Призраки прошлого (СИ) [Светлана Евгеньевна Гуляка] (fb2) читать онлайн

   Глава 1. Работа

   - Каринэ, там тебе из реанимации верхолазку спустили.

   - Уже?!

   - Сказали - им она не надо. Переночевала после наркоза - и хватит с неё.

   - У меня мест нет!

   - А у кого они есть? Виталь Саныч сказал, что это ваша, так что ваша.

   Каринэ вздохнула. Хирургия была переполнена. Впрочем, она почти всегда переполнена. Дети любят то аппендицит себе отрастить, то проглотить какую-нибудь батарейку, то кипятка на себя пролить... И родители, которые на досуге любят поругать отечественную медицину, тут же бегут к этой самой отечественной медицине!

   Каталка стояла в коридоре, недалеко от входа в отделение. Каринэ подошла к ней, взглянула на лежащую на ней девочку, вытащила из подголовья карту, пролистала. Впрочем, её историю ей уже рассказали: пошла вчера вечером с дружками погулять по заброшенной стройке, полезла куда-то, а конструкция возьми - и обрушься. Как итог - переломы обеих рук, сотрясение мозга, ушибы, порезы от арматуры, термический ожог второй-третьей степени живота и ног...

   - Ожог-то откуда?

   - Они костёр внизу развели, - хмуро ответил стоящий рядом с каталкой мужчина. - Она в него упала.

   Ему было лет тридцать пять, одет он был в штаны цвета хаки, серую футболку с Че Геварой, имел несколько взлохмаченные пепельные волосы, приятные, какие-то простые черты лица, и от него едва ощутимо пахло не то машинным маслом, не то железом...

   - И куда мне вас ложить?

   Вопрос, ясное дело, был риторическим.

   - Вам виднее, - он выдавил усталую улыбку.

   - Вы отец?

   - Да.

   Каринэ вздохнула и пошла в ординаторскую. Из хирургов там были только Виталь Саныч да Наталья Николаевна, заполнявшие документы и тихо и отрывисто ругавшиеся. Впрочем, они всегда ругались. Это было нормой и гарантом того, что вокруг не происходит ничего экстраординарного.

   - Виталь Саныч, - Каринэ остановилась в дверях, приваливаясь к косяку, - куда верхолазку пихать? Мест нет.

   Немолодой, высокий, чуть сутулый хирург флегматично пожал плечами, отложил ручку, отодвинул от себя чьё-то назначение и подтянул стопку с края стола:

   - Какие проблемы? Сейчас выкинем кого-нибудь.

   - Может, - с надеждой спросила Каринэ, - ту истеричку из второй?

   Виталь Саныч скривился:

   - Я бы с радостью, - признался он, - но с этой сучки станется и в минздрав нажаловаться - как же, её дитятко недолечили, вышвырнули из больницы, нахамили... Ты не слышала, какими карами она приёмному отделению грозила... Нет, Каринка, меньше будет проблем, если мы потерпим её ещё два дня. У нас сепсис домой просился: он у нас давно, анализы уже нормальные, вот его и отправим.

   - А толку? Там в палате мальчики. А верхолазке уже пятнадцать, чтобы её к мальчикам селить. Да и у истерички тоже мальчик...

   - А палаты с девочками у Азиза и Гены, но и там аншлаг... Тогда малышню слегка проредим.

   - Перелом на выписку?

   - Перелом как раз оставим, у него утренняя кровь плохая. А вот любителя принять душ из кипяточка можно, - он нашёл нужную историю болезни, просмотрел последние анализы: - Кровь нормальная, моча нормальная... Отправь-ка его на магнит, а потом и домой.

   В коридоре рядом с папашей верхолазки уже стояла и женщина. Стройная, с короткой причёской, крашеная в блондинку, она как раз наклонилась над каталкой и осторожно гладила дочку по волосам. Та плакала и что-то тихо говорила.

   В палате у малышей стоял гам. Двухлетняя глотательница иголок, удерживаемая мамашей, лежала под капельницей и протестующе орала. Трёхлетний падун из окна, тоже под капельницей, пока что отвлекся на планшет с мультиками, но видно было, что это ненадолго. Годовалая рваная щека тоже буянил по какому-то своему, не понятному Каринэ поводу. Четырёхлетний перелом голени, пока мамаша сидела в телефоне, сосредоточенно ковырял гипс на ноге и психовал, и лишь забинтованный любитель кипятка полутора лет от роду мирно спал, посасывая уголок пододеяльника.

   Лучше бы выписали кого-нибудь из крикунов...

   Впрочем, выпишут одного крикуна, на его место привезут другого. Выпишут одну психованную мамашку, на её место придёт другая. Вот такой вечный круговорот кричащих детей и психованных мамаш в природе...

   На выписку забинтованного любителя кипятка ушёл час. За это время рваная щека уснул, малыши откапались, Каринэ сняла капельницы, дети замолчали, и палата вздохнула с облегчением. Ненадолго, потому что перелом голени окончательно распсиховался, закатил истерику, и только тогда мамаша соизволила вылезти из мобильника и принялась его успокаивать, постепенно заводясь сама. В коридоре мамаша верхолазки начинала нервничать и поглядывать на часы.

   - Игорь, - услышала Каринэ, пробегая мимо, - я не могу больше...

   - Иди, - кивнул тот, кого назвали Игорем. - Я останусь...

   Когда с выпиской было покончено и кровать в палате освободилась, выяснилось, что бабе Кате - единственной санитарке на отделение - не до того, чтобы принести чистое постельное бельё и застелить кровать, потому что в туалете случились наводнение и потоп, которые она как раз ликвидировала. Каринэ вздохнула, сама сняла грязное постельное бельё и пошла к сестре-хозяйке.

   Вернувшись в коридор, она обнаружила, что около каталки с верхолазкой остался только папаша.

   - Держите, - она сунула ему в руки стопку чистого постельного белья, - идите в первую, застилайте свободную кровать.

   - Скажите, - попросил он, безропотно принимая бельё, - можно ей обезболивающее?

   Каринэ глянула на зарёванную верхолазку.

   - Сейчас её заселят в палату, - кивнула она, - потом придёт врач, и всё сделаем.

   Потом проблема возникла с тем, как закатить каталку, потому что в узком проходе она не могла развернуться. Положение спас папаша, подсказавший, что раз кровать на колёсиках, то вместо того, чтобы пытаться развернуть каталку, можно сдвинуть кровать. Потом они с Каринэ переложили стонавшую верхолазку с каталки на кровать, и пришёл Виталь Саныч.

   - Мезадениту из второй, - сообщил он Каринэ, усаживаясь на табуретку рядом с кроватью верхолазки, - я поменял антибиотик. И сейчас поднимут пневмоторакс из приёмника.

   - И куда его ложить? - закатила глаза Каринэ.

   - Наталье Николаевне, у неё двое на выписку идут. Ну что, Виктория Игоревна, - бодро поприветствовал он зарёванную полуобморочную верхолазку, - лечиться будем?..

   День выдался суматошным. Мало того, что скандальная мамашка из второй снова учинила разнос всему медперсоналу и грозила, что ежели с её драгоценным дитяткой что-нибудь случится, пусть все пеняют на себя, так ещё и свежепоступивший пневмоторакс неожиданно решил начать умирать. Просто вдруг закатил глазки, обмяк и перестал дышать. Его откачали, сплавили в реанимацию, а перед обедом скандальная мамашка во всеуслышание заявила, что больше оставаться здесь не намерена, и потребовала выписать её.

   - Врач может отпустить вас под расписку, - Каринэ призвала всю свою выдержку и воспитанность.

   - Не намерена я писать никакие расписки! За кого вы меня тут принимаете?! Ничего не делаете, держите ребёнка в ужасных условиях и снимаете с себя всю ответственность!..

   Надя за спиной у скандалистки страдальчески закатила глаза, из ординаторской показался Виталь Саныч, из палат начали выглядывать любопытные. И в это время к Каринэ тихо подошёл папаша верхолазки.

   - Я извиняюсь, - негромко и уже с усталыми нотками в голосе произнёс он, - можно ли Вику покормить? Или ей только капельницы?

   Каринэ глянула на часы:

   - Обед через полчаса, в палату привезут. Да, врач разрешил её кормить. Только это придётся делать вам самим.

   - Я это понял, - чуть улыбнулся он.

   - Я требую сюда главврача! - кричала скандалистка. Виталь Саныч флегматично отвечал, что это не проблема, и что она принимает с пяти до шести вечера. На этих словах половина свидетелей скандала посмотрели на часы. Где-то громко заплакал ребёнок.

   - И часто у вас такое? - без оптимизма поинтересовался папаша верхолазки, кивнув на скандалистку.

   Как его зовут? Игорь, кажется. Дочка не в него пошла - темноглазая, полногубая, яркая и красивая - эта утончённая красота была видна даже после операционной и ночи в реанимации. Только волосы были такого же цвета, как у отца - необычные, пепельные и какие-то словно переливающиеся. И это точно свой цвет, не крашеный.

   - К счастью, нечасто, - успокоила его Каринэ. - Это редкий и клинический случай.

   Скандалистка требовала главврача сию же минуту, иначе она пойдёт жаловаться в министерство здравоохранения. Некоторые мамаши, не выдержав, попросили её успокоиться, напомнив, что здесь бесплатная больница, а не люксовый санаторий. Крикунья переключилась на них. Виталь Саныч, получивший передышку, флегматично пожал сам себе плечами.

   - У нас в палате, - признался Игорь, - тоже клинический случай.

   - Мамаша, у которой ребёнок со сломанной ногой? - усмехнулась Каринэ.

   - Да. Пока ребёнок не начнёт истерику, она из телефона не вылезет.

   - Зато она не скандалит, не выкатывает претензии и делает всё, что ей говорят. Даже на больничную кормёжку не морщится.

   Главврач всё-таки пришла спустя где-то полчаса. Их разговора Каринэ, занятая уколами, не слышала, но скандалистка самым волшебным образом угомонилась. Надолго или нет, это другой вопрос, но временно в хирургии наступили относительные тишина и благодать.

   Вторая половина дня прошла довольно дёргано. Дёргали, в общем-то, по мелочам, но постоянно - там у ребёнка температура поднялась, там живот заболел, там место укола покраснело, там повязку залили компотом... Обычные проблемы, только сегодня почему-то их было слишком много. Потом погоняли за документами то в приёмное отделение, то в реанимацию, а потом и вовсе послали в архив за историей болезни трёхлетней давности. Вообще-то, это было обязанностью бабы Кати, но хирурги, зная её вредный характер, и ценя, как единственную санитарку на всё отделение, лишний раз старались не дёргать. А медсестёр много, их не жалко поэксплуатировать.

   Отделение угомонилось только часам к десяти вечера. Наконец-то перестали болеть животы и разматываться повязки, детишки и мамаши расползлись по палатам. Виталь Саныч, тоже дежуривший сегодня, прошёлся по пациентам, расспросил всех о самочувствии и спрятался в ординаторской спать. Каринэ заварила большую кружку чая, притушила свет в коридоре и присела на диванчик на посту.

   За окном чернела пасмурная мартовская ночь, по улице ещё проезжали машины, прошёл грузовой поезд, прогромыхал трамвай. В четвёртой или пятой палате заревел ребёнок и почти тут же успокоился, кто-то прошлёпал в туалет.

   - Не помешаю?

   Каринэ подняла голову, посмотрела на Игоря и сдвинулась, освобождая ему край дивана. Он сел, откинулся на спинку и закрыл глаза.

   День явно дался ему нелегко, это было видно по усталому и осунувшемуся лицу. Впрочем, больница - это не санаторий и не курорт. По правилам его должны были отправить вечером из отделения, потому что на ночь разрешалось оставаться только родителям, детям которых ещё нет шести лет. Но в отделении завал, врачи и медсёстры с начала марта как-то резво рванули на больничные, Виталь Саныч ведёт и своих пациентов, и пациентов Евгения Никитича, а она, Каринэ, и вовсе одна на три палаты. Поэтому в этих условиях и врачи, и медсёстры сквозь пальцы смотрели на то, что ухаживающие за больными остаются на ночь, если они этим не усложняли жизнь медперсоналу.

   - Можно достать где-нибудь одеяло? - спросил вдруг Игорь и невесело пояснил: - Я не могу лечь на кровать с Викой. Её чуть не так тронь - она плачет от боли.

   - Одеяло можно найти, - Каринэ отпила глоток горячего чаю и устало прикрыла глаза. - Но кровать, сами понимаете, вам не выделят.

   - Понимаю. Я не привередливый, могу и на полу.

   Каринэ поставила кружку на пол около дивана, встала, сходила в сестринскую и принесла Игорю запасное дежурное одеяло.

   - Тонкое, - предупредила она, - но другого нет.

   - Мне хватит, - он сцедил усталый зевок в кулак. - Спасибо.

   Они сидели и молчали. Каринэ мелкими глотками пила постепенно остывающий чай, чувствуя, как гудят набегавшиеся за день ноги и одуревшая от криков детей и мамаш голова. Игорь полулежал, откинувшись на спинку дивана, запрокинув голову и закрыв глаза. За окном засвистел ещё один поезд.

   - А почему вы здесь, а не мать? - спросила Каринэ.

   Она сама не знала, зачем задала этот вопрос. Её это не интересовало. Мало ли какие обстоятельства могут быть у мамаши, которые мешают ей находиться рядом с дочерью. Игорь не уникум, лежали и до него папаши с детьми.

   - Ребёнок маленький у неё, - не открывая глаз, ответил он. - Не с кем оставить.

   А впереди ночь. Пусть бы сегодня никого не привезли экстренного...

   - Вас Карина зовут? - тоже без особого интереса спросил Игорь.

   - Каринэ, - механически поправила она.

   В коридоре раздались шаги, к посту вышел Виталь Саныч, посмотрел на Каринэ флегматичным взглядом.

   - Аппендицит? - обречённо предположила она, правильно истолковав его взгляд.

   - Перитонит, - уточнил он.

   Счастья ночью не будет...

   Глава 2. Дом

   Родная квартира встретила её вожделенной тишиной. Никто не орал, не кричал, ничего не требовал и не бегал. И даже подвявший колеус на подоконнике, который она забыла полить перед уходом на работу, молча сносил наступление засушливого периода.

   После ночи на дежурстве голова соображала плохо и болела. Перитонит - здоровенный лоб шестнадцати лет от роду - экстренно прооперировали, дали пару часиков отдохнуть в реанимации и вернули им. Он не хотел лежать под капельницей, порывался идти домой и всё пытался облапать Каринэ. На первое ему пригрозили вызовом полиции - судя по тому, что лоб слегка взбледнул, ему уже приходилось иметь с ней дело - и притих. На второе Каринэ спас Игорь, которого - раз всё равно не спит - попросили помочь переложить лба с каталки на кровать. Заметив его попытку шлёпнуть её по попе и то, что слова не действуют, Игорь недобро глянул на него и с угрозой в голосе предупредил: "Я здесь". Что там лоб себе удумал, неизвестно, но рук больше не распускал.

   Потом поднялась температура у верхолазки - к счастью, как поднялась, так и упала. Каринэ вколола ей обезболивающее, и она уснула.

   Часа три поспать удалось, а потом перитонит начал стонать и всячески показывать своё страдание... В общем, в восемь утра Каринэ сдала всё это сомнительное счастье Наде с Людой и Зулей и сбежала из того дурдома домой.

   Оставив сумочку и пакет у двери, Каринэ стянула сапоги, тоже кинула их в прихожей, бросила куртку на вешалку и поплелась на кухню. Там достала из навесного шкафчика бутылку коньяка и вылила последние грамм семьдесят в рюмку. И плевать, что утром пить - это дурное дело. Это не прихоть, а необходимость. К тому же это у всех остальных утро, а у неё даже не вечер, а самая глубокая ночь, так что она имеет право напиться, завалиться на кровать и отрубиться.

   Она ногой пододвинула табуретку к окну и уселась на неё, глядя вниз на проснувшийся город и потягивая коньяк. Ночью распогодилось, но к утру опять нагнало туч, которые сыпали сейчас мелким противным дождём. И на душе было... Каринэ прислушалась к себе... Нет, не противно, даже наоборот, мирно и спокойно. На дежурстве ничего не случилось, даже идиот с перитонитом - не самое худшее, что могло им подвалить; не выспалась - ну, не привыкать. Зато сейчас она сидит дома, пьёт коньяк, сейчас допьёт и пойдёт спать. Тихо, мирно, спокойно. В тепле и на мягкой кровати. Тому же Игорю тишина, покой и кровать в ближайшем будущем не светят...

   В голове приятно зашумело, боль отступила и уже не давила так на виски. Каринэ бездумно понаблюдала, как во дворе пытаются разъехаться мусороуборочная машина и две легковушки, проследила взглядом за школьником, бегущим в школу, в которую он совершенно точно уже опоздал, допила последний глоток коньяка, оставила рюмку на подоконнике и поплелась спать.

   А вместе со сном пришёл и кошмар. Сначала приснился Игорь - они шли вдоль железнодорожных путей и о чём-то говорили. Потом поднялся ветер, стемнело, железная дорога пропала, и вокруг вырос мрачный чёрный лес. Под ногами вместо травы потёк чёрный липкий туман, такой же туман выползал из-за деревьев и цеплял за одежду и руки. Затем деревья расступились, и Каринэ оказалась на поляне.

   Здесь всё тоже было черно, в воздухе колыхалась чёрная дымка, из которой время от времени вырастали то призрачные черепа, то костистые руки или ноги. Посреди поляны возвышался каменный столб, светившийся грязно-багровым светом, под землёй у столба отчаянно блеял зарезанный козёл, а вокруг столба ходил человек. Или не человек. Все черты его были человеческими, но совершенно неживыми, безжизненными и серыми. Остановившиеся глаза постоянно смотрели в одну точку, и тянулся за этим неживым человеком чёрный удушающий шлейф.

   "Укажи завершающую жертву..."

   Шлейф взметнулся, Каринэ, зная, что будет дальше, в отчаянии попыталась развернуться и убежать, но мертвящая тьма спеленала её по рукам и ногам, и она не могла пошевелиться. Оставалось только обречённо наблюдать, как шлейф накрывает её, и из него начинают формироваться призраки. Чёрные скелеты - на некоторых ещё сохранились останки плоти или одежды - выступали из шлейфа и окружали Каринэ. Мёртвая тишина поляны наполнилась их шипением. Они окружали её, тянули к ней свои неестественно длинные чёрные руки и угрожающе шипели: "Не уйдёшшшшшь..."

   А серый безжизненный человек подошёл к Каринэ, держа в руках тонкий стилет, и без всяких эмоций замахнулся для удара. Каринэ отчаянно попыталась перехватить руку или хотя бы уклониться, но тьма, плотно связавшая её, не позволила даже шелохнуться. Удар ножа в голову - и призраки жадной толпой ринулись к ней...

   Она проснулась от бешено колотящегося сердца. Одеяло сползло на пол, а порыв ветра распахнул форточку. Каринэ подняла одеяло, закуталась в него и глянула на часы.

   Три часа дня.

   Призраков в квартире не видно - не видно сейчас, в свете дня. Но они есть, Каринэ ощущала всем своим нутром - прячутся в тёмных углах и ждут ночи, чтобы вылезти, столпиться вокруг неё, тянуть к ней свои чёрные костистые руки и требовать уйти с ними. Этот кошмар преследовал её уже восемнадцать лет, с тех пор, как её, семилетнего ребёнка, бросили в лесу на ночь глядя. С той поры и приходил этот сон. С небольшими вариациями, то реже, то чаще. Бывало, за целый год не приснится ни разу, а бывало, каждый месяц будил своей потусторонней жутью. А потом вокруг неё наяву кружили жуткие порождения потустороннего мира и чего-то из-под неё хотели. Недели три пройдёт - призраки исчезнут, и всё станет нормально, пока очередной ночной кошмар не воскресит их.

   Иногда, хоть и крайне редко, получалось увернуться от ножа, и тогда призраки кружили вокруг неё не три недели, а меньше, бывало, всего несколько дней. А один раз... Ей было четырнадцать лет, и к ней на улице пристал какой-то отморозок с ножом. К счастью, Каринэ догадалась прикинуться дурочкой, заболтала его, а пока она его отвлекала, братья скрутили его, отобрали нож, хорошенько отметелили и отволокли ментам на участок. И после этого Ромка взялся учить сестру приёмам против ножа. Она до сих пор помнила нудную и долгую тренировку: летит нож, зажатый в руке обратным хватом, шаг в сторону, перехватить руку и рукой же противника всадить его нож ему в живот. Десятки и сотни раз подряд. До отупения.

   Дядя Миша, когда прознал про эти тренировки, всыпал обоим, пояснив, во-первых, что против крепкого мужчины у Каринэ этот номер не пройдёт, а во-вторых, если пройдёт, то это уже будет уголовщина.

   Но когда через несколько недель ей приснился очередной кошмар, и призрак занёс над ней нож, неожиданно сработали вбитые Ромкой рефлексы: она отступила в сторону, перехватила бестелесную руку серого человека и изо всех сил всадила его же рукой нож ему в живот.

   Призраков после того сна не было, и кошмары потом не приходили два года. Потом появились опять, только теперь тьма держала её сильнее, и повторить тот приём больше не получилось.

   На этот раз не получилось даже увернуться от ножа. Значит, призраки будут преследовать её три недели. И, значит, скоро она увидит и самого серого человека...

   Каринэ спустила ноги на пол, протёрла глаза. За окном моросил серый дождь, а тишина собственной квартиры из умиротворяющей превратилась в жуткую, из всех тёмных углов выглядывали призраки: поверни резко голову - и успеешь заметить краем глаза движение в тёмной углу. Да даже голову поворачивать не надо: закрыть глаза - и она чётко, каким-то шестым чувством могла сказать, где они и примерно сколько их. Сейчас их пять, ночью будет больше.

   Днём ещё ничего, сейчас она встанет, пообедает, выпьет кофе, посидит в интернете, посмотрит какой-нибудь фильм - но потом стемнеет и наступит ночь. А ночью все эти призраки, таящиеся сейчас в тенях, повылазят, столпятся вокруг неё, и будут чего-то ждать от неё, что-то требовать, куда-то звать.

   Летом она уходила гулять на вокзал. Летом через Краснодар нескончаемым потоком идут поезда, там постоянно толпятся люди, сотнями приезжают и уезжают, там людно, светло и шумно, и призракам прятаться негде. Но сейчас март, на улице темно, холодно и серо, на вокзале - редкие пассажиры. И от теней не спрячешься. Остаётся только всю ночь не выключать верхний свет и смотреть фильм за фильмом. А утром, когда рассветёт и призраки перестанут подходить близко, наконец-то лечь спать.

   Надо потерпеть два дня, потом станет легче. То ли призраки потеряют свою силу, то ли она банально к ним привыкнет - но через два дня она сможет спать ночью. Но эти два дня нужно ещё пережить...

   А в четыре позвонила старшая медсестра.

   - Каринэ! - умоляюще попросила она. - Может, вы можете выйти сегодня в ночь?

   Каринэ резко выдохнула, испытав невероятное облегчение. Не будет ночных кошмаров, не будет убивающего одиночества и ужаса неведомо чего, не будет бесконечных фильмов, которые нужно смотреть, чтобы спрятаться от призраков. На работе будет работа, и будет не до кошмаров.

   - Могу, - сипло ответила она, сдержав нервный смех. - Таня опять на больничный?

   - Как всегда, - подтвердила старшая.

   - Я выйду, - пообещала Каринэ.

   - Ох, спасибо вам огромное, а то меня Таня как обухом по голове сейчас...

   Отбив звонок, Каринэ некоторое время смотрела на потухший дисплей, потом перевела взгляд на серое небо за окном и такие же серые дома. На работе она проклянёт своё согласие выйти в ночь. На работе она будет мечтать о тихой квартире, особенно когда привезут парочку экстренников или если кому-то резко поплохеет. Но это будет потом. Сейчас было только облегчение, что на работе не будет кошмаров. Или что, по крайней мере, там рядом будут люди.

   В отделении за день ничего не изменилось, разве что у Азиза Тиграновича кто-то пошёл на выписку. И, как ни странно, никого не привезли.

   - Значит, привезут ночью, - заключила очевидное Люда, записывая температуру пациентов. - В общем, у верхолазки из первой тридцать восемь и два и у перитонита из пятой тридцать семь и четыре...

   - И он громко и показательно страдает, - добавила Надя.

   Первые три часа дежурства прошёл спокойно, а потом в коридор вышел Игорь с телефоном у уха. Каринэ села заполнять истории болезней, но обнаружила, что ручки на посту нет, поэтому вынуждена была встать и пойти в сестринскую. Проходя мимо Игоря, она услышала обрывок его фразы: "...У тушки закрылки не выходили на двадцать..." и невольно представила перитонита из пятой, у которого крылышки не хотят расти больше, чем на двадцать сантиметров. Воображение тут же нарисовало куцые беленькие крылышки, а потом добавило и нимб на макушку. Мысленно похихикав, она сходила в сестринскую, отыскала ручку и вернулась на пост. Там её поджидала мамаша, виновато объяснившая, что ребёнок описался, и нужно поменять постельное бельё. Разобравшись с бельём и снова вернувшись на пост, она нашла там Игоря. Он сидел на диванчике и пил - судя по запаху - кофе. Кивком поздоровался с ней, она также кивнула ему в ответ, и следующие минут двадцать прошли в молчании: он неторопливо пил кофе, она заполняла истории болезни пациентов. А потом Каринэ услышала лёгкое похрапывание - обернувшись к Игорю, она обнаружила, что тот уже спит, откинувшись на спинку дивана. Кружка из-под кофе стояла рядом на полу.

   Можно было его разбудить и отправить в палату, но Каринэ не стала этого делать. Пусть спит, пока он никому не мешает. А к тому же с ним было спокойнее. Скорее всего, банально из-за того, что рядом с другим человеком уже не чувствуешь себя такой одинокой перед лицом ужаса, а может быть, и потому, что призраки опасались Игоря. Почему-то казалось, что они выглядывают из-под дивана, из-за холодильника с лекарствами, из-за шкафа, видят Игоря и не смеют показаться ему на глаза.

   Она обратила внимание на небольшое пятно крови на его майке всё с тем же Че Геварой, и невольно залюбовалась его встрёпанными волосами, при слабом ночном освещении принявшими удивительно глубокий пепельный цвет. Подумать только - ради такого цвета многие красотки травят волосы химией, а ему природа подарила этот потрясающий оттенок просто так...

   Позвонили из приёмного отделения - Игорь от звонка шевельнулся, но не проснулся - спросили, как у них с местами. Каринэ ответила, что на полу свободного места ещё много и, кажется, не занята душевая. На том конце провода буркнули: "Ясно" и отключились.

   Покончив с бумажками, она прошлась по коридору, заглянула в палаты, проверила температуру верхолазки и перитонита. У верхолазки на ощупь были всё те же тридцать восемь и два; перитонит храпел и тоже был лишь немного тёплым.

   Никого к ним так и не подняли; забежавшая за сахаром Даша из реанимации сообщила, что, вроде, кого-то заселяли в ортопедию.

   Ну и чёрт с ним, другого привезут.

   Однако другого не привезли. Ночь вообще выдалась на редкость спокойной - вот именно тогда, когда нужна работа, чтобы отвлечься от кошмаров, её и не было. Вся документация была заполнена, указания по утренним анализам изучены, пациенты сопели в две дырочки, экстренники не шли. Игорь спал, сидя на диване, Каринэ пила чай чашку за чашкой, смотрела из окна на редкие проезжающие машины и поезда, ходила из угла в угол, иногда заглядывала в ту или иную палату и ждала утра. Идеальная ночь, чтобы спать, всегда на дежурствах о таких мечтаешь, но сейчас ложиться было нельзя. Стоит будет ей закрыть глаза, как сразу из каждого угла призраки начнут тянуть к ней свои костлявые руки и пробирающее шипеть: "Не уйдёшшшшшь..."

   В детстве она этих кошмаров боялась до истерики, тёте приходилось поить её убойными дозами успокоительного, включать весь свет, всю ночь держать на руках и постоянно говорить - неважно что, лишь бы племянница могла слышать её голос. Годам к десяти Каринэ привыкла к кошмарам, и уже достаточно было прийти на ночь к тёте в кровать, чтобы было не так страшно. Став взрослой, она научилась на людях ничем не выдавать своего состояния, не шарахаться прилюдно от призраков, и иногда даже удавалось убедить себя, что это всего лишь глюки.

   Однако до сих пор, хоть прошло уже восемнадцать лет, и она давно не ребёнок, эти призраки подкарауливали её и чего-то от неё хотели...

   Утро тоже прошло тихо и мирно. С шести до семи Каринэ взяла все нужные анализы, отнесла их в лабораторию, забрала результаты, дала жаропонижающее пневмонии из шестой, у которого температура незаметно подобралась к тридцати девяти, и эту красоту и благодать в восемь утра сдала Наде с Людой и Зулей.

   - Ты что, - Надя заметила её сонный вид и круги под глазами, - не спала? Опять кошмары?

   Каринэ невесело покивала.

   - Теперь понятно, чего ты так резво в ночь выйти согласилась, - посочувствовала Надя. - А нас веселуха ждёт. В приёмнике не протолкнуться, там один заворот кишок, один горелик, и реанимация сказала, что нам спускают жёваное стекло.

   Где эта "веселуха" была ночью, когда она так была нужна?

   Серого человека она увидела на остановке троллейбуса недалеко от её дома. Прохожие на него не реагировали - Каринэ давно уяснила, что серым и безжизненным его видит только она, для остальных же он обладает обычной внешностью. Если присмотреться, она тоже могла разглядеть под серой оболочкой его настоящее лицо, но приближаться к нему и показываться ему на глаза было опасно. Что именно эти серые люди собираются с нею делать - а что им нужна была именно она, сомневаться не приходилось - она не знала, но если во сне бьют её ножом, то вряд ли наяву захотят угостить шоколадкой и просто поболтать. А поэтому Каринэ, прикрывшись пассажирами, выходившими из троллейбуса, с деланной неспешностью нырнула назад в салон, проехала ещё остановку, сделала большой круг, чтобы подойти к дому с другой стороны, огляделась, убедилась, что серого в округе нет, и только тогда зашла в подъезд и перевела дух.

   Дома было тихо, мрачно и неуютно, в тёмных углах прятались кошмары. Не вылезали, молчали, но и не уходили. И не закроешь глаза, чтобы не видеть их - она будет ощущать их даже с закрытыми глазами. За окном по-прежнему было серо и моросил дождь. Каринэ долго сидела на табуретке у окна, мелкими глотками пила чай с мелиссой, смотрела на улицу и оттягивала тот момент, когда придётся идти спать. На улице как назло ничего не происходило, на что можно было бы отвлечься, даже серый - и тот не появился, и вообще во всём мире, казалось, царили отвратнейшие тишина и благодать. И когда Каринэ почувствовала, что засыпает, сидя на табуретке, она вынуждена была встать и пойти спать, включив настольную лампу и подвинув её поближе к кровати.

   Кошмар пришёл. Она снова продиралась в темноте сквозь лес, вокруг кружились призраки, шипели, но не приближались. Потом тьма стала совершенно непроглядной, Каринэ пыталась кого-то звать - она точно знала, что рядом кто-то есть - но из темноты на неё смотрел лишь череп, обрамлённый густыми тёмно-каштановыми волосами, роскошной гривой спадающими на кости ключиц. Каринэ с отчаянием осознала, что человек, который мог её защитить, мёртв, и она опять одна против всего мира. А потом она рассмотрела, что у мертвеца вовсе не каштановые волосы, и не длинные, а пепельные и короткие, и это совсем не мертвец, а Игорь. Он сказал: "Закрылки ещё не выросли" и посветил ей в глаза фонариком.

   Каринэ проснулась и тут же зажмурилась. На улице тучи разошлись, выглянуло солнце, его лучи светили ей прямо в глаза, заливая квартиру ярким белым светом. Часы показывали всего час дня.

   И стало легче. С солнцем призраки не придут. Теперь можно спать спокойно.

   Она поправила одеяло и повернулась на другой бок. Краем глаза успела заметить, что между стеной и шкафом съёжился призрак, пытаясь вжаться в остатки тени, но в свете дня он был безвредным и жалким, поэтому Каринэ закрыла глаза и позволила себе спокойно уснуть, зная, что с солнцем призраки не посмеют вылезти на свет.

   Глава 3. Несколько минут

   В начале следующей недели заметно полегчало. Призраки стали меньше ощущаться, вышли с больничного Оля и Полина, истеричку из второй перевели в психоневрологию ("С такой мамашкой, - доверительно поделилась Надя, - у меня бы тоже нервные тики начались"), а к тому же больные активно выздоравливали и выписывались, а новые на их место приходили не очень бодро. Все, конечно, понимали, что это ненадолго, но пока что радовались жизни.

   Разве что Виталь Санычу не нравилась Вика-верхолазка. Ожоги подживали, девочка жаловалась, что болят и чешутся сломанные руки под гипсом и ожоги под повязками, но уже не так сильно, как первые дни. "И больше ничего не болит?" - "Голова немного, но уже перестаёт". А анализы показывали повышенный лейкоцитоз, который не проходил несмотря на антибиотики.

   На тихом часу на пост приходил Игорь, садился на диван и пил кофе. Один раз в минуту затишья они даже разгадывали кроссворды: каждый свой, но перманентно спрашивая друг друга незнакомые слова. Иногда Игорь разговаривал по телефону, и Каринэ в добавление к закрылкам узнала ещё такие слова, как элероны, ВСУ, датчик давления масла и центральный топливный бак. И если элероны и ВСУ не ассоциировались ни с чем, то на два последних воображение рисовало всё того же перитонита из пятой, которому в горло продавливают сливочное масло, которое попадает потом в центральный топливный бак, то есть в желудок.

   Четверг начался весело. Вернее, начался-то он обыкновенно - с планёрки, сопровождения сначала Виталь Саныча, а потом Натальи Николаевны в обходе. А сразу после обхода им подняли двух девочек-близняшек, сожравших диффенбахию и закусивших молочаем. Виталь Саныч осмотрел их и уточнил, не съели ли они заодно и кактус, на что мамаша ответила, что кактус они ели в прошлый раз и им не понравилось. Каринэ промыла им желудки и заселила в первую палату к Вике-верхолазке - перелом, глотательницу иголок и рваную щеку оттуда уже выписали. Девочки - им было по три года - были похожи друг на друга до омерзения, одинаково одеты и шагу друг без друга не ступали. Разговаривать с Каринэ отказывались наотрез, смотрели буками и поминутно спрашивали, где мама. Каринэ объясняла им, что мама сейчас напишет дяде доктору буквы на бумажке и придёт, и через минуту снова получала вопрос, где мама. Хорошо ещё, что они вели себя спокойно и даже на промывании желудков сильно не возмущались. Однако стоило Каринэ попытаться сделать одной из них укол, вопль поднялся на всё отделение, причём вопили обе. Хорошо, что в это время пришла мамаша, разобравшаяся с документами.

   - Лизу колите сначала, - она подпихнула к Каринэ другую близняшку.

   На этот раз всё прошло без эксцессов, Лиза даже не пикнула, получив укол, а Лера сама подошла, легла рядом с сестричкой и подставила попу. Каринэ уколола и её, а сама гадала: госпитализировали они сейчас двоих, не окажется ли, что выписывать будут троих? Потому что мамаша была явно не то что на последнем месяце беременности, а такое ощущение, что уже на последних днях беременности. Игорь, который разбирал с дочкой какой-то параграф по физике, тоже с опаской посматривал на пузатую мамашу, а потом вопросительно глянул на Каринэ. Та незаметно пожала плечами. Папаша близняшек, занёсший в палату их вещи, - и тот бросал на супругу взгляды, полные сомнения.

   К обеду близняшек наконец-то перестало гонять в туалет, но есть они наотрез отказывались. Каринэ развезла пациентам обед и поставила им капельницы с глюкозой. Игорь кормил Вику, попутно ругаясь о каких-то трещинах с кем-то по телефону, прижатому плечом к уху, мамаша близняшек сидела рядом с девочками и придерживала Лерину руку. Каринэ, отрегулировав скорость капания, собиралась уже уходить, как заметила, что Игорь смотрит на пузатую мамашу... ещё без паники, но уже с явным ужасом. Она проследила за его взглядом и увидела, как из-под неё на пол капает вода.

   Каринэ, конечно, подозревала, что выписывать им придётся троих вместо двоих, но не предполагала, что это случится так быстро!

   Сама мамаша этого ещё не заметила.

   - У вас воды отходят, - Каринэ не определилась с интонацией - то ли спрашивать, то ли утверждать, в результате получилось что-то непонятное. Игорю, кажется, поплохело ещё больше, хотя надо отдать ему должное: он держал себя в руках, не забывал о дочке и продолжал ругаться по телефону.

   Мамаша дёрнулась, подскочила - и стало видно, как её чёрные спортивные штаны быстро напитываются водой. Каринэ развернулась к двери:

   - Я сейчас вызову перевозку на роддом.

   - Хорошо... Подождите, - попросила она; слышно было, что её голос слегка подрагивал. - Смотрите. Это Лиза, - она погладила по головке одну из близняшек. - У неё колосок на голове заплетён... наизнанку. Вот, видите... Так вы сможете их отличать. Они не дают себя одевать по-разному, а что у них на голове, не видят... Это я к тому, что если им надо делать уколы, давать таблетки, или ещё что-нибудь, то начинайте с Лизы. Она ничего не боится. А Лера сама захочет, как сестричка, даже если это укол.

   На промывании желудка близняшки не возмущались. Видимо, она, Каринэ, нечаянно начала с "правильной стороны".

   - Девочки, - мамаша обернулась к близняшкам, - я сейчас съезжу домой и покормлю котика. Когда покормлю, я к вам вернусь.

   - Котика, - согласилась Лиза.

   - Да, - подтвердила Лера.

   - Я поеду домой кормить котика, - повторила мамаша, на этот раз выразительно глядя на Каринэ. Каринэ кивнула, мол, понятно: мама поехала кормить котика. А все процедуры начинать с изнаночного колоска.

   Перевозка приехала быстро, мамаша тоже собралась быстро, болтала с девочками и улыбалась, хотя было видно, что схватки у неё нарастают и ей больно. Игорь докормил Вику и малодушно сбежал из палаты. Когда Каринэ спровадила внезапно зарожавшую мамашу и сняла капельницы девочкам - те спокойно взялись за кукол - то нашла Игоря на посту на диванчике. Вид у него был малость нервный.

   - Вам дать успокоительное? - она постаралась наподдать заботы в голос, чтобы скрыть ехидство. Села на стул и пододвинула к себе истории болезни близняшек.

   - Спасибо, не надо, - отказался он. - Просто Вика моя... тоже родилась внезапно. И я, и её мать молодыми были, дурными. Ей уже срок рожать был, а мы в лес с палаткой рванули. И посреди ночи я просыпаюсь от того, что чувствую, что спальник под нами мокрый. Первая мысль - что дождь пошёл и под палатку затекло, но дождя не было. Вторая...

   Он замялся.

   - Что кто-то из вас описался, - хихикнув, подсказала Каринэ.

   - Да, - признал он. - А оказалось, что отошли воды. Представьте: ночь, лес, а она собралась рожать. А я в беременности и родах - ноль без палочки, что делать - в принципе без понятия. У нас обоих паника. Мобильников тогда, чтобы вызвать скорую, не было, да если бы и были, скорая в лесу нас бы не нашла. До Горячего Ключа километров пять, а она идти не может, на спину себе с её животом я взять не могу. Кое-как посадил себе на плечи, голову как-то на бок своротил, живот сверху на голову давит - и пошёл. У меня шея потом месяц болела. Она стонет и плачет, я иду, на меня сверху льётся, и больше всего я боялся... Как вы думаете, чего?

   - Что ваша жена прямо вам на шею и родит? - Каринэ заставила себя не смеяться - слишком чувствовалось, что для Игоря та история - это его личный кошмар.

   - Вы угадали, - признал он. - Я не думал о том, что могу упасть или заблудиться. А шёл и всё ждал, что вот-вот вылезет ребёнок... Вышли мы к Горячему Ключу. Так мало дойти - надо найти телефон. Повезло - на ментов почти сразу набрели, они вызвали скорую.Только скорая подъехала - и Вика родилась. Десять минут - я смотрел на часы. С того времени, как я встретил ментов, и до того, как родилась Вика, прошло десять минут. Родись она на десять минут раньше... - Он судорожно взъерошил пепельные волосы. - Она не дышала и была синяя, врачи с ней что-то делали, чтобы она задышала. Родись она на десять минут раньше... - он выразительно махнул рукой.

   Родись она на десять минут раньше, неизвестно, смогли бы новоиспеченные мать и отец реанимировать её.

   - Знаете, - Каринэ подпёрла голову рукой и серьёзно посмотрела на него, - таких историй много, когда если бы не несколько минут, случилась бы трагедия. С полгода назад у нас лежал мальчик, выпал из окна пятого этажа. Отец в это время парковался внизу и зацепил машину соседа. Он вышел из машины, чтобы оценить повреждения, и услышал крик. Поднял голову - и увидел, что его сын соскальзывает с подоконника и летит вниз... Отец поймал его, не удержал, но скорость падения погасил, и в результате - ушибы и лёгкое сотрясение мозга. Полежал у нас недельку и пошёл домой. А если бы папаша не стукнул машину соседа, он бы ещё минуту или две парковался - и ребёнок получил бы гораздо более тяжёлые травмы, а то и погиб бы.

   ... И её саму когда-то эти несколько минут спасли. Для семилетней девочки потерять любимую куклу - пусть и маленькую, потрёпанную жизнью и семью старшими сёстрами - было трагедией. Они всей семьёй были в походе, уже вечерело, а они хотели дойти до места привала засветло. Каринэ умоляла подождать, пока она поищет, но её ждать не стали. Она побежала назад и нашла куклу; недалеко, но пока она искала, семья ушла. Кто-то из сестёр был виден за деревьями, но семилетний ребёнок, уставший от длительного похода, не смог их догнать. Отчаявшись, она стояла, кричала, чтобы её подождали, плакала, пыталась бежать, но могла только идти. Потом села на какое-то бревно и заревела.

   Что было дальше, Каринэ не помнила. Только она вернулась из того похода, а её родители и сёстры - нет. Несколько минут, потраченных на поиски куклы, спасли ей жизнь...

   Из-за холодильника с медикаментами глянул призрак. Совсем не страшный сейчас, в свете дня, в окружении людей и рядом с Игорем. И не напугать он вылез - просто напомнить о событиях восемнадцатилетней давности...

   - Года четыре назад, - помолчав, заговорил Игорь, - я летел из Ростова-на-Дону. Ночной грузовой рейс, знакомые пилоты взяли меня пассажиром в кабину. Вылетаем мы штатно, половину пути пролетаем, и вдруг начинаются отказы систем. Первый двигатель, второй двигатель, руль высоты, руль направления, элероны. Ночь, мы в сплошной облачности, внизу ничего не видно, если аварийная посадка - визуально подходящей площадки не присмотришь. Потом в третьем двигателе происходит помпаж, мы остаёмся вообще без двигателей, и самолёт начинает терять высоту... Так в той ситуации я ничего не боялся. Я не думал о том, что мы разобьёмся. Мысли были только о том, что ещё можно предпринять для того, чтобы запустить хотя бы один двигатель... Мы запустили его в трёхстах метрах над землёй, но тяжёлый самолёт мгновенно перейти от снижения к ровному полёту не может, тем более на одном двигателе, ему нужно какое-то время. И видишь совсем рядом землю, она всё приближается, в свете фонарей различаешь даже отдельных людей, кажется, вот-вот зацепишь дома или деревья - а страха нет. Только сосредоточенность. Так вот - запусти мы двигатель десятью секундами позже, нам бы не хватило запаса высоты, мы бы разбились. Не десять минут - десять секунд. Но тот случай я никогда не вспоминал со страхом. А вспомню, как рождалась Вика - и меня бросает в холодный пот.

   К посту бодро подскочила Рената из реанимации и радостно шмякнула перед Каринэ историю болезни.

   - Принимай, хирургия, стекло!

   То самое, которое им должны были спустить неделю назад, но в последний момент у девчонки открылось внутреннее кровотечение, и её оставили.

   Каринэ глянула фамилию и посмотрела историю болезни. И подумала, что у этой шестнадцатилетней глотательницы стекла, может, тоже всё решали минуты. Приди она в тот пустой класс на пару минут раньше или позже, она не увидела бы, как её парень целуется с её подругой. И не захотела бы показательно свести счёты с жизнью. Несколько минут. А теперь... Спасти-то спасут, но молоденькая девчонка на всю жизнь останется инвалидом...

   Глава 4. Задержавшийся рейс

   А через неделю позвонил брат, живший в Сочи, и спросил, не приютит ли она его на пару дней. Каринэ обрадовалась, уверила, что пол полностью в его распоряжении, а если надо, она и на столе может постелить. Костик выразил опасение, что ночью спросонок она перепутает его с больным и поставит клизму вместе с капельницей, Каринэ успокоила его, что она ещё и промывание желудка умеет делать, а уж для того, чтобы уколоть попу, ей и просыпаться не нужно. Они посмеялись, и Костик сообщил, что прилетит завтра вечером.

   Без двадцати четыре он прислал эсэмэску, что уже идёт посадка на их рейс, и что прилететь в Краснодар они должны в пять десять. И сразу же после этой эсэмэски позвонила Надя, выходившая сегодня в ночь, и попросила Каринэ задержаться, потому что у неё форс-мажор и она сможет прибежать на работу только в начале седьмого. Такое случалось не первый раз, Надя всегда исправно отрабатывала за Каринэ эти часы, поэтому Каринэ притворно посердилась, Надя притворно покаялась, подружки посмеялись, и Каринэ осталась куковать на посту ещё два часа. Поставила глюкозу, проверила температурных, а в пять двадцать позвонила Костику. Телефон его был недоступен. Она подождала ещё пятнадцать минут и позвонила второй раз. Телефон снова оказался недоступным. Без десяти шесть было то же самое, и Каринэ начала беспокоиться. Онлайн-табло сочинского аэропорта показывало, что рейс отправился вовремя, на онлайн-табло краснодарского - висел в статусе "в пути", хотя должен был прилететь почти час назад!

   К посту подошёл Игорь - в свитере, распахнутой куртке, но в сланцах - пакет с ботинками он держал в руках. Последнюю неделю, когда Вике стало легче, и она уже не кричала по ночам от малейшего движения, он не оставался ночевать. Он даже не всегда был с ней целый день. Кормил её ужином, сдавал мамаше, приезжавшей на час-два, и уходил.

   - До завтра, - попрощался он; вид у него был как у человека, отработавшего длинный и нелёгкий день, - с Викой будет её мать.

   - Вике температуру ещё раз мерили? - уточнила Каринэ.

   Было жаль, что он уходит. Привыкла она к нему за эти две недели. И было с ним... безопасно, что ли. Словно бы рядом с ним ничего не могло случиться.

   Впрочем, минут через двадцать, а то и раньше она тоже пойдёт домой, так что бессмысленно сожалеть.

   - Мать сейчас меряет... Спокойного вечера, - пожелал он, подумал и добавил: - И спокойной ночи.

   - Я на ночь сегодня не остаюсь, - невольно улыбнулась Каринэ. - Так что я передам ваше пожелание дежурной медсестре. Ей точно не помешает.

   Он тоже улыбнулся в ответ и ушёл. Каринэ, забывшись, проводила его взглядом, убрала стопку историй болезни в ящик стола, а потом нашла в интернете телефон краснодарского аэропорта и набрала его. Ей ответили короткие гудки. И через минуту, и через пять минут, и через десять отвечали всё те же короткие гудки.

   - Всё, я здесь, - Надя, ещё раскрасневшаяся с улицы, влетела в сестринскую ровно в шесть, на ходу стягивая с себя пальто и свитер. - Спасибо тебе, Кариночка, выручила. Ну, рассказывай, как тут наш зверинец?..

   На улице уже начинало темнеть, по небу бежали редкие облака, дул тёплый ветер, пахло влагой и мокрой землёй. На крыльце больницы, кивком поздоровавшись со знакомыми санитарами, она ещё раз набрала сначала Костика, потом аэропорт, и проверила онлайн-табло. Ничего не изменилось.

   Ехать в аэропорт? Это далеко, через полгорода, но что делать?

   Она вышла с территории больницы, обогнула хирургический корпус, прошла через парковку и там увидела Игоря. Он стоял над открытым капотом машины, ковырялся во внутренностях и что-то пытался то ли достать оттуда, то ли наоборот затолкать, то ли ещё что-то сделать. Выругался - Каринэ, конечно, слышно не было, но по выражению всей его позы было понятно, что ничем, кроме мата, те слова быть не могли. Некоторое время постоял, опершись о машину руками, словно бы пытаясь придумать, что ещё сделать, а потом поднял голову и неожиданно увидел Каринэ.

   На мгновение оба застыли. Каринэ подумала, что как-то неловко будет уже отвернуться и уйти, и направилась к нему. Наверно, сказать что-нибудь дежурное...

   - Вам в какую сторону? - порыв ветра взлохматил Игорю волосы и распахнул куртку, которую он так и не застегнул. - Могу подбросить.

   - Далеко, - невпопад ответила Каринэ, повернув голову и рассеянно наблюдая за парой сухих прошлогодних листиков, кружившихся на асфальте. Тревога за брата, которая немного забылась, пока она наблюдала за Игорем, вернулась.

   - Я в аэропорт, - помолчав, сказал Игорь. - Если вам в ту сторону...

   Она резко повернула к нему голову. Странное совпадение...

   Хотя он же как-то связан с авиацией...

   - Вы там работаете? - напряжённо спросила Каринэ.

   - Да.

   - Так может, вы знаете... Час назад... даже больше, из Сочи должен был прилететь самолёт, но он не прилетел. Он до сих пор, там написано, "в пути".

   - Из Сочи... - он слегка свёл брови - по-обычному тёмные, не в цвет пепельных волос. - В семнадцать десять прибытие?

   - Да.

   - А он вылетел вовремя? - Игорь вытер тряпкой грязные руки.

   - В шестнадцать десять.

   Он посмотрел на наручные часы:

   - Да, уже должен был сесть... Вы сейчас в аэропорт?

   - Да, - призналась она.

   - Поехали, - он сунул тряпку в карман штанов и закрыл капот машины. - По дороге наберу своих.

   Заднее сиденье машины было всё завалено какими-то коробками, шлангами, железяками. Переднее, как оказалось, тоже. Игорь переставил назад видавший виды рюкзак, из которого торчали какие-то трубки, всунул в кармашек водительского сиденья набор гаечных ключей, а заклеенную коробку с надписью чёрным маркером "Верх здесь" отнёс в багажник. Аккуратно, верхом вверх. Сиденье, вопреки опасениям Каринэ, оказалось чистым. А в машине несильно пахло всё той же не то смазкой, не то машинным маслом, не то ещё чем-то техническим.

   Игорь вырулил на Захарова, повернул налево и переключил передачу. Каринэ невольно обратила внимание на две свежие параллельные царапины, пересекавшие указательный и средний пальцы, а также на то, что обручального кольца у него на руке нет.

   Виталь Саныч тоже не носит обручальное кольцо, хотя женат уже больше двадцати лет. "Надоело снимать каждый раз перед операцией, а потом надевать", - объяснял он.

   Игорь свернул на Постовую, остановился на красном светофоре, достал из кармана штанов телефон, поискал среди контактов - не забывая поглядывать на сигнал светофора - и набрал номер. Загорелся жёлтый, Игорь прижал телефон плечом к уху и тронул машину.

   - Привет, Кирюх... Еду, уже на Ставропольскую выехал... Нет, заклёпки менял Влад... Слушай, можешь сказать, где сочинский рейс прибытием в пять десять?.. Да, мне вотпрямсчас надо... Угу, жду.

   Он отбил звонок и установил телефон в специальное крепление на приборной панели.

   - Сейчас узнает и перезвонит, - объяснил он Каринэ.

   Минуты тянулись за минутами, был вечер, час пик, все возвращались домой, машин было много, ехали медленно, а потом и вовсе стали в пробку. Вернее, не то что б стали, они ползли, но очень медленно. Каринэ молча считала минуты, на табло аэропорта рейс по-прежнему висел в статусе "в пути".

   Телефон зазвонил через восемь минут, ровно тогда, когда они объехали две столкнувшиеся легковушки, за которыми начиналась свободная дорога. На экране высветилось "Паша-диспетчер". Игорь принял вызов и включил громкую связь.

   - Привет, Игорь, - мужской голос был высоким и хорошо поставленным. - Кирилл просил набрать тебя. Сочинский борт сейчас в процессе посадки, в течение минуты-двух сядут.

   - Почему такая задержка? - Игорь перестроился на первую полосу, пропуская лихача сзади.

   - После вылета из Сочей у них отказал левый двигатель...

   Каринэ вздрогнула.

   - ... Они развернулись назад на Сочи, но на полосе был сильный боковой ветер, они не рискнули с одним двигателем садиться. Поэтому решили, что безопаснее садиться в Краснодаре. А на побережье шторм, и облетать его пришлось чуть ли не до Майкопа. У нас уже пытались садиться два раза и оба раза уходили на второй круг, это третья попытка.

   - Аварийную ситуацию... - начал было Игорь.

   - Не объявляли, доложили только об отказе левого двигателя. Но сообщили, что топливо на исходе, так что у них выбора нет, кроме как садиться. Подожди, сейчас бинокль возьму... Я их вижу, идут с небольшим левым креном, высота порядка двадцати метров.

   - Повреждения есть?

   - Выглядит всё целым... Касание полосы... бл*... а нет, выровнялись... Всё, Игорь, сели, хлопай в ладоши. Только чует моя душа - тебе же и разбираться, с какой блажи у него винт стал...

   Он отключился, и Каринэ только сейчас осознала, что всё это время сжимала пальцами колени, почти не дышала и не замечала, что творится вокруг. Будь она за рулём, точно бы попала в аварию.

   - Всё нормально, - успокаивающе улыбнулся Игорь, останавливаясь на очередном светофоре. - Они сели.

   Глюки или нет, но Каринэ вдруг показалось, что от него к ней потянулся какой-то мягкий белый вихрь.

   - Спасибо, - она не без труда разжала пальцы. - А почему... Они так долго летели из-за того, что шторм облетали?

   - Из-за того, что пытались вернуться в Сочи, из-за того, что грозу облетали, из-за того, что только на одном двигателе, и из-за того, что два раза уходили на второй круг. Всё вместе это и дало такую задержку времени.

   - Спасибо...

   Костик отзвонился буквально через пару минут и радостно сообщил, что платил только за пятьдесят минут полёта, а полетал целых два часа. Правда, признался он, когда с двух попыток не смогли сесть, до него дошло, что у них проблемы, и стало немного стрёмно, но сейчас он доволен как слон и хочет жрать. У любимой сестрёнки ведь есть в холодильнике что-нибудь, кроме сока и сметаны?

   - Есть, - радостно воскликнула Каринэ. - Сосиски, которые ты оставил, когда уезжал прошлый раз. Специально для любимого брата берегла!

   Было слышно, что Костик подавился, подсчитав, что последний раз он прилетал в Краснодар полгода назад, и пробормотал, что он, пожалуй, заскочит в магазин, а то если он поест тех сосисок, его любимой сестрёнке точно придётся делать ему и клизму, и промывание желудка.

   Она отбила звонок и только потом подумала, что стоило попросить его купить коньяка, потому что последний она допила две недели назад и как-то забывала о нём, когда ходила в магазин. А после сегодняшнего она имеет право напиться.

   - Брат? - довольно равнодушно уточнил Игорь, глядя на дорогу.

   Только почему-то легко-легко кольнуло фальшивостью тона...

   - Брат, - улыбнулась она; напряжение спало, на душе было легко. - Можете высадить меня здесь? Раз он прилетел, мне нечего ехать в аэропорт.

   - А назад вас не вернуть? - Игорь произнёс это то ли с ужасом, то ли с юмором.

   - Я живу недалеко, - рассмеялась она, - так что нет, не надо.

   Он высадил её на ближайшей остановке. Порыв ветра, ворвавшийся в салон, когда она открыла дверь, разметал ему волосы.

   - Спокойной ночи, - пожелала она ему.

   Он безнадёжно махнул рукой:

   - Не поможет. Спокойной ночь не будет.

   Ей хотелось проводить его взглядом, но она сразу сообразила, что он в зеркало заднего вида может увидеть, что она смотрит ему вслед. Поэтому заставила себя не оглядываться, только краем глаза заметив, как скользнула к ней от него последняя белая неосязаемая волна

   И только на переходе, ожидая зелёного света, она позволила себе украдкой глянуть в ту сторону, куда уехал Игорь, но серебристой сузуки видно уже не было.

   Костик пошёл спать рано, объяснив, что вчера вечером он поставил себе новую компьютерную игрушку, заигрался и очнулся в пять утра, притом что на работу вставать в семь. Постелил себе на полу в прихожей, голову устроил под стеллажом с обувью - он хорошо помнил, как пару лет назад его любимая сестрёнка, встав ночью по неотложному делу, споткнулась об него и приложилась своей головой об его голову. Обошлось без сотрясений, но если Каринэ могла шишку на лбу прикрыть чёлкой, хоть и соорудить её из отчаянно вьющихся волос та ещё проблема, то Костику обширный фингал под глазом прикрыла бы только пиратская повязка. Но не косплеить же Бармалея на заключении торгового контракта!

   Когда Костик засопел, Каринэ налила себе ликёра - какого-то заморского, который Костику приволок кто-то из его клиентов; ликёр Костику не понравился, и он сплавил его сестре, решив, что если и ей не понравится, она тоже может его кому-нибудь спихнуть. Тот спихнёт ещё кому-нибудь, а там, глядишь, бутылка и закончится. Однако Каринэ ликёр зашёл - сладкий, с ароматом миндаля и чего-то ещё. Она сидела на табуретке у окна, смотрела вниз на спящий город, потягивала сладкий напиток и думала. Вернее, не думала, а полусонно купалась в собственных ощущениях.

   Странным было состояние, и не двадцатиградусный ликёр был тому причиной. Казалось, что вокруг неё развеваются какие-то белые волны, похожие на лёгкую неосязаемую ткань. Волны струились метра на два вокруг, медленно меняли свои очертания, а призраки стояли сзади и не могли подойти. И на кухне с выключенным светом не было страшно. Вообще, осталось потерпеть всего где-то неделю, и тогда она перестанет видеть и ощущать призраков - до следующего кошмарного сна, который их возродит. Через неделю она сможет спать без ночника и сидеть в кухне без света, глядя вниз на ночной город. Но пока что призраки ещё прятались в тенях.

   Но сегодня не было страшно, и не из-за того, что в прихожей дрых Костик и она была не одна. Не будь Костика, изменился бы разве что напиток в бокале, но не эти ощущения - ощущения того, что рядом осталось что-то от Игоря, и это его сила... или энергия... или ещё что-то, и это что-то не даёт призракам подойти.

   И ведь ничего между ними сегодня не было. Днём они разговаривали только один раз, и разговор был о постоянно держащейся температуре у Вики. Второй раз они перекинулись парой слов, когда он пришёл вечером прощаться. Ну и разговор в машине. Разговор исключительно о не прилетевшем самолёте. Ну и о том, чтобы он высадил её на ближайшей остановке. Ничего.

   И всё равно что-то сегодня произошло. Что-то, из-за чего её сейчас укрывали белые волны, не подпускавшие к ней призраков. Не её волны - его. Что-то было такое, из-за чего завтрашний день уже не будет таким, как вчерашний...

   Каринэ посмотрела в почти пустой бокал, на бутылку, в которой оставалось меньше половины, и заткнула её пробкой. Пусть останется на потом.

   Что сегодня произошло? Ничего. Но всё же что-то произошло.

   Может, то, что она села к нему в машину, и было этим чем-то?

   Волны мягко струились вокруг, трое призраков нервно мялись на границе этих волн. Каринэ отвернулась от окна и посмотрела на них. От прямого взгляда один тут же исчез, замаячив на границе зрения, второй неторопливо и неохотно полез за холодильник, а третий так и остался стоять. Каринэ посмотрела на свисавший с него чёрный рваный туман, в его пустые глазницы; из зубов у него были только резцы и клыки, все коренные отсутствовали, а на левом виске был аккуратно выпилен кусок черепа.

   Каринэ снова повернулась к окну и одним глотком допила ликёр.

   Ничего сегодня не было. Но завтра уже не будет таким, как вчера.

   Глава 5. Авральный день

   Утром Игорь в отделении не появился, и Каринэ поймала себя на том, что ждёт его. Пусть они не перебросятся и парой слов, пусть она увидит его всего несколько раз и то мельком, случайно между уколами, таблетками и процедурами, но работать и знать, что он где-то поблизости, было... было... уютнее, что ли?

   Хотя времени рефлексировать не было. Она влила глотательнице стекла шприцем бульон через гастростому, проследила, чтобы во второй палате поел трёхлетний тореадор, попавшийся быку на рога, и покормила овсянкой-размазнёй Вику. Было видно, что Вика не хочет есть, но на все попытки Каринэ отставить тарелку - понятно, что папаша привезёт ей что-нибудь повкуснее больничной овсянки - утверждала, что хочет доесть.

   А к тому же было впечатление было, что у неё что-то болит.

   Пока Каринэ кормила её, она давила в себе желание спросить, где отец. И хотя интерес медсестры к человеку, ухаживающему за пациентом, выглядел вполне естественным, Каринэ всё же заставила себя промолчать. Однако когда она уже отставила пустую тарелку и дала ей выпить едва тёплый чай, Вика сама тихо спросила:

   - А где папа?

   - Не знаю, - Каринэ отставила пустую кружку. - Он не предупреждал, что задержится?

   - Нет.

   Всё-таки есть в ней что-то от Игоря. Внешность не его - изящные черты лица ей достались от матери - но что-то было. То ли похожая привычка сводить на переносице брови, то ли похожая привычка прикусывать губы, то ли просто мимика.

   На своей кровати завозилась Викина соседка - та самая глотательница стекла - и слабым голосом сказала, что ей больно. Каринэ пришлось отвлечься на неё.

   - Что болит? - уточнила она, подходя.

   - Всё болит. Мне очень больно.

   Не удивительно. Большой шов на груди и животе, желудок пришлось ушить, пищевод хирурги собирали буквально по кусочкам; сшить-то сшили, но проходимость его стала - только жидкими растёртыми кашками и питаться. Кормили её сейчас через гастростому, выведенную в левой части живота. Виталь Саныч говорил, что стоит вопрос, чтобы пищевод вообще удалить, а на его место пересадить часть кишечника.

   Вот кому такое показательное самоубийство было надо?

   - Подожди немного, - нейтрально успокоила её Каринэ. - Скоро придёт врач, он тебя осмотрит.

   И в это время Викин смартфон в белом со стразами чехле запел голосом Дениса Майданова: "Полжизни в пути, сквозь сны и туманы..."

   - Можете помочь? - стесняясь, попросила Вика.

   Обе руки её были в гипсе: на правой гипс был наложен на запястье и локтевой сустав, на левой - на запястье и пальцы. Правой рукой она могла бы взять телефон, но поднести его к уху - нет.

   Каринэ взяла смартфон, приняла вызов - успев прочитать "мама" - и приложила его к уху девочки.

   - Доченька, как ты себя чувствуешь?

   Слышно-то было отменно. Хочется надеяться, что разговор не на полчаса, у неё сейчас обход с Виталь Санычем.

   - Нормально, мама, - ответила Вика, - нормально.

   Да нет, не очень-то нормально. Лицо пытается держать, но видно, что у неё что-то болит.

   - Мама, а ты сегодня приедешь? - жалобно попросила Вика.

   - Вечером, милая. Папа придёт с работы, посидит с Тимошкой, и я приеду. Расскажи, как ты там?

   Каринэ выразительно посмотрела на Вику. Вика оказалась девочкой понятливой.

   - Мама, извини, я сейчас не могу, тут доктор...

   Каринэ отбила звонок, положила смартфон на тумбочку и прямо спросила:

   - Что болит?

   - Живот. Немного, - неохотно призналась Вика.

   - Кожа болит или внутри?

   - Кожа.

   С учётом того, что весь живот у неё обожжён, и в одном месте не проходило небольшое нагноение, ему не грех и болеть, хоть он уже и начал подживать. Только вот когда болит кожа, больной не пытается подтягивать ноги к животу.

   Каринэ вымыла под краном Викину кружку и забрала грязные тарелку и ложку.

   Странный разговор по телефону был. Вика спрашивает, где папа, у медсестры, и не спрашивает у матери. И равнодушно воспринимает то, что он вечером придёт с работы.

   Или Вика просто рассчитывала, что Игорь отпросится с работы, чтобы прийти к ней?

   Около поста стоял Виталь Саныч и просматривал чьи-то анализы; его флегматизм отдавал какой-то досадой.

   - У верхолазки болит живот, - доложила Каринэ.

   Флегматизм Виталь Саныча принял оттенок облегчения.

   - Вот и вылез источник высокого лейкоцитоза, - вздохнул он.

   Вику-верхолазку он допрашивал долго. Выяснилось, что живот у неё начал болеть вскоре после попадания в больницу и сначала болел несильно. Почему никому не сказала? Потому что у неё всю жизнь иногда болит живот в том месте. Иногда он сам перестаёт болеть, а если не перестаёт, она пьёт антибиотики, и он проходит. А в больнице он сам не проходил, боль только усиливалась. Но она хотела быстрее домой и боялась, что если она скажет, что у неё болит живот, то её не выпишут, и поэтому никому не говорила.

   Каринэ закатила глаза.

   Снимок показал начинающийся перитонит и небольшой посторонний предмет в кишечнике. На вопрос, что она глотала, Вика ответила, что ничего. Ни неделю назад, ни месяц назад. И полгода назад она тоже ничего не глотала.

   - Значит, прооперируем, - флегматично заметил Виталь Саныч, - достанем и посмотрим, что ты не глотала.

   - А можно без операции? - испугалась Вика.

   - Уже нельзя. Посторонний предмет надо извлекать, тем более если он дал воспаление и сам выходить не собирается.

   Вика разревелась:

   - Можете папе позвонить?

   Каринэ взяла её смартфон, по подсказкам нашла "папа" и нажала вызов, чувствуя, что замирает от мысли, что сейчас услышит его голос. Пришлось следить за собой, чтобы дышать ровно и держать лицо.

   Однако Игорь не ответил. Телефон же матери оказался и вовсе недоступен.

   Виталь Саныч встал:

   - Каринэ, набирай периодически её родителей, нужно их согласие на операцию. А пока идём посмотрим остальных.

   А часа за два до обеда началось... Из приёмного отделения подняли один аппендицит, второй. Потом заворот кишок и ржавый штырь в груди. Потом пришёл ещё аппендицит. Потом один за одним поступили юные глотатели батареек, монет, гаек и маминых серёжек. Всё, кроме монет, достали эндоскопом без оперирования. Монеты, как выяснилось, уже прошли в кишечник, Азиз Тигранович посмотрел снимок, уточнил номинал проглоченных монет и предложил подождать, когда они выйдут естественным путём.

   В обед Каринэ уколола Вике обезболивающее, поставила глюкозу аппендициту и штырю в груди, влила глотательнице стекла шприцом бульон через гастростому и собралась уже в очередной раз набрать Игоря, как в палату стремительно влетел он сам. Встрёпанный больше обычного и с шишкой на лбу.

   - Папа, - разревелась Вика, - меня оперировать будут...

   Игорь встревожено глянул на неё, затем вопросительно - на Каринэ.

   - Идёмте на пост, - Каринэ положила Викин смартфон на тумбочку. - Нужно ваше согласие на операцию.

   На посту она описала ему ситуацию и нашла бланк с уже вписанным Викиным именем и диагнозом. А пока Игорь пытался разобрать Витальсанычевы каракули, Каринэ осознала, что они очень близко стоят друг к другу, так что её рукав касался рукава его джемпера. Можно же было стать дальше... Это она неосознанно стала ближе, или он?..

   - Она жаловалась на боль в животе? - спросила Каринэ.

   - Нет, - Игорь беглым мелковатым почерком написал "согласен" и расписался. - Я видел, что ей болит, - он повернул голову; лицо его оказалось ближе к её лицу, чем должно было. - Но она говорила, что болит ожог, там, где гноилось, и болит не очень сильно.

   - Болит у неё в другом месте.

   Обезболивающие притупляли боль - и девчонка могла терпеть. А перитонит потихоньку нарастал. Хорошо ещё, что антибиотики притормозили его развитие.

   В это время зазвонил внутренний телефон.

   Кого ещё нелёгкая принесла?

   - Хирургия, - Каринэ плечом прижала трубку к уху, забрала у Игоря согласие на операцию и вложила его в историю болезни Вики.

   - Это приёмное отделение. Поднимаем вам аппендицит.

   - Опять?! Вы издеваетесь?

   - Выполняем социалистический план по аппендицитам, - язвительно поправили на том конце провода. - Пятилетка за три года.

   - Лучше бы вы пятилетку за три года по отпускам и премиям выполняли!

   - А это не в нашей компетенции. Мы только по аппендицитам.

   Каринэ положила трубку. Вздохнула. Игорь то ли случайно, то ли сознательно легонько провёл щекой по её волосам.

   Постоять так ещё хотя бы несколько мгновений - так близко...

   - Каринэ, - Зуля пристроила на стол чьи-то истории болезни. - Пошли мой заворот кишок из реанимации забирать.

   Несколько мгновений прошли мгновенно...

   До Вики очередь дошла ближе к концу смены, потому что после четвёртого аппендицита поступило ещё одно стекло в животе - к счастью, на этот раз стекло оказалось снаружи, а не внутри. Девятилетняя девочка играла рядом с выброшенными рамами, разогналась, не успела остановиться и влетела в стекло. Стекло вдребезги, а она животом упала на осколки, торчащие в раме. Снимок, впрочем, показал, что осколки дальше брюшной стенки не пошли, а потому ей быстренько их достали, наложили пару швов, дали передохнуть в реанимации и отправили заселяться в первую палату.

   На пост подошёл Виталь Саныч, сквозь его флегматизм просматривалось желание пропасть без вести хотя бы на пару часов.

   - Что скажешь, Каринка, - он выкопал из историй болезни Викину, - мы с тобой доживём до утра?

   Он сегодня тоже оставался дежурить.

   - Доживём, Виталь Саныч, - успокоила она его. - Скоро все детишки улягутся спать и перестанут падать куда не надо и глотать что ни попадя.

   - Это радует... Подавай в операционную нашу верхолазку, пока не привезли очередной аппендицит.

   - Папа, я боюсь, - заревела Вика, когда Каринэ и Зуля пришли в палату с каталкой.

   - Ты будешь спать и ничего не почувствуешь, - успокаивал её Игорь явно не первый раз, помогая Каринэ перекладывать дочь на каталку. - Когда тебя первый раз оперировали, ты ведь ничего не чувствовала.

   - Я всё равно боюсь. Папа, не уходи...

   Он дошёл с каталкой до операционного блока, а затем мягко чмокнул дочку в лоб и погладил рукой по её волосам - таким же пепельным, как и у него:

   - Не бойся, всё будет хорошо.

   И словно бы белые волны качнулись вокруг него, расширились и укрыли его дочь.

   Каринэ и Зуля покатили каталку в операционную, Игорь пошёл назад в отделение.

   Он набрасывает эти волны сознательно или нет? Хотя глупый вопрос. На дочку он мог бы набросить сознательно, но зачем ему вчера это было делать для неё, Каринэ? Она ведь ему никто...

   К концу смены опять зазвонил телефон на посту. Каринэ с Зулей отчаянно переглянулись. Но если Зуле оставалось отмучиться часок и бежать домой, подальше от этого апокалипсиса, то Каринэ сегодня дежурила в ночь.

   - Ну что, - тяжело вздохнула Каринэ, - пятый аппендицит?

   Она сняла трубку и следующие две минуты вдохновенно ругалась с приёмным отделением. Наталья Николаевна, которую Зуля призвала в качестве тяжёлой артиллерии, ругалась четыре минуты, и в итоге противник признал поражение и согласился, что битые головы - это в нейрохирургию, врачи там ломаные рёбра тоже лечить умеют. Правда, минут через сорок педиатрическое отделение отомстило за приёмное: ребёнка подняли к ним с подозрением на бронхит, но обследование показало, что это не бронхит, а проглоченный предмет, застрявший в пищеводе. Так что забирайте, товарищи хирурги, это по вашей части.

   Вику прооперировали достаточно быстро, но оставили в реанимации до утра. Виталь Саныч отчитался Игорю, который ждал на посту, об итогах и последствиях операции, и отдал предмет, который достали из Викиного кишечника - бесформенное нечто с толстой ржавой иглой. После отмывания стало ясно, что это нечто когда-то было, скорее всего, брошкой.

   Игорь с недоумением повертел предмет в руках.

   - Это пролежало у неё в кишечнике, - объяснил Виталь Саныч, - несколько лет. Возможно, лет десять. Попало в изгиб и там и застряло. Со временем пролежень зарубцевался и только иногда воспалялся и болел. А падение на стройке, видимо, сдвинуло его, и игла проколола стенку кишечника. И начал развиваться перитонит.

   - У меня такого точно не было, - ответил наконец Игорь, рассмотрев предмет со всех сторон. - Надо спрашивать у её матери.

   И казалось бы естественным сфотографировать эту штуковину и отослать жене, а потом набрать её, сказать, что операция закончилась, и попытаться разобраться, что и когда проглотила их дочь. Но Игорь ничего этого не сделал. Он просто вернул предмет обратно в пакетик и убрал к себе в карман.

   Виталь Саныч ушёл, Каринэ, сидевшая на посту, подпёрла голову руками и закрыла глаза

   - У вас, смотрю, аврал сегодня? - заметил Игорь.

   Она покивала, не глядя на него:

   - Я такого за всё время моей работы здесь не помню, - призналась она. - Весь день - один за одним.

   - У нас сегодня такая ночь была, - поделился Игорь. - Почти все борты садятся с неполадками. И все неполадки несложные, чинятся быстро. Тот же ATR, на котором ваш брат прилетел, - там всего лишь клапан подачи топлива поменять надо было. Но тоже всю ночь - борт за бортом пусть мелкий, но срочный ремонт. Я в восемь утра смену сдал, присел в углу ангара между стеллажей передохнуть - и меня срубило. Мне потом сказали, что у меня и телефон звонил, и что по мне топтались и пытались будить - ничего не чувствовал.

   Поэтому, значит, он не приехал утром в отделение и не отвечал на звонки.

   - Я проснулся в двенадцать от того, - с лёгкой усмешкой закончил он, - что на меня уронили коробку с патрубками.

   - Это из-за неё у вас шишка на лбу? - она постаралась не слишком откровенно хихикать.

   - Нет, - усмехнулся он, - лбом я на одном из самолётов о крыло треснулся.

   Они посидели, помолчали. По коридору во всех направлениях шастали мамаши и детишки. Где-то кто-то орал, кто-то на повышенных тонах разговаривал, где-то звонил телефон, но Каринэ пока что никто не трогал. Она знала, что это ненадолго, что скоро ей сдадут смену, и она тут же понадобится сразу и всем, но пока что была возможность спокойно посидеть. Рядом с Игорем.

   А странно, неожиданно дошло до неё, со вчерашнего дня призраки не наведывались к ней. Обычно после кошмара они преследовали её недели три, но прошло всего две с половиной - и сегодня не было ни одного. Может быть, правда, в сегодняшнем апокалипсисе ей было не до них?

   Она прикрыла глаза и попробовала почувствовать их присутствие, затем краем глаза глянула за холодильник, где обычно сидел как минимум один из них. Но ни за холодильником, ни вокруг никого не было. А от Игоря к ней тянулись лёгкие белые волны, хоть и не так интенсивно, как недавно к Вике.

   Сознательно он это делает или нет?

   Они с Виталь Санычем пережили ночь, хотя поспать удалось только по часу. Привезли парня, которому до восемнадцати оставалось две недели, порезанного ножом. Едва Виталь Саныч его заштопал, поступил ещё один подранок в состоянии сильного алкогольного опьянения. Следующему достали из ноги пулю, а из желудка - три пистолетных патрона.

   - А пистолета там не было? - уточнила Каринэ, под диктовку Виталь Саныча заполняя историю болезни.

   - Возможно, уже вышел естественным путём, - он сунул голову под струю холодной воды в кране. - Нет, Каринка, это писать не надо...

   Утром, сдав смену свежему подкреплению, Виталь Саныч заявил, что он не в состоянии, позвонил жене и попросил забрать его с работы. А потом, призвав свидетелей, что он уже не на работе, вытащил бутылку виски и отхлебнул прямо из горла.

   - Выходи замуж, Каринка, - посоветовал он, когда они уже ждали лифта - идти пешком по лестнице с третьего этажа сейчас казалось невыполнимым подвигом. - И тогда муж будет тебя по утрам с работы забирать.

   - Я замужем уже побывала, - вяло отмахнулась она, борясь с желанием закрыть глаза и упасть прямо там, где и стояла. - Мне не понравилось.

   Вернее, не то что не понравилось. Ни полгода брака, ни сам Максим, за которого она выскочила, едва ей исполнилось восемнадцать, не оставили никаких эмоций. Ей хотелось красивой свадьбы, а то, что после неё начинается быт, она как-то упустила из виду. А когда свадьба прошла, она вдруг обнаружила, что рядом с ней совершенно чужой человек. Не плохой, нет - обыкновенный парень со своими достоинствами и недостатками, но чужой. И развод для них обоих стал освобождением.

   Хорошо, что детей не успели наплодить...

   Утро было безветренным и пасмурным, хоть и тёплым; накрапывал мелкий дождик, вгоняя в состояние оцепенения. Этак она уснёт в троллейбусе. Позвонить, что ли Костику, попросить перехватить её на остановке?

   А на выходе из хирургического корпуса она нос к носу столкнулась с Игорем. Синяк у него на лбу слегка позеленел, а волосы явно были расчёсаны не далее, как несколько часов назад; растрепаться они уже успели, но было видно, что расчёску они сегодня видели.

   Увидев Каринэ, он притормозил. Она тоже замерла.

   И пасмурное замученное утро словно бы стало светлее...

   Надо ему что-то сказать, а сказать можно было только про Вику.

   Что ж, по делу поговорить - оно тоже поговорить...

   - Вику спустили из реанимации, - кивнув вместо приветствия, она сцедила зевок, - она под обезболиванием, так что ни на что не жалуется, но вы смотрите за ней.

   - Я понял, - чуть свёл брови на переносице Игорь.

   И всё, говорить больше не о чем. Остаётся только кивнуть на прощание и разойтись.

   Однако Игорь медлил.

   - У вас ночь была такой же, как и день? - после короткой паузы он это даже не спросил, а констатировал.

   Она криво усмехнулась:

   - Так видно?

   - Да, - признался он.

   Она покивала:

   - Трое, - она невольно засмотрелась, как лёгкий ветерок треплет его волосы. - Но все три криминальные, двое буйных. Потом объяснения с полицией - а там и утро наступило.

   Переливающийся пепел, от пепельно-русого до пепельно-чёрного. Видно, пряди чуть-чуть подмочил дождь, от этого они кажутся темнее, а оттенок - глубже...

   - Давайте я вас отвезу, - вдруг предложил Игорь.

   Стало резко жарко. Если вчера... нет, это было позавчера... им было по пути, то сейчас ему ехать назад, потом снова в больницу. И он это просто так предлагает?..

   Или она настолько плохо выглядит, что его человеколюбие замучило?

   Она покачала головой:

   - Не надо, - тихо отказалась она.

   - Ваш муж меня убьёт?

   Тон безразличный, но снова - лёгкое-лёгкое ощущение фальши...

   - Что? - не поняла она. - Нет, я не замужем. Просто зачем вам ездить туда-сюда?

   - Мне не трудно, - пожал он плечами, - зато я буду уверен, что вы не уснёте в транспорте.

   Надо отказаться, несмотря на весь соблазн. Он ей никто. Недели через три выпишут Вику, и она его больше никогда не увидит...

   - Вас Вика ждёт, - напомнила она, отчаянно не желая, чтобы он внял его доводам.

   - Дорога свободная, обернёмся быстро. Идёмте.

   Он развернулся, и его рука легко коснулась её спины, даже не подталкивая, а едва обозначая подталкивание, а затем скользнула по локтю - и тоже еле-еле обозначила подталкивание.

   И Каринэ пошла с ним.

   Он женат, напомнила она себе, садясь в переднее кресло - на этот раз оно не было ничем завалено - и пристёгиваясь. Вику выпишут недели через три. Через три недели всё закончится.

   - Вас на той же остановке высаживать? - уточнил Игорь, тоже пристёгиваясь.

   - На предыдущей.

   И это тепло и этот свет, отгоняющий кошмары, тоже закончатся...

   ... Её трясли. Каринэ открыла глаза и долго не могла понять, где находится и что происходит. Потом вспомнила конец смены, поняла, что сидит в машине Игоря, только машина уже стоит не на парковке около больницы, а на остановке недалеко от её дома, и Игорь её трясёт, пытаясь разбудить.

   Надо же так вырубиться. Она не помнила даже, как он завёл мотор.

   - Спасибо, - она сцедила в кулак отчаянный зевок. Голова была тяжёлой, глаза болели.

   - Я уже боялся, - усмехнулся он, - что будет как со мной прошлой ночью, когда меня только коробка с патрубками и смогла разбудить.

   Вылезать из тёплого салона, где она уже успела пригреться, не хотелось. Посидеть бы ещё хоть пару секунд...

   - Эй, - всполошился Игорь, увидев, что она опять закрыла глаза, и потряс её за плечо.

   Она открыла глаза, поняв, что едва не уснула опять, снова зевнула, отстегнула ремень безопасности и открыла дверь. Прохладный мартовский воздух слегка освежил и немного отогнал сонную тупость.

   - По дороге не уснёте? - засомневался Игорь.

   - Чтобы я засыпала во время ходьбы, - успокоила его Каринэ, подбирая ручки пакета, - ещё такого не было.

   Идти всего минут десять. Ещё столько же - на подняться по лестнице, открыть дверь квартиры и раздеться. Итого двадцать минут.

   Через двадцать минут она будет спать.

   - Спасибо, - повторила она, вылезая из машины.

   Игорь посмотрел на неё, улыбнулся и кивнул:

   - Отсыпайтесь.

   И едва ощутимо коснулся невидимыми белыми волнами...

   Глава 6. В Туапсе

   Костик распинал её ближе к вечеру и напомнил, что у дяди Миши, вообще-то, завтра юбилей, а у них уже куплены билеты на поезд до Туапсе. Каринэ долго пыталась сообразить, какой сегодня день, сколько сейчас времени и что вообще она должна делать. Потом осознала, что нужно вставать, одеваться, куда-то тащиться - и попыталась опять забуриться под одеяло. Любимый братец радостно отволок её в ванную и сунул под воду. Холодную. Каринэ завизжала, и - детство, проведённое в окружении десяти двоюродных братьев не прошло даром - Костик получил с одной руки в пресс, с другой - в зубы, а с ноги - подсечку. Для Костика детство в окружении семи двоюродных братьев, двух родных, и одной двоюродно-родной сестры тоже не прошло даром: зубы он отвернул в сторону, удар в пресс оказался ему не страшнее дружеского тычка, а от подсечки ногу он убрал. А вот от горсти холодной воды спастись не успел и радостно заявил, что он прямо сейчас умрёт от простуды, и любимой сестрёнке придётся ставить ему капельницу и всячески за ним ухаживать. Каринэ на это ответила, что мёртвым не капельницы ставят, а вскрывают. Вскрытие она даже один раз делала, правда, в состоянии очень хорошего алкогольного опьянения, но она с удовольствием тяпнет ещё и проведёт своё второе в жизни вскрытие на любимом братце.

   В итоге всех семейных разборок на поезд пришлось бежать, потому что мало того, что они из дома выскочили впритык, так ещё и троллейбус стал в пробку. В "Ласточку" они влетели за несколько минут до отправления, Каринэ нагло заняла сиденье около окна, проигнорировав возмущённые причитания Костика, откинула спинку и тут же уснула.

   А в Горячем Ключе она проснулась. Сама. Уже вечерело, на станции горели фонари, сновали люди. На соседнем пути рабочие отсоединяли локомотив поезда "Адлер-Москва", ещё дальше стоял грузовой поезд.

   "Ласточка" тронулась. Темнело.

   Долина Очарований. Безымянный. Фанагорийская. Пчёлка. Афапостик.

   Поезд почему-то сбавил скорость, очень медленно проехал станцию Чинары и так же медленно поплёлся дальше. Несколько колей сошлись в одну. Вот и мост-труба через мелкую горную речушку.

   Поезд остановился так, что окно Каринэ выходило ровно на этот мост-трубу. Свет в вагоне погас, и в наступившей темноте можно было различить мелкую речку, голые кусты и деревья по её берегам и призрака, стоящего на краю трубы и смотрящего прямо на Каринэ.

   Здесь, на путях около этой трубы, восемнадцать с половиной лет назад её нашёл Виталь Саныч...

   Он сам потом не мог объяснить, что его стукнуло пойти прогуляться вечерком вдоль путей. Он не был любителем вечерних прогулок по захолустьям. А тогда, приехав с женой и детьми к тестю с тёщей в гости, зачем-то пошёл в вечерних августовских сумерках вдоль путей в сторону Калинки. И нашёл её - семилетнего ребёнка, расцарапанного, оборванного, голодного, намертво вцепившегося в рельс. Она ни на что не реагировала, не отвечала на вопросы, смотрела застывшими глазами, а на все попытки оторвать её от рельса только крепче, до судорог вцеплялась в него.

   Скорее всего, она, измученная многодневными кошмарами, одиночеством, голодом, призраками и отчаянием, набрела на железную дорогу и помутившимся сознанием смогла понять только одно: что железная дорога - это люди. Это конец её мучений. И она вцепилась в рельс, потому что понимала, что если потеряет эту связь с людьми, то погибнет. А что её может переехать поезд, уже осознать не могла.

   Виталь Саныч оторвал её от рельса, только когда вдалеке послышался гудок поезда; он донёс её до Чинар, там вколол успокоительное и глюкозу, обработал ссадины. Он же на утренней электричке отвёз её в Горячий Ключ.

   С ней потом разговаривали и врачи, и психологи, и милиционеры - тогда полицаи были ещё милиционерами - но она не помнила ничего: ни что случилось, ни откуда она, ни кто она такая. Ничего. Первым воспоминанием была комната деревенского дома, рыжий кот, разлёгшийся на включённом телевизоре, и мужчина, шприцем набирающий лекарство из ампулы. И призраки, толпящиеся по углам. Что было до этого - мрак...

   Сначала опрашивали жителей Чинар и окрестных селений - может, ребёнок местный. Но там дети не пропадали. По Кубани были заявления о пропаже детей, но она не подходила ни под одну ориентировку. А было лето, пора отпусков, и пока выяснилось, что родители одной семьи не вышли после отпуска на работу, а восемь их детей не появились в школе - прошло много времени. Единственное, что смогли рассказать следователям соседи, это то, что в конце июля всё семейство с рюкзаками уехало в поход куда-то в горы. И больше их никто не видел.

   Следователи предположили, что семья пропала где-то в квадрате Горячий Ключ - Хадыженск - Туапсе - Джубга. Но прочесать две тысячи квадратных километров густых кавказских лесов, чтобы найти девять человек, было невозможно. Каринэ, когда выросла, не единожды приезжала сюда с братьями в надежде найти хоть какие намёки на судьбу своей семьи; они облазили все окрестности Чинар от Афапостика и Чайки до Навагинского, но не нашли ровным счётом ничего.

   Она ездила по этой железной дороге не раз. Ездила и между Горячим Ключом и Хадыженском, Хадыженском и Туапсе, не раз проезжала по трассе "Дон" в надежде, что хоть где-то кольнёт воспоминание, что она здесь была. Однако воспоминания молчали...

   Свет в вагоне включился, двигатели "Ласточки" заработали сильнее, поезд начал набирать скорость...

   Воспоминаний потом вернулось всего четыре. Первое - это как она искала куклу и отстала от семьи. Второй в памяти всплыла заколка с пчёлкой, из-за которой она утром поссорилась с сестрой, потому что та успела схватить её и нацепить на волосы первой. Третьей вспомнилась женщина с роскошными чёрно-каштановыми волосами. Кем она была, Каринэ не знала, но почему-то была уверена, что та женщина была с ней в лесу. И четвёртое - как она поругалась с сёстрами, кому в какой палатке ночевать, и принципиально осталась около костра. И никто за всю ночь не заинтересовался, почему она одна сидит около огня, только утром отругали за сожжённые дрова...

   Даже её имя, которое ей назвали, когда установили её личность, звучало совершенно чужим...

   За окном мелькала ночная темень, изредка освещаемая фонарями проезжаемых станций. Костик на соседнем кресле сопел, скрючившись в неудобной позе. Дремали и другие пассажиры. Однако Каринэ на этой дороге не спала никогда - даже если за окном ничего не было видно, она всегда, до самого Туапсе, вглядывалась в ночной мрак в надежде, что сможет увидеть или почувствовать хоть что-то, что подскажет ей, где искать её семью...

   Калинка. Чайка. Длинный тоннель. Чилипси.

   И вот здесь она почувствовала. Нет, не воспоминания - память молчала, как и все годы до этого. Но белые волны Игоря, до сих пор окружавшие её и медленно вздымающиеся и опадающие, задвигались чуть быстрее и слегка уплотнились, словно бы собираясь защищать от чего-то или кого-то. Каринэ припала к окну, руками заслонив кусочек стекла от света, но на улице не было видно ровным счётом ничего.

   А потом волны успокоились и опали. За окном замелькали столбы, фонари, домики. Поезд подъезжал к Индюку.

   Значит, они не там искали? Искать нужно было не около Чинар, а между Чилипси и Индюком?

   Летом надо будет попросить братьев наведаться сюда. Может быть, по реакции волн Игоря она сможет определить, где то место, в котором призраки её до сих пор ждут?

   Но волны Игоря не продержатся до лета. Они со временем, не получая подпитки, ослабевали - у Каринэ ещё не было возможности определить, насколько их хватает, но несколько месяцев они точно не протянут. А Игорь до лета с ней не будет - с перитонитом Вика пролежит у них самое большее месяц. И пойдёт домой, к маме с папой.

   А желать ей, чтобы она заболела ещё чем-нибудь - девочка-то в чём виновата, что медсестре в больнице понравился её отец? Женатый и как минимум с двумя детьми.

   Лучше бы вообще не было никакого перитонита, лейкоциты были бы в норме, ожог не гноился - и тогда на днях она бы пошла домой. Лучше всё это не затягивать. Потоскуется - и забудется. А чем дольше находишься рядом с человеком, тем сильнее к нему привязываешься, тем больнее будет отрывать. А отрывать придётся. Он женат, а она не пойдёт на то, чтобы отбивать его от жены.

   А свою семью она и так когда-нибудь найдёт. И без его волн. Не в этом году, так в следующем. Не в следующем, так через десять. Две тысячи квадратных километров - это прямоугольник со сторонами пятьдесят на сорок километров. Если вдуматься - совсем немного.

   Кошмар вернулся в Туапсе.

   Посидели они хорошо. Дядя Миша с обоими дядями Женями, тремя сыновьями и пятью племянниками сидели и квасили долго. Около полуночи Василиса, Сашкина жена, кое-как вытащила своего супруга из этой тёплой компании, отволокла его домой и уложила спать, но вскоре во дворе нарисовался Ромка. Он, вообще-то, был двоюродным братом Каринэ со стороны матери, а дядя Миша был мужем сестры её отца, так что никакого родства между ними не было, но он решил всё равно поздравить дядю Мишу и припёрся на ночь глядя из Джубги. Все его подвиг оценили, ему налили, потом ещё налили, и опять налили...

   Потом сдал позиции Костик. Сильно шатаясь и придерживаясь за стены, он с помощью Каринэ доплёлся до дома Сашки и Василисы, живших в нескольких домах от них, завалился под бок к Сашке и захрапел, а на возмущение Василисы, что это, вообще-то, её муж, пьяно пробормотал, что спать надо идти вовремя. Василиса сказала: "Ах так!", взяла иголку с ниткой и не поленилась пришить Костика за майку и трусы к простыни и одеялу. Пока она этим занималась, пришёл дядя Женя - тот, который брат дяди Миши - и заплетающимся языком вежливо попросился на ночлег, объяснив, что в доме тёти Иры слишком много народу, а он уважает тишину и покой.

   Когда отвалились Пашка и Вадик, никто не заметил; их обнаружили спящими, одного - на тахте в зале, а второго - на расстеленном на полу тюфяке. Димка сам попросил сестрёнку довести его до чего-нибудь, на что можно упасть, Каринэ спросила, подойдёт ли туалет, он обрадовался, ответил, что очень даже, но через минуту после того, как она его там оставила, заодно подперев снаружи табуреткой, он изменил своё мнение и выразил желание попасть туда, где можно было бы лечь. Ближайшим подходящим местом оказалась кровать, где уже спала Лена - жена Серёги, который ещё продолжал пьянствовать. Димка повалился рядом с ней и тут же захрапел. Лена проснулась, спихнула его на пол, затолкала под кровать и улеглась спать дальше.

   Серёга до кровати жены дошёл сам, разделся, залез к ней под одеяло и начал делать недвусмысленные поползновения. Лена посмотрела на соседнюю кровать, где дрых Пашка, прислушалась к храпящему под кроватью Димке и решила, что для любовных утех ей требуется более интимная обстановка, а потому ласково, но настойчиво уложила супруга баиньки.

   Олег завалился спать под бок к Вадику, во сне ещё пытался петь "Домой, домой пора домой" - слов было не разобрать, но мотив узнавался.

   Генка порывался сходить в магазин за добавкой, даже обулся - один кроссовок оказался Сашкин (Каринэ попыталась вспомнить, в чьей обуви ушёл домой Сашка, но не смогла), а вторая лакированная остроносая туфля - Костикова. Обе обувки были на правую ногу, Генка поменял их местами, вышел на террасу, там снова присел поменять обувь, и так и уснул. Каринэ затянула его на кровать к Пашке, а туфлю и кроссовок повесила на настенный светильник. Для красоты.

   Ромка сдался последним. Он растянулся на диванчике на кухне, накрылся дядькиной курткой и отключился. Дядя Миша и дядя Женя посмотрели на него, печально констатировали: "Слабая нынче молодёжь", встали, почти не шатаясь дошли каждый до своей спальни, разделись, аккуратно сложили одежду, сходили в ванную, почистили зубы и аккуратно залезли под бочок к супругам. Каринэ, правда, чуть позже обнаружила, что они перепутали супруг, но будить тётю Иру и тётю Галю, чтобы сообщить им эту пикантную новость, не стала. Утром будет веселее.

   Покончив с размещением всех пьянчуг, Каринэ вытащила из встроенного шкафа в прихожей тюфяк, который она вчера по приезду предусмотрительно спрятала, заставив банками с соленьями и мешком с сахаром. А потом часа два с интересом наблюдала, как братья ищут его по всему дому, и давала советы, где ещё поискать. Зато теперь у Каринэ было своё собственное посадочное место, подушка из скрученной Вадиковой куртки и одеяло из пары покрывал.

   И вот ночью, когда веселье закончилось, пришла пора кошмаров.

   Сон пришёл не такой, как всегда. Сначала Каринэ обнаружила, что едет в поезде. Поезд был обычным, вроде даже "Ласточкой", и пассажиры в нём были обычными пассажирами. Но затем она обратила внимание, что это не "Ласточка", а электричка, причём старая, обшарпанная, и люди в ней едут такие же обшарпанные. Электричка всё замедляла и замедляла ход, и в конце концов стала. Теперь она была лишь ржавым остовом с такими же проржавевшими отвалившимися колёсами и без стекол, а пассажиры походили на мумии. Они вставали, один за одним выходили через не существующие уже двери и исчезали. Каринэ вышла за ними, понимая, что нужно идти по путям назад, но рельсов не было - ржавые колёса наполовину увязли в земле, и вокруг простиралась тьма, из которой выступали то ли деревья, то ли голые стволы, то ли столбы. А мумифицированные пассажиры друг за другом шли в одну сторону, становясь всё чернее и теряя последние человеческие черты.

   Каринэ было не по себе, но пока особо не страшно - к призракам за восемнадцать лет она привыкла, и пока они к ней не лезли, их можно было потерпеть. А затем все призраки-пассажиры ушли, и она осталась одна.

   Тьма сгущалась, ржавый остов электрички пропал окончательно. Каринэ хотела пойти в сторону, противоположную той, куда ушли пассажиры, но поняла, что все направления совершенно одинаковые. Потом обнаружила, что пока она стояла, земля засосала ей ноги по щиколотку, а чёрные выросты-лианы опутали ей руки. Она забилась, пытаясь вырваться, закричала, но не услышала собственного голоса, и поняла, что теперь ей становится по-настоящему жутко. Из тьмы стали вырастать призраки, смотреть на неё своими пустыми глазницами, тянуть к ней костистые руки и шипеть: "Не уйдёшшшшь..."

   Она всё же сумела как-то высвободиться и бросилась бежать, ощущая на себе леденящие прикосновения призраков. Они преследовали её сзади, забегали по сторонам и ухмылялись. Она пыталась бежать быстрее, но ноги слушались плохо. А затем деревья расступились, и её глазам предстало уродливое сооружение: цилиндроподобное здание окружали скособоченные колонны, поддерживающие крышу, а вокруг из земли выступали древние кости и черепа. Во внутреннее помещение вела дверь, болтавшаяся на одной петле, и свободный путь был только в эту дверь.

   И Каринэ с ужасом осознала, что это не она бежала от призраков. Что это они гнали её в эту дверь.

   Она остановилась, затравленно обернулась. Призраки со всех сторон продолжали надвигаться на неё. А рядом с ней возник скелет с роскошной копной густых каштановых волос.

   "Беги, дитя, - прошелестело в голове. - Беги..."

   Но бежать можно было только в дверь, за которой её ждала смерть.

   "Беги же, девочка..."

   А призраки всё сжимали и сжимали кольцо, и ноги вновь засасывала земля.

   - Игорь!..

   Где-то далеко качнулся мир. Каринэ отчаянно развернулась и бросилась прямо на строй призраков, как в детской игре Али-баба. Те стали плотнее, тело пробрал мертвящий холод.

   - Игорь!..

   Он стоял за спинами призраков и протягивал ей руку. Каринэ рванулась туда, и в это время сзади раздался сначала один выстрел, затем другой, и правую руку чуть выше локтя обожгло. Она сделала последний рывок, вцепилась в пальцы Игоря, но не удержалась. Его пальцы выскользнули из её ладони, и она обнаружила себя на поляне.

   Поляну заливал чёрный туман, лес вокруг возвышался чёрный и покорёженный, в центре поляны стоял массивный камень, переливающий багровым, а вокруг камня ходил человек - серый, безжизненный, с лицом, похожим на застывшую маску. Каринэ, зная, что будет дальше, отчаянно попыталась развернуться и убежать, однако шевельнуть смогла только левой рукой - той самой, которой она только что держалась за Игоря. А серый человек уже поднимал над ней свой нож:

   "Отмечаю тебя, завершающая жертва".

   Удар - и в последний момент Каринэ исхитрилась левой рукой, которая частично ей повиновалась, выбить нож из руки ритуалиста. Лес и поляна растаяли, Каринэ открыла глаза и резко села.

   Дыхание сбивалось, сердце выпрыгивало из груди, из темноты на неё смотрел всего один призрак, а душа едва ли не ликовала - она отбилась от ритуалиста! Отбилась - и призраки будут преследовать её не три недели, а всего пару дней!

   Ещё стояла ночь, дом спал, во всех комнатах вразнобой храпели братья с дядьями. Каринэ перевела дыхание и поняла, держится левой рукой за правую - там, где во сне её обожгло пулей.

   Она медленно провела пальцами по тонкому шраму на правой руке немногим выше локтя. Когда её восемнадцать лет назад осматривали врачи и обрабатывали все её многочисленные ссадины и царапины, они определили, что это касательное пулевое ранение и что стреляли сзади. Но кто стрелял и зачем, и стреляли ли в неё или она словила случайную пулю от не заметившего её охотника - Каринэ рассказать не могла.

   Так выходит, стреляли в неё?

   И она вдруг вспомнила, что в неё действительно стреляли. Стреляли два раза. Второй пулей по касательной ранили в руку. А вот первой... Первой не промахнулись - в этом она почему-то была уверена. Но на ней было только одно пулевое ранение. Все остальные синяки и царапины признали травмами естественного происхождения.

   В кого тогда попала первая пуля?

   Может, она всё же догнала своих, но кто-то расстрелял их, а она успела убежать? Но кто мог польститься на бедную многодетную семью? Взять с них было нечего, разве только восьмерых девчонок для развлечений нимфоманам.

   Но даже если так, даже если семья попалась каким-то отморозкам... Это объясняет то, что в неё стреляли. Но не объясняет призраков, преследующих её до сих пор. И людей в серой безжизненной оболочке, которые её для чего-то ищут.

   Каринэ встала и пошлёпала на кухню. Там она включила верхний свет, перетащила Ромку с диванчика на свой тюфяк, заботливо накрыла его покрывалами, вернулась на кухню и включила чайник. Единственный призрак забился под раковину и там сел, обхватив голову руками. Каринэ рассмотрела у него дырку на месте переднего зуба, длинный пролом в затылке словно бы от топора и металлическую пластину на ноге, скреплявшую сросшийся перелом.

   Этот не опасен. Этот не будет тянуть к ней чёрные руки, шипеть и обдавать мертвящим холодом. Он приходил уже не первый раз, и Каринэ казалось, что он сам боится её - он никогда не приближался и почти всё время сидел где-нибудь в уголке, обхватив голову руками и время от времени начиная раскачиваться из стороны в сторону.

   Каринэ посмотрела на часы. Пять утра. Скоро рассвет, и небо за окном ясное. Подождать, пока встанет солнце, и завалиться спать. Да вообще можно сейчас попить чаю, прийти в себя и залезть Ромке под бочок, даже свет на кухне можно выключить. Что ей один жалкий призрак, который сам от неё шарахается!

   Глава 7. Стекло

   На следующей неделе новеньких привозили не очень много, а прежние пациенты поправлялись и шли на выписку. Вика сильно уже не температурила, живот почти не болел, лейкоциты поползли вниз. Игорь последние несколько дней в палате появлялся лишь на пару часов, и то только чтобы объяснить дочке очередной параграф по химии или алгебре, потому что штырь в груди по имени Настя, оказавшаяся шилом в заднице, успевала Вику и накормить, и судно ей принести-унести, и помочь переодеться, и книгу ей полистать, и палату проветрить, и переделать кучу других дел. И он в палате оказывался как бы лишним.

   Вот и начинается постепенный разрыв с Игорем. Вместо целого дня - несколько часов, а из этих нескольких часов хорошо если пару минут получится постоять рядом с ним и поговорить... О делах поговорить, о Вике, пару слов о её соседках, о непонятной теме в учебнике химии. Приходить утром на работу и ждать его, заставляя себя не поглядывать на дверь в отделение.

   Это должно кончиться. Он женат. А она не пойдёт на то, чтобы уводить его от жены или гулять с ним за её спиной. И дело не только в том, что это аморально. Оля когда-то тоже встречалась с женатым, говорила, что его брак трещит по швам, и что он вот-вот разведётся. Но он не развёлся. Когда Оля залетела от него, он дал ей денег на аборт и сказал, что решил остаться с женой.

   На аборт Оля не пошла, родила мальчишку. Но до сих пор нет-нет - а проскакивала в её словах боль, как тяжело иногда бывает смотреть в лицо сынишки - и видеть в нём черты любимого человека, предавшего её.

   Она потерпит, тем более никто никого предавать не будет. Просто не сложится. Как не сложилось у неё с Никитой три года назад. Пришёл работать в реанимацию молодой анестезиолог - и запал ей в душу. Как Каринэ ни пыталась обратить на себя его внимание, он и не смотрел на неё. А всего через два месяца уволился по собственному желанию, и больше Каринэ его не видела. Что было причиной увольнения - никто не знал.

   И ничего, пережила она тогда. Жизнь казалась бессмысленной и беспросветной, Каринэ ревела, но перетерпела, а там и забылось. Осталась лишь где-то глубоко в сердце грусть, иногда всплывавшая под соответствующее настроение, но даже черты его лица стёрлись со временем.

   И Игорь забудется. Это сейчас кажется, что он останется в её памяти навсегда, а пройдёт несколько лет - и встретив его на улице, она его не узнает. Может, разве что, необычный пепельный цвет волос покажется смутно знакомым.

   Нужно будет только потерпеть...

   У Стекла был приступ страдания. Она сидела на кровати, отвернувшись к стене, смотрела на фотографию парня и тихо лила слёзы. Ущемлённая грыжа по имени Виолетта читала Харуки Мураками, Игорь, Вика и штырь в груди разбирали очередной параграф из химии, причём этот параграф не понимал никто из них, но все пытались друг другу объяснять. В общем, в палате царила идиллия.

   Каринэ отдала Игорю таблетку антибиотика, проследила, чтобы Вика её выпила, а Насте и Виолетте объяснила, что их курс лекарств закончен, и если завтрашние анализы будут хорошие, то они пойдут домой.

   - А мне ещё долго тут мучиться, - тяжело вздохнула Cтекло.

   - А что делать? - неопределённо ответила Каринэ, бросая пустую упаковку от лекарства в мусорный мешок, привязанный к тележке, и вскрывая флакон с разведённым антибиотиком.

   И нужно было бы, наверно, пожалеть девчонку, детство её было не самым завидным. Как уже знала Каринэ, мать родила её, будучи не замужем, всю жизнь пыталась устроить личную судьбу, и ей было не до ребёнка. Она постоянно меняла любовников - Cтекло даже путалась, сколько их было у мамы и как зовут теперешнего. Мать за всё время, что дочь провела в больнице, приезжала всего два раза. Подружки и то чаще появлялись.

   Только было в ней что-то, что отбивало желание её жалеть. Хотя вроде бы девчонка как девчонка. Лежали у них в отделении дети из неблагополучных семей. И если другую иной раз и поддержишь, и утешишь - хоть парой слов, то со Стеклом связываться почему-то не хотелось. Что-то было в ней, что роднило её с теми серыми людьми, что били Каринэ ножом во сне и искали наяву. Серой оболочки, правда, не было, но Каринэ постоянно казалось, что за Стеклом тянется невидимый, но тяжёлый серый шлейф чего-то... неприятного.

   Даже волосы у неё: вроде бы вполне густые и здоровые, а кажется, что висят как пакли. И мытые, и стрижены явно не так давно, и объём есть, а производят впечатление больных. И цвет - какой-то средний между каштановым и русым. Цвет как цвет, у ущемлённой грыжи точно такой же, но у грыжи он кажется приятным и насыщенным, а у Стекла почему-то бесцветным и тусклым.

   Каринэ взболтала эмульсию и дала ей выпить. Стекло сделала глоток и начала жаловаться, что ей больно глотать.

   - А что ты хотела? - Каринэ пожала плечами. - Ты сама порезала себе пищевод и желудок. Это было не насилие, не несчастный случай. Ты сделала это сама. Теперь тебе с этим жить.

   На глазах Стекла появились слёзы:

   - Ничего ты не понимаешь! Тебе не понять, что значит любить всем сердцем - а потом увидеть, что он целуется с лучшей подругой! Да что ты видела в жизни!..

   Каринэ посмотрела на неё. Она могла бы рассказать и о призраках, и об отморозке с ножом, и о Никите-анестезиологе, да и об Игоре, с которым ей ничего не светит - но зачем? Девчонка не воспримет, это сразу ясно.

   - Пей, - негромко сказала Каринэ и заставила её выпить антибиотик до конца. - А теперь послушай. Обижаться на парня, который тебе изменил, нужно не так. То, что ты наглоталась стекла, лежишь в больнице и на всю жизнь стала инвалидом - ему глубоко плевать. А себе жизнь ты испортила. Обижаться нужно так, чтобы он жалел, что бросил тебя, потому что ты лучше всех остальных девчонок. Он тебе изменил - а ты стань круче всех, умнее всех. Выучи немецкий язык и улети в Германию. Или пойди на танцы и займи первое место в мировых соревнованиях. Да хотя бы на черлидинг, чтобы выступать на чемпионате мира по футболу, чтобы все камеры на весь мир показывали тебя. Или научись рисовать и рисуй картины, чтобы они выставлялись в самой Третьяковке, а Шишкин, Рерих и Дали завидовали из могил... Что угодно. Чтобы твой парень смотрел на тебя и кусал себе локти с досады, что упустил такое чудо, как ты.

   Она перевела дыхание.

   - Папа, - услышала она шёпот Вики, - расскажи им.

   - Я лично знаю человека, - Игорь чуть удобнее сел на краешке Викиной кровати, - который именно так и поступил. - Он кивнул Каринэ. - Когда я только начинал работать, был у нас в аэропорту грузчик. Мужик такой... никакой. Образование - девять классов, из увлечений - только спиртное. А лет ему около тридцати уже было. Были у него жена и двое детей: сын и дочь. Сын был с инвалидностью, постоянно болел и в конце концов умер. И вот после смерти сына жена ему заявляет, что младшая дочка не его, а её любовника, что муж опостылел ей и она уходит к любовнику. Раньше не ушла, потому что чужого ребёнка, да ещё инвалида, любовник у себя дома видеть не хотел, а сейчас её ничто не держит. Она собрала вещи, забрала дочь и ушла. Как вы думаете, что сделал он?

   - Первое в голову приходит, - ответила Каринэ, - что запил или попытался отомстить жене. Но если бы было так банально, вы бы это не рассказывали.

   - Как раз всё верно, - улыбнулся Игорь. - Он сначала в самом деле запил, а потом решил отомстить жене. Только месть была не банальной. Он взялся доказать ей, что она совершила ошибку, что ушла от него. Бросил пить, а потом и курить. Сделал ремонт в доме. Самостоятельно заново изучил программу средней школы, сдал ЕГЭ, поступил в авиационный, отучился и вернулся к нам пилотом. Его никто сразу не узнал. Был забулдыгой, а стал настоящим офицером. Сейчас он на очень хорошем счету и пользуется большим уважением. А всё началось с того, что он захотел отомстить изменившей ему жене.

   - А жена, - полюбопытствовала Настя, - кусала потом себе локти с досады?

   - Этого я не знаю, - признался Игорь. - При мне тема бывшей жены не всплывала. Главное то, что он из забулдыги стал настоящим человеком.

   - Вам легко говорить, - как-то неприятно скривилась Стекло. - Выучи язык, научись рисовать... Легко рассказать, что кто-то стал пилотом. А вы сами пробовали? Сколько сил и времени на это надо.

   - Жизнь, - заметил Игорь, - это в принципе постоянные траты времени и сил.

   - В гору, - добавила Каринэ, - всегда труднее лезть, чем катиться с горы.

   - Вот и лезьте сами на свои горы, - огрызнулась Стекло. - И тратьте свои жизни на всякие рисование и языки. У меня есть методы попроще. Я им отомщу, - на её лице появилось выражение мрачной жёсткости. - И вам всем тоже. И тебе...

   Каринэ показалось, что на этих словах в палате полыхнул свет. Она даже не сразу сообразила, что это не лампочку включили, а что волны Игоря белыми потоками метнулись к ней. Обвили вокруг, словно отрезая от серого шлейфа, тянущегося за Стеклом, а один поток упругой спиралью ударил в Стекло. Девчонка едва заметно дёрнулась, поморщилась и потёрла рукой горло.

   Как он это делает?

   - Дело твоё, как портить себе свою жизнь, - Каринэ кинула флакон от эмульсии в пакет от мусора. - Только смотри, - она направила тележку с лекарствами в коридор, - чтобы не упасть в собственную яму.

   А к концу смены Cтекло выкинула фортель.

   Каринэ почти доделала все дела, сходила в аптеку получить лекарства, а также приняла ребёнка, пролившего на себя кипящий борщ. Ребёнка обезболили, остатки борща отмыли, ожоги обработали и перевязали и отправили в палату к малышам у Натальи Николаевны. А когда Каринэ заполняла историю болезни вновь поступившего, к ней подошёл Игорь и сказал, что Стекло вроде как спит, но что-то с ней не так.

   Первое, что почувствовала Каринэ, войдя в палату, - это сильный запах мяты. Стекло лежала на своей кровати и подёргивала конечностями; зрачки - Каринэ приподняла ей одно веко - перекатывались вправо-влево, пульс зашкаливал, а дыхание было тяжёлым.

   Бл*, что она сделала?

   - Она глотала что-нибудь? - спросила Каринэ у её сопалатниц и Игоря, вытаскивая из кармана телефон, чтобы набрать Виталь Саныча.

   - Мы не смотрели в её сторону, - ответила за всех Виолетта.

   Виталь Саныч прибежал быстро. Померил давление. Оно оказалось экстремально низким, девчонка потеряла сознание, скорее всего, из-за него.

   - Каринэ, обыщи её вещи.

   Вещей у неё было немного. В верхнем ящике тумбочки кроме зубной щётки с пастой, тюбика с кремом и подзарядки к телефону ничего не было, а когда Каринэ перебрала одежду, то из неё на пол вывалилась сначала какая-то брошюрка, а потом выкатился пустой пузырёк от корвалола.

   - Бл***, - флегматично высказался Виталь Саныч. - Где она его взяла?

   - У нас в отделении корвалола нет, - Каринэ затолкала трусы и майки обратно в тумбочку. - И вроде бы никто из наших его не употребляет.

   Брошюрка вывалилась снова. Каринэ подняла её и мельком глянула название. Распечатана она была на обычном домашнем принтере, прошита обычной ниткой, на обложке красовалась перевёрнутая пятиконечная звезда, и сама брошюрка именовалась броско "Сатана исполнит все желания".

   Угу, счас. Уже бежит исполнять, аж тапки на ходу роняет.

   - Игорь, твоё? - Виталь Саныч показал ему пустой пузырёк.

   - Я корвалол не пью, - открестился Игорь. - У меня из лекарств только коньяк и активированный уголь, и те дома остались.

   - Последнее особенно прискорбно, - заметила Каринэ, засовывая брошюрку назад в тумбочку.

   Он быстро глянул на неё:

   - Это можно исправить.

   - Каринэ, - осадил её Виталь Саныч, - не приставай к человеку. Зайдёшь в ординаторскую - я угощу тебя активированным углём... Кто-нибудь видел, что ей приносили то, что нельзя?

   Девочки пожали плечами. Что к Cтеклу приходили подружки и что-то приносили, видели все. Но никто ведь не рассматривал, что там в пакетах.

   - Передачи, которые ей приносят, проверяют?

   - Конечно, - кивнула Каринэ. - Но сумочки и карманы не обыскивают. А пузырёк маленький, его, было бы желание, и в тапок засунуть можно.

   Виталь Саныч вздохнул:

   - Давай сюда каталку, Каринка. Повезём ей желудок чистить, вернее, то, что от него осталось...

   - А может, и мозги ей почистить?

   - Мозги тут и так чистые, - махнул рукой Виталь Саныч, - считай, стерильные. Ни разу в употреблении не были...

   Каринэ промыла Стеклу, находившейся без сознания, желудок, вколола лекарство, повышающее давление, и вместе с Зулей переправила в педиатрическое отделение. Там ей почему-то совсем не обрадовались и посоветовали лучше следить за психанутыми барышнями, на что Каринэ ответила, что в этом деле она полагается на педиатров - уж они-то лишних посетителей к ней не подпустят.

   За этими делами незаметно подобрался и конец смены. Пришла мамаша Вики - на удивление рано сегодня - обняла дочь, а Игорь быстро начал собираться - через стеклянную дверь палаты Каринэ всё было видно. Игорю ещё, сильно жестикулируя, что-то говорила Настя, потом все в палате посмеялись, и Игорь кивнул.

   А с мамашей Вики они как будто друг для друга не существовали.

   И это Каринэ наблюдала не первый раз, и другие медсёстры и врачи рассказывали, что постоянно видят такую же картину.

   Что в браке Игоря что-то неладно, было очевидно. Бывает, муж и жена ссорятся и дуются, бывает, принципиально друг с другом не разговаривают. Всё бывает. Но не месяц же подряд относиться друг к другу, как к досадному раздражителю...

   И вроде бы и Игорь, и его жена хорошие люди с нормальными характерами. Вика любит обоих, и девочкам в палате тоже нравятся оба. А друг друга они стараются не замечать.

   Может, всё же попытаться увести его из семьи?

   А потом остаться как Оля - одной с ребёнком? Или много лет делить его с законной женой?..

   Нет, лучше отпустить, помучиться немного и забыть. А сейчас прийти домой и выпить чего-нибудь покрепче чая...

   Глава 8. В кафе

   А на улице у выхода из хирургического корпуса, как оказалось, её ждал Игорь. По небу бежали мелкие частые облачка, то закрывая солнце, то открывая его. И от этой постоянной смены света и тени его пепельные волосы тоже, казалось, всё время меняют цвет - русо-пепельный, просто пепельный, тёмно-пепельный, потом опять показывалось солнце - и тёмный пепел менялся на сверкающее серебро.

   - Отвезти? - улыбнулся он.

   - Вы сейчас на работу? - спросила Каринэ.

   Настроение было не то что поганое - скорее мрачно-меланхоличное. Виной тому была и Стекло с её дурацкой попыткой самоубийства, и её же угрозы отомстить, и сам Игорь, с которым ей ничего не светит. Пойти в кафешку и выпить? Или купить бутылку коньяка и напиться дома? А потом включить под настроение какой-нибудь "Список архива Ланъя" и смотреть серию за серией, потягивая коньяк, чтобы не проходило состояние лёгкого опьянения, когда ещё не начинает двоиться в глазах.

   - Нет, - покачал головой Игорь. - Мне завтра в ночь выходить. Я просто тоже живу в той стороне, только ближе к аэропорту.

   И Каринэ пошла с ним.

   Когда Вику выпишут, и они с Игорем расстанутся, будет она, как Стекло, смотреть на его фотографию и реветь? Реветь точно будет, а вот фотографии его нет. Можно, конечно, попробовать поискать в соцсетях, скорее всего, где-нибудь он да найдётся, хоть на заднем фоне, только надо ли?

   Полдороги, даже больше, проехали в молчании. Каринэ была погружена в свои мрачно-меланхоличные мысли, Игорь смотрел на дорогу. И только когда улица Ставропольская плавно перетекла в Трамвайную, он осторожно спросил:

   -Будет ли нескромным с моей стороны спросить, какие у вас планы на вечер?

   И почему-то создалось впечатление, что Игорь этот вопрос проговаривал про себя долго, прежде чем задать. Формулировка, тон - не спонтанно он это спросил.

   - Честно сказать? - невесело усмехнулась Каринэ. - Сходить в магазин, купить коньяка и выпить.

   - Выпить или напиться? - чуть улыбнувшись, уточнил Игорь.

   Она прислушалась к себе. Нет, напиваться не хотелось. Напиваться она будет, когда они с Игорем расстанутся. Вот тогда да - надерётся в зюзю. Но до этого ещё не дошло. Ещё светит на улице тёплое апрельское солнце, ещё сидит рядом Игорь, и ещё тлеет в сердце надежда, что случится что-нибудь хорошее, и они с Игорем смогут остаться вместе.

   - Выпить, - решила она.

   - Можно сходить в кафе какое-нибудь, - предложил он. Осторожно, как если бы, идя по болоту, прощупывал перед собой почву.

   Ловить счастье, пока оно само летит в руки. Потому что как прилетит, так и улетит.

   - Со своим коньяком? - хмыкнула она.

   - Почему же? - улыбнулся он, поняв, что принципиальное согласие получено. - Сухого закона у нас нет. Думаю, здесь можно найти, где наливают не только кофе.

   Кафешка, которая попалась им по дороге, была маленькой и вполне уютной, отделанной тёмным деревом, со столами из более светлого дерева и мягкими диванчиками. Тихо и ненавязчиво играла приятная музыка - Каринэ показалось даже, что что-то классическое. Разве что разнообразием меню, как оказалось, кафе, похвастаться не могло. Впрочем, они сюда не за изысканными яствами пришли, а выпить. Официантка в стильном чёрном переднике принесла им два бокала Ахтамара и две чашки кофе. Каринэ взяла в руку бокал, понюхала напиток, отпила глоток, посмаковала. Коньяк как коньяк. Только ей эти пятьдесят грамм на один зуб.

   Надо было сначала зайти в магазин, там разжиться бутылкой, а потом из-под стола подливать в бокал по мере надобности.

   А хотя ладно - они пришли сюда выпить, а не напиться.

   - Что это показывают? - поинтересовался Игорь, глядя куда-то в сторону. Каринэ проследила за его взглядом. На одной из колонн под невысоким потолком висел монитор, не замеченный ею ранее, на котором без звука крутили фильм.

   - "Список архива Ланъя", - с удивлением определила Каринэ, узнав в героях чахоточного Мэй Чансу, разговаривающего с мрачноватым принцем Цзином. - Это одна из первых серий.

   - Что за оно?

   - "Граф Монте-Кристо" по-китайски... Забавно, я ехала и вспоминала именно этот сериал, думала, пересмотреть его вечерком.

   - Бойтесь своих желаний, - усмехнулся Игорь, ложечкой размешивая сахар в кофе, - они иногда сбываются.

   - А так и бывает, - согласилась Каринэ. - Какое-то мелкое случайное желание - и сбывается, едва успеешь подумать. А без него спокойно можно было бы прожить. А то, что действительно надо - оно не сбывается.

   Почему нельзя захотеть - и кошмары перестанут сниться, а призраки перестанут приставать? Или хотя бы захотеть - и придумать, как от них можно избавиться. Но нет, сбывается мимолётная мелочь, а с призраками приходится жить годами.

   - Может быть, - Игорь глянул на неё поверх чашки кофе, - для того, чтобы сбылись серьёзные желания, нужно приложить для этого усилия?

   - Естественно, - она тоже посмотрела на него поверх бокала. - Только если не знаешь, что делать? Проблема есть, а в каком направлении решать её - не знаешь.

   Мрачноватый принц Цзин сменился очаровательной княжной Нихуан. Каринэ глянула в бокал и отпила глоток.

   - Если есть проблема, - серьёзно заметил Игорь, - и желание решить её, то решение рано или поздно придёт.

   От него лёгкими белыми вихрями струились к ней волны. Каринэ чуть сдвинула руку и подставила под один из потоков палец, предварительно представив, как выглядит её движение со стороны. Нет, ничего странного показаться не должно - ну, вздумалось ей пошевелить пальцами, ну и что с того?

   Поток мягко обвил её палец, потом ещё раз. Каринэ легонько повела пальцем вниз, высвобождаясь из неосязаемой петельки, и она скрутилась в шарик. Каринэ чуть тронула его ногтем, и шарик взмыл вверх сантиметров на пять и завис.

   Всё, больше трогать его нельзя. Поднять руку и потыкать воздух - уже будет выглядеть странным.

   Шарик растаял и втянулся в поток. Каринэ отпила крошечный глоток коньяка.

   - Когда я ещё училась в школе, - она покачала в руке бокал, - двое наших дальних родственников делили дом. Причём разделить его, чтобы один владел одной половиной, а другой - другой, по какой-то причине было нельзя. Тяжба тянулась несколько лет, никто не хотел уступить. А потом в доме взорвался газ и начался пожар. Хозяев дома не было, никто не пострадал, но пока соседи таскали воду вёдрами и тянули шланги, пока приехала пожарная, дом сгорел.

   Она посмотрела на Игоря:

   - Тяжба закончилась, потому что делить стало нечего. Проблема решилась. Только почему-то это решение не устроило ни одного из наследников.

   - А какая у них была цель? - Игорь отодвинул чашку с кофе и тоже взял бокал с коньяком. - Главной целью было приобрести место для жилья? Или не дать завладеть домом другому?

   Каринэ подумала, усмехнулась.

   - Если целью было не дать завладеть домом другому, - поняла она, - то да, они её достигли. Причём оба.

   - Со мной был в чём-то похожий случай, - он сделал глоток из бокала. - Я хотел купить дом в районе аэропорта. Присмотрел один - и дом хороший, и от аэропорта недалеко, и транспорт рядом - машины у меня тогда не было. Я уже договорился с продавцом, как появляется ещё один покупатель и перебивает у меня тот дом. Продавец разводит руками, мол, извини, он даёт бСльшую цену. А у меня денег лишних не было, и ещё повысить цену мне было слишком накладно. Пришлось отказаться, хотя досадно было - не передать. Год где-то я перекантовался в общаге, а там подвернулся ещё один вариант. Дом на этот раз был попроще, расположен не так удобно, но выбирать не приходилось. Я купил. А года, наверно, ещё через два тот первый дом, который у меня перебили, частично обрушился из-за нарушения технологии строительства, и хозяину на отстройку пришлось очень сильно потратиться. А не отступись я в своё время, потратиться пришлось бы мне.

   Он ещё раз отпил коньяка и посмотрел на Каринэ:

   - Надо просто правильно ставить цель. Тогда и придёт правильное решение.

   Каринэ покачала бокал в пальцах, понаблюдала, как искрится коньяк в свете ламп.

   Правильно ставить цель. А какая у неё цель? Жить спокойно, без призраков и кошмаров. Всё предельно просто. Только вот решение не приходит уже восемнадцать лет.

   Хотя кто знает. Может, не просто так дёрнулись волны Игоря между Чилипси и Индюком. Может, как раз это и есть начало решения. Съездить туда, может, там отыщутся какие-нибудь намёки на то, что случилось с её семьёй. А это может и подсказать, где искать спасение от призраков.

   Коньяк закончился. Каринэ отставила пустой бокал и подвинула к себе кофе.

   - Когда я закончила колледж, - она помешала сахар, - я по распределению работала в реанимации в первой городской. Привезли к нам мужчину лет пятидесяти с инсультом. Инсульт вроде как и не особо сильный, мужчина был в сознании. Он ещё пытался убедить врачей, что никакого инсульта у него нет, а пока его обследовали, рассказал, что последние десять лет мечтал купить гелендваген. Прямо жил этой мечтой, всё собирал деньги, и вот сегодня наконец-то купил заветный гелендваген и пригнал домой. А то, что плохо ему стало, так это от радости. Его положили, и его состояние стало очень быстро ухудшаться. Через два часа он умер.

   Она подняла глаза на Игоря:

   - Он купил гелендваген, - она отложила ложечку, - и только толку ему от этого?

   - Опять же, - Игорь обнял ладонями бокал с последним глотком коньяка, - какая цель была? Приобрести гелендваген или ездить на своём гелендвагене?

   А глаза-то у него серые, тоже с каким-то тёмным оттенком, словно бы в цвет волос. Интересно, они тоже меняются в зависимости от освещения?

   - Когда я учился на третьем курсе, - он допил последний коньяк, - я подрабатывал в аэропорту грузчиком. И вот в один вечер еду я на работу, а накануне мы с однокурсниками что-то отмечали - то ли конец сессии, то ли день рождения чей-то - не помню. Сидели полночи, утром мне не дала поспать Вика, днём я писал курсовую - в общем, к вечеру у меня состояние "повесьте меня назад на ветку".

   Каринэ не удержалась и хихикнула.

   - Так вот, еду я на работу, - улыбнулся Игорь, - и мечтаю, чтобы случилось что-нибудь такое, чтобы никого не пришлось ни загружать, ни разгружать. Сам понимаю, что это невозможно, и думаю, что пусть бы было так, чтобы я загрузил один самолёт - и хватит. Приезжаю, нам выдают задание: берём вот это и грузим вон на тот борт. А самолёт загрузить - это не вещи в чемодан покидать, там нужно рассчитывать распределение по весу, чтобы не было перевеса ни на хвост, ни на нос, ни на правый или левый борт. И весь груз нужно закрепить. И одно дело затащить и закрепить стандартные контейнеры, и другое - негабаритный груз. А нам надо было грузить машины и какие-то очень негабаритные детали. Каргомастер всё рассчитал, мы грузим. Загрузили, закрепили. Красота. Тут выясняется, что забыли какую-то детальку, которая должна была быть загружена в самом начале. А деталька та весом... не помню уже, но центнеров этак несколько, и её не всунешь, как зубную щётку к ботинкам: чтобы её загрузить, нужно выгружать назад всё остальное. Материмся, выгружаем, опять загружаем, закрепляем. Тут приходит другой каргомастер и тычет нашему, мол, расчёты - лажа, вес смещён на... правый, кажется, борт, груз закреплён неправильно, при взлёте сместится назад. Поэтому нужно всё выгружать и компоновать совершенно по-другому... И нам по-новой: выгрузить, загрузить, закрепить. В общем, когда мы, наконец, отправили тот борт, моя смена как раз подошла к концу.

   Каринэ не выдержала и рассмеялась.

   - Да, - улыбнулся Игорь. - Желание-то сбылось, я хотел загрузить только один борт - я один и загрузил. Только занимался этим всю смену. С тех пор я свои желания стараюсь формулировать чётче.

   И как легко сидеть рядом с ним, говорить о случайных вещах, даже просто молчать. С Максимом, её бывшим мужем, такой лёгкости не было, он напрягал своим присутствием, казался чем-то чужеродным. Даже с Никитой-анестезиологом такой естественности не было. А с Игорем просто.

   Может быть, конечно, свою роль сыграли и пятьдесят грамм Ахтамара, когда ещё не пришло опьянение, но уже наступила расслабленность. Но и без них, Каринэ знала, напряжённости бы не было.

   И как насмешка судьбы - его успела перехватить другая. Вике пятнадцать, значит, женился он лет шестнадцать назад. Шестнадцать лет назад ей, Каринэ, не было и десяти. Она училась в школе, в свободное время гоняла с братьями мяч на школьном стадионе и бегала купаться на море. И даже тенью мысли не думала, что тот, с которым ей будет так легко и просто, уже женат.

   А попытаться его увести из семьи... Тётя Ира всегда повторяла детям: "Поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами". Вроде бы избитая истина, банальная до оскомины, но ведь не переставшая быть истиной. Закрутит она сейчас роман с чужим мужем... А если она выйдет замуж - обрадуется ли она, если её муж у неё за спиной будет крутить роман с другой? Нет, явно не обрадуется. И если бросит её с детьми - тоже не обрадуется.

   Нет, она тряхнула головой. Не нужно сейчас об этом думать. Сейчас есть уютное кафе, ненавязчивая музыка, Игорь напротив и тёплый апрель на улице. Пусть сейчас будет сейчас, а потом пусть будет потом...

   За коньяк и кофе расплатился Игорь, хоть Каринэ и пыталась настаивать, чтобы за себя платить самой. И он проводил её до дома. Солнце уже клонилось к закату, стало прохладнее, на детских площадках играли единичные дети с мамашами. Каринэ поздоровалась со спешащим куда-то участковым, кивнула соседке с пакетом продуктов. На тротуаре самозабвенно целовалась юная парочка, а полосатый дворовый кот спал на крыше чёрной БМВ, припаркованной у подъезда.

   - Дорогу назад найдёте? - улыбнулась Каринэ, открывая сумочку, чтобы достать ключи.

   - Думаю, да, - с сомнением протянул Игорь, оглянувшись на двор.

   Ей показалось, что сомнение было наигранным, и что дорогу он прекрасно помнит. В конце концов, не так уж глубоко во дворы они зашли.

   Но почему бы не воспользоваться и этим?

   - Я могу проводить назад, - хихикнула она, доставая из кармашка связку ключей.

   - А потом я опять проведу вас...

   Они засмеялись.

   - Подождите тогда, - попросила Каринэ, - я пакет и сумку домой закину...

   Она проводила его до остановки троллейбуса. Игорь, правда, предложил снова проводить её до дома, но больше в шутку, чем всерьёз, и не стал настаивать, когда она отказалась. Они подождали седьмого троллейбуса, Каринэ подняла на прощание руку, а на обратном пути сделала петлю и сходила посмотреть на припаркованную у обочины его серебристую Сузуки. Хотя зачем, она сама не знала.

   Вечерело, холодало, сигналили машины, спешили по своим делам люди.

   А на сердце было и горько, и тепло...

   Глава 9. Поход

   К вечеру пятницы Каринэ решилась - сразу после работы позвонила братьям с вопросом, не хотят ли они сходить с нею в горы на выходные. Не то что бы она рвалась в поход, но понимала, что два дня выходных будет сидеть дома, думать об Игоре и мучиться, а в походе у неё столько свободного времени на собственные страдания не будет. Она знала, что в горах холодно и мокро, а что более существенно, если она угадала с местом, там будут её поджидать кошмары, и если днём ещё куда ни шло, особенно если выглянет солнце, то ночью... Какой будет ночь, лучше не думать, и Каринэ усиленно гнала от себя эту мысль, расписывая Сашке, Ромке, Генке и Вадику прелести похода по свежему воздуху и красоты тамошних мест. Братья отбрыкивались изо всех сил, спихивали друг на друга честь сопровождать любимую сестрёнку в холод и грязь апрельского Кавказа, но в конце концов Сашка и Ромка сдались и поплелись паковать рюкзаки, а Каринэ помчалась на автобус до Туапсе.

   После Молдовановки трасса "Дон" прочно стала в пробку, причём в обе стороны. Часа через полтора, проехав место аварии из пяти машин - Каринэ успела рассмотреть при этом два тела, накрытые чем-то - водитель, чтобы наверстать упущенное время, прибавил газ, и до самой Джубги гнал так, что она начала подозревать, что следующими виновниками аварии будут они. Обошлось, конечно, но за таким адреналином Каринэ было не до того, чтобы копаться в собственных ощущениях и следить за поведением Игоревых волн. В Джубге на автостанции к ней подсел Ромка с рюкзаком, к которому была примотана палатка. Дома в Туапсе тётя Ира накормила племянников поздним ужином, Ромка с Сашкой слегка приняли на грудь, угостили сестру французским коньяком, который показался Каринэ редкостной гадостью и отдавал металлическим привкусом, и после этого все отправились спать.

   Раннее утро субботы выдалось пасмурным и ветреным, хотя и тёплым. Не выспавшиеся Каринэ, Сашка, Ромка и запросившаяся с ними Василиса допаковали рюкзаки, быстро перекусили и помчались на вокзал. К половине девятого электричка дотрясла их до Чилипси, они вывалились на платформу и осмотрелись. Здесь было только белое с синими окнами здание станции, на одном из трёх путей стояла оранжевая автомотриса, с противоположной стороны железной дороги виднелся забор и электроподстанция, около них начиналась разъезженная гравийка, и на этом местные достопримечательности заканчивались. Вокруг возвышались горы, поросшие голым сейчас лесом, а над ними висело невнятно серое небо.

   - Ну и куда теперь? - поинтересовался Сашка, с сожалением провожая быстро умотавшую электричку. Ромка проверил навигатор.

   Карту местности, распечатанную ещё дома, Каринэ рассматривала и в автобусе, и в Туапсе, но куда идти, мыслей не было никаких. Ни воспоминания, ни интуиция ничего не подсказывали. Единственной зацепкой было то, что волны Игоря зашевелились где-то между Чилипси и Индюком, и возможно, им стоит пройти немного назад.

   По широкой мокрой гравийной дороге они прошли с километр назад в сторону Индюка, а потом свернули направо и, растянувшись в цепочку, чтобы между каждым из них было метров пять, углубились в лес и принялись взбираться на невысокий склон.

   Так они делали уже восемь лет, прочёсывая окрестности Чинар. Растягивались в цепочку и шли, внимательно рассматривая всё вокруг и землю под ногами. Сначала всё заносили на карту, потом появились навигаторы, и стало легче. Сейчас они пройдут одним путём, когда они приедут сюда следующий раз, они, может быть, пройдут в пятидесяти метрах от своего сегодняшнего маршрута.

   Через полкилометра леса - достаточно чистого здесь и без густого подлеска - они вышли на грунтовую дорогу, пересекли её и снова углубились в лес. Заморосил мелкий дождь, но тут же перестал, земля под ногами была покрыта толстым слоем прошлогодних листьев и травы. Каринэ, Сашка, Ромка и Василиса продирались сквозь цепкие кустарники и всматривались в землю, периодически перебрасываясь парой слов.

   Привал устроили часов в двенадцать прямо посреди леса. Перекусили захваченными из дому бутербродами, запили чаем из термосов, Сашка поныл, какого хрена он сюда попёрся, Ромка напомнил ему, что если их любимой сестрёнке вожжа под хвост попадёт, то он не только сюда попрётся, и они пошли дальше.

   Лес накрыл неплотный серый туман, улёгся ветер, замолкли птицы. Находок не было никаких. Вернее, в одном месте высоко на дереве, зацепившись за ветки, болтался жёлтый воздушный шарик, а ещё в одном попалась толстая рабочая рукавица, но обе эти находки явно не имели никакого отношения к событиям восемнадцатилетней давности. Потом Василиса нашла нож - небольшой, с ржавым лезвием и пластмассовой ручкой, скорее всего потерянный каким-нибудь грибником. Все решили, что, судя по виду ножа, он пролежал в лесу меньше восемнадцати лет, и оставили его там, где нашли.

   А вот потом отказал навигатор.

   Заметили это далеко не сразу. Продирались через непривычно молчащий лес, подумывали о привале, присматривали подходящее место. Сашка заговорил о том, что, может, им стоит поворачивать, чтобы к вечеру выйти к Кривенковской и успеть на последнюю электричку до Туапсе. У них с собой были и спальники, и палатка, но брались они на всякий случай, и ночевать ребята не планировали. Ромка вытащил навигатор, чтобы посмотреть, где они вообще находятся, и с досадой обнаружил, что навигатор их местоположение не показывает, а пройденный путь перестал записывать два часа назад. Перезагрузка не помогла, связи со спутником не было и интернета тоже не было. Сашка и Каринэ попробовали загрузить навигаторы на своих смартфонах, но с тем же успехом.

   - Ладно, - Ромка убрал в карман куртки бесполезную теперь электронику. - Будем по старинке, - и вытащил из кармашка рюкзака компас.

   Он положил его на ствол ближайшего поваленного дерева и подождал, пока стрелка замрёт.

   - Север там, - определил он.

   - А нам надо на юг, - напомнила Василиса, присаживаясь на это же бревно и прислоняя к нему рюкзак. Он тяжёлым не был, из всех вещей они, не планируя ночевать, брали только самое необходимое. Но после шести часов хождения по густым зарослям и горам рюкзак стал казаться заметно тяжелее.

   - Значит, идём туда, - Сашка махнул рукой в противоположную сторону. - Но сперва я предлагаю пожрать.

   Они снова достали бутерброды с рыбой и термосы с чаем, уже менее горячим, чем утром. Небо всё так же было закрыто бело-серой пеленой не то лёгких туч, не то тяжёлых облаков, сероватый туман наполнял и лес. Не было ни ветерка, пахло сыростью и лесом и стояла полная тишина. Каринэ смотрела вокруг на деревья, потом подняла голову к небу, примерилась, где находится солнце, немного просвечивавшее сквозь тучи, опустила глаза на Ромкин компас...

   И замерла.

   Снова посмотрела на тучи и чуть просвечивающее солнце, потом снова на компас.

   - Ромка, - голос неожиданно для самой себя прозвучал хрипло, - твой компас врёт!

   До этого основными ощущениями были усталость, болящие от рюкзака плечи, голод и небольшое чувство дискомфорта - после полугода жизни в комфортной городской квартире выбраться в лес было стрессом. Но сейчас и усталость, и дискомфорт мгновенно были сдуты вспыхнувшей тревогой.

   - Пошему? - прошамкал Ромка с набитым ртом.

   - Смотри, - Каринэ вытерла пальцы о штаны. - Компас показывает, что север там. А сейчас посмотри на небо. Видишь, там солнце? То есть там никак не может быть север!

   Полдень уже был. Значит, солнце сейчас стоит где-то между югом и западом, условно на юго-западе. Компас, который должен был показывать на север, показывал на юго-запад!

   Каринэ и Сашка полезли в рюкзаки за своими компасами. Когда стрелки замерли, выяснилось, что все они показывают в сторону солнца.

   - Бл*, - выругался Сашка, - что за бред!

   - Может, - предположила Василиса, - рядом какая-нибудь железная жила, она и сбивает компасы?

   Объяснение было серьёзным, Каринэ даже почувствовала, что немного успокаивается. Нужно просто отойти на... сто, двести, триста метров и проверить компасы ещё раз.

   Не помогло. И через сто метров, и через двести, и через полкилометра компасы показывали на солнце.

   - Значит, - Ромка убрал бесполезный прибор в кармашек рюкзака, - будем совсем по старинке. Каринэ, дай карту.

   Он достал навигатор, убедился, что тот не заработал, и отметил на карте их последнее местоположение, записанное навигатором.

   - С какой скоростью мы шли?

   - От силы километра четыре в час, - ответила Каринэ. - Но скорее всего, меньше.

   - Значит, будем считать, что мы прошли за два часа километров семь. Направление примерно на юго-запад.

   - Я бы это не утверждал, - осторожно возразил Сашка. - Мы обходили завалы и заросли, могли вообще кругами ходить.

   - Хорошо, - согласился с доводом Ромка. - Вот наше последнее точное местоположение, от него очерчиваем круг с радиусом семь километров. И мы где-то внутри этого круга.

   - Нам тогда надо идти на восток, - сообразила Каринэ. - Где бы мы ни были, мы рано или поздно упрёмся в железную дорогу.

   И уже не важно, какая станция окажется ближайшей.

   - Значит, - согласился Ромка, - если солнце считать на юго-западе, а нам надо на восток, то солнце... - он сориентировался по карте, - должно быть у нас за правым ухом.

   Они убрали термосы и бутерброды и пошли всё тем же строем, в пяти метрах друг от друга, присматриваясь сейчас не только к земле, но и к небу. Однако удача была не на их стороне - тучи уплотнились, и, хотя и не дождили, солнце за ними угадывалось с очень большим трудом, серый туман сгустился. И несколько раз бывало, что шли они вроде и правильно, а потом в какой-то момент тучи несколько разуплотнялись, и ребята обнаруживали солнце ровно перед собой.

   Лес молчал. Не пели птицы, не качались деревья, нигде вдалеке не слышались ни грохот поезда, ни шум машины. Ничего. Только треск сучьев да шорох лесной подстилки под ногами.

   И волны Игоря больше не струились, не менялись, а уплотнились и застыли неподвижно, словно в ожидании удара.

   В шесть часов начало смеркаться, и всем стало ясно - к железной дороге им сегодня не выйти и в Туапсе не уехать. Сашка даже выбрал дерево повыше и взобрался на него, но всё, что он смог рассмотреть, - это лес, лес и ещё раз лес на километры вокруг. И никаких признаков цивилизации.

   - Предлагаю спуститься в долину, - высказал идею Ромка. - Там вода должна быть.

   Каринэ ничего не ответила. Ей было страшно. Одно дело остаться ночевать в лесу планово, зная, где находишься и куда идти, и другое - заплутать. И заплутать не просто за окраиной да хоть того же Горячего Ключа, а в месте, где восемнадцать лет назад случилась страшная трагедия. Что это место где-то здесь, Каринэ уже не сомневалась. Вернее, оно не прямо здесь - до него они не дошли, или обошли - но они ходят где-то рядом. Поэтому и напряглись волны Игоря, в любой момент готовые отражать удар. И сколько до того места, и в каком оно направлении, Каринэ не представляла. Будь её воля, она бы разбила лагерь там, где сейчас стояла, потому что - кто знает, не спускаются ли они сейчас прямо в эпицентр потустороннего кошмара?

   Они скользили по крутому склону, цеплялись за ветки кустов. Под деревьями было уже темновато, Каринэ жалась к братьям и невестке, стараясь не отдаляться от них дальше чем на пару шагов, и напряжённо прислушивалась к поведению волн Игоря. Но те не менялись - замерли и не двигались.

   Потом впереди послышалось журчание воды, и они вышли к мелкому ручейку в полшага шириной, который тёк по узкому каменистому руслу.

   - Всё, - скомандовал Ромка, сбрасывая рюкзак. - Падаем здесь.

   Место было неудобным - метра два гальки, потом густой кустарник, а за ним - лес. Палатку можно было поставить или на гальке, но тогда ночью они отобьют себе все бока, или в лесу, но тогда за водой придётся ходить, продираясь через кусты.

   - Ставим на гальке, - решила Василиса, - а на подстилку нарубим веток.

   - Топоров у нас сколько? - Сашка сбросил рюкзак, распотрошил его и вытащил топор.

   - Я брал, - отозвался Ромка.

   - Пошли тогда за дровами, пока видно хоть что-то.

   Сумерки сгущались быстро. Пока парни недалеко от опушки рубили сухостой, подсвечивая себе налобными фонариками, Каринэ с Василисой нашли место среди кустарников, куда можно было втиснуть палатку, чтобы спать на траве, а не на гальке. В кустах, казалось, кто-то постоянно шуршал и ходил, девушки нервно озирались, но фонарики высвечивали лишь неподвижные голые ветки кустов и деревьев, гальку да палую прошлогоднюю листву.

   - Еноты какие-нибудь, - неуверенно предположила Василиса, подавая два штырька от палатки Каринэ.

   Каринэ молча вставила их в петли палатки и вогнала в каменистую землю. Это могли быть еноты, только вот слишком их шуршание походило на шаги человека...

   Костёр разводили уже в сгустившейся темноте; невнятное шуршание в лесу и даже нечто, похожее на голоса, стали громче. А когда Каринэ, взяв котелок и кружку, пошла к ручью набрать воды, она подняла голову вверх и вздрогнула.

   Прямо с тёмного неба на неё смотрел огромный череп.

   - Ни хера себе облачко, - оценил Сашка, заметив, что сестра замерла, и проследив за её взглядом. Василиса, поспешно вытащила смартфон, чтобы сфотографировать необычное природное явление, но скривилась и опустила его:

   - Не возьмёт в такой темноте.

   "Череп" растаял быстро: чуть сместились тёмные и светлые пятна - и вот уже вместо черепа просто тучи. Каринэ с трудом перевела дыхание и облизнула пересохшие губы, как из леса, где до сих пор стучал топором Ромка, раздались его проклятия, а через минуту он вышел сам, зажимая кровоточащую рану на лбу.

   - Полено отлетело, - объяснил он. - Прямо в лоб. Я аж звёзды увидел.

   Пока Каринэ, которая всегда таскала с собой аптечку, промывала и перевязывала ему ранку - оказавшуюся небольшой, но сильно кровившей - Василиса с Сашкой установили над костром треногу и повесили греться котелок с водой. Потом засыпали рис, выудили банку с тушёнкой и поставили около костра.

   - У меня одного перед глазами темнеет? - кисло спросил Сашка.

   - Паскудное место, - согласился с ним Ромка. - Всё мерещится, что рядом люди ходят.

   Каринэ обняла себя за плечи. Лучше бы она сидела дома в компании нерадостных мыслей об Игоре, но не ловила бы эту потустороннюю жуть. Здесь призраков не было, но вместо них всё вокруг заливала призракоподобная субстанция, как если бы они растворились в воздухе и заполнили его равномерно - они как бы были, но в оформленном виде их не было. И эта субстанция медленно двигалась, сгущаясь вокруг ребят. К ним самим не подбиралась, а если кто-то вставал подкинуть дров или набрать воды, немного отступала, но не уходила. Каринэ сидела между Сашкой и Ромкой на расстеленном каремате и всей спиной ощущала, как растворённые призраки подбираются к ней и тянут свои невидимые руки. Она нервно оглядывалась, тьма откатывалась, но стоило ей опять развернуться к костру, тьма снова начинала подкрадываться.

   Хотелось сесть так, чтобы за спиной был кто-нибудь, но к вечеру похолодало, и садиться перед Сашкой или Ромкой - это закрывать их от костра, то есть источника тепла, поэтому она терпела, нервно поглядывала назад и пыталась вообразить, что сзади стоит Игорь. Все моральные терзания уже не имели никакого значения, главное и единственное, что имело значение сейчас, - это безопасность. Рядом с Игорем было безопасно, его боялись призраки, к нему не посмеет приблизиться эта тёмная призрачная субстанция, и сиди он позади неё, можно было бы не вздрагивать от каждого прикосновения призрачных рук. Каринэ попыталась отвлечься и вообразить, что она уводит его от жены и детей, а потом он бросает её и возвращается в семью, но эти мысли казались пустыми и не вызывали сейчас никаких эмоций. С Игорем ей было бы безопасно - и это единственное, что сейчас имело значение.

   Но Игорь был далеко, и поэтому она старалась смотреть только в костёр, жалась к Ромке и Сашке и усиленно воображала, что позади неё стоит Игорь.

   Поели они быстро, каша получилась вкусной - ещё бы, на свежем воздухе и с голодухи. Мыть посуду Каринэ пошла с Василисой.

   - Здесь какая-то чертовщина происходит, - тревожно заметила её невестка, набирая в тарелку холодной речной воды.

   Невдалеке невесомо кто-то прошёл. Девушки нервно посветили туда фонариками, но там никого не было, а тёмная призрачная субстанция отхлынула, спасаясь от яркого света.

   Скорее бы прошла ночь...

   Глава 10. Ночь

   В палатке парни легли по краям, пустив девушек в серединку. Каринэ сунула под язык таблетку глицина, но облегчения это не принесло. Стоило им забуриться в палатку, как лес ожил. И ветра не было, по крайней мере Ромка, вылезший на улицу отлить, сообщил, что царит полный штиль, но при этом вокруг всё шуршало, скрипело, вздыхало, шевелилось... Рядом постоянно кто-то ходил - кто-то лёгкий, можно было бы подумать, что это еноты шарятся по лагерю в поисках поживы, но шаги определённо были человеческими. Временами даже слышались словно бы голоса, долетали обрывки фраз. Кто-то стонал, плакал и кричал. Всё едва слышно. Прислушаешься - вроде как и ничего, расслабишься и начнёшь подрёмывать - снова голоса, стоны, крики.

   - Бл***, - шёпотом выругался Сашка. - Что за гадостное место.

   - Дрянь, - тихо согласился с ним Ромка. - Слушь, а здесь никаких лагерей смерти в войну или при Сталине не было? Может, это, ну, неупокоенные души невинноубиенных?

   - Да нет, - подумав, отозвалась Василиса, невольно прижимаясь к мужу. - Вроде, нет. Разве только когда железную дорогу строили, может, рабочие умирали.

   - Железка отсюда далеко, - возразил Сашка. - Если бы была близко, мы бы слышали поезда. А к тому же рабочие везде умирали. На той же Москва-Питер пачками мёрли. И ничего, призраками не ходят.

   - "Чу! Восклицанья послышались грозные! - продекламировал Ромка. - Топот и скрежет зубов. Тень набежала на стёкла морозные... Что там? Толпа мертвецов!.."

   - П***ец, ну ты вовремя со своим Некрасовым, - рассердился Сашка. - И без него тошно.

   - А вдруг это не для красивого словца, а на самом деле было?

   - Давайте не будем про мертвецов, - взмолилась Василиса.

   Все замолчали. Вокруг палатки всё продолжало ходить, шуршать и стонать...

   К полуночи Каринэ удалось задремать, плотно прижавшись к Ромке. Во сне вокруг неё продолжали ходить призраки - чёрные, с неестественно длинными руками и черепами вместо голов. Они, не замечая её, куда-то шли, шли, а за ними тянулся чёрный удушающий и мертвящий шлейф. Каринэ проснулась от того, что начала задыхаться, стянула с лица угол спальника и на ощупь вытащила из кармашка рюкзака упаковку глицина. За стенками палатки двигались едва заметные тени.

   - Что у тебя? - шёпот Василисы заставил её вздрогнуть.

   - Успокоительное, - ответила она, с трудом разжимая сведённые судорогой челюсти.

   - Дай и мне.

   Они положили таблетки под язык, рассосали. Спокойнее не стало, но Каринэ опять задремала. Теперь она обнаружила себя на железнодорожной станции Чилипси. Сразу она обрадовалась, что наконец-то вышла из того ада к людям, но присмотревшись, поняла, что и здесь всё плохо. Одноэтажное здание кассы, аккуратно побеленное в реальности, здесь сочилось грязными потёками и выглядело покосившимся. Автомотриса всё так же стояла на третьем пути, но из оранжевой стала ржавой, тоже с потёками, а на сиденье машиниста сидел скелет. Каринэ оглянулась в сторону электроподстанции, но там ровными рядами возвышались чёрные кресты. Даже не кресты - к поперечной перекладине каждого из них было прибито ещё по две планки, так что фигура стала восьмиконечной, а к центру длинными гвоздями были приколочены серые человеческие головы.

   Каринэ, содрогаясь, подошла к ним. При её приближении одна голова с короткими кудрявыми волосами открыла глаза и измученным взглядом посмотрела на неё.

   Почему такое ощущение, что она знает этого человека? Снять серую маску, или вглядеться внимательней - и она его узнает...

   Но пока она вглядывалась в серое безжизненное лицо, она поняла, что крестов с головами больше нет, человек стоит перед ней весь, а не только его голова, а за его спиной мужчина - ещё более серо-безжизненный - замахивается топором. Мгновение - и топор с чавканьем вонзается в затылок того, кого она так и не успела узнать...

   На этот раз из кошмара её выдернула Василиса, повернувшаяся во сне и отдавившая ей руку. За палаткой шуршали, стонали, двигались тени, кто-то фантомно крикнул: "Не трогай детей". Каринэ осторожно вытащила руку из-под невестки и поняла, что ей нужно по маленькому. Часы на смартфоне показывали половину третьего ночи, а светать начнёт около пяти. Два с половиной часа она не протерпит...

   - Сколько? - шёпотом спросил Ромка.

   Она показала ему дисплей и, с трудом разжимая челюсти, спросила:

   - Ром, можешь выйти со мной?

   Никакое приличие, никакое стеснение её сейчас не беспокоило. Она понимала, что если выйдет из палатки одна, то назад не вернётся - или умрёт от ужаса, или уйдёт за призраками.

   - Ты не можешь потерпеть до утра? - едва не простонал Ромка.

   Каринэ помотала головой.

   - Почему ты не пацан, - он всё же начал выпутываться из спальника. - Приоткрыла бы замок, выставила хер из палатки, сделала дело и всунула его назад.

   Каринэ сжала челюсти, чтобы не стучать зубами - даже не от холода, а от ужаса, что нужно вылезать из-под защиты палатки прямо в призрачную муть. Ромка расстегнул замок, выглянул, посветил фонариком. Тот высветил неподвижный чёрный лес, кусты, потухший очаг да отхлынувшую от них призрачную субстанцию. Ромка вылез первым и подал руку сестре.

   - Давай здесь, - предложил он. - Никуда не пойдём, чтобы вдруг судьбу дятловцев не повторить, - и он перехватил её за шиворот.

   Она кивнула и принялась нервно снимать штаны, как фонарик в руке у Ромки вдруг погас. Она судорожно всхлипнула и вцепилась в него.

   - Тихо, - успокоил он её, хотя чувствовалось, что его колотит. - Делай дело.

   - Где палатка?!

   - Здесь, я держусь за неё.

   Каринэ стащила штаны и присела, но от нервного напряжения и спазма сразу ничего не получилось. Потом дело пошло, но краем глаза она заметила движение сбоку. Резко повернула голову туда и увидела призрака, целящегося в неё из ружья. Она не успела дёрнуться, как правую руку немногим выше локтя обожгло призрачной болью. Стуча зубами, она вскочила и принялась натягивать штаны, как увидела, что тьма около её ног сгущается и принимает вид призрака. Призрак подполз к ней, протянул свои длинные чёрные руки, словно бы собираясь схватить её за ноги. Каринэ с Ромкой дёрнулись назад и вломились в палатку, а призрак, упустив жертву, горестно прошипел им вслед: "И-ло-на..."

   - Бл***, - сдавленным шёпотом ругнулся Ромка, судорожно застёгивая молнию палатки. - Мне показалось, или ты тоже слышала?

   Каринэ трясло, она ничего не могла ответить. Она сунула под язык ещё таблетку глицина, дала одну Ромке, и они, легли, плотно прижавшись друг к другу. Призрак за порогом продолжал завывать: "И-ло-на..." Она забурилась в спальник с головой, но потусторонний зов доставал и туда.

   - Может, - шёпотом предположил Ромка, - твоя семья тогда тоже забрела сюда? И не выдержала всего этого?

   Это могло быть. Даже им, взрослым и не слабонервным людям, тут жутко, а что говорить про детей, самой старшей из которых было всего двенадцать? Они могли, не помня себя от ужаса, повыскакивать из палаток и броситься в лес, а там не так уж и сложно сломать ногу, напороться горлом или глазом на сук, упасть со скального уступа...

   Тогда где-то в округе должны лежать останки девяти человек, а где-то - и следы палаточного лагеря.

   Но если всё было так, кто в неё тогда стрелял? Призрак не мог выстрелить настоящей пулей...

   Она смогла задремать только через час и увидела себя на месте их теперешнего лагеря. Только от палатки остались одни ошмётки, вещи наполовину сгнили, а среди этого мусора лежали три мумифицированных трупа, в иссохшихся лицах которых можно было узнать черты Ромки, Сашки и Василисы.

   Всё пропало. Из-за неё погибли двое её братьев и невестка. Может, смириться, чтобы больше из-за неё никто не умер?

   И словно бы услышав её мысли, к ней неторопливо подплыл призрак - тот самый, который зарубил топором человека, так и не узнанного ею, и который в неё стрелял, когда она выходила из палатки. Каринэ откуда-то точно знала, что это был один и тот же призрак. Теперь в его руках был ритуальный нож. И этот нож он уже заносил для удара.

   Каринэ смотрела в его пустые глазницы, на отросшие спутанные волнистые волосы, и ужас сменился апатией. Из-за неё погибли близкие ей люди. Нужно умереть сейчас, чтобы не погибло ещё больше.

   - Игорь...

   Призрак на мгновение замер, а её обдуло лёгким тёплым ветерком.

   Она его больше никогда не увидит.

   - Игорь, я люблю тебя...

   Игорь, вклинившийся между нею и призраком, плечом оттолкнул его от Каринэ. Она успела увидеть, какритуальный нож чуть коснулся его бока. Игорь развернулся к Каринэ, и тут она ощутила резкий толчок в спину и проснулась.

   - Прости, - извинился Сашка, - я споткнулся.

   Каринэ села, ловя ртом воздух и чувствуя, как у неё заходится сердце, а спину заливает липкий пот. Ромка лежал с открытыми глазами и сонно моргал, а Василиса и Сашка натягивали куртки. Вместо непроглядной темени улицу заливала вполне светлая серость. Каринэ глянула на смартфон - одиннадцать утра.

   - Сколько? - не поверила она.

   - Да, - подтвердила Василиса. - Крепкий здоровый сон на свежем воздухе. Только вот место не совсем здоровое и свежее.

   - Предлагаю приготовить пожрать, - сказал Сашка, застёгивая молнию куртки, - и сваливать отсюда.

   Каринэ кивнула.

   День был пасмурным и туманным, лес заполняла всё та же серая дымка. Костёр давно погас, но в глубине золы остались горячие угольки. Каринэ и Василиса раздули их, согрели воды, раскрошили две пачки сухого супа, причём один из них оказался гороховым, а другой - рассольником. Быстро позавтракали гороховым рассольником и принялись сворачивать лагерь. Ромка проверил навигаторы, но те по-прежнему ничего не показывали.

   - Куда пойдём? - спросила Василиса, упаковывая в свой и мужнин рюкзак посуду.

   - Вниз по течению реки, - ответила Каринэ, потирая руку выше локтя - обожжённый фантомной пулей старый шрам болел и воспалился. - Она рано или поздно должна впасть в более крупную реку...

   - А там будут человеческие поселения, - понял её мысль Ромка.

   На этот раз они шли быстро, однако не забывая поглядывать по сторонам. Речушка петляла, лес иногда подступал к самым её берегам, и тогда приходилось продираться через кустарники, иногда отступал, и они ускоряли шаг. День был сумрачным, пасмурным, время от времени начинал накрапывать мелкий дождь, лес вокруг высился тёмный, мрачный, неприветливый. Речушка постепенно, получая притоки справа и слева, становилась полноводнее, а её берега шире.

   А потом Каринэ, до сих пор напряжённая и всё ещё находящаяся под впечатлением ночных кошмаров, вдруг поняла, что волны Игоря больше не окружают её плотным слоем, готовым к удару, а струятся мягкими белыми потоками, пусть и очень сильно ослабленными после ночи. Затем сквозь разрывы туч выглянуло солнце, а Ромкин навигатор словил спутник и отобразил их местоположение.

   - Через пять километров мы выйдем к Небугу, - сообщил он всем.

   - Хорошо в поход сходили, - оценил Сашка, рассмотрев, где они находятся.

   Каринэ посмотрела на часы. Был четвёртый час дня.

   Меньше чем через час они, миновав сады, вышли к курортному посёлку. Здесь светило солнце, пригревало тепло и почти по-летнему. И даже не верилось, что ещё четыре часа назад их окружал мрачный лес, а среди деревьев прятались призраки.

   Они вышли к автобусной остановке и свалили рюкзаки на землю. До автобусов в Туапсе и в Джубгу было примерно по полчаса.

   - Ты в Туапсе или Джубгу? - спросил Ромка у Каринэ.

   - В Джубгу, - решила она.

   Они сидели на асфальте, подставляя лицо солнцу, и молчали. Но потом Ромка всё же вытащил из рюкзака Каринэ карту.

   - Давайте разбираться, - сказал он, - где мы шлялись.

   - Вот наше последнее место, которое засёк навигатор, - определил Сашка.

   - Вот по этой реке мы вышли, - подхватил Ромка, ведя пальцем по тонкой ниточке реки. - Вот это два последних правых притока.

   А потом выяснилось, что никто не помнит, сколько притоков и с какой стороны было до этого. Все были измотаны страшной ночью, всем хотелось быстрее выбраться хоть куда-нибудь, все смотрели только на течение и не запоминали притоки. Они шли то правым берегом, то левым, пока ширина реки позволяла переходить её вброд, не сильно замочив ноги. Что притоки были и что они некоторые из них переходили - это помнили все, но с какой стороны...

   - Значит, - подвёл итог Ромка, - мы ночевали где-то здесь, - и он карандашом очертил овал, длинная ось которого получилась равной восьми километрам. Ну, сестрёнка, по-моему, мы нашли то, что искали.

   Каринэ смотрела на карту. Они не нашли. Они приблизились к тому месту, но дальше окраины не пошли. К счастью. Иначе не сидели бы они сейчас здесь, в центре черноморского курортного городка, и не грелись бы на тёплом вечернем солнце...

   Но теперь они знают, где искать. Две тысячи квадратных километров сжались до нескольких сотен.

   - Наш автобус, Каринэ, - Ромка поднялся на ноги.

   Каринэ встала и забросила рюкзак на плечи, только сейчас почувствовав, как они болят. Пригородный автобус, в котором ехало меньше десятка пассажиров, остановился, открыл двери. А когда Каринэ и Ромка плюхнулись на переднее сиденье и полезли в карманы за деньгами, через открытую дверь на грани слышимости ветер донёс:

   - Илона...

   Глава 11. Травма

   В понедельник в отделении было как обычно. В пятницу выписали штырь в груди и ущемлённую грыжу, а Стекло педиатрия назад пока не вернула, хотя грозилась. Но зато в первую палату за выходные подселили двоих малышей. Один из них едва не подорвался на снаряде времён второй мировой - дед успел дёрнуть его в сторону и закрыть собой. Ребёнка посекло не так чтобы сильно, а вот деда пришлось хоронить. А второго покусала собака. Вика, оставшаяся без подружек, смотрела на них грустно и читала что-то на грузинском. Ноги после ожогов у неё уже почти зажили, ходить она могла, приспособилась переворачивать страницы книг, правда, книга должна была лежать на определённом расстоянии от неё и в определённом положении. Завтраком её покормила мамаша кого-то из малышей, обедом - Каринэ. Повязки и швы ей уже сняли, но лейкоцитоз, пусть и не сильный, ещё держался.

   Скорее всего, неделя - и отправят её домой.

   Последняя неделя - и всё...

   Игорь появлялся в отделении в разное время, мог прибежать с утра, а мог и ближе к концу смены. Сегодня утром он не появился, а в три часа Вика начала беспокоиться. Каринэ успокоила её, что у него могут быть свои дела, она вроде как согласилась, но в половину четвёртого подошла на пост едва ли не в слезах и сказала, что с папой что-то случилось.

   - Почему ты так решила? - уточнила Каринэ, откладывая в сторону заполненную историю болезни на подрывника из первой.

   - У него телефон недоступен...

   Каринэ показалось, что этот ответ был заготовлен заранее, и не из-за недоступного телефона Вика забеспокоилась.

   - А маме ты звонила?

   Девчонка посмотрела на неё так, словно Каринэ сморозила невероятную глупость:

   - Откуда мама может знать, что с папой?

   Нда, семейка. Причём Вика воспринимает это как нечто нормальное.

   - Он давно не доступен?

   - Я в три часа ему звонила, уже был недоступен.

   У мобильника могла банально сесть батарея, а Игорь мог банально не заметить этого или не взять с собой подзарядника. Будь на месте Вики другой ребёнок, Каринэ бы выдала ей эти версии и посоветовала возвращаться в палату и не беспокоиться. Но Вика была дочкой Игоря.

   Она выкопала историю болезни Вики, в которой был номер телефона Игоря, и набрала его. Абонент был недоступен.

   - У тебя есть номера его сотрудников?

   - Да, - поспешно закивала Вика. Она явно уже думала о возможности позвонить кому-нибудь из тех, с кем он работает, но боялась.

   Каринэ забрала у неё смартфон и по подсказкам нашла "Кирилл папин" и "Артём папин". Посмотрела на имена и вспомнила, что, когда задержался сочинский рейс, Игорь звонил Кирюхе. Тот это был Кирюха или нет, она не знала, но набрала его.

   - Слушаю, - раздался в трубке хрипловатый мужской голос.

   Каринэ представилась, объяснила, что дочь Игоря не может до него дозвониться и беспокоится.

   - Да всё уже, - он прокашлялся, - их скорая забрала уже с полчаса где-то.

   - Что?..

   Каринэ почувствовала, что холодеет, и тревожно переглянулась с Викой, слышавшей разговор. Скорая могла забрать и с относительно пустячной травмой или болезнью, а могла и в термальном состоянии.

   - А, вы ж не знаете... Борт заходил на посадку, пилоты передали - посторонний звук в третьем двигателе. Вышли мы глянуть, а двигатель возьми - и в самом конце полосы и разрушься. Кусок лопатки отлетел, осколков наделал, эти осколки - веером. Трёх техников посекло, чудом никого не убило.

   - Насколько серьёзные травмы?

   - Да вроде и ничего особо. Кровищи, правда, было...

   - Куда его увезли?

   - Сказали, в первую городскую.

   Каринэ поблагодарила, отбила звонок и посмотрела на Вику уже другими глазами.

   - А вы можете позвонить в больницу, куда папу забрали? - с мольбой попросила Вика.

   Каринэ нашла телефон приёмного отделения первой городской больницы, но там Игорь не числился.

   - Он ещё мог не пройти по базе, - успокоила Каринэ Вику, явно собравшуюся удариться в слёзы. - Если полчаса назад забрали, то это пока довезут, пока они пройдут через приёмное отделение - там часто приходится ждать очереди. Надо подождать. Я через полчаса наберу ещё раз.

   Через полчаса, когда Каринэ уже сдала смену Люде, первая городская ответила, что такой у них есть, но узнав, что Каринэ ему не родственница, подробности рассказывать отказалась.

   Надо было сказать, что она жена. По телефону же штампы в паспорте не проверят.

   Каринэ нашла телефон своей бывшей однокурсницы, работавшей в гинекологии, набрала её, узнала, что та как раз на смене, и попросила её выяснить, есть ли новенькие в травматологии. Маша отзвонилась через несколько минут и доложила, что новенький там за сегодня один, и тот после автомобильной аварии.

   Это могло означать всё, что угодно: и что Игоря ещё не перевели в отделение, и что его перевели в реанимацию, и что ему не потребовалась госпитализация и он пошёл домой.

   Вика расплакалась.

   - Не плачь, - сказала ей Каринэ. - Я чуть позже наберу другого человека. А потом перезвоню сюда. Тебя позовут.

   Если нельзя выяснить всё законным путём, будем выяснять незаконным.

   Азиза Тиграновича она догнала уже на парковке и попросила подбросить её до первой городской - он всё равно ехал в ту сторону. Он ехидно поинтересовался, что же она едет без шампанского и цветов, Каринэ невозмутимо ответила, что спаивать медсестру в начале дежурства - не самая гениальная идея, и Азиз Тигранович потерял к ней интерес. Быстро довёз её до места, высадил, пожелал не к медсёстрам в гости ездить, а завести себе хорошего мужчину, и укатил.

   Каринэ некоторое время рассматривала знакомое двухэтажное кирпичное здание, являвшееся историческим памятником какой-то там эпохи, и пыталась справиться с неожиданно нахлынувшей робостью. Как это будет выглядеть со стороны - медсестра из больницы, где лежит его дочь, вдруг наведалась к нему? Что он подумает? Потом сказала себе, какая разница, что он подумает. Неделя, максимум - две, и они больше друг друга не увидят.

   В конце концов официальное прикрытие у неё есть - она пришла в гости к Маше. А Маша, если надо, в нужный момент оговорится, что о сегодняшней встрече они договаривались ещё неделю назад. А что именно сегодня сюда решил загреметь Игорь - это совпадение.

   Хотя кого это будет беспокоить?

   Маша вышла к ней, бывшие однокурсницы обнялись, Каринэ в двух словах описала своё дело, Маша сделала восторженные глаза и спросила, когда свадьба. Каринэ ответила, что для начала нужно выяснить, не ожидается ли в ближайшее время похорон, и приятельницы перешли в травматологический корпус.

   Игоря она увидела сразу. Он сидел на скамье сразу после входа в отделение, смотрел в пол, покусывал губы и выглядел бледным и осунувшимся. Одет он был в синие спецовочные штаны, но голый по пояс. Правое плечо и ключица его были перебинтованы, на правом боку был налеплен большой пластырь. На штанах, торсе и руке виднелись следы крови.

   Если сидит, а не лежит, значит, всё более или менее неплохо. Только вот...

   Во сне, который ей снился, когда они были в походе - в том последнем, где призрак подступал к ней с ритуальным ножом, Игорь оттолкнул его правым плечом. И сейчас у него было перебинтовано правое плечо. И ритуальный нож коснулся правого бока где-то в районе нижних рёбер. Пластырь сидел сейчас именно там.

   Маша, поняв, что Каринэ нашла, кого искала, многозначительно посмотрела на приятельницу и тактично ушла.

   Травму он получил позже, чем она увидела тот сон. Но был он предвидением, или это она виновата, что он пострадал? Если бы она не позвала его во сне и он бы не пришёл - сидел бы он сейчас здесь или нет?

   Игорь, видимо, заметил, что рядом кто-то стоит, поднял голову и посмотрел на неё замученным взглядом. Вздрогнул и попытался встать.

   - Сиди, - она сама не заметила, что перешла на "ты", сделала два шага к нему и заставила сесть, надавив на здоровое левое плечо. Он сел назад, положил ладонь на её руку и судорожно сжал её.

   - Что с тобой случилось? - как-то болезненно спросил он.

   То ли он принял её правила и перешёл на "ты", то ли тоже не заметил этого.

   - Со мной? - удивилась Каринэ.

   - Вчера Виталий Александрович и Надя только и обсуждали, что вы пошли в поход и пропали.

   Да, по возвращению вчера вечером из похода они узнали, что были недоступны больше суток. Около половины девятого субботы, когда они высадились в Чилипси, Ромка отзвонился брату и доложил, что первый этап квеста "испорти себе выходные" они успешно выполнили. И после этого ни до кого из них дозвониться не могли. Вернее, справедливости ради нужно сказать, что второй раз им позвонили около часа дня - и с часа дня субботы и половину воскресенья все они были не доступны.

   Хреновая картина, учитывая, что не работали навигаторы и врали компасы...

   - Мы просто попали куда-то, - пожала плечами Каринэ, - где не ловила сеть. В горах это много где бывает.

   - Я... А ладно, - он вздохнул, тоже как-то болезненно. - Ты-то откуда здесь?

   Можно сказать, что пришла в гости к однокурснице, можно сказать, что увидела его случайно. Можно. Только почему-то не хотелось сейчас врать...

   - Вика заливала слезами палату и утверждала, что с тобой что-то случилось. Мы набрали Кирилла, он и рассказал, что у вас двигатель взорвался... Позвони ей, пока она потоп там не устроила.

   Он криво усмехнулся:

   - Я без телефона. Один из осколков попал прямо в него. Мне куски батареи из рёбер выковыривали.

   Каринэ достала свой телефон, набрала Люду и попросила её передать трубку верхолазке из первой. Вика, как оказалось, сидела тут же на посту. Каринэ протянула свой телефон Игорю.

   И только когда он взял его и принялся успокаивать ревущую дочь, Каринэ осознала, что всё это время она держала свою руку на его плече, а он сжимал своей ладонью её руку.

   Какая уже разница, подумала она, убирая руку. Неделя, две - и они разойдутся...

   - Вика всегда такая мнительная? - спросила она, когда Игорь закончил разговор и отдал ей телефон, ещё хранивший тепло его руки.

   - Она не мнительная, - покачал он головой. - Она всегда чувствует беду. Если она утверждает, что с кем-то что-то случилось, значит, с этим кем-то что-то случилось. Вчера она говорила, что что-то случилось с тобой. Я забегал к ней около девяти утра - она говорила, что с тобой что-то происходит нехорошее.

   Живо вспомнились ночные кошмары, целящийся в неё из ружья призрак, и ещё один, пытающийся схватить её за ноги. И шелестящий зов: "Илона"...

   - Всё-таки что-то было, - констатировал Игорь, заметив, как она изменилась в лице.

   - У нас отказал навигатор и врали компасы. Вот мы и заблудились.

   Подошёл врач. Мимоходом бросил взгляд на Каринэ и повернулся к Игорю.

   - Игорь Константинович, - он глянул в бумаги, - я всё же предлагаю госпитализацию...

   - Не надо госпитализации, - было видно, что такой разговор уже вёлся раньше. - Отпустите домой.

   Она, Каринэ, тоже рвалась бы домой. Дома болеть приятнее, и желание Игоря сбежать из больницы она понимала. Но она с медицинским образованием, сразу заметит, если с ранами будет что-то не так. А он - неизвестно. Да и тычок ритуального ножа...

   - Могу ли я увидеть анамнез? - попросила она.

   Врач вопросительно глянул на Игоря, тот, помедлив, кивнул, и врач протянул ей историю болезни.

   Внутренние органы не задеты, но в ранах грязь и масло, осколки батареи и деталей смартфона в промежутках между девятым, десятым и одиннадцатым рёбрами, контузии мягких тканей, потеря крови. Пять швов под местной анестезией. Гематома в затылочной части головы. И - подозрение на сотрясение мозга.

   Каринэ вернула врачу историю болезни, наклонила голову Игоря и аккуратно пощупала здоровенную шишку на затылке. Видно было, что он старается не морщиться от её прикосновений.

   А волосы у него - мягкие-мягкие, как шёлк. Хоть бы, забывшись, не запустить в них пальцы...

   - Голова болит? - спросила она, с невольной поспешностью убирая руку.

   - Когда по затылку прилетает куском железа, - просветил он её, - естественно будет болеть.

   Диагноз нестрашный, с такими ранами отпускают домой, чтобы не забивать отделение, потому что травматология и так обычно забита. Но подозрение на сотрясение...

   - Невролог и офтальмолог его не смотрели? - уточнила она у врача.

   - Офтальмолог сегодня не работает, - ответил врач, - а невролог уже закончил приём.

   С сотрясением лучше перестраховаться.

   - Это госпитализация, - Каринэ серьёзно посмотрела на Игоря.

   - И ты! - вскинулся он и встал, несколько скособочившись и поморщившись.

   - Что ещё болит? - нахмурилась она. Явно не руку и не бок он дёрнул.

   - Спина, - неохотно признался он. - То ли потянул, то ли застудил. Не первый раз.

   Каринэ сглотнула. Тогда, в походе, сидя вечером у костра, она воображала, что сзади неё сидит Игорь. И вот - получите ещё и больную спину...

   Здесь уж точно она виновата. И в остальных его травмах, выходит, тоже...

   - Игорь, - она тщательно подбирала слова, - уйти под расписку можно в любой момент. Раны у тебя не особо серьёзные. Но с сотрясением мозга лучше не шутить. Пусть тебя завтра посмотрят невролог и офтальмолог. Если они скажут, что всё нормально, пойдёшь домой.

   Игорь смотрел на неё болезненно и обречённо, и Каринэ поняла - он послушается. Неохотно, уверенный в том, что госпитализация ему совершенно ни к чему. Будь на её месте другой человек, он сопротивлялся бы. А ей - подчинится.

   Только горько делается от осознания собственной власти. Ему опасно не то что находиться рядом с ней, но и просто быть её знакомым. Приснится ей очередной кошмар, позовёт она его неосознанно во сне - и очередная травма?..

   - Вика... - попытался трепыхнуться Игорь.

   - Вика уже не беспомощная. Если ей что надо, она всегда может прийти на пост и попросить. А к тому же завтра или послезавтра ей снимут гипс. А кроме этого с нею в палате двое малышей с мамашами. Они за чужим ребёнком тоже присмотрят.

   В отделение заглянула Маша:

   - Каринэ, - она попутно обаятельно улыбнулась врачу, - так ты идёшь чай пить? А то мы сейчас всё печенье съедим, и тебе, как в прошлый раз, не достанется. Правда, Дианка опять возмущается, что сладко слишком.

   Маша поступила умно, Каринэ не могла не оценить этого. Вместо того, чтобы намекнуть, что они давно договаривались о встрече, Маша дала понять, что эти встречи происходят регулярно и постоянно.

   - Дианка всегда возмущается, - хмыкнула Каринэ, - когда хоть остаточные следы сахара находит.

   А ведь разговор враньём не был. Дианка тщательно следила за собственной фигурой и к сахару относилась как к злейшему врагу. И действительно была ситуация, когда Каринэ припозднилась, и всё печенье съели без неё. Другое дело, что произошла та история этак с год назад.

   Каринэ поправила на плече сумочку и посмотрела на Игоря:

   - Выздоравливай.

   От Маши с Дианкой она ушла через полчаса. Печенье действительно было, и Дианка действительно возмущалась, что оно слишком сладкое. Они попили чаю, вспомнили студенческую юность, обсудили, кто о ком из своих однокурсников что слышал нового, и разошлись - Маша и Дианка работать, Каринэ - домой.

   На улице было ещё светло и тепло, сплошным потоком ехали машины, спешили люди. Торопиться было некуда, дома её ждёт пустая квартира. И опять из призрачного мира будет лететь пробирающий мертвящий зов: "Илона"...

   И Игоря завтра она не увидит. А если всё-таки сотрясение, то и послезавтра, и после послезавтра тоже не увидит. А там... А там и Вику выпишут.

   Она шла, вокруг спешили люди и проезжали машины, а ей казалось, что она одна во всём мире. И никому до неё нет дела, у всех свои проблемы. Никому нет дела, что она опять потеряет человека, в которого посмела влюбиться.

   И ведь она тоже ему небезразлична. Не отвозил бы он её домой, будь она ему безразлична. Не реагировал бы так остро, неожиданно увидев её. Не накрывал бы своей рукой её руку. Не беспокоился бы за неё и не подчинился бы ей, когда она настаивала на госпитализации.

   Только у него семья. И пусть в той семье не самые лучшие отношения, у него дети. И дочку он любит, это видно. И уводить его из семьи...

   Что она сможет ему принести? Постоянные травмы, когда она мысленно будет прикрываться им от призраков? Постоянные свои кошмары? Оно ему надо?

   Каринэ сморгнула слёзы.

   Может быть, удастся ещё его увидеть, хотя бы несколько раз. Словить последние проблески счастья - и пусть он уходит. Она перетерпит, не впервой.

   Это сейчас тяжело на душе. Пройдёт время - и станет легче...

   Глава 12. Новое о старом

   А назавтра на пост подошла Вика и, стесняясь, спросила, поедет ли она сегодня в ту больницу, где папа лежит.

   - Он мне звонил, - торопливо объяснила она, - сказал, что его сегодня не выпишут, и что он понял, что вы там часто бываете. И если... то есть... если опять туда поедете, сможете передать ему его планшет? Мне мама свой привезла, а ему его планшет надо.

   Маша, Маша... Прикрытие ты сотворила идеальнейшее: теперь хоть каждый день в первую городскую мотайся. Надо будет - Маша и Дианка прикроют, а если будут не на смене, как сегодня, найдут, кто мог бы прикрыть.

   Только надо ли? Он чужой муж, и незачем травить душу и себе, и ему.

   - Давай планшет, - кивнула Каринэ, - после работы закину.

   Только эмоции и желание видеть Игоря сильнее доводов разума...

   В отделении травматологии никого из персонала не было. Ни дежурного врача, ни дежурной медсестры, ни даже санитарки. Сестринская была закрыта, в коридоре кроме двух больных на костылях никого не было.

   Можно подождать кого-нибудь, чтобы спросить номер палаты. Можно позаглядывать в палаты. А можно...

   Стопка историй болезни лежала на посту на столе. Каринэ быстро глянула направо, налево, убедилась, что никого из медперсонала не появилось, и быстро просмотрела истории болезни. Нашла Игореву, прочитала номер палаты, затем опять воровато огляделась по сторонам и открыла её.

   Низкий гемоглобин, утренняя температура тридцать семь и два, разве что снимали шов на боку и повторно чистили рану. Офтальмолог смотрел, по его части всё в порядке. А консультации невролога нет.

   Она закрыла историю болезни Игоря, вернула её на место, сложила все истории аккуратной стопкой, как было, и направилась к третьей палате.

   Кровать Игоря была слева от входа. Он лежал на здоровом левом боку и спал. Один из его соседей сидел в телефоне, второй храпел, а четвёртая кровать пустовала.

   Каринэ некоторое время стояла и смотрела на Игоря, слушала его учащённое дыхание, оценила синяк на правой руке со следом от укола. Это ж какой недотёпа так брал кровь или делал укол?

   Чувства были смешанными. С одной стороны сердце щемило от радости, что она просто его видит, с другой - подкатывало разочарование, что пообщаться не получится - не будить же его. А с третьей - облегчение, что он спит и что не нужно ему ничего объяснять. Оставить планшет - и уйти.

   Она, стараясь не шуршать пакетом, достала из него планшет с подзарядником, аккуратно положила на тумбочку, сдвинув кружку и телефон-тыкалку, и, перед тем как уйти, бросила последний взгляд на Игоря. И увидела, что он открыл глаза.

   - К подружкам чай пить? - ещё сонно усмехнулся он.

   - Нет, - не стала врать Каринэ. - Они дежурят только в пятницу. Просто Вика попросила.

   Игорь, морщась от боли то ли в спине, то ли в ранах, сел. Одет он был в серые спортивные штаны и белую свободную футболку с надписью "Vive Cuba libre".

   - Молоденькая девочка кровь брала? - спросила Каринэ, кивнув на синяк на локтевом сгибе.

   - Очень даже не молоденькая тётка капельницу ставила, - он здоровой левой рукой взял планшет, включил его, убедился, что батарея не пустая, и помахал своему сопалатнику, который сидел в телефоне:

   - Артём, дай интернет... Каринэ, подожди, не уходи.

   Артём - забинтованный, как и Игорь и в точно такой же футболке - поковырялся в своём телефоне, кряхтя, слез с кровати и ткнул Игорю смартфон под нос. Игорь ввёл имя и пароль в свой планшет, а Артём, положив смартфон на подоконник, прихрамывая вышел из палаты.

   - Когда вы были в походе, - неожиданно спросил Игорь, - вы от Чилипси пошли в сторону Псебе?

   - Откуда... - с подозрением начала Каринэ.

   - ... Я знаю? - он глянул на неё. - Так я же был в отделении, когда Виталий Александрович звонил твоим родственникам. Он и рассказал мне, что вы не вернулись домой, что с часу дня субботы до вас не могут дозвониться, и что последнее известное место, где вы были - это Чилипси. Вы куда от него пошли?

   - На запад, - Каринэ не понимала, зачем это ему. - Прошли где-то километр вдоль путей в сторону Индюка и повернули на запад.

   - А потом?

   - А потом у нас отказали навигаторы и компасы и мы заблудились. И где именно мы блудили, я не знаю.

   - Про то место между Чилипси и Псебе ты знаешь?

   - Что знаю? - продолжала недоумевать Каринэ.

   - В воскресенье, когда поднялся кипишь, что вы пропали, и всплыло название Чилипси, я вспомнил, что лет... не помню уже сколько назад, около восьми... мой знакомый ходил походом в те места. Сам лично я его рассказов не слышал, но мне передавали, что там происходила какая-то чертовщина. Я написал ему, спросил о том походе...

   Игорь протянул Каринэ планшет:

   - Это его ответ.

   Каринэ присела на его кровать и взяла планшет. Через верхний правый угол экрана проходила трещина, а на экране отображалась страница майлру и открытое письмо.

   "Привет, Тимур. Расскажи, пожалуйста, о походе в районе Чилипси, в котором у вас происходило что-то непонятное. И где именно это было. Очень нужно. Игорь".

   Ответ был длинным.

   И тебе не хворать, Игорёк. Надеюсь, ты это спрашиваешь перед тем, как туда соваться, и чтобы я тебя отговорил от столь опрометчивой идеи. Паскуднейшее, я тебе скажу, место. Оно где-то посередине между Псебе и Чилипси. Беда в том, что компас там всегда показывал только на солнце - и утром, и в полдень, и вечером. Мало того, видно было это солнце еле-еле - его постоянно закрывал туман, хотя и в начале и в конце пути небо было без единого облачка. Но самая жуть приходила ночью. Я не слабонервный человек, но после ночёвки там побаиваюсь смотреть триллеры, что раньше, наоборот, обожал. Постоянное чувство, будто вокруг кто-то ходит. Сидишь у костра - и слышишь за спиной шаги и ощущаешь чьё-то присутствие. Оборачиваешься - никого. А шаги уже слышны с другой стороны. Дальше - больше. Залезли в палатку, водки накатили для храбрости, и слышим - вокруг кто-то разговаривает. Много голосов. Очень тихо, слов почти не разобрать, но мы слышали и крики, и стоны, и плач. Маруся говорила, что слышала детский крик: "Пожалуйста, не убивай!" Засыпаешь - снятся покойники, привидения, всякая жуть. Просыпаешься - весь лес наполнен разговорами. Вживую никого не видел, но Маруся говорила, что видела. Она зарисовала, лови рисунок. Ещё Гога рассказывал: вышел ночью из палатки по нужде малой, а в ухо как будто шепчет кто-то: "Где Илона?.."

   Каринэ почувствовала, как её словно ударили по голове, в ушах зазвенело, перед глазами поплыло. Она не сразу сообразила, что Игорь стоит перед ней и трясёт её за плечи.

   - Тихо, - она непослушными руками попыталась перехватить его руки; собственный голос звучал чужим и словно издалека. - Ляг, швы может сорвать.

   - Твою мать! - он с заметным облегчением выдохнул. - Я думал, ты сейчас в обморок грохнешься!

   - Где планшет? - до неё дошло, что планшета у неё на коленях нет. А дочитать было необходимо.

   - Да подожди...

   - Дай планшет.

   Он сунул ей в руки планшет, но остался сидеть рядом. Каринэ зажмурилась, поморгала и нашла, где остановилась.

   К самому утру голоса стихли. Мы собрались и потопали наугад, вышли к железной дороге недалеко от Чилипси. Мне потом ещё неделю каждую ночь снились привидения и покойники, приходилось выпивать стакан водки перед сном. Чуть позже я полазил по интернету и поспрашивал знакомых походников. Один рассказал, что похожие байки ему дед рассказывал, что ходил в тех местах вскоре после войны. Плюс в интернете нарыл историю, но ссылку не дам, затерялась где-то, что это большевики тут намутили делов, посносив мечети в аулах Псебе и Агуй-Шапсуг да церковь в селе Индюк. Местные муллы и священники, конечно, предупреждали, мол, храмы есть барьер от великого зла, дремлющего в глубине гор. И, уничтожив защиту, большевики пробудят к жизни великое зло. Да куда там, атеистов пугать мистикой. Вот и получилось, что барьер уничтожили, зло и полезло.

   К письму был прикреплён графический файл. Каринэ ткнула в него непослушным пальцем, и открылась картинка - нарисованный карандашом и отсканированный рисунок знакомого с детства призрака - чёрный скелет, словно бы укутанный в прозрачную газовую ткань и с неестественно длинными руками.

   Игорь понял, что она дочитала, и мягко вынул из её рук планшет.

   - У вас так всё и было? - спросил он.

   - В целом, да, - с внезапно накатившей усталостью подтвердила она. Захотелось лечь, спрятать голову под подушку и закрыться от всего мира. Только не закроешься от призраков. Не закроешься от всепроникающего потустороннего зова "Илона".

   - Когда я получил это письмо, - продолжил Игорь, выключая планшет и откладывая его в сторону, - я вспомнил, что историю про снос мечетей и церкви я слышал в своей семье. Потряс родителей и деда с бабкой, и они рассказали мне вот что. В восемнадцатом году, вскоре после революции, сын священника из Индюка полюбил дочь муллы из Псебе. Сама понимаешь: он христианин, она мусульманка, да ещё оба дети священников - такой брак никто тогда допустить не мог. И они сбежали. Это были мои прапрадед и прапрабабка. Через несколько лет большевики снесли мечети и церковь, мулл и священника расстреляли, но священник перед смертью успел написать сыну письмо, в котором писал, что в горах издревле существовало священное место, ныне очернённое дьяволопоклонниками, и в том месте теперь царит великое зло. Священник и муллы время от времени освящали то место, или что-то ещё делали - я в этом не разбираюсь - и распространение зла сдерживали. Но теперь зло будет распространяться, потому что сдерживать его некому. Напоследок священник просил сына следить за тем местом.

   Игорь перевёл дыхание. Каринэ внимательно слушала.

   - В тридцать девятом году прапрадед с женой поехал в эти места. Из Краснодара он написал письмо своему сыну, что нашёл дьяволопоклонников, которые собираются совершить человеческое жертвоприношение, и что он намерен им помешать.

   Каринэ вдруг осознала, что они сидят очень близко, и он своей правой рукой накрывает её руку, слегка поглаживая пальцами её пальцы. И струятся вокруг его белые волны.

   - Когда он попытался помешать ритуалу, - продолжил Игорь, - его убили, а его жена смогла бежать с мальчиком, которого они вытащили из того ритуала. Мальчик тот после ритуала прожил два года, и все эти два года кричал по ночам и говорил, что видит призраков, которые хотят его забрать...

   - Как? - внезапно севшим голосом спросила Каринэ.

   - Это мне рассказала бабка, - уточнил Игорь, - а она знает со слов своего отца. Всё время говорил, что его преследуют призраки. Тянут к нему руки и хотят куда-то увести. Его пытались лечить, водили по священникам и бабкам, но он перед самой войной умер.

   Каринэ перевела невидящий взгляд на пустую кровать напротив. Мальчика, который видел призраков, вытащили из ритуала...

   - Что это был за ритуал? - тихо спросила Каринэ.

   - Речь шла о человеческом жертвоприношении, - ответил Игорь. - А подробностей я не знаю.

   Каринэ облизнула пересохшие губы. Может быть, её тогда тоже собирались принести в жертву, но что-то или кто-то помог ей убежать? И из-за того ритуала она всю жизнь видит призраков, как тот мальчик?

   Но что она тогда может сделать, чтобы призраки отстали от неё?

   Наверно, для начала найти то место, где жертвоприношения совершались...

   - Где было то место, где его хотели принести в жертву?

   Игорь покачал головой:

   - Я так понимаю, что в районе Индюка и Псебе. А точно не знаю.

   Индюк, Псебе... Псебе - это дальше от Туапсе в сторону Джубги.

   - Через Псебе ведь протекает река?

   Какая-то речка должна быть. Дойти до её верховьев и посмотреть, что там. То, что они ищут, находится где-то между Чилипси и Псебе. И идя вдоль реки, они не заблудятся.

   - Каринэ, - Игорь повернул к ней голову, - я надеюсь, ты не собираешься соваться туда ещё раз?

   - Собираюсь.

   - Зачем?

   Она ответила не сразу. Сидела, молчала, смотрела на пустую кровать напротив. И не объяснишь ему, что там, может быть, её спасение от этих призраков. Узнать, что случилось с её семьёй, найти свою семью или то, что он неё осталось, узнать, что случилось с ней самой - и может быть, можно будет найти управу на собственные кошмары. И лечить не симптомы, а саму болезнь.

   - Интересно, что там такое.

   И не враньё, но и не правда.

   - Моя Вика, - хмурясь, начал Игорь, - всегда безошибочно чувствует, если с кем-то что-то происходит. Два года назад она вдруг заявляет, что с моим отцом что-то случилось. Я звоню - оказывается, рука попала в циркулярку... До этого говорит, подруге её плохо. Выясняется - автомобильная авария... Давно был у меня друг, уехал в Японию работать. Вика едва ли не кричит, что с ним беда. Пытаюсь дозвониться - недоступен. А потом стали появляться сообщения о цунами... Это был одиннадцатый год.

   - Он выжил? - тихо спросила Каринэ.

   - Нет. Тело через неделю выбросило на берег... Так вот - утром в воскресенье Вика едва ли не точно так же кричала, что с тобой что-то происходит. Я прошу Виталия Александровича набрать тебя - и выясняется, что ты недоступна со вчерашнего дня, все твои спутники тоже недоступны, и через вайбер, емейл и социальные сети все вы тоже не отвечаете.

   - Просто попали в аномальное место, - в очередной раз повторила Каринэ. - У нас отказал навигатор, не было интернета и не было связи. Ну и ночь была, - неохотно призналась она, - примерно такой, как описали в письме.

   Он повернул к ней голову и некоторое время смотрел не то снисходительно, не то как-то болезненно. Каринэ отвела глаза.

   - Вика, - негромко произнёс Игорь, - никогда не поднимала панику без причины. Всю жизнь: если она говорит, что беда - значит, беда. В воскресенье утром она говорила, что с тобой беда. И я... знаю, что она не ошибалась. И склонен думать, что или ты сейчас не говоришь о реальной опасности, которая там была, или просто о ней не знаешь.

   В памяти встал последний сон, в котором она увидела Ромку, Сашку и Василису трупами, вспомнила своё смирение перед смертью - и призрака, заносящего над ней ритуальный нож...

   Что бы было, если бы она не позвала в том сне Игоря? Он оттолкнул от неё призрака - и получил осколки двигателя в руку и бок, а если бы не оттолкнул - удар ритуального ножа получила бы она. И, вполне возможно, что вчера ранило бы не Игоря, а убило её.

   - Знаешь, - помрачнев, констатировал Игорь, глядя, как меняется выражение её лица. - Что тебя туда тянет?

   Не расскажешь ему о кошмарах и призраках, преследующих её уже восемнадцать лет. Люди сразу записывают в психи. Будь она на месте обычных людей, она бы тоже, наверно, отнеслась бы к себе, как к психу. А выглядеть сумасшедшей в глазах Игоря не хотелось.

   - Есть причины, - тихо сказала она.

   Он некоторое время смотрел на неё, но ничего не ответил.

   Они довольно долго сидели молча. Его рука по-прежнему лежала на её руке, только он больше не поглаживал её пальцы, а несильно сжимал их. Постепенно становилось темнее. Каринэ глянула в окно. На небо наползала огромная чёрная туча.

   Дождь - это повод задержаться у него подольше. Последний или один из последних подарков судьбы. Неделя пролетит быстро, Вику выпишут - и всё. Он женат, у него дети. И она, Каринэ, опасна для него.

   - У тебя, - спросил Игорь, тоже глядя на тучу, - кроме Маши и Дианки больше нет здесь знакомых?

   - Нет. Вернее, может, в реанимации ещё остались те, с кем я работала сразу после колледжа, но мы с ними не общаемся. А что надо?

   - Я просто подумал, может, ты и завтразаглянешь к кому-нибудь из своих знакомых на чай. Ну и сюда забежишь... мимоходом.

   Каринэ невольно улыбнулась. Намёк был весьма прозрачным.

   Надо отказаться. Сказать, что занята, или ещё что-нибудь...

   - Я попытаюсь вспомнить, - кивнула она, - может, ещё кого-нибудь здесь вспомню.

   Только она знала, что не сможет сказать, что занята. И не сможет не приехать.

   Игорь усмехнулся. Понял.

   За окном мигнул сполох молнии, загрохотал гром.

   Завтра она придёт сюда. Сделает подарок судьбы самой себе. Скорее всего, уже последний.

   Комментарий к Глава 12. Новое о старом

   * Снос мечетей в аулах Псебе и Агуй-Шапсуг в 1920-х годах - это исторический факт. Церковь в селе Индюк и её снос - это уже авторский произвол.

   Глава 13. Расставание

   Вторник следующей недели выдался сложным, причём не физически, а морально. Началось всё с того, что сразу после утренней пересменки им подняли трёхлетнего ребёнка. Мать везла его утром в садик на машине и попала в аварию; её увезли в одну больницу, ребёнка - в другую. С ним ничего страшного не было - ушибы, ссадины, несколько небольших порезов да выбитый передний зуб. Такое не госпитализируют, но вернуть ребёнка обратно было некому, поэтому пришлось положить. Малыш плакал и звал маму, Каринэ обрабатывала ему ссадины, насколько могла, успокаивала, но ребёнок не реагировал и расходился больше. Тогда она вколола ему димедрол, подождала, пока он уснёт, и отнесла в первую палату.

   Всю малышню, обитавшую там на прошлой неделе, вчера выписали, зато педиатрия вернула Стекло, а также подселили ожог - одиннадцатилетняя девчонка пролила себе на ноги соляную кислоту. С Викой сидела её мать и плела ей какие-то сложные косы. Гипсы Вике сняли ещё на прошлой неделе, но руки её были плотно обмотаны эластичными бинтами, что не мешало ей радоваться, что наконец-то не нужно никого просить перевернуть страницу в книге или принять вызов на телефоне. Пока Каринэ укладывала малыша на свободную кровать, соорудив из края одеяла подобие бортика, чтобы он не свалился, она успела узнать, что папа Вики сегодня работает во вторую смену и сейчас сидит дома с Тимошкой, поэтому мать и смогла приехать. А завтра они с папой идут в театр.

   Игорь что - на работу собрался? Ладно бы он в офисе сидел, подвигать мышкой можно и со швами, но ремонтировать самолёты в его состоянии? В четверг его выпустили из больницы даже без расписки: к счастью, сотрясение мозга не подтвердилось и швы вели себя прилично, - но больничный-то не должны были закрыть!

   И если он идёт с женой в театр, значит, они помирились...

   - Мы с папой тоже на концерт поедем, - похвасталась Вика. - В мае, в Ростов, на Дениса Майданова. Он уже взял билеты.

   Каринэ заметила, как мать от этого сообщения расстроилась, однако ничего не сказала.

   Семейка, блин - мать и дочь делят отца...

   Ещё через полчаса привезли внутреннее кровотечение. Родители утверждали, что их дочь вчера упала и стукнулась животом, а утром ей стало плохо. Приёмное отделение констатировало абдоминальное кровотечение и подняло в хирургию. Сразу после того, как Наталья Николаевна сказала подавать её в операционную, позвонила лаборатория и сказала, что у девчонки совершенно немыслимый лейкоцитоз. Когда приёмное отделение мерило температуру, она была тридцать семь и два. Когда через двадцать минут Каринэ с Надей подали её в операционную, уже подбиралась к тридцати девяти и на жаропонижающее не реагировала. Пока реаниматолог ставил систему для внутривенных вливаний, она перевалила за сорок. А когда ей разрезали живот, вонь от каловых масс долетела даже до коридора.

   - Как так можно упасть, - засомневалась Надя, - чтобы порвать прямую кишку?

   Наталья Николаевна и Виталь Саныч стояли над девчонкой несколько часов. Когда они вернулись в отделение, то своим зеленоватым видом походили на зомби. Геннадий Евгеньевич, не задавая вопросов, сразу поставил им завариваться чай. Виталь Саныч и Наталья Николаевна, правда, с вожделением посмотрели на бутыль спирта, но вздохнув, всё же решили, что напиваться на работе не стоит. И только после того, как они выпили чай, хирурги спросили, что, собственно, было.

   Как оказалось, никакое это было не падение, а криминальный аборт неделях на пятнадцати. Неизвестный "умелец", выскабливая плод, пропорол и матку, и нижнюю полую вену и прямую кишку, да так, что какашки вылавливали из крови по всей брюшной полости. Причём сделан аборт был не вчера, а позавчера, девчонка попалась на редкость выносливая, глотала обезболивающее и жаропонижающее пачками, проходила с перфорированной прямой кишкой сутки и только потом свалилась от махрового сепсиса.

   - Студент-первокурсник аборт делал, - высказала своё мнение Наталья Николаевна, немного придя в себя после кружки чая, - а то и вовсе не медик. Потому что ни один более-менее профессиональный гинеколог такого не наворотит.

   Через полчаса позвонили из первой городской, куда отвезли мать малыша из первой палаты, и сказали, что она, не приходя в сознание, умерла.

   А ещё через час в реанимации умерла и девчонка, сделавшая криминальный аборт.

   Отец малыша из первой - молодой мужчина с каким-то застывшим взглядом - появился в отделении в обед. Он сидел на краю кровати сына, механически гладил его по головке и явно плохо воспринимал, что говорила ему Каринэ. А потом глянул на неё и бесцветно признался:

   - Я налево пошёл. Сказал жене, что еду на сутки в командировку, а сам к любовнице. Утром вышел от неё - и мне позвонили, что жена погибла в автокатастрофе...

   Нда. Измена, конечно, зло, но воздаяние за неё каким-то несоразмерным получилось...

   Обход Виталь Саныч из-за всех утренних событий провёл только после обеда. Малыша из первой отдал папаше, вручил эпикриз и посоветовал следующий раз хорошенько подумать, прежде чем идти налево. На ожог и Стекло глянул с сожалением - выкидывать их домой было явно рано. Вике пощупал живот, осмотрел руки, внимательно прочитал анализы и вынес вердикт:

   - Завтра на выписку.

   Каринэ почувствовала, как у неё внутри всё цепенеет.

   Завтра. Завтра уже всё...

   И ведь это не горе, не катастрофа. Это радость. Только вот на фоне этой радости и гибель матери малыша, и смерть девочки от последствий аборта стали казаться чем-то далёким и не таким тяжёлым, как это Витальсанычево: "Завтра на выписку". Вот уж точно своя царапина болит сильнее чужого аппендицита.

   А она сегодня дежурит в ночь. И если Игорь работает в ночную смену, то вряд ли сегодня приедет. А завтра она сменяется в восемь - он не прискачет к восьми.

   Вот так расстаться - не увидев друг друга в последний раз.

   И разум понимал, что так даже лучше, так не будет лишних объяснений, ненужных слёз, что так она не наговорит ему лишнего. Разум это понимал. А внутри всё выло от тоски и безысходности.

   Она переживёт, она перетерпит, не первый раз.

   Прийти бы домой после смены, напиться вдрызг и выть, выть... Да только до конца смены ещё восемнадцать часов...

   В коридор вышла Вика с телефоном в руке. Она долго и радостно трепалась сначала с одной подружкой, потом с другой. А почти сразу же после того, как она попрощалась, её телефон запел голосом Дениса Майданова "Что оставит ветер? Пыль на подоконнике, несколько строк..."

   Каринэ, занимавшаяся выборкой назначений из историй болезни, невольно замерла и обратилась в слух. Она знала, что эта песня у Вики стоит на отца.

   - Папа, меня выписывают завтра!.. Ты что - на работе? Ты же больной ещё, тебе нельзя!.. А, ну если только посмотреть, тогда ладно... Папа, ты заберёшь меня? Мама хочет, чтобы меня дядя Денис забрал, а я не хочу, я хочу, чтобы ты забрал!.. Не знаю... Подожди, сейчас спрошу...

   Вика быстрыми шагами подошла к Каринэ. Каринэ подняла голову, надеясь, что её лицо не выражает ненужных эмоций, и что её голос не подведёт её в ненужный момент.

   - Скажите, - спросила Вика, - а когда завтра выпишут?

   - После обхода, - голос прозвучал спокойно и отстранённо. - Обход в десять, а там как повезёт. Могут и сразу эпикриз на руки выдать, а если будет форс-мажор как сегодня, то, может, и несколько часов придётся подождать.

   - После обхода... - затараторила Вика в трубку. - А, ты слышал? Вот, но ты к обходу приедь, а? Тебе же всё равно на работу не надо... Папа! Тебе нельзя работать!.. Я тебе пошучу! Ты мне моё платье голубое привези, легинсы и сапоги... Да не летнее, а вязаное... И косметичку... Ну па-апа, ты же не хочешь, чтобы я из больницы ехала страшная, как ты после чердака был?..

   Это было последнее, что ещё смогла разобрать Каринэ перед тем, как Вика ушла на другой конец коридора.

   Утром к заявлению матери, что папа работает во вторую смену, она отнеслась очень равнодушно... А кстати... У Игоря же нет вторых смен, у него только дневная или ночная. Почему тогда мать говорила про вторую смену? Хотя, наверно, она просто имела в виду, что он поедет на работу во второй половине дня... Так Вика сейчас словно бы впервые узнаёт, что Игорь на работе, и негодует, что он больной и ему нельзя. При этом делает это совершенно искренне...

   Вторая половина дня прошла обыкновенно. Каринэ делала всё, что должна была делать, к ней подходили мамаши и старшие детишки, хотели что-то своё, она решала их проблемы, а сама чувствовала, как это всё далеко от неё. Словно бы мир вдруг отодвинулся от неё, стал не совсем настоящим, а она осталась в какой-то своей пустоте.

   Слегка и ненадолго встряхнул её только приход следователей, появившихся в отделении незадолго до ужина. Они опрашивали хирургов и серых от горя родителей девчонки, умершей сегодня в реанимации, и Каринэ узнала, что на аборте настояли родители, потому что их девочка была умницей, красавицей и с хорошими карьерными перспективами. И ребёнок ей бы только помешал. Сама-то девчонка хотела оставить ребёнка, но родители заставили и даже нашли того, кто согласился сделать аборт на позднем сроке. Ну он и сделал.

   Дети девочке больше не помешают. Ей вообще уже ничего не помешает...

   Вышла в коридор Вика с телефоном у уха. Разговаривала она с матерью и явно злилась. Как поняла из отрывочных реплик Каринэ, мать настаивала, чтобы Вику из больницы забрал дядя Денис, а Вика упёрлась, что забирать будет папа, иначе она поедет сама на автобусе. И папа привезёт её домой. Под конец Вика сердито выкрикнула, что он её муж, и пусть она с ним живёт, а у неё есть папа, и бросила трубку.

   Переходный возраст - Каринэ встала, чтобы идти за ужином - бесится непонятно из-за чего...

   Вечер выдался спокойным. За окном медленно сгущались тёплые весенние сумерки, отделение потихоньку затихало, за целый час Каринэ не понадобилась никому. Она, не включая свет, посидела в сестринской, выпила чаю, бездумно глядя на темнеющее небо. Почему-то вспомнилась Стекло, и Каринэ впервые, несмотря на всю свою антипатию к ней, испытала к девочке сострадание. Потому что сама сейчас ощущала примерно то же, что и она. Ей Игорь не изменял, конечно, но он изначально был запретным плодом. Нужно было вовремя понять, что влюбляется, и пресечь это. Как маленькую дырочку легче заштопать, чем большую, так и начинающуюся любовь легче задушить, чем уже разгоревшуюся. А она не заметила, не захотела, поддалась чувствам и эмоциям...

   Она, Каринэ, сильная. У неё за плечами и неудачный брак, и безответная любовь, благополучно пережитая и забытая. Даже две любви, если считать школьную влюблённость в мальчика из параллельного класса, тоже благополучно забытую после окончания школы. У неё есть опыт, как пережить это. Это больно, но нужно просто перетерпеть. А у Стекла нет такого опыта, чтобы понимать, что всё проходит. Она не умеет ни на что отвлечься и всё внимание уделяет своему страданию - пусть глупому со стороны, но глубокому и искреннему для неё.

   Нужно испытать страдание самой, чтобы понять другого человека...

   И словно чувствуя её состояние, её сегодня никто не дёргал. Один раз только подошла мамаша и попросила цинковую мазь. Ночь уже спустилась, отделение спало, за окном время от времени громыхали поезда и проезжали машины. Азиз Тигранович, обойдя палаты, отправился в ординаторскую спать, Каринэ тоже постелила себе на диванчике в сестринской, но сон не шёл. Она лежала, смотрела через окно на чёрное ночное небо с редкими звёздочками, и думала об Игоре. Вспоминала его первое появление в отделении, его рассказ о том, как родилась Вика, и как он летел на самолёте с отказавшими двигателями. Как он вёз её на машине. Как они сидели в кафе. Как она приходила к нему, когда он попал в больницу. Лучше было это не вспоминать, затолкать в самый дальний угол памяти и забыть, но чувства не хотели слушать разум... Как он держал её за руку, как они прогуливались по внутреннему дворику больницы, обходя лужи, налитые вчерашним дождём, греясь на тёплом апрельском солнце и слушая чириканье воробьёв. Как он рассказывал забавные случаи из своей работы, а Каринэ, в свою очередь, делилась медицинскими байками. Как было на сердце и душе легко-легко, как пела вокруг весна и расцветала природа. Прошло всего пять дней, а солнечная весна за окном вызывала только отчаяние и боль.

   Последней встречи не будет. Последняя встреча уже была. Тогда, когда в субботу он после смены отвёз её домой. И последнего расставания не будет - оно тоже уже было, когда они улыбнулись друг другу на прощание.

   Всё уже было...

   Он женат, и раз он завтра идёт с женой в театр, значит, они наконец-то после долгого разлада помирились. И ей, Каринэ, лучше уйти. Чтобы не остаться потом, как Оля, одной с ребёнком на руках. И если без ребёнка она пострадает и забудет, то ребёнок на всю жизнь будет напоминанием того, что она посмела влюбиться в чужого мужа...

   И она для него опасна. Один раз из-за неё он уже пострадал. А она полезет в тот кошмар между Чилипси и Псебе ещё не раз и не два - пока не узнает, что случилось с её семьёй. И лучше ей не помнить об Игоре, чтобы, забывшись, не позвать его во сне и не причинить ему этим ещё какую-нибудь травму в реальности.

   Не будь чего-то одного из этого, может, она и сдалась бы. Пошла к нему. Рискнула его здоровьем или своим будущим. Но вместе...

   Каринэ ладонью вытерла катившиеся по лицу слёзы.

   Нужно просто перетерпеть...

   Утро выдалось самым обыкновенным. Каринэ собрала все нужные анализы, измерила температуру, дала жаропонижающее и антибиотик гнойной пневмонии, сменила размотавшуюся за ночь повязку ожогу из первой и сдала смену Наде, Полине, Зуле и Оле. На обеспокоенное Надино: "Кариночка, что случилось? Ты выглядишь как-то не очень хорошо", пожаловалась, что ночью почему-то была бессонница, и она не смогла уснуть. Надя сочувственно покивала и удовлетворилась ответом.

   Не нужно ей знать про Игоря. Может, когда-нибудь потом, когда боль уляжется, она расскажет подруге про него. Но сейчас это было слишком личное, слишком сокровенное, слишком болезненное, чтобы говорить об этом вслух даже близкому человеку.

   На улице сияла солнцем весна, чирикали воробьи, тёплый ветерок нёс запахи травы, земли и каких-то цветов.

   А на крыльце, привалившись к перилам, её ждал Игорь. Ветер трепал его пепельные волосы, принявшие на солнце совершенно нереальный серебристый оттенок.

   Каринэ остановилась, как на стенку налетев. Ночь, полная горьких мыслей и слёз, как-то притупила чувства, а сейчас Игорь всколыхнул их вновь. Она уже смирилась, что больше его не увидит, смирилась, что он ушёл из её жизни, а сейчас он появился вновь - в привычных штанах цвета хаки, тёмном свободном джемпере с капюшоном и уже таким знакомым запахом чего-то технического.

   - Поехали, - улыбнулся он.

   Надо отказаться, надо. Если рвать, то рвать сразу и не связывать снова разорванные ниточки. Если уже отпустила, то отпускать и не бежать больше за ним. Разум всё это понимал, только эмоции были сильнее.

   И Каринэ, ничего не сказав, пошла рядом с ним, чувствуя, что в горле встаёт предательский ком. Только бы удержаться, не разреветься. Казалось бы, за восемнадцать лет жизни с призраками и кошмарами одна обросла толстой кожей, научилась держать себя в руках и не выдавать лишних эмоций. А одна улыбка Игоря - и она готова разлиться лужей...

   Салон машины сегодня не был завален ничем, только на заднем сиденье стоял пакет, из которого выглядывало что-то голубое и вязаное - видимо, Игорь подготовился к эвакуации дочери из больницы. Каринэ привычно села в переднее сиденье и пристегнулась, Игорь тоже сел и включил зажигание. Затем пристегнулся - тоже знакомым и привычным жестом.

   Как быстро он стал привычным. Каких-то полтора месяца, а кажется, что она знает его давно. Тот же Никита-анестезиолог даже спустя два месяца знакомства оставался чужим, рядом с ним вот такой вот свободы и комфорта не было. А про Максима и говорить нечего...

   - Что-то случилось? - спросил Игорь, выруливая на улицу, пропустив чёрный универсал с велосипедом на крыше.

   - Так видно?

   Голос предательски дрогнул, Каринэ вдохнула поглубже, стараясь сделать это незаметно. Хочется надеяться, что Игорь не заметил.

   - Очень видно.

   И не объяснишь ему, что она ещё ночью похоронила их будущее. Похоронила, оплакала и начала смиряться. А он опять врывается в её жизнь, сияя на солнце серебристым пеплом волос.

   Что ей мешало выглянуть в окно и посмотреть, стоит ли на парковке его серебристая сузуки и стоит ли на крыльце он сам? Выглянуть, увидеть - и уйти через другой выход, не воскрешая горьких призраков прошлого и не возрождая напрасную надежду. Он женат, он даже помирился с женой, у него дети. А она принесёт ему только беды и травмы...

   - Если случится так, что твоя Вика залетит, - произнесла Каринэ, глядя прямо перед собой, - пусть рожает. Даже если это поломает всю её карьеру.

   Как вовремя привезли им ту девчонку, умершую от последствий криминального аборта. Не нужно ничего выдумывать.

   - Вика мне рассказала, - кивнул Игорь, переключая передачу и включая правый поворотник. - Я проникся.

   Дорога была чистой, машин было мало, все светофоры горели зелёным, и ехать им не мешало абсолютно ничего. Как назло.

   Нет, так и надо. Быстрее он её отвезёт, быстрее они расстанутся, на этот раз уж точно насовсем. Незачем тянуть резину и мучить себя же.

   На остановке он остановил машину и повернулся к ней.

   - Каринэ, - он как-то быстро вдохнул-выдохнул, - дай номер своего телефона.

   Тело резко стали ватными. Ремень безопасности, уже выщелкнутый из защёлки, выскользнул из враз ослабевших пальцев, а в горле снова встал предательский ком.

   Каринэ, не глядя на Игоря, помотала головой, чувствуя, что сейчас разревётся.

   - Почему? - его голос изменился и дрогнул.

   Всё, что она могла, это лишь помотать головой и попробовать непослушными пальцами открыть дверь. Игорь левой рукой перехватил её правую руку чуть выше локтя.

   Рука сильная. Чувствуется, что не компьютерную мышку он двигает на работе.

   - Каринэ, постой. Объясни, почему?

   Она смотрела вниз, на рычаг переключения передач, и чувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы.

   - У тебя кто-то есть?

   Наверно, правильней было бы кивнуть и подтвердить его версию, разум говорил, что это лучший выход, но на ложь сейчас не было сил. Она помотала головой.

   - Тогда в чём дело?

   Она не ответила.

   - Причина во мне или в тебе?

   - В обоих...

   О призраках говорить нельзя, но можно напомнить ему, что он женат, а она не хочет делить его с женой. И остаться одной с ребёнком, когда он решит вернуться к жене, тоже не хочет. Но ком в горле позволил выдавить из себя только эти два слова.

   Игорь сжимал её руку и молчал, Каринэ смотрела на коробку передач, чувствовала, что из глаз капают слёзы, и не смела поднять голову. И ждала, что он скажет сейчас что-нибудь резкое, колючее, обидное...

   - Иди сюда, - тихо сказал он, правой рукой притянул её к себе, и она ощутила на своих губах его губы.

   Тело резко залила слабость. Нет, нельзя. Если они продолжат, она сломается, сдастся, подчинится ему. А это нельзя. Для них обоих нельзя.

   Ухватить напоследок вкус его губ на своих губах, ответить на поцелуй и вырваться из его рук.

   - Нельзя, Игорь, - слёзы уже текли по щекам. - Нельзя...

   Непослушной рукой она открыла дверь и, не глядя на Игоря и едва не зацепившись ногой о кресло, выскочила на тротуар и, так же не глядя, захлопнула за собой дверь. И побежала прочь, чувствуя, как её душат рыдания.

   Нельзя...

   Дома она ревела долго, взахлёб, стоя на коленях перед диваном и уткнувшись лицом в подушку. Потом слёзы иссякли, и следующий час она сидела на полу, обняв подушку и всхлипывая, не в силах остановиться. Рюмка коньяка не оказала ровно никакого воздействия, желанное опьянение не пришло. После второй Каринэ вспомнила, что у неё ведь есть телефон Игоря. В прошлый понедельник, когда он был ранен осколками двигателя, она набирала его. Абонент был недоступен, но исходящий вызов-то сохранился.

   Ватными и словно бы подпухшими пальцами она поискала среди исходящих звонков номер, сделанный в прошлый понедельник, и некоторое время смотрела на ряд цифр. Нужно его удалить, незачем носить с собой эту ниточку, связывающую её с прошлым. К тому же сейчас она напьётся - и кто знает, что взбредёт ей в пьяную голову, не захочет ли она позвонить ему и наговорить того, чего говорить нельзя.

   И смотреть долго нельзя, чтобы не запомнить.

   Она смотрела на номер на экране и не могла заставить себя нажать "Удалить". У неё от него ничего не осталось, и разум понимал, что так и надо. Нельзя вырезать воспалившийся аппендикс по частям, он будет продолжать болеть. Вырезать сразу - и заживёт быстро, а вырезать по частям - мучиться долго и напрасно, потому что в конце концов всё равно придётся удалить весь.

   Так и ниточки, связывающие её с Игорем. Порвать все сразу - и быстрее заживёт.

   Пальцы, словно сопротивляясь, нажали "Удалить" и подтвердили удаление.

   Каринэ смотрела на список исходящих вызовов, среди которых больше не было номера Игоря, и по щекам снова потекли слёзы.

   Перетерпеть. Просто перетерпеть. Перетерпеть желание покончить с собой, перетерпеть отчаяние и безнадёжность

   Третья рюмка коньяка тоже ушла словно в никуда, опьянения не было, и лишь после четвёртой, когда содержимое бутылки стало подходить к концу, она почувствовала, как потихоньку начинает плыть перед глазами.

   Она так и уснула, сидя на полу в обнимку с подушкой, и во сне увидела себя в лесу, окружённой десятками призраков. Вокруг неё сиял белыми волнами свет, напоследок оставшийся ей от Игоря и ещё защищавший её от призраков. Но пройдёт время - и он иссякнет, и она снова останется один на один со своими кошмарами.

   По лесу струились чёрные тени, медленно переплетались, клубились, и если присмотреться, то было видно, что все они ползут откуда-то из одного места. Каринэ, медленно ступая, пошла в сторону источника чёрного тумана и вышла на поляну. В её центре стояло уродливое и грязное цилиндрическое строение, окружённое рядом выщербленных колонн; покосившаяся дверь была открыта, и из неё и выползал мёртвый туман, отравляя всю округу.

   А около двери стоял призрак. Тот самый, который стрелял в неё из ружья. Тот самый, который заносил над ней ритуальный нож.

   Он стоял и насмешливо скалился крупными зубами, среди которых один был выломан. Сейчас он был не опасен для неё, но и она, и он знали, что это ненадолго. Иссякнут волны - и у неё останется только её воля.

   Потому что Игорь больше не придёт...

   Глава 14. В поезде

   В поход братьев удалось вытащить только в середине мая, когда уже распустились листья на деревьях, солнце припекало сильнее, но приятное весеннее тепло ещё не сменилось невыносимой летней жарой. Снова соваться в потусторонний кошмар никто желанием не горел - и Каринэ в первую очередь - но она уже не могла отступиться, когда наконец-то нащупала ниточку, ведущую к тайне исчезновении её семьи. А братья понимали, что их сестрёнка способна попереться туда одна, и потому пообщались друг с другом и нашли тех, кто не успел вовремя придумать убедительную отмазку, почему они ну никак не могут пойти в поход. Ими оказались Сашка и Вадик да добровольно примкнувший к ним Ромка.

   Туристический сезон уже начался, и когда Каринэ сунулась за билетами на вокзал, на обеих вечерних "Ласточках" мест не было. Зато оказались места в пассажирском поезде "Иркутск-Адлер". Поезд был неудобный, вместо двух с половиной ласточкиных часов шёл все пять и прибывал в Туапсе почти в два часа ночи, но выбора не было - автобусом после гонок по серпантину, как прошлый раз, ехать было боязно.

   После дежурства - а оно сегодня выдалось спокойным, и ночью удалось относительно нормально поспать - Каринэ сходила в банк заплатить за квартиру, съездила на рынок за новыми босоножками, заставила себя наконец-то после зимы вымыть окна, упаковала рюкзак, и только после этого почувствовала, что её начинает клонить в сон. Однако время уже близилось к вечеру, ложиться спать было поздно, поэтому она, чтобы не маяться в квартире, вышла заранее и прошлась до вокзала пешком. Было ещё светло, тепло, на улицах людно. На привокзальной площади сигналили машины, толпились автобусы, спешили по своим делам люди, на пропускном пункте скопилась очередь, в залах ожидания тоже было людно. Каринэ нашла на табло свой поезд, немного поглазела на толпу, затем вышла на платформу и вспомнила, что забыла посмотреть, с головы или хвоста начинается нумерация вагонов. Впрочем, время стоянки не одна минута, успеет дойти.

   С соседнего пути отправился поезд "Новороссийск-Уфа", началась посадка на "Ласточку". Каринэ с завистью наблюдала за пассажирами, а потом сбегала к кассам - вдруг кто-то сдал билет. Увы, надежда не оправдалась. Каринэ вернулась на платформу, услышала сообщение, что поезд "Иркутск-Адлер" задерживается на пятнадцать минут, в связи с чем его стоянка будет сокращена, с сожалением проводила взглядом отправившуюся "Ласточку" и тут почувствовала на себе чей-то взгляд.

   Она осмотрелась. На платформе было достаточно много людей. Те, которые стояли поблизости, ею не интересовались, те, что стояли дальше, тоже вроде как были заняты своими делами. А потом пришлось отвлечься, потому что "Иркутск-Адлер" наконец-то прибыл, и Каринэ рванула на другой конец платформы, потому что десятый вагон оказался в начале состава, а не в конце. Вся платформа пришла в движение, люди хватали багаж и тоже спешили каждый в своём направлении. В какой-то момент Каринэ показалось, что среди голов мелькнули до боли знакомые пепельные волосы, сердце заколотилось, но в толпе людей, в сгущающихся сумерках и всеобщей суете это могло и показаться.

   В свой вагон она влетела за пару минут до отправления. Там горел неяркий свет, многие пассажиры спали или лежали на своих полках, кто-то ел, пахло огурцами и роллтонами. Место Каринэ оказалось нижним боковым, парень наверху читал с телефона, а на столе стоял пустой стакан в подстаканнике.

   Она сунула рюкзак под стол, села, понаблюдала, как поезд медленно трогается и набирает скорость. Остался позади вокзал, а потом и сам Краснодар. Промелькнул Яблоновский, потянулись поля.

   Поспать бы сейчас, хотя бы этот час, что поезд будет ехать до Горячего Ключа, потому что потом до самого Туапсе она не уснёт, но внезапное напоминание об Игоре всколыхнуло все чувства, которые и без того не спешили утихать. А прошёл уже месяц. Когда уволился Никита-анестезиолог, месяца, чтобы успокоиться, ей хватило, а вот Игорь, как оказалось, въелся в душу сильнее. Заставить себя не думать о нём не получалось, воспоминания и фантазии пролезали через все запреты. Попытки отвлечься тоже особого результата не приносили. Каринэ попробовала научиться плести макраме, чтобы занять мысли, но руки плели, а голова думала об Игоре. Попыталась вспомнить английский язык, с которым в школе не особо дружила, но он был неинтересен сам по себе, и мысли отвлекались от него на всё, на что можно было отвлечься. Вспомнила свои советы Стеклу и купила альбом и коробку цветных карандашей, но стоило перестать думать о теме рисунка, как рука сама начинала выводить призраков, скелеты, ржавые остовы поездов и заброшенные дома.

   И болезненной занозой сидела в сердце тоска, что она ошиблась. Разум говорил, что он женатый человек и что Каринэ для него опасна, чувства смирялись перед разумом, а где-то глубоко шестое чувство твердило - это была ошибка. Непоправимая.

   И как тяжело было терпеть и следить за тем, чтобы не начать никому изливать свою тоску. Не жаловаться, не ныть, держать лицо и улыбаться естественно, а не через силу. Но окружающие нет-нет - а замечали, что с ней что-то не то. Правда, списывали всё на весенний авитаминоз и усталость от работы, советовали кушать витамины и утешали, что до отпуска уже недалеко.

   Как умершая от последствий аборта девочка стала месяц назад её прикрытием перед Игорем, так и сейчас весна стала прикрытием ото всех. Только не прикроешься от себя самой.

   Каринэ положила руки на стол и опустила на них голову.

   И снова вспоминалась Стекло. Девчонку выписали недели через две после Вики, и все, с кем она лежала в палате, радостно отмечали это событие, потому что она не нравилась никому. А может быть, у неё точно так же сидела в сердце заноза, что случилось непоправимое, что уже не исправить, и боль выплёскивалась то жалобами, то слезами, то злостью, потому что если держать внутри, эта боль разорвёт душу.

   Как легко давать советы другим, и как тяжело самому следовать этим советам, когда сам оказался в такой же ситуации...

   Каринэ показалось, что кто-то сел напротив неё, и подумала, что можно разложить полку и полежать до Горячего Ключа. Вздохнув, она подняла голову и увидела, что находится не в поезде, а в лесу.

   Она всё же уснула.

   Лес был обыкновенным, светлым и без призраков. А на земле под деревом сидела женщина с густыми каштановыми волосами и что-то рассматривала у себя в руках.

   Первым порывом Каринэ было спросить, что она делает, вторым - как её зовут. Но потом она решила, что важнее другой вопрос:

   - Где ты?

   Женщина подняла голову, и Каринэ сглотнула, потому что вместо лица на неё смотрел череп.

   "Вот, - она показала Каринэ уродливую тряпичную куклу, которую держала в руках. - Заколку надо снять".

   Каринэ присмотрелась и увидела, что на голове у куклы была заколка с пчёлкой - та самая, из-за которой она много лет назад в походе поссорилась с сестрой.

   "Сними заколку, - повторила женщина, - она тебе мешает".

   Каринэ, ничего не понимая, протянула руку к кукле, но в это время кто-то сзади потряс её за плечо.

   - Просыпаемся, через двадцать минут Туапсе.

   Каринэ открыла глаза. Она лежала на своей полке в поезде, накрытая одеялом, а проводница протягивала её билет.

   - Прибываем в Туапсе, - повторила она.

   Каринэ машинально взяла билет, села и посмотрела на часы. Они показывали половину второго ночи.

   Впервые в жизни она проспала всю дорогу между Горячим Ключом и Туапсе...

   Потом она обратила внимание, что нижняя полка, на которой она лежала, разложена, что сама она накрыта одеялом, второе одеяло у неё под головой, а кроссовки стоят на полу под полкой рядом с рюкзаком.

   Как... Она же не ложилась. Каринэ точно помнила, что уснула сидя, положив голову на стол. Неужели она спросонок разложилась и не помнит этого?

   - Он в Горячем Ключе вышел, - сообщила ей соседка напротив, паковавшая вещи в чемодан и заметившая её растерянный взгляд.

   - Кто? - не поняла Каринэ.

   - Мужчина, что с вами ехал, - словоохотливо пояснила она. - Я так поняла, он из другого вагона пришёл, видимо, не успел добежать до своего - остановка в Краснодаре совсем короткая была. Мы даже подышать свежим воздухом не успели... Скажите, если не секрет, - полюбопытствовала она, - а волосы у него свои такие пепельные, или всё же крашеные? В вагоне полутемно, мы всё смотрели, да так и не разобрали.

   Мужчина с пепельными волосами! Значит, Игорь на перроне в Краснодаре ей не померещился...

   - Свои, - рассеянно ответила она соседке, спохватившись, что та ждёт её ответа.

   Значит, это он сел напротив неё в тот момент, когда она уснула. Значит, это он разложил ей полку и уложил её.

   И он опять оставил ей свои волны, белым светом струящиеся вокруг неё.

   Вагон спал, несколько пассажиров готовились на выход. Кто-то хлопнул дверью туалета, кто-то уже покатил чемодан к тамбуру. За окном тянулась туапсинская промзона, колёса поезда застучали на стрелках. Каринэ медленно обула кроссовки, сложила одеяла, вытащила из-под полки рюкзак и пригладила руками волосы.

   Пальцы нащупали заколку, и Каринэ резко вспомнила сон. Она выпутала её из волос - чёлка завитушками сразу упала на лоб - и повертела в руках.

   Обыкновенная заколка-крокодильчик, купленная не так давно в каком-то киоске взамен потерявшейся предыдущей. Явно не её имела в виду та женщина из сна. Снять заколку нужно было с куклы.

   Зачем?

   Поезд начал замедляться, соседка Каринэ, катя за собой чемодан, двинулась к выходу. Каринэ пошла за ней, на ходу заколов чёлку. За окном медленно проплыло здание вокзала, кто-то у кого-то спросил, сколько стоянка. За окном по платформе кто-то спешил за поездом.

   Игорь мог разбудить её и наговорить колкостей. Мог не будить и ничего с ней не делать. И мог не приходить к ней из другого вагона. Но он увидел её на вокзале в Краснодаре, он пришёл к ней, он уложил её спать. И оставил ей свои волны.

   Может быть, это говорит о том, что он не держит на неё зла и обиды за то, что она не захотела продолжать с ним отношения...

   И неуёмная тоска сменилась грустью - горькой, болезненной, но уже не отчаянной. То, что Игорь ей не враг, значило слишком много. И пропахшая влажной хвоей туапсинская ночь, обнявшая её, когда Каринэ сошла с поезда на платформу, показалась не беспросветной, а в чём-то близкой и родной: темно вокруг, темно на душе.

   Только всё равно темно...

   Глава 15. Псебе

   Автобус из Туапсе на Псебе был неудобным - приезжал туда только в час дня, и таким образом половина дня оказывалась потерянной. Брать машину, чтобы потом бросить её в чужом ауле, не хотелось, а потому дядя Миша с утра пораньше был поставлен перед фактом, что он везёт всю бравую компанию на исходную точку маршрута.

   Псебе оказался обычным горным аулом. Центральная дорога была заасфальтирована, узкие боковые покрыты щебёнкой, река, пока ещё полноводная, текла по широкому каменистому ложу, на обочине паслось стадо коров. Дядя Миша высадил сына и племянников около магазина, пожелал не пропадать, как прошлый раз, чуть что - звонить, и укатил назад.

   - Вот, - Вадик сверился с картой, - мы здесь. Идём вдоль основного русла?

   - Угу, - буркнул Ромка, включая навигатор. Перспектива снова вляпаться в потусторонние кошмары оптимизма не внушала.

   Первые три часа всё было спокойно и благодатно. Река петляла, русло постепенно сужалось, лес и кустарники подступали ближе, солнце сияло, птички пели, спины под рюкзаками мокли. Навигатор исправно отрисовывал их маршрут, компасы показывали туда, куда надо. А вот потом, когда дорога ощутимо пошла вверх, всем показалось, что солнце стало светить тусклее. Небо, раньше голубое и безоблачное, теперь было затянуто лёгкой дымкой.

   - Ромка, - сразу сообразил Сашка. - Навигатор?

   - Связь со спутником есть, - отозвался Ромка.

   Каринэ и Ромка проверили компасы. Те вроде как показывали куда надо.

   Связь пропала через двадцать минут. Ещё через десять навигатор нарисовал их почему-то возле Калинки, а потом заявил, что не находит спутник. Стрелки компасов крутились, искали север и не находили. Дымка в небе сгущалась. Белые волны вокруг Каринэ напряглись.

   До самого истока ничего не менялось, а вот недалеко от того места, где из земли бил родник, Ромка заметил среди кустов палатку. Она стояла, оплетенная кустами, местами порванная и уже неопределённого цвета, явно очень давно. В дерево рядом с палаткой был воткнут ржавый топор, гнилое топорище которого отвалилось, стоило Сашке чуть на него надавить, из земли торчал проржавевший до дыр котелок, а на одном из сучьев висели обрывки верёвки, тоже гнилой и разваливающейся в руках.

   Братья кисло переглянулись, молча выясняя, кто будет заглядывать в палатку - перспектива увидеть там древнего мертвеца не вдохновляла. Каринэ мертвецов тоже не любила, но не боялась - в отличие от призраков они не пристают и не размахивают ритуальными ножами. Поэтому она подняла с земли палку и отодвинула ею полог палатки.

   Ко всеобщему облегчению, там было пусто. Лежал рваный и гнилой рюкзак, такой же тяжёлый ватный спальник, алюминиевая кружка с отломанной ручкой, какая-то одежда. В углу свили гнездо муравьи.

   - Это могло остаться от твоей семьи? - спросил Вадик, фотографируя находку на смартфон.

   Каринэ с сомнением пожала плечами. Если это принадлежало её семье, то где остальные палатки? Их было десять человек, эта палатка - двухместная, значит, помимо неё должны были быть ещё. Но Сашка с Вадиком прошвырнулись по окрестностям и других не нашли.

   Каринэ и Ромка надели перчатки и осторожно перебрали вещи. Одежда, похоже, принадлежала не очень крупному мужчине, по крайней мере, по покрою была мужской. Но никаких ни документов, ни бумаг - ничего, что бы указывало на личность владельца, они не нашли.

   - Сколько лет этой палатке? - задумчиво спросила Каринэ.

   Братья неопределённо пожали плечами.

   - Десять, двадцать, - так же неопределённо предположил Вадик.

   Мужчина в её семье был только один - отец. Но он был высоким и достаточно крупным, так что вряд ли это осталось от него.

   А на обратном пути они его нашли. В километре вниз по течению от палатки Ромка заметил камень, насаженный на толстую ветку дерева. Удивлённый - как такое может быть? - он подошёл ближе и с содроганием понял, что это не камень, а человеческий череп, уже выбеленный временем. Ветка входила ровно в его правую глазницу. Остальные кости, большей частью ушедшие в землю, кучкой валялись под черепом.

   - Это же как надо умудриться так напороться? - оценил Сашка, не касаясь находки, пока Вадик фотографировал её.

   И они резко вспомнили свою прошлую ночёвку в этих краях. Каринэ подумала, что этот турист тоже мог остаться ночевать, ночью пришли призраки, ему стало жутко, и он, не помня себя, выскочил из палатки и бросился бежать. И в темноте не заметил ветку и напоролся на неё.

   Им четверым было жутко, каково должно было быть одному?

   - Полиции сообщить надо будет, - заметил Сашка.

   Каринэ вытащила из кармашка рюкзака моток красной атласной ленты - ещё в Краснодаре она приобрела сразу десять метров, рассудив, что пригодится навязывать на ветки деревьев, чтобы отмечать пройденный путь или обследованные притоки - отрезала кусок и привязала её к ветке дерева так, чтобы её было видно от русла, и они пошли дальше.

   Привал сделали ещё ниже по течению, где в реку справа вливался первый из притоков. Перекусили взятыми из дома бутербродами, попытались поймать связь или спутник, не преуспели в этом, и отправились обследовать следующий приток.

   Там никаких находок не было, как и вдоль следующего. В воздухе висела дымка, Вадик начал сухо покашливать, Ромка пожаловался, что у него плывёт перед глазами и начинает болеть голова. Все снова сделали привал, Каринэ налила Ромке лечебные пятьдесят грамм коньяка, а пока все валялись на бережку между кустов и отдыхали, ей стало казаться, что она слышит фантомные шаги, торопливые и лёгкие. Каринэ помотала головой, шаги пропали. Прислушалась - тихо: ни шагов, ни ветерка, ни пения пичужек. Расслабилась - и снова шаги.

   Она осторожно повернула голову и выглянула из-за кустов. На берегу промелькнул призрак женщины; толстая чёрно-каштановая коса зацепилась за сук, резинка слетела и упала в реку, и волосы рассыпались волнами по плечам. Миг - и призрак исчез.

   Начало пятого или шестого притока отмечал огромный валун в человеческий рост с каким-то выбитым на нём рисунком, сильно стёртым временем. И подниматься вверх по этому притоку было почему-то тяжело, хотя, может, это они просто устали. Каринэ чувствовала, что у неё болят ноги, Вадик вслед за Ромкой начал жаловаться на головную боль, а в воздухе появились едва заметные чёрные потоки. Вроде бы и не видимые, прямо смотришь - ничего нет, только неестественная сумрачность. А в боковом зрении они двигались, извивались и плыли.

   Русло, и без того узкое, едва заметное, заваленное стволами упавших деревьев и поросшее кустарником, закончилось достаточно внезапно. Все остановились.

   - Финиш, - перевёл дыхание Вадик.

   - Вы слышите? - вдруг спросил Ромка.

   Все прислушались. Лес, до этого безмолвный, наполнился едва слышными звуками. Что-то шипело, потрескивало, вроде бы кто-то говорил. Каринэ даже показалось, что она видит среди деревьев тени.

   Ребята переглянулись, откровенно струхнув и мгновенно припомнив последнюю ночёвку. Вадик глянул на часы и вытаращил глаза:

   - Бл**ь, вы на время посмотрите!

   Все похватались кто за телефоны, кто за часы. Было без пятнадцати восемь вечера.

   И только сейчас все внезапно обратили внимание, что лес постепенно погружается в вечерний сумрак, и что под деревьями уже почти темно.

   А русло и в свете дня было заметно неважно...

   - Идём назад! - скомандовала Каринэ.

   Хотя бы попытаться выйти...

   Стемнело быстро - неестественно быстро. Только что было хоть и сумрачно, но вполне видно, а десять минут - и уже ночь. Ромка взял за руку Каринэ, все включили фонарики. Кругом возвышался лес - чёрный, перевитый медленно ползущими лентами такого же чёрного мертвящего тумана. Свет фонариков выдёргивал из темноты стволы деревьев, неподвижные ветви с какими-то обмякшими листьями, ощетинившиеся кусты...

   "Илона!.."

   Из-под сени деревьев к ним двинулся чёрный призрак, на лице которого белыми точками светились глаза.

   Каринэ дёрнулась и прижалась к Ромке. Вадик нервно посветил фонариком в ту сторону. Призрак с шипением разлетелся клочьями чёрного тумана, и только глаза ещё несколько секунд светились в воздухе.

   Волны Игоря застыли, уплотнились и не двигались. Чёрный туман подползал к ним, покусывал и с шипением отползал назад. Каринэ попыталась как-нибудь накрыть этими волнами братьев, но они никак не реагировали на её потуги - ни на движения, ни на мысли: закуклились вокруг неё и не шевелились.

   "Лёня... Лёня, ты где?.."

   Сашка, Вадик и Ромка одновременно глянули на побелевшую Каринэ. Рядом в темноте возник призрак, быстро посмотрел по сторонам и пошёл дальше:

   "Лёня!.."

   Каринэ споткнулась. Нога съехала по какой-то кочке, и она почувствовала, как в кроссовок заливает вода. И только сейчас все услышали слабое журчание воды совсем рядом.

   Русло немного расширилось и стало видно отчётливо.

   "Дети, кто видел папу?.."

   Мимо промелькнул невысокий призрак, словно бы детский, и пропал.

   Каринэ невольно сжала руку Ромки. Лёня - так звали её отца. Он что - тоже пропал в том походе?

   Вадик чертыхнулся: ветка куста царапнула его по лицу, оставив на щеке длинную царапину, сочившуюся кровью. Каринэ глянула, но решила, что эта царапина может подождать.

   А вокруг струились чёрные потоки, слизывая белые волны Игоря...

   "Ты хочешь нас убить!.."

   Сашка споткнулся, упал в воду и застонал. Каринэ бросилась к нему и увидела, что его майка на боку напитывается кровью. Вадик посветил на воду и увидел торчащий из дна небольшой ржавый штырь.

   "Не трогай нас!.."

   Фантомный звук выстрела.

   Каринэ задрала Сашке майку и с облегчением убедилась, что разодрана только кожа и что штырь не вошёл в тело. Вытащила из кармашка рюкзака аптечку, быстро промыла, продезинфицировала рану, наложила замотанную в бинт вату, останавливая кровотечение, и примотала её запасной Сашкиной майкой.

   "Адам скоро умрёт... умрёт..."

   Все невольно оглянулись в ту сторону. Секунды с две на них из-за кустов смотрело серое лицо, лишённое всякой жизни, а потом растаяло.

   "Илона!.."

   Шёпот раздался совсем рядом, луч Ромкиного фонарика развеял призрака, когда он уже тянул руки к Каринэ.

   Русло становилось шире, воды прибывало. На небольшом пляжике однорукий призрак что-то стирал в реке, причём так, словно бы руки было две.

   "Здесь только Леона и Лиана..."

   Братья резко повернули головы к замершей Каринэ.

   - Это...

   Ромка хотел сказать: "Это твои сёстры", но осёкся: взвыло непреодолимое ощущение, что, сказав эту фразу, он выдаст Каринэ призракам. И тогда они отсюда не уйдут.

   Сашка и Вадик тоже переглянулись и прикусили языки.

   "Пожалуйста, не надо, не надо!.."

   Звук фантомного выстрела и детский крик-стон...

   Ребята почти бежали, правда, помнили череп, насадившийся глазом на сук, и внимательно смотрели вперёд. Сашка споткнулся ещё раз, Вадик едва успел схватить его за рюкзак. Каринэ под ноги бросился призрак и почти схватил её за лодыжку; она одёрнула ногу, призрак схватил белые Игоревы волны, надсадно зашипел и растаял.

   "Зачем тебе топор?.."

   "Посмотри, что ты там видишь?.."

   Каринэ даже притормозила и обернулась в ту сторону. Призрак с короткими кудрявыми волосами - тот самый, который почему-то казался знакомым - что-то пытался рассмотреть вдалеке, а позади него заносил топор для удара второй призрак. Удар - и оба они растаяли.

   "Илона!.."

   "Нет, нет!.."

   Звук призрачного выстрела.

   Кончилось всё внезапно, стоило им выскочить на место слияния двух притоков рядом с валуном в человеческий рост. Ветер напоследок донёс шёпот: "Илона", и всё стихло. Ребята, тяжело дыша, остановились на берегу, где приток вливался в реку, а вокруг темнел обычный лес, наполненный обычными лесными звуками.

   Все обернулись назад. На валуне светилась неярким багровым светом перевёрнутая пятиконечная звезда.

   - Э-э-э, - глубокомысленно протянул Вадик.

   Они осторожно подошли ближе. По мере приближения багровое свечение становилось всё тусклее, а метрах в двух вообще погасло. Ребята посветили фонариками на камень. Сразу ничего не увидели, но потом заметили, что если посмотреть под определённым углом, то можно вполне явственно различить выбитую в камне перевёрнутую пятиконечную звезду.

   - Что это? - спросил Сашка.

   - Символ сатанистов, - тихо ответила Каринэ.

   - Точно, - подтвердил Ромка. - Я недавно глядел про них по телеку.

   Ребята посмотрели друг на друга. Дело выглядело весьма скверно. Сатанисты в двадцать первом веке вроде как цивилизованные люди, чёрные ритуалы не совершают, но кто их знает. Не они ли натворили здесь чертовщины?

   Они снова отошли на место слияния притока и реки, выключили фонарики, чтобы их свет не мешал, и всмотрелись в лес, оставленный позади. И заметили далеко среди деревьев ещё два слабых багровых свечения.

   - Сестрёнка, - кисло протянул Сашка, - почему твоя семейка не утонула банально в море?

   Каринэ так же кисло покивала. Она бы тоже предпочла, чтобы родители и сёстры умерли каким-нибудь заурядным способом в каком-нибудь заурядном месте. Их бы заурядно похоронили, и не бегала бы она сейчас с братьями по ночному лесу, спасаясь от призраков. Но имена, упоминаемые призраками, принадлежали членам её семьи: Лёней звали её отца, Леоной и Лианой - сестёр. И это говорило о том, что что-то случилось именно здесь. Разве что кто такой Адам, который скоро умрёт, она не знала - никаких Адамов у неё в родне не было.

   До Псебе добрели ближе к одиннадцати вечера, потому что Ромка ещё в сатанинской зоне, как окрестили её ребята, подвернул ногу, и сейчас она разболелась. На подходе к аулу они набрали дядю Мишу и попросили забрать их, а на площади около магазина без сил повалились на обочину дороги и принялись стаскивать мокрые насквозь кроссовки. Каринэ ещё раз обработала Сашкину рану и перевязала аккуратнее, промыла и продезинфицировала Вадикову царапину на щеке, а потом они, понадевав кофты прямо на сырые майки, лежали на земле, смотрели в звёздное небо, слушали журчание воды в реке и молчали.

   Зачем её семья приезжала сюда? Знали ли они, что когда-то здесь совершались человеческие жертвоприношения, или это была случайность? Когда следователи восемнадцать лет назад опрашивали соседей, те говорили, что семейство ездило в походы каждый год и всегда благополучно возвращалось. Что на этот раз пошло не так?

   Куда пропал отец? Что с ним случилось?

   И кто стрелял в детей? У отца-то была винтовка - нелегальная древняя мосинка, доставшаяся ему от деда, воевавшего во второй мировой. С этой мосинкой он браконьерствовал и приносил домой дичину. И этой мосинки, когда следователи потом делали обыск в доме, не нашли, видимо, отец забрал её с собой в поход. Но стрелял он или не он?..

   Площадь прорезал свет фар от машины. Дядя Миша остановил свой фиат около них. Ребята медленно поднялись с земли и молча пошли грузиться.

   Значит, опять возвращаться сюда. Снова и снова. Пока из разговоров призраков не станет ясно, что здесь произошло. Пока она не найдёт останки родителей и сестёр. И пока не поймёт, как избавиться от кошмаров...

   Глава 16. Дом из прошлого

   Дом на самой окраине Яблоновского был старым: фундамент ушёл в землю, деревянные стены внизу начинали подгнивать, крыша протекала. Дорожка из выщербленной плитки заросла травой. Старый забор сгнил, но пару лет назад дядя Миша с Вадиком поставили новый из сетки-рабицы, а вот сарай пришлось снести. Участок тоже был заброшенным, хотя Каринэ раза три за лето обкашивала его, чтобы не зарастал чрезмерно бурьяном.

   Появляться здесь Каринэ не любила, и семь лет назад, когда стала совершеннолетней и приняла этот дом в наследство, она хотела его продать, но тётя Ира отговорила. Во-первых, объяснила она, продавать придётся фактически участок, потому что дом на нём однозначно под снос, а четыре сотки много не потянут. А во-вторых, когда-нибудь у неё будут дети, которые когда-то вырастут и захотят жить отдельно от родителей, и вот тогда участок, куда можно будет выпихнуть подросшее дитятко, придётся кстати. И Каринэ не стала продавать, хотя предпочитала сюда не соваться. Даже на шашлыки с братьями или подругами предпочитала выезжать куда-нибудь в лес, но не сюда.

   Она с трудом открыла тронутый ржавчиной навесной замок и зашла в крошечные тёмные сени. Через грязное окно - Каринэ ни разу в жизни его не мыла - проникал такой же грязный свет, освещая стол, застеленный старой грязной клеёнкой ещё советских времён. И стол, и подоконник были усеяны засохшими трупиками мух, под столом громоздились вёдра, тазы и что-то ещё, что Каринэ тоже никогда не разбирала. Вытерев ноги о грязный затёртый половик, она открыла скрипучую дверь и вошла в дом.

   Первым в нос ударил специфический запах заброшенного помещения - запах прелости, затхлости и гнили, не проветриваемый годами. Везде лежал толстый слой пыли и паутины, тоже годами не знавший уборки. Обстановка была убогой. Древние, отстающие от стен обои, местами прибитые к стене гвоздиками, проседающий пол с облупившейся краской, два окна, много лет не знавшие мытья. Два стола, сдвинутые вместе, десяток разномастных стульев, часть из которых несли следы ремонта, тумба с кухонной утварью, пыльная сушилка для посуды на стене, продавленный диван и половик на полу. В одной из двух комнат помещалась только двуспальная кровать, застеленная застиранным и штопаным бельём, бывшим когда-то белым, тяжёлая железная этажерка, видевшая, наверно, вторую мировую, да полированный исцарапанный шкаф. Во второй, гораздо большей комнате, были впихнуты шкаф и два письменных стола, а две стены были целиком заняты трёхэтажными нарами, рассчитанными на девять человек. Только восемь полок были застелены матрасами, а девятая использовалась для хранения одежды.

   Восемнадцать... почти девятнадцать лет назад, когда здесь ещё жила семья, состоявшая из родителей и восьми детей, тут было не так убого, по крайней мере, не так грязно, но и тогда бедность лезла из всех щелей.

   Тётя Ира рассказывала, что её брат - отец Каринэ - после женитьбы подался в баптисты и почти перестал общаться со своими родственниками. А у баптистов вроде как аборты и предохранение запрещены. Вот и плодили они каждый год по ребёнку, а то и по двойне. Мать Каринэ тоже после замужества отдалилась от своих родственников, но тётя Нина - её сестра - говорила, что они очень хотели мальчика, а рождались только девочки. Лишь девятым ребёнком оказался мальчик, но он родился мёртвым. Почему родители решили после этого остановиться - неизвестно: может, разум всё-таки проснулся, и они поняли, что в лихие девяностые прокормить восемь ртов проблематично. Может, смерть долгожданного сына их сломала. Может, мать не могла больше рожать. Во всяком случае, после того мальчика детей уже не родилось.

   Может, и хорошо, что Каринэ не помнила ничего, что было до того, как Виталь Саныч нашёл её на железнодорожных путях недалеко от Чинар. Потому что жить в нищете и ютиться в одной комнате с семью сёстрами - небольшое удовольствие. К тому же смутные воспоминания - даже не воспоминания, а ощущения и отголоски эмоций - говорили, что лада в семье не было, каждый был сам за себя. Это же подтверждали и все тёти, очень редко, но приезжавшие сюда и привозившие детям одежду, игрушки и школьные вещи. "Гадюшник" - твердили они и стремились побыстрее сбежать.

   Каринэ сняла небольшой рюкзачок, повесила его на крючок на стене, завязала волосы косынкой и вытащила из рюкзачка пару медицинских перчаток. Пачкать руки она не боялась, когда приходилось полоть огороды, она никогда не пользовалась перчатками, но касаться вещей в этом доме было неприятно. А сейчас придётся перерывать всё.

   Нет, для начала лучше открыть окна, иначе дышать тут невозможно.

   Восемнадцать лет назад, когда семья пропала, следователи делали здесь обыск, пытаясь найти хоть какие зацепки. Немного позже сюда приезжала тётя Ира и поверхностно наводила порядок. И вряд ли сейчас можно что-нибудь найти. Тем более Каринэ сама очень смутно представляла, что собирается искать. Что-то, что подтвердило или опровергло бы религиозную принадлежность семьи. Или что-то, чего в доме не должно быть. Или какие-нибудь неправильности.

   Одну неправильность она нашла. Если родители были баптистами, то в доме должна быть баптистская символика - распятия, иконы... Или икон у баптистов нет?.. Библия. Но нигде на стене не висело распятие, не было ни одной иконы, и не было даже библии. Все книги, что были в доме, помещались на одной полке - два десятка советских книг, половина из которых были детские - рваные и зачитанные, да у стены за нарами Каринэ выковыряла весь в паутине учебник математики за третий класс, подписанный именем Глухарёвой Лины. И всё. Ни одного баптистского буклета, ни крестика, ни текста молитвы. В ящиках столов сохранились школьные тетради детей, рисунки, какие-то аппликации, журналы, газеты, игрушки, но ничего, хоть отдалённо касающегося религии - хоть какой, не обязательно баптизма. Ничего ни исламского, ни иудаистского, ни даоского, ни какого другого - совсем ничего.

   Собственно, на этом неправильности и закончились. Каринэ методично перетряхнула всю немногочисленную одежду, детскую и взрослую, обшарила шкафы и ящики столов, перебрала вёдра и тазы на веранде, даже залезла в печь, стащила на пол матрасы с нар и прощупала их. Ничего необычного.

   Она взяла один из стульев, стряхнула с него пыль, села лицом к спинке и стянула с потных рук перчатки. Подождала, пока руки высохнут, и позвонила тёте Ире с вопросом, забирала ли она что-нибудь из дома восемнадцать лет назад. Тётя Ира ответила, что забрала только одно платье, которое было относительно новым и подходило Каринэ по размеру, да повыкидывала все продукты. Изымали ли что-нибудь следователи, когда делали обыск? Это она не в курсе. Были ли в доме распятия, библия или баптистские буклеты? Кто же это упомнит через столько-то лет?

   Каринэ убрала мобильник в рюкзачок и, не вставая со стула, осмотрела стены с отставшими обоями, потолок с облупившейся краской и скрипучий проседающий пол. Потом вышла на улицу - тёплый майский воздух показался невероятно свежим после затхлости комнат - обошла вокруг дома и вспомнила про чердак. Сходила к соседям за лестницей, забралась наверх и топором подковырнула низкую чердачную дверь.

   Пыль, наметённый через разбитое чердачное окошко уличный мусор, обломки мебели, каких-то досок, тряпьё, стеклянные банки, какие-то провода. Всё в пыли и паутине. А в углу кто-то слегка расчистил хлам и разложил матрас - старый, ещё соломенный, застеленный простынёй и одеялом. Рядом стояла частично прогоревшая грязная парафиновая свечка и лежал початый коробок спичек.

   Видимо, кто-то из детей не выдержал душиловки общей комнаты и перебрался сюда.

   На некрашеной дощатой стенке в изголовье этого матраса был приклеен кусок газеты, но от постоянной сырости он отклеился и отогнулся вниз. И из-под него выглядывала вырезанная ножом на доске перевёрнутая пятиконечная звезда.

   Каринэ стало не по себе.

   Она долго смотрела на звезду, потом провела по ней пальцем, стараясь не занозиться о плохо оструганную доску. Восемнадцать лет назад газета была на месте, и вряд ли следователи могли обнаружить эту перевёрнутую звёзду. Если они вообще лазили на чердак.

   Каринэ тщательно перетряхнула постель, однако сказать, кто на ней спал девятнадцать лет назад, было невозможно - никаких личных вещей рядом не осталось. Постель была застлана аккуратно, вряд ли младшие дети способны были на такую аккуратность, а кто из старших сестёр или родителей пользовался ею, уже не узнать. И кто вырезал рядом с ней символ сатанизма - тоже.

   Это могли баловаться старшие сёстры, протестуя против нищеты и социальной несправедливости. А могли и родители - оба или кто-то один.

   Каринэ спустилась вниз и принялась второй раз осматривать нары, внимательно приглядываясь к доскам. Там было всё чисто, но когда она отодрала обои в одной из ниш, под ними оказалась всё та же перевёрнутая пятиконечная звезда. Осмотр остальных ниш показал, что во всех из них под обоями - надорванными, а потом подклеенными или прибитыми гвоздиками - прятались перевёрнутые пятиконечные звёзды. Её не было только в девятой нише, которая служила полкой для одежды и на которой никто не спал.

   Очень маловероятно, что это вырезали дети.

   В спальне родителей под обоями тоже оказалась перевёрнутая пятиконечная звезда, только здесь она была большая, почти в рост человека, двойная, взятая в круг и с какими-то значками около каждого луча.

   Родители, однозначно. Это не детское художество.

   Каринэ вернулась в кухню и села на тот же стул, на котором сидела раньше, сложила руки на спинке стула и положила на них голову.

   Выходит, её родители были никакими не баптистами, а сатанистами, по крайней мере, кто-то один из них. Могли ли они совершить чёрный ритуал с человеческими жертвоприношениями? Или не сами совершить, а оказаться жертвами? То место в горах, если верить Игорю, было облюбовано дьяволопоклонниками давно, задолго до рождения её родителей. Допустим, оно почитается современными сатанистами, её родители с детьми туда поехали, и...

   И что "и"? Кто-то из родителей расстрелял своих детей, чтобы принести их в жертву сатане? Или они попались фанатикам, и те их принесли в жертву сатане? Или родители и дети просто посходили с ума от ночных кошмаров, повыбегали из палаток, заблудились и погибли в лесу?

   Но кто тогда стрелял? Отец? Мать? Кто-то посторонний? И не факт ведь, что стреляли именно из мосинки и именно из отцовской.

   Каринэ вышла на улицу, посмотрела на солнце, ещё высоко стоящее в небе, вспомнила, что нужно вернуть соседям лестницу. Вернула, поблагодарила и вспомнила, что в доме есть подвал. Вдруг и там прячутся ненужные сюрпризы?

   Однако в подвале ничего не было. Он представлял собой кирпичный колодец с кирпичным же полом полтора на полтора метра и с гнилыми деревянными полками, уставленными пустыми пыльными трёхлитровыми банками.

   Каринэ закрыла подвал, вернула стул, на котором сидела раньше, на место и напоследок окинула взглядом комнаты. И представила, что если бы семья не пропала, то она, Каринэ, всё детство бы провела, ютясь в одной комнате с семью сёстрами, грызясь с ними за каждую игрушку и донашивая их вещи. Какой бы она выросла?

   Может быть, кошмары, преследующие её всю жизнь, - не самая большая плата за нормальное детство в нормальной семье?

   Во дворе она переоделась в предусмотрительно захваченные из дома чистые шорты и футболку, сняла пропыленную косынку, прочесала волосы, вымыла руки и лицо водой из бутылки, захваченной из дому, и сунула все вещи в рюкзачок.

   Может, стоит снести дом и сжечь весь мусор? Кому он нужен - мёртвый памятник безрадостного прошлого?

   Нет, пусть пока стоит. Мало ли, какие улики он может ещё скрывать...

   Глава 17. В аэропорту

   В отпуск Каринэ и Надя пошли одновременно. Стояла середина июля, Краснодар изнывал от жары, вся Россия, казалась, ринулась на Чёрное море, уехать в сторону побережья было задачей сложной, поезда шли, заполненные до отказа, а автобусов Каринэ с некоторых пор побаивалась. Надя заявила, что всякие Турции и Черногории ей надоели, и рванула на далёкий север - в Питер. А проводить её на самолёт попросила Каринэ.

   Тащиться в аэропорт, когда можно было мирно поспать после ночного дежурства, не хотелось абсолютно, но Надя была всё же близкой подругой, а к тому же впереди маячили добрые полтора месяца отпуска, поэтому можно было потерпеть. К тому же дежурство выдалось спокойным, а потому Каринэ, сдав смену Тане с Олей, поехала к Наде, помогла ей утрамбовать чемодан и закрыть его, подхватила её две дополнительные сумки, и подруги поспешили на маршрутку.

   Небольшое здание терминала для внутренних рейсов встретило их относительной прохладой и умеренной суетой. И неуместным воспоминанием, что здесь работает Игорь. Каринэ поймала себя на том, что вертит головой в надежде увидеть его, но при этом мысль о возможной встрече вызывала робость до слабости в ногах. Разве только не встретиться, а лишь увидеть... Но что смысла, что она его увидит? Пройдёт он где-то вдалеке, не заметив её, как чужой; появится на несколько секунд и снова исчезнет - навсегда или до следующей случайной секундной встречи.

   Она прожила без него уже три месяца. Он въелся в сердце гораздо сильнее, чем она думала, тоска хоть и приглушилась временем, но не уходила. И если она его сейчас увидит или встретит, это опять разворошит все эмоции. А если он уже забыл её, нашёл другую - это ещё и лишняя боль.

   Нет, лучше не встречать и не видеть. Подождать, пока Надя пройдёт регистрацию на рейс, попрощаться с ней и уехать домой спать. Так будет лучше.

   К тому же он работает где-то на аэродроме или в ангарах - но уж точно не здесь, в фойе аэропорта...

   А перед самой регистрацией Надина сумка преподнесла сюрприз - ручка её взяла и оторвалась. Иголки с нитками были закопаны где-то глубоко, булавка не держала, привязать не получилось, и Каринэ - времени ещё хватало - предложила перепаковать вещи, утрамбовать их в чемодан и одну сумку, а порванную она заберёт назад. Однако все вещи не влезали, и Каринэ взялась за ревизию. Отобрала литровую бутылку минералки - мол, объёма занимает много, а в самолёте Надю напоят, а если не напоят, то потерпит. Потом подруги вдохновенно и со смаком поругались из-за количества гаджетов, в результате чего к Каринэ перекочевал и Надин ноутбук с подзарядкой. Потом Каринэ, несмотря на все протесты, вытащила пакет с тёплыми ботинками, аргументировав это тем, что Питер - это, конечно, север, но до Арктики от него ещё далеко, а потому в кроссовках Надя там не замёрзнет. Она хотела вытащить и куртку, но здесь Надя упёрлась рогом, и Каринэ вынуждена была отступить.

   - Дай я сама дальше посмотрю, - Надя решительно оттеснила подругу, - а то ты мне сейчас полчемодана выгрузишь.

   - Я бы выгрузила, - согласилась Каринэ. Она, немалую часть жизни проведшая в походах, привыкла брать с собой вещей поменьше и полегче, чтобы не тащить на себе полквартиры. А у Нади, разъезжавшей по заграницам и отелям, такой привычки не выработалась.

   Каринэ меланхолично смотрела, как подруга перебирает одежду, косметику и какие-то ещё пакетики, время от времени позёвывала и глазела по сторонам.

   И увидела Игоря.

   Он, в синих спецовочных штанах, тёмной футболке и надетой поверх неё жёлтой рабочей жилеткой, шёл через фойе вместе с другим мужчиной, одетым точно так же; оба держали под мышкой по бутылке молока и лавашу в мешке - видимо, выскочили в магазин за перекусом. Каринэ, замерев, провожала его взглядом, чувствуя, как с каждым его шагом накатывают отчаяние и тоска: вот так увидеть, вспомнить - и опять потерять. Хотелось вскочить, броситься за ним, пока он ещё не исчез за дверями каких-то служебных помещений, но... Но что она ему скажет? "Привет" - и всё?

   И увидеть в его глазах злость, обиду, или презрение - что он к ней сейчас испытывает?

   Она сглотнула подступающий к горлу ком.

   Нет, пусть идёт. Не нужно ковырять рану, которая и так плохо заживает...

   И тут спутника Игоря едва не сбили с ног - какая-то женщина бежала со своим чемоданом и зацепила его. Бутылка молока и лаваш полетели на пол, женщина - судя по жестам, потому что слов Каринэ слышать не могла - извинилась и побежала дальше. Игорь усмехнулся, поднял бутылку, а пока его спутник наклонялся за лавашом, бросил взгляд на фойе.

   И увидел Каринэ.

   Она заметила, что он дёрнулся, словно бы порываясь подойти к ней, но передумал. Несколько секунд они напряжённо смотрели друг на друга, но в это время Надя затеребила её за руку:

   - Кариночка, давай я тебе пару книг отдам.

   Каринэ, за эти несколько секунд совершенно забывшая о подруге, рассеянно глянула на неё.

   - Ты и книг ещё с собой набрала...

   А все мысли и чувства были далеко-далеко от Надиного багажа.

   - А как же! Есть вещи, которые с планшета не почитаешь!

   Каринэ снова повернула голову в сторону Игоря. Его спутник, уже поднявший лаваш, хлопнул Игоря по плечу, мол, чего стал, пошли.

   - Каринэ, - Надя затеребила её сильнее, - на, забери вот это.

   Пришлось заставить себя переключиться и переложить в порванную сумку два томика Кастанеды. Когда она после этого посмотрела в ту сторону, где увидела Игоря, ни его самого, ни его спутника там уже не было.

   Вот и всё. Увидеть, разворошить воспалённую рану, и опять потерять...

   Теперь вещи влезли в чемодан и сумку. Вторую сумку, с порванной ручкой, Каринэ повесила себе на плечо, и подруги пошли на регистрацию. Зарегистрировавшись на рейс и сдав многострадальные чемодан и сумку, Надя обняла подругу, чмокнула её в щеку, пожелала не скучать, пообещала привезти из Питера чего-нибудь такого-этакого и упорхнула в зал ожидания.

   Каринэ некоторое время смотрела ей вслед, потом бездумно поглядела на табло, нашла Надин рейс. Идти никуда не хотелось, хотелось стоять вот так, отрешившись от всего мира и вспоминая Игоря, снова на несколько секунд ворвавшегося в её жизнь.

   Стоило ей захотеть увидеть его - и пожалуйста, увидела. Случилось почти невероятное совпадение. Сбылось то, чему лучше было не сбываться...

   Она поправила сползающую с плеча сумку с порванной лямкой и развернулась, чтобы идти на выход. И едва не врезалась в Игоря, стоявшего у неё за спиной.

   Некоторое время они смотрели друг на друга, не зная, что делать и что говорить. Молока и лаваша с ним уже не было, на левой руке чуть ниже локтевого сгиба виднелась чёрная грязная полоска, а пепельные волосы явно были не так давно стрижены - по крайней мере сейчас они были короче, чем три месяца назад, когда она видела его последний раз.

   И от него тянулись к ней лёгкие белые волны.

   - Ты сознательно это делаешь? - не думая, спросила она, наблюдая за едва заметными белыми потоками, сворачивающимися вокруг неё в колышущиеся волны.

   - Что именно? - уточнил он.

   - Вот это, - она неопределённо развела ладони, подставляя их под невидимые потоки.

   Уже не имеет значения, что он посчитает её психом. Пусть считает. Всё равно она придёт домой и будет реветь...

   - Значит, всё-таки видишь, - констатировал Игорь. - Я в кафе ещё заметил, что ты реагировала на них... Да, - немного помолчав, признался он. - Сознательно.

   - Как?

   - Не знаю. Мне достаточно захотеть защитить человека, и это, - он поймал в свою широкую ладонь один из белых потоков; тот свернулся в спираль и засиял ярче. - И это получается само.

   Она тоже помолчала, наблюдая, как спираль в его ладони снова вытягивается в поток, идущий к ней. "Захотеть защитить"...

   - Почему ты решил, что меня нужно защищать?

   - Почему я не могу захотеть защищать девушку? - он посмотрел на неё как-то снисходительно и болезненно. - К тому же тебе как минимум два раза эта защита понадобилась.

   - Откуда ты знаешь?

   Ладно, он знал про первый поход, апрельский, когда она с братьями вынуждена была заночевать в сатанинской зоне. Но откуда он знает про второй поход, майский? Да, он видел её в поезде, но мало ли, куда она могла ехать?

   - Оттуда, - Игорь посмотрел на неё прямо и серьёзно, - что когда эта защита задействуется, я это чувствую. Первый раз она была задействована, когда ты с братьями пропала в походе. Второй раз - в середине мая, на следующий вечер после того, как ты уехала из Краснодара на поезде "Иркутск-Адлер". А помимо этих двух раз защиту с тебя иногда что-то тянет. Легко, по ощущениям похоже, когда оперировали мою Вику - прямой угрозы нет, но потенциально ситуация опасная.

   Каринэ подумала о призраках, преследующих её после ночных кошмаров. Выходит, Игорь опосредованно воспринимает и их. Потому что кроме них ей ничего не угрожало.

   - Значит, ты врал, когда говорил, что это Вика почувствовала, что я куда-то влезла?

   - Нет, - покачал он головой. - Всё, что я рассказывал про Вику - правда. Просто до того, как Вика утром сказала мне, что с тобой что-то происходит, я это уже знал сам.

   Она отвернула голову и невидяще понаблюдала, как какой-то мужчина судорожно роется в сумке, словно в поисках документов.

   - Ты ещё раз в поход в те края собираешься?

   - Да, - не стала скрывать Каринэ.

   - Когда?

   Она неопределённо пожала плечами:

   - У меня с сегодняшнего дня отпуск. Через три дня я поеду в Туапсе. А там будем ловить, у кого из моих братьев и когда будут выходные и отпуска.

   Игорь ответил не сразу. Тоже понаблюдал, как мужчина со вздохом облегчения вытаскивает из сумки билет и паспорт, потом перевёл взгляд на Каринэ.

   - Возьмите с собой меня, - неожиданно сказал он. Сказал серьёзно и так, что Каринэ поняла - он намерен настаивать.

   С ним в походе будет безопасно. Идти к призракам - и знать, что они ничего не смогут ей сделать...

   Но ему безопасно не будет.

   - Не надо тебе туда, Игорь, - тихо и серьёзно сказала она. - Там... - она посмотрела на пол перед своими ногами, потом снова подняла глаза на Игоря. - Там жутко. То, что тебе писали в письме про то место - правда, и ещё не самая страшная.

   - Если там страшно, почему ты ходишь туда?

   - У меня есть причины. Просто поверь, что есть.

   - Хорошо, я верю. Тогда какие есть причины, чтобы не пойти туда со мной?

   - Зачем тебе это надо?

   - Интересно, что там такое, - ответил он, как когда-то отвечала ему она.

   Каринэ покачала головой. Игорь сделал шаг к ней и, прежде чем она успела среагировать, взял её за плечи. Сумка соскользнула с плеча и повисла у него на руке. Игорь поставил её на пол. В нос ударил такой знакомый и родной запах чего-то технического.

   Только бы удержаться, чтобы не ткнуться лицом ему в грудь...

   - Причина? - спросил он. - Какая причина, что ты отказываешься?

   - Там страшно, - она помолчала и добавила: - И опасно.

   Если он сам чувствует опасность, смысл тогда её скрывать?

   - Больше причин нет?

   - Нет.

   - Со страхами и опасностями, которые будут грозить мне, я как-нибудь разберусь сам. А тебя смогу защитить.

   Она покачала головой.

   Догадается ли он пригрозить, что если она откажется, то он пойдёт туда один? Если догадается...

   - Я бы, конечно, мог сказать, - прямо посмотрел на неё Игорь, - что если ты откажешься, то я пойду туда один. Но я там уже был.

   - Где? - чуть вздрогнула Каринэ.

   - Виталий Александрович мне рассказал, что вы вышли по Небугу. Я и поднялся вдоль Небуга к его верховьям. Место действительно... - он чуть нахмурился своим мыслям и на секунду прикусил верхнюю губу, - неправильное. Навигатор и компас - ладно, но там в лесу - мёртвая тишина. За полдня, что я там бродил, я ни разу не слышал птиц, и только пару раз поднимался небольшой ветер. И серый туман, который там везде висел - это не туман. Туман закрывает дальние предметы, а там видимость была идеальной.

   А ведь в самом деле, сообразила Каринэ. Серая дымка не снижала видимость, только закрывала солнце...

   - Надеюсь, ты был без ночёвки?

   - Без, - подтвердил он. - Хотя изначально собирался. Но Тимур - тот, письмо которого ты читала - когда я ему рассказал о своих планах, меня отговорил.

   - Он правильно сделал. Когда мы были там в мае, мы нашли палатку, которая простояла там четырнадцать лет - это нам потом следаки сказали, что четырнадцать. И нашли хозяина, вернее, то, что от него осталось. Он, видимо, ночью от страха выскочил из палатки, бросился бежать и напоролся глазом на сук. Череп его так и висел глазницей на суку.

   - Каринэ, - Игоря её рассказ если и впечатлил, то не сильно. - Я проникся и понял, что там не курорт. И со мной тебе там будет безопаснее... Послушай, - он заметил, что она опять собирается покачать головой, и сжал её плечи чуть сильнее, - если ты боишься поползновений с моей стороны, я могу обещать, что не буду... дёргаться в твою сторону, по крайней мере, пока не разберусь, почему это нельзя.

   - Зачем тебе это надо?

   Он дожмёт. Каринэ чувствовала - дожмёт. У неё не хватит силы воли устоять.

   - Когда задействуется эта защита, - он мотнул головой на волны, струившиеся вокруг, - я это сразу чувствую. Ощущения такие, словно из меня вытягивают все жилы. И когда тянуть перестаёт, я не знаю, перестало тянуть, потому что опасность кончилась, или потому что человек, через которого тянуло, умер. У меня так было на деда: тянуло, тянуло и перестало. А через час нам сообщают, что он умер. В апреле, когда вы пошли в поход, меня тянуло с вечера субботы всю ночь, а около шести утра дёрнуло так, что я уже почти был уверен, что тебе всё. В мае тянуло на следующий вечер после того, как ты уехала из Краснодара, примерно между восемью и девятью, и тоже сильно. И тоже - откуда мне знать, почему перестало?..

   Да, в мае они попали в кошмар как раз между восемью и девятью вечера.

   - Каринэ, - он посмотрел на неё. - Пожалей меня. Пойдёшь ты в очередной раз в те края, и из меня опять будет жилы тянуть. А когда перестанет, опять сиди и гадай: то ли ты вылезла из опасности, то ли можно начинать пить за упокой.

   Она опустила голову. И не скажешь ему не оставлять ей эти волны: если он и может забрать их назад, он - Каринэ это чётко понимала - не будет этого делать.

   - Хорошо, - сдалась она.

   Показалось или нет - но где-то далеко призрак с ритуальным ножом зло проскрежетал зубами...

   - У меня отпуск через неделю, - сказал Игорь. - Неделю подождёте?

   Скорее всего, раньше чем через неделю и не получится. Через три дня она только сама поедет в Туапсе, а там пока соберутся братья...

   - Подождём.

   У Игоря зазвонил телефон. Он отпустил одно плечо Каринэ и освободившейся рукой достал из карманаспецовочных штанов смартфон:

   - Сейчас приду... Бл...! - конец слова Игорь проглотил, видимо, спохватившись, что Каринэ слушать авиатехнические термины ни к чему. - Так два раза уже герметизировали, откуда опять утечка?.. Всё, иду.

   Он отбил звонок, бросил взгляд на табло, вздохнул и снова глянул на Каринэ:

   - Дай номер своего телефона.

   Она замерла.

   Сейчас уже не откажешь...

   Она сглотнула и продиктовала свой номер. Игорь, не отпуская плеча Каринэ, набрал его на телефоне и нажал вызов. Она достала из сумочки свой телефон и дождалась, пока на нём высветится входящий вызов.

   Номер Игоря. Тот самый, который она удалила три месяца назад.

   Игорь сунул свой смартфон обратно в карман, испытующе глянул на Каринэ, а затем притянул к себе её голову и быстро поцеловал в волосы.

   - Всё, - он так же быстро отстранился, - пошёл в топливном баке ковыряться.

   Каринэ кивнула.

   Только выйдя на улицу под палящее краснодарское солнце, Каринэ почувствовала, что её немного колотит - неожиданная встреча с Игорем оказалась довольно-таки нервной. Вокруг сновали люди, проезжали машины, слышался гул садящегося самолёта.

   Вроде бы всё то же самое, что и час назад, когда она приехала сюда с Надей. Только тогда жизнь была тоскливой и бесцветной, а сейчас вдруг обрела спокойствие и краски.

   Может быть, было ошибкой согласиться взять Игоря в сатанинскую зону, может быть, было ошибкой дать ему номер своего телефона...

   Она поправила порванную Надину сумку, постоянно съезжающую с плеча, и направилась к остановке троллейбуса.

   ... Только где-то в глубине души сидело понимание - нет, сегодня она не сделала ошибки. Сегодня она исправила ту ошибку, которую допустила три месяца назад.

   Глава 18. На реке Агой

   Игорь своё обещание не дёргаться в её сторону выполнил - позвонил только накануне её отъезда из Краснодара, уточнил, каким поездом она едет, приехал проводить, напоследок лишь позволив себе поцеловать её в макушку. Чувствовалось, что он хочет позволить себе куда большего, но он сдерживался. Каринэ понимала, что и сама она хочет... большего, и если бы не его добровольное обещание держать дистанцию, у неё бы не хватило силы воли ему сопротивляться.

   В Туапсе делать особо было нечего. Тётя Ира с дядей Мишей сдавали комнаты отдыхающим, и работа в доме появлялась, только когда постояльцы съезжали - убрать в комнате, перестирать бельё и заселить следующих. Но пока никто не съезжал, так что Каринэ валялась на террасе Сашкиного дома с книжкой, загорала, ела мороженое и иногда выбиралась на море искупаться.

   В среду позвонил Игорь, сказал, что у него сегодня ночная смена, что приедет он завтра, и спросил, нужно ли что-то везти из Краснодара. Каринэ ответила, что ничего не надо, и дала Сашкин адрес. И после этого разговора поймала себя на том, что ходит по саду туда-сюда и глупо улыбается, а сердце замирает от сладкого и томительного ожидания. Хорошо, что ни Сашки, ни Василисы дома не было, и они не видели её лица и не получили повода позубоскалить. Каринэ постаралась взять себя в руки, прошлась по саду и дому, но заняться было нечем. Она заглянула к тёте Ире, но та предложила ей сходить искупаться на море и выбросить из головы работу.

   Утром в четверг Каринэ поняла, что пережить сегодняшний день до вечера, ничего не делая, она не сможет, поэтому, подождав, пока Сашка уйдёт на работу, а Василиса ещё не встанет, она тихо собрала небольшой рюкзачок и незаметно улизнула из дома.

   Пригородный автобус быстро дотряс её до Агуй-Шапсуга - довольно большого адыгейского аула километрах в пятнадцати от Туапсе. Там Каринэ уточнила расписание обратных автобусов, выбралась к реке Агой - уже малость высохшей от летней жары и оттого маловодной - и пошла вдоль её галечного русла вверх по течению.

   День был солнечным, на небе не было ни единого облачка, в лесу было светло, вода в реке журчала и искрилась в лучах солнца. Русло было вполне ровным, идти было легко, тем более шла она практически налегке; чем выше в горы, тем воды становилось всё меньше, а русло постепенно сужалось. К одиннадцати часам Каринэ добралась до водопадов, свернула к ним, полюбовалась на тоненькие ручейки воды, стекавшие со скальных уступов, взобралась наверх и устроилась на нагретых солнцем камнях. Разулась, давая ногам возможность подышать, и немного поплескала ими в холодной воде.

   Было жарко, солнечно, пахло смесью лесных запахов, журчала в скальных выемках вода и искрилась в лучах солнца, пели птицы, под лёгким ветерком покачивались кроны деревьев. Каринэ валялась на тёплых скалах и глядела в ясное голубое небо. Думать ни о чём не думалось, в голове вертелся только Игорь, и то не в виде мыслей, а в виде каких-то образов, воспоминаний и фантазий. Потом мысли стали путаться, вспомнился рассказ Игоря о его прапрадеде и прапрабабке, которые сбежали из дома, а потом приехали сюда остановить дьяволопоклонников. Каринэ даже почудилось, что она видит этого прапрадеда, одетого в священническое одеяние. Он был примерно того же возраста, что и Игорь, абсолютно не похожий на своего праправнука, но с такими же пепельными волосами, спадающими на плечи. В руках у него было что-то вроде большого клубка белых ниток, и он шёл по лесу и разматывал этот клубок, как если бы обозначал им пройденный путь, чтобы не заблудиться. Каринэ некоторое время шла за ним, с любопытством наблюдая за его работой, а когда он скрылся за деревьями, вдруг почувствовала присутствие призраков и поняла, что солнечный не так давно лес наполнился мрачной чёрной дымкой. В отчаянии она хотела броситься за предком Игоря, но его видно уже не было, и в какую сторону он ушёл, непонятно. Белая нить лежала на земле за её спиной. За ней ничего видно не было, но Каринэ откуда-то знала, что если переступить её, то она выйдет из сатанинской зоны. Нить лежала, казалось бы, совсем рядом, но Каринэ делала шаг за шагом, вроде бы переступала, но снова и снова обнаруживала, что нить как была в шаге от неё, так и осталась. Тьма держала её, сгущалась, стала формироваться в призраков, по земле поползли чёрные потоки.

   Странно, пришла вдруг отстранённая мысль, эти потоки - совершенно такие же, как и у Игоря, только какие-то искажённые, извращённые. Как чистый ручей и ручей, в который сливают отходы химического производства. Вроде и там, и там в основе вода, только во втором случае в воде столько примесей, что она давно стала кислотой.

   Мысль об Игоре застыла где-то на грани мыслей. Каринэ понимала, что если она позовёт его, он придёт и вытащит её отсюда. Но если он придёт, то снова поставит под угрозу своё здоровье, а то и жизнь.

   Впереди в колыханиях тьмы возник призрак с ритуальным ножом в руке. На его черепе играла зловещая ухмылка.

   В какой-то момент Каринэ привиделся Игорь, сидящий за рулём своей серебристой сузуки и одной рукой набирающий на смартфоне её номер. Но как привиделся, так и пропал, а призрак подплыл к ней ближе. Каринэ попыталась отступить назад, но сзади её не пускала словно бы стена - невидимая, неосязаемая, но не дававшая ступить ни шагу назад. Идти можно было только вперёд, но впереди её ждал призрак.

   Что оставит ветер - пыль на подоконнике, несколько строк...

   Он не мог к ней подойти - пока не мог, но Каринэ видела, как тьма слизывает с неё волны Игоря. Слизнёт все - и она останется совершенно одна.

   Что оставит ветер - небо новых истин и карты дорог...

   Того мальчика, которого выдернули из ритуала - его тоже преследовал этот призрак? И умер мальчик оттого, что ритуальный нож дотянулся до него?

   Пару фотографий, где на них смеются костры наших глаз...

   Призрак приближался. На чёрных костях колыхался призрачный саван, неестественно длинные руки свисали почти до колен, но Каринэ вдруг обратила внимание, что руки у него нормальной длины, а продолжением их служат скрученные в жгуты тёмные потоки.

   Только не грусти, вспоминая нас...

   Каринэ попробовала захватить в ладонь белый поток из защиты Игоря, как это делал сам Игорь. В реальности это у неё не получалось - она пробовала, волны не реагировали на неё. А здесь поток охотно подчинился и лёг ей в ладонь белой упругой спиралью.

   Где-то далеко золотом горят наши города...

   Призрак остановился.

   И дорог каждый жест, каждый день и час...

   Хотелось швырнуть в него этой белой спиралью, как маги швыряются файерболами в фэнтези-фильмах. Каринэ даже подняла руку для броска, но что-то в последний момент её остановило. То ли мелькнувшее в пустых глазницах призрака удовлетворение, то ли смутная интуиция, то ли опасение порвать собственную же защиту - но Каринэ в последний момент остановила руку.

   И снова над землёй стаей белых птиц полетят года...

   Вокруг скапливались призраки. Десятки, сотни. Они держались на безопасном расстоянии от Игоревых волн, шептались, о чём-то переговаривались, кто-то кричал, плакал, о чём-то умолял - её или не её, Каринэ не знала. К ней тянули чёрные длинные руки, узкие чёрные потоки пытались просочиться сквозь волны. Волны уплотнились, не пускали их, но таяли, таяли...

   Ты просто иногда вспоминай о нас...

   "Илона..."

   Только не грусти, вспоминая нас...

   Игорь, не дождавшись ответа, откладывает мобильник на пустое пассажирское сиденье, берёт руль двумя руками, смотрит на дорогу впереди, хмурится и кусает губы.

   - Я не Илона.

   Собственный голос прозвучал бесцветно и призрачно. Каринэ с ужасом глянула на собственные руки, ожидая увидеть вместо них чёрные кости или чёрные же жгуты тьмы, но её руки были руками. Только словно бы чуть-чуть прозрачными.

   Призрак ухмыльнулся:

   - Паспортом не обманешь предвечные силы...

   Игорь обгоняет плетущийся впереди грузовик, снова берёт с пустого пассажирского сиденья мобильник и снова набирает номер.

   Что оставит ветер - пыль на подоконнике, несколько строк...

   - Я не Илона, - Каринэ смотрела, как истончаются и тают волны. - Я...

   Далеко за спинами призраков, невидимый, но ясно ощущаемый, возник скелет с красивыми тёмно-каштановыми волосами.

   - Каринэ...

   Что оставит ветер - небо новых истин и карты дорог...

   Скелет с красивыми волосами попытался прорваться к ней, но призраки не пустили, и тогда он схватил палку и с силой швырнул её в Каринэ.

   Пару фотографий, где на них смеются костры наших глаз...

   Только не грусти, вспоминая нас...

   Ногу обожгло болью. Каринэ схватилась за неё, призрак с ритуальным ножом растаял. Растаяли и остальные, а по телу прошёлся сильный прохладный ветер.

   Где-то далеко золотом горят наши города...

   И дорог каждый жест, каждый день и час...

   Каринэ резко села, хватая ртом воздух. Сердце заходилось, левая нога ниже колена саднила, ветер трепал футболку и волосы. И было темно. Каринэ взглянула на небо - оно было затянуто тяжёлыми чёрными тучами. Вдалеке сверкали молнии и слышались раскаты грома.

   И снова над землёй стаей белых птиц полетят года...

   Ты просто иногда вспоминай о нас...

   Каринэ вытащила ногу из-под толстой ветки дерева, упавшей на неё и разодравшей кожу на голени. Перевела дыхание и только сейчас сообразила, что в её рюкзачке надрывается мобильник.

   Только не грусти, вспоминая нас...

   Непослушными пальцами она расстегнула кармашек, достала телефон и глянула на дисплей.

   Впрочем, можно было не смотреть. Эта мелодия стояла у неё только на одного человека - Игоря.

   - Да, Игорь...

   Губы шевелились с некоторым трудом, голова тоже ещё плохо соображала, что происходит и что надо делать.

   Игорь ответил через пару секунд. Каринэ отчётливо услышала в трубке его выдох.

   - Каринэ, - голос прозвучал напряжённо, однако с облегчением. - Что случилось?

   - Ничего...

   - Вы в поход пошли?

   - Нет...

   - Каринэ, - Игорь произнёс это едва ли не спокойно. - Задействовалась защита. Причём сильно. Так случалось, только когда вы ходили в поход.

   Каринэ прислушалась к себе. От волн оставались только ошмётки.

   - Нет, мы не в походе...

   - Каринэ, с тобой всё в порядке?

   Чёрт, гроза! - до Каринэ только сейчас это дошло. А она посреди леса. И до Агуй-Шапсуга километров семь, если не все десять.

   - Да... Игорь, я тебя потом наберу.

   Она отбила звонок, сунула телефон в кармашек рюкзака и ещё несколько заторможено принялась обуваться. Ясность мыслей постепенно возвращалась. Каринэ закинула за плечи рюкзачок, быстро сползла по скалам вниз, продралась через кусты, выбралась к Агою и припустила галечным берегом вниз по течению. Лес качался под сильным ветром, по воздуху летели листья и мелкие ветки, было темно, начал моросить дождь, в небе были видны зигзаги молний, громыхало уже ближе. Однако, как показалось Каринэ, грозовой фронт шёл не прямо на неё, а немного стороной, по крайней мере, пока, и это давало ей шанс добежать до Агуй-Шапсуга не под самой непогодой.

   Несколько раз она упала, разбила колено и расцарапала руку. Два раза она слышала из рюкзачка звонок Игоря, но снимать не стала - бежать по неровному берегу под всё усиливающимся дождём и одновременно пытаться говорить по телефону было совсем неудобно. А к тому же было страшно потратить несколько минут на разговор, а потом бежать по воде, когда молнии бьют над самой головой.

   Дождь усиливался, гроза приближалась, и когда за деревьями показались первые крыши Агуй-Шапсуга, молнии сверкали уже прямо над головой. До автобусной остановки Каринэ домчалась из последних сил, расплёскивая лужи, уже под проливным ливнем и под грозу над самой головой. В правом боку кололо, дыхания не хватало, зубы ныли, расцарапанная кожа саднила. Хватая ртом воздух, Каринэ влетела под крышу остановки, повалилась на серую деревянную скамейку, немного перевела дыхание, посмотрела на часы, а потом на расписание.

   Автобус на Туапсе ушёл десять минут назад. А до следующего - полтора часа.

   Каринэ прислонилась затылком к серой жестяной стенке и закрыла глаза. Тело гудело, а на пределе ощущений чувствовался призрак. Всего один - но тот самый, который держал в руке ритуальный нож.

   С тех пор, как они нашли сатанинскую зону, кошмары стали более подробными, чёткими и полными. Почти реалистичными и по-настоящему опасными. Словно бы раньше призраки не знали, где она, или могли попасть к ней только случайно, то теперь они нашли её. Почувствовали, проследили - и теперь не оставят.

   Рано или поздно - дотянутся. Теперь вопрос только в том, кто кого опередит: они её, или она их.

   Что оставит ветер - пыль на подоконнике, несколько строк...

   Каринэ ещё влажными руками взяла мобильник и приняла вызов, невольно поймав себя на том, что глупо улыбается.

   - Ты как? - даже не размениваясь на приветствия, спросил Игорь.

   Каринэ переждала раскат грома над самой головой.

   - Добежала до остановки, - она прокашлялась, прочищая горло, и обратила внимание на шум в фоне. - Ты едешь уже?

   Часа через два она придёт домой. Может, Игорь уже будет там. По крайней мере, ждать его будет недолго.

   И с ним не страшно.

   - Проезжаю Агой. А где ты?

   Так бы сидеть, говорить с ним, слышать его голос... Но если он за рулём, не нужно его отвлекать. Она выдержала без него три месяца. Ещё два часа она потерпит.

   - В Агуй-Шапсуге.

   Игорь ответил не сразу. Каринэ услышала раскат грома и у него; отжала мокрые волосы.

   - Сейчас развернусь, - сказал он наконец.

   - Зачем? - попыталась отговорить она его, отчаянно надеясь, что он её не послушает. - Я сама скоро доеду.

   - А потом опять из тебя будет высасывать защиту, - голос его прозвучал мрачно. - И ты опять целый час не будешь снимать трубку.

   - Мне было не до этого. Я хотела из-под грозы успеть уйти.

   - Я не про это. С двенадцати до часу, когда с тебя тянуло защиту, я звонил раз семь, если не больше.

   Семь? Каринэ слышала только два вызова.

   - Я не слышала. Мобильник лежал в стороне и был закопан в вещах, - соврала она.

   Не рассказывать же ему о призраках, выставлять себя психом... Рано или поздно он сам поймёт, что она псих, и вряд ли отреагирует на это положительно.

   Настроение испортилось, стало горько и тоскливо. Она не сможет долго скрывать от него свои кошмары и то, что видит призраков. Рано или поздно проговорится, проколется, не сможет удержать маску. Когда-то прилюдно шарахнется от призрака, внезапно появившегося рядом. А если и не шарахнется, то всё равно он со временем обратит внимание на... на отклонения в её поведении.

   И если здравомыслие у него есть, он уйдёт от неё.

   Может, было бы правильней сразу раскрыться, чтобы сразу спугнуть его и остаться одной зализывать раны на сердце. Разум говорил, что это правильно: раньше вырежешь воспалившийся аппендикс - раньше заживёт. Но чувства и эмоции были сильнее. Если уж не судьба быть вместе с Игорем, то хотя бы успеть ухватить свой кусочек пусть горького, но счастья...

   Игорь некоторое время помолчал - Каринэ чувствовала, что он понял, что она врёт, но, видно, решил, что сейчас не самое удобное время настаивать, и поэтому сменил тему и спросил:

   - Где именно ты в Агуй-Шапсуге?

   - Игорь, я доеду сама...

   - Я уже свернул на Агуй-Шапсуг, - пресёк он её возражения. - Минут через семь буду. Где тебя там искать?

   - На автобусной остановке, - смирилась Каринэ. - В центре, на перекрёстке.

   Отбив звонок, она проверила пропущенные вызовы. С двенадцати до часу Игорь звонил восемь раз - и сняла она только на девятый.

   Не слышать разрывающийся мобильник...

   Она убрала мобильник в кармашек рюкзака, ещё раз отжала волосы и подошла к краю навеса. Дождь лил серыми косыми струями, по дороге текли ручьи, неся листья, ветки, песок и мелкий мусор, на обочинах булькали огромные лужи. Небо время от времени прорезали ослепительные зигзаги молний, громыхал гром. Дождавшись, когда блеснёт очередная молния, Каринэ вышла на перекрёсток и глянула в сторону реки. Река видна отсюда не была - от неё до остановки Каринэ неслась не менее полукилометра - но она Каринэ и не была нужна. Нужен ей был призрак, который стоял на том месте, где узкая второстепенная дорога вливалась в главную. Призрак держал в руке ритуальный нож и скалился крупными зубами, среди которых один был выломан - из челюсти торчал кусок обломанного корня.

   Нет правого переднего резца, отстранённо определила Каринэ. Пятьдесят первого... Нет, это у детей он пятьдесят первый, а у взрослых... Одиннадцатый выходит...

   Призрак стоял и смотрел на неё, под косыми струями дождя призрачный ритуальный нож чуть колыхался в его призрачной руке, да и сам он словно бы шёл небольшими волнами. Каринэ смотрела на него и чувствовала, как исподволь накатывает чувство безнадёжности - нет, не уйти от него. До того, как они нашли сатанинскую зону, он не знал, где она. Что она есть - знал, а где искать её - нет. А сейчас знает. И если сейчас он ещё не может прийти к ней домой ночью и нанести удар своим ритуальным ножом, то это не значит, что он не сможет это сделать в самом ближайшем будущем...

   А потом презрительная ухмылка призрака вдруг пропала; он смотрел куда-то за её спину, и в его пустых глазницах появилось выражение страха и ненависти. Каринэ обернулась. В двух шагах от неё, не обращая внимания на дождь, стоял Игорь.

   Можно сказать, что она просто смотрела на дорогу. Можно. Только Игорь совершенно точно смотрел на призрака, а не просто в ту сторону.

   Он же не может его видеть. Не должен...

   Белые волны вокруг Игоря вытянулись, скрутились в спираль, а затем эта спираль вдруг распрямилась, и её конец полетел в призрака, захватывая его в петлю. В последний момент он успел просочиться сквозь не успевший сомкнуться захват, отступил на два шага назад и растворился, а Каринэ почувствовала, как схлынуло чувство обречённости и безнадёжности, как наваждение.

   Игорь некоторое время ещё смотрел на то место, где только что стоял призрак, а затем перевёл взгляд на Каринэ. Она отвела глаза.

   - Поехали, - сказал он.

   - Я мокрая...

   Сверкнула молния, мгновенно за ней громыхнул гром.

   - Я бы удивился, - мрачно отозвался Игорь, - если бы ты была сухой.

   Сколько они с призраком стояли и смотрели друг на друга? Неужели только полминуты - промежуток между двумя раскатами грома? Но Игорь говорил, что будет ехать семь минут - не приехал же он за полминуты. Или она просто не слышала грома и не видела сполохов молнии, пока они с призраком смотрели друг на друга?

   Паршиво, если так...

   Игорь бросил последний взгляд на то место, где только что стоял призрак, подошёл к Каринэ, взял её за плечи и повёл к машине. Усадил на переднее пассажирское сиденье, вытащил из сумки на заднем сиденье синее махровое полотенце, сунул ей, сходил за её рюкзачком, оставленном под навесом остановки, и только потом уселся сам. Вытер о полотенце руки и волосы - от влаги те принялся густой пепельный оттенок - пристегнулся и тронул машину с места.

   Каринэ достала из рюкзачка мобильник, проверила, когда она разговаривала с Игорем последний раз. Он звонил ей в двенадцать минут. Сейчас было двадцать три. Разговор длился минуту. Положим, ещё минуту она потратила, чтобы отжать волосы и дождаться сполоха молнии. Игорь приехал минуты три назад. Несложная математика показывает, что они с призраком пялились друг на друга шесть минут.

   - Когда ты ехал сюда от Агоя, - спросила Каринэ, глядя на быстро работающие дворники, - гром был?

   - Был, - мрачно подтвердил Игорь, почему-то не удивившись её вопросу. - Громыхало всё время.

   Паршиво...

   - А почему ты так рано? - спросила она, подкладывая полотенце под волосы и прислоняя голову к спинке сиденья. - Я думала, ты после ночной ещё спать будешь.

   - Я и лёг спать, - отозвался он, сбрасывая и без того невысокую скорость, чтобы вписаться в изгиб дороги. - Только мне начали звонить все, кому не лень. К половине двенадцатого я устал просыпаться и всех посылать и решил, что лучше поеду сейчас и отосплюсь здесь... Упасть мне место найдётся?

   - Конечно.

   Туапсе, как оказалось, грозой ещё не накрыло, дороги были сухими, и только свинцовое небо и сильный порывистый ветер предвещали бурю. Отдыхающие массово покидали пляжи и заполняли кафе и рестораны, официанты составляли стулья и связывали полотняные зонты, хозяйки снимали сохнущее на улице бельё. Пока Сашка, уже пришедший с работы, переставлял в гараже свою машину, чтобы Игорь мог загнать туда свою, Каринэ успела быстро переодеться в сухое и спросить Василису, куда селить Игоря. Василиса посмотрела на неё с недоумением:

   - Вообще-то, - заметила она, - это твой. Вот себе и забирай.

   Каринэ хмыкнула и ничего не ответила. В маленькой летней пристройке, которую она занимала, кровать стояла односпальная, и даже при желании двум взрослым людям там было не поместиться. А тем более, если такого желания не было... Нет, желание-то было, и если Игорь проявит настойчивость, рано или поздно это случится. И она переступит границу, за которой уже не будет пути назад.

   Сейчас этот путь назад ещё есть. Пока что есть...

   Просто вечером занять скамейку на террасе, а Сашке с Василисой объяснить, что на односпальной кровати они, к глубокому сожалению, не помещаются. Поэтому она незаметно стащила из бельевого шкафа комплект чистого постельного белья и пошла перестилать кровать в пристройке.

   - Тебя кормить? - спросила она, когда Игорь пришёл в пристройку и поставил у стены сумку.

   Он покачал головой и зевнул. Каринэ только сейчас обратила внимание на его уставший вид.

   - Я сейчас хочу только спать, - признался он.

   Она сунула одеяло в пододеяльник, нашла уголки, расправила его и стряхнула. За окном блеснул сполох молнии, через несколько секунд раздался гром. По стеклу забарабанил дождь.

   - Ты отключи мобильник, - предложила Каринэ. - А то опять устанешь всех посылать.

   - Уже, - кивнул Игорь, садясь на стул и снимая носки.

   Каринэ засунула подушку в наволочку, положила её на кровать, сгребла в охапку своё старое бельё и вышла на террасу, аккуратно закрыв за собой дверь. Посмотрела на поникшие от дождя ветви деревьев, свинцовое небо и булькающие лужи и поймала себя на том, что блаженно улыбается.

   Сделать сейчас себе большую кружку чая, устроиться в глубине террасы, куда не попадает дождь, завернуться в плед - и читать. И знать, что Игорь рядом с ней.

   И призраки не сунутся.

   Глава 19. Семейный вечер

   Ромка без предупреждения припёрся из Джубги вечером того же дня, объяснив, что работа его задрала, и балбесы на точках его задрали, и вообще всё его задрало, а поэтому всю завтрашнюю работу он переделал сегодня и завтра будет валяться пузом кверху и нихрена не делать. Попытался занять под спальное место террасу, Каринэ заявила, что он опоздал, Ромка возмутился, что её место в пристройке - мол, мужика приволокла, а как греть ему постельку - так сразу тикать? Каринэ просветила его, что не тикать, а сторожить, чтобы не удрал, потому что он немного осмотрится, поймёт, в какой дурдом попал, и сбежит - кто же тогда в походе будет дрова колоть? Игорь, которого незадолго до этого разбудили ужинать, стоял невдалеке, ещё лохматый и босиком, подпирал плечом стенку и с интересом прислушивался к семейным разборкам. Ромка попытался убедить Каринэ, что, лёжа в одной постели, у неё больше шансов успеть перехватить беглеца, а если она не сдюжит, то он будет второй заградительной линией на террасе. Каринэ ехидно предложила ему поменяться местами и выставить в переднюю линию его, мол, сейчас он выпьет, и после этого ему будет без разницы, с кем спать. В односпальной, между прочим, кровати. Несколько обеспокоенный Игорь подал голос, что если Ромке не будет разницы, то разница будет ему, Игорю. Каринэ согласилась, что одному спать свободнее, чем с Ромкой, который храпит и дышит перегаром, а потому его можно будет оставить там, где он отрубится - за столом или, скорее всего, под ближайшей яблоней. Ночи тёплые, авось не простудится, а если простудится - ничего, Игорь помимо рубки дров займётся ещё и приготовлением ужинов. После этого и Сашка, и Ромка, и Димка, который в дележе спальных мест ещё не участвовал, с сочувствием посмотрели на Игоря.

   - Попал ты, мужик, - доверительно просветил его Димка. - С таким чёртом, как наша сестра, твоя жизнь станет весёлой и будет бить ключом.

   - Гаечным на сорок четыре и по голове, - согласился Игорь. - Уже начала.

   Стол накрыли на террасе. Братья положили на него большую доску ДВП для увеличения его площади, Василиса и Каринэ накрыли скатертью и принесли из летней кухни кастрюлю вареной картошки, блюдо котлет по-албански, миску помидорно-огуречного салата и хлеб. Братья и Игорь сидели за столом, ждали, пока девушки накроют стол, и разговаривали, как поняла Каринэ из отдельных долетающих до неё слов, о машинах. Вообще, невольно отметила она, Игорь как-то очень гармонично и естественно вписывался и в компанию братьев, и в обстановку, словно бы он сидел здесь не первый раз и с братьями был знаком давно. И братьям он явно понравился - как-то чувствовалось, что они принимают его за своего.

   Когда Каринэ принесла бутылку молдавского коньяка, все сели за стол, однако не успели ещё выпить за встречу, как с улицы раздалось требовательное троекратное бибиканье машины.

   - Мы ещё кого-то ждём? - удивилась Василиса, зная, что так сигналят только свои.

   - Вадика, - также с недоумением ответил её муж, поднимаясь из-за стола. - Но завтра вечером, и он автобусом будет.

   Когда он открыл ворота, во двор важно въехал красный мазерати, из трубы которого тянулся густой шлейф белого дыма.

   - Костик? - удивились Каринэ и Василиса.

   - Круть тачка! - восхитился Димка.

   - Масло в топливе, - предположил Игорь.

   Ромка молча и в гордом одиночестве выпил за встречу.

   Стекло водительской двери опустилось, и из него высунулась бритая голова в тёмных очках.

   - Эй, брателло, отворяй гараж, - потребовала она.

   - Опоздал, - просветил его Сашка. - Занято.

   - Что значит "занято"? - в праведном возмущении вскричал Костик. - К тебе явился твой любимый брат, а ты для моей девочки место в гараже жмотничаешь!

   - Предупреждать надо было, - ухмыльнулся Сашка, - что приедешь. Тогда бы придержал место для твоей девочки.

   - Слушай, брателло, не жмись. Твоя реноха может и подвинуться.

   - Она уже подвинулась, и больше двигаться некуда. Потому что твоя сестра умеет выбирать нормальных мужиков с машинами.

   - Покажите мне его! - вскричал Костик; слышно было, как в салоне скрипнул ручной тормоз. - Мне ж сказали, что Каринка приволокла кого-то, вот я не утерпел и припёрся! Даже на клиентов наплевал - задрали они меня, если честно.

   Он заглушил двигатель и вылез из машины - в чёрном с иголочки костюме, белой рубашке, клетчатом галстуке и тёмных очках. Очки, впрочем, он снял - всё же вечерело, и без них было видно лучше.

   Игоря выпихнули вперёд - знакомиться. Костик с чувством потряс его руку и горячо проговорил:

   - Ты мужественный человек, что решился связаться с нашей сестрой, ибо отныне покой тебе будет только сниться, потому что Каринка влипала всегда и влипать будет. И вся твоя дальнейшая жизнь будет заключаться в том, что ты будешь ходить за ней и доставать её из того, во что она влипла.

   Судя по выражению лица Игоря, он начал сомневаться, не был ли ошибкой его приезд сюда.

   - Костик, - подал из-за стола голос Ромка, наливая себе вторую рюмку, - не пугай человека раньше времени. Он ещё не выпил столько, чтобы переварить всё это.

   - Так это надо исправить!

   И Костик бодро уселся за стол - прямо на место Игоря. Тот несколько растерялся. Каринэ отправила Костика мыть руки, потом сходила в дом, принесла ещё один стул и ещё один прибор, братья немного потеснились, все снова сели за стол и наконец-то выпили за встречу.

   - Больше, надеюсь, никого не ждём? - уточнила Василиса.

   - Я теперь в этом не уверен, - ответил её муж.

   - Я вот что подумал, - Ромка пододвинул к себе миску с салатом, проигнорировав картошку и мясо. - Если мы уже все тут, то давайте завтра и пойдём. Раньше, как говорится, сядем, раньше выйдем.

   - Вадика нету, - напомнил ему Сашка.

   - Так я вместо него! - радостно предложил Костик, отбирая у Ромки миску с салатом. - Чем я хуже?

   Сашка подавился котлетой. Василиса похлопала мужа по спине и участливо поинтересовалась, не принести ли ему валерьяночки.

   - Знаешь, брат, - прокашлявшись и наливая себе вместо валерьяночки коньяка, сообщил ему Сашка. - Как бизнесмен ты, бесспорно, крут, но походник из тебя, извини уж - проще Каринку научить играть в футбол, чем тебя - разводить костёр.

   - Я в футбол играть умею, - обиделась Каринэ.

   Ну а во что ей в детстве было играть в компании десяти братьев? Не в куклы же. Вот и пришлось волей-неволей научиться пинать мяч и отличать пенальти от офсайда.

   - Вот и я про это, - кивнул Сашка. - Даже Каринка голы иногда забивает, а ты ни разу в жизни печь не затопил.

   - Так вот за кого ты меня считаешь! - в святом возмущении и со вселенской обидой в глазах вскричал оскорблённый до глубины души Костик. - Я твой любимый брат, а ты... а ты... Я сейчас покажу, как я печи топить умею!

   - Да забей ты на него, - примирительно похлопал его по плечу Димка, испугавшись, что Костик сейчас попрётся топить печь, а когда найдёт в доме только газовую плиту и газовую же колонку, пойдёт по соседям. - Ты самый крутой брат на свете, давай лучше выпьем за твою крутую тачку, - и он поспешно налил Костику коньяка, едва не плеснув через края.

   - Тебе нравится моя девочка? - обрадовался Костик, тут же забыв про все обиды.

   Все с облегчением выпили за "девочку" Костика, и тот пожаловался, что та себя что-то плохо вести стала - второй день дымит, как паровоз. Может, ей пора не бензин заливать, а угля насыпать?

   - На СТО загнать, - подал голос Игорь, вилкой подцепляя из кастрюли картофелину; та рассыпалась и упала обратно в кастрюлю.

   - Может, само пройдёт? - с надеждой предположил Костик.

   - Скорее всего, дымит она из-за того, - Игорь взял ложку, чтобы достать упрямую картофелину, - что в топливо пошло масло, и оно горит вместе с бензином.

   - А ты автомеханик? - глаза Костика загорелись.

   - Авиатехник, - поправил Игорь, перекладывая картофелину себе в тарелку.

   - Так полечи мою девочку, - обрадовался Костик, - и она начнёт летать! Не придётся на этих дурацких светофорах простаивать!

   - Загоняй её к нам в Пашковский, - охотно согласился Игорь. - Приделаем ей крылья, хвост и винт, и будет не мазерати, а кукурузник.

   - И будет наш Костик не торговые договора заключать, - расхохотался Ромка, оценивший шутку, - а говно на поля сбрасывать...

   А ещё через час, когда все покончили с ужином и коньяком, и Каринэ с Василисой убрали грязную посуду и принесли чай с шарлоткой, во дворе нарисовался Вадик.

   - И куда мне вас ложить? - вытаращила глаза Василиса.

   - Где-то я это уже слышал, - пробормотал Игорь.

   Каринэ хихикнула.

   - Ты четверг с пятницей не перепутал? - спросил Сашка, пока Василиса ходила на кухню за ещё одной чашкой и ложкой.

   - Не перепутал, - Вадик бросил свой рюкзак на террасу. - Меня просто всё задрало. Мне Натка смену была должна, вот завтра она вместо меня будет подносы разносить, а я свалил в дальние ебеня. Вообще, уволюсь нахрен, и пошло оно всё!..

   Каринэ молча встала и пошла за новой бутылкой коньяка. Если Вадик заговорил таким тоном, значит, его нужно срочно поить.

   Ещё через час, когда основательно захмелевший и выговорившийся Вадик пришёл к выводу, что жизнь не так уж и плоха, как ему казалось раньше, и что бывает гораздо хуже, снова встал вопрос, куда укладывать спать восемь пьяных тушек. Ну, ладно, шесть, потому что у Василисы с мужем супружеская постель имелась. Игорь занимал пристройку, Каринэ - террасу, а вторая комната переживала ремонт и для проживания была пригодна весьма условно. Все снова попытались запихнуть Каринэ в постель к Игорю, тот клятвенно пообещал, что будет спать тихо и мирно и не тронет её даже пальцем, правда, честно предупредил, что выполнить такое обещание не сможет. Каринэ напомнила, что кровать в пристройке односпальная. Все загрустили и вспомнили про тётю Иру с дядей Мишей, живших через несколько домов от них, и Вадик с Димкой направились обрадовать их своими пьяными рожами. Судя по тому, что они не вернулись, посадочные места им там нашлись. Ромка за это время успел занять гамак и даже разжиться где-то одеялом, так что Костику остался пол на террасе. Все вручили ему свои спальники, и когда он постелил их один на один, оказалось очень даже мягко и удобно.

   - Вот и спите на своих скамейках, - он довольно поелозил на груде спальников, - а я буду как на царском ложе.

   Было тихо и свежо, по улице иногда проезжали машины, под лёгким ветерком покачивались ветви яблонь, капая на землю редкими каплями. Каринэ, завернувшись в одеяло на своей скамейке, смотрела на кусочек звёздного неба, который был виден между крышей террасы, деревьями и соседским забором, и на душе было легко и спокойно. Игорь спит всего в десятке шагов от неё. И сегодня не будет кошмаров и призраков, и не заявится никто с ритуальным ножом...

   Глава 20. Агой, Небуг и Псиф

   После грозы было душно, жарко и сильно парило. Они не прошли и двух километров вверх по Агою, как все взмокли. Вообще, собирались они начинать не с Агоя, а с Псебе, но Игорь проговорился, что он подобрал Каринэ в Агуй-Шапсуге, Сашка дал ей подзатыльник за самоволку, и на утреннем совете - "А куда, собственно, мы идём и нахрена нам это надо?" - решили, что с Агоя и начнут.

   До водопадика - чуть более полноводного сегодня, после дождя - дошли без происшествий. Там покрутились, но навигаторы на скалах работали нормально, компасы показывали, куда надо, и мобильная связь была и даже без помех. Ещё через полчаса добрались до места слияния двух истоков Агоя и некоторое время думали, куда идти. Тот Агой, что справа, был более широким, но он однозначно уходил в сторону от сатанинской зоны. Тот, что слева, был узким, русло его было загромождено поваленными деревьями и заросло кустарниками, но он к сатанинской зоне был ближе, и поэтому все с внутренним содроганием повернули налево.

   За два часа они, основательно исцарапавшись, прошли всё русло до самого истока, точнее, до того места, где оно стало теряться, но здесь всё было в порядке. Навигаторы, компасы и мобильники работали, дымка не появилась, и вообще всё было светло и благодатно. Не считая, конечно, духоты и колючих зарослей.

   - Куда теперь? - Вадик достал из кармашка рюкзака распечатанную утром карту местности.

   - Если мы пойдём на запад, - Ромка стянул бандану и вытер ею мокрое от пота лицо, - то выйдем к одному из истоков Небуга.

   - Мы в апреле уже ходили на запад, - скривился Сашка.

   - Вот и сейчас сходим, - Ромка завязал потную бандану обратно на голову. - Здесь километра два через хребет. Даже если навигаторы откажут, подняться и спуститься, не заблудившись, мы сможем.

   Они сделали привал, перекусили взятыми из дома бутербродами, запивая водой из бутылок, немного передохнули и принялись взбираться на гору. Подъём дался тяжеловато, но без сюрпризов, а вот сразу после того, как они перевалили вершину и принялись спускаться, все почувствовали, что мир вокруг начинает меняться. Быстро потускнелосолнце, быстро напряглись волны Игоря, быстро стало очень неуютно и страшно, хотя ничего страшного не происходило. Проверили навигаторы - связь со спутником пропала, компасы показывали пока что примерно на север, но в том-то и дело, что примерно - разбежка в показании стрелок составила до сорока градусов. Вадик попытался набрать оставшегося дома Димку, но вызов сорвался.

   - Итак, - Ромка отметил на карте начало сатанинской зоны. - Мы здесь.

   Парило, солнце тускнело, птицы смолкли, густые колючие кусты и высокая трава цепляли ноги и одежду. Едва заметными потоками потекла через лес чёрная тень.

   Каринэ посматривала на Игоря. Тот эту тень тоже явно видел, более того, пару раз попробовал её подхватить. Поток пошёл к нему в руку, однако не свернулся в спираль, а рассеялся. Игорь как-то удивлённо хмурился, внимательно смотрел по сторонам и словно бы постоянно прислушивался к чему-то.

   К Небугу выползли через час. От речушки было только мокрое русло с редкими лужицами, заваленное деревьями - не сразу даже удалось определить, в какую сторону течёт вода. Спустились вниз по течению, дошли до слияния почти пересохшего ручейка с другим, совсем пересохшим, и ещё ниже - до следующего слияния, и здесь Сашка, Ромка и Каринэ признали местность.

   - Мы здесь были в апреле, - Ромка зачерпнул горстью воды из речки и вымыл лицо, голову и шею.

   Место своей апрельской ночёвки нашли довольно быстро. Там устроили привал, перекусили, а когда передохнули и поднялись выше по течению буквально на двадцать метров, обнаружили крупный валун, на котором красной масляной краской, была намалевана перевёрнутая пятиконечная звезда в двойном круге. Нарисована она была явно давно - краска почти вся облупилась, а валун был оплетён лианами, кустарниками и травой. На его вершине даже вырос молоденький граб.

   Игорь присел на корточки рядом с валуном и некоторое время рассматривал звезду, даже поводил по ней пальцем, и Каринэ заметила, что вокруг звезды распространяется практически невидимое багровое сияние. А потом Игорь стряхнул с пальца кусочки краски, вынул из-за пояса нож и принялся рыхлить землю перед камнем.

   - Ты козла пытаешься найти? - хмыкнул Ромка.

   Игорь кивнул и отложил в сторонку кусок дёрна.

   - Какого козла? - не поняла Каринэ.

   - Чёрного, - охотно пояснил Ромка. - Когда я смотрел про сатанистов, там говорили, что они приносили в жертву сатане чёрных козлов.

   На глубине сантиметров пятнадцати нож стукнулся обо что-то твёрдое, по звуку похожее на дерево. Каринэ присела рядом с Игорем и руками разгребла землю, расчистив небольшой тёмно-серый купол.

   Как-то на козла это слабовато похоже...

   - Какого козла ты имел в виду? - с нехорошим подозрением ещё раз уточнила она.

   - Обыкновенного, - не понял Игорь. - С рогами и копытами.

   - Этому козлу явно ещё не успели наставить рога, - заметила она.

   - В смысле?

   Вместо ответа Каринэ взрыхлила землю вокруг купола, просунула пальцы, нащупала глазницы, ухватилась за них, немного расшатала и не слишком аккуратно вытащила находку. Нижняя челюсть осталась где-то в земле.

   Мужчины дружно вздрогнули - череп однозначно принадлежал человеку.

   - Бл*, - выругался Сашка. - Знай я, какое у нас тут соседство было...

   - Это соседство, - возразила Каринэ, вычищая землю из черепа, - тихо лежало, молчало в тряпочку и никому не мешало.

   - Эт да, - согласился Ромка. - Лучше это соседство, чем то, что было.

   Каринэ вытряхнула из черепа землю и осмотрела его, но ничего особенного на нём не было - ни трещин, ни дырок, ни повреждений. Зубы все уже сменились на постоянные, в двух из них виднелись кариозные полости. Каринэ тщательно выбрала землю из ямки, промяла её в руках и нашла две серебряные серёжки.

   - Женщина, - понял Игорь, сидевший около неё на корточках.

   Может ли этот череп принадлежать её матери, или это какая-то другая женщина? Ни одна из сестёр это быть не может: даже у самой старшей, двенадцатилетней Алины, оставались некоторые молочные зубы и ещё не повырастали все постоянные.

   - И что теперь с ним делать? - спросил Вадик, фотографируя на смартфон черепушку, валун и место находки.

   - Я бы закопал его назад, - предложил Игорь.

   В полицию нужно будет сообщить о находке, но не тащить же в самом деле череп с собой. Да и кидать на поверхности тоже не совсем прилично, поэтому Каринэ сунула его назад в ямку, серёжки положила туда же и заровняла раскоп. А потом навязала на ветку ближайшего дерева кусок красной атласной ленты.

   До истока Небуга по узкому и заваленному руслу добрались примерно через час, но никаких находок больше не было. Затем, чтобы выйти к Псебе, поднялись на вершину невысокой лесистой горы, спустились по противоположному склону и вскоре обнаружили узкое русло пересохшего ручейка. По этому руслу продрались порядка километра вниз и вышли на место слияния этого ручейка с другим. И на месте слияния обнаружили ещё один валун в человеческий рост с ещё одной перевёрнутой звездой, только на этот раз не намалеванной краской, а вырезанный чем-то вроде штробореза.

   Первым неладное заподозрил Ромка.

   - А этот валун здесь был? - спросил он, разворачивая карту.

   - Не был, - неуверенно ответили Каринэ и Сашка.

   А может, и был? В горах камней хватает, и валунов такого размера тоже. Стоит он немного в стороне от русла, его заслоняют трава, кусты и деревья. Могли пройти и не обратить внимания.

   Игорь расчистил землю под звездой и снял дёрн. Все стояли вокруг него и напряжённо ждали.

   Черепушка была практически под самой поверхностью. Ко всеобщему облегчению у неё имелись два рога, пусть и обломанных, выдающиеся вперёд челюсти и зубы явно не человеческие. Козёл на этот раз оказался козлом.

   - Мы можем пройти вверх по течению второго рукава, - предложил Ромка, наблюдая, как Игорь закапывает черепушку козла обратно. - Там точно определим, Псебе это или нет.

   - Я тебе и так могу сказать, что это не Псебе, - Вадик прополоскал руки в реке, зачерпнул горсть холодной воды и выпил. - Вспомни, Псебе в верховьях была узкая, вот такая, как мы сейчас шли. А этот рукав, смотри, широкий, здесь даже проехать можно.

   - Тогда что это? - кивнул на речушку Сашка.

   - Выходит, что Псиф, - определил Ромка, водя пальцем по карте. - Нам надо было идти сюда, - он провёл пальцем на северо-запад. - А мы пошли сюда, - он провёл на север.

   - А так даже и лучше, - хмыкнул Вадик. - На Псебе мы уже были, а сюда бы всё равно пришли.

   - По Псебе, - возразила Каринэ, стараясь говорить спокойно, - мы бы вышли к аулу и стали на ночёвку в... безопасном месте. А здесь...

   Проверили карту, убедились, что по Псифу они могут выйти к Садовому, но до него, если следовать всем извивам реки, было порядка десяти километров. Все посмотрели на часы. Было уже семь вечера, через час будет темнеть, а идти в темноте по незнакомой местности, и чёрт его знает, в эпицентр или от него...

   - Ночуем здесь, - без оптимизма понял Ромка.

   Каринэ передёрнуло, она нервно покосилась на камень со звездой. И пусть под ним был закопан козёл, всё равно он живо напоминал о том камне, под которым принесли в жертву человека. Братья и Игорь тоже посмотрели на камень безо всякой радости, и Ромка предложил спуститься вниз по Псифу и стать лагерем в паре километров отсюда.

   Через пару километров набрели на следующий приток Псифа - узенький и пересохший ручей. Метрах в десяти от берега даже обнаружилась старая туристическая стоянка - сложенный из крупной гальки очаг, два бревна около него да древний, сизый от грязи рукомойник, сделанный из примотанной к дереву двухлитровой пластиковой бутылки. Все с облегчением посбрасывали рюкзаки и прошвырнулись по окрестностям в поисках ненужных соседств, однако в радиусе тридцати метров всё вроде как выглядело прилично.

   Если не считать того, что чёрные потоки постепенно начинали уплотняться и студить своим мертвящим холодом...

   Быстро насобирали дров, и Игорь развёл костёр - ловко и умело, явно занимался этим не первый раз в жизни. Братья ненавязчиво понаблюдали за ним и за его спиной одобрительно кивнули Каринэ, мол, правильного мужика подцепила. А пока мужчины устанавливали вплотную друг к другу две палатки, Каринэ сходила к реке, набрала в котелок воды, повесила его кипятиться над костром и всыпала гречку. Помешала, посолила, взяла второй котелок, пошла за водой для чая - и на обратном пути и заметила вырезанную на дереве перевёрнутую пятиконечную звезду.

   И здесь...

   Вырезана она была давно и уже почти затянулась корой. Каринэ сходила в лагерь, оставила второй котелок рядом с очагом, подбросила дров, помешала кашу, вернулась к меченому дереву и раскопала землю между корней.

   Черепушка была маленькой, сильно подпорченной временем и, к невероятному облегчению Каринэ, имела выступающие вперёд челюсти и зачатки рогов и принадлежала, скорее всего, козлёнку. Во всяком случае, точно не человеку.

   Поужинали гречкой с тушёнкой. Темнело, чёрные потоки сделались явственней, так что даже братья, не видевшие их днём, начали на них коситься и передёргивать плечами от их прикосновений. Каринэ сидела рядом с Игорем, с трудом глотала кашу - горло от страха сводило спазмом, и нервно оборачивалась, когда чувствовала их приближение. От её взгляда потоки отодвигались, но стоило ей развернуться обратно к костру, снова начинали подкрадываться. Лес постепенно наполнялся звуками шагов и шелестом разговоров, среди деревьев заскользили человекоподобные тени.

   Когда взялись за чай, совсем рядом с костром кто-то горестно прошептал: "Илона". Каринэ вздрогнула и, не отдавая себе отчёта, что делает, дёрнулась к Игорю. Тот, тоже поднявший голову, притянул её к себе, Ромка резко посветил фонариком в ту сторону, но невнятная тень растаяла и втянулась в один из чёрных потоков.

   Игорь посадил не сопротивляющуюся Каринэ перед собой, словно бы прикрывая её от призраков сзади, а заодно и с боков, и сунул ей в руки кружку с чаем. Каринэ попробовала пить, но чай не лез в горло, а к тому же она вспомнила, как во время апрельской ночёвки на Небуге ей ночью приспичило выйти из палатки. Нет, лучше на ночь не напиваться.

   "Ау..."

   Сашка невольно заозирался.

   Кто-то тяжёлыми шаркающими шагами прошёл по поляне. Два луча фонариков ничего не высветили, однако шаги сменились протяжным тяжким вздохом и стихли. Потом из-под деревьев некоторое время доносилось слабое ритмичное поскрипывание, напоминая звук плохо смазанных качелей.

   - Посуду будем мыть? - спросил Сашка, прислушиваясь к шуму воды в реке, словно бы там кто-то плескался. Каринэ показалось, что она даже слышит смех.

   - Обойдётся, - кривясь, отозвался Ромка. - Предлагаю прятаться... Сестрёнка, тебе никуда не надо?..

   Каринэ Игорь забрал в свою палатку - как оказалось, все её вещи уже забросили туда. К ним пошёл и Ромка. Каринэ вытащила из кармашка рюкзака глицин, сунула под язык таблетку и отстранённо понаблюдала, как Игорь в свете налобного фонарика расстилает свой спальник. Выражение его лица было мрачно-задумчивым, но не похоже, что его сильно пугало происходящее. Хотя все эти звуки он определённо слышал.

   - Ложись, - кивнул он Каринэ.

   Она молча устроилась в серединке. Игорь лёг с краю, выключил фонарик и притянул её к себе. Ромка с другого края немного повозился и затих.

   "Лена, кого не хватает?.."

   Игорь, продолжая одной рукой прижимать к себе Каринэ, второй подпёр голову, чтобы лучше слышать

   Лена. Это уже имя матери...

   "Адам умер... умер... умер..."

   Каринэ на секунду даже перестала бояться. Два месяца назад во время их майского похода на Псебе они уже слышали имя Адама, который должен был скоро умереть. И вот какой-то Адам умер. Только он точно не имел никакого отношения к её семье.

   Потом кто-то недалеко от палатки - Каринэ даже видела тень - что-то долго бубнил на каком-то непонятном языке, и под этот бубнёж Каринэ начала было уже дремать, как почти над самой головой раздался выстрел.

   Она вздрогнула, мгновенно проснулась и хотела было вскочить, но Игорь удержал её, попутно погладив ладонью по волосам и лицу. Каринэ с колотящимся сердцем легла, и только после этого сообразила, что выстрел был не настоящим.

   "Мама, а где папа?.."

   Совсем рядом с палаткой кто-то пробежал - тент даже слегка качнулся, хотя скорее всего это был порыв ветра. Фантомно заплакал ребёнок.

   "Найди Илону!.."

   В какой момент Каринэ всё же уснула, она не заметила, и обнаружила себя в лесу - мёртвом, чёрном. Под ногами была сухая выжженная земля, на деревьях не было листьев, и в воздухе висел серый удушающий туман. Каринэ сделала несколько шагов вперёд, вышла на берег ручья и поняла, что находится на месте их теперешней стоянки. Она огляделась, но палаток не было, как не было ни её братьев, ни Игоря. А вода в ручье, чистая и прозрачная в реальности, во сне превратилась в неподвижную болотную жижу.

   Справа раздался детский смех. Каринэ повернула голову и с трудом удержала себя, чтобы не отшатнуться - в жиже плескались два детских скелета; на шее одного из них болталась выцветшая сиреневая бусина на потёртом шнурке, на голове второго сохранилась часть тёмного цвета волос - коротких и прямых...

   - Паскудство!..

   Возглас Ромки, неестественно живой в этом мёртвом мире, выдернул её из тяжёлого сновидения. Рядом, прижимая её к себе, лежал Игорь - судя по его неровному дыханию, он не спал. В соседней палатке было слышно, как переговариваются Сашка и Вадик, рядом Ромка что-то пытался нашарить в рюкзаке.

   В лесу фантомно и надрывно плакал ребёнок, на фоне его плача лес шумел, шипел, стонал, кричал, бубнил. Снова кто-то пробежал по поляне - через полиэстеровую стенку палатки была видна тень с неестественно длинными руками.

   "Так вот же Илона!.."

   "Это Лиана..."

   Кто это разговаривает? Если предположить, что родители, то напрашивается вопрос - неужели кто-то из них не различал дочерей? Трое младших - двойняшки Леона и Лиана и родившаяся годом позже Каринэ - были похожи, как говорится, как две капли воды. Три капли в данном случае. Но пусть дети сколь угодно похожи, отличия всё же есть, тем более им было уже по семь-восемь лет. Каринэ вспомнила двойняшек, что лежали у них весной. Те пробыли в отделении всего три дня, но к выписке она уже кое-как различала их даже без изнаночных колосков. А кто-то из родителей в семь лет принимает Лиану за Илону?

   Слабо в это верится...

   "Заколка!.."

   "Адам умер..."

   Выстрел.

   "Мамочка, встань, мамочка!.."

   Выстрел. Отчаянный детский крик мгновенно прерывается.

   "Беги, дитя..."

   Каринэ резко подняла голову. Первым порывом было выскочить из палатки, чтобы увидеть ту, которая говорила ей эти слова, и спросить, где это было. Но сначала Игорь, а следом и проснувшийся рассудок удержали её на месте.

   "Илона-а-а-а..."

   Скелет с красивыми насыщенно-каштановыми волосами, волнами лежащими на костях ключиц, ждал её во сне. Вокруг стоял всё тот же мёртвый лес, рядом тёк безжизненной жижей ручей. Женщина похлопала себя руками по груди и бёдрам, словно бы пытаясь нащупать что-то в несуществующих карманах, развернулась и пошла в лес. Каринэ двинулась следом. Женщина обернулась:

   "Сейчас можешь идти за мной. Он тебя удержит. Но без него не ходи".

   Им по пути попался валун с перевёрнутой пятиконечной звездой. Здесь он был гладко обтёсан, ничем не заросший, и звезда на нём сочилась багровым светом. А если присмотреться, то было видно, что источник свечения идёт из-под его подножия - оттуда, где под землёй лежало восково-жёлтое тельце мертворожденного ребёнка.

   Потом они оказались перед уродливым цилиндрическим сооружением, зиявшим чёрным провалом двери, из которой ползли чёрные мертвящие тени. Женщина глянула на Каринэ, покачала головой и двинулась к этому провалу. Однако не успела она скрыться в нём, как невдалеке возник призрак с выломанным одиннадцатым зубом, паскудно ухмыльнулся и поднял ружьё. Каринэ увидела, как он нажимает на спусковой крючок, проследила, как маленький вытянутый конус пролетает мимо и попадает в основание черепа женщине. Запоздало пришла в голову мысль, что нужно было поймать пулю и по ней узнать, из какого оружия в неё стреляли.

   - Какой калибр?

   Женщина с красивыми волосами костистой рукой принялась шарить у себя в основании черепа, словно бы пытаясь выковырять оттуда пулю. Призрак снова поднял ружьё, но не успел выстрелить, как свет, свернувшись спиралью вокруг Каринэ, выдернул её из сатанинской тьмы.

   - Какой калибр?..

   Свет исчез, сменившись немного душноватой тьмой палатки. Игорь мягко пригладил ей растрепавшиеся кудри.

   - Калибр чего? - уточнил он.

   Каринэ подняла голову, с трудом сообразив, что находится у себя в палатке, а не около уродливого здания. Ночная темень уже начала сменяться предутренней серостью, звуки в лесу стихали, хотя на поляне ещё были слышны шаги и чьё-то бормотание. Ромка сопел, из соседней палатки доносилось похрапывание кого-то из братьев.

   Каринэ повернулась на другой бок, уткнулась лицом Игорю в грудь и закрыла глаза. Она чувствовала, что около палатки стоит призрак женщины с красивыми волосами и пулей в основании черепа, но с рассветом слышать её уже не могла.

   ... Второй пулей по касательной ранило Каринэ. Может быть, первой убило ту женщину?..

   Глава 21. Река Грязная

   Сатанинская зона перестала чувствоваться километрах в шести ниже по течению Псифа, совсем немного не доходя до Мирного. Здесь резкого перехода, как на Небуге, не было - очень медленно рассеивалась дымка, постепенно переставали двигаться чёрные потоки, навигаторы сначала короткими урывками, а затем всё более длинными начали ловить спутник, такими же урывками начала появляться связь. Потом связь со спутником установилась постоянная и ребята сделали короткий привал, чтобы отзвониться братьям и жёнам и обрадовать их, что ночь все пережили. Потом, не доходя до Мирного, они перевалили через невысокий увал, выбрались к одному из притоков реки Грязной и направились вверх по течению. Река была узкой, лес и кустарники подходили к самым берегам, и чем ближе к истокам, тем более непролазным становилось русло и тем меньше воды было в этом самом русле. А к тому же снова начала сгущаться дымка и отказывать навигация. Вскоре исчезло и само русло. Перебраться на следующий рукав можно было по склону горы, но продираться через густой лес без навигаторов, компасов и не видя толком солнца не рискнул никто, и все предпочли вернуться назад на пять километров до предыдущего слияния, и уже оттуда пойти обследовать следующий рукав.

   Здесь река была относительно полноводная, с широким галечным руслом, и идти по ней было легко и почти приятно, хотя сгущающаяся серая дымка напрягала. А ещё больше напрягло то, что недалеко от того места, где в Грязную вливался очередной из её притоков, среди деревьев они снова обнаружили сатанинскую метку. На этот раз, правда, это был не валун, а высокая груда камней, скрепленная цементным раствором. С одной стороны этот раствор был заглажен, и в нём мелкими камешками была выложена всё та же перевёрнутая пятиконечная звезда.

   Все напряжённо посмотрели на землю перед этой цементно-каменной грудой. Там даже был заметен продолговатый холмик. А сама груда была гораздо менее заросшей, чем остальные.

   Каринэ решилась первой. Сбросив рюкзак, она достала из-за пояса нож и принялась раскапывать холмик. Игорь, смирившись со своей участью, присел рядом и принялся помогать. Рыться на этот раз пришлось глубоко, на полметра, и все уже начали тихо надеяться, что там никого нет, как из земли показались серые кости. Сначала обнаружились позвонки. Каринэ взяла левее и расчистила нижние рёбра.

   - Это человек? - обречённо спросил Игорь, разглядывая позвонки и две нижние пары рёбер, выступавшие из земли.

   Каринэ так же обречённо кивнула.

   Они прикинули, где должна быть голова, и раскопали там. Из земли на них глянули две пустые глазницы, провал носа и челюсти, в которых не было ни одного коренного зуба. Каринэ аккуратно извлекла череп и очистила его от земли.

   Резцы почти не сточены, значит, человек относительно молод. Зубы удалены при жизни, и дырки в челюстях успели зарасти. А кроме этого слева на виске отсутствовал кусок кости размером примерно шесть на шесть сантиметров, аккуратно выпиленный и носящий следы зарастания, то есть сделанный тоже задолго до смерти.

   Призрака этого скелета она видела - точно такой же без единого коренного зуба и с выпиленным куском черепа в левой височной области...

   - Это что такое? - кисло спросил Сашка, рассматривая черепушку.

   Ромка достал смартфон, чтобы сфотографировать находку.

   - Прижизненная трепанация...

   Попытка найти серёжки успехом не увенчалась. Бус или цепочек в районе шеи тоже не оказалось, а раскапывать дальше, чтобы найти какие-нибудь указания на пол жертвы, Каринэ не стала. Вернула череп на место, и они с Игорем закопали могилу.

   Метров через семьсот набрели на следующий приток Грязной - достаточно широкий, с хорошо выраженным галечным руслом. И здесь же, на левом берегу реки, как раз напротив её слияния с притоком, обнаружилась ещё одна туристическая стоянка. Небольшая, поросшая невысокой травой полянка была скрыта за деревьями, и заметил её случайно Вадик, рассмотревший ряд штырьков от палаток, нацепленных на ветку дерева. Посреди полянки был сооружён очаг из крупной речной гальки, полный золы, к дереву был примотан рукомойник из двухлитровой пластиковой бутылки с относительно чистой водой на дне - да и сам он ещё не покрылся толстым налётом грязи. Между двумя растущими рядом деревьями была сложена небольшая кучка дров, а в траве нашёлся чёрный от дыма и тронутый ржавчиной шампур.

   Ближайшие деревья осмотрели тщательно и нашли целых четыре перевёрнутые звезды, вырезанные в коре, причём одна относительно свежая - уже потемневшая, но ещё не начавшая зарастать корой. Под одним из этих деревьев обнаружились сильно подпорченные временем останки козлёнка или кого-то, на него похожего; черепушка под вторым принадлежала, похоже, собаке. Под третьим выкопали несколько мелких фрагментов костей, но черепа не нашли и сказать, чьи это останки, было невозможно. А вот из-под четвёртого, там, где звезда была самой свежей, Каринэ с предельной осторожностью извлекла крошечный череп, на каждой челюсти которого было по двойному набору зубов.

   - Что это за монстр? - вытаращили глаза братья и Игорь.

   - Ребёнок, - тихо ответила Каринэ. - Скорее всего, новорожденный.

   Живо вспомнился сон, где она проходила мимо камня, под которым был похоронен мертворожденный ребёнок. И где-то за этим камнем было то уродливое здание, которое и является центром всей этой дьявольщины.

   Значит, дорога к эпицентру ужаса начинается здесь?..

   Стало крайне неуютно, нахлынуло чувство одиночества и потерянности, захотелось домой, к людям, подальше от этих ритуальных могил и потусторонней ночной жути. Вокруг давила серая сухая дымка, на грани зрения ползли во все стороны чёрные потоки. И ночь им снова ночевать в окружении призраков...

   Игорь мягко вынул из её рук детский череп, вернул его в могилу и засыпал землёй.

   Приток Грязной, который вливался в реку напротив стоянки, был относительно широким, с хорошим галечным руслом. Время от времени он уходил под деревья, потом снова выбегал на открытое место, но идти было почему-то тяжело. Вадик стал жаловаться на головную боль, которая не прошла даже после двух таблеток пенталгина. Ромка километра через два, когда русло уже заметно сузилось, запросил передыха, сказав, что тяжело дышать. Чёрные потоки уплотнились и, когда ребята, скинув рюкзаки, повалились на гальку, стали незаметно подползать к ним и кружить вокруг. Сашка спросил, это у него одного темнеет в глазах и шипит в ушах, или у всех, Вадик ответил, что и у него тоже. Волны Игоря напряглись и словно бы даже ощетинились. Сам Игорь сидел на гальке, привалившись спиной к рюкзаку, покусывал губы и словно к чему-то прислушивался, а белые волны вокруг него как-то растянулись и разредились, отходя от него метра на три и своими краями вклиниваясь в чёрные потоки.

   Как он это делает? И что он делает?

   Через полкилометра, когда деревья всё чаще стали закрывать русло, Ромка, запутавшись ногой в высокой траве, свалился в куст ежевики и рассёк бровь о торчащий в нём сук. Пришлось снова делать привал; Каринэ промыла ему ранку, покривилась, что такую уже нужно зашивать, перебинтовала, и Вадик признался, что ему совсем хреново - голова раскалывается так, что глаза, кажется, сейчас вытекут. Каринэ выдала ему ещё таблетку пенталгина, он выпил её и попытался выклянчить коньяка. Каринэ заявила, что от коньяка на фоне выпитого пенталгина голова разболится ещё сильнее, и сделала ему укол кетонала. А когда она убирала использованный шприц в пакетик, то заметила, как метрах в шести от них возник призрак. Безжизненно серый, одетый поношенную застиранную пижаму, со следами разложения на лице - он посмотрел на них мёртвым пустым взглядом, а потом поднял руку с зажатым в ней пистолетом...

   Сашка среагировал первым, метнулся к сестре, на которую было нацелено дуло, и повалил её на землю, закрывая собой. Раздался фантомный выстрел, и Игорь удивлённо и не особо поспешно схватился за грудь. Призрак развернулся в сторону леса, сделал два шага и развеялся.

   - Так, Каринка, - очумело спросил Вадик, - что ты мне вколола?

   Каринэ прошлась до того места, откуда стрелял призрак, но там ничего не было - всё та же серая удушающая дымка да текущие чёрные потоки. И в этих потоках явственно ощущались растворённые в них призраки.

   Игорь подошёл к ней и стал чуть позади неё, словно охраняя. Призраки в потоках ощутимо подались в стороны, так что стало даже легче дышать.

   - В тебя когда-то стреляли? - не оборачиваясь, спросила Каринэ.

   - Да, - после заметной паузы ответил Игорь.

   - Лёгкие и сердце были задеты?

   - Пулю из лёгкого доставали, - подтвердил он.

   Когда её в апреле ранила по старому шраму фантомная пуля, шрам воспалился и болел несколько дней. Но там была только кожа. Если сейчас у Игоря начнётся воспаление лёгких...

   Её призраки не трогают, словно бы не дотягиваются. Но страдают все, кто рядом с ней. У Вадика болит голова. Ромка жалуется на слабость. Игоря сейчас фантомно ранило, но последствия могут быть очень даже не фантомными. Сашка пока молчит, но чувствуется, что и ему не очень хорошо.

   Центр этой дьявольщины где-то здесь; этот рукав Грязной ведёт к нему. И чем ближе к центру, тем сильнее призраки и тем больше бед они могут причинить. А она не готова рисковать здоровьем и жизнью братьев и Игоря.

   - Возвращаемся, - она бросила последний взгляд на призрачную субстанцию за деревьями. - Дальше не пойдём.

   Неужели идти сюда одной? Но одна она здесь погибнет очень быстро...

   Идти назад было ещё тяжелее, чем вперёд. И вроде бы вниз по склону, и вроде бы прочь от сатанинской тьмы, однако чтобы преодолеть два с половиной километра до слияния, им понадобился час и два передыха. За рекой стало полегче, Вадика и Ромку немного отпустило, но Сашка, как оказалось, натёр ногу. И казалось бы, кроссовки старые и разношенные, ничего не натирало - а огромный волдырь вздулся почти на полступни. Каринэ проколола его, смазала зелёнкой, примотала ваты для смягчения, а потом она сама, Игорь и Ромка перепаковали Сашкин рюкзак и позабирали у него наиболее тяжёлые вещи. И после этого встал вопрос, куда идти, потому что всем было ясно, что поход пора заканчивать.

   Они долго изучали распечатки карт. Можно было вернуться проверенным путём по Грязной, от неё перейти к Псекупсу, от Псекупса подняться к верховьям Псифа, оттуда через хребет к верховьям Агоя и оттуда уже - к Агуй-Шапсугу. Но по самым скромным подсчётам это выходило тридцать километров, а такое расстояние Сашка с натёртой ногой не одолеет. Вторым вариантом было идти дальше вверх по течению Грязной, оттуда по одному из её рукавов и через хребет перевалить к одному из притоков реки Псебе и по ней выйти уже к аулу Псебе. Так получалось километров пятнадцать. Третий маршрут предложил Игорь - опять же вернуться по Грязной, но от неё не подниматься к верховьям Псекупса, а спускаться по его течению, дойти до Садового, где уже были нормальные дороги, а оттуда - до Чинар. А от Чинар до Туапсе шла электричка. Это получалось километров тринадцать.

   - Давайте до Псебе, - взвесив всё за и против, решила Каринэ.

   Это идти по местности, которой они не знают. И степень сатанизма этого отрезка реки они тоже не знают. Пятнадцать километров - это три часа по дороге и на здоровых ногах. Через лес и с больными ногами и головами это и пять часов может занять, а если они заплутают, то и больше. А уже четыре вечера.

   Но, по крайней мере, попытаться стоит.

   Однако очень скоро стало ясно, что все мечты добраться сегодня до Псебе придётся оставить. Сашка идти мог, но медленно, ставя больную ногу на внешнюю сторону стопы. Ромка плёлся еле-еле и жаловался, что всё тело как ватой набито. Вадик выклянчил ещё таблетку пенталгина и забрал у Ромки его рюкзак. Игорь нёс Сашкин рюкзак и молчал, но Каринэ время от времени замечала, что он иногда держится за грудь.

   За час прошли три километра до слияния трёх истоков Грязной, и здесь пришлось становиться лагерем. Серая дымка по-прежнему заливала всё вокруг, среди деревьев таились тени. Нашлась здесь и старая туристическая стоянка почти около самой воды. Все посбрасывали рюкзаки, братья со стоном повалились на землю, а Каринэ с Игорем отправились обследовать место.

   Ничего хорошего оно не сулило. Три перевёрнутые пятиконечные звезды, вырезанные на стволах деревьев, ещё одна - нарисованная коричневой масляной краской на крупном камне у реки. Число 666, выцарапанное на валуне. Череп козла на палке, воткнутой в землю, разбросанные около кострища кости какого-то не очень крупного животного, может быть, того же козла, чей череп венчал палку. Правда, под всеми тремя звёздами, вырезанными в коре деревьев, в жертву были принесены собаки и козлёнок, а под камнем они вообще не нашли ничьих останков, так что отсутствие человеческих могил уже немного радовало.

   Палатки ставили втроём - Игорь, Вадик и Каринэ - причём вплотную уже не боковыми стенками, а входами: Каринэ прикинула, что у неё потенциально четверо больных, а вылезать ночью в потусторонний ужас из палатки, если она кому-то понадобится в соседней... Нет-нет, ставим входами, чтобы не нужно было выходить наружу.

   Вадик и Ромка сразу завалились в палатки, отказавшись от ужина. Сашкину ногу Каринэ ещё раз перевязала, и он тоже похромал в палатку, предупредив, однако, что жрать он очень даже хочет. Каринэ с Игорем вдвоём набрали дров, развели костёр, Каринэ принесла воды, Игорь соорудил над огнём треногу и повесил на неё котелок. Вид у него был неважный. Хотя, может, просто усталый.

   - Болит? - спросила Каринэ, выкладывая на бревно два брикетика сухого борща.

   - Ноет, - отмахнулся он.

   Темнело, среди деревьев зашевелились тени. Каринэ дождалась, когда вода закипит, раскрошила и закинула в котелок борщ. Игорь посмотрел на часы, затем поднял голову, пытаясь сквозь серую дымку и ветки деревьев рассмотреть небо.

   - Тучи, похоже, - заметил он. - Для шести вечера слишком темно.

   Только дождя им не хватало!

   Когда борщ был готов, Каринэ разлила его по мискам, позвала Сашку, а сама сходила проверить Вадика и Ромку. Оба спали, Ромка кутался в спальник. Каринэ потрогала его лоб - тот был тёплым.

   А завтра им с больной ногой и температурой шуровать по бездорожью двенадцать километров...

   Сашка слопал две порции борща и, довольный, поковылял спать в палатку. Каринэ собрала грязную посуду, посмотрела на тени за деревьями, сглотнула и заставила себя пойти к реке, пока Игорь поправлял костёр.

   Тени с растворёнными в них призраками струились по земле, вились между деревьями, шуршали и шипели. Нервно озираясь и стараясь не дёргаться от их прикосновений, Каринэ поспешно ополоснула все три миски и ложки, а когда взялась за котелок, на противоположном берегу сформировался призрак.

   Он был ещё не очень чёткий, за ним на несколько метров струилась чёрная пелена, руки спускались почти до земли. Он подошёл к краю воды, не заходя, однако, в реку, посмотрел на Каринэ, затем как-то безнадёжно махнул рукой и отвернулся. Прежде чем он скрылся за деревьями, Каринэ успела рассмотреть у него на лодыжке металлическую пластину, привинченную к кости.

   Безопасный. По крайней мере, вне сатанинской зоны он никогда на неё не нападал.

   И Каринэ рискнула: оставила вымытую посуду на берегу, перешла вброд речку - в самом глубоком месте здесь оказалось всего по колено - и осторожно прокралась вслед за призраком.

   Тот отошёл достаточно далеко, метров на сто; Каринэ уже подумывала плюнуть на него и вернуться в лагерь, как призрак остановился между двумя грабами, постоял немного, затем сел, прислонившись к одному из них спиной, и привычно обхватил голову руками.

   Даже без раскопок было видно, что между грабами из земли, переплетённые травой, торчат кости - бедренные, берцовые, рёбра и свод черепа. Скорее всего, в своё время его закопать не потрудились, или лишь слегка присыпали землёй, которую за много лет размыло дождями.

   Каринэ вытащила из-за пояса нож, присела, взрыхлила землю вокруг черепа, аккуратно извлекла его и очистила. Чуть вытянутый в лицевой части, зубы порядком стёртые, но хорошие, здоровые - ни одной кариозной полости и ни одной пломбы, отсутствовал лишь боковой верхний левый резец, причём удалён он был задолго до смерти - дырка в челюсти успела зарасти. В затылке был пролом, нанесённый, похоже, топором.

   Мгновенно вспомнились и сон, и видение, где призрака с короткими кудрявыми волосами бьёт по голове топором другой призрак. Так это он, получается? Тот, который упорно кажется знакомым?

   Она поколебалась, а затем тронула призрака за плечо... Ну как, тронула - протянула руку, остановила пальцы там, где у него было плечо, и тут же поспешно её отдёрнула.

   - Кто тебя убил?

   Она не ожидала ответа. Когда он приходил к ней после кошмаров, она пыталась с ним поговорить, спросить, кто они все и что из-под неё хотят. Но он не отвечал, отворачивался, забивался куда-нибудь в угол, обхватывал голову руками и часами так сидел.

   Однако на этот раз он ответил. Поднял голову, посмотрел на неё пустыми глазницами и прошелестел:

   "Манкурт".

   Манкурт? Это что - кличка, имя, фамилия? Или ещё что-то? Слово вроде как знакомое, но откуда оно...

   - А ты кто?

   Призрак отвёл пустые глазницы, опустил голову и снова обхватил её руками, как-то скукожившись и словно пытаясь спрятаться от Каринэ.

   Понятно. Ответа на этот вопрос она не дождётся.

   Она вернула череп на место, примерилась, где должны быть лодыжки покойника, раскопала в том месте и посмотрела на пластину, привинченную двумя шурупами к кости на месте сросшегося перелома.

   А вот перевёрнутых звёзд нигде поблизости нарисовано или вырезано не было.

   Каринэ уже убрала нож в ножны на поясе, как призрак, до этого безучастно сидевший под грабом и не реагировавший на раскопки его могилы, вдруг поднял голову и ощерился. Каринэ дёрнулась от него и тут же почувствовала отдалённое присутствие опасного призрака с ритуальным ножом.

   В какой стороне ручей? Куда бежать?!

   Каринэ попыталась задавить в себе панику, вспомнить, откуда она пришла, и прислушаться, в какой стороне река. Реки слышно не было. Призрак с проломленным черепом неслышно зарычал, словно собака, глянул на неё и повелительным жестом указал куда-то в сторону.

   И тут же порыв ветра донёс оттуда шум воды.

   На берег она вывалилась ровно напротив лагеря. Призраки - ни с проломленным черепом, ни с ритуальным ножом - за ней не пошли.

   Она перешла вброд реку, подобрала оставленную на берегу посуду и посмотрела в ту сторону, откуда пришла. Но там были только деревья и кусты. И чёрная текущая дымка.

   Уже темнело, среди деревьев оживали призраки. А когда Каринэ почти бегом вернулась с вымытой посудой в лагерь, то увидела, что около костра на бревне сидит призрак - в отличие от остальных вокруг него не было чёрного савана - с тёмно-каштановыми волосами, крупными волнами рассыпавшимися по костям ключиц и рёбер. Игорь сидел на соседнем бревне и нервно косился на призрака; время от времени от него дёргались белые сполохи в его сторону, но призрак досадливо отмахивался от них и так же нервно косился на Игоря.

   Каринэ не сдержала нервный смех.

   Женщина посмотрела на Каринэ своими пустыми глазницами и встала:

   "Семь шестьдесят два", - прошелестела она.

   Сделала несколько шагов от костра и растворилась.

   "Спроси Савелия..." - донеслось от неё напоследок.

   Какого ещё Савелия?..

   - Семь шестьдесят два, - Каринэ поставила вымытую посуду на бревно и села рядом с Игорем. - Это какое оружие?

   Игорь пожал плечами:

   - Семь шестьдесят два - это распространённый калибр, много где применяется.

   - Например?

   - Пистолет ТТ...

   - Не пистолет, - помотала головой Каринэ. - И не пулемёт, - сразу уточнила она.

   Игорь некоторое время думал:

   - Автомат Калашникова, - принялся перечислять он. - СВД. Трёхлинейка...

   Совсем рядом с костром легонько кто-то пробежал - было видно, как пригибается трава, словно бы примятая невидимыми ногами. Каринэ и Игорь невольно глянули в ту сторону.

   - Что такое трёхлинейка?

   - Винтовка Мосина образца 1891 года.

   Каринэ почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Мосинка была у её отца...

   Но стрелять-то мог кто угодно. И сам отец, и любой посторонний, который укралвинтовку или которому отец дал ею попользоваться...

   "Это твоя заколка?.."

   Рядом никого - только ощущение, что в нескольких шагах кто-то стоит.

   "Не отдам!.."

   На мгновение рядом возник серый череп, у которого только передние зубы были не двойные, но тут же пропал. Игорь подтянул вздрогнувшую от неожиданности Каринэ к себе.

   "Если это твоя заколка, значит, ты Илона!.."

   Короткое ощущение присутствия опасного призрака. Каринэ почувствовала, как напряглись Игоревы волны и как подобрался сам Игорь. Но ощущение как появилось, так и исчезло.

   Каринэ помнила, как в походе поссорилась с сестрой, потому что та украла у неё заколку и заявила, что это её. Из разговоров призраков выходит, что этой сестрой была Лиана - одна из двойняшек, старше её на год. И выходит, что из-за этой заколки Лиану приняли за Каринэ.

   Мог ли кто-то из родителей не различать трёх младших сестёр?

   Очень сомнительно.

   Значит, с ними был кто-то посторонний.

   Посторонней была женщина с красивыми каштановыми волосами, но её сейчас на поляне нет, в разговоре про заколку она не участвует. Значит, был ещё кто-то?

   "Как вы мне надоели!.."

   Рядом упало что-то невидимое и не очень тяжёлое. Несколько веточек, валявшихся на земле около костра, сломались пополам.

   "Илона-а-а-а..."

   Каринэ невольно дёрнулась к Игорю. Тот сильнее прижал её к себе и одной рукой погладил по щеке.

   "Где Лёня?"

   "Пошёл наверх, готовить ритуал..."

   Лёня - это отец. Значит, его на поляне нет. А есть как минимум один посторонний.

   "Почему он свои вещи не забрал?.. не забрал... не забрал..."

   В кустах послышалась какая-то возня, кто-то пробежал, шурша травой.

   - Игорь, - вспомнила Каринэ, - тебе слово "Манкурт" знакомо?

   "Дождь..."

   На землю упали первые редкие капли дождя.

   - У Чингиза Айтматова, - подумав, ответил Игорь, - был такой рассказ. Там человека брили налысо, надевали ему на голову шапочку из свежей шкуры, а когда она высыхала, она настолько плотно прилегала к голове, что волосы не могли расти и начинали расти внутрь. Человек сходил с ума от боли, терял память и превращался в покорного раба. Такой человек и есть манкурт.

   "Дети, идите спать!.."

   Призрак имел в виду, что его убил такой раб?

   А реально ли вообще проделать такое с человеком? Скорее он умрёт или от болевого шока, если это настолько больно, или, что более вероятно, от какого-нибудь воспаления, но чтобы потерять память и превратиться в покорного раба? Слабо в это верится.

   Или он подразумевал что-то другое?

   "Где Лёня?.."

   А в бесцветном голосе - тревога...

   Дождь немного усилился, ветерок, до этого совсем слабый, улёгся совсем.

   ... Это было. Ночь, поляна, палатки, костёр, подсвеченные огнём ветки деревьев, начинающийся слабый дождь - это всё было. И было именно тогда...

   Каринэ, как в прострации, поднялась с бревна и отошла от огня. И как туман медленно выступили вокруг очертания трёх брезентовых палаток, призрачный костёр на том же самом месте, где горел сейчас настоящий. И призраки. Только почему-то невидимые. Ощущаемые, но невидимые.

   "Где Лёня?.. Лёня... Лёня..."

   "Где Илона?.."

   Это спрашивают разные голоса. И в обоих беспокойство. Только если голос, который спрашивает про отца, полон искренней тревоги и... и предчувствия беды, то голос, которому нужна была Илона... скорее раздражённый...

   "Завтра последний переход..."

   В ту ночь она ещё была на этой полянке. Ту последнюю ночёвку она ночевала со своей семьёй. Пойдёт искать куклу, отстанет и потеряется она завтра. На последнем переходе. Это завтра Лиана украдёт заколку, по которой Илону отличали от сестёр-близняшек, и завтра кто-то, кто тогда был на этой поляне, по этой заколке примет Лиану за Илону.

   "Дети, идите спать!.."

   Это говорит не мать... В тот последний вечер это сказала им не мать... Это сказал кто-то, кого они боялись и не посмели ослушаться...

   Отец? Или ещё кто-то?

   Шелестят по листьям и траве редкие капли дождя...

   И непонятно, когда отец ушёл готовить ритуал: вечером или утром. Был он вечером на поляне, или нет? Отправлял детей спать он или кто-то другой?

   Они кого-то тогда боялись. Настолько, что не посмели ослушаться и не посмели даже начать привычную грызню, кто, где и с кем будет спать...

   "Манкурт..."

   Это слово она знала. Тогда знала... Может быть, не знала его значения, но точно с кем-то соотносила...

   Под ногами плыли чёрные потоки, постепенно прибывая и прибывая. Каринэ смотрела на них, на чёрные мёртвые стволы деревьев вокруг, переплетённые такими же потоками, на камень, под которым была ритуальная могила мертворожденного ребёнка, и на уходящую вверх по течению притока чёрную тропку, вдоль которой неровными шеренгами стояли призраки и смотрели на неё.

   Если она сделает шаг, то окажется там, где погибла её семья...

   Шаг...

   Белый вихрь, взметнувшись вокруг, мгновенно выдернул её из чёрного мёртвого леса. Каринэ резко открыла глаза.

   Она лежала на спальнике, вплотную прижавшись к Игорю, рядом похрапывал Ромка. Серый утренний свет уже заливал палатку.

   Она и не помнила, как пошла спать...

   Игорь дышал неровно и часто. Когда она положила руку ему на лоб, он открыл глаза и устало посмотрел на неё.

   Температура. И у Ромки, судя по учащённому дыханию, тоже. А идти им сейчас двенадцать километров по горам и бездорожью. С температурой у Игоря и Ромки, больной ногой у Сашки и больной головой у Вадика.

   Но нужно уходить. Прямо сейчас. Сворачиваться, наскоро перекусить и делать ноги. Задерживаться здесь больше нельзя. Чем дольше они здесь пробудут, тем тяжелее потом будут последствия...

   Глава 22. Разговор на террасе

   До Псебе дошли только к часу дня, хотя вышли из лагеря в шесть утра. Ромка и Игорь температурили, Сашку на последнем участке пути пришлось нести - на ступню он вообще ступить не мог. Они успели даже на автобус до Туапсе и не пришлось вызывать дядю Мишу. Дома оказалось, что у тёти Иры съехали оба постояльца, так что Василиса отправила всю компанию туда, забрав себе только мужа. Каринэ обработала ему ногу, перевязала и велела лежать и ногу не нагружать. У Ромки начался кашель и потекли сопли, зато температура упала до тридцати восьми; Каринэ прослушала его фонендоскопом, хрипов в лёгких не услышала, напоила ромашкой с липой, и только после этого смогла взяться за Игоря.

   Его поселили в меньшей комнате. Когда Каринэ вошла к нему, он уже спал, наполовину раскрывшись и отвернувшись к стене. Дыхание было учащённым, однако на ощупь у него были всё те же тридцать восемь.

   - Игорь, - она чуть потрясла его за плечо, - дай послушаю тебя.

   Он открыл глаза, похоже, толком не проснувшись, и послушно лёг на спину. Каринэ повесила себе на шею фонендоскоп, задрала ему майку и пощупала круглый шрам от пули парой сантиметров выше того шрама, который он получил от разрушившегося двигателя. Кожа вокруг была красной и горячей.

   - С какого расстояния стреляли? - полюбопытствовала она, помня, что у того парня, что им привозили весной, вся нога была разворочена, а здесь лишь аккуратный кружок да небольшой хирургический надрез. - И из чего?

   - Пистолет Макарова, метров с двадцати, - он сонно усмехнулся. - Была зима, на мне была дублёнка, а во внутреннем кармане лежала записная книжка и толстая пачка сторублёвок. Пуля попала в них, они погасили её энергию. В меня она вошла на четыре сантиметра.

   Так и подмывало спросить, зачем в него стреляли, но она сдержалась. Это уже ничем не обоснованное любопытство.

   Никаких шумов у него в лёгких не было - Каринэ тщательно прослушала и грудь, и спину. Она опустила Игорю майку, вынула фонендоскоп из ушей и пошла намочить холодной водой полотенце. Когда она вернулась, Игорь, чуть раскинув руки, уже спал.

   Каринэ сидела рядом с ним, прижимала компресс к воспалённому месту, слушала его учащённое дыхание. И хотелось сидеть вот так до бесконечности, смотреть на его взлохмаченные пепельные волосы, на трёхдневную щетину, на усталый вид... Смотреть и чувствовать, как щемит сердце, как на глаза наворачиваются слёзы, удерживать себя, чтобы не прилечь рядом, не обнять его, не уткнуться лицом ему в грудь...

   Он женат, у него дети. А она, Каринэ, не принесёт ему ничего, кроме травм...

   Игорь проснулся поздно вечером, когда тётя Ира и дядя Миша уже пошли спать. Каринэ сидела за столом на террасе, забравшись на стул с ногами, пила чай и читала выкопанные из недр тётьириного книжного шкафа "Записки юного врача". Уже спала дневная жара, настольная лампа давала приглушённый неяркий свет, вокруг неё вилось несколько мошек и одна бабочка, по дороге время от времени проезжали машины. Игорь, ещё примятый со сна, однако выглядевший лучше, чем утром, спросил, нет ли чая; есть он отказался. Каринэ сходила на кухню, вскипятила чайник и поймала себя на том, что чувствует себя почти счастливой от того, что вот так за ним ухаживает. И вроде, ничего особенного она и не делала - всего-то заварить и поставить перед ним чашку с чаем, уточнив лишь, сколько ему сыпать сахара. Будь это кто-то другой, она бы делала всё то же самое. Внешне всё было бы то же самое. Только ни дядя Миша, ни братья не вызывали вот такого желания заботиться о них...

   Игорь сидел напротив неё за столом, медленно пил горячий чай, смотрел, как Каринэ переворачивает страницы. Только Каринэ видела, что Игорь на неё смотрит, заставляла себя не смотреть на него, и из-за этого всё внимание уходило на себя и на Игоря, а не на прочитанное. И куда и зачем врач из книги поехал во время вьюги, она уловить не смогла. Надо будет потом вернуться к началу рассказа и перечитать.

   - Можно задать вопрос? - спросил вдруг Игорь, держа в ладонях уже наполовину пустую чашку с чаем.

   Каринэ посмотрела на него и перевернула книгу страницами вниз. Судя по его виду, вопрос касался отнюдь не завтрашней погоды и не цен на виноград.

   Что ж, рано или поздно эти вопросы он должен был задать.

   - По паспорту ты Каринэ, или официально твоё имя другое?

   Он начал с имени. Обратил ли он внимание, что вся её родня носит обычные русские имена, а у неё с какого-то перепугу армянское, или заметил, что она вздрагивает при имени "Илона" - не имеет значения. Имеет значение, что он задал этот вопрос.

   Только отвечать на него - очень долго...

   Она посмотрела на порхающую вокруг лампы бабочку, затем перевела взгляд на Игоря.

   - Да, - ответила она, - официально по паспорту я Каринэ.

   Наступила пауза. Игорь ждал продолжения, чётко уловив в её ответе недосказанное "но". Каринэ ждала следующих вопросов.

   - Но? - Игорь нарушил молчание первым.

   Каринэ невесело усмехнулась:

   - Имя можно поменять. Можно поменять даже фамилию и отчество. Когда я в четырнадцать лет получала паспорт, я писала заявление, чтобы сменить имя, фамилию и отчество. Родителей у меня нет, с семи лет меня растили тётя Ира и дядя Миша, и я хотела носить их фамилию и отчество по дяде Мише. И паспорт я получила уже с новыми фамилией и отчеством.

   - И именем, - Игорь заметно помрачнел. - А до четырнадцати лет тебя звали Илоной.

   - По документам я была Илона, - уточнила Каринэ. - Только с семи лет меня никто так не звал.

   Бабочка перестала кружиться вокруг лампы. То ли села где-то, то ли улетела. За садом проехала машина.

   - Девятнадцать лет назад, - вздохнув, начала Каринэ, - моя семья пошла в поход в горы. Мать, отец, семь моих сестёр и я. Мне было тогда семь лет. Куда именно мы пошли - не известно. Сейчас я уверена, что куда-то в те места, где сатанинская зона. Было это в конце июля. А пятого августа Виталь Саныч нашёл меня на железнодорожных путях недалеко от Чинар...

   Настольная лампа моргнула, где-то далеко на улице включилась сигнализация машины.

   - Что произошло? - нахмурился Игорь.

   - Я не помню. Все воспоминания как отрезало. Первое, что я помнила - это как Виталь Саныч шприцом набирает из ампулы лекарство. И рыжего кота помню, у него на телевизоре лежал. Вот представь мои чувства, - криво усмехнулась она. - Куча людей, врачи, милиционеры, меня спрашивают, кто я, что случилось, а я ничего не помню. Как стена. Ни как я там очутилась, ни где я была, ни кто мои родители, ни даже как меня зовут. Вообще ноль. А через несколько дней... Это больница была. Я стояла в коридоре, и кто-то кого-то через весь коридор позвал: "Карина!" И у меня в голове щёлкнуло - Каринэ. Я не была уверена, что это моё имя, но это имя было знакомым. Все остальные имена были чужими, а это было знакомым. И именно не Карина, а Каринэ. Вот все и решили, что меня зовут Каринэ. Потом, когда установили мою семью... Нас, сестёр, было восемь, но по возрасту и внешности я могла быть только кем-то из трёх младших. Меня спрашивали, какое имя мне знакомо - Леона, Лиана или Илона. Но мне все эти имена были незнакомыми.

   Сигнализация замолчала, в саду вспорхнула какая-то крупная птица.

   - Потом нашли родственников, проводили генетические экспертизы для установления родства. Поднимали медицинские и стоматологические карточки. Меня возили в школу, где мы все учились, чтобы учителя определили, кто именно я из сестёр... В конечном итоге решили, что я Илона. Но это имя было мне чужим, я психовала, что хочу быть Каринэ. Вот меня и стали звать Каринэ. Хотя откуда я взяла это имя - не знаю. В моей родне есть армянские корни, среди соседей и в школе тоже были армяне, но с таким именем никого не было.

   Игорь некоторое время молчал, чуть прикусив нижнюю губу и глядя в чашку с остатками чая. В каком-то из соседних домов заиграла музыка.

   - Ты вспомнила, что случилось? - хмурясь, спросил он.

   - Нет. Потом вспоминались некоторые моменты, но слишком мелкие и разрозненные, чтобы по ним можно было восстановить события. Про некоторые я даже не уверена, что это с того похода, а не из какого-то предыдущего. Помню заколку, которую у меня украла сестра. Помню, что вернулась искать куклу, отстала от своих и потерялась. Помню женщину с красивыми волосами, и что рядом с ней было безопасно. И помню ещё, что в меня стреляли. Одной пулей ранили, - она повернула правую руку, демонстрируя Игорю длинный белый шрам немногим выше локтя. - И ещё одной, мне сейчас кажется, убили ту женщину. Но кто стрелял и зачем - не помню. И стреляли специально или попали нечаянно - тоже не помню.

   Не помнить - не помнила. Только не избавиться от стойкого ощущения, что целили именно в неё. Или сначала в женщину, потом в неё. Но это точно была не случайная пуля.

   - Ты сказала, - в голосе Игоря прозвучали одновременно непонятные и обречённость, и надежда, - что тебе имя "Илона" казалось чужим. Следователи могли ошибиться? И ты на самом деле не Илона?

   Почему ему так важно это имя?

   - Нет, - покачала она головой. - Только три младшие сестры были кудрявыми - у всех остальных волосы были прямыми. У Лианы и Леоны передние зубы уже сменились на постоянные - а у меня все ещё были молочные. И методом исключения получалось, что я Илона. И учительницы тоже сказали, что я Илона.

   Игорь долго смотрел в стол, покусывал нижнюю губу и молчал. Потом поднял голову и посмотрел на неё с внезапной усталостью и обречённостью:

   - Виталий Александрович и твои братья говорили, что ты умеешь влипать, но я не думал, что настолько... Был у меня знакомый, Адам...

   Каринэ вздрогнула. Игорь кивнул:

   - Да, тот самый, о котором говорили призраки. Мы не особо общались, но сначала общаги были недалеко, потом я купил дом, ему по наследству тоже перешёл дом недалеко от меня... В общем, мы пересекались. Адам был неплохим парнем, но в колледже он попробовал наркотики и с тех пор стал сначала нюхать, потом колоться. Периодически он пытался завязывать, срывался, лечился, опять завязывал, опять срывался... А потом после... лет семи, наверно, наркоманского стажа вдруг завязал и года три к наркотикам не прикасался. И как-то под водку он рассказал, что стал сатанистом, и что у сатанистов нашёлся действенный способ избавить его от зависимости. Вернее, не от зависимости, но наркотики перестали доставлять удовольствие. Как он рассказывал, колет дозу - а от неё не эйфория, а жуткие боли и кошмары. Он тогда мне сказал, что нужно было поехать в особое место, там совершить определённый ритуал и принести жертву...

   - Какую? - сразу уточнила Каринэ.

   - Про жертвоприношения он рассказывал много и туманно, - Игорь посмотрел на неё всё с той же болезненностью. - Кого именно приносил в жертву Адам... Он говорил, что козла, а там кто знает. Но рассказывал, что особенно ценны человеческие жертвы, причём насильственно умерщвлённые, а не умершие своей смертью. Лучше всего - взрослые, которые сознательно отдают свою жизнь на дело сатаны. Остальной градации жертв я не помню. Помню ещё только, что дети до семи лет в жертву не годятся, за исключением мертворожденных.

   Живо вспомнился мертворожденный ребёнок, могилку которого они нашли под деревом. А потом вспомнилось и то, что когда её родители пошли с детьми в поход, ей, самой младшей, как раз исполнилось семь лет.

   Может, их всех принесли в жертву? Но тогда тот или те, кто это делал, должны были знать, что Каринэ уже есть семь лет.

   Кто это мог знать? Родители, родственники... Хотя и любой посторонний мог выведать возраст Каринэ без особых усилий. Спроси её саму - и она бы ответила.

   - Адам, кстати, мне и рассказал, что просто так рисовать перевёрнутые пятиконечные звезды нельзя; если нарисовал - её нужно подкрепить жертвой. Жертвой в идеале человеческой, но если нет человека, подойдёт и козёл, а если нет козла - то любое животное.

   Каринэ почувствовала, как у неё нехорошо засосало под ложечкой. В родительском доме она нашла как минимум десять перевёрнутых звёзд. Неужели под каждой из них под полом или между досками закопана жертва?

   - Года три, может, даже четыре, - продолжил Игорь, - всё было хорошо. Он не кололся, работал, собирался жениться. А потом стал постепенно сходить с ума. Говорил, что ему снятся призраки и требуют выполнения обещаний, которые он им давал. Потом стал утверждать, что они преследуют его наяву. Стал дёрганым, нервным, мог шарахаться от пустого места и кричать, что там стоит призрак. Мог пустому месту кричать, что никуда он не пойдёт и ничего делать не будет...

   Каринэ опустила голову. Ей повезло. Она была ребёнком, когда её начали преследовать призраки, а ребёнку многое могут списать из того, что не спишут взрослому. У неё было время, чтобы привыкнуть к кошмарам, тем более психика ребёнка гораздо более гибкая, чем взрослая. У неё были тётя Ира и Виталь Саныч, которые догадались, что психиатрический учёт ей ни к чему, и помогли научиться скрывать, что она видит призраков. А у не известного ей Адама ничего этого не было.

   - Кончилось тем, - закончил Игорь, - что он где-то достал пистолет Макарова и начал отстреливаться от призраков. Это было на улице. Один прохожий погиб, я и ещё один были ранены. Адама забрала сначала милиция, потом передала в психиатрический диспансер, и насколько я знаю, последние несколько лет он там жил постоянно. Сначала ещё были периоды просветления, потом уже нет. Сегодня, когда мы вернулись, я позвонил его знакомым, и мне сказали, что он с неделю назад умер.

   "Адам умер... умер..."

   - Это он... его призрак стрелял в тебя?

   - Да... Так вот, - он на мгновение прикусил губу, - он рассказывал, что когда приносил первую жертву сатане, обещал найти "завершающую жертву"...

   - Как? - вздрогнула Каринэ.

   В каждом её кошмаре мёртвый серый человек, обойдя столб, произносил одну и ту же фразу: "Укажи завершающую жертву..."

   - "Завершающую жертву", - невесело повторил Игорь. - Тогда он думал, что это просто какая-то последняя жертва, а оказалось, конкретный человек. Сколько-то лет назад - сколько именно, он сам не знал - глава сатанинского ордена совершал великое жертвоприношение, чтобы открыть врата сатане в этот мир. Но оно сорвалось, потому что жертва то ли убежала, то ли была похищена. И ритуал не был завершён. И ему нужно было эту пропавшую жертву найти. Всё, что он о ней знал, это то, что её зовут Илона.

   Каринэ почувствовала, как внутри у неё всё холодеет. Их семью всё же принесли в жертву, и только она, Каринэ, каким-то образом смогла убежать. И непонятный обход столба, что снится ей с семи лет, после которого её преследуют призраки - получается, это в реальности кто-то совершает ритуал, чтобы найти её?

   - Адам говорил, что искал эту Илону, ритуал как-то должен был указать на неё. Потом сказал, что вроде как нашёл. А потом на неделю беспробудно запил и всё время твердил: "Я не могу". И где-то ещё через пару недель достал Макаров и начал стрелять по призракам.

   Выходит, он как-то нашёл её, но не смог поднять руку? А сколько ещё других сатанистов тоже пытаются найти её? И у кого-то ведь хватит решимости убить...

   Рано или поздно до неё дотянутся. Призраки ли, сатанисты ли... Игорь не всегда будет рядом. А даже если и будет - от пули с расстояния в двадцать метров его волны не спасут.

   Стрекотали в саду кузнечики, пахло цветами и яблоками. Тёплый лёгкий ветерок колыхал листья деревьев.

   Вот так сидеть, вдыхать напоенный влажной хвоей и цветами воздух и осознавать, что любой такой вечер может стать для неё последним. Будет ли это пуля от сатаниста или ритуальный нож от призрака - не имеет значения. Потому что в любом случае после смерти ей один путь - в сатанинскую зону вечным неупокоенным призраком.

   Пойти в сердце сатанинской зоны одной - это гарантированно умереть: может быть, она выдержит простых призраков, но тому, который с ритуальным ножом, противостоять не сможет. Повести с собой братьев и Игоря - это поставить под угрозу их здоровье и жизни. Сегодня они отделались головной болью, температурой и волдырём, следующий раз последствия могут быть тяжелее. Тем более, они не дошли до эпицентра. Каково будет там?

   Что делать? Смириться и ждать, пока до неё доберутся? Пойти одной и сгинуть? Рискнуть жизнями дорогих ей людей?

   Куда ни кинь, всюду клин...

   - Ты когда, - после долгого молчания спросила Каринэ, - собираешься назад в Краснодар?

   Игорь в упор посмотрел на неё.

   - Это вопрос или намёк? - уточнил он.

   - Это вопрос. Я хочу метнуться домой.

   Вернуться в тот дом в Яблоновском и посмотреть, не закопали ли под перевёрнутыми звёздами кого-нибудь...

   Игорь потёр ладонями лицо, провёл ладонью по небритой щеке.

   - Поехали, - кивнул он. - Хоть завтра. Всё равно в ближайшие дни мы никуда не пойдём.

   - "Мы"? - она горько посмотрела на него. - Тебе охота опять соваться туда?

   Он чуть прищурился:

   - Будь моя воля, я бы к тому месту и близко не подходил. Но одну туда тебя отпускать нельзя, твои братья не все удары смогут принять на себя. Я, по крайней мере, сразу чувствую, если защиту начинает тянуть, и успею принять меры до того, как станет поздно.

   - Зачем тебе туда лезть? - она почувствовала, как в горле набухает ком. - Это сейчас мы легко отделались. А когда пойдём в самое сердце, там будет ещё хуже.

   - Да, - с какой-то злостью согласился Игорь. - Там будет хуже. Поэтому без меня тебе идти туда нельзя. Иначе будет как прошлые разы, когда я чувствую, что с тебя тянет защиту, и ничего не могу сделать. Представь, каково было мне, когда ты звонок за звонком не снимаешь трубку! А защиту тянет, и хрен его знает, где ты и во что вляпалась!

   - Игорь, - она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. - Не надо тебе это. Лучше уезжай...

   Он резко протянул руку и сжал её запястье.

   - Какая причина того, что ты меня опять гонишь?.. Если уж на то пошло - какая причина того, что ты меня тогда отшила?

   Каринэ опустила голову.

   - Тебе опасно со мной... Помнишь, как в апреле у вас взорвался двигатель и в тебя попали осколки? Это из-за меня...

   Пусть знает, что она псих. Пусть сбежит от неё. Без неё он будет в безопасности.

   Она переживёт. Она сильная...

   - Мы тогда пошли в поход и застряли в сатанинской зоне. Ты знаешь это... Мне тогда снился сон. Снился тот призрак с ритуальным ножом, и я во сне... Мне... Он тянул с меня твои волны, и я не могла ему сопротивляться. И я во сне позвала тебя. Ты пришёл и оттолкнул его. Правым плечом, и он уколол тебя в бок тем ножом. Потом осколки двигателя попали тебе точно туда, где... прикоснулся призрак... И ещё... Я псих, Игорь. Такой же псих, как твой Адам. Такой же псих, как тот мальчик, про которого ты говорил, которого твоя прапрабабка достала из ритуала и который видел призраков. Я вижу призраков. Они преследуют меня с семи лет. Не постоянно, но приснится мне ночью кошмар - и я их вижу. И когда-нибудь я тоже могу достать пистолет и начать на улице от них отстреливаться...

   Слёз не было. Застряло на ресницах пара слезинок - и всё. Она сказала. Сейчас он встанет, пойдёт за машиной в Сашкин гараж - и уедет. Или уедет утром. И поступит правильно.

   Где-то далеко, на грани ощущений, торжествующе ухмыльнулся призрак с ритуальным ножом.

   После показавшейся бесконечной паузы Игорь глубоко вздохнул, и Каринэ почувствовала, как он мягко проводит ладонью по её волосам, а затем так же мягко, но настойчиво пригибает её голову к столу. Она положила голову на его вторую руку.

   А вокруг кипели белыми вихрями волны...

   - А сейчас выслушай меня, - его голос над её головой прозвучал спокойно. - Во-первых, после сатанинской зоны даже если бы я сомневался, что призраки существуют, мне пришлось бы в них поверить. Во-вторых, я призраков видел не только там. Когда Адам устроил стрельбу на улице, и я словил пулю в грудь, я видел их вокруг него. И видел, что он стрелял не в людей, а в них. А когда пришёл в себя в реанимации, один из них ещё двое суток пасся около меня. Я уже думал, что свихнулся, или что мне вкололи какую-то психотропную дрянь. Потом мать рассказала, что у нас в роду призраков видят многие, и чаще всего эта способность проявляется после серьёзной физической или психологической травмы. После того случая время от времени я призраков наблюдал, особенно на кладбищах и особенно около свежих могил. Так что насчёт этого можешь быть спокойна - я такой же псих, как и ты. Разве что меня не пытались приносить в жертву. И в-третьих. Если ради тебя мне нужно будет пожертвовать целостностью своей шкуры - я это сделаю. Во сне, не во сне - не имеет значения. Потому что целостность твоей шкуры мне дороже.

   Каринэ вытянула голову из-под его руки и посмотрела на него.

   - Игорь, - тихо сказала она. - Вопрос может стоять не в целостности шкуры, как ты выразился, а жизни. Твоей.

   Она чувствовала, что её начинает мелко колотить.

   - Я это понял, - очень спокойно кивнул он. - За свою жизнь я постоять смогу. И за твою тоже. Каринэ, - остановил он её, заметив, что она собирается возразить, - всё. Вопросы моей безопасности мы не обсуждаем. Я взрослый человек, мужчина, в конце концов. И хреновый из меня будет мужчина, если при необходимости защитить женщину я буду отсиживаться в кустах. Вот когда станет вопрос твоей безопасности, тогда и поговорим.

   Каринэ не ответила. Игорь чётко дал понять, что тема закрыта.

   - Это была единственная причина? - уточнил он, поняв, что с этим вопросом они разобрались.

   Она покачала головой.

   - Сколько ещё?

   - Одна...

   - Какая?

   Челюсти начала сводить судорога. В глазах темнело.

   - Ты женат.

   Ей показалось, что он едва заметно отшатнулся, застыл и посмотрел на неё так, словно бы у неё внезапно отросли козлиные рога или она заговорила по-марсиански. Потом прикрыл глаза, потёр веки пальцами, снова посмотрел на неё и вздохнул:

   - Каринэ, я разведён.

   В ушах зазвенело, тело отдало резкой слабостью.

   Только бы не свалиться в обморок...

   - В больнице я слышала, - Каринэ казалось, что её собственный голос доносится, как из бочки, - как Вика и... Её мать ей говорила, что папа оставался сидеть с Тимошкой, чтобы она могла приехать к ней. И что вы собираетесь идти в театр...

   Игорь уверенно помотал головой:

   - С Викиной матерью мы развелись, когда Вике было четыре года. То есть двенадцать лет назад. Сейчас она замужем вторым браком. И "папа", который сидел с Тимошкой и собирался с нею в театр - это не я. Это её второй муж. У нас был конфликт - она хотела, чтобы Вику удочерил её второй муж. Я, естественно, был против. Дело дошло до мордобития и едва не дошло до суда. В результате мы договорились, что ни она, ни Денис не требуют с Вики, чтобы она называла папой Дениса, и не пытаются лишить меня родительских прав. И сейчас если Вика говорит "папа" - это я, а если её мать говорит "папа" - это её отчим.

   Как сразу всё становилось на свои места. И равнодушие Вики к тому, что папа работает во вторую смену, и удивление, что Игорь на работе. И сама вторая смена, хотя у него только дневные и ночные. И Викино восклицание в телефон, что он её муж, а у неё есть папа - мать и дочь не Игоря делили, они говорили о разных людях!..

   - Больше причин нет? - дав ей переварить известие, уточнил Игорь.

   Каринэ как в прострации покачала головой.

   - Тогда иди сюда...

   Глава 23. В Краснодаре

   Последний раз в Яблоновском она была перед самым отъездом из Краснодара. Обкосила участок и уехала, даже не заглянув в дом. До сих пор скошенная трава даже не везде успела высохнуть, особенно в тенистых местах.

   Игорь осмотрел вырезанные в стенах звёзды внимательно, особенно внимательно - большую в родительской спальне, а когда он проводил пальцем по линиям выреза, Каринэ заметила, что углубления заполнены едва заметным багровым светом.

   Под ней точно кого-то закопали...

   - Здесь есть жертва, - подтвердил её подозрения Игорь, задумчиво глядя на звезду. - Под теми, - он кивнул в сторону детской, - не уверен. Если и есть, то что-то мелкое.

   - А жертва должна быть обязательно под самой звездой?

   - Не знаю, - признался он.

   Он тщательно осмотрел пол около той стены, где была вырезана перевёрнутая пятиконечная звезда в двойном круге. Потом попросил у Каринэ топор, аккуратно подцепил плинтус, отодрал его и внимательно изучил стык стены и пола. Затем задумчиво пожал плечами:

   - Я не вижу здесь следов того, что пол когда-то взрывали. Смотри: доски пола уходят под обшивку стены. Чтобы поднять пол, нужно снимать и обшивку, а такая работа оставляет следы. Но я никаких следов не вижу. Хотя если это было девятнадцать лет назад, а то и больше...

   За несколько десятков лет все следы могли стать незаметными.

   Игорь обухом топора прибил плинтус на место и некоторое время сидел на корточках, то ли о чём-то думая, то ли, показалось Каринэ, прислушиваясь.

   - Послушай, - сказал он вдруг.

   Она закрыла глаза и даже попыталась дышать тише. Сначала слышны были только звуки с улицы: шелест листьев, пение птиц да шум проезжающих вдалеке машин. Но затем до ушей донёсся и другой звук - еле слышное не то дыхание, не то похрипывание, не то попискивание...

   И внезапное чёткое воспоминание - она уже слышала эти звуки. Слышала тогда, когда ещё жила здесь со своей семьёй...

   Игорь поднялся с корточек.

   - Давай попробуем рассуждать так, - предложил он. - У нас есть труп. Куда мы его денем?

   ... Это была банка с солёными огурцами. Каринэ отправили достать из подвала эту самую банку. Она уже залезла туда, как кто-то из сестёр захлопнул над её головой крышку. И тогда в наступившей темноте и тишине она услышала это слабое задыхающееся похрипывание и почувствовала прикосновение к своим рукам чего-то... чего-то неосязаемого, но ощущаемого...

   - Подвал... - сглотнув, прошептала она.

   В подвал спустился Игорь. Он осмотрел покосившиеся и местами крошащиеся кирпичные стены, гнилые полки - там каждую весну стояла вода, просветил фонариком пол, а затем расшатал и вынул из кладки пола пару кирпичей - они оказались ничем не скреплены. Под полом была земля, смешанная с песком, а стенки подвала - Игорь прощупал лопатой - уходили ниже уровня пола, более того, в одном месте лопата звякнула о проржавевший металлический уголок, привинченный к стене.

   Подвал раньше был глубже...

   Игорь принялся доставать кирпичи - Каринэ принимала их у него и складывала рядом. Когда он снял уже больше половины пола, ей показалось, что она заметила под его ногами...

   - Игорь, вылезай. Пусти меня.

   Она помогла ему выбраться и спустилась сама. Присела и пальцами аккуратно расчистила небольшой пятачок земли в центре пола.

   Останки сохранились очень плохо, но несколько маленьких тоненьких косточек и куски маленького черепа с двойным набором зубов говорили о том, что это был ребёнок.

   Она вылезла из подвала, села на его край и свесила ноги вниз.

   Шесть лет они лазили в этот подвал, не зная, что топчутся по могиле. Но это дети не знали, что там могила. А родители не могли не знать.

   - Кто это? - спросил Игорь.

   - Если я правильно понимаю, то мой брат. Родной. Он родился мёртвым через год после меня.

   Но от одной мысли легче - родители, принося сатане человеческую жертву, пусть и родного сына, не были убийцами.

   А ночью приснился знакомый сон. Сначала была тропинка через лес - самый обыкновенный, в котором вроде бы даже светила луна, а потом вокруг начало темнеть, и по земле пополз чёрный туман. Только на этот раз тьма не липла к ней, а обминала, оставляя её словно в коконе струящегося белого света.

   И Каринэ точно знала, что в любой момент может повернуть назад, что её ничего не держит. Что рядом с ней спит Игорь, и рядом с ним и в его доме ей ничего не может угрожать. И поэтому можно было рискнуть.

   Она осторожно пошла вперёд и оказалась на знакомой с детства поляне. На ней всё так же стоял каменный столб, сиявший багровым светом, только теперь через этот свет явственно просматривалась перевёрнутая пятиконечная звезда. Под ней скулила мёртвая, принесённая в жертву собака, а вокруг столба, раздвигая чёрный туман, совершал обход серый человек. Его волосы, вроде бы густые и здоровые, висели бесцветными паклями.

   Знакомые волосы. Такие были у девчонки, которая этой весной наглоталась стекла и лежала у них в отделении. Так выходит, она тоже сатанизмом балуется? Теперь понятно, откуда у неё та неприятная серая дымка.

   Очередной обход, последний, и Стекло останавливается.

   "Призываю тебя, моя жертва".

   Не так. Все остальные люди говорили: "Укажи завершающую жертву"...

   Чёрный поток скользнул к Каринэ, но наткнулся на волны Игоря и с едва слышным шипением откатился назад. Стекло напряжённо ждала, явно не видя Каринэ.

   А сама Каринэ обратила внимание, что сквозь чёрный лес проступают силуэты совсем другой местности. Невдалеке протекала широкая равнинная река, а если присмотреться, то оказывалось, что с другой стороны возвышаются многоэтажки.

   Игорь слишком близко, чтобы с ней могло что-то случиться...

   Каринэ сгребла свет в ладони и оттолкнула от себя. Волны отпустили неохотно, напряглись, тьма вокруг зашевелилась, поднял голову с подушки Игорь, обеспокоенно положил ладонь ей на макушку. И волны с головы не отцепились, так и остались белым светящимся шлемом, как от скафандра.

   Стекло в страхе дёрнулась - Каринэ догадалась, что она видит её без головы - однако совладала с собой, занесла для удара нож и произнёсла:

   "Сатана, прими мою жертву!"

   Шаг в сторону, руки ловко перехватывают руку с ножом, продолжают движение - и нож снизу вверх вонзается в грудь Стекла. Каринэ даже не почувствовала сопротивления, словно тело было бесплотным.

   Ритуальная поляна растаяла, перед глазами из ночной темноты выступила стена, обитая светлой вагонкой. Игорь положил голову обратно на подушку и снова уснул. Каринэ свернулась калачиком под его рукой и тоже спокойно закрыла глаза.

   А во время завтрака Игорю позвонила его мать. Речь зашла о каких-то письмах. Каринэ бы и не прислушивалась особо к разговору, но Игорь упомянул имя "Савелий". Дед Савелий.

   Она сама не сразу сообразила, почему напряглась при этом имени. Потом вспомнила последний поход, скелет женщины с густыми каштановыми волосами и её слова: "Спроси Савелия..."

   Игорь закончил разговор с матерью, позвонил бабке, разговор о письмах продолжился. Снова прозвучало имя деда Савелия. Наконец он отложил мобильник, посмотрел на Каринэ, поймал её напряжённый взгляд и кивнул:

   - Кто был тот призрак, - спросил он, - который назвал калибр пули?

   - Не знаю, - покачала головой Каринэ. - Вернее... Если помнишь, я говорила, что когда мы с семьёй ходили в поход, с нами была женщина. Всё, что я о ней помню, это что у неё были очень красивые волосы, такие густые, каштановые. И помню ещё, что с ней было безопасно. Сейчас она иногда мне снится, и всегда в снах помогает мне и защищает. Так это была она. Но кто она такая - я не знаю.

   - Когда она пришла, - Игорь взял с блюдца вареное яйцо и принялся неторопливо разбивать его о стол, - она несколько раз повторила: "Спроси Савелия". Я не сразу сообразил, что Савелием звали моего прапрадеда, того, который был сыном священника, пытался остановить дьяволопоклонников и погиб, - Игорь пододвинул к себе блюдце и начал чистить в него яйцо. - Я ещё из Туапсе звонил матери, спросил, остались ли от него какие-нибудь документы. Она обещала выяснить, и вот сейчас сказала, что все они у бабки.

   В документах может быть что-нибудь, что подскажет, что делать.

   - Я хочу метнуться вХадыженск за теми письмами, - Игорь закончил чистить яйцо и посмотрел на неё. - Поедешь со мной?

   Каринэ в панике замотала головой. Знакомиться с родителями Игоря она готова не была.

   - Я твою родню выдержал, - усмехнулся Игорь. - Твоя очередь терпеть мою.

   - Ты сам напрашивался!

   Он настаивать не стал, но как-то посерьёзнел:

   - Надеюсь, за время моего отсутствия ты ни во что не вляпаешься?

   У Каринэ был соблазн честно ответить, что обязательно вляпается, и что у неё даже есть план, с какой стороны начинать, но она заставила себя самым искренним тоном пообещать, что будет сидеть тихо, аки мышка, и не высовываться. Потому что понимала, что с Игоря станется потащить её с собой.

   Он уехал. Каринэ поцеловала его напоследок, с трудом заставила себя оторваться от него, с ещё большим трудом оторвала его от себя, потому что поняла, что если они ещё немного продолжат, то Игорь никуда не поедет. Закрыла за его серебристой сузуки ворота, некоторое время побродила по саду и дому, глупо улыбаясь и наслаждаясь жизнью, но потом всё же взяла себя в руки.

   Итак, Стекло совершает сатанинский ритуал. Скорее всего, далеко от дома она не поедет, тем более ночью, а значит, выберется в ближайший парк, лесок или пустырь. За эту версию говорило и то, что Каринэ во сне видела очертания города. Значит, начать нужно с того, где она живёт.

   Каринэ посмотрела на часы.

   Десять утра, в больнице как раз время обхода. Впрочем, если она не вовремя, трубку на посту просто не снимут.

   Трубку, однако, сняли.

   - Хирургия, - узнала Каринэ голос Зули.

   Было слышно, как на фоне кто-то разговаривает.

   - Нужна твоя помощь, Зуль, - перешла к делу Каринэ, представившись и дежурно осведомившись о делах в отделении. - Помнишь, весной лежала у нас в первой палате девчонка, что наглоталась стекла? Ты можешь найти историю её болезни? Мне нужен её адрес.

   - Её теперешний адрес - наша реанимация, - охотно сообщила Зуля.

   - Что? - опешила Каринэ. - Она у нас? Что она опять выкинула?

   - Непонятно. Сегодня утром на самой пересменке привезли. Как нам рассказали, она говорит, что сильно болит в груди, верхней части живота и горле, и сильная слабость. Но говорит, что ничего не делала, само заболело. Педиатры пихают её хирургам, хирурги - педиатрам. Спихнули пока в реанимацию. Так что ничего не понятно.

   Болит в горле, груди и верхней части живота? Воспаление лёгких? Нет, пневмонию диагностировали бы быстро. Травма пищевода и желудка? Или невралгия какая вылезла?

   - Зуль, узнай, пожалуйста, её адрес.

   - Узнаю, иншалла, - пообещала Зуля. - Только подожди, с Азизом палаты обойду.

   Зуля не перезвонила, но через час скинула короткую эсэмэску. Улица, дом, квартира. Каринэ включила компьютер Игоря, открыла гуглмапс и вбила название улицы.

   Гидрострой. С одной стороны, это хорошо - от Пашковского района, где жил Игорь, рукой подать, пешком дойти можно. Но с другой стороны Гидрострой - это лесопарки, острова на озере Старая Кубань, да и просто уйма зелёных насаждений. Найти группку деревьев, чтобы спрятаться среди них и совершить ритуал - раз плюнуть...

   Впрочем, чего она испугалась нескольких квадратных километров пустырей? Помнится, не так давно две тысячи квадратных километров гор не казались особо большой площадью.

   Она вывела на принтер карту Гидростроя, сложила её и сунула в рюкзачок. Подумала, сходила в гараж и позаимствовала пару хлопковых рабочих перчаток. Всё, теперь можно отчаливать.

   В её сне недалеко от места ритуала была полноводная река, поэтому Каринэ решила, что маленькие внутренние скверики оставит на потом, и начала с пустыря на берегу Старой Кубани. На его прочёсывание ушёл час и никаких результатов не принёс. Каринэ учитывала, что Стекло могла замести все следы, да к тому же это во сне над закопанной собакой был каменный столб, а в реальности он мог быть и камнем, и ещё чем-нибудь. Каринэ нашла она несколько мест, где явно проводили пикники, но ни одно из них не выглядело мало-мальски подозрительным.

   Она пошла дальше, минула коттеджный посёлок, дачи, и за шлюзами на протоке, соединявшей озеро с рекой Кубань, проверила ещё один пустырь с редкими деревьями. Через него проходила грунтовая дорога, наезженная машинами, в тени деревьев дремали рыбаки, спасаясь от палящего солнца, на мелком диком пляжике плескались трое подростков - и этим все местные достопримечательности и заканчивались. Ещё немногим больше часа ушло на то, чтобы обойти дачное товарищество в излучине реки и проверить все насаждения деревьев, которые могли бы потянуть на звание "подобие леса", но и там улова не было.

   Оставался Краснодарский лесопарк - большой и заросший. И острова на озере Старая Кубань, особенно нижний, который в несколько раз больше, чем этот Краснодарский лесопарк.

   Хочется надеяться, что у Стекла не хватило смелости переться ночью на остров...

   Прежде чем продолжить поиска, Каринэ заглянула в продуктовый магазинчик, расположившийся в полуподвальном этаже многоэтажного дома, и разжилась пакетом сока. Есть в жару не хотелось совершенно, так что она выхлестала за раз почти половину двухлитрового пакета, немного передохнула на скамейке в тенёчке одного из домов, затем посмотрела на часы.

   Четыре часа дня. Игорь уехал в десять. Может быть, даже, он уже вернулся.

   Хотелось домой, к нему... Каринэ даже испытала желание всё бросить, но одёрнула себя. Раз уж взялась, надо заканчивать.

   На этот раз удача ей улыбнулась. Каринэ рассудила, что сразу лезть в дебри Краснодарского лесопарка не стоит, и начала с дорожек, внимательно осматривая заросли по обочинам - не лазили ли там недавно. Первые дорожки ничего не дали, а когда Каринэ, сверившись с распечаткой карты, выбралась на ту, которая шла параллельно Кубани, и минула спуски к воде, то буквально через сто метров почувствовала, как легонько-легонько напряглись волны Игоря. А ещё метров через десять рассмотрела слева от дороги примятую траву, словно бы там недавно кто-то шёл.

   Примятая трава привела на небольшую полянку, скрытую от дороги деревьями. Посреди неё лежала небольшая кучка камней, на которых кровью была намалевана перевёрнутая пятиконечная звезда, а под камнями земля была явно разрыта. Каринэ вытащила из рюкзачка перчатки, натянула их на руки, откинула камни в сторону и ножом взрыхлила землю. Нож сразу же ткнулся во что-то мягкое. Каринэ смахнула землю, рассмотрела грязную рыже-коричневую шерсть и застывший оскал и засыпала обратно. А затем, повинуясь то ли наитию, то ли порыву вредности, разровняла землю над могилой безвестной дворняги и пальцем нарисовала на ней православный крест, а рядом - мусульманский полумесяц со звездой. Хотела добавить и даосский символ инь-янь, но не была уверена, как правильно он изображается, а потому не стала рисковать. Для полноты действа нужно было бы прочитать над могилой молитву, однако Каринэ вспомнила только "Ом мани падмэ хум", произнесла её - и с внезапной остротой представила, как собачка под землёй крутит лапой у виска. Хихикнула и решила, что ритуал погребения можно считать завершённым.

   Больше на полянке ничего не было. Каринэ обшарила её в надежде, что Стекло оборонила что-нибудь важное, но не нашла совершенно ничего. Прошла назад по примятой траве, тоже приглядываясь к земле, потом прикинула по карте, в какой стороне дом Стекла и каким путём она к нему, скорее всего, возвращалась, прошлась по тропинкам, однако никаких находок не было.

   Всё, теперь домой.

   Глава 24. По дороге домой

   Однако стоило Каринэ выбраться из тенистого лесопарка на солнцепёк на улицу всё того же Валерия Гассия, как позвонила Зуля.

   - Поиграем в холодно-тепло? - в Зулином голосе явно слышалась смешинка. - Угадай, какой диагноз поставили Стеклу?

   - Разрыв пищевода или желудка? - предположила Каринэ, понимая, что не угадала. Не звонила бы она, если бы было всё так просто.

   - Холодно, - подтвердила Зуля. - Ладно, не буду тебя мучить. Инфаркт миокарда.

   Каринэ остановилась, как на стенку налетев.

   - Ты шутишь? Какой инфаркт у шестнадцатилетней девчонки?!

   - Вот такой, обычный инфарктистый инфаркт. Правого желудочка. Врачи тоже все: "Какой инфаркт? Не может быть инфаркт!" Женские гормоны и всё такое. Узистка случайно заметила. Смотрела пищевод и желудок и заметила, что с сердцем что-то не то. Её на ЭКГ - а там классическая картина развивающегося инфаркта. Анализ на кардиотропные белки - а там тропонин. На ЭхоКГ её свозили - инфаркт и всё тут.

   Инфаркт у шестнадцатилетней девчонки! Призрачный нож во сне, получается, вошёл в сердце...

   - Может, - всё ещё не в силах поверить новости, предположила Каринэ, - у неё какие-нибудь врождённые пороки сердца были?

   - Звонили в поликлинику, - не оправдала её надежды Зуля, - там сказали, что ничего у неё нет. Здорова... была. Но врачи наши тоже думают, что какие-то ВПС есть, просто их не диагностировали, иначе как взяться инфаркту? К нам тут какие-то важные профессора собираются, то ли медицинский нонсенс посмотреть, то ли ткнуть, что наши врачи диагнозы ставить не умеют. Так что мы не скучаем...

   Когда Каринэ закончила разговор, она некоторое время стояла посреди тротуара, переваривая новость.

   "Я им отомщу. И вам всем тоже. И тебе..."

   Отомстить она обещала своему парню, подруге, Каринэ и соседкам по палате - Вике, штырю и грыже... Настя и Виолетта их звали. С Викой всё в порядке, после выписки из больницы с ней ничего плохого не случалось. С Настей тоже - Игорь рассказывал, что она и Вика переписываются и иногда встречаются; если бы с ней что-то случилось, он бы, наверно, упомянул. Про Виолетту что-то узнать вряд ли получится: она говорила, что её семья в конце весны переезжает в Омск, а уже конец июля, они должны были уехать. А вот парень и подруга Стекла...

   В какой школе Стекло учится?..

   В истории болезни должны быть указаны школа и класс...

   Подруга вроде бы была одноклассницей, а парень - из параллельного класса. Или наоборот... Или кто-то классом старше...

   Так, дом подождёт. Сейчас в больницу.

   Инна Ивановна, что заведовала архивом, была тёткой ворчливой, но не вредной, и дотошно выспрашивать у Каринэ, для чего ей понадобились майские, июньские и июльские истории болезней, не стала. Каринэ уже до этого поднялась в реанимацию, пообщалась с Дашей, заступившей на дежурство, узнала школу и класс, где училась Стекло, а заодно, поддавшись любопытству, полистала её историю болезни. Да, инфаркт, сомневаться не приходится.

   Учиться языкам или рисованию долго и тяжело. А неделями лежать в больнице, а потом всю оставшуюся жизнь жить с рубцом на сердце - это, видимо, быстро и легко...

   Каринэ сидела между стеллажами, перебирала внушительную стопку историй болезней, внимательно вчитываясь в возраст и место учёбы. Не то... Не то... Не то...

   Не факт, что Стекло совершала над ними ритуал. Не факт, что если и совершала, то он имел какие-то последствия. А если имел, не факт, что они попали в больницу. Могло ударить не сильно, и им хватило и поликлиники. Или они могли лежать в другой больнице, а то и вовсе в другом городе...

   Вот! Май. Мальчик, одиннадцатый класс. Двусторонняя пневмония. Три недели в пульмонологии. Но в реанимации не лежал, на момент выписки анализы хорошие, шумов нет, на снимке виден небольшой рубец, но он жизни в дальнейшем подпортить не должен.

   Девочка из десятого класса этой же школы нашлась почти в самом низу стопки. Доставлена с жалобами на резкие боли в желудке... Гастрит у неё был и раньше... При обследовании обнаружена язва... Полечили и отправили домой.

   С язвой жить - так себе удовольствие, но тоже не смертельно.

   Они это или не они?

   Каринэ подумала, набрала Игоря - он, как оказалось, только что приехал домой - и спросила, не помнит ли он имён парня и подруги Стекла. Игорь ответил, что такой ерундой он голову себе не забивает, но позвонил Вике, потом опять Каринэ и доложил, что парня звали Стас, а подругу не то Анжелика, не то Ангелина, не то что-то в этом роде.

   Каринэ посмотрела на истории болезни. Да, Станислав и Анжелина.

   Её родители тоже баловались сатанизмом. Ничем хорошим для них это не закончилось. Стекло с помощью сатанинских штучек подпортила жизнь парню и подруге, но сама пострадала гораздо сильнее.

   Лёгкие пути привели к волчьей яме...

   Каринэ вернула истории болезни на стеллаж, поблагодарила Инну Ивановну шоколадкой и решила, что в больнице ей делать больше нечего.

   Приключения, однако, на сегодня не закончились.

   Седьмой троллейбус пришёл относительно пустой. Каринэ плюхнулась на сиденье, чувствуя, как гудят ноги, которым с одиннадцати утра не было покоя, а время уже приближалось к шести вечера. Через несколько остановок, однако, пришлось уступить место пожилой женщине, вошедшей в троллейбус. Каринэ стояла рядом, держалась за поручень и смотрела, как за окном проплывают привычные трамвайные пути. Салон постепенно наполнялся пассажирами, уставшими после работы и дневной жары.

   Всё было как всегда, пока на очередной остановке Каринэ спиной не почувствовала присутствие... Нет, это не призрак, ощущения в чём-то похожие, но другие. Да и не сунется призрак в переполненный троллейбус, днём и на ярком солнце. Она медленно обернулась и едва удержала себя, чтобы не отшатнуться и не вскрикнуть - среди пассажиров, которые заходили в салон, был серый безжизненный человек!

   Бл***!

   - Мужчина, идите садитесь.

   Это произнесла та самая пожилая женщина, которой Каринэ остановок пять назад уступила место. Серый человек как-то невнятно попытался отказаться, однако женщина встала.

   - Садитесь, я же вижу, что вам плохо. Мне всё равно скоро выходить.

   Он сел, таким образом оказавшись перед Каринэ, к счастью, не посмотрев на неё. Она сглотнула и попыталась тихонько отойти вглубь салона ему за спину, но люди стояли плотно, и незаметно этот манёвр провести было нельзя. Оставалось молиться, чтобы он продолжал пялиться прямо перед собой, и ждать следующей остановки, когда можно будет, прикрываясь пассажирами, выйти из троллейбуса.

   А троллейбус как назло застрял на светофоре.

   Взгляд Каринэ зацепился за его правую руку - запястье было вывернуто под каким-то не совсем естественным углом, мизинец отсутствовал, остальные пальцы тоже были какими-то покорёженными, а кожа по всему запястью пестрела мелкими рубцами.

   И память вытянула воспоминание. Апрель, Туапсе, юбилей дяди Миши. По всему дому храпят пьяные братья и дядья, а ей снится кошмар, где призраки загоняют её в уродливое цилиндрическое строение. И Игорь протягивает ей руку. И после этого она во сне видит ритуалиста, у которого выбивает из руки нож.

   Нож он держал в правой руке, и била она - со всей силы, какой могла - по правой.

   Это он или не он? В снах ритуалисты все одинаковые, разными бывают только волосы. А какая причёска была у того? Какая-то неприметная, что не бросилась в глаза, и Каринэ её не запомнила. И у этого мужчины тоже была обыкновенная короткая стрижка, и волосы имели обыкновенный средне-каштановый цвет.

   Троллейбус наконец-то подъехал к остановке, открыл двери, Каринэ развернулась к выходу, и в это время какой-то парень в середине салона резко рванул к двери, расталкивая пассажиров. Пихнул он и Каринэ. Она вцепилась в поручень, чтобы не упасть, но на ногах не удержалась и толкнула сидевшего перед ней серого мужчину с изувеченной рукой.

   - Прошу прощения, - машинально извинилась она.

   Мужчина недовольно глянул на неё - и вперил взгляд в её лицо:

   - Сука, ты!

   Бл***! Только бы он просто закатил скандал, потому что она толкается, а не потому что узнал завершающую жертву из сна!

   - Извините, - повторила Каринэ, - меня толкнули.

   - Тварь! Это ты искалечила меня! Сломала мне жизнь!

   Кто бы говорил! Если и калечила, то только в порядке самозащиты. А вот он, занося над ней ритуальный нож, явно не самозащищался.

   - Мужчина, - она постаралась произнести это миролюбиво, причём больше для свидетелей вокруг, чем для него, - я вас не знаю, вы меня с кем-то путаете. Успокойтесь.

   - Ты Илона! Это ты - Илона! Это ты сорвала великий ритуал!

   Бл***!

   Пассажиры уже начали к ним оборачиваться. Так. Не дёргаться. Только не дёргаться. Она видит сейчас перед собой обыкновенного пьяного. Или сумасшедшего.

   - Мужчина, - значит, ведём себя с ним как с сумасшедшим, говорим спокойно... как нянечка с психом. - Я не Илона. Вы ошибаетесь. И ни о каком ритуале не знаю.

   - Сука, всё ты знаешь! - он издал рык то ли боли, то ли ярости. - Двадцать лет ты пряталась от наших братьев! Двадцать лет сводила в могилу лучших адептов! Но теперь ты не уйдёшь! Сатана, прими завершающую жертву!..

   Всё остальное произошло мгновенно. Левой рукой он выхватил из портфеля, лежащего у него на коленях, нож и замахнулся. Женщины в салоне, стоявшие поблизости и всё видевшие, завизжали. Где-то на уровне инстинктов сработало понимание, что сейчас отбиться от ножа, как учил её Ромка, не получится - у неё нет пространства, сзади и по бокам стоят люди. Поэтому она отпустила поручень, обеими руками вцепилась в руку сатаниста, уже занесённую для удара, и изо всех сил вывернула запястье.

   Ей повезло, что он находился не на пике своих сил. Что явно был правша, а бить приходилось неудобной левой рукой. Что у него тоже не было пространства для полноценного замаха. Нож со стуком упал на пол, а хруст под её руками и вой сатаниста дали ей понять, что она сломала ему и второе запястье.

   Плевать! У неё целый троллейбус свидетелей, что она защищалась! А своя шкура дороже!

   Дальше начался бедлам. Пассажиры кричали, кто-то звонил в полицию. Двое близстоящих мужчин прижали сатаниста к сиденью, чтобы он не мог ни сбежать, ни ещё чего-нибудь натворить. Он вырывался и, брызгая слюной, кричал про сорванный великий ритуал, про лучших адептов, которые сошли в могилу из-за того, что не смогли найти завершающую жертву и открыть путь сатане в этот мир. Что "эта тварь" изувечила его и хочет тоже свести в могилу. Но он не сдастся, а его братья в сатане достанут её, как она ни прячься!..

   - Девушка, - сказала ей стоявшая рядом женщина, - у вас мобильник звонит.

   "Где-то далеко золотом горят наши города,

   И дорог каждый жест, каждый день и час..."

   Она непослушными пальцами расстегнула рюкзачок, вытащила смартфон и приняла вызов.

   - Привет, Игорь...

   - Каринэ, что случилось?

   Да, его волны ведь дёрнулась, он и почувствовал...

   - Ничего...

   Она услышала в трубке его резкий выдох.

   - Ты где?

   - В городе, скоро буду...

   - Каринэ! - резко повторил он. - Ты где?

   Как эта остановка называется?..

   - Мачуги, недалеко от Фадеева... Благоева, наверно...

   Полиция с сиреной и мигалками приехала буквально через пять минут. Ещё через три минуты со встречной полосы свернула и серебристая сузуки Игоря. Сатанист вырывался, проклинал всех и кричал, что от сатаны ещё никому не удавалось уйти, и "эта тварь" тоже не уйдёт. Двое полицаев быстро и профессионально завели ему руки за спину и надели наручники. Игорь наспех припарковался у обочины, пробился через толпу пассажиров и зевак, ворвался в троллейбус и притянул к себе Каринэ.

   И только сейчас, в его руках, она поняла, что её колотит.

   - Илона! - уже даже не кричал, а ревел сатанист, вырываясь из захвата полицейских. - Слышите все? Это Илона! Это она! Вы слышите меня?!

   Его отконвоировали в полицейскую машину, Игорь вывел из троллейбуса Каринэ, и к ней подошёл ещё один полицейский.

   - Ваше имя Илона? - осведомился он.

   Она отрицательно покачала головой:

   - Я могу показать паспорт.

   Голос подрагивал.

   - Будьте добры.

   Она вытащила из рюкзачка паспорт, полицейский острым взглядом посмотрел на её лицо, затем на фотографию в паспорте. Прочитал имя, фамилию, отчество и вернул ей.

   - Вы знаете этого человека?

   - Вижу первый раз в жизни.

   - Можете рассказать, что произошло?..

   Каринэ казалось, что полицейские опрашивали её и свидетелей и протоколировали происшествие очень долго, хотя когда потом Игорь привёз её домой и молча, ничего не говоря и не спрашивая, выставил перед ней рюмку коньяка, оказалось, что ещё только половина седьмого. На плите стояла кастрюля с недоваренными и уже размокшими макаронами, на столе лежали недорезанные сыр и палка сухой колбасы.

   - Ни во что не влипнуть - это не про тебя.

   Это было первое, что произнёс Игорь с того момента, как забрал её со злополучной остановки.

   Она подтянула колени к груди, хоть на стуле это было и не слишком удобно, и сжала рюмку в ладонях.

   - Я не специально...

   Он вздохнул, прикрыл глаза, потёр веки пальцами.

   - Я уж догадался...

   Он встал, попробовал макароны в кастрюле, решая, выкидывать их или и так сойдёт. Решил, что сойдёт, чиркнул спичкой и зажёг под ними огонь. Каринэ отпила коньяк, пережила маленький пожар во рту, а затем несколькими большими глотками опрокинула в себя всё содержимое рюмки.

   Тот сатанист псих, и отвезут его в психушку. И кончит он, скорее всего, совершенно свихнувшимся. Но кто знает, сколько из его сектантов слышали его и запомнили её в лицо. И сколько среди них нормальных людей, у которых хватит ума не бросаться на неё с ножом в переполненном троллейбусе, а тихонько выследить и прикончить без свидетелей. Если верить его словам, искать её пытались многие. Кто-то не нашёл. Кто-то не смог поднять руку. Кого-то, может, сбило с толку другое имя. Но найдутся такие, кого не остановит ни закон, ни мораль, ни строчка в паспорте...

   Игорь откинул макароны на дуршлаг и оставил в раковине стекать. В голове уже шумело, нервное напряжение отступило. К тому же дом Игоря и присутствие самого Игоря внушали чувство безопасности. А запах макарон и колбасы напомнили, что последний раз она ела в девять утра.

   Поесть, смыть с себя дневные пот и пыль и пойти спать. Зная, что хотя бы здесь до неё не дотянутся...

   - Мне останется? - с надеждой спросила она.

   - Останется. Только, - признался он, - они снаружи переварились, а внутри недоварились.

   - Я не привередливая...

   Она уже начала дремать, когда пришёл Игорь, тихо лёг рядом, и она почувствовала мягкое прикосновение его губ к своему плечу.

   - Слушай, - она перевернулась на спину и открыла глаза. - Что было в письмах твоего деда?

   Выпитый коньяк уже почти выветрился из головы, нервы успокоились, и она вспомнила, ради чего Игорь, собственно, ездил в Хадыженск.

   - Письма, - он скользнул губами по её шее; от его прикосновений тело начала заливать сладкая истома, - могут подождать до завтра...

   Глава 25. Письма

   Писем - пожелтевших от времени и написанных чернилами - было шесть: три - деда Савелия, два - его жены, и ещё одно - полное ятей и клякс, набросанное на обратной стороне рваного куска обоев, было подписано "о. Серафим".

   Письмо отца Серафима - того самого священника из Индюка, которого большевики расстреляли в двадцатых годах - на первый взгляд казалось нечитаемым. Писалось оно явно наспех, может быть, даже в темноте, строчки прыгали и местами наползали одна на одну, кое-где буквы были не написаны, а выдавлены, потому что в пере закончились чернила, а писец не сразу это заметил.

   Игорь аккуратно разложил жёлтый мятый кусок обоев с рваными краями на столе, затем вытащил из кармана шорт, в которых он вчера ездил в Хадыженск, тетрадный лист в клетку, исписанный несколькими почерками, среди которых узнавался и беглый почерк Игоря.

   - Я потому так и задержался, - объяснил он, разворачивая лист, - что мы расшифровывали, что здесь написано.

   Да благословит тебя Господь, сын мой Савелий.

   Пишу тебе, ибо недолго мне осталось жить. Зло великое пришло на нашу землю, неверующие и невидящие разрушили дома божьи в Псебе, Агуй-Шапсуге и Индюке. Батюшка супруги твоей отец Мухаммед расстрелян, судьба отца Абдуллы мне неведома, но доходят слухи, что и его постигла та же участь. Сейчас мой черёд идти за теми, с кем мы долгие годы сдерживали тьму, в глубине гор живущую.

   Слушай, сын мой. Давно, когда ходил по земле Иудейской Сын Божий, поставили язычники в наших горах храм, солнцу посвящённый. Поклонялись они свету, творили дела добрые, и полнилось то место благословением божьим. Отцы христианские приближались к месту тому, великой благодати исполнялись. Но две сотни лет назад пришли дьяволопоклонники в то место святое, истребили отцов светлых, принесли их в жертву дьяволу, и начали творить мессы свои чёрные и поганые, кровь невинных проливать, оргии постыдные учинять. И почернело место то, наполнилось неупокоенными душами жертв невинных и дьяволопоклонников проклятых. Свет обернулся тьмою, и каждая жертва даёт силу тьме. И разрасталась тьма во все стороны. Две сотни лет отцы мои и отцы отцов Мухаммеда и Абдуллы сдерживали зло и учили своих сыновей противостоять ему. Но тяжки наши грехи, и разрушены храмы божьи, что были барьером от зла. Макарий, старший брат твой, должен был наследовать мне в деле моём, после смерти моей зло сдерживать. Но нет более Макария. Георгий не вернулся с войны, и кроме тебя не осталось более сыновей у меня. Видно, была то воля Господня, дабы бежал ты и связал себя узами брака с девицей, чей род рядом с моим стоял на защите земли нашей от зла дьявольского. Молю Господа нашего, дабы сохранился и продолжился род твой. Благословляю тебя и супругу твою и деток твоих. Прости отца своего, что, не ведая воли Господней, проклял тебя за своеволие твоё. Не забывай место чистое, дьяволопоклонниками очернённое. Ибо кроме тебя и супруги твоей не осталось боле крови родов наших.

   Отче наш, да будет на всё воля Твоя. Аминь.

   О. Серафим.

   - Дед Савелий, - произнёс Игорь, когда Каринэ закончила читать письмо, - ездил туда, оказывается, не один раз, а как минимум три, - и он осторожно выбрал из стопки пожелтевших конвертов один, датированный сентябрём двадцать пятого года.

   Это письмо, написанное чёрными чернилами на сероватой, толстой и неразлинеенной бумаге, уже было без ятей, почерк оказался аккуратным и практически каллиграфическим.

   Свет мой Дарихан.

   Злые дела творятся здесь, с разрушением храмов тьма начала расползаться. Те места, где мы с друзьями бродить любили, уже поражены дьявольским дыханием. Приводят сюда дьяволопоклонники жертв, две свежие могилы я нашёл. Я провёл, как мог, очищение, но одному мне не под силу то, что совершали наши с тобою отцы.

   Нашёл я в окрестностях Геленджика дьяволопоклонников, приносивших человеческие жертвы. Видны они по душному ореолу да подобию серой оболочки, несущей черты человека, но лишённой признаков жизни. Обычно люди не видят этой оболочки, от силы различают серый либо чёрный ореол. И думал я, что только отцы наши могли видеть эти оболочки, а вот, и я увидел. Такой вид принимают они, когда начинают лишать жизни живых существ во имя дьявола. Сначала оболочка тонкая, однако с каждой жертвой становится всё плотнее, и душит она своего носителя, перекрывает ему доступ к божественным силам. Потому и не живут истинные дьяволопоклонники долго. И неупокоенные души их уходят к осквернённому храму.

   Вокруг логова дьяволопоклонников шесть могил невинноубиенных и отданных дьяволу было. Я признаюсь тебе, касаточка, взял на себя грех убийства. Четыре дьяволопоклонника умерли от моей руки, пятый смог уйти. Отпел я их по всем правилам, прочёл молитвы очищающие, крест возложил. Да не всех смог освободить - одна душа только, не осквернённая ещё человекоубийством, пошла к богу. Остальные пополнили собою армию дьявола. И из шести жертв пятерых смог вырвать из дьявольского плена, отпел, похоронил по всем правилам. Шестой, видно, сам ой как грешен был...

   Значит, серые люди - это сатанисты, которые приносили человеческие жертвы...

   Второе письмо, датированное июнем тридцать первого года и тоже адресованное жене, ничего принципиально нового не сообщало. Дьяволопоклонников дед Савелий на этот раз не нашёл, видел нескольких человек, окружённых слабым серым ореолом, - видимо, виновных в принесении в жертву дьяволу мелких животных, но не более. Снова провёл какие-то очищающие ритуалы в горах, пожаловался, что забирает это уйму сил, но порадовался, что тьма с прошлого раза почти не выросла.

   А вот письмо тридцать девятого года дышало тревожностью.

   Сынок мой Павел.

   Приехали мы с матушкой Дарихан в горы и ужаснулись - тьма расползлась вдвое против того, какой она была восемь лет назад. Много новых неупокоенных душ появилось, свежих могил невинных жертв только по реке Псебе насчитали мы двенадцать. Освятили мы останки, отпели, захоронили по всем правилам, да только капля в море это. Провести полное освящение места мы с матушкой Дарихан не смогли, не хватает сил.

   Логово дьяволопоклонников искали мы в Геленджике и Туапсе, а нашли в Екатеринодаре, что ныне Краснодаром зовётся. Много их, не менее двадцати серых оболочек мы насчитали, а окружённых серым ореолом - до сотни. Но страшно нам, что видим мы признаки готовящегося великого жертвоприношения.

   Великое жертвоприношение совершается обязательно в осквернённом храме. Совершающий его приносит в жертву девять человек и себя десятого - два раза по пяти, на каждый луч перевёрнутой дьявольской звезды. Все жертвы должны быть умерщвлены насильно, все должны лежать по лучам звезды, начертанной на полу храма. Великое жертвоприношение должно открыть дьяволу дорогу в мир этот. Хотя сомневаюсь я, зачем открывать дьяволу дорогу в мир этот, если дьявол и так присутствует здесь в каждой вещи и в каждом живом существе?

   Но как бы то ни было, цель жертвоприношения - впустить дьявола в мир этот, и верят дьяволопоклонники, что дьявол сходит в мир по десяти ступеням, каждая из десяти жертв - это ступень. И самое важное значение имеет последняя ступень, так называемая завершающая жертва, которой обязательно должен быть ребёнок в возрасте семи лет и шести дней...

   Каринэ провела рукой по лицу.

   День рождения у неё двадцать седьмого июля. Семь лет и шесть дней, получается, попадают на второе августа. Виталь Саныч нашёл её пятого августа. Врачи потом определили, что пулевое ранение она получила дня за четыре до этого, но врачи осматривали её уже шестого августа. Шесть минус четыре - и получается всё то же второе августа.

   Вот и объяснение, что такое завершающая жертва и для чего она нужна. Вот и подсказка, что случилось с её семьёй.

   Только почему её семья поехала в поход именно в то место и именно в это время? Было ли это трагическим совпадением или чьим-то рассчитанным действием?

   Чужому человеку не трудно было выведать у самой Каринэ или у кого-то из её родителей или сестёр, сколько ей лет. Но знать и количество дней, то есть точную дату рождения, мог только кто-то из своих.

   Кто?..

   Игорь взял следующее письмо. Написанное уже другим, крупным и округлым почерком на маленьком листе явно хорошей бумаги, оно было коротким.

   Детки мои, Олинька и Павлуша.

   Горе случилось у нас - погиб возлюбленный батюшка наш Савелий. Пытались удержать мы дьяволопоклонников, но не смогли. Отбили только дитя, которое должно было стать завершающей жертвой и последней ступенькой для дьявола в наш мир. Я с ребёночком смогла бежать, батюшка же наш погиб, давая уйти нам.

   Мальчика этого привезёт вам доверенный человек. Я же вернусь на место смерти батюшки, дабы предать земле его останки. Позаботьтесь о мальчике, как если бы это был ваш брат. Даст Аллах, сможем мы спасти это несчастное дитя. Преследуют его те, кто пытался принести его в жертву, и мёртвые и живые. И если от живых ещё можно спрятаться, то не знаем мы, как спрятаться от мёртвых.

   Матушка ваша Дарихан.

   Последнее письмо от матушки Дарихан на пяти страницах датировалось уже сороковым годом и было послано всё тем же Олиньке и Павлу. Однако информации, нужной Каринэ, было всего два абзаца.

   ... Игорёше плохо. Живые его не находят, но лучше бы мы прятали его от живых, чем от мёртвых. Ищут его. Каждый месяц дьяволопоклонники проводят ритуал поиска, и натравливают на него неупокоенные души тех, кто был отдан на осквернение дьяволу. Иногда к Игорёше приходят души, над которыми довлеет власть дьявола, но над которыми не был совершён ритуал посвящения дьяволу. Эти души имеют остатки воли, чтобы не вредить живым. Но большинство душ - это те, кто был передан дьяволу по ритуалу, и они даже против своей воли выпивают силы Игорёши. Ходили мы и к христианским священникам, и к мусульманским муллам, но никто не может ему помочь.

   И я не знаю, можно ли надеяться ему помочь. Если на месте ритуала осталась его кровь, то его ничего не спасёт. Неупокоенные и осквернённые души выпьют его в течение нескольких лет. Если же на месте ритуала осталась не кровь, а лишь вещь, принадлежащая ему, то можно надеяться, что связь с тем местом со временем ослабнет. Эту вещь нужно забрать с места ритуала и уничтожить, но у меня уже не будет сил подняться на гору к осквернённому храму. И плохо, что в жертву его приносил родной человек. Родная кровь - это то, что привязывает его к месту ритуала до тех пор, пока не погребены по всем правилам останки того, кто собирался принести его в жертву...

   Того мальчика тоже звали Игорь...

   - Больше ничего не было, - Игорь аккуратно отложил это последнее письмо в сторону. - Но как мне сказала бабка, мальчик этот умер весной сорок первого года от заражения крови.

   Каринэ подпёрла голову руками и закрыла глаза.

   Если бы на месте ритуала осталась её кровь, она бы умерла ещё в детстве. Раз прожила целых девятнадцать лет, значит, крови её там не осталось. И значит, с местом ритуала её связывает какая-то вещь, принадлежавшая ей.

   В памяти всплыл сон, в котором женщина с красивыми каштановыми волосами говорила ей снять заколку с куклы. Вспомнилась и сама заколка с пчёлкой, а потом и то, что Лиану из-за этой заколки принимали за Каринэ.

   Скорее всего, на месте ритуала осталась эта самая заколка, и её нужно оттуда забрать и уничтожить...

   Она открыла глаза, пододвинула к себе письмо и перечитала последний абзац.

   Игорёшу приносил в жертву родной человек. А кто пытался принести в жертву её, Каринэ? Кто тот призрак, который стрелял в неё из мосинки и ходил за ней с ритуальным ножом? Который принимал Лиану за Каринэ только потому, что на Лиане была заколка Каринэ? У которого короткие волнистые волосы и нет верхнего переднего резца?

   И гложет сердце нехорошая догадка...

   Она встала.

   - Мне нужно метнуться домой.

   Там есть некоторые копии из следственного дела по факту исчезновения её семьи.

   Игорь внимательно посмотрел на неё, но ничего не сказал и молча пошёл в гараж за машиной.

   Дома Каринэ сняла с верхней полки шкафа тонкую картонную папку, уложенную в толстый полиэтиленовый мешок, смахнула с неё пыль, вытащила папку из мешка и развязала завязки. Бумаг там было немного. Акты о вступлении в наследство домом в Яблоновском и краснодарской квартирой. Решение суда о назначении дяди Миши и тёти Иры опекунами Каринэ. Решение суда о признании мёртвыми её родителей. Объявление в розыск родителей и их семи дочерей и копии некоторых документов из следственного дела.

   Каринэ села на пол, скрестив ноги, и вытащила немного пожелтевший лист из стопки других таких же листов. С чёрно-белой, среднего качества фотографии на неё смотрел мужчина лет сорока с несколько вытянутым лицом, прямым носом, полноватыми губами и короткими тёмными кудрявыми волосами.

   В Краснодаре возбуждено уголовное дело по факту безвестного исчезновения Глухарёва Леонида Валерьевича, проживавшего в посёлке Яблоновский. В конце июля... вместе с семьёй покинул место жительства в неизвестном направлении... Приметы пропавшего: на вид 40-45 лет, рост 187 см., телосложение среднее, тип лица... нос... глаза... волосы тёмно-каштановые, короткие, сильно кудрявые. Особые приметы - отсутствует верхний боковой левый резец; с внешней стороны левой лодыжки - хирургический шов...

   Что?..

   Нет двадцать второго зуба и хирургический шов на ноге?

   Каринэ поспешно нашла среди бумаг копии медицинских выписок. Отксерокопированы они были неважно, но всю информацию разобрать было можно. Зуб её отец потерял ещё в семнадцать лет - так с размахом отметил выпускной. Ногу сломал за полтора года до своего исчезновения. Перелом скрепляли пластиной.

   ... Призрак, который никогда к ней не лез. Скелет, которому какой-то манкурт проломил череп топором - у него отсутствовал двадцать второй зуб, а на левой лодыжке была металлическая пластина...

   Выходит, тот призрак, который шарахался от неё и который казался знакомым, - это призрак отца. И кости, которые она нашла, - это останки её отца...

   Она посмотрела на его фотографию, вспомнила опасного призрака с ритуальным ножом. У того тоже были вьющиеся волосы примерно такого же цвета и не было переднего зуба. Но если у отца волосы кучерявились сильно, точно так же, как и у Каринэ, то у опасного призрака они лишь слегка завивались. И зубы: у отца не было двадцать второго зуба и удалён он был задолго до смерти, у опасного призрака одиннадцатый зуб был выбит или после смерти, или незадолго до неё.

   У обоих вились волосы, у обоих не было по переднему зубу. И это ввело Каринэ в заблуждение.

   Она ошибалась... В своих подозрениях она ошибалась...

   - Я думала, - глухо призналась она Игорю, сидевшему рядом, - что призрак с ножом - это мой отец.

   И стыдно было за своиподозрения, и одновременно она испытывала невероятное облегчение. Кто бы ни был убийцей её семьи, это был не отец. И не мать - у неё волосы были светлыми и прямыми. И судя из разговоров призраков, её убили второй после отца.

   "Где Лёня? - Пошёл наверх, готовить ритуал. - Почему он свои вещи не забрал?.."

   Он не пошёл готовить ритуал. Его зарубил топором какой-то манкурт и бросил тело в лесу в ста метрах от лагеря. Поэтому он и не забрал вещи. Вместо него в лагере остался убийца, получается, этот самый манкурт. И именно он не различал трёх младших сестёр и принимал Лиану за Каринэ только потому, что на Лиане была заколка Каринэ.

   Но тогда и убийца должен числиться пропавшим без вести.

   Каринэ вытащила из рюкзачка мобильник и набрала участкового.

   - Дима, можете сказать, - перешла она к делу, поздоровавшись и извинившись за беспокойство, - девятнадцать лет назад есть ещё пропавший без вести, кроме семьи Глухарёвых? Которого тоже не нашли?

   - Вас кто-то конкретный интересует? - на фоне были слышны голоса; что-то пиликало.

   - Мужчина с тёмными, немного вьющимися волосами. Может быть, у него выбит одиннадцатый зуб.

   Каринэ показалось, что она слышит постукивание клавиш компьютера.

   - Нет, - где-то через полминуты ответил участковый, - за тот год пропавших и не найденных мужчин по Кубани нет. Есть... Есть за предыдущий год, ноябрь. Интересует?

   - Кто? - автоматически спросила Каринэ, испытав разочарование и недоумение.

   Если призрак её преследует, значит, человек умер. Разве что умер потом, не в том году. Или он был не с Кубани...

   - Шинков Глеб Борисович, сорок один год. Волосы короткие, чёрные, вьющиеся, особых примет нет, про зубы ничего не сказано. Является членом сатанинской секты, подозревается в ритуальном убийстве девушки. Сектантская кличка - Манкурт...

   Каринэ вздрогнула.

   "Кто тебя убил? - Манкурт".

   Отец имел в виду не человека, потерявшего память! Манкурт - это была кличка!

   - Бежал из-под ареста, - продолжал участковый, - настоящее местонахождение не установлено... Кстати, по имеющейся информации, был знаком с вашим отцом.

   Он!

   Каринэ поблагодарила участкового и отбила звонок.

   Значит, что получается? Её семья поехала в сатанинскую зону на ритуал великого жертвоприношения. Время было специально подобрано так, чтобы ей, Каринэ, было ровно семь лет и шесть дней. Знали ли родители, что в жертву будут приносить их самих и их детей? Не известно. Но отца Манкурт зарубил топором, причём это было не ритуальное убийство, а просто убийство - рядом с могилой не было перевёрнутых звёзд, а призрак отца пусть и выдёргивался из сатанинской зоны, когда сатанисты искали Каринэ, но имел собственную волю, чтобы не вредить дочери. Почему Манкурт убил отца - тоже не известно. Может, боялся, что отец начнёт защищать семью - а с мосинкой в руках это более чем реально. Может, ему нужна была именно мосинка. Может, ещё по какой-то причине. Убрал отца, завёл остальное семейство на гору к осквернённому храму - и убил. Начав с матери.

   Многое из того дела, скорее всего, навсегда останется неизвестным. Но известно, что на месте ритуала осталась вещь, принадлежавшая Каринэ. Значит, нужно идти туда, искать тот самый осквернённый храм. Забрать ту вещь и уничтожить. И похоронить останки родителей и сестёр. И Манкурта.

   Как всё просто. На словах...

   Глава 26. Завершённый ритуал

   Сашка ещё хромал, поэтому в горы с ними пошли Вадик и вечный Ромка, да неожиданно приехавший из Новороссийска Генка, накануне вернувшийся из плавания. Как оказалось, его об этом попросил Сашка, боявшийся оставлять сестру "на этих двух остолопов... трёх остолопов".

   - Поэтому ты оставляешь её на четырёх остолопов, - съехидничал Ромка.

   Погода была ясной, горячей и сухой. Лес пронзали солнечные лучи, пахло хвоей и травами. Многие реки, сильно обмелевшие за сухое лето, в верховьях вообще остались без воды.

   На семейном совете перед походом, на который прихромал и Сашка, решили попробовать найти храм с наскока, чтобы не ночевать в сатанинской зоне и не тратить силы на переживание кошмаров. До реки Грязной идти было далеко, вне зависимости от маршрута выходило порядка тридцати километров, однако все помнили, на каком из рукавов Грязной всем стало плохо, и прикинули, что близко к тому рукаву подходят истоки Псебе, а потому имел смысл начать с них.

   Ясная солнечная погода сменилась серой душной дымкой быстро: стоило им пересечь границу, отмеченную валуном, как у навигаторов почти сразу пропала связь со спутниками, мобильники перестали находить сеть, компасы потеряли направление, а Каринэ явственно различила чёрные текущие потоки. Игорь и Ромка разрыли землю под камнем и нашли там два человеческих черепа, у одного из них было пулевое отверстие в левой височной области. Кости все были перемешаны, но Каринэ показалось, что их там больше, чем на два скелета. После камня ещё около часа понадобилось, чтобы дойти до нужного рукава, и здесь Генка заявил, что у него ощущение, что он не стоит на суше, а плывёт по морю - чёрные потоки, смутно видимые только боковым зрением, текли по земле, подобно неторопливой равнинной реке.

   Рукав был узким. Ребята продирались сквозь кустарники и упавшие деревья по давно сухому руслу, а из-за деревьев, казалось, выглядывали призраки и провожали их взглядами. Они были несформированными, растворёнными в чёрной текущей субстанции, но при этом ощущались чётко. Генка, как-то сразу подобравшийся и подтянувшийся, заявил, что у него неотвязное ощущение, что за ними наблюдают.

   Всем стало не по себе; они напряжённо принялись озираться, однако никаких намёков на то, что неподалёку есть люди, не было. Каринэ вспомнила письма Игоревой прапрабабки, которая писала, что лучше бы они прятали Игорёшу от живых, чем от мёртвых, и поняла, что лично она предпочла бы мёртвых: они могут напугать, выпить силы, но не выстрелят пулей в висок.

   Хотелось надеяться, что Генка чувствует призраков, а не живых сатанистов.

   И призраки определённо знали, куда они идут и зачем. Чем выше по склону и ближе к осквернённому храму, тем более сформированными они становились - стояли вдоль русла призрачные чёрные скелеты, укутанные в призрачный же саван, а от кистей рук тянулись чёрные длинные плети. Каринэ и Игорь видели их изначально, потом их рассмотрели Вадик с Ромкой, а потом и Генка. Он заковыристо выругался и спросил у Каринэ, как она не рехнулась, живя с такими бок о бок всю жизнь.

   - Человек, - с трудом криво усмехнулась она, - такая сволочь, ко всему привыкает.

   Ромка начал жаловаться на то, что у него плывёт перед глазами, Вадик - на головную боль. Каринэ выдала ему две таблетки пенталгина, а пока упаковывала аптечку в рюкзак, нечаянно обернулась назад.

   Сзади, перегораживая русло ручья, плотной чёрной стеной стояли призраки.

   Каринэ похолодела и слабо вскрикнула. И вдруг явственно осознала, что сны, в которых призраки загоняют её в осквернённый храм, - это не просто сны и не подспудные страхи. Это воспоминание.

   Девятнадцать лет назад её точно так же гнали сюда. И она бежала от призраков, не осознавая, что бежит прямо в ловушку.

   И сейчас они чувствуют завершающую жертву и перекрывают ей путь к отступлению.

   Игорь взял её за руку и напряжённо прикусил губу. Братья выругались.

   - Зато мы знаем, - Ромка протёр глаза, - что точно идём куда надо.

   - Мы как раз идём туда, куда не надо, - мрачно поправил его Вадик.

   Темнело, хотя было всего одиннадцать утра. Не было ни ветерка, лес стоял неподвижный, безмолвный, проплетенный серой мертвящей дымкой, чернеющей на глазах. Земля под ногами, казалось, покрывалась тонким слоем - пока ещё тонким - чёрной затягивающей жижи. Дыхание сбивалось. Воздух, казалось, царапал бронхи и лёгкие, оседая там серой взвесью, закупоривая сосуды.

   Русло кончилось. По склонам горы текли чёрные плотные потоки.

   - Кто видит, откуда течение? - тяжело дыша, спросил Генка, шаря глазами по окрестностям.

   - Я, - отозвался Игорь.

   Он по-прежнему сжимал руку Каринэ. Белые волны вокруг него топорщились, словно иголки дикобраза. Вадик устало привалился к стволу дерева, но тут же со сдавленным проклятием отскочил от него - на стволе при его прикосновении полыхнула багровым светом перевёрнутая пятиконечная звезда.

   - Думаю, - понял Ромка, - нам нужно идти вверх по течению.

   Оставить спасительное русло ручья, хоть и перегороженное призраками. Русло, тоненькой ниточкой связывавшее их с миром, как дорога жизни в блокадном Ленинграде. Оставить эту дорогу жизни и пойти в самый эпицентр тьмы...

   - Отставить упаднические настроения, - скомандовал Генка. - Нас много и мы в тельняшках.

   И невысокой была гора, откуда удушающе сухим туманом стекал чёрный поток. И не крутой. И не таким уж и густым был лес. А ощущения были такими, словно они пытались покорить Джомолунгму, причём на высоте, приближающейся к восьми тысячам. Отдыхать приходилось каждые полсотни шагов, Ромку начал бить сухой кашель, Вадик выпросил ещё таблетку пенталгина. Генка молчал и торил дорогу. Игорь прикусывал губы до крови и не отпускал руку Каринэ, его белые волны пытались прикрыть братьев, но сил не хватало. А сзади закрывала все пути отхода чёрная толпа призраков.

   Это было. Это всё было. Точно так же стояла позади неё чёрная толпа призраков. Точно так же не давала спуститься вниз. И она, ошалевший от ужаса семилетний ребёнок, карабкалась вверх по склону горы, туда, где ждал её убийца.

   Что её тогда спасло? Та женщина с красивыми густыми волосами? Кто-то ещё? Или она сама, окончательно потеряв разум, ринулась на толпу призраков?

   - Это свои? - сипло выдавил Ромка сквозь очередной приступ сухого давящего кашля.

   Каринэ посмотрела вперёд, с трудом различая в неестественной тёмной серости силуэты деревьев. Подъём закончился, подлесок, и без того не густой, поредел ещё больше. А впереди, "прямо по курсу", как выразился Генка, стоял призрачный скелет женщины, по ключицам и плечам которой рассыпались густыми волнами тёмно-каштановые волосы.

   - Свои, - подтвердил Игорь.

   Они осторожно приблизились. Призрак, не сдвинувшись с места, указал рукой себе под ноги. Там ничего не было, только лесная подстилка из многолетнего наслоения палых листьев да травы. Однако когда Каринэ, натянув перчатки, расчистила листву, то прямо под ней обнаружила скелет, лежавший ничком. В основании черепа виднелось круглое пулевое отверстие.

   "Беги, дитя..."

   Выстрел. Женщина, толкавшая Каринэ к лесу, падает.

   "Беги же, девочка..."

   Выстрел. Правую руку чуть выше локтя обжигает пуля.

   И Каринэ, отчаянно понимая, что снова осталась одна, безнадёжно бросается на толпу призраков. Потому что остаться на месте или побежать назад - это верная смерть. А вперёд - может быть, она сможет пробиться...

   - Кто это? - спросил Генка, рассматривая то призрака, то скелет у их ног.

   - Каринэ, - тихо ответила Каринэ.

   Призрак женщины наклонил голову, подтверждая её догадку.

   Вот и ответ, откуда взялось в её памяти это армянское имя, в общем-то распространённое, но которого в её окружении не было. Это её так звали. Женщину, ценою своей жизни спасшую чужого ребёнка. Память, не сохранив самого этого события, сохранила её имя.

   Призраки чёрной толпой наседали с трёх сторон, дыша неестественным холодом. А впереди, в сухой удушающей тьме виднелось какое-то строение. И призрак с ритуальным ножом в руке, стоявший у его входа.

   Пути назад нет. Они пришли. Теперь только вперёд.

   Чёрные потоки буквально срывали белые волны Игоря и с неё, и с самого Игоря. Ромка дышал тяжело, кашель, казалось, разрывал лёгкие. Вадик держался одной рукой за голову, Генка шёл, покачиваясь, то ли как при качке на корабле, то ли как пьяный.

   Нужно войти внутрь, потому что именно там было совершено жертвоприношение. Именно там находится вещь, принадлежавшая Каринэ и привязывающая её к неоконченному ритуалу. И именно её нужно забрать.

   Но вход охраняет призрак.

   Каринэ, с трудом переставляя ноги и борясь с желанием упасть и полежать, подошла ближе. Здание было небольшим, круглым в плане, диаметром, может быть, метров в десять, и высотой около трёх, окружённое колоннами и с плоской крышей. Построенное из какого-то белого камня, может быть, мрамора, оно сохранилось внешне неплохо, лишь две колонны с небольшой частью выступающей крыши упали и разбились. Но оплетший храм чёрный густой туман пропитал собою и стены, и крышу, и колонны, и белый когда-то камень казался чёрным, рыхлым и словно горелым. Полянки, как в её снах, не было, но деревья росли вокруг редко. И повсюду из земли торчали кости, где-то чёрные, где-то белые, где-то крошащиеся от малейшего прикосновения.

   Толпа призраков наседала сзади.

   Девятнадцать лет назад Каринэ бежала на призраков. Сейчас её путь - вперёд, на своего убийцу.

   Он стоял и ждал, паскудно ухмыляясь крупными зубами, в том числе и обломанным передним. На голом черепе сохранились остатки чёрных вьющихся волос. Вокруг сгущалась тьма, и различить можно было лишь ближайшие деревья. И только белые волны Игоря, уже слабые и бледные, к которым неосознанно жались все братья, чуть-чуть разгоняли жуткий мрак.

   "Завершающая жертва сама пришла..."

   Костяная чёрная рука со свисавшими с нею чёрными плетьми медленно поднялась для удара.

   "Сатана, прими завершающую жертву".

   В следующее мгновение Каринэ, внезапно сбросив транс, шагнула в сторону и резко подняла руки, чтобы перехватить удар. Белая петля, устремившаяся от Игоря, опутала призрака. Откуда-то со стороны с фантомным лаем к нему метнулась грязная и с явными следами разложения рыжая собака, на боку которой виднелись начертанные пальцем православный крест и мусульманский полумесяц. Призрачная дворняга повисла, вцепившись зубами, на локте призрака, и Каринэ, ухватившись за его дрогнувшую руку - ладони при этом обожгло дикой болью даже сквозь перчатки - продолжила движение. Призрачный ритуальный нож почти без сопротивления по рукоять ушёл в кости таза.

   Лес пронзил фантомный нечеловечий вой, гору ощутимо тряхнуло, с крыши храма скатилось несколько обломков камней. Игорь оттащил Каринэ в сторону, и все потрясённо наблюдали, как призрак, скорчившись в позе эмбриона, катается по земле, белые нити, тянущиеся от Игоря, спутывают его по рукам и ногам, а сам призрак тает и тает...

   И в это время в него ударил луч света, настолько неестественный в этой сатанинской тьме, что все невольно зажмурились. А когда Каринэ разлепила глаза, призрака не было. Ромка, продолжая надсадно кашлять, светил в то место фонариком.

   Все поспешно полезли в карманы и рюкзаки за своими фонариками, только сейчас вспомнив об их существовании. Игорь посветил в дверной проём храма - самой двери там не было - и первым шагнул внутрь.

   В мраморном полу - когда-то белом, но сейчас пропитанном тьмою и грязью - был вырезан двойной круг метров четырёх в диаметре, в который была вписана пятиконечная звезда, сочащаяся багровым светом. И возле каждого луча, головами к нему, лежало по два скелета. Два взрослых - у одного из них верхний передний резец был сломан - и семь детских, в челюстях которых ещё оставались двойные зубы. У пяти скелетов в черепах были отверстия от пуль, у трёх - раздроблены рёбра в районе сердца. А около одного из них - того, у которого не хватало зуба и на котором не было пулевых отверстий - лежал не скелет, а уродливая тряпичная кукла размером в локоть, смотанная из каких-то тряпок. И на голове у неё крепилась знакомая заколка с пчёлкой.

   - Пиздец, - высказался Вадик, рассматривая в свете фонариков и пентаграмму, и скелеты, и брезентовые рюкзаки у стены, частично выпотрошенные, и прислонённую к одному из них древнюю мосинку.

   Каринэ подошла к рюкзакам, выбрала самый большой и вытряхнула его. Почти сразу ей попался мешок из плотного мутного целлофана, в котором лежала стопка документов - два паспорта и восемь свидетельств о рождении.

   Глухарёв Леонид Валерьевич. Глухарёва Елена Андреевна. Алина. Алёна. Ульяна. Юлиана. Лина. Леона. Лиана. Илона.

   - Вот и твоя семейка, сестрёнка, - констатировал Ромка. - Угораздило же тебя.

   ... Лиана, украв тогда у Каринэ заколку, спасла ей этим жизнь. Сёстры, не посчитав нужным дожидаться младшую сестру, вернувшуюся искать куклу, тоже спасли ей этим жизнь. Взрослые, видимо, не присматривались особо, сколько именно девочек идёт за ними, и думали, что все на месте. И это дало Каринэ шанс на спасение...

   Генка подошёл к мосинке, взял её в руки - предварительно тоже надев перчатки - и разрядил магазин. Ему на ладонь высыпалось пять патронов.

   ... В магазине мосинки пять патронов. Первая обойма ушла на мать и четырёх её дочерей. Поменять обойму - и застрелить ещё троих девочек. От четвёртой пули погибла женщина, пытавшаяся спасти Каринэ. Пятой убийца промахнулся и лишь ранил Каринэ.

   И время, понадобившееся ему, чтобы перезарядить магазин, тоже спасло ей жизнь...

   Каринэ посмотрела на скелеты, разложенные вокруг пентаграммы, на уродливую тряпичную куклу, на негнущихся ногах подошла к ней и осторожно сняла заколку.

   Тело пронзило словно электрическим током, гору ощутимо тряхнуло второй раз, от нечеловеческого шуршащего воя сотен и тысяч призраков качнулись деревья, по ветвям прошёлся мощный порыв ветра. Игорь дёрнул застывшую Каринэ за руку, и все, не сговариваясь, рванули наружу.

   Призраки метались в неестественной темноте, словно ослепнув, налетали друг на друга, шипели, выли, стонали. Ветер срывал с деревьев листья и ветки, с крыши храма упало ещё несколько небольших камней. Чёрные потоки, ранее стекавшие с горы, теперь втягивались обратно на гору, затапливая вершину вязкой жижей.

   - Вниз! - Ромка откашлялся и сплюнул, как показалось Каринэ, сгусток крови.

   И они помчались вниз по склону.

   Тьма сгущалась, чёрные потоки цепляли за ноги, дыхания не хватало, воздух царапал лёгкие. Дезориентированные призраки метались между деревьями, попадая в лучи фонариков, рассеивались, чтобы появиться снова, едва луч уходил. Лес стонал, раскачивался, летели листья и сучья. Ребята неслись, не видя дороги, и лишь когда Вадик, споткнувшись, улетел на землю, головой приложившись о кусок камня, торчащий из земли, все резко словно протрезвели и мгновенно вспомнили череп незадачливого туриста, насаженный на сук дерева.

   - Отставить панику, - скомандовал Генка, помогая брату подняться.

   Каринэ торопливо промыла ранку и наложила ему повязку, останавливая кровь, спросила, сильно ли болит голова. Вадик признался, что гораздо меньше, чем она болела на подъёме, и все снова поспешили вниз, на этот раз, однако, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Болели лодыжки, на каждый шаг, казалось, ноги приходилось вытаскивать, как из болотной топи. И Каринэ чувствовала, как из неё словно что-то вытягивается. Она шла, а что-то, наполнявшее её, оставалось на месте в этой сатанинской зоне. Игорь что-то спросил её, она даже что-то ответила, а сама переставляла ноги, сжимала в судорожно сжатой руке заколку и видела вокруг мёртвый лес, заполненный чёрной жижей. И жижа тянула её назад, вытягивая из неё последние силы...

   Раскат грома над самой головой и ливмя хлынувший дождь привели её в чувство. Она только сейчас заметила, что сатанинская тьма значительно рассеялась, уступив место тьме природной. Призраков стало гораздо меньше, сквозь заметно поредевшую дымку просматривалось небо, обложенное свинцово-чёрными тучами. Струи ливня стекали с веток деревьев, мгновенно превратив землю в сплошную грязь. Склон никак не кончался, среди корней скапливались лужи, перетекали через края и устремлялись вниз бесконечными ручейками. Ребята съезжали со склона буквально на задницах и рюкзаках, Игорь разодрал ногу, кровь тонкой струйкой стекала в кроссовок. Каринэ рассекла плечо. Зато Ромка перестал кашлять, а Вадик - морщиться от каждого движения.

   В русло - узкое, мелкое и заросшее - их буквально внесло потоком грязи, попутно расцарапав всех о заросли то ли ежевики, то ли ещё чего колючего. Генка, влетевший в бурный грязный поток плашмя, встал, отплевался от жижи, попавшей в рот, и огляделся.

   - К реке мы вышли, - перевёл дыхание Ромка, падая на торчащий из берега камень и вытирая лицо, заливаемое ливнем; впрочем, бесполезно. - Осталось выяснить, к какой.

   - Какая разница, - отмахнулся Вадик, тоже переводя дыхание, - главное, теперь не заблудимся.

   Каринэ осторожно разжала руку, по-прежнему судорожно сжимаемую в кулак. Небольшая заколка-крокодильчик с жёлто-чёрной пластмассовой пчёлкой была на месте. Каринэ завернула её в мокрый носовой платок, платок сунула в мокрую же перчатку, а перчатку упаковала поглубже в рюкзак, чтобы не вывалилась.

   Сполох молнии на мгновение залил всё сиренево-белым светом, секундой позже громыхнул гром. Ребята, малость струхнув, поспешно выскочили из ручья.

   - Мы там что-то конкретно поломали, - Игорь дышал тяжело и выглядел замученным, однако белые волны вокруг него, ранее почти полностью слизанные тьмой, постепенно оживали. - От одной заколки такого светопреставления бы не было.

   - Думаешь, это мы всё устроили? - восхитился Ромка.

   - Грозу - не знаю, - признался Игорь, бездумно расчёсывая расцарапанную ногу. - Но и без грозы здесь всё бушует...

   Дождь продолжал лить сплошными струями, хотя гроза ушла чуть в сторону. Продираться зарослями по топкой земле вдоль бурного грязного потока, пришлось долго. Постепенно русло расширилось, и поток влился в реку, более широкую, тоже сейчас разбухшую от ливня и нёсшую островки лесного мусора. На берегу напротив места слияния, обнаружилась старая туристическая стоянка, и здесь ребята признали местность.

   - Грязная, - вздохнул Вадик. - Я надеялся, что Псебе.

   И куда теперь? Вверх к истокам Грязной, а потом через хребет - к истокам Псебе? Или вниз к Псекупсу, оттуда через Садовое к Чинарам, а там, может быть, успеют на вечернюю электричку до Туапсе?

   Все посмотрели на Каринэ.

   - Вниз, - решила она.

   Так надёжнее. Так они точно не заблудятся в горных лесах, заливаемых сейчас проливным дождём...

   К Садовому выползли, по колено в грязи, к семи вечера, а чтобы дойти до Чинар понадобился ещё час, потому что дорогу в одном месте размыло так, что пришлось обходить её, как выразился Вадик, "дальними ебенями". В Чинарах набрали дядю Мишу, чтобы он забрал их на машине. Дядя Миша их обрадовал, что дорогу между Чинарами и Шаумяном размыло в нескольких местах и обрушило какой-то мост - все местные новости пестрят сообщениями о последствиях ливня. Так что ножками там, может, и можно пройти, а вот машиной - никак. Сунулись на станцию. Там железнодорожные рабочие обрадовали их ещё больше, сообщив, что пути между Чинарами и Индюком тоже размыты, поезда не ходят и не будут ходить ещё несколько дней. Уехать можно разве что в сторону Горячего Ключа, и то не от самих Чинар, а от Афапостика. Хотя не известно, что будет утром - может, ливень, ушедший как раз на север, к утру размоет что-нибудь и там.

   - Застряли, - бодро констатировал Генка.

   Пришлось искать место и ставить палатки. Костёр получилось развести только с неведомо какой попытки, с помощью чёртовой матери и полулитра бензина, который Игорь добыл у кого-то из местных жителей. Всё снаряжение промокло практически насквозь, палатка тоже, а едва костёр взялся, дождь зарядил снова. Рис с тушёнкой кое-как сварить сумели, а просушиться - нет, и спать пришлось в мокрых палатках, в мокрой одежде и на мокрых спальниках.

   - Кстати, - ухмыльнулся Генка, выскребая остатки каши из котелка, - сегодня же второе августа.

   Девятнадцатая годовщина гибели её семьи...

   - Хорошо день ВДВ отметили, - чихнул Игорь.

   - Следующий день ВДВ, - шмыгнул носом Ромка, - предлагаю отметить менее экстремально.

   Прежде чем забуриться в мокрую палатку, Каринэ вытащила из рюкзака перчатку, из перчатки - носовой платок, и из платка - заколку с пчёлкой. В последний раз посмотрела на неё и бросила её вместе с платком в огонь.

   На мгновение стало жарко, но почти сразу отпустило, и Каринэ буквально физически почувствовала, как огонь, оплавляя заколку, выжигает и из неё что-то, связывавшее её с сатанинской зоной и незавершённым ритуалом. Словно бы тьма сатанинской зоны, наполнявшая её всю жизнь и привязывавшая её к осквернённому храму, теперь сгорала в пламени очищающего огня. Сгорали нити, связывавшие её с принесёнными в жертву матерью и сёстрами, сгорали узы, по которым призрак Манкурта мог преследовать её и высасывать из неё силы...

   А ночью, когда Каринэ, несмотря на сырость, смогла забыться усталым сном, пришло видение знакомой полянки и знакомого столба с перевёрнутой пятиконечной звездой. Под столбом покоилась коза, а вокруг него совершал обход серый безжизненный человек. Его чёрные волосы топорщились ирокезом.

   Только теперь ничего не тянуло её сюда.

   Каринэ дождалась, когда он закончит обход, и подошла ближе.

   - Брось нож, - тихо произнесла она замершему от неожиданности сатанисту. - Завершающая жертва уже принесена.

   Сейчас, во сне, она откуда-то точно знала, что, вогнав ритуальный нож в призрака, она завершила ритуал, тянувшийся девятнадцать лет. Начальная жертва и конечная оказалась одним и тем же человеком, и десять ступеней сатаны в этот мир замкнулись сами на себя.

   Только кто должен был спуститься по ним, не известно. Потому что сатана и так наполняет собою все живые существа. Не будь его, этот мир не знал бы зла. А человек не имел бы возможности преодолевать трудности, расти и совершенствоваться...

   Ритуалист, придя в себя, поднял зажатый в руке нож для удара.

   - Брось нож, - тихо, но внятно повторила Каринэ последний раз. - Иначе ты тоже станешь инвалидом, как становились инвалидами другие.

   Он не послушался.

   "Отмечаю тебя, завершающая жертва".

   Каринэ перехватила его руку и вывернула запястье из сустава...

   Эпилог

   Могила на первый взгляд ничем не отличалась от остальных на этом кладбище. Скромная гранитная плита, цветы, венок. Только на плите вместо одного имени было выгравировано одиннадцать.

   Их кремировали. Батюшка отпел десять скелетов в девяти закрытых гробах - мать, отца, семерых их дочерей и мертворожденного сына, останки которого Каринэ аккуратно в тряпичный мешочек собрала в подвале яблоновского дома и положила в гроб к матери - и их отвезли в крематорий. И девять урн похоронили в одной могиле. Девять урн, десять людей, и одиннадцать имён на плите. Потому что Глухарёвой Илоны Леонидовны тоже уже не существовало.

   В сатанинской зоне после завершения ритуала, затянувшегося на девятнадцать лет, стало легче. Осталась серая дымка, осталась тьма, но уже почти не разговаривали по ночам призраки и не приходили к живым. Бродили, потерянные, среди деревьев, словно ища что-то или кого-то, смотрели безучастно в никуда и постепенно исчезали из человеческого мира.

   Там долго работали и следователи, и священники, и археологи. Собирали останки, отпевали их, разбирались, кого ещё можно идентифицировать, а кто лежит там уже десятки и сотни лет. Как позже узнала Каринэ, о секте сатанистов знали давно, но поймать удавалось или только мелочь, которая никого из главарей не знала, или окончательно сошедших с ума, которые уже не воспринимали реальный мир. Двадцать два года назад главаря - а им был тогда Манкурт - уже вычислили и арестовали, но он бежал и пропал без вести. Как именно тогда разворачивались события, следователи точно не установили, но одна из сотрудниц милиции, которую звали Каринэ Заргарян, в последний момент напала на след Манкурта. Она последовала за ним, не успев вызвать подкрепление, и погибла. И тоже девятнадцать лет числилась пропавшей без вести.

   Выйти на верхушку секты, именовавшей себя банально "Дети сатаны", помогла Стекло. Когда Каринэ, её братья и Игорь давали показания следователям, Каринэ упомянула, что видела у Стекла брошюрку о сатанизме, и девчонку взяли в оборот. Выяснили, что сатанистом был один из бывших любовников её матери, и именно он приобщил девчонку к чёрным ритуалам. Нашли любовника, и через него вышли и на главарей и смогли их арестовать.

   Сама Стекло выписалась из больницы, но с рубцом на сердце и инвалидностью. Как слышала Каринэ, она стала тише воды ниже травы, взялась за учёбу, начала рисовать - только врачи качали головами и делали прогнозы, что больше десяти лет после перенесённого инфаркта она вряд ли проживёт.

   Шестнадцать плюс десять - это двадцать шесть. Может быть, до двадцати шести лет она доживёт. С инвалидностью и без возможности вести полноценную жизнь...

   Ритуалиста - того, с ирокезом, которому она вывернула руку - она встретила полгода назад в Туапсе. Молодой парень, по виду вообще школьник, всё с тем же ирокезом и с неплотной серой оболочкой - видимо, в сатанизме погряз неглубоко. Кисти правой руки у него не было.

   Наверно, стоило во сне не выворачивать ему руку, а просто отбить; тогда бы кисть была, может, изуродована, но осталась с ним. Или просто уйти - он для неё опасности уже не представлял. Но что сделано, то сделано...

   Каринэ положила на могилу букет из одиннадцати белых роз. Два неподвижных и почти невидимых призрака шевельнулись.

   Сначала их было десять. Когда родителей, сестёр и мертворожденного брата отпевали и хоронили, они постоянно следовали за своими останками. Девять чёрных призрачных скелетов, укутанных в чёрные саваны, и один маленький бесформенный. И первые сорок дней после похорон они толклись около могилы, не в состоянии отойти от неё, однако постепенно светлея и становясь прозрачнее. На сороковой день окончательно растворился призрак мальчика, потом в течение полугода исчезли призраки всех остальных детей. И сейчас, два года спустя, здесь оставались только родители, едва уже видимые. Скорее всего, полгода-год - и они уйдут из наземного мира.

   Родители входили в секту сатанистов много лет. Отец засветился там ещё в школе, мать - после замужества, они участвовали в ритуальных жертвоприношениях животных и сексуальных оргиях, но преступлений за ними не числилось. Знали ли родители, идя в сатанинскую зону, что ждёт их и их дочерей у осквернённого храма, так и осталось неизвестным. Но то, что спустя два года их призраки почти очистились, скорее всего говорило о том, что нет. Они были виновны в ритуальных жертвоприношениях животных и оргиях, но не в покушении на жизнь своих детей.

   Останки Каринэ Заргарян, двадцать один год назад спасшей жизнь Каринэ, отпели и похоронили на туапсинском кладбище рядом с могилой её мужа. Её призрак, тоже постепенно светлея, сидел на своей могиле сорок дней после похорон. На сороковой день она приснилась Каринэ: женщина лет сорока, армянской внешности, с распущенными тёмно-каштановыми густыми волосами - она улыбнулась Каринэ, помахала ей на прощание рукой и исчезла. Когда через неделю Каринэ и Игорь приехали на её могилу, её призрака там уже не было.

   Каринэ повернула голову и посмотрела на могилу в соседнем ряду. Там ходил чёрный призрачный скелет, руки-плети которого спускались до земли, укутанный в чёрный же призрачный саван. За два года после отпевания и погребения Манкурт не стал ни светлее, ни спокойнее. Сколько Каринэ ни приезжала на это кладбище, он, всё такой же чёрный, мерил шагами свою могилу, не в состоянии отойти от неё ни на шаг, и сжимал в кулаке не существующий уже ритуальный нож.

   Зарубить топором отца семейства, застрелить его жену и семерых их детей. Убить женщину, пытавшуюся спасти восьмого ребёнка... Десять жертв, пусть и не все из них невинные.

   Что бы было, не соверши Манкурт этого убийства? Выросла бы Каринэ в нищей многодетной семье, в которой не было ни любви, ни дружбы, ни взаимопомощи, где каждый был сам за себя; ютясь в одной общей комнате с сёстрами, в постоянной грызне и ссорах. Какой бы она сейчас была?

   Двенадцатую белую розу Каринэ положила на могилу Манкурта. Он убил её родителей и сестёр, и благодаря этому у неё появилась семья, где её любили и о ней заботились. Которая поддержит и не бросит.

   Инь-янь, белое и чёрное, добро и зло. Страшное преступление - а для неё, Каринэ, оно обернулось благом. Пусть и платой за него были девятнадцать лет кошмаров.

   Простить его нельзя. Но и невольную, преступную и постыдную благодарность не испытывать тоже было нельзя...

   - Пошли уже, - сказал Игорь.

   Да, пора. Скоро Юрка, оставленный с бабушкой, проснётся и затребует есть.

   Они медленно пошли между могил к выходу с кладбища.

   Чёрный призрак провожал их невидящим взглядом.

<p>

 </p>