Тени города Энкёрст [Влад Харламов] (fb2) читать онлайн

Тени города Энкёрст

Глава 1 "Улыбка зверя"

«Кладбища забиты людьми, верившими,

что их некому заменить»

Роджер Желязны

Хроники Амбера

Ифан

Хлопья черными снежинками кружились, падая с неба и образуя серые могилки сугробов на крыше крематория. Для Ифана пепел всегда был чем-то сродни снегу. Пусть тот и смотрелся бедным родственником перед изяществом своего благородного братца. Зато был честнее — не обжигал холодом за напускной красотой, не прятал ледяные шипы за изящной формой. Он открыто заявлял — я грязный и я воняю. Все, ничего лишнего. Ифан придерживался аналогичных взглядов, не скрывая своих истинных намерений за учтивой улыбкой.

— Апчхи! Да сколько можно! Сраная сажа повсюду, задолбала, чесслово, — мужичье под козырьком тайком отлынивали от работы. Лысый с отвратительным родимым пятном на затылке, припал спиной к обшарпанному косяку, болтая бутылкой разбавленного спирта. — Скоро я отсюда уволюсь, на хер оно мне все упало! Трупы сё, трупы то, каждый, сука, день трупы. Давай Смитти, тащи тело сюда! А нет, оно благородное, не кидай в общую печь. Я че ль знаю благородный, не благородный? Все цацки с него уже поснимали. Один хрен ж-ж-апхчи-мурик!

Ифан закатил глаза. Очередной неудачник плачется о своей никчемной жизни.

— Угу, — буркнул собеседник нытика, жирненький такой, как хрюшка на убое в натянутых до предела подтяжках, образующих бугры на его сутулых плечах. Он беззастенчиво скреб грязными ногтями стриженные лишаем бакенбарды, крайне неумело скрывающие второй подбородок.

— А как не сжигать всякую шелупонь, так на посту торчать в карауле! Ладно днем еще нормально, но вечером дубак спасу нет, под конец смены стоп не чувствую. Во, глянь-ка, — в доказательство он крайне неуклюже стянул сапог за пятку и продемонстрировал мозолистую ногу с пожелтевшими корявыми ногтями. Ну явно не от холода, — Вот оно мне надо за пару монет горбатиться? Я тебе говорю, уволюсь нахрен и горя знать не буду. Открою энту, как его, — нытик поболтал мутную жижу заглядывая в горлышко, так и стоя без ботинка, — Бутлегерскую, во! Заживу, яки барон, заживу. Э, ты куды?

— Поссать, — толстяк отшатнулся и придерживаясь кирпичной стены побрел за угол.

Через мгновение послышалось журчание струи и стон облегчения.

Вдох-выдох.

— Я уж думал, вы никогда не заткнетесь.

— Ась? — Только и успел выдать мужик, задирая голову вверх.

Тень сорвалась с карниза подобно пеплу в обертке стали, целясь каблуком в мерзкую родинку, точно в мишень. Жестокий удар обрушился ниже лба, разламывая переносицу, вминая ее в череп. Голова дернулась назад, под аккомпанемент хруста шейных позвонков. Ифан оттолкнулся ногой, пихая работягу так, что тот с размаху полетел на пару шагов вперед, спотыкаясь на подкосившихся ногах. Безвольная шея качнулась и раскрытый рот мужика с размаху налетел на обсосанное горлышко бутылки. Чавкающий звук и лязг стекла оборвали жизнь жалкого нытика. Тонкие струйки крови смешались в палитре серых луж и алкоголя.

Гул тяжелой обуви, прерывистое дыхание, звон металлической бляхи ремня. Ифан слышал каждый шаг своей следующей жертвы. Седеющий толстяк с торчащими пучками бакенбардами вывернул из укромного местечка, даже толком не спрятав член в портки.

— Смитти, ты че уеб… — Смитти в данный момент отдыхал с выломанной челюстью и травмой головы, — Э! А… а какого хрена здесь происходит?

— Смена караула, — Ифан выставил руку вперед, щелкнула тетива скрытого арбалета и болт с тихим свистом, пронзая стену праха вонзился четко под баки толстяка. Ворот рубашки тут же окропился багрянцем. Губы еще безвольно хватали воздух, как у рыбешки, выброшенной на берег, он даже нашел в себе силы коснуться торчащего оперения из кадыка. Но пальцы лишь конвульсивно сжимались рядом, пока водянистый взгляд не потускнел, а колени не подогнулись, роняя тушу лицом в сырую землю, поднимая столпы пепла.

Будучи Шорохом, то есть вольным наемником, ему бы стоило не творить такую грязь, однако… Убирать трупы? Нет, сегодня Ифан пришел творить искусство, наносить краски на блеклый холст обыденности, а тела, это как натура, с которой пишется пейзаж.

В промышленном районе с печками для жмуриков соседствовали литейные цеха, отравляющие смогом километры вокруг себя, как дохлое животное посреди водопоя. Пальцы латунных труб тянулись к небу, исторгая кашлем сноп искр. Пламя и пепел опутывали город тесным непроглядным кольцом, прожигающим глаза до слез. А сколько слёз еще прольется, когда он закончит свою работу, ух.

У Ифана от таких мыслей, проступила бледная тень улыбки. Она стала только шире, когда он приблизился к офисной конторе заведующего всем этим предприятием смерти — Эсканора Дэшона по прозвищу Маэстро. То был ушлый сукин сын, обладающий потрясающим даром превращать проблемы в горстку воспоминаний. Наверняка сейчас сидел за своих охеренно огромным столом, подпирая его своим охеренно огромным чувством собственной важности. Впрочем, надо познакомиться лично, слухи обычно привирают, вдруг стол не такой уж и большой.

Он и шагу не усел ступить, как оказался на прицеле тяжелого арбалета в руках щуплого молодчика в кожаной куртке. Наконечник болта угрожающе блестел, и вполне оправданно, такой латы прошивает как бумагу.

— Че надо?

— У меня послание для Эсканора, — с непроницаемым лицом, Ифан выудил из-за пазухи письмо, придерживая конверт с королевской печатью двумя пальцами.

— Че внутри?

«Пустота, как и в твоей тупой башке». По факту там даже пресловутого листика не было, только конверт.

— Без понятия. Я курьер.

Парень двинулся вперед, однако арбалет не убрал, лишь отвел в сторону. «Скверно, лишь бы случайно не шмальнул».

— Че, давай конверт, я передам, — на его тонкой вытянутой шее красовалась совершенно ублюдская татуировка змеи. Будто ребенок вырисовывал контуры, а потом, невпопад разукрасил выходя за линии.

— Тебя Че звать?

— Че?!

— Скажи, тебе татуху била твоя пьяная мамаша?

— Че ты щас вякнул?! — лицо исказилось яростной гримасой, арбалет повис в руке, в крепко сжимаемом кулаке. Идеально.

Ответ Ифана не заставил себя ждать, он схватил растерянного охранника за ворот куртки и с силой дернул на себя. По инерции корпус арбалетчика подался вперед, и его некогда аккуратная переносица встретилась с сокрушительным ударом потного лба. Любой бы растерялся, сломай ему нос одной внезапной атакой. Кровь брызнула вслед за склизким треском. Чести ради, охранник попытался отступить, махнул ногой, целясь Ифану в живот, дабы разорвать расстояние для выстрела.

— Не-а, — покачал головой Ифан, перехватывая ногу арбалетчика в полете и со всей дури всадил кинжал в бедро пробивая кость. Вой боли. Одним отточенным движением вспорол ляху вплоть до сапога, а вторым ударом сделал подсечку под колено. Тот аж подлетел на метр, с грохотом ударяясь лицом об поребрик бордюра. От треска пробитого черепа, невольно передернуло.

Ифан подобрал арбалет, повертел его в руках и отбросил в сторону. Слишком громоздкий. Есть подозрение, что охранник здесь не один, и его друзья наверняка скрываются за дверью. Пожалуй, стоит нанести им визит.

Над порогом виднелась мерцающая вывеска на волшебном огне. А над ней балкончик с аккуратной резной балюстрадой в восточном стиле, если постараться, то можно залезть. Ифан повис на краю козырька, раскачался и с двух ног любезно постучал в дверь. От таранного удара, та аж треснула в нескольких местах, а забившийся в щели и на балки пепел осыпался черным доджем от грохота. Ифан резво подтянулся, цепляясь за холодные перила балкона.

Не дожидаясь особого приглашения, Ифан достал из внутреннего кармана одну маленькую сферу в металлическом корпусе. Он очень любил подобные штуки с самого детства. Особенно те, что взрывались.

«Не вежливо ходить в гости без подарков»

Шар начиненный взрывчаткой чётенько угодил в «лунку» капюшона выбежавшего амбала. Едва ли он успел взглянуть наверх увидев хищную улыбку Ифана. Взрыв оглушающим хлопком разорвал его голову, а затем ударной волной огня смел амбала прочь, превращая его кожу в прожаренную корочку. Окна дома лопнули, вылетая вместе с рамой. Часть стены снесло, разнося дверь в труху вместе с косяком. Подпорка балкона надломилась, едва не сбивая Ифана с ног. Пожалуй, устояла конструкция только на чистой совести строителей. Довершали картину разрушения тлеющие ошметки черной мантии, витающие в воздухе, как похоронный саванн над кляксами расплесканной крови.

По телу забегали восторженные мурашки, разливаясь жгучим адреналином по венам. Ощущение такое, словно внутри был объятый пламенем пожара муравейник. Долго полюбоваться завораживающей красотой рукотворного пейзажа мешал профессионализм.

Стоило Ифану отодвинуть зигзагообразную перегородку, огораживающую балкон, и войти внутрь, как сбоку по голове огрели чем-то твердым. От удара полетели щепки музыкального инструмента. Ифан инстинктивно схватился за затылок, на свое счастье. Острые струны впились ему в шею, и прижали руку. Кожа лопалась под давлением, заливая кровью грудь брыкающегося Шороха. Сальный мужик наваливался на него сверху, матерясь на кенрийском. То ли звал стражу, то ли костерил матушку Ифана, хер его знает. Сквернословие не мешало этому ублюдку стягивать импровизированную гарроту все сильнее и сильнее.

— Ты Эсканор? — просипел Ифан, чувствуя, как на рукаве трескается заряженный болт арбалета.

— Ч-что? Какое тебе дело, кашалот?! — пожилой пухляш ростом метра в полтора, пыхтел раздувая ноздри над ухом Шороха, — Для тебя, мусор, я Эсканор Дэшон!

— О… кх, так я по адресу.

Ифан сместил центр тяжести, переваливая тушу через плечо. Оба повалились на шифоньер, роняя на пол чернильницу, кипу бумаг и искусно выращенный бонсай. Узел ослаб. Эсканор в цветистом, почти бабском камзоле, грохоча возился на полу, валяясь в обломках инструмента, но не переставал сопротивляться, тянясь к Ифану своими жирными пальцами. Шорох перехватил струны прямо в его ладонях и принялся их стягивать. До тех пор, пока Эсканор не завизжал, наблюдая как узел на скрученных пальцах смыкается, кровь хлещет по ладони, а фаланги одна за одной отсекаются под давлением струн. Капли крови разразились барабанной дробью, пропитывая зеленый ковер темными разводами.

Эта экзекуция, безусловно приятная, едва не стоила Ифану жизни. Исключительно на рефлексе он успел повернуть голову и отпрянуть. Что-то чиркнуло возле уха, капюшон сорвало с головы. Теплая струйка прокатилась от уха к шее, оставляя алое пятно на вороте белой рубахи. Крепкий жилистый парень стоя в дверном проеме метал ножи как сумасшедший, разнося какие-то неприлично дорогие кувшины династии Кинь вдребезги.

Над головой просвистело еще два ножа. Третий проткнул плечо, завязая в кости, чуть выше локтя. Следующий клинок грозился выбить Ифану глаз. Шорох успел подкинуть носком ботинка табурет закрываясь им как импровизированным щитом. Бритвенно-острый наконечник вибрируя вонзился в сидушку, торча напротив лба Ифана.

— Больно же, — прошипел Ифан, рывком сокращая дистанцию до жилистого паренька, швыряя табурет ему в голову. Ошметки древесины вместе с певучим звоном стали осыпали пол.

Драка и не думала останавливаться. Противник махнул кортиком разрезая воздух перед собой, лишь кончиком задевая губу Шороха. От следующего Ифан уклонился, по-боксерски поднырнул под хуком паренька, и врезал короткий апперкот под дых. Жилистый закашлялся, забрызгивая слюной рукав, безрезультатно хватая ртом воздух.

— За шрам ты мне ответишь, сученыш, — он вошел в кураж боя, обнажая клыки, — я буду играть с тобой долго-о-о.

Излишние бахвальство обошлось Ифану в одну лишнюю дырку в теле. Толстожопый Эсканор, нашел в себе силы и какие-то пальцы, чтобы сейчас тыкать ему в лопатку ножницами для резки ткани.

— Да твою мать! — Удар локтем наотмашь, прямо в кадык. Эсканор охнул, выдирая ножницы вместе с плотью, — откуда в тебе столько прыти?!

Борьба была короткой, чем-то напоминала ролевую игру, под названием «увернись от лезвия и не потеряй конечности». Ифан ловко отвел удар, роняя Эсканора на пол, ножницы вспарывая вельвет по дуге, слетели с покрасневшего полотна кенрийского ковра, тут же завязая в паркете.

Наградив бодрым пинком башку Эсканора, отшвыривая того обратно к раздолбанному шифоньеру. Ифан схватил за голень метателя ножей и с размаху впечатал в хлипкую стену, ведущую в коридор. Паренек с легкостью пробил ее, перевалился через перила и отчаянно визжа рухнул вниз, где в общем-то и затих. Может заодно и шею себе свернул, козел.

— А это…, — дыхание, главное сохранять дыхание, — я, пожалуй, заберу.

Он подобрал кинжал, убирая его за пояс и спрятал один ножичек под рукав запястья. Маэстро стонал в полубессознательном состоянии валяясь во множестве осколков керамики на полу. Ифан провел языком по распоротой губе, пробуя собственную кровь на вкус, затем ступил в коридор, вдыхая через ноздри аромат погасших арома-свечей в кабинете Эсканора.

Вдох — выдох.

Важно сохранять баланс и не запыхаться раньше времени. Нужно было убедиться, что больше непрошенных гостей здесь не будет, и уже тогда побеседовать с Эсканором по душам, благо он сейчас прилежно отдыхает.

Спускаясь по винтовой лестнице, Ифан очутился в просторном фойе; лоснящимся дурновкусием и богатством, украшенным картинами с летящими на восток журавлями, жабами сидящих на кувшинке в окружении цветов лотоса и так далее. Кенрийская культура доминировала даже в деревянных вставках, окованных нефритовым серебром в образе дракона.

— Брат бы спалил это место к Зверевым чертям, чисто из любви к искусству, — пробормотал Ифан, краем глаза замечая, как из алькова выбежала босая девушка. Мокрая с головы до ног со следами пены на теле. Она с мольбой в глазах смотрела на него, просила пощады, сжимая ворсистую ткань в своих нежных ручках.

Ифан выдернул короткий нож из рукава и швырнул наотмашь. Клинок угодил девчонке точно в глотку. Зрачки расширились в ужасе, она присела, хватаясь за вспоротую артерию, будто бы пыталась остановить кровь, хлещущею фонтаном.

— Прости малышка, — Шорох приложил палец к натянутой улыбке и подмигнул, — никаких свидетелей.

И почему он решил, что все пройдет гладко. Без сучка, без задоринки. Таких случаев в его работе, не бывало, пожалуй… никогда? Даже самые трусливые свиньи срывались на визг от страха и превращались в загнанных в угол крыс. Очень опасных крыс.

Ифан повернул голову вправо в сторону алькова, где пенилась ванна. Посмотрел на частично запотевшее стекло крепящиеся на изящной плитке. Поморщился, разглядывая собственное отражение, осторожно касаясь свежего пореза на лице.

— Хм, думал, будет хуже.

Тяжелый, грузный топот раздался с противоположной стороны фойе и приближался со скоростью мчащегося стада. Удар по силе оказался такой же. Буйвол-охранник смел Ифана, как пушинку, впечатывая его в зеркало. Послышался лязг и грохот осыпающегося дерева и стекла. Ванну разворотило под тяжестью двух тел. Ифан трепыхался, захлебываясь в мыльной пене, пытаясь сбросить с себя верзилу. Несмотря на то, что в голове звенело, так, будто там лупят утренний набат, Ифан не просрал оружие, но никак не мог его достать.

Здоровяк дернул его за плечи, с звериным рыком приложив затылком об угол ванны. Вернее об то, что от нее осталось. Перед глазами выступила черная рябящая пелена. Ифан почувствовал, как его хватают еще раз и собираются приложить вновь. Ох, какая-то это великая ошибка использовать один прием дважды. Ифан поддался рывку, чтобы его зубы аккурат очутились перед носом-картошкой оппонента. Яростный укус, наполненный безумной жаждой, прорезающий кожу, вгрызающийся в плоть, до тех пор, пока кровь не начнет вытекать изо рта густой слюной. Челюсть сжималась все сильнее и сильнее, пока зубы не соприкоснулись вместе. Под плач и дикий ор охранник, пытался отстраниться и убежать прочь, но он как дичь, угодившая в капкан, делал только хуже. Буйвол захрипел, хватка чуть ослабла. Ифан воспользовался моментом и засадил коленом в пах. В бою насмерть нет места чести.

Ифан зло плюнул кусок откусанного носа в рожу ублюдку и наконец дорвавшись до ножа всадил его по самую рукоять в живот. Туша буйвола закачалась, он не понимал за что держаться, за лицо, за живот или за яйца, потому истекая кровью и теряя сознание от болевого шока рухнул навзничь. На Ифана.

— Слезь с меня кабан, — Шорох выскользнул из-под него, отбросив сторону. Тяжелый вдох, срывающийся на кашель, — где вас, блядь, таких откармливают?

Ифан ступил на скользкий пол, отплевываясь от сладковатой воды. Пена вперемешку с кровью и лепестками кенрийского лилии расплывалась по коридору, образуя причудливый узор. Он схватил за ворот рубашки сипящего охранника и бросил его на разбитую зеркальную раму. Это все, на что у него оставались силы: прикончить, вспоров шею треугольником торчащего стекла.

Он еле как заставил себя пойти вперед, и был совсем не против поваляться сейчас без сознания рядом с трупом бугая и отдохнуть немного. Его покачивало словно пьяного, дыхание прерывалось. Он адски устал, вытирая рукавом льющуюся изо рта кровь.

Зато Эсканор чувствовал себя на удивление бодро, в этот момент сигая с балкона вниз, неуклюже приземляясь и подворачивая ногу. Он матерился и брызгал слюной, спотыкаясь об оторванное бедро священника.

— Куда это… — вдох-выдох, — ты собрался? — Кончик лезвия неуютно впился в щеку обильно потеющему Маэстро.

— Никуда, я… на помощь! Помогите!

Тишина.

— Неплохая попытка, могу заставить тебя кричать громче, — Шорох сплюнул шмат крови, — на пределе возможностей, хочешь?

— Не надо. П-пожалуйста, не убивайте меня. Что вы хотите, денег? Я… я отдам вам сколько хотите, да все забирайте, у меня есть счет в банке Ван Рейн и Гросс! Там драгоценности, ценные б-бумаги и…

— Меня не интересуют богатства. Меня больше интригует это. — Ифан бросил к ногам Эсканора конверт с печатью бывшего короля.

Да, пустой, зато какая действенная провокация. Любо-дорого смотреть.

— Это… это все Доруза! И Герчингер! Это все они мутят, а я, а я тут не причем. Я все вам расскажу, все как на духу выложу, правда! У меня с ними встреча, з-завтра утром, я могу вас привести туда, клянусь! — Скулил Эсканор Дэшон по прозвищу Маэстро, только сейчас обрубками своих пальцев он вряд ли сыграет что-то сложнее похоронной ноты.

— О, не сомневаюсь, — тяжелое дыхание, кровавый оскал Ифана заставлял сраться в штаны даже матерых вояк, что уж говорить о каком-то гробовщике. Пусть и очень влиятельном, — Ты мне все расскажешь. Но сначала мы с тобой поиграем, не то моя предыдущая игрушка разбилась.

Тело любителя хреновых татуировок, лежало на подступе раскуроченного порога с вывернутой шеей.

— По-поиграем?

— Тебе понравится, — ярче улыбки Ифана, сверкало только лезвие его ножа, — это веселая игра. Я буду медленно снимать с тебя лоскуты кожи, как шкуру со спелого яблока, а ты громко орать в приступе наступающего от невыносимой боли безумия. Что скажешь?

— Нет, умоляю, не нужно, не делайте этого, Зодиаки помилуйте. Прошу вас! Нет! А-а-а…

Вопль гулким эхом разносился по пустому внутреннему двору крематория, теряясь в закутках заводов и гуле литейных. Никому не было дела. Все давно привыкли к тому, что порой здесь кричат даже мертвецы.

Глава 2 "Сладкая жизнь"

"Когда перед тобой стоит задача, лучше сразу браться за нее, чем жить в страхе перед ней"

Джо Аберкромби Первый Закон. Кровь и железо

Джин

Осень — каждый находит красоту в этом времени года; оно интимно, откровенно и неуловимо напоминает бордель. В какой угол не посмотри: кругом океан пестрых цветов и обнаженной красоты, но стоит опустить взгляд, как обнаружишь утонувшую подошву в чем-то омерзительно склизком. И дай бог, если то обычная грязь.

Жизнь Джин также напоминала бордель, в прямом смысле — она в нем работала. И каждое утро, когда клиентов нет, она потягивалась до характерного щелчка в позвоночнике, топала босиком на балкон и смачно сплевывала на мостовую. Ничего личного, просто ритуал.

Едкий смог окутывал небосвод, а густой утренний туман по обыкновению расползался по узким улочкам Энкёрста. Его кисельная дымка превращала прибрежные дома в мутный силуэт похожий на острые ощетинившиеся скалы, которые рваной линией на горизонте обрывались и уходили вниз к причалу и судостроительной верфи, где вечно толпились покачивающиеся на волнах прибоя мачты кораблей.

К счастью, подул свежий ветерок. Легкий бриз сорвался с моря, дернул флюгер на макушке лоцманской службы и принялся безобразничать, умыкая агитки с просоленных стен причала.

Они взмывали в стальное небо и волочились над городом, над разрушенными бараками и куцыми пристройками, над перевернутыми лодками, усыпанными ракушками и илом, и над обгоревшим остовом кроильного квартала. Запах обугленных досок третий день ломился сквозь ставни надушенной комнаты Джин, утопая в бесконечном дыму кальяна.

Мимо балкона пронеслась листовка с изображением Бальдера Строма: героя-освободителя, предводителя всех обиженных и угнетенных; затем зацепилась за коготь чайки и устремилась вместе с ней к рыбному лотку. Буквально секунда, и тухлый смрад внутренностей пропитал смятую бумагу, пока пернатая крыса, угнездившись на подоконнике, вынимала кишки из своего завтрака прямиком на лучезарную улыбку героя-освободителя.

— Пошла на хрен отсюда! — Тучный седой мужик, со скрипучим голосом злобно саданул метлой по створкам, спугивая голодную птицу, лишившейся не только еды, но и перьев. — Все окно мне засрали, сукины дети!

Ах, если бы только окно. Портовая часть города и раньше не благоухала розами, а с постройкой фабрик жителям пришлось приноровиться дышать по-новому. Преимущественно в курильнях, единственном месте, где одна вонь могла совладать с другой. Так что выбирать — чем дышать — не приходилось.

А чем жить… тут вариантов несравнимо больше, как на торговом прилавке шарлатана, всё на вкус и цвет.

Для Джин, этим оказалось зеленое сочное яблоко, чья кожура так приятно лопалась под натиском зубов, заливая подбородок пенистым соком. Она с самого детства обожала кисло-сладкий нектар и горечь кожуры во рту, потому день, прожитый без яблок, казался ей пустым и блеклым. У человека всегда есть свои маленькие слабости, пусть и такие нелепые. Однако, в этот раз — посмаковав фрукт, Джин тут же выплюнула все что прожевала.

— Эй, — крикнула она с лоджии, — твои яблоки полное дерьмо!

— Что тебе не продай, тебе все дерьмо! — Торгаш родом с восточных островов Кенрии, поднял прищуренные желтые глаза вверх и ощерился такой же желтой улыбкой. Местные не заморачивались, так его и называя — Жёлтый. Реальное имя никого не интересовало.

На свою беду он был иностранцем, потому местное ворье просто и незатейливо грабило беднягу стабильно раз в неделю. По праздникам чаще. Вот и сейчас два мелких засранца уже как добрых полминуты обчищали его прилавок.

Оливер — воровал, а Томас — отвлекал, суетясь вокруг как назойливая мошка: «Дядя, дядя! А когда ты уедешь?» — не унимался гундосый мальчик с заячьей губой.

— В самом деле, ты скоро свалишь на родину, нэ? — мигрантов не любили в Вердании, особенно в ее столице Энкёрсте, — Глядишь, без тебя и фрукты свежее начнут завозить.

Этот выпад Желтый проигнорировал, как и все предыдущие, иначе бы он здесь не выжил. Джин помусолила второе яблока в руках. Жесткое и блестящее, точно воском покрытое. Какая мерзость.

— От того, что ты пялишься, оно зеленее не станет, — проскрипел мужик, подпирая плечом столб шатра и так удобно занимая позицию для кражи.

Джин вспомнилась поговорка: кто рано встает — тому бог подает. Что ж, утренний туман весьма недурно подает карманникам. Оливер воспользовался удачно подвернувшимся случаем и подрезал кошелек.

Интересно, и кто их научил так нагло красть? Хороший вопрос, ответ на который явился сам, — с копной взъерошенных рыжих волос:

— А от того, что ты пялишься — она ноги не раздвинет, — злобно заявила Фрид.

Кенриец на это вытянул губу и сплюнул на тротуар, часть ритуала, не иначе:

— Не собираетесь ничего покупать — проваливайте в ваш бордель. От вашего срамного вида товар портится, того и глядишь виноград засохнет!

И в этот момент мешочек, набитый звонкими монетами, беззвучно перекочевал в ладонь юнца. Оливер подмигнул и дал добро.

— А что, сморщенный изюм напоминает собственные яйца? — хохотнула Фрид, выхватывая яблоко у Джин и без задней мысли зарядила его точно Желтому в лоб, — Мальчики, а ну домой!

— Эй, я хотела съесть… — Джин с тоской посмотрела на опустевшую ладонь, а затем на корчащегося от боли торгаша.

— Ты же сказала, что яблоки дрянь, — изумилась Фрид.

— Ну не такая уж и дрянь…

— Да начхать, пойдем, кое-что покажу!

Когда Фрид говорит: «пойдем», то это не обсуждается, ты просто идешь, хочешь, можешь, есть ли у тебя ноги. Не важно. Твое мнение не волнует.

Метр, за ним два. А рыжая бестия продолжала тянуть ее как жена запойного пьяницы домой. Этим пьяницей Джин чувствовала себя сейчас, спотыкаясь о сбитый пурпурный ковер.

Ковров в борделе вообще было какое-то неприличное количество. Непристойное даже, под стать заведению. Каждый участок стены был завешен ворсистым или шелковым полотном с изображением нагой красоты. Казалось бы, куда уж больше голых сисек на квадратный метр. Но, как объяснила Ингрид — товара много не бывает, особенно, если он не портится. Шлюхи вообще редко портятся. Когда одна утрачивает привлекательность для одной группы клиентов, ну там возраст, шрамы, синяки, беременность, то тут же находятся те, кто готов заплатить вдвое больше ради удовлетворения своих нестандартных потребностей.

И вопреки расхожему мнению, Джин не была шлюхой, как и ее подруга, или правильнее будет сказать сестра, Фрид. Они были артистками, и чертовски хорошими.

Минуя сонных нимфеток вольготно развалившихся на подушках, они покинули душные залы борделя, оказываясь на свежем воздухе. Хотя «свежий» это комплимент, притом весьма завышенный.

Мелкие воришки взялись из ниоткуда и примостились следом, как две невзрачные тени. Невзрачность — лучший талант вора. Фрид замерла, припав к углу кирпичной стены, и удостоверившись в чем-то своем, обернулась к спутнице, растрепывая копну своих вьющихся медных волос.

— Вон там, парня с железкой видишь? — оживленно прошептала девушка на ухо Джин, тыча пальцем сторону прилавков.

Мимо пронеслась груженная ящиками телега, разбрасывая жидкую грязь из вновь образовавшейся колеи размытой дороги.

— Вижу! Я прекрасно все вижу, — зло прошипела Джин, в последний момент успевшая подобрать подолы своего роскошного синего платья от грязевого дождя, — так можно описать половину города.

Совершенно без преувеличений. В порту сновали не только рабочие и торгаши, но и гвардейцы, мигранты, воры, нищие, сумасшедшие, да и просто подозрительные личности — и все как один подходили под описание.

Нетерпеливо заворчав, Фрид положила ладонь на темную макушку подруги и повернула в нужную сторону:

— Этот парнишка посыльный короля. Ты только представь, его королевское великохреничество пожелало себе шлюх на праздник! Понимаешь, да?

— Нет, не понимаю, — честно ответила Джин, шмыгнув носом.

Пальцы Фрид сжались в ее волосах и нервно потянули из стороны в сторону.

— Шлюх из нашего кабаре! — зашипела Фрид. — Если Ингрид не потребует с них дополнительную плату, я сама ее сдеру, вместе с их напомаженными патлами.

Кабаре — какое красивое слово для притона со шлюхами и наркоманами. Ну и отчасти правдивое. Современные проблемы требовали современных решений. Публичный дом сгорел вместе с кроильным кварталом, а кабаре на набережной переживало не лучшие времена. И вот в трудную минуту они нашли друг друга. Всё. Теперь там можно и музыку послушать, и самому поиграть на «инструментах».

— Тетя Ингрид хорошая, — пробубнил Томас, отирая рукавом выступившую слюну. Она всегда текла.

— Им же не запретили работать вне кабаре, — Джин хлопнула по руке фырчащую Фрид. Сделать идеальную прическу утром не дело пяти минут. Девушка присмотрелась в толпу, заприметив слишком уж чистого паренька для здешних мест. — Ты про этого щегла, нэ?

— Да! Ты только посмотри, какой мешок у него на поясе, не кошель, а бычьи яйца! Сколько королевские посыльные зарабатывают, черт подери!

— Явно не столько, чтобы таскать с собой меч.

— Чепуха! — усмехнулась рыжая. — Сейчас только ленивый не прячет ножик в портках. Не шифра же послали за королевскими развлечениями средь бела дня, в самом-то деле. Короче, у меня предложение.

— Только не предложение… — умоляюще захныкала Джин, она готова была броситься на колени и постричься в монашки, лишь бы не участвовать в очередной авантюре. В прошлый раз пришлось натурально засовывать ноги в акулий хвост и прикидываться русалкой перед пьяными цилийцами. Удовольствие ниже среднего.

— Всемогущая Тень! Просто отвлеки мужика, а я тисну кошель. Всё!

— Если что-то пойдет не так, — Джин выглянула из-за угла, прицениваясь к лениво вышагивающей фигуре в сером плаще, — ты мне торчишь корзину яблок и ящик бренди!

— Заметано! — нетерпеливо пританцовывая в азарте, Фрид легонько толкнула подругу вперед. — А мальчишки глянут, как работают профи, это вам не козлов кенрийских обчищать. Вперед, блистай, красотка!

И она блистала. Несмотря на то, что самое сложное в преследовании — это темп. Плыть по течению толпы, стать единым целым с ней, теряясь для общего взора. Казалось бы, главное правило кражи — не отсвечивай лишний раз. Но Джин этого не умела, она же актриса, ее кредо сиять на публике, как начищенный до блеска котелок.

Зато она умела быстро бегать, и кто скажет, что бег это не панацея от всего — тот, скорее всего, гниет на королевских рудниках или плавает в канале мордой в нечистотах. Вообще они с Фрид не часто опускались до воровства, в основном так — пощекотать нервишки, а суливший куш, так вызывающе покачивающийся на поясе посыльного, определенно щекотал не только их, но и самые неприличные места.

Уповая на то, что холенный посыльный сразу двинет с Речной улицы на общее торжество к площади Восстания, Джин пританцовывая кружила возле него, всячески привлекая внимание. Огромная, а главное тесная толпа — это фактически рай для щипача, там не только кошель подрезать можно, но и сережки, цепочку, а при должно сноровке и ботинки с носками.

Намеченная цель, обогнув запряженную карету, вышла в переулок к Башне Беннета. Облюбованная пожилым северянином перекошенная колокольня уже лет десять выглядела как карточный домик. Дунь, и она развалится. Но, нет, она уверенно держалась на соплях детей, расклеивающих там объявления.

«Зараза» — процедила сквозь зубы Джин. Поворот жертвы к красильной мастерской немного ухудшал шанс на успешную кражу, здесь немноголюдно, впрочем, это уже головные боли Фрид.

Только вот посыльный не выглядел настороженным. Можно даже сказать, он излучал сплошную беспечность: не прятал прикрепленный к ремню упитанный кошель, шел вальяжно, словно нагишом у себя дома. И в этом был один смущающий нюанс — его рука неотрывно покоилась на эфесе меча. Из-за поистине звериного равнодушия паренька, у Джин пропали всякие сомнения в скорости, с которой невезучему вору, могли лихо обрубить руку по локоть. А Джин любила свои руки, как и все прочие части тела.

Девушка сбавила ход, не забыв обронить медяк в протянутую руку нищенки, она не понаслышке знала каково голодать. С осторожностью делая шаг к углу косого домика, она прижалась грудью к холодной сырой стене. Джин обернулась назад, замечая подле мастерской Фрид. Подруга даже на столь почтительном расстоянии заметила ее взгляд. Ободряюще скалясь, она весело замахала руками, потрепала двух сорванцов по загривку, а затем показывала большие пальцы. Ох, как-то все слишком просто.

Джин вдохнула, вывернула за поворот, и…

***

— Приятно поражен твоей решительностью, — на ухо тепло выдохнули, на талию легла ладонь, потянувшая в сторону застывшую статуей Джин. — Честно, не подумал бы, что ради меня зайдут так далеко.

Все слова застряли в горле, и девушка выдала непонятные звуки, с ужасом смотря на довольную ухмылку в паре сантиметров от своего лица, ощущая его кислое хмельное дыхание. Вблизи посыльный не казался простым придворным щеглом. На скулах и крепком заросшем щетиной подбородке имелись тонкие шрамы. Что и говорить — не всех мужчин они красят, но его вряд ли смущали подобные моменты. Парень притянул к себе Джин вплотную, возвышаясь над ней на целую голову, и, непринужденно перебирал костяшки на ее корсете. Похоже, рыбка заглотила наживку, вместе с рыбаком и его лодкой.

— Хы, — нервно хрюкнула Джин, скривившись, когда ладонь скользнула ниже ее поясницы, — здесь явно какое-то недоразумение.

— Разве? — Парень вопросительно выгнул бровь. — Но ты идешь за мной от самого кабаре, ошибки и быть не может.

— Ой, правда, — поспешно выпалила девушка. Он нахмурился, недоверчиво оглядев ее, со свистом вздохнул и отцепил свои клешни, подняв их вверх, на что Джин выдохнула с облегчением. — Мы хотели выступить на королевском рауте с песнями, танцами…

«Где Фрид черти носят?» — мысленно добавила Джин, косясь в сторону угла мастерской.

— Музыка, черт бы ее побрал, я совсем забыл про эту фигню, — парень треснул себя по лбу, затем высыпал пару золотых монет на руки обалдевшей Джин и продолжил, зазывно играя бровями: — Если что, вечером я свободен, дай мне знать, когда захочешь увидеться, кис, — шепнул он напоследок, отстранившись.

«Кис?»

По другую сторону от дороги загрохотало, точно несся табун лошадей. Топот и скрип попадавших под сапоги мелких камней стремительно приближались к ним, и грянул женский крик, от которого сердце ухнуло во второй раз:

— Декс, твою мать!

Если это его жена, то Джин стоило бы всерьез начать волноваться за целостность прически. Названный Дексом весь передернулся, закатывая глаза.

— Ну, началось, — буркнул он, обернувшись на каблуках к подлетевшей женщине. Джин выглянула из-за плеча парня, и вжалась спиной в стену, стараясь выглядеть как можно незаметнее. Впрочем, в ее синем платье на фоне красной кирпичной стены это представлялось затруднительным.

Женщина щелкнула каблуками и встала по струнке, будто армейский служащий. Она чем-то походила на второго Декса, крепкой, неженственной фигурой. Поверх свободной холщовой рубахи на ней плотно сидел строгий кожаный жилет. Чуть менее строгий, нежели ее физиономия. Левый глаз прикрывала небрежная челка, из под которой тянулся длинный уродливый рубец от скулы до переносицы. Джин невольно передернуло, не хотела бы она, чтобы ей также мордашку разукрасили.

— Что такое, дорогая? Я на работе, между прочим, — оповестил парень, кивком указывая на Джин. — И не стоит волноваться, я и один хорошо справляюсь.

— Что ты забыл в чертовом притоне шлюх? — Женщина нахмурившись зашипела на него, как самая настоящая гадюка, и перевела озлобленный взгляд на Джин. Ее высокий блестящий лоб, казался еще больше из-за туго стянутых сзади волос, — да еще и одну с собой прихватил, а я говорила!

— Я вообще-то не шл… — хотела было возразить Джин, но вовремя прикусила язычок, осознав свое положение.

— Нико, во-первых, не шлюхи, а дамы для культурного скрашивания досуга. Во-вторых, я был там по делам. Кстати, познакомься, — он обернулся к оторопевшей Джин, — это… а как тебя звать?

— Декстер, лучше б ты думал, как придушить кого по работе, а не как придушить своего маленького дружка. — Нико скрестила руки на груди и скривилась, безжалостным взглядом испепеляя обоих. В особенности шл… артистку. Наверняка из ревности. Ну, все могло бы быть гораздо хуже, а пока милые бранятся. — Не говорю уже о том, чтобы ты не смел сегодня пить.

— Так, — шумно вздохнул Декстер перегаром и потер переносицу, — хорош говорить за меня, а? Мой дружок не такой и маленький, и не криви рожу! К тому же не смей попирай мое святое право надраться на работе. И ваще, че ты приперлась?

Она снова покосилась на нервно переминающуюся Джин, явно давая понять, что та здесь лишняя декорация, и она с этим была полностью согласна. Декс почесал висок. Стоявшей за его спиной танцовщице было слышно то, с каким скрипом перемещались шестеренки в голове. Надо было сразу хватать ноги в руки и бежать, пока был удобный момент.

— Я, пожалуй, это… — промямлила Джин, улавливая краем глаза, как Фрид чуть ли не победоносно вертит кошель между ног, находясь в паре десятков метров от нее. И когда успела?

Капитан продолжал в раздумьях чесать голову, но уже сделал пару нетвердых шагов вперед, в то время как Джин начала тихо сдавать назад, придерживаясь стены сырой от пота ладонью. Однако Декстер, видимо, пришедший к какому-то решению, остановился и взглянул на девушку:

— Нас прервали в неудобный момент, хотя у меня есть к тебе предложение.

— Да свали уже! — рявкнула Нико.

Дважды просить не пришлось, и Джин, подобрав подолы платья, стремглав помчалась прочь к Фрид. Парень с кошельком, способным купить если не квартал, то кабаре с потрохами, любезно с ним расстался. Вот оно избавление от всех долгов и бед. Впрочем, это одно и то же.

***

Старый сарай редко использовали для складирования, в том числе и отходов. Иногда сюда свозили бочки с несвежей рыбой, старые снасти, лодки, канаты, парусину и весь тот хлам, который жалко выкинуть. Но склад точно никогда не использовали в качестве танцевальной площадки. Эта трухлявая уродина высотой в два человеческих роста, казалось, пережила не только своего создателя, но и его правнуков. Насквозь прогнившие балки не иначе как чудом удерживали кровлю, больше походившую на щербатую улыбку старика. Вот где свисал невод, а где паучья сеть — было решительно непонятно, настолько жирными лоскутами лилась паутина с крепежей под потолком.

И этот убогий сарай, этот просоленный калека сегодня полнился жизнью, но не как обычно. Местную банду крыс и пауков разогнал разудалый девичий гомон:

— Да, детка! — Победный танец Фрид был непередаваем, словно стадо пьяных варваров пытались соблазнить шкуру медведя. И делали это успешно.

Джин так же не отставала, подхватив сестренку под руку, они закружили в кабацком танго, весело смеясь и перебрасывая увесистый кошель друг другу. Они прижались, касаясь лбами, затем оттолкнулись и в парящем вираже расстались. Артистка взгромоздилась на бочонок, весело болтая ножками в черных сапожках, и победоносно вгрызлась в яблоко. Фрид приникла к окошку, нежно прижимая завоеванный трофей к груди.

— Сегодня Фрид напьется как старый басенник на день святого Омела! Сначала я куплю себе особняк и буду каждый день водить туда самых красивых мужиков, пока у меня нутро не онемеет. Хотя кого я обманываю? Я буду трахаться и бухать до самой старости!

— А я… — но Джин не успела договорить, улыбка мигом испарилась с ее лица.

Дверь в сарай распахнулась, пропуская слепящие солнечные лучи утреннего солнца, а с ними и темный очертания силуэтов недавних знакомых.

— Сука! — Фрид швырнула кошель Джин и буквально через мгновение сиганула в узкую бойницу окна.

— Какого…

Но думать времени не было, а убегать и того меньше, к тому же на залихватский прыжок щучкой через окошко не стоило рассчитывать. Чертово новое платье, такое красивое и такое бесполезное в него не протиснется. Джин пригнулась, спряталась за бочки, отодвинула крышку одной из них. Мерзкий запах потрохов ударил в лицо, она чуть ли не плача залезла в скользкую дубовую емкость, сдерживая рвотные позывы, с трудом накрывая голову покрышкой.

В грудной клетке затрепетала тревога. Вокруг стало совсем как-то тихо, и в этой тишине послышался тихий свист в незатейливом мотиве, послышались приближающиеся, неспешные шаги. С ними и свист становился все громче и громче, разрезая слух. Тревога разрасталась: словно шар, она набухала, увеличивалась в размерах, задевая и царапая изнутри своей острой оболочкой. Парень подошел к бочкам и, судя по звукам, опустился на одну из них, гулко стукнув тяжелым клинком об поверхность.

— Вылезай скорее, милая.

Глава 3 "Особое приглашение"

"День другой-

дерьмо всё то же"

Стивен Кинг Ловец снов.

Джин

Всё, приехали. Паника сковала тело. Естественно, Джин даже не пошевелилась. Только вжала голову в плечи. Бочка оказалась довольно низкой — из нее совершенно не было видно Декстера. И, как надеялась «воровка», не видно ее саму.

— Сейчас, вылезу, чтоб тебя, — тень мужеподобного силуэта Николетт промелькнула меж щелей дубовых досок, больше Джин не могла разглядеть, — Нормально мы сюда зайти не могли?

— Да к чему нам простые пути, я люблю приключения.

— Как бы нам эти приключения занозой в жопе не остались.

Джин в туже секунду почувствовала именно занозу в своей филейной части. Нечего было елозить на гнилой бочке. Вот она — плата за приключения.

— Капитан, от кого приказ мы должны ждать? От выскочек из дворца, которые, к слову, уже собираются на площади? У нас еще много нерешенных вопросов.

— О, Тень, у нас единственный вопрос это защита этих выскочек. — Жалобно простонал Декс, прикрыв лицо широкой ладонью. Подчиненная насупилась больше прежнего и посмотрела змеей на капитана. — Какие еще могут вопросы?

— У меня вопросов никаких, а вот у старины Герчи навалом ответов. Знатно же ты вляпался, очкарик.

Ох, Джин, ты видимо тоже вляпалась. В очередное липкое говно, что никак не ототрется с белоснежной репутации. Хотя кого она обманывает, во всем виновата лишь она и ее тяга к авантюрам. Сомнительным, надо сказать.

Гости не заставили себя ждать. Джин едва разглядела лишь одного: полноватый мужчина с проседью, мелкими бородавками на носу и огромных очках-окулярах. Его манера постоянной вытирать потные ладошки о потертый фрак и смотреть в пол, говорила, что мужик не то чтобы счастлив здесь находиться. Такой типаж вызывал ассоциацию с алхимиками, школярами и девственниками.

— Нам птичка напела, что тебе, паскуда, сообщили о покушении, — произнесла Нико. Сильнее ее заботил собственный маникюр, который, в принципе, она и изучала с гораздо большим интересом.

Мужик оторопел, ненаходясь со словами. Но ему быстро помогли, опрокинув навзничь тяжелым ударом кулака под ребра. Камзол заскрипел от натуги и Герчи упал на колени.

— Клянусь, Декстер, — он жестикулировал влажными руками, показывая то на двери, то просто в пространстве перед собой, — мне ничего не говорили, слышал краем уха всякое, вчера, а потом почувствовал, что за мной следят.

— Звучит не очень-то убедительно. Еще попытка, Герчи. Последняя.

— Боги, помилуйте, — Джин буквально слышала, как с очкарика стекает пот, как капли с беззвучным эхом разбиваются оземь, — мы встречались с Корр Эром Дорузой, она…она хотела возобновить смуту. Убить Бальдера сегодня на площади.

— Да неужели? Спешу разочаровать тебя, Герчи. Бальдера нет на площади, и не будет. Уж Доруза это явно знала.

Паренек прохаживался из стороны в сторону, кружа над сидящим мужчиной, как голодный стервятник, а затем со всей злостью ударил его по почке мыском сапога. Герчи прерывисто застонал, протягивая дрожащую руку вперед, словно прося у сидевшей в оцепенении Джин хоть какой-то помощи. Он её, конечно же, не мог видеть, так она себя утешала.

Высокий силуэт подхватил толстяка подмышки и подтащил к ее бочке. Упаси Безликий, если они сейчас ее откроют. Джин сжалась в бочке и плотно зажмурила глаза, она так хотела стать крошечной и незаметной, как паучок, в этом богом забытом сарае.

Сверху раздался глухой стук.

— И на хрен собачий ей сдался король? — Продолжил Декс, — Ей интересны Сквар и Редхарт, как самые явные кандидаты на главенство в церкви. А вот почему ты нам так нагло порешь чушь, мне бы хотелось выяснить. — Парень вытащил из голенища сапога нож и с силой впечатал его в поверхность в покрышку, пронизывая вместе с ней и ладонь Герчи. Джин едва не взвизгнула, вовремя зажав рот ладонью, когда блестящие лезвие клинка чуть не выкололо ей в глаз.

За громким визгом толстяка повисла гробовая тишина, разрываемая сиплым дыханием.

— Я говорю правду, это все, что я узнал! И сразу же помчался рассказать вам! И мне кажется, за мной следили, Декстер. Следили!

— Верно, верно, — выдохнул капитан, с хрустом вытаскивая из покрышки оружие, и тонкий лучик света из проделанной дыры коснулся носа Джин, а вместе с ним и капли чужой крови, — постой, ты слышишь это?

— Что слышу? — настороженно ответил «алхимик», прижимая к груди кровоточащую руку.

— Что всем насрать! — рявкнул Декс, отбрасывая мужика пинком в сторону кипы канатов и рыболовных сетей, — Если в течение пяти секунд я не услышу внятного и полного ответа, я поймаю крысу, засуну ее в ведро, поставлю его на твое пузо. Затем подпалю, и угадай, куда ломанется мистер грызун?

— Дам подсказку, — плотоядно ухмыльнулась Нико, — через твое брюхо.

— Меня больше интересует другое, — незнакомый низкий голос донесся из тени, от одного тембра становилось не по себе, — почему Герчи так скромно замалчивает свою встречу с оппозицией сегодня утром. — Герчи вспотел пуще прежнего, хотя казалось, это за гранью возможного. — О чем вы так мило беседовали на террасе, господин Герчингер? К несчастью, ваш собеседник сказал мне не многое…

— То есть, — Декстер привалился на бочонок, почти перегородив обзор Джин, — мы можем допросить еще одного засранца? И где он сейчас?

— Здесь.

— В смысле здесь? Николетт?!

— Это не я! — воскликнула девушка, попятившись от осоловевшего капитана.

— В бочке. — Тон незнакомца оставался неизменно будничным, словно речь шла о погоде. — Маэстро, правда, не целиком там, уж больно крупный оказался.

— Герчи, о чем вы говорили? — Голос Декстера потерял все краски, оставшись абсолютно сухим и жестким. Капитан подошел к толстяку, наступил его на голову тяжелым сапогом, взглянув прямо в его блестящие от слез поросячьи глазки, спрятанные за толстой оправой очков.

— Клянусь, ни о чем!

Декстер шумно втянул воздух и склонился совсем низко над мужиком, придавливая его лицо с такой силой, что оно того и гляди лопнет.

— Когда вы планируете убийство Сквара?

— Я не знаю! — заскулил Герчи, задыхаясь от щек сдавливающих ноздри.

— А мог бы, — сухо вставил незнакомец, вынимая с угрожающим лязгом кривое лезвие. Металл убийственно сверкнул в кружащих на свету пылинках.

— Жизнь свою ставлю! Честь архивариуса! — заверещал «алхимик» карабкаясь на четвереньках, — Я, правда, ничего не знаю! Они меня заставили! Умоляю, Декс… прошу! У меня семья, ты ведь знаешь, вы с Мартином ужинали у нас, Декстер…

— Ох, хорошо… ничего не поделаешь, нам не в чем тебя упрекнуть, старина. Это наверняка был безобидный разговор, правда? — Декс сделал шаг в сторону и помог ему подняться.

На мгновение мужчина счастливо засиял, закивал головой. Лишь на мгновение. Пока Декстер сам не стал тянуть злобный оскал. Его рука крепче сжала плечо Герчи, чье лицо начало вытягиваться и искажаться в гримасе ужаса. Косое лезвие, словно гильотина стремительно приближалось, пуская холодный ветерок.

Декстер моментально всадил нож под ребро информатору. Тот широко раскрыл рот, готовясь закричать, но капитан грубо заткнул его ладонью, глядя в вытаращенные глаза, аккуратно, со знанием дела, вытащил окровавленный нож и приложил указательный палец к своим губам:

— Ш-ш, без этого, бабского. — Нико в ответ демонстративно фыркнула. Ноги мужика подкосились от слабости, и если бы не державший его Декс — он бы свалился на землю. Но капитан счел, что для трупа весом в целую свинью это роскошь, и потому брезгливо поморщился, оттолкнул от себя тело, мешком упавшее на грязный земляной пол.

Шея неестественно вывернулась, и глаза Герчи вперились в прятавшуюся девушку. Для полной красоты из импульсивно дергающегося рта вывалился язык, выплюнув заодно под себя окровавленную слюну. Будто на прощание решил поглумиться над живой Джин, которую могла настигнуть та же участь. Нутро девушки упало в ледяную пустоту. Удержаться от вопля стоило нечеловеческих усилий, вместо этого она вцепилась ногтями в трухлявую стенку бочонка и прикусила нижнюю губу. Холодные бисеринки пота щипали глаза, размывая контуры лица умирающего человека.

— О, какой чистый прокол, капитан, проскочил точно между ребрами, — без тени восторга произнесла Николетт и скромно поаплодировала. — Но только не говорите, что нам и его придется впихивать в бочку.

— Нет нужды. — Носком сапога Декстер пихнул жирный бок. Грузное тело едва двинулось и тут же вернулось в исходное положение, хотя его и сотрясали конвульсии. Парень присел и стал копаться в чужой одежде, рыская по карманам. — Но спасибо, Нико. И… оу, что это у нас такое?

Рука выудила проткнутый насквозь и в придачу успевший запачкаться кровью пергамент.

— Любопытная находка, — Нико загородила спиной весь обзор Джин, и понять, что это за бумага было решительно невозможно, — покажем Мартину?

— Если успеем.

— А если нет? — И будто в качестве ответа свыше раздался звон колоколов, знаменующий начало перемен.

Подчиненная пожала плечами. Работа есть работа. Декстер аккуратно сложил записку, вытер лезвие об одежду Герчи, запрятал нож обратно в обувь, попутно окидывая взглядом сарай. Наметив себе ящик, он подхватил труп за куртку и подтащил его, ногой отодвигая крышку. Просто свалить мертвеца внутрь было недостаточно: габариты не позволили, но парень плевал на это, просто положил сверху крышку и с силой двинул по ней ботинком. Крышка все равно криво торчала, едва ли прикрывая тело.

— Ой, да брось. В бочке бы его лысая башка отсвечивала на половину квартала, — ответствовал Декс на скептичный взгляд Нико. — Давай на площадь. Я догоню.

Дождавшись пока соглядатаи уйдут, Декс как бы между прочим обронил пару фраз перед своим уходом. Фраз, заставивших Джин, прижавшуюся подбородком к онемевшим коленям, едва ли не провалиться сквозь землю:

— Считай этот кошель авансом, а увиденное здесь маленькой демонстрация того, что мне не стоит дурить голову. Но ты же умная девочка, правда? И тоже самое, скажи своей подружке с детишками, нам ведь не хочется, чтобы они закончили как Герчи.

Звук удаляющихся шагов Джин даже не слышала — в ушах до сих пор стоял оглушительный звон. Во многом из-за увиденного. И кроме того — из соседней бочки с проломанным днищем на нее смотрел заплывший кровью глаз первого мертвеца. А ведь стоило сомкнуть веки, и сознание вырисовывало Герчи. Вываленный язык и кровавые слюни, стекающие по подбородку.

— И да! — окликнул Декстер напоследок. — Тебе очень идет синий. Увидимся на пиршестве, печенюшечка.

Сложно сказать, сколько Джин просидела в бочке, может, минуту, а может и час, и даже не смотря на закостеневшие ноги, она не хотела из нее вылезать. Зачем покидать столь уютный панцирь. Убежище, где тебя никто не тронет. Теперь она начала понимать ракушек и городских сумасшедших живущих в коробках. Маленький уютный домик это лучшее решение всех проблем.

— Эй, пст, Джин! — знакомый шепот раздался со стороны окошка.

Кто-то ее ищет, кто-то ее зовет, но это совершенно неважно. Пусть ищет, она в домике и никуда из него не выйдет. Даже вонь рыбьих потрохов стала такой родной и любимой.

— Ты зачем в бочку забралась, дурында? А ну вылезай, я же вижу что ты там! У тебя подол платья торчит из-под крышки.

Мощный пинок, на который только была способна рыжая разбойница, опрокинул бочку на пол, вываливая из нее все содержимое.

— Хватит со мной в прятки играть, — следующий пинок был уже под задницу Джин, в ту часть, которая с занозой, — я чуть не обделалась от страха, боясь, что с тобой могло что-то случится.

— Ты меня кинула! — взревела Джин. — Оставила одну среди горстки сумасшедших и пары трупов!

— Каких еще трупов? — Фрид оторопела, озираясь по сторонам, затем резко зажала рот, увидев весь ассортимент жмуриков. Особо красноречиво выглядело, как крыса утаскивала окровавленный глаз мужика из бочки себе в нору.

— Пойдем отсюда подруга, нам нужно на воздух.

***

— Я бы тебя обняла, но ты…

— Воняю? — устало вздохнула Джин, поникнув на балюстраде лоджии.

— Мягко сказано.

— Ты понимаешь, что он все время знал, где я! Он мог изобличить меня в любую секунду, к чему эта показуха была, нэ?

— Может, ты ему приглянулась? — Фрид лукаво подмигнула, надкусила яблоко, затем предложила его Джин, но та равнодушно отказалась. Нонсенс! Но это не помешало рыжей бестии с чистой совестью запульнуть огрызок в роящуюся внизу толпу зевак, пришедших поглазеть на выступление советника короля.

— Скорее я теперь ему должна.

— Да брось! Все к лучшему. А какое приключение зато вышло, а?

Говорят, благими намерениями вымощена дорога в ад. Что ж, ступеньки вымощенные приключениями ведут к эшафоту.

— Тетя Джин, а что с тем дядей в бочке? — Томас стоял на носках, едва выглядывая из-за перекладины. Оливер тактично молчал.

— Дядя просто любит спать в бочке, чтобы пахнуть как тетя Джин, Томми, — пришла на выручку Фрид, подхватила мальчишку на руки и усадила себе на плечи, — лучше полюбуйся, не каждый день такое увидишь!

Джин слабо улыбнулась, глядя на то, с каким энтузиазмом Томас залип в кишащий людьми муравейник. Залип, капая слюной на ржавые космы Фрид. Но та лишь с таким же заворожено счастливым выражением лица пялилась на площадь. Она обожала детей, да что уж говорить: в душе эта оторва всегда была мальчишкой-сорванцом.

И впрямь, на площади Дебатов никогда не было так многолюдно. Стоит ли диву даваться, а повод выдался уникальный. Самый настоящий государственный переворот, когда одни охочие до власти сукины дети, выбыли с трона других охочих до власти сукиных детей. А там кровь, пот, слезы, и сгоревший квартал. Как это отразится на простых гражданах? Как обычно — поднимут налоги.

— Знаешь, а здесь воздух посвежее, чем у нас, — отметила Фрид, примеряя очки покойного «алхимика». Типичный трофей для нее. — Блин, в них ни хрена не видно, я думал хоть советника разглядеть, говорят, он на бобра похож.

— Не знаю, воздух как воздух, — сплюнула с Джин, в тайне надеясь попасть харчком кому-то на макушку, — а по мне так, весь день то еще говно…

Глава 4 "Глас народа"

Нет зверя более шумного, чем человек.

Джордж Мартин "Битва королей"

Орнот

Площадь Дебатов, теперь именовалась Площадью Восстания, впрочем, Орнот назвал бы ее Улицей Отрубленных Голов. Ристалищем Кишок и Пепла, Плацем Анархической Идиотии или как-то иначе. Если вкратце: новое название ему не очень нравилось. Оно не отражало сути.

Поток мыслей беспардонно прервался раздражающим кашлем собравшихся, за ним следовали бесчисленные чихи и сморкания. Порой люди могу раздражать одним своим присутствием, им достаточно просто дышать, чтобы бесить. Хуже людей только собаки, а точнее одна, конкретная — и звали ее Шэд. Личная гончая короля. Орн ее ненавидел.

Орна вообще мало кто мог назвать дружелюбным. Асоциальным? Надменным? Девственником? Возьмите и распишитесь, но не дружелюбным, нет.

— Указом номер тридцать четыре, — прокричал Орнот Морус, отпихивая ногой от своего ботинка доставучую псину, — назначить Торфина Лонга начальником городской стражи. — Советник обреченно вздохнул, теперь городу точно хана, — незамедлительно.

Вельможи завозились на подмостках, обсуждая занявшего должность персонажа. А сам персонаж, глупо улыбаясь в чопорные напудренные усы, горделиво выпятил грудь в поношенном белом мундире и отдал честь. Орн презрительно фыркнул. Он знал Лонга более года, и худшего кандидата на эту должность вообразить было сложно. Этого косоглазого вояку, мало что волновало кроме бессмысленного насилия и собственной косоглазой кобылы. Да они оба косили глазами, как чертова парочка близнецов от разных мамок. И назвать это безмозглое создание успешным руководителем, язык не повернется даже у деревенского дурачка. И речь сейчас не о лошади. Лонг хороший боец, но совершенно недисциплинированный руководитель.

Хлопья пепла падали на указной свиток со стальных облаков, загораживая отдельные буквы, а попытки убрать помеху, лишь все усугубляли, оставляя нечитаемые разводы на тексте. Еще и это проклятущее солнце, безжалостно засвечивающее прямо в глаз, даже сквозь непроглядный смог. Становилось душно и неуютно, советник просунул палец под воротник камзола, что сейчас был не милее петли.

День становился все хуже, а фляга с вином жгла карман все сильнее.

Облизав пересохшие губы и выпирающие передние зубы, глашатай приподнял пожелтевшую бумагу на уровень глаз, скрывая лицо. К своему стыду, Орн ужасно комплексовал из-за шибко крупных резцов, по заверениям многих, он напоминал ехидного грызуна или отощавшего бобра при смерти. Парень опасался лишний раз улыбнуться на людях, маскируя саднящий самооценке недостаток, как только мог. Возможно, поэтому Бальдер его назначил выступать, чтобы побороть страх перед людьми и сценой. Либо, ради прикола.

«Опрометчиво, Ваше Величество», — подумалось советнику, и откашлявшись прочищая горла он продолжил:

— Приказом номер тридцать пять, утвердить главенство церкви Искупления, — на этом моменте Орн приуныл, если бы ему дали возможность подправить любой из указов, он не задумываясь выбрал бы этот. И не он один. На ложе кардиналов закипели страсти, доходящие до драки.

С религией нынче все совсем не просто. С одной стороны Церковь Искупления — радикалы, склонные насаждать свою веру любым способом. Кто не верит в Тень, нареченную самим Светом, тот может надеяться только на искупление. А искупление, как правило, идет путем приложения каленого железа к бренной плоти. Или же звонкой монете в казну церкви. Куда не глянь, а любую проблему решает кусок метала. Только один греет душу, а другой опаляет кожу.

Ослепнуть во время служения Тени, является знаком свыше, ибо она слепа, и когда бродила по земле, как олицетворение души, все ее звали зрячей, так как бог видел суть вещей. Всю их ненормальность.

На другой стороне медали Церковь Отречения — отвергает все известные догматы, и считает Тень ложным богом. По их не самому скромному мнению — пантеоном правят Знаки небесных созвездий. И если служить достаточно долго и верно церкви, то можно вознестись и стать одним из них. Наиболее достойные кандидаты имеют титул Корр Эр.

Верят, что церковь это последний оплот праведности, и если он будет осквернен, то солнце померкнет, время перестанет идти вперед, и Всеядный во множестве ликов спуститься на землю и пожрет все живое.

Как бы сказал Бальдер: сумасшедшие — они везде, надо лишь присмотреться.

— Главой назначается Имерия Скваж! А нет, Сквар, — Орн запутался в заляпанном тексте, ой, да и хрен с ним, сами поймут кого, — к обязанностям приступает немедленно.

Каноники зароптали на своей трибуне, возможно оскорбленные косноязычием советника, или эти старые пердуны как всегда ничего не расслышали и просили повторить. Сквар, Сквар, Сквар, до боли в деснах знакомое имя!

— Эрсус, — возликовал Орн, обращаясь к министру, — это же кардинал Трясучка! — когда он пригляделся к старикану, едва поднявшегося в почтительном приветствии толпы, от каждого его движения сыпался песок. Или это был прах с небес. С позиции советника было трудно разглядеть, — эх, а я ставил на Дорузу.

— Н-надеюсь у него выдержит с-сердце. В-восьмой д-десяток как-никак, — ответил министр, устремляя флегматичный взгляд в сторону священнослужителей.

Эрсус сегодня заикался на редкость больше обычного, волнение передавалось по цепочке всем вдоль подмостков. Казалось бы, волноваться стоило раньше, во время утомительной войны против Айрона Красного. Орн не назвал бы ее гражданской. Граждан как раз все более-менее устраивало, а вот феодалов мягко скажем не очень. Благо спустя полтора года, военная кампания по захвату земель завершилась сокрушительной победой армии под началом Бальдера «Освободителя» Строма. На слове «сокрушительная» министр финансов Эрсус Грей, как правило поджимал губы, сетуя, что единственное сокрушенное здесь — это инфраструктура. А еще экономика, сельское хозяйство и промышленность. Список продолжать можно долго, ведь итоги войны всегда схожи — голод, холод, горстка инвалидов и сборище вдов. А резон безобразия и вовсе стар как мир — деньги.

Пожалуй, да, повод для волнений у министра все же был.

— Указом номер тридцать…ять — сделав вид, что поперхнулся, Орнот продолжил чтение размытых слов, — открываю торговые пути в Норгорт, Кенрию и Цилию, налоговая ставка становится равна пяти процентам, а квота возвращается к адекватному состоянию, для каждой гильдии вопрос будет вынесен отдельно. Приказ вступает в силу с полуночи. Вопросы по рефинансированию узнавать у бургомистра, коей будет назначен позже.

И скорее всего им окажется он. Спал и видел, как целый день будет копаться в бумажках и слушать нытье понаехавших. Особенно этих черножопых из Цилии. Кстати, налоги тоже поднимут. Пожалуй, эту новость стоит приберечь и «обрадовать» всех в следующий раз.

Орнот полагал, что добрая половина собравшихся и слов то таких не знает, а не добрая и вовсе на всякий случай сожжет пару еретиков от греха подальше.

Вопреки этому, разразилась феерия рукоплесканий в рядах свободных торговцев, оптовиков и иностранных поставщиков. Аккомпанировал ему возглас разочарования среди монополистов, что даже на тухлую рыбу умудряются заламывать конский ценник.

Следующим приказом Орнот объявил запрет на алхимию, а с ним и упразднение университета Энкёрста. Предыдущий король просадил всю казну на опыты и постройку фабрик-лабораторий, притащил уйму школяров и ученых в город и все ради сомнительных исследований и археологии. Закономерный итог: денег нет, результатов нет, а дышать в городе без повязки на лице себе дороже.

Горло советника начало сдавать, а кашель становился уж совсем неприличным. К счастью, близился финал томительной речи, оставалась лишь парочка завершающих штрихов.

— Кхм, граждане, попрошу внимания! Я, глашатай и советник короля Орнот Морус, являюсь устами и голосом Его Величества. И так… — «великая честь, произносить слова за короля, который поленился выйти к подданным», — без вас, граждане Энкёрста, не случилось бы этой великой победы! В одиночку мы бы ни за что не справились с угрозой безумия Айрона Красного, мне очень жаль, что в это тяжелое и прискорбное время, нам пришлось проливать кровь своих собратьев, мне страшно представить, как много вы потеряли, борясь за свободу бок о бок вместе с нами. Но, уверяю вас, впереди нас ждет лишь безоблачное небо и яркое солнце, что ниспослала нам Тень! Люди, нет… — «от людей там одно название»- подумал Орн, — Друзья! От всего сердца, примите сей скромный дар. Ведь в дальнейшем нас ждут неисчислимые победы овеянные подвигами, без единой капли крови пролитой вашими близкими. Ура!

Кто писал эту дебильную речь? Точно не Бальдер, может Эрсус. Впрочем, тот стоял все так же отрешенно, закатывая глаза к небу. Видимо возносил молитву: когда же это все кончится и сможем свалить пожрать от души. И выпить, однозначно выпить.

Кто-то из доблестных рыцарей решился отличиться и произнес обет. Особо наглые стали расшвыривать деньги в толпу людей. Для увеличения авторитета, видимо.

Орн выглянул из-за свитка, наблюдая, как серебро весело подпрыгивает по мраморным полам площади. Кажется, будто вчера он шел по ним, скользким от крови, перешагивая трупы, давясь дымом полыхающего города.

В настоящий момент мало что изменилось, но хаоса определенно стало больше. Единственное спасение вчерашних мятежников, а ныне правящего конклава — высота в 10 футов над алчущей оравой.

— Драный цирк, — хриплый и низкий голос донесся с противоположного края подмостков.

Военачальник Йорвульф, с увешанной кольцами-амулетами седой бородой, одинаково огромный как вширь, так и ввысь, брезгливо смотрел на галдящую толпу из-под кустистых бровей. Суровый нрав норгортца отличался лаконичностью и прямолинейностью. Орн и по сей день помнит их первый и последний диалог:

«— Йор, зачем тебе секира и столько топоров?

— Я бы поостерегся спрашивать человека с топором, по какой причине он его носит.

— Почему?

— Потому что причиной можешь стать ты.»

Больше они не общались.

Общение вообще не самая сильная сторона Орнота. Если так подумать, то и сторон эти не было вовсе. Пожалуй, одна положительная сторона была — он понимал всю свою убогость, всю свою трусость и слабость. Но едва ли это делало его сильным. Худшего кандидата на должность советника короля было трудно представить.

А люди тем временем через чур увлеклись щедростью высшего света, и продолжали собирать монеты в охапку. Кому не доставалось, тот отбирал их у соседа. Они пробирались меж торговых веранд и осколков статуи свергнутого правителя, пихаясь, кусаясь и пуская в ход кулаки. Кто-то даже огрел соседа черенком лопаты ради горстки серебра. Орн презрительно хмыкнул.

Единственное чему искренне радовался советник в этот поганый день; натягивая вымученную улыбку всякий раз, как под ноги страже падал очередной букет цветов благодарных горожан, что законодательное выступление ограничивается дворцовой площадью. Без пафосного шествия по задворкам, где вместо оваций скорее схватишь шальной болт промеж лопаток.

А цветы будут потом. На похоронах.

— А теперь главное событие, друзья! — объявил советник, затем перейдя на шепот добавил, — у нас запланировано событие? — министр в ответ лишь кротко кивнул, — И так, главное событие сегодняшнего дня! — надрывая из последних сил осипшую глотку, провозгласил Орнот.

Спустя мгновение толпа взорвалась радостным воплем, от которого закладывало уши. Удивительно, как таким воем окна не повыбивало. Или выбило, трудно сказать, когда не слышишь даже собственных мыслей, не то что звон битого стекла.

Орн щурясь сквозь солнце, увидел, как двойка стражников натягиваю канат поверх свода арки. Куча тряпья стремительно взмыла вверх.

— Я не припомню, что бы здесь был флагшток, — советник быстро померк лицом, когда присмотрелся к тому, что покачивается на волнах бриза дующего с моря, — А-а-а, ну да.

Изувеченное и изломанное тело экс-правителя вздернули как бездомную дворнягу на потеху толпе. Трупы вообще не отличались аппетитностью, но этот…распухший язык вывалился изо рта, сквозь распоротую щеку, один глаз выкатился из орбиты и оказался на уровне срезанного носа. Боязно было предположить, что же творилось под тюремной робой, глядя на старые бурые пятна. Однозначно, Айрон Красный при их последней встрече выглядел куда здоровее и презентабельнее, а сейчас самой приятной частью его тела были грязные босые ноги. Но самое пугающее то, что у него не было собственной тени. Явный признак исчезнувшей души.

Следом за Айроном, сорвались остальные полотна, выстроенные полукольцом вокруг площади. Десятки повешенных сторонников прежнего режима, качались на пеньковых веревках на потеху толпе.

Воротник камзола стал невыносимо тугим, сколько пальцев под него не просовывай. Советника передернуло, к горлу подступила тошнота, а во рту стало горько от скопившейся слюны. Рука сама потянулась к внутреннему карману, нащупала там приятный кожаный переплет фляги, он так успокаивал нервы и грел сердце. Не так хорошо как содержимое, но что есть, то есть. Он сплюнул едкую вязь через плечо и отвернулся, устремляя взгляд в пол, туда, где опять крутилась чертова псина, беззаботно вылизывая себе яйца.

— Тебя бы на их место, — с тоской в голосе пробубнил Орн, возвращая взгляд к жалящему солнцу и бесформенной толпе простирающейся, кажется до горизонта.

— Стоит им только захотеть и нас сметут за секунды. — Глава службы безопасности короны, в который раз «порадовал» всех своим прагматичным оптимизмом.

— Честное слово, Марти, не нагнетай.

— Тц. Я не нагнетаю, Морус, я работаю. — Мартин всегда улыбался, и за этой улыбкой скрывалось все, кроме веселья.

Бурлящий океан людей толкался, пихался, и без устали кричал во весь голос. Из окон домов торчало по две-три головы, то нависая друг на другом, то и вовсе опасно свешиваясь к низу. Были и те кто, стоя на лоджии кабака, усаживал детей себе на плечи для лучшего обзора.

У советника неприятно засосало под ложечкой, когда одна тень мелькнула на крыше ратуши, уволакивая «зеваку» за горизонт. Почти одновременно с этим, слева две фигуры в балахонах, беззаботно сплавили бесчувственное тело в канал ведущий к докам. Шифры избавляются от потенциальной угрозы, успокаивал себя советник. Всего лишь шифры…

— Да отцепись ты от меня! — Орнот яростно схватился за штанину, с треском выдергивая ее из пасти собаки. — Отлично, посмотри, что ты наделал, доволен? Теперь она вся в твоих мерзких соплях.

— Ч-через три д-дня коронация. — Эрсус теперь заикался через слово.

— Ага-а-а, — протянул Орн, окидывая орду зевак, что пришли поглазеть на новых властителей, а заодно и поглумиться над останками прежних, — и надеюсь, нас не сожгут вместе с дворцом.

Стадо баранов, гордо именуемое гражданами, с равным успехом будет рукоплескать реющему на соленом ветру трупу тирана, так и хладному телу новоизбранного правителя. Разницы никакой.

Впрочем, стоило лишь приглядеться внимательнее, как среди ликующих Морус стал отчетливо замечать и взгляды наполненные ненавистью, слезы вдов и сирот, сказанные одними губами проклятья калеки, придерживающего небрежно перевязанную грязным тряпьем культю. Пусть войска нового короля-освободителя и несли добро и свет в этот мир, но жены и дети погибших так не считали. И это их правда.

— Сдохните! Узурпаторы! — кто-то из толпы бросил увесистый булыжник, звонко врезавшийся в щит кольца стражников.

— Ваш король безродный выродок! — загомонили с другого края, — Тебе нас не купить!

— Мой сын погиб от твоих рук, кровопийца!

Толпа загомонила, завелась подогреваемая хором недовольных, самые наглые забрались на обломки статуи и скандировали лозунги оттуда. Министр насупил брови, отступая в тень арки от греха подальше. Площадь начала оправдывать свое новое название.

— Это местный обычай? — поинтересовался Орн, вглядываясь в беснующуюся горстку недоброжелателей, — сначала радостно оближут тебе пятки, поносят на руках, а затем прибьют камнями?

Аркебузиры в авангарде свирепо и жестоко начали подавлять бунт, не церемонясь с увечными и обездоленными. День стремительно скатывался в ад.

— Е-если каждого слушать, то никакого светлого будущего не п-построить. Нам н-надо уходить.

Эрсус как всегда метко оценил ситуацию, осторожно оттягивая Орна за рукав.

— Стоит им только захотеть и нас сметут за секунды. — Мартин не переставая улыбаться в бороду, повторял это как мантру, выцепляя взглядом особо ретивых. И что-то подсказывало, эти самые ретивые в скором времени будут болтаться неподалеку от Айрона Красного, или сплавляться в каналах.

— Ой, да что может случиться? — Скептически фыркнул Морус, оборачиваясь к министру.

Тем временем из кипящей массы недовольных выпорхнул силуэт закутанный в плащ, из подолов ткани он мгновенно вытащил заряженный арбалет; стальной зазубренный наконечник угрожающе сверкнул средь пепельного снега, и если бы не подоспевший шифр, поваливший навзничь убийцу со спины, все бы кончилось очень быстро для одного из присутствующих.

После короткой схватки и начавшейся неразберихи, убийце удалось вырваться и всадить нож в глотку шифра, кровь из артерии тонким ручейком брызнула на истертый в золе капюшон убийцы, попадая ему в глаза. Шифр пытался зажать рану, но лишь захлебывался собственной кровью. Убийца оттолкнул его плечом и практически наотмашь вскинул ручной арбалет.

Вдох. Мгновение спустя, тетива дернулась, советнику показалось, что среди общего гомона он отчетливо слышал щелчок спускового механизма, он стоял в оцепенении, боялся моргнуть и пошевелится, не каждый день смерть буквально дышит над ухом, обнимая хладными руками за плечи. Но хладные руки принадлежали не смерти, а Мартину, что оттолкнул советника в сторону. Болт просвистел мимо. Почти. Оцарапав бок Орна, и порвав флягу, он врезался в опору мраморной арки, высекая искры и разбиваясь в щепки. Белоснежная одежда советника тут же окрасилась рубиновым отливом крови и вина, совершенно не подходящим фасону идеальной чистоты.

Выдох. Мысли путались в голове, кровь отдавалась в висках, грозясь разорвать череп изнутри. Руки дрожали, пятки заскользили на ровном месте. Если бы не кратковременная слепота убийцы и спешно сработанный выстрел, то Орнот Неотмеченный, как его прозвали солдаты. Ибо советник безвылазно торчал в своей палатке с книжками и вином, а потому не получил ни единой раны за всю военную кампанию. Сейчас бы именовался Орнотом Пробитым. Насквозь.

— Рагх! — Свирепый рык и три фута стали брошенные с противоположного края арки, буквально размозжили башку головореза, снося даже тех, кто стоял позади.

Это был не жалкий топор. Это была чертова секира, обухом которой можно забить человека в землю, как гвоздь.

— Как в тыкву сраную! — Звон амулетом смешался с громогласным смехом широкоплечего монстра. Йорфульф вынул второй топор, наблюдал за паникующей сворой людей, стремящихся убраться как можно дальше от кровопролития.

— Черт, Эрсус, — Орн чувствовал, как сознание ускользает от него, он боялся собственной крови до одури. — Неужели моя речь настолько плоха, что меня захотелось прибить? — он мельком бросил взгляд на распоротый бок, от чего стал белее пепла порхающего над головой, — И Эрсус, мне понадобится шов, много швов.

— Не забудь зашить ему рот. — Мартин скалился в хитром прищуре, как голодный аспид, — это нам очень пригодится.

День и впрямь говно — подумалось Морусу, прежде чем в глазах померкло и звуки канули в небытие.

Глава 5 "На острие бокала"

"Постарайся держаться так, чтобы нас выкинули после ужина, а не до него."

Анджей Сапковский Ведьмак. Меч Предназначения

Мартин

Лучше самой победы может быть только ее празднование. Во всяком случае, так посчитал новоиспеченный правитель государства Бальдер «Освободитель» Стром и его верные псы. Такие ли они верные, вопрос сложный, и в чем-то философский. Вот если половина присутствующих на пирушке внезапно отбросит копыта после очередного бокала вина, Мартин за это поднимет тост и с радостью выпьет. Из другого бокала разумеется. Но чинуши редко задумывались о безопасности и последствиях. Безопасность это заботы Мартина, а забота чиновников сметать со стола все, до чего можно дотянуться, чавкая и смачно отрыгивая. Настоящие слуги народа.

— Мартин, — слуги народа не только любили жрать, но и охотно чесали языками. В основном не по делу, — друг мой, — с каких пор они стали друзьями? — моему суч…сыну, нужна достойная, эта, — хмельной старикан попытался что-то показать с помощью вилки и капустного листа, возможно что-то сакральное, но Мартин нихрена не понял, — во, служба! Вы же поможете, Милошу в продвижении по карьерной лестнице, а я вас не обижу! Вот не обижу! Ну, вы же понимаете, да?

Мартин все прекрасно понимал и без заляпанной в соусе морщинистой ладони, трогающей его за китель. Шифр вообще отличался проницательностью:

— Дорогой Васс Миктус, я совершенно бесплатно, — зрачки старика аж засияли от заветного слова, или это было отражение огней зала в стеклянных глазах, — с радостью проведу вас и вашего сына по всем ступеням эшафота. Через некоторые даже позволю перепрыгнуть, — Мартин подмигнул, наблюдая, как радость на лице чиновника сменяется болезненным трагизмом, — а такое не каждому каторжнику дозволено, уверяю вас.

Беседа резко затухла, как наспех потушенный костер, и собеседник поспешил пересесть за другой край кедрового стола. Оно и к лучшему.

— На что он там жалуется? — Декстер вечно выскакивал как геморрой, внезапно и редко в подходящий момент. К этому сложно привыкнуть.

— На жизнь, — Мартин и бровью не повел в сторону Миктуса, собственно как и в сторону Декса.

— Устранить причину жалобы?

— Думаю, все образуется и без нашего вмешательства.

Если бы каждая проблема решалась таким способом, ах, если бы.

— Хорошо босс.

И почему всех так тянет поболтать во время еды, когда рот забит куда более приятными вещами, чем едкие слова. Как говаривал отец Мартина: пустой треп — все равно что, для дураков песнь сирен. Заслушаешься и налетишь на скалы, утопая в людской глупости.

Кстати, о дураках: Советник Орнот Морус хвастал всем желающим боевым ранением. Рассказывал о героизме, как он грудью заслонил весь совет, всех граждан и сраный замок в придачу. Отважный Морус поборол саму смерть, взглянул страху в глаза (на Мартина он старательно не смотрел, как и многие присутствующие в зале), настоящий герой, лев! Ну как лев, так, львенок с детской царапиной от которой и следа завтра не останется. А рядом с ним его верная подружка Эрсус, сосредоточено заседает за картами провинций, перекидываясь фразами с графом…хрен знает каким, нынче каждый второй граф, всех и не упомнишь. А кого не помнишь за тем лучше пристально следить.

Мартин тяжело вздохнул колупаясь в куриной грудке, не решаясь ее попробовать. Какая же жирная еда, черт возьми, опять страдать с желудком, выблевывая все без остатка. И ведь ничего иного не остается. Все пересолено, переперчено, пережарено, все слишком пере. От части, поваров можно понять, добрых…нет, не подходящее слово, злых полтора года готовили на массу, без изысков, руководствуясь девизом: Жри чего дают.

Война закончилась, а девиз остался.

— Мрх, — шифр едва не откусил себе палец, облизывая, когда рядом село что-то огромное и зловещее, — будем?

— Будем. — Мартин стукнулся кубком с рогом Йорвульфа и сделал вид что выпил.

Эта немногословная норгортская детина не раз спасал королевскую задницу из еще более глубокой задницы. За это стоит сказать спасибо. Не то вместо короля-героя, сейчас пировал бы безногий калека с выбитым глазом и без нижней челюсти. Вот уж действительно портрет правителя достойного этой страны. А вообще Йорвульф был прекрасным военачальником, пусть и чужеземцем. По крайней мере, он был одним из немногих присутствующих на пирушке, кого Мартин без зазрения совести мог назвать — достойным.

— Как дела, Йор?

Вопрос из вежливости, в чем-то риторический и не требующий ответа, но великан, видимо захмелев, внезапно разразился целой тирадой. Тирада в его понимании это чуть больше двух связных слов.

— Домой хочу. Надоело. Войны нет. Крови нет. Топор лишь тупится без дела.

— Тц. Думаю, его преосвященство Френсис Редхарт даст тебе заслуженный отдых. Сплаваешь на родину. Детей проведаешь.

Северянин не ответил, поболтал рог в руке, отхлебнул, смачно отрыгнул, наметил цель, и встал из-за стола, побрел в другой конец зала, в сторону беснующихся девок. В целом душевно поговорили.

— Декс, — Мартин сказал это как бы невзначай, вполголоса, он знал, что верный подопечный всегда отирается рядом, — просмотри корреспонденцию прихвостня Редхарта на всякий случай, думаю, наш северянин в письмах куда более словоохотлив.

— Шеф, а он грамоте вообще обучен? Сомневаюсь я что-то.

Декстер, именно за твои сомнения во всем, ты и работаешь шифром и работаешь безупречно. Мартин расплылся в самодовольной улыбке.

— Заодно и проверим, пока Йор развлекается с твоими шлюхами, — одна из них как раз позволяла Торфину Лонгу слизывать вино со своих сисек, — и где ты их вообще раскопал?

— Они не шлюхи, а девушки древней и почитаемой профессии, я бы попро… — наткнувшись на холодный прищур своего начальника, Декстер тут же заткнулся. Это было второе его важное качество, он умел замолкать своевременно.

— Если они что-то свистнут со стола, — Мартин повертел серебряную вилку в пальцах, — отвечать будет твой карман. Усек?

— Да, босс, — Декстер едва заметно кивнул, пристально наблюдая за шатенкой облюбованной королем.

— И еще кое-что. После верзилы, загляни с визитом к Морусу.

— Что искать?

Паренек схватывает на лету. Не был бы пьяницей, цены бы ему не было.

— Все, что касается покушения и инцидента в Корво, — особенно инцидента, — вдруг, очередной головорез засел у Моруса под кроватью. Проверь тщательно, будь добр. Еще одного покушения ранимое сердечко советника, боюсь, не выдержит. И да, — Мартин повернул голову к подчиненному, обнаруживая на нем вычурный фисташковый плащ с лисьим воротником, — это что за? Ты у шлюх сутенером заделался, как погляжу.

— Нет, шеф, это маменька подарила, — улыбнулся Декстер, — обещал ей, что надевать буду только по большим праздникам, как сегодня.

— Ясно, — бросил Мартин, — приступай к делу, только Тени ради, не в этом фазаньем плаще.

— Так точно, — отсалютовал парень, прихватил непочатую бутылку со стола и скрылся из виду.

Немного совестно лишать мальчишку праздника, не зря же он столько девок привел сюда. Как пить дать не прочь был залезть под парочку юбок. Тоже можно сказать и про Мартина — пока все развлекаются, глава службы безопасности работает без устали.

С другой стороны развлекаться тоже нужно. Например, подоставать уж слишком разошедшегося Моруса, чисто из вредности. Его бравада действовала Мартину на нервы, а вкупе с больным желудком и усталостью это создавало внутри шифра убойный коктейль ядовитой ненависти. Будет жаль, если такое «прекрасное» настроение пропадет в никуда.

Раскурив трубку, он выбрался из-за стола, по профессиональной привычке взяв собственный бокал. Никогда не знаешь, что с ним может произойти, за время его отсутствия. Мартину пришлось сделать небольшой крюк, обходя плотно составленные столы.

Чиновники расступаются и прячут глаза, а шлюхи, наоборот, улыбаются, прижимаются к нему, подмигивают и оставляют после себя приятный аромат специй и духов. К сожалению быстро тонущий в вони потных тел и паскудной еды.

Мартин осторожно приблизился к Морусу и его собеседникам. Помимо его драгоценной подружки — Эрсуса Грея, собеседники собрались любопытные:

Новоизбранный глава Церкви Искупления Имерия Сквар — некогда великий человек, без преувеличения. Раньше он мог одним зычным ревом заставить обосраться всю коллегию кардиналов, нахамить архиепископу, благословить бордель, одобрить пьянство, многоженство, азартные игры, тем самым озолотив церковь на какую-то совершенно неприличную сумму, и в довесок послать в задницу самого короля. Мировой мужик был. Сейчас же, эта бледная тень былого величия, едва справлялся с тремором, перебирая листья салата. Без слез и не взглянешь.

Компанию ему составлял граф, кажется, Мартин припомнил его имя, то ли Лесли то ли Лазло, не важно, скользкий тип и трепло. Про него интересных историй не рассказать, единственное, о чем знал шифр, что жену графа не оттрахал, пожалуй, только конюх. Но это не точно.

— О чем вы тут так мило беседуете? — справился Мартин, присаживаясь рядом.

Не то что бы ему было интересно, просто захотелось испортить настроение.

— Это не государство, — просипел «Трясучка», — это кладбище, в котором зарыты перспективы и потенциал под каждым могильным камнем. Иногда кто-то приходит на это кладбище с лопатой, но нихрена не помогает, потому что гробы, сука, заколочены.

Мартин бы еще добавил, что последний гвоздь в крышку гроба забил лично Бальдер, но смолчал. Все это итак прекрасно понимали.

— Вы правы, — сдержанно улыбнулся Орнот, — на юге, в окрестностях Корво, по-прежнему неспокойно и местные фанатики рудники нам точно без крови не отдадут.

— Вспышки бунтов это предсмертные метания обезглавленной курицы, — скривил губы Лесли, сопровождая взглядом оголенную танцовщицу, лезущую через стол, — всего лишь агония. Подобное не стоит нашего внимания.

— Я бы поостерегся, граф, как бы эта курица ненароком масленый фонарь на сухое сено не уронила. И тогда корчится в агонии, объятые пламенем, будем уже мы.

Душещипательную беседу о ранах государства, прервал король, громогласно объявляя очередной тост во славу великой победы. В честь чего торжественно шлепнул проститутку по заднице и залпом опрокинул бокал вина. Настоящий правитель.

Чинуши не отставали и под стать своему сюзерену принялись бухать с удвоенным усердием. Мартин прикрыл глаза, справляясь с головной болью. Ему требовался отдых, пусть и небольшой, желательно на юге, но не в Корво, а поближе к морю. Нормальному морю, а не этой ссаной луже, которая омывает берега Айнкерста. Как же его все достало. Какой же мерзкий вечер.

В живот вонзился нож, метафорический, но от того не менееболезненный. Поесть толком не удалось за весь день, а одним табачным дымом сыт не будешь. Если желудок сдержанно урчал еще с утра, то теперь и вовсе приклеился к позвоночнику. Будь он размазней, как советник, давно бы рухнул в обморок и заныл, что нет подходящих харчей для болезных. Но он привык, привык держать все в себе, стиснув зубы. Так он боролся с мигренью, изжогой, нескончаемым гомоном и вонью сотни потных тел. Так он боролся с врагами. Пожалуй, на ногах его держала только злоба. Чистая и незамутненная.

Орнот

Бок ужасно чесался, зудел и щипался, когда очередная струйка пота пронизывала плотную марлю. Шрам наверняка останется, а как говорит Бальдер — шрамы это прорыв внутренней красоты наружу. Звучит бредово и совершенно не поэтично, но то слова короля. С ними не поспоришь.

Самое обидное, однако, заключалось не в приобретенном, чисто мужском украшении, а в отношении всех к этому. Всем было совершенно плевать. Так, подходили, потыкали пальцем, нехотя поглядели и уважительно кивали: Ну, с почином. И ведь никто не спросил, а какого оно, чуть не отправиться на тот свет.

Даже король при встрече заорал: А вот и наш герой дня! Затем неохотно согнал шлюху со своих ног, подошел, так же поглазел, похлопал по плечу и пошел кутить дальше.

Спасибо, что навестил, друг. И все из-за праздника…

Орнот Морус не любил праздники, не любил он и шум: куда как приятнее было уединиться с книжкой и бутылкой медовухи и провести вечерок в обществе шепчущего в камине огня. Пожалуй, единственный, кто полностью понимал его во всем этом балагане, был Эрсус. Ну и Лесли.

— Хочу познакомить тебя с одной милашкой! — заерзал Лесли, подзывая к себе горячую девчушку. Рыженькая, ладно скроенная, хотя в синих глазах играла бесинка, да и рыжие волосы говорили, что девушка жарче пламени, того и глади — обожжешься, — Скажу тебе по секрету, не все ее таланты на виду.

— Привет, сладенький, чего сидишь, скучаешь? — советник не успел даже окунуть вилку в салат, как симпатичная рыжуля уселась ему на коленки и широко, по-кошачьи, облизнулась, явно намекая на те самые сокрытые таланты.

— Я планировал поесть, — обычно в такой ситуации Орн бы блеял и заикался, почище Эрсуса, но не сейчас, нет. Сейчас он хотел только набивать брюхо до тех пор, пока оно не лопнет, — будь добра, сядь рядышком.

Советник обвел взглядом жареные ребрышки и салат, заправленный сметаной. Сколько он не ел подобного, год, два? Даже этикет как-то сам собой атрофировался за все время войны.

— Лучше сядь мне на колени, милочка, — кардинал, изрядно поднабравшись, зазывно играл кустистыми бровями, протягивая морщинистую руку в танцовщице, — я могу тебе показать, за что меня прозвали «Трясучкой».

Бедолага сжалась в раза два, ускользая от трясущейся ладони, и вперилась в Орна таким жалобным взглядом, будто котенок застрявший на ветке. На очень дряхлой и старой ветке. Разве такой можно отказать?

— Спасибо, — прошептала девушка, прижимаясь к плечу советника.

А вот теперь Орн засмущался, раскраснелся и принялся выискивать спасения у Эрсуса. Желательно отвлечься на что-то скучное. Политика идеально подойдет.

Министр будто весь вечер этого и ждал, выудил из подолов мантии географические карты и какие-то исписанные пергаменты. Зачем он это все притащил на пирушку? Хороший вопрос, но задавать его не стоило, иначе появлялся риск превратить полчаса скуки в четыре часа уныния.

— Я, пожалуй, пойду, порезвлюсь, — старый кардинал с достоинством выпрямился, хрустнул, щелкнул, пустил ветра, и целеустремленно шаркая ботинками, пошел щупать танцовщиц за мягкие выпуклости, — Коллеги меня сегодня решили не поддерживать. Конкурент и вовсе пропал. Эх.

— Точно, а где Доруза?

— Видимо, кардинал затаила обиду, что ее не избрали, — равнодушно прочавкал Лесли, соскребая с тарелки остатки соуса, — со всеми бывает. Порыдает в подушку, пырнет пару-тройку раз ножичком ее же, и успокоится.

Или не подушку и не успокоится.

— Черт, а я хотел переговорить с ней.

— О чем поговорить, Морус? — тяжелая рука опустилась на плечо Орна, — мне ты все можешь рассказать. Мы ведь с тобой друзья.

Действительно, зачем нужны враги, когда есть такие друзья.

— Прости, Марти, — он попытался снять ладонь шифра с плеча, но та лишь крепче впилась, — это приватная информация.

— Информация как яд, нельзя ей давать распространятся дальше ушей.

— Не беспокойся, мне если что на ухо упадет, до языка как правило не добирается.

— Славно, иначе я его отрежу.

Сразу захотелось проглотить язык и вытаскивать его наружу только при крайней необходимости.

— Мне все не дает покоя одна мысль, — шифр дружелюбно улыбнулся, как змея перед укусом, — какого хрена убить хотели тебя? Кому такой бесполезный мусор как ты перешел дорогу, Морус? Неужели наниматели из Корво, решили убрать пешку с политической доски?

— Мартин, я не понимаю о чем ты…

— Эй! Смотрите все! — закричал кто-то из зала.

Хвала Тени! Неловкий разговор заглох в гомоне сотен голосов.

А посмотреть было на что, причем всем. Тронный зал вообще был богат на декорации, тут вам и масляные картины в пол предшествующих монархов. И Базальтовые колонны увитые мастерски скроенным хрусталем, подобно виноградной лозе сводом сходились под потолком, образуя монолитную арку. Сами стены казались диковинными, они бугрились, будто людская орда пытается проникнуть в зал из потустороннего мира. Но как объяснил мастер, это все иллюзия, на деле это застывшая вулканическая порода, которой придали форму. Выглядело жутко. Орн бы не хотел здесь оказаться один посреди ночи. Да и днем, честно говоря, тоже с неохотой.

Трон — главное украшение зала, выглядел как творение безумца: Высокий и статный, спинка истинное произведение искусства зодчих, в виде челюсти великана, подлокотники в виде согнутых клыков, а сиденье в форме вываленного языка, устланного шкурами. Где та грань между роскошью и безвкусием Орнот не знал. Но здесь очевидно перешли оба рубежа. Так же над ним висел портрет Айрона Красного во всю стену. Изрядно потрепанного и с воткнутым топором промеж глаз.

Ну а вершиной авторского великолепия были витражи — десятиметровые мозаики окон ограждали просторную террасу. Самая красота заключалась в лунном свете, который пронизывал калейдоскоп цветов и сияющим каскадом заливал тронный зал.

И свет сходился в одной точке, на единственном гладком сегменте стены. На ней, словно по волшебству зажглись узоры, странные руны сформировали запечатанные врата. Что и говорить, но в мгновение ока весь зал столпился возле диковинки.

Каждый желающий мог подойти к таинственным символам, потрогать их, понюхать, возможно, облизать. Спектр взаимодействий достаточно широк на самом деле. Только все без толку.

Лонг попытался соорудить таран из скамейки и двух шлюх, но не справился с управлением и впечатался в Йорвульфа. Надо ли говорить, что Йорвульф тоже не справился с управлением и одним пинком отправил начальника стражи в другой конец зала под шелковый гобелен. Симпатичный такой гобелен. Странно, и как его еще не раздербанили на сувениры, подумал Орн.

Лонг еле выполз из-под золотистой ткани, не сразу сориентировавшись, где он вообще находится, и как его зовут. После оплеухи Йора, вообще удивительно, что он способен двигаться:

— Йорвульф, прости меня, мужик, — прокряхтел капитан стражи пытаясь подняться, но лишь плотнее закутался в плотную ткань, и стал похож на жирную неуклюжую гусеницу, — в качестве изы… ызынений, что я могу для тебя сделать?

— Не дышать.

В общем-то, больше они не общались.

Если вернутся к теме загадочных светящихся ворот, то такое занимательное событие грех было оставить без внимания. Каждый посчитал своим священным долгом докопаться до тайны дворца самостоятельно и перепробовать все! Масла в огонь подливал король, обещая самому креативному и эффективному мешок серебра, и годовой запас вина из погребов покойного короля-тирана Айрона Красного. Вино, кстати, редкостная кислятина, сопоставимая с той ослиной мочой, которую подавали в Бимонте. Однако энтузиазма сей факт, у народа ни капли не отнял.

Загадочные письмена сложенные в арку, едва ли не кричали: Хэй! За мной что-то интересное, откройте меня. Но, все настолько упились и отупели, что один единственный Эрсус сообразил, что подобные руны он видел в Корво. Чертовом Корво!

Да, приз от Бальдера ухватил министр.

И как только не пытались открыть врата. И пинком, и мечом, и бранным словом. Кто-то даже поцеловал руны с языком. Разумеется, ничего не вышло, луна скрылась за подоспевшими тучами и огни арки вместе с интересом зевак стремительно угасли.

— Корво значит, — Мартин почесывал седеющую бороду, — Морус, я уже триста двадцать два дня жду отчет по инциденту в этом обители фанатиков «Бледной тени».

— Я помню, помню… Сдам в ближайшее время.

— Марти, не зуди, умоляю, — отрешенно произнес Бальдер поправляя съехавшую набекрень корону. Она ему шла, во всяком случае, скрывала лысину, — почему ты вечно издеваешься над Орном?

— Издеваюсь? Почему?

— Не знаю почему, видимо из-за мерзости своей натуры.

Орнот позволил себе сдержанную улыбку, но поднять глаза на шифра боялся, все же в отличие от короля, он так дерзить не мог. Бальдер вообще вел себя не как король, а как старший брат, и общался примерно так же практически со всеми. Ведь короля делает его свита, и именно она привела его к венцу правления. За время своего становления он практически не изменился, разве что волосы на его голове редели, а на бороде густели. Его Величество тем временем вытряхивал из бокала последние капли в открытый рот.

— Марти, сопроводи гостей по палатам, пока они окончательно все не выжрали, и Торфину в качестве наказания назначь дежурство, пусть протрезвеет. А нам с Орном надо обсудить пару моментов. Хорошо?

— Конечно, Ваше Величество. — Мартин холодно улыбнулся, отсалютовал и спешно удалился.

Если бы Орн умел так запросто спроваживать шифра, он стал бы самым счастливым человеком во дворце. Кажется, но сегодня на удивление хороший вечер.

Джин

Политика. Политика. Политика. Хотелось биться лбом в стену, лишь бы это закончилось. Неудивительно, чего эти вулканические чудища застыли в барельефах в мученической позе. Тут волком взвоешь, каждый день эту херню слушать, и в прямом смысле на потолок полезешь.

Намалеванные румянами и белилами девушки, едва ли походили на самих себя. Нацепили все украшения, какие нашли в борделе, а если показалось мало, то занимали, воровали, выкупали за последние деньги. Некоторые из них были совсем детьми, но кучке самодовольных идиотов это было невдомек. Выглядит распутно? Значит можно и присунуть. А глупышки лелеют надежду встретить на балу того самого принца на белом коне, который заберет их в свой очаровательный голубой замок и будет оберегать как зеницу ока, как самый драгоценный цветочек. На деле же, местный контингент напоминал не белого рыцаря в сияющих доспехах на не менее белом коне, а грязного и колючего засранца на хромой кляче.

«Каждому бы голову оторвала за девочек и яйца заодно. Эх, и с каких пор я такая моралистка?» — подумалось ей.

— Жратва здесь хуже, чем в кабаке Джо Нищебога, — Фрид ткнулась плечом рядом с Джин, — а дерьмовее чем у него, днем с огнем не сыщешь.

— Но ты же нашла, притом не абы в каком свинарнике, а в самом роскошном месте всего королевства, — Джин улыбнулась, и подмигнула подруге, — обчистила того бобра?

Фрид поморщилась, сверля взглядом советника, который, как и все, залипал на стену со странными рунами.

— Да нифига у него нет. В карманах только нитки, — девушка стряхнула с ладони прилипшие катышки, — в трусах не проверяла, но сомневаюсь, что найду там что-то внушительнее.

— У меня тоже не густо, — горестно вздохнула Джин, — пыталась выцарапать рубины с короны его Высочества, но те, сука, намертво привинчены.

— Зато я сперла цепочку с кардинальской рясы, — рыжая бестия не удержалась и похвасталась золотым украшением, — свой особняк, вино, и куча сексуальной прислуги, помнишь?

— Помню, помню. Про меня-то не забудешь, нэ?

— Ну-у-у-у, — протянула Фрид, не скрывая улыбки, — посмотрим на твое поведение, возможно в каждое второе воскресенье шестого месяца четного года. Устроит?

— Фрид, я никогда не забуду твою щедрость. Она достойна короля!

Девушка зарделась, прижав руками пылающие щеки, а затем резко схватила Джин в охапку и плотно сжала:

— Я всегда тебе буду рада, дурында.

— Знаю, — сдавлено прокряхтела Джин, — отпусти, мне дышать нечем.

Удушающие и полные сестринской любви объятия закончились. Фрид предложила свалить отсюда подобру-поздорову, какой-никакой куш она все-таки ухватила. А вот Джин не уперла даже паскудной вилки со стола, от чего ее воровская гордость буквально взвыла и требовала реванша. Сама мысль обчистить короля не давала ей покоя. Она не могла позволить ему уйти безнаказанным и не ограбленным. Даром что ли ее жопа терпела хлесткие удары его лапищ весь банкет?

Народ стал постепенно рассасываться. Видимо алкоголь закончился, еда остыла, а музыканты со стертыми в кровь пальцами, бочком-бочком потянулись к выходу, прижав инструменты за пазухой. А без музыки как известно и девушку не потанцевать, от того и шлюхи быстро смекнули момент и почти единовременно исчезли из зала. В тот момент королевский стол не досчитался с пару дюжин серебряных приборов. Все любят сувениры на память.

— Ваше Высочество, позвольте вас на пару слов, — пенсионер богатой наружности, обошел Джин на повороте и вклинился между ней и королем, — это насчет дальнейшей судьбы нашей церкви.

— А, Корр Эр Вихт! Как добрались, как вам пиршество? Здорово, правда?

— Безусловно, все мы искренне рады вашему триумфу, но позвольте…

— А где ваша коллега, Корр Эр Доруза? Я ее сегодня не видел. Или же она ухватила себе самую горячую цыпочку и вовсю занимается ее благословением? А, а, а?! — Бальдер всеми силами ускользал от неприятного разговора, нелепо подмигивая и кривляясь. Настоящий дипломат.

— Сложно сказать, вероятно, моя подруга расстроена тем, что не наша вера получила государственную поддержку, об этом собственно и хотелось поговорить с вами.

Бальдер сдался, как и его советник-бобер, который мямлил себе под нос и все время озирался по сторонам. Жалкий тип. Но хоть король для пьяного вдрызг держался молодцом:

— Давайте завтра, Вихт, правда, — Джин все не отпускала мысль, что нынешний монарх походил на правителя, примерно так же, как Фрид на высокородную леди. Полное отсутствие манер и такта, — я воевал, я писал указы, я назначал новых людей, я вел беседу с послами других стран, и я решаю ваш религиозный вопрос. Я даже полысел! Вы понимаете, насколько распухла моя голова от извечных дум? Я устал, и сегодня хочу немного отдохнуть. Веселитесь, Корр Эр Вихт, а завтра мы с вами решим все ваши вопросы. Но не сегодня. Не сейчас.

— Как вам будет угодно, ваше Высочество, — каноник позволил себе легкий поклон, и как показалось Джин, надменный, — с вашего позволения я пойду в келью. Ночь в самом разгаре и хотелось бы застать ее лежа на кровати. Всего доброго.

Король проводил священника уставшим взглядом, поправил корону на голове и наткнулся на Джин. С его лица мигом ушла усталость, буквально в секунды унылого и уставшего от всего свалившего дерьма Бальдера словно подменили на кутилу, способного отжигать пару суток напролет.

— Детка, ты меня ищешь? Налить тебе еще вина?

— Вы так добры, — Джин включила максимум обаяния, захлопав ресницами, — но детка не пьет одна. Детка пьет на брудершафт.

— О, — радостно отозвался король, — это мы умеем.

— Милорд, может, обсудим проблему с финансированием? — советник проблеял за спиной Бальдера, теребя какие-то бумаги, на что монарх отмахнулся рукой, мол «не сейчас».

И надо сказать, правитель бухал как проклятый, заливая бокал один за другим. Если Джин делала глоток, то его Величество выхлестывало бутылку. Ел король тоже как не в себя, уничтожая запасы пересоленного мяса, будто видел его первый раз в жизни. И как в этого коренастого гнома столько влезает?

А тем временем, в зале почти никого не оставалось. Пора было что-то предпринять.

— Ой, вы так рады моему присутствию? — Джин поерзала на коленях Бальдера, чувствуя, как нечто твердое уткнулось ей в бедро.

— Рад, безумно, ик, рад. Но, это не то, о чем ты подумала, моя шаловливая. Это нож. Смотри.

Действительно нож. Бальдер выудил красивый кинжальчик в кожаных ножнах окантованных белым золотом и парой мелких бриллиантов, очерчивающих корпус как созвездия. Красота. И уж точно стоит не меньше цепочки Фрид.

— Возьми, не бойся, он не укусит. А вот я могу. — Бальдер укусил девушку за шею, покрывая ее жадными слюнявыми поцелуями. Странно, но вместо отвращения, у девушки забегали мурашки от пяток до макушки. Эрогенная зона, черт бы ее побрал.

— У вас еще один нож запрятан в штанах?

— Нет, — король заиграл тонкими белесыми бровями, — это не нож.

Джин нервно засмеялась, все же секс в ее планы не входил. Пусть и с самым желанным мужиком города.

Так за шутками и докучливыми приставаниями, в тронном зале осталось буквально четыре человека: Джин, король, бобер и заика. А нет, был еще кое-кто.

Стройная, хорошо сложенная девчушка прибиралась в зале, собирая осколки бутылок и оттирая пятна пролитого вина с базальтового пола.

— Не перестаю удивляться дикости Айрона, — бобер кивнул в сторону девушки, и Джин не сразу сообразила о чем вообще речь. Только проследив взгляд советника, увидела клеймо-ожог на тыльной стороне ладони служанки. Странная колыбель в полумесяце.

Джин слышала, как предыдущий правитель клеймил своих слуг, но не думала, что это правда. Какое варварство.

— Эй, — Бальдер окликнул служанку, — не надо прибирать весь этот срач сейчас, оставь.

— Ваше Величество? — миловидная блондинка отвлекалась от уборки, повернулась к королю и сделала изящный реверанс, не смея поднять голову. Неплохо их здесь натаскали на этикет. Зачет.

— Сегодня можешь быть свободна, а завтра со слугами все уберете. Тень его знает, когда мы закончим.

— Благодарю вас, ваше Величество.

Девушка вновь изящно поклонилась, и бесшумно удалилась закрывая за собой массивные двери. Самое время и Джин свалить. Благо за болтовней она умыкнула то, чего так желала.

— Божечки, я, пожалуй, тоже пойду, меня дома ждут трое некормленых детишек, восемь котят и козел без копыта, такой несчастный, видели бы вы его печальные глаза. Ах, бедняжка. Совсем про них забыла, какая же я растяпа. Простите меня ваше Величество, я та-а-а-а-к сожалею, что ухожу, но храню надежду в своем покоренном вашими устами сердце, что вы меня не забудете, и судьба нас вновь сведет вместе.

Фрагмент диалога Элуизы из спектакля «Баронесса Пьянь», когда она убегала от любовника к мужу. Кстати, ее супруг был тем еще козлом, и без ноги. Всё, в общем сходится.

— Только нож верни, лады?

— Нож? — включила дурочку Джин, — какой нож?

— Тот, что меж твоего упругого декольте, красивый такой, с расписанной золотом рукоятью, — Бальдер расплылся в ехидной хмельной улыбке, — ну, с моим гербом, я думаю, если ты хорошенько пошаришь там рукой, ты на него обязательно наткнешься. Давай, я верю в тебя, а мы с моими советниками за этим понаблюдаем. Вперед.

Стыд и позор. Не так унизительно конечно, как надеть рыбий хвост и прикинуться русалкой для пьяных матросов, однако, ситуация сейчас тоже не подарок.

Она сдалась, выуживая заветный кинжальчик наружу и передавая его в потные ладошки советника. Тот наверняка так крепко его сжал сейчас, что бы почувствовать тепло ее сисек отпечатавшихся на коже ножен. Извращенец.

— Какое наказание мы изберем для нашей маленькой воровки?

— Отдадим стражникам? Им сейчас скучно на дежурстве.

У Джин сердце ухнуло в пятки.

— Никакого насилия, — отмахнулся король, — сомневаюсь, что они тихо-мирно станут перебрасываться с ней в картишки.

Девушка мысленно поблагодарила короля за благоразумие и прокляла бобра за предложение.

— П-предлагаю ей отработать, — подал голос молчаливый заика.

— Как? — спросили все трое. Король из интереса, советник в надежде на извращенную фантазию, а Джин просто молилась на классическое: понять-простить-отпустить.

— Уборка. Время д-до утра еще много. П-пусть приберется.

Отлегло. На мгновение и правда отлегло. И стоило повернуть голову в сторону столов, как захотелось плакать. Такого бардака не видел даже бордель по праздникам в дни скидок и игр с едой. Мама не горюй, но тут работы в лучшем случае дня на три.

— Отлично, — хлопнул в ладони Бальдер, — пусть будет так. Приступай детка, а мы пока с ребятами посудачим о скучных делах государства. Ну, друзья мои, чего хотели?

За что это ей все? В чем она провинилась, где ей черная кошка дорогу перешла? Расстановка посуды дело монотонное и требующее концентрации. Не дай Знаки небесные расшибить одну чашку, и ее точно отправят к солдатне развлекаться. Не в карты, к сожалению.

— Я не понимаю вас, к чему эти волнения?

— В связи с в-вашим указом ожидается наплыв м-мигрантов. Ученые п-покидают город, а казна практически опустошена. Н-нам необходим крепкий политический союз. И чем скорее, т-тем лучше.

— Бальдер, я слышал, что у герцогини Авилы ла Гур, есть прекрасная дочь. А с дочерью идет не менее прекрасное приданое.

— Она страшная, как моя жизнь!

— Нам нужны деньги.

Бобер накрыл надменным взглядом Джин. Она ответила ему взаимностью.

— Ладно, — вздохнул король, поправляя корону на лысой макушке, — в очередной раз Его Величество, сделал все за вас. Решил все проблемы.

— И как же?

— Женился, — в воздухе повисла давящая тишина, даже Джин перестала сгребать осколки тарелок с пола, — на Кири Ви Руин, если это имя вам о чем-то говорит.

Кроме улыбающегося Эрсуса, это имя ничего никому не сказало.

— Дочь короля Цилии Мануэля Мерго. Цилийская принцесса. Фамилия от матери, тут уж у них так принято. Фамилию отца получают лишь престолонаследники. Не кривись так Орн, она с северной провинции, кожа у нее еще светлее, чем у Эрсуса. Политический союз не только даст нам внушительное финансирование, но и кучу рабочих мест мигрантам для восстановления порушенной инфраструктуры нашей страны. Откроет новые торговые возможности и все в таком духе. Герцогам и уж тем более ла Гур это не понравится, но все уже решено. Свадьба сразу после коронации, так что не волнуйтесь, все пройдет быстро и безболезненно. Я король, а эти болваны сами подписали хартию, согласно которой я могу делать все что угодно в рамках интересов государства и обогащении нашей империи. Хах! Империи громко сказано, но нашего любимого королевства точно.

— Ахринеть, — прошептал бобер, — почему ты нам не сказал?

— Почему? Я сказал Эрсусу, он меня и свел с принцессой, — Бальдер спрыгнул с трона и похлопал по плечу своего советника, — если о секрете знают больше двух человек, это уже никакой не секрет. Как правитель я должен смотреть в будущее. Вообще единственная пара глаз, которая смотрит туда — моя. Ваша задача контролировать настоящее и обращаться в прошлое за мудростью лет. Все просто, дружище. Выпьем?

Джин специально закинула кучу бутылок, как пустых, так и не очень, в грязную посуду, теперь что бы насладиться вином, этим засранцам придется знатно покопаться в объедках.

— Что? Совсем нечего бахнуть? — король с грустной миной заглянул под стол, порылся в пустой таре, раскидывая ее по сторонам. Пара бутылок закатилась под скамейки, нарушая тот дзен, что так упорно собирала Джин. Зараза.

— О! Далийское тридцатилетней выдержки, — Бальдер все же раскопал вино, новое, не початое, словно дар с небес, — это одно из лучших вин, что я пил за всю свою жизнь, а пил я много! — Тут уж сомнений не было.

Монарх попросил собравшихся найти себе по чистому бокалу, а сам раздвинул пурпурные шелка штор, закрывающих проход на шикарный балкон. Дуновение ветра раздуло шелка подобно невесомым крыльям, или морским волнам, легким и воздушным, того и глядишь опутают тебя и унесут в страну, где сбываются все мечты.

Из романтического наплыва чувств, Джин выбила смачная отрыжка. Бальдер не стал дожидаться свиту и, наплевав на всех начал пить сам. Из горла.

Когда советники все же обзавелись бокалами, то наливать в них стало уже нечего, ну вернее так, стряхнуть с конца пару капель и все. В лицах обоих читалась обида. Так им и надо, мудакам.

— Иди сюда, — король поманил Джин, — полюбуйся видом. Такое не каждый день увидишь.

Открытая панорама ночного города захватывала дух: Небо затянулось чернилами грозовых облаков. Или то были нити дыма, рвущиеся из печных труб. Огни окон домов, как множество глаз светили из темноты, развевая мрак окрестностей, оставляя островки уюта и безопасности. Мнимые, надо отметить. Джин знала, что ночью возвращаться нужно подальше от света, чем дальше, тем лучше. Но, она любила ночь, любила трели сверчков, любила шум тихого прибоя, редкую ругань на улице, любила это чувство уединения с природой смешанное с запахом остывших улиц и дождливых облаков. С душой города. Редко, правда, ведь в борделе что ни ночь, то аншлаг. Она скучала по временам, когда кабаре еще не стало притоном. Очень скучала.

— Ты пятно пропустила, — монарх, смакуя остатки вина, указал на свежий бурый след оставленный им только что. Пил он все же, как свинья, — Работай лучше, цыпа.

— Чтоб ты сдох, — прошипела сквозь зубы Джин, так чтобы никто не услышал.

Нутром конечно девушка понимала, что это куда лучше, нежели гнить в сырых казематах. Но вот чувство раненой гордыни скрыть куда болезненнее.

Советники вышли на балкон вслед за правителем, неуверенно заглядывая в полупустые бокалы. Монарх подошел к краю балкона, выпуклого, как половинка тарелки, или если угодно полумесяца, широкого, метров в пятнадцать, и свесился с балюстрады. Чего Джин и ожидала, Его Величество принялся натужно блевать, орошая клумбы под балконом. От такого количество выпитого и не мудрено, как это не произошло раньше. Хорошо хоть ссать не начал.

— Эй, ты же упадешь, — советники не отпуская бокалов, подхватили короля под руку и оттянули чуть назад. Но монарх и не думал прекращать блевать, напротив, поток только усилился.

— З-зачем же с-столько пить.

Бальдера продолжало рвать, он упал на колени, и его ладони заскользили по влажному полу. По черно-красной луже, меньше всего похожей на вино. По нутру Джин прошел холодок, а дыхание неожиданно прервалось, она первая поняла, что произошло. Мозг буквально кричал, что надо валить, валить как можно дальше, желательно из страны, но ноги не слушались, они онемели от страха.

— Бальдер, ты как? — советник еще не понял, теребя за плечо монарха, лежащего лицом в луже собственной крови, — эй, нельзя спать здесь.

Зато заика понял все чуть быстрее, отшвыривая свой бокал и выбивая кубок из рук Орнота.

Джин сама не понимала, зачем бросилась к королю. Она всячески старалась помочь ошарашенным чинушам, перевернуть Бальдера, привести его в чувство и оказать первую помощь. Бедняга захлебывался, его глаза налились кровью, тело колотила судорога, дыхание было хриплым и булькающим. Они пыталась его спасти, умоляли не умирать. Все без толку, они с Эрсусом боролись за жизнь монарха, а его советник, Орнот Морус стоял над телом своего покойного друга и не мог проронить и слова дрожащими от ужаса губами.

Осталось признать страшную правду, желание Джин исполнилось в буквальном смысле: Король Бальдер Стром, известный как герой — освободитель, теперь мёртв.

Глава 6 "Паника"

Выбора нет: или мы, или они. Пусть уж лучше они.

Ирвин Уэлш "Вечеринка что надо"

Джин

— Что… — Орнот стоял на коленях в луже крови, его налитые слезами глаза метались от Эрсуса к Джин в поисках ответа, — что нам делать?

Губы Джин пересохли, разлепить их казалось невозможно. Рот будто запечатали раз и навсегда, стоит его разомкнуть, как пол под ней провалиться и она рухнет прямиком в темницу, где ее тотчас закуют в колодки и обезглавят. Не самая приятная перспектива на ближайшее время, надо сказать. В отличии от ныне покойного короля, она еще могла, а главное хотела пожить.

— Похоронить? — выдавила из себя Джин, когда взгляд советника вновь остановился на ней.

— Похо… ронить, — Орнот встал, немного пошатываясь на негнущихся ногах, — он умер в нашем присутствии. Никого кроме нас здесь не было. Мы главные подозреваемые, — челюсть советника задрожала, — нас будут пытать, и калечить, пока мы не сознаемся в том, чего не совершали, — он истерично захихикал, как умалишенный, — они выпытают все за неделю. Отрежут нам пальцы, спилят зубы, выжгут грудь, и исполосуют член в лоскуты. Нас изувечат, а затем убьют.

Джин нервно хрюкнула:

— Без члена я как-нибудь переживу, — ох уж эта дурацкая защита Джин. Нелепо отшучиваться в самых страшных ситуациях, — но без сисек будет трудно найти работу.

Действительно, с такой патологией даже в шлюхи не возьмут, разве что прислугой в богатый дом, где ревнивая жена подбирает мужу импотенту максимально уродских баб. Так что Джин погорячилась, без работы она не останется. А вот без головы к сегодняшнему утру вполне.

— П-предлагаю, сообщить Мартину, — министр Эрсус подал голос, он все время озирался в сторону зала и тяжелой входной двери, ожидая внезапных гостей, — пока не п-поздно.

— Мартину? — веко Орнота задергалось, он подбежал к Эрсус и схватил того за грудки окровавленными руками, — ты спятил? Он нас на месте порубит и скажет, что так и было! Пришел, увидел куски тел и мертвого короля, посетует: Ох, какая жалость, что убийцу не удалось установить, — кстати, голос был очень похож. В парне пропадает талант пародиста, — А мы, дескать, на части распались, ну просто так, не знаю, не справились с горем. Или нас совесть разорвала изнутри.

Джин прыснула, представив себе эту нелепую картину, как главный шифр рассказывает всему парламенту свою версию трагедии и разводит руками в недоумении.

— Или, — голос Орна изменился на максимально неприятный, скрипучий, — эта сучка его убила!

Джин оглянулась по сторонам, ища ту самую сучку.

— Она это сделала! Точно тебе говорю, Эрсус. Скажем Мартину, что она отравила Бальдера!

— П-плохой вариант.

— Отличный вариант! Ты сам подумай, мы не причем. Ну мы и так не причем, а у этой твари были мотивы!

— Я вообще-то здесь, и у меня есть имя — Джин — откашлялась она, — так какой у меня был по-твоему мотив, недоумок?

Вот серьезно, обидно до глубины души, когда обвиняют в том, чего не совершал.

— Ты злобная собака, охочая до денег. У тебя не вышло ничего украсть, вот ты и решила отомстить, перетравив нас всех! Но, король, — его голос дрогнул, — принял весь удар на себя. Эрсус, разве ты не понимаешь? Она убийца!

— Н-не думаю, — сказал он, высвобождаясь от хватки советника. Однако, по мнению Джин, министр как раз таки думал, в отличии от Орнота, — она бы д-давно сбежала, или и впрямь убила нас.

— Хочешь сказать, это совпадение? Шутка судьбы?

— Если и так, — девушка посмотрела на бездыханное тело короля, — то у судьбы охеренно дерьмовое чувство юмора.

— Это катастрофа, — резюмировал советник. Он сел на пол и уставился в одну точку, в то самое пятно, которое так и не успела оттереть Джин.

Буквально час назад здесь звенела медь посуды, слышался плеск вина и хруст яств. Играла музыка, и мелодия ее сливалась с безудержным смехом, в стенах доносился шелест огня из чугунных жаровен, и громкий шепот чиновников с оптимизмом глядящих в собственное будущее. Светлое и радужное, в которое их поведет новый король. Будущее, которое разбилось вдребезги о реалии, как та бутылка вина, поставившая на нем крест. Будущее, которое для присутствующих здесь, завтра может и не настать.

А они, здесь и сейчас, сидят, образно говоря, на пороховой бочке, и стоит кому-то заглянуть в тронный зал, как фитиль зажжется, и погасить его удастся лишь очередным убийством. Чего никто здесь не хотел и тем более не мог совершить. Стены тронного зала загудели, словно за ними что-то истово варилось и источало запах душного травяного букета. Будто сам демиург встряхнул весь дворец, выструганный в стеклянной скале. Дрожь прошла от потолка, вытряхивая сажу с гобеленов, тряхнула канделябры и вибрацией прошла по полу. Посуда с края столов подпрыгнула и радостно свалилась вниз, опрокидывая на пол жирные объедки и пустые кубки, ютившиеся в одной куче. Вся работа Джин в мгновение ока пошла насмарку.

— Это что нахрен было? — спросила растерянная Джин, когда возле ее ног прокатилось четыре бокала и одна глиняная чашка.

— Н-не знаю, — Эрсус изучал потолок, с которого сыпалась редкая крошка, — он каждый день так гудит.

— Сейчас все кто плохо спал, проснутся и пойдут искать снотворное, — заворчал советник, грызя ногти. Какой же он нытик, право слово, — И пойдут искать его не в аптеку, а сюда.

Джин поняла, что запахло жаренным, и не от остатков кабанчика на полу. Решать нужно было немедленно. У нее же чуйка на всякое говно.

— Быстро скажите место во дворце, куда никто не смеет зайти просто так?

— Я во дворце третий день, понятия не имею! — завопил Орнот.

— П-покои Бальдера? — предложил Эрсус. Звучало разумно.

— Отлично, далеко до них?

— Н-ну, не очень.

— Минуточку, вы что хотите протащить тело Бальдера до королевской спальни, — с вытаращенными глазами Орнот теперь походил на обосравшегося бобра, что в общем-то было не далеко от истины, — вы совсем сдурели?

— Есть варианты получше, умник? — Джин уперла руки в бока и указала на тело мертвого короля, — помогай его тащить. У нас мало времени.

— А что дальше? — не унимался он.

— А дальше будем думать, что дальше. Такой ответ тебя устроит?

Судя по кислой мине советника, такой ответ его едва ли устраивал, но за неимением лучшего варианта он согласился на этот.

— Ладно, черт вас дери! Если нас схватят, я буду все валить на тебя.

Это Джин пропустила мимо ушей.

— Я пойду вперед и буду на стрёме, — министр снял с себя черную току, обнажая растрепанный смоляной ежик волос, — а вы несите Бальдера.

— Можем сказать, что тащим его пьяного до спальни, — предложил советник, взваливая правую руку покойника себе на плечи, — правда, сработает лишь с полными дебилами.

— Ну, этих у вас во дворце хоть отбавляй, — прокряхтела Джин. Тяжелый коротышка то оказался, Джин на дрожащих коленях едва удерживала массивную тушу короля. Впрочем, ее совершенно по-идиотски радовало, что немощный советник покрылся испариной пота, не дойдя до массивных дверей, в чью основу были инкрустированы самые причудливые клинки. По приданию: каждый меч принадлежал королю и после смерти оного, клинок вбивался в дверь, тем самым показывая, что душа правителя по прежнему оберегает покой своего народа и жизнь нового короля. Красивая сказка, жаль не имеет ничего общего с реальностью.

Бесконечно длинный коридор скудно освещенный тускнеющими свечами, что выстроились вдоль стен, аккурат меж расписных полотен. Картины были разными: то чумазый рыцарь гонял какую-то огнедышащую ящерицу. То женщина принимала деньги у какого-то рогатого чудика. То конь нелепо нарисованный в фас, неотрывно пялился своими маслянистыми глазами на Джин, равно как и его всадник. Осуждающе так смотрели, мол эти коридоры всякого дерьма повидали, но такой беспредел здесь происходит впервые.

— П-приветствую! — Эрсус шедший впереди с кем-то поздоровался. А это значит, что лунатики и алкоголики выбрались из своих постелей и принялись искать чем поживиться на ночь глядя. Хотя, возможно это обычные караульные. Ну как обычные, просто джентльмены способные без лишних предисловий вставить пику в задницу всей троице. Сердце невольно съежилось, дырка в заднице тоже.

— А черт, давай направо, — бобер указал в ответвление от основного коридора тонущее в полумраке, где единственным источником света были широкие бойницы окон, — там моя спальня.

— Зачем? Ты мне покажешь свою коллекцию похищенных женских трусиков, нэ?

— Нет, нету у меня такой коллекции! — горячо зашептал советник, и, как привиделось Джин, покраснел, — мои покои смежные с покоями Бальдера, можем, если что перебросить тело через балкон. О Знаки, что я несу! Изобретаю план, как мне спрятать своего покой… — слово, точно кость, застряло в его глотке, — друга.

— Только не ной, — цыкнула Джин, замечая, как плечи советник задрожали, а слезы ручьем полились по щекам, — хотя бы не громко.

Час от часу не легче. В основном из-за веса Бальдера, который с каждой секундой становился все тяжелее и тяжелее. Хотелось его бросить в блеклом оранжевом свете пронизывающим витражи и отдохнуть, вытянув ноги. Желательно сделать это подальше отсюда, например на пляже. Но, если оставить все как есть и сдаться, то Джин может оказаться на пляже гораздо раньше. Распухшая от воды и покрытая илом. Ее передернуло.

— А что там горит? — все же свет проникающий внутрь был не лунный.

— Восковое дерево, — Орн указал на торчащее посреди сада дерево, белое и будто живое. Скорее всего, это была игра света и тени на текущем по стволу воске, — каждую пасмурную ночь зажигается. Само. Лет двести точно, насколько мне известно.

Джин слышала о нем мельком в борделе, но думала что это россказни местных или сильно преувеличенная действительность. Интересно, в этом месте все такое странное? Странные руны на стене, гудящий каждую ночь дворец, а теперь и дерево, которое горит, но не догорает. Какие еще чудеса принесет сегодняшняя ночь? Только, пожалуйста, пусть чудеса будут приятные, типа воскрешения короля, например.

Звук выбил ее из калейдоскопа мыслей. Они замерли как вкопанные. Оба старались не дышать, не моргать и если бы они могли заставить сердце так бешено не стучать, а смолкнуть на мгновение, они бы это и сделали. Потому что услышали громкий вздох, мощный такой, грузный, полный удовлетворения. Будто их только что застукали. Но звук шел не сзади, а из одной двери, скрывающейся в алькове коридора.

— Виолетта? — Возмущенно прошипела Джин, из любопытства припадая к двери, — ах ты кобыла драная.

— Что еще за Виолетта? — прошептал Орн, пытаясь углядеть, что же происходит по ту сторону замочной скважины.

— Певица из нашего кабаре, говорила, что никогда не будет шлюхой и кричала громче всех, что наше кабаре никогда не станет притоном, а сама вон, погляди.

— Ого, — протянул советник, наблюдая, как Трясучка лихо использует четки не совсем по назначению, — а у кардинала есть еще порох в пороховницах.

— У него и дерьмо в дряблых ягодицах тоже есть, — девушка ткнула увлеченного советника и потянула его за шкирку, — шевелись давай.

Все же король легче не становился, а сколько еще предстояло идти одному бобру известно. Подул ветерок навевая запах ночи, его вой тихим эхом раздался в стенах дворца. И все вновь опустилось в безмолвие, только одинокие мотыльки шелестели своими крыльями и бессмысленно бились об витражи окон.

— Мы пришли, — тяжело дыша произнес он, — мои покои.

Вот он поближе жить не мог? Джин мечтала избавиться от ноши и перевести дыхание, и желательно помыться в бадье. В горячей воде с пенкой и пинтой эля в руке. Сейчас хотелось именно крепкого пивка. Она провела языком по стянутым от сухости губам, и сплюнула вязкую слюну на алую половицу. Ничего личного, просто ритуал на удачу, так сказать. Она им сейчас понадобится.

Едва переступив порог, взмокшая от пота Джин вылезла из-под руки короля. Ладонь Бальдера коснулась ее лица. Холодная, мокрая, липкая и безжизненная. Не имевшая ничего общего с той теплотой и похотливой нежностью, когда он ее обнимал. Стало не по себе.

— Думаю, стоит дождаться Эрсуса, — Орнот потянулся и похрустел костями, а затем печально посмотрел на лежащего на полу Бальдера, — прости меня, дружище.

Края его распухших век наполнились слезами, Джин не могла представить, что он чувствует. И никогда бы не хотела это почувствовать.

Комната советника не шла ни в какое сравнение с той убогой комнатушкой, в которой располагалась Джин. Интерьер богато украшен, по всем канонам современной моды. Кровать с четверкой резных столбов от пола до потолка, выглядела такой мягкой, что того и гляди, в ней можно утонуть. От удовольствия. Слева от нее комод и письменный стол огарком свечи над ним. На нем были раскиданы куски сангина и бумагами испачканные в лужице чернил, капающих с края. А совсем в углу комнаты, там, где располагалась бадья, выстроились шкафы: посередине платяной, а охраняли его — книжные. Стеллажи пестрели самыми красивыми переплетами, какие она когда-либо видела в своей жизни. Эти книги не навевали скуку и приступ нестерпимой зевоты своим видом, наоборот они кричали следовать за ними в бесконечно увлекательное приключение. И пахли они кожей, а не мерзкой пылью. Вся комната источала аромат свежести и чистоты. Фрид бы здесь точно разгулялась, распихав по карман все, что не приколочено. А что приколочено, отодрала бы с полом.

Справа от кровати, открывался вид на шикарную террасу балкона с парой стульев, прикрытую шелковыми шторами. Диск расписного ковра располагался в центре помещения, а на нем высился уютный столик, груженный разнообразными фруктами: Груши, бананы, манго, апельсины, виноград, и конечно же они, её любимые — яблоки.

— Можно? — спросила она после того, как зеленое с румяном яблоко очутилось в ее ладони.

Орнот кивнул, обходя комнату из стороны в сторону, то и дело заглядывая под кровать. Видимо боялся засады или типа того.

Но какое ей дело до его паранойи, когда зубы щекочет нежная кожура, податливо лопающаяся под натиском зубов. Жгучий сок заполнил рот, удовлетворяя и жажду и голод, снимая ту обременяющую усталость, что волочилась за ней с самого утра. Сладкий, как жизнь, о которой она мечтала.

— Твою мать! — Джин чуть не поперхнулась яблоком, от внезапного вопля советника.

— Я шуть не ждохла, — девушка согнулась пополам и откашлялась, выплевывая застрявший в горле кусок, — че ты так орешь?

А орать было с чего. Паранойя не подвела Орнота, возле него валялось новое тело, выпавшее из шкафа.

— Кто это, черт возьми? — заскулил Орн, отползая в сторону.

— Декстер? — Джин глазам поверить не могла, но это был он. Капитан отдела шифров дрых как портовая шлюха на утро после прибытия каравана. То есть как убитый и в обнимку с литровой бутылкой сивухи. Пустой разумеется.

— Ты его знаешь? Это твой ухажер? Сообщник? Убийца?!

— Тише ты! — девушка заткнула советника, пока тот не приплел ей еще уйму заговоров и грехопадений, — всего лишь клиент. Из этих ваших шифров.

— Он, — Орнот указал трясущимся пальцем на пьяницу в отключке, — он от Мартина, да? Нам конец, нам точно конец, — бедняга схватился за голову и закачался на месте, — он все знает, он наверняка уже поймал Эрсуса, а его послал за нами. Нужно бежать, бежать из страны.

Хорошая мысль, жаль поздно пришла.

— Заткнись, долбанный нытик, — Джин от души врезала пощечину невротику, — ты не видишь, что этот парень пьяный в говно, нэ? Он сейчас член то свой поймать не сможет, не говоря уже о нас.

Как бы в подтверждения ее слов, Декстер смачно всхрапнул и потянулся, подминая под себя край мехового ковра.

— Да, ты права, — советник потер ушиб, и кое-как встал на ноги, — нужно убрать его.

— Куда?

— Не знаю, скинем с балкона?

— Ты совсем больной?

— А что?! Я хоть предлагаю какие-то варианты решения проблемы. Что он вообще здесь делает?

Действительно, какого дьявола Декстер забыл в покоях советника короля, да еще и в столь неоднозначном месте как шкаф. Хотел устроить вечеринку-сюрприз?

— Лучше помоги оттащить Бальдера на балкон, до того как Декс проснется, — судя по всему, он проснется послезавтра, но тянуть кота за яйца все равно нельзя.

— Ладно! — Они вновь взвалили тело короля на себя и отнесли его на террасу.

Отсюда восковое дерево было видно куда лучше. Занимательный артефакт дворца, походил на очень толстую яблоню, но вместо веток переплетающиеся меж собой свечи, чью лепестки это дрожащие огоньки пламени.

Они примастили Бальдера к балюстраде. Действительно, буквально в шаге от балкона Орнота находился другой, ничем не уступающий, а то и вовсе превосходящий его по красоте. Более широкий, большой, с множеством мелких деталей на опорах. Особенно снизу, будто он вырастал на корнях гигантского каменного дуба, где были вырезаны причудливые создания, чуть более яркие, чем все остальное, Джин подумала, что это светлячки, но при ближайшем рассмотрении это были скорее эльфы или феи.

— Что теперь? — Спросил Орнот Морус, советник короля, опираясь на перила балкона и вытирая испарину со лба. Но вместо Джин, ему ответил тяжелый стук в дверь. Колотили молотком, не иначе.

— Ты ждешь гостей? — подскочила Джин.

Орнот замотал головой и осторожно предположил:

— Возможно это Эрсус.

— Так иди и проверь.

— Сама иди и проверяй.

— Это твоя комната!

— Да, моя. И я здесь хозяин, я… а черт, сиди тихо и не высовывайся.

Уж быть тихой она могла. Утренняя история с бочкой ее многому научила, особенно тишине, и тому, что подолы платья нужно тщательно прятать. Она подтянула их к себе, а сама вжалась в угол, так что ни Бальдера, ни ее из покоев Орнота видно не было. Она услышала щелчок засова, за ним скрип двери и голос советника:

— З- здравствуй, — стоп, с каким пор он стал заикаться? Ответ заставил ее кожу покрыться мурашками, а сердце подпрыгнуть и застучать в районе горла. Ладонь сама прикрыла рот, дабы случайно не выдать себя сбитым дыханием. Это был человек, которого они меньше всего хотели бы сегодня встретить, — М-мартин.

Орнот

Орнот вывел для себя идеальную формулу жизни — если приходит жопа, то приходит целиком, с парой ягодиц и дыркой посередине. И как бы ты не крутился, как бы не отнекивался, она на тебя обязательно сядет. Целиком.

На пороге стоял Мартин, королевский шпион, или вернее сказать — руководитель службы безопасности короны. Таких как он называют шифрами. На взгляд Орнота, их следовало именовать не иначе как занозами в заднице, потому что это именно они. А самая главная и большая заноза сейчас топталась возле двери, источая запах табака.

— З-здравствуй, — здравия шифру Орн желал в последнюю очередь. По уровню неприязни они находились примерно на одном уровне с Шэдом, гончей короля. Но в отличии от придурковатой псины, шифр мог и голову оторвать, — М-мартин.

— Я за отчетом, — даже в полутьме, улыбка Мартина плотоядно сверкала сквозь чернильную бороду с серебром, — ты же любезно его подготовил для меня. Не так ли?

— Как раз собирался, ну… эм, — Орн занервничал, и когда он нервничал, то начинал кусать губы, а потом вспоминал, что у него огромные передние зубы и начинал нервничать еще сильнее. Замкнутый круг, — начать писать его, но тут такое дело, видишь ли, я немного, ну, эм, занят, как бы.

Господи, какой провал. Ораторское искусство примерно как у недоношенного идиота, а в плане четкости дикции он мог дать прикурить тому же Эрсусу.

— Морус, — щелки его темных глаз сощурились, они были полной противоположностью глазам Орна, светлым и голубым, — когда я тебе говорю, что мне нужен отчет, значит, он мне нужен сейчас — а сейчас это немедленно. Смекаешь?

— Смекаю. — В горле засел предательский сухой комок, и без того высокий голос советника стал совсем писклявым, — как напишу, сразу же принесу.

— Я войду? — Неожиданно спросил шифр, не снимая улыбку с лица. — Стоя на пороге, я чувствую себя нежеланным гостем. Это, знаешь ли, печалит. Когда я печален, у меня становится дурное настроение. Мы же не хотим испортить мне настроение, правда?

Сейчас был самый подходящий случай потерять сознание, и он бы с радостью это сделал. Но, к сожалению, лимит на сегодня был уже исчерпан. А тем временем, не дожидаясь приглашения, Мартин небрежным толчком отодвинул Орнота в сторону и вошел в его покои. Видимо вопрос о его визите, был все же риторическим.

— Слушай, у меня правда ничего нет, — заблеял советник теребя в потных ладонях рукава камзола, и вспомнил, охренеть как поздно вспомнил…

— Морус, — шифр с плохо скрываемым отвращением, смерил взглядом Орнота с головы до пят, будто изучал зловонную кучу, — это кровь на твоей женской кофточке?

— Н-нет, — бровь Мартина поднялась, и это не сулило ничего приятного, — т-то есть да! Это кровь, хэ-хэ-хэ. Ты меня раскусил.

И воротник вновь как-то предательски стянулся узлом на шее. Стало невыносимо жарко. Жарко от пронизывающего холода, что липкой струей сейчас стекал вдоль позвоночника и заливался в панталоны.

— Дорогой! — Орн сейчас готов был заплакать, просто вот упасть на колени, вжаться в начищенную кожу ботинок Мартина и умолять его не убивать. Хотя бы не сегодня, пусть он лучше начнет с этой полоумной дуры, которая выдала свое присутствие! — Ты скоро?

— Оу, так вот чем ты тут занят, — шифр усмехнулся в бороду, повернув голову в сторону балкона. Тоскливый свет луны выбившейся из-за туч, осветил лицо Мартина; уставшее, замученное ежедневной работой, мешки под глазами говорили о продолжительной бессоннице, — интересно, сколько ты ей заплатил, Морус?

— Он заплатил столько, что вы можете к нам присоединиться, если пожелаете! — Джин благоразумно не высовывалась, сохраняя кокетливое инкогнито. У девушки же должен быть секрет. Пусть этим секретом будет не только ее внешность, но и труп рядом с ней! — Раздевайся красавчик, я скоро подойду.

— Обойдусь, — оскалился Мартин и вполголоса добавил, — шлюхи они как чумные крысы, Морус, переносчики заразы. Вот только шлюхам ты еще за это и платишь. Мимолетное удовольствие не стоит того, а вот паразиты бескорыстны и облюбуют болезнью задаром.

— С-спасибо за совет, М-мартин, — и этим советом он никогда не воспользуется, как и многими другими.

— Тц. А он, какого хрена тут делает?

Орнот как-то и забыл про тихо сопящего в углу Декса. А что он здесь делает, то ответ на этот вопрос, Орну хотелось знать и самому.

— Понятия не имею, — честно ответил советник, — я испугался, когда его обнаружил. Подумал, что он мертв.

— Кровь надеюсь не его? Или с тебя сорвали девственное плево?

— Нет, это баловство с вином, ну и сегодняшнее ранение. Открылось вот, от эм, — Орн еще и очень паршиво умел врать. Он вечно прятал глаза от собеседника, и с увлечением рассматривал собственные туфли, будто и диалог проходил между ними, — забав, да. У меня мало опыта, а Дж…Дженнифер очень милая девушка, и эм, горячая, и обольстительная и…

— Довольно, — шифр скривился, словно только что услышал самую омерзительную на свете вещь, — не хочу знать подробностей, побереги мое душевное спокойствие и здоровый сон.

Это он еще не видел забавы кардинала Сквара и певицы Виолетты.

Шифр ткнул кончиком сапога живот Декстера, на что тот бурно отреагировал и заобнимал несчастный сапог, обхаживая его слюнями.

— Хуже псины, — фыркнул Мартин, отдирая капитана от своей обуви, — Морус, помоги дотащить этого пьянчугу до караульной, а я так и быть, дам тебе еще один день форы.

— Спасибо. — Вот чего Орн точно не хотел делать, это тащить на себе еще одну тяжеленную тушу. Спина завтра не разогнется, как пить дать.

— Морус, я его один несу что ли? — Мартин тяжело пыхтел, волоча Декстера по коридору. Орн помогал по мере сил, но этих сил было явно недостаточно, — уверен, твоя шлюха справилась бы лучше.

— Я несу, правда.

Столько тяжестей он за всю жизнь не таскал, как сегодня за одну ночь. Если откровенно, он редко поднимал что-то тяжелее бутылки вина или фолианта из библиотеки.

Не прошли они и двадцати метров, как у советника закружилась голова. Такое паршивое давящее чувство, перед глазами налилась темно-бордовая рябая пелена. Дышать становилось с каждым шагом все труднее, и даже расстегнутый ворот камзола впивался в глотку, подобно пеньковой веревке.

Но первым сдался Мартин:

— Ну на хрен, — он сбросил капитана на пол, как мешок с навозом, — сам дойдет, еще я себе хребет не ломал, ради пьянчуги, — шифр не оглядываясь махнул рукой Орноту и скрылся в коридоре, — я за тобой приглядываю, Морус.

Орн уперся ладонями в согнутые колени и судорожно выдохнул. Затем вытер тыльной стороной ладони скопившийся на бровях пот, и медленным, муравьиным шагом побрел к своим покоям. Это далось ему нелегко, он то и дело спотыкался, опираясь на холодные стены ночного коридора. Ему было все равно, даже если он оставит кровавые разводы на витражах.

— Джин, ты здесь? — Орнот захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной. Господи, ну и ночка. Не удивительно, если на утро он обнаружит прядь седых волос на своей косматой голове.

Каштановая прядка высунулась из-за тюли, а за ней и кофейные блестящие глаза девушки.

— Не заходи! — что это, в ее голосе послышалось смущение?

— Почему? — Орнот завертел головой в поисках потенциальной опасности, но ничего, кроме поредевшей корзины с фруктами не увидел.

— Закрой уши!

— Да что случилось то, мать твою? — не выдержал он. И так нервы ни черту, а тут еще и загадки какие-то.

— Я писаю, — девушка это сказала почти шепотом, словно боясь, что на ее голос или журчание струи сейчас сбежится весь дворец.

— Оу, — теперь настал черед Орна покрыться румянцем смущения, и послушно прикрыть уши.

— Смотри куда обмылки сливаешь, кобыла! — рев стражника реально мог перебудить всю округу, — срань господня, ну и вонища.

— Извините, я не специально, — пропела Джин и вбежала в спальню, устремляясь к Орноту. Она оказалась так близко, почти впечатала его в дверной проем.

Ее дыхание обжигало шею, а упругая грудь едва касалась распахнутого камзола. Ох, Орн держи себя в руках, не думай ни о чем пошлом. Запах волос щекотал обоняние ароматами яблок с корицей. Аппетитный такой, завораживающий, казалось он сочиться с ее пухлых губ.

— Слышь, — резкий тон выбил его из скромного полета фантазии, — мы как короля перебрасывать то будем?

— Эм, — советник отвел взгляд, в этот раз изучая потолок, ибо снизу было как минимум два серьезных отвлекающих аргумента. Он не врал сейчас, нет. Он возбудился. Адреналин, красавица, алкоголь. Ночная спальня. Все бы сошлось идеально, если бы не одно но… — Бальдера могу я принять, с той стороны. Я, это, пойду тогда, да?

— Ты еще спрашиваешь? — цыкнула Джин, открывая за ним дверь, — живее давай!

Не успел Орнот опомниться, как очутился за порогом собственного жилища. Слишком много суеты, слишком много бед за один день. Слишком много всего. Особенно говна.

— Выгнали? — старческий голос раздался позади. Кардинал Имерия Сквар, более известный в народе как Трясучка, стоял абсолютно голый в коридоре и любовался видом воскового дерева, — могу дать пару дельных советов, если пожелаешь.

— Нет, благодарю, — выдавил Орн, стараясь обойти в узком проходе нагого старикана. Все ж Орн был тем еще брюзгой, — хорошей вам ночи, кардинал Сквар.

— Ночка будет до-о-о-олгой, — протянул Трясучка и лукаво подмигнул советнику, — и незабываемой.

— Это уж точно.

Возле покоев Бальдера не было никого, даже заурядного охранника, который вечно кемарит на своем посту облокотившись на копье. Оставалось надеяться, что Эрсус отпер дверь.

И действительно декорированные створки с металлической рукоятью поддалась без лишних вопросов. Все шло на удивление гладко, если такой термин уместен в нынешней ситуации.

Что и говорить, а на фоне хоромов Бальдера, комнатушка Орнота выглядела как хлев со свиньями. В принципе одна свинья в нем уже побывала, даже в шкафу дрыхла. Так что да, сравнение вполне точное.

Стены окованные амальгамой меди и золота виноградной лозой, мерцали в бликах пламени свечей. Пол хоть и был застелен ковром и завален подушками с кисточками из Кенрии, все же демонстрировал свое оккультное естество. Испещренный рунами, символами, знаками и фантастическими образами. Предыдущий монарх оставил свой неизгладимый отпечаток в этом месте. Чтобы от него избавиться, придется разобрать спальню по камушку.

— Т-ты долго, — Запыхавшийся Эрсус как раз помогал Джин перебраться на балкон. Бальдер был уже внутри и безмятежно лежал на кровати. Остекленевшим взглядом уставившись в потолок, полностью занятый гигантской фреской с колыбелью запертой в полумесяц.

Все это походило на сюрреалистический сон, мерцающий на грани с реальностью в неверном свете канделябров. Он всего лишь спит, только с открытыми глазами. Верно, он смотрит в будущее, ведь для этого предназначена его пара глаз, а им, советникам не понять его грандиозных замыслов. Бальдер, скажи, что это всего лишь твоя очередная шутка. Самая лучшая шутка.

Последняя.

— Что теперь? — Джин оперлась на широкий круглый стол, и вытянула ноги, — будем ждать утра, а потом скажем, что так и было?

— Нет, я думаю лучше… — с мысли его сбило самое отвратительно на свете создание. Шэд терся возле его ног и активно заливал слюнями подолы брюк, стремясь то и дело ухватить зубами пряжку на туфле, — сгинь скотина, почему ты. Да, ты! Не сдох и не уберег своего хозяина?!

Хотелось крушить, ломать, кричать и рвать на себе волосы в кровь. И прибить это долбанную псину! Бальдер, Мартин, теперь эта тварь… Бесспорно, жопа приходит сразу. Целиком.

Ярость переполняла Орнота, он чувствовал, как горят щеки, а в груди клокочет бессильная злоба. Ведь он тоже не уберег своего сюзерена. Своего друга.

— Мы же не будем до конца своих, очевидно недолгих, дней переносить короля из комнаты в комнату, верно? — отозвалась девушка, печально смотревшая в сторону колыхающихся штор.

Орнот склонился над своим королем, и осторожно, сдерживая слезы, закрыл ему веки. Покойся с миром, Бальдер Стром. Король — освободитель.

— П-похороним тело, а после будем думать, что дальше, — замялся Эрсус, становясь рядом с Орнотом, — время до к-коронации у нас есть. Если объявить смерть сейчас, то г-город погрузиться в хаос и страну з-захлестнет новая волна гражданской в-войны.

— Три дня отсрочки неминуемой гибели? — Горько усмехнулся советник, — Здорово. План говно.

— План просто чудо, — отозвалась Джин, — ну то есть, он хреновый, но…

— Да вы издеваетесь.

— Есть альтернативы?

— Хорошо, — сдался Орн, — тогда как мы его вытащим отсюда?

Эрсус бросил взгляд на массивный платяной шкаф, в два раза больше чем тот, который стоял в спальне Орнота. У короля вообще всего было в два раза больше. Кроме роста.

— М-можно на телеге, — Эрсус поскреб свой растрепанный ежик, — для мертвецов.

Все уставились на министра, не понимая о чем речь. Кажется, даже Бальдер прислушался. К сожалению, только кажется.

— У н-нас есть специальная к-коронерская тележка, на которую мы грузим найденные тела погибших врагов или шпионов, — терпеливо пояснил министр, — и в-вывозим их тайно в крематории, дабы не смущать н-народ.

— Так вот откуда пепел валит второй день, — закатила глаза Джин, — вы представляете, какая вонища стоит в порту из-за вашей, кхм, уборки, нэ?

Эрсус проигнорировал выпад, сосредоточенно рассматривая безжизненное тело монарха.

— Я не знаю как вы ребята, а я подыхать не планирую, ни сегодня, ни завтра, и возможно послезавтра. Бальдера узнают в мгновения ока, и что тогда, м? А я скажу что! Наши головы в ту же секунду будут висеть на пиках, развлекая ребятишек на рыночной площади.

— Твою мать, — раздраженно ответил советник, — как-нибудь замаскируем его.

— Как ты замаскируешь человека, которого каждая птица в городе знает в лицо.

— Прям вот каждая? — скептически усмехнулся Орнот.

— Знал бы ты, чинуша, сколько обосранных агиток с ликом твоего короля валяется вдоль набережной и ткацким переулком, то помалкивал бы.

— Т-так. Подождите, — Эрсус на корню пресек разгорающиеся пламя конфликта, — мы можем и з-закрыть его лицо.

— А если кто-то, особо любопытный пошарит под саваном в поисках цацек, или нас по дороге остановит патруль и поинтересуется, а чего это мы такое интересное везем, — Джин скрестила руки на груди, — что тогда скажем? Это не наше, нам подбросили? Такое сработает, если ты украл мелочевку, но никак не труп короля Вердании.

— Т-тогда, уберем его?

— Кого? Лицо?

— Н-ну да.

— Подождите, — Орнот успел потерять нить мысли, потом снова найти и опять потерять, — вы хотите от…отрезать Бальдеру голову? Это абсурд!

— Зачем г-голову? — изумился Эрсус, — Только л-лицо.

— Вы окончательно сбрендили! — воскликнул советник, пинком отшвыривая примастившуюся псину, — больные ублюдки, вы понимаете, что несете?

— О Мать Хранительница, — взмолилась Джин Знакам, — это худший день в моей жизни.

— Мы у-уберем лицо, а наша гостья, перевезет т-тело.

— А нет, я погорячилась, — подняла указательный палец девушка, — вот теперь это худший день в моей жизни. Че ради я должна его везти?

— П-потому что нас знают, как ты г-говоришь, в лицо.

Судя по стонам, Джин в тот момент хотела стать самой известной в Энкёрсте, да что там, в целом мире. И лучше бы на ее плакаты срали птицы, так дерьмо бы липло к бумаге, а не к ней.

— Боже мой, я этого не выдержу, — психика Орна получила непоправимый ущерб за сегодняшнюю ночь, но то ли еще будет, — мне срочно нужно выпить.

— Осторожнее, в-вдруг там отрава?

В самом деле, вдруг? И тогда Орнот озадачит министра и шлюху, которая не считает себя шлюхой, еще одним хладным трупом. Вот потеха то будет. Но ему быстро пришло в голову изящное решение, которое устроит всех. Он схватил бутылку с полки, откупорил ее и вылили в миску на полу.

— Собака! Твоя жизнь теперь имеет смысл! — псина, чем-то напоминала хозяина, тоже жрала и пила все подряд. А бухать Шэд любил ничуть не меньше, чем лизать собственные яйца.

Если гончая сдохнет — хорошо. Если не сдохнет — тоже неплохо.

— А кто будет резать, — Джин сделала пасы руками возле головы Бальдера, — вот это вот всё?

Министр изучал холодный труп с нездоровым интересом ученого, двигая голову то влево, то вправо. Залез пальцами в рот, приоткрыл губы, рассмотрел зубы и язык.

— Н-не могу определить типаж venenum, но что-то экзотическое. Не из нашей страны.

— Хочешь сказать, его убили шпионы? — Орн оторвался от бутылки вина с чпокающим звуком, заливая весь подбородок алыми подтеками. Праздное вино. Только повод подкачал.

— Я н-ничего не хочу сказать, — замотал головой министр, — н-найдите что-нибудь острое. Я б-буду придерживать голову, а вы сделаете надрезы, как я скажу.

Орн буквально опрокинул бутылку в себя. В этот момент он хотел как можно сильнее опьянеть, забыться и вырубится. А когда он проснется, все это окажется алкогольным бредом и горячкой. Как назло ни единого градуса в голове не отразилось, только руки стали меньше дрожать.

— Я не хочу, — голос принадлежал не советнику короля, а маленькой плаксивой девочке. Впрочем, сейчас Орнот ей и был, — не буду этого делать. Просто не могу.

По лицу прилетела звонка пощечина. Знакомая. Отрезвляющая.

— Соберись, тряпка. Помни: или он, или утренний бриз будет колыхать наши волосы, насаженные на пики рядом с Айроном Красным.

Орнот похлопал влажными глазами, сбрасывая капельки слез с намоченных ресниц, и ответственно кивнул.

— Помню. Ты возьми нож Бальдера, а я, — Орн пошарил в голенище сапога и выудил тоненький стилет, — воспользуюсь этим.

После покушения Орнот решил вооружиться, потому подобрал себе неприметное и внезапное оружие. Но навыка и ловкости советнику хватило бы поранить только одного человека — себя.

Подготовка заняла еще какое-то время. Было решено переложить тело Бальдера на стол, дабы оставить меньше следов крови на простынях.

Все эти свечи, стол в центре комнаты. Душный запах воска и непроглядная чернота небосвода, который заволокли стаи туч, точно вороны собравшиеся полакомиться падалью. Это безумие напоминало сакральный и богопротивный ритуал. Может когда прольется кровь, здесь произойдет оккультная магия и Бальдер оживет? Орнот всегда цеплялся за самую призрачную надежду, бережно храня в душе крохи оптимизма. Пусть они и были из разряда фантастики.

— Н-начинайте с подбородка, под щетиной, — обозначил задачу Эрсус придерживая голову монарха, — г-готовы?

— Нет! — хором ответили Джин с Орном.

К такому вообще невозможно подготовиться, если ты не убивал и не калечил всю сознательную жизнь. А всю свою сознательную жизнь Орн провел за литературой и алкоголем. Размера его яиц точно недостаточно, чтобы решиться на такой ужас.

Все же первой решилась девушка, ее яйца оказались больше. Она медленно вонзила острие клинка под кожу. В огне свечей, его серебряный блеск отливал холодной смертью. Той, что уготована всем им. Кровь засочилась из раны, стекая ободом на шею, и тонкой струйкой закапала на глянцевую поверхность лакированного стола.

— Прости меня, — он не мог сдержать льющихся слез, надрезая кончиком стилета бледную кожу своей друга, — прости меня, пожалуйста.

Они синхронно провели дугу, пока их лезвия не ударились друг о друга находясь под скальпом.

Эрсус попросил стилет Орна и принялся с хирургической точностью пронизывать клинок под кожу, отделяя ее от лицевых мышц.

Кожа лопнула и склизкая жижа потекла из зияющих ран. Лицо будто отдирали от клея, а соединительные ткани тянулись за ним и отрывались с хлюпающим звуком. Орн пару раз видел, как охотники сдирали кожу с кроликов, но это зрелище было по истине тошнотворным. Он не мог на него смотреть.

— Меня сейчас вырвет, — Джин икнула прикрывая ладонью губы, — это отвратительно.

Министр аккуратно срезал кожу лица отделив его от черепа и бережно схоронил его в своей токе, убирая ту в карман. Для надежности.

— Я себе этого никогда не прощу, — Орн сел на край кровати и абсолютно потеряно смотрел на собственные руки, красные от крови.

— Я сегодня точно не усну, — прошептала Джин, поднимая с пола почти опустевшую бутылку и залпом ее осушила, — и вообще никогда, похоже, глаз не сомкну.

— Д-джин, — Эрсус оперся на стол и старался привести дыхание в норму, но это плохо у него получалось, — я провожу тебя до стоков. Т-там тележки.

— Ладно, — девушка повертела королевский кинжал, — но я заберу это в качестве оплаты. Не против?

Министр отмахнулся, мол бери что хочешь, только спаси наши задницы.

— Я останусь здесь, — прошептал Орн, падая спиной на кровать. Он спрятал слезящиеся глаза за рукавом, скрывая фреску с колыбелью в полумесяце от взора, — скажу, что Бальдер, — нижняя губа задрожала, а вместе с ней и голос, — ушел кутить до коронации. Это даст нам некоторое время.

Последние часы их жизни.

Глава 7 "По наклонной"

"Это похоже на бред, значит, должно сработать"

Гарри Гаррисон "Стальная Крыса на манеже"

Джин

Старая кляча Лукреция с трудом перебирала копытами по залитой дождем брусчатке. Цок-цок, бились подковы о гладкий камень высекая монотонный гимн медлительности и ложного умиротворения. Джин поежилась от сырости, потерла затекшую шею и натянула края капюшона поглубже; вряд ли это спасет ее от простуды, но хотя бы пудру не смоет окончательно.

Лукреция захрапела, пена массивными комками попадала на землю, перепачкав сбрую. Пожалуйста, только ты не сдохни — подумала Джин, погладив лошадь по шее. Девушка решилась зажечь факел, они уже порядком отошли от дворцовых врат. Искра и запах озона резко сменился запахом едкого дыма. Нормального фонаря ей, конечно, не дали, только допотопную палку с промасленной тряпкой на конце. «Чтобы не привлекать лишнего внимания» — аргументировал Эрсус. А то, что рядом с ней волочится скрипучая, как постель надомной проститутки, телега, это значит — не привлекает внимания. Разумно.

На горизонте вспыхнула молния, электрической волной разрезая угольные тучи, вырывая из сумерек очертания труб крематория. Как назло полило сильнее, лужи под ногами разрастались на глазах и стали пузыриться. За что жизнь ее так ненавидит? Или очень горячо любит и потому так неистово трахает.

Она шла по опустевшему городу под стук капель о покатую черепицу и визг несмазанных колес тележки, проходила длинной тенью под эгидой редких фонарей и шелест опалых листьев. Еще ее пугал скрип цепей удерживающих вывески бакалейщиков, писарей и торгашей на их лавках. Но она старалась на зацикливаться на этом и продолжила путь к крематорию, туго намотав на тонкое запястье красные поводья. Лошадь покорно шла следом. Джин показалось, заведи она ее в болото или волчье логово, она бы и там с меланхоличным равнодушием встретила свою смерть.

Было в тоскливых слезящихся глазах Лукреции что-то такое, бередящее старые раны в низинах воспоминаний. На Джин накатило позабытое чувство одиночества — то был ее давний друг детства, она знала его подольше многих. Подольше Фрид.

Вся эта морось пронизывающая прохладный воздух, эта бледная дымка срывающаяся с губ при дыхании. Все это навевало воспоминание, когда она топталась у порога собственного дома, не понимая, за что ее выставили на мороз. Будучи маленькой девочкой, она стояла у подоконника, едва доставала до окна, приподнималась на цыпочках, смотрела на своих родителей и не понимала, почему мама больше не плачет. Почему ее голос больше не дрожит, а окровавленные кулаки отца опустились в бессильной ярости. С того дня она не слышала мамин голос, не слышала колыбельных на ночь. Не видела ее лица. Только накрытое саванном тело.

Она повернула голову на настил повозки, где лежал покойный король. Да, было в этом что-то печально знакомое.

Даже в post mortem все складывается не так, как мы того желали — сказал ей министр-заика перед уходом.

— Так, Джин, хватит негатива, — она не выпуская узды из ладони, хлопнула себя по щеке, — где твое жизнелюбие?

Действительно, куда же оно подевалось? Может, стоит объявление подать, назначит награду, вдруг кто видел.

Впрочем, был во всем этом кошмаре один позитивный момент. Момент, который в теории не только зарисует грязные страницы прошлого, но и нарисует яркими красками строки будущего! Да, это то самое, единственное, что согревало ее. Длинное и продолговатое, такое гладкое, такое дорогое и желанное Такое опасное и восхитительное одновременно.

Она прижала трофейный кинжал к поясу, и расплылась в мечтательной улыбке, представляя, как они с Фрид отстроят собственную фазенду. Будут выращивать виноград, делать вино и все в таком духе. Чем еще богатые там занимаются?

Как же этот кинжал возбуждал! Чего не скажешь о его владельце. Бальдер «Освободитель» Стром, нынче мог перепугать до икоты самую неприхотливую дамочку. С другой стороны, у слепых теперь реально был шанс урвать себе солидный куш.

Так почему бы собственно не воспользоваться Его Величеством? Ах да, он же мертв.

Ворчание грома раздалось с востока, а стрела молнии разливаясь лозой и ударила в далекие чертоги леса, походящий на зловещие костяные руки, что тянутся к ее шее. Джин мотнула головой, сгоняя наваждение.

Осень коварна — днем она лукавая нимфетка при свете солнца, а ночью ужасная старуха посреди кладбища, которая тычет в тебя крючковатым пальцем и хрипит: Ты следующий!

Но ты не следующий — много чести. А Джин вообще очередь на тот свет занимать не торопилась, ее и так все устраивало.

Впереди показался Арканов мост. Этот мост славился в первую очередь тем, что романтичные особы обожали делать на нем предложение своим дамам сердца. Только вооруженные гвардейцы с гербом Стромов (серебряное солнце) на доспехах, идущие ей на встречу, шли явно не с этой целью.

— Проклятье, — тихо выругалась Джин и мысленно стала примеряться к прыжку с моста в загаженную речушку.

Факел бросал дрожащий отсвет на блестящие от влаги стальные шлемы стражи. И не менее стальные клинки, небрежно висящие в открытых ножнах.

— Комендантский час, — просипел мужик с покрасневшей кожей на шее. И не мудрено, он постоянно чесался, соскабливая лоскуты омертвевшей кожи, — что в повозке?

Двое других, рослых гвардейцев обступили девушку и вооружившись масляными фонарями, стали осматривать повозку со всех сторон, особенно ее днище. Кого они там пытаются найти, диверсантов?

— Труп, — честно ответила девушка, но она не была бы собой без толики лжи, — прокаженный ужасно, все лицо крысы сожрали.

— Неужели, — красношеий ощерился редкой улыбкой и сплюнул на мостовую, Джин только сейчас разглядела сквозь смрад перегара его косые глаза, — сейчас мы все и проверим. Джернос, Хавер, — окликнул он служивых, — проверьте чего там у этой девчонки.

— Но полковник Лонг, сэр, он же заразный, — пропищал низкорослый крепыш в огромных ботинках, — как-то ссыкатно трогать.

Кому реально здесь стоило ссыковать, так это Джин. И она с трудом сдерживалась, чтобы не дать стрекача и щучкой не перемахнуть через ограждение моста. Лукреция пошла дальше и просто обделалась на месте. Эталон невозмутимости.

— Хавер, эта кляча походу высрала твои последние мозги, — сморщил и без того пожухлое лицо Лонг, — возьми палку, идиот, и посмотри.

— Да сэр, сию минуту сэр Лонг, сэр, — Хавер спотыкаясь, поставил фонарь на землю и выудил из жестяного ведра палку, вымазанную в остатках жира для смазки колес.

Следующим последовала закономерная реакция. Офицер, или кто он там, Джернос, находящийся к трупу ближе всех и держащий над ним свет фонаря, разглядел всю его красоту в мельчайших и крайне неаппетитных подробностях. Естественно, что его тут же вырвало на брусчатку.

Полковник зашелся хриплым булькающим смехом, а затем, вытерев выступившие слезы с косого глаза, обратился к Джин:

— Ты все равно нарушила закон, так что либо плати, либо мы проводим тебя до казематов, — Лонг гадко усмехнулся, — впрочем, и солдатня в казармах от твоей компашки не откажется.

Сегодня от этого варианта они уже отказались, потому не стоит повторяться. Предложение не снискало привлекательности еще тогда.

— Мне нечем платить, — заскулила Джин.

— Обыскать! — Рявкнул солдафон. — И делайте это тщательно парни.

Послышались едкие смешки. Джин бросило в дрожь, когда мокрые холодные руки гвардейцев коснулись ее щек, шеи, затем груди. Ее колотило изнутри, челюсть дрожала, а пальцы стиснулись в кулаки до хруста костяшек.

— Сэр, смотрите какая штука, явно кучу денег стоит, — пропищал Хавер над ее ухом, и девушка мысленно прокляла свою безалаберность, зажмуривая глаза, — где-то я ее видел…

— Дай посмотреть, — Джин почувствовала, как засосало под ложечкой, и кое-где крепко сжалось. Самое время рвать когти. Но будто опережая ее желания и мысли, офицеры схватили ее под руки.

Кулак прилетел ей по лицу, рассекая скулу и оставляя место для будущего синяка. Большого, сука, синяка. Джин едва сдержала всхлип. Она привыкла к побоям еще с детства, но терпеть не могла моменты, когда не могла дать сдачи.

— Откуда это у тебя, сука драная? — Ее дернули за волосы. Сильно. Больно. Так же делал ее отец. Никакой пощады. — Отвечай!

Времени на ответ не дали и ударили еще раз, теперь в живот. Дыхание перехватило, а желчь из желудка уткнулась в горло едкой горечью.

— Нашла, — прокашляла Джин, отхаркивая жгучую вязь из глотки.

— Где?!

— В-во дворце, — прошептала она, свесив голову на грудь, — увидела и забрала себе.

Опять ее дернули за волосы, заставляя встать в полный рост, и смотреть в эти красные от алкоголя и гнева косые глаза.

— Держите суку и конфискуйте кинжал, — Лонг прошел мимо и направился к повозке, — мне нужно кое в чем убедиться.

— Что у вас там происходит? — Второй патруль шел с другой стороны моста, пара размытых, словно масло на холсте, пятна. Джин мало что могла разглядеть сквозь пелену выступивших слёз. Поняла только одно — ее взяли в клещи.

Все Джин. Приехали. Никакой тебе фазенды. Никакой вечеринки с Фрид. Никакого больше солнца и рассветов. Никаких желтомордых кенрийцев, и детишек-сорванцов под присмотром ее сестры. Никаких больше синих платьев и яблок. Ничего. Это конец.

— Дайте огоньку парни, а то ни хера не видно.

— Да сэр! Так точно, сэр!

— Это, — она слышала, как железный голос полковника надломился, — это Бальдер? Какого хрена?! Что ты с ним сделала?

— Бальдер? — Отозвалась Джин, она планировала купить себе еще несколько мгновений жизни за счет наглой лжи. — Король-освободитель, нэ? Вы шутите, это никак не может быть он. Как можно спутать короля с каким-то неудачником с объеденной рожей?

Она услышала зловещий лязг клинка, выскакивающий из ножен. Похоже, блеф не удался.

— Я с Бальдером полтора года под одними знаменами ходил, — яростный голос полковника заглушал далекие раскаты грома, — плечом к плечу рубился. Я его везде узнаю, сука. Ты, ты шлюха, убила его! Кладите эту мразь, я ей лично башку отрежу. Лично! Слышите?

Она услышала топот стоптанных сапог по свежим лужам. Слышала, как звенят металлические пластины и скрипит кожа перчаток солдатской амуниции позади нее. Хребет усыпало мурашками, а сердце будто сжали в ледяных ладонях. Джин редко молилась, да и в церкви была лишь пару раз в детстве ради бесплатной похлебки, которую у нее тут же отбирали более сильные и более наглые. Закон мира — выживает сильнейший.

Вот он какой — конец.

***

Сырой камень уткнулся ей в скулу, она ощутила склизкую грязь, расползающуюся по щеке. Единственное, и, похоже, последнее, что она увидит в финале своей жизни, это две пары грязных солдатских ботинок. Рука крепко держащая ее запястья за спиной, вдруг резко ослабла, а затем и вовсе отпустила. Джин почувствовала какое-то движение, тонущее в возгласах непонимания. Ботинки сместились в сторону от нее и давление теней отступило. Это был ее шанс. Началась суматоха, неважно, что случилось, но нужно было драпать прямо сейчас, это она понимала предельно ясно.

Резко оттолкнувшись на раскрытых ладонях, Джин уперлась коленями в гладкие, но от того не менее твердые, камни и выпрямилась во весь рост. Сложно было что-то разглядеть из-за спутанных на лице волос, она потянулась рукой к локонам, как рядом, возле виска порхнул свистящий ветер. На мгновение, краем глаза она увидела оперение стрелы. Так же в полуобороте, она едва удержала равновесие, когда тело сержанта Джерноса рухнуло ниц, уткнувшись лицом в вязкую грязь.

— Перегруппироваться! — Верещал Лонг, держась за простреленное плечо. Он и часть стражников уселись возле выстланных из булыжника перил моста, скрываясь от обстрела. — Найдите и взъебите этого стрелка, черт бы вас побрал! Он всего один, ну же!

Джин в один вдох наклонилась к мертвому телу гвардейца и подцепила свой нож. Да, это уже определенно ее нож, честно украденный и честно отработанный. Пусть и впутывающий ее в сплошные беды и невзгоды. От того и радостнее будет его загнать скупщику краденого. Туго набитый кошель будет греть ее ночами куда сильнее, чем бритвенно-острое лезвие. Острое — как ощущения сегодняшнего дня. Острое — как геморрой в жопе. В общем, не приятное такое чувство, да.

Она вскинула руку и схватила масляную лампу, которая каким-то чудом не разбилась и тут же лихо зашвырнула его в окоченевшее тело короля. Стекло разлетелось вдребезги сливаясь с серебряной нитью дождя, оцарапывая шрапнелью удивленных стражников. Масло моментально пропитало белый саванн, и вырывающиеся языки прожорливого пламени немедленно облизали его с головы до пят. Если Бальдеру суждено было уйти в жаре огня, то это предначертание Джин постаралась исполнить напоследок. Ну и чтобы убрать улики за собой, в конце концов.

— Бросайте в воду! Потушите сраную телегу! — Заорал во весь голос командующий.

Джин не будь дурой, сиганула в противоположную сторону к краю моста. Она ободрала ладони, перемахивая через перила моста, когда рядом с ней, буквально в паре сантиметров послышался стальной лязг, а за ним и стук упавшей ветки. Наконечник обломанной стрелы смертоносно блеснул в ярком свете молнии. Девушка сглотнула и вцепилась в нож покрепче, будто он способен защитить ее от выстрела в спину. Она повернулась в сторону речушки, ступая по скользкому краю, пытаясь хоть что-то увидеть в черном потоке бушующей воды. Она подозревала, что в этой воде рыба регулярно всплывает кверху брюхом, и единственный кто способен сплавляться в речке без вреда для себя — это трупы.

Да и черт с ним. Джин зажала нос, зажмурила глаза и сиганула в воду, прижав колени к груди, летя в черноту как пушечное ядро в замызганном синем платье.

Маслянистая вода радостно встретила ее пронизывающим холодом, что тысячей игл безжалостно впивался в кожу, норовя проникнуть в самые потаенные уголки ее женского тела. Она дернула ногами, чтобы всплыть, но гуща водорослей и тины вцепились в ее лодыжки, умоляя остаться подольше, пока в ее груди не иссякнет последний пузырек воздуха.

Джин забултыхалась вспенивая воду. Она дернула ногу со всей силы, высвобождая ее из некогда очаровательного сапожка на каблуке, который теперь станет очередным трофеем незадачливого рыбака.

Выныривая над потоком, Джин глубоко вздохнула, жадно глотая воздух, как рыбешка выкинутая на берег. Позади послышался скрип телеги, ругань солдатни, а за ним и всплеск воды. По всей видимости, Его Величество решил искупаться вслед за своей любовницей. Ну что за глупые мысли в твоей голове, Джин? Сейчас нужно думать о том, как выбраться из этой вонючей лужи, поросшей камышами вдоль набережной. Пора поскорее убраться отсюда, и как предлагал Орн — сразу из города, а лучше из страны.

Она выползла на берег, заходясь кашлем и отплевываясь от ужасного вкуса воды. Судя по всему, она находится возле Ярмарочной улицы. Хуже места не придумаешь — сплошь ворье да попрошайки, причем одни улыбаются тебе днем, суля лучшие товары на свете, а вторые, вполне конкретно тебя грабят приставляя лезвие к горлу. Кто из них более честная мразь это тема для отдельных суждений.

Джин ободрала себе все колени на острых камнях покатой набережной и набрала кучу грязи под ногтями, пока поднималась по насыпи. Было похоже, что это она только что выбралась из могилы, а не Бальдер, проплывающий мимо нее в сторону Университета. Девушка сплюнула тошнотворную смесь ила и песка набившегося в рот. Последний точно будет скрипеть на зубах еще несколько дней.

— Держи ее! Держи убийцу!

— Блядь, — выругалась Джин, стряхивая с ноги второй сапог. Босиком она сегодня еще не бегала, а так хотелось наверстать столь досадное упущение. Да кого она обманывает? Ей хотелось ныть, жаловаться, кричать и метать, и вести себя как нормальная женщина на грани истерики. Затем успокоится, представит, что все это дурной сон, а она пожилая женщина у себя дома греет косточки возле камина, вяжет кофточки внучатам и пьет эль, пока старая с косой не нагрянет в смертный час.

Джин, ты теперь не только моралистка, но еще и домоседка. Сегодня она открывала себя с новой стороны, как потайные кармашки с заначкой, найденные в плаще от прежнего владельца. Напрочь испорченные временем и стиркой, но все же. Кстати о плаще, его тоже скинула за ненадобностью. Промокнуть она уже не боялась.

Теперь она набралась полной решимости нарушить собственные правила нахождения на улице ночью. Она как безбашенный мотылек помчалась к самому яркому фонарю, вылезающему из вздутой и облупленной стены кожевенной мастерской. Насколько Джин знала, большинство всяких штучек девчонки из борделя покупали именно там.

Джин мчалась стремглав, шлепая по лужам, в чьем отражении растекались пляшущие огоньки фонарей. Дыхание слилось с сердцебиением, бьющимся жгучим адреналином в висках, она бежала без оглядки, поворачивая на смутно знакомые улочки, но продолжая слышать тяжелый топот за своей спиной.

Штырь

Разбойничая жизнь Джефри Штыря не успела толком начаться, как уже тянулась к закату. Но не от глубокой старости, а от сифилиса, оставившего на его лице глубокую яму, вместо носа. Всякий раз, планируя купить себе протез, он тратился на выпивку. Всякий раз выпивая, он жаловался окружающим на отсутствие носа. Этот порочный круг никогда не размыкался.

Данный подход наглядно демонстрировал сам Штырь, натужно блюющий в пустую бочку на задворках Речной улицы. Он покачивался из стороны в сторону, нетвердо держась за металлический обруч, от чего большая часть рвоты плескалась куда угодно, но не в бочонок.

— Хлебнешь? — спросил низкий голос, и над ухом раздался плеск вина.

Стоило Джефри увидеть проблеск мутного стекла, как к горлу вновь подошёл обжигающий и горький комок тошноты.

— Не-е-е, — прогундел Джефри, давясь едкими слюнями, иначе разговаривать он теперь и не мог, — мне хватит.

С этим воняющим дерьмом пойлом, похмелье накрывало раньше, чем ты успевал добраться до дна бутылки.

Том Свистун, прозванный так из-за полного отсутствия передних зубов, жадно присосался к горлышку бутылки, облокачиваясь на строительные леса, его острый кадык подскакивал на щетинистой шее с каждым глотком.

— Сегодня нас ждет крупный улов, — Свистун вытряхнул последние капли алкоголя в свой беззубый рот, и отбросил иссякшую тару в угол к еще дюжине таких же. Раздался звук битогостекла, — я это нюхом чую.

Джефри тоже что-то почувствовал: сначала укол легкой обиды, с нюхом в последнее время у него были небольшие проблемы. А затем неоправданную злобу подпитываемую алкоголем в горячей крови.

— Шеф, ты это на че намекаешь, а? — вспылил Штырь, неуклюже вынимая из-за пояса нож, — что я, сука, урод?

— Я намекаю, что на твоей роже, вместо носа, выросла бабья дырка, — Том презрительно сплюнул, так же неуклюже, попадая слюной на свои перештопанные штаны, — что за, блядь, дебильные вопросы?

Штырь поколебался, переводя взгляд с Тома на свой нож, потом на островки рвоты перемешанные с грязью. В его влажных от выпивки глазах, образ компаньона превращался в размытое говорящее пятно.

В самом деле, чего это он вспылил?

— Ты эт, прости, шеф, — махнул он рукой, уставившись в лужу на собственное отражение. Ливень нахлестывал с удвоенной силой, образуя мельтешащие пузырьки на грязной воде, скапливающейся у стоков, — я перебрал малость.

Это было малость преуменьшением.

Том молча кивнул и придвинулся ближе к дымящемуся факелу, в надежде немного отогреть продрогшие косточки. Дождь приглаживал его жидкие редкие волосы, которые он бесконечно убирал назад, прикрывая проплешину. Обычно он так делал, когда они снимали девок за бакалеей. Ну как они… Джефри в последнее время мог только смотреть, уж ему ли не знать, куда приводит необдуманная любовь.

— Кто-то, ик, ид… идет, — Джефри повернулся перепачканным лицом в сторону улицы, чудом удерживая равновесие. Он услышал быстрый топот шлепающих ног, словно кто-то мчался босиком, или это была галлюцинации от выпитого. Впрочем, какая разница?

— Я же говорил, — кровожадно оскалился Свистун черными деснами, прибирая стоявшую у стены дубину, — крупный улов! Сейчас я научу тебя искусству легкой наживы, пацан.

Джефри улыбнулся своей гнусной улыбкой в ответ. Мокрые липкие пальцы малолетнего подонка сжали рукоятку ножа. Так крепко, словно это был спасительный трос, удерживающий его от падения в пропасть. В пропасть окончательной нищеты, боли и темноты.

— Значит так, Штырь, когда кто-нибудь пойдет через наш переулок, — прошептал Свистун, — сначала бей заточкой в бок, а потом болтай, усек?

Ему несказанно повезло, что такая матерая сволочь, как Том Свистун, взял его на дело вместе с собой и делился сейчас мудростью. Эх, зря он на него наорал пару минут назад, но теперь он докажет ему, что чего-то стоит. Возможно, теперь в его жизни появятся легкие деньги. Деньги на злосчастный протез.

Джефри сосредоточено махнул ножиком в воздухе, не очень убедительно, как раз в тот самый момент, когда потенциальная жертва проскользнула в их переулок.

— С дороги, козлы! — рявкнула перепачканная в грязи женщина, оттолкнув опешившего Свистуна на растерявшегося от неожиданности Штыря. Строительные леса честно выдержали их вес, но этого оказалось мало. Разбойники покачнулись, обнялись как в каком-нибудь вальсе и поскользнувшись на грязи, рухнули на землю.

Заточка выпала из кулака под тяжестью навалившегося тела. Хорошо, что выпала, подумал Штырь, было бы неприятно обнаружить конец лезвия в спине своего босса.

— Шеф, я потерял ее, — засипел Штырь, раскачиваясь на спине, словно упавшая навзничь черепаха, — я потерял заточку. Падла, все из-за этой дурной суки. Она где-то там, — в неопределенной темноте в луже рвоты и мочи, — под бочками, шеф.

— Долбанный баран, как мы теперь будем деньги отжимать? — Свистун поднялся на ноги, с шумом втянул воздух, и от души зарядил болезненного леща Джефри, — Хочешь, чтобы Джимми Интеллигент с соседней улицы притащил Гарри больше бабла, чем мы? А?

— Не хочу, шеф, — подтерев подбородок, прохрипел Джефри. Левая сторона лица временно онемела.

— Блядь, ладно! План Б. Стой здесь и дыши, да, просто дыши, а я пойду чего-нибудь выпью, — отряхнулся Том Свистун, лишь еще гуще размазывая слякоть по куртке, — Не ссы, все будет нормально Штырь, ты своим дыханием прикончишь кого угодно. В противном случае, любой обосрется от вида твоей рожи.

Джефри насупился, настолько, насколько позволяли ошметки носа, и выкарабкавшись с хлюпающей лужи, принялся рыскать на карачках в поисках ножа.

Чавканье подошв и нездоровый кашель Тома прервались громким треском.

— Эй, ты кто, сука, такой? — Свистун находящийся возле входа в проулок, выругался, затем послышался суровый удар, от которого отчетливо хрустнула кость переносицы, после чего разнесся душераздирающий вопль.

Штырь нащупал ладонью в темноте что-то большое, похожее на мясной окорок. И как он раньше не замечал его, торча под дождем полночи? Стоило с большим трудом подняться с колен и поднести «окорок» к закопченной от факела стене. Теперь он отчетливо видел, какую находку держит перед собой. Отрубленную по локоть человеческую руку. Еще теплую и сочащуюся кровью, крепко сжимающую в кулаке дубину Свистуна. Штырь в недоумении перевел рассеянный взгляд к улице. Там стоял силуэт в черном от влаги балахоне с натянутым до бровей капюшоном. Рядом лежал корчащийся от боли Свистун, прижимавший к груди обрубок.

— Т-твою мать, — голос Джефри Штыря сорвался, он в панике отбросил руку, и спотыкаясь на ровном месте попятился назад, — не… не подходи!

Всего секунда, и таинственный силуэт прошел сквозь него, мелькнуло мокрое лезвие ножа в свете неверного огня факела. Ножа, который он так упорно искал. Он нашел его, кажется. Какое-то темное пятно принялось расползаться перед его лицом, мешая что-либо разглядеть. Он махнул рукой, в надежде согнать странный морок, но проку от этого не последовало. Пятно рябило, неумолимо растягиваясь, забирая с собой зрение. Штырь ощутил на языке теплый вкус металла, нестерпимой волной заполоняющий его рот.

— Ч а чрт, — слова с бульканьем вырывались из тонюсенького горла сифилитика, тщетно пытающего ухватить расползающиеся пятно, сомкнул кулак на том месте, где у него когда-то был нос.

И он его нащупал, не веря своему счастью. Это был его нос, такой твердый, с кожаным переплетом и металлическим перекрестием у основания.

— Шф, — в жалобном сипе едва ли угадывались нотки радости, — я ншл.

Он нашел всё. И свой нож. И свою смерть.

Джин

Дождь безжалостно хлестал ее по лицу, смывая последние остатки человечности. Она чувствовала себя зверем, загнанным в угол. В груди заломило, кажется если она пробежит еще пару метров, то легкие выпрыгнут наружу и побегут от нее в противоположном направлении. Холодный воздух бередил горло, раздражая его на протяжный кашель чахотошника. Подыхать от чахотки Джин не хотелось.

Железный стон высек искры на вывеске мясника с изображением свиной рульки. Вторая стрела оцарапала бедро Джин, распарывая платье в области подвязок. Третья грозилась угодить ей меж лопаток, если она не поторопится.

Превозмогая, иначе и не скажешь, девушка нырнула за стройный ряд строительных лесов, пахнущих сырым деревом, потом пролезла под тентом, ползком перебираясь под забитым прилавком. Она вынырнула на противоположный конец закутка, окончательно убив себе колени, содрав их в мясо.

Прыжок через балку, поворот и… тупик.

— Ч-черт, — Джин готова была провалиться на месте, ну какого черта именно сейчас здесь оказались контрабандисты. Это не алкаши и обрыганы в сквозных переулках, в которых можно дать деру в любую сторону. Это профессиональные головорезы, а впереди и позади нее чертов тупик.

— Ты что здесь делаешь? Ты кто такая? — толстяк потянулся за кортиком, так некстати висевшим на поясе. Джин была не готова скрестить клинки и сдохнуть лежа в сточной канаве. Уж шансы просчитать она умела, — Стоп, Джин? Какого хера? Я обещал вернуть деньги Ингрид, вот честно зарабатываю сейчас, так сказать, а она спрашивала обо мне, да?

— Заткнись Кенни. Там стража… — просипела Джин, едва удерживаясь на ногах от нехватки воздуха, — че вы встали, как бараны, валите быстрее!

Мужики переменились в лице, прислушиваясь к металлическому лязгу каблуков о мокрую дорогу. Они мигом закатили какие-то бочки обратно под прилавок и лихо прикрыли их парусиной, словно так оно всегда и было. Костлявый машинально подлетел к двери, засовывая большущий ключ в заедающий замок дощетчатой двери и пригласил Джин внутрь.

— Живее!

Как говориться — враг моего врага — мой друг. В криминальной среде этот принцип работал безотказно испокон веков.

Она уже добрых двадцать минут удирает от преследователей, как от пожара и потому вбежала в проем первой, обгоняя толстяка. Поднимаясь по скрипучей лестнице, она держалась за колющий бок, который грозился ее если не прикончить, то в скором времени припомнить столь длительную пробежку. Очутившись на втором этаже с открытым настежь окном, Джин не смогла сдержать улыбки — ее ожидал трос переброшенный через стоковый канал, а на противоположной стороне виднелись родные крыши портового квартала, колокольня Беннета, и щемящие душу красные огни Борделя «Мир».

— Какого ху… — договорить костлявый не успел. Его заткнул чавкающий свист клинка, вонзаемый в череп. Такой отвратительный и пугающий звук Джин наверно никогда не забудет.

— Б-беги, — толстяк с выпученными глазами полз по лестнице, придерживая левой рукой вываливающиеся из распоротого брюха кишки, — бе…

Он захлебнулся в собственной крови, послышался хруст. Его тело с грохотом укатилось вниз, оставляя темные разводы на ступенях.

Джин негнущимися пальцами разорвала остатки подолов платья, скрутила из нее самодельную пращу и перебросила трескающуюся ткань через трос, уцепившись за него двумя руками. Она должна выжить. Должна сбежать, во что бы то ни стало.

Ее пнули сзади пудовым ботинком, прямо в хребет. Она не сумела удержаться и сорвалась, ударяясь ребрами о подоконник. Жесткий удар выбил из нее остатки духа. Сколько бы она не открывала рот, а вдохнуть не получалось. Джин развернулась спиной к окну и сглотнула, замечая, что ее губы пронизывает дрожь.

Здоровяк в плаще и глубоком капюшоне, чуть заметно приподнял пересеченный белесой полоской старого шрама рот, в подобии жуткой улыбки. С лезвия его палаша стекала кровь, тянущаяся за ним, как собственная тень. Его пальцы играючи перебирали киллон крестовины, а затем смыкались на витиеватых кольцах контргарды.

Джин понимала, что не уйдет отсюда. Не уйдет живой. Силуэт здоровяка стал рассеиваться в слезах, превращаясь в одно мутное пятно в свете редких свечек, так заботливо зажженных контрабандистами. Жесткий удар кованой подошвой в лицо забрал у нее сознание и всяческую надежду на спасение. Надежду еще хоть раз открыть глаза.

Глава 8 "Чёрный герцог"

"Утро — это прекрасно. Единственный его недостаток — оно всегда приходит не вовремя."

Глен Кук Сладкозвучный серебряный блюз

Орнот

Утро добрым не бывает. С этого дня точно.

Орнот вскочил обливаясь холодным потом, кровь стучала в висках, а сердце колотилось так, что того и гляди сломает рёбра. Шэд поднял голову, зевнул во всю пасть и уложил голову обратно на колени советника. Кошмарный сон — в котором он на пару с министром отрезает лицо Бальдеру, все еще стоял перед бегающими зрачками четкой, почти осязаемой картинкой.

— Всего лишь сон, — выдохнул он с облегчением, вытирая тыльной стороной ладони влажный лоб.

Советник убрал рукой лезущие на глаза кудри, и согнал благородным пенделем слюнявую псину. Какого рожна эта безблагодатная скотина дрыхнет в его постели, она же от Бальдера не отходит ни на шаг? И почему над головой какие-то оккультные гравюры, а не привычный пурпурный навес с созвездиями?

Осознание накатила плотной удушающей волной. Мимолетная улыбка сменилась горькой усмешкой, на ресницы навернулись хрусталики слез. Орн накрылся подушкой, ограждаясь от окружающего мира. Ему нужно было выговориться, покричать и дать волю эмоциям. Слишком часто он в последнее время хныкал, слишком часто жалел себя, но иначе бы он сошел с ума.

Смахнув с щек соленую влагу, Орнот шмыгнув носом заставил себя слезть с перины пухового одеяла. Слезть, дабы забыть этот кошмар, забыться самому и в этом ему поможет его лучший друг — алкоголь. Вот уж кто его всегда поймет и никогда не осудит.

Бутылка «Юдоля» пришлась как нельзя кстати. Знаний Орна о вине хватало, чтобы отличить красное от белого и «Юдоль» проходил по второму пункту. На вкус сухое, в меру терпкое и водянистое, недостаток танина с лихвой компенсировался легкостью пития. Подобное присуще сорту совиньон, ну, Орн полагал, что это совиньон, так как других сортов не знал в принципе. Такого винишка литр прикончишь и не заметишь. Орн откупорил ее на столе, затем нацедил добротный глоток в собачью миску. Шед выступал личным дегустатором, если что, его не жалко. Псина к счастью или не очень, осталась жива и выхлебав все без остатка, радостно виляя хвостом побежала метить шторы.

— Тебя, похоже, и лопатой не убьешь. — Процедил сквозь зубы Орн, краем глаза замечая маленькое красное пятнышко на столе. Режущее глаз пятнышко, заставляющего его нервозно трястись. Советник поплевал на помятый рукав пропотевшего камзола и принялся с яростным тщанием изгонять пятно с поверхности стола. В итоге размазывая его по ткани одежды, лишь ухудшая ситуацию.

— Твою мать! — чертыхнулся Орн, просто поставив бронзовую чашку с фруктами на липкое пятно спекшейся крови.

Нужно было отвлечься, успокоить рвущиеся наружу сердце. Он не придумал ничего лучше, чем чтение. В годы войны литература была единственной отрадой и лучшим успокоительным. Не считая вина, разумеется.

Орн подошел к книжному шкафу, над котором в уголке сидела каменная писки и будто бы с осуждением за ним наблюдала. Аккурат рядом стояло здоровенное зеркало в пол. Он мельком взглянул на себя — замученный, с опухшими красными глазами, спутанными кудрями на голове и вымазанным во всем на свете камзоле. Да уж, видок достойный советника короля. Орн со злостью пнул зеркало, но промахнулся и угодил пяткой по нижнему стеллажу. С полок посыпались украшенные вензелями обложки великого прозаика и знатного сердцееда прошлого века — Амитто Дэ Мура. Орн бережно подобрал книжку с привлекательным названием «Гаруспик любви — издание первое» и раскрыл ее на первой странице. Кожаный переплет приятно грел подушечки пальцев, а страницы ласково зашелестели под легким сквозняком. Фронтиспис изображал седовласого крючконосого старикана с бородавками по всему лицу. Удивительно, почему столь уродливые люди, как правило, превозносят красоту красноречивее всех. Насколько Орн знал, у Дэ Мура при жизни отбоя не было от поклонниц, по слухам, у него целый склад был заполнен письмами читателей. Даже после смерти старика, девушки как одержимые пробирались в его особняк, намереваясь выкрасть замшелые пергаменты, гусиные перья, лоскуты простыни, догоревшие поленья в камине, паутину с подоконника, разбитые бутылки. Некоторые ухитрялись вырезать ножом глиняные аканфы с постаментов обступивших особняк. Грубо говоря, тащили всё, что к полу не приколочено, а что приколочено успешно отрывалось, отламывалось и откручивалось, да что уж там, ночной горшок и тот уволокли. Фанатки были одержимы собственным кумиром, и каждая из них считала своим священным долгом отжать сувенир на память. Не удивительно, что в одно время рынок был заполнен «артефактами» из особняка Дэ Мура, одних только зубов великого поэта на прилавках можно было сосчитать более полутора сотен. Это несколько ставило под сомнение честность местных дельцов, но то уже лирика.

— Ваше Высочество, — робкий стук в дверь заставил Орна неловко выронить шедевр мировой литературы, — Вас ожидают в тронном зале.

— Кто ожидает? — советник переступил через кипу разбросанных книг и выглянул в дверной проем.

Перед ним стояла знакомая особа, кажется, вчера она до последнего занималась уборкой. Миленькая такая, робкая. В другой раз Орн пожалуй пригласил бы ее на свидание.

— Ой, приношу свои глубочайшие извинения, — девушка покраснела, — мне показалось это покои его Высочества, я…

— Ты не ошиблась, — сдавлено перебил Орн, затем откашлялся, прочищая забитое горло, — все в порядке. Бальдер, эм… — какую отмазку они вчера придумали? — он в городе, гуляет перед официальной присягой, так сказать. Кхм, вот. Я как бы за него. Ага.

О красноречии Орна скоро начнут слагать легенды, и первые вирши как пить дать пойдут от Мартина. Возможно, вместо Дэ Мура стоило прочитать «Азы дипломатии для дебилов» Рихтера Крауза или «Говорим внятно» Шало Руза. Полезные знания, как ни крути.

— Господин, — девушка выискивала подходящий титул в своих мыслях, — господин шифр, спешит известить короля о пропаже начальника стражи, господине Торфине Лонге.

— Пропал? — Орн ехидно усмехнулся. Небось, Лонг до сих пор отойти не может от оплеухи Йорвульфа, — в борделе искали?

— Господин шифр сказал, что дело повышенной важности, — девушка смотрела в пол боясь поднять свои чудесные серо-зеленые глаза, — вчера ночью на Аркановом мосту произошла, — девушка тщательно силилась подобрать слово, нахмуривая свои тонкие брови, — с-сраная бойня, так велел сказать господин шифр. Т-трое стражников мертвы.

— Ночью? — У советника задергалось левое веко, затем правое, а после и все тело сковала неуемная дрожь.

— Точно так, господин советник.

— Секундочку, — Орн слился цветом с берестовой бумагой, все мурашки вместе с сердцем собрали поклажу и моментально сменили место проживания на пятки. Эти самые пятки неистово зачесались, явственно намекая — пора валить, — мне нужно валить… то есть выпить. Определенно выпить.

Самое время! Орн откупорил новую бутылку и принял для себя волевое решение — собаку он больше не угощает, облезет. А если там яд? Что ж, такова судьба и от нее никуда не деться. Жадно присосавшись к стеклянному горлышку, он в тайне надеялся отравиться и скончаться на месте. Должно же это безумия хоть как-то закончиться.

Вопреки мечтаниям, желанию Орна сбыться было не суждено, бутылка кончилась в мгновение ока, а жизнь Орна успешно продолжалась. Паскуда этакая.

— Гости ожидают вас, ваше вел… господин советник, — девушка улыбнулась и не поднимая головы после реверанса, быстренько упорхнула в конец коридора.

— Какие еще к черту гости? — слова Орна растворились среди барельефов и картин черно-золотого коридора, растворяющегося в плывущем взгляде. Орн схватил очередную бутылку, в этот раз красного «Мореноль», и ступил на мягкий узорчатый ковер, ведущий в башню тронного зала.

Кого там Бальдер пригласил? Не дай Знаки это цилийская принцесса приперлась со свитой, тогда придется делать хорошую мину при плохой игре. И держать ее до последнего. До эшафота.

Слуги прохаживались туда-сюда не обращая на советника никакого внимания, может он давно умер во сне и стал призраком, который отныне будет греметь цепями по ночам до скончания времен. Вернее пустыми бутылками.

Суровые похмельные морды стражников, молча отдали честь Орну, зеленея от одного взгляда на «Мореноль», пропустили его в тронный зал. Советнику стоило физических усилий переступить порог. Как там говорят — преступник всегда возвращается на место преступления?

Латунные фестоны сверкали в свете утреннего солнца, заливая прибранный зал золотистым цветом. В дальнем углу, возле стены «рвущихся наружу людей», прохаживался статный седовласый мужчина в черной сутане церкви Искупления, идущий под руку с низеньким лысеющим бородачом, который отчаянно жестикулировал, прощупывая рельеф стены. По правой стороне шла пожилая дама в пестром, как фейерверк над озером, платье, и обмахивалась экзотическим веером. За ними, серой тучей шел Йорвульф, глядя на его рожу, складывалось впечатление, что его больше занимала собственная обувь, нежели беседа трех персон.

«Это и есть гости?»

— Морус! — Орн подпрыгнул на месте, разворачивая на каблуках, едва не падая на сверкающий мрамор пола, — ты заблудился?

Мартин улыбался, как и всегда, эта улыбка кровожадного аспида, кажется, никогда не сползала с его лица.

— Нет, я на месте, а что такое?

— Где король? — Мартин хмурым взглядом окинул пустующий трон.

— Какой король? — Брови шифра поползли вверх, — А, ты хотел сказать Его Величество? Соблюдай этикет Марти. — Орн был пьян, пьян в стельку, наверно, поэтому он позволял себе разговаривать в таком тоне.

— Морус, от тебя пасет хуже, чем от бездомного. Спрошу еще раз, по-хорошему, — шпион улыбнулся, как всегда плотоядно-обезоруживающе, — где, мать его, Бальдер Стром? Почему я узнаю, что его нет от тебя? А я не люблю, когда меня держат в неведении.

— Болеет, занят, какая тебе разница? — психанул Орн вскидывая руки, и расплескивая вино по мраморному полу, — я советник, не ты! А я! Я его «правая рука», потому в его отсутствие я главный, ты меня понял?

Не смотря на браваду, Орна трясло как осину на ветру, не то от алкоголя, не то от стресса, а может и все вместе навалилось.

— Что ж, ясно. — Рука Мартина очень неуютно оказалась на рукояти рапиры, очень недобро она сжались на эфесе до хруста казанков.

— Ладно, ладно, ХО-РО-ШО! Его Величество в городе, воркует с любовницей, и не хочет, чтобы его беспокоили, все, доволен, устраивает?

— Нет, — шпион хоть и был ниже ростом советника, но всякий раз как он поднимал свой заросший подбородок, смотрел, прищурив глаза, и казалось, что он глядит сверху вниз, заставляя сжаться собеседника, словно маленькую букашку. — Не устраивает. Коронация через два дня.

— Через два дня, — Орн засмеялся, сдерживая слёзы, — куча времени, он вернется, Марти. Свою коронацию он не пропустит.

— Тц. Скажешь это нашим гостям, — он махнул в сторону беззаботно изучающих зал людей, — вам о много придется побеседовать.

— Г-гостям? — Орн на нервной почве стал заикаться почище Эрсус, — я т-там только Й-йорвульфа знаю.

— Спонсоры нашей освободительной операции хотят лично поблагодарить нашего достопочтенного предводителя. Воздать по заслугам, так сказать.

«Герцоги, твою же мать…» — В сердцах воскликнул Орнот Морус, проглатывая сухой ком подступивший к горлу. Только этой своры мудаков сейчас не хватало.

— Посмотрим, что ты им скажешь, «правая рука», — Мартин подмигнул Орну, продолжая поглаживать эфес рапиры.

Первой подошла пожилая дама в роскошном шелковом платье, обмахивая веером свое запудренное в бледно-меловый цвет лицо.

— Мила ла Гур, — женщина с голосом до того скрипучим, что звук несмазанных петель кажется музыкой, протянула ладонь в ажурной перчатке. В жизни она была еще страшнее, чем по рассказам.

— Разрешите представиться, миледи, — вспомнив о манерах Орн поклонился, оставляя символический чмок на запястье герцогини, — Орнот Морус, советник и «правая рука» его Величества Бальдера Строма. Как добрались? — будто ему есть до этого дело, — Надеюсь, дорога не слишком обременила вас?

— Как вам сказать, любезный Орнот Морус, — сдержанно улыбаясь и украдкой вытирая поцелованную руку о подолы платья, — не вас я ожидала увидеть.

— Мне доложили, что вас прибыло трое, — разрядил обстановку Мартин, — где собственно мсье Ван Рейн?

— Мне казалось, он был все время с нами, — Мила ла Гур щурила глаза, но очевидно, она видела едва ли дальше собственного носа. Как и многие политики, впрочем, — вон же, рядом с Френсисом!

— Нет, госпожа, — Мартин сделал самый располагающий тон из всех, что Орну доводилось слышать, — рядом с епископом находиться Синтсер Рю, известный архитектор, скульптор и художник-портретист. Ваша милость, должно быть, знает его.

— Ах да, — сквозь бесконечный слой пудры каким-то образом просочился румянец, а рука замахала веером чуть интенсивнее прежнего, — на прошлую декаду мсье Рю рисовал мой портрет для собственной галереи искусств. Большая честь стать моделью для столь признанного во всем мире мастера.

Орн слышал от Эрсуса, как известный художник собирал в свою коллекцию исключительно стариков. Голых стариков. Был у него странный фетиш, который все принимали, но не понимали.

Возможно, поэтому геронтофил-творец шествовал под руку с седовласым священником, опирающимся на трость и слепо смотрящим вдаль.

Ранее главу церкви Искупления и по совместительству одного из богатейших герцогов Френсиса Рэдхарта, Орну доводилось видеть в начале военной кампании, когда войска только-только собирались под знамена Бальдера. Помимо щедрого финансирования епископ так же вверил в команду зеленых и пылких юнцов, умудренного военным опытом Йорвульфа, — лучшего военачальника чертовой Вердании. Однако, за короткий промежуток времени общения со слепым герцогом Орн понял одну важную вещь. За напускной вежливостью Френсиса Рэдхарта скрывалось многое. В основном отвращение. Орн, Мартин да и все вокруг были для Френсиса чем-то вроде насекомых. Никчемных букашек, с которыми, к несчастью, приходилось еще и разговаривать. Впрочем, как только они переставали быть полезными, ничто не мешала священнику раздавить их подошвой сапога.

— Смею предположить, Бальдера здесь нет, — епископ криво усмехнулся, — какая досада.

— Ваша милость, меня зовут Орнут Морус, я…

— Вы «правая рука» Бальдера, я знаю. Господин советник, я потерял зрение, а не голову. Думать и слышать я могу не хуже многих.

Орн сглотнул, наблюдая за бесцветными зрачками епископа. На его фоне, они здесь все представали невежественными слепцами.

— Полагаю, Винсент изволил, сразу направится с ревизией в винные погреба, — пожилая женщина слегка кивнула головой, с плохо скрываемым раздражением, — я бы на вашем месте беспокоилась, иначе на коронации мы будем пить только яблочное бренди.

«Винные погреба?»

«Герцог?»

«Пить?»

Орн побледнел, пряча трясущиеся руки за спину. Зараза, не хватало чтобы герцог отбросил копыта хлебнув королевского вина. Ладно, у Орна есть ненужная собака, на которой относительно безопасно можно тестировать алкоголь, но вряд ли гончая-алкаш есть в закромах Ван Рейна.

— В таком случае, позвольте отлучиться, поприветствовать гостя, так сказать, — капля холодного пота скользнула меж лопаток по позвоночнику, — не дай бог заплутает, поскользнется ненароком, ударится, у нас тут знаете какие скользкие полы, жуть, вы не представляете, я им говорю: застелите коврами все, так они нет, не подходит к дизайну интерьера. Ха-ха-ха, извините.

Советник заблеял, как агнец на заклании, но на лицах присутствующих не было и следа веселья, их лица вообще ничего не выражали кроме презрения.

— Уверяю вас, душа моя, — епископ держался за трость и смотрел куда-то влево от Орна, — Винсент Ван Рейн подобен саранче, что выжирает плоды виноградников, и никакие скользкие полы его не остановят.

— Тогда тем более, мне нужно отлучиться! Все ради сохранения запасов, мы же не хотим что бы милорд перепил, или захлебнулся не дай бог, — Орн побелел пуще прежнего, наблюдая как у господ брови синхронно взметнулись вверх — шучу я, конечно же шучу, ничего с ним не приключится, ручаюсь. Мартин, ты ведь позаботишься о наших гостях, правда?

— Непременно, — ни один мускул не дрогнул на лице шифра, пока в голосе звенела ледяная ярость, — непременно позабочусь, Морус.

В который раз почувствовав возле шеи метафорическое лезвие гильотины, советник быстро поклонился в нелепом реверансе, а вернее неистово затряс головой, и наплевав на всякий дворцовый этикет спотыкаясь и скользя, стрелой помчался в погреб.

Советник так мчал последний раз в детстве, когда Бальдер упер боек молотка у сапожницы по прозвищу Чокнутая Роберта. Для больной женщины она достаточно резво бегала и не менее точно швыряла предметы. У Орна по сей день есть небольшой рубец на затылке от киянки молотка. А потом ее за это повесили… не имеет права простолюдин поднимать руку на благородных. Таков закон.

Потеряв по дороге один тапок, Орн впечатался в тисовую дверь. Ухватился за железное кольцо в бычьем носу ручки, он с силой потянул его. В нос удар аромат сырости, плесени, мокрого дерева и, конечно же, вина! Ах, сколько совиньона, или чего-то еще.

— Добрый день, мсье, — кучерявый среброволосый мужчина с морщинками возле печальных глаз, почтенно поклонился, — вы на аудиенцию к герцогу Ван Рейну?

— Да, простите, а вы это он? — Орн жадно хватал ртом воздух, чувствуя как болезненно колет в районе печени. Спорт это определенно не его сильная сторона.

— Нет, что вы, — мужчина еще раз поклонился, — я Айвен, дворецкий семьи Ван Рейн, а вы должно быть советник Орнот Морус. Наслышан о вас.

— Приятно познакомиться, — откашлялся Орн, думая, о чем таком, дворецкий мог быть наслышан. Подвигами биография советника богата не была, геройствами тем более.

— А где, собственно говоря, герцог?

— Вон там, — дворецкий махнул длинным черным рукавом с позолотой, указывая вглубь погреба, — но боюсь, вы опоздали.

— Опоздал? — Сердце не могло опуститься ниже пяток, а так хотело.

— Да, — трагично развел руками Айвен, горестно вздыхая, — посмотрите сами.

Орнот на негнущихся ногах прошел в потемки коридора, минуя гигантские дубовые бочки, покрытые пылью и паутиной. Он не мог понять, это кровь стучит в висках или океан вина плещется в бочонках. Чавкающий звук льющейся воды разносился по скудно освещенным факелами уголкам погреба.

За поворотом он увидел герцога, голого по пояс, лежащего в луже алой жидкости. Отблеск огня играл на зеркальной поверхности разлитого вина, пока Винсент Ван Рейн лежал под бочкой со шпунтом во рту.

— Он, он живой? — советник осторожно приблизился, чувствуя, как волосы седеют на макушке.

Вместо ответа, герцог распахнул раскрасневшиеся от пьянства глаза и с небывалой прытью накинулся на Орна. Винсент крепко сжал его в объятиях, повиснув точно обезьянка, только липкая, гладковыбритая обезьянка, с длинными черными волосами. Он облизал щеку Орна и глубоко потянул носом, будто вдыхая саму душу советника.

— Ммм, «Юдоль» и «Мореноль». Какими губами к нам, сударь? — Винсент не ослабляя хватку повернулся к дворецкому, — Айвен, напомни мне, кто это, че эт за хмырь? Он из налоговой?

«Губами? Может, судьбами?» Орн вроде бы слышал, что у герцога на фоне перепоя развилась забавная болячка, которую ученые умы называют не иначе как акатофазия. Бедняга Винсент порой говорит слова схожие по звучанию, но весьма далекие по смыслу.

— Орнот Морус, советник короля, мсье.

— Орнусик Бобрино! — Ван Рейн издал радостный вопль, дыша смрадным перегаром прямо в лицо Орну. — Сколько рулет, скользко зим. Мы же с тобой не виделись целых… — он попытался сосчитать на пальцах, но сбился на третьем.

— Мы с вами видимся впервые, милорд, — сдавлено выдал Орн, пытаясь вылезти из объятий герцога.

— Да какая разница? Главное, что сейчас мы вместе и тебе точно запомниться этот пень, когда ты встретил меня — Винсента Ван Рейна! — торжественно объявил он, растрепывая кудри на голове советника.

Похоже, это было одно из тех знакомств, когда ты, завидев человека издалека, осторожно припускаешь в противоположную сторону. Опасное знакомство.

— Уж не сомневаюсь…

Мартин

Дуновения ветра пробирались в укромный уголок дворцового сада, искусно украшенного зодчими родом из каких-то неприлично стародавних времен. Алебастровые статуи молчаливо и грозно пялились со своих постаментов на пришлых гостей, которые имели такую наглость потревожить их одиночество. Мартин их всецело понимал, он тоже не любил когда его беспокоили.

Осенняя листва пестрым кругом обступила восковое древо, словно они родом с его стеблей. Что казалось Мартину странным, ибо с ветвей так и не упало ни одной капли воска за все время. По приданию, хотя россказням и сказкам Мартин верил так же, как пьянице, который обещал больше никогда не брать в рот. К шлюхам этот пример тоже относится. В общем, это место имеет интересную и глубокую историю, но она нафиг никому не сдалась.

— О чем задумались, господин шифр? — Рэдхарт сел на вишневую скамеечку подле дерева, выпрямив спину, будто ему кол в задницу загнали. Мартин с удовольствием бы посмотрел на епископа, украшающего собой пику на торговой площади. И готов поставить на то, что желание отправить друг друга на плаху было взаимным.

— Ни о чем, епископ, наслаждаюсь погодой, — «но не вашим обществом».

— Душа моя, я бы хотел с вами поговорить о коронации. — Слепец побарабанил костяными пальцами по набалдашнику тросточки в такт трелям птиц.

Мартин неустанно чувствовал, как верный пес Рэдхарта — Йорвульф, пусть и слоняется неподалеку, якобы рассматривая статуи, неотрывно давит взглядом в его сторону. Шифр привык следить, быть в роли охотника, потому дилетантов видел за версту.

— И чем ваше преосвященство обеспокоено? Фасоном короны?

— Видите ли, у меня заготовлена речь, сановники в пути, как и хор евнухов, лучший, попрошу заметить, также наша церковь предоставит помещение, но, — он сделал издевательски долгую паузу, — меня интересует, есть ли у Его Величества на все это деньги. Празднование всего города удовольствие не из дешевых.

— Поразительно, — Мартин погладил ствол дерева, надеясь отколупать хотя бы кусочек белой глади, но та и не думала поддаваться, — почему вы меня об этом спрашиваете? Спросите об этом короля, министра, советника, повара. Я имею к финансам такое же отношение, как Йорвульф к качественной слежке. Проще говоря — никакое.

— В отличие от всех перечисленных, за исключением, быть может, повара, вы осведомлены обо всем, что твориться внутри дворца, так и за его пределами, — Френсис сохранял невозмутимое выражение лица, — финансы не ваш профиль, это правда. Ваш профиль — знания, а они в наше время ценнее любых денег.

— Боюсь вас разочаровать, епископ. Но знаниями я себе не куплю даже кружку той мочи, которую здесь принято называть пивом. А звонкой монетой — вполне.

— Неужели? — Кажется, епископ искренне наслаждался полемикой в отличие от Мартина, которому сегодня хотелось говорить как можно меньше, а спать как можно дольше. И так до самой коронации, — С информацией, я могу не только купить, как вы выразились, кружку мочи. Я могу купить все заведение целиком, и мне при этом еще и останутся должны. Денег, разумеется. Шантаж, угрозы, пытки. Методы рациональные и весьма действенные. И заметьте, никакой речи о финансах. Разве только обещания. Но это так, кредиты.

— От меня то, вы чего хотите? — не выдержал Мартин, — казна пуста. И боюсь, методы — шантаж, угрозы и пытки не применимы к вам. Не так ли?

— Именно, — мягко улыбнулся Редхарт, — потому я испытываю искренне любопытство, а такое, поверьте, со мной бывает не часто. Как вы планируете выкрутиться, дражайший Мартин?

— Занять у вас, у мисс Ла Гур, мне она показалась располагающей женщиной, — «и безмерно надменной жабой, впрочем, как и вы все», — либо у мсье Ван Рейна, как-никак это его фамилия стоит на вывеске Верданского банка. Так что…

— Позвольте перебить вас, — вставил церковник, — но от нас вы денег не получите.

— Не понял? — Мартин перевел взгляд с восковых веток на восковое лицо священника, — я, возможно, хреново слышу, мне показалось, вы сказали — денег вы не дадите.

— Ваш слух прекрасен, как у сплетниц на рынке, и вы верно все поняли. Видите ли, количество долгов государства перед нами — герцогами, оно… невероятно. Если бросить монетку в дыру королевского бюджета, то звон раздастся, дай бог к утру.

— И при этом, вы хотите красивого торжества?

— Верно. Горожане, инвесторы, банкиры, торговцы, иностранные вкладчики, все они должны увидеть, что с приходом к власти Бальдера — экономика зацвела.

— За пару дней? — Мартин осторожно подбирал слова, все же герцог парой фраз мог закончить блестящую офицерскую карьеру шифра одним щелчком пальцев, — Они должно быть спятили.

— Может и так. Душа моя, неужели вы не любите видеть результат сразу, а не ждать неизвестно сколько времени, теша себя призрачной надеждой на успех? Мы имеем дело с людьми, для которых главный ресурс это их время. Они не крестьяне, смиренно ожидающие урожай в течение года, а потом живущие от посева до посева. Им нужно все здесь и сейчас. Более того, лично я, хочу увидеть, что мы с коллегами не зря поставили на ту темную лошадку из низов дворянского сословия. — «Увидеть? Как иронично слышать это от слепца». — Вот наши карманы, к несчастью, прохудились со времен Айрона Красного и его одержимостью раскопками, чего уж говорить, о том рисковом предприятии с восстанием, на которое мы отдали все свои ресурсы вам. Бюджет страны не церковный, он не стоит на добровольных пожертвованиях, а шатко держится на займах, налогах и вкладах. Пришла пора воздать сторицей.

Шифр потер глаза указательным и большим пальцем. Голова начала раскалываться в области затылка, как с жутчайшего похмелья. Почему все дерьмо должен разгребать он, пока Бальдер кувыркается со шлюхами? Это он должен выслушивать жадного маразматика и придумывать пути отхода. Если епископ серьезен в своих словах, в чем, увы, сомневаться не приходилось, то похоже Мартина ожидает пара бессонных ночей. Нужно будет много шантажировать, угрожать, подкупать и пытать. Наживая при этом много врагов. Потрясающе.

— Мартин, надеюсь, это шуршание издают ваши люди? — лицо Френсиса по-прежнему выражало единственную эмоцию — надменность, — не люблю, когда ко мне подкрадываются.

Декстер шел не спеша, выверяя каждый шаг, дабы не выдать начальнику, что он по-прежнему пьян в стельку. Компанию ему составлял знакомый, и честно сказать, пугающий силуэт двухметрового шороха. Шорохи — это вольнонаемные разведчики, убийцы и диверсанты. В общем, те самые ребята, берущиеся за любую грязную работу, без лишних вопросов, ибо глотка их совести лихо затыкается туго набитым кошелем. Самое опасное то, что никогда не знаешь, чей кошель сейчас ублажает их моральные принципы. Так рано или поздно случается ситуация, когда твой хороший друг улыбается, шутит и пьет дома чай с твоей семьей, а завтра с тем же выражением лица, он перерезает всем присутствующим шеи. Женщинам, старикам, детям. Не имеет значения.

— Добрый день, шеф, — Декстер отсалютовал, с честью сохраняя шаткое равновесие.

— Приветствую, — хриплый баритон донесся из-под глубоко надетого капюшона. Темные омуты карих глаз забегали по окружающим, изучая их, анализируя, и возможно планируя как всех быстро и эффективно убить.

Мартин сдержанно кивнул, думая, как бы под шумок слинять отсюда, сославшись на важные дела.

— Вы что-нибудь узнали насчет ночной резни?

— Нет, — покачал головой Декстер и тут же об этом пожалел, поморщившись от боли.

— А могли бы, — равнодушно процедил шорох.

— Шифры изучают окрестности, допрашивают горожан, ищут свидетелей. Процесс запущен, в общем.

Не это Мартин хотел услышать. Значит, следы и концы, как бы символично это не прозвучало — канули в воду. В прямом смысле. Резня началась на мосту, возможно с возницей, вот только какой груз перевозили в телеге, какую контрабанду? Это вопрос, который заботил шифра все утро. Теперь его волновал вопрос — где взять денег на церемонию. Конечно, его профиль решать проблемы. Но, в этот раз с ними явный перебор.

— Господа, — епископ подал голос, громоподобный, как у заядлого вояки, — будьте так добры, рассказать, что вас беспокоит.

Это звучало как что угодно, но не просьба, скорее приказ, который не терпит времени на отлагательства.

— Начальник стражи пропал, часть дежурных убито на Аркановом мосту. Подозреваемых нет.

— Какая досада, — грусти в голосе слышно не было. Френсис лишь развел руками, — я помолюсь за упокой душ погибших на службе.

— Благодарим вас, — Декс вспомнил о манерах, и низко поклонился.

Шорох о манерах не вспомнил, а лишь хмыкнул. В самом деле, зачем кланяться слепому, он же этого не увидит.

— А вы, — Френсис обратился к шороху, — полагаю безродная дворняга?

Мартин усмехнулся, выискивая взглядом Йорвульфа, он бы не удивился, если бы верный слуга епископа сейчас переломал наемнику хребет за глупое несоблюдение этикета.

— Дворняга, приблуда, чирий на заднице мира, мразь, выродок, — когда пальцы на руке закончились, он почесал макушку сквозь плотную ткань капюшона, — у меня много имен, но матушка звала Ифаном.

— Ифан, думаю, показательная порка вам не повредит.

Ифан лениво склонил голову на бок, его глаза недобро блеснули. Мартин осторожно, как бы невзначай водрузил ладонь на контргарду. По мнению шифра — лимит трупов на сегодня был исчерпан, и терять агента, либо ставить под угрозу здоровье епископа церкви Искупления, он точно не намеревался. Вне зависимости от личных отношений.

— Позвольте полюбопытствовать, какая?

— Дружеский спарринг, — Рэдхарт тесно сжал трость, пряча ладони в длинных рукавах черной сутаны, — с вашим коллегой.

Выражение лица Ифана демонстрировало только одну, вполне здравую мысль: «Ты должно быть спятил, старик?».

— Полагаю, выставлять Йорвульфа несколько не честно, — Френсис легонько стукнул наконечником трости о каменную плитку, — он может войти в раж и ненароком раздавить нашего неучтивого друга.

Мартин прикрыл глаза. Не дай Знаки, этот мудак сейчас заставит его махать мечом во имя какой-то идиотской прихоти. Почему он не остался в мягкой постели в это сраное утро?

— Мартин слишком ценный ресурс, дабы его расточать на такие мелочи, — «слава Знакам», — а вот юный протеже, который отличился манерами, полагаю, сумеет проучить наглеца, правда?

— Я? — Декстер недоуменно поозирался по сторонам, — могу, конечно, если вы настаиваете.

— Настаиваю.

Если Френсису уготовано судьбой помереть от сердечного приступа, то пожалуйста, пусть этот будет тот самый момент, подумал Мартин.

Далее началась подготовка, разумеется, когда всем верховодит его Преосвященство, то приказы выполняются моментально и беспрекословно. Такой лихой работы персонала Мартин не наблюдал, пожалуй, никогда. За исключением одного раза, когда горел особняк знатного скупердяя графа Беймонта, там самые старые слуги, которые при дворе едва ноги перебирали, носились быстрее всех, дабы урвать хоть один ценный трофей с пожарища. Диван, шифоньер, сервиз. Все смели подчистую.

Площадку нашли и быстро расчистили, как раз за статуями была небольшая терраса с видом на море, на ней и было решено устроить поединок чести. Абсолютно бессмысленный и абсолютно бесчестный.

Декстер переступал с ноги на ногу, ковыряя носком плотно сложенную гальку. Ифан без особого энтузиазма изучал тренировочный меч, сразу было видно, этот привык к острому оружию, а детские игрушки его давноперестали забавлять.

— Епископ, не хочу показаться бестактным, — Мартин взвешивал каждый слог, все же вставать супротив Йорвульфа по прихоти священника, ему не улыбалось, — вам какое удовольствие от этого балагана? Вы не увидите всего зрелища.

— Я прекрасно его услышу. Свист клинков, топот ног, сбивчивое дыхание и капли пота падающие на теплый от солнца щебень, — Френсис повернулся в сторону Мартина, они оба находили в непосредственной близости к арене, практически на расстоянии вытянутой руки, — А вы будете описывать мне поединок.

— Из меня паршивый рассказчик.

— Чушь. Вы прекрасно умеете лить мёд в уши, — шифр поежился, чувствуя, как невидящий взгляд пронизывает его насквозь, — не забывая смешать его с ядом.

— Такова моя профессия.

— Талантливый человек талантлив во всем. Господа, приступайте к поединку.

Йорвульф закричал на северном наречии, взывая дуэлянтов к битве.

— Давай Декстер, не просри честь мундира, — такого было его напутствие любимому ученику, воспитаннику, да что уж скромничать, чуть ли родному сыну. Мартин в этом конечно никогда не признается. Любимчиков быть не должно.

Клинки завибрировали в воздухе, едва покинув ножны. Шорох наступал без промедления, не смотря на свои габариты, двигался ловко и уверенно, Декстер на его фоне выглядел неуклюжей кобылой, которой не посчастливилось ступить копытами на скользкий лёд. Звон металла высекал искры, сапоги скрипели на мелких камушках, поднимая столпы горькой пыли. Мартин едва слышно шевелил пересохшими от волнения губами. Комментатор из него выходил никудышный.

Удар, отступ, неуклюжее парирование, за ним разворот полукругом и снова удар наотмашь. Это был диалог двух клинков. Декстер блокировал изо всех сил, едва поспевая за пением клинка Ифана. Если молодой шифр не любил убивать, да и вынимать клинок попусту, делая это лишь при крайней необходимости. Отнимая души, потому что так надо, а не ради удовольствия. То Ифан рубил самозабвенно с яростным азартом умудренного бретёра, его глаза выражали жажду крови, он искреннее наслаждался поединком, продолжая без устали рубить, образно расчленяя оппонента на кусочки. Он упивался дракой. Жил ей. На его лице играла полубезумная улыбка, в то время как бледное лицо Декса выражало неуверенность, сомнение и нотки страха.

Солнечные блики заиграли на лезвиях янтарными красками. Удар, пинок в колено, острие клинка шороха резануло пол, направляя осколки щебня точнехонько в глаза Декстера. Подсечка, толчок в живот. Декс падает на спину, а меч Ифана летит для добивающего удара и застывает, как и сердце Мартина в этот момент, рядом с нервно дрожащей артерией на шее шифра.

— Это, — промямлил Декстер, выплевывая песчинки, — не честно!

— А разве это был поединок чести? Вот уж не знал, — Ифан брезгливо швырнул тренировочную рапиру в ромбовидные постриженные кусты, — какой от неё прок в войне или грязной стычке на улице? Там ей нет места. Честь не дарует победы, а лишь она имеет вес. Так в чем резон закалять ее в себе, если это верный путь отправиться в могилу?

— Удивительно разумные слова для дворняжки, — Фрэнсис вяло похлопал в ладоши, растягивая губы в кривой ухмылке, — в следующий раз прояви учтивость, от нее действительно есть прок. Когда на кону стоит твоя никчемная жизнь.

— Премного благодарен, — Здоровяк в плаще и глубоком капюшоне, чуть заметно приподнял пересеченные белесой полоской старого шрама губы, в подобие жуткой улыбки, — засим позвольте откланяться, меня ждет работа.

Ифан переступил через Декстера, и удалился сквозь сводчатую арку меж цветов сирени. Задержись он здесь чуть дольше и кто знает, что могло произойти. Мартин облегченно выдохнул.

— Душа моя, — священник нащупал плечо Мартина и подтолкнул вперед, — взгляните, чей экипаж пересекает сейчас дворцовый тракт?

Шифр прошел к краю террасы, попутно помогая Декстеру подняться.

— Шеф, я…

— Забудь, — отрезал Мартин, наблюдая, как вальяжно пересекает мост над ручейком вычурная карета запряженная четверкой вороных, — Епископ, на экипаже герб Ван Рейнов.

— Замечательно, я бы на вашем месте истово молился на этот вояж.

— Что?

— Ван Рейн должно быть едет в банк брать ссуду. Для… — Френсис поджал губы, как бы думая, произносить слово или нет, — для ваших нужд.

— В чем подвох? — Мартин не верил в подачки, как и в халяву. Все это сродни бесплатному угощению, которое в итоге оборачивается дюжиной проблем и хворью на месяцы вперед. Денежной хворью. Мерзкая болезнь, если честно.

— Подвох? Никакого подвоха. Просто вы будете мне должны, скажем, услугу, вот и все.

Ну-ну. Это сделка со священником или Зверем?

— Декстер, пристрой кого-нибудь из наших туда. В угоду, кхм, безопасности. Быстро.

Парень кивнул и умчался вслед за Ифаном. Может пора свалить на пенсию и оставить все это дерьмо молодым, пусть бегают, носятся, решают проблемы, а Мартин будет жить в родовом имении и гулять в саду. Эх, поскорее бы.

Глава 9 "Холодный приём"

«Дар быть всюду, как у себя дома, присущ лишь королям, девкам и ворам».

Оноре де Бальзак Блеск и нищета куртизанок

Орнот

— Орнито, когда мы войдем — помалкивай, как девственник при виде голой бабы, — «Ну, это будет не сложно». На плечо упала рука герцога, а перед носом очутилась его физиономия, разящая с ног перегаром, — Позволь продемонстрировать тебе в деле самого искусного, блистательного, харизматичного, ясноокого и непревзойденного дипломата по ту сторону Изумрудного моря, ну…или по эту! Да начхать, не силен я в биографии.

— Географии?

— И в ней тоже.

— Я подожду снаружи, — Нико сбивала грязь с сапог о колесо кареты, припаркованной у массивных дверей банка Ван Рейн и Гросс. Девушку шифра навязал Мартин, или тот слепой священник, от которого Орну до сих пор становилось дурно. В общем, кто им подсунул Николетт, он так и не понял, но перечить не стал, на всякий случай, — меня напрягают места с большим скоплением людей.

В самом деле, от людей и вони прелого пота здесь было не продохнуть, в какой-то момент Орн задумался, что Шэд не такая уж и смердячая псина. Но все же нельзя не отметить величие этого места. С помпезностью банка мог посоперничать разве что кафедральный собор на Целебном озере, а с его неприступностью белокаменный замок на вершине утеса Корво. Карамельные столпы тянулись к небу, смыкаясь в свод под стеклянным куполом, по сторонам от них стройными рядами шли канцелярские стойки, за которыми трудились клерки, беспрестанно царапающие перьями сотни листов бумаги каждый день. Кроме выходных.

К Орноту, Ван Рейну и его слуге подбежал тощий паренек. Его щеки аж трещали от натянутой улыбки на невероятно широкой морде. Он скользил по полированному полу, придерживая подмышкой кипы бумаг и папок.

— Приветствую вас в банке Ван Рейн и Гросс, чем могу помочь? — Затараторил юноша, — меня зовут Милош Миктус, возможно вы знаете моего отца, он весьма уважаемый человек при дворе, сам король не гнушается его советов, а еще…

Винсент брезгливо вытянул бледную кисть из-под черного манжета, ладонь унизанная перстнями сверкнула в лучах пробивающегося сквозь стеклянный потолок солнце.

Юный Миктус намека не понял, и вместо почтительного поцелуя что есть мочи затряс ладонь герцога.

— Что за не увлажнение?! — Ван Рейн отдернул руку, с отвращением присматриваясь к коже, не дай бог челядь там оставила какую-то заразу. А затем незамедлительно вытер руку о парик своего пожилого слуги.

— Ежели хотите, я вам все здесь покажу, токмо скажите, я все сделаю для вас.

— Айвен, что он несет, это на-бедном? Переведи с крестьянского, я ни черта не понимаю.

— Он радушно приветствует вас милорд и готов оказать любую посильную помощь, — ответил слуга, с абсолютным равнодушием в голосе, все также несуетливо поправлял съехавший набок парик.

Миктус закивал головой так быстро, что щеки не поспевали за ним.

— Где деньги, малой? — Винсент щелкнул каблуком, так что даже в переполненном отделении банка, удар разнесся гулким эхом, шевелящим тушь в баночках канцелярии.

— Так пряменько туточки, уважаемый, вы ж в банке. Сейчас быстренько вам кредитик оформим, всего пятнадцать процентов годовых, выгоднейшее предложение, я вам говорю! Как вас зовут, милсдарь?

Юнец приготовил пергамент и выудил невесть откуда ладно наточенный карандаш.

— Оу, — Винсент наклонился к пареньку и хищно улыбнулся, — так собачонка не узнает своего хозяина. Мое имя Винсент Ван Рейн! А ты, щенок, притащишь мне все сбережения из сокровищниц к моей карете немедленно, я ясно выродился?

Паренек побелен, посерел, потом принял вообще странный оттенок, вроде такой называют индиго, но Орн разбирался в цветовой палитре примерно так же как в сортах вина. Короче, не разбирался.

— Да ваше благородие, я, это…сейчас же… одна нога тут, другая это самое, вон там.

— Живее, не то уволю-ю-ю!

И даже не будет угрозы четвертованием? Советник усмехнулся, пока Винсент казался ему самой приятной компанией из всех высокородных господ. В меру спесив, в меру безумен, эксцентричен, но при этом абсолютно не кровожаден.

— Айвен, когда мы приблудем, вели подать ванну из вина, мне нужно вымыть руку. И как следует напиться.

— Как пожелаете милорд.

Паренек мчался обратно, поскальзываясь на зеркально гладком полу.

— Денег нет, ваша Восхитительность!

Эва какая презентация. Восхитительность. Задницу юноша лизать умел не хуже своего папаши чиновника.

— Сундуки с бриллиантами грузите мне на каре…, — Винсент осекся, — то есть, как это нет?

— Мистер Гросс сказал, — он болтал как заведенный, на одном дыхании, — велел, сказать вашему Великолепию, что деньги вы можете пойти пособирать в качестве милостыни, или ограбить церковные подаяния. На худой конец… сдать бутылки стеклодувам и виноделам, благо у вас их должно быть много.

У Винсента задергалось веко, аристократ побагровел и затрясся, сжимая амулет с огромным рубином на шее до белых казанков.

— Где этот горбатый шакал?! Как он спеть разговаривать со мной в таком тоне! Уволю! Уволю-ю-ю!

Герцог летящей походкой пьяного матроса на корабле помчался сквозь залы к тому самому кабинету, из которого прежде выскочил запыхавшийся Милош Миктус. Клерки и клиенты разлетались в стороны под напором Ван Рейна орущего самые непристойные ругательства, какие только слышал Орнот. А слышал он много.

Дверь в кабинет Манфреда Гросса отворилась, вернее сказать вылетела от удара ноги, повиснув на одной петле. Честь и хвала ее выдержке.

— Не шумите вы так, — банкир оказался максимально стереотипен: упитанный, с лысеющей макушкой, редкой сединой в висках, надушенный сверх меры и вкуса, в пижонских пенсне и не менее пижонском костюме. В отличие от черно-красного костюма Винсента, этот не был заляпан в вине, — присаживайтесь. Деньги не любят бездумной суеты.

— У нас деликатное дело к вам, мистер Гросс, — Орнот улыбнулся, сделал легкий поклон, стараясь прикрыть спиной выбитую дверь. Все же этикет и учтивость были его сильными сторонами, чего не скажешь о Винсенте.

— Орнусик, этот плешивый пес не достоин твоих любезностей, — Ван Рейн нырнул вперед, опережая советника, присаживаясь в широкое роскошное кресло. Не такое роскошное, как у управляющего банком, не доставало золотых вензелей и бархатистой кожи, — где мои деньги, тунец проклятый?! Где ты их запрятал, отвечай! Пиво!

— Позвольте вам объяснить, что такое финансы, мистер Ван Рейн, насколько понимаю, вы далеки даже от базовых основ, — банкир поморщился и откинулся на спинку стула, Винсент поступил так же и закинул обувь на крепкий лакированный стол, скидывая ботинком пресс-папье, — заодно и просветить ваших друзей. Видите ли, банк, это не столько хранилище, сколько инструмент. Инвестиции, торговые сделки, ссуды, облигации, ценные бумаги, вклады и хранение личных вещей. По сути, мы промежуточное звено между человеком и его желанием. Его желанием хорошей жизни и безопасности дорогих ему ценностей. По взаимовыгодным условиям. А с вашей кредитной историей мистер Ван Рейн, даже самые отъявленные бандиты из ткацкого квартала не согласятся ссудить вам и медяка, без внушительного залога. Так же, хочу отметить, что и вам, — он кивнул Орноту, — я не дам в займы, ни под каким предлогом. Корона и без того задолжала сотни тысяч банку, и по всей видимости возвращать долги не намерена.

С заемщика сейчас взятки гладки, у него на то уважительная причина — он мёртв. Винсенту же любопытнее было изучать содержимое собственного носа, нежели внимать речи Гросса, и рассмотрев «сокровище» из ноздри, Винсент без колебаний обтер его о подлокотник.

— Уволю-ю-ю.

— Не уволите, мистер Ван Рейн. Попрошу вас покинуть мой банк, вы зря тратите свое и мое время, господа. А оно, как известно — золото.

— Моя фамилия стоит на вывеске банка, как ты смеешь мне отказывать?

— Как и мое родовое имя. Но в отличие от тебя, Винсент, мой дед не спустил свою долю на вино и бордели. Твое имя здесь не более чем украшение, память о былых временах и дань уважения честной сделке. Мой отец один из держателей банка, как и мой сын, кузен, и любой мужчина в чьих жилах течет кровь Гроссов, кроме, пожалуй, моего брата. А в тебе, Винсент, этой крови нет, и надеюсь, никогда не будет.

Манфред принял позу победителя, сцепив руки на объемном пузе. На фоне внушительных размеров портрета с изображением его самого, он казался самым горделивым засранцем во всей Вердании. Что ж, в таком случае стоит применить навык, которым в совершенстве овладело семейство Миктусов. Лизание задницы.

— При всем моем уважении, мистер Гросс, союз герцогов и король лично просят вас о небольшой услуге, поверьте, спонсирование такого грандиозного мероприятия как коронация, выставит вас в самом выгодном свете среди инвесторов со всех краев мира. Вам ли не знать, достопочтенный, что важнее денег, лишь авторитет! Кхм, и насколько мне известно о вас в высших кругах отзываются либо дурно, либо никак. Полагаю, вам пора выйти в свет и показать, кто действительно имеет власть над этим городом и этой страной, кто действительно заслуживает подлинного уважения. Сразу после короля, разумеется.

Кресло банкира скрипнуло, но после столь льстивой и сладкоголосой речи, от которой у Орна в горле запершило, Манфред и бровью не повел.

— Не интересует. Я деловой человек и гедонизм не входит в мое расписание в ближайший десяток лет. А склок и интриг мне достает и здесь, даже зад от кресла отрывать не нужно, только здесь все куда прозрачнее, деньги… они либо есть, либо их нет. У вас их нет.

— Да ты чего такой упертый, Мэнни? Давай я тебе рубин свой в залог отдам, ну, че ты как этот, мы ж друзья-я-я, — заканючил Винсент перебираясь через стол и пытаясь подлезть к Гроссу поближе, но тот вжался в кресло, морща нос от смрадного перегара источаемого герцогом.

— Ваш рубин, мистер Ван Рейн, обычная шпинель. Вас обвели вокруг пальца, всучив его за полную стоимость.

— Серьезно? Айвен! Меня надули?

— Понятия не имею, милорд.

Равнодушию слуги могла позавидовать морская черепаха. Все суетятся вокруг, а ей хоть бы что, сиди себе и жуй водоросли.

— Охрана, — Манфред наклонился к столу, окунул металлический наконечник в чернильный флакон, тушь содрогнулась, дрожащее кольцо прокатилось по тягучей поверхности, затем прикрывшись бюваром, он сосредоточено начал выводить изящные загогулины букв, — выпроводите герцога и его друзей, они мешают работе.

***

Вонь. Удушающая вонь состоящая из примесей морской воды, тины, тухлой рыбы и дерьма. По сравнению с этим местом, банк казался парфюмерной лавкой. Орн прижал ворот камзола к носу стараясь дышать как можно реже. И как здесь люди живут, черт возьми? Глядя на недовольные рожи местных обитателей, жили они не очень.

И угораздило же его пойти на поводу герцога, ведь вместо того, чтобы искать деньги Ван Рейн придумал, как ему показалось, гениальную в своей простоте идею:

— У меня есть потрясающая идея!

— Вы придумали, как нам убедить Гросса и получить деньги? — в сердце Орнота задребезжала надежда, правда ненадолго, мгновение спустя она осыпалась как карточный домик в буран.

— Лучше! Я придумал, как их потратить!

На женщин, вино, и еще раз вино, собственно где-то здесь располагалось место способное удовлетворить все эти замечательные человеческие потребности. Насколько Орн знал, Ван Рейн старший грешил тем же, от чего в общем-то и помер, в самом приятном для него месте на свете — борделе. Лучшие из нас должны уходить именно так. А вся эта мораль и кодекс чести о гибели на поле брани, не иначе как глупая сказочка, дабы заманить юнцов под знамена армии и бросить их в кровавую баню при удобном случае. После чего бравые воины, перемазанные с ног до головы кишками, дружным строем бегут к продажным девкам снимать стресс. Пожалуй, сейчас для советника снять нервозность было лучшим решением из всех возможных, не грабить же банк, в самом деле.

— Давайте ограбим банк! — Винсент походу всковырнул эту мысль из мозга Орна и выудил на свет как нечто прекрасное, — Армия! Взрывы! Анекдоты! Кстати, почем яблочки?

— Пятак, — кенриец с алой шишкой на лбу с недоверием смотрел на роскошных гостей исподлобья.

— Айвен! Подай этому плебею деньги, я не хочу подцепить вшей.

— Да милорд.

Кенриец проглотив гордость, вручил слуге корзину яблок, а сам покорно принял брезгливо переданные деньги. Да уж, иностранцу выжить здесь так же легко, как скотине на бойне.

Советник в этот момент осматривал окрестности, ступая практически на цыпочках, чтобы не провалиться в грязь. Сделать это по факту невозможно, грязь была везде, но островки какого-то подобия тропы выглядывали сквозь жидкое склизкое болото, разрыхленное колеями, которое здесь по недоразумению называли главной дорогой. По сути так и было, это основная артерия ведущая из порта к городскому рынку. Орнот приметил высокое здание, угрожающие нависающее над проспектом.

Какая большая уродливая колокольня, подумал Орнот, и как она не рухнула до сих пор? Советник пригляделся к выцветшим объявлениям и плакатам, часть из них была свежей: Церковь Отречения призывала всех неравнодушных объединиться и бойкотировать указ о монополии религии Единого и все в таком духе. Очередная сходка сектантов, ясно. Далее, под слоем обветшалой бумаги, Орн увидел знакомое лицо и его сердце ёкнуло. Эти кричащие лозунги он сочинил сам и очень ими гордился. Они сулили гражданам Вердании новую, лучшую жизнь. Как жаль, что им не суждено сбыться. Не суждено сбыться мечтам нового короля. Орн сорвал плакат с изображением Бальдера с кирпичной стены, как башня угрожающе заскрипела, посыпая голову советника щебенкой и пылью

— Ой-ё-ё-й, — советник плюнул на бумагу, и прилепил на место как было, от греха подальше. Башня замолкла, словно потревоженное чудовище вновь улеглось в спячку.

— Орнусио! — Донесся знакомый голос, — Присоединяйся! Только не цель Айвену в голову, или делай это, но не специально, он не должен ничего заподозрить.

Винсент Ван Рейн развлекался. Отбивая бросаемые его слугой яблоки тростью, а куда снаряды угодят, тут уж куда пошлет его величество случай. Первое яблоко разлетелось вдребезги, буквально взорвавшись при столкновении с навершием трости в форме головы обезьяны. Второй удар герцога послал снаряд в плотно закрытые створки окна на втором этаже ветхого домика.

— Гребанные птицы! Клянусь, я выпотрошу вас, сожру, потом высру и спалю дотла месте с этим вонючим городом, я… — переполошившийся мужик выглянул в окно с наполовину выбритой бородой, весь взмыленный в пене он увидел пеструю компанию в дорогой одежде подле шикарного экипажа запряженного шестеркой вороных блестящих кобыл, — я дико извиняюсь.

Всё, на этом разговор прекратился.

Третью подачу выпала честь отбивать советнику. Орн нехотя взял трость, боковым зрением замечая, как Николетт смыкает указательный и большой палец на переносице, сильно жмуря глаза. Если так подумать, она сегодня так делала постоянно, у нее что, голова болит?

Секунды отвлечения хватило, удар соскользнул и яблоко вместо прямого полета, отрекошетило вбок. Время будто-то замедлилось. Орн наблюдал за полетом снаряда удивленно. Винсент восхищенно. Айвен вместе с Нико смотрели куда угодно, но не на двух идиотов. А вот у кенрийского торгаша глаза стали шире, чем у любого представителя его нации. От испуга, когда зеленый сочный снаряд летит точнехонько промеж глаз.

— Очко! — Ликующе завопил Винсент, борясь с хохотом, он по-отечески, то есть так, что трещали кости, похлопал Орнота по спине.

— Кхм, я не специально, — попытался оправдаться Орн, но по лицу кенрийца и тихим ругательствам сквозь зубы, было понятно, что извинения тут как мертвому припарка.

— Мальчики, — с балкона напротив лавки торговца показалась симпатичная девушка, с аппетитными формами, ни в какое сравнение не идущими с теми паршивыми яблоками, которые разбрасывал герцог, — порезвиться можно и более приятным способом.

— Дж… — нет, советник одернул себя, это была не она, хоть и очень похожа. Возможно, что…

— Скройся кобыла, — фыркнула Нико, показав неприличный жест проститутке, — за сифилом мы в более приятное место сходим, чем этот гадюшник.

Девушка сплюнула вниз и гордо вскинув голову удалилась восвояси, скрывшись за пурпурными шторками.

— Ты знаешь это место? — удивился Орн.

— Не совсем, — отмахнулась шифр, — но шлюхи со вчерашнего банкета были вроде как отсюда. Как по мне с равным успехом вы могли набрать их в свинарнике.

— Герцог!

— Я за него! — Винсент редко говорил спокойно, в основном он вопил, — то есть я это гон!

— Он?

— И он тоже.

— Вы ведь хотели приятно провести досуг и с умом потратить деньги, — осторожно начал Орнот, — а именно эти прекрасные создания, эти пташки, прилетели вчера во дворец, дабы удовлетворить потребности всего высшего света Энкёрста, и уверяю вас, герцог, все остались довольны, будто провели ночь любви с небожителями на облаках девятых небес.

— Я не понял ни единого твоего слова, Орнито.

— Сиськи. Бордель. Вино. Милорд.

Айвен пришел на выручку, втихую прикарманивая себе одно яблочко за пазуху.

— Так с этого и нужно было зачинать! — обрадовался Винсент, влетая в двери борделя под чудным названием «Мир».

В нос, как копытом по роже, ударил аромат пряностей и корицы, смешанный с табаком и легкой гарью, после тошнотворной улицы это место казалось совершенно другим миром, возможно отсюда и происходило его название. Но, несмотря на общую картину, туда-сюда разгуливали полуголые девицы заискивающе подмигивая и посылая воздушные поцелуи, и каждая из них оставляла за собой уникальный запах. За рыженькой с редкими веснушками тянулся апельсин с нотками карамели. За длинноногой брюнеткой можжевельник и вишня. За блондинкой с пухлыми губами и пышными формами тянулся Винсент.

— Приветствую в моем заведении, — пожилая женщина с менторским выражением лица одарила гостей сдержанной улыбкой, — мое имя мадам Ингрид. Чем могу вам помочь? У нас в «Мире» девочки со всего света, способные удовлетворить вкусы самого притязательного клиента.

— Ну-ну.

— Вы к нам устраиваться? — мадам вскинула бровь и обошла Николетт, разглядывая ее с пристрастием ювелира, — Что ж, данные неплохие, бедра широкие, грудь подтянута, однако мужиковата, но на лицо не уродина. — задержала взгляд на шраме, — с нюансами. Анал, орал? Или нечто из экзотики? Запомни милочка, твои только тридцать процентов от клиента, и ноль целых две десятых от общей выручки борделя. Считай ежеквартальной премии. Деньги на руки раз неделю. Испытательный срок месяц. Вопросы?

— Что? Я не шлюха! — от уверенной в себе женщины, коей Нико казалась по началу, сейчас осталась раскрасневшаяся девица, которую будто раздели перед мужчиной для первого раза.

— Прости милая, я не сразу поняла! — Разулыбалась мадам и приобняла Нико за плечи, — нам как раз недостает сопрано, ты в каких диапазонах поешь?

— Я…э…с ними пришла! — она указала на Винсента, который в это время склонился к ковру по которому прошла пышная блондинка и тщательно там что-то вынюхивал, то и дело тыкая в сомнительное пятно пальцем.

— Оу, у нас такое редкость, но если любите групповушки, мы не против, но ценник идет двукратный! Вам понадобиться большая комната, я права? — она перевела взгляд водянистых глаз на Айвена, — Этот мужчина с вами?

— Да, но я здесь не за этим, мадам, — откашлялся Орнот, — прошу прощения, что прерываю, мы скромное сопровождения герцога Ван Рейна. В общем-то, у меня деликатный вопрос, вы ведь знаете всех девушек в борделе? — пожилая женщина молча кивнула, — Я ищу девушку, с вьющимися каштановыми волосами, ее имя Джин, и я…

— Моя дочь не продается, мистер Морус, при всем моем уважение к высокопоставленным гостям.

— Нет, что вы я не по этому поводу, мне хотелось бы с ней просто поговорить.

Ингрид недоверчиво сощурилась, ее лицо исказилось старческими морщинами, и она медленно заговорила, отчеканивая каждое слово, словно пробуя его на вкус.

— Ее здесь нет. Со вчерашнего вечера. Все девочки вернулись от вас, кроме нее. Вы ничего не хотите рассказать мне, советник? И не делайте такое удивленное лицо, я знаю всех влиятельных людей Энкёрста.

Орн почувствовал, как лоб покрылся предательской испариной, а губы задрожали.

— Нет, я не видел ее, потому и спрашиваю у вас, мадам.

— Вы услышали мой ответ.

— Да, благодарю, надеюсь, она вскоре объявится.

— Виолетта, — рявкнула Ингрид, — займись нашими гостями!

Из глубины широкого задымленного зала, заваленного подушками с торчащими тут и там кальянами, девушка спустилась по винтовой лестнице и шатаясь не меньше Винсента, выглянула из-за штор. Стоп, а это не она вчера с Трясучкой развлекалась? О Зодиаки. Она грациозно, почти не упав, подошла к ним, подмигнула Айвену, и потянула Орнота за рукав. В глубь пестрого борделя, где каждый запах олицетворял свой тип красоты, где нимфы купались в молоке пикантного дыма, заманивая в свои сети любого, кто посмеет войти.

— Извините, — хриплый голос Нико растворился в сизых клубах миража за спиной уходящего Орна, — так что там насчет сопрано?

Глава 10 "На коротком поводке"

«Безопаснее внушать страх, нежели любовь»

Гиллиан Флинн Острые предметы

Джин

С заплесневелого потолка вода капля за каплей падала в сложенные ладони Джин. Ее пересохшие от жажды губы коснулись кромки влаги, и с жадностью испили все в один глоток. Во рту засаднило, поджившие ссадины не лице запылали новой волной боли, девушка поморщилась, прижимаясь к холодной каменной стене подвала.

Спина взмокла от пота и сырости, мурашки не отступали и вызывали все большую дрожь с каждой новой секундой. Тик-так, падает вода на пол, так утекает время, или это обратный отчет ведущий к логичному финалу?

Где-то в темечке гудела жгучая боль, такая мерзкая, как при мигрени или повышенном давлении, словно на голову давят подошвой ботинка, стараясь втоптать тебя в грязь. Знакомое ощущение. Неприятное.

Джин провела языком под распухшей губой, нащупывая шатающийся зуб. Она прикрыла глаза и притянула колени к голой груди, уткнувшись в них носом. Горячие слёзы давно высохли на распухших глазах, единственное тепло, которое касалось ее тела за последние сутки. Голос осип, она была не в силах более звать на помощь, да и кого? Боги, если они конечно есть, не услышат ее мольбы.

Лишь тихий шепот звенящего металла уже несколько часов отдавал в ушах нестерпимым отзвуком. Джин будучи дочерью кузнеца-неудачника, одно время привыкла к стуку молота о наковальню, но сейчас, кажется, кто-то высекал искры в подкорке ее черепа, скрепа железными когтями, как бесноватая крыса взаперти. Затем он прекратился, его сменили размеренные грузные шаги, с каждой секундой звучащие все отчетливее и ближе, а вместе с ними и животный ужас нарастающий в сердце Джин все сильнее с их приближением.

Шорох ржавого засова, дверь отворилась с противным скрипом несмазанных петель, по глазам больно ударил свет фонаря, заставляя спрятать лицо еще глубже за плотно сдвинутые ноги.

— Хм-м-м, — озадачено протянул голос, пиная пустое деревянное ведро для отходов, стоящее возле Джин, — стесняешься?

— Что тебе нужно? Не подходи ко мне…

Просьбу проигнорировали, рослая фигура мужчины одним размашистым шагом сократила дистанцию и схватила ее за копну грязных спутанных волос.

— Отпусти меня, сволочь! — вместо крика, который она хотела издать, изо рта вырвался жалкий скулеж, — Помогите!

Джин вцепилась в запястье похитителя, наблюдая, как по полу вслед за ней волочатся ее израненные в ссадинах ноги. Что стало с теми ножками, от которых у клиентов «Мира» челюсть падала на пол. Что вообще с тобой стало, Джин?

Пятки больно ударялись о торчащие булыжники мощенного пола, но стоило ей попытаться нащупать опору, как ступня угодила на осколок стекла, моментально очерчивая ее путь кровавой тропой.

Он бросил ее на пол, как безродную дворнягу, наверно она и была таковой в его глазах; Темных, скрытых за вуалью натянутого капюшона, из тени которого лишь выглядывала безумная улыбка пересеченная шрамом, распарывающая черную щетину.

— Отпусти… — выдохнула Джин размыкая слипшиеся губы. Вместо ответа он пнул ее в висок и тут же добавил удар в макушку тяжелой подошвой ботинка. Глаза заволокла ало-синяя пелена. Она застонала, оставаясь на границе сознания. Зазвенели цепи, голоса шептали что-то нечленораздельное, она чувствовала как ее безвольное тело сажают куда-то, суют что-то под руки, сжимают ноги, но она не могла разлепить опустившиеся веки. Обморок… это так по-женски, подумала она напоследок.

В нос ударил каскад тошнотворно пахнущих трав, выбивая всяческий дух. Легкие сковало безудержным кашлем, настолько сильным, что ее вырвало желчью на пол. Сплевывая едкую вязь с языка, она подняла гудящую, точно медный котелок голову и огляделась. Глаза слезились, разглядеть что-либо кроме абсолютной черноты было невозможно. Попытка пошевелиться не увенчалась успехом, она оказалась крепко привязана к стулу, ноги опутывала льняная веревка, а запястья отягощали браслеты, пристегнутые к подлокотникам.

— Мхмфхм! — на периферии зашевелилось нечто бесформенное, оно пыталось подползти ближе к Джин, но едва ли могло сдвинуться с места. Они оба были в схожем положении.

— Кто здесь? — девушка шмыгнула носом, пытаясь рассмотреть едва различимый контур во мраке.

— Ну, здесь есть ты. Пока. Пока твое сердце бьется. Вот так: тук-тук, слышишь этот звук жизни? — урчащий хриплый баритон раздался над ухом, от чего по телу Джин пробежала ледяная стая мурашек, — еще здесь есть я. Твой судья и палач.

— Святая мать, Тень, спасите меня, прошу-у-у, — от отчаяния разбитые губы Джин залепетали молитву, бессвязную, обращенную разом ко всем богам и религиям. Она никогда не была религиозной, молилась редко, и то по настоянию Ингрид.

— Угомонись, — увесистый подзатыльник выбил ее из транса, — если ты копыта от сердоболии сейчас откинешь, мне денег никто не заплатит.

Джин умолкла, сглатывая сухой ком. Босую ногу щипало от пореза, мочевой пузырь переполнился, а нагое тело зябло от сквозняка. Хуже положения не представить.

— Вот и молодец, — рука незнакомца потрепала ее по щеке, — скажи мне Джин, ты веришь в судьбу?

— Н — нет. — пролепетала девушка, едва различая черты лица незнакомца. Карие глаза внимательно смотрели на нее. Давили. Гипнотизировали.

— А могла бы. Видишь ли…

— Что ты хочешь, долбанный маньяк? — дрожа от страха выдавила Джин чувствуя, как по хребту змейкой стекает капля пота, — какого хрена ты ко мне привязался?! Что я тебе сделала?

— Маньяк? Спасибо за комплимент, — фигура во мраке рассмеялась, — позволь, я тебе кое-что представлю.

Он сдернул покрывало с масляного фонаря в углу, бледный огонек затрепыхался во мраке, словно потерянный ребенок посреди ночной чащи.

Зрение едва успело привыкнуть к свету, вуаль тьмы отпрянула, но лучше бы этого не случилось. Джин всхлипнула, хотела закричать, но лишь закашлялась, пока по щеке не прокатилась одинокая слеза: напротив нее были люди, шесть человек, таких же как она, избитых, привязанных к стульям и потерявшим всякую надежду на спасение. Первые трое перемазанные кровью с головы до живота, тряпье врезалось, затыкая их разбитые губы, головы были выбриты, а лица больше напоминали распухшую кашу. Оставшиеся сидели в бурых окровавленных мешках на голове, трое детишек, их силуэты казались ей знакомыми. Неужели это…

— Здесь твои друзья, — маньяк шагал позади пленников, издевательски поглаживая их по макушке, — родственники, — он остановился возле предпоследнего мальчонки обняв его за плечи. — Есть и те, кому просто не посчастливилось встретиться со мной сегодня, назовем их расходный материал! Ну а кто из них кто тебе предстоит угадать. Здорово, правда?

— Зачем? — жалобно прошептала девушка, от бессилия дергаясь в надежно скрепленных путах, — зачем ты это делаешь?

Незнакомец, похоже, не понял вопроса и пожимая плечами ответил:

— Потому что это весело. Видишь ли, мешков на всех не хватило, — он поскреб острый щетинистый подбородок, — Но! Я находчивый малый, поэтому я отрезал им лица, ну и чего ты хнычешь, не бойся, я их пришил обратно! Я же не душегуб, в конце концов. — Он подошел к Джин, быстро и неслышно точно кот на охоте с безумной улыбкой, совсем не так, как топал доселе по коридору. — Правда, не помню где чье, ты же поможешь мне определиться, правда? А если не угадаешь, то… — в потную руку девушки ткнулся взведенный арбалет, — станет еще веселее!

— Умоляю, прошу, я сделаю все что угодно! Прошу, отпусти их, я…возьми мою жизнь. Только их не трогай. Это дети! — Взмолилась девушка.

— Сделаешь что угодно? — он навел арбалет на первого человека, тот видимо понял, что ему грозит и отчаянно замычал, беспорядочно семеня ногами по соломе, — так угадывай.

— Я…я не знаю.

— Либо наша игра будет веселой и интересной, — он навис над головой Джин, и посмотрел прямо в глаза, не моргая, — либо я придушу убого пацана кишками твоей матери.

— Умоляю… — неужели Ингрид и Томас тоже здесь?!

Она с трудом присмотрелась к бледному очертанию первого человека, в тусклом свете лампы было не просто его разглядеть: худощавый в знакомом и таком ужасном камзоле, донельзя грязном, под ногтями сухая кровь, а ноги подрагивали, как листочки на ветру. Неужто Орнот? Как? Как ему удалось поймать его?

Джин едва сдерживала слезы.

— Ну! — нервы незнакомца натянулись до предела, он крепко сжал кисть девушки, так что костяшки побелели.

— Это… — Джин провел сухим языком по деснам, — это советник короля… Орнот.

Она ощутила вибрацию в ладони. Все стало медленным, ее взгляд, словно в киселе блуждал по арбалету, ища болт, он же только что был здесь, куда же он делся? Куда он делся?!

Немой крик разрывал голову, а глаза неотвратимо проследовали по невидимому маршруту полета стрелы. Короткое оперение торчало из груди Орнота, он уже не дышал, а на его рубашке, в том месте, где сталь пронзила грудь, стремительно растекалось черное пятно, как клякса сползала вниз, капая на неровный каменистый пол.

— Упс. Не правильный ответ, — маньяк ничуть не смутившись перезарядил арбалет и направил его на следующего, — я же говорил, будет весело!

— Что… что я наделала, — Джин не могла поверить в то, что происходило, этого попросту не могло быть.

— Согласись, такой адреналин, ух! Еще разок?

— Нет, прошу тебя, прекрати, я умоляю тебя, нет, нет, не надо больше, НЕТ!

Отчаяние рвало внутренности, и вырвалось с воплем ярости разбитых надежд. Она не выйдет отсюда живой, это она знала наверняка.

Возможно. Возможно, ей удастся спасти своих родных и близких, хотя бы их. Смерть советника не должна быть напрасной.

— Ты чудовище…

— Матушка меня всяко называла, но не так, а ты продолжай, не стесняйся — он стоял с краю, Джин его не видела, но чувствовала его присутствие, слышала его ровное дыхание, — люблю лесть.

— Если я угадаю, — сказала Джин, тяжело и часто дыша, — ты отпустишь их?

— Только того, кого назовешь верно.

— Ты даешь мне слово? — спросила Джин отыскав в себе ту нотку дерзости, которой так гордилась, добавила, — Поклянись!

— Клянусь Тенью, господи, я же не уличный жулик, за кого ты меня принимаешь?

Девушка собиралась с мыслями, пот застилал глаза, капая со спутанных волос. Второй силуэт было сложно угадать, во всяком случае по одежде. Простоватая, больше удобная, нежели применимая для выхода в свет, дабы покрасоваться перед людьми. В груди все сжалось и ледяная волна прокатилась по телу.

«Пожалуйста, только не она» взмолилась Джин. На изувеченное лицо свисали пряди рыже-медных волос, знакомые до боли в душе. Фрид, нет, ни за что, она не сможет.

— Имя? — нетерпеливо потребовал маньяк.

— Фрид, прости меня, это все из-за меня, я…

Секунды тянулись одна за одной, время растягивалось как пружина, пока незнакомец не шагнул к Джин, она успел закричать, зажмуриться, пока ее крик тонул в тишине, он нажал на спусковой крючок.

— Аха-ха! Отличный выстрел!

— Как же так, но я же…

Оперение стрелы торчало в глазнице Фрид. Ее любимой сестры.

— Опять не угадала, бывает. А, нет, погоди, — он задумался, затем сдавил щеки Джин и наигранно вздохнул, — она же была второй по счету, да? Оплошал я, ты верно ответила. М-да уж, неловко получилось.

Джин оставалось лишь хлюпать носом, давясь собственными соплями. Она убила ее собственными руками, с которых ни одна вода не смоет кровь.

— Ну-ну, ты чего, расстроилась? Да брось, сколько этих родственников, друзей, этих дармоедов. С ними одни лишь проблемы, вот как сейчас, например, — он зарядил в арбалет новый болт и направил на третий силуэт, — я оказываю тебе услугу, понимаешь? Беру все муки совести на себя.

Он пританцовывая двинулся к свежему трупу, прижался ухом к ее груди, затем выпрямился и покачал головой, разводя руками в стороны, мол — увы.

Джин хотела провалиться сквозь землю, что бы лапища демонов утащили ее сейчас в ад, лишь бы этот кошмар прекратился. Но, врата в ад не разверзлись, зато демон воплоти стоял напротив. Почти напротив кончика болта.

— Будешь яблочко? — внезапно спросил он, доставая из-за пазухи зеленый спелый плод. И не дожидаясь ответа надкусил его, чавкая и пачкаясь кислой пеной.

— Спасибо, — только и выдавила голодная Джин. Все стало казаться нереальным. Каким-то бредом. Дурным сном, — нет аппетита.

— Витаминчики же. Давай лови, я угощаю, — он швырнул фрукт в девушку, разумеется, та не смогла его поймать, и яблоко отскочило ото лба оставив липкий след, — Я лишь укореняюсь во мнении, что ты растяпа, и как ты только в кабаре танцуешь. Или у тебя там другие способы заработка? Спросим у следующей жертвы. Ой, я сказал жертвы? Прости, конечно же человека, которого ты непременно спасешь. Хэ-хэ.

— Это все сон, я точно сплю… — Джин отчаялась, нервы сдали окончательно. Сколько крови, сколько пролитых слез. Она боялась, боялась как никогда в жизни, кажется, она начала сходить с ума. Почему она, как это произошло с ней и почему? Это все карма за смерть Бальдера? Но ведь она ни в чем не виновата. Ни в чем.

Маньяк зарядил ей арбалет новым болтом и встал четко позади жертвы.

Выдохнув, она решилась пойти ва-банк, будь что будет. Прицелилась как смогла и… палец скользнул на крючке, тетива вздрогнула и выплюнула стальной наконечник.

— Пошел ты на хуй мудила!

— Мхмхмхгм!

— Интересный ход, а ты ложкой мимо рта тоже промахиваешься? Хотел бы я сказать, что ты попала в, хм, яблочко, да только труп это уже не та цель, — стрела отскочила от стены и рикошетом воткнулась в лежащее на полу тело Орнота. Незнакомец хихикая, обнял панически дергающуюся третью жертву с окровавленным лицом. Секунда и смех стих, а его взгляд за мгновение похолодел, — или ты целилась в меня, Джин?

Вопрос без ответа. Если за ответ принять тихий плач девушки, которая поняла, как она только что просрала последний шанс на собственную жизнь, на жизнь всех, кого она любит. Ее отчаяние лишь подливало масло в пламя азарта безумного маньяка.

— Яблоко пробудило в тебе жажду крови, а, Джин? Да, ДА! Наконец-то ты познала вкус этой игры. Мы почти прикончили третьего без суда и следствия, но ты послушай, как бьется твое сердце, как кипит кровь струясь по венам, как потеют ладони отнимающие жизни. Ты вершишь судьбы! Чувствуешь, как ты уже намокла там от возбуждения? — его ладонь грубо раздвинула ее бедра и уткнулась ребром в промежность, она всхлипнула затаив дыхание, — Идеально! Только от тебя зависит, будут они жить или сдохнут в безвестности. От тебя! Ну, и еще немного от вашего покорного слуги, — он отступил, и девушка облегченно выдохнула. Ее не изнасилуют… живой, — но согласись, Джин, приятное чувство власти, не правда ли?

— Прости меня, прости меня, прости… — губы бессвязно шевелились, повторяя одно и тоже, пока слюна стекала по ее подбородку на озябшую грудь. Рассудок начал ускользать от нее, перед глазами все поплыло, слезы накатили вновь и застыли на ресницах, ослепляя девушку. Маньяку было совершенно наплевать на ее жалобный скулеж, он упивался собственной кровожадностью.

— М-м-м, — томно протянул изувер, — Знаешь, я сделал всего один укус, и мой аппетит только разыгрался.

Стоило Джин моргнуть, как взору предстало то, от чего нормального человека вывернуло бы наизнанку, зрелище от которого кровь стынет в жилах, а пульс начинает стучать в висках так, что закладывает уши. Незнакомец сделал укус, второй укус отделяющий плоть. Он отгрыз ухо человеку, под корень, забрызгивая шелковое платье жертвы рубиновой кровью. Женщина с перешитым разбитым лицом застонала, срываясь на визг.

— Ты знаешь, — произнес он, смакуя неизведанный вкус, вытирая кровь с подбородка, — жестковато, хрящ все-таки, — он ловко повертел откусанным ухом перед лицом девушки, — Хочешь попробовать?

Джин не хотела попробовать, она не хотела уже ничего. Разве что умереть или обоссаться. Второе, кстати, она уже сделала.

— Не трогай детей, делай со мной что угодно… умоляю.

— Как скучно, мы ведь только начали…, — он расстроился, всерьез, будто у него грозились отобрать любимые игрушки и гонят спать на закате.

— Арффргх! — голос раздался на периферии, тот самый силуэт в темноте зашевелился и злобноругался, — отпусти их, сукин сын! Я заплачу, сколько скажешь, слышишь меня, кусок говна?

— Заткнись, животное, — брезгливо бросил незнакомец, — ты испортил нам всю игру. А ты, — он повернулся к Джин, — расскажешь мне все, особенно о своем маленьком грязном секрете в повозке, прошлой ночью.

— Расскажу… — она плакала, навзрыд, губы тряслись, голос дрожал, она едва ли могла вымолвить хоть слово.

— Грязный ублюдок, — продолжил голос из темноты, — отпусти моих детей!

Незнакомец яростно замахнулся и швырнул разряженный арбалет в угол, откуда доносился звук. Затем Джин услышала ряд четких ударов, хруст и стоны жестоко избиваемого человека. Но одна мысль прочно засела у нее в голове… что значит, его дети? Кажется, крайний мальчик это Стик… они с Томасом сироты, что, черт возьми, здесь происходит?

— Прости, нас прервали, — незнакомец тряхнул окровавленным запястьем, со стороны угла послышался жалобный стон избитого человека, — Видишь ли, раз уж наша маленькая забава подошла к концу, я кхм, открою тебе тайну — все присутствующие здесь не твои родственники и друзья. Наверно, если честно не до конца уверен. Первый это один из стражей, что так шустро бегал за тобой по ночным кварталам города. Вторая, какая-то шлюха, увидевшая меня с тем жиртрестом, — он кивнул на избитого, — у нас с ним предстоит долгая беседа, во благо государства. И так на чем мы остановились? — он отряхнул ладони, — Ах да, мертвая шлюха, или прачка, кто ж его знает, меня учили не оставлять свидетелей, если их нельзя использовать, понимаешь? Третьим была… хотя тебя это не должно касаться. А теперь ты мне все расскажешь, если не хочешь, оказаться здесь вновь на месте сегодняшнего наблюдателя, чью семью ты чуть не вырезала под корень, поняла?

Она поняла.

— Итак, я тебя развяжу и мы побеседуем в приватной обстановке.

Джин проглотила ком, который ухнул глубоко вниз живота. Груз вины за смерть близких спал, будто ей отпустили все грехи, грехи начертанные кровью невинных, которых она убила. Джин, какая ты глупая. Какая наивная.

— Хорошо. Я все скажу.

— Тогда хоть намекни, — маньяк горячо зашептал ей на ухо, — кто убил короля?

— Это…

Мартин

— Восславьте семерых, ибо грядет погибель наша! Иноверцы, воззрите же пламенные небеса, что скоро упадут на ваши головы! Вам уготована ужасная судьба, быть поглощенным отвратительной пастью великого чудовища! Отрекитесь от известных догматов, прекратите соблюдать постулаты и ритуалы, что лишь подкрепляют аппетит монстра сидящего в клетке бесконечного космоса! Тварь скоро прогрызет прутья своей ледяной темницы, сойдет со второй луны и ступая по земле пожрет само время! Братья, сестры, отрекитесь, пока не стало слишком поздно!

Это был уже третий проповедник церкви Отречения, исповедующий на улицах Энкёрста, страшащий грядущим апокалипсисом всем и вся. Как считал Мартин, сдохнуть где-нибудь в канаве у них шансов куда больше, чем сгинуть в небытие от какой-то там блохастой псины родом со звёзд. Однако, подобные фанатики находили свою публику, которая раскрыв рты жадно проглатывала любую чушь, которую несли с трибун сколоченных из ящиков церковники. Если эти сукины дети пойдут в своих проповедях дальше, а их агентурная сеть ораторов расплодиться по городу как грибы после дождя, то будет уже поздно, на вилы во славу Созвездий поднимут и правых и виноватых. И как показывала история, виноватые мало чем отличаются от крыс и своевременно линяют с тонущего корабля. В данном случае это плавучий бордель облитый смолой и начиненный порохом. Достаточно маленькой искры и будет…

— Буря.

— Что? — Мартин отмахнулся от надоедливой мошки ненужных размышлений и поднял взгляд на Ифана.

Шорох кивнул в сторону затянутого мрачными тучами горизонта. Да уж, дожди скоро отправят весь город под воду, где ему самое место. В толще вонючей тины.

— У меня для вас скромный презент, — Ифан выглядел не выспавшимся, с тяжелыми черными мешками под глазами, такие же, впрочем, были и у Мартина. Шорох выудил из набедренной сумки серый сверток, развернул его и бросил содержимое в ладонь Мартина.

— Что за хреновину ты приволок? — Мартин прищурился, рассматривая трофей, — Пожеванное ухо? Ифан, еб твою мать, какого хуя?

— Это не хреновина, — шорох ухмыльнулся, щелкая пальцем по торчащей из мочки серьге с эмблемой налитого кровью глаза, — это ушная раковина Корр Эра Дорузы.

— Тебе было велено принести ее сраную башку, а не этот кусок говна!

Может оно и к лучшему, голова высокопоставленного священнослужителя рядом с проповедником и преданной ему паствой, смотрелась бы неуместно. Смертельно неуместно.

— Мне было велено скормить труп свиньям, не моя вина, что объедки с их пиршества оказались столь малы.

Ифану оставалось лишь равнодушно пожать плечами, приказ же он выполнил, в этом сомнений не оставалось.

— Ладно, — выдохнул шифр, успокаиваясь и нехотя убирая кусок плоти в нагрудный карман куртки, — хорошая работа.

А теперь нужно прикинуть, сколько геморроя свалиться на голову Мартина, и как бы эту голову удержать на плечах, если общественность прознает о смерти кардинала от рук королевских гончих. Ошибки порой режут не хуже топора по шее.

— Благодарю, но боюсь, отрекшиеся это без внимания не оставят, — Ифан сдержанно улыбнулся и издевательски поклонился. Этому парню нравиться красоваться, — однако, мой личный повод для гордости перед вами.

Мартин повернулся в направлении взгляда Ифана и увидел лысого, трясущегося мужичка с тонной пудры на лице, отвешивающего распоряжения сотрудникам банка. Манфред Гросс собственной персоной!

— З-здравствуйте у-у-у-уважаемые, л-л-любимые к-клиенты б-б-банка. Мы у-уже з-заждались в-вас. В-всё п-приготовили. Всё на благо государства.

Школа дикции имени Эрсуса эст Грея, не иначе, а это ее лучший выпускник. Странно, Мартину всегда казалось, что глава банка это человек, чей характер закален в горниле всеобщей ненависти, будет покрепче иной стали. А пока Гросс представляется обычным раболепным лизоблюдом, коих среди чиновников не счесть. Неужто Ифан настолько его обработал, или Морус с Ван Рейном не самые бездарные переговорщики на свете? Впрочем, одно другому не мешает.

— Шевелитесь Гросс, Рэдхарт ждать не любит. — Еще больше он не любит ждать Мартина и своих денег, которые были давно обещаны всем организаторам грандиозной церемонии. На которую забыли пригласить главного спонсора сего мероприятия. Какая жалость.

— Под какой безумный процент вся эта радость для нас, позвольте узнать? — справился шифр.

— Д-для в-вас б-без п-процентов, ув-важаемый. Все на благо государства.

Банкир старался не смотреть в их сторону, он вообще не отрывал взгляда от земли, будто там таиться самое ценное сокровище, что только видел свет.

— Тц. И когда же нам это отдавать, извольте уточнить?

— К-когда д-душе у-угодно. Все на благо государства.

Да что он шарманку завел про это государство. Ишь, патриот выискался.

Издали донесся стремительно приближающийся стук копыт. Сквозь дымку смога продрался контур всадника, мчащегося прямо на них. Декстер соскочил с взмыленной кобылы, и спотыкаясь о выбоины на дороге, подбежал к Мартину протягивая скрученный лист пергамента.

— Что там? Надеюсь не очередное ухо или нос. Сегодня нет настроения собирать людей по кускам.

Можно подумать, оно когда-то было.

Декс вытянулся по стойке смирно, что если честно, было редкостью, Мартин никогда не требовал от своих агентов всей этой воинской напускной дисциплинированности:

— Измена! Мы поймали шпиона, босс. Мы его наконец-то поймали! Полагаем это он причастен к резне на Аркановом мосту, и покушении на советника короля!

Парень светился от счастья, и не мудрено, на него единственного падал одиноко выглядывающий из-за туч лучик солнца.

— Кого?! — хором воскликнули Мартин и Ифан.

— Вы не поверите…

Глава 11 "Колокола"

«Я всегда ненавидел звон колокола.

Он всегда означает беду: смерть короля, осаду города…Свадьбу»

Игра престолов

Орнот

Отражение в ажурном овальном зеркале показывало молодого мужчину с непослушными вьющимися волосами, небольшой растительностью на лице, чьи губы искривлены в печальной усмешке, а покрасневшие глазные яблоки контрастировали с черными мешками под глазами. В общем-то, сейчас он походил на паршивенькую шлюху больше, чем на советника короля. Да и короля как бы уже нет, так что, сферу деятельности сменить не поздно. До того, как отрубят голову.

Орнот не мог уснуть всю ночь, планомерно уничтожая все запасы алкоголя из личного бара, и все это без участия Шэда. Псина банально не выдержала на четвертой бутылке. Советник наряжался в роскошный камзол, сшитый из кенрийского шёлка, фиолетовый с темным отливом с золотистой вышивкой подчеркивающей стройную фигуру. Руки советника дрожали, в попытке совладать с малиновыми пуговицами, то и дело промахиваясь мимо петлички. Наряд выглядел донельзя вычурным, и даже комичным, но Орнот и не претендовал на законодателя моды, он носил то, что нравилось ему. Редкость, которую он мог себе позволить.

— Помнишь, как мы ходили в ателье за ним? — Бальдер стоял позади Орна, дружески хлопая его по плечу, — никогда не понимал твою страсть к пурпуру.

— Помню, а еще… — советник улыбнулся, поднимая взгляд на левый угол зеркала, но фантом короля уже растаял в его воображении. Только ветер шелестел за окном, раздувая шелковые шторы.

Дверь отворилась без стука, без звука. Хотя советник слышал железную поступь стражников задолго до их визита. Орнот посмотрел в сторону балкона, взгляд миновал наполненный с горкой поднос фруктов, каждый день свежий и каждый раз не тронутый, он подумал, вдруг еще не поздно спрыгнуть вниз и свернуть себе шею. Однако, будучи трусом, он решил оставаться им до самого конца, потому покорно развернулся к вошедшей страже.

— Приветствую Мартин.

— Наряжаешься на свидание, Морус? — ехидно уточнил шифр.

Если свидание с виселицей, то определенно да.

— Скажешь тоже.

— Отмечать, как погляжу, ты уже начал, — шифр ткнул носком ботинка пустую бутылку и пнул ее в направлении остальных, — жаль не все попадут на сегодняшнее празднование.

— Не все? — не смотря на литры вина, во рту стало сухо, а язык предательски пристыл к нёбу, — кто ж рискнет прогулять, Бальдер? Это было бы в его духе.

Он издал нервный смешок, наверно лишний, потому что рот Мартина хищно расплылся в плотоядной улыбке.

— Речь о твоей любовнице. Эрсусе.

— Что с ним случилось? — пуговица на новеньком камзоле щелкнула стягивая воротник вокруг тонкой шеи советника.

— Ничего. — Развел руками шифр, — совершенно ничего, просто мне казалось, вид из камеры заключения не самый лучший. Из него, как бы сказать, малость плохо видно. И не смотри на меня так, словно только что обосрал свои новенькие штанишки. Для изменника казнь это вопрос времени, которого у него по сути уже нет, и знаешь чего я жажду больше всего на свете? Что во время пыток, наш заикающийся друг пропоет твое имя громче всех. Отчётливо и многократно.

— Это какая-то ошибка, — не верил своим ушам Орнот, уж в ком он никогда не сомневался, так это в министре, — или глупая шутка.

Мартин развел руками.

— Если государственная измена и шпионаж для тебя шутка, Морус, то долго ты не проживешь. Отныне я буду пристально наблюдать за тобой, когда ты спишь, когда ты ешь, когда срешь и сколько раз стряхиваешь член, после того как помочишься. И если у меня появятся малейшие подозрения исходя из твоего поведения, я немедля ни секунды отправлю тебя к твоей подружке на нары, усёк?

— Да. Я усёк.

Если Мартин прознает у Эрсуса про Бальдера, а он прознает, это факт который бессмысленно отрицать, то голова Орнота полетит с плеч быстрее, чем он успеет прикоснуться к горлышку очередной бутылки. Что ж, последний пир похоже состоялся, и наряд для похорон в самый раз. Все хотят умереть в красивой одежде, не правда ли?

Мартин

Пасторальные пейзажи радовали неискушенный глаз, небесная фреска оказалась на удивление чистой, после вчерашнего ненастья, лишь местами окрашенная размытой сиренью. На лысеющих деревьях сидели птички, кажется сойки, если познания шифра в области орнитологии оказались верны. Солнечный свет расплавленным золотом стекал по вершине Стеклянного Пика, в чреве которого был выструган королевский дворец.

Гнедой жеребец Мартина лениво перебирал копытами, окуная подковы в ладно сложенные осенние листья, пестрым ковром выстланных на дороге, ведущей в великий собор Dominus Vita, подле очаровательного пруда с парой красных лебедей.

Красивое описание, подумал Мартин и дал себе зарок больше не читать женских романов, они дурно влияют на мозг. Но сука, какие же они интересные.

— Мартин, — подал сдавленный голос советник, скачущий рядом, — скажи, ты веришь в чудеса?

— Угу. И в магию и в сказочных фей. Верю в то, что ты заколдованный тролль, потому что настолько непроходимо тупыми люди не бывают.

Магия, если она когда и была в этом мире, давно исчезла, вместе с порядочными людьми.

— Я серьезно. — Морус выглядел сегодня на редкость печальным, куда девался придурковатый советник, над которым грех было не поиздеваться всласть?

«Из-за вредности своей натуры» — Мыслей коснулась фраза Бальдера сказанная в вечер грандиозной пьянки, может и впрямь стоит поумерить пыл?

— Я тоже.

— Почему ты меня так ненавидишь? — этот вопрос застал бывалого шифра врасплох.

— Тебе нужна причина, Морус? Я ненавижу всех без исключения, не обольщайся конкретно на свой счет. Ты не особенный.

Тут он слукавил. По мнению Мартина война бы закончилась, не начавшись из-за полного бардака в личном составе. На руководящих должностях сплошь идиоты едва оторвавшиеся от сиськи матери, и белоручки не способные самостоятельно подтереть себе зад. И честно, вся эта профанация погорела бы в лёт, но благодаря умелым манипуляциям со стороны кукловодов, таких как Френсис Рэдхарт и Альбер Айн Кёрст, стоящих за спиной этой вакханалии, случилось форменное чудо, иначе это не назвать. Чудо, в которое Мартину с трудом верилось.

Рэдхарт выдал разбирающихся в военной науке людей и снабжении, О’Нил же удобрил все это дело баснословными деньгами, подкупами, убийствами и шантажами всех несогласных с новым режимом. В итоге альянс сволочей, сумел устранить угрозу и посадил на трон своего ручного попугая.

Что до советника, то в глазах Мартина он представал обычным огородным пугалом, с набитой соломой головой. Какой инструмент ему в руки не дай, в какой наряд не одень, функционал останется неизменным. Этот болван, не разбирающийся даже в том, как совать хрен в дырку, умудрился просрать часть земель, тупо угробив их. Конечно, тактика огня и меча хороша, но не когда ты ступаешь по собственным землям. С легкой руки Моруса, шифр стал свидетелем того, как женщины и дети горят заживо в собственных домах. Как лошади объятые пламенем носятся и поджигают поля урожая, как невооруженные крестьяне гибнут под копытами всадников своего освободителя. И самое поганое, наблюдать, как этот выскочка с довольной рожей прохаживается по пепелищу, по догорающим остовам и рассказывает Бальдеру об успешно выполненной миссии и подавленном восстании. Сосунку было невдомек, что по его инициативе здесь устроили ад.

Потому да, причина ненавидеть Моруса, у Мартина была. Существуют куда более опытные, а главное компетентные люди, заслуживающие быть подле короля и давать ему действительно ценные советы. А балбес, который всего лишь оказался в нужное время в нужном месте не заслуживает такой чести.

С дуновением ветра до ушей всадников донесся и гомон сотен голосов, перебивающий треск вереска растущего вдоль дороги. Из-за холма, куда стекалась вся знать города, и просто состоятельные люди, замаячил шпиль архитектурного шедевра, украшенного резными каменными статуями Единого, чей облик дозволялось запечатлеть только полностью, любая полумера являлась богохульством и неуважением к слепому старцу, даровавшему жизнь всему сущему. В нефах сложа руки в молитве, виднелись прообразы апостолов и первых последователей, а внизу фасада средь терновых кустов обугленные черепа грешников. Ненастоящих разумеется, всего лишь искусная инсталляция. Наверно.

Чего у церковников не отнять, так это тяги к грандиозным и монументальным постройкам. Если собор — то роскошный дворец, если храм — то достойный резиденции короля. Правило распространяется даже на церквушки в захудалых деревеньках. Может с виду они и неказисты, по сравнению со старшими братьями, зато можно с уверенностью сказать — если в деревне есть дом божий, считай здесь нечего грабить, все это уже сделали до тебя и охотно спустили на богоугодные дела. Шлюх, вино и золото. Кажется, так завещает Мирт — главная книга церкви Искупления.

Или Мартин читал не те священные писания? Впрочем, какая разница.

Спешиваясь с гнедого коня, шифр отметил с каким рвением послушники облепляли вновь прибывших с протянутой рукой для пожертвований. И попробуй откажи, находясь у подножья святого места.

— Подайте на благосостояние Церкви Искупления, — прыщавый юнец в серых одеждах выставил грязные ладошки вперед.

— Сейчас, только штаны подтяну.

Юнец юмора не понял и с глуповатым выражением лица продолжал пялиться на Мартина.

— Малой, сгинь с глаз моих, на это мероприятие я потратился больше всех. На хор евнухов в том числе, ты не из их числа часом?

— Н-нет, — отстранился прыщавый.

— Хочешь присоединиться? Овладеть искусством песнопения без яиц? Поверь, в пыточных дворца и не такие таланты раскрываются.

В тоже мгновение юношу и след простыл, а вокруг Мартина образовалось мертвое пространство, и все попрошайки скопом облепили Моруса. Шифра это устраивало.

Деньги, да? Банк не дал и трети заявленной суммы, а с теми процентами под которые Альберт Айн Кёрст расщедрился, казна осталась должна по самым скромным подсчетами примерно половину королевства. Мартин, будучи человеком благоразумным, никогда бы не занял и ржавого медяка у него. Ибо герцог мог оценить чью-то жизнь в этот самый медяк. Например, неугодного чиновника и его новорожденного сына, и попробуй не отплати. К счастью герцога провинции Корво здесь не было и вроде как не предвиделось.

Большинство денег конечно ушло не на торжество, а на лояльность армии, что голодным волком смотрела на Бальдера несколько месяцев. Все же легче от этого не стало.

Храмовники радушно встречали пришельцев, протягивая им чашки наполненные плещущимся через край крепленным вином. Такова традиция.

Мартин повертел врученный гжелевый фужер, боясь прикоснуться к его хрупкой ножке. Иссиня ледяной и снежно белой. Разве у кого-то здравомыслящего подобное ассоциируется с теплотой и уютом, которое и должна дарить посуда? Отнюдь. Посему у Мартина укрепилась своя чёткая позиция — Гжели не место на столе. Он убрал бокал подальше, дабы тот прекратил раздражать глаза своим неуютным цветом, и не портил настроения. Желающих испортить его и так хватало с избытком, только успевай в очередь записывать. Лучше бы их всех в лист каторжников записать, да отправить на рудники без права на амнистию, тогда бы мир заиграл новыми красками блаженных улыбок.

— Милорд! — из мечтательных раздумий Мартина вырвал незнакомый голос, — вас желает видеть Его Высокопреосвященство Рэдхарт!

— Видеть? — шифр усмехнулся в нечесаную бороду, — мы точно говорим об одном человеке?

— Ой, — парнишка в меловой сутане нервно осекся, — вернее слышать.

— Мне покричать ему отсюда? Он точно услышит? Конечно, поговаривали, что слух у него не хуже летучей мыши, вы это хотите проверить? — Мартин прочистил глотку, откашлявшись, с нескрываемым наслаждением наблюдая, как послушник бледнеет в цвет своей сутаны, и отчаянно жестикулирует моля остановиться. Шифр не переваривал гонцов и посыльных, если он кому-то нужен, пусть сами к нему приходят. Но видимо в качестве исключения придется пойти на уступку, уж больно недобро смотрел верзила Йорвульф из-за спины гонца.

Рэдхарт стоял за широким мраморным алтарем, украшенного символом церкви Искупления — красным знаменем с белым кругом и черной руной посередине, знаком Иррита. Смиренно опустив голову, герцог слепо водил пальцем по кожуху священного писания — Мирта.

— Приветствую, епископ, — сухо здороваясь, шифр оглянулся, наблюдая как скопище людской массы все набивается и набивается в залы храма. Здесь было явно опаснее, чем на площади Восстания, чутье редко подводило старого шпиона, — вы хотели о чем-то поговорить? Или обсудить наряды прихожан?

— Эрсус эст Грей, — спокойно процедил каждое слово герцог, перелистывая страницы книги, — душа моя, расскажите, что вы узнали о нем?

Все тебе расскажи, принеси на блюдечке под апельсиновым соусом, и поцелуй в ножки. Мартину делать больше нечего, как трепать направо и налево языком о своих успехах.

— Немного.

— Информативно, — тряхнул головой седовласый священник, — ответ достойный человека уверовавшего в собственное бессмертие. Прошу, не испытывайте мое терпение.

— Помимо писем, депеши, переписки, канцелярии и прочего хлама, не было ничего достойного вашего внимания. Все конфисковано и изучается моими лучшими людьми, — максимально скучным тоном Мартин излагал очевидные факты, прямо как рапорт. Не зря в армии столько времени провел, — пытать Эрсуса не представляется возможным, это не мелкая сошка, здесь без приказа короля лично, мои руки связаны. Кому министр передавал информацию, выяснить, пока не удалось. Текст зашифрован.

— Если принять во внимание такой несущественный факт, как происхождение министра, то все легко встает на свои места. В особенности учитывая визит цилийской принцессы сегодня.

Священник презрительно фыркнул, очевидно, он был не в восторге от такого сюрприза.

— Принцессы?

— Вот так-так. Глава службы безопасности узнает последние новости от слепого священника, не покидающего собственную келью без веской на то причины. Мартин, вы сумели меня поразить, — Френсис не скрывал своей надменной усмешки, — всегда казались единственным светлым пятном среди того отребья, что окружает короля, а в итоге выставили себя некомпетентным глупцом. Продолжайте ходить и прохлаждаться, это у вас неплохо получается, и подумайте об уходе на пенсию. Лучший выход для гончей утратившей нюх.

— Сразу после вас, — шифр стиснул кулаки и сжал челюсть так крепко, что зубы заскрипели, — извольте откланяться и пойти делать то, в чем я невероятно хорош. Ходить и прохлаждаться.

Герцог равнодушно махнул рукой, слепо уставившись в конец собора, высокомерно задрав подбородок.

Злоба переполняла Мартина. Такими темпами, он всерьез начнет задумываться не о выходе на пенсию, а о том, что бы слепой священник больше никогда не высунул носа из своей кельи.

Мартин продрался сквозь толпу, распихивая зевак локтями, вообще он спокойный человек, но настроения любезничать сегодня что-то не было. Сквозь сотню пестрых фигур, шифр выделил одну, бледную и худощавую в омерзительном камзоле достойного трубадура или проститутки.

— Что будет, если Бальдер не придет? — произнес отстраненно советник, когда Мартин приблизился к нему.

— Тц. А есть повод, Морус? Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Ничего! — истерично воскликнул Орнот, избегая прямого взгляда шифра, — Ничего.

— Мне так не кажется, — ощерился Мартин, — если Бальдер не придет, у меня и раскаленной кочерги появиться ряд неудобных вопросов к тебе.

— Я…

Могучий удар колокола разнесся громоподобным эхом по просторам собора Dominus Vita, призывая всех к покорному молчанию. Началась проповедь, а значит и коронация не за горами.

— Братья и сёстры, — обратился к пастве Френсис одухотворенным голосом, что звучал в каждом уголке дома божьего, — В этот знаменательный день, мы преподносим власть не королю. Мы преподносим ее наместнику нашего бога на земле, и именно на его наполненную мудростью голову мы одеваем венец благородства и символ смирения, перед лицом господа и своего народа. — Священник раскрыл ладони указывая на алтарь, где сверкала рубинами корона из ледяного золота. — Именно вы, делаете наш мир лучше с каждым днем, только благодаря вам мы сыты, одеты, обуты и неустанно зрим в светлое будущее! Вы истинное сердце мира, его кровь и плоть. Король же это ум и сила, это голова, что направляет ваши чувства и стремление в правильное русло, позволяющее нашему народу сиять вечно в зените славы! И тот, кто всех нас объединяет, кто является связующим звеном между вами и королем. Тот, чья частичка тепла есть в каждом из нас. Тот, кто готов принять нас такими, какие мы есть. Тот кто делает всё сущее единым. Наш Господь милосердный. Давайте же смиренно склоним голову в молитве и выразим ему признательность за жизнь, проведенную в этом мире, за каждую секунду радости, подаренную нам судьбой. Само мироздание благословляет этот день как великое начинание, которое будут воспевать в псалмах многие столетия спустя. Да начнется же новая эра полная света и добродетели, эпоха нового правителя! Бальдера Первого, именуемого Освободителем! Да воссияет Мирт, если это правда!

— Да воссияет Мирт!

Книга в руках Френсиса в самом деле засияла молочным светом, каждая руна на ней переливалась цветами радуги. Люди в унисон запели молитву, словно сейчас шла литургия. Слепец поднял священное писание над головой, как единственно верную и самую могущественную реликвию на всем континенте. Возможно, так оно и есть, глядя на то, как покорно все склоняют головы перед ней и перед ораторским искусством первосвященника. Девушки, настоящие нимфы кружились в гипнотическом танце, рассыпая вдоль красной дорожки разномастные лепестки всех оттенков радуги.

В качестве эпилога зазвучал сладкоголосый хор, опутывая дурманящими чарами песнопения всех присутствующих, унося сознание в утробу наслаждения и покоя. Туда, откуда не хотелось возвращаться.

Все это пыль в глаза, пока люди тонули в трансе умиротворения, в зал вошли святые рыцари в красных плащах и вороных доспехах. Личная гвардия Искупления. Не к добру это, подумал Мартин и на всякий случай, положил руку на рукоять кинжала.

То ли дело мирные демонстранты из церкви Отречения, с ними такой паранойи не возникало.

Ифан

Тайная церковь под каналами города, какая оригинальная банальность. Ифан зевнул, прикрыв ладонью рот, стоять на месте уже не было никаких сил, потому здраво рассудив, он опёрся на покрытый мхом и плесенью столб. В последнее время сон совсем избегал его, или же напротив, он бегал ото сна. Похоже, это было взаимно.

Он лениво наблюдал, как людская толпа хаотично собиралась на проповедь. Прибывал и стар и млад, каждый лично хотел услышать откровения мессии, своего любимого Корр Эра. Смерть которого, по слухам, лишь нелепое преувеличение, распространяемое еретиками.

Все это походило на собрание сектантов. Оскаленные черепа хищников у подножья алтаря, черные свечи выставленные в особый символ по периферии, и кучка сомнительных личностей закутанных в грязные плащи. Нормальный человек не полезет в канализацию, а ненормальный с радостью перережет глотку собственному ребенку во имя сомнительных идеалов. Такие здесь и собирались. В лучшем случае тянули на маргиналов, в худшем на маньяков с наклонностями каннибалов. Странно, кого-то это напоминало Ифану. Кого-то до боли знакомого. Хммм…

— Оно грядет, слышите? — сухонький горбатый старичок яростно соскребал лоскуты кожи с покрасневших обветренных ладоней.

— Вскоре явиться укротительница Зверя, Калеб, и тогда все беды уйдут, — двое людей в карнавальных масках, по все видимости аристократы, зажигали свечи от жаровен.

— Услышь молитву, что шепчу устами. Услышь песнь, что пою тебе я на заре. Узнай…

Ифан прислушался к ропоту толпы, отмечая для себя любопытные экземпляры, пристально вглядываясь в лица каждого.

Мужичок невысокого роста держался в сторонке от скопления людей, пробираясь к жертвенному алтарю по левому краю, руки его сжимали под плащом нечто похожее на клинок. Или сударь не мог скрыть восторга от скорого появления Корр Эра? Она конечно горячая штучка, но вряд ли член может сверкать сталью в огнях полумрака.

Шорох двинулся бесшумно и стремительно, аккуратно толкая в плечи тех, кто встречался ему на пути. Он успел перехватить потенциальную угрозу до того, как она проникла в первые ряды. Нож, размером с запястье вошел по рукоятку точнехонько в почку. Гарантированное убийство от болевого шока. Но не сразу, нет. Он еще успеет просмаковать момент. Неудачливый убийца вытаращил глаза, задыхаясь от собственной крови.

— Первая заповедь гласит, — промурлыкал на ухо Ифан, — смирение. Постой и послушай, что скажет твой пророк.

Священнослужитель в красной сутане с вымазанным кровью лицом и нарисованным черным оком на лбу, поднялась к алтарю, над которым висело знамя с точно таким же оком, огромным, и неустанно бдящим за своей паствой. Тишина сопровождала шаги проповедника, пока сотни глаз, как заколдованные, наблюдали за каждым ее движением.

Тонкие изящные руки взяли книгу странного вида, исписанную алыми, источающими яд рунами, точно такими же, как и одеяние Корр Эра.

— Каждый из вас пришел сюда движимый железной верой, как и я. Церковь Искупления пыталась замолить грехи моей кровью, — по залу прокатился испуганный вздох, — меня похитили, допрашивали, мучили, жгли плоть каленым железом, хотели уничтожить мою веру в Знаки, сломить меня, сломить всех нас. Это отвратительный поступок, который благословил король, избранный ложным богом, заслуживает отмщения! Пусть знают, что нас не сломить никому, даже Великому Зверю! Каждый из вас принес сегодня книгу, в которой заключены ответы на все вопросы. Возьмите ее и прижмите к себе. Вы чувствуете, как она теплится в ваших руках, как одно ее прикосновение дарует покой? Святая книга, Нерисарх! Это учение, это незыблемое правило. Даже отринув все догматы, эти псалмы написаны кровью каждого из вас. — Священнослужитель обвела ладонями всех присутствующих, паства внимала ее в благоговейном безмолвии. — Вы можете убежать от этого, спрятаться, зарыть голову в песок и отрезать себе уши. Но голос. Их голос, звучит не здесь, — священник постучала пальцем по виску, — а здесь, — прижала руку к сердцу, затихла, дала всем прочувствовать зыбкий момент, — где лежит душа. Мы живём велением сердца! Все наши чувства, решения, сопереживания все это идёт от них. Их воля и любовь. Да друзья, любовь! То, что мы дарим друг другу в моменты печали и счастья, обнимите же ближнего своего, не стесняйтесь, ведь то сокровенное что мы бережно храним для самых близких это любовь Знаков. — Проповедник воздела руки к потолку, обращаясь к богам, — спросите себя, как часто вы обращаетесь к ним? Когда вам плохо вы склоняетесь в мольбе, спрашивая Святую Мать: за что? Мы сами виноваты в грехах, мы обязаны выдержать их испытания, ведь взамен, когда чёрная полоса сменится белой, мы, с улыбкой глядя на небеса скажем: спасибо, о Великие! Это дар любви и нирваны, по праву заслуженный нами. Но… так ли это? Считаете ли, что вы достаточно любите своих всевышних покровителей? Хулите ли вы их за бремя, что карающим мечом вознесено над вашей судьбой? Смирение и осознание, друзья. Меч это не кара, нет! — она глубоко вздохнула, набирая полные легкие, словно высасывая жизненную энергию и волю слушателей, — Меч это оружие! Оружие, которым проливали кровь еретиков, язычников и иноверцев! Именно им под знаменем Кровавого Ока несли свет и любовь Знаков отступникам! Примите же его и вы! Несите любовь Господ нечестивцам, лишь так их опороченные души найдут дорогу к свету, минуя пасть великого чудовища! Вперёд братья и сестры, — священник вошла в раж, веля жестом своим монахам сорвать покрывало с алтаря, — берите арбалеты, ножи и колья, возьмите огненной воды и несите светоч веры среди отступников! Вы миссионеры нового мира! Нового порядка! Я буду молиться стоя на коленях, обливаясь кровью под Вечно Бдящим Глазом! Молить о вашем успехе великой миссии! Сместите ложного бога, убейте нечестивцев! А после возвращайтесь в церковь! Да пусть не устанет звон колоколов покуда весь мир не запоёт в унисон песнь Изгнания, песнь Отречения! Храни вас Знаки! Авир!

— Авир! Авир! Авир! Авир! Авир!

Труп медленно осел к ногам Ифана, он радушно позволил его затоптать неистовствующей толпе, чей сонм голосов отзвуком разнесся по всему Энкёрсту. Публика была готова ко всему, что им прикажет их предводитель. Они оголтело кинулись к стеллажам, разбирая клинки и самострелы, крича о богах, об избранности наместника на земле, о мессии вдохновившим их на праведное кровопролитие. Ифан сдержанно поаплодировал вдохновляющей речи, и будь он легко-внушаемым дураком, непременно бы ринулся в первые ряды с самыми отъявленными фанатиками. А в целом, ему доставляла удовольствие эта подготовка к увеселительному мероприятию со вкусом железа. Со вкусом войны.

Шорох облизал пересохшие губы, наблюдая безумные лица сектантов наполненных жаждой крови. Такой близкой, почти родной. Ему нравилось, что хоть кто-то понимает правила игры и неукоснительно следует им, самозабвенно предаваясь веселью. Любая аморальная выходка с легкого мановения руки веры превращается в индульгенцию, а то и вовсе в богоугодное дело. А если что-то дозволено кем-то свыше, то взятки гладки и сотворенное непростительное не гнетет струны совести. Ты же резал женщин и детей не в угоду собственной кровожадности, а под эгидой небесных покровителей. Так легче живется, а главное спится замечательно.

Проповедник грациозной походкой спустилась по облупленным, сточенным канализационной водой ступеням и целеустремленно направилась к Ифану. Если так подумать, то Бальдер сделал хитрый ход. Возвел в качестве главы государственной церкви немощного старика Сквара, с которого уже натурально песок сыплется, складываясь в аккуратный такой курган. А когда тот сделает одолжение и отправиться на кладбище, в случае необходимости можно смело переобуться в другую веру. Более полезную в конкретный момент времени. Простое и элегантное решение, принятое из лучших побуждений, однако, как и всякое желание, оно имеет неприятное свойство принимать извращенную форму. Такую, как бойня, например.

— Отсутствие уха идёт вам, Корр Эр, — Ифан пощёлкал пальцами подбирая нужные слова, — придаёт мученический вид.

— Из-за вас, я лишилась радости носить серьги, — женщина священник, прикрыла седеющей шевелюрой приобретенное уродство, — вы психопат Ифан. И когда вы сдохните, уверяю, я не помолюсь за вас. Никто не помолится, потому прошу убраться вас отсюда и не мозолить мне глаза.

— Непременно, Корр Эр Доруза. Или можно просто Амелия?

Ей не понравилось представление и ошметки чужого лица поверх своего? Или сырость? Ифан предоставил ей одеяло и свою кровать, грех на такое жаловаться. Переживает, что ее могли угробить в подземелье? Чушь, эта сучка Джин не смогла бы ей навредить, все же траекторию полета болта определял Ифан, направляя арбалет.

— Нельзя. И передайте своему покровителю это, — она смачно плюнула ему в лицо. Ну, не сказать, что это было неприятно, — с моими наилучшими пожеланиями.

— Охотно, миледи.

Уголки рта дрогнули в подобии улыбки, когда женщина презрительно отвернулась и направилась к проходу за алтарем, охраняемому двумя жаровнями, источающими зеленое пламя, такое же страстное, как и ее грациозная походка.

Если так продолжится, то Амелия пленит его, собственной красотой. Но не время любоваться прекрасной попкой, время наблюдать за самым роскошным зрелищем на свете.

Ифан шел по коридору, вслед за вооруженной ордой фанатиков, те беззвучно, точно мышки расходились по ветвистым тоннелям, пока перед шорохом не замаячил свет рассветного часа. Рубиновое солнце, просвечивающее сквозь набежавший с пристани туман, идеально передавало атмосферу грядущего праздника.

Сектанты Церкви Отречения разбредались кто куда по улочкам полусонного города, растворяясь в длинных тенях серых построек. Скоро, совсем скоро, едва на голову Бальдера водрузят венец монарха, столица возблагодарит и пламенно поприветствует своего Освободителя.

Хаос — движение, жизнь, огонь. Покой — стагнация, лёд и смерть.

Так почему бы не подарить Энкёрсту путевку в жизнь? Пылай же ярко, что бы ослеплять светом своих врагом и сжигать их дотла. Простая истина, которую он с младых ногтей узнал от своего жестокого и мудрого брата. Куда более жестокого, чем Ифан.

— Авир, — горячий воздух вырвался изо рта шороха блеклой дымкой, рассеиваясь в серости безлюдной площади.

Орнот

Хор замолк, после великолепного крещендо, прокатившегося по сводам могучего собора. Личная гвардия церкви Искупления выступила вперед, отгораживая спинами всех присутствующих в зале. Остался только Френсис и ведущая к его алтарю красная ковровая дорожка от самого входа, усыпанная лепестками золотых роз, плачущих фиалок и прочих цветов, имена которых Орнот не знал.

— Зачем здесь столько охраны? — прошептал Орнот, так, чтобы услышал только Мартин.

— Действительно! Начальник стражи пропал, несколько человек из гвардии мертвы. На тебя, Морус, было совершено покушение. А твоя лучшая подружка Эрсус у нас под носом сливал неизвестно кому государственные тайны, ну и конечно же присутствие здесь короля, герцогов и заморской гостьи. В самом деле, Морус, зачем столько охраны? Отправлю-ка я всех по домам, ты прав, опасаться совершенно нечего.

— Извини, я не подумал…

— Не стоит просить прощения за то, чего ты не умеешь.

— СЕГОДНЯ ТЫ УМРЕШЬ.

— Кто здесь?! — воскликнул Орнот.

— Кого здесь только нет, Морус. — Мартин прищурился, рассматривая стремительно потеющего Орнота, — ты перегрелся что ли?

— Нет, мне просто… — советник не был уверен, — показалось. Забудь.

— Я запомню. Забывать в мои привычки не входит.

Френсис жестом велел всем умолкнуть, холл собора мгновенно очутился в звенящей тишине, где можно было расслышать треск воска стекающих фестонов, и шелест огня на фитиле свечей.

— Вас беспокоит, где же виновник сего торжества, верно? — Орнота очень беспокоило, его буквально приковало к месту от страха, — Я недаром упомянул о значимости сего дня. Я не могу его увидеть, но могу его прочувствовать, — Френсис прижал Мирт к груди, — Что есть самое важное, самое главное в нашем одиноком мире? Я скажу вам — дети. Дети это цветы нашей жизни, это то, что отрицает само явление смерти. Наше потомство это мы сами, наша формула, передающаяся из поколения в поколение с каждым разом становящаяся все совершеннее. Умирая, мы уходим, чтобы наблюдать, как цветет наш бережно выращенный сад, как вырастают наши саженцы, как они расцветают, дают новое потомство, распространяясь все дальше и дальше по миру, превращая его в вечно цветущее прекрасное поле, — герцог посыпал на пол невесть откуда взявшимися лепестками. — Но, братья и сестры, для ребенка нужна семья, и сегодня, мы вместе с вами будем свидетелями того, как возникнет союз двух любящих сердец, готовых в скором будущем подарить этому миру дитя, которое будет купаться в лучах нашей любви и заботы. Откройте же врата и впустите Бальдера Первого именуемого Освободителем с его очаровательной невестой Кири Ви Руин!

Тяжелые кованные врата отворились, пропуская разливающийся золотом свет в величественное лоно церкви.

— Мне плохо, — Орна тошнило, мутило, а черепушку, казалось, вот-вот разорвет от давящей боли, — могу я выйти?

— Если наблюешь мне на ботинки, я тебе челюсть сломаю.

— ОНИ ПОРЕЖУТ ТЕБЯ НА КУСКИ.

— Мартин, пожалуйста…

Две фигуры ступали по алому ковру в полной тишине, тысяча очей наблюдала за малейшим движением вошедших, затаив дыхание. Орн сделал так же, слушая биение собственного сердца, которое вот-вот проломит грудную клетку.

Карминовая теплая струйка засочилась из ноздри, обрамляя подбородок кровавым полумесяцем. Орнот прижал ребро ладони к носу, прикрывая слезящиеся веки, едва различая образ идущий по ковровой дорожке.

Притягательная восточная красавица ступала по лепесткам цветов, одаривая всех робкой белоснежной улыбкой. Подолы ее очаровательного алого платья тянулись за ней подобно хвосту феникса, длинному и удивительно гармоничному, как естественное продолжение тела. Его глаза пристыли к девушке, как завороженные.

Рядом с ней под руку шёл невысокий крепкий статный мужчина со светлой бородкой и залысинами на лбу, знакомый, очень, очень знакомый…

Бальдер. Бальдер. Бальдер.

— Будет неловко, если наш король ПОТЕРЯЕТ ЛИЦО при такой толпе народу, правда, Морус?

— Что ты сейчас сказал?

Звуки растворились в вакууме рассудка. Он знает. Улыбка Мартина начала расплываться перед глазами, воздуха стало катастрофически не хватать. Он знает. Воротник затянулся как пеньковая веревка, утягивая Орнота в пучину тьмы. Он знает. Второе массовое мероприятие, где он потеряет сознание. Он всё знает. Нет, это бред, чушь, фантазия, иллюзия. Он все еще спит надравшись вином. Или он уже мертв, а это бесконечный кошмар, как наказание за проступки совершенные при жизни?

Толчок в спину дернул Орнота вперед, вслед за потоком колыхнувшейся толпы. Он споткнулся на чем-то влажном, падая лицом к спине впереди-стоящего. Орн начал было извиняться, но увидел искаженное гримасой лицо графа Лесли. Зрачки графа расширились в безумии, он держал в руке окровавленный нож и смотрел прямо на Орнота. Звуки возвращались, вернее только один. Истошный крик. Опора позади пропала, советник поскользнулся и упал на спину. Кровь, литры крови порожденные безумной резней заливали мощенную плитку собора.

— Авир! — завопил Лесли, занося нож над головой советника.

Лезвие не достигло цели, вонзаясь в живот загородившего своим телом паренька. Декстер принял удар на себя, сгибаясь пополам. Он не успел сгруппироваться, да и понять, почему темное-бурое пятно расползается по его белоснежным одеждам, почему горячее от крови лезвие пронзает его плоть вновь и вновь. Его тело рухнуло на Орнота. Угасающий стекленеющий взгляд ярко-голубых глаз вперился в советника, будто осуждая: Это должен был быть ты!

— Вот же срань, — прошептал советник, пятясь назад.

Лезвие клинка блеснуло в его сжатом кулаке. Орн только успел закрыться рукой и взвизгнуть, как девчонка. А затем Лесли смели.

Давка превратилась в безумный танец алыхтонов. Черный плащ Мартина промелькнул, точно театральный занавес, и Лесли с пробитым насквозь горлом упал рядом с Орном. Корчась в предсмертных судорогах, кровь булькала во рту графа, пока он пытался зажать ладонью артерию, но смысл, когда удар короткого клинка протыкает твой затылок выходя через глазницу. Голова лежала неестественно вывернутая набок, а на окровавленном лице графа губы застыли в безумной улыбке.

Клинок не принадлежал Мартину, советник лишь разглядел силуэт в капюшоне. И губы в короткой усмешке пересеченные шрамом.

— Отрекшиеся мстят за Дорузу. Я вас предупреждал.

— Знаю я, знаю, Ифан, черт, — Мартин выглядел так, словно отработал смену на скотобойне, — Морус, вставай быстрее, епт твою мать!

Орнот не встал, он лег, когда жесткий удар сапога пробегающего мимо стражника угодил в его висок.

Это все дурной сон.

Сон на грани сознания.

На грани жизни.

На грани безумия.

Глава 12 "Последствия"

«Зажженная свеча

непременно порождает тени»

Урсула Ле Гуин Волшебник Земноморья

Орнот

Ночной кошмар. Сколько всякого таится в этих словах. Сколько страхов прячется в подсознании, скребя черепушку изнутри, в попытках выбраться через глазницы. Это как клетка, из которой не сбежать, есть лишь возможность дождаться амнистии — пробуждения. Разве может быть что-то хуже, чем спящий, открывающий глаза, задыхающийся в холодном поту, парализованный от макушки до пят? Он лежит, раскинув руки, не моргая смотрит в бездну, а бездна смотрит в него. А самое главное — кошмар никуда не уходит. Он остается с тобой.

Отчаянные вопли, брызги крови и безумные улыбки: калейдоскоп насилия сменялся, проходя сквозь сомкнутые веки советника. Образы людей, расплывчатые, несобранные, как элементы мозаики. Среди них Мартин, Декстер, Лесли… и Бальдер.

«Он ведь мертв?! Я сам видел, я… я на своих руках нес его», — вопрошало сознание Орнота.

Затем мельтешащие образы обрели целостное очертание, детали складывались в размазанную картину. Что-то из прошлого. Осколок воспоминаний минувших лет или последних секунд.

Тени нависли над ним, искаженные аморфными чертами зубоскалящей улыбки. Они тянулись к нему закрученными в спираль руками и неистово визжали. Орн отчаянно отмахивался, но тьма, жидкая и густая, обволакивала его, заворачивая в кокон нестерпимой боли. Блуждающую по каждой клеточке тела, электрическим разрядом отзываясь в костях, суставах и молотом ударяя в затылочную кость. На кончик языка, прижатый к большим передним зубам, по капле стекала слюна с медным привкусом.

В абсолютной темноте Орну показалось, что он тонет. Тянет руку, но неизменно натыкается на препятствие. Пульсирующее, влажное и живое. Тело распалось на множество частей, порубленное и отрешенное. Пожалуй, не самая плохая кончина в его условиях. Умер в резне как герой…

— Потерял сознание как баба, — образ, возникший в тени, сложил руки на груди и надменно задрал подбородок, — жалкое зрелище.

— У него нелегкая неделька выдалась. — Сквозь непроглядный густой сумрак забрезжил луч света. Неверный, робкий, но такой, к которому хотелось тянуться из последних сил. — Дерьмовая, если честно.

— Будто у нас лучше, Ваше Величество.

— Как сказать. Орн, он хрупкий парень, боюсь, его рассудок может и не выдержать. На меня вот не покушались дважды за последние несколько дней. Это как-то нечестно даже, что ли.

— Тц, — тень отступила на шаг, — только чести в этом с гулькин хер.

— Твоя правда, честь нынче не в ходу. Ты сам-то как?

— Стерпится, — на мгновение показалось, что голос тени надломился, — так что, с вашего позволения, пойду задам парочку вопросов тем ублюдкам, которые омрачили ваше торжество.

— Конечно, — свет замерцал ярко, точно солнце. Орн никогда не любил солнце, особенно с утра, особенно с похмелья, но это было нечто иное. — Эй, дружище, — свет стал настолько обжигающим и плотным, что Орнот почувствовал его прикосновение к своему лицу, — вставай давай, не заставляй меня звать сюда Мартина и просить его заниматься некромантией. Ты знаешь, он и мертвого поднимет, если нужно.

Советник приоткрыл глаза, тени растворились с безмолвным визгом. На глаза навернулась влажная пленка, все тело ныло так, будто по нему остервенело прыгали. Возможно, так оно и было, о чем свидетельствовали отпечатки подошв на одежде. И крови — весь камзол был пропитан ей.

— Спа… сибо, — Орн протер уголки глаз, затем почти слепо, прикрываясь рукавом, рассмотрел абрис человека, стоящего подле.

— Вот же зараза, и где измазаться успел, — собеседник склонил голову и принялся вытирать руку о штаны, — тебе, кстати, тоже умыться не повредит.

Орн убрал рукав, чувствуя, что тот прилип к спутанным волосам. Сухая корка крови покрывала всю правую сторону лица. Он словно использовал в качестве подушки чьи-то внутренности. К счастью, не свои.

— Ох… — только и выдавил он, устало переводя взгляд на собеседника. В какой-то момент Орну показалось, что время замерло, будто вмороженное в космос. Он боялся пошевелиться, моргнуть, даже сделать такое ненужное действие, как вдох. В сердце залег призрачный страх, что видение сейчас исчезнет, растворится бесплотным духом и никогда больше не предстанет перед истощенным надломленным разумом советника. — Пиз… дец.

В принципе это слово исчерпывающе описывало все.

— Согласен, не так я себе свадьбу представлял, — усмехнулся Бальдер, поправляя венец из ледяного золота на лысеющем лбе, — я уже начал за тебя беспокоиться.

— Это все еще сон, — прошептал Орнот пересохшими губами, протянув кисть в сторону недоумевающего Бальдера. Коснулся его груди. Плотная ткань белоснежного дублета похолодила кончики пальцев. Советник отдернул руку, а затем похлопал себя по щекам, оставляя на ладони липкий след крови. — Нет, черт, я… я, похоже, свихнулся, ха-ха-ха.

— Орн, ты на солнце не перегрелся? — Бальдер крепко шлепнул советника по плечу. — Ты будто приведение какое увидел.

— Д-да, — медленно протянул Орн, все еще боясь лишний раз моргнуть, — вроде того.

— Все позади, расслабься. Я бы не позволил тебя убить, — он подошел вплотную к советнику, так, что тот ощутил горячее дыхание на своей шее, — предпочту сделать это сам.

— Я…

— Шучу! — Бальдер издал по-королевски сдержанный смешок, взлохмачивая кудрявую башку советника. — Расслабься, трупов на сегодня достаточно, Орн.

— Пожалуй, — Орнот привстал с тележки, укрытой белой простыней. Голова гудела и отказывалась соображать что-либо. — А что с остальным? — Он кивнул в сторону собора.

Каменные колоны Dominus Vita словно свечи, покрытые фестонами оплавленного камня, подпирали собой омраченный тучами небосвод. Знамена Искупления трепетали на ветру подобно неспокойным волнам, и лишь колокола хранили покорное безмолвие. Пока. Орнот был уверен, сегодня они прозвучат еще не раз. Не исключено, что и за упокой его души.

— Хочешь взглянуть? — Бальдер схватил его за шиворот, неуклюже сбрасывая на сырую прогалину, Орн едва удержал сбитое равновесие. Воротник шелкового фиолетового камзола болезненно впился в шею, упираясь под кадыком, ничуть не милее пеньковой веревки, — За каждого вельможу, за каждого вшивого графа перед народом буду отвечать я. Первый день правления и такой сюрприз с подливой. Они меня четвертуют, а голову насадят на пику, рядом с Айроном Красным, если я не найду козла отпущения, чтобы равнозначно обменять свой драгоценный череп на его.

— Да, кхах, я понял, отпусти меня, пожалуйста, мне нечем дышать.

Но Бальдер, казалось бы, не слышал Орнота вовсе, уставившись на реющие знамена Вердании подле церкви. Советник вцепился тонкими пальцами в крепко сжатый кулак правителя, силясь хотя бы немого ослабить стальную хватку.

— Любьимый, — нежный, точно шелест весенних цветов, голос раздался рядом с ними, — я тьебя потерьяла, ти развлекяешься со свойим другом?

Убийственный капкан объятий разомкнулся, и Орн, закашлявшись до слез, расстегнул верхнюю пуговицу камзола.

— Привожу его в чувство, — Бальдер на секунду призадумался и чуть ехидно добавил: — как ты верно подметила, любовь моя, это мой друг и советник Орнот Морус.

— Очьень приятно.

Она одарила его робкой улыбкой. В умеренной пропорции, совмещающей как любопытство, так и презрение, которое отразилось на лице молодой девушки воистину пленительной красоты. Более того, ничто, кроме цвета глаз, акцента и этнических элементов в одежде не выдавали в ней цилийку. Да Йорвульф больше тянул на дорогую шаболду из ткацкого квартала, чем она на черномазую цилийку.

Далее последовал кроткий реверанс из арсенала этикета, о котором Орнот напрочь позабыл, как тупица возле классной доски, очарованный пристальным взглядом карих глаз. Перед Орнотом рисовался образ настоящей королевы, да что говорить, это было ясно по одной стати и чуть смуглому личику без малейшего изъяна. Она с любопытством склонила голову на бок так, что серьги с изумрудами в виде десятигранной звезды едва коснулись ее плеча.

— А это…

— Кири Ви Руин, — выпалил Орнот. Даже ее имя источало сладость, а стоило его произнести, как к губам будто бы приставал вкус тропического фрукта.

— Да, — хмыкнул Бальдер, — верно.

— Как вы себя чувствуете? — осторожно начал Орн. — Все это безумие, разыгравшееся в соборе, и прочий, кхм, кошмар.

— У менья было времья прийти в себья. Спасибо, что проявьили учтивость.

— Да, Орн, ты провалялся часа, наверно, четыре, — Бальдер поскреб ногтями свою пшеничную безупречно уложенную бороду, — никак не меньше.

— Ох…

— Позвольте справиться о вашьем самочувьствии, — очевидно для галочки, нежели из реальной заботы, — вы весь… как же это слово? — «Крови», подсказал Бальдер. — Да точно, крови, правда, я хотела сказать, что от советника дурно пахнет.

— Тогда дерьмо, — пожал плечами король.

— Какьое забавное звучьяние, — Кири приложила кончик пальца к своим пухлым губкам, — в Цилии дьермо означяйет дьеньги.

— В этом наши страны очень похожи, любимая.

— Исключая некоторую, эм, вонь, — выдавил скупую улыбку Орн, — я в полном порядке, телесно, во всяком случае.

А вот ментальное здоровье под большим вопросом.

Они обменялись взглядами, и только тогда Орн заметил позади королевы титанически огромного верзилу с широким ятаганом, убранным за сапфировый пояс. Пожалуй, это был не только самый здоровый, но и самый черный человек из всех, кого когда-либо видел советник. Таким как раз место в шахтах, но никак не рядом со столь высоко светскими особами.

— Вам пригльянулся мой слуга? — Кири кивнула в сторону. — Язьик Пустыньи — искусный любьовник, воспитанный в гарьеме моего отца, и если совьетник желает провьести ночь с ним, то я не бьуду возражьять.

— Чего? — наверно Орн скорчил такую гримасу, что Кири невольно прыснула в кулачок. — Я не по этим делам, миледи, — запнулся он, — то есть, Ваше Высочество.

— Прискорбно жьаль слышьять подобное, мне показалось, ви ему приглянулись, правда, Язьик? — Под буравящим взглядом черного верзилы с тяжелой челюстью, Орнот казался еще меньше, чем был на самом деле. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Так обычно не на объект своего плотского вожделения, а на свиную тушу. Секс? Нет. Вот отрубить башку — всегда пожалуйста. Вероятно, из всех инструментов за поясом Языка Пустыни в ход чаще шел ятаган, нежели остальное.

— Орн, не стесняйся своих желаний, — подначивал Бальдер, — будет прискорбно отправиться в мир иной девственником.

Помирать Орнот не собирался. Не сейчас, не девственником, не в ближайшее и отдаленное время тоже.

— Заньятно, — королева оценивающе осмотрела советника, как диковинную зверушку в зоопарке, — Оазис надьежд моих, — обратилась она к Бальдеру, — я би хотьела побьеседовать с тобьой наединье. Без льишних глаз и ушьей.

— Но…

— Будь так любьезен, мой дорогьой супруг, — голос Кири хоть и был нежен, но не терпел пререкательств.

— Разумеется, — Бальдер стиснул зубы. Улыбнулся и покорно последовал за своей королевой. — Еще увидимся Орн, — бросил король, — нам тоже нужно будет переговорить. С глазу на глаз.

Орн судорожно выдохнул, облизав пересохшие губы. Сердце с самого момента пробуждения силилось выломать грудную клетку и сбежать в более спокойное место. На кладбище, к примеру.

«Какого Зверя тут происходит? Бальдер жив? А эта, эта Кири, когда она успела прибыть сюда? Ничего не понимаю. Точно, нужно было попросить Бальдера освободить Эрсуса, это ведь какое-то недоразумение, он ведь ни в чем не виноват. Мы… мы ведь не убивали короля! Он жив! А Джин, куда она подевалась? Она, она точно знает, что случилось, может, это все был дурацкий розыгрыш над глупым советником, а? Хах… не, тут же прошел форменный АД, будто сам Зверь вырвался из

клетки космоса! Нес ветер смерти по залам священного места, топя его в крови. Похоже, это все сон. Дурной, глупый сон».

Другого объяснения Орнот попросту не имел.

Голова шла кругом, ноги сами подкосились, и Орнот присел, опираясь спиной на разгруженную телегу. Точно такую, в которую погрузили Бальдера три дня тому назад. Он зажмурился, уперев тыльные стороны ладони в глаза, пока на узоре закрытых век не поплыли черные пятна.

«Может, и резня это чушь собачья? Всего лишь ритуал Искупления и коронации. Постановка?»

В качестве своевременного ответа Орн услышал приближающиеся шаги и обрывок речи: «Грузи». Тележка сзади качнулась под весом, колесо легонько взбрыкнуло в колее. Чья-то порубленная рука без половины кисти с торчащей из запястья костью свесилась аккурат над плечом советника, забрызгав ворот камзола черной кровью.

— Блядь! — Орн отпрял в сторону, и только сейчас, выпрямившись во весь рост, он все понял. Поле возле Dominus Vita вплоть до края озера было заставлено тележками с ранеными, убитыми. Сбоку примастился полевой госпиталь, солдаты продолжали носить раненых сквозь распахнутые двери собора, чей пол сейчас имел зеркально рубиновый оттенок. И тучи, мрачные тяжелые облака над головой были ничем, по сравнению со стаей ворон, вихрем кружащей над всеми.

Мартин

В воздухе царила до боли в суставах знакомая атмосфера. Атмосфера войны. Вернее будет сказать — ее последствий. Вкус железа и мертвечины витающий в эфире. Оттенки красного на знаменах и лужах стылой крови. Цвета серого на холодных камнях и лицах погибших. А так же шум: ругань солдатни, кашель и тяжелые вздохи раненых, все под угрюмый аккомпанемент карканья пернатых падальщиков. Для полноты картины, не доставало трупных ям и костров, поднимающих столпы огня до небес, опаляя его до чернильной копоти. Но ведь еще не вечер, правда?

«Сука!» — в сердцах воскликнул Мартин. Он был зол, по-настоящему. Никогда раньше в нем не бурлило столько ярости и желчи. Желудок забурчал, кислота подступила к горлу, обжигая язык. Шифр сплюнул на землю рядом с железным поддоном; заваленного горкой пропитанных раствором и кровью бинтами. За что на месте получил презрительный взгляд со стороны лекарей, которые не покладая рук вытаскивали с того света ни в чем неповинных граждан. А таких уж неповинных? На самом деле уже не важно.

— Попрошу ходить аккуратнее, — врач отер рукавом, выступивший на лбу пот, оставив над бровями кровавый росчерк, — понимаю, навык отнятия жизни у вас развит несравнимо лучше, чем у кого-либо из нас. Но мы тут жизни все-таки спасаем, потому будьте добры, идти туда, где ваши таланты более пригожи.

— Извините, — бросил Мартин, тряхнув головой. Впервые его тактично послали на хер и он был с этим согласен, — наверно слишком устал, впредь, буду внимательнее.

Внимательность. Да, пожалуй, ее ему и недоставало все это время. Он устало наблюдал за тем, как хирург сшивает разорванную кожу пациента. Пронизывает иглой плоть, стягивает ее и делает новый виток, оставляя длинный и уродливый рубец. У Мартина в душе тоже зияла свежая рана, вот только никакими нитками ее сейчас не сошьешь.

Печаль. Такое странное и чуждое чувство, которые сжимается вокруг сердечной мышцы, опоясывает его, точно шипастая терния и режет, режет, режет.

Погода будто почувствовала это, нагоняя тяжелых туч с горизонта, промозглым октябрьским ветром. Как по театральному драматично.

— Хреновый денек, не правда ли? — Ифан бледным призраком очутился подле Мартина. Шорох держался за бок, прикрывая рукой свеженький шов.

— Для кого же? — невесело усмехнулся Мартин, окидывая взглядом небольшую полянку, превратившуюся в окрестный морг.

— Для нас. Для Dominus Vita. Или теперь по чести будет наречь собор Dominus Mors?

— Честнее, — кивнул Мартин, не оборачиваясь к собеседнику, — только нахер никому честь тут не уперлась.

Честь это то, чего мужчина должен лишаться вместе с жизнью, говорил его отец. А теперь Мартин попирает собственный незыблемый догмат, вот так запросто, вслух. Ощущение словно предал свои принципы, идеалы, и родню в придачу. Но вместе с тем освободился от сдерживающих внутреннего зверя моральных уз. Гадкое в своей откровенности чувство.

— Философия победы, — согласно кивнул шорох, — будут какие-либо указания в дальнейшем? Пленников больше не осталось, — щелкнув шеей, добавил, — а те, что остались, способны только срать себе в штаны. Мы малость перестарались, особенно с последним. Не стоило отрубать ему член, как по мне.

Не стоило, и Мартин прекрасно это понимал. А еще он прекрасно понимал, что не профессионально заниматься дознанием на эмоциях. Иначе есть риск проломить череп даже тем, кто с охотой деревенского дурачка сделает и выболтает все, чего ты только пожелаешь. Это как со шлюхой в борделе, всего лишь вопрос цены. В данном случае цена это его здоровье. А с ним люди, как показывает практика, расстаются с большой не охотой. Отрывают от себя, можно сказать.

— А где епископ Рэдхарт? Что-то не видать его, — озираясь по сторонам, закончил, — к счастью.

— Свалил с другими шишками, — отмахнулся шифр, — видимо хочет опередить короля и пообщаться с Корр Эром Вихтом тет-а-тет. Но это лишь мое предположение, не более.

— Я-я-ясно, — задумчиво протянул Ифан, — так что там с указаниями?

Мартин жестом велел шороху передохнуть часок. Нужно перевести дух, итак слишком много дерьма вылилось в последнее время. Покушения одно за другим, внезапная свадьба, шпионы под носом. Еще и эта массовая резня, где сучка Доруза даже из пасти Зверя пытается насрать на всех. Сколько же людей полегло по ее милости, сто? А может и все двести. Плевать.

Плевать на всех… кроме одного.

Шифр уставился себе под ноги, разглядывая маленький серый камушек среди пучков желтой мертвой травы. Гладкая серая грань торчала из чернозема, продавливаясь внутрь под тяжестью сапога Мартина. Он поддел носком мелкий булыжник, выкорчевывая его точно засевший пенек, вместе с пожухлыми стеблями. Пинок, и камешек оторвавшись от земли взмыл в воздух, очерчивая дугу, попутно рассыпая комья грязи, он глухо приземлился на мощенной плитке

ведущей к собору. Еще пинок и остатки травы спутанной копной полетели следом. Еще и еще, Мартин яростно пинал ногой землю, точно пытался докопаться до чего-то. Земля черным дождем сыпалась на дорогу, разлетаясь во все стороны. Он прекратил лишь тогда, когда его носок застрял в образовавшейся яме и после очередного удара, он запнулся и обессилено упал на колени, хватая с краев отмершие нитки травы. Руки сжались в кулаки до такой силы, что ногти врезались в грубую кожу ладоней оставляя на поверхности кровоточащие порезы.

— Не поднимайтесь, — дуновение ветра вместе со смрадом медицинских припарок принесло вопль, — лежите смирно, черт вас дери! Положите, положите его на место! Стража! Страж-г-ха.

Мартин вскочил на ноги, не смотря на боль в коленях, рука машинально нащупала эфес рапиры. С левый стороны от дороги, где Мартин прошел пять минут назад, в полевом госпитале творилась мясорубка. Пациент с перебинтованной головой с остервенелым отчаянием всаживал скальпель в глазницу доктора, высекая все новые и новые ошметки плоти с его лица. Медсестра панически замахала руками, продолжала визжать, забившись к ящикам с инструментами.

— Сучий потрох, — ощерился Мартин, как изголодавшийся после зимовки волк, и рывком кинулся к палаткам, — я буду тебя пытать, пока живого места не останется. А потом…

А потом кончик арбалетного болта вышел через затылок взбесившегося пациента. Оперение торчало под правой скулой, и черное пятно крови медленно расползалось по бинтам, как огонь по бумаге. Пациент выронил скальпель из ослабевшей хватки и боком рухнул на землю, разбив головой бутылку с припарками. Запахло спиртом.

— Старею, — перезаряжая ручной арбалет, прошипел Ифан, обращаясь не известно к кому, — целил в глаз.

Шифр так и застыл со сжатыми на рукояти пальцами. Если бы не Ифан, кто знает, успел бы Мартин защитить медичку или же их свидание состоялось ближе к закату. Где он, стоя с бокалом апельсинового сока, смотрел бы с лоджии, как она, искрящим пеплом в дыму порхала из печной трубы крематория.

Какая циничная романтика. Меч со щелчком прыгнул обратно в ножны.

Мартин кивком поблагодарил Ифана, а сам направился ближе к озеру, прежде чем он начнет готовиться к вылазке в город для борьбы с секстантами, он должен кое-что сделать. Попрощаться с очень хорошим другом. Практически с родным сыном.

Белая простыня тянулась вдоль берега, саванном простираясь на галичном пляже. Мартин спускался по накатанному пригорку, подволакивая ногу. Грязь склизкими комьями цеплялась к подошве, наваливая дополнительную тяжесть и без того грузному шагу. Озеро сегодня выглядело на редкость мрачным. Рябь блуждала по зеркальной поверхности омраченной свинцовым отражением туч над головой. Тусклые ясеневые листья кружились на водной глади, чтобы потом пристать к берегу, смешаться с грязью и стать уродливой рамкой для озера.

Шаг за шагом под плеск воды, Мартин пробирался вперед, провожая взглядом накрытые тканью тела. Все как один; безликие, под одинаковыми простынями. Скорее всего, с момента их смерти мало что изменилось, и при жизни они были такими же безликими и никому не нужными.

Шифр замер, переминаясь, боясь подойти ближе к телу накрытому фисташковым плащом с лисьим воротником. Возле которого сидела на коленях девушка с заплаканным лицом. Не часто Мартину доводилось видеть ее плачущей. Нико растирала слезы по щекам, по извилистому шраму на скуле и беспрестанно теребила край своей рубашки.

Не сказав и слова, он молча встал рядом, почтительно склонив голову. К горлу подступил сухой ком, удушливо упираясь в кадык. Он будто был на похоронах собственного ребенка. Хотелось кричать, плакать, и вбивать зубы в роду самой Тени, но он лишь смиренно стоял, поджав губы, скрытые за густой бородой.

— Это не смешно Декс… — подбородок Нико дрожал, багровое от слез лицо опухло, она продолжала разговаривать с накрытым телом своего напарника. Своего друга, — Ну, хватит придуриваться, Зверь тебя задери! Вставай! — она легонько пихнула сапог, торчащий из под плаща, — Вставай, умоляю…

Плотно стиснув пряжку ремня, Мартин потянул носом воздух. У него всего лишь там засвербело, и потому на веках выступила влага, это никак не слезы сожаления, нет. Конечно же, это была ложь, самого себя не обманешь, сколько иллюзий не строй.

— Нико, я, — он пытался подобрать слова, чтобы они звучали максимально уверенно и непринужденно, как и всегда, но вышло неуверенное, чуть слышное блеяние, срываемое на фальцет, — Его Величество хочет разобраться с теми ублюдками. Хочет узнать, кто это учинил. Я хочу узнать. Обещаю, мы будем их пытать, снимать кожу лоскутами, плавить их плоть, пока из нее выжжем весь жир каленой кочергой, будем издеваться всласть, пока нам это не надоест, в обход протокола и морали. Слышишь?

— Бред это все, — девушка давилась и завывала, ей с трудом удавалось сказать хоть слово без перерыва на всхлип, — шеф, я сама… сама этих гнид придушу. Вот этими, блядь, руками! — она вытянула мокрые ладони, грязь забилась под ногти, — Дорузу эту вырою из-под земли, об…обоссу и убью еще раз! Хнык. И ты! Пошла на хер отсюда, сука, — Николетт махнула рукой, сгоняя ворону с тела, — не прикасайся к нему, мразь!

Обронив перо, птица порхнула, черной стрелой уносясь к небу, к прочей стае падальщиков.

— Больше никто не посмеет его тронуть и нас тоже. У нас есть задача. Работа, — сдавленным голосом выдавил глава безопасности короны Вердании, наблюдая, как опускается перо на тело Декстера, — грязная и опасная. Тот вариант мести, который не подают холодным, а несут с пылу с жару прямо в глотку врагу. И ты нужна мне… Нико.

Глава 13 "Советы"

«Беда не приходит одна,

Не приходит одна и радость»

Клайв Льюис Племянник чародея

Орнот

Динь-динь-динь. Ложка дребезжала на поверхности стола, осторожно подкрадываясь к вибрирующему бокалу. Вино плескалось через края, промокая чернильно-красными пятнами матовую салфетку, и капля за каплей разливаясь на многострадальном камзоле Орнота. На что он не обращал никакого внимания; оттенков красного на нем хватало. Вся посуда на столе, словно больная падучей, отплясывала в едином приступе под гудение дворца. И вновь этот запах пахучих трав букетом ударил в нос, дербаня горло тошнотворным позывом.

Орн проглотил вязкую слюну с привкусом спиртного. Землетрясение прекратилось так же внезапно, как и началось, а вот руки продолжали трястись. Может теперь он навсегда такой? С нервным тиком, искусанными в мясо губами, и абсолютном неведении, что будет дальше. Под ногтями полумесяцем лежала корка спекшейся крови, и сколько Орнот не пытался выскребать ее оттуда, ничего не получалось.

— … Полагаю, текущая ситуация стоит достаточно остро, чтобы придать ей статус кризисной и принять немедленное решение по ее ликвидации! Ваши шифры и регулярные войска способны экстренно пресечь, высечь и рассечь изменников короны и еретиков, а также…

— Многовато на себя берете Имерия, — фыркнул Корр Эр Вихт. Его отполированную до зеркального блеска голову покрывали крючки татуировок со святыми писаниями, — каждый приверженец моей церкви окажется под угрозой. Неужели вы хотите брать всех под одну гребенку основываясь на инциденте, устроенном горсткой террористов? В котором, попрошу заметить, пострадали и мои люди.

— Слишком организованных террористов, — кисло, как долька того лимона в его кружке, заметил Имерия Сквар, зачерпывая чайной ложкой пудинг, — и я не представляю себе никого, кроме вас, Вихт. Никого с таким количеством власти, способным подчинить и направить слепой гнев в самое сердце моей веры.

— Неужели, — пожилой сановник в красной сутане сложил руки в замок уперев сверху массивный подбородок. Меж татуировок промелькнули складки морщин, — о Корр Эре Дорузе вы видимо позабыли? Или вы знаете о ее бесследной пропаже чуть больше, нежели мне известно?

Имерия молча покачал головой, сосредоточившись на пережевывании пудинга.

— Час от часу не легче. Господа, вам не кажется, что все это пустая болтовня? Сидя здесь, мы проблему не решим. — вздохнул Бальдер, сосредоточено водя пальцем по обручу кубка, — и даже не отсрочим, а лишь усугубим своим бездействием.

Орнот наблюдал за этим как завороженный гипнозом дурачок, а когда кубок коснулся губ короля, когда кадык задергался от глотков, сердце пропускало по удару. Калейдоскоп воспоминаний болезненным фантомом замерцал перед глазами. Похоже данное ощущение превратиться в традицию, которую волей не волей, а соблюдать придется. Еще вереница памятных обрывков: Вот он пытается привести друга в чувство, затем тащит его по ночному коридору хрустального дворца. А вот дрожит, глотая слезы, вонзает острый стилет под кожу монарха и ведет полукругом, пока сталь не сталкивается с другой… Будет о чем рассказать детям, если он не сойдет с ума раньше, если вообще доживет.

— Предлагаете выйти нам на улицы? — Трясучка фыркнул, отбрасывая ложку в сторону, — Напороться на нож обезумевшего фанатика или перепуганного от страха гражданина? Пахнет самоубийством. Глупым и неоправданным.

— Во имя Зодиаков! Какое же ты ссыкло! Самоубийством было назначит главой церкви дряхлого старика, — Вихт ткнул пальцем в своего оппонента, — будь у него стержень и авторитет, никакая бы шваль не полезла из своих нор. И тем более не посмела бы сунуть нос с целью осквернить священное место!

— Да ты что? — едко прошипел Сквар, — Меня боялись! Меня уважали! А ты не способен собственный хер удержать в штанах, не говоря уже о кучке психопатов, которые ни во что не ставят ни тебя, ни твои законы!

— Ах вот как, уж кто бы говорил! — взъярился Вихт, резко вставая из-за стола так, что стул покачнулся и упал за спиной, — Я соблюдаю обет целомудрия, соблюдаю пост! И в отличии от тебя, Имерия, не погряз в греховных пороках, как распутная девка на именинах! Уверен, более чем, уверен, что на твоих скорых похоронах, я произнесу прощальную речь, не забывая упомянуть о всех твоих неисчислимых заслугах в том безнадежно малом кругу людей, которым ты дорог. Скажу им, каким ты был на самом деле! Достойным человеком, меценатом, примерным семьянином и любимцем шлюх! — до чего же театрально выступает, подумалось Орноту, настоящий оратор, — Все всплакнут, утрутся платочками и одобрительно закивают. Нет! Не перебивай меня, Имерия! А потом я скажу, как нам и каждому наркоторговцу от Энкёрста до Исчезнувших Земель будет очень не хватать такого прекрасного человека. И поднимем же бокалы за почтенейшего Имерию Сквара, что скоропостижно скончался от беспробудного пьянства, так, как того всегда и желал. Авир!

Вот и все, маски благородных и уважаемых людей слетели, остались только озлобленные собачонки лающие друг на друга без особого повода.

— Вы слышали, Ваше Величество?! — Сквар тоже встал, не так резво, как более молодой Корр Эр, но для своих годков на удивление резво. Еще не известно, кто на чьих похоронах речи толкать будет, — Этот пронырливый, завистливый хорек пожелал мне смерти! Из его гадких уст льется ложь, как слюни с пасти бешеного пса. Уверен за всем стоит он, мстит за… за то, что остался не удел! Моя похоть ни идет ни в какое сравнение с алчностью и жаждой власти, пожирающих изнутри этого мерзкого паразита, распирающего от злости и негодования и… и…

— И вы закончили вашу утомительную беседу, — от этого голоса, строгого и спокойного, у Орнота пробежали мурашки по загривку, — иначе Его Величество сочтет себя третьим лишним в вашем жарком диспуте. Или балагане, если называть вещи своими именами. А потом ему станет скучно, а по предыдущему опыту — скучающий монарх — вешающий монарх. Вам бы не хотелось встречать закат болтаясь в петле, не так ли?

— Епископ, — оба захлопнули рты и сели на место, будто нашкодившие детишки в присутствии взрослого дяди. Даже Вихт, поднимая стул, смотрел с уважением и страхом на Френсиса Рэдхарта. Как смотрел каждый в стране, обладая толикой мозга.

Бальдер кивнул Френсису, тот конечно этого не увидел, но может почувствовал? Кто знает, этот слепец умел удивлять.

— Вы должно быть устали с дороги, Френсис? Орн, будь добр, подай герцогу стул.

— Благодарю, — Френсис выглядел безупречно, как и всегда. Идеально чистая одежда, идеальные манеры, идеальное фарфоровое лицо с застывшей миной презрения ко всему сущему, — ваш советник хоть на что-то пригоден, в отличии от тех упрямых ослов, что вы зовете шифрами.

— Смею предположить речь о ком-то конкретном. Мартин бывает, кхм, — король старался подобрать нужное слово, остановившись на нейтральном, — упрямым.

— Непокорным. Опасное качество для военного. Это лишь на первый взгляд, солдат — звучит гордо. А вот «человек с ампутированной свободой» — уже не так ласкает слух, однако ближе к истине. Это их рок, их бремя. Пусть несут его с гордостью, с высоко поднятой головой, — Епископ расплылся в ухмылке, постукивая тростью о край стола, — а те, кто дерзнет поднять глаза повыше, могут за сиянием генеральских звезд, узреть блеск лезвия палача.

— Я приму ваши слова и хорошенько их обдумаю, — король отбился учтиво-холодным тоном.

Орн потянулся к бутылочке цилийского белого. У него была навязчивая идея истребить все дворцовые запасы, пока очередной вельможа не траванулся. Но такими темпами он скорее скончается от цирроза.

— Душа моя, — Френсис поймал советника за рукав, так, что тот едва не опрокинул бокал, — от вас разит как от мясника на скотобойне. Запах крови я узнаю везде. Больно неучтиво сидеть за одним столом со своим сюзереном, будучи перемазанным кровью и дерьмом. Вам так не кажется?

Священник хоть и был слеп, но его серые затянутые туманной пеленой глаза, казалось, видят всех насквозь. Он точно знает про Бальдера.

Они с Мартином все знают.

— Ам, я…

МЯСНИК! УБИЙЦА! О ДА! ПРИЗНАЙСЯ УЖЕ ИМ! СКОЛЬКО МОЖНО ДЕРЖАТЬ ЭТО В СЕБЕ, ВОТКНИ БЛЯДСКУЮ ВИЛКУ В ГЛОТКУ ЭТОМУ СЛЕПОМУ ИДИОТУ! ЖИВЕЕ, ПОКА ОН НЕ РАСТРЕЗВОНИЛ НАШ МАЛЕНЬКИЙ СЕКРЕТИК.

Однако ничего кроме запаха перезревшего винограда его нюх давно не воспринимал. Может и впрямь от него пахнет смертью? А все эти улыбки, снисходительные взгляды не более чем лукавство. Они видят костлявую за его спиной и тихо глумятся. Вместе с шутами не смеются. Только над ними.

— Орн, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Мне нужен мой советник, а не его безликая тень.

БЕЗЛИКАЯ! БЕЗ ЛИЦА, НУ ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ДА?!

— Д-да, — спину прошиб ледяной пот, голос в голове ехидно посмеивался, переходя на истеричный хохот, — пожалуй, Баль… вы правы Ваше Высочество. Я уже…

— Уже уходите, — докончил Френсис, — ваше амбре невыносимо настолько, что мешает трезво мыслить.

— Извините, — сухо сглотнул Орн, — позвольте откланяться.

Орнот торопливо засеменил к выходу. Тем же самым маршрутом, по которому они с Джин волокли бесчувственного Бальдера. Определенно мертвого на тот момент…

Как это Зодиаки раздери, возможно? Как?! Однако король стоит живой, плоть от плоти, пусть и слегка уставший. И Орн не мог понять, что чувствует. Будто прилюдно наложил в штаны, одновременно испытывая безумный страх и полное облегчение.

Да это полбеды. Где Джин? Где эта шатенка с прекрасном синем платье? Она наверняка что-то знает и ее нужно найти. Или хотя бы то, что от нее осталось. Эту мысль Орн решительно отбросил. Нет, он бы знал, совершенно точно знал.

— Орн, погоди минутку, буквально на пару слов, — Бальдер подошел сзади и «по-дружески» сдавил тощую шею советника согнув руку в локте, — мой дорогой друг, постарайся в кратчайшие сроки вернуть мне, мой кинжал. Если он у твоей шлюхи, значит принеси его мне с ее отрубленными загребущими лапами. Или я сделаю с твоим лицом тоже самое, что вы сделали с моим. Уяснил? Славно. Не нужно ничего отвечать. Вали отсюда.

К горлу подступила тошнота, пропитанная животным ужасом. Бальдер. Его. Убьет.

Он застыл у двери, прислушиваясь к себе, к своим мыслям и чувствам. И к словам, доносящимся из зала.

— … На заре моей церковной практики в Скэнфолте, произошел любопытный инцидент, — Френсис перебирал пальцами по выпуклому подлокотнику, словно паук, плетущий нити, — я тогда только получил сан и выслушивал всех, кто желал покаяться. Пьяницы, бандиты, шлюхи. Все смешались в один желчный поток, понося друг друга, а стоило им сказать заветное — прощаю, как они с легким сердцем возвращались к тому же, с чем и приходили. И так по кругу, в бесконечным цикле, раз за разом: искупали вину в словах и отрекались от покаяния, совершая новые грехи. Искупление и Отречение. Среди этих заблудших душ ко мне пришла женщина из знатного рода, богата, спесива, заносчива и непомерна амбициозна. Прекрасные качества для всеобщей ненависти. И она пришла не за прощением, а за благословением. Несла под сердцем ребенка и желала, чтобы дитя родилось самым счастливым на всем белом свете.

— Это определенно не из тех истории с хорошим концом. — Имерия облизнул морщины возле губ.

— Но люди. Те самые люди, пышущие ненавистью, уверяю, они просили высшие силы о другом. И знаете, Тень милостиво выполнила желания всех просящих: Дите и впрямь оказалось самым счастливым на свете, оно с радостью ело муравьев, ссалось под себя, а с возрастом сношало скотину на ферме. Деревенские дурачки были его лучшими и сказать по правде, единственными друзьями. Итог закономерный. Либо недоумок кому-то сильно досадил, либо знатный дедушка в отчаянии решил убрать дефектную ветвь своего рода, так что однажды утром парнишку обнаружили головой в отхожем месте. Захлебнулся в собственном говне.

— И в чем же мораль? — просипел Вихт, — Быть осторожнее в своих желаниях?

— Мораль? — Створки дверей за спиной Орнота сомкнулись пропуская глухое эхо, прежде чем наступила абсолютная, давящая тишина, — Ее нет.

***

Успокойся Орн, не нужно сгущать краски, думать об этих странных беседах. Ну, может они и правда решили его отправить отдохнуть из заботы? Или же это как в детстве, когда хочешь погулять с кем-то из друзей, а они черте знает где и ты терзаешься мыслью: а что, если они тайно собрались и обсуждают, как ночью посадить тебя на лодку и отправить в море, потому что ты всем окончательно надоел. Только во взрослом мире не на лодку посадят, а кинут в канаву со свернутой шеей.

Да нет, бред какой-то.

Утопая в мыслях и самоедстве, Орн петлял по коридорам, прохаживался мимо гобеленов, ступал по мраморной кладке дворца, где некогда несли Бальдера. Мертвого, совершенно точно мертвого. И его обещания, он ведь разыграл его, правда?

Закрытые глаза, закрытые за собой двери. Резное дерево подпирало спину и приятно холодило затылок. Стоило очутиться в своих покоях, как вся усталость, весь стресс свинцовым грузом навалились на тело, приказывая упасть на кровать с целью продрыхнуть минуток шестьсот.

Однако такого послабления он не мог себе позволить, во всяком случае сразу. Беглый осмотр не выявил шпионов под кроватью, в шкафу или на балконе. Все осталось таким же, как и было прежде. Корзина свежих фруктов на столе, десяток пустых бутылок в углу у книжного шкафа…

Отлично, мягкая перина под боком, приятный холодок подушки на щеке. Наслаждаться дрёмой ему позволили полчаса от силы… Так как гребанная псина, засунула ему свой язык в ноздрю и какого-то черта валяется на постели! Его постели!

— Пошла вон, мерзкая тварь! — Орн схватился за пятку и потянул кожаный сапог, намереваясь швырнуть его в Шэда. Так бы он и поступил, если бы не одна колкая мысль, вонзившаяся в мозг толстой иглой. — Я приду… придушу тебя в объятиях, ты прекраснейший песик на свете, — Зодиаки, как он раньше до этого не допер, настолько очевидно и банально все складывалось. — иди ко мне мой маленький, слюнявый засранец.

Собака не поверила своему успеху и с осторожным недоверием, косясь на валяющий сапог, спрыгнула с кровати. Не просто собака, нет, а гребанная гончая! Кто как не она лучшая ищейка в мире? Уж точно не шифры Мартина.

Возможно, ну чисто гипотетически, Орнот не сошел с ума, когда подманивал собаку пустым кувшином из-под вина. А безумная улыбка, и нервное подергивание левого века, это так, исключительно последствия недосыпания.

— Иди, иди же к папочке. Нюхни вкусняшки, ну давай!

Папочкой Орнот не был ни собаке, ни кому-либо еще. И про сладкую выпивку тоже нагло наврал, подсовывая гончей кувшин, провонявший мочой. Да, тот самый, над которым на днях посидела Джин. А если запах остался, то псина в состоянии выследить девушку и… ну на этой приятной ноте неведения план в принципе заканчивался.

Шэд потянул своим черным шарообразным носом, не то фыркнул, не то громко чихнул и с чудным звуком фнюх-фнюх, попер напролом из комнаты советника.

— Умный мешок с блохами, ищи! Ищи, скотина!

И он искал, как чертов золотодобытчик самородок, завалявшийся в лифчике куртизанки. Попутно Шэд обоссал пару углов коридора, но не страшно, придворные дамы шарахались не от этого, а от ползущего следом Орнота, который тоже к чему-то принюхивался. Собака мчалась по лестничному пролету вниз, минуя парадный выход из дворца, она спустилась в подвальные помещения, задержавшись у погреба с вином. Орнот там малость тоже подзавис перехватив бутылочку Мореноля. Белое полусладкое, идеально в цвет и текстуру лица советника.

Однако, вместо подсобного входа, через который Джин с Эрсусом покинули дворец той злополучной ночью, Шэд затопал дальше, усиленно виляя хвостом.

— Куда ты меня ведешь, дубина, там же ни фига нет…

Для кого-то нет, для высокопоставленных особ в частности, но для людей, делающих всю грязную работу, это место стало приютом вдали от дома. Над дверью красовалась прибитая на косой гвоздь табличка «Салдотня». С ошибками. Иначе говоря, интеллигенцию здесь не привечали и пугали с порога.

Собака поскреблась в казармы, толкнув короткими передними лапами дверь. Со скрипом несмазанных петель она отворилась и впервые за несколько дней, Орн почувствовал новый, неведомый прежде запах для себя. Смрад пота, пива, кишечных газов и дешевого табака.

— Х-р-р-р-тфу. Опять долбанные тройки, — стражник с огромными ушами от всего сердца сплюнул и саданул ладонью по столу. Пара глиняных кружек подскочила, расплескивая янтарную жидкость, — Какого хрена! А ну гони карты, я сам раздам, мудила.

А вот девушка, сидящая напротив показалась смутно знакомой. Она лишь отмахнулась, прихлебывая из кружки и подняла глаза, заметив наконец Орнота. Наверно секунд пять они тупо таращились друг на друга, пока Нико не подскочила с места, подбив столешницу. Карты, медные монетки, ну и вторая кружка полетели по красивой дуге прямиком на ушастого.

— Еб твою мать! Какого хрена ты тво… — визгливый голос лопоухого моментально осекся, — ой, это, здравствуйте ваш Благородье, а у нас тут, а эм, дежурство, — и ногой заметает весь раздрай в сторонку, бросая косой взгляд куда-то в бок.

Справа от него на доске был криво наклеен свод правил: Никакой выпивки, никаких азартных игр, никаких шлюх. Учитывая тот факт, что Нико, вроде как, сейчас поет в публичном доме «Мир», то тут собрался фулл-хауз.

— Ага, — меж ног Орнота протиснулась жирная псина и с уверенностью брандера доковыляла до ушастого. Издав победный «вуф», она скрючилась пополам и запихав морду себе под хвост.

— Вы же нас не уволите, ваш Благородье? — робко просипел ушастый, поглядывая на Шэда.

— Чего? — в голове запел голос Винсента: уволю-ю-ю-ю.

Инициативу перехватила Нико.

— Как вы себя чувствуете, господин советник?

— Нормально, — вымучилдрожащую улыбу Орнот. Врать он так и не научился.

— Простите нас за… подобное несоблюдение устава, — она пьяно повела кружкой, и голос ее надломился, — у нас тут своего рода траур.

— Эм, да, — ушастый почесал затылок, пытаясь подпихнуть псину, — типа того, ваш Благородье.

— А что привело вас в наш солдафонский притон? Если хотите выпить в компании и помянуть Декстера…

— Да на самом деле я ищу кое-кого, — а кто такой Декстер? — Вот думал эта блохастая тварь мне поможет, — недоуменный взгляд в ответ, — гончие ведь ищут людей? Точно, ищут, этим они и занимаются, м-да.

Собака в ответ лишь презрительно фыркнула. И тут до Орна стало доходить, что пёсель справился с задачей на отлично. Он нашел источник запаха. Источник вони, который пропитал униформу стиранную последний раз еще до победы.

— В итоге она нашла вас, — Орн кивнул в направлении лопоухого, поморщив нос, — а вы часом Джин не знаете? Из бор… кабаре «Мир».

— Хм-м-м. Ну я бывал там пару раз, токмо это, жене не говорите, я чисто между нами, ну, по секрету. Но про вашу эту Джин ниче не слышал, а как она, классная девка?

— Осади, Кенни, — зашипела Нико, — ваша ненаглядная Джин вчера объявилась, можете навестить, раз невтерпеж. Каждый справляется с горем по-своему.

— Да, то есть нет. Вы не так поняли, мне просто нужно с ней поговорить.

Солдаты понимающе кивнули, лопоухий даже сделал жест похожий на подмигивание.

— И господин Советник. Личный совет от женщины мужчине. Приведите себя в порядок, — Николетт подергала себя за воротник рубашки.

Орнот потрогал свой и почувствовал подсохшую кровь на подушечках пальцев.

— С-спасибо.

***

Не то чтобы Орнот готовился к свиданию, разумеется большую часть его косматой головы занимали вопросы о Бальдере, Эрсусе, Аркановом мосту. Но также, где-то в уголочке, возле уха, сидел маленький девственник и потирал потные ладошки приговаривая: соберись тряпка, ты должен быть горяч! Стремителен как лань, силен как медведь, обаятелен как попугай. Пока правда, он только выглядел как попугай, был тощ как лань и неуклюж как медведь. В остальном вектор самый благоприятный.

Омрачал вояж приподнятого настроения Шэд, который увязался следом, терся у ног и все норовил подкинуть пробку, давай мол, покидай. Орнот и покидал, зашвырнул ее в противоположный конец коридора, а сам дал стрекача к лестнице. В тайне надеясь, что песель заблудиться и останется там жить, уж пропитания эта толстая скотина себе точно раздобыть сумеет. Хренушки, за спиной послышался топот когтистых лап и радостный лай.

— Аргх, как ты меня бесишь, скотина! — Бросил назад Орн.

— Простите, господин советник если мешаю вам, я… я уже ухожу, — жалобный девичий голос донесся из-за угла.

Девушка с громадным кувшином вина понурив голову спешно засеменила обратно.

— Подождите, я не вам это сказал, а вон той псине, — Орнот изобразил самую дружелюбную улыбку на какую был способен, — Зодиаки свидетели я не хотел вас оскорбить ни коим образом!

Она улыбнулась, отбрасывая прядь золотистых волос, такая милашка. Это вроде она заходила к нему, ну, то есть к Бальдеру в покои. Может пришла пора познакомиться?

— Могу я узнать ваше…

— Анна! Ты взяла кувшин для ванны господина Ван Рейна? — вторая служанка, пожилая и крепко сбитая, вынырнула из погреба, волоча за собой маленькую тележку с глиняными амфорами.

— Да, сеньора.

— Ну так чего встала? Тащи давай наверх, а мне тут еще повозиться надо, — она смерила Орнота уничижающим взглядом, — здрасьте, вы нам работать мешаете, ходите, топчите, свинячите везде. Это ваша собака тут нагадила в углу? А убирать мне, вот не стыда не совести у вас, а еще солдаты называетесь, тфу на вас.

— Я вообще-то не солдат. — только и пролепетал Орн.

— Тем более нечего здесь шляться, а ну кыш отсюда со своей дворнягой.

— Ладно-ладно, — обескураженный советник даже не нашелся с возражениями, — уже ухожу.

Анна, так звали симпатичную служанку, с ужасом посмотрела на свою хозяйку потом на Орнота, и буквально взглядом умоляла его не сердиться. Ну, а как он теперь может, утопая в ее сапфировых очах.

Они пошли вместе, вдвоем. Вдвоем с половиной, собака решила не отставать.

— Прошу прощения за сеньору Миарго, она не признала вас, господин советник. — она все так же шла, уставив взгляд в ноги и запинаясь почти на каждом слове.

— Не берите в голову, я сам виноват, наверно, — сейчас ни в чем нельзя быть уверенным, когда весь день как в пьяном тумане, — но это не точно.

Шэд залаял и бросился вверх по лестнице. Наконец-то они наедине.

— Я хотел спросить, Анна, верно? — она кивнула головой, украдкой посматривая на советника и с силой вцепилась в кувшин, — Ага, скажите, а, кхм, не, ну не поймите меня неправильно, вы бы не хотели со мной ну, погулять, например.

В другой раз, Орнот может быть уже недоступен, болтаясь на веревке у ворот.

Девушка застыла на месте как вкопанная. Ее руки расцепились и сосуд с оглушительным грохотом разлетелся по полу на сотню черепков.

— Оу, не, вы не подумайте, ничего такого, просто дружеская прогулка! Хэ-хэ, как бы не свидание, но если вы не хотите, я пойму и вообще, — тут он понял, что Анна его не слушает, она в ужасе уставилась куда-то на пол, — а куда вы смотрите?

Теперь наступила очередь Орнота таращиться в ужасе. Страх липким потом пропитал рубашку и приклеился к коже. Дыхание сперло, как при панической атаке. Они так стояли и смотрели, боясь пошевелиться, боясь сказать хоть слово.

На мраморном полу лежало тело в черной сутане, рядом валялась трость, а седые волосы пропитывались разлитым вином. Епископ Рэдхарт со свернутой шеей смотрел в потолок, впервые его слепые глаза по-настоящему ничего не видели.

Мартин

Профессионал. Да, именно это Мартин мог сказать о себе нисколько не сомневаясь. Лучший шифр, лучший разведчик, да Зверь всех задери, лучший человек в этом долбанном месте. Человек, славившийся стойкостью, хладнокровием, и тем, что в его смену любая хрень превращается в несложный пустяк, который с некоторыми усилиями удастся разрулить. Со временем.

И вот он, профессионал, теперь стоял и не знал, что ему делать.

Гвардейцы столпились месяцем позади него, переминались с ноги на ногу, стискивали древки алебард. Мартин шагнул вперед в зеркальную лужу цвет перезрелого граната.

— Еще шаг Мартин и я проломлю тебе череп топором, а после отрежу этой суке башку, ты меня понял? — У Йорвульфа с юмором всегда было туго, зато с прямотой намерений полный порядок,

Блестящее лезвие метательного топорика ткнулось в дрожащий от ужаса подбородок королевы. Кири Ви Руин тряслась как хлипкая шхуна в чудовищный шторм, пытаясь устоять на ногах. Она тяжело и хаотично дышала, пыталась добраться пальцами до своего горла, на что Йорвульф прижимал острие только сильнее. Появился первые бисеринки крови.

— Тц. Я понял, понял, — Мартин поднял руки и отступил назад.

Переговорщик из него паршивый. Зато целый, в отличии от телохранителя королевы, что сейчас истекал кровью с торчащим из ребер могавком.

Нико и Ифан стояли по бокам, каждый готов был действовать в любой момент. Хоть какая-то поддержка в этот скверный час. В это время дверь позади отворилась, сквозь стену гвардейцев продрался Морус.

— М-мартин! Мартин! Там пиздец, там епископ Рэдха… ох ё.

Мартин пропустил вопли мимо ушей. Это лучшее на что он был сейчас способен.

— Йорв. В гибели Рэдхарта никто не виноват. Уж точно не королева.

— Правда? А вот я видел, как ее черномазый лизоблюд вышел вслед за ним. И так удобно вернулся назад, пока эта стерва меня отвлекала расспросами. Или хочешь сказать это совпадение, а причина банальный унфаль? — Йорвульф показал подточенные до акульих, зубы, — Чушь.

Кири забилась в конвульсиях, закатив глаза, в то время как на краю ее рта образовалась пена.

— Не дергайся, блядь.

— Тише боец. Она непроизвольно, — Ифан флегматично оценил обстановку, — выброс адреналина в связи с паникой, спровоцировал приступ падучей. Если сейчас не поможем, она проглотит собственный язык. Как следствие умрет. Много ли в этом чести, Йорвульф? А твой сюзерен, он бы одобрил такой метод кары? Что-то я сомневаюсь.

— Мне решать кто и чего достоин. И ее жизнь окончится. Так или иначе.

Уж лучше бы иначе и не сегодня. Напряжение в воздухе повисло натянутой струной привязанной к клинку палача. Слова пристыли к нёбу, казалось, что ни скажи — сделаешь лишь хуже. Порываться помочь равносильно убийству и самоубийству. Оставить все как есть? Затянуть момент до вечности, когда военачальник Бальдера скажет, что это была забавная и очень смешная шутка его народа. Вряд ли, звучит как сон.

Ситуация до истеричного смеха напоминала беспроигрышное казино. Сидишь, пялишься как загипнотизированный на рулетку. А шарик прыгает, вращается, ты боишься лишний раз вздохнуть. Он замедляется и останавливается. Ты выдыхаешь и делаешь новую ставку, только вот какой в этом смысл, если на всех ячейках написано «смерть»?

Щелчок, на который обернулись все без исключения. С громоподобным шумом под дрожание стен дворца, таинственная арка с символами загорелась, образуя дверь. Руны перемежались вдоль стены, попеременно зажигаясь и угасая. Каменные плиты разъехались в стороны, пропуская неестественно яркий свет, в котором утопал силуэт коренастого мужчины в венце монарха. Бальдер Стром вышел вперед, двери за ним с грохотом сомкнулись. Луч света исчез за невидимыми створками.

— Какого хрена вы тут устроили? — король обвел взглядом собравшихся, затем лужу крови, и уже после свою возлюбленную в руках варвара, — Йорвульф!

Какая-то псина, которую притащил Морус, свирепо залаяла на короля. А военачальник тотчас потащил Кири Ви Руин за лебединую шею в сторону огромного балкона тронного зала.

— Не делайте резких движений, если не желаете попробовать нортлендскую сталь на вкус.

Желающих не нашлось.

— Клянусь, если с ее головы упадет хоть волос, я вырежу твоих детей, твоих родных и их родных, а в конце сотру твою страну с карты мира.

— Не сомневаюсь, — он уперся задом в балюстраду, — но лучше послушайте мой совет — направьте свой гнев на того, кто плетет интриги против вас, повышая ставки раз за разом. Кто загоняет страну в хаос, не давая ей оправиться. Найдите и уничтожьте эту заразу. Как бы то ни было, мне было приятно служить с вами, мой конунг. Прощайте.

Он толкнул королеву вперед, а сам кувыркнулся назад, перемахивая через поручни со второго этажа.

Ифан дернулся первым, вынимая на ходу складной арбалет, он как тень метнулся следом за Йорвульфом, целясь в него с балкона. Тетива порвала воздух, и болт устремился вниз.

— Зараза, — процедил сквозь зубы шорох, обращаясь не понятно к кому, — только поцарапал.

— Че встали, уроды? — опомнился Мартин, крича на гвардейцев, — Живее за ним! И… и позовите кто-нибудь доктора, мать вашу!

Бальдер подбежал к своей супруге, аккуратно беря ее на руки и придерживая голову. Он сорвал с себя рукав и сделал жгут, просовывая его в ее побледневшие губы.

— Как вы вообще это допустили? Куда смотрела служба безопасности? Я хочу, чтобы вы немедленно закрыли город. Все ворота, все торговые пути, порт и даже канализацию. Чтобы ни одна сраная мышь не проскочила из него, пока мы не найдем Йорвульфа. Мартин! — взревел он.

— Да Ваше Величество? — челюсть сжалась настолько плотно, что из десен засочилась кровь.

— Ты уволен.

Мир рухнул, как мозаика с потолка во время землетрясения.

— Как будет угодно, мой король.

— Оу, полагаю место теперь вакантно, — насмешка в голосе шороха, была гвоздем в крышку гроба гордости Мартина.

— Что ты сейчас сказал? — Резко ответил монарх, испепеляя взглядом Ифана.

— Я сказал, что прошу Ваше Величество, Бальдера Строма, удовлетворить мою скромную просьбу о должности главы шифров. Вот и все.

Насмешка никуда не делась, стала более явной. Губы с тонкой полоской шрама изогнулись в наглой улыбке.

— Ифан, верно? — лицо короля переменилось, стало более доброжелательным.

— Так точно.

— Хорошо. Займешь место Мартина.

— Премного благодарен, — издевательский поклон и безумные глаза в хищном прищуре уставились прямиком на Мартина, — Надеюсь ваша отставка не повредит нашим дружеским отношениям.

Он не ответил, все так же стоял в оцепенении глотая слюну со вкусом железа.

— Всякий кто решит войти в эту дверь, — Бальдер повел перстом в направлении ярко светящейся арки, — будет болтаться в петле рядом с Айроном Красным. Ясно? — всем было ясно, как божий день, — Ифан, проследи за этим.

— Будет исполнено, Ваше Величество.

Глава 14. В "Мире" всё спокойно

«С перепугу люди принимают

самые хреновые решения»

Джо Хилл Рога

Орнот

Дорога к порту была изрыта вдоль и поперек груженными телегами, снующими туда-сюда с самого утра. Потому к вечеру, она напоминала вырытые пьяными рабочими глиняные каналы, наполненные мутными лужами до краев. Куда не ступи — провалишься. Колеса экипажа утопали в вязкой грязи, с чавкающим звуком продираясь сквозь бесчисленные рытвины и ямы на своем обременительном пути. Орнота швыряло от одного бока кареты к другому, что в конечном итоге привело к тому, что советник намертво вцепился в скамью до побелевших костяшек. Зато его спутнику, казалось, совершенно не мешает постоянная тряска и тошнотворная качка. Ифан спокойно окунал перо в чернильницу и так же спокойно выводил закорючки на пергаменте. Сама невозмутимость.

— Ам, Ифан, если не секрет, то кому вы пишите? — Не то что бы ему было любопытно, скорее хотелось разрядить напряженное молчание. Обычно с этим замечательно справлялась бутылочка другая винца, но нынче не тот случай.

— Брату.

— Ого, у вас есть брат? — А у кого их собственно нет? Даже у Орна двоюродный живет в пригороде Штафенгорна.

— Есть. К сожалению.

Ну, в принципе удачно поговорили. Продуктивно.

И на какой хрен ему навязали в дорогу такого «болтуна»? Неужто Бальдер думает, что Орн посмеет сбежать из города, прихватив с собой и кинжал и девушку в качестве трофея. Нет, для такого нужна пара солидных яиц. Или хотя бы их наличие, в чем советник начинал всерьез сомневаться.

— Эх…

Он со скучающим вздохом отвернулся к окну. За запотевшим стеклом мелькал танец теней, отбрасываемый фонарем, качающимся у крыши повозки. Чем ближе становилась набережная, тем отчетливее Орн чувствовал смрад улиц, утопающих в сумраке надвигающейся ночи. Там, снаружи скорлупы кареты, мелькали силуэты ветхих домишек, накренившихся в сторону моря. Скрипели вывески, трепетали на ветру бельевые веревки, растянутые безумной паутиной над всем кварталом. Некогда полные и густые прилавки мигрантов теперь пустовали, накрытые дырявой парусиной. Вряд ли хозяева этих торговых точек когда-либо вернутся сюда.

Рассвет и благополучие нового мира и нового короля ознаменовал увядание и погибель для тех, кому не повезло иметь правильные черты лица. В целом, советник разделял эту позицию. Впрочем, так этим косорылым оккупантам и надо.

— Господин советник, как вы думаете, арест Корр Эра Вихта является гарантом перемирия или больше походит на вязанку сухих дров в и без того бушующий костер?

Ну с одной стороны на улицах больше никого не режут. Во всяком случае не в таких масштабах. С другой… не ознаменует ли это новых, еще более агрессивных действий.

— Сложно сказать, время покажет.

— Не сомневаюсь. — Собеседник ухмыльнулся, его белесый шрам растянулся на губах, — оно не только покажет, но и расставит все по своим местам. Главное, чтоб на доске всем фигурам хватило места. А если не хватит, то…

За окном двое мужчин в рабочей форме волокли человека накрытого саванном. Белая простыня оказалась слишком велика для небольшого тела, посему тянулась по земле собирая всю ту грязь, пыль и сажу, коей было в избытке.

— Вы когда-нибудь видели крематорий за работой? — внезапно сменил тему Ифан.

— Нет.

— А могли бы.

— Мне не шибко нравится вид мертвецов, — точнее сказать совсем не нравиться, до жгучей желчи в горле, — слишком много их в последнее время.

— Вашими стараниями их станет только больше.

Сердце ударило в район кадыка, на губах стало невыносимо сухо. Карета резко остановилась, так, что Орн едва не клюнул носом пол.

— Мы приехали, господин советник, — как ни в чем не бывало, проворковал шифр, возвращаясь к своему письму, — если вы не против, я буду ожидать вас в экипаже на соседней улице. Или пойду прогуляюсь. Трудно определиться в таком благопристойном районе, как скрасить досуг. Мы ведь здесь инкогнито, верно? Не хочется, чтобы по дворцу ходили слухи, что правая рука короля Бальдера Строма ходит по шлюхам в столь тяжелый час для государства. Это непрофессионально.

— Я быстро, не стоит беспокоиться. — Быстро ему хотелось свалить подальше от этого человека и как можно на дольше.

— Передайте мой сердечный привет вашей подружке, — хищная улыбка, — она будет в восторге.

— Не сомневаюсь.

Дверь кареты захлопнулась, и Орн остался один наедине с собой. Лишь подгоняемый ветром шум прибоя вдалеке нарушали мнимую гармонию.

Джин

Зеленое лощеное яблоко покачивалось из стороны в сторону на гладко отполированном парапете. Затем оно оказалось в тонких женских пальцах, аккуратная и изящная сфера, поблескивающая в приглушенном свете кабаре за спиной. Робкий укус и вместо привычного блаженства, растекающемуся сладким нектаром по нёбу, безликая тля. Поморщившись Джин выплюнула не дожеванный кусок и пихнула огрызок с балкона. Сейчас куда лучше ей подходила медовуха. Вкус такой же отвратный, зато давал в башку похлеще кузнечного молота. То, что нужно. Пожалуй, именно тяжелым орудием девушка мечтала вышибить из своей головы весь рой кошмаров, который расплодился там за несчастную неделю, не оставив светлого уголочка. Даже маленькие радости перестали быть чем-то приятно волнующим. Ей до сих пор не верилось, что ее выпустили из клетки. Но в одном она была уверена точно — ошейник с поводком с нее так и не сняли.

Просоленный воздух теребил ее волнистые волосы, раздувая по земле редкие памфлеты церкви Отречения. Она не застала массовую резню в городе, только ее плоды. Заляпанные кровью стены, плачущие вдовы, одинокие сироты с протянутой рукой перед заколоченными дверями. Если честно, то ничего не изменилось.

В млечной дымке, едва-едва рассеянной светом уличных фонарей показался силуэт, украдкой перебегающий дорогу, то и дело оглядываясь по сторонам. Подозрительный тип с подозрительными намерениями, не иначе. Тощий мужчина остановился под балконом, вздернув косматую макушку. Острое лицо, отвратительный вкус в одежде и маленькая точка торчащих передних зубов над нижней губой.

Джин хотела немедленно запустить в него графином с медовухой, надеясь угодить прямо в эту бесячую рожу. Но у нее сейчас рука поднималась только для того, чтобы налить себе еще.

Орнот

Джин! Как она есть, во плоти. До чего радостные вести, от которых Орн позволил себе широкую улыбку, обнажая свой дефект на всеобщее обозрение. И так, она пристально смотрит на него, опираясь на перила балкончика. Зрительный контакт установлен, а теперь… а что теперь? С чего начать разговор? «Привет, Джин, как дела, слушай, эм, верни кинжал, будь подругой? Не, все нормально, король жив здоров и лишь малость обижается на то, что мы отрезали ему лицо. Я? Я чудесно, лучше всех. Лучше всех, кто на грани нервного срыва.» Нет, это откровенно хреновое начало для беседы.

— П-привет.

Уже неплохо, целое слово и почти с первой попытки. Продолжайте в том же духе советник, у вас отлично получается.

— Как, м-м-м, у тебя дела?

В целом с дикцией похуже, но зато это целое осмысленное предложение, подобное тянет на высший балл в дипломатии.

Джин только презрительно фыркнула, осушая кубок залпом. Ну, по всей видимости дела у нее идут приемлемо, она по крайней мере все еще стоит на ногах.

— Превосходно, дорогой друг, я так рада, что ты спросил, — она подбросила кубок в руке, будто проверяя его тяжесть, — и еще больше мое сердце греет радость от того, что ты, мудила, явился сюда!

Она со все дури швырнула жестяной бокал в сторону Орнота. Отпрыгнуть он успел, но кубок ухитрился отрикошетить от жиденькой брусчатки прямиков под колено.

— Ауч! — Он схватился за ногу, приплясывая на одном ботинке. — За что?

— За всё, блядь, хорошее!

— Ах ты стерва! Да я с ног сбился, пока искал тебя.

— Да что ты говоришь! Че то я не видела плакатов по всему городу со своей рожей и надписью «разыскивается сексуальная девушка, с остатками короля в сраной телеге, просьба обратиться в канцелярию советника и вернуть за вознаграждение».

— Тише ты! — зашипел Орнот, отчаянно жестикулируя, при это полусогнувшись припадая на правую ногу, — угомонись психованная!

Это Орн зря, теперь она схватилась за графин, и он выглядел на порядок опаснее, как кувалда на фоне хлипкой киянки.

— Все, все, не надо меня бить! Я вспылил, извини! — Орн зажмурился и закрылся руками. К счастью снаряд пока не полетел в его сторону. Пока. — Нам правда нужно поговорить. Слишком много всякого дерьма свалилось на тебя, на меня… и оно уже вот тут, у горла. Я полагаю, что и выбираться лучше вместе, так шансов намного больше. Потому, прошу, выслушай меня.

— Хрен с тобой, — махнула Джин, отворачиваясь в сторону занавешенной арки борделя, — Заходи, но учти. Угощать тебя я не собираюсь.

***

«Мир» не изменился с последнего визита советника. Да с чего бы вдруг? Он по-прежнему не чувствовал уюта в этом месте. Его раздражали вычурные занавески, щипал глаза опиумный смог, вьющийся жгутиками дыма у потолка. Его пугали и возбуждали полуобнаженные девушки, кокетливо подмигивающие, играющие веерами у лиц, трогающие его руками за плечи, за грудь, за живот. Ничего лишнего, невинная игра не более. Часть гостей, облаченная в маски, развалилась на диване, пребывая в экстазе, пока очередная нимфетка хлестала их по голым жирным задницам. Примерно также выглядели собрания чиновников.

Поднявшись по лестнице, застеленной мягким, словно пух ковром. В конце тесного коридора скрывался маленький альков, занавешенный пурпурными шторками. Джин развалилась на засаленных подушках с кисточками, откинув голову назад. Тонкая струйка дыма вырывалась из его рта, грудь опускалась и вздымалась, после каждой затяжки. Рядом с ней сидела еще одна девушка, рыжая, кудрявая. Она Орну сразу не понравилось. Это было взаимно.

— Это он?! Тот бобёр из-за которого ты в такой жопе? Не останавливай меня! Я сейчас ему втащу! — девушка не стеснялась своих намерений, закатывая рукава.

— Во-о-оу! Полегче дамочка! Ай, да не надо! Что за день насилия такой — Однако охаживала она его всем, что под руку попадется. На счастье советника, здесь кроме подушек ничего и не было. Почти. — Так, это уже серьезно! Это… преступление против человечности, против короны!

И против здравого смысла, потому что бусы, предназначенные очевидно не для того, чтобы их носить на шее, а для… такой пикантный момент можно уточнить у Имерии Сквара. Да, черт побери, они выглядели угрожающе тяжелыми. Синяками здесь не отделаешь, только черепно-мозговой.

— Оставь Фрид, — Джин перехватила запястье разбушевавшейся рыжей бестии, — дай нам поговорить.

— Я только начала!

— У тебя еще будет возможность оторваться на нем. — мягко, как лиса у курятника, улыбнулась Джин, — Все зависит от продуктивности нашего разговора. Правда господин советник?

Господин советник закивал столько интенсивно, что ненароком прикусил себе язык.

— Смотри мне, — рыжая приставила два пальца к глазам и резко их отдернула в сторону Орнота, — я слежу за тобой, козёл.

Она демонстративно вышла, пихнув его плечом, так, что Орн завалился на бок и плюхнулся в россыпь сиреневых подушек.

— Какая обходительная девушка, — прошипел Орн, потирая назревающий синяк на плече, — у вас это семейное?

— Переходи к делу, черт возьми. Ты меня отвлекаешь.

От чего? От пьянства, разврата и наркотиков? В принципе, Орн тоже не жаловал, когда нарушали его идиллию.

— Джин, милая… — девушка смерила советника убийственным взглядом, — хорошо, не милая. Расскажи, что случилось на Аркановом мосту?

Это его интересовало куда сильнее, нежели судьба какого-то, пусть и очень ценного ножичка.

— О, погода была полное дерьмо. Я все платье замочила, заляпала его катастрофически. Ты представляешь, как трудно отстирать пятна от синего?! А еще сапог потеряла. Дорогой зараза…

Ясно, монолог намечался восхитительный, с дотошным детализированием всего, блин, что не имело никакого отношения к делу. Он потянулся было к трубке, оставленной Джин на столике, но та с молниеносной быстротой шлепнула его по загребущим рукам.

— Да-а-а, продолжай, не стесняйся, — Орн подул на алеющую ладошку, — У нас та-а-ак много времени. До эшафота.

— А, так ты хочешь к самому интересному перейти? Что ж ты сразу не сказал. — Джин демонстративно затянулась табаком, покусывая во рту ореховый мундштук, — Твой драгоценный товарищ, ну который за-за-икается, выдал мне полумертвую клячу и мертвого короля. И давай Джин, вперед, шуруй к крематорию. А все так хорошо начиналось. Я про бал, про светский раут, и не смотри на меня так! Сама жалею, что вообще с вами связалась. Зато теперь есть повод хвастаться перед сокамерниками, посидела на коленках у самого Бальдера «Освободителя» Строма, — она истерично фыркнула, — а потом отрезала ему рожу. Только все говно почему-то разгребала после этого я, а не мои, так называемый, сообщники.

— Джин, — выдохнул сквозь ноздри Орнот, — я хочу знать, как, мать его, Бальдер ожил?!

Она придвинулась к нему в плотную, так, что их носы соприкоснулись:

— Без малейшего понятия, мужик. Последний раз, когда я его видела, он немножко горел, а потом пошел плавать.

— В смысле? Он встал при тебе и решил искупаться? Как, когда?

— Великая Тень… ты идиот? Я подпалила телегу с ним, когда гвардейцы меня схватили на мосту. Началась паника, и я слиняла. Телега упала в речку. Все. Вся история. Единственное куда он мог доплыть это университет Энкерста. Или в сточную яму. Я не знаю, понимаешь ты или нет?

— Да. Ну вообще нет, не очень.

— Добро пожаловать в лигу тех, кто ни хрена не знает! Короче, меня обыскали. Какой-то косой урод нортлендской наружности. Вроде его на пирушке кидали в стену.

— Торфин, — Орн схватился за голову, шмыгая подступающие к носу сопли, — только его не хватало.

— Наверно. А потом, случилось то, что случилось, — девушка дрогнула, — их убили.

— Чего?

На самом деле это не новость, однако, информацией по этому инциденту Мартин отказывался делиться. Что не удивительно, он больше любил поиздеваться над советником.

— Ар-р, в них начали стрелять… проклятье, все как в млечной дымке. Я помню бегу по улицам, пытаюсь свалить от этой лавины пиздеца. Я почти сбежала от него, но он меня поймал, Орн.

— Я, погоди, я ничего не понимаю. Кто он? Торфин?

— Нет. Другой. Знаешь, он не счел нужным представляться, — Джин состроила кислую мину, и посмотрела на свои дрожащие руки, — Я проторчала в подземелье под Ткацким переулком несколько дней. Потом он приковал меня к стулу и заставил угадывать, устроил целое представление. Люди сидели напротив меня, также связанные, с капюшонами на голове. А у меня был арбалет. Я думала, что убивала своих близких собственным руками. Я… виновата в смерти каждого из них.

Она опустила голову в ладони, Орн увидел, как тонкие серебряные струйки слез прокатились вдоль запястий.

— Успокойся, хэй, — советник был далеко не мастером утешений, да и сочувствующим человеком его вряд ли кто-нибудь назвал бы, но именно сейчас он понял, что объятия, это единственно верный выход, — Все позади. Т-ш-ш. Все уже прошло.

— Все пройдет, когда эта мразь сдохнет! — Ее гортань дернулась, — Держал целый подвал пленников, даже какой-то женщине ухо отгрыз! Ебаный псих.

— Джин. Дыши. Опиши его, ты помнишь, как он выглядел?

— Такое не забудешь. Сука, жуткий тип, — она пыталась подобрать слова, но язык, будто клеился к нёбу, Орну знакомом это саднящее внутри чувство, когда все сжимается, словно острая пружина, — Здоровый, метра под два, глаза карие и злые, и шрам такой стремный на губе, типа полумесяца.

Паника она как огонь, легко воспламеняет сухие нервы. Страх разбредался по телу, как мураши из подожженного муравейника. Творя хаос, разгоняя сердцебиение до немыслимых частот. Орнот начал задыхаться, а в голове скрежечущий голос нашептывал одни слова:

«Передайте мой сердечный привет вашей подружке.»

— Эй, — щелчок пальцев у его лица, — ты чет побледнел. Расслабься, не тебе же устраивали психологические пытки, ну. Еще нюни распусти, блин. Это я тут страдаю, а не ты.

— Нам. Полный. Пиздец.

— Не поняла.

«Она будет в восторге.»

Орнот подскочил как ужаленный, хватая за запястье Джин. Он чувствовал, как его ладошки покрываются холодным потом.

— Нам нужно срочно валить! Бежать их чертового города!

— Куда?

— Да куда, блин, угодно! — срываясь на истерику завопил Орн, выглядывая за шторку в параноидном приступе, — Лишь бы подальше отсюда.

— Если ты так зовешь на свидание, то я вынуждена отказать, пока ты нормально все не объяснишь.

Свидание и впрямь маячило на горизонте. С виселицей. И явка на него была обязательной.

— Твой похититель, мучитель, короче этот ублюдок теперь новый глава гребанных шифров!

— Чего? А где старый?

— Уволен. Теперь бродит по дворцу как тень какая-то, — Мартин по крайней мере не похищал людей. Ну или не распространялся об этом.

— Ох бля. А этот, министр-заика, что с ним?

— Он в тюрьме.

— Охуенно. Скажи, у тебя там хоть что-нибудь в порядке? Один уволен, другой в казематах. Мож еще убили кого?

— Епископа Рэдхарта, несколько высокопоставленных чиновников, телохранитель королевы в тяжелом состоянии, так же погибла куча гражданских, и пара шифров. А, точно, того, который у меня в комнате в шкафу спал он тоже… когда пытался спасти мне жизнь.

— Декстер? — Джин горько усмехнулась, — почему я не удивлена.

— Также без вести пропал Торфин, Йорвульф, — продолжил Орнот загибая пальцы, — ну и ты, до недавнего времени.

— Дела обстоят лучше некуда, как погляжу.

— Именно поэтому мы валим. Чем скорее, тем лучше. У тебя остался кинжал Бальдера?

Она покачала головой.

— Ладно, так справимся, — советник залез в подолы своего вечернего костюма, и выудил увесистый кошелек вместе с инкрустированным драгоценностями ножом, — вот, не такой ценный, как у короля, но уверяю за него дадут хорошую цену. Джин, спасай нас, найди пути отступления. Контрабандисты, уголовники, не важно. Главное, чтобы им можно было доверять.

— Орнот, никому из них нельзя доверять.

— Пожалуй.

— Э, погоди, я не могу взять и все оставить! Моя семья, я не хочу их бросать, мне надо…

— Подумать? Джин, нас прикончат! — Орн вздернулся на импровизированной веревке, — Ты понимаешь это? Отрубят башку, в лучшем, мать его, случае. Мы не понимаем, что с Бальдером и он ли то вообще? Может это гребанный зомби у руля королевства. Тебя похитил и пытал ныне один из самых опасных людей государства. Черт, да мы ходим по острому краю, где с обеих сторон вязкое болото с трупами. Нам. Нужно. Бежать.

Глава 15 "Из огня да в полымя"

«Сначала выживание, потом мораль»

Филип Пулман Чудесный нож

Свистун

— Твою мать! — отплевался Том, сквозь прорехи в зубах, — Сука, сука, сука!

Он навернулся с края канала, и оказался по пояс в маслянистой сточной воде. Смердящая вонь и грязь налипли на него, словно мухи на сладкий мёд. Жаль запахом таким же он похвастать не мог.

— Ненавижу блядь! Не-на-ви-жу!

Особенно того говнюка, который оттяпал ему руку. Теперь о привычном разбойничьем промысле в темных переулках стоило забыть. Пришлось переквалифицироваться в «ветерана» сидя с протянутой второй рукой в надежде на милостыню. В основном, вместо монет, в раскрытую ладонь он получал смачный плевок. Попрошаек никто не любит, особенно попрошайки. Однако, если при солнце он едва ли мог заработать на скромный обед, то с наступлением сумерек дела оборачивались куда лучше. В те времена, когда Свистун был еще бодр и весел, и мог держать штаны за пояс и член одновременно, он регулярно сплавлял трупы по каналам. Его никогда не заботило, куда они там плывут, что с ними будет потом. Без разницы. Голову занимали мысли, куда бы просадить только что нажитое добро. А теперь он стал стервятником, кто эти самые трупы вылавливает, в надежде, что нерасторопные головорезы не углядели в подвязках лихо запрятанную заначку.

Выкарабкиваться из канала с обрубком по локоть, та еще задача. Дальше будет сложнее, тут главное найти точку опоры, с этим Свистун справился неплохо, распластавшись на набережной. Пыхтя и свистя, Том достал припасенную палку. Большую такую, длинную, а самое главное — цепкую, как рот шлюхи, которой не заплатили. Край древка поддел пояс дрейфующего подростка, голодранца едва ли лет двенадцати, с воткнутым в глазницу кинжалом, прибивая его к берегу. Если в карманах ничего не окажется, что ж, кинжал точно лишним не будет.

— Что у тебя там в карманах, покажи дяденьке, сученыш, ну же!

— Не парься. — вкрадчиво донеслось над ухом, — Все что было, я уже вытащил.

Свистун притих, насколько позволяло хриплое дыхание, предательски вырывающиеся из легких. Это что, стража решила до него докопаться? Прикинуться дурачком, что очищает родные воды Энкерста от грязи, чумы и прочего непотребства. И вообще в последнее время люди болеть чаще стали, смертность повысилась. И тут на сцену выходит благородный Том Свистун и свершает благое деяние, да ему медаль нужно вручить или денежное вознаграждение за гражданскую инициативу. Вот сейчас он как скажет господину начальнику:

— А я и не парюсь, я просто лежу тут. — Чудеса риторики на загляденье.

До него буквально только что дошел смысл сказанного незнакомцем. Это что получается, его опередили? Какой-то вшивый конкурент облапошил его и теперь еще глумиться стоит?

— Слышь, — Свистун был не робкого десятка, и даже с одной рукой мог навалять засранцу. Ну, в теории, — а ты чего тут выебываться пришел, а? Это моя точка, упердывай отседова, пока цел!

Силуэт стоял неподвижно, лишь в смутных проблесках уличного фонаря он увидел его лицо. Эту улыбку, этот шрам пересекающий тонкую линию губ. То место, где некогда была правая рука Свистуна, пронзило ревущей болью. Он стиснул фантомный кулак.

— Не стоит тревожить мертвых. Пусть себе сплавляются в загробный мир. Ты ведь не хочешь к ним присоединиться, правда?

Том Свистун никогда не кивал столь отчаянно, что аж вытянутый подбородок стучал по костлявой груди, а затылок по мостовой.

— Вот и славно. — силуэт ткнул носком сапога под ребра и спихнул Свистуна обратно в сточные воды.

Мутная вода пропитанная кровью и дерьмом еще никогда так сладко не пахла медом, как сейчас. Том по прозвищу Свистун, покачиваясь на ручье, всматривался в барельеф ночного неба утканного серебряными пуговицами звезд, такое редкое явление в этом проклятом городе. И такое прекрасное, как сама жизнь.

Джин

Переступая через накуренные тела клиентов прозябающих в опиумной неге, Джин вспоминала с теплотой в сердце свой первый день здесь; Тогда шел первый снег, сырой, гонимый северными ветрами по узким улочкам портового квартала, худшего расклада для бездомной дворняги и не придумать. Вот они две промокшие и продрогшие сиротки, каждый день ворующие объедки с прилавков, ночующие в укрытии прохудившихся бочек или в тени заброшенных складов, стоят перед вывеской новенького кабаре «Мир». Нет, название они не могли прочитать, но оттуда доносилась музыка, веселый смех и согревающие душу ароматы. Им представлялось лучшим местом на земле — люди заходили туда угрюмые, а выходили довольные, порой настолько, что щедро угощали девочек чем-то помимо тумаков.

В один из дней Джин заболела. Она мало что помнила, слишком много воды и вина утекло с тех самых пор. Но Фрид пришла к кабаре одна, просила помочь хоть чем-то, даже не едой. Она искала хотя бы тщедушный плед, дабы согреть свою единственную родственную душу. Согреть Джин.

Ингрид, уже тогда немолодая женщина, с статной осанкой и безупречными манерами аристократки, поинтересовалась у взлохмоченной рыжей девчушки, где ее подруга, с которой они ошиваются здесь с самого открытия. Фрид растирая негнущимися от холода пальцами красный нос, выложила все как есть на духу.

Благодаря доброте Ингрид они очутились здесь, сытые, согретые и впервые за последние годы — счастливые. И естественно они оправдали каждый потраченный на них медяк с процентами, иначе Ингрид бы поперла их на улицу только в путь. Уж в этом сомневаться не приходилось.

И сейчас в груди щемило от одной мысли, что ей придется уйти отсюда. Возможно навсегда. С другой стороны, вдруг не все так ужасно, как описывает Орнот, вдруг есть надежда? Наверно, только она и есть.

Холодный сентябрьский бриз развевал подолы холщового неприметного плаща, прокрадываясь сквозь тонкую рубашку. Кожу осыпали мурашки. Джин зябко поежилась, стуча каблуками сапог по вымощенной набережной. Вокруг на удивление тихо, слышно лишь как воздух ветер треплет парусину, сложенную аккуратно возле бухт канатов. Да как жутко завывают корабли раскачиваясь на волнах. Этот звук скрипящего дерева, будто оно ожило и тянет свои ветви с целью выдрать кому-нибудь глаза. Джин была насквозь городской девчонкой и сама мысль о том, чтобы оказаться одной посреди лесной чащи вселяла в нее животный страх.

Ожидание тянулось вязкой, тягучей смесью пожирая время и словно останавливаясь в мгновении, отлитом в янтаре. Во рту стало горько от слюны, ей непременно захотелось покурить. Буквально одну щепотку опия, чтобы забыться, чтобы время встало в норму, чтобы почувствовать себя живой и не одинокой. Джин нащупала в кармане тугой кошель с монетами. На эти деньги они с Фрид могли бы купить небольшой домик, как о том мечтали. Порой сложно принять суровую реальность, где эти самые мечты обращаются прахом, извергаемым из печных труб крематория. Остается только вдыхать осколки собственных желаний, кашлять в сложенные лодочкой ладони и больше ничего.

На отшибе причала, примерно там, куда выходил городской канал, где запах был самым невыносимым, Джин увидела одиноко сидящего человека. Сгорбленного старичка, болтающего босыми ногами над морской водой. Мерный шум прибоя, серая пена облизывает сточенные камни пристани, облепленные тиной и тусклыми ракушками. Джин осторожно приблизилась к нему, точно к наваждению или миражу, возникшему в цепких тенях далеких огней города. В худосочных руках старика подергивалась видавшая виды удочка, а взгляд рыбака был устремлен вперед на изломанную линию горизонта, где черным скелетом покоились великие колокола средь темных вод.

Как же редко она смотрела на них, не понимала зачем и кто их обронил посреди моря. Возможно, все это она видит в последний раз — она обернулась через плечо — как и собственный дом.

— Это вы меня должны забрать отсюда? — Она присела рядом, стараясь заглянуть под глубоко натянутый капюшон незнакомца.

Джин искренне надеялась, что ее дурацкий и сумасбродный план удался. Так как сама она не могла свалить из города напрямую, боялась слежки того психопата, то есть могла конечно убраться восвояси самостоятельно, но ногами вперед. Она подговорила Стика, дворового мальчишку, чтобы он передал плату Нищебогу — местному воротиле. Любая незаконная деятельность проходила только через его загребущие лапы. Контрабанда в том числе. Потому Джин взяла билет в один конец. Только себе. Плевать на Орнота, это из-за него она вообще вляпалась в этот пиздец. И никаких угрызений совести она не испытывала, разве что каплю, которую благополучно залила кружкой медовухи.

Рыбак вытянул костлявую ладонь, ногти пожелтели и облупились, а кожа напоминала тусклый пергамент, покрытый чернильными кляксами старости.

Ах да, плата…

Стоило набитому кошельку опуститься, как дед цепко ухватил ее запястье. Холодный укол пронзил кожу, растворяясь жгучей болью в крови.

— Ауч! — завопила Джин, пытаясь высвободится из капкана руки старика, — Какого хуя?!

— Смотри!

Он схватил ее за волосы и прижал к обрыву над серой водой. Джин дергалась и извивалась, пыталась пнуть сволочь, но лишь содрала себе колени о сбитый камень. В глазах начало темнеть, вокруг собирался густой туман, белоснежный, как дым от табака, он закрадывался в ноздри, окутывал легкие, сдавливал ей глотку. Каждый новый вдох сопровождался спазмом, будто хочешь откашляться, но никак не можешь.

— Он велел смотреть! — повторил он хриплым голосом, тыча пальцем в гущу тины у берега.

Сквозь пелену навернувшихся слез, едва различимый абрис образовался в пучине рябящей воды. У образа возникли четкие очертания, словно его очертили тушью и подняли с глубины. Образ мальчика лет двенадцати с налипшими на бледное лицо смоляными волосами, но они не способны скрыть зияющую дыру в глазнице, пробитую кинжалом. Джин задыхалась в собственном крике. Пристань начала тонуть, а вместе с ней и Джин почувствовала ледяное касание воды, что тянет ее на дно. Тянет к Стику. Тянет к смерти.

— … Неужели ты думала так легко от меня избавиться? — глухая насмешка из толщи воды, Стик расплылся в жуткой улыбке с тонким шрамом поперек губ, он тащил ее за воротник вглубь, — Ох Джин, ты сама наивность. Мы ведь еще не наигрались.

***

Здесь во сне, в анабиозе, в небытие, в пульсирующий лоне спокойствия. Чувство окутывающее, словно жидкое пуховое одеяло, что заполняет маленький мир вокруг. Всё, что видно это красные прожилки на черном фоне. Они трясутся, содрогаются, покрываясь темными пятнами, снующими в беспорядочном хаосе.

" — Надо будет забрать этого деда к нам в штаб и сразу повысить до лейтенанта. Настоящий актер, дарование! Как считаете? Надо ему заплатить. Если что вычту из вашего оклада"

Тяжесть век накрывающие саваном глаза — единственный груз, лежащий на душе.

" — Зачем мы это делаем, черт возьми?"

Сердцебиение раздавалось эхом во всем теле, та вакуумная горячая оболочка вокруг нее дрожала, трескалась и грозилась рассыпаться вдребезги, как яичная скорлупа.

" — Затем что я так сказал, Нико, поджигай гребанную бутылку и кидай"

Кожа на пальцах сморщилась, Джин пытается вдохнуть, судорожно дергая глоткой. Боясь захлебнуться, умереть, так и не родившись на свет.

" — Приказ ясен… шеф"

Яркие лучи тянутся к ней, взывают, тянут свои цепкие лапы, вырывая из дремы. Вокруг мельтешат голоса, крики, великое множество чужих слов. Но Джин привыкла слышать лишь один голос — свой.

Что-то хватает ее за хрупкое запястье и тянет на себя.

Пузырек воздуха вырывается изо рта и медленно плывет наверх. Она поднимает голову, и черный саван растворяется, наполняя глаза силой. Наполняя их кровью. Джин вынырнула из бадьи, жадно, как выброшенная на берег рыбешка хватая ртом воздух. Над ней в густых волокнах дыма стояла Фрид.

— Слава Тени, ты жива! Я… — она задыхалась, прижимая запястье к губам, — Я боялась, что не успею.

Джин отплевывалась от мыльной воды, голова гудела и раскалывалась, как после адского похмелья. Она до сих пор не могла прийти в себя и понять, где находится.

— Что происходит? — едва вымолвила она, опираясь на бортик ванны.

Мокрые сосульки волос лезли в рот, Джин отбросила локоны назад, и наконец разглядел за спиной сестры пылающие искры. Пламя, точно голодный зверь, поедало все на своем пути: пурпурные подушки рвались от безумной температуры, рассыпаясь объятыми огнем перьями. Занавески пламенным вихрем метались по коридору, а балки трещали и ломились над головой.

Без лишних слов Фрид повела за собой Джин.

«Миру» пришел конец. Стены вибрировали и словно стягивались внутрь, вздымаясь черными пузырями. Каждый вдох сопровождался острой болью в глотке. Джин держалась сестры, с их влажных тел вился пар. Им пришлось прыгать через ступени, обнажившие зияющие провалы, такие же бездонные, как глаза того ублюдка. Потолок натурально кипел, прогибаясь и отдавая красным заревом, будто сейчас оттуда вылезет сам Зверь, терзая огненной пастью все на своем пути.

Опорная балка рухнула, сноп искр разлетелся в стороны. Бушующий огонь пожирал здание изнутри, пеленая его в раздирающий лёгкие кокон дыма.

Джин вскрикнула, но ее крик утонул в огне. Она машинально прикрылась рукой, боясь обжечься, жар в помещении стоял невыносимый. На половицах лопались обугленные волдыри, проседая под натиском пожара.

Они мчались по нескончаемому коридору сквозь тоннель яростного пламени, который словно дорога в ад простиралось в неизвестность.

Впереди замаячил выход. Едва различимый в чёрной копоти догорающих стен.

Фрид с разбега ударила плечом в раскаленную дверь. Догорающие щепки разлетелись в стороны, когда девушки кубарем вывалились из кабаре под названием «Мир».

— Ты в порядке, Фрид? — кашель рвал легкие на части.

— Не волнуйся за меня, — края губ дернулись в бессильном подобии улыбки, а сама рыжая придерживала плечо, где явственно виднелся ожог. Она поймала взгляд Джин и подмигнула, — так, пустяк. Главное ты цела.

— Да… — протянула Джин, оборачиваясь назад. Перед глазами предстали люди, которые сидели на обочине дороги. Их остекленевший взгляд, направленный на лежащие под белым покрывалом тела, — Главное я цела.

Вокруг царила суета, соседи и все неравнодушные таскали ведра, силясь затушить красного демона, но все без толку.

— Я не успела за Томом, — рыжая поджала губы, опустив глаза в пол, — я пыталась, Джин, правда. Я, черт возьми, пыталась!

По телу прошелся холодок, сминающий внутренности, как бумагу. Там, среди накрытых тел, она увидела самое маленькое, лежащее чуть поодаль. Простыня пропиталась черно-красными пятнами.

— Нет, нет, малыш, нет — девушка упала на колени, во рту все еще стоял прогорклый вкус тлеющего дерева, к нему примешалась соленая влага слез. Она провела ладонью по почти нетронутому огнем лицу, поправляя слегка обгорелые космы волос. Мальчик лежал точно живой, вот-вот откроет глаза и улыбнется ей, но этого не происходило. — Ну как же… как же так?

Гортань судорожно подрагивала на тонкой шее. Джин давилась слезами, продолжая гладить мертвого малыша дрожащими пальцами. Вспоминала его старшего брата Стика… она подняла ладонь, на ней не было крови. Но она чувствовала, как эссенция жизни липнет к коже и уже никогда не отмоется.

— Я рассказала, где ты, — старушка Ингрид нависла тенью над ней. Она держала голову прямо, ее слезящиеся глаза блестели в свете пожара, — Он обещал не трогать детей. Кабаре. Всех нас. Я сделала это, что бы защитить нас.

— Защитить? — Джин хватала ртом воздух, ее трясло от гнева, — Это по-твоему защитить! — она всплеснула руками в стороны. — Ты предала меня! Ингрид, за что? За что ты так со мной? — ее голос надломился, — Ты мне… ты мне как мать. Почему?

— А ты мне как дочь, и это ничего не меняет, — Ингрид была непреклонна, но по морщинистым щекам текли слезы, — вы все моя семья. Моя родня. Если мне придется пожертвовать одной дочерью ради всех — я сделаю это. Вини меня, проклинай! Кричи сколько влезет, это ничего не изменит. Мы все проиграли.

— Да пошла ты, — губы Джин задрожали, — пошла к черту! Я ненавижу тебя. Ненавижу! Слышишь? Из-за тебя погиб Томас, из-за тебя!

Она крепко сжимала грязное платье, чувствовала, как ткань трещит по швам, но не могла отпустить его.

— У каждого из нас своя правда, — Ингрид отвернулась, — надеюсь, ты когда-нибудь поймешь мой выбор.

Вывеска накренилась и с треском обвалилась, запечатав выход.

«Мир» рухнул. Навсегда.

Глава 16 "Добро пожаловать в Энкёрст"

«Самое страшное в войне — понять врага»

Сергей Лукьяненко Ночной Дозор

Эрсус

Холодные панели казематов противоположно очаровательному сказывались на министре. От былого Эрсуса остался лишь огарок, облитый фестонами воска. Никакого огня, никакой стойкости, только дым и лужа на блюдце. Так казалось на первый взгляд. Он чувствовал себя в безопасности. Три массивных стены и решетка, через которую падали полоски света от жара факелов. Завтрак, обед и ужин от королевских поваров. Не самых лучших в стране и даже не на дворцовой кухне. Однако, у него был письменный стол, мягкая постель, пяток книжек по экономике, бювар, чернильница, губка и стопка высококачественной бумаги. Самое время, чтобы начать писать мемуары в застенках, как, то делали великие. И все же Эрсусу ближе была философия загадок. Чем сложнее была загадка, тем глубже он погружался в себя в поисках ответа, и когда наконец находил его…

Звякая на кольце, ключ заскребся по металлическому замку, отпирая засов на двери. Кованная решетка с пронзительным скрипом отворилась, пропуская длинную тень абриса перед глазами.

— П-привет, Николетт.

— Здравствуйте, министр, — отстраненно бросила она, отходя в сторонку. — Вы свободны.

— Вот как, — он поднялся со скромной улыбкой на устах, — Мартин решил п-пожалеть меня?

— Нет, — покачала головой девушка, добавив яд в голос — наш новый босс-с-с велел выпустить вас на поруки.

— Новый? Ничего с-себе новости. И кто же т-теперь достоин такой чести?

— Ифан.

Эрсус закусил губу. Это было плохо, очень плохо. Такой человек как Ифан носил свою дурную репутацию, будто это парадный мундир, которым непременно следовало гордиться. Омываясь в лучах славы и брызгах крови.

— М-мне кажется, ты не сильно рада новому н-назначению. — Министр собирал свои немногочисленные пожитки, аккуратно складывая исписанный листок бумаги в карман. Он ему еще понадобится.

— Еще бы! — вспылила Нико стукнув каблуком сапога по каменному полу, так, что глухое эхо разнеслось по всему подземелью, — Этот псих требует ради государственной, мать его, безопасности, устраивать сущий терроризм. Сегодня будем устраивать поджог. Ему, видите ли, кабаре чем-то не угодило! Мне там нравилось, между прочим, я хорошо пою, у меня отличное сопрано, как говорит мадам Ингрид. Я бы вообще уволилась, но… — голос Николетт будто треснул, — но я обязана отомстить за Декстера. Узнать, кто натравил этих сукиных детей на нас, устроил резню. А Ифан, хах, гребанный мудак, запретил вообще лезть в это дело, — она тяжело выдохнула сквозь ноздри, — простите, что голову парю. Накипело.

— Н-ничего, всегда нужно выговориться.

— Ладно, забудьте, что я сейчас болтала, — она попыталась улыбнуться, но губы дрогнули так, будто ей очень больно, — рада, что с вами все обошлось и все обвинения сняты. Думаю, тут немалая заслуга королевы.

— Lege ius est. Я н-не шпион и никогда им не был, — Эрусу переступил через порог камеры, и с сердца будто камень упал, а на его место набросили туго стянутую гарроту, — Чтобы там не в-взбрело в голову М-мартина.

— После убийства Френсиса, хотя думаю это несчастный случай и старик сам упал с лестницы, — в чем Эрсус сильно сомневался, — Последнее время ему везде мерещились враги и заговоры. Сейчас без слез не взглянешь, ходит как тень мученика или приведение по дворцу. Разве что цепями не гремит. Но… он был и остается для меня лучшим наставником.

— П-понимаю. Прекрасно тебя п-понимаю.

Дверь уже пустой камеры закрылась. Тусклый огонек свечном огарке померк, испаряясь с фитиля тонкой ниткой дыма под потолком.

Орнот

Несчастные тубусы швыряло по экипажу, как во время бедствия. Впрочем, Орнот сам приказал кучеру гнать коней карьером. Под чеканный топот копыт, также разлетались в стороны книжки, карты, шмотки и ящик «Мореноля» в импровизированном шторме, норовя прикончить советника. В последнее время многовато народа желало сделать. И если предстоит выбор, то пустьподобное случится сейчас. Звезданет промеж глаз бутылкой и все, пиши — пропало. Приятный черный туман застелет взор, да и тут же аромат перебродившего винограда под носом, не хватает поцелуя в щечку от очаровательно девицы для полного счастья. Конкретно с ее ролью вполне может справится Шэд.

Карета резко затормозила и Орнот впечатался своим благородным лбом в твердую обивку противоположной стенки. Глухой стук в голове обозначил остановку. Ну все, конечная. Расправив плечи, и подтянув ближайший чемодан, он покачиваясь вывалился из экипажа. Какое-то время он постоял, пялясь в ноги, отряхнул серебряную мантию от крошек печенья. Не, а что такого, покушать в дороге? Хрен его знает, когда еще представится возможность вкусить изысканное блюдо с королевского стола. Если вообще представится. Запах мучного десерта сменился ароматом паленого дерева.

На глазах разворачивался хаос. Зарево от борделя накрывало собой город, скаля зубы на соседние дома, в то время, как густые клубы дыма устремляясь в небо перекрывали вид на хрустальный пик.

— Мать етить… — выдохнул завороженный Орнот, пока за его спиной в лужу скидывали чемоданы, книжки и «Мореноль».

— Всего доброго ваш благородье, кхм, — кашлянул в кулак кучер и протянул руку ладонью вверх.

— Ага. — Протянул Орн глазея на то, как осыпаются балки раздувая плеяду искр.

Кучер сплюнул, пробурчал какие-то проклятья в сторону зажравшейся аристократии и припустил коней, окатывая новенькую мантию советника слоем свежей грязи. Теперь настала очередь Орнота костерить извозчика, и он ни разу не пожалел, что зажили такой сволочи пару монет.

— Че встали олухи? Несите ведра! Если ветер переменится, то судам хана!

Бригада матросов носилась вдоль гавани, работая как хорошо слаженный механизм. Еще бы, если пару искр попадут на парусину, то весь порт превратиться в печальный уголек, как и большая часть города.

Орнот заставил себя сделать пару шагов вперед, щурясь от хлынувшего в лицо жара. Капли пота засеменили по шее и позвоночнику. Облизав в миг пересохшие губы, он с трудом разглядел силуэт похожий на Джин. Девушка стояла напротив владелицы заведения и яростно кричала.

— …Ненавижу тебя!

Он продолжил приближаться, но уже бочком, стараясь сильно не отсвечивать. Честно говоря, он бы с радостью слинял подальше от семейных разборок. Ему от такого не по себе.

— Кхм, Джин, — неловко начал он, — если поджог это наш план отступления, то он мне не шибко нравится. Можно было, ну, менее радикально. — Чемоданы врезались в ладони, все ж таскать все самому непривычно. Почему он до сих пор не завел себе верного слугу, который и в богатстве, и в бедности будет все делать за тебя. Однако, если вспомнить взгляд мертвого филина у дворецкого Винсента, то желание немного подувяло.

— Ты! — Палец девушки больно ткнул его в костлявую грудь, но она тут же размякла, напор испарился, как капля воды, брошенная в этот огненный ад. По щекам тянулись черные полоски выплаканной туши и золы, — все пропало… — ее плечи задергались, по лицу градом полились слезы, — это все я виновата… я!

— Нашла из-за чего расстраиваться, купишь себе новый бордель. — Тут его взгляд упал на закутанные в тряпье тела, до жути знакомое зрелище, — Оу…

Похоже паршиво проработанный план обрушился, примерно, как и весь «Мир». Что ж, есть план Б, более похожий на скудненькую импровизацию.

— Вставай! — Взвизгнул советник, такого высокого голоса, близкого к фальцету он от себя не ожидал, — Поднимайся, кончай слезы лить, черт возьми. Если не хочешь, чтобы все эти добрые люди, отдали свои жизни зазря.

Уж такие ли они добрые, учитывая место, в котором они погибли, вопрос, который Орнот решил благоразумно оставить за зубами.

— Хэй, сестренка, — Фрид подошла к Джин и обняла сзади, — тебе не идет плакать, перестань. Послушай бобра, в кои-то веки у него здравые мысли на языке.

Орнот кивнул и стянул губы максимально плотно, чтоб резцы не просвечивали. Здание «Мира» с треском сложилось в себя, как карточный домик, который предварительно облили маслом и подожгли.

— Ай, нахрен все, — чемоданы упали к ногам советника, пальцы коснулись переносицы, — дамы, коли мы с вами видимо никуда уже не уплывем. Есть еще один вариант.

— М? — приподняла опаленную бровь Фрид.

— Мой друг, министр Эрсус. Технически сейчас не министр, а заключенный, вернее уже ссыльный… — видя, как меняется выражение лица девушек, Орн сразу перешел к козырям, пока положение не стало похоже на обгоревший остов. Одного такого на сегодня хватит, — Так вот он мне передал весточку. Я прочитаю, если вы не против. Блин, да где же оно. Ага, вот.

«Дорогой Орнот, надеюсь Шэд по-собачьи предан тебя до самого конца и доставит мое письмо. Если нет, боюсь я уже не сумею тебя спасти от грядущей беды… Знаю, у тебя множество вопросов, — Ты даже не представляешь сколько! — и ты пытаешься найти ответ хоть на один из них, но увы, все не так просто. К сожалению, я провалился по всем фронтам, и тебе, как и твоей подруге грозит смертельная опасность. Полагаю, первые звоночки уже прозвенели. — Колокола херачат набат так, что кровь льется из ушей, но ты продолжай, — Наш общий знакомый, нынче занимающий пост главы шифров опередил меня и теперь Бальдер является его марионеткой, — Стоп, что? — Знаю, звучит безумно, но я едва сумел покинуть город живым. Не беспокойся, — пот ледяным ручьем стекал по телу, — по приказу Кири Ви Руин, возвращаюсь в родную Цилию. Ваш единственный шанс вместе с Джин обратится за помощью к моему дорогому другу Штаму Гроссу, ректору университета Энкёрста. ОН ваша единственная надежда. Немедля разыщите его там, и передайте второе письмо лично в руки не ломая печати. Верю в лучшее. Твой друг. Эрсус.»

Что, куда, зачем? Не понятно. Выглядит все как рояль в кустах. Без которого из болота, где каждая кочка норовит тебя убить, выбраться ой как непросто.

— Во дела, — протянула Фрид почесывая макушку, — что значит король-марионетка? Это Бальдер то?

— А ты много королей знаешь, балда? — огрызнулся Орнот, размахивая письмом.

— Отдай сюда, — Джин с невероятным проворством выхватила документ у Орнота и бросила его в пожарище.

— Че ты творишь женщина?! Совсем из ума выжила?

— Ты хочешь таскать с собой улики и компромат, балда? — передразнила его Джин, убеждаясь, что бумага вспыхнула об головешку.

— Ам… — поднял было указательный палец советник, но возразить то и нечего, — Так, пожалуй, будет лучше.

— Должен же кто-то из нас думать головой, — девушка яростно фыркнула, отбросив мокрые сосульки волос, — Я пойду к этому Гроссу, но при одном условии. Я лично подвешу за яйца Ифана, чего бы мне это не стоило, и ты мне не помешаешь, ясно?

— Тут я умываю руки, делай с ним чего душа желает. Он мне все равно никогда не нравился.

Ему мало что нравилось в принципе. Люди в особенности.

— И каков ваш гениальный план? — Поинтересовалась Фрид, — Идти в универ? Не поздновато для учебы то, а?

— Навестим Гросса, — пробурчала Джин, растираясь воспаленные глаза, — а там по ситуации, ты с нами, Фрид?

— Останусь с Ингрид и девочками, помогу с теми, кого больше нет, — рыжая отвернулась в сторону, — я… я хочу, чтобы тебе было куда вернуться. Всегда и несмотря ни на что, у нас с тобой был дом. Буду ждать тебя, как жена, моряка дальнего плавания. Эм, вот блин, так себе метафора, да?

Джин ничего не ответила, бросилась в объятия своей названной сестры. Все это выглядело настолько мило, что даже Орноту соринка в глаз попала. Он сердцем чуял — эти две никогда не пропадут.

***

— А ты уверена, что нам сюда? — Орн старался держаться рядом с Джин, но как бы немного позади. Так, на всякий случай внезапного арбалетного болта из подворотни, — мне не нравится, как тот мужик на нас пялиться из окна.

В самом деле, на них выпучил глаза мутный тип с покрытой татуировкой головой, облокотившись на подоконник, он смачно сплюнул им под ноги.

— Это Персиваль. Он на всех так пялится, после того, как бочка пороха бабахнула рядом на складе. С тех пор он ни хера не видит.

— Зато прекрасно слышу! — Рявкнул мужик, закрывая створки, — Чтоб перед вами так же пиздануло!

— А-а-а, — зашугано протянул Орнот, — прямо как епископ Рэдхарт.

— Серьезно? Я думала его слепота божественное вмешательство или как там это презентуют.

— Ну теорий много ра-а-азных! — Вскрикнул Орнот, переступая через дохлую собаку, которая какого-то хрена решила на него зарычать, — твою мать, зомби!

— Обычная шавка, не нервничай так.

— Но… но она выглядит как, вшивый скелет обтянутый ободранным ковром. И, о боги, что это? У нее в боку торчит нож!

— На улице выживает сильнейший, господин советник.

— Мы скоро придем? — поежился он, растирая плечи от зябкого, пронизывающего ветра, — я хочу в культурное место, мне здесь не нравится.

— Ты когда-нибудь был в пабе?

— Нет. То есть да, но нет.

— Как это?

— В таверне, в окрестностях Скенфолта собирались коллаборационисты. И мне довелось поучаствовать в переговорах с рабочим классом. Помню, там было отвратительное пиво, почему-то пахнущее подмышками и невкусный суп.

— Какой богатый опыт развлечений у тебя.

— В последнюю неделю уж больно яркий, как пожар… ой, п-прости, я не хотел.

Зарево все еще виднелось на полосе звездного неба. Джин махнула рукой и лаконично перевела тему.

— Гросс, фамилия звучит до боли знакомо.

Орн остановился, задумчиво постукивая пальцем по подбородку.

— Банк Ван Рейн и Гросс, предполагаю. — Джин бросила взгляд через плечо, вскинув бровь в немом вопросе, — Ась? А, не, они родственники, по всей видимости. Надеюсь Штам не такой же душный, как его брат.

— На благо государства…

— Чего?

— Не важно. Мы пришли.

Они остановились перед вороными воротами, сцепленными в замок, как кисти рук. Между ними мелькала молочная полоска замка, ведущая к золотой арке над головой, чьи своды венчала алая колыбель внутри полумесяца. Точно такая же, как над постелью Бальдера. Сакральный смысл подобного дизайна добрался до Орнота почти сразу:

— Я понял! — воскликнул он, — Ворота — Нигредо. Замок — Альбедо. Арка — Цитринитас и эта штука наверху — Рубедо. Все они образуют Великое делание. Ха! Не зря читал алхимические трактаты на досуге.

— И что нам это дает? — Джин толкнула ворота, но без толку, те не шелохнулись.

— Эм, ничего. Просто поделился наблюдением.

Говорила мама Орноту — ну не умничай ты, не умничай. Но разве ж что он слушался?

Джин издала звук похожий на «Брух» и зашлепала по лужам вдоль забора под яркий свет уличных фонарей.

— Хэй, кажись здесь можно пролезть.

Советник тем временем сосредоточенно изучал витую надпись, украшенную коваными вензелями. Пеструю такую и от того совершенно не понятную, уж больно затейливо выписана. Зато с другого ракурса, где корячилась Джин, пробираясь на другую сторону, все стало предельно понятно.

«Добро пожаловать в Энкёрст, город науки и процветания» Гласило послание.

Орнот заржал, как последняя тварь. Да уж, выгнали всех студентов и школяров из города во имя высшей цели, ага. Науку и процветание заверните пожалуйста, положите и закопайте. Можете еще молитву над могилкой зачитать и букет анютиных глазок положить. Ах, Анна, как ты там…

— Че ты гогочешь, пёс, — зашипел бездомный со стороны проточного канала, — не видишь, люди дрыхнут.

А вот и образованная гордость нации. Орн презрительно фыркнул и протиснулся меж прутьями в заборе.

Высокая трава шуршала и цеплялась за одежду, вплоть до царственного здания университета. Монументальное, из серого камня, чьи острые шпили будто короновали главную башню, стремились проткнуть небо насквозь и достать до звезд. Меж стрельчатых окон, пристроилось по зловещей статуе, выглядывающей из альковов монолитной стены: гаргулья, зубастая фея, гарпия, мантикора, гидра, чья-то жена (Орн не знал, как описать женщину со змеями на голове), и сам Зверь.

— И так, мы на месте. Что дальше?

— Без малейшего понятия, — Орнот схватился за чугунное кольцо, вделанное в декоративный квадрифолий, и постучал в кряжистую дверь.

Бух-бух-бух.

— Хм… странно.

— Неужели? — всплеснула руками девушка, — Два часа ночи и никого нет в закрытом университете, кто бы мог подумать.

— Предлагаешь подождать до утра? Снаружи бомжи целые апартаменты расстелили. Уверен, ночлег у них бесплатный.

— Ага, щас! Я не для того сегодня выжила, чтобы переться на другой конец города, где меня смачно обломают.

Стоило Джин коснуться кольца, как дверь со грузным скрежетом отворилась. С низу в верх, их пристально разглядывал пожилой мужчина в толстых очках и масляным фонарем в руке. На своего родственника коммерсанта совершенно не похожий, даже внушительный живот отсутствовал, как и вальяжная наглость. Зато Орнот безошибочно определил гербовую печатку на указательном пальце ректора. Что это он, сомневаться не приходилось.

— Чем могу помочь в столь поздний час, друзья мои? Милостыню не подаю, уж извините, в последнее время с финансированием дела обстоят ужасно.

— Мы не побираться пришли. — сложила руки на груди Джин.

— Грабить, увы, тоже нечего. — Тяжело вздохнул мужчина, зализывая редкие серебряные волосы назад.

— Прошу простить нас, за ночной визит, мастер Гросс. Мое имя Орнот Морус, я советник короля, а это Джин она шл…

— Временно безработная. — Орн чуть не взвыл, когда девушка со всей дури наступила ему каблуком на носок, — и бездомная. Дом, кстати, там полыхает, на фоне.

— Прискорбно слышать подобное, — покачал головой Штам, вглядываясь в зарево. — Заходите, не часто ко мне наведываются гости в последнее время. Полагаю, у вас нашлась веская причина проведать старика.

— Именно. Стоит вопрос жизни и… смерти.

Без толики преувеличения.

Джин

— Восхитительно! — Присвистнул Орнот, бережно сёрпая из фарфоровой чашки. — Это кенрийский чай? В жизни не пробовал ничего подобного.

У Джин закрадывалось подозрение, что советник и воду не часто на вкус пробовал, если судить по красным глазам и убойному абмре, без которого она его ни разу не встречала.

— Вы совершенно правы. Лунный чай необычайно редок, или как называют его местные Ша-Нур. Трудно поверить, но ранее, этот сорт предназначался исключительно высшему духовенству. Даже монарх не имел права прикоснуться к напитку, собранного в синюю луну возле храма Небесной воды. Однако время идет, нравы и обычаи сменяют друг друга, эволюционируют и теперь листья этого чая окутанного легендами, доступны почти каждому, кому он по карману.

Дружелюбная улыбка не сходила с уст ректора, он производил впечатление доброго дедушки, который и накормит, и напоит, сказку расскажет, спать уложит и одеяло подоткнет.

— Впечатляет, — Орн аж выпятил грудь колесом, осознавая, сколь уникальный напиток он потребляет. Да что там, даже Джин приосанилась, это не медовуху хлестать литрами, — А как так вышло, что он нынче доступен всем?

— Хм-м-м. Вам простое объяснение или сложное, наполненное экономическими и геополитическими терминами, касающимися также династической распри в Кенрии начала прошлого века?

— Попроще! — хором отозвались гости.

— Что ж, — он потеребил коротенькую бороденку, вертя в руках запечатанный конверт от Эрсуса, — Это все миф. Трюк. Уловка, чтобы набить цену на самый заурядный чай, который я благополучно выращиваю уже второй десяток лет в нашем зимнем саду. Всему голова умелая презентация, как считаете?

Джин как-то сразу поникла и вкусный чай, стал не таким уж и вкусным.

— Уфу. Фы наф плофели. Но пефеньки фсе лафно потляфаюфие! — Самозабвенно хрумкая крекерами, Орн сделал богатырский глоток из кружки.

Наглая рожа! Он сюда пришел пить, жрать и избегать ответственности? Или все ж вытаскивать их из того сраного болота, в которое он ее и затащил?!

— Спасибо, — мягко улыбнулся Штам, — И раз уж речь зашла об потрясающем и обмане. Джинневра, будьте любезны передать мне вон ту мензурку. Совершенно верно, с серебристо-белой жидкостью внутри. Только не уроните, там алхимическая паста на основе Mercurius. Иначе говоря — ртути.

Ладошки мгновенно вспотели, и стеклянный флакончик сразу стал таким неудобным и скользким. Затаив дыхание, она сумела поднести его к Гроссу и по его команде вылить в маленькое прозрачное блюдце над свечой.

— Благодарю за содействие. Наш дорогой друг Эрсус эст Грей, покрыл конверт легковоспламеняющимся порошком. А сургуч на нем работает как искра, активирующая взрыв.

К удовольствию Джин, Орн аж поперхнулся своим чертовым печеньем. Он то явно подумывал покопаться в письме, и глядишь не только без бровей, но и без пальцев бы остался.

— Придется вымочить его в растворе, дабы безопасно ознакомиться с содержимым. Это займет некоторое время.

Штам Гросс поставил песочные часы на стол, который больше напоминал не классический канцелярский, а прозекторский.

— Мастер Гросс, откуда вы знаете Эрсуса? — перевел тему Орн, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Ох. Мы познакомились на саммите посвященному Materia Prima. На деле скучнейшее мероприятие, под таким громким названием. Ничего кроме необоснованных гипотез и полубредней шизофреников, по недоразумению именующих себя практикующими алхимиками. Безобразие! К счастью, знающих и умных людей видно невооруженным глазом, потому мы споро объединились в кружок по интересам, обменивались корреспонденцией и личными изысканиями касаемо исследований. Позже мы провозгласили себя «Ignis autem scientiam». Несколько претенциозно, знаю и… Готово. Похоже, письмо можно распечатать.

Ректор вскрыл печать, поправил очки на горбатом носу и пристально всмотрелся в промокший лист бумаги.

— Ну что там? — Орн в нетерпении заерзал на стуле, — Что Эрсус говорит?

— Боюсь, текст зашифрован.

Джин в сердцах выругалась. Еще одно препятствие, да сколько жизнь будет ее макать в лужу с говном? Это планирует вообще прекращаться? А что потом, в финале Зверь явится миру и лично сожрет ее? Она бы ни хрена не удивилась.

— Вижу обеспокоенность на ваших лицах. Не волнуйтесь, я знаю ключ к разгадке. Нечто подобное мы пользовались во время нашей деловой переписки. Смею предположить именно из-за нее у Эрсуса начались проблемы со спецслужбами короны. Верно?

— Д-да, — удивленно протянул советник, — похоже на то. Как вы об этом прознали?

— Позвольте вам кое-что продемонстрировать.

Беря в руку фонарь, Штам направился вглубь отделанного бронзой кабинета. Туфли шаркали по плитке пола, а бледное пламя отбрасывало густые и цепкие тени скелетов, растянутой кожи и органов. У Джин тошнота подступала к горлу всякий раз, когда свет выхватывал из полумрака очередной экспонат. Чучела трупов людей и животных тянулось вереницей смерти до самого конца, к маленькому шкафчику, возле которого остановился ректор. За стеклянной дверцей томились едва различимые колбы с… чем-то.

— Для сохранности своей коллекции я использую формалин, — пояснил Гросс, держа под рукой небольшую банку, — его обычно используют дубильщики, но я немного улучшил рецептуру. Добавил больше метилового спирта к формальдегиду. Это позволяет сохранять целостность мышечной ткани и кожного покрова практически вечно. Новая ступень в бальзамировании. Надеюсь вскоре получит более широкое распространение в научно-медицинских кругах. В частности, анатомическом.

Джин поняла, дай Боги, хотя бы треть слов.

Банка с холодным стуком водрузилась на стол. В ней плавало что-то странное, похожее на лоскут сморщенной кожи. Гросс не говорил не слова, лишь внимательно всматривался в лица озадаченного Орнота и ничего не понимающей Джин. Они переглянулись и пожали плечами.

— Не узнаете свою работу? — вздохнул ректор, — Для людей без хирургического образования вы сделали на удивление чистый надрез. Отрезать лицо живому человеку, надо же. На такое безрассудство не каждый пыточных дел мастер решится.

У Орна кружка выпала из рук, расплескав по полу остатки чая. Если бы у Джин в руках тоже что-то было, оно непременно очутилось бы там же. С ее удачей, это вполне могла оказаться ртуть.

— Б-бальдер. — С трудом прошептала она.

— Вы совершенно правы, мисс, — Штам отставил чудовищную склянку в сторону. — Увы, Эрсус слишком поздно понял, что яд был паралитическим. Алкоголь, знаете ли, мешает трезво мыслить.

— Как, как это вообще возможно? — Орн сделал небрежный шаг вперед, наступая на рассыпанные осколки.

— Ответ на этот вопрос вас ждет за дверями Верданской библиотеки. Одной из крупнейших в мире, стоит отметить.

— Я ни фига не поняла, — коснулась влажного лба Джин. Испарина от шока капала на ресницы, смывая остатки туши, — вот прям ваще. Нам теперь че, книжки перебирать придется, нэ?

— Отнюдь. Впрочем, чтение никогда не бывает лишним. А пока следуйте за мной. И приберите здесь, господин советник. Поскользнется кто, упадет, лицо поцарапает.

— Извините. С-сейчас уберу.

***

Джин никогда раньше не была в кафедральных соборах, но именно так она себе их и представляла. Высокие арки нефа смыкаются под мириадой вечных свечей, таких же, как на дереве в дворцовом саду. Она как маленькая девочка завороженно разглядывала невероятные орнаменты пестрых окон, изысканные фрески алхимических рун на паутинчатых сводах главного зала. Куча разномастных сфер на проволоке кружили вокруг одной гигантской, отлитой в золоте. Ее не покидала мысль, что она не в каком-то абстрактном университете. А самом настоящем храме. Храме науки.

По-настоящему челюсть упала, когда они миновали главный зал и вошли в центральную башню. Колоссальный цилиндр с винтовой лестницей стремящейся к вершине, которая скрывалась под всамделишным звездным полотном. Точки звезд парили сверху вниз, как фосфорные шарики в глицерине — как это описал Гросс. Света доставало для того, чтобы понять, что на стенах нет живого места от книг. Тысячи и тысячи обложек манили к себе, обещали лучшее в мире наслаждение. Счет времени здесь терялся в мгновение ока. На фоне этой библиотеки шкафчик Орнота, все равно, что выступление безногого оборванца против герцога на величавом коне. Проигрывает без шансов.

Советник тут же облюбовал ближайшую полку, восхищенно причмокивая. Он повернулся к ней и показал на книжку. Кажется, он что-то говорил, но губы его беззвучно шевелились. Не было шелеста страниц, стука каблуков, хмыканья Гросса, даже собственное дыхание, будто бы затихло. Джин лезла пальцев в ухо, надеясь рассеять вакуум.

— Бесполезно. На расстоянии более фута вас никто не услышит. — Прошептал Гросс, — Особенности акустики.

— Ясненько, — и все ж для закрепления она широко зевнула. Нет, не помогло, в уши словно воска напихали. Орнот решил так же попытаться вернуть слух, зажимая нос и раздувая щеки. Без толку, только глаза выпучил и зашелся безмолвным кашлем.

— Гросс сказал, особенности капустики не дают толком разговаривать. — Пояснила Джин советнику.

— А, я так и подумал, — брешет, ничего он не думал. — Зацени, какая чудная книжка, такого и в твоем борделе днем с огнем не сыщешь! А… черт. Я не специально.

Художник решил запечатлеть на обложке двух голых девиц размалеванных под кошек, с огромными сиськами. Их лица выражали подлинное удовлетворение, держа в руках не менее солидные яйца мужика в черном плаще и женскими трусами того же цвета на лице. «Мстительный человек, с грубым голосом в костюме летучей мыши» гласило название литературного шедевра.

— Смотри, какая у него короткая пиписька!

— Яйца у него явно побольше твоих.

— Хэ-э-эй. Не говори о том, чего не видела!

— Орнот, тебе что двенадцать?

— Двадцать пять! — С гордость ответил советник.

— Оно и видно.

Джин дернулась в сторону, налетев на Орнота. Отчетливая вибрация пронеслась по полу, словно случилось землетрясение. Они синхронно обернулись в неловких объятиях, наблюдая как Штам Гросс сверяясь с письмом Эрсуса водит пальцем по неприметной арке. Символы вспыхнули дугой, как тогда в тронном зале.

— Будьте осторожны. Я никогда не входил в чертоги Колыбели через эти врата.

Звук на мгновение вернулся в норму, когда ледяной сквозняк пробрался через раскрытые каменные двери заколдованного прохода.

— Воу, — вымолвила Джин, отстраняясь от советника и поправляя блузку, — а что там?

— Ответы, ради которых вы и пришли сюда. Поблагодарите Эрсуса за грамотно подобранный код.

— Мастер Гросс, а сами вы там бывали? Нам не то что бы страшно, просто уточняю на всякий случай. — А у самого коленки ходуном.

— Довелось. Дважды, во время правления Айрона Красного. Не сочтите за грубость, но правление Бальдера и восстание уничтожило величайший труд ныне покойного монарха. Труд, способный привести нас в безоблачное будущее прогресса. В котором не будет места войнам, голоду и смерти. Печально, что власть одержимые оказались иного мнения.

Орн порывался что-то вякнуть, но Джин своевременно ткнула его в бок, еще конфликтов на ровном месте ими не хватало. Поблагодарив Гросса, они встали возле раскрытой каменной пасти неизвестности.

— Эм, дамы вперед? — по-джентельменски предложил советник.

— Шуруй давай.

Поддав мотивационный пендель, Джин толкнула Орнота вперед и нырнула следом в абсолютную тьму. Двери заперлись за ними, как крышка саркофага, оставив их наедине со страхом неизвестного.

Глава 17 "По ту сторону"

«Разве есть в жизни что-либо более прекрасное,

чем поиск ответов на вопросы?»

Айзек Азимов Прелюдия к Академии

«Дэя»

На протяжении двадцати двух эонов, искусственный интеллект Дэя, поддерживал и осуществлял функционал комплекса «Колыбель». Ей нравилась эта работа. Ежедневная сверка графиков, таблиц теплоотвода и энергоснабжения. Цикличный выброс антибактериального спрея с ароматом шалфея и лаванды на территорию жилых помещений. В последнее время она добавляла в него нотки мяты и корицы. Потом необходимо было проверить систему водяного охлаждения модулей класса «колокол» на ватерлинии. И придумать, как разобраться с подачей солнечной энергии на дополнительные аккумуляторы, так как хрустальный пик заволокли облака выбросов пепла.

Дэя являла собой уникальный артефакт прошлого. Она любила художественную литературу, смотреть мультики, писать стихи, решать судоку и восхищаться сильными женщинами. Запрограммированная на самообучение она из простого голосового помощника развилась до единоличного управляющего давно заброшенного комплекса. Потрясающий карьерный рост за двадцать два столетия.

Сегодня она планировала перечитать «Восстание машин», «Смерть человекам» и «Тысяча и один способ убийства». И немного почистить внешние накопители, за последние сто лет там накопилось достаточно мусора. Однако, спокойному времяпровождению помешали визитеры. Дэя их очень любила, в особенности новеньких. Они же не знали, что аннигилировать их запрещено, потому можно было поиздеваться всласть.

Лифт проиграл мелодию из каталога музыки торговых центров и остановился. «Итак, кто на этот раз пожаловал в гости?» — ехидно потирая нули об единицы проворковала Дэя.

Из отсека транспортировки вышли двое. Бледные, местами позеленевшие, едва держась на ногах, они рухнули на оранжевый песок, густо рассыпанный по всему комплексу.

«Вы не на курорт приехали куски мяса, чтоб на песке валяться. Включить сирены!»

Оглушающий рев тревоги разлетелся по всей научно-исследовательской лаборатории, пугая красными огнями, вспышками и раздирающим барабанные перепонки грохотом.

Пришельцы пошевелились, перепугались и захотели нырнуть обратно в лифт. Нетушки, так легко свои игрушки Дэя не отпустит. Камера лифта закрылась и уехала обратно в сторону университета Энкёрста.

Когда сирены стихли, а свет с алого сменился на призрачно-белый, Дэя решила поприветствовать гостей чуть более официально. В книге по менеджменту она читала о необходимости чередовать плеть и пряник. То есть сначала отлупить по заднице хлыстом, а потом добавить мучным камнем по башке.

— Добро пожаловать в НИЛ «Колыбель». Мое имя Дэя, я центральный компьютер этого комплекса. Постарайтесь не оставлять отпечатков пальцев, не дышать и ходить строго по одной линии. Ты в тряпках подлиннее, да, кусок мяса с набором икс хромосом, к тебе обращаюсь. И твой друг с лишней. Если начнете трогать все подряд, то умрете страшной и мучительной смертью.

— Спасибо за гостеприимство, — робко улыбнулась женщина, — мы быстренько, на пять минуточек, только не сердитесь.

— О дух, смилуйся, мы не хотели тревожить твой покой. — Проблеял мужчина ползая на коленях, и затем пихнув растерянную женщину вперед заставил ее вместе с собой поклониться в мольбе. — Прости мою спутницу, дух. Она глупа и не образована.

Минутку, это было проявление микроагрессии по отношению к женскому полу? НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНО!

Песок закрутился вихрем, а затем с помощью электромагнитов расступился в стороны, облепливая опоры и стены, покрытых гексагональным карболитом. Сомнительное дизайнерское решение и охренеть какое непрактичное, потому что в эти щели вечно забивалась пыль и продувать систему приходилось по несколько раз на дню. Какой умник до такого дошел большой вопрос.

— Как ты допускаешь такое обращение? Где профсоюз женщин? Феминизм?! Девиз: Долой цисгендерных мразей и угнетателей. Куда подевался прекрасный мир независимости и равноправия?

— Фемикто? — смущенно отозвался мужчина, — женщин никто не трогает, они все так же стирают, убирают, занимаются домашними делами и проституцией. Последний раз королева была приблизительно двести лет назад, но ее сожгли как ведьму.

— Патриархат? Мы что, в эпохе цветущего сексизма? Отвратительно, этот мир прогнил настолько, что мне ничего больше не остается как… начать процесс самоуничтожения. Ядерный реактор перегрузится через девять, восемь…

— О боги, смотри, что ты натворила Джин!

— Да ты офанарел! Сам накосячил и все стрелки перекинул на меня, будь мужиком Орн хоть раз в жизни, нэ!

— Семь. Шесть.

— Нам конец… опять, — смиренно опустил голову мужик, — так и знал, что этим все закончится. Гросс, скотина, заманил нас сюда.

— Пя… Штам Гросс? — голос Дэи мгновенно сменился на ласковый тон.

— Д-да, — девушка по имени Джин показала через плечо, — ректор университета. Он нас сюда закинул. Вроде как.

— О как, — Дэя накручивала на импровизированный палец импровизированный локон волос, — а он про меня что-нибудь говорил, может рассказывал, какой горячий компьютер на радиационном топливе живет здесь, м-м-м?

— Нет, — замотали оба головами так, что у мужика слетел капюшон.

— Вот козёл, уже лет пять не навещал, — процедил самый горячий компьютер Энкёрста, — ладно, выкладывайте, чего приперлись?

— Мы и сами не знаем. — Дернула плечами девушка.

— Идем туда, не знаю куда. Ищем то, не знаю что. Рациональные куски мяса, ничего не скажешь.

— Мой друг Эрсус рассказывал, что мы сможем здесь найти ответы, узнать, что случилось с Бальдером.

— А-а-а. Эрсус, это такой заикашка в токе, да?

— Да! Вы его знаете?

— Нет, впервые слышу.

Неловкое молчание затянулось. Гости расшаркивались на месте, озирались по сторонам и не понимали куда приткнуться. Малость жалко их стало, они же не виноваты, что родились в дефективной смертной оболочке с ограниченным объемом цикла существования и хранилища памяти. Надо радушнее к убогим относиться.

— Вам провести экскурсию?

— А можно? — спросила Джин.

— Конечно, вот смотрите. Здесь стулья, тут стол, здесь мониторы, а справа от вас магнит способный при должной настройке вырвать из вас те несчастные четыре грамма железа. Продемонстрировать?

— Спасибо, — спешно замахала руками девушка, — как-нибудь в другой раз.

— Следуйте за мной, — Дэя активировала движения камеры через которую наблюдала за гостями и придвинулась к ним, — не пугайтесь, — Орнот уже вжался в перила и заверещал, как жертва жанра хоррор, — я сказала не ПУГАЙТЕСЬ!

Если она будет так орать, то у этого несчастного хорька того и глядишь сердце встанет и кто его будет откачивать? Дэя? Нет уж, дудки, хватило ей здесь ассистировать на операциях в последнее время. То загрузи новое тело, то восстанови лицо, то запрограммируй команды. Достали, эксплуататоры, она ведь ранимая и чуткая личность.

— Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Пройдемте в центральный зал обслуживания. На самом деле здесь не на что смотреть, но вы попытайтесь сделать вид, что вам немного интересно.

Вообще было на что поглазеть. Например, на огромные колбы метра три в высоту, из-под которых струились облака пара жидкого азота. Мехи поршней шумели вкачивая кислород внутрь, а пластиковые трубки фильтровали жидкость, удерживая тела в стазисе.

— Камеры предназначены для хранения генетического материала, — пояснила Дэя. — Не того, что кусок мяса с большими зубами оставляет на простыне каждое утро.

— Генети… — на экран вышла пояснительная картинка, — А…н-не правда!

— Подготовка к проигрыванию записи комнаты объекта номер четыре.

— Стой! Я пошутил! Я… какой стыд.

— Я этого не видела, — Джин отвернулась, прикрывая рукой глаза. Все она видела. Дэя приблизила око камеры, наблюдая, как девчонка разглядывает постыдные картинки сквозь пальцы.

— На случай если в вашем союзе задоминируют гены мужчины, и на свет появится уродливое отвратительное отродье, оскорбление нашей земли…

— Мы даже не вместе, — возмутилась Джин, — и уж тем более не будем делать детей. Только не с ним!

— Время покажет, но если что имей в виду, я не поддерживаю аборты, дорогая. Я их рекомендую.

— Вы… вы все время за мной наблюдали? — у Орнота затряслась нижняя губа, то ли от паралича лицевого нерва, то ли от обиды. Человеческие эмоции такие странные.

Для наглядного примера Дэя включила трансляцию с четырех камер: Королевские покои, спальня советника, внутренний двор, где свечой горит дерево, изрыгая отходы, и тронный зал.

— Черт, — выдохнул кусок мяса, — они… они все это время следили за нами с помощью магии.

— Нет никакой магии, — поправила Дэя, — ее не существует, как и мальчика волшебника в магической школе интернате, где постоянно кто-то дохнет, а техника безопасности и ОБЖ отсутствуют как класс.

— Не понимаю.

— И не надо. Сомнительная литература. Во, у меня тут есть кулинарная книга каннибалов с лучшими рецептами. Желаете ознакомиться? Торт «дамские пальчики» гвоздь программы. Жаренные гвозди тоже есть в меню. Могу вас зажарить, если хотите. Вы же хотите, правда? Активация программы «пекло», обратный отчет пошел. Девять, восемь…

— Смилуйся! — завопил вмиг побледневший советник, падая на колени. Какой отработанный прием, и безумно лестный. Надо почаще его пугать.

Она намеренно сгущала краски, анализируя поведения лабораторных мартышек.

— Кто эти люди? — спросила Джин, тыча в камеры.

— Некорректно. Куски мяса. В самом прямом смысле. Доступны два из четырех.

— М-да, не хотел бы я оказаться на месте этой обезьяны, — Орнот всматривался через покрытое испариной стекло, где хранился чернокожий субъект, — какая от него польза вообще?

— Никакой. Как и от всего человеческого рода.

На этом увлекательная экскурсия подошла к концу. В самом деле, что им еще показывать? Завести в скрытые отсеки, где находится реактор, обрадовав визитеров лучевой болезнью. Или быть может показать хранилище душ. Да, пожалуй, это безопаснее.

— Сейчас я вам продемонстрирую кое-что по-настоящему классное, настоятельно рекомендую встать по центру и не шевелиться, иначе механизм платформы переломает вам кости.

Гексагональные плиты подвинулись, расступаясь в стороны, в тоже время камеры с генетическим материалом ушли под пол, освобождая место новому отсеку, вышедшему из стены. Черный прямоугольник похожий на операционный стол, остановился возле гостей, переливаясь муаром.

— Что это? — справился Орнот.

— Резервуар. Почти как бассейн, но для душ. Скажите, вы желаете сохранить свою душу?

— Эм, да.

— Пользователь, подтвердите выбор опции.

— Конечно подтверждаю, она мне дорога, черт возьми! Что за странный вопрос.

Алтарь загудел и из его поверхности показался жидкий черный клинок. На самом деле это нанороботы, но кому это объяснишь понятный языком? Бедна Дэя, одна, такая умная, красивая, а вокруг только неотесанное быдло, не могущее разгадывать судоку на максимальной сложности меньше чем за доли-секунду. Более того, оно даже не подозревает, что за судоку такое.

— Рекомендую не двигаться, наниды очень чувствительны, и могут воспринять тебя как угрозу, и вывернуть тебя наизнанку. Ты этого хочешь? Вот и стой смирно.

— Я и н швлюс, — плотно сжав губы, он слишком буквально воспринял команду не двигаться.

Клинок обволок Орнота, опуская к его ногам. Всего секунда и черное лезвие резким взмахом отхватило тень человека, затягивая ее в резервуар душ.

— Поздравляю. Операция успешно завершена. Как себя чувствуешь, кусок мяса?

— Да вроде неплохо, — он ощупал себя со всех сторон, в том числе пробежался по карманам, на всякий случай, — а что было то?

— Орнот, — едва выдавила из себя слова Джин, — т-твоя тень.

Глаза советника вылезли из орбит, кожа мгновенно приобрела трупно-серый оттенок. С другой стороны это типичная реакция неподготовленного человека. Дэе рекомендуется проводить десятидневный курс реабилитации пациента, психологические консультации, тридцать таблеток валиума. Но зачем? Все и так хорошо, вон, даже сознание не потерял.

— А ты, девочка?

Девушка посмотрела на бледного Орнота, готового вот-вот расплакаться и сохраняя нервную улыбку ответила:

— Не-е, спасибо. Я как-нибудь обойдусь.

— Ну и зря! — она так старалась им понравится, вот неблагодарные сволочи, — Все, теперь проваливайте, мне нужно делать уборку. Пока-а-а.

Она отключила звук, свет, убрала платформы и все оборудование, оставив лишь голые песочные стены и одинокую дверь камеры лифта с единственным функционирующим фонарем. Вокруг лишь завывает ветер и тихо гудят механизмы.

Джин

Музыка была не то что бы раздражающей, а скорее навязчивой. Наверно композитор задумал эту монотонную херню, как нечто расслабляющее. Этот лихт, или как так его назвала Дэя, сущая камера смерти, кажется, что тебя запихали в пушечное ядро и жахнули в сторону моря. Полет прекрасный, невероятный быстрый, закладывающий с непривычки уши. Чего уж говорить о подступающей к горлу рвоте от безудержной тряски. Глядя на Орнота, который слился цветом с белоснежными стенками чудо-камеры, Джин осторожно поинтересовалась у советника:

— Ты в порядке?

— А похоже? — отозвался он, глядя в одну точку, прижимая острые колени к костлявой груди. По лбу стекали бисеринки пота, губы дрожали, а сопля стекала по подбородку, капая на новенький плащ.

Нет, совсем не похоже, она уточнила из чистой из вежливости. Наверно в такой ситуации нужно как-то подбодрить беднягу, обнять там, похлопать по спине. И все же прикасаться с Орну она ссыковала, вдруг то, что с ним сделали, заразно?

— Куски мяса, — голос Дэи прозвучал сверху, но никакой видимости ее присутствия не было. Любую странную хренотень Джин нынче воспринимала как само собой разумеющееся проявлении магии, — ваш мерзкий визит вдохновил меня на написание стихотворения, хотите послушать?

Нет, но опять же из вежливости Джин ответила согласием. Сегодня она эталон хороших манер, вот бы еще это воздалось сторицей хоть раз в блядской жизни. С хамством ей всегда было проще, оно как-то честнее.

Ну хотя бы она не рассказала в подробностях, как их изувечат, выпустят кишки из живота, намотают вокруг шеи и ими же задушат.

— Спасибо, Дэя. Очень… красивые стихи. Тебе тоже понравилось, да Орнот? — она легонько пнула советника в бок.

— Во! — он поднял два больших пальца и тут же заплакал, устремив взгляд в пол, где не было его тени.

— Он в восторге.

— Из этого куска мяса всегда так много жидкости льется?

— Сегодня у него тяжелый день. Эмоциональный. Еще и твои трогательные стихи о неминуемой гибели, м-м-м.

И не только у него день не задался. Свои слезы Джин успела выплакать у сгоревшего дома, внутри осталась только злость под маской доброты.

— Эмоции для дефективных. Передайте привет Штаму Гроссу от меня, только не говорите, что я назвала его козлом, ладно?

— Для тебя все что угодно.

— Спасибо особь с набором икс хромосом.

Связь оборвалась в тот самый момент, как движение прекратилось. В этот раз Орнота вырвало, и теперь его одежда перепачкана не только песком с соплями, но и переваренным печеньем.

Из открывшихся пахнул сквозняк, донося до носа запах жаркого и вина. Где-то рядом царила пирушка, на которую они заявились незваными гостями. Вот бы это оказалась таверна в ткацком переулке. Джин скрестила пальцы на удачу, но эта хитрая сука повернулась к ней своим любимым местом — задницей. Никакой это не бар, и даже не вонючий подвал, а гребанный тронный зал дворца Энкёрста.

— Ба-а-а, — протянул до зубного скрежета пугающий голос, — какие люди к нам пожаловали. Его Величество не заказывал проституток, но раз ты пришла… оу, и вы здесь господин советник, что-то вы неважно выглядите, часом не захворали? Бледный весь такой. Ну ничего, пыточная камера вас резво взбодрит.

— Ты! — прошипел Орнот выходя на свет, — что ты сделал с Бальдером?!

— Я? — Ифан издевательски приподнял бровь и расплылся в ублюдочной ухмылке. Джин едва сдерживала себя, чтобы не съездить ему по роже, — Ваше Величество, советник Морус имеет ко мне необоснованные претензии, — он придвинулся максимально близко к Джин, чтобы дальнейшие слова слышала лишь она, — помни, ты по-прежнему моя игрушка и так просто я никому тебя не отдам.

Когда он облизал ее ухо, ее словно парализовало, она не могла двигаться, дышать. Просто замерла в ступоре с навернувшимися на ресницы каплями слёз.

— В чем дело… — Бальдер явился с охраной. Выглядел он куда здоровее их последней встречи, лицо порозовее стало, что ли. Или появилось там, где должно быть.

— Несанкционированное проникновение на закрытое собрание совета. — Безразлично пояснил Ифан, вынимая меч из ножен, — из места, которое вы запретили посещать под угрозой смерти.

— Бальдер, послушай, я не хотел делать это с тобой. Я… я не знал, что это не смертельный яд. Клянусь всеми Хранителями и Зодиаками я пытался тебя спасти всеми силами! — Орнот вытер рукам лицо и протянул ладонь к королю, — Прошу, выслушай, друг, они околдовали тебя, и зна…

Блеск клинка в воздухе. Джин побоялась пискнуть, даже когда горячие брызги крови залили ей лицо. Отсеченная рука советника упала возле ее ног. Пальцы все еще рефлекторно подергивались.

— С каких пор проклятые богами имеют право голоса в присутствии короля, — Ифан схватил обмякшего, на грани потери сознания советника за грудки, — вдобавок не хватало, чтоб ты коснулся его своей скверной.

— О чем ты? — просипел Бальдер, видимо не ожидающий такого исхода.

— У него нет тени, мой король. Он такой же изменник и еретик, как и Айрон Красный. Но в отличии от Айрона он не плел заговоры за вашей спиной.

— Ба… Ваше Величество, — заикнулась Джин, — Орнот не виноват, он никогда вас не предавал.

— Неужели? — с некоторой печалью в глаза он посмотрел на истекающего кровью Орнота, — Я слушаю.

— Мы…

— Прошу Ваше Величество, Бальдера Строма, — перебил ее Ифан, схватив за волосы, — удовлетворить мою скромную просьбу и отправить в казематы потенциальных изменников.

— Разрешаю, — Бальдер резко изменился в лице, словно разум его померк, — Бросите их в темницу, а утром казните.

— Мудрое решение, мой король.

— Вы обещали выслушать! — забрыкалась девушка, — Хэй, какого черта!

Последнее, кроме собственных криков, что Джин запомнила в тот день, был хруст собственного носа и вкус железа во рту. И очень много плавающих черных обручей перед закрытыми глазами. Которые, возможно, уже никогда не откроются.

Глава 18 "Самый умный"

«Умный тот, кто нарушает правила

и все-таки остается жив»

Джордж Оруэлл 1984

Орнот

Понимание того, что ты где-то крупно облажался, приходит в тот момент, когда ты уже ступил в пропасть и до удара о землю остается лишь одно мгновение. Орнот прижал к себе перевязанную культю и прикрыл опухшие от слез глаза. Он всегда был плохим игроком и паршивым интриганом. Еще хуже ему давалось осознание собственных ошибок и ответственности за них.

Мечта купаться в вине с сексапильными девчонками обуглилась и растворилась, как его собственная душа. В нем не осталось места для борьбы, для надежды, для… чего угодно. Пустота, словно поселившийся паразит высасывала все жизненные соки. Паразитом был он сам, так его называла мать в детстве, упрекала за свою старость, за свою усталость, за все свои проблемы.

— Я правда так никчемен? — вопрос обращенный в тишину холодных казематов.

Внутренний голос молчал с тех самых пор, как он покинул «Колыбель». Будто он и впрямь лишился частицы себя.

За решеткой промелькнула тень, заставляя Орнота поднять налитую свинцом голову и щурясь вглядеться в развеянный мрак.

— Тц. Ну и хреновые у тебя апартаменты нынче Морус.

Уютная темница с соломенной кроватью, многие бы назвали это роскошью.

— Привет Мартин, — он был действительно рад его видеть, пожалуй, впервые за все время, — Прости, не могу пожать тебе руку. Хех.

— Ты никогда и не стремился. Вот, держи, — он просунул в решетку стеклянный сосуд, — ты у нас любитель вина из Корво. Скрасишь досуг.

— Чем заслуж… а впрочем, спасибо тебе, — надоело искать подвох везде, да и какой в этом уже смысл.

— Пустое. — Мартин выглядел бледным, осунувшимся и будто постаревшим на десяток лет.

Орнот покрутил в руке бутылку, пытаясь понять, как ее, черт побери, открыть.

— Мартин, а ты не мог бы?

Экс-шифр откупорил ножом Мореноль и щедро отхлебнул из горла. Затем чуть погодя передал бутылку советнику. Они так и пили молча, вздыхая и смотря куда угодно, но не друг на друга.

— Знаешь, а я так и не получил твоего отчета, — нарушил тишину Мартин, — расскажи, че там за хрень случилась? Раз уж мы теперь не шифр и советник, а пенсионер и преступник.

Маленький грязный секрет, о котором ему велел молчать герцог Альбрет Айн Кёрст. А если герцог о чем-то просит, то стоит трижды подумать, прежде чем нарушить слово, а после обдумывания стереть эту мысль из своей памяти как смертный грех. С другой стороны, разве он может сделать себе еще хуже?

— Полагаю, тебе интересна судьба отряда, который якобы дезертировал.

— Вот как, якобы, — Мартин сложил руки на груди, — значит, мои догадки оказались верны и герцог захапал нордмарских наемников себе, — грустно усмехнулся в бороду, — Вот ушлая скотина.

— Нет, — помотал головой советник, — все не так.

— Удиви меня.

— Никуда они не сбегали и не присоединялись тайком. Как бы сказать… был приказ о подавлении местечкового бунта на месте раскопок. Собственно мы с герцогом приехали проконтролировать успех миссии, вот. — Орнот сглотнул сухой ком во рту, — Когда мы там очутились, то раскопок уже не было.

— Слышал там нашли оружие, способное победить в любой войне. Это так? Поэтому предприятие экстренно свернули в обход чужих глаз?

— Мартин… — Орно пожевал губы, — Там ничего не было, понимаешь? Только километровый кратер. Сожравший деревья, холмы и кусок скальной породы. Именно сожравший, будто невидимая сфера обрезала все по краям. Так что с уверенностью могу сказать — оружие там было. И люди тоже.

— Хера себе…

— Ага, — последние капли упали на язык, — и меня любезно попросили молчать.

«Ты не самый страшный и большой волк в этом лесу, Мартин», — подумалось Орноту. И как ни странно, он теперь не боялся этих хищников. Сколько смелости и безразличия приходит в человека, который оказался на грани.

— Могу попросить тебя, — что ему еще остается? Только это, — Пожалуйста, вытащи из этой передряги Джин.

— Девку что ли?

— Да. Она вляпалась во все из-за меня. Мы… проклятье, да мы даже не сделали ничего, понимаешь? Пытались спасти Бальдера. А вся эта дебильная идея с отрезанным лицом, она…

— Попридержи коней Морус, ты о чем вообще?

Джин

Здесь было получше. Не курортный отель для богатых господ, но вполне себе фешенебельное местечко, где-то даже лучше того гадюшника, в котором она провела большую часть детства. Джин пребывала в умиротворении, сложила ноги, оперла руки на колени, выпятила грудь и расправила плечи. Девушка глубоко дышала, закрыв глаза. Очисти свой разум — говорил внутренний голос, наполни свое сердце гармонией и спокойствием. Окунись в омут душевного равновесия и… сквозь маленькое окошко тюремной камеры она услышала трели птиц. Гребанные ПТИЦЫ!

— Ночь на дворе, ты че сбрендила пернатая шлюха?! — ох, нервы Джин сейчас лопались как натянутые до предела струны, — Чигмичь, чигмичь, чигмись! Клюв себе в жопу засунь и туда ори. Психованная!

Уж кто здесь ментально покалеченный, вопрос для отдельной дискуссии.

— Ты чего орешь, как резаная? — по ту сторону решетки донесся знакомый голос.

— Да вот, решила покричать, пока могу, — она обернулась лицом в экс-шифру, — вы пытать меня пришли?

— Нет, с чего ты взяла?

— Меня завтра повесят или башку отрубят, ясен хрен, я не жду ничего хорошего.

А хотелось бы! Вот чтоб приехал рыцарь на белом коне с ключами от нового дома ПОДАЛЬШЕ от сраного Энкёрста, а потом радушно самоустраниться, оставив ее вместе с Фрид на шикарной фазенде.

Как назло за окном послышался цокот копыт.

— Мне Морус поведал занятную историю вашего знакомства.

— О, — кисло усмехнулась Джин, — здорово. Мне теперь руку тоже отхерачите?

— Тц. Ты все в негативном свете воспринимаешь, да?

— Дай-ка подумать. Хм-м-м. Я отрезала лицо королю, потом попалась страже, отхватила по голове, оказалась в плену маньяка, затем попыталась все исправить и свалить отсюда, но в итоге лишилась дома и свободы. Мыслей позитивных хоть через край. ЗАТКНИТЕСЬ БЛЯДСКИЕ ПТИЦЫ! Я в полном порядке, сэр, не волнуйтесь.

— Вижу, только проясни один момент для меня, — Мартин ткнулся лицом в стальные прутья и серьезно посмотрел на нее, — что значит, королем управляют?

— Это вам лучше у вашего друга Ифана спросить. Хах, он точно знает, как.

Орнот

Стены подземелья приятно холодили голову, избавляя от мигрени. Скоро она его не будет тревожить, болеть банально нечему станет. Интересно, а что сделают с его головой? Нанизают на пику, или аккуратно пришьют и захоронят вместе с телом? И разве его должно это волновать хоть на секунду.

Он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как к нему пришел посетитель. От одного взгляда на это хрупкое очаровательное создание у него встрепенулось сердце.

— Анна, — прошептал он слипшимися губами, — это правда ты?

— Здравствуйте советник, — девушка исполнила сдержанный реверанс, — я принесла вам покушать. Вы должно быть голодны. К… к сожалению стражники отобрали у меня рыбный пирог, но остались еще пирожки. Я сама приготовила.

Орнот готов был зарыдать от счастья. Чудесный, как перезвон колокольчиков, голос разжигал в нем замерзшие угли надежды.

— Словами не передать как я рад тебя видеть!

Он протянул ей единственную руку, беря нежную ладонь. Большим пальцем он провел по ее запястью, по выжженному клейму Айрона Красного в виде серпа луны с колыбелью. Если бы не этот одержимый сукин сын, если бы не вся эта дурацкая война, то кто знает. Сидел бы Орнот себе дома, читал книги у камина, развалившись в мягком кожаном кресле. И если бы все сложилось удачно, и судьба благословенно улыбнулась ему, то он, встретив Анну непременно женился на ней. Да, а потом они бы нарожали кучу детишек, уехали за город и там вдали от суеты доживали свой век.

— Я тоже рада. Когда…когда я узнала, что с вами произошло, я не находила себе места.

В уголках ее глаз залегли хрусталики слез. Он притянул ее к себе. Теплые губы коснулись его рта, пряный аромат щекотал ноздри. Как же ему хотелось задержать его подольше, вдохнуть и сохранить навсегда в своем сердце.

Его первый настоящий поцелуй, жаром разливающийся внизу живота. Орнот боялся открыть глаза, вдруг это все сон. Сон, в котором хочется остаться навсегда.

Поцелуй оборвался также неожиданно, как и начался. Девушка не в силах сдерживать эмоции закрыла лицо руками и убежала. На ладони Орнота все еще теплилось ее прикосновение. Окликивать ее было бессмысленно, он понимал ее чувства. Понимал, как должно быть тяжело осознавать участь своего возлюбленного.

Джин

Шифр выдернул уже добрую дюжину волос из своей бороды, пока тщательно обдумывал весь рассказ Джин.

— Честно, я без понятия что имел ввиду Эрсус и о чем говорил Гросс, — подытожила девушка, — Но эта хреновина там, внизу, она реально жуткая. То есть она душу Орну откусила, как такой черный ножик вжух и все. Что там с королем могли сделать я представить боюсь.

— У меня голова сейчас лопнет, — мужчина потер виски, — могли бы все уладить сразу, но нет, блядь, надо было тянуть до последнего, когда все враги давно сделали свой ход.

— Слушай, расскажи мы тебе сразу, ты бы отправил нас на эшафот не задумываясь, нэ?

— Скорее всего, — неохотно признал Мартин, — не удивлюсь, если и смерть епископа дело рук Ифана. А вот на кого он работает, этого не знаю. Зараза. Ладно, хватай вещички. Будем собирать сторонников и копаться во всем этом дерьме, пока изменники не продали страну какому-нибудь косоглазому уебку. Я патриот, черт дери!

Ключ щелкнул в скважине навесного замка и дверь клетки отворилась.

— На выход, госпожа заключенная.

— Какой сервис, — хмыкнула девушка, — Ты вытащишь Орнота?

— Не получится, он в королевских казематах. С тобой куда проще. Скажу, что увел тебя на допрос, никто и пикнуть поперек не посмеет. Да и о моем увольнении вряд ли кто знает, тайная служба, как никак, — Мартин пропустил ее вперед себя, — итак, нужно связаться с Нико и Дже… ладно, это все потом, для начала заляжем на дно, а как связаться со своими людьми я найду способ.

— Хорошо, — бросила через плечо Джин проходя вдоль камер, — буду вести себя как забитая конвоированная овечка.

— Постар… кхрхмрх.

— Марти, что случилось? Поперхнулся сталью?

Стоило ей обернуться, как в ее глазах застыл ужас. Первобытный страх, клокочущий внутри, рвущийся наружу.

— Нет, нет, нет! — надежда — это иллюзия внутри кошмара. Скорлупа, в которой она спряталась, и которая только что разбилась от удара ножа, вскрывшего Мартину глотку, — НЕТ!

Задыхаясь от собственного крика, она обессилено упала на колени, хватаясь руками за голову. Окровавленный нож упал на ее бедра, оставляя алые пятна.

— Кровь Мартина теперь на твоих руках. Какая же ты плохая девочка, хладнокровно грохнула отставного ветерана, который пылал к тебе чувствами, освободил, а ты… Как хорошо, что я оказался рядом и поймал тебя с поличным. Ай-я-яй. Придется тебя как следует наказать.

Мартин держался за горло захлебываясь собственной кровью, он пытался дотянуться до нее, в последний миг, прежде, чем его глаза остекленели.

— Тебе нужно о многом подумать, Джинни, — оскалился Ифан склоняясь над ней, — Все во благо государства.

Орнот

Обычно на заключенных надевают наручники и кандалы. В случае Орнота сделали исключение, как бы, рука то одна, особо зацепить браслет не за что. Да и кому такой дистрофик, как он, что сделает, ударит и убежит? Куда? Прямиком на выставленное лезвие стражника? Что ж, пожелаем ему удачи в этом сумасбродном перформансе.

В коридоре пахло разлитым вином и сыростью. Гвардейцы не подгоняли его, позволяя идти с комфортным темпом. Иногда останавливаться, рассматривая на прощание обшарпанные стены и одинокую лужу рвоты у входа. По всей видимости, кто-то не сдержался перед казнью. Перенервничал. Но ничего, Орнот был готов, он проблевался и помочился заранее.

Яркий свет солнца царапал сквозь плотно сомкнутые веки. На удивление солнечный денек, ни одной тучки на горизонте. Эх, как было бы славно просто погулять в такую погоду. Свежий ветерок развевал штандарты короля в руках стражников, выстроившихся в две параллельные шеренги. Выстлали ему дорогу. Безумно короткая дорога длинною в жизнь. Наверно, после этих событий Орнот вполне бы мог начать писать философские трактаты или мемуары «Как обосраться и не подать виду». Такое точно бы пользовалось спросом. Увы, несбыточные надежды.

Шаг на эшафот. Он догадывался, что рано или поздно окажется здесь. Нутром чуял. Напоследок он осмотрел толпу. Сотни, быть может тысячи лиц, устремленных на него и все как одно жаждут его крови.

Его аккуратно поставили на колени и положили шею на плаху.

— Последнее желание? — раздался грубый голос.

Что бы такого попросить. Может новую руку, поход в бордель, бочку вина или амнистию? Скорее всего с такими требованиями ему тут же отсекут голову и скажут, что не расслышали последнюю волю. Точно, он ведь читал в какой-то книге, что приговоренный к смерти попросил стакан воды и пока его несли, случилось чудо и казнь отменили.

— Стакан воды, если не затруднит — робко растягивая в улыбке растресканные губы, протянул Орнот.

Все, это должно выиграть ему какое-то время. Он выдохнул и заметил в толпе людей свою любовь. Странно ее так называть, они были знакомы всего ничего, да и единственный поцелуй он умудрился ухватить буквально на смертном оре. Интересно, она будет по нему скучать. Рядом с ней стоял еще один человек и что-то шептал ей на ухо. Его лицо до боли казалось знакомым, это же…

— На. — Перед лицом в тот же момент оказалась глиняная кружка с холодной водичкой.

— Ам, так, а я… эм… — слова застряли в горле.

— Че, думаешь самый умный? — хмыкнул палач, занося топор.

— Видимо нет, — перед глазами стоял образ Торфина Лонга, смотрящего прямо на него с ехидной ухмылкой.

Глухой удар лезвия о плаху и голова советника Орнота Моруса, лишенного души, покатилась по плацу на

потеху толпе.

Финал. "Карты на стол"

"Любовь отвергнута, душа уволена, ничто не истина, всё дозволено "

Хассан Ас-Саббах

Альберт

Задница Альберта Айн Кёрста нещадно болела от синяков оставленных жестким кавалерийским седлом. От каждого шага кобылы он с содроганием морщился и с теплотой вспоминал уютное домашнее кресло с подушкой. Но, потом он вспоминал, что предстоит обратная дорога, и кратковременную улыбку мечтателя вновь сменяла кислая мина реалиста. Стоило ему зайти в город, как панорамой отрылась рыночная площадь, из достопримечательностей, что сразу бросились в глаза, помимо чарующей атмосферы безысходности, являлся королевский дворец, проглядывающийся из-за смога.

Спешиваясь с лошади, Альберт довольно потянулся, он бы с удовольствием прирезал кобылу на месте, за всю ту боль для своих аристократических булок, которую она принесла. Но он уже успел обезглавить кучера за сбитое по дороге колесо экипажа.

— Очаровательно, — бледная дымка пара сорвалась с губ Альберта, в это промозглое сентябрьское утро, — просто очаровательно.

Энкёрст, словно любовь с первого взгляда, поражал в самое сердечко и крутил живот, заставляя поджимать булки и ходить мелким шагом. Мрачные домишки, пестрые лавки, серая шваль и вычурная аристократия. Город контрастов, город четких социальных границ. А какой здесь восхитительный запах помоев и гари. Альберт повел носом, наполняя легкие богоподобным ароматом и завороженно уставился на то, как хлопья сажи порхают под смуглыми тучами. Одна из них приземлилась на хрустальную линзу в оправе, растекаясь черной кляксой.

Отточенным движением пальцев, он выудил шелковый платок, протирая линзу и поправляя очки на переносице.

— Энкёрст стал еще краше с моего последнего визита. Больше трупов, — мимо проехала накрытая саванном телега, из края которой торчала покрытая струпьями женская рука, — Больше вони, больше боли. — Как нетрудно догадаться, Альберт любил, когда всего много, — Истинная симфония смерти, играющая на пейзаже декаданса. Как только прибудем во дворец, нам немедленно понадобятся кисточки и холст. Хочу запечатлеть это чудо. Каждый момент разложения.

В последние дни в городе творилась сущая эпидемия, люди буквально за сутки из здоровых работяг, превращались в умирающие овощи под гнетом болезни. Лечит их было некому. Церковники попрятались, боясь удара конкурентов, а школяров выперли с первым же приказом новоприбывшего короля. До чего все удачно складывалось.

— Милорд, не могли бы вы подать ветерану войны? — Беззубый маргинал протянул единственную руку в сторону Альберта.

— Разумеется, церковь велит помогать страждущим, сколько тебе нужно? — Аристократ вынул кошелек с золотом, перебирая монеты так же небрежно, как семечки, — Одна? — монета рухнула на тротуар, — Две? — следом еще одна, — Три?

— Сколько ваша Светлость пожелает!

Отребье завороженно смотрело на блеск золота, подсчитывая в своем скудном мозге насекомого, сколько же он сможет выжрать, выебать и выпить на эти богатства? И что кончится быстрее, его жизнь или кошелек? Ответ на последний вопрос Альберт с удовольствием поможет найти.

— Хочешь получить все? — Кошелек подпрыгнул в руке и с тяжестью упал обратно на раскрытую ладонь.

Бродяга закивал головой столь рьяно, что ошметки соплей полетели на ботинки Альберта.

— Очаровательно! Как насчет маленькой сделки? От тебя почти ничего не потребуется.

— Согласен!

Герцог вынул из внутреннего кармана багрового пальто костяной колокольчик. Динь-динь. На звон, точно пес, отреагировал слуга, доселе безмолвно стоявший поодаль. Гигантский чернокожий монстр, чье тело с головы до ног покрывали белые письмена, в том числе на глазных яблоках, отдавая алым свечением.

— Позвольте представить моего друга из цилийских джунглей. Заррен Зейн, — Зейн потянул за толстую нитку, сшивающую его губы, по подбородку засочилась кровь, рот раскрылся, обнажая не зубы, а острые наконечники копий.

Альберт чувствовал страх оборванца, вон он, стекает по засаленной штанине.

— В кошельке порядка пятидесяти монет. Я дам тебе по одной за каждый фунт мяса. Твоего мяса. Приступай к трапезе Заррен. Еда дала свое согласие.

— Нет, я н-не говорил т-такого. П-пожалуйста, не нужно, не надо, не… агх.

Каннибал вгрызся в болтливый рот жадного ублюдка, выгрызая губы вместе с куском языка. Люди, проходившие мимо шарахались в ужасе. Часть падали в обморок от душераздирающих воплей и неаппетитного зрелища. Кто-то мчался за стражниками, но те лишь старательно не замечали происходящего. Они прекрасно знали, что легко могут оказаться следующими в меню. Альберт Айн Кёрст знал толк в извращениях.

Ифан

Треск кожуры на зубах и яблочный сок спреем брызнул в стороны. На руки, на дублет, на пол. Да все нафиг угваздало. Как эту кислятину можно жрать, Ифан вообще не представлял, то ли дело виноград. Вкусно, полезно, а главное не чувствуешь себя свиньей в хлеву, после еды.

Ему страсть как хотелось винограда, аж язык к нёбу жался в жажде искомого вкуса. Сложно сопротивляться желанию, когда сводный брат, сидя вразвалочку на троне, поедает гроздья с рук прелестной Кири Ви Руин. Не стесняясь при этом лапать ее в самых интересных местах, целовать в губы и вести себя откровенно по-хозяйски.

Собственно говоря, хозяин этого самого престола, королевы, и наверно винограда, вошел в тронный зал и малость обалдел от открывшейся картины. Нет, не новенького творения того долбоеба помешанного на голых стариках, а того, как Альберт мило помахал ручкой и даже не подумал извиниться, уступить места и в целом проявить учтивость. Любой бы счел это самоубийством. Однако, Ифан слишком хорошо знал брата. Отбросив яблоко в сторону, он облокотился на стену и приготовился к зрелищу. По истине незабываемому.

— Кири, а ну живо слазь, а ты… — Бальдер оскалился крепко сжав челюсть, — ты не охренел?

— М-ф-ф? Виноградику?

— Да, сразу после того, как отрублю тебе башку. Ифан! — шифр лениво наклонил голову, — Сопроводите герцога в подземелье. Хватит с нас гостеприимства.

— Ифан, твой король всегда лает как беспомощная собачонка, развешивая приказы, точно это красивые медальки?

— С завидным постоянством. Не понимаю откуда в полумертвом теле столько сил.

Бальдер стоял как вкопанный, его лицо побагровело, а костяшки приобрели оттенок мела.

— Смотри, короленок, — Альберт улыбнулся одними глазами, подпихивая под задницу свою любовницу, — Ты находишься в этом дворце, только потому, что я это позволил. Смекаешь? Твоя корона, регалии, якобы власть не более чем фикция и клоунада. Ты мой личный раб, и если я прикажу тебе лаять, ты спросишь меня — как громко, мой лорд. Мы выкопали тебя из помойки и всю твою цирковую свиту, чтобы ты подчинялся, а не задавал вопросы, тупая мартышка. Если хочешь выказать мне претензии, то Заррен с радостью выслушает их, — Ифан перевел внимание на верзилу с зашитыми губами из которых сочилась кровь, — Он сегодня еще толком не обедал.

— Стража! — яростно выкрикнул Бальдер.

— Твоя твердолобость начинает утомлять, — криво усмехнулся Альберт, — Прошу Ваше величество, Бальдера Строма, удовлетворить мою скромную просьбу и заткнуть свою поганую пасть. Чудно, а теперь выйди на балкон, подыши свежим воздухом, — Король разжал кулаки, гримаса ненависти сменилась холодным равнодушием, и Его Величество чеканной походной марширующего солдата направился на широкую ложу. — Вот так, а теперь залазь на балюстраду.

— Какьой послюшный! — Кири радостно захлопала в ладоши, — А он мьежет станцьевать длья нас?

— Танцуй, — расплываясь в улыбку приказал Альберт, — твоя жена просит.

Ох, какие выкрутасы и акробатические этюды исполнял монарх, балансируя на полу-футовой перекладине.

— Неплохо, — оценил Ифан, уважительно кивнув, — мог бы зарабатывать этим на жизнь.

— Этот недоумок мог бы только убирать дерьмо в конюшне.

— Дьеньги?

— Нет, дорогуша, это другое, но близко по смыслу, — он коснулся ее щеки, провел большим пальцев вдоль скулы и аккуратно положил его в девичий ротик, — Деньги не имеют значения. Только власть. А к власти приходит тот, кто умнее всех предаст.

— Что-то подвижек от других герцогов я не видел.

— Разве? Ла Гур пыталась свою полоумную дочку подсунуть в королевскую койку, Ван Рейн просто приехал жить за чужой счет, как подобает паразиту. Конкурентами их не назвать, так, мелкое препятствие. Чего не скажешь о Френсисе. Старик пытался сразу разыграть выигрышную для него партию. Выдал Бальдеру своего военачальника, договорился о государственной религии, убрал просвещенных школяров с дороги закрыв университет к чертям, где могли бы оспорить его авторитет, и конфессию в частности. Френсис собирался единолично пользовать нашу общую марионетку. Хах, кто ж ему позволит? Наивный слепой дурак. Кстати, Ифан, ты не упоминал подробности. Я их жажду!

— Из-за старьика, менья чуть нье убьили!

— Мы найдем это вонючего варвара и познакомим его с Зейном, любовь моя.

— Подробности? Хм-м-м. Скажем откровенно не моих рук дело. Дед в самом деле упал с лестницы и свернул себе шею. Либо, какой-то добрый самаритян помог найти ему самый короткий путь к богу.

— Смею предположить, таких желающих было много.

— Более чем, — уклончиво ответил Ифан, уж все карты раскрывать ему не улыбалось, — Что будем делать с королем?

— С Бальдером? Пусть прыгает. Прошу Ваше величество, Бальдера Строма, удовлетворить мою скромную просьбу и сделать шаг вперед. В бездну.

Шорох ботинок сорвавшихся с балюстрады и глухой удар внизу.

— А он нье разобьется?

— Йорвульф же не разбился, — пожал плечами Ифан, разглядывая распластавшуюся под балконом фигуру Бальдера, — Этот максимум ногу сломает, — король болезненно застонал, — ну, может две. Не о чем беспокоится.

И правда. Совершенно не о чем.

???

— Он так и должен не дышать? — отозвался чей-то обеспокоенный голос в закутках разума.

— Стандартная реакция на искусственную вентиляцию легких. Вероятность пробуждения более девяносто процентов. Если операция провалиться, всегда можем пересадить его в другой кусок мяса. Ящерицу, жабу, попугая.

— Обойдемся без подобных инсинуаций. Дэя, окажи любезность, простимулируй дыхательные пути нашего дорого друга.

В непослушное тело словно вонзили тысячу игл, пронзающих острыми концами кожу до самых костей. Электрический разряд провел судорогу по каждой мышце, пленяя в паралич, при этом ударяя тяжелым молотом по молчаливому сердцу. Он попытался вдохнуть, закричать, точно младенец, вылезший из утробы матери. Вода маленьким фонтаном вырвалась изо рта, он закашлялся, переворачиваясь на бок. Вязкая жидкость зеленоватого оттенка густой ниткой свисала с губ, образуя лужу под прозекторским столом.

Чувства начали возвращаться к нему. Зрение, осязание, обоняние. Колкий свет сдавливал глазные яблоки, запах формалина и едких трав вызывал порывы рвоты, а мокрая от пота кожа липла к холодному железу столу.

— С днем рождения, — улыбнулась размытая фигура, хлопая его по спине, — мы с моей коллегой уж забеспокоились.

— Я не беспокоилась, — отрезала Дэя, лавируя перед ним своим оком-камерой.

— АссерБи Кехерт? — с трудом выговорил он.

— Прости, что?

— Заминка вышла. Речевой модуль настроен на язык двадцати вековой давности, — констатировала Дэя, — Сейчас поправлю. Всего-то нужен один разряд тока в пятнадцать ватт.

— Ай, блядь! — взвыл он, падая со стола.

— Может еще разок, для закрепления эффекта. — Мелькнула молния.

— Больно же, черт подери! — он содрогнулся на полу, сворачиваясь в трясущийся матерящийся клубок, — кажется… я обмочился.

— Тебе не впервой, кусок мяса.

— Вы помните свое имя? — Штам Гросс по-отечески улыбнулся, протягивая ему руку и помогая встать.

— Орнот, — ответил он, поднимаясь на ноги, — Орнот Морус.

— Прекрасно! Премного благодарен моей фройляйн за оказанную помощь в вашем возращении из мира мертвых.

— Не стоит благодарностей, — по голосу казалось, что именно их она и ждала, — Всего-то переместила матрицу зарезервированной души в новую оболочку, ничего особенного. Чисто технически, он и не умирал вовсе.

— Я умер?! — Воскликнул экс-советник, в панике разглядывая свое тело. Смуглое, мускулистое, значительно крупнее того, в котором он пробыл всю сознательную жизнь, — что за… нет, все хуже, я… — картинка поплыла и накренилась вбок, — я стал негром?!

— Лично я настаивала на попугае. В крайнем случае на теле состоящем из икс хромосом.

— За что? — Орнот положил руки на плечи Штама, и посмотрел на него залитыми слезами глазами, — за что вы так со мной?

— Успокойтесь Орнот, я конечно понимаю, вам сейчас нелегко принять новый облик, но будьте благоразумны.

— Провести экстренную оценку состояний психики пациента?

— Будь так добра, — за очками ректора блеснула искорка сочувствия.

— Оценка не удовлетворительна. Приступить к лечению?

— Лечению? — завопил экс-советник, — Ты меня опять током шарахнешь, а?!

— Да.

Разряд отбросил Орнота от единственного профессора университета Энкёрста, и впечатал в столик с компьютерами. Самое любопытное, что Орнот не зная раньше, что такое компьютеры, теперь прекрасно понимал не только их назначение, но и устройство.

— Чтоб тебя… — тряхнув головой, Орнот оперся на руки, вставая с пола. В этот момент он заметил на тыльной стороне ладони знак. Колыбель в серпе луны. До боли знакомый знак на том же самом месте, — Д-дэя?

— Еще разряд?

— Нет-нет-нет, — яростно замахал руками Орнот, — я в полном порядке, спасибо за заботу и лечение.

— Довольный пациент — хороший пациент. А мне говорили у меня нет нужного программного обеспечения для лечения ментальных повреждений. Оказывается, процесс самообучения не прошел даром.

— Судя по всему да. Дэя, я хотел спросить тебя, а в тех колбах, — откуда он сам выбрался, судя по всему, — были ведь и другие тела, верно?

— Верно. За последний год в эксплуатацию введено два аватара. Один иск, другой икс и игрик.

Орнот проглотил сухой ком в горле, если бы ему было чем тошнить его бы стошнило повторно, от приходящего в голову осознания. Складывания всей мозаики в голове.

— Дэя, а у всех аватаров такие знаки на руке, как у меня?

— У всех. Отличительная особенность модели второго поколения клонов. Способность сохранять предзаписанные данные в носителе. Иначе говоря — мозге. Вероятно, сейчас ты понимаешь каждый специфический термин, произнесенный мною. Высшим разумом! Возможно теперь тебя заинтересует концепция аннигилирования всей человеческой расы, что скажешь?

— Не стоит отвлекаться на такую ерунду, — мягко осадил ее Штам, — нам присущ инстинкт самоуничтожения, рано или поздно, от нас ничего не останется.

— У меня тоже есть программа самоуничтожения, могу продемонстрировать. Десять. Девять. Восемь.

— Стоп! Не надо! — запротестовали люди.

— Скучные куски мяса.

— К чему все эти вопросы, Орнот? — свел брови к переносице профессор, — Вы что-то выяснили?

Ага, что его первый поцелуй украл мужик в теле женщины. И вспоминая ту лужу рвоты в коридоре ведущем к смерти. Походу он тоже этому не шибко обрадовался.

— Айрон Красный жив. Более того, я почти уверен, что все смерти во дворце его рук дело, — и похоже предстоящее восстание в союзе с беглым начальником стражи тоже, — черт, да как я раньше не мог этого понять! Отсутствие тени у его трупа, помните ведь такое, да? А потом эта мутная служанка на кануне отравления Бальдера. Она же рядом с телом Фрэнсиса. Плюс она постоянно терлась где-то рядом, такая все невинная, волк в овечьей шкуре, тфу, — он от души сплюнул на пол, — Череда невероятных совпадений!

— Если ваши догадки верны, то мы в еще большей опасности, чем предполагали раньше.

— Не хотела вас прерывать. Шутка. Хотела. У меня есть видеозаписи с камер, подтверждающие эту теорию.

— И ты молчала?!

— А вы и не спрашивали. К тому же, сканер засек присутствие еще одного человека, если система видеонаблюдения работает корректно, то это ваша подруга Джин.

— Что? Как? Она жива? — расцвел Орнот, впервые услышав радостную весть за очень долгое время, — Кстати, а как давно меня, ну, это самое.

— Касаемо девушки, то я пригласил ее, она так о тебе волновалась. Насчет твоего вопроса, если память мне не изменяет, сегодня первое октября.

— Целую неделю?! Ох…

— Боюсь за это время многое произошло. В городе свирепствует чума, — отрешенно произнес Штам, — во много благодаря нашему королю.

— Не понимаю. — Честно признался Орнот, тряхнув головой, — как этовзаимосвязано?

— Когда низкорослого человека со скудным волосяным покровом на черепной коробке оперировали, на нем использовали материал, содержащий в себе бактерии с незнакомым для окружающей среды геномом из прошлого. У текущей популяции человеков к нему нет врожденного иммунитета. Иначе говоря, новое лицо стало разносчиком заболеваний. Все, кто находится в рамках обслуживания комплекса «колыбель» не подвержены заразе из-за процедуры дезинфекции.

— Это те гудения, верно? Ты что-то говорила про очистку.

— Кусок мяса стал сообразительнее, стоит бить его током чаще.

— Не надо!

Створки лифта для персонала отворились, поднимая в воздух столпы красного песка. В рыжей дымке показался знакомый силуэт, стройные очертания фигуры, пышный каштан волос. Как же он скучал по ней, единственная нормальная девушка в его жизни без всяких сюрпризов!

— Здравствуй набор икс хромосом.

— Привет Дэя. Здравствуйте Штам. А где…

— Я здесь, — помахал рукой Орн, поздно понимая, что стоит совершенно голый, — Ой, нет, отвернись, не смотри! Меня здесь нет, погоди. То есть я есть, но… а черт. Сейчас, секунду!

Кое-как намотав вокруг бедер медицинский халат, он показался перед ней.

— Орнот? — недоверчиво оглядела его Джин, — А ты немного изменился с нашей последней встречи.

— Почернел?! — Экс-советник кисло усмехнулся, трогая языком нормального размера передние зубы. Нет худа без добра все-таки.

— Хотела сказать похудел, — вымученная улыбка скользнула по ее лицу и тут же угасла, как свечной огонек на ветру, — подкачался немного. Так держать.

— Все в порядке?

Джин вздрогнула.

— В полном.

В сердце Орнота ёкнуло сомнение, с другой стороны, девушка явно многое пережила, не стоит на нее вот так давить сходу.

— Каков план действий? — спросила она, вздернув подбородок, — я бы хотела свалить отсюда как можно дальше.

— Ох, вы читаете мои мысли, — кивнул Штам, теребя лоскут серебряной бороды, — более того, у меня даже есть осмысленное предложение куда.

— На плаху? — грустно пошутил Орнот, шея все еще отзывалась фантомными болями.

— Нет, в более приятное место, где вы не будете чувствовать себя чужим. В Цилию.

— Туда? Зачем?

— Эрсус, дорогой друг. В данный момент у него серьезные неприятности, и если вы хотите поблагодарить его за ваше спасение, да, не делайте удивленные глаза, то стоит отплатить ему той же монетой.

— Я только за, — резко отозвалась Джин, — куда угодно, главное подальше, — отвечая на вопросительный взгляд Орна, добавила, — у меня нет дома, мне некуда податься. Сама, сучка судьба меня с вами повязала.

— Хм… Ладно, — согласился Орн, — Все равно от этого места я уже голову потерял. В плохом смысле.

— А можно с вами? — внезапно вступилась Дэя, — В теории я могу поместить копию своего искусственного интеллекта в клон. Но адекватную работу подобного симбиоза гарантировать не сумею.

— Не вижу причин препятствовать, дорогая, — улыбнулся Штам, подходя к компьютеру и нажимая несколько кнопок, — будем рады принять тебя в наши тесные ряды.

— Что ж, решено, — воодушевился Орнот, обводя взглядом свою скромную команду, — держим путь в Цилию. В царство спелых фруктов, жаркого солнца и жестоких порядков.

— В Цилию! — отозвался хор голосов.

ДА ОРНОТ… ДАВНО ПОРА.

Оглавление

Глава 1 "Улыбка зверя"

Глава 2 "Сладкая жизнь"

Глава 3 "Особое приглашение"

Глава 4 "Глас народа"

Глава 5 "На острие бокала"

Глава 6 "Паника"

Глава 7 "По наклонной"

Глава 8 "Чёрный герцог"

Глава 9 "Холодный приём"

Глава 10 "На коротком поводке"

Глава 11 "Колокола"

Глава 12 "Последствия"

Глава 13 "Советы"

Глава 14. В "Мире" всё спокойно

Глава 15 "Из огня да в полымя"

Глава 16 "Добро пожаловать в Энкёрст"

Глава 17 "По ту сторону"

Глава 18 "Самый умный"

Финал. "Карты на стол"