Укройся в моих объятиях (СИ) [Fenya_666] (fb2) читать онлайн

— Будем честны, есть тут те, кто собирается ограничиться тыквенным соком?

Как и ожидалось, руку никто не поднял. Гермиона тоже удержалась, чтобы не выставить себя идиоткой, хотя пить явно не планировала. Пэнси, которая достаточно ясно выразилась касательно своей позиции о пункте про алкоголь, все же продолжала сверлить Малфоя подозрительным взглядом.

Гермиона чувствовала, что контроль просачивается сквозь пальцы как песок. Драко медленно, но верно перетягивал префектов на свою сторону. Даже то, что он презираемый всеми слизеринец не заставило женскую половину кидать меньше заинтересованных взглядов в его сторону. Да и парни выглядели не менее заинтересованными (все, за исключением Дина Томаса — старосты Гриффиндора) — отказываться от алкоголя не хотел никто.

— Не знаю как вы, но наряжаться в идиотский оранжево-красный у меня нет никакого желания, — фыркнул Драко, и теперь-то Гермиона поняла, в чем заключалась суть его недавно сказанной фразы.

Некоторые ребята согласно закивали. Грейнджер, до этого скептично относящаяся к идее убрать дресс-код из правил, окончательно убедилась в том, что сделать это все же придется. Что ж, значит, украшением зала нужно заняться более тщательно — хоть где-то осенний дух должен присутствовать.

— Мы не можем убрать пункт про алкоголь, Малфой! — Гермионе плохо удавалось скрывать раздражение. — Это требование Макгонагалл.

Какое вообще право он имел вмешиваться в процесс принятия решений? Он Главный староста.

Главный староста, который знать не знает про большинство своих обязанностей! И, соответственно, не выполняет их! Грейнджер закипала и видели это все, включая Малфоя. Но он не был бы собой, если бы обратил на это внимание. Драко лишь закатил глаза и скрестил руки на груди, уж было собравшись продолжить свою речь, но вдруг Паркинсон перебила его.

— Давайте оставим пункт про алкоголь, а дресс-код уберем. Я согласна с Драко — нельзя ограничивать студентов в выборе одежды.

Гермиона, конечно, была благодарна за вмешательство, ведь еще немного и она определенно заехала бы Малфою по шее, но и дураку понятно, что слизеринку явно волнует не вопросы ограничения студентов, а личное нежелание надевать одежду цвета вражеского факультета.

Впрочем, к концу собрания гриффиндорке не то чтобы было дело конкретно до этого пункта правил. Больше её волновало то, как нагло Малфой вмешался и сделал все по-своему.

Где-то глубоко внутри проскочила мысль, что Гермиона, вообще-то, сама с начала учебного года пыталась заставить его работать. Да, но… Но это просто варварство!

Мало того, что всей организацией занималась Гермиона и Пэнси, и Драко, между прочим, и не подумал предложить помощь (даже мысленно это звучало смешно), так теперь он влезает в их работу и вносит свои частично уместные, но, черт, какие раздражающие правки! Гермиона неожиданно осознала, что злится скорее на то, что допустила такие очевидные ошибки, а Малфой, который считался раздолбаем, указал на них.

Хотелось стукнуть его и вытолкать за дверь. Потому что оказался прав и это жутко бесило.

— Ладно, — сквозь сжатые зубы пробормотала Гермиона. — Давайте на этом закончим.

Когда ребята начали подниматься со своих мест и расходиться, девушка повернулись к ним спиной. Уперлась ладонями в преподавательский стол, слегка согнувшись, и усиленно делала вид, что не замечает сидящего на этом же столе Малфоя, который искоса поглядывал на неё сверкающими глазами. Доволен, как черт.

— Гермиона? — сзади вдруг раздался робкий мужской голос. Драко первым засек подошедшего и его лицо тут же искривилось.

Девушка обернулась. Перед ней со смущенной улыбкой стоял Дин. В его руках все еще находились пергаменты с правилами и перечнем идей для декораций Большого зала.

— Что-то случилось? — тут же поинтересовалась гриффиндорка, поскольку Дин крайней редко вел себя так застенчиво. Вернее сказать, еще никогда ей не удавалось видеть его таким.

— Нет, я просто… — парень прокашлялся, зыркнув в сторону Малфоя. Он явно намекал на его уход, но слизеринец с еще более наглым видом поерзал на столе, устраиваясь поудобнее. Гермиона закатила глаза на такое неслыханное нахальство.

— Отойдем? — предложила сама.

— Да нет, я, вообще-то… — он снова ненадолго замолчал, а гриффиндорка против воли захотела закатить глаза. Благо, самообладания хватило для того, чтобы не сделать этого. Видимо, общение с Малфоем пагубно влияет на манеры Гермионы. Но ей действительно не нравилось, как тянет Дин. Создавалось ощущение, что что-то не так. — Я просто хотел пригласить тебя на бал.

Повисло молчание. Даже Драко, кажется, замер на месте и перестал с таким отвращением изучать стоящего напротив парня. Гермиона несколько раз растерянно моргнула, что, вероятно, выглядело слишком глупо, потому что Томас начал нервничать еще больше.

Глядя на то, как нервно он перекладывает листы пергамента из одной руки в другую, гриффиндорка впервые задумалась над тем, что, вообще-то, для бала нужна пара. Сейчас очень хотелось возмутиться, что Дин решил выдвинуть подобное предложение при Малфое. Потому что стоять перед ним и раздумывать о приглашении на бал было очень смущающе.

И все же Гермиона была вынуждена позволить тишине накрыть их.

За всеми заботами, включая организацию бала, она не успела задуматься о партнере на это самое мероприятие. Возможно, она пригласила бы Рона в последний момент, если бы он был свободен, потому что Гарри наверняка пойдет с Джинни. Но, вообще-то, Грейнджер не была уверена — явиться на бал с бывшим парнем… Это было бы куда более неловко, чем получить приглашение в присутствии Драко.

Возможно, она пошла бы одна. Да, так определенно было бы лучше. В конце концов, данное себе же обещание следить за порядком никуда не девалось. Да, девушка хотела слегка расслабиться, но это вполне можно сделать и без партнера.

И в конце концов… Она не хотела идти ни с Роном, ни с Дином Томасом. В Хогвартсе не было парня, которому удалось бы привлечь её внимание, если не считать…

Взгляд неосознанно метнулся в сторону Малфоя. Гермиона сразу же отвела его, чтобы Дин ничего не заподозрил.

Что за ерунда.

Малфой и она. На балу. Вместе.

Девушка сдержала рвущийся наружу нервный смех.

Если бы Драко слышал её мысли, то, вероятно, уже валялся бы на полу в слезах от смеха. Одно дело сидеть с ним в Башне и рассказывать совершенно ненужные истории о родителях, позволить поднять себя в воздух на чертовой метле, даже целовать его — совершенно другое дело! Все это был… Порыв. Гермиона привыкла описывать их взаимоотношения этим словом. Но приглашение на бал — это что-то официальное, что-то спланированное.

Нет, полная ерунда. Она не…

— Я не могу, — вырывается вслух. Следом звучит приглушенный выдох, кажется, также принадлежащий Гермионе. Что ж, она определенно собиралась об этом подумать, но раз уж произнесла, бежать поздно. В конце концов, отказ Дину не то чтобы был нежеланным.

— Оу… Что ж… — Томас прокашлялся, еще больше сминая в руках несчастные листы. — Ладно, да…

Он махнул рукой куда-то за свою спину, и Гермиона, неловко улыбнувшись, кивнула ему. Парень вылетал из кабинета быстрее, чем гриффиндорка моргнула.

— Вау, — раздался над ухом негромкий голос Малфоя.

Грейнджер вздрогнула, кинув на него злой взгляд. На секунду она забыла о том, что Драко стоит рядом, пока боролась с неловкостью после отказа.

Не дожидаясь, пока слизеринец кинет что-то едкое в адрес Дина или её самой, девушка принялась собирать оставшиеся на партах листы. Руки вновь начали дрожать, что совершенно не понравилось гриффиндорке — слишком уж часто появляется подобная реакция даже на банальнейшие события. Хотя, не то чтобы ей часто приходилось отказывать парням в приглашении на мероприятия.

Гермиона отвлеклась от желания залепить Малфою пощечину, но болтать с ним совершенно не хотела. А потому постаралась расправиться со своим не пыльным делом поскорее и убраться из кабинета подальше.

Объяснять, что сейчас произошло, она тоже не хотела.

На секунду показалось, что план сработал: Гермиона уже подошла к двери, но голос слизеринца вынудил её остановиться.

— Грейнджер.

— Что? — получилось вовсе не раздраженно, как планировалось, и девушка скривилась на саму себя.

Малфой поднялся со стола (слава Мерлину), но руки из карманов по-прежнему не вытянул. Он выглядел расслабленно, но во взгляде было что-то нечитаемое. Гермионе не могла разобрать, но это уж точно было не спокойствие. По крайней мере, он не начал беспричинно злиться — тогда пришлось бы ответить тем же, а у неё не было никакого желания ввязываться в спор. Еще нужно было придумать убедительную ложь для Джинни, а вот с наглостью Малфоя разберется позже.

— Так ты уже идешь с кем-то?

— На бал? С чего ты взял? — Гермиона удивленно приподняла брови, все еще пытаясь разобрать непонятную эмоцию в серых глазах.

— Ты только что отказала этому придурку.

На нахмурившееся лицо девушки Драко никак не ответил. Ну конечно, для него ведь оскорблять гриффиндорцев — то же самое, что в квиддич играть. Привычно и удовольствие доставляет.

Пришлось проглотить слова недовольства, чтобы не затягивать диалог. В голову снова начали прокрадываться настойчивые мысли о бале и необходимости приглашать кого-то. Гермиона не хотела вспоминать о том, о чем думала несколько минут назад. Это дико и нелепо.

— Это вовсе не потому, что у меня уже есть партнер.

Малфой, кажется, кивнул, но Грейнджер не была в этом уверена — она вылетела из кабинета еще быстрее, чем ранее это сделал Дин.

***

После обеда Гермиона кое-как отделалась от Джинни и спряталась от настойчивой подруги в библиотеке. Она взяла несколько книг для домашнего задания, а заодно набросала короткое письмецо Артуру и, наведавшись в совятню, отправила его в Нору.

Грейнджер решила избавиться еще от нескольких проблем, связанных с балом, а потому поспешила в кабинет к Макгонагалл. Она предоставила директрисе окончательный вариант правил и объяснила идею с декорированием. Наконец появилась возможность узнать, что, собственно, делать с едой. Женщина заверила, что разберется с этим сама, и Гермиона вздохнула с облегчением — забот и без того было достаточно.

Однако же когда время приблизилось к вечеру, прятаться больше не имело смысла. Девушка не представляла, что конкретно хочет узнать Джинни (помимо причины болезненной бледности Гермионы), а потому решила выбрать лучшую стратегию — действовать по ситуации и держаться уверенно. С последним возникали проблемы по двум причинам: раздражение после собрания префектов смешалось с неловкостью после отказа Дину, а сверху навалились пугающие мысли касательно бала и непосредственного участия Малфоя в нем. Вкупе все это несло угрозу срыва плана Гермионы.

Но все равно пришлось отправиться в Башню Гриффиндора после ужина (все это время Джинни выжидающе поглядывала на Грейнджер, отчего той кусок в горло не лез). Оставив Гарри и Рона одних, Уизли поволокла подругу в свою спальню. Благо, большинство студентов еще бродило по школе, а остальная часть сидела в гостиной, потому девушкам удалось остаться в комнате вдвоем.

— Ну, рассказывай! — Джинни запрыгнула на кровать, пребывая в явном возбуждении. Её чрезмерная активность Гермионе пришлась не по душе.

— О чем именно? — спокойно поинтересовалась, устраиваясь рядом на кровати. Отлично, пока все шло по плану. Это успокоило бы, если бы не факт того, что разговор только начался.

— О своем придурке, о чем же еще!

— Он не мой, — тут же возмутилась Гермиона. Такая реакция определенно не входила в план. Джинни, кажется, тоже не упустила это из виду и тут же подобралась поближе к Гермионе.

— Да? — с озорством протянула она, опуская подбородок на скрещенные между собой ладони. — Почему тогда так реагируешь?

— Потому что он раздражает меня, я уже говорила. И начинать эту тему мне совершенно не хочется.

Джинни на секунду замолчала. Её лицо приобрело задумчивый вид (Гермиона слегка занервничала в этот момент), но потом губы подруги вдруг растянулись в хитренькой улыбочке и она вновь сфокусировала взгляд на Грейнджер:

— Вы снова целовались?! — вдруг вскликнула Уизли.

Гермионе пришлось зажать ей ладонью рот, чтобы больше ни одно провокационное слово не сорвалось с уст. По крайней мере, не так громко. С легким волнением девушка обернулась на закрытую дверь спальни. Благо, такой она и оставалась. Приближающихся шагов тоже слышно не было. Гермиона выудила из сумки палочку и наложила на комнату заглушку, чтобы никто точно не смог подслушать их разговор (хотя откровенничать Гермиона все еще не собиралась), даже если вломится внутрь.

— Тише! — шикает на подругу, а та кивает. Грейнджер убирает руку, лишь цокнув языком на ехидную улыбку Джинни. — С чего ты это вообще взяла?

— Ну, я подумала, может быть вы снова поцеловались и он отшил тебя, поэтому ты ходила такая странная всю прошлую неделю.

— Почему это он должен отшить меня? — Гермиона не сдержалась и фыркнула. Джинни снова усмехнулась.

— Потому что если бы это сделала ты, зачем тогда так переживать?

Грейнджер вовсе не нравилось, куда заходил весь этот разговор. Несмотря на то, что Уизли пошла по ложному следу, ведь никто никого не «отшивал», обсуждать Малфоя — ходить по тонкому льду. Особенно когда Джинни понятия не имеет, что именно о нем ведется диалог. Для неё он был всего-то «самовлюбленным идиотом» из рассказа Гермионы. И девушке хотелось бы так все и оставить.

— Джинни, мы не можем просто закрыть тему? — устало вздохнула гриффиндорка. Виски начинали ныть. — Приходилось много работать и мало спать, вот откуда бледность. Зачем искать другие несуществующие причины? — звучало вполне убедительно. Но явно не для Уизли.

— Потому что Гермиону Грейнджер не сломать одними школьными обязанностями, — вдруг серьезно произнесла Джинни. Она выпрямилась, подвинулась к Гермионе поближе и взяла её ладони в свои. Такая быстрая перемена настроения слегка ошарашила Грейнджер. — Он тебя обидел?

— Мерлин, Джинни! — воскликнула гриффиндорка, не сдержав облегченный вздох. На секунду она решила, что Уизли может что-то заподозрить.

Рассказать о сумасшедшем плане по спасению Пожирателей было бы высшей степенью безумия, как минимум потому, что Джинни устроила бы Перси взбучку за то, что позволил Гермионе узнать об этом, да еще и пообещал держать в курсе (хотя Грейнджер не была уверена, что он помнит о своих словах), а как максимум… Скрыть причину такого решения стало бы практически невозможно. Она не могла позволить кому-либо узнать о своем необъяснимом желании помочь Малфою, как не могла и рассказать о том, что он является тем самым «идиотом».

— Конечно нет, за кого ты меня принимаешь? — Гермионе не пришлось играть — улыбка сама появилась на лице. Забота Джинни была приятна.

— Тогда что не так? Дело ведь было в нем, да?

Да, потому что я напилась как дура и только усложнила и без того запутанную ситуацию.

О, а еще труп в Министерстве не хочет рассказать о своем убийце.

Беспокойство не сходило с лица Уизли. Грейнджер задумчиво пожевала губу, стараясь поскорее сгенерировать более-менее правдивый ответ, который удовлетворил бы Джинни и при этом не раскрыл больше той информации, которую Гермиона могла предоставить.

— Ну… — подруга выжидающе смотрела в ответ. Из уст гриффиндорки сорвался вздох отчаяния. Видимо, какую-то часть правда придется раскрыть. Иначе ей не вырваться из этой комнаты без новых подозрений со стороны Джинни. — Ты права, мы еще раз целовались, но! — Гермионе буквально пришлось повысить голос на последнем слове, чтобы успокоить вмиг развеселившуюся Уизли — от восторга она подскочила на кровати. — Но это только все запутало, понимаешь?

Грейнджер решила не задумываться над тем, что последней фразой вышла за установленные ею же рамки — отчаянно хотелось поделиться с Джинни хотя бы частью того, что так тревожит неподвластное здравому смыслу и логике сердце. По крайней мере, так она уведет диалог подальше от более опасной темы — Розье.

— Почему?

— Потому что он все еще полный придурок, — задумчиво пробормотала Гермиона.

— Настолько придурок, что ты волнуешься из-за поцелуя? — Джинни без труда избавилась от былой веселости и уже более серьезно отнеслась к разговору.

Нет, наверное, дело было не в этом. Точнее, не только в этом. Гермиону нельзя удивить ядовитыми словечками, так легко срывающимися с языка Драко, его нахальным поведением и безответственностью. Ко всему этому она была готова. Но уж точно не к тому, что захочет защитить слизеринца. Даже слово «защитить» в его адрес казалось таким диким и пугающим, что Гермиона большую часть времени заталкивала эту мысль подальше в недра сознания и предпочитала действовать без раздумий на тревожную тему.

Она была готова днями ломать голову над разгадкой тайны, но боялась думать о причинах своего поведения.

Хотелось верить, что дело действительно было в одном лишь влечении — так было легче и Гермиона решила зацепиться за эту мысль. Но если поцелуи с Малфоем подходили под определение «порыв», то произошедшее ночью уж точно им не было. Они перешли совершенно другую грань, не касающуюся поцелуев или чего-то подобного. Да, Гермиона практически прижималась к нему, лишь бы не свалиться с чертовой метлы, но те прикосновения были другими. Они не распаляли неистовый жар внутри, они были скорее… Успокаивающе теплыми. Эта мысль приводила в ужас.

Из рук Грейнджер ускользало единственное подходящее объяснение.

Это было подобно спуску по лестницам Хогвартса в темноте — думаешь, что вперед еще одна ступенька, пока нога не попадает в ловушку.

Гермиона боялась в неё угодить. Но хуже всего было то, что она, возможно, уже сделала это.

— Я боюсь оступиться.

Джинни помолчала всего минуту, после чего ободряюще улыбнулась и пригладила взлохмаченные волосы Грейнджер.

— Война закончилась, Гермиона. Даже если ты оступишься, никто не умрет. Твое сердце, конечно, может оказаться разбито, если он действительно настолько придурок, но это уж точно не смертельно.

Словам подруги хотелось верить. Искренне хотелось, но, увы, для некоторых война все еще продолжается. На секунду девушка даже позавидовала Джинни — она была бы рада ненадолго забыть о том, во что по собственной воле ввязалась. И продолжает грузнуть в этом болоте, игнорируя протянутые руки помощи.

Да скажи Гермиона хоть слово, и Перси никогда больше не заикнется о Пожирателях. Тогда, вероятно, все останется позади. Но Грейнджер не могла избавиться от картинки оставшегося тонуть в болоте Малфоя.

— Постой, — вдруг спохватилась Гермиона. — Почему мое сердце должно оказаться разбито? — понадобилось несколько секунд и одна озорная улыбка Джинни, чтобы догадаться. — Мерлин, ты же не думаешь, что у нас что-то серьезное?!

— А почему нет? — Уизли не смогла сдержать смех, глядя на перекошенное лицо подруги.

— Ты совсем сошла с ума? Даже не думай об этом!

Гермиона сделала вид, что собирается подняться с кровати и уйти, а Джинни быстренько перехватила её за локоть и потянула на себя. Девушки вновь завалились на кровать. Уизли еще долго смеялась над реакцией подруги, а та в свою очередень не удержалась от улыбки — несмотря на абсурдность сказанного, напряжение в воздухе наконец спало.

— Ладно, что насчет бала?

— А что с ним? — нахмурилась Гермиона. — Мы обсудили основные вопросы на собрании.

— Да, но что насчет подготовки?

— Джинни, я же говорю…

— Да нет! — воскликнула Уизли, занимая вертикальное положение на кровати. — Нашей с тобой подготовки.

— А что с ней не так? — Грейнджер искренне не понимала, куда клонит подруга.

— У меня нет подходящего платья. А если его нет у меня, то у тебя и подавно, — в ответ на это Гермиона только скривилась. — Можешь возмущаться сколько угодно, но пренебрегать своими обязанностями — это просто ужасно! — Джинни состроила наигранное разочарование на лице.

— Когда это я пренебрегала? — возмутилась Гермиона, а тоненький голос внутри пробормотал негромкое «очень часто». Она поспешила заткнуть его.

— Прямо сейчас, когда отказываешься относиться серьезно к своему внешнему виду. Главная староста придет на бал в школьной форме?

Девушка с тяжелым вздохом перевернулась на живот и застонала в ткань покрывала. Джинни говорила подобное лишь для того, чтобы заставить Гермиону согласиться на поход по магазинам, но на самом деле никто бы не удивился, увидев её в школьной мантии на балу, и это почему-то раздражало. В конце концов, занудой Грейнджер никогда себя не считала. По крайней мере, не до такой степени.

И все же она понимала, что в любом случае поддастся на уговоры Джинни. И причина была вовсе не в том, что явиться на бал не в шикарном платье будет якобы «пренебрежением обязанностями». Гермиона действительно хотела надеть что-нибудь завораживающее в этот день.

========== Глава 15. ==========

Несколько листов пергамента с тихим хлопком приземляются на небольшой столик. Малфой откладывает перо в сторону, рукой потянувшись за журналом, и ловит на себе недовольный взгляд Пэнси. Она сидит около дивана, просматривая один из принесенных ею же каталогов, и пытается пинать Драко каждый раз, когда тот начинает клевать носом.

Он кривит лицо в ответ на читающийся во взгляде девушки намек и все-таки хватает журнал. На обложке красуются изображения новых моделей метел — Малфою придется купить одну, поскольку усиленные тренировки начнутся через несколько недель, а там и до первого матча недалеко.

— Ты должен был работать! — фыркает Паркинсон, занося каталог для удара. Малфой вовремя отодвигает ногу в сторону и девушка промахивается.

— Я закончил, ведьма, — кивает на брошенные на столик пергаменты, краем уха уловив смешки со стороны Тео и Блейза, которые расположились на противоположном диване и играют в волшебные шахматы (Драко искренне не понимал, как в таком положении можно играть).

Малфою пришлось сделать вид, что обязанности Главного старосты его хоть как-то заботят — график дежурств, хоть и с опозданием, был закончен.

Они с Грейнджер довольно давно не патрулировали школу, что было обусловлено необходимостью подготовки бала, а потому Малфой решил еще немного отдохнуть — на ближайшую неделю также не включил их в график. Следующей будет составлять расписание Грейнджер, и она-то уж точно постарается загрузить обоих главных старост работой.

С какой это стати Пэнси решила подталкивать Драко к работе он решил не уточнять, хотя догадывался, что дело было во вчерашнем собрании префектов. Даже собственных однокурсников удалось удивить своим появлением на столь занудном «мероприятии». И Паркинсон, видимо, решила по полной оторваться на вспомнившем о свой должности Малфое. О том, что девушка тем самым помогает Грейнджер (а гриффиндорка наверняка спит и видит, как нажалуется Макгонагалл и старуха заставит Драко взяться за работу) он думать отказывался. Как и о том, с какой радости эти двое так спелись.

— Может, черное? — Пэнси демонстрируется каждому из парней колдографию модели в облегающем платье.

— И как это ты решила выбирать платье всего за две недели до бала! — нарочито возмущенным тоном произносит Тео. Ему везет меньше и журнал Паркинсон попадает прямо по затылку.

С удовлетворенным выражением лица девушка усаживается обратно на место, а Драко прячет усмешку за журналом. Слизеринка сегодня явно в боевом настроении.

— Вам тоже следует позаботиться о своем внешнем виде, — фыркает она.

— Мы всегда потрясающе выглядим, Пэнс, — Блейз ухмыляется то ли своим словам, то ли шахматной доске — судя по выражению лица Нотта, он явно проигрывает.

Паркинсон решает проигнорировать брошенную фразу и возвращается к разглядыванию фотографий. Малфой и думать забыл о том, что для бала понадобится костюм. Впрочем, это не было проблемой — в гардеробе наверняка найдется что-то подходящее. Чего-чего, а официальных вещей у него было более чем достаточно.

В гораздо большей степени его волновала метла: «Нимбус» или «Молния»? Драко вспомнил, как отец подарил всей команде Слизерина новые метлы, однако они все равно проиграли чертовому Гриффиндору. Не самые приятные моменты жизни. Парень с раздражением переворачивает страницу, слегка порвав край колдографии, на которой изображен Нимбус-2001. Ему определенно нужно что-то особенное — сейчас Драко хочет выиграть Чемпионат намного сильнее, чем в начале года.

— Ты уже решил с кем пойдешь? — вновь нарушает тишину Пэнси.

Малфой откладывает открытый на странице с колдографией новой модели «Молнии» журнал в сторону.

— Я приду туда на полчаса и свалю после первого стакана огневиски. Для этого пара не нужна.

У него не то чтобы времени приглядеться к девушкам не было, даже помыслить о приглашении кого-либо на бал Драко не успевал. Нет, при большом желании он, конечно же, мог бы найти пару, но пункт «партнерша для бала» занимал последнее место в списке дел на ближайший год. К тому же Малфой понятия не имел о своей теперешней репутации. Мнение окружающих мало волновало слизеринца, но, судя по тому, как старосты Рейвенкло и Хаффлпаффа поглядывали на него на собрании и хихикали, ситуация не была плачевной. И все же мотивация приглашать кого-нибудь оставалась ничтожно маленькой.

В конце концов, не может же Драко быть единственным без пары на балу.

«Это вовсе не потому, что у меня уже есть партнер».

Голос Грейнджер эхом разнесся в голове, словно девчонка сидела в черепной коробке Малфоя.

Она отказала придурку из Гриффиндора и выглядела при этом так, словно совершила над собой усилие. Даже Драко тошнило от вида мнущегося от неуверенности парня (хотя его в этом плане вряд ли можно считать мерилом), если он и в повседневной жизни два слова связать не может, Грейнджер просто вздернулась бы на одной из декораций, пытаясь выдержать общество своего спутника.

На какой-то миг Малфой решил, что девчонка согласится. Её лицо утратило прежнюю краску, а молчание, повисшее в кабинете, будто бы действовало раздражающе только на слизеринца. Пришлось задержать дыхание, чтобы не плюнуть ядом в лицо Дину Томасу. Драко окинул гриффиндорца оценивающим взглядом и одному Салазару известно, скольких усилий стоило действительно ничего не ляпнуть.

В его воображении живо нарисовалась картинка танцующей на балу Грейнджер в паре с этим кретином. Малфой не успел прогнать из мыслей безумную и совершенно спонтанную идею переломать его ноги, чтобы до Большого зала попросту не дошел, когда она выпалила ответ.

Драко не был уверен, что его лицо оставалось непроницаемым, оставалось лишь надеяться, что все же удалось скрыть восхищение за удивлением.

Грейнджер очень шло отшивать других парней.

Особенно когда до этого она столько раз дрожала в его руках.

Пришлось отогнать воспоминания прочь, дабы сохранить ясность ума.

— Ничего не выйдет, — фыркнула Пэнси, а Малфою не понравилась возникшая на её лице коварная улыбка. Словно девчонка знает что-то, о чем он, Драко, не догадывается.

— Почему это?

— Старостам придется задержаться до одиннадцати, пока младшекурсников не разгонят по комнатам.

Парень едва не взвыл от раздражения. Надо было выдвинуть идею вообще не пускать детей на бал, тогда всем стало бы проще жить.

— Ты сама-то пару нашла? — задал встречный вопрос Блейз.

Пэнси лишь поджала губы, вновь уставившись в раскрытый журнал. Ответ был очевиден. Драко искренне не понимал, почему большая часть школы считает их с Паркинсон парой. Нет, раньше, возможно, основания и были, но те несколько раз, что они со слизеринкой вместе спали определенно не выносились на всеобщее обсуждение, а если забыть об их дружеском сексе, то на отношения не было и намека.

— Пойдем вместе, — встрял в разговор до этого задумчиво изучающий шахматную доску Нотт.

Малфой не смог сдержаться и смешок вырвался из его уст. Пэнси ответила отказом на его приглашение, обосновав это желанием найти нормального парня и наконец избавиться от ложных слухов.

— Ладно, — вдруг выдала девушка и слишком спокойно (по мнению Драко) пожала плечами.

— Постойте, — Малфой аж встрепенулся. Откинул с живота декоративную подушку, которую до этого использовал как опору для журнала, и выпрямился. — С чего это ты согласилась?

Все трое сдавленно засмеялись. В голосе Драко не было и капли ревности, но его искренне возмущал тот факт, что Тео, являющийся таким же другом Паркинсон, как и он сам, получил положительный ответ, в то время как Малфою дали отворот-поворот.

Пойти с Пэнси было бы наименее проблематично: во-первых, не пришлось бы искать партнершу по всей школе (хотя Драко не то чтобы занимался этим), а во-вторых, однокурсницу он отлично знал и это была бы как минимум приятная компания. Минусом оставались слухи, которые подобным действием лишь подкрепились бы.

— Не переживай, Драко, — Блейз с победным видом откинулся на спинку дивана. Очевидно, Нотт проиграл. — Если что, я потанцую с тобой.

В Забини полетела зеленая подушка.

— Да пошел ты.

***

Увесистый мешочек галлеонов с тихим звоном опустился в зачарованную сумку. Гермиона поправила её на плече, сжимая чуть крепче обычного. В Косом переулке все было как и прежде — восстановленные здания и улочки выглядели так, словно война никогда не коснулась этих мест. Девушка ощущала легкое волнение перед аппарацией, но, переместившись, с облегчением выдохнула.

Разрушенный когда-то магазин Оливандера все еще стоял перед глазами, но сейчас помещение привели в нормальное состояние. И пусть внутри ничего не находилось, Гермиона почувствовала странное успокоение, увидев отремонтированный фасад.

Джинни настояла на посещении Гринготтса, поскольку намеревалась потратиться на действительно роскошное платье. Спорить Гермиона не стала, хоть и не планировала оставить все свои деньги в бутике. Благодаря Министерству она получала выплаты как героиня войны — этих денег было достаточно, чтобы нормально жить. Однако учитывая, что с момента отъезда в Хогвартс Гермиона потратила всего насколько галлеонов на чернила и пергаменты, для покупки платья средств имелось достаточно.

Уизли была другого мнения — она твердо поставила перед собой цель увидеть челюсть Поттера на полу.

Гермиона же решила выглядеть хорошо для самой себя, но все же надеялась, что для этого не понадобится раскидываться золотыми монетами.

— Вон! — Джинни указала пальцем в сторону двухэтажного строения. Яркая вывеска гласила: «Твилфитт и Таттинг». То был дорогостоящий бутик, в котором обычно одевались весьма состоятельные волшебники.

— Ты уверена, что нам нужно именно туда? — с сомнением протянула Грейнджер. Её план рассыпался как карточный домик.

Но Джинни не ответила — просто схватила подругу за руку и потащила вперед по улочке. Время близилось к обеду, солнце светило на удивление ярко, но прохладный вечер заставлял поглубже зарываться носом в легкий шарф. Осенью погода была обманчивой.

Девушки пропустили второй прием пищи, поскольку Уизли захотела зайти в «Дырявый котел» после покупки платьев. С этим спорить Гермиона также не стала.

Колокольчик над дверью оповестил о приходе клиентов. Не успела Грейнджер оглядеться, как рядом с ними возникла молодая девушка в яркой мантии. Она дружелюбно улыбнулась и коротко поприветствовала вошедших.

Гермиона уж было понадеялась, что сможет в тишине рассмотреть ассортимент бутика, поскольку эта девушка, казалось, была единственное работницей магазина, и явно не планировала ходить следом за потенциальными покупателями. Но у Джинни были свои мысли касательно данной ситуации.

— Нам нужны платья на осенний бал, — проинформировала Уизли. — Что-то роскошное.

Глаза работницы загорелись, но Гермиона не могла в полной мере оценить причину: либо в её голове уже начал выстраиваться план как продать самые дорогие одежды, либо же девушка была рада возможности продемонстрировать весь ассортимент магазина. В любом случае, гриффиндорка лишь надеялась на благоразумие Джинни, за себя она переживала мало.

— Бальные платья вон в той стороне, — девушка указала на в самый конец зала. — Прошу, — не успела она двинутся в указанном направлении, как Уизли первая рьяно прошествовала к длинным рядам вешалок (если то, с какой скоростью она шла, можно было назвать ходьбой, а не бегом).

Гермиона напомнила себе, что краснеть за друзей вовсе не обязательно, но жар неловкости уже разгорался внутри. Она зыркнула на рядом идущую девушку, но та, по всей видимости, не считала поведение Джинни странным — на её губах играла слабая улыбка. Не насмешливая, а та самая мило-дружелюбная, с которой она встречала посетителей. Гермиона невольно задумалась, быть может, для неё эта улыбка как униформа — обязательный атрибут на работе.

От мыслей отвлек восторженный визг Джинни (благо, в магазине действительно никого больше не было).

— Гермиона! — они как раз перешагнули через порожек, разделяющий одну комнату бутика от другой, а потому у Грейнджер была отличная возможности видеть, с каким благоговением Уизли прижимает к себе какое-то красное платье. — Я нашла его!

С самого начала Гермионе казалось, что подруга словно знает за чем конкретно идет. Однако же мысль звучала слишком странно для Грейнджер, у которой план подготовки к балу заканчивался на самой подготовке бала, и уж никак не подразумевал выбор платья, а потому и идей касательно него было ноль. Джинни же выглядела так, словно мысленно побывала во всех бутиках волшебного мира и нашла то самое платье (как она сама его называла), что даже слегка беспокоило Гермиону — Уизли отнеслась к мероприятию очень серьезно и, несмотря на все шутки, правда искреннее желала провести время с Гарри в подобной обстановке, а потому наблюдая за воодушевлением Джинни, гриффиндорка волновалась, чтобы всё её ожидания оправдались.

— Ты ведь только зашла.

— Да, но это оно!

Видимо, сегодня был особенный день, потому что и в этот раз Гермиона спорить не стала. А может она просто привыкла, что препирательства — неотъемлемая часть её жизни с начала учебного года. С того момента, как за соседней стенкой поселился несносный слизеринец. Благо, с самого утра Малфой не попадался на глаза, но, видит Мерлин, Гермиона все еще хотела превратить его в хорька.

Она быстро покачала головой, прогоняя мысли о парне, что, видимо, как-то по-своему

интерпретировалось Джинни и просто цокнула языком, скрываясь с платьем за одной из дверей, куда указала работница бутика.

Грейнджер всего на секунду подумала о том, что толком и не успела разглядеть «то самое» платье Уизли — уловила только алый цвет. Впрочем, взгляд тут же начал блуждать по левитирующим в разных частях зала платьям и длинным рядам напольных стоек для одежды. В правой части платья и правда преимущественно были оранжевые, красные и желтые. Туда, собственно, Гермиона и двинулась.

И пусть слизеринцы считают идею с дресс-кодом глупой, она все еще хотела чувствовать себя гостьей осеннего бала.

Перебирая платья на вешалках одно за другим, Грейнджер едва ли не охала и ахала от мягкости ткани. Она не разбиралась в данной теме и не могла сказать, из чего конкретно сшиты платья, но то, к чему прикасалась руки, ей определенно нравилось. И все из представленных одежд были волшебно прекрасными — в самом прямом смысле. На ярко-желтом платье, к примеру, Гермиона увидела вышитых птиц, которые выглядели вовсе не как часть украшения — они перемещались по длинному подолу платья, иногда взлетая выше к лифу. Их крылья действительно двигались и, девушка может поклясться, если прислушаться, вполне реально уловить щебетание.

Гермиона предпочла не касаться бирки с ценой и позволила восторженному взгляду задержаться на платье. Оно, конечно, совершенно не подходило тематике бала, но смотреть на нечто столь прекрасное и правда приятно. Грейнджер думала, что за столько лет проживания в волшебном мире привыкла к магии, но в таким моменты казалось, что привыкнуть к ней невозможно — всегда будет что-то удивительное, такое, чего прежде не видел. Ей нравилось это ощущение.

Перебирая платье за платьем Гермиона неожиданно решила, что идея с балом все-таки потрясающая. Она не против хоть по десять раз на дню спорить с Малфоем (что, впрочем, и так происходит), морочить голову себе и остальным с организацией ради возможности надеть что-то подобное. В голову также резко ударила мысль, что большая часть нарядов просмотрена, а Гермиона только восторгается, ничего не выбирая.

Но не успела гриффиндорка запаниковать, как за спиной прозвучал знакомый голос:

— Гермиона.

Она обернулась слишком быстро, чтобы уловить и обработать восхищенные нотки в голосе подруги, но оно было и не нужно.

Из груди вырвался тихой прерывистый вздох, а ладонь невольно прикрыла рот. Гермиона испугалась, что челюсть Поттера определенно не перенесет этот бал.

До этого собранные волосы Джинни сейчас были распущены, их огненно-рыжий цвет будто был создан специально под это платье. Определенно то самое платье.

Гермиона могла бы позавидовать талии Уизли, но была слишком ошарашена, чтобы сделать это. Платье идеально подходило ей — словно обтекало фигуру Джинни и, Грейнджер не была уверена, но кажется слышала что-то о зачарованных тканях, которые «подстраивались» под девушек. В любом случае, это было неважно, потому что красота Джинни определенно не была вызвана магией. Но приворожить могла любого.

Бретелей не было, лиф алого платья элегантно подчеркивал фигуру Уизли и был расшит какими-то незамысловатыми узорами такого же красного цвета. Ниже на ткани этих узоров уже не было — струящаяся юбка переливалась и доходила до колен, а с левого нижнего угла расходились черные ветви дерева. Они заканчивались в нескольких сантиметрах от границы с узорами на лифе платья. Но больше всего Гермиону поразило то, как такие же черные листочки по волшебству появляются на расходящихся по всей левой стороне юбки ветках и падают, кружатся, но растворяются, доходя до подола платья.

Зацикленный процес настолько завораживал, что Гермиона продолжала следить за опадающими листьями на платье Джинни и не могла выдавить ни слова. Секунды перетекали в минуты, и от разглядывания девушку отвлек смешок Уизли.

— Ты прекрасна, — только и смогла выдавить Грейнджер. Джинни снова засмеялась и присела в шуточном реверансе. — Гарри с ума сойдет.

Кажется, этих слов было более чем достаточно, поскольку на лице подруги нарисовалась обворожительная и самодовольная улыбочка. Она изящным движением руки откинула прядь волос за спину и легкой походкой прошествовала к рядам с платьями, около которых стояла Гермиона. Все это время ей не удавалось оторвать взгляд от платья Уизли.

— Ты подобрала что-нибудь? — вдруг поинтересовалась Джинни. Гермиона только несколько раз растерянно моргнула, отрывая взгляд от черных ветвей дерева.

Грейнджер вдруг ощутила, как похолодели ладони. Вообще-то, еще полчаса назад она считала, что платье — не такая уж и важная часть бала, в конце концов, можно будет поискать что-то у Джинни, но сейчас, увидев на тканях все это волшебство в чистом виде, Гермиона почувствовала резкое и весьма сильное желание облачиться в одно из поразительных платьев. На секунду она даже задалась вопросом, не зачарован ли бутик, но таких заклинаний гриффиндорка уж точно не знала, а потому предпочла выкинуть подобные мысли из головы. К тому же большая часть продавцов Косого переулка взбунтовалась бы, узнав, что какой-то магазин зачарован.

Гермиона помотала головой. Это не имело ничего общего с возникшей проблемой!

Она до сих пор ничего не нашла. Грейнджер попыталась успокоить себя тем, что идет на бал одна, а потому мотивация «увидеть на полу челюсть своего спутника» явно отсутствовала, а сама Гермиона должна с легкостью перенести отсутствие шикарного наряда. Ключевым здесь было слово «должна». Но не могла. От досады сердце неприятно сжималось, и Гермиона с легкой растерянностью заозиралась по сторонам — на те ряды платьев, куда не успела дойти.

Джинни, уловив настроение подруги, решила что-то сказать, но Грейнджер быстрым взмахом руки пропросила её помолчать.

Она уже находилась на «границе», в несколькихшагах от которой начинались ряды изумрудных одежд, когда взгляд вдруг остановился на самом последнем платье предпочитаемого Гермионой цвета.

Должно быть, это был знак. Возможно, бутик и правда зачарован, потому что Грейнджер абсолютно точно не могла разглядеть все детали со своего места, но руки против воли потянулись к оранжевой ткани. Она могла бы заметить дрожь в своих пальцах, если бы взгляд не был прикован к нужной вешалке.

Гермиона бросила что-то невнятное удивленной Джинни и все это время наблюдающей со стороны работнице, после чего юркнула за ту же дверь, из которой недавно вышла подруга.

Теперь она была более чем уверена, что ткань действительно зачарована — платье легко легло на кожу и, стоило Гермионе потянуться, чтобы застегнуть его, ткань сама сомкнулась на спине девушки, не оставляя даже шва. Она понятия не имела, как потом снимать это чудо чудесное, но, взглянув на себя в зеркало в небольшой примерочной, потеряла всякое желание возвращаться в свои джинсы и рубашку.

На нем так же, как и у Джинни, не было бретелей, но Гермиона чувствовала себя более чем уверенной, несмотря на их отсутствие. Она с трепетом провела ладонями по гладкой ткани на боках, с головокружительным восхищением разглядывая свое отражение.

Грейнджер всегда казалось, что грудь явно не была выразительной чертой её фигуры, но лиф платья каким-то чудесным образом заставил усомниться в этом — грудь все еще не казалась большой и уж тем более никуда не «вываливалась», но выглядела действительно обворожительно. Гриффиндорке казалось, что это магия. До того момента, пока взгляд не опустился ниже.

Платье нельзя было назвать чрезмерно пышным, поскольку… Гермиона не была уверена, где заканчивается ткань, и начинается волшебство. Вся юбка сверкала мелкими серебристыми блестками, сначала редкими, что позволяло различать оранжевый цвет платья, но к подолу все более частыми и заметными. Ткань не доставала до пола, поскольку приблизительно ниже колен она переходила в мириады сверкающих блесток, продолжающих длину платья до самого пола. Они не шли сплошным потоком, отчего ноги Гермионы было вполне реально разглядеть. Но удивительным было даже не это.

Грейнджер еле удержалась, чтобы не коснуться подола пальцами — казалось, магия растворится, стоит этому произойти. С того места, где очертания оранжевой ткани становились размытыми, а количество сверкающего серебра увеличивалось в невероятных размерах, продолжая сыпаться вниз, формировались небольшие листочки. Не черные, как у Джинни, а оранжевые и красные (Гермионе показалось, что она также разглядела желтые) — они кружились среди блесток, но растворялись, стоило опуститься на пол.

Девушке не удалось сдержать спонтанную мысль, что подарок Джинни будет отлично смотреться под это платье. Без особых усилий удалось представить серебряные туфли на ногах, и в этот раз Гермиона не сдержалась и шумно выдохнула.

Платье было прекрасным. Оно было тем самым.

Несмотря на то, что Грейнджер было слегка неловко глядеть на свои полуоткрытые ноги ниже колен, поскольку платье казалось таким невесомым, словно его и нет, она буквально не могла ровно дышать от своего отражения в зеркале.

Ноги подрагивали, когда девушка перешагнула через порог примерочной, а сердце затрепыхалось в груди, когда две пары любопытных глаз уставились на неё.

— Мерлин… — только и смогла выдавить Джинни. Казалось, даже работница бутика выглядела пораженной.

— Не сочтите за лесть, но вам действительно очень идет, — улыбнулась девушка.

Но Гермиона и не думала считать это лестью. Она видела себя в зеркале и, не страдая заниженной самооценкой, могла с абсолютной уверенностью сказать, что наряд ей шел. Быть может, дело и правда было в волшебстве. Иначе никак не описать то, как платье преобразило гриффиндорку.

— Гермиона, это оно, — Джинни, в отличие от самой Гермионы, без страха коснулась опадающих с подола подруги листочков и они пошли рябью, проходя сквозь пальцы Уизли, как иллюзия.

— Да, — почему-то она не могла выдавить из себя что-то помимо шепота. — Думаю, да.

***

Десять галлеонов. Гермиона потратила на десять галлеонов больше, чем Джинни. Хотя клятвенно обещала, что ни за что не станет раскидываться золотыми монетами. Однако мешочек в её руках заметно опустел, что абсолютно не вяжется с обещанием девушки.

Еще никогда она не тратила сумму в шестьдесят галлеонов на одежду. Кажется, она в принципе никогда не тратила такую сумму за раз, но вид увесистой коробки с платьем, оставленной в «Твилфитт и Таттинг», не вызывал сожаления. Тащить наряды самостоятельно довольно проблемно, а потому работница предложила воспользоваться доставкой. Гермиона не знала, было ли дело в том, что девушка узнала её или Джинни, или же в бутике это считалось нормой, но плату за данную услугу с них не взяли. По возвращении в Хогвартс платья уже будут в комнатах девушек.

А сейчас Джинни с широкой улыбкой двигалась в сторону Дырявого котла, явно не расстраиваясь из-за кругленькой суммы, которую пришлось оставить в магазине.

— Кстати, — вдруг начала она, и улыбка приобрела хитренькие нотки. — Симус сказал, что ты отказала Дину.

Гермиона едва не споткнулась от неожиданности. В интонации Уизли не было ничего, кроме веселья, но Грейнджер все равно с подозрением относилась к любым темам, касающимся Малфоя. Даже косвенно. А отделаться от навязчивых воспоминаний о том, что за бредовые идеи возникли в голове, когда Гермиона отказывала Дину Томасу, не удавалось. Потому затронутая Джинни тема также была помечена красным флажком в голове Грейнджер.

И все же пришлось собраться и принять максимально непринужденный вид, на который гриффиндорка только была способна после того, как чуть не влетела носом в асфальт.

— Было бы нечестно идти с ним только потому, что отказывать слишком неловко.

— Тебя уже кто-то пригласил?

Мерлин, и почему все считают, что Гермиона успела обзавестись партнером? Отказ вовсе не значил, что кому-то другому уже был обещан бал.

— Нет, — и все же Грейнджер не удержалась от закатывания глаз. — Почему все спрашивают об этом? Я могу пойти и одна.

Джинни задумалась лишь на секунду, но этого времени хватило, чтобы Гермиона помолилась всем богам. И почему она так нервничает? В конце концов, Уизли не владеет легилименцией и уж точно не прочитает постыдные, по мнению самый Грейнджер, мысли.

— А может, — с озорной улыбкой протянула подруга, вдруг замерев на месте. — Ты хочешь пригласить своего придурка?

Сердце Гермионы ухнуло вниз.

Нет, проницательность Джинни, конечно, всегда была на высоте, но даже все опасения Грейнджер не смогли подготовить её к подобному заявлению. Слова Уизли вызвали чрезмерно бурную реакцию, которая, видимо, отразилась на лице Гермионы слишком ярко, поскольку подруга вдруг так рассмеялась, что едва не согнулась пополам.

— Что ты несешь? — удивительно, как девушке удалось совладать с собственным голосом. — Нет конечно!

— Почему нет? — сквозь смех выдавила Джинни. — Ты говорила, что он красивый! Может, и танцует хорошо?

«Ну… Да, наверное. Думаю, он красив».

Нужно было наложить на себя силенцио. Или отрезать язык, на крайний случай. Что угодно, лишь бы не позволить словам соскользнуть с уст. Гермиона должна была предвидеть то, что Джинни этого не забудет.

— Не говорила я такого! — отрицать было не просто бессмысленно, но и абсурдно, что понимали обе девушки, но других вариантов гриффиндорка не видела.

— Да-да! — передразнила Уизли, наконец совладав со смехом. — Не говорила, как же! Ты ведь хочешь пойти с ним, да?

— Мерлин, Джинни!

Грейнджер и дальше собиралась ударяться в отрицание, но взгляд невовремя (или наоборот вовремя) переметнулся за спину Джинни. Несмотря на то, что было воскресенье, людей в Косом переулке было не так уж и много. К сожалению или счастью…

— Да, он «самодовольный придурок», но вы даже целовались! — тем временем Уизли продолжала свою тираду, совершенно не замечая стремительно бледнеющего лица подруги. — Так что не отрицай, ты хочешь пойти с ним на бал! — она несколько раз хлопнула в ладони, радуясь, словно ребенок. Словно подловила Гермиону. Впрочем, может, и подловила.

Но времени задумываться об этом не было от слова совсем.

За спиной Джинни высилась вывеска «Всё для квиддича», а несколько секунд назад дверь с тихим щелчком (который, как показалось Грейнджер, она уловила) отворилась.

Малфой стоял прямо за спиной Уизли.

Гермиона не могла сделать вдох.

Он слышал.

Он точно все слышал. Не услышать было просто нереально! Людей и шума вокруг было катастрофически мало, а возбужденный голос Джинни звучал так звонко, что сомнений не осталось — как минимум последние реплики Уизли слизеринец уловил. Казалось, хуже ситуация просто не может стать. Но снова это треклятое слово «казалось».

Рядом с Малфоем стоял Забини и Нотт. В руках первого покоилась новая сверкающая метла (Гермиона различила надпись «Молния» на древке). И Тео, и Блейз были больше удивлены тому, что Драко вперился взглядом в Грейнджер, а она, в свою очередь, как напуганный олененок взирала в ответ.

Конечно, никто, кроме них двоих не мог знать, что именно во всей ситуации было настолько странным. И пугающим. Даже ужасным.

Потому что в следующее мгновение Малфой переложил метлу в левую руку, правой взъерошил волосы (которые, черт возьми, как по волшебству улеглись в ту самую раздражающе идеальную не-укладку), и ухмыльнулся.

Ухмыльнулся!

Гермиона решила, что вот он — конец. Бесславный и быстрый. Потому что это выражение на его лице не сулило ничего хорошего.

Она не осознавала, что делает, когда схватила Джинни за запястье и буквально поволокла по улице подальше от злосчастного магазина «Всё для квиддича».

***

Ароматный пирог оказался перед девушками. Невысокая и пышная женщина поставила блюдо и две пустые тарелки на стол, с улыбкой пожелала приятного аппетита, и удалилась за сливочным пивом, заказанным Джинни. Гермиона же от выпивки отказалась.

Лекция Уизли о странном поведении подруги закончилась несколько минут назад, когда они переступили порог Дырявого котла и заняли один из множества свободных столиков. К ужасу Гермионы, с её места открывался отличный вид на улицу Косого переулка, и взгляд то и дело шнырял по периметру, высматривая Малфоя среди редких прохожих.

Уизли щебетала что-то о принесенном лакомстве, но мысли Гермионы были далеки от пирога.

Как много он услышал? Гриффиндорка, вроде бы, сразу заметила слизеринца, но смутное опасение, что ему удалось услышать больше, чем она себе представляет, не отпускало. Впрочем, беспокоиться об этом смысла не было — последние реплики Джинни в полной мере описали весь диалог. И их было более чем достаточно, чтобы Малфой уловил его суть, а Гермиона захотела провалиться сквозь землю.

Её мало волновал тот факт, что еще как минимум два слизеринца знают о поцелуе с каким-то «самодовольным придурком», с которым Грейнджер, по словам Джинни, еще и на бал мечтает пойти. Что думают о ней Блейз и Тео, абсолютно плевать.

Малфой — другое дело.

Как минимум потому, что с вероятностью девяносто девять и девять процентов он догадался, о ком шла речь.

И гриффиндорка понятия не имела, что теперь делать.

Возможно, лучшим выходом из ситуации было бы не делать ничего, но эмоции в последнее время и так на пределе, она сомневалась, что игнорировать ситуацию будет так уж просто.

— Он становится таким неуверенным, когда дело начинает заходить дальше поцелуев, — сливочное пиво уже оказалось перед Джинни и она с удовольствием поглощала напиток, вилкой ковыряя мясной пирог.

Гермиона встрепенулась. О чем вообще шла речь?..

Она еще раз прокрутила в голове реплику Уизли и неприятные мурашки покрыли все тело.

— Черт, Джинни! — возмутилась девушка. — Мы подруги, но я совершенно точно не хочу знать такие подробности вашей с Гарри личной жизни.

Уизли лишь хихикнула, вовсе не смутившись. А Гермиона вдруг осознала, что могло послужить мотивацией для безрассудного поступка Джинни на вечеринке в Башне Гриффиндора. Неужели она хотела споить Поттера, чтобы… Девушка вздрогнула, потупив взгляд и начав ковырять вилкой пирог со своей стороны.

Она машинально подняла глаза в тот момент, когда колокольчик над дверью оповестил о новом посетителе.

Девушке показалось, что она ощутила падение с огромной высоты, когда все боги, которым молилась, столкнули её с облака и отправили в свободный полет обратно на землю.

Малфой в окружении двух своих друзей прошествовал к одному из столиков. Благодаря отсутствию народа Гермиона и Джинни довольно быстро попались компании на глаза. Его глаза загорелись дьявольским блеском, а гриффиндорка отказывалась об этом думать. Она попыталась сосредоточиться на том, как наденет свое дорогое платье и шагнет в Большой зал, старалась представить, восторженный взгляды студентов, что угодно, лишь бы не думать о серых, как штормовые тучи, глазах.

Но ситуация не ухудшилась. Потому что мысли о бале неизменно возвращались к Малфою и тому, что сказала Джинни около двадцати минут назад.

Слабый огонек раздражения блеснул внутри Гермионы, когда слизеринцы уселись за столом, который с места девушки был отлично виден. Но он тут же потух, поскольку любое место в помещении было отлично видно со стороны Гермионы.

Чертово воскресенье. Чертово отсутствие посетителей.

— Я-я, — голос предательски дрогнул, грозя выдать внутреннее напряжение хозяйки. Но Джинни была слишком увлечена пирогом, чтобы заметить. — Я думаю, твой подарок будет отлично смотреться с платьем.

Молодец, Гермиона.

Это был хороших ход — Уизли быстренько переключилась на тему бала и тишина за их столиком перетекла в её монолог. Даже при большом желании Грейнджер вряд ли смогла бы сосредоточиться на словах Джинни, но ей нужно было заставить подругу говорить, чтобы хоть как-то отвлечь себя от разглядывания треклятого Малфоя.

Гермиона заняла себя ковырянием пирога. Аппетит пропал так же стремительно, как Драко появился в баре. Взгляд то и дело порывался подняться выше, но девушка строго приказала себе не отрывать его от тарелки.

Джинни продолжала болтать о прическах и макияже, который она, конечно же, уже начала продумывать. Кажется, Грейнджер уловила обещание накрасить её, но не успела эта мысль закрепиться в голове, как появился некий отвлекающий фактор.

— Грейнджер.

Ей стоило больших усилий не вздрогнуть.

Причина, вероятно, была в том, что девушка и сама не поняла, откуда прозвучал голос. Его голос. Он будто раздавался отовсюду и ниоткуда сразу. Гермиона на секунду решила, что сходит с ума. До побеления костяшек пальцев сжала вилку, молясь, чтобы Джинни ничего не заподозрила и тема бала оказалась куда более интересной, чем поехавшая крыша подруги.

— Малфой.

Гермиона почувствовала, как тысяча иголочек впивается в позвоночник. Это был её голос. Совершенно точно её, но звучал так… Странно. Брови против воли хмурятся, и в этот раз девушке не удается удержаться — взгляд перемещается за спину Джинни, в сторону Малфоя.

Ухмылка.

Эта чертова ухмылка на его лице. И до дрожи в коленках расслабленная поза, наводящая на Гермиону странное предчувствие.

Она видит лишь спины Блейза и Тео, а потому может только надеяться, что слизеринцы не замечают странного взгляда Малфоя, направленного в её сторону.

Впрочем, у Гермионы было всего несколько секунд на обдумывание этой мысли, потому что лицо Драко вдруг расплывается перед глазами. Несколько ярких вспышек света, почему-то не бьющих в глаза, и до девушки наконец доходит. Но уже слишком поздно что-либо предпринимать.

Гостиная Башни старост. Даже огонь камина не пробивает мрак комнаты, словно он — лишь иллюзия. Но Гермиона уверена, что уже видела это. И, к своему ужасу, даже помнит когда.

Перед ней вдруг появляется Малфой (или он был здесь и раньше?), а девушка не может контролировать собственное тело. Её руки тянутся к груди слизеринца. Он дышит так быстро и глубоко, что Гермиона начинает беспокоиться о его здоровье. Но становится совершенно не до этого, когда затуманенный мозг осознает — Грейнджер дышит точно так же.

Малфой.

Гермиона мысленно пытается позвать его, но в действительности происходит всё совсем иначе.

Её руки перемещаются на шею слизеринца, через несколько секунд зарываясь в блондинистые волосы.

Гриффиндорка не уверена, судорожный вздох срывается с её уст или с уст той Гермионы, которая сейчас столь наглым образом лапает Малфоя, потому что она абсолютно точно не собиралась делать этого.

Вдруг подмечает, что картинка перед глазами какая-то нечеткая, размытая. Конечно, причина этому сразу становится очевидной.

— Грейнджер, что ты делаешь? — голос Драко звучит знакомо хрипло, и Гермиона окончательно убеждается в правильности своей теории. Но её руки… Ощущения такие яркие и живые, что дыхание перехватывает.

— А ты? — слышит свой голос, но четко осознает, что даже не думала говорить.

Тоненький голосок где-то в недрах сознания начинает вопить с необычайной силой, призывая Гермиону взять себя в руки, но прислушивается она лишь после того, как вдруг, пошатнувшись, оказывается прижата к Малфою. Его руки, все это время покоившиеся на её талии, только сейчас обратили на себя внимание Грейнджер. Что послужило очередным толчком здравого смысла растормошить гриффиндорку.

По её коже ползет рой мурашек, а туман в голове усиливается. Он поглощает все мысли девушки, когда лицо слизеринца оказывается в опасной близости.

Гермиона знает, что последует за этим. Она помнит.

Убирайся из моей головы!

Кажется, тело сопротивляется мольбам хозяйки, и Грейнджер стоит огромных усилий собрать кашу в голове и мысленно воззвать к Малфою. Он не может. Нет, не имеет абсолютно никакого права творить все это.

Малфой!

— Блять… — срывается с уст того Драко, что стоит перед ней.

Гермиона успевает сделать шумный вдох, улавливая размытые очертания полурасстегнутой рубашки слизеринца, а мозг услужливо подсовывает воспоминания о последовавшем за его репликой действием.

И картинка перед глазами меркнет.

Дырявый котел расплывается перед глазами, когда девушка возвращается в реальность. Её легкие горят, словно долго находилась без воздуха, и, Гермиона может поклясться, на секунду, всего на мгновение, она успела ощутить прикосновение губ Драко.

Вилка с тихим звоном выпадает из рук, привлекая внимание Джинни. Но взгляд Грейнджер направлен не на неё.

Малфой сидит с той же заученной ухмылкой, все так же взирает на девушку в ответ.

Она убьет его. Медленно и без свидетелей. Прямо в Башне старост, как только выпадет возможность.

Малфой… Он просто ужасен! Залезть в её голову, да еще и столь варварски… Нет, это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что он вообще это сделал. Всколыхнул то, о чем Гермиона пыталась лишний раз не вспоминать, чтобы не сгореть со стыда. Вынудил пережить все с начала.

Грейнджер подскочила с места, в очередной раз обращаясь ко всем богам, чтобы Джинни не заметила её сбитого дыхания.

— Я наелась. Пойдем отсюда.

Гермиона не дожидается, пока Уизли среагирует на резкую смену настроения подруги, и движется к выходу из бара. Её вспотевшие ладони то и дело сжимаются и разжимаются, пока мозг пытается избавиться от следов пребывания Малфоя.

Она лишь раз зло зыркает в его сторону, прежде чем выскочить на свежий воздух.

***

Но убить Малфоя не получилось ни в понедельник, ни во вторник, ни в один из следующих двух дней. До самой пятницы Гермиона носилась по Хогвартсу с такой скоростью, что ни с каким Нимбусом не сравнится.

Подготовка к балу шла полным ходом и, мотивированная покупкой платья, девушка с рвением перепроверяла работу каждого привлеченного к декорированию студента. Ко всему прочему, домашнего задания никто не отменял, и Гермиона пуще прежнего норовила выполнить всё заранее. В этот раз на то были весомые причины — до бала оставалась без двух дней неделя, и теперь Гермиона была твердо настроена на то, чтобы отдохнуть на мероприятии. Хотя бы несколько часов. В конце концов, шестьдесят галлеонов не должны быть выкинуты на ветер!

Ей также нужно было составить график дежурств на следующую неделю, что заняло немало времени. С каждым днем придушить Малфоя хотелось все сильнее, а причин становилось все больше — возмущенные рейвенкловцы около часа выговаривали Гермионе претензии. Им пришлось дважды дежурить на этой неделе, потому что Драко исключил себя и Грейнджер из графика дежурств. Вообще-то, гриффиндорка была даже благодарна — на патрулирование у неё было мало времени, но нотации префектов должны адресоваться Малфою, а не ей!

В любом случае, теперь Гермионе придется повозиться, чтобы составить удовлетворяющий всех график. Признаться, злость на рейвенкловцев и Малфоя сыграли свою роль — она поставила себя со слизеринцем на патрулирование в начале недели, а рейвенкловцев засунула аж на пятницу. Они с гордо поднятой головой приняли такой вариант и, ощущая себя победителями в этой ситуации, отстали от Гермионы. Но, вообще-то, дежурить в пятницу перед балом — самое ужасное, что можно было придумать. Как минимум потому, что перед праздником всем захочется выспаться, а как максимум — Макгонагалл наверняка попросит дежурную пару подольше патрулировать цокольный этаж, чтобы рядом не околачивались хитрые студенты — директор все еще надеялась уберечь осенний бал от присутствия алкоголя.

Грейнджер была уверена, что еще выслушает недовольство префектов Рейвенкло, но от маленькой мести на душе становилось теплее.

Осень полностью вступила в свои законные права — листья стремительно опадали (за своими делами Гермиона не успела заметить, когда большая часть деревьев Запретного леса избавилась от листвы), а за окном постоянно шумел ветер. Смешиваясь с потрескиванием огня в камине в гостиной создавалась такая гармоничная атмосфера, что Гермиона не в первый раз за неделю не удержалась и уселась работать над планом выполнения домашнего задания прямо в гостиной.

Обычно она старалась скрыться в спальне или выручай-комнате, но теперь не было смысла бегать от Малфоя. Гриффиндорка надеялась, что это он бегает от неё, потому что за всю неделю пересеклись они всего несколько раз.

— Мерлин, Грейнджер, ты сама не устаешь от своей унылости?

Она так и подпрыгнула на стуле, ударившись коленкой в попытке быстро развернуться на голос.

Помяни черта!

Малфой, в своей излюбленной манере, самодовольно изучал расчерченный Гермионой пергамент. Одной рукой упирался в стол около этого же листа (девушка удивилась, осознав, что совершенно не заметила ни как Драко вошел в гостиную, ни как подошел к ней), а вторую опустил на спинку стула, на котором сидела Грейнджер.

Она ощутила себя загнанной в угол, но постаралась поскорее подавить это чувство, поскольку это слизеринец должен нервничать, ожидая праведного гнева Гермины. Но он совершенно не выглядел нервным и уж тем более напуганным. Его чертова улыбка все так же красовалась на губах, а девушка задумалась, с каких пор Драко начал так часто улыбаться?

— Ты! — возмутилась Гермиона, заталкивая мысли о том, что Малфой буквально нависает над ней, подальше. — Ты хоть знаешь, что мне пришлось выслушивать из-за коряво составленного графика?!

Слизеринец только закатил глаза и, отступив от Гермионы на шаг назад, поднял руки вверх.

— Ну, удачной работы, — бросил он, уже разворачиваясь в сторону лестницы.

— Стой! — Грейнджер и сама подскочила со своего места, ловко схватив парня за край мантии.

Драко шумно выдохнул, и Гермионе показалось, что прозвучало это так, словно он делает ей одолжение, прекращая попытки капитулировать. Свободная рука девушки сжалась в кулак. Желание заехать слизеринцу по лицу вновь резкой волной поднялось внутри.

— Ты — главный староста, если не забыл. Будь добр выполнять свою работу как положено.

Ей нужно было сорваться на нем. Разгорающийся внутри жар необходимо выместить на Малфое, но Гермиона с трудом делала вид, что вся злость вызвана исключительно неумело составленным графиком. В конце концов, это было меньшее, что её волновало. Но затронуть тему того, что произошло на выходных в Косом переулке она не могла. Просто не знала как, потому что вместе с раздражением в тот же день на неё нахлынула внезапная неловкость. Точнее, не совсем внезапная — та самая, что и на утро после пьянки в Башне Гриффиндора.

— Так ты хочешь обсудить наши обязанности? — Гермионе не понравилась интонация Драко. Как и выражение лица, когда он повернулся к ней. — Тогда у меня тоже есть одна тема для обсуждения.

Пальцы против воли разжались и девушка выпустила мантию Драко из рук. Ткань в том места слегка помялась. Гермиона попыталась придать своему лицу бесстрастный вид, но уверенность парня ей не пришлась по душе. Она чувствовала себя в заранее проигрышной позиции, когда он смотрел вот так.

— Например? — спокойно спрашивает, отходя обратно к столу и принимаясь раскладывать пергаменты по местам. Теперь, когда Малфой, кажется, не намерен уходить, не было смысла удерживать его на месте. Гермиона успела пожалеть, что вообще остановила Драко.

— Например? — слабый смешок вылетает из его уст и, к своему ужасу, Грейнджер улавливает стук ботинок парня по полу. Малфой подошел ближе. — Например то, что ты начирикала девчонке Уизли.

«Да, он «самодовольный придурок», но вы даже целовались!»

«Не отрицай, ты хочешь пойти с ним на бал!»

Если бы у паники было лицо, оно выглядело бы в точности как Гермиона сейчас. Она и не надеялась, что Малфой не услышал, как и не надеялась на то, что он забудет. Но тем не менее желание обсуждать возникшую ситуацию не усилилось.

— О чем ты? — приходится собрать все силы в кулак, чтобы выдавить из себя несколько слов нормальным голосом.

Гермиона всеми клеточками тела ощущает, насколько близко Малфой замирает рядом с ней. Мысли начинают путаться так же, как каждый раз, когда он оказывается рядом, и девушке вовсе не нравится, что мозг отказывается придумать более-менее убедительную отговорку и сосредотачивается на том, кто стоит за спиной. Приходится задержать дыхание, потому что уверена — если сделает вдох, он обязательно выйдет хриплым и выдаст гриффиндорку с потрохами.

Тишина затягивается и Гермиона начинает думать, что Малфой и вовсе не ответит, но она в очередной раз убеждается, что рядом с ним загадывать наперед — лишняя трата времени.

— Так ты хочешь пойти на бал со мной? — сладкий шепот раздается в миллиметре от её уха.

Девушка вздрагивает против воли и, если честно, не может до конца оценить, наигранная у Драко интонация или нет. Её больше волнует спокойное дыхание и морозная свежесть, исходящая от тела слизеринца. Будь он проклят. Будь проклят, потому что оказывает на Гермиону такой же эффект, как стакан сливочного пива, смешанного с огневиски.

— Вовсе нет! — пытается звучать угрожающе, но, если сначала и получается, стоит Грейнджер резко развернуться и оказаться лицом к лицу с Малфоем, голос срывается.

Почему он так близко?

Гермиона пытается сосредоточиться на злости, которую ощутила в тот момент, когда поняла, что Драко наглым образом влез в её голову прямо в Дырявом котле, но чувствует лишь его пронзительный взгляд на себе.

Сердце начинает трепыхаться в груди, а жар от камина будто усиливается в несколько раз. Приходится сделать глубокий вдох, потому что внутри что-то больно сжимается. Однако результата не следует, а через секунду Гермиона с ужасом улавливает зарождающееся покалывание в животе.

— Врешь, — он снова шепчет. Почему он шепчет?

Она практически задает этот вопрос, но ладонь Драко вдруг перемещается на её горло. Грейнджер уверена — он ощутил тяжелый выдох, сорвавшийся с губ, и последовавший за ним судорожный вдох.

Его руки теплые. В последнее время они постоянно теплые.

— Что ты делаешь? — Гермиона и сама переходит на шепот. Но лишь потому, что не уверена в твердости собственного голоса.

Хватку Малфоя даже сложно назвать хваткой. Кажется, если он пошевелит большим пальцем, это можно будет назвать поглаживанием. Лучше бы он попытался придушить её. Потому что, не ощущая опасности, взгляд девушки невольно отрывается от серых глаз и продвигается ниже. Его ранее сжатые губы растягиваются в ухмылку, когда слизеринец прослеживает за взглядом Гермионы.

Он сокращает расстояние.

Разум принимается вопить, что происходящее вовсе не похоже на план по убийству Малфоя. Скорее на убийство Гермионы, если уж на то пошло, но против воли перед глазами возникают недавно пробужденные Драко воспоминания. Эта же гостиная, только не освещенная свечами, как сейчас, и жар тела слизеринца. Или её собственного — Гермиона не уверена.

— Давай сделаем это, — вдруг шепчет он. И взгляд Грейнджер отрывается от ухмыляющихся губ.

— Что?

О чем он? Малфой говорил что-то, а она не заметила? Совершенно точно нет — слух, быть может, в данной ситуации и подвел бы гриффиндорку, но, как бы раздражающе не было признавать, она неотрывно смотрела на его губы.

— Пойдем на бал вместе.

Гермиона, не в полной мере осознав смысл сказанных Малфоем слов, несколько секунд тупо пялится на него, непонимающе моргая. Но после третьего прокручивания реплики парня до неё вдруг доходит. Сдавленный смешок сам вырывается наружу.

Нет, она догадывалась, что Драко в последнее время тоже не в себе, но и не подозревала, что настолько! Ей хотя бы хватило ума держать подобные мысли в голове, он же предпочитает озвучивать их.

Девушка несколько секунд вглядывается в лицо Малфоя, пытаясь понять, не шутит ли он, и с ужасом понимает, что нет, не шутит.

— Ты сошел с ума? — других оправданий Гермиона и правда не видит.

Страшно представить, что подумают гриффиндорцы, завидев входящую в Большой зал Гермиону под ручку с Малфоем. Что скажут Гарри и Рон она даже представлять отказывается. С Джинни ситуация обстоит еще хуже — со своей проницательностью она в два счета проведет параллели между рассказами Гермионы и тем, кто оказался её спутником.

Нет, нет, и еще раз нет.

Малфой наверняка и сам не хочет, чтобы его друзья видели их с Гермионой вместе. Это ведь оскорбительно для него, разве нет?

— Как, по-твоему, это будет выглядеть? — ей не удается скрыть нервной улыбки.

— Главные старосты на балу? Что тебя удивляет?

Гриффиндорка с нахмуренными бровями изучает лицо Малфоя. Что с ним такое? Голос Драко не звучит серьезно, но и насмешки в нем нет. Он либо действительно спятил, либо разыгрывает её.

— Нет, Малфой, — Гермиона качает головой, прикрывая глаза. Кто-то из них должен оказаться благоразумным в этой ситуации.

— Нет?

— Конечно нет!

— Так ты не хочешь этого?

Грейнджер медленно распахивает веки. Драко смотрит в ответ и в серых глазах не удается прочитать ни одной эмоции.

Хочет ли она?

Да.

Гермиона неделю пыталась убедить себя в том, что мысль пойти на бал со слизеринцем была не более чем мимолетным помутнением. Что на самом деле она не думает о том, каково это — танцевать с Малфоем. Ей нельзя представлять ничего подобного, поскольку фантазиям не суждено воплотиться в реальность. И пусть гриффиндорка тщетно боролась с неприятным осадком от этого осознания, нельзя отрицать, что явиться на бал в паре с Драко — это выкопать себе яму и по собственной воле прыгнуть туда.

Но девушка не могла избавиться от мысли, что уже давным-давно висит на краю этой ямы. А возможно уже летит на дно, просто не замечает этого.

— Нет, — с тихим выдохом произносит.

Хватает секунды, чтобы подготовиться к тому, что Малфой сейчас оттолкнет её, плюнет оскорбительными словами о том, что все это было шуткой, и, окинув гриффиндорку презрительным взглядом, скроется на лестнице, но проходит секунда, две, десять, а слизеринец не двигается с места.

В смысле, вообще не двигается.

Его рука все так же покоится на шее Гермионы, а расстояние между ними составляет не более пяти сантиметров.

Рука девушки против воли поднимается к сгибу его локтя. Она совершенно не осознает, что делает, когда пальцы смыкаются на предплечье Драко. Но не отталкиваются. Просто сжимаются.

Гермиона не уверена, это ли послужило толчком, но в следующую секунду губы Малфоя находят её.

Глаза против воли закрываются, а вторая рука цепляется за мантию на боку слизеринца.

Его пальцы перемещаются на затылок девушки и надавливают, прижимая ближе. Грейнджер не уверена, сколько проходит времени — минута или секунда, но её губы распахиваются и Малфой без особых усилий углубляет поцелуй.

Отказ Гермионы совершенно не вяжется с тем, как она выгибает спину, прижимаясь к Малфою настолько, насколько позволяет поза, в которой они стоят. Она уже не уверена, исходит жар от камина, Драко, или её самой, но факт остается фактом — в комнате становится нечем дышать.

— Докажи, — бормочет Малфой, оторвавшись от губ гриффиндорки всего на мгновение, прежде чем снова впиться в них поцелуем.

Он делает шаг вперед, одновременно с этим прижимая свободную руку к талии Гермионы и удерживая её от падения. Подталкивает их куда-то назад, а девушка вынуждена остановиться, когда копчиком упирается в стол.

В голове творится такая каша, что она совершенно не может сформулировать не то что внятный, вообще никакой ответ. Да и проанализировать слова Драко, вообще-то, удается с трудом.

В висках пульсирует, бабочки в животе переворачивают вверх тормашками внутренние органы.

— Докажи, что не хочешь, — Гермиона искренне поражается, как ему удается внятно говорить. И пусть голос Малфоя звучит до безумия хрипло, разобрать слова ей удается. Но мозг фокусируется лишь на том, что ей до дрожи нравится такой тембр его голоса.

Доказать? Доказать что? Что не хочет идти на бал с ним?

Она не может. Только не сейчас, когда Малфой переворачивает вверх дном все внутри неё, не тогда, когда его пальцы зарываются в её волосы, а зубы оставляют несколько укусов на нижней губе. Не тогда, когда язык тут же их зализывает.

Его ладонь вдруг выпутывается из каштановых волос, а Гермиона что-то недовольно хрипит, отказываясь открывать глаза и выяснять, куда Малфой убрал руку. Но ей и не требуется.

Парень отвечает своей привычной ухмылкой сквозь поцелуй, и обе его ладони опускаются на талию Гермионы. Она едва не вскрикивает, когда слизеринец отрывает её от пола. Но для этого понадобилось бы оторваться от его губ, что казалось равносильно самоубийству. Грейнджер лишь крепче обвивает шею Драко руками, и ощущает, как он опускает её на деревянную поверхность стола.

Пергаменты с тихим шелестом разлетаются в разные стороны после одного взмаха руки Малфоя. Он надавливает пальцами между сжатых коленок Гермионы, вынуждая её раздвинуть ноги и позволить ему подойти ближе.

Грейнджер задыхается, когда Драко прижимается практически вплотную. Мерлин, слишком близко. Последний раз он находился на таком расстоянии в ту злополучную ночь, когда она явилась в Башню старост пьяная.

— Просто сделай это.

Гермиона слабо соображает, когда бормочет в ответ невнятное:

— Что?

Рука Малфоя несколько раз дергает рубашку девушки, отчего она хмурится. Но осознает суть действия слизеринца лишь после того, как ему удается вытащить ранее заправленные края рубашки в юбку.

Гермиона вздрагивает настолько резко, что поцелуй снова разрывается. Пальцы Драко оказываются под белой тканью, слегка касаясь голой кожи живота девушки. Они все такие же теплые, но ей не удается контролировать расползающиеся по телу мурашки. От того места, где Малфой касается её, расходятся электрические разряды. И, кажется, бабочкам внутри это даже нравится — под пальцами слизеринца они начинают трепыхаться в разы сильнее.

Гермиона громко глотает воздух. Из полуопущенных ресниц смотрит в затуманенные глаза Малфоя и, надавив на его шею, тянет на себя.

— Оттолкни меня, — произносит он, прежде чем сновь накрыть губы Гермионы своими. Язык Малфоя касается неба гриффиндорки.

И без того неподвластное крикам разума тело Грейнджер вовсе прекращает слушаться. Ей кажется, оно против воли извивается под прикосновениями Драко, подчиняясь скорее ему, нежели своей хозяйке.

Гермиона машинально втягивает живот, когда ладонь Малфоя обхватывает талию под рубашкой.

— Не могу.

Она хватается за его галстук, потянув на себя, хотя расстояние между ними и так ничтожно мало. И когда слизеринец делает последний шаг, Грейнджер в полной мере осознает степень его возбуждения.

Ей не удается распознать обладателя хриплого стона, слишком громко раздавшегося в гостиной.

— Так ты пойдешь со мной на бал?

Рука Драко перемещается на спину гриффиндорки, а большой палец начинает вырисовывать какие-то узоры рядом с позвоночником. И те самые иголки вновь вонзаются в него. Тело начинает плавиться под требовательными прикосновениями парня. Здравый смысл больше не пытается напомнить ей о злости.

Гермиона сама прикусывает губу слизеринца, и теперь уж точно стон принадлежит ему.

Он что-то сказал? Что-то спросил?

— Да, — звучит хриплое бормотание девушки.

Только когда сквозь поцелуй Грейнджер улавливает ухмылку Малфоя, в голову бьет осознание того, что она только что сказала. Но испугаться, как и оттолкнуть парня, уже не успевает, потому что он сам вдруг делает шаг назад, а его горячая ладонь покидает тело Гермионы.

Она едва ли не вздыхает от разочарования, но приказывает себе собраться с мыслями, потому что, кажется, только что совершила нечто безумное.

Драко же, пользуясь замешательством девушки, вызванным то ли резко оборвавшимися ласками, то ли шоком от того, что произошло, отступает к лестнице. Его галстук ослаблен и болтается на шее, волосы растрепаны (Гермионы пытается вспомнить, её ли рук это дело), а губы опухли от поцелуев, но выглядит он все так же потрясающе, что, впрочем, в данной ситуации совершенно не злит.

Грейнджер не уверена, что способна злиться сейчас. Ей просто нужно осознать, что произошло. Но она уверена, что выглядит не намного лучше Драко.

— Малфой, — голос по-прежнему звучит хрипло, и вот теперь ей становится действительно неловко.

Мерлин, она только что… Он только что…

Никакой алкоголь уже не послужит отговоркой.

— Поздно, Грейнджер, — с усмешкой бросает он, уже ступая на первую ступеньку лестницы. — Ты согласилась.

Боже, кажется, она и правда сделала это.

Девушке, наверное, стоило бы остановить его, возможно, даже врезать, но она лишь спрыгивает со стола на подрагивающие ноги, и судорожно принимается заправлять края рубашки обратно в юбку.

Мозг Гермионы не успевает обрисовать всевозможные варианты (и все как один были бы с плохим концом) исхода треклятого бала, когда Драко замирает посреди лестницы.

— Грейнджер, — к счастью, голос Малфоя звучит так же хрипло, как минутой назад её собственный, потому гриффиндорке становится на один процент менее неловко. По крайней мере, слизеринец в такой же ситуации.

Она поднимает расширенные от шока глаза на замершего парня.

— Я буду в черном.

И белобрысая макушка Драко исчезает во мраке коридора второго этажа.

========== Глава 16. ==========

Гермиона собирала волосы в хвост уже по дороге в Большой зал, куда неприлично опаздывала. Она клятвенно пообещала Джинни тщательно следить за своим рационом, но подруга все равно предпочитала контролировать хотя бы несколько приемов пищи Грейнджер. Но завтрак должен закончиться через двадцать минут, а она только добегает до цокольного этажа.

Взгляд Джинни врезается в Гермиону, как только та переступает лавку и усаживается напротив подруги. Залпом осушает стакан с водой, принадлежавший Гарри, по всей видимости, и жестом просит всех придержать вопросы до того момента, пока дыхание придет в норму.

— Кто за тобой гнался? — Рон спрашивает в шутку, но Гермиона еле удерживается от того, чтобы не бросить в ответ недовольное: «Малфой».

После того, как слизеринец удалился в свою комнату, Грейнджер понадобился едва ли не час, чтобы привести в порядок как внешний вид, так и внутреннеесостояние (с последним, увы, дела обстояли куда хуже): губы девушки припухли и она отчаянно старалась избавиться от столь очевидных следов поцелуев, но все те заклинания, которые так часто использовала Джинни для «естественного макияжа» уж точно не предназначались для подобных ситуаций.

Неудачные попытки стереть прикосновения Малфоя были откинуты Гермионой, а на смену им пришли дурацкие и совершенно не улучшающие ситуацию воспоминания. Она применила бы обливиэйт, если бы могла.

Он сидел в её голове. Весь вечер и всю ночь, а девушка чуть на стену не лезла от раздражения — мало того, что Драко поступил как последняя сволочь (что было более чем в его духе), так и собственное сознание играло против Гермионы. И бессонная ночь, проведенная в попытках осмыслить случившееся, лежала на совести слизеринца. Как и её позднее пробуждение и, как следствие, опоздание на завтрак.

Парень же выглядел более чем собранным — восседал на своем привычном месте за столом Слизерина, перекидывался шутками с друзьями и смеялся с того самого момента, как Гермиона вошла в Зал. Но она подозревала, что настроение Драко было хорошим с самого утра.

Гриффиндорка же хотела запустить в него вилкой.

Грейнджер отказывалась верить, что он действительно пригласил её на бал. Эта мысль казалась абсурдной и, если честно, усложняла и без того нелегкое положение — Джинни все чаще вспоминала о «самодовольном придурке», и скрывать от подруги правду с каждым днем становилось все сложнее. К тому же она все еще не могла представить, что на их «пару» скажут Гарри и Рон. Хотя и они теперь казались меньшей из проблем — у Гермионы была целая ночь для того, что поразмыслить над возможными (и очень вероятными) слухами, которые могут разбежаться после бала. И, конечно, мероприятие станет последним рывком, отделяющим младшую Уизли от правды.

Выбранный Малфоем способ «приглашения» ситуацию не улучшал — девушка еще долго вздрагивала, лежа в кровати и вдруг воссоздав ощущение от его прикосновений. По телу ползли мурашки, а Гермиона понятия не имела, как их остановить — эти мысли возникали сами собой и не поддавались контролю.

Но хуже всего было то, что она и не сопротивлялась. Не склонная к румянцу Грейнджер заливалась краской от одних воспоминаний, как прижималась к Малфою в ответ.

Гермиона хотела задушить его подушкой. Но такая смерть была бы слишком быстрой, а все усилия девушки по спасению бывших Пожирателей пришлось бы перечеркнуть.

Она отказывалась верить, но все равно дважды за ночь доставала платье из шкафа. Отказывалась верить, но решила убедить Джинни не приходить в Башню старост в следующую субботу для подготовки. Отказывалась верить, но очень хотела.

И это злило.

Гермиона осознавала риски и последствия, но ничего не могла поделать с предательским желанием поддаться безрассудной идее. Драко выглядел спокойным что в тот момент, когда выдвинул свое сумасшедшее предложение, что сейчас за завтраком, и его непринужденный вид невольно успокаивал гриффиндорку. Может, у него есть план? Или же парень правда пошутил?

— Кстати, — Рон возвращает девушку с небес на землю. — Гермиона, ты ведь отказала Дину? Можем пойти на бал вместе, я никого не приглашал.

Гриффиндорка продолжила вылавливать кусочки орехов из овсянки и, проигнорировав как собственное екнувшее сердце, так и озорной взгляд Джинни, с непринужденным видом улыбнулась.

— Рон, я иду на бал в качестве главной старосты, — своим привычным поучительным тоном заявила Гермиона. — У меня куча обязательств и ни одной свободной минуты для отдыха.

Лгунья.

Она приказала замолчать негромкому голосу совести.

Быстрый взгляд метнулся в сторону слизеринцев, — Драко продолжал болтать с Ноттом и Забини — но его тут же пришлось опустить обратно, поскольку Джинни продолжала пристально следить за выражением лица Гермионы. Что она надеется рассмотреть? Бегущую по лбу строку «Я целовалась с Малфоем и он пригласил меня на бал»? А еще я согласилась.

Рон тихо фыркнул себе под нос и вернулся к еде, а Грейнджер на секунду задалась вопросом, уж не подумал ли он, что это месть за Святочный бал? Четвертый курс остался в далеком прошлом и, как бы Гермионе не хотелось, не полученное приглашение от Рона давно перестало быть одной из проблем. Было бы намного легче жить, если бы сейчас её волновало лишь это.

Да, гриффиндорка отказывалась верить словам Малфоя. Но не приняла приглашение Рона, хотя задумывалась об этом еще несколько дней назад.

Жалобный вздох практически срывается с губ, но она быстро засовывает ложку с овсянкой в рот и принимается активно пережевывать и без того мягкую кашу.

Чертово приглашение. Чертов Малфой. Чертовы поцелуи и прикосновения.

Манипулятор.

Гермиона хотела бы выучить заклинание, с помощью которого могла заставить его подавиться тыквенным соком. Но, вообще-то, ночь была действительно длинной…

— Почему ты улыбаешься? — Джинни перегибается через стол, загадочно подмигивая Гермионе.

А она лишь пожимает плечами и, еще раз зыркнув на Драко, открыто игнорирует любопытные взгляды младшей Уизли.

Да, ночь была очень длинной, и у Гермионы было достаточно времени, чтобы сформировать несколько идей, как ответить на выходки Малфоя.

***

Малфой ненавидел понедельники. Впрочем, в отвратительном настроении он пребывал со второй половины субботы: Блейз и Тео после выходки с самолетиком (который если и скрылся от внимания большей части студентов, от зорких глаз друзей — нет) поглядывали на Малфоя загадочными раздражающими взглядами, что одновременно хотелось заставить их задать свои идиотские вопросы и сломать челюсти, чтобы не смели этого делать. И если Блейз поначалу пытался скрывать свое любопытство (хоть и плохо), Нотт напротив играл на нервах Драко — подергивал бровями, когда гриффиндорцы проходили мимо, и толкал его в бок на сдвоенных занятиях, кивая в сторону Грейнджер. Малфой стойко выдерживал попытки Тео вывести его на диалог, но к концу недели хотелось придушить друга.

Ситуацию ухудшил поход в Косой переулок. Он знал, что гляделки с Грейнджер не скроются от любопытных носов Забини и Нотта, но соблазн подразнить девчонку был слишком велик. Теперь же Малфой жалел, что пошел на поводу у эгоистичного желания вывести её на эмоции — после нескольких пинков от Блейза, Тео принял тот факт, что расспрашивать Драко не стоит, но его молчание продержалось недолго, и уже в субботу днем слизеринец вернулся к попыткам выведать у Малфоя причину их странного общения с гриффиндоркой. Казалось, даже Блейз теперь заинтересован — он прекратил мешать Нотту играть на шаткой психике Драко. А может, просто устал успокаивать гиперактивного друга.

В любом случае, Малфою пришлось избегать их большую часть выходных. Что, вообще-то, было не так уж и сложно — он тренировался на новой метле, уделил время домашке.

Но кое-что все же мешало.

Грейнджер. Ебаная Грейнджер, которая как назло попадалась Малфою на глаза слишком часто — маячила в коридорах с девчонкой Уизли и улыбалась. Улыбалась!

Ему не нравилась эта улыбка. На памяти Драко такая улыбка на лице Грейнджер появлялась лишь единожды — в Большом зале, на следующее утро после того, как она наступила ему на ногу своим сраным каблуком.

Эта чертова улыбка выглядела так, словно это не он заставил мозг девчонки перегреться, нафиг отключиться и согласиться на совершенно безумную идею пойти на бал вместе. Эта улыбка выглядела так, словно в выигрыше гриффиндорка.

И каждый раз, видя блеск карих глаз, Драко задавался вопросом, какого хрена вообще учудил?

«Так что не отрицай, ты хочешь пойти с ним на бал!».

Он столько раз воспроизводил эту фразу в своей голове, что спустя некоторое время начало казаться, что Уизли сидит в его черепной коробке или ходит по пятам в мантии-невидимке и нашептывает на ухо.

Малфой и не думал о мыслях Грейнджер касательно бала. Касательно его роли на балу. И, безусловно, издеваться над девчонкой было приятно: те отголоски паники, что на мгновение блеснули в карих глазах, стоило пригласить её — они были понятны Малфою. И одновременно с этим ему стало интересно, рискнет ли гриффиндорка, согласится ли. Возможно, его метод и не блещет благородством, зато сработал на ура.

Правда, согласие Грейнджер он не учел. Хотел подразнить — да, но как-то не задумывался над тем, что она и правда ответит «да».

Малфой мог бы занервничать. И определенно сделал бы это, но мозг настолько ярко и живо воссоздавал вид затуманенного взгляда девушки, когда Драко целовал её в тот вечер, что крики рассудка о глупости его действий звучали настолько приглушенно, что парень с легкостью игнорировал их.

Ему стало интересно посмотреть, как Грейнджер будет вести себя на балу. Как будет выглядеть, когда пересечет порог Большого зала под руку со слизеринцем.

Малфой хотел, чтобы девчонка отскочила от него в панике. Возможно, тогда он мог бы вернуться к своей злости и презрению. Потому что то, что происходило сейчас, нельзя было охарактеризовать этими словами. Ситуация только усложнялась.

Она снилась ему. Малфой дважды просыпался в горячем поту, а перед глазами еще добрых полчаса стояла Грейнджер. Стояла, сидела на столе — роли не играло. Важным было то, что Малфой, твою мать, целовал её. Он целовал её во сне, прижимал к себе, и ощущения были настолько реальными, что одному Мерлину известно, каких усилий стоило не выловить гриффиндорку в коридоре и не поинтересоваться, было ли это действительно лишь сном. И если да, то он повторил бы всё. Воплотил в реальность те безумные картинки, что преследовали ночами.

Поэтому понедельник стал еще хуже. Грейнджер, эта чертова Грейнджер, снова не давала Малфою покоя. Он не выспался и хотел лишь одного — зелье Сна без сновидений, лекарство от этих раздражающих фантазий.

Он опаздывал на завтрак. Стрелка неумолимо двигалась к девяти, и Драко пришлось пренебречь едой ради холодного душа. Голова отказывалась соображать, а мир перед глазами был нечеткий, словно он все еще дремал.

Малфой чуть было не решил запереться в комнате на весь день — чертов шампунь попал в глаза и без того недовольный слизеринец решил, что, вероятно, сегодня убьет кого-нибудь. У него даже был кандидат.

Но в понедельник не было сдвоенных уроков с Гриффиндором, а потому, с надеждой на лучшее, Драко решил дать Нотту еще один шанс (ради его же безопасности), и все же собрался на занятия.

Даже холодный душ не прогнал пелену перед глазами — слизеринец вылез из душа с полотенцем на голове и наощупь двинулся к двери своей комнаты, параллельно вытирая влажные волосы. До первого урока оставалось около двадцати минут, а потому парень, забив на серебристо-зеленый галстук, кое-как натянул форму и выскочил из комнаты прежде, чем успел проверить наличие необходимых учебников в сумке. Вряд ли сегодня удастся сконцентрироваться на занятиях, так хоть отметится.

На пятом этаже, к счастью, никого не было. Малфой все еще был на взводе, а шумные студенты едва ли могли вернуть ему самообладание. Скорее, он свернул бы шею одному из них.

Однако же, спустившись на этаж ниже, парень обратил внимание, что то небольшое количество учеников, которые только добирались до своих кабинетов, неожиданно обратили любопытные взгляды на слизеринца. Девушки начали сдавленно хихикать и тут же отводили взгляд, парни же удивленно приподнимали брови, но смеяться не рисковали — видимо, выражение лица Малфоя говорило само за себя.

Драко никогда не был обделен вниманием, но этот учебный год стал исключением — зачастую если на него и зыркали, то надолго взгляд не задерживали. То ли из-за презрения, то ли боясь, что парень с меткой на руке вдруг сойдет с ума и кинется на них. Впрочем, не то чтобы их опасения были безосновательны. И все же на него смотрели. Некоторые девушки, например, подолгу засматривались на возвращающегося с тренировки Малфоя. Однако это были другие взгляды. Отличающиеся от тех, что он ловит сейчас.

Выходящие из других коридоров студенты тоже считали необходимым поглазеть на Малфоя. Уже на втором этаже эти взгляды начали напрягать — они были слишком частые и неоднозначные.

Парень свернул в ближайшую мужскую уборную под смех проходящих мимо рейвенкловцев. Что за акция «доведи Малфоя до белого каления»? Они действительно хотят вывести его из себя, вынудить убить кого-то и таким образом избавиться, отправив в Азкабан?

Драко зыркнул на одежду — такая же, как и всегда, идеально выглаженная рубашка, брюки и мантия, только галстука нет. И в чем же дело?

Но все стало ясно, когда взгляд парня скользнул по своему отражению в зеркале.

Он убьет её.

Убьет ебаную Грейнджер.

Ранее блондинистые волосы Малфоя сейчас были окрашены в насыщенно-зеленый.

***

Гермиона боком прошмыгнула мимо занятых мест в самый дальний угол библиотеки. Передвигаться приходилось практически бесшумно, но вовсе не ради занимающихся в тишине студентов. Ей нужно оставаться незамеченной. Занять один из свободных столиков девушка не могла, а потому продвинулась к менее востребованной секции и уселась на пол под полками книг по прорицанию. Удивительно, но даже с учебником на коленях Гермиона отлично помещалась под мантией невидимкой.

Она открыла фолиант и, пальцем следя за текстом, улыбнулась собственным мыслям. Было что-то забавное в столь нелепой ситуации.

Гермиона призналась друзьям, что сегодня их ждет удивительный сюрприз, и попросила Гарри принести на первый урок свою волшебную мантию. Сперва ни Поттер, ни Уизли не могли сообразить, зачем она понадобилась, но на одной из перемен красный от злости Малфой пролетел мимо них в коридоре. Его зеленые волосы стали исчерпывающим ответом. Благо, в тот момент гриффиндорка уже была спрятана и о её местоположении могли знать только Рон и Гарри. Слизеринец тогда остановился и, окинув взглядом двух парней, продолжил путь с еще более рассерженным видом. Сердце Гермионы чуть не выпрыгнуло из груди, она забеспокоилась, как бы Малфой не услышал его бешеный стук, но, конечно же, это было невозможно.

После удачного «побега» от Драко настроение Грейнджер подскочило до небес. Было приятно наблюдать, как он ходит по школе с таким выражением лица, словно намеревается кого-то убить, и совершенно не замечает виновницу всех бед. И пусть она слышала, какая брань выливается на студентов, посмевших посмеяться над внешним видом Малфоя (о существовании таких выражений она прежде и не догадывалась), за их безопасность была более-менее спокойна. А вот о своей стоило бы подумать.

«Слышали, ты теперь практически живешь с хорьком. Можешь испробовать на нем».

Прислушиваться к советам близнецов — выкопать себе могилу. И Гермиона с радостью прыгнула в неё, добавив какой-то зеленый порошочек из коробки с подарками Фреда и Джорджа в шампунь Драко. На упаковке была изображена девушка с яркими волосами и гриффиндорка решила подарить Малфою возможность проявить безграничную любовь к своему факультету. То, что парень долго спал, только сыграло на руку — Гермиона успела выполнить миссию и скрыться подальше от Башни старост.

Было приятно видеть, что не только она чувствует себя закипающим чайником. Пришел черед Драко злиться.

Ей не стоило делать этого хотя бы по причине непредсказуемой реакции Малфоя: он либо убьет её, либо… Убьет медленно и мучительно. Воображение девушки не позволило нарисовать приблизительный сценарий их встречи, но Гермиона и без этого понимала, что приятного будет мало. В любом случае, она с крайним возбуждением и азартом взбалтывала шампунь слизеринца, вспоминая о том, как у него хватило наглости забраться в постыдные воспоминания и манипулировать девушкой.

Так что Грейнджер была более чем довольной, даже если пришлось весь день ходить в мантии невидимке. Исключая занятия, конечно же, которые в понедельник по воле судьбы проходили без слизеринцев.

Хорошее расположение духа придало Гермионе смелости. Она наконец решилась написать Перси. Письмо состояло из двух предложений и скорее походило на записку: «Прекрати игнорировать меня, Перси, иначе я трансгрессирую прямо в Нору. Есть новости?». Какие именно новости девушка предпочла не уточнять — он и так догадается, а упоминать Розье казалось слишком рискованным. Никто не проверяет почту студентов перед тем, как отдать её совам, но Грейнджер не могла заставить себя вывести фамилию бывшего Пожирателя на пергаменте.

За окном начало смеркаться. Гермиона несколько раз поменяла местоположение — компания девчонок то и дело бегали к полке с книгами о гаданиях и без усилий могли раздавить гриффиндорку своими благородными порывами к знаниям. Пришлось уйти в другую секцию, чтобы любители Трелони не сравняли невидимую Грейнджер с землей.

Но время неумолимо близилось к вечеру, что значило не только закрытие библиотеки, но еще и то, чего Гермиона остерегалась весь день — патрулирование с Малфоем. Это было единственным неучтенным пунктом коварного плана, поскольку лист с расписанием попал к Макгонагалл еще в субботу, и в нем предельно ясно прописывалось, что в понедельник дежурить будут главные старосты. Свою же месть гриффиндорка придумала в воскресенье ночью, а осуществила уже утром.

Оставалось надеяться на неизменную безответственность Малфоя — может быть, он не придет? Но почему-то Гермиона не сомневалась, что слизеринец не упустит возможность прихлопнуть её в каком-нибудь темном коридоре.

Грейнджер не стала рисковать и возвращаться в Башню. Чтобы не тратить время попусту направилась в совятню и отправила короткое послание Перси. Оставалось надеяться, что он соизволит ответить, иначе угроза гриффиндорки воплотится в жизнь — придется придумать предлог для посещения Норы, или же составить план незаметного проникновения в дом. Но она доберется до Уизли любой ценой, потому что других вариантов нет. Сколько бы Грейнджер не пыталась анализировать имеющуюся информацию, её было непозволительно мало, а шансов разгадать загадку становилось еще меньше.

К тому моменту, как девушка переступила последнюю ступеньку и оказалась на пятом этаже, до патрулирования оставалось несколько минут. Она стянула мантию-невидимку еще перед входом в совятню, и та мирно покоилась в сумке. Нужно будет вернуть вещицу Гарри, если Малфой не убьет Гермиону до завтрашнего дня. По крайней мере, Поттер и Уизли отлично повеселились, наблюдая за новым имиджем слизеринца. Но, к великому сожалению девушки, он выглядел отлично даже с таким необычным цветом волос.

Свет от факелов на стенах не в полной мере освещал широкий коридор, а дойдя до того закоулка, в котором находился потайной ход, Гермиона и вовсе оказалась в темноте. Должно быть, это был отличный способ скрыть вход в Башню, но она стала чаще задумываться о том, чтобы попросить Макгонагалл установить здесь несколько факелов. Ради безопасности. На вопрос о какой опасности идет речь, Гермиона ответить не могла.

Девушка сильнее прижала к себе сумку с палочкой внутри и ускорила шаг. Но свернув за очередной угол и оказавшись в нескольких метрах перед тупиком, скрывающим вход в Башню, замерла, совершенно позабыв о страхе.

Малфой опирался на стену, а искры раздражения в его взгляде были отчетливо видны даже в темноте коридора. Гермиона не могла различить цвет его волос, но фантазия сделала свое дело, и губы невольно растянулись в улыбке. Что не ускользнуло от внимания Драко и тот, удивленно выгнув брови, оттолкнулся от стены и сделал несколько резких шагов в её сторону.

— Замри, Малфой! — Гермиона пыталась звучать строго, но скрыть смешинки в голосе ей не удалось.

— Ответь на один вопрос, Грейнджер, — конечно же, его не остановили слова гриффиндорки, и одновременно с тем, как Малфой приближался, Гермиона отступала назад. Он выглядел менее рассерженным, но раздражение и угроза продолжали красоваться на бледном лице. — Ты бессмертная?

Что ж, вполне вероятно. Учитывая, сколько ей пришлось пройти с Гарри и Роном, Грейнджер вполне могла считать себя кошкой с девятью жизнями. И все же она благоразумно промолчала, оставив парня без ответа. Только продолжила пятиться, выставив одну руку вперед, и усиленно пыталась подавить смех, когда Малфой, проходя возле одного из окон, попал под лунный свет и взору Гермионы предстали его разукрашенные волосы. Теперь они не были настолько яркими, но прежний блондинистый цвет еще не вернулся.

— Малфой, вообще-то… — закончить, однако, она не успела.

Гермиона только вскрикнула от неожиданности, когда Малфой вдруг сорвался с места, и даже не успела обдумать дальнейший план действий, просто развернулась и понеслась в противоположную сторону. Сзади раздавались шаги парня, бегущего следом, но Грейнджер лишь сильнее схватилась за свою сумку и продолжила уносить ноги.

Она отлично знала расположение всех коридоров и укромных местечек Хогвартса, а учитывая опыт разгуливания по школе ночью (да здравствуют приключения Золотого трио) не испытывала трудностей с передвижением даже в темноте, однако загвоздка в том, что преследовал её никто иной, как Малфой — точно такой же студент, пребывающий в Хогвартсе седьмой год, но физически превосходящий Гермиону. Рано или поздно он догонит её.

Возможно, девушке удалось бы выудить палочку из сумки и воспользоваться магией, но, несмотря на опасные нотки в голосе Драко, волнение было похоже на то, которое испытываешь в детстве, играя в прятки — хочешь победить, а потому нервничаешь, боясь быть обнаруженным. Гермиона не чувствовала реальной угрозы, ей было… Забавно.

Возможно, стоит обратиться к мадам Помфри.

В какой-то момент сдерживаться больше не было сил. Грейнджер рассмеялась. Дыхание начало сбиваться, а смех усугублял ситуацию, но она продолжала хихикать, сбегая вниз по ступенькам. Обернулась лишь раз, чтобы оценить расстояние между собой и Малфоем, но не удержалась от комментария.

— Я умею выживать, Малфой! — вообще-то, им не стояло шуметь, поскольку время перевалило за десять и студенты должны были находиться в кроватях. Но Драко по непонятной причине оказался дальше, чем Гермиона предполагала, потому пришлось слегка повысить голос.

Её слова были правдой. Навык пришел с опытом. Опытом общения с Поттером — любителем находить приключения на пятую точку. Гриффиндорка считала, что запаслась стопкой полезных навыков за время дружбы с Гарри, одним из которых, как она думала, был бег, но, видимо, скрываться получалось лучше, чем уносить ноги. Скакать по ступенькам было куда сложнее, чем преодолевать коридоры, и к концу спуска дышала Гермиона с трудом.

Несмотря на нежелание быть пойманной, девушке пришлось остановиться через несколько метров — в груди неприятно жгло, ноги сводило от физической нагрузки. И все же она продолжала улыбаться как полнейшая идиотка, радуясь непонятно чему.

Через несколько секунд, когда Гермиона собиралась продолжить бег, в коридоре вдруг наступила зловещая тишина. Сердце ёкнуло. Нечто похожее ей доводилось испытывать раньше: на первом курсе, когда она, Гарри, Рон и Невилл, в попытках сбежать от Филча, оказались на третьем этаже и обнаружили там неприятный трехголовый сюрприз. Но по сравнению с имеющейся ситуацией, Пушок казался не таким уж ужасным.

Гермиона поняла, что не слышит цоканья ботинок.

Где бы ни находился Малфой, он прекратил преследование.

Из двух возможных вариантов, один из которых заключался в том, что Драко упал где-то по дороге без сознания (не из-за плохого самочувствия ли он так отставал от Гермионы?), а второй — затаился и готовится напасть на жертву, мозг Грейнджер предпочел сфокусироваться на первом. Мысли беспокойно закрутились вокруг парня, а улыбка окончательно сошла с лица девушки.

Она за несколько секунд прикинула, в какой момент прекратилась погоня, и наметила приблизительное местонахождение Малфоя. Отсюда отлично виднелась лестница — на ней не было ни души, а потому гриффиндорка намеревалась подняться и осмотреть четвертый этаж.

— В темноте ты ориентируешься не так уж и хорошо, Грейнджер.

Гермиона вздрогнула от прозвучавшего возле самого уха шепота, но слова Малфоя так громко звучали в голове, что можно было бы предположить, что слизеринец воспользовался каким-то заклинанием. Она машинально дернулась в сторону от источника звука, но цепкие руки парня сомкнулись вокруг запястья прежде, чем Грейнджер успела увеличить расстояние между ними.

Он был прямо за её спиной, но как? Как это возможно?

Без церемоний Малфой потянул девушку за собой и грубо впечатал спиной в стену. У не восстановившегося после бега дыхания не осталось никаких шансов прийти в норму.

— А теперь давай обсудим твои навыки выживания, — произнес Малфой, а Гермиона с негодованием задалась вопросом, почему его дыхание не такое же прерывистое, как её собственное, хотя парень должен был пробежать приблизительно то же расстояние.

— Стоит серьезно задуматься о своем будущем, если планируешь убить меня, — она упрямо задрала подбородок, вглядываясь в темные глаза Малфоя.

Его пальцы невесомо пробежали по руке девушки — от запястья и до самого плеча, скользнув выше, к шее. Гермиона автоматически задержала дыхание, когда прохладные пальцы Драко коснулись её подбородка. В груди снова начало жечь.

— Сегодня угрожаю я, Грейнджер.

Малфой опустил взгляд, что вдруг насторожило девушку. Драко был сильнее и, учитывая положение вещей, Гермиона едва ли имела власть над ситуацией, но зрительный контакт создавал слабое ощущение контроля, которое парень за несколько мгновений растоптал. Он сделал еще один короткий шаг вперед, до неприличия уменьшая расстояние между ними, и вдруг ухмыльнулся.

Свет от ближайшего факела практически не доставал до того места, где они замерли, но его было достаточно, чтобы Гермиона различила зеленый оттенок растрепанных после бега волос Драко. Его глаза сверкали.

Красивый.

Девушка нервно сглотнула.

Ей стоит сосредоточиться на том, как избавиться от его дыхание около своего лица.

— И чем ты собираешься угрожать? — ухмыльнулась Гермиона. Вышло неубедительно.

Вовсе не потому, что она боялась Малфоя. Просто его палец всего на секунду пришел в движение и провел линию по подбородку гриффиндорки, перемещаясь к скуле. И вместе с этим действием Гермиона ощутила, как мозг начал трансформироваться в тягучую кашу.

— Например, — из уст девушки сорвался еле слышный прерывистый вздох, но в тишине коридора она могла быть уверена — Малфой услышал. И та хитрая улыбка, появившаяся на его лице, стала тому подтверждением. Гермиона хотела встряхнуть его и заставить говорить, но Драко будто специально тянул с ответом. — Я мог бы найти Поттера и Уизли… — прошептал он, наклоняясь к уху девушки.

Ей не нужно было ждать продолжения, чтобы понять смысл угрозы. Малфой блефовал. Какой бы сильной не была злость за шалость Гермионы, он ни за что не стал бы посвящать Гарри и Рона во все то, что уже произошло и происходит сейчас (а событий было слишком много, чтобы предсказать о каком конкретно в данный момент говорит Драко). И все же она напряглась, что наверняка не скрылось от внимания Малфоя, уж слишком близко он стоял.

— Не посмеешь.

— Почему нет? — искренне удивился парень.

— Потому что тогда люди узнают, что…

— Мне плевать на людей, Грейнджер, — прервал несостоявшуюся тираду Драко.

Ложь.

Это должно быть ложью, потому что большая часть умозаключений Гермионы базировалась на том, что Малфой ни за что не позволит их «секретам» вырваться за пределы Башни старост. Она предполагала, что слизеринец пресечет любые слухи и сам не станет их распространять, ведь разве для такого аристократа, как Малфой, не унизительно творить подобное с магглорождённой? Гермиона считала, что он забыл о чистоте крови ровно настолько, чтобы не называть её грязнокровкой, но мысль, что Драко не волнует мнение окружающих была настолько абсурдной, что разум девушки отторгал её.

— Уже завтра он сойдет, — пробормотала Гермиона, переводя взгляд на волосы парня. На упаковке с зеленой краской говорилось, что эффект кратковременный, что делало розыгрыш безобидным и давало возможность экспериментировать с другими цветами. Так что к утру цвет должен исчезнуть.

Она отказывалась думать о словах Драко, а потому предпочла сосредоточиться на другом. Он стоял близко, слишком близко, и тем не менее у Гермионы была отличная возможность воспользоваться старым проверенным способом — наступить на идеально отполированные ботинки парня и освободиться. Однако она продолжала стоять на месте.

Рука сама потянулась вверх. Гриффиндорка двигалась медленно, ощущая на себе пристальный взгляд Малфоя, и не решаясь двигаться, поскольку его хватка соскользнула с подбородка и так же неспеша переместилась на шею. Гермионе стоило больших усилий не вздрогнуть от накативших мурашек. Она ожидала, что слизеринец оттолкнет её, обуреваемый злостью, но он не двинулся с места, и уже через несколько секунд Грейнджер коснулась некогда блондинистых мягких волос.

— Тебе даже идет, — Гермиона усмехнулась.

— Не забывай, что ты спишь через две стены от меня, Грейнджер, и тщательней следи за своими словами и действиями.

Она хотела возмутиться, напомнить обо всех его отвратительный поступках, но, оторвав взгляд от прически Драко, вдруг обнаружила, что смотрит он далеко не в её глаза.

Гермиона начала привыкать к тому, что рядом со слизеринцем сердце всегда выбивается из привычного ритма, и практически перестала обращать на это внимание, но сейчас отчетливо слышала шумные и частые удары в ушах.

— Вообще-то, я правда мог бы сообщить твоим преданным псам, что их подружка идет на бал с самодовольным идиотом, так еще и слизеринцем, — Малфой говорил отчетливо и уверенно, но от взгляда Грейнджер не скрылось его участившееся дыхание. Парень продолжал смотреть на то место, где касался ладонью шеи гриффиндорки.

Поход на бал с Драко все еще казался сном. И Гермиона еще не решила, был он кошмаром или мечтой. Соответственно, в смышленой голове пока не созрел план, как бы объяснить ситуацию друзьям. Воображение подбросило картинки того, как Гарри и Рон узнают столь неожиданные новости от Малфоя, и Гермиона ужаснулась. Тогда у неё не останется ни одного шанса избежать скандала.

— Если ты… — начала уж было возмущаться девушка, но в нескольких метрах вдруг раздался шум.

Она резко замолчала, с ноткой паники зыркнув в сторону источника звука и сразу же переведя взгляд на Драко. Он нахмурился, но настороженным вовсе не выглядел. Что было правильным, вообще-то. Гермиона уже не та девчонка, бегающая по школе с друзьями, теперь она — главная староста, и имеет полное право перемещаться по Хогвартсу в любое время суток. К этому ей тоже все еще не удалось привыкнуть.

А вот Драко выглядел более чем спокойно: наградив Грейнджер коротким взглядом, отступил в сторону (она едва не цокнула языком от недовольства, когда слизеринец отстранился, но быстро приказала себе сосредоточиться), и выглянул из-за угла на тот коридор, откуда слышались шаги.

— Студенты, — прошептал он, оборачиваясь обратно к Гермионе.

— Что? — возмущенно прошептала она и, предвкушая, как отчитает нарушителей, оттолкнулась от стены, но и шагу не успела сделать в сторону соседнего коридора.

Малфой быстрым движением перекрыл путь к отступлению, рукой уперевшись в стену на уровне головы Гермионы, и вдруг снова приблизился к ней, буквально прижимая обратно к твердой прохладной поверхности.

— Подожди, — он еле заметно ухмыльнулся на ошарашенное выражение лица гриффиндорки и снова зыркнул в сторону раздающихся шагов. С их места разглядеть студентов было невозможно, а выглянуть из-за угла Малфой не мог — был занят тем, чтобы удерживать Гермиону на месте давлением своего тела.

Девушке пришлось мысленно влепить себе несколько подзатыльников и насильно отвести взгляд от изогнутых губ Драко.

— Что ты делаешь? — недовольно прошептала она.

— Слизеринцы, — Малфой кивнул влево, указывая на ничего не замечающую парочку ребят, проскользнувших мимо Драко и Гермионы и направляющихся к лестнице — они держались за руки и Грейнджер удалось различить мечтательную улыбку на лице незнакомой студентки. Не успела Гермиона и слова вставить, как Драко добавил. — Идут в выручай-комнату, — и ехидная улыбка появилась на его лице.

Гриффиндорка едва не подавилась воздухом от негодования. Мерлин, Малфой смеет выгораживать своих студентов да еще и в такой ситуации?!

— Это возмутительно! — зашипела Гермиона чуть громче необходимого, но парочка уже скрылась из виду, да и вряд ли они прекратили бы свое увлекательное путешествие, услыхав голос старосты. — Малфой, ты не можешь позволять студентам пользоваться выручай-комнатой для… Для таких целей!

Но слизеринец выглядел более чем довольным. Гермиона не была уверена, что развеселило его больше: её реакция или же крадущиеся по коридору ребята.

Он снова наклонился ближе к лицу гриффиндорки и проклятое сердце понеслось галопом. Она жадно схватила воздух ртом, прежде чем задержать дыхание, и вперилась взглядом в сверкающие серые глаза. Малфой находился так близко, что, подайся девушка вперед хоть на несколько сантиметров, могла бы прикоснуться губами к его щеке.

— Не у всех есть отдельные комнаты, Грейнджер, — произнес Драко, и то, с какой интонацией он это сделал, заставило Гермиону покраснеть до кончиков ушей.

Он будто говорил о них.

— На сегодня дежурство окончено, — провозгласил Малфой, после чего с улыбкой победителя двинулся в сторону лестницы.

========== Глава 17. ==========

Жизнь повернула на сто восемьдесят градусов. Гермиона осознала это к вечеру вторника, после десятой неудачной попытки выловить Малфоя для разговора. Она не успела понять, как так вышло, что теперь он скрывается по всей школе, избегая диалога. Девушка успела привыкнуть к тому, что зачастую была той, кто уносит ноги. Драко оказался не менее проворным: на занятиях он активно играл роль внимательного студента, а после звонка испарялся быстрее, чем Гермиона успевала открыть рот. Её смелости было недостаточно, чтобы послать парню записку-самолетик в Большом зале, да и во время завтраков, обедов и ужинов мысли уходили в другое русло.

Увы, вовсе не к еде. После того, как Малфой выдвинул дерзкое и убедительное заявление, Гермиона вздрагивала каждый раз, когда на горизонте появлялись Гарри и Рон — все ждала, что они устроят скандал, будучи осведомленными о некоторых занимательных деталях бала. Но оба парня выглядели более чем нормально, не бросали странных взглядов и не злились. Грейнджер подозревала, что слизеринец, вероятно, блефовал, однако поставила перед собой четкую цель — оповестить друзей о своем придурке-партнере до субботы. Оставалось лишь надеяться, что Малфой не выполнит её раньше.

Но время шло, а Гермиона только и делала, что злилась на свою беспомощность: всю среду пыталась выловить момент, чтобы поговорить с Гарри, но они с Роном будто срослись. Поговорить с каждым по отдельности казалось наиболее правильным и безопасным вариантом, но ни Поттер, ни Уизли не желали сотрудничать и практически все время ходили по Хогвартсу вместе. К четвергу Гермиона готова была прятаться в мужском туалете, но подозревала, что и его они посещают вдвоем.

И когда Мерлин стал на её сторону, Грейнджер спасовала. Уизли отказался идти на последний урок, ссылаясь на плохое самочувствие, а Гарри наконец остался один. Стоило Гермионе открыть рот, как все слова вылетели из головы. Поттер даже съежился под пристальным взглядом подруги, а потому спустя минуту гляделок девушке пришлось опустить глаза в тарелку и продолжить обед в тишине.

В четверг Гарри куда-то запропастился (Гермиона не стала поднимать этот вопрос, когда также обнаружила пропажу Джинни), и во время ужина Рон стал отличной жертвой — задобренный едой, уставший после занятий и наверняка не способный на жаркие споры.

— Рон, касательно бала… — дрожащим голосом начала девушка.

— Гермиона, — Уизли со снисходительной улыбкой окинул собеседницу взглядом и, прожевав булочку, продолжил. — Я не обижаюсь из-за твоего отказа, все в порядке. Знаешь, я подумывал пригласить…

Дальше Грейнджер слушать не стала. Рон увлеченно щебетал о какой-то девушке из Хаффлпаффа, а она просто хлопала ресницами, уставившись на него так, словно видит впервые. На вторую попытку и без того напряженная Гермиона была не способна, а когда Уизли закончил рассказ, подоспели Гарри и Джинни.

Ситуация с Джинни обстояла еще хуже: поговорить с подругой Грейнджер могла в любое время, проблема же заключалась в том, что она совершенно не хотела этого делать. Логически помыслив, девушка пришла к выводу, что разговор с младшей Уизли является приоритетным и наиболее сложным, но список оправданий звучал нелепо даже в собственной голове. Джинни на них уж точно не купится.

Вдобавок ко всему, в преддверии бала на старосту свалилось куда больше забот, чем можно было вынести: мозг Гермионы был загружен занятиями, финальными штрихами подготовки, друзьями и, конечно же, Малфоем. К середине недели девушка начала сомневаться в том, что слизеринец все еще избегает её — с такой загруженностью графика ему не нужно было этого делать, Грейнджер просто не успевала следить за всем и сразу. Скрываться от неё, должно быть, крайне легкая задача.

Финальным аккордом стали практически ежедневные пытки от Джинни: начиная со среды, она каждый день заталкивала Гермиону в свою комнату и колдовала над её волосами и лицом, пытаясь придумать идеальную прическу и макияж для бала, а впоследствии и научить гриффиндорку этим трюкам, так как она отказалась от помощи Уизли со сборами перед балом. Грейнджер успела пожалеть об этом раз десять, когда подруга распутывала замысловатые хвосты и косички. Может, стоило позволить Джинни явиться в Башню и увидеть Малфоя, ожидающего в гостиной в качестве сопровождающего? Тогда Гермиона не могла гарантировать безопасности ни себе, ни ему. Особенно ему.

Благо, к вечеру пятницы Джинни устроила созданная Гермионой копия прически, выбранной для мероприятия, и она отпустила замученную подругу, бросив напоследок:

— Теперь я могу быть спокойна за твой внешний вид.

А вот Гермиона была не уверена. Она надеялась проспать до самого вечера субботы, чтобы не рухнуть без сознания прямо на балу.

Но ужасы на этом не закончились — в Башне девушку ждало дополнительное задание по древним рунам. Она обожала этот предмет, но, усевшись на полу возле камина, чувствовала себя полностью выжатой. Хуже всего было отсутствие результатов: поговорить ни с одним из друзей так и не удалось, а Малфой продолжал появляться перед Гермионой всего несколько раз в день, да и то в окружении друзей. Она провела всю неделю в нервном ожидании, боясь осуществления его угрозы, но уже завтра бал, а по школе до сих пор не поползли слухи.

Гермиона подперла ладонью голову, постукивая пером по чистому листу пергамента.

Уверенности в правдивости приглашения Малфоя стало немного больше, но к приближению бала девушке снова начало казаться, что он спишет все на шутку и выставит её полной идиоткой, поверившей бредовым россказням. Возможно, так будет лучше: если они не явятся вместе в Большой зал, наполненный студентами, не станут танцевать и ловить на себе любопытные взгляды. Возможно, ей будет лучше провести остаток учебного года, избегая слизеринца и одновременно с этим пытаясь помочь его семье.

Гермиона вздрогнула от резкого шума и перо выскользнуло из руки, покатившись по столу и едва не задев чернильницу. Она перевела взгляд в сторону звука и увидела сверкающие в лунном свете перья филина. Птица порхала возле закрытого окна, сжимая в клюве конверт. Гермиона поспешила пустить питомца Малфоя в комнату и тот влетел в гостиную, едва не задев массивными крыльями гриффиндорку.

— Малфоя нет, — произнесла девушка, ринувшись копаться в сумке. У неё оставались лакомства для почтовых сов.

Пока Грейнджер нашла какие-то печенюшки в зачарованной сумке, филин удобно расположился на спинку стула и бросил конверт на стол. Он заинтересованно следил за передвижениями Гермионы, пока та медленно приближалась с кусочком крекера на ладони — птицы выглядела куда больше, чем Хедвиг и уж тем более Сычик, так что угощать её даже во второй раз было немного страшно. Но филин, кажется, узнал девушку и без промедлений забрал свое лакомство, тут же выпорхнув в окно.

Гермиона не успела испугаться стремительных движений птицы, когда та уже исчезла из виду. На столе остался валяться слегка помятый клювом конверт, и гриффиндорка с любопытством перевернула его, рассматривая. Герб Малфоев красовался на пергаменте, но изучать Грейнджер не стала — с легким отвращением оставила на прежнем месте. Мысль о том, что внутри может оказаться письмо от Люциуса, претила. Побороть неприязнь к этому человеку ей не удастсяникогда.

Только Гермиона вернулась на свое тепленькое местечко около камина, потайной ход пошел рябью и в поле зрения попали отполированные ботики Малфоя. Поднимать взгляд на парня она отказалась, предпочитая вернуться к домашнему заданию. Теперь говорить с ним не было смысла — Гермиона знала, что все угрозы были притворством. И это, вероятно, должно разозлить, но усталость мешала пробиться столь яркой эмоции.

— Письмо, — только и бросила она, указав пальцем в сторону стола и выводя первые предложения на пергаменте.

Если бы Грейнджер соизволила поднять голову, то наверняка увидела бы точно такое же уставшее выражение и на лице Драко. Последняя неделя выдалась куда сложнее предыдущей, хотя слизеринец сильно сомневался, что такое в принципе возможно. Постоянное трещание Паркинсон о бале и участившиеся шутки Нотта сводили с ума.

— Еб твою мать! — Тео отлетел в противоположный угол кабинета, когда в понедельник Малфой явился на первый урок и тихо подошел к Забини и Нотту сзади. Не то чтобы он пытался подкрасться, но реакция друга была даже забавной.

Драко так считал ровно до перемены. Чертов Нотт разукрасил его пергамент рисунками слизеринского герба, а стоило Малфою попытаться совершить убийство хотя бы взглядом, Тео сцеплял руки в замок и делал вид, что умиляется, изучая прическу парня.

— Снейп будет гордиться тобой, — приговаривал он преувеличенно серьезным тоном. — Вот что значит быть настоящим старостой!

К концу второго урока Драко не знал, кого сильнее желает убить: Грейнджер или собственных друзей. Блейз, игравший роль разума в их компании, предложил Малфою снять черную мантию, потому что зеленый цвет волос лучше сочетается с белой рубашкой. После этого Драко понял, что не сможет выдержать еще одно занятие и не заавадить тех идиотов, считающих себя его друзьями.

По этой причине, собственно, и было принято решение пропустить оставшиеся занятия, хотя попыток найти Грейнджер он не оставлял: девчонки весь день не было видно в коридорах, даже в Большом зале Поттер и Уизли сидели вдвоем. Малфой всерьез считал, что к концу дня лопнет от злости, пока не вспомнил о патрулировании. Стало легче дышать в момент появления гриффиндорки в коридоре пятого этажа — наконец-то долгожданная месть. И тогда слизеринца осенило: а что он делать-то собирается? Если бы на её месте был Тео (особенно если бы это был Тео), Малфой, быть может, даже попытался сломать ему несколько пальцев, но что делать с Гермионой? Ему по большей степени было плевать на смешки, раздающиеся от особо смелых студентов, единственное, что раздражало, так это шутки Нотта и Забини, а также тот факт, что именно Грейнджер решилась на такую подлянку.

В любом случае, сделать он ничего не мог. Однако девчонка невольно подбросила Малфою идею, сорвавшись с места в ту же секунду, как он начал приближаться: Грейнджер очень заблуждалась, считая, что сможет скрыться от Драко — при желании он мог передвигаться бесшумно и невероятно быстро, да и обогнать девчонку обходными путами оказалось не так сложно, как слизеринец думал. Гермиона обернулась лишь раз и, возможно, в этом была её ошибка. Стоило ей выпустить Малфоя из поля зрения, он тут же обогнул коридор другим путем и оказался прямо за гриффиндоркой в считанные минуты.

Было приятно дразнить её. Драко тогда подумал, что это было лучшим событием за весь день. Как оказалось, не только за день, но и за неделю: ни во вторник, ни в среду шутки Тео не утихали, он даже начал прикладывать руку к нашитому на мантии гербу Слизерина и кланяться вместо нормального приветствия. В четверг Малфой решил, что сломает ему ноги, если еще раз увидит это представление, и Нотт, будто прочитав мысли, прекратил. На самом же деле, причина, вероятно, была в Забини, который умел различать настроение Драко лучше, чем он сам, и вовремя тормозил Тео.

Как бы то ни было, четверг должен был быть спокойным днем. Ключевое слово здесь «должен был». Однако же не был: Макгонагалл выловила слизеринца после трансфигурации и решила обсудить важные, по её мнению, детали бала. Грейнджер как назло исчезла из кабинета до того, как Малфой успел остановить её и отдать на растерзание директору вместо себя, а потому пришлось выслушивать речи старухи, и в последствии отправляться на финальную проверку декораций. Вообще-то, Драко мог бы передать задание Грейнджер, но за ужином девчонка выглядела так, словно хлопнется в обморок к концу дня, поэтому он решил сжалиться. Малфой предпочел не анализировать причины несвойственных ему действий и просто выполнил поручение Макгонагалл.

Парень надеялся отдохнуть хотя бы в пятницу. После ужина Забини буквально силой затащил его и всю команду по квиддичу в раздевалку Слизерина и мозгу Драко еще около двух часов пришлось разбираться в каракулях Грэхэма, именуемых стратегией игры. Со следующей недели начинались тренировки и активная подготовка к матчу с Рейвенкло, но никто из парней не хотел возиться с нудными планами — достойными противниками считались только гриффиндорцы, а потому Малфой пометил первый матч тренировочным. С его новой метлой у рейвенкловцев нет шансов.

К моменту возвращения в Башню время близилось к отбою. Драко хотел упасть на кровать прямо в школьной форме — сил передвигаться не было. Тепло гостиной приняло слизеринца в свои объятия, и он готов был уснуть прямо на диване, но возле него на полу расселась сосредоточенная Гермиона и строила занятой вид (Малфой видел, как она вывела несколько слов на пергаменте и тут же зачеркнула их, раздраженно постукивая пальцами по столу).

Он вальяжно прошествовал к тому месту, куда кивнула девушка, и на глаза тут же попал конверт со знакомым гербом. Сколько времени прошло с прошлого письма Нарциссы? Неделя? Две? Малфой так и не ответил матери — попросту не знал, что написать. Вероятно, она подняла бы на уши весь Хогвартс, если бы Драко был младше хотя бы на несколько лет, или же сама явилась в школу, чтобы узнать о делах сына. Слава Салазару, что теперь оба варианта неуместны.

Малфой улегся на спину на диван и разорвал конверт, слегка задев пергамент внутри. В ожидании материнской тирады Драко развернул письмо и опешил, увидев совершенно другой почерк. Куда более резкий и обрывочный. Люциус.

«Драко,

Мы не получили ответ на письмо Нарциссы, потому я надеюсь, что в следующий раз ты более тщательно подойдешь к выбору совы для отправки.

Через несколько месяцев зимние каникулы, и мы с Нарциссой все еще хотим отпраздновать Рождество во Франции. Очень надеюсь, что ты еще не строил никаких планов на этот период. Жду ответа до конца недели».

Малфой усмехнулся, прочитав первые несколько строк. Отец наверняка знает, что он просто не отправлял письмо и проблема вовсе не с почтовыми совами. Попытка надавить на ответственность и совесть сына? Знал бы он, что ни того, ни другого у парня уже давно нет.

Но улыбка сошла с лица ровно в тот момент, когда взгляд проскользнул по злополучному слову — триггеру для Драко. Он уже и думать забыл о предложении Нарциссы, наивно понадеявшись, что и мать забудет о дурацкой идее проводить праздники в другой стране. Что-то с этой Францией было не так, теперь сомнений быть не могло. Но на кой черт родители так отчаянно пытаются затащить его в эту чертову страну? Драко не знал, чем конкретно занимается отец в своих планах по восстановлению репутации, как не догадывался и обо всех его партнерах, но дело пахнет жареным, если он так крепко в кого-то вцепился. А других причин столь частого упоминания Франции Драко не видел, ровно как не видел и причин не рассказать ему о важном человеке в схеме Люциуса.

Драко должен играть в этом плане какую-то роль. И без сомнений весомую, раз первый делом отец попросил Нарциссу написать о зимних каникулах — она имела бо́льшее влияние на сына. Люциус прекрасно знает, что лишь благодаря матери слизеринец позволил упечь себя в Хогвартс. Если бы не она, слизеринец давно свалил бы из Британии.

Но какая роль отводится Драко, угадать невозможно. Не сейчас.

Он смял письмо в кулаке и, не целясь, швырнул прямо в камин. Бумажка пролетела над головой Грейнджер и исчезла в огне, а девчонка вздрогнула, оторвавшись от задания.

Ей не удавалось сосредоточиться из-за присутствия Драко, а его напряженный вид невольно заставил занервничать и Гермиону. Она быстрым движением перечеркнула то, что успела написать, и краем глаза взглянула на догорающий клочок бумаги в камине. Большей части слов было не разобрать, помимо выведенного грубым почерком «Драко» в начале пергамента.

Она не знала почерк родителей Малфоя, но имя парня было написано так, словно дальше последуют пожелания смерти. Гермиона съежилась от мыслей о Люциусе Малфое. Она предпочтет не знать отправителя — желудок скручивало от одних предположений. Едва девушка успела задаться вопросом, зачем вообще помогает этой сумасшедшей семейке, как Малфой схватил со стола книгу и лежа начал листать её. Гермиона едва не закатила глаза.

— Почему ты постоянно берешь чужие вещи?

— Разве у гриффиндорцев не большое и благородное сердце? — не отрываясь от чтения пробормотал Драко. Выглядеть он старался расслабленным, но девушка заметила как дергаются согнутые в коленях и перекинутые через подлокотник дивана ноги.

Гриффиндорка несколько минут изучала обложку книги, хотя с первой же секунды узнала в ней Пособие по защите от темных искусств. Возможно, Малфой брал все её учебники, но каждый раз, когда Гермиона заставала его за этим занятием, в руках слизеринца была исключительно эта книга. Совпадение или Драко действительно интересно?

Девушка отползла от стола и уперлась спиной в кресло, продолжая крутить в руке перо. Она наблюдала за тем, как бегают глаза Малфоя по тексту, но прошло еще около пяти минут, а он все так же продолжал изучать одну страницу. Периодически взгляд парня замирал и он напряженно покусывал губу, после чего вновь возвращался к изучению пособия. Гермиона еще раз зыркнула на камин, но огонь уже поглотил письмо слизеринца.

Невольно она задумалась о том, что такого могли написать родители Драко? Был ли он таким настороженным с самого прихода в Башню или дело в неожиданной почте?

— Прекрати пялиться, — раздраженно проворчал парень.

— Ты собираешься идти в аврорат после Хогвартса? — слова вылетели раньше, чем Гермиона успела осознать их глупость.

Это было всего лишь предположение, основанное на любопытстве Малфоя к защите от темных искусств, но он зыркнул на Грейнджер так, словно она предложила ему перейти в Гриффиндор в следующем семестре.

— Нет, — коротко бросил Драко, но Гермиона видела, как сжались его челюсти.

— Почему нет? — раз он и так раздражен, почему не воспользоваться ситуацией? Малфой выглядел уставшим, и девушка предположила, что у него не хватит сил разозлиться еще сильнее.

— Потому что нет, Грейнджер.

Было ли дело в том, что авроры занимались отловом темных магов? Относил ли себя Драко к этим самым магам? Даже если нет, как минимум с Люциусом все было понятно. Но, вообще-то, левое предплечье слизеринца так же украшает темная метка.

Бывший Пожиратель в рядах авроров — звучит как название скандальной статьи Скитер. И все же, как бы глупо это не звучало, Гермиона подумала, что это не такая уж плохая идея. Для мракоборцев полезно иметь в своих рядах кого-то настолько осведомленного в темной магии — это сфера их работы. Но Малфою, вероятно, пришлось бы преодолеть не только общественное мнение, но и собственные барьеры.

Гермиона не была уверена, что рискнула бы податься в аврорат, если бы во время войны находилась на стороне зла. Должно быть, она чувствовала бы себя чужой среди команды «света».

— Тогда что будешь делать после Хогвартса?

— Это допрос? — Малфой закатил глаза, а Гермиона фыркнула в ответ.

Она и сама не понимала причин своих расспросов, но интерес был искренним, хоть и необъяснимым. Девушка вернулась к своему пергаменту и попыталась заново собрать все знания касательно необходимой темы и хотя бы начать вступление. Придется заниматься эссе в воскресенье, если не закончит сегодня. Грейнджер, возможно, позволила бы себе отдохнуть, но у неё имелась отличная мотивация для того, чтобы закончить задание — платье за шестьдесят галлеонов. Оно было единственной и самой мощной мотивацией для гриффиндорки, а потому она усердно терпела издевательство Джинни над своими волосами и терроризировала собственный мозг, лишь бы провести выходные в хорошем настроении и отдохнуть.

— Я свалю из страны сразу после результатов экзаменов.

Голос Малфоя прорезал возникшую тишину и прозвучал так резко, что Гермиона поежилась. Распознать какие-либо эмоции (помимо усталости и недовольства всем миром) на его лице было невозможно, но радости на нем не было уж точно.

Драко собирается уехать?

Грейнджер опустила взгляд на нарисованные хаотичные узоры на пергаменте, которые продолжала вырисовывать, обдумывая ответ.

Гриффиндорке был непонятен замысел Малфоя, но вряд ли он стал бы делиться деталями своих планов на жизнь. Конечно же, она никак не могла знать, что Драко и сам не до конца уверен, чем станет заниматься после прощания с Британией.

Но мысль о том, что он покинет страну стала неожиданностью. Не то чтобы девушка раздумывала над его дальнейшей судьбой, но отъезд и в голову не приходил.

Внутри неприятно закололо и Гермиона поспешила ответить, лишь бы не концентрироваться на этом чувстве.

— А я собиралась идти в аврорат, — выпалила она. Драко оторвался от чтения и удивленно уставился в ответ.

— Ты?

— Почему нет? — Гермионе не сдержалась от оскорбленного тона. Чего ей не достает для этой работы?

— Ты не выглядела в своей тарелке, спасая мир с Поттером и Уизли.

Гермиона хотела сказать, что он тоже выглядел не на своем месте во время войны, но благоразумно промолчала. Откуда ей знать, где на самом деле место Малфоя? И как он может судить о том, где будет лучше Гермионе?

Она искренне радовалась успехам в поисках крестражей и наслаждалась победой — этого казалось достаточно, чтобы счесть идею Гарри и Рона вступить в ряды мракоборцев после школы удачной. Этот вариант был единственным и Грейнджер не знала куда податься в случае его отклонения.

— У меня достаточно навыков для этой работы, — заявила девушка, нахмуренно изучая собеседника.

Малфой пожал плечами и вернулся к чтению, но через несколько минут, когда Гермиона вернулась к попыткам закончить (или хотя бы начать) работу по древним рунам, снова нарушил молчание:

— Я не говорил, что их недостаточно, — парень выдержал паузу, прежде чем продолжить. — Просто ты не выглядишь удовлетворенной своим выбором.

На это Гермионе ответить нечего.

***

Водопад из серебра искрами отражался в зеркале, когда Гермиона кружилась в платье посреди ярко освещенной комнаты. Небо за окном чернело, а Джинни строго настрого приказала позаботиться об идеальном освещении, поэтому теперь по всей спальне Грейнджер были расставлены свечи. Она поправила подол платья, с благоговением наблюдая за тем, как в сверкающих блестках кружатся осенние листочки.

Через час нужно направляться в Большой зал. Девушка уже около получаса не может оторвать взгляд от отражения, хотя ни прически, ни макияжа на ней все еще нет. Но платье выглядело завораживающе, и Гермиона в сотый раз похвалила себя за сделанный выбор.

Джинни сдалась под натиском подруги и макияж, как таковой, должен быть в минимальном количестве, поэтому Гермиона позволила себе еще несколько минут повосторгаться одеянием и взялась за палочку. Уизли научила её парочке трюков, которые помогут на некоторое время избавиться от синяков под глазами, вернут лицу здоровый оттенок и добавят легкий румянец на щеки. Косметикой она предпочла воспользоваться только для губ, ресниц и легких теней. Грейнджер даже не была уверена, что они будут заметны — рядом с Джинни краситься было спокойнее, сама же она боялась испортить все и переборщить, а потому нанесла лишь самую малость.

С волосами же пришлось повозиться: как сказала Уизли, прическа Гермионы буквально самое простое и одновременно изящное, что только можно придумать, но самостоятельно скрутить нечто красивое на своей голове проблематично. Гриффиндорка вспомнила, как Джинни поэтапно демонстрировала каждый шаг, и постаралась воссоздать то, что проворачивала несколько раз во время жестких тренировок с подругой. Они сошлись на том, что Гермиона просто соберет пряди с обеих сторон и сплетет их сзади в причудливый пучок. Большая часть волос ниспадала на плечи, а благодаря их особенностям Грейнджер не пришлось думать о завивке — несколько свободных локонов красиво крутились около лица. Оставалось надеяться, что они не будут мешать.

Девушка жалела лишь о том, что до самого бала не примерила туфли. Дело было не в каблуке — к счастью, он не был высоким, — она переживала о возможных мозолях и неудобстве. Но, когда правая нога легко скользнула в подаренную Джинни обувь, Гермиона буквально задержала дыхание от восторга. Конечно, туфли были сделаны приблизительно по той же схеме, что и платье — они подстраивались под хозяина. Можно было догадаться.

Сердце колотилось так сильно, что гриффиндорка задержалась у двери чуть дольше положенного.

Она едва смогла уснуть ночью. Мысли продолжали крутиться вокруг бала: как тревожные, так и мечтательные. Перед глазами все еще стоял образ Малфоя, усадившего её на стол и прижимающего к себе.

«Так ты пойдешь со мной на бал?».

Когда раздражение прошло, Гермиона вдруг ударилась в беспокойство. Не то чтобы раньше его не было, но всю неделю существовал небольшой отвлекающий фактор в виде желания отыскать Малфоя и зарядить по шее. Теперь же большая часть времени посвящалась ужасным картинкам того, с какими глазами Гарри, Рон и Джинни взглянут на главных старост. Вместе.

Стоя перед дверью, какая-то часть Гермионы продолжала вопить о том, что Драко не окажется в Башне. Что он уже ушел на бал и, стоит гриффиндорке пересечь порог Большого зала, отовсюду раздастся хохот — Гермиону Грейнджер надули. Да еще и никто иной, как Драко Малфой.

Что сказать друзьям? Как объясниться Джинни? А если Малфой все спланировал?

В какой-то момент паника дошла до того уровня, что девушка с шумным вдохом распахнула дверь в коридор и выскочила из комнаты раньше, чем стены начали сужаться. Ощущение было такое, словно еще минута и дышать будет нечем.

Но за пределами спальни стало легче. Коридорчик не был освещен, но, кинув взгляд в сторону, Гермионе удалось различить запертую дверь в спальню слизеринца. Она сделала еще несколько шумных вдохов и легким шагом направилась к лестнице. Наступить на подол платья попросту невозможно, поскольку его формировали иллюзорные листья и серебряные блестки, растворяющиеся около самого пола, но Гермиона все равно ступала так аккуратно, словно могла упасть из-за своего наряда.

Туфли с цоканьем стучали по ступеньками. В тишине Башни звук казался оглушающим. Но девушка перестала слышать его, как только вынырнула из-за угла коридора и оказалась на середине лестницы. Удары сердца заглушили все вокруг. Она попыталась сконцентрироваться на счете, но мысли запутались уже на десяти.

Малфой стоял в нескольких шагах от потайного прохода. На какое-то мгновение Гермиона подумала, что он собирался уйти, но парень выглядел так, будто… Будто ждал её.

Его костюм был черным. В смысле, полностью черным, включая рубашку и галстук, но аккуратно уложенные как когда-то на шестом курсе волосы светились белоснежностью.

Красивый.

Гермиона чувствовала себя идиоткой, позабывшей все слова. Почему на ум приходит только это, когда Малфой попадает в поле зрения? Но чертов слизеринец и правда удивительно выглядел даже в обычном черном костюме.

Когда девушка оторвалась от разглядывания внешнего вида Драко, на его лице мелькнула слабая тень какой-то новой эмоции. Гермиона нахмурилась на мгновение, пытаясь понять, не привиделось ли ей.

Из-за собственного колотящегося сердца она не могла слышать, как стучит сердце Малфоя — приблизительно с такой же силой, как и её, а может и громче. Парню показалось, что одновременно с появлением Грейнджер в ушах прозвучал вой сирены. Он незаметно сглотнул, пока девушка заинтересованно изучала костюм, и прошелся взглядом по её телу. Нужно запретить подобные платья на законодательном уровне, они опасны для здоровья — Малфой может схлопотать сердечный приступ.

Даже во время поцелуев и прижиманий Грейнджер к себе, он особо не разглядывал её тело. Мерлин, она не может выглядеть так. Не должна.

Ему пришлось задействовать все свои актерские таланты, приближаясь к гриффиндорке с бесстрастным выражением лица.

— Мы неплохо сочетаемся, — только и смог проговорить Малфой, всеми силая стараясь не опуститься до того, чтобы пялиться на девчонку.

Драко стал боком около лестницы, а Грейнджер, сделав еще несколько шагов вниз, медленно взяла его под руку. Сердце не собиралось приходить в норму, поскольку как только девушка преодолела последнюю ступень и подняла взгляд, на её губах расцвела улыбка.

Та сама улыбка, которую часто дарит своим чертовым друзьям. Искренняя и легкая, словно не Малфой сейчас стоит рядом и собирается сопровождать её на бал. Как бы то ни было, эта конкретная улыбка была для него и от этого перехватывало дыхание.

— Сочту за комплимент.

Гермиона не стала дожидаться момента, когда до Драко дойдет смысл слов, и слабо сжала его предплечье свободной рукой. Парень кивнул скорее на автомате, нежели осознанно, и они неспешно двинулись в сторону выхода из Башни.

В темноте коридора платье Грейнджер буквально светилось, и Малфой с плохо скрываемым любопытством разглядывал волшебный подол. Гермионе пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться из-за его сосредоточенного выражения лица.

Спокойствие момента казалось таким шатким, что девушка опасалась в какой-то секунду проснуться. Её рука для удобства осталась под локтем Малфоя и они в одном ритме шагали по пустому коридору в Большой зал, где уже собралась толпа студентов и, что самое страшное, гриффиндорцев.

— Грейнджер, — тихий голос Драко вывел её из транса. Вопросительно кивнула, безуспешно пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. — Расслабься.

Она подняла взгляд и встретилась со сверкающими в свете серебра глазами Малфоя. На его губах играла привычная ухмылка и Гермиона невольно сделала глубокий вдох — слизеринец вел себя как обычно и, немного сосредоточившись, она смогла бы поверить в то, что ничего странного действительно не происходило (если отсутствие ругани между ними можно охарактеризовать как «ничего странного»). Но оно происходило и никуда от этого не денешься.

Гермиона вдруг нахмурилась. Верно, никуда не денешься. Она уже приняла приглашения Малфоя, уже идет под руку с ним. Через несколько минут они окажутся в Большом зале, а за это время невозможно разработать даже самый нелепый план. В таком случае, Гермиона может просто понадеяться на удачу. Будь что будет. Уже ничего не изменить.

Она кинула быстрый взгляд на Драко.

Да и вряд ли стала бы.

— Готова? — снова заговорил Малфой и, к удивлению Гермионы, они оказались перед массивными дверями Большого зала.

Ответить ей было не суждено — парень распахнул их, и свет залил коридор.

Гермиону словно лавиной накрыло: повсюду звучали голоса возбужденных студентов, из глубины помещения раздавалась музыка оркестра (девушка не вмешивалась в выбор музыкантов — это была работа Макгонагалл). Даже не ступив внутрь, она смогла разглядеть созданные хаффлпаффцами декорации: засушенные букеты цветов на каждом из столов, венки из осенних листьев на стенах, но украшение вечера торжественно разместилось посередине помещения — это был широкий дуб, достающий ветками практически до потолка Большого зала. Пышная крона желтых листьев неестественно сверкала в огне парящих вокруг свечей, но от этого не становились менее прекрасной. Листочки медленно опадали, но стоило одному достигнуть пола, на его месте тут же появлялся новый. Гермиона не знала, что это была за магия, но на мгновение возникли ассоциации с собственным платьем — листочки дуба так же, как и на её наряде, растворялись, едва касаясь пола.

Зрелище было захватывающим. Белая ткань на расставленных повсюду круглых столиках сверкала, начищенные до блеска серебряные блюда с едой стояли в дальнем углу, а на соседнем длинном столе Гермиона заприметила напитки. Она совершенно точно разглядела тыквенный сок и едва не закатила глаза.

«Будем честны, есть тут те, кто собирается ограничиться тыквенным соком?».

— Неплохо, — присвистнул Малфой. Гермиона одернула его — еще аристократа из себя корчит!

— Старостат и преподаватели проделали потрясающую работу, — она знала, что дерево притащил Хагрид и была уверена, что ему удастся вернуть его обратно после празднества в целости и сохранности. — И ты тоже, — чуть тише добавила девушка. Гермиона знала, что Драко взял на себя финальную проверку декораций.

Не успел парень и рот открыть, Грейнджер потянула его вперед. Она первая переступила порог Большого зала и тут же замерла на месте.

Все это время девушка была так занята страхом встречи с друзьями, что и думать забыла о том, что в принципе делать на балу? Им некуда идти: студенты разделились на группки, в основном по факультетам. Тут и там Гермиона замечала знакомые лица слизеринцев и гриффиндорцев, но не могла и шагу ступить в их сторону. Малфой скорее повесится на этом дубе, нежели присоединится к компании красно-золотых, а Грейнджер вряд ли захотят видеть в рядах серебристо-зеленых.

Они вдруг стали отшельниками.

Гермиона с растерянностью посмотрела на Драко. Тот выглядел более чем спокойным. Впрочем, как и ожидалось. Единственное, что могло бы смутить Малфоя — отсутствие алкоголя на мероприятии. Но девушка была более чем уверена, что беспокоиться ему не придется.

Он заметил на себе взгляд Гермионы спустя несколько секунд и она видела, скольких усилий Драко стоит не закатить глаза. Чертов бесстрастный придурок, неужели ему действительно плевать? Тебе стоить поучиться этому.

— Для начала выпьем.

— Малфой! — прошипела Грейнджер, взглядом выискивая преподавателей в толпе. Не хватало, чтобы главных старост застали за нарушением собственных правил.

— Я про тыквенный сок, а ты о чем подумала? — наигранно возмутился слизеринец, а Гермионе даже удалось улыбнуться.

Начало казаться, что напряжение утихает: никто не пялился, когда Малфой под руку вел Гермиону через зал к столам с напитками. Некоторые кидали взгляды, но с расслабленным выражением лица отворачивались после короткого приветствия. Со стороны они и правда выглядели просто как старосты, выполняющие свои обязанности. Возможно, появление Малфоя на собрании префектов сыграло неплохую роль — парень выглядел как минимум причастным к организации, а, учитывая, что это было первое и единственное собрание, казалось, что он вовсе не безответственный кретин.

Гермиона почти расслабилась. Почти.

Ровно до того момента, как увидела яркую вспышку красного в толпе. Великолепное платье Джинни сидело на ней еще роскошнее, чем в магазине. Девушки встретились взглядами одновременно. Лицо подруги светилось от счастья (видимо, челюсть Поттера все же оказалась на полу), она приветливо замахала рукой, а потом её взгляд переместился на Малфоя, расталкивающего студентов и пробивающего им дорогу до столиков с напитками.

Гермиона видела, как медленно замерла рука подруги в воздухе, а потом и вовсе опустилась. Карие глаза расширились и с изумлением уставились на Грейнджер. Она наблюдала, как нервная усмешка появляется на лице Джинни, брови хмурятся, и даже с расстояния, увеличивающегося с каждым шагом, Гермиона уловила проблеск догадки на лице Уизли.

А потом кучка слизеринцев преградила обзор и подруга скрылась из виду. Девушка машинально переставляла ноги, и все еще пыталась разглядеть в толпе Джиневру, хотя вовсе не была уверена, что готова ко второму раунду гляделок. Показалось, что в другом конце зала промелькнула рыжая макушка, когда Гермиона с Драко наконец остановились, но та девушка была в изумрудном платье. Перед глазами застыл образ пораженной и, казалось, разочарованной подруги, и гриффиндорка чуть не подскочила на месте, когда Малфой всучил ей прохладный бокал с соком.

— Пей медленно, — ухмыльнулся слизеринец, и Гермиона, все еще частично находящаяся в трансе, сделала глоток. Горло странно обожгло, хотя вкус не казался чересчур резким. Но одно было очевидно — тыквенный сок имеет другой вкус.

— Откуда ты… — не успела она закончить предложение, как взгляд уперся в пиджак Малфоя. Одна рука быстрым движением спрятала что-то во внутренний карман. Гермионе не пришлось долго думать, чтобы догадаться — фляга.

Мерлин, у него нет совести.

— Сказал же, пей медленно, — Драко с преувеличенно сосредоточенным видом принялся разглядывать зал, аристократично крутя бокалом в воздухе.

— Нормальные люди не пьют сок так, — девушка схватилась за ножку его бокала, останавливая раздражающее движение. Святой Годрик, неужели она пытается прикрыть его? Хотя Малфой наверняка ведет себя подобным образом забавы ради. Наслаждается страхом Гермионы оказаться застуканной за распитием алкоголя на балу, где это запрещено.

Малфой опустил взгляд на Грейнджер. Она была уверена, что количество алкоголя в его напитке явно больше, чем в её, но сомневалась, что парень опьянеет, даже если опустошит всю свою флягу разом. И именно эта мысль заставила гриффиндорку отвернуться — несмотря на это, его глаза подозрительно сверкали.

— Она заставляет меня выйти на первый танец! — в нескольких метрах раздался знакомый голос. — Когда куча народу будет пялиться! Совсем с ума сошла.

Гермиона подумала, что искусственный румянец схлынул прямо сейчас — она чувствовала, что бледнеет. Справа, пробиваясь сквозь толпу, нарисовались двое. Не нужно было приглядываться — Рон говорил достаточно громко, чтобы их с Гарри было слышно на несколько метров вперед.

Им понадобилось около минуты, чтобы заметить Грейнджер, она же воспользовалась этим временем максимально продуктивно — большой глоток тыквенного сока с огневиски (предположительно) опалил горло. Малфой рядом прокашлялся, явно подавляя смешок, и Гермиона непременно фыркнула бы в его сторону, если бы не скользнувший по ним взгляд Поттера. Он выглядел не менее потрясенным, чем Джинни, но гриффиндорка понимала, что подруга может претендовать на самый большой кусочек паники. У неё-то причин для шока куда больше.

Рон, заметивший перемену в лице Гарри, обернулся и сразу же увидел причину смены настроения друга. Его глаза округлились, и Гермиона заметила, как свободная от стакана рука сжалась в кулак.

Если она ничего не предпримет, вечер закончится не на самой приятной ноте.

— Я сейчас вернусь, — прошептала Гермиона, оборачиваясь к Малфою. — Береги его, — она всучила в свободную руку слизеринца практически пустой бокал и постаралась убрать панику со своего лица.

Брови Драко были нахмурены и девушка мысленно взмолилась, чтобы он не провоцировал конфликт. Ситуация и так не из легких. Грейнджер двинулась в сторону друзей.

Она не хотела уходить. С каждым шагом голос разума вопил все громче и громче, грозя взорвать мозг девушки на кусочки, прося вернуться к Малфою и притвориться, будто они всего лишь исполняют долг старост следить за порядком.

Но Гермиона уже стояла в метре от Гарри и Рона и не могла повернуть назад.

— Что происходит? — тут же выпалил Поттер. Рон пыхтел от злости и не мог вымолвить ни слова. Может, оно и к лучшему.

— Где Джинни?

— Осталась там, — Гарри кивнул в том направлении, где Грейнджер недавно проходила с Малфоем. — Попросила принести напитки. Так что происходит?

Перед ответом Гермиона окинула осторожным взглядом Поттера. В отличие от Рона он выглядел скорее удивленным, нежели рассерженным, что было хорошим знаком — как минимум с одним из них можно вести диалог. Значит, шансы убедить парней в нормальности ситуации не равны нулю. Хотя Гермиона сама слабо верила в «нормальность ситуации».

— Мы должны следить за порядком, — как можно более непринужденно произнесла гриффиндорка. — Макгонагалл настояла, чтобы главные старосты проконтролировали префектов, когда те будут отправлять младшекурсников обратно в башни.

— И поэтому ты распиваешь с Малфоем тыквенный сок и улыбаешься? — прошипел Рон. Гермиона не могла припомнить, когда в последний раз видела его таким.

— Я не улыбалась, — она не могла улыбаться.

Гермиона была сосредоточена на Джинни, беспокоилась о подруге, а выходки Малфоя… Боже, она ведь не могла улыбаться его идиотскому поведению с чертовым огневиски? Это не было смешным — нарушение правил, — и Гермиона уж точно не стала бы реагировать подобным образом на наглость слизеринца.

Скажите, что не стала.

— Пойдем к Джинни, — предложил Гарри. — Найдешь Малфоя ближе к одиннадцати, или когда там детей отправляют обратно.

Грейнджер оглянулась. Драко все еще стоял около стола с напитками. Бокал значительно опустел, глаза все так же озорно сверкали, хоть взгляд казался напряженным. Костюм по прежнему идеально сидел на этом бледном аристократе. Он оставался таким же красивым, как и в Башне старост (будто Гермиона надеялась, что освещение Большого зала сделает его внешность более приземленной, а не такой дьявольски привлекательной). С её ракурса слизеринец походил на картину.

И, Мерлин, Гермиона не хотела отводить взгляд.

— Не могу.

— Что? — раздражением в голосе Рона смешалось с неверие.

— Как старосты, мы…

— Прекрати нести эту чушь про старост, — на этот раз сорвался Гарри. — Должность не делает тебя обязанной терпеть этого придурка.

Я не заставляю себя терпеть.

Но лучше пусть Поттер думает так.

— Гарри, мы просто разговаривали, — покачала головой Гермиона. — Не ругались, а просто разговаривали.

Ужас, отразившийся на лице обоих парней, поразил даже Грейнджер. Она ожидала увидеть злость или разочарование (хотя они знали недостаточно, чтобы разочаровываться), но выглядели так, словно гриффиндорка только что призналась в намерении принять темную метку. Словно она переступает какую-то грань.

«Бывшие Пожиратели. Разве не лучше, если кто-то разделается с ними по-тихому, верно?»

Сейчас её друзья выглядели совсем как префекты, так разозлившие Гермиону своим презрением к Пэнси и Блейзу, выступавшим на собрании. Они выглядели так, словно разделили бы мнение Министерства — позволили умирать тем, кто был не на правильной стороне.

Она знала, что не имеет права их судить. Знала, что на их месте поступила бы так же. Знала, но не могла заставить себя сдержать ярость.

— Прекратите смотреть на меня так, — прошипела девушка, понижая голос во избежание лишних ушей и глаз. — Прекратите смотреть, будто я хладнокровно убила ребенка и оставила его тело на виду у всех.

— Ты якшаешься с одним из тех, кто так и поступил бы, — в тон Гермионе ответил Уизли.

— Я не якшаюсь с ним и уж точно не планирую становиться соучастницей убийства, — выпалила гриффиндорка, втягивая носом воздух. Если у них такая реакция на одно присутствие Драко рядом, то что было бы, узнай парни о поцелуях? — И пока вы не записали меня в ряды Пожирателей, закончим этот диалог. Мы продолжим, когда вы будете в более расположенном к беседе настроении.

Девушка видела застывшее удивление в глазах друзей. Оно не было приятным, но Гермиона порадовалась тому, что выражение ужаса спало с их лиц.

Малфой практически прикончил бокал с «соком», когда девушка подошла к нему.

— И чем твои псы постоянно недовольны?

Не ему об этом говорить, подумала Гермиона, но вслух ничего не произнесла. Приняла из рук Драко свой напиток и одним глотком осушила, только после этого осознав всю странность ситуации — Малфой не вышвырнул бокал с отвращением, стоило Гермионе отойти.

Парень и сам не понимал, какого черта вцепился в него. С легкой тревогой наблюдал за потускневшим из-за добавления огневиски напитком в своих руках и краем глаза поглядывал на Грейнджер, беседовавшей с Поттером и Уизли. Он словно держал в ладони факт того, что гриффиндорка действительно его спутница. Что они правда здесь вместе. Малфой дожидался Грейнджер, держал чертов бокал для неё. И пока не решил, как к этому относиться.

— Эй, Грейнджер, — Драко с недоверием смотрит на вмиг опустевший бокал, словно опасается того, что девушка слетит с катушек из-за своеобразного коктейля.

Гермиона рада бы возразить, но в горле сильно пощипывает от выпитого, а руки все еще дрожат после неприятного разговора, поэтому слова «я в порядке» прозвучат крайне неубедительно в сочетании с тремором.

Все прошло не так уж и плохо. Она не сомневалась в Гарри и Роне, а потому могла с уверенностью заявить, что реакция оказалась не слишком бурной. По крайней мере, её резкость в конце разговора должна привести мальчиков в чувство, убедить, что они просто преувеличивают. Остается лишь надеяться, что Джинни не заставит их усомниться в этом.

Гермиона успокаивает себя тем, что Поттер, вероятно, списывает все на её желание контролировать проведение бала и тщательно выполнять обязанности, да и вряд ли в его голову пришла бы мысль о том, то Малфой сам пригласил Грейнджер, и дело вовсе не в старостате. Лучше бы ему действительно так думать. Хотя бы до того момента, пока девушка не придумает выход из ситуации. Или же все закончится само собой.

— Раз уж я все равно прикрываю твой не следующий правилам зад, то собираюсь воспользоваться ситуацией, — от абсурдности собственных слов губы растягиваются в улыбке. Ей стоило бы помешать ему, а не потакать.

— Так вот в чем был секрет, — восклицает Малфой, а гриффиндорка непонимающе смотрит в ответ. — Боишься нарушать правила, но наслаждаешься, когда это делает кто-то другой? — он переходит на шепот, слегка склонившись к Гермионе. — Нравятся бунтари, Грейнджер?

От возмущения она хватает ртом воздух в тщетной попытке подобрать слова. Гарри и Рон в общении кардинально отличаются от Малфоя, и мозг еще не успел перестроиться на наглого слизеринца после малоприятной беседы с друзьями. Гермиона ужаснулась бы от того, что беседовать с Драко оказалось казалось куда проще, чем с её мальчишками, но мысль не успела развиться в голове.

— Мистер Главный Староста! — возбужденный голос ударил в их спины и девушка отступила от Малфоя на шаг, увеличивая расстояние.

Общий гул заглушил звуки шагов и двум ребятам удалось незаметно оказаться рядом с Драко и Гермионой. Теодор Нотт, наигранно официально склонив голову в сторону Малфоя, стоял под руку с Пэнси Паркинсон, закатывающей глаза на его действия. Девушка облачилась в короткое черное платье, расшитое незамысловатыми узорами, а на руках красовались атласные короткие перчатки под цвет наряда. Гермиона не видела прическу сзади, но по длине струящихся по бокам тёмно-каштановых прядей подметила, что волосы слизеринки заметно отросли. Макияж был выполнен в тех же темных тонах, а Грейнджер невольно восхитилась тому, как шел Пэнси черный цвет. Элегантная.

В такие моменты разница между ними становилась заметной. Не во внешности или одежде, а в манере держаться среди людей — Паркинсон излучала уверенность и сдержанность, несмотря на дурашливое поведение своего спутника.

Гермиона решила, что в их ситуации, вероятно, Драко был воплощением уверенности (пусть и не слишком сдержанной) — его-то взгляды окружающих съеживаться уж точно не заставляли.

— Неплохо, — пробормотал Нотт, переглядываясь с подошедшим Блейзом. — Наш господин выбрал гриффиндорскую принцессу.

Возможно дело было в интонации, а может, в расслабленной улыбке, однако у Гермионы слова Тео не вызвали негативного всплеска. Они определенно не звучали как комплимент, но и оскорбления она не уловила. Пэнси же пробормотала что-то явно неприличное (что не слишком сочеталось с её образом), а Блейз скрыл усмешку за распитием напитка.

— Еще слово, Нотт, и Хагриду придется собирать твои внутренности с этого самого дуба, — Драко натянул дружелюбную улыбку, но голос его звучал на удивление серьезно. Гермиона ужаснулась бы столь странной картине, но Тео засмеялся и поднял руки в знак капитуляции. Их общения ей не понять.

— Зачем ты согласилась на это, Грейнджер? — с жалостью в голосе спросил Блейз.

— Малфой пообещал проводить собрание префектов следующие несколько недель, — Гермиона невинно улыбнулась, кинув быстрый взгляд на резко вытянувшееся от негодования лицо Драко, и принялась рассматривать пустой бокал в своих руках, дабы подавить рвущийся смех.

Было странно стоять в компании слизеринцев иболтать. Вот так просто, словно и не было никакой вражды, словно не эта же Пэнси Паркинсон сводила Грейнджер с ума на протяжении шести лет обучения в Хогвартсе, и не этот Драко Малфой пытался сделать все, чтобы превратить не только жизнь Гермионы, но и всех гриффиндорцев в ад. А сейчас он — её партнер на балу, а его друзья не пытаются проклясть девушку одним взглядом.

Но больше всего поражало другое: почему же они так спокойной отнеслись к ситуации, в то время как Гарри и Рон едва в обморок не упали от удивления?

Искупление.

Возможно, слизеринцы действительно стараются. Возможно, благородные мотивы Гермионы распространятся дальше, чем на одну семью Малфоев. Быть может, они тоже заслуживают еще одного шанса?

— Сколько ты отдала за него? — прозвучал шепот у самого уха гриффиндорки.

От неожиданности она подскочила и едва не выронила бокал из рук. Пэнси вдруг оказалась рядом, а Малфой отвлекся на разговор с Блейзом и Тео. Он стоял в шаге от Гермионы, ведя оживленную беседу, но девушка уже дважды словила на себе взгляд серых глаз. Ей нравилось знать, что он наблюдает, хоть и эта мысль была живо выпровожена из головы.

— Больше, чем рассчитывала, — нервно усмехнулась Гермиона. Обсуждать стоимость платья с Пэнси казалось странным. И не потому, что они не были подругами, просто финансовое положение Паркинсонов даже после войны превышало самые смелые мечты Грейнджер, а она все еще ждала увидеть презрение в глазах слизеринки. Однако сумму все же озвучила.

— Оно того стоило, — ухмыльнулась Пэнси.

У Гермионы галлюцинации, или это комплимент? Она уж было собралась ответить тем же, но в поле зрения попала позолоченная фляга в руках Блейза. Он повернулся спиной к толпе и плеснул содержимое себе в бокал. Яркий оттенок сока практически полностью потускнел. Огневиски, если во фляге было оно, наверняка в несколько раз превышало количество тыквенного сока.

Грейнджер цокнула языком, бессильно качая головой.

— Ты не смогла бы контролировать их и при большом желании.

— Поэтому я даже не пыталась.

Пэнси сдавленно засмеялась и Гермиона ответила улыбкой. Разум кричал о том, что прямо сейчас пора бежать, ведь происходящее не вяжется с устоявшимися представлениями о слизеринцах, и будет лучше так все и оставить — достаточно одного Малфоя, — но идти девушке было некуда, да и компания оказалась неплохой. Она не могла говорить с Пэнси так же легко и расслабленно, как с Джинни, например, но они определенно не плевали друг в друга ядом, что само по себе является успехом.

— Чжоу заносит на поворотах, — до слуха донесся воодушевленный голос Тео. — Даже если слегка толкнешь…

— Со скоростью новенькой Молнии толкать не придется, — Блейз закатил глаза. — Пока она сообразит, куда лететь, мы будем праздновать победу.

Они обсуждали квиддич? Расписание матчей прилагалось вместе с графиком дежурств, который выдала Макгонагалл в самом начале семестра, и если гриффиндорка и окинула его взглядом, то забыла через несколько минут — Гарри и Рон перед каждой игрой пребывали в необычайно возбужденном настроении, так что приближающееся мероприятие Гермиона уж точно не пропустила бы. Но в последние недели на беззаботную болтовню практически не было времени, а те разговоры друзей, что Гермионе доводилось слышать, пролетали мимо ушей. Девушка сосредоточилась на других вещах.

Вероятно, прислушайся Грейнджер к болтовне гриффиндорцев, то была бы осведомлена о первом матче. Она даже не знала, какие команды играют. И все же речь шла об одной из её знакомых.

— Чжоу отличный ловец! — вдруг вставила Гермиона, приближаясь на шаг к парням. — Гарри говорил…

— Поттеру тоже не стоит расслабляться, — фыркнул Нотт, уже предвкушая вкус победы. — Его удача рано или поздно закончится.

— Дело не в удаче, Гарри хороший игрок. — она скрестила руки на груди, защищая друга, но Тео, ко всеобщему удивлению, без оскорблений и укоров начал перечислять слабые стороны Поттера, указывая на промахи в каких-то трюках, названия которых для Гермионы звучали как незнакомые заклинания. Единственный вывод, который удалось сделать — Гарри действительно стоит подготовиться. Кажется, Нотт неплохо изучил особенности его игры.

— Разве вы играете с Гриффиндором? — удивилась Пэнси.

— Первый матч с Рейвенкло, — покачал головой Малфой. Он выглядел наиболее спокойным, в то время как у Тео завязался бурный спор с Блейзом о том, стоит ли уделять столько внимания повадкам Чанг. — Не убейте друг друга до игры с Гриффиндором, — фыркнул он.

— Грейнджер, — Блейз махнул рукой в сторону Нотта, видимо, оставив попытки что-то доказать, и переключил внимание на Гермиону. — Говоря об игре с Гриффиндором, — глаза девушки расширились. Если он надеется, что она сможет помочь, то, к сожалению или счастью, гриффиндорка не располагала никакими сведениями. — За кого будешь болеть? — он игриво поиграл бровями, взглядом указав на Малфоя.

От столь неожиданного вопроса девушка опешила. Размышления о том, кому достанется Кубок по квиддичу, занимали последнее место в списке приоритетов. Матч казался таким далеким событием, что Гермиона и думать о нем забыла. И уж точно не планировала за кого-то болеть.

Но если придется (а ей придется) присутствовать на игре… Сложно представить, как Гермиона выдержит этот матч. Гарри получал её всецелую поддержку и любовь, но как быть уверенной, что сердце не сведет девушку с ума, когда Малфой выйдет на поле? Если бы у Гермионы была власть в этой сфере, она запретила бы им двоим приближаться к метле.

Их совместный полет не закончился ничем плохим, но тогда никакие мячи-убийцы не рассекали воздух.

От ответа Гермиону спас оркестр. Музыка вдруг оборвалась, а свечи, парящие над головами, пришли в движение и плавно переместились к центру Большого зала. Они замерли над сверкающей кроной дуба, погружая большую часть помещения во мрак и освещая лишь освобожденное от столов пространство вокруг дерева — его выделили для танцев. Гермиона вдруг вспомнила, что действительно не видела ни одной кружащейся под музыку пары, и вспомнила слова Рона про первый танец.

Как так вышло, что эта часть бала стала для неё сюрпризом? На собрании префектов танцы не обсуждались — все сосредоточились на правилах, так что, вероятно, автором идеи является Макгонагалл.

Заиграла незнакомая мелодия. Гермионе нравилось сочетание скрипки, виолончели и фортепиано, но она недостаточно хорошо разбиралась в музыке, чтобы узнать произведение. Наслаждаться же атмосферой это ничуть не мешало.

Некоторые студенты приходили в движение, другие робко отступали вглубь неосвещенной части зала.

— Потанцуем? — от хриплого шепота рядом с ухом в животе Гермионы начало покалывать. Малфой оказался куда ближе, чем можно было представить, и девушка задалась вопросом, стоял он так изначально или же подошел после того, как территория рядом с ними погрузилась во мрак.

— Я плохой танцор.

Грейнджер не была уверена, что готова к этому. Выйти на подобие сцены, где каждый мог со всех ракурсов разглядеть самую странную пару вечера. Её-то платье наверняка привлечет внимание — даже в свете свечей в комнате Гермионы серебро на подоле переливалось необычайно ярко, а залитый светом центр Большого зала усилит эффект в несколько раз.

Гермиона была уверена, что танец выходит за рамки их образа главных старост, пришедших исключительно ради контроля над ситуацией.

Правда, этот образ намеревалась поддерживать только гриффиндорка — Малфою было плевать.

— Не ты одна, — даже в тусклом свете различить ухмылку парня не составило труда.

Пэнси принялась подталкивать настороженного идеей танцевать перед всей школой Тео, но, видимо, разозлить спутницу для него было страшнее позора перед столькими студентами. Стоило Гермионе отвлечься на выражение паники на лице Нотта, как по руке вдруг расползлись знакомые электрические удары. Малфой невесомо коснулся пальцев девушки своими, и на этот миг она, кажется, перестала дышать. В груди начало пощипывать как от долгого бега, когда слизеринец переместился выше и в конечном итоге обхватил ладонь Гермионы своей.

Он взял её за руку.

Он взял её за руку!

Девушка пыталась сохранить остатки рационального мышления, но разум упрямо концентрировался лишь на ощущении сомкнутой ладони Малфоя вокруг её собственной. Гермиона не стала сопротивляться, когда он повел её сквозь заметно поредевшую толпу к освещенной части зала.

Они оказалась под кроной величественного дуба, вблизи оказавшегося еще более внушительным, а поток сыплющихся листьев увеличился. Гриффиндорка не успела обрадоваться тому, что, быть может, они вуалью скроют их странную пару, когда оркестр увеличил темп и другие студенты закружились в танце. На лице Драко все еще красовалась ухмылка, но ответить ему Гермионе не смогла из-за сосредоточенности на собственных шагах. Сердце тревожно забилось, на этот раз не из-за прикосновений Малфоя — он уверенно обхватил её за талию, и девушке пришлось опустить одну руку ему на плечо. Вторая же покоилась в его ладони.

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить азы вальса с четвертого курса. Тогда Грейнджер хорошо справилась и сейчас не должна оплошать.

Они последовали за танцующими студентами и быстро вписались в общий ритм. Малфой вел уверенно, хоть Гермиона и предполагала, что её дрожь может послужить неплохой преградой для приличного танца. Он не стискивал её ладонь, но держал достаточно крепко, чтобы гриффиндорка чувствовала опору.

— Ты соврал, — прошептала она, убедившись, что шум музыки помешает остальным парам разобрать слов.

— Я часто вру, Грейнджер. Конкретизируй.

— Ты сказал, что плохо танцуешь.

Это определенно было ложью. Драко не был мастером танцев, но двигался достаточно умело, чтобы не опозориться самому и вселить слабую, но уверенность в Гермиону. Ей удалось совсем немного расслабиться в его руках.

— Не было такого.

— Ты сказал, что не я одна плоха в танцах! — в своей голове Гермионе интерпретировала это как «я тоже плох».

— Да, но я говорил не о себе, — девушка была уверена, что он засмеялся бы, не кружись они сейчас вокруг толпы людей. Малфой кивнул куда-то в сторону и Гермиона, устремив взгляд в указанном направлении, увидела непривычно бледное лицо Нотта.

Если бы Грейнджер не знала, с каким выражением он шел за Пэнси на «сцену», то не обратила бы внимания на их пару, но она знала и едва не рассмеялась, осознав, каких усилий Тео стоит не выбиваться из общего ритма. Разве детишек аристократов не учат плясать на подобных мероприятиях?

— Последний раз я танцевала на Святочном балу, — призналась Гермиона, возобновив зрительный контакт с Малфоем и концентрируясь на движениях своих ног.

— С Крамом? — она кивнула, а Драко фыркнул в ответ.

В этот момент он вдруг отступил на шаг. До Гермионы вовремя дошел смысл его действий, хотя сердце забилось в тревожном ритме. Она не слишком уверенно прокрутилась, все еще хватаясь за руку слизеринца, как за спасательный круг, после чего одновременно с остальными девушками оказалась вновь прижата к своему партнеру.

Только сейчас несущественное расстояние между их телами привлекло внимание гриффиндорки. Возможно, она смутилась бы, не будь так занята желанием завершить танец на хорошей ноте. Никогда бы не подумала, что так отчаянно станет держаться за присутствие Малфоя рядом — в ту секунду, когда он отступил, Гермионе подумалось, что слизеринец прервет танец и уйдет.

Пока Драко вел её, тревога притуплялась.

— Я бы сказал, что удивлен, но это не так, — прервал молчание парень.

— Почему?

— Даже если представить, что ты каждый месяц посещаешь балы или хотя бы вечеринки, — Драко прервался, прижимая Гермиону теснее, чтобы аккуратно проскользнуть между танцующими со всех сторон парами. — То скорее бубнишь на всех из-за угла.

— Неправда! — что возмущало больше: правдивость его слов или тот факт, что она настолько предсказуема в подобных вещах?

— Расслабься, Грейнджер, — Малфой вновь перешел на шепот и, Гермиона может поклясться, танец не требовал столько близкого нахождения его лица рядом с её собственным.

Девушка прерывисто выдохнула, надеясь, что Драко не заметит вновь возникшую дрожь в руках. А она практически прониклась благодарностью к этому несносному парню! Конечно же, слизеринец не мог упустить момент и не поиздеваться.

Алкоголь в крови был в ничтожно малых дозах, и едва мог повлиять на разум Грейнджер, но она предпочла списать свое поведение именно на огневиски, когда во время очередного «прохождения» мимо танцующих пар, прижалась к Малфою в ответ. И отступать не стала.

Слизеринец, до этого следивший за движением окружающих, перевел взгляд на Гермиону. Блеск в серых глазах усилился. Причиной тому было чрезмерно яркое освещение, отбивающееся от сверкающих оранжевых листьев, кружащихся вокруг, или же нечто другое, знать мог только Мерлин. Но дыхание все равно сперло.

Он наклонился ближе. Девушка приказала себе оглядеться ради собственной безопасности, но взгляд отказывался перемещаться на других студентов. Вместо этого он скользнул ниже серых глаз. Лицо Драко не выражало никаких эмоций, но он мог не заметить её взгляда на своих губах.

Гермиона скорее увидела, нежели услышала его тихий, короткий выдох. Ничем не прикрытое удивление в карих глазах осталось незамеченным — Малфой продолжал испытывающе изучать её губы.

Какая-то часть мозга трубила в колокола, указывая на опасность ситуации. На этот раз Грейнджер была готова прислушаться, когда Драко в танце умудрился склониться еще ближе. Теперь он неотрывно смотрел в её глаза, чудом продолжая вести танец. Гермиона хотела того, что может произойти, несмотря на всю абсурдность ситуации, и была практически уверенна в намерениях Малфоя.

Но он отстранился так же резко, как прекратилась музыка.

Только сейчас она обратила внимание на прерывистость своего дыхания. Грудь слизеринца вздымалась так же тяжело — оставалось лишь надеяться, что для остальных это будет лишь последствием танца.

Гермиона слабо нахмурилась. Никто не смотрел. Вокруг вновь загудели возбужденные голоса студентов, но каждый переговаривался со своим партнером, медленно отдаляясь от раскидистого дуба. Свечи пришли в движение, вновь освещая весь Большой зал. Неужели вся её паника перед балом была бессмысленной? Исключая, конечно же, беспокойство за реакцию друзей.

Никому не было дела до главных старост. Гермиона мысленно обратилась к Мерлину, чтобы ничего не изменилось. Может, до конца вечера произойдет что-то ошеломляющее, и тогда ученикам уж точно будет что обсудить в понедельник.

Она разом осушила бокал, когда они оказались рядом со столом с напитками, невольно подмечая, как нелепо все же смотрится тыквенный сок в сверкающем стекле бокала для шампанского.

Тело по прежнему била дрожь, и Гермиона не была уверена, связано это с её неумелым вальсом или тем, что случилось по завершении. Возможно, она более восприимчива к алкоголю, чем предполагала? Но насколько нужно быть подверженной его влиянию, чтобы от одного коктейля сомнительного качества пустить в голову мысль о публичном поцелуе с Малфоем? Благо, сейчас в её напитке не было ничего, кроме сока — Гермиона начинала сомневаться в своем состоянии здраво мыслить.

— В тебе сейчас прожгут дыру.

Она прослеживает за взглядом Драко и чувствует, как от волнение подскакивает давление. Джинни, почему-то одна, стоит у одного из окон метрах в десяти, и неотрывно смотрит на Гермиону. Как жаль, что свечи уже осветили Большой зал. Быть может, в темноте она не чувствовала бы такую вину за то, что не может прочитать эмоции во взгляде подруги. Было бы легче просто не видеть друг друга.

Но Гермионе приходится слабо кивнуть Малфою и двинуться в сторону Уизли. Она понятия не имеет, куда делись Гарри и Рон, но слава Мерлину, что их не оказалось рядом.

— Что происходит? — выпаливает Джинни, стоит Грейнджер оказался в шаге от её.

— Мы пришли как главные старосты, — заученная ложь легко срывается с губ. Однако же они обе осознают глупость этих слов.

— Гермиона, — с опаской произносит Джинни и медленно качает головой.

Грейнджер ошибалась в своих суждениях. В взгляде Джинне никогда не было разочарования — она напугана. И её настроение, как смертельная болезнь, передается воздушно-капельным путем. Ладонь начинают потеть. Гермиона ошиблась и в тот момент, когда приняла решение пустить все на самотек. Теперь у неё не было ни стратегии, ни смелости. Проще говоря, никакого преимущества перед догадками Уизли.

— Со стороны это выглядит дико, но все в порядке. Он в порядке, — ложь. Сколько раз Малфой намеревался убить её? Гермиона подозревает, что безрассудная идея усадить её на метлу и поднять в воздух тоже была одним из способов. — Я имею в виду, он больше не психует и не называет всех неугодных грязнокровками, — со вторым спорить бесполезно, а вот первое, наверное, все же преувеличение.

Она предполагала, что хуже ужаса на лицах Гарри и Рона сегодня ничего не будет. Но в очередной раз за последние пять минут осознает свою ошибку. Если бы в зале было тише, Гермиона совершенно точно могла бы расслышать удары сердца Джинни и свои собственные, настолько сильно колотилось сердце. Подруга стремительно побледнела и Грейнджер всерьез забеспокоилась о её состоянии.

— Это же не он? Тот придурок — это ведь не Малфой?

Пропитанный надеждой голос Джинни кинжалом вонзался в сердце Гермионы. Можно было соврать. Несмотря на доводы рассудка, Уизли слишком хотела верить в правдивость своих слов, а потому без промедлений выдала бы желаемое за действительное, ответь Гермиона положительно на её вопрос.

Но от лжи реальность не изменится.

— Да, — она видит мольбу во взгляде Уизли и чувствует себя куском дерьма, отмахиваясь от неё. — Это он.

— Нет, Гермиона. Нет.

Она физически чувствует потребность оправдать Малфоя: сердце трепыхается в груди, а невысказанные слова комом встают в горле. Грейнджер борется с чувством стыда, убеждая себя, что имеет полное моральное право послать к черту вину из-за всего того, что произошло между ними со слизеринцем. В конце концов, она не сделала ничего предосудительного. Наверное.

— Мы разговаривали как нормальные люди, — начинает Гермиона, приближаясь на шаг ближе и обхватывая дрожащие плечи подруги. — Он выслушал бредовый рассказ о моих родителях, даже… Даже помог справиться с эмоциями. Малфой не так уж и плох, Джинни.

Но подруга отрицательно качает головой, с неподдельной паникой вглядываясь в глаза Гермионы. Она обхватывает предплечья Грейнджер руками и чересчур крепко сжимает, вероятно не замечая этого.

— Он Пожиратель, Гермиона.

— Больше нет Пожирателей.

— Ты знаешь, что это не так. На нем метка.

— Волан-де-Морта больше нет, — чеканит Гермиона, а Джинни вздрагивает при звуке его имени. — Я не могу говорить за других, но Малфой не вспоминал о чистоте моей крови с начала учебного года, — Он не выглядел осуждающе, целуя меня.

— Это неправильно, — упрямо качает головой Уизли, а Гермиона не может ни возразить, ни согласиться. В конце концов, она сама не знает, что теперь правильно. — Он разобьет тебе сердце.

— Разве не ты говорила, что это не смертельно?

— Я не подозревала, что мы говорим о Малфое! — громче необходимого произносит Джинни и обе девушки начинают озираться по сторонам. Гермиона не уловила, в какой момент заиграла озорная музыка, но благодаря ней большая часть студентов ускакала на импровизированную сцену.

Внимание Грейнджер вновь переключается на подругу.

Осуждать её гриффиндорка не может, и лишь надеется получить в ответ то же. Джинни не обвиняет и не злится, но испуг во взгляде передает всю степень плачевности ситуации. Если Уизли не может понять, то кому тогда довериться Гермионе? Она не планировала становиться одной из тех, кто обсуждает парней или девушек в коридорах Хогвартса, но наивно рассчитывала на советы. Единственный совет, который Джинни могла дать — это бежать как можно быстрее.

И Гермиона рада бы. Вот только даже сейчас позвоночником ощущает присутствие Малфоя неподалеку и вспоминает его уверенные движения во время танца. За весь вечер у него была уйма возможностей поиздеваться и, исключая подтрунивания, он не воспользовался ни одной (хотя Грейнджер уверена, что её вальс — то еще зрелище для аристократа).

«Ты не выглядишь удовлетворенной своим выбором».

Возможно, Драко удается читать каждого человека как открытую книгу, и для него это ничего не значит, но Гермиону никто не мог прочитать, даже она сама. До вчерашнего дня. Ей не нравились посаженные словами слизеринца ростки сомнений, но бессмысленно врать, что она сама не осознавала того, что попросту шагает по протоптанной Гарри и Роном дорожке. Стоило отмахнуться от его слов, насколько правдивыми бы они ни были, как она делала и раньше, но в ситуации с Малфоем все было по-другому. Гермиона не знала что именно, но, возможно, сам факт того, что это Малфой.

Она пыталась защитить его. Пытается до сих пор: на поле для квиддича, на поле боя за его семью.

Она позволяла и позволяет ему те вольности, за которые, по-хорошему, следовало влепить затрещину. Мерлин, она согласилась пойти на бал вопреки здравому смыслу, а десять минут назад была готова поцеловать его при всех студентах.

А еще он больше не называл её грязнокровкой. Он не называл её так.

Дело дрянь.

— Он мне нравится.

И шепот звучит громче, чем топот студентов, гул голосов и игра оркестра.

Вокруг все замирает, когда Джинни и сама Гермиона пытаются осознать, что она сейчас сказала.

Грейнджер хочет засмеяться, но смех получится нервным. Все похоже на нелепую комедию с ней в главной роли. Не верит, что действительно произнесла это. Возможно, разбушевавшаяся фантазия сыграла злую шутку?

Джинни, кажется, забывает не только о своей панике, но и том, что нужно дышать. Когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, Гермиона уже пятится от неё, как от прокаженной.

Она не могла признаться в этом.

Только не тогда, когда подобные слова находились под запретом даже в мыслях. Не тогда, когда Джинни стояла рядом. Грейнджер не собиралась делать этого.

Чей-то ботинок наступил на сжимающиеся на краю пропасти пальцы девушки и она с тихим свистом полетала на дно той ямы, которую сама себе и выкопала.

Это был конец.

***

Гермиона намеренно избегает Малфоя, зная, что он ищет её. Два или три раза встречает Пэнси и Блейза и на их указания о том, где находится Драко, неестественно широко улыбается и кивает. А потом направляется в точности в противоположную сторону. Они, должно быть, считают Гермиону полной идиоткой, не способной ориентироваться даже в Большом зале, но это последнее, что её заботит.

Как она может смотреть ему в глаза? Малфой не ведает о признании, но Гермиона своих слов не забудет.

Она не планировала заходить так далеко. Она не планировала и до поцелуев доходить, но вот как вышло! Принятие собственных чувств многое объяснило бы в поведении Гермионы, но она настойчиво отказывается верить в это и тратит все силы на отрицание.

Быть может, она неправильно интерпретировала свое отношение к Малфою? Возможно, с ней просто что-то не так, учитывая, что отношения с Роном так же были странными: Грейнджер отчаянно пыталась перескочить прочерченную ими черту дружбы и перейти к чему-то большему, но все и всегда шло наперекосяк. В этом не было вины Рона или Гермионы, просто для дружбы они годятся больше, чем для отношений.

Может, она спутала влечение с симпатией. Или же её симпатия вызвана исключительно влечением.

Гермионе нужно было скоротать час до одиннадцати, и когда младшекурсники с недовольными минами начали собираться у входа в Большой зал, она поспешила отправиться с гриффиндорцами по коридорам Хогвартса до того, как возле слизеринцев появится их предводитель. Парвати пообещала еще раз обойти зал, на случай, если особо хитрые дети попытаются затеряться в толпе, но, пересчитав учеников в гостиной, Гермиона решила, что все на месте.

Пришлось пригрозить Филчем и Кровавым Бароном, чтобы младшекурсники не вздумали разгуливать ночью по школе. Полная Дама любезно согласилась сообщить Макгонагалл, если случится непредвиденное.

Гермиона замерла посреди коридора, не в силах заставить себя двинуться в сторону Большого зала. Она не могла вернуться на бал. Не для того, чтобы снова избегать Малфоя. И встретиться с ним тоже отказывалась. Должно быть, сейчас Грейнджер поступает как дерьмовый человек — передозировка чувством вины за один вечер.

Гермиона нервно стянула с ног обувь, раздражаясь от цокающего звука каблуков. Пол коридора был холодным, но она упрямо продолжила идти к Башне старост, ненавидя свое платье за исходящий от него свет. Ей хотелось спрятаться, но сложно быть незаметной, когда одежда сверкает серебром. Несколько часов назад ей нравилось это свечение.

Камин в гостиной не был зажжен, но, привыкнув к сквознякам за пределами Башни, Гермиона не обратила внимание на холодный воздух помещения. Хотелось швырнуть туфли в огонь вместе с платьем, но первые были подарком, а второе слишком большой роскошью, чтобы позволять себе подобные вольности. Поэтому девушка просто оставила обувь возле дивана и, оперевшись на подлокотники, устало вздохнула.

Она совершила ошибку и не имела ни малейшего представления о том, как все исправить.

От прозвучавшего стука в окно сердце совершило кульбит и Гермиона едва не подскочила. И почему почта постоянно приходит сюда?! В темноте разглядеть птицу проблематично, но стук клюва по стеклу уже отпечатался в памяти. Грейнджер двинулась вперед, ожидая увидеть огромного филина, но вместо этого в гостиную влетает небольшая сипуха.

Она сразу узнает её и в груди неприятно сдавливает. Птица Перси.

Сумка Гермионы осталась в комнате, потому сипуху приходится оставить без лакомства, но она все равно позволяет погладить себя, прежде чем отдать конверт и скрыться в темноте ночи.

Ветер врывается в помещение и Грейнджер захлопывает окно, поежившись от холода. Свет луны не попадает в комнату, а потому гриффиндорке придется зажечь свечи или камин, чтобы прочитать послание, но она неуверенно мнет конверт в руках.

Мог ли Перси сообщить плохие вести в письме? Или просит о встрече? А может, Гермиона просто параноик, и на самом деле все уже решилось?

В любом случае, узнать ей не суждено. Тяжелый стук каблуков раздается позади и девушка прячет письмо в одну из книг быстрее, чем успевает сообразить, в какую неловкую ситуацию сейчас попадет.

В панике оборачивается, сквозь мрак различая силуэт Малфоя, и гадает, заметил ли он странности в её поведении. Впрочем, странного за вечер произошло не мало, так что, если и заметил, мог списать на что угодно, помимо таинственного письма.

Если бы птица задержалась в гостиной хоть на несколько минут, Драко, вероятно, узнал бы о письме. И пусть копаться в чужой почте не в его стиле, Гермиона планировала оставить свою переписку в тайне, учитывая её содержание.

— Какого черта, Грейнджер? — какое «неожиданное» начало разговора. — Я как придурок ношусь по Большому залу, а потом выясняется, что ты нахер свалила!

— Мы можем обсудить это позже?

Она совершенно не придумала подходящую отговорку. Да и отговорки — её слабое место, по всей видимости.

— Нет, мы обсудим это сейчас, — Малфой делает несколько шагов от входа, а Гермиона борется с желанием отступить. Не следует подпускать его ближе, если планирует оправдаться. Для этого нужна трезвая голова.

— Я не хочу это обсуждать! — что она там говорила про трезвую голову?

Гермиона с отчаянием всплескивает руками в воздухе, отводя взгляд. Даже в темноте заметен пылающий в глазах слизеринца гнев.

Я облажалась, Малфой.

— В таком случае изначально не стоило ебать мне мозг и идти вместе!

— Так это я виновата? — возмущенно восклицает Грейнджер. Кулаки Драко сжимаются, как и её собственные. Отлично, сейчас они убьют друг друга. — Ты пригласил меня!

— Вот именно! — Малфой буквально кричит, но гриффиндорка не чувствует опасности. Либо парень разучился угрожать, либо инстинкт самосохранения окончательно покинул Гермиону. — Я пригласил тебя, а ты свалила.

Они оба тяжело дышат из-за раздражения и криков, но девушка замолкает после его слов. С этим она спорить не могла (хотя очень хотелось, просто ради того, чтобы позлить его), как и отрицать бестактность своего поступка. И тем не менее уступать Гермиона отказывалась. Возможно, следует поменьше общаться с Малфоем — она начала перенимать его привычку отрываться на других людях по причине своего дурного настроения.

— Я поссорилась с Джинни из-за тебя! — по правде говоря, они не то чтобы ссорились, но Грейнджер не была уверена, что подруга захочет разговаривать с ней еще как минимум неделю.

— Ахуенно, наверное, винить во всем других, Грейнджер? Очень удобно, да?

Она открыла рот, чтобы возразить, но лишь безмолвно шевелила губами. Малфой был прав и они оба это знали. Он не виноват в том, что Гермиона взболтнула лишнего, что в принципе допустила подобные мысли. Но он был виноват в том, что плавил её мозг и заставлял сердце вылетать из груди.

Драко сводил с ума и никакие зелья не смогли бы справиться с этим. За исключением, возможно, напитка живой смерти, но и тогда он, вероятно, беспокоил бы спящее сознание девушки и вынуждал проснуться.

И за это Гермиона ненавидела и желала его.

Малфой — тот, от кого следует держаться подальше, но разве он сам не говорил о безрассудности гриффиндорцев? Что ж, Грейнджер выбрала правильный факультет.

Она искреннее возрадовалась тому, что избавилась от обуви, потому что босиком бежать было куда удобнее, чем на каблуках.

Малфой подхватил её за талию как только расстояние между ними сократилось до нескольких сантиметров. Одна его ладонь тут же переместилась на подбородок девушки и Гермиона уже не была уверена в том, что она решила поцеловать его.

Но это было и не важно — трепещущее ощущение в животе резво отозвалось на ласки Малфоя. Стоило его языку скользнуть между её губ, мысли о том, кто же стал зачинщиком поцелуя, вылетели из головы.

Драко действовал резче, чем обычно: сильнее прикусывал губы, грубее прижимал к себе, и Гермиона ненавидела тот факт, что отвечает с тем же напором. Малфой придерживал её за талию, но Грейнджер все равно приходилось приподниматься на носочках, чтобы обвить его шею руками.

Она сойдет с ума, сойдет с ума.

— Грейнджер, — прорычал он, словно предупреждая, но Гермиона лишь недовольно зашипела в ответ и надавила на его затылок, вынуждая склониться ниже и возобновить поцелуй.

Она уже обо всем рассказала Джинни. Уже поссорилась с мальчиками. И они с Малфоем танцевали на глазах у всей школы. Так какая теперь разница?

Если какие-то сомнения и остаются, то превращаются в пыль вместе с тем, как губы Драко скользят по щеке девушки, обводят скулу и опускаются ниже. Замирают на шее, и Гермиона чувствует его зубы на нежной коже. Он смешивает укусы с поцелуями, вынуждая откинуть голову назад. Из горла вырывается странный хрип и девушка сильнее впивается в плечи Малфоя пальцами.

Мерлин, никто прежде не делал этого так. Рон целовал её и раньше, но его действия всегда были мягкие, ненастойчивые, Драко же был полной противоположностью.

Руки слизеринца скользят по её спине, вызывая стадо мурашек по коже, и до слуха Гермионы доносится его шипение:

— Как расстегивается это чертово платье?

Грейнджер сдавленно смеется, вызывая колкий взгляд парня. Его руки продолжают шариться в поисках застежки, которой попросту нет, но гриффиндорка не намерена подсказывать. Она пользуется ситуацией и медленно перемещает ладонь к пуговицам черной рубашки. Пиджак уже расстегнут, и Гермиона внимательно следит за выражением лица Драко, когда обводит пальцем первые несколько пуговиц и осторожно тянет за галстук.

Наверное, в соке было что-то покрепче огневиски, иначе она совершенно точно не смогла действовать без дрожи в руках. А может они и дрожат, а девушка попросту не замечает?

Но она притягивает Малфоя ближе. Его дыхание сбито так же, как и её собственное, губы приоткрыты, а грудь быстро вздымается. Он прикрывает веки, когда расстояние сокращается до жалких нескольких сантиметров, но Гермиона отклоняется быстрее, чем их губы успевают соприкоснуться.

Она тоже хочет попробовать.

Вероятно, её движения не так умелы, как движения Драко, и в них уж точно нет его дерзости, но он все равно судорожно хватает воздух ртом, когда вместо поцелуя Гермиона касается губами основания его шеи.

Одна её рука продолжает сжимать галстук, а вторая дергает за ткань рубашки и высвобождает её из брюк.

Не думай. Не думай.

Малфой бежал от Большого зала до самой Башни старост, узнав, что Грейнджер смоталась с младшекурсниками и больше не возвращалась. Дыхание было сбито с самого прихода в гостиную, и не было никаких шансов восстановить его — Грейнджер быстрым движением проникла под рубашку и легкими касаниями прошлась от пупка до центра груди.

Драко показалось, что вместе с её движениями что-то лопается внутри. Девчонка ни разу не решалась на подобные действия и пока он не мог решить, хорошо это или плохо. Ситуация выходила из-под контроля, а Малфой ничего не предпринимал.

Его пальцы крепче стиснулись на талии гриффиндорки и она шумно втянула носом воздух, пробегая пальцами по рельефу груди слизеринца. Так уж вышло, что Рон никогда не оголялся при ней, так что Гермиона могла только гадать о влиянии квиддича на фигуру парней. И, судя по всему, влияние было и неплохое.

Девушка знала, что пальцы наверняка ледяные, но Драко ни разу не вздрогнул, позволяя изучать свое тело, лишь прерывисто дышал ей куда-то в макушку. Его тело пылало. Гермиона чувствовала, как согревается даже от слабых касаний, и желала большего.

Она опустила ладонь на то место, где билось его сердце. Бешеные удары вторили ритму её собственного сердца, и впервые за семь лет Малфой казался таким живым.

Ей нравилось изучать его, но Драко, кажется, стал терять терпение. Он быстрым движением взял её за подбородок и настойчиво притянул к себе. Гермиона судорожно выдохнула в поцелуй и, Мерлин, застонала.

Она была уверена, что с этого момента научилась краснеть. Еще никогда прежде в присутствии Малфоя Гермионе не доводилось издавать столь неловкие звуки, но это не было тем, что можно контролировать.

Слизеринец сталкивался с ней языком, щекотал небо и позволял Грейнджер углублять поцелуй. Она едва не ойкнула, когда Малфой вдруг пришел в движение, и крепче обхватила его шею — вторая рука все еще покоилась под рубашкой. Но необходимости в этом не было — Драко прижал её к себе настолько крепко, что дыхание перехватило.

Внутренней частью коленок она ощутила, как врезалась в подлокотник дивана.

— Где твоя палочка? — хриплым голосом потребовала Гермиона, разрывая поцелуй.

Она непредусмотрительно оставила свою в спальне. Предположила, что на балу та ни к чему.

Малфой приподнял брови и самодовольно усмехнулся. Грейнджер не сразу поняла в чем дело, но не нашла в себе силы возмутиться, когда осознала двойственность своего вопроса.

— Идиот, — только и пробормотала она, самостоятельно ныряя во внутренний карман его пиджака. Сейчас не время для вежливости.

Кажется, она видела древко там, когда парень прятал флягу.

Малфой не возражал. Он не желал отвлекаться на поиски, как и способствовать им: Гермиона неосознанно откинула голову назад, когда пальцы слизеринца переместились на затылок, а губы вновь приникли к шее. Он покусывал и тут же покрывал поцелуями кожу, и теперь девушка была уверена, что останутся следы. Ей нужно постараться наградить его тем же.

Руки путались в карманах пиджака, а Драко продолжал обводить языком те места, которые секундой назад терзал зубами. Она ощутила холод метала — фляга, — и в следующее мгновение пальцы сомкнулись на палочке.

— Малфой… — выдохнула Гермиона, когда его губы переместился на скулу. Ей требуется хоть немного самообладания, а он совершенно не помогает.

Их шумное дыхание смешалось в единый звук, переплетаясь с пульсацией в висках, и гриффиндорка постаралась сосредоточиться на этом шуме, на минуту забывая о нахальных губах слизеринца.

Она зажмурилась и взмахнула палочкой.

— Предусмотрительно, — Малфой усмехнулся около уха Гермионы.

Оборачиваться девушка не стала, по реакции Драко предполагая, что сработало. А потом он сильнее прижал гриффиндорку к себе и толкнул назад.

Вдох замер в груди, когда Гермиона осознала, что оказалась на трансфигурированном диване, а Малфой навис над ней. Она собиралась слегка расширить мебель и, по всей видимости, удачно.

Макгонагалл прокляла бы её, узнав, для каких целей лучшая ученица пользуется знаниями по трансфигурации.

Палочка приземляется на мягкую поверхность где-то рядом.

Сердце принялось выносить грудную клетку, потому что до Гермионы вдруг дошло — Малфой прямо над ней. Его волосы спутанными локонами свисали на лоб Грейнджер, но даже это несущественное расстояние вызывало дискомфорт и вынуждало нетерпеливо ерзать.

Драко, кажется, увидел на лице гриффиндорки достаточно, чтобы с ухмылкой разглядывать её и ничего не предпринимать.

— Как же ты меня раздражаешь, — прошептала Гермиона.

А в следующую секунду потянула за свисающий галстук и губы Малфоя прижались к её. В этот раз кусать была очередь Грейнджер, а слизеринец продолжал ухмыляться в поцелуй.

Он хотел наблюдать за её сверкающими глазами, следить за прерывистыми вздохами и заставить девчонку снова издать тот сладкий и, по всей видимости, постыдный для неё звук. И не единожды.

Ему пришлось склониться ниже и буквально навалиться на Гермиону. Последний раз она была настолько близко после неудачной пьянки. Но сейчас в их крови нет алкоголя и Драко не намерен геройствовать.

Грейнджер развела ноги шире, но удобнее устроиться Малфою мешало чертово платье. Девушка выглядела в нем потрясающе, но он готов был разорвать раздражающую ткань.

Дыхание сперло и парень неосознанно потянулся ослабить галстук. И тут же столкнулся с проворными пальчиками Гермионы. Он и не заметил, как девчонка принялась расстегивать верхние пуговицы.

— Так я был прав, — усмехнулся Драко, разрывая поцелуй.

Ему пришлось отодвинуться от гриффиндорки — сам он с рубашкой справится намного быстрее.

— Что? — кажется, Гермиона теряет способность соображать.

— На бунтарей тянет.

Она забывает о том, что собиралась ответить, когда пиджак и рубашка Малфоя летят в сторону. Ровно как и галстук.

Мерлин…

Перед ней сейчас полуголый Драко Малфой, а вместо того, что ударить его и убежать, Гермиона приподнимается и жадно впивается в выпирающую ключицу парня. Надеется, что останутся следы.

Она практически уверена, что ухмылка сходит с его лица, когда слышит хриплый выдох, и не удерживается от улыбки. Слизеринец обхватывает её за талию, удерживает, не позволяя упасть обратно на диван.

— Я понятия не имею, что это за блядская застежка, — хрипит он, касаясь её оголенных плеч и перемещаясь на спину, а Гермиона вздрагивает под прикосновениями. Пытается скрыть дрожь, прокладывая влажную дорожку из поцелуев от ключицы к шее и скуле. Получается плохо — её колотит. — Но, клянусь, придется попрощаться с отданными за платье галлеонами, если не поможешь мне.

Краем сознания она улавливает, что Малфой, похоже, слышал их с Паркинсон разговор, но не успевает разобраться, нравится ли ей тот факт, что парень держал её в поле зрения на балу, потому что внизу живота скручивается тугой узел от его слов.

— Просто потяни с двух сторон, — шепчет Гермиона, носом касаясь шеи Малфоя. На его теле образуются бусинки пота, но почему ей не противно прижиматься теснее?

Вся уверенность исчезает, когда Драко ловко улавливает механизм работы и тянет ткань сзади, где на любом нормальном платье находится застежка, а Гермиона чувствует, как оголяется её спина.

Из-за отсутствия бретелей она не надевала бюстгалтер.

Грейнджер не успевает запаниковать. Ладонь Малфоя проскальзывает под платье и он медленно обводить каждый позвонок на её спине.

Она снова находит его губы своими, но поцелуи Драко быстро переходят на оголенные плечи. Гермионапрактически забывает о том, в каком беззащитном положении находится, но тут пальцы парня тянут за ткань и податливое платье скатывается вниз.

Прохладный воздух комнаты, на который Грейнджер давно перестала обращать внимание, проходится по оголенной коже и она вздрагивает, судорожно втянув воздух то ли от странных ощущений, то ли от испытывающего взгляда Малфоя. Она отрывает руку от его торса, машинально прикрываясь, и едва не пятится назад в поисках пледа или чего-угодно.

Но Драко успевает перехватить её запястье раньше, чем Гермиона в панике достигнет края расширенного дивана.

Он не должен видеть её. Не должен видеть.

Грейнджер не уверена, что несколько месяцев назад позволила бы подобное даже Рону, с которым в тот момент состояла в официальных отношениях, между прочим, но не протестует, когда Малфой отводит её руки в стороны, хоть и ожидает, что сердце не выдержит и попросту остановится.

— Малфой, — Гермиона не знает, что хочет сказать. Просто шепчет и, уверена, он различает нотки паники в её голосе.

Девушка не успела понять, в какой момент начала ожидать понимания от Малфоя.

— Ты можешь остановить меня в любой момент, — так же тихо отвечает он и, дождавшись кивка, медленно опускает гриффиндорку на диван и склоняется над ней.

Гермиона чувствует необходимость сказать что-то, оправдаться, хоть и не понимает за что. Но еще ни разу ей не доводилось лежать под мужчиной практически голой.

И тем не менее слова не успевают сорваться с языка, когда губы Драко продвигаются от впадины на шее к груди. Грейнджер резко и шумно выдыхает, отчего грудная клетка приподнимается, и ей становится еще более неловко. Впрочем, она очень быстро забывает об этом, когда влажный язык очерчивает ореолы сосков.

Позвоночник Гермионы прогибается, она прижимается теснее, и Малфой едва сдерживает стон, когда кровь приливает к паху. Она, вероятно, даже не осознает своих действий (хотя, приподнимись Драко чуть выше, наверняка почувствует его возбуждение), но легче от этого не становится.

Нельзя позволять ему подобное. Нельзя. Но, господи боже, Гермиона чувствует, что умрет, если Малфой остановится.

Когда он обхватывает горошину губами, пальцы Грейнджер, не дотягиваясь, лишь слегка судорожно задевают ремень его брюк. Малфой продолжает покрывать поцелуями кожу груди, пока краем уха не улавливает жалобный стон гриффиндорки.

— Малфой, — она зовет его несколько раз, прежде чем парень отвлекается от своего занятия и устремляет затуманенный взгляд на девушку.

Ей хватает этого, чтобы, поерзав, опуститься ниже и достать до его груди. Драко задерживает дыхание, невольно втягивая живот, когда пальцы Гермионы движутся вниз и достигают края его брюк.

Крышу сносит.

— Грейнджер, — он собирался предостеречь, но из уст срывается какой-то дикий рык.

То ли гриффиндорка прекращает реагировать на подобное поведение Малфоя, то ли её разум действительно помутился, но тонкие пальчики не останавливаются и, обходя ремень, Грейнджер касается ширинки.

Голова слизеринца запрокидывается сама собой и он пытается медленно вдохнуть, собрав остатки самоконтроля. В штанах давно стало тесно, а прикосновения девушки никак не улучшают ситуацию.

Ему необходимо действовать медленно, чтобы Грейнджер чувствовала себя спокойно, но, Мерлин, еще одно движение с её стороны и Малфой окончательно утратит контроль над ситуацией.

Когда звучит щелчок пряжки и Гермиона трясущимися (а вот и дрожь) руками стягивает ремень, а её потемневшие глаза встречаются с глазами Драко, он с напором впивается в губы девушки и, черт побери, она так сладко стонет, что Малфой против воли трется о внутреннюю сторону её бедра.

Девчонка прогибается в спине, встречая его движения, и на секунду слизеринцу кажется, что он потеряет сознание от мощи ощущений. Драко спал с Паркинсон и это было хорошо, но Грейнджер буквально сводит его с ума. А он еще даже не в ней.

Малфой отрывается от искусанных губ только для того, чтобы окончательно стащить чертово платье. От него все еще исходит слабое свечение, и не то чтобы парень был против, но в серебристом магическом свете практически голое тело Гермионы выглядит слишком даже для него.

Не торопись. Не торопись.

Он мысленно проговаривает эти слова десятки раз, пока руки скользят по оголенным ребрам и животу лежащей под ним девушки. Уверенность Грейнджер могла испариться в любую секунду, но пока она продолжала настойчиво бороться с пуговицей на брюках. Сосредоточенное и одновременно абсолютно не соображающее выражение её лица будоражило и Драко позволил себе понаблюдать за попытками избавиться от нижней части его одежды.

Гермиона выругалась себе под нос, наконец справившись с пуговицей. Малфой потянулся к вниз, видимо, желая избавиться от лишней вещи, но девушка была проворнее — скользнула под резинку боксеров, подушечками пальцев очерчивая оставленную ими линию на коже.

Драко перехватил её запястье до того, как рука переместилась ниже. Его челюсть плотно сжата, а взгляд настолько расфокусирован, что Гермиона невольно задалась вопросом, выглядела ли она точно так же, когда он касался её.

— Кто бы мог подумать. Гермиона Грейнджер…

— Замолчи, — перебила гриффиндорка и слабо дернула за его штанину.

Она чувствовала себя неуверенно, практически обнаженная под практически одетым Малфоем, и, если честно, испытывала неподдельное любопытство.

Возможно, это поможет ей разобраться. Вдруг дело действительно только в физическом влечении? Если так, они оба избавятся от столь затруднительной ситуации и завтра же разойдутся как в море корабли, а сейчас Гермиона намеревалась проверить свою теорию.

Брюки Драко отправились вслед за остальной одеждой.

Она не успела обрадоваться этому в полной мере, поскольку он быстрыми движениями согнул её ноги в коленях и вдруг коснулся губами внутренней стороны бедра.

Девушка едва не вскрикнула от неожиданности и резко накатившего стыда.

— Малфой, подожди, — судорожно прошептала Гермиона, но он протиснулся сквозь разведенные колени и оказался на одном уровне с лицом гриффиндорки.

Зрительный контакт успокаивал — Грейнджер знала, что он не изучает её полуголое тело и неловкость медленно проходила, однако это не отменяло того факта, что от столь близкого нахождения парня сердце пропускало удары.

— Малфой, я не…

Гермиона давится собственными словами, когда Малфой вдруг касается её сквозь оставшийся элемент одежды. Прижимается и тут же ослабляет давление пальцев. Дразнит, а Гермиона задыхается.

— Ты мокрая, Грейнджер, — его шепот разливается возле самого уха и она ахает, вопреки стыду до хруста в позвоночнике выгибаясь навстречу его пальцам, которые проникли под белье, но даже не касаются, а тянут за края и стягивают его вниз до голеней.

Ей приходится дернуть ногой, чтобы скинуть ткань.

Слова Малфоя продолжают эхом звучать в черепной коробке. В любой другой ситуации Гермиона врезала бы ему за столь пошлые высказывания, но сложно представить эту самую «другую ситуацию», при которой подобный расклад повторится.

— Каково это, знать, что возбудилась от слизеринца? — а он все продолжает, возвращаясь к уху девушки и нашептывая заставляющие лицо полыхать слова.

Он практически лежит на Гермионе, и она благодарит всех богов за то, что с такого положение рассмотреть её тело практически невозможно.

И тем не менее эрекция Малфоя очень однозначно вжимается в её бедро.

— Прекрати, иначе… — выдыхает Грейнджер, но закончить предложение так и не удается, потому что пальцы Драко опускаются ниже по животу.

Она чувствует его губы у своей щеки, но взгляд устремляет в потолок, пытается избавиться от звезд перед глазами, когда пальцы Малфоя касаются клитора, массируют нежную плоть. Впервые за вечер с её губ срывается настолько громкий стон. Впервые в жизни.

И Малфой, кажется, более чем удовлетворен её реакцией, потому что ускоряет движения пальцев, замирая лишь для того, чтобы вынудить Гермиону стыдливо приподнять бедра в поисках его пальцев.

Её сердце выскакивает из груди, щеки (или все тело?) пылают огнем, и, Мерлин, она слышит похабные звуки скольжения, но ощущения вынуждают закатывать глаза, поэтому девушка и не думает просить Драко останавливаться.

Но он сам замирает, перемещая пальцы ко входу. Гриффиндорка резко вздрагивает под его прикосновениями, пальцами впиваясь в плечи. Её ногти недостаточно длинные, чтобы оставить царапины, но синяки, вероятно, будут.

— Малфой, я не… — Гермиона предпринимает вторую попытку закончить то, что уже пыталась сказать. Его почерневшие глаза перемещаются к лицу девушки и внимательно вглядываются в ответ. — Я еще… У меня не было никого, — голос переходит на шепот к концу предложение, хотя Гермиона не понимает, какого черта смущается.

Драко выглядит удивленным. То есть действительно удивленным. Грейнджер не уверена, что когда-либо видела подобные эмоции на его лице.

— Разве ты не встречалась с Уизли? — при звуке его имени на челюсти парня играют желваки.

— Да, но мы не… Мерлин… — Гермиона крепко жмурится и откидывает голову назад, когда пальцы Малфоя слегка надавливают.

Он выжидает несколько секунд, но девушка лишь оставляет короткий поцелуй на его губах, и Драко вводит один палец.

Из горла вырывается приглушенный хрип. Грейнджер крепче стискивает плечи Малфоя и одновременно с этим пытается различить эмоции на его лице, но от новых ощущений искры пляшут перед глазами, а дышать приходится с усилием. Она не может сосредоточиться ни на чем, кроме его пальцев в ней.

По расфокусированному взгляду Гермионы Драко оценивает её состояние и только радуется тому, что девчонка едва ли может разглядеть его испытывающий взгляд и быстро вздымающуюся грудь. Она дышит глубоко и прерывисто, а у Малфоя сносит башку от этих звуков, отзывающихся давлением в паху.

Жар и влага под его пальцами вызывают звон колоколов в голове.

— Собери свое гриффиндорское мужество и говори со мной, — шепчет парень, едва касаясь распахнутых губ Гермионы. Вероятно, это лишь помутнит её разум сильнее, но он не может остановиться. — Ты должна говорить, Грейнджер, — потому что он никогда не имел дела с девственницами.

Малфой осознает необходимую осторожность, но, черт, сдерживаться — практически невозможно, и он не уверен, что напористостью не приведет девушку в ужас.

Он ускоряет движения, а большим пальцем надавливает на самую чувствительную точку.

Гермиона вновь задыхается, и у Драко плывет перед глазами. Каким образом она делает это с ним? Ничего не говоря, не целуя, да и в принципе практически не касаясь его тела, вызывает стадо мурашек и прерывистое дыхание одними шумными вздохами.

— Говори.

Он, в принципе, и сам все видит, но Малфою мало. Он хочет услышать.

Одна рука гриффиндорки отрывается от его плеча и плавно перемещается на затылок. Путается в волосах, оттягивает их, когда его движения замедляются и снова ускоряются, и видит, каких усилий Грейнджер стоит взглянуть ему в глаза.

— Так… — её голос срывается. Девушка тянет Малфоя на себя и выдыхает возле самых губ: — Так нормально.

Слизеринец ухмыляется в поцелуй. Она не может сосредоточиться и они постоянно прерывают его — Гермионе катастрофически не хватает воздуха и приходится отрываться от губ Малфоя для того, чтобы к черту не задохнуться.

Его вторая рука касается её шеи, вырисовывает какие-то узоры, и где-то на задворках сознания Грейнджер осознает, что он, вероятно, обводит пальцами оставленные собой же следы.

— «Нормально»?

Малфой дразнит — Гермиона осознает это сразу же, но возмутиться не находит сил. Второй палец проникает внутрь и девушка успевает то ли ахнуть, то ли простонать, широко раскрытыми глазами уставившись в потолок.

Драко и сам не уверен, как расценивать этот звук, и на секунду замирает, пытаясь увидеть что-то на лице Гермионы. Ей неприятно? Больно? Но девчонка выгибает спину и дергает Малфоя на себя, хотя явно не в состоянии поцеловать его.

— Хорошо, — исправляется. Жалобно, едва различимо, но Малфою достаточно.

Тихий смешок разносится по комнате, и парень видит, как капризно хмурится лицо Грейнджер, но если и планировала прокомментировать его усмешку, то сделать этого не успела: Малфою нравится её шея, а положение гриффиндорки более чем располагает, чтобы он вновь приник к ней губами.

Гермиона неосознанно сжимается внутри. Вокруг его пальцев.

Сквозь стиснутые зубы Малфой рычит, утыкаясь лицом во впадину на шее Грейнджер, а она выгибается навстречу движениям, запрокидывает голову, а потому Драко слышит то, чего так долго ждал, но, черт, лучше бы не слышал, потому что никакие молитвы не помогут восстановить внутренний контроль.

Гермиона снова стонет.

Крепче сжимает блондинистые волосы и жмурится так крепко, словно таким образом может избежать неловкости.

Его движения похожи на пытку. Распаляют, но через минуту внезапно замедляются, словно подталкивают Гермиону возмутиться, и все начинается сначала.

Она не осознает, откуда берутся силы, когда дрожащими пальцами прочерчивает дорожку по груди слизеринца ниже, к пупку и, наконец, до чертовой резинки чертовых боксеров. На этот раз Малфой не останавливает (хотя девушка более чем уверена, что он не в состоянии толком осознать, что она творит — глухо дышит ей в шею, теряясь в ощущениях). Поддевает пальцем белье, пытается опустить, но в таком положении это практически невозможно, и Гермиона машинально дергается.

Перед глазами снова появляются вспышки. И теперь Малфой протяжно стонет.

Грейнджер не подумала о том, что смена положения, пусть и всего на несколько сантиметров, слегка изменит угол проникновения и уж точно не ожидала яркой вспышки внизу живота, ударившей прямо в мозг.

Её пальцы впиваются в бедро Малфоя, всего на миллиметр сдвинув резинку, и девушка пытается не дышать так быстро, но воздуха катастрофически мало.

— Сними их, черт возьми! — Мерлин, откуда в ней силы?!

Гермиона не может сделать этого самостоятельно. Она не станет дергаться даже под страхом смерти, потому что, господи боже, вероятность того, что умрет из-за силы ощущений куда выше.

Или ей стоило попытаться и все же умереть.

Потому что Малфой отрывается от её шеи, приподнимается и с ухмылкой смотрит сверху вниз. У него остаются силы на свое привычное самодовольство?!

— Гриффиндорке нужна помощь?

И его пальцы вдруг исчезают, а Гермиона настолько теряется, что не знает, на что реагировать первым: потерю приятных ощущений, или двойное дно в словах Драко. Она приподнимается на руках, борясь с желанием прикрыть нагое тело, а Малфой отрывается от неё для того, чтобы избавиться от последнего элемента одежды.

В голове набатом звучит один и тот же вопрос: что она собирается сделать? Чему способствует?!

Девушка радуется отсутствию света, потому что совершенно уверена в том, что страх отражается на лице очень ярко, когда Драко вновь склоняется над ней.

Гермиона слышала разговоры других девчонок, но ухватиться за конкретное воспоминание мешает путаница в голове, лишь короткие комментарии гриффиндорок эхом звучат в ушах. Кто-то говорил, что было нестерпимо больно (Патил?), а некоторые утверждали, что все зависит от партнера (возможно, Браун?). Гермиона не уверена, где больше правды, но склоняется к тому, что оба варианта допустимы.

И все же перед ней сейчас Драко Малфой. Обнаженный, тяжело дышащий, с таким же расфокусированным взглядом, взлохмаченными волосами и, возможно, следами от её хватки на плечах.

Перед ней Драко Малфой, а Гермиона не пытается сбежать. Она рехнулась.

— Малфой, — тихо зовет, поерзав то ли в попытке отодвинуться, то ли наоборот — приблизиться.

Он приближается к её губам, без напора проникает языком внутрь, запрокидывая голову девушки, а руками поглаживает шею и щеку.

Сердце бьется с бешенной силой. Если она думала, что при первом поцелуе оно вылетало из груди, то, оказывается, нет. Вот сейчас оно делает это.

Когда Грейнджер распахивает глаза, глаза Малфоя остаются закрытыми. Она слегка прикусывает его верхнюю губу, но в груди начинает пощипывать из-за нехватки кислорода и в этот момент слизеринец сам отстраняется.

Чудом удается наладить зрительный контакт.

— Я буду осторожен.

Его голос звучит тише чем когда-либо. Слова даются Драко нелегко. Учитывая, что это признание. Признание ей — Грейнджер.

Она хочет верить ему. Верит.

Левая рука отрывается от шеи Гермионы и парень начинает шарить по мягкой поверхности дивана. Смысл его действий не сразу доходит до гриффиндорки, но тут её живота касается прохладное древко, заставляя вздрогнуть, и губы Малфоя шепчут что-то. Слабое свечение на миг появляется прямо под кожей Гермионы, и она удивленно следит за тем, как меркнет огонек заклинания.

И думать не хочет, откуда Драко знает такие заклинания.

Да и не успела бы спросить.

Член Малфоя прижимается к ней.

Влага от смазки в том месте, где они соприкасаются, и внезапный стон Драко в самое ухо — голова Гермионы идет кругом.

И у него огоньки пляшут перед глазами. Так близко. Плоть к плоти. От Грейнджер исходит жар, как и, наверное, от него, и как же сложно заставить себя сдерживаться. Напоминает себе о данном обещании и втягивает ртом настолько много воздуха, насколько позволяют легкие.

И слабо подается вперед.

Салазар…

Он думал, что готов. Надеялся. Но, черт возьми, нельзя быть готовым.

Голова идет кругом. Мысли теряются.

Проникает в горячую плоть и едва не задыхается от яркости ощущений. Но Грейнджер с шипением запрокидывает голову и крепко жмурится.

— Расслабься. Не… Блять… — не сжимайся.

Но девушка именно это и делает, вызывая удары электричества по всему телу.

Он двигался максимально медленно. Даже толком не вошел, но это ведь Грейнджер. Грейнджер, у которой никого не было. Грейнджер, которая доверилась ему.

Не то чтобы осознание этого успокаивало возбуждение, но выкинуть данный факт из головы слизеринец не мог.

И все же замер, вопреки кричащему желанию в голове.

— Тебе нужно… — сплетать слова в предложения практически невозможно, когда вокруг него жар и влага Гермионы. Малфой сдавленно простонал, мысленно приказывая себе сосредоточиться. — Нужно расслабиться.

Его палец прочертил линию возле нахмуренных бровей девушки, разглаживая кожу, и она наконец распахнула глаза.

Боль была не такой сильной, как Гермиона предполагала, но все же была. Она не слишком разбиралась в подобных вопросах, но подозревала, что боль стремительно утихает лишь благодаря тому, что Драко двигался крайне медленно, и мысленно Грейнджер поблагодарила его.

Она потянула парня за плечи, но он сам мягко коснулся губами её губ. Никогда прежде Малфой не целовал так аккуратно, словно боясь причинить боль даже движениями губ, и Гермиона ужаснулась этому факту. Этим он лишь привлекал. Совершенно не тот эффект, которого она хотела достигнуть.

Но его напряженный взгляд столкнулся с её растерянным, и гриффиндорка неосознанно глубоко вздохнула и расслабилась. Взбесится от того, что Малфою удается успокаивать одним взглядом, завтра.

Она медленно кивнула, и Драко с той же медленной скоростью подался вперед.

Практически схлынувшая боль вернулась с той же силой, тело Грейнджер машинально напряглось, и плечи Малфоя под её руками тоже. Усилием воли Гермиона ослабила давление внизу и сдавленный вздох слизеринца послужил сигналом, что, похоже, она все делает правильно.

Гриффиндорка не останавливала его, пока Драко не вошел полностью.

Пульсация не прекращалась ни на секунду и в какой-то момент Грейнджер решила, что боль не уйдет.

Но слизеринец не двигался, позволяя привыкнуть то ли себе, то ли Гермионе. А потом его рука вдруг оторвалась от талии девушки и двинулась вниз.

— Что ты делаешь? — в панике пробормотала Грейнджер.

— Помогаю тебе расслабиться.

В ответ из уст вырвался лишь гортанный стон, потому что пальцы Малфоя оказались рядом с местом, где они соединялись, и массирующими движениями надавили на клитор.

— Малфой, — Гермиона сорвалась бы на вскрик, если бы была в состоянии сделать это.

— Расслабься, Грейнджер.

Ужасающее чувство неловкости накрыло с головой, но думать об этом было слишком поздно. Малфой повторял все те движения, которыми мучал девушку ранее, но что-то изменилось. И это что-то выбивало воздух из груди вместе с постыдными звуками.

К боли подключилось нечто иное. Новое ощущение, с которым гриффиндорка не была знакома прежде. Она пыталась привыкнуть к нему несколько минуту, поддаваясь движениям Драко, но, когда оно усилилось и в конечном итоге превысило боль, Гермиона слабо дернулась навстречу.

— Блять… — рычание Малфоя над ухом. — Грейнджер, не делай так, иначе…

Но она уже повторила движение и почувствовала, как напрягается Малфой под её руками. Девушка сжалась, ощущая Малфоя внутри, но он все еще оставался неподвижным, а движения его пальцев вынуждали желать большего.

Гермиона сбилась со счету, сколько раз за ночь слышала стоны парня, но этот был самый лучший. Громче и надрывистей. Лаская слух и, говоря откровенно, самооценку.

А последовавший за ним толчок вырывал из уст девушки беззвучный вскрик.

Малфой все еще двигался медленно, но этого было достаточно, чтобы Гермиона справилась с болью и угомонила тонкий голосок в своей голове, требующий продолжить ерзать под телом парня.

Она обхватила его шею руками, прижимая теснее. Их губы столкнулись, но никто не нашел в себе силы углубить поцелуй.

Пальцы Драко пропали, одной рукой он продолжал упираться о диван рядом с её лицом, а вторую переместил на талию. Гермиона ощутила влагу в том месте, где он касался кожи, и с ужасом осознала, что это её собственная смазка.

Грейнджер узкая.

Блять, настолько узкая, что от каждого толчка глаза Малфоя закатывались от сжатия стенок влагалища вокруг члена.

Они оба горят. Гермионе кажется, что температура в комнате повышается от жара их тел. На лбу Драко выступают бусинки пота, а гриффиндорка не раздумывая смахивает их пальцем.

Её рука падает обратно на его плечо, когда Малфой внезапно практически полностью выходит и, стоит Грейнджер податься вперед, резко возобновляет толчки.

Он сильно сжимает талию девушки, а она слегка дергает коленом в сторону, чуть шире раздвигая ноги и позволяя Драко сменить угол проникновения.

И лучше бы Гермиона этого не делала, потому что со вспышкой боли (стихнувшей намного быстрее, чем ожидалось), приходит нечто новое. Нечто, заставляющее губы беззвучно двигаться в попытке издать хоть какой-то звук, избавиться от завязывающегося с каждым мгновением все сильнее узла внизу живота.

— Малфой…

Ох, ей точно не стоило этого произносить, потому что Драко, кажется, сносит крышу по полной и он наращивает темп.

— Ты думала об этом, Грейнджер? — его рычание разрывает что-то внутри Гермионы, в этот раз ей удается выпустить напряжение — гортанный стон срывается с уст.

— Да… — постойте, что он спросил? — Нет… Я не знаю…

Она не помнит. Мерлин, она не помнит!

Еще несколько его движений и Гермиона, вероятно, забудет собственное имя.

— Неправильный ответ, Грейнджер.

И тогда его рука вновь скользит по телу, слабо сдавливает вздымающуюся грудь, губы припадают к ключице и гриффиндорка шипит, когда чувствует зубы Малфоя на коже.

Она хотела бы сделать что-то. Хоть что-нибудь. Но может лишь перебирать волосы на его затылке и поддаваться резким толчкам.

А Малфой не уверен, что выдержал бы даже поцелуй — опасный ком возбуждения нарастает и увеличивается в паху.

Гермиона возмущена теми звуками, что без разрешения срываются с губ, своими лишенными грации движениями навстречу слизеринцу, непослушными и влажными от пота пальцами, спускающимися вниз по груди Драко.

— Стой, — вдруг восклицает парень, и Грейнджер замирает быстрее, чем успевает сообразить, что не так. — Ты… первая.

В этот момент давление его пальцев возобновляется и, не дав осознать ситуацию, сразу же усиливается. Малфой затрагивает неизвестные девушке точки, которых, казалось, избегал раньше, потому что ощущения увеличиваются в десятки раз.

Гермионе совершенно не нравится то, как скапливается напряжение внизу живота, поскольку контролировать это чувство она совершенно не может. Открывает рот, чтобы возразить, остановить слизеринца, но он впивается в её губы раньше, чем хоть слово успевает сорваться с языка.

Покусывает и тут же зализывает, терзает до тех пор, пока оглушающий стон не звучит сквозь поцелуй.

Гермиона теряется в ощущениях.

Просто движения Малфоя вдруг ускоряются в несколько раз, а вокруг клитора будто разлетаются удары тока. Её тело содрогается, а пальцы так сильно сжимают волосы Драко, что, потяни в сторону, оставила бы белоснежные пряди в своей ладони. Но он не возражает, лишь вглядывается в запрокинутое лицо Гермионы и её тщетные попытки схватить воздух губами.

Драко не успевает насладиться видом, потому что Грейнджер напоследок сжимает его член внутри, прежде чем в последний раз вздрогнуть и замереть.

Ему кажется, что все свечи Хогвартса зажгли в одной комнате — перед глазами мелькают настолько яркие вспышки света, что в любой другой ситуации его, вероятно, замутило бы.

Но сейчас Малфой может думать лишь о влаге и жаре вокруг себя, и трех стремительных толчках, после которых его собственное тело немеет и расслабляется.

Он практически валится на ошарашенную девушку с тихим шипением. Позвоночник сводит судорогой наслаждения, и слизеринцу приходится вопреки слабости в мышцах заставить себя пошевелиться.

Приземляется на диван рядом с гриффиндоркой и дышит так глубоко, что в носу и горле начинает щипать. Даже при большом желании не смог бы взглянуть на девчонку — картинка все еще нечеткая.

А Гермиона пытается осознать, что сейчас произошло, и сквозь сковывающее тело удовольствие прогоняет любые мысли прочь. Не хочет думать. Отказывается анализировать.

Её платье валяется где-то на полу, и девушка согласна на аваду, лишь бы не двигаться в его поисках. Она не может… Не хочет.

И все же сейчас нагота смущает чуть ли не сильнее, чем изначательно. Гермиона надеется, что Малфой спишет все на помутившийся после секса разум, на эмоции и все такое — она заставляет одеревеневшее тело двигаться и в темноте сначала ладонью упирается в его плечо, а потом вовсе придвигается всем телом.

Драко, то ли еще не пришедший в себя, то ли шокированный её действиями, не двигается с места, когда Грейнджер отодвигает его руку в сторону и льнет к боку слизеринца, прижимаясь и пряча лицо на его влажной от пота груди. В очередной раз благодарит отсутствие какого-либо света — она не выдержала бы выражение отвращения на лице Малфоя.

В конце концов, он мог воспользоваться ею так же, как и она — банальная проверка, что за чертовы чувства вынуждают их идти на столь безрассудные поступки. Проверка и не более, ведь так? И теперь он мог оттолкнуть её, удовлетворившись тем, что уже получил.

И Малфой действительно двигается.

Сердце будто сжимают в кулак, готовясь разорвать на кусочки. Гермиона крепко зажмуривается. Его тело отодвигается дальше на диване, и девушка вдруг чувствует весь холод непрогретой камином комнаты.

Лучше пусть убьет её. Прямо сейчас, пожалуйста. Она отказывается встречаться взглядами на следующее утро.

Что-то мягкое опускается на голые ступни, поднимается выше и накрывает плечо. Рука Малфоя внезапно проскальзывает под её шеей, и его тепло окутывает тело Гермионы.

Драко поправляет плед на себе и девчонке, различая во мраке её крепко сомкнутые ресницы и сжатые в кулак ладони. Тихо хмыкает, а Грейнджер теснее прижимается к его боку.

Утром он об этом пожалеет.

Она, вероятно, тоже.

Но сейчас оба позволяют появиться еще одной причине для самобичевания в их длинном списке.

Последняя мысль, мелькнувшая в голове перед тем, как сознание Гермионы окончательно отключается, была о том, что, кажется, дело не только в физическом влечении. Она испугается этого тоже завтра.

Комментарий к Глава 17.

Окей, это моя первая НЦшная сцена.

Как вам?)

========== Глава 18. ==========

Тупая боль в затылке — не самый лучший способ начать день. Однако же именно с этого началось утро Гермионы.

Сквозь сон она не сразу определила источник дискомфорта и, отказываясь возвращаться в реальность, с тихим вздохом негодования перевернулась на другой бок. По голове словно колотила клювом маленькая птичка, и со временем игнорировать отвратительные ощущения стало невозможным.

Солнце спряталось за облаками, не попадало в комнату и не било в глаза, а Гермионе было так тепло, что прерывать сон казалось преступлением. Она в очередной раз сменила положение, и на мгновение показалось, что треклятая птица улетела и оставила череп девушки в покое, но в следующую секунду в нос ударил знакомый запах, правда в этот раз с частичками пота. Затуманенный сном разум не позволил в полной мере оценить безумие своих действий и Гермиона инстинктивно придвинулась ближе. Это получилось настолько легко и обыденно, словно каждое утро она просыпается именно так.

Человек пошевелился и под шеей девушки дернулась его рука, на которую она до этого момента не обращала никакого внимания.

Осознание ударило в голову так резко, что Гермиона еле подавила вскрик. Глаза резко распахнулись, а тело оставалось в том же положении, дабы не потревожить спящего рядом парня.

Клюв невидимой птицы вновь вернулся на затылок Гермионы, однако теперь у неё появилась куда большая забота.

Ресницы Малфоя затрепетали, будто он просыпается или видит тревожные сны. Но брови не были нахмурены и в целом Драко выглядел расслабленным. Грейнджер поняла, что его рука под её шеей согнулась в локте, когда теплая ладонь коснулась оголенной кожи на лопатке. Она задержала дыхание, силясь не вздрогнуть.

Твою мать.

Вчерашняя (или правильнее сказать сегодняшняя?) ночь во всех деталях прокручивалась перед глазами. Гермиона попыталась сосредоточиться на ударах своего сердца, но оно билось слишком быстро, а участившееся дыхание никак не удавалось утихомирить. Мысли бешеным потоком ударили в голову, еще больше выбивая девушку из колеи.

Она переспала с Малфоем.

Она переспала с Драко, черт возьми, Малфоем, и сделала это по собственной воле.

Плед был перекручен в ногах, словно они оба ворочались во сне, но Гермиона проснулась в том же положении, что и засыпала — под боком у слизеринца. Поразительно, что сон в не прогретой камином комнате оказался таким крепким. Ей совершенно не было холодно, к собственному разочарованию — Грейнджер была бы рада зацепиться за эти ощущения, вместо того, чтобы подметить необычную тянущую боль внизу живота. На удивление слабую, особенно в сравнении с болью в затылке.

Гермиона тихо приподнялась, локтем упираясь в диван, и второй рукой ощупала волосы сзади. Пальцы сразу наткнулись на шпильку, впивающуюся в голову. Чертова прическа! Она со злостью вытащила ненавистный предмет, но благоразумно остановила себя, прежде чем кинуть шпильку куда-то в стену. Возможно она уберегла её от куда большей беды — намного хуже было бы проснуться после Малфоя.

Его растрепанные волосы будто переливались, хотя солнечные лучи едва освещали комнату, и Гермиона прикусила губу, разглядывая лишенное хмурых эмоций лицо парня. Никогда прежде ей не доводилось видеть его таким расслабленным, и невольно в голове возник вопрос, выглядит ли Малфой так каждое утро?

Джинни убьет её. Она сама убьет себя!

Но в этот момент Драко можно было назвать милым, если выкинуть из головы ненужные воспоминания, и Гермиона не удержалась. Пальцы слабо подрагивали от страха и предвкушения одновременно, когда она медленным движением откинула несколько прядей с его лба. Аккуратно, стараясь не касаться кожи, и при этом ощутить шелковистость волос.

Мерлин, что она творит?

Гермиона в панике отняла руку. Если дело действительно не в тревожном сне, и ресницы Малфоя подрагивают из-за приближающегося пробуждения, или, что еще хуже, он уже не спит, а просто насмехается над ней, стоит поскорее убраться.

Осторожными и тихими движениями Гермиона высвободилась из пледа и, игнорируя странные покалывания в животе, прикрылась валяющимся на полу платьем. Сейчас этот восхитительный кусочек ткани казался предателем — его не хватало, чтобы Грейнджер полностью скрыла нагое тело, а одеваться нет времени.

Она проскочила в ванную на втором этаже раньше, чем успела бросить на Малфоя еще один взгляд. Достаточно того, что бледное расслабленное лицо уже отпечаталось в памяти.

Его аромат ощущался на языке, теле, даже на платье, и стоя под струями теплой воды Гермиона вылила на себя практически половину флакона с гелем для душа.

Не помогло.

А в голове все вертелось: «Я переспала с Малфоем, я переспала с Малфоем. Я переспала с Малфоем!».

Она отказывалась во второй раз вспоминать подробности ночи, как и вывод, что сделала в итоге, опасаясь своей реакции. Должно быть, ей показалось. Это был эмоциональный момент, в первую очередь потому, что Гермиона девственница. Была ей. А во-вторых, это ведь Драко! Она не могла решить, что… Нет, намного проще списывать все на физическое влечение.

И все же Грейнджер не понимала собственное сердце, ускоряющееся при мыслях о спящем слизеринце.

Она ошиблась. Должна ошибаться. Хочет ошибаться.

Ведь не может быть такого, что Малфой действительно ей…

Мерлин, лучше утопиться прямо сейчас.

Гермиона поступила безответственно, поддавшись собственным желаниям. Стоило подумать о том, к каким последствиям они приведут, но разве Драко не поступил точно так же? Грейнджер привыкла считать себя рассудительной девушкой, но не было ли произошедшее желание её безрассудства? Совладать с собой оказалось куда тяжелее, чем держать Гарри и Рона в узде.

Мокрые локоны липли к шее и плечам, когда она вылезла из душа. Обернулась полотенцем и собралась уж было промокнуть волосы от влаги, когда взгляд вперся в отражение в зеркале.

Она знала.

Святой Годрик, она знала, что так будет!

Мягкая ткань так и выпала из рук, обессиленно скользнувших вдоль тела. Гермиона смотрела на себя не более десяти секунд, прежде чем кинуться ближе и детально рассмотреть отметины.

Ключицы, шея… Скулы!

Грейнджер поворачивает голову, меняя угол обзора, и аккуратно касается пальцем оставленного Малфоем следа. На лице он всего один, но гриффиндорка абсолютно не помнит, как парень умудрился оставить его на её скуле. Помнит лишь, как в какой-то момент ночи убедилась, что отметины точно будут, но…

Она могла скрыть их на шее и ключицах. Могла свести, если пожелает, а могла оставить как есть. Но как он посмел оставить столь яркие отметины на её теле?!

Как она позволила ему подобное?

Гулкие удары сердца приводят девушку в чувство. Это не важное. В порыве страсти они… Мерлин, порыв страсти с Малфоем!

Лучше бы не думала об этом.

Грейнджер сведет их. Да, абсолютно точно.

Чуть позже она вспомнит о своем обещании, когда взмахом палочки избавится от самого заметного следа на лице, и станет выбирать более закрытую одежду, чтобы скрыть оставшиеся у основания шеи и ключицах.

Наконец покидает ванную.

Заклинанием просушив мокрые волосы, Гермиона принялась бездумно рыться в шкафу.

Нужно собраться. Взять себя в руки и… Что-нибудь предпринять. Хоть что-нибудь. И ей в любом случае придется рано или поздно встретиться взглядами с Малфоем, так что гриффиндорка решила не пытаться избежать этого. Ситуация ухудшится, если она всем своим видом станет демонстрировать страх его реакции.

Но Драко был поистине непредсказуем, и Гермиона не могла предположить, что он сделает дальше: оттолкнет, оскорбит или поцелует? И, если честно, сама не знала, какой вариант предпочтет.

Без тепла его тела и горячей воды по коже начали бегать противные мурашки. Гермиона залезла в самую объемную из всех своих толстовок и, натянув обычные джинсы, спрятала в карман палочку.

Нужно поговорить с ним. Но что сказать?

Она крутилась около двери еще некоторое время, то решая спуститься в гостиную, то раздумывая над тем, чтобы отложить встречу на потом. Живоглот спрыгнул с рук Гермионы, очевидно, устав от попыток хозяйки успокоиться путем поглаживания пушистой морды.

Грейнджер вылетела в коридор до того, как успела испугаться стремительности своих действий, и пронеслась по ступенькам раньше, чем паника успела ударить в мозг.

Малфой стоял в черной водолазке и брюках — он ходил так практически всегда в выходные дни (Гермиона предпочла не думать, какого черта знает об этом), и с палочкой в руках изучал вернувшийся в прежнее состояние диван. Волосы аккуратно расчесаны, от вчерашней укладки не осталось и следа. Видимо, шум воды помешал ей услышать, когда Драко проснулся и пошел переодеваться.

Душ, очевидно, ему был ни к чему — парень воспользовался заклинанием. Гермиона едва не фыркнула собственной беспечности. Нужно же было оставить свою палочку в комнате перед балом?

Малфой перевел изучающий взгляд на Гермиону, и на неё разум нахлынули все эмоции: страх, смущение, паника и, черт возьми, возбуждение. Только смелости среди них не было. Усилием воли девушка не опустила взгляд на руки слизеринца, которыми ночью он вытворял…

Мерлин, дай сил.

— Выглядишь так, будто твой Поттер проиграл войну, — хмыкает Малфой, но Гермионе кажется, что в его голосе звучат скорее смешинки, нежели раздражение.

Он шутит?! Чертов кретин.

Гермиона задумывается, а помнит ли Малфой, в какой позе они заснули, и догадывается ли, в какой проснулись? Они не были пьяные, но девушка надеется, что его рассудок достаточно помутился, чтобы вычеркнуть эти воспоминания из головы.

— Вовсе нет! — это было единственным, на что хватило уверенности.

В попытках избежать зрительного контакта гриффиндорка принялась изучать гостиную, словно видела её впервые. Камин был зажжен, и в комнате стало значительно теплее, диван снова вполовину уменьшился, а одежда пропала с пола. За исключением галстука, который повис на спинке кресла и, видимо, остался незамеченным. Гермиона в спешке отвела взгляд.

— В любом случае, я…

— Грейнджер…

Они начали одновременно и тут же замолчали, уставившись друг на друга: Гермиона напряженно, а Малфой насмешливо. Настроение Драко имело свойство передаваться и Гермионе, но в этот раз ему не удалось заразить её расслабленностью и весельем. Ничего смешного в возникшей ситуации девушка не видела.

Ей следует объяснить ему, что все было ошибкой. Или нет, временным помутнением рассудка. Они оба разозлись, начали скандалить и… И как вообще так вышло, что закончили обнаженными на диване?

— Расслабься, Грейнджер.

Снова это его «расслабься». Захотелось запустить в самоуверенное лицо подушку.

— Это был секс. Просто секс, — он растягивал слова, словно намеревался вогнать их в её череп. — Для тебя, возможно, он и значит свадьбу и детишек, но для большинства людей — нет.

Гермиона проследила за движениями Малфоя: запущенная в волосы ладонь, взъерошившая прическу, вторая рука в кармане.

Что он только что сказал?

Нахмурившись, гриффиндорка дважды прокутила слова парня в голове, и лишь с третьего уловила смысл. После чего едва не задохнулась от возмущения: Драко, вероятно, ведет более насыщенную жизнь, но это не значит, что Гермиона выстраивает для себя такие барьеры. Она вполне допускает секс без брака, хотя вряд ли отнесла бы себя к личностям, ищущим связи без обязательств. Однако же сложилось все несколько иначе, сложнее…

И все же реакция оказалась лучше, чем можно было предположить: он не злился и не вопил, как сумасшедший, да и насмехаться не собирался.

Да, так определенно лучше.

Случилось и случилось. Им двоим стоит поскорее выкинуть это из головы.

— Отлично, —упрямо заявила Гермиона, а Драко спокойно поддакнул:

— Отлично.

Ей будет намного легче отрицать все перед самой собой, если Малфой предпочтет игнорировать ситуацию.

Грейнджер едва смирилась с мыслью, что ввязалась в чёрт-те что из-за людей, которых буквально ненавидела — Пожирателей, пусть и бывших, и это заставило её злиться на людей, которые не желают расследовать запутанное дело с убийством одного из них. Но она была такой же. Одной из тех, кто, вероятно, закрыл бы глаза, если бы не придурок Малфой, который почему-то решил стать «нормальным» (насколько он может быть таковым) в последний год обучения.

Гермиона смутно понимала себя до приезда в Хогвартс, а Драко с каждым днем подрывал то, что казалось истиной, усложняя ситуацию. Он либо создает что-то новое в Грейнджер, либо разрушает её окончательно. И разбираться, какой же вариант верный, она боялась. Ни один из них не сулил прежнюю, привычную жизнь.

Так что Гермиона была не против закончить на такой ноте. Уж лучше оборвать все после совместной ночи, чем после того, как она действительно влюбится. Меньшее из зол.

Девушка развернулась, чтобы уйти, но вслед прилетел торопливый голос Малфоя, почему-то моментально пригвоздивший ноги к полу.

— Грейнджер, — она обернулась и сердце опасно забилось. Он расслабленно сидел на диване, на том самом диване… — Так что там с Уизли?

Нахмурившись в недоумении, Гермиона попыталась припомнить, что не так с Роном (помимо того небольшого скандала, который, как она надеялась, скандалом и не был), но Драко вряд ли мог слышать их разговор, да и недовольство высказывал не только Рон.

— О чем ты?

— Ты сказала, что поссорилась с девчонкой Уизли из-за меня.

В груди вдруг закололо.

«Он мне нравится».

Гермиона резко втянула воздух носом и моментально отвернулась в сторону камина, скрывая от Малфоя перемену в лице. Мерлин, почему она такая идиотка? Стоило держать язык за зубами. И почему Драко внезапно решил обращать внимание на то, что она говорит? Так еще и запоминать!

Взгляд судорожно бегал по комнате, не достигая парня, и мысли лихорадочно крутились в голове, пытаясь зацепиться за что-то, сменить тему. Грейнджер понимала, что с каждой секундой молчания выдает себя все больше, и легко могла бы соврать, сказав, что подруга пришла в ярость просто от одного вида Малфоя в качестве её партнера, но настоящая причина выбила из головы остатки логики и здравого смысла.

— Потому что ты — заноза в заднице, — в итоге выдала Гермиона, а Драко почему-то усмехнулся. Беззлобно, не той отвратительно самоуверенной улыбкой, а нормально. Сердце сделало сальто и замерло где-то в груди.

Когда парень открыл рот, чтобы прокомментировать слова Грейнджер или обвинить во лжи, на глаза попался пергамент на столе и в голову пришла одновременно гениальная и ужасающая мысль.

— Малфой, график! — с плохо скрываемым шоком воскликнула гриффиндорка.

— Чего?

Она так резко уселась на стул, что тот с противным скрежетом отъехал в сторону. Сзади послышалось недовольное шипение, но Гермиона судорожно копалась в груде непонятных листов и нагроможденных талмудов в поисках пера, чтобы обратить внимание на пострадавшие нежные барабанные перепонки слизеринца.

Все опасения касательно нахождения в одной комнате с Малфоем, как и воспоминания о своем нелепом признании Джинни, вылетели из головы. Наконец в руки попало старое перо (подарок Рона хранился в коробочке в комнате Гермионы), и девушка принялась чертить привычную таблицу на пергаменте.

— Ты совсем спятила?

Голос раздался в жалких сантиметрах от её лица, по телу пробежала дрожь, и Гермиона вовремя отвела перо в сторону — чернила капнули на стол. Малфой, очевидно, не вкладывающий в свои действия никакого подтекста, слегка отодвинулся, но лишь для того, чтобы подвинуть пергамент к себе и поглядеть на кривые линии Грейнджер.

— Макгонагалл дала время до воскресенья, я составила график только на эту неделю, ведь со следующей начинаются тренировки и я подумала, что нужно подстроить патрулирования так, чтобы вам было удобно тренироваться, но… — Гермиона говорила так быстро, что Драко, возможно, даже не улавливал суть. Она подтянула пергамент обратно к себе, выводя дни недели в прямоугольниках таблицы. — Но я забыла уточнить у команд дни для тренировок и даже не начала работать над графиков дежурств. Макгонагалл дала время до воскресенья, — она продублировала уже сказанную ранее фразу, но в этот раз сделала это для себя, а не в качестве пояснения Малфою.

Чертово воскресенье было сегодня.

Гермиона чувствовала себя отвратительной старостой — обязанности по неизвестным причинам перемещались в самый низ планов на день, что было совершенно не свойственно гриффиндорке. Она никогда не пренебрегала учебой и не собиралась пренебрегать работой главной старосты, но как же так выходит, что из месяца в месяц из рук вон плохо выполняет банальные вещи, подобные графику дежурств?

Перед балом был целый список дел, которые следовало выполнить наперед, чтобы отдохнуть в субботу, так как, черт возьми, можно было забыть о чем-то настолько важном?!

— Разве не моя очередь его составлять?

Гермиона растерянно перевела взгляд на Малфоя — в голове судорожно проносились варианты распределения пар, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы найти местечко в голове для осознания вопроса.

— Да, но ты ни за что не пошел бы к гриффиндорцам с вопросами.

Так как директор в начале года составила расписание исключительно матчей, дни для тренировок команды распределяли на свое усмотрение. А это значит, что нужно обойти каждого капитана, включая Гарри, и разузнать об их планах. Гермиона без особых усилий могла представить финал диалога Малфоя и гриффиндорцев.

— С тобой же я разговариваю, — он закатил глаза, а девушке захотелось выцарапать их.

Как можно насмехаться, когда мысленно она уже готовит завещание? Помимо обозленных префектов Хаффлпаффа, на неё взъестся добрая половина игроков, ведь обойти капитанов команд Гермиона так и не удосужилась, а потому знать не знала, кто и когда намерен занять поле. И в этом случае велика вероятность, что кому-то из старост придется патрулировать после тренировки. Надо ж было податься в префекты тем, кто еще и в квиддич играет! Проблем мало, что ли?

Вообще-то, такой экземпляр прямо сейчас стоит сбоку, но времени задавать подобные вопросы не было.

Возможно, если Гермиона напряжет память, то сможет вспомнить, что говорили о тренировках друзья. Но если угадает и угодит гриффиндорцам, не вызовет ли это еще больше проблем с остальными студентами? Решат, что Грейнджер пытается помочь своим.

— Рейвенкловцы займут поле во вторник, — внезапно произнес Малфой, пальцем указав на нужную часть таблицы. — После обеда. Вечером — Хаффлпаффцы.

Она повернула голову в сторону и уперлась взглядом в сосредоточенное лицо парня. Драко даже не взглянул в ответ, только что-то забормотал себе под нос. Сердце Гермионы тревожно забилось внутри, когда одной рукой он оперся о спинку стула, а второй, выхватив из её ладони перо, принялся выводить что-то на пергаменте.

Сейчас Малфой не спал и мог заметить на себе изучающий взгляд, но он словно забыл о существовании девушки, а та, в свою очередь, воспользовалась этим: брови слизеринца нахмурились, он как-то нервно облизал нижнюю губу (Гермиона невольно проследила за этим движением), а волосы падали на глаза, когда ему приходилось наклоняться, чтобы что-то написать.

Как же она ненавидит его.

Грейнджер резко отвернулась, уперевшись взглядом в поверхность стола, и дала себе несколько минут на то, чтобы совладать с дыханием, пока оно совсем не вышло из-под контроля.

Малфой быстрыми движениями черкал по пергаменту, а девушка заворожено следила за появляющимися размашистые буквы. Даже в столь небрежно написанных словах она смогла бы узнать его почерк. И все из-за одной записки. Одной треклятой записки, все еще хранящейся в её комнате.

— Откуда ты знаешь, когда будут тренироваться гриффиндорцы? — удивленно поинтересовалась Гермиона, наблюдая за тем, как в одной из колонок появляется название её факультета.

— Потому что я общаюсь с Грэхэмом, Грейнджер, а капитан был очень недоволен, что придется делить день с твоими псами.

В графе с пятницей, ниже Гриффиндора, появилось еще одно слово — «Слизерин».

— Вы будете тренироваться вечерами? — Гермиона нахмурилась.

— А что не так?

Малфой все еще был поглощен в писанину, не замечания ни ничтожного расстояния между ним и Гермионой, ни её пронизанного недовольством взгляда, ни отсутствия ответа на свой вопрос.

Если слизеринцы займут поле после ужина, то велика вероятность того, что тренировки продлятся до позднего вечера, если не до ночи. Грейнджер все еще раздражал факт того, что вид Малфоя на метле вызывал беспокойство, но справиться с этим не удавалось, потому было принято решение списать все на стресс после случившегося, однако если Драко придется летать ночью — не это ли еще один гвоздь в крышку гроба её нервной системы?

— Куда всунуть чертов Рейвенкло? — пыхтит Драко, и до Гермионы не сразу доходит, что в этот раз он обращается к ней.

Она несколько секунд рассматривала составленный график тренировок, прежде чем прикинуть, кому и когда будет удобнее патрулировать школу.

— Во вторник. К вечеру они успеют отдохнуть, а в понедельник пусть дежурит Хаффлпафф.

Малфой пораздумывал и кивнул, продолжив заполнять таблицу.

— Гриффиндорцы могут дежурить в пятницу, а Слизеринцы в четверг — по той же схеме. Тогда среду возьмем мы.

Он быстро записывал сказанное Гермионой, а девушка незаметно поглядывала на профиль сосредоточенного лица Малфоя и всё удивлялась, какого черта сидит здесь за составлением графика после того, как переспала с ним?

***

Они пропустили два приема пищи. Проснувшись, Гермиона была слишком занята, чтобы взглянуть на часы, а потому не знала, что уже в тот момент время близилось к двенадцати. Работа заняла некоторое время, как и дорога до кабинета Макгонагалл. Женщина с понимающей улыбкой приняла пергаменты и ничего не сказала, хотя Грейнджер предполагала, что префекты были бы не прочь узнать о графике патрулирования заранее. Однако высказывать недовольства директору они не посмеют, оставалось лишь надеяться, что и Гермионе не прилетит.

По возвращении в Башню Малфоя внутри не оказалось, что было только на руку. Она со спокойной душой залезла под одеяло в своей комнате и вполне успешно отложила любые размышления на потом. Стоило голове коснуться подушки, сознание тут же заволокла дымка сна.

Гермиона проснулась уже вечером — все в той же толстовке, только теперь мятой, и с полным беспорядком на голове. Но более чем отдохнувшая.

Однако долго чувствовать себя расслабленной не пришлось. Чем дальше ноги несли от Башни, тем сильнее нарастало волнение. Живот урчал, напоминая хозяйке о необходимости питаться, и Грейнджер не смогла проигнорировать ужин, хотя очень хотела остаться в комнате.

И вот Большой зал показался в конце коридора. Распахнутые двери открывали вид на вернувшиеся на свои места факультетский столы, отсутствие украшений, помимо цветов на стенах, и на удивление тихую толпу студентов.

Наверное, так тихо в Хогвартсе бывает только на зимних каникулах, когда большая часть учеников разъезжается, унося с собой шум и гам. Но сейчас не каникулы, а разговоры раздаются всего с нескольких сторон.

Гермиона практически сразу уловила, в чем дело. Финальным штрихом картины стали слизеринцы, «незаметно» осушающие стаканы с водой. Ей всегда казалось, что Малфоя — первый по бледности после призраков Хогвартса, но теперь у него появились конкуренты. Судя по всему, не только Гермиона пропустила завтрак и обед, что не удивительно — внешний вид студентов говорил о том, что половина только недавно проснулась. И то, что самыми страдающими оказались слизеринцы, Грейнджер тоже не удивило. На её памяти именно они больше остальных возмущались из-за запрета на алкоголь, однако развернувшаяся картина говорила о том, что обходить правила — их талант.

За столом не было ни Малфоя, ни его друзей, но вспоминая, сколько огневиски Блейз добавлял в свой тыквенный сок, девушка без усилий могла предположить, что ему понадобится помощь сегодня.

Оторвать взгляд от слизеринского стола Гермиона смогла только когда добралась до своего места. Краем уха уловила голос Гарри и Рона, но, опустив взгляд на друзей, увидела только возмущенные лица. Оба парня потирали затылок, избегая зрительного контакта с гриффиндоркой.

Джинни сидела между ними, а Гермиона заняла место напротив. На лице Уизли не было улыбки, но она, в отличие от парней, сама словила взгляд Грейнджер. Гермиона моментально уловила тревожные нотки в её глазах.

Если бы девушка на несколько секунд раньше оторвалась от разглядывания слизеринцев, то заметила бы звонкие подзатыльники, коими Джинни наградила недовольных парней по обе стороны от себя. Но Гермиона не видела этого и предположила, что друзья все еще сердятся.

— Ты пропустила завтрак, — младшая Уизли говорила спокойно, но Грейнджер почему-то вздрогнула. Пожала плечами, принимаясь накладывать в тарелку еду.

У неё все еще не было отговорки, да и оправдываться перед Гарри и Роном в присутствии Джинни теперь казалось верхом безумия, хотя она наверняка поняла бы. И тем не менее Гермиона приняла решение есть молча, надеясь, что не выглядит побитым щенком со стороны — лучше пусть мальчишки считают, что она все еще злится на них из-за тех глупых обвинений.

Вдруг оба парня зашипели, привлекая внимание, и одновременно с недовольством покосились на Джинни. Девушка не успела заметить, что же произошло, но по тому, как Рон и Гарри начали потирать ребра сделала определенные выводы.

— Гермиона, — Поттер сдался первым. — Мы должны извиниться. Было неправильно обвинять тебя в дружбе с Малфоем. Это же Малфой, — на последнем слове парень нервно хохотнул, а сидящая рядом Джинни напряглась, уперевшись взглядом в тарелку.

Рон поддакнул, но Гермиона практически не слушала последовавшие далее оправдания. Аппетит пропал, хотя она едва прикончила половину порции.

Выслушивать извинения совершенно не хотелось. И хотя мозгом гриффиндорка понимала, что рано или поздно кому-то из них троих придется сделать это, чтобы наладить отношения, было что-то неправильное в словах Гарри и Рона. Как минимум то, что не все их домыслы являлись ошибочными. Но сказать об этом Гермиона не могла, а потому приняла извинения, пытаясь перевести диалог на приближающиеся тренировки по квиддичу.

Парни, воодушевленные то ли примирением, то ли любимой темой, легко отвлеклись, а Грейнджер продолжила напряженно сжимать столовые приборы в руках.

Краем глаза уловила необычную активность за соседним столом, и, радуясь возможности переключить внимание, взглянула на прибывших слизеринцев.

Тео выглядел не лучшим образом, а вот Блейз, коему Гермиона пророчила не самый приятный день, держался бодрячком. Даже подтрунивал над Ноттом, а тот, не в состоянии генерировать забавные ответы, просто метал молнии из глаз. Малфой выглядел то ли напряженным, то ли как обычно раздраженным, но никто из друзей его не трогал и Гермиона решила, что если они продолжат в том же духе, смертей удастся избежать.

Компания уселась за стол и только сейчас Грейнджер заметила Пэнси. Широкоплечие парни до этого загораживали Паркинсон спиной, но теперь появилась отличная возможность разглядеть и её. Признаться, Гермиона испытывала слабое удовлетворение, наблюдая за страдающими похмельем студентами — ведь она просила не пить! Но Пэнси выглядела еще более бледной, чем Тео, и хотя Грейнджер не видела, как девушка пила, предположила, что та могла напиться после её ухода. Возможно, огневиски нипочём даже слизеринцам.

— Прогуляемся, — Джинни чудом оказалась возле Гермионы и за руку вытащила её из-за стола раньше, чем хоть одно слово против успело сорваться с языка.

— Что ты делаешь? — Грейнджер пыталась поспевать за ведущей её по пустым коридорам Джинни, но подруга не сдавала темп и упрямо молчала до самого вестибюля.

Гермиону резко обдало холодным ветром, когда они оказались на улице. Солнце спряталось за горизонтом, и пространство вокруг освещали факелы возле парадных дверей. Тропинки расчищали от листвы, поэтому заметить её можно было только в некоторых местах. Гермиона назвала бы вид голых деревьев Запретного леса таинственным, но холод проникал под одежду и конечности сводило, отвлекая от размышлений.

Возмутиться не успела — Джинни взмахнула палочкой и по телу расползлось тепло, вызывая мурашки.

— Отлично, ты выволокла нас на мороз, — пробурчала Гермиона, накидывая капюшон. — Дальше что?

Джинни двинулась вперед, уходя от главного входа, и Грейнджер пришлось последовать за ней. Несмотря на отсутствие желания отдаляться от Хогвартса и теплых помещений, хотелось поскорее закончить с наверняка неприятным для обеих разговором. Подруга начала, лишь когда свет от огня остался позади и их накрыл мрак.

— Касательно Малфоя…

Ну конечно.

— Послушай, Джинни. Я понимаю, что ты злишься и, вероятно, разочарована, но все это не было тем, что я могла спланировать, — на последнем слове Уизли усмехнулась. — И то, что я сказала — глупость! Взболтнула, не подумав, и…

— Ты лжешь, — девушка замолчала на несколько секунд, позволяя Гермионе справиться с шоком, и, когда та открыла рот, чтобы возразить, продолжила. — Ты лжешь в первую очередь себе. Уже потом, конечно, мне, Гарри и Рону, но в первую очередь — себе.

Грейнджер чувствовала себя полнейшей идиоткой, стоя перед Джинни и хлопая ртом, словно рыба, в попытке подобрать слова. Но как можно отрицать то, что является правдой?

В глазах неприятно защипало. Гермиона попыталась убедить себя, что дело в ветре, но в последнее время убеждение — не её сильная сторона. Отчаянное желание доказать Джинни необдуманность собственных утверждений все еще теплилось внутри, но если гриффиндорка и верила, что подругу убедить сможет, то себя — нет.

Да, она не соврала.

Не соврала, черт возьми, и чувства к Малфою… Вероятно, они просто есть, хоть Грейнджер и была более чем убеждена, что до сих пор не проанализировала их в полной мере.

Да и как она могла? Мозг все это время занимался исключительно отрицанием.

— Я не злюсь и уж тем более не разочарована, — а Джинни тем временем продолжала, то ли намеренно, то ли случайно не замечая слезящихся глаз подруги. — Когда увидела вас двоих… Сначала ничего не поняла, а потом картинка сложилась, и я так испугалась. Понимаешь, это ведь Малфой. И он с тобой. Я подумала, что это какая-то ошибка, но потом пришли Гарри и Рон… Они злились и говорили что-то про Малфоя, но я продолжала убеждать себя, что все это огромное недоразумение, — теплые ладони Джинни вдруг крепко сжали ладони Гермионы, и пощипывание в носу усилилось. — А потом ты сказала…

— Джинни, — собственный голос, повторяющий ту злосчастную фразу, до сих пор звучал в голове, и повторения уже из уст подруги Гермиона слышать не хотела. — Я правда не знаю, как так вышло. Это просто случилось.

Благо, Уизли не стала ждать слез подруги и притянула её в объятия прежде, чем они покатились из глаз. Гермиона незаметно стерла со щек влагу и приказала себе собраться.

— Я все еще считаю это ошибкой, — прошептала Джинни, а Грейнджер кивнула в ответ, не уверенная, что сможет произнести хоть слово. — Все это. Но ты не одна, так что если этот Малфой посмеет… — Гермиона сдавленно засмеялась в плечо подруги, и услышала тихий смешок в ответ. — Не смейся! Если он снова станет придурком, хотя я убеждена, что он и не прекращал им быть, скажи мне и, обещаю, это станет последним, что он сделает в своей жизни.

Джинни предпочла вдаться в подробности издевательств над Малфоем, а Гермиона решила не прерывать её, предполагая, что подруга таким образом выпускает пар. И, кажется, представлять расправу над Малфоем Уизли даже нравилось… Что ж, иногда Гермиона тоже мечтала задушить его ночью подушкой.

Она трижды пообещала, что не станет молчать, если парень посмеет сделать что-то непристойное (и благоразумно умолчала о минувшей ночи).

— Черт! — внезапно воскликнула Уизли, принимаясь копаться в карманах накинутой поверх рубашки кофты. — Совсем забыла… Ты же пропустила завтрак, а утром прилетала птица.

В руках подруги сверкнул белоснежный конверт, и даже в темноте Гермиона разглядела инициалы Артура.

А потом в голову ударило осознание.

— Письмо… — пробормотала девушка, а Джинни, явно подумав не о том, активно закивала и всучила конверт ей в руку.

— Это о родителях, наверное.

Письмо.

Чертово письмо!

— Спасибо, Джинни, я найду тебя завтра, ладно? — Гермиона крепко сжала конверт, прежде чем обнять подругу, и поспешить обратно в сторону школы.

Как она могла забыть? Как она могла?!

Вслед доносился голос Джинни, но Грейнджер совершенно не разбирала слов, а остановиться уже не могла.

Руки дрожали, когда девушка, переходя на бег, разрывала бумагу и выуживала небольшой листок пергамента. Несколько раз едва не полетела кубарем вниз по лестнице, пытаясь разобраться с запиской, не сбавляя темп.

Почерк Артура всегда был аккуратным и легко читаемым, но на ходу Гермионе пришлось потратить некоторое время, чтобы разобрать написанное.

«Все отлично, Гермиона. Прием зелья продолжается, но через неделю целители хотят провести диагностику. Сообщи о своих планах до этого времени, чтобы мы могли подготовиться».

С родителями все в порядке.

Вместе с этой мыслью дышать стало легко. Но легкие тут же сдавило, и вовсе не из-за бега — Гермиона до сих пор не придумала обещанный себе и Артуру план, позволивший бы целителям не ограничиваться базовой диагностикой, а провести детальную. Она должна была. Обязана.

Да что с ней такое?

Грейнджер откажется от сна и занятий, если потребуется, но предоставит целителям необходимую возможность. Даже если придется самолично влить снотворное в стаканы родителей.

Эта мысль несколько раз прокрутилась в голове, и Гермиона сделала пометку рассмотреть и такой вариант.

Но сейчас ей нужно было поскорее добраться до Башни старост.

У самого входа в Башню дрожащие ноги все-таки подвели. Грейнджер успела еле слышно пискнуть, когда колени подогнулись и она полетела на пол, едва не впечатавшись плечом в стену. Благо, руки были завернуты в рукава толстовки — отдаление от Джинни разрушило согревающее заклинание и Гермиона пыталась не замерзнуть по пути, и таким образом случайно спасла себя от царапин.

Колени саднило, но видимых повреждений девушка не заметила. Поднялась на ноги не менее быстро и проскочила через потайной ход, протараторив пароль.

К счастью, камин горел с самого обеда, так что теплый воздух гостиной тут же обволок гриффиндорку. Она спрятала смятый конверт в задний карман джинсов и двинулась к книжной полке.

Малфоя все еще не было: он либо вернулся в гостиную Слизерина с друзьями, либо спрятался у себя в комнате. Гермионе такой расклад только на руку.

Сердце гулко грохотало в груди, но девушка подозревала, что дело не в беге. Боль в коленках с каждой минутой раздражала все больше, но сосредотачиваться на этом, как и на своей внезапно возникшей неуклюжести, Грейнджер запрещала.

Замерзшие руки не слушались, когда она пробежала пальцами по корешкам книг в попытках вспомнить, какая стала тайником. Толстый талмуд по древним рунам попал в руки через минуту и Гермиона принялась судорожно листать страницы.

Совершенно спятила. Идиотка.

Вместо того, чтобы сидеть с Малфоем за составлением графика, следовало отправить его восвояси и достать чертово письмо!

Когда спрятанный конверт показался между страниц, из груди вырвался приглушенный вздох. Несмотря на холод, Гермиону кинуло в жар.

Руки все еще дрожали, когда она выудила письмо, слегка порвав один его край.

И замерла.

В комнате не горели свечи, но благодаря огню в камине гриффиндорка без проблем могла прочитать написанное. Могла, но не спешила.

Она так долго ждала новости от Перси. Так долго, что не придумала, как действовать, когда в итоге получит их. Там могло быть написано как нечто хорошее, так и до безумия пугающее. Нашли преступника? Новые жертвы? И по тому, как сильно колотилось сердце, Гермиона склонялась ко второму варианту.

А потому медлила. В её руках ящик Пандоры.

Грейнджер хотела бы кинуть пергамент в огонь прямо сейчас. Глядеть, как пламя поглощает его, но тоненький голосочек где-то на подкорке сознания шептал, что проблему это не решит. Ни преступник, ни чувства Гермионы в огне не сгинут.

И девушка развернула листок.

Это была самая короткая записка, которую Гермиона когда-либо получала — всего одного слово. И тем не менее оно кинжалом вошло в её сердце.

«Паркинсоны».

========== Глава 19. ==========

— Спятившая идиотка.

Даже шепот в тишине ночи звучит оглушающе громко, но Гермиона все равно продолжает ругаться под нос, будучи не в состоянии сдерживать эмоции. Необходимо выпустить пар, пусть и столь нелепым образом, поскольку это единственный способ предотвратить накатывающую панику. Сосредоточиться на злости и раздражении — самый верный выход из ситуации, по крайней мере, сейчас — на растерянность и страх нет времени, но они обязательно дадут о себе знать через какое-то время.

А пока Гермиона уверенно держится на ногах.

Письмо вспыхнуло в камине раньше, чем мозг обработал новую информацию. Она глядела на пожирающие пергамент языки пламени и долго стояла посреди гостиной, справляясь с калейдоскопом эмоций. Не до конца уверенная, подчиняется зову разума или сердца, девушка покинула школу до комендантского часа.

— Вингардиум левиоса, — маленький камушек поднимается с земли, следуя указанному направлению палочки. Ударяется об окно на втором этаже.

В комнате не горит свет. По крайней мере, Гермиона не видит его со своего места. Однако подозрения оказываются правдивыми, и через мгновение окруженный мраком Перси показывается возле окна. Даже отсюда видит, как округляются его глаза и сжимаются губы, а после силуэт парня скрывается в темноте.

Конечно же, Перси не спал. Гермиона была практически уверена в этом, когда аппарировала из Хогсмида в Нору. Глупое, опрометчивое решение — завтра Уизли на работу, а потому большая часть семейства должна спать к тому времени, как девушка доберется до места назначения. Но переживать об этом она начала слишком поздно — после того, как покинула Хогвартс, — возвращаться было поздно, а потому Грейнджер предпочла выявить положительные стороны. Например, крепкий сон Артура и его же храп помогут скрыть неожиданную гостью.

Гермиона окончательно записала бы себя в ряды дурочек, если бы зашла в дом — каждая ступенька Норы скрипела под ногами, а рисковать быть обнаруженной не хотелось. Оставалось надеяться, что из Перси куда лучший шпион.

Девушка плотнее куталась в толстовку. Хватило же ума выскочить на улицу в чем по школе ходила! Резким взмахом палочки окутала себя согревающим заклинанием, но все же спрятала руки в карманы. Тело прекратило содрогаться от ударов ветра, однако нервное напряжение преодолеть не удавалось.

Фамилия в записке стала финальным толчком. Гермиона чувствовала, что больше не имеет права ждать, особенно учитывая правдивость одной из своих теорий — говорила ведь, что будут еще жертвы! Она насильно подавила чувство вины. В конце концов, заставить Министерство работать лучше Гермиона не могла, равно как и опросить каждого человека Магической Британии.

— Что ты здесь делаешь?

Торопливые шаги Перси остались незамеченными и девушка вздрогнула, когда взволнованный голос прозвучал прямо за спиной.

— Твоя записка, — так же тихо произнесла Гермиона, но, опасливо оглядевшись, обсуждать столь деликатные вопросы под окнами Норы не решилась.

Схватила парня за предплечье и поспешила удалиться подальше от дома. Перси не сопротивлялся, хотя его напряжение кинжалом зависло над головой Грейнджер, грозя упасть и пронзить её насквозь. Гермиона совладала с желанием аппарировать обратно в Хогсмид и подавила приступ тошноты. Не хватало избавиться от тех крох еды, что попали в организм за ужином.

Когда они отошли на безопасное от Норы расстояние, Гермиона решилась говорить.

— Объясни всё.

Перси смотрел негодующе, даже разозлился, кажется, но анализировать его настроение не было ни времени, ни желания. Девушка намеревалась как можно скорее получить ответы на интересующие вопросы (а таких было много) и оттянуть приступ паники до возвращения в Хогвартс. Она позволит себе поддаться эмоциям, даже поплакать, если почувствует необходимость, но дальше придется собраться и начать действовать.

Перси молчал, колеблясь, а Гермиона сжала руки в кулаки, чтобы не растормошить его. Лишь испытывающе глядела, надеясь, что нетерпение в её глазах ярче всяких слов передаст намерение не бросать начатое до конца.

Парень тяжело вздохнул, взлохматил и без того взъерошенные волосы, а Гермиона только сейчас заметила пижамную рубашку и брюки в клетку. Неужели действительно спал? Возможно, только пытался — лицо заспанным не выглядело.

— Несколько дней назад они пропали из поместья, — Перси начал неохотно, старательно избегая взгляда Гермионы, но ненароком (или усилиями девушки) столкнулся взглядами и, выждав секунду, продолжил более детально. — Домашний эльф сообщил об их исчезновении. Министерство решило выждать день, мало ли куда Паркинсонов занесло? Но ничего не изменилось, и пришлось связаться с их дочерью.

— Значит, Пэнси в курсе, — задумчиво протянула Гермиона. Скорее для себя, нежели для Перси — теперь бледность слизеринки кажется объяснимой, и алкоголь к ней не имеет никакого отношения. — Ты сказал, они пропали из собственного дома?

— Да, со слов эльфов хозяева поместье не покидали. Авроры осмотрели каждый угол, но никаких следов.

— Хочешь сказать, никакой сломанной мебели или чего-то подобного? — недоверчиво прищурившись, уточила Гермиона.

Перси кивнул, недовольный то ли скептицизмом девушки, то ли её чрезмерному вниманию ко всей ситуации.

— Ничего. Только палочки в обеденном зале.

Гермиона мысленно сделала пометку не забыть об этой детали.

— Но как так вышло, что эльфы ничего не заподозрили?

На бледном лице парня проскочила какая-то эмоция, но он устремил взгляд куда-то в сторону и скрыл её раньше, чем Гермиона успела сделать какие-либо выводы. Перси все еще выглядел уставшим, круги под его глазами во мраке ночи выделялись пуще прежнего — яркое свидетельство бессонных ночей и упорной работы. Очевидно, безрезультатной.

Грейнджер взмахнула палочкой, дублируя недавно воспроизведенное заклинание на парне. С каждым днем становилось все холоднее. Вдали Гермиона заметила несколько деревьев, еще не полностью потерявших листву, но удивилась их стойкости лишь на секунду, прежде чем вернуться к расспросам.

— Перси?

— Так вышло, — буркнул парень, заметно расслабившись под действием согревающих чар.

Он врал.

Перси и сам понимал, что Гермиона заметит это, но жалкая надежда уберечь девушку от неприятностей подталкивала цепляться за любые, пусть и нелепые возможности. Ему претила мысль, что Грейнджер может искренне желать помочь бывших преступникам. Хотя, по мнению Перси, «бывшими» их назвать нельзя.

— Хочешь, чтобы я сама поговорила с эльфами? Уверена, преданность Паркинсонам заставит их обо всем рассказать, — Гермиона глядела вдаль, следуя примеру Уизли, но краем глаза заметила напряженный взгляд парня, метнувшийся в её сторону.

Столь убогие манипуляции были ей не по душе. Сама мысль о том, чтобы расценивать домашних эльфов как дрессированных питомцев вызывала новый приступ тошноты, но Гермиона была вынуждена проглотить горький ком в горле и подавить любые эмоции на лице.

Пусть убого, зато действенно. Эльфы и правда предпочли бы разговаривать с тем, кто заинтересован в расследовании. Они не были глупыми существами и наверняка заметили, что Министерство куда больше усилий прикладывает для того, чтобы создать видимость причастности, чем для реального расследования. Гермиона более чем уверена, что после убийства Розье на сотрудников свалилось больше работы не из-за самого преступления, которое нужно расследовать, а из-за того, что убийца проник в Министерство.

Они расскажут ей. Но Перси вряд ли устроит подобный расклад — могут поползти слухи об участии героини войны, и тогда появится множество вопросов, откуда Гермиона обо всем узнала. Ей не было до этого никакого дела, а вот Перси может прилететь. Конечно, Грейнджер предпочла бы избежать последствий, но если выбора не останется…

Она не читала Пророк, но уверена, что ни одной статьи об исчезновении Паркинсонов там нет. И вряд ли появится.

— Шантаж?

— Мысли вслух.

Перси выглядел раздосадованным. Что ж, Гермиона тоже не в восторге от того, как вынуждена себя вести. И все же какая-то её часть восторженно гудела, когда после секундного молчания парень принялся говорить.

— В тот день проходило одно из мероприятий Пожирателей, — девушка едва остановила себя, чтобы не вставить «бывших». — Последние несколько месяцев они часто собираются, что-то обсуждают, все из себя светские львы. Чертовы аристократы, — Уизли пренебрежительно фыркнул, и в этот раз взгляд отвела Гермиона. — Поначалу Министерство контролировало каждое мероприятие, на некоторые даже приглашали прессу, если одна из семей решала расщедриться и пожертвовать деньги на какой-то проект.

— Хочешь сказать, бывшие Пожиратели ударились в благотворительность?

Перси сказал «несколько месяцев», как же так вышло, что Гермиона знать не знала ни о чем подобном? Следует вернуться к чтению Пророка чаще, чем раз в неделю.

— Типа того, — снова нервный смешок. — Как бы то ни было, сейчас Министерство не посылает авроров на каждое из таких празднеств. Ни для кого не секрет, что амнистированные Пожиратели пытаются вернуть былую славу, и у них неплохо получается задабривать людей деньгами.

— Как это касается пропажи Паркинсонов? — связать доходы семьи и их исчезновение Гермиона не могла.

— Никак, — Перси махнул головой, прогоняя ненужные мысли, и отложил гневную тираду на потом. — Суть в том, что эльфам присутствовать не позволяется, поэтому в какой конкретно момент пропали хозяева, они не знают.

— Никто из гостей не видел ничего странного? Или кого?

В голове не укладывалось, что толпа народу могла не заметить пропажу владельцев поместья. Да и вряд ли на подобные мероприятия допускают незнакомцев — кто-то обязательно заметил бы появление незваных гостей.

— Министерство установило жесткие часовые ограничения, поэтому собираются они всегда в одно время, и так же аппарируют обратно. Не можем же мы позволить им…

— Я поняла.

Гермиона чувствовала, как лихорадочно мозг пытается переварить полученную информацию. Картинка казалась смазанной и неполной, но что именно она упускает, сообразить удалось далеко не сразу.

На какое-то мгновение Грейнджер почувствовала неприятную горечь вины. Отгородившись от любой нежеланной информации после войны, она позволила себе не следить за определенными событиями. Одним из таких событий была дальнейшая судьба Пожирателей. Вынесенных приговоров о заключении в Азкабан было более чем достаточно, хотя она не считала, что некоторые семьи заслужили оправдательный вердикт. И все же знать о них что-либо еще Гермиона не хотела. Теперь же для неё открылось столько нового…

— Выходит, если преступник проник в Поместье сразу после мероприятия, никто из гостей не успел бы этого заметить, потому что они обязаны аппарировать до определенного времени? Но что насчет охранных заклинаний? Разве родовые поместья не защищаются?

— Большая часть заклинаний была снята по приказу Министерства, как и анти-аппарационные барьеры, — Перси задумчиво пожевал губу. Считал ли он, что эти заклинания могли уберечь как минимум одну семью? — Нам нужно иметь доступ к поместьям в любое время. Если какие-то чары и остались, то вряд ли их было достаточно, чтобы предупредить Паркинсонов об опасности.

От неожиданно возникшей мысли сердце заколотилось в три раза быстрее. Если кто и знает о защите родовых поместий, то это Малфой. Но Гермиона не могла представить обстоятельства, при которых парень согласился бы поведать секреты семьи. И все ж, она снова сделала мысленную пометку в голове.

— Бред какой-то, — возмущенно пропыхтела Гермиона. — Никто не видел, никто не знает, следов нет… Как такое может быть? Вы общались с гостями?

И вдруг Перси засмеялся. Да так громко, что Грейнджер заозиралась на Нору — не загорелся ли в окнах свет? Голос Уизли подрагивал, то ли от нервов, то ли от чего-то другого. Девушка была слишком поражена столь яркой реакцией, чтобы концентрироваться на этом.

— Ты спятил?

— О чем ты говоришь, Гермиона? — сквозь смех вымолвил парень. Его глаз дернулся. Значит, все же нервы. — Если пойдут слухи о пропаже семьи…

— Рано или поздно это случится, — перебила Гермиона. — Как долго удастся скрывать исчезновение Паркинсонов? Если они активно крутятся в кругах бывших Пожирателей и пытаются вернуть былую репутацию, затишье с их стороны вызовет вопросы.

Теперь Перси не смеялся. Лицо его сделалось серьезным, только в уголках глаз скопилась влага от слез, вызванных недавним смехом. Он мог показаться кому-то рассерженным, но даже если это было так, дискомфорта Гермиона не чувствовала.

— Какое-то время Министерство сможет оттянуть появление слухов. Нам не нужны статьи чертовой Скитер.

Грейнджер хотела сосредоточить внимание на том, что это действительно лишь на «какое-то время», но предпочла не выводить Уизли из себя — от этого мало что изменится, а вот диалог может оборваться.

— Ты сказал, что Пэнси знает? Когда вы ей сообщили?

— Утром. Ей тоже велено не распространяться.

Гермиона молча кивнула. Не стоило бы волноваться за слизеринку, но ей слишком хорошо известно, что значит беспокоиться за родителей. Только в случае Гермионы у них есть шанс жить, пусть и без воспоминаний о дочери, но что касается Пэнси… Пока Грейнджер удается отгонять тревожные мысли, но долго это не продлится. Она также усвоила еще один урок: избегать реальности — чревато последствиями.

Стоит обдумать все утром. Уставший мозг отказывается анализировать каждую деталь, требуя отдыха, а Гермиона не считает хорошей идеей загружать себя в таком состоянии — прийти к каким-либо выводам удастся вряд ли, зато проснуться измученной вполне реально.

— Прости, что явилась так поздно. Но та записка… — выдохнула девушка. Стоило сказать это раньше.

— Разве у тебя нет занятий завтра?

Гермиона подняла взгляд на Перси, но тот смотрел в противоположную сторону. Наверное, злится. Она тоже злилась бы, но что оставалось делать? Ожидание сводило с ума, Грейнджер не была уверена, что вытерпит до завтрашнего вечера, что уж говорить о выходных, когда можно было бы притащить в Нору друзей. Да и лишние уши ни к чему…

Перси продолжал избегать зрительного контакта, и Гермиона решила не настаивать. Он не смирился с её желанием лезть глубже в запутанное дело, и вряд ли когда-нибудь смирится.

Девушка прошептала короткое «да», и двинулась в сторону, не сразу вспомнив, что возвращаться нужно не в Нору, а в Хогсмид. Перед самой аппарацией теплая ладонь коснулась её руки, вызывая стадо мурашек по всему телу — Гермиона и не заметила, как спало согревающее заклинание.

Перси, кажется, что-то тихо сказал, но Грейнджер не была в этом уверена. Парень так резко дернул её за руку, что не окажись она прижата к крепкому телу, наверняка шлепнулась бы на землю.

От Перси пахло чем-то пряным, в его объятиях было так тепло, что Гермиона позволила себе расслабиться на секунду. Совсем не тот аромат, к которому она начала привыкать.

Тело Уизли продолжало оставаться напряженным, даже когда руки девушки успокаивающе поглаживали спину. Наверняка Перси не лучше, чем ей — судя по тому, что из новой информации только похищение семьи Пожирателей, Министерство все еще не разобралось с тем, как преступник проник в атриум.

— Зачем ты лезешь в это? — шепотом поинтересовался парень, когда Гермиона отступила на несколько шагов.

Знал бы ты.

— Обостренное чувствосправедливости, — только и улыбнулась в ответ девушка.

Но они оба знали, что справедливости ради стоило позволить бывшим Пожирателям расплатиться за все преступления. Пусть и таким не менее ужасным способом.

Гермиона аппарировала с тихим хлопком, прежде чем Перси успел произнести то, о чем оба подумали, но чего слышать она не хотела.

***

Никогда прежде шум заполненных коридоров не радовал Гермиону так, как сегодня. Топот ног и гомон голосов создавали иллюзию нормальности. Ни один из этих людей не знал, что происходит за пределами школы, во что ввязываются некоторые студенты, и насколько опасной может быть ситуация. Никто не знал, и от этого становилось легче — никакой гнетущей атмосферы. Хотя нельзя быть уверенной, что в ином случае ребята не решили бы позлорадствовать.

Как бы то ни было, Гермиона чувствовала себя невидимкой. Эдакой неуязвимой шпионкой. На неё и правда никто не обращал внимания, погруженные в свои мысли и дела. Пришлось постараться, чтобы отделаться от Гарри и Рона — парни все еще испытывали вину, там самым порождая в Гермионе идентичное чувство, и старались всячески поднять настроение подруге. И как она могла объяснить им причину своей задумчивости?

Безусловно, было приятно поговорить на нейтральные темы, не связанные с убийствами и квиддичем, который Гермиона приравнивала к самоубийству. И все же это было не то, в чем она нуждалась на данный момент.

Девушка легко просочилась сквозь компанию ребят, направляясь к одному из кабинетов. Урок закончился около пяти минут назад, и она так боялась опоздать, но, к счастью, дверь необходимого кабинета все еще закрыта, а значит студенты по-прежнему внутри.

К удивлению и восторгу Грейнджер, слез и паники не было. Разговор с Перси послужил очередным толчком, вынуждающим действовать. Вернувшись в Хогвартс, вымотанная дорогой и непрерывными размышлениями, она уснула сразу, как голова коснулась подушки — в той же одежде, с потрепанным хвостом на голове. Едва не опоздала на завтрак, но успела перекусить перед уроками. Аппетита не было, но пронзительный взгляд Джинни умел убеждать.

Какая удача, что подруга на год младше — отделаться от неё было бы куда сложнее, чем от Гарри и Рона.

Деревянная дверь открылась изнутри с такой силой, что с размаху впечаталась в стену. Даже сквозь шум коридора послышался предостерегающий голос Флитвика. Гермиона юркнула за угол соседнего коридора и почему-то задержала дыхание. Сердце колотилось, словно это она едва не повредила школьное имущество, и, хотя никто не мог слышать бешенных ударов, девушка прижала руки к груди.

Когда первые студенты в серебристо-зеленых галстуках повалили из кабинета, минуя закуток, где притаилась главная староста, стало куда хуже — в виски будто вгоняли иголки. Святой Годрик, она сойдет с ума до того, как начнет реализовывать свой план.

Наконец среди толпы слизеринцев показалась тёмно-каштановая шевелюра, и Гермиона, втянув побольше воздуха, сделала стремительный шаг вперед. Рука сомкнулась на локте девушки одновременно с метнувшимся в сторону кабинета взглядом, и Грейнджер дернула Пэнси назад, в соседний коридор, когда в дверном проеме мелькнула белобрысая макушка.

Слизеринка, очевидно, пребывала в состоянии шока, поэтому не издала ни звука, когда Гермиона вжалась в стену и крепко удерживала Паркинсон рядом с собой. Только когда компания из трех парней прошла мимо, Грейнджер позволила себе выдохнуть.

— Ты… Совсем рехнулась?! — а вот теперь, кажется, она пришла в себя.

Благо, до следующего урока оставалось какое-то время и коридор все еще был заполнен студентами, а потому слышать их никто не мог, хотя не то чтобы Паркинсон говорила тихо. Для Гриффиндора и Слизерина занятия на сегодня закончились — Гермиона заранее проверила расписание факультетов. Идеальная возможность, которую нельзя было упустить.

— Тихо ты! — возмущенно пробурчала Гермиона, потянув слизеринку дальше по коридору.

Но Пэнси была не согласна — резко дернула рукой, отчего Грейнджер едва не зашипела от боли — словно плечо из сустава вылетело, но ощущение было мимолетным и быстро пошло на спад. Если бы взглядом можно было убить, Гермиона, вероятно, сейчас лежала бы в луже собственной крови.

Паркинсон выглядела откровенно плохо: обычно сверкающие волосы уложены в привычную прическу — низкий хвост, но обрамляющие лицо локоны утратили блеск и казались ломкими. Даже зеленые глаза выглядели помутневшими, хотя Гермиона была уверена, что это лишь её воображение. Однако выделяющиеся мешки под глазами на бледном лице определенно не были игрой фантазии.

Девушка казалась измотанной. Больше всего нервировало то, что, глядя на состояние Пэнси, перед глазами стояло лицо совершенного другого человека. И видеть этого человека таким ей не хотелось.

— Что ты творишь, Грейнджер?! — и все же взгляд не утратил былого упрямства. Что ж, уже неплохо. Как бы там ни было, становиться нянькой Гермиона не намерена.

— Нужно поговорить.

— Ты выбрала не самый подходящий момент.

Пэнси развернулась, намереваясь уйти, но последовавшие слова гриффиндорки заставили её остановиться.

— А я думаю, самый подходящий.

Девушка развернулась, напряженно взирая на Гермиону. Во взгляде отчетливо прослеживался вопрос, и Гермиона поспешила на него ответить:

— Я всё знаю.

Брови Пэнси нахмурились, она продолжила недоверчиво изучать Грейнджер. Что ж, именно к такой реакции Гермиона себя и готовила. Даже во сне мозг продолжал генерировать идеи, кажется, ей снился разговор с Перси, и к концу первого урока созрел какой-никакой план. Непроработанный и наверняка «дырявый», но лучше чем ничего.

— Я знаю всё. Нужно поговорить.

Слизеринка колебалась не больше трех секунд. Затем торопливо кивнула и пропустила Гермиону вперед. Один из кабинетов должен быть свободным… Приводить Пэнси в Башню казалось неправильным, это место хотелось оставить незапятнанным подобными разговорами. Можно было пойти в выручай-комнату, но и это место Грейнджер мысленно пометила как собственный тайник.

Идея подключить к делу Паркинсон могла дорого стоить — предвидеть реакцию девушки не мог никто, и Гермиона сильно рисковала, воплощая план в реальную жизнь, но в этот раз риск казался оправданным.

Ей нужны знающие ситуацию союзники. Не потому, что справиться самостоятельно выше её сил, а скорее из принципа «один мозг хорошо, а два лучше». Возможно, она не замечает чего-то, на что могла бы обратить внимание Пэнси. К тому же в данный момент сложно найти более заинтересованного человека, чем она. Гермиона надеялась, что у слизеринки также есть важная информация.

Они быстро скрылись от гомона студентов в пустующем кабинете, и гриффиндорка сразу наложила заглушку на комнату. Вряд ли кто-то станет подслушивать, но это не та ситуация, в которой можно рисковать. Заперла дверь элементарным заклинанием, не имея цель забаррикадироваться, а скорее рассчитывая заранее заметить, если кому-то приспичит воспользоваться именно этим кабинетом.

От Паркинсон буквально исходило напряжение. Гермионе казалось, что стоит подойти на шаг ближе, и её ударит молнией. Но пришлось сесть за одну из пустующих парт и пригласить слизеринку занять место рядом. На удивление, та сразу же послушалась.

— Что конкретно ты знаешь?

— Про твоих родителей. Еще некоторые детали.

— Некоторые детали? — со скептицизмом переспросила Пэнси.

Гермиона тяжело вздохнула. Как бы ни хотелось отложить сложный разговор на потом, возможности задвигать убийства в дальний ящик больше нет.

— Все, что я скажу, не должно выйти за пределы комнаты. Сыворотки правды здесь нет, но я надеюсь на честность с твоей стороны, потому что и сама врать не собираюсь.

Только недоговаривать.

Надеяться на честность слизеринки — как, должно быть, глупо. Но сейчас они не были студентками вражеских факультетов, они были девушками, отчаянно желающими раскрыть преступление. Пусть и каждая со своей целью.

Не то чтобы у Гермионы теперь был выбор — разговор начат и бежать поздно.

— Что происходит, Грейнджер?

— Твои родители не первые жертвы.

— Прости? — смешок вырвался из уст Пэнси, а Гермиона мысленно попросила всех богов избежать еще одного приступа нервного смеха. Уж слишком пугающе это выглядело.

— Был еще один человек. Его тело оставили в атриуме Министерства.

Реакция собеседницы на слово «тело» была более чем яркой — Гермиона заметила, но предпочла не подавать виду. Из них двоих кто-то должен оставаться в трезвом уме. Насколько это возможно.

— С чего ты взяла, что преступник один и тот же?

— Мне кажется, кто-то мстит семьям бывших Пожирателей. Первым был Розье-старший.

— Какое это имеет отношение к моим родителям? Они пропали, а не убиты, — и все же Пэнси принялась кусать нижнюю губу, пальцами теребя край юбки.

Гермиона понимала Паркинсон. Если бы кто-то сказал, что её родители, возможно, на грани жизни и смерти, либо же нещадно истерзаны каким-то психом, сперва Гермиона послала бы этого человека куда подальше. Чтобы поверить в подобное, несмотря на доводы рассудка, потребуется время.

Увы, именно оно было в дефиците.

— Думаешь, это просто совпадение? — Гермиона и сама невесело усмехнулась. Если бы все было так просто…

— Если же нет, ты утверждаешь, что мои родители сейчас мертвы?

Возможно.

— Я не могу и не стану утверждать. Но около трех недель назад кто-то убил бывшего Пожирателя, а теперь пропали еще два человека. И тоже амнистированные Пожиратели. Не слишком для совпадения?

Пэнси отвечать не стала. Отвела взгляд, обдумывая слова Гермионы, а та терпеливо помалкивала рядом. Казалось, с каждой минутой лицо слизеринки бледнеет. Солнечный свет проникал в окна и освещал кабинет, его было достаточно, чтобы разглядеть нежелание Паркинсон верить подобным теориям.

Говоря откровенно, она ожидала более бурную реакцию. Возможно, гнев, или даже слезы, но слизеринка умело держала себя в руках, вызывая восхищение. Конечно, от взгляда не укрылись искусанные ногти и губы, но в сложившейся ситуации это было мелочью — на самом деле, Пэнси имела полное право закатить истерику.

— Возможно, они действительно просто ненадолго уехали, — в её голосе не было и капли веры в собственные слова.

Сердце Гермионы застучало быстрее, когда слегка подрагивающая рука поднялась и нерешительно опустилась на плечо Паркинсон. Та вздрогнула и быстро перевела взгляд на ничего не выражающее лицо гриффиндорки.

Стоило больших усилий скрыть эмоции, но Гермиона решила, что жалость — худшее, что можно предложить Пэнси. Поэтому она предлагает взаимопомощь.

— Так тебе сказали отвечать в Министерстве? И ты веришь?

Девушка молчала лишь несколько секунд, но Грейнджер казалось, что прошла вечность. Она все ждала, что слизеринка вскочит с места и покинет кабинет.

— Зачем рассказала мне все это? У тебя есть подозреваемые?

— Надеялась, что ты поможешь найти их.

Пэнси выглядела разочарованной. Впрочем, выражение её лица практически сразу стало каменным. Наверное, она надеялась на Гермиону куда сильнее, чем показывала. Что ж, Гермиона тоже возлагала на себя большие надежды. Большие неоправданные надежды.

— Ты говорила про детали.

Вздох облегчения едва не вырвался наружу. Это можно расценивать как согласие? Грейнджер была более чем уверена. Однако подавила нарастающую надежду и постаралась не затягивать молчания.

— До пропажи твоих родителей главным вопросом было то, как преступник проник в атриум. Все случилось ночью, и я склоняюсь к мысли, что он воспользовался самым простым, но наиболее подходящим способом — сетью летучего пороха. Когда тело обнаружили, многие сотрудники уже прошли через камины и вычислить, кто мог воспользоваться ими ночью стало невозможно.

Пэнси кивала на каждое предложение Гермионы, хотя нетерпения на её лице не заметил бы только слепой. Конечно, больше всего её волнует не Розье, но гриффиндорка была благодарна за пристальное внимание. Даже если Паркинсон предпочтет сфокусироваться исключительно на поисках родителей, Гермиона скинет с плеч груз. Необходимость обсудить с кем-то столь масштабное происшествие сводила с ума. Теперь у неё был слушатель и с каждым словом девушке казалось, что дышать становится легче.

— Мне кажется, преступник выжидал, — задумчиво продолжила она. — Реакции Министерства? Я так не поняла, к чему было оставлять тело именно там. В любом случае, реакции не последовало, и он сделал следующий шаг.

— Родители не были одни в тот день.

— Это и удивляет! Как так вышло, что никто не заметил постороннего в наполненном людьми поместье?

— Состав всегда приблизительно один и тот же, — отрицательно покачала головой Пэнси. Выводя узоры на покрытой тонким слоем пыли парте, она словно рассуждала вслух. — Семей пять? Не уверена, детям редко позволяют присутствовать. В любом случае, они всегда собираются в одном и том же зале.

— Я знаю про часовые ограничения.

Паркинсон кивнула, с легким недоумением взглянув на Гермиону.

— Да, мероприятие всегда начинают в семь. Гости могут уйти в любое время, но такого еще ни разу не происходило. Как правило, все аппарируют одновременно — за несколько минут до десяти.

Грейнджер норовила поинтересоваться, что же могут обсуждать на подобных встречах, но предпочла оставить этот вопрос на потом, если не выкинуть вовсе — если верить Пэнси, она присутствовала не так часто, да и Перси упоминал что-то про благотворительность. В чистые намерения бывших Пожирателей Гермиона не верила, но их стратегию не понимал только идиот. Что ж, зато деньги идут на благие дела.

— Как сейчас работают охранные заклинания? Если в поместье проник посторонний, твои родители не должны были узнать об этом?

После некоторых размышлений Гермиона пришла к выводу, что задавать подобные вопросы куда выгоднее Пэнси, чем Малфою — сейчас их интересует Мэнор Паркинсонов, да и от девушки узнать о подобном куда безопаснее.

— Нам позволили оставить лишь часть заклинаний, — кивнула та. — Отследить, кто конкретно попал в поместье теперь невозможно. Но родители, вероятно, заметили бы появление кого-то нового, — брови Пэнси нахмурились. — Тогда почему авроры не обнаружили следов сопротивления? И почему родители не попытались аппарировать?

Догадка, посетившая Гермиона, вызвала неприятные мурашки по всему телу. Ей стоило подумать об этом раньше. Как она могла не подумать об этом?

— Только если это не был кто-то знакомый.

Они встретились взглядами и понимание промелькнуло в глазах Паркинсон.

— Ты думаешь, в поместье пришел кто-то, кого они знали?

Гермиона помолчала несколько секунд, прежде чем негромко ответить:

— Или он был там с самого начала.

— Но это глупо! На мероприятиях присутствуют только бывшие Пожиратели, зачем кому-то из них похищать моих родителей?

Слова Пэнси были более чем логичны, и Грейнджер нахмурилась. И правда, зачем? У них одна цель и средства, кажется, похожи, так кому может понадобиться похищать и, возможно, убивать союзников?

— Кто-то мог затаить обиду? — поинтересовалась Гермиона, а Пэнси хмыкнула.

— Половина страны.

— А из амнистированных Пожирателей?

Девушка неуверенно пожала плечами. Если и так, этот человек, судя по всему, отличный актер — так умело скрывался столько месяцев, прежде чем напасть.

— Ты говорила, Розье-старшего убили первым?

Стараясь игнорировать поморщившееся лицо Пэнси при слове «убили», Гермиона кивнула.

— Министерство всеми силами пытается не допустить распространения слухов, но долго это не продлится. Не знаю, что там с семьей Розье, но скрывать исчезновение твоих родителей будет сложно. Рано или поздно появятся вопросы.

— У него не было семьи.

— Что?

— Розье-старший. Он остался один. Его сына убил Грюм, и после войны единственное, чем он занимался — это безделье и алкоголь.

Грейнджер задумчиво прикусила губу. Что-то здесь не сходилось… Если предположить, что преступник действительно руководствуется обидой, то как связать Паркинсонов и Розье? В чем они провинились, что заслужили подобное от рук своих же «друзей»?

— Он будто действует наугад, — отчаянно пробормотала Гермиона, опуская голову в ладони. Мозг грозился взорваться. — Не понимаю, как ваши семьи могут быть связаны, помимо метки на руке? Если Розье даже не присутствовал на этих чертовых мероприятиях!

Гриффиндорка не была уверена, сколько продлилось молчание. Мысли снова вернулись в начало — к целям преступника. Связано ли это с намерением отомстить Пожирателям или догадка касательно желания испортить репутацию Министерства правдива? Если второе, то тела Паркинсонов рано или поздно окажутся там же, где и Розье. Но пока оставалась надежда, что они живы, Гермиона хотела цепляться за неё. Глупое и нерациональное желание, но вид Пэнси заставлял верить в лучший исход.

— Не знаю, что там на уме у этого психа, но мы должны найти их, — упрямо заявила девушка.

— Сможешь узнать, кто был в поместье в тот день? — с надеждой поинтересовалась Гермиона, отрывая голову от ладоней. — Если останавливаться на версии, что преступник находился на мероприятии, нужно изучить всех присутствующих.

Пэнси кивнула, но в жесте этом было не слишком много уверенности.

— Попробую узнать у эльфов. Других идей все равно нет. Если бы в поместье явился незваный гость, родители узнали бы. Но если кто-то из гостей решил задержаться, они могли не почувствовать подвоха…

Гермиона слабо кивнула. Такой вариант казался наиболее вероятным. Да и если предположить, что преступник оказался в поместье после мероприятия, узнать его личность практически невозможно, только если не найти самих Паркинсонов. Гермиона надеялась, что в таком случае они бы оказали сопротивление. Не стоять ведь в ожидании, когда по твоему дому шляется черт знает кто?

Хотелось пообещать Пэнси сделать все возможное, но возможностей было не так уж и много, поэтому Грейнджер благоразумно промолчала. Тишина угнетала. Каждая зарылась в свои мысли, но спустя некоторое время гриффиндорка почувствовала, что сойдет с ума в такой атмосфере.

Когда стул с противным скрежетом отодвинулся и она поднялась с места, голос Паркинсон прорезал тишину.

— Кому ты помогаешь, Грейнджер?

Сердце пустилось в пляс. Кажется, если бы не ладонь на спинке стула, Гермиона рухнула бы на пол прямо сейчас. В голове тут же возник образ блондинистого парня с искаженным болью выражением лица — таким, какое было у Пэнси около получаса назад.

До того, как девушка успела возненавидеть себя за мысли о Малфое, до мозга дошел истинный смысл вопроса.

Паркинсон ведь не знает, откуда у Гермионы информация? Она считает, что Грейнджер помогает кому-то с расследованием. Возможно, подозревает, что этот кто-то из Министерства.

Как бы то ни было, выдать Перси она не могла.

— Я не могу сказать тебе. Но этот человек на нашей стороне.

Вместе с ритмичными ударами каблуков о деревянный пол, в голове Гермионы циклично звучала одна и та же фамилия.

========== Глава 20. ==========

Вторая ночь прошла хуже. Вернулась тревога и череда бесконечных мыслей, противоречащих друг другу, и оттого бесполезных. С ними приходили сомнение и неуверенность — заклятые враги в попытках сразиться с неизвестным врагом, а выводов никаких. Со временем возникли вопросы, а не были ли ложными те догадки, что казались очевидными? Попытки угадать мотивы, просчитать ходы — все это лишь запутывало. Голоса Перси и Паркинсон слились в оглушающий гомон и давили на виски. Только после десятой попытки здравого смысла достучаться до упрямой хозяйки, Гермиона позволила себе уснуть в обнимку с Живоглотом.

Проскочивший в голове вопрос, а закончится ли когда-нибудь война для неё, остался без ответа.

Благословение, что первый урок перенесли. И все же вопреки желанию понежиться под одеялом, глаза распахнулись раньше, чем хотелось бы.

За завтраком никто не говорил. Или точнее сказать, Гермиона не говорила. Друзья вовсю обсуждали предстоящие тренировки и матч, их болтовня не раздражала — девушка даже прислушивалась, лишь бы сконцентрироваться на чем-то помимо убийств Пожирателей. Напряженное лицо Пэнси мешало осуществлению этого плана, но они обе старались не переглядываться, избегая подозрений. Гермионе казалось, что Малфой уже косо посматривает на необычно бледную и молчаливую слизеринку.

До второго урока было достаточно времени, чтобы Грейнджер позволила себе договориться встретиться с Гарри и Роном позже, и провести свободные полчаса в библиотеке. Ей нужно закончить домашнее задание, и сейчас наличие докладов и эссе только радовало. Хотя Гермиона и была более чем уверена, что справится с поисками книг и вступлением минут за двадцать. Значит, за оставшиеся десять постарается научиться делать вид, что довольна жизнью.

Она покинула Большой зал первая из гриффиндорцев — чем быстрее доберется до библиотеки и справиться с делами, тем больше вероятность продлить эти самые десять минут до пятнадцати или, возможно, двадцати.

Гермиона не хотела размышлять о вчерашнем разговоре, но позволить подобную роскошь не могла. Данное ночью обещание на свежую голову проанализировать каждую деталь оставалось в силе, и девушка планировала заняться этим до начала уроков.

Библиотека пустовала. Возможно, где-то бродят вечно бодрые рейвенкловцы, но Грейнджер мало волновала их тяга к знаниям в такой час. В конце концов, она тоже одна из тех сумасшедших, кто жертвует завтраком и отдыхом ради учебы. Хотя сейчас ею двигала не столько жажда знаний, сколько желание направить мысли в любое русло, помимо Паркинсонов.

Когда чернила капнули на край пергамента, Гермиона заметила, что рука её дрожит. Отгороженная от взгляда мадам Пинс стопками книг, девушка позволила себе тихо выругаться. Черт возьми эти расследования, с такими темпами после Хогвартса отправится прямиком в Святого Мунго!

Пообещав себе обратиться к мадам Помфри, Грейнджер приступила к выполнению задания. Как и предполагалось, зельеварение и придирчивый ко всем работам гриффиндорцев Снейп послужили отличным отвлекающим фактором — сконцентрироваться на чем-то помимо эссе Гермиона не могла. Приходилось следить даже за почерком, чтобы работа выглядела идеально с какой стороны ни посмотри.

Заканчивать задание в планы не входило — Гермиона собиралась воспользоваться одной из книг Перси, оставшихся в Башне, чтобы откопать интересную информацию, — поэтому, закончив вступление и разложив талмуды по местам, оставаться в библиотеке не было смысла. Девушка закинула сумку на плечо и двинулась к выходу, размышляя о том, какой все-таки удачей было не заполучить головную боль к утру.

Коридоры пустовали. У учеников шел первый урок. Гермиона договорилась встретиться с Гарри и Роном во внутреннем дворе — стены школы давили на голову, осенний воздух должен помочь привести мысли в порядок. Гриффиндорка вышагивала по коридорам, стараясь идти медленнее: во-первых, до встречи с друзьями еще есть время, а во-вторых, стук каблуков по полу раздражал.

Через окна четвертого этажа отлично виднелся Запретный лес. В отличие от деревьев возле Норы, эти стояли полностью голые. Гермионе вдруг захотелось упасть в кучу пожухлых листьев, зарыться поглубже и проспать до самой весны. Когда проблемы решатся сами собой и ей не придется думать о спасении чужих жизней. Снова.

Возможно, быть героиней и постоянно сражаться — не для неё.

Возможно, Малфой был прав.

За размышлениями Гермиона не услышала вторящий её шагам стук чьих-то ботинок. Одно из окон было приоткрыто и бодрящий ветерок приятно холодил кожу. Впрочем, прикрыть глаза и насладиться тишиной не удалось.

Не менее холодная, чем осенний воздух рука стиснула ладонь Гермионы прежде, чем она успела сделать вдох. Не ожидая, что в коридоре может оказаться кто-либо еще, девушка совладала с растерянностью лишь после того, как послушно сделала несколько шагов за внезапно возникшим человеком.

Малфой буквально навалился сверху (или ей так показалось?), и Гермионе пришлось вжаться в каменную стену за своей спиной. Его рука быстро переместилась с ладони на запястье, невольно порождая в голове вопрос, а не привиделось ли ей его прикосновение? Но размышлять об этом Гермиона себе также не позволила.

Как она могла забыть, что отмененный урок должен был быть совместно со Слизерином?

— Что ты творишь?!

— Что с тобой, Грейнджер? — расслабленно поинтересовался Малфой.

И как ему удается реагировать так на каждую очевидно незаурядную ситуацию?

Ладонью слизеринец опирался на стену около лица девушки, а вторую продолжал держать на её запястье. Драко стоял дальше, чем показалось изначально, но это не помешало Гермионе слегка отодвинуться в сторону. Впрочем, далеко сбежать она не могла. Возможно, из-за хватки парня, а возможно из-за собственного нежелания.

— Не люблю, когда на меня нападают в коридоре, а что? — стараясь придать голосу равнодушные нотки, поинтересовалась Гермиона.

Малфой улыбнулся.

Черт возьми, он улыбнулся.

Не делай так, придурок.

Он не должен делать этого. Не должен улыбаться ей, и уж тем более не так. Словно зажимает в коридоре не гриффиндорку-заучку-магглорожденную, а одну из своих… девушек? Друзей? Они определенно не выглядели как пара, да и друзьями Гермиона не рискнула бы описать подобные отношения.

Сейчас ей хотелось увидеть его ухмылку — она была привычнее и уж точно не вызывала реакцию в виде учащенного сердцебиения и проблем с дыханием. И тогда, быть может, гриффиндорка смогла бы послать его к черту и отказаться от безумной идеи спасать чету Малфоев.

Но он улыбался, и Гермиона ненавидела собственный звучащий в голове голос, из раза в раз повторяющий одну сказанную на балу фразу.

— Туча над твоей головой сейчас зальет нас дождем, — фыркнул парень, но голос его звучал непривычно спокойно. Большой палец скользил по коже запястья, поглаживая, а Гермиона задавалась вопросом, делает он это намеренно, или не замечает вовсе? — Не поделили обязанности с Паркинсон?

— О чем ты? — быстрее, чем следовало протараторила девушка.

— О том, что вы обе выглядите так, будто провели вечер в компании Уизли.

Малфой поморщился, когда ботинок гриффиндорки надавил на его ногу. Но ладонь не убрал, напротив, словно в отместку, переместил на талию Грейнджер, сминая черную мантию и слегка надавливая на кожу. Она задержала дыхание и постаралась медленно расслабить инстинктивно сократившиеся мышцы живота.

Чертов Малфой со своим дурацким переменчивым настроением. Никогда не знаешь, что стукнет в его голову в следующую секунду.

— Ты настолько утомил своих друзей, что они готовы бежать к гриффиндорцам? — тише обычного произнесла Гермиона. Так она хотя бы закончила предложение без запинок, потому что вторая рука Драко едва ощутимо коснулась распущенных волос, задевая хрящ уха.

— И насколько же они утомили тебя, если компания слизеринца стала предпочтительнее? — насмешливо поинтересовался Малфой, кинув быстрый взгляд куда-то вниз.

Гермиона невольно проследила за ним, но лучше бы не делала этого. Той самой рукой, по-прежнему удерживаемой парнем, она вцепилась в ткань черной мантии и сжимала так сильно, что Малфой, вероятно, порвал бы одежду, пытаясь высвободиться.

Гриффиндорка резко разжала пальцы и отдернула руку, глядя на мятую ткань.

Какого черта он с ней делает? Неужели все настолько плохо, что Гермиона прекратила контролировать собственное тело?

В голове вспыхнули постыдные воспоминания о бале и девушка поспешила отогнать их прочь, пока рассудок окончательно не помутился.

— У меня нет выбора, если ты не заметил, — кивнув на пальцы Малфоя, сжимающие её запястье, Гермиона предпочла сделать вид, что не удерживала его за одежду секунду назад.

Драко вдруг ослабил хватку и, несмотря на отсутствие какой-либо реакции со стороны гриффиндорки, убрал руку. Она едва успела подавить вздох сожаления, когда и вторая рука прекратила перебирать волосы.

Дефицит времени не позволял распылять его на подобные мелочи, как обдумывание странных отношений с Малфоем, и сейчас пришло время пожалеть об этом. Они не разговаривали с воскресенья, да и Гермиона до сих пор удивлялась, какого черта вообще произошло в тот день? Драко ясно дал понять, что случившееся в ночь бала для него не более чем способ расслабиться, но что насчет Гермионы? Секс не входил в её список «развлечений, чтобы сбросить напряжение», стоило ли оскорбиться и послать парня куда подальше?

Это было бы глупо. Они ничем не обязаны друг другу, и переспали по согласию. Да и не то чтобы гриффиндорка беспокоилась о пофигистичном Малфое — это было на руку. Не придется избегать его и проводить большую часть времени в выручай-комнате.

И все же было странно вот так стоять рядом с ним в пустом коридоре. Стоило закончить все после той ночи, так почему не хватает духу сдвинуться с места? По той же причине, что и помогает с поисками преступника. И ни одна из этих ситуаций не закончится хорошо.

— Ты можешь уйти, — пожимает плечами, мол, это было очевидно, и вопреки свои же словам делает шаг вперед.

Знает, что она не уйдет.

С каждым его приближением шанс собрать силу воли в кулак и оттолкнуть Малфоя уменьшается. Гермиона уверена, что при желании могла сделать это, так где это проклятое желание?

Почему в голове возникают совершенно противоположные мысли? Не так она планировала отвлечься от Паркинсонов.

Малфой вдруг склоняет голову и горячее дыхание, контрастирующее с недавними холодными прикосновениями, опаляет шею девушки. По коже бегут мурашки, и он наверняка замечает это. И наверняка ухмыляется, но слава Мерлину, что увидеть этого Гермиона не может.

Цепляется за руку парня, которой он все еще опирается о стену рядом с её головой, и взглядом испепеляет окно напротив.

Что он творит?

— Так что не так, Грейнджер? — шепот у виска. Начинает казаться, что Малфою нравится сводить её с ума — вряд ли вопрос требует столь близкого нахождение губ слизеринца с её ухом.

— О чем ты? — невнятно бормочет Гермиона, свободной рукой сжимая сумку на своем плече.

— О выражении твоего лица со вчерашнего ужина.

Выражение её лица? Гермиона посмотрела бы на него после такого разговора с Пэнси!

Конечно, сказать об этом Малфою девушка не могла, а потому молча втянула носом воздух и, поборов желание прикрыть веки, слегка потянула руку Драко вниз. Очевидно, он воспринял это не как намек на отступление в сторону, и, оторвав ладонь от стены, вновь скользнул ею по талии гриффиндорки.

Кровь стремительно ударила в голову и Гермиона не сразу оценила происходящее, когда почувствовала прикосновение к своей скуле, но через мгновение, когда мозг перезагрузился, поняла, что это не был поцелуй — Малфой просто слегка потерся кончиком носа о нежную кожу.

И все же этого было достаточно, чтобы перед глазами засверкали звезды. Грейнджер казалось, что он не касался её вечность, хоть это и было не так.

— Ты жалеешь? — голос Драко звучал приглушенно (ей показалось, или в нем прослеживалась хрипотца?), а смысл вопроса обрабатывался слишком медленно.

Уже обеими ладонями схватившись за бока его мантии, Гермиона крепче стиснула ткань, когда невольно откинула голову чуть в сторону. По-прежнему холодные пальцы Малфоя скользнули по открытой коже шеи. Ей хотелось схватить его руки и согреть, потому что собственное тело буквально пылало.

Но Драко все еще ждал ответа, а Гермиона не могла ума приложить, к чему относится вопрос. Жалеет ли она? О чем конкретно? Было так много вещей, о которых она жалеет: отстранение от общества после войны, плохая осведомленность во всем, что касается Пожирателей, неспособность найти ответ на такую важную загадку. Но обо всем этом Малфой не может догадываться, так что же он имеет в виду?

— О чем?

Драко наконец отстранился, прекращая терроризировать девушку прикосновениями. Хотя не то чтобы она была этому рада.

Пронзительный взгляд серых глаз словно пытался передать Гермионе все, что слизеринец не хотел или не мог произнести вслух. Он продолжал сжимать талию девушки руками, находясь в опасной близости к её лицу, и этот факт очень мешал сосредоточиться.

Но Гермиона мысленно влепила себе оплеуху и еще раз прокрутила вопрос в голове. Жалеет ли она…?

Черт возьми.

— Нет, — поспешно пробормотала гриффиндорка, когда наконец поняла смысл его слов.

Мерлин, Малфой полнейший идиот!

Он говорил о них. Конечно, с его стороны, должно быть, именно так все и выглядело: совместная ночь, неловкое утро, после которого, разделавшись с обязанностями старост, Гермиона не появлялась в гостиной Башни, предпочитая либо запираться в комнате, либо бродить по школе (хотя, вообще-то, у неё были дела, и довольно серьезные. Но Драко знать об этом не мог). Но почему слизеринца волнует её поведение? Насколько хмурым было её лицо в Большом зале, что даже Малфой не выдержал? Грейнджер следует научиться получше скрывать эмоции.

Какое-то непонятное тепло разлилось по венам вместе с осознанием того, что Малфой действительно думал об этом. Тот самый Малфой, который активно делает вид, что произошедшее — не более чем обыденность.

— Не жалею, — зачем-то повторила Гермиона.

Она не моргая смотрела на Драко, а взгляд того вдруг скользнул ниже её глаз. Дыхание перехватило.

Нет, девушка не жалела. Ни о своем решении согласиться на пост главной старосты, ни о том, как приклеила Малфоя к полу, топталась по его босым ногам, поддалась на шантаж в библиотеке, и даже о том, что вляпалась в безумную передрягу и втянула в неё Пэнси. Она не жалела, хотя следовало бы.

И когда Малфой резко подался вперед, накрывая её губы своими, Гермиона знала, что если её сердце и будет разбито, все равно не станет жалеть.

Руки сами поднялись выше, сцепляясь в замок вокруг шеи парня, и теперь Драко стоял настолько близко, что, прислушавшись, можно было услышать его сердцебиение. Хотя вряд ли собственное вылетающее из груди сердце позволило бы сделать это. И тем не менее его руки, обвившие талию Гермионы, наконец начали согреваться.

Когда язык Малфоя скользнул по небу её, она едва сдержала рвущийся наружу скулеж. Но в этом не было заслуги силы воли — с другого конца коридора послышались голоса.

— Малфой, — предостерегающе прошептала Гермиона, отклоняясь в сторону.

Разговор между несколькими людьми звучал не так уж и далеко, а благодаря эху пустого коридора казался еще ближе. Гриффиндорка невольно вслушалась в голоса, и тело покрылось холодным потом.

Малфой быстро потянул девушку в сторону, скрывая их за углом соседнего коридора, но мысли Гермионы уже крутились вокруг «незваных гостей».

— Подожди! — она слегка повысила голос, а Драко опасливо оглянулся.

Его лицо находилось в нескольких сантиметрах от её, и видит Мерлин, больше всего на свете Гермиона хотела позволить ему продолжить поцелуй. Но…

— Это Гарри и Рон, — с нотками паники прошептала гриффиндорка.

И какого черта они здесь забыли?! Неужели слизеринец настолько отвлек внимание девушки, что она не уследила за временем, и теперь друзья ищут её по всей школе?

Когда Гермиона решила, что Драко сейчас отстранится, он вдруг усмехнулся. И это была не та спокойная улыбочка, сверкающая на лице в начале разговора. Сейчас Малфой выглядел так, словно Гермиона очень пожалеет, что рассказала о присутствии Поттера и Уизли в соседнем коридоре.

— Малфой, что ты… — но закончить она не успела.

Губы парня вдруг коснулись щеки Грейнджер, прочерчивая дорожку до скулы и ниже, к шее. Частые удары сердца причиняли боль, а легкие сдавливало от нехватки кислорода, но она не могла заставить себя вдохнуть. Пальцами сдавила плечи слизеринца, то ли подавляя рвущиеся наружу звуки, то ли пытаясь оттолкнуть.

Но голоса звучали все ближе, и Гермиона с ужасом осознала, что ребята могут как пройти мимо, оставив их с Малфоем незамеченными, так и свернуть в этот самый коридор.

— Малфой, прекрати.

— Неубедительно, — прошептал он куда-то в шею и внезапно прикусил кожу зубами.

Мерлин, если он оставит следы…

— Малфой! — рявкнула Гермиона, но невозможность шуметь сильно подбила грозные нотки в её голосе.

— Забери свои слова назад, — его дыхание щекотало влажную от поцелуев кожу и девушка вздрогнула от новой волны мурашек.

— Какие слова?

— На балу ты ляпнула несусветную чушь про собрание префектов, и я хочу, чтобы ты забрала эти слова обратно.

Гарри и Рон обсуждали квиддич. С разделяющего их расстояния Гермиона отчетливо слышала ругань друзей на слизеринцев, планирующих тренироваться в один день с ними. Времени на размышления не было, и слава Мерлину, что в этот раз Грейнджер куда быстрее сообразила, что так возмутило Драко.

«Малфой пообещал проводить собрание префектов следующие несколько недель».

Этот придурок… Он ведь знал, что она пошутила! Естественно знал, Гермиона не позволила бы ему проводить собрание в одиночку. С такими темпами все окончательно вышло бы из-под контроля. И все же Малфой требовал ответа.

— Ты самый несносный человек, которого я когда-либо знала, — зашептала гриффиндорка, когда парень наконец оторвался от её шеи и взглянул в глаза. — Я говорила не всерьез и ты это знаешь!

Малфой улыбался. Гермиона пылала от раздражения (может, не только от него), а он улыбался! Если бы не друзья в соседнем коридоре, она окатила бы его ледяной водой из палочки.

— Мне нравится, когда ты произносишь все вслух.

Шок на лице девушке не удалось прикрыть ничем. Она хватает воздух ротом, подбирая слова, но ответной реплики Малфой дожидаться не стал. Теперь приближающимся шагам Гарри и Рона вторили отдаляющиеся шаги Драко. А Гермиона продолжала стоять на месте, провожая затылок парня взглядом, и чувствовала, как щеки начинают пылать сильнее.

***

— Зачем тебе мантия-невидимка?!

— Не отвлекайся, — Гермиона не глядя ткнула пальцем в пергамент Поттера.

Они примостились на одной из длинных скамеек во внутреннем дворе, закутались в мантии и согревающие заклинания, спасаясь от холода. Хотя погода была не так уж плоха в сравнении со вчерашним днем — солнце светит, хотя тепла от него было мало.

— Ты опять сделала что-то с Малфоем?

Сдавленный смешок Гермионы воспринимается парнями не как что-то нервное, а как неохотное подтверждение предположений Поттера. Они оба отрываются от своих пергаментов, вызывая гневный взгляд Грейнджер, и с негодующим бурчанием принимаются продолжать выполнение домашнего задания.

— Ничего я с ним не делала, — подавляя воспоминания десятиминутной давности, отвечает Гермиона. — Она нужна мне для того, чтобы помочь родителям. Если тихо проникну в дом и подолью зелье в их стаканы…

— Думаешь, они ничего не заподозрят, когда очнутся и обнаружат, что «случайно» одновременно уснули?

Девушка фыркает под нос, но отрицать логичность вопроса Поттера не может. Конечно, план не был идеальным, но у неё есть неделя на доработку. Мимолетная идея, пришедшая в голову несколько дней назад, оказалась лучшим, что Гермиона могла предложить себе, Артуру и целителям. Хотя она предпочла бы действовать в одиночку — наличие мантии-невидимки желательно оставить в секрете. Так, на всякий случай.

Она может пробраться в дом ближе к ночи, тогда родители ничего не заподозрят — подумаешь, устали, уснули. Гермиона может воспользоваться ключами, тогда и взламывать ничего не придется. Если найдет их, конечно. Она до сих пор не возвращалась к поискам, а стоило бы заняться этим.

— Почему ты постоянно умираешь, падая с метлы? — удивленно поинтересовалась Гермиона, заглядывая в пергамент Рона.

— Потому что на этой неделе начнутся тренировки, потом матчи, разве не звучит правдоподобно? — со смешком ответил парень, продолжая строчить всевозможные варианты собственной мучительной смерти.

— Когда-то до неё должно дойти, что это, — Гермиона указала на домашнее задание ребят. — Не более чем выдумки.

— Тогда ей стоит поторопиться, осталось не так уж много времени, — Гарри уже закончил и Грейнджер быстро пробежалась взглядом по его предсказаниям будущего. Еще болеетрагично, чем у Рона.

— Потому что это последний год? — предположила Гермиона.

— Потому что мы оба должны умереть на этой неделе, — усмехнулся Рон.

Все казалось таким привычным и оттого странным, но такого спокойствия Гермиона не чувствовала давно. Она расхохоталась, когда мальчики начали сочинять прощальную речь, и даже предложила несколько вариантов для работы Рона — фантазия Уизли иссякла после пункта, где дракон съедает его вместе с метлой во время матча.

Несмотря на холод, через какое-то время пробравшийся сквозь одежду и спавшее заклинание, девушка искренне наслаждалась присутствием друзей. Набросала письмо Артуру, но решила повременить с отправлением — на случай, если передумает и захочет внести коррективы в план. Гарри, убедившись, что проблема не в Малфое и Гермиона не нуждается в помощи, согласился предоставить мантию невидимку. Оставалось разобраться с зельем, которое даст достаточно времени на детальную диагностику и не повлияет на результаты, но эта работа будет предоставлена целителям.

Они договорились дождаться Джинни и провести перемену вместе, а потому знакомое радостное лицо на горизонте приободрило троицу — ждать им надоело. Уизли шлепнулась на землю под неодобрительный взгляд Гарри, но махнула палочкой, указывая на действие согревающего заклинания, и быстро вклинилась в диалог, выслушивая замечания Гермионы касательно домашнего задания парней по прорицанию.

— Кстати, как там Живоглот? — вдруг поинтересовалась Джинни.

Вопрос насторожил, хотя никому, кроме Грейнджер, он странным не показался. С каких пор это Уизли интересуется котом Гермионы?

— Нормально, кажется.

— Все такой же противный, — услужливо подсказал Рон.

Джинни не обратила на брата никакого внимания и, прекратив вчитываться в работу Поттера, перевела заинтересованный взгляд на Гермиону. Выражение её лица девушке совершенно не понравилось. С таким выражением она сообщила (что больше походило на приказ), что будет контролировать количество приемов пищи Гермионы. И отказываться было бесполезно.

— Слышала, все коты будто с ума посходили в последнее время, — продолжила Уизли, задумчиво вглядываясь вдаль. — Сначала ластятся, а потом начинают царапаться, — она вновь посмотрела на Грейнджер.

Гриффиндорка нахмурилась, непонимающе взирая на Джинни, но внезапно краем глаза за колоннадой разглядела знакомую надменную усмешку. Малфой вышагивал с Блейзом и Тео в другую часть школы, Гарри и Рон сидели к нему спиной, Гермиона — боком, зато Джинни наверняка отлично видела сквозь редкую толпу студентов компанию слизеринцев.

— С моим котом все в порядке, — с нажимом произнесла она. — Если так беспокоишься, можешь взять Живоглота на обследование.

— Да, обследование ему не повредит.

Парни недоумевающе переглянулись, не понимая скрытого подтекста странного диалога, а Джинни с Гермионой во всю подавляли смешки. Как Уизли только в голову пришло сделать Малфоя Живоглотом? И оттого, что столь нелепый шифр сработал, смеяться хотелось еще сильнее.

Джинни притворилась, что выглядывает кого-то позади себя, а Гермиона скрыла рвущийся наружу смех за кашлем.

— И все же, если он вдруг начнет вести себя неправильно…

— Да-да, вместе отведем его к специалисту.

***

Свежий ночной ветер нещадно трепал волосы парня, которые он около получаса назад пытался привести в некое подобие порядка. Зачесывать их как в прежние времена претило, за минувший год единственный раз Малфой позволил себе воспользоваться палочкой для прически только в день бала. Иногда пряди лезли в лицо, но он готов был пожертвовать удобством ради того, чтобы не уподобляться прилизанным волосам Люциуса. Глупая мелочь, а приятно.

Но сейчас Драко готов был налепить на себя дурацкие заколки Паркинсон, лишь бы волосы прекратили поддаваться порывам ветра и щекотать лоб.

На самой высокой башне Хогвартса отсутствовал свет, и сверкающие звезды отлично виднелись в темноте ночи. Малфой принялся бесцельно считать их.

Ему показалось, что в свете луны сверкают крылья филина. Но этого, конечно же, не могло быть — птица только недавно улетала с письмом и не могла вернуться с ответом за такой короткий срок. И тем не менее Драко не мог избавиться от напряжения, вызванного гнетущим ожиданием.

Он отправил письмо сегодня. То самое, что Люциус приказал отправить до конца недели. До конца прошлой недели.

Малфой не забыл и не тратил время на раздумья. В его положении протестовать было более чем глупо — это значило окончательно потерять возможность разузнать о планах отца, — и все же маленький, но бунт порадовал его. Люциус наверняка предвидел встречное требование сына объяснить причины рьяного рвения во Францию, но Драко подозревал, что утруждать себя он не станет — иначе сделал бы это сразу. Что ж, в таком случае, родители прекрасно проведут время на зимних праздниках вдвоем. Он предпочтет остаться в Хогвартсе, нежели участвовать в заговорах отца.

Нарцисса расстроится.

Малфой до красноты расчесал кожу запястья, пережевывая эту мысль последние пятнадцать минут. Разочаровывать мать он не мог и не хотел, но возвращение в Хогвартс и смиренное ожидание — все, что мог дать ей. Драко намеревался выловить момент для разговора наедине, но не посещал Мэнор, чтобы знать, когда Нарцисса остается одна. Люциус… Парень все еще не понимал, как должен относиться к отцу. Однако о доверии и речи быть не может. Как он должен доверять человеку, который столько скрывает и, возможно, врет ему?

Драко чувствовал себя пешкой в чужих руках и против воли мысленно возвращался в прошлые годы. Мальчик на побегушках с невыполнимой миссией — таким его, должно быть, видели в кругах Пожирателей. И таким же видит собственный отец после войны. Поменялось ли что-то в его жизни?

Ветер стих и парень без усилий услышал негромкий стук каблуков позади себя. Оттолкнулся от перил, оборачиваясь. Вглядываться было не обязательно, но он все равно сделал это — чтобы убедиться. Уж слишком нереальной казалась ситуация.

— Что ты здесь забыла, Грейнджер?

Девчонка куталась в легкий кардиган, видимо, успев переодеться после занятий. Последние несколько дней он не видел её по вечерам и предполагал, что гриффиндорка зарылась в свои распрекрасные книги и научилась прятаться так, что мадам Пинс не выгоняла её из библиотеки даже ночью. Волосы были собраны в заметно потрепанный хвост, и Малфою вдруг захотелось стянуть резинку к чертовой матери.

Да, кое-что в его жизни все-таки изменилось.

Он быстро затолкал это желание куда подальше и приготовился повторить вопрос, но Гермиона ступила вперед, ступая из темноты в лунный свет.

— Нотт и Забини искали тебя по всей школе.

Она остановилась в шаге от него, плотнее запахнула кардиган на груди, но ежиться не стала, хотя Малфой мог поклясться, что, несмотря на отсутствие ветра, девчонка замерзла. Он и сам стоял без мантии, а рубашка совершенно не грела. И кто придумал эту дурацкую форму? Правда, до этого момента основная часть внимания была направлена на раздражающе лохматые волосы, а не на холод.

— С каких пор ты их помощница? — фыркнул Малфой, вынимая из кармана палочку и накладывая на обоих согревающие чары.

Гермиона не ответила, лишь коротко и тихо вздохнула. От резко накатившего тепла по спине поползли мурашки. Невольно вспомнилась гостиная Башни старост и камин, согревающий всю комнату своим огнем. Малфой начал привыкать к этому.

— Хотела загрузить тебя обязанностями, да все отыскать не могла! — наигранно опечаленным тоном произнесла Гермиона. — Знаешь, как говорят, если хочешь кого-то найти, поставь себя на место этого человека. Будь я своевольным слизеринцем, куда бы пошла? — задумчиво протянула она.

— И решила, что Астрономическая башня — то самое место?

— Я еще не закончила, — Гермиона нахмурилась, кинув на Малфоя мимолетный взгляд. Стала рядом, точно так же оперлась на перила и устремила взор на сверкающее звездами небо. — Будь я своевольным, упрямым, непредсказуемым слизеринцем, куда бы я пошла?

Драко закатил глаза на череду комплиментов, произнесенных девушкой, но все же ухмыльнулся.

— И это помогло?

— Нет, — Грейнджер пожала плечами, больше не зарываясь в кардиган и занимая расслабленное положение. Сцепила пальцы между собой, а Малфой невольно проследил за этим движением.

— Так как нашла меня?

— Заклинание поиска, — чересчур серьезным тоном произнесла Гермиона. Драко неверяще покосился на неё. — Случайно. Просто хотела проверить, что здесь тебя точно нет.

Это признание показалось Малфою каким-то слишком… откровенным? Он определенно не планировал услышать что-то подобное и куда охотнее поверил бы в заклинание поиска, и теперь понятия не имел, как реагировать.

— Но?

— Но ты здесь, — она просто пожала плечами, неосознанно успокаивая слизеринца. Если Грейнджер не относится к подобным заявлениям серьезно, то и ему не следует. В конце концов, какая разница? — Так что ты здесь делаешь?

Он и сам не знал, какого черта приперся на Астрономическую башню. Отличное настроение испортило отправленное вечером письмо и единственное, чего хотел Малфой — избежать обсуждения тренировочной стратегии с командой Слизерина. Нуждался в тишине и покое, а потому, наверное, пришел сюда. Вряд ли кто-то решил бы, что он поднялся бы сюда по доброй воле. Однако, вот она — чертова гриффиндорка, слишком сообразительная, чтобы быть студенткой этого факультета.

— Любуюсь видами.

Малфой знал, что сарказмом не отделаешься. И Гермиона, бесспорно, понимала, что двойное дно в её вопросе Драко обнаружил.

Что он делает в месте, где должен был убить бывшего директора Хогвартса?

— Что у вас с Пэнси? — перевел тему Малфой, пока девушка не успела выковырять его мозг ложкой.

Ему и правда было интересно. Сегодня после третьего урока он видел, как та подошла к Грейнджер и они тихо обсуждали что-то, уверенные в своей незаметности. Но Драко проблем со зрением не имел, в отличие от новой школьной элиты. Сейчас ему еще более непонятно, как Гермиона Грейнджер впуталась в такую передрягу, как Гарри Поттер — этот идиот не заметил пропажу собственной подруги, как он крестражи смог отыскать?

Как бы то ни было, Малфой отлично видел, но, к сожалению, не слышал, беседу девушек. И этот факт очень напрягал. С воскресенья Пэнси выглядит так, словно потеряла несколько литров крови и та не восполняется, а Грейнджер ходит тише воды, ниже травы. Не то чтобы он жаждал слушать её причитания касательно безответственного выполнения обязанностей главного старосты, но в общем ситуация напрягала.

— Тайные связи, — фыркнула Гермиона, то ли намеренно игнорируя взгляд парня, то ли действительно не замечая на себе столь пристального внимания.

— Ты точно с Гриффиндора? — усмехнулся Драко. Возможно, девчонка просто пьяна, а он не замечает?

Грейнджер сделала вид, что возмущена, но тень слабой улыбки мелькнула на её лице и не осталась незамеченной. Ветер снова поднялся, и теперь не только Малфой постоянно смахивал с лица непослушные волосы — Гермиона принялась поправлять хвост, собирая выбившиеся пряди под резинку.

Драко задался вопросом, какого черта продолжает стоять здесь, лишенный того, за чем, собственно, пришел? Уж с этой девчонкой никакой тишины и тем более покоя быть не может. Но ноги словно приросли к полу, а взгляд к сосредоточенному лицу сбоку. Она тоже выглядит бледной. Хотя, возможно, ему просто так кажется из-за плохого освещения.

Когда Малфой решил, что девчонка не ответит, она вдруг выпалила:

— Шляпа предлагала мне Рейвенкло.

— Надо было соглашаться.

Наконец Гермиона повернулась. Одарила его недовольным взглядом и, высоко задрав подбородок, нарочито небрежным тоном произнесла:

— С каких пор тебя привлекает Рейвенкло?

Малфой не знал, был это намек на его дурное отношение к каждому факультету, исключая собственный, или же прямой вопрос, поэтому предпочел не отвечать всерьез и привычно нагло улыбнулся, выпрямляясь на месте.

— Люблю разнообразие. У меня насыщенная жизнь, — конечно, это было ложью. Он не то чтобы встречаться, даже не спал никогда с рейвенкловками, но и намека стало достаточно, чтобы Гермиона поморщилась и отвернулась.

Малфой в тишине следил за тем, как девушка крутит простенькое колечко на пальце, задумчиво вглядываясь в сторону Запретного леса. Он никогда не разглядывал её так открыто и даже несмотря на то, что было в ночь бала, не изучал особенности внешности Гермионы. В основном внимание привлекали непослушные волосы, и Малфой считал, что этого более чем достаточно. Но сейчас почему-то стало любопытно всмотреться в сверкающие карие глаза, кажущиеся практически черными, в покусанные в нескольких местах губы (его ли это работа или девчонка нервничала?).

Это было плохим знаком. И Драко не мог понять, что хуже: сам факт разглядывания гриффиндорки, или же искренний интерес к этому занятию.

О чем она думает?

— Что с твоей рукой? — вдруг нарушила молчание Гермиона.

Драко и не заметил, что она прекратила разглядывать пейзаж и переключила внимание на его расчесанное запястье. На самом деле, у Малфоя не было подобной привычки, но сегодня он явно не был готов к полученному стрессу.

Покрасневшая кожа проглядывалась сквозь рукав рубашки. Пуговица была расстегнута и Драко даже слова не успел сказать, когда Гермиона внезапно потянула манжет вверх и рукав оказался задран практически до локтя.

Побледневшая метка по-прежнему украшала левое предплечье.

— Не переходи черту, Грейнджер, — прорычал Малфой, и выдернул руку так резко, что девушка отшатнулась.

Сердце неистово колотилось в груди, правда в этот раз не из-за ожидания. Чувство не было приятным, и Драко поспешил натянуть рукав обратно, прикрывая следы Волан-де-Морта на своей коже.

Он ненавидел оголять метку, и демонстрировать её Грейнджер, да еще и против воли, не стал бы под страхом смерти. Хотелось вытолкать её к черту из башни, но и этого Малфой сделать не мог — вероятно, гриффиндорка кубарем полетит с темной лестницы и переломает шею, если он все же попытается сделать это.

Поэтому Малфой решил уйти сам.

Подобное поведение не было в его характере. Прежний Драко прогнал бы Грейнджер, особенно если бы был шанс увидеть трагическую и совершенно нелепую гибель гриффиндорки. И мысль об этих аномальных изменениях претила. Малфой не желал их, и даже тут собственный разум отказывался подчиняться.

Раздражение сквозило даже в шагах. Старался не смотреть на Гермиону, то ли опасаясь действительно перекинуть её через перила, то ли не желая видеть реакцию на свое изуродованное предплечье. Малфой практически добрался до лестницы, почти полностью скрылся во мраке — лунный свет сюда не доставал, — когда сзади послышались торопливые шаги и пальцы сжались на его запястье. Сильнее, чем мог ожидать. Драко, возможно, даже удивленно взглянул бы на Гермиону, но сейчас ему правда хотелось сказать или сделать что-нибудь гадкое.

Чтобы не думала, что может так поступать. Чтобы не позволяла себе…

— У меня тоже есть, — тихо прошептала она.

Так тихо, что если бы они стояли около перил, из-за ветра Малфой, вероятно, ничего не услышал бы. Но они замерли у основания лестницы и ему хорошо удалось разобрать слова, хоть смысл все еще оставался загадкой.

Несильно тряхнул рукой, чтобы эта идиотка действительно следом за ним не полетела вниз головой по лестнице, но пальцы лишь сильнее стиснули запястье. Раздраженно зыркнул через плечо, но Гермиона если и почувствовала полный убийственной силы взгляд, виду не подала.

Малфой уж было собрался рявкнуть, чтобы девчонка убрала руки, но она вдруг и правда отпустила. Слегка удивленный резкой переменой настроения — теперь Грейнджер выглядела не такой решительной, как минутой ранее, — слизеринец так и замер на месте.

Девушка боязливо, но очень быстро дернула край рукава кардигана и оголила свое предплечье.

Не надо было вглядываться, чтобы разобрать буквы. Он знал, что там написано. Знал и ни при каких обстоятельствах не хотел видеть.

Но Грейнджер выглядела так, словно её руку заново пронзали кинжалом, вгоняя лезвие глубоко в кожу. И Малфой против воли перевел взгляд на побелевший шрам. Тот выглядел давнишним, но Драко знал, что он никогда не заживет.

Так же, как и его не меркнущая метка, шрам Гермионы всегда будет служить напоминанием о прошлом.

— Грейнджер, — показалось, или в голосе и правда проскользнули умоляющие нотки? Он действительно не хотел этого видеть. И действительно надеялся, что ему лишь показалось.

— У меня тоже есть, — вновь повторила она.

Малфой мог поклясться, что костяшки её пальцев побелели, с такой силой сжимала собственное запястье.

Он не называл Грейнджер грязнокровкой с того момента, как покинул Хогвартс. Драко считал, что причина этому в стирающихся границах между магглорожденными и чистокровными, но, быть может, дело не только в этом. Теперь он был уверен, что кривые буквы, вырезанные на её руке, отпечатаются в памяти и будут каждую ночью всплывать перед глазами. Ровно как и его собственная метка, сейчас почему-то пылающая огнем под тканью рубашки.

Как и все, что случилось во время войны.

Он сам потянулся к предплечью девушки. Едва не коснулся шрама, но вовремя сдвинул пальцы. Дело было не в отвращении, а скорее в личных границах — к клейму на своей руке он не позволял прикасаться никому.

Поддел край собравшейся ткани кардигана у локтя Гермионы и потянул вниз, скрывая за одеждой высеченные на коже следы войны.

Грейнджер подняла глаза и, видит Мерлин, Малфой взмолился снова почувствовать то раздражение, вызванное девушкой пятью минутами ранее. Но в груди отозвалось нечто другое и сердце жалобно заныло. Была ли это жалость к спятившему хозяину или сожаление о том, что собственные эмоции не поддаются контрою, Малфой не знал. И тем не менее громыхание сердца не помешало ему сомкнуть руку на ладони гриффиндорки.

Гермиона так крепко схватилась в ответ, что Драко на мгновение засомневался, способна ли она трезво мыслить.

— Пошли отсюда, — он кивнул в сторону темных ступеней. — Из окна Башни тоже открывается неплохой вид.

========== Глава 21. ==========

— Мне еще нужно заскочить в библиотеку, — махнув в воздухе нетолстым учебником, Гермиона со сдержанной улыбкой обнимает друзей, проигнорировав при этом испытывающий взгляд Джинни.

Прижимает книгу к себе, пока отдаляется от Большого зала, и прячет её в сумку, как только оказывается вне зоны видимости оставшейся за ужином троицы. Гермионе и правда нужно в библиотеку — найти новые источники информации для работы по защите от темных искусств, но сейчас мысли далеки от учебы.

Сегодня среда, а это значит, что патрулирование с Малфоем начнется через несколько часов. До этого времени нужно разобраться еще с некоторыми делами.

Паркинсон вышла из Большого зала за десять минут до Гермионы, кинув на неё многозначительный взгляд. Гриффиндорка молниеносно уловила незаметный для остальных знак, но среагировать сразу не могла — паранойя постепенно съедала девушку, и беспокойство, что кто-то заинтересуется столь частыми встречами Гермионы и Пэнси, не оставляло даже во сне. Особенно после вчерашнего вопроса Малфоя.

Он, конечно же, заметил. Мерлин, естественно это должен был быть именно он!

Тот, кого Грейнджер предпочла бы держать подальше от всей этой затеи.

Гермиона знала, повод у него был. Она также заметила пристальное внимание парня, направленное на их скромные персоны, когда Пэнси выловила её из толпы вчера после третьего урока. Гермиона заметила, но слишком поздно. Пришлось сделать вид, что ничего странного в этом нет — что подозрительного в беседующих старостах?

Малфой должен был подметить, что Паркинсон не фыркает от одного взгляда на Гермиону и они неплохо пообщались на балу, поэтому надеялась, что беспокойство касательно Драко — не более чем её разыгравшееся воображение. Стоит только приложить больше усилий и прекратить так часто уходить в свои мысли, чтобы слизеринец не сопоставил по-прежнему напряженную Пэнси и отрешенную Гермиону, чаще прежнего встречающихся в коридорах.

Грейнджер стоило шикнуть на девушку в тот момент, когда цепкая ладонь Паркинсон выхватила её из потока студентов. Но это только привлекло бы больше внимания, да и разговор был важным. Слишком важным, как для коридора, по мнению Гермионы.

— Что если это все-таки не кто-то из числа находившихся на мероприятии? — сказала тогда Пэнси.

Гарри и Рон направлялись на прорицания, а у Грейнджер по расписанию стояли древние руны — это и спасло разделившихся в толпе друзей, и парни ничего не заподозрили. Они продолжили идти по коридору, а отставшая из-за Паркинсон Гермиона постаралась одновременно и затеряться в толпе, и позаботиться об отсутствии лишних ушей.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что список гостей может оказаться бессмысленным.

Гриффиндорка думала об этом. Чаще, чем того хотела, но даже после составления какого-никакого плана рассматривала все варианты. И этот казался наименее возможным.

— Если человек, не приглашенный на мероприятие, проник по его окончании, родители не смогли бы проигнорировать это. Но если они хорошо знали его, может, не предполагали, что придется обороняться и просто не успели схватить палочки?

— Это глупо. Они как минимум смогли бы уклониться от одного заклинания, но никаких следов сопротивления не обнаружили.

Гермиона из раза в раз прокручивала всевозможные варианты произошедшего, и каждый раз ей казалось, что преступник не мог оказаться в поместье после «вечеринки» Пожирателей — оставшиеся заклинания защиты осведомили бы Паркинсонов, и те никак не могли не знать о присутствии кого-то в доме. Даже если человек — их хороший знакомый, и его нападение стало неожиданностью, два опытных волшебника не могли просто подставиться под заклинания.

Единственный вариант, при которой преступник мог бы похитить мужчину и женщину так легко — если бы смог отвлечь Паркинсонов и подобраться к ним очень близко.

— Почему ты думаешь, что преступник не мог просто замести следы?

— Оставил труп в министерстве, а в поместье решил прибраться? — Гермиона отрицательно покачала головой. — Нет, он действует показательно.

Гермиона надеется, что Пэнси не станет задавать лишние вопросы. Сейчас она убеждена, что Грейнджер помогает кому-то из Министерства — тому, кто снабжает её информацией. На месте Пэнси Грейнджер тоже и не подумала бы о том, что преследуемые цели могут значительно отличаться.

— Но зачем? — шепчет Паркинсон, аккуратно оттягивая рукав мантии Гермионы и подталкивая её в сторону.

Зачем? Отличный вопрос. Только откуда Гермионе знать? Она — не чокнутый убийца. Но вполне может им стать, если Малфой не прекратит испепелять её затылок взглядом. Чертов внимательный засранец.

Девушки ускользнули от основного потока людей, сворачивая в другой коридор, и мысленная малфоевская пытка (а Грейнджер уверенна, что в своем воображении он проделал дыру в её голове не только взглядом) прекращается.

Здесь куда тише, но Гермиона не сильно радуется этому — подслушать будет удобно. Хотя после третьего урока все слишком уставшие, чтобы делать это.

— Такие люди — психи. И они хотят, чтобы за ними наблюдали.

Может, для преступника это и вершение правосудия, но для Гермионы он — не более чем спятивший убийца. И в её понимании подобные люди всегда действуют показательно. Чтобы что-то доказать? Девушка не знала. Возможно хочет, чтобы его в конечном итоге нашли. Возможно, для него это все развлечение.

В любом случае, в играх Гермиона сильна, и проигрывать эту не намерена.

Пэнси отрешенно глядела перед собой, периодически хмурилась и напряженно прикусывала губу. Грейнджер не решалась спросить, о чем та думает, а потому предпочла молча шагать в сторону кабинета древних рун, гадая, как далеко Паркинсон собирается её «провожать». Возле кабинета наверняка соберется куча студентов, и Гермиона предпочла бы разойтись до того, как их кто-то заметит. Одного Малфоя уже достаточно.

— Они ведь могли и сами последовать за ним, — наконец произносит Пэнси.

— По твоим словам, заканчиваются такие собрания поздно. Зачем им идти с кем-то в такое время?

Конечно, у коварных Пожирателей могут быть такие же коварные планы, но Гермиона думала (или надеялась), что Паркинсоны не по доброй воле покинули поместье — это усложнит ситуацию в разы.

— Преступник мог воспользоваться доверием, соврать и обманом заставить последовать за ним.

Грейнджер покачала головой. Вероятность есть, но при таких обстоятельствах домашние эльфы должны были знать. Хотя, разумеется, они лишь прислуга, и хозяева не обязаны отчитываться. Особенно если учесть, что на празднествах им присутствовать запрещено.

— Для нас это не так важно, Пэнси, — ложь. Было бы полезно знать подробности, чтобы предотвратить дальнейшие похищения. Но разведать это девушки не могли, и Гермиона предпочла не загружать Пэнси лишними мыслями. — Что необходимо, так это понять — кто наша цель. Если преступник действительно просто задержался после того, как все аппарировали, твои родители и правда могли подпустить его слишком близко и не успеть среагировать на нападение. Особенно если этот кто-то был с ними в хороших отношениях и не вызывал опасений.

Паркинсон согласно кивнула, хоть и не выглядела полностью убежденной. Тогда Гермиона молча продолжила путь по коридору, оставляя слизеринку позади.

Сейчас же, направляясь в один из пустующих кабинетов, гриффиндорка слегка жалеет, что вчера не приободрила Пэнси. Пусть они и не подруги, но цель имеют общую, и если Грейнджер просто строит из себя благодетеля, отгоняя мысли о Малфоях прочь, то Паркинсон может потерять родителей.

Но Гермиона не может позволить себе такую роскошь как эмоции. Чувствует — если поддастся им, то не остановится вовремя. Сейчас ей необходимо держать себя в узде настолько долго, насколько хватит сил. И пусть такая стратегия заведомо проигрышная (сдерживаемые эмоции рано или поздно найдут выход), ничего лучше Грейнджер предложить не может.

Она хотела подумать над этим вчера. И даже попыталась! Однако стоило ноге ступить за пределы последней ступени, ведущей на Астрономическую башню, оказалось, что Малфою приспичило занять это место, хотя друзья разыскивали его по всей школе.

Возможно, она соврала Малфою, сказав, что попала на башню случайно, желая удостовериться в его отсутствии там, а может, врала самой себе, утверждая, что искала не его, а уединение.

Как бы то ни было, сейчас бежать от размышлений нельзя.

Пэнси обещала раздобыть список приглашенных в поместье к сегодняшнему вечеру, и чем ближе Гермиона к месту встречи, тем сильнее растет уверенность — пришло время решительных действий. В мыслях звучит настойчивый и слегка насмешливый голос Малфоя, твердящий о безрассудной «храбрости» гриффиндорцев, и девушка убеждает себя не подставляться — хотя бы из упрямства доказать неправоту Драко.

И если убедить кого-то в осторожности своих действий она могла, то сама раз двадцать неслышно упрекнула себя в безумии.

Дверь кабинета с низким скрипом закрылась за Гермионой, оповещая о её присутствии. Пэнси тут же вскочила с парты, на которой сидела, словно ожидала увидеть кого угодно, кроме Грейнджер. И этот кто угодно непременно доставил бы неприятности.

Паркинсон заметно расслабляется при виде гриффиндорки, но моментально берет себя в руки и возвращает лицу беспристрастный вид. Солнце еще не село, но закатный свет едва освещает комнату. Свечи не зажжены, но Гермиона все равно подмечает появляющиеся впадины на щеках слизеринки.

Пэнси за весь день не притронулась к еде. Грейнджер знает об этом, потому что против воли наблюдала за девушкой в Большом зале. Впрочем, её это ничуть не удивляет — самой в горло кусок не лезет, что уж говорить о той, чьи родители на волосок от гибели? И все же, они обе грозят отправить имеющийся и будущий план к черту, если не прекратят одним своим видом кричать о ненормальности происходящего.

— Принесла? — спрашивает Гермиона после нанесения заглушающих чар. Пэнси кивает и протягивает свернутый лист пергамента.

Бумага хрустит под пальцами девушки, когда Грейнджер разворачивает её. Приходится подойти к окну, чтобы разглядеть выведенные неаккуратным почерком слова — буквы кривые, как будто детские. Домашние эльфы, догадывается Гермиона.

Она заранее предвидела, что работы будет много (хоть и имела лишь смутное представление о дальнейших действиях после изучения списка), но, очевидно, слова о том, что подобные мероприятия по большей части «закрыты» — не просто слова. Указанных фамилий по большей мере десять. И Гермиона пока не решила, радоваться этому или нет.

Глаза тут же находит знакомую фамилию и девушка поспешно сворачивает пергамент.

— Ты всех их знаешь, — начинает Пэнси, занимая свое место на одной из протертых от пыли парт. — Если не лично, так из газет. Амнистированные Пожиратели, чьи семьи сумели сохранить какие-то крупицы имущества. Хотя, кому я вру, — она цокает языком, горько усмехаясь. — Те, у кого лишь крупицы, не приглашены.

Гермиона предпочитает промолчать о том, что газеты перестала читать с момента переезда в Нору, то бишь практически сразу после победы в войне, и сосредотачивается на другом:

— Ты же не намекаешь, что преступник охотится за финансами Пожирателей?

— Конечно нет, — Пэнси закатывает глаза, а Гермиона вновь принимается разворачивать пергамент, лишь бы занять руки, и перечитывает фамилии. — По крайней мере, две семьи мы можем вычеркнуть.

Паркинсон подходит ближе, случайно или намеренно игнорируя удивленный взгляд Гермионы, и указывает пальцем на нужные строчки:

— Малфои и Нотт.

— С чего ты взяла? — со скептицизмом уточняет Грейнджер.

Подозревать тех, ради кого это все и затеяла гриффиндорка не хочет, но и исключать возможность съехавшей крыши Люциуса не собиралась. В чем-чем, а в здравомыслии Малфоя-старшего она сильно сомневалась.

— Первые слишком одержимы своей репутацией. А Нотт появляется только ради алкоголя. Поверь, к концу мероприятий он аппарирует только с Мерлиновой помощью, и на похищение двух волшебников уж точно не способен.

— Беспомощный пьяница — отличное прикрытие, — парирует Гермиона.

Пэнси смотрит так, словно она говорит чепуху, но сама Грейнджер не намерена откидывать подозрения лишь потому, что Паркинсон считает какого-то алкоголика неспособным на преступление. В маггловском мире это наоборот служит подозрением.

— Кто кажется тебе наиболее подозрительным?

— Не знаю, у меня не был возможности приглядеться.

— Но ты ведь только что сказала, что Нотт-старший пьянствует на каждом «собрании».

— Это потому, что родители без умолку тараторили об этом после каждого мероприятия у Малфоев. Нотт в хороших отношениях с семьей Драко, поэтому всего его терпят, но родители считали, что он недостаточно активен. В любом случае, реальных скандалов у них никогда не было.

Гермиона шумно втянула носом затхлый воздух и, оперевшись о стену, в третий раз пробежалась взглядом по фамилиям. К счастью, все они действительно были известный ей — пусть не лично, но гриффиндорка слышала о каждом из этих Пожирателей от Артура, любившего обсудить вынесенные Визенгамотом оправдательные приговоры.

Она уже знала, что должна сделать, и тот факт, что ни одна из фамилий не казалась той самой (по мнению Гермионы, каждый из них мог совершить преступление) только укрепил её намерения.

Они обе недели напролет могут трещать о каждой из перечисленных семей, но в этом не будет толку, пока…

— Я должна попасть туда.

Пэнси, до этого барабанившая пальцами по подоконнику, резко замирает. Её плечи слегка вздрагивают, но взгляд по-прежнему устремлен куда-то в сторону Черного озера, виднеющегося вдалеке. Переваривает услышанное.

— Что за ересь ты несешь? — на миг появившаяся ухмылка меркнет, стоит Паркинсон повернуться в сторону Гермионы. Убеждается, что гриффиндорка более чем серьезна.

— Уверена, ты и сама понимаешь, что необходимо воочию увидеть каждого из них, чтобы делать хоть какие-то выводы. И даже это может не дать результатов, что уж говорить о простом разглядывании списка.

— Это сумасшествие, Грейнджер.

— Это план, — безумный и, возможно, опасный, но об этом Гермиона предпочла умолчать.

— Тебя ни за что туда не пустят.

Девушка не была уверена, Пэнси действует с целью отговорить её от безрассудного плана, или же пытается развить его, усовершенствовать, но гадать желания не было.

— Но пустят тебя.

Слизеринка хмурится, явно по своему интерпретируя слова Гермионы.

— Я была на подобном мероприятии лишь раз, и вовсе не уверена, что…

— Если твоих родителей нет в стране, ты должна иметь право присутствовать, — возражает Грейнджер. Видит, как при её словах Пэнси отводит взгляд, и сама выпрямляется на месте. — Когда следующее мероприятие?

Паркинсон вновь принимается барабанить пальцами по подоконнику, раздражая, но в этот раз Гермиона не намерена давать девушке время на обдумывание — чем больше станет рассуждать, тем больше возникнет сомнений. И тем больше рисков заметит — Грейнджер знает по себе. Но другого выбора нет, как ни крути.

— Ты ведь знаешь. У нас заканчивается время, — давит она.

Пэнси коротко, но крайней недовольно зыркает на Гермиону. Разумеется, она ведь задела больную мозоль. Но это едва ли не единственный способ, который быстрее остальных может убедить слизеринку согласиться с планом.

— Эльфы сказали, что родители заранее запланировали его на субботу, — признает Паркинсон. — Я собиралась отменить, но еще не отправляла письма гостям.

— Вот и отлично. Не делай этого.

— Грейнджер, это все равно не имеет смысла, — упирается она, вновь налаживая зрительный контакт. — Я знаю каждого из них, и даже эти знания не помогают мне хотя бы примерно определить возможного преступника.

— Нужен свежий взгляд, — соглашается Гермиона. — Поэтому пойду я, а не ты.

— Я же сказала, тебя…

— А я не говорила, что буду выглядеть как Гермиона Грейнджер.

Замешательство на лице Пэнси сменяется пониманием и глаза девушки расширяются от шока. По её коже ползут мурашки, а Гермиона не позволяет себе зацепиться за подобные эмоции напарницы и отметает сомнения. Им нужно сделать это.

— Ты хоть понимаешь, что выдашь нас, если тебя раскроют?

— Поэтому я уйду оттуда раньше, чем вновь стану собой. Я слышала, анти-аппарационные барьеры сняты?

Паркинсон кивает, хоть и с легкой заминкой.

— Тогда до субботы ты должна знать каждого из этого списка в лицо, — она указывает на свернутый пергамент, очевидно догадавшись, что Гермиона лишь слышала о половине из указанных Пожирателей. — И вести себя соответствующе дочери Паркинсонов.

Грейнджер уж было собралась возразить и возмутиться, мол, что не так с её поведением, но вовремя прячет недовольство за плотно сжатыми губами и кивком. Пэнси права, вряд ли на подобных мероприятиях Пожиратели общаются между собой, как она привыкла болтать с Уизли или с кем-то еще из родителей своих друзей. Гермиона понятия не имела, насколько вежливо и завуалированно они изъясняются и, если честно, это было последним, что она планировала освоить за свою жизнь.

— Подготовь меня.

— Много запоминать не придется, — по всей видимости, облегчение отражается на лице Гермионы, потому что Пэнси хмыкает. Грейнджер очень не хочется быть ответственной за ситуацию, которая может сложиться, если она облажается. — Они не станут обсуждать деловые вопросы с «ребенком», поэтому максимум, что потребуется — вежливое приветствие и заурядные вопросы-ответы.

Гермиона кивает практически с таким же усердием, с каким впитывает информацию на уроках, и, кажется, слизеринка остается удовлетворена этим.

— Я подумаю над тем, что тебе нужно знать, — кивает она. — И достану оборотное, — добавляет после минутного молчания.

Это была самая сложная часть плана — зелье варится непростительно долго, а Грейнджер понятия не имела, где добыть готовое.

— Откуда?

— В Лютном переулке много не болтают, — коротко бросает Паркинсон, но этого более чем достаточно. Гермиона кивает.

— Значит, суббота.

— Суббота.

Пэнси не останавливает её, когда Грейнджер прячет пергамент поглубже в зачарованную сумку, и направляется к выходу из кабинета.

Суббота.

Времени так мало. Его буквально нет!

Гермиона не стала демонстрировать нервозность перед Паркинсон, то ли желая убедить её в твердости своих намерений и наличии четко проработанного плана, то ли боясь напугать девушку еще больше, но ступив за пределы комнаты в полной мере ощущает сжимающуюся хватку безысходности на своей шее.

Она ненавидит, когда нет запасного варианта, а сейчас именно такая ситуацию. Они выбрали направление, не зная, правильное ли оно, но оно — единственное, и двигаться придется этой дорогой.

Гермиона чувствует, что не имеет права на ошибку. Не только потому, что появился шанс добыть новую информацию, но и потому, что есть возможность предотвратить очередное похищение.

Девушка сомневалась, что преступник станет действовать пока Паркинсоны живы — похитить и держать кучу Пожирателей в одном месте явно плохая идея, — но неизменно возвращалась к тому, что в поместье будет не только разыскиваемый, но и потенциальные жертвы.

***

Бродить по коридорам школы ночью вдруг стало значительно приятнее, когда Гермиона уяснила две вещи: во-первых, в реальности появился куда более опасный враг, нежели сконструированные воображением призраки; во-вторых, без посторонних взглядов можно сколько угодно погружаться в раздумья без опасений оказаться под чьим-то ненужным вниманием.

И Грейнджер ловила момент, задержавшись у колоннады вокруг внутреннего двора. Уставилась на пустующую сейчас скамью, где не так давно сидела с друзьями, но мысли витали далеко от Гарри, Рона и Джинни.

Гермионе казалось, что она продумывает дальнейший план действий, но, как выяснилось позже, беспорядок в голове едва ли можно было назвать разработкой стратегии. Просто глядела в темноту, позволяя хаотичным мыслям метаться в голове. Надеясь, что они успокоятся и оставят после себя лишь нужную информацию.

— Малфои, Нотт, Эйвери, Роули, Макнейр… — шепчет Гермиона, пытаясь заучить и одновременно убедиться, что действительно знает каждого из Пожирателей. — Трэверс, Яксли, Джагсон, Кэрроу, — на фамилии бывших преподавателей замирает, но тут же обеспокоенно принимается копаться в сумке, наконец оторвавшись от созерцания скамьи, и выуживает спрятанный между учебниками пергамент.

Девять.

Неужели кого-то забыла?

Читает фамилии вновь, мысленно подсчитывая. И убеждается — нет, не забыла. Их и правда девять. Что ж, отлично, как минимум на одну семью меньше: либо подозреваемых, либо возможных жертв.

Кто кажется ей наиболее подозрительным? Каждый.

Грейнджер не знает их дальнейшую судьбу после оправдательного вердикта, но отлично помнит прошлые злодеяния. Однако о нынешних «заслугах» спросить некого. По крайней мере, не сейчас. Если Перси разнюхает о плане, наверняка попытается остановить, а Гермионе меньше всего нужно убеждать еще и его. Да и признавать, что впутала в расследование, в которое и сама-то не должна была лезть, Паркинсон, не хотелось.

Оставалось надеяться, что Пэнси расскажет все без утайки. Теперь, помимо прочих обязанностей, Гермионе придется учить детали жизни бывших Пожирателей. Мечта.

По дороге до Башни старост Грейнджер все пытается собрать картинку воедино. Хаос в голове поутих, но мысли по-прежнему в беспорядке. Словно разбросанные пергаменты с информацией, девушка пытается собрать каждый и распределить по категориям. Бесполезно. Возможно, сыграло отсутствие сна, а может, дело в общей усталости, но необходимый порядок ускользал. Гермиона чувствовала, как с каждой успешной попыткой её мысли-пергаменты будто разбрасывает по комнате неощутимый порыв ветра, и приходится начинать сначала.

Малфой уже ожидал у входа. Услышать приближающиеся шаги ему не составило труда, и Гермиона сразу ощутила на себе вызывающий мурашки взгляд. Выражение его лица с такого расстояния былоскрыто мраком коридора, тогда почему у неё подобная реакция?

— Ты опоздала.

— Неправда. Это ты пришел раньше, — Гермиона борется с желанием взглянуть на наручные часы. Знает ведь, что пришла вовремя.

В ответ Драко хмурится, подходя ближе на несколько шагов. Но ничего не отвечает, явно не планируя признавать правоту гриффиндорки.

Нет, он не подходит ближе, а обходит её. Двигается дальше по коридору, в том направлении, откуда Грейнджер только что пришла. Ровная спина и напряженные плечи мельтешат перед глазами, пока девушка не нагоняет его и не пристраивается к широкому шагу.

Малфой молчалив. И на этот раз Гермиона предпочла бы услышать его ругань или подколки, лишь бы не надоедливая тишина — она сводит с ума. Впереди целая бессонная ночь, у неё будет более чем достаточно времени, чтобы помучить себя размышлениями.

И с каких пор Драко стал возможностью отвлечься?

Он скорее источник проблем.

Гермиона тяжко вздыхает, невольно осознавая, что Малфой также источник информации. Хотя мысль об использовании их странных взаимоотношений таким образом ненавистна.

Нет, Малфой не просто молчалив — он игнорирует её присутствие. Гермиона подозревает, что что-то случилось. Но плохое настроение Малфоя могло быть вызвано как перебранкой с друзьями, так и чем-то более серьезным — слишком большой спектр, чтобы предполагать. Спросить же прямо Гермиона не могла, зная — не ответит, взбесится.

Но это тоже может быть способом вытащить информацию. Разозленные люди менее контролируют язык, ведь так?

Ко всему прочему, Малфой был потрясающе красив в своей ярости.

Мерлин, и о чем она думает?

— Можно спросить? — они как раз заканчивают обход пятого этажа, когда Гермиона принимает решение уболтать Драко.

— Нет.

— Ты ездишь к семье? — словно его слова мимо ушей.

Опасно.

Тема скользкая, Гермиона осознает это. Но когда её останавливала вероятность получить по шее за чрезмерное любопытство? Подобная особенность присуща каждому гриффиндорцу, и сейчас девушка более чем рада воспользоваться ненавистной Малфою чертой.

И колкий взгляд, брошенный в её сторону, не сбивает настрой. Она слишком вымоталась за последние четыре дня, чтобы беспокоиться из-за возможности оказаться убитой Малфоем в темном коридоре. Пусть, потом пожалеет, что лишил свою семью спасительной соломинки.

— Хочешь на экскурсию в Мэнор? — резко бросает Драко.

Грейнджер невольно сглатывает скопившуюся слюну, незаметно для Малфоя (но, когда он снова косится на неё, оказывается, что все-таки заметно) сжав изуродованное предплечье ладонью. По его мимолетному взгляду неясно, то ли жалеет, что бросил фразу, то ли доволен её реакцией, надеясь, что тема на этом закрыта.

Увы, Гермиона так просто не сдается.

— Я слышала, у вас огромная библиотека, — продолжает гриффиндорка. — Так ты действительно не был дома с начала учебного года?

— Какого хера ты лезешь в это?

На секунду Грейнджер замолкает, задумчиво покусывая губу. Потому что считаю, что ты, сам того не зная, можешь предоставить полезную информацию. И твоя семья будет жить, и мне не придется смотреть, как такой несносный придурок, как ты, страдает, и…

— Хочу знать о положении вещей, — неоднозначно отвечает Гермиона.

— Мои родители у всех на виду, какое еще положение вещей ты хочешь знать?

Они спустились по лестнице на четвертый этаж — такой же мрачный и пустой, как и все остальные. Картины на стенах возмущаются, когда Малфой, будто нарочно, светит люмосом им в лицо. Гермиона предполагает, что таким образом он пытается заставить себя не заавадить её на месте за подобные вопросы.

Если ей нужна информация, нужно быть искренней. Хочешь казаться искренней — либо хорошо лги, либо говори правду.

— После… всего, я не особо следила за новостными сводками. И то, о чем я тебя спрашиваю, в Пророке не освещается.

Гермионе не нужно открываться Малфою. Вернее, он последний, кому ей следовало бы открыться, но врать не хотелось. Она и так постоянно лжет о таких важных вещах, как жизнь его родителей. Да и признаваться Драко в чем-то личном, касающемся только её, а не спасения мира, оказалось легче, чем можно было предположить.

Он молчит, и девушка решает, что ответа не последует, а потому начинает планировать, как бы снова завязать диалог.

Но Малфой вдруг сворачивает в соседний коридор, обрезая половину маршрута, и по дороге бросает:

— Нет, не езжу.

Гермиона так удивляется ответу, что едва не впечатывается в его спину в попытках догнать слишком быстро идущего парня. Драко оборачивается и теперь светит ей в лицо исходящим из палочки светом. Гриффиндорка кривится, стукнув его по руке и вынудив убрать чертов огонек.

— Почему нет? — продолжает расспросы, когда Малфой, убедившись, что с её координацией все в порядке, возвращается к патрулированию. — И кстати, ты срезал половину пути. Мы должны были пройти тот коридор.

— Ты зануда, Грейнджер. Кому есть дело до дежурств?

— Старостам!

Гермиона не видит, но догадывается — Малфой закатил глаза. Такой несносный, но почему от их невинных препирательств сердце заходится? Она чувствует себя больной, не совладая с реакцией собственного тела.

Знакомый тоненький голосок нашептывает об изначальной цели, навязывая вину, и в этот раз Гермиона прислушивается.

— Стало лучше?

— Что?

— После войны. Стало лучше?

Драко оборачивается, отвлекаясь от изучения ниши в стене, и смотрит на Гермиону таким взглядом, что ей невольно хочется убежать прочь. Но она упрямо продолжает стоять на месте, глядя как парень стискивает зубы.

Освещенное люмосом лицо приобретает жёсткие черты, предупреждая об опасности, но слишком поздно: в сознании Гермионы резво возрождается воспоминание об аккуратных пальцах слизеринца, поправляющих её кардиган, скрывая шрам на руке. О его взгляде и словах. Малфой не может напугать её. Только не теперь.

Грейнджер делает шаг вперед, удивляя не только Драко, но и себя. Рука тянется к его лицу практически инстинктивно — потребность прикоснуться начинает душить.

Гермиона хочет знать, что все усилия не зря: бессонные ночи, потеря аппетита, манипуляции друзьями, угроза собственной жизни. Хочет знать, что не ведет себя как наивная девчонка, хочет… Просто чего-то хочет. Хочет Малфоя.

Его щека теплая. И пусть он вздрагивает под настойчивым прикосновением, не отталкивает. Лишь удивленно и все еще раздраженно смотрит ей в глаза. А у Гермионы внутренние органы сжимаются и взрываются на куски от этого взгляда: от тревоги или чего-то другого? А может, все и сразу.

Это не спровоцированное страстью действие, и оттого они оба шокированы, хотя гриффиндорка и чувствует поразительную решительность. Она будто понимает его, будто хочет что-то сказать в ответ. Даже больше, чем может себе позволить.

— Грейнджер, — предупреждение или призыв к действию?

Гермиона не знает, а потому не реагирует.

Мерлин, он ведь не знает. Ничего не знает!

Как он, должно быть, возненавидит её, когда правда раскроется. Хотя, если все пройдет успешно, может, Малфой не станет разбрасываться проклятиями.

Девушка невесомо пробегает пальцами по щеке, возле виска, вновь спускаясь к челюсти.

Я понимаю.

Хоть и не все, вероятно, но в этом году Гермиона была более внимательна к бывшему Пожирателю, чем следовало бы. Она многое видит и замечает, хоть не всегда демонстрирует это. Драко же ничего не видит и не замечает. Не имеет возможности. И липкое чувство вины сковывает тело.

Гриффиндорка хочет извиниться. Не может позволить себе даже прошептать это слово, а потому обращается мысленно. И пытается вложить слова в действия, но как только делает маленький шажок, Драко отворачивается, уклоняясь от её ладони.

— Не переступай черту, — вероятно, речь идет о заданных вопросах, ведь говорить подобное о поцелуях уже немного поздно.

Гермиона не понимает, чем вызвана отвратительная тревога, вернувшаяся в ту же секунду, как её рука зависла в воздухе без точки опоры: то ли нежеланием вновь шагать в тишине и предаваться мыслям, то ли нежеланием отпускать Малфоя.

Но он отступает, и девушке ничего не остается, кроме как опустить руку.

— Это просто вопросы, Малфой, — спокойно произносит, хотя никакого покоя на самом деле не чувствует. — Ты воспринимаешь их слишком серьезно.

— Я терпеть не могу такие вопросы и длинные носы гриффиндорцев.

Он вновь возвращается к патрулированию, а Гермиона снова вынуждена догонять его. Ладонь ощутимо покалывает в том месте, где кожа касалась кожи Малфоя, и к концу обследования четвертого этажа гриффиндорка всерьез задумывается над тем, чтобы оглушить Драко и вжаться в него всем телом — настолько невыносимым становится ощущение.

Мерлин, может, он и правда проклял её? Это все не нормально.

И тогда в голову приходит еще более безумная идея, чем озвученная слизеринке несколькими часами ранее.

— Если хочешь, чтобы я прекратила задавать их, прокати меня, — с придыханием выдает Гермиона.

Малфой так и замирает на месте, а Грейнджер делает еще несколько шагов вперед, прежде чем затормозить. Оборачивается на парня, радуясь тому, что её слов недостаточно, чтобы вызвать румянец на щеках, хотя смущение все равно никуда не девается.

Нервно дергает край мантии, терпя взгляд слизеринца и ожидая его ответа. Кажется, в мозгу Малфоя происходит бурная деятельность, потому что сначала парень хмурится, а потом впервые за вечер ехидно улыбается своим мыслям.

Гермиона сразу смекает в чем дело.

— Мерлин, я не о том! — восклицает она. Этот парень просто…

— Тогда научись выбирать выражения, Грейнджер.

— Научись не мыслить пошлостями! — Гермиона всплескивает руками, скрывая неловкость за негодованием. — Я имею в виду… В прямом смысле, просто можешь…

Святой Годрик…

Еще никогда гриффиндорке так тяжко не давались слова, как сейчас. Просить Малфоя о подобном… Вообще о чем-либо его просить! Для неё это слишком.

— Что?

Мерзавец.

По ухмылке ясно — все понял, но намеренно заставляет Гермиону говорить. Кажется, выводить её из себя — лучшее лекарство для малфоевского паршивого настроения.

— На метле, — наконец выдыхает она. — Просто прокати меня на метле. Как в прошлый раз.

Неужели она, Гермиона Грейнджер, просит о таком?! Да еще и кого — Драко Малфоя!

Но это едва ли не единственный способ убить двух зайцев разом: во-первых, проветрить голову, а во-вторых, она действительно не хочет отпускать парня сейчас. И только в этот момент в голову приходит мысль, что, возможно, дело не только в необъяснимой потребности спрятаться в его объятиях от навалившегося на плечи груза, но еще и в желании спрятать его.

Малфой молчит. Долго и напряженно. А может, напряжение испытывает только Гермиона. Как бы то ни было, когда он наконец отвечает, девушка чувствует, как один из кирпичиков слетает с плеча.

— Ладно.

***

Настроение Малфоя значительно улучшается. Возможно, полеты так воодушевляют его, а может, предвкушает побледневшую с непривычки Гермиону, надеясь все-таки скинуть её с метлы.

Грейнджер никогда не задумывалась, что в действительности значит квиддич для игроков, и уж тем более не вдавалась в анализ отношения Малфоя к этому виду спорта. Для неё всё представлялось лишь как очередной способ Драко поизмываться над Гарри, но, очевидно, Малфою и правда доставляют удовольствие матчи — перед уроками он активно спорил с друзьями на эту тему, хоть из их диалога Гермиона поняла не так уж много. Но несложно догадаться, что речь шла о квиддиче, когда Драко, Блейз и Тео одновременно замолкли, стоило зайти в кабинет Гарри и Рону.

Было странно вновь находиться в раздевалке Слизерина. Грейнджер предполагала, что прошлый раз будет первым и последним. И когда Малфой взмахивает палочкой, распахивая одну из дверей в раздевалке (Гермиона вспоминает, что раньше запирающих чар на ней не было), и через секунду появляется с метлой в руках, гриффиндорка практически готова отступить.

Быть может, она еще не готова снова оторваться от земли… Возможно, сражаться с психом-убийцей для неё легче.

Малфой же благоговейно проводит пальцами по древку, любовно произнося:

— Она куда круче метлы Забини, — кажется, на ней они летали в прошлый раз? Гермиона смутно припоминает, как Драко говорил об этом. — Намного легче. Прошлая модель разгонялась до ста пятидесяти миль за десять секунд, но эта…

Парень замирает, очевидно заметив стремительно бледнеющее лицо Грейнджер. Прокашливается, разворачиваясь, чтобы пройти через другую дверь — на поле, — но девушка уже вовсю представляет скорость полета и намеревается развернуться на сто восемьдесят градусов и сбежать из раздевалки быстрее, чем летает любая из метел.

Но Малфой мешает плану осуществиться, за предплечье утягивая её за собой. Сейчас воодушевление слизеринца превышает раздраженность. Лучше бы он продолжал злиться…

— Ветер слабый. Отлично.

Куда уж лучше.

Гермиона мысленно кривится, но после все же соглашается с Драко — он не отступил бы в любом случае, а с сильным ветром летать куда опаснее.

По крайней мере, план сработал — теперь в голове не столько помощь Пожирателям, сколько помощь себе самой.

Гриффиндорка подозревала, что затянувшееся ожидание взбесит Малфоя, и он вновь применит прежнюю стратегию — просто затащит её на метлу. Но парень, перекинув ногу через летательное средство, испытующе взглянул на Гермиону, и вдруг протянул руку.

Девушка уставилась на ладонь. От возможности взять его за руку по телу пробежала дрожь. Она чувствует себя идиоткой: навстречу неизвестному так и рвется, а на метлу сесть боится.

И если секунду назад Грейнджер была готова поддаться страху, то откровенный жест Драко отрезает путь к отступлению.

Она вкладывает руку в ладонь Малфоя, но остается на месте. Они оба понимают — Гермионе придется отпустить, чтобы удобно устроиться на метле, возможно поэтому слизеринец не торопит её. Его кожа оказалась знакомо прохладной, а девушке начало казаться, что она сама пылает.

Когда положение вещей начало создавать вопросы в явно затуманенных головах, Драко кивнул на место позади себя, и Гермиона, высвободив ладонь, следом за ним перекинула ногу через метлу.

Как только её руки обвили талию Малфоя, метла взметнулась вверх и прохладный ночной воздух растрепал распущенные волосы Гермионы. Трибуны стремительно отдалились — в этот раз Драко поднялся выше.

Гриффиндорке пришлось уткнуться носом в спину Малфоя, из-за холодного воздуха слезились глаза. Вдруг вспомнилось, что обычно во время матчей игроки надевают очки, но сейчас их на Драко нет. Она сосредоточилась на дыхании, упорно стараясь не запаниковать, а потому не решалась спросить у него об экипировке.

Несмотря на холод малфоевских рук, Гермиона чувствовала исходившее от его спины тепло и инстинктивно жалась сильнее. Возможно, это был свист воздуха, а может, Драко действительно усмехнулся на это её действие — Гермиона предпочла не знать.

Глядеть вниз девушка отказывалась, но и не зажмуривалась, уткнувшись взглядом в швы на мантии слизеринца.

Ей нравилось ощущение полета, хотя страх никуда не делся, да и вряд ли Грейнджер когда-нибудь самостоятельно села бы на метлу. И тем не менее она знала, что Малфой не станет пугать её мнимым падением, а потому могла успокаивать себя этой мыслью. Как же так вышло? Как же так вышло, что она практически доверяет ему свою жизнь?

Когда Гермиона оторвалась от разглядывания одежды, Драко значительно удалился от квиддичного поля. Куда дальше, чем они отлетали в прошлый раз.

Привыкшая к бьющему в лицо воздуху, гриффиндорка наконец смогла заговорить:

— Слишком далеко. Куда мы?

— Проветрить голову. Не ради этого ты попросила меня?

Гермиона нахмурилась, осознавая, что не озвучивала причин, но Малфой все равно догадался.

Продолжить расспрос не сумела — он резко направил древко вниз и метла понеслась к земле. Пальцы так сильно сжали края мантии на груди Драко, что, вероятно, будь у Гермионы чуть более длинные ногти, остались бы дыры. Малфоя, кажется, ничуть не тревожила целостностью одежды, и он продолжил снижение, наверняка сильнее Грейнджер мучаясь от бьющего в лицо потока воздуха.

Желудок словно перевернулся, когда ноги коснулись твердой поверхности, и на секунду Гермионе показалось, что её стошнит. Но единственное, что находилось в организме — это вода, так что тошнить было нечем.

К счастью, организм смог выдержать испытание новой Молнии, а вот ноги заметно дрожали. Малфою пришлось подхватить Гермиону, когда та едва не потеряла равновесие, оторвавшись от него и перекидывая ногу через метлу.

— Ты совершенно сумасшедший, — пробормотала девушка, обхватив живот руками.

— Думала, разобьемся? — то ли усмехаясь, то ли насмехаясь спросил Драко.

Грейнджер сделала вид, что не расслышала — не хотелось озвучивать свои недавние мысли. Нет, конечно, она так не думала. Как-то повелось, что слова Малфоя стали внушать уверенность, как и его решительные действия, так что гриффиндорка не опасалась падения. И тем не менее метлы все еще казались сомнительным видом транспорта.

С облегчением вздохнув свежий воздух, Гермиона резко осознала две вещи: первая — мысли о Паркинсонах и собрании в их поместье улетучились из головы, второе — простирающийся по левую руку берег Черного озера.

— Зачем мы здесь? — с недоумением поинтересовалась Грейнджер, когда Малфой, убедившись в её устойчивости, отошел в сторону.

— Плавать?

Бесстрастная интонация не внесла ясности, и Гермиона все с тем же вопросом в глазах уставилась на парня. Он ведь шутит?

— Здесь? Тебе жизнь не дорога? Знаешь, кто там водится? И вода ледяная!

— Достану зелья, — предложил парень, игнорируя вопрос о морских жителях, и говоря так, словно температура воды лично его вовсе не заботит.

— Прекратите воровать у мадам Помфри! Из-за вас все зелья теперь под замком, и они узнают, если кто-то вломится.

— В этом виноваты не Слизеринцы, а твой тупоголовый однокурсник. И я не собираюсь воровать, у меня есть деньги, — с явным оскорбительным подтекстом фыркнул Малфой.

Гермиона знала это.

Не о том, что у Драко есть деньги (хотя и об этом тоже), а о том, что антипохмельные зелья, которые Симус пообещал и в итоге притащил на гриффиндорскую вечеринку в честь дня рождения Гермионы, были украдены из запасов школьной целительницы. О чем он только думал, забирая столько флаконов, девушка не знала, но факт оставался фактом — после этого хранилище с эликсирами надежно запирали. Повезло еще, что о ворах никто не узнал (или лишь сделали вид, что не узнали), и с факультета не сняли баллы.

— Прекрати мерить все деньгами.

— Смирись с тем, что они играют основную роль.

Нет, не играют, иначе преступник был бы давно пойман. Деньги не уберегут твою семью.

Но отвечать Гермиона не стала, лишь закатила глаза на его пререкания.

Если на поле ветер был еле ощутим, то возле воды он явно усилился. Зябко поежившись, Грейнджер отвернулась от Драко и уперлась взглядом в почерневшую линию горизонта.

Черное озеро всегда казалось каким-то устрашающим, особенно после четвертого курса, когда ей пришлось в бессознательном состоянии побывать на его дне. Когда Гарри едва не утонул.

Сейчас же, помимо ветра и шума воды, никакие посторонние звуки не долетали до этого места и не тревожили покой. Гермиона на мгновение прикрыла глаза.

Она — Гермиона Грейнджер, героиня войны, каким бы неподходящим этот титул не казался, лучшая ведьма курса и, возможно, столетия. Она справится со спятившим Пожирателем, а потом решит, что делать с Малфоем.

Да, так она и поступит. Для начала убедится, что парень не рехнется из-за гибели родителей, а потом прояснит ситуацию.

Когда гриффиндорка распахнула глаза, Малфой стягивал с себя мантию. Не успело сердце участиться из-за опасений, что его недавние слова — правда, Драко взмахнул палочкой и трансфигурировал одежду в плотный на вид плед.

— Решил устроить пикник? — усмехается Гермиона.

— Собираюсь оставить тебя здесь, — все так же серьезно ответил он.

— Ха-ха.

Она закатила глаза, но продолжила с любопытством следить за парнем. Опустив плед на палую листву, Драко снова взмахнул палочкой, и тело Гермионы окутало приятным теплом. Уже второй раз он накладывает на неё согревающее. От этой мысли по позвоночнику побежали мурашки.

Малфой тем временем уселся на ткань и вопросительно уставился на девушку.

— Собираешься и дальше там стоять?

Да.

Да, она действительно предпочла бы остаться тут, но ноги будто против воли пришли в движение и через мгновение Гермиона оказалась на пледе. Рядом с Малфоем.

Это было странно. Это было слишком… Как будто сейчас на его месте окажется Гарри или Рон, или, быть может, Джинни. Или кто угодно из гриффиндорцев, но только не Драко Малфой. Все выглядело так обыденно, что сердце тревожно сжалось. Гермиона из тех людей, кто привык считать, что за чем-то чрезвычайно приятным следуют проблемы. И вот сейчас одна из таких ситуаций.

Чтобы занять руки, она стянула с плеч мантию и повторила трюк с трансфигурацией. Пальцы подрагивали, когда Грейнджер под пристальным наблюдением Драко накинула один край второго пледа ему на плечо.

— Я хотела… Кхм… — стягивает с плеча сумку, в которую еще утром «припрятала» одну книгу, и принимается рыться между учебниками, пергаментами и, кажется, где-то даже завалялась пачка крекеров для сов. Гермионе пора навести порядок — заклинание расширения не означает, что в сумку необходимо скидывать всё.

Пальцы наконец нашаривают книгу, облюбованную Малфоем, и с тихим нервным выдохом вытягивает её из тисков других учебников.

— Вот. Хотела дать тебе это.

«Пособие по Защите от Темных искусств» оказывается на скрещенных по-турецки ногах Драко. Он пялится на предмет, хмурит брови, а затем переводит нечитаемый, но явно не слишком располагающий взгляд на Гермиону.

Она тяжело сглатывает, когда парень наконец начинает говорить.

— По-твоему, я домашку сейчас собираюсь делать?

Грейнджер усмехается, но получается слишком нервно и оттого неубедительно.

— Ладно, неправильно выразилась. Я отдаю это тебе.

Она думала об этом с самого утра. Когда быстро, чтобы не струсить, сунула пособие в сумку перед выходом из Башни, когда хотела зайти в библиотеку в поисках новых источников информации, когда патрулировала школу. Гермиона не понимала, на кой черт собирается подарить ему книгу, ведь Малфой и так пользуется ею когда пожелает, но чувствовала раздражающую необходимость сделать это.

В первую очередь мешала вина перед Перси. Пособие принадлежало ему, и, отдав его Гермионе, рассчитывал, что оно поможет в подготовке к поступлению.

Грейнджер всячески отрицала укрепляющееся желание отказаться от карьеры мракоборца, прекратить следовать за Гарри и Роном, и предпочла сделать вид, что дело не в этих пугающих неизвестностью мыслях, а только лишь в Перси.

Как бы то ни было, Драко, по её догадкам, может быть действительно заинтересован авроратом, хоть и всячески отрицает это. Впервые за семь лет совместного обучения Гермиона заметила, насколько Малфой сосредоточен на уроках защиты от темных искусств, и, как оказалось, его оценки достаточно высоки.

Слизеринец уж было открыл рот, чтобы ответить, но по его скривившемуся лицу Грейнджер и так все поняла.

— Просто возьми, — закатив глаза, произнесла Гермиона. — Можешь сжечь потом, если хочешь. Меня ведь ты заставил взять подарок.

— Сегодня не мой день рождения.

— Это за прошедшие годы. Поздравляю.

Малфой продолжил ворчать под нос, Гермиона даже расслышала ругательства, но все же взял пособие и принялся листать его, хотя в темноте помимо изображений вряд ли можно было что-то разглядеть.

Драко замолчал, и гриффиндорка, дабы не позволить тишине стать неловкой, выудила из сумки свой старый экземпляр сказок Барда Бидля — носить с собой подаренную Малфоем рукопись Гермиона не решалась. Тоненького лучика света из палочки было достаточно, чтобы осветить страницы, хотя книга в руках была скорее прикрытием, иллюзией занятости — сейчас, без болтовни с Драко, мысли о приближающейся субботе вновь накрыли Гермиону.

Она открыла книгу на первой попавшейся странице — по случайности той, что еще год назад так часто изучалась Гермионой. Взгляд скользнул по первым строкам, но там и замер, сбитый навязчивыми размышлениями.

Однако погрузиться в них было не суждено.

Грейнджер вовремя подняла руки с книгой и палочкой, прежде чем голова Малфоя оказалась на её вытянутых ногах.

Шокированная девушка глядела на закрытые глаза парня около минуты, прежде чем его хриплый голос произнес:

— Почитай вслух.

Это не было просьбой. Гермиона назвала бы это приказом, но в данной ситуации негодование заглушалось стучащим с бешенным ритмом сердцем.

Чертов Малфой. Чертов Малфой. Чертов. Малфой.

Дыхание моментально сбилось, и как бы Грейнджер ни пыталась спихнуть вину на банальное удивление, дело было в другом. Впрочем, и об этом размышлять она себе не позволила.

Белоснежные локоны легли на закрытые глаза Драко. Рука так и норовила смахнуть их, но Гермиона не рискнула двинуться. Даже вдохнуть было страшно. Не из-за опасений, что он одумается и вскочит с места, просто вся ситуация казалась сном. Слишком странным и слишком приятным сном. Сном, следом за которым придет кошмар.

Малфой скрестил руки на груди и поерзал. Его половина пледа практически соскользнула, но в этот раз Гермиона нашла в себе силы двинуться. Подтянув ткань так, чтобы одна её часть закрывала Драко, и другая её саму, девушка прокашлялась.

Мысленно приказала взять себя в руки.

Теперь держать книгу и палочку было неудобно — одно неловкое движение, и локоть столкнется со лбом парня. Грейнджер взмахнула палочкой, ловко заставив Сказки парить на уровне её глаз. Освещенные люмосом буквы слегка поплыли перед глазами.

Голос Гермионы слился с шумом поднявшихся волн, ударяющих о берег в двадцати метрах от них.

— «Жили-были трое братьев, и вот однажды отправились они путешествовать, в сумерках дальней дорогой…»

========== Глава 22. ==========

— Ох, как неожиданно! — ехидные смешки в голосе Джинни портят с таким трудом состроенное сочувствие на её лице. Ловкие ручки девушки загребают несколько пачек сладостей со стола.

Гермиона кривится под пыхтение Гарри, и окидывает друга обнадеживающим взглядом, мысленно обещая недостижимое. Тем временем Рон принимается вновь расставлять шахматные фигуры на доске, более чем удовлетворенный результатами партии.

Несмотря на заверения Грейнджер о пагубности азартных игр (Уизли, кажется, не совсем поняли значение этих слов), друзья отказались «просто так играть», и в качестве ставки девушка выдвинула подаренные близнецами лакомства — несколько пачек всегда лежало в сумке, служа перекусом, когда Гермиона либо не успевала, либо была не в состоянии заставить себя съесть что-то весомое.

Изначально, поделившись на пары, Грейнджер и Рон выбили у Гарри и Джинни Болтливое зелье (откуда Поттер его взял интересоваться не стали) — гриффиндорка без сожалений сразу же отдала его напарнику, но после второй партии, когда Джинни пришлось расстаться с каким-то волшебным бальзамом для волос (этому Гермиона уже обрадовалась), младшая Уизли отказалась продолжать таким же составом. Гарри ворчал в течение пятнадцати минут следующей партии, но все же смирился с заменой напарницы.

И вот с того момента, как лучший из них игрок в волшебные шахматы переметнулся от Гермионы, Уизли выиграли следующие две партии подряд. Признавать вслух, что Гарри в действительности такой же скверный игрок, как и она сама, Грейнджер отказывалась, а потому мысленно прощалась с третьей пачкой лакричных палочек.

Знали бы близнецы, как Гермиона распоряжается их подарками… А может обрадовались бы, увидев, с каким рвением бросился в бой Рон, завидев, какие призы на кону.

В любом случае, проигрывать Грейнджер надоело. Да и сладостей в сумке не осталось.

— Я считаю, Гарри, — начала Гермиона, подметив подавленное состояние Поттера. — Что Рон и Джинни не такие уж серьезные противники, поэтому мы не можем настроиться на рабочий лад и проигрываем. Просто дело в том, что мы не хотим напрягаться, — она пожала плечами, нарочито расслабленно откинувшись на спинку стула.

Гарри согласно закивал, еле сдерживая смех, а Джинни и Рон вовсю завозмущались.

Впрочем, довольно быстро о «препирательствах» все забыли — младшая Уизли вовсю пыталась заставить Гарри и Гермиону сыграть еще одну партию, но ни один из них не намеревался ввязывать в очередную авантюру. Предложить им было нечего, а Джинни настаивала на желании, что для Поттера и Грейнджер означало верную смерть.

— Ну уж нет. Я, между прочим, пришла по делу! Вы меня отвлекли, — Гермиона скинула в сумку бутылек с бальзамом для волос под следящим взглядом Джинни.

Со вчерашнего дня поход в библиотеку обрывали различные обстоятельства, и вот когда гриффиндорка все же добралась до Храма знаний, эта троица совершенно наглым образом утащила её играть в волшебные шахматы.

Гермиона все еще нуждалась в альтернативе Пособию, которое отдала в собственность Малфою, и хотя с Гарри, Роном и Джинни удалось расслабиться и весело провести время, она предпочла бы минутку тишины. К тому же на сегодня дела не заканчивались.

После дневной муштровки под руководством Пэнси, Грейнджер едва не выпрыгнула в окно. На удивление, основное внимание слизеринка решила уделить планировке поместья — заставила выучить нарисованную ею же схему, запомнить каждый из коридоров, ведущих из зала, в котором будет проходить мероприятие, чтобы Гермиона могла улизнуть в любой момент и аппарировать незаметно для других. После чего принялась проверять, насколько хорошо Грейнджер помнит внешность каждого члена семьи из списка Пожирателей. К тому моменту, как Паркинсон настояла на зубрежке имен домашних эльфов, к которым Гермиона могла бы обратиться в случае непредвиденной ситуации, мозг начал плавиться, и «занятие» прекратилось.

Так что провести время в компании друзей после пыток Пэнси было приятно. И все же слишком шумно.

Грейнджер как могла старалась отвлечься от тягостных раздумий, но мысли то и дело возвращались к субботе — они только начали подготовку, толком не разработав стратегию (слишком большая часть плана отдавалась импровизации, и закрепить некоторые моменты было попросту невозможно), а время неумолимо истекало.

Четверг. Девушка решила, что возненавидит эту неделю.

У неё также будет время на работу с Пэнси завтра, да и первую половину дня субботы, вероятно, придется посвятить окончательной отработке плана. И все равно Гермиона нервничала, хотя при Паркинсон внешне оставалась непоколебимой.

— Да, точно! И как я могла забыть… — с каждым словом голос Джинни становился все тише, а вот действия напротив — быстрее и напористей.

Она стремительно подскочила с места и схватила Гермиону за руку. Окончание фразы потонуло в топоте их ног, когда Уизли потащила Грейнджер подальше от удивленных Гарри и Рона, оставшихся убирать шахматы. Между заполненных книгами полок, подальше, к секции Прорицания.

— Ты чего? — недоуменно поинтересовалась Гермиона, когда Джинни соизволила остановиться.

Оглядевшись по сторонам и, очевидно, убедившись, что поблизости никого нет, подруга принялась перебирать книги, искусно создавая иллюзию занятости.

— Хотела поговорить.

— Мы не могли бы сделать это в отделе Защиты от темных искусств? Мне нужна книга оттуда.

— Нет! — Джинни живо замотала головой, слегка повысив голос. Гермиона была практически уверена, что подруга задумала какой-то заговор. — Там всегда толпа народу.

— Ладно, Джинни, колись. Что произошло? Что-то с Гарри?

Уизли задумчиво пожевала губу, но расстроенной при этом не выглядела. Только, может, слегка напряженной.

— Нет. Или да… Частично.

— Собираешься заставить меня клешнями информацию доставать?

— Нет, просто… — наконец оставив книги в покое, Джинни повернулась в сторону Гермионы. Карие глаза подруги заблестели, но это был не тот озорной блеск, к которому Грейнджер привыкла. — Это про Гарри и Рона. Ты должна рассказать им.

Гермиона зависла всего на секунду, разбираясь с тем, что правильно расслышала фразу. Борясь с желанием попросить повторить, отрицательно покачала головой.

Нет. И речи быть не может.

Если Гарри и Рон узнают, что произошло и происходит до сих пор между ней и Малфоем, они, вероятно, просто убьют его. Или их обоих. И сами, возможно, тоже сведут счеты с жизнью.

Но это была не единственная причина, по которой Гермиона так отчаянно отнекивалась от откровенного разговора с друзьями. И, наверное, даже не основная.

— Не о чем рассказывать, — тоном, не терпящим возражений, произнесла девушка. Впрочем, пытаться остановить Джинни интонацией не было никаких шансов.

— Серьезно? — скептически изогнув бровь, подруга с издевательским смешком взглянула на Гермиона.

Джинни подобная отговорка кажется нелепой, и Грейнджер ни в коем случае не может её винить. Но проблема в том, что это правда.

Между ними происходит что-то и одновременно ничего.

Они не являются чем-то целостным, единым. Никаких гарантий, никакой надежды. Гермионе не за что бороться, нечего отстаивать перед друзьями. Что она может сказать Гарри и Рону? Рассказать о поцелуях и совместной ночи? Или признаться в своих чувствах, всячески откидываемых на задний план, лишь бы не сойти с ума? Тогда они придут в еще большую ярость.

Ей нечего отстаивать.

Есть просто Драко и просто Гермиона. Никаких «мы» и всего в этом духе.

Грейнджер не может бороться за что-то эфемерное, выдуманное.

Её настораживает отсутствие обязательств, но если бы Малфой вдруг стал вести себя иначе, словно происходящее имеет для него какое-то значение, Гермиона, вероятно, сошла бы с ума от догадок и опасений. Нет ничего хорошего в том, что происходит между ними сейчас, но если бы отношения приобрели некую официальность, Грейнджер пришлось бы разбираться не только с осуждением от гриффиндорцев, но и от всего мира.

Если общественное мнение никоим образом не задевает Драко Малфоя, то и она скорее всего смогла бы противостоять ему. Но не в настоящее время. Уж точно нет. Не тогда, когда проблем и без того достаточно.

И Гермиона не уверена, чего желает больше: продолжать в том же духе, отдаваясь ощущениям, прекратить все, или же зайти дальше.

Поэтому выбирает не думать об этом хотя бы сейчас. Потому что власть не только в её руках.

— Мы с Малфоем… Это ничего не значит, ясно? Им не нужно знать.

Джинни с явным неодобрением качает головой, готовясь что-то сказать, но Гермиона обходит её раньше, чем слова сорвутся с языка, и движется в сторону выхода из библиотеки.

Рано или поздно совесть и желание избавиться от тайн, которых стало слишком много, сожрут её. Но пока Гермиона способна бороться с ложью, которую ежедневно выливает на Гарри и Рона, она будет делать это.

***

В первой половине дня светило и грело необычайно яркое как для октября солнце. Малфой уж было решил, что это знак судьбы, но к вечеру, когда пришло время выходить на поле, осенний мороз и мрак вернулся с удвоенной силой. Оставалось лишь надеяться, что яркие лучи на дневной тренировке светили прямо в глаза Поттеру, а ладони потели и плохо держались на древке.

Малфой натянул очки, не желая снова подставляться под порывы ветра, и, поудобнее перехватив метлу, вместе с остальными игроками Слизерина двинулся прочь из раздевалки.

Драко летал в особо напряженные моменты жизни — это его способ расслабиться, но интенсивных тренировок не было длительное время, и он был более чем уверен в завтрашних ноющих мышцах.

И тот факт, что за тренировкой не последуют сутки отдыха, порядком бесил. Особенно когда следующий день — это суббота, или, как иначе называет его Драко, день ничегонеделания. И тратить такие дни он ненавидит.

— Да причем тут я?! — все продолжает ворчать Тео, явно не настроенный ни на тренировку, ни на свои привычные шуточки.

— Вы вместе ходили на бал, и после него она как в воду опущенная.

Драко не хотел влезать в обсуждение странного настроения Паркинсон, но невольно обратил внимание на разговор идущих рядом Забини и Нотта. Ему так же, как и остальным казалось, что происходит нечто странное, но ни один из друзей Пэнси не мог объяснить причину её внезапных перемен, а сама девчонка либо отмалчивалась, либо резко реагировала на любые вопросы.

Малфой знал, каково это, когда допытывают о том, что обсуждать не хочешь, а потому быстро бросил попытки разузнать что-либо, хотя внимание, конечно же, на Пэнси обращать не прекратил. По большей части из-за внешнего вида слизеринки — Драко казалось, что с каждым днем она выглядит все более болезненно. В какой-то момент он даже решил спросить об этом у Грейнджер, но тут же рассмеялся от нелепости своей идеи. То, что девушки несколько раз были замечены в коридоре вместе, не делает их подругами, а уж учитывая выражения их лиц в эти моменты, они обе едва ли были расслаблены и довольны.

— Прекратите языками трепать и сосредоточьтесь на тренировке, — Грэхэм, охотник и капитан команды по совместительству, не выдержал болтовни первый. — Сегодня по старым позициям. До матча тренироваться будем так.

Первое время Малфой не понимал стратегии Монтегю: игроки часто менялись позициями на тренировках (исключая самого Драко, который неизменно гонялся за снитчем), и пробовали себя в каждом «направлении». Ему казалось глупым заставлять Нотта — вратаря, — ловить квоффл, а Блейза — охотника, — защищать кольца. Но когда после нескольких таких тренировок они вернулись на свои позиции и Нотт стал безошибочно обивать мячи, а Блейз с такой легкостью находил бреши в защите вратарей других команд, Малфой понял, что решение Грэхэма дать возможность каждому оценить игру с другой стороны пошла на пользу. Так они получили дополнительные навыки, способные помочь на их привычных позициях.

Под бормотание Нотта парни взметнулись в воздух, каждый занимая свое место. Малфой мысленно усмехнулся, понимая, что Монтегю заметил рассредоточенного Тео, и вряд ли парню теперь будет легко защищать кольца — уж капитан постарается привести его в чувства.

Хотя к первому матчу с Рейвенкло мало кто относился серьезно, что было заметно по расслабленному состоянию каждого из игроков, Грэхэм терпеть не мог наплевательского отношения к тренировкам. Драко же решил просто наслаждаться нахождением в воздухе и возможностью избавиться от препирательств Блейза и Тео.

Ему придется сосредоточиться пуще прежнего, чтобы заметить крохотный мячик на плохо освещенном поле — обычно снитч сверкает в солнечном свете, облегчая задачу и позволяя заметить себя, а вот словить его ночью… На удивление, Малфой воспринимает это как отличную возможность научиться чувствовать цель на уровне инстинктов. Поттер может и дальше полагаться на свое везение, а он, Драко, выдрессирует себя так, чтобы снитч сам летел к нему в руки.

И откуда взялась эта жажда победы? Еще в начале года на матчи было ровным счетом плевать.

Малфой принялся следить за квоффлом, чаще обычного летящим в ворота. Нотт с трудом успевал отбивать каждую атаку (дважды мяч прилетел ему в шлем), а Блейз явно наслаждался выливающимся на Тео гневом капитана. Драко же просто радовался тому, что сам не попал под раздачу, хотя на его памяти такое случалось лишь раз.

Усилившийся ветер развевал серебристо-зеленую мантию, но держаться в воздухе не мешал. Снитч не появлялся подозрительно долго, и Малфой принялся тщательнее изучать квиддичное поле.

Брошенный вскользь взгляд сразу замечает притаившийся силуэт на преподавательской трибуне.

Малфой улыбается в полете.

Его слегка заносит, когда метла устремляется вперед, набирая скорость за считанные секунды. Вслед летят не самые приличные высказывания, когда Драко делает узкий круг возле Уоррингтона, едване принимая удар бладжера на себя, но перед глазами лишь стремительно отдаляющаяся точка с двумя быстро трепыхающимися крыльями.

Пальцы так крепко впиваются в древко, что Малфою кажется — одно неверное движение, один случайный рывок, и метла дернется в сторону, скидывая его вниз.

Перед самым носом мелькает бита. Драко не тратит время на благодарность Гойлу за спасенное от бладжера лицо, хотя, честное слово, после каждой удачной защиты загонщиков готов молиться за их благополучие. Как выяснилось, получить мячом — убийцей очень неприятно.

Отдаленно слышится явно разочарованный голос Нотта. Наверное, пропустил квоффл, потому что следом раздается шуточка Грэхэма насчет меткости Нотта. Капитан, похоже, решил смягчиться в ходе игры — голос больше не звучит рассерженно.

Посмеяться вместе с ребятами Драко не находит время.

Одна рука отрывается от древка, когда снитч зависает в нескольким метрах от основания метлы. Мячик крутится на месте, поддразнивая, а крылья все так же неистово машут в воздухе.

Не может быть так легко. Не может…

Снитч резко ныряет вниз.

Драко действует инстинктивно, устремляясь следом, явно не раздумывая над тем, что хватки одной руки будет мало для поддержания равновесия. Ноги и ладонь, благо, защищенная перчаткой, скользят по древку. Малфой переворачивается вниз головой, спасая себя от падения лишь благодаря тому, что вовремя опускает вторую руку обратно на древко и успевает крепче вцепиться в метлу.

Скорость не сбавляет, продолжая держать снитч в поле видимости.

Однако лететь за мячом вверх ногами явно плохая идея — в животе мерзко скручивает. Драко пришлось бы остановиться, чтобы устроиться удобнее, что в данный момент непозволительная роскошь — лишняя секунда, и снитч скроется в темноте.

Поэтому парень делает винт прямо на метле.

Секунды, которой хватает для того, чтобы вновь смотреть на мир привычным образом, достаточно и для возникновения головокружения. Чувствует, как желудок словно сворачивают в трубочку, но, к счастью, ощущение быстро проходит.

Перед глазами плывет около десяти секунд, тянущихся вечность для Драко, который продолжает преследовать цель.

Приходится резко дернуть древко на себя, чтобы не впечататься в землю поля. Малфой с наслаждением подмечает выигрышность позиции: если снитч взметнется вверх, ему не доставит труда последовать за ним, а набрать скорость взлетая гораздо легче.

Говоря откровенно, Драко предпочел бы поскорее покончить с этим, вдруг обнаружив для себя несколько иную цель. А потому выжимает из новенькой Молнии все, что может, игнорируя предупреждающие крики остальных ребят и надеясь, что если дело в бладжере, загонщики снова спасут его задницу.

Уоррингтон с битой появляется в поле зрения ровно в ту секунду, как снитч оказывается перед носом Малфоя.

Бладжер, отбитый загонщиком, со свистом отдаляется от Драко, и поле тут же наполняется яростными криками и свистом. В руке Малфоя прекращает трепыхаться снитч.

Он смеется вместе с остальными ребятами, приземляясь на землю и стаскивая с головы шлем и очки. Выслушивает одновременно и похвалу, и угрозы закопать его вместе с метлой, если будет так подставляться под бладжеры.

Капитан прячет мячи в ящик, еще раз хлопает Малфоя по плечу, и вся команда, уставшая, но довольная, направляется к раздевалке.

— Идешь? — Блейз оборачивается, замечая, что Драко единственный остается на поле, когда большая часть парней скрывается в помещении. Тот кидает ему снятую экипировку, включая перчатки.

— Догоню, — кивает, указывая за спину Забини, чтобы тот возвращался с ребятами, а сам запрыгивает на метлу, когда поле опустевает.

Ну, или практически опустевает.

Малфой летит низко над землей, так, что ноги практически касаются очищенного от палой листвы поля. Глаза, привыкшие к темноте, позволяют отлично ориентироваться в пространстве, и цель за считанные секунды попадает в глаза. И она — еще более желанна, чем снитч.

— Шпионишь для Поттера?

Грейнджер так резко дергается от звука его голоса, что едва не спотыкается и не летит носом вниз. Малфой уверен, что, прислушайся он немного, услышал бы лихорадочный стук её сердца.

Он заметил гриффиндорку практически сразу, как взмыл в воздух, а убедился в наличии незваного зрителя когда выглядывал снитч. Неплохая идея — притаиться на трибунах. Вероятно, никто другой её заметить не мог, но Гермиона просчиталась, подумав, что сможет избежать взгляда ловца.

Драко замирает на метле у основания наблюдательной башни для преподавателей, с трибун которой только что спустилась девчонка.

Она продолжает стоять к нему спиной еще некоторое время, но даже так видно её отрывистое дыхание. Малфой мысленно хвалит себя за поимку еще одной шустрой цели.

Гермиона действительно надеялась, что останется незамеченной. План был прост — пробраться на одну из трибун, спрятаться понадежнее и слиться с темнотой. Сама идея приходить на тренировку Слизерина была идиотской, но как бы Грейнджер не убеждала себя в этом, глубоко в душе понимала — все равно пойдет, все равно проконтролирует.

Она не шпионила, просто… держала ситуацию под контролем.

Убеждая себя, что Малфой — отличный игрок (и ненавидя себя за столь откровенные признания), Гермиона все равно чуть не потеряла сознание, когда он крутился на чертовой метле, едва не соскользнув с неё, и рассекал по воздуху вниз головой. Пальцы так крепко сжимали палочку, готовые в любой момент направить заклинание на Драко, что, когда снитч оказался в руке ловца, ей показалось, что ладони приросли к древку.

Сердце продолжало биться долгие минуты, пока Гермиона под хохот и крики слизеринцев спускалась с трибун. На какое-то мгновение вовсе расслабилась, убежденная, что в тени наблюдательной башни абсолютно точно скроется из виду.

Однако вот он, этот Драко Малфой, который второй раз за сутки едва не довел её до сердечного приступа, парит в нескольких метрах над землей прямо за её спиной. И судя по голосу, очень доволен собой.

На деле же у Драко было не так много причин радоваться. Позавчера, в среду, он вдруг обнаружил, что его успокаивает не только выводить Грейнджер из себя, но и… Вряд ли он мог бы описать одним словом то, что произошло. Малфой противится признаться даже самому себе, что под спокойный девичий голос, окутанный согревающим заклинанием и мягким пледом, практически уснул. На коленях, мать его, Грейнджер. Под ту идиотскую сказку, что она читала.

Драко скорее прямо сейчас расшибется вместе с новой моделью Молнии, нежели примет этот факт. Но от этого менее правдивым он не становится.

— А если и так? — Гермиона наконец оборачивается. В голосе вызов, спина прямая, а подбородок надменно вздернут. Так в её стиле, что Малфой против воли усмехается.

Оба понимают, что это ложь, но что еще ей прикажете отвечать? Не признаваться же, что сошла бы с ума от беспокойства, пока Драко не вернулся бы в Башню старост.

— И как? Понравилось шоу?

Гермиона состраивает задумчивый вид, пальцем постучав по подбородку. Цокает языком, сама того не ведая притягивая взгляд серых глаз к своим губам.

— Весьма посредственно.

Драко удивленно приподнимает брови, но гриффиндорке не удается оценить искренность этого жеста. И все же мысленно надеется, что он распознал очередную ложь. Малфой выглядел потрясно, но Гермиона никогда не признает этого вслух. Как минимум потому, что больше не желает видеть подобные трюки, а как максимум… Впрочем, причины не столь важны.

— Поэтому сидела до конца?

— Я… Должна была пронюхать всё. Разве не этим занимаются шпионы?

Он снова усмехается, и вдруг отрывает одну руку от древка метлы. Грейнджер не успевает порассуждать, на кой черт Малфой делает это — улавливает лишь короткий свист воздуха, и через мгновение парень оказывается парить в метре от неё. Ему пришлось подлететь боком, но Гермиона мало задумывается над тем, почему бы просто не спрыгнуть с метлы, потому что свободная рука слизеринца касается её шеи.

Едва успокоившееся сердце вновь прошибает грудную клетку.

Инстинктивно задерживает дыхание, прирастая ступнями к земле, а Малфой тем временем спокойно поправляет воротник её рубашки. Просто поправляет чертов воротник, а Гермиона уже забывает, где находится.

— Передай Поттеру, хреновый из тебя шпион.

Грейнджер судорожно хватает воздух, когда неожиданно теплые пальцы парня на секунду задерживаются на коже. Его губы сильнее растягиваются в улыбке.

— Хочешь, чтобы я прекратила?

Что она только что спросила?

Нет, серьезно, что сорвалось с её губ? Гермиона настолько сосредоточилась на остаточном ощущении от его прикосновений, что совершенно утратила контроль над языком.

Лицо Малфоя оказывается ближе.

Грейнджер хочет стащить его с этой метлы, да и с легкостью могла бы сделать это — позиция позволяет. Драко подлетает боком, так что она прямо сейчас могла бы податься вперед и поцеловать его, но большой палец снова проходится поглаживающим движением по коже шеи и Гермиона покрывается мурашками. Исходящее от него тепло так контрастирует с прохладным осенний воздухом. И от этого, кажется, все ощущения усиливаются.

— Нет, — его шепот прямо в губы. Гермиона забывает дышать. — Не прекращай.

Ей становится стыдно за неконтролируемый вздох облегчения, срывающийся с губ прямо в поцелуй. Но через секунду осознает — нет смысла делать вид, что не хотела этого, когда руки сами собой тянутся к его шее.

Гермиона не понимает, тревожиться ли ей из-за отсутствия воротника на кофте квиддичной формы — в подобную сегодняшний погоде легко заболеть после тренировки, — но думать об этом кажется настолько глупо, когда пользуется данным недочетом (или преимуществом?), пробираясь пальцами под ворот малфоевской одежды.

Он вздрагивает, хотя Грейнджер уверена, что согревающее заклинание не прекратило действовать, и её руки должны быть теплыми. Поэтому воспринимает такую реакцию на личный счет и самодовольно усмехается.

Малфой, словно почувствовав её настроение и желая что-то доказать, углубляет поцелуй: его язык пробегает по кромке зубов, а Гермиона еле сдерживается, чтобы слабо не прикусить его. Драко намеревается занять доминирующую позицию, и, признаться, это расслабляет — гриффиндорке не приходится волноваться о том, что делать дальше, и тем не менее боевой дух не позволяет уступить так просто.

Её пальцы подрагивают. Гермиона замечает это, когда ладони выскальзывают из-под ворота его свитера, прекращая терроризировать плечи, и спускаются к распахнутым краям мантии. Слабо тянет за ткань, опасаясь скинуть Малфоя с метлы, но настойчиво дает знать о том, что желает поскорее избавиться от надоедливого древка. Оно не служит преградой — девушка имеет доступ к любому участку тела слизеринца, и все же создается впечатление, что в следующий момент Драко может упорхнуть.

— Грейнджер, — ей нравится его хриплый низкий голос. И Гермиону мало интересует, что Малфой пытается сказать.

Она просто хочет снова оказаться рядом. Настолько, насколько сможет. Прижаться. Прижать его в ответ.

По всей видимости, Драко более чем разделяет её желание — он спрыгивает с метлы, и, не успевает Грейнджер испугаться стука падающего древка на землю, пальцы обхватывают её подбородок, утягивая обратно в поцелуй.

Малфой не успевает взять ситуацию под контроль. На самом деле, Гермиона не уверена, что этот контроль есть у неё, но все равно первая касается его губ языком, настойчиво раздвигая их. Её собственные ноют от малфоевских покусываний и девушка с усердием возвращает ему должок — оттягивает зубами сначала нижнюю, а потом верхнюю губу.

Руки Малфоя вовсю шарятся по её телу. Еще несколько минут назад застегнутая наглухо мантия оказывается распахнута, и Гермиона удивляется, как ему удалось так быстро расправиться с пуговицами, ведь уверена — Драко не рвал одежду.

Грейнджер никогда бы не подумала, что ей может нравиться то, как властно он сжимает её талию, притягивая к себе, как пробегает пальцами сквозь рубашку по спине, очерчивая каждый позвонок. Не думала, что едва сдержит стон лишь от того, что вторая рука Драко всего на секунду спустится к подолу юбки и зацепит оголенную кожу ноги.

А Малфой уж тем более никогда бы не поверил, что из-за поцелуев с Грейнджер дыхание собьется быстрее, чем во время полетов на метле.

И заносит сейчас его явно сильнее.

Обвивает талию гриффиндорки рукой, подтягивая её, заставляя приподняться на носочках. Потому что ему мало. Губы покалывает от укусов Грейнджер, но стоит её языку мягко скользнуть по пострадавшей коже и из его ушей буквально валит пар. От таких невинных, казалось бы, ласк Драко готов сорвать с неё сраную форму прямо здесь.

Хочет подразнить девчонку.

Чувствует, как задрожало её тело, стоило коснуться кожи выше колена, но тут же отводит руку, и уже через секунду жалеет об этом, потому что, кажется, раздразнил не только её, но и себя.

Гермиона вжимается в него всем телом, хотя расстояния между ними и так минимальное, и, не разрывая поцелуй (а Малфой уже и думать забыл о своей главенствующей позиции, позволяя девчонке во всю терзать его рот), скользит одной рукой под свитер.

У Драко перехватывает дыхание.

Гермиона едва не давится собственным стоном.

Мышцы его живота рефлекторно сжались, стоило гриффиндорке легко провести пальцами от края штанов и до середины груди.

Горячий.

Мерлин, такой горячий.

Гермионе кажется, что она начинает пылать вместе с ним. И, видит бог, готова сгореть прямо сейчас, лишь бы не отходить ни на шаг.

Драко прерывисто дышит, когда Грейнджер отстраняется от его губ. В темноте обычно серые глаза кажутся практически черными. Но задумываться о том, насколько возбужденным выглядит Малфой девушка не стала.

Оставляет легкий поцелуй на его скуле. Потом еще один, ниже, под челюстью, и, наконец, добравшись до шеи, ехидно улыбается сама себе.

Гермиона собирается отыграться и, судя по тому, как сжимаются пальцы Малфоя на её талии, он вовсе не против.

Вместе с тем, как её губы приникают к бледной коже шеи, с его губ срывается тихий хрип. Не будь Грейнджер так занята процессом, обязательно удивилась бы столь быстрой реакции на ласку — в первый раз, помнится, Малфой сдался не так уж охотно, сдерживая стоны чуть ли не до конца.

Нежно целует выбранный для мести участок, чувствуя губами пульсацию вены.

Драко откидывает голову в сторону, открывая больше пространства, позволяя ей делать все, что вздумается. И Гермиона делает, прикусывая и тут же зализывая пострадавший участок.

Его сердце стучит где-то в пятках. Малфой так быстро и резко хватает прохладный воздух, что в груди и горле начинает жечь. А может это остатки контроля с каждой секундой покидают его тело.

Руки прекращают слушаться. Драко не прочь дать Грейнджер побольше времени позабавиться, но она зашла с козырей и теперь сдерживаться парень не намерен.

Её кожа кажется еще более горячей.

Рука скользит по ноге, оглаживая кожу выше колена. Гермиона начинает дрожать, но это явно не служит поводом для отступления — губы и зубы продолжают терзать его шею. Малфой не возражает. Он сделает с ней то же самое. Только немного позже.

Драко продолжает придерживать девчонку рукой, теперь не только из потребности ощущать её ближе, но и с целью защитить от падения — сомневается в устойчивости Грейнджер.

Вторая же рука продолжает движение, и вот уже край юбки задирается, открывая доступ к нижнему белью. Однако добираться до него слизеринец также не торопится. А вот Гермиона, по всей видимости, недовольна этим — слабо ерзает под его пальцами, практически опускается ниже, надеясь таким образом заставить пальцы Малфоя сдвинуться с мертвой точки, но он прижимает её достаточно крепко, чтобы удержать на месте.

Грейнджер замирает, когда пальцы Драко, слегка сжимая кожу, в очередной раз поднимаются выше по бедру, но тут же опускаются обратно.

— Малфой…

Святой Салазар…

Он клянется, если она еще раз вот так умоляюще простонет его имя, никакая сила воли и желание подразнить не станут достаточной причиной для остановки.

— Что? — черт подери, собственный голос сдает его с потрохами.

Гриффиндорка снова ерзает, что-то промычав около самого уха Драко, а он так сильно стискивает зубы, что они могут раскрошиться во рту.

Грейнджер хоть осознает, насколько рискованно вот так двигаться, стоя вплотную к нему?

Её рука, все это время покоившаяся на его груди, перебирается на спину. Гермиона надавливает, заставляя склониться к её лицу, и так яростно впивается в Малфоя поцелуем, что он начинает беспокоиться за сохранность её безупречного мозга. Не расплавился ли он случайно?

Их пальцы движутся синхронно: когда Драко наконец-то касается края её нижнего белья, Гермиона стискивает резинку на его штанах.

И хриплые стоны срываются с губ обоих.

— Не здесь, — и как он находит силы рассуждать?

Октябрь. Прохладный ветер, усиливающийся с каждой минутой. Сейчас им жарко, тела буквально пылают, а завтра оба слягут с простудой. Да и Малфой не считает себя животным, чтобы набрасываться на девушку прямо на улице.

— Что? — а вот Грейнджер, кажется, вообще не соображает.

Драко легко сжимает ягодицы девушки, отняв одну ладонь от её талии, из-за чего Гермиона едва не теряет равновесие. Она охает, когда Малфой впивается пальцами сильнее, а он еле сдерживается, чтобы не припасть поцелуем к приоткрытым губам.

— Обхвати меня ногами.

— Что?

— Обхвати ногами, — он дергает Грейнджер на себя, и только тогда до неё доходит.

Малфой ловко подхватывает гриффиндорку, словно постоянно проделывает такое, а её ноги смыкаются за его спиной.

По голове словно трубой бьют. Кажется, он даже слышит характерный звук. Потому что совсем не подумал о том, насколько близко Гермиона окажется к возбужденному органу.

Малфой забывает про метлу. Черт, он забывает вообще обо всем, когда Грейнджер принимается покрывать его лицо поцелуями. И эти действия настолько нежные, что он даже не может ворчать из-за того, что движется по полю скорее по памяти — голова гриффиндорки закрывает обзор.

Ему плевать, если Блейз и Тео еще не вернулись в слизеринские подземелья, ожидая друга в раздевалке. Плевать, если пойдут искать его, потому что Драко наложит столько запирающих и заглушающих чар на комнату, что внутрь не ворвется даже Снейп с Макгонагалл. Даже если ебаный Хогвартс начнет гореть, он вряд ли оторвется от Грейнджер, с такой легкостью доверившейся ему.

Она отрывается от его лица в тот момент, когда за ними захлопывается дверь, и Малфой слышит отрывистый вздох. Сам усмехается.

— Ничего себе, — тянет Гермиона, а её шепот возле уха кружит голову сильнее огневиски. — Не думала, что Драко Малфой добровольно зайдет сюда.

Он бы съязвил в ответ. И сделает это, но не сейчас и не на эту тему. Потому что Грейнджер права, и в иной ситуации и ноги бы его его здесь не было.

Благо, палочка осталась в школьной мантии, иначе он сжег бы флаги Гриффиндора на стенах комнаты. Их раздевалка идентична слизеринской, но Малфою она все равно кажется хуже.

— Неужели ты…

Закончить Гермиона не успевает. Лишь судорожно хватает ртом воздух, оказываясь впечатанной спиной в стену. Драко наваливается сверху, моментально выдергивая края рубашки из юбки и пробираясь под тонкую ткань ладонями.

Грейнджер так резко запрокидывает голову, что ударяется затылком о стену. Её ноги все еще обвивают талию парня, и, Мерлин, она чувствует малфоевское возбуждение.

Его губы тут же оказываются на её шее. Девушка шипит, но не от боли — от досады. Вероятно, Драко мстит за её месть. Это даже звучит нелепо.

И все же она запускает пальцы в его волосы, сжимает их, притягивая парня еще ближе, и Малфой не сопротивляется.

Слабый толчок его бедер выбивает из груди жалобный стон.

Гермиона ерзает, моля его повторить движение, но одной рукой Драко сжимает её талию, приковывая к месту. Глаза против воли закрываются, когда вторая его рука накрывает чашку бюстгальтера, оглаживая грудь сквозь ткань. Язык Малфоя вкупе с зубами продолжает выделывать невообразимые вещи на её шее, его прохладное дыхание на разгорячённой коже вызывает мурашки.

От всех ощущений в совокупности в голове туман.

Грейнджер не может двинуться, прижатая Малфоем, и не желает отталкивать его, а потому делает единственное, на что в состоянии — кое-как протискивает ладонь между их телами (вероятно, Драко позволяет сделать это скорее инстинктивно, дабы не придавить настойчивую руку девушки), ныряя под его свитер.

Но больше не желает концентрироваться на груди и торсе. Нет, она больше не может.

Пальцы решительно движутся вниз.

Язык Малфоя продолжает вырисовывать узоры уже у неё на плече (ему приходится стянуть край мантии и расстегнуть первые пуговицы рубашки, оголяя необходимый участок кожи) до того момента, как Гермиона с легкостью проскальзывает под край его штанов. Слава Мерлину, что на нем не привычные брюки с ремнем — Грейнджер не справилась бы с пряжкой.

Он утыкается носом в её шею — сквозь ткань нижнего белья пальцы гриффиндорки накрывают возбужденный член.

— Твою мать, Грейнджер…

Она не понимает, что сводит с ума больше — его бормотание, явно свидетельствующее о правильности её действий, или само действие. Гермиона уже жалеет, что распахнула глаза — гриффиндорская раздевалка плывет.

Когда девушка, поборов сомнения и неловкость, решает слегка сжать пальцы, Малфой вдруг остраняется.

К счастью, его рука все еще покоится под её рубашкой, и хватка Драко останавливает ослабевшее тело от падения. Гермиона часто моргает, ошарашенно взирая на него. Она сделала что-то не так? Доставила дискомфорт?

Рука Малфоя исчезает с её талии, убеждая гриффиндорку в правильности своих суждений, и, вероятно, на её лице тут же отражает ужас от всей ситуации — что может быть хуже, чем его отказ на такой стадии? — потому что ехидная улыбка тут же появляется на его лице. Гермиона все еще не понимает…

А Драко наслаждается. Действительно наслаждается тем, с каким отчаянием Грейнджер сейчас впивается пальцами в резинку его штанов, даже не замечая этого. С каким желанием смотрит и насколько не желает останавливаться.

Малфой наслаждается этим всего мгновение, прежде чем впиться губами в её сжатые в тонкую линию губы. Тут же размыкает их, не встречая сопротивления, и мягко скользит языком по небу девушки. Вздох наслаждения служит лучше любых слов.

Но Гермиона все еще не понимает.

Не понимает ровно до того момента, как та самая рука, которую Малфой отнял от её талии, оказывается на бедре. И тогда-то до девушки доходит.

Он поддевает край нижнего белья, легко сдергивая его, и ткань оказывается на полу. Грейнджер приходится не глядя переступить через ненужный сейчас атрибут одежды. Она сама уже уверенно тянет его штаны вниз, удачно спуская их, но пальцы соскальзывают мимо резинки боксеров. Гермиона начинает ненавидеть его нижнее белье. Вечно с ним проблемы. Стоит предложить Малфою вообще не надевать его…

Драко так же легко и быстро выпутывается из своей одежды, отпихивая штаны в сторону. Гермиона чувствует, что согревающие чары начинают спадать, но благодаря заполнившему помещению жару их тел холод совершенно не мешает.

Грейнджер забывает отвечать на поцелуй. Жалобно мычит, когда Драко подступает ближе, и через тонкую ткань его нижнего белья отчетливее ощущается прижимающийся к ней член.

К счастью, юбку Малфой снять не потрудился, а Гермиона ни за что не станет делать это из-за все еще присутствующие неловкости. Её куда меньше, чем в первый раз, но это вовсе не означает готовность шастать перед ним оголенной.

И все же думает Грейнджер вовсе не о стыде, когда пальцы Драко щелкают застежкой бюстгальтера и, не трудясь избавиться ни от мантии, ни от рубашки, чтобы скинуть лифчик, просто отталкивают ткань в сторону и сжимают грудь девушки.

— Малфой… — она снова хнычет. Вот это действительно неловко, но Гермиона вновь обещает побеспокоиться об этом позже. Возможно, завтра, а возможно никогда.

Но он кажется более чем довольным.

То ли намеренно, то ли поддаваясь неконтролируемому желанию, Малфой снова подхватывает её под ягодицы и резко вскидывает бедра навстречу. Перед глазами все так плывет, что Грейнджер едва замечает, что инстинктивно обхватила Драко ногами. Тем не менее ощущает она отлично — в отличие от него, на ней нет нижнего белья.

Слизеринец подставляется в очередной раз. У самого перехватывает дыхание, когда возбужденный орган оказывается настолько близко к Грейнджер, а её пальцы так сильно сжимают плечи, что, кажется, даже свитер не помешает синякам появиться.

— Палочка.

— Что?

— Где твоя палочка, Грейнджер? — черт, сейчас он действительно готов убить её за недогадливость.

— Правый карман.

Малфой ныряет свободной рукой в карман её мантии, второй продолжая удерживать Гермиону за ягодицы (хотя стена за её спиной и обвитые вокруг его талии ноги вряд ли позволят девчонке упасть, но Малфой почему-то предпочитает делать вид, что его рука под её юбкой — необходимость). Кончик палочки касается оголенного участка кожи живота, и внутри словно зажигают огонек. Впрочем, свечение исчезает через секунду.

Палочка падает на пол, и теперь Драко более чем способен задействовать вторую руку.

— У меня есть вопрос, Грейнджер.

Что?

Нет:что?!

Малфой все еще осторожен, но тем не менее медлительным его назвать нельзя — Гермиона едва различает сказанные им слова, когда один палец оказывается внутри неё. В ушах гудит, внизу живот затягивается такой узел, из губ невольно срываются тихие стоны. Она вновь запрокидывает голову, взглядом вперившись в потолок раздевалки, ведь Драко решает не выжидать и практически сразу вводит второй палец. Растягивает, явно дразня, слишком невесомо касаясь клитора.

— Что? — Мерлин, и как часто она это повторяет?

Но Драко, кажется, вовсе не злится. Его усмешка, наверняка самодовольная, сейчас мало интересует Гермиону — куда больше внимания она уделяет движущимся внутри пальцам.

— Вопрос, Грейнджер.

Малфой слабо надавливает на чувствительную точку, но тут же отнимает палец, выбивая из гриффиндорки сдавленные хрипы. Она дергается, желая вернуть прикосновение, но, разумеется, безрезультатно.

Он дразнится. Чертов…

— Какой?

Кажется, это правильный вопрос, потому что большой палец Драко возвращается на прежнее место и двигается так же неспешно, мучительно, как и два пальца внутри неё.

— Зачем пришла сегодня? — его дыхание щекочет шею, все еще влажную от поцелуев.

Понимает ли он, насколько это отвлекает? Еще как понимает! Иначе не действовал бы подобным образом. Гермиона напоминает себе, что связалась со слизеринцем.

Мне нравится, когда ты произносишь все вслух.

Её пальцы лихорадочно сжимают его плечи, перебегают к шее, но надолго не задерживаются. Ноги сильнее стискивают торс Малфоя, подтягивая того ближе, но он явно сильнее и поддался бы только намеренно. И судя по всему, пока Драко не наигрался.

Он чувствует практически наркоманское наслаждение от извиваний Гермионы под собой, от её затуманенного взгляда и попыток прижать его ближе. И все же пульсация в члене напоминает, что Малфой тоже не железный.

— Разве т-ты уже не в-выяснил это? — её голос дрожит, срывается, воздух кажется таким горячим, что дыхание перехватывает.

— Грейнджер… — Малфой рычит практически угрожающе, но его ускоряющиеся движения действуют куда эффективнее, чем интонация.

— Хотела… — она снова задыхается. — Хотела убедиться.

— В чем?

— Малфой…

Ей мало.

Мало прижиманий, мало только его пальцев. Гермиона позволяет себе побыть жадной. Она хочет Малфоя. Всего.

Драко видит это лучше, чем очертания раздевалки вокруг себя.

Резинка его боксеров «щелкает» по коже — Малфою только со второго раза удается поддеть их и спустить к ногам.

— В чем, Грейнджер?

Но она боится, что не сможет выдать и слова, хотя, видит Мерлин, готова признаться во всем, потому что пальцы легко высказывают из её тела, а член Малфоя наоборот прижимается ко входу.

Гермиона до боли в пальцах сжимает его свитер, растягивая ткань в области плеч.

Он не позволяет ей дернуться, когда гриффиндорка, сквозь усилившееся смущение желает самостоятельно опуститься ниже.

Очертания Грейнджер перед становятся нечеткими. Желание застилает глаза, от ощущения прижатой к влажной плоти головки в мозг ударяет все то время, что Малфой так не прикасался к Гермионе.

Прошло не так уж и много дней. Шесть? Около того. И в этот момент кажется, что вряд ли он во второй раз продержится хотя бы двое суток.

— В чем?

Просто ответь.

Твою мать, просто ответь, иначе я сойду с ума.

— Что ты не пострадаешь, — на выдохе произносит Грейнджер. — Я боялась, что ты…

Громкий вздох прерывает девушку на полуслове.

Драко старается воздержаться от резких движений, но останавливает себя лишь когда входит в гриффиндорку полностью.

Его рука тут же оказывается в её волосах, поглаживая, словно извиняясь. Господи, просто дайте ему умереть, если это действительно извинения.

Он не уверен, насколько чувствительна Гермиона — возможно, ему стоило двигаться осторожнее.

Но её лицо не искажается гримасой боли, только еще более рваные вдохи срываются с губ. Малфой практически готов спросить её о… о чем угодно, лишь бы убедиться, что все в порядке, но бедра девушки нерешительно дергаются, позволяя.

Он только сейчас замечает румянец на её щеках.

Драко предпочитает сконцентрироваться на бьющих в голову ощущениях, когда все еще осторожно начинает двигаться, но в черепной коробке словно эхом раздаются слова Грейнджер: «Хотела убедиться, что ты не пострадаешь».

Он не уверен, что хочет знать это. Но зачем тогда спрашивал? Наверное, он просто не должен был знать. И уж точно не должен отвечать:

— Но я ведь не пострадал? — его дыхание сбито так же, как и дыхание Гермионы.

К счастью, у неё достаточно сил, чтобы продолжать сжимать Малфоя ногами. Наверное, тот факт, что, слегка увеличив давление ладоней на его спину, она имеет возможность без слов попросить Драко прекратить двигаться так чертовски медленно, придает сил.

Это Гермиона и делает.

Вместе с его ускоряющимися движениями остатки рассудка, или что там еще она пыталась сохранить все это время, просачиваются сквозь пальцы как песок.

— Нет, — она стонет ему на ухо, когда Драко, наклонившись ближе, входит глубже.

— Тогда прекрати паниковать, Грейнджер.

Твою мать. Твою мать!

Какого черта он успокаивает её? Это не совсем то, что Малфой планировал сделать. Не то, что должен был сделать.

Гермиона не успевает напомнить о его разрешении контролировать тренировки, сказанном на поле, поскольку рука Драко скользящим движением проходится от колена до бедра, каким-то немыслимым образом пробираясь до места их соединения (от этого Грейнджер краснеет еще больше, но, к счастью, сама этого не замечает), хотя ей казалось, что между ними отсутствует какое-либо расстояние.

Но массирующее движение его пальцев на клиторе говорит об обратном.

В горле начинает покалывать, потому что Гермиона не сдерживает очередного стона после того, как Малфой глухо рычит ей в основание шеи.

— Но так уж и быть, можешь приходить и… Еб твою мать…

Ей нравится, как срывается его голос. Этот, кажется, первый полноценный стон, который парень не удерживает в себе. И еще несколько последующих, когда одновременно с резкими толчками его виска касаются губы Гермионы.

Поцелуй слишком мимолетный. Его даже поцелуем не назвать — легкое касание губ, и тем не менее Драко прекращает сдерживать рвущиеся наружу звуки.

— Можешь приходить и смотреть, как я тренируюсь рвать задницы остальным факультетам.

Грейнджер готова врезать ему за подобные фразочки, настолько неуместные в данный момент. Но еще больше от того, что Малфой теперь знает — она наблюдала из беспокойства.

И все же стукнуть его не хватает сил: Драко резко движется как внутри неё, так и пальцем на самой чувствительной точке её тела.

Ощущения абсолютно иные, и Гермиона не значит, от того ли это, что поза совершенно другая, или же дело в полном отсутствии дискомфорта и боли. Ей хотелось бы верить, что причина также в том, что даже за прошедшие с ночи бала дни Малфой стал ближе.

Она давится воздухом, когда стянутый до предела узел внизу живота за мгновение сжимается до размеров мизинца, а потом увеличивается и резко разрывается. Тело содрогается и против воли слабнет, но Гермиона, не до конца осознавая произошедшее, продолжает цепляться за Малфоя руками и ногами, понимая, что он, в отличие от неё, все еще не дошел до конца.

Позже она задастся вопросом, откуда взялись силы на то, чтобы прильнуть губами к губам Малфоя, но сейчас это не играет абсолютно никакой роли, потому что её зубы, едва-едва оттягивая его нижнюю губу, доводят слизеринца до разрядки.

Вместе с приходящем ощущением наполненности Гермиону покидают силы. Парень, несмотря на собственную вымотанность, умудряется ухватить ослабшую, не в состоянии удерживаться самостоятельно гриффиндорку.

Он служит точкой опоры, пока Грейнджер, наконец опуская дрожащие ноги на пол, свыкается с привычным положением тела.

Малфой использует очищающее заклинание её палочкой на них двоих, и вручает все еще неспособной мыслить Гермионе нижнее белье.

Той ночью она впервые садится на Молнию без какого либо страха, соглашаясь на безумную идею в прямом смысле полететь в Башню старост. Она прижимается к Малфою, разрешая использовать свою палочку для взлома окна (хотя можно ли назвать это взломом, если окно тоже их?) гостиной, и позволяет себе слишком нежный, как для их странных отношений поцелуй, прежде чем скрыться в собственной комнате и впервые за неделю так крепко уснуть.

***

Комната Пэнси оказалась светлой. Стены в пастельных тонах и светлое дерево мебели натолкнули Гермиону на мысль, что она ожидала увидеть мрачное просторное помещение, с вычурными обоями и кроватью с балдахином. На деле все оказалось куда более прозаично. Но это радовало — частичка комфорта в столь напряженной ситуации. Большие окна в достаточной мере пропускали солнечный свет, хотя темнеть начинало рано, и уже сейчас солнце клонилось к закату. Тем не менее потребности зажигать свечи не было. Чего нельзя сказать о коридорах и поместье в целом — они в полной мере оправдали ожидания гриффиндорки.

— Уверена, ты ожидала не этого, — Пэнси усмехнулась, заметив удивленный взгляд Грейнджер.

— Угадала. Надеялась хоть раз в жизни попасть в царские покои.

— Тогда тебе стоило наведаться несколько лет назад. Тогда-то твои догадки определенно попали бы в цель.

Гермиона предпочла не уточнять, что изменилось за эти несколько лет — она вполне могла додумать сама.

Стараясь не придавать значение столь удивительному факту как то, что слизеринка пустила её в свою комнату, Грейнджер прошла следом за Пэнси и уселась на один из скромных диванчиков, одергивая себя от исследования помещения. В конце концов, конкретно этой комнатой ей пользоваться не придется.

Паркинсон последний час таскала её по всему поместью, показывая каждый коридор и определяя, куда Гермионе стоит заходить, а каких мест лучше избегать — они либо вели в тупик, откуда нельзя было выбраться, либо, как предположила сама Гермиона, были слишком личными, чтобы пускать внутрь посторонних.

Сердце с самого утра колотилось как сумасшедшее, пришлось даже воспользоваться запасом успокоительных зелий Пэнси (уточнять причину появления таких запасов Гермиона тоже не стала), но сейчас эффект сходил на нет и Грейнджер чувствовала, как предательски потеют ладони. Еще бы, находясь в таком месте…

Сложнее всего было делать вид перед Гарри, Роном и Джинни, что все хорошо. Особенно перед последней — она, словно чувствуя неладное, испепеляла Гермиону взглядом за обедом (завтрак девушка пропустила, наслаждаясь удачей «словить» крепкий сон). Здравый смысл нашептывал, что причина тому недавний разговор в библиотеке, но паранойя так и вопила, что Уизли о чем-то прогадала.

Но никто Гермиону не остановил, а она сама предпочла делать вид, что не ждала этого.

Они аппарировали в поместье в пять часов. Первые двадцать минут Пэнси проверяла Грейнджер на внимательность, задавая выученные вопросы о тех, кто прибудет вечером в поместье, а потом принялась водить по извилистым коридорам.

Гермиона хотела сбежать. С того самого момента, как аппарировала во двор перед огромным домом Паркинсонов — он выглядел не менее зловеще, чем особняк Малфоев, который девушке доводилось видеть. Глотку словно сдавили невидимые руки и, если бы не зелье, Гермиона, вероятно, потеряла бы сознание от мыслей о том, что собирается сделать.

Проникнуть на закрытую «вечеринку» Пожирателей с потенциальным убийцей. И о чем она только думала?!

— Возьми, — напряженный голос Пэнси вырывает из раздумий. Гермиона поднимает глаза от пола, и они тут же расширяются от новой волны удивления.

Паркинсон протягивает палочку.

— Ты не можешь использовать свою. Они сразу все поймут, если увидят не ту палочку. Возьми.

— Но ты не можешь остаться без неё.

— Меня все равно не будет в поместье. В Хогвартсе она мне не пригодится.

Нехотя, но Гермиона берет протянутую ей вещицу.

Она не любила использовать чужие палочки — они никогда не слушались так, как нужно, но ситуация не позволяет привередничать. Древко непривычно легло в ладонь. Оно было короче, чем палочка Гермионы, и тем не менее тяжелее. Легкий импульс сразу оповестил о том, что вещица с характером и вряд ли станет подчиняться Грейнджер. И все же, на банальные заклинания должно хватить.

На мгновение в голову пришла идея отдать Пэнси свою палочку, но гриффиндорка так и не решилась сделать это.

— Ты взяла все необходимое?

— Вещи есть, зелье у тебя. Больше ничего не понадобится, — перечисляя, Гермиона копалась в зачарованной сумке, куда скинула свою школьную мантию и где в итоге решила оставить палочку.

Ни одно из платьев Гермионы не подходило для подобного рода затей, а потому было принято наиболее верное решение — позаимствовать одежду у Пэнси. Но на улице достаточно прохладно, а Грейнджер трансгрессирует из поместья в Хогсмид, откуда придется добираться до Хогвартса. Желая быть наименее заметной, девушка подумала, что школьная мантия привлечет меньше всего внимания — к студентам Хогвартса в деревушке привыкли.

— Оставим сумку в западном крыле, за статуей после второй развилки. Удобно прятать и близко от зала, если придется быстро уходить, — Паркинсон заметно нервничала, уже в третий раз излагая придуманный заранее план. Ситуация, когда «придется быстро уходить» не радовала их обеих.

Ровно как и перспектива оставлять послушную палочку Гермионы в сумке, спрятанной в коридоре мрачного поместья. Но ничего из этого контролировать гриффиндорка не могла.

— Если все пройдет по плану, ты вернешься не раньше восьми. Я буду ждать у Башни старост.

— Нет! — тут же выпалила Гермиона. — Ты не можешь. В смысле… Там же Малфой. Если заметит тебя…

— Не заметит, — перебив Грейнджер, резко вставила Пэнси, словно это было настолько очевидно, что и в обсуждении не нуждалось.

У Гермионы свело живот от мыслей, что Драко может узнать обо всем происходящем, и она постаралась поскорее переключиться на что-то другое. Паркинсон наверняка знает о планах слизеринца на вечер субботы. В конце концов, они нередко организовывают вечеринки для своих. Возможно, это один из таких дней.

— Ладно. Давай… — Пэнси кивнула на настенные часы, почему-то не решаясь закончить продолжение.

Гермиона поднялась, скрывая дрожь в ногах, и со скептицизмом осмотрела только что вытянутое слизеринкой платье из шкафа.

Черная ткань даже в руках казалась слишком обтягивающей и короткой, но Грейнджер понадеялась, что это с непривычки —её одежда значительно отличалась.

Паркинсон вышла, а гриффиндорка поспешила натянуть на себя чужую одежду. На удивление, платье оказалось не таким уж плохим. То есть короче, чем Гермиона ожидала, но явно не настолько, как казалось изначально.

Платье сидело идеально по фигуре (все та же зачарованная ткань, как предположила девушка), заканчивалось на ладонь выше колен, что, вероятно, было достаточно элегантно и не слишком напыщенно. Никаких вырезов, никаких страз. Лишь длинные рукава пришлось изменить палочкой — Гермиона помнила, что шрам на лбу Гарри начал проявляться первым, когда действие зелья заканчивалось, и решила сделать свое изуродованное предплечье неким индикатором.

В отличие от волос, которые Пэнси сразу по возвращении в комнату принялась собирать в аккуратный пучок, шрам на руке было отлично видно. Так она сможет контролировать ситуацию.

Мероприятие длится три часа, но оборотного на столько не хватит, Гермионе нужно продержаться всего час. Час, от которого зависит, зайдет ли расследование в тупик. Час, чтобы не сойти с ума и что-то разузнать.

Когда до семи оставалось двадцать минут, девушки выдвинулись в сторону большого зала, по обыкновению служащего обеденным (Гермиона до сих пор не понимала, зачем аристократам настолько огромные помещения для принятия пищи), но для сегодняшнего дня слегка преобразованного. К счастью, ужинать им не придется — обучаться еще и столовому этикету гриффиндорка не намеревалась. Пэнси предупредила, что будут закуски и алкоголь, но ни к тому, ни к другому прикасаться Гермиона не собиралась.

— Держи, — в руках Паркинсон блеснул пузырек с мерзкой на вид жижей. — Выпьешь за пять минут до начала. Этого времени будет достаточно.

С отвращением прокрутив зелье между большим и указательным пальцем, Гермиона еле сдержалась, чтобы не попросить тазик. В прошлый раз, кажется, остановить рвотные позывы было невозможно. Но придется сдержать неплотный обед внутри, если планирует встретить прибывшие семьи.

— Грейнджер, — у одного из выходов произнесла Пэнси, оборачиваясь через плечо. — Будь осторожна.

Дожидаться ответа слизеринка не стала — ей нужно было спрятать сумку, прежде чем аппарировать из поместья.

Гермиона не выдержала раньше. До семи оставалось восемь минут, когда она проглотила содержимое пузырька. Желудок тут же свело пуще прежнего. Пришлось ухватиться за колонну, дабы удержаться на ногах. Глаза заслезились, и Грейнджер запрокинула голову, не позволяя слезам испортить макияж. Сейчас она Пэнси Паркинсон и должна выглядеть соответствующе.

Ноги подкашивались уже от едва сдерживаемых рвотных позывов, но ровно в семь Гермиона уверенно стояла около одного из столиков с шампанским, усомнившись в своем недавнем решении отказаться от алкоголя.

Ровная спина и горделивый взгляд придали уверенности, когда раздались хлопки со всех сторон.

Первыми Гермиона заметила Кэрроу. К своему глубочайшему сожалению, ведь от одного взгляда на брата и сестру, некогда преподававших в Хогвартсе, тошнота возвращалась. И еще хуже становилось от вынужденной приветливой улыбки, направленной на каждого из прибывших.

— Пэнси, — неожиданно возникший мужчина едва не заставил девушку вскрикнуть.

Чужое имя резало слух, но Гермиона заставила себя подавить желание убраться подальше. Ей стоило подойти к столику с закусками.

Нотт-старший разительно отличался от своего сына. И дело было не в манере держаться, а во внешности: уставшие, затянутые дымкой глаза, покрытое морщинами лицо, хотя мужчина приблизительного одного возраста с Люциусом Малфоем, имевшим довольно ухоженный вид, и даже ровная осанка, которую, Гермиона уверена, Нотт-старший держал по привычке, выглядела неправильно. Словно он тащит на плечах непосильный груз, но делает вид, что все в порядке.

Чем-то напоминает саму Гермиону.

Она вдруг задумалась, выглядит ли такой же осунувшейся, что и Пэнси, или же зелье даровало ей красоту здоровой Паркинсон.

— Добрый вечер, — вежливо ответила, хотя мужчина явно интересовала не её компания, а наполненные шампанским бокалы.

— Слышал, твои родители куда-то уехали? Они и словом не обмолвились о предстоящих поездках.

Стоило прозвучать этим словам, как рядом нарисовалось еще несколько любопытных лиц — Яксли и Трэверс. Впрочем, они оба делали вид, что заинтересованы разговором не больше, чем сам Нотт. Но если в то, что мужчина задал вопрос ради самого вопроса, дабы считать долг выполненным и приступить к выпивке, Гермиона верила, то этим двум типам — абсолютно нет.

Грейнджер вдруг почувствовала, каково это — быть членом семьи сливок общества. И ей совершенно не нравилось.

Хуже может быть только на допросе аврората. Такая же необходимость тщательно следить за словами.

Это не было тем, что приходилось ей по душе. И внезапно Гермиона подумала, что Малфой тоже плохо годится для роли послушного сына, вежливо беседующего с потенциальными соратниками.

— Я мало что знаю об этом. Они не посвящают меня в детали своих дел.

Заученная фраза, работающая для этих людей, как спрей от насекомых для комаров. Гермиона убедилась в верности слов Пэнси, когда Яксли и Трэверс с заметным разочарованием скрылись в другой части зала.

Паркинсон утверждала, что достаточно будет сказать об этом лишь раз, чтобы остальные поняли — нет смысла допытываться. Наверное, удача, что именно Нотт-старший задал вопрос о «её» родителях — по крайней мере, он не намерен продолжать расспросы. А судя по тому активному щебетанию в компании их недавних слушателей, два мужчины разнесли весть о неосведомленности дочери Паркинсонов.

Что ж, оно и…

Взгляд Гермионы замер. Ладони лихорадочно сжались на взятом ради прикрытия бокале, а тошнота накатила с новой силой.

Малфои.

Нет, буквально Малфои — всем семейством.

Включая Драко.

Гермиона уставилась на недовольное лицо, не в силах отвести взгляд. Незаметные для остальных, но очевидные для неё препирательства с Люциусом — Драко всегда на долю секунды сжимал челюсти, когда был вне себя. Быстрое движение, опрокинутое содержимое бокала в рот.

Нет. Нет, нет…

Он не может быть здесь. Не должен!

«— Там же Малфой. Если заметит тебя…

— Не заметит».

Она должна была предвидеть это. Хотя бы рассмотреть такой вариант!

Если раньше Малфои отправлялись на мероприятия вдвоем, это не исключает вероятность прихода их сына. Гермиона обязана была подумать об этом.

Костюм сидел на Драко отлично. Черный, похожий на тот, в котором он был на балу, но рубашка белая, а на галстуке брошь в виде герба семьи. Все с тем же пустым местом, где раньше был девиз.

Драко ненавидел этот герб. Ненавидел галстук, душащий, как бы он ни пытался отрегулировать его. Ненавидел присутствие на этом чертовом собрании, ненавидел натянутые заученные улыбки матери и отца.

Он хотел остаться в Башне и отдыхать после вчерашней тренировки, но заранее знал, что так сделать нельзя. И не потому, что отец рассердился за отправленное невовремя письмо, не потому, что боялся вызывать его гнев, а потому что надеялся узнать хоть каплю информации. Что может быть лучше, чем сборище бывших Пожирателей для того, что разведать план Люциуса? По крайней мере, здесь уйти от разговора куда сложнее — необходимо создавать видимость счастливой семьи.

Он не сразу словил напряженный взгляд Пэнси. Вопреки собственному желанию вздернуться, ободряюще кивнул ей, радуясь тому, что в поместье есть хотя бы один человек, которого Драко не хочет убить.

— Прекрати делать вид, что притащил меня только ради этой сцены, — продолжил начатую еще в Мэноре речь. — Либо объясняешь, какого черта я не в Хогвартсе, либо, клянусь, я…

— Просто потерпи.

Ах, да, и это слово он тоже ненавидел. Потерпи.

Что еще, блять, за потерпи? Он терпит с самого утра, если не с начала чертового года.

— Сколько, по-твоему, я должен…

— Мужчины, — возникшая так же внезапно, как и пропала, Нарцисса оказывается за спиной Драко. Ему стоит усилий не вздрогнуть от неожиданности.

Лицо Люциуса заметно расслабляется, он даже улыбается, и поначалу парень решает, что влияние матери куда сильнее, чем он мог предположить. Но, опустив пустой стакан на столик между ним и отцом, Малфой оборачивается, практически моментально отметая свою теорию.

Рядом с Нарциссой стоит молодая девушка, вежливо улыбаясь. Сердце Драко принимается тревожно биться.

Её каштановые волосы легкой волной струятся по скрытым скромным платьем плечам, глаза сверкают тем самым блеском, которого Малфой старается избегать — иногда так выглядят глаза Грейнджер, когда она собирается выдать какую-то заумную ересь. Лицо кажется наивным, но парень более чем уверен в осмысленности незнакомки.

— Драко, ты, наверное, не помнишь, но это Далия Эйвери. Она на год младше, вы вместе учились в Хогвартсе… до начала твоего пятого курса, — Нарцисса продолжает улыбаться, но незаметно для остальных, исключая Драко, вздрагивает, доходя до конца предложения.

— Приятно познакомиться, — девушка продолжает сдержанно улыбаться, но с нескрываемым любопытством рассматривает слизеринца.

Малфой отвечает тем же, но практически сразу после этого, коротко извинившись, утягивает отца в сторону, оставляя новую знакомую с матерью.

Какого хуя?

— И к чему это? — тут же выдает он. Люциус неопределенно ведет плечами, без смущения глядя Драко за спину. Туда, где остались мило беседовать Нарцисса и Далия.

— Сейчас ты, возможно, не понимаешь, но, Драко…

— Не понимаю чего?

Отец наконец-то переводит зачарованный взгляд на сына. Он молчит, но Малфою и не нужно продолжение.

— Так это твой план? Свести меня с девицей?

Люциус морщится, с явным неодобрением подходя к формулировке вопроса.

— Она не просто девица. Её отец — Пожиратель, а она еще после третьего курса отказалась следовать его идеологии.

Драко мысленно посчитал, что Далия, как младшая на год, только закончила третий год обучения, когда проходил Турнир трех волшебников. Когда Темный Лорд возродился.

— Они отправили её из страны, — Люциус покачал головой, но Драко так и не понял, согласен отец с этим решением или нет. — И девушка обучалась в Шармбатоне. Только после войны выяснилось, что она помогала волшебникам. Беженцам из Британии, включая… Магглорожденных.

Так вот в чем дело.

Некая святая, воспеваемая всей Магической Британией. Какая отличная возможность — свести сына с той, кто уже имеет отличное положение в обществе благодаря своим взглядам. Девушка, выросшая нормальной среди ублюдков. Та, кем сам Драко стать не смог.

— Ты сказал, отправили из страны? — Малфой сощурился. Шестеренки в его голове активно заработали. — Шармбатон, значит? Для этого вы ездили во Францию? Поэтому пытаетесь затащить меня туда?

— Разве ты не этого хотел? Уехать из Британии? Конечно, через несколько лет вам будет лучше вернуться, но…

— Не будет никаких «нас», — процедил сквозь зубы Драко.

Тот взгляд, каким Люциус наградил его в ответ, поднял желание впервые в жизни врезать отцу. Это взгляд «говори, что пожелаешь, но все предрешено».

— Женишься на ней и наша семья спасена.

— Нашу семью не надо спасать, — что ж, это не было правдой. Не полностью. — Мы не умираем.

— Драко…

— Я не собираюсь жениться для того, чтобы ты снова мог повсюду кричать о нашей славе.

Лицо мужчины ожесточилось.

Вероятно, принять упрямство сына, как и его безумное желание покинуть страну, он мог, но смириться с отсутствием мотивации к воспеванию малфоевского рода и возрождению былой репутации — нет.

— Мы уже договорились с её отцом.

— Мне нет дела…

— Прошу прощения, — и вот теперь Драко вздрогнул. Ну что за привычка подкрадываться?!

Он обернулся на негромкий, но требовательный женский голос. Далия Эйвери, с уже менее яркой, но все еще привлекательной улыбкой стояла за его спиной. Похоже, девушка действовала на отца как волшебный эликсир — Люциус просиял. Драко практически видел рисовавшуюся картинку свадьбы в его глазах. И с той же решительностью, что Далия прервала их разговор, был готов прервать фантазии отца.

— Мистер Малфой, если вы не возражаете… — девушка еле заметно кивнула в сторону Драко, продолжая глядеть и обращаться к его отцу.

— Да-да, конечно…

Драко готов был запустить чем-нибудь вслед быстро отдаляющемуся мужчине. Не успела эта мысль в достаточной степени согреть его, как Далия заняла место Люциуса и прервала рисующуюся в голове картину.

— Если планируешь раскрыть все планы отца, то движешься в правильном направлении, — она все еще держала бокал в руке, сделала маленький глоток шампанского. Слизеринец непонимающе уставился на девушку, исследовавшую взглядом зал. Каким-то образом она уловила его потерянное состояние. — Вы слишком громко разговаривали.

Малфой едва не фыркнул.

Плевать, если половина присутствующих узнает об идиотском и неосуществимом плане Люциуса женить сына, и разнесет весть второй половине. Плевать, если начнут судачить о разладах в семье. Ему нет дела, потому что Драко не намерен уважать желания тех, кому на его желания плевать.

— Ты знала обо всем? — спросил парень, замечая, что Далия вовсе не выглядит удивленной или возмущенной. Хотя, возможно, она отлично скрывает истинные эмоции.

— Конечно. Твои родители не так давно были в нашем поместье во Франции. И поэтому мне пришлось ненадолго приехать, — девушка продолжила не спеша опустошать бокал.

— И? Тебя не заботит эта нелепица?

Далия наконец перевела внимательные голубые глаза на Драко. В них все еще был тот странный блеск, который теперь не казался настораживающим — кажется, Малфой распознал причину.

— А должно? — она настолько непринужденно пожала плечами, что на мгновение Драко решил, что и правда преувеличивает. Впрочем, настроение Далии передалось ему всего на мгновение.

— Ты пешка в их руках.

— Нет, если действую в своих интересах.

Драко беззлобно ухмыльнулся, рукой зачесывая волосы назад. Какой изматывающий вечер…

Девушка улыбнулась в ответ, и эта улыбка выглядела куда более искренней, чем та, что красовалась на её лице все время до этого.

— Даже после войны состояние твоей семьи значительно разнится с нашим, — её глаза сверкнули, и Малфой вдруг подумал, что очень плохо разбирается в людях — Далия не показалась той, кто кидается на золотые монеты. — Знаешь ли ты, сколько семей пострадали после войны? Сколько магглорожденных все еще боятся вернуться в Британию?

Вот оно — причина. То, из-за чего глаза Далии засверкали пуще прежнего.

Драко отчетливо распознал в них какой-то по-гриффиндорски решительный огонек.

Он мог бы зауважать её, если бы не обстоятельства, при которых они познакомились — впечатление сразу портилось.

— Тебе настолько не терпится отдать все имущество Малфоев на благотворительность, что готова выйти за человека с меткой на руке?

Губы Далии сжались в тонкую линию. Это одна из первых живых эмоций, которые он увидел за вечер.

— Метка не определяет тебя как человека.

Драко едва не засмеялся, но вовремя остановил себя. В ней словно говорила та маленькая девчонка, которая после третьего курса вдруг поняла, что её семья втянута во что-то очень нехорошее. Та девчонка, которая видела действие метки на руке отца и, судя по всему, все равно любила его.

Малфой не знал об отношениях внутри их семьи, но судя по тому, что Эйвери-старший договорился о браке с Люциусом, Далия не отреклась от неё.

Он практически уверен, что она до сих пор оправдывает отца. Возможно даже действует не только в своих интересах, но и в его — репутация мужчины наверняка ощутимо пострадала, и даже дочь, дававшая приют несчастным волшебникам, не может в полной мере исправить ситуацию.

— Меня не интересует ни твое прошлое, ни прошлое кого-либо в этой комнате. Я лишь хочу помочь пострадавшим, и, раз уж на то пошло, правильнее будет сделать это за счет одной из присутствующих семей.

— Ты была в Гриффиндоре? — вдруг выпалил Драко. Уж слишком эта самоотверженность напоминала ему одну представительницу львиного факультета.

Далии удивленно уставилась на него, но все же ответила:

— Рейвенкло.

Малфой хмыкнул, хватая с рядом стоящего столика еще один бокал. Жаль, нет огневиски. Сейчас потребность в алкоголе просто непреодолимая.

Он осушил бокал залпом под насмешливый взгляд Далии. Хорошо бы и ему смотреть на ситуацию с таким же равнодушием, как и ей. Но если девчонка заинтересована хотя бы в имуществе Малфоев, то сам Драко заинтересован лишь в перспективе переезда. И то, ни в коем случае не во Францию.

— Ты ведь понимаешь, что свадьбы не будет?

В ответ она лишь неопределенно пожала плечами, вновь отказываясь смотреть на парня.

Драко радовал лишь тот факт, что девчонка наверняка не так давно приехала в Британию и не могла знать намного больше, чем он сам. Если только её отец не более разговорчив, чем Люциус.

— С тобой хотят поговорить, — произнесла она с привычным спокойствием.

Малфой проследил за взглядом Далии, тут же столкнувшись глазами с наблюдающей за ними Пэнси. Она стояла одна, поодаль от брата и сестры Кэрроу, явно избегая смотреть в их сторону, и выглядела то ли раздраженной, то ли напряженной.

— Я должна выполнить свою миссию и продолжить диалог с твоей матерью, — вновь улыбнувшись, призналась Далия, и, оставив пустой бокал на столике, двинулась в сторону Нарциссы и Люциуса.

Малфой мысленно посочувствовал ей, догадываясь, что девушке придется провести весь вечер в компании его родителей. И надеялся лишь на то, что после они не потащат гостью в Мэнор.

Вопреки словам Далии, Пэнси не сдвинулась с места даже когда Драко остался стоять один. На секунду он решил, что Паркинсон просто задумалась и смотрит не на него, а сквозь него. Но стоять в одиночестве и ждать, пока один из дружков отца пристанет с разговорами Малфой не хотел, а потому сам двинулся в сторону подруги.

Сердце Гермионы едва справлялось со стрессом от нахождения в одной комнате со всеми этими людьми, а наличие Драко рядом совершенно не облегчало ситуацию. В голове лихорадочно проносились мысли о том, как бы убрать парня подальше от поместья, заставить покинуть празднество до его окончания. Грейнджер не была уверена в «живучести» своих благородных порывов — если с Малфоями что-то случится, станет ли она дальше заниматься этим делом?

— Ты же понимаешь, что можешь уйти отсюда в любой момент? — сходу начал он, стараясь не фокусировать взгляд на осунувшихся щеках.

Гермиона уставилась в ответ, словно видела его впервые. Глаза Драко казались блеклыми, уставшими. Злость схлынула и теперь парень выглядел изрядно потрепанным. Даже аккуратная прическа теперь стала привычно небрежной.

Гриффиндорка почувствовала себя эгоисткой, позволив пробиться крупицам радости от встречи с человеком, который её не пугал, в отличии от всех остальных.

Ей захотелось взять его за руку и аппарировать подальше. Но на фоне, словно напоминание о цели, маячили Люциус и Нарцисса, весело болтающие с незнакомкой.

Гермиона запаниковала, увидев её в первый раз. Никто из перечисленных в списке не являлся молодой девушкой, приблизительного их возраста, и Грейнджер решила, что они с Пэнси что-то упустили. Возможно, Паркинсон её и знала, но Гермиона — нет.

— Строишь козни? — вопросом на вопрос ответила она, еле заметно кивнув за его спину.

Драко обернулся, и вдруг хмыкнул. Очевидно, он сразу догадался, о ком говорит Грейнджер.

— Это дочь Эйвери. У отца совершенно идиотские планы на нас.

Гермиона нахмурилась. Понимала, что слишком долго и неотрывно изучает девушку взглядом, но ничего не могла с собой поделать. Вот оно что — Эйвери. Пэнси предполагала, что на мероприятии будет её отец. Конечно, было легко ошибиться, учитывая, что они получили список фамилий, а не имен.

— На вас? — непонимающе переспросила, наконец оторвавшись от разглядывания незнакомки.

Малфой смотрел на Гермиону так… необычно. Слишком обыденно, если можно так сказать. Не то чтобы он смотрел на неё как-то иначе, когда Грейнджер была собой, но этот взгляд определенно был другим. Чувствовать себя его подругой странно.

Драко нервно постучал пальцами по пустому бокалу, но, как догадалась гриффиндорка, открыто демонстрировать нервозность в подобного рода ситуациях тоже было непринято, потому что практически сразу парень отставил его в сторону.

— Хочет поженить нас.

— Прости? — губы вдруг пересохли, хотя Гермиона уверена, что Пэнси наносила на них один из своих бальзамов.

— Ты слышала, — Малфой закатил глаза, но злобы в этом жесте не было. А даже если и была, то направлена явно не на Гермиону. — Она помогала беженцам из Англии во время войны. Прятала их где-то во Франции или что-то такое. Шикарная репутация — шикарная претендентка. Не так давно Люциус потащил Нарциссу во Францию, очевидно, чтобы обсудить детали.

— И?..

Драко молчал всего несколько секунд, обводя взглядом зал, но для Гермионы эти мгновения словно растянулись на года. Она не понимала, почему так дико начали потеть ладони, а в горле образовался ком, не смываемый даже шампанским.

— Что «и»? Этого не будет.

— Почему нет? — протараторила Грейнджер.

Драко смерил её таким взглядом, словно ответ был очевиден. Но что-то еще промелькнуло в его глазах, только Гермиона не успела понять что.

— Потому что нет.

Девушка знала эту интонацию — тема закрыта.

Впрочем, полученной информации было более чем достаточно. Переваривать её сейчас гриффиндорка не решилась — ей необходимо собрать как можно больше сведений, а не фокусироваться на одном. Зато несколькими фразами Драко дал знать сразу о двух вещах: во-первых, Люциус очень заинтересован в восстановлении репутации, а во-вторых, некая Далия Эйвери обеспечивала укрытие для волшебников после возрождения Темного Лорда.

Гермиона скользнула изучающим взглядом по Малфою. Вблизи костюм сидел на нем еще более привлекательно. Даже расфокусированный взгляд и бледное лицо, балансирующее на грани болезненной бледности, выглядели притягательно.

В голову пришла безумная мысль, и знакомый голосок внутри Гермионы напомнил, что она, вообще-то, на задании, а другой, еще более упрямый, заявил, что на задании в обличье Пэнси Паркинсон, так что ничего страшного не случится, если…

Гермиона потянулась к его растрепанным волосам.

Коротким движением поправила светлые локоны, задержав руку дольше необходимого. Драко и бровью не повел. Конечно, перед ним ведь знакомая слизеринка.

А вот сердце Грейнджер забилось пуще прежнего. Пришлось одернуть себя, чтобы не нырнуть в воспоминания о прошлой ночи.

Девушка поспешно сделала глоток, отворачиваясь от Малфоя.

— Драко, прошу тебя… — вдруг раздался нежный голосок за его спиной.

Они обернулись одновременно (Гермионе пришлось выглянуть из-за его плеча), и взгляд тут же упал на привлекательную, но явно чем-то встревоженную женщину.

— Пэнси, — она вежливо кивнула, только сейчас заметив компанию Малфоя.

Грейнджер кивнула в ответ, не отрывая взгляда от Нарциссы.

Она давно не видела мать Драко и, если честно, не ожидала, что за прошедшее время женщина так изменилась. Красота по-прежнему была при ней, но глаза, как у большинства здесь присутствующих, заметно потускнели. Война оставила отпечаток на каждом.

В памяти Гермионы Нарцисса также была довольно холодной и сдержанной, но наблюдая за тем, каким взглядом она смотрит на сына, гриффиндорка усомнилась, что не была слепой все те разы, что видела её.

Малфой заметно напрягся под испытывающим взглядом матери, но, как и подозревала Гермиона, перечить не стал. Лишь коротко кивнул Грейнджер, позволяя женщине увести его в сторону Люциуса и Далии.

Каждый отдаляющийся шаг Драко вбивался колом в её сердце.

Они не могут оставаться здесь. Им нужно уйти до окончания празднества. Потому что она… Она не сможет ничем помочь. Действия зелья попросту не хватит.

Стоило девушке вспомнить об этом, как легкое пощипывание в области предплечья привлекло внимание. За мгновение до того, как посмотреть на место шрама, дыхание сбилось как после бега.

Гермиона отвернулась к столу с напитками, украдкой посмотрев на руку.

Первые буквы начали проступать сквозь бледную кожу Паркинсон.

Ей срочно нужно уходить.

Мысленно прикидывая, сколько времени должна была занять дорога от подземелий до закрытого туалета на втором этаже, Гермиона попыталась посчитать, сколько минут у Гарри и Рона заняло полное возвращение в прежний вид.

Если повезет, она доберется до западного крыла в обличье Пэнси.

— Пэнси, дорогая!

Грейнджер видела дверь, ведущую в нужный коридор, и с каждой секундой, слыша приближающиеся шаги в свою сторону, чувствовала, что неизбежно отдаляется от цели.

Стук сердца зазвучал в ушах.

Руки инстинктивно сцепились в замок, внутреннюю часть предплечья прижимая к себе. Скрывая от посторонних глаз.

Она приказала себе сделать вдох.

Не помогло.

В голове эхом отбивались шаги приближающегося к ней человека, а Гермиона едва справлялась с накатывающей паникой.

Сейчас её узнают. Сейчас раскроют.

Стук каблуков звучал так отчетливо, словно кроме самой Грейнджер и этого человека в зале вовсе никого нет.

Если бы не сжатые между собой пальцы, руки, вероятно, дрожали бы слишком заметно.

Вдруг каблуки показались ей невероятно высокими, а шпильки слишком тонкими — ноги задрожали. Гермиона молилась на то, чтобы не рухнуть на пол.

В горле защипало. Гриффиндорка чувствовала, что воздуха катастрофически не хватает.

Окликнувший уже был в шаге от неё, когда внезапно в голове зазвучал знакомый голос.

«Подними голову, Грейнджер».

Дыхание вновь перехватило, но в этот раз от спонтанно возникшего воспоминания в голове. Ночь. Башня старост. Гермиона, вернувшаяся после «миссии» из дома родителей. И Малфой, так яростно тряхнувший её за предплечье, что плечо едва не вылетело из сустава.

Гермиона поднимает голову.

«Посмотри на меня».

Резкий разворот практически сбивает её с неустойчивых каблуков, но девушка действует скорее инстинктивно, нежели исходя из здравого смысла.

Только в этот раз перед ней не Малфой.

Противная улыбающаяся рожа Алекто Кэрроу. Привычно сутулая и надменная бывшая преподавательница. Гермиона моментально берет себя в руки — она скорее запустит аваду в свой лоб, чем упадет в грязь лицом перед этой женщиной.

— Пэнси! — вновь хрипит она, восстанавливая дыхание после быстрой ходьбы. — Никак не могла выудить минутку и поболтать с тобой! — женщина смеется, а Грейнджер еле сдерживается, чтобы не нахмуриться.

Об отношениях Паркинсон и Кэрроу гриффиндорка не знает ровным счетом ничего, но на вежливость времени нет. Выбирает меньшее из двух зол: лучше показаться невеждой, нежели на глазах у всего зала стать Гермионой Грейнджер.

— Простите, но я нехорошо себя чувствую. Найду вас позже, ладно?

Дожидаться ответа девушка не стала — сорвалась с места сразу же, как с языка слетело последнее слово. Идти приходилось быстро, но недостаточно. И все же бежать — значит привлечь ненужное внимание. Учитывая, что на празднество она не вернется. Пэнси Паркинсон, сбежавшая с мероприятия в собственном поместье! Вот это будут заголовки, если Скитер прознает.

Гермиона добирается до одной из дверей в дальнем конце зала и оказывается в пустом коридоре как раз в тот момент, как шрам на руке проступает четче.

Что говорила Пэнси? Вторая развилка?

Все бы ничего, если бы не длина чертовых коридоров.

Но теперь ничего не помешает перейти на бег.

Она стаскивает каблуки, сжимая их в руках, и движется по плохо освещенному коридору. Волшебники, изображенные на некоторых картинах, смотрят с недоумением, а некоторые и с отвращением, словно знают, кто прячется за личиной их якобы родственницы. Но Гермиона не обращает никакого внимания, зная, что они вряд ли станут болтать — большее её не интересует.

Практически добирается до первой развилки, когда в отдалении слышится хлопок двери. Благодаря тишине до слуха сразу доносится стук чьих-то каблуков, но определить по походке женщина это или мужчина Гермиона не может — слишком быстро движется, не позволяя себе сконцентрировать на чем-то помимо собственных шагов.

Пол неприятно холодит ступни, но это помогает мыслям не рассредотачиваться.

Стук не стихает.

Он звучит ближе.

Пэнси говорила, что сюда не ходят посторонние.

Грейнджер с ужасом понимает, что неизвестный движется в её сторону. Помимо страха в голову бьет мысль, что если погоню начал преступник, она может отвлечь его от оставшихся в зале людей. От Малфоя.

Но как она сделает это?

Без собственной палочки, вот-вот утратив облик Пэнси против человека, похитившего взрослых волшебников? И убившего еще одного мужчину.

Она не продержится и часу, что уж говорить о двух — до десяти, когда мероприятие подойдет к концу.

Ей нужна сумка, её палочка. Хотя бы для защиты.

Не рискуй. Не подставляйся.

Гермиона начинает бежать.

Босые ноги шлепают по полу, выдавая её местоположение, но это не имеет значения. Грейнджер огибает первую развилку, сворачивая налево, и несется дальше.

Ей просто нужно добраться до сумки. Добраться до палочки и уже потом разрабатывать план.

Вынимает из незаметного кармана на платье (по всей видимости, тоже скрытого магией, поскольку вещи внутри никак не просвечивают и не выпирают) палочку Пэнси, для собственного успокоения сжимая её в ладони.

Не освещает дорогу, рискуя привлечь больше внимания. Что в принципе бессмысленно, поскольку стук каблуков с каждой минутой раздается все ближе и ближе, отбиваясь от стен и достигая беглянки.

Гермиона прикидывает, что преследователь наверняка уже свернул в левый коридор следом за ней.

Сердце колотится где-то в пятках, тело практически трясет, и девушка начинает опасаться, что споткнется и окажется в лапах неизвестного.

Возможно, так было бы лучше. Тогда она могла бы поймать преступника, но только не с такой палочкой в руках.

Беги.

И она делает это — несется со всех ног, вспоминая времена, когда спасалась от погони с Гарри и Роном. Сейчас на кону её жизни и бежать нужно не менее быстро.

Пара обуви в руке заметно усложняет задачу, но Гермиона не может просто бросить их, опасаясь, что в будущем это станет проблемой. Какой именно девушка не раздумывает — занята другим, — поэтому просто продолжает сжимать обувь в одной ладони, а палочку в другой.

Когда Грейнджер вновь сворачивает, в поле зрения попадает вторая развилка. Ей просто нужно добраться до конца коридора…

На губах появляется слабая улыбка, девушка чувствует резкий подъем.

И тут сзади раздается звонкий щелчок.

В сердце ухает ударная доза адреналина, кровь быстрее струится по венам.

Гермиона оборачивается всего на мгновение, но его хватает, чтобы заметить оставшуюся дырку в полу. Человека же, бросившего заклинание, она не видит.

В боку колет от длительного бега, а страх сковывает тело, когда в голове раз за разом проносится мысль, что гриффиндорка была в метре от места Х.

Ей приходится спрятать палочку обратно в карман, когда такая необходимая статуя попадается на глаза. Гермиона не вглядывается в изображенного человека: перед глазами пляшут звезды. Она отвыкла столько бегать. Отвыкла находиться на грани жизни и смерти.

Яркий луч разрезает воздух прямо над головой.

Гермиона пригибается, едва не упав на колени, и неожиданный вскрик срывается с губ. В голову тут же бьет осознание — голос её. Действие оборотного истекло.

Кто бы за ней не гнался, он точно знает, что в коридоре не Пэнси Паркинсон, а Гермиона Грейнджер. И, очевидно, нападать начал как раз после того, как убедился в этом.

На голову сыпется крошка цветной кладки. В стене, куда попало заклинание, остается след. Оно не настолько мощное, чтобы кто-то из зала услышал шум с такого расстояния.

Гермиона подрывается с места и несется к статуе с такой скоростью, что от боли в боку перехватывает дыхание.

Её сумка оказывается замеченной сразу — окно в конце коридора освещает небольшой участок вокруг высеченной из белого мрамора женщины. Позади снова слышится стук чьей-то обуви, но в коридорах слишком много поворотов, и Гермиона больше не пытается оборачиваться, чтобы разглядеть человека.

Сейчас, когда ей в спину летят заклятия, прожигающие дыры в стенах и полу, она лишь надеется успеть добраться до своих вещей.

Чувство облегчения подкатывает к горлу, когда пальцы смыкаются на ткани сумки.

Грейнджер больше не надеется достать палочку и попытаться остановить преследователя. Сейчас она в тупике, а значит в заранее проигрышной позиции. Пока будет копаться в поисках древка, в голову прилетит авада. В лучшем случае. В худшем же… Девушка старается не смотреть в оставленные неизвестным заклинанием следы.

В тот момент, когда взгляд падает на скрываемую тьмой часть коридора, а сумка оказывается зажата в руке, за секунду до того, как её затянет поток аппарации, Гермиона видит вспышку света.

Живот скручивает из-за перемещения.

И в самом водовороте, уносящем гриффиндорку прочь из поместья, Грейнджер чувствует адскую боль во всем теле.

***

Её кожа бледная.

Гермиона уверена в этом, хотя зеркала рядом нет.

Бледная и холодная. Тело бьет озноб.

Мантия не согревает, но что-то подсказывает, что дело вовсе не в прохладе ночного воздуха.

Дорога до Хогвартса занимает больше времени, чем ожидалось. В какой-то момент Гермионе кажется, что она не доберется до школы. Но перед глазами стоит упрямый образ Малфоя, отказывающийся пропадать, как бы девушка не старалась прогнать его. Он то усмехается, то оскорбляет, когда её шаги замедляются.

Чаще всего оскорбляет. Потому что Гермиона не может заставить себя идти быстрее.

Задняя часть её старых кроссовок загнута — идти на каблуках девушка бы не выдержала, а шлепать босиком до школы затея идиотская. И тем не менее нормально обуться Гермиона тоже не смогла.

Ногу простреливает адская боль с каждым шагом.

Плотная черная ткань платья пропиталась кровью.

Когда факелы перед главных входом в Хогвартс освещают дорогу и саму Гермиону, кажется, она даже замечает несколько алых капель на белых кроссовках.

Ей холодно. Ей страшно.

Гермиона старается дышать размеренно, но страх заставляет хватать воздух быстрее, чем того требует организм. От этого гриффиндорка с периодичностью заходится в приступах кашля, пока не берет себя в руки и не делает плавные вдохи. Потом все повторяется снова.

Приходится зажать рот ладонью, чтобы не создавать шум, когда Гермиона все же пересекает порог школы.

Её ладонь покрыта кровью. Грейнджер не знает, поранила руку или же это кровь из раны на ноге, но это и не важно. Продолжает сжимать уже свою палочку, словно ожидает внезапного нападения.

Она хромает. После каждых десяти шагов требуется передышка, но гриффиндорка перестала давать себе возможность отдохнуть после первых трех остановок — они занимают много времени, а лишней минутки у неё нет.

Гермиона чувствует, как с каждой минутой тяжелее хвататься за более-менее четкие мысли. Они словно ускользают, оставляя после себя пустоту.

Сложнее всего дались ступеньки. Грейнджер четырежды замирала на грани падения, вовремя хватаясь за стену чистой от крови рукой.

Впервые в жизни она надеялась, что кто-то не послушал её — присутствие Пэнси возле Башни старост будет очень кстати. Гермиона не уверена, что сможет послать патронус. Но ей нужен кто-то, кто сможет трезво мыслить и кому не придется слишком много объяснять. Друзья отпали сразу.

Несмотря на кашу в голове, девушка понимала, что необходимо сделать.

И только мысль о том, чтобы добраться до Паркинсон держала на ногах.

— Твою мать…

Её подхватывают чьи-то руки.

Гермиона делает глубокий вдох. На мгновение картинка приобретает четкие очертания. Всего на мгновение, но она успевает разглядеть застивший ужас на лице Пэнси.

Гриффиндорка и не заметила, как добралась до пятого этажа. Путь по лестницам и коридорам выбил из неё остатки сил. В груди нестерпимо жгло. Ногу словно отрезáли без наркоза.

Гермиона резко дергается в сторону потайного хода, отчего Пэнси, придерживающаяся её, едва не падает.

— Грейнджер, что с тобой?

Наверное, на мантии следов крови нет, иначе рану на ноге слизеринка заметила бы сразу. Отлично, Гермиона не намерена пугать её раньше времени.

Пересохшие губы еле слышно бормочут пароль. Благо, волшебству этого достаточно — стена идет рябью и Пэнси без лишних слов закидывает одну руку Гермионы себе на шею, помогая зайти внутрь.

— Наверх, — выдавливает она, когда девушки оказываются в гостиной.

— Ты не дойдешь! Скажи, что произошло, чтобы я могла что-то сделать!

Нет. Не здесь.

Малфой может вернуться в любой момент. Если он увидит…

— Наверх, — сквозь зубы цедит Гермиона, то ли от боли, то ли от раздражения. У неё нет сил спорить!

Те жалкие пятнадцать ступеней, ведущие в её комнату, оказываются еще большей пыткой, нежели пять этажей до этого — Грейнджер стоит огромных усилий не застонать от боли. Очертания двери с изображением льва она уже не видит, концентрируясь лишь на том, чтобы не рухнуть на ведущую её Пэнси.

Гермиона не знает, молиться или проклинать всех богов, когда Паркинсон усаживает её на кровать — от резкой смены положения весь левый бок словно обливают кипятком.

Грейнджер распахивает мантию, с помощью Пэнси стягивает рукава, но остается сидеть на ткани.

— Твою мать… — кажется, она говорит это уже во второй раз? Гермиона не уверена.

— Какое-то… заклятие. Не знаю какое. Но, кажется, просто рана, без…

— Просто рана?! — в голосе Паркинсон отчетливо звучит шок и злость. К счастью для Гермионы, никакого страха. — Вся твоя нога в крови.

Это из-за пройденного расстояния.

Грейнджер бегло осмотрела рану после аппарации, и, несмотря на её приличные размеры, следов темной магии не было.

Значит, они справятся сами.

— Тебе придется зашить её, — без лишних предисловий сообщает Гермиона.

— Ты спятила?!

Наверное.

Нет, совершенно точно.

— Нельзя в больничное крыло. Ты же понимаешь, что это вызовет вопросы? — каждое слово давалось с трудом, но в этот раз Грейнджер отнеслась к Паркинсон с большим пониманием.

Если бы ей сообщили, что придется зашивать чью-то рану, Гермиона, скорее всего, добила бы этого человека за идиотские шутки.

— Зелье, — лихорадочно выдает Пэнси, принимаясь копаться в сумке Грейнджер.

Она уж было собралась сообщить, что никакого подходящего эликсира там нет, как в руке Паркинсон появилась палочка. Слизеринка принялась аккуратно разрезать заклинанием ткань черного платья на ноге, скрывающего часть раны.

— Зелье, которое мы варили у Снейпа! Рябиновый отвар! Где он, Грейнджер? Разве ты не отличница? Снейп позволил забрать эликсир тому, кто приготовил его на отлично!

— Мое зелье испортилось.

Гермиона со стоном откинулась назад, когда Пэнси пришлось отлеплять прилипшую к ране ткань.

Малфой швырнул в неё конфундусом и какая-то дребедень попала в котел, вызвав взрыв. У Гермионы нет его. Нет зелья.

— Тогда я пойду в хранилище к Помфри. У неё должен быть экстракт бадьяна или что-то еще…

— Ты знаешь, что нельзя. Если ты пойдешь туда… Господи…

— Черт, прости!

Но Гермиона и не думала обижаться.

Паркинсон, которая еще несколько лет назад называла её грязнокровкой и всячески задевалапри любой удобной ситуации, сейчас пачкала руки в её крови, отрывала свое же платье от тела Гермионы.

— Они узнают, если кто-то взломает хранилище. Нельзя…

— Грейнджер, я не знаю заклинаний для такого. Я не могу…

— Возьми иголку и нить в нижнем ящике стола. Маленькая коробочка.

Сквозь стиснутые зубы Грейнджер выпрямилась. В голове помутилось, перед глазами поплыло, но взволнованное лицо Пэнси все же заметить удалось.

Однако слизеринка подчинилась.

Гермиона сквозь панику глядела на свои дрожащие руки, одна из которых все еще сжимала палочку. Голос снова опустился до шепота, когда гриффиндорка заклятием очистила свои руки от крови.

Ладно. Просто соберись.

— Обезболивающие зелья? Хоть что-то?!

Использовала почти все, а последние отдала Малфою. И каждый раз откладывала пополнение запасов… Идиотка.

— Нет.

— Черт…

В глаза резко ударил свет.

Пэнси зажгла все имеющиеся свечи, заставив их зависнуть в воздухе вокруг Гермионы. Несколько свечей парили с левой стороны от окровавленной ноги девушки. Она с ужасом уставила на отвратительного вида рану.

Вероятно, из-за пешей «прогулки» она разошлась еще сильнее.

— Ладно… Окей… — забормотала Гермиона скорее для самой себя, нежели для Паркинсон.

Возникшая рядом девушка аналогичным взмахом палочки убрала кровь с ноги Гермионы. Впрочем, из раны тут же начинает течь новая, хоть и не так обильно, как думалось гриффиндорке.

Руки Пэнси слегка подрагивали, когда она выполняла указания Грейнджер, вдевая белую нить в иголку. Недолго ей оставаться белой.

— Я сведу края раны… — а вот это Гермиона говорит уж точно для себя.

Шок постепенно проходил, уступая место необъятному страху. Она собирается позволить Пэнси штопать её ногу! Без какого-либо наркоза или хотя бы обезболивающего зелья.

— Грейнджер, — теперь задрожал и голос Паркинсон. Очевидно, напуганный взгляд Гермионы тут же дал понять слизеринке, что лучше так ярко не демонстрировать собственную панику, поскольку дальше она заговорила ровнее. — Я могу достать зелья в Хогсмиде…

— Ты не можешь поднять на уши спящую деревню. Завтра… Завтра достанешь, но сейчас… — гриффиндорка оставляет свою палочку на краю кровати, пальцами касаясь кожи возле раны.

По телу тут же стреляет боль. Гермиона начинает сомневаться, что не отключится до того, как Пэнси сделает последний стежок.

— Пэнси… — она чувствует потребность сказать это, пока действительно не потеряла сознание. — Пэнси, там был Малфой…

— Я приказала эльфам проследить за окончанием мероприятия. Они спрячутся…

Слова слизеринки звучат приглушенно. Гермиона обещает себе переспросить обо всем позже. Главное, что хоть кто-нибудь проконтролирует всё.

Паркинсон опускается на колени. Иголка сверкает в огне свечей. Грейнджер старается не смотреть на неё.

Слизеринке приходится еще раз применить очищающее заклинание, чтобы Гермиона смогла нормально свести края раны и пальцы не скользили из-за крови.

— Святой Салазар… — бормочет Пэнси, и невыносимая боль от бедра расползается по всему телу.

Гермиона запрокидывает голову вверх, задыхаясь от первого стежка.

Вот теперь мысли действительно улетучиваются из головы.

Остается только адское пламя, сжирающее всю её ногу и переходящее на остальные части тела.

И только обещание, что через несколько минут все закончится, дыхание вернется в норму, а боль схлынет, держит её в сознании.

«Прекрати плакать, Грейнджер».

Она только сейчас замечает, что по щекам стекают дорожки слез.

Образ Малфоя балансирует на краю сознания. Грозится исчезнуть, оставив девушку один на один с болью. Гермиона хватает за него сильнее с каждым новым стежком.

«Подними голову, Грейнджер».

Она и так запрокинута до боли в шее. Гриффиндорка не может смотреть туда, где в тело вонзается иголка.

«Посмотри на меня».

Тебя здесь нет.

«Если успокоишься и прекратишь реветь, я кое-что покажу тебе».

Гермиона вспоминает полет на метле.

Щекочущий кожу ветер, тепло малфоевского тела.

Чувство полета.

Или это её отключающееся сознание?

«Держись крепче».

========== Глава 23. ==========

Когда Гермиона открыла глаза, комната была погружена во мрак. Первая секунда после пробуждения оказалась наполнена смятением, но острая боль быстро напомнила о положении вещей. Сдавленный стон послужил сигналом о пробуждении, и вдруг над головой Грейнджер оказалось чье-то лицо. От неожиданности сердце тревожно заколотилось, но даже резкий выброс адреналина не сдвинул гриффиндорку с места.

— Это я, — но она уже успела рассмотреть встревоженное лицо Пэнси.

Внезапно комнату озарил слабый свет. Гермиона уловила быстрое движение палочкой и шорох открывшихся штор. Судя по всему, сейчас утро.

Она попыталась сказать что-то, но издала лишь хрипящий звук, словно захлебывалась слюной, и Паркинсон тут же всучила в слабую руку стакан с водой. Благодарность Гермиона решила приберечь на потом, когда сможет нормально говорить.

От смены положения ногу прострелило адским пламенем, но всё, что могла позволить себе Грейнджер — это поморщиться. В её руке все еще был стакан с жидкостью, а тело отказывалось подчиняться командам мозга.

— Выпей, — в руках Пэнси оказалось по меньшей мере четыре пузырька. — Для начала обезболивающее. Нужно нанести на рану экстракт бадьяна, сама знаешь, процесс… В общем, сначала обезболивающее.

Даже если бы Гермиона захотела, сопротивляться не смогла бы.

Послушно принимает уже открытый пузырек и залпом осушает кисловатое на вкус зелье. По телу тут же прокатывает волна облегчения. Грейнджер практически стонет от удовольствия, когда нога и голова прекращают нестерпимо болеть.

Ей снова снился полет на метле.

Гермиона смутно припоминает, что думала об этом перед тем, как отключиться, и даже в беспамятстве столь странная фантазия не оставляла её.

Она летела так долго, что в какой-то момент начало казаться — это и есть смерть. Грейнджер практически решила, что умерла, и не могла сказать точно, попала в ад или рай.

Но на метле была она одна, в каком-то темном месте, лишенная каких-либо звуков. Так что, вспоминая об этом, девушка склоняется к мысли, что если бы действительно умерла, раем то место называть не стала.

Так вот… Она летела, летела, а потом вдруг понеслась вниз. Пытаясь контролировать метлу, Гермиона, в бессознательном состоянии, которое едва не нарекла смертью, лишенная возможности связно мыслить все равно понимала, что что-то идет не так. Но древко не поддавалось, и в конечном итоге вовсе исчезло.

Воспоминания о свободном падении в темноту вызывают дрожь в теле даже сейчас. К счастью, «упала» Грейнджер в реальность.

И если бы не обезболивающее зелье, вряд ли возвращение стало бы облегчением.

— Я не знала, сколько крови ты потеряла, поэтому взяла крововосполняющее зелье. Не уверена, стоит ли его пить, но твое лицо сейчас ужасно бледное, поэтому…

— Пэнси, — хриплым голосом обрывает тараторящую слизеринку Гермиона.

Впервые видит Паркинсон такой взволнованной. Чувство вины просыпается вместе с возможностью рассуждать.

— Спасибо.

И Гермиона искренна.

Она чертовски благодарна. Настолько, что готова сказать такие слова представительнице факультета, об уничтожении которого мечтала еще несколько лет назад.

Грейнджер не сильна в целительстве и не может оценивать, насколько велик был риск, но если опираться лишь на ощущения, казалось, что она на грани смерти. Именно поэтому считает, что Паркинсон спасала ей жизнь.

Губы Пэнси сжимаются, а глаза мечутся по комнате. Явно не находя ответ, слизеринка молча протягивает следующее зелье, а Гермиона с готовностью принимает и его.

— Мне придется снять нитки, прежде чем использовать экстракт, и скорее всего останется шрам…

— Думаю, шрам — меньшее из наших проблем, — девушке удается улыбнуться, но Пэнси, знающая, что её ждет, не отвечает тем же.

Но боли Гермиона не чувствует. Её нога ощущается такой же мобильной, как и всегда, и только Паркинсон с плохо скрываемым напряжением изучает криво зашитую рану. На то, как из её бедра вынимают нитки, Грейнджер предпочитает не смотреть. Благо, в этот раз Пэнси может использовать палочку, так что чувствовать стыд за то, что вынуждает её марать руки в крови, Гермиона не обязана.

Пока слизеринка занята делом, Грейнджер замечает алые пятна на постельном белье, и быстро переводит взгляд в потолок, решая не тратить время впустую:

— Что ты говорила об эльфах? — она смутно припоминает фразы Паркинсон.

— Я попросила нескольких незаметно проследить за тем, как гости будут расходиться.

— И?

— Все в порядке. Нам повезло, что эльфы могут трансгрессировать в Хогвартс, иначе пришлось бы ждать письма.

Гермиона кивает сама себе. Значит, больше никто не пострадал.

Им стольно всего нужно обсудить… Но начать девушка решает с легких вопросов.

— Как ты вошла в Башню? Тебя никто не видел?

— Я же не глухая, Грейнджер. Ночью услышала пароль, — фыркает Паркинсон. Очевидно, вчера Гермиона пробормотала его громче, чем предполагала. Или же у Пэнси действительно настолько хороший слух. — Малфой ушел на завтрак пятнадцать минут назад. Я пробралась в Башню сразу после его ухода.

Отлично.

Отлично, Малфой вернулся.

Губы Гермионы приоткрываются, с языка практически срывается вопрос о том, в порядке ли Драко, но непреодолимое ощущение, что Пэнси и так догадывается о большем, чем Грейнджер думает, усиливается и она вынужденно сцепляет зубы. Снова паранойя?

— Что вчера произошло?

— Заклинание засосало в водоворот трансгрессии, когда я убиралась из поместья.

Только сейчас Гермиона понимает, какой удачей стало отделаться одной раной на ноге — с виду может показаться, что она серьезно пострадала, на деле же подобный трюк с лучом заклинания, попавшем в аппарирующего волшебника, мог закончиться очень плохо.

Грейнджер пересказывает события вечера, тщательное внимание уделяя его завершению.

— Я не смогла определить преследователя, — раздраженно цокает языком она. Прислушайся немного, смогла бы различить мужчина то был или женщина! Но все, на чем Гермиона успела сконцентрироваться, убегая — это монотонный цокот каблуков. И они так же могли быть как мужскими, так и женскими…

— И что думаешь? Какие выводы? — Пэнси уже заканчивает с швами, брезгливо отлевитировав кусочки ниток на прикроватную тумбу.

— Мне кажется, стоит вычеркнуть Малфоев и, возможно, Нотта.

Паркинсон удивленно приподнимает брови, откупоривая пузырек с экстрактом бадьяна. Гермиона различает озорные нотки в её глазах и задается вопросом, с каких пор научилась так хорошо считывать эмоции слизеринцев. Обычно они выражали лишь ненависть и презрение. Впрочем, ответ получали такой же.

Заметно прибавившиеся силы позволяют улыбке появиться. Хотя Грейнджер скорее назвала бы её ухмылкой.

— Неужели? — Паркинсон серьезно издевается? Все же, распределяющая шляпа не ошиблась. — Ты подозревала Малфоев?

Гермиона напрягается от такого вопроса. Возможно, это лишь её паранойя, а может, выражение лица Пэнси действительно приобрело ясность, словно она мысленно сделала какие-то выводы. Ни один из двух вариантов гриффиндорке не нравился.

— Я подозревала всех.

— Ладно, — Паркинсон пожимает плечами, и Грейнджер снова напрягается столь быстрой капитуляции. — Так с чего такие умозаключения?

Прохладная жидкость растекается по раненому бедру, стягивая кожу, останавливая начавшееся было кровотечение. Девушка отсутствующим взглядом уставилась в образовавшееся мокрое пятно на постельном белье.

— Люциус всерьез обеспокоен нынешним положением их семьи в обществе, — начинает Гермиона, а Пэнси вдруг усмехается. — Очень серьезно обеспокоен, — с нажимом повторяет она.

Сейчас, когда голова лишена тяжести, а обезболивающее зелье избавило от боли во всем теле, мысли проясняются, и до Грейнджер в полной мере доходит абсурдность плана Малфоя-старшего. Если то, что сказал Драко — правда (а врать ему не было смысла), то Люциус буквально сошел с ума. И Гермиону очень интересовало мнение Нарциссы — её взгляд ясно говорил о любви к сыну, так что поверить в намерение женщины женить Драко исключительно ради выгоды сложно.

И все же происходящее в голове этих людей остается загадкой.

— Похищать людей — не самый лучший способ восстановить репутацию. Что касается Нотта… Возможно, ты была права. Но лишь возможно! Он произвел впечатление человека, крайней незаинтересованного происходящим. И либо он отличный актер, либо действительно пьяница.

Паркинсон фыркнула, краем простыни вытирая мокрую кожу ноги Гермионы, на которой теперь красовалась лишь тонкая полосочка шрама, заметная только если знаешь куда глядеть.

Грейнджер не знала, как относиться к подобной реакции: Пэнси — заинтересованное лицо, и ей незачем оправдывать Нотта-старшего, потенциального преступника, похитившего её родителей, но успокаиваться и отсеивать возможность его причастности гриффиндорка боялась. Именно по этой причине она находилась в поместье — Пэнси попросту не смотрит на бывших Пожирателей как на угрозу.

Гермиона такой ошибки допустить не вправе.

— И еще кое-что… Там была девушка. Далия Эйвери. Мы предполагали, будет её отец, но…

— Я слышала о ней, — кивнула Пэнси. — Лично мы не знакомы, она живет во Франции. В Пророке часто писали о её деятельности. Она была без отца?

— По крайней мере, я его не видела.

— Что ж… О Далии Эйвери у меня не больше информации, чем ты сама можешь прочитать в газетах. Но зачем она приехала?

Паркинсон протянула еще один пузырек. Гермиона приняла его, не глядя на этикетку, и, прокручивая в пальцах, задумчиво уставилась в стену.

Странное чувство заставило её усомниться в том, стоит ли рассказывать причину возвращения девушки в Британию, но Грейнджер не могла отрицать, что Малфой доверил эту информацию именно Пэнси. Он не знал, что разговаривает с Гермионой, а потому эту тайну нельзя назвать их.

Даже если сама Гермиона этого хочет.

— Люциус хочет выдать её за Малфоя.

Глаза Пэнси округлились от удивления, она несколько секунд не мигая смотрела на распластавшуюся на кровати девушку, а потом вдруг расхохоталась.

От неожиданности Гермиона не нашла слов, чтобы прокомментировать ситуацию. Точно ли с Паркинсон все хорошо? Может, беспокойство о родителях настолько пагубно повлияли на уставший мозг?

— Драко ни за что не послушается! — сквозь смех выдавила она.

Гермиона попыталась проконтролировать выражение своего лица, но гримаса недовольства все равно проступила слишком явно.

Малфой сказал то же самое. И почему-то Грейнджер задело, что даже Пэнси была уверенна в этом, в то время как сама Гермиона — нет.

— Даже если Далия окажется лучшей девушкой на планете, Драко из принципа не пойдет на поводу у отца. Люциус идиот, если прямо рассказал ему о своем плане.

Гермиона задумчиво пожевала губу.

Ей внезапно показалось, что об отношениях Малфоя с отцом ей известно достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Пэнси права. Драко терпеть не может поступать так, как велят. Он скорее наденет гриффиндорскую форму, чем послушается кого-либо. Гермиона ненавидела эту упертость, но внизу живот затянулся раздражающий узел при мыслях о насмешливом, самодовольном и непокорном выражении малфоевского лица.

Её вообще не должны задевать мысли о его возможном браке, раз на то пошло!

Гермиона приказала себе разозлиться. Однако проблема состояла в том, что она не могла сделать этого, даже когда специально пыталась. И больше всего бесило отсутствие беспокойства по этому поводу — упрямая гриффиндорка, не должна ли она вопить и рвать на себе волосы, пытаясь вернуть что-то настолько привычное, как раздражение и злость на Драко? На кого угодно из Слизерина, раз на то пошло, ведь сейчас у её кровати стоит представительница змеиного факультета, а они вовсе не пытаются убить друг друга.

Хотя, исходя из установленной миссии, в этом Гермиона вдруг усомнилась.

— Ладно, что мы имеем? — наконец успокоившись, спросила Пэнси.

— Как минимум то, что необходимый нам человек находился в поместье вчера. А значит, его фамилия есть в списке.

— Я только одного не могу понять… Взрослый волшебник, бывший Пожиратель не смог расправиться с девчонкой? — Грейнджер могла бы оскорбиться, но была вынуждена признать правоту Пэнси.

— Либо он просто хотел запугать, либо…

Пузырек в ладонях нагрелся, от скольжения потных пальцев по стеклу Гермиона поморщилась. На этикетке витиеватыми буквами было выведено: Сон без сновидений. Она отставила пузырек в сторону, но наградила Пэнси благодарным взглядом.

— Либо он надеялся на брошенное в воронку аппарации заклинание. Труп Гермионы Грейнджер в поместье привлечет намного больше внимания, чем… — похищенные пожиратели. Девушка прокашлялась, почему-то не решаясь закончить предложение. — Возможно он считал, что мое тело выбросит куда-то в лес и его еще долго будут искать.

Потому что не было причин оставлять меня в живых.

От подобных предположений по телу поползли мурашки. Гермиона представила себя, лежащей в сухих листьях. Окруженное тьмой бездыханное тело. И рядом никого, только холод и льющаяся из многочисленных ран кровь.

— Предлагаю обдумать всё. Не уверена, что смогу прийти к каким-то еще выводам после того, как вытаскивала нитки из твоей ноги, — на этот раз поморщилась Пэнси с откровенным ужасом.

Гермиона усмехнулась, хотя веселого в ситуации было мало. Фантомная боль расползалась от бедра по всему телу от воскресших воспоминаний о дороге от Хогсмида до стен школы. Тогда Грейнджер держалась на одной силе воли, и едва не начала мысленно прощаться с близкими. Ей действительно казалось, что это конец. Что ноги подкосятся в одном из коридоров Хогвартса, и там же её настигнет смерть.

— Иди на завтрак. Еще есть время, — Гермиона кивнула на дверь позади Пэнси.

— Тебе тоже не мешало бы поесть. Выглядишь ужасно.

— Спасибо, — фыркнула гриффиндорка. Бледность должна была сойти после крововосполняющего зелья, и все же Грейнджер сомневалась, что оно волшебным образом заставило её выглядеть здоровой. — Но будет странно появиться в одно время. Малфой и так косится.

Пэнси удивленно смотрит в ответ. Видимо, ничего такого она не замечала. Похоже, Гермиона смотрит на Малфоя чаще, чем думала.

— А мы и не появимся. Опусти глаза — по тебе душ плачет. Приведи себя в порядок и приходи.

Паркинсон постояла с минуту, но, не дождавшись ответа, покинула спальню.

Гермиона с отвращением уставилась на разорванное платье, предполагая, в каком, должно быть, ужасном состоянии находятся её волосы — кажется, приземление после аппарации было не самым мягким.

***

Гермиона полностью разделяла шокированный взгляд Джинни, коим подруга безотрывно следила за уминающей завтрак Грейнджер. Такого зверского аппетита, как и аппетита в целом, у неё не наблюдалось давно, но минувшая ночка оказалась слишком изматывающей даже для организма, до этого отказывавшегося перерабатывать пищу из-за стресса, а теперь пытающегося восполнить силы. И хотя поводов для счастья мало, Гермиона искренне радовалась застывшему выражению на лице Уизли. Сейчас Грейнджер, должно быть, похожа на Рона. Но она, по крайней мере, ест аккуратно.

Назойливые мысли не поддавались уговорам и лезли в голову даже в процессе завтрака. И тем не менее гриффиндорка старалась зацепиться за свой аппетит, как за спасительную ниточку.

Причина тому была не столько в нежелании размышлять, сколько в раздражающем, но правдивом факте — добытая информация столь тяжким путем оказалась не настолько значимой, насколько Гермиона надеялась. Они окончательно убедились в наличии фамилии преступника в перечне гостей, но это не то чтобы удивляло. И даже два откинутых варианта в виде Малфоев и Нотта-старшего не облегчали задачу — подозреваемых крайне много.

У девушки сводило живот от воспоминаний о полученной травме, а нога словно ныла, хотя после зелья ни о какой боли речи быть не может. Поэтому Гермиона упорно отодвигала в сторону разработку плана — сейчас ей нужно набраться сил.

— Кстати! — Джинни воскликнула так резко, что Грейнджер подскочила, едва не выронив наполненную овсянкой ложку. Гарри рядом тревожно дернулся, опасаясь, как бы вязкая каша не оказалась на его брюках. — Черт, моя память в последнее время… — Уизли цокает языком, копаясь в сумке. — Мы думали, ты уже не придешь, и я спрятала, чтобы отдать позже… В общем, вот.

Перед носом оказывается слегка измятый конверт, а выведенное чернилами имя едва не заставляет Гермиону поперхнуться. Она морщится, не разжевывая проглатывает кусочки фруктов в овсянке, и торопливо выхватывает почту.

— Что там? — Гарри заглядывает в письмо через её плечо.

— Они хотят провести диагностику во вторник, если я готова, — произносит Гермиона остальным, отрываясь от чтения короткой записки. — Гарри, ты…

— Можешь взять мантию в любое время.

Она благодарно кивает, принимая объятия друга, и лишь надеется, что не выглядит взволнованной. Сейчас Гермионе хочется создать иллюзию контроля, словно таким образом способна убедить саму себя, что волноваться не о чем. План был прост, и Грейнджер как никогда надеялась, что всё гениальное действительно просто.

В некоторые моменты ей даже становилось стыдно за то, что раньше не подумала об усыпляющем зелье и мантии-невидимке, но Гермиона одергивала себя, напоминая, что загруженная голова не может работать на все сто процентов. Даже если обязана.

— Тебе нужна помощь? — участливо поинтересовался Рон.

Он, конечно же, имел в виду её родителей, но в голове без разрешения нарисовался образ расплывчатых деревьев, колючки и пожухлые листья под ладонями, разливающаяся по бедру боль и окровавленное платье.

— Все в порядке, — солгала Гермиона.

Тарелка медленно опустевала, а Грейнджер хотелось задержаться подольше, не возвращаться в тишину собственной спальни, где на самом деле только на первый взгляд тихо — рой мыслей, контролировать которые с каждой секундой все сложнее, не позволит девушке действительно оказаться в покое.

Джинни и Рон, сидящие напротив, Гарри рядом — все это казалось глотком свежего воздуха, проталкивающего ком в горле. У Гермионы нет права на слезы и истерики, не только потому, что они сбивают и без того затруднительный мыслительный процесс, но и потому, что не её родители в опасности. Пэнси, каждый день живущая мыслями о том, что два близких человека находятся у сумасшедшего психопата, служит отличным напоминанием, что Гермиона далеко не в проигрышной позиции. По крайней мере, её семья в безопасности.

И все же изменить тот факт, что руки подрагивают от одной мысли о происходящем, Гермиона не могла. Ей хотелось спрятаться. И рядом с друзьями, с которыми прошла столько трудностей, сделать это казалось чуточку более возможным.

Но долго это продолжаться не могло.

В Большой зал влетел как всегда активный Теодор Нотт, привлекая излишнее внимание не только гриффиндорцев, но и всех присутствующих в зале.

Он упал на скамейку перед Пэнси, вызвав колкий взгляд в свою сторону — от резкого движения налитый доверху сок едва не вылился на стол. Парень ослепительно улыбнулся в ответ на раздраженную гримасу однокурсницы, и, очевидно решив не бесить Паркинсон лишь наполовину, отхлебнул из её стакана.

— Твою мать, Нотт, из-за тебя такое спокойное утро сейчас превратится в кровавую битву, — то ли посмеявшись, то ли поиздевавшись сказал Блейз.

Пэнси зыркнула и на него, и Забини примирительно поднял руки. Малфой лишь усмехнулся, привычно отказываясь вступать в разборки. Паркинсон заметила его задумчивое состояние, даже предположила возможную причину его возникновения, но не решалась затрагивать опасную тему за столом, в окружении такого количества людей. К тому же она не знала, как много Драко мог рассказать Грейнджер в поместье, а выдать их опасалась еще сильнее — парень не глуп, наверняка заметит, если каких-то деталей, о которых должна быть осведомлена, Пэнси не знает.

Поэтому она предпочла оставить ситуацию. Но только до того момента, пока не выпадет возможность поговорить с ним наедине. Тогда уж она придумает, как подступиться аккуратнее.

— Какого черта ты вообще здесь делаешь? — на этот раз Блейз уже возмущался, потому что Тео наглым образом полез вилкой в его тарелку. — Разве домой не свалил?

Пэнси не сразу сообразила, о чем речь, и когда мозг в полной мере обработал информацию, по спине пробежал холодок. Она стиснула вилку в ладони, неотрывно уставившись на Нотта, но вынужденно расслабилась, когда Драко покосился на неё.

Вчера вечером Тео аппарировал из Хогвартса.

— Да, всю ночь проторчал в поместье, — одновременно пережевывая яичницу проговорил слизеринец. — Эльфы сказали, отец опять свалил на свое собрание «по работе». Даже не предупредил заранее, как всегда. Зря только время потратил.

— А разве… — Пэнси прокашлялась. Голос прозвучал тише, чем предполагала. — Разве вы не встретились?

Нотт предпринял вторую попытку покушения на завтрак Забини, но тот стукнул его своей вилкой по ладони, оставляя на коже жирный след. Тео недовольно забурчал, оттираясь салфеткой.

— Нет. Утром он тоже не явился, — парень, казалось, не проявлял ни малейшего интереса к ситуации в целом, недовольствовал только из-за безрезультатного путешествия. — Наверняка снова выбрал компанию бутылки огневиски и зависает в какой-нибудь гостинице.

Но сердце Пэнси уже тревожно забилось в груди.

Какая-то часть сознания настаивала довериться другу и расслабиться, но куда более упрямый, хоть и звучащий намного тише голосок в голове твердил, что на самом деле Нотт-старший ни в какой не в гостинице.

— Так он не вернулся в поместье? — пересохшие губы еле пропустили слова.

— Да забейте, — Тео равнодушно кивнул, привыкший к подобным трюкам со стороны отца, и принялся накладывать еду в тарелку. — Вернется через несколько дней. Максимум неделю.

Малфой рядом поерзал, уже в открытую изучая выражение лица Паркинсон, но она не смогла бы позаботиться о контроле над собой даже если бы попыталась.

Пэнси хотелось лезть на стену. В голове настойчиво звучало одно и то же: это не может быть правдой. Этонеможетбытьправдойэтонеможетбытьправдой. Она не может внятно рассуждать, поддаваясь панике и отчаянным надеждам, а от попыток собраться становится только хуже. Приходится спрятать руки под стол, скрывая дрожь. Сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди, а в горле встает ком. Не слезы, но явно истерика.

Пэнси крепко стискивает коленки, ногтями впиваясь в кожу, и взглядом находит Грейнджер в толпе гриффиндорцев.

Нужно поговорить. Сейчас. Иначе она сойдет с ума, рехнется. Её родители… Отец Тео! Мерлин, если с ними что-то случится…

— Пэнси? — ладонь Малфоя опускается на её, но девушка дергается от неожиданности и сбрасывает ладонь.

Он смотрит с непониманием, нотками любопытства и подозрений, но Паркинсон слишком занята борьбой с накатывающей паникой и не находит сил обратить внимание на малфоевское настроение.

Её трясет. Он, да и Блейз с Тео, обязательно заметят это, поэтому Пэнси вскакивает с лавочки.

Гермиона ловит взгляд слизеринки в этот же момент, и улыбка от нелепой шутки Гарри тут же сходит с лица. Паркинсон выглядит перепуганной. Её глаза широко распахнуты, а руки стиснуты в кулаки. Они устанавливает короткий зрительный контакт, прежде чем девушка вылетает из Большого зала.

Грейнджер чувствует, как внутри все холодеет. Мозг лихорадочно обрабатывает утренние события, и гриффиндорка не понимает за что уцепиться: почта Пэнси не приходила, так что плохие известия о родителях она не могла получить. Но её взгляд…

Гермионе не удается даже предположить. Кидает одну из очередных отговорок друзьям и так стремительно поднимается, что больно бьется коленкой о стол. Но и не думает морщиться — уж эта боль не сравнится с тем, что было ночью…

Коридоры пусты благодаря начавшемуся не так давно завтраку. Никакие преграды не попадаются на пути, пока девушка движется в сторону кабинета, где обычно встречалась с Пэнси, но, стоит ей свернуть в соседний коридор, едва не налетает на мечущуюся из стороны в сторону слизеринку.

Гермиона окликает её, но реакции не следует, и тогда приходится вцепиться в плечи Паркинсон и хорошенько встряхнуть её. Явно не готовая к такому, голова девушки дергается, она морщится от боли в шее, но как минимум фокусирует взгляд на Гермионе.

— Что? — торопливо спрашивает Грейнджер, хотя коридор — не лучшее место для обсуждений.

— Тео… Его отец… Он ушел к нему, а он не явился и…

— Пэнси! — Гермиона снова встряхивает слизеринку, на этот раз менее жёстко, но все так же эффективно. Она не понимает ни слова! — Объясни внятно!

Взгляд Паркинсон мечется по лицу гриффиндорки будто в поисках ответов или помощи, а Гермиона всеми силами старается не реагировать на очередной кирпич ответственности, бухнувшийся на её плечи, и не поддаться настроению Пэнси — уж и её, Гермионы, паники, сейчас не хватало.

Но оставить тревогу сложно, когда пальцы Паркинсон цепляются за её предплечья и Грейнджер явно ощущает дрожь слизеринки.

— Тео, — начинает она, все еще хватая ртом воздух после каждого слова. — Вчера вечером аппарировал домой, чтобы провести выходные с отцом, но эльфы сказали, что он на мероприятии…

— Так и было.

— Да, но… Он не вернулся, — Пэнси бледнеет на глазах, хотя до этого момента Гермионе казалось, что она и так может слиться со стеной. Приходится крепче стиснуть плечи Паркинсон, приводя её в чувство.

Больше информации.

— Кто не вернулся? Куда? — сначала гриффиндорка думает о Теодоре, но вспоминает его шумное появление в Большом зале. Перед глазами начинает плыть. — Пэнси…

Она смотрит в ответ такими же испуганными округлившимися глазами, подтверждая самые страшные догадки, но Гермиона требует ответ.

— Его отец не вернулся.

Нет.

— Не может быть. Ты же сказала… Ты сказала, эльфы проследили и все трансгрессировали из поместья, что все в порядке… — бездумно шепчет Гермиона, а мысли уже крутятся вокруг вчерашнего вечера.

Нет. Как же так? Все её усилия, отвлечение преступника, хоть и ненамеренное, были зря? Мучительная боль, дорога через чертов лес практически на последнем издыхании, швы без наркоза.

Гермиона приложила столько усилий, чтобы узнать хоть толику информации, чтобы сделать хоть что-нибудь, и в итоге… Очередное похищение.

— Отец Тео часто незапланированно покидает свое поместье, а возвращается пропитанный спиртом, но в этот раз… В этот раз, Грейнджер, я не думаю, что дело в запое.

Пэнси отступает на шаг назад, а Гермиона и не думает её удерживать.

Нетнетнет.

Если похитили Нотта, Паркинсоны…

Не может быть.

Насколько Гермиона поняла из рассказа Перси, определить, держали ли Розье какое-то время или убил сразу — невозможно. Никто не знает, когда именно он пропал, потому что никто и не заметил, а потом просто обнаружился труп. Сколько прошло времени между этими событиями — тайна. Его никто не искал.

На теле были серьезные увечья, но если эксперты и выяснили время их нанесения, Гермиона ничего об этом не знала, а предположить не могла — повреждения могли нанести как сразу перед убийством, так и в качестве длительных пыток.

Грейнджер всмотрелась в меряющуюся шагами коридор девушку.

Возможно, причина болезненного цвета лица и осунувшихся щек Пэнси не столько в пропаже родителей, сколько в представлениях о том, что с ними сделают?

Они обе понимали, что значит сложившаяся ситуация.

— Мы не можем знать наверняка, — практически со стопроцентной вероятностью можем. — Давай не торопиться с выводами.

От столь очевидной лжи по спине пробежали мурашки. Нет времени на «не торопиться». Один раз они уже опоздали. Теперь опоздали.

— Не торопиться с выводами? — нервный смешок срывается из уст Паркинсон. — О чем ты говоришь, Грейнджер? У нас и так нет ничего, абсолютно никакой информации…

— Какой информации?

Гермиона едва сдерживает вскрик, но все же отскакивает в сторону от внезапного голоса за своей спиной. На лице Пэнси застывает непонятная гримаса, но ничего хорошего это выражение не сулит. Ладонь Грейнджер опускается на грудь, ощущая бешенное биение собственного сердца, и она пользуется минуткой восстановления дыхания для того, чтобы придумать внятную отговорку.

Малфой запускает руки в карманы брюк. Как часто делает, когда намеревается подразнить или злится. И по тому, что никакой шутки не следует, Гермиона делает соответствующие выводы.

Как много он услышал? Как много узнал? О чем догадался?

Первым порывом является желание убежать. Оставить и убитую Пэнси, и разъяренного Малфоя в коридоре, и уносить ноги прочь. Вторым, и самым постыдным, является желание броситься к нему в объятия.

Она устала быть сильной. Делать вид, что сильная. Устала и напугана, и в такие моменты, как сейчас, хочет почувствовать себя защищенной. Как тогда, когда Малфой привел в чувство во время истерики, когда позволил обнимать себя в ночь бала, когда устроил спонтанное путешествие к Черному озеру и лежал на её коленях.

Гермиона хочет просто… безопасности. Для них двоих.

Но никакой безопасности нет и не будет, пока Малфои не окажутся защищенными от неизвестного убийцы, и вероятность того, что Драко сойдет с ума не сведется к нулю. Тогда Гермиона смогла бы решить, что вообще с ними происходит. С ней и с ним.

— Макгонагалл обещала сама составить график дежурств на неделю матча, но до сих пор…

— Грейнджер, — Малфой грубо прерывает её, и хоть ни его лицо, ни голос не выдает ровным счетом никаких эмоций (что даже хуже, чем если бы он брызгал слюной и размахивал руками), взгляд и напряженная поза говорят сами за себя.

Она незаметно сглатывает образовавшийся от паники ком в горле, и бросает короткий, молящий о помощи взгляд на Пэнси.

— Драко, если ты не беспокоишься о своих обязанностях, это не значит, что и мы… — Паркинсон пытается поддержать легенду, но взгляд, коим Малфой её смеряет, тут же заставляет забыть и о Макгонагалл, и о дежурствах.

Впрочем, парень мысленно пытает Пэнси не так уж и долго. Серые глаза вновь устремляются на Гермиону, и у неё от переживаний сводит живот. Мир кренится.

Он ничего не слышал, так ведь? Иначе зачем задавать такие нелепые вопросы? Нет, если бы Малфой что-то понял, ни о каком спокойствии, хоть и только внешнем, не могло быть и речи. И тем не менее он услышал достаточно, чтобы подпитать сомнения касательно странной «дружбы» между Гермионой и Пэнси.

— Малфой, что с тобой такое? Ты сегодня слишком дергаешься, — Грейнджер удается придать голосу небрежности, но выражение её лица наверняка не слишком расслабленное, чтобы убедить Драко в чем-либо.

Ну конечно.

Он наверняка видел, как Гермиона ринулась из-за стола за Паркинсон! Как она могла допустить это? Как могла забыть о его присутствии? Малфой, чертов слизеринец, замечает больше, чем хотелось бы Грейнджер, и она понятия не имеет, как теперь быть с его наблюдательностью. Остается лишь уповать, что её изворотливости приблизительно столько же.

Но ситуация чуть ли не безвыходная.

Рассказать они ничего не могут, а продолжать прикрываться столь нелепыми отговорками — посеют еще больше сомнений.

— Грейнджер, думаешь, я идиот? — он презрительно фыркает, а от гримасы раздражения, наконец проступившей на его лице и разломав маску, сердце сжимается. — Вы несколько недель так шепчетесь. Я уже говорил, что шпион из тебя херовый.

— Не понимаю, о чём ты говоришь, Малфой. Прекрати подозревать всех и каждого в заговоре, — ничего лучше, чем поддерживать старую легенду Гермиона не придумывает. Оборачивается в сторону застывшей на месте Пэнси и молится, чтобы девчонке хватило сил сдержать эмоции при Драко. — Я поговорю с Макгонагалл и позже всё обсудим, ладно?

Она успевает сделать один короткий шаг вперед, мимо Малфоя, когда тот ловко хватает за запястье и тянет девушку на себя. Кажется, они оба шокированы столь резким движением, и с удивлением взирают друг на друга, словно ни Малфой, ни Гермиона не понимают, почему подобные действия стали инстинктивными.

Его лицо в каких-то десяти сантиметрах от её.

Драко слегка отступает назад, усиленно скрывая изумление, а Грейнджер тихо прокашливается, опуская голову. Они оказались практически вплотную друг к другу, а Паркинсон не настолько глупа, чтобы счесть подобное случайностью. Малфою стоит прекратить вот так притягивать её к себе!

— Какого хуя происходит? — шипит он, а Гермиона практически вздыхает от разочарования. Куда приятнее видеть Драко ошарашенным, нежели злым.

— Пусти, — она дергает рукой, но Малфой и не думает ослаблять хватку. Не сжимает пальцы слишком сильно, но достаточно, чтобы удержать девушку на месте.

— Грейнджер.

Его глаза сверкают. Гермиона назвала бы этот блеск притягательным, если бы не отчетливо прослеживающееся желание сжать пальцы не на её запястье, а на шее. Грейнджер хочет притянуть его обратно. Может, даже поцеловать. Прямо сейчас, перед Пэнси, чтобы от шока Драко и думать забыл о своих вопросах.

Но тугой узел тревоги в животе не позволяет сосредоточиться на приятных мыслях, а по-прежнему напряженный взгляд Малфоя напоминает о том, что он действительно ждет ответа.

— Гермиона!

На этот раз Драко тоже вздрагивает. Они оба переводят взгляд на свернувшую в коридор Джинни, а та, упираясь ладонями в колени и пытаясь отдышаться, пока не замечает возникшей ситуации. Их положения.

Малфой слегка ослабляет хватку, но Грейнджер слишком напугана, чтобы соизволить дернуться и вырвать запястье.

Мерлин, если и Джинни что-то слышала…

Благо, подруга не дает тревожным мыслям начать разрушительную работу, и, выпрямляясь, с непониманием утыкается взглядом в ладонь Малфоя.

— Ты забыла сумку и письмо… — бормочет она, хмурясь.

Твою мать.

— Точно, — еле выдавливает из себя Гермиона, наконец находя силы.

Она отступает на шаг назад, и рука парня безвольно повисает вдоль тела. Грейнджер может поклясться, что ощущает знакомое покалывание на коже, оставшееся от его прикосновений. Словно слабые разряды тока.

— Давай, нам еще нужно подготовиться… — Уизли замолкает, окидывая взглядом компанию Гермионы, и чудом не кривится. — В общем, пойдем.

Девушка не противится, когда Джинни бережно берет её за руку, и даже не смотрит на Малфоя, когда та уводит её к лестницам. Затылком чувствует его пронзительный взгляд, а сердце продолжает гулко биться даже после того, как за спиной захлопывается дверь гриффиндорской спальни.

Потому что Гермиона знает, что на этом разговор не окончен. И что ей все равно будет нечего ему сказать.

***

Еще одна вещь, которую Малфой терпеть не может — секреты.

И все чаще кажется, что окружающие затеяли какой-то конкурс, кому первому удастся вывести его из себя с помощью тайн.

Осведомленности Нарциссы о Далии Эйвери было более чем достаточно, чтобы подкосить слизеринца. Даже тот факт, что мать узнала о планах Люциуса лишь в прошлом месяце, во время поездки во Францию, ничуть не успокаивал — у неё было достаточно времени, чтобы сообщить столь важную информацию, однако Драко узнал обо всем только вчера.

И только это заставляло конечности дрожать от раздражения, что уж говорить о самоуверенном выражении лица отца, которое все еще стояло перед малфоевскими глазами. А теперь ко всему примешались Паркинсон и Грейнджер.

Малфой давно замечал странность происходящего, но сегодняшний старт Пэнси из Большого зала, следом за которой так же быстро вылетела Грейнджер, окончательно снес башку.

Какая-то часть мозга твердила, что это вовсе не его дело, иДрако прислушался бы, если бы не тот факт, что гриффиндорка общается с Паркинсон. Что у них может быть общего? Помимо школьных обязанностей, которые уж точно не могли быть настолько срочными, чтобы носиться друг за другом, прерывая прием пищи. Да и слишком странным показалось резко возникшее между девушками общение, в то время как месяц до этого они по большей части игнорировали присутствие друг друга.

Малфой тоже слизеринец, по логике, и у него не так уж и много общего с Грейнджер. Но у них… несколько иная ситуация.

Он не мог понять, то ли его действиями руководствует банальное упрямство, смешанное с чрезмерной наглостью, то ли аура напряжения и тревоги, буквально-таки висящая над девушками. К тому же уставший внешний вид обеих подтверждал смутные опасения Малфоя. Они явно обсуждали не учебный процесс.

Однако выяснить ему так ничего и не удалось.

Драко пообещал себе попытаться разговорить Паркинсон, но точно не сегодня. Кое-что заняло его мысли наравне с желанием выяснить причины шушукания Пэнси и Гермионы.

То, что произошло… Он даже не успел подумать, когда резко притянул Грейнджер к себе. И явно перестарался, практически заставив девчонку врезаться ему в грудь. Это было… Ненарочно. Точнее, Малфой хотел остановить её, но уж точно не планировал сделать это таким образом.

На секунду его даже напугало то, как это действие воспроизвелось. Наравне с инстинктами. Вовсе не такие инстинкты он предпочитает оттачивать.

Его все еще злили планы отца и воспоминания о выражении девичьих лиц, когда они обнаружили присутствие Малфоя в коридоре, а поэтому ближе к ночи он вернулся в Башню старост все в таком же дрянном расположении духа.

Комфортный полумрак разбавляло пламя камина, освещающее небольшой кофейный столик перед диваном. На ковре сидела Грейнджер, разложив кучу каких-то пергаментов, и пытливый взгляд шоколадных глаз тут же уставился на него. Драко же предпочел её игнорировать.

Сунув руки в карманы брюк, парень направился к противоположному углу гостиной, где располагалась лестница в его спальню. Чувствуя на затылке взгляд гриффиндорки, Малфой уже ступил на первую ступеньку, когда нерешительный, но громкий голос ударил в спину:

— Малфой!

Он обернулся через плечо, все так же хмуро воззрившись на Гермиону, а та вскочила с пола и неловко мяла край футболки пальцами. Драко заставил себя не опустить взгляда на оголенное левое предплечье Грейнджер.

Не отвечает, а потому девушка продолжает говорить сама:

— У вас же и на следующей неделе тренировки? Может… может, составим график вместе? Хаффлпаффцы решили поменять день, поэтому я подумала, было бы лучше, если бы ты помог. В конце концов, матч не за горами, важно подобрать правильный день. В прошлый раз получилось очень удачно и все были довольны, и… — она замолкает, то ли осознав, что тараторит с такой скоростью, что Драко едва успевает улавливать слова, то ли еще больше разнервничавшись.

Грейнджер обходит диван, но не подходит к Малфою слишком близко, словно опасаясь сильнее разозлить его. Словно он — дикий зверь. А переживания девушки только доказывают, что ей есть что скрывать. И почему-то Драко кажется, что это вовсе не тот секрет, который она может хранить.

Расстояние между ними добрых восемь-десять шагов.

— В общем, может…

— Нет, — обрывает он.

Не хочет. Нет, не может.

Малфой чувствует себя ребенком, пытаясь таким образом манипулировать гриффиндоркой, и тем не менее не хочет показывать, что конфликт исчерпан. Теперь ему действительно любопытно, какого хрена происходит, и даже тот факт, что всю прошлую ночь эта чертова девчонка преследовала его во сне, не заставит забыть об этом.

Гермиона поджимает губы, вцепляясь в ткань футболки еще сильнее.

— Почему ты такой упертый? — вздыхает она, но в голосе отчетливо прослеживаются нотки прежней бесящей Грейнджер. С этой её гриффиндорской смелостью, которой, по мнению Драко, больше подходит название «самонадеянная дурость».

Он фыркает, закатывая глаза. Уж кто-кто, а Гермиона Грейнджер не может говорить ему об упертости!

— Я упертый? Что ж, тогда расскажи мне о графике, который вы так нервно обсуждали с Пэнси, и я прекращу доставать вас обеих.

Грейнджер щурится, глядя на Драко то ли с надеждой убить одной мыслью, то ли мечтая стереть из его памяти ту сцену в коридоре. Во всяком случае, паника ушла из её взгляда (или просто оказалась надежно скрыта и подавлена), что почему-то порадовало Малфоя. Даже в те моменты, когда он прижимал девчонку к стене, погибая от желания придушить, она отвечала решительным и полным огня взглядом. Грейнджер никогда не пасовала перед Малфоем, и если бы сейчас сделала это, он напрягся бы сильнее.

— Мерлин, какой же невыносимый! — гриффиндорка всплескивает руками, а Драко совершенно не к месту скользит взглядом по оголенным ногам. Какого черта она сидит здесь в пижаме?

Приходится влепить себе мысленную оплеуху, чтобы восстановить зрительный контакт.

— Грейнджер, это ты строишь из себя непойми кого и…

— Я строю из себя непойми кого? Да я — староста школы! А у тебя просто паранойя…

— …какую неделю носишься с Паркинсон по школе и выглядишь так, будто вы обсуждаете план захвата страны, а не школьную…

— …нет ничего странного в том, что две старосты обсуждают учебные дела!

— Учебные! Как же!

Малфой сам не заметил, что с каждой фразой подходил к девчонке все ближе, а она в свою очередь принялась тыкать в него пальцем, выводя из себя еще сильнее. Наверное, наличие свечей в помещении позволило бы им увидеть раскрасневшиеся от злости лица друг друга. Но света от камина было явно недостаточно.

— Невыносимый!

— Повторяешься, Грейнджер, — хмыкает Драко, снова пряча руки в карманы. Ему очень хочется припечатать её к стенке. И парень пока не решил с какой целью.

— Наглый, самодовольный, бессовестный, упертый баран! Ты, Малфой, просто… — она задыхается, не делая пауз между словами, и в итоге они сливаются в единый поток ругательств. Малфой практически расстраивается, когда не следует ни единого мата. Было бы как минимум забавно услышать его от Грейнджер.

Она быстро дышит, стиснув ладони в кулаки. Глаза сверкают в свете огня, а распущенные волосы как будто от злости хозяйки становятся еще более растрепанными. Ведьма, не иначе.

— Что я, Грейнджер? — он с легким любопытством склоняет голову набок. Наблюдать за девчонкой в приступе бессильной ярости все так же приятно!

— Ты… Знаешь что, Малфой? Я хочу просто… Просто взять и… — то ли от негодования из-за его вида, словно разглядывающего зверюшку в зоопарке, то ли от слишком большого выбора возможных вариантов расправы, никакую угрозу Гермиона не выдает.

— Что? — вновь переспрашивает он.

Пять шагов.

Было.

Пока Грейнджер не топнула ногой, в очередной раз всплеснув руками, и в следующее мгновение эти же руки оказались на его шее. К счастью, не в попытке задушить.

Или к сожалению, потому что едва её губы касаются его, из головы вылетают все мысли о том, что вывести Гермиону из себя — еще один способ выведать информацию.

Он больше не может об этом думать, потому что, Мерлин, её пальцы оглаживают затылок, зарываясь в волосы, и он сам невольно тянется одной рукой к кудрявым прядям, второй так сильно хватая девчонку за талию и прижимая к себе, что опасается сломать ей ребра. Но Грейнджер лишь сильнее впивается в его губы, а Малфой уже подталкивает её куда-то вперед. Девушка вынуждена двигаться спиной.

От её языка на его небе Драко внезапно тихо стонет. Куда раньше, чем обычно. Раньше самой Грейнджер. Но либо сам звук его стона, либо рука, оторвавшаяся от волос и оглаживающая оголенную кожу бедра, вынуждают и её продублировать этот тихий звук.

Малфой думал об этом.

Всю чертову ночь и, признаться, весь вечер до неё — в том дрянном поместье, в окружении людей, от которых хотелось блевать, думал об упрямой гриффиндорке, которая, по правде, должна была вызывать куда большее отвращение, чем те, кого Малфой так давно знал.

Но отвращения она не вызывала.

Зависимость. Жажду.

Драко жадно очерчивает изгибы девичьего тела, продолжая поцелуй несмотря на то, что воздух в легких постепенно заканчивается, вызывая жжение.

Он хочет еще. Еще её невероятно устрашающих причитаний, смущенного или наоборот наглого лица. Еще Грейнджер.

Гермиона упирается в диван, когда Малфой продолжает подталкивать их вперед, и громко хватает ртом воздух — парень быстрым движением усаживает её на спинку. Одна из ладоней тут же находит край широкой футболки и проникает под ткань.

Новый стон практически срывается с его губ, но пальцы Грейнджер смыкаются на его предплечье и останавливают на месте.

— График, Малфой, — она шепчет ему в губы.

Веки девушки трепещут, губы слегка припухли, и Драко предполагает, что выглядит ничуть не лучше.

— Не будь занудой, Грейнджер, — он снова целует её. Она снова отвечает.

— Я серьезно, — но Драко видит тень улыбки на её лице.

Малфой чуть сильнее сжимает талию Гермионы под одеждой и она шумно вдыхает, но тут же легко стукает его по руке.

— Малфой! — голос хрипит, дыхание все так же сбито, а руки Грейнджер по-прежнему обвивают его шею. Все говорит само за себя, и тем не менее он поддается на её ворчание и нехотя убирает руку.

— Я не обещал помогать, — и вот он снова ухмыляется.

Драко отступает на несколько шагов, позволяя Гермионе соскочить со спинки дивана и поправить одежду. Впрочем, она быстро забывает о своей пижаме, когда с упреком переводит взгляд на него.

— Это и твои обязанности тоже!

Малфой упрекает себя за то, как быстро позволил гриффиндорке заморочить себе голову, ненадолго позабыть о дневной перепалке и напрягающих секретах. Упрекает, но она снова хмурится, выглядит все той же заучкой Грейнджер, которая вот-вот начнет недовольно топать ногой.

Он закатывает глаза.

Малфой оставался хмурым все то время, что они работали. До самого конца вечера. Но не возражал, когда Грейнджер села практически вплотную к нему и их плечи соприкоснулись.

========== Глава 24. ==========

Пэнси во второй раз наполнила стакан водой и залпом осушила его. Ком в горле не поддавался никаким попыткам избавиться от него, и девушка начала задумывать о возможной простуде. Только вот подхватить её она нигде не могла, да и горло не першило. Пэнси отказывалась верить в глупости, что подобное может быть плохим знаком. К тому же ничего положительного в принципе не происходит, чтобы чего-то опасаться. Так что списать тревожное состояние и ком в горле на события недавнего времени оказалось проще.

Большой зал был едва наполнен студентами, хотя завтрак начался пять минут назад, и за это время обычно собиралось куда больше народу, чем сегодня. Впрочем, Паркинсон была только рада позавтракать в одиночестве — вчера волей судьбы удалось избавиться от Малфоя, но вряд ли удача еще раз повернется к ней лицом.

До Пэнси донесся зловонный запах жженой бумаги, и она с ненавистью зыркнула на Симуса Финнигана, что-то проворачивающего с газетой. Точнее, явно напортачившего, поскольку Невилл Лонгботтом уже вовсе тушит разгоревшееся пламя. И почему в такое время именно эти придурки оказались в Большом зале? Никогда бы не подумала, но Пэнси действительно желает видеть Грейнджер.

Вчера слизеринка поддалась эмоциям и запаниковала, а Малфой почуял эти эмоции как пес, и больше подобной ошибки она пообещала не допускать. К счастью, ни его, ни Тео с Блейзом все еще не было видно.

Пэнси принялась развязывать скрепленные нитью каталоги, доставленные совиной почтой минуту назад. Постукивая по грудной клетке в надежде избавиться от чертового кома, девушка свободной рукой откинула Ведьмин досуг в сторону — давно пора отписаться от этого журнала, — и уставилась на разворот Ежедневного пророка.

Не успел взгляд скользнуть по заглавной статье, как в поле зрения попал край конверта, скромно выглядывающий из купы того хлама, который Пэнси почему-то продолжала оплачивать каждый месяц. И как конверт умудрился застрять между глянцевыми страницами?

Со стороны гриффиндорского стола раздался еще один взрыв, оставшийся без внимания Паркинсон. Она отодвинула писанину Скитер в сторону и наконец достала письмо. Руки заметно задрожали, когда Пэнси разломала воск с оттиском логотипа Министерства магии, запечатывающий конверт.

Все те эмоции, с которыми слизеринка отчаянно боролась со вчерашнего дня, и которые пересилила только к утру, потеряв сон, вновь возобладали над ней. Тревога, смятение, паника, ужас.

Пергамент еле слышно зашелестел в её пальцах. Сквозь сложенный лист проступили выведенные чернилами буквы. На мгновение Пэнси подумала, что совершенно не хочет читать написанное.

Ком в горле увеличился в размерах.

Возможно, она поверит «в те глупости».

Пожалуйста, пусть ей не придется в них верить.

Пэнси развернула лист и глаза лихорадочно забегали по официальным строчкам.

Внутри словно разгорался пожар, сжирая в огне все внутренние органы. Паркинсон почувствовала, как адское пламя достигло легких, и начала задыхаться.

***

В окна тарабанили капли дождя. Под обычно умиротворяющий звук нарастающего ливня Гермиона собирала волосы в хвост, дважды психовала и выпутывала резинку из непослушных локонов, потом одевалась и покидала Башню старост, не испытывая абсолютно никакого умиротворения.

Затянутое темными тучами небо ничуть не улучшало настроения. Впрочем, и не раздражало — отлично отражало состояние гриффиндорки.

Она пыталась отыскать в сумке безопасное лакомство близнецов — раз утро не задалось, так хоть сладостью поднимет настроение. Но либо все батончики оказались проиграны в шахматы, либо они затерялись где-то в бездне сумки Гермионы, потому что спустя половину дороги ни один в руки не попался.

Грейнджер раздраженно цокает языком, отталкивая сумку назад, за спину, и с еще более недовольным видом шагает по второму этажу школы.

Нормально поспать так и не удалось, хотя, признаться, вчерашний переходящий в ночь вечер оказался не таким плохим, как она представляла.

Тогда, в гостиной, Гермиона старалась скрыть проступающее удовольствие от поддавшегося на легкую манипуляцию Малфоя, и едва не лопнула от облегчения, когда его плечо послужило для неё опорой. Если он и не оставил намерений выведать все секреты, то перенес их на попозже.

К ужасу Грейнджер, «попозже» наступило раньше, чем она предполагала. А именно, вместе с наступлением утра — девушка ясно осознала, что Малфой не станет затягивать и скорее всего уже сегодня они столкнутся в очередном противостоянии упрямства и лжи со стороны Гермионы.

Малфою недолго удавалось занимать её мысли. По крайней мере, не в том ключе. Парень напрямую связан с «расследованием», и все то время, что Гермиона пыталась уснуть, в голове жужжали старые и новые вопросы.

Грейнджер пыталась вернуться к самому началу, но от этого стало только хуже. Она ведь так до конца и не разобралась, как преступник проник в Министерство! В голову совсем некстати пришла мысль о бедном охраннике — работники Министерства, привлеченные к делу, наверняка задавались теми же вопросами, что и она, и, судя по тому, что оставленное в атриуме тело обнаружили только утром, либо охрана работала не слишком внимательно, либо вовсе отдыхала. Что, по её мнению, было равносильно.

Если исключить любопытство Гермионы, сейчас вопрос о проникновении по большей части потерял свою значимость — в конце концов, у них есть список фамилий, и вот он несет куда больше информации.

Настолько много, что мозг Грейнджер отказывался её переваривать.

Что делать дальше? Как вычислить того, кто им нужен? Как сделать это быстро?

Она задавалась вопросом — делает ли все возможное, а затем — не сошла ли с ума окончательно со своей паранойей.

Список был слишком велик для двух девушек, не имеющих ни власти как таковой (даже репутация Гермионы в обществе вряд ли поможет делу), ни силы и численного преимущества.

Гермиона осознала их положение с небывалой ясностью. Обречены.

— Грейнджер! — по пустому коридору пронеслось эхо женского голоса, и гриффиндорка резко задрала голову, оторвавшись от созерцания своих ботинок и уставившись перед собой.

Шею свело от резкого движения. Впрочем, через секунду это стало меньшей из её проблем.

Даже с расстояния в десятки метров Гермиона видела странность в поведении Паркинсон, окликнувшей её, но ни догадаться, ни разглядеть никаких деталей не могла. За те несколько мгновений, что слизеринка мчалась в её сторону, в голове успели созреть тысяча предположений, одно хуже другого.

А в следующую секунду по затылку расползлась волна боли.

Грейнджер сдавленно ахнула, когда стальная хватка сомкнулась на её шее, а грубый и сильный толчок впечатал во что-то твердое. Судя по звуку — дерево. Значит, дверь, а не стена. Удача ли?

Она инстинктивно вцепилась в запястья Паркинсон, кажется, даже оставила несколько зарапин на нежной коже, но освободиться это не помогло.

Гермиона уже пожалела о том, что резко выдохнула в тот момент, как Пэнси набросилась на неё, потому что сейчас хватать воздух оказалось куда сложнее.

— Пэнси… — голос срывается, но тут, вероятно, дело в панике, потому что, несмотря ни на что, Гермиона еще не задыхается. Пока.

Сквозь скопившуюся в глазах влагу Грейнджер различила сжатые челюсти девушки и до того красное лицо, что гриффиндорка не рискует предполагать, то ли Паркинсон бежала отсюда с самых подземелий, или где там она была, то ли плакала.

Но это и не важно.

Важно то, что вот сейчас Гермиона задыхается, легкие начали пылать от недостатка кислорода, а Пэнси не реагирует ни на её еле слышную мольбу, ни на царапины от коротких грейнджеровских ногтей.

Глаза горят огнем, прямо как у Малфоя вчера. Нет, хуже. Ей не нужно быть подругой Паркинсон, чтобы понять — девушка зла настолько, насколько может быть.

Спрятанная в сумке палочка ничем не может помочь. Грейнджер позже отругает себя за то, что все еще считает Хогвартс самым безопасным местом на планете, словно в пределах этой школы никто не может ей навредить.

Отчаянно оглядывая коридор настолько, насколько позволяют пальцы Пэнси — попытки повернуть голову заканчиваются приступом удушья и паники — Гермиона осознает, что поблизости все еще никого нет.

Одна её рука скользит по двери, ощупывая деревянную поверхность, а вторая продолжала неистово сжимать запястье Пэнси в попытке отодрать цепкие пальцы от своей шеи. Кашель рвет глотку, ритм сердца отбивается в ушах, а глаза застилают слезы боли.

Ладони коснулось что-то обжигающе холодное, и гриффиндорка ухватилась за металл, как за спасительную соломку.

Быстрое движение рукой — и обе девушки оказываются на кафельном полу.

Гермиона слышит звон в ушах. Новая волна боли разливается по затылку, и ей кажется, что комната плывет настолько, что через мгновение все погрузится во тьму и она потеряет сознание.

Паркинсон, навалившаяся было на Грейнджер, соскальзывает на пол рядом, а Гермиона с ужасом хватает ртом воздух, из последних сил заставляя себя перебирать руками по полу в попытке отползти подальше от спятившей слизеринки.

Постепенно очертания закрытого для посещения женского туалета приобретают ясность. Девушка благодарит Мерлина за то, что его по-прежнему не запирают, и что Пэнси впечатала её именно в эту дверь, а не в стену — с такого положения спасения бы не было.

Она восстанавливает дыхание и подрывается на ноги, отшатываясь от Паркинсон, которая сидит на холодном полу.

— Ты рехнулась?! — Гермиона кричит, но ничего не может с этим сделать.

Дверь захлопнута — очевидно, Пэнси зацепила её, когда сползала с Гермионы, и гриффиндорка надеется, что кусок дерева снова подсобит и не пропустит её крик до любопытных студентов, которые в любую секунду могут наполнить коридор.

Паркинсон не реагирует, но Гермиона инстинктивно прижимает руку к тому месту, где секунду назад были пальцы слизеринки, и трет кожу, словно пытается избавиться от возможных следов и пугающих ощущений.

— Ты в совсем уме, Пэнси?! — Грейнджер старается говорить тише, но паника не дает в полной мере совладать с голосом и самоконтроль ускользает как песок сквозь пальцы. — Что произошло? Что не так?

Что не так? Всё.

Гермиона и сама это понимает, но… но она тут причем?!

Гриффиндорка не замечает, как рука ныряет в сумку и уже через секунду пальцы сжимают древко палочки. Не направляет её на Пэнси, но и в карман не прячет.

Нахлынувшая было злость меркнет в ту же секунду, когда плечи Паркинсон внезапно содрогаются.

Грейнджер замирает на месте, заморгав от неожиданности, и вдруг понимает, что Пэнси плачет.

Страха как не бывало, только жуткая растерянность. Гермиона оказалась абсолютно не готова к такой резкой смене настроения (впрочем, как и к не менее неожиданному нападению), и уж тем более безоружна перед слезами слизеринки.

Она делает один короткий шаг вперед, но Пэнси приходит в движение и стремительно поднимается на ноги. Грейнджер приходится приложить немало усилий, чтобы устоять на месте и не отшатнуться.

Однако щеки Паркинсон действительно влажные от слез, а губы сжаты в тонкую линию. Руки безвольно болтаются вдоль тела и гриффиндорка делает вывод, что второй попытки убийства не последует. И тем не менее сейчас она не уверена, что подобное состояние Пэнси лучше, чем её злость — с ней Гермиона хотя бы могла что-то сделать. Что же делать со слезами она не знала.

— Пэнси… — Гермиона вдруг переходит на шепот. Мысленно делает себе замечание за тревожные нотки и отсутствие уверенности. Но как тут можно оставаться уверенной?

— С кем ты работаешь, Грейнджер? — хрипит Пэнси. Её полный боли взгляд устремляется на Гермиону и та невольно вздрагивает. Не успевает переспросить, как слизеринка продолжает. — Кому из Министерства помогаешь?

— О чем ты… — замирает на полуслове.

Точно, Паркинсон ведь до сих пор считает, что Гермиона — заинтересованное лицо, поскольку согласилась помогать кому-то. На эту роль бы отлично подошел Перси, но впутывать его девушка пока не намерена.

— Пэнси, это не то чтобы…

— Твои дружки, — перебивает Паркинсон, прохромав в сторону Гермионы (очевидно, ударилась ногой, пока летела на пол женской уборной). Её голос пропитан ненавистью и злобой, а взгляд то и дело норовит прожечь дыру во лбу Грейнджер. — Они…

Но тут голос Пэнси срывается, девушка заходится в кашле, хрипит, замирая в шаге от Гермионы, а та неосознанно подхватывает её за предплечья, когда слизеринка пошатывается.

С её губ слетает сдавленный всхлип, и Паркинсон опускает голову, пряча от Грейнджер лицо, но она все равно замечает, как Пэнси сжимает губы, словно сдерживая рвущиеся слезы. Это явно истерика, только в разы хуже вчерашней, и Гермиона не уверена, что справится во второй раз. Хотя и в первый ей не то чтобы удалось…

— Мои родители мертвы!

Паркинсон выплевывает эти слова Гермионе в лицо, вновь подняв голову, и злость с болью в её глазах становится последним, что четко видит Грейнджер, прежде чем невидимый молот бьет её по затылку и лицо собеседницы расплывается.

Нет. Этого не может быть.

В окна туалета неистово лупит дождь. Гермиона чувствует себя так, словно неожиданно оказалась прямо под крупными каплями, незащищенная от ветра и мороза.

Её тело содрогается, будто от холода, а пальцы сильнее впиваются в кожу предплечий Пэнси в попытке удержать то ли её, то ли себя.

Неправда.

Слова отрицания на повторе крутятся в голове, пока внутри что-то с болью лопается и жгучее отчаяние расползается по внутренностям.

— Они прислали письмо! — Пэнси срывается на крик. Гермиона и не думает её останавливать. Где-то отдаленно звучит голос разума, подсказывающий, что поднятый шум не сулит ничего хорошего, но Грейнджер словно находится в вакууме. Крик Пэнси, как и собственные мысли, звучат приглушенно. — Прислали чертово письмо, и знаешь что?! Они нашли их в лесу. Прямо за нашим поместьем! Они нашли их растерзанные тела и… — Паркинсон задыхается, слезы бесконечным потоком льют по её щекам, и Гермиона чувствует проклятый ком, подкатывающий в горлу.

Она отчаянно пытается его сглотнуть, избавиться от пощипывания в носу, но лишь ухудшает ситуацию — подбородок дрожит, паника сковывает конечности, но дрожь все равно пробивается сквозь онемение, и Гермиона не может скрыть того, как сотрясается её собственное тело в беззвучном плаче.

Она старалась… Она так старалась, тогда какого черта?!

— Они хотят выставить их смерть как несчастный случай с аппарацией! — Пэнси рычит сквозь зубы, снова опуская голову, и Грейнджер позволяет слезам скатиться по щекам, пока слизеринка не смотрит на неё. — Они ведь не в курсе, что я обо всем знаю! Думают, куплюсь и я, и весь мир!

Гермиона не хочет этого слышать.

Но Пэнси говорит и говорит, тыча гриффиндорку носом в общественное пренебрежение такими, как её семья. Пожирателями смерти.

— Ты понимаешь, Грейнджер? — теперь её голос звучит слабее, но Гермиона убеждена, что дело скорее в том, что он просто надорвался, и Пэнси вовсе не успокоилась. — Они хотят сделать причиной гибели моих родителей неудавшуюся аппарацию. Словно два взрослых волшебника могли…

— Пэнси… — Гермиона пытается остановить её. Эгоистично, неправильно, но… Она не может слышать это.

— Их тела были прямо возле нашего поместья…

Грейнджер вертит головой, утирая слезы о ткань мантии на плече, и заставляет себя сделать два глубоких вдоха.

Что она может сказать? Что может сделать?

«Мне очень жаль», «соболезную»?

— Они проверили территорию возле вашего поместья ночью? — идиотский вопрос. Какой же глупый!

Пэнси кивает, но Гермиона не нуждается в её ответе.

Она знала, что этой ночью авроры прочешут окрестности. Знала, потому что вчера писала Перси.

В ту же секунду, как Паркинсон сообщила о пропаже Нотта-старшего, тревожные мысли закрались в голову гриффиндорки. Нет смысла удерживать стольких Пожирателей в одном месте. Когда-то она сама это сказала. И все еще считала свое утверждение верным.

Пришлось соврать, написав Уизли, что слышала разговор слизеринцев, и об исчезновении еще одного Пожирателя случайно узнала непосредственно от Теодора Нотта. Она просила еще раз наведаться в дом Паркинсонов и усилить охрану в Министерстве, хотя не сомневалась, что после первого инцидента это и так было сделано.

Впутывать Перси казалось опрометчивым шагом, и Грейнджер… Она немного соврала, пытаясь скрыть то, что они провернули с Пэнси, и насколько слизеринка погружена в дело.

Гермиона не знала, что все будет именно так. И все же не могла не предполагать.

Просто ткнула пальцем в небо — как тогда, когда ненароком нашла Малфоя на Астрономической башне — и попала в точку.

Она втайне надеялась, что ошиблась. Что просчиталась, отметив единственным подходящим местом их поместье. Место, где тела рано или поздно найдут, а риск стать обнаруженным для преступника минимален.

Она надеялась. Она не ошиблась.

— Пэнси, ты…

— Они поплатятся, — шепчет слизеринка. Её пальцы впились в локти Гермионы, удерживая на месте или собиралась оттолкнуть. — Все. Тот, кто сделал это с ними, и эти министерские твари, пытающиеся вывернуть ситуацию так, как удобно им. Я не позволю… — голос снова срывается. — Не позволю сделать из Паркинсонов идиотов. Они скажут, что родители были пьяны, или придумают еще что-то вроде этого. Нет, я не позволю…

Сердце сжимается в невидимых тисках.

— Что ты собираешься…

— Мы не можем молчать, Грейнджер, — решительно заявляется Пэнси, отрывая ладони Гермионы от своих предплечий и отступая на шаг назад. Её щеки все еще блестят от слез, но глаза… Жажда мести в них пугает.

— Что? Нет! Пэнси, мы не можем рассказать всем, иначе…

— Иначе что? — Паркинсон усмехается, но от взгляда гриффиндорки не укрываются вновь скапливающиеся слезы. — Мои родители мертвы.

Да, я знаю!

Но Гермиона не произносит этого. Её все еще бьет дрожь, сердце колотится, в ком в горле не удается проглотить даже с четвертой попытки.

— Ты знаешь почему мы не можем сделать этого, — в голосе Грейнджер куда больше уверенности, чем она испытывает на самом деле. — Ты знаешь, что взбунтуются только амнистированные Пожиратели и их семьи, общество же станет против них, — лицо Пэнси морщится, словно каждым словом Гермиона вонзает в неё острый кинжал. Но такова правда. Девушка осознала это только здесь, в Хогвартсе. — Министерство пустит все силы не на поиски убийцы, а на попытки замять конфликт между двумя сторонами. Между бывшими Пожирателями и другими волшебниками.

— Они и так никого не ищут! — гневно восклицает Паркинсон, а Гермиона всеми силами старается игнорировать плачущую слизеринку, всегда казавшуюся такой сильной. — Почему они никого не ищут? — Пэнси кажется ей маленькой девочкой, нуждающейся в ласковых объятиях матери, своими руками укрывающей от всех бед. Только прятаться Пэнси больше не у кого.

Гермиона смаргивает слезы. Она согласна, но предпочитает об этом смолчать, опасаясь распалить Паркинсон еще сильнее.

Сейчас она тоже очень хочет к маме.

— Ищут, но не так, как нам бы того хотелось.

Они обе осознают всю жестокость этих слов, ровно как и их правдивость. Пожиратели расплачиваются за свершенные ошибки ценой собственных жизней, и справедливое Министерство не желает прекращать это так оперативно, как могло бы. И что хуже всего, она сама не знает, как поступила бы на их месте. Не будь у неё достаточной мотивации.

Гермиона смотрит на потерявшее краски лицо Пэнси, свежие раны на губах, дорожки слез и, Мерлин, такую невыносимую тоску и безнадежность. Но видит Малфоя. Его растрепанные в панике волосы, дикий мечущийся взгляд, такой же, какой сейчас у Паркинсон, дрожь в руках, — дрожь, которой Гермиона у него никогда не видела! — видит и задыхается от страха.

— Они не сделают из моих родителей… — снова шепчет Пэнси, но её губы подрагивают, так и не закончив предложение.

Гермиона открывает рот, но практически сразу захлопывает его.

Она не может заставить себя попросить её прислушаться к просьбе Министерства. В принципе не может произносить «Министерство» даже мысленно без отвращения.

Она не знает, что делать.

Пэнси, словно почувствовать её мимолетные намерения, качает головой. Отступает к двери.

— Не проси меня ни о чем, Грейнджер, — упирается спиной в дверь и так же, как Гермиона десятью минутами ранее, шарится по ней в поисках ручки. — Ты не имеешь права.

Да. Она действительно не имеет.

Грейнджер не спорит.

Пэнси выскальзывает в коридор.

***

Десятки студентов задевают плечами, когда девушка несется подальше от наполненных помещений. Завтрак в самом разгаре, Большой зал наверняка кишит детьми и подростками, а Паркинсон хочет поскорее оказаться подальше от них, но не в этом причина столь рьяного побега.

Мысли лихорадочно вертятся вокруг того скудного плана, который слизеринка составила в воспаленном воображении, концентрируется на чем угодно и на ком угодно, лишь бы не думать о них. Пэнси не может. Нет, не имеет права — ей запрещено, потому что… потому что тогда она погибнет. Прямо здесь, на ведущих в подземелья ступенях, ляжет замертво и прекратит дышать.

Она не… не может.

Паркинсон задыхается.

Не из-за быстрого шага, несколькими минутами назад перешедшего в бег, не из-за желания повлиять на ситуацию.

Она напугана. Она зла. Она не знает, как быть дальше, и правильно ли собирается поступить. Не знает, как теперь жить.

Пэнси Паркинсон не хочет так жить.

Она сотни, нет, тысячи раз просит прощения. Бормочет мольбы, слова извинения за то, что не успела. Что не сообразила, что до сих пор не знает, кто сделал это с её родителями.

В письме не было указано, но исходя из того, что министерские псы решили спихнуть вину на неудавшуюся аппарацию, слизеринка догадалась, что дело в обезображенных телах — это чуть ли не единственный вариант, когда ненасильственная смерть (а именно так все намереваются обыграть) волшебника может повлечь закрытую крышку гроба. И если именно этот вариант был предложен, значит…

Пэнси Паркинсон извинялась, что самолично не начала обход каждого из поместий перечисленных Пожирателей.

Пэнси Паркинсон не услышала слов прощения.

Пэнси Паркинсон некому было простить.

Гостиная Слизерина опустела с вышедшей из тайного прохода девушкой, которая прошла мимо Пэнси, не обратив на неё никакого внимания, и Паркинсон проникла внутрь практически незамеченной.

Холодный пот покрывал спину, слизеринка чувствовала, как липнет ткань рубашки к коже, и благодарила за наличие мантии. Она мельком взглянула на свои дрожащие руки, вспомнила, как сжимала пальцы на тонкой гриффиндорской шее, как перед глазами стояли все те лица, которые Пэнси когда-либо видела в Министерстве и которые запомнила. Грейнджер помогает кому-то из них и, хоть Паркинсон и не знает, какой девчонке с этого резон, она на минуту позабыла о том, что Гермиона на самом деле сражалась не против неё. Возможно, взыграла пресловутая гриффиндорская самоотверженность. В любом случае разбираться в этом не было ни желания, ни сил. Она лишь сожалеет, что выплеснула всю желчь на неё.

Гермиона Грейнджер пыталась помочь, какие бы мотивы не преследовала.

И теперь Пэнси сделает то единственное, что может. Для своих родителей. Для себя.

В её спальне никого не оказалось. Слизеринка, копошась в вещах, стянула мантию и рубашку, нацепив на себя удобную черную водолазку.

Дыхание по-прежнему не восстановилось, хотя бег давно прекратился, а зрение затуманилось. Пэнси с силой стукнула себя по груди — предательский ком никуда не исчез.

По комнате разнесся странный писк. Паркинсон оглянулась, но рядом никого не оказалось. И тогда она поняла, что сама является источником звука.

Девушка прижала тыльную сторону ладони к губам, прекратив возиться с пуговицами на джинсах, которые надела вместо школьной юбки, и обнаружила влагу на щеках.

Она плакала. Пэнси снова…

Девушка прерывисто выдохнула, дрожащей рукой пытаясь наколдовать стакан с водой, но движение никак не удавалось, а голос не поддавался контролю, и в итоге из палочки вылетело всего несколько искр.

Пэнси выронила древко на кровать, оперлась на балку балдахина и согнулась, словно в приступе кашля. Легкие горели огнем, спальня плыла перед глазами, и Паркинсон чувствовала себя самым беззащитным и уязвимым человеком во всей Магической Британии.

Её родители… Как же так…

Эгоистичный вопрос, почему это должны были быть именно они, раз за разом проносился в голове. Слизеринцам не присуще чувство вины, но Пэнси испытывала его — потому что Тео, её друг, вероятнее всего находится в таком же положении и даже не догадывается об этом, а семья Малфоя может оказаться следующей. А Паркинсон думает только том, почему же её родители оказались первыми, почему их не успели спасти.

— Пэнси?

Девушка подскакивает возле кровати, к счастью, только крепче стиснув балку, а не отпустив её — иначе оказалась бы на полу.

Она шарится по ткани в поисках палочки, и пытается придать голосу стальные нотки. Такие же суровые, как обычно, но не истеричные, как пятнадцатью минутами ранее в женском туалете на втором этаже.

— Что ты здесь делаешь? Это женская спальня.

— Привилегии главного старосты, — насмешливый голос Малфоя приближается, и Пэнси старается отвернуться и не вызвать при этом подозрений.

Когда она прячет палочку в карман, а свободной рукой смахивает слезы (незаметно, как ей казалось), Драко вдруг одним широким шагом оказывается прямо напротив неё. У девушки перехватывает дыхание, когда потемневшие, словно грозовые тучи, глаза Малфоя взирают на неё в ответ.

Он знал. С самого начала догадался, что с ней что-то не так. Еще когда вошел в спальню. Он… Пэнси поняла по взгляду — Драко заметил её истерику едва ли не мгновенно.

— Пэнси, — предостерегающе начал Малфой, и губа Паркинсон вдруг задрожала. Она взмолилась, не желая плакать перед ним. — Какого черта произошло? Почему ты здесь… — он многозначительно взмахнул рукой. Пэнси не хотела бы смотреться в зеркало сейчас.

Её лицо наверняка красное и опухшее от слез, подбородок и губы дрожат в очередном приступе рыдания, а взгляд убитый и, наверное, безумный. Девушка надеялась, что второго Драко не заметит.

«Пэнси, мы не можем рассказать всем, иначе…»

Не можем, не можем!

Родители Паркинсон мертвы. Люди, воспитывавшие её с самого рождения мертвы. Отец Тео исчез, а тот считает, что мужчина ушел в запой. Родители Драко по-прежнему ходят на собрания, где среди Пожирателей прячется безумный убийца.

Какие здесь могут быть «иначе»?!

Малфой внезапно схватил её за плечи и по стиснутым челюстям Пэнси поняла, каких усилий ему стоило не встряхнуть её.

— Что происходит? — вновь спросил он.

Палочка в кармане джинсов уперлась в руку, когда слизеринка прижала их к себе, напомнив о первоначальном плане. У неё нет времени возиться с Драко и уж тем более позволять ему выводить её на эмоции. Малфой не станет смотреть с жалостью, но одного его сочувствия будет достаточно, чтобы Пэнси разревелась.

Она с силой дернула плечами, удивляясь тому, что это сработало — Драко отпустил. А может он и не держал достаточно крепко.

Паркинсон схватила сумку с кровати, в которой, насколько она помнит, и не было ничего полезного, кроме, разве что, галлеонов, но её наличие было крайней важно.

— Послушай, Драко, — начала Пэнси, перекидывая ремень сумки через плечо. — Скажи родителям, чтобы поменьше высовывались из поместья. Скажи, чтобы были осторожны, понял? — под конец голос дрогнул, и тот голосок в голове, который девушка уже начала ненавидеть, снова принялся нашептывать: а твоим родителям уже не помочь….

— О чем ты, мать твою, говоришь? — Драко схватил её за локоть возле самого выхода из комнаты. Теперь в его взгляде отчетливо проступило беспокойство. Впрочем, оно было прикрыто таким количеством раздражения, что посторонний вряд ли заметил бы столь несвойственную Малфою черту как забота.

Паркинсон приказала захлопнуться тому самому эгоистичному голоску — части её личности.

Драко бросил мимолетный взгляд на дорожки от слез на её щеках и моментально восстановил зрительный контакт.

Он не отстанет.

Пэнси осознала это так же четко, как то, что Малфой считал её эмоции только перешагнув порог комнаты.

***

Когда Гермиона с парнями вышла из кабинета, в коридоре уже поджидала Джинни. Она недовольно взирала на каждого из них поочередно, скрестив руки на груди, а Рон и Гарри усиленно делали вид, что не замечают этого.

В коридоре практически никого не было, не считая ребят, вышедших следом за ними из класса.

— Почему я должна ждать вас практически всю перемену? — рассердилась Джинни. Вероятно, у неё были свои планы на эти пятнадцать минут, и «простоять возле кабинета» в них не входило.

— Нас задержали, потому что кое-кто, — Гермиона кинула взгляд через плечо на двух парней. — Оказался достаточно ловким, чтобы победить величайшего темного мага, но не успел вовремя спрятать бумажку с импровизированной доской для плюй-камней.

Джинни закатила глаза, но улыбка на её лице дала понять, что злость отступила.

— Что ж, дождь прекратился, и у нас осталось совсем немного времени, поэтому я бы хотела…

Но что там хотела рыжеволосая, Грейнджер так и не узнала.

Взгляд устремился в пустоту, и тревожные мысли, досаждающие даже на уроке, поглотили рассеянное внимание гриффиндорки. Это происходило будто по щелчку пальцев и крайней раздражало. Кожа вокруг ногтей местами кровоточила — Гермиона не контролировала то, как неистово раздирала её в процессе раздумий.

Паркинсоны мертвы.

Пэнси выглядела так, словно собирается совершить нечто безумное, и это нечто вполне может быть интервью для Скитер, а Грейнджер в это время сидит на уроках и пытается делать вид, словно все в порядке!

Трижды девушка порывалась отыскать её и поговорить снова, но был чертов понедельник без сдвоенных занятий со Слизерином. И Гермиона не знала, имеет ли право отговаривать её. После того, что предложило Министерство… Грейнджер не могла представить собственной реакции на подобное.

«Ищут, но не так, как нам бы того хотелось».

Потому что они — Пожиратели. Потому что до них никому нет дела. И Гермиона будет лгуньей, если сделает вид, что не относится к таким людям, как любой работник Министерства. В конце концов, она тоже действует не ради общего блага. Гермиона — эгоистка. Она совершает такие безумные поступки ради того… Ради чего? Ради кого?

Пэнси была права — Гермиона не смеет указывать ей. Хотя бы потому, что её родители дома, в безопасности. Относительной, учитывая, что завтра ей придется вломиться в свой дом и использовать на них магическое снотворное…

Грейнджер покачала головой. Мысли путаются.

Нужно решить, что делать дальше, как быть с Паркинсон и вообще… станет ли она теперь помогать? Напарник, действующий из мести — не совсем то, что гриффиндорка хотела бы получить. Ей уже доводилось работать в паре с… экспрессивными людьми (она невольно покосилась на Поттера), и это не то чтобы было легко.

Но лучше, чем ничего. Наверное.

Хотя сейчас, когда у Гермионы есть список… Впрочем, она все еще не знает, что с ним делать.

Вчера, отправляя письмо в Нору, она на мгновение задумалась, быть может, стоит рассказать обо всем Перси и тогда он… Ну, может, смог бы помочь? Поговорить с кем-то в Министерстве, запросить детальную проверку каждого из поместий. Но эта мысль была быстро откинута — они ни за что не станут обыскивать дома Пожирателей, если только не рассчитывают на вмешательство прессы. Уж об этом Скитер точно разнюхает, сомнений нет. Если до этой журналистки дойдет информация, что авроры ведут закрытое расследование, в ходе которого обследуют жилища амнистированных Пожирателей, этому делу не долго оставаться секретным.

Грейнджер пока не решила насчет плюсов гласности, но то, что она сказала Паркинсон — правда. Малый процент волшебников Магической Британии поддержат расследование, остальные же воспримут информацию либо холодно, что было бы не так уж и плохо, либо агрессивно. И что-то подсказывало гриффиндорке, что подавляющее большинство будет рвать и метать.

Министерство предпочтет пустить все силы на утихомиривание волшебников, защищая собственную репутацию. Дело не сдвинется с мертвой точки, а то и сделает несколько шагов назад.

Возможно, Гермиона придумает что-то. Возможно. Но позже.

Сейчас её больше тревожили мысли о Паркинсон и той информации, что она знает — как бы к ним не присоединился новый член команды!

В её голове все еще вертелось сказанное Пэнси: мои родители мертвы.

Грейнджер содрогнулась.

— Гермиона… — Джинни шепчет практически ей на ухо, слабо дергая за рукав мантии, и девушка уже практически извиняется, посчитав, что за рассуждениями прослушала

важную часть разговора, но, оторвав глаза от пола, пролеживает за странным взглядом Уизли.

Впереди, только свернув в коридор, показывается белобрысая макушка. Движения Малфоя резки — Гермионе не нужно сокращать расстояние, чтобы заметить это.

Сердце пускается вскачь, а по спине бегут неприятные мурашки.

Разве он не должен идти на урок? Джинни ведь сказала… Грейнджер опускает взгляд на наручные часы, и да, действительно, до следующего урока всего ничего. Даже ребята, окружавшие их, куда-то разбрелись, оставляя в коридоре Золотую троицу и Джинни. И Малфоя, только появившегося на горизонте.

Должно быть, паника отражается на её лице, когда Драко находит Гермиону взглядом и устремляется в их сторону, потому что младшая Уизли округлившимися глазами смотрит на подругу.

— Гермиона, что между вами происходит? — шепчет рыжеволосая, пока Гарри и Рон заняты обсуждением недавней тренировки и не могут их слышать. — Ты бледная. Что произошло?

Живот мерзко скручивает, гриффиндорке даже начинает казаться, что от страха её стошнит.

Малфой приближается, но почему-то с каждым его шагом девушке кажется, что он неумолимо отдаляется — вот только не в прямом смысле этого слова. Тревожное чувство засело в груди и мешает нормально дышать. Гермиона практически решается развернуться и броситься наутек, но Драко уже слишком близко, а его физическое состояние в разы лучше её — бежать нет смысла.

Поэтому Гермиона замирает как вкопанная, а идущие сзади Гарри и Рон впечатываются ей в спину.

— Гермиона, ты чего? — Уизли цокает языком, обходя девушку со стороны, но она и не думает отвечать ему ни словесно, ни взглядом.

Её глаза неотрывно следят за приближающимся Малфоем и неминуемым конфликтом.

Силой воли гриффиндорка не прижимает ладонь к груди — сердце бьется так сильно, что причиняет боль, сбивая и без того прерывистое дыхание.

Вот он. В пятнадцати шагах.

В десяти.

Губы сжаты, на скулах играют желваки, а взгляд — точно молнии.

Он зол. Он так зол. Грейнджер никогда прежде не видела у него такого лица, а учитывая пройденные за все года обучения конфликты, это о многом говорит. Это не просто злость — это обида, растерянность, боль.

Пять шагов.

Гермиона кидает быстрый умоляющий взгляд на Джинни. Гарри и Рон не должны этого видеть. К счастью, подруга быстро улавливает суть и подхватывает обоих парней под руки как раз в тот момент, когда раскатистый голос, словно рык, разносится по коридору.

— Грейнджер!

Малфой то ли окликает, то ли угрожает. Гермиона догадывается, что все и сразу.

— Что ему от тебя надо? — хмурится Поттер, а Рон выглядит так, словно готов подставить слизеринцу подножку, лишь бы тот не оказался рядом с ней.

— Мерлин, Гарри, не будь таким, — Джинни с улыбкой закатывает глаза. Как ей удается сохранять спокойствие? — Дела старост, знаешь ли! Пойдем, мы, в отличие от них, простые смертные, и на уроки опаздывать нельзя. Живее, Рон! — гаркает рыжеволосая, когда её брат упрямится, не позволяя сдвинуть себя с места. — Ты уже был в роли старосты, не самый приятный опыт, верно? — она резко дергает его, отчего парень едва не валится на пол, но успевает удержать равновесие.

Друзья еще дважды оглядываются на Гермиону, когда проходят мимо Драко, но в конечном итоге Джинни удается утащить их в смежный коридор.

Она не успевает опомниться, когда слизеринец оказывается рядом. Не успевает ничего сообразить, только несмело поднимает взгляд на его привычно бледное лицо.

И она все понимает. И мир рушится.

— Так вот оно что, а, Грейнджер? — Малфой усмехается, и тысяча кинжалов вонзаются в грудь Гермиона. — Ты — одна из этих министерских крыс? Тренируешься заранее? Подбиваешь клинья к руководству?

Он знает. Он всё знает.

Нет.

Он не может, потому что даже Пэнси не знает всей правды. И сейчас Гермиона жалеет об этом. Потому что Малфой может располагать лишь той информацией, которую предоставила слизеринка, а по её сведениями Гермиона…

Она громко хватает воздух ртом и вынуждает себя мыслить здраво.

— Малфой, я не…

— Признайся, это было забавно? — на его губах улыбка, но она острее всяких ножей, бьет сильнее круциатуса. Кулаки сжаты, расширенный зрачок практически застилает радужку.

Гермиона не хочет видеть его таким.

Нос предательски щиплет.

— Делала ставки, кого разорвут следующим? — Грейнджер морщится как от удара, и это, кажется, злит парня еще сильнее. Он хватает её за предплечье и грубо дергает на себя, но практически тут же одергивает руку, стоит Гермионе вынужденно приблизиться на шаг. Словно ему противно. Противно касаться её. — Или, быть может, Министерство давно в курсе, кто убийца, но их забавляет шоу?

— Это не так! — повышает голос. В нем отчетливо слышна паника и дрожь, но Драко вряд ли расценивает это как нежелание скандалить. Вряд ли он замечает её сожаление, а если и замечает, то успешно игнорирует.

— А, ну конечно, — он снова ухмыляется и прячет руки в карманы брюк. — Ты ведь у нас в курсе всех событий, не так ли?

Гермиона хочет возразить. Закричать, что не имеет ничего общего ни с авроратом, ни с Министерством в целом, но её глаза застилает пелена и приходится проморгаться, избавившись от скапливающихся слез.

Она хочет рассказать ему всё.

Ведь именно… именно из-за его семьи Гермиона в принципе в это ввязалась. Из-за того, что он… этот чертов слизеринец, гадкий, наглый, самоуверенный придурок, почему-то решил влезть в её жизнь и перевернуть все с ног на голову.

Она так хочет…

— Вот к чему были твои вопросы? — взгляд Малфоя наполнен презрением, он взирает на девушку так, словно ненавидит сильнее, чем когда бы то ни было. — «Стало ли лучше после войны», так? Нет, Грейнджер, не стало, но я все еще не хочу, чтобы мои родители оказались мертвы.

Его глаза горят. Но не той страстью, которую Гермиона незаметно для себя привыкла видеть. Они пылают гневом. Он зол. Так сильно зол и это так ранит.

— Малфой, все не так…

Но что ей сказать?

Гермиона запуталась… Она не знает, просто не знает, что может сейчас ляпнуть от отчаяния, и как в будущем это отразится на ней, Перси, Паркинсон, и на нем.

Она пытается выровнять дыхание, но от накатывающей паники только хватает ртом воздух в безрезультатной попытке сделать достаточно глубокий вдох.

Его ненависть, его презрение, его злость.

Гермиона не хочет этого. Она — не боец, ей не нравится воевать, а сейчас такое чувство, будто она вынуждена постоянно сражаться. С ним, за него.

У Грейнджер идет кругом голова.

Она тянется рукой к малфоевской мантии, но только её пальцы касаются ткани на запястье, он с силой одергивает руку.

— Не. Прикасайся. Ко мне.

И Гермиону словно обливают кипятком.

По всему телу расползается невыносима боль, и недавняя рана на бедре не кажется такой уж серьезной. Её можно было залечить экстрактом бадьяна, а то, что происходит сейчас… Оно будто берет начало где-то в груди и медленно распространяет убийственные клетки по всему организму.

— Драко! — слышится где-то в отдалении, но Гермиона не оборачивается.

Малфой действительно в бешенстве.

Он продолжает смотреть на неё в упор, а гриффиндорка с силой закусывает щеку, потому что его взгляд не смягчается, как это было вчера вечером. На этот раз Драко не поддастся на манипуляции.

Его теплое плечо, прижимающееся к её, всплывает в памяти. Хмурое бормотание, когда Малфой находил неточности в графике Гермионы и, не желая разговаривать, просто указывал пальцем на неустраивающую его графу. Он и тогда злился, но остался рядом, он просто… был с ней.

И сейчас Грейнджер чувствует, как он отступает назад, хотя Малфой не двигается с места.

— Какого черта, чувак? Урок уже начался! — голос Нотта, как обычно задорный, приближается к ним.

Сейчас он уведет его. Сейчас Драко уйдет и не оставит Гермионе шанса оправдаться. Он уйдет с мыслью, что девушка все это время работала на Министерство, выведывала у него информацию и при этом никак не продвигала расследование дела в необходимое для Пожирателей русло. Он сочтет, что Грейнджер одна из тех, кто считает, что они не заслуживают жизни. Что его семья не заслуживает жизни. Что он не заслуживает.

— Ты отлично развлеклась, да, Грейнджер? — шипит Малфой, отступая на шаг назад. Назад от неё. — Вместе с сыночком Пожирателя. Хотя, чего уж там, с одним из Пожирателей.

Ты не такой.

Топот двух пар ног звучит ближе. Забини, очевидно, тоже здесь.

Гермиона в отчаянии хватается за рукав мантии Драко и сжимает пальцы так крепко, что способна порвать ткань.

— Малфой, послушай, я не работаю с аврорами, я в принципе не связана с Министерством. Я не… Ты можешь просто спокойно выслушать меня? — она тараторит, следя одновременно и за выражением его лица, и за приближающимися шагами.

Недоверие. В его взгляде только оно.

— Мои родители могут умереть, Грейнджер. И все это время ты, блять, молчала в тряпочку.

— Да нет же! — так ведь да. Заткнись! — Я пыталась… Я просто хотела помочь. Все вопросы, что я задавала, они были не для Министерства, я правда хотела помочь, пожалуйста, Малфой… — Гермиона переходит на шепот, потому что периферийным зрением замечает двух парней совсем близко. — Прошу, Малфой, просто…

— Драко, какого черта? Мы опаздываем к… — Тео замолкает, окидывая взглядом отчаянного вида гриффиндорку, стискивающую мантию Драко, и со слезящимися глазами смотрящую на него с надеждой. Малфоевский же взгляд становится непроницаемо холодным.

Он мысленно отстраняется. Гермиона чувствует, как расстояние между ними растет. Может поклясться, что увидит расползающиеся по полу трещины, если опустит взгляд — все рушится.

— Что-то… случилось? — на этот раз вмешивается Блейз и, честное слово, еще никогда его голос не звучал настолько неуверенно. — Вы что-то не поделили?

Малфой усмехается, словно Забини сказал какую-то до смешного абсурдную вещь. Словно у него априори не может быть ничего общего с Грейнджер, чтобы что-то с ней «не поделить».

Тео и Блейз переглядываются, но девушка не улавливает смысл их взглядов. Но выглядят они шокированными.

Она вынуждена не моргать, поскольку в таком случае чертовы слезы не удастся удержать. Пальцы делаются влажными от пота, и в ушах звучит звон, когда Драко, прежде чем уйти, вырывает свою мантию из хватки Гермионы и, окинув её очередным ты-пустое-место взглядом, небрежно бросает:

— Я не вожусь с грязнокровками.

========== Глава 25. ==========

Ночью снова пошел дождь.

Лунный свет из окна освещал небольшую часть спальни, но этого было достаточно, чтобы Гермиона, приподняв руку, могла вглядеться в изученный до мельчайших деталей шрам на левом предплечье. Пальцами проводит по неровностям кожи, очерчивая выведенные буквы. Навсегда впечатанные в её кожу.

Руки все еще дрожат. Грейнджер замечает это, поскольку вынуждена держать их приподнятыми, чтобы, лежа на кровати, видеть свое предплечье.

Живоглот устроился в ногах девушки, и потому она, хоть и промерзла до костей, не укрывается одеялом. Рыжий мурчащий во сне комочек — единственный источник тепла.

Она хочет выйти в гостиную, к камину, но не делает этого по двум причинам: первая — уж лучше терпеть холод, чем позволить воспоминаниям захлестнуть себя, да и в комнате можно согреться, если только Гермиона заставит себя сдвинуться с места; вторая же заключается в том, что… Грейнджер не хочет столкнуться с Малфоем.

Сегодня она так и не вернулась на занятия. Обед, как и ужин, были пропущены, и единственной возможностью гриффиндорки выловить парня оказалось дождаться его возвращения в гостиной.

Чем она и занималась до двенадцати часов ночи.

Девушка ждала, свернувшись в кресле у камина, неотрывно глядя на то место, где вчера сидела вместе с ним за графиком дежурств. Тогда было спокойно. Пусть и недовольный, изредка бурчащий Малфой, но с ним Гермиона ненадолго расслабилась. И сейчас за это спокойствие ей воздается.

Она сидела, пока внезапно не осознала, что не сможет ничего ему сказать. Не сможет заставить поверить в то, что никак не связана с Министерством без того, чтобы не выдать истинные причины своей помощи, а Гермиона до сих пор не подпускает их близко к самой себе, опасаясь погружаться в дебри собственного и уж и точно малфоевского сознания.

Она даже не знала, что собиралась сказать ему утром, когда просила выслушать. Грейнджер не может, да и не хочет ничего объяснять ему. И Драко, и его семье лучше держаться подальше от всей этой канители.

Поэтому она ушла.

И теперь лежит, замерзая, и пялится на свое изуродованное предплечье. А в голове набатом звучат одни и те же слова.

Ты ведь так не думаешь.

Она знает это. Знает, потому что то, как Малфой прикасался к ней, как целовал, как разговаривал, как… смотрел. До этого дня. Во всем этом не было отвращения. Но теперь Гермиона боится думать об изменениях, порожденных её ложью. Хотя она и не лгала вовсе (за исключением мелких деталей), а пыталась просто держать его подальше. Но Грейнджер может понять. Она понимает.

То, как Малфой вел себя с матерью в поместье Паркинсонов, распространяя ненависть на всех, кроме неё, как позволил увести себя в компанию отца и Далии Эйвери, хотя явно не хотел возвращаться к ним, но пошел, ведь Нарцисса попросила.

Гермиона сомневалась, что так же хорошо обстоят дела с Люциусом, но Драко любит мать. Если бы у гриффиндорки… Если бы была хоть малейшая вероятность того, что её родители могут погибнуть и кто-то скрыл эту информацию, она сама кинула бы аваду в этого человека. В ситуации Малфоев такая вероятность была крайней большой. И Гермиона умолчала.

Девушка переворачивается на другой бок, пряча руки под подушкой, и зарывается в неё лицом.

Она больше не знает, что делать.

Хотя не то чтобы до этого был какой-то четкий план… Но теперь Гермиона в полной растерянности. Ей нужен Малфой. Сейчас. Чтобы Грейнджер знала, что может выкинуть эти проклятые мысли из головы, чтобы могла уснуть перед важным днем, чтобы просто… почувствовать землю под ногами. Она хочет знать, что её кто-то прикрывает.

Но ни Драко, ни возможности его отыскать у гриффиндорки не было.

Малфой пришел ближе к четырем утра. Она знала об этом, потому что не спала.

В соседней комнате включился душ, и Грейнджер слушала шум воды, размышляя о том, что вот, этот слизеринец, прямо за стеной, однако ворваться к нему в комнату она не может. Повезет, если Драко просто вышвырнет её за дверь. Гермиона больше не хотела слушать его… он даже не кричал! Мерлин, Малфой и голос-то не повысил, но выглядел куда более обозленным, чем когда-либо.

Пламя в его глазах, сменившееся ледяным безразличием, ранило сильнее проклятий. И Грейнджер ненавидела себя за это. И его тоже. Ненавидела, но прижимала к себе вторую подушку, представляя на месте холодной ткани, набитой перьями, теплое тело.

Вода затихла, а после раздался негромкий хлопок двери. Но Гермиона все равно услышала его, поскольку только и делала, что прислушивалась, будто таким образом могла заставить Малфоя сменить направление и возникнуть в её комнате.

Разумеется, он не зашел.

Сегодня ей снова было страшно засыпать.

***

Все вышло из-под контроля.

Гермиона поняла это, когда, впервые за столько времени взяв в руки Пророк, устремила взгляд сначала на слизеринский стол напротив, где не обнаружила ни одного из двух хорошо знакомых представителей этого факультета, а потом на первую полосу газеты.

Взгляд скользнул по строкам скитеровских статей на странице, на мгновение задержался на статье о недавнем мероприятии Пожирателей, в результате которого Св.Мунго получили щедрое пожертвование. Но какая из семей расщедрилась, Гермиона узнать не успела. Сразу под читаемой ею статьей огромными буквами выделялся заголовок следующей:

«ПОМЕСТЬЕ В ОГНЕ. ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ЧЕТЫ ПАРКИНСОНОВ».

Ладони Грейнджер впились в газетные страницы, нещадно сминая бумагу, пока она жадно проглатывала каждое напечатанное слово.

Не может быть…

Но нет, вот оно — самое что ни на есть реальное подтверждение. Скитер, какой бы мастерицей в перекручивании фактов ни являлась, не способна придумать нечто настолько масштабное.

«Они не сделают из моих родителей…»

Грейнджер так резко хватает ртом воздух, что сидящий неподалеку Невилл вздрагивает, покосившись на неё. Безумная догадка разворачивается в голове Гермионы, приобретая смысл. Нет, нет…

Она снова устремляет взгляд вперед, но Малфоя и Пэнси по-прежнему нет. Мерлин, как же так? Почему именно сейчас все навалилось?

— Почему именно в этот момент? — в отчаянии шепчет девушка, и с горечью осознает, что подходящий момент не наступил бы никогда.

Её руки нещадно дрожат. Гермиона вцепляется в газету, скрывая предательскую реакцию организма. Взгляд мечется по поверхности стола, она начинает пересчитывать количество пустых тарелок, но счет перебивает другой голос, раз за разом повторяющий название проклятой статьи.

Восемь… Девять…

Поместье в огне.

Двенадцать… Тринадцать…

Трагическая смерть четы Паркинсонов.

Пятнадцать… Шестнадцать…

И прежде, чем фраза воспроизведется вновь, Гермиона вскакивает с места.

Пусть Малфой считает, что она заинтересовалась делом лишь ради Министерства. Он знает лишь то, о чем осведомлена Пэнси, да и, судя по отсутствию упреков за оборотное зелье, в курсе не обо всем. Пусть думает, что Грейнджер помогает кому-то из «министерских крыс», но она не может просто сидеть и… Или может? Должна ли?

Девушка сжимает края школьной юбки.

Что ей делать? Продолжать лезть туда, куда не просят? Помогать, несмотря ни на что?

«Я не вожусь с грязнокровками».

Гермиона трясет головой и мычит сквозь сжатые губы, прогоняя настойчивый грубый малфоевский голос из головы.

Что же ей делать?

Пэнси.

Да, точно. Для начала нужно поговорить с Паркинсон. Этим она и займется, а потом… Потом отправится к родителям, спрячется под мантией-невидимкой и сделает всё, что задумала. И только после этого… Тогда она, возможно, придумает что-то еще.

Шаг за шагом.

Пэнси и родители. Именно так. Она решит эти два вопроса и задумается о Малфое, Нотте, остальных Пожирателях, и Перси.

— Шаг за шагом, — бормочет гриффиндорка, перекидывая ноги через скамью и отбрасывая лишние мысли из головы.

Сейчас только Пэнси.

Она уже приближается к выходу из Большого зала, когда рвущаяся вперед Джинни влетает в неё чуть ли не со всей скорости. Обе девушки инстинктивно хватаются друг за друга, удерживаясь от падения, и обмениваются ошарашенными взглядами.

Сердце Гермионы вылетает из груди от испуга, а ладони крепко сжимают плечи подруги, потому что Грейнджер знает — отнимет их и Уизли сразу догадается, что с ней что-то не так.

— Мерлин, Гермиона, прости! — рыжеволосая и сама выглядит напуганной, а застывшие за её спиной Гарри и Рон, которых до этого момента Гермиона не замечала, выглядят так, словно Джинни только что зарядила Грейнджер по лицу.

Уизли первая отпускает подругу, а Гермиона торопится спрятать трясущиеся руки за спиной. Её волосы, должно быть, находятся в жутком беспорядке, но гриффиндорка опасается даже пробовать собрать их в некое подобие прически. Она даже не помнит, как собиралась — что ночь, что утро смешались в одно пятно. Помнит лишь, как рассветные лучи солнца проникли в комнату и в душе включилась вода. Она не знала, спал ли Малфой, но если спал, то не больше трех часов.

Но она второй раз слушала, как капли бьются о стены и пол душевой кабины и прятала лицо в подушке.

Пузырек с принесенным Пэнси зельем Сна без сновидений переливался на письменном столе, но Гермиона даже не взглянула в его сторону.

— Все в порядке, я собиралась… — Грейнджер кивает на выход из Большого зала, но Джинни уже подхватывает её под руку и тащит обратно к гриффиндорскому столу.

— Ты видела себя в зеркале? — ахает она, изучая лицо Гермионы. — Ощущение, что сейчас в обморок хлопнешься!

***

Это были самые длинные и изматывающие уроки за все семь лет обучения в Хогвартсе. Ни разу Грейнджер не было так нестерпимо сидеть в кабинете, дрожа от холода подземелий, и слушать невеселое бормотание профессора Снейпа, перемежающееся с едкими подколками в сторону студентов.

Угол пергамента с конспектом (стоит поблагодарить привычку записывать каждое слово за преподавателем, ведь теперь гриффиндорка делает это на автомате) усыпан мелкими точками — Гермиона и не заметила, как постукивала пером по листу. Благо, Снейп тоже на это внимания не обратил, иначе потеря баллов за «лишний шум» гарантирована.

Пэнси и Драко сидели за соседним рядом, заняв передние парты, отчего их опущенные затылки мельтешили перед глазами девушки все сорок с лишним минут.

Ни Малфой, ни Паркинсон за эти сорок минут ни разу не обернулись. Ни одного взгляда…

А вот свой от светловолосой макушки Гермиона оторвать не могла.

Обернись.

Её отчание практически смешило. Как можно быть такой идиоткой? Что бы там Драко на самом деле ни думал и какой бы уверенной Гермиона ни была в том, что его слова — не больше чем выброс злости, отсутствие желания беседовать с ней очевидно.

Он не обернулся.

Грейнджер не удивилась.

Когда Снейп произнес заветные слова прощания, студенты чуть из-за парт не повываливались от счастья. Малфой первым вылетел из кабинета под недовольный взгляд профессора, который в этот момент стоял рядом и оказался задет развевающейся на ходу мантией слизеринца.

Гермиона проследила за тем, как Пэнси осторожно складывает вещи в сумку и задалась вопросом, не является ли причина её медлительности той же, что и у Грейнджер, когда она утром вцепилась в плечи Джинни и не хотела разжимать пальцы? Теперь гриффиндорка видела профиль Паркинсон и выглядела та, мягко говоря, не очень. Наверняка как и сама Гермиона. Если бы вчера она явилась на ужин, то могла бы узнать присутствовала на нем Пэнси или нет, но Грейнджер, словно трусиха, пряталась в Башне старост.

— Идите, я догоню.

Гарри и Рон с сомнением косятся на неё, выражения их лиц немногим лучше утренних, и девушка задается вопросом, что конкретно с ней не так, раз она удостаивается таких взглядов.

— Гермиона, что-то не так? Ты весь урок какая-то тихая… — неуверенно бормочет Рон, будто опасаясь, что своим вопросом выведет подругу из себя. Или доведет до слез. — Все в порядке?

— Мерлин, Рон, не глупи, — старается звучать уверенно и в то же время не грубо, хотя сил объясняться еще и с друзьями нет. — Я догоню, — она многозначительно смотрит на него, словно намекая, что должна кое-куда заглянуть, и до рыжего наконец доходит.

— А-а, — он активно кивает, подхватывает сумку и, пихнув Гарри плечом, двигается к выходу.

— Я отдам мантию позже. Когда не будет лишних… — шепчет Поттер, взглядом обводя окружающих студентов. Гермиона соглашается, и он наконец уходит.

Буквально через десять секунд после того, как нога Гарри переступает порог, следом за ним в коридор движется Паркинсон, и Грейнджер торопится поскорее затолкать вещи в сумку и догнать девушку до того, как их тандем вновь попадется на глаза кому-то из слизеринцев, способных взболтнуть об этом Малфою.

— Пэнси! — Гермиона за руку оттаскивает её в противоположный от основного потока студентов конец коридора.

И все же слизеринка выглядит лучше, чем Грейнджер предполагала. Искаженное гримасой боли лицо, представшее перед Гермионой вчера, сменила маска холодного равнодушия, но покрасневшие белки глаз и залегшие под ними тени не скрыты косметикой и оттого очень заметны. Волосы Паркинсон вновь сверкают, но что-то подсказывает, что это лишь способ заморочить окружающим голову. Этакий способ сказать, что она в порядке.

Девушка дергает рукой, освобождаясь от хватки, и окидывает Гермиону таким взглядом, словно она — не более чем надоедливое насекомое.

— Разве не ты кричала о сверхсекретности? Чего тогда утаскиваешь меня прямо из кабинета?

— Это ведь была ты, верно? — гриффиндорка внимательно вглядывается в отсутствующее выражение на лице собеседницы, восхищаясь её умением подавлять эмоции после того, что произошло. Учитывая все обстоятельства, две истерики — меньшее, что могла сделать Пэнси.

— О чем ты говоришь?

— Ваше поместье, — Гермиона осекается, тут же пожалев об использовании слова «ваше». Во взгляде Паркинсон на мгновение проскальзывает боль, но и она, и Грейнджер учтиво игнорируют этот факт. — Ты сожгла его. Я права?

Пэнси молчит около минуты, оценивающе взирая на Гермиону. А та не может отделаться от мысли, что весь семестр проходит крайней жёсткий тест на сообразительность. Тест, от которого зависят жизни. И то, как поведет себя Паркинсон — одна из его составляющих, ведь Гермионе нужна Пэнси, как бы ни было тяжело это признавать.

Она предпочла бы работать самостоятельно. И вовсе не из чрезмерной самоуверенности, о которой постоянно талдычит Малфой. Грейнджер не может прекратить проводить параллели между погибшими Паркинсонами и собственными родителями. Она не хочет глядеть на Пэнси и видеть измученную тяжелой судьбой дочь. Видеть возможную будущую себя.

В конце концов, она все еще не решила, стоит ли продолжать это затянувшееся расследование. Теперь, когда Малфой шарахается от неё и знать не желает, какой во всем этом смысл? Но настойчивый червячок сомнений нашептывает уговоры, убеждая продолжать. Гермиона пытается списать его появление на излишний перфекционизм и желание довести дело до конца, скрывая от себя же возможную искорку надежды. Наверное, она и правда идиотка, раз продолжает надеяться на что-то.

— Как догадалась? — наконец заговаривает слизеринка.

Натренированному на решение загадок мозгу было не так уж и сложно к этому прийти. Хотя Гермиона и начала сомневаться в своих умственных способностях, но не настолько же.

— Внутри… Там были твои родители. Так сказано в Пророке, — на осторожные реплики Грейнджер Паркинсон кивает, давая молчаливое разрешение продолжать излагать свои рассуждения. — И если ты не хотела принимать предложенную Министерством причину их смерти, то решила… Ты решила сделать вид, будто они погибли в огне? — мысленно звучало убедительно. В голове Гермионы все еще не укладывалось логическое объяснение поступку слизеринки.

— Все министерские — идиоты, — на вопросительный взгляд Грейнджер Пэнси отвечает нахмуренной гримасой. — Они сами не осознавали, что копают себе могилу, предлагая выставить смерть родителей несчастным случаем при аппарации. Никто бы никогда не поверил, что опытные маги не способны перемещаться.

— И ты решила помочь им? — фыркает Гермиона. — Спасти?

— За идиотку меня держишь? Я не могла позволить им выставить моих родителей непонятно кем. Представляешь газетные статьи? Предположения? — Паркинсон морщится, словно одни мысли причиняют ей боль. — Все газетенки стали бы размышлять над тем, а не были ли родители пьяны, отчего и пострадали? Или, возможно, они что-то натворили, и пытались сбежать, но вышла проблема с аппарацией? Их бы выставили глупцами, если не хуже. Они бы наговорили… — девушка прикрывает веки и втягивает носом воздух. — Мои родители не погибнут из-за чертовой аппарации. Я не могу позволить очернить их. Когда мы найдем виновного, я раскрою правду об их гибели.

Гермиона проигнорировала ухнувшую в кровь дозу адреналина на словах «мы найдем», и с удивлением и ноткой неуместного восхищения задала мучавший её вопрос:

— Но как ты забрала тела? — Грейнджер вдруг осознала, как странно использовать это слово говоря о еще недавно живых людях, особенно при их дочери. Тела. Это звучало так жутко, что стадо мурашек пробежало по спине.

— Забрала? — презрительно скривившись, слизеринка фыркнула, но Гермионе показалось, что глаза её заблестели. Она тактично отвернулась, осматривая коридор позади. — Они их никуда и не уносили. Оставили в поместье, чтобы никто не увидел до тех пор, пока я не соглашусь на их идиотские условия.

Гермиона поморщилась, представив эту картину: в том зале, где еще недавно собирались Пожиратели в элегантных нарядах, лежали два изувеченных тела хозяев поместья. Мерзко и неправильно. Гриффиндорка в очередной раз усомнилась в здравомыслии Министерства.

И так же усомнилась в своем, поскольку внезапно поняла, что таким чудовищным способом Пэнси выиграла время — судачить о пожаре будут не так долго, как если бы все прошло по министерской версии.

Она просто кивает, подавляя рвотные позывы.

— Если это все, то я пойду. Следующий урок тоже совместный, так что нам лучше явиться в разное время. Вечером…

— Сегодня я не могу, — выпалила Гермиона, прерывая планы Паркинсон. Вряд ли у неё останутся силы на обсуждение дальнейшего курса действий после путешествия домой.

— Ладно. Тогда встретимся в другой день.

Пэнси уже развернулась, чтобы уйти, когда в голову Грейнджер вдруг пришла новая мысль. Болезненная, которую девушка предпочла бы избегать любыми способами, но все же нуждающаяся в обсуждении и не терпящая отлагательств. Ей все еще нужно знать, как вести себя с…

— Постой! Малфой…

— Ах да… Прости, Грейнджер, но отец Тео и родители Драко… — слизеринка морщится, качая головой. — Я не могла не сказать ему.

С этим Гермиона согласиться не может, хотя головой осознает, что следовало бы. И тем не менее благоразумно воздерживается от комментариев, кивнув в ответ.

— Я хотела уточнить, что именно ты ему рассказала. Про мероприятие…

— Нет, — торопливо вставляет Пэнси. — Конечно нет. Об этом я не говорила. Сказала только, что ты, возможно, помогаешь кому-то из Министерства расследовать дело и… помогаешь мне, — последнее уточнение явно далось девушке нелегко. — Про Розье-старшего и о том, что виноват кто-то из знакомых. Попросила держать родителей подальше от всего этого.

Грейнджер продолжает кивать, словно болванчик, и чувствует себя полнейшей дурой. Это были правильные слова. Вернее, предпочтительнее было бы держать всех Малфоев подальше, но раз Пэнси решила обо всем рассказать, подобные объяснения действительно самые подходящие. В конце концов, Паркинсон тоже не знает, какие на самом деле мотивы преследует Гермиона. Да она и сама не до конца уверена…

И все же предательский укол в сердце от осознания того факта, что представления Драко о Грейнджер кардинально изменились, причинило все ту же колющую боль, что преследовала девушку всю ночь.

— Грейнджер, — окликнувшая её слизеринка уже отошла на доброе расстояние, намереваясь покинуть коридор как можно скорее, но вдруг замерла, обернувшись. Гермиона оторвалась от разглядывания ботинок и тоже уставилась на Паркинсон. — Малфой… Он бывает мудаком, — и, немного подумав, исправилась. — Нет, он всегда такой, но… Иногда Драко говорит вещи, в которые сам не верит, но зачем-то продолжает убеждать себя в их правдивости.

В эту секунду Гермионе подумалось, что, быть может, в том коридоре помимо неё и трех слизеринцев присутствовала еще и Пэнси. Что она все слышала. Мысль показалась безумной, ведь Грейнджер не заметила её, а услышать последнюю брошенную Малфоем фразу с далекого расстояния было невозможно. И все же Паркинсон говорила так, словно знает обо всем.

Возможно, Блейз или Тео рассказали ей. Возможно, Гермионе стоит стереть им всем память…

Гермиона подумала, что Пэнси наверняка не понимает всей сложности ситуации. То, что Малфой сказал… Ужас заключался не в смысле этих слов, хотя он и был оскорбителен для любого волшебника, а в том, что Драко не называл её так. Он давно прекратил использовать подобные слова и то, что сделал это вновь, в полной мере отражало его теперешнее отношение к Гермионе. Если не отвращение, то злость. Такая, которую прежде девушка на себе не ощущала.

— Зачем ты говоришь мне это? — с сомнением спрашивает гриффиндорка.

Пэнси пожимает плечами.

— Потому что он выглядел очень злым, когда уходил. И я предположила, что пошел он к тебе, — и, не успела Гермиона и слово вставить, Паркинсон продолжила. — Мы со всем разберемся, Грейнджер. Найдем виновного.

Девушка все еще пытается сделать глубокий вдох после внезапно навалившейся дополнительной порции информации для размышлений, — например, о чем конкретно догадывается Пэнси, раз безошибочно определила, что Малфой отправился именно на поиски Гермионы, — когда глаза Паркинсон снова засияли.

И в этот раз в них не было слез.

В этот раз Грейнджер без раздумий определила сверкнувшую в них эмоцию.

Месть.

***

Гостиная Слизерина радовала отсутствием буйных красок — Малфой, хоть и привык к Башне старост, устал лицезреть расставленные Грейнджер цветные книги по их совместной территории. В довершение ко всему украшал этот потрясающий интерьер ранее белый ковер, измененный ею же на узорчатый. Он едва не выколол себе глаза, увидев это, а теперь, когда и наличие Гермионы вызывало массу противоречивых эмоций, и подавно отказывался глядеть вокруг, находясь в Башне.

— Неужели в вашу параллельную вселенную вмешалась реальность? — усмешка на лице Тео не исчезает даже после предостерегающего взгляда Блейза.

Драко закинул ноги на диван, голову откинув на подлокотник, и собрался уж было прикрыть глаза и вздремнуть немного после проклятой бессонной ночи, когда любопытный нос Тео вновь оказался обращен в его сторону.

— О чем ты?

Раз уж они решили прогулять оставшиеся занятия, Малфой предпочел бы потратить их с пользой. А в даном случае наибольшую пользу принесут не меньше пяти часов сна — потрескивающее пламя в гостиной и тихий шорох пергамента от одинокого студента, сидящего в противоположном конце комнаты, напоминал об уютных моментах в гостиной старост и, как бы Драко ни ненавидел этот факт, успокаивал (конечно, если не вспоминать про книги, чертов ковер и гриффиндорку).

Забини ткнул Тео в бок, но тот все равно продолжил:

— О вас с Грейнджер.

Драко заметил, как Блейз одними губами прошептал короткое «блять», и был полностью с ним согласен.

Она была последним, что Драко хотел обсуждать. Не сейчас. Никогда.

Малфой отказывался предполагать, сколько девчонка скрывала, как и отказывался думать о том, что вообще не должен злиться из-за её секретов. Но он оправдывал себя тем, что эти её секреты напрямую касаются его семьи.

Он все думал, какие действия Грейнджер были продиктованы желанием выведать хоть толику информации, и рассчитывала ли она, как и, по словам Пэнси, все в Министерстве, растянуть расследование дела до того момента, когда из бывших Пожирателей не останется ровным счетом никого.

Но тогда он не понимает, на кой черт девушка впутала во все Пэнси и рассказала ей об истинной причине пропажи родителей. Зачем она вообще…

— Какое отношение Грейнджер имеет ко мне? — в голосе Драко слышатся стальные нотки.

«Я не вожусь с грязнокровками».

Взгляд против воли соскользнул с лица друга и устремился куда-то в бок.

Об этом он тоже не собирается размышлять.

— Мы же не слепые, — из голоса Тео пропал любой намек на веселье, и впервые в жизни Малфой расстроился из-за этого. — Что между вами происходит?

Драко фыркает, усиленно отгоняя воспоминания о вчерашнем дне из головы. Он вымотан и не представляет, что делать с родителями, и уж тем более не готов думать о девчонке, которая вот уже несколько месяцев оказалась более чем осведомлена обо всей ситуации. И еще сильнее не хочет делиться своими мыслями с кем-то другим.

Хотя рано или поздно ему придется вернуться к этой теме, а все из-за Нотта-старшего.

— С чего ты взял, что что-то происходит?

Малфою не нравится то, как переглядываются друзья, и в своем предчувствии он оказывается прав.

— Ты должен держать свои обещания, Драко. Если говоришь, что догонишь, мы этого и ожидаем, — в диалог вступает Блейз и, видит Мерлин, у Драко тут же возникает желание запустить что-нибудь ему в лицо.

— Чего? — скривившись, переспрашивает он.

— Но ты не догнал, и мы вышли проверить сами, — продолжает Тео, словно и не замечая раздраженного и недоумевающего взгляда друга.

И тут до Малфоя доходит.

Чертов квиддич. Чертова тренировка.

Как долго они с Грейнджер стояли на свежем воздухе, прежде чем скрылись в гриффиндорской раздевалке? Драко не знает. Просто не помнит. Тогда он потерял счет времени и уж подавно не сможет проанализировать минувшую ситуацию сейчас.

Впрочем, это и неважно — эти двое все равно успели заметить их.

— Ничего серьезного. Просто развлечение.

— И как давно ты считаешь девушек развлечением? — усмехается Блейз, откидываясь на спинку дивана и, очевидно, решая не препятствовать допросу Нотта, а поддержать его. Вот оно, предательство.

— С этого года, — Драко недовольно ворчит, ерзая на диване и стараясь устроиться поудобнее. Еще немного, и он начнет умолять их прекратить этот разговор.

— И со сколькими девушками ты еще так просто развлекаешься?

Малфой стреляет убийственным взглядом в Забини, упрямо продолжая молчать, потому что они трое знают, что больше ни одной девушки в этомгоду у него не было.

Даже в тот период, когда он спал с Паркинсон, их отношения были отношениями. Может, не столь серьезными и официальными, как желали их родители, но он определенно не развлекался. И друзья знают об этом. И это тоже бесит.

Потому что они с Грейнджер — не то же самое, что они с Пэнси. Они отличаются, и тем не менее… Назвать всё развлечением кажется извращенной шуткой. Но Малфой скорее воткнет нож себе в язык, чем назовет произошедшее «отношениями».

— Я собираюсь спать, поэтому хорош задавать тупые вопросы и отъебитесь.

Драко отворачивается под негромкий шепот негодования Блейза и Тео, и вглядывается в спинку дивана, внезапно потеряв малейшее желание закрывать глаза и засыпать.

— Просто для сведения, Драко, то, что ты сказал вчера, было грубо.

Святой Блейз Забини.

А то он, блять, не знает!

А то не думал об этом всю сраную ночь!

А то не пытался убедить себя, что ему насрать и на собственную грубость, и тем более на чувства Грейнджер по этому поводу.

Но Малфой не мог ни перестать злиться, ни отпустить ситуацию.

А потому предпочел сделать то, что хорошо умел — проигнорировать: Грейнджер, которую снова хотелось задушить, и вместе с этим встряхнуть и заставить объясниться, рассказать, какого хера значат слова Пэнси о том, что гриффиндорка, возможно, помогает кому-то из Министерства.

Но это не изменит того факта, что девчонка лгала и скрывала буквально жизненно важную информацию. Как и не изменит того, что Драко сам не позволил ей вчера и слова вставить.

Куда бы он ни глядел, всё представлялось неправильным: люди, ситуация в целом. Драко чувствует себя запертым в клетке, и куда бы ни сделал шаг, куда бы не попытался сбежать — всё кажется враждебным.

Малфой ненавидит Грейнджер. Он ненавидит себя.

***

Маленький стеклянный пузырек холодом опаляет кожу, хотя Гермиона более чем уверена, что за то время, что топчется на одном месте, успела согреть его в ладонях. Должно быть, дело в кусачем осеннем ветре, убеждала она себя, плотнее кутаясь в кардиган.

Перевалило за девять. Фонари зажглись около часа назад — девушка стоит здесь достаточно долго, чтобы заметить это — и из окон домов льется мягкий свет. Но взгляд карих глаз направлен в сторону определенного дома. Форточка в гостиной почему-то открыта, и Гермиона отлично слышит шум телевизора в гостиной.

А еще голос отца и смех матери. Она не может разобрать ни слова из того, что он рассказывает, но это наверняка одна из тех забавных историй, которыми родители делились с ней после рабочего дня. На шестом курсе члены Клуба Слизней не оценили отцовские байки.

Гермиона периодически посматривает на наручные часы. До прихода мистера Уизли и целителей около получаса, так что ей стоило бы поторопиться. Только сковывающий все тело узел в животе мешает сдвинуться с места. Грейнджер начинает казаться, что её стошнит, если не сейчас, так через несколько минут.

Ключи со звоном ударяются о брелок эйфелевой башни. Девушка приобрела его во время путешествия во Францию перед вторым курсом. Даже в том возрасте Гермиона посчитала такой сувенир крайне заурядным, но мама все равно купила его. Сейчас ей кажется, что это лучший в мире сувенир.

На шее висит подарок Гарри, и гриффиндорку греет мысль о том, что друзья рядом, хоть и не в прямом смысле этого слова.

Грейнджер с минуту изучает ключи в руках и наконец вставляет их в замочную скважину.

Откровенно говоря, в них нет необходимости — палочка покоится в левом кармане джинсов, готовая к использованию. Но есть что-то пугающее в том, чтобы взламывать собственный дом. Не сам факт вскрытия замка на двери, а ощущения при этом. Гермиона не хочет чувствовать себя чужой. В доме и так не осталось ровным счетом никаких напоминаний о ней — даже спальня, скорее всего, превратилась в кабинет родителей, — и звенящий ключ с брелком является чуть ли не единственным связующим звеном со старой жизнью.

Замок щелкает, и девушка накидывает на голову мантию Гарри.

Она опасалась использовать парадную дверь, поэтому предпочла войти через черный ход — на случай, если кто-то из соседей выглянет в окно и заметит странного вида девушку, топчущуюся на пороге чужого дома.

Не в первый раз находясь под мантией-невидимкой, Гермиона все равно боится оказаться обнаруженной. Какая-то часть напротив желает, чтобы волшебная ткань внезапно вышла из строя. Она хочет, чтобы родители увидели её.

Но с мантией было все в порядке, и здравый смысл подсказывал, что это к лучшему.

Вдруг из ведущей в гостиную арки прекратил литься свет — Грейнджер подпрыгнула от неожиданности, когда вокруг все потемнело (на кухне, куда она вошла, свет изначально не горел) и она оказалась во мраке. Но глаза быстро привыкли к обстановке, и девушка пошла на шум телевизора.

Сердце трепыхается в груди, словно раненая птица, но Гермиона даже не морщится от боли, когда замирает в пяти шагах от дивана, где расположились родители. В груди сильно щемит.

На экране начинается заставка какого-то фильма, но девушка не обращает внимание ни на него, ни на внутренний голос, напоминающий о времени.

Они сидят с бокалами вина в руках, о чем-то весело спорят, и хотя гриффиндорка не видит их лиц, знает, что на очередное шутливое замечание отца мама закатывает глаза. На её же глаза навернулись слезы.

На столике перед диваном горят свечи. Вот почему свет внезапно потух — у родителей романтический вечер.

Годовщина.

Как она могла забыть?

Сердце заколотилось еще быстрее, и Гермиона услышала тихий всхлип. Она оборачивается в поисках источника звука, но внезапно осознает, что сама плачет. Слезы катятся по щекам, одна рука сжимает пузырек с зельем, а вторая придерживает мантию, так что у неё нет возможности стереть их. Грейнджер позволяет соленым каплям катиться по щекам. И хотя зрение затуманивается, служа преградой для выполнения миссии, девушка рада тому, что силуэты родителей смазались.

Она хочет сидеть рядом с ними. Держать в руках бокал, пусть и с соком, потому что мама все еще считает Гермиону слишком юной для алкоголя. Хотя, откуда ей, Гермионе, знать, что думала бы о ней мама сейчас? В конце концов, ей уже двадцать. Как, должно быть, отвратительно будут чувствовать себя родители, когда память вернется, и они осознают, сколько упустили. Если она вернется.

К счастью, болтовня какого-то мужчины на экране заглушает судорожный вздох гриффиндорки.

Она трижды приказывает себе собраться, но взгляд, словно зачарованный, отказывается отрываться от двух фигур на диване.

Гермиона никогда не считала себя глупой. Ей удавалось освоить заклинания, которые обычно изучали волшебники в разы старше, но заклятие забвения не было тем, чем девушка могла овладеть, опираясь лишь на текст из учебников.

Удалить одно воспоминание не должно быть сложно. Возможно, даже изменить его не такая уж и проблема. Но это одно воспоминание, которое со временем можно восстановить.

Но вычеркнуть себя из жизни человека, полностью стереть столько лет и исказить остальные… Человека, к тому же не владеющего магией…

Гермиона не может заставить себя поднять глаза на рамки с фотографиями. У неё, возможно, останется около десяти минут, но она не станет подниматься на второй этаж. Она не выдержит смотреть на то, что осталось после её ухода. Ничего.

В горле встал предательский ком.

Почему же она не может просто произнести еще одно слово и вернуть все на круги своя? Это ведь волшебство, так почему…

Грейнджер делает шаг к дивану, сама того не осознавая. Подбородок дрожит от сдерживаемых слез, но девушка не может позволить им пролиться. Не сейчас. Все-таки она здесь не просто так.

Зубы впиваются в деревянную пломбу, закупорившую пузырек, и Гермиона с едва слышным звуком открывает его. Она зачем-то приникает к полу, обойдя диван, и упорно продолжает глядеть исключительно на два бокала с вином,секунду назад поставленных на столик. Она не поднимет глаз на родителей, пока не выполнит свою миссию.

Теперь, когда внимание полностью направленно на поставленную задачу, гриффиндорке приходится приложить куда больше усилий, чтобы справиться с волнением. Руки дрожат, когда она перекладывает пузырек в ладонь, которой придерживает края мантии, а освободившейся тянется за палочкой.

Губы неслышно бормочут несколько слов, и из края древка, высунутого из-под полы мантии, вырывается заклинание. Цветок, стоящий на окне, летит на пол, и глиняный горшок с шумом разлетается на куски. Гермиона мысленно извиняется перед отцом — кажется, это было его любимое растение.

Но план действует, и родители вздрагивают, обернувшись на звук. Грейнджер пользуется их замешательством и высовывает руку из мантии, в равном количестве разлив зелье по бокалам.

Целители сказали, что, даже если она не сможет визуально разделить жидкость на два напитка, ничего страшного не произойдет — эликсир более чем сильный, и подействует в любом случае. Они также заверили, что он столь же безопасен, сколько действенен.

— Оставь, — гриффиндорка отшатывается от столика, едва не завалившись назад, когда голос мамы звучит так близко.

Женщина ласково касается руки мужа, останавливая его — очевидно, отец порывался прибрать беспорядок. К счастью, он прислушивается к словам жены и усаживается обратно на диван, а Гермиона мысленно благодарит Мерлина за то, что не испортила родителям праздник. Пусть на нем ей и нет места.

Грейнджер замирает сбоку от дивана, слушая шум крови в ушах и наблюдая за тем, как родители пьют вино. Зелье подействует через несколько минут, но девушка не следит за временем — просто знает, что его недостаточно, чтобы вдоволь насмотреться на счастливую пару.

Она практически кидается трясти их за плечи, когда мама, опустив голову на плечо отца, смыкает веки, а его голова откидывается на спинку дивана. Гермиона хочет броситься в теплые объятия пусть и спящих родителей, рассказать им обо всем, что творится в Хогвартсе, посоветоваться с мамой о Малфое, потому что, черт побери, она никогда не секретничала с ней о парнях, и пусть Драко Малфой скорее нахальный идиот, чем парень, Гермиона все равно хочет это сделать.

На самом деле, сейчас ей нужен их совет куда больше, чем Грейнджер позволяет себе думать. Она просто не может…

Девушка просит их жить. Знание того, что родители в безопасности, не ограждает от навязчивых воспоминаний о заплаканной слизеринке, бьющейся в истерике и продолжающей повторять одно и то же.

Гермиона не такая сильная. Гермиона не Пэнси Паркинсон. Она не выдержит, если с мамой и папой что-то произойдет.

Руки уже тянутся скинуть мантию-невидимку, но свет от телевизора освещает промелькнувшие за окном силуэты и девушка понимает — пора. Ей нужно уйти сейчас, дабы избежать сочувственных взглядов мистера Уизли и целителей, хотя что-то ей подсказывает, такой исход маловероятен. Они все равно станут смотреть на неё, как на сломленного ребенка.

Гермиона и так чувствует себя несчастной, и если об этом догадается кто-то еще, она, вероятно, разрыдается на месте.

Поэтому гриффиндорка отшатывается от дивана, едва не впечатывается в лампу, и сворачивает к выходу из комнаты.

Замирает лишь на мгновение. Возле её сегодняшней жертвы. Одно движение руки, и сломанные листья какого-то фиолетового цветка приобретают здоровый вид. Вероятно, даже более здоровый, чем выглядели изначально, но Гермиона не может позволить себе уйти вот так. Оставив лишь разрушение. Снова.

Горшок и рассыпанная земля усеивают пол, поэтому девушке приходится постараться, чтобы не оставить после себя следов.

Входная дверь захлопывается все с тем же тихим щелчком, заглушенным шумом телевизора, и Грейнджер, низко опустив голову, легким кивком указывает на путь для уже знакомых целителей.

========== Глава 26. ==========

Гермиона изменилась. Война этому поспособствовала.

Грейнджер думает об этом, сидя в библиотеке и стараясь не выглядывать из своего укрытия на Малфоя.

Она все равно делает это, и мысли сосредотачиваются вокруг белокурого парня.

Девушка в третий раз наколдовывает стакан с водой и залпом, пока мадам Пинс не засекла, осушает его. В пятый раз глубоко вздыхает, чем заслуживает косые взгляды от рядом сидящих и занимающихся ребят, и пристыженно опускает голову, но через десять секунд поднимает её вновь, чтобы выглянуть на стол в противоположном краю библиотеки.

Война.

До неё Гермионе было так просто ненавидеть слизеринцев: они задиры, а такие, как она — магглорожденные, — страдали от детишек аристократов больше всего; Гарри и Рон ненавидели их — ненавидели Малфоя, — и Грейнджер поддерживала друзей в этом без особого труда. У них были на то причины. У неё они были. Они есть и сейчас.

Вспоминая о тех временах, кажется, что чувство неприязни к серебристо-зеленым в её крови с рождения. Как иронично, опять замешана кровь.

Так что изменилось? Почему же так сложно дышать, словно в глотку натолкали камней, когда смотрит на его отстраненное лицо, — Драко читает какой-то учебник, но Гермиона более чем уверена, что он не разбирает ни слова из написанного, потому что и сама страдает от этого, — отсутствие реакции на шутки друзей. А Грейнджер видит — они шутят, потому что мадам Пинс уже во второй раз делает замечание Нотту, и третий, вероятно, станет фатальным. Поскорее бы этот третий. Тогда их прогонят из библиотеки и она, возможно, сможет закончить с домашней работой.

Девушка не хочет смотреть на него. Ей нужно прекратить, ведь рано или поздно Малфой точно заметит, хоть она и имеет возможность пересесть на свободный стул за своим столом и полностью скрыться за книжной полкой. Вместо этого она выбрала место, слегка выглянув из-за которого может видеть компанию слизеринцев.

Почему же это случилось с ней? Почему с ней случился Драко Малфой?

Лишившись столь привычной враждебности, Гермиона перестала понимать, как следует вести себя с ним. Она столько лет ненавидела его, действовала по одному и тому же сценарию, видя слизеринца — они просто ругались и обливали друг друга грязью. А сейчас этот сценарий стал непригоден, и Грейнджер чувствует себя как никогда потерянной, ведь раньше ей не доводилось ссориться с Малфоем. Они ведь были просто врагами.

Её пугает то, как невыносимо болит сердце от одного взгляда на него. Пугает то беспокойство, что засело внутри. Беспокойство за этого парня.

Она смотрит на него дольше обычного и, наверное, кто-то скоро начнет коситься на застывшую Гермиону, никогда прежде не сидящую без движения в библиотеке. Она прожигает взглядом его затылок. Малфой не поднимает головы.

Он смотрит на рисунок какого-то стебля уже около десяти минут. За эти десять минут Драко больше двадцати раз прочитал его название и все равно не запомнил. На фоне белым шумом звучат голоса Блейза и Тео, кажется, они обращались к нему, но, не добившись результатов, наконец оставили попытки.

Малфой стучит пером по пустому пергаменту. В голове совершенно нет места для травологии, а задание нужно сдать уже завтра. Вторник прошел в тумане полной отрешенности — Драко едва ли мог вспомнить, чем занимался весь вчерашний день после разговора с друзьями. И был рад этому. Думать о том, сколько времени Забини и Нотт были осведомлены о Грейнджер — значило думать и о самой девчонке, а Малфой наотрез отказывался пускать в разум хоть малейшие воспоминания о ней.

Но сделать это оказалась куда сложнее.

Она не должна больше ничего значить (она ведь и раньше ничего не значила?). Должна быть ничем, пустым местом. Должна быть не более чем назойливый комар, пролетевший над ухом.

Он должен был сделать её незначительной.

Но…

Драко возненавидел прошедшую ночь — единственное, что более-менее оставило след в памяти. Стоило остаться в гостиной Слизерина и не возвращаться в Башню, но Малфой слишком привык спать в комфорте и не намеревался менять мягкую кровать на жёсткий диван.

Он надеялся выспаться хотя бы этой ночью.

Как же дьявольски он ошибся.

Грейнджер. Чертова Грейнджер, от мыслей о которой сводило живот от ярости и чего-то еще — чего-то тревожного, заставляющего сердце биться в десятки раз быстрее, но Малфой отказывался искать название этому ощущению. Он не станет обращать на него внимания.

И действительно не стал бы, если бы разум просто подыграл ему.

Драко не стоило засыпать той ночью. Только не тогда, когда преследовавшие весь день мысли о гриффиндорке могут спокойно проникнуть в расслабленное сознание.

Драко из сна был прижат к стене какой-то маленькой комнатки. Грейнджер навалилась сверху, но, судя по тому, как крепко его руки стискивали девчонку, они стояли так тесно по большей части из-за него. И его губ, нагло исследовавших её скулы и подбородок.

Малфой наблюдал за всем со стороны. Не в состоянии что-либо сказать и уж тем более сделать, он вынужден был смотреть на то, как ладони того Драко очерчивают выгнутую спину девушки. Он может поклясться, что слышал блядский грейнджеровский стон, и его собственный мозг поплыл от этого звука.

Мрак комнаты поглощал их силуэты, и настоящий Малфой был более чем уверен, что может сделать всего шаг назад — в темноту, — и картинка исчезнет. Он стоял точно вкопанный, не дыша, вслушиваясь в бессвязные бормотания гриффиндорки, высматривая ухмылку на своем и вроде бы чужом лице.

Он ненавидел то, что органы словно связали узлом, а в животе появилась тяжесть.

И ровно так же ненавидел то, что сон внезапно прервался.

Но больше всего он злился на себя. На внезапно нахлынувшее разочарование и отчаянное желание уснуть снова. На попытки сделать это и на то, что ни одна из них не увенчалась успехом.

Сейчас, в этой чертовой библиотеке, после чертовых двух часов сна, он чувствовал тяжесть в голове и все не мог понять: настолько устал или виной всему притаившаяся неподалеку девчонка?

Драко знал, что она будет здесь, но Блейз и Тео слишком уж настаивали на занятиях именно в библиотеке (о причинах их внезапной тяги к знаниям он тоже размышлять не стал), и вот уже около двадцати минут игнорирует направленный на него взгляд.

Естественно, он не может знать, что у Гермионы выдалась не менее тяжелая ночка. Для того, чтобы заметить неестественную бледность её кожи, на фоне которой отчетливо выделяются тени под глазами и искусанные губы, нужно как минимум взглянуть в её сторону.

Ей следовало выпить зелье Сна без сновидений, особенно зная о способности своих глаз воспаляться после слез, но едва ли Грейнджер задумывалась об этом, когда, сидя на полу и уткнувшись носом в матрас кровати, рыдала час напролет. Сжатые в ладони ключи впивались в кожу, оставляя следы, а Живоглот жалобно мяукал — редкость для этого вредного кота. Но девушка нашла силы только на взмах палочки, следом за которым все звуки приглушились — она не могла позволить Малфою услышать её истеричные всхлипывания. Потому что он не пришел бы, и это точно убило бы её.

— Прости! — Джинни так внезапно загораживает обзор, что Гермиона подпрыгивает на месте, словно застуканная за чем-то постыдным. — Прости, что опоздала.

Уизли кидает сумку на стол, кивает Гермионе на соседнее место, дабы та подвинулась (ей приходится сжать губы, чтобы не возразить), а сама занимает её стул.

За прошедшие двадцать минут гриффиндорка привыкла поглядывать на Малфоя, а теперь, лишившись удобной позиции для шпионажа, стало еще более тревожно. Словно Драко может испариться, если Гермиона прекратит смотреть на него хотя бы на минуту.

— Как все прошло? Что сказали целители?

— У отца дела идут куда лучше, — произносит Грейнджер будничным тоном, хотя внутри в мгновение разгорается новый очаг беспокойства. — Вероятно, это из-за масштаба повреждений — целители говорят, что у мамы больше связанных со мной воспоминаний, а потому и восстановить их сложнее, — девушка пожимает плечами, опуская глаза на исчерканный заметками пергамент. Она не уверена, как относиться к этой информации — ей всегда казалось, что у родителей равное количество воспоминаний. — Но результаты есть. И все же они решили продлить курс еще на несколько недель.

Джинни ободряюще сжимает Гермионину ладонь, сжатую в кулак, и на долю секунды Грейнджер действительно становится легче дышать.

— Я ведь так и не спросила… Мальчики, после того, что произошло позавчера, они… — поспешно спрашивает она — говорить о родителях совсем не хочется. Глаза все еще опухшие и болят после пролитых ночью слез. К тому же ей действительно стыдно, ведь так и не удосужилась поинтересоваться об их реакции раньше. Хоть сейчас они и ведут себя вполне привычным образом.

Джинни кривится, явно вспоминая что-то малоприятное, но тут же улыбается — Гермиона не успевает разобраться, то ли ситуация была пустяковая, то ли подруга попросту не хочет расстраивать её тем, что натворили Гарри и Рон.

— Ворчали первую половину дня. Но потом ты пропустила обед и ужин, и они все порывались отправиться в Башню старост. Видели ведь, вчера уже успокоились. Но вот после того, как сегодня ты снова пропустила завтрак… В общем, обедать точно идем вместе — я больше не выдержу их болтовни в стиле «если Малфой снова расстроил её…».

Гермиона устало улыбается, представляя эту картину, и на душе теплеет. Все же они взрослые люди и не станут обижаться только из-за того, что ей потребовалось переговорить со слизеринцем один на один. Они все — все трое, — взрослые люди.

— Спасибо, что удержала их.

Несмотря на отсутствие сил и предательское желание разрыдаться, Грейнджер улыбается. Искренне улыбается, получая в ответ не менее яркую улыбку Джинни.

— И даже не думай планировать что-то на следующие выходные! — Уизли машет указательным пальцем перед носом Гермионы и выглядит веселой ровно до того момента, пока лицо Грейнджер не хмурится от немого вопроса. — Ты забыла?!

Несколько долгих секунд гриффиндорка соображает, активно вспоминая, что могла упустить. Кажется, путешествие в Нору не планировалось, да и ребята ничего не говорили про Хогсмид (да и зачем о нем договариваться, они ведь и так ходят туда каждые выходные?), а больше и не о чем помнить, как кажется Гермионе.

— Квиддич, Гермиона Грейнджер, квиддич! — восклицает Джинни, а губы Грейнджер вытягиваются в удивленное «о».

— Я не забыла, просто… Подумала, ты не об этом. Обещаю прийти на матч!

Уизли смотрит со скептицизмом, но в глазах уже сверкает привычное веселье.

Вряд ли матч будет таким уж занимательным — теперь ей придется беспокоиться, чтобы Малфой, пребывающий в еще более паршивом настроении, чем обычно, не вознамерился выместить злость на Гарри и Роне, а те в свою очередь не попытались отомстить ему за Гермиону. Мерлин, за что же ей эти мальчики?

Перед глазами совсем некстати рисуется картинка трех надутых парней, отказывающихся друг с другом разговаривать, и Гермиона думает об их детском поведении. Губы невольно изгибаются в улыбке.

Гермиона рада, что у неё есть друзья. И пусть о многом приходится умалчивать, она невероятно счастлива, что они просто есть. Потому что без теплой ладони рыжеволосой девушки, сжимающей её руку, Грейнджер, вероятно, сошла бы с ума. С её языка уже готовы сорваться опрометчивые слова признания, когда Уизли внезапно выдает:

— Он не смотрит.

Гермиона застывает на месте.

Она не заметила, как начала ерзать на стуле, желая заглянуть за книжную полку, загородившую весь обзор, но это определенно не скрылось от внимания Джинни. И сейчас её пронзительные глаза изучают растерянное выражение на лице Грейнджер, улыбка сменилась легкой нахмуренностью, и вдруг это кажется Гермионе такой нормальной реакцией, вполне ожидаемой, что она шумно выдыхает — хоть что-то остается неизменным.

— Он сказал что?! — спустя пять минут рассказа Джинни повышает голос, и Гермиона торопливо хватает её за предплечья, утаскивая подскочившую с места подругу обратно на стул.

И это Грейнджер поведала только о первой половине позавчерашнего разговора, упуская финальную реплику Малфоя, дабы Уизли не решила прикончить его прямо сейчас.

Бурная реакция подруги вопреки здравому смыслу находит отклик в виде еле слышного смеха. Гермиона начинает подозревать, что спятила, когда не может остановить хихиканье, даже когда Джинни усаживается обратно и удивленно взирает на неё.

Пусть девушка возмущается. Пусть говорит, какой Драко придурок, потому что он и правда им является. Пусть кричит хоть на всю библиотеку, Гермионе плевать! Она рада, что не видит сочувствующего взгляда, и это помогает ей делать глубокие вдохи.

— Но почему? — теперь Джинни шепчет.

Ах, да, Грейнджер ведь не поведала о причине их ссоры. Впрочем, не то чтобы она может это сделать.

Гриффиндорка неопределенно ведет плечом, избегая взгляда Джинни, и та возмущенно фыркает, откидываясь на спинку стула. И пусть лицо её выражает крайнюю степень недовольства, и головой рыжеволосая понимает, что Гермиона просто не желает делиться этой частью истории, Грейнджер знает, что подруга не станет вытаскивать информацию насильно.

Девушка снова глубоко вздыхает.

Ком в горле никуда не исчез.

***

Она замечает его спустя секунду.

Закатное солнце заливает коридоры Хогвартса, в его лучах волосы Малфоя кажутся не платиновыми, а желтыми.

Гермиона едва не падает, когда, свернув с лестницы в коридор, натыкается на него взглядом. Пальцы внезапно деревенеют, и свитки пергаментов практически валятся на пол — Грейнджер машинально делает несколько быстрых шагов вперед, подхватывая их еще до того, как пергаменты выбьются из общей кучи.

Стук каблуков туфель эхом разносится по пустому коридору и Драко, с остервенением копающийся в сумке, моментально замечает её присутствие.

Все происходит за считанные секунды. Сердце Гермионы еще не успокоилось после бега, чтобы начать колотиться уже из-за Малфоя. Она тормозит в добрых двадцати метрах от него.

И за эти секунды гриффиндорка не успевает разглядеть выражение его лица.

Тело движется быстрее, чем мозг анализирует происходящее — на уровне инстинктов. Гермиона плечом влетает в дверь слева, отчего та распахивается и пропускает запыхавшуюся, с округлившимися от страха глазами девушку внутрь. К счастью, в такое время в коридорах практически не бывает народу, и женский туалет пустует.

Она закрывает глаза, но все равно видит перед собой силуэт слизеринца, словно его образ выжжен на внутренней стороне век. Спина прижимается к двери, будто Драко может решить вломиться к ней, а руки так стискивают свитки, что пергамент наверняка измялся в некоторых местах.

Гермиона ошиблась.

Ошиблась, предположив, что вечером после скандала ретировалась из гостиной лишь из-за того, что не могла придумать достойное объяснение — она давно осознала, что хочет рассказать ему всё. Гермиона ушла тогда, потому что не была уверена, что сможет взглянуть на Малфоя.

В тот день Грейнджер так долго ждала его, но на самом деле боялась, что если он и правда придет поговорить?

Она не могла…

Нет, Гермиона достаточно разумная, чтобы понимать, насколько Малфой несдержанный идиот. Она не испытывает злости за его слова, просто не знает, что после них делать. Он ведь сказал это, а она услышала. И из памяти не сотрешь малфоевский голос, произносящий то, что Гермиона теперь отчаянно пытается забыть.

Он так легко произнес это, и Грейнджер не знает, что пугает её больше: сам факт того, что слова так просто соскочили с его языка, или то, что ей будет намного сложнее забыть их. Она совершенно не ожидала подобного и чувствовалось всё как удар с спины — боль была бы точно такой же, даже если бы ударили спереди, но это неожиданно и оттого тяжело.

Девушка опускается на пол. Ей все еще необходимо отдышаться и Грейнджер концентрируется исключительно на дыхании.

Шаг за шагом.

Руки медленно складывают листы в сумку. Гермиона зачем-то считает каждый пергамент.

Её взгляд отрывается от созерцания неба за окном лишь когда то совсем темнеет. Сколько прошло времени? Тридцать минут, час? Гриффиндорка убеждает себя, что это не имеет значения — главное, что она справилась с волнением. По крайней мере, руки больше не дрожат и сердце бьется более-менее равномерно. Только тело совсем окоченело, но это ничего.

Грейнджер опирается на дверь позади и поднимается на ноги. Ей придется обойти школу. К счастью, на этот раз о дежурстве она не забыла.

Малфой не придет.

Девушка осознает это с самого начала, а потому, когда выходит в коридор пятого этажа и не замечает поблизости Драко, даже не удивляется. Нет нужды идти к тайному ходу — она не видит смысла и не желает его искать.

Будет проще, если им не придется обследовать каждый сантиметр школы вместе — Гермиона не знает, как вынесет находиться в шаге от Малфоя и делать вид, что они не знакомы. Эта тишина убьет её.

Поэтому, несмотря на опасения разгуливать в одиночку в позднее время, Грейнджер перво-наперво спускается в подземелья — палочка наизготовку, хотя максимум, что может произойти — кошка Филча нападет на неё. Но Гермиона предпочитает не ослаблять бдительность. Сейчас опасность мерещится на каждом шагу, и девушка осознанно идет на поводу у паранойи. И все же лучше так, чем…

Она сглатывает, поежившись, когда сходит с последней ступеньки и оказывается в холоде подземелий. Всего-то нужно обойти несколько коридоров. Она не станет заглядывать в каждый угол — здесь запросто можно потеряться, а без Малфоя она вряд ли скоро найдет путь обратно.

Гермиона сосредотачивается на звуке своих шагов и считает удары каблуков туфель от одной двери к другой. В голове звучит какая-то мелодия, но гриффиндорка не может вспомнить названия, и все же пытается мысленно подпевать.

Наверное, ей стоит все же обратиться к мадам Помфри за успокоительным.

Девушка резко дергается, когда пламя подсвечника начинает трепыхаться. Но это всего лишь из-за её быстрых шагов, так что Гермиона уговаривает себя сделать глубокий вдох. Это ведь просто подземелье! Она бывает здесь каждую неделю на зельеварении и никакие маньяки-убийцы поблизости точно не шатаются.

И все же как в месте, где ходят и учатся дети, может быть так мрачно?! Грейнджер практически переключается на возмущения, ведь слизеринцам приходится буквально жить в таком месте, как вдруг осознает, что совершенно не испытывала подобного страха, когда обходила эти же коридоры с Малфоем.

С того момента, казалось, прошла вечность.

Гермиона чувствует себя ребенком, когда одной рукой приобнимает себя за талию, а другой направляет свет от люмоса в один из коридоров. В носу начинает пощипывать и девушка приказывает перестать себя жалеть. Но ей холодно, страшно, а еще тоскливо. Она хочет позвать этого кретина Малфоя, наорать на него, потому что как он может злиться, когда она всего лишь хотела помочь? Чтобы эхо разнесло её крик по всему подземелью, и пусть здесь соберутся хоть все слизеринцы и преподаватели, она не прекратит высказывать ему.

Потому что он не может приказывать ей не прикасаться к нему, когда сам так жарко обнимал и целовал, когда прижимал к себе и исследовал руками её тело, когда, черт побери, стонал рядом с ней.

Он не может называть её грязнокровкой после того, как ни разу за столько времени не использовал это слово и вынудил Грейнджер поверить, что больше никогда не станет использовать. Он не может говорить это, даже будучи в ярости, даже зная, что она лгала столько времени, потому что она просто пыталась помочь!

Он не может дистанцироваться и игнорировать её, потому что Гермиона…

Она тоскует.

Она так хочет увидеть его, но совершенно не представляет, как себя вести, что говорить, как смотреть. Она скучает и ненавидит его за это.

Потому что они совершенно точно не имеют права на эти чувства, и тем не менее испытывают их.

Нет.

Опасно даже мысленно предполагать, что Малфой может испытывать нечто подобное по отношению к ней, нечто выходящее за рамки… просто за рамки. И Гермиона не станет этого делать. Нет, конечно нет.

Грейнджер шарахается в сторону, когда в одном из коридоров раздается шум. Сердце принимается выносить грудную клетку, дыхание ускоряется, пока гриффиндорка мечется между желанием сбежать и необходимостью проверить.

Она знает, там — тупик.

И если кто-нибудь там есть, то либо она прижмет его, либо её загонят в угол. Ловушка.

Девушка снова мотает головой. Ну какая ловушка?! Черт побери, это просто школа. Хотя думать так еще более опасно, чем соваться в одиночестве в темный угол подземелья.

Гермиона светит в коридор палочкой, но люмоса хватает только на несколько метров впереди неё. Она не пойдет туда. Конечно же нет! Иначе все превратится в один из тех фильмов ужасов, которые в детстве запрещала смотреть мама, а они с папой все равно втайне переключали канал (хотя она наверняка догадывалась, почему дочь внезапно начала спать с ночником).

Но вопреки убеждениям разума, Грейнджер делает шаг вперед.

Я — староста школы.

Она повторяет это из раза в раз, пока на одеревеневших ногах ступает дальше. Нет нужды бояться, в конце концов, в этот раз палочка в руках, и Гермиона уж точно не побоится использовать её.

Я — староста школы, Героиня Войны, лучшая ведьма…

Гриффиндорка растерянно моргает.

Луч люмоса освещает пол подземелья, а в дальнем углу… Кроссовок. Грейнджер сыплет проклятиями и клянется избить этой дрянью близнецов Уизли, потому что на стене, прямо около того места, где валяется её находка, прилеплен такой же башмак. Липучки Уизли, очевидно, не такие уж и полезные, раз кто-то решил бросить их здесь! И недостаточно качественные, раз отлепляются от стен и валятся на пол!

Гермиона со злостью пихает их в сумку, уже представляя, как запустит каждой липучкой в рыжие головы, и, громко топая, возвращается обратно. Она готова завернуть за угол и продолжить обход по «основному» коридору, когда со всего маху впечатывается в чью-то широкую грудь.

Грейнджер не сразу осознает, что это просто человек, черт его дери, и сдавленный писк срывается с губ.

Она резко отскакивает назад, едва не повалившись на пол, но её ловко хватают за плечи и удерживают на ногах. Рука с палочкой машинально подскакивает вверх и вот уже кончик древка вжимается в серебристо-зеленый галстук.

— Грейнджер, у меня дежавю, — неприкрытая насмешка в мужском голосе слегка приводит в чувство. Гермиона усиленно моргает, избавляясь от скопившейся в глазах влаги. Её сердце все еще неимоверно сильно стучит, когда ноги делают шаг назад. — Только, помнится, в прошлый раз палочкой ты не угрожала.

Теодор Нотт замирает в шаге от неё, запустив руки в карманы брюк, адски напоминая малфоевскую позу. Насмешливо выгнутые брови, смеющийся взгляд. Грейнджер делает глубокий вдох. Всего лишь Нотт.

Она опускает палочку. Теперь свет бьет под ноги.

— Прости.

Её брови неконтролируемо хмурятся от удивления: она только что извинилась перед слизеринцем? Звучит крайне непривычно, хотя и есть за что.

А вот Тео, кажется, абсолютно плевать на странность ситуации. Махнув рукой, он окидывает девушку быстрым взглядом, словно убеждаясь, что с ней все в порядке, и улыбается. А у Гермионы ёкает сердце — кажется, про его отца говорила Пэнси?

— Чего шляешься здесь в такое время?

— У меня дежурство. Патрулирую.

На секунду выражение его лица меняется, парень выглядит задумчивым и, кажется, чем-то недовольным, но вскоре снова становится беззаботно-пофигистичным, словно ничего и не произошло. Девушке остается только гадать, что таится в недрах его сознания. Впрочем, у неё достаточно проблем и со своей головой.

— Тогда удачи, — он коротко кивает на прощание, прежде чем двинуться дальше по коридору. Гермиона подмечает отсутствие палочки в его руках — слизеринцы потрясающе ориентируются в коридорах подземелья и без люмоса, им достаточно того зловещего света факелов, что тускло горят вдоль стен.

Ей потребовалось еще десять минут, чтобы бегло осмотреться, и ни разу за эти десять минут сердце не прекратило шумно биться в груди. Она не может успокоиться до того момента, пока не оказывается на ведущей прочь лестнице, и поднимается быстрее, чем положено правилами безопасности.

Острый слух подмечает посторонний шум — похоже на шаги, — и Гермиона стремительно оборачивается, на этот раз уверенная, что это точно не липучки Уизли. Она останавливается у основания лестницы, наконец покинув мрачные подземелья, и светит вниз. В пустоту.

Никого. Просто… пустота.

Гермиона ускоряется.

***

Четверг начался на редкость паршиво.

Причиной пробуждения стал дискомфорт в носу — Гермиона громко чихнула, дернувшись на кровати. И тут же, окончательно вынырнув из сна, со стоном отчаяния перекатилась на другой бок в тщетной попытке вернуться в мир грез. Она уже чувствовала слабость и краем сознания понимала её причину, но все же старательно отгоняла догадки прочь.

Живоглот с шипением плюхнулся на кровать рядом. Грейнджер приоткрыла один глаз, проследив за взглядом кота, и обнаружила смятую мантию на полу — на неё-то животное и шипело. Девушка оглянула себя, с удивлением обнаружив, что на ней все еще школьная форма — и как это она забыла переодеться вчера?

Гермиона не помнила, как заснула, но отсутствие одеяла и пижамы указывает на то, что она рухнула без сил, как только переступила порог комнаты.

Тело ломило, и девушке стоило немалых усилий выпрямиться на кровати. Она тут же чихнула, едва успев прикрыть ладонью рот. Брожение по подземельям дало свои плоды — Гермионе следовало беспокоиться не о возможных опасностях, таящихся в коридорах, а о собственном здоровье. Но она, конечно же, предпочла вспомнить всевозможные фильмы ужасов, нежели стандартное согревающее заклинание. И вот — результат налицо.

В прямом смысле этого слова — Гермиона ужаснулась своему отражению. Впрочем, оно не то чтобы стало хуже, чем было, но Джинни с Гарри и Роном и так в шаге от того, чтобы контролировать подругу круглосуточно, и явно болезненный блеск глаз сделает только хуже.

Ей удалось привести в порядок волосы и мятую форму, но гриффиндорка на редкость равнодушно отнеслась к маскировке бледности кожи и синяков под глазами — она могла бы использовать парочку заклинаний, но уже после сбора пушистой гривы в хвост сил осталось совсем немного.

Гермиона плохо помнила, как плелась по коридорам к выходу из школы — парни обещали встретить её около теплиц, и всю дорогу до места встречи ей предстояло думать о вчерашнем домашнем задании по травологии, которое она выполняла дольше обычного, поскольку была слишком занята разглядыванием малфоевского профиля в библиотеке.

Метрах в двадцати от теплицы кто-то резко хватает её с двух сторон под руки, утягивая вперед быстрее, чем состояние Гермионы, с самого утра находящейся в неком трансе и, говоря откровенно, мечтающей только о теплой кровати, может себе позволить. Грейнджер пытается затормозить ногами, но не то чтобы у неё были шансы воспротивиться двум парням.

— С каких же это пор вы так стремитесь к знаниям! — восклицает она, попутно поражаясь, как на ворчания хватает сил. Кажется, ругать их она сможет даже на смертном одре.

— Нам следует поспешить, — начинает Рон.

— Иначе не успеем подготовиться, — заканчивает за него Гарри. И это так напоминает близнецов, что на губах Гермионы появляется улыбка.

Но она тут же вспоминает о вечернем приключении, Липучках Уизли, и желание повырывать рыжие волосы пересиливает любовь к этим двум сорванцам. Были бы они сейчас здесь! Грейнджер даже не посмотрела бы на свое самочувствие.

— И не мечтайте, — девушка осаждает друзей, которые тут же нарочито невинно переглядываются, мол, о чем это она говорит. — Если под подготовкой вы подразумеваете списывание моей работы, а вы подразумеваете, то не мечтайте. Пожалуй, останусь подышать свежим воздухом до начала урока.

И только их рты раскрываются, дабы излить заранее подготовленную жалостливую речь, как перед компанией вырастает невысокий силуэт Пэнси Паркинсон.

— Можем поговорить? — спрашивает слизеринка, но Гермионе вовсе не кажется, что это вопрос.

— Конечно, — кивает, и добавляет уже мальчикам. — Я догоню.

Гарри и Рон только переглядываются, ничего не сказав, и движутся к теплицам. Очевидно, Паркинсон для них является более приемлемым вариантом для общения наедине, нежели Малфой.

Пэнси как-то воровато оглядывается по сторонам,очевидно, высматривая нет ли поблизости учеников, но они отходят за массивное дерево и вряд ли отсюда их могут заметить.

— В общем, я думала насчет… всего, — Пэнси многозначительно смотрит на неё и Гермиона кивает, указывая, что прекрасно понимает, о чем речь. — И решила, что нужно подключить Малфоя.

Если бы Грейнджер сейчас ела, то, вероятно, подавилась бы и умерла.

— Что? Нет!

Перед глазами внезапно заплясали звезды, и гриффиндорке пришлось ухватиться за ствол дерева позади, чтобы удержаться на ногах. Позже она задастся вопросом, была ли причина в возможной простуде, или же сама идея Пэнси так сильно подкосила её.

Сейчас же Грейнджер соображает недостаточно хорошо, чтобы сосредоточиться на чем-либо, помимо ужасных картинок, рисуемых воспаленным воображением.

— Послушай! — Паркинсон прикрикивает, поскольку Гермиона снова открывает рот, дабы продолжить гневные комментарии. — Вдвоем мы, очевидно, не справляемся, Драко — не глупый парень. Напротив, возможно, на свежую голову он взглянет на ситуацию под тем углом, под которым не смотрим мы. Он уже обо всем знает и его родители в опасности, так что он точно не станет намеренно ухудшать ситуацию. Он нам нужен.

В этом был здравый смысл. Но какой толк от этого признания, если Гермиона слишком упряма, чтобы согласиться?

— Мы отлично справляемся вдвоем. Мы уже столько выяснили, осталось только понять, кто из списка — тот самый, и…

— И как же мы собираемся это понять? — фыркает Пэнси. Она руками упирается в бока, выражая твердость своей позиции.

— А как, по-твоему, Малфой поспособствует ускорению процесса? — задает встречный вопрос Гермиона. — Неужто с ним в комплекте идут ответы на все вопросы?

— Для этого я и предлагаю работать вместе! Мы узнаем, может ли он чем-то помочь, только когда посвятим в детали дела. Откуда тебе знать, может, вместе с ним ответы и придут?

Гермиона громко фыркает, закатывая глаза, и от этого жеста голову простреливает боль. Она стискивает зубы, сдерживая стон, и чешет нос, поскольку новый чих рвется наружу.

Как можно согласиться на такое?!

Грейнджер приложила столько усилий, чтобы и близко не подпускать его к этому делу, оградить от возникшей проблемы, чтобы теперь вот так предложить присоединиться?! Да она, черт возьми, буквально разрушила все, что между ними было, своей ложью, и сейчас Пэнси предлагает раскрыть всю правду?

Гермиона не сделает этого под дулом пистолета — Малфой ни за что не узнает, ради кого она действительно начала это дело.

— Я против.

— И почему же?

Да потому что… Потому что…

Нельзя же признаться, что Грейнджер просто пытается защитить его! Или можно? Мерлин, наверное, она и вправду заболела — в голову лезут совершенно дурацкие мысли. Пусть Паркинсон о чем-то и догадывается, но Гермиона не станет вручать ей признание в странных чувствах к слизеринцу как подарок.

— Ты знаешь, что Малфой злится на меня. Он ни за что не согласится работать вместе, — она практически хвалит себя за находчивость, когда Пэнси взмахивает рукой, словно аргумент Гермионы — просто назойливая муха.

— Для этого я сейчас и беседую с тобой — поговорите и решите уже свои проблемы. На кону жизни его родителей, не думаю, что выбор велик. Но мне не хотелось бы наблюдать ваши перепалки каждый раз, как придется собираться вместе.

Грейнджер распахивает рот, слова возмущения практически срываются с языка, но она так же быстро закрывает его снова. И что прикажете на такое ответить?

Как глупо, она затеяла всю эту канитель с расследование только для того, чтобы обезопасить Малфоя, а теперь сама же позволяет втянуть его в гущу событий. Гермиона предпочла бы избегать этого всеми способами, но, как выяснилось, их в распоряжении не так уж и много.

К тому же крайней нелепо отрицать логику в словах Паркинсон — они обе изрядно вымотались и находятся в тупике, хоть гриффиндорка и старается разубедить себя в этом. И Малфой, в конце концов, тоже присутствовал в поместье Паркинсонов в тот день, когда на Гермиону напали. Быть может, он что-то видел или слышал? В любом случае, от него пользы будет куда больше, чем проблем.

Но есть проблема для Гермионы — теперь она, вероятно, лишится сна, мучаясь от кошмаров, в которых погибают родители Малфоя и тот вместе с ними.

— Ладно, — в конечном итоге выдавливает она.

Пэнси не забывает напомнить о необходимости поговорить с ним, прежде чем двинуться к теплицам, а Гермионе требуется еще несколько минут тишины, чтобы собраться с мыслями.

Не пытается анализировать произошедшее и строить планы на грядущий серьезный диалог, просто дышит.

Грейнджер выбилась из сил.

Ей хочется плакать от безнадеги и несправедливости — в конце концов, неужели они не заслужили провести остаток жизни в спокойствии, без приключений?! Неужели этого не заслужила она?

Гермиона словно возвращается в детство, позволяя жалеть саму себя. Но ей больно и невыносимо плохо, а день ото дня не легче. Отсутствие физических сил не способствует подпитке морального духа, а постоянная щекотка в носу, вызывающая чихание, еще и злит впридачу.

Девушка еле переставляет ноги, добираясь до теплицы, а после и до своего места рядом с Гарри и Роном.

Впервые за семь лет она исписывает только половину пергамента — мозг едва успевает обрабатывать полученную информацию, а профессор Спраут уже торопится приступить к практической части урока. Гермиона благодарит Мерлина за отсутствие насморка — Гарри и Рон и так косятся на периодически чихающую подругу, а если бы еще из носа текла жидкость, они, вероятно, за ноги оттащили бы её в больничное крыло. И все же она обещает себе заглянуть туда после занятий. Самостоятельно, избегая вызвать волнение друзей.

Ей приходится сочинить довольно убедительное оправдание, чтобы выпроводить мальчишек из теплицы первыми: мол, намечается дополнительная самостоятельная работа по травологии, и хорошо бы посоветоваться насчет темы с профессором. Гермионе даже не приходится договаривать до конца — Гарри и Рон отходят от стола уже после слова «дополнительная».

Студенты быстро расходятся, пока Грейнджер намеренно долго копошится в сумке, поскольку сегодня выпала большая удача — Малфой в кои-то веки не вылетел из класса одним из первых.

Он выходит следом за Пэнси (перед этим многозначительно взглянувшей на Гермиону), и та намеревается последовать за ним, выкроить момент и заставить парня поговорить. Она едва отодвигается от стола, когда ноги подгибаются и приходится вцепиться в какую-то бочку, чтобы не свалиться на пол.

Теплица плывет перед глазами и вдруг накатывает тошнота. Гермиона делает медленный вдох, пока внезапно не вспоминает, что с каждой секундой нещадно отдаляется от разговора с Малфоем.

Она стремительно несется к выходу, плечом больно врезавшись в дверной проем, ведь очертания окружающего мира все еще нечеткие. Пульс ускоряется и в боку начинает колоть, хотя Гермиона только заворачивает за угол теплицы, не пробежав даже тридцати метров.

Гриффиндорка оглядывается, — ей почудилась юркнувшая за угол белобрысая макушка, — но поблизости никого. С этой стороны огородов даже студенты редко ходят, с чего бы Малфою идти сюда?

Гермиона разворачивается, намеренная перехватить Драко по дороге в школу, но ей не становится лучше, напротив — мир внезапно кренится, вызывая спазмы в животе и острые удары в висках. Голова трещит, словно кто-то зарядил молотком, и Грейнджер невольно ахает, вцепившись потными ладонями в угол теплицы. Странно, на уроке девушке казалось, будто она замерзает насмерть, так почему же ладони мокрые?

Они скользят по гладкой стеклянной поверхности, а по коленям будто пускают разряды молнии — Гермиона чувствует, что едва удерживается на месте. В этой части огородов еще остались пожухлые листья, хотя точнее было бы выразиться гниющие, так что ноги скользят по влажной земле.

Девушка громко ахает, когда ботинки все же соскальзывают, и она слышит шорох той самой листвы под ногами, но её явно недостаточно, чтобы смягчить падение, и Гермиона здорово прикладывается головой.

Меня найдут.

Мысль мелькает спонтанно, словно гриффиндорка собирается прощаться с жизнью здесь, на холодной земле, слегка усыпанная поднявшимися от падения листьями.

Гарри или Рон.

Шарится рукой вокруг себя, но не может найти палочку — кажется, она выпала из кармана, потому что в мантии её определенно нет.

А может, Джинни.

Гермиона чувствует, как от удара о землю воздух выбило из легких, и отчаянно пытается глубоко вдохнуть. Попытки сопровождаются болью в затылке и девушка морщится.

Они найдут меня.

Глаза пощипывает от слез: то ли боли, то ли досады. Гермиона не может заставить себя пошевелить ногами, чтобы встать, и руки внезапно немеют следом. Она чувствует, как они безвольно валятся на землю, прекращая попытки отыскать палочку, но ничего не может поделать.

Драко.

Облачное небо. Кажется, собирается дождь?

Грейнджер тихо шмыгает носом — слезы бесконтрольно катятся по щекам. Очертания голых ветвей расплываются, в конечном итоге превращаясь в одно бесформенное пятно. Вместе с изображением ускользают мысли — она не может словить ни одну из них, сосредотачиваясь только на ломоте во всем теле.

Впрочем, боль тут же растворяется вместе со всеми остальными ощущениям.

И все же перед этим одну мысль она словить успевает:

Драко найдет меня.

========== Глава 27. ==========

Для Гермионы прошло всего мгновение, но она знала, что в действительности это обман — каждое движение болью отдается во всем теле, хотя она только пошевелила рукой. Веки еще не распахнулись, и сознание не вернулось к девушке, так что она, боль, была первым ощущением за неизвестно какой промежуток времени.

Грейнджер услышала приглушенный стон — собственный стон, — но ни издать новый, ни проконтролировать старый была не в силах — она будто находилась в чужом теле, которое чувствовала, но с которым не могла совладать.

И ей хотелось перестать чувствовать.

Позвоночник жгло огнем, но к этому выводу Гермиона пришла только спустя пять минут после частичного «пробуждения» — боль распространялась по всему телу и вычислить её исходную точку представлялось невозможным. Но она сделала это и теперь еле выдерживала положение своего тела, стремясь сдвинуться хоть на сантиметр.

Никто не пришел.

Ей едва удалось открыть глаза. Темнеющее небо, освещенное закатными лучами солнца, расплывалось цветастыми пятнами и вызывало дикий жар в глазах — Гермиона тут же снова зажмурилась.

Под её спиной была все та же холодная земля. Только листьев вокруг практически не было, вероятно, ветер снес их подальше. Сумка и палочка валялись рядом — теперь, когда Грейнджер удалось повернуть голову и рассмотреть пространство вокруг, она заметила их. Палочка мало чем могла помочь, но Гермиона ощутила успокоение, сжав древко в ладони.

Ей нужно подняться.

Девушка надеялась лишь не рухнуть снова, ведь зрение все еще затуманенное. А удар, пришедший на затылок, ничуть не облегчил головную боль.

Из уст вырывается жалкий всхлип, когда гриффиндорка выпрямляется, наконец оторвав спину от земли. Она буквально чувствует, как покрывается синяками и ссадинами, и даже не хочет представлять серьезность повреждений, ведь спина пылает — позвоночник словно раскрошился на части, но Гермиона вполне неплохо сидит, если забыть о сопровождающей каждое движение острой боли.

Слез нет, хотя Гермиона и слышит издаваемые ею звуки. Но ей кажется, что еще немного и глаза заслезятся. Ноги словно налиты свинцом, и хотя они тоже ноют, Грейнджер надеется, что ничего не вывихнула, когда оступилась и упала. Как бы то ни было, она не чувствует новой волны боли, поднимаясь.

Но колени все еще подрагивают, и Гермионе приходится схватиться за теплицу, дабы не отправиться обратно на землю. К счастью, её сумка закреплена ремнем на плече и никуда не девается, так что девушке не приходится наклоняться, чтобы поднять её.

Гермиона смотрит на медленно заходящее солнце, и хотя видит перед собой исключительно яркие пятна, не имеющие четких контуров, приблизительно понимает, сколько прошло времени.

Как они могли не найти её? Гарри, Рон, Джинни… Малфой.

Нет, он бы и пытаться не стал! Как глупо и опрометчиво было рассчитывать на его помощь. И дело не в их ссоре, точнее, не в обиде Драко после ссоры, а в том, что ему и в голову не придет искать её — парень избегает Гермиону столько дней!

Она идиотка, если позволила тешить себя мыслью о Малфое. Не было никаких шансов, что он явится сюда. А если друзья и искали её, то точно не в этом закутке. Нужно же было бежать именно сюда!

Грейнджер корит себя за небрежность — стоило сразу отправиться к мадам Помфри, тогда, вероятно, она распрощалась бы с простудой еще до того, как та успела начаться в полной мере, и разговор с Малфоем определенно состоялся бы. И Гермиона не потеряла бы сознание в отдалении от людей, где её не могли найти. И все же маленький червячок сомнений закрадывается в голову: дело ведь не только в простуде. Грейнджер необходимо нормировать график своей жизни, но это невозможно.

Гриффиндорка испытывает дежавю, на негнущихся ногах ковыляя по коридорам и ступеням, еле сдерживая слезы от боли, сопровождающей каждый шаг, и едва находя силы для глубокого вдоха, дабы преодолеть еще несколько метров. Грейнджер делает остановку каждые три минуты, череп словно норовит расколоться на две части, ко всему прочему у неё просто нет сил.

Перед глазами пляшут искорки — то ли от боли, то ли от приближающегося обморочного состояния. Но Гермиона приказывает себе двигаться, поскольку еще одного падения на пол её тело просто не выдержит — девушке кажется, что она сломается, если позволит себе остановиться.

Кажется, рубашка в грязи. Грейнджер замечает какие-то темные пятна на белой ткани, когда, на секунду опустив голову во время очередной остановки, пытается проморгаться и восстановить зрение. Гермиона оттягивает ворот рубашки, словно это способно помочь дышать глубже, и продолжает движение.

Следовало бы сконцентрироваться на чем-то вдохновляющем, настраивающем на борьбу, но Грейнджер думает только о том, сколько времени пролежала за промозглой земле и чем это чревато.

Пятый этаж кажется спасением. Никогда прежде не были так милы эти стены и зажженные факелы — даже в тот момент, когда Гермиона возвращалась из поместья Паркинсонов, ведь тогда она едва соображала, чтобы порадоваться, добравшись до пункта назначения. Сейчас она правда счастлива, потому что видит перед собой… Нет, настоящее спасение — это тайный проход в конце коридора, неброский для посторонних, но даже с затуманенным зрением заметный для Гермионы.

Следующий шаг сопровождается глубокий вздохом и, кажется, она задерживает дыхание до самого тупика коридора. Грейнджер делает новый вдох лишь для того, чтобы пробормотать пароль и ввалиться в Башню старост. И ввалиться в прямом смысле, поскольку её ноги вдруг начинают дрожать сильнее, чем всю дорогу до этого.

Мягкий свет камина освещает комнату, потрескивание огня и витающий в воздухе аромат пергамента и чернил окутывают Гермиону, приглашая в свои уютные объятия, и она с готовностью ступает в них. Мечтательная улыбка расцветает на бледном лице, что, должно быть, выглядит довольно жутко со стороны, учитывая расфокусированный взгляд, спутанные локоны и грязную одежду гриффиндорки.

Она делает стремительный шаг по направлению к лестнице, но невольно вскрикивает от простреливающей щиколотки боли и, схватившись за подлокотник дивана, едва удерживает тело в вертикальном положении.

Раздается глухой стук — стопка учебников, которые она сама же оставила около дивана, заваливается от удара колен девушки и валится на пол. Грейнджер не находит сил даже ужаснуться, ведь это её учебники сейчас раскиданы по всей гостиной.

Свет перед глазами стремительно меркнет, словно все свечи и огонь в камине разом потухли, внезапно становится холодно, отчего возникают жуткие ассоциации с дементорами, и Гермиона вздрагивает, сильнее впиваясь пальцами в обивку дивана. Конечно же, никаких дементоров поблизости и в помине нет, и тем не менее это не отменяет того факта, что дыхание затрудняется, а в голове гудит, словно звон колоколов.

И разом с этим Гермиона слышит голос. Ей кажется, это конец — крыша окончательно поехала, и теперь обращаться следует не к мадам Помфри, а прямиком в Мунго, и все-таки внутри разливается приятное тепло, распространяясь по всему телу, приглушая боль и отгоняя нахлынувший было мороз.

— Грейнджер, какого…

И все же она различает разъяренные нотки в его голосе, которые, впрочем, тут же сходят на нет. Голова Гермионы начинает заваливаться назад, словно шея внезапно сломалась, и она чувствует, как разжимаются пальцы рук, так яростно державшиеся за подлокотник дивана.

— Блять!

Она также слышит малфоевское восклицание, все с той же идиотский улыбкой позволяя своему телу расслабиться (или это происходит само собой?). Краем сознания гриффиндорка готовится к боли, последующей за ударом об пол, и буквально чувствует скольжение по воздуху, но характер боли оказывается совершенно другой, чем тот, к которому она готовилась.

Широкая ладонь оказывается под её головой в ту самую секунду, как Гермиона окончательно прекращает держаться на ногах, и рядом звучит негромкий удар — очевидно, Малфой приземлился на колени на голый пол, ведь сюда ковер не достает.

Грейнджер морщится — даже столь легкое движение, как касание к затылку отдается волной боли, — улыбка сходит с её лица, и тихое хныканье срывается с губ, хотя слез по-прежнему нет.

Во рту сухо. Девушка обнаруживает это, когда пытается пошевелить губами, чтобы вымолвить хоть слово, а на языке словно образовался слой песка.

— Мне больно… — хрипит она.

Гермиона цепляется за Малфоя так сильно, словно боится, что её вот-вот оттолкнут. Мнет в ладони его рубашку на плече, готовая из последних сил сражаться, дабы удержать его на месте. Но это так нелепо, потому что парень не двигается с места, а обе его руки удерживают Грейнджер в нескольких сантиметрах от пола.

Он не отпустит. И все же Гермиона предпочитает перестраховаться.

— Где болит? Это было заклятие?

Его голос. Мерлин, его голос!

Грейнджер практически закрывает глаза, то ли от блаженного ощущения, внезапно накрывшего от осознания того факта, что он говорит с ней, и это вовсе не крики и ругань, то ли от медленного лишения чувств. Но Драко встряхивает её за плечи, вызывая новый всхлип, и не позволяет отключиться.

— Отвечай, Грейнджер, что это было?! — слизеринец повышает голос, теперь в нем отчетливо слышатся злые нотки. Но Гермиона понимает, почему он злится. Малфой беспокоится и, наверное, это полное сумасшествие, но ей так нравится сознавать это.

— Это не заклинание, — выдавливает она, позволяя телу расслабиться в его руках. Драко теплый. Грейнджер словно возле камина. И это сравнимо с райским наслаждением после холодной земли.

— Не заклинание, хорошо… — шепчет парень, и тут же, словно что-то вспомнив, принимается быстро бормотать.

Гермиона не может разобрать ни слова, её глаза держатся открытыми на одном упрямстве — она хочет видеть Малфоя. Так близко, рядом с ней. Смазанного, нечеткого, но Малфоя.

И всё же пальцы её разжимаются, выпускают ткань его рубашки, рука падает на живот, и девушка тихо стонет от боли.

Но ей приходится сжать зубы, сдерживая новый поток всхлипов. Парень рывком подхватывает её на руки, прижимая к себе, должно быть, сильнее, чем необходимо, но даже будь Гермиона в состоянии противиться, не стала бы этого делать. Малфой — батарея, и девушка льнет к нему, прижимается теснее, наконец согреваясь.

Боль никуда не делась: позвоночник, голова, конечности все еще разрываются с каждой секундой, но Грейнджер чувствует умиротворение, и на миг задается вопросом, не смерть ли это часом?

— Не смей закрывать глаза, Грейнджер, — рычит Малфой, пока поднимается по ступенькам.

Но Гермиона хочет спать. Она устала, ей больно, однако в кои-то веки чувствует себя в безопасности и хочет спать. Она совершенно точно не умирает, хоть ощущения и обратные, ведь от подобных повреждений еще никто не умирал, но Драко, не осведомленный о произошедшем, боится.

Он не знает, что произойдет, если Грейнджер отключится, и пусть ни за что не признается в этом, ему страшно.

— Малфой…

— Заткнись и сосредоточься на том, чтобы не закрывать свои блядские глаза.

Гермиона слышит стук его сердца. Ухо прижимается к его груди как раз на нужном уровне и неспокойные, громкие и быстрые удары служат ей колыбельной. Одна рука безвольно болтается в воздухе, вторая же лежит на животе — Грейнджер чувствует себя тряпичной куклой в руках Малфоя, но так спокойно от того, что наконец-то ей не нужно ничего делать.

— Я хотела сказать…

— Клянусь, если ты сейчас же не заткнешься, я скину тебя с этой чертовой лестницы.

Но они уже минуют ступени и девушка слышит тихий скрип двери, замолкая скорее от удивления, чем благодаря «просьбе» Драко. Это определенно её комната — на стене висит фотография Гарри, Рона и Гермионы, а рядом её совместная фотография с Джинни.

Малфой опускает девушку на кровать куда аккуратнее, чем схватил, и, сон это или галлюцинация, смахивает пряди волос с её лба. Гермиона вряд ли сможет определить, чем же это было, ну и наплевать.

Она собирается предпринять еще одну попытку сказать хоть слово, но внезапно громкие шаги звучат по отдалению от кровати. Гриффиндорка запоздало понимает, что Малфой уходит, и успевает только жалобно что-то простонать, когда силуэт парня растворяется в дверном проеме.

Горечь, досада и какая-то новая боль разливаются в груди. Гермиона чувствует знакомое пощипывание в носу и совершенно уверена, что теперь комната плывет перед глазами не из-за дурного самочувствия. Ладони мнут простынь по обе стороны от безвольно лежащего тела, но как бы Грейнджер ни старалась, не может заставить себя подняться.

И ровно в тот момент, когда соленая влага готова скатиться по щекам, глаза засекают темное пятно в дверном проеме на фоне льющегося из коридора света. Девушка быстро промаргивается, словно это может помочь разглядеть происходящее, но едва успевает сделать это, как ощущает знакомый запах свежести в нескольких сантиметрах от себя.

Её губ внезапно касается что-то холодное, лицо тут же морщится, но нечто только сильнее прижимают к коже.

— Пей, Грейнджер, — Гермиона слышит, каких усилий Малфою стоит контролировать тон голоса, а потому подчиняется.

Очевидно, это был пузырек с каким-то зельем — сладковатая жидкость вливается в рот, и гриффиндорка с усилием глотает её, поскольку горло нещадно дерет.

Пузырек с тихим стуком опускается на прикроватную тумбу, а голова Грейнджер, все это время поддерживаемая Малфоем, с его помощью опускается на подушку. Она чувствует, как рядом прогибается матрац, но Драко не садится — он просто опускает голову на кровать. Гермиона практически уверена, что смогла бы расслышать его тяжелое дыхание, если бы не её собственные шумные выдохи.

Вдруг боль начинает отступать.

Это происходит постепенно, начиная с головы, но девушка еле сдерживает стон облегчения, когда череп прекращает ломиться на две части. Дыхание успокаивается, теперь Грейнджер не приходится с жадностью хватать воздух, словно опасаясь задохнуться, и, кажется, Малфой тоже это понимает — он поднимает голову, слегка отодвигаясь от кровати. И пусть глаза Гермионы закрыты и она не может видеть его, уверена, что Драко вот-вот поднимется с колен и покинет комнату.

Избавившись от резкой боли, гриффиндорка находит силы на движения — резкий выпад в его сторону заканчивается успехом и спустя мгновение девушка уже сжимает его запястье в своей ладони.

Нет, она не может позволить ему уйти.

Гермиона практически готова разрыдаться от отчаяния. Зелье, может, и избавит от боли, но явно не поспособствует возникновению ощущения покоя и безопасности. И ей снова холодно, потому что Малфой опять на расстоянии, а её тело все еще не отошло от многочасового лежания на земле.

Она ведь не может в полной мере соображать, так? Поэтому пусть он останется. Пусть останется, пока она слегка не в себе, и тогда оба, быть может, избегут стыда и неловкости наутро. Хотя Гермиона отдает предпочтение стыду, нежели тому, что происходило на протяжении последних дней.

— Не уходи, — она шепчет, но вовсе не из недостатка сил. Ей страшно говорить громче, вдруг он решит, что Грейнджер достаточно окрепла после эликсира, чтобы самостоятельно о себе позаботиться?

Впрочем, она действительно достаточно окрепла, но мозг, по всей видимости, едва ли способен нормально работать — Гермиона не может зацепиться ни за одну мысль помимо той, что ей необходимо остановить его.

Нет, её мозг точно не работает.

— Драко, не уходи.

Разлепи Гермиона глаза хоть на секунду, она заметила бы ошарашенный и слегка испуганный взгляд Малфоя, коим тот уставился на неё. Но она продолжает держать веки сомкнутыми и только тянет его за руку на себя.

Она сошла с ума.

Гриффиндорке кажется, что прошла вечность. Останься, останься, останься, все это время звучит в её голове, и к тому моменту, как пульс подскакивает от тревоги из-за затянувшегося ожидания, а конечности прекращают ныть, матрац снова прогибается, но на этот раз позади неё и точно от тяжести чужого тела.

Дыхание Малфоя щекочет кожу возле уха, когда девушка поворачивается набок, позволяя ему обвить себя одной рукой и притянуть ближе. Она не уверена, чье сердце стучит быстрее, но они оба достаточно благоразумны, чтобы не концентрировать на этом внимание.

Его рука по-прежнему теплая. И по-прежнему такая приятно тяжелая.

Гермионе приходится двинуться на кровати, чтобы оказаться ближе к Малфою, и только когда её спина вплотную прижимается к его груди, дыхание девушки начинает выравниваться.

Да, она определенно не в себе.

— Я ведь даже не в пижаме.

Что?

Гриффиндорка хмурится на долю секунды, словно этот сонный, невнятный голос не её собственный. Как она могла сморозить подобную глупость? Зачем сейчас?

Кажется, Малфой тихо хмыкает, но сознание потихоньку отключается, так что Гермиона не может быть уверена. И все же ей хочется верить, что он и правда сделал это, поскольку именно так бы и отреагировал прежний Малфой.

— Будь бунтаркой, Грейнджер.

Его шепот звучит так умиротворяюще, тело невольно расслабляется, и веки наконец смыкаются.

***

Когда Гермиона открывает глаза в первый раз, ладонь Малфоя оказывается под её рубашкой, пальцы расположились на животе, приобнимая девушку, на мгновение заставляя её решить, что парень проснулся, но нет — его дыхание все такое же размеренное, щекочет волосы на её макушке. От тепла его прикосновений по коже расползаются мурашки, хотя Гермиона давным-давно согрелась. К тому же они оба укрыты одеялом (очевидно, Малфой сделал это уже после того, как она уснула).

От волнения дыхание ускоряется, так что гриффиндорке приходится приложить усилия, чтобы делать более размеренные вдохи и не разбудить его.

Её веки трепещут, норовя закрыться — на часах раннее утро, Гермиона проспала не больше пяти часов, и у неё достаточно времени до будильника. Но она упрямо прогоняет сон прочь (впрочем, не слишком успешно), невесомо накрывая ладонь Малфоя своей сквозь ткань рубашки.

Благодаря отсутствию боли Грейнджер еще проще расслабиться в его объятиях, и она, с ощущением защищенности, все же смыкает веки. И в этот миг слышит шумный вдох позади себя, а сразу за ним нос Драко зарывается в её волосы. И новый вдох.

Сердце девушки трепещет, хотя сознание балансирует на грани со сном, и она едва может в достаточной степени удивиться происходящему. Её спина все еще прижимается к его груди, а возле уха раздается шум дыхания, и Гермиона практически поддается соблазну уснуть.

Драко, не уходи.

Грейнджер может поклясться, что подорвалась бы с кровати от ужаса, если бы не то полусонное состояние, в котором находится. Её глаза широко распахиваются.

Она сказала что?

Должно быть, это просто нелепый сон.

Но нет — гриффиндорка трижды прокручивает вчерашний вечер, убеждаясь, что действительно произнесла это.

Она почти начинает корить себя, когда внезапно осознает, насколько же это глупо — они переспали. Дважды! А девушка все еще шарахается от его имени, как очумелая. Это просто нелепо.

Гермиона с сожалением понимает, что вовсе не помнит того ощущения, что испытала, впервые назвав его Драко. Должно быть, даже на языке это чувствуется иначе. Как будто его имя может иметь вкус.

Она вновь смыкает веки, успев подумать лишь о том, что попробовала бы снова назвать Малфоя так, перед тем как уснуть.

***

Когда Гермиона открывает глаза во второй раз, причиной пробуждения служит знакомое прохладное прикосновение к губам и чужая ладонь под её головой. Она сонно посматривает на пузырек с жидкостью, потом переводит взгляд расфокусированных глаз на Малфоя и несколько моргает, прежде чем силуэт парня приобретает четкие очертания.

Его волосы взлохмачены, рубашка измята (Гермиона вспоминает о собственной грязной одежде, но, взглянув вниз, не обнаруживает пятен), а на щеке виднеются тонкие полосы — след от её гривы, в которую Драко зарывался часом ранее. Но разглядеть явно только проснувшегося Малфоя мешает он сам.

Парень хмуро взирает на неё сверху вниз, усевшись на край кровати, и продолжает настырно тыкать пузырек с зельем.

— Пей, Грейнджер.

И только после того, как кислая микстура оказывается в её организме, смирившаяся Гермиона хриплым от сна голосом интересуется:

— Что это было?

— Бодроперцовое зелье*.

Гриффиндорка удивленно моргает, поерзав на кровати, но под одеялом слишком уютно, чтобы выбираться наружу. Она пытается вспомнить, упоминала ли свою простуду, но совершенно точно не обмолвилась об этом вчера — тогда она едва ли несколько слов смогла выдавить: сначала было тяжело говорить, а потом Малфой в привычной манере приказал помалкивать.

— Но откуда ты узнал?

Его брови все так же нахмурены и девушка борется с желанием пальцами разгладить складку между ними. Подумать только, это их первый нормальный разговор за неделю — поругавшись в понедельник, они перекидываются связной парой слов только сегодня, в пятницу.

— Ты заплевала всю теплицу вчера, — и пусть голос его звучит раздраженно, Грейнджер едва подавляет улыбку. Потому что он заметил.

— Ничего подобного, — исключительно из привычки протестует она. — Я чихала всего несколько раз.

Веки начинают смыкаться, — очевидно, дело в зелье, — так что Гермиона не может видеть, но отчетливо слышит фырканье Драко. Он наверняка собирается ответить колкостью, но девушку интересует кое-что еще, и она намерена задать вопрос до того, как погрузится в сон и обо всем забудет:

— Где ты взял его?

— У мадам Помфри.

— Опять воровали?! — восклицает она, но звучит не так грозно, как хотелось бы.

— Это удел гриффиндорцев, — Грейнджер хочет залепить ему подушкой. — А я просто попросил.

И как бы Гермиона ни хотела возразить, вступиться за честь факультета, её глаза давно закрыты, а зелье дает свои плоды, и девушка снова теряет связь с реальностью.

***

Когда она просыпается в третий раз, Малфоя рядом уже нет. Почему-то это первым бросается в глаза, словно за ночь парень успел стать частью комнаты — необходимым элементом для безопасности Грейнджер. Сердце пропускает удар, но она мысленно одергивает себя, напоминая, что он не мог никуда деться из Хогвартса.

Девушка предполагает, что Малфой не ложился после того, как дал ей зелье, но все равно ощупывает простынь позади, удостоверяясь в своей теории — вторая половина кровати давно остыла. И все же, когда она переворачивается на другой бок и утыкается носом во вторую подушку, наволочка пахнет мужским шампунем и чем-то еще, похожим на… гранат? Гермиона втягивает сладковатый аромат, сдавленно хихикнув. Похоже, Драко перепутал гели для душа — она совершенно точно привозила такой из Норы. Есть что-то волнующее в мысли о пахнущем её гелем для душа Малфое. Грейнджер смущенно прогоняет спонтанно возникшее желание ощутить аромат его кожи.

Кажется, это действительно сумасшествие — утренняя хмурость слизеринца более чем ярко демонстрирует его прекрасную память на чужие промахи, Гермионе не приходится сомневаться, что её фееричное появление в полуживом состоянии не заставило Малфоя забыть о скандале. И все же они перекинулись парой слов. Не без привычных колкостей, но это определенно лучше, чем холодная отстраненность.

Она сладко потягивается, ощущая внезапный прилив сил — отсутствие слабости и дискомфорта в теле способствуют появлению аппетита, так что гриффиндорка торопится смыть пятна грязи со своих ног, которые замечает, покинув теплую кровать. Вероятно, Малфой избавился только от следов земли на одежде, поскольку форма в идеальном состоянии.

Никогда прежде душ не казался такой роскошью (Грейнджер усерднее обычного натиралась гелем для душа, и вовсе не из-за того, что была настолько перепачканной), так что из ванной она выходит крайней удовлетворенная. Приходится сразу же залезть в рубашку и школьную юбку, её влажные локоны оставляют мокрые пятна на спине, но Гермиона не успевает высушить их и собрать в хвост — внизу, в гостиной, раздается какой-то шум, и девушка с удивлением понимает, что все это время Драко находился в Башне.

Она успевает выскочить в коридор, добежать до половины лестницы, и засечь его затылок, когда парень пересекает потайной проход и скрывается по обратную сторону стены.

Гриффиндорка разочарованно вздыхает, принимаясь яростно скручивать волосы в пучок, и торопится схватить сумку и выскочить следом. Для завтрака поздновато, наверняка студенты уже покидают Большой зал, но она надеется если не поесть, так перехватить Малфоя по дороге.

Гермиона твердо намерена поговорить с ним и яростно разрабатывает стратегию, несясь по коридорам до цокольного этажа. Впрочем, не слишком успешно — мысли предпочитают сосредоточиться вокруг его имени, которое так необдуманно сорвалось с языка, и Грейнджер сложно бороться с навязчивым желанием произнести его вслух. Но глупо, думает она, делать это, когда парня даже нет рядом — в конце концов, она не настолько спятила, чтобы болтать сама с собой. По крайней мере, не тогда, когда её могут услышать.

Гермиона засекает малфоевскую шевелюру с расстояния метров в двадцать, а потому ускоряется. Ей практически неловко, когда хватает парня за запястье и одновременно налетает на широкую спину, не слишком удачно затормозив. Как бы то ни было, мысли об извинениях не надолго задерживаются в голове.

— Мы можем поговорить? — сквозь тяжелое дыхание просит девушка. Взгляд перемещается на просторный зал, но народу там мало, чего и следовало ожидать.

— Нет, — он одергивает руку, а занятая поисками любопытных глаз Гермиона не успевает достаточно быстро отреагировать, чтобы помешать этому.

Она хмурится, когда Малфой продолжает путь к массивным дверям. Мозг лихорадочно работает, пытаясь придумать способ остановить его, не прибегая к использованию палочки (и, видит Мерлин, Гермиона готова оставить и этот способ), а вместе с тем в груди закипает знакомое раздражение — ну обязательно быть таким упрямым?!

— Я староста, Малфой, — протестует она, а его фамилия как-то странно ощущается на языке. Должно быть, это из-за того, что гриффиндорка думала о его имени совсем недавно. — И ты — тоже. Так что будь добр, остановись и поговори со мной.

Малфой замирает, но, как предполагает Гермиона, дело вовсе не в её просьбе. Или вежливом напоминании. Или просто напоминании… Она действительно раздражена, потому не уверена, достаточно ли вежливо звучал бурлящий желанием кинуть сумку в его затылок голос.

— Да что ты? — он недобро смеется. Грейнджер не позволяет себе заволноваться и только хмурится сильнее. — Ну, раз ты настаиваешь, староста. Что на повестке дня?

Он все еще стоят в пяти шагах от гриффиндорки, но даже этого расстояния достаточно, чтобы почувствовать его бешенство. Но, думает Гермиона, вряд ли теперь её можно напугать такими мелкими вспышками, не после того, что было в понедельник. Его идиотское настроение напротив распаляет её — какой-то странный способ выйти на контакт.

— Меня не устраивает то, как ты выполняешь свои обязанности, — с вызовом кидает она.

Вообще-то, обязанности никак не относятся к тому, что им действительно стоило бы обсудить, но это единственное, что Малфой согласится выслушать, а она уж очень хочет продемонстрировать всё свое недовольство его совершенно детским, по её мнению, поведением.

— Правда? — преувеличенно удивленным тоном восклицает парень. Его руки прячутся в карманы брюк, а Гермиона против воли сглатывает, вглядываясь в знакомую самоуверенную позу. — И что ты мне сделаешь? Старосты не могут штрафовать друг друга.

— Но я могу оштрафовать другого слизеринца, — упрямо заявляется, имея в виду, что снять баллы с любого представителя змеиного факультета проще простого — они постоянно вытворяют запрещенные правилами штучки.

Но Малфой, кажется, по-своему интерпретирует сказанное. Его бровь вопрошающе изгибается, а уголки губ дергаются в ехидной улыбке. Гермионе очень не нравится появившееся на его лице выражение.

— Правда? — он окидывает взглядом территорию за её спиной и Грейнджер машинально оборачивается, на секунду испугавшись, что может увидеть позади Гарри или Рона (хотя ничем предосудительным они с Малфоем не занимаются, всего лишь спорят, как и всегда), но едва девушка успевает вернуть внимание слизеринцу, не обнаружив никого поблизости, наглый голос снова доносится до её слуха. — Эй, Лонгботтом! Минус десять очков Гриффиндору — мантия мятая.

Челюсть Гермионы с грохотом падает на пол. Ошарашенный Невилл замирает в дверном проеме Большого зала, не зная, то ли вступить в спор (чего, очевидно, делать не хочет), то ли оставить как есть. Грейнджер же слишком шокирована, чтобы выдавить хоть слово.

Она ведь даже не угрожала! А если бы и так, то её слов недостаточно для действий Малфоя. Этот наглый, упертый…

— Да как ты смеешь! — это звучит так по-детски, что Гермиона практически морщится, но успевает вовремя проконтролировать выражение лица.

Малфой, похоже, думает о том же — его губы растягиваются в презрительной усмешке. Грейнджер кивает Невиллу и тот семенит по коридору, мечтая убраться подальше. Что же касается желаний гриффиндорки, руки чешутся запустить в Малфоя липучками Уизли, чтобы он достаточно долго выпутывал их из волос и размышлял над своим поведением. Но Гермиона достаточно хорошо его знает, чтобы с уверенностью заявить — Драко скорее потратит это время на составление искусного плана мести, нежели на раскаяние.

— Ты не можешь так поступать, Малфой, — сердито молвит она. Парня, кажется, ничуть не трогают комментарии старосты. — Чтобы снимать баллы, недостаточно просто иметь значок, нужно еще и выполнять обязанности!

Он равнодушно фыркает, разворачивается, готовый уйти, и своим пофигизмом выводит еще сильнее — Гермиона стискивает сумку, недавнее желание назвать Малфоя по имени нарастает, только в этот раз не для того, чтобы распробовать звучание слова, а чтобы оглушить слизеринца и вынудить остановиться.

Но она не делает этого, потому что вокруг все еще ходят ученики, а Грейнджер, по всей видимости, проще спасти магический мир, нежели произнести «Драко» в людном месте. И все же ей абсолютно не нравится смотреть на его затылок.

Поэтому она позволяет необдуманным словам соскочить с языка прежде, чем здравый смысл напомнит о своем существовании:

— Ты даже не явился на дежурство!

Технически, это она не пожелала звать его, но какое это имеет значение, когда Грейнджер злится?

Гермиона не осознавала, насколько подобное поведение может задеть — она полагала, что разделиться даже лучше, ведь им обоим было бы некомфортно друг с другом (только Малфой скорее всего мучился бы желанием прибить её авадой, а она чувством вины), но, видимо, обход подземелья кардинально изменил мнение Грейнджер. От воспоминаний о мрачных коридорах становится жутко и по коже ползут мурашки.

Она хотела, чтобы Малфой был там.

Драко разворачивается. Брови сведены, губы скривились,словно гриффиндорка ляпнула несусветную чушь, а руки в карманах отчетливо сжались в кулаки.

Он уже собирается ответить, когда взгляд серых глаз перескакивает за плечо девушки. На этот раз там точно кто-то есть, но развернуться и поглядеть она не успевает — прямо над ухом раздается удивленный голос, и даже знание того, что позади стоял человек, не мешает Гермионе подпрыгнуть от испуга.

— Это как? — заинтересованный взгляд Блейза Забини прыгает с одного старосты на другую, он подходит к Малфою, а следом волочится явно сонный Нотт. — Вы про то, когда Тео приперся в гостиную и заявил, что Грейнджер шастает по подземелью и вопит?

Гермиона смущенно отводит взгляд, прокашлявшись, будто это могло помочь всем забыть о сказанных словах. Ей не очень-то нравится мысль, что Тео рассказал об этом Драко и Блейзу — она-то старалась выглядеть достаточно грозной!

— А, тот вечер? — продолжает Тео, делая вид, словно задумался, и знакомая (только откуда Гермиона о ней знает?) хитроватая улыбка украшает лицо. Он ловит удивленный взгляд Грейнджер и, словно этого и ждал, продолжает с не менее довольным видом (желваки на челюсти Малфоя при этом странно дергаются, но он остается на месте, хотя явно желает в довольно грубой форме попросить друга замолчать) — Тогда куда же ты унесся в тот вечер минут через десять после моего рассказа?

Все трое переводят любопытные взгляды на Драко, только вот Забини и Нотт скорее заинтересованы отговоркой, которую Малфой может выдать, а Гермиона отчаянно пытается сообразить, о чем они толкуют. Намеки в словах парней ясны, но в чем…

— Постойте, — шепчет она, моментально притягивая к себе три пары глаз. Девушка смотрит в пол, шестеренки в голове вращаются с усиленной скоростью. Грейнджер хмурится, наконец догадавшись. — Те шаги! Это был ты?!

В сознании мелькают картинки лестницы, ведущей прочь из подземелья, шум, раздавшийся позади. Гермиона совершенно точно интерпретировала его как шаги, но посчитала, что ей просто послышалось, воображение разыгралось!

Это не было воображением и уж точно не галлюцинация — это был Малфой! Теперь-то картинка складывается, девушка припоминает, как еще несколько раз по пути в Башню оглядывалась, ощущая на себе чей-то взгляд, но было слишком жутко придавать странному покалыванию в затылке подобное значение, поэтому она просто ускорилась, желая оказаться в безопасности своей спальни.

— Это был ты, — с решимостью в голосе повторяет Гермиона.

Его глаза темнеют. Острый холодный взгляд проходится по лицам друзей. Тео отказывается смотреть в ответ, он с внезапной заинтересованностью разглядывает свои ботинки, но выглядит при этом крайне довольным. Гермионе вдруг захотелось рассмеяться, но она, в отличие от Нотта, рискнула поглядеть на Малфоя, а потому вовремя себя остановила.

Грейнджер проще сконцентрироваться на его растущем раздражении, в то время как её стремительно утихает, поскольку размышлять о странном поведении Малфоя куда проблематичнее. В конце концов, он следовал за ней с самого выхода из подземелий, в то время как Гермиона считала, что патрулирует в одиночку, а потому шарахалась от каждого шороха.

Но Драко был рядом большую часть времени и сейчас эта информация ломает ей мозг.

Однако прежде, чем гриффиндорка открывает рот для ответа (поскольку, очевидно, Малфой говорить не собирается — он занят попытками испепелить друзей взглядом), на запястье смыкается чья-то рука и девушку в довольно грубой манере разворачивают, оттаскивая от слизеринцев.

Гермиона понимает, что Малфой тащит её в противоположном от Большого зала направлении, но еще до того, как слова недовольства сорвутся с языка, он подталкивает её в какой-то закоулок, куда не доносятся даже голоса оставшихся за завтраком студентов.

Грейнджер возмущенно хватает воздух ртом, не зная с чего и начать гневную тираду касательно привычки Драко вот так зажимать её по углам.

Гриффиндорке кажется, что он мельком оглядывает её, но глаза Малфоя почти мгновенно возвращаются к насупленному лицу и Гермиона не может быть уверена, что это не игра воображения.

— Чего тебе нужно, Грейнджер? — Драко рычит, явно разозленный выходной Нотта, но расстояние между ними ничтожно мало и гриффиндорка едва ли может ухватиться за мысль, что Малфой не желал ставить её в известность о своем «шпионаже» во время дежурства.

Прохлада его дыхания щекочет кожу щеки. Но как только слизеринец обращает внимание на двусмысленность положения их тел, отшатывается от девушки как током ужаленный. Гермиона сдерживает вздох разочарования.

Ей необходимо сосредоточиться на цели диалога. Иначе она сама заткнет его рот поцелуем, и вряд ли сейчас парню это понравится, несмотря на проведенную вместе ночь.

— Чтобы ты перестал вести себя, как ребенок.

Брови Малфоя то ли презрительно, то ли насмешливо изгибаются. Огонь полыхает во взгляде серых глаз и, Мерлин, что же с ней такое, раз это не вызывает страха, а только невыносимое желание подняться на носочках и…

— Это не ответ.

Грейнджер тяжело вздыхает. Сосредоточься.

— Нужно собраться и всё обсудить. Всё, — с нажимом повторяет она. Губы Драко изгибаются в ухмылке, но выглядит он крайне озлобленно. Парень наверняка планирует наброситься с колкостями, так что Гермиона продолжает до того, как он успевает все испортить. — Соберемся втроем в Башне старост и поговорим. Честно и откровенно, — ну, практически. — А потом можешь ходить и проклинать меня, сколько душе угодно, — если не передумаешь. Но Грейнджер благоразумно оставляет эти комментарии при себе.

— Нам есть что обсуждать? — он и вправду может гордиться собой, поскольку голос не выражает и тысячной доли того гнева, что отражается на бледном лице.

— Разумеется есть! — девушка всплескивает руками. — К твоему сведению, это идея Пэнси, поэтому прекрати смотреть на меня, как на идиотку.

Гермиона толкает его плечом, освобождая дорогу, и, чувствуя на затылке острый малфоевский взгляд, без сомнения способный пробить дыру в её лбу, двигается в сторону Большого зала. Она все еще твердо намерена позавтракать.

— В шесть, — обернувшись на слизеринца, бросает через плечо.

Малфой не появляется за завтраком даже тогда, когда Гермиона заканчивает с тостами и допивает остывший кофе. Такая ситуация её более чем устраивает — есть в тишине оказалось куда приятнее, чем можно было представить. Гарри, Рон и Джинни наверняка беспокоятся, поскольку, очевидно, закончили с приемом пищи еще до того, как Гермиона добралась до Большого зала, так что приходится сделать мысленную пометку сообщить им о своем прекрасном самочувствии.

Её нога уже перекидывается через лавку, намереваясь отправиться в кабинет, когда до слуха доносится невнятное бормотание каких-то девчонок неподалеку от места, которое заняла Гермиона.

— Что за бред! — восклицает темноволосая гриффиндорка, склоняясь ближе к рыженькой подружке, что тут же принимается тараторить что-то в защиту своих утверждений.

— Говорю же, сама слышала! Милисента вовсю болтает, уж ей-то можно доверять. Она в одной комнате с Паркинсон, так что знает наверняка!

Гермиона не может сдержать гримасу недовольства, хотя еще толком не понимает, о чем толкуют девчонки. Нога возвращается на место и Грейнджер принимается размазывать остатки завтрака по тарелке, создавая видимость занятости, пока вся обращается в слух. Как бы ни были неприятны сплетни, иногда они — лучший источник информации.

— Пэнси могла просто остаться у кого-то из парней. Разве они с Малфоем не вместе?

Кусочек тоста превращается в лепешку под гнетом вилки.

— Давно уже нет! — ахает рыжеволосая, словно не знать такого может только идиот. — Говорю тебе, это её рук дело. По словам Милисенты, Паркинсон не ночевала в тот день в Хогвартсе, и другие девчонки болтают, что её правда не было в спальне. Совсем спятили эти аристократы, сжигают собственные поместья!

К счастью, в этот момент Гермиона продолжает измываться над продуктами и вовсе не ест — иначе кусок точно застрял бы в горле.

— Не верю, что она могла убить собственных родителей… — темноволосая гриффиндорка с сомнением и нотками страха в голосе качает головой.

— Пф, — круглое личико её рыжеволосой подруги искажает волна презрения. — От них всего можно ожидать. Слышала, отец того парня, что вечно шатается с Малфоем, снова дома не появился. Ну, знаешь, учитывая ситуацию с Паркинсонами… Может, они все обозлились и решили с родителями поквитаться? В одной компании ведь крутятся! Вот и сговорились «род очистить», очень в их духе. Для этих слизеринцев репутация важнее семьи!

Грейнджер резко вскакивает со своего места и обе девчонки подпрыгивают, испугавшись звона тарелок — Гермиона больно бьется коленкой о стол, отчего посуда подскакивает, — и принимаются болтать с новой силой, перейдя на шепот.

А старосте едва удается совладать с дыханием. Галстук душит, когда гриффиндорка быстрым шагом покидает Большой зал, мозг лихорадочно обрабатывает полученную информацию.

Верно, официальной причиной смерти Паркинсонов является пожар, случившийся в поместье. Устроенный Пэнси. Конечно же однокурсницы заметили, что одна кровать пустует! И о чем она только думала, покидая Хогвартс на всю ночь?! Знает ли Пэнси о слухах? Наверняка знает, подобное распространяется быстро, и если до Гриффиндора дошло, значит, слизеринцы уже как несколько дней судачат.

Гермиона представляет, как чувствовала бы себя, говори все вокруг о том, что она — убийца собственных родителей.

Руки чешутся заставить Милисенту Булстроуд блевать слизнями, но Грейнджер вовремя вспоминает о своей должности.

Чувства Пэнси не единственная проблема. Как только детишки захотят поделиться грязными слухами с родителями, смерть Паркинсонов и пропажа Нотта-старшего будут у всех наслуху. Гермиона не удивится, если повышенное внимание к бывшим Пожирателям приведет к обнародованию информации о смерти Розье-старшего — рано или поздно о нем должен кто-то вспомнить. А уж Скитер постарается настрочить теорий!

И это очень плохие новости для Гермионы, Пэнси и Драко.

***

К пяти часам она успевает семь раз заверить Гарри и Рона, что прекрасно себя чувствует, и еще четыре раза убеждает в этом Джинни. Подруга практически замечает ссадину на предплечье Грейнджер, но та быстро одергивает рукав рубашки и вовремя скрывает оставшийся после падения след. Они проводят оставшееся до вечера время в библиотеке, помогая друг другу с домашним заданием (читать как «списывая у Гермионы»), но Гарри и Джинни начинают подшучивать над Роном и все, исключая самого Рона, смеются. Это служит одной из основный отговорок для ухода Гермионы — она совершенно не может сконцентрироваться на сложном задании по рунам.

Так как это не является ложью, оказавшись в комнате, Грейнджер продолжает заниматься. Аппетит вернулся и, как бы ни злилась гриффиндорка на Малфоя и ни пыталась не подвязывать данный факт с их состоявшимся разговором, реальность от этого не меняется — сегодня она присутствовала на каждом приеме пищи и с упоением наблюдала за Драко, отбивающимся от нападок Тео и Блейза (их подколок она не слышала, но по лицу Малфоя догадывалась о сути).

И как бы ни пыталась Гермиона сосредоточиться на предстоящем диалоге, ей не сиделось на месте — улыбка сама наползала на лицо, когда Грейнджер вспоминала об утренних словах Тео.

Впрочем, за час до встречи, которая, как она надеялась, все же состоится (пришлось выловить Пэнси на перемене, чтобы сообщить время), девушка справилась с излишней взволнованностью и составила краткий план действий. Почерк казался непривычно косым, выдавая напряжение, растущее с каждой приближающей к шести часам минутой.

Когда в гостиной послышались голоса (она специально не стала накладывать заглушку, хотя последние пятнадцать минут Малфой гневно высказывался в своей комнате — Гермиона не стала просить о тишине, расслышав «этот чертов кот!»), пульс заметно участился. Не дожидаясь оклика, Грейнджер покинула спальню, предусмотрительно оставив пергамент с планом на столе — не хотелось бы, чтобы Пэнси и Драко сочли её совсем спятившей.

Паркинсон по-свойски раскинулась на диване, Малфой же восседал на цветастом ковре — дело рук Гермионы, — напротив камина, и Грейнджер с едва слышным вздохом облегчения заняла свободное кресло, втайне радуясь тому, что не приходится сидеть в непосредственной близости ни от кого из них.

— Думаю, следует начать с начала, — Пэнси указывает на Гермиону, как только та удобно устраивается, приглашая начать рассказ.

За мгновение тысячи тысяч картинок промелькнули в сознании гриффиндорки, замирая на секунду и сливаясь воедино, как быстро листаемые страницы с изображениями в книге. Ей понадобилось некоторое время, дабы сообразить, где именно «начало», о котором следует знать Малфою.

— Первым был Розье-старший. Его нашли в атриуме Министерства еще в сентябре. Тело было изуродовано, но я точно не знаю, держали его где-нибудь, пытая, или же поиздевались и сразу убили, — Гермиона бросает сочувственный взгляд на стремительно бледнеющую Пэнси и предпочитает наладить зрительный контакт с Малфоем. Ей кажется наглостью вторгаться во что-то настолько личное, ведь Грейнджер прекрасно понимает, что сейчас мелькает в голове слизеринки. — Предполагаю, преступник воспользовался сетью летучего пороха — тело обнаружили только утром, когда Министерство заполнили работники, а потому вычислить, кто использовал камины ночью, стало невозможно.

Гермиона сглатывает от переполняющего отвращения и подкатывающей к горлу тошноты. Рассказывать об этих зверствах еще тяжелее, чем просто размышлять.

И темнеющий взгляд Драко ничуть не облегчает задачу — он наверняка размышляет о родителях, так же как и Паркинсон. И тем не менее Малфой поддерживает зрительный контакт, не кривится, осуждая Гермиону за то, что хранила это все в секрете, он просто смотрит и почему-то ей становится легче дышать. Словно Малфой понимает — ей вовсе не нравилось молчать о подобном.

Грейнджер надеется, что её лицо выражает достаточно эмоций, чтобы до него наконец дошло — она не наслаждается всем этим.

— Моих родителей нашли возле поместья, — шепчет Пэнси, изучая круги на деревянном кофейном столике. — Было бы опасно снова проникать в Министерство.

Гермиона кивает, возвращаясь к рассказу.

— Он оставляет… тела там, где их обязательно обнаружат. Поэтому я пришла к выводу, что это месть — преступник явно желает, чтобы о его действиях знали, но что он пытается…

— Но какой в этом смысл? — перебивает Малфой. — Если его найдут и арестуют, план с местью обломится.

Грейнджер кивает, как бы говоря, что думала об этом. Мерлин, она о стольком размышляла, что даже не уверена в том, смогут ли ребята найти в деле что-то новое.

— Он психопат, — Драко и Пэнси косятся на неё, хмурясь, словно девушка взболтнула нечто крайне очевидное. — В том смысле, что он буквально больной. Оставил тело Розье в атриуме, будто издеваясь над Министерством — он словно хвастается своими преступлениями, заявляет о себе. Возможно, пытается что-то сказать.

— Он, должно быть, очень высокомерен, раз мнит себя непобедимым, — вставляет Пэнси.

— И его высокомерие рано или поздно приведет к ошибке, — шепчет Гермиона, но прежде, чем слизеринцы интерпретируют её слова как предложение подождать этой ошибки, чего она определенно не имеет в виду, быстро продолжает. — По показаниям эльфов, родители Пэнси не покидали поместье после мероприятия, проходившего в тот день, и никаких следов сопротивления обнаружено не было. Они даже не пытались воспользоваться палочками. Поэтому мы пришли к выводу, — Гермиона посматривает на Паркинсон, и та ободряюще кивает. — Что нападавшим был кто-то из знакомых. Министерство сняло большую часть охранных заклинаний с домов амнистированных Пожирателей, так что у нас было несколько вариантов: либо родители Пэнси почувствовали появление кого-то в поместье, но этот человек оказался достаточно хорошо знаком, чтобы своим визитом не вызвать тревоги, либо этот кто-то задержался после того, как остальные аппарировали.

— Но все сводится к одному — они не опасались преступника, раз не схватились за палочки, — Драко завершает рассказ Гермионы.

Она морщится, схватившись за горло, и наколдовывает стакан с водой — в горле пересыхает от столь длинной речи. За то время, что Грейнджер осушает стакан, на лице Малфоя мелькает тень понимания, но спросить его о догадках гриффиндорка не успевает.

— Поэтому мы решили проверить и убедиться в своей теории, — Гермиона едва не давится водой, когда Пэнси, произнося это, косится на неё, и Грейнджер догадывается, что слизеринка собирается рассказать. — Мероприятие…

— Так вот почему ты ничего не отменила, — невесело хмыкает Драко. — Утром выяснилось, что пропал отец Тео. Но я не помню ничего подозрительного. Его могли поджидать и похитить по возвращении в собственное поместье, так что преступник вполне мог не присутствовать на мероприятии.

— Не мог, потому что… — Пэнси снова поглядывает на гриффиндорку, но её отчаянное выражение лица не очень-то влияет на ситуацию. — Преступник напал на двоих в тот день. И кое-кому удалось вырваться.

Малфой хмурится, переводя взгляд с одной девушки на другую. Ему совершенно не нравится то, как они переглядываются, но, к счастью, Паркинсон продолжает до того, как он начнет возмущаться.

— Там была не я. Грейнджер выпила оборотное.

Гермиона ожидает, что сейчас Драко взорвется, начнет орать на обоих за обман, а потому заранее пристыженно опускает голову, ожидая взрыва. Которого не следует. Воцаряется минутная тишина, после которой девушка решается взглянуть на него.

Сердце гулко бьется в груди, пока гриффиндорка разглядывает хранящего молчание парня. Челюсть сжата, ладонь, лежащая на столике, сжимается в кулак. Он шумно втягивает носом воздух, всего на секунду прикрыв глаза, прежде чем выдавить сквозь сжатые зубы:

— Грейнджер… что?

— Послушай, это было необходимо. Свежий взгляд на ситуацию…

— Свежий, блять, взгляд? — Малфой не повышает голос, но Грейнджер все равно вздрагивает, когда сдавленный смешок вырывается из его уст. — Кем ты себя возомнила? — теперь его взгляд направлен исключительно на Гермиону, беспомощно поглядывающую на Пэнси.

Она все не может понять, почему язык словно прирос к небу и ни единое слово не может вылететь изо рта. В конце концов, она помогала, так почему сейчас должна чувствовать себя провинившимся ребенком?

— Сколько, по твоему мнению, у человека жизней в запасе? Не у Поттера, а у нормального человека. Хотя вы с ним похожи — у обоих есть идиотская привычка творить глупости и называть это геройством.

Только позже Гермиона проанализирует поведение Малфоя и предположит, что побелел он не столько от злости, сколько от беспокойства. Его рассерженный тон и мечущий искры взгляд — все это результат одного простого факта, который Гермиона так старательно отгоняет от себя — этот упрямый и самоуверенный слизеринец чувствует больше, чем показывает.

Но эти мысли слишком опасны, чтобы держать их в голове.

— Сейчас это неважно, — Пэнси прерывает разгорающийся скандал. — Грейнджер цела, к счастью, и теперь мы знаем наверняка, что кто-то из присутствующих в поместье является нашей целью.

Драко, кажется, не намерен оставлять произошедшее без должного внимания, Гермиона практически слышит, как мысленно он клянется заавадить её, но слизеринцу приходится переключить внимание на первоначальную причину сегодняшней встречи.

— И как мы узнаем, кто это? — фыркает Малфой. Теперь его настроение даже хуже, чем было изначально.

— Я была в библиотеке… — глаза Драко закатываются, так что Гермиона прерывается на гневный взгляд. — Потому что теория…

— Так ты что-то придумала? Почему раньше ничего не сказала? — перебивает Пэнси.

Грейнджер делает глубокий вдох, успокаивая себя, и задается вопросом, удастся ли ей закончить хоть одно предложение. Взмахом палочки гриффиндорка заставляет тонкую стопку пергаментов вылететь из спальни и шлепнуться на столик перед компанией. Три пары глаз устремляются на газетные вырезки, слишком аккуратные, чтобы быть старыми. Малфой, завидев колдографию на одной из страниц, нервно усмехается, но Гермиона не дает ему шанса снова перебить.

— Далия Эйвери, — провозглашает она, указывая пальцем на скромно улыбающуюся девушку в элегантном платье. На колдографии её волосы короче, чем сейчас, а под статьей указан прошлый год. — Пэнси сказала, что она занимается благотворительностью для пострадавших после войны волшебников, и так как мы обе мало что знали о ней, я решила проглядеть старые издания Пророка, — Гермиона вспомнила, как занималась этим же на шестом курсе, пытаясь разгадать тайну личности Принца-полукровки. — И нашла гору хвалебных статей и несколько занимательных интервью.

— Если я правильно понимаю, сейчас мы рассматриваем её как возможную психически неуравновешенную девицу? Как убийцу? — неверяще щурится Паркинсон.

Грейнджер не слишком нравятся взгляды, коими Драко и Пэнси награждают её, но гриффиндорка старательно игнорирует этот факт.

— Она ведь тоже была в поместье в тот вечер.

— Разве ты только что не назвала её ангелом во плоти? — Малфой усмехается, но Гермиона замечает напряженные нотки в его улыбке. Конечно, ведь именно Далия Эйвери путается рядом с его семьей.

— Такого я уж точно не говорила, — хмурится она. — Просто послушайте! Во всех интервью она утверждает, что «сделает все, что в её силах ради того, чтобы волшебники снова чувствовали себя в безопасности и смогли вернуться домой».

— Ужасный человек.

Гермиона зло зыркает на Малфоя, внезапно осознав, что слизеринец может подумать. Ведь теперь он знает, кто на самом деле присутствовал на мероприятии, а потому в курсе, что именно Гермиона, а не Пэнси осведомлена о планах Люциуса на его женитьбу с Далией. Уж не считает ли он, что она выдумала все из ревности?

Но это полный бред!

Как бы ни поражал Грейнджер факт столь идиотского плана для восстановления репутации, она едва ли считает Драко слабохарактерным придурком, неспособным самостоятельно выбрать собственное будущее. Она никогда не стала бы пользоваться столь серьезной ситуацией ради того, чтобы помешать Люциусу, особенно учитывая тот факт, что, как выразилась однажды Пэнси, даже если Далия окажется лучшей девушкой на планете, Драко из принципа не пойдет на поводу у отца.

Гермиона могла бы оскорбиться, но сейчас не время. К тому же у неё нет доказательств, что Малфой действительно подумал об этом.

— Я веду к тому, что это может быть тем, что мы ищем. Что, если она решила таким образом обезопасить Магическую Британию и помочь волшебникам «почувствовать себя в безопасности»? Сами подумайте! На эти чертовы мероприятия ходят одни и те же люди, которые так или иначе заинтересованы в восстановлении своего положения в обществе, да и собираются они без происшествий уже несколько месяцев. У Далии же с репутацией все отлично, кто её заподозрит? А если и заподозрят, то после всего хорошего, что она сделала, едва ли обвинят… — Гермиона практически добавила «в смерти Пожирателей», но вовремя замолчала.

В комнате повисает тишина.

Грейнджер шумно дышит, словно не план изъясняла, а пробежала марафон. Так и подмывает добавить что-то еще, ведь она правда так долго думала над этим, но гриффиндорка понимает — нужно дать Драко и Пэнси несколько минут на самостоятельный анализ.

Взгляд Паркинсон направлен на вырезки из Пророка, Малфой же смотрит в упор на Гермиону. Он даже не моргает, а потому девушка не может сообразить, то ли слизеринец пытается прожечь дыру между её глаз, то ли задумался. Но под столь пристальным вниманием становится неуютно и она ерзает, перебирает пергаменты на столике.

И тут в голову приходит мысль.

— Ты ведь говорил с ней, — шепчет Гермиона, переводя взгляд с колдографии Далии на Драко. — Тогда, в поместье. Вы беседовали. Что она рассказывала?

Малфой не выглядит довольным, когда признает:

— Приблизительно то же самое, что пишут в газетах.

Грейнджер может понять его реакцию. Нет, её даже пугает тот факт, что она понимает: если Далия Эйвери окажется преступницей — это худший сценарий для Малфоев. Поскольку, очевидно, к ним девушка ближе, чем к любой другой семье.

— И ты не заметил ничего странного? — продолжила допрос она. Воспоминания о побеге по коридорам поместья вызывали дрожь, но Гермиона не могла игнорировать тот факт, что после её ухода в зале оставались люди — и Малфой в их числе, — которые могли увидеть исчезновение Далии. Если, конечно, это она гналась за ней.

— Я не следил за ней весь вечер, — фыркнул Драко.

Ему не очень уж хотелось признавать, что благодаря очередному скандалу с Люциусом, который безуспешно пыталась решить Нарцисса, им троим пришлось ненадолго оставить Далию в одиночестве, и он понятия не имел, отлучалась ли куда-то девушка. В тот момент Малфоя куда больше заботило то, что отец вдруг решил, что может в такой степени распоряжаться его жизнью.

Чуть позже его накроет чувство вины — ведь будь Драко чуточку внимательнее, быть может, сейчас они смогли бы определить личность преступника наверняка. И отец Тео…

— В этом есть логика, — наконец подает голос Пэнси. — Вы ведь видели фото — она выглядит довольно очаровательно. Невысокая, чертовски тощая, и вся эта помощь обществу… Как от такой почувствуешь опасность? Неудивительно, что родители даже за палочки не схватились.

— Мы не можем утверждать наверняка, — тут же вставляет Гермиона. — Это только теория, но… Пока это единственное, что у нас есть.

— И что ты предлагаешь делать? Мы не можем ждать, — надо признать, Малфой держится достаточно неплохо как для того, чьи родители намереваются буквально породниться с возможной преступницей. И все же Гермиона замечает, как искажается от гнева и страха его лицо. — Отец Тео пропал. А ему даже не пришло чертово письмо от Министерства!

— Розье-старший остался без семьи, некому даже сообщить о его смерти, пропажу моих родителей заметили домашние эльфы и подняли шум, Тео же считает, что его отец снова пьет, — с отчаянием рассуждает Пэнси. На её лице отражается то, о чем они все думают: вряд ли кто-то станет искать Нотта-старшего.

— Необходимо заставить авроров обыскать поместье Эйвери и остальных амнистированных Пожирателей, — заключает Гермиона. — По крайней мере, для начала.

— И как же ты это сделаешь? — лицо Драко искривляется от злости. — Если за все это время они и пальцем не соизволили пошевелить?

— Министерство не желает доводить до сведения публики информацию об убийствах Пожирателей. Чего они боятся не так уж и важно, важно то, что они в принципе боятся.

— К чему ты клонишь? — хмурится Пэнси.

— Я клоню к тому, — Гермиона наклоняется вперед, словно собирается поведать слизеринцам тайну. — Что можно немного надавить на них. Визенгамот оправдал этих людей, а значит Министерство не может просто игнорировать тот факт, что на них буквально объявили охоту.

— Надеешься воззвать к их совести? — хмыкает Драко.

— Днем я отправила Перси письмо с просьбой встретиться завтра в Хогсмиде, он придет, потому что причину срочности встречи я не объяснила, — Гермиона откидывается на спинку дивана, всем видом стараясь демонстрировать уверенность, коей на самом деле не чувствует.

— Перси? — презрение в голосе Малфоя можно черпать ложкой. — Ну конечно. Ты всегда была падка на Уизли.

Грейнджер даже не успевает испугаться тому, что так нелепо (и незаметно для самой себя) проговорилась о том самом человеке, на которого якобы работает, — по крайней мере, так считают Драко и Пэнси, — поскольку возмущение от интонации и выражения лица парня пересиливают панику от собственной ошибки.

Гермиону внезапно захлестывает волной ярости: да как он может обвинять её в чем-то подобном?! Реплика Малфоя пропитана очевидным намеком и её тошнит от одной мысли, будто Драко считает, что она могла бы манипулировать им… таким образом, хотя сама засматривается на Перси!

Он мог предполагать, что все вопросы Грейнджер были попыткой выманить информацию, но после того, что произошло ночью, после того, как он сам же прижимал её к себе во сне, вдыхал аромат волос, как может Малфой продолжать списывать искренность девушки на нечто подобное?!

Кем он считает её? И кем возомнил себя, ведь…

— На кого же тогда падок ты, раз переспал с грязнокровкой?! — слова вылетают раньше, чем Гермиона успевает остановить себя.

Она внезапно оказывается на ногах, подскочив с дивана от ярости, и выкрикивает обвинение куда громче, чем следовало бы. Грудь быстро вздымается и опадает от сбившегося дыхания, а во взгляде полыхает огонь — такой же отражается в серых глазах Малфоя, зрачки почти застилают радужку, ярко демонстрируя раздражение парня.

Нет, это хуже, чем раздражение — вот сейчас он действительно зол.

Пэнси молча встает со своего места. Непонятно, то ли она считает их полными безумцами, то ли смельчаками. Хотя, очевидно, в головах слизеринцев эти два понятия равноценны.

— Ваша личная жизнь — штука крайней занимательная, но, боюсь, Блейз и Тео восприняли бы данную информацию с большим энтузиазмом.

Гермиона взмахивает руками, пытаясь избавиться от покрывающего ладони пота, и бросает извиняющийся взгляд на Паркинсон. Надо же, гриффиндорка настолько спятила, что забыла о присутствии третьего человека в помещении!

И то ли её мозг слишком перегружен, чтобы беспокоиться о чем-то еще, то ли Грейнджер прониклась неким доверием к слизеринке, но сердце не екает при мысли о том, что теперь кто-то знает те подробности их странных отношений с Малфоем, о которых Гермиона не рассказывала даже Джинни.

И все же ей кажется, что Паркинсон не станет распространятся. Прошлая Пэнси может и стала бы распускать грязные слухи, но настоящая — точно нет. И это знание очень облегчает Гермионе жизнь.

— Прости, — вяло бормочет она. — Просто… Завтра я поговорю с Перси.

И пусть она не может ничего обещать, Грейнджер решает не добавлять этого. Они нашли нечто важное, и гриффиндорке совсем не хочется заставлять ребят падать духом.

Хотя, кому она врет — Гермиона просто чертовски устала. От тайн, загадок, вопросов без ответа, недомолвок, скандалов.

И ноги несут её в спальню еще до того, как Пэнси успевает отойти от кресла и попрощаться.

========== Глава 28. ==========

Когда утром сова принесла лишь еженедельный выпуск Пророка, Гермиона убедилась в согласии Перси на встречу. Радость от того, что у Гарри, Рона и Джинни тренировка перед предстоящим матчем, так что они не смогут посетить Хогсмид в эти выходные и не станут случайными свидетелями их встречи с Перси, практически затмила беспокойство о будущих переговорах. Ровно до того момента, пока Грейнджер не оказалась в Башне старост и не принялась собираться.

Она уговаривала себя не думать обо всех этих вещах — не сейчас. Ни об убийствах, ни о пропавшем Нотте-старшем, ни о Далии Эйвери и уж тем более ни о Драко Малфое. Она была не в состоянии справиться с навалившимися проблемами, а их было так много и Гермиона чувствовала, что должна столько всего обдумать, но опасения, как бы не явиться в Хогсмид вымотанной тяжелыми размышлениями, пересилили эту необходимость.

Она будет думать об этом потом, а сейчас Гермиона не станет изводить себя тем, что способно её сломить.

Наученная горьким опытом девушка оделась потеплее, спрятала палочку в карман джинсов, откуда могла быстро её достать (вряд ли появится необходимость обороняться, но так Грейнджер чувствовала себя спокойнее), и, погладив Живоглота для успокоения, покинула спальню.

Она не разговаривала с Малфоем и Пэнси со вчерашнего вечера и, говоря откровенно, слегка пожалела, что поддалась эмоциям и так скоро покинула гостиную — ей стоило затронуть те мерзкие слухи, что ходят по школе, ведь рано или поздно этой проблемой тоже придется заняться. Гермиона задалась вопросом, сколько еще будет этих проблем, и почувствовала себя настолько несчастной, что поспешила отодвинуть обременительные мысли на задворки сознания.

Шаг за шагом, повторяла она, спускаясь в гостиную, и твердо осознавая, что речь идет вовсе не о ступеньках лестницы.

Ей хотелось поскорее очутиться в Хогсмиде и разделаться с еще одним пунктом шаткого плана, составленного их горе-командой. Смутное опасение, что сегодняшняя встреча принесет мало плодов, закралась еще ночью, но и об этом Гермиона запрещала себе думать — в конце концов, у неё не так уж и много вариантов.

Но судьба — жестокая штука, явно не намеренная идти на уступки гриффиндорки.

В гостиной стоял Малфой, уставившись в окно. Девушка видела лишь его затылок, но словно глядела сквозь — Грейнджер была уверена, что Драко хмурится. В последнее время его сложно увидеть радостным и, какой бы раздражающей не являлась эта мысль, Гермиона давно не видела его улыбки.

Она тряхнула головой, прогоняя прочь подобные мысли, и постаралась воскресить в памяти вчерашний неприятный диалог. Сделать это было не так уж и сложно, только былой ярости Грейнджер уже не испытывала — только непреодолимое желание выскользнуть из Башни незамеченной. Ну, а если и замеченной, то хотя бы проигнорированной.

С Малфоем она тоже разберется позже.

— Я тоже пойду.

План Гермионы провалился, даже не начав реализовываться.

Она развернулась на носочках, с досадой подсчитывая, что до выхода оставалось каких-то два-три шага. Драко все еще был повернут к ней спиной, а голос его звучал на редкость холодно. Впрочем, предположила Гермиона, холодность напускная. И правда — Малфой повернулся и играющие на скулах желваки предстали перед взором гриффиндорки. Такое выражение его лица ей отлично знакомо — Драко пытается оставаться спокойным, только ни черта у него не получается.

— Зачем?

Его руки опускаются в карманы брюк, а Грейнджер следит за этим жестом, убеждаясь в своей правоте — его ладони сжимаются в кулаки, это видно сквозь темную ткань. Малфой зол, а Гермиона не может сообразить, в чем причина на этот раз.

— Я лично общался с Далией, и если уж ты намерена уговаривать Уизли натравить авроров на поместье Эйвери, я смогу предоставить информацию, чтобы обыск представился необходимостью.

Ей вовсе не понравилось, как он произнес слово «уговаривать» — словно это что-то постыдное, что-то отвратительное, — но Гермиона не могла возмутиться. Возможно, ей действительно придется задействовать уговоры, если надавить на Перси не получится. От одной мысли, что ей придется давить на него, тошнило — они ведь друзья!

Ситуация в принципе отвратительная. И все же брать с собой Малфоя — значит ухудшить её в сто раз. Они, не дай Мерлин, подерутся прямо в Трех метлах, если одному из парней стукнет в голову сказать какую-то глупость. И Гермиона не может даже предположить, кому из них подобное стукнет в голову первым: вспыльчивому Перси или не менее вспыльчивому Малфою. А второй, в довершении всего, абсолютно не умеет держать язык за зубами.

— В этом нет надобности. Я знаю достаточно, чтобы…

— Что, боишься, Уизли пронюхает, что твоя миссия узнай-как-можно-больше зашла дальше необходимого?

Её глаза мгновенно вспыхнули, воспоминания о проведенном вместе времени всплыли в голове, и Грейнджер возненавидела Малфоя за то, что он пытается испортить их подобными заявлениями. Она без труда сообразила, о чем он толкует — эта тема была затронута еще вчера, и не стала менее раздражающей и болезненной за ночь.

— Заткнись, Малфой, — прошипела девушка, сжимая ладони в кулаки. — Ты сам знаешь, что несешь бред!

— Да? — он бросил издевательский смешок, а желваки на челюсти снова заиграли. Пока слизеринцу удавалось сохранять шаткое внешнее спокойствие, но едва ли это продлится долго.

— Мы вернулись к тому, с чего начали?! — в отчаянии воскликнула Гермиона. Мерлин, у них столько проблем, так зачем Малфой усложняет и без того запутанную ситуацию?

— Мы никуда и не уходили! — и вот оно, то, что предсказывала девушка — он завелся так же быстро, как и она, стоило только заикнуться об их отношениях с Перси.

Грейнджер не была уверена, как это работает, но от злости Драко не покраснел, как часто случалось с ней, напротив — он стал еще бледнее обычного, и такой вид устрашал. Всех, но только не её. Гермиона давно перестала опасаться Драко Малфоя и вряд ли когда-то сможет начать снова.

И тем не менее его слова, брошенные резко и наверняка необдуманно, сковырнули больную рану — то, от чего Грейнджер бежала всю ночь, позволяя держать в голове исключительно необходимые для встречи с Перси мысли.

Её раздражало, что он пытается делать вид, словно ничего не было, а если и признает, что что-то все же было, то издевается над этим, издевается над ней. Малфой может сколько угодно пытаться стереть из памяти воспоминания о бале, ночи после него, полетах на метле, чтении у озера, его подарке на её день рождения и её ответном подарке, о… о ней. Но Гермиона не позволит испортить и её воспоминания. Нет, она не станет слушать его желчь и словно со стороны наблюдать, как всё хорошее в её памяти покрывает слой грязи, вызванный словами Драко.

— Да что ты?!

— Да!

— И ладно! — Грейнджер всплескивает руками. — Ладно, Малфой, хорошо! Можешь вычеркнуть всё, забыть, стереть — делай, что пожелаешь! Но учти, когда до тебя дойдет, насколько ты ошибся в своих суждениях… Не смотри на меня так, да, представь себе, и ты можешь ошибаться! Так вот, когда до тебя все же дойдет, может быть слишком поздно.

Она прошептала пароль и переступила через скрытый в стене проход еще до того, как он успел открыть рот для ответа.

***

Контраст холода улицы и тепла Трех метел поражал и зачаровывал. Гермиона невольно улыбнулась, окунаясь в приятную атмосферу паба, скинула теплую мантию, с удовлетворением подметив, что ей ничуть не прохладно. Мадам Розмерта кружилась по помещению, оповещая новоприбывших об отсутствии свободных мест, и только улыбнулась Гермионе, легонько хлопнув её по плечу и пообещав принести сливочного пива через минуту, хотя гриффиндорка и не думала заказывать его.

И все же приветливость хозяйки приятно грела душу, потому дальше Грейнджер двинулась с твердой улыбкой на лице. Но она дрогнула, стоило взгляду зацепиться за задумчивую фигуру, сидящую в конце зала и изучающую что-то в окне.

Перси выглядел заметно отдохнувшим — по крайней мере, цвет лица стал здоровее, — но маска обреченности не сошла с его лица. И это вовсе не порадовало Гермиону.

Она чувствовала себя не более воодушевленной, чем Перси, и едва ли это хороший знак для их расследования. Всю дорогу до Хогсмида гриффиндорка уговаривала себя настроиться на позитивный лад: быть может, Перси расскажет что-то, что действительно поможет им найти преступника и… и, возможно, стабильность наконец вернется в её жизнь.

Она запрещала себе думать о Малфое и удивлялась, как много запретов появилось в собственной голове. Но Гермиона не могла позволить себе анализировать то, что бросила напоследок — слишком искренними были эти слова и слишком необдуманно сорвались с языка, и так же легко о них можно было начать сожалеть.

— Гермиона, — Уизли заметил застывшую в нескольких шагах от стола девушку и выдавил слабую улыбку.

— Привет, — она тоже улыбнулась, но была полностью уверена, что Перси улавливает её неискренность так же, как и она — его. Им двоим сейчас не до улыбок. — Давно ждешь?

— Нет, — парень указал на полный стакан сливочного пива в руках. — Как видишь.

— Что ж… — стоит ли сразу перейти к делу или проявить вежливость? Может ли Перси решить, что она вспоминает о нем, лишь когда нужно узнать о ситуации в Министерстве? Гермионе не хотелось бы обижать его. — Как дела… у Молли и Артура?

Перси сдавленно рассмеялся, но этот смех был одним из самых искренних его эмоций за последнее время, так что Грейнджер тоже неловко улыбнулась в ответ.

— Они в порядке. Я знаю, что ты не за этим меня позвала.

Что ж…

Гермиона незаметно выдохнула. Разыгрывать спектакль еще и с ним её совершенно не прельщало. Она устала притворяться и сейчас была рада расслабиться, не держать спину ровно, перестать скрывать весь тот груз, что свалился на её плечи и с каждым днем опасно приближал уставшую девушку к земле. Грейнджер могла себе позволить подобное с Перси. Сейчас, когда она наверняка владеет не меньшим количеством информации, чем он, и ей не придется выпытывать детали.

— Прости.

— Просто говори прямо.

Перед гриффиндоркой опустился стакан со сливочнымпивом и она с облегчением сделала глоток — все же правильно мадам Розмерта решила подать напиток даже без её просьбы.

Она готова была выпалить то, с чего привыкла начинать подобные диалоги — как было с Пэнси, а потом и с Малфоем, — но решила, что нет смысла пережевывать одну и ту же историю с Розье. Говоря откровенно, ей вдруг стало абсолютно безразлично, как его тело доставили в атриум. Больше всего Гермиону волновала реальность её теории.

— Я бы хотела, чтобы авроры проверили поместья Пожирателей, — без обиняков сказала Гермиона, глядя прямо в глаза Перси.

Его брови взметнулись вверх, но парень промолчал, лишь отпил из своего стакана, и выждал несколько секунд, прежде чем ответить.

— Не могу выбрать всего один вопрос из всех, что крутятся в моей голове, так что… — он махнул рукой, как бы приглашая её продолжить рассказ.

На лице Уизли было невозможно что-либо прочитать (и когда он научился так хорошо скрывать эмоции?), но Грейнджер все равно постаралась разглядеть хотя бы одну эмоцию, помимо удивления, в его глазах. Безуспешно. Оставалось только глубоко вздохнуть и, осторожно выбирая слова — все-таки ей не нужно, чтобы Перси узнал, что именно они с Пэнси провернули в поместье Паркинсонов, — продолжить изъясняться.

К тому же об осведомленности Пэнси распространяться тоже не стоит.

— Я думала об этом, — Перси хмыкнул, чем заслужил недовольный взгляд Гермионы. — И пришла к выводу, что на Паркинсонов должен был напасть кто-то хорошо знакомый и, возможно, этот кто-то присутствовал на мероприятии, что они организовывали в тот вечер.

Перси тарабанит пальцами по столу, а складывается ощущение, что по голове Гермионы — ей хочется схватить его руку и плашмя уложить на стол, лишь бы парень прекратил. Но она лишь крепче сжимает стакан со сливочным пивом и вновь натягивает на лицо маску полного спокойствия и уверенности.

Мерлин, как же она устала…

Он изучает её взглядом около минуты, Грейнджер же пользуется этим временем для того, чтобы загнать поглубже абсолютно все эмоции — Уизли будто видит её насквозь. Впрочем, он все еще не кричит и не ругается, значит, не так уж и хорошо видит.

— Мы проверяли.

— Что? — непонимающе переспрашивает Гермиона, даже замерев на месте.

— Мы думали об этом, а потому проверили поместья всех присутствующих в тот день у Паркинсонов, но там ничего — ни темных артефактов, ни заключенных.

Голова начинает идти кругом, мысли лихорадочно вертятся вокруг того, что сказал Перси, и Грейнджер начинает тараторить все, что только приходит на ум, лишь бы схватиться за былую убежденность в правильности выбранного направления.

— Постой, ты ничего не рассказывал об этом. Паркинсонов не было около недели, прежде чем обнаружили тела, где-то же они должны были находиться! Авроры могли плохо обследовать поместья, Министерство же наверняка не раскрыло официальной причины обыска, так что, возможно, они просто не заглянули везде, где следовало бы и…

— Гермиона, — мягко окликает Перси, но девушку уже не остановить.

Грейнджер слышала, что авроры периодически совершают рейды к бывшим Пожирателям на случай создания новых тайников или еще чего-то опасного, по типу темных артефактов и ингредиентов. Наверняка и эту операцию они провернули под видом подобной проверки, а потому работали по привычной схеме, которой могло оказаться недостаточно.

— Авроры просто плохо обыскали территорию. Возможно, их держали не в самом поместье — у Пожирателей огромные владения, мог быть какой-то подвал, а вход спрятан где-нибудь в беседке в саду! Или тайные проходы за книжными стеллажами или что-то в таком духе… — что там еще обычно показывают в фильмах?

— Гермиона.

Девушка отрицательно качает головой, до побеления костяшек сжимая стакан, отчего жидкость слегка разливается, когда её рука дергается.

Нет, она должна быть права! Грейнджер просила Пэнси и Драко рассматривать её теорию именно как теорию, но сама так надеялась, что выбрала правильный путь — потому что он единственный, а у них совсем не осталось времени! И если в поместьях чисто, если авроры действительно хорошо все обыскали, тогда… Тогда что же им, черт подери, делать?

— Вы осмотрели все поместья? — в отчаянии спросила она.

— Всех, кто был под подозрением.

— А что насчет… — она прокашлялась. — Насчет Далии Эйвери?

И снова это удивленное выражение на его лице, снова молчание. Ох, Мерлин, она сейчас выплеснет пиво ему в лицо и начнет неистово трясти за плечи, лишь бы Перси поскорее пришел в чувство и заговорил!

— Откуда ты знаешь про неё?

— Читала в газете, — ложь сорвалась легко.

Вернее, такая статья действительно существует — как же хорошо, что Гермиона просмотрела выпуски Пророка, — только вот о Далии она узнала вовсе не из неё. Но это и не важно — важно то, что Перси поверил.

— Их поместье авроры не трогали, — явно нехотя признался Уизли.

— Это еще почему? — возмущенно прошипела Гермиона. — Она была у Паркинсонов! У её отца огромное владение!

— Да, но она… — Перси нервно заерзал, от былого спокойствия не осталось и следа. Он явно не хотел затрагивать эту тему. — Это ведь поместье её отца, а он во Франции, к тому же Далия — миниатюрная девушка, как она смогла бы… — но Уизли прекращает лепетать околесицу под сощуренным взглядом Гермионы.

Да, он не врет: поместье принадлежит мистеру Эйвери, да и судя по колдографиям Далия приблизительно того же телосложения, что и Гермиона. Только это едва ли стало причиной того, что обыск авроров обошел их поместье.

— Ложь, — уверенно заявляет Грейнджер, а щеки начинают пылать от раздражения — допустить такой промах! — Министерство просто исключило её из подозреваемых.

— Гермиона, это…

— У неё отличная репутация: девушка, отказавшаяся следовать за отцом еще в тринадцать лет, помогавшая пострадавшим волшебникам как во время, так и после войны. Что написали бы в газетах, узнай, что авроры заявились в дом, где она живет одна, и начали обыскивать его? Министерство просто испугалось, ведь так?

Впервые Гермиона Грейнджер понимала Люциуса Малфоя. Репутация решает всё. Если общество о тебе хорошего мнения — считай, жизнь в шоколаде. Если же нет… Можешь тихо гибнуть, никто и не заметит.

— Так? — с нажимом переспрашивает она. — Я права?

Взгляд Перси забегал по пабу, и хотя гриффиндорка осознавала, что зря злится на него, — в конце концов, не Уизли отвечал за авроров и их работу — но ничего не могла поделать с закипающим в душе гневом.

Просто немыслимо.

Как бы она ни старалась… Что бы ни делала — все бесполезно! И Грейнджер даже не чувствует радости от того, что получила дополнительную причину считать свою теорию верной: если Паркинсонов не нашли ни в одном поместье, а владения Эйвери даже не обыскивали…

Нет, она подумает об этом позже. Когда вернется в Хогвартс, сядет за стол и распишет всё на листе пергамента, а потом сможет вытянуть из собственной схемы всю возможную и невозможную информацию. Она сделает это, а сейчас…

— Это просто ужасно, Перси, — с отвращением говорит Гермиона. — Я никогда не стану оправдывать Пожирателей, никогда, но, Мерлин, их же просто убивают. Это даже не правосудие, — в мыслях совсем некстати возник образ Малфоя и мелькнувший в его глазах страх при мыслях о связях Далии с родителями. Как эгоистично — Гермиона говорит обо всех Пожирателях, но думает только об этом человеке и его судьбе. — Да они же попросту являются частью Магической Британии! Министерство обязано нести за них ответственность, а в итоге…

В итоге пропал еще один человек.

Грейнджер практически добавляет это, но вовремя закрывает рот. Нет, рассказывать об этом совершенно нет смысла. Перси никак не повлияет на ситуацию, а снова врать, что она случайно услышала разговор слизеринцев — дурацкая затея. Однажды подобное могло сработать, но во второй раз будет сложно поверить, что Грейнджер так везет оказываться в нужном месте в нужное время, да еще и оставаться незамеченной.

Она обессиленно хлопает ладонями по столу, оставляя несколько сиклей возле недопитого сливочного пива, и поднимается на ноги. Перси взволнованно глядит на то, как гриффиндорка стаскивает со спинки стула свою мантию и натягивает на себя. Он открывает, но тут же захлопывает рот, очевидно, опасаясь ляпнуть что-то не то и заработать не только гневный взгляд, но и что похуже.

Только вот у Гермионы совершенно нет на это сил. Она в тупике, разочарована, все еще слегка рассержена. Снова запуталась.

Уизли решается что-то сказать в тот момент, как Грейнджер отходит от стола, но она не слышит его слов, проходя мимо смеющейся компании, и даже не думает останавливаться — ей нужен свежий воздух. И желательно ветер. Сбивающий с ног, но очень освежающий.

И она вылетает из Трех метел как сумасшедшая, замирая возле входа с искаженным от боли выражением лица, тугим комом в горле и спутанными мыслями.

Что же им теперь делать? Что делать ей? Малфой и Пэнси с ума сойдут, если узнают об отсутствии намерений со стороны Министерства рассматривать Далию как подозреваемую. Гермиона не сможет контролировать их бурный нрав и, как бы нелепо это не звучало, тягу к проблемам — обычно ведь её Малфой обвиняет в умении найти приключения на пятую точку.

Драко вообще…

Взгляд засекает одинокую фигуру, быстро и уверенно движущуюся по пустым улицам Хогсмида (очевидно, холод осеннего дня вынудил всех учеников прятаться в теплых пабах). Сердце Гермионы громко ухает в груди, пока сама девушка застывает на месте в немом шоке.

Она бы продолжила стоять, глядя на пока еще нечеткие очертания Малфоя, пытаясь считать его эмоции хотя бы по походке, пока парень не оказался бы в шаге от неё, но вдруг чья-то ладонь смыкается на запястье и круто разворачивает её — теперь гриффиндорка может видеть Драко только повернув голову, выглядывая из-за плеч Перси.

И делает это, словно какая-то невидимая сила не позволяет оторвать взора от резко замедлившегося парня. Впрочем, застывает он всего на секунду, и теперь Грейнджер видит, как хмурятся его брови, как сжимаются кулаки в карманах черного пальто, и внезапно осознает, какая же она дура: во-первых, поверила, что Малфой в кои-то веки послушается, оставшись в школе, а во-вторых, стоит прямо сейчас, как вкопанная, хотя ни он, ни Перси на дух друг друга не переносят! Еще гляди и подерутся.

— Гермиона, постой, — быстро бормочет Перси, но она и так стоит, за что мысленно себя корит, но едва может глубоко дышать от быстрых ударов сердца, что уж говорить о передвижении ног. — Ты ведь не только за этим меня позвала?

Грейнджер могла бы различить надежду в его голосе, если бы слушала чуть внимательнее, чем краем уха. Она кивает, словно болванчик, а сама неотрывно следит за приближающимся как-то неспешно, будто пытаясь скрыть бушующие эмоции, Малфоем.

Мерлин, да что это с ней?

— Знаю, ты расстроилась, но…

Почему он не послушал её? Почему не остался в Хогвартсе?

— Война закончилась, прекрати забивать свою голову спасением мира — оставь это Министерству.

Придурок! Ему нужно было просто остаться в Хогвартсе! Малфой — самый упертый, наглый, бестактный человек! Он недолюбливает всех Уизли и, заявись в Три метлы десятью минутами ранее, испортил бы и без того сложный диалог.

— Слышишь, Гермиона?

Перси отпустил её запястье какое-то время назад, очевидно, смутившись возможных чужих взглядов, но улица была пуста, — исключая Малфоя, которого тот по-прежнему не замечал, повернутый к нему спиной — так что рыжеволосый слабо встряхнул её за плечи. Но это только подтолкнуло Гермиону еще раз утвердительно кивнуть.

Ветер трепал его светлые волосы, создавая на голове полный беспорядок, и Грейнджер сжала ладони в кулаки в попытке подавить настойчивое желание пригладить непослушные пряди. Нет, она сделала уже достаточно за сегодня. Сказала достаточно. Она и так находится на грани сожаления о тех вырвавшихся словах, за которыми слизеринец, обладающий такой же раздражающей проницательностью, что и Джинни, без труда способен разглядеть то, что так упорно Гермиона скрывает — и от него, и от самой себя. То, что по глупости ляпнула на балу подруге, и то, что зарывает глубоко в сердце и сознании.

— Я позабочусь об этом, хорошо?

Поэтому ли он выглядит рассерженным? Потому что о чем-то догадался? Ему остается пройти каких-то десять шагов, так что сжатые челюсти выдают Гермионе настрой Драко — уж слишком хорошо она считывает подобные детали его поведения!

— Я позабочусь и о Пожирателях и… о тебе.

Ха! Но ведь это ей положено злиться! Он, этот кретин Малфой, так отвратительно поступал, но именно Гермиона чувствовала себя виноватой, именно она беспокоилась, как смотреть ему в глаза после гадких слов, брошенных им же! И именно она, как такая же, по всей видимости, идиотка, сейчас будто бы забыла об ужасном значении того оскорбления, что раньше постоянно использовал слизеринец и недавно вспомнил вновь.

— Хорошо, Гермиона? Ты веришь мне?

Мерлин, да что же он толкует-то?!

Грейнджер как-то зло кивает, не до конца осознавая, что злится на Перси из-за того, что он мешает ей, святой Годрик, глядеть на Малфоя! Да ей следует прямо сейчас затолкать Уизли в Три метлы, а Малфоя оглушить заклинанием, лишь бы это идиоты не встретились.

Она живо отступает в сторону, когда расстояние между ней и Драко уменьшается до пяти шагов, желая обойти Перси и исполнить веление разума, и наконец переводит взгляд на собеседника.

Гермиона успевает засечь стремительно приближающийся силуэт и инстинктивно отшатывается, но это не мешает рыжеволосому вновь оказаться в метре от неё.

И внезапно перестает существовать и ветер, хлеставший её по щекам и затрудняющий дыхание, и замерзшие руки, которые гриффиндорка, так погрузившись в мысли, не подумала спрятать в карманы и защитить от холода, и посетители в пабе за её спиной, и, собственно, она сама.

В голове набатом звучит одно и то же: Малфой, Малфой, Малфой.

Кажется, даже ритм её сердца отбивает «Малфой», а сама девушка замирает от шока и только вслушивается в его имя, будто ставшее частью её самой, смешавшееся с кровью и расползающееся по венам.

Губы Перси на её губах совсем не похожи на губы того, кто так прочно засел и в голове и сердце. И ей не нужно вникать в странное чувство, сопровождающее поцелуй, чтобы осознать — это не то.

Поцелуй длится всего несколько секунд — ей понадобилось мгновение, чтобы осознать происходящее, и руки стремительно взметнулись вверх, намереваясь прервать, оттолкнуть. Но Перси оказался «оторван» от неё еще до того, как Гермиона смогла что-либо предпринять.

Она снова видит перед собой улицу Хогсмида, а не лицо Уизли, но все так же не может дышать и шевелиться.

Впрочем, лекарство от оцепенения находится тут же — ей всего-то понадобилось опустить взгляд.

— Мерлин, Малфой!

Гермиона не думает, когда кидается к парню, зловеще возвышающегося над Перси, прижимающего его к стене паба. Из носа второго тонкими струйками течет кровь, а парень, кажется, еще не до конца оправился от шока, а потому и не соображает, что следовало бы сопротивляться.

Грейнджер молит всех богов, чтобы нос Уизли остался цел, но у неё едва ли хватает времени, чтобы детальнее рассмотреть повреждение — ладони вцепляются в плечо Малфоя, оттаскивая руку с вновь занесенный кулак в сторону, но сил гриффиндорки недостаточно, чтобы полностью оторвать тело Драко от Перси. И откуда в нем столько сил, тощий ведь!

— Малфой, прошу тебя! — ей остается только пытаться достучаться до его здравого смысла. В окнах начинают появляться любопытные мордашки, не пройдет и пяти минут, как посетители повалят на улицу для лучшего вида. И Гермионе очень не хотелось бы становиться главной героиней разгорающегося спектакля.

Но Драко, кажется, и не думает прислушиваться. Гриффиндорка не уверена, что он вообще её слышит, пока за очередной попыткой оттащить его в сторону не следует злобное шипение сквозь стиснутые зубы:

— Грейнджер, отойди.

Очевидно, ему стоит титанических усилий не дернуть рукой — Малфой понимает, что если сделает это, легко может попасть Гермионе по лицу. И тогда уже придется защищаться ему.

У неё нет времени думать, какого черта он ведет себя так нелепо, и что из себя возомнил, решая, с кем ей можно целоваться, а с кем нет (пусть девушка и не желала этого поцелуя), больше всего Грейнджер заботит то, как бы разделить парней до того, как Перси придет в себя и начнется настоящая драка.

— Малфой! — она вдруг переходит на крик и даже занятый своим гневом Драко вздрагивает. — Немедленно отойди от него!

Он оборачивается, глядя на неё через плечо. Его бледное, рассерженное лицо и пылающие серые глаза встречаются с таким же бледным от испуга лицом и карими глазами Грейнджер, в которых читается мольба. Дыхание учащенное, настолько напряженное, что Гермиона могла бы решить, что парень бежал от Хогварста, если бы сама не видела его вальяжной походки.

Но лучше бы причина была в беге. Мерлин, лучше бы это было так! Сейчас же Драко в ярости и это куда хуже.

— Отпусти! — так же настойчиво повторяет она, и на секунду кажется, что слизеринец послушает её.

Он отрывает вторую руку от стены, заставляя Гермиону вздохнуть с облегчением — вот сейчас он просто отойдет в сторону! — и вдруг второй кулак проходится по лицу Перси. Грейнджер вскрикивает, её ладони крепче сжимают плечо парня, пока она смотрит, как на костяшках пальцев его второй руки остаются следы крови. Раздается негромкий хруст, однако теперь Гермиона уверена — если раньше нос не был сломан, то теперь определенно.

— Малфой, что ты творишь! — она неистово дергает его, сама не замечая, что с каждым разом оттаскивает слизеринца все дальше от пострадавшего, ведь больше он не сопротивляется.

Перси, наконец пришедший в себя и, кажется, даже не слышавший толком отчаянных уговоров Гермионы, кидает на неё полный разочарования взгляд, прежде чем эта эмоция сменяется презрением и злостью, когда он встречается глазами с Малфоем. Уизли стремительно отрывается от стены, одной рукой сжимая кровоточащий нос, но Грейнджер протискивается между парнями до того, как он успевает оказаться возле Драко.

— Успокойтесь! Оба! Мерлин, что за концерт вы устроили?

Перси вцепляется в её запястье, намереваясь отвести в сторону руку Гермиону, прижатую к его груди, и Малфой дергается вперед, проследив за этим движением. Грейнджер грубо дергает его за плечо, осаживая.

— Уходи, — заявляет она, изо всех сил демонстрируя уверенность, хотя у самой ноги дрожат. — Иди к школе. Я догоню тебя, — она надеется, что он прочтет продолжение фразы в её взгляде: и мы поговорим. — Ну же! — восклицает она, когда блондин только зыркает, но не двигается с места. — Иди, Малфой!

Он дергает локтем, вырываясь из хватки, и кидает на Перси такой взгляд, что тот снова дергается, удерживаемый Гермионой.

Она шумно дышит, раздирая горло холодным воздухом, уже двумя руками цепляется за Уизли, пока они оба смотрят, как отдаляется Малфой, и пытается не думать о ярости, читающейся даже в походке слизеринца. Сейчас ей нужно сосредоточиться совсем на другом и Грейнджер…

— Так в этом причина?

Горестный голос Перси выводит гриффиндорку из некого транса, созданного медленно отдаляющимся силуэтом Малфоя. Она вздрагивает, переводя взгляд на парня, и отступает на шаг назад, наконец избавившись от потребности удерживать его.

Гермиона не успевает ответить, равно как и сообразить, о чем толкует Уизли, когда тот продолжает:

— Поэтому ты так рвешься помогать Пожирателям. Потому что семейка Малфоя может пострадать? Он нравится тебе? Вы вместе, что ли?

Внутри Гермионы закипает гнев, возникающий всякий раз, когда кто-то разговаривает с ней осуждающим тоном, хотя девушка не совершила ничего плохого, и будто пытается давить, желая получить нужный ответ. Но у неё нет ни этого «нужного» ответа, ни желания выслушивать упреки в свою сторону.

— Насколько я могу судить, ни разу за всё время общения я не дала тебе повода считать, что наши отношения выйдут за рамки дружбы, — полным деланного спокойствия голосом начинает Гермиона, игнорируя поставленные вопросы. — Но ты решил, что можешь переступить черту, а сейчас разговариваешь со мной так, словно в чем-то виновата я.

И все же она была виновата: обманывала, недоговаривала, скрывала. Но ей уж точно не поставишь в вину… чувства. Пусть странные и непонятные, но они — её, и никто не вправе решать, имеет ли Гермиона право их испытывать. А она чувствует осуждение в голосе Перси, видит отвращение в его взгляде — то ли к Малфою, то ли к их «отношениям», невольным свидетелем которых стал парень.

И это злит её.

Грейнджер сама не до конца разобралась в себе, чтобы позволять мнению посторонних влиять на её окончательное решение. А Перси в их с Драко делах — посторонний.

— Хочешь услышать ответ на свой вопрос? Да. Он — причина, — и как умело она упустила ту часть, где Уизли интересовался об их возможном романе!

Она четко осознает, что на этом помощь Перси заканчивается. Он ни за что не станет снабжать её сведениями, зная, что все усилия — ради Малфоя. И Гермиона отказывается думать, что причина тому, вероятно, его чувства к ней. Она не может ответить взаимностью, на этом всё, и думать тут не о чем. Иначе она обзаведется еще одной причиной для размышлений и угрызений совести.

Но ей нелегко, ведь ни сейчас, ни позже Гермиона не найдет в себе никаких сожалений ни по поводу решения игнорировать чувства Перси, ни по поводу тона, с которым говорит с ним, и пугающий вопрос засядет в голове: как же она так изменилась?

— Это самая большая ошибка в твоей жизни, — только и бросает он.

А Грейнджер окидывает парня самым холодным, на который только способна взглядом, хотя внутри закипает от гнева: да почему каждый непременно желает указать на свое драгоценное мнение?! Какого черта все, кому не лень пытаются убедить её в чем-то, хотя их даже не спросили?

Только ей, Гермионе Грейнджер, решать, является ли Драко Малфой самой большой ошибкой в её жизни.

Она обнаруживает, что даже сейчас, когда в их отношениях так много неопределенности, она порывается защищать их и отстаивать, хотя не так давно была убеждена, что не сможет сделать этого, пока они с Малфоем не станут чем-то… целостным. Кем-то друг для друга.

— Обратись к целителю.

Грейнджер разворачивается, не удосуживая сломанный нос Перси и взглядом, и быстрым шагом движется по той же дороге, где скрылся Драко пятью минутами ранее.

Она побеспокоится о Перси и их дружбе потом. Когда злость рассосется, когда вопрос с Малфоем будет решен, когда отцу Нотта не будет угрожать опасность, и когда перестанут появляться новые жертвы.

А сейчас она будет холить и лелеять свое раздражение, доводя его до идентичной малфоевскому гневу, и, как только он окажется в поле зрения, выскажет все, что думает: касательно его детского поведения, безрассудных поступков и выводящей из себя неопределенности их отношений.

***

Малфой практически покидает деревушку, его шаги все такие же резкие и даже со стороны выглядят как-то зловеще. Гермиона насторожилась бы, но внутри бурлит желание выплеснуть все накопленные эмоции. Она замерзла и все еще ошеломлена произошедшим, и тем не менее ноги куда быстрее доносят продрогшее тело хозяйки до слизеринца, чему она безмерно рада.

Драко, погруженный в свои мысли, очевидно, не замечает приближения девушки, хотя Гермионе куда больше нравится считать, что это она двигается бесшумно. Рука вцепляется в предплечье парня и так резко дергает назад, что гриффиндорка невольно пугается, как бы не вывихнуть её Малфою.

Она готова и к тому, что сейчас он набросится с криками, и к колким взглядам, так что вовсе не удивляется и не напрягается, когда именно это её и встречает. Правда, едва он открывает рот, чтобы выплюнуть что-то едкое, Грейнджер позволяет съедающему желанию прибить Малфоя вырваться в виде возмущенных восклицаний:

— Какого черта, Малфой?! Что ты о себе возомнил?

Гермиона отвечает таким же злым взглядом, не уступая Малфою, и невольно подмечает, что они оба едва контролируют себя — ни Драко, ни Гермиона не пойдут на попятную, а это вряд ли обернет конфликт в положительную сторону. Впрочем, ей все равно! Конкретно сейчас, в этот момент, она просто раздражена и устала каждый раз указывать на идиотское поведение Малфоя, которое напрямую связано с ней.

— А что не так? — шипит он, зловеще наступая на гриффиндорку, а та машинально делает шаг назад, увеличивая расстояние, но загоняя себя к стенке. И замирает, как только осознает это. — Это ведь была деловая встреча? Которая напрямую касается моих родителей, вот и пришел проверить!

Грейнджер фыркает, закатывая глаза, и снизу вверх смотрит на Малфоя, ничуть не пасуя из-за столь неловкого положения — ей очень не нравится, что он стоит так близко. Как минимум потому, что ей будет крайне неудобно врезать со всей силы из такого положения.

— И как разбитый нос Перси поможет твоим родителям?! — под стать парню отвечает Гермиона, понижая тон, но не градус яда в голосе. — Твое тупое поведение только лишило нас союзника!

— Союзника?! — Малфой выплевывает это слово так, что на мгновение Гермиона задумывается, а не является ли оно оскорбительным. — Хотела сказать, что теперь у тебя будет меньше поводов таскать своего Уизли в Хогсмид по выходным?

— Да что ты несешь! — она так глубоко хватает воздух ртом, что горло обжигает холодом.

Грейнджер в бешенстве. Неимоверно зла.

Да как он может?! Она, спятившая идиотка, затеяла весь этот сыр-бор из-за него! Ну, отчасти и ради себя, естественно — желание разобраться, что же её бедное сердечко так сходит с ума при виде слизеринца было бы неосуществимо, если бы он сошел с ума от горя из-за смерти своих родителей. Но Гермиона пыталась защитить Малфоя! Пытается.

Потому что он… Мерлин, он просто свел её с ума, заставил поверить в собственное сумасшествие, постоянно размышлять о том, о чем Грейнджер никогда не предполагала, что станет думать, анализировать их «отношения»! Она согласилась пойти с ним на бал, а потом… Святой Годрик, чему она позволила случиться потом…

И ей это нравилось. Нравится!

А он, этот подлец Малфой, смеет разбрасываться столь абсурдными обвинениями! Что бы там ни сказала Пэнси, он не должен приписывать Гермионе роман с Перси. Даже если Драко верит, что она просто помогает Министерству, обвинять её в том, что она спала с ним, а встречалась с Уизли… Да Малфой просто псих!

Она пихает парня в грудь еще до того, как проанализирует последствия собственных действий — ладони резко впечатываются в пальто и надавливают со всей силы. Драко отшатывается от гриффиндорки, но и не думает терять равновесие. Серые глаза сверкают все тем же огнем, гневные слова вертятся на языке, но их с Грейнджер состояния идентичны и она вновь опережает его тираду:

— Ты неблагодарный придурок, Малфой! — она наступает, каждый шаг сопровождая мощным ударом по его груди, и теперь вынужден отступать уже слизеринец. — Хоть раз, хоть один чертов раз, ты сказал что-то хорошее?! Только обвиняешь и обвиняешь, считаешь, будто знаешь всё, а на деле ни черта ты не знаешь! — Гермиону раздражает, на какой жалкий писк срывается её голос на последних словах, а глаза предательски увлажняются, поэтому она жмурится и только усиливает удары. — Тебя что, не учили, что взрослые люди разговаривают в таких ситуациях?! — как странно, должно быть, слышать это, когда параллельно Грейнджер колотит его по груди. — Почему ты просто не спросил, как на самом деле обстоят дела?!

А Гермиона и вправду внезапно обнаружила, что, спроси Малфой обо всем раньше, она, вероятно, выложила бы правду как на духу. Потому что она устала от секретов и недосказанностей так же, как и от решения запутанных проблем, которым нет конца, а Драко, хотел он того или нет, только усложнил ситуацию.

Но он не спросил, а она не рискнула рассказать самостоятельно, и вот сейчас обида на него смешивается с разочарованием из-за собственной трусости — а уж в этом, думала Гермиона, её обвинить нельзя! — и выливается ударами на мужскую грудь.

— Чистосердечное признание? — он перехватывает её руки, пожалуй, слишком уж крепко сжимая запястья, и голос его по-прежнему пропитан ядом.

Грейнджер дергается, пытается освободиться, но это приводит только к усилению хватки Малфоя и еще большим гневом девушки в ответ на его действия и свое бессилие. Она рычит сквозь стиснутые зубы и, игнорируя слезящиеся глаза, смотрит прямо на Драко:

— Да! — выплевывает переполненная эмоциями Гермиона. — Признание! — Мерлин, молчи! — Я не работала на Министерство, понял?! Я заставила рассказать обо всем Перси и пообещала молчать, и никто, кроме него и вас с Пэнси не в курсе, что я что-то знаю! — она тянет руки на себя, но Малфой держит достаточно крепко, чтобы Гермиона только яростно мычала в тщетных попытках. — Понял, Малфой?! — кричит гриффиндорка, уже позабыв о том, где находится. — Я не работала ни на Министерство, ни на Перси! Я пыталась помочь тебе, кусок ты…

Грейнджер испуганно хватает ртом воздух, когда спиной внезапно влетает в стену какого-то дома и из груди вышибает весь дух. Она даже не успела засечь, в какой момент Малфой отпустил её запястье, опомнилась лишь тогда, когда его усилиями оказалась вжата в холодный кирпич.

Лицо Драко белее мела, только глаза необычайно ярко выделяются на фоне бледного лица — девушке отлично удается разглядеть это, ведь слизеринец наваливается на неё всем телом, прижимая к стене и заключая в кольцо из рук — он преграждает путь к отступлению, но Гермиона и думать об этом забывает, когда одна его ладонь упирается в стену возле её талии, а другая возле головы.

Он так близко, снова так близко, что не хватает и того воздуха, что она вдохнула мгновение назад.

— Заткнись, Грейнджер, — шипит Малфой, но гриффиндорка уже видит странный блеск его глаз. И это не пугает, пусть она и не может разгадать эту его эмоцию, но достаточно и того, что это точно не злость.

— А что не так? — она намеренно повторяет его же слова. — Правда глаза колет? Или не глаза, а совесть? Если она у тебя есть. Неужели стало стыдно, что… — вел себя, как кретин.

Окончанию фразы суждено лишь эхом прозвучать в голове гриффиндорки и унестись в далекие дали.

Губы Малфоя, такие холодные, но по-прежнему мягкие и знакомые, впиваются в её обветренные губы. Он целует её быстро, настойчиво, яростно, будто хочет что-то доказать.

Доказать, что эти губы — его. Что она — его.

Ей не стоит поощрять подобное, ведь хищный, ревнивый настрой Малфоя предельно ясен, но, черт, как же давно он не стоял так близко, не опалял дыханием её лицо, не целовал её. И Гермиона не может. Нет, она рухнет замертво прямо здесь, если он отступит, и уж тем более если причиной этому станет она.

Впрочем, какой смысл об этом рассуждать, когда её тело инстинктивно, не спрашивая разрешения рассудка, льнет к нему, выгибаясь в талии, в руки обхватывают шею и прижимает Малфоя теснее.

И от того факта, что столь желанные и столь далекие ощущения возрождаются вновь, крышу сносит быстрее, чем от огневиски. Кажется, с этим утверждением, пусть и не озвученным вслух, Малфой соглашается — приглушенный стон срывается с его губ в поцелуй, и Гермиона не может удержаться на ногах от великолепия его звучания.

Но она и не думает волноваться, когда ноги действительно начинают подгибаться — Малфой всегда держит её. Он каждый раз так ловко подхватывает Грейнджер за талию, что безумная мысль сказать слизеринцу, что именно там его рукам и место, рождается в затуманенном разуме.

К счастью, она не делает этого, ведь тогда пришлось бы разорвать поцелуй, но, видит Мерлин, этого девушка хочет меньше всего.

Он кусает её губы, тут же проходясь по поврежденным местам языком, и Гермиона старается отвечать тем же. Это похоже на сражение. Войну. И она вовсе не удивляется, когда на языке появляется привкус крови — её или Малфоя? А есть ли разница? Для неё — нет. И рычание, вырывающееся из его уст, подтверждает, что и Драко абсолютно наплевать.

Пальцы девушки знакомыми движениями зарываются в светлые волосы на затылке, периодически то опускаясь ниже, оглаживая шею, то снова поднимаясь вверх. Она не хочет отпускать его. Она не хочет, чтобы он отпускал её.

Гермионе нравится, как в груди утихает мучавшая днями и ночами тревога и сменяется волнующим чувством, неотрывно сопровождающим поцелуи и ласки Малфоя — желание большего. А то, как его ладонь касается её талии, переходя на спину и обратно, кружит голову еще сильнее.

Но через несколько секунд им все же приходится остановиться — они прижимаются лбами, шумно хватая воздух, и прожигают друг друга искрящимися взглядами.

Ей стоит накричать на него еще и за то, что нос Перси оказался сломан, сказать, что Малфой не имел права поступать так, но Гермиона по какой-то причине не может вымолвить ни слова.

Его кожа такая холодная. И как она замечает это только сейчас? Ладони, все еще обвивающие его шею, легким движением проходятся по коже, и глаза Малфоя закрываются. Ей хочется продолжить, узнать, как он отреагирует, если Гермиона на этом не остановится, но её взгляд невольно проходится по территории вокруг и гриффиндорка обнаруживает, что они в Хогсмиде. Естественно, никакой магической трансгрессии само собой не произошло!

Но Малфой уже тянется к её губам, увлекая в новый поцелуй, и Грейнджер позволяет себе на секунду забыться. Она прикусывает его нижнюю губу и тут же отрывается, зная, что слизеринец ответит тем же и тогда ей точно конец.

— Малфой, — прерывает она, уклоняясь от еще одного поцелуя. — Подожди, постой, — он затуманенным взглядом взирает в ответ. — Нужно поскорее вернуться в школу. Найдем Пэнси и поговорим… — она кивает, указывая в сторону Трех метел, как бы намекая, что получила новости. Пусть и не очень приятные.

Заволакивающая взгляд дымка постепенно развеивается и Малфой уже серьезно кивает, отступая на шаг назад. Его рука покидает талию гриффиндорки и она прикусывает губу от досады, упорно отводя взгляд, чтобы Драко не прочитал этого в её глазах.

Но порой ей кажется, что слизеринец настолько ловкий легилимент, что может проникать в голову и без зрительного контакта — его ладонь вдруг обхватывает ладонь Гермионы, мягко сжимая, и сердце её куда-то уносится, когда парень, словно ничего удивительного не происходит, двигается в сторону выхода из деревни, утягивая её за собой.

— Но мы еще продолжим этот разговор, — хрипло бросает он, не оглянувшись.

Грейнджер хмыкает, ясно осознавая, что имеет в виду он точно не разговор.

========== Глава 29. ==========

— Они не сделали что?!

От вопля Пэнси содрогается земля. И хотя гнев Паркинсон направлен не на Гермиону, она все равно вздрагивает и тут же замирает, словно опасаясь заработать подзатыльник. Малфой напряженно прожигает взглядом противоположную стену и как бы Грейнджер ни старалась, установить зрительный контакт не выходит. А потому её сердце принимается стучать еще быстрее, одолеваемое тревогой.

Стоило подумать о том, как аккуратнее преподнести информацию еще по дороге в Хогвартс, но первую половину пути Гермиона свыкалась с ощущениями от прикосновений Драко, а вторую половину разрабатывала план. И не нашлось ни минуты на размышления о реакции слизеринцев на то, что сказал Перси.

Грейнджер хочет сказать, как ей жаль, сказать, что стоило выяснить эту информацию раньше и, быть может, разгадать тайну удалось бы быстрее, но ни одна из этих фраз не успокоит Пэнси и Драко — едва ли их обрадует жалость, да и необходимость выяснить, какие поместья проверялись Министерством не могла просто присниться Гермионе.

Поэтому гриффиндорка стискивает зубы и подавляет чувство безысходности. Они подошли слишком близко, чтобы сдаваться. Они сделали так много.

Пэнси кипит от гнева и Гермиона понимает её, как никто другой. Сейчас, когда эмоции слегка улеглись, девушку снесло ударной волной стыда — она вела себя просто ужасно в Хогсмиде. Не стоило вымещать злость на Перси. Не он начал драку и не он координировал деятельность аврората. Уизли, должно быть, обижен, и Грейнджер не может перестать жалеть о сказанных в гневе словах.

— Прекрати, — Малфой холодно осаживает подругу.

Его лицо, приобретшее выражение полного равнодушия, не менялось с момента начала рассказа Гермионы. Парень упорно игнорировал её попытки встретиться взглядами, но от этого она не переставала смотреть. И заметила сжатую челюсть, как периодически Малфой разминает пальцы, как еле заметно кусает щеку с внутренней стороны. Гермиона знает, о чем он думает, и эти мысли ей очень не по душе. Вот только сказать об этом при Пэнси… Слизеринка и так увидела достаточно во время их прошлого совместного обсуждения.

Паркинсон шумно дышит, падая обратно на диван, и лицо её так стремительно бледнеет, что Гермиона начинает беспокоиться, не потеряет ли девушка сознание. Но она только хмурит брови и окидывает собеседников взглядом.

— И что делать? Очевидно, помощи от Министерства ждать не придется, — Пэнси дергает плечами, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

— Разберемся сами, — заявляет Малфой, выпрямляясь в кресле и наконец отрываясь от созерцания стены Башни старост. — Теперь мы знаем, в каком направлении двигаться.

И хотя именно эти слова Гермиона ожидала от него услышать, что-то болезненно сжимается в груди, от беспокойства перехватывает дыхание. Только сейчас она понимает, насколько безумен её собственный план и каким опасным он может быть и для неё, и для Малфоя с Пэнси.

Какая-то часть Гермионы решительно отпихивает этот план подальше, но гриффиндорка открывает рот до того, как ударится в панику и действительно откажется от него:

— Я подумала… Драко, что если мы отвлечем Далию и проберемся в поместье? Вы говорили про охранные чары, но поместье принадлежит мистеру Эйвери, а он во Франции и даже если узнает, что кто-то оказался внутри, не сможет проверить, кто именно и желанный ли это гость. Если бы ты смог… — голос постепенно переходит на шепот, а после и вовсе сходит на нет, когда занятая рассказом Гермиона концентрируется на выражении лиц собеседников.