы и насадил ртом на свой чуть приподнятый член.

Пруссия заскулил от боли, так же недовольно заглотив член брата, он попытался освободиться, но Родерих, как говорится, держал его мёртвой хваткой. Гилберт смерил его недовольным взглядом, словно приказывая остановиться.

Гортанно простонав, Австрия ослабил ногу, перестав давить, но не убрал её, превратив давление в своего рода поглаживание. Опустив вторую ладонь на макушку Пруссии, Австрия усмехнулся столь неожиданной покорности братца.

— Не думал, что ты настолько хорош в этом деле. Сколько же мужчин у тебя было до меня?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся Пруссия. — Я не хочу…

Чего он там не хочет, Родерих не расслышал, но догадывался. Приподняв лицо Гилберта, заставив его смотреть только на себя, и поддерживая его за подбородок одним лишь указательным пальцем, Австрия заговорил:

— Тогда чего же ты хочешь, Гилберт?

Родерих отпустил его и даже отсел от него подальше, запахнув халат, и, навострившись, стал ждать от своего ненаглядного брата ответа.

Вернувшись на диван, Гилберт обронил невнятную фразу, сказанную на полунемецком-полурусском языке, Австрия не сумел её грамотно перевести, но смысл уловил. Гилберт хочет, чтобы он сделал ему минет.

Будучи не таким гордым, каким хочет казаться, Австрия предварительно заключил для себя, что ничего позорного в этом нет. Сев на колени перед Гилбертом и вынув его слегка затвердевший член, Родерих медленно скользнул по нему языком.

— Если я, не дай Бог, услышу хоть один комментарий в свой адрес после такого… Ты очень сильно об этом пожалеешь, Пруссия.

— Как скажешь, — понизив голос, Гилберт добавил, — сучка.

Как ни странно, Австрия был настолько хорош в данном деле, что невольно складывалось впечатление, будто он всю жизнь только этим и занимался, а не своими нотами, поэмами и либретто.

Он действовал медленно, плавно и в тоже же время настойчиво, стараясь как можно скорее довести этого неугомонного то точки кипения. Но Пруссия держался молодцом, хотя спустя десять секунд и начал сдавать позиции. Это было заметно по обильно выделяющейся смазке.

Не прошло и двух минут, как рот Родериха заполнила белая вязкая жидкость. Великий сдулся. Можно считать, что полдела сделано.

Родерих закашлялся, но не выронил ни единой капли, проглотив всё, что дал ему Гилберт. Затем он поднялся, бросив что-то наподобие: «Надеюсь, теперь ты доволен?» — и засобирался домой. Тут ему больше делать нечего. Жаль, что играть получилось в одни ворота. Но и за это Австрия уже отомстил ему, оставив маленький сюрприз под кроватью в комнате Великого.

— До свидания и всего наихудшего.

Ему не понадобилось много времени для того, чтобы одеться, поэтому буквально через двадцать минут он уже стоял в прихожей и надевал обувь, а ещё через пять покинул чужой дом.

========== 6. ==========

Спустя пару дней Австрия был вынужден наведаться в гости к Германии, потому что тот не брал трубку. Но Людвига не оказалось дома. Зато дома оказался Пруссия, который не в свойственной ему манере с порога предложил Родериху чаю.

Австрия не успел даже рта раскрыть, как его потащили в гостиную, усадили на хорошо знакомый кожаный диван. Так и не дав чая, Пруссия стал осыпать его бессмысленными вопросами, от которых Австрия ловко уворачивался, пытаясь задать свой единственный: «Где Германия?» — и как можно скорее получить на него ответ.

— Что тебе нужно от меня? — ворчливо пробухтел Австрия.

— Я просто соскучился. Помнишь нашу последнюю встречу?

— Пытаюсь забыть, да не получается.

Пруссия усмехнулся и развязно поцеловал его в уголок губ, давая ясный намёк на нечто большее. В прошлый раз они ведь не закончили начатое, потому что кое-кто просто трусливо сбежал. Не успел Гилберт опомниться, как от него и след простыл.

Австрия не сопротивлялся (хотя стоило), поскольку они оба хотели одного и того же, поэтому он решил расслабиться и не портить настрой ни себе, ни ему. В прошлый раз Австрия и сам не понимал, что на него нашло, так что сейчас он решил не упускать выдавшийся шанс и наверстать упущенное.

— Не забудь про презерватив. И надеюсь, ты полез ко мне с чистыми руками? — вот он, привычный ворчливый Австрия, который вздыхает, опаляя оголённую шею брата своим дыханием.

— Да заткнись ты уже и просто наслаждайся, — с улыбкой сказал Пруссия, спокойно продолжая, хотя вскоре его настрой пропал, стоило только взглянуть на недовольную рожу Австрии. — Может, займёмся этим позже? — уже лениво спросил он, прикрыв глаза.

— В таком случае приготовишь мне ванну?

Австрия игриво поцеловал этого лодыря в шею.

— Выйдя из неё, я хочу увидеть на столе чашку чая и шоколадное печенье. Думаю, мне придётся заночевать у тебя, не забудь приготовить мне кровать с чистыми простынями и наволочками.

— Пф, слишком королевские требования, со мной спать будешь, — лениво ответил Пруссия, машинально включив телевизор. — Раз уж Людвига нет, то, может, ты хозяюшкой побудешь?

— Нет, спасибо.

Встав с дивана, Австрия привёл в порядок свой внешний вид, а после направился к двери. Придёт в другой раз, когда Германия будет дома.

***

Как и былоупомянуто ранее, Австрия пришёл к Германии только спустя четыре дня. Проходя мимо гостиной, он увидел, как Пруссия сидел и довольно тискал Италию, с которым встречался вот уже почти неделю… Не так много, но за эту неделю он успел стать жутким собственником, ревнуя бесполезное существо даже к Германии.

Пруссия довольно поцеловал его в губы и прижал к себе, а сам Италия просто сидел на его коленях с лицом всемирного непонимания. Они точно встречаются уже почти неделю?

— Гилберт, — осторожно позвал его Родерих. — Я к Людвигу, где он? — деловито поинтересовался он, стараясь держать форму и не подавать признаков ревности, что выступили, как только он увидел своего брата с каким-то жалким Италией. Это даже не Венгрия и не Россия, а просто жалкий, трусливый, плаксивый итальяшка, который вечно просит пасты, будто других слов не знает.

— Людвиг в своем кабинете, — спокойной ответил Пруссия, свалившись с Италией на диван и, поцеловав его в нос, спросил, что хочет его маленький птенчик сегодня на ужин.

— Дикарь, откуда только взялись эти животные ласки, — Родерих без конца бубнил себе под нос, поднимаясь по лестнице, после останавившись возле кабинета.

Случайно заметив лежащую на столике книгу, Австрия взял её и кинул по направлению к этой парочке. И та столь удачно приземлилась в затылок Гилберта.

— Ай, придурок! Кретина куча! — обиженно фыркнул Гилберт, прижавшись к Италии, словно прося пожалеть его.

Недовольно смотря на брата, Гилберт, точно пытаясь его позлить, обнимал Италию.

Фыркнув и поправив жабо, Родерих постучался в дверь кабинета, а после вошел в него строго с позволения Людвига.

— Здравствуй. Могу я присесть? — получив одобрительный кивок, Австрия занял свободный стул. — Скажи, что творится с твоим братом?

Машинально повернув голову в сторону двери, Австрия горько вздохнул. Быстро же Гилберт променял его на итальяшку, очень быстро.

— Ничего необычного, всё как всегда. Не чудит и не мешает мне работать, значит все хорошо, — спокойно ответил Людвиг, который был даже рад подобному «союзу», потому что теперь и Италия не лип к нему, и брат не мешался под ногами.

Австрия ничего не ответил, лишь кивнул и ловко перевёл разговор в нужное русло.

— Ты же знаешь, зачем я здесь? Просто отдай мне это…

Поправив очки, аристократ стал дожидаться, когда Германия вернёт ему подписанную документацию с некоторыми распечатками.

Людвиг извинился перед Родерихом за то, что затянул с ними, и отдал ему все необходимые документы.

Пруссия же тем временем мирно спал на диване с бесполезным, но милым созданием, прижимая того к себе. Одному Богу известно, чем закончатся такие отношения и что ждёт их в будущем, но одно можно сказать наверняка — Австрия больше не захочет иметь с Гилбертом дело, одного раза более чем достаточно. Променять его на какого-то Италию, это просто… смешно!