КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706127 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124654

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Дело о немом партнере. Дело заикающегося епископа. Дело о хромой канарейке. Дело о предубежденном попугае [Эрл Стенли Гарднер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ИЗБРАННЫЕ РОМАНЫ ВЫПУСК 4 ДЕЛО О НЕМОМ ПАРТНЕРЕ

THE CASE OF THE STUTTERING BISHOP

1936

THE CASE OF THE LAME CANARY

1937

THE CASE OF THE PERJURED PARROT

1939

THE CASE OF THE SILENT PARTNER

1940

ДЕЛО ЗАИКАЮЩЕГОСЯ ЕПИСКОПА

Глава 1

Перри Мейсон внимательно посмотрел на фигуру, в нерешительности замершую на пороге его кабинета.

— Входите, епископ, прошу вас.

Облаченный в свободную черную одежду приземистый человек, слегка поклонившись, подошел к креслу. Белый отложной воротник сутаны священнослужителя подчеркивал темный загар лица и холодный блеск серых глаз.

Короткие ноги, обутые в черные, сильно поношенные башмаки, ступали твердо и уверенно, и, приглядевшись к посетителю, Мейсон подумал: походка не изменилась бы, даже если бы эти ноги несли торс своего владельца к электрическому стулу.

Епископ сел в кресло.

— Сигарету? — предложил Мейсон, придвигая посетителю коробку.

Епископ потянулся было за сигаретой, но тут же отрицательно покачал головой.

— В течение последнего часа я только и делал, что курил. Еще пара затяжек, и со мной все будет кончено. — Он проговорил эти слова, слегка запинаясь, как будто ему было трудно их произнести.

Затем епископ вообще замолчал, вероятно, для того, чтобы справиться с волнением и взять себя в руки. И действительно, после минутной паузы его голос стал таким же твердым, как пальцы пианиста, который, допустив фальшь, тут же спешит компенсировать ее дополнительной экспрессией.

— Если вы не против, я бы закурил свою трубку.

— Курите на здоровье, — сказал Мейсон.

Он отметил про себя, что трубка, появившаяся из левого кармана посетителя, очень подходит ее владельцу.

— Секретарша сказала мне, что вы епископ Вильям Меллори из Сиднея и что вы хотите проконсультироваться со мной по делу об убийстве человека, — сказал адвокат, стараясь облегчить задачу своего визитера.

Епископ кивнул, достал из кармана кожаный кисет, набил мелким табаком инкрустированную трубку, сунул ее в рот, крепко зажал зубами и зажег спичку. Наблюдая за его действиями, Мейсон так и не понял, загородил ли он пламя спички ладонями для того, чтобы справиться с дрожью пальцев, или же сказывалась многолетняя привычка закуривать на ветру.

Когда трепещущее пламя осветило высокий лоб, плоское лицо с высокими скулами и упрямым подбородком, Мейсон слегка сдвинул брови, пытаясь разобраться в своих первых впечатлениях.

— Расскажите мне все, — сказал Мейсон.

Епископ Меллори выпустил несколько сизых облачков дыма. Он не относился к тем людям, которые при подобных обстоятельствах стали бы ерзать на стуле, но все же все его поведение говорило о крайней озабоченности.

— Боюсь, — наконец произнес он, — что мое юридическое образование весьма поверхностно. Мне хотелось бы знать, существуют ли смягчающие обстоятельства в отношении убийства человека.

Как только он заикнулся вновь, его зубы крепко стиснули деревянный черенок трубки, а несколько быстро выпущенных к потолку струек голубоватого дыма сказали не только о том, что он нервничает, но также и о том, что его раздражает его заикание и то, что он никак не может справиться со своим волнением.

— По всей вероятности, — медленно заговорил Мейсон, — вы имеете в виду так называемый срок давности в отношении некоторых видов преступлений. В нашем штате любые преступления, кроме убийства, растраты общественных денег и подделки общественных документов, преследуются законом лишь в течение трех лет после совершения преступления.

— Допустим, что полиция не нашла лицо, совершившее преступление, — проговорил Меллори, впиваясь глазами в лицо адвоката, слегка затуманенное дымом из трубки.

— Если подозреваемый жил за пределами штата, то время его отсутствия не входит в эти три года.

Епископ быстро отвел в сторону глаза, но не настолько быстро, чтобы Мейсон не заметил мелькнувшее в них разочарование. Мейсон продолжал говорить ровным тоном, совсем как доктор, старающийся успокоить больного перед предстоящей ему тяжелой операцией.

— Понимаете ли, дело в том, что по истечении трех лет и обвиняемому трудно бывает привести убедительные доказательства своей невиновности или непричастности к расследуемому преступлению, но и обвинению не менее трудно найти улики, бесспорно доказывающие его вину. Вот почему для всех преступлений, за исключением самых тяжелых, закон и установил срок давности. Это юридическое ограничение, но существует также и практическое. Поэтому, даже если прокурор по закону имеет право возбудить уголовное дело против того или иного лица, зачастую он не решается это сделать после нескольких лет, прошедших со дня совершения преступления. Кому хочется проигрывать процесс?

Он замолчал. Епископ тоже ничего не говорил — очевидно, подбирал в уме необходимые слова, чтобы четко выразить свои мысли. Мейсон заявил:

— В конце-то концов, епископ, клиент, советующийся с адвокатом, ничем не отличается от больного, пришедшего на консультацию к врачу. Так что говорите все начистоту: не надо ходить вокруг да около и задавать абстрактные вопросы.

Епископ Меллори торопливо спросил:

— Так вы считаете, что если преступление совершено даже двадцать два года тому назад, то окружной прокурор имеет право привлечь виновного к ответственности и возбудить против него судебное дело, если виновный не жил все это время в штате?

Ему так не терпелось услышать ответ Мейсона, что он не смутился от своего заикания и не слишком гладкой речи.

— Все зависит от того, посчитает окружной прокурор преступление преднамеренным убийством или же несчастным случаем, — сказал Мейсон.

— Это было непредумышленное убийство, нечаянное убийство. Но был выдан ордер на арест, и виновнику пришлось скрыться.

— При каких обстоятельствах все произошло?

— Человек ехал в автомобиле и врезался в другую машину. Было заявлено, что она… это… была пьяна.

— Двадцать два года назад? — переспросил Мейсон.

Епископ кивнул.

— Двадцать два года назад таких аварий было немного, — заметил Мейсон, внимательно разглядывая Меллори.

— Верно, — согласился епископ, — но все произошло в одном из отдаленных округов, где прокурор был излишне рьяным и усердным.

— Что вы имеете в виду?

— То, что он постарался использовать все зацепки, которые предусмотрел закон.

Кивнув головой, Мейсон спросил:

— Скажите, епископ, случайно не вы этот обвиняемый?

Удивление на лице епископа, вне всякого сомнения, было подлинным.

— Я в то время находился в Австралии, — ответил он.

— Двадцать два года, — произнес Мейсон.

Он прищурил глаза и задумался, размышляя вслух:

— Это очень долгий срок даже для самого придирчивого окружного прокурора. Более того, окружные прокуроры приходят и уходят, так что за эти двадцать лет в политической системе того округа наверняка произошли изменения.

Епископ рассеянно кивнул головой, словно политические перемены если и имели какое-то отношение к обсуждаемой проблеме, то весьма незначительное.

— Поэтому, — ровным голосом продолжал Мейсон, — если вы все еще озабочены этой историей, то думаю, что за ней скрывается нечто большее, чем просто излишне придирчивый окружной прокурор.

Глаза епископа Меллори широко распахнулись, он в упор посмотрел на Мейсона и пробормотал:

— Вы очень умный адвокат, мистер Мейсон.

Мейсон помолчал несколько секунд, прежде чем сказал:

— Может быть, вы мне расскажете все остальное?

Епископ снова затянулся из трубки.

— Вам приходилось браться за дела, в основе которых лежит непредвиденная случайность?

— Иногда.

— Стали бы вы защищать бедняка от обвинения миллионера?

Мейсон ответил очень серьезно:

— Я стал бы отстаивать интересы моего клиента даже против самого дьявола.

Епископ продолжал дымить, внимательно разглядывая адвоката, видимо стараясь отыскать правильный метод подхода к нему. Затем он вынул изо рта трубку, спрятал ее в ладонях, кашлянул и спросил:

— Вы знаете Ренволда К. Браунли?

— Я слышал о нем.

— Вы когда-нибудь работали на него? Точнее, принадлежит он к вашим клиентам? С вами хотят проконсультироваться по делу против Ренволда Браунли. Речь идет о миллионе, если не больше. Я точно не знаю сколько. Вам предстоит драка с самого начала. Если вы выиграете, то получите гонорар — двести-триста тысяч долларов. Должен сразу предупредить, что с Браунли трудно справиться. Дело обещает быть неприятным. Вам придется защищать права женщины, которой причинили величайшее зло, причем единственным шансом выйти победителем будут мои свидетельские показания.

Мейсон насторожился.

— И что же?

Епископ Меллори покачал головой.

— Поймите меня правильно. Для себя я ничего не прошу. Мне ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Но если мне предстоит быть главным свидетелем по делу, поверят ли моим показаниям, если узнают, что я проявляю особый интерес к одной стороне?

— Сейчас трудно сказать что-либо определенное.

Епископ взял трубку, набил ее табаком, сунул изогнутый черенок трубки в рот, кивнул головой и сказал:

— Думаю, что сомнения будут.

Мейсон молчал.

— Поэтому, — продолжал епископ, раскуривая трубку, — я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у вас. Естественно, я не стану отрицать, если меня спросят. Но и в том случае, если меня спросят в суде, заинтересован ли я лично в данном деле, я отвечу правду… Но для всех причастных к данной истории было бы лучше, если бы подобного вопроса мне не задали. Далее. Я позвоню вам через час и сообщу, куда вам надо приехать, чтобы встретиться со мной и с теми людьми, которые хотят выиграть процесс. Их рассказ может показаться вам неправдоподобным, но клянусь, они говорят правду от первого слова до последнего. Это непростое дело об очень богатом человеке, человеке жестоком и безжалостном. После этой встречи, — продолжал епископ Мэллори, — я исчезну, больше не буду вступать с вами в контакт до того дня, когда вы вызовете меня в суд как свидетеля для дачи показаний. Вам придется потрудиться, быть очень умным, чтобы найти меня, мистер Мейсон. Но мне кажется, я могу не беспокоиться, вы обязательно разыщете меня.

Епископ тряхнул головой. Видно было, что он вполне удовлетворен положением вещей. Затем он резко вскочил с места, короткие ноги затопали к выходу. Открыв дверь в коридор, епископ повернулся, поклонился Мейсону и, с шумом захлопнув за собой дверь, вышел.

Делла Стрит в секретарской с микрофона стенографировала беседу. Она тотчас вошла к Мейсону.

— Как вам все это нравится, шеф?

Мейсон стоял посреди кабинета, широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк и уставившись глазами на рисунок ковра.

— Провалиться мне на этом месте, если бы я знал, Делла, — медленно произнес Мейсон.

— Но какое он сам произвел на вас впечатление?

— Если он действительно епископ, то весьма светский человек. Прокуренная трубка, широкая одежда, не сковывающая движений… Да, он производит впечатление опытного, очень эрудированного человека, обладающего широким кругозором и не боящегося высказывать свое собственное мнение. Ты обратила внимание, как он подчеркнул, что не станет лгать, если противная сторона задаст определенные вопросы? Мне предстоит повести дело так, чтобы они не были заданы.

— Почему вы сказали «если он епископ»?

Мейсон покачал головой:

— Епископы не запинаются и не заикаются.

— Не поняла…

— Епископам приходится очень много выступать, это люди, обладающие исключительным красноречием, они ежедневно выступают перед народом. Если человек заикается, он вряд ли станет министром, скорее из него получится адвокат, хотя ты сама понимаешь, насколько и это неправдоподобно. Ну, допустим, что, несмотря на дефект, он все же пробился в министры, но епископом он никогда не будет.

— Понятно, — сказала Делла. — Так что же вы думаете?

— Этот человек может быть чертовски умным самозванцем, хотя я и не исключаю, что он на самом деле епископ, только переживший какой-то эмоциональный шок. В учебниках по судебной медицине описаны случаи заикания у взрослых после неожиданного эмоционального потрясения.

— Послушайте, Перри, если вы намереваетесь всерьез отнестись к заявлению этого человека и начать борьбу с мультимиллионером Ренволдом К. Браунли, вам лучше сначала выяснить, на самом ли деле ваш посетитель епископ или самозванец? Мне кажется, это весьма важно.

Мейсон кивнул головой.

— Я сам думаю об этом. Позвони-ка в детективное агентство Дрейка и попроси Пола бросить все дела и приехать к нам.

Глава 2

Пол Дрейк боком скользнул в большое мягкое кресло, перекинув ноги через подлокотник, и уставился на Перри Мейсона своими слегка выпученными глазами. Глаза Пола были похожи на стеклянные глаза манекенов в универсальном магазине и придавали его цветущему лицу какое-то особое, бесстрастное выражение. Кончики губ приподнялись кверху, можно было подумать, что он над кем-то издевается. Его наружность была настолько далека от общепринятого представления о частном детективе, что Пол Дрейк часто добивался поразительных результатов в расследовании.

Перри Мейсон, засунув большие пальцы в петли отворотов пиджака и шагая взад и вперед по кабинету, бросал слова через плечо:

— Ко мне пришел на консультацию человек, назвавшийся Вильямом Меллори из Сиднея, епископом англиканской церкви. Он неразговорчив, с внешностью и манерами светского человека, но я могу с уверенностью сказать, он не любитель закрытых помещений. Ты понимаешь, что я имею в виду: загорелое лицо, кожа, огрубевшая от ветра. Не знаю, когда он приехал. Он хотел узнать, что ждет человека, в пьяном виде задавившего кого-то черт знает где двадцать с лишним лет назад.

— Опиши, как он выглядит, — попросил детектив.

— На вид ему пятьдесят три — пятьдесят пять лет, рост где-то метр семьдесят, носит сутану, курит трубку, изредка сигареты, глаза серые, волосы темные, густые, с сединой на висках, производит впечатление человека компетентного, слегка заикается.

— Заикается? — переспросил Дрейк.

— Совершенно верно.

— Ты хочешь сказать, что он епископ и что он заикается?

— Да.

— Епископы не заикаются, Перри.

— В том-то все и дело. Заикание, я думаю, появилось недавно в результате какого-то эмоционального шока. Я хочу докопаться, в чем тут было дело.

— Как он сам воспринимает свое заикание?

— Точно так же, как игрок в гольф воспринимает свои обидные ошибки, которые вообще-то для него не характерны.

— Мне все это не нравится, Перри. Это очень подозрительно. Откуда ты знаешь, что он действительно епископ? Или ты поверил ему на слово?

— Ты совершенно прав, — сразу же согласился с ним Мейсон.

— Тебе лучше всего поручить мне последить за ним и выяснить, кто он такой.

— Именно для этого я тебя и вызвал, Пол. Епископ собирается через час позвонить, и мне придется сказать «да» или «нет» о деле, затрагивающем огромные деньги. Если он действительно епископ, я склонен ответить положительно. Если же это какая-то мистификация, тогда я, естественно, откажусь.

— Какое дело?

— Что-то сверхконфиденциальное. Имеет непосредственное отношение к миллионам Ренволда К. Браунли, и если верить словам епископа, то мой гонорар составит несколько сот тысяч долларов.

Дрейк присвистнул от удивления:

— Вот это да…

— Кроме того, здесь всплывает старое уголовное дело о смерти человека по вине водителя, севшего за руль в нетрезвом состоянии.

— Когда это произошло?

— Двадцать два года назад, Пол.

У детектива поднялись брови вверх.

— Я знаю, двадцать два года назад подобных дел почти не было. Более того, все это случилось в каком-то глухом месте. Мне необходимо немедленно выяснить, что это за история. Усади всех своих людей за работу. Начни с округов Ориндж, Сен-Бернардино, Риверсайд, Керн и Вентуры. Полагаю, что обвиняемым была женщина. Просмотрите архивы есть ли старое дело об убийстве человека, датируемое 1914 годом, в котором обвиняемой была женщина, — дело, которое так и не было раскрыто. Свяжись со своим австралийским корреспондентом в Сиднее, пусть он узнает все о епископе Вильяме Меллори. Проверь корабельные записи, выясни, когда Меллори прибыл из Австралии в Калифорнию. Наконец, проверь все центральные отели, не остановился ли там Вильям Меллори, епископ. Брось на это дело столько людей, сколько сочтешь нужным, но узнай все. И, главное, побыстрее, время не терпит.

Дрейк шумно вздохнул и сказал:

— Сразу видно, что у тебя время не терпит. Как будто у тебя бывает иначе. Ты требуешь, чтобы недельная работа была выполнена за час!

Можно было подумать, что Мейсон не слышал последних слов детектива.

— Больше же всего меня интересует, с кем он поддерживает связь, — продолжал он. — Так что постарайся выйти на него как можно быстрее. Установи наблюдение за всеми людьми, с которыми он общается.

Дрейк опустился еще ниже в кресло — теперь он опирался поясницей в полированную ручку кресла. Потом повернулся, поднялся, расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.

— О’кей, Перри, я пошел.

У самой двери детектив обернулся:

— Допустим, я выясню, что этот тип не тот, за кого себя выдает, ты станешь выводить его на чистую воду?

— Я? Ни в коем случае! — ответил Мейсон, подмигивая. — Я докопаюсь, кто скрывается за обличием епископа и свяжу его по рукам и ногам.

— Давай поспорим, что он не имеет никакого отношения к церкви.

— Лицо у него честное, Пол.

— Как и у большей части авантюристов. Вот почему они и преуспевают в своих махинациях, — горячился Дрейк.

— Мне не кажется таким уж невероятным, чтобы у настоящего епископа было честное лицо. Катись-ка ты поживее отсюда и принимайся за работу, а то слишком уж ты разболтался, — разозлился Мейсон.

Но Дрейк не уходил.

— Так ты не хочешь заключить со мной пари, а, Перри?

Мейсон потянулся за томом свода законов, явно намереваясь запустить его в Дрейка.

Детектив все понял, хлопнул дверью и сбежал по лестнице.

Зазвонил телефон.

Мейсон поднял трубку. Говорила секретарша Делла Стрит:

— Шеф, пришел шофер такси. Мне кажется, вам стоит его принять, он сам кое-что вам расскажет.

— Шофер такси?

— Да.

— Какого черта ему от меня нужно?

— Денег.

— Ты считаешь, что мне надо его принять?

— Да.

— Не можешь ли ты коротко объяснить, в чем там дело?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, он рядом и слышит наш разговор?

— Да.

— О’кей. Пусть войдет.

Мейсон не успел положить на рычаг трубку, как дверь распахнулась и Делла Стрит впустила извиняющегося, но очень настойчивого таксиста.

— Этот водитель подвозил к нам в офис епископа Меллори, — пояснила Делла.

Шофер торопливо заговорил:

— Этот человек попросил меня подождать перед конторой, но у вас стоянка запрещена. Полицейский сразу же велел мне очистить место. Я отъехал и стал ждать пассажира, а тот как сквозь землю провалился. Счетчик в машине я не выключил. Время идет, а пассажира нет. Я пошел к лифтеру. К счастью, тот его запомнил. Он рассказал, что мой пассажир спрашивал, где помещается ваша контора, поэтому я к вам и пришел. На вид ему пятьдесят — пятьдесят пять лет, небольшого роста, коренастый, одет в черную сутану с круглым белым воротником…

Мейсон быстро спросил:

— Вы утверждаете, что он не выходил из здания?

— Я его не видел, а смотрел во все глаза, можете мне поверить. Да и лифтер сказал, что он не спускался. Но я-то его хорошо запомнил. На счетчике у меня три восемьдесят, и кто мне теперь заплатит?

— Где вы посадили этого человека?

Шофер задумался.

Мейсон вытащил из кармана несколько бумажек, отыскал пятидолларовую и сказал с ухмылкой:

— Я просто хочу получить информацию, прежде чем оплачивать твой счет за такси.

— Он сел возле отеля «Ригал».

— И вы повезли его сразу сюда?

— Да.

— Он спешил?

— Еще как.

Мейсон протянул шоферу деньги.

— Мне кажется, вам не стоит его ждать.

— Да у меня нет особого желания задерживаться здесь. Уж больно злой полицейский на этой улице, — весело ответил водитель, отсчитывая сдачу. — Спасибо, что заплатили мне. С вашей стороны это чертовски благородно! Мне про вас рассказывали наши ребята, мол, человек вы честный, дело свое знаете вдоль и поперек и никогда не стараетесь сделать так, чтобы победил тот, у кого карман набит потуже. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, рассчитывайте на меня. Я не подведу. Меня зовут Винтерс, Джек Винтерс.

— Отлично, Джек. Кто знает, может, и впрямь придет такой день, когда придется вас пригласить выступить перед присяжными, а чтобы ваша память не ослабела и вы не позабыли о своих благих намерениях, оставьте сдачу себе. Идет? Купите сигарет или чего-нибудь покрепче.

— Идет! — широко улыбаясь, ответил шофер, поклонился и, насвистывая, сбежал по лестнице.

Мейсон поднял телефонную трубку и вызвал Пола Дрейка:

— Пол, проверь отель «Ригал». Наш клиент мог там зарегистрироваться как Вильям Меллори. Позвони сразу же, если его обнаружишь, обязательно установи наблюдение за теми, с кем он общается.

Делла Стрит, одетая в серый приталенный костюм и ярко-красную блузку, выглядела не многоопытным деловым секретарем, а весьма привлекательной, легкомысленной молодой женщиной. Она кокетливо просунула голову к нему в кабинет:

— Шеф, Джексон желает с вами поговорить по делу. Можете ли вы уделить ему несколько минут?

Мейсон кивнул:

— Пусть войдет.

Он со своим клерком-юристом стал отрабатывать текст апелляции против приговора жюри в деле о нанесении телесных повреждений. Делла Стрит приходила и уходила, старалась подписать у шефа документы — закончить рутинные неоконченные дела, которые можно было закончить, только оформить окончательно и на которые, она знала, времени скоро не будет. Она знала своего шефа и чувствовала, что в скором времени адвокат с головой окунется в настоящее серьезное дело, которое потребует от него всю энергию и душевные силы. Значит, все второстепенное будет отложено на неопределенный срок. Во всяком случае, раньше всегда так было.

Перри Мейсон как раз указывал клерку на те слабые места в позиции противника, которые можно использовать в апелляции, когда Делла Стрит постучалась в кабинет со словами:

— Звонит Пол Дрейк, шеф. Говорит, что это очень важно.

Мейсон кивнул, снял телефонную трубку и услышал торопливый голос Дрейка, который выпалил:

— Перри, звоню из отеля «Ригал», если ты еще не потерял интерес к епископу, то давай-ка приезжай сюда.

— Еду!

Мейсон положил трубку, взял шляпу.

— Делла, можешь идти домой.

Он посмотрел на часы.

— Если мне что-нибудь понадобится, позвоню тебе домой. Джексон, продолжайте работать в том направлении, которое мы только что наметили. Когда закончите апелляцию, покажите мне.

Он вскочил в лифт, выбежал на улицу и увидел пустое такси как раз напротив конторы. В отеле «Ригал» он уже был через пятнадцать минут. Дрейк ждал его в вестибюле вместе с каким-то лысым типом, у которого меж толстых губ торчала короткая черная сигара.

— Познакомьтесь, это Джим Поли, местный детектив, — сказал Дрейк.

Поли протянул руку:

— Как поживаете, Мейсон?

Глаза его откровенно, с живейшим интересом разглядывали адвоката.

— Поли мой старый приятель, — сказал Дрейк. Он незаметно подмигнул Мейсону. — Искуснейший детектив, вряд ли найдется второй такой в нашем городе. Я пытался нанять его, но всегда не хватало денег. У него трезвая голова на плечах. Он дал пару раз мне советы, которые оправдали себя. Этого человека, Перри, следует запомнить. Когда-нибудь в одном из твоих дел он тебе здорово поможет!

Поли передвинул сигару в самый угол рта и скромно сказал:

— Я вовсе не гений, просто шевелю мозгами когда положено. Ничего не принимаю на веру. Руководствуюсь соображениями здравого смысла.

Пол Дрейк хлопнул по плечу местного детектива:

— Вот он весь в этом. Скромность. Ты ни за что не поверишь, но это он поймал Изопов — шайку изобретательных воров, орудовавших в отелях с отмычками. Конечно, лавры достались полиции, но выследил их Джим. Так вот, Перри, мы кое-что обнаружили, то есть Джим обнаружил. Джим, расскажи все сам.

Местный детектив толстыми коротенькими пальцами не спеша вытащил изо рта помятую сигару и заговорил тихо и многозначительно, будто больше всего его беспокоило, что их разговор кто-нибудь может подслушать:

— Вильям Меллори действительно остановился в отеле. Весьма странный тип. Отсюда он уехал на такси, торопился, но кто-то на другом такси поехал следом. Никто, кроме меня, не обратил на это внимания. Это моя обязанность. Я дока в этих штучках, меня не проведешь. Я заметил этого типа в то самое мгновение, когда он отъехал от тротуара. Видел, как он что-то сказал шоферу, кивнув головой в сторону отъехавшего Меллори. Мне не нужно было слышать, что он сказал. Даже если бы его слова были предъявлены в письменной форме, их смысл не стал бы мне яснее. Поэтому я решил повнимательнее присмотреться к этому Меллори. За ним наблюдать мог кто угодно, от частного детектива до сотрудника Федерального бюро расследований. Отель «Ригал» тихий, спокойный, в высшей степени респектабельный, и нам не хотелось бы иметь среди своих постояльцев людей, за которыми ведется слежка. Поэтому я решил поговорить с епископом, как только он возвратится назад, и сообщить ему, что нам срочно понадобилась его комната. Когда он пришел, в вестибюле находилась рыжеволосая девушка. Увидев его, она поднялась со стула, уставилась на него и сделала рукой знак. Он слегка поклонился ей и поспешил к лифту. У него короткие ноги и странная семенящая походка. Он не пригласил ее с собой. Естественно, джентльмены, я решил, что девушка в вестибюле ожидает его, и подумал, что она, возможно, захочет подняться к нему в номер. По ней было видно, что такой его прием ей не понравился. Вы понимаете, это непросто — сразу же заявить клиенту, чтобы он освободил помещение. Некоторые выходят из себя, грозят подать в суд за оскорбление личности. Конечно, их слова по большей части пустая болтовня, но все равно это крайне неприятно. Вот я и решил, что будет гораздо проще, если эта рыжая поднимется к нему в номер и я в ее присутствии передам ему требование администрации. Он наверняка при ней шуметь не станет.

Мейсон кивнул, а Дрейк пробормотал совершенно серьезно:

— Я же говорил тебе, Перри, что он голова! Очень сообразителен. Все учтет и продумает в наилучшем виде!

Поли скромно улыбнулся и продолжал:

— Действительно, рыжеволосая, поколебавшись минуты три и видимо приняв решение, направилась к лифту. Я решил, пусть они минут десять поговорят, а уж потом я и пойду к нему в номер. Но прошло каких-то три-четыре минуты, вижу, она спускается вниз, с шумом отодвигает двери лифта, проходит через вестибюль с таким видом, как будто за ней гонятся с пистолетом. Я хотел было спросить, что случилось, но вовремя сообразил: не мое это дело. Хватит мне неприятностей с Меллори. И подумал: пусть идет с миром. К тому же она не проживает в отеле. И если поднимет скандал, то я сам окажусь в дурацком положении. Я сразу поднялся в шестьсот второй номер, который занимает Меллори. А там стулья перевернуты, зеркало разбито, Меллори лежит на кровати без признаков жизни. Покойник, решил я, увидев его. Борьба наверняка была шумной, но случилось так, что в это время ни в соседних номерах, ни напротив никого не было. Первым делом, понятно, я к нему. Схватил руку, пульс очень слабый, убеждаюсь, что сердце стучит, покойник-то еще, оказывается, не совсем покойник. Тогда я хватаю телефонную трубку и прошу Мейми на коммутаторе вызвать «скорую помощь». Минут через пять «скорая» приезжает, и они начинают его откачивать.

— Он пришел в сознание? — спросил Мейсон.

— Нет, — сказал Поли. — Разумеется, я не хотел, чтобы про этот случай пронюхали журналисты и прославили наш отель в газетах, поэтому я уговорил санитаров из «скорой» спустить Меллори на грузовом лифте и уехать по боковой аллее. Теперь еще один странный момент: только «скорая» уехала, прибыла вторая. Мейми уверяет, что она вызывала только одну, но записи доказывают, что из отеля поступило два вызова. Оба раза звонили молодые женщины — сообщили в больнице. Вот и пораскиньте мозгами: как это могло случиться? Разве что эта рыжеволосая сначала уложила его, а потом сама же вызвала машину «скорой помощи».

Мейсон согласно кивнул головой.

Поли сунул изжеванный, влажный конец сигары в рот и чиркнул спичку.

Воспользовавшись тем, что, прикуривая, он наклонился, Мейсон, вопросительно приподняв брови, многозначительно посмотрел на Дрейка.

Дрейк кивнул, отвечая на молчаливый вопрос адвоката, а вслух произнес:

— Я подумал, не захочешь ли ты посмотреть, как работает настоящий детектив, Перри. Джим намерен подняться наверх и проверить комнату Меллори. Уж он-то докопается, чьих рук это дело. Как только я увидел, что ты подъезжаешь сюда, и зная, как ты дотошно работаешь над своими делами, я решил, тебе будет любопытно понаблюдать за действиями опытного детектива.

Поли выпустил несколько белых облачков дыма и самодовольно сказал:

— Ах, не расхваливайте меня, я вовсе не гений. Просто знаю свое дело, только и всего.

— Конечно! — с искренним энтузиазмом воскликнул Мейсон. — Мне бы очень хотелось понаблюдать за работой настоящего детектива.

Поли напустил на себя важность.

— Конечно, полиции может не понравиться, если я возьму с собой посторонних в комнату Меллори. Они предпочитают, чтобы профессионалы-детективы держались в стороне и терпеливо смотрели на то, как куча полицейских орудует на месте преступления, затаптывая следы и уничтожая улики. Они всегда воображают себя такими умниками, для которых найти преступников — дело пустяковое. Если вы, друзья, обещаете ни до чего не дотрагиваться, мы поднимемся вместе наверх и быстренько все осмотрим. Возможно, я сумею предоставить мистеру Мейсону какие-нибудь улики.

Он подошел к лифту, указательным пальцем с грязным обгрызенным ногтем нажал на кнопку вызова и слегка откинул голову назад, чтобы дым от его изжеванной сигары не попадал ему в глаза. Через минуту кабина лифта спустилась вниз. Детектив вошел первым, едва только распахнулась дверь. Мейсон задержался, чтобы спросить у Дрейка:

— Кто-нибудь из твоих людей находится в отеле, Пол?

Дрейк кивнул и прошел в лифт.

— Шестой, — скомандовал Поли лифтеру.

Лифт взмыл вверх, остановился.

Поли сделал широкий жест рукой:

— Сюда, ребята.

И уверенно зашагал по длинному коридору.

Дрейк тихонько сообщил на ходу:

— Один из моих парней сумел увязаться за рыжеволосой девушкой, но не дай Бог, если Поли что-нибудь заподозрит!

Они прошли почти в самый конец коридора. Местный детектив достал отмычку, открыл дверь и на пороге еще раз предупредил:

— Только ни до чего не дотрагивайтесь!

Стул был опрокинут и сломан, торшер валялся на полу, его матовая лампочка разбита вдребезги и мелкие осколки блестели крошечными льдинками на фоне ковра. Разбившееся на многочисленные мелкие кусочки зеркало валялось на паркете, только пустая рамка сиротливо свисала с крюка. Глэдстонская сумка с ярлыком «Монтери» лежала на полу, из нее были вытащены кое-какие предметы облачения духовного лица. Небольшой сундук для перевозки верхней одежды тоже был раскрыт. Портативная пишущая машинка, перевернутая кареткой вниз, валялась на полу, на ее футляре был приклеен такой же ярлык — «Монтери». Дверца шкафа распахнута наполовину, внутри три или четыре костюма.

Глаза Мейсона остановились на портфеле для бумаг. Замок на нем был вырезан с трех сторон и теперь болтался на куске кожи.

— Рыжеволосая пыталась обчистить епископа, — уверенно заявил Поли. — Он поймал ее за руку. Тогда она ударила его по голове, он потерял сознание, она стала рыться в его вещах, по всей вероятности, искала деньги.

— В таком случае эта рыжеволосая должна быть опытной преступницей, — заметил Мейсон.

Поли сурово усмехнулся и, показав рукой на беспорядок, спросил:

— А разве это ни о чем не говорит?

Мейсон кивнул головой.

— Самое первое, что мне надлежит сделать, — с важным видом продолжал Поли, доставая из кармана карандаш, — это переписать вещи, которые находятся в комнате. Когда епископ придет в себя, он непременно заявит, что у него пропали вещи после того, как его забрали в больницу, что отель не принимает никаких мер по охране личного имущества постояльцев. Ох, тут надо держать ухо востро, я изучил все эти трюки досконально, мне их положено знать, чтобы не нажить всяких неприятностей.

— Я кое-что хочу сказать, — перебил его Дрейк. — Понимаешь, Перри, некоторые считают, что вот такой детектив при гостинице вовсе не должен обладать большим опытом и умом, потому что ему нечасто приходится оказываться в настоящих переделках, но лично я считаю, что работа местного детектива весьма ответственная и сложная! Она требует смелости, находчивости, смекалки.

Мейсон еще раз согласно кивнул и сказал:

— Мне думается, Пол, что нам лучше уйти отсюда и не мешать Джиму.

— А я считал, что вы захотите побыть тут, пока я буду производить осмотр.

— Мне очень было интересно наблюдать, как вы приметесь за дело, — ответил Мейсон. — Насколько я понимаю, вы сейчас приступите к подробной описи имущества.

— Совершенно верно.

— Неужели вы не упустите ни единой мелочи, находящейся в комнате?

— Безусловно. И вы поразитесь, как быстро я с этим справлюсь.

Мейсон покачал головой.

— Мне бы хотелось взглянуть на эту опись, когда она будет закончена, чтобы разобраться, по какому принципу вы работаете и как характеризуете предметы в описи.

Поли вытащил из кармана записную книжку и сказал:

— Нет ничего проще.

— Через час мы заедем, — сказал Мейсон. — А пока огромное вам спасибо, мне доставило истинное удовольствие видеть вас за работой. Не думаю, что кто-то, кроме вас, обратил внимание на эту девушку в вестибюле.

Поли энергично закивал головой.

— О, она чертовски умна, эта штучка. Неторопливо встала с места, слегка повела бровями, этим ограничились ее сигналы. По всей вероятности, она познакомилась с ним где-то раньше и договорилась о свидании уже в отеле.

— Ну, пошли.

Мейсон слегка подтолкнул Дрейка под бок. Поли проводил их до лифта, после чего возвратился в номер, чтобы заняться описью.

 Дрейк объяснил:

— Я не был уверен, Перри, что тебе захочется играть с этим малым, но все же решил, нельзя упускать такой возможности. Он настоящий напыщенный индюк, но здесь он на месте, свое дело великолепно знает. Лестью от него можно добиться чего угодно.

— Мне самому хотелось взглянуть на комнату, — ответил Мейсон. — Другой возможности у нас не было бы. Я предполагаю, что за епископом следили, и он это заметил. Он решил избавиться от хвоста, поэтому оставил водителя такси дожидаться его перед входом, а сам незаметно улизнул через другой выход. Те типы, которые установили за ним наблюдение, рассчитывали, что епископ задержится и они успеют проверить его багаж. Но епископ вернулся в разгар обыска — и произошла драка.

— Ну, а какова роль рыжеволосой красотки в вестибюле?

— Это-то мы и должны выяснить. Надеюсь, что твои парни ее не упустили.

— Надеюсь. Здесь был Чарли Даунс, я просил его установить наблюдение за любым человеком, который будет интересоваться епископом. Сейчас позвоню в офис и узнаю, было ли от него сообщение.

Дрейк позвонил из будки телефона-автомата в вестибюле, разговор продолжался несколько минут, а когда он вышел наружу, на его физиономии играла довольная улыбка.

— Чарли звонил несколько минут назад. Он на Адамс-стрит, наблюдает за многоквартирным домом. Туда прошла рыжеволосая красотка.

— О’кей, — сказал Мейсон, — поехали!

Машина Дрейка находилась на стоянке вблизи от отеля. Он сел за руль, и машина рванула с места. Дрейк показывал чудеса водительского искусства, лавируя в потоке машин. Добравшись до нужного дома по Адамс-стрит, он поставил свою машину за «шевроле» старого образца, припаркованного у обочины. Из-за руля «шевроле» вылез человек и подошел к ним.

— Что ты выяснил? — спросил Дрейк.

Чарли Даунс, высоченный тип с наружностью гангстера, вынул изо рта сигарету, встал боком к ним, так что они видели только его профиль, и стал рассказывать, во время рассказа его глаза оставались прикованными к дому напротив.

— Увидев рыжеволосую красотку, епископ явно смутился. Он подал ей едва заметный знак и отправился к себе наверх в номер. Через минуты три красотка тоже последовала за ним. Я не пошел следом, но обратил внимание на то, что указатель этажа на лифте показывал шестой этаж, когда лифт остановился. Девушка быстро возвратилась, вид у нее был крайне взволнованный. Она буквально выскочила из отеля, перебежала на другую сторону в аптеку, позвонила из автомата. Потом остановила первое же свободное такси и приехала в этот дом.

— Предпринимала ли она попытки скрыться от тебя?

— Нет.

— А в какой квартире она живет?

— Она заглянула в нижний почтовый ящик справа. Я проверил имя на этом ящике. Дженис Ситон, а номер триста двадцать восемь. Третий этаж. Я спустился и позвонил вам в офис, чтобы получить дальнейшие указания.

— Молодец, — похвалил его Дрейк, — ты неплохо поработал. Побудь-ка еще здесь, Чарли. Если она выйдет, перехвати ее, а мы поднимемся наверх.

Даунс кивнул и забрался обратно в машину.

Дрейк, заметив, что Мейсон с недоумением рассматривает старенький «шевроле», рассмеялся:

— Единственно подходящая машина для сыщика. Настолько незаметная, что на нее никто не обратит внимания, в то же время весьма надежная и безотказная. На ней можно поехать куда угодно, а если сыщику понадобится кого-нибудь прижать к обочине, то лишняя вмятина в крыле погоды не сделает.

— А мотор у нее, наверное, далеко не из слабеньких?

— Само собой.

— Полагаю, мы не станем звонить этой крошке?

— Чего ради? Зачем предоставлять человеку возможность подготовить сцену? Нет, я считаю, лучше навалиться на нее неожиданно. Давай-ка позвоним кому-нибудь из жильцов.

Он не глядя нажал на пару звонков, пока не раздался электрический зуммер, возвещая, что запирающее устройство на двери отошло и путь свободен.

Дрейк придержал дверь, пропуская в холл адвоката, потом они поднялись вверх по лестнице. Дойдя до 328-й квартиры, они постояли с минуту перед дверью, прислушиваясь. До их слуха долетал неясный шум, торопливые шаги.

— Собирают вещи, — сказал Дрейк.

Мейсон кивнул головой и кончиками пальцев тихонько постучал в дверь.

Женский голос, слабый, тоненький, испуганно откликнулся:

— Кто это?

Мейсон ответил:

— Срочная доставка почтового отправления.

— Подсуньте под дверь.

— Вы должны доплатить два цента.

— Одну минутку, — отозвался женский голос. Топот шагов около двери.

Была предпринята бесплодная попытка подсунуть монетку под дверь.

Мейсон шумно запротестовал:

— Что это за глупости? Я почтальон, а не мальчишка-рассыльный. Откройте дверь и заберите пакет.

Щелкнула задвижка, дверь немного приоткрылась, но этого было достаточно для того, чтобы Мейсон успел просунуть в щель ногу.

Женщина испуганно вскрикнула и попыталась захлопнуть дверь, но Мейсон без труда распахнул ее, заявив:

— Не пугайтесь, Дженис. Мы просто хотим с вами поговорить.

Он уже увидел раскрытый чемодан на кровати, второй, большего размера, стоял посреди комнаты, на кресле лежала куча одежды.

— Я вижу, что вы собрались путешествовать?

— Кто вы такие и какое у вас право силой вламываться в мой дом? Где срочное почтовое отправление?

Мейсон, указав рукой на свободный стул, повернулся к Дрейку:

— Садись, Пол, устраивайся поудобнее.

Детектив уселся. Мейсон опустился на краешек кровати. Девушка смотрела на них огромными, расширенными от ужаса голубыми глазами. Волосы у нее были цвета красной меди, а кожа отличалась той бархатистой белизной, которая характерна для рыжеволосых людей. Она была стройной, с великолепной фигурой спортсменки и казалась безумно испуганной.

— Вы тоже могли бы присесть, — сказал ей Мейсон.

— Кто вы такие? Почему вы ворвались силой в мой дом? — опять спросила девушка, стараясь сохранять спокойствие.

— Мы хотим спросить вас о епископе Меллори.

— Я не знаю, о ком вы говорите. Я не знакома ни с каким епископом.

— Вы были только что в отеле «Ригал».

— Ничего подобного! — закричала она, весьма естественно изображая свое возмущение.

— Вы поднимались в комнату епископа, местный детектив заметил вас в вестибюле, он видел, как вы подали епископу условный знак, когда он вошел. Мы смогли бы, возможно, помочь вам, конечно, если вы перестанете упорствовать и расскажете правду.

Дрейк добавил:

— Полагаю, вы понимаете, в каком вы оказались положении. Насколько нам известно, вы последней видели епископа в живых.

Девушка сжала в кулак пальцы, стиснув их с такой силой, что все косточки побелели. Глаза ее потемнели от ужаса.

— В живых… — пролепетала она. — Он умер?

— А вы думаете, он жив? — спросил Пол.

Девушка упала в кресло и залилась слезами. Мейсон сочувственно посмотрел на нее и тихонько шепнул Дрейку:

— Не надо так нажимать.

Дрейк возразил:

— Нечего с ней миндальничать, Перри. Если их сразу же не загнать в угол, они будут запираться, врать и вилять до бесконечности. Оставь это мне.

Он подошел к девушке, положил ладонь на ее лоб, откинул немного назад ее голову и отобрал у нее носовой платок.

— Это вы его убили?

— Нет! — закричала она. — Говорю вам, я его не знаю. Я не знаю, о чем вы говорите, и, кроме того, он не умер…

Мейсон подмигнул Полу.

— Разреши-ка мне самому с ней поговорить, Пол. Послушайте, Дженис, вышло так, что за епископом Меллори наблюдали сразу несколько человек. Я не собираюсь вам объяснять, что это за люди и почему их заинтересовал епископ, важно то, что за ним следили. Несколько человек видели, как он вошел в отель. Вы сидели в вестибюле и подали ему условный знак. Он махнул вответ, показывая, чтобы вы немного обождали. Поднялся к себе в комнату. Через минуту вы прошли в лифт и вскоре вернулись назад. Вы были страшно взволнованы, а все это время за вами наблюдали мои люди, специальность которых — запоминать людей. У вас нет ни единого шанса опровергнуть их показания. Дальше. После того как вы вышли из отеля, вы заскочили в аптеку напротив и вызвали «скорую». Таким образом, вы оказались в гуще событий. Я хочу помочь вам выбраться из этой неприятной ситуации.

— Кто вы? — спросила девушка.

— Друг епископа Меллори.

— Почему я должна вам верить?

— В настоящий момент вам придется поверить мне на слово.

— Мне нужно нечто большее.

— О’кей, в таком случае я ваш друг.

— Почему этому я должна поверить?

— Потому, что я сижу здесь и разговариваю с вами, вместо того чтобы позвонить в полицейское управление.

— Он не умер? — спросила она.

— Нет, не умер.

Дрейк нахмурился и сказал с досадой:

— Таким путем ты никогда не добьешься правды, Перри. Теперь она начнет изворачиваться и лгать.

Девушка повернулась к Дрейку и закричала:

— Замолчите! С вашим коллегой я договорюсь гораздо быстрее, чем с вами.

Дрейк не сдавался:

— Мне известен такой тип. Их надо держать в страхе Божьем, не давать опомниться, иначе они начинают придумывать способы отвертеться, нельзя с ними играть начистоту, откроешь перед ними свои карты, а они тут же и выскользнут у тебя из-под пальцев.

Девушка, не обращая никакого внимания на слова Дрейка, повернулась к Мейсону и сказала:

— Я буду с вами совершенно откровенна. Я ответила на объявление в газете.

— И таким образом познакомились с епископом?

— Да.

— Что это было за объявление?

Она поколебалась с минуту, потом вздернула подбородок и сказала:

— Он искал опытную медсестру, на которую можно положиться.

— Так вы дипломированная медсестра?

— Да.

— Сколько других сестер откликнулись на это объявление?

— Не знаю.

— А когда вы на него ответили?

— Вчера.

— Епископ сообщил вам свое имя и адрес?

— Нет, только номер почтового ящика.

— Итак, вы ответили на объявление, что было потом?

— Епископ позвонил мне, сказал, что ему понравилось мое письмо, теперь он хотел бы переговорить со мной лично.

— Когда это было?

— Вчера поздно вечером.

— Итак, вы сегодня поехали в отель на встречу с епископом.

— Нет, я ходила в отель вчера, и он меня нанял.

— Он вам сказал для чего?

— Сказал, что мне придется ухаживать за больным.

— Вы утверждаете, что вы дипломированная сестра? — вмешался Дрейк.

— Да.

— Покажите мне свидетельство.

Девушка открыла чемодан, достала из него конверт из твердой манильской бумаги, подала его Дрейку и снова повернулась к Мейсону. Теперь она держалась увереннее, выглядела более спокойной, хотя и было видно, что это стоило ей больших усилий.

— У вас есть копия этого объявления? — спросил Мейсон.

На секунду она отвела глаза, потом ответила довольно неуверенно:

— Нет…

— В какой газете оно было помещено?

— Не могу припомнить. В одной из вечерних, пару дней назад. Кто-то из моих знакомых обратил мое внимание на это объявление.

— Итак, епископ Меллори вас нанял? — повторил свой вопрос Мейсон.

— Да.

— Он рассказал вам, чем болен человек, за которым вы должны ухаживать?

— Нет. Но из его слов поняла, что речь идет о сумасшествии в семье или что-то в этом роде.

— А почему вы укладываете свои вещи? — спросил Дрейк, возвращая ей конверт.

— Потому что епископ мне сказал, что я должна буду поехать с ним в путешествие. С ним и с больным.

— Сказал — куда?

— Нет.

— И он просил вас ждать его в гостинице?

— Да. Причем я не должна была заговаривать с ним в вестибюле. Мы договорились, что он кивнет мне, если все будет в порядке, и тогда минуты через три мне можно будет подняться к нему в номер.

— Для чего такая таинственность?

— Не знаю. Он ничего не объяснил, а я не спрашивала. Он епископ, значит, у меня нет оснований сомневаться в правильности его поступков. Ну и потом, он положил мне хорошее жалованье. Может быть таинственность объясняется тем, что он не хотел, чтобы больной знал меня как медсестру. Вы же знаете, как бывает с душевнобольными, они впадают в ярость, если догадываются, что находятся под наблюдением.

— Итак, вы поднялись наверх в номер к епископу, — повторил Мейсон. — И что вы там увидели?

— В комнате царил страшный беспорядок. Епископ лежал на полу. У него была контузия. Пульс был слабый, но постоянный. Я подняла его, положила на кровать. Можете поверить, это была очень трудная работа.

— Вы видели кого-нибудь в комнате?

— Нет.

— Дверь была заперта или открыта?

— Приоткрыта на пару дюймов.

— Видели ли вы кого-нибудь в коридоре?

— Вы хотите сказать, когда я поднималась наверх, чтобы пройти в номер к епископу?

— Да.

— Нет.

— Не заметили ли вы, чтобы кто-нибудь спускался на лифте в то самое время, когда вы поднимались наверх?

— Нет.

— Почему вы не сказали о случившемся администратору отеля?

— Я не видела в этом необходимости. Все равно они не смогли бы ничего сделать. Я вышла из отеля и вызвала «скорую».

— А потом поспешили сюда и приготовились удрать? — насмешливо спросил Пол.

— Я вовсе не готовилась удирать, я стала собирать свои вещи еще вчера, чтобы отправиться в путешествие. Как мне сказал епископ, мой пациент должен был отплыть на «Монтери».

— Каковы ваши планы теперь?

— Буду ждать вестей от епископа. Не думаю, что контузия у него серьезная. Через час, максимум через два он придет в себя, если, конечно, не будет склеротических осложнений.

Мейсон встал.

— О’кей, Пол, я думаю, она рассказала нам все, что ей известно. Пошли.

Дрейк удивился:

— Неужели, Перри, ты собираешься ее отпустить, поверив всей этой ерунде, которую она здесь наговорила?

Глаза адвоката укоризненно посмотрели на Дрейка.

— Вся беда в том, Пол, что ты так часто имел дело с проходимцами и жуликами, что совершенно не знаешь, как обращаться с женщиной, которая не собирается тебя обманывать.

Дрейк вздохнул и сказал:

— Твоя взяла. Пошли!

Дженис вплотную подошла к Перри Мейсону, положила пальчики ему в руку и дружески сжала ее.

— Огромное вам спасибо за то, что вы вели себя по-джентльменски.

Они вышли в коридор, услышали, как за ними захлопнулась дверь и в замочной скважине звякнул поворачиваемый ключ.

Дрейк спросил Мейсона:

— Какого черта ты был с ней таким мягким, Перри? Мы смогли бы в два счета выяснить что-нибудь существенное, если бы внушили ей, что ее подозревают в убийстве епископа.

— Таким образом нам удастся разузнать гораздо больше, Пол, поверь мне. Эта девушка что-то замышляет. Если только она заподозрит, что она нас не обманула, мы никогда этого не узнаем. Но если она поверила, что сумела нас провести и заморочила нам головы, она выведет нас на настоящий след. Отправь-ка на эту работу пару сообразительных молодчиков. Подмасли нашего приятеля-детектива из отеля «Ригал», не скупись на комплименты, попробуй узнать, не обратил ли он внимание на человека или на людей, которые спускались сверху в тот момент, когда Дженис поднималась наверх в лифте, не сомневаюсь, что он или они появились в вестибюле до того, как местный детектив пошел за Дженис к лифту.

— Что еще, Перри?

— За девушкой надо установить постоянное наблюдение и не выпускать ее из виду, куда бы она ни направилась. Поторопись с тем заданием, которое я дал тебе раньше. Помнишь? Транспортное преступление, наезд на человека, причастность к этому епископа ну и все с этим связанное. Узнай, в какую больницу отвезли епископа, выясни, как он себя чувствует.

— Ставлю четыре против одного, что он не тот, за кого себя выдает, — не сдавался Дрейк.

Мейсон усмехнулся:

— Пока я не готов заключить пари. Держи меня в курсе событий, звони в любое время суток.

Глава 3

В пять часов вечера все лифты были запружены людьми, закончившими работу и спешащими домой. Внизу — на улице — они сливались в единый человеческий поток, который тек по бетонным каньонам городских магистралей во все концы города.

Через окна доносились полицейские свистки, регулирующие движение транспорта, гудки автомобилей, нетерпеливые сигналы автобусов, звук работающих на холостом ходу двигателей..

Делла Стрит сидела за своим столом, раскладывая документы по папкам. Она подняла голову, услышав стук двери, и увидела хмурую физиономию Перри Мейсона, который входил в офис.

— Ну как, состоялась у вас встреча с епископом Меллори, вам удалось выяснить, что это за странная история?

Адвокат покачал головой:

— Нет, епископ не в состоянии ходить на свидания. Он временно вышел из игры, и, думаю, на довольно продолжительное время. Принеси-ка, пожалуйста, все вчерашние газеты. Они требуют проверки, особенно нужно обратить внимание на объявления с предложениями работы.

Она пошла к двери в юридическую библиотеку, но на полпути остановилась и спросила:

— Не могли бы вы в двух словах рассказать, что произошло, шеф?

Мейсон кивнул:

— Конечно. Мы проследили епископа до отеля. Кто-то уложил его спать, хлопнув по голове мешком с песком. Мы устремились в погоню за рыжеволосой красавицей, которая усыпила нашу бдительность занимательной сказкой. Но она несколько раз проговаривалась, потому как не могла достаточно быстро придумать правдоподобную ложь.

— Что мы ищем в газетах? — деловито спросила Делла.

— Рыжеволосая заявила, что она познакомилась с епископом, ответив на помещенное им в газете объявление. Возможно, это правда, епископ в нашем городе чужой и мог дать объявление в газете. Во всяком случае, нам необходимо проверить эту ниточку, наверное, она нас куда-то приведет. Смотри раздел «Требуется обслуживающий персонал». Возможно, и правда было объявление о том, что кому-то нужна молодая, не обремененная семьей медсестра, согласная отправиться в путешествие. Ее, кстати, зовут Дженис Ситон.

— Но для чего епископу Меллори потребовалась медсестра?

— Сейчас-то она ему нужна на самом деле.

Мейсон усмехнулся.

— Кто знает, не предвидел ли он это и не принял ли заранее кое-какие меры. Он ей якобы сказал, что предстоит путешествие с больным.

Каждый жест Деллы Стрит говорил о многолетнем опыте секретарши. Делла скрылась за дверями библиотеки, чтобы через минуту появиться вновь с охапкой газет. Мейсон освободил место на письменном столе, достал сигарету и сказал:

— О’кей, приступим.

Они просмотрели раздел объявлений с предложениями работы во всех газетах. Минут через пятнадцать Мейсон, поморгав глазами, спросил:

— Ты что-нибудь нашла, Делла?

Она покачала головой, дочитала до конца еще столбец с объявлениями и, тяжело вздохнув, ответила:

— Ничего подходящего, шеф.

Мейсон потер ладонями щеки и пожаловался:

— Представляю, с каким злорадством на меня набросится Пол Дрейк. Я решил, что мы сумеем добиться большего, если отпустим ее на длинный поводок. Более того, я самоуверенно заявил, что отлично различаю, когда люди врут, а когда говорят правду.

— Вам показалось, что об объявлении в газете рыжая говорила правду?

— Да, я был в этом уверен. Не все в ее рассказе было истиной, но все же я полагал, что объявление — та путеводная ниточка, которая поможет нам выбраться из тьмы к свету.

— Почему вы так решили?

— Ты же знаешь, как бывает, когда людям приходится сочинять на ходу, когда нет времени обдумать ответ. В таком случае они обязательно мешают правду с вымыслом, это гораздо легче, чем придумывать все решительно от начала до конца. В тот момент, когда речь идет о том, в чем они абсолютно уверены, голос у них звучит ровно и гладко, но вот когда правда становится «опасной» и надо что-то измыслить, человек начинает запинаться. Рассказ о знакомстве через газетное объявление прозвучал очень правдоподобно.

Мейсон встал из-за стола и принялся расхаживать по кабинету, засунув большие пальцы за отвороты пиджака и наклонив голову немного вперед.

— Самое же неприятное, — продолжал он, — что Пол Дрейк хотел ее поприжать, оказать на нее психическое давление, уверял, что, если она испугается, мы скорее добьемся правды. Возможно, на этот раз он был прав. Но ведь ты знаешь, что собой представляют рыжеволосые женщины! Им не занимать решительности. И эта тоже сумеет постоять за себя. Я подумал, что она сначала вспылит, а потом закатит истерику. Ну и решил, что нам удастся добиться большего, если мы предоставим ей видимость свободы, проявим к ней чуткость и не обрушимся на нее с пустыми угрозами и двусмысленными намеками.

Зазвонил телефон.

Делла Стрит, глаза которой все еще были прикованы к одной из газет, автоматически сняла трубку и произнесла официальным тоном:

— Офис Перри Мейсона. — И тут же передала трубку адвокату. — Пол Дрейк.

Мейсон спросил:

— Что нового, Пол?

В тягучем голосе детектива явно проскальзывало волнение.

— Я откопал сведения о том давнишнем случае автомобильного происшествия. Во всяком случае, я надеюсь, что это именно то, что мы ищем. Женщина и мужчина поехали в Санта-Энн пожениться. На обратном пути в Лос-Анджелес машину вела женщина. Она выпила несколько рюмок, не справилась с управлением и врезалась в машину одного старого хозяина ранчо. Этому человеку было около восьмидесяти лет. Самое непонятное заключается в следующем: в то время не было проведено расследования дорожного происшествия. Записали имя женщины, ее адрес. Старик умер через пару дней, а через четыре месяца был издан приказ об аресте женщины по обвинению в убийстве. Мне вся эта история кажется весьма подозрительной.

— Кто была женщина?

— Некая Джулия Брэннер, но в то время ее имя было миссис Оскар Браунли, а Оскар Браунли — сын Ренволда К. Браунли.

Мейсон тихонько присвистнул:

— Скажи, Пол, а не было ли какой-нибудь скандальной истории в связи с его женитьбой?

— Не забывай, все это произошло в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Браунли нажил свои миллионы в каких-то крупных биржевых спекуляциях, а перед великим экономическим кризисом двадцать девятого года у него хватило ума не пускаться в сомнительные авантюры и попридержать денежки. Ренволд Браунли занимался недвижимым имуществом. Он утроил, если не учетверил свой капитал.

— Неужели они не могли арестовать женщину, если она на самом деле виновна?

— Нет. После ссоры со старым Ренволдом они с Оскаром уехали, и никто не знал куда. Примерно через год Оскар возвратился. Тем временем дела у старого Браунли шли все лучше и лучше, он попутно начал спекулировать на бирже.

— Где Оскар в настоящее время? Он жив?

— Нет, умер два или три года назад, но у него осталась дочка. Но с ней  тоже не все ясно. По-моему, тут тоже какая-то тайна. Ренволд души не чаял в Оскаре. Но внучку он признал только лишь после смерти сына. Он не одобрял женитьбы Оскара и, по всей вероятности, считал девочку скорее ошибкой матери, чем отпрыском своего сына. Только два года назад он отыскал внучку и поселил ее у себя. Большого шума по этому поводу не было поднято. Девушка просто переехала к Ренволду.

Мейсон нахмурился, задумавшись, прижал трубку у уха левой рукой, пальцами же правой автоматически выстукивал какое-то подобие марша на крышке стола.

— Получается, мать девушки, которая сейчас купается в роскоши, живя в резиденции Ренволда Браунли на Беверли-Хиллз, скрывается от закона? Это она должна быть арестована по обвинению в убийстве человека в Ориндж-Каунти двадцать два года назад?

— Верно.

— Знаешь, Пол, эта история начинает меня здорово интересовать. А что слышно о епископе?

— Все еще не пришел в себя в Ресивинг-госпитале, но дежурный хирург сказал, что ничего серьезного нет. Как только он придет в сознание, его переведут в частную больницу. Я узнаю куда и сообщу тебе.

— За мисс Ситон ты установил наблюдение?

— Можешь не сомневаться. Двое моих людей караулят ее дом: один у парадного выхода, второй у черного. Очень жаль, что ты не разрешил мне воспользоваться моим методом, Перри. Мы бы заставили ее оправдываться, и тогда…

— Ты плохо разбираешься в рыжеволосых, Пол. Все будет хорошо. Узнай все, что возможно, о семье Браунли и позвони мне, как только у тебя появится что-нибудь новое.

— Да, я кое-что узнал о епископе. Он приплыл шесть дней назад на «Монтери» и прожил четыре дня в «Палас-отеле» в Сан-Франциско. Затем он приехал в наш город.

— Ну что ж, посмотрим, удастся ли тебе что-нибудь в Сан-Франциско узнать: кто навещал его в отеле и все прочее. Повторяю, держи меня в курсе всех новостей. Я пробуду в конторе еще около часа. Потом мы с Деллой отправимся куда-нибудь поесть.

Мейсон положил на место телефонную трубку и возобновил свое хождение по кабинету. Однако не успел он сделать пару поворотов, как Делла Стрит возбужденно сказала:

— Обождите, шеф! Вы оказались правы. Вот оно!

— Что?

— Объявление.

Адвокат подошел к столу своей секретарши, опустил руку ей на плечо, наклонился, глядя на объявление, которое она подчеркнула карандашом.

В нем было написано:

Если дочь Чарльза В. и Грейс Ситон, которая раньше жила в Рино, Невада, свяжется с ящиком XYZ «Лос-Анджелес Экземине», она узнает нечто весьма важное для себя.

Мейсон присвистнул и спросил:

— В колонке личных сообщений, а?

Делла Стрит кивнула, подмигнула ему и сказала:

— Как видите, у меня оказалось гораздо больше доверия к вашему чутью, чем у вас самого. Раз вам показалось, что она сказала правду в отношении объявления, я решила, что мне стоит покопаться в газетах более тщательно. Вот поэтому, не обнаружив ничего подходящего в разделах о предложениях работы, я просмотрела личные объявления.

— Давай теперь посмотрим «Таймс», нет ли там чего-нибудь еще. Когда было помещено это объявление?

— Вчера.

Мейсон взял «Таймс» за то же число, быстро проверил колонку личных объявлений и, присвистнув от удивления, протянул газету Делле.

— Посмотри-ка сюда.

Они, не сговариваясь, принялись читать вслух:

Требуется информация, которая поможет мне связаться с Дженис Ситон, которой исполнится двадцать два года девятнадцатого февраля. Она дипломированная медсестра, рыжеволосая, голубоглазая, привлекательная, рост пять футов один дюйм. Является дочерью Чарльза В. Ситона, который погиб шесть месяцев назад в автомобильной катастрофе. Премия двадцать пять тысяч долларов первому человеку, который сообщит исчерпывающие данные. Ящик ABC «Лос-Анджелес таймс».

Делла Стрит взяла ножницы и вырезала оба объявления.

— Ну? Что скажете?

Мейсон широко улыбнулся. — И все же на этот раз был прав я, а не Пол Дрейк.

Она посмотрела на него и сказала:

— Я так понимаю, это дело сгущается?

— Как тот соус, который я приготовил во время последнего пикника: он получился у меня полным комков, которые никак не желали расходиться.

Она рассмеялась и сказала:

— Вы извинились перед участниками пикника за соус, шеф?

— Черт возьми, нет! Я сказал ребятам, что это последняя новинка, которой я научился у шеф-повара в знаменитом нью-йоркском ресторане, что это «Соус с Тысячью Островов», а комочки и есть тысяча островов.

Позвони Полу Дрейку, предупреди его, что собираешься идти со мной обедать. Не говори про объявления. Посмотрим, обнаружит ли он их сам. И договорись с ним о встрече здесь сразу же после обеда.

— Послушайте, шеф, а не покупаете ли вы подойник раньше коровы? Мы собрали довольно-таки большую информацию о самом епископе, но ничего не узнали для него. В конце-то концов, его интересовало дело об убийстве человека, произошедшем двадцать с лишним лет назад!

Мейсон задумчиво наклонил голову.

— Да, по его словам, его интересовало именно это. Но я чую что-то куда более важное в ветре, и этот запах все усиливается. Более того, меня волнует то, что запах делается слишком сильным. Я попытался сложить два и два, Делла, и у меня получилось шесть.

Глава 4

Перри Мейсон был в прекрасном настроении, когда заказывал коктейли и обед. Делла Стрит наблюдала за ним с тем полнейшим пониманием, которое достигается за долгие годы совместной работы. Она спросила, беря в руки бокал:

— Интересное дело, шеф?

Адвокат кивнул, в его глазах блеснул азарт:

— Обожаю всякие запутанные загадки, ненавижу рутину, ненавижу мелочи. Мне нравится мериться силами с авантюристами и распутывать их замыслы. Мне нравится уличать их во лжи, когда они лгут и изворачиваются. Мне нравится слушать, как люди рассказывают, и определять, что в их рассказах является правдой, а что вымыслом. Люблю жизнь, движение, вечно меняющиеся условия. Люблю сопоставлять факты, соединять их в единое целое и отбрасывать непригодные, как это делал когда-то в детстве, подбирая кусочки головоломки.

— Вы считаете, что этот заикающийся епископ подкинул вам загадку?

Мейсон стиснул ножку своего пустого бокала:

— Если бы я знал наверняка. Епископ затеял непростую игру. Это я почувствовал сразу же, в то самое мгновение, когда он переступил порог моего кабинета, причем сразу было видно, что он стремится скрыть от меня свои истинные намерения. Вот почему я пытаюсь узнать, с кем имею дело и чего он в действительности добивается. Я непременно должен это знать до того, как он сочтет нужным сам мне об этом сообщить. Ну ладно, идем потанцуем.

Он повел ее на танцевальную площадку, где они танцевали танго, великолепно улавливая каждое движение друг друга благодаря долгой практике. Когда они вернулись к своему столику, первое блюдо было уже подано.

— Расскажите, что вы думаете об этом деле, шеф, если, конечно, это не тайна, — попросила Делла.

— С удовольствием, — ответил Мейсон. — Я хочу еще раз перебрать все факты и посмотреть на дело со стороны, удастся ли их увязать воедино? Некоторые из них тебе известны, другие нет. Начнем с самого начала. Ко мне с визитом является человек, называющий себя австралийским епископом. Он крайне возбужден и заикается, причем каждый раз, когда это случается, он негодует на себя. Почему?

— Потому что, — ответила Делла, — он понимает, что епископ не должен заикаться. Возможно, этот недостаток появился у него недавно, после какого-то эмоционального потрясения; естественно, его беспокоит, что получится, если он возвратится в Австралию и заикание не пройдет.

— Прекрасно, — одобрил адвокат, — это вполне логичное объяснение. Именно это я и подумал сам. Но предположим другое: этот человек вовсе не епископ, а какой-то мошенник, замаскированный под епископа Меллори из Сиднея. У него дефект речи: он заикается в возбужденном состоянии. Поэтому он старается изо всех сил не заикаться и, естественно, заикается еще сильнее. Он боится, что заикание его выдаст.

Делла кивнула.

— Пойдем дальше. Епископ хотел видеть меня по поводу дела об убийстве человека двадцать с лишним лет назад. Он не называет никаких имен, но можно не сомневаться, он имел в виду дело, касающееся Джулии Брэннер, которая стала миссис Оскар Браунли, женой старшего сына Ренволда К. Браунли. Мне нет необходимости рассказывать тебе о семье Браунли. Младший сын умер лет шесть-семь назад. Оскар уехал со своей женой, никто не знал, куда именно. Потом он возвратился. Женщина — нет. В округе Ориндж было возбуждено дело об убийстве. Но обвинение-то было предъявлено через несколько месяцев после того, как произошла автомобильная авария.

— Ну а дальше?

— Предположим, что Ренволд К. Браунли не сомневался, что его сын Оскар к нему вернется, и опасался, как бы его жена тоже не приехала. В таком случае со стороны Ренволда было бы очень разумным ходом нажать на известные ему политические связи и добиться того, чтобы был выдан ордер на арест жены Оскара. В этом случае, как только она пересекла бы границу штата Калифорния, ее могли бы отправить в тюрьму по обвинению в убийстве человека.

Делла Стрит, рассеянно кивая головой, отодвинула тарелку с супом и спросила:

— Если я не ошибаюсь, с Браунли живут двое внуков?

— Верно. Филипп Браунли, сын младшего сына Ренволда, и девушка, имя которой я забыл, дочь Оскара. Далее, епископ Меллори приплыл на «Монтери», четыре дня жил в Сан-Франциско, поместил объявление в местной газете и…

— Минуточку! — остановила его Делла. — Я кое-что припомнила, вы говорите, что епископ приплыл на «Монтери».

— Да.

Она смущенно засмеялась и сказала:

— Шеф, вам многое известно о человеческой природе, но, увы, вы никогда не задумывались, почему стенографистки, секретарши, продавщицы, машинистки, в общем-то все женщины, с таким интересом читают великосветские новости?

— А почему?

Она пожала плечами. На минуту в ее глазах мелькнуло мечтательное выражение.

— Сама не знаю, шеф. Наверное, мне было бы неинтересно жить, если бы я не должна была ходить на службу, но больше всего я люблю читать о том, кто из знаменитостей отдыхает на курорте в Палм-Спрингс, что творится в Голливуде и все прочие великосветские сплетни. Все знакомые мне секретарши увлекаются тем же самым.

Внимательно глядя на нее, Мейсон попросил:

— Опусти вводную часть, Делла, переходи к сути.

— Я случайно запомнила, что Дженис Элва Браунли, внучка Ренволда К. Браунли, была пассажиркой «Монтери» от Сиднея до Сан-Франциско, причем все газеты взахлеб писали о том, что обаятельная молодая наследница была центром внимания на пароходе. Вот видите, шеф, вы даже не знаете имени внучки Ренволда Браунли, а я смогла вам сообщить о ней очень многое.

Мейсон внимательно посмотрел на секретаршу, улыбнулся и произнес:

— Двенадцать!

— Что?

— Двенадцать, — повторил он, блестя глазами.

— Шеф, о чем это вы?

— Минуту назад я говорил, что, складывая два и два, в этом случае я получил не четыре, а шесть, и это меня беспокоило. А теперь я складываю два и два и получаю двенадцать.

— Двенадцать чего?

Он покачал головой.

— Не ломай себе над этим голову. Не так-то часто у нас бывает возможность отдохнуть, Делла. Давай есть, пить и веселиться, немножко потанцуем, затем возвратимся в офис и вызовем Пола Дрейка на совещание. К тому времени та вещь, которая меня тревожит, возможно, превратится просто в мираж. Если этого не случится, что за чертово дело получится! Сплошной клубок загадок!

— Почему, шеф?

— Такого не бывает. Какая-то фантазия. Слушай, не будем сейчас об этом говорить, это всего лишь мои домыслы, чтобы потом не разочароваться, если Пол раздобудет сведения, доказывающие, что нас обвели вокруг пальца.

Делла Стрит внимательно посмотрела на Мейсона и спросила:

— Вы хотите сказать, что девушка…

— Та-та-та!

Он погрозил ей пальцем.

— Уж не собираешься ли ты спорить с шефом? Пошли, Делла, это фокстрот. Не забывай, мы даем отдых своим головам.

Мейсон категорически отказался спешить с обедом или обсуждать деловые вопросы. Делла Стрит всегда угадывала точное настроение своего шефа. Более часа они наслаждались редко выпадавшей им возможностью вести бездумную беседу, радоваться жизни и тем чувством единения, которое возникает в результате долгих лет совместной работы, когда и удачи, и разочарования переживаются вместе, когда исчезает необходимость притворяться, скрывать и обманывать друг друга даже из самых лучших побуждений.

И лишь когда было покончено с десертом и адвокат допил свой последний бокал золотистого вина, он со вздохом сказал:

— Ну что же, Делла, давай вернемся снова к нашей погоне за призраками и постараемся доказать, что в конечном итоге это не что иное, как всего лишь мираж.

— Вы все же так считаете?

— Не знаю, но боюсь даже думать, что это не так. Как бы там ни было, давай позвоним Полу Дрейку, чтобы он приехал в офис.

— Послушайте, шеф, вот о чем я подумала. Допустим, эта женщина, зная, что существует ордер на ее арест за убийство человека, удрала в Австралию, и допустим…

— Ни слова больше! — Он схватил ее за плечо. — Нам не следует блуждать в потемках и строить какие-то необоснованные теории. Давай твердо придерживаться фактов. Пока ты будешь договариваться с Полом Дрейком о встрече, я пойду за машиной, отыщу такси.

Она кивнула, но в ее глазах появилась задумчивость:

— Конечно, если выяснится, что он в действительности вовсе не епископ, а самозванец…

Мейсон протянул к ней руку, делая вид, что он сжимает в ней револьвер, и крикнул:

— Остановись, или стреляю!

Она засмеялась.

— Я позвоню Полу за то время, пока буду пудрить себе нос. — И исчезла в дамской комнате.


Пол Дрейк тихонько постучался в дверь кабинета Перри Мейсона, и Делла Стрит сразу же впустила его.

— До чего же у вас откормленный вид!

Детектив подмигнул им.

Но Мейсон уже утратил всю ту беспечность, которая напала на него в ресторане. Глаза у него были полузакрыты, лоб нахмурен.

— Что ты нам расскажешь о епископе, Пол?

— В настоящее время епископ вполне способен самостоятельно пуститься в морское путешествие, — сказал Дрейк. — Он выписался из больницы и вернулся в отель. Однако он не может надеть на себя шляпу, потому что голова его забинтована, виден только один глаз да кончик носа. Согласно последним донесениям, ведет себя благопристойно, как и подобает священнослужителю.

— Ну, а мисс Ситон?

— У себя на квартире на Адамс-стрит. Затаилась. Очевидно, она ожидает вызова от епископа и не намерена ничего предпринимать, пока не получит его указаний.

Мейсон задумался на пару секунд, затем сказал:

— Это же не имеет смысла, Пол!

— Не согласен. Это как раз одна из немногих вещей, которая имеет смысл, — возразил детектив. — Дженис укладывала чемоданы, когда мы ворвались к ней. Очевидно, она и правда собиралась отправиться путешествовать. Мне кажется, она не солгала, сказав, что уедет с епископом и с каким-то больным, за которым она должна будет ухаживать. Вот она и дожидается, когда епископ даст ей соответствующие указания. С той минуты, как епископ попал в больницу, она не высовывала носа из дома.

— Совсем не выходила?

— Даже не открывала задней двери, чтобы вынести ведро, — ответил Дрейк.

— Как я понимаю, двое твоих людей наблюдают за обоими выходами из ее дома?

— Верно. Человек, который проследил ее до квартиры, стережет парадный вход, второго я поставил у черного входа через пять минут после того, как мы поехали сюда.

— Делла сообщила об одном факте, который может оказаться важным. На днях Дженис Элва Браунли приехала на «Монтери» из Австралии.

— Ну и что?

— Епископ Меллори ехал на этом же пароходе. Иначе говоря, они провели на борту этого лайнера две или три недели. Ну, а если у епископа не имелось какой-то дополнительной цели, когда он пришел ко мне с расспросами о преступлении двадцатилетней давности, то речь могла идти только о матери мисс Браунли.

Теперь уже нахмурился Дрейк. Мейсон продолжал:

— Мы с Деллой прорабатывали тут вот какую идею, Пол. Конечно, она может оказаться несостоятельной. Во всяком случае, я осмеливаюсь высказать ее вслух впервые. Мне хотелось бы услышать твое мнение, Пол.

— Выкладывай. Обожаю проделывать дырки в чужих идеях.

— Допустим, что миссис Брэннер удрала в Австралию. Допустим, что после того, как Оскар Браунли возвратился в Штаты, у нее родился ребенок. Допустим, что епископу Меллори, который в то время являлся там главой англиканской церкви, было поручено поместить девочку в какой-то хороший дом. Допустим, что он отдал ее в семью Ситон, а далее случилось следующее: когда епископ плыл в Соединенные Штаты на «Монтери», он обнаружил, что какая-то девушка на лайнере выступает в роли Дженис Браунли, и понял, что она является самозванкой. Допустим, что он решил действовать предельно осторожно и осмотрительно, раздобыть какие-то определенные доказательства, прежде чем что-либо предпринять. В первую очередь ему надо было отыскать настоящую мисс Браунли. Так вот, насколько данная версия увязывается с известными нам фактами?

Дрейк задумался.

— Нет, Перри, это глупость. Во-первых, все это домыслы. Во-вторых, никто бы не принял девушку в доме старого Браунли без ведома ее матери, ну, а если бы это была не ее дочь, она бы подняла такой крик, что небу стало бы тошно.

— Допустим, — перебил его Мейсон, — что мать находилась в отъезде и ничего не знала об этом, но вот теперь до нее дошла эта новость, и она поспешит сюда, чтобы поднять скандал.

— Пока она не появилась. По-моему, это самый лучший ответ на твои слова, Перри. Да и кроме того, ты не забывай, что молодые девушки настолько изменяются, что в них порой бывает невозможно узнать тех розовощеких крошек, какими они когда-то были, прежде чем расцвести в соблазнительных наследниц. Епископ Меллори, думаю, должен больше заниматься своими церковными обязанностями, нежели тем, чтобы ставить отметины младенцам, предназначенным для усыновления или удочерения. Нет, Перри, думаю, ты стоишь на неверном пути. Как мне кажется, дело обстоит таким образом: кто-то задумал вытрясти кругленькую сумму из семейства Браунли, а чтобы это сделать, им понадобился «епископ Меллори», дабы тот создал основу для махинации. И вот, если они напустят лжеепископа на агрессивного, но довольно-таки доверчивого адвоката, рассказав трогательно-слезливую историю, они смогут кое-чего добиться от Браунли.

— Ты считаешь, что это лжеепископ?

— Я в этом не сомневался с самого начала. Я твердо уверен, что твой епископ — мошенник. Мне не по душе его заикание, Перри.

Мейсон покачал головой.

— Мне тоже это не нравится.

— Ну вот, хоть в этом мы с тобой единодушны.

— Поэтому, мне кажется, нам надо в первую очередь переговорить с епископом Меллори, если, конечно, он первым не свяжется со мной. Сколько времени он уже пробыл в отеле, Пол?

— С полчаса. В больнице его залатали довольно-таки искусно. Так что после того как епископ пришел в себя, он остался таким же, как и до контузии, если не считать головные боли да кучу бинтов вместо шляпы.

— Что он заявил в полиции?

— Сказал, что открыл дверь своего номера, кто-то выскочил из комнаты и ударил его по голове, больше он ничего не помнит.

Мейсон нахмурился.

— Это не объясняет разбитое зеркало и картину погрома в номере, Пол. Там была борьба.

Дрейк пожал плечами.

— Это все, что мне известно. Конечно, когда человек получает такой удар по макушке, у него многое выскакивает из памяти.

— Ты установил слежку за епископом?

— За ним следят двое, в двух отдельных машинах. Мы не спускаем с него глаз.

— О’кей. Давай-ка съездим поговорим еще раз с мисс Ситон, и пусть Делла тоже поедет. Возможно, Делле удастся подобрать к ней ключик.

Дрейк не согласился.

— Думаю, сейчас она нам ничего не скажет.

— Почему такой акцент на «сейчас»?

— Мне не нравится, как ты принялся за это дело, Перри. Я знаю женщин такого типа. Мы должны были ее запугать, убедить, что епископ убит, притвориться, будто ее подозревают в убийстве. Вот тогда она бы рассказала правду, чтобы обелить себя.

— Во всяком случае, часть правды она рассказала. Она действительно познакомилась с епископом через объявление.

Мейсон сделал знак Делле Стрит, которая протянула ему вырезанные из газет объявления. Адвокат передал их Дрейку, который с хмурым видом прочитал их и спросил:

— Что, черт возьми, все это значит?

— Трудно подумать на что-либо другое, если это не то, что я обрисовал тебе. Ты не получал никакой дополнительной информации из Австралии?

— Нет. Я попросил моих корреспондентов прислать описание внешности епископа и сообщить мне его постоянный адрес.

— Я, Пол, думаю, что мисс Ситон является тем лицом, у которого хранятся ключи ко всей загадке. Мы поедем к ней, зададим несколько вопросов, после чего отправимся к его милости заикающемуся епископу. Надеюсь, что к тому времени картина более-менее прояснится и мы перестанем блуждать в потемках.

Пол Дрейк почесал затылок.

— Конечно, Перри, это не мое дело, но чего ради столько хлопот из-за истории, которая, скорее всего, ни к чему не приведет в том смысле, что ты не заработаешь на этом деле. Более того, мне кажется, никто особенно не нуждается в твоих услугах.

Мейсон пожал плечами:

— Боюсь, Пол, что ты не видишь потенциальных возможностей данной ситуации. Прежде всего, это загадка, а ты знаешь, как я отношусь к загадкам. Во-вторых, если я только полностью не утратил чутье, то, то с чем мы имели дело вплоть до настоящего момента, является всего лишь введением.

— Введением к чему? — со свойственной ему медлительностью переспросил Пол.

Взглянув на наручные часы, Мейсон заявил:

— Думаю, что в ближайшие двенадцать часов я получу сообщение от женщины, которая назовется либо Джулией Брэннер, либо миссис Оскар Браунли.

— Уж не знаю, откуда у тебя такая уверенность, но только эта женщина может оказаться ложной, не настоящей. Ну, а если нет, тогда у тебя будет действительно очень много работы.

Мейсон надел шляпу.

— Хватит болтать, поехали!

Они отправились в машине Дрейка к многоквартирному дому на Адамс-стрит. За ветровым стеклом стоящей через дорогу потрепанной машины светился красный огонек сигареты. Дверца машины открылась, из темноты вынырнула мужская фигура и подошла к ним. Это был Чарли Даунс

— Все в порядке? — спросил Дрейк.

— Все контролируется, — усмехнулся мужчина. — Сколько времени мне еще здесь торчать?

— Тебя сменят в полночь, — сказал Дрейк, — а пока не спускай глаз с двери. Мы поднимемся наверх. Возможно, она выйдет из дому сразу же после того, как мы уйдем. Если так случится, проследи, куда она направится.

Они поднялись на лифте на третий этаж.

Дрейк уверенно двинулся первым к триста двадцать восьмой квартире и тихонько постучал в дверь. Ответа не последовало.

Тогда он постучал гораздо громче.

Мейсон прошептал:

— Обожди минуточку, Пол. Мне пришла в голову одна мысль.

Он повернулся к Делле Стрит:

— Ну-ка, Делла, скажи громко: «Открой, Дженис, это я!»

Делла Стрит кивнула, наклонилась к самому замку и произнесла эту фразу.

И снова никакого результата. В квартире стояла полнейшая тишина.

Дрейк покачал головой.

— Пойду-ка я проверю, наблюдают ли за черным ходом и не ушла ли куда-то эта девица за то время, как мы отсюда уехали!

— Ладно, а мы подождем здесь, — согласился адвокат.

Дрейк не стал входить в лифт, а побежал вниз по ступенькам.

— Допустим, что у нее нет возможности выйти из дому незаметно, — заговорила Делла.

— И что?

— В таком случае она здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— А вдруг она… Вы понимаете?

— Наложила на себя руки?

— Да.

— Мне показалось, что она не из этой породы, Делла. Нет, она не истеричка и больше походит на борца. Но не исключено, что у нее хватило ума перебраться в квартиру какой-нибудь приятельницы в этом же доме. Такую возможность надо учитывать. Или же она затаилась у себя в квартире.

Они замолчали, терпеливо ожидая возвращения Дрейка.

Наконец тот появился, тяжело дыша от бега по лестнице.

— Она где-то в доме. Совершенно определенно, что она не выходила. Нет, она наверняка затаилась у себя к квартире. Но, понимаешь, Перри, я подумал, что…

Он замолчал, но Мейсон понял, что он имеет в виду.

— Да, Делла тоже подумала о том же. Но почему-то не верится, что она способна на такой шаг.

Дрейк подмигнул:

— Вообще-то я знаю, как мы можем в этом удостовериться.

— Как адвокат, я могу сразу же заявить, что твои методы наверняка в высшей степени противозаконны. — Усмехнулся Мейсон.

Дрейк достал из кармана сложенный вдвое кожаный футляр с набором отмычек, извлек из него одну и спросил:

— Так что же нами руководит, сознание долга или любопытство?

— Любопытство.

Дрейк бесшумно вставил отмычку в замочную скважину.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Тебе лучше оставаться в стороне от этой истории, Делла. Оставайся в коридоре, не входи внутрь. Если поднимется шум, тебя никто ни в чем не сможет обвинить.

Дрейк почти неслышно отомкнул замок.

— Договоримся так, Делла, если ты заметишь кого-то в коридоре, стучись в дверь. Мы ее запрем изнутри. Твой стук явится для нас сигналом, что нам следует соблюдать тишину.

— А если это будет сама девушка? — спросила Делла.

— Вряд ли, она не могла никуда уйти. Но на всякий случай вот ее приметы: ей года двадцать два — двадцать три, у нее темнорыжие волосы, живые глаза, белая матовая кожа. На нее приятно смотреть, если… Ты понимаешь, что я имею в виду. Постарайся придумать какой-нибудь предлог увести ее просто от двери, чтобы мы могли удрать незамеченными. Скажи, например, что внизу в машине ее дожидается какой-то человек, которому необходимо с ней поговорить. Не называй никаких имен, но можешь дать ей понять, что это епископ, и посмотри, как она на это среагирует.

— О’кей, — сказала Делла, — не беспокойтесь. Что-нибудь придумаю.

— Не забывай, что она настоящий порох, — предупредил Мейсон, — так что не вздумай вступать с ней в споры. Я бы не удивился, если бы она вцепилась тебе в волосы.

— Мы включим свет? — спросил Дрейк.

— Конечно.

— О’кей, пошли.

— Сразу же закрой за собой дверь, Пол, — напомнил Мейсон.

Они закрыли дверь. Дрейк потянулся к выключателю, комнату залил яркий электрический свет.

С первого взгляда казалось, что в ней ничего не изменилось за то время, которое прошло после их первого утреннего визита.

Одежда по-прежнему кучей лежала на постели, посреди комнаты на полу находился большой чемодан, наполовину уложенный.

Мейсон тихонько сказал:

— Если она что-то сделала, то сразу после того, как мы с тобой сюда приходили, Пол. Пойди проверь спальню, я загляну в кухню.

— Не забудь про большой шкаф за кроватью, Перри. Великий Боже, мне делается страшно. Если только мы найдем ее мертвой, в хорошенькую историю мы с тобой влипнем.

— Этого ты мне можешь не объяснять, я и сам все прекрасно понимаю.

Они торопливо осмотрели всю квартиру, чтобы через несколько минут снова остановиться у кровати с глупейшими улыбками на лицах.

— Ну, Перри, она таки нас облапошила.

Дрейк вздохнул:

— Конечно, можно предположить, что в этом же доме живет ее приятельница и она ушла к ней.

Мейсон покачал головой:

— Если бы она планировала такой ход, она наверняка бы уложила вещи, чтобы, вернувшись, могла схватить чемоданы иулизнуть из дому, как только путь станет свободен. Нет, Пол, как только мы ушли от нее, она сразу же бросилась к черному ходу и сбежала еще до того, как твой второй детектив занял пост.

Дрейк шумно вздохнул.

— Видимо, ты прав, Перри. Но тошно думать, что какая-то девица так дешево нас купила. Я-то воображал, что и мышь отсюда не сможет проскочить без того, чтобы мы об этом не узнали, а вот рыжая смеется над нами где-то совсем в другом месте.

Мейсон угрюмо ответил:

— Нам остается одно: поехать и поговорить с епископом.

Они вышли в коридор.

— Делла, возвращайся в офис и никуда не уходи. Включи везде свет и не запирай входной двери.

Увидев вопросительное выражение ее лица, он добавил:

— Я хочу, чтобы ты подождала Джулию Брэннер или миссис Оскар Браунли, уж не знаю, под каким именем она появится. Мы довезем тебя до бульвара, там легко найти такси, сами же мы поедем дальше, до отеля «Ригал».

Дрейк отдал распоряжения своим людям, которые остались наблюдать за домом, сразу же сообщить ему, если только Дженис Ситон возвратится.

Потом они довезли Деллу Стрит до бульвара, посмотрели, как она поехала на такси, и поспешили в отель «Ригал».

В вестибюле отеля Дрейк, обеспокоенно оглядываясь по сторонам, сказал:

— Не вижу никого из своих ребят.

— Что это значит?

— Может быть, то, что он вышел.

— Чтобы где-то встретиться с мисс Ситон? — предположил Мейсон.

— Пойдем отыщем Джима Поли и посмотрим, не знает ли он чего-нибудь, — сказал Дрейк. — А вот и он, легок на помине. Эй, Джим!

Местный детектив, выглядевший особенно нелепо в черном фраке, важно наклонил лысую голову, приветствуя их, и неторопливо двинулся навстречу.

— Этот Меллори — епископ англиканской церкви, — заявил он. — Сейчас у него здорово болит голова. Но он настоящий спортсмен. Говорит, что в номере ничего не пропало, он не собирается поднимать скандала по этому поводу, поэтому мы можем эту неприятную историю замять. А раз так, то и мы пойдем ему навстречу. Кстати, он недавно куда-то ушел, оставив письмо для мистера Мейсона.

Мейсон с Дрейком переглянулись.

— Письмо для меня? — спросил адвокат.

— Да. Оно в столе. Сейчас принесу.

— Забрал с собой вещи? — спросил Дрейк.

— Нет, полагаю, что он отправился в ресторан пообедать.

Поли пошел к стойке дежурного и вытащил запечатанный конверт из ящика для писем.

На конверте было написано:

Перри Мейсону, адвокату. Вручить мистеру Мейсону, когда он зайдет сегодня вечером.

Мейсон открыл конверт. К фирменному листку почтовой бумаги отеля была прикреплена бумажка достоинством в пять долларов. Короткая записка гласила:

Дорогой мистер Мейсон. Выйдя из вашей конторы, я увидел, что за мной следят, поэтому я уговорил коменданта выпустить меня через подвал в боковую аллею. Позднее по телефону я связался с моим таксистом и выяснил, что вы ему заплатили. Поэтому возмещаю вам ваши расходы.

Что касается вашего отношения ко мне и моей просьбе, я прошу вас смотреть на него как на доброе дело сделанное вами без корысти, оно в конечном итоге окупится сторицей.

Мейсон вздохнул, открепил пятидолларовую ассигнацию от записки, сложил ее и спрятал в жилетный карман.

— Епископ не говорил, когда он вернется, не так ли? — спросил он у местного детектива.

Джим Поли покачал головой.

— До чего же приятный человек этот епископ! Похоже, что он совершенно не переживает из-за случившегося, а ведь ему чудом не проломили череп! Стукнули-то неслабо! Он даже шляпу не может надеть, вся голова забинтована.

Мейсон многозначительно кивнул Дрейку.

— Позвони-ка к себе в контору, Пол.

Дрейк вошел в будку телефона-автомата. Разговор его не был продолжительным. Через несколько минут он приоткрыл дверцу и поманил пальцем Мейсона. Не выходя из будки, он тихо шепнул адвокату:

— Мои ребята уже позвонили. Они проследили епископа до причала 157 — 158 Лос-Анджелесского порта. По дороге он зашел в магазин, купил два чемодана и кое-что из одежды. Оттуда сразу же поехал на пристань, поднялся на борт «Монтери» и обратно не спускался. Лайнер уже отплыл в Австралию через Гонолулу и Паго-Паго. Ребята проводили «Монтери» довольно далеко на катере, чтобы убедиться, что епископ не перешел на береговой катер, чтобы остаться на побережье. Похоже, Перри, что твой клиент дал тягу. Осторожнее, говорю тебе! Этот епископ совсем не тот человек, за кого он себя выдает.

Мейсон пожал плечами и сказал:

— Пропусти-ка меня к телефону, Пол.

Голос Деллы Стрит, ответивший на его звонок, был крайне возбужденным:

— Хэлло, шеф. Ваша взяла!

— То есть?..

— Здесь находится Джулия Брэннер, она вас ждет. Говорит, что должна немедленно поговорить с вами.

Глава 5

Джулия Брэннер разглядывала Мейсона рыжевато-карими глазами, которые очень подходили к цвету ее медных волос. По первому впечатлению ее можно было принять за молодую женщину лет двадцати с небольшим, если бы не складка под ее подбородком да тоненькие морщины, которые лучиками протягивались от носа к уголкам губ, когда она улыбалась.

— Я не привык видеть своих клиентов в такое время, — сказал Мейсон.

— Я только что вошла, — ответила она, — увидела свет в ваших окнах и решила подняться наверх. Секретарша сказала, что вы сможете меня принять.

— Вы живете здесь, в городе?

— Остановилась у приятельницы в доме 214а в Вест-Вичвуде. Собираюсь вообще поселиться вместе с ней в их квартире на паритетных началах.

— Вы замужем?

— Я зовусь мисс Брэннер.

— Работаете?

— Сейчас нет, но до недавнего времени работала. У меня есть небольшой капитал.

— Вы работали в нашем городе?

— Нет.

— А где?

— Разве это имеет какое-то значение?

— Да, — ответил ей Мейсон.

— В Солт-Лейк-Сити.

— Вы сказали, что делите одну квартиру со своей приятельницей?

— Да.

— Сколько времени вы с ней знакомы?

— Я ее знаю по Солт-Лейк-Сити вот уже несколько лет. В Солт-Лейк у нас тоже была общая квартира.

— Телефон?

— Глэдстон, 87–19.

— Ваша специальность?

— Я медсестра. Но не будет ли правильнее рассказать вам сначала, почему я обратилась к вам, мистер Мейсон? А после этого, если вы сочтете необходимым, я отвечу на все эти второстепенные вопросы.

Мейсон решительно покачал головой.

— Нет, я всегда с самого начала стараюсь выяснить, кто мой клиент. Почему вы решили обратиться именно ко мне?

— Я слышала, что вы прекрасный адвокат.

— И вы приехали из Солт-Лейк-Сити повидаться со мной?

— Ну, не совсем так…

— Вы приехали поездом?

— Нет, прилетела самолетом.

— Когда?

— Недавно.

— Когда точно?

— Сегодня утром в десять часов, если это так необходимо знать.

— Кто рекомендовал вам меня?

— Человек, которого я знала в Австралии.

Мейсон приподнял брови, как бы требуя пояснения.

— Епископ Меллори. Я знаю его с тех пор, когда он еще не был епископом, но теперь он епископ.

— И он посоветовал вам прийти ко мне?

— Да.

— Вы виделись с епископом после приезда?

Она заколебалась, смутилась, потом пробормотала:

— Мне кажется, мистер Мейсон, это не имеет никакого отношения к делу.

Мейсон улыбнулся.

— Ну что ж, возможно, вы и правы, потому что я сомневаюсь, что возьмусь за ваше дело. Понимаете ли, я в настоящее время очень занят и…

— Ах, но вы должны. Я… Нет, вы просто не имеете права мне отказать. Я…

— Когда вы виделись с епископом Меллори? — спросил Мейсон.

Она ответила со вздохом:

— Несколько часов назад.

— Почему же вы не пришли ко мне в приемные часы?

Она заерзала на стуле, на минуту в ее глазах мелькнуло возмущение. Она готова была вспылить, но все же взяла себя в руки, тяжело вздохнула и ответила:

— Епископ Меллори посоветовал мне обратиться к вам. С ним я виделась недавно. Он находился в больнице, потому что на него было совершено нападение.

— Он, говорите, посоветовал вам отправиться ко мне?

— Да.

— Дал ли он вам письмо для меня?

— Нет.

— В таком случае вы совершенно ничем не можете подтвердить, что вы действительно знаете епископа, что вы с ним сегодня виделись и что это он направил вас ко мне.

В голосе адвоката звучали суровые нотки.

Снова в рыже-карих глазах Джулии Брэннер мелькнуло негодование, но сразу же исчезло. Она только покачала головой. Мейсон же продолжал с невозмутимым видом:

— А в этом случае я, разумеется, не могу заинтересоваться вашим делом.

С минуту она боролась с собой, потом резко раскрыла черную сумочку, которая лежала у нее на коленях.

— Полагаю, — сказала она, — что это рассеет ваши сомнения.

Ее рука, сжатая в тонкой перчатке, принялась лихорадочно рыться в сумочке.

Мейсон насторожился, как только свет отразился от синевато-черной стали автоматического пистолета, который находился вместе с чисто женскими предметами в ее глубине. Как будто чувствуя его реакцию, мисс Брэннер повернулась так, чтобы загородить сумочку плечом от адвоката, и почти сразу же достала из нее желтый конверт, из которого извлекла фирменный бланк телеграммы, поспешно щелкнула замком сумочки, телеграмму же протянула Мейсону.

Телеграмма была из Сан-Франциско и адресована Джулии Брэннер, сотруднице больницы «Систез» в Солт-Лейк-Сити, штат Юта. В ней было сказано:

Встретимся отеле Ригал Лос-Анджелеса днем четвертого тчк Захватите все документы тчк Вильям Меллори.

Мейсон, нахмурясь, дважды перечитал телеграмму.

— Днем вы не встретились с епископом, не так ли?

— Нет, я же сказала вам, что он попал в больницу.

— Вы видели его сегодня вечером, несколько часов назад?

— Да.

— Сказал ли он вам что-нибудь о своих дальнейших планах?

— Нет.

— Что вообще он говорил?

— Посоветовал мне обратиться к вам и рассказать мою историю.

Мейсон уселся поглубже в своем кресле и предложил:

— Начинайте.

— Вы знаете такого Ренволда К. Браунли? — спросила она.

— Слышал о нем, — осторожно ответил адвокат.

— А Оскара Браунли?

— И о нем тоже слышал.

— Я миссис Оскар Браунли, — торжественно заявила женщина.

Она замолчала, выжидательно поглядывая на своего собеседника, как шахматист, сделавший свой наиболее выигрышный ход.

Мейсон достал сигарету из шкатулки, стоящей на столе, и сказал ровным голосом:

— И вы, насколько мне известно, скрываетесь от закона? Прокуратура округа Ориндж выдала ордер на ваш арест за наезд на человека со смертельным исходом?

Она отпрянула назад, как будто Мейсон неожиданно нанес ей удар в солнечное сплетение.

— Как… каким образом вы об этом узнали? Епископ не должен был вам этого рассказывать.

Мейсон пожал плечами и равнодушно заметил:

— Я упомянул об этом только для того, чтобы вы поняли, что вам не стоит неправильно освещать те или иные факты. Ну, а теперь приступайте к своей истории и постарайтесь ничего не упустить и не исказить.

Она посмотрела на него и, вздохнув, приступила к рассказу. Можно было предположить, что вся история была выучена наизусть или же столько раз продумана, что запечатлелась в ее голове, как стихотворение. Она говорила не останавливаясь, без запинки.

— Двадцать два года назад я была взбалмошной, ужасно взбалмошной девицей. Ренволд Браунли тогда занимался продажей недвижимого имущества и не располагал особенно большим капиталом. Оскар был его любимцем. Он берег сына и лелеял как зеницу ока. Оскару нравилась беспечная жизнь, шумные сборища, всеобщее внимание. Я работала медсестрой. С Оскаром мы встретились на какой-то вечеринке, он влюбился в меня без памяти с первого взгляда. Мы поженились. Все произошло очень быстро и, я бы сказала, лихорадочно. Так бывает только в молодости. Старик Ренволд пришел в ярость. Потому что мы с ним не посоветовались. Но думаю, он бы в конце концов смирился, если бы не дорожное происшествие. Оно спутало все карты. Мы выпили всего лишь по паре бокалов, я не была пьяна. Старик неожиданно вынырнул из-за угла на моей стороне. Я попыталась избежать столкновения, резко свернула влево. Если бы он оставался на своей стороне, все было бы в порядке, но он, перепугавшись, метнулся вбок. В результате, когда разбирали причины несчастного случая, во всем виноватой оказалась я. Я не была пьяна, а Оскар был пьян в стельку, вот почему я была за рулем. Вы не знаете, каковы тогда были порядки в Ориндж-Каунти. Сажали в тюрьму, если ты проехал со скоростью тридцать миль в час. Оскара предупредил отец и мы сбежали из страны.

У нас все равно был медовый месяц, свадебное путешествие. Поехали мы в Австралию. И вот там меня и предали, только я узнала об этом поздно. Оскар попросил отца замять эту историю, заплатить кому нужно и сколько нужно. Но, как я потом узнала, старик сделал как раз обратное. Он разбогател, причем быстро. Оскар, как я уже говорила, был для него всем. Старик решил, что Оскара завлекла, околдовала какая-то авантюристка, отдавшись ему до свадьбы легко и не задумываясь… Мы жили в чужой стране. Я работала как проклятая. Оскар вообще не мог никуда устроиться. Старик тем временем приложил немало усилий, чтобы не только не замять эту историю с дорожным происшествием, а, наоборот, чтобы добиться ордера на мой арест по обвинению в убийстве. Он не хотел, чтобы я возвратилась в Штаты. Одновременно он завел с Оскаром тайную переписку. В то время я ничего об этом не знала. Однажды, вернувшись домой, я обнаружила, что Оскар исчез. Отец перевел ему телеграфом деньги на дорогу. После случившегося я вынуждена была проработать еще несколько месяцев, потом мне пришлось уйти с работы, я родила девочку. Оскар даже не знал про ее рождение, я поклялась, что он никогда не узнает про нее. Я ненавидела его самого, его семью и все то, что составляло смысл их существования. Тогда я не знала, каково финансовое положение Ренволда К. Браунли. Но если бы и знала, ничего бы не изменилось. Я решила во что бы то ни стало сама зарабатывать на жизнь и себе, и дочери. Но вскоре поняла, что мне одной не удастся вырастить ребенка, а с другой стороны, я ни за что не хотела отдавать девочку Оскару. Епископ Меллори в то время был главой англиканской церкви и я в жизни не встречала другого более гуманного человека. У него совершенно отсутствовало то надменно-презрительное отношение к прихожанам, которым отличаются многие проповедники Божии. Он всегда стремился помочь людям и он помог мне. Я доверилась ему, и в один прекрасный день он пришел ко мне и сказал, что ему удалось подыскать хороший дом для Дженис. Объяснил, что эти люди не были особенно богаты, но все же достаточно обеспечены, чтобы дать Дженис приличное образование. Они настояли на том, чтобы мне не было известно, кто именно взял девочку, и чтобы я не предпринимала никаких попыток разыскать ее. Епископ Меллори вынужден был дать честное слово, что он свято выполнит оба эти условия.

— И он сдержал свое обещание? — спросил Мейсон.

— Разумеется, — сказала Джулия Брэннер. На глазах у нее появились слезы.

— В молодости мы все отличаемся безрассудством, мы совершаем поступки, не думая, что впоследствии будем о них сожалеть. Я вышла замуж, подчиняясь минутному капризу, и так же бездумно отказалась от всех притязаний на свою дочь. Как дорого я заплатила за ошибки молодости.

Ее губы задрожали, она быстро заморгала, стараясь остановить набежавшие слезы, и продолжала:

— Но это ничего не меняет, я имею в виду мое раскаяние.

Она подняла голову.

— Не волнуйтесь, мистер Мейсон, я не истеричка. Я с боем прокладывала себе путь в жизни. Я нарушала на своем пути не одно правило хорошего тона и за все расплачиваюсь высокой ценой. Я никогда не ныла и не жаловалась и не намерена опускать руки в дальнейшем.

— Продолжайте, прошу вас.

— Через несколько лет я, вернувшись в Штаты, узнала, что Ренволд К. Браунли буквально купается в деньгах, что касается Оскара, то как будто бы у него не было лишних денег, помимо тех, что считал нужным выделять ему отец. Естественно, я решила, что Оскар должен что-то сделать для меня. Я с ним связалась. С его точки зрения, я была не кем иным, как человеком, скрывающимся от правосудия. Старик упорствовал в своей неприязни ко мне. Если я вернусь в Калифорнию, меня привлекут к суду и обвинят в убийстве человека. Ох, вот тут-то я совершенно ясно увидела, что это за люди. Но что я могла сделать? Ведь я была всего лишь медсестрой, с трудом зарабатывающей себе на жизнь. Оскар каким-то образом получил развод, да и что в этом удивительного, ведь у Ренволда К. Браунли были миллионы. Меня ожидали арест и тюремное заключение. Я не могу сказать, что мне безумно хотелось возвратиться в Калифорнию. А тем более к Оскару. Конечно, я рассчитывала, что он постарается так или иначе урегулировать наши отношения, но руки у меня были связаны. Меня намеревались осудить не просто за вождение автомобиля в нетрезвом виде, а за убийство человека. Против меня ополчились миллионы Ренволда и его политическое положение в округе. Я понимала, у меня нет никаких шансов, я была бы непременно осуждена, потеряла бы подданство, квалификацию медсестры, а с нею возможность зарабатывать на жизнь. Во всяком случае, так я рассуждала в то время. Я была слишком напугана даже для того, чтобы проконсультироваться с адвокатом, потому что я не верила в бескорыстность и беспристрастность людей, когда им приходится иметь дело с деньгами. 

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

По тону его было понятно, что он очень заинтересован.

— Единственное, чего я хотела, это добиться для моей дочери того, что принадлежало ей по праву. Поэтому я написала в Австралию. Преподобный Вильям Меллори стал епископом к этому времени, но и он не мог мне ничем помочь. Он сразу же напомнил мне о моем обещании и о своем собственном честном слове. Мою дочь взяли к себе люди, которые были к ней исключительно добры, она считала их своими отцом и матерью. Эти люди настолько сильно к ней привязались, что скорее предпочли бы умереть, чем расстаться с ней. У них не было особенно больших денег, но они и не нуждались. Я узнала, что моя дочь с самого детства проявила склонность к медицине и больше всего хотела стать медсестрой. Поэтому она училась. Специализировалась на медицинскую дипломированную сестру в детской больнице. Все ее любили и уважали. Мистер Мейсон, я перевернула небо и землю, чтобы разыскать ее. Сначала я пыталась уломать епископа, давала ему всяческие обещания, но кто поверит клятвам матери, разыскивающей единственного ребенка. Я истратила все свои деньги до последнего цента на частных детективов. Но все напрасно. Они не сумели ее отыскать. Епископ Меллори умный человек, он тщательно скрыл все следы, а что-нибудь узнать у него я никак не могла. Неожиданно я получаю вот эту телеграмму от епископа Меллори. Я надеялась, что он мне все расскажет. Моя девочка теперь стала взрослой. Мне кажется, у нас нет никаких оснований скрывать от нее правду. По всей вероятности, удочерившие ее люди умерли. Но епископ ничего мне не рассказал. Он только настойчиво советовал мне повидаться с вами. Мне удалось узнать, что после смерти Оскара старику Ренволду каким-то образом стало известно, что у него есть внучка. Он поручил детективам отыскать ее. Сейчас в его доме живет девушка по имени Дженис. Но, понимаете, епископ Меллори уверяет меня, что это не настоящая Дженис. Это самый настоящий обман, подделка, мошенничество.

Она замолчала, не спуская глаз с адвоката.

— Чего вы ждете от меня? — спросил Мейсон.

— Для себя ровным счетом ничего. Я хочу одного, чтобы вы сорвали маску с этой лжевнучки, хочу, чтобы вы разыскали мою девочку и добились того, чтобы она была признана единственной дочерью, законной дочерью Оскара Браунли.

— Учтите, это может ни к чему не привести, — остановил ее Мейсон. — Дело в том, что Дженис не единственная внучка Ренволда, у него, насколько мне известно, есть еще внук. Поэтому старик Ренволд может спокойно лишить Дженис наследства.

— Да, есть еще Филипп Браунли, но почему-то мне кажется, что Ренволд не пойдет на такую несправедливость и не обидит свою внучку. Нет, он непременно что-нибудь для нее сделает.

— И это все?

— Все.

— Для вас ничего?

— Мне не нужно ни единого цента. Не возмущайтесь, если я невзначай ругнусь, после этого мне делается легче. Вы понимаете, уж очень я обижена на эту семью. В свое время мне хорошо дали коленкой под… И теперь мне остается либо плакать, либо проклинать. Лично я предпочитаю последнее.

Мейсон посмотрел на нее очень внимательно и тихо спросил:

— Джулия, почему вы носите с собой пистолет?

Она инстинктивно схватила сумочку, лежащую у нее на коленях, и спрятала ее за спину. Глаза адвоката были прикованы к ее лицу.

— Отвечайте!

— Мне приходится возвращаться домой с работы в любое время дня и ночи. К некоторым сестрам приставали пьяные на улицах. В полиции посоветовали иметь при себе оружие.

— И у вас имеется на него разрешение?

— Да, конечно.

— Ну, а зачем же вы его захватили сюда?

— Не знаю. Он всегда находится при мне с той минуты, как я его приобрела. Он стал для меня такой же привычной принадлежностью, как помада или носовой платок. Клянусь вам, мистер Мейсон, это единственная причина.

— Если у вас имеется разрешение на оружие, — чуть ли не по слогам проговорил адвокат, — значит, номер этого пистолета зарегистрирован в полиции. Вам это известно, не так ли?

— Да, конечно.

— Знали ли вы, что епископ Меллори без всякого предупреждения отплыл на «Монтери», оставив все свои вещи у себя в номере отеля «Ригал»?

Она крепко стиснула губы, потом решительно произнесла:

— Я предпочитаю не обсуждать поступки и действия епископа Меллори. В конце-то концов единственный вопрос, который касается меня, — это будущее моей дочери.

— Когда же вы хотите, чтобы я начал? — спросил Мейсон.

— Прямо сейчас! Я хочу, чтобы вы избили этого хладнокровного дьявола так сильно, чтобы он стал умолять о помощи! Я хочу, чтобы вы доказали, что по его настоянию был выдан ордер на мой арест, дабы удерживать меня вдали от штата. Это он уговорил Оскара расторгнуть наш брак, обрек нашу дочь на жизнь у приемных родителей. Мне не нужно ни цента из его миллионов, но я хочу унизить их. Я хочу, чтобы вы заставили старого дьявола понять, что никакие деньги не смогут избавить его от ответственности за причиненное нам с Дженис зло.

Сейчас в ее глазах не было и намека на слезы. Губы у нее подергивались, лицо сильно побледнело от ненависти.

Перри Мейсон довольно долго всматривался в свою посетительницу, затем поднял телефонную трубку и сказал Делле:

— Соедини меня с Ренволдом К. Браунли.

Глава 6

Полуночный дождь, струящийся с темного неба и усиливаемый порывами южного ветра, обмыл листву на кустах, окружающих резиденцию Ренволда К. Браунли. Свет фар машины Перри Мейсона отразился от их блестящей поверхности, когда он круто свернул на подъездную дорогу.

Адвокат остановился под крышей специального портика для автомобилей. Дворецкий, выглядевший таким же неприветливым, как и погода, спросил, отворив дверь:

— Мистер Мейсон?

Адвокат кивнул.

— Сюда, пожалуйста, мистер Браунли вас ожидает.

Он не предложил адвокату снять плащ и шляпу.

Они прошли через огромную приемную в просторную библиотеку, отделанную полированными темными панелями.

Приглушенный свет вырывал из тьмы ряды книжных шкафов, низкие кресла, глубокие ниши, удобные приоконные диванчики.

Человека, сидевшего за высоким письменным столом красного дерева, отличала суровая, аскетическая внешность, словно это был член Великой инквизиции.

Волосы у него были совершенно белые и такие редкие, что самым приметным на лице оказывались брови, придающие ему сходство со стервятником или какой-то хищной птицей.

— Итак, вы Перри Мейсон, — сказал старик отнюдь не дружелюбным тоном.

У адвоката мелькнула мысль, что голос похож на голос исследователя, впервые изучающего интересующий его экспонат.

Мейсон стряхнул дождевые капли со своего плаща и, не дожидаясь приглашения, повесил его на спинку ближайшего кресла. Расправив плечи, широко расставив ноги, он заговорил ровным голосом, который полностью соответствовал его как бы высеченному из гранита лицу, освещенному настольной лампой.

— Да, я Мейсон, а вы Браунли.

Он ухитрился вложить в своей голос ровно столько неприязни, сколько ее было в голосе хозяина дома.

— Садитесь, — сказал Браунли. — Отчасти я даже рад тому, что вы приехали, мистер Мейсон.

— Благодарю, — ответил Мейсон. — Через некоторое время я сяду, пока же я предпочитаю постоять. Скажите, почему вас радует мой приход?

— Мистер Мейсон, вы очень умный и образованный адвокат.

— Благодарю вас.

— Не надо благодарить меня. Это вовсе не комплимент. Это истина. Или, вернее, признание факта. При данных обстоятельствах, не слишком-то приятных для меня. Я с большим интересом следил за вашими успехами по газетам. А также с известным любопытством. Не стану скрывать, вы меня заинтриговали настолько, что мне хотелось с вами познакомиться. Фактически я собирался проконсультироваться с вами по одному вопросу. Но потом решил, что вряд ли стоит доверять дело, имеющее финансовое значение, адвокату, отличительной чертой которого является ловкость ума, а не…

— …чувство ответственности, — подхватил Мейсон насмешливым тоном, заметив, что Браунли колеблется.

— Нет, я не это имел в виду, но ваше искусство неразрывно связано с драматичностью и театральными эффектами. Когда вы станете старше, мистер Мейсон, вы поймете, что люди с большими средствами стремятся оставаться в тени от скандалов и всякого рода шумихи.

— Иными словами, вы раздумали ко мне обращаться.

— Совершенно верно.

— А поскольку вы не решились обратиться ко мне за консультацией, я имею полное право принять предложение тех людей, которые занимают противоположную позицию.

Тень улыбки промелькнула на губах старика, важно восседавшего за огромным столом в окружении предметов, говорящих о его богатстве и высоком общественном положении. Очевидно, он считал свою финансовую позицию своеобразной неприступной крепостью.

— Хороший ответ, — одобрительно произнес он. — Ваше умение обращать мои собственные слова против меня вполне соответствует тому представлению, которое сложилось у меня о вас.

— Я уже коротко объяснил по телефону, почему мне необходимо с вами встретиться. Речь пойдет о вашей внучке. Независимо от того, каково ваше личное мнение, мистер Браунли, в действительности я вовсе не платный борец, защищающий интересы тех, у которых нашлось достаточно денег, чтобы нанять меня. Я борец, но мне нравится сознавать, что я выступаю за тех, кто не в состоянии постоять сам за себя, я не предлагаю свои услуги без разбора кому угодно. Я борюсь только для того, чтобы помочь восторжествовать справедливости.

— Не хотите ли вы убедить меня, мистер Мейсон, что вы всегда стараетесь наказать зло?

Браунли даже не попытался скрыть насмешку.

— Я вовсе не стараюсь вам ничего внушать, мистер Браунли. Я ставлю вас в известность: можете мне верить или не верить, это ваше дело.

Браунли нахмурился.

— Не считаете ли вы нескромным характеризовать себя подобным образом, мистер Мейсон?

— Нет, потому что кому как не мне самому судить об этом.

После этих слов Мейсон уселся в кресло, с самым непринужденным видом закурил сигарету, отметив про себя что самообладание финансиста значительно пошатнулось.

— Не мне вам объяснять, — начал он, — что если человек обладает чем-то заманчивым для других людей, он будет непременно подвергаться всякого рода давлениям. У вас есть деньги. Многие жаждут получить их. И для этого они прибегают к различным махинациям и шантажу с одной целью — заставить вас отказаться от собственного состояния в их пользу. Природа наделила меня борцовскими качествами, люди стараются воздействовать на мою доверчивость, чтобы вызвать у меня чувство симпатии. Я хочу сразу же выложить свои карты на стол. Цепь событий, обусловивших мой интерес к данному делу, была весьма необыкновенной. Я уверен, что это не была хитроумная, заранее подстроенная история, чтобы заручиться моей поддержкой. Если это окажется не так, то я не хочу ставить свой опыт и энергию на службу самозванцам и мошенникам, задумавшим черное дело. Таким образом, если эта цепь обстоятельств не является частью искусственной постановки, а является подлинной последовательностью событий, тогда есть все основания предполагать, что та особа, которую вы считаете дочерью вашего сына Оскара и Джулии Брэннер, в действительности вам совершенно чужая девушка.

— У вас имеются какие-то данные, чтобы сделать подобное заявление? Кто-то уполномочил вас его сделать?

— Да.

Мейсон молчал, разглядывая горящий кончик своей сигары, затем, глядя в недобрые глаза своего собеседника, добавил:

— Я делаю данное заявление по поручению матери девочки, Джулии Брэннер.

На лице Браунли не отразилось никаких эмоций, усмешка же была совершенно ледяной.

— Могу ли я узнать, кто-нибудь подтвердил вам личность Джулии Брэннер?

Лицо Мейсона могло бы соперничать по беспристрастности с лицом собеседника.

— Никто, — ответил он. — Вот почему я и обратился к вам. Если в моем деле имеется какой-то обман, только вы один в состоянии его разоблачить.

— А если я сейчас докажу вам, что подобный обман действительно существует? — спросил Браунли.

Мейсон улыбнулся, разведя руками.

— В таком случае я оставлю это дело. Только учтите, мистер Браунли, я должен быть уверен.

— Джулия Брэннер — авантюристка. Самая настоящая авантюристка. Я нанял частных детективов, и они собрали сведения о ее прошлой жизни еще до того, как она познакомилась с моим сыном. Это любопытные данные.

Мейсон поднес сигару ко рту, сделал глубокую затяжку, улыбнулся, выпустил дым длинной струйкой и заговорил:

— Вне всякого сомнения, существует множество женщин, прошлое которых, если подвергнуть его микроскопическому исследованию, произведет шокирующее впечатление.

— Утверждаю, эта женщина — авантюристка.

— Вы сейчас говорите о Джулии Брэннер, которая была женой вашего сына?

— Да, конечно.

— В таком случае тот факт, что она авантюристка, не имеет ничего общего с юридическим статусом рожденного ею ребенка.

Браунли задумался, поколебался с минуту, затем продолжал с холодной беспристрастностью банкира, анализирующего все недочеты предполагаемой им финансовой операции.

— К счастью для всех, рожденный ею ребенок был изолирован от ее влияния еще в раннем детстве. Я не желаю вдаваться в подробности того, как это случилось. Сведения были получены преданными мне людьми, движимыми единственным желанием защитить мои интересы. Я случайно узнал, и, вне всякого сомнения, вы можете это проверить, что сама Джулия Брэннер тоже предприняла бесполезные, хотя и дорогостоящие попытки раздобыть те же самые сведения лично для себя. Но, разумеется, я располагал большими возможностями, чем она, и поэтому преуспел там, где она потерпела неудачу.

— Предпринимала ли Джулия Брэннер попытки примириться с вашей семьей? Прошу вас отбросить предубеждение и дать мне точный ответ.

Лицо Браунли оставалось серьезным.

— Она никогда не предпринимала попыток, потому что я принял меры, чтобы пресечь подобные действия с ее стороны.

— Правильно ли я понимаю, что вы имеете в виду тот факт, что вам удалось превратить ее в человека, скрывающегося от закона?

— Вы можете толковать мое заявление так, если вам угодно. Я не намерен делать никаких признаний.

— Я обязан предупредить вас, что, если я возьмусь за это дело, я буду защищать интересы своей клиентки решительно во всем, и, если выясню, что миссис Брэннер стала изгоем из-за вашего вмешательства и влияния на органы юстиции, я приложу все усилия, чтобы вы ответили за свои поступки по закону.

— Естественно, — сказал Браунли, — я и не сомневался, что Перри Мейсон станет сражаться не вполсилы. Но я сомневаюсь, что вы заинтересуетесь делом Джулии Брэннер. В первую очередь потому, что подлинная Джулия Брэннер умерла, а вы имеете дело с самозванкой.

Мейсон покачал головой:

— Пока что из того, что вы мне рассказали, ничего не доказывает того, что молодая девушка, которую вы признали как свою внучку, в действительности является дочерью Джулии Брэннер, где бы последняя ни была. С другой стороны, я располагаю некоторыми свидетельствами, которые заставляют меня верить, что вы явились жертвой ошибки или обмана.

— Мистер Мейсон, я не намерен разглашать то, что мне известно, что вы бы тут мне ни заявляли!

— В таком случае вы не сумеете убедить меня в том, что мне не следует браться за это дело.

Браунли несколько секунд сидел с хмурым видом, что-то обдумывая. Наконец он сказал:

— Хорошо, вот что я еще сделаю, мистер Мейсон, но большего вы от меня не дождетесь.

Длинными тонкими пальцами он вытащил из кармана бумажник крокодиловой кожи, открыл его и достал какое-то письмо.

Мейсон с интересом наблюдал за тем, как старик неторопливо оторвал типографскую половину бланка, а потом, немного подумав, и подпись.

— Вы должны понимать, мистер Мейсон, — заявил Браунли, разглаживая обезображенный листок бумаги, — что когда я решил навести справки, то все это было проделано самым тщательным образом. Я располагал некоторыми неоспоримыми фактами, которые легли в основу расследования. Характер этих фактов в высшей степени конфиденциальный. Я нанял самых лучших детективов за большие деньги. Полагаю, что вы стали жертвой обмана. Лично я убежден, что женщина, представившаяся вам как миссис Джулия Брэннер, никогда не была женой моего сына. Я точно знаю, что рожденный ею ребенок не является дочерью моего покойного сына, и у меня есть основания полагать, что ваш собственный интерес к данному делу пробудился главным образом потому, что лицо, располагающее определенными сведениями, словам которого вы поверили, постаралось заинтересовать вас историей вашей будущей клиентки. Вот почему я хочу показать вам это письмо. Я не скажу вам, от кого оно, ограничусь упоминанием о том, что я считаю данный источник информации вне всяких подозрений.

Браунли протянул лист бумаги. Мейсон стал читать:

В результате нашего расследования мы считаем, что вправе с полной ответственностью заявить: будут предприняты попытки дискредитировать настоящую Дженис Браунли и обмануть вас. Заинтересованные в этом люди в течение нескольких месяцев разрабатывали план этой аферы, терпеливо выжидая наиболее подходящего момента для ее осуществления.

Для того чтобы добиться успеха, им придется заинтересовать этим делом какого-нибудь известного, опытного адвоката, который будет осуществлять юридическую борьбу. Чтобы убедить такого адвоката, им придется воздействовать на него через влиятельное, не вызывающее сомнений лицо. Эти люди специально ждали, когда епископ Меллори из Сиднея возьмет себе годовой отпуск. Он объявил о своем намерении провести свой отпуск в путешествиях и научных занятиях, а чтобы ему не надоедали посторонние, он держал в тайне свой маршрут. Наш детектив вошел в непосредственный контакт с этими людьми, поэтому мы можем вас предупредить, что умный самозванец выступит в качестве епископа Меллори, свяжется с каким-нибудь адвокатом, которого заранее наметит, и убедит его взять на себя данное дело. Этот лжеепископ появится только на то время, которое необходимо для «обработки» адвоката, потом он исчезнет. Мы заранее ставим вас в известность об этом на тот случай, если лжеепископ достаточно долго задержится у известных вам людей, дабы вы смогли предпринять определенные шаги для его ареста.

Во всяком случае, вы теперь знаете, что какой-то агрессивно настроенный адвокат, располагающий достаточными финансовыми ресурсами, может заняться данным делом.

Мы советуем вам проконсультироваться с вашим поверенным, чтобы не быть застигнутым врасплох и продумать линию своего поведения.

В ближайшие дни мы сообщим вам о дополнительных фактах этого дела.

Преданный вам…

— Вне всякого сомнения, в ваших глазах это письмо имеет важное значение, — произнес Мейсон совершенно бесстрастным голосом. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— А в ваших нет? — с удивлением спросил Браунли. Он внимательно посмотрел на Мейсона.

— Совершенно никакого.

— Я заплатил большие деньги, чтобы получить это письмо. Если бы вы знали меня лучше, мистер Мейсон, вам было бы известно, что уж если я плачу деньги, то получаю самый лучший товар. Поэтому я говорю с полной ответственностью, что лично я придаю этому сообщению огромное значение.

— Письмо могло бы и для меня иметь больший вес, если бы я его видел целиком, но вы предпочли оторвать решительно все важное, превратив его в самую обычную бумажку. Именно таковой я его и считаю.

На лице Браунли появилось раздраженное выражение.

— Если вы воображаете, что я намерен сообщить вам имя и адрес той организации, которая занимается сбором фактов для меня, вы сильно ошибаетесь.

Мейсон пожал плечами.

— Я никогда ничего не воображаю. Я всего лишь выложил на стол кое-какие карты и попросил вас сделать то же самое. Пока вы от этого воздерживаетесь.

— Больше я не сделаю ни одного шага! — твердо заявил Браунли.

Мейсон отодвинул назад свое кресло, собираясь подняться.

— Вы уходите, мистер Мейсон?

— Да. Если вы действительно сообщили мне все, что намеревались, вам абсолютно не удалось меня ни в чем убедить.

— А вам ни разу не приходилось подумать, мистер Мейсон, что вас не всегда надо убеждать? Ведь можно обойтись и другими методами.

Мейсон, который уже стоял, опираясь обеими руками о край стола, покачал головой.

— Нет, я так не думал. Если говорить о целях нашей встречи, то тут я хозяин. Если вам не удастся убедить меня, что правда на вашей стороне, нам предстоит драка. В самом недалеком будущем.

— Что же, вы говорите как настоящий бизнесмен, — похвалил Браунли. — Но я все же хочу вас предупредить, что вам дан шах и мат еще до того, как вы начали игру.

— Дать или сделать шах и мат — это выражение, которое означает конец сражения. «Шахи» мне объявляли много раз, а что касается «матов», то на моем счету, к вашему сведению, еще не было ни одного.

— Тем обиднее будет, если вы получите его на сей раз. Случилось так, мистер Мейсон, что мне не угодно, чтобы имя моей внучки трепали на разных судебных процессах. Я не желаю, чтобы всякие газетные писаки концентрировали свое внимание на моих личных делах. Поэтому я собираюсь удержать вас от того, чтобы вы занялись защитой интересов, как принято выражаться, этой псевдовнучки.

В голосе Мейсона невольно прозвучало удивление.

— Вы собираетесь удержать меня от того, что я намерен сделать? — переспросил он.

— Совершенно верно.

— Это пытались сделать и раньше, — сухо произнес адвокат, — но безуспешно. Я не просто упрямый человек. Я делаю это из принципа.

В больших стального цвета глазах Браунли мелькнуло выражение холодного веселья.

— Я все это прекрасно понимаю, адвокат, но если только вы изучали мою семью, тогда вы наверняка занимались и моей особой. В таком случае вы должны были понять, что я принадлежу к породе безжалостных противников, которым опасно перебегать дорогу, тем более что к намеченной цели я иду напролом, не считаясь ни с чем и ни с кем.

— Ваши рассуждения не отличаются последовательностью, — усмехнулся Мейсон. — Сейчас вы рассуждаете о последствиях, об итогах, а минуту назад уверяли в другом, что намереваетесь удержать меня от того, чтобы я взялся за это дело.

— Так оно и есть.

Вежливо-недоверчивая улыбка Мейсона была красноречивее ответа.

— Я хочу вас удержать от необдуманного шага, — поспешил добавить Браунли, — потому что вы бизнесмен. Противная сторона не располагает достаточными материальными средствами для борьбы. Они рассчитывают на то, что им удастся заинтересовать адвоката, который имеет собственные деньги и пожелает работать в долг в ожидании хороших дивидендов. В случае, если я докажу вам, что у вас ни малейшего шанса на выигрыш, я полагаю, вы достаточно расчетливы, чтобы не ввязаться в эту авантюру.

— Знаете, мистер Браунли, я не встречал человека, который сумел бы убедить меня, что мне не удастся выиграть судебный процесс, если я за него взялся. Извините, в этих вопросах я предпочитаю сам делать выводы.

— Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я не такой болван, чтобы воображать, будто сумею пресечь ваши попытки установить законность притязания этой лжевнучки. Нет, я просто хочу сказать, что вы ровным счетом ничего не выиграете даже в том случае, если вам каким-то чудом и удастся это доказать. То, что девушка моя внучка, еще ничего не значит. Дженис уже совершеннолетняя, и я не обязан ее содержать. Единственным преимуществом того, что девушку признали бы моей внучкой, было то, что она могла надеяться что-то получить после моей смерти. Поэтому, мистер Мейсон, я, составляя завещание, по которому основная доля моего состояния переходит к внучке, мисс Дженис Браунли, я особо оговариваю в завещании, что своей внучкой считаю девушку, которая в настоящее время проживает в моем доме. Это сводит на нет вопрос о том, является ли наше родство кровным или же нет. В любом случае деньги по завещанию будут принадлежать ей. Конечно, я понимаю, что вы сможете оспаривать данное завещание. По этой причине завтра утром я официально передам три четверти моего состояния признанной мною внучке, оставив себе лишь пожизненную ренту. Четверть состояния будет передана моему внуку Филиппу Браунли.

Холодные неулыбчивые глаза Браунли с торжеством смотрели на адвоката.

— Полагаю, адвокат, теперь вы сами увидели, что этот юридический орешек вы раскусить не в силах. Мне думается, вы слишком разумный бизнесмен, чтобы пытаться биться лбом о кирпичную стену. Я хочу, чтобы вы поняли, что в моем лице вы натолкнулись на такого же безжалостного и упрямого противника, как вы сами. Повторяю, я ни перед чем не останавливаюсь, когда принимаю какое-то определенное решение. В этом, я полагаю, я сходен с вами. Но случаю было угодно, чтобы в этом деле все козырные карты оказались у меня на руках. Я приложу все усилия, чтобы использовать их как можно эффективнее. А теперь, мистер Мейсон, разрешите пожелать вам спокойной ночи и сказать вам, чтознакомство с вами доставило мне огромное удовольствие.

Ренволд Браунли сжал холодными как лед пальцами широкую ладонь адвоката.

Мейсону же пришло в голову, что пальцы старика холодны как сталь.

— Дворецкий, — добавил Браунли, — проводит вас до машины.

В эту же минуту дворецкий, по всей вероятности вызванный каким-то секретным звонком, бесшумно отворил дверь библиотеки и поклонился Перри Мейсону.

Мейсон внимательно посмотрел на Браунли.

— Вы тоже адвокат, не так ли?

— Нет, но я пользуюсь советами самого лучшего юриста.

Мейсон повернулся, кивнул дворецкому и взял свой плащ и шляпу.

— Когда я закончу дело, — сказал он со спокойной уверенностью, — вы наверняка измените мнение об эрудиции и знаниях своих поверенных. Спокойной ночи, мистер Браунли.

Мейсон задержался перед входной дверью ровно столько, сколько потребовалось дворецкому, чтобы помочь адвокату надеть плащ. Дождь усилился и лил как из ведра, превратив поверхность подъездной дороги в сплошной поток воды. Под порывами ветра ветви деревьев качались в разные стороны, словно гигантские руки страшных чудовищ, молящих о помощи у надвигающегося шторма. Мейсон захлопнул дверцу машины, включил мотор и выехал из-под защищающего от дождевого потока навеса под яростные удары бури.

Он переключил двигатель на вторую скорость и на всякий случай надавил ногой на тормоз, замедляя ход на повороте посыпанной гравием подъездной дорожки, и тут его фары выхватили фигуру, которая стояла, защищаясь от хлещущего дождя.

На черном фоне кустарника фигура была запечатлена в белом сиянии фар. Стройный молодой человек, капюшон закинут на голову, шляпа низко надвинута на лоб, с полей струится вода. Человек поднял руку, Мейсон выжал сцепление и затормозил, машина остановилась. Молодой человек направился к нему, Мейсон опустил стекло машины и,  когда человек подошел, Мейсон сразу же отметил страшную бледность лица и лихорадочный блеск умных глаз.

— Ведь вы мистер Мейсон, адвокат? — спросил молодой человек.

— Да.

— Я Филипп Браунли. Это вам что-нибудь говорит?

— Внук Ренволда Браунли.

— Да.

— Вы хотите со мной поговорить?

— Да.

— Тогда лучше влезайте в машину, чтобы не мокнуть под дождем. Может быть, вы поедете со мной в контору?

— Нет. И мой дед не должен знать, что я с вами разговаривал. Скажите, вы с ним поссорились?

— Да.

— В чем причина?

— Я бы предпочел, чтобы вы спросили об этом у деда.

— Из-за Джен, не так ли?

— Джен?

— Ну да, Дженис, моя кузина.

— Вообще-то говоря, я не вправе обсуждать этот вопрос, особенно в настоящее время.

— В моем лице вы могли бы найти союзника.

— Мог бы, — согласился Мейсон.

— В конце концов, наши интересы в какой-то мере совпадают.

— Говоря так, вы имеете в виду, что, по вашему мнению, девушка, живущая в настоящее время в доме вашего деда, в действительности не является Дженис Браунли, дочерью Оскара Браунли.

— Я имел в виду только одно, — повторил Филипп, — что мог бы стать вашим союзником.

Мейсон покачал головой.

— Извините, но в настоящий момент мне не о чем с вами говорить.

— Правда ли, что дедушка хочет завещать все свое состояние Дженис, оставив себе лишь пожизненную ренту?

— Этот вопрос я тоже предпочел бы не обсуждать сейчас. Но мне хотелось бы побеседовать с вами в более подходящее время. Не пришли бы вы в контору завтра утром часам к десяти?

— Нет! Я не смогу. Неужели вы не понимаете, что случилось! Дед нанял армию детективов, чтобы отыскать Дженис. Он пообещал вознаграждение в двадцать пять тысяч тому, кто ее найдет. Дженис они не нашли, но им не захотелось упустить столь заманчивый куш, поэтому-то они и подсунули ему другую девушку. Она живет у нас уже два года. За это время она околдовала его. Он полностью подпал под ее влияние. Окончательно и бесповоротно. Физически я имею столько же прав на состояние деда, сколько и она, ничуть не меньше, даже если она и подлинная мисс Браунли. Но повторяю, она околдовала его, задурила ему мозги и добилась того, что он ей завещал практически все состояние. Она самая настоящая авантюристка, бесстыдная, ловкая и хитрая. Она не остановится ни перед чем. Она…

Филипп Браунли задохнулся от возмущения. Несколько секунд тишину нарушали лишь вой ветра да шум дождя, лупившего по крыше и стенкам машины, скрип ветвей и шелест листьев.

Мейсон, в упор глядя на молодого человека, спросил:

— И что же?

— Я прошу вас этому помешать.

— Как?

— Не знаю. Это уж ваше дело. Я просто хотел сказать, что вы можете рассчитывать на мою поддержку. Нашу договоренность надо держать в тайне. Самое главное, чтобы ничего не узнал дед.

— Можете ли вы прийти ко мне в контору?

— Нет, ему об этом сообщат.

— Откуда вам известно, что девушка, живущая в доме, не настоящая мисс Браунли?

— По тому, как она ловко втиралась к нему в доверие.

— Это не доказательство.

— Есть и другие факты.

— Послушайте, Филипп, когда вы заговорили о девушке, вы назвали ее «Джен». Так называют только девушек, которые много значат для мужчины. Поэтому я не уверен, действительно ли вы хотите помочь мне, или помогаете Джен, пытаясь выведать у меня о моих ближайших планах. Я предложил вам сейчас поехать со мной, вы отказались. Вы не желаете встретиться со мной в офисе. Мне не верится, что дед установил за вами такой строгий надзор. Ведь любой человек, который подойдет к окну, может видеть нас из дома, видеть, что вы остановили машину и что вы разговариваете со мной.

— Господи! — вскрикнул Филипп. — Как я не подумал об этом!

Он резко повернулся и скрылся в тени кустарников.

Мейсон подождал несколько секунд, затем уехал.

Он направился прямиком на телеграф. Не снимая с себя мокрого плаща, он подошел к стойке и написал на бланке текст срочной телеграммы:

Епископу Вильяму Меллори.

Лайнер «Монтери»

По пути в Сидней, Австралия через Гонолулу.

Важные события требуют вашего подтверждения личности женщины зпт называющей себя Джулия Брэннер зпт которая явилась ко мне в офис сегодня вечером сразу после отплытия «Монтери»

Он подписал телеграмму, уплатил за отправку и вошел в будку телефона-автомата.

Плотно закрыв за собой дверь, он назвал номер Джулии Брэннер, который она оставила ему при встрече.

Ему ответил тонкий, невыразительный женский голосок.

— Это Джулия Брэннер? — спросил адвокат.

— Нет, ее подруга Стелла Кенвуд. Вы мистер Мейсон, адвокат?

— Да.

— Одну минуточку, мистер Мейсон. Сейчас она подойдет.

После тоненького голоска Стеллы Кенвуд грудной, звучный голос Джулии Брэннер заполнил собою все уголки будки, в которой от мокрой одежды Мейсона было трудно дышать.

— Что вам удалось узнать? — сразу же спросила Джулия. — Говорите быстрее.

— Ничего утешительного, — ответил Мейсон. — Браунли — человек решительный, он составил завещание, по которому большая часть его состояния перейдет к той девушке, которая в настоящее время живет в его доме и называет себя его внучкой. Он намеревается передать ей право на владение почти всем имуществом, оставив себе лишь пожизненную ренту.

— Он уже сделал официальное завещание?

— Нет, но намерен сделать это завтра утром.

— Можете ли вы что-нибудь предпринять до завтрашнего утра?

Мейсон слышал, как она шумно втянула в себя воздух, задавая этот вопрос.

— Нет, разве что доказать его некомпетентность. Только душевнобольной человек не имеет права распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению. Но у нас есть один шанс, о котором он не подумал. Утром я вам все объясню.

Наступило молчание. До Мейсона доносилось лишь гудение провода. Потом Джулия сказала:

— Так вы все же считаете, что еще рано складывать оружие?

— Мы поговорим об этом утром.

— Вы и правда не сказали мне ничего утешительного. Думаю, мы проиграем, если только…

Мейсон насторожился:

— Если что?

— Если только я не сделаю того, что не хотела делать и приберегла на самый крайний случай.

— Что именно?

— Мне кажется, у меня есть способ убедить Ренволда Браунли. Все зависит от того, пожелает ли он сделать то, что я попрошу.

— Послушайте меня, держитесь подальше от этого человека, даже носа из дома не высовывайте. Мы поговорим с вами утром. Не в ваших силах заставить Браунли что-либо изменить. Он умен, упрям и безжалостен. Вы меня слышите?

— Да. Когда мы встретимся завтра?

Голос ее звучал как-то отчужденно.

— Завтра в десять у меня в офисе, — ответил Мейсон и повесил трубку.

Глава 7

Дождь продолжал лить, с упрямой настойчивостью стуча в окна квартиры Перри Мейсона, когда он проснулся от тревожного звонка телефона.

Нащупав выключатель возле изголовья, он включил свет, приподнялся на локте и снял трубку.

Влажный бриз, врывавшийся в открытую форточку, раздувавший тюлевые занавески, обдал холодом грудь адвоката. Он зябко поежился, схватил халат и набросил на плечи, сказав в трубку традиционное «Алло».

Голос Пола Дрейка произнес:

— Поздравляю, Перри, думаю, тебе в ближайшие дни спать не придется!

Мейсон протер глаза и спросил охрипшим от сна голосом:

— Что случилось? Который час?

— Ровно три пятнадцать. Мне позвонил из Вилмингтона один из моих людей. Ты хотел, чтобы я занялся семейством Браунли, и я установил наблюдение за их домом. Примерно с час назад старый Браунли сел в машину и выехал. Шел сильный дождь. Мой парень следом. Это не представляло особенного труда, пока Браунли не добрался до портового района. Парень решил, что Браунли едет к себе на яхту, находившуюся неподалеку. Браунли уехал далеко вперед, парень потерял его из виду, но подумал, что ничего страшного не произошло, подъехал к тому месту, где была пришвартована яхта, и стал ждать. Браунли не показывался. Тогда парень стал кружить по району в поисках машины Браунли. На это ушло минут десять. И вдруг он увидел молодого человека, бежавшего ему навстречу, размахивая руками. Мой агент остановил машину. Подбежавший крикнул, что убит человек, что он его знает, это Браунли. Какая-то женщина в белом непромокаемом плаще вскочила на подножку автомобиля, выстрелила пять или шесть раз и тут же скрылась. Парень был перепуган до смерти. Он хотел немедленно звонить в полицейское управление. Мой детектив довез парня до будки телефона-автомата, откуда они вызвали «скорую» и полицию, хотя свидетель настаивал, что пострадавший мертв вне всякого сомнения, так что помощь врачей не потребуется. После того как они позвонили, они отправились искать машину Браунли, но ее не нашли. Приехала полиция и тоже не обнаружила машину. Я еду туда, чтобы самому разобраться в этой чертовщине. Подумал, что ты пожелаешь тоже увидеть все сам.

— Ты уверен, убит Ренволд К. Браунли? — спросил Мейсон.

— Да.

— Это произведет сенсацию!

— Можешь ничего не говорить. Каждая газета в городе в течение двух ближайших часов приготовит экстренные выпуски!

— Где ты сейчас?

— В машине, только что отъехал от офиса.

— Заезжай за мной. Я одеваюсь и жду тебя внизу.

Он бросил трубку, вскочил с постели, правой рукой закрыл форточку, а левой расстегнул пуговицы на пижаме. Галстук он завязывал уже в лифте, плащ натянул, пересекая вестибюль.

Он выбежал на улицу как раз в тот момент, когда машина Пола Дрейка показалась из-за угла. Когда Дрейк отъехал от обочины, Мейсон откинулся на подушки и спросил:

— Стреляла женщина, Пол?

— Женщина в белом плаще.

— Ну и что произошло дальше? Как все случилось?

— Насколько мне удалось выяснить по телефону, Браунли там кого-то искал. Он замедлил ход машины почти полностью и едва тащился вдоль тротуара, когда из тени дома появилась женская фигура. По всей вероятности, эту женщину он и ждал, потому что сразу остановил машину и полностью опустил стекло. Она вскочила на подножку, подняла автоматический пистолет и выстрелила несколько раз. Прохожий видел машину, на которой она скрылась. Это был «шевроле», номер он не разобрал. Он заглянул в машину и увидел, что Браунли лежит ничком, навалившись на руль. По всей видимости, пули достигли цели. Свидетель побежал, гонимый скорее страхом, чем здравым смыслом. По его словам, он бежал минуты четыре-пять, потом увидел свет фар машины моего агента.

— Какие у тебя покрышки, Пол?

— Отличные. Тебя беспокоит, что я прибавил газу? Пустяки. Знаешь, я считаю, что машину заносит на поворотах, потому что задние колеса стремятся опередить или хотя бы догнать передние. На прямой им это не удается, вот они и пользуются поворотами.

Закурив, Мейсон спросил:

— Ты составил свое завещание?

— Еще нет.

— Мой совет: приходи ко мне утром, я уж напишу тебе по-дружески. Что ты еще узнал о епископе?

Дрейк усмехнулся.

— По всей вероятности, мои австралийские агенты посчитали, что я шучу или разыгрываю их, можешь назвать это как угодно. В ответ на мою телеграмму дали свою предельно короткую: «Епископы редко заикаются».

— Это не ответ на наш вопрос. Как в отношении описания внешности епископа? Это-то ты получил?

— Да, в другой телеграмме!

Дрейк, ведя машину одной рукой, порылся в своем внутреннем кармане, выудил зеленый листок телеграммы и протянул его Мейсону в тот самый момент, когда адвокат в ужасе закричал:

— Осторожнее на повороте!

Но Дрейк уже вцепился в руль обеими руками, тормоза отвратительно завизжали, машина осела на один бок. Огромная волна воды поднялась под колесами с правой стороны. Детектив резко повернул направо. На скользком асфальте машина не слушалась, ее бросало из стороны в сторону, и Мейсону оставалось только поражаться, как это они до сих пор не перевернулись. Но вот машина свернула на боковую улицу, пошла ровнее, и Дрейк, обернувшись назад, спросил:

— Где же телеграмма? Уж не выронил ли ты ее, Перри?

Мейсон вздохнул, вытянул ноги, инстинктивно поджатые под себя на страшных виражах, и сказал:

— Нет, она где-то тут, на сиденье.

Дрейк слегка снизил скорость и спросил:

— При таком свете ты сможешь читать?

— Попробую, если только мои руки перестанут дрожать. Пол, неужели ты никогда не научишься водить машину поосторожнее?

— Да я и вел ее совершенно нормально, пока ты не отвлек меня разговорами об этой телеграмме.

Спорить с ним было бесполезно. Адвокат развернул телеграмму и прочитал:

Епископ Меллори Вильям тчк пятьдесят пять лет тчк метр семьдесят тчк восемьдесят кг тчк Серые глаза тчк Постоянно курит трубку тчк Взял годовой отпуск и предупредил зпт что проведет его в Штатах тчк Более точной информацией не располагаем тчк

Мейсон сложил телеграмму.

— Ну и что ты думаешь об этом? — спросил Дрейк.

Мейсон закурил:

— Твое дело — вести машину, Пол. Я не желаю больше отвлекать твое внимание. Мы поговорим с тобой, приехав на место происшествия.

Он откинулся на спинку сиденья, так поднял воротник плаща, чтобы не касаться его шеей, опустил голову и сильно затянулся сигаретой.

— Но ведь это описание подходит для твоего епископа, верно? — спросил Дрейк.

Мейсон ничего не ответил.

Дрейк хмыкнул и сосредоточил все внимание на дороге. Дождь барабанил по крыше, окна внутри запотели, снаружи сбегали струйки воды, дворники не успевали расчищать переднее стекло. Их монотонное постукивание дополняло звуки непогоды. Мокрая лента асфальта терялась в пелене дождя. Наконец фары машины Дрейка осветили эмблему яхт-клуба и надпись: «Частная стоянка».

К ним подбежал человек в резиновом плаще, по которому струйками стекала вода.

Он не разбирал дороги, брызги разлетались во все стороны.

— Это Гарри, — сказал Дрейк.

Мейсон кивнул.

— Хэлло, Гарри. Какие новости?

Агент сунул голову в открытое окно машины. Вода с его шляпы закапала на колени Дрейку. Тот возмутился:

— Сними шляпу, безмозглое чучело. Садись на заднее сиденье, если хочешь поговорить. Я не принимаю душа по ночам.

Агент сел в машину.

— Теперь слушайте, — заговорил он низким таинственным голосом, каким обычно сообщают особо важные новости, — понимайте как знаете, лично мне все это кажется каким-то сумасшествием. Я дежурил около дома Браунли, как вы велели. Дождь как осатанел. Я решил, что это самое обычное поручение. Мне не верилось, что миллионеру вздумается гулять в такую ненастную погоду. Я закрыл окна в машине и устроился поудобнее. Примерно в половине второго подъехало такси. В доме зажегся свет. Я услышал голоса, потом такси уехало, в доме прибавилось света. А минут через пятнадцать в гараже зажглась лампочка. Потом ворота распахнулись, и я увидел свет фар. Мне удалось разглядеть, кто сидел за рулем, когда машина проезжала мимо. Это был сам Браунли.

— Все это время шел дождь? — спросил Пол Дрейк.

— Лил как из ведра.

— Браунли выехал без шофера? — уточнил Мейсон.

— Да, совершенно один.

— Рассказывай дальше, — попросил Мейсон.

— Я поехал следом за Браунли, почти не включая огней. Ехать было трудно. Я не решался приблизиться к его машине вплотную, и к тому времени, когда мы добрались сюда, он оторвался от меня на большое расстояние. Я решил, что он направляется к себе на яхту, поэтому, когда он свернул вправо и повел себя так, словно заметил меня и старается сбросить с хвоста, я поспешил прямиком к яхт-клубу. Подождал минут десять, и, когда его машина не появилась, я начал искать ее поблизости. Я ругал себя самыми последними словами, ломал себе голову, куда могла провалиться проклятущая машина. Я поочередно объехал все ближайшие перекрестки, добрался до двери клуба, повернул назад, когда увидел человека, бежавшего по лужам и размахивающего руками. Я остановился. Парень был в таком возбужденном состоянии, что не сразу смог заговорить.

— Ты узнал его имя, Дрейк?

— Конечно. Даже записал. Его зовут Гордоном Викслером.

— Это он рассказал вам о стрельбе? — спросил Мейсон.

— Да.

— Что конкретно он сказал? — сразу же заинтересовался Дрейк.

Мейсон поднял руку.

— Обожди одну минуточку:

— Это, конечно, очень важно, но меня больше интересует, что этот Гордон Викслер там делал? Мне это кажется весьма подозрительным.

— О’кей, — ответил агент. — Я проверил его биографию. Он яхтсмен, прибыл из Каталины. Его задержал шторм, и он позвонил своему слуге-филиппинцу, чтобы тот встретил его с машиной. Слуге, очевидно, не понравилась дождливая погода, он решил не спешить. Машина не приходила. Разъяренный Викслер отправился пешком на ближайшую стоянку такси. Я попросил показать водительские права и другие документы, сообщить название яхты. Полиция тоже проверила эти сведения.

— О’кей!

Мейсон кивнул.

— Ладно, рассказывай нам остальное.

— Викслер мне сказал, что он увидел большой двухместный крытый автомобиль, медленно ехавший по дороге, как будто сидевший за рулем человек кого-то высматривал. Тут появилась женщина в белом плаще и помахала рукой, машина остановилась. Женщина вскочила на подножку, по всей вероятности, поговорила с водителем и, указав ему какое-то направление, почти сразу же спрыгнула с нее и скрылась в тени дома. Машина проехала дальше. Викслер видел, как она свернула в боковую улочку, поехала по ней до следующей улицы, повернула назад и чуть быстрее возвратилась по прежнему маршруту. Викслер решил попросить подвезти его до места и вышел на середину улицы. Машина продолжала ехать очень медленно, со скоростью десять — пятнадцать миль в час. Снова в свете фар появилась женщина и замахала руками. Викслер побежал, его отделяло от машины ярдов пятнадцать. Женщина вскочила на подножку, и тут Викслер увидел вспышки и услышал грохот выстрелов. Он не может с уверенностью сказать сколько — пять или шесть, ему показалось, что пять. Женщина соскочила с подножки и побежала к подъездной железнодорожной линии, где дорога подходит к самым докам. Растерявшийся от неожиданности Викслер бросился к автомобилю. Он увидел светлый седан, ему показалось, что это был «шевроле», но он не уверен, и еще ему показалось, что за рулем сидела женщина в светлом плаще, но и тут он тоже колеблется. Так или иначе, машина исчезла, а дождь смыл ее следы. Викслер подошел к автомобилю. Водитель привалился к левой дверце, наружу полностью вывесилась его рука и голова, с которых по дверке машины стекала кровь, образуя лужицу на подножке. Викслер говорит, что узнал его — это был Ренволд К. Браунли — и что он был нашпигован свинцом, как подстреленная куропатка, так что сомневаться в его смерти не приходилось.

— Как он узнал, что это Браунли? — поинтересовался Мейсон.

— Я тоже задал ему этот вопрос… Понимаете, этот парень яхтсмен, как и Браунли. Несколько раз они встречались на обедах в яхт-клубе, ну и потом Викслер неоднократно видел Браунли в районе клуба. Он божится, что не мог ошибиться, что это был Ренволд К. Браунли. Дождь не прекращался ни на минуту, но во время стрельбы он чуть ослабел, подсветка яхт-клуба давала какой-то свет, не говоря об огнях самого автомобиля.

— Что произошло потом?

— Викслер побежал искать будку телефона-автомата и за какой-нибудь помощью. Думаю, он страшно перепугался. Побежал вдоль бульвара, потом свернул на автостраду, пустился по ней, запутался в боковых улочках, потерял ориентацию, решил вернуться назад и тут увидел свет фар моей машины. Он уверяет, что прошло не больше пяти минут. Я посадил его в машину, он дрожал, его било как в лихорадке, а нервничал он до такой степени, что не сразу смог заговорить. Он попробовал объяснить, где все произошло, и окончательно запутался. Мы кружили в районе яхт-клуба, и мне уже стало казаться, что Викслер свихнулся или накурился опиума, вот ему и померещилось черт знает что. Но, с другой стороны, я сам ехал следом за Ренволдом Браунли и знал, что старик должен быть где-то поблизости. Ну а этот Викслер стал орать, что надо вызвать полицию, и тут я сообразил, что представителям закона может не понравиться, что я сразу же не позвонил в полицию. Поэтому я поехал к телефонной будке, и мы позвонили.

— Ну а дальше? — спросил Мейсон.

— Приехала полиция, записали то, что мы им рассказали, и…

— Ты не сказал, что следил за Браунли, полагаю, такой глупости ты не сделал, — перебил его Дрейк.

— Нет, разумеется!

По тону ответа было ясно, что агент обиделся на вопрос своего шефа.

— Я заявил, что проезжал мимо в поисках приятеля, который был на яхте. Сказал, что занимаюсь его делом о разводе.

— Они не стали уточнять, кого именно ты ждешь или как зовут твоего клиента?

— Пока нет. Еще спросят. Тогда они были слишком заняты. Я сказал, что это женщина.

— Полиция нашла машину?

— Нет. Но вот что самое интересное: они решили, да и я так решил, что сам Викслер запутался и просто не сумел отыскать правильной дороги к месту происшествия. Позднее один из полицейских, обследуя с фонарем асфальт, обнаружил размытые дождем красные пятна примерно там, где, по словам Викслера, произошла трагедия. Они обыскали каждый дюйм земли на этом участке и нашли патрон от автоматического пистолета тридцать второго калибра. Дождь к этому времени немного ослабел, а полицейским удалось проследить розоватый след на поверхности тротуара. Дорога неровная, в ней много выбоин. Ну а дождь, разумеется, смыл кровь с подножки машины, поэтому на асфальте образовались эти розовые лужицы, которые не успели окончательно исчезнуть. След вел к одному из доков, полиция решила, что автомобиль свалился в воду.

— Где этот док? — спросил Мейсон.

— Поезжайте дальше, — предложил агент, — я вам покажу. Я ожидал вас в этом месте потому, что мы так договорились. А сейчас поезжайте прямо, я скажу, где свернуть.

Они проехали несколько сот ярдов, потом агент скомандовал:

— Теперь направо.

Как только Дрейк свернул, он наткнулся на цепочку стоящих автомобилей. Несколько прожекторов освещали площадку дока. Луч одного из них был направлен на воду. На краю причала стоял автокран. На барабаны медленно наворачивался туго натянутый канат, уходивший куда-то под воду. Было ясно, что из воды что-то поднимают.

Дрейк проехал в машине подальше, остановился, вышел и бросил агенту на ходу:

— Найди-ка местечко, где ее поставить. Пошли, Перри.

Они зашагали к причалу, не глядя под ноги, грязные брызги разлетались у них из-под ног. Холодный дождь бил им в лицо. Мейсон и Дрейк присоединились к небольшой группе людей, сгрудившихся у края причала. Все так напряженно всматривались в воду, что не заметили их прихода.

Мейсон заглянул за край причала. Канат, натянутый, как тетива на луке, терялся в чернильно-темной воде, чернота которой подчеркивалась отблесками лучей прожекторов, которые пробиваясь сквозь струи дождя, придавали напряженным лицам зрителей мертвенную бледность. Лебедка крана вращалась равномерно. Время от времени кабель издавал негромкие щелкающие звуки и брызги воды падали с его маслянистой поверхности. Кто-то пронзительно крикнул:

— Появилась.

Мимо Мейсона пробежал фотограф и направил объектив аппарата на воду. Яркая вспышка света на секунду ослепила адвоката, и в тот самый момент из воды показался верх машины.

Собравшиеся на причале заговорили разом. Резкий окрик полицейского перекрыл шум голосов:

— Не поднимайте выше машину, пока мы не подцепим ее еще одним крюком. Она будет весить больше, когда вылезет из воды и, не дай Бог, снова сорвется вниз.

Люди в рабочих комбинезонах с перемазанными мазутом лицами, блестевшими в свете прожекторов, засуетились, цепляя машину вторым крюком. Участились вспышки фотоаппаратов.

Наконец снова раздалась команда:

— Вытаскивайте дальше!

Подъем происходил очень медленно, но вот вся машина показалась из воды. Правая дверца была широко распахнута. Человек, руководящий подъемом, распорядился:

— Поднимите ее выше и ставьте на причал.

Это было проделано гораздо быстрее и не столь напряженно. Машина, повиснув на двух канатах, проплыла над головой собравшихся и опустилась на причал.

Поставленную на причал машину огородили канатом.

Мейсон протолкался к ограждению и, приподнявшись на цыпочки, заглянул через плечо полицейского, мокрый резиновый плащ которого неприятно задел его подбородок. Другой полицейский исследовал внутренность машины, и Перри услышал, как он крикнул:

— А вот и пистолет автоматический тридцать второго калибра.

Другой полицейский крикнул:

— На сиденье следы крови, но машина пустая!

Начальственный голос распорядился:

— Удалите всех посторонних с набережной. Никому нельзя здесь находиться, если у него нет специального распоряжения полиции.

Подъезжали новые машины с полицейскими. К Мейсону подошел верзила полицейский в форме и довольно благодушно проворчал:

— Иди-ка, приятель, дальше своей дорогой. Завтра ты обо всем прочитаешь в газете, и не придется мокнуть под дождем.

Мейсон не стал спорить и пошел прочь. Проходя мимо Пола Дрейка, он шепнул:

— Попробуй-ка пустить в ход свой значок, Пол. Может, тебе удастся что-нибудь узнать. Я обожду тебя в машине.

Адвокат шел под проливным дождем пока не нашел машину Дрейка и, стряхнув с одежды всю воду, которую смог, залез в нее. В такое ненастье салон показался ему настоящим раем.

Минут через пять появился мрачный Дрейк:

— Безнадежно. Они ищут тело. По-видимому, оно выскользнуло из машины. Возьми в «бардачке» бутылку виски.

Адвокат обрадовался:

— Великий Боже! Все трупы на свете могут обождать. Почему ты раньше не сказал мне про виски!

Он вытащил бутылку, отвинтил пробку и протянул бутылку Дрейку.

— Честь и хвала запасливому хозяину!

Дрейк сделал три больших глотка, потом возвратил бутылку Мейсону, который, в свою очередь, поднес ее к губам. Тут подошел к машине оперативник Дрейка, вода в его ботинках издавала громкое хлюпанье.

— Хлебни виски, — предложил ему Дрейк, — а то простудишься.

Гарри не стал отказываться.

Мейсон повернулся к Дрейку:

— Помог тебе значок, Пол? Удалось что-то узнать?

— Они рассмеялись мне в лицо, — ответил Дрейк, — а какой-то настырный полицейский пытался узнать, почему меня интересует машина Браунли, кого я представляю и сколько времени я уже здесь нахожусь, что мне известно и от кого я узнал, что здесь произошло. Одним словом, я посчитал за самое правильное уйти подобру-поздорову. Как твои успехи, Гарри? Удалось еще что-нибудь узнать? — спросил он своего агента.

Гарри обтер ладонью губы, довольно крякнул и произнес:

— Я опасался показаться слишком настойчивым, поэтому просто толкался поблизости и прислушивался к разговорам. Узнал, что это действительно машина Браунли. Когда машина свалилась в воду, мотор был включен, а ручной дроссель широко раскрыт.

— Ручной дроссель? — переспросил Мейсон.

— Совершенно верно. Они нашли пистолет и обнаружили пули, застрявшие в подушке переднего сиденья. Пришли к заключению, что дверца машины распахнулась в момент погружения в воду и тело выскользнуло из кабины. Они послали за водолазами и собираются прочесать дно залива.

— Есть что-нибудь новое о женщине в белом плаще?

— Нет, о ней ничего не известно, — ответил Гарри, — но у них есть пистолет. Они надеются по номеру выяснить личность владельца. И потом, может быть, когда будет получена дополнительная информация, найдут тело Браунли. Водитель того такси, по-видимому, передал Браунли какое-то сообщение. Это привело его в страшное возбуждение. Оно показалось ему настолько важным, что заставило его выехать в дождь в два часа ночи, в полном одиночестве, без шофера. А старик был не таким человеком, чтобы терять равновесие по пустякам.

Дрейк кивнул головой.

— Полностью с тобой согласен, давайте допьем эту бутылку, а?

Мейсон покачал головой.

— Стыдись, Пол! Ты же за рулем. Бутылку допьем мы с Гарри, тебе не полагается!

Глава 8

Первые слабые лучи утреннего солнца превратили улицы в сказочные, заполненные дождем каньоны. Перри Мейсон поставил машину напротив трехэтажного, недавно оштукатуренного дома, на котором красовалась надпись: «Сансет Армс», меблированные квартиры. Вест-Вичвуд, 214».

Мейсон уже ставшим привычным движением поднял капюшон плаща и вышел под проливной непрекращающийся мелкий дождик.

Ни в одном окне по фасаду здания не было видно света, но Мейсону удалось все же заметить свет, скрытый тюлевыми занавесями, в окнах третьего этажа с тыльной стороны дома. Он подошел к входу, подергал ручку входной двери, она была на запоре. Но старый замок легко поддался под лезвием перочинного ножа адвоката. Нажав на замок, Мейсон отвел назад задвижку, и с тихим щелчком дверь отворилась.

Стряхнув воду с плаща и шляпы, адвокат стал подниматься по лестнице. При каждом его шаге из ботинок с чавканьем выливалась вода.

На третьем этаже было так тихо, что Мейсон ясно расслышал чей-то храп за одной из дверей, дробный стук дождя по крыше, вой ветра, бушующего у стен здания.

Мейсон прошел вдоль коридора и осторожно постучался в дверь, из-под которой пробивалась едва видная полоска золотистого света. Женский голос, показавшийся ему слабым и напуганным, спросил:

— Что такое?

— Сообщение от мисс Брэннер, — ответил адвокат.

На несколько секунд воцарилась тишина. Женщина решала вопрос: принимать ли это заявление на веру или нет. Затем последовали шаркающие шаги, задвижка отошла назад. Очень худая особа, одетая в халат и домашние туфли, с бигуди в волосах, открыла дверь и посмотрела на Мейсона испуганными глазами. Ее лицо без косметики выглядело нездоровым.

— Разрешите войти?

Она стояла в дверях, ничего не говоря, в страшном волнении, уставившись на Мейсона. Не надо было быть большим психологом, чтобы разобраться, к какому типу женщин она относилась.

Мейсон засмеялся и сказал:

— В конце-то концов, понимаете, я не могу прокричать мое сообщение так, чтобы его услышали жильцы дома. А стены здесь очень тонкие.

Женщина сказала тихим, невыразительным голосом:

— Входите.

— Я хотел бы знать, — продолжал Мейсон, входя в комнату, — та ли вы женщина, которой мне поручено передать сообщение.

— Если это сообщение от Джулии Брэннер, — ответила женщина, — тогда оно для меня. Я Стелла Кенвуд.

— Так. Вы давно знакомы с миссис Брэннер, не так ли?

— Да.

— Вам кое-что известно о ее прошлом?

— Решительно все.

— А точнее, с какого времени?

— С тех пор как она приехала в Штаты.

— Ну, а о ее жизни в Австралии вы что-нибудь знаете?

— Кое-что. Почему вы меня спрашиваете об этом?

— Потому что я пытаюсь защитить миссис Брэннер, и я хотел бы, чтобы вы помогли мне. Поэтому так важно установить, насколько хорошо вы ее знаете.

— Если она с вами что-то передала для меня, — сказала Стелла Кенвуд, стараясь справиться с волнением, — вы можете мне это сообщить, думаю, нет никакой необходимости продолжать задавать вопросы.

Адвокат покачал головой.

— К сожалению, положение весьма сложное. Видите ли, я боюсь, что Джулия попала в беду.

Стелла с шумом втянула в себя воздух, поперхнулась, упала в кресло и едва смогла вымолвить:

— Как? Почему?

Мейсон быстро осмотрел комнату. Это была типичная однокомнатная квартирка, слева находилась убирающаяся в стену кровать, которая, в убранном виде, превращалась в зеркало. Сейчас адвокат видел именно зеркало в полный рост. Это говорило о том, что либо на постели еще не спали, либо ее убрали до того, как отворить дверь Мейсону. Но на это требовалось все же более того времени, что он стоял за дверью.

Квартира обогревалась газовой печкой в форме обычного, покрытого алюминиевой краской радиатора, только без клапана.

В комнате было очень тепло, даже душно. Придя с улицы, Мейсон особенно остро почувствовал, как трудно дышать в комнате, какой здесь затхлый воздух. Влажно, как в ванной, подумал он, даже окна и зеркало запотели.

— Радиатор работает даже ночью? — спросил адвокат.

Женщина ничего не ответила, только посмотрела на него выцветшими голубыми глазами, в которых вновь отразилось ее волнение. Ей, решил Мейсон, около пятидесяти. Жизнь не была к ней особенно добра, на удар она привыкла подставлять другую щеку, всем своим поведением показывая полную покорность.

— Когда миссис Брэннер ушла отсюда? — продолжал расспрашивать ее Мейсон.

— Кто вы такой и почему вы меня об этом спрашиваете? — вспылила Стелла Кенвуд.

— Я стараюсь ее защитить.

— Это только слова.

— Это правда!

— Кто вы такой?

— Перри Мейсон.

— Адвокат, к которому она обращалась?

— Да.

— Значит, это вам я отвечала, когда вы звонили сюда по телефону?

— Да.

Она кивнула, не выразив особых эмоций.

— Где сейчас Джулия?

— Она уехала.

— Уехала сразу же после того, как я позвонил?

— Нет, не сразу.

Мейсон внимательно посмотрел ей в лицо. Стелла Кенвуд невольно отвела глаза.

— Когда она уехала?

— Примерно в четверть второго.

— Куда?

— Не знаю.

— На чем она поехала?

— На моей машине. Я отдала ей ключ от нее.

— Что это за машина?

— «Шевроле».

— Куда она поехала?

— Думаю, — сказала Стелла Кенвуд, — что нам не следует продолжать эту беседу.

Но в ее голосе не было уверенности, так что Мейсон просто ждал продолжения.

— Вы кое-что знаете, не так ли? — заговорила она после недолгой паузы. — Что-то случилось? Вы от меня скрываете? Почему? Расскажите мне все.

Мейсон продолжал нажимать на нее.

— Я расскажу вам все, но не раньше, чем выясню ваше отношение к Джулии Брэннер. Ответьте на мои вопросы. Куда Джулия уехала? Что она хочет сделать?

— Я не знаю.

— Взяла ли она с собой свой пистолет?

Стелла тихонько ахнула и прижала тонкую руку к горлу. Мейсон машинально отметил сеть голубых вен, просвечивающих через ее бледную кожу.

— Так пистолет у нее? — спросил Мейсон.

— Не знаю. Почему… Что случилось? Откуда вы знаете про ее пистолет?

— Я все расскажу. Ответьте сначала на мои вопросы. Вы оставались здесь в ожидании Джулии?

— Да.

— Почему вы не ложились спать?

— Не знаю. Я тревожилась за нее. Все надеялась, что она вот-вот вернется.

— Вам известно, почему она приехала сюда из Солт-Лейка?

— Да, конечно.

— Почему?

— Вы сами знаете. Зачем мне вам говорить об этом?

— Хочу проверить, рассказала ли она вам то же самое, что и мне.

— Если вы ее адвокат, вам должно быть известно, почему она приехала сюда.

— Вот именно.

Мейсон усмехнулся.

— Так ради чего она приехала?

— Ради своей дочери и ее замужества.

— Вы это знаете?

— Да, конечно.

— И давно?

— Что давно?

— Давно ли вам стало об этом известно?

— Ну, уже некоторое время.

— Джулия Брэннер рассказала вам о том, что она была замужем за Оскаром Браунли?

— Да, конечно.

Казалось, женщина поверила Мейсону, начав свой рассказ:

— Три года назад мы вместе жили в Солт-Лейке. Она рассказала мне все про Оскара Браунли, о том, как старый Браунли сумел отнять у нее Оскара, и о том, что она отдала дочку на воспитание чужим людям. Понимаете, у меня тоже дочка примерно того же возраста, что и девочка Джулии, поэтому я прекрасно понимала ее материнские чувства. Разница в том, что я знала, где моя дочь. Я могла ей написать и изредка видеть ее. А Джулия даже не знала, жива ли ее девочка. — Ее лицо помрачнело, она отвела глаза и глухим голосом добавила: — Два года назад моя дочь умерла, так что теперь переживания Джулии мне стали еще ближе и понятнее. Как это тяжело не иметь возможности получить весточку от своего дорогого ребенка.

— Джулия рассказала вам, почему она не может возвратиться в Калифорнию?

— Да.

— Почему?

— Потому что ее обвиняли в убийстве человека.

— Хорошо, вернемся к самому главному. Я хочу знать, для чего Джулия послала записку Браунли, вызвав его ночью.

Стелла Кенвуд отрицательно покачала головой.

— Не знаете? — спросил Мейсон.

— Я не хочу говорить с вами о делах Джулии.

— Вы все знаете! — настаивал Мейсон. — Именно поэтому вы не ложитесь спать, дожидаетесь возвращения Джулии. Вы включили этот газовый радиатор еще до полуночи. Кровать вы даже не расстилали. Не стоит дальше упрямиться, выкладывайте правду, сейчас каждая минута дорога. В нашем распоряжении нет даже одного дня!

Стелла Кенвуд упорно отводила глаза в сторону, ее пальцы все время нервно сжимались в кулак и разжимались.

В этот момент в коридоре послышались торопливые шаги. Мейсон быстро отступил к стене влево от двери.

Дверная ручка повернулась. Дверь отворилась и тут же захлопнулась. На пороге стояла Джулия Брэннер в белом плаще, доходившем ей чуть ли не до лодыжек. Растрепанные волосы нелепо торчали из-под шляпы, свисая мокрыми прядями на плечи и спину. Она с порога заговорила громким, почти истеричным голосом:

— Великий Боже, Стелла! Мне необходимо как можно скорее уехать отсюда. Я попала в ужасное положение. Давай быстрее соберем мои вещи, отвези меня в аэропорт. Я полечу назад в Солт-Лейк. Случилось нечто до того ужасное, что я…

Она замолчала, заметив настороженное выражение лица своей подруги, быстро повернулась к двери и очутилась перед Перри Мейсоном.

— Вы? — воскликнула она.

Мейсон наклонил голову и спокойно сказал:

— Садитесь-ка, Джулия, и расскажите мне очень подробно, что произошло. Если я буду все знать, то, возможно, смогу вам помочь.

— Ничего не произошло!

Мейсон слегка повысил голос:

— Садитесь, Джулия, я хочу с вами поговорить.

— Поймите, я очень спешу. Совершенно нет времени, я не могу тратить его на разговоры с вами. Вы не сможете мне помочь, теперь слишком поздно.

— Почему?

— Теперь это не имеет значения.

Она швырнула на стол свою сумочку и стала непослушными пальцами расстегивать плащ. Мейсон подошел к столу, взял в руки ее сумочку, подержал ее в руке и спросил:

— Что стало с пистолетом, который вы всегда в ней носили?

Она удивленно спросила:

— А почему вы решили, что его нет в сумке?

Мейсон рассердился.

— Послушайте, Джулия, если вы намерены и дальше тратить время на игру в загадки, тогда знайте, что сейчас пришло время ваших похорон. Ренволд К. Браунли был застрелен сегодня ночью какой-то женщиной, одетой в белый плащ и приехавшей на машине марки «шевроле». Убежден, что полиция располагает более подробными данными об этом автомобиле. А теперь скажите прямо, хотите ли вы, чтобы я попытался защитить вас, или вы предпочтете умничать и дальше?

Джулия Брэннер посмотрела на него в упор, очевидно взвешивая все «за» и «против», а Стелла Кенвуд тихонько застонала и тут же расплакалась:

— Джулия, дорогая! Я так боялась, что ты все же когда-нибудь это сделаешь!

Мейсон, посмотрев в потемневшее не то от гнева, не то от возмущения лицо Джулии Брэннер, приказал:

— Рассказывайте!

— Почему я должна вам рассказать о том, что произошло? — спросила она с горечью.

— Потому, что только я смогу вам помочь.

— Вы пытались мне помочь, но ничего из этого не получилось, а теперь уже поздно, слишком поздно.

— Почему слишком поздно?

— Вы сами знаете, хотя я и не понимаю, каким образом…

В голосе Мейсона проступало нетерпение:

— А теперь послушайте вы обе, сейчас дорога каждая минута, а вы тут квакаете, как пара безмозглых лягушек, которые сами прыгают в сачок. Прекратите глупое притворство, переходите к делу. Повторяю, Джулия, я хочу вам помочь.

— Почему? — спросила она. — У меня нет денег, все мое состояние равняется ста пятидесяти долларам.

Стелла Кенвуд приподнялась с кресла и с готовностью сообщила:

— У меня есть двести, ты можешь их взять, Джулия.

— Сейчас забудьте о деньгах, — прервал их Мейсон. — Я действительно хочу вам помочь, Джулия, но я должен знать, что произошло. Я уверен, что вам есть что мне рассказать, и как можно подробнее. Не старайтесь обелить себя в моих глазах, это лишнее. Браунли был исключительно хладнокровным и безжалостным человеком. Он подстроил — чтобы не сказать сфабриковал — против вас обвинение в убийстве. Все эти годы оно висело у вас над головой, не давая вам спокойно жить. Он отнял у вас надежду обрести семейный покой и домашний очаг. Вам пришлось тяжким трудом зарабатывать себе на жизнь, так что вашему защитнику есть о чем рассказать присяжным, но мне необходимо знать, в чем именно вас могут обвинить. Я не могу гарантировать полнейшего успеха, но думаю, что еще не поздно что-то сделать. Такчто рассказывайте все. И в первую очередь скажите: вы убили Браунли?

— Нет, не я.

— Тогда кто?

— Не знаю.

— Вы видели его ночью?

— Да.

— Где?

— У залива.

— Расскажите мне, как все это было.

Джулия покачала головой и произнесла совершенно бесцветным, усталым голосом:

— Какая разница? Вы все равно мне не поверите. И никто мне не поверит. Стелла, прекрати свои рыдания. Ну что же, надо уметь смотреть правде в глаза. Мистер Мейсон совершенно прав, пришел день моих похорон. Ты к этому делу не имеешь никакого отношения.

Мейсон потерял терпение:

— Прекратите ломать комедию, переходите к делу. Повторяю, если вам и сумеет кто-либо помочь, то только я один.

Джулия Брэннер вздохнула:

— Будь по-вашему. Раз уж вы так настаиваете. Я попыталась оказать на старика Браунли кое-какое давление.

— Какое давление?

— Когда Оскар окончил школу, старик подарил ему часы. Это была семейная реликвия, если можно так выразиться. Ренволд поставил в них какой-то особый механизм. Он очень дорожил ими. Часы были у меня на руке в тот день, когда Оскар удрал назад к своему папеньке. Старик Браунли хотел получить эти часы назад, словно это было какое-то сказочное сокровище. Я послала ему записку с шофером такси, в которой написала, что хочу переговорить с ним не дольше десяти минут и что, если он немедленно приедет в условленное место на побережье совершенно один и выслушает меня, я отдам ему эти часы.

— Вы надеялись, что он приедет?

— Я в этом не сомневалась.

— А вы не опасались, что он может позвонить в полицию и вас арестуют?

— Нет. Я написала, что часы будут спрятаны в надежном месте, что ему их не видать, если только он попробует сыграть со мной какую-нибудь шуточку.

— Ну, а дальше?

— Он приехал.

— Как он узнал, куда ему надо было ехать?

— Я нарисовала ему что-то вроде схемы, указав, где именно буду его ждать. И подчеркнула, что он должен приехать один.

— Ну, а дальше?

— Я уже сказала, что он приехал.

— Так. Ну а вы?

— Я тоже поехала в гавань, чтобы подождать его там.

— О чем вы собирались с ним говорить?

— Я думала привести ему единственный аргумент, к которому он бы прислушался: Дженис — точная копия своего отца, Оскара. И что если старик Ренволд действительно любил своего сына, он должен обеспечить ее, чтобы его внучка не нуждалась и не считала пенсы, как это пришлось делать мне. Я хотела сказать ему, что ничего не прошу для себя, пусть он только честно отнесется к единственному ребенку его сына. Ну и потом я, конечно, сказала бы, что та девушка, которая сейчас живет в его доме и называет себя его внучкой, в действительности самозванка.

— Ну а почему для этого надо было ехать на берег залива?

— Я так захотела.

— Почему в порт?

— Это не имеет никакого отношения к этой истории. Просто так.

— Как вас понимать?

— В самом прямом смысле.

— У вас пистолет автоматический, кольт тридцать второго калибра?

— Да.

— Где он?

— Не знаю. Сегодня рано утром он исчез.

— Не сочиняйте небылиц, они вам не помогут.

— Но это правда!

— Если не вы убили Ренволда Браунли, кто мог это сделать?

— Не знаю.

— Рассказывайте все с самого начала и по порядку.

— Я встретилась с ним возле одного из яхт-клубов и сказала, чтобы он проехал круг по боковым улочкам, хотела убедиться, что он один и за ним нет слежки. Он так и сделал. Назад он ехал очень медленно по той же улице и находился от меня уже примерно в полуквартале. Тут вдруг из тени домов выскочила женщина в таком же, как у меня, белом плаще, она подбежала к машине. Естественно, Браунли затормозил. Она вскочила на подножку и выстрелила в него несколько раз.

— Что сделали вы?

— Испугалась и побежала как можно скорее к машине.

— Где стояла ваша машина?

— За домами в начале причала.

— Вы сразу же уехали?

— Нет, машина не сразу завелась. Наверное, потому что шел дождь.

— Вас кто-нибудь видел?

— Не знаю.

— Где вы взяли машину?

— Это машина Стеллы.

— И это все?

— Да, я рассказала чистую правду.

Мейсон медленно произнес:

— Возможно, это и правда, а возможно, и нет. Лично я не сомневаюсь в вашей искренности. Но ни одно жюри присяжных не поверит вашему рассказу. Если вы сделаете заявление в таком виде, вас непременно обвинят в преднамеренном убийстве, это ясно как Божий день. Расстелите немедленно кровать, выключите радиатор, отворите окна, спрячьте свой плащ и ложитесь спать. Если приедет полиция, вообще ничего не говорите. Не отвечайте ни на какие вопросы, о чем бы вас ни спрашивали. Скажите, что вы не намерены ничего говорить, пока вам не даст добро ваш адвокат. Я буду вас защищать.

Джулия широко раскрыла глаза:

— Неужели вы не отказываетесь от меня, мистер Мейсон? Вы беретесь защищать меня?

— Пока да. Ну а теперь не тратьте время на пустые разговоры. Раздевайтесь и ложитесь спать. Вы, Стелла, тоже ничего не говорите. Сидите тихо и молчите. Как вы думаете, у вас это получится?

Стелла Кенвуд посмотрела на адвоката и дрожащим голосом ответила:

— Не знаю, вряд ли.

— Я тоже не уверен, что вы выдержите, — сурово произнес Мейсон. — Но вы должны попытаться. Постарайтесь молчать столько, сколько сможете. Что касается вас, Джулия, вы не отвечайте даже на самые пустяковые вопросы и не делайте никаких заявлений.

— За меня не беспокойтесь, — ответила Джулия. — Этому искусству меня не надо учить.

Мейсон попрощался с женщинами, раскрыл дверь и вышел в коридор. За его спиной скрипнули пружины кровати. Это Джулия Брэннер, сумевшая полностью сохранить выдержку, опустила откидную кровать.

Дождь переродился в холодную морось.

На улице было уже светло, и можно было рассмотреть низко плывущие темные тучи, медленно надвигающиеся с юго-востока.

Мейсон заводил мотор, когда из-за угла улицы появилась полицейская машина и остановилась перед многоквартирным домом «Сансет Армс».

Глава 9

На следующий день ранним утром Делла Стрит была уже в офисе, когда приехал Перри Мейсон.

Он забросил шляпу на верхушку шкафа и кивнул головой на пачку писем:

— Что нового?

— Полагаю, вы уже знаете, что Джулия Брэннер арестована за убийство Ренволда К. Браунли?

Мейсон широко раскрыл глаза, симулируя удивление, и произнес:

— Нет, впервые слышу об этом.

— Вышли экстренные выпуски всех газет. Джулия Брэннер заявляет, что вы будете ее защищать, поэтому вы должны бы знать об этой новости.

— Нет, это для меня огромная неожиданность.

Делла Стрит укоризненно покачала головой и спросила, усмехаясь:

— Шеф, а где вы были сегодня на рассвете?

Мейсон, подмигнув, ответил:

— Я никогда не умел убедительно врать. Удрал из дома в Вичвуде примерно за шестьдесят секунд до того, как нагрянула полиция.

Делла вздохнула.

— В один прекрасный день вам так не повезет.

— Ничего страшного бы не случилось. Я имею право беседовать со своей клиенткой.

— Во всех газетах подчеркивается, что Джулия Брэннер отказывается делать какие-либо заявления и отвечать на вопросы, но зато Стелла Кенвуд, подруга, сначала было заупрямилась, а потом сделала полное признание.

— Да, — сказал Мейсон, — ничего другого от нее нельзя было ожидать.

Делла Смит встревожилась:

— А она не могла наговорить чего-нибудь такого, что навлечет на вас неприятности, шеф?

— Вряд ли. Своими показаниями она вообще никому не может доставить неприятностей. Какие еще новости?

— Вас хочет видеть Пол Дрейк, говорит, что у него есть кое-что для вас. Телеграмма, которую вы послали на борт «Монтери» епископу Меллори, не была ему доставлена, потому что такого человека среди пассажиров лайнера нет. 

Мейсон даже присвистнул от изумления.

Делла Стрит, глядя в свою записную книжку, продолжала:

— Поэтому я под свою ответственность отправила капитану лайнера радиограмму с просьбой подтвердить, находился ли на борту «Монтери», когда они вышли из Сиднея на север, епископ Вильям Меллори? Если да, то уточнить, есть ли он сейчас среди пассажиров лайнера под своим или вымышленным именем.

Мейсон похвалил Деллу:

— Умница. А сейчас позвони Полу Дрейку и попроси его прийти сюда вместе с Гарри. Есть еще новости?

— К. Вудворд Воррен просил о встрече с вами. Он долго разговаривал со мной, сказал, что заплатит сто тысяч долларов, если только вам удастся спасти жизнь его сыну.

Мейсон покачал головой.

— Это огромные деньги! — воскликнула Делла Стрит.

— Я знаю, что это огромные деньги, — со вздохом сказал адвокат, — и все же я вынужден от них отказаться. Этот парень — испорченный человек, он негодяй, думающий, что сыну миллионера все дозволено. Он привык нарушать законы. Он думает, что ему всегда все сойдет с рук. Так что ему будет полезно немного поволноваться. Я сомневаюсь, чтобы он изменился. Получилось так, что, когда он впервые натолкнулся на людей, которые стали ему противоречить, он не задумываясь схватился за оружие и принялся стрелять. Теперь он уверяет, что сожалеет о случившемся, проливает крокодиловы слезы и воображает, что все ему простят, что папенькины деньги избавят его от всех неприятностей.

— Вы бы сумели добиться для него тюремного заключения, — с уверенностью заявила Делла Стрит, — мистер Воррен большего и не просит. Вы собираетесь защищать эту Брэннер, и думаю, что гонорара за это дело не предвидится. Зачем же отказываться от такого заманчивого предложения?

— Понимаешь, в деле Брэннер есть какая-то загадка в сочетании с чисто поэтическим пониманием справедливости и правосудия. Неужели ты не видишь в нем классическую человеческую драму? Я пока еще окончательно не решил, возьмусь ли я официально за защиту Джулии Брэннер. Но я хочу использовать свой опыт и способности на восстановление справедливости. Если же я возьмусь за дело Воррена и спасу заносчивого мерзавца от заслуженного наказания, то поступлюсь своими внутренними убеждениями и совестью. Папаша недалеко отстал от сынка — глупый и заносчивый индюк. Это не первая переделка, в которую попадает парень. Старик все улаживал, деньгами замазывал рты, вот сынок и докатился до настоящего преступления. Сейчас он предлагает мне самую настоящую взятку, чтобы я вытащил этого подонка из петли. Пошли они оба к черту! Вызови-ка лучше Пола Дрейка, хочу узнать, что он скажет.

Пока Делла звонила по телефону, Мейсон ходил взад и вперед по кабинету, засунув по привычке большие пальцы в проймы своего жилета и наклонив голову вперед.

Увидев, что Делла слишком долго держит у уха трубку телефона, он нетерпеливо крикнул:

— Брось эту ерунду. Слава Богу, не в другой город ехать, всего лишь пробежать несколько шагов по коридору. Ты скорее дойдешь туда, чем дозвонишься до него. Почему нас не соединяют?

— Оператор с коммутатора продиктовала мне текст телеграммы, которая была получена с борта «Монтери». Минуточку, я вам сейчас ее прочитаю, — сказала Делла и добавила в трубку, — передайте мистеру Дрейку, что адвокат Перри Мейсон ждет его у себя в кабинете.

Положив трубку на рычаг, она прочитала текст телеграммы:

Епископ Вильям Меллори был среди пассажиров из Сиднея на север тчк Сидел за моим столом тчк Ему пятьдесят пять — пятьдесят семь лет зпт метр семьдесят — семьдесят пять тчк восемьдесят — девяносто кг тчк Сейчас среди пассажиров парохода нет тчк Была проведена проверка всех пассажиров тчк Капитан Е Р Йохансон тчк

Мейсон кивнул.

— Не сомневаюсь, что капитан самым тщательным образом проверил всех пассажиров. Он сразу понял, что дело очень важное.

— А не мог ли епископ где-то сойти с парохода? — спросила Делла.

— Нет. Я верю словам капитана Йохансона. Раз он говорит, что епископа нет на его судне, значит, его там нет и не было.

— В таком случае люди Дрейка ошиблись, решив, что видели Меллори на борту «Монтери» и что он не сошел с него.

— Если у него с собой были чемоданы, он мог…

Не договорив фразы, адвокат замолчал.

Пару секунд он в упор смотрел в лицо своей секретарше, по всей вероятности не сознавая этого, потом сказал:

— Отправь новую радиотелеграмму капитану Йохансону. Пусть он сообщит, не остались ли на палубе или в багажном отделении чемоданы с наклейками епископа Меллори.

— Вы предполагаете, что он мог пронести на судно костюм для маскировки, переоделся и незаметно покинул корабль? — с сомнением спросила Делла Стрит.

— Он явился на борт в маскараде, — рассмеялся Мейсон.

— Как это?

— По отчетам агентов, — сказал Мейсон, — у него голова была забинтована. Я был в номере в отеле сразу же после того, как его увезли в машине «Скорой помощи». Одеяло лежало на кровати, на подушке и матрасе оставались контуры человеческого тела, но нигде не было видно следов крови. Меллори, видимо, ударили по голове мешком с песком, это вызывает контузию, но не проламывает череп. Вот и ответ, почему епископ забинтовал себе голову, да еще так тщательно, что лицо было почти все закрыто.

— И ты когда-нибудь присутствовала при отплытии большого океанского судна?

— Нет, а что?

— От первой минуты до последней на палубе царит невероятная суматоха. Обалдевшие люди носятся с одурелым видом взад и вперед, на трапе не протолкаться, все кричат, матросы не знают, кому и отвечать. Мимо контролеров непрерывной вереницей проходят все новые и новые пассажиры. Представь себе на минуту, что ты детектив и что ты видела, как человек в черной одежде с белой повязкой на голове поднимается на палубу. В суматохе ты не в состоянии внимательно следить за лицами тех, кто снует мимо тебя. Бессознательно ты будешь высматривать человека с забинтованной головой в черной одежде, и, если человек, за которым ведется наблюдение, спустился по сходням в сером твидовом пальто или же в неприметном клетчатом костюме и в самой обычной фетровой шляпе, низко надвинутой на лоб, ты непременно пропустишь его мимо себя, даже не бросив на него второго взгляда. Не забывай, что времени на размышление и разглядывание пассажиров нет, ситуация меняется постоянно. В такой обстановке отца родного можно не заметить, а не то что какого-то малознакомого человека.

Делла Стрит кивнула, соглашаясь с доводами Мейсона.

— Да, я допускаю, что нечто подобное могло бы произойти, но…

Ее прервал условный стук Пола Дрейка, подошедшего к кабинету адвоката.

Делла Стрит поспешила открыть дверь. Пол Дрейк кивнул ей и сказал тягучим голосом, как будто у него была головная боль или сильная простуда:

— Доброе утро, Делла.

Следом за ним вошел Гарри.

Дрейк недовольным голосом сказал Мейсону:

— Вчера ночью ты не разрешил мне сделать последний глоток виски на дорогу, и вот результат! Можешь полюбоваться. Я совершенно болен.

Мейсон отметил его слезящиеся глаза, покрасневший нос, усмехнулся и заявил:

— Все дело в том, Пол, что ты хлебнул лишнего при первом заходе. Отсюда столь бурная реакция. А что скажете вы, Гарри? Как вы себя чувствуете?

— Превосходно. Хотя я и мои люди мокли под дождем несколько часов до вашего прибытия.

Дрейк скользнул в мягкое кресло, перекинул длинные ноги через один из подлокотников и, упершись спиной, посмотрел жалобно на Деллу Стрит, покачал головой и со вздохом сказал:

— Вот что получается, когда стараешься кому-то услужить. Измотался, простудился, заболел, работая на этого неугомонного адвоката, и какая благодарность? Никакой. Ни капли сочувствия, просто собачья жизнь. Детектив трудится день и ночь за жалкие гроши, а адвокаты гребут лопатами бешеные деньги, хотя успех их работы полностью зависит от сведений, которые собирают им детективы.

Мейсон весело подмигнул Дрейку:

— Самое страшное в простуде — последствия. У некоторых больных появляется пессимистический взгляд на жизнь. Ты бы лучше подумал, Пол, о том, как тебе повезло, что у тебя такой замечательный работодатель. Но если тебе и правда так уж необходимо сочувствие, то пусть Делла Стрит возьмет тебя за руку и даже время от времени поглаживает ее, пока ты нам будешь рассказывать, что произошло.

Неожиданно Дрейк вздрогнул, его лицо исказилось в стремлении удержаться от чихания, глаза увлажнились, правая рука нырнула в карман за носовым платком, но он не успел его достать — в кабинете раздалось оглушительное «ап-чхи». Справившись с приступом, детектив вытер нос и печальным голосом произнес:

— Эта особа Ситон исчезла, как сквозь землю провалилась! Всю ночь не появлялась у себя на квартире. Сегодня утром я тайком заглянул туда еще раз. Все осталось точно в таком состоянии, как при нашем последнем посещении.

Мейсон нахмурился:

— Как ты считаешь, Пол, не может она скрываться у кого-нибудь в этом же доме? В квартире какой-то приятельницы?

— Вряд ли. Ее зубная щетка и тюбик с зубной пастой остались в футлярчике на умывальнике. Она не могла выйти незаметно и купить себе новую, а если бы она позабыла взять с собой сразу, то наверняка потихоньку пробралась бы к себе домой из квартиры приятельницы.

— Тогда где же она?

Дрейк пожал плечами, его лицо опять исказилось в гримасе, и он поспешно зажал нос платком, а пальцами второй руки стал тереть переносицу. Так прошло несколько минут, потом напряжение ослабло, и с очередным вздохом Дрейк сказал:

— Ну что за подлость, Перри. И как не жаловаться на жизнь? Ведь каждый раз, если я успеваю поднести платок к носу, я не могу чихнуть. А если я чихаю, то не доношу платка до носа, даже не успеваю вытащить его из кармана. А вот нечто весьма странное, Перри. Около дома мы обнаружили еще двоих людей, также занимающихся слежкой.

— Полиция?

— Нет, вряд ли. Мои парни определили, что это частные детективы.

— Почему ты считаешь, что они следят за мисс Ситон?

— С полной уверенностью сказать не могу, но похоже на то. Один из них болтался на ее этаже. Не исключено, что он даже побывал в ее квартире. Чего ты хочешь узнать от Гарри?

Мейсон повернулся к Гарри Каултеру.

— Скажите, Браунли прямиком отправился на пристань вчера ночью?

— Да.

— И вы ехали следом?

— Угу.

— Какие-нибудь другие машины не проезжали мимо вас в том же направлении?

Гарри на секунду задумался.

— Да, как раз перед тем, как нам выехать на побережье, мимо пронесся большой крытый желтый автомобиль, причем он несся с бешеной скоростью. Возможно, до этого проезжали и другие машины, только я на них не обратил внимания. Следить за старым Браунли в такую дождливую погоду было совсем не просто! Но этот желтый автомобиль совершенно не считался ни с погодой, ни с состоянием дороги. Он обогнал нас уже после того, как мы миновали землечерпалку.

— Другими словами, когда вы уже достигли района гавани?

— Верно.

— Сколько людей сидело в машине, один или двое?

— Полагаю, что один. И, кажется, машина была марки «кадиллак». Но я не вполне уверен.

Мейсон медленно произнес:

— Пол, надо проверить все машины в гараже Браунли. Не найдется ли среди них желтого, подходящего под это описание «кадиллака». Ну и потом попробуй узнать у слуг, не заметили ли они какой-нибудь необычной возни после того, как Браунли уехал из дома и…

— Одну минуточку! — прервал его Гарри. Он сильно наморщил лоб. — Я думаю, что должен вот еще о чем рассказать.

Мейсон повернулся к нему:

— Выкладывай!

— Внизу у самого яхт-клуба стояло несколько машин. У всех был такой вид, как будто они находились там с незапамятных времен. Вы же знаете, как поступают богачи, когда отправляются в морское путешествие. Ставят машину на стоянку, запирают ее на замок и оставляют до самого возвращения. В клубе имеется несколько гаражей, но они…

— Да, я это знаю, — прервал его Мейсон. — Ну и что же?

— Так вот, когда я кружил по территории гавани в поисках машины Браунли, то обратил внимание на то, что под дождем мокло пять-шесть таких «забытых» машин. Я ужасно злился, что позволил Браунли провести меня, поэтому внимательно присматривался ко всем автомобилям. Понимаете, я вовсе не намеревался их запомнить, а хотел лишь убедиться, что среди них нет автомобиля Браунли. Когда я убеждался в этом, ехал дальше. И вот теперь я припоминаю, что одна из этих машин был большой желтый «кадиллак». Возможно, тот самый, который промчался мимо меня. Конечно, утверждать наверняка не могу, потому что дождь лил как из ведра, так что я толком-то и не разглядел проезжающую машину. Я увидел огни фар в зеркале заднего обзора, потом нас окатило огромной волной грязной воды, и машина с грохотом пролетела мимо. Я смог лишь разглядеть задние огни, в дождливую погоду ничего больше не увидишь.

Пол Дрейк чихнул, на этот раз успев вытащить свой носовой платок, и произнес довольным голосом:

— Впервые точно определил, когда буду чихать! Это уже большая победа. И где это я так простудился?

— Ты не мог простудиться сегодня ночью, — проворчал Мейсон. — Потому что простуда так скоро не проявляется.

— Да, я знаю. По твоему мнению, возможно, у меня вовсе и не простуда. Ты уподобляешься тем морским волкам, которые разгуливают с трубками в зубах по палубе океанского лайнера и уверяют позеленевших пассажиров, что на свете не существует такого явления, как «морская болезнь», все это плод фантазии.

— В нормальных условиях я не стал бы тебе этого говорить, Пол…

— В нормальных условиях и я не стал бы тебе этого говорить, Перри. Но поскольку ты оказался таким толстокожим и даже не выказал мне сожаления, я тоже не стану деликатничать. Ты пытаешься узнавать подробности быта Браунли, интересуешься желтыми «кадиллаками», но скоро ты убедишься, что топчешься на одном месте. Это тот случай, когда полиция практически уличила твоего клиента, ухватила его за жабры, и, если ты будешь продолжать работать в том же духе, тебя тоже прижмут. Да еще как!

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я сказал. Полиция не дремала все это время, да и ты сам кое-где наследил. Твоя деятельность не прошла незамеченной. Полиция может доказать, что Браунли предупредил тебя, что он собирается составить завещание, которое оставит твою клиентку на бобах. Они смогут проследить тебя до телеграфа, откуда ты посылал телеграмму на борт «Монтери» и пользовался платным телефоном. Они могут доказать, что ты звонил Джулии Брэннер на квартиру к Стелле Кенвуд. После того, как ты позвонил Джулии, она взяла такси, чтобы водитель доставил письмо Ренволду Браунли. Старик прочел письмо и решил немедленно ехать в гавань. Во всяком случае, многие видели, что Браунли был страшно возбужден.

— Таксист вручил письмо непосредственно самому Браунли? — спросил Мейсон.

— Нет, его внуку. Филипп отнес письмо наверх. Старый Браунли спал.

— Филипп видел, как он читал письмо?

— Да. Дед даже сказал ему о том, что он получит часы Оскара у Джулии Брэннер. Продолжаем рассуждать. Полиция приходит к заключению, что Джулия уговорила Браунли поехать в гавань. Она его там встретила, вскочила на подножку автомобиля и разрядила в него свой кольт. Пистолет она уронила, сама же пустилась наутек. Ее сообщник, находившийся с ней в сговоре, сел в машину и подогнал ее к пирсу. Я говорю о машине Браунли, как ты понимаешь. Этот человек поколдовал со скоростью, открыл дроссель, стоя на подножке, потом соскочил с нее, а машина сорвалась с набережной в воду.

— Насколько мне известно, машина стояла на низкой скорости, когда ее вытащили из воды. Это так? — спросил Мейсон.

Дрейк, вытиравший в этот момент нос, невнятно пробурчал:

— Ну, так.

— Там нашли пистолет Джулии Брэннер, — подхватил Гарри.

— У нее имеется разрешение на ношение оружия, выданное в Солт-Лейк-Сити, — добавил Дрейк, громко чихнув. — Более того, полиция обнаружила отпечатки ее пальцев на окошечке машины с левой стороны. Понимаешь, Браунли ехал с закрытыми окнами из-за сильного дождя. Когда Джулия появилась, он опустил стекло, чтобы поговорить с ней, но опустил не до самого конца. Она встала на подножку, схватилась одной рукой за стекло, и в результате на внутренней стороне окна остался превосходный отпечаток ее пальцев. Полиция успела поднять машину до того, как вода смыла все следы.

Мейсон нахмурился.

— Можно ли допустить, что она оставила свои следы на стекле до того, как Браунли проехал в гавань?

— Нет даже одного шанса на миллион, — ответил Дрейк. — Это все теневая сторона, Перри. Я сейчас расскажу тебе о единственной светлой полосочке: вполне вероятно, что девушка, живущая в его доме, совсем не внучка Ренволда К. Браунли.

Мейсон оживился.

— У тебя имеются какие-нибудь факты?

— Разумеется, я кое-что откопал, — все так же ворчливо ответил Дрейк. — Я, конечно, не в состоянии полностью оценить их, но вот факты. После смерти Оскара Браунли его отец захотел отыскать свою внучку, поэтому он поручил детективу Джексону Ивсу разыскать внучку. Возможно, что Ивс по собственной инициативе явился к Браунли и заявил, что он сумеет найти девушку. Мне не удалось точно выяснить, как это было. Ты сам понимаешь, что с моей стороны было бы весьма некорректно вламываться в чужое детективное агентство, да и вообще не принято дурно отзываться о покойниках. Поговаривают, что старик Браунли обещал уплатить двадцать пять тысяч долларов, если Ивс сумеет отыскать ему внучку. Ты понимаешь? Двадцать пять тысяч плюс надежда кое-что урвать из того наследства, которое может получить девушка. Противопоставь это профессиональной этике Ивса. Заманчиво? Тебе не придется заглядывать в справочники в поисках ответа. Вот и все, что я хотел сказать про Ивса. Думаю, сначала он и правда пытался разыскать внучку Ренволда К. Браунли. Он добрался даже до Австралии, но и там наткнулся на непроницаемую стену молчания. Итак, на ставке находились двадцать пять тысяч долларов, а это слишком большая сумма, чтобы Джексон Ивс от нее отказался только потому, что он никак не может представить человеку подходящую внучку. Ты прекрасно понимаешь, что практически единственный способ разоблачить самозванку — это поставить рядом с ней настоящую дочь Оскара Браунли. Ивс достаточно долго прорабатывал такую вероятность, чтобы убедиться, что таковую девушку не найти… Конечно, старый Браунли пожелал иметь доказательства, прежде чем он заплатит обещанную сумму. Но в то же время ему самому страстно хотелось поверить тому, что это его родная внучка. Ему хотелось не сомневаться. Ну, а девушка и Ивс хотели его убедить. Короче, их желания совпадали, и не нашлось никого другого, кто стал бы им возражать. Все равно как если бы адвокат стал защищать своего клиента перед судьей при отсутствии свидетелей или обвинителя с другой стороны.

Мейсон задумчиво произнес:

— Так ты предполагаешь, что Ивс договорился с девушкой о том, что она поделится с ним тем наследством, которое должно остаться ей от деда?

Дрейк пожал плечами.

— Конечно, в этом нет сомнения. Не воображай, что Ивс упустил бы такую прекрасную возможность.

— Он умер?

— Да.

Мейсон задумчиво произнес:

— Знаешь, Пол, один бы он такую аферу не провернул. Нет, в этом деле наверняка участвовал кто-нибудь еще. Думаю, что после смерти Ивса остался какой-то человек, который ждет «причитающуюся ему долю состояния».

Дрейк несколько раз кивнул головой.

— Логично, но, к сожалению, это всего лишь предположение, я не могу ничего доказать.

— Ну и потом, не исключено, что есть еще кто-то, кто заинтересован в этом деле и тоже намеревается вмешаться, чтобы урвать кусок от сладкого пирога, — задумчиво добавил Мейсон.

— Это уже не так очевидно, но, возможно, ты окажешься прав! Это дело — самая благодатная почва для шантажиста. Надо сказать, что ни старик Браунли, ни Джексон Ивс не принадлежали к категории разинь и глупцов. Например, ни в одной из газет не было сообщения, когда девушка перебралась в дом деда. Без лишнего шума приехала к нему и стала там жить, позднее Браунли весьма буднично объявил, что девушка его внучка. И уж некоторое время спустя в отделе великосветской хроники стали появляться заметки о том, как она проводит время на Палм-Спрингс или в других модных местах, где собирается золотая молодежь.

Мейсон медленно наклонил голову.

— Она где сейчас? В доме деда?

— Нет, она уехала из дома сегодня утром и перебралась в отель «Санта-дель-Риос». Ты понимаешь, что такое юное существо не желает оставаться в доме после подобной трагедии.

— Это она так говорит! — заметил Мейсон.

— Да, это она так говорит, — подтвердил Пол Дрейк.

— Можно предположить, — продолжал развивать свою мысль адвокат, — она перебралась в отель и потому, что там гораздо легче встречаться и переговариваться по телефону с теми людьми, которые очень заинтересованы в том, чтобы ее не замешали в дело об убийстве Браунли.

Дрейк чихнул, вытер нос и сказал:

— Я установил за ней наблюдение.

— Превосходно!

Мейсон принялся расхаживать по кабинету, на его лбу резко обозначились продольные складки. Пару раз он с сомнением качал головой, потом остановился посреди комнаты, широко расставив ноги и уставившись невидящими глазами на детектива.

— Это нас никуда не приведет, — произнес он наконец. — Понимаешь, Пол, это такая сеть, которая изловит всю мелкую рыбешку, но свободно пропустит крупную.

— О чем ты?

— Если она находится в отеле и какой-то человек намеревается повидаться с ней, то этот человек либо детектив, либо он из тех людей, с которыми был связан Ивс при жизни. Иными словами, ему известны методы работы сотрудников детективного агентства. Он уверен, что за девицей установлено наблюдение. Ну и он изобретет нечто такое, чтобы слежка не принесла нам никаких результатов. Хотя бы в отношении его самого.

— Так все напрасно? — разочарованно протянул Пол Дрейк. — Ну, черт побери, что же делать дальше?

Мейсон помолчал потом повернулся к Делле Стрит и спросил:

— Делла, не могла бы ты достать тюбик краски для волос, который придаст им красновато-рыжий оттенок?

— А зачем?

Мейсон усмехнулся:

— Ты могла бы войти в квартиру мисс Ситон, как если бы она принадлежала тебе, упаковать чемоданы и перебраться с ними в гостиницу?

Дрейк насторожился:

— Мне кажется, это весьма опасно…

Мейсон, продолжая говорить монотонным тихим голосом человека, выражающего вслух свои мысли, уверенно прервал детектива:

— Опасно проникновение в жилище без разрешения владельцев, взлом замка, мошенничество и еще кое-какие вещи, если только удастся доказать преступные намерения этого человека. Если же этого доказать не удастся, тогда ничего особенно страшного в таких действиях нет.

— Но что ты этим выиграешь? — спросил Дрейк.

— Если те парни, которым поручено наблюдение за домом, наняты человеком, заинтересованным в получении доли наследства, полагающейся Ивсу, то им не может быть ничего известно о Дженис Ситон, помимо словесного портрета, а это сводится к изящной фигуре и рыжим волосам. Как только они заметят женщину, более или менее отвечающую этим приметам, которая выйдет из квартиры мисс Ситон, они станут действовать по теории, что два и два всегда четыре, и не предложат ей пройти с ними в полицию для подтверждения ее личности.

Гарри Каултер беспокойно заерзал на стуле:

— Нельзя заранее сказать, каковы их намерения, Мейсон. С одной стороны, вроде бы вы и правы, но…

Он замолчал, не договорив фразы, и ограничился тем, что пожал плечами.

Делла Стрит подошла к стенному шкафу, чтобы достать из него свое пальто и шляпу.

— Мне потребуется часа два, шеф, чтобы выкрасить волосы и уложить их, — сказала она деловито и вышла.

Мейсон кивнул. А Дрейк и Гарри, не скрывая своего восхищения, молча посмотрели ей вслед.

Глава 10

Мейсон в ожидании стоял перед зданием отеля и с хмурым видом посматривал на свои ручные часы. Он закурил сигару и нервно зашагал огромными шагами вдоль узкой полосы тротуара. Когда сигара была до половины выкурена, из-за угла вынырнуло такси с небольшим чемоданчиком, прикрепленным к багажнику ремнями.

Мейсон бросил взгляд на машину, выбросил недокуренную сигару в мусорный ящик; он убедился, что из такси вылезает Делла Стрит, темные волосы которой стали рыжевато-медного цвета.

Мейсон повернулся, вошел в вестибюль и успокаивающе кивнул дежурному за стойкой:

— Не волнуйтесь, ключ у меня.

Поднялся на лифте на десятый этаж и отомкнул дверь номера 1028. Заперев дверь, он придвинул к ней стул, влез на него и встал так, чтобы видеть через окошко над дверью, вход в номер 1027, расположенный напротив.

Через несколько минут раздались звук открывающегося лифта, быстрые шаги по коридору и легкое попискивание ручки чемодана. Было видно как перед соседней дверью остановились Делла Стрит и портье, несший в обеих руках ее багаж

— Вот ваша комната, которую вы забронировали. Если она вам не понравится, мы ее обменяем.

— Я не сомневаюсь, что номер мне понравится. Мне рассказывали о вашем отеле. Здесь когда-то останавливалась моя приятельница.

Портье открыл дверь и отступил в сторону, пропуская вперед Деллу, сам зашел следом и внес чемоданы. Минутой позже туда же прошел и носильщик с большим чемоданом.

Через какое-то время Мейсон увидел, как портье и носильщик вышли из номера в коридор с довольными улыбками на физиономиях, осторожно прикрыв за собой дверь.

Последовало долгое утомительное ожидание. Мейсон переминался с ноги на ногу, меняя позицию тела, курил сигары, раздавливая окурки там же наверху о раму.

Но вот снова хлопнула дверь лифта, и адвокат напряженно прислушался, превратившись в неподвижное изваяние. В коридоре раздались быстрые шаги. По их звуку, отражающемуся от ковровой дорожки, казалось, что человек не шел, а крался.

Человек постоял перед дверью Мейсона,  потом круто повернулся и постучал в дверь 1027.

Голос Деллы Стрит:

— Кто там?

— Электрик, проверить проводку.

Делла Стрит отворила дверь. Человек, не говоря ни слова, вошел в комнату.

Дверь за ним закрылась излишне шумно.

Мейсон докурил сигарету и взглянул на часы.

Секунды, тикая, превращались в минуты.

Минут через пять Мейсон закурил было новую сигару, но, сделав пару затяжек, отбросил ее: из номера напротив до него донесся какой-то приглушенный удар, напоминающий падение тяжелого предмета.

Мейсон соскочил на пол, стул при этом отъехал на середину комнаты, посланный туда сильным толчком руки, распахнул дверь в коридор, перелетел его и нажал на ручку двери номера 1027.

Дверь была заперта.

Мейсон отошел назад, пригнул плечо и с разбегу ударился всем своим весом на створку двери. Дерево затрещало, замок не выдержал натиска, створка открылась, повиснув на петлях.

Мейсон ворвался в комнату.

В глаза ему бросились пара отчаянно брыкающихся женских ножек и широкие плечи мужчины, навалившегося на тоненькую сопротивляющуюся фигурку. На диван-кровати боролась Делла, мужчина прижимал толстое одеяло к ее лицу, заглушая крики, и тем самым душил ее.

Он, услышав грохот, вскочил на ноги, повернулся лицом к Мейсону, и яростно, хрипло, громко крикнул:

— Назад!

Рука мужчины метнулась в задний карман брюк и выхватила сине-черный пистолет.

— Ни с места! — предупредил он Мейсона.

Делла Стрит избавилась от одеяла. Мейсон взглянул в страшное темное отверстие, которым заканчивался револьвер тридцать восьмого калибра, — до него метра два.

Человек ощерился, как дикий зверь, расправил плечи, как будто ожидал сильной отдачи от своего оружия.

— Руки вверх! Лицом к стене. Живо! Руки …

Делла Стрит, изогнувшись, присела и неожиданно бросилась на врага. Она сумела вцепиться в его руку, державшую оружие. Мейсон сделал прыжок и сильно ударил его правым кулаком в челюсть. От этого противник качнулся назад, Делла Стрит, выхватившая револьвер из его ослабевшей руки, упала на пол и откатилась в сторону.  Мужчина удержался на ногах, схватил за спинку стул, намереваясь обрушить его на голову адвоката.

Делла Стрит издала нечеловеческий вопль:

— Берегись его, шеф! Он убийца!

Мужчина машинально повернул голову на этот крик.

Мейсон, воспользовавшись этим, сильно ударил правой. Он почувствовал, как хрящ переносицы хрустнул у него под кулаком, противник отшатнулся и упал на колени.

Он пытался что-то сказать, но слова вылетели в форме нечленораздельного бормотания сквозь кровавое липкое месиво, в которое были превращены его губы и нос.

Мейсон схватил противника за воротник, рывком поставил его на ноги, повернул кругом, пинком колена кинул на диван, где он только что боролся с Деллой Стрит. Руки адвоката быстро и ловко ощупали его одежду. Оружия не было.

— Ол-райт, приятель, — сказал он, — давай рассказывай!

Мужчина яростно посмотрел на Мейсона, из его горла вырвалось страшное клокотание, он потянулся к карману, вытащил носовой платок, на секунду приложил его к изуродованному носу, чтобы тут же отнять его совершенно промокшим в крови.

Делла Стрит вышла из ванной с намоченным полотенцем. Мейсон протянул его мужчине и попросил Деллу:

— Принеси холодной воды.

Она принесла. Мейсон намочил еще одно полотенце и приложил его сзади, к шее своего противника, чтобы остановить кровотечение.

Мужчина произнес глухим голосом, с явным трудом выговаривая слова:

— Ты сломал мне нос.

— Черт побери, а что, по-вашему, я пытался сделать. Не поцеловать же вас? Вам еще чертовски повезло, я мог сломать вам шею.

— Я добьюсь того, что тебя за это арестуют! — прокричал мужчина.

Мейсон расхохотался.

— Брось хорохориться. Сначала ты сам будешь обвинен в нападении на женщину с намерением ее убить. Что он сделал, Делла?

Делла Стрит лишь усилием воли держала себя в руках:

— Он сразу же накинулся на меня, шеф, а когда я попыталась вызвать вас свистком, он повалил меня на кровать, прижал, сорвал с постели одеяло и пытался меня задушить. Совершенно определенно, он хотел меня убить.

Человек застонал, прижимая к лицу мокрое полотенце.

Мейсон с ненавистью сказал:

— Мне следовало бы размозжить тебе голову, негодяй! Теперь же, черт побери, я так испортил тебе рожу, что епископ Меллори не сумеет распознать в тебе того человека, который ударил его по голове.

Непонятное бормотание донеслось из-под мокрого полотенца.

Мейсон чертыхнулся.

— От такого собеседника многого не услышишь. Давай-ка проверим, с какой птицей мы имеем дело.

Он совершенно хладнокровно вывернул содержимое карманов человека. Тот сделал попытку оттолкнуть адвоката прочь и потянулся было к его горлу.

Мейсон разозлился:

— Неужели тебе еще мало?

Он легко ударил противника в солнечное сплетение кулаком, и тот затих.

Как только он прекратил сопротивление, Мейсон вытащил содержимое карманов и разложил на столе, громко называя все Делле Стрит. Появились: бумажник, футляр с ключами, нож, часы, дубинка, пачка сигарет, авторучка, карандаш и отдельный ключ, прикрепленный к кожаному футлярчику.

— Перепиши-ка все это, Делла, — сказал Мейсон, — а теперь проверим документы.

Человек лежал совершенно неподвижно на диване. Только прерывистое дыхание, хрипло вырывающееся из-под полотенца, указывало, что он жив.

Делла Стрит твердо заявила:

— В моих глазах он самый обычный наемный убийца. Он пытался меня задушить, только вы ему помешали.

— Ол-райт, Делла, но и у убийц есть имена. Думаю, когда мы выясним, кто он, мы будем знать куда больше, чем в настоящий момент!

Делла нервно рассмеялась, открывая бумажник.

— У меня дрожат руки. Господи, шеф, как я напугалась!

— Ничего, теперь мы запрем его в клетке. Убежден, что именно он ударил епископа по голове. Его запрячут за решетку, хотя бы за то, что он носит в кармане вот эту дубинку.

— Ага, вот водительские права, — сказала Делла Стрит, — на имя Питера Сэкса. Адрес — номер 891, Риплей-Билдинг.

— О’кей! Что еще?

— А это деловые карточки. Стейт-Байд-Детектив-агентство. Объединение. А тут лицензия, выданная частному детективу Питеру Сэксу.

Мейсон присвистнул.

— Хорош «частный детектив»!

— Здесь есть еще и другие бумаги. Они вас интересуют?

— Конечно. Все до одной.

— Тут сто долларов в двадцатидолларовых бумажках. А это — телеграмма, адресованная епископу Меллори Вильяму на пароход «Монтери». Прочитать?

— Читай.

— «Чарльз В. Ситон погиб шесть месяцев назад в автомобильной катастрофе тчк Я занимаюсь его финансовыми делами тчк Отправляю вам важное письмо по адресу Метсон-компани зпт Сан-Франциско». Подписано: «Джаспер Пелтон, адвокат».

— Вот теперь мы сдвинулись с мертвой точки, — воскликнул Мейсон. — Что еще, Делла?

— Вот длинное письмо от Джаспера Пелтона, адвоката в Бриджвилле, Айдахо. Оно адресовано епископу Вильяму Меллори, пассажиру «Монтери», через Метсон-компани, Сан-Франциско:

Дорогой епископ, в качестве поверенного, занимающегося делами мистера Чарльза В. Ситона, я получил радиограмму, которую вы послали мистеру Ситону, прося его связаться с вами сразу же после вашего приезда в Сан-Франциско.

Миссис Ситон умерла около двух лет назад, мистер Чарльз В. Ситон остался вдвоем с дочерью Дженис. Шесть месяцев назад мистер Ситон получил смертельные травмы при автомобильной катастрофе и умер через сутки. Его дочь Дженис не отходила от него до самого последнего часа. По профессии она дипломированная медсестра. Я сообщаю вам об этом с такими подробностями, потому что в тот промежуток времени, когда он приходил в сознание, мистер Ситон несомненно хотел передать для вас нечто важное. Перед смертью он несколько раз повторил: «Епископ Меллори. Скажи ему… не хочу… читал в газетах…»

Я сообщил вам все слова, которые я сумел разобрать и записать. К несчастью, Ситон был до того слаб, что выговаривал все крайне невнятно, так что по большей мере у него получалось какое-то невнятное бормотание. Очевидно, он это сознавал и сделал несколько отчаянных попыток сказать одни и те же слова. И все же ему это так и не удалось сделать, он умер, ничего не объяснив. Лично я ничего не понял.

Я прилежно обыскал все Соединенные Штаты, надеясь, что епископ Меллори сумеет пролить свет на то, что мистер Чарльз Ситон старался сообщить перед смертью. Я обнаружил одного епископа Меллори в Нью-Йорке, второго в Кентукки. Ни один из них не смог припомнить мистера Ситона, хотя оба согласились, что когда-то мистер Ситон мог сталкиваться с ними по тому или иному делу, но они забыли про него, поскольку епископам приходится сталкиваться с огромным числом самыхразнообразных людей.

Одно время мистер Ситон владел значительным состоянием, но в последние два года его финансовые дела пришли в полнейший упадок, так что после того, как будут выплачены все его долги по займам, налоги и прочие обязательства, сомнительно, чтобы многое осталось у его дочери, которая в настоящее время находится где-то в Лос-Анджелесе.

У меня нет ее теперешнего адреса, но я намереваюсь связаться с ней через ее друзей и попрошу ее списаться с вами.

Если вам случится побывать в Лос-Анджелесе, вы сможете разыскать ее, воспользовавшись тем фактом, что она дипломированная медсестра.

Я сообщаю вам все эти подробности потому, что был личным другом покойного Чарльза В. Ситона, а также членом Братского общества, в работе которого он принимал активное участие. Я бы очень хотел, чтобы его дочь Дженис получила более или менее значительную часть состояния отца, так что, если вы можете в какой-то мере способствовать этому, я прошу вас связаться с мисс Ситон или со мной.

— Это все? — спросил Мейсон.

— Все, если не считать весьма неразборчивого почерка и подписи. Одни завитки и крючки.

— Ну что же, Делла, как я уже говорил, ситуация начинает проясняться. Это были как раз те бумаги, которые они…

Он не успел закончить, как его прервал голос возле двери:

— Что здесь происходит?

Мейсон повернулся и увидел почтенного вида немолодого джентльмена: небольшие совершенно белые усики ярко выделялись на фоне розовощекого цветущего лица, глаза были холодными, настороженными. По внешнему виду этого человека можно было принять за банкира, если бы не какая-то скрытая угроза, исходившая не то от его глаз, не то от голоса, не то от всей его фигуры.

Мейсон спросил:

— Какова ваша роль в этой истории? Почему вы здесь?

— Я Виктор Стоктон, — ответил незнакомец. — Вам это что-нибудь говорит?

— Нет, — ответил Мейсон.

— Вы также мне совершенно неизвестны.

При звуке голоса Стоктона Сэкс, лежавший на диване, с трудом приподнялся и сел, потом отнял окровавленное полотенце от лица.

Холодные серые глаза скользнули с Мейсона на Сэкса.

— Это он так тебя разукрасил, Пит? — спросил джентльмен.

Сэкс попытался что-то ответить, но его распухшие губы в сочетании с разбитым носом сделали его слова совершенно непонятными.

Стоктон снова повернулся к Мейсону.

— Этот человек — мой партнер, — заявил он. — Я работаю вместе с ним по данному делу. Я не знаю, кто вы такой, но я непременно узнаю.

Мейсон, держа руки по швам, ровным голосом отчеканил:

— Ваш приятель Питер Сэкс забрался в комнату епископа Меллори в отеле «Ригал» и выкрал оттуда некоторые бумаги. Скажите, вы были его партнером в этой операции?

Глаза Стоктона оставались холодными, он вроде бы даже не сморгнул, но Мейсону показалось, что они затянулись какой-то пленкой.

— Располагаете доказательствами? — спросил он.

Мейсон усмехнулся.

— Вы попали в самую точку, я располагаю доказательствами.

Внезапно Сэкс приподнялся на диване, встал и попытался вырвать письмо из рук Деллы, но Мейсон схватил его за плечо и толкнул обратно на диван. Стоктон тоже шагнул вперед, рука его потянулась к заднему брючному карману.

Мейсон почувствовал, как Делла Стрит на секунду прижалась к нему всем телом и вложила в его правую руку холодную сталь пистолета тридцать восьмого калибра, которым недавно угрожал воинственный частный детектив.

Мейсон выбросил руку вперед.

Увидев оружие, Стоктон сразу же замер на месте, по всей вероятности понимая, что с Мейсоном шутки плохи.

Адвокат громко произнес:

— Делла, позвони-ка в полицию и скажи им…

Детектив с разбитой физиономией моментально опустил ноги с дивана на пол.

Стоктон кивнул головой.

Сэкс, качаясь из стороны в сторону, проскочил мимо него и исчез в коридоре, нарушая его тишину своими запинающимися, но все же очень быстрыми шагами. Что касается Стоктона, то он не спешил. С нарочитой медлительностью повернулся на каблуках и неторопливо вышел из номера, осторожно прикрыв за собой дверь.

Мейсон сразу же повернулся к Делле:

— Он тебя не покалечил?

Она улыбнулась ему, покачала головой, потом ощупала себе горло кончиками пальцев.

— Этот верзила пытался меня задушить. Но я так извивалась, что он не мог никак ухватиться за шею. Тогда он нажал мне на живот коленом и замотал голову одеялом. Еще называет себя детективом. Он же настоящий убийца, шеф!

— Он понял, что ты пробовала дать мне сигнал? — спросил Мейсон.

— Вряд ли. Я хотела воспользоваться свистком, когда наше свидание стало уж очень неприятным. Послушайте, шеф, он же совершенно потерял голову. Вы видели выражение ужаса и отчаяния в его глазах? Он чего-то смертельно боится, вот и идет напропалую, как загнанная в угол крыса!

Мейсон, соглашаясь, кивнул головой.

— Да, он напуган.

— Чем?

— Дженис Ситон — подлинная внучка Ренволда Браунли. Эти так называемые детективы участвовали в афере с подменой девушки, теперь они вынуждены сделать все, чтобы обман не раскрылся. Раз Браунли умер, они рассчитывали содрать обещанную долю наследства с мнимой внучки, причем эта доля наверняка солидная, она даст им не только независимое, но даже обеспеченное существование. На весы брошено, с одной стороны богатство, а с другой — тюремное заключение.

— Но в таком случае в их интересах было убить Браунли?

— Существуют и другие люди, кровно заинтересованные в его смерти, Делла, — ответил адвокат.

Он вздохнул.

— Моя задача — доказать, кто из них действительно убил его.

— Что будем делать с этими вещами?

— Дай-ка их сюда.

— Вы хотите оставить их у себя?

— Конечно, я сохраню их в качестве вещественных доказательств.

— А это не будет считаться мошенничеством? В бумажнике находятся деньги. Он может написать заявление…

Мейсон сердито прервал ее:

— Пусть идет ко всем чертям! В нужный момент я вручу эти вещи Джиму Поли, детективу при отеле «Ригал», и он возбудит против этих красавцев уголовное дело, обвинив их в том, что они влезли в номер Меллори и ограбили его.

— Господи, как вы разделали физиономию этого Сэкса!

Делла засмеялась.

— Очень сожалею, что удовольствовался только этим, он заслуживал большего.

Подойдя к телефону, Мейсон позвонил в агентство Дрейка, нахмурился, когда ему сказали, что Дрейк отправился в турецкие бани, и попросил секретаршу Дрейка:

— Соберите самый подробный материал о частном детективе Питере Сэксе. Он принял Деллу Стрит за мисс Ситон и пытался ее убить. Сразу же поручите своим агентам заняться этим вопросом.

Он положил на место трубку.

— О’кей, девочка, — обратился он к Делле Стрит, — возвращайся-ка теперь к нам в офис. Кстати, рыжий цвет тебе очень идет.

— Спасибо, шеф, приму к сведению. А вы куда?

Он покачал головой.

— Поеду в отель «Санта-дель-Риос» для интервью с мнимой внучкой Ренволда К. Браунли.

Глава 11

Мейсон вложил двадцатидолларовую купюру в ладонь телефонистки, сидевшей на коммутаторе в отеле «Санта-дель-Риос».

— Я прошу только одного, — пояснил он, — соедините меня с ней. После этого я уже сам все устрою.

— Мне даны совершенно определенные указания, — попробовала протестовать девушка. — Ее осадили газетные репортеры, она не желает никого видеть.

— Она уклоняется от подобной известности?

— Как будто. Она поражена горем, не может прийти в себя от случившегося.

— Да, переполнена горем, — насмешливо повторил Мейсон, — потому что стала наследницей нескольких миллионов и в скором времени наложит на них лапки.

— Вы из газеты? — поинтересовалась телефонистка.

Мейсон покачал головой.

— Кто же тогда?

— Для вас я Санта-Клаус.

Она вздохнула, ее пальчики сжали двадцатидолларовую бумажку.

— Если я кивну головой, — сказала она, — пройдите в кабину номер два. Значит, я ее вызвала к телефону. Большего я сделать не могу.

— А большего и не требуется. Какой у нее номер?

— Она занимает люкс «А» на третьем этаже.

— О’кей!

С этими словами Мейсон отошел от стойки. Быстрые пальчики телефонистки порхали над проводами коммутатора. Иногда она что-то говорила в микрофон, прикрепленный на голове таким образом, что его мембрана находилась рядом с ее губами. Наконец она повернулась к Мейсону и кивнула головой. Мейсон вошел в кабину и поднял трубку.

Женский вкрадчивый голос ответил:

— Дженис Браунли слушает. В чем дело?

Мейсон спокойно заговорил:

— Я мистер Мейсон, нахожусь здесь, в отеле. Полагаю, нам с вами следует обсудить, какие меры следует предпринять для того, чтобы не позволить газетным репортерам изводить вас. Получилось так, что вы сейчас стали самой сенсационной темой дня, им приказано получить у вас интервью, и, если мы не объединим наши усилия, боюсь, что они от вас не отстанут.

Голос ответил:

— Это было бы прекрасно, мистер Мейсон. Заранее благодарю вас за вашу помощь.

— Могу ли я к вам подняться?

— Да. Подойдите к номеру двести девять и постучитесь в дверь. Я впущу вас через него. К люксу «А» не подходите. Мне кажется, он находится под наблюдением репортеров.

Мейсон поблагодарил собеседницу, повесил трубку, поднялся на лифте на третий этаж, нашел номер 209 и постучал в дверь. Ее отворила привлекательная молодая особа в зеленой атласной пижаме, подарила ему соблазнительную улыбку и затворила за ним дверь. Потом она повела его через две ванные комнаты и три традиционно обставленные спальни в угловой люкс в конце крыла, где роскошная мебель и персидские ковры создавали атмосферу роскошного дома.

Она кивнула в сторону кресла и спросила:

— Что скажете в отношении сигары и стаканчика шотландского виски с содовой?

— Благодарю вас, — ответил Мейсон.

Пока она выбирала сигары и наливала виски из хрустального графина, бросала в него кубики льда и разбавляла содовой, Мейсон внимательно разглядывал девушку, стараясь составить о ней точное представление.

— Вы не знаете никаких новостей? — спросила она у него. — Уже нашли тело дедушки?

— Нет еще. Представляю, каким шоком явилась для вас его смерть.

— Да, это настоящий кошмар.

Она закрыла глаза рукой, украшенной множеством дорогих колец.

— Можете ли вы припомнить что-то из своего раннего детства? — спросил он ее.

Он уселся поудобнее в кресле.

— Ну конечно.

Она быстро убрала руку от глаз и посмотрела на него с внимательной настороженностью.

— Я слышал, что вы были приемным ребенком.

— А в чем, собственно, дело? — спросила она уже без всякой любезности.

Мейсону показалось, что мускулы у нее напряглись, как будто она сжала все свои чувства в кулак.

— Вы сказали, что хотите видеть меня в отношении тех мер, которые надо принять, чтобы не допустить сюда газетных репортеров?

Мейсон кивнул и беспечно сказал:

— Совершенно верно. Это предлог, который предложил мне использовать Пит, чтобы обмануть бдительность девушки-телефонистки. Я был уверен, что он вас предупредил в этом отношении.

— Пит? — переспросила она, приподнимая брови.

— Ну да, — ответил Мейсон.

Он выпустил вверх струйку сизого дыма.

— Я не понимаю, о ком вы говорите.

Мейсон нетерпеливо нахмурился.

— Послушайте, я не могу потратить весь день на такую ерунду. Пит Сэкс и Виктор Стоктон велели мне связаться с вами. Пит посоветовал мне не представляться по телефону, потому что он опасался, что кто-то может подслушать наш разговор. Вот почему я и заговорил о том, что нам надо совместными усилиями постараться не подпускать к вам газетных репортеров, и он должен был вас предупредить об этом, чтобы вы без помех пригласили меня к себе. Поэтому, когда вы так охотно предложили мне подняться к вам наверх, я решил, что все в порядке и что вы все знаете.

Она внимательно рассматривала секунд десять розовый лак на своих ногтях, прежде чем спросить:

— Кто вы такой?

Мейсон ответил:

— Послушайте, не могло же так случиться, что Пит водил за нос нас обоих, как вы считаете? Ведь вы приехали сюда на «Монтери» вместе с епископом Меллори, не так ли?

Она кивнула, собралась было что-то сказать, но в последнюю минуту передумала.

Мейсон услышал, как тихонько за его спиной звякнула отодвигаемая задвижка, но побоялся повернуть голову.

— Скажите мне прежде всего, кто вы такой? — снова повторила девушка, причем на этот раз голос ее звучал гораздо увереннее.

Человек, стоявший в дверях, ответил:

— Его имя Перри Мейсон. Он адвокат, представляющий пару шантажистов, которые пытаются превратить огромное состояние в разменную монету.

Мейсон медленно повернулся и встретился взглядом со стальными глазами Виктора Стоктона.

— Так, — произнес он, — все ясно.

— Адвокат? — воскликнула Дженис Браунли.

Она вскочила с кресла. В голосе ее слышался неподдельный ужас.

— Да, что вы ему сказали?

— Ничего.

Стоктон удовлетворенно кивнул и сказал Мейсону:

— Нам с вами пора потолковать.

Мейсон покачал головой.

— Я буду говорить с вами лишь тогда, когда вы будете находиться на месте для свидетелей и давать свои показания под присягой.

Стоктон, не дожидаясь приглашения, подошел к креслу, опустился в него и распорядился:

— Дженис, налейте мне виски.

Его внимательные глаза ни на минуту не отрывались от лица Мейсона.

Дженис Браунли дрожащими руками налила полный стакан виски и стала добавлять в него кусочки льда, подхватывая их серебряными щипцами.

Стоктон откинулся на спинку кресла и насмешливо обратился к Мейсону:

— Не будьте таким уверенным. Получен ордер на ваш арест.

— На мой арест?

Стоктон кивнул.

— Мошенничество, нападение с огнестрельным оружием и ограбление, — произнес он многозначительно.

Мейсон внимательно посмотрел на физиономию Стоктона, прицениваясь к нему.

— Из-за Сэкса?

— Да, из-за Сэкса. Вам не удастся от этого отвертеться и выйти сухим из воды.

Перри Мейсон расхохотался против воли.

— Черта лысого вам удастся. Вы еще ничего не поняли. К вашему сведению, у меня было намерение не поднимать шума и не привлекать этого негодяя к уголовной ответственности, но, коли вы решили действовать вопреки здравому смыслу, надеясь напугать меня смехотворными обвинениями, мы посмотрим, чего вы этим добьетесь. Сэкс собирался совершить преднамеренное убийство. Он наставил на меня пистолет, а я, обороняясь, разбил ему нос и отнял у него оружие. Так что пока он отделался сущими пустяками.

Стоктон повернулся к Дженис и резко прикрикнул:

— Достаточно льда!

Потом его холодные глаза снова уставились в лицо Мейсону.

— Послушайте, я детектив. Пит работает на меня. Вот уже более трех недель, как нам стало известно, что будет предпринята попытка вытянуть большие деньги у Браунли. Я не знал, как именно это будет осуществлено, но предполагал, что попробуют воспользоваться услугами какого-нибудь адвоката. Ловкий адвокат сначала обезопасит себя, явившись открыто к старику Браунли, а потом вынудит Дженис пойти на компромисс. Простак первым делом направился бы к Дженис и тем самым мог бы легко быть уличенным в шантаже. Но в любом случае речь шла о вымогательстве, поэтому я задался целью предостеречь этот удар. Я предупредил старого Браунли и сообщил Дженис, чего ей следует ожидать. Мы затаились и ждали вашего появления. Потом вы попробовали спутать наши карты, убив старика. Потише, не кипятитесь. Я же не утверждаю, что это сделали вы сами, но вы знаете, кто это сделал, и я тоже это знаю. Должен сказать, что сложилась непонятная ситуация, даже своеобразная: имеется завещание, по завещанию состояние Ренволда Браунли должно перейти к внучке, а в документе не оговорено, что под внучкой он признает девушку, которая в настоящий момент проживает в его доме, хотя это всем известно.

Дженис Браунли молча протянула ему бокал с виски. Стоктон поднес его к губам и подул на него, отгоняя кубики льда к краям.

— Так что же? — спросил Мейсон.

Стоктон усмехнулся:

— Вы хотите, чтобы  я письменно предложил вам отказаться от данного дела в обмен на то, что Пит Сэкс заберет свое заявление, обвиняющее вас во всех правонарушениях, которые я только что перечислил. Но я вас знаю, вы воспользуетесь этим, чтобы убедить окружного прокурора в том, что это предложение взятка и следовательно у нас рыльце в пушку. Так вот, мистер Мейсон, вам надо придумать что-нибудь поумнее, в эту ловушку я не попадусь.

— Продолжайте, я вас внимательно слушаю, — сказал Мейсон.

Стоктон заговорил гораздо тише и медленнее, очевидно тщательно взвешивая каждое слово:

— Возможно, с точки зрения дела было бы и правда для Дженис лучше пойти на какой-то компромисс. Практически невозможно доказать факт ее родства с Браунли, но, с другой стороны, точно так же нельзя доказать, что это не так.

— Вы имеете в виду какое-то конкретное предложение? — спросил Мейсон.

— А вы?

— Нет.

— Никакого предложения о компромиссе?

— Никакого.

Стоктон сказал:

— В таком случае ол-райт, мы будем брать с боем буквально каждый дюйм. Никаких компромиссов. Совершенно очевидно, что вы великолепно подходите для той роли, для которой вас наняли, а раз так, то вас ожидает сильнейший удар под челюсть. Он научит вас в будущем осмотрительней выбирать себе клиентов. Если бы вы сидели тихо у себя в конторе и занимались своими немудреными делами, вас бы никто не трогал. Но вы не хотите этого делать. Вы всюду суете свой нос, представляя себя детективом, непомерно умничаете. Сейчас вы угодили в весьма неприятное положение, и я считаю, что вы должны быть наказаны за собственную неосмотрительность и ошибки. Джулия Брэннер придумала бредовый план, который, как и следовало ожидать, провалился. Она застрелила Браунли, чтобы помешать ему составить официальное завещание, которое окончательно развеяло бы по ветру ее план. Возможно, у нее что-нибудь и получилось бы, если бы Викслер не видел всего этого. Сейчас можно с уверенностью сказать, что Джулия Брэннер будет осуждена и наказана за убийство. Девушка, которую она выставляет своей дочерью, будет осуждена как соучастница преступления, ну а вас лишат адвокатского звания и осудят за насилие с применением оружия, мошенничество и ограбление. После этого вы можете представить, как члены жюри посмотрят на то, чтобы вам и вашим клиентам получить хотя бы часть состояния Браунли. И не вздумайте хлопать дверью, когда будете уходить.

Мейсон рассмеялся.

— У меня вообще нет привычки хлопать дверью. Это крайне невоспитанно. И кстати, Дженис, где находились вы в то время, когда был убит ваш дед?

Стоктон поставил свой бокал, его лицо заметно побагровело.

— Так вот что вы задумали, Мейсон!

— Я просто задал вопрос.

— Вы задаете слишком много вопросов. Ну, а если вам так уж хочется знать: у Дженис имеется превосходное алиби. Она была со мной.

С лица Мейсона не сходила улыбка.

— Послушайте, разве это не удивительно? Дженис — незаконно подсунутая старому Браунли «внучка». Ей грозит полное разоблачение, вы в отчаянии, вам остается одно: похитить пистолет Джулии Брэннер, подделать ее подпись под запиской и ликвидировать старика…

— Вы так думаете? — прервал его Стоктон. — Слабым местом в вашей схеме является то, что водитель такси знает, что записку посылала сама Джулия. На стекле машины Браунли полиция обнаружила отпечатки пальцев Джулии Брэннер, как раз в том месте, где она вцепилась в окно, стреляя в Ренволда Браунли. Убийство совершено из пистолета Джулии Брэннер, и мокрую одежду все той же Джулии Брэннер полиция обнаружила в квартире при обыске до того, как она успела лечь в постель.

— В добавление ко всему, — вмешалась Дженис Браунли, — имели еще…

— Держитесь подальше от этого, Дженис! — прикрикнул на нее Стоктон, не сводя глаз с адвоката. — Говорю я один.

— Да, — насмешливо повторил Мейсон, — он обеспечивает вам алиби, Дженис. Он уверяет, что вы находились с ним, когда было совершено убийство, так что вы не могли убить своего деда, вы же клянетесь, что он неотлучно находился при вас, так что он тоже не мог совершить убийство.

Стоктон усмехнулся:

— И не забудьте еще мою жену. Она была с нами, и служащие нотариальной конторы могут засвидетельствовать то же самое.

Стоктон допил свой бокал. Его усмешка, медленная, неестественная, была удивительно злой:

— Я вам рассказал достаточно подробно, что вас ожидает. Если не возьметесь за ум.

— Чего вы хотите? — спросил Мейсон.

— Ничего.

— Что вы предлагаете?

Стоктон подмигнул ему и ответил:

— Мы не делаем никаких предложений. И, более того, отныне и впредь вы будете настолько заняты вопросом самозащиты, что вам будет не до шантажирования.

Мейсон насмешливо произнес:

— Вы предполагаете, что после того, как Пит Сэкс вломился в номер епископа Меллори, ударил его по голове дубинкой и украл частные бумаги епископа, окружной прокурор посчитает уголовными действия человека, представляющего интересы епископа?

Стоктон покачал головой.

— Не глупите. Вы прекрасно знаете, что вы подстроили ловушку Питу, точно так же, как это известно мне. Вам был нужен ключ.

В голосе Мейсона послышалось непритворное удивление. — Ключ? Какой ключ?

— Тот самый, который вы получили, — угрюмо сказал Стоктон. — Не прикидывайтесь. Я знаю все.

— Я получил целый футляр ключей.

— Точно так же, как сто долларов наличными и кое-какие другие вещи. Но нужен-то вам был лишь ключ.

Теперь лицо Мейсона ничего не выражало. Стоктон с минуту смотрел на него, потом сказал:

— Говорю вам, не изображайте из себя оскорбленную невинность. Впрочем, может быть, вы и правда не в курсе дела. Черт побери, каким образом, по-вашему, мы узнали про план Джулии Брэннер? Мы вышли на Джулию еще до того, как она приехала в Калифорнию. Она посчитала Пита торпедой, которая должна смести все с пути, и она нам здорово подыграла. Она предложила Питу убрать Браунли до того, как он успеет составить свое завещание. Она наняла человека, который должен был играть роль епископа Меллори ровно столько, сколько потребовалось бы для того, чтобы утвердить Дженис Ситон в качестве настоящей внучки старого Браунли. Епископ был самозванцем, тщательно отрепетировавшим ту роль, которая ему была поручена. Джулия Брэннер могла бы обмануть старика, возможно, ей удалось бы выманить что-нибудь у Дженис, если бы она не выболтала решительно все Питу. Она воображала, что Пит станет ее правой рукой. Она собиралась подыскать опытного адвоката, сведущего в судебной борьбе, рассказать ему трогательную историю своей жизни и организовать встречу с епископом Меллори. Следующим шагом было свидание с Браунли. Если бы Браунли во избежание скандала и газетной шумихи согласился дать ей солидный куш, она успокоилась бы. А он заупрямился, Джулия решила убрать его с дороги, а Пит был выбран в качестве исполнителя. Она вручила Питу ключ от своей квартиры и обещала ему двадцать пять процентов того, что она выручит из этой аферы. Кстати, чтобы вы поняли, насколько вы доверчивы и наивны, добавлю, Джулия Брэннер решила встретиться со стариком Браунли за вашей спиной после того, как вам удастся растопить лед. Она намеревалась заключить с ним соглашение и оставить вас с носом, ну а если бы старик оказался ей не по зубам, тогда она принялась бы за внучку. Ну а вы и в этом случае ничего бы не получили. Возможно, у нее что-нибудь бы и вышло, но Питер был в курсе всех ее планов. Он предупредил нас о готовящейся афере. После убийства Ренволда Браунли совершенно ясно: вы вынуждены стараться вытащить ее из трясины, чтобы спасти самого себя. В первую очередь нам нужно было отобрать ключ Пита, потому что этот ключ подтверждает его показания. Вы подстроили ловушку Питу, заманили его в номер, где избили его и отняли у него вещественное доказательство. Вы не знали, что кроме ключа у него есть и другие важные улики против Джулии Брэннер. Так что теперь вы сами видите, в какое дерьмо вы угодили.

Мейсон поднялся с кресла.

Стоктон поставил на стол пустой стакан, шагнул навстречу адвокату и сказал:

— И больше сюда не приходите, слышите?

Мейсон произнес, насмешливо глядя в лицо Стоктону:

— Вашему помощнику я всего лишь расквасил нос, как видно, ему показалось этого мало. Ну так знайте, я не успокоюсь до тех пор, пока не выведу всех вас троих на чистую воду. И еще: я никогда не бросаю своих слов на ветер.

Лицо Стоктона покраснело, пальцы его непроизвольно сжались в кулаки, в голосе послышались визгливые нотки, он впервые вышел из себя.

— Вы, кажется, позабыли, что похитили некоторые бумаги, которые тоже являются вещественными доказательствами по данному делу. А когда Пит попробовал отнять их у вас, вы набросились на него, пригрозили пистолетом. Если только вы осмелитесь и дальше вставлять мне палки в колеса, я добьюсь того, что вас будут судить не только за пособничество шайке мошенников, но и за укрывательство убийцы.

— Не пугайте меня! Я-то не из пугливых, — рассмеялся адвокат.

Он подошел к двери, однако на пороге задержался, чтобы спросить:

— Какую же долю тех денег, которые достанутся молодой особе, вы рассчитываете урвать? Мне крайне любопытно узнать, во что обходится лишение наследства настоящего родственника в пользу самозванца.

Стоктон сжал руки в кулаки и завопил истошным голосом:

— Идите к черту! Сейчас вам надо позаботиться о том, как спасти собственную шкуру, Мейсон! Когда вас запрут в Сан-Квентине[1], напишите мне оттуда, возможно, я и отвечу на все ваши дурацкие вопросы.

Мейсон не спеша вышел из комнаты, спустился на лифте в вестибюль и только успел выйти на улицу, как кто-то внезапно схватил его за рукав. Адвокат обернулся, перед ним стоял Филипп Браунли.

— Хэлло, — воскликнул Мейсон, — ну а вы-то что здесь делаете?

Браунли угрюмо ответил:

— Слежу за Дженис.

— Боитесь, как бы с ней чего-нибудь не случилось?

Молодой человек энергично покачал головой.

— Нет, что вы! Мистер Мейсон, я хочу с вами поговорить.

— В чем же дело? Говорите!

— Только не здесь.

— А где?

— Моя машина стоит за углом. Я видел, как вы вошли в отель, но вы меня не заметили. Я дожидался, когда вы выйдете. Пойдемте в мою машину и поговорим.

Мейсон усмехнулся.

— Мне не нравится здешний климат. Человек по имени Стоктон ведет умную игру, с ним шутки плохи. Вы знаете Стоктона?

Филипп медленно произнес:

— Это он помог Дженис убить дедушку.

Глаза Мейсона впились в лицо молодого человека.

— Это что? Пустая болтовня? Или у вас есть факты?

— Я говорю то, что знаю наверняка.

— Где ваша машина?

— Вон там.

— Пойдемте!

Браунли распахнул дверцу большого серого автомобиля и скользнул на место водителя. Мейсон уселся рядом с ним и захлопнул дверцу.

— Это ваша машина?

— Да.

— Так что вы хотите мне рассказать про Дженис?

Под глазами Браунли проступили темные круги, лицо побледнело и сильно осунулось.

Он закурил сигарету, его рука заметно дрожала, но, когда он заговорил, голос звучал уверенно:

— Я видел записку, которую таксист доставил вчера вечером, точнее, сегодня утром, деду.

— Что вы с ней сделали?

— Отнес наверх.

— Он спал?

— Нет. Он лег в постель, но еще не заснул, а читал книжку.

— Ну и дальше?

— Он прочитал записку и страшно разволновался, сразу же оделся, мне велел пойти распорядиться, чтобы приготовили его машину, потому что он поедет в порт встретиться с Джулией Брэннер, сказал, что Джулия обещала отдать ему назад часы Оскара, если только он приедет совсем один и незаметно для посторонних поднимется на борт яхты, где они смогут спокойно поговорить.

— Он вам все это сам сказал?

— Да.

— Что вы сделали?

— Посоветовал ему не ездить.

— Почему?

— Подумал, что это западня.

Мейсон прищурил глаза:

— Вы опасались, что его кто-то попытается убить?

— Нет, конечно! Но я боялся, что они постараются каким-то образом скомпрометировать деда, заставят сделать какие-то заявления.

Мейсон кивнул. Пару минут длилось молчание, потом адвокат сказал:

— Продолжайте. Рассказывайте все, не упускайте никакой мелочи, а я буду слушать.

— Я сам пошел в гараж и открыл ворота, чтобы дед мог вывести машину. Когда он спустился вниз, я стал его упрашивать позволить мне повести автомобиль. Ночь была ненастная, дождь. Ну а дедушка водит… водил машину не очень-то хорошо. К тому же в темноте он плохо видел.

— Он не разрешил вам поехать с ним?

— Нет. Сказал, что должен ехать один, что Джулия в своем письме настаивает на этом. Иначе она не отдаст ему часы.

— Где эта записка?

— По-моему, дедушка сунул ее себе в карман пальто.

— Продолжайте… Нет, одну минуточку. Он вам сказал, что едет к себе на яхту?

— Так я понял его слова. Джулия хотела встретиться с ним на борту яхты.

— Дальше!

— Когда он выехал из гаража, я вернулся домой. Там меня встретила полностью одетая Дженис. Она ждала меня. Она сказала, что услышала шум в холле и подумала, что что-то произошло, и захотела узнать…

— Обождите, не торопитесь, — прервал его Мейсон. — Как она была одета? В вечернее платье или…

— Нет, на ней был спортивный костюм.

— Продолжайте.

— Она хотела узнать, что случилось, и я рассказал ей про записку Джулии. Она страшно рассердилась на меня за то, что я позволил дедушке поехать одному. Раскричалась, что мне следовало его уговорить, остановить, не пускать…

— Продолжайте.

— Я обозвал ее сумасшедшей, должна же она понимать, что я не мог запереть его в комнате на ключ или связать по рукам и ногам. Я ушел к себе в комнату наверх, Дженис пошла следом за мной, но не прошло и двух минут, как она осторожно открыла дверь своей комнаты и на цыпочках спустилась вниз. Я прокрался на площадку и посмотрел на лестницу. Я был прав: совершенно неслышно, стараясь не скрипеть ступеньками, она спускалась вниз, на ней был надет плащ.

— Какого цвета?

— Светло-желтый, непромокаемый. Нынче все женщины ходят в таких.

Мейсон достал сигару и закурил.

— Продолжайте.

— Так она спускалась вниз, не зная, что я крадусь следом.

— Вы тоже старались не производить никакого шума?

— Да, конечно.

— Дальше.

— Она пошла в гараж и села в свою машину.

— Какую?

— Светло-желтый «кадиллак».

Мейсон откинулся на подушки сиденья.

— Вы видели, как она уехала?

— Да.

— Сколько прошло времени после того, как уехал ваш дед?

— Да минуты две-три.

— Что же сделали вы?

— Подождал, пока она не выехала из гаража, потом помчался к своей машине и завел ее. Света я не включал, чтобы не привлекать внимания. Ну и поехал следом.

— Вы видели ее машину?

— Да.

— Вы сказали ей, что дедушка поехал на яхту для встречи с Джулией?

— Да.

— И она тоже поехала в порт?

— Не знаю. Именно об этом-то я и хотел вам рассказать.

— Но мне показалось, что вы сказали, что отправились следом за ней?

— Я сделал все, что смог…

— Рассказывайте дальше, мне хотелось бы услышать от вас как можно подробнее рассказ о том, что случилось дальше. Но не тяните. Это очень важно.

— Она неслась как безумная, а дождь лил как из ведра. Передо мной нависла водяная стена, свет я не зажигал, опасался, что она меня заметит, так что мне было…

— Это все можно опустить. Вы поехали следом, так?

— Да.

— Куда она поехала?

— По Фигаро до Пятьдесят второй улицы. Свернула и поставила машину.

— На Фигаро или на Пятьдесят второй?

— На Пятьдесят второй.

— Ну а вы что сделали?

— Поставил свою машину тоже у обочины, но на Фигаро-стрит, выключил мотор и выскочил.

— Конечно, это по пути к порту, — задумчиво произнес Мейсон.

Филипп кивнул.

— Продолжайте, что вы замолчали?

— Она шла передо мной по дождю. Точнее сказать, она бежала.

— Вы ее видели?

— Да. Ее светло-желтый плащ выделялся в темноте четким пятном. Я бежал бесшумно, что было сил, ну я, конечно, бегаю быстрее ее. Ее плащ был для меня превосходным указателем, я не тратил времени на то, чтобы искать направление, но, конечно, я не могу сказать, что видел ее очень четко.

— Все ясно. Куда она шла?

— Она прошла четыре квартала.

— Прошла четыре квартала? — оторопело переспросил Мейсон.

— Да.

— Почему же она не поехала дальше?

— Не знаю.

— Подведем итог. Вы говорите, что она выехала из дома на светло-желтой автомашине марки «кадиллак» и оставила его на Пятьдесят второй улице подле Фигаро-стрит, после чего она шагала под проливным дождем целых четыре квартала?

— Большую часть пути она бежала.

— Мне безразлично, шла она тихо или бежала. Важно то, что она оставила свою машину и пошла пешком.

— Да.

— Куда она шла?

— Она вошла в небольшой жилой дом. В нем, на мой взгляд, не более восьми отдельных квартир.

— В доме горел свет?

— Да. Свет был в окнах второго этажа справа и сбоку. Здание двухэтажное, занавески были опущены, но я видел свет, а иногда сквозь оконные занавески мелькали силуэты людей.

— Вы хотите сказать, что стояли там?

— Да.

— Сколько времени?

— Пока не рассвело.

Мейсон тихонько присвистнул.

— Я обошел весь дом кругом, по надписям на почтовых ящиках выяснил, что в нем живут в квартире, расположенной по фасаду, мистер и миссис Виктор Стоктон; Джерри Френсу и Полю Монтрозе принадлежит боковая квартира, окна которой тоже были освещены.

— И вы оставались там до самого рассвета?

— Да.

— Ну и что было потом?

— Когда рассвело, мне пришлось отойти подальше от дома. Я спрятался так, чтобы из подъезда другого дома видеть не только фасадную часть дома, но и двор тоже.

— К тому времени дождь уже прекратился?

— Да, стал ослабевать.

— Что было потом?

— Из подъезда дома вышли Дженис и невысокий коренастый тип в фетровой шляпе, они торопливо прошли по тротуару к Пятьдесят второй улице, но было настолько светло, что я не осмелился приближаться к ним очень близко. Я вынужден был следить за ними издалека. Конечно, был еще не настоящий солнечный свет, а всего лишь серенький рассвет.

— На Дженис был все тот же светло-желтый плащ?

— Да, конечно.

— Что она сделала?

— Они вместе с этим типом уселись в ее машину и поехали назад к центру города. Я побежал к своей машине, но к тому времени, когда я добрался до нее, завел и выехал из-за угла Фигаро-стрит на Пятьдесят вторую, они уехали так далеко, что я их не видел. Я нажал на газ и сумел их нагнать. Я поднял воротник своего пальто, чтобы они не узнали меня, и включил фары, чтобы они не могли рассмотреть, как выглядит машина.

— Но после того, как вы включили фары, они сообразили, что вы их преследуете?

— По-видимому, да. Да, конечно. Но они не снизили скорость и не пытались оторваться от меня.

— Были ли на дороге другие машины?

— Не очень много. По-моему, я проехал мимо одной. Но я не особенно уверен, потому что следил за Дженис.

— Что она делала?

— Она поехала прямиком к отелю, они с этим типом вышли из машины. Здесь я как следует его рассмотрел: у него серые глаза, седые усы, он в очках и…

— Вы лишь раз видели его?

— Да. Он сейчас здесь, наверху. Вошел в отель минут пятнадцать — двадцать назад.

— Тот же самый человек?

— Да.

— Вы уверены?

— Да.

— Послушайте, — медленно произнес Мейсон, — в этом жилом доме имелся запасной выход сзади?

— Да.

— Вы следили за ним, когда наблюдали за домом.

— Именно это-то я и хочу сказать. Я наблюдал за фасадом, и только. Когда рассвело и я смог рассмотреть окрестность, я выбрал такое место, откуда можно было видеть оба выхода, парадный и черный, но я это сделал всего лишь за несколько минут до того, как они вышли.

— Когда Дженис пришла туда, свет горел в обеих квартирах?

— Да.

— Вы не уходили никуда, все время вели наблюдение?

— Да.

— Она могла войти в парадную дверь, а выйти через заднюю, потом возвратиться, воспользовавшись черным ходом, в любой час перед рассветом, не так ли?

— Да, конечно, она могла это сделать.

— Вы думаете, что она именно так и поступила?

Филипп Браунли кивнул.

— Почему вы так уверенно говорите об этом?

— Дженис была в отчаянии. Ее загнали в угол. Она самозванка. Ее должны были разоблачить и отправить в тюрьму.

Мейсон задумчиво произнес:

— Все это мне представляется бессмысленным, ей вроде не нужна была эта смерть.

Филипп нетерпеливо возразил:

— Я вовсе не утверждаю, что вижу в этом какой-то смысл. Я просто рассказываю о том, как все это было.

Мейсон несколько секунд с хмурым видом разглядывал кончик своей сигареты, потом медленно отворил дверцу машины.

— Вы кому-нибудь об этом рассказывали? — спросил он.

— Нет, а нужно?

Мейсон кивнул.

— Да, будет лучше, если вы обо всем расскажете окружному прокурору.

— Каким образом я с ним свяжусь?

— Не беспокойтесь. — Мейсон невесело рассмеялся. — Они сами вас разыщут. — Вышел и захлопнул за собой дверцу машины.

Глава 12

Мейсон с озабоченным видом сидел в комнате для посетителей и рассматривал сквозь металлическую сетку Джулию Брэннер, сидевшую прямо против него.

Надзирательница стояла в углу комнаты с тюремной стороны. Справа от Мейсона за перегородкой, находившейся между Мейсоном и дверью, дежурили два офицера. Сзади располагалась еще одна небольшая комнатушка, в которой хранился буквально целый арсенал всевозможного оружия, дробовиков и слезоточивых бомб.

Мейсон пытался заставить Джулию Брэннер смотреть ему в глаза, но она упорно смотрела в сторону. Наконец он сказал:

— Джулия, посмотрите мне на руку, нет, не на эту, а на другую. Сейчас я ее как бы случайно раскрою, на ладони кое-что лежит. Посмотрите на этот предмет и скажите мне, видели ли вы его раньше?

Мейсон взглянул на надзирательницу, потом краешком глаза проверил, чем заняты полицейские офицеры, и медленно разжал правую руку.

У Джулии Брэннер стал такой вид, будто бы рука адвоката притягивала ее к себе.

С той же медлительностью Мейсон снова сжал кулак и тихонечко стукнул им по столу: со стороны казалось, что он подчеркивает какие-то свои слова.

— Что это? — спросил он.

— Ключ.

— Ваш ключ?

— Что вы имеете в виду?

— Человек по имени Сэкс, частный детектив, собирается официально заявить полиции, что этот ключ дали ему вы.

— Это ложь! Я не знаю никакого Сэкса, и я не…

— Обождите минуточку, не горячитесь, — остановил ее Мейсон. — Не так громко, и возьмите себя в руки. Возможно, вы его не знали под именем Сэкс, ну и, разумеется, у вас и в мыслях не было, что он детектив. Это высокий широкоплечий малый лет сорока двух, глаза у него серые, черты лица правильные. Впрочем, у него были правильные черты лица. — Мейсон усмехнулся. — Сейчас они утратили былую красоту.

— Нет, — ответила Джулия. Она прижала ладонь ко рту.

— Я никогда его не видела, я его не знаю.

— Уберите руку от губ и прекратите запираться. Это ключ от вашей квартиры?

— У меня нет никакой квартиры.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду: квартиру, в которой вы жили вместе со Стеллой Кенвуд.

— Нет, — ответила она едва слышным голосом, — я не думаю, что это тот ключ. Это подтасовка фактов.

— Почему вы послали записку Ренволду Браунли, прося в ней приехать его в порт?

— Я ничего подобного не делала.

— И не пытайтесь говорить такие идиотские вещи! Полиция легко докажет, что вы лжете. Существует водитель такси.

— Я больше ничего не желаю вам говорить! — внезапно заявила Джулия. — Она с негодованием поджала губы. — Раз так вышло, я понесу наказание и…

— Не глупите, Джулия! Я верю вам и пытаюсь помочь. А вот вы ведете со мной нечестную игру. Возможно, мне удастся вытащить вас из этой ямы, в которую вы угодили, но я должен совершенно точно знать, что произошло. В противном случае я уподоблюсь борцу, выходящему на ринг с завязанными глазами. Вам вовсе нет нужды рассказывать об этом всем и каждому, но я обязан знать все до мелочей.

Она покачала головой.

— Я изо всех сил стараюсь помочь вам, в благодарность же вы ставите меня в самое дурацкое положение.

— Откажитесь от моего дела, мистер Мейсон. Отойдите в сторону. Полагаю, что для вас это самое правильное.

— Благодарю за совет, только вы с ним сильно опоздали. Я вместе с вами так глубоко увяз, что теперь один не сумею выбраться, и вы это прекрасно понимаете. Я не знаю, что именно из того, что я слышал, является правдой. Возможно, вы и не намеревались запутать меня. Но сейчас все поздно. Если я сейчас попробую умыть руки и отойти в сторону, меня либо осудят как вашего пособника, либо лишат адвокатского звания, что, как вы понимаете, меня совершенно не устраивает. Мне кажется, вы именно этого и добивались! Так далеко заманить меня, чтобы я не смог отказаться от дела. Естественно, я не мог идти проторенными путями, повел довольно рискованную игру и не сразу осознал, в какой трясине сам оказался. А теперь я должен сначала вытащить вас из нее, только это и спасет меня самого.

Джулия продолжала плотно сжимать губы, глаза у нее были опущены.

— Послушайте, — продолжал Мейсон, — версия такова! Вы нашли человека, который согласился сыграть роль епископа Меллори, в задачу которого входило уговорить меня взяться за данное дело. После этого вы намеревались сорвать большой куш и исчезнуть. Так вот, где-то существует настоящий епископ Меллори. Вы можете быть, а можете и не быть настоящей Джулией Брэннер, Дженис Ситон может быть и может не быть вашей настоящей дочерью, и она может быть, а может и не быть внучкой Ренволда Браунли. В вашем деле есть такие вещи, которые выглядят не очень-то приятно и попахивают весьма отвратительно, а вдобавок произошло еще и убийство, которое надо объяснить…

Джулия прервала его, вскочив на ноги, повернулась к надзирательнице и крикнула:

— Пусть он уходит! Не разрешайте ему разговаривать со мной!

Надзирательница бросилась к ней, один из офицеров выхватил револьвер, оттянул задвижку на двери перегородки и двинулся к Перри Мейсону.

Мейсон хладнокровно опустил ключ себе в карман и поднялся со стула.

— В чем дело? — грозно спросил офицер.

Мейсон пожал плечами.

— Ничего не понимаю. Нервы, по всей вероятности.

Надзирательница увела Джулию из комнаты.


Мейсон нетерпеливо расхаживал взад и вперед по кабинету. Обеспокоенная его видом Делла Стрит сидела засвоим столом, перед ней лежал раскрытый блокнот.

Посвежевший, распаренный Пол Дрейк, только что вернувшийся из турецких бань, развалился в своем любимом кресле. Его простуда исчезла, лишь изредка он чихал.

— Сначала скажи мне, что знаешь ты, — попросил Мейсон детектива, — а потом я расскажу, что стало известно мне.

Дрейк вздохнул.

— Ненормальное дело, Перри, с какой стороны на него ни взглянуть… Я бы хотел, чтобы ты от него отказался. Джулия Брэннер — дрянь. Нет никакого сомнения в том, что старика ухлопала она. К этой истории примешивается масса побочных фактов, но, как мне кажется, от них мало толку, потому что…

— Что за побочные факты?

— Дженис Браунли взяла свою машину из гаража примерно через пять минут после того, как уехал старик, а следом за ней отправился и молодой Браунли. Пара детективов, Виктор Стоктон и Питер Сэкс, занимались данным делом по поручению Дженис Браунли и, возможно, старика, дальше Дженис…

— Подожди минуточку, — прервал его Мейсон, — мы с тобой ломали голову, кто станет наследником доли Джексона Ивса. Разве ты не считаешь, что именно эти два детектива больше всего подходят на эту роль? Ты сам мне говорил, что Ивс заграбастал двадцать пять тысяч долларов за то, что предоставил Ренволду Браунли внучку. Можно не сомневаться, что существовала договоренность о том, что ему причитается определенная доля в том наследстве, которое девушка получит в недалеком будущем.

Дрейк мрачно покачал головой.

— Это ничего тебе не даст, Перри. Допустим, что действительно должен был войти в долю Ивс, а Стоктон и Сэкс унаследовали его «права на наследство». Это тебе не поможет, потому что Джулия Брэннер и сама не смогла найти свою дочь, как не смог найти ее Ивс. Поэтому она решила  сорвать крупный куш, связавшись с бандой аферистов. Окружной прокурор получил от Питера Сэкса, информацию, будто Джулия Брэннер подождала, пока епископ Меллори получит годовой отпуск, когда его трудно будет отыскать, подобрала человека, который, назвавшись епископом Меллори, вступил в контакт с тобой и преподнес тебе трогательную историю Джулии Брэннер. Мейсон, после того, как ты был соответствующим образом обработан, Джулии Брэннер предоставила тебе возможность вытащить для нее из огня все каштаны. Но у нее не хватило терпения спокойно этого дождаться, и она застрелила Браунли, чтобы он не успел составить новое завещание. Не забывай, что она его ненавидела всеми фибрами своей души, кажется, такими словами теперь принято выражать свою ненависть. Лично я считаю, что у этой особы не все дома. Она столько думала о мести, что в конце концов это стало у нее навязчивой идеей, она явно помешалась. Причем в ее возрасте в силу физиологических причин всегда трудно предугадать, в какую форму выльется ее неуравновешенность.

Что касается этих детективов. Из них двоих Сэкс всего лишь недалекий верзила, наделенный большой физической силой, зато Стоктон умен и опасен, как сам дьявол. Ты не должен об этом забывать. Он изворотлив и беспринципен. Сэкс вошел в контакт с Джулией, наговорил ей с три короба вранья о том, что он не человек, а торпеда, способная уничтожить всех и все, что ему будет приказано. Причем так ловко, что все концы будут прочно упрятаны в воду. Джулия проглотила эту приманку, даже не заметив крючка. Я считаю, что сначала Сэкс работал под руководством Джексона Ивса, пытаясь  выяснить у Джулии все то, что ей было известно, а позднее, когда Ивс умер, Сэкс привлек Стоктона к этой афере.

— Одно не понимаю, почему такое доверие к тому, что говорит Пит Сэкс? Почему он не может лгать? — спросил Мейсон. — Если ему и правда светит большой куш из того наследства, которое достанется внучке Браунли, точнее, его мнимой внучке, то не естественно ли предположить, что он из кожи вылезет вон, лишь бы очернить и оболгать Джулию, которая может спутать им все карты.

Дрейк пожал плечами.

— Разумеется, он способен на все, но окружной прокурор считает, что он говорит правду. Возможно, тебе бы и удалось поколебать присяжных в отношении правдивости показаний Сэкса, но надо считаться с тем, что сделает с тобой наш уважаемый окружной прокурор до того, как ты поставишь Сэкса перед жюри!

— Тебе известно что-нибудь о том, куда в ту ночь ездила Дженис Браунли? — спросил Мейсон.

— У нее железное алиби.

— Действительно «железное» или же оно таким кажется?

— Оно выглядит железным, и мне думается, что это действительно так. Виктор Стоктон уже доложил окружному прокурору, что Дженис позвонила ему по телефону о том, что, по ее мнению, дедушка намеревается заключить какую-то сделку с Джулией Брэннер, поэтому она желает с ним, со Стоктоном, немедленно посоветоваться. Стоктон предложил приехать к ней, она ответила, что полностью одета, так что скорее сама доберется до него. Стоктон согласился. Он живет на Пятьдесят второй улице. Я тебе говорил, что это не человек, а настоящая лисица. Когда приехала Дженис, в комнате была жена Стоктона. Этого ему показалось мало. Он прошел к соседям, поднял с постели живущего там нотариуса и заставил его прийти к ним.

— Нотариус все время находился с ними?

— Да.

— В одной комнате с Дженис и Стоктоном?

— Я так понял.

Мейсон покачал головой и сказал:

— Пол, мне это не нравится.

— Еще бы!

— Если епископ Меллори был настоящим…

Его прервала Делла Стрит:

— Шеф, от капитана Йохансона с «Монтери» получена еще одна телеграмма. Он сообщает, что обнаружена пара чемоданов с отметками епископа Меллори, который якобы занимал каюту двести одиннадцать. Но в каюте двести одиннадцать находятся люди, которые совершенно не подходят под описание Вильяма Меллори и клянутся, что они никогда не слышали такого имени. В чемоданах находилось несколько метров бинтов, черная одежда священнослужителя с белым воротником и черные ботинки. Эти чемоданы были принесены в каюту двести одиннадцать вместе с другим багажом, который действительно принадлежал этим пассажирам.

Мейсон выпрямился за своим столом, что-то выстукивая на его крышке кончиками длинных пальцев.

— И это тоже не имеет смысла, — произнес он через несколько минут. — Допустим, что епископ Меллори — обманщик и самозванец. Тогда где же настоящий? С другой стороны, если это был настоящий епископ, тогда для чего потребовалось затевать всю эту историю, а потом таинственно исчезать?

Дрейк пожал плечами.

— У меня есть еще один факт в отношении епископа. Я имею в виду сведения, полученные мною от Джима Поли из отеля «Ригал». Еще до того как епископ Меллори привлек мое внимание и мы стали заниматься его особой, к Меллори приходил посетитель. Его имя Эдгар Кассиди. Поли его знает. Он поднялся к епископу в номер и пробыл там с полчаса.

Мейсон очень заинтересовался.

— Пол, это тот шанс, которого мы столько времени ждем. Человек, знающий епископа, мог бы нам сказать…

— Да нет, не радуйся преждевременно! — прервал его Пол Дрейк. — Ложная тревога. Я сразу же направил своих людей к Кассиди. Он объяснил, что его друг из Сиднея прислал ему письмо о том, что епископ Меллори — замечательный человек, что он собирается заехать в Лос-Анджелес и остановиться в отеле «Ригал». Он попросил Кассиди сделать для епископа все, что в его силах. Кассиди — увлекающийся яхтсмен, у него очаровательная яхта «Атина». На ней он охотится на рыбу-меч. Он решил, что епископу будет интересно вместе с ним выйти в море. Вот он и приехал к нему в «Ригал». Познакомиться. Так что он нам ничем не сумеет помочь. Кассиди сказал, что его приятель предупреждал его, что епископ — отчаянный рыболов, но при встрече с ним Кассиди этого не почувствовал. Его предложение было отвергнуто, епископ даже не был с ним особенно любезен, так что Кассиди ушел от него с неприятным чувством.

— Ты говоришь, что Кассиди — страстный яхтсмен? Узнай-ка, не знает ли Кассиди Викслера. Когда начинаешь задумываться об этом деле, то рассказ Викслера о том, как он под проливным дождем в столь поздний час гулял по побережью, кажется не слишком-то правдоподобным.

Дрейк вытащил из кармана записную книжку, сделал в ней пометку и с готовностью обещал:

— Хорошо, я это сделаю.

— Кстати, как мне кажется, было бы неплохо, если бы Поли не стал ничего рассказывать окружному прокурору или его людям про Кассиди. Я сомневаюсь, чтобы их заинтересовали его показания, потому что все это лишь слухи и личные заключения, но я не хотел бы, чтобы газеты ухватились за эту историю.

Дрейк кивнул.

— Не беспокойся, Перри, об этом я уже успел позаботиться. Поли — мой добрый приятель, ну а немного лести делает его податливым как воск. Каково твое мнение о Филиппе Браунли? Мы так и не выяснили, где он находился в то время, когда было совершено убийство деда. Его машины сегодня утром не было в гараже.

— Я с ним разговаривал, — сказал Мейсон. — Он собирается встретиться с окружным прокурором. Его показания ни в коей мере не могут навредить Дженис Браунли, но я по-прежнему считаю, что с ее алиби дело не совсем чисто. И Стоктону не верю!

— Да. Стоктон не дурак, именно поэтому не связывайся с ним, Перри, до тех пор, пока в этом не будет необходимости.

Мейсон запустил руку к себе в карман и выудил из него ключ, который протянул Дрейку.

— Мне уже пришлось… Я хочу сказать, я с ним уже столкнулся. Я увяз в этой истории по самые уши, Пол. Этот ключ может подходить к квартире в доме двести четырнадцать Вест-Вичвуда. Я хочу, чтобы ты проверил, так ли это. Причем как можно скорее. И сразу же возвращайся к себе в контору, где я смогу связаться с тобой по телефону.

Дрейк подозрительно осмотрел ключ.

— Каким образом ты ухитрился раздобыть ключ от квартиры Джулии Брэннер, Перри?

Делла Стрит ахнула.

— Постойте, шеф, это не тот ли ключ, который…

Увидев предостерегающий взгляд адвоката, она замолчала на полуфразе. Мейсон покачал головой и сказал:

— Я отправляюсь в прокуратуру. Эти чересчур умные детективы хотят что-то мне приписать, и это мне не нравится. Надо внести полную ясность и в этот вопрос.

Дрейк предупредил его:

— Ох, Перри, на мой взгляд, это самое неподходящее время для твоего визита к окружному прокурору.

Адвокат усмехнулся:

— Ты считаешь, что завтра будет более подходящее время?

И он захлопнул за собой дверь.

Глава 13

Гамильтон Бюргер, окружной прокурор, всем своим видом напоминал огромного, неповоротливого медведя. У него были широченные плечи, грудь колесом. Сразу было видно, что человек он решительный и страшно упрямый.

При разговоре он постоянно жестикулировал, и его сильные руки зачастую бывали куда выразительней, чем сами слова.

Он посмотрел через стол на Перри Мейсона и сказал:

— Неожиданное удовольствие.

По его голосу было слышно, что он на самом деле удивлен, но ничуть не обрадован.

Мейсон сказал:

— Я хочу поговорить с вами о деле Джулии Брэннер.

— Что вас интересует?

— Моя собственная позиция.

— Как это?

— Я хочу знать, как вы рассматриваете мои действия в данном деле.

— Не знаю.

— Сегодня мне сказали, что вы собираетесь выдать ордер на мой арест.

Бюргер посмотрел ему прямо в глаза и ответил:

— Думаю, что это так, Перри.

— Когда?

— Не раньше чем я произведу тщательное расследование.

— Какое мне предъявляется обвинение?

— Нападение и побои, похищение имущества и тайный сговор.

— Хотите услышать мои объяснения?

— Вы не должны ничего объяснять, — ответил ему Бюргер. — Я прекрасно осведомлен обо всем, что произошло. Вы установили наблюдение за квартирой Дженис Ситон. Вам хотелось отыскать ее любой ценой. За ней следила также пара детективов. Она появилась у себя в доме и сразу же перебралась в отель. Противная сторона попала туда первой. Вас это не устраивало, вы ворвались к ней и попробовали выбросить оттуда детектива, применив физическую силу. Разбили человеку нос, похитили его вещественные доказательства против Джулии Брэннер, его партнеру пригрозили оружием, а девушку увезли куда-то и спрятали. Возможно, вы и считаете, что любые методы хороши для того, чтобы выиграть дело, но лично я считаю, что это верный способ угодить в тюрьму.

— Хотите услышать как все было на самом деле? — спросил с невозмутимым видом Мейсон.

Бюргер с минуту внимательно разглядывал адвоката, потом сказал:

— Знаете, Перри, я всегда вас очень уважал, но я не сомневался, что в один прекрасный день ваши методы доведут вас до крупных неприятностей. На этот раз вам не удастся выйти сухим из воды. До сих пор вам всегда чертовски везло, постепенно вы перестали считаться со всякими нормами и действуете по-партизански, не боясь возмездия. И вот получилось так, что больше закрывать глаза на ваши безобразия я не имею права. Могу сказать одно — я не собираюсь привлекать вас к ответственности и не буду ничего сообщать в газеты до тех пор, пока не разберусь полностью во всех обстоятельствах дела. Но я не стану скрывать и того, что, по моему мнению, вашей карьере на этом пришел конец, а это настоящий позор для нашего округа.

Мейсон усмехнулся:

— Ничего, зато все мерзавцы и негодяи, которые пока еще не перевелись в нашем округе, вздохнут спокойно, не боясь, что я буду выводить их на чистую воду перед судом.

Гамильтон Бюргер сердито посмотрел на него и чуть повысил голос:

— Вы же прекрасно знаете, что я ужасно боюсь привлечь к ответственности невиновного человека. Я должен быть абсолютно уверен в его вине, прежде чем направить дело в суд. И я прекрасно помню, что на вашем счету множество дел, когда вам удалось раздобыть такие улики, которые помогли уличить преступника и оправдать невиновного. И все же это не дает вам права преступать этические границы. Вы не желаете сидеть в своем офисе и практиковать в качестве защитника, как делают все другие адвокаты. Вы упрямы, сами выезжаете на место преступления, выискиваете какие-то особые улики, подменяя работу детектива, прибегаете к таким методам, которые правильнее назвать если и не противозаконными, то не совсем законными.

— Закончили? — спросил Мейсон.

— Нет. Я даже не начинал.

— В таком случае я вынужден вас прервать, чтобы кое-что сообщить вам.

— Перри, мне кажется, вы забываетесь. Вы должны дослушать. Я не забыл, конечно, что в суде вы выступаете против меня. Несколько раз благодаря вашим стараниям я попадал в весьма дурацкое положение и становился посмешищем в глазах присутствующих. Если бы вы заранее пришли в прокуратуру и сообщили мне о фактах, которые имеются у вас, все выглядело бы иначе. Но вы предпочитаете преподносить сюрпризы мне неожиданно в суде. Что ж, это ваше право. Я за это на вас не в обиде, потому что в конечном счете вы всегда действуете в интересах правосудия.

— Спасибо и на том.

— Теперь обстоятельства сложились не в вашу пользу, и я должен привлечь вас к судебной ответственности. Я исполню свой долг. Не считайте, что я затаил на вас зло и теперь стремлюсь с вами рассчитаться за прежние обиды, ничего подобного. Фактически вы мне очень даже нравитесь, но раньше или позже вы должны были обжечься. Вы из того анекдота про кувшин, который повадился по воду ходить и ему на роду написано там сложить свою голову. Поэтому я хочу, чтобы вы поняли, что я предупреждаю вас совершенно серьезно, что все сказанное вами сейчас может быть использовано против вас. И будет использовано. В нашей беседе нет ничего конфиденциального.

— Ол-райт, — сказал Мейсон, — пара ловких частных детективов заявляется к вам и рассказывает кучу всяких небылиц, вы хватаетесь за все это, даже не дав мне возможности объяснить вам мою позицию. А через некоторое время вы же обвините меня в том, что я не рассказал вам о тех фактах, которыми располагаю!

— Вышло так, — перебил его Бюргер, — что один из этих ловких частных детективов, как вы их окрестили, располагает весьма убедительными материалами, обвиняющими мисс Ситон в преступных замыслах. Он связался со мной по этому поводу и действовал в соответствии с моими указаниями.

— Все это очень хорошо, Бюргер, но вы на собственном опыте должны были бы уже понять, что зачастую подобные материалы, которые в ваших глазах выглядят и убедительными, и достоверными, разлетаются, как мыльные пузыри, во все стороны под напором тех фактов, которыми располагает защита.

— Ладно, излагайте ваши факты.

— Пожалуйста, кое-что я вам действительно расскажу. Вы были правы, утверждая, что я разыскиваю Дженис Ситон, но я ее, к сожалению, не нашел. Я очень хотел ее найти, а также выяснить, кто были те двое людей, которые болтались вокруг ее дома, терпеливо ожидая ее возвращения. Это не были ни ваши, ни мои люди. Я подумал, что они лично не знакомы с Дженис Ситон, располагают всего лишь описанием ее внешности. Самой примечательной ее чертой являются темно-рыжие волосы. Поэтому я попросил Деллу Стрит, мою секретаршу, выкрасить волосы в рыжий цвет, показаться возле квартиры мисс Ситон, выйти из дома с багажом и перебраться в другой отель, где я заранее заказал два номера на одном этаже, чтобы я мог следить за дверью Деллы. Ей я дал указания впустить к себе тех людей, которые к ней явятся, и постараться выяснить, кто они такие и зачем пришли. Если же она увидит, что ей грозит какая-то опасность, она должна была дать мне сигнал свистком. Делла прибыла в отель с чемоданами. Некто Сэкс буквально через пять минут проник к ней в номер под каким-то предлогом. Мы договорились, что Делла оставит дверь открытой. Сэкс запер ее на ключ. Естественно, что я встревожился. Вскоре я услышал странный шум, который был похож на шум борьбы. Я выбил дверь и успел как раз вовремя: помешал Сэксу убить Деллу Стрит. Он пытался задушить ее одеялом. Сэкс выхватил пистолет и направил на меня. Пистолет у него выбили из рук, после чего я ударил его и разбил ему нос.

На лице Бюргера было написано удивление.

— Так это была не Дженис Ситон?

— Это была моя секретарша Делла Стрит.

— Сэкс заявляет, что он располагает множеством данных, уличающих Дженис Ситон в мошенничестве. Он говорит, что стремился вызвать полицию, но она набросилась на него. Что он пытался доставить ее в полицию, но вы помешали ему это сделать.

— Говорить можно все что угодно, в особенности если тебя охотно слушают. Сэкс душил ее самым настоящим образом в тот момент, когда я ворвался в комнату. Это вам о чем-то говорит?

Окружной прокурор кивнул:

— Весьма о многом. Но это не объясняет многое другое.

Мейсон поднялся с места:

— Например?..

— Я вовсе не желаю предварительно знакомить вас с теми материалами, которыми располагает обвинение против миссис Брэннер, но мне точно известно, что Сэкс познакомился с ней давно, отрекомендовался членом одной мошеннической шайки, готовой решительно на все. Джулия Брэннер обещала ему огромное вознаграждение за то, чтобы он убил Браунли. Она дала ему ключ от своей квартиры. Этот ключ является вещественным доказательством. Он подтверждает рассказ Сэкса. Когда вы его избили, вы изъяли все из его карманов. Перри, вы не имели права это делать при любых обстоятельствах. Среди прочего вы забрали и ключ от квартиры Джулии Брэннер. Отдайте его. Он мне нужен.

— У меня сейчас нет ключа.

— Где же он?

— Я предоставлю его вам немного позднее. Скажите, располагаете ли вы чем-то другим, помимо рассказа этих двух детективов, чтобы считать, что вам все «доподлинно известно».

— Да, располагаю. Но когда вы возвратите мне ключ и он окажется не от квартиры Джулии Брэннер, у меня не будет ничего, кроме вашего слова, что это тот ключ, который вы отняли у Сэкса. А ведь Сэкс клянется, что он приходил к Джулии Брэннер где-то около трех часов дня и воспользовался этим ключом, чтобы проникнуть в ее квартиру, с ним был и Виктор Стоктон, который все это подтверждает. И я очень надеюсь, что ключ который вы мне принесете будет от квартиры Джулии Брэннер. В противном случае ваше положение станет еще более щекотливым.

— Зачем Сэкс входил в квартиру Джулии Брэннер?

Бюргер покачал головой:

— Я не намерен знакомить вас с материалами следствия преждевременно. Но я скажу тебе, что я собираюсь сделать, Перри. Я хочу незамедлительно назначить предварительное расследование по делу Брэннер. Если вы желаете сотрудничать со мной, чтобы добиться самого тщательного и объективного разбора всех обстоятельств данной истории, вы можете присутствовать в суде завтра в десять часов утра, мы начнем допрос свидетелей. Если вы это сделаете, я не буду применять никаких санкций против вас или распоряжаться в отношении ордера на ваш арест до окончания расследования. Надеюсь, мне станет больше известно об истинной позиции всех, проходящих по делу.

— Зачем вы так торопите события? — с возмущением спросил Мейсон. — Я имею право потребовать куда больше времени для расследования.

Бюргер молча пожал плечами.

— Должен ли я понять, — не скрывая возмущения, продолжал Мейсон, — что, если я не соглашусь с началом предварительного слушания дела завтра утром, вы потребуете моего ареста?

— Нет, — ответил Бюргер, — я не хочу, чтобы вы это расценивали таким образом. Я вовсе не стараюсь нажать на вас. Нет, это не в моих правилах. Я просто говорю вам, что хочу как можно скрупулезнее расследовать все обстоятельства данного дела до того, как такой ордер будет выдан. Я предлагаю вам участвовать в проведении объективного расследования. Если вы не желаете воспользоваться моим предложением, я проведу расследование самостоятельно.

— И незамедлительно заполните требование на получение ордера на мой арест?

— Нет, это будет целиком зависеть от результатов расследования, — с непроницаемым видом ответил Бюргер.

Мейсон внимательно посмотрел на окружного прокурора и с горечью заключил:

— Ничего не скажешь, честно вы со мной поступаете. Появляется пара частных детективов, о которых вы никогда прежде не слышали, рассказывают вам всякие небылицы про меня, потому что они кровно заинтересованы в том, чтобы отстранить меня от участия в данном процессе, и вы заглатываете эту приманку, уверяя, что действуете исключительно в интересах правосудия. Я говорю вам о том, что этот негодяй пытался задушить Деллу, будучи уверенным, что это мисс Ситон. Вы совершенно равнодушно обещаете «провести разбирательство», даже не задумываясь над тем, почему он пытался ее убить. Вас куда больше взволновал рассказанный вам инцидент о разбитом носе этого самого Сэкса, чем то, что мисс Стрит едва не погибла от руки вашего «основного свидетеля».

Бюргер слегка вспыхнул, но ответил вполне хладнокровно:

— В вашей интерпретации это звучит весьма неприглядно, но вы необъективны.

— Теперь уже я «необъективен»!

— Все дело в том, что, напав на Сэкса, вы отняли у него вещественные доказательства, обличающие вашу клиентку, с помощью которых я рассчитывал добиться ее признания. Конечно, это могло быть всего лишь совпадением, но факт остается фактом, что эти детективы располагали такими вещественными доказательствами, которые ставили мисс Ситон в затруднительное положение. Вы столкнулись с ними, разбили одному из них нос и забрали у него эти вещи. Не стоит просить меня, чтобы я поверил вам на слово, что вы действовали непреднамеренно.

— Оригинально же вы рассуждаете, советник! — Мейсон вышел из себя. — Два незнакомых вам типа заявляют, что у них имеются вещественные доказательства против Джулии Брэннер. Вы, ничего не проверяя, тут же заявляете, что так оно и есть. А если хорошенько вдуматься, разве подобный ключ можно считать настоящей уликой, а? Раздобыть ключ от любой квартиры, что может быть проще? Дайте мне двадцать четыре часа, и я раздобуду вам ключ от вашей собственной квартиры.

Бюргер поджал губы.

— Вы передергиваете факты, Перри. Возможно, что ключ сам по себе ничего не доказывает, если бы он оценивался сам по себе. Но ведь это не так. Ключ просто является одним из звеньев в цепи доказательств о намерении вашей клиентки убить человека. Вы можете сколько угодно кричать о том, что ключ — слабое доказательство вины Джулии Брэннер, но это вовсе не объясняет, почему вы напали на моего свидетеля и отобрали у него ключ. Ваш поступок заставляет меня предположить, что вы посчитали данный ключ настолько важным, что не побоялись применить физическую силу и…

— Я уже слышал вашу версию, — прервал его Мейсон, — сколько бы вы ни твердили мне о своей беспристрастности, я убежден в том, что вы ухватились за показания этих проходимцев, чтобы отомстить мне за свои прошлые промахи. И теперь идете напролом и не даете мне возможности опровергнуть обвинение авантюристов.

— Вы снова все передергиваете! — загремел выведенный из себя Бюргер. — Я сразу же сказал вам, что намерен провести объективное расследование и, пока не приду к определенному решению, ничего не стану предпринимать. Эти люди настаивают на вашем аресте…

— …потому что видят во мне опасного противника.

Бюргер сделал вид, что не слышит слов Мейсона.

— Я не сомневаюсь, что в газеты попадет история о том, как вы избили одного из них, пригрозили оружием второму и отняли у него материалы, которые присяжные заседатели могли бы посчитать исключительно важными.

Мейсон усмехнулся:

— В газеты может попасть и другой материал. О том, как один легковерный окружной прокурор развесил уши и…

— Довольно! — Гамильтон Бюргер протестующе встал. — Я уже сказал вам, что собираюсь сделать, и я выполню свое намерение. Мое решение окончательное. Вы можете принять мое предложение или нет, воля ваша.

Мейсон отодвинул назад свой стул, встал и сказал:

— Разрешите мне позвонить вам по телефону немного позднее?

— Я считаю, что мы можем сейчас принять решение по данному вопросу.

— Я позвоню вам в течение десяти минут.

— Хорошо.

Мейсон не протянул ему руки на прощание. Он поспешно вышел из кабинета, вошел в будку телефона-автомата, находящуюся в холле, и позвонил в контору Пола Дрейка.

Услышав голос Пола, он спросил:

— Проверил ключ?

— Да. Подходит.

— Ты уверен?

— Полностью. Как это отразится на тебе, Перри?

— Не знаю, Пол. Эти мерзавцы загипнотизировали Бюргера. Ключ от квартиры Джулии Брэннер был вещественным доказательством против нее. Весьма слабое доказательство, пока он не оказался у меня в руках. Теперь же он приобрел колоссальное значение, и кто мне поверит, что я понятия не имел, что это за ключ. Ладно, увидимся.

Он опустил трубку, вернулся назад в кабинет прокурора и сказал секретарше:

— Пожалуйста, передайте мистеру Бюргеру, что адвокат Перри Мейсон согласен провести предварительное слушание дела Джулии Брэннер завтра в десять часов утра. Мы против всякого бюрократизма и волокиты.

Глава 14

Судья Нокс кивнул Джорджу Шумейкеру, одному из наиболее искусных в проведении судебных заседаний помощников окружного прокурора:

— Можете начинать допрос свидетелей по делу «Народ против Джулии Брэннер». Имейте ввиду, что свидетели будут допрашиваться только с согласия защиты и она имеет право отложить на некоторое время любой вопрос.

— Все ясно. — Сказал Шумейкер и распорядился:

— Вызовите Карла Смита.

Вперед выступил коренастый мужчина в форме водителя такси, с глупым видом поднял вверх руки, смутился, опустил их по швам. Его привели к присяге, после чего он поднялся на место для свидетелей.

— Ваше имя Карл Смит, вы работаете в настоящее время водителем такси и были на линии пятого числа этого месяца?

— Да.

— Знаете ли вы обвиняемую Джулию Брэннер?

Шофер посмотрел на Джулию Брэннер, которая сидела с поджатыми губами совершенно неподвижно чуть позади Перри Мейсона.

— Да.

— Когда вы увидели ее впервые?

— Пятого числа примерно в час ночи. Она по телефону вызвала такси, на вызов отправили меня. Она вручила мне письмо, адресованное Ренволду К. Браунли, и велела доставить его в особняк Браунли. Я тогда сказал ей, что время слишком позднее для таких поручений, но она ответила, что все ол-райт, мистер Браунли будет рад получить ее записку.

— Что-нибудь еще?

— Больше она ничего не говорила. Я взял письмо. Когда я позвонил в звонок у парадного входа особняка Браунли, дверь мне открыл молодой человек. Я отдал ему письмо. Он сказал, что сразу же передаст его мистеру Браунли. Я спросил, кто он такой, и он ответил…

— Минуточку, — прервал его Мейсон, — я возражаю против пересказа разговора между этими двумя людьми на том основании, что он не имеет прямого отношения к разбираемому делу.

— Возражение принято, — сказал судья.

Шумейкер с победоносной улыбкой повернулся лицом к залу и произнес:

— Если Филипп Браунли находится в зале, просим его подняться.

Филипп Браунли в синем саржевом костюме выглядел бледным и изможденным.

— Видели ли вы когда-нибудь этого человека? — обратился Шумейкер к шоферу.

— Да. Это тот человек, которому я отдал письмо, — ответил таксист.

— Это все.

Мейсон махнул рукой:

— Вопросов не имею.

— Филипп Браунли, будьте любезны подняться на место для свидетелей.

Молодой человек выступил вперед и был приведен к присяге.

— Вы знакомы с Карлом Смитом, свидетелем, который только что давал показания?

— Да.

— Видели ли вы его ночью пятого числа?

— Да.

— Передал ли он вам что-нибудь?

— Да.

— Что именно?

— Письмо, адресованное моему деду мистеру Ренволду К. Браунли.

— Что вы с ним сделали?

— Немедленно отнес его дедушке.

— Он уже спал?

— Он лежал и читал в постели. Это было его привычкой.

— Распечатал ли он письмо в вашем присутствии?

— Да.

— Вы сами видели письмо?

— Я его не читал, но дедушка мне сказал, что в нем написано.

— Что же он вам сказал?

Мейсон покачал головой:

— Ваша честь, я возражаю на том основании, что это не настоящее доказательство, а всего лишь пересказ чужих слов.

Судья Нокс согласился:

— Я поддерживаю возражение защиты.

— Что, — хмурясь, спросил Шумейкер, — ваш дед сделал или сказал сразу же после получения письма?

— Возражаю на том же основании, — заявил Мейсон.

— Я не приму никаких заявлений в отношении того, что было написано, — вынес решение судья Нокс, — но я приму любые заявления, которые помогут понять, что мистер Ренволд К. Браунли намеревался сделать или куда он собирался поехать.

Филипп Браунли сказал тихим голосом:

— Дедушка сказал, что ему необходимо немедленно поехать в Лос-Анджелесскую гавань для встречи с Джулией Брэннер. Из его слов я понял, что их встреча должна состояться на борту его яхты.

— Сказал ли он что-нибудь еще? — спросил Шумейкер.

— Да, он сказал, что эта чертовка долгие годы держала у себя часы его сына, а теперь она намеревается с ними расстаться.

Мейсон поднялся.

— Возражаю против данного показания: оно является пересказом чужих слов, не имеет прямого отношения к разбираемому делу. Но в то же время является попыткой рассказать содержание письменного документа.

— Возражение принято. Последняя часть будет вычеркнута из протокола.

— Что сделал ваш дед? — спросил Шумейкер.

— Он оделся, пошел к своей машине и выехал из гаража приблизительно в два часа ночи.

— Вы знакомы с мистером Мейсоном, адвокатом, который представляет обвиняемую?

— Да.

— Видели ли вы его в тот самый вечер, точнее, вечером четвертого числа?

— Да, приблизительно в одиннадцать часов, между одиннадцатью и двенадцатью.

— Вы с ним разговаривали?

— Да.

— Обсуждал ли он с вами завещание вашего деда?

— В известном смысле да.

Мейсон заявил:

— Ваша честь, я возражаю против попытки запротоколировать данный разговор до того, как был доказан состав преступления.

Шумейкер стал объяснять:

— Ваша честь, в данный момент я не намерен углубляться в детали этого разговора. Позднее я собираюсь доказать, что Перри Мейсон узнал вечером четвертого числа, что Ренволд Браунли намеревается утром пятого числа составить документ, по которому большая часть его состояния передается его внучке Дженис Браунли, что Мейсон передал эту информацию своей клиентке, и именно это и явилось мотивом для убийства. Однако я сейчас не вхожу во все подробности. Вы можете приступить к перекрестному допросу, мистер Мейсон.

Мейсон повернулся к Филиппу Браунли.

— Вы ожидали меня, когда я вышел из дома вашего деда?

— Да.

— Сколько времени вы меня ожидали?

— Всего несколько минут.

— Вы знали, когда я вышел из комнаты, в которой состоялась наша беседа с мистером Браунли, и пошел к своей машине, не так ли?

— Да, я слышал, как вы вышли из комнаты.

— И тогда вы выскочили из дома и стали поджидать меня на подъездной дороге, это верно?

— Да.

— Но ваша одежда промокла насквозь. Шел сильный дождь, но не настолько сильный, чтобы за несколько минут промочить вашу одежду насквозь. Где вы меня ожидали? Каким образом вы это объясните?

Филипп Браунли опустил голову и ничего не сказал.

— Отвечайте на вопрос! — приказал судья.

— Мне нечего сказать, — заявил Филипп Браунли.

— Разве не правда, — продолжал Мейсон, — что вы стояли продолжительное время под дождем до того, как я вышел из дома? Разве не факт, что вы могли расслышать многое, если не все, из того, что было сказано во время моего разговора с вашим дедом? Разве вы не подслушивали под одним из окон гостиной?

Браунли заколебался.

— Отвечайте на вопрос! — сказал Мейсон. — И не вздумайте лгать!

— Да, — очень тихо ответил Браунли. — Я действительно стоял под окном библиотеки и старался услышать, о чем у вас идет речь. Все мне не удалось услышать, но кое-что я разобрал.

— Таким образом, вы знали, что ваш дед намеревается составить утром эти документы, по которым большая часть его состояния переходит в руки девушки, которая живет в его доме как Дженис Браунли?

— Да, — подтвердил Филипп Браунли.

— Таким образом, раз уж речь зашла о мотивах, у вас тоже имелся мотив убить своего деда. Иными словами, его смерть была вам выгодна. Раз он умер до того, как официальное завещание было оформлено, вы наследуете половину состояния деда, конечно, при условии, что Дженис Браунли является подлинной внучкой Ренволда Браунли. А если можно было бы доказать, что она вовсе не его внучка, тогда к вам бы перешло все его состояние. Это верно?

Шумейкер вскочил с места.

— Ваша честь, — закричал он, — я возражаю! Вопрос спорный, не относящийся к делу. Это неправильный перекрестный допрос. Требует у свидетеля его выводов по юридической части.

— Я задал этот вопрос только для того, — сказал Мейсон, — чтобы доказать пристрастность свидетеля.

— Мне думается, — сказал судья Нокс, — что в такой форме вопрос защитника является спорным, поскольку он действительно требует выводов от свидетеля. Если вы желаете все это доказать, вам придется спросить у свидетеля, что именно из разговора было им услышано, выводы же предоставьте сделать суду.

Мейсон пожал плечами и ответил:

— У меня нет больше вопросов к свидетелю.

Шумейкер поколебался, видимо не зная, стоит ли ему еще о чем-то спросить Филиппа Браунли и не даст ли это повод Мейсону возобновить перекрестный допрос, покачал головой и объявил:

— Свидетель может вернуться на место. Вызовите Гордона Викслера.

Гордон Викслер, человек лет сорока пяти, с костлявым лицом, одетый в серый рабочий костюм, поднялся на место для свидетелей и показал, что его зовут Гордоном Викслером, что он яхтсмен, владелец яхты «Решительная», в ту ночь плавал в Каталину на своей яхте. Вернулся оттуда под проливным дождем и позвонил из клуба своему слуге-филиппинцу, чтобы тот встретил его на машине. После этого он занялся всякими делами, связанными с швартовкой яхты и установкой ее на якоре, чтобы на следующий день без задержки она была полностью готова к выходу в открытое море. Слуга-филиппинец так и не появился, хотя он прождал его больше часа. В это время до него долетел гул автомобильного мотора в районе здания клуба. Он пошел туда проверить, за ним ли пришла машина, решив, что слуга мог сбиться с пути при такой скверной видимости и если учесть, что до этого он всего лишь раз был в яхт-клубе.

Викслер пошел навстречу свету фар автомобиля. Ему бросилось в глаза, что машина едет очень медленно. И тут какая-то женщина, одетая в белый плащ, вышла из тени дома сбоку от дороги, машина остановилась. Женщина поднялась на подножку, о чем-то поговорила с водителем, соскочила на землю, а машина поехала все так же медленно дальше по дороге и почти достигла того места, где в это время находился сам Викслер, свернула в боковую улочку, ведущую к параллельной дороге, чуть ускорила ход и, описав круг, вернулась назад. Машина была почти у того места, где останавливалась, когда из тени вновь возникла женская фигура в белом плаще и вскочила на подножку автомобиля. К этому времени Викслер уже не сомневался, что его слуга-филиппинец по какой-то причине за ним не приехал, поэтому он решил попросить владельца неизвестной машины довезти его хотя бы до ближайшей стоянки такси. Викслер ускорил шаги, точнее, побежал к автомобилю. И в этот момент увидел несколько вспышек и услышал звуки пистолетных выстрелов. Ему показалось, что их было пять, но, возможно, и шесть. Женщина в белом плаще соскочила с подножки и побежала в боковую улицу.

Автомобиль марки «шевроле», стоящий на перекрестке дорог, сорвался с места и умчался на огромной скорости прочь. Викслер подбежал к машине в которую стреляли. Голова и левая рука водителя свесились в открытое окно машины. Кровь из ран стекала по дверце, собираясь в лужицу на левой подножке. Викслер узнал его. Это был Ренволд К. Браунли. Он был мертв. Викслер встречался с Браунли несколько раз, так что ошибка в этом отношении исключается.

Далее Викслер показал, что он страшно перепугался и растерялся, побежал по дождю, не соображая, что делает.

Неожиданно он наткнулся на машину, за рулем которой сидел человек, которого он не знал. Позднее он выяснил, что это Гарри Каултер, частный детектив. Вместе с ним Викслер стал искать машину Браунли, но они так и не смогли ее найти. Они позвонили в полицию. Вскоре в порт прибыла полиция и продолжила поиски. По мнению Викслера, стрельба происходила примерно в два часа сорок пять минут. В полицию он позвонил где-то в три десять или три пятнадцать минут.

Шумейкер предоставил свидетеля Мейсону для перекрестного допроса.

— Вы были страшно перепуганы? — спросил адвокат.

— Да, сэр. Ужасно. Все произошло так неожиданно, что я совершенно растерялся.

— Почему вы не сели в машину Браунли и не отвезли его в ближайшую больницу?

— Откровенно признаться, я даже об этом не подумал. Когда я увидел, как из дверцы вывешивается рука и голова человека, и узнал в нем Ренволда Браунли, я буквально утратил способность соображать. Теперь-то мне ясно, что я должен был сделать.

— Вы были сильно расстроены и растеряны уже до того, как узнали Браунли, не так ли? Тот факт, что женщина в светлом плаще чуть ли не у вас на глазах выпускает в упор несколько пуль в водителя машины, вывел вас из равновесия?

— Да, сэр, естественно. Неужели вас это удивляет?

— Нет, это вполне естественная реакция.

Мейсон сцепил кончики пальцев и уставился на них.

— Дождь шел? — спросил он.

— Да.

— Сильный?

— Ну, это уже был не такой страшный ливень, как незадолго до этого. Дождь ослабел, но совсем не прекращался ни на минуту.

— Все это произошло неподалеку от яхт-клуба, членом которого вы являетесь?

— Да.

— Территория клуба отделена от шоссе забором?

— Да.

— Уличные фонари имеются?

— Нет.

— Луна светила?

— Нет, сэр, шел дождь.

— И звезд не было видно?

— Нет, сэр. Я понимаю, куда вы клоните, мистер Мейсон. Света было достаточно, чтобы я мог разглядеть то, о чем здесь рассказывают.

— Каков источник света?

— Перед зданием яхт-клуба стоит мачта, на которой установлено прожекторное освещение причалов и места для стоянки автомобилей членов яхт-клуба.

— На каком расстоянии находятся прожекторы от того места, где произошло убийство Ренволда Браунли?

— В трехстах или четырехстах футах.

— Так что дорога была ярко освещена?

— Нет, сэр, я этого не говорил.

— Но все же дорога освещена?

— Да, кое-какой свет имеется.

— Достаточный, чтобы вы могли отчетливо рассмотреть все предметы?

— Поймите, мистер Мейсон, — вдруг довольно враждебно заговорил Викслер, как это случается с людьми, которых заранее предупреждают, чтобы они отвечали осторожно, стараясь избежать многочисленных ловушек, — на этой женщине был белый плащ, который сделал ее весьма заметной, как только она вышла из тени. На дороге было темно, это верно, но, когда женщина поднялась на подножку автомашины, освещения оказалось вполне достаточно, чтобы я разглядел ее очертания. Разумеется, я не мог разглядеть ее лица и не берусь ее опознать, но что я видел, то я видел.

— Таким образом, — все так же спокойно продолжал Мейсон, — ваша идентификация преступницы основывается на том факте, что она была в белом плаще, не так ли?

— Да.

— Откуда вы знаете, что плащ был белым?

— Я видел его.

— Не мог ли он быть светло-розовым? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Или чуть голубоватым?

— Нет.

— Нет?

Мейсон внезапно поднял глаза от кончиков своих пальцев, чтобы внимательно посмотреть в глаза свидетелю.

— Можете ли вы присягнуть, что плащ не был светло-желтым?

Свидетель колебался, потом сказал:

— Нет, плащ не был светло-желтым.

— В нем не было никакой желтизны?

— Никакой, сэр.

Мейсон медленно произнес:

— Вы понимаете, что имеется разница между чисто-белым, желтоватым и кремоватым?

— Да, сэр, конечно.

— И иной раз даже при дневном свете трудно отличить один от другого?

— Не для меня. Если я вижу настоящий белый, я его сразу узнаю. На женщине был белый плащ.

— Например, этот кусочек картона, — спросил Мейсон, вытягивая из кармана небольшой прямоугольничек, — он белый или желтый, на ваш взгляд?

— Белый.

Тогда Мейсон вытащил второй прямоугольничек из другого кармана, на этот раз снежно-белого цвета, приставил его к первому и спросил:

— Ну, а этот?

По залу пробежало хихиканье.

Викслер поспешил заявить:

— Это было ошибкой с моей стороны, мистер Мейсон. Первый кусочек картона был с желтизной. Он мне показался белым, потому что вы держали его на фоне своего черного костюма.

Мейсон заметил как бы мимоходом стаким видом, как будто старался помочь свидетелю внести ясность в его показания:

— И если плащ, о котором идет у нас речь, вы бы увидели на фоне чисто-белой стены, это помогло бы вам заметить в нем примесь желтизны точно так, как эта белая карточка помогла вам точно установить окраску первой, не так ли?

— Вероятно, — поддакнул Викслер, утратив на секунду осторожность. Впрочем, он сразу же спохватился, опустил глаза и отчаянно затряс головой: — Нет, сэр. То есть мне кажется, что был белый плащ.

— Но он мог быть и слегка желтым? — спросил Мейсон. Он помахал двумя картонками, которые высоко поднял над головой, чтобы напомнить свидетелю о его недавней ошибке.

Викслер беспомощно посмотрел на помощника окружного прокурора, на настороженные, лишенные сочувствия лица присутствующих в зале, низко опустил голову и пробормотал еле слышным голосом нерадивого ученика:

— Да, этот плащ мог быть светло-желтого цвета.

Мейсон медленно поднялся на ноги, всем своим видом показывая, что вот теперь начинается основной допрос. Впившись глазами в смущенного свидетеля, он спросил:

— Откуда вы знаете, что Браунли был мертв?

— Я это понял, взглянув на него.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— Да, сэр.

— Но ведь вы были в это время страшно напуганы?

— Ну и что же?

— Вы едва соображали, что делаете?

— Э… да.

— Вы пощупали пульс Браунли?

— Нет, сэр.

— А видеть вы его могли лишь при отраженном свете фар автомобиля?

— Да, сэр.

— Вы когда-нибудь изучали медицину?

— Нет, сэр.

— Сколько мертвых людей вы повидали за свою жизнь? Имеется в виду до того, как они были уложены в гроб?

Поколебавшись, Викслер ответил:

— Четверых.

— Кто-нибудь из них умер насильственной смертью?

— Нет, сэр.

— Таким образом, это была ваша первая встреча с человеком, в которого стреляли из пистолета?

— Да, сэр.

— И, однако же, вы присягаете, что этот человек был мертв, хотя вы даже не попытались проверить, так ли это на самом деле?

— Ну, если он и не был мертв, то определенно умирал. Кровь хлестала из всех ран.

— Так, так, возможно, умирал, а вовсе не умер?

— Допускаю.

— И, объявляя, что он «умирал», вы не основываете свои заявления ни на каких специальных медицинских познаниях, ни на прошлом опыте общения с людьми, умирающими от огнестрельных ранений?

— Для этого не надо обладать какими-то особыми познаниями!

— Неужели? Скажите, в вашем присутствии хотя бы один человек умер от огнестрельных ран?

— Нет, сэр.

— Полагаю, вам доводилось слышать о том, что иногда люди, получившие серьезные ранения, поправляются и даже не остаются калеками?

— Ну да, я слышал о таких вещах.

— Скажите, вы и теперь намереваетесь присягнуть, что этот человек умирал?

— Понимаете, я подумал, что он умирает.

— Скажите, как бы вы отнеслись к врачу, который бросил бы один-единственный взгляд на раненого человека при тусклом свете автомобильных фар, затем отвернулся от него и заявил, что этот человек или уже умер, или умирает, так что ему уже ничем не поможешь?

Викслер опустил голову.

— Вам бы понравился такой врач?

— Нет, сэр.

— Очевидно, вы ожидали бы, что вызванный вами врач пощупает пульс раненого, выслушает его сердце стетоскопом, поднесет на худой конец зеркальце к его губам. Ну и так далее?

— Да, сэр.

— Однако вы, увидев впервые человека, получившего пулевые ранения, берете на себя смелость сразу утверждать то, для чего опытному врачу, видавшему на своем веку множество аналогичных случаев, нужно произвести тщательную проверку. Почему вы так уверены в непогрешимости своих выводов?

— Нет, сэр, я в этом совершенно не уверен.

— Иными словами, вы не знаете, действительно ли этот человек умер?

— Не знаю.

— Или умирал?

— Я только знаю, что в него стреляли.

— Совершенно верно, — согласился Мейсон, — и это единственное, что вам известно?

— Понимаете, он свесился бесформенной неподвижной массой на сиденье, вся голова и одежда у него были в крови, вот я и подумал, что он…

— Теперь только в этом вы и можете присягнуть. Вы слышали звук выстрелов, подбежали к машине, увидели окровавленного человека, остальное вам неизвестно.

— Да, так все и было.

— Вы не знаете наверняка, умер ли он или нет?

— Не знаю.

— Знаете ли вы, что он умирал?

— Не знаю.

— Вы даже не можете сказать, каков был характер полученных им ран, то есть были ли они поверхностными или проникающими, с повреждением внутренних органов или нет?

— Нет, откуда мне знать? Я ведь его не осматривал.

— У меня больше нет вопросов, — сказал Мейсон.

— У меня тоже, — сказал Шумейкер после недолгого раздумья.

— Вызывайте следующего свидетеля, — распорядился судья Нокс.

Шумейкер вызвал полицейского офицера, который поехал по телефонному вызову в порт.

Было подробно рассказано о том, как производились поиски на всей территории, как машина Браунли не была обнаружена и как, наконец, обнаружили кровавые следы на асфальте, которые привели их на набережную. О том, как нашли автомобиль в заливе и подняли наверх. Это действительно был автомобиль Ренволда К. Браунли. Что он был включен на малую скорость, что ручной дроссель был открыт; проведенные позднее эксперименты показали, что в этом случае он мог передвигаться со скоростью 12,8 мили в час. О том, что на полу машины были найдены кольт тридцать второго калибра и несколько пустых гильз. Что из внутренней обшивки машины были извлечены две пули, одна из которых совершенно определенно не попала в жертву, на второй же имеются следы человеческой крови.

После этого судья Нокс объявил, что время показывает половину первого, что пора сделать перерыв, судебное заседание будет возобновлено в два часа.

Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк отправились перекусить в маленький ресторанчик на Норд-Бродвее, где, как они знали, им удастся получить отдельную кабинку.

— Каково твое мнение, Пол? — спросил Мейсон.

— Насколько я понял, ты собираешься дать бой по вопросу о составе преступления?

— Да, я с самого начала делал на это ставку, надеясь, что это у меня получится, но я не был уверен, что Викслер мне подыграет. Я очень боялся, что он упрется на том, что Браунли был мертв. Ну а теперь, я надеюсь, мне удастся кое-чего добиться в этом деле. Хотя бы отсрочки.

Дрейк кивнул.

— Я восхищался тем, как ты здорово ведешь перекрестный допрос, Перри. Под конец Викслер настолько перетрусил, что Шумейкер не осмелился задать ему дополнительные вопросы.

— Не будет ли защита абсолютно технической? — спросила Делла Стрит. — Вернее, теоретической?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты совершенно права, вся моя защита будет основана на положениях существующего закона. Однако ничего противозаконного в этом нет. Многих людей вешали за якобы совершенное ими убийство на основании косвенных улик. Позднее выяснялось, что предполагаемая жертва их преступления живет и здравствует, на ее жизнь никто и не покушался. Именно это и послужило основанием для введения некоторых дополнительных статей в законе, касающихся состава преступления. Состав преступления, или, по-латыни, корпус деликти, означает, что должен быть труп жертвы, как говорится «нет тела нет дела». Для того чтобы предъявить обвинение в убийстве, прокурор должен доказать, что в результате противозаконных действий Джулии Брэннер наступила смерть Ренволда Браунли, что именно она его убила. Как я понимаю, обвинение вознамерилось перешагнуть через барьер состава преступления, основываясь целиком на показаниях Викслера о том, что Браунли был мертв. Фактически же они не в состоянии доказать факт его смерти. И если только они не поостерегутся, я подловлю их.

— Что вы имеете в виду? — допытывалась Делла Стрит. 

— Понимаешь, это какое-то на редкость бестолковое преступление. — Женщина, кто бы она ни была, выпускает несколько пуль из автоматического пистолета, после чего удирает. Далее, свидетели показывают, что она скрылась в своей собственной машине, идущей на огромной скорости. Кто-то отправил машину Браунли в залив. Этот «кто-то» не может быть человеком, стрелявшим в Ренволда. Понимаешь, этого не могла сделать женщина в белом плаще, потому что свидетель обвинения совершенно четко показывает, что женщина побежала с места преступления со всех ног, стараясь как можно скорее оказаться вне опасности. Не верится, чтобы у нее был сообщник, притаившийся где-то неподалеку, пока она стреляла, чтобы позднее выйти из укрытия и довести машину до воды. Ты сама понимаешь, насколько это опасно. Единственное другое объяснение заключается в том, что, когда Викслер заглянул в машину, Браунли был без сознания, но через несколько минут он немного пришел в себя. Ему удалось включить мотор, но двигался он практически вслепую под проливным дождем, запутался в переплетении поворотов и свалился через край причала.

Дрейк внимательно слушал Мейсона.

— Дальше. Если будет выяснено после того, как найдут тело Браунли, что он утонул, уже никого не будет интересовать то, что он мог бы погибнуть от кровотечения вследствие пулевых ранений через тридцать минут или через тридцать секунд после того, как свалился в воду. Ну, а тот факт, что он утонул, что именно это явилось окончательной причиной его смерти, а вовсе не огнестрельные раны, какими бы серьезными они ни были, означает, что Джулия Брэннер не может быть осуждена за убийство. Это вопрос теории, как выразилась ты, Делла, но он в свое время был узаконен.

Делла Стрит, неподвижно сидевшая над своей кофейной чашкой, сказала с хмурым видом:

— Послушайте, шеф, во всех ваших прошлых процессах вы защищали невиновных людей, несправедливо заподозренных в тех или иных преступлениях. Вам удавалось добиться эффектного конца, доказав, что версии обвинения в корне неправильны и основаны на неверных предположениях. Присутствовавшие в зале зрители были на вашей стороне. В настоящее время вы пользуетесь вполне заслуженной репутацией самого честного адвоката и превосходного детектива. Но в ту минуту, когда вы прибегнете к стандартной практике рядового защитника по уголовным делам, вы настроите против себя общественность. Если вы с большим искусством добьетесь освобождения Джулии Брэннер, прибегнув вот к таким техническим уловкам, у всех сложится мнение, что вы заинтересованы, если не выразиться больше, в этом убийстве. Вы потеряете всеобщее уважение.

Мейсон тяжело вздохнул:

— По-моему, Делла, ты не поняла самой простой вещи: на этот раз я фактически спасаю собственную шкуру. Тебе бы давно следовало это понять. Во всех прошлых делах лично ко мне никто не мог придраться. На этот раз я увяз по самое горло. Я не сомневаюсь, что на место для свидетелей вызовут Пита Сэкса. Он покажет под присягой, что Джулия Брэннер поручила ему убить Ренволда Браунли и дала ему ключ от квартиры, после чего заявит, что я подстроил ему ловушку и отнял у него ключ. Ты представляешь, какое это произведет впечатление! Ключ вообще не имел бы никакого значения, если бы случайно я не забрал его себе, но после того, как он оказался у меня, прокурор считает его самым важным вещественным доказательством в данном деле. И окружной прокурор наверняка постарается это подчеркнуть, чтобы коллегия адвокатов сделала соответствующие выводы. Как бы Гамильтон Бюргер ни клялся в своем беспристрастии, я-то понимаю, что давно являюсь в его глазах врагом номер один, которого надо убрать с дороги любой ценой.

— Ну а если вы обыграете этот вопрос с составом преступления, разве они не вызовут Сэкса для дачи показаний? — спросила Делла.

— В том-то и дело, что нет. Именно по этим соображениям я избрал такой метод защиты. Если мне удастся приостановить дело из-за отсутствия состава преступления, я временно вызволю Джулию Брэннер. Дело будет отложено, пока не найдут труп Браунли. Сэкс так и не получит возможности выступить со своей историей, ну а ключ потеряет важное значение. Когда же тело будет найдено, я не сомневаюсь, что мне удастся доказать, что Браунли фактически утонул, а не умер от ран. И если после этого окружной прокурор попытается привлечь меня к ответственности, это будет выглядеть как попытка отомстить мне за очередное поражение. Нет, Делла, как говорится, не до жиру, быть бы живу, я должен любой ценой побить их по вопросу состава преступления. Ну а после того как будет одержана эта временная победа, у нас появится дополнительное время, чтобы раздобыть недостающую в деле информацию, которая поможет нам сделать следующий шаг.

Пол Дрейк согласно кивнул.

— Я приостановил остальную работу, все мои агенты брошены на данное дело, но, к сожалению, пока не удалось найти решительно ничего такого, что можно было бы использовать. Я проследил Меллори с того момента, как он выехал пароходом из Сан-Франциско, и до его появления в Лос-Анджелесе. В Сан-Франциско он останавливался в «Палас-отеле», прибыл туда непосредственно с парохода, и, если верить показаниям служанки отеля, это именно тот человек, с которым ты вел переговоры, Перри.

— Епископ, по моему мнению, является центральной фигурой в данной истории, тем основным ключом, который помог бы мне разрешить загадку. Почему он явился ко мне? Почему исчез? Если он тот человек, за которого себя выдавал, почему скрывается? Если же он подставная фигура, то почему не повел игру до конца, не привел еще каких-то доказательств, к примеру, не позвонил мне по телефону, что вынужден уехать с каким-то тайным заданием? Имелись десятки способов продолжить свой обман, однако он сразу же вышел из игры. Этот проклятый кавардак сводит меня с ума, потому что я твердо знаю, что любое самое бессмысленное действие на самом деле чем-то обосновано, только я не могу во всем этом разобраться, сложить все воедино. Каждый раз, когда я куда-то устремляюсь, я натыкаюсь на каменную стену. И почему так ведет себя Джулия Брэннер? Почему она не желает со мной говорить? Неужели она не видит, не сознает, что не только сама забрасывает себе петлю на шею, но и ставит меня в немыслимое положение!

— Видимо, она виновата, потому и отказывается говорить с вами! — сердито заключила Делла.

— А я вот совсем не уверен, что это так. — Мейсон покачал головой. — Та теория преступления, которую разработало обвинение, мне не представляется особенно логичной. Нет, она выгораживает другого, сама же невиновна.

— Выброси это из головы, Перри. Объясни мне, ну как и кому удалось бы сфабриковать такие улики, указывающие на нее как на убийцу Браунли? Она написала записку Браунли. Так? Когда они отыщут его труп, в кармане пальто найдется и ее записка. Она будет написана ее почерком. Это конец. Она убедила его приехать в порт. В этом отношении нет и доли процента сомнения. Она хотела его смерти не только ради своей дочери, но и потому, что ненавидела его. И потом, кто мог забрать ее пистолет таким образом, что она не знала об этом? Кто мог отправиться на то место, куда по ее указанию поехал Браунли, одеться точно так, как была одета Джулия Брэннер, и приехать на марке той же машины, на которой приехала Джулия?

Не забывай, что Джулия Брэннер написала записку уже после того, как ты ей сказал, что задумал старый Браунли. Следовательно, весь ее план вызвать Браунли в район порта был придуман после твоего звонка. Ну а любому человеку, который задумал бы подстроить против нее ложное обвинение, нужно было бы начать уже после того, как была написана эта записка. У него, или у нее, для этого просто не было бы времени. Нет, Перри, повторяю: это невозможно.

Мейсон взглянул на часы.

— Ну, ладно, сейчас мы возвратимся в зал суда и посмотрим, как сложатся обстоятельства. Можно сказать, что пока все идет вполне удовлетворительно.

Дрек произнес:

— Если только Пит Сэкс выйдет на свидетельское место и покажет под присягой, что ты подстроил ему ловушку и отнял у него ключ, все последующее не будет иметь особого значения. Общественное мнение несомненно повернется против тебя. Тебе необходимо помешать ему давать показания, Перри, на основании отсутствия состава преступления или любым другим способом.

Мейсон пожал плечами.

Делла Стрит заговорила вкрадчивым голосом:

— Послушайте, шеф, почему вы не хотите вызвать меня на место для свидетелей, чтобы я сама рассказала, как все было. Постарайтесь сделать это сразу же после выступления Сэкса. Не сомневайтесь, я сумею вывести его на чистую воду. Я так подробно и убедительно расскажу, что он собирался сделать со мной, что все присутствующие захотят его линчевать. Ну, а если Шумейкер попытается запутать меня во время перекрестного допроса, то ему от меня достанется за укрывательство бандита и убийцы!

Мейсон сжал ее руку и сказал:

— Умница! Я знаю, что могу рассчитывать на тебя.

Когда они выходили из ресторана, Дрейк тихонько прошептал Мейсону:

— Ты не должен этого делать, Перри. Со стороны можно будет подумать, что вы с ней вдвоем задумали оклеветать Сэкса. Делла заманила его к себе в номер и пыталась обольстить. Делла окажется в таком двусмысленном положении, что потом…

— Ты воображаешь, что сказал мне что-то новое, Пол? Я все прекрасно понимаю. Только не надо Делле ничего говорить.

— Нет. Я даже имени ее не буду упоминать.

Делла Стрит сразу насторожилась.

— О чем это вы там шушукаетесь? Можно подумать, что обсуждаете какое-то непристойное дельце. Идемте, иначе мы опоздаем в суд!

Глава 15

Шумейкер вызывал свидетелей на возвышение с уверенным видом победителя, он считал, что успех дело времени.

Эксперт по баллистике показал, что пули, найденные в машине, были выпущены из автоматического пистолета тридцать второго калибра. Продавец из оружейной мастерской в Солт-Лейк подтвердил записью в регистрационном журнале, что Джулия Брэннер приобрела автоматический пистолет у них в магазине. Полицейский офицер из того же Солт-Лейка показал, что Джулия Брэннер имела разрешение на ношение оружия, и назвал номер, соответствующий номеру пистолета, найденного в машине Браунли. Эксперт по отпечаткам пальцев показал, что после того, как машину подняли из воды и она была высушена, то на верхнем крае стекла левой дверцы был найден четкий след пальца, который оказался отпечатком среднего пальца левой руки Джулии Брэннер.

Шумейкер поднялся во весь рост и трагическим голосом заявил:

— Вызовите Питера Сэкса.

Сэкс, нос и щеки которого были полностью скрыты под бинтом и лейкопластырем, вышел вперед и был приведен к присяге.

— Знаете ли вы обвиняемую Джулию Брэннер? — спросил Шумейкер.

— Да.

Голос Сэкса звучал очень глухо.

— Знаете ли вы Перри Мейсона, адвоката, который защищает интересы Джулии Брэннер?

— Да.

— Когда вы разговаривали с Джулией Брэннер, кто-нибудь присутствовал при вашем разговоре?

— Да. Мистер Стоктон.

— Больше никого?

— Никого.

— Где состоялась ваша встреча?

— В Юнайтед-аэропорт в Вирбенке.

— Ваша профессия?

— Я частный детектив.

— До этого вы переписывались с обвиняемой по данному делу?

— Да, сэр.

— Во время этого разговора представились ли вы Джулии Брэннер человеком определенного типа?

— Да, сэр, я сказал, что я из воровской шайки, и хвастал теми убийствами, которые я якобы совершил за деньги.

— Когда именно состоялась беседа, о которой вы сейчас рассказываете и на которой присутствовал мистер Стоктон?

— Четвертого числа этого месяца.

— В котором часу?

— Около девяти часов утра.

— Что было сказано и кем?

Мейсон поднялся с места.

— Ваша честь, совершенно ясно, что обвинение сейчас пытается связать мою подзащитную с делом об убийстве, однако обвинение до сих пор не установило, что убийство имело место. Я возражаю против данного вопроса потому, что он не может быть принят судом, не относится к делу и несуществен. Никаких требуемых оснований не было представлено. Обвинение не посчитало необходимым доказать состав преступления, а без этого бессмысленно проводить подобные допросы.

Шумейкер не дал ему продолжать:

— Мы вовсе не обязаны это доказывать так, как в суде высшей инстанции. Это же всего лишь предварительное следствие. В наши обязанности входит лишь доказать, что преступление было совершено…

— Вот и докажите, — перебил его Мейсон.

Шумейкер сделал вид, что не слышит его.

— …и что есть все основания предполагать, что Джулия Брэннер к нему причастна.

Мейсон покачал головой.

— Не мне вам говорить, что ни в одном суде нельзя выяснять обстоятельства убийства, не доказав в первую очередь состав преступления. Сейчас получается, согласно данным представленным обвинением, что кто-то, но не обвиняемая, должен был перегнать автомобиль Ренволда Браунли с того места, где произошла стрельба, до пристани. Моя подзащитная уехала, если мы должны верить мистеру Викслеру. Ведь есть даже вероятность, что мистер Браунли сам пришел в себя и включил мотор, но сбился с дороги во время дождя и свалился в воду, сорвавшись с причала? В этом случае он умер не от огнестрельных ран, а утонул. А для того чтобы доказать убийство, обвинение обязано доказать, вне всяких сомнений, что смерть мистера Браунли явилась прямым результатом полученных им пулевых ранений.

— Ничего подобного! — агрессивно перебил его Шумейкер. — Ваша честь, если предположение советника правильно и мистер Браунли действительно утонул, то ведь в воду-то он свалился в результате противозаконных действий обвиняемой, и именно из-за того, что она в него стреляла и таким образом лишила его возможности нормально вести машину.

Мейсон усмехнулся.

— В том-то и дело, что мы не доказали, что ее выстрелы «лишили его возможности вести нормально машину». Вы не доказали, сколько пуль попало в него, были ли эти ранения серьезными или же непроникающими поверхностными ранениями мягких тканей. Вполне возможно, что пули не повредили жизненно важные органы. Более того, если Ренволд Браунли утонул и если ни моя подзащитная и никто из ее сообщников не направил его машину в воду, Джулия Брэннер определенно не может быть обвинена в его убийстве. В то самое мгновение, когда вы согласитесь с тем, что есть вероятность, что к Браунли вернулось сознание и он самостоятельно съехал с пристани и сорвался в воду, вы сами молчаливо признаете, что вас не убедили доказательства, которые вы сами представили!

Лицо Шумейкера вспыхнуло.

— Это, — заорал он, — попытка воспрепятствовать правосудию всякими формальностями, которые…

— Одну минуточку, — прервал его судья Нокс. — Суд уже раздумывал над данным делом после того, как заметил исключительно искусный допрос свидетеля Викслера адвокатом защиты. Действительно, обвинение пока не внесло никакой ясности в вопрос о причине смерти. Более того, пока еще нельзя с полной достоверностью заявлять, что Ренволд К. Браунли умер. Вроде бы логично предположить, что он находился в машине в тот момент, когда она сорвалась с причала и упала в воду, но мы не располагаем никакими доказательствами, что все обстояло таким образом. Я согласен, что при предварительном слушании дела вовсе не требуется такой тщательности и бесспорности любых доказательств, как в суде высшей инстанции, но зато я не забываю и о том, что, если я отложу слушание данного дела из-за отсутствия состава преступления в настоящий момент, от этого никто не пострадает. Обвиняемая может быть снова арестована, когда тело Ренволда Браунли будет обнаружено. Полагаю, вы должны согласиться, мистер помощник окружного прокурора, что вы сами едва ли согласились бы судить эту женщину за убийство в суде следующей инстанции, пока не будет найдено тело ее предполагаемой жертвы?

— Дело вовсе не в этом, — ответил Шумейкер. Он с трудом сдерживал свое раздражение. — Это всего лишь предварительное слушание. Мы хотим, чтобы вопрос об обвиняемой был окончательно решен. Доказательства должны быть сформулированы таким образом, чтобы не оставалось никаких сомнений в позиции обвинения. Имеются еще и другие причины, почему мы так стремимся, чтобы показания этих двух свидетелей были выслушаны в присутствии публики…

Он поперхнулся, испуганно посмотрел на Мейсона и добавил скороговоркой:

— То есть, я хотел сказать, в присутствии суда.

Мейсон пожал плечами:

— Помощника окружного прокурора подвел язык, выдал его тайные замыслы. Ну конечно же, он думает о публике и работает на нее!

Нокс нахмурился.

— Достаточно, мистер Мейсон. Воздержитесь в будущем от подобных замечаний, ограничивайтесь лишь обсуждением данного вопроса.

Он искоса посмотрел на Мейсона и тут же отвел глаза, скрывая улыбку.

Шумейкер, пришедший в такое негодование, что на минуту утратил дар речи, несколько секунд собирался с мыслями, очевидно не зная, какими доводами подействовать на судью.

Судья Нокс уже подвел итог.

— Я намерен отложить слушание дела до десяти часов завтрашнего утра, — заявил он. — За это время обе стороны могут еще раз обдумать свои позиции. В настоящее время состав преступления не доказан, но если он и будет доказан в дальнейшем, токая отсрочка не явится препятствием для последующего привлечения обвиняемой к ответственности.

Шумейкер сделал последнюю попытку:

— Ваша честь, неужели вы считаете, что представленные нами доказательства недостаточны для возбуждения дела о нападении с применением оружия?

Судья Нокс спросил с улыбкой:

— Должен ли я понимать, что прокуратура сняла с Джулии Брэннер обвинение в убийстве, заменив его обвинением в нападении с применением оружия?

— Нет, — закричал Шумейкер. — Мы не собираемся обвинять ее в вооруженном нападении, а только в убийстве. Она виновата, вне всякого сомнения…

Только тут, оценив все значение своего неосторожного заявления, он замолчал, не закончив фразы, и с растерянным видом сел на место.

Улыбка судьи Нокса превратилась в ухмылку.

— Как мне кажется, советник, ваши собственные слова наилучшим образом характеризуют предвзятость занятой вами позиции. Суд делает перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня. Обвиняемая, разумеется, остается в камере предварительного заключения у шерифа.

Перри Мейсон бросил взгляд через плечо на Пола Дрейка. Детектив вытирал носовым платком вспотевший лоб.

Мейсон и сам испустил вздох облегчения, видя, что судья Нокс поднялся с места.

Повернувшись к Джулии Брэннер, Мейсон произнес:

— Джулия, будьте добры, скажите мне…

Она сжала губы в тонкую линию, покачала головой, поднялась с места и кивнула помощнику шерифа, который ждал, чтобы отвести ее в тюрьму.

Глава 16

Делла Стрит сжала пальцами правую руку Мейсона, крепко державшую руль, и сказала:

— Шеф, неужели я ничего не могу сделать для вас? Может быть, мне пойти и самой поговорить с окружным прокурором?

Мейсон покачал головой, не отводя глаз от дороги.

— Не могу ли я принять удар на себя? Ведь я могу заявить, что это была моя инициатива забрать ключ и прочие вещи Сэкса.

— Нет, Делла. — Мейсон засмеялся. — Бюргер охотится на меня. Он, конечно, клянется и божится, что не помнит зла, но ты же великолепно понимаешь, что он спит и видит, как отомстить мне за прошлые поражения и за все те щелчки по носу, которые я ему частенько давал. Естественно, он сделает все, чтобы не упустить этот прекрасный, с его точки зрения, случай.

— Шеф, вы же знаете, — сказала она, теснее прижимаясь к нему, — что я готова сделать для вас все.

Мейсон, держа руль одной левой рукой, правой слегка обнял Деллу за плечи и нежно сказал:

— Ты хорошая девочка, Делла, но в данном случае ты ничего не можешь сделать. Мы просто должны это пережить.

Тяжело вздохнув, Делла продолжала:

— Знаете, Перри, я все никак не могу понять, каким образом было совершено убийство. Теория окружного прокурора мне тоже не кажется убедительной.

— Джулия могла выпустить в него пистолетную очередь в припадке ярости, но в этом случае они должны были бы сначала поспорить. Я убежден, что она не вызвала его в порт с целью убийства. Это исключается. Потому что противном случае она не оставила бы за собой такую кучу следов.

— Тогда чего ради она вызвала его туда?

— К сожалению, этого я не могу тебе сказать, по всей вероятности, это имеет непосредственное отношение к нашему заикающемуся епископу, к исчезнувшей неизвестно куда Дженис Ситон и, возможно, еще к некоторым неизвестным фактам.

— Так вы полагаете, что Джулия не собиралась убивать Ренволда Браунли, когда вышла из квартиры?

— Исключается!

— Тогда почему же?.. Вы же сами мне рассказывали, что, когда вы заявились туда ранним утром, Стелла Кенвуд явно не спала всю ночь и все ее поведение говорило о том, что она знала, что Джулия Брэннер задумала нечто рискованное, что это может закончиться очень плохо.

— Черт побери!

Мейсон так резко нажал на тормоза, что машину занесло вбок. Он с трудом справился с управлением, выключил мотор и посмотрел на Деллу широко раскрытыми глазами.

— Господи, как же это я раньше не подумал об этом?

— О чем вы говорите, шеф? Вы имеете в виду…

— Помолчи минуточку.

Он замер за рулем, поток машин скользил мимо. Несколько раз Мейсон кивнул головой, с чем-то соглашаясь. Наконец заговорил:

— Делла, это настолько дикое предположение, что с первого взгляда оно вообще кажется лишенным смысла, но потом ты убедишься, что только так можно объяснить все до единого факта в деле. А потом, наоборот, все покажется настолько явным и очевидным, что ты удивишься, как раньше-то это нам не пришло в голову. Скажи, у тебя с собой принадлежности для стенографирования?

Она раскрыла сумочку и кивнула головой.

Мейсон включил мотор.

— Поехали, нам предстоит много работать.

Он доехал до перекрестка и свернул направо на проспект, который привел их к многоквартирному дому в Вичвуде, где жила Стелла Кенвуд. Нетерпеливо позвонив в звонок, он с трудом дождался ответного зуммера, показывающего, что предохранитель на входной двери освобожден.

— Идем, Делла, поднимемся вместе. Когда мы войдем в ее комнату, вытаскивай свой блокнот и начинай фиксировать решительно каждое слово, которое будет сказано, ничему не удивляйся и не теряй голову, что бы ни произошло.

Они поднялись вверх по лестнице и прошли по коридору до квартиры Стеллы Кенвуд. Мейсон постучал в дверь. Стелла открыла и уставилась в лицо адвоката широко раскрытыми беспокойными глазами, поморгала ресницами и заговорила тонким невыразительным голосом, удивительно гармонирующим с ее увядшей физиономией:

— Ох, это вы?

С легким поклоном Мейсон представил:

— Это моя секретарша, мисс Стрит.

— Входите, прошу вас. Я видела ее в суде сегодня. Что это значит, мистер Мейсон? Уж не собираетесь ли вы получить от меня какие-нибудь улики против Джулии?

Заговорил Мейсон:

— Садитесь, миссис Кенвуд. Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Да, пожалуйста, — сказала она совершенно бесцветным голосом. — Что вас интересует?

Мейсон наклонился к ней:

— Я хочу, чтобы вы подготовились к удару. Ваша дочь попала в дорожно-транспортное происшествие.

Рот у нее раскрылся, глаза чуть не вылезли из орбит.

— Моя дочь? — спросила она.

— Да.

— Но у меня нет дочери, она умерла. Умерла два года назад.

Мейсон покачал головой.

— Очень сожалею, но все вышло наружу. Она умирает и просит вас к ней приехать. Она сделала полное признание.

Женщина выпрямилась, ее белесые усталые глаза смотрели прямо на адвоката, бледное лицо казалось апатичным и потерянным.

— Я была уверена, что нечто в этом роде непременно случится. Где она?

— Наденьте шляпку, — распорядился Мейсон, — мы сейчас к ней поедем. Как давно вы задумали эту подмену, Стелла?

— Не знаю, — ответила она тем же бесцветным голосом, — наверное, с тех пор, как Джулия рассказала мне о своей дочери. Я сразу поняла, какой прекрасный шанс разбогатеть имеется тут для моей дочки.

— И тогда вы связались с мистером Сэксом?

— Да, он был детективом в Солт-Лейке.

— А здесь он действовал через Джексона Ивса?

— Да. Но, ради Бога, расскажите мне, как произошел несчастный случай с моей дочкой?

— Столкновение на перекрестке. Поехали, нам надо торопиться, чтобы успеть застать ее в живых.

Стелла застегнула на себе поношенный старый жакет с протертыми локтями.

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— Позвони окружному прокурору Бюргеру и попроси его приехать в приемную больницы «Доброго Самаритянина», прочитай ему запись этого разговора по телефону, и пусть он спешит туда, не считаясь ни с чем.

Тревожный голос Стеллы Кенвуд прервал его:

— Но он не станет чинить моей девочке неприятностей? Раз уж теперь все известно, он не будет приставать к ней с вопросами?

— Вряд ли. Если вы все сами расскажете. Поехали, время не ждет!

Он оставил Деллу Стрит в квартире звонить по телефону, сам же повел Стеллу Кенвуд вниз и усадил в свою машину. Заведя мотор, он деловито посоветовал:

— Полагаю, что вам следует сделать полное признание окружному прокурору, чтобы он действительно не приставал к вашей дочери.

— Неужели нет никакой надежды? — спросила она дрожащим голосом.

— Совершенно никакой.

— Великий Боже, это возмездие, — простонала она. — Я пошла на все, надеясь принести ей счастье, и, хотя все шло как нельзя лучше, в душе я все время ждала часа расплаты. Я не сомневалась, что все мои прекрасные планы принесут ей горе и несчастье. А потом, когда я поняла, что нас должны разоблачить…

Мотор взревел, машина сорвалась с места.

— Да, — подбодрил он женщину, — когда стало казаться, что вы накануне разоблачения?.. Что тогда?

Она достала из сумочки платок и уже ничего не говорила, а только тихо плакала. Мейсон решил не задавать больше никаких вопросов.

Время от времени поглядывая на свои часы, он гнал машину на предельной скорости. Но вот и больница «Доброго Самаритянина». Остановившись перед самым входом, адвокат помог Стелле Кенвуд вылезти из машины и повел ее, держа под руку, в большую приемную.

Навстречу им поднялся Гамильтон Бюргер, на лице которого было такое озадаченное выражение, что Мейсон с трудом удержался от смеха. За столиком в углу сидел человек, держа наготове карандаш и блокнот для стенографирования.

Он не пошевелился и не поднял головы, когда они вошли. Перри Мейсон сказал:

— Стелла, вы знакомы с окружным прокурором?

— Да, он допрашивал меня в тот день, когда они забрали Джулию в тюрьму.

Мейсон повернулся к окружному прокурору:

— Мистер Бюргер, это конец. Дочь Стеллы Кенвуд умирает. Поэтому она хочет покончить со всеми предварительными формальностями как можно скорее. А потом пойти к дочери. Она готова ответить на все ваши вопросы, лишь бы это было побыстрее. Полагаю, мы сумеем сэкономить время, если я сам перескажу вам то основное, что мне сообщила дочь миссис Кенвуд. Стелла вам подтвердит историю и дополнит, если в этом будет необходимость, после чего вы разрешите ей пройти к дочери. У Стеллы Кенвуд была дочь, приблизительно того же возраста, что и дочь Джулии Брэннер. В Солт-Лейке Джулия Брэннер жила в одной квартире со Стеллой Кенвуд и поведала ей историю своего неудачного замужества. Стелла сразу же сообразила, какая поразительная, сказочная жизнь открывается перед внучкой миллионера, и подумала, что ее дочь вполне могла бы занять это место, если бы только удалось убедить Браунли, что она его внучка. Стелла Кенвуд посоветовалась с Питером Сэксом, который в то время был в Солт-Лейке частным детективом. Сэкс связался с Джексоном Ивсом. Полагаю, это имя вам знакомо? Поскольку Стелла вызнала у Джулии мельчайшие подробности ее брака с Оскаром, им удалось обмануть Ренволда Браунли. И таким образом родная дочь Стеллы Кенвуд превратилась в Дженис Браунли. Джулия об этом ничего не знала. В качестве Дженис мисс Кенвуд очаровала старого Браунли, стала его любимицей, должна была унаследовать практически все его состояние. Потом она отправилась в Австралию, из Сиднея возвращалась на «Монтери», путешествуя, разумеется, под именем Дженис Браунли, дочери известного сына миллионера Ренволда К. Браунли, Оскара Браунли. На этом же пароходе в силу случайного стечения обстоятельств плыл также епископ Вильям Меллори. Епископ ничего не забыл. Он задавал кое-какие вопросы, и девушка запаниковала, поняв, что ее ответы вызвали у епископа Меллори подозрения. Она телеграфировала матери. Стелла обратилась к Сэксу, который теперь жил уже в Лос-Анджелесе. Стелла стремилась, чтобы Джулия ничего не узнала про обман. Понимаете, им удалось убедить Ренволда Браунли постараться избежать большой шумихи, когда девушка переберется жить в дом к «своему деду», потому что она создание скромное, застенчивое и так далее. Так что все было сделано крайне тихо. Сэкс, разумеется, переполошился, как бы Вильям Меллори прямиком не отправился к Браунли. Но епископ не хотел действовать без тщательной проверки. Он тоже отправил несколько телеграмм, убедился, что девушка, которую он встретил на борту «Монтери», самозванка, после чего вызвал Джулию Брэннер для встречи с ним в Лос-Анджелесе. Епископ Меллори разыскал и Дженис Ситон, настоящую внучку Ренволда Браунли. Из письма, полученного от нотариуса, который занимался финансовыми делами умершего приемного отца Дженис, епископ Меллори узнал, что он больше не обязан хранить в тайне, как он обещал, что Дженис не родная дочь Ситонов. Более того, епископ получил известие о том, что перед своей кончиной мистер Ситон понял, что те финансовые аферы, в которые он был вовлечен в последние годы, фактически полностью разорили его, что девушка остается без каких-либо средств к существованию, и тогда умирающий Ситон попытался сообщить епископу, чтобы тот открыл правду, кто такая в действительности Дженис. Мистер Ситон был настолько плох, что не мог четко и ясно объяснить свою просьбу присутствующим при его кончине людям, но он сказал достаточно для епископа. Меллори во всем разобрался и решил немедленно принять соответствующие меры. Когда появилась Джулия, Стелла безумно перепугалась. Она немедленно связалась с Сэксом. Сэкс тут же решил попробовать убить подлинную внучку, ибо, по его мнению, это был самый простой и самый радикальный способ справиться с надвигающейся опасностью. Все так, миссис Кенвуд?

Она кивнула головой и тихо сказала:

— Да, правильно, насколько мне известно. Про епископа вы больше знаете, чем я. Пожалуйста, заканчивайте с этой историей побыстрее.

— Они оба буквально головы потеряли, — продолжал Мейсон. — Сэкс был готов пойти на любую меру, вплоть до убийства, а тут еще Джулия Брэннер подлила масла в огонь, сообщив Стелле, что она намеревается написать письмо Ренволду Браунли и убедить его встретиться с ней в порту, где она покажет ему его настоящую внучку. Понимаете, Дженис Ситон является точной копией своего отца, Оскара Браунли. Днем Джулия видела Дженис и не сомневалась, что, как только старый Браунли посмотрит на девушку, он сразу же распознает семейное сходство. Было у нее верное средство выманить Браунли на такое свидание — часы Оскара Браунли, которые когда-то подарил ему отец. Ренволд Браунли страшно хотел получить их назад. Стелла сознавала, что это будет концом всех ее планов, полным крахом. Обман будет немедленно обнаружен. Полагаю, что она не беспокоилась за себя, но ее страшила возможность того, что ее дочь попадет в тюрьму. Короче говоря, она была в отчаянии. И самое первое, что она сделала, это похитила пистолет Джулии из ее сумочки, потом предложила Джулии воспользоваться ее машиной «шевроле», сама же не то одолжила у кого-то, не то взяла напрокат точно такую же. Джулия носила белый плащ, Стелла оделась точно так же. Она помчалась в порт и фактически обогнала Джулию, но ее план чуть ли не развеялся в пыль, когда Джулия неожиданно показалась перед машиной Браунли. Джулия вскочила на подножку автомобиля Ренволда Браунли для того, чтобы попросить его объехать квартал и убедиться, что за ним нет слежки. Именно тут Джулия и оставила на стекле его машины след своего пальца. Однако Стелла не потеряла полностью надежду. Как я уже сказал, Джулия хотела, чтобы Браунли очень медленно объехал кругом район порта, чтобы у нее была возможность проверить, не повис ли у него кто-нибудь на хвосте. Стелла знала об этом, поэтому пошла на риск. Она спряталась неподалеку от того места, где Джулия встретила Браунли, а когда он, описав круг, возвращался назад, она выскочила из тени и стала махать руками. Разумеется, Браунли остановился. Стелла вскочила на подножку его машины, сделала пять или шесть выстрелов из автоматического пистолета Джулии, бросила его внутрь машины, соскочила на землю и убежала к тому месту, где она спрятала свой «шевроле». Тем временем Джулия, услышав выстрелы, безумно перепугалась и тоже помчалась к своей машине, но ей не сразу удалось ее завести. Стелла первой возвратилась домой, разделась и стала ждать приятельницу. Джулия была настолько возбуждена и растерянна, что она не поехала прямиком на квартиру, а немного покружила по городу, собираясь с мыслями и стараясь успокоиться.

Мейсон повернулся к Стелле Кенвуд и спросил:

— Это правда?

— Да, — ответила та. Она низко опустила голову. — Именно так все и было.

— И тот ключ, который находился у Сэкса, был действительно ключом от вашей квартиры, но только дали его ему вы, а не Джулия. Это так, Стелла?

— Вы правы, бесспорно. Однако моей дочери ничего не известно о том, что Браунли застрелила я. Об этом вообще никто ничего не знает. Я бы, разумеется, сказала Питу Сэксу о том, что собиралась сделать, но мне не удалось до него дозвониться. Когда я узнала о намерении Джулии, я просто не могла примириться с мыслью о том, что моя девочка окажется в тюрьме. Я вовсе не хотела свалить это преступление на Джулию. Сначала у меня ничего подобного и в мыслях не было. Мне понадобился пистолет, вот я и взяла пистолет Джулии у нее из сумочки. Но каким образом моя дочь могла все это рассказать вам, мистер Мейсон? Я была уверена, что она сама ничего не знает.

Мейсон вздохнул.

— Я очень сожалею, Стелла, но мне пришлось таким жестоким способом заставить вас сделать признание. У меня не было иного выхода.

— Что именно сообщила вам моя дочь?

— Ничего.

— Значит, она не…

Мейсон покачал головой.

— Нет, Стелла, никакой дорожной аварии не произошло. Ваша дочь жива и здорова. Повторяю, у меня не было иной возможности исправить причиненное вами зло. Ничего другого я не мог придумать.

Стелла Кенвуд устало свалилась в кресло, закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Это возмездие, — еще раз повторила она, — я чувствовала, что мне все равно не удалось бы скрыть правды, рано или поздно, но она вышла бы наружу. Я очень бы хотела, чтобы вы, джентльмены, хоть на минуту встали на мое место и поняли бы, какими мотивами я руководствовалась. Жизнь у меня всегда была трудной, безрадостной. Я боролась за счастье своего единственного ребенка. Лично для себя я ничего не хотела. А тут у меня на глазах в полном смысле слова пропадала такая блестящая возможность. Понимаете, Джулия  тогда не могла найти свою дочь. А Браунли  страстно желал найти внучку, вот я ему ее и подарила. И вдруг совершенно неожиданно появился епископ, и Пит Сэкс сказал мне, что нам всем грозит тюрьма. Поверьте, лично меня это не испугало. Но тюрьма для моей дочери… Я очень хочу умереть. Делайте то, что находите нужным, пусть закон лишит меня постылой жизни, только, прошу вас, не будьте слишком строги к моей девочке. Она все это сделала потому, что так велела ей ее мать!

В комнату вошла медсестра и обратилась к Гамильтону Бюргеру:

— Мистер Бюргер, вам звонят из прокуратуры и настаивают, чтобы вы подошли к телефону.

— Только не сейчас! — ответил Бюргер.

Он не спускал глаз со Стеллы Кенвуд.

— Скажите им, что меня нельзя прерывать. Есть еще несколько моментов, которые я хотел бы выяснить, прежде чем…

Но сестра не уходила.

— Они велели мне предупредить вас, что это крайне важно, что это новое обстоятельство в деле Браунли.

Бюргер задумчиво свел брови.

— Я могу принести аппарат сюда, — предложила медсестра. Бюргер кивнул ей и снова повернулся к Стелле Кенвуд:

— Вы согласны сделать письменное признание, Стелла?

— Почему нет? — ответила она совершенно равнодушно. — Все равно я уже все вам рассказала и почувствовала значительное облегчение. Я очень жестокая женщина, но я не хочу, чтобы моя дочь пострадала из-за моего упрямства.

Сестра внесла настольный телефон, воткнула вилку в розетку и протянула трубку Гамильтону Бюргеру.

— Алло? — произнес тот.

Он сразу же нахмурился, слушая сообщение своего собеседника.

Несколько раз он бросал на Перри Мейсона многозначительные взгляды, потом распорядился:

— Оставьте все так, как есть. Ничего не трогайте. Разыщите Филиппа Браунли и Дженис Браунли, пусть они произведут опознание. Но все это будет уже после того, как я сам приеду. Не забудьте о стенографистке. Принимайтесь за дело. Я задержусь здесь еще минут на десять — пятнадцать.

Бюргер положил трубку, заметил вопросительно приподнятые брови Мейсона, кивнул и сказал:

— Да, нашли тело Ренволда Браунли, несколько минут назад.

Стелла Кенвуд, сидевшая в прежней позе с низко опущенной головой, очевидно, не слышала их разговора.

Глава 17

Стрелка спидометра на машине Мейсона застыла около цифры семьдесят миль в час.

Делла Стрит, сидевшая рядом с адвокатом, прикурила сигарету от электрозажигалки и предложила Мейсону.

— Нет, Делла, спасибо, — отказался тот. — Я покурю с удовольствием после того, как вылезу из машины.

Пол Дрейк, сидевший на заднем сиденье, пронзительно закричал:

— Осторожнее, Перри! Впереди крутой поворот!

Мейсон огрызнулся:

— Когда ты сидел за рулем, то ты на этом самом повороте сотворил черт знает что и посчитал это крайне забавным. Теперь, когда за рулем я, нервы твои разгулялись, как у истеричной барышни.

Машина сильно накренилась, сделала крутой вираж, но благополучно вышла на прямую. Дрейк вздохнул с облегчением и выпустил из рук спинку переднего сиденья, в которую он машинально вцепился.

Делла Стрит выпустила струйку дыма в раскрытое окошко и спросила:

— Они уже выяснили в конечном итоге, утонул Браунли или умер от полученных ран?

— Даже если и выяснили, то помалкивают, — ответил Мейсон. — Вскрытие надо будет произвести по всем правилам, чтобы не осталось никакого сомнения. Ты понимаешь, как это важно для нас?

— Тем более что мы уже их предупредили, как это важно! — подчеркнула последние слова Делла. — Если он утонул, они не смогут предъявить Стелле Кенвуд обвинение в убийстве. Что они могут ей сделать?

— Привлечь к ответственности за вооруженное нападение с намерением совершить убийство. Однако, учитывая то, что обвинение оскандалилось со своей версией в первый раз, громко обвиняя во всех смертных грехах Джулию Брэннер, им сейчас будет нелегко убедить в чем-либо присяжных заседателей. Бюргер это понимает не хуже меня, думаю, что на этот раз он спешить не станет, обязательно соберет все неопровержимые доказательства, а потом уже назначит слушание дела.

— Ну, а если Браунли умер от полученных ран? — допытывалась Делла Стрит.

— Тогда это будет самое обычное дело о предумышленном убийстве, если не считать того, что обвинению придется доказать, каким образом машина попала на пристань, сошла с дороги и свалилась в воду. А это будет крайне сложно, потому что, независимо от судмедэкспертизы, если Бюргер заикнется о том, что Браунли сам сумел завести машину и проехал в ней до самого берега, ни один член жюри не поверит, что он был мертв в то мгновение, когда она свалилась через ограждение. И потом, публика будет симпатизировать Стелле Кенвуд, запомни мое слово!

— Остается предположить, что, если Браунли умер от пуль, кто-то другой вел его машину до пристани и направил ее в воду. И этот кто-то должен быть соучастником Стеллы Кенвуд. Конечно, — продолжала Делла Стрит, — Браунли мог прийти в себя и включить мотор. Сознание у него было затуманено, поэтому он легко мог спутать дамбу с автострадой. Через несколько минут он умер, а мотор продолжал работать, тело надавило на ножной дроссель, и…

Мейсон рассмеялся.

— Все это, разумеется, могло произойти, но теперь окружного прокурора никакие версии не спасут. Он должен точно установить, что в действительности произошло, и убедительно доказать это присяжным.

Дрейк завопил:

— Бога ради, Делла, перестань с ним разговаривать, иначе он нас всех или опрокинет в кювет, или мы врежемся в какую-нибудь машину. Этот грузовик каким-то чудом не задел нас. Кстати, Делла, машина Браунли свалилась в воду из-за ручного дросселя. Ты прекрасный секретарь, но не пытайся стать еще и детективом. У женщин совсем не тот тип ума, который требуется детективу. Самое же главное, не отвлекай внимание Мейсона. Ты добьешься того, что мы все превратимся в трупы.

— На радость Гамильтону Бюргеру! — расхохотался Перри Мейсон. Делла тоже рассмеялась.

— Я вижу, ты еще не совсем здоров, Пол. Твоя простуда превратила тебя в невыносимого зануду. И не воображай, что из тебя получился неплохой детектив только потому, что ты мужчина.

— Я другое имел в виду, — объяснил Дрейк. — Сейчас мне не хочется начинать спор по этому поводу. Но чтобы быть детективом, надо в первую очередь помнить тысячи мельчайших подробностей и автоматически подгонять любую теорию под имеющиеся факты. Делла только что доказала свою полнейшую непригодность для такого рода работы, упустив из виду ручной дроссель.

Мейсон усмехнулся.

— Не спорь с ним, Делла. Он простужен, он переполнен антибиотиками, лихорадкой и эгоизмом.

Делла Стрит замолчала, упорно думая о чем-то своем. Дрейк закрыл глаза, Мейсон сосредоточился на дороге и прибавил скорость.

— Бюргер распорядился, чтобы для опознания тела вызвали одновременно и Филиппа Браунли и Дженис? — неожиданно спросила Делла.

Мейсон кивнул.

— Зачем?

— Мы узнаем обо всем подробнее, когда приедем на место. Понимаешь, Пол, у меня не изменилась моя первоначальная точка зрения. Я убежден, что мы не сумеем по-настоящему разрешить эту загадку до тех пор, пока не разыщем нашего заикающегося епископа. Скажи, Гарри Каултер там будет?

— Да. Он получил мою «молнию» и должен прибыть туда немного раньше нас.

— Я хочу, чтобы он повнимательнее посмотрел на машину Дженис Браунли. У нее «кадиллак» желтого цвета. Пусть он к нему приглядится, не увидит ли он в нем какие-то особенности, по которым можно его отличить.

Дрейк кивнул.

Мейсон значительно снизил скорость: они были уже в районе гавани, где днем было тесно и многолюдно.

— Алиби Дженис Браунли не вызывает никакого сомнения, — напомнил Дрейк. — Поль Монтроза — человек безупречной репутации. Он нотариус, работает в конторе по продаже недвижимости. Он поклялся, что Стоктон вытащил его из кровати и заставил выйти к гостям.

— Почему он это сделал? — спросил Мейсон. Он перевел машину на вторую скорость.

— Потому, что Стоктон хотел, чтобы какое-то незаинтересованное лицо подтвердило его слова.

— Но при этом же присутствовала жена? — заметила Делла.

— Одной жены ему показалось мало, — устало отпарировал Дрейк. — Жена для суда не свидетель.

— И это, — уточнил Мейсон, — произошло до того, как приехала Дженис?

— Да, минут за пять до ее появления, как утверждает Монтроза.

— Ну что же, посмотрим, что нам удастся еще разузнать, — проворчал Мейсон, поворачивая направо.

— Эй, посмотрите-ка, тут уйма машин!

— В основном фотографы из отделов последних новостей, — сказал Дрейк. — Притормози-ка, Перри, этот полицейский явно собирается нас остановить.

К ним подошел полицейский. Отдав честь, он миролюбиво заявил:

— На пирс нельзя, ребята.

Пока Мейсон раздумывал, Дрейк, обладающий изворотливым умом детектива, привыкшего находить выходы из самых неожиданных ситуаций, часто возникающих в связи с нежеланием полиции пропускать посторонних на место происшествия, показал на Деллу Стрит и беззастенчиво солгал:

— Мы должны туда попасть. Это Дженис Браунли. Окружной прокурор Бюргер вызвал ее и велел ей приехать как можно скорее, чтобы опознать тело дедушки.

— Это другое дело. У меня имеются указания на этот счет, только я почему-то решил, что она уже приехала.

Дрейк покачал головой и произнес с постной миной:

— Поехали, Перри. Держитесь, Дженис, все это скоро кончится.

Делла Стрит весьма правдоподобно прижала к глазам носовой платочек. Офицер, взяв под козырек, шагнул в сторону.

— Полагаешь, что Гарри Каултеру тоже удалось проникнуть через заслон? — спросил Мейсон Дрейка.

— Я в этом не сомневаюсь. Возможно, он не смог проехать сюда на машине, но парень он изворотливый, наверняка придумал какой-нибудь предлог и обманул полицию. Как правило, все эти блюстители порядка отличаются невероятной тупостью, облапошить их легче легкого. Болваны.

— Посмотри-ка, Пол, вон стоит «кадиллак» желтого цвета. Я поставлю мою машину рядом, сдается мне, что это автомобиль Дженис. Надо на него хорошенько посмотреть.

Он подъехал вплотную к желтому «кадиллаку». Дрейк вылез из машины, совершенно открыто подошел к «кадиллаку», открыл дверцу, взял в руки водительское удостоверение и крикнул:

— О’кей, Перри, это машина Дженис.

— Возможно, у нее есть какие-то отличительные особенности, которые мог заметить Каултер, скажем, какая-то вмятина или… Привет! А это что? — Перри указал пальцем на большую вмятину на левом переднем крыле машины. — Вмятина свежая! — сказал он с уверенностью.

— Такую вмятину можно получить, когда загоняешь машину в узкую щель между двумя другими на стоянке, — заметил Дрейк, подходя к адвокату.

Делла Стрит, занявшаяся осмотром кожаной обивки внутри машины, возбужденно крикнула:

— Шеф, подойдите-ка сюда!

Они подбежали к ней. Она указала на несколько красно-бурых пятен на коже задней поверхности переднего сиденья.

Пару секунд все трое молча разглядывали эти пятна, потом Дрейк сказал:

— У тебя острые глаза, Делла. Практически пятна почти невидимы на фоне этой темно-коричневой кожи.

Делла усмехнулась.

— Всего лишь женская наблюдательность, Пол. Ни один мужчина не обратил бы на них внимания, потому что мужчины неряхи и грязнули.

— Именно по этой причине эти пятна остались незамеченными! — воскликнул адвокат.

— Ты полагаешь, что Дженис могла быть на берегу, погрузить труп своего деда в «кадиллак» и…

— Сомнительно.

Мейсон покачал головой.

— Давайте-ка поскорее сматываться отсюда. Эти кровавые пятна являются уликой, их не заметили, проглядели. Если только кто-то узнает, что мы ими заинтересовались, они будут уничтожены прежде, чем мы докажем их причастность к делу.

— Но что они доказывают? — спросила Делла.

— Подумаем над этим позднее.

Они прошли по дамбе футов двадцать к тому месту, где стояла машина «Скорой помощи». Толпа молодчиков с фотоаппаратами и электровспышками окружила тесным кольцом Филиппа Браунли и Дженис Браунли.

Гамильтон Бюргер кивнул Перри Мейсону.

— Это труп Ренволда Браунли? — спросил у него адвокат.

— Да. Тело, очевидно, выскользнуло из машины, прибой принес его назад под дамбу.

— Так он утонул или умер от огнестрельных ран? — спросил Мейсон.

Бюргер покачал головой.

— Не можете сказать или не хотите?

— Сейчас я не стану делать никаких заявлений.

Мейсон взглянул на санитарную машину.

— Можно взглянуть на тело?

— Нет, Перри. Джулия Брэннер непричастна к данной истории, ну а Стеллу Кенвуд вы ведь не представляете, не так ли?

— Боже упаси, нет. С меня вполне достаточно одного клиента в деле.

Дрейк прошептал на ухо Мейсону:

— А вот и Гарри Каултер. Я сейчас направлю его к желтому «кадиллаку», авось он там что-нибудь откопает.

Бюргер отошел в сторону. Мейсон предупредил Дрейка:

— Только пусть он осматривает машину издали, Пол. Сейчас главное, чтобы они не узнали, что она нас заинтересовала. Я займусь этими кровяными пятнами в первую очередь. Надо найти объяснение их появлению на обивке машины, потом уж можно приниматься за остальные дела.

Как только Дрейк отошел, к Мейсону поспешил Филипп Браунли, уже издали спрашивая:

— Ужасно, не правда ли?

Мейсон внимательно посмотрел ему в лицо:

— Не более ужасно, чем было с самого начала, как мне кажется.

Браунли-младший вздрогнул.

— Понимаете, после того, как тело дедушки было найдено в таком виде, вся эта трагедия стала какой-то более явной и близкой. Я затрудняюсь объяснить свои чувства, но произошедшее утратило абстрактность, если так можно выразиться.

— Вы видели тело?

— Да, конечно, мне пришлось его опознать.

— Как он был одет?

— Точно так, как выехал ночью из дома.

— Полицейские проверили карманы его пальто? Были ли найдены какие-нибудь документы?

— Да, там были бумаги, все сильно размокшие. Их забрала полиция.

— Вам их не показывали?

— Нет, в отношении всех бумаг полиция держалась особенно настороженно. Скажите мне, мистер Мейсон, во время перекрестного допроса вы заявили, что, если дедушка не оставил официального завещания, если не будет доказано, что Дженис является его внучкой, тогда я унаследую все состояние деда? Так гласит закон?

Мейсон, все так же прямо глядя ему в глаза, ответил:

— Филипп, вам бы очень хотелось лишить Дженис ее доли, не правда ли?

— Я просто спрашиваю вас, что по этому поводу говорится в законе. Ну а мои чувства по отношению к ней вам известны. Она авантюристка.

— Думаю, что вам лучше проконсультироваться с каким-нибудь другим адвокатом. Я не хочу иметь вас своим клиентом.

— Почему?

Мейсон пожал плечами.

— Может случиться так, что я займу противоположную позицию.

— Вы собираетесь представлять интересы Дженис?

— Дженис не одна на свете!

— Вы говорите загадками, не пойму, что вы имеете в виду.

— Подумайте сами, догадаться не так уж трудно.

Сирена на санитарной машине потребовала освободить проезжую часть дороги. Машина, урча, медленно сдвинулась с места, затем, по мере того как толпа раздвигалась в стороны, поехала быстрее и быстрее.

Дрейк подошел к Перри Мейсону, кивая головой, чтобы привлечь его внимание.

Адвокат подошел к нему.

— Гарри говорит, что «кадиллак» похож на ту машину, — сообщил детектив, — но он не заметил на нем никаких отличительных особенностей и поэтому не может присягнуть в суде, что эта та самая машина. Он говорит, что если это и не она, то точно такая. Ее копия.

— И она стояла неподалеку от того места, где находится яхта Ренволда Браунли?

— Да.

Мейсон одной рукой взял Дрейка за рукав, второй указал в ту сторону, где на якорях стояло несколько яхт.

— Посмотри-ка внимательно, вон та яхта зовется «Атиной», не так ли?

Дрейк, сощурив глаза, поглядел по направлению залива.

— Вроде бы да, Перри.

Вмешалась Делла Стрит:

— Да, вон там «Атина».

— Это яхта, принадлежащая Кассиди, который навещал епископа Меллори?

Дрейк кивнул.

— Мы с Деллой поедем сейчас по разным делам, Пол. Мне бы хотелось, чтобы ты с Гарри тем временем порыскал на борту яхты.

— Для чего?

— Поищите там все то, что вы сумеете найти. — Рассмеялся Мейсон.

— А ты не думаешь, что нас туда не пустят? — спросил Пол Дрейк. — Это же частная яхта! Стоянка тоже личная. Там наверняка имеется сторож.

Мейсон раздраженно ответил:

— Черт побери, Пол, неужели мне тебя учить, как возглавлять детективное бюро? Ты же знаешь все эти приемы гораздо лучше меня.

— Учить меня излишне. Это верно. Меня интересует только одно: как далеко мы можем зайти? Насколько важно, чтобы мы попали на борт этой яхты?

Мейсон, щуря глаза на солнце, отражающееся от голубой воды залива, произнес:

— Пол, это не каприз с моей стороны. Мне кажется, что это чертовски важно. Так что постарайтесь проникнуть на «Атину» любыми средствами!

— Больше мне никаких указаний от тебя не требуется, — фыркнул Дрейк. — Пошли, Гарри.

Мейсон махнул рукой Делле.

— Поехали, у нас с тобой много дел.

— Каких, шеф?

— Нам надо объездить все городские больницы и проверить больных, которые туда поступили за последние дни. Поспешим. Это очень важно.


Делла Стрит вышла из будки телефона-автомата с целым списком имен.

— Вот список тех, кого доставила «скорая», шеф. И мне сразу же сообщили их состояние. Номера третий, четвертый и десятый умерли. Личность всех троих установлена. Номер два единственный, который до сих пор не пришел в себя и остался неопознанным.

Мейсон взял у нее список, кивнул и сказал:

— Ну что же, поехали туда.

Он включил зажигание, завел мотор и повел машину на большой скорости назад в Лос-Анджелес.

— Шеф, я так и не поняла, что именно, по вашим расчетам, Пол Дрейк должен найти на борту «Атины»?

— Откровенно говоря, я и сам не знаю.

— Но почему же мы не подождали, пока они оттуда вернутся?

— Потому что, дорогая, у меня появилась новая теория относительно данного преступления, которая, на мой взгляд, является более достоверной, и мне не терпится это проверить.

— Что за теория?

— Я скажу тебе, как только мы проверим первое звено. Понимаешь, расследуя преступление, приходится создавать много теорий. Некоторые из них сразу же рассыпаются, другие оказываются надежными и просто требуют доказательств. Если ты желаешь завоевать себе репутацию опытного, серьезного адвоката, ты не должен разглашать все свои черновые версии, пока они еще не выкристаллизовались окончательно.

В глазах Деллы сквозила неприкрытая нежность, когда она изучала его профиль.

— Вы и правда считаете, что вам еще нужно создавать для себя подобную репутацию, шеф?

— А как же!

Остальную часть пути они молчали. Наконец Мейсон остановился перед больницей. Они вместе вошли в приемное отделение.

Мейсон обратился к дежурной сестре:

— Мы бы хотели посмотреть на человека, который был доставлен сюда по поводу травмы черепа пятого утром.

— К нему не пускают посетителей.

— Я полагаю, что мы сможем установить его личность.

— Прекрасно. Интерн проведет вас в палату. Больной до сих пор не пришел в сознание. Вы должны дать слово соблюдать абсолютное молчание.

— Мы все отлично понимаем.

Сестра нажала на звонок, через минуту появился интерн в белом халате.

— Отведите, пожалуйста, этих людей в палату двести тридцать шесть, — распорядилась сестра. — Вопрос идентификации. Они дали слово молчать.

Мейсон и Делла Стрит прошли по длинному коридору в большую палату. В самом углу стояла койка, отгороженная от остального помещения ширмой. Интерн отодвинул ее в сторону. Делла Стрит тихонько ахнула, схватившись рукой за горло.

Мейсон внимательно посмотрел на неподвижную фигуру, потом кивнул интерну, который тут же задвинул ширму.

Адвокат достал из кармана пачку денег.

— Проследите за тем, чтобы этому человеку было оказано величайшее внимание, — сказал он. — Переведите его в отдельную палату, созовите консилиум врачей, если это необходимо, приставьте к нему постоянную сиделку. Впрочем, вы сами лучше знаете, что надо сделать. Не стесняйтесь в средствах.

— Так вы его знаете? — спросил интерн.

— Да, это епископ Вильям Меллори из Сиднея в Австралии.

Глава 18

Мейсон сидел во вращающемся кресле, откинувшись на спинку и положив ноги на край своего письменного стола. Он курил, с его лица не сходила довольная улыбка.

Делла Стрит, сидевшая в непринужденной позе на уголке того же стола, видя это, подмигнула ему и шутливо спросила:

— Ол-райт, человек-загадка, может, вы все-таки поделитесь со своей верной секретаршей своими соображениями? Поскольку ваша версия выдержала проверку и оказалась логически правильной, пора сорвать с нее завесу таинственности и рассказать мне, в чем она заключалась. Откуда такая скрытность? Каким образом вы угадали, что епископ Меллори в больнице, и что, как вы надеетесь, Пол Дрейк должен найти на «Атине»?

Несколько секунд Мейсон с большим вниманием разглядывал извилистую струйку дыма своей сигары, затем заговорил тихим, задумчивым голосом:

— Джулия не собиралась убивать Ренволда Браунли, но зато она очень хотела, чтобы он приехал на берег залива. Поэтому можно смело утверждать, что она ожидала от него чего-то особенного, какого-то поступка, когда он там появится. Причем этот поступок был настолько важным, что какой-то другой человек не побоялся пойти на убийство Браунли, лишь бы помешать ему это выполнить. Мне кажется, в нашем распоряжении всего лишь один ответ, единственный логический вывод. Дженис Ситон настолько похожа на своего отца, что в ту самую минуту, когда Ренволд Браунли увидел бы ее, он понял бы, что она является его настоящей внучкой, а поскольку у Оскара других детей не было, то проживающая в его доме девушка, вне всякого сомнения, самозванка, которую следует немедленно передать в руки правосудия. Вполне естественно, что, когда Стелла узнала, что Джулия Брэннер располагает каким-то способом заставить Браунли приехать в гавань, где по плану Джулии он встретится со своей настоящей внучкой, внешность которой является безошибочным доказательством ее происхождения, Стелла поняла: им всем грозит разоблачение. Она и правда не переживала за себя. Все, что она сделала, было результатом ее слепой материнской любви. Полагаю, что психически она не вполне уравновешенна. Ну и потом со счетов нельзя сбрасывать несомненное давление пары авантюристов, в руки которых она попалась благодаря собственной неосмотрительности. У нее был плащ, очень похожий на плащ, в котором ходила Джулия Брэннер. По всей вероятности, это было случайным совпадением, потоку что Стелла не предполагала, что ее кто-нибудь увидит, но она с самого начала надумала убить Ренволда К. Браунли из пистолета Джулии. Поэтому она дала свою машину Джулии и тут же наняла себе другую. Теперь давай посмотрим на это дело с другого конца. Джулия, очевидно, знала, что возмужавшая Дженис Ситон стала точной копией Оскара Браунли. Это было то неоспоримое доказательство, о котором никто не подумал. Но каким образом Джулия могла это знать? Единственный логичный ответ таков: очевидно, она видела Дженис, приехав сюда из Солт-Лейк-Сити. Поскольку один только епископ Меллори знал о местонахождении подлинной Дженис Браунли, отсюда следует, что Меллори, встретившийся с нею, устроил встречу матери и дочери еще до того, как Джулия Брэннер приехала ко мне в офис, а люди Дрейка заняли свои посты по наблюдению за Меллори в «Ригал-отеле». Дальше, Джулия хотела, чтобы Ренволд приехал в гавань, потому что решила отвести его к дочери, дабы тот воочию убедился в существовании кровного родства между ним и Дженис. Логично предположить, что для большей убедительности Джулия намеревалась не только представить ему Дженис, но также познакомить с епископом Меллори. Отсюда вывод: епископ должен был находиться тоже где-то поблизости на берегу. Однако Меллори знал, что за ним ведется слежка, не сомневался, что поскольку уже была предпринята попытка убить его, то, очевидно, ее повторят. Более того, те люди, с которыми он боролся, убили бы и Дженис Ситон, если бы им удалось ее выследить. Поэтому епископ отправился совершенно открыто в гавань ночью. Он использовал «Монтери» для исчезновения. Он мог бы применить с десяток других отправных моментов или промежуточных трамплинов для того, чтобы стать человеком-невидимкой. Ну а «Монтери» он избрал потому, что судно было удобно расположено. Поэтому, как ты понимаешь, он должен был подготовить рядом место, где можно было бы спрятаться после побега без особых хлопот. Ну а в тот же день чуть раньше его навестил, как известно, Кассиди, владелец яхты «Атина». Не естественно ли предположить, что епископ Меллори и Дженис Ситон ожидали появления Джулии с Ренволдом Браунли на борту «Атины»? Епископ был действительно достаточно сообразителен, чтобы не сомневаться, что авантюристы убьют Дженис, если только им предоставится возможность это сделать. Именно поэтому Джулия настаивала, чтобы Ренволд Браунли приехал непременно один. Она должна была встретить его в таком месте, откуда им будет близко дойти до «Атины», но все же достаточно удаленном от места укрытия девушки. И таком, чтобы их враги не смогли догадаться, где она прячется, если Ренволд Браунли случайно проговорится, куда он едет. Теперь обрати внимание на странное хитросплетение событий, которые так перемешались, что совсем не просто добраться до истины. Решившись Убить Браунли, Стелла Кенвуд начала самостоятельно действовать. Она уверяет, что ее дочь об этом ничего не знала, потому что ей не хотелось вмешивать девушку в такое страшное преступление. С ее стороны это было материнской жертвой. Филипп Браунли разговаривал со своим дедом перед тем, как тот отправился в гавань. Ренволд Браунли рассказал Филиппу в общих чертах о содержании записки и сказал, что он едет в гавань для встречи с Джулией Брэннер на борту какой-то яхты. Филипп Браунли не понял его достаточно ясно, но слова «берег» и «яхта» навели его на мысль о яхте его деда, стоящей на причале неподалеку от яхт-клуба. Филипп совершенно искренне сообщил лже-Дженис, что Ренволд отправился на встречу с Джулией на свою яхту. И девушка позвонила по телефону Виктору Стоктону, который, очевидно, немедленно принял все меры для того, чтобы убить Ренволда Браунли и чтобы обеспечить Дженис стопроцентное алиби. Ведь она была бы в первую очередь заподозрена в убийстве Ренволда Браунли.

— Но для чего Стоктон заблаговременно беспокоится об алиби?

Мейсон помолчал, выжидательно глядя в лицо Деллы, которая, чуть ахнув, пробормотала:

— Потому что он наперед знает, что таковое ему потребуется.

— Совершенно верно. Иными словами, в ту самую минуту, когда Виктор Стоктон принял столь хитроумные меры для обеспечения Дженис алиби, он уже знал, что это алиби будет ей нужно. А это доказывает, что он знал, что Ренволд Браунли будет убит. А ведь ему ничего не было известно о намерениях Стеллы Кенвуд, ибо та не хотела, чтобы ее дочь хотя бы косвенно оказалась замешанной в этом деле. Ты понимаешь ход моих мыслей? Да, Стоктон разработал собственный великолепный план убийства Браунли. Дженис должна была приехать к нему домой, куда были поспешно «согнаны» гости, дабы те смогли позднее засвидетельствовать присутствие девушки на вечеринке. Свою машину она должна была оставить в четырех кварталах от его дома. Очень может быть, что она и не знала, что задумал Стоктон! Сообщник Стоктона мог позднее взять машину Дженис, поехать на ней в гавань и затаиться в ожидании Ренволда. Ренволд узнал бы машину Дженис. Он ей всецело доверял и не заподозрил бы ничего плохого и без колебаний подошел бы к желтому «кадиллаку». Убить хотели не только его, но и Джулию Брэннер. Полагаю, ты догадалась, что в машину Дженис сел Питер Сэкс, как только она из нее вышла. Он помчался к яхте Браунли с четким указанием разделаться с Ренволдом и с Джулией. Стоктон получил информацию от Дженис, а та — от Филиппа, который твердо решил, что его дед поехал к себе на яхту, а не куда-то в другое место. И это внесло путаницу в их планы. В момент убийства Джулия Брэннер ждет на берегу, когда Ренволд Браунли медленно объедет вокруг нескольких кварталов, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Там же находится Стелла, первой прибывшая на место встречи с твердым намерением убить Браунли. Ну и, наконец, Питер Сэкс сидит в «кадиллаке» перед яхтой Ренволда Браунли. Что касается епископа Меллори и Дженис, то они ожидали Джулию и Браунли на борту яхты «Атина», которая стояла на якоре в акватории яхт-клуба. Звуки выстрелов Стеллы ясно расслышали и Сэкс, и епископ. Оба сообразили, что означают эти выстрелы. Гарри Каултер вел машину, шум мотора и стук дождя по крыше не позволили ему расслышать выстрелы. У епископа не было машины. Поэтому он просто побежал к месту стрельбы. Сэкс поехал на «кадиллаке». Естественно, он прибыл первым. Увидев, что произошло, и, возможно, успев проверить состояние Браунли, он установил, что тот еще жив. Он пересел в машину Браунли, включил мотор, подогнал ее к ближайшему пирсу, оставил ее на небольшой скорости и открыл ручной дроссель. После этого бегом вернулся в «кадиллак» Дженис и уже собрался ускользнуть на нем, как увидел бегущего навстречу епископа. Сэкс узнал Меллори, направил на него машину и наехал на него. Не сомневаясь, что убил его. Ему не хотелось, чтобы епископа нашли в этом месте, поэтому он погрузил его в «кадиллак», отвез на окраину Лос-Анджелеса и бросил на дороге, предварительно вытащив документы, чтобы Меллори не сразу смогли опознать.

Рассказ Мейсона прервал отдаленный стук Пола Дрейка в дверь из коридора.

— Ол-райт, Делла, — сказал адвокат, — давай узнаем, что обнаружил Пол.

Делла пошла к двери, но на полдороге обернулась, чтобы спросить:

— Но все же почему Джулия Брэннер так упорно отказывалась говорить и почему Дженис Ситон…

— Потому что Джулия Брэннер была уверена, что молчание епископа и Дженис объясняется какими-то крайне важными причинами. Она бы ничего и не сказала до тех пор, пока не выяснила бы, каково их положение. Епископ Меллори отвез Дженис Ситон на борт яхты и не велел с нее сходить до тех пор, пока она не получит от него указаний. Возможно, девушка предполагала, что пока не удалось бы уговорить Ренволда Браунли приехать на эту встречу. Если только я не утратил способность соображать, она даже ничего не знает об убийстве Ренволда Браунли.

Делла Стрит открыла дверь.

Очень возбужденный Дрейк буквально влетел в кабинет, крича с порога:

— Вы никогда не догадаетесь, что мы обнаружили на борту этой яхты, Перри. Ни за какие деньги. Мы нашли там…

Его прервала Делла Стрит:

— …нашли Дженис Ситон, все еще ожидающую возвращения епископа Меллори. Она даже не знала, что Ренволд Браунли был убит.

Дрейк уставился на нее с открытым от удивления ртом:

— Черт побери, откуда ты знаешь?

Делла Стрит незаметно подмигнула Мейсону.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, элементарно. Мой женский ум привел меня к подобному выводу на основании фактов, имеющихся в данном деле.

Дрейк опустился на ближайший стул.

— Вот это да! — только и смог он пробормотать.

Глава 19

Часы как раз показывали двенадцать часов следующего дня, когда Мейсон опустил трубку на рычаг, сообщив Делле Стрит:

— Следствием установлено, что Ренволд Браунли в конечном счете утонул.

— Ну и что же теперь будет?

— Таким образом, Стеллу Кенвуд можно обвинять только в нападении с огнестрельным оружием. А вот Питер Сэкс и Виктор Стоктон вряд ли отвертятся от обвинения в преднамеренном убийстве. Вскрытие показывает, что Браунли мог бы погибнуть от потери крови, поскольку одна из пуль повредила ему артерию, если бы ему вовремя не была оказана медицинская помощь, но получилось так, что он утонул. А Сэкс не отвез его в больницу, а утопил.

— Удастся ли окружному прокурору доказать существование сговора между Питером Сэксом и Виктором Стоктоном?

Мейсон усмехнулся:

— Это уже его забота. Я не прокурор и не отвечаю за его дела, но мне думается, что это не будет трудно. Стоктон выдал себя тем, что подготовил столь явно надуманное алиби для Дженис, а это доказывает его осведомленность о том, что Браунли собираются убить.

— Полагаю, — медленно произнесла Делла Стрит, — что впредь Гамильтон Бюргер не станет так охотно соглашаться на ваш арест, как вы полагаете?

Мейсон громко рассмеялся:

— Если хочешь знать, Бюргер сегодня вечером приглашал меня в ресторан, хочет «обсудить данное дело». Помнит, по всей вероятности, что я ему тогда сказал в отношении материала в газету об излишне доверчивом прокуроре. Теперь, когда епископ Меллори пришел в сознание и собирается жить долго, у Бюргера в руках великолепный материал. Я сегодня ездил утром в больницу навестить епископа. Меллори заметил желтый «кадиллак» вовремя и посторонился, но водитель специально направил машину на него. Больше, конечно, он ничего не запомнил, но со свежей вмятиной на левом крыле и с пятнами крови на на спинке сиденья у Бюргера превосходные косвенные улики. Ну и помимо всего эти люди трусы. Они набрасываются друг на друга, сваливают один на другого всю вину, когда дело доходит до разоблачения. Если же окружной прокурор сумеет внушить Сэксу, что Стоктон нарочно подставил его под удар, чтобы самому выйти сухим из воды, Сэкс из кожи вылезет вон, чтобы доказать, что он был всего лишь исполнителем, а руководил-то всем Стоктон.

— Все прекрасно сходится, шеф, но одна вещь все еще продолжает меня удивлять. Если Меллори настоящий епископ, а не подставное лицо, откуда это заикание?

Мейсон усмехнулся.

— Я и сам все время об этом думал, поэтому не постеснялся спросить об этом у Меллори сегодня утром. Он мне объяснил, как это получилось. Мальчиком он страдал от сильного заикания. Он стал лечиться и полностью изжил эту привычку, но каждый раз, когда он сильно волнуется, заикание к нему возвращается. Как только он увидел на судне Дженис Браунли и понял, что она самозванка, он безумно расстроился, не зная, как поступить. Данное им в свое время слово сохранить тайну мешало ему разоблачить важное преступление. Он все еще не оправился от этого потрясения, когда явился ко мне в офис.

Джексон, клерк-юрист Мейсона, отворил дверь. Делла Стрит глянула на него и спросила со смехом:

— Великий Боже, чем вы так шокированы, Джексон?

Тот отвечал дрожащим голосом:

— Женщина спросила меня, не буду ли я возражать, если она закурит. Я кивнул, протянул ей портсигар, она поблагодарила, сказала, что у нее имеется собственное курево, вытащила толстенную черную сигару, отрезала кончик и закурила!

— Женщина — сигару? — воскликнула Делла Стрит.

Джексон кивнул.

— Сколько ей лет? — с любопытством спросил Мейсон.

— Около семидесяти, она прочно уселась в приемной, хладнокровно заявив, что она будет сидеть там до тех пор, пока ее не примет мистер Мейсон. И, судя по ее виду, она способна сделать именно то, чем грозится. Сидит и пускает струйки дыма из своей огромной сигары. Знаете, это как-то деморализует.

— Она не говорила, по какому вопросу желает со мной проконсультироваться? — поинтересовался Мейсон.

— Она смотрит на меня так, как будто я какое-то ничтожество. — Все не мог успокоиться Джексон.

— Но все же она сказала вам или нет, чего ради она желает меня видеть? 

— Говорит, что речь пойдет о девушке, увлекающейся азартными играми. Больше она мне ничего не сообщила.

Мейсон кивнул и хмыкнул.

— Ладно, давайте-ка посмотрим на нее, Джексон, зовите. Во всяком случае, это надо сделать хотя бы для того, чтобы восстановить спокойствие в офисе.

— Да, сэр, — с достоинством ответил Джексон.

Он повернулся и пошел назад в приемную с видом чистюли, который волей обстоятельств вынужден приблизиться к чему-то очень грязному и противному.

Мейсон и Делла Стрит рассмеялись. Они все еще смеялись, когда Джексон вновь отворил двери, пропуская перед собой седовласую женщину с холодными серыми глазами.

Эта женщина вынула изо рта черную сигару, чтобы произнести:

— Закройте за собой поплотнее дверь, молодой человек, ваше присутствие нежелательно.

Серые глаза с холодноватым юмором воззрились на Перри Мейсона и его привлекательную секретаршу.

— Продолжайте, вам надо высмеяться. Я с удовольствием к вам присоединюсь, но сначала мне необходимо поговорить с вами о крайне важном деле, мистер Мейсон. Я очень люблю сигары и терпеть не могу чванливых молодых клерков, которые считают себя кладезем ума!


ДЕЛО О ХРОМОЙ КАНАРЕЙКЕ

Глава 1

Перри Мейсон, адвокат, сидел за огромным письменным столом своего кабинета. В уголке наискосок пристроилась его секретарша Делла Стрит. Кресло же для посетителей было занято довольно миловидной особой — Ритой Свейн.

На зеленом сукне стола стояла проволочная клетка с ярко-желтой канарейкой, которая скакала по жердочкам, хромая на одну лапку.

Перри Мейсон только закончил нашумевшее дело «о воющей собаке», которое отняло у него массу сил и напряжения. Сейчас он собирался дать себе хотя бы маленькую передышку и поэтому долго не соглашался принять девушку. Но любопытство, почему Рита явилась в его контору с канарейкой, победило, и он пригласил ее к себе в кабинет. Девушка принялась сбивчиво и непоследовательно объяснять причину своего визита.

Оказалось, что ей понадобилась помощь адвоката из-за своей сестры Розалинды, или Рози, как она ее называла.

Рита рассказывала:

— И вот Рози вышла замуж за Вальтера Прескотта. Он работает в страховом агентстве и женился на ней ради денег. Человек он шустрый, вертелся, крутился и, наконец, выкачал у нее бо́льшую часть капитала. А теперь он грозит Рози крупными неприятностями…

— Какого рода неприятностями? — спросил Мейсон, видя ее нерешительность.

— Из-за Джимми.

— Кто такой Джимми?

— Джимми Дресколл. Рози встречалась с ним до того, как вышла за Прескотта.

— Мистер Дресколл по-прежнему в нее влюблен?

Девушка решительно покачала головой:

— Нет, он любит меня.

— Отчего же скандалит ее муж?

— Джимми написал ей письмо.

— Какого содержания?

— Сначала Рози написала Джимми, жалуясь на то, что несчастлива с Вальтером. Джимми посоветовал немедленно развестись. Объяснил, что Вальтер женился на ней только ради денег и что ей следует смотреть на свое замужество исключительно как на своеобразное вложение капитала, причем весьма неудачное, повлекшее за собой крупную потерю денег. — Девушка нервно засмеялась. — Джимми во всем остается бизнесменом. Он был в курсе финансовых дел Рози еще до ее замужества и знает, сколько ей стоил Прескотт. Поэтому он так и написал.

— Теперь он больше не ведет ее дела?

— Нет.

— Письмо мистера Дресколла попало в руки Вальтера Прескотта?

— Совершенно верно. Понимаете, Рози не знает о наших с ним отношениях. Я никогда в ее присутствии не упоминала имени Джимми. У меня имеются собственные средства. После замужества Рози я поручила ведение своих дел Джимми Дресколлу. И мы с ним подружились.

— Об этом ваша сестра не знает?

— Нет. Во всяком случае, мне так кажется.

— Каковы намерения Прескотта в отношении письма?

— Он собирается возбудить дело о разводе под предлогом того, что она сохраняет любовную связь с Джимми. Он хочет отомстить ему за откровенное письмо.

Мейсон покачал головой:

— Я не занимаюсь бракоразводными процессами!

— О! Но этим вы должны заняться. Ведь я вам еще всего не рассказала.

Мейсон глянул через стол на Деллу Стрит, слегка улыбнулся и сказал:

— В таком случае расскажите все.

— Вальтер выманил у Рози около двадцати тысяч долларов, пообещал, что вложит их в какое-то выгодное дело, где она сможет получить более десяти процентов прибыли при возможности по первому требованию изъять основной капитал. А теперь он отпирается от всего, божится, что он не должен ей ни одного пенни.

— Может ли она доказать, что давала ему деньги?

— Боюсь, что нет. Вы же знаете, что ни одна женщина не станет требовать расписку у своего мужа! У Рози были кое-какие акции, она отдала их Вальтеру и велела продать, чтобы вложить деньги в то прибыльное дело.  Вальтер не отказывается от того, что продал ее бумаги, но утверждает, что все деньги отдал Рози. Рэй, партнер Вальтера Прескотта по агентству «Прескотт и Рэй», сказал, что Вальтер не только не вложил деньги в их дело, но, наоборот, востребовал часть капитала. Вальтер обманул Розалинду, а теперь он еще собирается с ней развестись, предъявив позорное обвинение.

— Понятно, — кивнул Мейсон. — И все же я считаю, что вам разумнее обратиться к другому адвокату, специалисту по семейным тяжбам…

Но Рита прервала его:

— Нет, в данном случае вы один можете помочь. Как вы не понимаете, может случиться Бог знает что!

— Это вы меня не понимаете. Меня не интересуют бракоразводные процессы. Я люблю загадки, кипение страстей, люблю распутывать сложные ситуации. Я искренне сочувствую вашей сестре, однако ее дело не по моей части. В городе сотни опытных адвокатов, которые охотно возьмутся защищать интересы миссис Прескотт.

У девушки задрожали губы.

— Я бы хотела, чтобы вы хотя бы выслушали меня до конца.

Потом, видимо осознав тщетность своих просьб, она поднялась и потянулась за клеткой с канарейкой.

Мейсон ее остановил:

— Подождите минуту, меня заинтриговала ваша канарейка. Вот уже полчаса я ломаю себе голову над тем, чего ради вы принесли ее в мою контору.

— Как раз об этом я и хотела вам рассказать, только вы никак не даете добраться до этого момента.

— Так не медлите же! А то мне придетсямучиться весь день, пытаясь отыскать логическое объяснение.

— Утром я была в квартире Рози, подстригала канарейке коготки маникюрными ножницами. Это приходится делать довольно часто. Как раз когда я занималась этим делом, пришел Джимми. Он сказал мне, что любит меня. И крепко меня обнял. Канарейка вырвалась у меня из рук. В этот момент перед самым нашим домом произошла авария, столкнулись две машины. Я выглянула из окна и заметила, что за нами с Джимом наблюдает миссис Надоеда. При аварии был ранен человек. Джимми побежал туда помогать. Полицейские записали номера столкнувшихся машин, а заодно и номера водительских удостоверений. Теперь Джимми могут вызвать в качестве свидетеля. Полиция выясняет виновника аварии и размеры полученных повреждений. И получится, что Вальтер узнает из газет, что Джимми без его ведома приходил к нему в дом, обвинит его в… и… и… пропади все пропадом! Я ненавижу такие сплетни!

Она раскрыла сумочку, вынула из нее маленький платочек и принялась с ожесточением вытирать слезы.

Мейсон поудобнее устроился в кресле и удовлетворенно вздохнул:

— Дорожная авария, любовная история, хромая канарейка и миссис Надоеда. Что может быть лучше? Мне все-таки кажется, что в конце концов я возьмусь за дело вашей сестры. Во всяком случае, мне необходимо знать все подробности. Перестаньте плакать и расскажите мне про миссис Надоеду.

Рита Свейн высморкалась, выдавила из себя подобие улыбки и сказала:

— Я терпеть не могу плакать. Обычно из меня слезинки не выдавишь, а вот сегодня… Только не думайте, мистер Мейсон, что я разревелась специально, чтобы вас разжалобить. Просто не сумела справиться с собой.

Мейсон кивнул и спросил:

— Кто такая миссис Надоеда?

— Это мы ее назвали Надоедой, потому что она обожает совать свой нос решительно во все дела. Вообще-то ее зовут Стелла Андерсон. Она вдова. Живет в соседнем доме. Она постоянно находится на своем наблюдательном посту возле окна или же собирает сплетни по всей округе.

— Джимми вам сказал, что любит вас?

— Да.

— Это случилось в доме Розалинды?

— Да.

— Как получилось, что Джимми явился туда со своими признаниями, и где в тот момент была сама Розалинда?

— Понимаете, — Рита вытерла с лица последние следы от слез, — когда Вальтер нашел письмо Джимми, он стал закатывать невероятные сцены. Вопил, что Джимми — любовник Рози. Вальтер грозился ее убить, изуродовать и так далее. Рози казалось, что он сдержит свои угрозы. Вот сегодня, после очередной сцены она потихоньку улизнула из дома и не смела вернуться назад.

— Когда все это было?

— Точно не скажу. Утром, около девяти или десяти часов. В начале двенадцатого Рози позвонила по телефону, рассказала, что случилось, и попросила меня отправиться в это логово разъяренного льва, уложить кое-какие вещи в чемодан, находящийся в кладовке возле спальни. Живет она в доме номер 1396 по Эльзас-авеню. Вальтер купил этот дом, когда они поженились. Я живу в квартале от них.

— У вас есть ключ от дома?

— Нет.

— Как же вы попали в дом?

— Рози выскочила из дома и не закрыла за собой дверь. Вальтер ведь грозился ее прикончить, тут уж было не до ключей и замков!

— Ну а канарейка?

— Это любимица Рози, она живет у нее много лет. Рози хотела, чтобы я увезла ее к себе. Вальтер, конечно, свернул бы канарейке шею, чтобы досадить Рози. Он просто взбесился, когда узнал, что Рози удрала.

Мейсон понимающе улыбнулся:

— Все ясно. Мое любопытство удовлетворено. Вы понимаете, что я удивился при виде девушки, разгуливающей по городу с канарейкой в клетке. После вашего объяснения загадка превратилась в обычную скучную историю.

Рита вспыхнула:

— Вопрос о счастье и благополучии моей сестры вы называете «обычной скучной историей»! После этого мне остается только извиниться за напрасно отнятое у вас время.

Адвокат усмехнулся:

— Не надо кипятиться. Я честно заплачу за свое любопытство. Так что продолжайте свой рассказ.

— Так вы согласны защищать Рози?

Мейсон кивнул.

У девушки просветлело лицо.

— Прекрасно! Огромное вам спасибо!

— Не стоит благодарности, — устало ответил Перри Мейсон, — меня заинтересовала канарейка, я сам стал приставать с расспросами. Теперь придется расплачиваться. Но я могу выступить по бытовым вопросам только в качестве вашего поверенного. То, что меня это мало интересует, пусть вас не беспокоит… Итак, мистер Дресколл сказал вам, что он вас любит. Не так ли?

Рита молча кивнула.

— Говорил ли он вам об этом раньше?

— Нет, никогда, — ответила девушка, не отводя глаз от канарейки.

— Но вы, разумеется, догадывались о его чувствах?

— Вполне уверенной я не могла быть, — тихо ответила девушка. — Он мне очень нравился, и я надеялась, что тоже нравлюсь ему. Однако объяснение произошло столь внезапно.

— А каким образом он попал в дом миссис Прескотт?

— Джимми сначала заехал ко мне в пансионат. Он когда-то помог тамошнему клерку, дав ему стоящий совет в отношении денег. Поэтому клерк рассказал ему, что я разговаривала по телефону с сестрой, сильно волновалась и сразу поехала к ней. Поэтому Джимми и поехал следом.

— Иными словами, клерк подслушал ваш разговор?

— Не уверена. Он знает голос Рози, а когда я выходила, то сказала, куда еду.

— Таким образом, мистер Дресколл отправился в дом Прескотта?

— Да. Я же говорю, дом этот находится за квартал от моего пансионата.

— Вы уже были там, когда Джимми пришел?

— Да.

— Что случилось потом?

Рита избегала глаз адвоката.

— Ну, мы поговорили о разных разностях. Я держала в руках канарейку, подрезала ей коготки. А тут Джимми как схватит меня в объятия. Он стал говорить о том, как он меня любит. Канарейка, разумеется, вырвалась. А потом, когда я пыталась ее поймать, раздались ужасный скрежет и треск. Естественно, мы оба подбежали к окну общей комнаты — до этого мы были в солярии. На дороге столкнулись две машины: крытый грузовик и легковая. Разумеется, легковая была сильно повреждена. Водитель легковой был ранен. Джимми выскочил из дома, чтобы помочь раненому выбраться из машины. Шофер грузовика страшно испугался. Он сказал, что лучше он сам доставит пострадавшего в больницу, чем дожидаться «Скорой». Так что они с Джимми уложили его в кузов грузовика, и тот уехал.

— Джимми вернулся домой?

Рита кивнула.

— Что случилось потом?

— Мы обсудили сложившуюся ситуацию, и я сказала, что Джимми лучше поскорее уехать, потому что Вальтер и без того зол на него, а если еще и узнает, что в его отсутствие Джимми приходил к ним, тогда вообще на него не будет никакой управы. Вы ведь понимаете: если приедет полиция, то Джимми непременно вызовут в качестве свидетеля. И потом, мог вернуться водитель грузовика, чтобы уговорить Джимми. Так или иначе, но Джимми непременно угодил бы в эту историю. Не говоря уже о миссис Надоеде, которая видела, как мы с Джимми…

— Короче, Джимми поспешил уйти?

— Да, но миссис Надоеда, по-видимому, позвонила в полицию и сообщила об аварии. Случилось так, что в тот самый момент, когда Джимми выходил из ворот, он прямиком угодил в объятия двух полицейских, только что подъехавших на радиофицированной машине. Они, естественно, принялись его расспрашивать, записали его имя, адрес, даже велели показать водительские права.

— Когда это было?

— Два или три часа назад. По-моему, авария произошла где-то около полудня.

— А когда вам звонила Розалинда?

— Где-то между десятью и одиннадцатью. Точно не помню.

— Хорошо. Если вы хотите, чтобы я защищал интересы вашей сестры на бракоразводном процессе, нам для начала надо с ней встретиться.

Рита кивнула. Потом с таинственным видом наклонилась к Мейсону:

— Послушайте, мистер Мейсон. Не лучше ли было бы устроить все таким образом, чтобы Вальтер вообще ничего не узнал про визит Джимми? Понимаете, Рози ведь ушла из дома и Вальтер может решить, что Джимми имеет к этому самое непосредственное отношение.

— Будучи влюбленным в вас?

— Но ведь Вальтер этого не знает!

— Почему же вам не объявить о вашей помолвке?

— Потому что люди могут подумать, что тут дело нечисто: что мы это все придумали, чтобы обмануть Вальтера и спасти Розалинду.

— Ага, значит, вы тоже подумали о такой возможности, не так ли?

— Подумала. Понимаете, это логическое умозаключение сделает любой человек. Вот я и решила: главное — это уладить дело с аварией. Если виновник столкновения — владелец легковой машины, он не станет предъявлять иска. Если же виноват шофер грузовой, то нельзя ли уладить дело мирным путем, предложив уплатить за поломку. Тогда Джимми не фигурировал бы на суде в качестве свидетеля. Тогда никто не узнает, что он приходил в дом Розалинды.

— Пострадавший получил серьезную травму?

— Не знаю. Он был без сознания, когда Джимми помогал водителю уложить его в грузовик.

— Вы не знаете, чей это был грузовик?

— На нем была надпись: «Компания торговых перевозок Трейдера».

— А что вы запомнили о легковой?

Девушка сообщила номер машины — 6Т-299.

Мейсон поручил Делле Стрит соединить его с частным сыскным бюро Пола Дрейка, сам же продолжил свои расспросы о сестре Риты.

— Я не знаю, откуда мне звонила Рози. Но как только я получу от нее весточку, я дам вам знать, — пообещала девушка.

Она записала свой адрес и номер телефона, спросила у Мейсона, не надо ли заплатить аванс за ведение дела.

Мейсон отказался, сказав, что составит счет по завершении дела.

В этот момент он заметил у нее в сумочке толстую пачку денег.

— Господи, вы всегда таскаете при себе такие суммы?

— Нет, конечно, но я решила, что принято платить вперед. Поэтому по дороге сюда я заехала в банк и взяла две тысячи долларов.

Мейсон расхохотался:

— Дорогая леди, такие деньги не требуются даже для ведения самого запутанного дела об убийстве!

Глава 2

Пол Дрейк прислонился к дверному косяку. Его слегка выпуклые глаза были затуманены, туман как бы скрывал затаенные мысли этого внешне заурядного человека. В короткие минуты отдыха рот у него слегка приоткрывался, и он становился похожим больше на пропойцу, чем на опытного детектива.

— Боже мой, Перри, — заговорил он, растягивая слова, — неужели ты принимаешься за новое дело?

Мейсон кивнул.

— Как бы я хотел, чтобы ты наконец отпустил себя в отпуск, пожалел бы мое здоровье, если можно так выразиться.

— Что случилось, Пол? Ты не хочешь со мной работать?

Пол подошел к большому кожаному креслу, сел поперек него, перевесив длинные ноги через один подлокотник и опершись спиной о другой.

— Мы знакомы уже пять лет, — сказал он с упреком, — но я ни разу не видел, чтобы ты не торопился. Тебе всегда нужно все и немедленно.

— Ну что ж, я и сейчас не намерен отступать от своих привычек, Пол. Сегодня около полудня на углу Четырнадцатой улицы и Эльзас-авеню крытая грузовая машина «Компании торговых перевозок Трейдера» врезалась в двухместную легковую, номер машины — 6Т-299. Водитель легковушки был травмирован. Шофер с грузовика переложил его к себе в кузов и повез в ближайшую больницу. Узнай, в какую именно больницу, характер и количество ран, сильно ли повреждена легковая и на какую сумму он застрахована, застрахован ли грузовик, что шофер сообщил об аварии, несет ли транспортная компания ответственность и можно ли все урегулировать частным образом.

— Разумеется, все это должно быть сделано как можно скорее?

— Да, все сведения нужны мне через час.

— Больше тебе ничего не нужно?

— Почему? Вот второе задание. Вальтер Прескотт, проживающий в доме 1396 по Эльзас-авеню, собирается возбудить дело о разводе со своей женой. Мне нужно знать имя его подружки.

— Почему ты думаешь, что у него таковая имеется?

— Он выудил у супруги двадцать тысяч и не вложил их в дело, как обещал.

— Зацепки есть?

— Ничего стоящего. Он работает в страховом агентстве «Прескотт и Рэй». Их контора расположена на Лоран-Билдинг. Загляни в цветочные магазины, проверь книги доставки на дом. Пошли кого-нибудь в контору Прескотта пусть заявит, что молодая леди, ехавшая на машине Прескотта, врезалась в него, оторвала ему крыло и даже не остановилась. Необходимо не прозевать, по какому номеру он будет звонить, проверяя достоверность этой истории. Приставь к нему хороший хвост, чтобы точно узнать, где он проводит свободное время.

— Предположим, он не такой простак и никуда не поедет?

— Напиши анонимное письмо, что, дескать, у его зазнобы есть другой приятель, который ее навещает каждый день часов в двенадцать. Он помчится к ней как миленький.

Дрейк записал имена и адреса в кожаную книжечку.

— Это еще не все. Рядом с домом Прескотта живет некая Стелла Андерсон. Очевидно, она основной источник местных сплетен. Загляни к ней. Посмотри, не поможет ли она подобрать тебе ключик к Прескотту. Она наверняка знает, сидит ли ее сосед по вечерам дома или пропадает «на работе». Ну и о жене Прескотта у нее тоже найдутся какие-нибудь пикантные сведения.

— Одним словом, тебе нужно все!

— Точно. Пошли своих ребят побегать по моим делам. Сам же начни с миссис Надоеды, ну а потом организуй встречу Прескотта с его зазнобой. Анонимное письмо, телефонный звонок, одним словом, все средства хороши.

— Что это еще за миссис Надоеда?

Мейсон подмигнул:

— Красноречивое прозвище миссис Андерсон.

— Что еще?

— Добывая неофициальную информацию у миссис Андерсон, заодно узнай у нее о нежной парочке, которую она видела сегодня утром в соседнем доме.

— Что именно нужно выяснить об этих голубках?

— Описание свидания, как все происходило. То, что мне рассказали, звучит несколько неправдоподобно.

— Разве люди никогда не обнимаются среди бела дня на глазах у других соседей?

— Дело не в этом. Меня несколько смутили подробности дневного свидания. Ладно, Пол, не теряй времени даром.

— Сколько людей я могу включить в эту работу?

— Столько, сколько нужно, чтобы раздобыть все сведения в самое короткое время.

— Как в отношении расходов?

— Можешь не ограничивать себя, это моя забота.

— Что такое, уж не занялся ли ты благотворительностью?

— Нет, мне понравилась хромая канарейка. Она навела меня на кое-какие мысли. А теперь я только хочу проверить, прав ли я.

— Очередной заскок, — вздохнул Дрейк, — ох уж эти твои «мыслишки». Чувствую, ты меня снова загоняешь до упаду.

— Возможно, старина. И сообщай мне все интересное, как только что-то прояснится. Если меня нет на месте, передавай Делле.

— В отношении канарейки… — Детектив нахмурился. — Что-то я не слыхал еще, чтобы в преступлении участвовали канарейки… Куда ты клонишь, Перри?

— Пока мне самому далеко не все ясно. Скажи, Пол, из-за чего канарейка может хромать?

— А черт ее знает.

Мейсон шутливо подтолкнул его к двери:

— Иди, иди, от тебя здесь мало толку.

Пол демонстративно громко вздохнул:

— Я почувствовал огромное облегчение.

— Это еще почему?

— Потому что ты не потребовал, чтобы я приставил наблюдателя к канарейке. Я ужасно боялся, что ты выпустишь ее на свободу, велишь мне сесть на самолет, вооружиться морским биноклем и дать тебе полный отчет о поведении пичуги.

Приоткрыв дверь в коридор, он боком протиснулся через узкую щель и бесшумно исчез.

Мейсон потянулся за шляпой:

— Я еду в зоомагазин, Делла.

— Вижу, вас и вправду здорово заинтересовала канарейка.

Адвокат кивнул:

— Почему захромала канарейка? Чего ради нужно было нести канарейку в адвокатскую контору?

— Потому что ее сестра просила найти для канарейки безопасное место.

— Похоже, что сестрица собирается переехать подальше отсюда. А если задуматься, Делла, то ведь мы даже не знаем, где сейчас находится эта самая миссис Прескотт.

— Девушка говорила, что сама не знает этого.

— В том-то и дело. Здесь все не так банально, как кажется с первого взгляда. Черт возьми, я выжму тайну из этой канарейки, даже если для этого мне придется воспользоваться прессом!

Глава 3

Зоомагазин встретил Мейсона настоящей какофонией. Адвокат кивнул продавцу и прошел к конторе, расположенной в глубине магазина.

Переливающийся всеми красками попугай что-то прохрипел приветливо. Сидящая на цепи обезьянка вцепилась адвокату в рукав. За стеклянной дверью кабинета сидел толстый субъект с бледным бесстрастным лицом. Его лысина была старательно прикрыта черной шапочкой, какую носят почтенные профессора.

Увидев Мейсона, он вышел ему навстречу.

— Это ведь сам Герр Адвокат! Какая честь видеть вас в моем магазине!

Мейсон подал протянутую руку и сказал:

— У меня нет времени на долгий разговор, Карл. Приехал кое-что выяснить.

— Да, да-да. О девушке, которая приходила с канарейкой? Она мне говорила, что это вы ее сюда послали. Наверное, вас заинтересовала эта птичка?

Мейсон кивнул.

— Прекрасная канарейка. Вернее сказать, кенар. У него замечательный голос. Он стоит больших денег.

— Но он хромает на одну лапку.

— Да. Это пустяки. На правой лапке слишком коротко подстригли коготки. Сегодня птица еще похромает, а завтра уже не будет.

— А левая лапка?

— На левой коготки подстрижены правильно, только один совсем не срезан. Не понимаю почему.

— Коготки подстригали сегодня?

— Да-да. На правой лапке были видны крохотные следы крови, оттого что ножницы прихватили коготок слишком глубоко. Да-да, это было сделано сегодня.

— Молодая леди попросила вас подержать птичку у себя?

— Да.

— Сколько времени?

Толстяк пожал плечами:

— Не знаю, этого она мне не сказала.

— День или два?

Хозяин даже широко раскрыл глаза от удивления:

— Вы шутите, не правда ли?  У меня же Пансионат!

— Мне это очень важно знать. Девушка ничего не говорила о сроке?

— Ничего. Я ей назвал плату за месяц, и она уплатила деньги. Понимаете, не за неделю, а за месяц.

— О’кей, Карл, но как раз это я и хотел выяснить.

— Благодарю вас за то, что вы ее направили именно ко мне, — сказал герр Хелмелд, — я надеюсь, что когда-нибудь смогу вам отплатить любезностью за любезность.

— Возможно, Карл. Как девушка себя назвала?

Карл зашел в свою контору, порылся в толстой книге и сообщил:

— Ее зовут Милдред Свенс, адрес: Рино, до востребования. Она уехала в Рино, а через некоторое время кого-то пришлет за птичкой. Но не раньше, чем через месяц.

Адвокат улыбнулся.

— Я вижу, что это для вас приятные известия, — сказал герр Хелмелд, поглядывая на Мейсона поверх очков.

— Очень приятные. Понимаете, Карл, я уже начал подумывать, что мои предположения ошибочны. Теперь я чувствую себя куда уверенней. Пожалуйста, позаботьтесь об этой птичке получше, Карл.

— Не беспокойтесь, не хотите ли пойти взглянуть…

— Не сегодня, Карл. Я еще к вам загляну. Сейчас я страшно занят.

Хелмелд понимающе закивал и проводил адвоката до самых дверей, приговаривая:

— Как только вам что-нибудь от меня понадобится, сразу же обращайтесь ко мне. Я с радостью вам помогу. Разговоры о хромой канарейке — это такой пустяк. Я бы хотел оказаться действительно полезным для вас.

Мейсон улыбнулся, пожал руку хозяину зоомагазина, который правильнее было бы назвать зоопансионатом, и пошел в парикмахерскую. Там его подстригли, побрили и сделали массаж.

Обычно теплые компрессы на лице вызывали у него удивительное полусонное состояние, при котором его воображение начинало работать еще энергичнее. В такие минуты он начинал видеть многое с необыкновенной ясностью. Однако на этот раз компрессы не помогли.

Хромая канарейка. Один коготок на левой лапке вообще не срезан, остальные подрезаны совершенно правильно. Правая же лапка была подстрижена слишком коротко. Из-за этого канарейка стала хромать.

Рита Свейн, отвезшая канарейку в магазин к Карлу Хелмелду, сказала хозяину, что направил ее Перри Мейсон, но сообщила вымышленные имя и адрес.

Зачем?

Выходя из парикмахерской, Мейсон поправил галстук, с одобрением посмотрел на свое помолодевшее лицо и ленивым шагом направился к себе в контору.

В конце коридора он сразу увидел фигурку Деллы Стрит, которая стояла на пороге его личного кабинета и махала ему рукой, показывая, что нужно идти быстрее. — Она даже побежала ему навстречу.

— Скорее, шеф. Пол Дрейк у телефона, он говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами.

Длинные ноги Мейсона зашагали с такой скоростью, что Делле снова пришлось бежать.

— Я узнала ваши шаги в коридоре и выскочила вам навстречу.

— Это его первый звонок?

— Да.

— Наверное, что-то важное, Делла. Не уходи домой, пока мы все не выясним.

Он схватил телефонную трубку и сразу же сказал:

— Пол, в чем дело?

По несколько изменившемуся голосу детектива Мейсону стало ясно, что Пол держит трубку возле самого рта.

— Мне кажется, будет лучше, если ты сам сразу приедешь сюда, Перри.

— Куда «сюда»?

— Я нахожусь как раз напротив дома миссис Андерсон, на Эльзас-авеню. Звоню из аптеки, встречу тебя возле моей машины.

— Что случилось?

Дрейк заговорил тише:

— Слушай. Двое мужчин подъехали на полицейской патрульной машине к дому Прескоттов, отворили отмычкой боковую дверь и вошли внутрь. Минут через пятнадцать появился сержант Голкомб из отдела убийств. С ним еще двое полицейских. Как всегда, вой их сирены был слышен за три квартала. Удивительно шумный человек! Ну, а через несколько минут после них прибыл и коронер.

Мейсон присвистнул:

— Вот тебе и дело о разводе! Пол, ты успел раздобыть что-нибудь для меня?

— Немногое. Выяснил, что сигнал поступил от миссис Вейман, которая живет на Четырнадцатой улице к западу от дома Прескотта.

— А кто убит? Женщина, мужчина?

— Не знаю.

— Я выезжаю. Жди меня напротив дома миссис Андерсон. И позволь дать один совет — не смейся больше над моим пристрастием к хромой канарейке. Нам еще эта птичка сослужит хорошую службу!

Глава 4

Машина Дрейка стояла возле закоптелого и грязного домика, расположенного немного севернее большого двухэтажного особняка, перед которым сгрудилось с полдесятка машин.

Мейсон аккуратно поставил свою легковую впритык к машине Дрейка. Детектив ждал рядом.

— Пол, они знают, что ты здесь?

— Пока нет. Еще не заметили.

— Начали расспрашивать соседей?

— Нет. Пока рыскают в доме и в саду.

— Газетчики есть?

— Да. Две машины принадлежат прессе. Про миссис Вейман сказал один из репортеров.

— О’кей, у нас времени в обрез. Пошли. Ты идешь к миссис Вейман. Изобрази из себя кого хочешь: продавца стиральных машин, страхового агента или же агента, расследующего дорожную аварию. Я займусь миссис Надоедой. Встретимся на этом же месте. Действуй поэнергичнее.

Дрейк кивнул и скрылся за углом, а Мейсон двинулся по узкой зацементированной дорожке к дому миссис Андерсон, поднялся по скрипучим ступенькам крыльца и нажал кнопку звонка.

Дверь отворилась лишь на третий звонок. Высокая костлявая дама с удивительно длинным носом, прекрасно гармонирующим с бегающими глазами, спросила скрипучим голосом:

— Чего вы хотите?

— Я расследую автомобильную катастрофу, которая недавно произошла прямо перед вашим домом.

— Входите, входите, вы детектив?

Мейсон отрицательно покачал головой.

На минуту на лице миссис Надоеды появилось разочарование, но все же она провела Мейсона в старомодную приемную. Старинные стулья с мягкими подлокотниками и специальными подушечками под голову были расставлены на одинаковом расстоянии один от другого.

Понятие «уют» было несовместимо с этим помещением.

— Садитесь, — пригласила она. — Святые угодники, я так волнуюсь! Я до сих пор вся дрожу из-за столкновения этих машин. А потом, что они нашли в доме Прескотта? Я никак не могу успокоиться. Уже два раза пила валерьянку, и все не помогает.

Мейсон уселся в кресло у окна и вытянул шею, стараясь рассмотреть, что творится в соседнем доме.

— А что же они нашли в доме Прескотта? — спросил он у миссис Надоеды.

— Точно не знаю, но мне кажется, что там произошло убийство. Меня страшно беспокоит, правильно ли я поступаю, не рассказав офицерам полиции про то, что видела. Я думаю, что они придут ко мне и расспросят. Как вы считаете?

Мейсон спросил с улыбкой:

— Что же вы видели, миссис Андерсон?

— Многое, — ответила почтенная вдова, многозначительно наклонив голову. — Я видела очень многое. Я сама себе сказала: «Послушай, Стелла, в соседнем доме что-то творится, не лучше ли сообщить в полицию?»

— Но ведь вы ее не вызвали?

— По этому поводу — нет. Я звонила им по поводу автомобильной катастрофы.

— Но не рассказали им о том, что видели в соседнем доме?

Она покачала головой, поджав губы, и сказала с видом оскорбленной королевы:

— Они меня не спрашивали. Даже не вошли в дом. У меня даже не было возможности все им рассказать. Пусть сами на себя пеняют!

— Как? Они не сочли нужным побеседовать с вами, хотя вы сообщили им об аварии?

— В том-то и дело. Приехали, осмотрели поврежденную легковую, записали всякие там номера, поговорили с молодым человеком, который вышел из дома Вальтера Прескотта, а потом сели в машину и укатили. Поверите ли? Даже не зашли ко мне во двор!

— А между тем вы видели нечто важное, о чем им следовало бы знать! — покачал головой Мейсон, выражая этим крайнюю степень негодования.

— Можете не сомневаться: я видела!

Мейсон внимательно посмотрел на нее, кивнул и самым безразличным тоном заявил:

— В полиции сидят не простаки. Если бы это было действительно важно, они бы вас обо всем расспросили.

Миссис Надоеда буквально подпрыгнула в кресле.

— Что такое вы говорите? — чуть не закричала она. Ее отвислые щеки дрожали от возмущения.

— Видимо, этот молодой человек сообщил им все необходимые сведения об автомобильной катастрофе.

Вдовица нахохлилась:

— При чем тут автомобильная катастрофа? Не надо делать поспешных выводов, молодой человек!

— Так что же вы еще могли видеть?

— Вас это не касается, вы же расследуете только автомобильную катастрофу. Что конкретно вас интересует?

— Все, что вы о ней знаете.

— В тот момент я была дома…

— Видели ли вы, как произошло столкновение?

— Я слышала, как завизжали шины, и побежала к окну. Машины уже врезались одна в другую и ударились об обочину. Шофер грузовика выскочил из кабины и попытался открыть дверцу легковой машины, но не сумел. Тогда он обежал легковую с другой стороны, а тут из дома Прескотта выскочил молодой человек и помог ему.

— Какой молодой человек?

— Тот самый, которого я видела там еще до происшествия.

— Вот как? Вы видели его там раньше?

— Конечно, видела.

— Вы об этом ничего не сказали.

— Вы сами не дали мне возможности договорить.

— Мне показалось, что на вопрос, что вы видели в доме, вы мне ответили, что «это не мое дело»… Вы не будете возражать, если я закурю?

— Я вовсе не говорила, что это не ваше дело… Что же касается курения, то я бы предпочла, чтобы вы не курили. Табачный дым особенно крепко въедается в тюлевые занавески, его потом очень трудно проветрить.

Мейсон кивнул:

— Хорошо… Где вы были в тот момент, когда услышали визг тормозов?

— В столовой.

— Будьте любезны, покажите, где вы в тот момент стояли?

Миссис Андерсон охотно поднялась с кресла и молча пошла в столовую.

— Встаньте точно так же, как в тот момент, когда послышался визг тормозов, — попросил Мейсон.

Она повернулась к окну и слегка высунулась из него. Мейсон подошел к ней и остановился рядом.

— Ведь это дом Прескотта? — спросил он.

— Да.

— Он находится очень близко от вашего.

— Да.

— Скажите, что это за комната как раз напротив?

— Солярий.

— Вы стояли именно здесь, когда послышался звук торможения?

— Да.

— Что вы сделали?

— Побежала в гостиную и раздвинула занавески, чтобы узнать, что случилось.

— Как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как фургон прижимает легковую к высокому бордюру?

— Да.

— Вы знаете, кто виноват в аварии?

— Нет. Я видела не все. А даже если бы и видела, то не могла бы многого объяснить. Я ведь ничего не понимаю в машинах. Давайте вернемся в другую комнату. Меня кое-что интересует и…

— Что вы сделали сразу после аварии?

— Позвонила в полицию. Сказала, что произошла авария, один человек ранен. Через несколько минут из-за угла показалась полицейская машина. Молодой человек, который помог шоферу положить раненого в кузов грузовика, как раз выходил из дома Прескотта. Полицейские принялись его расспрашивать и даже заставили показать свои водительские права.

Она замолчала. Как раз в этот момент по Эльзас-авеню проехала машина. Миссис Андерсон проводила ее глазами, пока она не завернула на Четырнадцатую улицу, притормозив перед поворотом.

— Уже семь машин, — сообщила она, — проехало за полчаса. Как вы думаете, кто бы это мог быть?

— Понятия не имею.

— На одной из машин была надпись «Отдел расследования убийств». Ее сирену было слышно за целую милю.

— Может быть, умер человек, пострадавший при автомобильной катастрофе?

— Ну что вы! Пострадавшего отвезли в больницу. Дорожные катастрофы не имеют отношения к отделу по убийствам. Ими занимается транспортная полиция. Нет, там кого-то убили!

— Вы уверены, что тот молодой человек выбежал именно из дома Прескотта?

— Конечно, уверена.

— Нельзя ли предположить, что он сидел в машине, которая стояла где-то за углом? Ведь прескоттовский дом стоит как раз на углу Четырнадцатой улицы.

— Да нет, ничего подобного. Это абсурд. Не сомневайтесь, я точно знаю, когда молодой человек вышел из дома. Более того, я видела его в доме еще до аварии.

Мейсон недоверчиво приподнял брови:

— Что бы ни произошло в доме Прескотта, это не может иметь никакого отношения к аварии. Боюсь, вы преувеличиваете значение самых обычных пустяков…

— Черта с два, — возмутилась миссис Надоеда, — я никогда ничего не преувеличиваю. Послушайте, молодой человек, кстати, как вас зовут?

— Мейсон.

— Хорошо, мистер Мейсон, послушайте теперь меня. Я прекрасно разбираюсь, что важно, а что нет. Я расскажу вам, что я видела вон там, а потом судите сами, обычный ли это пустяк или нет и стоило ли тем полицейским подняться ко мне и поговорить со мной.

Так вот, я стояла перед окном в столовой и смотрела в сад. Просто так, ни на что конкретно. Если в солярии напротив не опущены жалюзи, то видно все, что там творится. А миссис Прескотт терпеть не может закрывать жалюзи. Святые угодники, чего только я не насмотрелась! Так вот, этот молодой человек был в солярии с сестрой миссис Прескотт. Она была одна в доме с этим молодым человеком.

— Возможно, он заглянул мимоходом просто из вежливости.

Миссис Надоеда только фыркнула:

— Мимоходом! Не смешите! Он там находился ровно сорок две минуты до аварии, и если бы вы видели то, что я видела, когда Рита Свейн упустила канарейку, вы бы заговорили по-другому.

— Как она упустила канарейку? — спросил Мейсон, всеми силами стараясь лишить свой голос заинтересованности.

— Рита стояла перед самым окном. Жалюзи были подняты, и она должна была бы знать, что я могу ее видеть, если случайно выгляну из окна столовой. Не подумайте, что я целыми днями торчу здесь и заглядываю в чужие окна. Нет, у меня нет никакой охоты совать свой нос в чужие дела. Однако же я не слепая, и если молодая леди обнимается и целуется с парнем перед окнами, она не должна потом жаловаться на то, что я это видала. Великий Боже, какое бесстыдство! Я не собираюсь закрывать свои ставни только потому, что мои соседи забывают о скромности. Современные молодые женщины вообще не понимают, что это слово значит. Когда я была девушкой…

— Значит, молодой человек обнимал ее, не так ли? — Мейсон поспешил снова направить разговор в нужное русло. — Это было, по-вашему, объяснение в любви?

Миссис Надоеда резко выпрямилась.

— В наше время подобное не называли «объяснение в любви». Тоже мне любовь! Впервые вижу, чтобы люди так непристойно себя вели прямо среди белого дня.

— Но не ошибаетесь ли вы в отношении канарейки? — спросил Перри Мейсон.

— Я не могла ошибиться. Рита держала птичку в руке. Она как раз начала подрезать ей коготки, когда молодой человек облапил ее и начал целовать. А то, как она бесстыдно к нему прижалась, заставило меня покраснеть. Я никогда не видела подобного. Такие страстные объятия… Чему только учат в школах? Она просто…

— А что случилось с канарейкой?

— Канарейка летала по всей комнате, с перепугу билась о стекла.

— Вы говорили, что молодой человек еще оставался в доме и потом?

— Ну да. Рита упустила птичку по его вине, Рита разнервничалась, стала ловить канарейку и никак не могла поймать ее. А молодой человек прошел в соседнюю комнату. Но тут как раз произошла автомобильная авария, и я перешла к другому окну.

— Ага, понимаю, к переднему.

— Да.

— Что было потом?

— Понимаете, когда молодой человек вернулся в дом, я опять прошла к окну в столовой. Меня мучила мысль, что он и миссис Прескотт…

— Разве миссис Прескотт тоже там была?

— Нет-нет. Я оговорилась. На какую-то секунду мне показалось, что это была миссис Прескотт. Понимаете, на Рите Свейн было надето платье миссис Прескотт. Это платье было куплено в прошлом году на «пестрой распродаже». Я знаю его так же хорошо, как собственные туалеты, потому что я часто видела его на соседке. Они с Ритой похожи друг на друга, как две горошинки из одного стручка. Так что сначала, увидев знакомое платье и не разглядев лица, я подумала, что это была миссис Прескотт. Подумала: хорошенькое дельце, молодой человек так себя ведет с замужней женщиной. Что ж, я рада, что ошиблась.

— Может быть, это все-таки была миссис Прескотт?

— Нет, потом мне удалось рассмотреть ее лицо.

— И вы уверены, что это была действительно Рита Свейн?

— Уверена, — с глубоким разочарованием сказала достойная миссис Андерсон. — Так же уверена, как в том, что сейчас сижу в этом кресле.

— Вы начали рассказывать о том, что произошло после столкновения машин.

— Молодой человек возвратился в дом Прескотта. Его, по-видимому, что-то напугало. Тут он дал Рите Свейн пистолет.

— Пистолет?

— Да… Ох, я не хотела об этом говорить… Вы…

— Какой пистолет?

— Может, и не пистолет, а револьвер. Синевато-черный. Он вынул его из заднего кармана и протянул Рите, а она выдвинула ящик в огромном бюро, которое стоит в углу комнаты, и засунула револьвер в самую глубину, а потом задвинула ящик и заперла его.

— Что было дальше?

— Я позвонила в полицию и сообщила об аварии и раненом человеке, решив, что про револьвер я расскажу, когда они придут ко мне. Но они даже не соизволили.

— Скажите, когда вы звонили в полицию, раненый человек по-прежнему сидел в машине?

— Нет, его уже увезли в больницу.

— Скажите, через сколько времени после вашего звонка появилась полиция?

— Минут через пять, не больше. Возможно, конечно, прошло минут семь-восемь, но мне показалось, что очень быстро.

— Что они прежде всего сделали?

— Осмотрели легковую машину, списали номера, а тут из дома вышел молодой человек. Они проверили его документы, после чего отпустили. Сели в машину и уехали, не потрудившись хотя бы на пару минут зайти ко мне. Это у меня просто не укладывается в голове. Я вызвала полицию, а полиция даже не поинтересовалась, что мне известно об этом деле.

— Но ведь вы не видели самого столкновения?

— Во-первых, они этого не знали. Во-вторых, я видела все же достаточно много.

— Да, вы совершенно правы, — задумчиво проговорил Мейсон. — Кому еще вы про это рассказывали?

— Никому, кроме миссис Вейман.

— Миссис Вейман?

— Это моя ближайшая соседка по Четырнадцатой улице. Они переехали сюда полгода назад. Наши задние двери почти касаются одна другой. Я ей рассказала про аварию сразу же. Она милейшая женщина. Как жаль, что у нее такой неудачный муж.

— Что плохого в ее муже?

— Пьяница! В трезвом состоянии он о’кей, но стоит ему выпить, как он начинает нарываться на неприятности. Либо он с кем-то подерется, либо его самого изобьют до полусмерти. Надо было видеть, в каком виде он явился домой как раз в тот момент, когда я рассказывала его жене про аварию. От него разило виски, он шатался из стороны в сторону. Наверняка успел с кем-то подраться. Даст Бог, это наконец послужит ему уроком. Кажется, ему сильно досталось.

— Он сам так сказал? — спросил Мейсон с улыбкой.

— Ему не нужно было ни о чем говорить. Стоило взглянуть на его разбитый в кровь нос, порез на щеке и синяк под глазом. Ему пришлось пойти к врачу и сделать перевязку. Хорошенькое дело так напиваться и оставлять дома беззащитную крохотную женщину, которая плачет целыми днями напролет, не зная, что ей делать! А ему и море по колено, дня три продержится и снова валяется по канавам.

Мейсон сочувственно покачал головой.

— Возвращаясь к событиям в доме Прескотта… — Мейсон случайно выглянул в окно и увидел широкоплечего мужчину с короткой шеей, который явно направлялся в сторону домика миссис Андерсон. — Прошу вас сказать, вы хорошо разглядели Риту Свейн? Вы действительно не могли обознаться?

— Разумеется. Ей все-таки удалось поймать канарейку, и она остановилась у самого окна лицом в мою сторону. Мне показалось, что она зачем-то ищет самое освещенное место в комнате. Можно было подумать, что она делает важную операцию. Столько шума из-за коготков у канарейки!

— Хотелось бы проверить, миссис Андерсон, насколько вы внимательный наблюдатель…

— Мне думается, молодой человек, мое зрение меня еще не подводило!

— Не могли бы вы сказать, например, какую именно лапку подстригала Рита Свейн, когда она подошла к свету?

Миссис Андерсон зажмурилась, вспоминая, потом с уверенностью сказала:

— Правую.

— Вы уверены?

— Да. Я ее сейчас представила себе, как она стоит у окна, держит в левой руке канарейку, лапками вверх… Да, она подрезала коготки на правой лапке.

— Уже после того, как ушел молодой человек?

— Да. Я успела сходить к миссис Вейман… Подождите, сюда еще кто-то идет. Интересно, чего он хочет? Святые угодники, ну и выдался же сегодня денек!

Мейсон встал около окна, а миссис Андерсон быстрыми нервными шагами пошла к входной двери. Едва сержант Голкомб прикоснулся к кнопке звонка, как она уже отворила дверь, спрашивая:

— Чего желаете?

— Вы Стелла Андерсон?

— Да.

— Я сержант Голкомб из отдела убийств. Мне сообщили, что вы видели, как молодой человек в доме напротив отдал женщине револьвер, который она спрятала.

— Да, — ответила несколько растерявшаяся миссис Андерсон, — только я не понимаю, каким образом вы могли об этом узнать? Я никому об этом не рассказывала, кроме миссис Вейман и человека, который сейчас зашел ко мне.

— Какой человек? — быстро спросил сержант.

— Некий мистер Мейсон.

Мейсон слышал, как Голкомб сердито топнул ногой. Остановившись на пороге столовой, сержант раздраженно спросил:

— Значит, вы уже здесь?

Мейсон спокойно кивнул и сказал как бы между прочим:

— Как поживаете, сержант? Вам бы лучше выбросить сигарету. Хозяйка не выносит табачного дыма. Говорит, что он въедается в занавески.

Сержант Голкомб повертел зажатой между двумя пальцами сигаретой и сердито фыркнул:

— Обращать еще внимание на женские капризы! Каким образом вы пронюхали про это убийство?

— Какое убийство? — очень натурально удивился Мейсон.

— Ну, разумеется, вам ничего о нем не известно, — насмешливо констатировал Голкомб.

— Ничегошеньки!

— И вы, по всей вероятности, зашли сюда пригласить миссис Андерсон в кино?

Мейсон с возмущением ответил:

— Да будет вам известно, сержант, что я расследую здесь автомобильную аварию.

Голкомб повернулся к Стелле Андерсон, которая не отводила возмущенного взгляда от дымящейся сигареты сержанта. Поэтому она не пожелала понять немой вопрос полицейского.

— Это правда? — отрывисто спросил сержант, не вынимая сигарету изо рта.

— Да, — громко фыркнула вдова.

— О’кей. — Голкомб повернулся к адвокату: — Вы, наверное, уже все узнали про свою аварию, больше вам здесь делать нечего. У меня неотложное дело к миссис Андерсон.

Мейсон улыбнулся Стелле Андерсон и сказал:

— Огромное вам спасибо, миссис Андерсон. Одно удовольствие повстречаться с женщиной, которая так хорошо видит и так прекрасно запоминает все мелочи. Большинство свидетелей становятся послушной игрушкой в руках офицера, который стремится только к тому, чтобы свидетели присягнули, что заметили то, что подтверждает уже выдвинутую версию.

Голкомб с угрожающим видом кашлянул. Перри Мейсон еще раз одобрительно улыбнулся Стелле Андерсон, выскользнул из дома и быстрыми шагами двинулся к машине Пола Дрейка.

Детектив уже сидел за рулем.

— Узнал что-нибудь у Вейманов? — спросил адвокат, усаживаясь рядом.

— Меня вышибли оттуда за здорово живешь, — ухмыльнулся Дрейк.

— Полиция?

— Нет, раздраженный супруг. У него рассечена бровь и огромный синяк под глазом. Какой-то чудак его здорово отделал. У него и физиономии-то не видно из-за бинтов, но по глазам видно, что он сам не прочь кому-нибудь заехать в ухо. Не думаю, чтобы он много знал о случившемся. Безмозглая миссис Андерсон прибежала к ним с целым коробом новостей: она, дескать, видела, как какой-то парень передал револьвер мисс Свейн. Миссис Вейман решила, что нужно срочно вызвать фараонов.

Мейсон смотрел перед собой с задумчивым выражением лица. Он угрюмо проговорил:

— Мне очень не нравится эта история, Пол. Чего ради вызывать полицию, если единственное основание для этого — рассказ болтливой соседки о какой-то парочке, прятавшей револьвер? И стали бы полицейские приезжать и учинять обыск в доме, если бы у них были только эти сведения? Обычно человек звонит до посинения в полицейское управление и вызывает патрульную машину даже по более серьезному поводу, но ничего, кроме окрика дежурного офицера, не может добиться.

Дрейк показал в сторону дома Прескотта:

— Вот тебе и ответ. Миссис Вейман добилась не только сержантского окрика.

— Расскажи-ка мне поподробнее об этой особе.

— Ей под сорок, довольно стройная, вполне симпатичная. Говорит тихо, задумчиво. Лицонесчастное и волевое одновременно. Взглянув на нее, вы скажете, что эта женщина пережила, наверное, недавно какую-то трагедию, после которой стала терпеливой и покорной.

— Как вы считаете, что это была за трагедия?

Дрейк хохотнул.

— Посмотри на ее муженька, и тебе сразу же станет ясна трагедия, переживаемая этой женщиной.

— Что он собой представляет? Громадный детина?

— Нет. Среднего роста. Примерно ее возраста, но изможденный, как всякий настоящий пьяница. Возможно, в трезвом виде он вполне ничего, но сейчас он просто ничего не соображает. Тебе, конечно, знаком этот тип, Перри. Четыре стаканчика — и они замечательные ребята. Пропустили пятый — начинают целоваться, приставать, лезть в драку. Чем дальше, тем хуже. Как мне кажется, сегодня он выпил стаканчиков пятнадцать.

— Что он тебе сказал?

— Он сначала выслушал, что я говорю, кое-как сполз с лестницы и устроил сцену. Я мог бы стукнуть его разок и уйти, все равно ведь миссис Вейман так переживала из-за его скотского состояния, что я у нее все равно ничего бы не смог узнать.

— Полиция у них уже побывала?

— Не думаю.

— Что ты ей сказал?

— Сказал, что занимаюсь расследованием автомобильной аварии, а потом поинтересовался, что случилось по соседству.

— Она подтвердила, что вызвала полицию?

— Да.

— Но не объяснила, почему она это сделала?

— Сказала, что миссис Андерсон рассказала ей, что видела мисс Свейн и какого-то парня, который весьма бурно объяснялся ей в любви, держа в руке револьвер. Ей показалось, что у обоих был вид настоящих преступников. После долгих колебаний миссис Вейман все-таки решила позвонить в полицию.

— И это все, что удалось узнать?

— К сожалению, пьяный супруг ворвался как раз посреди моего интервью. Я решил, что лучше ретироваться.

— Ладно, Пол, поехали к телефону. Надо позвонить в контору и узнать у Деллы, нет ли новостей. Пока тут орудуют Голкомб и компания, мы все равно ничего не сможем сделать.

— Поедем на двух машинах?

— Да, надо скорее отсюда уезжать. Я буду ждать тебя у аптеки на бульваре.

Дрейк подъехал первым к месту свидания и сразу же пошел к телефонной будке.

Когда приехал Мейсон, Пол что-то быстро записывал в книжечку и попросил «подождать у аппарата».

— Я выяснил подробности аварии, — сказал он адвокату.

— Выкладывай, да побыстрее.

— Компания торговых перевозок Трейдера, которой принадлежит фургон, является концерном, возглавляемым одним человеком. Гарри Трейдер — крупная фигура. Он сам вел фургон, доставляя какие-то товары в гараж Вальтера Прескотта. Прескотт дал ему ключ. Трейдер говорит, что он ехал по Эльзас-авеню и как раз начал поворот направо на Четырнадцатую улицу, когда этот парень, ехавший на открытой двухместной машине, решил обогнать его справа, не предупредив даже сигналом.

Трейдер сказал, что он старался отвернуть, но его фургон слишком громоздкий, он не может резко менять направление движения.

В момент поворота легковая оказалась между фургоном и обочиной. Произошла авария. Парень потерял сознание. Трейдер отвез его в больницу «Доброго Самаритянина». Он подождал, пока врач не сказал ему, что жизнь водителя вне опасности, что он только сильно стукнулся головой о стенку кабины, поэтому и потерял сознание.

Трейдер говорит, что во всем виноват этот парень, но, так как машина у него застрахована, он не слишком переживает. Он признался, однако, что сначала сильно струхнул, решив, что мужчина сильно пострадал. Но надо же быть таким идиотом — решиться на обгон тяжелого фургона, да еще на повороте, да еще не подав предупреждающего сигнала.

Трейдер говорит, что когда водитель легковой пришел в себя, он сразу же признал, что виноват он один, потому что загляделся на что-то в окне одного из домов. Опомнился он лишь тогда, когда слева на него налетел огромный фургон.

— Загляделся на что-то в окне? — переспросил Мейсон.

— Так сказал Трейдер.

— Не уточнил, в каком именно окне?

— Нет.

— Скорее всего в доме Прескотта либо в доме Стеллы Андерсон. Поехали в больницу. Мы должны найти врача, который возился с водителем легковой. Я хочу точно узнать, что сказал водитель, признавая свою вину.

— О'кей, Перри, — кивнул Дрейк и сказал в трубку телефона: — Это все, Мейбл. Оставайся на месте и собирай поступающие материалы. Полиция работает в доме Прескотта. Пока все шито-крыто. Как только выяснится что-то определенное, позвони в больницу «Доброго Самаритянина». Мы с Мейсоном сейчас туда едем. Позвоню еще раз, когда освобожусь. О'кей, Мейбл, до свидания.

Дрейк повесил трубку, повернулся к Мейсону и заговорил:

— Перри, мне пришла в голову одна мысль: а не хотела ли эта мисс Свейн убрать с дороги собственную сестру?

— Чепуха! Уж если тебе так хочется пришить кому-нибудь убийство, то, скорее всего, надо вспомнить о парне, который в пустом доме любезничал с девчонкой. А моих клиентов не трогай.

— Так мисс Свейн — твоя клиентка?

— Если хорошенько подумать, Пол, то нет. Она наняла меня, это верно, но для того, чтобы представлять интересы замужней сестры.

— Иначе говоря, миссис Прескотт?

— Да.

— В таком случае ставлю пять против одного, что клиентка мертва.

— Знаешь, Пол, пожалуй, я оставлю здесь мою машину и поеду вместе с тобой. Тогда у нас будет возможность поговорить. Почему ты думаешь, что именно миссис Прескотт убили?

— Проще пареной репы. Судя по всему, убийство произошло где-то около полудня, перед самой аварией и она произошла скорее всего из-за убийства. В это время Прескотт, бизнесмен, находится в своей конторе, а его супруга, как хозяйка дома, должна быть у себя.

— А может быть, Прескотт — любитель поспать подольше.

— Нет. Он ведь обратился к Гарри Трейдеру с просьбой доставить груз в его гараж и даже отдал ему ключ. Это доказывает, что он не собирался быть дома в то время, когда Трейдер привезет заказ. Трейдер появляется в самом начале первого, как раз в тот момент, когда мисс Свейн со своим приятелем прятали револьвер.

— Что ж, логично, Пол.

— Дар, ниспосланный свыше, — усмехнулся детектив.

— Тогда пораскинь умом вот в каком плане: Рита Свейн со своим Джимми находится в задней половине дома, в солярии, в тот момент, когда происходит авария. Но водитель что-то видел в окне. Кто же еще находился в тот момент в доме? Кого мог видеть водитель? И заметь, мистер Всезнайка, что это должно было быть что-то интересное, чтобы он забыл о дорожных правилах и врезался в огромный фургон.

Дрейк сокрушенно буркнул:

— Нет уж, Перри, это тебе решать. О’кей, у твоих клиентов имеется алиби, если водитель действительно видел «что-то интересное» в окне передней части дома Прескотта. Только ведь это могло быть вовсе и не само преступление… Допустим, женщина, позабыв задернуть занавески, застирывала кровавые пятна…

Мейсон рассмеялся:

— Пол, у тебя криминально направленное мышление. Дай тебе только волю, и мои клиенты попадут за решетку прежде, чем я успею рот раскрыть. Ладно, хватит фантазировать. Давай-ка послушаем, что нам скажет медик.

— Что ты за человек, Перри, мне самому так понравилась мысль о кровавых пятнах, а ты сразу мне рот затыкаешь!

Глава 5

Когда Мейсон и Дрейк добрались до больницы «Доброго Самаритянина», доктор Джеймс Боллас все еще находился на дежурстве. Он выслушал вопросы адвоката с вежливым вниманием.

— Да, да, — сказал он, пожимая руки посетителям, — я отлично помню пациента. Его доставили сегодня в двенадцать десять. Его травмы были поверхностными, но им сопутствовало довольно редкое явление, иногда встречающееся в подобных случаях: травматическая амнезия.

— А если перевести на разговорный английский: что такое «травматическая амнезия»? — спросил Пол Дрейк.

Доктор со снисходительной улыбкой посмотрел на детектива.

— Пардон, я не собирался употреблять медицинских терминов. Амнезия — это потеря памяти. Жертвы амнезии не помнят своего прошлого, не могут сказать, как их зовут и кто они такие. Ну, а слово «травматический» говорит о причине самой амнезии.

— Если я вас правильно понял, доктор, то, когда водителя привезли к вам и к нему вернулось сознание, с памятью у него было не все в порядке? — спросил Мейсон.

— Совершенно верно. У него не было ни переломов костей, ни вывихов. Иными словами, он отделался сравнительно легко: несколько кровоподтеков, два поверхностных пореза на лице, возможность получить страховку за травму и, что менее приятно, эффект шока. Перевязка и обработка порезов заняли несколько минут.

По словам человека, доставившего его сюда, столкновение машин было очень сильным. Пострадавшего положили в грузовик в бессознательном состоянии. Он пришел в себя, когда его несли на носилках в перевязочную, но у него в тот момент была полная потеря памяти. Он не смог назвать своего имени, адреса, рода занятий, откуда он родом, женат или холост. Короче, он не ответил ни на один вопрос в отношении себя. Мы осмотрели его карманы и установили по документам, что он Карл Паккард из Олтвилла, Калифорния. Я всячески старался отвлечь его внимание от этих документов, что могло бы освежить его память, до тех пор, пока не пройдет редкий эффект травматического шока и я не удостоверюсь, что серьезных повреждений не имеется. Потом я дал ему немного бренди, немного с ним поговорил и между прочим поинтересовался, как идут дела в Олтвилле.

Наступила драматическая тишина, а доктор со снисходительной улыбкой смотрел на своих внимательных слушателей, ожидая, когда они полностью оценят всю мудрость его тактики.

— Если бы я придал этому вопросу слишком большое значение, — продолжал доктор, — больной бессознательно насторожился бы и стал бы напрягать свою память, что непременно усилило бы временную амнезию. Так всегда случается при неправильном лечении…

— Понятно, понятно, доктор. Скажите, у него восстановилась память?

— Да.

В этом простеньком «да» было ясно выражено неодобрение тому, что адвокат столь невежливо прервал его научные объяснения.

— Он сам вспомнил свое имя? Пришлось ли вам подсказывать его или же он сам его назвал?

— Он сам все вспомнил. Если вы соизволите выслушать полный отчет, вы получите гораздо более ясную картину.

— Говорите, доктор, — кивнул Мейсон, вытаскивая из кармана портсигар.

Дрейк осмотрелся, опустился на стул и прислонился головой к стене, закрыв глаза.

Доктор Боллас начал лекторским тоном:

— Когда я его спросил, как обстоят дела в Олтвилле, я постарался, чтобы мой вопрос прозвучал как абсолютно случайный. Его ответ был в равной степени случайный. Тогда я поинтересовался, знаком ли он с председателем Первого международного банка в Олтвилле. Он ответил, что да, знает его прекрасно. Мы поболтали еще на посторонние темы, а потом я спросил, где он живет в Олтвилле. Он сообщил мне адрес, совпадающий с тем, что был написан в его водительском удостоверении. Тогда я спросил и его имя. Он ответил. Постепенно я подвел его к автомобильной аварии, ну и тут он вспомнил все самым наилучшим образом.

— Что он сказал про аварию?

— Сказал, что винить надо его одного. Водитель фургона, мистер Трейдер, производит впечатление делового человека. Трейдер заявил, что был застрахован. Если его и обвинят, страховая компания заплатит, но что он совершенно не виноват. Паккард сказал, будто он что-то заметил в одном из окон домов по правой стороне, высунул голову, чтобы лучше рассмотреть, и совершенно позабыл про дорогу. Опомнился он только тогда, когда почувствовал слева какую-то огромную массу, прижимавшую его к обочине дороги. Столкновение произошло в ту же минуту. Больше он ничего не помнит.

— Он не сказал, что именно видел в окне?

— Нет, но он выглядел, как бы это сказать, слегка смущенным. Некрасивое слово «обалдевший», но оно как раз прекрасно характеризует его состояние.

— Не женщину ли? — спросил Дрейк, открывая глаза.

— Он не говорил.

— Паккард не упоминал о том, что он собирается делать с машиной?

— Собирался посмотреть, нельзя ли ее отремонтировать.

— Паккард застрахован?

— Кажется, нет.

— Когда ему стало легче?

— Минут через двадцать.

— Когда он уходил, все уже было нормально, не так ли?

— Вполне, если не считать ссадин и синяков.

— Вы записали адрес Паккарда?

— Да. Минуточку. — Доктор порылся в карточках, вытянул одну и продиктовал: — 1836, Робинсон-авеню, Олтвилл, Калифорния.

— Очевидно, это его постоянный адрес, — сказал Мейсон. — А вы не поинтересовались, где он сейчас остановился?

— Нет. Как я понял, он был здесь проездом.

— У вас сложилось такое впечатление на основании его прямых слов или же…

— В нашей профессии мы не привыкли руководствоваться только субъективными ощущениями, а всегда опираемся на конкретные факты. Когда мистер Паккард избавился от амнезии, я спросил его, когда он сюда приехал. Он ответил, что только сегодня утром и рассчитывал к вечеру добраться до Сан-Диего.

— Вы не спросили его, где он остановился прошлой ночью?

— Нет. Подобные вопросы не могли мне помочь поставить диагноз или назначить курс лечения. Не забывайте, джентльмены, что меня интересует чисто медицинская сторона вопроса. Подчеркиваю еще раз, что случаи травматической амнезии требуют весьма деликатного подхода. Если бы Паккард понял, что стал жертвой амнезии, он бы испугался. И это могло вызвать кумулятивный шок, который наслоился бы на ранее полученный травматический. Представляете, джентльмены, за долю секунды до катастрофы жертва всегда понимает, что столкновение машин неизбежно. И эта психологическая травма часто бывает более страшной, чем физические повреждения.

— Понимаю, — сказал Мейсон, — понимаю. Но больше вы ничего важного не можете сообщить нам, доктор?

— Абсолютно ничего. Повторяю еще раз: травмы, полученные мистером Паккардом, оказались несерьезными. Не сомневаюсь, что вы представляете страховую компанию, которая…

— Нет, доктор, я не представляю страховую компанию. Я заинтересован в расследовании данного дела, только и всего… У вас записан адрес Трейдера?

— Да. «Компания торговых перевозок Трейдера», 1819, Центральная улица.

— Спасибо, доктор. Пошли, Пол.

Доктор Боллас проводил их до коридора. Он продолжал быть по-профессорски важным и вежливым.

Когда они сели в машину, Дрейк спросил, как всегда растягивая слова:

— Ну и куда тебя привело, Перри?

— Не знаю. До сих пор мы точно не знаем, что случилось в особняке Прескотта. Все это сплошное гадание на кофейной гуще. Пока я блуждаю в потемках.

— Ладно, сейчас позвоню к себе и узнаю, не прояснилась ли обстановка.

— Я подожду тебя в машине. Попроси свою секретаршу позвонить в мою контору. Пусть попросит Деллу дождаться моего возвращения.

Минут через пять послышались торопливые шаги Дрейка, гулко разносящиеся по бетонной дорожке.

— Есть новости? — спросил Мейсон, когда детектив открыл дверцу.

— Я бы сказал, куча новостей. Вальтера Прескотта нашли мертвым наверху в спальне. Кто-то всадил ему пулю в грудь из револьвера тридцать восьмого калибра. Точнее, целых три пули. Одна из них угодила в сердце. Стреляли чуть ли не в упор, потому что обгорели и ткань, и кожа. Полиция перерыла бюро, в котором, по словам миссис Андерсон, мисс Свейн спрятала револьвер. В ящике оружие они не нашли, но за ящиком был запихан револьвер тридцать восьмого калибра системы «смит-вессон» с обоймой, в которой были три стреляные гильзы и три неиспользованных патрона. По запаху было ясно, что из пистолета совсем недавно стреляли.

— Что с мисс Свейн? Что они предприняли?

— Разыскивают. Она ушла из дома с небольшим чемоданчиком и клеткой с канарейкой где-то около половины первого. Полиция решила, что девушка собралась удрать за границу и потому не захотела оставлять птичку умирать с голоду.

— В таком случае она должна была быть уверена, что ее сестра, Розалинда Прескотт, тоже не собирается возвращаться.

— Полиция разыскивает и сестру.

— Они чего-то добились?

— Пока нет.

— Установили ли они личность человека, который был в доме?

— Да. Некто Дресколл. Его тоже ищут.

— Нашли?

— Пока нет.

— Направь людей для сбора информации об этом самом Дресколле, — распорядился Мейсон.

— Я это сделал, как только мне назвали его имя, — усмехнулся Дрейк.

— Поехали, Пол. Нам надо отыскать Гарри Трейдера. Сначала съездим в его контору. Возможно, он там.

Гарри Трейдер, человек, пропахший потом и едким табаком, действительно находился у себя в конторе, разбираясь в каких-то отчетах.

Он посмотрел на двух посетителей холодными серыми глазами.

— Хотелось бы знать, какое отношение вы имеете к этому делу? — спросил он довольно нелюбезно.

— Мы проводим расследование, — ответил Мейсон.

Трейдер вытащил из кармана замусоленного комбинезона кусок жевательного табака, отщипнул немного и отправил в рот. Нарочито медленно он сначала убрал табак, потом закрыл перочинный нож. Затем, лениво растягивая слова, он заговорил:

— Любой человек, задающий вопросы, проводит расследование. Это пустые слова. Вы что, представляете интересы Прескотта?

— Нет, — ответил Мейсон, — я расследую другую сторону данного дела.

— Какую же?

— Чисто случайную.

Трейдер перекатил во рту кусок табака, осторожно сплюнул, не разжимая зубов, и буркнул:

— Спасибо, что прямо сказали.

— Вы отвозили Паккарда в больницу?

— Я.

— А из больницы его тоже вы забирали?

— Нет. Мне нужно было развезти товары. Я сдал его доктору, и все.

— Вы не знаете, когда он уехал из больницы?

— Нет.

— Знаете ли вы, насколько серьезна была его травма?

— Прекрасно знаю. Побился он, только и всего. Я проторчал в больнице до тех пор, пока мне не сказали, что никакой опасности нет.

— Вам сказали, что у него амнезия, то есть потеря памяти?

— Вы имеете в виду, что парень был слегка не в себе?

— Как произошла авария?

Трейдер старательно пережевывал табак. При этом на его лице заходили большие желваки, а само лицо приняло напряженно-сосредоточенное выражение. Глаза смотрели по-прежнему холодно, недоброжелательно.

Часы на стене громко отщелкивали секунды. Совсем как метроном, подумал Перри Мейсон.

— Вы не хотите отвечать на этот вопрос? — вежливо поинтересовался адвокат.

— Совершенно верно, приятель: я написал отчет своей страховой компании. Если интересуетесь, можете обратиться туда.

— В какую именно страховую компанию? — невозмутимо спросил Мейсон.

— Это что-то новое, — проворчал Трейдер.

— Послушайте. По причинам, знать которые вам совсем не обязательно, я пытаюсь найти наиболее приемлемое решение для всех затронутых сторон. Вы нисколько не пострадаете от того, что скажете мне правду.

— Идите договариваться с моей страховой компанией, — только повторил Трейдер.

— Но страховых компаний много. Мы не знаем, которая ваша, — напомнил Дрейк.

— Правильно, приятель. Не знаете.

— Вы должны были доставить товары по адресу недалеко от места аварии? — спросил Мейсон.

— Да.

— В дом Прескотта?

— А какая вам разница?

— От этого зависит всего лишь, нужно ли вам было действительно заворачивать на Четырнадцатую улицу.

— Да. Вы правы. Я должен был кое-что отвезти в гараж мистера Прескотта.

— Сразу же после аварии вы при помощи еще одного человека уложили Паккарда в кузов своей машины и отвезли в больницу. Так?

— Так.

— Кто был второй человек?

— Не знаю. Какой-то парень, который вышел из этого дома.

— Из какого дома?

— Прескоттовского.

— Вы знакомы с Прескоттом?

— Да.

— Хорошо?

— Выполнял для него кое-какие поручения.

— А того, другого человека вы знаете?

— Видел впервые в жизни.

— Узнали бы вы его, если бы с ним снова встретились?

— Разумеется!

— А когда выяснили, что Паккард был ранен не очень серьезно, вы уехали из больницы и все-таки доставили груз мистеру Прескотту?

— Правильно.

— Кто-нибудь был дома?

— Не знаю. Мне было велено положить груз в гараж, я его туда и положил.

— От кого вы получили такие указания?

— От самого Прескотта. Он же мне вручил ключ от гаража.

— Когда?

— Спросите Прескотта.

— Когда вы возвратились, поврежденная легковая все еще стояла перед домом мистера Прескотта?

— Да.

— Не говорил ли Паккард, где он остановился в городе, зачем вообще сюда приехал и каковы были его ближайшие планы?

Трейдер сжал губы, пожевал, потом ловко плюнул прямо в урну, стоящую возле письменного стола.

— Не хотите отвечать на этот вопрос?

Трейдер покачал головой:

— Мне было важно только то, что он признал свою вину. Больше я ничего рассказать не могу о нашем разговоре.

— Послушайте, Трейдер, вы не слишком-то стремитесь нам помочь. Мне нужны сведения, а если вы их нам не сообщите, то сами будете от этого только в проигрыше.

— Я сказал все, что считал нужным сказать, — мрачно буркнул Трейдер.

Мейсон сделал знак рукой Дрейку:

— Пошли, Пол. Не будем зря терять времени.

— Куда теперь? — спросил детектив, когда они подошли к машине.

— Довези меня до моей машины, и я поеду к себе в контору. А ты тем временем направишь своих ребят на розыски Карла Паккарда.

— Он тебе здорово нужен?

— «Здорово» — не то слово. До зарезу, если хочешь знать. Понимаешь, мы во всем отстаем от полиции. Только здесь мы ее опередим, если быстренько найдем Паккарда. То, что он видел в окне, может спасти жизнь невинного.

— Или, — холодно добавил Дрейк, включая зажигание, — затянет веревку вокруг шеи одного из твоих клиентов. Ты не думал о такой возможности, Перри?

— Нет, не думал и не разрешу себе думать, — суровым тоном ответил адвокат.

Глава 6

Мейсон открыл двери конторы и вошел. Делла сидела за своим столом, разговаривая с кем-то по телефону. Было слышно, как она говорила:

— О'кей, я ему передам. Я слышу, что он уже вернулся.

Повернувшись к Перри Мейсону, она улыбнулась и сказала:

— Вижу, что ваша хромая канарейка все-таки столкнула вас с загадкой.

— Можешь не сомневаться. Кто звонил?

— Секретарша Дрейка. Просила вам передать, что его оперативники не сумели разыскать Джимми Дресколла, Риту Свейн и Розалинду Прескотт. Поскольку и полиция ищет всех троих, естественно предположить, что они все смылись.

— Ол-райт. А что она говорила об убийстве?

— Ничего нового. Прескотта обнаружили наверху, в спальне. В него стреляли трижды из револьвера тридцать восьмого калибра. Револьвер, найденный полицией в том месте, куда его прятала Рита Свейн, тоже тридцать восьмого калибра. Ребята Дрейка еще не выяснили результатов баллистической экспертизы. Похоже, что полиция пока сама не располагает этими данными.

Я не понимаю, шеф, если Рита действительно замешана в это убийство, почему она вам обо всем не рассказала? Должна же она была понимать, что все в самое ближайшее время выплывет на поверхность. То, что она заставляет вас работать в потемках, ей ни капельки не поможет!

Мейсон подошел к столу и закурил сигарету.

— Делла, ты знаешь ВСЕ что выяснили ребята Пола Дрейка? — спросил он.

— Я только что разговаривала с Мейбл Фосс, и она сообщила мне последние новости.

— В таком случае ты должна понять, что единственная улика, которая связывает Риту Свейн с убийством, — это заявление миссис Андерсон.

— Иначе именуемой Надоедой.

— Дело не в ней самой, Делла, а в ее показаниях. Она говорит, что Рита Свейн подрезала канарейке коготки. В этот момент разыгралась страстная любовная сцена между нею и Джимми Дресколлом. Канарейка вырвалась у Риты из рук. И тут произошла автомобильная авария. Джимми выскочил из дома и помог погрузить пострадавшего в кузов фургона, в котором его отвезли в больницу. Потом Джимми вернулся в дом и отдал Рите револьвер, который Рита запрятала в бюро. Выходя из дома, Джимми попал в объятия полиции. После этого существует некоторый перерыв в наблюдениях свидетельницы. Спустя какое-то время она увидела, как Рита поймала канарейку и закончила подрезание коготков. На этот раз Рите потребовалось найти самое светлое место, чтобы продолжить ранее начатую операцию, тогда как сначала она подрезала коготки, стоя посреди солярия и даже не подняв тюлевых занавесок. А во второй раз она подошла к самому окну, откинула занавески и только тогда принялась подстригать правую лапку птички.

— Послушайте, шеф, — нахмурилась Делла, — но ведь именно правая лапка у канарейки подстрижена неправильно?

Мейсон кивнул.

— Пожалуйста, продолжайте, шеф.

— В то время на Рите было надето одно из платьев Розалинды. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Делла Стрит покачала головой:

— Ровным счетом ничего. Разве то, что никогда не могла похвастать изобилием нарядов из-за того, что у меня не было сестры. Две сестры одинакового роста и одинакового телосложения могут… Эй, подождите!

Она не договорила, глядя на адвоката широко раскрытыми глазами.

— Именно это я и имею в виду, — сказал Мейсон. — Миссис Надоеда стояла возле окна, глядя на солярий. Она наблюдала страстную любовную сцену между Джимми и Розалиндой Прескотт. Она видела также, как он отдал пистолет. Джимми и Розалинда были слишком погружены в происходящее, чтобы думать об окружающих. Наконец Розалинда заметила миссис Надоеду, силуэт которой четко вырисовывался на фоне открытого окна, и поняла, что та все видела.

Давай проанализируем создавшееся положение: Розалинда стояла перед бюро, футах в восьми-десяти от окон. На окнах имеются также тюлевые занавески, через эти занавески, разумеется, многое видно, но не очень отчетливо. С другой стороны, Розалинда понимала, что не отличавшаяся скромностью соседка не могла не заметить столь интересную сцену, которая разыгралась прямо у нее на глазах.

— Ясно, шеф. И объятия, и страстные поцелуи — все это получила Розалинда?

— Похоже на то, — ответил осторожный адвокат.

— Рита в это время находилась в доме?

— Может быть, и нет. Припомни, что позднее, подойдя к самому окну, Рита будто специально продемонстрировала Надоеде, что на ней надето платье сестры. Это было пестрое платье, хорошо знакомое Стелле Андерсон. Оно настолько хорошо ей было знакомо, что она узнала его, а не женщину, на которой оно было надето…

Предположим, что где-то около двенадцати часов Риту Свейн действительно вызвали к телефону и она услышала перепуганный голос своей сестры: «Послушай, Рита, я попала в ужасную историю. Пришел Джимми Дресколл, мы просто не можем жить друг без друга. Он обнял меня, и я позабыла обо всем на свете. Прижалась к нему, а когда подняла глаза, то первое, что я увидела, — это миссис Андерсон, которая следила за нами. Ты только представь, чем это грозит. Вальтер и без того хочет возбудить дело о разводе и по возможности втянуть в него Джимми. Невозможно допустить, чтобы Надоеда подтвердила, что Джимми приходил ко мне в отсутствие мужа и целовался со мной».

Можешь не сомневаться: Рита на это ответила, что Надоеду необходимо провести. «В конце концов, Надоеда не знает, кто такой Джимми, так что его можно назвать даже братом». Но Розалинда сказала, что это исключено, потому что перед домом произошла автомобильная катастрофа и, когда Джимми уходил из дома, полицейские записали его имя и адрес. Так что известно, кто он такой. «Послушай, Рита, в то время я подрезала коготки канарейке. Канарейка вырвалась у меня из рук и до сих пор летает по солярию. Джимми уже уехал. Я сейчас же вылетаю в Рино. Не могла бы ты приехать сюда, переодеться в мое пестрое платье, в котором я была сегодня, поймать канарейку, подойти с ней к самому окну и закончить подрезку коготков, но так, чтобы миссис Надоеда непременно видела тебя. Когда ты заметишь, что она смотрит в твою сторону, откинь в сторону занавески, чтобы она могла окончательно рассмотреть тебя. Тогда она убедится, что это вовсе не я, а ты. И решит, что с самого начала видела тебя. Под великим секретом сообщи нескольким близким подругам, что Джимми в тебя безумно влюблен, но ты не хочешь никому говорить об этом. Самое главное, чтобы эти слухи дошли до миссис Надоеды».

— Так вы допускаете, что она подставила вместо себя родную сестру? Уже зная, что наверху лежит труп Вальтера Прескотта?

Мейсон сказал:

— Я уверен, Делла, что она никогда бы на это не решилась, если бы знала, что Вальтер убит.

— Но она должна была знать, потому что ходила наверх укладывать свои вещи.

— В том-то и дело, что она ничего не укладывала, поручив все сделать Рите. Да и труп-то находился в спальне Вальтера, а не в ее будуаре.

— Хорошо, что произошло после того, как Рита вошла в дом?

— Это уже не так однозначно. Конечно, Рита могла зайти, а могла и не зайти в комнату Вальтера. Все вещи Розалинды должны были находиться в ее комнате. Рита поднялась туда, переоделась в платье сестры, потом спустилась вниз и принялась демонстративно подстригать коготки у канарейки. Естественно, она больше думала о том, видит ли ее миссис Надоеда, чем о том, чем она была занята. Поэтому она еще раз подстригла коготки на правой лапке, не заметив на левой один длинный коготок.

— Одну минуточку, шеф. Почему вы уверены, что Розалинда Прескотт полетела в Рино?

Мейсон ухмыльнулся и сказал:

— Здесь у них произошла небольшая накладка. Я поехал поговорить с Карлом Хелмелдом о канарейке… Выяснилось, что Рита Свейн сказала ему, что это я ее к нему направил, но назвалась Милдред Свенс из Рино. Она оставила у Карла канарейку на время, с тем чтобы позднее за ней кого-нибудь прислать. Возможно, она боялась, что ее имя появится в газетах. Ну, а имя какой-то Свенс ни у кого не вызовет подозрения, так что она в любой момент может получить свою птичку.

Все еще глядя на него широко раскрытыми глазами, Делла спросила:

— Короче говоря, вы едете в Рино?

— Мы едем.

— Чтобы утереть нос полиции?

Он снова кивнул:

— Но это опасная затея, Делла. Мы играем с настоящим динамитом.

— О’кей, едем.

Помогая Делле надеть пальто, Мейсон говорил:

— Разумеется, очень важно, чтобы никто не знал, куда мы едем и зачем. Самое лучшее — заказать специальный самолет. Не исключено, что сержант Голкомб установит за мной наблюдение. Узнав, что я уезжаю, он позвонит в аэропорт и сразу же все выяснит. Поэтому закажи билеты на свое имя.

— Почему бы не воспользоваться вымышленным именем?

— Потому что я хочу действовать так, чтобы ко мне нельзя было придраться. Уже сейчас делается «тепло», а ко времени окончания этого дела вообще станет «жарко». Зачем самому лезть в огонь?

— Дело не в этом, шеф, а чтобы вы не совались в самое пекло. Не забывайте, что вы собирались совершить кругосветное морское путешествие.

— Это было бы недурно, Делла, но я буду скучать по суровому юридическому бизнесу”.

— Не беспокойтесь, на пароходе вам не придется скучать: танцы при луне на палубе, пляж в Вайкики, Япония в пору весеннего цветения, переход по Желтому морю к Ханг-Пу и Шанхаю, этому Парижу Востока с его…

— Делла, — Мейсон пригрозил ей пальцем, — ты выучила путеводитель Кука!

— Этого мало, шеф! Я вытащила из вашего верхнего ящика все бумаги и заполнила его доверху брошюрами про Бали, Восток, Индию, Гонолулу…

Он легко поднял ее и поставил лицом к двери. Потом притворно сердито сказал:

— Иди, искусительница. Нужно думать о деле, а не о Японии в пору цветения фруктовых деревьев!

Глава 7

Мотор монотонно и ритмично урчал. Делла Стрит, не отрывая лица от окна, сказала:

— Значит, это и есть Рино?

Мейсон кивнул. Они вместе смотрели, как на них надвигаются огни аэропорта. Вот самолет плавно заскользил по земле, врезался в темноту. Снаружи жалобно стонал ветер. Пилот заглушил мотор, который возмущенно взревел раза два перед тем, как окончательно умолкнуть.

Делла Стрит была возбуждена. Перри спустился первым и протянул ей руку. Ветер подхватил юбку девушки, набросился на волосы и легкий шарфик.

Опершись на руку адвоката, Делла легко соскочила на землю.

— С чего начнем, шеф? Или будем искать вслепую?

— Вслепую. Возьмем для начала такси.

Повернувшись к пилоту, он добавил:

— Напоите своего коня, чтобы в любую минуту он смог нас доставить обратно. Да и сами не голодайте, но не уходите далеко, чтобы не было никаких заминок.

Уже в такси Мейсон сказал:

— Мы начнем с игорных домов. Не знаю, как Розалинда, но Рита не из тех, кто будет тихо сидеть в гостинице в таком месте, как Рино.

— Что мы сделаем, когда ее найдем?

— Выложим ей все, что знаем.

— А вдруг она пошлет нас ко всем чертям?

— В таком случае мы перестанем с ней церемониться.

— Мне будет жутко интересно посмотреть, как вы «перестанете церемониться» с женщиной, шеф.

— Не сомневайся, дорогая. Ты меня знаешь только добреньким, а я далеко не всегда бываю таким.

Водитель спросил:

— Куда поедем?

— В центр.

— Вирджиния-стрит?

— Туда, где кипит ночная жизнь.

Водитель язвительно ответил:

— Браток, тут жизнь кипит по всему городу двадцать четыре часа в сутки. Я проедусь по Вирджинии-стрит туда и обратно, а вы уж сами выбирайте подходящее местечко.

Несмотря на поздний час, улицы были запружены народом всех оттенков кожи. Ковбои в опереточных костюмах, молодые парни в пестрых рубашках навыпуск, сомнительные красотки на высоченных каблуках, элегантные дамы и господа. Изредка из одной двери в другую проскальзывали нарядные парочки в вечерних туалетах.

Машина нырнула под протянутую прямо через улицу неоновую рекламу:

«Величайший в мире маленький городок».

— Поезжайте медленно, — распорядился Мейсон. — Я покажу, где остановиться.

Водитель все-таки решил проявить инициативу:

— Если вам нужно разрешение на брак, я мог бы…

Делла расхохоталась:

— Не до любви, когда дело впереди.

Выйдя из машины, она взяла Мейсона под руку, и они медленно завернули на поперечную улицу налево, потом свернули направо и принялись заходить по очереди во все бары и игорные дома. Третье заведение, в которое они заглянули, именовалось «Банковский клуб». В нем был полный набор увеселений: «фараон», «рулетка», «колесо удачи» и «21». Это было настоящее царство любителей острых ощущений, мошенников, шулеров и просто легковерных провинциалов. Вокруг каждого стола толпились зеваки и ценители данного вида игры.

Делла Стрит вцепилась в руку Мейсона:

— Вон она!

— Где?

— Возле «колеса удачи». Одета в коричневое платье и бежевый пушистый жакет.

Мейсон кивнул:

— Н-да, одета она совсем не так, как тогда, у нас в конторе.

— А как вы думали? Наверное, она летела самолетом. Она вместе вон с той парочкой.

— Ты говоришь о тех, что слева?

— Да.

Мейсон внимательно следил за людьми, поставившими на «колесо удачи».

Рядом с Ритой стояла молодая женщина с каштановыми волосами, темно-карими глазами, красивыми капризными губами, почему-то сильно возбужденная. На ней было надето черное бархатное платье с белыми кружевами и маленькая черная шляпка, плотно облегавшая голову. Пока Мейсон наблюдал за ней, она выиграла и служащий положил десять пятидесятицентовых монет на стеклянную крышку стола.

Откинув назад голову, она весело рассмеялась.

— На ней нет ни одного кольца. Это может многое значить — или вообще ничего не значит, — проговорил Мейсон.

Потом он обратил внимание на молодого человека. Он был выше среднего роста, широкоплечий, узкобедрый, с явными признаками любителя спорта. На вид ему было лет тридцать. Темные волнистые волосы, черные глаза, в глубине которых то и дело вспыхивали огоньки. Изменчивое, выразительное лицо. Короче, человек, способный заключить в объятия любимую женщину, не считаясь ни с мужем, ни с любопытными соседками, ни с возможными последствиями.

Делла Стрит чуть слышно прошептала:

— Могу поспорить: он великолепно танцует.

Мейсон нагнулся вперед и бросил серебряный доллар на номер двадцать четыре. Рита Свейн слегка пододвинулась, давая место новому игроку. Вторая женщина взглянула на адвоката с любопытством, потом наклонилась к своему соседу и что-то еле слышно проговорила. «Колесо удачи» завертелось с легким журчанием, которое никого не могло оставить равнодушным. Вот оно почти остановилось. Кожаный язычок слегка поколебался, потом решительно упал на двадцать четвертый номер.

Естественно, Рита должна была взглянуть на счастливчика, который с первого захода стал обладателем тридцати долларов. Собирая выигрыш, Мейсон спросил у нее самым будничным голосом:

— Не познакомите ли вы меня со своими друзьями, мисс Свейн?

На секунду Риту охватила паника, но потом она все же взяла себя в руки и бросила восемьдесят центов на «24», сказав, что это на случай, если «чудо повторится». Она повернулась к сестре:

— Познакомься, Рози, это мистер Мейсон.

Мейсон посмотрел в карие глаза на побледневшем лице. Они больше не смеялись, а просили, умоляли о пощаде.

— Я так и подумала, — сказала Розалинда Прескотт, — даже спросила Джимми, не ошибаюсь ли я.

— Мистер Дресколл, — добавила Рита.

Мейсон пожал им обоим руки, ощутив, что рукопожатие Джимми было твердым и решительным. Лицо его было напряженным, как у настоящего игрока в «фараон».

— Как вам удалось нас отыскать? — спросила Рита.

— Секрет. Где мы сможем поговорить?

— Комната Рози в «Риверсайде». Ох, тут и мисс Стрит. Здравствуйте, мисс Стрит.

Делла улыбнулась. Мейсон представил ее Розалинде Прескотт и Джимми Дресколлу. С видом случайно встретившихся туристов они медленно вышли из «Банковского клуба» и пошли пешком в отель «Риверсайд».

Мейсон слегка задержался, взял Деллу под руку и чуть слышно сказал:

— Мне очень жаль, Делла, но ты не пойдешь с нами. Я уже говорил, что я затеял опасную игру. Оставайся внизу в холле и дежурь у телефона. Если войдет кто-то, отдаленно напоминающий полицейского, и станет спрашивать Риту Свейн или Розалинду Прескотт, немедленно звони нам. Чтобы меня не застали врасплох.

Она кивнула.

— Я все понимаю, шеф.

Когда они вошли в вестибюль гостиницы, Делла с застенчивой улыбкой обратилась к Мейсону:

— Извините, шеф, но я бы хотела зайти в ресторан, проглотить хотя бы стаканчик кофе и пару сандвичей. Перед отъездом я не успела поесть как следует. У меня разболелась голова, и если я сейчас же не перекушу, меня не спасут никакие таблетки.

— Ладно, Делла, ступай. Потом поднимись наверх. Какой ваш номер, мисс Прескотт?

— Триста девяносто один.

— Идемте, — скомандовал адвокат.

Джимми Дресколл запер дверь на ключ, предварительно удостоверившись, что в коридоре никого нет. Потом он обнял Риту Свейн.

— Не переживай, любимая, мы вместе, а это главное.

Мейсон подошел к кровати, опустился на нее и сказал со скучающим видом:

— Послушайте, ребята, передо мной не надо разыгрывать эту комедию.

— Какую комедию? — спросила Рита Свейн, резко поворачиваясь к нему.

— Изображать влюбленных. Понимаете, Рита, женщины — странные создания: ваша сестра может приревновать.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сами это отлично понимаете.

Мейсон заставил их всех ждать, пока он закурит сигарету, предложил поочередно всем сделать то же самое, спрятал свой портсигар. Наконец он сказал:

— В конце концов, я не миссис Надоеда.

Дресколл воинственно заявил:

— Мне не по вкусу подобные штучки! Может быть, вы соблаговолите объясниться и извиниться?

— Пфа! Вы сами-то понимаете, что вы затеяли?

Розалинда Прескотт, до сей минуты стоявшая совершенно неподвижно, сказала:

— По-моему, мистер Мейсон прав.

— Рози! — воскликнула Рита.

Дресколл не сводил глаз с адвоката.

— Я не думаю, что он прав. И мне не нравятся его манеры.

— Вы можете идти ко всем чертям, — с самой любезной улыбкой сказал Мейсон. — Как я понимаю, из-за своей смазливой наружности вы привыкли всю жизнь морочить женщинам головы. Сейчас вы попали в такую передрягу, что предпочитаете прятаться за юбки, чем откровенно во всем сознаться.

Дресколл сделал несколько грозных шагов к адвокату. Мейсон медленно поднялся с кровати и насмешливо сказал:

— Вот, вот. Ничего более умного и придумать нельзя. Поднимете шум, сюда сначала явятся детективы из гостиницы, потом подоспеет полиция. Впрочем, это ничуть не хуже того, что вы до сих пор вытворяли!

Розалинда повисла на руке Дресколла:

— Джимми, перестань! Говорю тебе, успокойся! Сядь!

Рита Свейн, с негодованием глядя на адвоката, спросила:

— Как вы смеете разговаривать в таком тоне?

— Вы-то как раз должны это понимать. Для этого есть две причины. Первая, что я очень не люблю, когда меня обманывают клиенты.

— Вас никто не обманывает!

— В самом деле? Когда вы мне рассказывали все эти небылицы про миссис Надоеду, которая видела вас в объятиях красавчика, вы, видимо, принимали меня за неопытного мальчишку?

Он быстро повернулся к Розалинде:

— Мне кажется, что вы мне расскажете правду.

— Молчи, Рози! — истерически закричал Дресколл.

Мейсон холодно посмотрел на него и сказал:

— Я бы не стал так настаивать, если бы у вас были хоть какие-то шансы скрыть случившееся, но вы не смогли этого скрыть ни от меня, ни от окружного прокурора, который рано или поздно тоже нападет на ваш след. Продолжая играть в молчанку, вы только играете на руку прокурору. Какого черта вы не выложили мне с самого начала всю правду и не спросили у меня совета, что предпринять? Нет, вместо этого вы затеваете какую-то детскую игру, восхищаясь собственной изобретательностью.

Розалинда удирает из дома, оставляя платье для Риты. Рита переодевается, ловит канарейку, заканчивает подстригать ей коготки. Кого это должно было обмануть? Соседку?

— Вы правы, мистер Мейсон, — решительно сказала Розалинда.

Мейсон снова посмотрел на нее:

— Кажется, в конечном итоге мы с вами все-таки найдем общий язык. Расскажите, что же произошло. И побыстрее. У нас мало времени. Ваша сестра хорошенько наследила. Я воспользовался этим. То же самое могут сделать и другие.

Дресколл вздохнул, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Мейсон прикрикнул на него:

— Помолчите, Дресколл!

Розалинда заговорила быстрыми, отрывистыми фразами:

— Я всячески боролась со своим мужем, ведь он хотел развестись со мной. Он нашел письмо, которое мне написал Джимми. Письмо можно было понять двояко. Онпредпочел худшую интерпретацию. Ушел, чтобы поехать к адвокату. Я перепугалась и допустила ошибку. Позвонила Джимми, рассказала ему, что случилось, предупредила, что уезжаю. Джимми примчался, возбужденный до предела. Он привез с собой пистолет. Ему казалось, что мне необходимо оружие, чтобы защищаться от Вальтера. Вальтер действительно не раз грозился меня убить, если я попытаюсь претендовать на какую-либо долю в его бизнесе после развода.

— Вы рассказали и об этом Дресколлу?

— Да. По телефону.

— О’кей. Значит, Дресколл считал, что вам грозит опасность. Не исключено, что он был прав. Продолжайте.

— Как я уже сказала, приехал Джимми. Мы были в солярии. Я пыталась спокойно поговорить с ним обо всем. Но Джимми окончательно потерял голову, схватил меня в свои объятия, и я…

— Да, понятно. Миссис Надоеда достаточно красочно описала эту сцену.

— Как это все выглядело в ее изложении?

— Достаточно красноречиво. Очень страстная сцена.

Розалинда сказала со вздохом:

— Это правда.

— Умница, — кивнул Мейсон, — рассказывайте дальше.

— Джимми сказал, что я должна уехать и что он закажет места на самолет. Потом произошла автомобильная авария. Джимми выскочил, помог положить пострадавшего в кузов фургона. После этого он вернулся, и тут только я сообразила, что его могут вызвать в качестве свидетеля. Машина Джимми стояла в переулке. Я велела Джимми немедленно уходить, а сама должна была собрать кое-что из вещей и тоже уйти из дома. Джимми не хотел оставлять меня одну. Я настаивала. И тогда Джимми отдал мне свой револьвер на случай, если Вальтер неожиданно вернется и начнет по-настоящему скандалить. Я говорила ему, что мне не нужно оружие, я и пользоваться-то не умею им, но он все-таки убедил меня, что это совершенно необходимо. Я спрятала его в бюро, я точно знала, что Вальтер в него никогда не заглядывает. Я взяла револьвер только для того, чтобы успокоить Джимми. После этого он перестал спорить и ушел. Временами он бывает невероятно упрям.

— Что было потом?

— Вот тут-то я заметила, что миссис Надоеда следила за нами. Одному Богу известно, сколько времени она находилась «на своем посту». Возможно, с самого начала. Джимми же со своим глупым упрямством тоже упустил драгоценное время и нарвался-таки на транспортную полицию, явившуюся расследовать аварию. Они записали его имя и адрес, сверившись с его документами, оставленными в машине. Я поняла, что нам не отвертеться.

— Одну минуточку. Возвращался ли мистер Дресколл после того, как полицейские записали его данные?

— Да.

— Что произошло дальше?

— Мы все обсудили. Джимми пришло в голову вызвать Риту, надеть на нее платье, сделать все то, о чем вы здорово догадались. Понимаете, мы с ней очень похожи, так что миссис Надоеда не могла быть уверена, с кем из нас обнимался Джимми.

— Продолжайте.

— Я позвонила Рите. Остальное знает она.

— Откуда вы ей позвонили?

— Из дома, но побоялась рассказывать подробности.

— Сколько времени вы еще оставались в доме после телефонного разговора?

— Практически нисколько. Позвонила и сразу помчалась в аэропорт, откуда снова позвонила Рите.

— Вы прилетели сюда рейсовым самолетом или заказным?

— Я полетела в Сан-Франциско, а уже оттуда в Рино.

Мейсон кивнул на Джимми.

— Он тоже прилетел, — сказала Розалинда.

— Тем же самолетом?

— Да.

— Скажите, когда вы впервые узнали, что ваш муж убит?

Глаза Розалинды округлились:

— Вальтер убит?

Мейсон, внимательно следивший за ней, повторил:

— Да, убит.

— Осторожнее, Розалинда, — закричал Дресколл, — это какая-то ловушка! Он не был убит, иначе мы бы об этом знали!

Мейсон повернулся к Рите:

— Вы знали об этом, не так ли?

Она отрицательно покачала головой:

— Не имею представления, о чем вы говорите. Может быть только, что таким путем вы хотите заполучить огромный гонорар с Рози.

— Так это правда? Он убит? Или же это действительно ловушка? — воскликнула Рози.

Мейсон внимательно смотрел на Риту.

— Вы прибыли сюда рейсовым самолетом или заказным?

— Наняла самолет и прилетела прямиком сюда.

— Через сколько времени после того, как вы ушли из моей конторы?

— Буквально через несколько минут. Завезла канарейку в зоомагазин, адрес которого вы мне дали, взяла такси и поехала сразу же в аэропорт.

— И вы не знали, что труп Вальтера Прескотта лежал наверху в спальне?

— Вы имеете в виду дом Розалинды?

— Да.

— Не знала. И глубоко сомневаюсь, что это правда.

Розалинда села, почти упала, на стул, не сводя глаз с адвоката.

— Вы этого тоже не знали? — обратился к ней адвокат.

— Нет, конечно нет. Боже мой, какой ужас! Не то что я его любила. Наоборот, я его ненавидела. Вы даже не представляете, какой это был низкий, хладнокровный интриган и авантюрист. Он даже не притворялся, что я что-то для него значу. Жив он или мертв, я его по-прежнему ненавижу… Но все равно, какой ужас…

— Вашего мужа нашли в спальне наверху. Он был полностью одет, видимо, собирался выйти из дома. В него трижды выстрелили из револьвера тридцать восьмого калибра. Полиция нашла револьвер в ящике бюро, куда вы его спрятали. Они решили, что стреляли именно из этого оружия. Если после этого и были выяснены какие-то новые данные, опровергающие эту версию, я о них еще не слышал.

Мейсон посмотрел на Джимми Дресколла:

— Какой револьвер вы дали Розалинде?

— «Смит-вессон».

— Какого калибра?

Побледнев, Дресколл ответил:

— Тридцать восьмого, но ведь это самый распространенный калибр.

— Есть ли на нем какие-нибудь особые отметки?

— Что вы имеете в виду?

— Вы меня прекрасно понимаете. То, по чему можно точно опознать оружие.

— Да. На перламутровой инкрустации рукоятки есть У-образная щербинка.

— Поверхность револьвера стальная или же никелированная?

— Стальная.

Мейсон заговорил голосом, лишенным какой-либо эмоциональной окраски:

— Прошу вас, мистер Дресколл, внимательно выслушать то, что я сейчас скажу. Нет, помолчите минуточку. Я — поверенный миссис Розалинды Прескотт. А возможно, я также представляю интересы мисс Риты Свейн. Этого я еще не знаю. Но вас я не представляю и не собираюсь представлять.

— А я этого вовсе не хочу, — со злостью отпарировал Дресколл. — У меня имеется собственный поверенный, которому я больше доверяю. Адвокат, который ведет себя гораздо учтивее.

Мейсон посмотрел на молодого человека:

— Не сомневаюсь, что вам больше по душе учтивые манеры, элегантная одежда, стол красного дерева и всякие прочие внешние признаки дорогого юриста. Ол-райт, мы договорились. У вас свой поверенный. Я же защищаю интересы Розалинды и Риты. Теперь вам есть о чем рассказать?

— Разумеется.

— Выкладывайте.

— Я хочу подтвердить показания Розалинды.

Мейсон пристально посмотрел на него:

— Это вы убили Вальтера Прескотта?

— Конечно нет! Я ничего об этом не знал!

— Вы не видели Прескотта, пока находились в доме?

— Нет. Я все время был с Розалиндой.

— Все время?

— Да.

— Каждую минуту?

— Да.

— И вы можете в этом присягнуть?

— Да.

— Поймите меня правильно. Вы готовы присягнуть, что каждую минуту находились в обществе миссис Прескотт с того самого момента, как вошли в дом, и до той минуты, когда вместе вышли из него?

— Да.

— Ну, а как быть с тем промежутком времени, когда вы выходили помочь отправить в больницу пострадавшего при аварии и когда вы повстречались с дорожной полицией? Ведь в это время ее подле вас не было?

Дресколл ответил чуть не покровительственным тоном:

— Но ведь тогда я был вне дома. Я решил, что ваш вопрос касается только времени, проведенного внутри дома.

— Правильно ли я понял, что внутри дома вы не разлучались ни на минуту?

— Я уже ответил на этот вопрос два или три раза.

— Ответьте еще раз. Вы были с ней?

— Да.

Розалинда хотела что-то сказать, но удержалась, увидев, что Дресколл нахмурился.

— Прекрасно. Значит, вы находились в спальне, когда она переодевалась?

Дресколл собрался что-то сказать, глядя на Розалинду, но только растерянно спросил:

— Ну, конечно… Рози, как быть?

— Конечно, его не было со мной, пока я переодевалась и укладывала свой чемодан. Джимми просто беспокоится об алиби для меня.

— Даже если это и так, — сказал Мейсон, — вы теперь получили прекрасную возможность убедиться, чего стоит подобное алиби. Этот вопрос непременно возникнет. И вам придется выбирать: либо заявить, что мистер Дресколл находился в вашей спальне, пока вы переодевались, либо что вы с ним все-таки ненадолго разлучались.

— Подождите, подождите, это же было после того, как Джимми отдал мне револьвер. Миссис Надоеда признает это.

— Да, совершенно верно. Вы переодевались позднее. Но как быть с Вальтером? Его труп находился в спальне или нет?

— Но… но… я не знаю.

— Сколько времени прошло после того, как вы последний раз заходили в спальню?

— Но я не была там все утро. Его спальня отделена от моей туалетной комнатой и ванной. Мы встретились утром за завтраком. Он был на редкость придирчив и груб. Он как раз обнаружил письмо Джимми, написанное мне. Понимаете, он давно ждал чего-нибудь в этом роде. Он выманил у меня двадцать тысяч, но у меня нет никаких доказательств, что это было именно так. Он боялся, что я потребую деньги обратно, и искал возможность подать на развод. Тогда можно было бы сказать, что я все выдумала про деньги, стремясь отомстить за развод и спасти собственную репутацию.

— Вы понимаете, что суд не будет в восторге от вашей истории?

Розалинда кивнула.

— Как утверждает миссис Надоеда, вы подстригали канарейке коготки в солярии, когда появился мистер Дресколл и заключил вас в объятия.

Она снова кивнула.

— Миссис Надоеда наблюдала за вами на протяжении некоторого времени еще до появления мистера Дресколла. Она говорит, что молодой человек не сразу пошел в солярий, хотя в дом он уже вошел и находился в нем в общей сложности сорок две минуты. Она точно засекла время его прихода и ухода.

— Это на нее похоже!

— Дело не в этом. Важно другое, что мистера Дресколла не было с вами в солярии. Где он был?

— Звонил по телефону, — быстро сказал Дресколл.

— Кому?

— В свой офис. Розалинда позвонила ко мне домой, и я сразу же помчался к ней, хотя у меня были свои дела, которые необходимо было решить с самого утра. Поэтому я сначала позвонил на свою работу.

— Сколько времени продолжался ваш разговор?

— Я не знаю, минут пять-десять.

— И как раз в это время, пока Дресколл звонил по телефону, — Мейсон снова повернулся к Розалинде, — вы вошли в солярий, чтобы подстричь канарейке коготки?

— Да.

— До этого момента Дресколл проявлял столь бурно свои нежные чувства?

— Он и раньше обнимал меня, если это вас интересует.

— Таким образом, был еще какой-то промежуток времени, когда Дресколл находился в доме, но вы не можете с уверенностью сказать, чем он был занят.

— Вы правы, не могу.

— Если вам угодна такая формулировка, — злобно буркнул Дресколл.

— Да, мне угодна… Скажите, как раз во время этого телефонного звонка и произошла автомобильная авария?

— Да.

— Вы от неожиданности выпустили канарейку и побежали к окну узнать, откуда шум?

— Нет. Постойте минутку. Я упустила канарейку, когда меня обнял Джимми. Потом он меня отпустил, я вся дрожала. Он сразу же сказал, что пойдет закажет билет на самолет, следующий в Рино. И пошел звонить, а я принялась ловить канарейку. И вот тут-то произошло столкновение машин.

— А до этого Дресколл звонил к себе на работу?

— Наверное. Простите, но у меня в голове все несколько перемешалось. Я невероятно растерялась из-за ссоры с Вальтером, а тут перспектива бежать с Джимми… Ну, одним словом, я как-то не могу точно вспомнить события того утра. Все спуталось и переплелось.

— Получается, что в общей сложности Дресколл пробыл у телефона несколько минут, причем звонил минимум дважды?

— Да.

— Можете ли вы присягнуть, что он звонил по телефону?

— Не могу.

— Когда произошла авария?

— Это я могу сказать точно. Часы начали бить двенадцать, когда раздался треск.

— Тогда Дресколл вышел из дома, помог поднять потерявшего сознание человека из легковой машины, переложить его в фургон, а потом снова возвратился в дом, так?

— Да.

— Когда вы заметили, что за вами наблюдает соседка?

— После того как Джимми дал мне револьвер.

— И тогда вы поняли, что ему надо немедленно уходить, а вы присоединитесь к нему позднее?

— Да.

— Он ушел, нарвался на полицейских, был вынужден сообщить им свое имя и адрес, еще раз возвратился назад, предупредил, что он погорел и что ему лучше тоже сразу улететь в Рино?

— Не совсем так. Он сначала рассказал мне, что случилось. Мы поняли, что положение у нас хуже не придумаешь. Стали обдумывать, как из него выбраться. Джимми пришло в голову, что хорошо было бы вызвать Риту. Она закончила бы подстригать канарейке коготки вместо меня и постаралась бы, чтобы ее видела миссис Надоеда.

Мейсон, мельком взглянув на Дресколла, сказал:

— Умная идея, однако довольно подлая по отношению к Рите.

— Прошу не забывать, мистер Мейсон, что я даже не подозревал об убийстве. Мне казалось, что речь идет только о том, чтобы избавить Розалинду от излишней нервотрепки, вызванной моим неумением скрывать свои чувства.

— Оставьте эти красивые слова для суда, Дресколл. Им это будет куда интереснее, чем мне. Ладно, кому-нибудь из вас известно, что именно явилось причиной катастрофы?

Дресколл вообще не прореагировал, а Розалинда отрицательно покачала головой.

— Так я расскажу вам, что я выяснил. Гарри Трейдер, сидевший за рулем одного из своих больших фургонов, заворачивал на Четырнадцатую улицу: он должен был доставить какой-то груз в гараж Вальтера Прескотта. Он начал поворот, когда Паккард, ехавший на легковой машине, попытался обогнать фургон справа и очутился между бордюром и фургоном; он не смотрел, куда едет. Остальное понятно. Почему же он был так невнимателен на дороге? Потому что он не мог оторвать взгляда от окна одного из домов справа. Это не мог быть дом миссис Андерсон, так как она стояла у окна дальней комнаты, не спуская глаз с солярия, а кроме нее, никого дома не было. Таким образом, Паккард должен был что-то заметить в вашем доме, миссис Прескотт. Как вы думаете, что это было?

— Не имею ни малейшего понятия!

— В доме Прескотта он ничего интересного не мог видеть, — с уверенностью сказал Дресколл, — потому что мы с Розалиндой были одни в доме. Она была в солярии, а я звонил по телефону.

— Так говорите вы. Интересно знать, что скажет Паккард, когда его найдут?

— Не знаю и не хочу знать… Его не могут найти?

Мейсон покачал головой:

— Он ушел из больницы и исчез. Кстати, Дресколл, где вы находились в тот момент, когда Паккард выходил из больницы?

— К чему вы клоните?

— Примерно через час после аварии?

Розалинда весело рассмеялась:

— Джимми был со мной в аэропорту. А точнее, мы уже летели в Сан-Франциско.

— Это еще далеко не все. Вас всех разыскивает полиция. Я об этом знаю абсолютно точно. Рита оставила ясный след благодаря хромой канарейке. Я нашел ее именно таким образом. А раз я сумел, то и полиция сможет. Если выяснится, что я разговариваю с вами, зная, что вы скрываетесь от правосудия, меня привлекут к ответственности как сообщника. Возникает резонный вопрос: могу ли я рассчитывать на ваше молчание?

Рита Свейн кивнула:

— Разумеется.

Розалинда возразила:

— Но ведь мы не скрываемся от правосудия, мистер Мейсон.

— Что-то не верится. Почему же вы в такой спешке прилетели в Рино?

— Я прилетела сюда, чтобы Вальтер не мог предъявить мне бумаги на развод. Я решила, что в Рино я сама подам заявление о расторжении нашего брака. Но, приехав сюда, я выяснила, что это можно будет сделать только после того, как я проживу здесь шесть недель. Я не хотела, чтобы Вальтер узнал о месте моего пребывания: я боялась, что он меня убьет. Так что в моем поведении нет ничего непонятного.

— А почему вы сюда прилетели, Рита?

— Чтобы привезти Рози необходимые ей вещи.

— И только для этого вы заказывали самолет?

— Я хотела успокоить Рози, что все прошло как по маслу: во-первых, я обманула миссис Надоеду, а во-вторых, вы согласились представлять Рози и мне нужно было сообщить ей, что надо с вами связаться. Я подумала, что она сможет позвонить вам и договориться о свидании. Ведь она успела бы слетать туда и обратно, а Вальтер ничего бы не узнал.

— Не входили ли вы в его спальню, когда находились в доме сестры? — вдруг спросил Мейсон.

— В спальню Вальтера? Нет. Рози оставила платье на кровати в ее комнате. Я бегом поднялась туда, переоделась, спустилась вниз, в солярий, поймала канарейку, разыграла сценку для миссис Надоеды, сложила вещи Рози и взяла их с собой, когда выходила из дома. Основной багаж я отправила экспрессом.

— Вы вызывали носильщика?

— Да.

— По какому адресу вы направили вещи?

— Милдред Свенс, Рино, до востребования. Понимаете, Рози сказала, что она зарегистрировалась в этой гостинице под этим именем.

— Не слишком ли хитроумные меры предосторожности только для того, чтобы избежать встречи с мужем?

— Я говорю правду.

Мейсон повернулся к Дресколлу:

— Что скажете, Дресколл? Будете ли вы молчать о причинах своего визита сюда?

— Похоже, что вы мне совершенно не верите. Я не вижу причин, почему я вам должен доверять. Поэтому ничего не обещаю.

— Джимми! — воскликнула Розалинда. — Неужели ты не видишь, что мистер Мейсон пошел на большой риск, чтобы нас защитить? Как ты…

В этот момент резко зазвонил телефон. Мейсон метнулся к аппарату.

— Алло?

Делла Стрит приглушенно проговорила:

— Сержант Голкомб с двумя местными загорелыми помощниками шерифа в широкополых шляпах только что прошли к лифту, шеф.

— Хватай машину. Лети в аэропорт. Жди меня там. Если через час меня не будет, возвращайся в контору одна. Быстрее вешай трубку.

Мейсон неистово нажал на рычаг, и местный оператор сердито ответил:

— Я вас слушаю.

— Я очень спешу, — сказал Мейсон. — Это Перри Мейсон, адвокат. Я хочу сообщить, что в комнате триста девяносто один находятся трое людей, которых разыскивает полиция Лос-Анджелеса: Розалинда Прескотт, зарегистрировавшаяся под именем Милдред Свенс, Джимми…

Джимми Дресколл подскочил к адвокату.

Мейсон, продолжая сжимать трубку левой рукой, быстро ударил правой Дресколла в челюсть. Молодой человек отлетел назад, а адвокат продолжал так же спокойно говорить по телефону, как будто его ничто не отвлекало:

— …Дресколл. Эти двое разыскиваются в связи с убийством Вальтера Прескотта в Лос-Анджелесе. Здесь же Рита Свейн, сестра Розалинды Прескотт, которую разыскивают для дачи показаний по тому же делу.

Дресколл, восстановив равновесие, снова ринулся вперед.

— Молодой человек, не будьте идиотом! Остановитесь! — крикнул адвокат. — Мышеловка захлопнулась. Слушайте. Розалинду и Риту будут допрашивать. Не отвечайте ни на один вопрос. Отстаивайте свои конституционные права. Не отказывайтесь следовать в Лос-Анджелес. Не делайте ничего до тех пор, пока я…

Его голос прервал громкий стук в дверь. Мужской голос потребовал:

— Немедленно откройте!

Дресколл стоял, злобно глядя на Мейсона. Розалинда Прескотт смотрела на адвоката с совершенно ошеломленным выражением лица. Мейсон обошел Риту и открыл дверь.

Сержант Голкомб, сопровождаемый двумя загорелыми полицейскими, влетел в номер и остолбенел при виде Перри Мейсона.

— Вы?

— Собственной персоной.

Голкомб весь расплылся в насмешливой улыбке.

— Как это мило! Вы знаете, что этих людей разыскивает полиция. Вы нелегально переправляете их…

— Не кипятитесь, сержант. Я не имею никакого отношения к их переходу через границу штата.

— Это вы только так говорите, — фыркнул Голкомб.

— Да, я так говорю. И могу это доказать.

— Ну, ладно. Во всяком случае, мы поймали вас здесь, когда вы советовались, как бы обмануть полицию.

— И снова вы ошибаетесь.

— Да-а? Вам придется это доказать комиссии присяжных!

— Это ваша третья ошибка, сержант. Я приехал сюда, потому что имел предположение, что особа, зарегистрированная в этом отеле под именем Милдред Свенс, в действительности Розалинда Прескотт, которую, как мне известно, разыскивает полиция. Тот факт, что она является моей клиенткой по другому делу, не имеет к данному вопросу никакого отношения.

— Это еще нужно доказать!

— И как только я удостоверился, что мои предположения подтвердились, я решил ее выдать местным властям, — закончил адвокат с невозмутимым видом.

Голкомб расхохотался:

— Не смешите меня! Вы что же, воображаете, что я несмышленый младенец?

Мейсон кивнул в сторону телефона:

— Если вы будете любезны справиться у телефонистки, то вам подтвердят, что я просил об этом предупредить полицию за несколько минут до вашего появления.

Голкомб недоверчиво посмотрел на Мейсона, проворчал что-то про то, что надо поспешить, пока не успели подкупить телефониста, и подошел к телефону.

— Кто-нибудь с этого номера вызывал полицию?

В трубке что-то быстро заговорили. По физиономии сержанта было ясно видно, что ответ его разочаровал. Проворчав «ол-райт», он в сердцах бросил трубку на рычаг и повернулся к Мейсону:

— Чувствую, однако, что тут дело нечисто. Но пока мы этот вопрос оставим. Только не думайте, что я на этом успокоюсь. Все в свое время выяснится… Так вы говорите, что представляете Розалинду Прескотт?

— Да.

— И Дресколла?

— Нет.

— Риту Свейн?

— Да.

— Ол-райт. Как в отношении подчинения требованию о выдаче преступников?

— Вы их арестуете?

— Да. По подозрению в убийстве. Вы отклоняете это требование?

— Не отклоняю, а откланиваюсь. Только и всего.

— Так и уходите! — резко сказал Голкомб.

Мейсон взял в руки шляпу и заговорил:

— Запомните, мои подопечные: не отвечайте ни на один вопрос без моего присутствия. Вас никто не может заставить говорить, если вы не желаете. Так не желайте. Говорить буду я. Ничего не подписывайте. Учтите, что они прибегнут к старому полицейскому трюку: будут каждого в отдельности уверять, будто другие признались и…

Все трое полицейских с самыми мрачными физиономиями двинулись в его сторону, но Мейсон ловко выскользнул в коридор, успев сказать: «Спокойной ночи, джентльмены!» Он захлопнул дверь перед самым носом блюстителей порядка.

Деллы Стрит в холле не было.

Мейсон поехал на такси в аэропорт, нашел пилота и спросил его, не видел ли он Деллу.

— Нет. Я думал, она пошла с вами, — удивился летчик.

— Выводи свою машину и налаживай ее. Будь готов подняться в воздух в любую минуту.

Когда мотор разогрелся и начал работать с ритмичным шумом, из тени ангара появилась неясная фигура и осторожно коснулась руки Мейсона.

— Все о’кей, шеф?

— Господи, до чего ты меня напугала! Я уже решил, что они тебя сцапали!

— Нет, но я просто подумала, что мне лучше не показываться до самой последней минуты на случай, если они явятся сюда. Как у вас-то дела?

— Успел выйти сухим из воды: позвонил в последнюю минуту в полицию. Спасибо за своевременное предупреждение. Если бы не ты, я влип бы в хорошенькую историю. Голкомб с такой силой забарабанил в дверь, что чуть вообще ее не вышиб. Он все-таки чует что-то неладное, однако ни к чему не может придраться.

— Все готово, — сказал пилот, — летим?

— Летим, — ответил Мейсон.

Глава 8

Утреннее солнце заливало ярким светом личный кабинет Перри Мейсона.

Он остановился на пороге, глядя с добродушной усмешкой на Деллу Стрит, которая наводила порядок в циркулярах и каких-то бумажках, полностью закрывавших его стол.

Почетное место занимали лишь карты.

— Уважаемый капитан, где мы сейчас находимся? На Яве или в Сингапуре? Спустите, пожалуйста, трап, чтобы я мог сойти на берег.

— О’кей, шеф, — засмеялась она, — будьте внимательней, трап мокрый и скользкий. Ага, вы уже здесь?

— Потрясающе! Это мое палубное кресло? — спросил он, усаживаясь на свой вращающийся стул.

— Да, откиньтесь назад, расслабьтесь и полюбуйтесь окрестностями. Вон там Гонолулу. А в стороне Бриллиантовая Голова, господствующая над пляжем Вайкики. Видите, как туземцы ловко лавируют между рифами в своих каноэ? Времерс уверяет, что передвигаются они со скоростью тридцать-сорок миль в час, не опасаясь гребней даже самых высоких волн.

— Нет, это ерунда! Уж если экзотика, то самая настоящая. Подавай мне плотики, на которых надо плавать стоя!

— Но ведь умение плавать на них требует многолетней тренировки!

— Что ж, почему бы для разнообразия и не попытаться овладеть этим искусством? А куда мы двинемся из Гонолулу?

Делла ткнула пальцем в тонкую брошюрку:

— Токио. Вернее, пароход останавливается в Иокогаме. Сначала мы осмотрим Иокогаму, оттуда на машине проедем в Токио. Ну, а оттуда на теплоходе в Коуб, пересечем на том же теплоходе Желтое море и очутимся в Шанхае.

— Ну, а наземные прогулки?

— Можно останавливаться в любом месте, но ведь и отдохнуть тоже не мешает! Я считаю, что в этом отношении морское путешествие просто незаменимо. Не надо беспокоиться ни о носильщиках, ни о камерах хранения, выгрузке, погрузке. А если ваша душа стремится к абсолютному покою, уложите в саквояж плавки, халат, домашние туфли. Сидите себе на палубе, дышите морским воздухом, загорайте и радуйтесь, что нет ни опостылевшего телефона, ни истеричных женщин, ни хромых канареек.

— Это великолепно, Делла, — подмигнул адвокат. — Кстати, о канарейках, как ты считаешь, не послать ли нам телеграмму Дрейку и выяснить, как продвигается данное дело? В конце концов, мы должны заработать на каюту «люкс».

— Да, я думаю, что мы вполне можем связаться с ним телеграммой, хотя, я надеюсь, он откажется с вами сотрудничать на время вашего отъезда.

— Несомненно. Итак, где мы сейчас?

— В Шанхае. Последняя остановка. Для чего затруднять себя телеграммами? Можно же просто заказать телефонный разговор.

— А ведь это мысль!

Делла быстро соединила адвоката с конторой Дрейка.

— Не забывайте, что мы добрались пока лишь до Шанхая, впереди Гонконг, Манила, Сингапур… Да, да, потрясающее путешествие. Не забудьте про Бали, Яву, Суматру. Скажите только «да», и я устрою все.

— О’кей, Делла. Обязательно отправимся в это путешествие. Впрочем, тут есть реальная опасность: во-первых, мы так долго будем находиться на борту судна, что капитан успеет кого-нибудь убить и мне придется приниматься за расследование. Ну, а потом ты по уши в него влюбишься и сбежишь на какой-нибудь необитаемый остров…

Но Делла уже говорила в трубку:

— Алло, Мейбл, это Делла. Пришел босс и хочет поговорить с Полом. О’кей, позови его. Одну минуточку, Пол. Передаю трубку.

— Привет, Пол. Что нового под солнцем?

— Газеты читал? — ответил вопросом на вопрос Пол.

— Да. Вижу, полиция очухалась в отношении Паккарда, потому что его исчезновению стала придавать огромное значение.

— Важно другое, они топчутся на месте. Неудивительно, что я ничего толком не сумел сделать, имея в своем распоряжении весьма ограниченные средства частного детективного агентства. Полиция перевернула небо и землю, но Паккард как в воду канул.

— Неужели они ничего не узнали про него в Олтвилле?

— Ничего такого, за что можно было бы зацепиться. Паккард стал основным свидетелем в деле, и вот все с ног сбились в его поисках. Высказывается предположение, что его амнезия восстановилась и теперь он снова не знает, кто он такой.

— Ты проверил все его возможные передвижения?

— Не сомневайся. Побывал в больницах, в тюрьмах, гостиницах. Всюду, где только можно искать приезжего. Разумеется, полиция проделала то же самое. Они прочесали город в поисках людей, страдающих амнезией. Нашли запойных пьяниц, идиотов, мошенников и бродяг, но о Паккарде ни слуху ни духу.

— Что насчет его легковушки?

— Полиция подумала, не договорился ли он с каким-то гаражом о перевозке разбитой машины, сообщив ошибочный адрес. Они проверили все гаражи, в которых есть эвакуатор. Но все безрезультатно, такой заявки не было.

— А разбитую машину убрали?

— Нет. Оставили на месте, надеясь, что Паккард либо сам за ней явится, либо кого-то подошлет. Естественно, развалюха под наблюдением.

Мейсон хмурился все больше и больше.

— Слушай, Пол, приходи-ка сюда. У меня возникли кое-какие соображения, которыми я хотел бы с тобой поделиться.

Он опустил трубку, потом широким жестом показал на свой стол:

— Очень сожалею, Делла. Но отпуск кончился.

— Вы расхотели останавливаться в Шанхае?

— Нет, но придется пароходу отплывать, не дождавшись нас. Мы возвращаемся на клипере.

— Именно этого я больше всего боялась… Послушайте, шеф, надеюсь, вы не поставили окончательно крест на возможности когда-нибудь отдохнуть?

— Нет, — он по-мальчишески подмигнул, — нет. Мы поплывем, как по расписанию, как только мне удастся распутать дело о хромой канарейке. Понимаешь, оно становится все более и более запутанным. Соответственно наша прогулка делается все более нереальной.


Пол Дрейк еле слышно постучал по матовому стеклу двери, ведущей в коридор. С ходу опустившись в свое любимое кожаное кресло, детектив спросил:

— Что ты там еще надумал, Перри?

— Всего лишь следующее: этот врач в больнице был излишне самоуверен и убежден в правильности своего диагноза.

— Что ты имеешь в виду?

— Травматическую амнезию, конечно. Человек попал в автомобильную аварию. У пострадавшего началась амнезия. Доктор сразу решает, что это травматическая амнезия. В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи так оно и было бы. Но тогда больной не мог бы так быстро очухаться и уйти из больницы, а через несколько часов подвергнуться повторному приступу. А вдруг, Пол, это был случай хронической амнезии, когда человек постоянно находится на самой границе психической нормы.

— А такая амнезия существует?

— Не знаю. Я никогда не увлекался медициной. Моя стихия — устанавливать причинно-следственные связи. Складывать, вычитать, делить и множить. Добиваться результатов. У меня самого ничего похожего на амнезию никогда не было, но сколько раз я забывал нужные мне имена. По-моему, человек, забывший, кто он такой, испытывает примерно то же самое, что испытывают рассеянные люди. Тебе известно подобное состояние: ты можешь вспомнить все что угодно, кроме нужного имени. Оно вот-вот мелькнет у тебя в памяти, но стоит на нем сосредоточиться, как оно тут же снова ускользает.

— Понятно. Валяй дальше.

— Если дело обстоит именно так, как я предполагаю, то этот человек то вспоминает, что он Карл Паккард из Олтвилла, то снова об этом забывает. И он мог назваться другим именем сходным со своим «машинным»

— Если я тебя правильно понял, то человека зовут сходно с автомобилем «паккард» и он действительно из Олтвилла и нужно поискать людей, из Олтвилла, с «машинными» именами: Форд, Линкольн, Обери и так далее.

— Вот именно.

— Что ж, попытка не пытка.

— Теперь соображение номер два. Предположим, у этого парня случился очередной приступ, но поблизости не оказалось врача, который столь бы искусно навел его на мысль, что он Карл Паккард из Олтвилла. Теперь он наверняка назвался другим именем. Мы не знаем, сколько времени он пробыл в нашем городе. Значит, придется проверить всех пропавших, о которых было заявлено на протяжении ближайших двух месяцев. То есть если человек ушел из отеля или пансионата и не вернулся назад без примитивного намерения удрать, не расплатившись по счету, то это может послужить для нас отправным моментом. Наверняка у полиции имеются данные о всех таких происшествиях. Свяжитесь с бюро по пропаже людей в Центральном полицейском управлении. Только побыстрее, потому что полиция тоже может додуматься до этого, в ней сидят не одни Голкомбы. Я бы хотел потолковать с Паккардом до того, как он угодит в лапы окружного прокурора. И не забывай, доктор Боллас говорил, будто Паккард собирался отправляться в Сан-Диего. Так что не оставь без внимания и этот момент.

— Я немедленно принимаюсь за дело. Но вот еще что, Перри. Я выяснил очень многое про Прескотта. Большая часть материала не представляет особого интереса. Но пока я не соберу еще дополнительный материал и не объединю все в единое целое, говорить о чем-либо рано. Кое-что тебе добыть гораздо проще, чем мне.

У Прескотта имелся счет в банке «Секонд Фиделити». Естественно, они не дают информации о делах своих клиентов каждому встречному-поперечному. Но одно могу сказать твердо: в этой истории что-то нечисто. Ведь основные вклады были внесены наличными, причем огромными суммами. И если только у Прескотта нет золотых приисков, то он делает деньги «левым путем».

— Можешь не сомневаться. У собственной жены выудил двадцать тысяч. Мне бы очень хотелось выяснить, можно ли это проверить по его счету.

— Если мои сведения верны, то двадцать тысяч — это капля в море. С начала этого года он положил в банк около пятидесяти тысяч.

— Что?

— Ты не ослышался: пятьдесят тысяч. На сегодняшний день у него на счете около восьмидесяти тысяч. Предупреждаю, Перри, мои источники неофициальные. Банк мне подобной справки не давал.

— Важно другое: человек, сообщивший эти сведения, высказывал предположение или нет?

— Сначала я тоже так решил, но потом убедился, что эта информация вовсе не плод чьей-то необузданной фантазии. Послушай, ведь ты представляешь интересы вдовы Прескотта. Поэтому мы можем сходить к управляющему банком и совершенно официально запросить у него сведения о Прескотте.

— Боюсь, что они не станут откровенничать на эту тему до тех пор, пока ее не введут во владение.

— Поскольку речь идет о кругленькой сумме, они не захотят быть чересчур придирчивыми, чтобы не поссориться с наследницей и лишиться таким образом богатой клиентки.

— Что ж, попытаться можно…

Раздался звонок, Делла подняла трубку, потом повернулась к Мейсону:

— Это Карл Хелмелд. Он настолько возбужден, что ничего нельзя понять. Он просит вас немедленно приехать.

Мейсон кивнул, взял трубку параллельного аппарата, стоящего у него на столе, и сказал:

— Здравствуйте, Карл. Что произошло?

— Ради Бога, быстрее! — воззвал Хелмелд и повесил трубку. Это был настоящий крик о помощи.

Мейсон опустил трубку на рычаг, подмигнул сидящему напротив детективу и сказал:

— В каждом деле сначала на тебя обрушивается масса разрозненных, запутанных сведений, усложняющих обстоятельств, но понемногу всему находится объяснение: самое сложное становится простым и ясным, надо только начать распутывать с нужного конца. В этом деле все началось с хромой канарейки, но с тех пор невероятно разрослось и запуталось. Причем все новые факты, обнаруживающиеся в ходе расследования, пока только все усложняют.

Дрейк кивнул:

— Еще она деталь, Перри: неплохо бы тебе заехать на Лоран-Билдинг и поговорить с Джорджем Реем, партнером Прескотта. Даже если у тебя ничего не выгорит в банке, с Реем у тебя должно получиться, потому что ему все равно придется отчитываться перед вдовой Прескотта, а ты, как ее поверенный, можешь тоже устроить ему кучу неприятностей. Скажем, придраться к делам его агентства, правильности ведения учета и так далее.

Мейсон согласно кивнул, взял шляпу и улыбнулся Делле:

— Ну, я поехал. Теперь ты видишь, каково договариваться с дорогим сыскным агентством о вспомогательной работе? Он сидит развалясь в твоем кабинете, а ты изволь шнырять по городу в соответствии с его указаниями. Ладно. Мне надо забежать побриться, ну а потом я буду либо в конторе «Прескотт и Рэй» на Лоран-Билдинг, либо в банке «Секонд Фиделити». Так что, Делла, в случае необходимости ищи меня там. Пошли, Пол, пройдем вместе хотя бы до лифта. Мне хочется задать тебе парочку вопросов. А как дела с найденным полицией револьвером? Не из него ли был убит Прескотт?

— Из него. Мало того, по номеру было точно установлено, что револьвер принадлежит Дресколлу. Все три пули были выпущены с близкого расстояния именно из этого револьвера.

— Когда наступила смерть?

— Патологоанатом даже после вскрытия не смог ответить определенно. Ты же знаешь, как они осторожничают! Копаются в желудке покойника, толкуют о каком-то трупном окоченении, а время убийства называют столь неопределенно, что хоть плачь.

— Понятно… Ну, а все-таки, что говорит патологоанатом?

— Говорит, что убийство произошло между двенадцатью и  половиной третьего.

— Господи! Тело было найдено около пяти часов, не так ли?

— Да, примерно. Но сузить временные рамки они никак не соглашаются. Полицию такой вариант вполне устраивает, потому что как раз в это время в доме видели Джимми Дресколла с его злосчастным револьвером.

Мейсон нажал на кнопку, вызывая вверх кабину лифта.

— А вдруг это все-таки Рита решила сыграть злую шутку с сестрой и…

Кабина поднялась, дверь лифта плавно раскрылась, Мейсон вошел в нее со словами:

— О’кей, Пол. Начинай поскорей работать по этим новым направлениям. Сразу же сообщи мне, если что-нибудь прояснится.

Всю дорогу до зоомагазина Карла Хелмелда Мейсон продолжал хмуриться.

— Что случилось, Карл? — были его первые слова, когда он увидел взволнованного владельца магазина.

— Они забрали ее, герр Адвакат! Они ее забрали!

— Вы имеете в виду канарейку?

— Да. Да. Они явились — полиция — и забрали птичку.

— Интересовались, почему канарейка хромает?

— Нет. Но лапки ее осматривали.

— Как вы думаете, они что-нибудь понимают в канарейках?

— Нет, но они сказали, что покажут ее эксперту.

— Не расстраивайтесь из-за этого, мистер Хелмелд. Этого следовало ожидать. Я думал было убрать пичугу подальше, но этого нельзя было сделать, не впутывая вас, а я этого как раз и не хотел.

— Эта птичка — улика? — спросил Хелмелд.

— Во всяком случае, они так считают. Ол-райт, Карл. Не переживайте. Огромное спасибо, что вы мне обо всем рассказали.

Выйдя из зоомагазина, Мейсон зашел в парикмахерскую побриться, потом остановил такси и поехал к Лоран-Билдинг.

На указателе Мейсон прочитал, что правление фирмы «Прескотт и Рэй» помещается на четвертом этаже в комнате 382.

Мейсон поднялся на лифте, прошел до комнаты номер 382, распахнул дубовую дверь и сказал рыжеволосой девице, которая с любопытством посмотрела на него искусно подведенными глазами.

— Я — Перри Мейсон. Мне нужно побеседовать с мистером Джорджем Реем. Скажите ему, что это срочно.

Он лениво смотрел, как ее быстрые пальчики ловко пробежались по телефонному диску, слышал, как она передала сообщение. Вот она кивнула в сторону двери с надписью «Личный кабинет» и сказала:

— Мистер Рэй ждет вас.

Не успел Мейсон дойти до двери, как ее распахнул коренастый полный человек, схватил протянутую руку Перри, энергично пожал ее и закричал:

— Мистер Мейсон! Какое удовольствие вас видеть! Я столько о вас наслышан, столько читал в газетах! Мне так хотелось с вами познакомиться, но я никак не мог предположить, что это произойдет в нашей скромной конторе. Входите же! Входите скорее и садитесь!

Мейсон повернулся к рыженькой секретарше:

— Будьте любезны, если будут звонить Перри Мейсону, позовите меня.

Она смотрела на него с явным интересом и с не менее явным одобрением.

— Непременно, сэр.

Мейсон позволил Рею довести себя до большого кресла. Автоматически запирающаяся дверь громко щелкнула у них за спиной.

— Ну и ну, как я рад вас видеть! — продолжал Рэй. — Я сам собирался поехать в вашу контору, но, зная, насколько вы заняты, я не решался вас беспокоить. Это весьма неприятная история. Вдвойне неприятная, потому что замешана вдова Вальтера. Не могу взять в толк, как полиция может подозревать ее в чем-либо подобном.

— Вы не подозреваете?

Рэй энергично затряс головой:

— Нет, Боже упаси! Я знаю ее восемь или девять месяцев. Она настоящая леди с ног до головы.

— Значит, вы были с ней знакомы еще до замужества?

— Да, мы познакомились с ней почти одновременно с Вальтером. По-моему, они поженились с полгода назад.

— Значит, он совсем недолго за ней ухаживал?

Рэй кивнул. Его шумная сердечность улетучилась неизвестно куда, он смотрел на адвоката подозрительным, холодным взглядом.

Мейсон сказал:

— Безусловно, в подобных обстоятельствах произойдет некоторая заминка в оформлении, но рано или поздно миссис Прескотт вступит во владение. Многое зависит от того, оставил ли мистер Прескотт завещание. Вот я и решил, что вы сначала захотите поговорить со мной, так сказать, совершенно неофициально.

К Рею сразу вернулась его неуемная общительность.

— Уверяю вас, мистер Мейсон, я буду очень рад сотрудничать с вами решительно по всем вопросам. Миссис Прескотт может не волноваться из-за завещания. Она имеет дело с честным человеком.

Мейсон протянул Рею портсигар, взял и себе сигарету, щелкнул зажигалкой и только после этого спросил:

— Почему ей не надо беспокоиться о завещании?

— Потому что все было продумано заранее.

— Каким образом?

— Об этом побеспокоился сам Вальтер. У нас имеется у каждого страховка на случай смерти партнера. Его жизнь застрахована на двадцать тысяч долларов в мою пользу, моя жизнь — на столько же в его пользу. Договор и партнерство предусматривают, что в случае смерти одного из партнеров его жена получает двадцать тысяч долларов вместо доли в деле.

— Двадцать тысяч долларов?

Рэй кивнул.

— Довольно большая сумма, не так ли? Если бы вы захотели ликвидировать свое дело, неужели вы получили бы за него сорок тысяч?

— Нет, уверен, что нет. Именно из этих соображений каждый из нас застрахован на максимальную сумму. И жена, вернее, вдова умершего, как раз получает сумму этой страховки. При этом дело остается в руках другого партнера. Понимаете, мы вносили страховые проценты вместе из общей прибыли, поровну на нас двоих.

— Так было договорено с самого начала?

— Да.

— Миссис Прескотт тоже подписывала данный договор?

— Да, она его подписала, и моя жена тоже. Все это юридически оформлено и совершенно узаконено. Удивляюсь, что миссис Прескотт вам об этом не рассказала. Возможно, онане вполне поняла, что это такое. Ведь у нее сейчас полно собственных забот. Скажите, неужели ее посадили в тюрьму?

— Ее задержали.

— Какой позор! Возможно, она не разобралась в сущности нашего соглашения о партнерстве. Объясните ей, прошу вас. Как только я получу страховку, я передам ее миссис Прескотт, взяв от нее взамен отказ от каких-либо претензий на участие в деле.

— Не могли бы вы показать мне это соглашение?

— Конечно, конечно. Сейчас я попрошу попрошу Розу вытащить его из сейфа. — И Рэй снял трубку телефона.

— Розой зовут ту девушку в приемной?

— Розой Хендрикс, да.

— Давно она у вас работает?

— Не очень. Месяца четыре-пять. Очень исполнительная и весьма привлекательная.

Мейсон кивнул и погрузился в чтение документа, который протянул ему Рэй.

— Толково составлено, — похвалил он.

— Совершенно верно, — просиял Рэй, — его проверял адвокат страховой компании после того, как наш поверенный составил его для нас.

— Как я понимаю, на момент составления данного соглашения вы оценили половину делового интереса в данной компании в двадцать тысяч долларов. Если бы в действительности эта половина была значительно ниже, вдова умершего партнера все равно получила бы двадцать тысяч? И если, наоборот, предприятие было бы более выгодным, ничего бы не изменилось?

— Мы договорились, что в последнем случае страховая сумма будет увеличена.

— Понятно. Не будете ли вы столь любезны назвать действительную сумму стоимости вашей компании?

Рэй долго изучал поверхность стола, потом сказал:

— Боюсь, мистер Мейсон, что сделать это будет очень трудно, потому что у нас нет такой бухгалтерии, как в торговых предприятиях.

— Мне все это понятно, — прервал его Мейсон, — но ведь я не требую у вас точных цифр. Меня интересует, сколько вы получаете прибыли?

— Это зависит исключительно от личной инициативы.

— Хорошо. Спрошу иначе. Сколько вы заработали за прошлый год?

Рэй отвел глаза от лица Мейсона и уставился на большой сейф, помещавшийся в углу комнаты. После долгой паузы он заговорил:

— Мне думается, каждый из нас получил тысяч по шесть долларов.

— И вы, и мистер Прескотт заработали по шесть тысяч долларов?

— Около того.

— В таком случае Вальтер Прескотт не мог вложить какие-либо средства в бизнес.

Рэй неожиданно улыбнулся:

— Все ясно. Вас интересуют те деньги, которые, как уверяет Розалинда Прескотт, она дала ему вложить в дело?

Мейсон кивнул.

— Сказать по правде, мистер Мейсон, ей бы лучше помолчать на этот счет. Ее денег в нашем деле нет.

— Как вы считаете, она давала ему эти двадцать тысяч?

— Трудно сказать. Но раз она говорит, что да, я склонен ей верить.

— Ну, а если Вальтер уверял, что она ему ничего не давала, это повлияет на ваше мнение?

— Трудный вопрос.

— Понимаю.

— Что же, я не буду менять своего отношения к этому вопросу, — после недолгого колебания сказал Рэй.

— Но в таком случае, куда Вальтер мог девать такие деньги?

— Не принимаете ли вы меня за ясновидящего?

— Нет, я просто интересуюсь вашим мнением.

— Я не знаю.

— А как насчет женщин?

— Ну, нет! — Рэй даже замахал руками. — Только не женщины. Вальтер был не из таких.

— Почему вы так считаете?

— Вы с ним не были лично знакомы?

— Нет.

— Если бы вы его знали, то поняли бы, что я прав. Невольно думалось, что у него рыбья кровь, а не человеческая. Он был похож на старого книжного червя или счетовода. К тому же он трудно сходился с людьми, отталкивал всех своей необщительностью. Все разговоры я брал на себя, разъезжал, уговаривал. Ну а Вальтер…

Ему не дал договорить звонок телефона, стоящего на столе. Рэй схватил трубку, радуясь возможности подумать.

— Алло… Это вас, мистер Мейсон.

Он протянул трубку адвокату.

— Алло?

Пол Дрейк четко произнес:

— Ты выиграл, Перри.

— Что я выиграл?

— Тебя не обманули предчувствия. Я тут развил бешеную деятельность — и нашел-таки Паккарда, но под другим именем.

— Под каким?

— Джексон Браун.

— О’кей. Ну и что с этим Джексоном Брауном?

— Он исчез примерно две недели назад. Снимал комнату в пансионате для холостяков на Западной Тридцать пятой улице. Плата была внесена вперед. Несколько друзей. Вполне приличные отношения с хозяйкой. Подписка на еженедельную газету. Парочка приятельниц, которые иногда заходили выпить коктейль. Типичный коммивояжер, одним словом.

Потом он исчезает. Перед дверью накопилась стопка газет. Письма никто не распечатывает. Он отдал в чистку костюм и все беспокоился, как бы они его не задержали слишком долго. Так этот костюм из чистки не взят. Одна из подружек позвонила хозяйке и сказала, что она договорилась с Брауном встретиться, но он не явился на свидание. Она, дескать, боится, что с ним что-то случилось. После разговора с ней хозяйка известила полицию. Полиция выяснила только, что он вывел, как обычно, свою машину из гаража — и исчез. Хозяйке он сказал, что работает коммивояжером. Но никто толком не знает, что он именно продавал. Полиция пыталась выяснить хоть что-то об этом Джексоне, но уперлась в голую стену. Даже не смогла узнать, где он работает. Согласно теории полиции, работодатель Брауна заявил бы в свое время об исчезновении, если бы Браун действительно исчез. Ничего не разведав, они просто положили заявление хозяйки под сукно. Правда, папка на него заведена в бюро о пропавших людях.

— Почему ты думаешь, что он — тот человек, который нам нужен? — спросил Мейсон.

— По машине. Я сходил в гараж, где он ставил свою легковую, узнал, что ее недавно ремонтировали, разыскал механика, отвез его к разбитой машине и показал ему. Он сразу же ее узнал, даже показал, что именно он ремонтировал. Сейчас мы оба в аптеке, откуда я звоню.

— Как оказалось, что эта машина была зарегистрирована на имя Карла Паккарда?

— Не знаю. Ясно одно: это точно машина Брауна… Заводской номер машины не совпадает с номером, указанным в сертификате.

— Ты уверен?

— Да. Мне на это указал механик. Когда он ремонтировал машину, у нее был другой регистрационный номер и другие номерные знаки, она была записана на Джексона Брауна.  Нынешние водительские права оформлены на Карла Паккарда, в них указана та же марка и модель машины.

Мейсон наморщил лоб.

— Что ж, Пол. Кажется, мы сдвинулись с мертвой точки. Придется поработать по линии регистрации, заводской номер  машины даст нам направление нашей дальнейшей деятельности. Действуй, не теряя времени. Я тебе скоро позвоню.

Положив трубку, он сказал Рею, что хотел бы возвратиться к вопросу о партнерстве.

— Прошу прощения, — прервал его Рэй, — вы только что по телефону упомянули имя некоего Джексона Брауна. У него не произошло никаких неприятностей?

Мейсон с совершенно непроницаемым лицом потянулся за сигаретой, которую положил на край пепельницы, разговаривая по телефону, и спросил самым безразличным тоном:

— Ваш знакомый?

— Да, как же, я его хорошо знаю.

— Как давно вы его видели?

— Вчера.

— Утром или днем?

— Утром. Скажите же, у него что-нибудь случилось?

— Он не появляется на квартире, и его хозяйка известила об этом полицию.

Рэй громко расхохотался.

— Ну и насмешили же вы меня! Джексон, Джексон Браун пропал! Господи помилуй, да он и из города никуда не выезжал. За две недели я видел его раза три-четыре. А вчера утром он приходил в контору.

Перри Мейсон, откидываясь на стуле и скрещивая далеко вытянутые длинные ноги, спросил:

— Страхование?

— Не совсем, — ответил Рэй.

Мейсон всем своим видом показывал, что ждет разъяснений.

Его собеседник заерзал на стуле и промямлил:

— В конце концов, мистер Мейсон, поскольку вы представляете миссис Прескотт, являясь как бы членом семьи, я уверен, что могу вам полностью доверять. Браун — как бы это выразиться? — осуществлял гарантию страхования.

— Он чем-то торговал?

— Да нет, не торговал. Он расследовал пожары на тот предмет, возникали ли они случайно или нет. Ну, а если обнаруживал какую-то подтасовку, он знал, что делать. Он опытный работник.

— Понятно. Нечто вроде неофициального детектива?

— Совершенно верно.

— По какому поводу он вчера приезжал?

— Собственно говоря, особого дела у него не было. Заглянул поболтать. Вообще-то он кузен моей жены.

— Вы не знаете, как я смогу сейчас с ним связаться?

— Через правление страховых агентов. Только, Мейсон, прошу вас не показывать, что я вам рассказал о его занятиях. Понимаете, о таких вещах говорить не принято.

— Другим страховым агентам об этом известно?

— Боже упаси, нет!

— Ну, а ваш партнер, он, наверное, знал?

— Нет, он ни разу не встречался с Брауном. Понимаете, он замаскировался под коммивояжера, чтобы ловить с поличным тех людей, за которыми он охотился. И, кстати, именно поэтому вся эта история с его исчезновением — шутка. Мне случайно известно, что в данный момент он расследует крупное мошенничество. За последние два месяца произошло не менее двенадцати больших пожаров, которые, по всем признакам, организовала одна шайка поджигателей.

— Послушайте, Рэй. Я хочу попросить об одной услуге, что очень поможет миссис Прескотт. Я бы хотел, чтобы вы связались с Джексоном Брауном. Мне необходимо с ним встретиться как можно скорее, но так, чтобы это не стало известно кому-нибудь еще кроме нас с вами. Как вы думаете, вам удастся это устроить?

— Ну, разумеется. Позвоню Клэр, моей жене, и через час он будет у вас.

— Не забывайте, он ушел из дома две недели назад и больше туда не показывался. Он договорился о свидании с одной девицей, есть основания предполагать, что он страдает частичной потерей памяти.

— Я убежден, что он работает по этому делу, только и всего. Клэр знала бы о его заболевании. Вчера я сам разговаривал с ним утром, он был совершенно нормальным.

— Значит, он вас узнал?

— Разумеется. Господи Боже мой, мистер Мейсон, я не знаю, зачем и кого вы разыскиваете, но сейчас вы идете по ложному следу. Джексон в полном порядке. Естественно, он вынужден скрывать свои методы, но в остальном…

— Поймите меня правильно. Мне необходимо поговорить с Брауном до того, как им займется полиция.

— Полиция?

— Он может оказаться свидетелем за миссис Прескотт или против нее.

— Он не станет свидетельствовать против нее. Вы можете быть в этом уверены, потому что Джексон Браун скажет правду, а правда не повредит Розалинде Прескотт. Я понятия не имею, кто убил Вальтера, но убежден, что не она. Если Джексону Брауну что-то известно, он ничего не будет скрывать. На него никто не может повлиять.

— И вы надеетесь, что сумеете договориться о нашей встрече в самое ближайшее время?

— Абсолютно уверен!

Мейсон поднялся, протянул Рею свою визитку и сказал:

— Здесь имеется номер телефона моего офиса. Спросите мисс Стрит. Это мой секретарь. Скажете, кто вы такой, и она немедленно вас соединит со мной, если я буду на месте. А если меня не будет, она мне в точности передаст все, и я сам вам позвоню, как только смогу.

Рэй подошел к Мейсону и крепко пожал ему руку.

— Страшно хотел бы быть вам полезным, мистер Мейсон. И если миссис Прескотт нужны наличные, чтобы расплатиться с вами, я сумею для нее это устроить. Понимаете, деньги по страховке я получу в ближайшие дни и сразу же передам их ей. Так что я с радостью готов ей помочь.

— Мне думается, в этом нет необходимости. Но вот встреча с Брауном — очень важна. Если вам удастся договориться о нашем конфиденциальном разговоре — и я, и миссис Прескотт будем вам крайне благодарны.


Фредерик Карпентер, заместитель управляющего банком «Секонд Фиделити», направил на Перри Мейсона свои водянисто-голубые глаза, с бесстрастным видом выслушал объяснения адвоката, осторожно провел ладонью по лысой голове и только после этого заговорил противным скрипучим голосом:

— Я не вижу причин, по которым наш банк должен нарушать раз и навсегда установленные законом порядки. Когда миссис Прескотт будет введена во владение, она оформит на вас соответствующую доверенность, и только после этого вы будете ознакомлены со всеми бумагами и делами моего вкладчика.

— В данный момент меня интересует только, сколько денег находится на счету мистера Прескотта. Не можете ли вы дать мне эту информацию?

— Не вижу никаких оснований делать это.

— Суд должен принять во внимание размеры состояния при разбирательстве, — напомнил Перри Мейсон.

— Разумеется, обстоятельства данного дела необычны.

— В каком смысле?

— Вероятно, миссис Прескотт будет обвинена в убийстве своего мужа.

— Это вас не касается ни с какой стороны.

— Я должен посоветоваться с адвокатом.

— Сколько времени понадобится, чтобы выяснить мнение адвоката?

— Не могу сказать.

— Послушайте, — в голосе Мейсона зазвучали стальные нотки, — я не знаю, сколько денег положено в ваш банк. Рано или поздно миссис Прескотт станет полновластной распорядительницей всех своих средств. Ваше отношение не будет способствовать тому, чтобы она захотела сотрудничать с вами в дальнейшем.

— Весьма сожалею, — промямлил Карпентер.

— Вам это безразлично?

— Очень печально, что обстоятельства складываются столь неблагоприятно…

— Ваши сожаления ровным счетом ничего не стоят!

— Лично я ничего не могу сделать!

— В таком случае пеняйте на себя. Как поверенный миссис Прескотт, я заявляю вам совершенно официально, что ваше отношение к ее интересам таково, что она по моему совету обратится в другое учреждение.

— Весьма сожалею.

Взбешенный, Мейсон с силой хлопнул тяжелой дверью кабинета. Сидевший за столом мистер Карпентер продолжал все так же осторожно поглаживать свою лысину. Только после того, как адвокат вышел, он потянулся к телефону.

Мейсон зашел в ближайший автомат и набрал номер конторы Пола Дрейка.

— Послушай, — сказал он, — по-моему, мы на что-то вышли по линии Брауна. Я сейчас этим займусь, но ты, в свою очередь, продолжай расследование с другой стороны. Строго между нами: он работает следователем или детективом по делам страхования от пожаров. В настоящий момент он занят каким-то крупным мошенничеством, так что его исчезновение может быть намеренным. Тогда «травматическая амнезия» вполне объяснима. Я уверен, что правление страховых агентов без особого энтузиазма отнесется к твоим расспросам. Но если ты дашь сведения о каких-то непонятных пожарах, возникших за последний месяц, правление наверняка направит на проверку Джексона Брауна. Ты сам понимаешь, что я хочу встретиться с ним. Встретиться и все выяснить, но только до того, как им займется полиция.

— О’кей, Перри, постараюсь.

— Еще одно: поинтересуйся Розой Хендрикс, которая работает секретаршей в конторе Прескотта и Рея. Рыженькая куколка с выражением лица довольной кошечки. Интересно бы знать, что сможет развязать ей язычок.

— Ясно, Перри.

Глава 9

Перри Мейсон вошел в свою контору. Делла Стрит жестом указала ему на двери приемной и сказала:

— Абнер Диммик из «Диммик, Грей и Пибоди» и его молодой помощник по имени Родней Кафф уже порядочно времени ждут вас.

Мейсон присвистнул.

— Интересно, что означает этот визит? «Диммик, Грей и Пибоди», так сказать, юридическая аристократия. Они являются поверенными только в крупных банках. Берутся только за совершенно ясные дела. Какого черта, как ты думаешь, им надо от меня?

— Возможно, ничего существенного.

— Из-за пустяков Абнер Диммик не явился бы ко мне в контору.

— Пригласить их сюда?

— И немедленно. И со всеми подобающими для них почестями.

— Не думаете ли вы, что они представляют банк, шеф?

— «Секонд Фиделити»?

— Да.

— Разумное предположение. Оставайся и выслушай все, что они скажут. Лучше всего было бы застенографировать нашу беседу.

Делла кивнула, выскользнула из кабинета и почти сразу же вернулась в сопровождении почтенного седовласого джентльмена. В руке у него была давно вышедшая из моды трость с тяжелым набалдашником. Несколько позади шел молодой человек лет двадцати шести — двадцати восьми. Бесшабашные огоньки в его глазах находились в явном контрасте с почтительными манерами и скромным выражением лица.

Старик твердыми шагами подошел к столу.

— Как поживаете? — спросил он отрывисто. — Вы — мистер Мейсон? Я представитель фирмы «Диммик, Грей и Пибоди». Надеюсь, вы слышали о нас. Мы тоже слышали о вас.

Переложив трость в левую руку, он протянул правую Мейсону, продолжая говорить:

— Только прошу поосторожнее. Я старик, у меня ревматизм. Это мистер Кафф, Родней Кафф, мой помощник по конторе. До сих пор я не смог выяснить, будет ли из него толк или нет. Я полагаю, что он не создан для работы нашего плана.

Мейсон пожал руку мистеру Диммику, жестом пригласил его занять удобное кресло и улыбнулся молодому человеку.

Диммик, тяжело опираясь на трость, тихонько опустился на сиденье. Кафф предпочел обыкновенный стул, вытянул вперед скрещенные ноги и с явным восторгом принялся разглядывать Деллу Стрит.

У Абнера Диммика был высокий лоб, обрамленный серебряными кудряшками, кустистые брови, которые то опускались, то взлетали вверх, подчеркивая значение изреченных фраз. Под глазами виднелись стариковские мешки, а плотно сжатый рот напоминал стальную ловушку. Снежно-белые усы, удивительно подходившие к бровям, делали его похожим на рождественского Санта-Клауса.

— Фирма «Диммик, Грей и Пибоди» оказалась замешана в уголовное дело. Вы представляете, что это значит? Если бы мне кто-нибудь посмел раньше об этом сказать, я бы высмеял этого человека!

— И вы подумали, не смогу ли я вам чем-нибудь помочь?

Мистер Диммик кивнул.

Родней Кафф неодобрительно кашлянул.

Старик метнул в него сердитый взгляд и сказал:

— Постарайтесь справиться с приступом неприличного кашля, молодой человек. Я знаю, что делаю.

Кафф промолчал и закурил сигарету.

Делла Стрит с большим интересом переводила глаза с Мейсона на его посетителей.

— Мы занимаемся делами банка «Секонд Фиделити», — продолжал мистер Диммик, — они являются душеприказчиками по заверенному завещанию, единственным наследником по которому является молодой человек по имени Джеймс Дресколл. Вы понимаете, что это значит?

Мейсон удобно устроился в кресле, тоже закурил и устало заметил:

— Начинаю понимать.

— По условиям завещания мы обязаны давать Дресколлу все юридические советы, если он будет в таковых нуждаться. Без разрешения своих душеприказчиков он не имеет права обратиться к другому адвокату. Так вот, этот мистер Дресколл ухитрился попасть в дело об убийстве.

— Почему вы обратились ко мне?

— Нам требуется ваша помощь.

И снова Родней Кафф слегка кашлянул.

— Вы хотите, чтобы я взял на себя защиту мистера Дресколла?

— Не совсем так. Нам бы хотелось, чтобы вы сотрудничали с нами. Представлять его будем мы. Вы, насколько нам известно, представляете Розалинду Прескотт. Поскольку их интересы совпадают…

— Извините, что прерываю вас, но я не согласен, что их интересы совпадают!

— Именно то, о чем я вас предупреждал, мистер Диммик, — вмешался Кафф, — совершенно очевидно, что…

— Помолчите, Родней! — негромко сказал Диммик, не отводя глаз от лица Мейсона. — Почему вы говорите, что они не идентичны?

— Потому что я так считаю.

— Неужели вы хотите сказать, что Розалинда Прескотт виновна в преступлении, к которому Джеймс Дресколл не имеет никакого отношения? Это невозможно!

— Нет. Я думаю иначе.

— Лично меня это дело выводит из равновесия. И крайне смущает. Мне и во сне не снилось, что мое имя будет упоминаться в связи с уголовным преступлением. Но банк настаивает, чтобы я сам возглавлял защиту. Конечно, можно нанять адвоката, специалиста по подобным вопросам, который бы действовал со мной заодно. Однако по условиям завещания я за все несу персональную ответственность. Теперь вы понимаете, как мне неприятна вся эта история?

Мейсон кивнул.

— Так вот. Мы бы хотели объединиться с вами, — выделяя местоимения, сказал Диммик. — Мне уже звонили из банка, что вы приезжали туда и задавали вопросы.

Мейсон кивнул.

— Было бы совсем неплохо обменяться информацией, — продолжал Диммик, — и выработать совместный план действий.

— Благодарю вас, но меня такая перспектива не привлекает. Я хочу быть совершенно свободен, иметь полную свободу действий и представлять своих клиентов так, как сочту необходимым.

— Неужели вы не понимаете, — не выдержал Родней Кафф, — что ему хочется свалить вину на мистера Дресколла, если только представится такая возможность.

Диммик продолжал смотреть в лицо Перри Мейсона.

— Понимаете, мистер Мейсон, я не силен в подобных вопросах. Как правило, ко мне приходят с просьбами. На этот раз я сам обратился к вам с просьбой. Мне известно, как вы искусно проводите своих подзащитных между всеми рифами зала заседаний. Я прекрасно понимаю, что вы были бы неоценимым союзником и опасным противником. Если вы ясно видите…

— Прошу прощения, мистер Диммик, но я ничем не могу себя связывать. До и во время суда надо мной ничто не должно довлеть. Я не могу предавать интересы своих клиентов, подписывая соглашения с другими лицами.

— Иными словами, мистер Мейсон, — спросил Кафф, — вы попытаетесь обвинить в убийстве Дресколла?

— Если я буду считать его виновным.

— По вашему мнению, он виновен?

— Пока не знаю.

— Но если он виновен, то виновна и ваша клиентка?

— Не обязательно.

Абнер Диммик оперся на трость и с огромными предосторожностями поднялся с кресла. Родней Кафф угрожающе произнес:

— Только не думайте, что мы будем сидеть сложа руки и наблюдать, как вы топите мистера Дресколла.

— Я так не думаю.

Диммик раздраженно заговорил:

— Должен признаться, что подобные вещи мне ужасно не нравятся. Я ненавижу судебные заседания. Присяжных. Совершенно не переношу уголовные процессы. Я слишком стар, чтобы учиться новым трюкам. Зато Родней в восторге. Отец Роднея — мой старинный друг. Я обещал ему позаботиться о мальчике. Но наша практика его не интересует. Если хотите знать, он ваш страстный поклонник. Он только и говорит о следствии и о том, как дело будет выглядеть с точки зрения суда. Так вот, Родней, тебе представилась прекрасная возможность отличиться.

Кафф подтянулся и сказал:

— Пожалуйста, мистер Мейсон, не подумайте, что я совсем желторотый птенец. Я занимался судебной практикой, правда, в провинции. Но папа настаивал, чтобы я перебрался в город, а мистер Диммик обещал меня продвинуть. Можете быть уверены, что в зале заседаний я не растеряюсь.

— Рад это слышать. — Мейсон был отменно вежлив. — Я рад нашему знакомству, джентльмены.

Диммик первым двинулся к двери. Он задержался на пороге, ожидая, когда Родней Кафф распахнет перед ним дверь. Уже выходя в коридор, он еще раз проговорил:

— Мне это все не нравится. Более того, врач запретил мне волноваться. Необходимо сохранять спокойствие! Не волноваться! Мне семьдесят лет, и я должен выступать на уголовном процессе! А коли я буду волноваться, это может привести к смертельному исходу. Пошли, Родней! Не будем больше отнимать у мистера Мейсона время. Рад был с вами познакомиться, Мейсон. До свидания!

Он вышел в коридор. Стук его трости раздавался до тех пор, пока старик и Кафф не вошли в лифт.

Посмотрев на Мейсона, Делла громко рассмеялась:

— Ну и положеньице, скажу я вам!

— Мир полон подобных «положеньиц», причем они далеко не всегда нравятся, — усмехнулся адвокат.

— Почему вы не согласились с ними сотрудничать?

— Потому что я сначала должен окончательно выяснить роль Джимми Дресколла в этой истории. Уж слишком в нем много стремления прятаться за женские юбки, я не уверен в его невиновности, о симпатии же и говорить не приходится.

— Эмиль Скэнлон, коронер, звонил по телефону. Дознание будет проводиться сегодня в восемь вечера. Скэнлон сказал, что он предоставит вам возможность в случае необходимости задать кое-какие вопросы. Сам он не собирается ничего «утаивать».

Мейсон задумчиво кивнул.

— А это не вызовет недовольства прокуратуры? — спросила Делла Стрит.

— Так и бывает. Но мне кажется, что на этот раз окружной прокурор отступит от правил. В этом прокуроре есть что-то от спортсмена. Парень с головой. Почуял добычу, иначе не забрал бы канарейку в качестве вещественного доказательства. Если Розалинда взяла револьвер вместо Риты, ему будет трудно обвинить Риту в убийстве. Если все улики перепутаются, он перевернет все на свете, но найдет действительного преступника. Поэтому он был бы только рад, если бы мы все вступили в игру.

— Получается, что вы играете ему на руку.

— В чем именно?

— В том, что отказываетесь сотрудничать с поверенным Дресколла.

— Делла, все дело в том, что я очень не люблю, когда мои руки связаны.

Глава 10

Эмиль Скэнлон, высокий человек средних лет, легко взвалил на свои плечи многочисленные обязанности коронера. Он относился к печальным последствиям трагедий и катастроф с философским спокойствием ученого, наблюдающего за поведением морских свинок. По натуре он был весьма отзывчивым, распространяя свои симпатии лишь на живых, кому это могло в какой-то мере помочь, а не на искалеченные останки, к которым его так часто вызывали для проведения расследования.

Дознания он проводил деловито, весело и не торопясь. Его цепкие глаза видели всех и вся буквально насквозь.

Дознание по делу о смерти Вальтера Прескотта не явилось в этом смысле исключением.

— Присяжные уже осмотрели останки и готовы выслушать показания, — заявил он. — Я хочу избежать излишней волокиты. Совершенно очевидно, что о самоубийстве в данном случае не может быть и речи. Власти задержали троих: Розалинду Прескотт, вдову Вальтера Прескотта, Риту Свейн, свояченицу покойного, и Джеймса Дресколла. Дресколл находится здесь. Мисс Свейн и вдова отказались прибыть сюда из другого штата, мы не можем их вызвать для дачи показаний. Оскар Овермейер, помощник окружного прокурора, является представителем обвинения. Перри Мейсон представляет мисс Свейн и Розалинду Прескотт, а Родней Кафф — мистера Дресколла. Всем совершенно ясно, что если эти адвокаты начнут придираться к процедурным вопросам, то нам отсюда не выйти до утра.

Слушания здесь будут неофициальными. Целью дознания является всего лишь выяснение, как именно умер покойный. И если существует вероятность того, что он был убит, то мы хотим знать, кто его убийца.

Я начинаю дознание и с радостью приветствую желание каждого из вас сотрудничать со мной. Но я не допущу, чтобы дознание было использовано для того, чтобы смазать картину. Ясно, джентльмены?

Адвокаты и помощник окружного прокурора кивнули.

— Первым свидетелем вызывается мистер Джордж Рэй.

Вошедшего Рея привели к присяге.

— Вы видели останки усопшего?

— Да.

— Вы можете подтвердить его личность?

— Несомненно. Это Вальтер Прескотт, мой партнер по фирме «Прескотт и Рэй».

— Что это за предприятие?

— Страховое агентство.

— Когда вы в последний раз видели Прескотта?

— Позавчера.

— Вчера вы с ним разговаривали?

— Да.

— По телефону?

— Да.

— Когда?

— Приблизительно без пяти двенадцать, я случайно взглянул на часы в этот самый момент.

— Говорил ли он, где находится?

— Нет. Обещал приехать в контору в первой половине дня.

— Итак, вы говорите, что он звонил около двенадцати?

— Почти точно без пяти минут, возможно, без пяти с половиной.

— По конторским часам?

— Да.

— Вы их давно проверяли?

— Это электрические часы. Они ходят минута в минуту.

— Все. Благодарю вас, — сказал коронер.

— Могу я задать вопрос? — раздался голос Перри Мейсона.

Коронер одобрительно кивнул.

Мейсон встал со своего места:

— Скажите, пожалуйста, мистер Рэй, не отправились ли вы на ленч вскоре после этого телефонного звонка?

— Совершенно верно, сразу после него.

— У меня все, благодарю вас.

Доктор Хуберт, полицейский хирург, опознал пули, одна из которых была им извлечена из тела покойного, а остальные найдены в комнате после того, как они прошли навылет через тело.

Врач подробно описал траекторию пуль и характер ранений. Он установил время смерти приблизительно от полудня до половины третьего.

Труп был обнаружен примерно в пять часов вечера.

После этого пригласили экспертов технического отдела.

Коронер вызвал Стеллу Андерсон. Она вышла на возвышение свидетелей с высоко поднятой головой, расправив плечи и выпятив пышную грудь, чувствуя себя по меньшей мере генералом. Глаза ее блестели, лицо раскраснелось. Эти короткие минуты славы явно доставляли ей колоссальное наслаждение. Она не отворачивалась от вспышек репортерских аппаратов. Наоборот, старалась изобразить на своей лоснящейся физиономии обольстительную улыбку кинозвезды.

Отвечая на вопросы коронера, она подробно изложила все, что видела в доме Прескотта.

— И вы видели, как этот молодой человек передал молодой женщине револьвер? — еще раз переспросил ее Скэнлон.

— Да, сэр. Она выдвинула ящик бюро и засунула оружие далеко, даже за ящик, потом она закрыла бюро.

— То был этот самый молодой человек?

— Да, вон тот молодой человек в синем костюме.

— Вы говорите о Джеймсе Дресколле? Поднимитесь, мистер Дресколл. Этот человек, миссис Андерсон?

— Да. Я видела, как этот человек выбежал из дома Прескоттов сразу же после аварии. Он похож на того человека, который передал револьвер. Понимаете, окна затянуты тонкими гардинами, через которые не так ясно видно, как через простые стекла. Не совсем отчетливо. Я почти полностью уверена, что видела, как мистер Дресколл передавал оружие молодой особе.

— Кто была эта молодая особа?

— Я не знаю. Я сначала думала, что это Розалинда Прескотт. Но позднее подошла к окну Рита Свейн, одетая в точно такое же платье, стараясь заставить меня подумать…

— Этого мы у вас не спрашиваем, — прервал ее коронер, — просто опишите, что вы видели.

Миссис Андерсон обиженно поджала губы и сказала, что она «имеет право высказывать свое мнение».

В комнате поднялся легкий шум, но коронер моментально восстановил тишину.

— Так что же вы видели, миссис Андерсон?

— Я видела, как Рита Свейн стояла у окна и подстригала коготки канарейке.

— На которой лапке?

— На правой.

Коронер поблагодарил и отпустил свидетельницу. Кивком он вызвал Дресколла, который сидел между помощником шерифа и Роднеем Каффом.

— Мистер Дресколл, прошу вас пройти на возвышение для свидетелей и ответить на некоторые вопросы. Я понимаю, конечно, что ваш защитник запретит вам на них отвечать, но это тоже должно быть зафиксировано в протоколе.

Родней Кафф улыбался с видом светского льва. Его голос слегка вибрировал, очаровывая присутствующих бархатными тонами.

— Ваша честь, — заявил он, — вы неправильно оценили нашу позицию. Лишь виновные прибегают ко всякого рода уверткам. Что касается Джеймса Дресколла, он без всяких колебаний ответит на любой вопрос, заданный вами.

По комнате прошел удивленный шепоток. Эмиль Скэнлон выразительно посмотрел на помощника окружного прокурора, затем привел Дресколла к присяге.

— Вы были знакомы с покойным, мистер Дресколл? — спросил коронер.

— Да, мы с ним встречались несколько раз.

— Вы были знакомы с миссис Прескотт?

— Да.

— Сколько времени вы ее знаете?

— Более полутора лет.

— Вы были с ней помолвлены?

— Да.

— Почему ваша помолвка расстроилась?

— Из-за ссоры.

— Скажите, скоро ли после вашей ссоры мисс Розалинда Свейн вышла замуж?

— Через месяц.

— Писали ли вы миссис Прескотт письмо, в котором советовали ей развестись с мистером Прескоттом?

— Но ведь само письмо — лучшее доказательство, — возразил Мейсон.

Кафф улыбнулся:

— Я понимаю сущность возражения мистера Мейсона. Но вопросы и ответы не могут повредить свидетелю. Отвечайте, Джимми.

Дресколл сказал:

— Я действительно написал такое письмо, подписался, положил в конверт, наклеил марку и послал миссис Прескотт. Это было дня четыре-пять тому назад.

— В этом письме вы просили миссис Прескотт уйти от мужа? — спросил коронер.

— Да.

— Он был неприятен вам?

— Да, я считал его обманщиком и мошенником.

— Вы к нему ревновали?

— Немного. Да, честно говоря.

— Были ли у вас основания его ненавидеть?

— Да.

Коронер даже растерялся.

— В жизни своей не слышал ничего подобного!

Овермейер кивнул. Родней Кафф покровительственно сказал:

— Продолжайте, ваша честь. У вас это великолепно получается. Или вы предпочитаете, чтобы вопросы задавал я?

Коронер бросил на него сердитый взгляд и спросил, с трудом справляясь с негодованием:

— Вчера утром вы были в доме Вальтера Прескотта, не так ли?

— Да.

— Когда?

— В то самое время, которое назвала миссис Андерсон. Я не смотрел на часы, но знаю, что приехал в начале двенадцатого.

— Был ли предупрежден Вальтер Прескотт о вашем визите?

— Нет.

— Вы поехали туда, чтобы увидеться с его женой?

— Да.

— Вы ее видели?

— Да.

— Перед тем как ехать к Прескотту, вы вооружились.

— Да. Вальтер Прескотт грозился убить ее. Я считал, что он способен выполнить угрозу. Мне хотелось просто защитить ее.

— Пустив в ход револьвер?

— Я даже не думал, что мне нужно будет им воспользоваться, я считал, что у нее на случай внезапной опасности должно быть оружие. Для самозащиты.

— Вы высказали каким-нибудь образом любовь или привязанность к миссис Прескотт?

— Да, — с чувством ответил мистер Дресколл. — Мне была невыносима сама мысль о том, что она может быть несчастлива. Я заключил ее в объятия и сказал, что люблю ее по-прежнему, что мое чувство не ослабевало никогда.

В этот момент бодро защелкали аппараты фотокорреспондентов.

— Что ж, давайте говорить начистоту, мистер Дресколл. Это вы убили Вальтера Прескотта?

— Я не убивал.

— Вы знали, что он был мертв?

— Я узнал об этом уже много времени спустя.

— Будьте добры, расскажите нам, чем вы занимались в доме после половины двенадцатого?

— Мы говорили с миссис Прескотт об ее финансовых делах и о присвоении ее супругом двадцати тысяч долларов из ее личных средств.

— Насколько я понимаю, вы сообщили об этом супруге Прескотта?

— Конечно! — с жаром воскликнул Дресколл. — Он обманывал, врал ей и разорял ее. Он и женился-то на ней только ради денег. Я был абсолютно убежден, что своим поведением он утратил на нее все права.

— Но ведь вам было известно, что в глазах закона она продолжала оставаться его женой. Ведь никто не освободил ее от супружеских обязанностей.

— Да, я это знал.

— Знали, что дело о разводе даже еще не было возбуждено?

— Знал.

— Однако же вы решили бежать с этой женщиной?

— Я решил поехать с ней в Рино, где она смогла бы сама начать дело о разводе. Причем сначала мне казалось, что ей следует поехать одной. Но потом я подумал, что все-таки разумнее отправиться вместе.

— И вы так и сделали?

— Да.

— Знали ли вы, что Вальтер Прескотт мертв, когда выходили из дома?

— Не знал.

— Давайте все-таки возвратимся к тому, чем вы занимались после половины двенадцатого.

— Я потерял голову, обнял миссис Прескотт и сказал, что не могу без нее жить. Миссис Андерсон наблюдала за нами из окна и может подтвердить, что все было именно так.

Стелла Андерсон закивала.

Коронер сурово заметил:

— Не забывайте, миссис Андерсон, что вы не на скамье для свидетелей. Вы дали свои показания… Продолжайте, мистер Дресколл. Что случилось потом?

— После этого я прошел в другую комнату позвонить в аэропорт и заказал билеты на самолет для миссис Прескотт. Когда я почти закончил разговор, перед самым домом случилась автомобильная авария. Я побежал туда помочь, а потом вернулся в дом. Понимая, что теперь меня вызовут в суд в качестве свидетеля, и не желая оставлять Розалинду Прескотт абсолютно беззащитной, я отдал ей свой револьвер. Это револьвер тридцать восьмого калибра системы «смит-вессон», который был здесь представлен в качестве вещественного доказательства. Это — действительно мой револьвер. Я дал его миссис Прескотт полностью заряженным. Она мне жаловалась, что ее муж грозил ей расправой, и я только хотел, чтобы и у нее было средство самозащиты.

— Что было потом?

— Потом я ушел из дома и нарвался на двух офицеров транспортной полиции. Они записали мое имя, адрес, номер водительского удостоверения и предупредили, что меня могут вызвать в качестве свидетеля. Я им объяснил, что в момент аварии разговаривал по телефону и ничего не видел. Тогда я снова вернулся в дом Прескоттов, сказал Розалинде Прескотт, что моя личность установлена и я еще сильнее опасаюсь, что Вальтер теперь доставит ей крупные неприятности. Поэтому я предложил ей немедленно отправиться в Рино вдвоем.

— Что она ответила?

— Согласилась.

— Уложила чемодан?

— Нет, всего лишь небольшой саквояжик с самым необходимым. Она переоделась, мы сразу же ушли, воспользовавшись запасным выходом.

— Не было ли между вами разговора о том, что миссис Андерсон могла вас видеть?

— Конечно, был. Миссис Прескотт даже не сомневалась, что соседка за нами шпионила и видела абсолютно все, что у нас происходило.

Стелла Андерсон подскочила как на пружине и возмущенно закричала:

— Я вовсе не шпионила! Я никогда не шпионю. Занимаюсь собственными делами и…

Коронер ударил молотком, призывая к порядку.

— Сидите и не вмешивайтесь, миссис Андерсон, иначе вам придется освободить помещение.

Джимми Дресколл не обращал никакого внимания на подобные досадные перерывы. С видом человека, выполняющего неприятную обязанность, он продолжал свои объяснения:

— До того как уехать, мы посовещались, что можно предпринять, чтобы помешать миссис Андерсон выболтать Вальтеру Прескотту о нашем свидании. Розалинде пришла в голову мысль попросить сестру Риту переодеться в ее платье и появиться перед окном так, чтобы миссис Андерсон могла ее хорошенько разглядеть. Мы позвонили Рите из аэропорта. Я слышал весь разговор Розалинды с сестрой и те инструкции, которые она ей дала.

— Что было дальше?

— Мы улетели в Рино.

— Знали ли вы, что Вальтер Прескотт уже убит?

— Нет. Более того, я могу доказать, что я не имею никакого отношения к его смерти.

Кафф с воинственным видом вскочил с места:

— Я требую, чтобы моему клиенту дали возможность доказать свою непричастность к преступлению.

— А ему никто и не мешает, — добродушно ответил Скэнлон.

Овермейер со своей стороны заявил:

— Я хочу, чтобы в протоколе было отражено и чтобы защитники поняли, что прокуратура не намерена приписывать кому-либо это преступление. Мы просто проводим подробное, совершенно самостоятельное расследование.

— Продолжайте-ка, — сказал Родней Кафф Дресколлу.

Перри Мейсон хотел было что-то сказать, но передумал и принялся молча слушать показания молодого человека.

— Вальтер Прескотт был жив в одиннадцать пятьдесят пять. В это время он звонил своему партнеру. Об этом говорил мистер Джордж Рэй. Через пять минут, когда раздался бой часов, произошла автомобильная авария перед домом Прескотта. Я выскочил и помог перенести пострадавшего из легковой машины в кузов грузовика, после чего вернулся к Розалинде Прескотт и отдал ей револьвер, из которого, как доказывают эксперты, было совершено убийство. Этот револьвер был положен в дальний угол ящика бюро. Полиция нашла его в другом месте.

С этого момента и до тех пор, пока я не вышел из дома, свидетельница по делу миссис Андерсон наблюдала за происходящим в комнате. Она не видела, чтобы кто-то брал оружие из бюро. В четверть первого мы с Розалиндой Прескотт вышли из дома через запасный выход, который ведет прямо на Четырнадцатую улицу, и поехали в аэропорт, где сели на ближайший самолет и отправились в Рино.

Эмиль Скэнлон сказал ровным голосом:

— Но остается еще промежуток между одиннадцатью пятьюдесятью пятью и двенадцатью часами. Всего пять минут, но за это время запросто можно было выпустить десяток пуль.

— Я разговаривал по телефону, — повторил Дресколл.

— Да, — вместо Дресколла ответил Родней Кафф, — если нам разрешат вызвать свидетеля, мы подтвердим слова мистера Дресколла.

Скэнлон на минуту заколебался. Он посмотрел на заместителя окружного прокурора, потом на Роднея Каффа и снова на Овермейера.

Овермейер чуть заметно кивнул.

Эмиль Скэнлон громко произнес:

— Мы даем вам разрешение вызвать свидетеля. Правда, при этом мы отступаем от существующих правил, но это особое дело, и мы непременно должны выяснить, что же произошло.

Родней Кафф с трудом скрывал свое торжество, когда произнес:

— На данный момент это все, мистер Дресколл. Вы можете пройти на свое место, а я вызываю в качестве свидетеля Джексона Веймана.

Сухощавый человек лет сорока с небольшим поднялся и молча направился к выходу.

— Подождите! Это Вейман, — закричал Кафф, — он мне нужен как свидетель.

Полицейский офицер остановил Веймана возле самой двери, но тот повернулся и сердито произнес:

— Я пришел сюда не для того, чтобы давать свидетельские показания.

Под его левым глазом красовался огромный синяк, сам глаз налился кровью и воспалился. На лбу светилось несколько наклеек пластыря, на правой щеке тоже виднелся пластырь.

— Я требую, чтобы его вызвали как свидетеля, — сказал Кафф.

— Выходите и поклянитесь говорить правду, мистер Вейман, — приказал коронер.

— И не подумаю! Плевать мне на ваши распоряжения! Я не желаю выступать свидетелем, вы меня не заставите. Хорош же я буду на скамье для свидетелей!

Публика хохотала, радуясь незапланированному перерыву, а заодно нарастанию драматической обстановки. Когда шум утих, коронер спокойно повторил:

— Выходите и примите присягу, мистер Вейман.

— Я ничего не желаю говорить, — упрямился Вейман.

Добродушная улыбка по-прежнему кривила губы коронера, но глаза внезапно стали жесткими.

— Как мне кажется, мистер Вейман, вы допускаете огромную ошибку. Офицер, приведите его сюда!

— Пошли, парень. Вот сюда.

Вейман, не отличавшийсяпокладистым характером, вырвался из цепких рук полицейского и сильно толкнул его в грудь. Но в следующую секунду его уже схватили менее деликатно, заломили руку за спину и повели к возвышению для свидетелей на потеху всех зрителей.

Скэнлон распорядился:

— Попридержите его немного, офицер. Мне хочется ему кое-что объяснить… Так вот, мистер Вейман, это дознание. Прокурор имеет право вызвать повесткой любого человека и потребовать от него дать показания. Если вы не подчинитесь, то можете попасть в тюрьму. Я не люблю доставлять людям неприятности, но если вам что-то известно по делу, мы должны это узнать… Вы что, выпили?

Вейман фыркнул:

— Два стаканчика, разве это называется «выпить»?

— Поднимите правую руку и поклянитесь говорить только правду.

Офицер несколько ослабил хватку, и Вейман неохотно подчинился приказу.

Скэнлон жестом разрешил ему сесть на стул для свидетелей.

Родней Кафф выступил немного вперед:

— Мистер Вейман, вы помните автомобильную катастрофу, которая произошла перед домом Вальтера Прескотта?

— Ну и что?

— Вы живете рядом с Прескоттами?

— Да.

— Вы видели аварию?

— Да, видел.

— Где вы находились в тот момент?

— Стоял на Четырнадцатой улице.

— До этого вы где-то пьянствовали, потом подрались, не так ли?

— А это вас не касается!

Скэнлон ударил молотком, хмуро посмотрел на свидетеля, потом обратился к Каффу:

— Этот человек дает показания против воли. Мне не хочется его раздражать без необходимости. Какое отношение имеет его драка к данному делу?

— У этого свидетеля есть дурная привычка ввязываться в драки и затевать ссоры в нетрезвом состоянии. На этот раз его так поколотили, что он вынужден был обратиться к врачу, который сделал ему перевязку. Ему не хотелось идти домой, где ему попало бы от жены, и он стоял на Четырнадцатой улице совсем недалеко от того места, где произошло столкновение машин. Я хотел просто сказать, что он находился в это время на улице, и объяснить, почему так произошло.

— Ол-райт, продолжайте. Я там был, — довольно миролюбиво сказал Вейман. — Что же из этого?

— Видели ли вы, что творилось в доме Вальтера Прескотта?

— Ну, я кое-что видел сквозь окна, выходящие на Четырнадцатую улицу.

— Вам был виден коридорчик с телефонным аппаратом?

— Да, он был мне виден.

— Вы видели, как мистер Дресколл звонил по телефону?

Наступила напряженная пауза. Потом Вейман неохотно подтвердил:

— Да, я видел, как там стоял мужчина и разговаривал. Однако он стоял к окну спиной.

— Так вы находились близ угла Эльзас-стрит в момент аварии?

— Да.

— Что делал Дресколл, когда произошло столкновение машин?

— Человек, которого я видел, находился все еще у телефона.

— Сколько времени он так простоял?

— Не знаю, минуты четыре или пять.

— Что сделали вы после аварии?

— Пошел поглядеть, а потом решил, что лучше не вмешиваться в эту кляузную историю. Вернулся назад, сел на тумбу и наблюдал, как они погрузили раненого парня в фургон. Вот именно этот человек в синем костюме выскочил из дома Прескотта. Он и помог шоферу управиться с пострадавшим. Потом он вернулся в дом, а фургон уехал.

— Что было дальше?

— Через несколько минут этот самый Дресколл снова вышел из дома. Но тут из-за угла вынырнула патрульная машина, ну и полицейские сцапали голубчика.

— Сколько времени вы еще оставались на прежнем месте?

— Совсем не оставался. Кому охота, чтобы полиция задавала тебе вопросы? Я смылся. Немного походил. Меня тянуло поспать, на душе было муторно. Потом я решил, что чему быть, того не миновать, все равно жена закатит сцену. Так что я вернулся домой.

— Когда это было?

— Не помню. Уже было поздно.

Родней Кафф с удовлетворением сел на место.

Коронер посмотрел на Овермейера. Тот поднялся, подошел к свидетелю и заговорил:

— Уверены ли вы, что видели у телефона именно мистера Дресколла?

Вейман пожал плечами:

— Телефон находится как раз напротив окна. Парень стоял, прижавшись плечом к оконному косяку. Мне был виден его затылок. У него были такие темные кудри, как у мистера Дресколла. Когда он вышел из дома, я разглядел его лицо. Это точно был Дресколл. Здесь я абсолютно уверен, а в отношении телефона почти не сомневаюсь.

— В тот момент вы были нетрезвы?

— Маленько выпил, да.

— Больше, чем сегодня?

Вейман усмехнулся:

— Больше.

— А во времени вы не сомневаетесь?

— Не сомневаюсь. Мне сказали, что авария произошла в полдень. Если это так, то в остальном я уверен. Я стоял на улице минут десять до аварии и видел, как этот человек звонил по телефону.

Овермейер задумчиво сказал:

— Пока все. Но, возможно, мистер Вейман, я захочу поговорить с вами еще раз.

— Могу ли я задать вопрос? — спросил Мейсон.

Скэнлон кивнул.

— Кому вы рассказали о том, что вы видели?

— Жене, — ответил Вейман.

— Кому еще?

Вейман покачал головой.

— Рассказали сразу же, как пришли домой?

— Нет, — усмехнулся Вейман, — сначала у нас был «веселый разговор» совсем на другие темы.

Снова по залу прошел смешок.

— Все, — сказал Мейсон.

Скэнлон кивнул Вейману:

— Можете идти.

Родней Кафф поднялся и сказал:

— На основании показаний этого свидетеля совершенно ясно, что Джимми Дресколл не мог убить Вальтера Прескотта. Это означает, что через некоторое время после того, как Розалинда Прескотт и мой клиент уехали в Рино, и когда Рита Свейн находилась в доме, приехал мистер Прескотт. Глупо предаваться бесплодным домыслам по поводу того, что произошло. Возможно, она убила его, защищаясь, или…

— Если господин адвокат намерен излагать нам свои гипотезы, — сказал Мейсон — то я хотел бы напомнить, что я тоже могу придумать не менее десятка версий…

— Садитесь, мистер Кафф! — рявкнул Скэнлон.

— Я просто хотел указать, что…

— Вы уже указали более чем достаточно. Садитесь!

Обращаясь к коронеру, Мейсон подчеркнуто официально попросил разрешения задать несколько вопросов патологоанатому.

— Ввиду только что заслушанных нами показаний, — заговорил Мейсон, обращаясь к доктору Хуберту, вторично поднявшемуся на помост, — вы понимаете, насколько важен стал вопрос конкретизации времени совершения преступления. Вы уже отвечали на этот вопрос, но я хотел бы услышать от вас вторично, можно ли допустить, что мистер Прескотт был убит ранее указанного вами времени?

Доктор Хуберт пространно объяснил, что определение времени — дело сложное, поскольку при нахождении ответа необходимо учесть множество факторов. В конце концов он соблаговолил сказать, что, по его личному мнению, Прескотт был убит между часом и часом тридцатью плюс-минус десять минут.

— Значит, двенадцать часов — это крайний нижний предел?

— Да.

— Но ровно в полдень он мог умереть?

— Да, сэр.

— Значит, в одиннадцать пятьдесят пять он был еще жив?

— Видите ли, пять минут — это так мало, что… Я не думаю, что он был убит до полудня, однако поручиться в этом не могу.

— А что, если это было в одиннадцать сорок пять?

— Свидетель разговаривал с ним по телефону, — кислым тоном напомнил доктор Хуберт, — в одиннадцать пятьдесят пять.

— Ага, доктор. Теперь вы меня поняли. При определении нижнего предела вы учитывали это показание, не так ли?

— Нет. Мое мнение основано исключительно на данных медицинских показаний. Но если вы настаиваете, то я могу расширить пределы, сказав, что мистер Прескотт умер в пределах между половиной двенадцатого и тремя часами. Это вас удовлетворяет?

— Дело вовсе не в моем удовлетворении, а в получении точных сведений.

— Прекрасно, вы как раз их и имеете!

Скэнлон кивнул:

— Я думаю, факты ясны всем. Вы свободны, доктор. Я хочу вновь вызвать мистера Дресколла.

— Поднимитесь на свидетельское место, мистер Дресколл, — сказал Родней Кафф.

Скэнлон уставился на молодого человека внимательными, все запоминающими глазами.

— Можно ли допустить, что в доме Прескотта находился посторонний, пока вы разговаривали с миссис Прескотт?

Дресколл покачал головой:

— Мне кажется, нет, ваша честь.

— Вы входили во все комнаты? Вы проверили это?

Дресколл растерялся.

— Конечно, сэр, в верхние спальни мы не заглядывали.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно!

— Ну, а в подвал, вы туда входили?

— Нет. Если в доме есть подвал, то мы его тоже не проверяли.

— Таким образом, вы не можете быть вполне уверены, что дом был совершенно пуст, или нет?

— Но ведь этот человек не смог бы взять револьвер из бюро, сделать из него три выстрела и снова положить на место. Если Прескотт был действительно застрелен из моего револьвера, значит, это было сделано уже после того, как мы ушли из дома.

— Мне ясна ваша мысль, мистер Дресколл. Вы можете идти.

Менее чем через десять минут жюри вынесло вот такой вердикт об убийстве Вальтера Прескотта: «убит неизвестным лицом или лицами».

Родней Кафф, насмешливо склонившись к Перри Мейсону, спросил:

— Как вам понравился вердикт, господин адвокат?

— А почему он должен мне нравиться?

— Лично я в восторге.

— Откуда вы узнали про Веймана?

Кафф рассмеялся:

— Он по секрету рассказал все своей жене, та тут же побежала к Стелле Андерсон. Ну, а это равносильно объявлению по радио. Я решил, что, если я вызову его неожиданно, он произведет лучшее впечатление, чем если я буду предварительно разговаривать с ним и вводить в официальный список.

Мейсон кивнул, закурил и сказал:

— Какими, по-вашему, будут чувства Розалинды, когда она узнает, что Дресколл пытался подставить под удар вместо себя Риту Свейн?

— Боже мой, да разве это можно так характеризовать? У него и в мыслях не было ничего подобного.

— Я не маленький. Несложная тактика мистера Дресколла была понятна всякому.

— Вы не учитываете одного, мистер Мейсон. Еще до начала дознания окружной прокурор отдал распоряжение о экстрадиции Розалинды Прескотт и Риты Свейн. Теперь Розалинда автоматически отпадает.

— И вы находите это правильным?

— Это даже великолепно.

— Для кого?

— В первую очередь для Розалинды.

— Ну, а как быть с мисс Свейн?

— Мисс Свейн придется позаботиться о себе при вашей квалифицированной помощи!

Мейсон кивнул:

— Я уже многое понял, Кафф. Знаете ли, уважаемый коллега, в этой «игре в открытую» Дресколла есть один существенный минус.

— А именно?

— Помоги ему Боже, если он врет! Да и вам тогда тоже не позавидуешь! — угрюмо ответил Перри Мейсон.

Глава 11

Рита Свейн сидела в комнате для свиданий местной тюрьмы, отделенная от Перри Мейсона широким столом. Решетка из толстой проволоки разделяла стол на две половины.

— Могу ли я здесь говорить откровенно? — спросила девушка.

— Только не слишком громко. Главное — не волнуйтесь. Держите себя в руках. Что бы вы ни говорили, сохраняйте бесстрастный вид. Несколько раз покачайте решительно головой, как бы отрицая свою вину. А теперь выкладывайте мне наконец все как было.

— Его убили Розалинда и Джимми, — сказала Рита.

— Откуда вы это знаете? Розалинда сказала?

— Не словами, конечно. Но ведь это какой-то ужас! Она же моя родная сестра, а теперь просто отвернулась от меня, если не сказать хуже. Они с Джимми кругом виноваты, но она настолько влюбилась в него, что решила сделать меня козлом отпущения, лишь бы спасти его драгоценную шкуру.

— Откуда вы знаете, что это они его убили?

— Знаю, и все. Приехал Вальтер, застал Джимми с Розалиндой, поднял жуткий скандал. Вот Джимми и застрелил его.

— Расскажите все подробно. Только сначала порешительнее покачайте головой. Вот так, хорошо.

— Рози позвонила мне по телефону, сказала, что случилось что-то ужасное, и попросила немедленно приехать. Я сказала, что занята. Тогда она упросила меня побежать в аптеку и позвонить по автомату. Назвала номер. Рози не хотела, чтобы оператор слышал наш разговор.

— Ол-райт, вы вызвали ее. Где она находилась?

— В аэропорту. Она мне рассказала про свидание с Джимми, про револьвер и про миссис Надоеду. Это я вам уже все рассказала.

— Ну и что вы после этого сделали?

— Рози мне все подробно объяснила про платье и канарейку. Разумеется, я ей сказала, что немедленно приеду и сделаю все, что она просит. Вообще-то мне эта затея была не совсем по душе, потому что я боялась налететь на Вальтера. Но Розалинда мне сказала, что его не будет.

— Уточнила ли она, откуда такая уверенность?

— Нет.

— И тогда вы туда поехали. Что случилось потом?

— Когда я поднялась наверх, чтобы переодеться, я заметила, что дверь в спальню Вальтера слегка приоткрыта. Сначала я на это не обратила внимания, надела на себя платье Рози, спустилась в солярий, поймала канарейку и так далее. Потом я снова поднялась наверх, чтобы надеть опять-таки свое платье. Прошла в ванную помыть руки — и мне стало дурно. Вся раковина была в разводах окровавленной воды. Причем эти пятна еще не высохли.

Естественно, я раскрыла дверь в комнату Вальтера. Он лежал на кровати на спине, широко раскинув руки. Пиджак его был застегнут. Из ран текла кровь. Я так закричала, что было слышно, наверное, даже на улице. Потом я спросила:

— Вальтер, что с тобой?

Подбежала к кровати, опустилась на колени и прикоснулась к его плечу. Я сразу же поняла, что он мертв.

Рита замолчала. Она тяжело дышала, и у нее сильно дрожали губы.

— Продолжайте. Я все должен знать.

— Честное слово, мистер Мейсон, после этого я действовала как сомнамбула. Сначала я была в таком ужасе, что с трудом дышала. Ну, а потом мне как-то сразу стало понятно, чем это грозит мне и Рози…

— Что вы сделали?

— Прежде всего я вспомнила про письмо, написанное Джимми. Я знала, что Вальтер собирался подать в суд и что в качестве улики…

— Ясно, ясно. Что же вы сделали?

— Я достала его бумажник и проверила, нет ли в нем письма.

— Вы его нашли?

— Да.

— И что вы с ним сделали?

— Сложила и запихала себе в трусы.

— В это время вы все еще были в платье Розалинды?

— Нет, я уже успела переодеться.

— Что было дальше?

— Я спустилась вниз и сожгла письмо. В плите.

— Что вы сделали с золой?

— Как что? Все осталось в плите.

— Вы хоть измельчили обгоревшую бумагу?

— Нет. Я подожгла письмо спичкой и проследила, чтобы оно полностью сгорело. И все.

— Как вы были одеты в этот момент?

— В сером костюме.

— В том самом, в котором приехали в мою контору?

— Да.

— Что еще вы сделали?

— Взяла канарейку и поехала к вам. Но Рози не хотела, чтобы я обращалась к адвокату. Она просила меня только надуть миссис Надоеду. Однако я предчувствовала, что кто-то должен защищать ее интересы.

— Одним словом, явившись ко мне, вы уже знали, что речь пойдет об убийстве?

— Знала.

— После этого вы полетели в Рино?

— Совершенно верно.

— Что было потом?

— Я дождалась, когда Джимми уйдет спать, и серьезно поговорила с Рози. Но только вот про Вальтера я ничего не сказала. Я понимала, что сама Рози никогда бы на такое не решилась. Во всем виноват Джимми, а она его выгораживает. Мне очень не хотелось, чтобы она мне лгала.

— Где ваш серый костюм?

— Его забрала полиция.

— В каких туфлях вы были?

— Они их тоже взяли.

— Вы не проверяли, на них не было крови?

— Нет, не проверяла. Великий Боже, мистер Мейсон, неужели вы думаете, что я…

— Я думаю, что у вас на туфлях могли быть следы крови. И на одежде тоже. Я не сомневаюсь, что следы ваших пальцев будут обнаружены на бумажнике Вальтера Прескотта и что, поскольку вы не размельчили остатки обгорелой бумаги, техническая экспертиза сумеет восстановить написанное. Мне сразу показалось, что Овермейер вел себя как-то странно на дознании. У него накопилось столько улик против вас, что он даже не хотел получать никаких указаний со стороны. Теперь он предоставит вам лгать и изворачиваться сколько угодно, а потом прижмет вас неопровержимыми уликами и вещественными доказательствами. Его устраивал такой неопределенный вердикт коронера. Вы еще не подавали никакого заявления?

— Нет. Я же помнила ваши указания.

— И ничего не отрицали?

— Как же, отрицала. Они меня обвинили в убийстве Вальтера, я сказала, что этого не делала.

— Я же просил вас ничего не говорить.

— Я подумала, что это я должна отрицать.

— Может быть, вы сделали еще одну ошибку и стали отрицать, что знаете, что Вальтер Прескотт был в то время уже мертв?

— Нет. После этого я вообще молчала.

— У вас спрашивали, когда вы видели его в последний раз?

— Да, спрашивали. И я ответила, что не видела его больше недели. Это чистая правда, потому что видеть человека мертвым не значит…

— И, — прервал ее Мейсон, — когда на суде продемонстрируют увеличенные фотографии отпечатков ваших пальцев, обнаруженных на бумажнике Вальтера, у вас будет сколько угодно времени подумать, что было бы намного умнее последовать совету вашего адвоката.

В ее широко раскрытых глазах застыл ужас: до нее дошло значение его слов. Потом она, вздернув подбородок, резко сказала:

— Не растравляйте мне рану! Но в конце концов, взять в руки бумажник это не обязательно видеть его хозяина и конечно вы были правы.

— Вы его убили?

— Нет.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Я не знаю, если только не Рози.

— Если вы будете мне врать, то вас ничто не спасет от веревочного галстука, который будет накинут на вашу красивую шейку.

— Я не вру. И вообще, мистер Мейсон, шея-то моя!

Мейсон одобрительно посмотрел на девчонку.

— Что ж, не слишком вежливо, конечно, но все же лучше, чем иметь дело с истеричной особой, которая окончательно потеряет голову на скамье подсудимых. Пока же выкладывайте — и без уверток! — следующее: как вы мыслите себе предстоящий процесс? Окружной прокурор обрушится на вас с целой грудой устрашающих улик. Сначала он сделает вид, что у него нет к вам никаких серьезных претензий. Так, легкое подозрение. У всех создастся впечатление, что он вообще бы вас немедленно освободил, если бы не процедурные правила, которые не позволяют подобных вольностей до тех пор, пока вы не захотите говорить. Потом он спровоцирует с вашей стороны еще несколько подобных неосторожных отрицаний, вроде бы пустяковых, после чего засыплет вас градом фактов, требуя в каждом случае дать подробные объяснения. При этом у него будет добрейший, прямо-таки отеческий тон, так что вам начнет казаться, что вот-вот конец всем вашим мучениям. Когда же вы станете все больше и больше запутываться, он начнет осторожно закручивать гайки. И вот тогда вы поймете, что выхода нет. И вы замолчите. В этот-то момент на вас набросится свора газетных молодчиков, и они пустят в ход весь свой, поверьте, немалый опыт, чтобы заставить вас заговорить. То лестью, то угрозами, то посулами, то выражением самой искренней симпатии они будут стараться вырвать у вас принципиальное согласие дать показания. Вы понимаете?

Она кивнула.

— Вам надо вести себя очень тихо и очень умненько. При тех данных, которыми в настоящий момент располагает окружной прокурор, вы не можете надеяться на освобождение. Единственный ваш шанс избежать тюрьмы — это заставить жюри вынести решение «не виновна». Или же добиться того, чтобы трое присяжных не согласились с вердиктом. Вам это понятно?

Рита снова кивнула.

— Так вот: кто бы что бы у вас ни спрашивал, пусть даже с самым сочувствующим видом, отвечайте, что адвокат запретил вам отвечать на любые вопросы. До тех пор, пока я ваш поверенный, вы должны мне безоговорочно подчиняться. Можете добавить, что, по вашему мнению, это адвокатская причуда, что вы бы с удовольствием рассказали все, как это было, но по неизвестной вам причине вам велено хранить молчание. Понятно?

— Понятно.

— Хватит ли у вас на это силы воли?

— Надеюсь.

— Для этого потребуется огромная выдержка.

— Я все понимаю, мистер Мейсон. Мне уже двадцать семь лет. А в этом возрасте у человека развивается сила воли.

— Не переоценивайте своих сил. Сейчас вы стоите одна против людей, через руки которых прошли сотни аналогичных случаев, так что они относятся к вопросам виновности и невиновности с равнодушием ремесленников. Им известны тайны и приемы, которые «срабатывают» и «не срабатывают». Вы — младенец, заплутавшийся в густом лесу, впервые противоборствующий его темным силам. Держите рот на запоре. Я разрешаю вам говорить лишь одно: что вы хотели бы говорить, но вам не позволено. Понятно?

Мейсон собрался было уходить, потом что-то вспомнил и снова опустился на скамейку.

— Как далеко вы позволите мне заходить?

— Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете.

— Оставьте в покое Рози.

— А если мне придется обвинить Рози, чтобы выгородить вас?

— Тогда не выгораживайте меня.

— Да вы понимаете, что говорите?

— Отлично понимаю.

— Ваше положение крайне тяжелое, — со вздохом произнес Перри Мейсон. — Конечно, жюри не вынесет смертного приговора девушке с такой наружностью и умом. Но вы можете заработать пожизненное заключение. Сейчас легко задирать нос и произносить красивые слова, но что будет, когда подойдет решительный момент? Не упрекнете ли вы меня за то, что что я сейчас позволил вам связать мне руки?

Она встала и очень серьезно произнесла:

— Мистер Мейсон, если я что-то делаю, то только из самых чистосердечных побуждений. И я ни о чем не стану жалеть, чем бы это для меня ни кончилось. И я не из тех что пытаются свалить вину за свои ошибки на кого-то другого. Таков мой девиз в жизни.

— Ол-райт, Рита, не вешайте головы! Мы еще повоюем!

Глава 12

Розалинда Прескотт сидела в кабинете Перри Мейсона и яростно повторяла:

— Я его не убивала! Не убивала! Я не убивала!

— Кто же его убил?

— Не знаю. Я сама бы очень хотела знать!

— Но если бы узнали, что бы вы сделали?

У нее потемнели от бешенства глаза.

— Сказала бы полиции.

— Допустим, что это дело рук Риты?

— Что заставляет вас думать, что это сделала Рита?

— Я спросил вас, каково было бы ваше отношение, если бы его убила Рита?

— Если бы она убила, то она не заслуживала бы снисхождения ни моего, ни Джимми. По ее милости мы попали в ужасную передрягу.

— Ну а если его убил Джимми?

— Если это сделал Джимми, то он тем более не может быть оправдан… Конечно, у него были основания. Множество оснований.

— Были ли у Риты основания?

— Не знаю. Если бы его убила она, то только в виде самозащиты.

— Что ж, причина уважительная, — заметил Мейсон.

— Но совершенно недопустимо то, что за этим последовало: тайком бежать из дома, никого не предупредив, будучи уверенной, что подозрение непременно падет на Джимми!

— Ну, а если это сделал Джимми?

— Джимми мог бы его убить, чтобы защитить меня. Но я не думаю, что он виновен.

— Скажите, пожалуйста, случайно у миссис Андерсон не было причин ненавидеть Вальтера Прескотта?

— Почему вы задаете такие странные вопросы?

— Я просто нащупываю возможные пути защиты… Так у нее могло быть что-то против него?

— Не думаю. Конечно, Вальтера раздражало, что она всюду сует свой нос. Он ей не раз советовал заниматься своими делами и перестать заглядывать в наши окна, а она в ответ предлагала закрывать окна ставнями, чтобы не вводить ее в искушение.

— У них была настоящая ссора?

— Да нет. Она быстро поджала хвост, а Вальтер разговаривал скорее насмешливо, чем сердито.

— Больше они не бранились?

— Насколько я знаю, нет.

— Ваш муж грозился вас убить?

— Да.

— Много раз?

— Дважды. Первый раз месяца два назад из-за каких-то пустяков, а второй раз утром того самого дня, когда я сбежала.

— Почему вы поехали в Рино?

— Я хотела там добиться разрешения на развод. Мне казалось, что, если я уеду, у Вальтера будут связаны руки, а после того, как он немного остынет, мне удастся мирно с ним договориться, чтобы избежать скандала.

— Вы полетели с Дресколлом?

— Да.

— Но ведь вы сами говорили, что ваш муж ревнует вас к Дресколлу?

— Он меня ни к кому не ревновал. Он был такой хладнокровный, расчетливый эгоист!

— Подождите, подождите. Подобные выражения нельзя произносить на скамье для свидетелей. Вы должны избегать мстительного тона в отношении вашего покойного мужа. Не забывайте, что он умер.

— Мне все равно, жив он или умер!

— Он же все-таки был вашим мужем! Вы же добровольно стали его женой. А потом вдруг решили, что больше его не любите. Не сошлись характерами. У вас оказались различные взгляды на вещи и так далее. Но все равно, вы крайне сожалеете о его смерти. Запомните это. Всепрощение и сочувствие. Вы понимаете, что его невыносимые приступы раздражительности объяснялись изношенной нервной системой.

— Что за ерунда! Всему причиной его холодное сердце и расчетливый ум!

— И, — продолжал Мейсон, не обращая никакого внимания на ее слова, — для вас было ударом известие о его смерти. Говорите со слезами на глазах, что когда-то вы были близки, но что любовь умирает, если сердечный пламень никак не поддерживать. Побольше красивых фраз, чтобы тронуть души членов жюри.

— Неужели вы и правда надеетесь дождаться такой мелодрамы?

— Конечно, надеюсь.

— На скамье свидетелей?

— Возможно, вас вызовут как свидетельницу. Но ведь существуют еще репортеры.

— У меня уже состоялось интервью с репортерами.

— Что вы им сказали?

— Ничего. Вы мне не велели что-либо говорить, я точно следовала вашим указаниям.

— Прекрасно. Теперь мы будем придерживаться иной тактики. Вы хотите и можете говорить. Вы не можете поверить, что Рита была способна совершить подобное дело, хотя вы не имели возможности обсудить с ней свободно то, что произошло. Обязательно внушайте всем, что вы с Ритой не успели ни о чем переговорить, пока находились в Рино.

Розалинда кивнула.

— Везде и откровенно признавайтесь, что любили Джимми Дресколла. Нажимайте на этот момент. Не забывайте, что люди всегда сочувствуют влюбленным. Но смотрите не перестарайтесь: между вами был всего лишь роман, а не противозаконная связь. Вы любили Джимми, потом поссорились и решили вычеркнуть его из своей жизни. Поэтому вы и вышли замуж, мысленно поклялись, что ваш брак должен быть и обязательно будет счастливым. Но вскоре туман рассеялся. Вам стало ясно, что вы с Вальтером не подходите друг другу. Возможно, для других он был замечательным человеком, но он не мог заполнить пустоты в вашем сердце. Да он и не старался. Ваша жизнь превратилась в постоянные баталии. Вы были в отчаянии, никакой надежды на счастье. И все же о Джимми Дресколле вы вспоминали как о далеком друге. Потом он вам написал, опять-таки не как влюбленный, а как настоящий друг, который раньше вел ваши финансовые дела. Он сказал вам, что лучше разом со всем покончить, а не тянуть то, что уже стало в тягость вам обоим. Потом, когда Джимми пришел в ваш дом и вы взглянули в его глаза, вы поняли, что любите и любили всегда его одного. Но эта мысль пришла вам в голову только после того, как вы осознали, что вы больше не в силах продолжать жить с Вальтером Прескоттом, и договорились с ним в общих чертах о разводе. Понятно?

— Что я должна говорить про двадцать тысяч долларов?

— Ничего, кроме того, что вы дали ему свои деньги, чтобы он вложил их в какое-то дело. Его неожиданная смерть помогла вам разобраться во всех делах.

— Но что же будет с деньгами? — спросила она.

— Теперь это не важно. Вы унаследуете все его имущество. Раз власти решили не привлекать вас к суду, я направлю вам необходимые бумаги, чтобы ввести вас в наследство. Есть ли у него еще какие-нибудь родственники?

— Нет. Иначе он оставил бы завещание в их пользу. Он…

— Забудьте об этом думать. Помните, что Вальтер страшно нервничал. Он слишком много работал. Вальтера не интересовали ни друзья, ни знакомые, потому что он был слишком высокого мнения о самом себе. Тот факт, что вы с ним не смогли ужиться, вовсе не говорит о том, что в нем было что-то порочное.

Она заговорила со злобой:

— Я ненавижу ложь. Он присвоил мои деньги. Он был…

— Не важно, кем он был. Он умер. Запомните то, что я вам про него сказал. Где бы и с кем бы вы ни говорили, придерживайтесь такой линии. У него нет родственников. Вы, как его вдова, наследуете все его состояние и таким образом возвратите себе и эти пресловутые двадцать тысяч.

На столе негромко звякнул его личный телефон, номер которого был известен всего трем лицам, этим телефоном пользовались лишь в случае крайней необходимости.

Мейсон схватил трубку и услышал голос Дрейка:

— Прости, что позвонил по этому номеру, Перри. Но дело чрезвычайной важности. Кажется, мы нашли все-таки Джексона Брауна, или Карла Паккарда. Называй его как угодно.

— Где?

— За городом.

— Где ты сейчас?

— Только что вышел из конторы. Я подожду тебя у лифта.

— О’кей.

Положив на рычаг трубку, Перри Мейсон отодвинул стул, велел Розалинде Прескотт быть через час снова у него в кабинете и двинулся к дверям.

Делла Стрит, собрав в папку все свои листки с записями, спросила:

— Я вам нужна, шеф?

Мейсон покачал головой:

— Нет, но прорепетируй с миссис Прескотт ее ответы на суде. Изобрази из себя дотошного журналиста. Задавай самые разнообразные вопросы. Я либо вернусь через час, либо позвоню сюда.

Дрейк ждал его внизу у лифта.

— Что случилось? — спросил Мейсон.

— Официально это было названо «автомобильной аварией» и прошло через департамент дорожной полиции. Вряд ли полиция успела сообразить, что к чему.

— Что за авария?

— Машина слетела под откос на крутом повороте между Санта-Моникой и Триумфо. Она лежала на дне каньона два дня.

— Водитель?

— Под машиной. Разбился в лепешку.

Лифт остановился. Дрейк хотел еще что-то сказать, когда они вошли в кабину, но Мейсон кивком показал на лифтера.

Когда они уже мчались в машине, детектив изложил подробности:

— Сообщение пришло в управление шоссейных дорог. Не буду тебя терзать подробностями, но мне сразу пришло в голову, что Паккард исчез неспроста. Поэтому я поручил моим ребятам проверить все случаи убийств, несчастных случаев, дорожных катастроф. Проверили они и этот случай. На шляпе было обнаружено клеймо фабрики в Олтвилле и инициалы «К.П.». Никаких бумаг. Голова изуродована. Однако мы сможем опознать труп по отпечаткам пальцев. В управлении страхования от пожаров собраны отпечатки пальцев всех их сотрудников. Мне уже удалось раздобыть отпечатки Джексона Брауна.

— Конечно, Пол, раз человек умер, то лучше не находить его раньше полиции. В конце концов, меня интересовало, что Паккард мог видеть в доме Прескотта?

— Я решил, что не помешает посмотреть все, что может нас интересовать, и сделать кое-какие снимки, — сказал Пол.

— Где этот каньон?

— В горах. Мои ребята ждут в Санта-Монике, чтобы довезти нас до самого места.

Мейсон закурил, погрузившись в глубокую задумчивость.

Пол продолжал неторопливо говорить:

— Мне удалось выяснить, почему полиция так быстро отреагировала на сообщение о том, что Стелла Андерсон видела, как кто-то прятал оружие в доме Прескотта.

— Ну и почему же?

— Прескотт заявил полиции, что за его домом следят на протяжении нескольких ночей, так что если он сообщит в полицию о появлении грабителей, то пусть они немедленно выезжают, хотя у него и имеется двустволка, которую он незамедлительно пустит в ход.

— Что-то мне не верится, Пол.

— Мне тоже. Однако полиция сразу же выехала, как только ей позвонили про револьвер.

— Кто знает, может быть, этот звонок в полицию был сделан для того, чтобы получить легальное право всадить в Розалинду заряд?

— Что ж, вполне правдоподобное предположение!

— Знаешь, Пол, я носом чую, что в Вальтере Прескотте было что-то фальшивое. Пока не скажу, что именно, но почему-то он мне представляется аферистом. Взять хотя бы эту историю с деньгами его жены. Огромные вклады наличными в банк. И при этом прибыли, получаемые им в фирме, не слишком велики. Кстати, Трейдер говорил, что привез Прескотту в гараж какой-то груз. Меня интересует, что это за груз. Не проверишь, Пол?

— Но ведь после столкновения он поехал прямиком в больницу, — сказал Дрейк. — Хотя нет, Перри… Постой. Он же сам говорил, что потом все-таки доставил груз. Из больницы он поехал снова к гаражу Прескотта.

— Прескотт отдал Трейдеру ключи.

— Верно.

— Так что у Трейдера есть ключ от двери прескоттовского гаража.

— Интересно, куда делись эти ключи? Что-то Трейдер про них помалкивает.

— Не прижать ли его слегка, дружище?

— Знаешь, получать информацию у Трейдера равносильно добыванию крови из репки.

— Он уехал из больницы до того, как врачи отпустили Паккарда. Паккард пробыл там всего минут сорок пять. Если он прибыл туда в двенадцать десять, это значит, Трейдер привез товары приблизительно без четверти час.

— То есть до приезда Риты Свейн?

— Знаешь, Пол, чем больше я об этом думаю, тем мне интереснее знать, что за товары доставил Трейдер? Раньше он был не слишком-то словоохотлив, но теперь, когда известно, что произошло убийство, положение изменилось… Скажи, Пол, что ты узнал о Прескотте?

— Многое. Я могу рассказать тебе про него, начиная с детсадовских времен до момента самого убийства. Мне даже известны его школьные отметки.

— Он хорошо учился?

— В средней школе кое-как, но в колледже о нем отозвались очень хорошо. Инженер-химик. Но почему-то занялся странным делом.

— Что ты выведал о нем самом?

— Отталкивающий тип. У него не было друзей ни в колледже, ни где-либо еще. По фирме его непосредственным партнером был Джордж Рэй. Прескотт представлял собой ходячую энциклопедию всевозможных знаний. Запоминал все подробности. Был незаменим, когда дело касалось спорных вопросов страхования.

— Ну а Дресколл?

— Милейший баловень судьбы. Его мать умерла, когда ему было пятнадцать лет. Она оставила ему хорошие деньги. Все оформлено через банк. Дресколл не имеет возможности прикоснуться к основному капиталу до тридцати пяти лет. По условию завещания ему выплачивают не более трехсот пятидесяти долларов в месяц. Если он сам заработает большего вполне законным путем, тогда ежемесячное пособие пропорционально увеличивается — но это опять же на усмотрение попечителей.

— Хм, хитроумная система предосторожности. По-видимому, у этого Дресколла был какой-то существенный недостаток. От пятнадцати до тридцати пяти ждать очень долго.

— Вообще-то да, но, кажется, его матери просто хотелось, чтобы он чему-то научился и узнал бы цену деньгам, прежде чем начнет самостоятельно распоряжаться состоянием. На триста пятьдесят долларов в месяц не особенно разгуляешься. По всей вероятности, она опасалась спиртного. Так или иначе, но она воздвигла вокруг сыночка крепкий банковский забор.

— Видимо, миссис Дресколл очень доверяла мистеру Абнеру Диммику?

— Да… Между прочим, этот самый Кафф великолепно провел защиту Дресколла!

— Скользкий парень! Он готов услужить всем и каждому. Однако же вышло так, что кругом виновата Рита Свейн, а Дресколл вышел сухим из воды.

— Скажи, Перри, почему тебя заинтересовала рыженькая из конторы Рея?

— Решил, что ей кое-что может быть известно. Что ты выяснил?

— Она ведет двойную жизнь. Это совершенно точно.

— То есть как это?

— Днем она Роза Хендрикс. Работает в конторе, живет в меблированных комнатах в доме 1025 по Доверт-авеню. Но остается там она не более получаса, потом вызывает такси и едет в дом 5-С в Велифонтоне. Это один из самых дорогих домов в городе.

— Что она там делает?

— По-видимому, проводит ночь, потом снова на несколько минут заглядывает на Доверт-авеню и возвращается на работу.

— Но для чего?

— Понятия не имею.

— За квартиру в Велифонтоне платит богатый поклонник?

— Вроде бы нет. Она снимает ее на имя Дианы Морган. У нее несколько приятелей, которые частенько ее навещают, но все это в рамках дозволенного. С одной стороны, все шито-крыто, с другой — совершенно на виду. Время от времени она заявляет, что отправляется в Мексику, Сан-Франциско, Рино или еще куда-нибудь. Приезжает носильщик, забирает багаж, и девица исчезает на неделю-полторы. Потом она возвращается со всеми своими чемоданами, и обычная жизнь продолжается.

— Чем же она занимается во время поездок?

— Очевидно, продолжает работать на Рея и Прескотта, получая сто двадцать пять долларов в месяц. Кстати, за помещение в Велифонтоне она платит триста девяносто пять долларов в месяц.

Мейсон наморщил лоб в раздумье.

— Понимаешь, она может оказаться аферисткой, но имеет ли это какое-то отношение к нашему делу? — выразил сомнение Пол.

Мейсон задумчиво кивнул:

— Ты прав. Понимаешь, мы все время сталкиваемся с какими-то ненормальностями, с какой-то бессмыслицей. Поэтому, на мой взгляд, нам надо разобраться до конца во всем, что отклоняется от нормы. Конечно, весьма невежливо совать нос в интимную жизнь Розы Хендрикс, но, Пол, мне необходим полный отчет обо всех ее поступках.

— Я слежу за ней, как коршун за куропаткой. По счастью, управляющий дома в Велифонтоне — мой хороший знакомый. Однажды я для него кое-что сделал, поэтому он на время разрешил поставить лифтером одного из моих ребят.

Машина вырвалась на открытое пространство и сразу же прибавила ходу. Мейсон продолжал хмуриться. Прикончив сигарету, он сказал:

— В каком-то месте я проглядел важное звено. И теперь блуждаю по кругу.

— А вот из полицейского управления сведения: у них уже достаточно улик, чтобы повесить Риту Свейн. Понимаешь, Перри, мне не хотелось тебя огорчать, но тебе лучше знать заранее.

— Пол, Пол, пора бы тебе знать, что самые убедительные улики иной раз вводят в заблуждение. Я уверен, что мы столкнулись как раз с таким случаем.

— Ты не думаешь, что Прескотта прикончила она?

— Не думаю.

— Кто же в таком случае?

— Провалиться мне на этом месте, но я не знаю. Я надеюсь, что на теле Брауна мы обнаружим какие-то вещи, документы, записки, которые подскажут нам, с кем он разговаривал, где скрывался на протяжении последних дней. Он что-то видел весьма любопытное в одном из окон. Должен же он был об этом кому-то рассказать.

На повороте от основной трассы стоял легковой автомобиль, рядом с ним стоял человек, размахивающий руками

— Это твой, Пол?

Детектив кивнул:

— Он нам покажет дорогу, поехали за ним.

Мейсон выпрямился на сиденье, не сводя внимательных глаз с каждого поворота дороги, которая узкой лентой огибала глубокое ущелье.

— Какого дьявола делал здесь на верху Браун? — спросил адвокат.

— Ума не приложу. Разве что он договорился с кем-нибудь тут встретиться. Ведь он что-то расследовал…

— Но если он искал уединенного места, то мог найти его и поближе, в каких-нибудь десяти милях от города!

— Разберемся!

Впереди идущая машина с трудом поднималась по крутому откосу, потом завернула вправо. Красные задние огоньки сердито замигали, предупреждая об остановке. Появился мотоциклист, одетый в кожаный комбинезон — инспектор дорожного движения.

Мейсон и Дрейк вышли из машины.

Детектив показал офицеру свои документы.

— Я расследую эту аварию.

— Чего ради? — заинтересовался полицейский.

— Я представляю страховую компанию. Боссы предполагают, что это был один из наших клиентов.

— У вас есть на это основания?

Пожав плечами, Дрейк сказал:

— Возможно, ложная тревога, но один из наших клиентов пропал два или три дня назад, а у него застрахована жизнь на крупную сумму. Вот нас и послали.

Офицер кивнул:

— Понятно. Мне нужны будут копии всех сделанных вами снимков.

— Непременно, — ответил Дрейк.

— И ничего не трогайте. Коронер еще не прибыл.

— Думаете, он приедет?

— Скорее всего, он распорядится доставить труп в город, но все же мы ждем прямых указаний.

— А где труп? — спросил Мейсон.

— Вон там, под деревом. Прикрыт парусиной. Только его осмотр вам ничего не даст.

— Почему?

— Взгляните на его голову и сразу все поймете. Да к тому же он несколько деньков полежал на солнышке, а это не способствует прояснению картины.

— Понятно. Все же мы поглядим.

Они пошли к тому месту, где с помощью стальных тросов поднимали вдребезги разбитую машину.

Солнце струило раскаленные лучи, на небе не было видно ни единого облачка. Воздух каньона был сухим и обжигающе-жарким. Весь склон каньона был покрыт зарослями молодых дубов, чащоба начиналась футах в ста ниже ленты шоссе и заканчивалась у тридцатифутового обрыва.

Мейсон сказал человеку, руководившему подъемом:

— Мы следователи.

После этого он двинулся к могучему дубу, под которым был разложен огромный кусок парусины.

Приподняв угол, адвокат отдернул парусину в сторону. Из-под нее с громким жужжанием поднялся рой черных мух.

Мейсон снова опустил парусину.

— Да, здесь много не выяснишь.

Дрейк встал на колени:

— Посмотрим, не повезет ли нам с отпечатками пальцев.

Инспектор дорожного движения продолжал стоять там, где он мог предупредить движение, идущее из-за слепого поворота снизу. Все люди в ущелье были заняты подъемом машины, который оказался весьма трудным из-за зарослей деревьев. На Мейсона и его спутников никто не обращал внимания.

Дрейк прижал пальцы трупа к зачерненному кусочку картона и тут же принялся сравнивать со специально захваченными для этой цели снимками.

— Математической точности тут не требуется, — сказал Мейсон, — лишь бы была рабочая гипотеза.

— Пожалуйста, Перри. Можешь не сомневаться, это тот самый парень.

— Джексон Браун?

— Да. Иначе — Паккард.

— Ол-райт, Дрейк. Пошарь у него в карманах. Я послежу, чтобы все было тихо.

— Но это же нарушение правил, Перри! Один только коронер…

— Ладно, ладно, не тяни. По дороге сюда уже идет какая-то машина.

На секунду в каньоне установилась относительная тишина. Смолк визг лебедки эвакуатора, утихли крики, и замолк стук топора, которым срубали цепляющиеся за трос ветви. Тем яснее доносился шорох автомобильных покрышек по асфальту дороги.

Дрейк кивнул своему помощнику. Развернув холст, они исследовали испачканную, жесткую одежду трупа.

— Нож, связка ключей, носовой платок, полпачки сигарет, старое меню из кафе «Бревенчатая хижина» в Пасадене, деньги— сорок восемь долларов купюрами, два доллара и семь центов мелочью. Авторучка. Вот и все. Ни колец, ни наручных часов, ничего. — Разочаровано произнес Дрейк

Мейсон торопливо сказал:

— Машина затормаживает. Возможно, это коронер. Запихивай все обратно в карман. Постарайся запомнить, что там было.

Поднимаясь с колен, Дрейк брезгливо заметил:

— Боюсь, Перри, что мои внутренности вывернутся наружу от этого трупного запаха.

— Хватит болтать. Наведи порядок… Машина свернула сюда.

Дрейк трясущимися пальцами закурил. Мейсон поправил парусину, а Дрейк сделал было пару шагов к адвокату, но внезапно побледнел, позеленел и побежал к деревьям.

Машина замедлила ход и остановилась перед поднятой ладонью инспектора дорожного движения. Из машины вышли два человека. Несколько минут они разговаривали. Потом офицер кивнул и отошел в сторону.

Мейсон внимательно смотрел на вновь прибывших.

— Как по-твоему, — это коронер? — поинтересовался детектив. Он все еще не мог справиться с тошнотой, временами подступающей к горлу.

— Пол, давай с помощником к эвакуатору. Я следом. Нужно держаться подальше от чужих глаз.

— Это коронер? — повторил Дрейк.

— Нет. Это Джимми Дресколл и Родней Кафф. Ступайте же!

Все трое, держась в тени кустов и деревьев, двинулись к эвакуатору.

Вновь прибывшие поднимались в верх быстрыми шагами.

Мейсон тихонько распорядился:

— Не привлекайте к себе внимания и не спускайте глаз с тросов. Пусть они думают, что вы из спасательной бригады.

Снизу раздался громкий крик. Снова заработал мотор, накручивая толстый трос на барабан. Подъем автомобиля возобновился.

Кафф и Дресколл немного понаблюдали за ходом работ, потом отправились к покрытой парусиной неподвижной фигуре.

Мейсон предупредил:

— А это предоставьте мне, друзья. Оставайтесь на своих местах.

Он дождался той минуты, когда Кафф запустил руку в карманы мертвеца, и лишь после этого быстро подошел к ним со словами:

— Знаете, Кафф, мне думается, коронер сам справится с этой задачей.

Родней Кафф подлетел, как на пружине. На физиономии Дресколла застыло такое выражение, будто он увидел привидение.

Наконец Кафф обрел дар речи:

— Ну и ну! Вот уж где не ожидал вас встретить!

— Вас интересует это дело? — спросил Мейсон самым любезным тоном.

Кафф не отвел глаза.

— Ладно, — сказал он, — не будем ходить вокруг да около. Это Карл Паккард или нет?

— Я никогда не видел Карла Паккарда, — отрезал Перри Мейсон.

— У него пальцы вымазаны черным, — заметил Кафф.

— Зачем вы сюда пожаловали?

— Мне думается, наши мыслительные процессы продвигались в одинаковом направлении. Скажите мне, это Паккард?

— Да, Кафф, это действительно Паккард.

Кафф глянул на Джимми Дресколла, потом быстро перевел глаза снова на Мейсона:

— В таком случае мы никогда не узнаем, что такого Паккард видел в окне.

Мейсон повернулся к Дресколлу и насмешливо произнес:

— Не будьте в этом слишком уверены, Кафф.

Насколько он мог заметить, лицо молодого человека почти не изменило своего выражения: только чуть-чуть дрогнули ресницы.

Глава 13

Мейсон протянул свою визитку женщине средних лет с постной физиономией, которая даже не попыталась улыбнуться, а прямо заявила, что, если они заранее не договорились о встрече, мистер Диммик вряд ли согласится принять его.

Мейсон поблагодарил и остался в приемной.

Дама исчезла за дверями кабинета, на которых красовалась крупная надпись:

«БЕЗ ДОКЛАДА НЕ ВХОДИТЬ. АБНЕР ДИММИК»

Может быть, прошло секунд тридцать, и вот на пороге снова возникла тощая угловатая фигура, облаченная в толстый «практичный» костюм, отнюдь не способствующий улучшению внешности дамы. Спрятанные за роговыми очками глаза выражали крайнюю степень изумления.

— Мистер Диммик вас примет.

Отойдя в сторону, она пропустила адвоката в кабинет. Диммик сидел за огромным столом, заваленным переплетенными в темный сафьян книгами свода законов.

— Как поживаете, адвокат? Извините, что не поднимаюсь вам навстречу. Ревматизм, понимаете ли. Садитесь. Чем могу быть полезен? Хотя — подождите минутку.

Он поднял трубку внутреннего телефона и, сказав в трубку, чтобы пришел Родней Кафф, уселся поудобнее в кресле и заговорил с Мейсоном:

— Я хочу, чтобы молодой Кафф присутствовал при нашем разговоре. Ведь он, собственно говоря, ведет это дело.

Мейсон кивнул и сел на второе кресло, скрестил ноги и закурил. Диммик внимательно посмотрел на него поверх очков:

— Как подвигается дело?

— Ни шатко ни валко.

— Как я понимаю, полиция припрятала кое-какие данные?

— Вот как? — Мейсон приподнял брови.

Диммик в ответ тоже поиграл своими кустистыми бровями, продолжая сверлить адвоката острыми глазами.

— Черт знает что за история! «Диммик, Грей и Пибоди» замешаны в деле об убийстве. Никак не могу привыкнуть к этой мысли. Просыпаюсь утром, как от толчка, чувствуя приближение беды. Потом соображаю, что всему виной эта проклятая история. Наверное, вы привыкли к уголовным процессам?

— Да, привык.

— Вам предстоит трудная борьба, чтобы спасти Риту Свейн. Лично я считаю, что судить ее — просто позор. Вальтер Прескотт заслуживал смерти.

С шумом распахнулась дверь: это влетел Родней Кафф. Увидев Мейсона, он остановился, улыбнулся, кивнул и подошел к столу, всем своим видом показывая равнодушие.

— Вы звали меня, мистер Диммик?

— Да. Садитесь. Мистер Мейсон хочет что-то сказать. Я решил, что вы ему будете более полезны, чем я, поскольку делом Дресколла занимаетесь вы, а не я.

— То, что я намерен сказать, — заговорил Мейсон, — имеет непосредственное отношение к банку «Секонд Фиделити».

— Вот как? — Густые брови Диммика взметнулись вверх.

— Вы оба являетесь поверенными при этом учреждении. У Вальтера Прескотта в этом банке есть текущий счет. Я до сих пор не сумел ничего выяснить, что это за накопления, когда и как он делал вклады и так далее.

Диммик пощелкал языком:

— Я спрашивал вас, хотите ли вы с нами сотрудничать. Вы сами отказались.

— Весьма неприятно, — усмехнулся Кафф.

— Собственно говоря, «неприятно» действительно будет кое-кому, — предупредил его Мейсон.

— Постойте, миссис Прескотт уже введена во владение?

— Она подала прошение.

— По всей вероятности, ее не обвинят в соучастии?

Но Мейсон продолжал гнуть свою линию:

— Вы являетесь юридическими консультантами банка. Мне необходимо знать все факты о текущем счете Прескотта. Я уверен, что эти данные от меня скрывают по вашему личному указанию.

— Ну, в конце концов, — сказал Диммик, — по закону банк не обязан отвечать на какие-либо вопросы до тех пор, пока лицо не будет официально введено в наследство.

— В данный момент я говорю не о законе, а о том, что меня интересует. Вам прекрасно известна моя позиция. Очень надеюсь, что в течение этого часа я получу сообщение банка.

Диммик сердито стукнул тростью по полу:

— Я вам еще раз повторяю, до тех пор, пока миссис Прескотт…

Мейсон подошел вплотную к столу старшего стряпчего и сказал ему, отчеканивая каждое слово:

— Диммик, вы живете в атмосфере некой абстракции. Ваши представления о добре и зле основаны исключительно на чтении законов. Сейчас вы столкнулись с совсем другим делом. Решается вопрос жизни и смерти. Нет, не хитрите. Это вы не хотите сотрудничать со мной, а вовсе не я! Только смотрите не просчитайтесь! Даю вам сроку один час, а там — пеняйте на себя!

Диммик вскочил с кресла, позабыв про свой аристократический ревматизм.

— Вы забываетесь, Мейсон! Вы имеете дело не с какими-то авантюристами, а с почтенной фирмой «Диммик, Грей и Пибоди», которая представляет…

— Прошу вас, не забывайте, мистер Диммик, что врачи запретили вам волноваться.

Мейсон подошел к двери, на секунду задержался и сладчайшим голосом спросил Каффа:

— Что скажете про бумажник, который вы достали из кармана Паккарда?

— Бумажник? — Глаза у Каффа полезли на лоб. — Но ведь там не было никакого бумажника!

— Там его и сейчас нет. Но это не означает, что его там вообще не было.

— Я вас не понимаю. Вы…

— Зато я его прекрасно понимаю, — простонал Диммик, — он намерен дать показания, что вы противозаконно изъяли бумажник из кармана покойного Паккарда.

— Ни о чем подобном, джентльмены, я не собираюсь заявлять. Люди, как правило, не садятся за руль машины, не захватив с собой удостоверения на право вождения машины. Когда доктор Боллас обследовал Паккарда в больнице, у того было такое удостоверение на имя Паккарда Карла с указанием постоянного местожительства в Олтвилле. Это удостоверение находилось в бумажнике. И то и другое было ему возвращено. Куда они подевались?

— Откуда мне знать? — возмутился Кафф.

— Зачем вы проверяли содержимое карманов покойника?

— Я пытался всего лишь установить его личность.

— Это вы так говорите. Вы представляете интересы Дресколла. Не забывайте, что Прескотт был застрелен из револьвера Дресколла. Не забывайте и другое: Карл Паккард что-то видел в окне дома Прескотта как раз в тот момент, когда тот был убит. Иначе говоря, Паккарда убили, чтобы не дать ему говорить. Джеймс Дресколл узнал, что это был Паккард, как только появилось сообщение об аварии. Не исключено, что журналисты появятся в помещении высокоуважаемой фирмы «Диммик, Грей и Пибоди», чтобы задать несколько весьма щекотливых вопросов.

Кафф, сжимая кулаки, подскочил к Мейсону:

— Вы не имеете права говорить так! Это же…

— До свидания, джентльмены, — попрощался Мейсон, выходя в коридор. — Вам осталось еще целых полчаса на раздумья.

И он хлопнул дверью.

Глава 14

Перри Мейсон ходил взад и вперед по кабинету с четкостью хорошо отрегулированного часового механизма. Изредка он бросал отрывочные указания Делле Стрит. Но глаза его все время оставались прикованными к какой-то неподвижной точке впереди себя.

— Никак не могу разобраться в чертовой загадке… будто пытаюсь схватить в темноте светящийся шарик, прыгающий на резинке. То сам идет тебе в руки, то отпрыгнет прочь. Что же такого мог видеть Паккард в окошке? И Паккарда убили, этого нельзя забывать. Лично я убежден, что Паккард был без сознания, когда машину столкнули с обрыва. Прежде всего, это была не его машина. Чего ради Паккард стал бы воровать машину? И потом, на руле не было найдено отпечатков пальцев, хотя Паккард был без перчаток. Значит, машину угнал кто-то другой и старательно стер все следы с баранки. Паккард был без сознания. Машину повели в горы. Потом кто-то в перчатках встал на подножку, направил машину к обрыву и в последний момент соскочил.

Делла Стрит постучала пальцем по столу:

— Послушайте, шеф, завтра отплывает наш пароход. Кстати, вам нужно подписать билет. Давно пора укладывать чемоданы.

— Делла, ты знаешь не хуже меня, что мы не сможем никуда уехать, пока не спасем Риту Свейн.

— Допустим, она виновна.

— Ты думаешь, она виновна?

— Честно говоря, шеф, я не знаю. Как-то уж очень трудно представить, что она проникла в дом, убила Вальтера Прескотта и потом попыталась представить все таким образом, как будто во всем виновата сестра.

— А как в отношении Розалинды Прескотт?

— В ней я не так уверена. Розалинда влюблена, а влюбленная женщина способна на все, лишь бы защитить своего возлюбленного.

— Даже до такой степени, чтобы подставить под удар родную сестру?

— Но ведь ее сестру пока еще не обвинили в убийстве. А если это все-таки случится, то она станет первой вашей клиенткой, которую обвинят в подобном преступлении. Нет, меня нисколько не волнует данное дело: я уверена, что вы его распутаете еще до завтрашнего дня. Лишь бы вы не занялись новым делом.

— Ну нет, как только я разделаюсь с этим делом, мы объедем весь мир.

— Вы мне обещаете не браться за новое дело?

— Обещаю торжественно и окончательно. Я не возьмусь за обычное дело. Конечно, если вдруг подвернется какая-то совершенно непонятная загадка… Ведь ты же не захочешь, чтобы я путешествовал, все время ломая себе голову над тем, что осталось неразрешенным.

— Почему?

— Мне поездка не доставила бы никакого удовольствия.

— Это только так кажется. Стоит только подняться на палубу, как новые интересы вас целиком захватят, и вы…

Она не договорила, так как зазвонил телефон. Зажав трубку рукой, Делла прошептала Мейсону:

— Фредерик Карпентер, управляющий банком «Секонд Фиделити».

Ухмыльнувшись, Мейсон сказал:

— Это неплохо. Алло, Мейсон слушает.

— Добрый день, мистер Мейсон. Говорит Фредерик Карпентер из банка «Секонд Фиделити». Помните, вы со мной разговаривали по поводу текущего счета Вальтера Прескотта?

— Прекрасно помню, — ответил Мейсон и подмигнул Делле.

— Я тогда посчитал, что следует подождать, пока ваша клиентка не получит легального права. Однако, обсудив этот вопрос с нашими юридическими советниками, мы решили, что все-таки будет более разумно сотрудничать с вами и не вынуждать вас предпринимать шаги для определения точной суммы, которая…

Мейсон прервал неторопливый говорок банкира:

— Оставьте свои объяснения для других. Сколько у него на балансе?

Карпентер откашлялся:

— Шестьдесят девять тысяч семьсот шестьдесят пять долларов и тридцать центов.

— Не могли бы вы мне рассказать, каким именно образом вносились деньги?

— Чаще всего наличными суммами от пяти до пятнадцати тысяч единовременно.

— Они сдавались лично Вальтером Прескоттом?

— Насколько мне удалось выяснить, да.

— Благодарю, — сказал Мейсон.

— И если вам в дальнейшем понадобится наша помощь, мистер Мейсон, обращайтесь прямо ко мне.

— О’кей, — сказал Мейсон, опуская трубку на рычаг. — Сильно сомневаюсь, что мы завтра сможем уехать, Делла.

— Почему, шеф?

— Появилось еще одно усложняющее обстоятельство, которое мы упустили из виду и которое мы должны ликвидировать, чтобы прийти к решению и расстаться с Лос-Анджелесом.

— Почему так необходимо это ликвидировать?

— Потому что любое решение криминальной проблемы, которое не отвечает на все вопросы, не учитывает все связанные с этой проблемой различные факторы, вообще не может являться решением. Теперь я понял свою ошибку: я обращал слишком много внимания на тех людей, которых подозревает прокуратура, совершенно забыв о жертве. А между тем, Делла, в конечном итоге успех решения любой криминальной загадки заключается в восстановлении всех деталей жизни жертвы. Вернее сказать, образа ее жизни. Здесь мы находим мотивировку, ну а мотивировка — разгадка всякого убийства.

Вообще-то у любого человека есть враги. Иногда это просто недруги или соперники по бизнесу. Чаще, личные враги. — Люди, которые делают печальную физиономию и вздыхают, когда им говорят, что с человеком стряслась беда, но в душе при этом они ликуют. Для них величайшее наслаждение — сама подготовка убийства. У подобного человека, как правило, накапливается годами патологическая жестокость, безрассудная решимость при полном отсутствии фантазии.

— Отсутствие фантазии?

— Не знаю уж почему, но так всегда бывает. Мне кажется, что люди, наделенные воображением, могут себе ясно представить страдания других и потому им сочувствуют. В то время как человек, лишенный воображения, не в состоянии представить себя на месте других. Такие люди рассматривают жизнь только со своей собственной колокольни. Убийцы, как правило, хитры, но не оригинальны. Эгоистичны и упрямы в достижении поставленной перед ними задачи.

Ты ведь понимаешь, что я все это говорил не о спонтанных убийствах, совершенных под наплывом сильных всепоглощающих эмоций.

— Почему вы не допускаете, что и данное убийство относится к этому типу?

— Я не могу этого допустить, потому что тогда мне пришлось бы признать, что на курок нажала Рита Свейн. Другое дело, насколько оправдан был такой поступок.

— Будете ли вы ее защищать, если она действительно виновна?

— Все зависит от того, что ты понимаешь под словом «виновна». Я квалифицирую преступления не всегда так же, как окружной прокурор. Для меня моральная провокация…

— Шеф, — перебила его Делла, — может, вы лучше все-таки займетесь упаковкой своего чемодана?

— Не сейчас. Мне нужно обдумать все заново. Давай-ка вместе внимательно подумаем о личности убитого Прескотта. Кто такой этот Вальтер Прескотт? Сразу можно сказать, что это был нелюдимый эгоист, жестокий и беспринципный. К тому же весьма хладнокровный. То есть человек такого склада, который сам способен пойти на убийство.

— Но убийство-то совершил не он, а как раз наоборот.

— Это как раз и есть самая непонятная часть всей истории, Делла. По всем параметрам он должен был быть преступником, а не жертвой. Конечно, это звучит нелепо. И даже парадоксально, но давай представим, что убитый человек является и жертвой, и убийцей. Если мы подойдем к делу с таких позиций, то тем самым шагнем гораздо дальше позиции самой полиции: они никогда не додумаются до подобных дедуктивных рассуждений.

— Да, — улыбнулась девушка, — до такого парадокса, разумеется, больше никто не додумается.

— Итак, предположим, Вальтер Прескотт — убийца. Джексон Браун, он же Карл Паккард, видел в окне дома Прескотта нечто, не относящееся к гибели Вальтера Прескотта, но имеющее непосредственное отношение к убийству, совершенному самим Вальтером Прескоттом.

— Могу дать голову на отсечение, шеф, но никто не будет рассуждать так, как рассуждаете вы.

— Это действительно выглядит неразумно с первого взгляда, но все же во мне все больше крепнет уверенность, что я стою на правильном пути. Понимаешь, у меня вдруг совершенно исчезло ощущение, что я плутаю в потемках. Сделаем следующий шаг. Поразмыслим, кто же мог быть жертвой. Если уж Вальтер Прескотт действительно кого-то убил или пытался это сделать, то это… Подожди минуточку, Делла! Великий Боже!

Мейсон снова пустился равномерно вышагивать по кабинету. Минут через пять он замер на месте и медленно заговорил:

— Знаешь, Делла, если мои предположения оправдаются…

Кто-то настойчиво постучал в дверь.

— Открой, Делла, это Пол Дрейк. Посмотрим, с чем он явился.

Девушка оттянула задвижку на двери.

— Алло, люди! Чем заняты? — с веселой улыбкой поинтересовался детектив.

— Шеф тренируется в новом виде логики, — ответила Делла. — Это нечто потрясающее. Сразу же разрешает тайны всех убийств и прочих преступлений. Согласно этой новой концепции, ты, Пол, входя в комнату, должен быть человеком, выходящим из нее.

— Не обращай на нее внимания, Пол, — засмеялся Мейсон, — она полна дорожных сборов. Ее мысли заняты наимоднейшими купальниками, которые она собирается надевать не ближе чем на экваторе.

— Да, да, а вы хотите, чтобы я думала и говорила только об убийстве. Трупы с обезображенными лицами, улики, косвенные доказательства, отравленные пули, предвзятые мнения и тому подобные прелести. Трупы, которые в действительности оказываются убийцами, и убийцы, которые на самом деле являются трупами. Так вот, дражайший Пол, завтра мы с шефом отправляемся в кругосветное путешествие на «Президенте Монро». Между нами и трапом судна маячит одна Рита, которая совсем недавно явилась сюда с хромой канарейкой и лишила шефа сил, сна и покоя. Так вот, садитесь-ка рядком и потолкуйте обо всем, чтобы убрать с нашего пути это последнее препятствие.

Дрейк, успевший принять свою излюбленную позу в кожаном кресле, меланхолично покачал головой и изрек:

— Именно об этом-то я и пришел рассказать тебе, Перри. Все кончено, если не считать газетного вопля. Вы с Деллой можете уезжать хоть сейчас.

— Что случилось?

— Твоя клиентка во всем созналась.

— Ты имеешь в виду Риту?

— Да.

— В чем она созналась?

— Во многом: что она поднималась наверх переодеться, что заходила в спальню Вальтера и нашла его убитым на полу, что взяла из его кармана письмо, написанное Дресколлом Розалинде, сожгла его в плите… После всех противоречивых показаний, которые она давала ранее, плюс тот факт, что она удрала за пределы штата и не согласилась добровольно возвратиться, ей обеспечен вердикт об убийстве первой степени. Возможно, тебе удастся с большим трудом добиться для нее пожизненного заключения. Ну, а потом садитесь на своего «Президента Монро», и счастливого плавания!

— Откуда ты все это выкопал, Пол?

— Один из газетчиков раздобыл для меня эти новости. Через полчаса все будет уже в газетах. Экстренным выпуском. Не переживай, Перри, у них против нее много улик. Отпечатки ее пальцев на бумажнике Прескотта, кровавые пятна на туфлях, обгорелые остатки письма Дресколла, которое она взяла из кармана Прескотта. Помощник прокурора не говорил обо всех фактах, чтобы обрушиться с ними прямо во время самого заседания.

— Призналась ли она, что убила Прескотта?

— Не знаю. По-моему — нет.

— Что еще? Меня интересуют данные о мисс Розе Хендрикс.

— Черт побери, Перри, ты же заранее уверен в том, что я тебе скажу. Если ты хочешь поймать ее с поличным, сегодня у тебя есть все шансы.

— Каким образом?

— Она улетает в Рино.

— Ты имеешь в виду Розу Хендрикс?

— Нет, не Розу Хендрикс, а Диану Морган, богатую молодую разведенную женщину, которая живет в роскошных апартаментах в Велифонтоне.

— Ты уверен в этом?

— Да.

— О’кей, что еще?

— Что-то весьма таинственное произошло с грузом, доставленным Трейдером в гараж Прескотта. Сам Трейдер точно не помнит, что там было: два ящика и как будто бочонок. Трейдер уверяет, что он все сложил у самого порога, как ему это было велено.

— Не забрал ли все это помощник прокурора? Как вещественные доказательства?

— Нет. Один из репортеров по моей просьбе разнюхал обстоятельства дела и выяснил, что прокуратура проглядела этот момент.

— Интересно знать, возвращался ли на самом деле Трейдер к дому Прескотта и относил ли груз в гараж?

— Миссис Вейман видела, как он все это проделывал с грузом.

— А как сам Вейман? В этот момент он сам был дома?

— Да, был, но только в совершенно невменяемом состоянии.

— Ладно, Пол. Что у тебя в запасе про Розу Хендрикс?

— Ничего. Роза Хендрикс — славная девчонка, но вот Диана Морган вызывает у меня сильные подозрения. Эта девица из молодых да ранних. И у нее имеется постоянный источник доходов.

— Ну, а Рэй не крутит романа с рыжеголовой?

— Внешне — нет. Рэй — любитель общества, завсегдатай в клубах, заядлый картежник, курильщик, весельчак. На все это ему вполне хватает официальных доходов от фирмы «Прескотт и Рэй». У меня есть кое-какие интересные данные.

— Например?

— Например, завтра она ужинает с Дресколлом.

Мейсон долго и молча смотрел на него с весьма задумчивым видом.

— Послушай, Пол, что за багаж у этой дамочки?

— У Розы Хендрикс — дешевый чемодан из искусственной кожи, картонка и…

— Я говорю о ее втором варианте — Диане Морган.

— Багаж, соответствующий прекрасной квартире. Картонки для шляп, саквояжи, чемоданы из натуральной кожи…

— Особые отметки?

— Инициалы «Д.М.». Сегодня вечером ты можешь лично в этом убедиться, Перри. Она будет отправлять все это на аэродром для поездки в Рино.

— Ты считаешь, что она действительно собирается туда отбыть?

— Диана Морган улетит, — усмехнулся Пол Дрейк, — но ее двойник, Роза Хендрикс, завтра будет снова на работе. Не забывай, что она ведь договорилась о встрече с Дресколлом.

— Такого не забывают… Ты, случаем, не знаешь, когда именно она будет отправлять багаж?

— Она велела портье подняться в ее апартаменты в десять тридцать. Грузчик к тому времени уже будет ждать у подъезда.

— А, случайно, ты не знаешь, чудо-человек, не будет ли грузчиком этого грузовика мистер Трейдер из трейдеровского бюро торговых перевозок?

Усмешка исчезла с лица детектива. Даже сквозь маску непроницаемости на лице Дрейка можно было разглядеть, насколько он изумился. Он вскочил было из кресла, подброшенный, как на пружине, и закричал:

— Черт побери, Перри, не знаю! Но я не успокоюсь до тех пор, пока не буду знать этого наверняка. По-моему, этим самым ты поставил недостающую точку над «i».

— Дай знать, как только ты что-то выяснишь! — крикнул Мейсон, когда детектив уже выбежал из кабинета.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Делла, что с твоим багажом?

— Практически все уже уложено.

— Меня интересуют не твои вещи, а сам багаж.

— Чемоданы и сумки?

— Да.

— Вообще-то мне пришлось взять у приятельницы пару…

— У меня появилась одна интересная мыслишка. Почему бы не заставить Риту Свейн заплатить за все твои чемоданы?

— Слушайте, шеф. Лично я твердо решилась уехать этим пароходом, и если вы придумали нечто экстравагантное, благодаря чему я могу угодить в тюрьму, то можете на меня не рассчитывать.

— Нет, все будет в рамках закона.

— Я знаю вас, шеф. Скажите, а внешне у вашего замечательного плана тоже вполне законный вид?

— Ну, — без особой на этот раз уверенности протянул Мейсон, — надо признаться, что все будет выглядеть чуточку не…

— Все ясно. Я сразу вам говорю: нет!

— Делла, не будь такой, — взмолился адвокат. — Это же пустяки. Ты поедешь в магазин дорожных вещей, купишь себе набор самых роскошных чемоданов, картонок для шляп и всего, что тебе заблагорассудится. После этого ты велишь пометить их инициалами «Д.М.». Набей их чем угодно: обломками кирпича, газетами, досками, старыми башмаками так, чтобы они приобрели соответствующий вес. Потом ты распорядишься, чтобы грузчик отнес их в комнаты Риты Свейн на Честнат-стрит. Ее номер 408. Скажи носильщику, что если тебя там не будет, ему придется взять ключ у дежурного, и вещи отнести прямо в ее номер.

Зевнув, Делла сказала:

— Очень сожалею, шеф, но меня все это не интересует. Когда отойдет пароход, я должна стоять на палубе и махать рукой кучке оставшихся, отчаянно завидующих знакомых, которые придут торжественно проводить меня. Мне совсем не хочется сидеть за решеткой. Нет, благодарю вас покорно!

— Тебе нет никакой необходимости сидеть там! Все совершенно законно!

— Меня арестуют?

— Они могут только задержать тебя…

— То, что меня задержат, не считается. Арестуют или нет?

— Ну, зная характер сержанта Голкомба, ни в чем нельзя быть уверенным. Ведь сначала он черт знает что подумает.

— Так что каталажки мне все-таки не избежать?

— Сержант Голкомб — человек импульсивный. Но и на него можно найти управу. Доставай-ка свою записную книжку, я тебе кое-что продиктую.

— О Господи! Вижу, что, куда бы вы ни отправлялись, мне все равно придется идти вместе с вами. Ладно, диктуйте!

— По делу Деллы Стрит. Прошение о применении предписания о предоставлении арестованной в суд для рассмотрения законности ареста…

Глава 15

Низкие темные тучи, подгоняемые резким ветром, торжественно выстроились над городскими улицами, изредка бросая вниз крупные капли дождя. Утро было сумрачное, темное, внушающее мысль о неминуемой беде.

Грузчик из бюро перевозок неуклюже переминался с ноги на ногу перед столом дежурного в многоквартирном доме, объясняя:

— Это единственное, что она мне сказала, что она туда въезжает. И велела привезти туда весь багаж, помеченный буквами «Д.М.». Она велела еще передать вам это письмо, если возникнут какие-нибудь недоразумения.

— Ну что ж, прочитаем, — сказал клерк, надрывая письмо. Прочитав послание, он проворчал:

— Что ж, все в порядке. Рита Свейн заплатила деньги вперед. Она в данный момент в тюрьме. Она разрешает Делле Стрит поставить ее вещи в номер. Это вещи мисс Стрит. Мне думается, она имеет право распорядиться своим помещением. Я сейчас пошлю мальчика отпереть двери.

Носильщик кивнул, вышел на улицу, где в небольшом фургоне были сложены щегольские чемоданы с монограммой «Д.М.». Их было так много, что швейцар у входа с невольным сомнением спросил:

— Каким образом вы собираетесь все это занести в одну комнату?

— Не знаю, но как-нибудь постараюсь. Сложу посреди комнаты, если ничего иного не придумаю. Мне велено занести их в номер. Именно это я и сделаю.

К конторке приблизился негр-лифтер.

— Босс, вы не забывать, полиция-офицер велел звонить, если кто-то хотел входить в этот номер.

— Туда никто и не пытается войти, — возразил клерк. — Этот человек просто доставит туда кое-какие вещи. Все же я сообщу сержанту Голкомбу.

Пока его соединяли с Голкомбом, носильщик и лифтер перетаскали весь багаж в комнаты Риты Свейн.

Наконец в телефонной трубке загудел голос сержанта:

— Слушаю. В чем дело?

Клерк объяснил, что заставило его позвонить в уголовную полицию.

— …носильщик занес туда несколько чемоданов, больших сумок и… Одну минуточку, я посмотрю. Совершенно верно, мисс Делла Стрит. Что??? Черт подери!

Клерк со злостью бросил трубку.

В этот момент вошла Делла Стрит в безукоризненно элегантном туалете, энергичная и напористая. Прошла в вестибюль и твердой походкой направилась прямо к стойке администратора.

— Я — мисс Стрит. Произошло досадное недоразумение.

— Это вы прислали свой багаж в комнаты мисс Свейн?

— Да. Но этот багаж привезли сюда зря. Я говорю о чемоданах и баулах, на которых стоят метки «Д.М.». Их следует переправить на склад трейдеровской транспортной компании. Извините, где мой носильщик?

— Сейчас он наверху.

— Прекрасно. Действительно. Я видела грузовик перед входом, — сказала Делла, одарив клерка обворожительной улыбкой, и направилась к лестнице.

Лифт поднял ее на пятый этаж.

Дежурный администратор после некоторого раздумья снова позвонил в полицейское управление и попросил вторично сержанта Голкомба. Ему сообщили, что сержант только что уехал по делам.

Клерк как раз опустил на рычаг трубку, когда снова открылась дверь лифта и взмокший от напряжения носильщик начал выгружать картонки, чемоданы и саквояжи. Пустая кабина снова отправилась вверх. На этот раз она доставила улыбающуюся Деллу Стрит. Она поблагодарила клерка, сверкнув белыми зубами, и тот с восхищением проводил глазами очаровательную девушку, которая исчезла со всем своим многочисленным багажом.

Не прошло и пяти минут после ее отъезда, как в вестибюль влетел сержант Голкомб.

— Где она? — спросил он.

Клерк сделал неопределенный жест рукой:

— Все в порядке, сержант. Извините, что побеспокоил вас. Я пытался дозвониться до вас еще раз, но вы уже уехали. Она ошиблась, но теперь все в порядке.

— Какого черта вы тут болтаете? В каком смысле «все в порядке»?

— Она уехала.

— Кто уехал?

— Мисс Делла Стрит.

— Она была здесь?

— Да.

— Ну а багаж? Вы поместили его к мисс Свейн?

— Да нет. Мисс Стрит передумала, сказала, что ошиблась. Так что нет причин волноваться. Она уже забрала свои вещи.

— Она что сделала?

— Увезла багаж.

— Вы открывали номер мисс Свейн?

— Лично я — нет. Но лифтер — да.

— И положили внутрь вещи?

— Нет. Именно об этом я и хочу вам рассказать, сержант. Багаж не стали туда заносить. Произошла ошибка. Как только я увидел мисс Стрит, я понял…

— Мне это неинтересно, — рявкнул Голкомб. — Скажите, багаж мисс Стрит хотя бы одну минуту находился в комнате?

— Ну, если вы желаете повернуть дело таким образом, то я не знаю. Возможно, что несколько чемоданов и успели внести в комнату на две-три минуты. Меня там не было.

— Делла Стрит долго была в комнате?

— Откуда мне знать? Подождите, дайте сообразить. Да, должно быть, она оставалась в номере одна, когда носильщик отвозил вниз чемоданы. Он погрузил первую партию в свой фургон и вернулся за остальным багажом. Так что мисс Стрит…

— Идиот! — застонал Голкомб. — Это же секретарша Перри Мейсона! Перри Мейсон защищает Риту Свейн. Им нужно было заполучить что-то из номера, но они не знали, как туда попасть, вот и придумали весь этот трюк с багажом. Когда никого не было, Делла Стрит сунула искомую вещь в один из своих чемоданов и спокойненько укатила.

Клерк оторопело уставился на Голкомба:

— Что вы говорите, сержант! Она очаровательная леди, вежливая, воспитанная, прекрасно одетая…

— Ха! Меня тошнит от вашей глупости! Какого черта вы ее не задержали?

— Задержать ее? За что?

— Нужно было ей сказать, что она арестована. Что я сейчас приеду.

— Но вы же сами, сержант, не велели никому упоминать ваше имя.

Сержант Голкомб побагровел, пытаясь подыскать нужные слова, которые могли бы выразить всю глубину его негодования. К счастью, клерк как раз вспомнил слова Деллы Стрит:

— Минутку, сержант. Я могу вам сказать, куда мисс Стрит переадресовала свой багаж. Если вы поторопитесь, то застанете его еще там.

— Где?

— В компании перевозок Трейдера. На складе, я имею в виду.

— Как выглядят ее вещи?

— Роскошные чемоданы, новые, дорогие. Прекрасная настоящая кожа и…

— Сколько их было?

— Трудно сказать. Картонки для шляп, ручные саквояжи, большие чемоданы…

— Особые отметки?

— Решительно на всем имеются буквы «Д.М.».

— «Д.М.»?

— Да.

— Ее зовут Делла Стрит. Какого черта тогда на багаже у нее «Д.М.»?

— Понятия не имею. Я просто описываю внешний вид ее багажа. Она еще что-то говорила, дескать, что «Д.М.» — багаж не ее. Произошла досадная ошибка. Если вам нужно что-то проверить, то вы можете перехватить багаж, если…

Сержант Голкомб повернулся и ринулся к выходной двери, а ровно через минуту послышался вой сирены…


Эмиль Скэнлон внимательно посмотрел на присяжных и заявил:

— Цель нашего расследования — определить, каким образом умер этот человек… Была ли эта смерть результатом несчастного случая или же здесь нечто совсем иное. Нужно также учесть возможность самоубийства. Поэтому, джентльмены, прошу вас обратить самое серьезное внимание на вещественные доказательства. Я призываю задавать как можно больше вопросов свидетелям. Прошу вызвать первого.

С места поднялся человек, у которого было полностью забинтовано все лицо, так что видны были только один глаз да кончик носа. Человек сказал приглушенно:

— Прошу меня извинить.

— Кто вы такой? — спросил Скэнлон.

— Джексон Вейман. Я был свидетелем на прошлом дознании, а сейчас получил повестку явиться в качестве свидетеля и на второе дознание. Но я болен.

— Что с вами?

— У меня на лице воспалились все порезы и ушибы. Попала какая-то инфекция. Мне нужно лежать в постели, а не разгуливать по судам.

Его перебила тощая, свирепого вида пожилая женщина, занявшая место в противоположном конце зала. Она почти завопила пронзительным голосом:

— Ваша честь, то же самое можно сказать и про меня! Я миссис Стелла Андерсон. Я тоже была свидетельницей на прошлом дознании. И мне снова приказали явиться и дать показания по этому делу, хотя мне решительно ничего не известно про этого несчастного человека.

— Возможно, вам известно гораздо больше, чем вы можете себе представить, — сказал с добродушным видом коронер. — Но поскольку вы вызваны повесткой, я попрошу вас спокойно сесть и послушать показания хотя бы нескольких свидетелей. Что же касается вас, мистер Вейман, то я вызову вас при первой возможности. Однако первым будет давать показания доктор Боллас.

Доктор Боллас четким шагом прошел на помост для свидетелей.

— Но я требую, чтобы меня вообще отпустили, — повысил голос Вейман. — У меня инфекционное воспаление, которое может кончиться очень плохо, если я не буду соблюдать режим.

— В таком случае вам следовало предоставить справку от врача, — сказал Скэнлон, — но уж поскольку вы пришли сюда, держите себя в руках и не мешайте суду. Я задам всего несколько процедурных вопросов мистеру Болласу.

— Доктор Боллас, сколько времени вы работаете в больнице «Доброго Самаритянина»?

— Больше года.

— Вы осматривали останки усопшего?

— Да.

— Вам известен этот человек?

— Да. Это тот самый пациент, которого я приводил в чувство от шока, то есть травматической амнезии, гематомы и порезов тридцатого числа этого месяца.

— Где вы проводили осмотр пациента, доктор?

— В больнице «Доброго Самаритянина». Насколько мне известно, пациент оказался жертвой автомобильной катастрофы. К нему вернулось сознание после того, как его привезли в больницу. Его физические увечья были поверхностными, но он страдал от явно выраженной травматической амнезии. Он…

Далее доктор подробно рассказал о всех предпринятых им мерах, чтобы выяснить имя Паккарда.

— И он вспомнил его?

— Да, он потом вполне осмысленно отвечал на все мои вопросы.

— Известно ли вам, доктор, что, выйдя из больницы, этот человек исчез?

— Именно так мне сообщили.

— Несколько позже его труп нашли под обломками машины на дне глубокого каньона высоко в горах Санта-Моники. Поскольку полученные им физические увечья были очень тяжелыми, можно предположить, что смерть наступила почти мгновенно. Об этом будет говорить патологоанатом.

— Да, — сказал доктор Боллас, — я могу подтвердить то же самое даже на основании простого поверхностного осмотра. Его череп был вдребезги разбит.

— Кроме того, у него были многочисленные серьезные повреждения, включая переломы костей. Доктор, мне нужно знать, возможно ли, что если этого человека не лечили от амнезии, то он мог находиться иногда в состоянии своеобразного бреда?

— Исключено, — без колебаний отрезал доктор Боллас, даже словно с каким-то вызовом. — Если я выпускаю человека из больницы, значит, он здоров. В случае, если бы был хоть один процент вероятности рецидива амнезии, я бы его не выпустил, уж будьте уверены. Разумеется, если после этого повторился новый шок, скажем, еще одно увечье, могла повториться и травматическая амнезия, но уже иная, не зависящая от первой.

— Что вы можете нам сказать об опознании погибшего?

— Принимая во внимание состояние трупа, идентификация, разумеется, могла базироваться только на косвенных доказательствах. Например, до этого было точно установлено, что человек, назвавшийся Карлом Паккардом из Олтвилла, в действительности являлся следователем при правлении противопожарного страхового общества Джексоном Брауном. Имя Карла Паккарда ему облегчало его деятельность, так что, вспомнив в больнице свое амплуа, он немедленно вспомнил и причины, вынуждавшие его скрывать свое подлинное имя. Именно поэтому он при мне ни словом не обмолвился о Джексоне Брауне, а сразу же заявил, что он Карл Паккард из Олтвилла.

В правлении страхового общества хранятся отпечатки пальцев всех сотрудников общества. Несмотря на сильную деформацию головы трупа, рисунок кожи на пальцах сохранился в отличном состоянии. По отпечаткам пальцев точно установили, что это действительно останки Джексона Брауна.

— Мне кажется, что все, что нужно от доктора Болласа, мы узнали, — сказал Скэнлон.

— Одну минуточку, — раздался вдруг голос Перри Мейсона, — не разрешит ли мне коронер задать доктору несколько вопросов?

Коронер кивнул.

— Скажите, доктор, в тот момент, когда к Карлу Паккарду, или Джексону Брауну, вернулось сознание, то есть когда он вспомнил, кто он такой, не обсуждали ли вы обстоятельства несчастного случая?

— Обсуждали.

— Что он говорил?

— Сказал, что увидел в окне дома по правой стороне нечто такое, на чем его внимание целиком сконцентрировалось. Он совершенно забыл про дорогу и лишь в последнее мгновение почувствовал, что слева на него надвигается огромная махина. Он успел заметить, что это был громадный фургон, заворачивающий на Четырнадцатую улицу. Он пытался пустить в ход тормоза, но было уже слишком поздно. Фургон врезался в легковую, та ударилась о бордюр, сам же Браун потерял сознание и дальнейшего не помнит.

Родней Кафф, поднявшись на ноги, заговорил изысканно-вежливым тоном:

— Если коронер разрешит, я протестую против такой формы расследования. Человек по имени Браун, или Паккард, умер, сам он не сможет дать показания, что именно он видел в окне. Попытка выяснить это на основании косвенных показаний и запротоколировать противоречит процедурным правилам.

— Почему? — возразил Скэнлон. — Мы стараемся определить, как погиб этот человек. Был ли он убит, покончил ли с собой или стал жертвой несчастного случая, потому что вел машину в состоянии психической неуравновешенности и это явилось причиной падения с обрыва.

— В таком случае должен ли я считать, что это единственная цель проводимого допроса?

— Повторяю: мы лишь стараемся выяснить, что явилось причиной смерти этого человека. Насколько я знаю, мистер Кафф, вашего клиента пока ни в чем не обвиняют в связи с этой смертью.

— Категорически протестую против вашего последнего замечания, — несколько истерически заявил Кафф, — тем самым вы намекаете, что еще до окончания дознания появятся данные, доказывающие, что мой клиент, мистер Дресколл, имеет отношение к этой смерти.

— Подобных намеков я не делал. Считаю своим долгом заметить, что вы превышаете свои полномочия и тем самым вредите своему подзащитному.

Кафф открыл было рот, но передумал и опустился на место.

— Есть еще вопросы к доктору? — спросил Скэнлон у Перри Мейсона.

— Это, пожалуй, все. — Перри Мейсон тоже сел.

— Имеются ли у представителей прокуратуры вопросы к доктору Болласу?

Овермейер покачал головой:

— Не сейчас, ваша честь. Мы хотели бы спросить полицейского патологоанатома и офицеров транспортной службы, обнаруживших труп… Одну минуточку. Все же у меня есть один вопрос к доктору. Этот человек ничего вам не говорил такого, на основании чего можно было бы предположить, что именно он видел в окне?

— Ничего, кроме того, что это было, по его словам, нечто удивительное или потрясающее. Точного выражения я не помню. Мне показалось, что мистер Паккард был просто ошеломлен виденным.

— У меня все.

Доктор Боллас начал спускаться с помоста, сооруженного специально для свидетелей. Неожиданно Мейсон сказал:

— Одну минуточку, доктор. Я бы попросил вас остаться на несколько минут. Будьте добры, садитесь в это кресло. Ваши услуги нам понадобятся.

Мейсон указал на крайнее кресло в первом ряду.

Доктор нахмурился и взглянул на часы:

— У меня в больнице несколько тяжелобольных, так что я прошу вас освободить меня как можно скорее.

— Непременно, доктор, — сказалСкэнлон. — Посидите немножко.

Доктор Боллас сел. Рядом сидел Джексон Вейман. Он с любопытством воззрился на врача единственным глазом, поблескивающим сквозь бинты.

— Следующий свидетель, — объявил коронер, — Эдвард Вирд, один из офицеров транспортной полиции, который обнаружил тело на месте происшествия.

На Эдварда Вирда было приятно посмотреть: форма на нем сидела как влитая, выправке позавидовал бы любой новобранец.

— Вы были в числе тех офицеров, которые обнаружили труп покойного?

— Да, сэр. Я и мой партнер, Джек Мурр, патрулировали шоссе и проехали напрямик от приморского бульвара на Коньонс-роуд, и тут я случайно заметил, что некоторые ветки низкорослых дубов чуть ниже по склону от края дороги обломаны. Мы остановили машину и проверили, в чем дело. С первого же взгляда было ясно, что совсем недавно сверху упал какой-то громоздкий и тяжелый предмет. Мы спустились вниз футов на шестьдесят-семьдесят и оттуда заметили обломки легковой машины, лежавшей на самом дне каньона. Добраться до них было крайне сложно. Лишь через полчаса мы смогли подойти вплотную к автомобилю. Водитель лежал под машиной. Сама легковая в центре изогнулась наподобие подковы, придавив несчастного. Голова у него была расплющена, как яичная скорлупа. Он умер, видимо уже давно. Уже начался процесс разложения трупа, который явно пролежал несколько дней под жарким солнцем.

— Что вы сделали?

— Известили коронера, потом вызвали аварийную бригаду. Сначала подняли наверх труп, потом машину.

— Присутствовали ли вы при том, как представители прокуратуры проверяли рулевое колесо на предмет отпечатков пальцев?

— Присутствовал.

— Что они обнаружили?

— Никаких отпечатков не было.

— Присутствовали ли вы при обыске карманов пострадавшего?

— Да.

— Я покажу вам все вещи, найденные у покойного. Посмотрите, все ли на месте?

Офицер проверил самым тщательным образом, потом удовлетворенно кивнул:

— Да, именно эти вещи находились в карманах пострадавшего. Больше ничего не было.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Что вы можете сказать нам о машине, лежавшей на дне каньона?

— Это был украденный автомобиль. Его похитили в половине седьмого вечера тринадцатого числа. В полицию об этом похищении было заявлено через час. Розыски ничего не дали.

— У меня все, — сказал коронер. — Будут ли другие вопросы?

Мейсон медленно встал.

— У вас имеются вопросы, мистер Мейсон?

— Да, у меня есть несколько вопросов к последнему свидетелю. Но мне думается, что коронер забыл про свое обещание, данное мистеру Вейману. Мистер Вейман, очевидно, очень серьезно болен, и я считаю, что его не следует вызывать на место для свидетелей. На мой взгляд, обстоятельства катастрофы в этом деле совершенно очевидны, так что мистера Веймана можно вообще не допрашивать. Я предлагаю освободить его от допроса.

— Нет, — покачал головой коронер, — раз уж мистер Вейман здесь, нет никаких оснований его не допрашивать.

— Но он же тяжело болен!

— У него нет соответствующей справки от врача. Если бы он чувствовал себя настолько плохо, он лег бы в постель и пригласил врача.

— Но ведь каждому ясно, что он нездоров, — настаивал Мейсон, — посмотрите на его повязку. Никто не стал бы накручивать такое количество бинтов без нужды. Поэтому я предлагаю следующее: попросить доктора Болласа осмотреть воспаленные места и дать свое заключение. Лично мое мнение таково, что человек в таком состоянии не может давать показания.

Доктор Боллас вопросительно посмотрел на коронера. Коронер, внимательно посмотрев на Перри Мейсона, усмехнулся и сказал:

— Доктор, осмотрите, пожалуйста, мистера Веймана.

Доктор Боллас повернулся к Вейману, молча потянул за конец бинта. Его ловкие пальцы быстро снимали повязку.

В этот момент Вейман ударил левым кулаком. Удар пришелся доктору Болласу по нижней челюсти. Тот откинул назад голову и пошатнулся, но его пальцы по-прежнему крепко держали бинт.

Вейман начал перелезать через спинку сиденья.

Коронер громко закричал:

— Держите его!

Кто-то попытался схватить Веймана за ногу, но тот другой ногой изо всех сил лягнул и продолжал продираться к выходу. Доктор Боллас, придя в себя от изумления, успел вцепиться в воротник нахала левой рукой, а правой машинально оттягивал бинт. Неожиданно для всех вся повязка спала с лица Веймана, оставив подобие ошейника на его плечах. Доктор Боллас, взглянув на физиономию незадачливого беглеца, отскочил назад и испуганно закричал:

— Великий Боже, это же тот мертвец, из каньона!

В переполненном зале заседаний поднялся невообразимый шум.

Перри Мейсон повернулся к Роднею Каффу и с легким поклоном сказал:

— Вот вам и ваше дело об убийстве, адвокат.

Вся половина комнаты, куда все-таки ухитрился пробиться Вейман, превратилась в настоящую свалку. Коронер махнул рукой на какие-либо попытки установить тишину. Сами присяжные заседатели повскакали с мест и пустились в погоню.

Перри Мейсон посмотрел на часы, улыбнулся коронеру и тихонько сказал:

— Благодарю за помощь. В моем распоряжении пятьдесят семь минут. Мне нужно вернуться к себе в контору, взять паспорт и прочие документы и успеть на пароход, отплывающий в Гонолулу, на Восток, Бали, Сингапур и так далее.

Глава 16

Автомашина Перри Мейсона, подгоняемая мощным двигателем, уносила их на предельной скорости из Лос-Анджелеса в Вилмингтон.

— Если нам повезет, — улыбался адвокат, — то мы не опоздаем. Только нам придется отправиться в кругосветное путешествие без багажа. Как жаль, Делла, что твои новые красивые чемоданы достанутся неизвестно кому.

Делла задорно засмеялась:

— Уважаемый шеф, весь наш багаж уже давно на борту «Президента Монро».

— Что ты сказала?

— Следите за дорогой, — лишь предупредила девушка.

— Что за сказки ты мне рассказываешь?

— Это вовсе не сказки. Вы велели мне наполнить чемоданы всякой дрянью. Я подумала, что это не совсем разумно. Вместо этого я уложила туда свои личные вещи. А после того как носильщик все вытащил из комнат Риты Свейн, я приказала ему ехать прямиком в порт и все погрузить в заказанные каюты. Нужно было ведь, чтобы сержант Голкомб подумал, что чемоданы находятся на складе трейдеровской компании. Ну, а в отношении ваших вещей я позвонила вашему слуге, он тоже запаковал самое необходимое и, в свою очередь, отправил на пароход. Я была совершенно убеждена, что у вас на это так и не останется времени.

— Умница, — ласково сказал Перри Мейсон, — мне следовало с самого начала сообразить, что ты подумаешь обо всем необходимом… Значит, Голкомб таки решил, что багаж у Трейдера? Я не вполне осведомлен об этом событии, потому что подготавливал почву для того, чтобы дознание проходило так, как мне было нужно. Как же все произошло?

— Сержант примчался весь в мыле в контору Трейдера. Ему был до зарезу нужен багаж с инициалами «Д.М.». Такой багаж там действительно имелся, но чем горячей Трейдер уверял, что он не имеет ко мне никакого отношения, тем больше Голкомб убеждался, что Трейдер со мной заодно. Он отбросил всякую деликатность и насильно заставил их открыть чемоданы. Внутри оказались вещи, взятые из одного из зданий, сожженного шайкой преступников. Разумеется, тогда сержант ничего этого не знал, но изобилие дорогих мехов зародило в нем подозрение. Он созвонился с детективным отделением, и они приехали и сразу опознали вещи. Естественно, сержант Голкомб арестовал меня, но судья Саммервейт подписал прошение. Так что меня выпустили почти в тот же момент, когда Трейдер сделал кое-какие инкриминирующие признания.

— Трейдер впутал Веймана?

— При мне — нет, но зато свалил всю вину на Прескотта и Диану Морган. А теперь, может быть, вы проявите внимательность к несчастной служащей и удовлетворите ее любопытство по поводу случившегося, не ослабляя внимания к дорожным знакам. Лично мне почему-то хочется целой и невредимой добраться до парохода.

— Все начало становиться на свои места, когда я подошел к решению проблемы с точки зрения психологии. Мне сразу стало ясно, что у Вальтера Прескотта было мышление убийцы, а вовсе не жертвы. С этой исходной точки я стал рассуждать, кто же мог быть в действительности его жертвой. Присовокупив к этому факт исчезновения Карла Паккарда, я увидел забрезживший впереди свет. Допустим, что Вальтер Прескотт, работавший в страховом агентстве, сотрудничал (с ведома Рея или без его ведома) с бандой воров-поджигателей. Такие случаи были известны и ранее. А если бы Паккард заподозрил Прескотта и напал на его след, то тогда Прескотт, не задумываясь, убрал бы его с дороги.

Но Карл Паккард, логическая жертва, не мог ею стать, потому что в этот момент он находился в больнице «Доброго Самаритянина», где добровольно признал, что авария произошла исключительно по его вине: он загляделся на что-то в окне дома и позабыл об осторожности.

Вот тут-то у меня в голове все сразу прояснилось. — Паккард вышел на след поджигателей. Они решили его убрать, но так, чтобы не было возможности доказать их виновность. Вейман, один из заговорщиков, позволил им так исколотить себя, чтобы создалось впечатление, будто он побывал в аварии. Потом, когда Паккард отправился к Вальтеру Прескотту, Гарри Трейдер поехал за ним на своем фургоне и, воспользовавшись первой представившейся возможностью, врезался в легковую Паккарда. Когда тот потерял сознание, он быстренько погрузил его в крытый фургон и поехал в больницу. Далее мы можем проследить за судьбой пострадавшего уже в самой больнице. Мне кажется, тебе понятно, что по пути жертву успели подменить.

Чем больше я думал над этой схемой, тем яснее мне становилось, что она была легко осуществима. Джексон Браун, он же Карл Паккард, был положен в фургон в бессознательном состоянии. Возможно, он тогда же и умер. Но одно очевидно: ему по дороге раздробили голову так, чтобы опознание трупа стало невозможным.

Затем фургон приезжает в больницу. Вейман, притворившись потерявшим сознание, прекрасно разыгрывает роль Паккарда. Пока все идет великолепно.

Вейман возвращается назад. Изрядно выпив и дополнительно облившись для запаха виски, он «сознается» жене, что снова подрался по пьянке.

Дома от жены он узнает последние сплетни, рассказанные ей «по секрету» миссис Надоедой о том, что она видела в доме Прескотта.

Вейман моментально соображает, какая ему предоставляется великолепная возможность убить Прескотта и запросто свалить вину на других. Прескотт был настоящей занозой в гангстерской организации поджигателей. Они покупали его молчание за огромные деньги. Кроме того, Джексон Браун подозревал Прескотта и мог рассказать о своих подозрениях кому-то еще, так что спокойнее было избавиться и от последнего, чтобы тот не успел выдать остальных.

И Вейман, который вернулся к себе сразу же после инсценировки аварии, отправился в дом Прескотта. Розалинда уже успела уехать, а Рита еще не приехала. Вейман надел перчатки, достал револьвер из бюро, отправился в спальню к Прескотту и всадил в него три пули, после чего положил револьвер на место и вернулся домой.

Понимаешь, преступление могло произойти только после того, как Джимми Дресколл отдал револьвер Розалинде Прескотт. Но это если верить показаниям Рея. У нас нет никаких оснований в них сомневаться. Другими словами, Прескотт был еще жив в одиннадцать пятьдесят пять. Ну, а каждая минута в жизни Дресколла после этого времени нам хорошо известна. Конечно, он мог отойти от телефона и убить Прескотта, но я считаю его неспособным быть убийцей совсем по другим соображениям.

Обрати внимание, как был убит Прескотт: в собственной спальне, без признаков не только борьбы, но и без признаков какого-либо сопротивления. Иначе говоря, его мог убить человек, с которым он был в дружеских отношениях. Поэтому-то Вейману и удалось с такого близкого расстояния сделать по нему три выстрела.

Прескотт до этого как раз сообщил в полицию, что кто-то следит за его домом. Он вполне резонно считал, что его собираются убить. Не исключено, что он видел Брауна, когда тот делал предварительные расследования. Так или иначе, но Дресколл, его лютый враг, не мог бы так спокойно застрелить Прескотта.

Рита Свейн могла бы это сделать, так же как и Стелла Андерсон. Впрочем, миссис Вейман тоже. Только ни одна из них не взялась бы за такое дело. Рита ни за что на свете не взяла бы револьвер из укрытия после того, как она претерпела столько мук, чтобы обмануть миссис Надоеду. А у миссис Надоеды и миссис Вейман не было абсолютно никакого мотива. Не говоря уже о том, что никто из всей этой троицы не мог приблизиться к Вальтеру Прескотту, не возбудив у него подозрений.

Всего лишь один человек знал, где был спрятан револьвер, — это был мистер Вейман. Его жена не могла ему не сообщить о столь сенсационном событии и не спросить у него совета, как ей следует поступить: звонить ли в полицию и так далее.

Когда начинаешь рассуждать таким образом, все становится ясным и очевидным.

Итак, Прескотт участвовал в шайке, узнавая, где можно застраховать имущество на большую сумму и как заранее вывезти оттуда все самое ценное, чтобы после пожара, вызванного поджогом, получить солидную компенсацию. Я понял, что у шайки должен быть какой-то способ реализации похищенных товаров.

Рыженькая секретарша в конторе Прескотта не внушала мне никакого доверия. Нет, в ней не было ничего от работника солидного учреждения. Как только Пол Дрейк мне сообщил о ее двойной жизни, я понял, что мои первоначальные подозрения подтвердились. Под видом Дианы Морган, богатой разведенной женщины, она вполне могла приказать относить к себе в номер чемоданы и картонки, которые доставлял ей Трейдер. В них находился «товар». Ее роскошные апартаменты в Велифонтоне служили великолепным складом краденого. Позднее, когда гангстеры находили покупателя, «товар», аккуратно уложенный в чемоданы и коробки, выносился из номера, когда его хозяйка собиралась в очередное заграничное турне.

— А как же Джимми Дресколл? — поинтересовалась Делла.

— Дресколл или его адвокат Родней Кафф наверняка подозревали, что происходило. Я думаю, Джимми пытался подвести под подозрение Риту, чтобы освободить себя и Розалинду и потом уже вдвоем распутать дело. К сожалению, у меня не было времени, чтобы предоставить Каффу удовольствие пожинать плоды. Не выяснил я и того, откуда Кафф брал все сведения, которыми он пользовался.

— Значит, Вейман и Трейдер должны были сначала украсть машину, потом на ней отвезти тело Джексона Брауна в горы Санта-Моники и сбросить с обрыва так, чтобы можно было предположить аварию и невозможно было опознать погибшего. Верно?

— Верно. Только я думаю, что деформация лица Брауна была осуществлена в фургоне Трейдера еще по дороге в больницу. О подобных вещах неприятно думать, но…

Несколько минут они ехали молча, потом Делла сказала:

— Почему вы хотели, чтобы сержант Голкомб заинтересовался багажом рыженькой?

— Надеялся получить доказательства. Я не хотел начинать разоблачение Веймана, пока в моем распоряжении не будет чего-нибудь конкретного. Вейман удивительно умно играл роль законченного осла. Когда мне стала ясна правда, я решил, что он уклонится от вызова в суд, так что мне придется обвинить его совершенно открыто. Понимаешь, Вейман боялся одного человека — доктора Болласа. Зная, что доктор наверняка будет присутствовать на дознании по поводу обнаружения тела Джексона Брауна, я не мог поверить, что у Веймана хватит наглости тоже туда отправиться. Но Вейман оказался куда более умным, чем я предполагал. Если бы он игнорировал повестку, это было бы правонарушение. Тогда Вейман перехитрил всех, заявив, что у него воспалились рубцы, и забинтовал всю голову до неузнаваемости.

Я подумал, конечно, что, если только сержант Голкомб нападет на след, он вцепится в Трейдера и Розу Хендрикс и не отстанет от них до тех пор, пока не получит от них все данные. Но меня поджимал вопрос отплытия на «Президенте Монро». И тогда я решил действовать иначе. В общих чертах я объяснил Скэнлону, чего я хочу, и тот согласился предоставить мне свободу действий в разумных пределах.

— Но почему бы вам было не пойти к Голкомбу и не рассказать ему всю правду?

Мейсон хохотнул:

— Прежде всего, Голкомб присвоил бы себе все лавры, затолкав меня куда-нибудь на задний план. Во-вторых, он никогда не стал бы со мной сотрудничать. Понимаешь, он ни за что бы не согласился осмотреть багаж Дианы Морган, если бы не надеялся, что в нем есть нечто компрометирующее меня и тебя.

— Когда вы заподозрили Веймана, шеф?

— Не забывай, ведь они с Прескоттом одновременно переехали в дома по соседству. Этот факт сам по себе примечателен. Зная, что замена жертвы была произведена в фургоне, я решил, что у двойника Брауна обязательно должны быть физические увечья, с которыми он мог обратиться в больницу. Отсюда прямая ниточка к Вейману.

— Участвовал ли Трейдер в убийстве Прескотта?

— Нет, он лишь уже из газет узнал про смерть Прескотта, в гараж которого был привезен очередной груз «товаров». Он перепугался не на шутку и быстренько переправил его в апартаменты Дианы Морган, где она все сложила в дорожные чемоданы, с которыми собиралась отправиться в Рино.

Нахмурившись, Делла спросила:

— Но зачем же Вейман подтвердил показания Дресколла в отношении телефонного разговора?

Мейсон рассмеялся:

— Чудачка, он старался создать себе алиби. Это был умный ход. И как ловко он воспользовался болтливостью собственной супруги, которая моментально побежала с интересными новостями к миссис Надоеде, которую, как рассчитывал Вейман, непременно будет допрашивать адвокат Дресколла. Да, да, он всех обманул. Я долгое время был убежден, что Вейман стоял на улице против дома Прескотта, а не ехал в фургоне Трейдера.

— Теперь я знаю достаточно, чтобы разобраться в случившемся и самостоятельно собрать разрозненные звенья. А вы занимайтесь машиной.

Посмотрев на часы, Мейсон нахмурился и прибавил газу:

— Ну, старушка, выручай!

Глава 17

«Президент Монро» подал первый гудок, который оповещал, что до отплытия осталось пятнадцать минут. Всем провожающим было велено немедленно покинуть судно. Возле трапа появились дежурные. Заиграл оркестр.

Облака, затянувшие с утра залив, постепенно рассеивались. Кое-где даже проглядывали кусочки синего неба.

Вдоль всего левого борта столпились пассажиры. Они махали руками, что-то кричали, стараясь перекричать соседей, передавали «очень важные» напутственные слова тем, кто оставался на берегу.

Офицер, облаченный в полную форму, прикрыл рукой широкий зевок. Наступило временное затишье в потоке машин. Еще пять минут они будут прибывать нескончаемой вереницей. Через десять минут поток потечет в обратную сторону.

Но вот завизжали тормоза, и офицер едва успел отскочить в сторону, уступая место машине, которая круто остановилась возле тротуара.

Из машины выскочил Перри Мейсон, крикнув офицеру: «Поставьте где-нибудь машину!». Потом он схватил за руку Деллу Стрит и потащил ее по длинным сходням.

Они успели вскочить на пароход в самую последнюю секунду.

Стоя возле борта, они смеялись, запыхавшиеся и счастливые, не в силах отдышаться от сумасшедшего бега. Неожиданно Мейсон сказал:

— Посмотри вниз, Делла, по направлению поста номер семь.

Делла Стрит взглянула, куда он велел. Тесной кучкой на берегу стояли Родней Кафф, Джимми Дресколл, Розалинда Прескотт и Пол Дрейк. Дрейк что-то говорил. Потом он громко крикнул:

— Перри! Мы летели сюда на всех парах. Мой клиент жаждет поручить тебе свое дело. Это как раз в твоем духе. У него куча денег и…

— Я не интересуюсь! — в ответ закричал адвокат.

— Ты можешь возвратиться с лоцманом…

— Не могу! У меня в Сингапуре свидание с дамой!

Кафф закричал:

— Поздравляю от всего сердца! Потрясающая работа!

— Спасибо. Эй, Пол, пусть твой парень поручит дело Каффу. До свидания. Я пришлю открытку из Вайкики!

Пароход постепенно начал набирать ход. Пристань с фигурками провожающих отступила назад. Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Теперь мы столкнулись с новой проблемой. Весь твой багаж помечен буквами «Д.М.». Буквы впечатались в кожу и удалить их будет проблематично. Однако у меня есть одна мыслишка.

— Какая?

— Если ты станешь миссис Мейсон, инициалы будут правильными, Делла Мейсон. Д.М. Все как следует, без дураков.

— Вы просите моей руки?

Он кивнул.

Она долго смотрела вниз на воду, потом заглянула ему в глаза:

— Став вашей женой, буду ли я продолжать работать секретарем?

— Вряд ли. Я не смогу поручать тебе ничего. Клиентам это не понравится. Но ведь тебе и не потребуется работать: у тебя будет собственная машина и…

— Именно так я и подумала. Мы так хорошо сейчас ладим. А если я буду вашей женой, то вы запрете меня дома, себе же найдете новую секретаршу, которая будет вам помогать во всех делах. Все горести и радости, удачи и трудности вы будете делить с ней, а не со мной. Нет, мистер Перри Мейсон, вы не созданы для семейной жизни. Вы живете на высоких скоростях. Вы полны загадок и тайн. Нет, я предпочитаю разделить с вами вашу жизнь, а не ваш банковский счет.

— Но подумай о своем багаже, — сказал Перри, обнимая ее, — на нем отличные монограммы «Д.М.», которые нам придется испортить.

Девушка лишь теснее прижалась к нему.

— Нет, шеф, я права. Лучше оставаться Деллой Стрит и испортить багаж, чем стать Деллой Мейсон и испортить нашу дружбу и взаимопонимание. Но я знаю, что вам следует сделать: попросите у меня руку и сердце еще раз в Сингапуре.

— Отсюда до Сингапура очень далеко, — вздохнул адвокат. — Может быть, в Вайкики?

Она рассмеялась и немного откинула назад голову, чтобы ветер охладил ее пылающие щеки.

— Нетерпеливый, как всегда! Пойдем прогуляемся по палубе. Я не уверена в том, что вам нужна жена. Но зато я уверена, что вам просто необходима секретарша, которая даже готова иногда попасть в тюрьму, чтобы помочь вам осуществить ваши замыслы.

Рука об руку они двинулись по палубе.

— Скажи, у тебя были какие-нибудь недоразумения с прошением о предъявлении обвинения? — Спросил он.

— Нет.

Вторая половина палубы была пройдена в молчании.

— Ты счастлива? — спросил Мейсон.

— Угу.

— Черт побери, о чем это толковал Пол Дрейк? Ведь я его давно знаю, а таким взволнованным видел впервые…

Она зажала ему рот рукой:

— Хватит говорить о делах и думать о делах. Если вы намерены всю дорогу говорить об убийствах, я пересяду на другой пароход, а вы варитесь здесь в собственном уголовном соку.

— Ты права, Делла! Будем считать, что у нас свадебное путешествие.

И он принялся насвистывать «Рай на Гавайях», глядя с неподдельным восхищением на свою стройную хорошенькую спутницу.


ДЕЛО О ПРЕДУБЕЖДЕННОМ ПОПУГАЕ

Глава 1

Перри Мейсон раздраженно рассматривал картонную папку с надписью:

«Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа».

Делла Стрит, одетая в белоснежную блузку, выглядела как деловитая медсестра, занятая на сложной хирургической операции. Озабоченным голосом она сказала:

— Я все тщательно просмотрела, шеф. Эти письма нужно читать немедленно и срочно на них ответить. Половину писем я отделила и убрала.

— Каким же образом ты определила ненужные? — поинтересовался Мейсон.

— Дело в том, шеф, что те письма мы получили очень давно, а ответ не дали.

Мейсон откинулся в своем вращающемся кресле, скрестил длинные ноги, на его лице появилось серьезное выражение, как будто он занимался перекрестным допросом свидетелей. Он спросил:

— Мисс Стрит, эти письма находились раньше в ящике с «Важными, неотвеченными»?

— Да.

— И ты внимательно их прочитываешь?

— Да.

— Откладываешь те, что не требуют моего личного вмешательства?

— Да.

— Ну а сегодня, двенадцатого сентября, ты отделила бо́льшую часть из поступившей корреспонденции и отложила ее?

— Правильно. — Глаза Деллы светились лукавством.

— Ты не скажешь, сколько там писем?

— Пятнадцать — двадцать.

— Ты сама на них написала ответ?

Она отрицательно покачала головой.

— Что же ты с ними сделала?

— Я переложила письма в другой ящик.

— В какой?

— С надписью  «Устаревшая корреспонденция».

Мейсон рассмеялся.

— Какая прекрасная мысль! Сначала поместить письма в ящик в «Важные, неотвеченные», и до тех пор, пока время не лишит их актуальности, лежат они там, а потом их спокойно переложить в «Устаревшие». Отпадает надобность вести переписку, можно не волноваться, не расходовать умственную энергию на сочинение ответов, на всю писанину, которую все так ненавидят. Вещи, в свое время казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Они напоминают мне столбы, убегающие от пассажира, смотрящего на них из окна вагона скорого поезда. Постепенно превращаясь в едва различимую точку где-то на горизонте. Так же случается и с большинством вещей, которые сначала нам представляются значительными, а потом теряют свое значение.

Делла смотрела на него улыбаясь, тон ее оставался по-прежнему деловым.

— Действительно железнодорожные столбы уменьшаются в размере, шеф, или нам это только кажется?

— Разумеется, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся. На месте старых появляются новые, которые и заполняют передний план. Конечно, столбы одинаковые. Но по мере того, как ты от них отдаляешься, они… — Спохватившись, он спросил: — Минуточку. Не пытаешься ли ты указать на ошибочность моих рассуждений?

Увидев смеющиеся глаза Деллы, он раздосадованно поморщился:

— Мне давно пора бы понять, что бесполезно спорить с женщиной. Ладно. Премудрая Лисичка, бери-ка свой блокнот, мы с тобой за полчаса ответим на эти устаревшие письма!

Он развязал развязал тесемки на папке, распечатал самое верхнее письмо, полученное из известной адвокатской конторы, просмотрел его и распорядился:

— Ответь, что меня предлагаемое ими дело не интересует, даже если удвоят гонорар. Самое банальное убийство. Молодой женщине наскучил старый муж, она застрелила его, а теперь пытается убедить судью, будто он напился и хотел ее избить. Она прожила с ним шесть лет, то, что он пил, ни для кого не новость, а ее рассказ о том, что он грозил ее убить, не совпадает с показаниями соседей.

— Что из сказанного вами я должна написать? Нужно ли указать ваше мнение?

— Нет-нет. Только то, что я не заинтересован в их предложении. Боже мой! Вот еще: мошенник, продав группе глупых людей необеспеченные акции, жаждет, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона. — Мейсон сердито отодвинул в сторону всю пачку писем.

— Знаешь, Делла, мне очень хочется, чтобы люди научились отличать честного адвоката, защищающего людей, ложно обвиненных в преступлениях, от адвокатишек, которые сплошь и рядом становятся соучастниками в дележе прибылей, полученных от преступления.

Я никогда не возьмусь за дело, пока не получу внутренней уверенности в том, что мой клиент не мог совершить преступления, в котором обвиняется. Если я пришел к таким выводам, значит, есть несоответствие между самыми, казалось бы, несомненными уликами и выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.

Делла рассмеялась.

— В такой интерпретации ваши обязанности скорее подходят больше для детектива, чем адвоката.

— Нет, это совсем разные профессии. Детектив собирает вещественные доказательства. С годами он приобретает опыт и знает, где искать, к кому и за чем обращаться и как действовать в той или иной ситуации. Адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их в одно с другими…

Его прервал звонок телефона. Делла сняла трубку, послушала, попросила «минуточку подождать» и затем, прикрыв рукой трубку, спросила:

— Шеф, вы хотите видеть некоего мистера Чарльза Сейвина по вопросу величайшей важности? Мистер Сейвин готов уплатить любую сумму за консультацию.

— Все зависит от того, какая консультация требуется. Если это дело об убийстве, я его приму. Но если он просит срочную консультацию по какому-нибудь нудному делу о спорном наследстве или какой-нибудь земельной тяжбе, тогда нет, Боже упаси… Обожди-ка минуту, Делла. Повтори, как его имя?

— Сейвин. Чарльз Сейвин.

— Где он сейчас?

— Дожидается в приемной.

— Спроси, не родственник ли он Фремонта Сейвина.

Делла задала вопрос по телефону, и дежурная в приемной справилась у посетителя. Посетитель оказался родным сыном мистера Фремонта Сейвина.

— Я его приму, только пусть обождет минут десять, — распорядился Мейсон. — Иди посмотри на него, Делла, и отведи в юридическую библиотеку, пусть он меня подождет. И принеси мне утренние газеты. К твоему сведению, Делла, речь идет об убийстве. У меня есть тут всего одна газета.

Потянувшись за газетой, Мейсон нечаянно сбросил со стола пачку «Важной, неотвеченной» корреспонденции, но не обратил на это никакого внимания.

Сообщение об убийстве Фремонта Сейвина заняло почти целиком первую страницу, на второй и третьей были помещены фотографии с места происшествия. По снимкам было видно, что убитый человек незаурядный и волевой. Все факты в газете были изложены так, что невольно будоражили воображение:

Фремонт Сейвин, эксцентричный мультимиллионер, в последнее время отошел от многих дел. Они перешли в ведение его сына, Чарльза Сейвина, а сам богач вел тихую, затворническую жизнь.

Иногда он путешествовал в машине военного образца, не слишком комфортабельной, но маневренной, останавливался в кемпингах, знакомился с туристами, рассуждал о политике. Никто из его новых знакомых не догадывался, что этот человек в простом дорожном костюме — вежливый, спокойный — миллионер.

Иногда он неделями бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки, обитая в том нереальном мире, в том мире, который воссоздавали книги и воображение. Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он проводил в своем домике, стоящем на поросшем корабельными соснами склоне горной цепи, неподалеку от бурной речки. Он мог сидеть часами на пороге, наблюдая в морской бинокль за жизнью птиц, приручая белок и бурундуков и читая книги. Он наслаждался абсолютной тишиной.

В шестьдесят лет он способен был отказаться от всего того, что дают деньги, и отойти от дел.

У него были почти неограниченные материальные возможности, но он не был филантропом, считая, что милостыня развращает человека. Каждый может достичь успеха, были бы у него на то желание и настойчивость. А тот, кто уповает на внешнюю помощь, у того постепенно ослабевает сила воли.

Газета опубликовала интервью с Чарльзом Сейвином, сыном убитого, в котором тот пытался объяснить отцовский характер.

Мейсон прочитал его с большим вниманием.

Сейвин считал, что жизнь — это постоянная борьба. По его мнению, конкуренция вырабатывает характер. Победа в этой борьбе имеет значение в том смысле, что она фиксирует достижение намеченной цели. Победа, достигнутая с помощью других людей, утрачивает ценность и перестает быть очередной вехой на пути прогресса человека.

Старший Сейвин ассигновал колоссальные средства на благотворительность, но при этом специально оговорил, что они предназначены только для людей, неспособных участвовать в жизненных сражениях: для инвалидов, престарелых и больных. Тем, кто может продолжать борьбу за существование, Сейвин ничего не предлагал. Ведь в этой борьбе заключается весь смысл жизни человека, а подачки, по сути, лишают его жизнь смысла, то есть делают ему плохую услугу.   

Как раз в тот момент, когда Мейсон закончил читать интервью, в кабинет возвратилась Делла.

— Что? — спросил у нее адвокат.

— Интересный человек этот Чарльз Сейвин. Конечно, он ужасно переживает из-за смерти отца, я бы сказала, своего рода шоковое состояние, но отнюдь не истерика и не эффектное горе. Он спокоен, собран и решителен.

— Сколько ему лет?

— Года тридцать два — тридцать три. Основное впечатление, которое он производит, — это необычное спокойствие. Голос тихий, необычно приятный и четкий, глаза холодные, голубые, спокойные и проницательные.

— Кажется, я представляю, что ты имеешь в виду, тридцать раз повторив слово «необычно». Ну, а внешне? Представительный?

— Да. Широкоплечий, скуластый, с твердым ртом. Он много думает. Во всяком случае, производит такое впечатление.

— Ладно. Давай-ка еще раз уточним кое-какие подробности об убийстве. — Он снова стал перечитывать газету, но скоро недовольно поморщился: — Черт знает, сколько всякой ерунды примешивают к важным вещам. Не отличишь, где ложь, а где фантазия репортеров. Наверное, нужно просто прочитать заголовки. Тем более что время не ждет.

Судя по газетной информации, дело было так. Рыболовный сезон на Гровали-Крин открылся во вторник, шестого сентября. Вплоть до этого дня было запрещено ловить рыбу местным отделением общества «Охраны живой природы». Фремонт Сейвин уехал в свой охотничий домик, собираясь использовать самый первый день. Полиция предполагает, что рано лег спать, поставив будильник на шесть тридцать утра. Поднявшись по звонку, приготовил завтрак, собрал удочки. Возвратился он около полудня с уловом. Убили же его после этого. Но полиция затруднялась сказать, когда именно. Очевидно, убийство не было совершено с целью грабежа, поскольку в кармане убитого был обнаружен туго набитый бумажник, на пальце бриллиантовый перстень, а в ящике стола — дорогая булавка для галстука с очень крупным изумрудом.

Сейвина застрелили с близкого расстояния из небольшого мелкокалиберного пистолета неизвестного образца. Пуля угодила в сердце.

В домике находился любимый попугай Сейвина, которого он всюду возил с собой.

Убийца исчез, не оставив никаких следов.

Охотничий домик находится примерно в сотне ярдов от проезжей дороги, идущей извилистой лентой мимо хижины. По ней проезжало сравнительно мало машин, а соседи Сейвина к нему редко заглядывали, зная, что он больше всего ценит свой покой.

День за днем машины проезжали мимо, а в домике, скрытом за высоким забором, неистово кричал попугай над безжизненным телом хозяина.

Лишь в воскресенье, одиннадцатого сентября, когда на рыбалку приехали люди из города, собралось множество рыболовов, а мистера Сейвина среди них не оказалось, кто-то заподозрил неладное. Да и вопли попугая доносились до ручья.

В домик отправился ближайший сосед Сейвина. Заглянув в окно, он увидел попугая, кричащего над трупом своего хозяина.

Как ни странно, дверца клетки попугая была оставлена открытой, на полу стояла кастрюля с водой, а возле клетки лежала горка зерна. Зерно еще осталось, вода же полностью высохла.

Подняв голову от газеты, Мейсон сказал:

— Ладно, Делла. Пригласи Чарльза Сейвина.

Чарльз Сейвин вошел, поздоровался с Мейсоном за руку, затем посмотрел на газету, лежащую на столе.

— Я вижу, вы ознакомились с обстоятельствами смерти моего отца?

Мейсон утвердительно кивнул и, дождавшись, когда клиент устроится в кресле, спросил:

— Чем могу быть полезен?

— Я прошу вашего посредничества, чтобы вдова моего отца, миссис Элен Воткинс-Сейвин, не погубила наше дело. Мне известно, что по завещанию большая часть собственности отца переходит ко мне. Я назначаюсь его душеприказчиком. Но завещание пропало. Боюсь, оно похищено Элен. Она из тех женщин, которые способны уничтожить его, потому что заинтересованы. Я не хочу, чтобы она стала его наследницей.

— Вы ее ненавидите?

— Да.

— Ваш отец был вдовцом?

— Да.

— Когда он женился на Элен?

— Примерно два года назад.

— От этого брака у нее есть дети?

— Нет. У нее есть сын от первого брака.

— Брак был удачен? Ваш отец был счастлив?

— Нет. Слишком поздно он понял это, но, боясь публичного скандала, не решался затеять бракоразводный процесс.

— Объясните мне более подробно, чего вы ждете от меня?

— Моими юридическими делами занимаются «Каттер, Грейсон и Гринт». Я прошу вас связаться с ними.

— В отношении перспектив вашего наследства?

Сейвин покачал головой:

— Отца убили. Я хочу, чтобы вы помогли полиции в розыске и нашли убийцу. Это первое. Второе… Нотариальной конторе «Каттер, Грейсон и Гринт» не справиться с требованиями вдовы миллионера. Они не смогут ни в чем ей отказать. Я прошу, чтобы ею занялись вы. Я поражен происшедшим и сегодня совершенно вышел из строя…

Мейсон взглянул на утомленное лицо молодого человека и сказал:

— Верю.

— Естественно, вы хотите задать мне вопросы. Прошу вас, я заинтересован в том, чтобы наша беседа была максимально короткой.

— Прежде всего, я должен получить подтверждение своих полномочий.

Чарльз Сейвин достал из кармана бумажник.

— Мистер Мейсон, вот чек — предварительный гонорар, вместе с письмом, удостоверяющим, что вы действуете в качестве моего адвоката и как таковой имеете доступ ко всем документам моего отца.

— Вижу, что вы человек предусмотрительный. — Мейсон взял конверт.

— Проверьте чек, считаете ли вы данную сумму достаточной?

— Более чем достаточной.

Сейвин почтительно склонил голову:

— Я всегда с интересом следил за вашей деятельностью, мистер Мейсон. Мне кажется, вы обладаете исключительными юридическими способностями и потрясающей дедукцией. К сожалению, у меня нет ни того, ни другого.

— Благодарю, мистер Сейвин. Прошу учесть только одно: если вы хотите, чтобы я оказался для вас полезным, вы должны предоставить мне полную свободу действий.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу иметь право поступать так, как сочту нужным при любых обстоятельствах. Если полиция предъявит кому-то обвинение в убийстве, а я с ее выводами не соглашусь, я хочу оговорить право защищать подозреваемое лицо. Одним словом, я хочу расследовать дело по-своему.

— Почему вы ставите такие условия? Разве я плачу вам недостаточно?

— Дело вовсе не в гонораре. Если вы действительно следили за моими процессами, то должны были заметить, что, как правило, развязка наступает уже в зале суда. Я знаю истинного виновного, но доказать вину преступника мне удается лишь в ходе перекрестного допроса.

— Мне ваши доводы кажутся достаточно убедительными.

— Мне хотелось бы от вас услышать все то, что, по вашему мнению, может помочь при расследовании.

Сейвин уселся поудобнее в кресло и заговорил ровным, почти бесстрастным голосом:

— Расскажу немного о жизни отца. Его брак с моей матерью был очень счастливым. Мама была удивительной женщиной. Она бесконечно доверяла отцу и всегда оставалась уравновешенной. Он ни разу не услышал от нее недоброго слова, она не давала чувствам заглушить рассудок. Общеизвестно, что несдержанность портит жизнь тем людям, которых любишь…

Поэтому отец судил обо всех женщинах по моей матери. После ее смерти он почувствовал себя страшно одиноким. Элен Воткинс работала у нас экономкой. Это особа расторопная, предприимчивая, она все заранее рассчитала, все предусмотрела и довольно легко втерлась к отцу в доверие. Понимаете, у него не было опыта с женщинами. Начать с того, что по своему темпераменту он не годился ей в партнеры. Даже в ее характере он не разобрался. Как бы то ни было, она женила его на себе. Разумеется, вскоре он понял, какую ошибку он совершил.

— Где в настоящее время миссис Сейвин? В газетах пишут, что она путешествует.

— Да, два с половиной месяца назад она отправилась в кругосветное путешествие. Телеграмма ее нашла вчера на пароходе в районе Панамского канала. Наняли самолет, так что завтра утром она прилетит.

— И она попытается захватить власть?

— Целиком, — ответил Сейвин таким тоном, который отметал все сомнения, могущие возникнуть на этот счет. 

— Но у вас имеются определенные права, как у единственного сына.

Сейвин устало пояснил:

— Одна из причин, побудивших меня приехать к вам, несмотря на траур, — это невозможность откладывать решительные действия, мистер Мейсон. Элен Воткинс женщина решительная, алчная, враг беспощадный и не слишком разборчивый в средствах.

— Понятно.

— У нее есть сын от первого брака, Стивен Воткинс, — продолжал Сейвин. — Постоянно улыбающийся, приветливый, услужливый. Он из тех, кого называют маменькиными сынками. Типичный хитрец, характер ужа и беспринципность уличной девки. Последнее время он жил на восточном побережье. Сейчас Стивен сел на самолет из Нью-Йорка и летит в Центральную Америку, где встретится с матерью и уже вместе с ней прилетит сюда завтра.

— Сколько ему лет?

— Двадцать шесть. Мамаша ухитрилась протащить его через колледж. Но он смотрит на образование как на волшебное слово, которое даст ему возможность прошагать по жизни, не работая. Ну, а когда его маменька вышла замуж за моего отца, он стал получать огромные суммы, считая это само собой разумеющимся. Он относится с презрением к тем, кто не может похвастаться большими доходами, называет их не иначе как «быдло».

— Скажите, лично вы подозреваете кого-нибудь?

— Нет. Если бы у меня и возникли подозрения, я бы постарался их сразу же проверить. Мне нужны очевидные доказательства, мистер Мейсон. Я хочу, чтобы все было по закону.

— Были ли у вашего отца враги?

— Нет, если не… Я вас расскажу кое-что, что, возможно, будет вам полезно, мистер Мейсон. Про один факт полиции известно, про второй нет.

— Что это за факты? — насторожился Мейсон.

— В газетах об этом не писали, но в домике обнаружили несколько предметов женского туалета весьма интимного свойства. Я думаю, что их там специально оставил убийца, чтобы скомпрометировать отца и настроить против него общественное мнение и, наоборот, вызвать симпатию к вдове.

— Что еще? — спросил Мейсон. — Вы упомянули, что второй факт полиции не известен?

— Возможно, это очень важный момент, мистер Мейсон. Полиция не обратила на это внимания, но в газетах сообщалось о том, что отец был нежно привязан к попугаю? — Казанову отцу подарил года три назад мой дядя, страстный любитель попугаев, и отец тоже вскоре души не чаял в птице. Он его всюду возил с собой… Но попугай, который был в домике, вовсе не Казанова, это другой попугай.

— Вы уверены? — спросил Мейсон.

— Абсолютно.

— Откуда вы знаете?

— Этот попугай неприхотлив в еде. А Казанова был гурманом, ел специальную пищу.

— Возможно, дело в, перемене обстановки. Ведь попугаи иногда…

— Простите, мистер Мейсон, я еще не все рассказал. У Казановы на правой лапе не хватало одного когтя. У этой птицы все лапы целые.

Мейсон понял, что Чарльз Сейвин говорит правду.

— Вы хотите сказать, что кто-то подменил попугая?

— Более того, я думаю, попугай играет гораздо большую роль, чем это кажется с первого взгляда. Не сомневаюсь, что в момент убийства в домике с отцом находился Казанова. Возможно, хоть это и покажется вам нелепым, он каким-то образом мог об этом если не рассказать, то как-то высказать свое отношение… вот его и заменили другой птицей.

— Убийце было бы гораздо проще убить попугая.

— Я это понимаю. И, возможно, не прав. Но никакого другого объяснения этому факту я не смог найти.

— Почему вы не сказали полиции про попугая?

Сейвин покачал головой. Он уже не пытался скрыть усталость.

— Я не особенно верю, что полиция найдет убийцу отца. Мне кажется, им просто не по зубам такое сложное преступление. Не сомневаюсь, вы обнаружите какие-нибудь новые факты, если внимательно ознакомитесь со всеми деталями убийства. Я рассказал полиции только то, что посчитал необходимым, не делясь своими соображениями и наблюдениями. Сообщая вам об этом, я надеюсь, вы не пойдете с ними в полицию. Пусть они работают самостоятельно. — Поднявшись и взяв шляпу, Сейвин дал понять, что разговор окончен. — Большое вам спасибо, мистер Мейсон. Теперь мне как-то свободнее дышится, зная, что вы выслушали меня и взялись за дело.

Глава 2

Перри Мейсон расхаживал по кабинету, на ходу бросая отдельные замечания Полу Дрейку, который по своей привычке уселся поперек кресла, перекинув длинные ноги через один подлокотник и навалившись спиной на другой. В руке у него была записная книжка и авторучка, которой он иногда делал пометки.

— Подмененный попугай — тот ключ, о котором не знает полиция. Птица знает крепкие выражения, как мне сказал Чарльз Сейвин. Позднее выясним, почему прежнего попугая подменили этим сквернословом. Ну, а пока надо узнать, где раздобыли нового попугая. Это не должно быть особенно сложным. Надеюсь, мы не будем соперничать с полицией.

— Что в отношении женской розовой ночной рубашки? — спросил Пол Дрейк. — Будем что-то предпринимать?

— Ничего. Не сомневаюсь, что в ночную рубашку зубами и ногами вцепилась полиция. Скажи, Пол, что тебе вообще известно об убийстве Сейвина?

— Чуть больше того, что напечатано в газетах. Один из моих приятелей журналистов выспрашивал меня об оружии.

— Что его интересовало?

— Из какого оружия был убит Сейвин.

— Это важно?

— Как я понял, это мелкокалиберный пистолетик старинного образца, такой маленький, что его можно спрятать в жилетном кармане.

— Какого калибра?

— Очень редкого — 4.1 мм..

— Попытайся выяснить, какие к нему требуются патроны, есть ли они в продаже…… Впрочем, нет. Этим наверняка занимается полиция. Твоя забота — попугай. Проверь все зоомагазины, выясни, не продали ли кому-нибудь попугая за последние две недели.

Захлопнув книжку, Пол с присущей ему невозмутимостью спросил адвоката:

—  Перри, как далеко я должен копаться в прошлом миссис Сейвин и ее сыночка?

— Мне нужно все, что только можно разузнать.

— Давай еще раз повторим. Не позабыл ли я чего-нибудь. Раздобыть подробные сведения о прошлом Элен Воткинс и ее сыне; проверить зоомагазины и найти, где был приобретен сквернослов попугай. Узнать все возможное об охотничьем домике в горах; раздобыть фотографии внутренних помещений и… внешнего вида хижины. Это нужно?

— Нет, Пол. Я собираюсь туда съездить и все сам осмотреть. Меня интересуют только снимки полиции при обнаружении тела.

— Все понял, — сказал Пол, выбираясь из кресла.

— Ну и потом, — заметил Мейсон, когда детектив стоял уже на пороге, — убийца заменил Казанову. Где теперь попугай?

— Что можно сделать с попугаем? Например, испечь с ним пирог. Или приготовить паштет и намазать на тосты. — Пол подмигнул Мейсону. — Обычно попугаев сажают в клетку и слушают, что они говорят.

— Неужели? А я и не знал! Брось свои шуточки, Пол! Я совершенно серьезен. Думаю, что именно так и поступил человек, который подменил попугая. Ему было любопытно послушать, что знает Казанова.

— А ведь это мысль!

— Более того, убийца мог переехать в другое место. Проверь, не появились ли где-нибудь новые попугаи.

— Ты думаешь, что я должен провести перепись попугаев в стране? Или прикажешь организовать выставку попугаев и ждать, когда мне привезут твоего Казанову?

— Думаю, что в городе попугаев немного. Они — птицы шумливые и требуют много места. Как правило, жители городов попугаев не держат. Их надо искать по пригородам, где нет сварливых соседей за стеной. Я где-то читал, что есть городское постановление о правилах поведения в многоквартирных домах. Поэтому я думаю, что основные сведения ты раздобудешь в зоомагазинах. Выясни случаи покупки новых клеток. Узнай, не интересовался ли кто-нибудь правилами ухода за попугаем. Кстати, зоомагазин расположен неподалеку, через квартал. Его владелец Карл Хелмелд — мой клиент. Не исключено, что он знает владельцев попугаев в ближайших пригородах. Он тебе целую лекцию прочитает, можешь не сомневаться. Короче, брось на это всех своих свободных людей.

— О’кей, я пошел,

Мейсон тут же повернулся к секретарше.

— Поехали, Делла. Посмотрим домик в горах.


Дорога, петляя и изгибаясь, извилистой лентой проходила по глубокому каньону. Внизу с грозным ворчанием бурлила речка, вся в белой пене и брызгах.

Наверху было сухо, в воздухе пахло смолой и хвоей.

Перри Мейсон и Делла Стрит добрались до поворота, где горный ручей разлился живописным озерком, сейчас переполненным, вода из которого пересекала дорогу  через водопропускную трубу, низвергаясь в речку радужным каскадом.

Остановив машину, Мейсон объявил:

— Пусть немного остынет мотор, а мы с тобой попьем чистой горной воды… Посмотри, за нами следует полицейская машина.

Он показал на участок дороги, который находился под ними. Автомобиль с трудом преодолевала крутой подъем мерцая красным светом от полицейского прожектора, закрепленного в правом верхнем углу лобового стекла

— Нам нужно их опередить? — спросила Делла.

Мейсон, с наслаждением шагая по влажному берегу озера, пожал плечами:

— Зачем? Дождемся их и поедем следом. Нам не надо будет тратить время на поиски домика.

Черпая воду ладонями, они выпили холодной воды из озерка. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом густых сосновых веток.

Постепенно до них все отчетливее стал доноситься шум мотора. Когда машина показалась из-за поворота, Мейсон сказал:

— Похоже, это наш давнишний приятель, сержант Голкомб из управления. Хм… почему это он заинтересовался убийством в пригороде? Ага, он останавливается.

Полицейская машина, отчаянно завизжав тормозами, замерла у края дороги. Из нее вышел крупный мужчина в черной шляпе с широкими полями, а потом сержант Голкомб. Он сразу же подошел к Мейсону.

— Что вы здесь делаете? — Вопрос прозвучал не слишком любезно.

— Как странно, сержант. Я только что задал себе тот же вопрос в отношении вас.

Ничуть не смутившись, Голкомб все же объяснил:

— Я помогаю шерифу Барнету. Он обратился к нам в полицию за помощью. Познакомьтесь с Перри Мейсоном, шериф.

Шериф, человек лет пятидесяти, протянул загорелую руку для пожатия. Мейсон представил ему Деллу Стрит, затем показал письмо, выданное ему Чарльзом Сейвином. Оно произвело на шерифа должное впечатление.

Сержант не счел необходимым скрыть свое недовольство.

— Вас нанял Сейвин?

— Да.

— И дал вам это письмо?

— Да.

— Что конкретно он просил вас сделать?

— Сотрудничать с полицией.

В ответ на колкость Голкомб саркастически засмеялся:

— Самая лучшая шутка, которую я услышал за последние двадцать лет. Перри Мейсон сотрудничает с полицией! Точно так же, как республиканцы сотрудничают с демократами.

Мейсон проигнорировал выпад и повернулся к шерифу.

— То, что адвокат защищает невиновных, вовсе не означает, что он выступает против властей.

— Означает именно это! — загремел сержант. — Вы всегда вставляете полиции палки в колеса.

— Наоборот. Я помогаю ей успешно довести до конца многие уголовные дела.

— Не помню случая, чтобы вам не удалось добиться оправдания своего клиента! — не унимался сержант.

— Совершенно верно. Полиция обвиняла в преступлении людей невиновных. Я всего лишь отыскиваю подлинного убийцу, чтобы доказать невиновность своих клиентов.

Голкомб покраснел и сделал шаг вперед с явным намерением высказать адвокату новые обвинения, но его решительно прервал шериф:

— Послушайте, прекратите это бессмысленное препирательство. Я шериф округа. Дело мне кажется слишком сложным, чтобы я смог взять на себя целиком ответственность. Да у меня и нет возможности провести расследование на достаточно высоком уровне. Вот я и обратился в городскую полицию к специалистам за всякого рода сотрудничеством. Лично я часто читал в газетах о процессах с участием мистера Мейсона. Если адвокат доказывает невиновность клиента, он оказывает двойную услугу полиции. Так что его участие в расследовании я приветствую от всего сердца.

— Вы еще раскаетесь в своих словах, мистер Барнет. От его методов хоть у кого поседеют волосы! — мрачно заявил непримиримый Голкомб.

Шериф сдвинул назад шляпу и провел рукой по вспотевшему лбу.

— У меня уже давно седые волосы, — заметил он с улыбкой. — Что вы намерены делать, мистер Мейсон?

— На первый случай поеду за вами. Вы знаете дорогу?

— Еще бы! Проторчал там почти весь вчерашний вечер.

— Там многое изменилось?

— Ничего. Мы только увезли тело Сейвина да вынесли целую связку рыбы, которая совершенно сгнила. Ну и забрали попугая… Все остальное оставили в прежнем виде.

— Что-нибудь нашли? — поинтересовался Мейсон.

— Очень мало.

Сержант, боясь, как бы шериф Барнет не пустился на откровения, скомандовал:

— Ладно, поехали. Мейсон может следовать за нами.

Дорога пересекла хребет и вышла на плато. Стали появляться расчищенные участки, где на фоне золотистых стволов сосен живописно выделялись разноцветные охотничьи домики. Машины свернули на лесную дорогу, сплошь усыпанную сосновыми иглами, и подъехали к домику, искусно спрятанному за деревьями, так что его не было видно с дороги.

— Посмотри-ка на этот домик, Делла! Правда, прелесть? — восторгался Мейсон.

Какая-то птичка с голубоватыми перышками, встревоженная их вторжением, громко чирикая, вспорхнула с вершины сосны и полетела прочь.

Мейсон поставил машину в тенистое место позади дома. К нему подошел шериф.

— Я прошу вас ничего не трогать в доме, мистер Мейсон. А мисс Стрит лучше остаться снаружи.

Адвокат беспрекословно подчинился.

Высокий худощавый человек вышел, из-за деревьев, подошел к шерифу и, приложив два пальца к полям своей шляпы, сказал:

— Все о’кей, сэр.

Шериф достал из кармана ключ и принялся отпирать дверь, одновременно объясняя:

— Это Фред Вонер. Живет неподалеку… Я поручил ему охранять домик. — Шериф распахнул дверь. — Давайте еще раз все осмотрим. Сержант, вы знаете, что делать.

Мейсону охотничий домик показался ничем не примечательным. Традиционный огромный очаг, простой деревянный стол, некрашеные стропила.

Аккуратно убранная постель с белоснежным бельем странно резко контрастировала с полом, сплошь засыпанным зерном. У стены стояли грязные высокие резиновые сапоги, покосившиеся на один бок. В углу возвышались несколько спиннингов.

По-хозяйски осмотревшись, сержант не терпящим возражений тоном сказал:

— Я бы посоветовал следующее: пусть мистер Мейсон осмотрит все, ни к чему не прикасается, а потом уйдет. Я не могу работать, пока он тут.

— Почему? — удивился Барнет.

— По разным причинам, — горячился сержант. — Основная же та, что вы не успеете и глазом моргнуть, как адвокат займет противоположную позицию. Начнет вставлять вам палки в колеса и будет защищать человека, которого мы будем обвинять в убийстве.

Но шериф оказался на редкость упрямым человеком.

— Ну и пусть, — сказал он. — Уж если кого-то должны повесить на основании моих слов, так только настоящего убийцу, и я хочу, чтобы дело против него было настолько бесспорным, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.

Искренность шерифа покорила Мейсона.

— Я хотел бы осмотреть лишь то, что вы найдете нужным мне показать, уважаемый шериф. Мелом обведено место, где лежало тело Сейвина?

— Да. Пистолет находился вон там, примерно в десяти футах от тела.

— А можно допустить, что мистер Сейвин застрелился?

— Медэкспертиза это исключает. Более того, пистолет был начисто вытерт. Ничьих отпечатков пальцев на нем не обнаружено. Если бы он стрелял, хоть бы один след его пальца на пистолете сохранился.

Мейсон удивился:

— Выходит, убийца даже не попытался придать делу вид самоубийства.

— То есть? — спросил шериф.

— А что ему стоило положить пистолет поближе к трупу? Стереть собственные отпечатки пальцев и прижать руку старика к ручке пистолета?

— Да, вы правы.

— Мало того, убийце хотелось, чтобы полиция нашла пистолет.

— Глупости! — оборвал Мейсона сержант. — Преступник просто не хотел, чтобы пистолет был найден у него. Так поступают все умные убийцы. Как только они совершают преступление, орудие убийства бросают, даже не прячут его, чтобы не держать в руках ни одной лишней минуты. Оружие может привести их на виселицу, вот они и бросают его.

— Хорошо, — согласился Мейсон, — ваша взяла. Они стреляют и роняют пистолет. Что еще, шериф?

— Клетка попугая стояла на полу. Дверца была настежь открыта и даже подперта палочкой, чтобы попугай мог свободно входить и выходить из клетки.

— Как вы думаете, сколько времени находилась птица без воды и пищи?

— Пищи было сколько угодно, а вот вода действительно высохла. Видите ту чеплашку? Она, несомненно, была наполнена до краев, но вода испарилась. Так что птице нечего было пить. На донышке остались ржавые пятна. Это, конечно, следы последних капель воды.

— Можно сделать вывод, что труп в домике пролежал несколько дней?

— Убийство, несомненно, произошло во вторник, шестого сентября. Что-нибудь около одиннадцати часов дня.

— Почему вы так считаете?

— Рыболовный сезон открылся шестого сентября. Решением правления некоторые реки и водоемы были законсервированы специально для осеннего лова, наша река тоже.

Шериф помолчал, а потом продолжал:

— Между нами говоря, Сейвин был странным человеком. У него были свои места, куда он любил ездить, и свои излюбленные занятия. Пока нам еще не все известно об этом, лишь кое-что. Его любимая машина марки «рейдер», он любил останавливаться в туристических лагерях, подсаживаться к незнакомым людям и заводить с ними длинные разговоры. Иногда, нарядившись в какой-нибудь совершенно немыслимый костюм, он на пару недель погружался в мир книг, проводя целые дни в читальных залах и справочных отделениях библиотек…

— Да, я читал об этом в газетах.

— Он предупредил сына и Ричарда Вейда, своего секретаря, что пятого заедет домой за рыболовными принадлежностями. До этого совершил небольшую поездку. Куда именно — никто не знает. Но Сейвин удивил их, приехав в пятницу второго числа. Забрав снасти и попугая, укатил в загородный домик. Похоже, у него были какие-то дела в Нью-Йорке. Во всяком случае, он сказал секретарю, что собирается на Восток. Попросил заказать самолет и быть готовым отправиться туда по первому вызову. Вейд проторчал в аэропорту весь понедельник. Самолет стоял наготове. Поздно вечером пятого Сейвин позвонил. По словам секретаря, его хозяин был в прекрасном настроении. Он сказал, что все о’кей и что Вейд может садиться в самолет и немедленно лететь в Нью-Йорк.

— Он звонил отсюда из автомата?

— Нет. Он объяснил Вейду, что здешний автомат вышел из строя, так что ему пришлось поехать на станцию. Но не упомянул, куда именно, а Вейд не поинтересовался. Разумеется, в то время это не казалось важным.

— Вы разговаривали с Вейдом?

— Только по телефону, он все еще в Нью-Йорке.

— Он не сказал, по какому делу туда полетел?

— Нет. Нечто важное и конфиденциальное. Это все, что я знаю.

— Как я понял, Вейдом был зафрахтован самолет?

Шериф подмигнул:

— Похоже, что Вейд тут намудрил. Стив Воткинс, сын жены Сейвина от первого брака, превосходный летчик. У него собственный скоростной самолет. Мне кажется, Сейвин не испытывал нежных чувств к Стиву и без восторга узнал бы, что Вейд собирается  отправиться в Нью-Йорк на самолете со Стивом. Но дело в том, что Стив вечно нуждается в деньгах, так что Вейд, уплатив ему за аренду самолета, очень порадовал Воткинса.

— Когда они вылетели?

— В начале одиннадцатого вечера, в понедельник, пятого числа. Я навел справки на аэродроме.

— Когда Сейвин звонил Вейду?

— Вейд уверяет, что это было не более чем за десять минут до того, как он вылетел. То есть около десяти часов.

— Он уверен, что звонил Сейвин?

— Да. Утверждает, что Сейвин был в хорошем настроении. Тот сказал, что покончил с каким-то делом и велел Вейду вылетать. Объяснил, что немного задержался со звонком  из-за неисправного телефона. Ему пришлось поехать на станцию. Потом сказал, что сразу же возвращается к себе в домик и будет там дня два-три. Так что если у Вейда будут какие-то вопросы, он может туда позвонить.

— Вейд звонил?

— Нет. Все прошло как нельзя лучше. А Сейвин просил его звонить лишь в случае каких-нибудь недоразумений.

— Ладно. Давайте порассуждаем. В понедельник, пятого числа, в десять часов вечера Сейвин был жив. Больше у нас нет фактических доказательств. — Мейсон безнадежно вздохнул.

— Рыболовный сезон открылся во вторник шестого. В какой-то мере можно руководствоваться показаниями будильника. Он остановился в два сорок семь, а бой был поставлен на пять тридцать. Заметил шериф.

— Завод будильника тоже кончился?

— Да.

Раздался телефонный звонок. Шериф извинился и взял трубку. Выслушав, он сказал:

— Хорошо, обождите минуту. — Потом повернулся к Мейсону: — Вас.

Мейсон взял трубку и услышал неторопливый голос Пола Дрейка.

— Хэлло, Перри. Я воспользовался возможностью позвонить тебе. Ты можешь говорить свободно?

— Нет.

— Но слушать-то можешь?

— Да.

— Мне думается, я вышел на след убийцы. Я нашел ниточку к твоему попугаю-сквернослову: мне точно обрисовали человека, купившего попугая.

— Где?

— В Сан-Молинасе.

— Продолжай.

— В Сан-Молинасе есть зоомагазин некоего Артура Гиббса. В пятницу второго в магазин зашел человек в грязной потрепанной одежде и в невероятной спешке купил попугая. Гиббс его запомнил, потому что покупателя ничего не интересовало в птице, кроме внешнего вида. Гиббс продал попугая, не предупредив, что птица ругается. По-моему, тебе следует самому потолковать с Гиббсом.

— Есть ли еще какие-то детали?

— Говорю тебе, у меня великолепное описание.

— Оно под кого-нибудь подходит?

— Пока я не знаю ни одного человека… Но сейчас объясню тебе, что собираюсь делать. Пойду в «Плац-отель» и буду ждать в холле. Ты приезжай туда, как только освободишься и поедем к  Гиббсу, я договорюсь с ним о встрече где-то на половину шестого.

— Прекрасно, — одобрил Мейсон и положил трубку.

Сержант Голкомб с подозрением посмотрел на Мейсона, и шериф, будто и не было перерыва в разговоре, продолжал:

— Когда мы приехали сюда, то обнаружили корзину с рыбой. Ее отправили в полицейскую лабораторию, в город. Они сообщили, что рыба была вычищена и обернута листьями, но окончательно не вымыта, нашли и остатки от завтрака: скорлупу от пары яиц и кожуру от бекона. На Сейвине были надеты домашние туфли, спортивные брюки и свитер. Вот эта кожаная куртка висела на спинке стула, резиновые сапоги были измазаны грязью. На столе — рыболовные принадлежности в таком виде, как он их положил, вернувшись в дом… Поэтому, я полагаю, что его убили приблизительно в одиннадцать часов утра во вторник, шестого числа. Вас интересует, чем я руководствуюсь при определении этого?

— Даже очень.

Голкомб молча повернулся на каблуках и вышел, показывая всем своим видом глубочайшее недовольство.

— Понимаете, адвокат, у меня нет большого опыта в расследовании убийств, но я знаю, как определяется вероятность. В свое время я работал в лесном хозяйстве и хорошо разбираюсь в разного рода браконьерствах. Конечно, это не дела об убийствах, но принципы-то расследования везде одинаковы. Короче говоря, я рассуждаю так: Сейвин поднялся в половине шестого по звонку будильника. Позавтракав, отправился на рыбалку. Вернулся назад голодный и усталый. Он даже не стал мыть рыбу и не положил ее в холодильник. Снял тяжелые сапоги, поставил к стене их и корзину с рыбой. Пошел на кухню, разогрел бобы. В кофейнике оставался кофе от завтрака. Его он тоже согрел…

Шериф помолчал, потом продолжал рассуждать:

— После этого ему нужно было бы помыть рыбу и убрать ее в холодильник, но он этого не успел сделать, потому что его убили. Получается, что это произошло около одиннадцати часов утра.

— Почему не позднее?

— Я думал об этом. Солнце добирается до хижины примерно в половине десятого, с одиннадцати в домике становится тепло, а в четыре часа солнце уходит, и почти сразу комната остывает. Днем тут невероятная жара. Ночью — холодно. Вот я и решил, что Сейвина убили уже после того, как в домике потеплело, но не в разгар жары. Если бы было холодно, он не снял бы куртку и, я думаю, затопил бы камин… Дрова-то были уже приготовлены. Ну, а если бы уже наступила жара, на нем не было бы свитера.

— Логично, — согласился Мейсон. — А вы не проверяли, на сколько времени хватает завода будильника?

— От тридцати до тридцати пяти часов, в зависимости от состояния механизма, от его изношенности… Ну, а потом еще один момент: нелепо так говорить про убийцу, но это человек мягкосердечный.

Откинув голову, шериф убрал с глаз мешающую ему прядь.

— Этот человек хотел убить Сейвина, но ему было жаль попугая. Он понимал, что тело Сейвина будет обнаружено не сразу, и сделал все, чтобы птица не сдохла от голода и жажды. Вам понятна моя мысль?

— Вполне, — улыбнулся Мейсон, — и огромное вам спасибо, шериф. Похоже, я разобрался в обстановке. Пойду еще поброжу вокруг домика. Очень признателен вам за сердечное отношение…

Он не договорил, потому что в дверь постучали, и шериф открыл. На пороге стоял молодой человек лет тридцати, в роговых очках, придававших ему вид ученого.

— Шериф Барнет? — спросил он.

— Вы Вейд?

— Да.

Шериф подал ему руку.

— Это сержант Голкомб, — представил он присутствующих, — а это мистер Мейсон.

Вейд со всеми поочередно поздоровался.

— Я действовал точно в соответствии с вашими инструкциями, — шериф, — начал рассказывать он. — Сошел с самолета в Лас-Вегасе, дальше ехал под чужим именем, избегал всех газетных репортеров и...

— Минуточку, — оборвал его сержант. — Видите ли, мистер Мейсон — адвокат, а не полицейский. Он сейчас уходит.

Вейд повернулся к адвокату:

— Так вы тот самый Перри Мейсон? Прошу прощения, что не узнал вас. Я с огромным интересом читаю отчеты о ваших процессах. Был особенно поражен тем, как вам удалось доказать невиновность…

— Адвокат Мейсон уходит, — прервал его сержант, — и желательно, чтобы вы вообще ни с кем не разговаривали, мистер Вейд, пока мы не поговорим с вами.

Вейд замолчал. На его лице поочередно появлялись то удивление, то усмешка. Мейсон же оставался невозмутимым.

— Мы поговорим еще, мистер Вейд. Я представляю интересы Чарльза Сейвина. Он знает, что вы здесь?

Голкомб решительно шагнул вперед.

— Достаточно, Мейсон. Вы же собирались уходить.

— Да. В доме невероятно душно. Неужели вы этого не ощущаете, сержант?

Голкомб, ничего не ответив, яростно захлопнул дверь. Мейсон, выйдя на крыльцо, с удовольствием посмотрел на залитые солнцем вершины гор, потом на Деллу Стрит, которая сидела на подножке машины, пытаясь завязать дружбу с полудюжиной бурундуков, храбро приближавшихся к ее протянутой руке.

Услышав шаги Мейсона, они пустились наутек под большой сосновый пень, где была их нора. Потом осторожно выглянув, медленно пошли назад, видимо привыкнув получать еду из рук человека. Над ее головой голубая сойка, видя, что Делла подкармливает зверушек, перепрыгивала с ветки на ветку, наклоняя головку то в одну, то в другую сторону и издавая ворчливый, явно протестующий звук. Сойке казалось, что ее обижают, и она не могла молчать о такой несправедливости.

— Шеф, кто этот парень? — спросила Делла.

— Вейд, секретарь Сейвина. Он должен им что-то рассказать. Именно из-за этого они и приехали сюда, чтобы встретиться с Вейдом. Мне Пол позвонил, он раскопал что-то важное в Сан-Молинасе.

— Какие планы у вас, шеф? Дождемся Вейда, не расскажет ли он нам, о чем у него шла беседа с шерифом.

— Нет. Поедем в Сан-Молинас. Сержант непременно попросит Вейда, чтобы он мне ничего не рассказывал. Но Вейд все равно должен обо всем рассказать Чарльзу Сейвину, так что я все равно все узнаю. Прощайся со своими приятелями и поехали.

Мейсон сел за руль, включил мотор и медленно поехал к шоссе. Несколько раз он останавливался, чтобы взглянуть на сосновые ветки над головой.

— Послушай, эта нахальная сойка упорно нас преследует. Нет ли у тебя чего-нибудь съестного, чтобы можно было ей дать?

— В отделении для перчаток лежит пачка арахиса. — Можно дать ей.

— Давай сделаем, — предложил Мейсон.

— Вот тут на дне много орешков, — сказала она, высыпая их на ладонь Мейсона.

Мейсон остановил машину, встал на подножку, поднял руку над головой так, чтобы сойка видела, что лежит у него на ладони. Птица моментально спорхнула с ветки, усевшись на руку Мейсона, схватила орех и улетела на ближайшую сосновую ветку.

Мейсон со смехом заметил:

— Знаешь, Делла, когда я выйду на пенсию, то тоже заведу себе такую вот хижину в краю непуганых птиц и зверей…

— Что случилось, шеф? — удивилась Делла, когда заметила, что Мейсон напряженно вглядывается в глубь леса.

Мейсон подошел к сосне, на которой сидела сойка. Птица, решив, что он преследует ее, тут же упорхнула в темноту леса.

Делла вышла из машины и тоже подбежала к сосне, заинтересовавшись действиями Мейсона.

— В чем дело?

— Видишь провод, Делла?

— Ну, вижу… Что тут особенного?

— Понимаешь, меня удивляет, почему провод так тщательно замаскирован? Он проходит по верхушкам деревьев, незаметно перекидывается с дерева на дерево. В чаще он вообще незаметен… Отведи-ка машину на дорогу. Я хочу все посмотреть.

— Что вы думаете?

— Похоже, кто-то подключился к телефону Сейвина.

— Это уже зацепка!

Мейсон, кивнув головой, пошел под деревьями, внимательно присматриваясь, в каком месте проходит провод, куда поворачивает.

Делла оставила машину на обочине дороги, перелезла через ограду и пошла напрямик к Мейсону. В сотне ярдов от домика Сейвина они обнаружили еще один домик, выстроенный из некрашеных бревен и таким образом естественно вписывающийся в окружающий пейзаж.

— Мне думается, провод идет оттуда, — предположил Мейсон, — но все же я пройду до конца и проверю, насколько я прав.

— Ну и что же дальше?

— Это зависит от многих обстоятельств. Тебе лучше туда не ходить на случай, если прием окажется негостеприимным  и потребуется позвать шерифа.

— Разрешите мне пойти с вами, шеф, — взмолилась она.

— Нет. Больше ни шагу. Если услышишь шум, беги со всех ног к домику Сейвина и зови сюда шерифа.

Мейсон дошел до того места, где провод уже без маскировки делал вокруг изоляторов под самой крышей домика петлю. Здесь он походил на самую обыкновенную антенну радиоприемника. Мейсон дважды обошел вокруг домика, стараясь не выходить из тени густых деревьев.

Делла Стрит, обеспокоенно наблюдавшая за его действиями примерно с расстояния пятидесяти ярдов, сделала несколько шагов в его сторону.

— Все в порядке, — крикнул Мейсон. — Надо предупредить шерифа.

Они вместе возвратились к домику Сейвина. Из-за деревьев бесшумно вынырнул Фред Вонер и загородил им дорогу.

— Мне нужно еще раз повидать шерифа, — заявил адвокат.

— Хорошо. Я сейчас скажу, что вы снова здесь.

Вонер подошел к дверям домика и позвал шерифа. Через минуту Барнет вышел на крыльцо. Он удивился, увидев Мейсона.

— Я думал, вы уехали.

— Я задержался. Пройдемте со мной, шериф. Думаю, что я покажу вам нечто важное.

На крыльцо вышел сержант Голкомб.

— В чем дело? Что там у вас?

— Нечто для шерифа, — отчеканил Мейсон, которому этот самолюбивый сержант стал действовать на нервы.

Сержант был в своем репертуаре.

— Мейсон, если вы хотите отвлечь наше внимание…

— Меня совершенно не интересует, отвлечет это ваше внимание или нет, — резко ответил Мейсон. — Я разговариваю с шерифом.

— Вонер, — распорядился Голкомб, — оставайтесь здесь вместе с мистером Вейдом. Не выпускайте его из домика и не разрешайте никому с ним разговаривать. Пусть он ни до чего не дотрагивается. Ясно? Прошу прощения, Вейд. У меня от адвоката уже ум за разум заходит.

— Вы можете на меня рассчитывать, сержант, — заявил Вейд с холодной формальностью. — Я не преступник, и я пытаюсь помочь следствию всеми средствами.

— Спасибо, мистер Вейд. Я понимаю, но здесь дело касается Перри Мейсона…

По-видимому, шерифу тоже стала надоедать сварливость сержанта. Он обратился к адвокату:

— Что вы хотите показать, мистер Мейсон?

— Прошу, пройдемте за мной.

Он пошел к дороге, где провод подходил к телефонной линии. В паре метров за ними шагал и сержант.

— Вы видите это? — Мейсон показал пальцем вверх.

— Что именно?

— Провод.

— Это же телефонный провод, — фыркнул Голкомб, — а вы за что его посчитали?

— Я говорю не об этом проводе, — ровным голосом пояснил Мейсон, — а об отводке от него. Вы заметили, как он незаметно проходит по сосне. В ветвях почти не заметен.

— Вы правы! — воскликнул шериф. — И правда, телефонная отводка.

— А теперь, когда вы видели место, где она присоединена к кабелю, я покажу вам, куда она тянется.

И он повернул назад, ведя их напрямик к хижине в чаще леса.

Сержант не хотел сдаваться.

— Как вам удалось заметить провод, Мейсон?

— Чистая случайность. Я кормил сойку. Она брала орехи у меня с руки, потом вскочила на ветку дерева, по которому был протянут провод.

— Понятно, — язвительно заметил сержант. — Значит, на дерево села птичка?

— Совершенно верно.

— А вам было интересно посмотреть, как сойка будет грызть ваши орехи?

— Нет. Просто у меня были еще орехи, и я хотел их скормить сойке, — спокойно ответил Мейсон.

Сержант обратился к шерифу:

— Я пока не знаю, какую игру ведет адвокат, но если уж Перри Мейсон подкармливает каких-то соек, значит, он что-то замыслил. Он великолепно знал, что имеется провод. Иначе бы он его ни за что не нашел.

Шериф хмуро посмотрел на домик.

— Отойдите в сторону, — сказал он, не обращая внимания на слова Голкомба, — я войду в домик первым, сержант. Если поднимется стрельба, прикройте меня с тыла.

Спокойно, неторопливо он приблизился к двери, требовательно постучал кулаком, потом ударил плечом в дверь и обрушился на нее всем своим телом. При третьем ударе доски заскрипели, дверь подалась назад и повисла на петлях. Шериф вступил в полумрак прихожей.

Перри Мейсон не отставал от него ни на шаг. Сержант шел сзади, держа наготове пистолет.

— Все в порядке, — крикнул шериф, — тут никого нет. Вам, Мейсон, не советую в другой раз так рисковать.

Мейсон ничего не ответил. Он удивленно рассматривал внутреннее убранство домика. То, что с первого взгляда казалось чемоданом, в действительности было радио-усилителем, смонтированным таким образом, что в закрытом виде он был неотличим от дорожного чемодана. Тут же находились наушники, сложное записывающее устройство, карандаш и стопка бумаги. Наполовину недокуренная сигарета лежала на краю стола. Очевидно, о ней забыли, потому что на столе под ней образовалось обгоревшее пятно. На ней, как и на других предметах, осел слой пыли.

— Очевидно, — заключил шериф, — хозяин здесь давно не появлялся. Но уходил он в спешке. Даже забыл про сигарету.

— Как вы узнали, что здесь в лесу есть домик? — требовательным тоном спросил сержант.

Мейсон повернулся к нему спиной и пошел было к выходу. Но его остановил шериф.

— Мистер Мейсон, вы знали, что от телефонной линии имелась отводка?

— Честное слово, шериф, не знал.

Шериф поколебался несколько секунд.

— Известно ли вам, — продолжал он, — что Фремонт Сейвин пытался разоблачить коррупцию и взяточничество в полиции метрополии?

— Нет.

Сержант, лицо которого от ярости приобрело коричнево-красный оттенок, рявкнул:

— Мистер Барнет, я сообщил вам эти сведения вовсе не для того, чтобы вы разглашали их направо и налево!

Шериф, не отводя глаз от лица Мейсона, ответил:

— Я не разглашаю их направо и налево, сержант. Возможно, мистер Мейсон, вы слышали об анонимных уведомлениях членов Большого жюри, после чего они начали расследование против нескольких выдающихся политических деятелей?

— Вот об этом я кое-что слышал.

— Знаете ли вы, что информация поступала от частного лица?

— До меня дошла такая информация.

— Вы не знали, что этим человеком был Фремонт Сейвин?

— Шериф, я этого не знал, — заверил его Мейсон.

— Спасибо, мистер Мейсон. Я хотел в этом убедиться, — сказал шериф.

— Благодарю, — ответил Мейсон и вышел из домика, оставив шерифа и сержанта вдвоем.

Глава 3

Пол Дрейк ждал Мейсона в вестибюле «Плац-отеля» в Сан-Молинасе. Увидев его и взглянув на часы, он проворчал:

— Ты запоздал, Перри, но Гиббс нас все-таки ждет.

— Прежде чем мы туда отправимся, Пол, как ты думаешь, не пытался ли кто-нибудь еще поговорить с Гиббсом о попугае?

— Не знаю. — Я примерно с час болтался около его магазина, а потом отправился в отель. Я думал, что ты подъедешь с минуты на минуту.

— Я задержался, потому что мы обнаружили, что к телефонной линии, ведущей к домику Сейвина, кто-то подключился.

— Значит, телефон прослушивался?

— Да. Возможно, что отводной линией в последнее время не пользовались, но, с другой стороны, допускаю вероятность, что кто-то мог подслушивать наш с тобой разговор и отправиться искать Гиббса. Кроме того. Сейвин финансировал комиссию, которая расследовала дело по обвинению в коррупции и взяточничестве высоких должностных лиц.

Дрейк тихонько свистнул:

— Если все это правда, то у него были сотни врагов, желающих с ним разделаться, как только представится удобный случай.

— Телефонную линию проверяет полиция. Нас туда и близко не подпустят.

— Как знаешь, тебе решать, а то можно бы и самим там покопаться. Поехали к Гиббсу — у него замечательно точное описание человека, купившего попугая.

— В отношении попугая он не сомневается?

— Нет. Ты сам с ним поговори. По его словам, одежда парня была потрепанная и грязная. Но это неудивительно. Если кто-то из высокопоставленных негодяев решил покончить с Сейвином, он не стал бы сам заниматься мокрым делом, а нанял бы бандита.

— Твой Гиббс узнал бы человека, купившего попугая?

— Говорит, что да.

— Хорошо, поехали.

Делла Стрит ждала их в машине. Поздоровавшись с Полом, она протянула Мейсону газету.

— Прочитайте последний дневной выпуск.

— Куда, Пол, едем?

— Прямо вдоль улицы три квартала, потом свернуть направо, проехать еще три квартала и сделать левый поворот. Магазин находится посреди квартала на боковой улице.

— О’кей.

Когда машина плавно тронулась с места, Мейсон развернул газету.

— Вряд ли я найду для себя что-нибудь новое.

— Каким образом удалось так точно определить время убийства, если долго не находили труп? — поинтересовался Дрейк.

— Это целый роман. Расследование построено на дедуктивных выводах шерифа. Я тебе все подробно расскажу, когда у нас будет побольше времени.

Мейсон успел прочитать передовицу до того, как Делла подъехала к зоомагазину. Когда машина остановилась, Пол и Мейсон торопливо вышли из нее.

— Мне здесь оставаться, шеф? — крикнула Делла.

— Да. Припаркуйся недалеко от входа и не выключай мотора. Вряд ли мы долго задержимся. — Он протянул ей газету: — Читай, пока мы занимаемся попугаем. И перестань жевать сухари. Ты перебьешь аппетит!

Девушка весело рассмеялась:

— Все было хорошо, пока вы не напомнили об этом  лакомстве. Поскольку мы с Полом рассчитывали на хороший обед в ресторане, то вы должны радоваться, что я грызу арахис и не требую от вас ехать обедать немедленно.

Артур Гиббс оказался высоким, худощавым человеком, с совершенно лысой головой и глазами тусклого голубого цвета.

— Хэлло, — приветствовал он вошедших довольно приятным голосом. — А я уже решил, что вы не придете, и хотел закрывать магазин.

— Это Перри Мейсон, адвокат, — представил Пол своего патрона.

Мейсон протянул руку и ощутил в своей руке костлявую, вялую, лишенную энергии ладонь.

Гиббс первым начал разговор:

— Вы интересуетесь попугаем? — Он взглянул на Пола. — Все было так, как я рассказывал. Ничего нового не припомню.

— Это не имеет значения. Пусть мистер Мейсон все услышит из первых уст. Расскажите ему сами.

— Да, мы продали птицу…

— Вы уверены, что это именно проданный вами попугай?

— Разумеется, тут я основываюсь лишь на предположении. Меня спросили, не знаю ли я попугая, который страшно ругается, когда хочет есть. Именно такой попугай у меня и был. Я сам научил его ругаться.

— С какой целью?

— Покупатели бывают разные. Некоторым, понимаете ли, кажется забавным, что птица ругается. Вскоре они устают от ругани и стараются избавиться от птицы, но поначалу все умиляются.

— Так что, вы специально учите попугаев ругаться?

— Разумеется. И скажу вам, что это непростая наука. Одному попугаю стоит раз услышать какое-то словечко или целую фразу, как он готов его повторять беспрестанно, ну а с другими приходится отрабатывать каждый звук. Конечно, мы не учим их неприличным ругательствам. Несколько чертей и дьяволов — вполне достаточно. Люди хохочут до колик, когда услышат соленое словцо вместо привычного «Поли хочет печеньи-це», и сразу же, не торгуясь, покупают попугая.

— Когда вы продали этого попугая?

— В пятницу, второго сентября.

— В котором часу?

— Примерно в два или три часа.

— Расскажите про человека, купившего его.

— Он был в очках. У него усталые глаза. Одет неряшливо, скверно, и казался каким-то потерянным… нет, даже не потерянным. После разговора с мистером Дрейком я все думаю об этом человеке. Я назвал бы его несчастным. Понимаете, таким я представляю кота, который ходил сам по себе и был счастлив своей независимостью. Как в сказке у Киплинга. Вряд ли у этого покупателя водятся деньги. Пиджак лоснился, локти только что не светились.

— Сколько ему лет?

— Так, ближе к шестидесяти.

— Бритый?

— Да. У него широкие скулы и какой-то удивительный, прямой рот. Приблизительно вашего роста, но более узкоплечий.

— Цвет лица?

— Как у владельца ранчо, красновато-кирпичный. Не сомневаюсь, что он проводит много времени на открытом воздухе.

— Как он себя вел? Нервничал?

— Знаете, я бы сказал, что он вообще не умеет волноваться… невозмутимое спокойствие, вот как это называется… Сказал, что хочет купить попугая, и точно описал, какого вида.

— Что значит — описал?

— Назвал породу, возраст и размер.

— Были у вас другие попугаи, кроме этого?

— Этого вида — только один.

— Он слышал, как птица разговаривает?

— Нет. Это-то меня и удивило. Ему нужен был попугай определенной внешности, а остальное его не интересовало. Он посмотрел на птицу, спросил о цене и тут же заплатил.

— Приобрел ли он одновременно и клетку?

— Да.

— Он приехал на машине?

— Вот на это я не обратил внимания… Даже не припомню, выносил я клетку к машине или нет… Вроде бы он приехал на машине, хотя не берусь утверждать наверняка. Но если это так, то машина у него была самая заурядная, потому что она мне не запомнилась.

— Ну, а в отношении речи? Он говорил как образованный человек?

— Знаете, разговор у него был поразительно спокойный, но у него какой-то особенный взгляд. Вроде бы видит тебя насквозь, не прилагая никаких усилий… Некоторые люди просто глазеют, другие — сверлят взглядом, а вот этот созерцал, что ли…

— Вы бы узнали его, если бы вам довелось с ним встретиться еще раз?

— Думаю, что узнал бы.

— А по фотографии?

— Да, если будет хороший снимок.

— Одну минуточку. — Мейсон вышел, достал из кармана нож и вырезал портрет Фремонта Сейвина из газеты, которую дала ему Делла. Он показал его Гиббсу и спросил: — Случайно не этот ли человек купил у вас попугая?

Гиббс страшно удивился:

— Он самый! Прекрасный снимок. Вы сами видите, какие у него широкие скулы и прямой рот.

Мейсон сложил газетный снимок, бросив при этом на Пола Дрейка красноречивый взгляд.

— Кто это? Давно его портрет напечатали в газете? — поинтересовался Гиббс.

— Один большой любитель попугаев. Не слышали ли вы, чтобы за последнее время кто-нибудь еще продал попугая?

— Я все сообщил мистеру Дрейку. Правда, сразу я не мог припомнить, чтобы у меня кто-нибудь спрашивал о том, как надо кормить попугаев и как за ними ухаживать. Но позднее я припомнил, что ко мне обращалась за такими сведениями Элен Монтейз.

— Кто такая Элен Монтейз?

— Библиотекарша из города. Очень славная девушка. Я недавно читал в газетах о ее помолвке. Примерно в прошлый четверг она приезжала купить корм для попугая и спрашивала меня, как надо ухаживать за этими птицами.

— Точно в прошлый четверг?

— Да, с неделю тому назад… Нет, дней десять назад.

— Она вам сказала, что купила попугая?

— Нет. Просто справилась об уходе за ним.

— А вы не поинтересовались,зачем это ей?

— Возможно, и спрашивал. Точно сказать не могу. Вы же знаете, человек о таких пустяках не очень-то задумывается. По-моему, у меня мелькнула мысль: у кого в городе она могла купить попугая?.. Только я не стал ничего спрашивать. Ответил на ее вопросы, и все. Не мое это дело.

— У вас есть ее адрес?

— Я могу посмотреть в телефонной книге.

— Не беспокойтесь, мы сами это сделаем. Лучше закрывайте-ка магазин и идите домой… Адрес Элен Монтейз есть в телефонной книге?

— Наверно. Давайте-ка я сразу посмотрю.

Гиббс достал с полки толстый телефонный справочник, необычайно быстро принялся его перелистывать и довольно произнес:

— Вот, пожалуйста. Восточная Билмингтон-стрит, двести девятнадцать. Поезжайте по главной улице, через десять кварталов ее пересечет широкая улица, это Вашингтонская. Следующая, параллельная ей — ваша, поверните направо и через два квартала будете на месте.

— Большое спасибо. Скажите, не мог бы я каким-то образом компенсировать вам потерю времени?

— Ну что вы! Я был рад помочь.

— Спасибо, я очень признателен вам за вашу любезность.

— Как вы думаете, — спросил Дрейк, — сейчас мисс Монтейз в библиотеке или у себя дома?

Гиббс не успел ответить, как Мейсон небрежно махнул рукой:

— Вряд ли это для нас имеет значение, Пол. В конце концов, черт побери, если мы будем разыскивать всех, кто интересуется попугаями, мы и через год не сдвинемся с места. — Повернувшись к Гиббсу, он сказал с разочарованным видом: — Поначалу мне показалось, что мы напали на верный след. Но теперь думаю, что надо начинать с другого конца…

Они вышли. И, уже отойдя на некоторое расстояние от магазина, Пол спросил:

— Перри, какая муха тебя укусила? Этот Гиббс мог бы нам еще о что-нибудь рассказать.

— Ничего важного мы бы не услышали, а мне не хотелось бы, чтобы он посчитал свою информацию необыкновенно важной. Он прочтет в газете, узнает про убийство Сейвина и от сознания собственной важности примется звонить в полицию, а это…

— Ты прав, я как-то об этом не подумал.

— Ну, повезло? — спросила Делла, когда они подошли к машине.

— Очень даже, — серьезно ответил Пол.

— Однако окажутся нам его сведения полезными или нет, пока рано судить, — охладил его пыл Мейсон. — Сверни-ка на главную улицу и поезжай, пожалуйста, до пересечения с Вашингтонской.

Приложив два пальца к полям своей изящной шляпки, Делла шутливо отрапортовала:

— Слушаюсь, шеф.

Машина тронулась с места.

— Не разумнее ли сначала заехать в библиотеку? — спросил Пол. — Возможно, это ближе?

— Нет, женщина не станет держать попугая в библиотеке. Поехали к ней домой.

— Так ты думаешь, у нее есть попугай?

— Меня бы это не удивило. Во всяком случае, через десять минут мы будем это знать точно.

Делла с присущей ей ловкостью и изящной небрежностью вела машину. Пол Дрейк, читая надписи на перекрестках, деловито распоряжался:

— Это Вашингтонская, на следующей  нам нужно повернуть направо и проехать два квартала.

— Но здесь даже нет дощечки с названием, — запротестовала Делла.

— Я думаю, что Гиббс правильно объяснил. — заметил Мейсон. — Ведь он местный старожил. А вешать доски теперь считается немодным. Вместо них пооткрывали справочные бюро, в которых сидят девицы, и если ты к ним обратишься с каким-то вопросом то тем самым нарушишь их покой и… Ага, вот и дом двести девятнадцать. Стоп, Делла.

Дом оказался небольшим комфортабельным калифорнийским бунгало. Ярко-красные доски обшивки были искусно подобраны «елочкой», белые ставни веселили глаз. Сзади дома виднелся гараж, двери которого были распахнуты.

Выйдя из машины, Мейсон тут же услышал пронзительный голос попугая:

— Хэлло, хэлло… Входите и садитесь.

Довольный, Мейсон подмигнул Полу.

— Ну, вот и попугай. Я его вижу, он сидит в клетке, поставленной под навесом.

— Мы что, подойдем к парадной двери и представимся мисс Элен Монтейз? — спросил Пол.

— Нет, к задней двери и представимся попугаю.

Он прямиком прошагал через лужайку, которая из-за жаркого калифорнийского солнца и отсутствия должного ухода превратилась в полоску пожухлой травы.

Попугай сидел в высокой клетке, похожей на колокол, и несомненно был в восторге, увидев людей. Не останавливаясь ни на секунду, он громко вопил:

— Хэлло, хэлло, входите и садитесь!

Мейсон поприветствовал его:

— Хэлло, Попка! — и подошел к самой клетке. — Смотри, Пол!

— Что?

— Взгляни на правую лапку. Не хватает одного когтя.

Попугай, как бы издеваясь над ними, залился громким смехом.

Затем принялся торопливо охорашиваться, очищая зеленые блестящие перышки крючковатым клювом.

Встряхнув красным хохолком, он озорно блеснул глазами и вдруг пронзительно завопил:

— Положи пистолет, Элен! Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!

Попугай замолчал и наклонил набок головку, как бы желая по выражению их озадаченных лиц определить, какое впечатление произвели его слова.

— О Господи! — прошептал потрясенный Пол. — Ты не думаешь…

Он не успел договорить, потому что сзади раздался женский голос:

— Добрый вечер. Кто вы?

Пол и Мейсон автоматически обернулись. Перед ними стояла особа внушительных размеров с круглыми плечами, которая смотрела на них с нескрываемым любопытством.

— Я пришел к мисс Монтейз, — пояснил Мейсон, — скажите, она здесь живет?

Женщина язвительно спросила:

— А вы подходили к парадной двери?

— Нет. Мы оставили машину на улице и сразу обратили внимание на то, что гараж пустой… А тут закричал попугай. А попугаи меня страшно интересуют.

— Могу ли я узнать ваше имя?

— Мейсон. Мистер Мейсон. А ваше, прошу прощения?

— Я миссис Винтерс. Соседка Элен Монтейз. Только теперь она уже не Монтейз.

— Вот как?

— Примерно две недели назад она вышла замуж за Джорджа Вольдмана, бухгалтера.

— Случайно вы не знаете, давно ли у нее попугай?

— По-моему, попугая ей подарил муж. Он у нее живет недели две. У вас дело к миссис Вольдман?

— Просто хотел с ней познакомиться и кое о чем расспросить, — ответил Мейсон с обезоруживающей улыбкой.

Миссис Винтерс вопросительно посмотрела на Деллу и Пола, явно ожидая, когда их ей представят. Но Мейсон деликатно взял женщину за локоть и отвел в сторону, где говорил с ней, понизив голос, тем самым подчеркивая атмосферу таинственности.

Делла, сразу поняв его прием, подхватила под руку Пола, и они вернулись к машине.

Мейсон тревожным голосом спросил:

— Давно уехала миссис Вольдман?

— Примерно полчаса назад. Возможно, три четверти.

— Вы не знаете, куда она могла поехать или когда возвратится?

— Нет. Но я видела, как она в страшной спешке вернулась с работы, бегом миновала лужайку, вбежала в дом и минуты через две-три выбежала в гараж за машиной.

— Она уехала на своей машине? Она всегда ею пользуется?

— На работу она ходит пешком. Библиотека неподалеку отсюда.

— Как она возвратилась домой?

— На такси. Прибежала, бросила попугая, не предупредила, нужно ли его поить или кормить. Правда, в клетке запас еды большой, но все же могла бы сказать мне, когда вернется. Нужно запереть хотя бы дверь гаража. Что с ней случилось? Она никогда не бросала его раскрытым. Выехала на дорогу на огромной скорости, словно за ней гонятся.

— Возможно, опаздывала в театр или кино, — высказал предположение Мейсон. — Или договорилась о встрече со своим супругом. Как я понял, он здесь не всегда…

— Нет. Если не ошибаюсь, он куда-то уехал искать работу. Приезжает и уезжает. Я знаю, что они уезжали вместе на уик-энд, потому что она просила меня ухаживать за попугаем.

— Значит, ее муж без работы?

— Да.

— Сейчас это часто случается, но я не сомневаюсь, что для энергичного, полного сил молодого человека…

— Но он совсем не молод! — прервала его миссис Винтерс с видом человека, который может о многом порассказать.

— Как, я считал мисс Элен Монтейз молодой женщиной! Правда, я с ней не встречался.

— Все зависит от того, кого вы считаете молодым. Ей тридцать лет, вышла же она за человека лет на двадцать старше себя. Мне думается, он достаточно крепкий, симпатичный и все такое, но все же у меня в голове не укладывается, чего ради молодая женщина стала связывать жизнь с человеком, который по возрасту годится ей в отцы? Мне не хочется злословить, и это вовсе не мое дело. В конце концов, она вышла замуж, а не я. Когда она меня с ним познакомила, я сразу же решила не упоминать о его возрасте. У меня есть другие дела, о которых я должна думать. Могу ли я узнать, по какому вопросу вы хотите видеть миссис Вольдман?

— Понимаете, я хотел познакомиться с ней и ее мужем. Вы не могли бы подсказать, где я мог бы их найти?

Миссис Винтерс тут же спросила с подозрением:

— Мне показалось, вы не знали, что она вышла замуж.

— Не знал, когда ехал сюда. А теперь, когда вы мне об этом сказали, я бы очень хотел с ним познакомиться. Возможно, я смогу найти ему работу.

— В наши дни сколько угодно куда более молодых людей не могут устроиться. О чем только думала Элен, взваливая на себя такой груз. Он, безусловно, симпатичный, тихий человек, но стоит только взглянуть на его вид, как становится ясно, что он и не очень-то преуспел в жизни. Мне думается, Элен придется купить ему новый костюм. Она сама живет скромно, с трудом кое-что откладывает на черный день.

Мейсон, сощурив глаза, задумался, потом вдруг резким движением, словно какая-то идея внезапно озарила его, запустил руку в карман и вытащил сложенную газетную вырезку с портретом Фремонта Сейвина.

— Случайно этот снимок не ее мужа?

Миссис Винтерс аккуратно водрузила на нос очки, взяла у Мейсона фотографию и повернула так, чтобы на нее упал свет исчезающего уже заката. На ее лице появилось выражение крайнего удивления.

— О Господи! Да, это он. И как здорово получился. Узнаешь с первого взгляда. Боже мой, что мог натворить Джордж Вольдман, что его портрет поместили в газете?

Мейсон убрал газету.

— Послушайте, миссис Винтерс, мне необходимо немедленно повидаться с мистером Вольдманом и…

— Ага, теперь вы хотите видеть мистера Вольдмана?

— Либо миссис Вольдман, либо мистера Вольдмана. А поскольку вы видели их сравнительно недавно, возможно, догадываетесь, куда поехала миссис Вольдман.

— Даю вам честное слово, не имею понятия. Она могла уехать к сестре. Та работает учительницей в Эденгледе.

— Ее сестра замужем?

— Нет.

— Значит, ее имя Монтейз?

— Да. Сейра Монтейз. Она на два года старше Элен, но выглядит пятидесятилетней. Поразительно скрупулезна, все делает безукоризненно правильно и…

— Других родственников вы не знаете? — перебил ее Мейсон.

— Нет.

— И не знаете, куда она могла бы еще поехать?

— Нет.

Мейсон с почтительностью приподнял шляпу.

— Очень благодарен вам, миссис Винтерс, за вашу бесконечную доброту и терпение. Извините, что отнял у вас столько времени. Вообще-то я мог бы повидаться с миссис Вольдман и в другой раз… — Он направился к машине.

— Вы можете ей передать все через меня, — закричала миссис Винтерс, — а я сразу же…

— К сожалению, мне надо поговорить с ней лично, — скороговоркой на ходу бросил Мейсон, усаживаясь в машину и жестом показывая Делле, чтобы она не задерживалась и отъезжала.

— Положи пистолет, Элен! — закричал попугай в клетке. — Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!

Когда они отъехали, Мейсон хлопнул Пола по плечу:

— Разыщи ее, Пол. Вылезай и начинай немедленно названивать по телефону. Разошли своих оперативников по всему городу. Узнай, какой марки ее машина, под каким номером числится в транспортном отделе или в автоинспекции. Справься у сестры в Эденгледе.

— А ты куда? — спросил Пол.

— В городской дом Сейвина. Возможно, что она отправилась туда. Хочу ее перехватить.

— Что мне с ней делать, если я ее найду?

— Помести ее в такое место, где с ней не сможет никто переговорить до меня.

— Ты требуешь невозможного.

— Глупости! С каких пор ты стал таким трусом? Помести ее в какую-нибудь клинику под тем предлогом, что она страдает нервным расстройством.

— Она, наверно, и правда в депрессии, — кивнул головой Дрейк. — Но вряд ли врачей можно будет убедить, что это очень серьезно.

— Если она понимает значение того, что говорит попугай, то она сама поможет их убедить!

Глава 4

Мейсон попросил остановить машину и, внимательно всматриваясь в серое каменное здание  на противоположной стороне улицы, сказал:

— Нет ничего удивительного, что Сейвин чувствовал себя в этом доме таким одиноким.

Он вылез из машины и вышел на тротуар, расправляя плечи. Делла предупредила:

— Кажется, сюда идет один из парней Дрейка. — Она тут же включила фары.

К ним подошел высокий человек, предварительно посмотревший на номерной знак машины, и спросил:

— Вы Перри Мейсон, да?

— Да.

— Я из агентства Дрейка. Миссис Элен Воткинс-Сейвин с сыном сегодня прилетела самолетом и сейчас в доме, там разразился чудовищный скандал.

Мейсон посмотрел на огромное здание, четко вырисовывавшееся на фоне звездного неба. Стекла окон тускло поблескивали, все занавески были задернуты.

— Ну что ж, есть смысл войти, — усмехнулся Мейсон.

— Дрейк звонил и сказал, чтобы мы караулили еще одну машину. Я хочу спросить, не автобус ли мы разыскиваем?

— Нет, скорее всего, машину, машину Элен Монтейз. Она живет в Сан-Молинасе, не исключено, что она тоже сюда приедет. Я бы хотел ее как можно скорее повидать.

Он не договорил, потому что в этот момент из-за угла вынырнула машина и резко затормозила перед домом Сейвина.

— Посмотрю, кто приехал, — сказал детектив, — возможно, кто-то из родственников. Спешит принять участие в семейной ссоре.

Он обошел машину Мейсона, но почти сразу же вернулся с сообщением, что это та самая, о которой сообщил Дрейк. Мейсон побежал к месту остановки машины. Он появился как раз в тот момент, когда высокая женщина, сидевшая за рулем, выключила фары и выходила на тротуар.

— Мне надо поговорить с вами, мисс Монтейз, — сказал он решительно, загораживая ей дорогу.

— Кто вы такой?

— Мое имя Перри Мейсон. Авдокат. Представляю Чарльза Сейвина.

— Что вам нужно от меня?

— Поговорить с вами.

— О чем?

— О Фремонте Сейвине.

— Вряд ли я смогу вам что-нибудь сказать.

— К сожалению, мисс Монтейз, дело зашло так далеко, что рассуждать нет времени. Вы ведь не хуже меня знаете, что газетчики не дремлют. Они быстро раскопают, что вы обвенчались с Фремонтом Сейвином, назвавшимся Джорджем Вольдманом. Ну, а после этого они узнают и то, что попугай Сейвина, Казанова, сидит в клетке, в саду вашего домика в Сан-Молинасе, и все время твердит: «Положи пистолет, Элен… Не стреляй! Господи, ты меня застрелила…»

Внешне Элен Монтейз выглядела высокой, тоненькой и грациозной, но волевой подбородок и гордо вздернутая головка говорили о том, что это женщина с твердым характером.

— Каким образом, — спросила она все таким же спокойным голосом, — вы это узнали?

— В нашей беседе я отвечу на все ваши вопросы.

— Прекрасно! Я буду с вами разговаривать. Что конкретно вы хотите знать?

— Решительно все.

— Мы будем говорить в моей машине или в доме?

— В моей машине, — ответил Мейсон, — если вы не возражаете.

Он взял ее под руку, подвел к машине, познакомил с Деллой Стрит, усадил на переднее сиденье, а сам занял место сзади.

— Я хочу, — сразу предупредила мисс Монтейз, — чтобы вы поняли, что я не сделала ничего плохого, ничего такого, чего я должна была бы стыдиться.

— Понимаю.

Мейсону хорошо был виден ее профиль, и складывалось впечатление, что она была женщина энергичная, умная, с хорошей реакцией. Голос у нее был красивый, хорошо поставленный, она великолепно им владела, но сейчас не прибегала ни к каким внешним эффектам, чтобы вызвать к себе симпатию или сострадание. Говорила быстро, и при этом создавалось впечатление, что независимо от личных переживаний она не смешивала свои эмоции с теми событиями, о которых посчитала необходимым рассказать.

— Я работаю библиотекарем в читальном зале Сан-Молинаса. В силу разных личных причин до сих пор не выходила замуж. Моя профессия научила меня разбираться в характере людей. Я редко встречалась с молодыми людьми, которые при знакомстве почему-то считают обязательными всякие развлечения и алкоголь. А меня развлечения не интересуют. Впервые, примерно два месяца назад, я встретилась с человеком, которого теперь знаю как Фремонта Сейвина. Он спросил несколько книг по экономическим предметам. Сказал, что никогда не читает газет, поскольку они в основном занимаются описанием преступлений и политической пропагандой. Любит просматривать экономические журналы. Он интересовался историей, библиографической литературой, научными достижениями. Выборочно читал художественные произведения. Его вопросы показались мне необычайно умными. Этот человек произвел на меня огромное впечатление. Я понимала, разумеется, что он гораздо старше меня и, очевидно, в настоящий момент не имеет работы. Его одежда была аккуратной, тщательно отутюженной, но далеко не новой. Обращаю ваше внимание на это, потому что вы должны хорошенько разобраться в этом деле.

Мейсон одобрительно кивнул.

— Он назвался Джорджем Вольдманом. Сказал, что работал клерком на бакалейном складе, скопил немного денег и приобрел собственный магазин. Несколько лет дела шли превосходно, но недавно неблагоприятное стечение обстоятельств вынудило его продать магазин. Он пытался найти работу, но не сумел. Теперь все стремятся нанимать на работу более молодых людей.

— Вы не догадывались, кто он на самом деле? — спросил Мейсон.

— У меня даже не возникало никогда никаких сомнений.

— Не знаете ли вы, почему он затеял эту мистификацию?

— Знаю.

— Почему?

— Он был женат, богат. С одной стороны, он пытался оградить себя от неприятностей со стороны жены, ну, и от всяких авантюристок, шантажисток и любительниц поживиться за чужой счет, с другой…

— Очевидно, случилось так, что он совершенно испортил вам жизнь? — сочувственно спросил Мейсон.

Она повернулась к нему с сердитым выражением лица и негодующе сказала:

— Вы не знали Джорджа… Мистера Сейвина! Мне неизвестны его намерения до конца, но я не сомневаюсь, что он руководствовался какими-то благородными мотивами.

— Это действительно так? — спросил Мейсон. — И вы не испытываете горечи?

Она покачала головой:

— Нет. Никакой. После нашей встречи я прожила самые счастливые два месяца в своей жизни. Впрочем, вы ведь приехали слушать не про меня!

— Я хочу все понять, — мягко сказал Мейсон.

— Собственно говоря, я уже все рассказала. У меня были кое-какие деньги, которые мне удалось отложить за счет строгой экономии. Конечно, я понимала, что, когда человеку под шестьдесят, вряд ли можно рассчитывать найти работу. Я сказала, что дам ему денег, если он решится открыть бакалейный магазин в Сан-Молинасе. Он объездил весь город, но пришел к выводу, что ему здесь не пробиться. Тогда я предложила ему самому подыскать что-то более подходящее.

— Потом?

— Он поехал подыскивать место.

— Вы получали от него письма?

— Да.

— Что он писал?

— О бизнесе писал неясно. Его письма были чисто личными. Ведь мы были женаты меньше недели, когда он уехал. И что бы там ни говорили, он меня любил!

Она сказала это просто, без драматизма, сдерживая рвавшееся наружу горе.

— А сегодня утром я увидела портрет Фремонта Сейвина в газете и прочитала об убийстве.

— Вы сразу его узнали?

— Да. Правда, меня и раньше удивляли некоторые поступки мистера Сейвина, не вязавшиеся с образом человека, роль которого он играл. Я часто удивлялась, как он мог быть неудачником. Понимаете, в нем было столько силы, упорства, природной прозорливости. И потом, он ни за что не хотел брать моих денег. Упорно отговаривался, откладывая на потом, уверяя, что у него кое-что осталось. Вот, мол, когда его деньги иссякнут, он возьмет мои.

— Но вы не подозревали, что в действительности у него огромные средства?

— Нет. Все какие-нибудь сомнения я автоматически отметала. Когда же прочитала газетное сообщение, они получили логическое объяснение. Отчасти я была подготовлена к этому, прочитав в газете про охотничий домик в горах… и увидав его фотографию.

— Разумеется, за последнюю неделю вы не получали писем от мистера Сейвина?

— Наоборот, я получила письмо в воскресенье, одиннадцатого числа. Оно было отправлено из Санта-Барбары. Он сообщил, что ведет переговоры об аренде помещения, из которого получится идеальный склад. Письмо было радостное, заканчивалось тем, что он надеется вернуться через несколько дней.

— Я полагаю, вы не слишком хорошо знакомы с его почерком и…

— Я не сомневаюсь, что письмо написано мистером Сейвином… Джорджем Вольдманом, как я привыкла его называть.

— Но факты доказывают, что тело лежало в той хижине, простите меня за такую неделикатность, она вынужденная… вот, данные показывают, что он был убит во вторник, шестого сентября.

— Как вы не понимаете? — возразила Элен устало. — Он проверял мою любовь, испытывал ее и продолжал играть роль Вольдмана. Ему хотелось удостовериться, что я люблю его. Никаких помещений он и не думал снимать. Письма были написаны заранее, он организовал дело так, чтобы их мне посылали постепенно, из разных мест.

— Это последнее письмо: при вас?

— Да.

— Могу ли я взглянуть на него?

Она решительно сказала:

— Нет!

— Почему?

— Письмо чисто личное. Я понимаю, что в мои дела рано или поздно вмешается полиция. Но я постараюсь не придавать его письмам огласки до последней минуты, пока дальше нельзя будет отказывать.

— Это случится очень скоро. Поймите, если он кому-то действительно поручил посылать вам письма, то, возможно, как раз этот человек видел его последним в живых.

Элен ничего не ответила.

— Когда вы поженились?

— Двадцать шестого августа.

— Где?

После небольшой заминки она вздернула подбородок и ответила:

— Мы пересекли мексиканскую границу и поженились.

— Почему?

— Джордж… Мистер Сейвин сказал, что по некоторым соображениям он предпочитает оформить брак там… и…

— Да?

— Мы должны были потом вторично венчаться в Санта-Барбаре.

— Почему там?

— Он признался… он… что его бывшая жена добилась развода, но решение еще не оформлено, то есть законно он еще не свободен, поэтому могли возникнуть сомнения относительно правомочности нашего брака. Он сказал… но в конце концов, мистер Мейсон, это уже личное дело!

— И да, и нет.

— Ну что ж, рассматривайте это дело как угодно. Выходя за него замуж, я понимала, что формально заключение брака сомнительно с точки зрения закона. Но меня это не волновало, поскольку я не сомневалась, что в самом ближайшем будущем мы оформим все документы совершенно законно.

— Короче, вы считали свой брак незаконным?

— Нет, нет… Когда я назвала его сомнительным, то имела в виду, что брак выглядел бы незаконным, если бы мы регистрировались здесь. Все это трудно объяснить… да и вряд ли теперь это имеет какое-то значение.

— А как у вас появился попугай?

— Мой м… мистер Сейвин всегда хотел иметь попугая.

— Понятно. Сколько времени он у вас живет?

— Мистер Сейвин привез его в пятницу второго числа. За два дня до своего отъезда.

Мейсон задумчиво посмотрел на ее решительный профиль.

— Вы знаете, что мистер Сейвин купил попугая в Сан-Молинасе?

— Да.

— Как зовут птицу?

— Казанова.

— Вы читали о попугае, найденном в домике, где произошло убийство?

— Да.

— Вам известно что-нибудь о том попугае?

— Нет.

Мейсон нахмурился.

— Понимаете, мисс Монтейз, этого не может быть.

— Согласна. Именно поэтому и считаю, что нельзя судить о мистере Сейвине на основе того, что нам пока известно, многое необъяснимо.

— Вы что-нибудь знали о горной хижине?

— Да, конечно, мы там провели два дня — наш медовый месяц. Мой… мистер Сейвин сказал, что знаком с владельцем этого домика и тот предоставил его на несколько дней в наше распоряжение. Теперь я понимаю, насколько было абсурдным предположить, что человек, не имеющий работы… Ну да ладно, у него имелись какие-то причины поступить таким образом, и я их принимаю.

Мейсон собрался было прокомментировать ее замечание, но сдержался и, немного подумав, спросил:

— Когда вы были там?

— В субботу и воскресенье. Мне нужно было в понедельник явиться на работу.

— Ваш брак был зарегистрирован в Мексике, а оттуда вы прямиком отправились в горную хижину?

— Да.

— Скажите, говорил ли мистер Сейвин, что раньше бывал в этом домике?

— Да, он говорил, что уже как-то жил в нем целый месяц.

— Он назвал имя и владельца дома?

— Нет.

— А вы не пытались узнать?

— Нет.

— Вы поженились двадцать шестого августа?

— Да.

— Приехали в домик вечером того же дня?

— Нет, утром двадцать седьмого. Путь-то ведь был неблизкий.

— Вы там кое-что оставили из своих вещей?

— Да.

— Специально?

— Нет. Понимаете, мы уезжали в спешке. В домик заглянул кто-то из соседей, а мистер Сейвин не захотел с ним встречаться. Наверно, он опасался, как бы в округе не узнали про меня. Он не ответил на звонок в дверь, мы тут же сели в машину и уехали. Потом мистер Сейвин сказал, что больше никто не будет пользоваться этим домиком, он купит его и что через некоторое время мы туда снова возвратимся.

— За то время, что вы жили в домике, мистер Сейвин разговаривал с кем-нибудь по телефону?

— Да, он звонил два раза.

— Вы не знаете кому? Вы слышали его разговоры?

— Нет.

— Вы не догадываетесь, кто мог его убить?

— Нет.

— И, по-видимому, не знаете ничего об оружии, из которого он был застрелен?

— Почему, знаю.

— Знаете? — удивился Мейсон.

— Да. — Этот пистолет из коллекции Публичной библиотеки в Сан-Молинасе.

— Там есть такая коллекция?

— Да, в одной из комнат библиотеки размещается выставка. Конечно, она не имеет непосредственного отношения к самой библиотеке, но когда-то один частный коллекционер подарил свое собрание городу. Вот таким образом…

— Кто взял пистолет из коллекции?

— Я.

— Для чего?

— Меня попросил муж. Он… нет, мне не хочется об этом рассказывать, мистер Мейсон.

— Кому вы отдали пистолет?

— Мне больше нечего вам сказать об этом, мистер Мейсон.

— Когда вы узнали, что ваш муж в действительности был Фремонтом Сейвином?

— Сегодня утром, увидев в газете снимок домика. Страшно растерялась, не знала, что делать, но полной уверенности у меня не было. И я ждала, надеясь на какое-то чудо. Ну, а в дневном выпуске был его портрет. Тогда я убедилась во всем окончательно.

— Вы что-нибудь выигрываете в материальном отношении?

— Что вы имеете в виду?

— Было ли завещание, страховой полис, что-нибудь в этом роде?

— Нет, разумеется, не было!

Мейсон задумчиво посмотрел на нее.

— Что вы будете делать теперь?

— Хочу поговорить с сыном мистера Сейвина. Хочу ему все про нас рассказать.

— Сейчас в доме его жена.

— Вы говорите о жене Фремонта Сейвина?

— Да.

Она задумалась.

— Послушайте, мисс Монтейз. — Мейсон заговорил неожиданно вкрадчиво, — не могло ли случиться, что вы случайно узнали про обман мистера Сейвина…

— Вы имеете в виду, не убила ли я его?

— Да.

— Даже само предположение абсурдно. Я же его любила. Любила так, как никого до этого…

— Но он ведь был значительно старше вас.

— И умнее, щедрее, внимательнее и богаче душой. Вы даже не представляете, как он был благороден. Особенно по сравнению с теми безмозглыми молодыми людьми, которые пытаются увлечь, не считаясь ни с самоуважением, ни с гордостью.

Она замолчала. Мейсон повернулся к Делле:

— Делла, я хочу, чтобы ты забрала мисс Монтейз с собой и поместила в таком месте, где ей не будут надоедать газетчики. Ты все поняла?

— Да, — произнесла Делла каким-то странным голосом, словно она плакала.

— Я не хочу никуда ехать, — запротестовала мисс Монтейз. — Все равно от этих мучительных расспросов не скрыться. И я хочу с ними покончить как можно скорее.

— Вы жаждете познакомиться с миссис Сейбин? Насколько мне известно, характер у нее отнюдь не ангельский.

— Нет, этого я не хочу! — воскликнула она.

— Мисс Монтейз, поверьте моему опыту. Ближайшие несколько часов внесут серьезные изменения в положение дел. Сейчас еще полиция не опознала оружие. То есть они не знают, откуда оно взято. Когда узнают, вас моментально арестуют. Тут не может быть никакого сомнения.

— И обвинят в убийстве?

— Арестуют по подозрению в убийстве!

— Но это же абсурдно!

— С точки зрения полиции — нет! И даже с общечеловеческой точки зрения.

Немного помолчав, она спросила:

— Чьи интересы вы представляете?

— Чарльза Сейвина.

— Что вы можете для меня сделать? Почему я вас интересую?

— Вы попали в самую гущу событий. Меня же всегда учили стоять на стороне слабых и защищать невиновных.

— Но я не слабая и не обиженная.

— Как только семья Сейвина напустится на вас, вы согласитесь, что я прав.

— Вы предлагаете мне скрыться?

— Нет, как раз этого не хочу. Если к завтрашнему дню обстановка не прояснится, мы…

Но она уже решилась:

— Хорошо, я поеду.

Мейсон сказал Делле:

— Поезжайте в ее машине.

— Должна ли я поддерживать с вами связь, шеф?

— Нет. Я хочу кое-что узнать, ну а о других вещах я, наоборот, вообще не хочу ничего знать.

— Все ясно. Идемте, мисс Монтейз, лучше не терять понапрасну времени.

Мейсон стоял на краю тротуара, глядя вслед удаляющейся машине, пока свет ее задних фар не превратился в две маленькие красные точки.

Глава 5

Дверь Мейсону открыл Вейд. При виде адвоката на его лице мелькнуло облегченное выражение.

— Мистер Чарльз поручил мне найти вас, я звоню по телефону каждые пять минут. В доме миссис Сейвин, вдова.

— И это вызвало осложнения?

— Я бы сказал — да. Послушайте, и вам все станет ясно.

Действительно, Мейсон без труда различил пронзительный женский голос, доносившийся из-за двери. Слов было не разобрать.

— Что ж, пожалуй, нужно будет вступить в рукопашный бой, — засмеялся Мейсон.

— Было бы неплохо… Возможно, вам удастся ее слегка утихомирить.

— У нее есть адвокат?

— Нет еще, но она угрожает привлечь к делу всех лучших адвокатов города.

— Угрожает?

— Это слабо сказано?

Он вошел первым.

Как только Мейсон переступил порог, Чарльз Сейвин вскочил с места. Он пошел навстречу и с нескрываемой радостью пожал руку адвокату.

— По-видимому, вы умеете читать мысли, мистер Мейсон. Вот уже полчаса, как я пытаюсь вас разыскать. — Потом он представил: — Элен, разрешите вас познакомить с мистером Перри Мейсоном. Мистер Мейсон, это миссис Элен Воткинс-Сейвин.

Мейсон поклонился.

— Рад познакомиться, миссис Сейвин.

Она посмотрела на него таким взглядом, как будто он был насекомым, пришпиленным булавкой к настенной доске. Женщина крупная и полная, Элен Воткинс производила впечатление физически крепкого человека. В глазах ее сквозило высокомерие человека, привыкшего повелевать другими.

— А это Стив Воткинс, сын миссис Сейвин.

Стив Воткинс шагнул вперед, тепло, по-дружески, пожал руку Мейсону. Он поймал глазами взгляд Мейсона, а в его словах «Очень рад нашей встрече» была не простая вежливость, а нечто осмысленное.

— Наша пресса уделяет столько внимания вашим подвигам в зале суда, что мне давно хотелось с вами познакомиться в реальной жизни… Меня особенно поразил процесс об убийстве страхового агента.

— Благодарю, — наклонил голову Мейсон, внимательно разглядывая высокий лоб, округлые щеки, серые глаза и великолепно сшитый фланелевый костюм молодого человека.

— Мне пришлось совершить путешествие, — стал объяснять Стив Воткинс. — Полететь из Нью-Йорка в Центральную Америку, чтобы забрать маму, и уже вместе с ней прибыть сюда. Даже не успел принять ванну.

— Вы летели на своем самолете? — спросил Мейсон.

— Нет, видите ли, мой самолет не приспособлен для больших перелетов. Сначала долетел пассажирским лайнером до Мехико-Сити, а уж там я абонировал еще один самолет.

— Действительно громадное расстояние, — согласился Мейсон.

— Терпеть не могу подобное расшаркивание, — прервала разговор миссис Сейвин. — Чего ради, Стив, ты тратишь попусту время? Стараешься заручиться симпатией мистера Мейсона? Ты же великолепно знаешь, что он здесь для того, чтобы всадить нам нож в спину. Так что приступим к сражению, чтобы поскорее покончить с делом.

— К сражению? — удивился Мейсон.

Она воинственно вздернула подбородок.

— Я сказала «сражение». Вам, как адвокату, следовало бы знать значение этого слова.

— По какому поводу вы намерены начать сражение? — Голос Перри Мейсона был вкрадчив и даже ласков.

— С каких пор вы стали ходить вокруг да около? Чарльз нанял вас, чтобы лишить меня прав, которые у меня имеются, как у законной жены Фремонта Сейвина. Я, естественно, этого не допущу.

— Если вы будете столь любезны и дадите указания своему адвокату обсудить в спокойной обстановке обстоятельства дела…

— Это будет сделано, когда я найду нужным, — отрезала дама, — сейчас мне не требуется адвокат. А когда понадобится, я его приглашу.

Стив Воткинс попробовал восстановить мир.

— Послушай, мама, ведь Чарльз сказал…

— Помолчи! Не суйся не в свое дело! Я слышала, что сказал Чарльз. Мистер Мейсон, а что вы сами скажете?

Перри Мейсон опустился в кресло, подмигнул Чарльзу Сейвину и ничего не сказал.

— Прекрасно, в таком случае, я кое-что скажу. Чарльз это уже слышал, теперь я повторю вам. Мне хорошо известно, что Чарльз Сейвин был настроен против меня с той минуты, как я вышла замуж за его отца. Если бы я в свое время поведала мужу хотя бы половину того, что мне следовало ему рассказать, он бы поставил Чарльза на место! Он бы не потерпел такого положения вещей. Что бы там Чарльз ни болтал, Фремонт меня любил. Чарльз до такой степени боялся за свою часть наследства, что был просто ослеплен предубеждениями. Если бы он относился ко мне честно, я бы поступила с ним по-доброму. Но при таком положении вещей я на коне, в седле. И я буду править… Вам ясно, мистер Мейсон?

— Пока я ничего конкретного не услышал, — сказал Мейсон, закуривая сигару.

— Я вдова мистера Фремонта Сейвина. Я думаю, что существует завещание, по которому он оставил мне большую часть состояния. Он уверял меня, что написал такое завещание. Если завещание существует, я буду душеприказчиком, а если нет, то по закону буду управлять его делами. С этой задачей справлюсь сама и не потерплю вмешательства со стороны его родственников.

— Завещание у вас на руках? — спросил Мейсон.

— Разумеется, нет. Наверно, оно находится в бумагах, если только Чарльз не уничтожил его. На всякий случай, если вы этого еще не поняли, мистер Мейсон, предупреждаю вас, что Чарльз Сейвин способен на такое.

—  Вы не могли бы обойтись без личных выпадов, миссис Сейбин? — спросил Мейсон.

Элен с вызовом посмотрела на адвоката и отчеканила:

— Нет!

Вейд открыл было рот, видимо, хотел что-то сказать, но промолчал.

Мейсон же оставался невозмутимым.

— Миссис Сейвин, я хочу задать вам вопрос личного плана. Не разошлись ли вы с мистером Сейвином?

— Что вы имеете в виду? — взвизгнула Элен.

— Именно то, что говорю. Может быть вы разошлись, решив, что больше не будете жить вместе как муж и жена? Не было ли вами предпринято кругосветное путешествие именно вследствие такого решения?

— Ничего подобного! Что за смехотворные вопросы?

— Не достигли ли вы с мистером Сейвином согласия о разводе?

— Какая чушь!

Мейсон по-прежнему оставался спокойным и улыбался, чем смутил молчащего до сих пор Вейда.

— Право же, мистер Мейсон начал было Вейд… Но тут же умолк, так как миссис Сейвин посмотрела на него испепеляющим взглядом. К счастью, зазвонил телефон. Вейд обрадовался:

— Я отвечу.

Мейсон повернулся к Чарльзу Сейвину и громко заговорил:

— Я только что получил информацию, которая дает мне основания полагать, что ваш отец принял решение к пятому числу этого месяца предоставить миссис Сейвин развод.

— Это клевета, — злобно крикнула Элен.

Мейсон не сводил глаз с Чарльза Сейвина:

— Вам что-нибудь было известно об этом?

Чарльз отрицательно покачал головой. Мейсон повернулся к разгневанной вдове.

— Когда вы были в Париже, миссис Сейвин?

— Не ваше дело.

— Вы получили развод, пока там находились?

— Конечно нет!

— Но если да, то я все равно рано или поздно об этом узнаю, и предупреждаю вас, что намерен найти доказательства, которые…

— Чепуха!

В эту минуту в комнату вошел Вейд и решительно заявил:

— Это вовсе не чепуха, а правда.

— Что вам об этом известно? — спросил Мейсон.

Вейд посмотрел в глаза миссис Сейвин, потом повернулся к Мейсону:

— Все. Я понимаю, что семейного скандала не избежать. Миссис Сейвин, прилетев сегодня из Нью-Йорка, предупредила меня, что в моих интересах держать язык за зубами. Но совесть не позволяет мне отойти в сторону и притвориться, будто я ничего не знаю.

— Кто бы говорил о совести! — завопила миссис Сейвин. — Кто вы такой? Платный лакей, готовый лизать… пятки тому, кто больше заплатит. Мой муж полностью перестал вам доверять. Он собирался вас выгнать. Он…

— Миссис Сейвин, — прервал ее тираду Вейд, — вообще не ездила в кругосветное путешествие.

— Не ездила? — автоматически переспросил пораженный сообщением Мейсон.

— Нет. Это путешествие было придумано для того, чтобы она могла тихо и спокойно получить развод, не привлекая внимания прессы. Миссис Сейвин доехала только до Гонолулу. Оттуда она вернулась в Рино, получила развод. Все было сделано по указанию мистера Сейвина. Они договорились, что как только он получит документы, подтверждающие развод, то выплатит ей сто тысяч долларов наличными. После этого миссис Сейвин должна была вылететь в Нью-Йорк, сесть на судно, совершающее кругосветное путешествие, и вернуться через Панамский канал. Мистер Сейвин в подходящий момент должен был объявить о разводе. Вот какая была договоренность.

Элен Сейвин коротко отрезала:

— Чепуха!

Но Вейд продолжал:

— Я не рассказал обо всем шерифу Барнету, ибо считал себя не вправе обсуждать личные дела мистера Сейвина. Испугавшись угроз миссис Сейвин, я скрыл историю развода и от мистера Чарльза. Она обещала заплатить мне за молчание.

— Был ли развод действительно получен? — спросил Мейсон.

Миссис Сейвин устроилась поудобнее в кресле.

— Прекрасно, — сказала она, обращаясь к Вейду, — заканчивайте, уж если начали.

— И закончу. Мистер Фремонт Сейвин все последние годы чувствовал себя страшно несчастным. Они с женой фактически давно не жили вместе. Он мечтал о свободе, а его жена — о деньгах. По личным соображениям мистер Сейвин хотел, чтобы дело о разводе сохранялось в тайне. Он не доверил дела ни одному из своих адвокатов, но обратился к некоему Уильяму Десмонду. Не знаю, знаком ли с ним кто-нибудь из вас…

— Я его знаю, — кивнул головой Мейсон, — стряпчий, пользующийся заслуженным уважением. Продолжайте, Вейд.

— Как я уже сказал, было достигнуто соглашение, что миссис Сейвин получит развод в Рино. Когда же она представит мистеру Сейвину нотариально заверенную копию свидетельства о разводе, мистер Сейвин должен будет выплатить ей наличными сто тысяч долларов. Дело совершалось втайне, чтобы в газеты не просочилось ни строчки.

— Выходит, миссис Сейвин не была в кругосветном путешествии? — уточнил Мейсон.

— Нет, конечно нет. Как я уже говорил, она доехала всего лишь до Гонолулу, а потом вернулась назад и поехала в Рино, где прожила шесть дней, получила свидетельство о разводе и возвратилась в Нью-Йорк. Именно по этому поводу мистер Сейвин звонил мне пятого вечером. Он сказал, что все устроено и что миссис Сейвин должна встретиться со мной в Нью-Йорке и передать бумаги. Стив Воткинс ожидал меня в аэропорту со своим самолетом, готовым в любую минуту подняться в воздух. Мы прибыли в Нью-Йорк днем шестого числа. Я отправился к банкирам, потом в адвокатскую контору, представляющую интересы мистера Сейвина в Нью-Йорке. Я хотел, чтобы они предварительно проверили законность копий свидетельства о разводе, прежде чем выплачу такие колоссальные деньги.

— Это сделано?

— Да.

— Когда вы выплатили деньги?

— Вечером в среду, седьмого числа, в отеле Нью-Йорка.

— Наличными? Или чеком, аккредитивами, или…

— Наличными. Я передал миссис Сейвин сто тысяч долларов банкнотами в тысячу долларов каждая. Так потребовала сама миссис Сейвин.

— У вас есть расписка?

— Да, конечно.

— Где заверенная копия свидетельства о разводе?

— Она у меня.

— Почему вы не рассказали мне обо всем раньше? — рассердился Чарльз.

— Я хотел дождаться прихода мистера Мейсона.

Мейсон повернулся к миссис Сейвин:

— Что скажете? Это правда?

— Не мешайте Ричарду Вейду насладиться ролью до конца. Свой основной монолог он уже произнес, пусть продолжит.

— Я также настоял, чтобы деньги были выплачены в присутствии свидетелей. Я сделал это, потому что опасался, как бы она не выкинула один из своих номеров.

— Покажите-ка мне копию свидетельства о разводе, — сказал Мейсон.

— Вы обязаны были отдать ее мне! — возмутился Чарльз.

— Прошу прощения, но мистер Сейвин строго-настрого приказал, чтобы документ я отдал лично ему в руки. Я не имел права ни при каких обстоятельствах о нем кому-нибудь говорить… Поручение было настолько конфиденциальным, что о нем не знал никто, кроме поверенных мистера Сейвина в Нью-Йорке. Более того, он прямо предупредил меня, чтобы я ничего вам не рассказывал. Теперь-то я понимаю, что положение вещей изменилось. Либо вы, либо миссис Сейвин будут распоряжаться основным капиталом, так что я, если останусь в прежней должности, должен буду следовать вашим указаниям. Миссис Сейвин внушала мне, что поскольку никто о разводе не знает, то я должен молчать, а уж она, получив деньги, не забудет отблагодарить меня.

Мейсон взял бумагу из рук Вейда. Чарльз Сейвин посмотрел на нее через плечо Мейсона.

Прочитав документ, Мейсон заметил:

— Похоже, что он в полном порядке.

— Я же говорил, его проверяли в Нью-Йорке нотариусы.

Миссис Сейвин рассмеялась.

— В таком случае эта женщина вовсе не вдова моего отца! Как я понимаю, мистер Мейсон, в таком случае она не имеет права ни на какую долю состояния. То есть в том случае, если это не оговорено в завещании! — воскликнул Чарльз Сейвин.

И снова раздался издевательский смех миссис Сейвин.

— Ваш адвокат помалкивает. Вы перестарались, Чарльз. Слишком рано убили своего отца.

— Я убил отца? — оторопело переспросил Чарльз Сейвин.

— Я, кажется, выразилась ясно.

— Мама, пожалуйста, поосторожнее со словами! — взмолился Стив.

— Я более чем осторожна. Но я говорю правду. Мистер Мейсон, почему вы не сообщаете им дурную новость?

Мейсон поднял голову и встретился с тревожным взглядом Чарльза Сейвина.

— Что случилось? Разве свидетельство не в порядке?

— То есть как это не в порядке? — взорвался Вейд. — Его проверяли в Нью-Йорке адвокаты. На основании этого документа я выплатил сто тысяч долларов.

Мейсон спокойно заговорил:

— Джентльмены, свидетельство о разводе было выдано во вторник шестого числа. На бумаге не помечено, в какой час шестого оно было написано.

— Ну, а какое это имеет значение? — спросил Сейвин.

— Если Фремонт Сейвин был убит до того, как письменно оформили развод, то бумага неправомочна. Миссис Сейвин стала его вдовой сразу же, как только его убили. Нельзя получить развод от мертвеца.

Все замолчали. Тишина была нарушена пронзительным хохотом миссис Сейвин.

— Я же сказала вам, Чарльз, вы поспешили убить отца.

— Но, — продолжал Мейсон, — в том случае, если мистер Сейвин был убит после получения документа о разводе, положение вещей меняется.

— Он был убит утром, — уверенно заявила миссис Сейвин, — после того, как возвратился с рыбалки. Ричард Вейд изложил мне все факты, известные полиции. А факты нельзя ни исказить, ни изменить… к тому же я позабочусь о том, чтобы никто не посмел этого сделать.

Мейсон сказал:

— Установить время убийства — задача не из простых, миссис Сейвин. Тут принимается во внимание множество факторов.

— Совершенно верно. И уж это моя забота. Я не потерплю, чтобы факты были подтасованы или искажены. Мой муж был убит до полудня шестого числа, а я получила свидетельство о разводе в половине пятого вечера.

— Конечно, в свидетельстве о разводе не указано, когда оно было оформлено письменно, — согласился Мейсон.

— Ну, мои показания еще что-то значат, не так ли? — фыркнула она. — Мне-то известно, когда я получила развод… Ну, а соответствующую бумагу из Рино для подтверждения моих слов можно получить в любое время.

Сейвин смотрел на Мейсона тревожными, молящими глазами:

— Факты говорят о том, что моего отца убили около полудня, возможно, около одиннадцати часов.

Миссис Сейвин с торжествующим видом качалсь на большой качалке. Чарльз повернулся к ней.

— Вы клеветали, обвинив меня Бог знает в каких злодеяниях. А чем вы сами были заняты в это время? Уж если у кого и имелся мотив для убийства, то это у вас!

— Не позволяйте гневу затуманить рассудок, Чарльз! Это вредно для кровяного давления! Не забывайте, что говорил вам врач. Понимаете, Чарльз, я находилась в Рино и ждала оформления о разводе. Слушание было назначено на два часа, и мне пришлось прождать еще два с половиной часа, пока не подошла моя очередь.

Мейсон миролюбиво заметил:

— Я хочу вам сообщить о том, что пока известно только мне одному.

— Мне нет дела до ваших сообщений, — пожала плечами миссис Сейвин.

— Мистер Фремонт Сейвин пересек мексиканскую границу и сочетался браком с библиотекаршей из Сан-Молинаса. Ее зовут Элен Монтейз. Все полагают, что попугай, найденный в хижине возле тела мистера Сейвина, — Казанова. На самом же деле, по причинам, мною еще не выясненным, мистер Сейвин купил другого попугая в Сан-Молинасе, а Казанову оставил у мисс Монтейз. Казанова находится с пятницы второго сентября и по сей день у мисс Монтейз.

Миссис Сейвин поднялась с места.

— Ну, вряд ли вы этим сообщением чего-нибудь добьетесь. Ничего не изменилось. Я вдова мистера Фремонта Сейвина. Вы, Ричард Вейд, — она грозно посмотрела на секретаря, — еще пожалеете, что нарушили мои указания и предали мои интересы. Не сомневаюсь, что скоро начнется бесконечная волокита по поводу того, когда я получила свидетельство о разводе. Теперь к тому же оказывается, мой муженек еще и двоеженец. Ладно. Стив, поехали. Пусть эти джентльмены посидят наедине. Не сомневаюсь, что они будут искать доказательства того, что Фремонт Сейвин был убит лишь поздним вечером шестого числа. Но для этого нужно подтасовать улики. Так что, Стив, нам и правда стоит подумать о защите. Свои интересы надо защищать.

Она вышла из комнаты. Стив на ходу обернулся и, чтобы в какой-то мере соблюсти приличия, сказал Мейсону, что рад был познакомиться, а Чарльзу виновато заметил, что тот должен понимать, в каком он положении. Когда они ушли, Чарльз воскликнул:

— В жизни не встречал более отталкивающей женщины! Ну и что вы скажете, мистер Мейсон? Неужели я должен и дальше сидеть и выслушивать с ангельским терпением, как она обвиняет меня в убийстве отца?

— Что вы хотите предпринять?

— Мне не терпится высказать ей в лицо то, что я думаю о ней. Она хитрая, беззастенчивая искательница приключений, охотница за богатством и…

— Ни к чему хорошему это не приведет, — покачал головой Перри Мейсон. — Вы ей выскажете свое мнение о ней, она вам свое о вас. Но насколько я могу судить, она положит вас на обе лопатки еще до того, как вы успеете рот раскрыть. Нет, если вы хотите ее победить, то для этого нужен индивидуальный подход…

— Какой же?

— Ударить ее в том месте, где она меньше всего ожидает. Уж если нападать, то только так, чтобы выиграть. Никогда не атакуйте там и тогда, где и когда этого ожидают. Потому что тут заранее подготовлена сильнейшая оборона.

— Вы знаете уязвимое место Элен Воткинс?

— Нет, это нужно выяснить.

— Не могу понять, почему отец скрыл от меня развод. Понятно, он ненавидел гласность, старался любой ценой избежать скандала. Но иногда это просто невозможно. И если человек разводится, то почему его близкие не должны знать, что это так.

— Лично я думаю, что ваш отец хотел, чтобы какое-то время его портреты не появлялись в газете. Но, конечно, это всего лишь мое предположение.

— Вы предполагаете, что он полюбил другую женщину, но по каким-то причинам не хотел, чтобы она знала, кто он такой на самом деле?

Вмешался Вейд:

— Прошу прощения, мне думается, я сумею внести некоторую ясность. Я знаю, что Фремонт Сейвин был… э-э… боялся подойти к женщинам, избегал их общества после неудачной женитьбы на Элен Воткинс. Поэтому я не сомневаюсь, что если бы он захотел еще раз жениться, то принял бы все меры для того, чтобы не нарваться на еще одну авантюристку.

Чарльз нахмурился:

— Дело запутывается. Конечно, мой отец не хотел огласки. Он ведь о разводе-то стал думать наверняка до того, как встретился с этой библиотекаршей в Сан-Молинасе. Впрочем, он всегда не любил репортеров. Вы не можете мне объяснить всю эту неразбериху с попугаем?

— Вы имеете в виду Казанову?

— Да.

— Очевидно, по соображениям, известным ему одному, ваш отец решил на некоторое время поместить Казанову в безопасное место, а с собой в домик взял другого попугая.

— О Господи! Для чего? Ведь попугаю ничего не угрожало, верно?

Мейсон пожал плечами:

— Не знаю.

— Если вы разрешите вставить слово, — снова раздался почтительный голос Вейда, — то скажу, что попугай не мог быть в опасности. Наоборот, человек, убивший мистера Сейвина, был обеспокоен тем, как останется попугай один в домике.

Мейсон усмехнулся:

— Поразительно обеспокоен, так будет правильнее, Вейд. Ну, ладно, мне пора идти. В ближайшее время я либо заеду сюда, либо позвоню.

Чарльз Сейвин проводил его до двери.

— Вы даже не представляете себе, как я хочу разобраться в этой истории! — вздохнул он.

Мейсон улыбнулся:

— Я тоже. Необходимо срочно сделать фотокопии со свидетельства о разводе, а после того, и только после их внимательного изучения, я решу, что предпринять.

Глава 6

Мейсон находился в двух кварталах от здания, в котором находились его офис и офис детективного агентства Дрейка, когда его остановила сирена полицейской машины и заставила прижаться к обочине.

Мейсон выключил мотор. Подъехала машина, за ее рулем сидел сержант Голкомб.

— Ну, — резко спросил Мейсон, — что за переполох?

— С вами хотят поговорить два джентльмена, — не поздоровавшись, ответил Голкомб.

Из задней двери автомобиля вылез шериф Барнес, за ним следом мужчина, лет на десять моложе шерифа, который мгновенно взял на себя инициативу в разговоре:

— Вы адвокат Мейсон?

Мейсон кивнул.

— Я Рэймонд Спраг, окружной прокурор из Сан-Молинаса.

— Рад с вами познакомиться.

— Мы хотели с вами поговорить.

— О чем?

— Об Элен Монтейз.

— О ком? — переспросил Мейсон.

Тогда шериф предложил:

— Лучше пойти куда-нибудь, где нам никто не помешает.

— Моя контора в двух кварталах отсюда, — предложил Мейсон.

— И детективное агентство Дрейка там же? — спросил Спраг.

— Да.

— Вы туда и ехали?

— А разве это имеет значение? — пожал плечами Мейсон.

— Мне кажется, имеет.

— Я не умею читать чужие мысли, — заметил Мейсон.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Разве вы задали вопрос?

Шериф поспешил вмешаться:

— Обождите, Рэй!

Многозначительно посмотрев на любопытных прохожих, которые уже начали прислушиваться к их перепалке, он добавил:

— Дело от такого препирательства не сдвинется с места. Поехали в контору мистера Мейсона.

— Вот и прекрасно. — Мейсон резко захлопнул дверцу и включил мотор.

Полицейская машина поехала следом. Все вместе поднялись на лифте и вошли в контору.

Голкомб заявил с нескрываемым злорадством:

— Теперь не отказывайтесь, будто я вас не предупреждал об этом господине!

— Меня вы не предупреждали, — сразу же воскликнул Спраг.

— Что случилось, мистер Спраг? — поинтересовался Мейсон.

— Что вы сделали с Элен Монтейз?

— Ничего.

— У нас другие сведения, — сказал Спраг.

— Может быть, вы скажете какие?

— Вы вынудили Элен Монтейз бежать!

Мейсон повернулся к ним, приняв излюбленную позу: ноги врозь, корпус немного вперед, руки в карманах.

— Давайте сразу же внесем ясность в наши отношения, джентльмены, я представляю интересы Элен Монтейз. Я также представляю интересы Чарльза Сейвина. Я пытаюсь разрешить загадку убийства Фремонта Сейвина. Именно за это мои клиенты заплатили мне деньги. Вам платят жалованье за ту же самую работу. Естественно, вы принялись за дело по-своему, а я — по-своему.

— Мы хотим допросить Элен Монтейз, — сказал Спраг.

— Пожалуйста! — Мейсон прямо смотрел в глаза окружному прокурору.

— Где она?

Мейсон неторопливо вытащил из кармана портсигар и стал закуривать сигарету.

— Не знаю. Не в моих привычках говорить неправду.

— Вряд ли вас обрадует, если я предъявлю вам обвинение в сообщничестве, — грозно рявкнул Спраг.

— Меня совершенно не волнует, какие обвинения вы собираетесь мне предъявить, — спокойно отрезал. Мейсон. — Однако не забывайте, такое обвинение можно предъявить лишь в том случае, если вы докажете, что я помогал преступнику. Могу ли я, на основании ваших слов, сделать вывод, что вы считаете Элен Монтейз убийцей?

Спраг вспыхнул и с вызовом заявил:

— Да.

Более осторожный шериф сразу забеспокоился:

— Обождите, Рэй!

— Я знаю, что делаю! — не унимался Спраг.

Мейсон повернулся к шерифу:

— Мне думается, мистер Барнет, мы сумеем найти с вами общий язык.

— У меня нет уверенности, — покачал головой шериф, вытаскивая из кармана кисет с табаком и принимаясь набивать им видавшую виды трубку. — Вам придется многое объяснить, прежде чем я перестану испытывать к вам недоверие.

— Что я должен объяснить?

— Я думал, что вы хотите со мной сотрудничать.

— Я и сотрудничаю и стараюсь отыскать убийцу Фремонта Сейвина.

— Мы тоже стараемся найти убийцу Фремонта Сейвина.

— Не сомневаюсь. Только наши методы разные.

— Нам не нравится, когда нам мешают работать.

— И это я понимаю, потому что испытываю те же самые чувства.

Спраг рассердился:

— Мистер Барнет, не тратьте время на пустые разговоры!

— Если вы обвините мистера Мейсона в пособничестве и мошенничестве или в чем-то еще, — усмехнулся сержант Голкомб, — я с превеликим удовольствием заберу его в тюрьму.

Мейсон достал спички, дал зажечь трубку шерифу, затем закурил сам. Помолчав, Мейсон обратился к Спрагу:

— Ну и как, доставите ему такое удовольствие?

— Обязательно! — фыркнул Спраг. — Только раздобуду сначала доказательства.

— Вряд ли вы многое найдете в этом кабинете!

— Скажите хоть полслова, и я отвезу его в управление! — не унимался сержант Голкомб.

Шериф повернулся к нему.

— Послушайте, сержант, вы меня упрекали за то, что я кое-что сообщил Мейсону. Но я до сих пор не могу понять, почему вы оба так уверены, что он окажется нашим противником при расследовании. Ведь адвокат еще ни разу не ошибался в своих выводах. Лично я не намерен запрещать ему расследование этого дела, пока меня не убедят факты и не будет для этого веских оснований. — Он повернулся к Мейсону: — Известно ли вам, что пистолет, которым убили Фремонта Сейвина, был взят из коллекции при библиотеке в Сан-Молинасе?

— Ну и что, если так?

— А то, что библиотекарь Элен Монтейз сочеталась браком с человеком, назвавшимся Джорджем Вольдманом, в котором соседи сразу же признали Фремонта Сейвина.

— Давайте, — насмешливо сказал сержант, — выкладывайте ему все, что нам известно, а когда он останется один, то с удовольствием посмеется над вами же!

— Я искренне хочу работать вместе, — возразил Мейсон. — Поскольку вы выяснили это, джентльмены, то, по всей вероятности, обратили внимание на то, что под навесом дома Элен Монтейз находится клетка с попугаем. Этот попугай по кличке Казанова раньше принадлежал Фремонту Сейвину. А попугай, найденный в домике, был недавно им куплен в зоомагазине на Пятой авеню в Сан-Молинасе?

Глаза шерифа округлились.

— Это точные сведения? — спросил Барнет.

— Абсолютно.

— Он пускает нас по ложному следу! — громко запротестовал сержант.

— Если вы все это знали, — ввернул Спраг, — и скрыли Элен Монтейз, я имею полное право обвинить вас в соучастии.

— Попробуйте, — пожал плечами Мейсон, — в законе прямо говорится, что к уголовной ответственности привлекаются люди, оказывающие помощь лицам, уличенным в преступных деяниях и обвиненных в них. Насколько мне известно, ни то, ни другое к Элен Монтейз не подходит.

— Пусть так, — согласился Спраг, — но…

— Кроме того, я не думаю, что она совершила что-либо противозаконное.

— А я именно так и думаю, — выкрикнул Спраг.

— Самое обычное расхождение во мнениях, — спокойно заметил Мейсон и снова обратился к шерифу: — Возможно, вам будет интересно узнать, шериф, что попугай, сидящий в клетке Элен Монтейз, все время твердит: «Положи пистолет, Элен. Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!»

Шериф удивленно спросил:

— Как вы это расцениваете?

— Пока никак. Самое естественное объяснение: попугай слышал, что какая-то Элен угрожала кому-то пистолетом, а затем выстрелила и не промахнулась. Однако убийство было совершено не в доме у Элен Монтейз, а в горной хижине за городом, так что при этой стрельбе попугай не мог присутствовать.

— И все же, что вы хотите этим сказать, — спросил шериф.

— Просто пытаюсь с вами сотрудничать.

— Мы не нуждаемся в вашем сотрудничестве, — вконец обозлился Спраг, — мне ясно одно: вы получили ценную информацию, допросив Элен Монтейз раньше нас. Я даю вам сутки, за которые вы должны предоставить Элен Монтейз полиции. А если вы этого не сделаете, я вас вызову на Малое жюри в Сан-Молинас.

— Достаточно для него и двенадцати часов, — предложил сержант Голкомб.

Немного поколебавшись, Спраг посмотрел на свои часы и повторил:

— Завтра к полудню вы обязаны привезти женщину на допрос в Сан-Молинас. Вам будет хуже, если вы этого не сделаете. — Он кивнул сержанту, и они вместе пошли к выходу.

Мейсон, взглянув на шерифа, спросил:

— Идете или останетесь?

Шериф, опустившись в мягкое кресло, позвал Спрага:

— Обождите, Рэй.

— Нам здесь делать нечего, — ответил Спраг.

— Ну что ж, я останусь один. — Шериф с невозмутимым видом принялся попыхивать трубкой.

Мейсон уселся на краешек стола. Спраг, потоптавшись в дверях, вернулся, сел на стул. Сержант, не скрывая недовольства, облокотился о дверной косяк.

Мейсон заговорил, обращаясь к шерифу:

— В доме Сейвина сложилась непростая ситуация. Похоже, что мистер Фремонт Сейвин и миссис Сейвин договорились о том, что она сделает вид, будто отправилась в кругосветное путешествие, а вместо этого поедет в Рино, проживет там положенное время и разведется с ним, избежав широкой огласки. За это она должна была получить, помимо того, что ей причитается как жене Фремонта Сейвина, сто тысяч наличными.

— Она не была в Рино. Она была среди пассажиров на борту парохода, проходящего через Панамский канал, — сказал Спраг, — так что разговоры о Рино очередная ваша ловушка.

— Но Ричард Вейд встретил ее в Нью-Йорке в среду седьмого числа. Она вручила ему нотариально заверенную копию свидетельства о разводе, а он отдал ей сто тысяч долларов и получил от нее расписку. Это как раз то самое важное дело, ради которого он летал в Нью-Йорк.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Мейсон? — спросил шериф вторично.

— А вот что. Свидетельство было помечено вторником шестого числа. Если оно было выдано до того, как убили Фремонта Сейвина, тогда все в порядке. Но если развод был получен уже после убийства Сейвина, тогда свидетельство теряет силу, а миссис Сейвин, как супруга мистера Сейвина, получает бо́льшую долю состояния. Весьма сложная и необычайная ситуация.

Сержант с презрением заметил:

— Послушайте! Элен Монтейз вышла замуж за Сейвина. Она не знала, что он женат. Она думала, что он вообще какой-то мистер Вольдман. Мы это установили по метке прачечной на ее вещах. Она узнает о его обмане. Купить пистолет побоялась и взяла один из старинных пистолетов в библиотечной коллекции. Возможно, она просто хотела его припугнуть, пистолет она взяла с собой в домик и там застрелила Сейвина. — Сержант сделал паузу. — Потом приехала к Мейсону, чтобы тот ее вызволил. Мейсон располагает фактами, которые мог узнать только от нее. Элен сказала своей сестре, что пойдет в дом Сейвина для объяснения. Очевидно, там она не была, а Мейсон там был. Он поехал к Сейвинам со своей секретаршей, а возвратился без нее. Где секретарша? Где Элен Монтейз? Вы начали допрашивать его, а он тут же попытался пустить нас по ложному следу. Не сомневаюсь, он придумает что-нибудь еще.

В дверь из коридора по-особому постучали, и Мейсон поднялся и открыл ее. На пороге появился Пол Дрейк. Он сразу же заговорил:

— Ну, Перри, — и замолчал, увидев собравшихся.

— Продолжай, Пол. Сержанта Голкомба ты хорошо знаешь, а это шериф Барнет из Сан-Молинаса и Спраг, окружной прокурор. Так что же ты узнал?

— Ты хочешь, чтобы я при всех говорил?

— Конечно.

— Ну, я все это время названивал по междугородному телефону и разослал оперативников во все концы страны. Теперь можно точно сказать, что миссис Сейвин доплыла до Гонолулу, оттуда отправилась в Рино, остановилась в «Силвер-Сити-бунгало» под именем Элен Сейвин. Она подала заявление о разводе. Протоколы судебных заседаний можно будет проверить лишь завтра утром. Вечером в среду, седьмого, миссис Сейвин была в Нью-Йорке. Отбыла оттуда в полночь.

— Таким образом, до какого часа миссис Сейвин находилась в Рино? — спросил Мейсон.

— Нам удалось установить, что она вылетела из Рино вечером шестого и прилетела в Нью-Йорк седьмого.

— В таком случае решение о разводе должны были вынести утром шестого, — сказал Спраг.

— Похоже, что так, — согласился Дрейк.

— Она должна была присутствовать на суде шестого, — снова сказал Спраг.

— Ну и что же? — поинтересовался Барнет.

— Как я понимаю, Мейсон сам подрубил сук, на котором сидел, — усмехнулся с довольным видом Спраг.

— В каком смысле?

— Неужели вы не понимаете, что Мейсон старается отвлечь наше внимание от Элен Монтейз, подбросив для приманки миссис Сейвин. Но если она находилась в Рино на суде, то никак не могла убить Фремонта Сейвина в горной хижине.

Мейсон закинул руки за голову, потянулся и сказал:

— Во всяком случае, джентльмены, я выложил свои карты на стол!

Спраг решительно пошел к двери.

— Не сомневаюсь, что мы прекрасно сумеем справиться с расследованием. Что же касается вас, мистер Мейсон, вы слышали мой ультиматум: либо вы представите Элен Монтейз завтра к двенадцати часам перед Малым жюри, либо сами перед ним предстанете.

Последним из кабинета выходил шериф Барнет. Было видно, что он делал это неохотно. В коридоре он вполголоса спросил:

— Не слишком ли вы торопитесь, Рэй?

Ответа Спрага ни Мейсон, ни Дрейк не разобрали. Вздохнув, Мейсон сказал:

— Ты видишь, Пол, каковы дела?

— Ты и вправду куда-то спрятал мисс Монтейз?

— Даю тебе слово, Пол, я не имею ни малейшего представления, где она находится.

— Мой оперативник сообщил, что ты встречался с ней возле дома Сейвина, а потом она уехала вместе с Деллой.

— Надеюсь, парень не будет об этом болтать всем на каждом углу?

— Он-то не будет… Но что ты задумал?

— Мне неизвестно, где она, поэтому не могу ее представить перед Малым жюри в Сан-Молинасе.

— Делла знает?

— Я не знаю, где Делла.

— Перри, ты накидываешь себе петлю на шею.

— Она меня еще подождет… Лучше скажи, что тебе удалось выяснить о телефонной отводке?

— Ничего. И чем больше я стараюсь выяснить, тем больше запутываюсь.

— Кто-то из заинтересованных в делах «крестового похода» против притонов, игорных домов?

— Исключается.

— Почему?

— Это их не касается.

— Почему?

— Они слишком хорошо замаскированы.

— Городская комиссия располагает многими фактами.

— На их основании нельзя уличить кого-то в чем-то конкретном. По-моему, это всего лишь материалы, которые заставляют насторожиться, предположить возможность подкупа сильных мира сего. Но что в этом нового? Арестуют пару мелких рыбешек, а крупные останутся на свободе. Прижмутся к стенке и переждут, пока полиция не вытащит невод и не удовольствуется малым уловом.

— Полиция? — спросил Мейсон.

— Разумеется. Суди сам, Перри. Ведь всегда, когда «чистят» какой-нибудь дом свиданий, притон для наркоманов или игорный дом, у полиции часто оказывается рыльце в пушку. Я вовсе не хочу сказать, что вся полиция подкуплена. Нет, лишь кое-кто, причем как раз среди верхов. Только замышляется поход против алчных мест, как заинтересованные лица шепчут словечко своим отцам-заступникам в полиции, те организуют видимость борьбы, а сами просто дают время остыть страстям и подают сигнал, когда можно начинать все снова. Им тоже не хочется терять своих денег.

— Так ты считаешь, что отводной провод в хижине Сейвина, в смысле — от его телефона, был сделан не таким вот заинтересованным лицом из алчных мест?

— Мне кажется, тут нет даже ни одного процента вероятности. Нет, нет, у них сейчас временный перерыв в работе… Перри, мне кажется, это больше похоже на работу частного детектива!

— Кто его нанял?

— Естественно предположить, что миссис Сейвин. Знаешь, она произвела на меня впечатление злобной фурии.

— Да, у ее матери не было дурочки-дочери, — согласился Мейсон. — Послушай-ка, Пол, твоя машина здесь?

— Да, а что?

— Тогда поехали.

— Куда?

— Мы сейчас быстренько смотаемся в Сан-Молинас.

— Зачем?

— Надо украсть попугая.

— Украсть попугая?

— Совершенно верно.

— Казанову?

— Точно.

— Зачем он тебе?

— Пошевели мозгами, Пол, и ты поймешь, что все вращается вокруг попугая. Казанова — ключ к решению загадки. Вспомни, убийца Сейвина не хотел, чтобы погиб попугай.

— В силу своего мягкосердечия или же из-за любви к животным, это ты хочешь мне сказать?

— Не знаю, какими соображениями он руководствовался. Однако кое-что начинает вырисовываться, помнишь, что говорит Казанова о пистолете?

— Похоже, что попугай присутствовал при стрельбе. Этот человек увез Казанову и заменил его.

— Для чего это делать убийце?

— Признаться, не понимаю. История с попугаем меня окончательно запутала.

— Пол, знаешь, все объяснения, которые я слышал до сих пор, мне тоже кажутся неубедительными. Отсюда я делаю вывод, что попугай играет важную, если не решающую роль в данном деле. Я полагаю, шериф и окружной прокурор сейчас больше всего заинтересованы в том, как бы отыскать Элен Монтейз. К ее розыску они привлекли и сержанта Голкомба. У нас развязаны руки. Мы можем спокойно совершить налет на Сан-Молинас.

— Если они поймают нас, Перри, не миновать тюрьмы.

— Знаю, — усмехнулся Мейсон, — именно по этой причине я не хочу, чтобы меня поймали. Так что поехали!

— Ты утащишь его вместе с клеткой?

— Да, но на его место повешу клетку с другим попугаем.

Он подошел к телефону и набрал номер:

— Хэлло, Гиббс, говорит Перри Мейсон, адвокат. Я бы попросил вас подъехать в свой магазин. Мне необходимо купить попугая.

Глава 7

Попугай, помещенный на заднее сиденье, изредка испускал хрипло и скрипуче громкие протесты, словно возмущаясь тем, что машина подпрыгивает на неровностях дороги, заставляя его балансировать на жердочке.

Дрейк молчал, всем своим видом выказывая недовольство от затеянной авантюры. Мейсон изредка потягивал сигарету и задумчиво любовался серой лентой дороги, протянувшейся перед ними.

Наконец Дрейк, не выдержав молчания, отрывисто бросил:

— Если миссис Сейвин была в Рино и в ее распоряжении был самолет и если это она наняла частного детектива, который организовал подслушивание телефона Сейвина, тогда тебе лучше позабыть про мисс Монтейз.

Мейсон не обратил на его замечание никакого внимания. Он неожиданно сказал:

— Пол, обрати внимание, что Рино отсюда недалеко… А как ты относишься к подслушиванию телефонных разговоров?

— Я?

— Да, ты!

— Перри, я на все готов для тебя. Но если честно, как бы ты меня ни просил заняться прослушиванием телефонных разговоров, я бы отказался.

— Так я и думал.

— Что ты опять задумал?

— Давай порассуждаем. От телефонной линии была сделана отводка. Ты уверен, что этого не могли сделать игроки? Вряд ли к этому причастна и полиция: они бы не оставили за собой следов. Твоя версия — работа частного детектива. Но любое частное агентство дважды подумает, прежде чем согласится на подслушивание телефонных разговоров.

— Смотря какое агентство. Одни возьмутся за большие деньги, другие — ни за какие. Теперь я понял, о чем ты думаешь, Перри, и ты можешь оказаться прав. Придется признать, что все же большей частью подслушиванием телефонных разговоров в наши дни занимается полиция.

— Почему полиция?

— Они, вероятно, считают, что законы писаны не для них. Подслушивание частных разговоров у них стало чуть ли не главным звеном любого расследования.

— Интересная информация для размышления. Если отводка сделана была к телефонной линии Сейвина с ведома полиции, то сержант Голкомб знал бы об этом. И у полиции должны иметься записи разговоров, которые велись по телефону. Пол, сейчас сразу же займись проверкой истории с отводом Сейвина.

— В Рино у меня двое агентов. Они проверят протоколы и записи судебных заседаний и займутся этой работой.

Следующие несколько миль они ехали молча, думая каждый о своем, пока на дороге не показался указатель с надписью, показывающий границу Сан-Молинаса.

— Ехать к дому Элен Монтейз? — спросил Дрейк.

— Проверь, нет ли хвоста, — попросил Мейсон.

— Я все время слежу за этим.

— Для полной уверенности сделай-ка круг.

Когда Пол завершил маневр, Мейсон кивнул головой.

— О’кей, Пол. Поезжай прямо к дому.

— Нас может увидеть ее любопытная соседка, — озабоченно заметил Пол, — не проехать ли пару кварталов без света и не остановиться ли за несколько домов?

— Нет. Все нужно сделать как можно быстрее. Ты можешь для проверки объехать квартал, разведаем обстановку, потом выключи огни и подъезжай как можно ближе к навесу. Надеюсь, попугай не начнет вопить, когда я его заберу?

— До сих пор я думал, что попугаи спят по ночам, — заметил Дрейк.

— Спят, это точно, — согласился Мейсон, — но когда их везут ночью в машине, они нервничают. И поэтому Казанова может поднять крик.

Дрейк окончательно пал духом.

— Послушай, Перри, будь осторожен! Обещай, если что-то не так, ты откажешься от своей затеи. Я буду наготове. Бросай попугая и беги к машине. Договорились?

— Все должно пройти благополучно, если только за домом не установлена слежка. А это сразу станет ясно, как только мы объедем вокруг квартала.

— До бунгало осталось два квартала, — пробурчал Пол, сбавляя скорость.

Вскоре перед ними появились неясные очертания дома Элен Монтейз. Мейсон внимательно всмотрелся в сад и улицу.

— Дом совершенно темный. В соседнем — свет. И напротив тоже. До навеса добраться просто.

Они объехали квартал. Пол Дрейк выключил огни и заглушил мотор.

Мейсон вышел, держа в руках клетку с попугаем, и юркнул в тень. Попасть под навес, где находилась клетка с Казановой, оказалось простым делом. Попугай, по всей вероятности, спал. Он лишь слегка затрепетал крыльями, когда Мейсон снимал клетку с крючка и ставил ее на пол. Мейсон уже через минуту сидел в машине, а на заднем сиденье стояла клетка с Казановой.

Дрейку не нужно было ничего говорить. Машина тронулась с места как раз в тот момент, когда отворилась дверь соседнего дома и на пороге показалась дородная фигура миссис Винтерс. Но она опоздала.

Машина Пола Дрейка быстро завернула за угол. Из клетки раздалось сонное бормотание попугая: «Господи, ты меня застрелила!»

Глава 8

Мейсон раскрыл дверь своей конторы и замер, увидев сидящую в кресле Деллу Стрит.

— Что случилось?

— По-видимому, вам придется менять секретаря, — пробормотала Делла, смахивая с ресниц слезы.

— Что такое, Делла? — спросил Мейсон, подходя к ней. Она перестала всхлипывать. Он обнял ее за плечи и слегка прижал к себе. — Что случилось?

— Эта обманщица…

— Кто?

— Библиотекарша… Элен Монтейз.

— Что с ней?

— Она обманула меня.

— Расскажи все подробно.

— Шеф, вы не представляете, как я переживаю, что вас подвела!

— Почему подвела?

— Вы же попросили меня отвезти ее в такое место, где ее никто не мог бы отыскать…

— Ну и что? Полиция ее нашла или она сбежала?

— Сбежала.

— Ол-райт, как это случилось?

Делла вытерла глаза кружевным платочком.

— Ох, шеф, так противно, что не могу сдерживать себя… Эта библиотекарша на вид такой цыпленок, я запросто могла бы ей свернуть шею… но она рассказала историю, которая перевернула мне душу.

— О чем?

— История ее жизни. Она рассказала… Наверное, надо быть женщиной, чтобы ей поверить и чтобы понять. С детства она была полна романтических иллюзий. Затем школа. Детская любовь. Но для мальчика она была лишь забавой. В моем изложении ее рассказ теряет остроту, потому что я ведь ничего подобного не пережила, но для нее…

Мальчик был само очарование, она сумела мне показать его именно таким, каким сама видела: чистенький, симпатичный, воспитанный, любитель музыки и поэзии. То есть в нем было все то, что девочки ищут в мужчинах. Для нее это была настоящая любовь.

Потом парень уехал в поисках работы. Он хотел заработать денег, чтобы жениться на ней, и она ждала его и не помнила себя от счастья и гордости. А через несколько месяцев он вернулся назад и…

— …женился на другой, — подсказал Мейсон, видя ее нерешительность.

— Нет. В нем появилась развязность, нахальство. Он смотрел на нее с видом собственника и уже не торопился с женитьбой. Завел себе дружков-приятелей, которые считали, что иметь идеалы не модно. Во всех их поступках сквозил цинизм и… Мне не забыть, как она сказала: «Кислота их цинизма разъела золото его натуры, внутри остался только голый металл».

— И что же?

— Она разочаровалась и в мужчинах, и в любви. В те годы, когда другие девушки смотрели на мир сквозь розовые очки, она уже утратила иллюзии. Она перестала ходить на танцы и вечеринки, постепенно все больше и больше погружалась в мир книг.

Ее стали упрекать в несовременности, в ограниченности, в отсутствии чувства товарищества. Такой слух распустили молодые люди, с которыми она не пожелала сблизиться. Ее прозвали синим чулком, ханжой. Не забывайте, шеф, она жила в маленьком городке, где людей знают главным образом по их репутации, которая заслоняет и подменяет подлинную сущность человека.

— Так она сама говорила? — спросил Мейсон.

Делла виновато взглянула на Мейсона и кивнула.

— Что случилось потом?

— Затем, когда она уже совершенно отказалась от мысли о любви, встретился Сейвин. В жизненной философии Фремонта Сейвина на первый план выступало все прекрасное, что есть в каждой вещи, в каждом явлении. Я верю, что этот человек пронес свои идеалы через многие жизненные испытания и разочарования.

— По-видимому, Фремонт Сейвин действительно был незаурядной личностью.

— Несомненно. Конечно, он сыграл с ней ужасную шутку, но…

— Я не уверен, что это было так. Можно посмотреть на случившееся с точки зрения Фремонта Сейвина и понять, почему он так поступил. Тогда ты увидишь все в правильной, не искаженной перспективе. И в свете некоторых новых  открывшихся фактов, ты убедишься, что никакого противоречия в его поступках не было. Все вполне соответствует его характеру.

— О каких фактах вы говорите?

— Расскажи мне сначала все про Эллен.

— Этот человек стал часто появляться в библиотеке. Элен знала его только как Вольдмана, безработного бухгалтера. Он интересовался книгами по философии и о социальных реформах, но больше всего его привлекали живые люди. Целые дни он просиживал в читальном зале, иногда задерживался до позднего вечера. При любой возможности он завязывал знакомства, вызывая людей на откровенность, и слушал. Естественно, Элен наблюдала за ним и в скором времени им заинтересовалась.

Очевидно, у него был своего рода особый дар располагать к себе людей, и она вскоре рассказала ему почти все про себя, даже не сообразив, что делает. Она влюбилась. Именно потому, что он был гораздо старше ее и она не предполагала, что с ней может случиться нечто подобное, чувство проникло в нее и захватило полностью. Она полюбила горячо и искренне. И когда она поняла, что случилось, не могла уже отказаться от своих чувств. Понимаете, шеф, она сказала, что у нее было такое чувство, будто ее душа все время поет.

— Я вижу, она наделена даром «искренне» выражать свои эмоции, — заметил Мейсон, слегка прищурив глаза.

— Нет, шеф, она не играла. Она была совершенно искренна. Ей нравилось рассказывать о нем, потому что для нее случившееся было чудом. Несмотря на переживаемый ею удар от происшедшей трагедии, несмотря на все разочарования, которые ей пришлось перенести, когда она узнала, что он женат, Элен была счастлива. Потому что и на ее долю выпала большая любовь.

Счастье было недолгим, но случившееся не переменило ее мнения о Фремонте Сейвине. Она не может забыть того, что пережила за эти недолгие недели. Когда она прочитала в утренних выпусках газет об убийстве Фремонта Сейвина, о его пристрастии путешествовать под вымышленным именем, изучать людей, рыться в библиотеках… Конечно, сразу заподозрила недоброе. Но старалась подавить в себе страх, убедила себя, что это может оказаться простым совпадением… В дневных выпусках газет был помещен портрет Фремонта Сейвина, после этого уже не на что было надеяться.

— Так ты думаешь, она не могла его убить? — спросил Мейсон.

— Не могла… но…

— Есть все же сомнения?

— Понимаете, в ее характере есть одна черта. Если она заподозрила хоть в какой-то мере игру и в действительности его идеалы вовсе не такие возвышенные, думаю, она могла бы его убить, чтобы он не смог опорочить созданного ими обоими прекрасного образа.

— Понятно. Что же было дальше?

— Я отвезла ее в маленький отель. По дороге несколько раз проверяла, нет ли за нами слежки. Мы заехали ко мне на квартиру, взяли необходимые вещи, в отеле зарегистрировались как две сестры из Топека в Канзасе. Я задала портье десятки глупых вопросов, которые приходят в голову только туристам, так что, по всей вероятности, он не сомневался ни в моей глупости, ни в целях нашего приезда.

Нам дали номер в заднем углу отеля. Две кровати, ванная. На всякий случай я заперла дверь на ключ и положила его к себе в карман. Элен ничего не заметила.

Мы сидели и спокойно разговаривали. В это время она рассказала мне про свою жизнь. Наверное, прошло часа три или четыре. Во всяком случае, мы легли спать уже далеко за полночь. Где-то около пяти часов утра Элен разбудила меня и попросила открыть дверь. Она была полностью одета.

Я спросила, куда она собралась. Элен сказала, что должна возвратиться в Сан-Молинас немедленно. Это просто необходимо. Она что-то забыла.

Я пыталась ее остановить, объяснила, что ей нельзя возвращаться домой. Элен настаивала. Мы даже поссорились. Наконец она сказала, что все равно позвонит вниз и вызовет кого-нибудь с ключом. Тут я ей и выложила все.

— Что же ты ей сказала?

— Что вы жертвуете своей репутацией, чтобы помочь ей. Что она вас предает. Что ей угрожает опасность, полиция ее моментально схватит и обвинит в убийстве. Что о ее романе напишут во всех газетах страны, что ей придется пройти через все мытарства суда, допросов, недоверия, людского недоброжелательства и простого любопытства. Ей-богу, я сделала все, что было в моих силах.

— Как она отнеслась к этому?

— Она все-таки настаивала на своем. Тогда я ее предупредила, что в будущем она может больше на вашу помощь не рассчитывать. Ей следует подчиняться вашим распоряжениям и сидеть на месте, пока я не свяжусь с вами по телефону и не узнаю, как быть. Она спросила, когда это будет возможно. Я ответила, что не раньше половины десятого. Обещала в десять часов дозвониться до Пола Дрейка. Но Элен стала настаивать, чтобы я позвонила вам на квартиру. Я отказалась. Во-первых, зная сержанта Голкомба, я опасалась, что ваши разговоры могут прослушиваться. А потом, вы не хотели ничего знать о месте ее пребывания…

После минутного раздумья Элен согласилась, что это резонно, она подождет до половины десятого при условии, что я обещаю сразу же связаться с вами. Она разделась и легла в постель, даже извинилась за неприятную сцену. Я лишь через полчаса смогла уснуть. А когда проснулась, ее уже не было. Значит, она заранее решила меня обмануть.

— Достала ключ из твоего кармана?

— Нет, я переложила ключ в сумочку и спрятала ее под подушку. Она спустилась по пожарной лестнице. Окно оказалось открытым.

— Когда это случилось?

— Не могу точно сказать.

— Когда ты проснулась?

— В начале девятого. Проснулась и пару минут лежала в полной уверенности, что Элен спит. Боясь ее потревожить, на цыпочках прошла в ванную. И только там сообразила, что ее постель выглядит как-то странно. Оказалось, она запихала под одеяло подушку и валик с дивана. Это все, шеф.

Мейсон попытался успокоить Деллу:

— Не переживай, ты сделала все, что было в твоих силах. Как ты думаешь, куда она поехала?

— В Сан-Молинас, можно не сомневаться.

— Ну что же, сама полезла в петлю!

— Думаю, Элен уже там.

— Что ты сделала, увидев, что ее в номере нет?

— Позвонила в контору к Полу и попросила разыскать вас. Сама звонила вам на квартиру.

— Я ездил в город позавтракать, потом заходил в парикмахерскую.

— Пол был уже на работе. Я заехала к нему и объяснила, что случилось. Попросила его отправить агентов в Сан-Молинас и попытаться спрятать Элен.

— Что ответил Пол?

— Ничего. По-моему, он даже не успел выпить чашку кофе. Он полон мрачных предчувствий, что его вызовут держать ответ перед Малым жюри в Сан-Молинас, если он сделает что-то в этом плане.

— И все же потом он отправил агентов в Сан-Молинас?

— Вы не представляете, чего мне это стоило. Он… — Она замолчала, услышав условный стук Пола в дверь кабинета. — Легок на помине!

Делла повернулась к Мейсону и объявила, что пойдет и приведет себя в порядок. Мейсон встал и открыл дверь.

— Здравствуй, Пол!

— Хэлло, Перри!

Пол сразу же сел в кресло и принял излюбленную позу, перекинув длинные ноги через один подлокотник навалившись спиной на другой.

— Есть новости? — спросил Мейсон.

— Уйма!

— Плохие, хорошие или никакие?

— Все зависит от того, что ты называешь «никакими». Во-первых, Перри, та нотариально заверенная копия свидетельства о разводе — подделка. Все было до гениальности просто и ловко. И сто тысяч долларов в кармане.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Уверен, что миссис Сейвин в Рино помогал какой-нибудь адвокат, но вряд ли нам удастся установить, кто именно. У него имеются настоящие бланки, даже подписанные клерком и заместителем. Возможно, они даже поставили подлинную судебную печать. В конце концов всегда можно подсунуть лишнюю бумажку. Думаю, что план аферы был разработан заранее.

— Выходит, что никакого дела «Сейвин против Сейвина» не существовало?

— Вот именно!

— Умно, ничего не скажешь! Если бы не убийство, никто и никогда бы не обнаружил подделки. Заверенная копия свидетельства о разводе ни у кого не вызывает сомнения. Просто и гениально. Получить за «развод» сто тысяч долларов и остаться юридически женой! — Отдал должное Мейсон.

— Сейчас-то миссис Сейвин может поздравить себя за дальновидность. Как вдова она вступит во владение его капиталом.

— Хорошо, а чтоты скажешь об Элен Монтейз?

Дрейк брезгливо поморщился:

— Перри, скорей бы ты разделался с этой грязной историей!

— Почему?

— Знаешь, скверно уже то, что я, образно говоря, держу тебе стремя, когда ты садишься на лошадь. Но если к тому же мне самому приходится скакать на твоем скакуне, это совсем никуда не годится.

Мейсон рассмеялся.

— Так что же все-таки произошло?

— Сегодня, полдевятого, Делла позвонила в агентство. Это была настоящая паника. Подавай ей меня, подавай ей тебя, посылай немедленно агентов в Сан-Молинас выручать Элен Монтейз, от нее я узнал о бегстве мисс Монтейз. Делла требовала, чтобы я мчался в Сан-Молинас, разыскал эту взбалмошную дамочку и спрятал ее от полиции.

— Ну и что же ты в конечном счете сделал?

— А что я мог сделать? Выполнил то, что она требовала. Разве я мог поступить иначе? Прежде всего, я считаю Деллу своим верным другом. К тому же я понимаю, что ты никогда не оставишь меня в беде. И если она утверждала, что ты хочешь вытащить эту самую Элен Монтейз из львиной пасти, я мог…

— Так что же ты предпринял?

— Сказал, как послушный мальчик, что все сделаю, позвонил своим ребятам в Сан-Молинас и велел устроить засаду около ее дома, схватить ее, как только она появится, и тащить обратно в город. Связать, похитить, одним словом, действовать по обстоятельствам. Ребята возражали, но я сказал, что беру всю ответственность на себя.

— Ясно. Где же сейчас мисс Элен Монтейз?

— В тюрьме.

— Что?

— Мы опоздали. Она добралась до дома на полчаса раньше нас. По-видимому, полиция велела миссис Винтерс позвонить им, как только Элен Монтейз появится. Шериф и окружной прокурор сами примчались за ней. Элен убила попугая, сожгла бумаги и пыталась найти какое-нибудь подходящее место, чтобы спрятать коробку патронов калибра 4.1 мм.. Сам понимаешь, как это выглядело!

— Ты сказал, что она убила попугая?

— Да, убила попугая. Отрубила ему голову кухонным ножом. Ловко, как кухарка петуху.

— Сразу, как только приехала?

— По-видимому, шериф на это не обратил особого внимания. Они поймали ее с поличным в отношении патронов и бумаг. Шериф пытался что-то спасти из пламени, но, кажется, единственное, что он досконально узнал, — это то, что горела бумага. Они ее отвезли в тюрьму, сами же вызвали специалистов из технического отдела, пытаясь восстановить сгоревшее. Сержант Голкомб принимал во всей операции самое горячее участие.

— Представляю! Что она сказала о патронах! Призналась, что покупала их?

— Не знаю. Они очень спешили поскорее отправить ее в тюрьму.

— Когда они узнали про попугая?

— Недавно. Полицейские Голкомба наткнулись на него, когда обыскивали дом.

— Обожди минутку! Не могло случиться так, что попугая убили уже после ареста мисс Элен Монтейз?

— Исключается! Дом был сразу же оцеплен полицией на тот случай, чтобы никто не смог туда пробраться и уничтожить улики. И вот, когда они стали обыскивать дом, то наткнулись на попугая. Об этом пятнадцать минут назад мне сообщил мой агент. Перри, зачем Элен убила попугая, как ты думаешь?

— Убийство попугая, — философски заметил Перри Мейсон, у которого от возбуждения поблескивали глаза, — в какой-то степени аналогично убийству человека. То есть здесь нужно искать мотивы, затем возможность и…

— Прекращай комедию, Перри! Ты прекрасно знаешь, почему она убила попугая!

— Почему ты вообразил, что я знаю?

— …Не считай меня дураком! Элен хотела убрать с дороги птицу, а ты хотел сохранить ее для доказательства — уж не знаю чего. Ты предполагал, что она попытается свернуть голову несчастному попугаю, и именно поэтому велел Делле увезти Элен Монтейз и за это время успел подменить попугая. Думаю, что дело тут в воплях птицы о пистолете, который должна бросить Элен. Но почему Элен не убила попугая раньше, а затянула дело до того, что ей пришлось удирать от Деллы по пожарной лестнице и тайком пробираться к себе домой. Признаться, вчера вечером я воображал, что ты стремишься укрыть Элен Монтейз от властей. Даже сегодня, когда мне позвонила Делла, я еще придерживался того же мнения… Только сейчас до меня дошло, что ты не хотел допускать ее к попугаю.

— Теперь, когда попугай отдал Богу душу, мы можем спокойно…

— Но попугай-то целехонек! Он у тебя! Не сомневаюсь, что попугай, возможно, является свидетелем убийства, но провалиться мне на этом месте, если я понимаю, как это получилось! Скажи-ка, Перри, можно ли использовать попугая в качестве свидетеля на судебном процессе?

— Не знаю. Интересный вопрос, Пол. Конечно, попугая нельзя привести к присяге. Иными словами, он не может быть предубежденным и дать ложное показание.

Дрейк серьезно посмотрел на Мейсона:

— Я вижу, тебе просто не хочется поделиться своей версией со мной. Что ж, заставить тебя не в моих силах.

— Что тебе еще известно? — Мейсон сменил тему разговора.

— Над телефонным отводом в хижину всю ночь трудилась бригада моих оперативников. Понимаешь, Перри, мне пришло в голову, что можно что-то выяснить, если получить копию отчетов за телефонные разговоры. Линия прикреплена к местной подстанции, но ведь Сейвин не стал бы ставить у себя аппарат ради болтовни с соседями. Все его деловые связи в городе и, следовательно, оформлялись как междугородные переговоры.

— Прекрасно, Пол!

— Когда ты получишь счет, у тебя восторга поубавится, — многозначительно заявил Дрейк. — Мои ребята работают более девяти часов в сутки, я разогнал их по всей стране.

— Прекрасно! — не сдавался Мейсон. — Кстати, как ты раздобыл телефонные счета?

— Повезло одному из моих агентов. Он пошел в контору, назвался детективом, сказал, что из-за убийства они много звонили, сейчас ему нужно составить отчет для бухгалтерии, попросил показать книгу со счетами. Парень он смазливый, девчонка в конторе растаяла. Ну и все ол-райт!

— Что же удалось выяснить?

— Несколько разговоров с городской квартирой. Некоторые происходили просто по номеру, другие — персонально с секретарем Ричардом Вейдом. Много звонков было в Рино.

— В Рино?

— Получается, будто он почти ежедневно вел разговоры с женой.

— О чем?

— Не пойму. Возможно, хотел убедиться, движется ли дело о разводе согласно намеченному плану и прилетит ли она в Нью-Йорк с документами в намеченный день.

В кабинет вошла Делла. Лицо она припудрила, накрасила глаза, так что от недавних слез не осталось и следа. Она натурально изобразила удивление при виде Пола:

— Привет, Пол!

— Я это уже сегодня слышал. Эксплуататорша! — с притворным негодованием воскликнул Дрейк. — Из всех сумасшедших поручений, которые мне доводилось…

Она подошла к нему и коснулась тоненькими пальчиками его руки.

— Не будь таким брюзгой, Пол!

— Ага, теперь я стал брюзгой, а как ты мне все это представила? Либо я занимаюсь похищением Элен Монтейз, либо эту работу Мейсон поручает другому детективному агентству.

— Ну что ты, Пол. Просто я очень хотела выполнить задание шефа.

Дрейк повернулся к Мейсону:

— Ты сам по себе золото. Но твоя секретарша стоит таких двоих, как ты!

От их перепалки у Мейсона поднялось настроение, и он заговорщически подмигнул Делле.

— Ты сегодня к нему не подходи. Он переживает период самолюбования, восхищаясь своей ловкостью и находчивостью.

— Так он все-таки похитил Элен?

— Нет, ее забрала полиция, — рассмеялся Мейсон.

Делла испугалась:

— Это правда?

— Все в порядке, Делла. Позвони-ка в дом Сейвина, либо Ричарду Вейду, либо Чарльзу Сейвину. Скажи, что я жду их у себя. — Он повернулся к Полу: — Твои агенты выяснили, где куплены патроны?

— И где они куплены, и кем — полиция сейчас это тоже знает.

Мейсон махнул рукой.

— Ладно. Поработай-ка еще с Рино. Узнай как можно подробнее, что миссис Сейвин там делала. Потом постарайся получить все копии междугородных разговоров. Я имею в виду копии счетов.

— О’кей, Перри. Но предупреждаю: когда ты отступишь,  по той причине, что у тебя будут плохи дела, я тоже отступлю, у меня нет охоты идти напролом под пулеметным обстрелом

Глава 9

Чарльз Сейвин и Ричард Вейд пришли в контору Перри Мейсона в начале двенадцатого.

— У меня есть новости, — сразу же заявил Мейсон, — они могут вас заинтересовать. Я уже говорил вам вчера вечером, я нашел Казанову. Он находился у библиотекарши из Сан-Молинаса Элен Монтейз, на которой Фремонт Сейвин, очевидно, женился под именем Джорджа Вольдмана. Попугай был убит в ее доме вчера ночью либо сегодня рано утром. Полиция считает, что его убила сама Элен Монтейз. Попугай все время твердил: «Положи пистолет, Элен! Не стреляй!» Скажите, это о чем-нибудь говорит вам? — Мейсон поочередно посмотрел в глаза одного посетителя, потом другого.

— Наверное, естественно предположить, что попугай присутствовал при убийстве моего отца. В таком случае Элен… Но которая Элен?

— Не забывайте, что в домике нашли другого попугая, — напомнил Мейсон.

— Возможно, убийца подменил попугая, — высказал предположение Вейд.

Чарльз Сейвин неожиданно заявил:

— Прежде чем мы займемся обсуждением этого вопроса, я хотел сообщить вам нечто крайне важное.

— Давайте, — кивнул Мейсон.

— Я нашел завещание.

— Где?

— Вы помните, что в качестве поверенного отца по делу о разводе действовал Уильям Десмонд? Это явилось для меня неожиданностью. Я услышал имя нотариуса впервые от Вейда. Уж не знаю по каким соображениям, но только отец не хотел поручать дело о разводе «Каттер, Грейсон и Гринт».

— Ясно! Он поручил составить новое завещание Десмонду с учетом условий развода? — спросил Мейсон.

— Да.

— Что написано в завещании?

Чарльз Сейвин вытащил из кармана записную книжку и протянул ее Мейсону:

— Я переписал текст в той части, где отец распоряжается собственностью:

«Так как я достиг соглашения с моей женой Элен Сейвин и ей надлежит получить от меня сумму в сто тысяч наличными в качестве окончательной доли капитала по завершении бракоразводного процесса и предоставлении мне нотариально заверенной копии свидетельства о разводе, я даю указание на случай, если вышеназванная сумма в сто тысяч долларов наличными будет выплачена моей жене, Элен Сейвин, до моей смерти, то никаких дополнительных ассигнований в ее пользу из того, что останется после моей смерти, она не должна получать.

Если же она не получит деньги до моей смерти, то ей надлежит выплатить ровно сто тысяч долларов наличными после моей смерти. Других притязаний на мой капитал у вышеупомянутой Элен Сейвин быть не может.

Все остальное мое движимое и недвижимое имущество должно быть поделено поровну между моим сыном Чарльзом Сейвином, который на протяжении долгих лет терпеливо переносил выходки эксцентричного отца, оставаясь любящим, внимательным и почтительным сыном, и моим единоутробным братом Артуром Джорджем Сейвином, который, однако, может не пожелать принять от меня этого дара».

Чарльз Сейвин поднял голову:

— Предположим, отец умер до оформления развода, это имеет какое-нибудь значение для изменения завещания?

— Никакого, — покачав головой, сказал Мейсон. — Завещание составлено так, что Элен Сейвин полностью вышла из игры. Расскажите мне про его брата.

— Дядю Артура я почти не знаю, — сказал Чарльз. — Я его ни разу не видел. После того как папа разбогател, он несколько раз уговаривал дядю Артура войти в дело, тот наотрез отказался. Отец ездил к нему, и на него произвела огромное впечатление жизненная философия дяди Артура. Я даже считаю, что отход отца от дел в какой-то мере произошел под влиянием брата. По-видимому, именно это имел в виду отец, выражая сомнение в получении братом доли наследства. Я думаю, мистер Мейсон, вы понимаете, что я считаю своей обязанностью позаботиться о вдове моего отца?

— Об Элен Сейвин? — изумился Мейсон.

— Нет, об Элен Монтейз, или Элен Вольдман. Я ее считаю вдовой отца, причем гораздо более законной, если можно так выразиться, чем эту авантюристку, которая обманом женила на себе отца. Между прочим, имя Вольдман — наше фамильное. Я тоже полностью называюсь Чарльзом Вольдманом-Сейвином. Наверно, по этим соображениям отец и назвался Джорджем Вольдманом.

— По-видимому, вы еще не знаете, что Элен Монтейз, как я привык ее называть, находится сейчас в тюрьме Сан-Молинаса. Полиция намерена предъявить ей обвинение в убийстве Фремонта Сейвина.

— Об этом мне хотелось с вами поговорить, мистер Мейсон. Скажите мне честно и откровенно, как вы считаете, вы верите, что она могла его убить?

— Абсолютно уверен — нет. Но накопилось порядочно косвенных улик, которые будет очень трудно объяснить и опровергнуть. Не исключено, что если не будет найден настоящий убийца, ей не удастся оправдаться.

— Что за косвенные улики? — заинтересовался Сейвин.

— Прежде всего, у нее имелся повод для мести. Ведь он фактически был двоеженец. У Элен Монтейз был мотив и, главное, оружие. Это наиболее убедительное из косвенных вещественных доказательств. В руках прокурора все улики для организации научно обоснованного следствия. Он отбирает факты, но только те, которые, по его мнению, являются важными. Стоит ему прийти к какому-то заключению, и важными становятся те факты, которые подтверждают его версию. Вот почему косвенные улики так ненадежны. Факты сами по себе безлики, в окончательный расчет принимается только субъективное объяснение этих фактов.

— У нас в доме произошли некоторые события, — заметил Ричард Вейд, поглядывая на Чарльза Сейвина. — Вы намереваетесь рассказать, мистер Сейвин, про миссис Сейвин и Стива?

— После того как вы вчера вечером уехали, мистер Мейсон, Стив долго совещался с матерью в ее комнате. Около полуночи они ушли из дома и больше не возвращались. Они не оставили записки о том, куда направились, так что мы не знаем, где они сейчас. Коронер Сан-Молинаса назначил дознание на сегодня в восемь часов вечера, а похороны мы наметили на завтра в два часа дня. То, что миссис Сейвин исчезла, крайне неприятно для семьи. Я расцениваю ее поступок как вызов.

Мейсон посмотрел на Вейда.

— Вы рассказали шерифу или сержанту Голкомбу, по какому делу вы летали в Нью-Йорк?

— Да, конечно. На мой взгляд, это имело прямое отношение к делу. О разводе же до вчерашнего вечера не говорил никому. Миссис Сейвин меня до того напугала, что я боялся лишнее слово сказать.

— Ну, а о том, что мистер Сейвин звонил вам в десять часов вечера, вы рассказали шерифу?

— Да, конечно. На мой взгляд, это имело прямое отношение к делу, и в то же время я не выдавал ничьих тайн.

— Скажите, у Фремонта Сейвина было хорошее настроение, когда вы с ним разговаривали?

— Я бы даже сказал, отличное. По-моему, его голос ни разу не звучал так молодо, как в тот вечер. Оно и понятно, ведь он только что узнал о том, что миссис Сейвин получила развод и что на следующий день он получит официальные бумаги. По-моему, миссис Сейвин звонила ему и предупредила, что все в порядке.

— Вы знали, что он жил некоторое время в Сан-Молинасе? — спросил Мейсон.

— Да, — ответил Вейд, — потому что он несколько раз звонил мне оттуда.

— И я знал, — вступил в разговор Чарльз Сейвин. — Правда, он не говорил, что там делает, но поскольку отец был человеком своеобразным…

— Газеты писали о его привычках, — подсказал Вейд.

— Да, да, понятно. Кстати, сколько человек живет в городском доме?

— Мы с мистером Вейдом.

— Слуги?

— Только экономка. Как только миссис Сейвин уехала в кругосветное путешествие, мы заперли практически весь дом и отпустили прислугу. Тогда я не понял, зачем это делается, но отец-то знал, что Элен Сейвин уже не вернется в этот дом.

— Ну, а попугай? Ваш отец действительно возил его с собой?

— Большую часть времени попугай был с отцом. Но иногда он оставлял его в доме, главным образом с миссис Сейвин. Она его тоже очень любила.

Мейсон повернулся к Вейду.

— Скажите, мистер Вейд, были у Стива причины ненавидеть мистера Сейвина в такой степени, чтобы решиться на убийство?

— Стив просто не мог убить мистера Сейвина, — уверенно ответил Вейд. — Мне точно известно, что в десять часов вечера мистер Фремонт Сейвин был жив. Мы со Стивом вылетели в Нью-Йорк сразу же после разговора с ним и были вместе весь день во вторник.

Мейсон помолчал, как бы раздумывая, а потом спокойно сказал:

— Нотариально заверенная копия свидетельства о разводе, которую миссис Сейвин вручила вам в Нью-Йорке, фальшивка.

— Что? — Вейд изменился в лице.

— Фальшивка, — четко произнес Мейсон.

— Мистер Мейсон, но документ просматривал поверенный мистера Сейвина в Нью-Йорке!

— По форме он был законным. В нем учтено все, вплоть до имени клерка и заместителя секретаря суда. Очень умелая подделка, но документ все-таки фальшивый.

— Вы уверены в этом? — спросил Чарльз Сейвин.

— Я имею привычку проверять судебные записи. Поэтому я дал фотокопию свидетельства детективу, который специально вылетел в Рино. Выяснилось, что в Рино никогда не слушалось дело о разводе мистера Сейвина.

— Господи! Что Элен рассчитывала выиграть таким образом? — воскликнул пораженный Чарльз Сейвин. — Ведь она понимала, что рано или поздно обман раскроется!

— Обычно никто никогда не проверяет таких вещей, так что не было никакого риска, что обман раскроется.

— Но чего она хотела добиться?

— Трудно сказать точно, но кое-какие свои предположения я могу высказать. Прежде всего, есть некоторые сомнения относительно законности ее брака с вашим отцом.

— Допустим, он не был законным. Однако это не помешало бы ей подать заявление о разводе, — сказал Вейд.

— Видите ли, несмотря на оптимистические надежды мистера Сейвина, полностью избежать огласки им бы ни за что не удалось. В Рино во всех газетах имеются весьма ловкие корреспонденты, которые, как говорится, собаку съели на бракоразводных процессах. Общеизвестно, что многие кинозвезды тайком уезжают в Рино под собственными фамилиями, не открывая голливудских имен. Так что, если Элен Сейвин не получила развода от первого мужа, она не осмелилась бы начать бракоразводный процесс. На ставку было поставлено получение ста тысяч долларов.

С недоумением на лице Чарльз спросил:

— Но если Элен не оформила развода с первым мужем, как же она могла решиться на брак с моим отцом?

— Это уже чисто правовой вопрос! Многое зависит от того, какие она даст показания на месте для свидетелей. Я бы хотел, мистер Сейвин, чтобы вы присутствовали сегодня на дознании в Сан-Молинасе. Мне думается, шериф позаботится о том, чтобы разбирательство прошло на высоком профессиональном уровне, а не формально. На свет выйдет много интересных фактов.

Зазвонил прямой телефон Мейсона, номер которого знали немногие из близких к нему лиц. Сняв трубку, Мейсон услышал голос Пола:

— Перри, сейчас ты очень занят?

— Да.

— У тебя есть кто-то в связи с разбираемым делом?

— Да.

— Тогда будет лучше, если ты подойдешь ко мне.

— Мои клиенты уже уходят. Через пару минут я буду свободен. — Положив трубку, он протянул руку Сейвину: — Рад от души, что нашлось завещание.

— И вы дадите нам знать, если какие-то новые факты… если вы что-то выясните в отношении Элен Сейвин?

— Скорее всего, она сейчас затаится, — высказал предположение Мейсон, — пока не выяснит, какова будет реакция на поддельное свидетельство о разводе.

— Не думаю, чтобы Элен так поступила, — возразил Чарльз Сейвин. — Ее никакая сила в мире не заставит перейти в оборону. Сейчас она что-нибудь планирует, организует, готовит для нас новые неприятности.

— Ну что же, — сказал Мейсон, провожая их к выходу, — во всяком случае, ей нельзя отказать в умении энергично действовать!

Едва посетители прошли по коридору до лифта, как появился Пол.

— Свободен?

— Свободен, свободен… У меня было небольшое совещание с Чарльзом Сейвином и Ричардом Вейдом. Что у тебя Пол?

— Мы восстановили все телефонные разговоры, которые велись из домика Фремонта Сейвина. Вот что выяснилось. Последний зарегистрированный разговор состоялся в понедельник днем, в четыре часа. Секретарь рассказывал о звонке в десять часов вечера и в том разговоре мистер Сейвин пояснил, что у него не работает телефон, поэтому он отправился на переговорный пункт на станцию и говорит оттуда. Так? Прекрасно. Если телефон был испорчен, Сейвину никто не мог дозвониться. Ты понимаешь?

— Хорошо, Пол! Молодец!

— Ведь должно же было быть что-то, что заставило Фремонта Сейвина отправить Вейда в Нью-Йорк. Так вот, если телефон был неисправен с четырех часов дня, а Сейвин все же распорядился, чтобы Вейд вылетел к миссис Сейвин, значит, Фремонт Сейвин должен был от четырех до десяти часов получить сведения, подтверждающие, что Элен Сейвин будет в Нью-Йорке вечером седьмого числа с бумагами и ожидать денег. И получил он их не по телефону, их ему сообщил человек, пришедший в домик.

— Пришел или прислал записку. Это хорошая мысль, Пол. — сказал Мейсон. — Конечно, мы не знаем, вышел ли телефон из строя сразу после четырех часов.

— Не знаем, верно. Однако трудно предположить, что Сейвину позвонили, чтобы рассказать, что бумаги о разводе получены, а когда он тут же стал звонить Вейду, телефон перестал работать.

— Но от телефонной линии была проведена отводка, а в этом случае можно проделать любые фокусы с основной линией.

— Верно! Этого я не учел. Но с какой целью человек, подслушивающий разговоры мистера Сейвина, стал бы отключать телефон?

— Это надо выяснить.

— Думаю, тебя больше всего заинтересует разговор, который состоялся у мистера Сейвина в четыре часа.

— С кем?

— С Рондольфом Болдингтоном, экспертом по сомнительным документам.

Мейсон нахмурился:

— Зачем ему понадобилось звонить эксперту?

— А ты не допускаешь мысли, что Фремонт Сейвин хотел проверить подлинность свидетельства о разводе?

— Нет, документ о разводе был получен официально шестого числа. Если он увидел бы его пятого, то и без эксперта понял бы, что это фальшивка.

— Верно.

— Ты не разговаривал с Болдингтоном?

— Мой человек пытался, но безуспешно. Болдингтон заявил, что все, имевшее место между ним и Фремонтом Сейвином, является профессиональной тайной. Ты поговори с ним сам.

Мейсон потянулся за шляпой.

— Уже поехал! — сказал он.

Глава 10

На лице Рондольфа Болдингтона было выражение, которое однажды Мейсон описал членам жюри как «систематическую, профессиональную суровость». Каждое его движение было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на аудиторию и внушить о себе представление исключительности.

— Как поживаете, мистер Болдингтон, — вежливо поинтересовался Мейсон, заходя в его кабинет.

Болдингтон, сидя за огромным письменным столом, механически принялся наводить порядок среди бумаг, давая возможность посетителю полюбоваться увеличенными снимками поддельных подписей, которые украшали стены.

Мейсон сел в кресло и сразу же приступил к делу:

— Мистер Болдингтон, вы выполняли какую-то работу для Фремонта Сейвина?

Болдингтон даже не поднял головы, сурово ответил:

— Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос.

— Почему?

— Мои взаимоотношения с клиентами — такая же профессиональная тайна, как и ваши, — торжественно заявил он.

— Я представляю интересы Чарльза Сейвина.

— Это ничего не значит.

— Как наследник, Чарльз Сейвин имеет право на информацию, которой вы располагаете.

— Я так не считаю.

— Кому вы хотите сообщить эти сведения?

— Никому.

Мейсон откинулся в кресле.

— Чарльз Сейвин просил сообщить вам, что он находит ваш счет непомерно большим.

Прославленный эксперт растерянно заморгал бесцветными глазами.

— Но я ведь еще не посылал счета!

— Я знаю. Однако он находит ваши требования непомерными.

— Какое это имеет отношение…

— Чарльз Сейвин наследник состояния, ему оплачивать отцовские счета.

— Но как он может считать мой счет слишком высоким, если я его не посылал?

Мейсон пожал плечами.

— Вы же знаете, если наследник не признает долгов родителей, вам придется возбуждать уголовное дело. Это я говорю вам, как адвокат. А там еще неизвестно, что решит суд.

Болдинг несколько минут изучал пресс-папье перед собой.

— Мне пора идти. У меня уйма дел, — неожиданно заявил Мейсон, делая попытку встать.

— Подождите минуточку… Это нечестно!

— Возможно, — беспечно сказал Мейсон, — однако Чарльз Сейвин мой клиент. Я передал вам его мнение. Вы же сами знаете, что нам приходится считаться с желаниями клиентов и точно следовать их указаниям.

— Но это же несправедливо!

— Я так не считаю.

— Не считаете?

— Нет.

— Почему?

— Как я полагаю, вы выполняли задание, имеющее не личное касательство к персоне мистера Сейвина, а имеющее целью сохранить его состояние.

— Совершенно верно.

— Так вы же его не сохранили!

Болдингтон покраснел от негодования.

— Я не виноват, что человек умер до того, как привел в исполнение свои планы.

— Правильно. Но ведь это ваша проблема, вы потеряли клиента.

— По закону я имею право на компенсацию за оказанные услуги. Тысяча долларов — умеренное требование.

— Пожалуйста, добивайтесь по закону компенсации. Но учтите, если Чарльз Сейвин пригласит пару экспертов, обвиняя вас в непомерных требованиях, всегда найдется человек, который с удовольствием подтвердит, что вы завысили счет.

— Кажется, вы пытаетесь меня шантажировать?

— Зачем? Мой долг предупредить вас.

— Чего вы хотите?

— Я? — удивился Мейсон. — Ничего.

— Чего хочет мистер Чарльз Сейвин?

— Не знаю. Вам все равно придется встретиться с ним, когда вы представите счет. Тогда и спросите у него.

— Я ничего не стану спрашивать у него.

— Хорошо. Чарльз Сейвин находит ваш счет — грабежом. Он считает, что вы делали работу в личных интересах отца, а не в интересах его состояния.

— Как раз наоборот.

— Не знаю, не знаю. У нас же нет никаких фактов. То же самое можно сказать и про мистера Сейвина. Тут нет ничего хитрого.

— Вы ставите меня в затруднительное положение, мистер Мейсон.

— Почему? Мне кажется, это вы себя ставите в затруднительное положение.

Подумав пару минут, Болдингтон со вздохом поднялся с места, подошел к объемистому несгораемому шкафу, открыл его и вытащил один из ящиков.

— Ол-райт! Ваша взяла. — Достав объемистое дело, он заговорил, выделяя без видимой нужды некоторые слова: — Ричард Вейд, секретарь Фремонта Сейвина, был его доверенным лицом и имел право подписывать чеки на суммы, не превышающие пяти тысяч долларов. Чеки на большие суммы, подписывал сам Фремонт Сейвин. В этой папке лежат фальшивые, поддельные чеки на общую сумму шестнадцать с половиной тысяч. Их три, и они свыше пяти тысяч долларов, а потому их должен был подписывать сам мистер Фремонт Сейвин. Его подпись подделана так искусно, что в банке не обнаружили подделки.

— Каким образом обман раскрылся?

— Фремонт Сейвин проверял свои банковские счета.

— Почему этого не знал Вейд?

— Такие проверки Фремонт Сейвин проводил не ставя  в известность секретаря. Ну, и чеки он тоже подписывал, когда находил нужным.

— Вейд в конечном итоге узнал про это?

— Нет. Мистер Фремонт Сейвин держал данную историю в тайне, считая ее семейной.

— Что вы имеете в виду?

— Я думаю, мистер Фремонт Сейвин подозревал Стива Воткинса, сына его жены от первого брака. Именно поэтому он хранил тайну, боясь огласки и скандала в газетах. Он просил меня сравнить чеки с почерком мистера Стива Воткинса и позвонить ему о результатах проверки в горный домик, где он собирался пожить несколько дней с понедельника пятого сентября.

— И к какому же заключению вы пришли?

— Чеки являются умной подделкой. Подписи были не срисованы, а сделаны одним росчерком пера опытным и знающим человеком. Поэтому перо у него не дрожало и в линиях нет утолщений и колебаний.

— Понятно.

— Возможно, окажется, что это и правда работа мистера Стива Воткинса. Однако я пришел к мнению, что подтверждения передаточной надписи на обороте чека сделаны другим лицом.

— Значит, вы сомневаетесь, что это дело рук Воткинса?

— Сомневаюсь. В отношении подписи, конечно, может быть, но в целом… нет, это не он.

— Вы все так и сказали мистеру Фремонту Сейвину?

— Да.

— Когда?

— В пятницу второго сентября. Он был в городе и заезжал ко мне.

— Что предпринял мистер Сейвин?

— Сказал, что все обдумает и даст мне знать, как действовать.

— Он звонил?

— Да.

— Когда?

— Примерно часа в четыре в понедельник пятого сентября. Я случайно оказался в офисе. Сейвин звонил мне по междугороднему телефону.

— Он не сказал откуда?

— Из своего домика в горах.

— Что он решил?

— Сообщил, что все как следует продумал и посылает мне письмо — образец другого почерка.

— Вы получили это письмо?

— Нет.

— Думаете, он его так и не отправил?

— А разве это не логический вывод?

— Вам известно, почему он не стал отправлять письмо?

— Нет. Он мог просто передумать. Мог отложить дело. Достичь договоренности на этой основе… Мало ли какие были причины? Возможно, эти сведения помогли ему решить важное имущественное дело…

— На каком основании вы делаете предположения?

— Я располагаю еще кое-какими фактами, о которых не имею права говорить.

Мейсон внимательно посмотрел на эксперта.

— Теперь я вижу, Болдингтон, что ваши услуги действительно ценные для сохранения состояния финансов мистера Сейвина. Если вы нуждаетесь в деньгах, я могу частично оплатить ваш счет, а потом вычесть эту сумму из вашей тысячи долларов простым переводом.

— Прошу прощения, полторы тысячи долларов.

— Разумеется, мне понадобятся документы на случай, если придется произвести административное изыскание.

— Вполне очевидно.

Мейсон достал чековую книжку и выписал чек на полторы тысячи долларов, оговорив при этом, что подтверждение Болдингтона на обороте явится своеобразной распиской.

Поблагодарив Мейсона с куда большим теплом, Болдингтон забрал чек, протянув, в свою очередь, конверт с вложенными в него поддельными чеками и сопроводительным письмом мистера Фремонта Сейвина. Мейсон пошел было к выходу, однако замер у порога, услышав торопливый стук женских каблучков. Он отступил назад, скрывшись за дверной створкой. Он почти не удивился, когда услышал резкий, требовательный голос миссис Элен Сейвин:

— Надеюсь, вы не передумали, мистер Болдингтон? Я принесла вам ровно тысячу долларов, десять стодолларовых бумажек. Теперь, если вы дадите мне расписку, я возьму документы и…

Болдингтон был дипломатически вежлив.

— Извините меня, миссис Сейвин, но не прошли, бы вы в кабинет? У меня сейчас здесь клиент.

— Ну и что. Заканчивайте. Я подожду.

Она прошла мимо Болдингтона, не заметив его растерянного лица, и сразу наткнулась на Мейсона.

— Вы?

Мейсон поклонился.

— Что вы здесь делаете?

— Собираю улики.

— Какие улики?

— Меня интересует, что могло послужить мотивом убийства Фремонта Сейвина.

— Глупости! Откуда у мистера Болдингтона такие документы?

— Значит вам известно, какими документами он располагает?

— Я пришла сюда не для перекрестного допроса, — парировала Элен Сейвин. — У меня дело к мистеру Болдингтону, и я не желаю, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре.

— Очень хорошо, — сказал Мейсон, приподнял шляпу и вышел в коридор.

Он едва успел дойти до лифта, когда сзади хлопнула дверь. Мейсон обернулся: миссис Сейвин бежала с искаженным от злобы лицом.

— Вы купили у мистера Болдингтона бумаги?

— Совершенно верно.

— Вы не имеете права на них. Я вдова мистера Сейвина и имею право на все его вещи.

— Сомневаюсь. У меня нет полной уверенности, действительно ли вы вдова мистера Сейвина.

— Вы оскорбляете меня! Вы еще об этом сильно пожалеете. Мне нужны бумаги. Не тратьте понапрасну время, отдайте их!

— Я не спешу!

— Я все понимаю, вы хотите что-то подстроить против Стива. И не пытайтесь, ничего у вас не выйдет!

— А что, собственно, я могу подстроить? В чем его можно обвинить?

— Вы великолепно знаете: это поддельные чеки.

— Я ничего не знаю. Я всего лишь собираю вещественные доказательства.

— Я сама ими займусь.

— Вы женщина взбалмошная! Не дай Бог, еще потеряете их. А это будет слишком большой удачей для того, кто их подделал. Скорее всего, этот же человек и убил мистера Фремонта Сейвина.

— Его убила Элен Монтейз! Я все про нее узнала. Однако, как мне кажется, вы хотите свалить вину на Стива, дабы вытащить ее!

Мейсон улыбнулся.

— Может быть!

— Вы отдадите мне чеки?

— Нет.

— Вы делаете ошибку!

— Между прочим, дознание состоится сегодня вечером в Сан-Молинасе. Не сомневаюсь, у шерифа имеется для вас повестка, а также…

— Отдайте мне чеки! — крикнула она, топая ногой.

— Я так вот прямо сейчас и отдам.

— Вы… вы! — Она метнулась к нему, пытаясь схватить конверт, торчащий из внутреннего кармана его незастегнутого пальто.

Мейсон вежливо отвел ее руку в сторону:

— Так вы ничего не добьетесь, миссис Сейвин.

Подошла кабина лифта, и Мейсон вошел в нее первым.

— Вы поедете?

— Нет! — крикнула она и с воинственным видом устремилась обратно в кабинет Рондольфа Болдингтона.

Спустившись вниз, Мейсон сразу отправился в местное почтовое отделение. Он сначала заклеил конверт с поддельными чеками, вложил его в большой конверт, на котором написал имя и адрес шерифа Барнета в Сан-Молинасе. Наклеив на конверт почтовую марку, он опустил письмо в ящик.

Глава 11

Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели втроем на переднем сиденье машины адвоката. На заднем находилась покрытая специально сшитым чехлом клетка с попугаем.

Дрейк, посмотрев на часы, заметил:

— Перри, мы туда приедем ни свет ни заря.

— Я хочу поговорить с шерифом и с Элен Монтейз.

Пол сказал:

— Думаю, Перри, чутье тебя и на этот раз не подвело. Элен Воткинс, похоже, не оформляла развод с Руфусом Воткинсом. Мы нашли свидетельницу, которая показала, что Элен Воткинс сама ей об этом говорила. Разговор состоялся за две недели до того, как она начала обрабатывать Фремонта Сейвина.

— Ты считаешь, она не добилась развода после этого разговора?

— Не знаю, Перри. Но думаю, у нее просто-напросто не было возможности. Раньше Элен проживала в Калифорнии. Если бы она получила развод в Калифорнии, то, согласно закону этого штата, она могла бы выйти замуж вторично лишь по прошествии года с того дня, как он был ею получен. Такое положение вещей ее, разумеется, не устраивало ни в какой мере. Она опутала Фремонта Сейвина через три недели после того, как устроилась в его дом экономкой.

— Ты не считаешь возможным, что она могла договориться с Воткинсом, чтобы он получил развод?

— Понимаешь, пока она не окрутила Сейвина, она и не думала о разводе. А после ее замужества Воткинсу было куда выгоднее ее шантажировать и вытягивать за молчание деньги.

— Это твои предположения или же ты говоришь на основании каких-то фактов?

— Вроде бы такие факты имеются. Я выяснил, что по банковскому счету Элен Воткинс-Сейвин было видно, что она довольно часто выплачивает порядочные суммы некоему Руфусу Ситу. Пытался выяснить, кто он такой. Судя по описанию — похож на Руфуса Воткинса, но пока я не могу определенно сказать, что это одно и то же лицо.

— Молодец, Пол. Теперь у меня есть, с чего начать.

— Против Элен Монтейз подобрано много материалов. Кажется, нашли человека, видевшего ее поблизости от горного домика Сейвина около полудня шестого числа.

— Это было бы скверно.

— Возможно, это всего лишь разговоры. Я слышал это от своих агентов в Сан-Молинасе.

— Как только мы прибудем на место, я поговорю с шерифом. Возможно, на сей раз он решится выложить карты на стол.

Делла убежденно сказала:

— Шеф, Элен не могла убить. Она его по-настоящему любила.

Пол Дрейк размышлял вслух:

— В этом деле два подозрительных лица. Обоих зовут Элен. Понимаешь, Перри, если ты используешь этого попугая как свидетеля против Элен Воткинс, окружной прокурор повернет твое оружие против тебя же: скажет, что попугай обвиняет Элен Монтейз.

Мейсон многозначительно произнес:

— У этого попугая куда более сложные задачи, Пол!


Кабинет шерифа помещался в южном крыле старого здания суда. Шериф сидел за старомодным бюро с опущенной крышкой. Под ним был скрипучий стул, который жалобно скрипел при каждом движении его хозяина. Мейсон, не теряя времени, рассказал Барнету о собранном материале. Тот выслушал его не перебивая, а когда адвокат закончил, спросил:

— Это все известные вам факты?

— Я подвел итог расследования. Мои карты на столе.

— Вам не следовало получать копии телефонных счетов, потому что у нас потом возникли осложнения. Получилась задержка в ходе следствия.

— Очень сожалею, не думал, что так получится.

— Каковы ваши выводы?

— Пока я еще их не сделал. Мне необходимо прослушать весь ход дознания.

— Думаете, после этого вы придете к определенному решению?

— Да, думаю, что смогу, — ответил Мейсон. — Если мне разрешат допросить свидетелей.

— Это вроде как зависит от коронера, не так ли? — спросил шериф.

— Да, — согласился Мейсон. — Но я не сомневаюсь, что если вы предложите ему в интересах правосудия разрешить мне опросить свидетелей, он согласится.

— Я полагаю, он решит посоветоваться с окружным прокурором об этом, — задумчиво заметил шериф.

— В таком случае, — сказал Мейсон, — мы пропали.

Шериф выпрямился, так что стул издал долгий, протестующий писк, от которого Делла Стрит поморщилась. 

— Хорошо, — сказал он, — я дам вам знать примерно через час. Мне придется поговорить с коронером и окружным прокурором. Лично я, Мейсон, на вашей стороне . Я не возглавляю обвинение, но я возглавляю департамент уголовных расследований. В моем округе было совершено убийство. Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы выяснить, кто совершил это убийство. Я думаю, вы предубеждены, потому что считаете Хелен Монтейз невиновной, в то время как я думаю, что она виновна. Естественно, вы пытаетесь защитить своего клиента. С другой стороны, у вас гораздо больше опыта в расследовании убийств, чем у меня. Я не позволю водить меня за нос, но я приму любую помощь, и буду чертовски рад ее получить. Откровенно говоря, я думаю, что если Рэймонд Спраг и пойдет на такое отступление от правил, то только в надежде, что вы оступитесь!

— Что же, это меня вполне устраивает, — усмехнулся Мейсон. — Со своей стороны обещаю сделать так, чтобы у всех создалось впечатление, будто я действую заодно со Рэймондом Спрагом. От него зависит, будет ли так на самом деле.

Шериф выглянул в окно. Очевидно, он обдумывал линию своего поведения. Наконец сказал:

— Я думаю, вы хотите видеть Элен Монтейз?

Мейсон кивнул.

— Хорошо, я разрешаю вам пройти к ней в тюрьму, — сказал шериф. — Но только вам одному. Все остальные останутся здесь. 


Едва Мейсон вошел в приемную тюрьмы, как в нос ему ударил тошнотворный запах дезинфекции. Забранные решетками окна производили угнетающее впечатление.

— Она находится в камере предварительного заключения, — пояснил шериф, — вон с той стороны здания. Их надзирательница — жена начальника тюрьмы. Подождите, пока приведут мисс Монтейз.

Минут через пять появилась Элен Монтейз.

— Зачем вы пришли? — резко спросила она.

— Помочь вам!

— Похоже, это невозможно. Я, видимо, увязла так, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Я подожду за дверьми, — сказала надзирательница.

— Закройте поплотнее дверь, — распорядился шериф, — пусть адвокат побеседует спокойно со своей клиенткой.

Дверь закрылась, и Мейсон молча разглядывал Элен: ему не понравилось, что она находится в состоянии полной депрессии.

— Расскажите мне обо всем.

— Мне уже никто не поможет! — пробормотала она равнодушно. — Наверно, дело в том, что я была безмерно счастлива. За все приходится расплачиваться. И потом, зачем переживать? Человек, которого я любила, убит… И они еще обвиняют меня в его убийстве! Нет, я не стану плакать, не беспокойтесь. Я не хочу себя жалеть!

— Почему вы уехали от Деллы Стрит?

— Потому что хотела вернуться и уничтожить письма, которые получила от… от моего мужа, — ответила она с оттенком вызова в голосе.

— В конце концов, может статься, что он был действительно вашим законным мужем. Возникли сомнения о правомочности его брака с Элен Воткинс. Если вы мне поможете, мы сумеем кое-что сделать.

— Вы ничего не сможете сделать, — устало повторила Элен. — Все против меня. Я вам не рассказала самого главного.

— Рассказывайте сейчас.

— Я ездила в горный домик во вторник шестого числа.

— Зачем?

— Из чистой сентиментальности. Мне никто не поверит, и никто меня не поймет. Наверно, для этого надо быть безумно влюбленной, притом после полного разочарования. Я поехала потому, что была там счастлива… Мне хотелось снова почувствовать смолистый запах сосен, атмосферу мира и покоя, окружающую дом. Я хотела пережить вновь, хотя бы мысленно, те счастливые часы.

— Почему вы не рассказали этого полиции?

— Кому хочется выставлять себя на посмешище? Собственно, из-за этого я и письма сожгла. Они кажутся такими нежными, такими сокровенными, когда читаешь их одна, но чтение вслух…

— Вас там видели?

— Да, меня задержали за превышение скорости. Лично я думаю, что и нарушения-то не было, просто полицейский хотел выполнить дневную норму по количеству штрафников. Я оказалась как раз двадцать пятой. Во всяком случае, он записал номер машины и выписал на мое имя квитанцию со штрафом. Полиция сразу об этом узнала.

— А что в отношении пистолета?

— Джордж… мистер Сейвин, позвонил в библиотеку и спросил, нет ли в коллекции пистолета, который бы стрелял. Я ответила, что наверняка не знаю, но посмотрю. Он сказал, что пистолет ему нужен всего на пару дней.

— Вам такая просьба не показалась странной!

— Боже мой, когда любишь, ни о чем не думаешь!

— Так вы вернулись домой, чтобы сжечь его письма?

— Да.

— А недля того, чтобы спрятать патроны?

— Нет.

— Но вы же пытались их спрятать?

— Когда я приехала туда, мне показалось, что от них стоит отделаться.

— А попугай? Это вы его убили?

— Боже упаси, нет! Зачем мне нужно было убивать попугая?

— Но вы ведь наверняка слышали, что птица все время повторяла: «Положи пистолет, Элен! Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!»

— Это ко мне не относится! Попугая муж купил в зоомагазине в пятницу второго числа. За столь короткое время я не могла научить птицу ни единому словечку. К тому же попугай не был в горном домике Сейвина.

Неожиданно из глаз у нее потекли слезы.

— Я просто не могу поверить, что он мог сделать что-то такое, что могло бы обидеть меня, как-то нарушить мой покой. Он все время думал о моем счастье. Как он был ко мне добр, как нежен и внимателен… и какой у него был изумительный характер!

Мейсон похлопал ее по плечу.

— Элен, возьмите себя в руки. Поберегите нервы для решающего сражения. Сегодня вечером вам придется предстать перед жюри коронера.

— Чего вы от меня хотите? — спросила она, сдерживая рыдания. — Чтобы я отказалась вообще говорить? Кажется, именно так поступают прославленные адвокаты?

— Наоборот, прошу вас честно и откровенно отвечать на все вопросы. Независимо от того, в чем станут вас обвинять и как будут стараться напугать и запутать, вы говорите только правду. Безусловно, это пытка, но зато вы выйдете оттуда с гордо поднятой головой.

— Почему вдруг вы переменили свое намерение, ведь вчера вечером вы пытались спрятать меня от полиции?

— Я предполагал, что кто-то непременно попытается прикончить попугая. Если бы вы находились дома и услышали шаги незваного гостя… Поймите, на совести этого человека есть уже одно убийство.

— Но как вы могли предположить, что кто-то попытается убить Казанову?

— Это было всего лишь предположение. Как вы полагаете, вы сумеете продержаться сегодняшний вечер?

— Постараюсь.

— Ол-райт! Выше голову! Постарайтесь… одним словом, не поддавайтесь пессимистическим настроениям. У нас с вами впереди сражение…

— Я потеряла любимого человека, и меня же обвиняют в его убийстве…

— Элен, обвинение не будет вечно висеть над вами!

Она с усилием улыбнулась, вздернула подбородок и сказала:

— Ол-райт!

Глава 12

Коронер Энди Тепфаст не случайно имел репутацию «философа». Он спокойно оглядел присутствующих, представил состав жюри и произнес короткую речь.

Суть ее сводилась к тому, что необходимо выяснить причину смерти мистера Фремонта Сейвина, а если это убийство, то постараться найти преступника.

Далее он представил прокурора и Перри Мейсона, объяснив, что адвокат представляет интересы Чарльза Сейвина и Элен Монтейз. Предупредил, что не потерпит хождения вокруг да около и долгих речей.

— Нам нужен только факт. И не пытайтесь «давить» на свидетелей, сбивать с толку или запугивать. Я буду это немедленно пресекать. Первым буду задавать вопросы я, затем окружной прокурор, потом Перри Мейсон и любой присяжный заседатель. Хватит пустых разговоров, пора приступить к делу. Все ясно?

— Да, — согласно кивнул Мейсон.

Окружной прокурор попытался возразить:

— Конечно, представление коронера о том, каков должен быть порядок дознания, отличается от моего…

— Однако здесь хозяин я, — совершенно безапелляционно заявил Энди Тепфаст. — Я обыкновенный честный гражданин и постарался подобрать в состав жюри достаточно повидавших жизнь и наделенных светлой головой людей.

Энди Тепфаст, нахмурив брови, мгновенно остановил легкий смешок, пронесшийся по залу. Потом продолжил:

— Первым заслушаем Фреда Вонера, обнаружившего тело.

Фреда Вонера привели к присяге.

— Вы обнаружили мистера Сейвина?

— Да.

— Где?

— В загородном домике возле Гризли-Флэт.

— Это был его личный домик?

— Да.

— Когда вы обнаружили тело?

— В воскресенье, одиннадцатого.

— Можете назвать время?

— Примерно часа в три или четыре дня.

— Как это произошло?

— Я возвращался с рыбалки и проходил мимо домика мистера Сейвина. Услышал попугая, громко выкрикивающего ругательства, и решил, что если попугай — здесь, то и хозяин должен быть дома. Ну и подошел ближе. Но ставни оказались закрытыми, гараж — на замке. Ну, думаю, ошибся. И хотел было идти назад, а тут этот попугай как закричит!

— Что он кричал?

Вонер хихикнул.

— Попугай ругался, как пьяный матрос в портовой пивной. Ему хотелось есть.

— Ну и что же было потом?

— Тут я засомневался. Наверно, Сейвин все же приехал и ушел на реку. Только почему он закрыл ставни? Ведь в доме разводится сырость. Ну, я пошел к гаражу и заглянул в окошечко. Машина — на месте. Выходит, Сейвин приехал. Я подошел к двери и стал барабанить в нее. Ответа не было. Я перепугался, не случилось ли чего, и приоткрыл одну из ставен. Попугай вопил как оглашенный. Я заметил человеческую руку на полу. Тут уж без колебаний я разбил окно и влез в дом. Сразу же понял, что Сейвин давно умер. На полу было насыпано зерно для попугая, стояла миска, только вода вся высохла. Я позвонил в полицию. Ничего не трогал. Вот и все.

— Что вы делали потом?

— Я запер дом и стал дожидаться полицию.

— Думаю, нет необходимости дальше допрашивать свидетеля? — спросил Мейсон.

— Мне нужно задать всего один вопрос для проформы, — сказал прокурор. — Это было тело Фремонта Сейвина?

— Да. И хотя оно здорово того… сами понимаете, но это был мистер Сейвин!

— Вы давно знаете Фремонта Сейвина?

— Пять лет.

— У меня все.

— У меня один вопрос, — заявил коронер. — До моего прихода вы в хижине ничего не трогали?

— Ничего, кроме телефона.

— Шериф приехал вместе со мной?

— Да, правильно.

— Тогда мы послушаем шерифа Барнета.

Когда шериф с видимым трудом втиснулся в кресло для свидетелей, коронер спросил:

— Расскажите, что вы увидели, войдя в домик?

— Тело лежало на полу на левом боку. Левая рука была вытянута вперед, пальцы сжаты. Правая рука лежала вдоль тела. Запах стоял удушливый, пришлось распахнуть все двери. Конечно, предварительно удостоверились, что все окна заперты изнутри и что их не выламывали, только потом распахнули их… На дверях — пружинный замок, он был заперт. Понятно, что убийца спокойно вышел и захлопнул за собой дверь. Мы посадили попугая в клетку, закрыв дверцу, которая была подперта сосновой палкой, чтобы она не захлопнулась. Я обрисовал на полу мелом положение тела и пистолета, а коронер проверил одежду убитого. После этого все сфотографировали, как положено.

— Снимки у вас с собой?

— Да, — шериф протянул фотографии.

Коронер забрал всю пачку и сказал:

— Ол-райт, позднее я передам их членам жюри. Пока же продолжим работу.

— После того как труп увезли и помещение проветрили, — снова заговорил шериф, — мы тщательно осмотрели дом. Сначала проверили кухню. В помойном ведре лежали две яичные скорлупы и шкурки от бекона, кусок черствого тоста, подгоревшего с одной стороны, и небольшая жестянка из-под бобов со свининой. На газовой плите стояла сковорода. Было видно, что на ней разогревали бобы. В кофейнике оставался кофе, но он уже покрылся плесенью. В раковине — грязная тарелка, нож и вилка с остатками бобов со свининой. В холодильнике нашли полпачки масла, бутылку сливок и два брикетика плавленого сыра, нераспечатанные. В шкафу имелся большой запас консервов, а в хлебнице — половинка черного хлебца и почти целый батон, совершенно зеленые от плесени. Там же в бумажном мешочке было песочное печенье.

В центральной комнате стояли прислоненные к стенке удочки и спиннинги, а в плетеной корзинке лежала полуразложившаяся рыба. Очевидно, рыбе было столько же времени, сколько и трупу. Вы понимаете, что я имею в виду. Мы положили корзинку в ящик и отправили эксперту в город. Проверили пистолет. Это был короткоствольный «дерринджер» калибра 4.1 мм.[2], из него было сделано два выстрела. В теле оказалось два пулевых отверстия в области сердца.

Около стола лежали резиновые сапоги с прилипшей высохшей грязью. На тумбочке возле кровати стоял будильник. Стрелка застыла на двух сорока семи. Звонок был установлен на пять тридцать. На мистере Сейвине были надеты бумажные брюки и свитер. На ногах — шерстяные носки и домашние туфли.

На следующий день, когда Перри Мейсон и сержант Голкомб помогали мне в расследовании, мы обнаружили, что от телефона была сделана отводка. Лицо, занимавшееся прослушиванием телефонных разговоров мистера Фремонта Сейвина, находилось в маленькой хижине, очень старой. Прежде чем установить в ней записывающую аппаратуру, домик починили и привели в порядок. Видно было, что ее хозяин покинул хижину в страшной спешке. На столе лежала недокуренная сигарета. Пыль указывала, что в домике уже никто не был больше недели.

— Элен Монтейз что-нибудь говорила об оружии? — спросил коронер.

— Одну минутку, — вмешался прокурор, — сделала Элен Монтейз заявление добровольно или же после общения с вами?

— Мы спросили, видела ли она пистолет прежде, она ответила «да». Она взяла его по просьбе своего мужа и приобрела для него патроны в субботу третьего сентября.

— Она называла имя своего мужа?

— Элен Монтейз сказала, что человек, которого она считала своим мужем, был Фремонт Сейвин.

— У кого-нибудь есть еще вопросы? — спросил коронер.

— Вопросов не имею, — ответил Мейсон.

— У меня все, — сказал прокурор.

— Вызываю Элен Монтейз, — повернувшись к присяжным, коронер заметил: — Полагаю, мистер Мейсон не захочет, чтобы его клиентка сейчас делала какие-то заявления. Возможно, она не станет отвечать на вопросы, поскольку ее задержали по подозрению в убийстве, но я хочу, чтобы вы допросили ее и составили для себя какое-то мнение об этом деле.

Элен Монтейз была приведена к присяге.

Мейсон поднялся с места и обратился к коронеру:

— Вопреки вашим ожиданиям, я советовал своей клиентке отвечать на любые вопросы. Больше того, я посоветовал мисс Монтейз рассказать членам жюри свою историю, ничего не утаивая.

Элен Монтейз повернулась к присяжным. Во всех ее движениях виднелась предельная усталость, но вместе с тем какая-то гордость, даже вызов. Она рассказала, как познакомилась с человеком, назвавшимся Джорджем Вольдманом, как потом их дружба переросла в настоящую любовь. Она рассказала про их брак, про медовый месяц, продолжавшийся два дня, которые они провели в маленьком домике в горах. Постепенно присяжные почувствовали романтическую прелесть отношений этих людей, они поняли, какой удар пережила эта худенькая женщина, когда узнала о трагической развязке ее короткого счастья.

Однако прокурор с трудом сдерживался от желания поскорее приступить к перекрестному допросу. Он не выдержал и громко спросил:

— Вы взяли пистолет из музейной коллекции?

— Да.

— Почему вы это сделали?

— Мой муж попросил у меня оружие.

— Почему он не купил себе нового?

— Он сказал, что ему нужно немедленно, а по закону оружие продают лишь через три дня после подачи заявления.

— Он объяснил вам, зачем ему понадобилось оружие?

— Нет.

— Вы понимаете, что пошли на воровство?

— Я ничего не воровала. Просто взяла на время.

— Фремонт Сейвин обещал возвратить пистолет?

— Да.

— Вы пытаетесь убедить присяжных, что Фремонт Сейвин заставил вас украсть пистолет из коллекции. Тот пистолет, из которого он был убит?

Мейсон спокойно заметил:

— Не отвечайте на этот вопрос, мисс Монтейз. Ваша обязанность сообщать факты. Не сомневаюсь, что жюри это понимает.

Спраг с негодованием повернулся к Мейсону.

— Я считаю, что мы обойдемся без всяких юридических уловок.

— Непременно! — с улыбкой заверил его Мейсон.

— Но ведь это же процессуальная тонкость.

— Я просто не советую моей подзащитной отвечать на неправильно сформулированный вопрос.

— Я требую, чтобы она ответила на мой вопрос! — прокурор обратился к Энди Тепфасту.

Коронер покачал головой.

— Я согласен с адвокатом, мистер Спраг, вы должны спрашивать мисс Монтейз только о фактах. Не задавайте ей вопросов о том, что она хочет внушить присяжным.

Вспыхнув, Спраг продолжил допрос:

— Что вы скажете про попугая?

— Вы имеете в виду Казанову?

— Да.

— Его купил мистер Сейвин, я так думаю.

— Когда?

— В пятницу, второго сентября.

— Что он сказал, когда принес попугая?

— Сказал, что ему всегда хотелось приобрести попугая, вот он его и купил.

— Попугай жил в вашем доме?

— Да.

— Где вы были в воскресенье четвертого сентября?

— Я была с моим мужем.

— Где?

— В Санта-Барбаре.

— Вы останавливались в отеле?

— Да.

— Под каким именем?

— Как мистер и миссис Вольдман, разумеется.

— А на самом деле с вами находился Фремонт Сейвин, назвавшийся Джорджем Вольдманом?

— Да.

— У него был с собой пистолет?

— Не знаю. Я его не видела.

— Он ничего не говорил о намерении поехать в горную хижину на открытие рыболовного сезона?

— Конечно нет. Он же уверил меня, что он бедный бухгалтер, ищущий работу. Сказал, что хотя понедельник — выходной день, но ему назначили встречу и обещали помочь найти работу, поэтому в понедельник я поехала к себе домой.

— Пятого сентября?

— Да.

— Где вы были во вторник шестого?

— Первую половину дня в библиотеке, а потом поехала в горный домик.

— Так вы туда ездили шестого?

— Да.

— Что же вы там делали?

— Обошла его со всех сторон.

— Примерно около одиннадцати часов утра?

— Да.

— Как выглядел домик в то время?

— Точно так же, как и тогда, когда мы оттуда уехали.

— Ставни были закрыты?

— Да.

— Точно так, как на фотографиях, представленных жюри?

— Да.

— Вы слышали вопли попугая?

— Нет.

— Домик казался пустым?

— Да.

— Вы не обратили внимания, была ли машина в гараже?

— Нет.

— Что вы сделали?

— Походила вокруг и уехала обратно в город.

— Зачем вы туда ездили?

— Я поехала туда… просто посмотреть на это место. У меня было несколько свободных часов, мне захотелось прогуляться, а дорога туда очаровательная.

— Но дальняя, не так ли?

— Да.

— Вам известно, что по заключению медэксперта мистер Фремонт Сейвин был убит в период с половины одиннадцатого до одиннадцати часов?

— Да.

— И что по нашим данным, он приехал в домик в понедельник пятого?

— Да.

— Вы уверяете, что, приехав туда, нашли домик с закрытыми ставнями, ничто не показывало, что в нем кто-то есть, попугая не было слышно, а мистера Сейвина вы не видели?

— Правильно. Домик был в точно таком же состоянии, в каком мы оставили его, уезжая. Мистера Сейвина я не видела. Я и предположить не могла, что он в домике. Я не сомневалась, что он подыскивает в Санта-Барбаре помещение для будущей бакалейной лавки.

Мейсон сказал:

— По моему мнению, мисс Монтейз сообщила нам все известные ей факты, дальнейший опрос приобретает характер перекрестного допроса и оспаривания ее показаний. Поэтому я, как адвокат, советую своей клиентке не отвечать на дальнейшие вопросы, пока в ходе дознания не станут известны какие-то новые факты.

— Прекрасно, — с угрозой в голосе заявил Спраг, — я как раз перехожу к новой фазе расследования. Скажите, мисс Монтейз, кто убил попугая, находившегося в вашем доме?

— Я не знаю.

— Попугая вам принесли в пятницу, второго числа?

— Правильно.

— А в субботу, третьего, вы уехали с мистером Сейвином?

— Нет, мой муж уехал днем в субботу в Санта-Барбару. В понедельник был праздник, я сама поехала в воскресенье туда и провела вечер воскресенья и утро понедельника вместе с ним в отеле. За попугаем смотрела соседка миссис Винтерс. Домой я вернулась в понедельник  поздно вечером и не могла зайти за попугаем, Винтерс уже спала.

На следующее утро, во вторник, я была свободна до трех часов. Мне не хотелось ни с кем встречаться. Я поднялась с рассветом, села в машину и поехала в горы, как я уже говорила, а к трем часам возвратилась в город и пошла в библиотеку.

— Разве не правда, — настаивал прокурор, — что сегодня утром вы возвратились очень рано и убили своего попугая?

— Конечно, неправда! Я даже не знала, что попугай убит. Мне об этом сказал шериф.

— Я хочу, чтобы вы кое-что вспомнили, мисс Монтейз.

По знаку прокурора на подносе принесли попугая, прикрытого сверху белой тряпкой. Спраг трагическим жестом сорвал ее. Жадные до всякого рода зрелищ зрители вытягивали шеи. Они дружно ахнули, увидев на подносе окровавленного зелено-красного попугая, голова которого лежала отдельно.

— Вы убили попугая, мисс Монтейз, не так ли? — с пафосом в голосе спросил Спраг.

Элен Монтейз даже отшатнулась.

— У меня… мне нехорошо. Пожалуйста, уберите его… кровь…

Прокурор повернулся к зрителям и торжествующе объявил:

— Убийца трепещет, столкнувшись с…

— Ничего подобного она не делала! — взорвался Мейсон. — Мне стыдно за вас, Спраг. Эта молодая женщина вынесла ужасные муки. С ней обошлись поистине бесчеловечно. На протяжении двадцати четырех часов она узнала, что человека, которого она любила и считала своим мужем, убили. В час такого тяжкого испытания она не встретила ни в ком участия. Нет, вместо этого ее горе выставляют напоказ и…

— Вы хотите произнести зажигательную защитительную речь? — фыркнул Спраг.

— Нет, я просто дополняю и уточняю вашу.

— Я в состоянии сам ее закончить! — не выдержал и сорвался на крик прокурор.

Коронер стукнул по столу кулаком.

— Джентльмены, призываю к порядку.

— Прошу извинить меня за несдержанность, — Мейсон снова стал изысканно вежливым, — но нужно считаться с тем, что молодая женщина находится в нервном напряжении, что у нее может начаться истерика. Любой человек, особенно женщина, на ее месте реагировал бы точно так же. А мистер Спраг усмотрел признание вины и объявил об этом во всеуслышание. Конечно, это его право, но есть случаи, когда нужно проявлять человечность.

— Я вовсе не старался что-то превратно истолковать! — завопил Спраг.

Коронер нахмурил брови:

— Достаточно! Я согласен, что любой женщине тяжело смотреть на такую картину, к которой она была совершенно не подготовлена. Для чего понадобилось показывать эту птицу?

— Я просто хотел, чтобы мисс Монтейз опознала в убитой птице того попугая, которого ей принес муж в пятницу, второго сентября.

— Нельзя ли было обойтись без окровавленных простынь, бросаемых под ноги? — не выдержав, съязвил Мейсон.

— Предупреждаю, что в дальнейшем я не допущу никаких личных выпадов, окровавленных тряпок, мертвых птиц! — громко заявил Энди Тепфаст, посмотрев поочередно на Мейсона и на Спрага, и добавил: — Продолжайте расследование.

— У меня все, — объявил прокурор.

Коронер кивнул. Мейсон шагнул вперед и заговорил тихим добрым голосом:

— Не хочу подвергать вашу нервную систему излишней травме, но я бы попросил вас сделать над собой усилие, взглянуть на попугая и сказать, тот ли это попугай, которого ваш муж принес вам в подарок?

Элен Монтейз сделала испуганные глаза, но потом все же подошла к убитой птице и тут же отвернулась.

— Как это ужасно! — сказала она дрожащим голосом. — Не могу! Знаете, у Казановы на одной лапке не хватает когтя, если не ошибаюсь, на правой. Муж говорил, что он пытался вытянуть сало из мышеловки и…

— У этого попугая когти на месте, — сказал Мейсон.

— Тогда это другой попугай.

— Мисс Монтейз, постарайтесь взять себя в руки. Необходимо еще одно опознание.

Он подал знак Полу Дрейку, который, в свою очередь, шепнул несколько слов своему оперативнику.  Тот немедленно вышел в коридор и сразу же появился в дверях с клеткой, в которой сидел попугай.

Наступила такая напряженная тишина, что негромкие шаги оперативника по ковровой дорожке казались раскатами грома. По-видимому испугавшись непривычной обстановки, попугай пронзительно рассмеялся.

Элен Монтейз болезненно улыбнулась, очевидно, она с большим трудом сдерживалась от истерики.

Мейсон взял клетку.

— Тише, Попка! — сказал он.

Попугай наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, блестящими глазками с любопытством оглядел зал. Когда Мейсон поставил клетку на стол, попугай повис на трапеции, перевернулся в воздухе и уселся на перекладине, словно ожидая одобрения.

— Попка, умница! — похвалил Мейсон.

Попугай нахохлился. Элен подошла к клетке.

— Но ведь это же Казанова! — воскликнула она. — А шериф мне сказал, что его убили.

Попугай, наклонив голову, прохрипел:

— Входите и садитесь, прошу вас. Входите и садитесь в кресло…

Взмахнув крыльями, он продолжал:

— Положи пистолет, Элен! Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!

Все замерли: очевидно, они присутствовали при том, как попугай обвиняет свидетельницу.

— Это точно Казанова! — обрадованно воскликнула Элен.

Прокурор суровым голосом произнес:

— Прошу внести слова попугая в протокол. Попугай обвиняет свидетельницу. Зафиксируйте это в протоколе.

Мейсон насмешливо взглянул на него:

— Вы рассматриваете этого попугая в качестве свидетеля, мы правильно вас поняли?

— Попугай сделал заявление, я требую, чтобы оно было занесено в протокол.

— Но попугая не приводили к присяге, — рассмеялся Мейсон.

Прокурор обратился к коронеру:

— Попугай сделал заявление. Его слова слышали все.

— Я бы хотел уточнить, считает ли прокурор попугая свидетелем обвинения? — спросил Мейсон.

— Какое это имеет значение? Попугай сделал заявление. Внесите его слова в протокол.

— Если попугай включается в свидетели, разрешите мне перекрестный допрос.

Коронер возмутился:

— Какая ерунда! Попугай не может быть свидетелем, но он что-то сказал. Слова можно внести в протокол. Я думаю, жюри правильно оценивает ситуацию. Лично я никогда не верил в разумность внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные что-то слышат, они слышат. И достаточно. Продолжается допрос.

— У меня нет вопросов, — заявил Мейсон.

— У меня тоже… впрочем, подождите. Если этот попугай — Казанова, то откуда же взялся попугай, которого убили? — спросил прокурор, обратившись к Элен.

— Я не знаю.

— Он был в вашем доме?

— Да. И все же я не знаю.

— Вы имеете к этой истории какое-то отношение?

— Нет.

— Но вы уверены, что это Казанова?

— Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него на лапке не хватает одного когтя. Ну а потом он всегда говорил про пистолет.

— Так вы слышали это и раньше?

— Конечно. Мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу домой.

Прокурор заговорил с важным видом:

— Мисс Монтейз, вы притворялись, будто потрясены видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и…

Мейсон поднялся на ноги:

— Никакой необходимости смотреть на мертвого попугая у вас нет, мисс Монтейз.

Спраг покраснел.

— А я настаиваю, чтобы мисс Монтейз посмотрела на убитого попугая.

Но Мейсон твердо стоял на своем.

— Мисс Монтейз больше не будет отвечать на вопросы. Ее вызвали как свидетельницу, она на грани нервного срыва. Присяжные поймут мое заявление: я нахожу, что она закончила давать показания. И у коронера, и у прокурора имелась возможность задать вопросы по существу дела. Я не разрешу продолжать допрос без должного на то основания.

— Он не имеет права что-нибудь запрещать! — закричал прокурор.

— Я вижу, что женщина страшно нервничает, — заявил Энди Тепфаст. — Вряд ли гуманно продолжать допрос. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием. Оберегают от неприятностей. Этой женщине за одни сутки пришлось пережить очень многое. Я, как коронер, имею полное право ее отпустить. Нам нужны факты, а не бессмысленное топтание на месте. У вас, мистер Спраг, еще будет возможность допросить ее перед Большим жюри. А сейчас прошу на место для свидетелей миссис Сейвин-Воткинс.

— Она не явилась, — заявил шериф.

— Почему?

— Я не смог вручить ей повестку с вызовом на дознание!

— А Стив Воткинс?

— Не явился.

— Вейд, секретарь?

— Он получил повестку и находится в зале.

— Хорошо, сначала слушаем показания сержанта Голкомба.

После формальных вопросов сержанта попросили рассказать о корзине с рыбой, найденной в хижине Сейвина.

— Рыба была направлена в техническую лабораторию полицейского департамента. Там было проделано несколько экспериментов. Я присутствовал при этом и знаю результаты экспертизы.

— Слушаем-вас.

— Рыба, естественно, протухла, но точно определено, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После чего рыбу не промывали.

— Вы ездили в хижину на следующий день  вместе с шерифом Барнетом?

— Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом там мы назначили встречу с Ричардом Вейдом. Он должен был прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним до того, как что-то пронюхают газетчики. Мы поехали в домик и по дороге повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд приехал позже.

Коронер попросил фотографии, сделанные внутри хижины и снаружи, передал в жюри и снова обратился к Голкомбу:

— Сержант, я попрошу вас, как опытного полицейского, высказать свою версию по поводу того, что было обнаружено в доме.

Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону:

— Боюсь, вы станете возражать, что это субъективное мнение свидетеля. Но у сержанта большой опыт в делах такого рода, и поэтому я хотел…

— Почему? Я считаю вопрос правомерным, — спокойно ответил Мейсон. — Только так можно сопоставить и уточнить факты.

Сержант подтянулся, выставил вперед одну ногу и с апломбом заговорил:

— Мистера Фремонта Сейвина убила Элен Монтейз. Все улики доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Мистер Сейвин женился на ней под вымышленным именем, она стала женой двоеженца. Он ей солгал. Каким-то образом она узнала, что в действительности вышла замуж за Фремонта Сейвина, законная супруга которого живет и здравствует. Возможно, она не думала его убивать, когда поехала в хижину горной долины. По нашим наблюдениям, при эмоциональных убийствах женщины такой категории частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине, доказать, что с ними нельзя безнаказанно шутить. И когда она направила на него пистолет, то курок нажала почти автоматически. Это рефлекс. Моментальная капитуляция перед натиском эмоций. Результат — трагический…

Во-вторых, у Элен Монтейз было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа, разумеется, абсурдны. Самоубийство исключается. Пистолет обнаружен на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты отпечатки пальцев.

В-третьих, она призналась, что была на месте преступления в самый момент убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.

— Каким образом вы установили точно время убийства? — спросил коронер.

— На основании дедуктивного анализа, — гордо ответил сержант, посматривая свысока на Мейсона. После этого он почти слово в слово повторил рассуждения, которые в свое время излагал Мейсону шериф. Он упомянул про распорядок дня Сейвина, про будильник, про рыбу, про одежду, про дрова, приготовленные к топке, но не зажженные.

Выслушав все это, коронер одобрительно заявил:

— Итак, вы считаете, что мистер Сейвин возвратился с рыбалки и позавтракал вторично до того, как солнце добралось до крыши?

— Правильно.

— Могу я задать несколько вопросов? — спросил Мейсон.

— Пожалуйста!

— На основании чего вы точно определяете время и день смерти мистера Фремонта Сейвина? Может быть, его убили, скажем, седьмого числа?

— Частично, по состоянию трупа, — снисходительно пояснил сержант. — Убийство произошло самое малое дней шесть-семь назад. В нагретой душной комнате разложение происходит быстро. Более того, есть и другие соображения. Перед смертью мистер Фремонт Сейвин позавтракал беконом и яйцами. Он был страстным рыболовом. Он и поехал на открытие сезона. Само собой, поймав хотя бы пару рыбешек утром шестого числа, он непременно поджарил бы их себе на завтрак. Но ни в помойном ведре, ни в мусорной яме на задворках дома,  куда каждый день переносили содержимое мусорного ведра, остатков рыбы не обнаружено. 

Сержант улыбнулся присяжным, как бы говоря: «Видите, с какой легкостью я избежал ловушки адвоката».

— Прекрасно, — сказал Мейсон, — давайте посмотрим на дело с другой точки зрения. В топке лежали дрова, так?

— Да.

— По утрам в домике всегда прохладно?

— Да.

— А ночью.

— Тоже.

— Далее. Согласно вашей версии, завод будильника был на пять тридцать. Мистер Сейвин пошел ловить рыбу. Так.

— Да.

— Приготовив себе завтрак на скорую руку?

— Да. Я бы так это назвал. Если человек поднимается рано утром в день открытия рыболовного сезона, ему не до еды. Он спешит.

— Понятно, — сказал Мейсон. — Когда мистер Фремонт Сейвин вернулся с рыбалки, он проголодался и спешил приготовить себе что-нибудь поесть. Видимо, это было первое, что он сделал, сняв с себя сапоги. Потом намеревался помыть рыбу и положить в холодильник. Так?

— Правильно.

— Однако, согласно вашей версии, он положил в печку дрова, приготовил растопку, оставалось только зажечь спичку. На все это потребовалось бы порядочно времени. И только потом он подумал о рыбе.

Сержант подумал немного, потом сказал:

— Вы правы. Это нелогично. Дрова мистер Сейвин приготовил с вечера. Утром ему было не до этого. Конечно, было холодно, когда он поднялся, но он пошел на кухню, приготовил завтрак и отправился на рыбалку.

— Верно. Но ведь вечером у него было время затопить печку.

— Что вы имеете в виду?

— Вот что. Мы знаем, что он был в домике в четыре часа дня в понедельник пятого числа. Можно предположить, что он оставался там до восьми вечера, когда пошел позвонить по телефону. Если вечером было холодно, почему он не затопил печку?

— Может быть, он так и сделал. Ничто этому не противоречит.

— Правильно. Однако, когда был обнаружен труп, в топке лежали дрова. Он не мог их положить туда вечером в понедельник, если топил печку, ведь к пяти часам, когда о поднялся, еще не остыли бы угли. Значит, остается предположить, что он сделал это, вернувшись с рыбалки, прежде чем заняться рыбой, логично?

После минутного колебания, сержант сказал:

— Это, по существу, мелочь, которая не меняет дела. Частенько наталкиваешься на пустяки, которые не вяжутся с общим разъяснением доказательств.

— Понятно. Ну, и когда вы наталкиваетесь на такие мелочи, сержант, что вы делаете?

— Просто их игнорирую.

— Сколько же мелочей вы проигнорировали, пока пришли к мнению, что Фремонт Сейвин убит Элен Монтейз?

— Только эту!

— Великолепно. Давайте взглянем на другие улики. Возьмем, например, будильник. Завод кончился, да?

— Да.

— Где стоял будильник?

— На тумбочке возле кровати.

— Рукой можно до него дотянуться?

— Да.

— Кстати, постель была застлана?

— Да.

— Подведем итог. Поднявшись утром в пять тридцать, чтобы отправиться на рыбалку, мистер Фремонт Сейвин позавтракал, задержался, чтобы приготовить дрова для растопки, застелить кровать, помыть за собой тарелки.

— Разве требуется много времени, чтобы застелить кровать?

— А вы не обратили внимание, белье на постели было чистое?

— Абсолютно чистое.

— Выходит, что он не только застелил постель, но и поменял на ней белье. Грязное белье вы нашли, сержант?

— Не могу сказать точно.

— Прачечной поблизости нет. Так что, по всей вероятности, белье увозили в город и отдавали там в стирку, а взамен привозили чистое.

— Наверное, так и было.

— Куда же девалась смена грязного белья с постели?

— Не знаю, — раздраженно отрезал сержант, — разве можно вот так сразу учесть все мелочи?

— Хорошо. Тогда вернемся к будильнику. Вы сказали, что завод звонка кончился полностью?

— Да.

— Разве на будильнике нет кнопки отключающей звонок?

— Есть.

— Скажите, сержант, разве бывает, чтобы человек не прекращал звон будильника?

— Одни люди спят более чутко, другие менее.

— Согласен, но когда человек просыпается от звона будильника, его первый интуитивный жест — нажать на кнопку и отключить звонок. Если, конечно, будильник находится близко.

— Не всегда так бывает, — возразил сержант, мрачневший буквально на глазах. — Многие засыпают снова, нажав на кнопку. Поэтому они специально ставят будильник подальше, чтобы до него нельзя было дотянуться.

— Согласен. Но в данном случае будильник стоял на тумбочке рядом с кроватью?

— Да.

— И мистер Сейвин не остановил его звон?

— Повторяю, некоторые люди крепко спят.

— Вы хотите сказать, что мистер Сейвин не проснулся до тех пор, пока не кончился звонок будильника?

— Да.

— А потом, после того, будильник уже не звонил, так?

— Все эти рассуждения никуда вас не приведут, — окончательно разозлился сержант. — Завод в будильнике кончился, правильно. Разве это столь важно? Мистер Сейвин все равно встал, он не лежал в постели. Допускаю, что он не слышал звонка, проспал.

— И все же он приготовил себе завтрак, помыл посуду, приготовил дрова в топке, застелил постель чистым бельем, а старое отнес в город и сдал в стирку. И лишь потом отправился ловить рыбу.

— Что за чепуха!

— Почему? — спросил Мейсон.

Голкомб промолчал.

— Хорошо, сержант, раз вас затрудняет ответ на этот вопрос, вернемся снова к будильнику. Помнится, в свое время вы проделывали эксперименты с будильниками, проверяли, сколько времени требуется, чтобы полностью израсходовать завод?

— Правильно. Мы проверяли этот будильник и позвонили на завод. Завода хватает на тридцать два часа двадцать минут. Это соответствует и техническим нормативам производства.

— В таком случае, — сказал Мейсон, — меня интересует, как по вашему, с утра или с вечера был заведен будильник?

— Да. Что в этом особенного?

— Меня интересует, с утра или с вечера?

— Вечера, — ответил сержант. — Ведь бой был установлен на пять тридцать. Значит любой нормальный человек его завел бы вечером иначе звонок раздался бы в пять тридцать вечера пятого числа.

— Прекрасно. Именно это я и хотел уточнить. Рассуждаем дальше. Вы проверили все копии телефонных разговоров, междугородних, разумеется, которые состоялись с телефона в домике?

— Да.

— Вы, наверное, обратили внимание, что последний разговор был зарегистрирован в понедельник пятого сентября с Рандольфом Болдингтоном, экспертом по сомнительным документам в четыре часа дня?

— Точно.

— Подтвердил ли мистер Болдингтон тот факт, что разговор состоялся?

— Да.

— Был ли Болдингтон лично знаком с мистером Фремонтом Сейвином?

— Да.

— Вы спросили, уверен ли он, что это был голос мистера Сейвина?

— Да, он уверен, что разговаривал с самим Фремонтом Сейвином. Потому что уже до этого выполнял для него кое-какие поручения.

— Фремонт Сейвин интересовался, какие он сделал выводы по поводу чеков, которые он дал ему на проверку?

— Да.

— А мистер Болдингтон ответил, что чеки были подделаны, только он не мог разобрать, соответствовали ли подтверждения их с обратной стороны тому почерку, образец которого мистер Сейвин вручил Болдингтону? Не добавил ли он, что предполагает, что это писал не тот человек?

— Да, вы правы.

— Что еще сказал мистер Сейвин?

— Он сказал, что собирается прислать мистеру Болдингтону образец почерка другого человека.

— Получил ли мистер Болдингтон это письмо?

— Нет.

— Выходит, что мистер Сейвин не имел возможности отправить этот документ?

— Да.

— Тогда вернемся к моменту идентификации убийцы. Сейчас нам прекрасно известно, что мистер Фремонт Сейвин подозревал Стива Воткинса в том, что тот занимался систематической подделкой его чеков. Мистер Болдингтон проверил почерк Воткинса. Если бы Воткинс занимался подделками, разве не естественно было ему желать смерти мистера Фремонта Сейвина?

Голкомб насмешливо улыбнулся:

— Вы забываете, что у Воткинса железное алиби: он вылетел на самолете в присутствии надежных свидетелей в начале одиннадцатого вечера в понедельник в Нью-Йорк. Каждая минута его времени поддается учету.

— Правильно. Если исходить из предположения, что Фремонт Сейвин был убит во вторник шестого числа. Дело в том, сержант, что в вашей версии нет подтверждения тому, что он был убит шестого числа.

— Но пятого — воскликнул сержант, — невозможно! Рыболовный сезон открылся только шестого, а Фремонт Сейвин никогда не стал бы заниматься браконьерством.

— Согласен, не стал бы. Браконьерство — это уголовно наказуемый поступок, верно, сержант?

— Да.

— Убийство является тоже уголовным преступлением?

Сержант не пожелал ответить на столь нелепый вопрос.

— Можно с уверенностью сказать, что убийца не раздумывал, этично или нет поймать сколько-то рыбы накануне открытия рыболовного сезона. А теперь, сержант, я прошу вас сказать составу жюри, имеется ли в вашей версии что-нибудь более веское, чем эта связка рыбы?

Сержант удивленно посмотрел на Мейсона.

— Я заявляю, что, решив заранее, что Фремонта Сейвина убила Элен Монтейз, вы интерпретировали факты так, чтобы они подтверждали вашу теорию. Но если подойти к вопросу без предвзятости, то сразу становится ясно, что мистер Фремонт Сейвин был убит где-то около четырех часов пятого сентября, в понедельник, и что убийца, зная, что труп мистера Фремонта Сейвина будет обнаружен только через несколько дней, воспользовался этим и предпринял кое-какие меры, чтобы сбить полицию со следа.

Он сфабриковал великолепное алиби, отправившись на реку, наловил рыбы, положил в корзину из ивняка, вот как все произошло на самом деле.

Причем, сержант, для того чтобы подтвердить эту версию, не нужно игнорировать никакие мелочи. Чистое белье на кровати лежало потому, что на ней никто не спал. Будильник убийца завел примерно в шесть часов перед тем, как уйти из домика, после того как подстроил все остальные заранее продуманные улики. Именно по этой причине на вторник в пять тридцать им был поставлен звонок будильника, ибо мистер Сейвин был мертв.

Ясной становится и поразительная забота убийцы о попугае, он хотел, чтобы птица дала ложные показания, прокричав заранее заученные слова об Элен. А дрова были приготовлены в топке, потому что мистер Сейвин собирался затопить печь позднее. Днем он ходил в свитере. Солнце уже ушло из дома, и в помещении стало холодно. Убит он был до того, как стало необходимо затопить печь.

Мистер Сейвин впустил в дом убийцу, потому что он хорошо знал этого человека. Однако у него имелось основание кого-то опасаться. И он попросил жену достать ему пистолет. У убийцы, несомненно, имелось свое оружие, но, войдя в дом, он увидел пистолет, лежавший на тумбочке около кровати, и сразу же сообразил, насколько выгоднее застрелить Фремонта Сейвина из этого пистолета. Ему оставалось только схватить его и нажать на курок… Так вот, сержант, скажите, что неверного вы усматриваете в моей теории? Можете ли вы отыскать что-либо, что опровергает хотя бы один факт или ставит его под сомнение? Согласитесь, в основе ее лежит нечто куда более убедительное, чем полдюжины протухших рыбешек.

Сержант Голкомб заерзал на стуле, но тут же заявил:

— Я не поверю, что убийца Стив Воткинс. Вы придумали контрмеры, чтобы вызволить Элен Монтейз.

— Я спросил, что неверного в моей теории?

— Все решительно!

— Укажите нам хотя бы на одно расхождение между нею и известными фактами.

Сержант разразился язвительным хохотом.

— Каким образом, объясните, мистера Сейвина могли убить днем в понедельник пятого сентября, если он звонил из города своему секретарю с переговорного пункта в десять часов вечера и разговаривал с ним?

— Он не мог этого сделать, — четко проговорил Мейсон, — по той простой причине, что был мертв. И тогда приходится сделать единственный вывод — он не звонил.

— Сознайтесь сами, что ваша теория разлетается, как… постойте… э-эх… тогда же выходит, что…

— Вот именно, сержант! Убийцей является Ричард Вейд.

Шериф вскочил со стула.

— Где Ричард Вейд? — крикнул он.

Присутствующие стали оглядываться. В заднем ряду, возле выхода, поднялись двое.

— Вот только что вышел молодой парень, он сидел рядом с нами. Может, это и был Ричард Вейд?

Коронер громогласно объявил:

— Дознание откладывается на полчаса.

В зале творилось нечто невообразимое. Все повскакали с мест, кричали, жестикулировали, заполнили проход, пытаясь первыми протолкаться к выходу.

Шериф развил бурную деятельность, отдавал приказы своим подчиненным:

— Звоните в отделение, установите немедленно наблюдение за всеми дорогами. Сообщите городской полиции…

Мейсон повернулся к Элен Монтейз и улыбнулся:

— Потерпите, теперь уже осталось немного.

Глава 13

Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете Барнета, терпеливо ожидая, когда будут оформлены бумаги, требуемые для освобождения Элен Монтейз. Она застыла в кресле молчаливо и неподвижно, словно каменное изваяние, видимо еще не полностью поверив в окончание своих мытарств.

Шериф через каждые две минуты снимал телефонную трубку, ибо сообщения о розыске Ричарда Вейда поступали отовсюду, пытался разобраться в случившемся, задавая в промежутках десятки вопросов Мейсону.

— Не могу понять, как вы смогли разобраться в этом «клубке» фактов.

— Очень просто. Убийцей должен был быть человек, имеющий доступ к попугаю, причем план убийства вынашивался давно, а для осуществления его была проведена определенная работа. Думаю, что сначала убийца намеревался свалить вину на Элен Воткинс-Сейвин, поскольку скорее всего даже не подозревал о существовании Элен Монтейз. Так как он знал о привычке Сейвина, отправляясь в горную хижину, возить с собой Казанову, он — явно давно живущий в доме Фремонта Сейвина — стал тайно учить попугая произносить знаменитую фразу про Элен и пистолет.

Повторяю, схема убийства была тщательно продумана. Фремонт Сейвин должен был приехать в город пятого числа, забрать попугая и отправиться в горы на открытиерыболовного сезона. У убийцы к этому времени было все подготовлено. Его остроумное алиби было железным.

Но Фремонт Сейвин в какой-то мере нарушил эти планы, приехав в городской дом второго числа и забрав с собой попугая. Как я полагаю, тут-то Сейвин и услышал от Казановы эту фразу.

Скорее всего, мы так и не узнаем, что случилось после этого: либо Фремонт Сейвин сообразил, что его жизни грозит опасность, либо постоянные выкрики птицы действовали ему на нервы. Но он заменил его другим попугаем, возможно, он просто любил птиц. Но я склонен думать, что он хотел обмануть предполагаемого убийцу.

Признаюсь, подмена попугаев не дает мне покоя, и я буду копаться до тех пор, пока не выясню, что лежит в ее основе.

Одно несомненно: Фремонта Сейвина вспугнули. Он поменял попугаев и попросил Элен Монтейз раздобыть для него оружие. Но все оказалось напрасным, он был убит. Убийца, естественно, не сомневался, что в клетке по-прежнему сидит Казанова. Именно по этой причине он заботливо снабдил его пищей и водой, отворил и подпер дверцу клетки.

Фремонт Сейвин предпринял дело о разводе с миссис Сейвин-Воткинс. Вернее, он считал, что она занимается этим в Рино. Он надеялся в ближайшее время подкрепить свой брак в Мексике официальной брачной церемонией с Элен Монтейз.

Ричард Вейд, как вы понимаете, устроился по соседству с охотничьим домиком Фремонта Сейвина в полуразвалившейся хижине, где оборудовал аппаратуру для подслушивания и записи телефонных разговоров из домика Сейвина. Он ждал подходящего момента для решительного удара.

— Зачем ему нужны были телефонные разговоры?

— Успех его плана зависел от того, что он вылетит на самолете Стива Воткинса в такое время, на которое у него будет сфабриковано железное алиби. Единственный предлог, который у него для этого имелся, — это то, что Фремонт Сейвин договорился выплатить жене сто тысяч долларов в Нью-Йорке. Он знал, что Фремонт Сейвин постоянно перезванивается с женой. Поэтому ему нужно было быть уверенным, что все идет по намеченному плану. Подслушивая телефонные разговоры, он узнал, что Фремонт Сейвин поручил Болдингтону выяснить правду о фальшивых чеках. Он не сомневался, что среди образцов почерков, которые Фремонт Сейвин собирался послать на экспертизу, будет находиться и его собственный. Про эту экспертизу и что она угрожает Стиву он впоследствии сообщил миссис Сейвин-Воткинс, зная что она постарается экспертизу уничтожить.

Болдингтон, конечно, без труда бы опознал в подтверждениях на оборотной стороне чеков почерк Ричарда Вейда. Теперь уже было невозможно откладывать осуществление его планов. Думаю, он предполагал дождаться восьми часов, чтобы все было без осечек. Рыба у него была заготовлена, вещественные доказательства продуманы, но теперь стала дорога каждая минута. Фремонт Сейвин собирался отправить Болдингтону письмо. Вейд срывается с места и бежит к домику Сейвина, боясь что Сейвин успеет бросить письмо в почтовый ящик. Он так торопился, что даже не загасил сигарету, лежавшую на краю стола.

— Почему вы раньше ничего не сказали про Ричарда Вейда, мы бы имели возможность его вовремя арестовать!

— Вы прекрасно понимаете, что бегством из зала суда он признался в своей вине. В каком ужасе был Ричард Вейд, когда узнал, что убил не того попугая. Он почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Показания попугая были для него смертельны, ибо все поняли бы, что птица не могла научиться этим словам на месте убийства, где она никогда не была, что ее специально выучили этим фразам. А это могли сделать только Ричард Вейд или Стив Воткинс. Но последний не жил в доме. Миссис Сейвин уезжала на полгода. Чарльза Сейвина было бы смешно подозревать.

Что касается алиби лиц, причастных к делу, у попугая оно было бесспорное. Его не было в момент убийства в горной хижине. Это подтвердила миссис Винтерс.

Чарльз Сейвин мне первый рассказал о подмене попугая. Поэтому я вчера вечером, приехав в дом Фремонта Сейвина, специально заговорил об этом факте, предполагая, что среди слушателей находится убийца.

Сведения оказались неожиданностью для миссис Сейвин и для Вейда. Для меня это было очевидно. Ричарду Вейду оставалось только одно: убить попугая. Он не предполагал, что эту фразу птицы могли слышать и другие лица. Конечно, Ричард Вейд не был уверен, скажет ли она эту фразу в нужный момент. Но он пошел на риск. У Ричарда Вейда голова работала только в одном направлении. Он хотел свалить вину на миссис Сейвин. Вообразите его отчаяние, когда он узнает, что у нее бесспорное алиби в Рино. И тут ему безумно повезло, он узнал про существование другой Элен — Элен Монтейз.

Как только я примерно установил время смерти Фремонта Сейвина, для чего потребовалось только игнорировать ту самую рыбешку, которая была главной уликой в версии сержанта Голкомба, я понял, что убийца Фремонта Сейвина был Ричард Вейд, ибо он врал о телефонном разговоре со своим хозяином в десять часов вечера в понедельник пятого числа — в перечне междугородных переговоров из Нью-Йорка  такого пункта нет. Остальные соображения я изложил весьма подробно на дознании.

Элен нарушила тишину:

— Я буду рада, если этого негодяя повесят! Он убил замечательного человека. Вы даже не представляете, каким мой муж был внимательным и заботливым. Он же думал обо всех, никакая мелочь не казалась ему пустяком, если она касалась его близких.

— Да, я понимаю, что он был именно таким, как вы его описываете. — Мейсон немного помолчал. — Но завещание! Оно же было составлено уже после того, как мистер Сейвин женился на вас, мисс Монтейз. Однако вашего имени в нем даже нет. Обо всех остальных он подумал. Почему он не позаботился о вас?

— Не знаю. Наверное, у него на то были какие-то веские причины. Потом, он же знал, что мне нужны не деньги, а он сам.

— Нет, тут что-то не так. Я не могу понять. Фремонт Сейвин составлял завещание уже после того, как договорился о разводе.

— А что здесь непонятного? — спросил шериф.

— Этот факт не вяжется с остальными. Он подумал и позаботился о всех дорогих ему людях и полностью позабыл о Элен Монтейз.

— Просто у него не было оснований! — махнул рукой шериф. — Он зарегистрировался с ней в Мексике и намеревался вторично пройти через брачную церемонию в Сан-Молинасе. Дожидался только той минуты, когда Элен Воткинс получит развод. Естественно, он не думал о смерти.

Мейсон покачал головой.

— Фремонт Сейвин был предусмотрительным человеком. Такое легкомыслие не характерно для бизнесмена.

Обратите внимание, как предусмотрителен он был в завещании, как умно и точно все оговорено. А вот про Элен Монтейз ни слова.

Элен сердито заговорила:

— Я и не хотела этого. У меня имеются свои деньги.

Мейсон, не слушая ее, принялся расхаживать по кабинету.

Было видно, что он что-то обдумывает. Наконец он повернулся к шерифу.

— Мне в голову пришла одна идея, но такого быть не может, я сам не верю в нее.

Он торопливо распорядился.

— Делла, наполни машину бензином, заправься полностью и возьми еще канистру про запас. Подгони ее к подъезду. Мы сейчас совершим небольшую прогулку.

Снова посмотрев на шерифа, он попросил:

— Шериф, в порядке личной услуги постарайтесь поскорее покончить со всеми формальностями. Мне необходимо увезти отсюда Элен.

Барнет удивился.

— Ей грозит опасность?

Мейсон только рукой махнул. Он уже спрашивал Элен:

— Скажите, вы мне поможете в одном деле?

— Что вы имеете в виду, мистер Мейсон?

— Это потребует от вас большого нервного напряжения. Мне очень не хочется заставлять вас пережить все снова, но это необходимо. Один момент нужно прояснить немедленно.

— Что именно? — спросила она.

— Мне кажется, я понял, почему обменяны попугаи и почему вашего имени нет в завещании. И если я прав, то в деле есть нечто до того важное, что… Как вы считаете, мисс Монтейз, вы в состоянии выдержать поездку до Санта-Барбары? Я хочу, чтобы вы мне показали тот отель и номер, где остановились тогда с вашим мужем.

— Могу, но зачем это надо?

Мейсон посмотрел на шерифа и покачал головой.

— Я совершенно уверен в своей теории, что люди частенько попадают под гипнотическое влияние косвенных улик. Стоит человеку во что-то уверовать, и он все остальное интерпретирует в свете своей гипотезы. Опасная привычка. Кажется, я тоже оказался не безгрешным. Я был до того занят тем, что старался показать, где расставлены ловушки, что и сам угодил в одну из них, даже не заметив.

Шериф вздохнул:

— Пока я ничего не понимаю. Но не буду задерживать мисс Монтейз. А вот и надзирательница. Проверьте сохранность своих вещей, мисс Монтейз. Особенно содержимое сумочки. Распишитесь на обороте конверта, если все в порядке.

С формальностями закончили, в кабинет вошла Делла.

— Все готово, шеф.

Мейсон пожал руку шерифу.

— Возможно, я очень скоро вам позвоню, а пока — огромное спасибо.

Перри Мейсон взял под руку Элен и вывел ее на теплый вечерний воздух.

Всю дорогу они молчали, каждый думая о своем, пока перед ними не засверкали огни Санта-Барбары. Только тут Мейсон обратился к Элен:

— Расскажите, как проехать к гостинице, где вы останавливались.

— Не подумайте, что это что-то потрясающее. Недорогой отель и…

— Объясните только, как туда проехать.

— Прямо по этой улице, потом я скажу, где повернуть.

Они проехали четыре квартала. Элен узнала приметное здание с башенкой на углу и велела сворачивать направо. Гостиница находилась у края большой площади, через два квартала от поворота.

— Вы помните номер комнаты? — спросил Мейсон.

— Да.

Мейсон обратился к Делле:

— Я хочу подняться в эту комнату. Узнай у портье, занята ли она. Если да, то кем.

Когда Делла зашла в вестибюль, Мейсон запер машину, взял Элен под руку и вошел вместе с ней в холл гостиницы. Делла шла от конторки им навстречу, глаза у нее были круглые от изумления.

— Шеф, знае…

— Делла, помолчи, — предупредил он.

Они поднялись по скрипучим ступеням на четвертый этаж, прошли в конец длинного коридора, на полу которого вместо ковра была расстелена потертая ковровая дорожка, совершенно не заглушавшая шагов.

— Вот, — показала Элен Монтейз на одну из дверей.

— Я знаю, — кивнул Мейсон. — Комната занята, да, Делла?

Она молча кивнула. По ее напряженному взгляду Мейсон понял, что ей не терпится что-то сказать в ответ. Но он отрицательно покачал головой. Едва Мейсон постучал, как послышались шаги, кто-то шел к двери. Мейсон повернулся к мисс Монтейз.

— Вы должны подготовиться к потрясению, мне не хотелось говорить заранее…

Дверь отворилась. На пороге стоял высокий человек, глядя на них добрыми серыми глазами, привыкшими безбоязненно взирать на сюрпризы, которые может преподнести жизнь. Элен Монтейз испуганно вскрикнула, отпрянула назад, натолкнувшись при этом на Мейсона, стоявшего за ней.

Тот взял ее за плечи.

— Спокойно!

— Джордж! — прошептала она дрожащим голосом. — Джордж?! — Протянув вперед руки, она робко дотронулась до него, как будто боялась, что перед ней не человек из плоти и крови, а его призрак, который тут же улетучится.

— Элен, дорогая? Почему ты так странно смотришь на меня? Что случилось?

Она уже рыдала, уткнувшись ему в грудь, а он растерянно, ничего не понимая, гладил ее по голове и уговаривал, как маленького ребенка:

— Все хорошо, моя милая. Я сегодня тебе написал. Мне удалось найти то, что я искал. Не плачь, дорогая.

Глава 14

Они все сидели в маленьком тесном номере дешевой третьеразрядной гостиницы. Джордж Вольдман рассказывал тихим голосом, удивительно подходящим к его спокойной, располагающей к себе внешности:

— Я поменял имя, когда Фремонт пошел в гору. Нас всегда путали. А тут еще его имя стало синонимом мультимиллионера. Мне это не нравилось. Меня принимали за него… Вольдман было девичьим именем нашей матери, мое среднее имя Джордж. Вот я и назвался Джорджем Вольдманом.

Фремонт считал меня ненормальным. Но однажды он приехал ко мне в Канзас, и мы долго говорили с ним по душам. Он понял, что действительно смешно и глупо поклоняться всю жизнь золотому тельцу, отказывая себе в радости, которую дарит жизнь. Фремонт давно добился всего, что дают деньги, как хорошего, так и плохого. Постепенно мы сблизились. Частенько вместе путешествовали, я много раз гостил у него в горной хижине. Но Фремонту приходилось держать в тайне от родных наши встречи. Его родственники и без того были всегда излишне подозрительны к его эксцентричности. Вскоре после того как мы поженились, Фремонт приехал ко мне в Сан-Молинас.

— Вы рассказали ему о вашей женитьбе? — прервал его Мейсон.

— Конечно, он дал мне ключи от домика и предложил пожить там с Элен. Он сказал, что этот домик будет всегда к нашим услугам.

— Понятно. Извините, продолжайте.

— Фремонт приехал показать мне попугая. Он был удивлен. Попугай оставался в его городском доме и во время его отсутствия научился говорить странную фразу про Элен и пистолет. Я разбираюсь в попугаях. Казанову я подарил брату. Я знал, что Казанова не стал бы ничего говорить, если бы его кто-нибудь специально не научил. Тогда я понял, что жизни Фремонта угрожает опасность. Брат отнесся к моим словам скептически, но все же я уговорил его поостеречься. Казанову я оставил у себя, надеясь со временем выяснить, кто научил его этим словам. А Фремонту подарил точно такого же попугая.

— Ясно.

— По моей просьбе Элен принесла пистолет для Фремонта из коллекции при библиотеке, я немного успокоился, что он все же не безоружен. Мы с Элен провели пару дней в горной хижине, потом я приехал сюда: я собирался арендовать удобное помещение, где мог бы открыть бакалейный магазин. Газет я вообще не читаю. Я не знал и не догадывался, чем кончилась эта история для брата.

— Знаете ли вы, что по завещанию брата вы имеете право на половину его состояния? — спросил Мейсон.

Джордж Вольдман на минуту задумался, потом взглянул на Элен и ответил.

— У меня есть жена, — сказал он нежно. — Пусть она и решает, как ей распорядиться деньгами. Ведь и богатые люди могут быть счастливыми. Что скажешь, дорогая?

Элен весело засмеялась.

— Более счастливой я уже не могу быть.


По дороге в Сан-Молинас Делла задумчиво сказала:

— Как, должно быть, чудесно быть такими счастливыми?

Мейсон включил радио.

— Послушаем какую-нибудь музыку.

Но вместо музыки они услышали конец сообщения:

«…Перри Мейсон, известный адвокат-криминалист. На вопрос журналиста шериф Барнет ответил, что им просто повезло, что Ричард Вейд направился в горную хижину Сейвина. Сержант же Голкомб, возглавляющий поисковую партию, сообщил, что он был уверен, что преступник будет обнаружен именно там. После яростной борьбы…»

Мейсон выключил радио.

— С меня довольно! Полиция, убийства, погоня, стрельба. Разрешу себе маленький отпуск. Я давно не был так доволен собой, как сейчас. Все кончилось. А сейчас давай думать о луне, Делла.

Делла легко прикоснулась изящным маленьким пальчиком к его руке, крепко держащей руль, и восторженно заявила:

— Прекрасная идея, шеф!


ДЕЛО О НЕМОМ ПАРТНЕРЕ

Глава 1

Милдред Фолкнер, сидя за своим рабочим столом в отгороженном прозрачными стеклянными стенами кабинете, где помещалась контора «Фолкнер Флауэр Шопе», выбрала голубой карандаш, который как нельзя более подходил по цвету. Хорошая рисовальщица, она часто пользовалась пастелью: рисунок помогал ей нагляднее представить, как будет выглядеть та или иная цветочная композиция. Слева от нее на столе лежал выполненный быстрыми уверенными штрихами эскиз гостиной в доме Элсуортов. Милдред пыталась подобрать что-нибудь, что смотрелось бы красиво рядом с матово-зелеными свечами, которые миссис Элсуорт намеревалась использовать для освещения.

Легкое постукивание по стеклу отвлекло ее от работы. Она подняла голову и встретилась глазами с Гарри Пивисом.

Отодвинув эскизы в сторону, Милдред кивком пригласила его войти.

Пивис принял приглашение, как принимал вообще все в своей жизни: с непроницаемым лицом и ничем не нарушаемой размеренностью движений. Он был крупным мужчиной, широким в кости и жилистым. Его плечи и руки до сих пор хранили следы тяжелой работы на ферме, где он совсем еще мальчишкой начинал свой путь наверх. Теперь, когда он стал богат, прибрав к рукам практически всю розничную торговлю цветами в городе, ему стоило огромных трудов соответствовать образу преуспевающего бизнесмена. Он одевался у самых дорогих портных, ногти на руках всегда были тщательно ухожены и отполированы, чем резко контрастировали с узловатыми, навсегда искореженными грубой работой пальцами.

— Что-то поздновато вы засиделись? — спросил он у Милдред.

Она улыбнулась.

— Я почти всегда работаю допоздна. Что-нибудь непременно останется на вечер, не одно, так другое. Платежные ведомости, подоходный налог, коммерческие прогнозы и еще сотня всяких дел. К тому же сейчас только семь часов.

— Нелегко вам, видно, приходится с тех пор, как у вашей сестры начались нелады с сердцем.

— О, я вполне справляюсь, благодарю вас.

— Как она?

— Карлотта? Ей уже гораздо лучше.

— Рад это слышать.

— Большую часть времени она, правда, пока проводит в постели, но с каждым днем сил у нее все прибывает, и она чувствует, что здоровье ее восстанавливается.

— У вас ведь, если не ошибаюсь, три магазина?

— Да, — ответила она, зная, что Пивис и так прекрасно осведомлен на этот счет, причем не только о самих магазинах и их расположении, но и, в общих чертах, об объеме товарооборота в каждом из них.

— Угу, — кивнул Пивис. — Знаете что, девочки, я тут как-то подумал, неплохо бы и мне вложить кое-какие деньжата в ваше дело.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну, поучаствовать немного в вашей корпорации.

Милдред Фолкнер улыбнулась и покачала головой:

— Спасибо, мистер Пивис, но мы пока вполне обходимся своими средствами. Корпорация у нас очень маленькая и тесная.

— Может, и не такая тесная, как вам кажется.

— Тесная, и весьма, — продолжала она с улыбкой. — Карлотта и я делим между собой весь пакет акций.

Его серо-зеленые глаза весело сверкнули из-под нависших бровей.

— А ну-ка подумайте получше.

Она задумалась на мгновение, потом рассмеялась.

— О, ну конечно же. Сертификат на владение пятью процентами от основного фонда был выдан Коринне Делл, когда мы стали корпорацией. Нам тогда нужно было ввести третьего человека в совет директоров, а эти пять процентов как раз давали ей такое право.

— Угу, — согласно кивнул Пивис, вытаскивая из кармана сложенный пополам сертификат. — Так вот, Коринна Делл вышла замуж за одного из моих людей, и… короче, я перекупил ее долю. Вы можете зарегистрировать передачу сертификата в своих книгах и выдать мне новый.

Повертев сертификат в руках, Милдред Фолкнер нахмурилась.

— Думаю, вы найдете его в полном порядке, — сказал Пивис, — я имею в виду подпись передающего лица, ну и там все остальное.

Она положила документ на стол и открыто посмотрела на гостя.

— Послушайте, мистер Пивис, мне это не нравится. Это нечестно. Я не знаю, что у вас на уме. Вы — наш конкурент. И нам совсем не хочется, чтобы вы совали нос в наши дела. Коринна не должна была продавать свои акции. Хотя, конечно, я представляю, что в сложившихся обстоятельствах у нее не было особого выбора. В любом случае я хочу, чтобы вы знали, как мы к этому относимся, и не питали иллюзий.

— Я понимаю, — кивнул Пивис. — Бизнес есть бизнес. Вы проморгали эти акции, а я их подобрал. Вы мне нравитесь. Мне бы хотелось, чтобы и вы относились ко мне так же. Но всякий раз, когда вы допустите ошибку и я смогу на этом заработать, я намерен так и поступить. Таковы правила игры. Вы знаете, что мы могли бы прекрасно договориться и насчет остальной части учредительного фонда. Вы сохраняете свое место, по-прежнему управляете делом, я получаю пятьдесят один процент и…

Она покачала головой.

— Вы бы зарабатывали не меньше, чем сейчас, — продолжал он, — и, кроме этого, располагали бы неограниченным капиталом для дальнейшего расширения дела. Я мог бы стать для вас выгодным партнером.

— Нет, благодарю вас. Нам вполне хватает и того, что мы имеем.

— Ну что ж, тогда просто зарегистрируйте передачу мне этих пяти процентов.

— Чего вы пытаетесь добиться? — спросила она.

— Ничего, — ответил он с простодушным видом, который так хорошо умел на себя напускать. — В работе мешать я не буду. Останусь на втором плане, так сказать, немым партнером. А вы давайте продолжайте зарабатывать свои миллионы. Теперь, когда у меня появился интерес, мне даже нравится, что правление все вечера отдает работе.

Он коротко хохотнул, поднял свое длинное, худое тело с кресла и тяжелой походкой направился вдоль прилавка к выходу. Провожая его взглядом, Милдред знала, что острые глаза под нависшими бровями не пропустят по дороге ни одной, даже самой незначительной детали.

Несколько минут она сидела молча, напряженно о чем-то размышляя, потом отодвинула эскизы на край стола и позвала Лоис Карлинг, дежурившую за прилавком рядом с входной дверью.

— В девять тридцать закрывайся, Лоис. Я ухожу и сегодня уже не вернусь.

У выхода из магазина она задержалась и мельком оглядела себя в большом, в человеческий рост, зеркале. В свои тридцать два года Милдред имела фигуру двадцатидвухлетней девушки, а опыт последних семи лет, ушедших на создание ее ныне процветающего бизнеса, закалил ее дух и тело: она научилась трезво мыслить и находилась в прекрасной физической форме. От нее исходило какое-то особое ощущение собранности, деловитости, уверенности в собственных силах; все это само по себе исключало дряблые мышцы и излишки плоти. Только человек, целиком отдающий себя работе, мог обладать такой подтянутой фигурой и самим своим видом внушать другим такую же веру в свою компетентность.

Лоис Карлинг наблюдала за Милдред, пока та не закрыла за собой дверь. В ее глазах притаились горечь и еще что-то, похожее на зависть. Лоис олицетворяла собой энергию юности, взрывную силу молодого вина, в то время как Милдред Фолкнер, напротив, обладала зрелой неповторимостью вина многолетней выдержки. Естественно, что Лоис Карлинг, не имевшая ничего, кроме красивой внешности, и с нетерпением отвергавшая «медленный, но верный» путь к успеху, задавалась вопросом: «Что такого есть в Милдред, чего нет у меня?» — только для Лоис этот вопрос был не из тех, что содержат ответы в себе самих: для нее это, скорее, была робкая, еще не осознанная, попытка прийти к определению личности. Однако, поскольку философские проблемы лежали далеко за пределами ее мысленного кругозора, Лоис открыла дверцу прилавка, достала коробку конфет, которую преподнес Гарри Пивис, выбрала шоколадную и с удовольствием ее надкусила.

Рядом с гаражом, где Милдред Фолкнер держала свою машину, стояла телефонная будка. В ожидании, пока работник подгонит автомобиль к выходу, Милдред, следуя какому-то необъяснимому порыву, вошла вдруг в эту будку, открыла телефонную книгу и стала торопливо искать номер Перри Мейсона, адвоката.

Она прочла телефон конторы и примечание, в котором говорилось, что после окончания рабочего дня следует звонить Гленвуд 6-8345.

Милдред Фолкнер набрала номер. Ей ответила телефонная служба, специально занимавшаяся приемом и сортировкой телефонных звонков профессиональным юристам. Милдред объяснила, что хотела бы встретиться с мистером Мейсоном по делу большой важности, и спросила, не сможет ли он принять ее сегодня вечером. Разговаривавшая с ней женщина записала номер автомата, из которого она звонила, и попросила ее повесить трубку и подождать несколько минут.

В этот момент Милдред увидела свою машину и, открыв дверцу будки, знаком показала сидевшему за рулем человеку, что сейчас освободится. Тот кивнул, круто повернул налево и подогнал машину к бензоколонке. Милдред едва успела войти назад в будку, как телефон зазвонил. Она сняла трубку.

— Мисс Фолкнер?

— Да.

— С вами говорит Делла Стрит, секретарь мистера Мейсона. Вы не могли бы вкратце изложить мне суть вашего дела?

— Да, конечно. Я являюсь владелицей «Фолкнер Флауэр Шопс». Это небольшая корпорация. У меня есть конкурент, которому удалось приобрести небольшое количество акций, не являвшихся собственностью нашей семьи. Я считаю, что это грозит мне неприятностями. Мне хотелось бы знать, что мне следует предпринять в данной ситуации.

— А завтрашний день не мог бы вас устроить?

— Полагаю, что вполне. Я… видите ли, позвонив прямо сейчас, откровенно говоря, немного погорячилась. Я так разволновалась, узнав об этой сделке несколько минут назад.

— Десять тридцать завтра утром будет для вас удобно?

— Да.

— Прекрасно. Мистер Мейсон примет вас в это время. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Чувствуя некоторое облегчение, Милдред Фолкнер села в машину и поехала прямиком к дому Карлотты на Червис-роуд.

Червис-роуд извилистой линией протянулась по склону холмов, поднимавшихся к северу от Голливуда; забираться приходилось почти на самую вершину. Дон Карлотты и Боба стоял на крутом склоне. Днем в лучах солнца его оштукатуренные стены сверкали слепящей белизной, сейчас же он казался сероватым прямоугольником, изрезанным таинственными черными тенями; его силуэт четко выделялся на фоне мерцающих огней большого города, раскинувшегося далеко внизу.

Милдред вставила свой ключ в замок, тот со щелчком открылся, и она вошла в гостиную. Боб Лоули, развалившись в кресле, читал газету. Слева под рукой у него лежала маленькая записная книжка в переплете из натуральной кожи, за ухом торчал карандаш. Он поднял глаза, нахмурившись оттого, что его прервали, но, увидев Милдред, постарался изобразить на лице доброжелательную улыбку. Она отметила про себя, с какой поспешностью он затолкал записную книжку в боковой карман своего халата.

— Привет, Милли. Я не слышал, как ты подъехала.

— Где Карла?

— Наверху.

— Спит?

— Нет, лежит читает.

— Я поднимусь к ней на несколько минут. Кстати, ты сегодня больше никуда не собираешься, Боб?

— Нет, что ты, конечно, нет. С чего ты взяла?

— Я хочу поговорить с тобой.

— О’кей.

У двери она остановилась, повернулась и сказала:

— Когда ты занят тем, что выбираешь, на какую лошадь поставить, Боб, не думай, пожалуйста, что тебе нужно из кожи вон лезть, пряча все подальше от глаз только потому, что я вдруг появилась в комнате неожиданно.

В первое мгновение он залился краской, потом рассмеялся и с заискивающим видом пробормотал:

— Ты просто напугала меня, вот и все.

Милдред поднялась по лестнице в комнату сестры. Карлотта лежала в кровати, удобно оперевшись спиной на подушки. В изголовье кровати была укреплена ночная лампа с розовым абажуром; свет через плечо падал на книгу, которую она читала.

Карлотта наклонила абажур вниз, и комнату залил мягкий розовый полумрак.

— Я уже почти отчаялась тебя увидеть, Милли.

— Пришлось задержаться в магазине. Ну, как наши дела сегодня?

— С каждым днем все лучше во всех отношениях, — с улыбкой ответила Карлотта.

Она была старше Милдред. Ее кожа имела нездоровый голубоватый оттенок. Она не выглядела полной, но тело казалось мягким и дряблым.

— Как твое сердце?

— Прекрасно. Доктор сказал сегодня, что через пару недель я уже смогу водить машину. Как замечательно будет снова выбраться на прогулку. Готова поспорить, что мое маленькое «купе» окончательно разучилось ездить.

— Тебе не стоит так спешить, — предупредила ее Милдред. — Нужно быть поосторожнее, особенно на первых порах, когда ты начнешь вставать.

— Вот и доктор говорит то же самое.

— Что у тебя за книга?

— Одна из этих последних, про которые говорят, что они имеют глубокое социальное значение. Я его как-то не разглядела.

— Почему бы тебе не взять что-нибудь попроще?

— Нет. Мне такие нравятся. Все остальное заставляет меня волноваться, переживать, и я долго не могу уснуть. С этой же совсем другое дело: еще десяток страниц — и я засну без всякого снотворного.

Милдред рассмеялась негромким серебристым смехом.

— Ну что же, извини, что опоздала. Я сегодня ненадолго — просто узнать, как ты здесь. Сейчас забегу на минутку вниз к Бобу и отправлюсь дальше.

— Бедняжка Боб, — мягко проговорила Карлотта, — боюсь, ему было так тяжело жить с женой-инвалидом. Он держался просто замечательно все это время, Милли.

— Вот и хорошо.

— Ты не… так и не изменила своего мнения о Бобе, не правда ли, Милли?

Милдред вскинула брови.

— Давай сейчас не будем говорить об этом. Я уверена, мы с ним найдем общий язык.

— Он ведь это чувствует, Милли. — Взгляд Карлотты стал печальным. — Как бы мне хотелось, чтобы ты постаралась узнать его получше.

— Я обязательно постараюсь, — пообещала Милдред с улыбкой на губах, но с тем же холодком в глазах. — Вот спущусь и начну прямо сейчас. Ты, главное, не волнуйся. Карла, не спеши и не перегружай себя, когда начнешь окончательно поправляться.

Карлотта проводила Милдред взглядом до двери.

— Как это, должно быть, замечательно быть такой бодрой и здоровой. Ах, если бы ты могла хоть на часок уделить мне немного своей жизненной энергии.

— Я бы с удовольствием уступила ее и на более длительный срок, Карла, но ты и так скоро поправишься. Самое худшее уже позади.

— Я тоже так думаю. Я чувствую, что мне сейчас гораздо лучше, чем раньше.

Карлотта взяла в руки книгу. Милдред осторожно прикрыла за собой дверь спальни и неслышно спустилась вниз.

Увидев ее, Боб Лоули сложил газету. Карандаша за ухом уже не было.

— Выпьешь что-нибудь, Милли? — предложил он.

— Нет, спасибо.

Она села в кресло напротив, взяла предложенную сигарету, наклонившись вперед к спичке, которую он для нее зажег, и пристально посмотрела ему в глаза.

— Тебе не кажется, что было бы неплохо нам всем втроем сесть и поговорить о деле?

— Пока еще рано, Милли.

— Почему?

— Карлу нельзя беспокоить такими разговорами. Я уже консультировался с врачом на этот счет, он сказал, что пока все идет хорошо, но улучшение наступило, по его мнению, главным образом потому, что она смогла полностью отрешиться от всех забот, связанных с бизнесом. А почему ты вдруг заговорила об этом, что-нибудь случилось?

— Сегодня вечером ко мне в магазин заходил Гарри Пивис.

— Этот великан? А ему-то что понадобилось?

— Он хочет откупить наше дело — контрольный пакет акций.

— С него станется. Скажи ему, пусть проваливает и не лезет в чужие дела.

— Уже сказала. Только он теперь, похоже, является держателем акций.

— Держателем акций! — воскликнул Боб, и она увидела, как в его глазах промелькнула тревога. — Чепуха какая-то. Да как же, черт побери, ему удалось… — Он торопливо отвел глаза.

— Коринна Делл. Помнишь, недавно она вышла замуж за человека, который работает на Пивиса. Я полагаю, муж заставил ее передать сертификат своему боссу. Ах, мне бы, конечно, следовало выкупить ее долю, когда она от нас уходила. По правде говоря, я о ней просто напрочь забыла. Пакет был такой незначительный, и…

Боб явно испытал огромное облегчение. Он рассмеялся.

— А что Пивис будет с ним делать? Ведь речь идет всего лишь о пяти процентах. Это же капля в море. Пусть идет к черту — повысь сумму взноса за владение акциями и выжми его из дела.

Она покачала головой:

— Пивис не из тех людей, от которых можно отделаться в два счета. Он что-то задумал… Я начинаю его самую чуточку побаиваться. Он может добиться права знакомиться с нашей отчетностью. Возможно, к этому он и стремится. Не знаю. Утром я встречаюсь с адвокатом.

— Очень здравая мысль. А кто этот адвокат?

— Перри Мейсон.

— Он такими делами не занимается. Нужно, по крайней мере, чтоб он хотя бы заинтересовался.

— Он заинтересуется и так, если ему предложить достаточно высокий гонорар, — убежденно сказала она. — Ситуация требует большего, чем просто покопаться в книгах и выяснить, что говорит закон на этот счет. Здесь нужен не просто адвокат, здесь нужен гениальный адвокат.

— Что ж, он как раз та птица, которая сумеет обломать Пивису крылья, если тебе удастся уговорить его этим заняться, — признал Боб Лоули, — но, по-моему, ты делаешь из мухи слона.

— Я подумала, что стоит, наверное, собрать все сертификаты на акции учредительного фонда и приготовить фондовую книгу. Мейсон, скорее всего, захочет с ними ознакомиться.

— Мне кажется, это совершенно излишне, — торопливо проговорил Боб.

— Ну почему же, он вполне может поинтересоваться.

— Боже мой, Милли, — голос у Боба зазвучал хрипло от нервного напряжения, — утром у меня очень важная встреча, a сертификат находится в банковском сейфе. Знаешь, что мы сделаем? Если он действительно захочет взглянуть на эти бумаги, я сам отвезу наш сертификат к нему, только чуть позже. Хотя я не думаю, что в этом возникнет необходимость. Утром я должен встретиться с представителем страховой компании, черт бы побрал эту волокиту. Я, конечно, мог бы отменить встречу, если бы почувствовал, что в этом есть необходимость но, знаешь, мне так пришлось изрядно попотеть, чтобы заставить этого парня заниматься моим делом, что не хотелось бы отменять.

— А что там произошло, Боб? Ты мне об этом ничего не рассказывал. Я узнала о случившемся от Карлы.

— О, да рассказывать-то, в сущности, не о чем. Один из тех случаев, когда какой-то придурок несется по улице, накачавшись спиртным по самую макушку. Меня в этот момент даже в машине не было. Она стояла припаркованная у обочины. Ума не приложу, как ему удалось ее так искорежить. Видно, юзом въехал в нее сбоку.

— Ты запомнил его номер?

— Нет. Я же говорил, меня там не было. Машина стояла у обочины. Несколько человек видели, как это произошло, и сообщили мне, но они оказались слишком тупыми, чтобы обратить внимание на номер.

— Ну что же, может быть, сертификат и в самом деле мне не понадобится, но на всякий случай я хотела бы иметь его под рукой. Не мог бы ты съездить в банк, Боб, и…

— Совершенно исключено, Милли. Утром я должен повидать двух-трех человек. Сейчас я просто не в состоянии перенести все эти встречи, но если Мейсону понадобятся бумаги, чуть позже я их сам к нему доставлю. Ты со мной свяжешься, и мы обо всем договоримся. Тебе ведь совсем необязательно иметь их с собой во время первой беседы. Не капризничай! Это будет не поздно сделать и на следующей неделе.

— Ладно, наверное, ты прав. — В ее голосе почувствовались усталость и безразличие.

— Ты слишком много работаешь, Милли. Неужели ты не можешь смотреть на все проще?

— О, не волнуйся, я в полном порядке. Дела сейчас идут хорошо, занимаюсь лишь всякими мелочами… Что ж, Боб, я поеду.

— Оставишь мне записку, если сертификат понадобится. Я смогу забрать его, скажем, послезавтра. Хотя я решительно не представляю, зачем он ему может понадобиться.

— Послушай, Боб, а может быть, ты все же съездишь в банк и…

— Господи, да нет же! — прервал он ее, повышая голос. — Ты ведешь себя как старуха, спятившая от страха. Перестань ты наконец так трястись из-за этого, черт побери.

— Боб… сертификат ведь на месте, правда? С ним ничего не случилось? Ты…

Он вскочил с кресла.

— Ради всех святых, оставь меня в покое! У меня что, других забот нет, кроме как стоять и слушать твое кудахтанье про этот чертов сертификат? Я знаю, что я тебе не нравлюсь. Никогда не нравился. Ты прямо-таки из себя выходишь, настраивая Карлу против меня. А теперь…

— Прекрати это! — оборвала его Милдред. — Ты ведешь себя как школьник. И ты кричишь. Ты что, хочешь, чтобы Карла подумала, что мы ссоримся?

Он тяжело опустился назад в кресло.

— А, черт, да что толку?.. — покачал он головой. — Если Мейсону понадобится сертификат, пусть он мне позвонит. При виде тебя у меня нервы сдают. Если не хочешь поссориться, уходи отсюда к черту.

Она молча прошла к двери и вышла на улицу.

Скользя в машине вниз по Червис-роуд, Милдред Фолкнер оставалась совершенно равнодушной к красоте прозрачной, звездной ночи. С чего это вдруг Боб пустился в такие подробные объяснения по поводу этой аварии? И что за срочность может возникнуть во встрече с контролером страховой компании? Почему Бобу оказалось так трудно уговорить этого человека заняться его делом? И почему ее просьба предъявить сертификат вызвала у него такую панику? Конечно, она не заботилась о том, чтобы быть тактичной. Она ему не доверяла. Вот уже несколько недель она пыталась найти какое-нибудь убедительное, законное основание, чтобы забрать у него этот сертификат. Заболев, Карла индоссировала все свои ценные бумаги, передала их Бобу… Абсурдно сомневаться в его преданности Карле, и все же ее не оставляли тревожные предчувствия; а тут еще этот рассказ об аварии: ведь у машины были помяты бампер и решетка радиатора.

— Наверное, я жуткая негодяйка, — сказала себе Милдред, — но, к сожалению, я слишком хорошо знаю своего зятя.

Поэтому она заехала в полицейское управление и навела справки в отделе дорожно-транспортных происшествий. Ей дали прочесть рапорт, в котором говорилось, что «бьюик» мистера Лоули столкнулся с другим автомобилем и что вся вина за столкновение лежит на Бобе.

Позвонив владельцу пострадавшего автомобиля, Милдред узнала, что во время аварии Боб находился в машине не один: рядом с ним сидела молодая блондинка весьма привлекательной наружности. Человек записал ее в качестве свидетельницы. Если она подождет минутку у телефона, то он… Ага, вот, пожалуйста. Эстер Дилмейер. Вместо адреса она назвала ему ночной клуб «Золотой рог». Кажется, она говорила, что работает там, но он уже не помнит и не берется утверждать это с уверенностью. Человек, сидевший за рулем «бьюика», — мистер Лоули — был очень предупредителен. Авария произошла по его вине, и он обещал сам все уладить. Кстати, на заднем сиденье «бьюика» находился еще один человек, мужчина. Нет, компенсация еще не выплачена, но мистер Лоули должен позвонить завтра утром в одиннадцать.

— Простите, а с кем я разговариваю, мадам?

— Я представляю рабочий страховой фонд, — тут же ответила она. — Мы так поняли, мисс Дилмейер пострадала в этой аварии.

— Да нет, из всей компании досталось мне одному, — сказал ее собеседник. — Меня довольно сильно тряхнуло. С мистером Лоули в машине находился еще один мужчина. Вы можете, если понадобится, привлечь его как свидетеля. Его имя… так, подождите минутку… Ага, нашел. Синдлер Колл.

— Они были пьяны? — спросила Милдред.

— Нет, но мчались быстро.

— Благодарю вас, — сказала Милдред и повесила трубку.

Зачем Бобу понадобилось взваливать на себя столько хлопот и громоздить горы лжи, чтобы никто не узнал правды об этой аварии? Машина была застрахована, и всеми вопросами вполне могла бы заняться страховая компания. Но она абсолютно никак не участвовала в этом деле. Завтра в одиннадцать Боб собирался заплатить деньги пострадавшему и таким образом все уладить. Было яснее ясного, что в страховой компании даже не слышали об этом происшествии.

Поначалу Милдред Фолкнер намеревалась вернуться к эскизам цветочных композиций для гостиной Элсуортов, но теперь она почувствовала, что у нее найдутся дела поважнее, и срочно занялась ими.

Боб явно никак не собирался объяснять присутствие в своей машине гейши из ночного клуба.

Глава 2

Выражение горького разочарования на лице Эстер Дилмейер в одно мгновение состарило ее лет на двадцать.

Вокруг нее в ночном клубе царило веселье — такое же, как в любом другом ночном клубе: немного неестественное в своей безудержности, чуть истеричное, требовавшее постоянного притока алкоголя, чтобы поддерживать его в наивысшей точке и обеспечивать тем самым администрации заведения приличные дивиденды.

Оркестр надрывно исполнял мелодию за мелодией в неизменном ритме свинга. Конферансье, излучая неоновый энтузиазм, объявлял в микрофон очередной номер шоу-программы. Официанты, снующие между столиками, строго соблюдали инструкцию не спешить с заказанными блюдами и мгновенно доставлять коктейли. Тем, кто уже выпил лишнего, напитки подавались разбавленными; посетители, пребывавшие в мрачном настроении, удостаивались особого внимания метрдотеля, лично раскладывавшего перед ними карты вин.

Тем, кто появлялся здесь, снабженный надлежащими рекомендациями, клуб предлагал иные, более спокойные и вместе с тем более рискованные развлечения в комнатах наверху, где полы были устланы толстыми коврами.

Правление с предельной осторожностью относилось к списку постоянных клиентов, имеющих право на вход через дверь с надписью «Не входить», расположенную позади гардероба. Отсюда лестница вела на второй этаж, в комнаты, где стрекот рулетки перемешивался с ровным гулом приглушенных голосов.

На первом этаже правление поощряло смех и обильные возлияния. Этажом выше картина была совершенно иная. Администрация недвусмысленно давала понять, что предпочитает видеть здесь своих завсегдатаев в строгих вечерних костюмах. Те, кто приходили сюда поклониться богине Судьбы, сразу могли почувствовать, что любые проявления эмоций будут здесь неприличны и неуместны. Толстые ковры скрадывали звук шагов. Тяжелые портьеры, мягкий свет скрытых бордюрами ламп, роскошная обстановка, царящая повсюду атмосфера аристократических салонов, казалось, исключали саму возможность всякого шума и суеты.

Там, где спиртное течет рекой и где ни на минуту не ослабевает азарт, неудачливый игрок, которому проигрыш был не по средствам, легко мог «взбрыкнуть». Но если проигравший привык садиться за игорный стол в смокинге, если его окружали все атрибуты богатства, то он, как правило, делал вид, что ему просто не повезло, с достоинством расплачивался и покидал клуб. И только дома, сняв смокинг и оглядевшись вокруг себя при беспощадном свете дня, он с раскаянием и самоосуждением начинал осознавать, что проигрыш — это все-таки проигрыш. И тогда он вдруг понимал, что выражение «проигрывать как джентльмен» чаще всего повторялось теми, кто на этом наживался, и по сути это тот же самый грабеж — но исправить уже ничего нельзя.

Эстер Дилмейер не догадывалась о подлинном значении психологии в том бизнесе,частью которого она являлась. Но при этом уже научилась понимать, что когда ее вызывают для участия в вечерней шоу-программе или просят подменить одну из девушек, по той или иной причине не появившуюся в клубе, она должна добиться того, чтобы каждый из присутствующих мужчин почувствовал, что ее тело двигается в зажигательном ритме только для него, чтобы, глядя на нее, он забыл обо всем на свете и «вошел в настроение».

В тех случаях, когда ей доводилось прохаживаться между столиками на верхнем этаже, она держала себя с достоинством настоящей леди. Здесь она не позволяла себе громко смеяться, завлекающе поводить плечами и покачивать бедрами.

Женщины, как правило, относились к Эстер Дилмейер с холодной подозрительностью. Что же касалось мужчин, то тут Эстер была уверена, что ни один не пройдет мимо, не оглянувшись, и обязательно попытается приударить за ней при малейшем поощрении с ее стороны. Мужчин Эстер знала так хорошо, что не могла не испытывать к ним глубокого отвращения. Зато она часто ловила себя на мысли, что совершенно не знает женщин.

Эстер Дилмейер, тщательно скрывая свое настроение, сидела за столиком одна и поигрывала бокалом имбирного пива с содовой: для непосвященных эта смесь выглядит как шампанское. Профессиональная привычка изогнула ее губы в искусственной, как у манекена, полуулыбке. Приглашение присоединиться, на которое намекали ее одиночество и привлекательная внешность, никак не соответствовало ее мрачному, подавленному настроению.

Сколько часов она высидела вот так, ожидая какого-нибудь прощелыгу? История каждый раз была одна и та же. Мужчины проплывали мимо. Те, кто пришли со своими женами, завистливо поглядывали на нее и принимали в душе твердое решение заглянуть сюда как-нибудь вечерком, когда будут одни. Те же, кто появлялись без сопровождения, прибегали к одному из пяти стандартных способов завязывать знакомство. За годы, проведенные в клубе, Эстер разработала свою классификацию и с первых слов безошибочно угадывала дальнейшее развитие событий — как опытный шахматист узнает о том, какой дебют будет разыгрывать его противник сразу после того, как на доске двинулась вперед первая пешка.

Что ж, думала она, так ей и надо. У нее было все, чтобы распорядиться своей жизнью более разумно. Вместо этого она попала сюда, на дно, сделав ставку на свою внешность и молодость. Мужчины липли к ней как мухи на мед. Она позволяла им угощать себя коктейлями. Если их намерения не шли дальше того, чтобы полапать ее, она, как бы между делом, смотрела на часы и говорила, что минут через десять — пятнадцать за ней зайдет муж, или незаметно подмигивала официанту и тот приглашал ее к телефону, откуда она через несколько минут возвращалась с тем же известием.

Если клиент был при деньгах, она помогала ему их тратить, а если он к тому же казался подходящим типом, она осторожно намекала на то, что происходит наверху. Если после ее рассказа человек не терял интереса к тому, что услышал, Эстер доставала приглашение и провожала его к рулеточному столу.

Крупье, как правило, определяли, с кем имеют дело, уже после первых нескольких ставок. Они видели человека насквозь: осторожен он или бесшабашен, прижимист или азартен; иногда встречался лучший, с их точки зрения, тип — человек, который терпеть не мог проигрывать и считал, что после нескольких потерянных ставок судьба у него в неоплатном долгу и он имеет полное право на солидный куш.

Между Эстер Дилмейер и крупье существовала система условных знаков. Если барашек попался с густой шерстью, она оставалась рядом и наблюдала за стрижкой. В противном случае она незаметно исчезала и спускалась вниз в поисках нового клиента.

Эстер подняла голову. Рядом с ее столиком стояла Милдред Фолкнер.

Милдред посмотрела ей в глаза и улыбнулась.

Эстер Дилмейер внутренне вся собралась. Господи, неужели это должно произойти именно сейчас, когда ее и так буквально тошнит от жизни. Наверное, какая-нибудь матрона, чей муженек разрыдался на родном плече и покаянно поведал о блондинке, которую встретил в ночном клубе, о визите наверх, в игорный дом, и о последовавшем за всем этим проигрыше. Как Эстер ненавидела таких слюнтяев! Сначала они жаждут острых ощущений, а потом, скуля и подвывая, бегут домой, где сознаются во всех своих грехах, проливая крокодиловы слезы, и выказывают глубочайшее раскаяние, бьют себя в грудь, чтобы при первой же возможности, не колеблясь, вернуться сюда еще раз.

Милдред отодвинула стул и села.

— Привет, — сказала она.

Один из официантов на всякий случай замаячил неподалеку, ожидая сигнала от Эстер. Сцен здесь не любили.

— Добрый вечер, — ответила Эстер Дилмейер как можно холоднее и официальнее.

Милдред вздохнула.

— Я увидела, что вы сидите тут одна, — начала она, — и я тоже одна. Больше того, мне так тоскливо и я совершенно, полностью и абсолютно устала от мужчин. Я попробовала присесть и выпить коктейль, так трое по очереди успели нахально улыбнуться мне, прежде чем я успела его заказать. Не возражаете, если я угощу вас бокалом чего-нибудь, посижу с вами немного, а потом пойду?

У Эстер отлегло от сердца. Значит, скандала все-таки не будет. Она подозвала официанта.

— Еще один коктейль с шампанским? — спросила Милдред. Блондинка улыбнулась.

— Принесите два, — сказала Милдред официанту.

— Уберите этот бокал, — попросила его Эстер. — Шампанское уже выдохлось, — с коротким смешком пояснила она, повернувшись к Милдред. — Наверное, все это время я больше думала, чем пила.

Возникла ситуация, требующая известного такта. Пока эта женщина сидела за ее столиком, Эстер не могла рассчитывать на встречу с более выгодным клиентом. С другой стороны, почему бы Милдред не заплатить за ее шампанское, раз ей так хочется.

Эстер взглянула на часы.

— Мой приятель что-то запаздывает, — заметила она.

— О, у вас здесь свидание. Мне следовало бы догадаться. Что ж, не буду вам мешать.

— Да нет, все в порядке. Сидите. Чтобы выпить бокал шампанского, у нас времени больше чем достаточно. Он постоянно заставляет себя ждать, чертенок этакий!

— Простите, я не могла вас раньше где-нибудь видеть? Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Нет, не думаю, — покачала головой Эстер. — Я вас не помню.

— И все-таки где-то я вас уже видела… Погодите-ка минутку. Не вы ли тогда попали в аварию? «Бьюик» типа седан? Да, да, ну конечно же, это были вы. Теперь я вспомнила. Я видела вас в машине.

— А, значит, вы видели, как мы врезались?

— Да, я как раз шла по улице. Если приятель, о котором вы говорили, тот самый человек, что сидел тогда за рулем, его стоит подождать.

— Его-то? — презрительно скривив губы, переспросила Эстер. — Что ж, физиономия у него смазливая, это верно, но вы бы знали, какая это тряпка. Нет, мой приятель тот, другой. Его зовут Синдлер. Вот уж кто действительно красив, да только, черт его возьми, он сам слишком хорошо это знает. А вы чем занимаетесь? Или, может быть, я кажусь вам чрезмерно любопытной?

— У меня собственное дело. Совсем небольшое, три маленьких магазина.

 — Боже мой, — с завистью произнесла Эстер, — какое это, должно быть, счастье — иметь собственное дело и ни от кого не зависеть. Если бы я с самого начала стала работать и поднакопила хоть немного настоящего делового опыта, возможно, впереди у меня маячило бы что-нибудь более светлое, чем этот рэкет.

— Рэкет? — переспросила Милдред.

— Да. Я работаю в этом клубе.

— А, понимаю.

— Нет, не понимаете. И никогда не поймете, если сами не попробуете. Ох и гнусная же это работа.

— А почему вы тогда не бросите ее и не подыщете себе что-нибудь другое?

— А как бы я могла? Стенографии я не знаю, печатать на машинке не умею, опыта — никакого. Мыть полы и прибирать в доме у какой-нибудь хозяйки, у которой одна забота: не испортить грязной работой своих холеных рук, чтобы она могла убивать день за днем, играя с соседками в бридж? Нет уж, спасибо!

— Для женщины с приятной наружностью и располагающим к себе характером открыты сотни профессий.

— Ага, знаю. В газетах время от времени можно прочесть объявление с надписью «Требуется». Я как-то попробовала ответить на парочку предложений. Помойка еще похуже этой.

Милдред внимательно посмотрела на нее и отметила про себя горечь во взгляде и чуть заметные морщинки у глаз и уголков рта.

— Я же имею в виду другое, — сказала она. — Есть места, где все делается честно. Я сама время от времени нанимаю девушек, которые имеют привлекательную внешность, приятны в общении, научились сдерживать свои чувства и обращаться с покупателями.

Эстер Дилмейер подняла на нее глаза; в них вдруг засветилась надежда, потом этот огонек угас.

— Да, знаю, — кивнула она. — Иной человек купит билет на скачках, и, смотри-ка, его фотографии уже во всех газетах. Подобные вещи случаются, хоть и не часто.

— У вас очень красивое платье, — заметила Милдред.

— Вам нравится?

— Очень.

— Оно, кстати, не слишком дорогое. Если играешь в эти игры, приходится прилично выглядеть, только тратиться на одежду особенно не из чего. Так что со временем учишься, что, где и как покупать.

— К этому цвету изумительно подошла бы бутоньерка из орхидей на корсаже.

— Да, наверное. Только мне не часто дарят бутоньерки, тем более из орхидей, а сама я их покупать не собираюсь.

— У меня есть несколько штук, я их вам пришлю.

— Есть орхидеи?

— Да. Они были заказаны одной покупательницей, которая заболела гриппом и не смогла их надеть. Вы здесь еще побудете? Если да, то я их сейчас же пришлю.

— О, это было бы чудесно. Огромное вам спасибо, только… вы уверены, что это не доставит вам хлопот?

— Абсолютно никаких. Я буду рада сделать вам подарок. Кому мне их адресовать?

— Эстер.

— Просто Эстер?

— Меня здесь знают. Ну, если хотите, можете написать Эстер Дилмейер. А вас как зовут?

— Милдред.

— Красивое имя.

— Спасибо.

Официант принес заказанные коктейли.

— За удачу, — сказала Милдред, глядя на собеседницу поверх бокала.

— Мне она понадобится.

— А вам действительно очень хочется отсюда выбраться, Эстер? — вдруг спросила Милдред.

— Вы имеете в виду бросить эту работу?

— Да.

— Действительно. О, я выложу вам все начистоту. Я с самого начала знала, на что иду. Я занимаюсь этим вот уже пять лет. Часто не сплю почти всю ночь, слишком много пью, курю и слишком мало бываю на свежем воздухе. Это становится заметным по моему лицу, что для меня больнее всего. Обычно, когда смотришь на других и видишь, как они стареют, не задумываешься о том, что то же самое происходит и с тобой. А потом вдруг — р-раз! — и мужчина бросает тебя, потому что нашел кого-то помоложе… Черт! Да появись у меня настоящая возможность, я бы лишней минуты здесь не осталась.

— Вас это, видимо, очень глубоко задевает. Вы говорите с такой горечью.

Эстер Дилмейер пригубила коктейль:

— А знаете почему? Я вам скажу. Мой приятель, тот самый, с кем вы меня видели в машине, на короткой ноге с боссом этого клуба. Недавно он завел себе новую подружку. Он постарался, чтобы я об этом ничего не узнала, но в конце концов, как раз сегодня днем, я сообразила что к чему. Он хочет пристроить ее на мое место, а меня сплавить куда-нибудь подальше.

Они думают, что я ничего не подозреваю. Я сижу тут, работаю, а они копошатся за моей спиной. Колл как раз с ней сейчас. Харви Линк — он заправляет этим клубом с одним компаньоном — уехал в свою хижину в Лиловом Каньоне. К часу или к двум утра все будет решено. Ну и как по-вашему, может это меня не задевать?

Милдред покачала головой.

— Только покажите мне возможность жить честно, чтобы я могла посмеяться над этими подонками, и я исчезну отсюда так быстро, что вы и глазом моргнуть не успеете, — ядовито заключила Эстер.

— Как бы вам понравилась работа в цветочном магазине?

— Господи, это было бы замечательно. А вы что, этим и занимаетесь?

— Я владею магазинами «Фолкнер Флауэр Шопе».

Эстер Дилмейер, подносившая в этот момент бокал к губам, медленно поставила его на столик:

— Значит, вы… вы свояченица Боба. И все это время вы прекрасно знали… и эта авария…

Милдред посмотрела ей в глаза.

— Да. Я пришла сюда, чтобы попытаться выяснить наконец, что же происходит. Я намеревалась обмануть вас, но, поговорив с вами, я поняла, что вы мне не враг — вы просто женщина, старающаяся выжить в этом мире.

— Значит, ваше предложение лишь приманка, чтобы подразнить меня?

— Не будьте глупой, Эстер.

— А откуда мне знать, что вы не придумали все это, чтобы меня надуть?

— А оттуда, глупенькая, что я назвала тебе свое имя. Я ведь вполне могла этого не делать, а продолжать водить тебя за нос и попытаться вытянуть из твоей головки все, что возможно.

Эстер Дилмейер нервно помяла сигарету.

— Да, — признала она, — это верно.

— Итак, хочешь работать у меня?

— А что мне придется сделать, чтобы получить это место?

— Просто отдавать делу все лучшее, что в тебе есть, постараться найти общий язык с покупателями, собрать всю свою добрую волю и…

— Нет, я не об этом. Что я должна буду рассказать вам взамен?

— Абсолютно ничего, если ты сама этого не захочешь.

Эстер несколько секунд обдумывала ее слова, затем сказала:

— Нет, так не пойдет. Я замешана в одной махинации, которую проворачивают у вас за спиной. Я бы никогда не смогла работать на вас, пока не рассказала бы вам всего, что мне известно, и не получила бы вашего прощения после того, как вы все узнаете.

— Тебе в самом деле этого хочется?

— Ну, не могу сказать, чтобы я горела желанием, но без этого я никак не могла бы работать у вас.

— Если тебя привлекает эта работа, место — твое. Оно будет твоим, даже если ты ничего не скажешь.

— Нет, я расскажу все как есть.

— Ты знаешь, где сейчас Линк? — неожиданно спросила Милдред.

— Да, в своей хижине. Ждет, когда эту дурочку привезут к нему, чтобы она…

— А ты знаешь, где эта хижина находится?

— Ну конечно. — Она невесело усмехнулась. — Я ведь там тоже была. Все девушки, которые работают здесь, побывали у него.

— Мне сейчас нужно сходить позвонить. Пока меня не будет, напиши его адрес на листе бумаги. Когда я вернусь, ты передашь его мне, хорошо?

Эстер кивнула.

Милдред направилась к телефонной будке и еще раз набрала ночной номер Мейсона.

— Думаю, вы застанете его в конторе, если позвоните туда прямо сейчас, — посоветовала ей телефонистка. — Он сказал, что собирается поработать там пару часов, а я говорила с ним всего лишь час назад.

Милдред набрала номер конторы Мейсона; на другом конце ей ответил голос Деллы Стрит.

— Это опять мисс Фолкнер, мисс Стрит. Ситуация становится угрожающей. Мне просто необходимо увидеться с мистером Мейсоном сегодня.

— Сегодня?

— Да.

— Очень сожалею. В данный момент мистер Мейсон готовит важную справку и не закончит диктовать раньше полуночи. Он просто не в состоянии никого принять.

— А он не мог бы встретиться со мной после полуночи?

— Боюсь, что нет. Знаете, ему ведь тоже нужно спать.

— Послушайте, дело крайне важное. Я готова заплатить любой гонорар в пределах разумного. У меня есть серьезные опасения, что завтра утром может быть уже слишком поздно.

— А почему? Что случилось?

— Я только что узнала, что моя сестра — она инвалид — переписала все свои ценные бумаги на имя мужа. Совершенно очевидно, что он использовал их как обеспечение под те долги, которые наделал на скачках или еще где-нибудь. Среди этих бумаг находится сертификат на владение акциями моей корпорации. К полуночи я узнаю все подробности и… О, прошу вас, уговорите, пожалуйста, мистера Мейсона…

— Подождите минутку, — прервала ее Делла Стрит, — я посмотрю, что он делает.

Она подошла к трубке через полминуты.

— Мистер Мейсон не закончит диктовать раньше полуночи или около этого, затем он выйдет выпить чашку кофе. Если вы согласны приехать сюда в час ночи, он готов с вами встретиться.

— Даже не знаю, как мне вас благодарить! Теперь послушайте, я сейчас работаю со свидетельницей. Ее зовут Эстер Дилмейер. Пожалуйста, запомните это имя. Я попробую уговорить ее тоже прийти к мистеру Мейсону. Если мне это удастся, прошу вас, если она придет раньше меня, не отпускайте ее до моего прихода и постарайтесь расположить ее к себе. Ей известны все факты. Сомневаюсь, что без нее я могу рассчитывать на что-нибудь в этом деле.

— Я должна буду выписать счет за эту консультацию независимо от того, придете вы или нет. Будьте добры, назовите мне ваше имя и адрес.

— Милдред Фолкнер. Я владелица «Фолкнер Флауэр Шопс». Мой адрес: 819, Уайтли-Пайн-Драйв. В доме есть телефон. Если хотите, я могу перевести вам часть денег до полуночи.

— В этом нет необходимости, — ответила Делла Стрит. — Мистер Мейсон будет ждать вас в час.

Милдред Фолкнер повесила трубку. С решительным видом она вернулась к столику, где Эстер Дилмейер пододвинула к ней сложенный пополам лист бумаги.

— Во сколько ты обычно заканчиваешь здесь, Эстер? — спросила она.

— О, после часа я могу уйти в любое время.

— Я хочу, чтобы ты выполнила одно поручение.

— Какое?

— Зайди в контору Перри Мейсона. Это мой адвокат.

— Когда?

— Сегодня в час ночи.

— Вы имеете в виду Перри Мейсона, адвоката, который распутал дело Тайдингсов об убийстве?

— Да, того самого.

— Ух ты. Он… он отличный адвокат. Я всегда говорила, что, если мне доведется убить кого-нибудь, я сразу же вслед за этим ограблю банк. Тогда у меня будет достаточно денег, чтобы заплатить мистеру Мейсону, а уж он-то меня вытащит. — Она рассмеялась.

— Итак, как ты смотришь на то, чтобы встретиться со мной в конторе мистера Мейсона в час?

— Его же не бывает в конторе в такое время.

— Он будет на месте, мы обо всем договорились.

— А зачем я вам там понадобилась?

— Затем, что я хочу вывести Боба Лоули из своего дела. В этом мне потребуется твоя помощь. Если ты собираешься работать у меня, тебе должно быть все равно, что подумают на твой счет эти люди.

— О’кей, для меня это пустяк. Только я могу опоздать минут на пять — десять.

— Это не страшно. И я обязательно пришлю орхидеи.

— О, не волнуйтесь, к чему столько хлопот?

— Это ничуть не хлопотно. У меня в самом деле есть несколько орхидей, оставшихся от невыкупленного заказа. Они изумительно подойдут к этому платью, поэтому, пожалуйста, не отказывайся.

Эстер Дилмейер наклонилась поближе к Милдред.

— Послушайте, — сказала она, понизив голос, — если будете разговаривать с Линком, смотрите в оба. И не говорите, что узнали что-то от меня. Клянусь, я не заикнулась бы ни о чем, но вы появились, когда мне было так тоскливо, а тут еще это ваше предложение — знаете, очень уж редко я встречаю в людях искреннее желание помочь мне. Интересно, а как вы узнали про меня и про то, что Лоули у них вместо дойной коровы?

— Я попыталась заставить его предъявить некоторые бумаги… Впрочем, тебе лучше пока забыть обо всем этом, Эстер. Запомни, ты никогда и никому не должна рассказывать о нашем разговоре.

— Само собой. А вы не проболтайтесь Линку, что мне известно, что он уже намылил для меня салазки. Я хочу, чтобы он думал, будто я ухожу по собственной воле. Ему не понравится, если вы придете к нему сегодня ночью, будьте осторожны. Там могут быть Синдлер Колл и эта новенькая сучка. Кстати, что касается этих двух…  — Она моргнула, потом еще раз, натянуто улыбнулась и сказала:

— А, да ладно, мне-то какое дело?

Милдред посмотрела на часы.

— Решительно никакого. Ну что же, мне пора идти. До часа еще очень много нужно успеть сделать. Я все-таки хочу навестить Линка.

— Будьте с ним начеку, — еще раз предупредила ее Эстер. — Он становится опасным, если пытаться загнать его в угол. Характер у него просто ужасный. Если он не согласится беседовать по душам, не давите на него. И не пугайте его Перри Мейсоном.

— Спасибо за совет. Я буду вести себя тактично, — улыбнулась Милдред.

Она направилась к выходу, но Эстер вдруг позвала ее назад:

— Послушайте, я хочу играть с вами в открытую. Я не из той породы людей, что легко меняют хозяев. Тем, на кого я работаю, я отдаю все, что у меня есть, но… — Она замолчала.

— Да? — помогла ей Милдред.

— Видите ли, Линк думает, что ему удастся обмануть меня в таком деле, которое касается меня лично, но я позабочусь, чтобы у него ничего не вышло.

— Что ж, это будет только справедливо, но позволь мне вернуть тебе твой же совет: будь осторожна и берегись Линка.

Эстер улыбнулась. Улыбка совершенно преобразила ее лицо.

— Не думайте, будто я не представляю, какую опасную игру затеяла. И не думайте, что Линк настолько глуп, чтобы не начать подозревать меня. Но у меня есть кое-какие средства… А, черт! Что вам за дело до моих горестей? Увидимся в час — может быть, самую чуточку позже.

Глава 3

В одиннадцать тридцать Перри Мейсон отпер дверь своего личного кабинета и посторонился, пропуская вперед себя Деллу Стрит.

— Тебе совсем не обязательно ждать, Делла, — сказал он. — Справка отняла меньше времени, чем я предполагал. Я тут сам посижу до часу, почитаю предварительные решения.

— Я хочу ее дождаться.

Мейсон повесил пальто и шляпу.

— Но твое присутствие совершенно ничего не даст. Я переговорю с ней и…

— Нет, — прервала его Делла. — К тому же теперь мне просто придется остаться: я выпила чашку кофе, а это значит, что следующие полтора часа я все равно не смогу заснуть.

Мейсон с наслаждением вытянулся в своем вращающемся кресле. В его движениях совсем не чувствовалось неуклюжести или неповоротливости, свойственной многим высоким людям с длинными конечностями и крупной фигурой. И не один человек, посчитавший его за этакого увальня, сочинял перед судом свою историю в полной уверенности, что может лгать и кривить душой совершенно безнаказанно, пока вдруг не чувствовал, как в него упирается гранитный взгляд серых глаз, и не осознавал — увы!., слишком поздно, — насколько яростной может быть атака, с которой Мейсон обрушивался на лжесвидетеля, нанося своими быстрыми, неожиданными вопросами удары столь же разящие, как удары рапиры.

Мейсону нравилось напускать на себя добродушный, беспечный вид, простой и совсем не официальный. Он очень не любил делать все так, как это делают большинство людей, и эта неприязнь ко всему традиционному сказывалась на его манере ведения дел в суде.

Делла Стрит научилась безошибочно улавливать меняющиеся настроения своего шефа. Между ними существовало редкое взаимопонимание, которое возникает только тогда, когда два похожих друг на друга человека посвящают себя одному общему делу. Если обстановка накалялась, они умели действовать с поразительной слаженностью, словно хорошо сыгранная футбольная команда.

Мейсон откинулся назад вместе с креслом и закинул ноги на угол стола, положив их одна на другую.

— Вам следовало бы договориться с ней о встрече в рабочее время, — заметила Делла. — День и так выдался тяжелый, а потом еще эта диктовка…

Мейсон жестом показал, что не согласен с ее замечанием.

— Не тот случай. Судя по голосу, она действительно попала в беду.

— Постойте, откуда вы можете это знать? Вы ведь не разговаривали с ней.

— Я следил за твоим лицом.

— Что ж, сознаюсь, она произвела на меня такое впечатление, но это ровным счетом ничего не значит, я не вижу никаких причин, почему бы ее дело не могло подождать до завтра.

— Знаешь, — начал рассуждать Мейсон, — адвокаты сродни врачам. Врач всю свою жизнь посвящает тому, что облегчает страдания человеческого тела. Адвокат свою — облегчению страданий человеческого разума. Машина правосудия очень легко выходит из строя, если ее не смазывать постоянно и не следить, чтобы она работала ритмично. Адвокаты — инженеры этой машины.

Мейсон достал сигарету и протянул пачку Делле, они прикурили от одной спички. Мейсон, уставший после трудного дня, поудобнее устроился в кресле, расслабил мышцы и с наслаждением отдался во власть полной тишины.

Минут через пять он проговорил задумчиво:

— Одно из первых правил, которое открывает для себя профессиональный юрист, состоит в том, что человек, настоятельнее других требующий уделить ему время, обычно не намерен платить за это ни цента. Только я думаю, что наш случай — исключение.

— А что, обычно бывает именно так? — спросила Делла.

— Почти всегда. Человек, который в самом деле рассчитывает заплатить адвокату за его время, стремится отделаться как можно дешевле. Поэтому он никогда не потребует от него особых услуг, разве что это действительно необходимо. Зато того, кто платить не собирается, сумма счета заботит не больше, чем дохлая муха. Следовательно, для него вполне резонно позвонить адвокату домой среди ночи или попросить его, чтобы он прервал субботнюю партию в гольф или приехал в контору в воскресенье. Это всегда так.

— Ну, если она такая, — возмутилась Делла Стрит, — я просто пошлю ей чек на пятьсот долларов, и все.

— Давай-ка лучше попытаемся разыскать ее по телефону. Нужно сообщить ей, что я управился с работой быстрее, чем предполагал, и что если она захочет перенести встречу на час вперед, мы не будем возражать.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда Мейсон закончил говорить.

Делла сняла трубку.

— Алло… Да, это контора мистера Мейсона… Вы не могли бы говорить отчетливее?.. Кто это?.. Как-как? — Она повернулась к Мейсону и сказала, прикрыв трубку ладонью:

— Она пьяна.

— Кто, Фолкнер?

— Нет, Эстер Дилмейер.

— Ах да, — вспомнил Мейсон, — свидетельница. Дай-ка я с ней поговорю.

Делла протянула ему трубку.

— Алло, — сказал Мейсон. — В чем дело, мисс Дилмейер?

Голос в трубке был настолько хриплым и густым, что Мейсон лишь с огромным трудом различал отдельные слова.

— Обещала быть в вашей конторе… Не смогу… Отравили…

— Что такое? — сразу насторожившись, спросил он.

— Отравили, — устало выговорил голос. — Они добрались до меня.

— В чем дело? Вас отравили? — В глазах Мейсона появился блеск.

— Пра-а-ильно.

— Вы не пьяны?

— Сегодня нет… Думала, я такая умная… Они добрались до меня первыми.

— Где вы находитесь?

Она заговорила с большим трудом, тяжело, хрипло дыша после каждого слова:

— В квартире… Коробка конфет… Съела… Плохо… Не могу… Не мо… Ради Бога, помогите… Вызовите полицию… Полицию… Вызо… — Раздался стук, как будто телефон свалился на пол, и разговор прервался. Мейсон несколько раз повторил в трубку «алло», но в ответ ничего не услышал. Затем, через секунду, трубка на другом конце со стуком упала на место, раздались гудки.

Делла Стрит ринулась из кабинета, едва лишь услышав, как Мейсон произнес слово «отравили». Она подлетела к коммутатору и мгновенно связалась с телефонной станцией в надежде, что там смогут установить, откуда с ними сейчас говорят, — и опоздала. Трубку на другом конце повесили прежде, чем она успела объяснить телефонистке, что ей нужно. Она подождала, пока ей окончательно ответили, что проследить звонок нет никакой возможности, потом вернулась в кабинет Мейсона.

— Ну, в чем там дело? — спросила она.

— Говорит, что кто-то прислал ей коробку конфет, она их съела и отравилась. Голос у нее, безусловно, либо больной, либо пьяный. Итак, перед нами встал вопрос: какой у нее адрес, где ее искать? Посмотри в телефонной книге, нет ли там кого-нибудь по имени Дилмейер.

Делла полистала толстый том, нашла нужную страницу и пробежала ее глазами.

— Нет, здесь никого нет.

Мейсон посмотрел на часы.

— Эта Фолкнер должна знать, где она находится. Попробуй дозвониться до нее.

Делла отыскала имя Милдред Фолкнер по записанному ею домашнему адресу, там же стояли телефоны всех трех магазинов «Фолкнер Флауэр Шопс». После нескольких безуспешных попыток связаться с мисс Фолкнер через магазины Делла позвонила по домашнему телефону. Ей ответил высокий сонный голос:

— Алло, в чем дело?

— Милдред Фолкнер проживает по этому адресу?

— Да. Что вам нужно?

— Мне необходимо поговорить с ней. Это очень важно.

— Нет ее здесь.

— Вы не подскажете, где я бы могла ее найти?

— Нет.

— А когда она должна вернуться?

— Не знаю. Она мне не сообщает, когда вернется, а я и не спрашиваю.

— Подождите секундочку, — торопливо проговорила Делла, — не вешайте трубку. Вы не знаете некую мисс Дилмейер? Эстер Дилмейер?

— Нет.

— Нам крайне важно узнать, где она живет.

— А я тут при чем? Подняли среди ночи да еще пристаете со всякими дурацкими вопросами…

Женщина возмущенно бросила трубку.

Делла взглянула на Мейсона и покачала головой.

— Значит, раньше часа мы мисс Фолкнер не увидим? — спросил он.

— Боюсь, что нет.

— Мы должны найти эту Дилмейер. Мне кажется, она не притворялась, и дело действительно дрянь. — Он сдвинул записи, которыми пользовался, диктуя справку, на один конец стола. — Полицейское управление, Делла.

Через несколько секунд он уже разговаривал с дежурным.

— Говорит Перри Мейсон. Несколько минут назад мне позвонила женщина по имени Эстер Дилмейер. Она сказала, что находится в какой-то квартире. Я полагаю, что речь шла о той квартире, в которой она живет, хотя сама она этого не говорила. Ее адреса я не знаю. Я вообще ничего не знаю о ней, кроме того, что она должна была прийти ко мне в контору сегодня в час ночи в качестве свидетеля по одному делу. Пока я не имею точного представления о том, что это за дело.

А теперь слушайте внимательно. Она сообщила мне по телефону, что кто-то прислал ей коробку отравленных конфет. Судя по голосу, ей было очень плохо. Она говорила с трудом и, видимо, либо упала сама, либо телефон выскользнул у нее из рук — во всяком случае, разговор прервался. Потом трубку положили на рычаг. Насколько я мог понять, она считает, что ее отравили, дабы помешать ей дать свидетельские показания.

— И вы не можете сообщить нам ее адрес?

— Нет.

— Что же, попытаемся поискать. Посмотрим, не зарегистрирована ли она как избирательница. Это практически все, что мы в состоянии сделать.

— Пожалуйста, позвоните мне, если отыщете что-нибудь, — попросил Мейсон.

— О’кей, только если мы не найдем ее адреса, мы вряд ли сможем чем-то помочь… Где вы находитесь?

— У себя в конторе.

— Вы намерены ждать нашего звонка?

— Да.

— Хорошо, мы позвоним.

Мейсон положил трубку, отодвинул стул, поднялся на ноги и остался стоять за столом, глубоко засунув руки в карманы брюк.

— Безнадежная затея, Делла, — проговорил он. — Думаю, полиция не захочет с этим возиться. Конечно, они могут найти ее в избирательских списках, и тогда… А мисс Фолкнер не сообщала, свидетельницей чего была эта ее новая знакомая?

— Нет.

— Постарайся поточнее вспомнить тот разговор. Проверь, не сможешь ли ты…

— Подождите-ка, — прервала его Делла. — Она звонила из какого-то ночного клуба или ресторана. Я слышала звуки оркестра. Это… Так-так-так, минуточку. Я помню, в трубке фоном звучала музыка. Это была!.. Шеф, я готова поспорить, что это были «Гавайцы Хауалеомы». Было хорошо слышно, как где-то рядом с телефоном играли гавайскую музыку, причем не что-нибудь, а одну из «Островных песен», которую я слышала недели две назад, когда они выступали по радио.

— Хм, это уже кое-что. А как нам выяснить, в каком клубе играют сейчас твои гавайцы?

— Думаю, это можно узнать. Я выйду в приемную, исполню несколько мелодий на коммутаторе, а вы тем временем поразмышляйте — может быть, найдете какой-нибудь другой способ добраться до нее.

Она вышла. Мейсон заложил большие пальцы в проймы жилета и принялся мерять шагами пол, наклонив голову вперед.

Делла вернулась почти бегом через минуту с небольшим.

— Готово, шеф, — торжествующе объявила она.

— Ее адрес?

— Думаю, мы теперь сумеем его раздобыть.

— Выкладывай.

— Гавайцы играют в «Золотом роге». Это ночной клуб. Я тут же позвонила и спросила, не знают ли там Эстер Дилмейер. Девушка, которая работает в гардеробе, ответила, что знает ее хорошо. Она сообщила мне, что Эстер Дилмейер была сегодня вечером в клубе, но ушла рано, пожаловавшись на головную боль. Я спросила ее, не знает ли она некую мисс Фолкнер; она сказала, что нет. Тогда я спросила, как бы мы могли узнать адрес мисс Дилмейер. На это она ответила, что сама она адреса не знает, что его, как ей кажется, знает мистер Линк, один из владельцев клуба, но мистера Линка в клубе нет, и связаться с ним невозможно.

— Ты объяснила ей, как это важно?

— Да. Я сказала, что речь идет о жизни и смерти.

— Хорошо, Делла. Набери номер полицейского управления еще раз. Попроси, чтобы тебя соединили… Так, кто у них там есть…

— Лейтенант Трэгг? — подсказала она.

— Да. Его только что назначили начальником отдела по расследованию убийств, и, должен сказать, он очень энергично взялся за дело.

— Кстати, его предшественник, Голкомб, случайно не вам обязан тем, что лишился этого места? — спросила Делла, набирая номер.

— Голкомб обязан этим исключительно самому себе. Черт побери, в жизни не встречал такого самодовольного, упрямого.

— Лейтенант Трэгг у аппарата, шеф.

— Здравствуйте, лейтенант, — сказал Мейсон, взяв у Деллы трубку. — Это Перри Мейсон.

— Так-так, вот это сюрприз! Только не говорите мне, что вы обнаружили еще одно мертвое тело.

— Что ж, может быть, этим дело и кончится.

Голос Трэгга тут же стал сухим и деловитым:

— Что произошло?

— На час ночи сегодня у меня была назначена встреча с некой Эстер Дилмейер. Она проходит свидетельницей по одному делу. Деталей я не знаю, ее никогда раньше не видел. Минут десять назад она позвонила мне по телефону. Она едва могла говорить. Сообщила, что ее отравили. Кто-то прислал ей коробку отравленных конфет. Если судить по голосу, она могла потерять сознание в любую минуту. По крайней мере, либо телефон выскользнул у нее из рук и упал на пол, либо упала она сама, но разговор неожиданно прервался. Потом трубку положили на место. Я не успел выяснить, откуда она звонила.

— Значит, вы не знаете, где она сейчас находится?

— Я как раз подхожу к этому. Мой секретарь Делла Стрит продемонстрировала чудеса сообразительности и провела отличную розыскную работу. Не буду отнимать у вас время, описывая, как все это было, скажу лишь, что в результате мы вышли на «Золотой рог». Это название ночного клуба. Эстер Дилмейер там знают и видели сегодня вечером, но обслуживающий персонал, судя по всему, не располагает ее адресом. Адрес известен Линку, одному из владельцев клуба, но он уехал. Таков мой рассказ в сжатом виде.

— Пока, большей частью, один дым, — ответил Трэгг. — Может быть, где-то есть и огонь. В любом случае зацепиться практически не за что.

— Что ж, только не говорите потом, что я вас не предупреждал, — мягко проговорил Мейсон. — Если кто-то обнаружит завтра утром ее остывшее тело и…

— Погодите, погодите, — оборвал его Трэгг. — Попридержите коней, мистер Мейсон. Откуда вы сейчас говорите?

— Из конторы.

— Не желаете прокатиться в «Золотой рог»?

— А вы сами?

— Желаю.

— Превосходно.

— Я подберу вас минут через пять. Если вы спуститесь вниз и будете ждать меня у обочины, сэкономите нам время.

— А по телефону мы сможем чего-нибудь добиться, как вы думаете?

— Сомневаюсь, — ответил Трэгг. — Добраться до места — вопрос нескольких минут. Когда услышите сирену, приготовьтесь: в машину придется запрыгивать очень быстро, я собираюсь спустить ее с поводка.

— Я буду внизу, — пообещал Мейсон.

Положив трубку, он торопливо подошел к шкафу, достал оттуда шляпу и пальто.

— Итак, Делла, — бросил он на ходу, — контора остается на тебя. Я, возможно, вскоре позвоню.

На этаж, где располагалась контора Мейсона, лифт поднимался минуты две; ночной охранник спустился вместе с ним вниз и проводил его на улицу. Мейсону пришлось ждать меньше минуты: он услышал пронзительный вой сирены, увидел кроваво-красной свет полицейской «мигалки», и в следующую секунду седан лейтенанта Трэгга юзом подъехал к обочине.

Мейсон дернул на себя дверь и вскочил в машину. Трэгг вдавил педаль газа в пол, и автомобиль рванулся с места так яростно, что голова Мейсона бессильно дернулась назад.

Лейтенант Трэгг не сказал ни слова, целиком сосредоточив внимание на дороге. Он был примерно того же возраста, что и Мейсон. Черты лица рельефные, резко очерченные. Высокий лоб, умные наблюдательные глаза — полная противоположность сержанту Голкомбу. Мейсон, изучая его профиль, пока машина с воем неслась по улицам, пришел к выводу, что этот человек мог быть по-настоящему опасным противником.

— Держитесь, — предупредил Трэгг, и протекторы завизжали на крутом повороте.

Мейсон заметил, что Трэгг наслаждался этой бешеной ездой под вой сирены и вой мотора, при этом внешне он оставался спокойным и невозмутимым, как хирург, выполняющий тонкую операцию. На лице застыло выражение предельной собранности, нервозности не было и следа.

Машина, мягко качнувшись, остановилась перед «Золотым рогом». Мужчины выскочили из нее и бегом пересекли тротуар. Путь им преградила внушительная фигура привратника в парадной ливрее.

— В чем дело? — спросил он. Его высокомерный рокочущий голос ясно намекал, что им не следовало бы так спешить.

Трэгг молча отодвинул его плечом в сторону. Тот посмотрел на него в нерешительности, словно соображая, разумно ли будет с его стороны попытаться задержать полицейский чин, потом бросился к переговорной трубке, вделанной в стену рядом с парадным входом и коротко свистнул в нее три раза. Не обратив на это внимания, Трэгг вошел в ночной клуб.

— Девушка из гардероба кое-что знает, — сказал ему в спину Мейсон.

Трэгг подошел к стойке гардероба и показал ей свою звезду.

— Эстер Дилмейер, — отрывисто проговорил он. — Где ее можно найти?

— Честное слово, мистер, я не знаю. Некоторое время назад какая-то женщина звонила по телефону, тоже спрашивала ее адрес.

— Ты знаешь ту, кого мы ищем?

— Да.

— Она здесь работает?

— Ну, в некотором роде. Появляется здесь иногда.

— Получает комиссионные с дела, которым занимается?

— Откуда мне знать?

— А кто знает?

— Мистер Мейгард или мистер Линк.

— Где они?

— Мистера Линка сегодня не будет в клубе, а где мистер Мейгард, я не знаю. Я попыталась его разыскать по телефону после того, как позвонила та женщина, но у меня ничего не получилось.

— Как же так: заведение осталось на всю ночь без хозяев?

— Вообще-то хотя бы один из них всегда бывает на месте. Сегодня, видимо, просто так вышло, что нет сразу обоих.

— А кто еще может нам помочь? Кассирша? Кто-нибудь из официантов?

— Не думаю. — Она с сомнением покачала головой. — Я их уже спрашивала. Я вам скажу, кто, по-моему, должен знать.

— Кто?

— Синдлер Колл.

— Кто он такой?

— Ее приятель.

— Живет с ней?

Девушка спрятала глаза.

— Полно, сестренка. Не притворяйся монашенкой. Ты слышала вопрос?

— Нет, не думаю.

— Где нам найти Колла?

— Кажется, у кассирши есть его адрес. Колл иногда расплачивается чеками.

— Спасибо, — коротко поблагодарил ее Трэгг и добавил:

— Головка у тебя на плечах совсем не глупая, сестренка, и к тому же хорошенькая. Пойдемте, Мейсон.

Они прошли краем танцевальной площадки, протискиваясь сквозь танцующие пары, медленно покачивающиеся в такт музыке. Трэгг спросил у проходившего мимо официанта, куда им идти, и продолжал двигаться в указанном направлении, пока не нашел кассиршу, замурованную в тесной клетушке между ресторанным залом и собственно клубом.

Трэгг показал ей свой значок.

— Вы знакомы с Синдлером Коллом? — спросил он.

Она испуганно посмотрела на него, явно не зная, что ей следует отвечать.

— Ну, давай. Проснись же. Ты его знаешь?

— Д-д-да.

— Где его можно найти?

— Не знаю. А что он сделал?

— Насколько мне известно, ничего.

— А зачем он вам тогда нужен?

— Послушай, сестренка, у меня нет времени пересказывать тебе всю историю в подробностях. Мне нужен Колл, и нужен быстро. Какой у него адрес?

— Он снимает квартиру в «Эверглейд Апартментс».

— Номер квартиры?

— Подождите минутку.

Она выдвинула ящик и достала оттуда адресную книгу. Ее пальцы нервно дрожали, когда она ее листала.

— Адреса Эстер Дилмейер у тебя там случайно нет?

— Нет. Гардеробщица уже спрашивала. А что случилось?

— Ничего, — ответил Трэгг. — Просто дай нам адрес Колла.

— Это на втором этаже. «Эверглейд Апартментс», номер 209.

— Телефон там есть?

— Не знаю. Здесь у меня не записано.

— Ты ведь знаешь его в лицо, не так ли?

— О, конечно.

— Он не был здесь сегодня вечером?

— Нет.

— А ты бы его заметила, если бы был?

— Да.

— Ты обычно видишь всех посетителей, которые проходят в зал?

— М-м… Не всех, конечно, но…

— Понимаю. Колл — человек особенный, да?

— Ну, он заглядывает сюда иногда… — Несмотря на румяна, было заметно, что она покраснела.

— Что ж, — сказал Трэгг, повернув голову к Мейсону, — попробуем проверить Колла и «Эверглейд». Послушай, сестренка, а кто управляет этим заведением?

— Два человека, они компаньоны. Клинт Мейгард и Харви Джей Линк.

— Не знаешь, где мы можем найти хотя бы одного из них?

— Нет. У Линка где-то есть небольшая вилла. Он иногда ездит туда отдохнуть.

— Отдохнуть, стало быть? — повторил Трэгг, бросив быстрый взгляд в сторону Мейсона. — И где же он, интересно, отдыхает?

— Понятия не имею. Где-то там наверху, в Лиловом Каньоне… А мистера Мейгарда сейчас просто нет на месте.

— И вы не знаете, где он?

— Нет. Он должен появиться с минуты на минуту.

— Когда он придет, передай ему, чтобы он позвонил в полицейское управление и пригласил к телефону сержанта Махоуни. Скажи, пусть он расскажет сержанту все, что ему известно об Эстер Дилмейер, — смотри не забудь. Я позвоню сюда через некоторое время. Какой у вас номер?

— Эксчейндж 3—40…

— Запиши, — распорядился Трэгг.

Она торопливо черкнула номер на листочке бумаги.

— Хорошо, я позвоню. И пусть Мейгард свяжется с управлением.

Трэгг повернулся и кивком головы пригласил Мейсона следовать за ним.

По пути к выходу Мейсон признался с улыбкой:

— Впервые в жизни я осознал в полной мере неудобства, связанные с тем, что я — рядовое частное лицо.

— Решилипоязвить? — вежливо осведомился Трэгг.

— Нет, это я так, в виде наблюдения.

— С ними по-другому нельзя, а то начнут молоть языком всякую чепуху — до утра тут проторчишь, ничего не узнаешь. Люди, похоже, забывают, что у нас экстренные вызовы случаются каждые пять минут. Нам некогда любезничать с каждым из них или позволять другим брать инициативу в свои руки. Вы либо загоняете их в угол, либо уходите с чем пришли.

Они опять пробрались сквозь пары танцующих. Уже на ступенях, ведущих к тротуару, Трэгг спросил:

— Мейсон, вы ничего не знаете об этом клубе?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— У меня такое чувство, что здесь не все чисто. Надо будет как-нибудь заехать и хорошенько их тряхнуть.

— С чего вы взяли?

— Да этот швейцар. Начнем с того, что он профессиональный вышибала.

— Откуда вам знать?

— А вы вспомните, как он держался. Вы заметили, как он подает вперед левое плечо, когда чувствует, что могут начаться неприятности? К тому же, едва мы вошли, он бросился к переговорному устройству и дал какой-то условный сигнал, чтобы предупредить о приходе полиции. И ухо у него как кочан цветной капусты, — левое.

Огромный швейцар следил за ними с холодной враждебностью. Трэгг, проходя мимо него к машине, неожиданно повернулся и ткнул вытянутым указательным пальцем ему в грудь.

— Ты здоровый, — вполголоса заговорил он. — Ты крутой. И ты заплыл жиром! Реакция у тебя уже не та, что раньше. Более того, ты поглупел. У меня и в мыслях не было, что с этим заведением не все ладно, пока ты не подсказал мне, чем тут занимаются. Можешь так и передать боссу. Когда я все тут переверну вверх дном, ему будет кому сказать за это спасибо. А если сам не передашь, то это сделаю я. И запомни, когда увидишь меня в другой раз, вставай по стойке «смирно» и бери «на караул». Спокойной ночи!

Он зашагал дальше к машине; гигант в роскошной ливрее недоуменно посмотрел ему вслед, потом его нижняя челюсть начала медленно отвисать.

Включив зажигание, Трэгг рассмеялся. — По крайней мере, ему теперь есть над чем поразмыслить остаток ночи, — весело заметил он, лихо развернулся посреди дороги, и машина стала с ревом набирать скорость. Трэгг толкнул носком ботинка переключатель, и ночную тишину прорезал вой сирены, установленной спереди, под крышкой капота.

В «Эверглейд Апартментс» изначально предусматривалось наличие клерка, телефонистки на коммутаторе и мальчишек для обслуживания лифта. Однако жесткий режим экономии привел к тому, что лифты были заменены на автоматические, а холл остался пустым пространством.

На панели рядом с большой стеклянной входной дверью, сквозь которую можно было видеть часть холла, лейтенант Трэгг отыскал строчку с именем «Синдлер Колл» и большим пальцем нажал на кнопку.

— Не повезло? — спросил Мейсон через несколько секунд.

— Бесполезно, — кивнул Трэгг и нажал кнопку напротив надписи «Управляющий».

После третьего звонка женщина в ночной рубашке, шлепанцах и наброшенном сверху кимоно возмущенно распахнула дверь одной из квартир первого этажа и, шаркая подошвами, направилась через холл к двери. Долгие мгновения она стояла, недоверчиво разглядывая их через толстое стекло, потом, приоткрыв дверь на пол-ладони, спросила:

— Что вам нужно?

— Нам нужен Синдлер Колл, — сказал Трэгг.

Ее лицо потемнело от негодования:

— Господи, да что же это такое!.. Вот его звонок. Вы что, не можете сами позвонить?!

— Он не отвечает.

— Ну, я ему не сторож.

Она собралась захлопнуть дверь. Трэгг отвернул лацкан пальто и мельком показал ей свой значок.

— Успокойтесь, мэм. Мы должны его найти. Это очень важно.

— Ну и что, я не имею ни малейшего представления, где он может быть. У меня здесь респектабельный дом, и я…

— Ну, конечно, мэм, как можно в этом сомневаться, — вкрадчиво заговорил Трэгг. — И вы, конечно, не захотите нажить себе неприятностей, отказавшись помочь полиции, когда она обратилась к вам за помощью. Пока что у дома прекрасная репутация, и мы вас знаем как законопослушную гражданку, которая всегда встанет на сторону справедливости и порядка.

Выражение ее лицо смягчилось.

— Что ж, я такая и есть.

— Конечно, мэм, а как же иначе. О, будьте уверены, мы держим руку на пульсе. Нам известно все, что происходит в таких многоквартирных домах, и мы знаем, на кого можно положиться, а на кого — нет. И частенько разные банки и компании, занимающиеся недвижимостью, звонят нам и спрашивают, как себя раньше проявил человек, которого они собираются нанять управляющим в многоквартирный дом. Вы даже не представляете, насколько охотнее начальство берет на работу управляющих, находящихся в хороших отношениях с полицией.

— Ну, это понятно, — кивнула женщина. В голосе ее уже не было и следа былой враждебности. Она смотрела на представителей закона преданными глазами, и было видно, что больше всего на свете ей хочется произвести на них хорошее впечатление. — По нынешним временам лишний раз проверить никого не помешает. Так что если я могу что-нибудь сделать для вас — пожалуйста, я готова.

— Нам бы нужно кое-что узнать о мистере Колле. Я не имею в виду его привычки, нас больше интересует то, что подсказало бы, где его стоит поискать. Вы ничего о нем не знаете? Что у него за друзья, например, ну и тому подобные вещи?

— Нет, не знаю. Совсем ничем не могу быть вам здесь полезной. Парень он тихий. Но при этом, как говорится, идет нарасхват, уж это-то мне известно. Многие тут к нему ходят.

— Мужчины или женщины?

— Большей частью… м-м, так, знаете, несколько женщин. Мы обычно не беспокоим жильцов, если они ведут себя тихо.

— Вам знакома некая Эстер Дилмейер?

— Нет.

— Нам необходимо связаться с Коллом сразу же, как только он вернется. Вы не могли бы одеться и подождать в холле, пока он придет? Затем нужно тут же позвонить в полицейское управление. Вы попросите к телефону лейтенанта Трэгга. Это я. Если меня не будет, спросите сержанта Махоуни, он скажет вам, что делать.

— О, я сделаю это с удовольствием. Подождите минутку, я только накину что-нибудь. — Поплотнее запахнувшись в халат, она быстро засеменила через холл, добравшись до своей квартиры, и исчезла за дверью.

Трэгг с широкой ухмылкой повернулся к Мейсону:

— Вы не чувствуете себя несколько странно от того, что сотрудничаете с полицией?

— Нет, — быстро ответил Мейсон, — странное ощущение пришло ко мне от того, что полиция сотрудничает со мной.

Трэгг откинул назад голову и расхохотался, потом, сразу посерьезнев, спросил:

— Расскажите мне о деле, Мейсон.

— О каком деле?

— Вы ведь говорили, что Эстер Дилмейер была свидетельницей?

— Верно, говорил. Но это гражданское дело, и я не могу сообщать вам его детали без предварительного согласования этого вопроса с клиентом. Пока скажу лишь следующее: некая Милдред Фолкнер, владелица «Фолкнер Флауэр Шопс», позвонила мне сегодня вечером и договорилась о встрече в час.

— Пополудни?

— Нет, в час ночи. В первый раз я назначил ей прийти завтра утром в десять тридцать. Затем она позвонила снова и очень взволнованным голосом сказала, что ей просто необходимо увидеться со мной сегодня. Я работал над справкой. Мой секретарь ответила ей, что я не закончу работать раньше полуночи, и предложила встретиться в час. Мы полагали, что столь позднее время заставит ее отступить. Ничуть. Она тут же ухватилась за это предложение и попросила дождаться, когда в контору придет некая Эстер Дилмейер, которую она назвала очень важной свидетельницей. Насколько я мог понять, без показаний этой Дилмейер у нее будет мало шансов на успех.

— Следовательно, мы вполне можем предположить, что кто-то узнал об этом и отравил Дилмейер прежде, чем она заговорила.

Мейсон кивнул.

— Тогда давайте попробуем подойти ко всему этому с другого конца. Выясните у Милдред Фолкнер, против кого она собирается возбуждать дело. Мы тотчас же ими вплотную займемся.

— Проблема в том, что мы не можем найти мисс Фолкнер. Мой секретарь Делла Стрит все это время пыталась связаться с ней. Она и сейчас еще сидит в конторе у телефона.

— Позвоните ей. — Трэгг мотнул головой в сторону телефонной будки в холле.

Мейсон подошел и набрал номер своей конторы. Трэгг встал рядом. Протянув ладонь, он положил ее на край складывающейся гармошкой дверцы и тяжело оперся на руку.

— Привет, Делла, — сказал Мейсон. — Есть новости?

— У меня абсолютно ничего не получилось, — ответила она. — Оказалось, что «Фолкнер Флауэр Шопс» имеет три отделения, и в каждом свой телефон. Я звонила во все по очереди.

— Нигде не ответили?

— Нигде.

— Так. Нам здесь посоветовали поговорить с человеком по имени Колл, но его мы тоже не застали дома. Я попросил передать Мейгарду — это партнер Линка, — чтобы он позвонил мне сразу, как только появится в клубе.

— Я оставлю магистральную линию коммутатора для поступающих звонков, а по другой буду звонить сама.

— Если раздобудешь адрес, звони сразу в полицейское управление.

— Скажите ей, пусть попросит к телефону сержанта Махоуни, — подсказал Трэгг.

— Спросишь сержанта Махоуни. Пусть направит к ней патрульную машину. Пусть они взломают дверь, если потребуется.

Мейсон повесил трубку.

— Как вы думаете, стоит позвонить в «Золотой рог»? — спросил он. — В конце концов, Мейгард мог и ослушаться.

— Будет лучше, если это сделаю я.

Трэгг подождал, пока Мейсон выйдет из будки, потом занял его место у аппарата и набрал номер «Золотого рога». Мейсон, стоя снаружи, случайно опустил глаза и вдруг заметил что-то белое под полкой, на которой стоял телефон. Он нагнулся и подобрал этот предмет.

— Что вы там нашли? — спросил Трэгг.

— Носовой платок, — ответил Мейсон. — Женский. Отдам его управляющей. На нем вышит вензель… Буква «Д»…

Лейтенант Трэгг высунул из будки руку и отчаянно замахал ею, подзывая Мейсона. Адвокат торопливо вошел в будку. Трэгг, прикрыв трубку ладонью, объяснил:

— Мейгард только что вошел в клуб — по крайней мере, так мне сказала эта девчонка. Может быть, он пришел и раньше и просто решил не обременять себя звонками в полицию. Я послал ее, чтобы она немедленно пригласила его к телефону…

— Алло, Мейгард, говорит лейтенант Трэгг из управления. Я попросил передать вам, что в управлении ждут вашего звонка. Почему вы не позвонили?.. Н-да, забавно получается: стоило мне набрать ваш номер, как вы тут же оказались на месте. — Последовала пауза, во время которой из трубки доносилось возбужденное бормотание, а Трэгг с хитрым видом подмигивал Мейсону.

— Ладно, — резко прервал лейтенант излияния Мейгарда, — оставьте ваши объяснения при себе. Мне нужно знать, где живет Эстер Дилмейер. У нее где-то есть квартира, и я хочу немедленно туда отправиться… Что-что?.. Ну так откройте сейф и посмотрите. — Трэгг опять прикрыл трубку ладонью. — Теперь-то я знаю, что ему есть чего бояться. Он буквально вывернулся наизнанку, извиняясь и объясняя что и как. Это верный признак. Похоже, мы на правильном пути… — Он отдернул руку. — Да. Алло. Она разве не работает у вас?.. Хорошо, а где можно это выяснить?.. Вы в этом уверены?.. А теперь послушайте меня: все это очень важно и срочно, так что у меня нет времени кружить по городу впустую… Понятно, понятно, вы не имеете представления… Стоп, погодите минутку. У нее есть карточка социального страхования?.. Ясно… Теперь так, вы мне можете еще понадобиться. Не уходите из клуба, не оставив номера телефона, по которому я смогу вас разыскать. — Он повесил трубку, повернулся к Мейсону и недовольно проворчал:

— Чертовщина какая-то.

— Он не знает, где она живет?

— Нет. Он заявил, что девушка может работать в ночном клубе и сохранять свое достоинство только в том случае, если никто не знает ее домашнего адреса. По-моему, он пытается водить нас за нос.

— По-моему, тоже.

— Во всяком случае, больше я от него ничего не добился. Он утверждает, что она никогда не стала бы сообщать им, где живет, что она работает у них, получая комиссионные, и, следовательно, в штате не числится.

В эту минуту дверь в квартиру управляющей снова открылась. Из нее вышла сама управляющая в домашнем платье и направилась в их сторону. Ее лицо, покрытое толстым слоем румян, нанесенных щедрой, несколько неуверенной рукой, украшала неподвижная, будто бы приклеенная улыбка человека, который всю жизнь занимается только тем, что пытается понравиться незнакомым людям.

— Я… — начала было она и вдруг, осекшись, повернулась к двери. Проследив направление ее взгляда, они увидели сквозь толстое стекло, как по ступеням крыльца взбежал молодой стройный человек, на ходу доставая из кармана ключ, который тут же вставил в замок. Дверь открылась, и управляющая едва успела пробормотать: «Вот вам и Колл».

Трэгг подождал, пока молодой человек отойдет подальше от входной двери, обратив при этом внимание на его торопливый шаг, взволнованный вид и напряженное выражение лица, а затем обратился к нему с вопросом:

— На пожар торопитесь?

Молодой человек явно заметил их только сейчас. Дернувшись, он остановился, повернулся и уставился на них во все глаза.

Управляющая, любезно улыбаясь, заговорила:

— Мистер Колл, это…

Трэгг не дал ей закончить. Со словами: «Предоставьте это мне», — он шагнул вперед и резким движением отвернул лацкан пальто, чтобы Колл мог видеть его звезду.

Реакция Колла была мгновенной: он полуобернулся к большой стеклянной двери, словно собираясь бежать, потом с заметным усилием взял себя в руки и повернул к Трэггу белое как мел испуганное лицо.

Трэгг хранил зловещее молчание, наблюдая, как у Колла начала дергаться щека.

Колл глубоко вздохнул. Мейсон видел, как его пальцы сжались в кулаки.

— Ну, в чем дело? — спросил наконец Колл.

Трэгг не спешил с ответом. Оба гостя внимательно изучали Колла, его изящную узкобедрую фигуру в пальто с подбитыми ватой плечами. Ровный загар лица говорил о том, что он привык ходить без шляпы и много бывает на воздухе. Его черные блестящие волосы, зачесанные ото лба назад, лежали ровными волнами — было видно, что здесь поработал профессиональный парикмахер. Несмотря на свои метр восемьдесят пять, молодой человек весил не больше шестидесяти килограмм.

— Что за спешка? — спросил Трэгг с жесткой напористостью полицейского, разговаривающего с преступником.

— Я хочу поскорее лечь в постель.

— Я вижу, вы прямо дымитесь от нетерпения.

— Я… — Тонкие губы вдруг плотно сжались.

— Нам нужна кое-какая информация.

— Что вы хотите знать?

— Вы знакомы с Эстер Дилмейер?

— А что с ней такое?

— Мы пытаемся найти ее. И вышли на вас.

— Это… это все, что вам нужно?

— Пока все, — ответил Трэгг.

Выражение облегчения на лице Колла выглядело почти комично.

— Дилмейер… Эстер Дилмейер… Она ведь работает в ночном клубе, не так ли?

— Правильно.

Колл достал из кармана записную книжку и начал листать страницы, но, заметив, что трясущаяся рука, в которой он держал книжку, привлекла внимание Трэгга, быстро захлопнул ее, сунул назад в карман и сказал:

— Теперь я вспомнил. «Молей Армc Апартментс».

— Номер квартиры?

Колл наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить.

— Триста двадцать восемь.

— Когда вы ее видели в последний раз?

— Ну… ну, я так сразу не могу сказать.

— Неделю назад, час назад?

— Кажется, это было вечером. Она работала в «Золотом роге». Я туда заглядываю иногда…

— Хорошо, — оборвал его Трэгг, — идите ложитесь. — Повернувшись к управляющей, он добавил:

— Вы нам больше не понадобитесь. Спасибо за помощь… «Молей Армс» находится на Джефферсон-стрит, не так ли, Колл?

— Кажется, так, да.

Трэгг кивнул Мейсону:

— Ну что ж, поехали.

«Молей Армс Апартментс» оказался небольшим домом без лифта. Здесь они вновь встретили запертую дверь, ряды почтовых ящиков и кнопки звонков. Позвонив Эстер Дилмейер и не получив ответа, Трэгг опять вызвал управляющую и приказал ей взять дубликат ключа и следовать за ним в указанную квартиру. Они поднялись на третий этаж и пошли по узкому коридору, покрытому тонким потертым ковром. Здесь стоял затхлый запах, какой бывает в помещении с плохой вентиляцией, где спит много людей.

Квартира 328 находилась в юго-восточном крыле здания. Узкое окно над дверью было освещено.

Трэгг постучал, ответа не последовало. Он повернулся к управляющей:

— Так, открывайте.

Поколебавшись, она вставила в замок свой ключ. Дверь со щелчком открылась.

На полу рядом с дверью лежало тело женщины, блондинки с золотистыми волосами. На ней были твидовые юбка и жакет, легкие шерстяные чулки и спортивные тапочки для гольфа на резиновой подошве. Тут же валялся телефон, сброшенный с небольшой высокой подставки на тонких ножках. На столе стояла открытая коробка шоколадных конфет; оберточная бумага, в которой ее, очевидно, доставили, топорщилась по краям. Крышка коробки была слегка сдвинута в сторону. На ней лежала испачканная шоколадом карточка со словами: «Надеюсь, они поднимут тебе настроение». Карточка была подписана инициалами «М. Ф.». Конфеты располагались ровными рядами, каждая была в отдельной бумажной чашечке. Конфеты лежали в два слоя. Пустое место в верхнем слое служило единственным ключом к тому, сколько конфет она успела съесть. Быстро осмотрев коробку, Мейсон пришел к выводу, что не хватало восьми — десяти штук. Нижний слой оказался нетронутым.

Трэгг склонился над женщиной, нащупал пульс и повернул голову к управляющей:

— Спуститесь вниз. Позвоните сержанту Махоуни в полицейское управление. Передайте ему, что лейтенант Трэгг обнаружил мисс Дилмейер и конфеты и что ее, без сомнения, отравили. Скажите, пусть немедленно направит сюда людей со всем необходимым для снятия отпечатков пальцев в квартире, а также вызовут «скорую помощь».

Мейсон опустился на колено рядом с бесчувственным телом.

— Может быть, нужно положить ее ровнее? — спросил он.

Трэгг опять взялся за пульс.

Лицо женщины немного опухло. Дыхание было медленным и затрудненным. Кожа — теплая.

— Это больше похоже на снотворное, чем на сильный яд, — заметил Мейсон. — Возможно, нам еще удастся ее вытащить.

— Попробовать можно, — кивнул Трэгг. — Перевернем ее на спину. Так, хорошо. Посмотрите, не найдется ли здесь нескольких штук полотенец. Нам понадобятся горячее и холодное. Начнем с холодного.

Мейсон набрал холодной воды в таз, окунул туда банное полотенце, отжал его и перебросил Трэггу. Трэгг протер лицо и шею женщины и начал осторожно похлопывать ее холодным полотенцем по щекам. Через минуту он задрал ей блузку, приспустил юбку и положил полотенце прямо на голую кожу живота.

Он не заметил ни малейших признаков возвращения сознания.

— Дать теперь горячее? — спросил Мейсон.

— Да, давайте попробуем.

Мейсон пустил горячую воду, нашел в нижнем ящике комода чистое полотенце, намочил его под струей кипятка, отжал, как мог, и бросил Трэггу, получив взамен холодное, которое оставил в раковине под струей холодной воды.

Минут пять Трэгг трудился над телом, меняя холодное и горячее полотенца.

— Бесполезно, — выдохнул он наконец, — «скорой помощи» пора бы уже быть здесь. — Он взглянул на телефон и сказал:

— Я не хочу его касаться. И вы, Мейсон, будьте осторожны, не дотрагивайтесь ни до чего, особенно до конфет и оберточной бумаги.

Мейсон кивнул и выключил воду. Трэгг поднялся на ноги. Мейсон пошел взглянуть на мусорное ведро. Затем он открыл дверцу платяного шкафа и заглянул внутрь.

В шкафу он обнаружил с полдюжины с виду дорогих вечерних платьев в комплекте с туфлями. В сравнении с ними повседневная одежда выглядела поношенной и не отличалась таким богатым выбором.

— Я уже начинаю сомневаться, — нетерпеливо проговорил Трэгг, — дозвонилась ли она до Махоуни. Наверное, нам лучше самим спуститься и… — Его прервал звук сирены. — Ага, это, должно быть, они. Пусть теперь медики сами за все отвечают.

— Здесь есть один момент, Трэгг. Я хочу, чтобы этим случаем занимался мой личный врач.

— Почему?

— Видите ли, что касается «неотложки», то тут все в порядке — они сделают ей все, что нужно. Но за ней не будет должного ухода когда ее переведут в больницу. Я хочу, чтобы эту женщину доставили в «Хастингс Мемориал Хоспитал» и чтобы за ней наблюдал доктор Уиллмонт.

— Уиллмонт, вы говорите?

— Да.

— А кто за это будет платить?

— Я.

— С какой стати?

— Как заинтересованное лицо.

Лейтенант Трэгг ткнул пальцем в записку на карточке.

— Я заметил здесь инициалы «М. Ф.», — сказал он.

— Ну и что?

— Милдред Фолкнер.

— Черта с два, — ответил Мейсон. — Человек не станет посылать другому коробку отравленных конфет, вложив туда карточку со своими инициалами, зная, что полиция ее непременно обнаружит.

— Ну, это еще как сказать. Правила имеют смысл, только когда речь идет о чем-то общем, неконкретном. Да и вообще, какие могут быть правила, если преступление совершает женщина.

— И вы, следовательно, полагаете, что я хочу спасти Эстер Дилмейер единственно потому, что хочу защитить отравительницу, которая не является моим клиентом, которую я не знаю, с которой никогда не встречался, но с кем у меня должна состояться беседа… — он взглянул на часы на руке, — ровно через пятнадцать минут.

Трэгг рассмеялся.

— Что ж, — признал он, — послушать вас, так это действительно покажется ерундой. Полагаю, не возникнет никаких возражений против того, чтобы ее доставили в больницу Хастингс Мемориал — если, конечно, вы сможете подключить доктора Уиллмонта к работе.

— Я могу попробовать. Кажется, в квартире управляющей есть телефон.

Мейсон быстро прошел по коридору к лестнице, где встретил двух человек в белых халатах и с носилками.

— В самом конце коридора, ребята, — показал он рукой. — Потом подождите меня у входа внизу. Я скажу, куда ее доставить.

Глава 4

Перри Мейсон отпер дверь своего кабинета. Делла Стрит сидела, пододвинув к себе телефон.

— Привет, — бросил Мейсон. — Я опоздал минут на десять. Есть вести от нашего клиента?

— Нет.

— Видимо, эта затея все-таки кончится неявкой. Что ж, будем считать, я навсегда излечился от дурной привычки назначать встречи в конторе ночью.

— А что с Эстер Дилмейер? — спросила Делла.

— Ее повезли в «Хастингс Мемориал Хоспитал». Я созвонился с доктором Уиллмонтом. Он сейчас как раз мчится туда, чтобы успеть самому встретить машину «скорой помощи». Похоже, то был какой-то наркотик, но пока говорить слишком рано. Иногда с помощью препарата, вызывающего сонливость, пытаются скрыть действия какого-нибудь другого яда. Мне, однако, кажется, что мы успели вовремя и она выкарабкается.

— Вы что, припугнули Мейгарда? — спросила Делла.

— Можно сказать, что припугнули, вернее, лейтенант Трэгг припугнул.

— Голос у него был совершенно усмиренный.

— Он звонил?

— Да. Он позвонил, сказал, что, как ему сообщили, вы были в «Золотом роге» вместе с полицейским и пытались получить некоторую информацию. Сказал, что требуемую информацию он полицейскому уже предоставил, и поинтересовался, не может ли он быть вам чем-нибудь полезен.

Мейсон издал короткий смешок.

— И что ты ему ответила? — спросил он.

— Я поблагодарила его и сказала, что это очень любезно с его стороны.

Мейсон взглянул на часы.

— Ну что же, ждать больше нет смысла. Впредь это будет мне хорошим… Постой-ка. Кто-то идет.

Из коридора до них донеслось быстрое перестукивание каблучков: клик-клак-клик-клак-клик-клак…

Мейсон открыл дверь.

— Огромное вам спасибо, что дождались меня, мистер Мейсон, — сказала, входя, Милдред Фолкнер. — Извините за опоздание. Я просто не могла приехать раньше.

Мейсон внимательно оглядел ее.

— Проходите. Мисс Фолкнер, мой секретарь, мисс Стрит. В это кресло, пожалуйста. Вы взволнованны и совсем запыхались. Не хотите сигарету?

— Нет, спасибо. Я должна действовать без промедления, мистер Мейсон.

— Что случилось?

— Это долгая история. Даже не знаю, с чего начать.

— Начните с середины, а там видно будет, — посоветовал Мейсон.

Она рассмеялась.

— Дело в следующем. Моя сестра Карлотта и я создали корпорацию «Фолкнер Флауэр Шопс». Это было еще до того, как Карлотта вышла замуж. Каждая из нас имела сертификат на половину общего пакета акций, за исключением небольшой доли в пять процентов, которую мы выделили одной из наших работниц, чтобы ее можно было оформить как третьего члена совета директоров. Гарри Пивис — наш самый крупный конкурент. Он контролирует большую часть розничной торговли цветами здесь, в городе. Мне он всегда нравился. Он довольно наивен в некоторых вещах, но как бизнесмен он проницателен, настойчив, порой даже несколько бестактен, и одарен большими способностями.

— Какое отношение он имеет к вашему делу? — спросил Мейсон.

— Ему удалось приобрести те пять процентов акций, которые принадлежали нашей работнице.

Мейсон нахмурился:

— Зачем? Он что, хочет влезть к вам в дело?

— Поначалу я так и подумала. Когда он сегодня предъявил сертификат, чтобы я зарегистрировала передачу ему этих пяти процентов, он даже пошутил насчет немого партнерства, но теперь я думаю, что у него гораздо более зловещие планы.

— Продолжайте.

— Чуть больше года назад моя сестра вышла замуж — полтора года, если быть точной.

— Кто ее муж?

— Роберт К. Лоули.

— Чем он занимается?

Она сделала короткий жест рукой, выразительнее всех слов говоривший об ее отношении к Бобу.

— Он управляет капиталом моей сестры.

— Этого капитала достаточно, чтобы нагрузить его работой?

— Было достаточно, когда он начинал.

— Насколько я понимаю, под его руководством дела пошли менее успешно, — улыбнулся Мейсон.

— Вы правильно понимаете.

— А что об этом говорит ваша сестра?

— Примерно год назад у Карлотты начались боли в сердце. К врачам она обратилась гораздо позже, чем следовало бы. Несмотря ни на что, она, как одержимая, продолжала заниматься делом, и когда в конце концов ей все-таки пришлось сдаться, болезнь оказалась изрядно запущенной. Врач говорит, что теперь потребуется долгое время, прежде чем она сможет вернуться к нормальной жизни. И на протяжении всего периода лечения ей абсолютно нельзя волноваться или нервничать.

— Она знает об истинном состоянии ее финансов? — спросил Мейсон.

— От души надеюсь, что да, — с чувством произнесла Милдред Фолкнер.

— Но вы ее никогда об этом не спрашивали?

— Мы вообще избегаем говорить о ее муже. Мне он никогда не нравился. Карла считает, что я предубеждена против него.

— Она его любит?

— Боготворит. А он достаточно хитер, чтобы поддерживать в ней это чувство. Ей ведь много не нужно: чуть-чуть лести, маленькие знаки внимания — этого вполне достаточно для любой женщины. Ну, вы знаете, как ведут себя мужья богатых жен. Стыдно, конечно, что все другие не могут усвоить этого простого правила, но похоже, только те, кто каким-то образом наживается на этом, берут на себя труд ухаживать за своими женами.

— Я вижу, вы с самого начала не одобряли этот брак.

— Разумеется, не одобряла. Я всегда считала Боба размазней, обманщиком, охотником за легкими деньгами.

— И это ему, видимо, известно?

— Известно. О, мы всегда пытались соблюдать приличия. В общем и целом, уживались мы неплохо. Иногда — еще до того, как у Карлы заболело сердце, — мы все вместе выезжали куда-нибудь на уик-энд, и Боб был так внимателен ко мне, так предупредителен, ну просто мед. В этих случаях Карла многозначительно посматривала на меня, словно говоря: «Неужели ты не видишь, какой он грандиозный парень, Милли?»

— И какова была ваша ответная реакция?

— Я пыталась быть такой же обходительной и сладкоречивой, как и он, но внутри у меня все клокотало. Я еще могу вынести мужчину, который ни от кого не скрывает, что ему в действительности нужно, но медоточивых лицемеров просто ненавижу.

— Что ж, в этом плане ситуация более-менее ясна. Что дальше?

— Карла слепо доверяет Бобу. Когда у нее начались проблемы с сердцем, Боб взял в свои руки ведение всех ее дел. Если она чем-то интересовалась, он говорил, что не время ей сейчас беспокоиться о делах, что все идет просто превосходно.

— Но вы этому не верили?

— Я знала, что это неправда?

— Каким образом?

— Видите ли, примерно с неделю назад Боб попал в аварию. Никто бы и не обратил на это особого внимания, но он вдруг ни с того ни с сего стал все подробно рассказывать и объяснять, причем как-то уж слишком подробно. Когда вы раскусите Боба, узнаете, что он за человек, он становится для вас открытой книгой. Если он собирается соврать, он так тщательно все продумает и отрепетирует, так подгонит каждую деталь к целому, что… ну, получается слишком гладко, чтобы быть правдоподобным. Знаете, как бывает, когда видишь золоченую лилию или написанную красками розу.

— Значит, он лгал вам про аварию?

— Да, когда я спросила его о ней.

— И вы решили проверить достоверность его рассказа?

Она слегка покраснела и сказала:

— Когда Пивис зашел в магазин и попросил зарегистрировать передачу ему пяти процентов акций в книгах корпорации, я надолго задумалась. Я вдруг поняла, что если кто-то, имея эти пять процентов, сможет потом заполучить акции Карлы, у него в руках окажется контрольный пакет. Наверное, с нашей стороны это была большая ошибка — я имею в виду все те же пять процентов, — но тогда никто и не задумывался, чем это может обернуться. Ведь корпорация была нашим семейным делом. Я даже забыла об этом сертификате, потому что мы с сестрой продолжали вдвоем вести все дела и сами принимали все решения. Собрание директоров так ни разу и не созывалось. Однако, как бы то ни было, те пять процентов могут сыграть решающую роль.

— Насколько я понимаю, вы ведете к тому, что ваш зять сумел завладеть пакетом акций, принадлежащих вашей сестре.

— Да, именно об этом и речь. Только все еще хуже. Судя по всему, Боб сильно проигрался. Карла верит ему безоговорочно. Она оформила на него доверенность, передала ему все свои ценные бумаги и право представлять ее во всех делах на то время, пока она больна. Доктор настоял, чтобы ее не беспокоили деловыми разговорами. Я почти уверена, что Боб так или иначе приложил к этому руку; наверняка именно он подсказал врачу эти слова. Это было бы совсем нетрудно сделать; достаточно намекнуть, что Карла принимает очень близко к сердцу все, связанное с нашими магазинами.

Мейсон кивнул.

— Где, по-вашему, эти акции могут находиться сейчас? — спросил он.

— Скорее всего, они попали к человеку по имени Линк. Он является одним из владельцев «Золотого рога». Девушка, сидевшая в машине моего зятя в момент аварии, работает в этом клубе и служит прикрытием для… Кстати, ей пора бы уже быть здесь. Она и есть тот самый свидетель, о котором я вам говорила по телефону. Она, видимо, появится с минуты на минуту.

— Она не придет, — коротко сказал Мейсон.

— Что вы хотите этим сказать?

— Кто-то послал ей коробку отравленных конфет. Она позвонила мне около одиннадцати тридцати, к этому времени она уже едва могла говорить. Судя по всему, она потеряла сознание в момент разговора.

— Послал ей коробку отравленных конфет?! — изумленно воскликнула Милдред Фолкнер.

Мейсон кивнул.

— Но кому могла прийти в голову такая мысль?

— В коробке с конфетами обнаружили карточку со словами: «Надеюсь, они поднимут тебе настроение». Карточка была подписана «М. Ф.». Вы знаете об этом что-нибудь?

Она посмотрела на него округленными глазами:

— Но, мистер Мейсон… Эта карточка… Да ведь это я ее послала!

— С конфетами?

— Боже милостивый, нет! Понимаете, мистер Мейсон, я начала небольшое расследование. Ключом ко всему мне послужила автомобильная авария. После визита Пивиса я поняла, что могу оказаться в ужасном положении, если Боб что-нибудь сделает с сертификатом Карлотты. Я знала, что она переписала на него все бумаги и доверила ему распоряжаться ими.

— Но вы, кажется, говорили, что акции у Линка.

— Я думаю, либо Пивис с самого начала подключил его к этому, либо Линк просто предложил Пивису купить у него попавший к нему сертификат.

— Ясно. Расскажите мне про карточку.

— Итак, как только Боб пустился в пространные объяснения по поводу аварии, я тут же сообразила, что если дела действительно плохи, эта авария должна иметь к ним какое-то отношение. Я видела, что в этой истории есть нечто, что он пытается от меня скрыть. Поэтому я решила навести кое-какие справки. С этим у меня не возникало практически никаких проблем, поскольку пострадавший водитель заявил об аварии в отдел дорожно-транспортных происшествий. Было похоже, что столкновение произошло, когда Боб ехал из «Золотого рога» и с ним в машине находились некто Синдлер Колл, который, как я полагаю, является игроком, и Эстер Дилмейер.

Не думаю, что Боб по доброй воле решил бы передать кому-то эти акции и получать под них деньги, чтобы играть на скачках. Скорее всего, его убедили, что он может играть в кредит. Боб немного зарвался и проиграл довольно крупную сумму. Потом ему, скажем, предложили поставить на лошадь, которая непременно должна была прийти первой, и он решил выиграть сразу побольше, прежде чем ему придется оплачивать свои долги.

— Хорошо, а как же быть с карточкой?

Она рассмеялась:

— Похоже, я и сама ничем другим не занимаюсь, кроме как пытаюсь дать более-менее гладкие объяснения, не так ли? Ну да ладно. Я отправилась в «Золотой рог», и мне удалось разыскать там Эстер Дилмейер и познакомиться с ней. Сегодня вечером она была в довольно мрачном настроении. Насколько я могла понять, она и Синдлер Колл были… очень нежно относились друг к другу, а потом, очевидно, он…

— Так, хорошо. Что же насчет карточки?

— Я послала ей несколько орхидей.

— Когда?

— После того как ушла. Ей было грустно, а я рассказала ей, что владею цветочными магазинами.

— Это она сообщила вам о сертификате?

— Нет, не о самом сертификате, а, в общих чертах, о том, что происходит.

— Пивис вернет этот пакет, если вы пригрозите подать на него в суд?

— Только не Пивис, — ответила она. — Стоит ему уцепиться за что-нибудь, и он уже не выпустит добычу из рук, будет сражаться до последнего. Возможно, нам и удалось бы получить эти акции назад, но на это ушло бы пять лет непрерывной тяжбы. Однако, скажите мне, мистер Мейсон, как случилось, что вы подумали, будто в конфетах была моя карточка? Ведь она была с орхидеями.

— Кто-то вынул ее из посылки с орхидеями и положил в коробку конфет. Каким способом вы отослали орхидеи?

— С посылочным «Вестерн Юнион».

— Они были упакованы?

— Да, они были в коробке.

— Коробка размером примерно с конфетную?

— Да.

— Куда вы направили их?

— В «Золотой рог».

— Коробка была адресована ей лично?

— Да.

— Как?

— Что вы имеете в виду?

— Чем вы писали адрес: карандашом, чернилами, отпечатали на машинке или…

— О, чернилами. Я просто написала ее имя на коробке — то есть на бумаге, в которую она была завернута.

— Ваша коробка была размером с трехфунтовую коробку от конфет?

— Пожалуй, да.

— Кто-то вполне мог взять эту посылку в «Золотом роге», пообещать передать ее Эстер, затем вынуть коробку с орхидеями и упаковать в ту же самую бумагу коробку с отравленными конфетами.

— Наверное, мог бы.

— Это можно было бы проделать с еще большей легкостью, если человек, получивший ее в клубе, имеет там определенный вес.

Милдред Фолкнер сосредоточенно разглядывала кончики своих пальцев в перчатках.

— Я, помнится, сказала мальчику, что ему не обязательно вручать посылку лично адресату, но он должен быть уверен, что она к ней попадет… Я не могу вообразить…

— Вероятно, он отдал ее швейцару, — предположил Мейсон. — Швейцар клуба выглядит очень представительно.

— Это вполне могло случиться.

— Во сколько оценивается ваш пакет акций? — спросил Мейсон.

— Для меня его цена гораздо выше его действительной стоимости. Вы представляете, о чем я говорю. У меня три магазина. Все три приносят доход. Я сама себе хозяйка. Я определяю политику, по которой развивается мой бизнес. Я хорошо на нем зарабатываю, прекрасно устроена, и дело постоянно расширяется. Для меня эти акции стоят гораздо больше курсовой стоимости фонда. Другими словами, каждая тысяча долларов, которую я получаю с дела при данном раскладе, эквивалентна приблизительно двадцати пяти тысячам долларов капитальных вложений. Но, разумеется, я не могла бы продавать пакет на таких условиях.

— Занимаясь вашим делом, мне, возможно, придется потратить некоторую сумму. Как высока она могла бы быть?

— Если понадобится, вы можете тратить до десяти тысяч долларов, — не раздумывая, ответила она.

— Но не больше этого?

— Н-нет. По крайней мере, не посоветовавшись предварительно со мной.

— Надеюсь, однако, мне не придется платить ни цента. Если же встанет вопрос о деньгах, я думаю, сумма не будет очень высока, но… что ж, я сделаю все, от меня зависящее. Делла, позвони в «Золотой рог». Постарайся выяснить у Мейгарда, где находится эта берлога Линка.

Милдред Фолкнер при этих словах открыла сумочку, достала из нее сложенный лист бумаги, потом вдруг остановилась в нерешительности, попробовала незаметно убрать лист назад в сумочку, поймала на себе испытывающий взгляд Мейсона и сказала:

— Он у меня здесь — адрес Линка в Лиловом Каньоне.

— Откуда он у вас?

— От Эстер Дилмейер. Только не выдавайте ее.

— Хорошо, не выдам. Делла, бери такси, поезжай домой и немного поспи. Я позвоню вам через час или через полтора, мисс Фолкнер.

Мейсон подошел к шкафу, надел пальто и шляпу и ободряюще улыбнулся Милдред, смотревшей на него с озабоченным видом.

— Ну-ну, не волнуйтесь, — сказал он, — и не переживайте так. Все будет хорошо. Эти люди содержат игорный дом под прикрытием «Золотого рога», поэтому в их позиции по меньшей мере полдюжины слабых мест. Одно из них — мистер Мейгард, партнер Линка. Я побывал сегодня в «Золотом роге» с лейтенантом Трэггом из отдела по расследованию убийств. Швейцар попытался нам помешать, но Трэгг быстро поставил его на место. К тому времени, когда Мейгард вернулся, он уже знал, что в клубе побывала полиция. Теперь он из кожи вон вылезет, лишь бы его оставили в покое.

— Сейчас я впервые за последние несколько часов чувствую себя увереннее. Все это обрушилось на меня так внезапно.

— Что ж, мы сделаем все, что в наших силах, — пообещал ей Мейсон.

— Вы… ваши возможности кажутся безграничными, — сказала она с коротким смешком. — У меня такое чувство, будто все уже устроилось. Вы сами решили съездить в «Золотой рог»?

— Нет, если Линк не вернулся в клуб, я еду в Лиловый Каньон.

— Чем бы ни кончился ваш разговор — победой, поражением или просто ничем, позвоните мне сразу же, как только… м-м, в любом случае позвоните мне до трех часов. Я буду ждать.

— Позвоню обязательно, — заверил ее Мейсон. — Закрывай контору, Делла, и гаси свет. Я уехал.

Глава 5

Дорога в Лиловый Каньон извивалась и петляла, как змея. От шоссе ответвлялись дорожки, проложенные по крутым склонам к уединенным домикам. До города отсюда было рукой подать, но все постройки имели выраженный сельский грубоватый вид.

Одно время, еще до того, как город начал невероятно разрастаться, Лиловый Каньон служил своего рода зоной отдыха. Здесь строились небольшие домишки и укромные хижины, где горожане могли в тишине и спокойствии провести субботу и воскресенье.

Затем город стал расти. Лиловый Каньон с его крутыми склонами по-прежнему оставался слишком неухоженным, слишком деревенским, чтобы представлять интерес для городских строительных компаний и торговцев недвижимостью, но сюда теперь ринулись те, кто хотел иметь дешевый участок на холмах в относительной близости от городских кварталов.

Мейсон с некоторым трудом продвигался вперед по извилистому шоссе, читая названия тех дорожек, которые сворачивали в сторону. Наконец он нашел нужную ему Эйкорн-Драйв и свернул на нее. Какое-то время ехал в верх в темноте, пока не оказался на плоскогорье. Отсюда вся долина была видна как на ладони, и он мог различить длинные прямые ниточки огней, отмечавшие расположение бульваров; вдалеке сверкали огнями города-спутники.

Мейсон замедлил ход, пытаясь в свете фар разобрать номера домов, но они стояли далеко от дороги, сгрудившись кучками выше или ниже по склону. К тому же везде, где только можно, их скрывали чахлые низкорослые дубы, росшие здесь с незапамятных времен.

Вдруг Мейсон заметил впереди себя красные огни стоявшей у обочины машины. Сразу за ней показалась еще одна, потом еще. Направо от дороги, вверх по склону, он увидел небольшой домик; все окна были освещены. На крыльце, которое тянулось по фасаду и, огибая угол, шло вдоль боковой стены, толпились люди. Они курили, и красные точки на концах их сигарет то тут, то там ярко вспыхивали, похожие на неподвижных светлячков.

Входная дверь дома была распахнута настежь. В этот прямоугольник света, не снимая шляп, входили и выходили мужчины. Все это вполне могло бы напоминать голливудскую вечеринку, но радостного оживления не было и в помине и из залитого электрическим светом дома не доносилось ни музыки, ни смеха, ни других признаков веселья.

Мейсон резко крутанул руль таким образом, чтобы свет фар упал на номерные знаки машин впереди. Он увидел литеру «е», вписанную в ромб, — знак полицейской машины.

Мейсон тут же сменил курс и, не останавливаясь, проехал мимо этих автомобилей.

Метрах в трехстах впереди дорога заканчивалась небольшим асфальтированным пятачком, где ему едва хватило места развернуться.

Двигаясь теперь в обратном направлении, он подъехал к обочине, где имелся прямой отрезок, свободный от машин, выключил все огни, заглушил мотор и преодолел два пролета крутой лестницы, начинавшейся у дороги и оканчивавшейся у крыльца.

Один из сидевших на крыльце узнал его, шагнул вперед, взял под руку и легонько подтолкнул вбок, отводя в сторону.

— Ну как, мистер Мейсон? Есть у вас что нам рассказать?

— О чем? — спросил Мейсон.

— Об убийстве, конечно. Каким образом вы оказались в этом замешаны? Вас кто-то нанял? Если да, то кто? И что все это значит?

— Похоже, здесь вы на очко впереди, — ответилМейсон.

— Это вы о чем?

— Об убийстве.

— Вы о нем не знали?

— Нет.

— А что же вы тогда здесь делаете?

— Я ищу лейтенанта Трэгга, — ответил Мейсон. — Попробовал застать его в управлении. Там мне сказали, что он здесь, но не объяснили, что произошло. Вы говорите, убили человека?

— Да. Выстрелом в спину из револьвера тридцать второго калибра.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Нет.

— А кто убитый?

— Его зовут Харви Джей Линк.

— Линк, — задумчиво повторил Мейсон и покачал головой. — Нет, это имя мне ни о чем не говорит. Чем он занимался?

— Развлечениями всякого рода. Он один из хозяев «Золотого рога», это ночной клуб. В клубе есть второй этаж.

— Номера?

— Рулетка, кости, покер.

— А это что за место? — Мейсон кивнул в сторону дома. — Любовное гнездышко?

— Никто не знает — пока.

— Вы сказали, он был одним из владельцев клуба. А кто другой?

— Клинт Мейгард.

— У него есть свой адвокат? Он консультировался с адвокатом?

Репортер рассмеялся:

— Его проконсультировала полиция, и каждая газета города послала к нему своего человека с просьбой сделать заявление для печати.

— А почему такой большой шум?

— Похоже, может получиться грандиозный материал. В деле замешана женщина. Полиция обнаружила в доме женский несессер, еще кое-что интересное: просыпанная пудра на туалетном столике, окурки со следами губной помады… Трэгг уже разрабатывает пару версий. Кажется, к утру у нас будет сочная скандальная история. Очаровательное юное создание отчаянно пытается спасти свою честь и наконец наводит на него пистолет. Линк хватает ее. Девушка сопротивляется. Она не помнит, как спустила курок. Ее оглушил грохот выстрела. Линка отбросило назад. Ошеломленная, она роняет пистолет и убегает. И никому не говорит о случившемся в страхе, что… Черт возьми, да я тут выстраиваю перед вами идеальный план защиты. Вы еще, наверное, будете ее адвокатом, произнесете в суде блистательную речь и заработаете десять тысяч долларов, использовав то, что я даю вам задаром.

Мейсон усмехнулся.

— Ну что же, если Трэгг так занят, не стану его отвлекать. Поймаю его как-нибудь в другой раз.

— Если хотите, я передам ему, что вы здесь.

— Нет, это ни к чему. И вообще не говорите ему, что я приезжал. Мне нужно обсудить с ним несколько вопросов, и я не хочу, чтобы он был предупрежден об этом. Я бы предпочел встретиться с ним как бы случайно; из этого ничего не выйдет, если он будет знать, что я ищу его.

— Готовите ему небольшой сюрприз? — спросил репортер.

— Не совсем. Но в любом случае ему совершенно незачем тратить свое драгоценное время, гадая, с какой целью я хочу его видеть и о чем пойдет разговор.

— Понятно. А для нас, значит, пока ничего нет?

— Нет.

— А что это за дело, о котором вы хотите потолковать с Трэггом?

— Так, ничего особенного. Вас оно не заинтересует.

— А в этом деле, — репортер ткнул пальцем в сторону дома, — вы кого-нибудь собираетесь представлять или еще не знаете?

Мейсон рассмеялся.

— Я даже не знал, что тут вообще есть какое-то дело. С Линком я никогда не встречался и о том, что его убили, услышал только от вас. — Он повернулся, чтобы спуститься вниз. — Ну что же, всего хорошего. Я…

В дверном проеме появилась мужская фигура, на крыльцо легла тень.

— Так, — раздался голос лейтенанта Трэгга, — засыпьте порошком весь дом сверху донизу: мне нужны отпечатки. Где этот фотограф? Понадобится фотография…

Он замолчал на середине фразы, увидев Перри Мейсона, спускавшегося по лестнице к дороге.

— Эй, вы! — крикнул он.

Мейсон остановился и посмотрел назад.

— Какого черта вы здесь делаете?

— Спустимся к машине, — предложил Мейсон.

— Нет. Дел по горло. Говорите прямо здесь…

Мейсон ткнул большим пальцем в сторону красных огоньков, обозначавших группу репортеров.

— Н-да, пожалуй, здесь вы правы, — неохотно согласился Трэгг.

Он спустился следом за Мейсоном туда, где стояла машина адвоката.

— О’кей, — сказал Трэгг, останавливаясь, — зачем вам понадобился Линк?

Мейсон улыбнулся с виноватым видом.

— По правде говоря, я рассчитывал вас опередить, но, видно, в оперативности мне с вами не тягаться.

— В чем это, интересно, вы рассчитывали меня обойти?

— Видите ли, я хотел узнать побольше об Эстер Дилмейер, что у нее за друзья, найти кого-нибудь, с кем она раньше долго встречалась, хотел выяснить, где живут ее родители, много ли почты она получает…

— Думали, Линк вам в этом сможет помочь?

— Да, я полагал, что он смог бы.

— А почему вы так полагали?

— Даже не знаю, — пожал плечами Мейсон.

— Почему вы не поговорили с Мейгардом? Он же находится в клубе, там любую информацию можно получить гораздо быстрее.

— Я собирался повидать их обоих.

Трэгг внимательно посмотрел на него.

— Голкомб, — произнес он наконец, — всегда утверждал, что вы ведете грязную игру, Мейсон. Мне так не казалось. В моем представлении вы просто были по одну сторону, Голкомб — по другую. Это был честный поединок. Вы действовали чуть быстрее, Голкомб все никак не успевал отреагировать. Иногда ваши выпады были столь остры и неожиданны, что за ними даже глаз не мог уследить — глаз Голкомба, во всяком случае.

— Ну и?..

— Так вот теперь я лучше понимаю чувства сержанта Голкомба по отношению к вам. Вы очень неохотно расстаетесь с информацией, не так ли?

— Я не могу себе позволить вести себя иначе.

— Почему же?

— Я защищаю интересы клиента.

— Ага. Об этом клиенте я и хочу с вами поговорить. Что вы знаете о ней и что она рассказала, когда пришла?

— Пришла куда? — спросил Мейсон.

— К вам в контору. Вы же, помните, упоминали, что у вас с ней встреча в час ночи?

— А, это, — ответил Мейсон, словно только сейчас сообразил, о чем говорит Трэгг. — Там дело совсем пустячное. Думаю, она не стала бы возражать, если бы я вам о нем рассказал, лейтенант, но… Видите ли, как адвокат я не имею права разглашать обстоятельства ее дела.

— Ваша встреча была назначена на час.

— Совершенно верно.

— Так, предположим, на это ушло минут двадцать — двадцать пять… — Трэгг задумчиво посмотрел на часы. — Вы, естественно, отправились сюда сразу после разговора, — продолжал он беседовать сам с собой, — и постарались не затратить много времени на дорогу. Откуда у вас этот адрес? Каким образом вы узнали, что Линк убит? 

— Мне сказал газетчик.

— А мне сказали в управлении. Я получил приказ выехать сюда.

— Но вы не знаете, при каких обстоятельствах было обнаружено тело?

— Нет. Кто-то позвонил в управление и попросил, чтобы сюда немедленно направили машину.

— А кто это был, мужчина или женщина?

— Женщина.

— И управление прислало машину?

— Да. Она притворилась, что звонит из этого дома, сказала, что будто бы снаружи лезут воры.

— А почему вы решили, что она притворялась? Это вполне могла быть одна из очередных подружек Линка.

— Когда мы приняли этот звонок, Линк уже давно успел остыть, — сухо произнес Трэгг.

— Почему вы так в этом уверены?

— В этом уверен доктор, а не я. Свертывание крови, окоченение тела и еще целая куча других специфических деталей. Время убийства относят примерно к полуночи, и черт меня возьми, если намного ошибаются. Нам повезло, что мы смогли попасть сюда так скоро. К завтрашнему утру они предложили бы нам выбирать любое время между десятью и часом ночи. В данном же случае они могут установить, когда наступила смерть, с точностью до нескольких минут в ту или другую сторону. Будем считать, что это произошло ровно в полночь — большой ошибки не выйдет.

— По делу Дилмейер у вас ничего нового нет, не так ли? — поинтересовался Мейсон.

— Нет. Тот случай пришлось оставить, чтобы заняться этим. Насколько я понял, с ней все будет в порядке. Так вы уверены, что абсолютно не подозревали, как пошатнулось здоровье Линка?

— И приехал сюда полюбоваться на труп? — с иронией спросил Мейсон. — Нет уж, спасибо. Я достаточно на них нагляделся.

Трэгг с минуту изучал лицо адвоката, потом почесал голову над левым ухом.

— Вы встречаетесь с клиентом, потом прямиком несетесь сюда. Нетрудно догадаться, что если Эстер Дилмейер была одним из ваших свидетелей, то Линк был другим, а в вашем деле, похоже, как раз открылся сезон охоты на свидетелей. У меня складывается такое мнение, что кому-то очень не хочется, чтобы вы выиграли это дело, Мейсон.

— Если выяснится, что это убийство хоть какой-то стороной связано с отравлением Дилмейер, вы дадите мне знать?

— Надеюсь, и вы дадите знать о том, что вам станет известно?

— Что ж, попробовать с вами сотрудничать, по крайней мере, можно. До встречи.

— Встречи еще будут, — угрюмо заверил его Трэгг.

Мейсон позаботился о том, чтобы завести машину и отъехать как можно скорее. Когда она была за добрых полмили от горной виллы, он выжал педаль акселератора до отказа.

У ночного ресторанчика на бульваре он остановился, зашел внутрь и позвонил в Хастингс Мемориал Хоспитал, попросил к телефону доктора Уиллмонта. Ему пришлось ждать больше минуты, прежде чем на другом конце раздался знакомый рокочущий голос.

— Это Мейсон, доктор. Что вы обнаружили у Эстер Дилмейер?

— Она выкарабкается.

— Конфеты действительно были отравлены?

— Да. Каждая из них.

— Что за яд?

— Судя по состоянию больной, — ответил доктор Уиллмонт, — и по тем анализам, которые мы успели сделать, я бы сказал, что это один из барбитуратов, скорее всего веронал. У этого лекарства горьковатый привкус, который прекрасно маскируется вкусом горького шоколада. Это снотворное, но между медицинской и смертельной дозами расхождение весьма значительное. Обычно назначают от пяти до десяти гран на прием. Этого бывает достаточно, чтобы человек уснул. Зарегистрирован смертельный исход после принятия дозы в шестьдесят гран, но, с другой стороны, известен случай выздоровления после трехсот шестидесяти гран. После дозы в двести гран случаи выздоровления немногочисленны. Мы пока не смогли провести точный анализ содержимого конфет, но, судя по вкусу и некоторым другим факторам, в каждую из них, в середину, введено от пяти до семи гран препарата. Очевидно, она ела конфеты не торопясь, так что между первыми десятью-двадцатью гранами и остальной частью принятой ею дозы был интервал. Поэтому препарат начал действовать, прежде чем она успела съесть достаточно конфет, чтобы получить смертельную дозу.

— Вы уверены, что именно в этом все дело? — спросил Мейсон.

— Вполне. Это подтверждает и осмотр конфет, и состояние самой пациентки. Лицо отечное, дыхание замедленно и затруднено. Рефлексы отсутствуют. Зрачки незначительно расширены. Температура выше нормы примерно на один градус с небольшим. Лично я склоняюсь к тому, что это веронал, и определил бы дозу в пять гран на конфету. Это означало бы, что она приняла гран пятьдесят. В таком случае я почти отвечаю за выздоровление.

— Прекрасно, продолжайте наблюдать за ней. Проследите, чтобы она получала самый лучший уход. Пусть в палате неотлучно находится дежурная сестра. Следите за ее диетой. Я должен, черт побери, быть уверен, что ей не подсунут еще какую-нибудь гадость.

— Обо всем этом уже позаботились, — сухо ответил доктор.

— Когда она придет в сознание?

— Видимо, не скоро. Мы прочистили ей желудок, сделали лумбарную пункцию и вывели часть жидкости из организма. Это значительно ускорит процесс восстановления, но в крови у нее еще достаточно снотворного, поэтому она проспит долго. Я считаю, что, разбудив ее раньше времени, мы только навредим ей.

— Дайте мне знать, когда она проснется, и, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы с ней больше ничего не случилось.

— Вы полагаете, такая опасность существует? — спросил доктор Уиллмонт.

— Не знаю. Она собиралась прийти ко мне в контору и дать показания. Она свидетель. Я не представляю, что ей известно. Кто-то изрядно потрудился, чтобы я этого так и не узнал.

— Дайте ей еще сутки, и она будет в состоянии говорить, — пообещал доктор Уиллмонт.

— Может оказаться, что человек, пославший ей конфеты со снотворным, и не хотел убивать. Возможно, ему просто было нужно, чтобы она не могла ничего рассказать мне как раз в течение этих самых суток. Другими словами, через сутки может быть уже поздно, и эта информация окажется бесполезной.

— Во всяком случае, больше с ней ничего не случится, — заверил его доктор Уиллмонт. — Без моего разрешения к ней не допустят ни одного посетителя. Я привлек к уходу за ней трех сестер, они дежурят попеременно — и у всех трех рыжие волосы.

— О’кей, доктор. Оставлю это на ваше усмотрение.

Мейсон повесил трубку, сел в машину и отправился домой к Милдред Фолкнер на Уайтли-Пайн-Драйв.

Здесь он опять очутился на крутом склоне с видом на город. Нужный ему дом располагался ниже дороги. На улицу он выходил одним этажом, на задней стене этажей было три.

Мейсон легко нажал кнопку звонка. Милдред Фолкнер открыла дверь почти тотчас же.

— Что вы узнали? — спросила она.

— С ней будет все в порядке, какое-то лекарство, очевидно веронал. Высоко же вы забрались, — заметил он.

Она несколько нервно рассмеялась и повела его в гостиную.

— Да уж. Этот дом я купила шесть месяцев назад, после того как заболела Карла. Хотела быть поближе к ней.

— Ну и как, удалось?

— Да. Она живет на Червис-роуд. Это за поворотом, на другом склоне холма.

— Далеко?

— Нет, не больше пяти минут пешком. Я бы сказала… о, даже не знаю… может быть, четверть мили.

— Прыг-скок в машину и там?

— Именно. Скажите мне, почему ее отравили? Или она просто приняла слишком большую дозу снотворного?

— Нет, это отравление. Снотворное было в конфетах. Эксперт-химик из отдела по расследованию убийств говорит, что отравитель не пропустил ни одной. Они еще не сделали полного анализа.

Милдред Фолкнер подошла к решетке обогревателя в полу и сказала:

— Присаживайтесь, а мне что-то холодно.

Мейсон опустился в кресло, наблюдая, как она стоит у решетки и восходящий поток теплого воздуха шевелит ее юбку.

— Что случилось? — спросил он. — Вы простудились?

— Наверное, да. К тому же я сильно понервничала. Однако оставим это, давайте выкладывайте. Что толку ходить вокруг да около? Я полагаю, что новости скверные.

Он кивнул.

— Я боялась, что так и выйдет. Линк не из тех, кого легко запугать.

— А почему вы решили, что новости плохие?

— Если бы все было хорошо, вы бы сказали мне об этом прямо с порога. Как насчет того, чтобы выпить? Хотите?

— Буквально один глоток, — ответил Мейсон.

Она открыла небольшой бар на колесиках, достала бутылку виски, лед и содовую.

— Славная это у вас вещица, — прокомментировал Мейсон, одобрительно разглядывая бар.

— Да. По сути, это маленький электрический холодильник: он сам делает лед и остужает содовую. Итак, что же сказал Линк? Он ведь еще не продал акции Пивису, не так ли?

— Я не знаю.

— Он разве не сказал вам?

— Он не мог говорить.

— Не мог? Вы хотите сказать, он был пьян?

Она наливала виски, и ее рука немного дрожала, так что горлышко бутылки позвякивало о край бокала. Мейсон подождал, пока она закончила с виски и протянула руку к сифону с содовой.

— Линк, — произнес он, — был убит сегодня примерно около полуночи.

Несколько мгновений казалось, что она не расслышала или не поняла значения этих слов. Она продолжала тонкой струйкой наливать содовую из сифона, потом вдруг вздрогнула, конвульсивно вжала рычаг, сильная струя ударила в бока, и пена брызнула через край.

— Вы сказали… я верно расслышала? Умер?

— Убит.

— В полночь?

— Да.

— Кто… кто это сделал?

— Никто не знает. Ему выстрелили в спину из револьвера тридцать второго калибра.

Она поставила сифон на столик и принесла ему его виски.

— Каково же в таком случае мое положение?

— Оно может оказаться весьма опасным.

— В полночь, вы говорите?

— Да.

— Ну, как бы то ни было, у меня есть алиби, — сказала она с нервным смешком.

— Что за алиби? — сухо спросил Мейсон.

— Вы серьезно?

— А вы нет?

— Нет.

— Что ж, тогда давайте говорить серьезно. Где вы были?

— Так ведь я же была… Господи, какой абсурд! Ничто так не осложнило бы моих дел, как то, что с ним могло что-то случиться, прежде чем я… то есть мы… заберем у него сертификат моей сестры.

Она остановилась перед баром и достала из него бутылку коньяка.

— В качестве угощения для гостей виски подходит вполне, — сказала она, — но меня знобит, и все это такой удар для меня. Выпью-ка я, пожалуй, глоток коньяка. Хотите присоединиться?

— Нет, — отказался Мейсон. — К тому же, я думаю, вам не стоит пить никакого коньяка.

Она уже приготовилась налить себе рюмку, но, услышав его слова, круто повернулась и в упор посмотрела на него.

— Почему, позвольте спросить?

— Потому, что если вы сейчас выпьете коньяка, да еще после виски, минут через двадцать или полчаса вам будет уже затруднительно трезво оценивать ситуацию. Вы решите, что вам удастся выйти сухой из воды, но это у вас никак не получится.

— Боже, да о чем вы тут толкуете?

— Где, — спросил Мейсон, — меховое пальто, то, в котором вы были у меня в конторе?

— В шкафу, конечно, где же ему еще быть?

— Там, в прихожей?

— Да.

Мейсон поставил свой бокал, поднялся с кресла и прошел к двери в холл, на которую она указала. Он открыл дверцу гардероба и снял с вешалки плечики с меховым пальто.

Она вдруг бросилась к нему, выкрикивая:

— Нет, нет! Повесьте на место! Вы не имеете…

Мейсон опустил руку в правый карман шубы и извлек оттуда револьвер тридцать второго калибра.

— Когда вы вошли ко мне в кабинет, я сразу заметил, что в кармане у вас есть что-то тяжелое.

Она стояла молча, не двигаясь, как будто его открытие парализовало ее.

Мейсон откинул барабан и увидел, что был сделан один выстрел. Он понюхал ствол, вернул барабан на место, повесил пальто в шкаф, тщательно прикрыл дверцу, вернулся к своему креслу и сел. Револьвер он положил на квадратный столик рядом с креслом, взял бокал, посмотрел на Милдред Фолкнер и произнес:

— Вот так-то.

Она прошла туда, где оставила свой бокал с виски и содовой, не отрывая при этом от него настороженного взгляда. Взяв бокал, она шагнула к решетке обогревателя.

— Могу я… Могу я это выпить?

— Конечно, — ответил Мейсон. — Пейте смело. Это пойдет вам на пользу. Только не переусердствуйте.

Она осушила сразу добрую половину бокала и стояла, по-прежнему не сводя с него широко открытых испуганных глаз.

— Сегодня и в самом деле довольно холодно для этого времени года, — заговорил Мейсон. — Я заметил, что когда дни стоят теплые и сухие, с пустыни, как правило, дует ветер, и ночью воздух быстро остывает. Хотя ваше меховое пальто должно было бы согреть вас.

— Я ужасно з-з-замерзла. Меня и сейчас бьет нервный оз-з-зноб.

— Виски поможет вам успокоиться и согреться, — равнодушно обронил Мейсон. — Как давно у вас этот револьвер?

— Два года.

— Есть разрешение на него?

— Да.

— Купили его здесь, в городе?

— Да.

— Вы знаете, что эксперты по баллистике могут сделать с пулей?

— Нет. А что?

— Каждая пуля после выстрела имеет царапины, нанесенные нарезкой ствола. Это позволяет безошибочно определить, из какого оружия она была выпущена. Повторяю, ошибка исключается.

— Вы пытаетесь объяснить мне все это, как… как мой адвокат, с тем чтобы предупредить меня о…

— Я не являюсь вашим адвокатом.

— Разве? Но я думала…

Он покачал головой:.

— В этом деле — нет.

— А почему нет?

— Я еще не знаю о нем достаточно, чтобы согласиться вас защищать. Я не продаю себя направо и налево. Мой мозг — это не товар вроде легковой машины, которую может купить всякий, у кого есть деньги. Человек может купить себе пуленепробиваемый автомобиль, чтобы с его помощью ограбить банк, но нельзя купить мои знания законов и использовать их для совершения преступления.

— Мистер Мейсон, вы, конечно, шутите? Вы же не можете серьезно думать, что это я убила его?

— Не знаю. Даже если вы и убили его, это могло быть убийство, которому есть оправдание. Мои слова означают только то, что я не собираюсь представлять ваши интересы, пока не ознакомлюсь со всеми фактами.

— Вы хотите сказать…

Мейсон нетерпеливо посмотрел на часы и бросил:

— Я хочу сказать, что полиция появится здесь с минуты на минуту. Если я буду вас представлять в суде, я должен знать об этом до их прихода. Если в вашем рассказе есть слабые места, небольшая репетиция не повредит. Начинайте.

— Я не хочу, чтобы вы представляли меня.

— Вы не хотите?

— Нет. Я хочу, чтобы вы представляли Карлотту, мою сестру.

— Какое она имеет ко всему этому отношение?

Милдред помолчала несколько секунд, потом быстро заговорила:

— Послушайте, мистер Мейсон, если вы будете адвокатом Карлотты и я вам все расскажу, они ведь не смогут заставить вас рассказать все и им тоже, верно?

— Все, что вы мне скажете, дальше меня не пойдет.

— Но будет ли это законно? Я вам кое-что сообщаю, а вы как представитель Карлы…

— Да черт с ней, с законностью, — не выдержал Мейсон. — Что вы стоите и пытаетесь увильнуть? Если хотите, чтобы я смог что-нибудь сделать, рассказывайте, что, черт возьми, произошло.

— Ну, все очень просто. Сегодня вечером я заехала к Карле и Бобу. Я поговорила с Бобом и сказала ему, что хотела бы получить утром сертификат, поскольку Пивис заходил и сообщил, что приобрел те пять процентов. Боб отнесся к моей просьбе вполне нормально, но у него оказалось столько всяких причин, почему он не может передать мне сертификат, что у меня возникло подозрение, и… знаете, я не уверена, но мне кажется, что Карла могла слышать наш разговор с лестничной площадки у двери ее спальни.

— Так. Давайте покороче.

— Ну, вы представляете, как могли разворачиваться события. Боб заложил сертификат. Но в любом случае он должен был забрать его на время, чтобы показать мне. Он, видимо, бросился к Линку.

— Почему вы так думаете?

— Я… этот револьвер.

— Что с ним?

— Видите ли, после того, что узнала от Эстер Дилмейер, я долго размышляла и решила еще раз поговорить с Бобом. Я подумала, что все будет значительно проще, если я приеду к вам с рассказом о том, как в действительности обстоят дела, так что…

— Бог с ними, с вашими мыслями. Что вы сделали?

— Я поехала к Бобу.

— Что он вам сказал?

— Ничего. Его не было дома.

— А где была Карла?

— Ее тоже не было.

— Может быть, они уехали вместе.

— Нет, нет. Вы не понимаете. Карла никуда не выходила из дома вот уже много месяцев. Два месяца назад она вообще еще не вставала с постели. Теперь она потихоньку начинает ходить по дому и изредка выезжает на машине вместе с ним.

— Может быть, Боб и поехал ее покатать.

— Нет. Она уехала на своей машине.

— Вы полагаете, она решилась сама сесть за руль?

— Я в этом уверена. Кроме нее, на ней никто никогда не ездил.

— Итак, Боб куда-то поехал. Вы считаете, что он направился к Линку. Хорошо, куда, по-вашему, могла поехать его жена?

— Думаю, она поехала следом за ним.

— Вы полагаете, Боб убил Линка?

— Я думаю, Карла… Я не знаю, что там в действительности произошло.

— Хорошо, где вы взяли револьвер?

— Видите ли, когда я приехала к ним во второй раз и никого не нашла, я быстро осмотрела дом. Револьвер лежал на туалетном столике в комнате Карлы.

— Но вы ведь говорили, что это ваш револьвер.

— Он и в самом деле мой, просто два месяца назад я отдала его Карле. Она надолго оставалась в доме одна, и я решила, что она должна иметь что-то для защиты.

— Значит, Боб во время ее болезни не сидел дома?

— Нет. Нельзя же требовать от него, чтобы он все забросил и превратился в домоседа только потому, что Карла не вставала с постели. Никто и не ждал от него, что… ну, вы знаете, как это бывает. Я полагаю, он… ну, он…

— Развлекался на стороне? — подсказал ей Мейсон.

— Да.

— А когда вы заходили к ней в первый раз, револьвер был на столике?

— Нет. И… исчезли еще некоторые вещи. Поначалу я этого просто не заметила, но когда решила осмотреть ее комнату, обнаружила, что пропали некоторые лекарства и кое-что из одежды.

— Что, по-вашему, могло произойти?

Ее речь была быстрой и сбивчивой, словно она была на грани истерики:

— Я думаю, она проследила за Бобом до дома Линка. Я думаю, Боб взял револьвер и убил его. Я думаю, Карла знает об этом. Господи Боже мой, как бы я хотела знать, где она сейчас? Я буквально места себе не нахожу от волнения. Выбраться из постели и вести машину для нее уже само по себе опасно, но если она узнает все про Боба, про убийство, про… о Господи, такой удар… это ужасно.

— Значит, вы считаете, что она потом возвращалась домой? — спросил Мейсон.

— Да.

— Во сколько примерно это могло быть?

— Не знаю. Я уехала оттуда где-то без четверти час, поэтому и появилась у вас с некоторым опозданием, а не в час, как было назначено. К ним я приехала двадцать минут первого и добрых пять минут потратила, осматривая дом и пытаясь выяснить, что же произошло. Потом решила, не теряя времени, ехать к вам. Вы сообщили мне, что Эстер Дилмейер отравили, и… и вы сказали, что собираетесь встретиться с Линком, и я подумала… Боже, я постаралась убедить себя, что все в порядке.

— Следовательно, когда я уезжал, у вас уже были подозрения, что Линк может оказаться мертвым?

— Ну, я не могла знать наверняка. Я знала только, что револьвером воспользовались.

— Каким образом вы это установили?

— Я осмотрела его и обнаружила в барабане стреляную гильзу.

— Значит, на револьвере остались отпечатки ваших пальцев.

— Да, наверное.

— И вы сунули его в карман шубы?

— Да.

— Дальше, вы говорите, что, по вашему мнению, его убил Боб?

— Правильно.

— И что Карлотта знала об этом?

— Да.

— И что она вернулась домой, собрала кое-какие вещи и уехала? А как по-вашему, Боб возвращался вместе с ней?

— Нет. Я полагаю, Боб не стал бы нигде задерживаться. Я сомневаюсь, что у Боба хватило бы выдержки спокойно вернуться домой после того, что произошло. Я думаю, он убил человека, а потом просто-напросто сбежал.

— Следовательно, — сухо подытожил Мейсон, — если проследить ваши предположения до их логического конца, получается, что после того, как Боб убил Линка, Карла завладела оружием, которым было совершено это преступление.

Она закусила губу и отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица.

— Д-д-да, видимо.

— Это нелогично. И вы это сами понимаете.

— Что же, по-вашему, логично?

— Не знаю, но я должен определить свою позицию в этом деле. Вы хотите, чтобы я представлял интересы вашей сестры?

— Совершенно верно.

— Но не ваши?

— Нет. Я сама могу о себе позаботиться.

— Не будьте так самоуверенны. Если этот револьвер действительно является орудием преступления, не забывайте, что он находится у вас. И на нем отпечатки ваших пальцев.

— Я повторяю, я смогу о себе позаботиться. Им ничего не удастся повесить на меня. У меня есть здоровье и силы, они могут допрашивать меня сколько угодно, мне это не повредит. Они ничего не смогут доказать.

— Где вы были в полночь?

— Я была… я была в своем магазине, там у меня контора, пыталась разобраться в бумагах и выяснить, какой суммой я могу располагать, если придется выкупать сертификат.

— И вы хотите, чтобы я представлял вашу сестру?

— Да, пожалуйста. Я хочу, чтобы она ощущала вашу поддержку, могла на вас опереться.

— Куда и когда уехала ваша сестра это ее личное дело и она не должна ни  перед кем отчитываться, даже перед полицией. Если Линка убил ее муж, то ее это не касается.

— Вы не понимаете. Если бы вы только представили себе ее состояние, если бы могли ее видеть. Все это для нее такой удар, такая нагрузка на сердце. Если ее начнут мучить допросами, если газетчики устроят за ней охоту, расспрашивая про Боба и про то, где она была и как к ней попал револьвер, это сведет на нет все, что было достигнуто за целый год лечения. Она либо умрет, либо ее сердце станет настолько больным, что она останется инвалидом до конца дней.

— Кто будет оплачивать мои услуги как ее адвоката?

— Я.

— Если я буду представлять ее интересы, я буду защищать ее, и только ее.

— Разумеется.

— Ее интересы будут иметь абсолютный приоритет.

— Именно этого я и хочу.

— Если ваши интересы будут мне мешать, вы окажетесь в положении противной стороны. Я раздавлю вас так же быстро и без колебаний, как если бы мы совсем не были знакомы.

— Как раз этого я от вас и жду.

— Вы когда-нибудь слышали о парафиновом тесте? — вдруг спросил ее Мейсон.

— Парафиновый тест? Не понимаю, о чем вы говорите.

— Тест для определения, стрелял ли недавно человек из пистолета.

— Но при чем здесь парафин?

— При стрельбе из пистолета невидимые частички пороха отбрасываются назад в момент вылета пули из ствола и оседают на коже руки стреляющего. Частицы микроскопические, и невооруженным глазом их не видно, но они отлетают назад и оседают на коже руки.

Бюро криминологической экспертизы разработало новый метод, позволяющий точно выяснить, стрелял тот или иной человек из пистолета или нет. На руки подозреваемого выливают разогретый парафин, закрепляют форму тонкой хлопчатобумажной салфеткой и сверху покрывают воском. Как только парафин затвердевает, все это аккуратно снимают с руки. Крохотные частички пороха, находящиеся в коже, прилипают к парафину и остаются в нем. Затем на парафин выливают специальный химический состав. Он воздействует на нитраты, содержавшиеся в порохе, таким образом, что крупинки сразу становятся заметными.

— Понятно, — произнесла она с легкой дрожью в голосе.

— Если Карлотта не стреляла из этого револьвера, для нее будет гораздо лучше немедленно явиться в полицию и рассказать там все, что ей известно, как бы невероятно ни прозвучал ее рассказ. Тогда, прежде чем станет слишком поздно, в полиции смогут провести парафиновый тест и неопровержимо установить, что она не стреляла из этого оружия. Это снимет с нее все подозрения.

— Но… но… если предположить, что она стреляла?

— В этом случае, принимая во внимание, что из револьвера был произведен всего один выстрел, а также то, что полиция сумеет доказать, что револьвер находился у нее, и с помощью парафинового теста установить, что она недавно из него стреляла, а эксперты по баллистике подтвердят, что пуля, убившая Харви Джей Линка, была выпущена из этого револьвера, ваша сестра отправится в газовую камеру в Сан-Квентине[1]. И тот факт, — бесстрастно добавил Мейсон, — что Харви Джей Линк был убит выстрелом в спину, никак не сделает более убедительным возможное признание в убийстве в целях самообороны.

Милдред Фолкнер медленно приблизилась к столику рядом с креслом Мейсона, на котором лежал револьвер.

— Полагаю, мне не следовало оставлять на нем отпечатки пальцев.

— Совершенно с вами согласен.

— А вы не могли бы их стереть?

— Не мог бы.

Она схватила револьвер, торопливо прошла туда, где лежала ее сумочка, достала из нее носовой платок и принялась, заметно нервничая, протирать всю поверхность оружия.

Мейсон сидел в расслабленной позе, потягивая свое виски с содовой и невозмутимо наблюдая за ее лихорадочными движениями.

— Поосторожнее с ним, — предупредил он. — Вы просунули палец в скобу, он у вас попал как раз на спусковой крючок.

Издалека раздался звук сирены, он быстро вырос до оглушительного воя, а потом как-то сразу угас, превратившись в протяжный стон, когда машина затормозила у кромки тротуара напротив дома Милдред Фолкнер.

— Если только я не очень сильно ошибаюсь, мы сейчас увидим лейтенанта Артура Трэгга из отдела по расследованию убийств, и когда он обнаружит револьвер без единого отпечатка, он непременно…

— Берегись!..

Мейсон вскочил с кресла, бросился к ней и схватил за руку — поздно.

Прогремел выстрел. Пуля пробила оконное стекло, и осколки со звоном посыпались на бетон крыльца.

В комнате сразу стало очень тихо. Милдред испуганно смотрела на Мейсона. В ту же минуту настойчиво зазвонил дверной звонок. По двери забарабанили кулаки.

— Полиция, — раздался голос лейтенанта Трэгга. — Открывайте немедленно, или я высажу дверь.

— Это расплата, — спокойно произнес Мейсон. Он вернулся к креслу, опустился на мягкие подушки, взял со столика бокал и закурил новую сигарету. — Прошу вас. Теперь вы — хозяйка вечера.

Милдред Фолкнер стояла, ошеломленно глядя на револьвер.

— Боже милостивый! Я и не думала, что он стреляет. Платок зацепился за боек и оттянул его назад. А палец был на спусковом крючке, вот и…

— Вы бы лучше впустили лейтенанта Трэгга, — прервал ее Мейсон. — По-моему, он уже готовится вломиться через окно.

Она нагнулась и по полу зашвырнула револьвер под диван, стоявший в углу комнаты.

Мейсон укоризненно покачал головой:

— Ай-яй-яй, безобразница! Лейтенанту Трэггу это не понравится.

Она быстро вышла в прихожую, преодолев последние несколько шагов уже бегом, и открыла дверь.

— В чем дело? — спросила она.

— Кто здесь только что стрелял? — выпалил лейтенант Трэгг, врываясь в прихожую. — А там, снаружи, действительно машина Перри Мейсона! Он что, здесь?

— Да, он здесь.

— Кто стрелял?

— Простите… э-э… а разве кто-то стрелял?

— Вы что, не слышали выстрела?

— Господи, нет. Выстрел? Вот уж чего не возьмусь утверждать. Мне, правда, показалось, что где-то хлопнул автомобильный глушитель.

Лейтенант Трэгг издал носом звук, одновременно напоминавший шмыгание и храп, и прошел в гостиную.

— Итак, Мейсон, — сказал он, — вы определенно всюду успеваете, что бы вы там ни говорили.

— Круг поездок расширяется. Как вы, без сомнения, знаете, это мисс Фолкнер. Лейтенант Трэгг. Вы увидите, лейтенант, что у хозяйки отменный выбор шотландского виски, и в дополнение заметьте себе, что я не являюсь ее адвокатом.

Трэгг пристально посмотрел на Мейсона.

— Вы не являетесь ее адвокатом? — переспросил он.

— Нет.

— Тогда какого же дьявола вы тут торчите?

— Да просто заехал навестить ее и вот, видите, сижу потягиваю изумительное виски с содовой.

— Это вы стреляли?

— Нет.

Зоркие глаза лейтенанта быстро пробежались по комнате. Он заметил дырку в окне и подошел поближе, чтобы получше рассмотреть.

— Ради всех святых… Нет, вы только полюбуйтесь! — воскликнула Милдред Фолкнер. — В стекле в самом деле отверстие от пули! Значит, выстрел все-таки был. Наверное, кто-то стрелял в меня, мистер Мейсон.

— Через окно? — поинтересовался Трэгг.

— Ну, конечно.

— И вы его не слышали?

— Нет. Я слышала, как подъехала ваша машина. То есть мне кажется, что это была ваша машина. И я подумала, у вас, видимо, пробило глушитель. Мне и в голову не пришло, что это, оказывается, стреляли.

— Понятно, — спокойно заметил Трэгг. — Тогда получается, что кто-то стрелял в вас с улицы.

— Наверное.

— Так, давайте разберемся. Вот дырка в портьере, и вот дырка в стекле. Это дает нам направление полета пули. Теперь, глядя в обе дырки, мы можем увидеть что?.. Так, отодвиньте-ка другую портьеру в сторону. Сейчас вы видите мою машину, стоящую у обочины. Линия проходит прямо перед ее бампером, видите?

— Верно, там и проходит.

— Следовательно, этот некто должен был стрелять, находясь прямо перед моей машиной. Ему к тому же пришлось бы взобраться на подмостки высотой метров в пять.

— Но вы же не стреляли, правда? — спросила она.

Трэгг оставил вопрос без ответа.

— Больше того, — продолжал он, — когда у вас будет столько же опыта по части пуль, сколько его у меня, вы научитесь с первого взгляда определять направление, в котором они прошли через стекло. И в довершение всего, в комнате пахнет бездымным порохом. Боюсь, мисс Фолкнер, что я буду вынужден осмотреть дом.

— Вы не имеете права. Я вам запрещаю.

— Что ж, придется осмотреть его без вашего разрешения.

— Он не может этого сделать без ордера, не правда ли, мистер Мейсон?

— Мейсон вас не представляет.

— Знаю, но это-то он мне может сказать.

Мейсон сделал глоток виски, со скучающим видом затянулся сигаретой и не проронил ни слова.

— Вот что, мисс Фолкнер, — сказал лейтенант Трэгг, — вы немедленно прекратите дурачиться, и мы начнем серьезный разговор. Если вы скажете мне, кто стрелял и куда делся револьвер, я не повезу вас в полицейское управление, не стану вас обыскивать и не буду вызывать следователей, чтобы они перевернули весь дом… Так, погодите-ка минутку. Вы должны были стоять примерно здесь. Вы слышали, как я подъехал. Должно быть, вы выстрелили в тот момент, когда я остановил машину. Так, теперь приблизительный угол выстрела… Я позвонил в дверь. Да, самым естественным для вас было бы спрятать револьвер под подушками этого дивана.

Он спокойно подошел к дивану и начал поднимать пуфики.

— Вы не имеете права! — воскликнула она, хватая его за руку. Трэгг оттолкнул ее в сторону.

— Полегче, сестренка, — предупредил он, — или через двадцать минут в этом доме полицейских будет как муравьев в муравейнике.

— Но вы не можете… Вы… О…

Трэгг опустился на колени, нагнул голову к самому полу и заглянул под диван.

— Ого!

В этот момент Мейсон услышал натужный звук автомобильного мотора: какая-то машина поднималась по крутой поперечной улице. Он тщательно затушил окурок, бросил его в пепельницу, потянулся, зевнул и сказал:

— Ну что же, если лейтенант меня извинит…

— Лейтенант вас не извинит, — оборвал его Трэгг, засовывая левую руку под диван.

— Вы хотите сказать, что намерены задержать меня? — вежливо поинтересовался Мейсон.

— Я хочу сказать, что, прежде чем вы выйдете отсюда, вы расскажете мне все, что знаете об этом деле.

Шум машины приближался.

— А вот сержант Голкомб просто не выносил моего присутствия во время снятия показаний с подозреваемого. Он считал, что я становлюсь невыносимо назойливым. Есть у меня занятная черта характера: когда я оказываюсь в одной с ним комнате, я просто не могу удержаться, чтобы не напомнить человеку о его конституционных правах, не предупредить вовремя о ловушке и так далее.

— Ваша взяла. Проваливайте.

Мейсон ободряюще улыбнулся Милдред Фолкнер:

— До встречи. Нет-нет, можете меня не провожать. Я найду дорогу.

Как только Мейсон повернулся к ним спиной и вышел в коридор, лейтенант Трэгг начал:

— Итак, мисс Фолкнер. Расскажите мне о револьвере. Почему вы из него выстрелили?

— Это вышло случайно.

Мейсон открыл входную дверь.

— Вы, может быть, стреляли в Мейсона, или он пытался отнять у вас револьвер, или…

Мейсон аккуратно прикрыл за собой дверь и вышел на крыльцо.

Сзади к седану Трэгга приткнулось небольшое «купе». Из него выходила женщина. Мейсон поднял руку, показывая, чтобы она остановилась, и быстро подошел к машине.

— В чем дело? — спросила женщина потухшим голосом. — В чем…

— Вы мисс Лоули? — тихо в ответ спросил Мейсон.

— Да. Я сестра Милдред Фолкнер. Что…

— Садитесь в машину, — прервал ее Мейсон, — развернитесь и поезжайте вниз по улице, пока я вас не нагоню. Делайте все быстро. И тихо. В доме полиция, и…

У нее перехватило дыхание.

— Вы Перри Мейсон, адвокат?

— Да. Ваша сестра хочет, чтобы я представлял ваши интересы.

— Мои интересы? Но, ради Бога, зачем?

— Не знаю. Но если только вам не хочется, чтобы вас потащили в полицейское управление и стали там это выяснять, вам лучше сесть в машину и уехать незамедлительно.

Он подошел к своему автомобилю, включил зажигание и постарался произвести как можно больше шума, сдавая назад, вертя руль туда-сюда, со скрежетом шестеренок при переключении скоростей и ревом мотора на холостом ходу. Когда машина Карлотты Лоули благополучно развернулась и заскользила вниз по склону, Мейсон одним движением включил скорость, поспешил следом и метров через двести пристроился рядом и посигналил, чтобы она остановилась.

— Вы направлялись домой? — спросил он.

— Вообще-то я… видите ли, я…

— Домой вам нельзя. Поезжайте в отель «Клермаунт», зарегистрируйтесь как миссис Чарльз Экс Дюнкерк из Сан-Диего. Не перепутайте фамилию: Д-ю-н-к-е-р-к. Вы подниметесь к себе в комнату, ляжете в постель и будете ждать. Никуда не выходите, не читайте газет, не слушайте радио. Просто оставайтесь в номере и ждите, когда я приеду; это произойдет, видимо, только завтра — вернее, уже сегодня, попозже днем.

— Вы хотите сказать, что я должна буду ждать там…

— Да. Я не хочу привлекать внимание, появившись у вас в три или четыре часа утра. До моего приезда к вам мне еще нужно успеть кое-что сделать.

— И вы не хотите поговорить со мной прямо сейчас, задать мне вопросы, вы…

— Нет, — прервал ее Мейсон. — Прямо сейчас у меня есть более важные дела, и я хочу, чтоб вы тем временем переждали в безопасном месте.

— Я… мой муж…

— Забудьте о нем и отправляйтесь в отель «Клермаунт». Вы знаете, где это?

— Да.

— Тогда поезжайте. Лейтенант Трэгг далеко не дурак. Сейчас он возбужден тем, что обнаружил у Милдред револьвер, и ни о чем другом думать не может, но пройдет совсем немного времени, и он сообразит, что я слишком сильно шумел, отъезжая от дома и разворачиваясь.

Не проронив ни слова, Карлотта Лоули скользнула в машину и понеслась вперед.

Глава 6

Оставшись наедине с Милдред Фолкнер, Трэгг подождал, пока шум машины Мейсона стихнет вдали, наблюдая между тем, как молодая женщина пытается не дать выражению испуга и неуверенности пробраться в ее глаза. Ей это удалось, и она с вызовом посмотрела на него. Все в ней говорило о том, что она собирается защищаться до конца. Она стояла, высоко вздернув подбородок, и упорно старалась вернуть себе самообладание. Возбуждение заставило сильнее искриться ее глаза, добавило краски на щеках. Она была, признался себе Трэгг, восхитительной женщиной, совершенно очевидно привыкшей к мужскому поклонению, — и она оказалась в ловушке. Ему осталось только захлопнуть дверцу.

Поскольку она была целиком в его власти и поскольку она по своей наивности явно не представляла себе всей опасности того, что ей придется иметь дело с опытным следователем полиции, он колебалсякакое-то мгновение, затем, отбросив в сторону восхищение ее мужеством, резко заговорил:

— Мисс Фолкнер, я сейчас задам вам два вопроса. Ответы на эти вопросы определят все наши с вами дальнейшие отношения. Если вы расскажете мне правду, я, возможно, смогу вам помочь.

— Что за вопросы? — спросила она. Ее голос прозвучал хрипло и надрывно, как скрежетание в радиоприемнике.

— Первый: это вы послали Эстер Дилмейер отравленные конфеты?

— Нет.

— Второй: это вы убили Харви Линка?

— Нет.

Трэгг сел в кресло, расположившись в нем поудобнее.

— Что ж, очень хорошо, ловлю вас на слове. Если бы вы убили Линка или послали конфеты Эстер Дилмейер, я бы первый посоветовал воспользоваться вашими конституционными правами и не отвечать на мои вопросы.

— Другими словами, — в ее голосе зазвучало негодование, — если бы в ответ на ваш вопрос, не посылала ли я отравленных конфет Эстер Дилмейер, я сказала бы «да», вы были бы настолько любезны, что сообщили бы мне: «А теперь, мисс Фолкнер, раз уж вы во всем сознались, я советую вам не отвечать на мои вопросы, так как все, сказанное вами, может быть обращено против вас». Какое великодушие!

Он ухмыльнулся:

— Ну, это едва ли. Я не надеялся, что вы сознаетесь в том случае, если вы действительно виновны. И уж конечно, я не ожидал от вас такого многословия. Я просто рассчитывал понаблюдать за вашей реакцией.

— Уж не хотите ли вы сказать, что можете задать человеку подобный вопрос, чтобы узнать, по тому как он на него ответит, правду он говорит или нет?

— Не всегда, конечно, но, как правило, после этого для меня все значительно проясняется.

— Следовательно, — продолжала она с той же враждебностью, — установив теперь, что я не совершала ни одного из перечисленных вами преступлений, вы выполнили свой долг, и ничто не должно далее задерживать вас в моем доме, где вы понапрасну теряете ваше драгоценное время.

— Вы очень торопитесь с выводами. Во-первых, я не говорил, что убедился в вашей невиновности. Во-вторых, даже будучи невиновной, вы тем не менее можете располагать информацией, представляющей для нас большой интерес.

— А, значит, я все еще под подозрением?

— Да.

— А мне показалось, вы сказали обратное.

— Нет. Я сказал, что если бы вы были виновны, я бы посоветовал вам не отвечать на мои вопросы. А теперь я хочу, чтобы вы уяснили себе ситуацию, мисс Фолкнер. Если вы виновны, не отвечайте на мои вопросы, потому что на чем-нибудь я вас поймаю на лжи.

— Как хотите, я не виновна. Но даже если бы я и была виновна, не думаю, чтобы вам удалось заставить меня сознаться в этом.

— Думаю, удалось бы. Я уверен в этом на девяносто процентов.

Она многозначительно промолчала.

— Так что запомните, мисс Фолкнер, если вы виновны, просто скажите, что не будете отвечать, и все.

— Я невиновна.

— Хорошо, вы поняли, что я сказал, можете отвечать на вопросы, но не забывайте, я вас предупреждал.

— С семи часов вечера сегодня, — запальчиво проговорила она, — я пытаюсь решить сложную деловую проблему, отнявшую у меня много сил и энергии. Я пытаюсь выпутаться из трудного положения, в котором очутилась, и я не собираюсь рассказывать вам ни в чем заключаются мои трудности, ни как я распоряжалась своим временем с того момента. Я совершенно не обязана этого делать. Я не…

— Хорошо, хорошо, — прервал ее Трэгг. — Пусть все будет так, как вы говорите. Но вы хоть что-нибудь можете мне сказать о характере ваших деловых затруднений?

— Нет.

— Может быть, они возникли из-за того, что ваш зять передал Коллу акции вашей компании в качестве обеспечения тех долгов, которые наделал, играя в азартные игры, а Колл, в свою очередь, передал их Линку. И Гарри Пивис, ваш конкурент…

Он остановился, увидев, как изменилось выражение ее лица.

— Откуда вам это известно? — ошеломленно спросила она.

— Видите ли, мне рассказал об этом мистер Мейгард, партнер мистера Линка.

— Значит, он тоже в этом участвовал?

— Нет. Он сказал мне, что узнал обо всем только сегодня днем. У него с Линком вышел крупный разговор по этому поводу. В итоге Мейгард сообщил Линку, что готов выкупить его долю в клубе или продать ему свой собственный пай, но от дальнейшей работы с ним отказался категорически.

— А каким образом Мейгард узнал обо всем этом?

— Он уже давно подозревал, что Линк занимается подобными вещами, и вот решил выяснить все до конца. Во время разговора он загнал Линка в угол и заставил его признаться во всем.

— Я не считаю нужным как-то комментировать ваши слова.

— Почему же нет?

— Откуда я знаю, что вы не готовите мне ловушку. Вы были настолько любезны, что сами предупредили: именно это и входит в ваши намерения.

— Что ж, вижу, это вы хорошо усвоили. Ну, а теперь я попрошу вас помочь мне разобраться кое в чем.

— В чем именно?

— Вы знакомы с Синдлером Коллом?

— Нет.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы ваш зять упоминал о нем?

— Да.

— И что же Лоули о нем говорил?

— Говорил, что собирается как-нибудь вечером пригласить Колла к себе домой, когда моя сестра поправится.

— Ваша сестра инвалид?

— Да. Временно.

— Мистер Лоули упоминал о тотализаторе или о скачках в связи с мистером Коллом?

— Нет. Он просто сказал, что, по его мнению, Колл нам понравится.

— А что на это сказали вы?

— Я ничего не сказала.

— Должен ли я из этого заключить, что вы и ваш зять не очень хорошо уживаетесь?

— Ну, пожаловаться на него я не могу, хотя… впрочем, вы спросили меня, что я сказала, а это и есть именно то, что я сказала, — ни-че-го.

— А ваша сестра?

— Я уже не помню. Кажется, Карла сказала, что это будет очень славно.

— Теперь, мисс Фолкнер, я предложу вашему вниманию несколько слов. Я хочу, чтобы вы полностью расслабились, успокоились и сказали мне, какие ассоциации вызывает у вас каждое из них.

— Что это, еще одна ловушка? — спросила она.

Он слегка приподнял брови:

— Моя дорогая юная леди, я же сказал вам, что если вы виновны, я вас поймаю. То, как вы болезненно реагируете на все, что с этим связано, наводит меня на мысль, будто вы и в самом деле… хотя ладно, оставим это.

— Нет, постойте. Интересная получается ситуация. Если вы полицейский и врываетесь ко мне домой в половине третьего утра, то я, раз я не виновна, должна сидеть с вами всю ночь напролет и разгадывать ваши шарады, да?

— Что вы, совсем нет. Я займу всего лишь несколько минут вашего времени. Пожалуйста, поймите, мисс Фолкнер, я только пытаюсь установить некоторые факты, и ничего больше. Если вы боитесь, что я узнаю правду, вы можете отказаться мне помочь. Если же у вас нет никаких причин мешать мне докапываться до сути, ваша помощь будет для меня неоценимой.

— Вы это уже говорили.

— Верно, и повторю еще раз.

— Ладно, давайте. Что у вас там за слова? Я полагаю, это один из тех новых ассоциативных тестов, о которых в свое время было столько разговоров.

— Не совсем. Для проведения ассоциативного теста нужна солидная психологическая подготовка, нужен секундомер, чтобы засекать, как быстро реагирует человек на вопрос. Я буду с вами откровенен, мисс Фолкнер. Ассоциативный тест — это всего-навсего небольшой трюк, к которому иногда прибегают психологи. Свидетелю предлагают целую кучу слов, пока не удается установить среднее время его ответной реакции. Затем ему предлагаются слова, среди которых есть такие, что могут вызвать у него чувство вины. Всякий человек, естественно, пытается быть осторожным и не выдать себя, поэтому время его реакции на такие слова удлиняется.

— Понятно. Но я в общем-то достаточно много знаю об этих вещах. Так что вам незачем читать мне основы психологии.

— Что ж, тем легче мне будет объяснить, что именно от вас потребуется. Я хочу, чтобы вы постарались назвать одно слово, которое ассоциируется в вашем сознании со словом, предложенным мной.

— Очень хорошо.

— И я хочу, чтобы вы отвечали мне без малейшего промедления. То есть как только я произнесу слово, вы тут же говорите мне, о чем вы подумали.

— Прекрасно, начинайте.

— Дом, — сказал Трэгг.

— Бежать, — сразу же ответила она, и в глазах ее засветилось злорадное торжество.

— Цветок.

— Покупатель. — Она выпалила ответ еще до того, как он успел произнести слово до конца.

— Орхидея.

— Корсаж.

— Чуточку быстрее, если можно.

— Давайте.

— Купе.

— Сестра, — сказала она чуть более высоким голосом.

— Револьвер.

— Случайность, — почти крикнула она с триумфом.

На лице Трэгга не дрогнул ни один мускул.

— Акции.

— Передача.

— Конкурент.

— Пивис.

— Полиция.

— Вы.

— Парафин.

— Тест.

Лейтенант удовлетворенно откинулся на спинку кресла и мягко улыбнулся ей.

— Я же говорил, что поймаю вас, мисс Фолкнер, — тихо произнес он. — Давайте-ка лучше присядьте и расскажите мне все по порядку.

— Я… я не понимаю, о чем вы.

— Да нет же, понимаете, прекрасно понимаете. Вам известно о парафиновом тесте, с помощью которого определяют, стрелял ли человек из пистолета. И рассказал вам о нем не кто иной, как мистер Мейсон. Эти сведения еще очень свежи в вашей памяти. Вы так стремились дать мне правильный ответ, когда я заговорю о револьвере, — ведь вы достаточно умны, чтобы сообразить: именно к этому я и постараюсь вас подвести, — что сразу вслед за этим ослабили бдительность и попались на парафиновом тесте.

— А что, всякий, кто знает об этом тесте, непременно виновен в убийстве?

— Нет, — ответил Трэгг. — Но когда у женщины в руках оказывается револьвер, который, предположительно, был использован для совершения убийства, когда я в половине третьего утра застаю ее в обществе известного адвоката, специализирующегося на уголовных делах, когда, едва заметив подъезжающую полицейскую машину, она разряжает револьвер в окно и когда первым словом, которое приходит ей на ум при упоминании о парафине, оказывается слово «тест», тогда у меня достаточно причин полагать, что упомянутый адвокат рассказал ей о парафиновом тесте, и, будучи женщиной умной, она сразу сообразила, что единственный способ обезопасить себя — не пытаться удалить порох с руки, а заручиться совершенно законным объяснением того, как он туда попал. Видите ли, мисс Фолкнер, если бы вопрос, с чем у него ассоциируется парафин, задали полицейскому, он, пожалуй, и мог бы ответить «тест», но для женщины, которая продает цветы, связывать парафин с тестом… — он покачал головой, — простите, это будет уже слишком.

— Значит, вы думаете, что это я убила его?

— Не знаю. Я знаю лишь, что револьвер, который вы пытались спрятать под диваном, недавно был использован дважды. Знаю, что второй выстрел был произведен преднамеренно. Знаю, что Перри Мейсон разговаривал с вами незадолго до этого второго выстрела. Для меня естественно предположить, что он предупредил вас о парафиновом тесте, который неоспоримо докажет, что вы недавно стреляли из этого револьвера, если вы из него стреляли. Ну, а вы оказались достаточно хитроумны, чтобы найти выход из создавшегося положения.

Поначалу мне казалось, что идея второго выстрела принадлежала, скорее всего, Мейсону. Но легкость, с которой вы избегали ловушек, расставляемых мной, быстрота вашей реакции во время разговора убедили меня, что вы очень умная женщина, мисс Фолкнер, и что вы сами все придумали.

— Я не собираюсь больше с вами разговаривать. Не скажу ни слова. Вы играете нечестно. Полагаю, теперь вы меня арестуете.

— Нет. Я не буду арестовывать вас прямо сейчас. Сначала я отправлю револьвер в лабораторию, чтобы там с него сняли отпечатки пальцев. Затем сравню пробную пулю, выпущенную из вашего револьвера, с той, которая убила Линка.

— Вы уж и так назвали его орудием убийства.

— Я почти уверен в том, что это так. Видите ли, пуля, убившая Линка, прошла навылет, но эксперты по баллистике сумели ее обнаружить. Они смогли назвать мне калибр, марку гильзы и некоторые другие детали, касающиеся патронов к револьверу, из которого было совершено убийство. Я вижу, что ваш револьвер заряжается как раз такими патронами. Теперь вы, может быть, скажете, откуда он у вас.

— Купила в спортивном магазине.

— Нет, я имею в виду сегодняшнюю ночь.

— Но почему… почему вы решили, что он не мог быть у меня все это время?

— Мисс Фолкнер, — заговорил Трэгг, — вы пытаетесь защитить кого-то, кто вам дорог или перед кем вы чувствуете себя в долгу.

— Отчего же не себя саму?

— Или себя саму, — признал он.

— Итак? — спросила она, выжидательно глядя на него.

Одним движением лейтенант Трэгг поднялся на ноги:

— Вы очень тонкая и очень умная женщина. Я узнал от вас практически все, что мне нужно было знать, — по крайней мере, на данный момент. К тому времени, когда мы встретимся снова, я буду знать гораздо больше.

— Похоже, — сказала она с сарказмом, — что в дополнение к заботам о состоянии дел в своем бизнесе мне придется настроиться еще и на регулярные визиты полицейского.

— У нас с вами будет еще только одна встреча, мисс Фолкнер. В конце нашей следующей беседы я или признаю вас невиновной, или арестую по обвинению в преднамеренном убийстве.

На какое-то мгновение она отвела глаза.

— Как перед Богом, мне не хотелось вам этого говорить. Но я предупреждал вас — и не один раз, а несколько.

Она молчала.

— Полагаю, — сказал Трэгг, — мне не приходится рассчитывать на то, что вы попытаетесь разглядеть во мне человека. Ведь, в конце концов, я просто ищу убийцу. Если вы не убивали Линка, вам нечего меня бояться. Думаю, мы могли бы даже стать… друзьями?

— Я привыкла выбирать себе друзей, исходя из иных соображений, нежели то, что они работают в полиции, — заносчиво ответила она.

Он молча повернулся и взялся за ручку двери.

Она смотрела, как, держа револьвер за нитку, продетую в скобу спускового крючка, он тихо открыл дверь, и в ее глазах появился страх.

— Спокойной ночи, лейтенант, — сказала она ему вслед, когда он шагнул за порог.

Не повернувшись и не проронив ни слова в ответ, он закрыл дверь за собой.

Милдред стояла в холле, не двигаясь, пока не убедилась, что его машина отъехала, потом она бросилась к телефону и дрожащей рукой набрала номер Карлотты.

Ей никто не ответил.

Глава 7

Мейсон самым беззастенчивым образом воспользовался тем авторитетом, который приобрел, появившись в «Эверглейд Апартментс» вместе с лейтенантом Трэггом. Управляющая, которую уже второй раз за ночь вызывали к двери, постаралась ничем не выдать естественного в этом случае раздражения.

— Ах да. Это опять полиция.

Мейсон улыбнулся.

— Нет, я не из полиции. То есть я пришел сюда не как официальное лицо, хотя и занимаюсь расследованием этого дела.

Он вел себя так, словно не допускал и мысли о том, что его визит может оказаться нежелателен, и, войдя в холл, сообщил ей как бы между прочим:

— Я поднимусь к Коллу на минутку, мне бы не хотелось, чтобы он был предупрежден о моем приходе. Вы можете дать мне ключ. Тогда мне не придется беспокоить вас лично.

Ее лицо отекло со сна, волосы спутались, кожа лоснилась от косметики, но она постаралась, чтобы ее улыбка выглядела игривой:

— Ключ? От квартиры Колла? Боюсь, что…

— О, только от двери в квартирный коридор[3], — поспешил объяснить Мейсон.

— А, ну это будет не трудно. Подождите минутку, я сейчас принесу.

Пока она шла к себе, шаркая по полу шлепанцами, Мейсон закрыл входную дверь и взглянул на часы. Он почти физически ощущал, с какой быстротой улетают в никуда драгоценные минуты.

Наконец она вернулась.

— Благодарю вас, — кивнул Мейсон, принимая от нее ключ. — Я быстренько поднимусь и посмотрю, дома ли он. Какой у него номер квартиры?

— Двести девятый.

— Ах да. И большое вам спасибо. Я уверен, нам придется побеспокоить вас еще только один раз.

— Еще раз? — спросила она.

— Да, — с улыбкой ответил ей Мейсон. — Я думаю, скоро сюда прибудет мой коллега, лейтенант Трэгг. Боюсь, на сегодня мы вконец расстроили ваш сладкий сон.

— О, не обращайте внимания, — сказала она, искусственно улыбаясь в ответ. — Со мной все будет в порядке. С полицейскими работать одно удовольствие, особенно когда они это ценят.

Она с каждой минутой чувствовала себя все бодрее и бодрее, ей явно нравилась роль добровольной помощницы стража закона. Время было слишком дорого, чтобы и дальше тешить ее тщеславие, поэтому Мейсон просто благодарно улыбнулся и, пройдя к лифту, поднялся на третий этаж. Открыв ключом дверь в коридор, он безо всякого труда нашел квартиру под номером 209. В окошке над дверью был виден свет .

Мейсон тихо постучал и почти в ту же секунду услышал, как внутри кто-то вскочил со стула, раздался звук торопливых шагов по ковру и Колл отпер дверь. Он явно ожидал к себе кого-то другого. При виде Мейсона на его лице появилось растерянное выражение.

— Что вам здесь нужно? — спросил он. — Я уже дал вам ее адрес. Другого у меня нет.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Что ж, сейчас, конечно, для этого самое время. Кто впустил вас в дом? Кто вы такой? Вы что, тоже сыщик?

— Мое имя Мейсон. Я — адвокат.

Лицо Колла мгновенно утратило всякое выражение. Словно где-то глубоко в мозгу он передвинул рычажок, разом лишивший его черты всякого эмоционального содержания. Раздражение исчезло из глаз, лицо стало безжизненным, как маска.

— Да? — спросил он ровным, тусклым голосом.

Мейсон был достаточно высокого роста, чтобы иметь возможность заглянуть внутрь квартиры поверх плеча Колла, стоявшего в дверях. Насколько он мог судить, больше там никого не было.

— Мне кажется, разговаривать здесь, на пороге, будет не очень-то удобно, — заметил Мейсон.

— А мне кажется, будет не очень-то удобно, если вы в такой час расположитесь в моей квартире. Почему бы вам со всем этим не подождать до завтра? Скажем, где-нибудь во второй половине дня?

— Мои вопросы ждать не могут, — отрезал Мейсон. — Вы знаете, кто убил Линка?

Глаза Колла мгновенно сжались, превратившись в узенькие щелки, потом широко раскрылись. Они сделались такими темными, что в тусклом свете коридорной лампы было невозможно отличить радужную оболочку от зрачка.

— Это что, розыгрыш?

— А вы не знали, что Линк мертв?

— Я и сейчас этого не знаю.

— Он был убит, застрелен, примерно в полночь.

— А почему вы интересуетесь этим делом, мистер Мейсон? — спросил Колл, по-прежнему глядя на него широко открытыми глазами.

— В первую очередь меня интересует: кто отравил мисс Дилмейер? — невозмутимо ответил Мейсон.

— Отравил ее?

— Именно.

— Вы с ума сошли, или это у вас такая манера шутить?

— Ни то, ни другое. В настоящее время мисс Дилмейер находится в Хастингс Мемориал Хоспитал. — Наблюдая выражение удивления, застывшее на лице Колла, Мейсон добавил для большей живости восприятия:

— Она на грани жизни и смерти.

— Как… как это случилось?

— Кто-то выстрелил в него из револьвера тридцать второго калибра — в спину.

— Нет, нет. Я об Эстер.

— А, мисс Дилмейер. Кто-то послал ей коробку конфет, которые оказались отравлены. В данный момент я пытаюсь выяснить, когда она их получила. Это произошло после того, как она уехала отсюда, или конфеты уже были у нее с собой, когда она находилась здесь?

Глаза Колла перестали излучать удивление.

— Как это так — «когда она находилась здесь»? Что вы хотите этим сказать?

— Нам известно, что она была здесь сегодня вечером.

— А в какое примерно время?

— Точно время я назвать не могу. Это было где-то в промежутке между десятью и половиной двенадцатого. Мы надеялись, что вы с этим сможете нам помочь. — С видом человека, предъявляющего рекомендательное письмо, Мейсон извлек из кармана носовой платок, найденный им в телефонной будке.

Колл протянул руку, взял платок и стал его рассматривать.

— Это ведь ее платок, не так ли?

— Откуда мне знать?

— Но вы же знаете, разве нет?

— Нет.

Мейсон, подняв брови, недоверчиво посмотрел на него.

— То есть, — тут же добавил Колл, — я ничего не берусь утверждать. Инициалы похожи на те, что она вышивает на некоторых своих вещах. Я, знаете ли, не заведую ее гардеробом.

— Я понимаю, — сказал Мейсон.

Он услышал металлический щелчок переключателя в автоматическом лифте. Пустая кабина с шумом заскользила вниз.

Колл, вытянув шею, заглянул через плечо Мейсона и торопливо проговорил:

— Ну что же, мне очень жаль, но больше я ничем не могу вам помочь. С вашего позволения, мистер Мейсон, я, пожалуй, лягу спать. Я себя неважно чувствую и…

— О, разумеется. Сожалею, что побеспокоил вас. Могу вас заверить, что к этому меня вынудила только крайняя необходимость. И…

— Да нет, все в порядке, — поспешно прервал его Колл. — Я все понимаю. Спокойной ночи, мистер Мейсон.

— Последний вопрос. Правильно ли я понял, что вы не знаете, была ли Эстер Дилмейер здесь сегодня вечером?

— Правильно. Совершенно правильно.

— Значит, вы тоже не были в своей квартире?

— Не все время. Послушайте, я не собираюсь отвечать на вопросы, касающиеся моей личной жизни.

— Когда вы видели Эстер Дилмейер в последний раз?

— Не помню… У меня сейчас нет возможности разбираться во всем этом, мистер Мейсон. Говорю вам, я ничем не могу вам помочь. Я не имею ни малейшего представления о том, кто бы мог послать ей отравленные конфеты. А теперь, если позволите… — Он попытался закрыть дверь, но Мейсон перехватил ее плечом. 

— Мейсон, — сказал Колл с холодной злобой, — я бы не хотел, чтобы это кончилось всякими неприятностями, я иду спать!

Он с силой дернул дверь.

— О, конечно, — ответил Мейсон, быстрым движением убирая плечо. Дверь со стуком захлопнулась.

Мейсон торопливо зашагал по коридору. Лифт со скрежетом и бряканьем поднимался вверх.  Мейсон прошел вперед шагов восемь и распластался в тускло освещенной дверной нише.

Лифт остановился. Двери с мягким шелестом скользнули в стороны. Невысокий плотный мужчина в смокинге, темном пальто и цилиндре вышел из лифта, открыл ключом дверь и зашагал по коридору с видом человека, который опаздывает, не сбавляя шага и не поглядывая на номера квартир. У двери  Колла он остановился, оглянулся через плечо и постучал в нее.

Когда дверь открылась, свет упал на лицо нового посетителя, и Мейсон смог хорошо его рассмотреть. У него оказались толстая шея и тяжелые черты лица, под стать его широким плечам и крепко сбитой фигуре. Мейсон услышал, как Колл сказал: «Входите».

Глава 8

Мейсон постучал в дверь комнаты миссис Дюнкерк в отеле «Клермаунт» и вошел. Утреннее солнце, проникавшее в номер сквозь ажурные занавеси, разбросало по покрывалу бледно-оранжевые пятна. В открытые окна доносился неясный шум улицы. В самой комнате над всеми звуками преобладало тяжелое, прерывистое дыхание женщины, лежавшей на постели.

— Доброе утро, миссис Лоули, — приветствовал ее Мейсон.

Ей удалось изобразить на лице улыбку.

— Как вы себя чувствуете?

— Не… нехорошо.

— У вас есть с собой какие-нибудь лекарства?

Она кивнула.

— И одежда?

— Одежды достаточно.

Разговор явно стоил ей больших усилий. Прошедшей ночью она держалась на удивление хорошо, но в этом ей помогало состояние крайнего возбуждения. Теперь же наступала реакция на все пережитое. Под глазами залегли черные тучи. Веки приобрели голубовато-серый оттенок. Губы посинели.

— Вы спали? — спросил Мейсон.

Она покачала головой.

— Я приведу к вам врача.

— Нет, нет. Я… Мне скоро станет лучше.

— У меня есть врач, которому можно доверять.

— А он будет знать, кто я такая?

— Разумеется, будет. Вы миссис Чарльз Дюнкерк из Сан-Диего. Вы прибыли сюда, чтобы проконсультироваться со мной по очень важному вопросу. Постоянные переживания подорвали ваше здоровье.

Мейсон подошел к телефону и набрал номер кабинета доктора Уиллмонта. Ему ответили, что доктор в больнице, и он попросил передать ему, чтобы, вернувшись, он позвонил миссис Дюнкерк, Мейсон назвал отель и номер комнаты. Положив трубку, он вернулся к кровати и спросил у миссис Лоули:

— Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы рассказать мне, что произошло?

— Я пережила нервный шок, — ответила она.

Мейсон сочувственно кивнул.

— Старайтесь говорить не больше, чем будет необходимо. Я сам постараюсь описать, как развивались события. Я достаточно ясно все себе представляю. Есть только одна или две детали, которые вы могли бы прояснить.

— Какие?

— Ваша сестра заезжала вчера вечером к вам домой. Во время беседы с вашим мужем она сказала достаточно, чтобы стало ясно, что мистер Лоули оказался в довольно затруднительном положении. Он разозлился и, отвечая ей, повысил голос. Вы услышали его, выбрались из постели и подошли к лестнице.

— Нет, — поправила его миссис Лоули, — я подслушивала с самого начала их разговора. Милли и Боб никогда особенно не ладили. Мне всегда казалось, что она…

— Я знаю, — прервал ее Мейсон. — Во всяком случае, после того, что вы узнали, вы твердо решили выяснить все до конца. Когда ваш муж уехал, вы последовали за ним.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг спохватилась и не сказала ни слова.

— Линк был убит в своем доме в Лиловом Каньоне. Ваша сестра знает что-то такое, что заставляет ее предполагать, будто это сделали вы.

— Я убила Линка?

— Да.

— Она бы никогда так не подумала.

— Либо она так все-таки думает, либо существует какая-то улика, заставляющая ее опасаться, что полиция может вас арестовать.

Женщина на кровати молчала. Она, не мигая, смотрела куда-то поверх Мейсона. На лице была отрешенность, казалось, она спит с открытыми глазами.

— Вы можете мне сказать, что это за улика? – спросил Мейсон.

— Нет.

— Вы убили Линка?

— Нет.

— Линк хранил у себя сертификат, переданный ему в качестве обеспечения, — сертификат на владение акциями «Фолкнер Флауэр Шопс».

— Нет, это ошибка. Сертификата у него не было.

— Не было?

— Нет.

— А у кого же он тогда?

— У меня.

— Где?

— Знаете, вообще-то он у меня с собой.

Мейсон поджал губы, словно собрался присвистнуть.

— Так вот в чем, оказывается, дело, — сказал он после секундной паузы.

— В чем же?

— Вы забрали сертификат у Линка.

— Не говорите глупостей. Он все время был у меня.

— Не забывайте, — продолжал Мейсон, — что у Линка был партнер. Клинт Мейгард вчера днем имел серьезный разговор с Линком и выудил из него всю информацию о том, что происходит.

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне?

— Самое прямое. Мейгарду точно известно, что вчера вечером, отправляясь в Лиловый Каньон, Линк имел этот документ при себе.

— Он ошибается, мистер Мейсон.

Мейсон пристально посмотрел на нее.

— Боюсь, я не смогу быть вам полезен, миссис Лоули. Я не защищаю убийц. Если я беру какое-то дело, я должен быть уверен, что мой клиент невиновен, (Она неуютно пошевелилась в постели.) Очень сожалею. Не буду долее вас мучить. Я бы хотел вам помочь, но при данном положении вещей это не в моих силах.

Она вздохнула, закрыла глаза и устало проговорила:

— Я расскажу вам… как это случилось.

— Отбросьте все детали. Излагайте только голые факты.

— Когда Милли уехала, я решила задать Бобу несколько вопросов, но мне не хотелось, чтобы он знал, что я подслушивала. Я вернулась к себе в комнату и оделась. Мне было слышно, как Боб ходит по дому внизу. Потом он звонил по телефону. Сначала он поговорил со своим другом по имени Колл, затем несколько раз набирал какой-то другой номер, по которому ему не ответили. Около половины двенадцатого я услышала, как он вышел из дома. Какое-то время я колебалась, не зная, хватит ли у меня духу. Потом решила попробовать. Мое «купе» стояло в гараже. Фар я не включала. Когда я выбралась на дорогу, он успел отъехать всего на два квартала, поэтому я не потеряла его из виду.

— Куда он направился?

— В Лиловый Каньон.

— И вы все время следовали за ним?

— Без малейших затруднений. Он даже ни разу не оглянулся. Проблемы начались, только когда мы добрались до Лилового Каньона: дорога там так петляет, что я не могла уследить, куда он поворачивал.

— И вы его потеряли? — спросил Мейсон, стараясь, чтобы его глаза и голос ничего не выражали.

— Из подслушанного разговора по телефону я знала, что в Лиловом Каньоне жил некто Линк.

— Поэтому вы подъехали к дому Линка?

— Да.

— Как вы нашли его?

— Я спросила дорогу.

— Где?

— Внизу, у подножия холма, есть небольшая станция техобслуживания и при ней магазинчик — так, совсем крохотное заведеньице для местных обитателей. Я обратила на него внимание, когда проезжала мимо. Во всех окнах горел свет, и перед домом стояло много машин. Праздновали день рождения хозяина. Тогда я, конечно, этого не знала. Я просто видела, что везде горел свет… Когда я вошла, они мне сказали про день рождения… Я их спросила, не знают ли они, где дом мистера Линка… Я не спрашивала об этом прямо.

— Они вам ответили?

— Да. Один из гостей знал, где это.

— И вы поднялись туда на машине?

— Да.

— Так, а теперь скажите, сколько примерно времени прошло с того момента, как вы потеряли из виду машину мужа, до вашего прибытия на виллу Линка.

— Десять минут.

— Хорошо, продолжайте.

— Я подошла к дому и постучала в дверь. Мне никто не ответил. Дверь была чуть-чуть приоткрыта, — примерно на дюйм.

— Вы вошли?

— Да.

— И что вы обнаружили?

— Вы и сами знаете, я обнаружила… мужчину… наверное, это и был Линк… Он лежал, привалившись к столу… Он был мертв… его застрелили.

— Что вы сделали потом?

Женщина на кровати знаком показала, что хочет отдохнуть. Больше минуты она лежала, закрыв глаза и тяжело дыша. Наконец она заговорила снова:

— То, что я увидела, должно было прикончить меня на месте, но, как ни странно, я даже не разволновалась в тот момент… Не знаю почему, но мне тогда казалось, что все это обычный детектив, который я смотрю из зрительного зала.

— Вы не испугались?

— По-моему, я вообще ничего не почувствовала. Мой мозг словно оцепенел. Шок — я имею в виду эмоциональный шок — наступил позже.

— Продолжайте.

— Я, конечно, поняла, что Боб побывал здесь, они поссорились, и Боб в него выстрелил.

— Почему вы так решили?

— Ну, во-первых, мой револьвер — то есть револьвер Милли, тот, что она мне дала, — лежал на полу.

— Откуда вы знаете, что это был тот самый револьвер?

— У него от перламутровой накладки на ручке откололся уголок.

— Где находился револьвер?

— Просто лежал на полу.

— Что вы сделали?

— Подняла его.

— Вы были в перчатках? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Значит, на нем остались отпечатки ваших пальцев?

— Наверное.

— В тот момент вы об этом не думали?

— Нет.

— Тогда зачем же вы подняли револьвер? Вы подозревали, что вам, возможно, придется защищаться от кого-то?

— Нет, конечно же нет. Я подумала, что это улика, которую оставил Боб. Я пыталась ему помочь. Я… люблю его. Я его жена.

— Хорошо, вы подобрали револьвер. Что вы с ним сделали?

— Положила его в карман своего пальто.

— А потом?

— На столе лежали какие-то бумаги.

— Вы поинтересовались, что это за бумаги?

— Нет. Но одна привлекла мое внимание. Сертификат на владение акциями «Фолкнер Флауэр Шопс».

— Как получилось, что вы его так сразу заметили?

— Литография на подобных документах — ее ни с чем не спутаешь. Эта бумага отличалась от остальных и показалась мне знакомой, я взяла ее в руки и тут же увидела, что это сертификат.

— Что вы с ним сделали?

— Положила в сумочку.

— Ну, а потом?

— Потом я вышла из дома.

— Вы оставили дверь приоткрытой?

— Нет. Там был замок с защелкой. Я толкнула дверь, и она захлопнулась.

— Ручку трогали?

— Да, а как же?

— Вы были все так же без перчаток?

— Да.

— Дальше.

— Я села в машину и уехала.

— Куда?

— Я отправилась прямо домой. Я, конечно, понимала, что Боб натворил. Мне хотелось послушать, что он скажет.

— Дальше?

— Я подождала немного, но Боб не появился, тогда я ударилась в панику. До меня начал доходить весь ужас случившегося. Оцепенение, в которое я впала при виде трупа, прошло, и теперь я отчетливо представляла себе подлинную сущность происходящего. Сразу дало себя знать сердце. Я приняла кое-что из лекарств. Стало немного легче.

— Что вы делали потом?

— Мне казалось, что самое главное — найти Боба, что я должна с ним поговорить. Это было самое жуткое из всего, что мне довелось испытать в жизни: понять вдруг, что человек, которого я люблю… за которого вышла замуж… и потом увидеть это тело… Наверное, в тот момент меня впервые потрясло со всей силой сознание того, что Боб — убийца.

Она снова закрыла глаза и минуты две просто лежала, отдыхая.

— Вы ездили куда-нибудь, пытаясь разыскать мужа? — спросил Мейсон через некоторое время.

— Нет. Я прекрасно понимала, что он не из тех людей, которые способны вести себя хладнокровно в подобной ситуации. Я была уверена, что он, скорее всего, попытается сбежать. У меня было такое чувство, будто я его никогда больше не увижу. С одной стороны, я знала, что и не хочу его видеть, с другой — понимала, что люблю его.

— Что вы предприняли?

— Я отчаянно нуждалась в ком-нибудь, кому можно было бы довериться. На свете есть только один такой человек.

— Ваша сестра?

— Да.

— Вам удалось увидеться с ней?

— Нет. Я почувствовала, что не могу оставаться в доме одна. Швырнула в сумку первое, что попалось под руку из одежды, села в машину и поехала к Милли. Дома ее не оказалось. Машины в гараже тоже не было. Я знала, что она часто остается поработать в магазине «Бродвей» — вы, возможно, знаете этот магазинчик «Фолкнер Флауэр Шопс», — там у нас контора.

— Значит, из дома вы отправились туда?

— Да.

— И там ее тоже не нашли?

— Нет.

— Что дальше?

— Дальше у меня началась реакция на все переживания ночи.

— А в чем это выражалось?

— Какое-то время мне было очень плохо. Я зашла в какой-то отель и присела в холле. Возможно, я потеряла сознание. Мальчишка-рассыльный предложил принести мне стакан воды и спросил, не заболела ли я. Я ответила, что у меня немного пошаливает сердце и что, если он даст мне спокойно посидеть там несколько минут, все будет в порядке.

— И в конце концов вы действительно почувствовали себя лучше?

— Да.

— Итак, чистый результат всех событий прошедшей ночи заключается в том, что вы взяли револьвер, из которого был убит человек, отвезли его домой и оставили лежать на туалетном столике в вашей спальне с полным набором отпечатков ваших пальцев?

— Боюсь, что так, да.

— Ваш муж, судя по всему, постарался исчезнуть.

— Да. Это на него похоже.

— Где сейчас документ? — спросил Мейсон.

— Вы имеете в виду сертификат «Фолкнер Флауэр Шопс»?

— Да.

— В моей сумке.

Мейсон поднял сумку и протянул ей.

— Нужно, чтобы он перешел ко мне.

Она открыла сумку и протянула ему сложенный лист бумаги.

Зазвонил телефон.

— Это, вероятно, доктор Уиллмонт, — сказал Мейсон, поднимая трубку. — Алло?

— Что у вас на сей раз? — услышал он голос доктора Уиллмонта.

— Еще один пациент, доктор.

— Травмы?

— Нет. Я бы просил вас немедленно прибыть в отель «Клермаунт». Я подожду вас внизу. Вы сможете приехать?

— Понадобится оказать срочную помощь?

— Да, пожалуй.

— Уже выезжаю.

— Как себя чувствует Эстер Дилмейер? Вы не могли бы немного ускорить ее пробуждение?

— Мог бы, но не стану. Слишком много людей уже готовы наброситься на нее, едва она будет в состоянии говорить. Я намерен проследить за тем, чтобы она спала так долго, как только сможет. Откуда, вы сказали, вы звоните? Отель «Клермаунт»?

— Да. Это небольшой отель на…

— Я знаю, где он расположен. Ждите меня внизу примерно через десять минут.

Мейсон подошел к письменному столу, взял конверт, вложил в него сертификат, написал на конверте адрес своей конторы и вынул из записной книжки несколько почтовых марок.

Миссис Лоули молча наблюдала за ним.

— Доктор, — пояснил Мейсон, — будет здесь минут через десять. Я спущусь в холл и встречу его. Куда вы дели машину?

— Я попросила служащего отеля поставить ее в гараж.

— У вас есть талон?

— Да.

— Дайте его мне. Мне придется самому заняться вашей машиной. Я не хочу, чтобы вы задавали мне вопросы по этому поводу.

Она передала ему талон.

— Знаете, мистер Мейсон, я начинаю чувствовать себя лучше. После разговора с вами у меня на душе стало гораздо легче. Своим спокойствием и уверенностью вы заражаете всех вокруг себя. Только об одном вам не стоит беспокоиться.

— О чем же?

— О моей причастности к убийству.

— Почему?

— У Боба, конечно, не хватит мужества самому за все ответить, но он и не допустит, чтобы отвечать пришлось мне. Он напишет письмо в полицию или что-нибудь в этом роде и все им расскажет, а потом он…

— Потом он что? — спросил Мейсон, когда ее голос замер.

— Потом он станет беглецом.

— А что он будет делать с деньгами? У вас общий счет в банке?

— У него есть моя доверенность. Если задуматься, большая часть моих доходов за последнее время поступала, вероятно, на его счет. Впрочем, не знаю. Я давно не занималась делами. Врач запретил мне даже думать о бизнесе. Я все взвалила на плечи Боба.

— Каково нынешнее состояние ваших финансов?

— Я не знаю, мистер Мейсон… После всех недомолвок Милли насчет Боба и лошадей… я просто не знаю.

— У вас достаточно денег, чтобы оплатить счета здесь, в отеле?

— О да. У меня есть около сотни долларов наличными и книжка дорожных чеков.

— Чеки сейчас при вас?

— Да, я всегда ношу их с собой в сумочке.

— Сколько у вас осталось?

— Почти тысяча долларов… кажется, точная цифра — девятьсот двадцать. Там несколько чеков по двадцать долларов, несколько по пятьдесят и несколько по сто.

— Я забираю их у вас все, — сказал Мейсон.

Он подошел к письменному столу, взял лист бумаги, аккуратно оторвал верхнюю часть с эмблемой отеля и написал:

«В счет полученной суммы я настоящим удостоверяю продажу и передачу Делле Стрит дорожных чеков, перечисленных ниже, на всю сумму, указанную там же. Я настоящим уполномочиваю вышеназванную Деллу Стрит в качестве моего агента подписывать чеки моим именем, получать по ним наличными и передавать деньги Перри Мейсону. Я настоящим назначаю вышеназванную Деллу Стрит моим агентом и действительным представителем, с тем чтобы она могла обращать все и каждый из указанных чеков в наличные в такое время, в таком месте и таким образом, каковые она сочтет целесообразными».

Мейсон отнес бумагу на постель к мисс Лоули и сказал:

— Прочтите, подпишите, а затем собственной рукой внесите сюда описание чеков, их номера и суммы. Вы должны понять, что этот документ оформляется исключительно в ваших интересах. Пока вы здесь, вам понадобятся деньги, чтобы продержаться. Вы не можете получать по чекам как Карлотта Лоули, будучи зарегистрированной под именем миссис Дюнкерк. Вот, возьмите это сейчас, и я буду передавать вам дополнительные суммы по мере того, как они вам понадобятся.

Мейсон раскрыл бумажник и отсчитал три сотни долларов банкнотами по десять долларов.

— Боюсь, я не совсем понимаю. Мне ни к чему такая сумма наличными, а вам, если вы будете моим адвокатом, потребуется гонорар. Вы можете взять эти чеки в качестве обеспечения и…

— Ваша сестра сказала, что о моем гонораре позаботится она. С этим можно подождать. В данный момент у меня появился некий план. Эти чеки понадобятся именно для осуществления этого плана. Мне нужна от вас расписка на триста долларов, которые я вам вручил.

Он вернулся к столу, набросал расписку и подал ее миссис Лоули.

— Итак, — сказал Мейсон, доставая из кармана авторучку, — не пытайтесь понять, что и зачем я делаю. Не задавайте вопросов — я на них все равно не отвечу. Я принимаю ваши слова на веру. Придется и вам довериться мне.

— Но, мистер Мейсон, почему я не могу просто рассказать в полиции, что произошло? Почему я не…

— Косвенные улики, — прервал ее Мейсон, — часто оказываются убедительным лжесвидетелем, когда-либо выступавшим в суде. Вы сунули голову в петлю. Вы защищали Боба — вам это кажется вполне естественным. Но есть люди, которые могут посмотреть на это иначе. Вы не замечаете самой серьезной улики против вас во всем этом деле.

— О чем вы говорите?

— Вы сказали мне, что останавливались на той станции техобслуживания с магазинчиком, помните? Там был праздничный вечер. Вы расспрашивали гостей, как вам проехать к дому Линка. Кто-то знал, где это, и объяснил вам, как туда добраться. При данных обстоятельствах вас опознает целая группа свидетелей. Вы были возбуждены, с трудом управляли собой, вас беспокоило сердце — ваш вид не мог не показаться подозрительным.

— Вы хотите сказать, что в полиции могут подумать, будто это я его убила?

— Они будут настолько уверены в этом, — угрюмо произнес Мейсон, — что, если мне не удастся навести их на след настоящего преступника, они закроют дело и передадут его в суд сразу же, как только получат показания тех, кто видел вас на станции.

Она закрыла глаза, подумала несколько мгновений и тихо сказала:

— Ну что ж, почему бы и нет? В конце концов, мистер Мейсон, я уже давно перестала себя обманывать: сердце у меня плохое. После того что произошло вчера ночью, оно никак не стало здоровее. Боб… он ведь любит жизнь, и то, что он сделал, он сделал для меня. Я никогда не смогу ему этого простить, но я могу понять, почему он это сделал. Так почему же мне не взять всю ответственность на себя?

— Через несколько минут, — ответил Мейсон, — мы будем знать о вашем сердце немного больше, чем сейчас. А вы пока приподнимитесь, обопритесь на подушки и постарайтесь ни о чем не думать. Перепишите номера чеков на доверенность, а затем подпишите оба документа. Пока вы этим занимаетесь, я спущусь в холл и дождусь там доктора Уиллмонта. Когда я вернусь вместе с ним, вы передадите мне обе бумаги и чековую книжку. Не говорите доктору Уиллмонту, что это за документы. Просто передайте мне чеки и бумаги, сложив их вместе.

Он встал и посмотрел на нее, ободряюще улыбаясь.

— Когда мы узнаем побольше о вашемсердце, увидите, все окажется далеко не так плохо, как вы предполагаете. Доктор Уиллмонт — очень компетентный врач, скоро вы сами в этом убедитесь.

Он вышел в коридор, закрыл за собой дверь и спустился вниз. Он не прождал там и двух минут, как появился доктор Уиллмонт.

— Итак, что мы имеем на этот раз?

— Женщину, которой необходим тщательный осмотр.

— Кто она?

— Ее имя Чарльз Экс Дюнкерк. Она из Сан-Диего.

— Что от меня потребуется?

— Я бы хотел, чтобы вы учли следующее. Во-первых, в разговоре с ней я попрошу вас касаться исключительно медицинской стороны дела. Не расспрашивайте ее о ней самой.

Доктор Уиллмонт бросил в сторону Мейсона пронзительный взгляд:

— Однако не многого ли вы требуете?

— Полагаю, вы найдете это требование разумным, когда увидите больную.

— Вы хотите сказать, я не должен спрашивать, где она живет, замужем ли она и тому подобные вещи?

— Именно. Если вы зададите ей хотя бы один личный вопрос, вы можете вызвать у нее целую серию болезненных воспоминаний, которые приведут к нервному срыву. Если вы почувствуете, что она в состоянии это выдержать, пожалуйста, можете спрашивать о чем хотите. Но вся ответственность тогда ляжет на вас.

— Хорошо. Что еще?

— Тщательно и полностью осмотрите ее. Когда закончите, скажите мне в точности все, что обнаружите. Я не хочу, чтобы вы хоть что-нибудь пытались сгладить или смягчить.

— Что вы имеете в виду?

— Если эта женщина в состоянии выдержать визит к окружному прокурору, быть там допрошенной, возможно, арестованной, я бы предпочел разыграть все именно таким образом, если же нет, то мне придется избрать совершенно другую тактику.

— Хорошо, — согласился доктор Уиллмонт, — давайте взглянем на нее. В чем там дело? Нервы?

— Сердце.

— Это, — с облегчением сказал доктор Уиллмонт, — значительно все упростит. Я уже начал опасаться, что вы собираетесь подсунуть мне какую-нибудь беглянку и хотите, чтобы я ее спрятал на время.

— Нет, тут все честно: она действительно больна.

— Хорошо, давайте посмотрим.

Они поднялись в номер миссис Лоули. Мейсон представил ей доктора Уиллмонта.

— Итак, — сказал он, — доктор Уиллмонт вас осмотрит и выпишит нужные лекарства. Он будет задавать вам только те вопросы, которые сочтет безусловно необходимыми.

Доктор Уиллмонт с улыбкой поклонился.

Миссис Лоули протянула Мейсону запечатанный конверт.

— Вот то, что вы просили, — тихо проговорила она.

Мейсон кивнул, принимая конверт, и повернулся к двери.

— Я подожду вас внизу, доктор.

Доктор Уиллмонт появился в холле двадцать пять минут спустя, подошел к Мейсону и сел рядом. Он достал из кармана сигару, отрезал кончик и закурил.

— Постараюсь описать ее состояние как можно понятнее, избегая по возможности медицинских терминов. Среди людей бытует мнение, что заболевания сердца всегда серьезны и быстро ведут к смертельному исходу. Теперь взглянем на все, как это есть на самом деле. Сердце — это орган. Оно состоит из мышц, нервов, клапанов, артерий, сердечной оболочки. Любая из этих составляющих может выйти из строя. Когда это произойдет, мы имеем то, что обычно называют сердечной болезнью, или просто слабым сердцем.

Теперь, не вдаваясь в подробности, я могу сообщить вам следующее: сердце этой женщины носит все следы серьезного заболевания. Я бы сказал, что она перенесла эндокардит, частично восстановилась после болезни, потом испытала сильное нервное потрясение, подвергшее ее сердце серьезной перегрузке; как следствие, выздоровление временно приостановилось и состояние ухудшилось, но при условии надлежащего ухода и лечения утраченное удастся вернуть. Я бы сказал, что она поправится.

— А как насчет нагрузки на сердце, связанной с посещением окружного прокурора и, возможно…

Доктор Уиллмонт, не дав ему договорить, покачал головой.

— Женщину необходимо оставить здесь, в отеле, там, где она находится сейчас. Обеспечьте ей полный покой. Пищу пусть доставляют ей в номер. Постарайтесь ее приободрить. Не позволяйте волноваться. Снабдите ее нужными лекарствами, и через несколько дней ее можно будет перевезти отсюда в другое место. Кстати, Перри, я не спрашивал ее о том, что произошло. Я могу сказать, что она пережила сильный шок, но в конечном итоге это может оказаться для нее благотворным.

— Каким образом?

— Речь идет об определенном состоянии ее психики. Подобные вещи весьма характерны для большинства сердечников. Эта женщина пыталась противостоять болезни, но ее так много и так настойчиво предупреждали об опасности всяческих волнений и переживаний и необходимости соблюдать полный покой, что она на всю оставшуюся жизнь записала себя в инвалиды. Она старалась быть храброй, но подсознательно уверяла себя, что ей уже никогда не поправиться. То, что она смогла вынести все, выпавшее недавно на ее долю, оказалось для нее полной неожиданностью. Это обязательно даст положительный результат, но за ней должен быть надлежащий уход.

— Это все, что я хотел знать. Она останется здесь.

— Кто она? — спросил доктор Уиллмонт.

— Пожалуйста, твердо запомните, доктор, ее зовут миссис Чарльз Экс Дюнкерк из Сан-Диего.

Доктор Уиллмонт кивнул.

— Что вы выяснили насчет Эстер Дилмейер? — поинтересовался Мейсон.

— Это действительно оказался веронал, — ответил доктор Уиллмонт. — Пять гран в середину каждой конфеты.

— Отпечатки пальцев?

— Никаких.

— Какие-нибудь другие зацепки?

— Насколько мне известно, тоже никаких.

— Когда она проснется?

— Может быть, сегодня вечером, может быть, завтра утром, а может быть, проспит и до завтрашнего вечера. Я ни в коем случае не буду торопить события. Пока восстановление ее здоровья проходит прекрасно, и ее теперешнее состояние можно назвать нормальным сном.

— Полагаю, ваша принципиальность сослужит ей хорошую службу. Мне бы очень хотелось с ней поговорить, но теперь, скорее всего, меня ждет неминуемая гибель в давке: я так думаю, полиция и представители окружного прокурора уже расположились бивуаком перед ее палатой.

— Даже хуже этого. Они настаивают на том, что больную необходимо привести в сознание, что следует предпринять героические усилия…

— Вы, я вижу, так не считаете? — перебил его Мейсон.

— Я, — ответил Уиллмонт, весело поглядывая на него, — совершенно определенно, так не считаю. Вам куда? Я на машине. Могу вас подвезти, если хотите.

— Нет, спасибо, мне тут недалеко.

— Я выписал вашей больной несколько рецептов.

— Вы можете отдать их мне. Я оплачу их и отправлю лекарства с мальчишкой наверх.

Мейсон принял рецепты, вышел из холла, проводил доктора Уиллмонта взглядом до его автомобиля и затем направился в гараж, где предъявил талон, получил «купе» миссис Лоули и отогнал его в деловой район города. Там он нашел место на стоянке, тщательно протер руль, дверные ручки, рычаг переключения передач и тыльную поверхность зеркала заднего вида своим носовым платком, потом запер машину и зашагал по улице. Пройдя два квартала, он уронил ключ зажигания в канализационную решетку.

Глава 9

Был уже одиннадцатый час, когда Перри Мейсон открыл дверь своего кабинета. Он повесил шляпу и пальто в шкаф, бросил угрюмое «хэлло» Делле Стрит. Она принесла ему почту.

— Присядь на минутку, Делла. Почта пока подождет. Похоже, я здорово влип.

— Что случилось?

— Я даже не представляю, насколько скверно все это может кончиться. Ты уже читала утренние газеты?

— Да. Вы говорите об убийстве Линка?

— Угу, о нем самом.

— Милдред Фолкнер?

— Нет, ее сестра, Карлотта Лоули.

— Но в газетах ее имя даже не упоминается.

— Полиция еще не решила, стоит ли предпринимать что-либо против нее. С одной стороны, у них сейчас есть Милдред Фолкнер, и они полагают, что у них больше шансов выстроить дело против нее. С другой стороны, они еще многого не знают о Карлотте.

— Но они узнают?

— Да.

— Когда?

— Возможно, сегодня.

— Я считала, что вы представляете интересы мисс Фолкнер.

— Нет. Мне не хотелось браться за ее дело, да и она, я думаю, не очень во мне нуждается.

— А почему вы вдруг стали ей не нужны?

— Потому что она хочет, чтобы я защищал ее сестру. Она очень умна и понимает, что если я возьмусь за это, я буду драться за нее до конца.

— А сестра знает об этом?

— Нет.

— Ну а почему вы считаете, что куда-то влипли?

Мейсон протянул ей свою пачку сигарет. Она покачала головой. Он вытащил одну для себя, чиркнул спичкой о подошву ботинка, закурил и некоторое время сидел, глядя на пламя спички, пока та не погасла. Тогда он произнес:

— Она может оказаться виновной.

— Кто это «она»?

— Одна из них: либо Карлотта, либо Милдред.

— Вы хотите сказать, виновной в убийстве?

— Да.

— Ну и?.. — спросила Делла.

— Видишь ли, я всегда старался защищать клиентов, которые были невиновны. До сих пор мне везло. Я часто рисковал, делая ставку на свою интуицию, и в итоге оказывалось, что я был прав. Косвенные улики могут однозначно говорить: этот человек виновен, но какая-нибудь деталь его поведения, случайный жест, то, как он ответил на очередной вопрос или просто что-то сказал, вдруг заставляет меня поверить в его невиновность. Я берусь за его дело, и все срабатывает как надо. Но я не застрахован от поражений. Процентное соотношение выигранных и проигранных мною дел должно, по всем правилам, быть пятьдесят на пятьдесят. Пока что в судебном гроссбухе все мои дела занесены в графу «кредит». Это удача. На сей раз у меня такое чувство, что положение вещей изменится и «дебет» пустится за мной вдогонку.

— Но, в конечном итоге, так ли это для вас важно? — спросила она.

— Не знаю, — откровенно ответил он. — Я убежден в одном: адвокат не может — знаешь, этак вальяжно — откинуться на спинку кресла и отказаться от ведения дела на том лишь основании, что не уверен в невиновности обратившегося к нему клиента. Всякий человек имеет право на представительство в суде. Его нельзя признать виновным до тех пор, пока двенадцать присяжных не вынесут единогласного вердикта. И со стороны адвоката будет просто-напросто нечестно, если он поставит себя на место присяжных, взвесит улики и скажет: «Нет, я не стану заниматься вашим делом, поскольку считаю вас виновным». Это означало бы, что обвиняемого лишают справедливого суда.

Делла проследила за ним с сочувственным видом.

— Насвистываете в кромешной тьме, чтобы было не так страшно? — спросила она.

Он широко улыбнулся ей:

— Да.

— Я так и подумала.

— Главная проблема здесь в том, — продолжал он, — что у нее слабое сердце. Ей многое пришлось пережить, и моторчик забарахлил. Понадобится довольно длительный период полного покоя, лечения и целый курс восстановительных мероприятий, чтобы оно вернулось в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее норму. Если ее обвинят в совершении преступления, поставят перед Большим жюри и за нее возьмется окружной прокурор или даже если на нее просто устроят охоту репортеры, это будет ее концом.

— Она проиграет дело?

— Она протянет ноги.

— О!

Мейсон помолчал минуту, потом заметил:

— По сути, это будет равносильно смертельному приговору. Когда ты знаешь, что человек умрет в том случае, если ему предъявят обвинение, то… черт побери, этого просто нельзя допускать, вот и все.

— Хорошо, а что же делать?

Мейсон потер пальцами подбородок и нижнюю челюсть.

— Вот мы и подошли к той самой трудной части нашей задачи: что делать. Закон не предусматривает подобной ситуации. Я, вероятно, смог бы обратиться в суд и добиться решения поместить ее в санаторий под наблюдение врача, исключив все посещения, пока врач не даст на них свое разрешение. Но врач будет назначен самим судом. В большей или меньшей степени он будет подвержен влиянию окружного прокурора. Главная же проблема заключается в том, что с той минуты, как я появлюсь в суде, мне придется бороться за каждую мелочь в установленном законом порядке. Я, например, могу представить своего врача, который засвидетельствует, что он обнаружил при осмотре. Окружной прокурор потребует, чтобы другой врач проверил заключение моего. Судья же, скорее всего, захочет повидать ее лично. Ей придется как-то объяснять, что означают эти встречи, процедуры. И она поймет, что ей собираются предъявить обвинение в убийстве, когда она будет достаточно здорова, чтобы… Нет, этот путь для нас неприемлем. Я не могу допустить, чтобы все это дамокловым мечом висело у нее над головой, держа ее в постоянном напряжении.

— Что же тогда вам остается?

— Мне придется взять дело правосудия в свои руки. Я должен буду устроить все так, чтобы они не смогли ее найти.

— А не слишком ли это рискованно, если она им действительно понадобится?

— Как раз это меня и беспокоит. Существует только один способ удержать их в стороне от Карлотты Лоули — и одновременно сделать еще кое-что, что мне нужно.

— А что вам нужно?

— Я хочу, чтобы полиция нашла Роберта Лоули.

— Разве она его не ищет?

— Ищет, но не очень рьяно. Пока что он для них лишь пропавший свидетель, который, скорее всего, исчез, пытаясь избавить себя от лишних забот и неприятностей. Все, что им нужно для дела, полиция может получить и от других свидетелей.

— Так что же вы намерены предпринять?

— Я уже предпринял, — улыбнулся Мейсон. — Сейчас я как бы оглядываюсь назад, чтобы еще раз проверить, насколько правильно мое представление обо всей этой истории. Это похоже на покорение вершины: ты постоянно смотришь вниз, чтобы знать, как высоко поднялся.

— Или как далеко тебе падать?

— И то, и другое, — признался Мейсон.

Последовало недолгое молчание. Затем Делла резко спросила:

— Что ж, вы говорите, что уже начали? Зачем же теперь терзаться сомнениями?

— Я переживаю вовсе не из-за этого.

— А из-за чего?

— Мне придется втянуть в это дело тебя.

— Каким образом?

— Знала бы ты, как мне этого не хочется. Но я не вижу иного способа. Если ты будешь следовать моим указаниям и не станешь задавать вопросов, я смогу оградить тебя от неприятностей, но…

— Я не хочу, чтобы меня ограждали от неприятностей, — нетерпеливо потребовала она. — Сколько раз мне нужно повторять вам, что это и моя работа тоже? Если вы рискуете, я тоже хочу рисковать.

Он покачал головой:

— Нет, Делла, так не пойдет.

— Что я должна делать?

— Следовать инструкциям и не задавать вопросов.

— Что это за инструкции?

— У меня с собой книжка дорожных чеков. На них стоит имя Карлотты Лоули. Потренируйся расписываться ее именем, пока не будет получаться похоже, но не слишком: мне потребуется, чтобы на определенном этапе у кого-нибудь возникли подозрения. Но прежде чем они возникнут, ты должна будешь получить наличными хотя бы по нескольким чекам.

Глаза Деллы выражали предельную сосредоточенность. Боясь пропустить хоть слово, она сидела абсолютно неподвижно, внимательно смотрела на него и слушала.

— Первые чеки ты должна будешь реализовать с изрядной помпой. Тебе придется заехать домой и надеть свое лучшее платье. Затем ты отправишься в ломбард и купишь там подержанную сумку или чемодан; попроси, чтобы они украсили его инициалами «К. Л.». Потом ты заглянешь в какой-нибудь отель, скажешь администратору, что еще не знаешь, будешь ли ты снимать комнату или остановишься у друзей, и пообещаешь выяснить это примерно через полчаса. Затем ты подойдешь к окошечку кассы и попросишь принять дорожный чек на меньшую сумму, у тебя есть и такие. Здесь затруднений возникнуть как будто не должно. Объясни, что ты собираешься снять у них комнату.

Потом ты позвонишь от них по телефону, скажешь администратору, что решила остановиться у друзей, и выйдешь. Проделай это в двух-трех отелях. Затем ты отправишься в универмаг, купишь какую-нибудь мелочь и, расплачиваясь, обменяешь один из мелких чеков. Все это будет нетрудно.

— А когда же начнутся трудности?

— Мне кажется, лучше всего проделать это в универмаге, — задумчиво проговорил Мейсон. — Закажи всякой мелочи долларов на пять и попытайся обменять стодолларовый чек. Кассирша будет предупредительна, но заподозрит неладное. Она захочет взглянуть на твое водительское удостоверение или на что-нибудь еще с фотографией. Ты пороешься в сумочке, посмотришь на кассиршу испуганными глазами и скажешь, что забыла кошелек вместе с водительским удостоверением в женском туалете. Скажи ей, что ты сейчас вернешься. Теперь запомни: отойдя от кассы, ты оглянешься и крикнешь ей: «Там в кошельке больше трехсот долларов».

— Что потом?

— Потом ты уходишь и к кассе уже не возвращаешься. Просто исчезаешь, и все.

— А дорожные чеки?

— Оставишь их у кассирши.

— Я не должна потребовать их назад?

— Нет. Это-то и будет приманкой.

— Как так?

— Кассирша начнет раздумывать, почему ты не вернулась. Ей также будет интересно узнать, зачем ты пыталась разменять чек в сто долларов, чтобы расплатиться за пятидолларовую покупку, когда в кошельке у тебя лежат три сотни наличными. Она начнет присматриваться к твоей подписи чуть более внимательно. В конце концов она вызовет полицию.

— Хорошо. Когда мне начинать?

— Немедленно.

Она подошла к шкафу, оделась, задержалась на секунду перед зеркалом, чтобы припудрить лицо и подкрасить губы.

— О’кей, шеф. Где чеки?

Мейсон улыбнулся.

— Ты забыла спросить меня, не попадешь ли ты в тюрьму.

— Сегодня не мой день задавать вопросы.

Мейсон встал, обнял ее одной рукой за талию и проводил до двери.

— У меня очень скверно на душе, Делла. Если бы был еще кто-нибудь, кому я мог бы доверять…

— Я бы возненавидела вас на всю жизнь, — закончила за него она.

— Если все сорвется, позвони мне, и я…

— Что вы?

— Я тебя вытащу.

— Чтобы сделать это, вам придется пожертвовать планом всей кампании.

Он покачал головой:

— Если ты попадешься, этот план и так превратится в ничто… и я вместе с ним.

— Что ж, значит, я не попадусь.

— Позванивай и сообщай, как идут дела. Я буду волноваться.

— Не переживайте за меня.

— Славная девочка. — Он потрепал ее по плечу.

Ее глаза были очень красноречивы, когда она сверкнула улыбкой ему в ответ. Затем она выскользнула в коридор. Мейсон стоял, прислушиваясь к цоканью ее каблучков по плиткам пола. Его лицо было хмурым и озабоченным. Только когда он услышал, как захлопнулась дверь лифта, он вернулся к своему столу.

В одиннадцать тридцать пять появился Гарри Пивис, и Мейсон попросил девушку, дежурившую в приемной, проводить его к нему в кабинет.

Широкими шагами Пивис подошел к столу. Весь его вид говорил о твердой решимости получить то, за чем он пришел. Адвокат оценивающим взглядом окинул высокую крупную фигуру торговца цветами.

— Как поживаете, мистер Пивис? — сказал он, пожимая ему руку.

Пивис был гладко выбрит, кожа лица матово светилась после массажа, на руках — безукоризненный маникюр. Его костюм выдавал отчаянные попытки портного скрыть покатость плеч, изнуренных в свое время тяжелой работой. Галстук за шесть долларов и дорогая рубашка ручной работы никак не вязались с обветренной, загрубевшей кожей шеи. Сильные узловатые пальцы обхватили руку Мейсона и сдавили ее крепко.

— Присаживайтесь, — пригласил Мейсон.

В манерах Пивиса легко угадывалась привычка этого человека говорить и действовать напрямик, с отвращением отвергая дипломатию и лицемерие.

— Вы знаете, кто я такой, — сказал он, и это был не столько вопрос, сколько утверждение.

— Да, — коротко ответил Мейсон.

— Вы знаете, что мне нужно.

— Да.

— Я получу это?

Крепко сжатый рот Мейсона тронула улыбка.

— Нет.

— Я думаю, что получу.

— Я думаю, что нет.

Пивис достал из кармана сигару, извлек из жилетного карманчика перочинный нож, аккуратно обрезал кончик, затем поднял глаза, посмотрел на Мейсона из-под нависших бровей стального цвета и спросил:

— Хотите одну?

— Нет, спасибо. Я предпочитаю сигареты.

Пивис закурил.

— Не думайте, что я делаю ошибку и недооцениваю вас.

— Спасибо.

— И не повторяйте эту же ошибку, недооценивая меня.

— Не буду.

— Уж постарайтесь. Когда я хочу чего-то, я это получаю. Я никогда не тороплюсь. Я не из тех, кто видит вещь и тут же говорит себе: «Я это хочу» — и пытается немедленно ее заполучить. Я очень долгое время присматриваюсь, прежде чем решаю, что это мне действительно нужно. Когда я принимаю такое решение, я получаю то, что хочу.

— И вот теперь вы захотели «Фолкнер Флауэр Шопс»?

— Я не хочу, чтобы Милдред Фолкнер выходила из дела.

— Вы хотите, чтобы она осталась и работала на вас?

— Не на меня. На корпорацию.

— Но корпорацией хотите управлять вы сами.

— Да.

— Когда миссис Лоули заболела, вы внимательно присматривались к ее мужу. В итоге вы поняли, что можете сыграть на его слабостях, не так ли?

— Я не обязан отвечать на этот вопрос.

— Верно, не обязаны. Мы бы просто сэкономили время, если бы вы ответили.

— Времени у меня достаточно.

— Я полагаю, вы знакомы с Синдлером Коллом? Или вы действовали через Эстер Дилмейер? В ее золотых волосах запутается кто угодно.

— Идите к черту.

Мейсон снял трубку с телефонного аппарата на столе и попросил девушку на коммутаторе соединить его с детективным агентством Дрейка, добавив, что хочет поговорить лично с Полом Дрейком.

Ожидая, пока его соединят, он взглянул на своего посетителя. Пивис сидел с абсолютно непроницаемым лицом. Он словно ничего не слышал, а если и слышал, то не придал значения этому звонку. Задумчиво попыхивая сигарой, он холодно поблескивал из-под мохнатых бровей глубоко посаженными глазами.

Через несколько секунд телефонистка сказала: «Мистер Дрейк у телефона», и в трубке раздался голос Пола.

— Привет, Пол. Это Перри Мейсон. У меня есть для тебя работа.

— Я так и думал, что ты позвонишь, — ответил Дрейк. — Сегодня утром я прочел в газете об убийстве Линка и сразу задал себе вопрос: интересно, собирается ли Перри этим заняться?

— Человек по имени Гарри Пивис, торговец цветами, контролирует большую часть цветочных магазинов города. Он пытается приобрести контрольный пакет акций «Фолкнер Флауэр Шопс». Эти три магазина представляют собой закрытую корпорацию. Одна из основных владелиц акций серьезно заболела и передала свой сертификат мужу. Пивис увидел для себя возможность приобрести этот документ. Я не знаю, был ли он знаком с Линком или с кем-то из его окружения. В сделке, возможно, фигурировали еще два человека: некто Синдлер Колл, проживающий в «Эверглейд Апартментс», номер 209, и некая Эстер Дилмейер, снимающая квартиру в «Молей Армс Апартментс». Кто-то послал Дилмейер коробку отравленных конфет — начинил вероналом. Она съела несколько штук и потеряла сознание. Сейчас она находится в больнице на попечении доктора Уиллмонта. Вероятно, она проспит еще часов двенадцать. У Харви Линка, оказывается, есть компаньон, Клинт Мейгард. Я не знаю, имеет ли Мейгард ко всему этому отношение.

— О’кей, — сказал Дрейк.

— Имена записал?

— Записал.

— Тогда принимайся за работу. Выясни, был ли Пивис знаком с Синдлером Коллом или Эстер Дилмейер. Или он действовал непосредственно через Линка. В любом случае плотно займись Пивисом и установи его причастность к этому делу.

Пивис продолжал курить с каменным выражением лица.

— Что-нибудь еще? — спросил Дрейк.

— Да. Собери по Пивису весь материал, какой только удастся. Если ему есть чего опасаться, я хочу знать, и добудь эти сведения.

— Начинать прямо сейчас? — спросил Дрейк.

— Незамедлительно, — ответил Мейсон и повесил трубку.

Мейсон оттолкнул телефон в сторону и откинулся на спинку кресла, наклонив его назад.

Гарри Пивис закинул ногу на ногу, стряхнул пепел с сигары и сказал:

— Очень впечатляет. Кто-то вполне мог бы разволноваться. Но не я. Этим вы ничего не добьетесь.

— Это всего лишь обычная, можно даже сказать, рутинная работа, — ответил Мейсон. — Я бы никогда не простил себе, если бы начал с чего-то другого.

— Вы, должно быть, думаете, что я круглый идиот, — сказал Пивис безо всякого упрека.

— Я смогу подробнее поговорить с вами на эту тему, когда получу отчет Дрейка.

— Когда вы перестанете дурачиться и будете вести себя как взрослый человек, я начну разговор.

— Хорошо, давайте вести себя как взрослые люди.

— Деньги способны сделать многое, — начал Пивис.

— Вне всякого сомнения.

— Деньги у вас есть, есть они и у меня. Так что тратить их мы можем оба.

— К чему вы клоните?

— Наверное, будет лучше, если мы их сэкономим.

— Почему?

— Вы могли бы найти им лучшее применение. И я тоже. Вы наняли детективов. Я тоже могу нанять их столько же и таких же хороших, как и вы.

— И что же?

— Если говорить коротко, я могу установить, что Милдред Фолкнер ездила вчера к Линку. Она нашла дверь приоткрытой. Войдя в дом, она обнаружила тело. Она обнаружила также сертификат своей корпорации. Решив, что Линк получил его незаконным путем, она взяла этот документ и вышла. И где же в таком случае окажется мисс Фолкнер к тому времени, когда я соберу все доказательства?

— Это ваше личное дело. Вы затеяли этот пикник, так что можете подавать прохладительные.

— Хорошо, я так и сделаю. И она окажется в тюрьме. Ей предъявят обвинение в убийстве, и понадобится, черт побери, человек посметливей меня и вас, чтобы ее оттуда вытащить. Пользы никому из нас это не принесет. Причина, по которой я интересуюсь «Фолкнер Флауэр Шопс», заключается в том, что эти магазины делают деньги, а также в том, что я хочу, чтобы Милдред Фолкнер работала на меня.

— Зачем? — с любопытством спросил Мейсон.

Пивис взглянул ему в глаза и медленно произнес:

— Это еще одно из того, что я хочу.

Мейсон задумчиво смотрел на пресс-папье.

— Вы меня поняли? — спросил Пивис.

— Да.

— Что собираетесь предпринять?

— Пока не знаю.

— А когда вы будете знать?

— Даже не могу вам сказать.

— Хорошо. — Пивис поднялся с кресла. — Я бизнесмен, и вы бизнесмен.

— Один вопрос, — остановил его Мейсон.

— Да?

— Милдред Фолкнер знает о том, чего вы хотите на самом деле?

Мейсон почти физически ощутил упершийся в него взгляд голубовато-зеленых глаз.

— Нет, — с нажимом произнес Пивис. — И она не узнает об этом до тех пор, пока я сам не буду готов ей об этом сообщить. Я сам выберу время и способ. Вам я сказал об этом только для того, чтобы вы уяснили себе мою позицию в этом деле.

— Спасибо, что заглянули, — с доброжелательным видом кивнул Мейсон.

— Номер моего телефона есть в книге, — заметил Пивис. Он направился к двери, потом повернулся и тяжело посмотрел на адвоката. — Утверждать не берусь, — заговорил он спокойным, ровным тоном, — но может так выйти, что у нас с вами договориться не получится и начнутся всякие неприятности. Если дело дойдет до драки, будьте уверены, она не будет похожа ни на одну из тех, в которых вам доводилось участвовать. До свидания.

— До свидания.

В двенадцать тридцать пять позвонила Делла Стрит.

— Хэлло, шеф. Звоню из телефонной будки в отеле. Только что получила сто долларов по чеку.

— Возникли сложности?

— Никаких.

— Я закажу завтрак сюда, в кабинет. Буду у телефона постоянно. Если попадешь в переделку, звони немедленно. Я не выйду отсюда ни при каких обстоятельствах, пока не услышу, что ты благополучно все закончила. Постарайся управиться до трех часов.

— Сколько чеков мне поменять?

— Четыре или пять, затем постарайся, чтобы очередная кассирша заподозрила подлог.

— О’кей. Буду держать вас в курсе.

Мейсон позвонил в ресторан и заказал сандвичи и кофе.

В час тридцать Делла позвонила снова:

— Два универмага, по двадцать долларов в каждом. Так, я готова сыграть по-крупному.

— Давай. Жду тебя здесь.

Мейсон позвонил на коммутатор и передал телефонистке следующее:

— Сегодня днем я никого не принимаю. Держите мою линию свободной. Я ожидаю звонка от Деллы Стрит. Звонок может оказаться очень важным. Проследите, чтобы она не попала на сигнал «занято».

Он повесил трубку, закурил сигарету, сделал четыре затяжки и выбросил ее в угол. Через тридцать секунд закурил еще одну. Потом встал с кресла и начал мерять шагами кабинет, время от времени поглядывая на часы.

Раздался робкий стук в дверь приемной, и телефонистка с коммутатора, открыв дверь, проскользнула в его кабинет.

— Пришел мистер Мейгард, — виновато сказала она. — Он говорит, что ему необходимо вас видеть, что это крайне важно, что…

— Я не приму его. Возвращайтесь к коммутатору.

Минуту спустя она опять появилась на пороге.

— Мистер Мейгард сказал, чтобы я передала вам вот эту записку.

Девушка почти бегом пересекла кабинет, уронила сложенный лист бумаги на ладонь Мейсону и кинулась к выходу.

Мейсон развернул записку и прочел:

«У вас есть обязательства перед клиентом. Если вы откажетесь немедленно встретиться со мной, это обернется для него большими неприятностями. Подумайте об этом».

Мейсон скомкал бумагу, швырнул ее в корзину, поднял трубку и сказал:

— Он назвал выигрышный номер. Впустите его.

Мейгард оказался плотным лысым человеком с каемкой рыжих волос над ушами и на затылке. Он носил очки и имел тройной подбородок. Мейсон тут же узнал в нем человека в смокинге, входившего на его глазах в квартиру Колла.

— Присаживайтесь, — коротко бросил Мейсон. — Начинайте говорить. Я сейчас занят обдумыванием одного вопроса и не хотел, чтобы меня беспокоили. Предупреждаю сразу, я чертовски нервничаю и в данный момент склонен к раздражительности. Если то, что вы хотите сказать, не очень срочное, лучше подождать.

— Это не может ждать. Полагаю, вы считаете меня подонком.

— Не вводите меня в искушение отвечать на ваш вопрос детально. Начало разговора не окажется для вас благоприятным.

Лицо у Мейгарда было круглое и бледное, как полная луна летним вечером.

— Я понимаю ваши чувства, — сказал он.

— Что вы хотите мне сообщить?

— Я хочу, чтобы вы знали о моем отношении ко всему этому.

— Мне ровным счетом наплевать на то, как вы к этому относитесь.

— Интересы вашего клиента…

— Дальше, — оборвал его Мейсон.

— Линк и я являемся партнерами по «Золотому рогу».

— Вы хотите сказать, являлись.

— Хорошо, являлись. Мы не очень-то ладили друг с другом. Я не имел достаточно денег, чтобы выкупить его долю за ту цену, которую он просил, а свою предлагать не хотел. Это хороший бизнес. Я и понятия не имел, что Линк занимается на стороне подобными вещами.

— Какими вещами?

— Я говорю о Синдлере Колле, Эстер Дилмейер, нечестной игре на скачках, продаже сведений о лошадях и так далее.

— Но с Синдлером Коллом вы тем не менее находились в приятельских отношениях?

— Я впервые в жизни увидел его прошлой ночью — вернее, этим утром, — когда зашел к нему по его просьбе.

— Зачем он пригласил вас?

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить.

— Я вас слушаю.

— Колл полагал, что мы должны действовать сообща. Он сказал, что вы будете защищать убийцу, постараетесь отвести от нее подозрение и…

— Почему вы говорите «от нее»? Почему не «от него»?

— Потому что я думаю, что это была женщина.

— Откуда у вас такая уверенность?

— У меня есть на то свои причины.

— Хорошо, Колл пригласил вас к себе. Он полагал, что я буду представлять в деле убийцу. Ну и что?

— Он говорил, что вы умны и хитры, как дьявол, и постараетесь, чтобы вашего клиента оправдали.

— Это естественно.

— И что с этой целью вы попытаетесь повесить убийство на кого-то другого. Колл, оказывается, давно и с интересом следит за вашими делами. Он утверждает, что вы никогда не пытались просто добиться оправдания для своего клиента. Вы все время старались направить обвинение против кого-то еще. Он сказал, что это слишком часто вам удавалось. По его мнению, вы сначала выбирали себе подходящую жертву, а потом перетягивали присяжных на свою сторону.

— И он вызвал вас в такой час, просто чтобы побеседовать о своих умозаключениях?

— Нет, он предложил мне предпринять некоторые совместные шаги, чтобы обезопасить себя.

— Другими словами, чтобы я не мог обвинить в убийстве вас или его?

— Именно.

— Что ж, это, кстати, идея. Спасибо, что подсказали мне ее.

— Пожалуйста, — ответил Мейгард, чуть заметно улыбнувшись.

— Итак, после вашей конференции с Коллом вы приходите ко мне. Почему?

— Потому что я решил, что вы должны быть в курсе того, что делает Колл. Он хотел, чтобы я дал ему алиби, и тогда он даст алиби мне. Мы присягнем, что были вместе.

— Но вы решили не иметь с ним никаких дел?

— Совершенно верно.

— Почему?

— Видите ли, — на этот раз улыбка Мейгарда была гораздо шире, — у меня случайно уже есть алиби.

— А у Колла нет?

— Такого, чтобы выдержало любую проверку, нет.

— А ваше выдержит?

— Непременно.

— Зачем же вы пришли ко мне?

— Мне кое-что нужно от вас.

— Что именно?

— Я не дурак, мистер Мейсон. Я знаю, что когда вы начинаете драться по-настоящему, вы вспарываете все сверху донизу. Я знаю, что Линк был замешан в достаточном количестве махинаций. Все и так будет выглядеть грязно, как ни пытайся навести на это глянец. Но вы можете… хм, вы можете представить это вообще сущим злом.

— И вы хотите, чтобы я не так усердствовал?

— Нет, речь не об этом. Но если вы сможете добиться оправдания для своего клиента, не превращая мой бизнес в помойную яму, я буду вам очень признателен.

— Я не стану давать никаких обещаний.

— Я и не жду их от вас.

— А разве полиция не закроет ваше заведение в любом случае?

Тройной подбородок Мейгарда заколыхался, губы растянулись в такой широкой улыбке, что толстые щеки поползли вверх и почти закрыли глаза.

— Предоставьте это мне, мистер Мейсон.

— Я так и сделаю, — ответил Мейсон. — Каковы ваши предложения?

— Я заинтересован в оправдании вашего клиента, не доводя дела до суда.

— Чтобы не было никакой шумихи вокруг «Золотого рога»?

— Совершенно верно.

— Что вы хотите взамен?

— Я хочу, чтобы вы были сдержаннее в беседах с репортерами. Если будет назначено предварительное слушание, я бы хотел, чтобы вы оставили «Золотой рог» в сторонке, насколько это будет возможно.

— Не пойдет, — отрезал Мейсон.

— Подождите минутку, — поспешно проговорил Мейгард, поднимая пухлый палец. — Есть одна поправка, которую вы не дали мне сделать. Я хочу, чтобы вы оставили «Золотой рог» в стороне, насколько это возможно, при условии, что это будет отвечать интересам вашего клиента.

— Это другое дело.

— Я так и подумал, что вы поймете.

— Я абсолютно ничем не стану себя связывать, Мейгард. Я не даю вам никаких обещаний. Я не…

Мейгард прервал его, подняв руку и покачивая ладонью так, словно хотел затолкать слова в рот адвокату.

— Ну погодите минутку, мистер Мейсон. Что вы сразу рвете на себе рубашку. Если интересы вашего клиента потребуют, чтобы вы меня не поджаривали, вы не станете этого делать. Я ведь прав, не так ли?

— Мой клиент всегда будет стоять на первом месте.

— Значит, вы согласны?

— Да.

— Хорошо. Я буду держать вас в курсе всего, что происходит. Я постараюсь передать вам достаточно информации, чтобы вы поняли, насколько я могу оказаться полезным. Я буду заглядывать сюда и сообщать последние новости сразу же, как только они будут ко мне поступать, — до тех пор, пока вы не начнете вскрывать грязные махинации «Золотого рога». Итак, вы не даете мне никаких обещаний, не берете на себя никаких обязательств. Вы можете поступать, как сочтете нужным, и смешать меня с грязью в любой момент, но в ту минуту, когда вы это сделаете, перестанете получать от меня какие бы то ни было сведения.

— Давайте начнем прямо сейчас, — предложил Мейсон.

— Что вы хотите знать?

— Кое-что о Пивисе. Он действовал через Линка или через Колла?

— Через Синдлера Колла и Эстер Дилмейер. Он знал их обоих и подсадил их к Лоули, чтобы они вытянули из него этот сертификат. Пивис понимал, что Лоули никогда не согласится продать этот документ, если только не окажется загнанным в угол. Вот как раз в угол они и должны были его загнать.

— Им это удалось?

— Да.

— А что это за угол?

— Я не знаю.

— Девушка имеет к этому отношение?

— Думаю, да.

— Так, что еще?

— Ну, Лоули, естественно, не стал бы иметь никаких дел лично с Пивисом. Если бы он заподозрил, что за всем этим стоит Пивис, он тут же отправился бы к жене или к Милдред Фолкнер. Он считал, что имеет дело с нанимателем Колла Линком. Ему были нужны деньги. Он предлагал сертификат в качестве обеспечения под ссуду. Линк на это не соглашался. Он настаивал на том, чтобы акции были проданы ему окончательно, но оговаривал при этом, что будет держать сертификат у себя в течение пяти дней и позволит Лоули выкупить его в течение этого времени, если Лоули достанет нужную сумму, как он рассчитывал.

— Стало быть, Лоули рассчитывал крупно заработать?

— Да.

— Каким образом?

— Играя на скачках.

— Но, заполучив сертификат, Линк решил не отдавать его Пивису, кроме как за гораздо большую сумму, нежели та, о которой они договорились сначала?

Какое-то мгновение Мейгард ошеломленно смотрел на Мейсона.

— Как вы это узнали? — спросил он наконец.

— Я просто спрашиваю, — ответил Мейсон.

— Я не могу ответить на этот вопрос — пока не могу.

— Почему?

Мейгард потер руки. Его манеры вдруг стали игриво-благодушными.

— Ну, мистер Мейсон, постарайтесь взглянуть на все моими глазами. Мне вы ничем не обязаны. Зато у вас есть обязательства по отношению к своему клиенту. До тех пор, пока вы соблюдаете интересы своего клиента…

— Вы уже распространялись на эту тему, — прервал его Мейсон. — Нет нужды возвращаться к ней вновь.

— Я просто хотел, чтобы вы посмотрели на все с моей точки зрения. Я окажусь круглым дураком, если сразу сообщу вам слишком много.

— Мы могли бы договориться.

— Не могли бы, — заметил Мейгард. — Я слишком хорошо вас знаю, Мейсон. Вы не пойдете ни на какие соглашения, в которых интересы вашего клиента не будут иметь безоговорочного приоритета. Если бы это было не так, вы были бы болваном. Я не хочу иметь дела с болваном. Я попробовал, что это такое, и с меня хватит.

— Значит, вы намерены выдавать мне информацию небольшими порциями? — спросил Мейсон.

— Именно.

— Я перехитрю вас с этим, Мейгард. Я использую ту информацию, которую вы мне предоставите, а потом пойду кратчайшим путем. К тому времени, когда вы придете сюда в третий раз, я буду уже на два шага впереди вас. И тогда я подниму газетную шумиху вокруг вашего клуба просто из принципа.

— Что ж, придется мне пойти на этот риск.

— Похоже, вас это не слишком беспокоит.

— Нет, не слишком.

— Может быть, расскажете мне о вашем алиби?

Мейгард хохотнул.

— Я уже рассказал о нем полиции. — Он поднялся. — Для первого интервью, мистер Мейсон, вы узнали достаточно. До свидания.

— Когда я увижу вас снова?

— Может быть, завтра, может быть, через неделю; наверное, поэтому я и стал игроком. Я люблю рисковать. Люблю играть в опасные игры.

— Сейчас вы как раз играете в одну такую, — холодно сказал Мейсон.

Грудь Мейгарда мелко затряслась от смеха.

— Конечно, играю, — признал он и с поклоном вышел.

Мейсон немного успокоился. Он закурил сигарету и теперь сидел неподвижно в своем вращающемся кресле, разглядывая узор на ковре и размышляя. Через минуту-другую он улыбнулся.

улыбка становилась все шире и закончилась негромким смехом.

Зазвонил телефон. Мейсон тут же ожил, его рука метнулась к трубке.

— Алло, — сказал он, еще не успев поднести трубку к уху.

Он услышал звенящий от возбуждения голос Деллы Стрит:

— Шеф, получилось. Полиция меня уже ищет.

— Быстро поднимайся в контору.

— Лечу, — бросила она и повесила трубку.

Он начал ждать, расхаживая взад-вперед по кабинету и нервно затягиваясь сигаретой. Услышав в коридоре ее торопливые шаги, он распахнул дверь, обнял ее обеими руками, прижал к себе и нежно похлопал по плечу.

— Я не должен был этого делать, — проговорил он.

Делла чуть-чуть отстранилась, чтобы иметь возможность поднять голову и заглянуть ему в глаза:

— Боже праведный, что случилось?

— То, что я иногда рискую, — это нормально, — сказал он, — но я и представить себе не мог, что мне придется пережить, послав тебя на передовую. Я больше никогда не сделаю ничего подобного.

— Трус, — шепнула она, улыбаясь, и ее губы приоткрылись.

Он целовал ее нежно, потом жадно, потом неожиданно отпустил ее, быстро подошел к столу и сказал:

— В этом моя беда, Делла. Когда я работаю над каким-нибудь делом, я подчиняю ему решительно все. Я не вижу ничего, кроме единственной цели. Это как гипноз. Мне совершенно безразличны последствия. Я жду только результатов.

— Но это же замечательно: быть именно таким, — сказала она, снимая маленькую шляпку с узкими полями, которую носила, кокетливо сдвинув набок; внимательно рассмотрев себя в зеркало, она спокойно коснулась губ помадой.

— Расскажи мне, как все это было.

— Рассказывать почти нечего. С отелями все было ясно заранее. В универмагах все тоже закончилось без особых проблем. Затем я подошла к основной части программы — и вот тут наш сценарий не сработал.

— Почему?

— Не знаю. Я сказала кассирше, что хочу обменять чек, и протянула книжку в окошечко. Кассирша лишь мельком взглянула на нее и сразу посмотрела на меня. Ее правая рука как бы между делом скользнула в сторону. Я заметила движение плеча, словно она нажала на кнопку. Мне она сказала: «Хорошо, миссис Лоули, распишитесь вот здесь».

Глаза Мейсона заблестели.

— Как ты поступила?

— Я сказала: «О, я забыла свою авторучку», схватила чековую книжку и зашагала прочь. Кассирша крикнула мне вдогонку, что у нее есть ручка, но я притворилась, что ничего не слышала.

Я спустилась вниз на лифте. Мне казалось, что он никогда не доедет. На первом этаже все пришло в движение. Два человека бежали к лифту. Я увидела, как один из них распахнул пальто и показал лифтеру звезду. Он сказал: «Я полицейский. Доставьте меня к кассе, быстро».

— Тебе когда-нибудь случалось поджигать траву ивидеть, как огонь вырывается из-под твоего контроля? — спросил он.

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Это дает сильнейшее ощущение полного и неожиданного бессилия. Ты собираешься спалить небольшой островок сухой травы. Подносишь спичку, и в следующий момент весь склон холма охвачен пламенем. Ты, как сумасшедший, бегаешь туда-сюда по краю, пытаясь затоптать огонь, но он только смеется тебе в ответ.

— Какое отношение это имеет к тому, что произошло в универмаге?

— Ты когда-нибудь встречалась с лейтенантом Трэггом?

— Нет.

— Чуть пониже меня ростом, примерно моего возраста, черные вьющиеся волосы, носит серый двубортный пиджак, нос большой, правильной формы и с тонкими ноздрями; когда бывает возбужден, имеет привычку откидывать голову назад так, что ноздри…

— Так вот кто это был! — воскликнула она.

Мейсон вздохнул.

— Я становлюсь неповоротлив, — досадливо проговорил он. — Я попытался развести небольшой костер, чтобы скрыть в его дыму человека, оказавшегося на видном месте, а огонь чуть не сжег меня самого.

— О чем вы говорите?

— Разве ты не поняла, чего я добивался, Делла?

— Вы пытались внушить им мысль, что Карлотту Лоули ограбили.

— Не ограбили. Убили.

Она широко раскрыла глаза.

— Это логично. Ее мужа привязывало к ней только одно — деньги. Она его любила, но сама была для него просто жизненным удобством, талоном на еду, источником дохода. Милдред не зря всегда терпеть его не могла. Вероятно, болезнь жены он воспринял как Божий дар. Он считал, что это даст ему возможность проявить себя, доказать Милдред, что он тоже может быть оборотистым бизнесменом, надежным стражем собственности жены, преданным хранителем ее доходов и сбережений. Однако дело у него не пошло. Видимо, он сразу же потерял ощутимую сумму. Такую потерю практически нельзя предвидеть, это может случиться с каждым, но, поскольку его все время подстегивало презрительное отношение к нему Милдред, эта неудача приобрела в его глазах совершенно фантастические масштабы.

Ему оставалось только одно. Он должен был вернуть потерянные деньги. И вернуть их с лихвой. Гонимый собственным нетерпением, он не стал дожидаться, когда представится возможность выгодно поместить капитал. Ему казалось, что потеря должна быть восполнена незамедлительно. И такой способ есть: он должен сыграть и выиграть.

Судя по тому, как далеко он в итоге зашел, первая отчаянная попытка увенчалась успехом. Он действительно сыграл и выиграл. Все было так просто.

— Но вы же его даже не знаете?

— Почему, знаю. Совсем необязательно видеть человека, заглядывать ему в лицо, пожимать руку, слушать, что он говорит, чтобы узнать его. Можно судить о нем по тому, что он делает. Можно видеть его глазами других.

— Но чужой взгляд искажен предубеждением.

— Если ты хорошо знаешь этих людей, то всегда можешь сделать на это поправку. Ты вполне можешь определить, насколько сильна их предвзятость. Только так и удается распутывать дела, Делла. Ты должна научиться видеть вещи их глазами, а это означает, что ты должна иметь сострадание и быть гуманной к преступнику в пределах разумного.

Она кивнула.

— Итак, он выиграл, — продолжал Мейсон, — и он торжествовал. Он не понимал одного: выигрыш сделал его похожим на льва, отведавшего мяса. Пути назад уже не было. Никогда не сможет он забыть вкуса победы. Он опять стал терять деньги. Опять попробовал вернуть их через игру, и на этот раз ему уже так не повезло.

— Ты имеешь в виду игру в рулетку?

— Нет, не это. Вероятнее всего, это была «верная» информация о лошадях. Нашелся друг, в компетентности которого Лоули уже имел возможность убедиться, знавший, совершенно очевидно, свое дело досконально.

— Синдлер Колл?

— Возможно.

— А затем, я полагаю, с ним просто стали играть в кошки-мышки…

— Он завяз так глубоко, что выход был только один: играть ва-банк. Он поставил и проиграл, потом проиграл еще раз и еще. В конце концов наступил момент, когда он пришел в себя и попытался трезво оценить ситуацию. Впервые он увидел то положение, в котором очутился, в подлинном свете. И вот тогда его поманили настоящим кушем. Тогда-то и всплыла эта «стопроцентная наводка», воспринимаемая всеми «знающими людьми» настолько бесспорным выигрышем, что он был буквально загипнотизирован этим. Но без денег не сыграешь, а за «верное дело», «беспроигрышный вариант» с него потребовали наличные. Итак, ему понадобились деньги. Но Линк отказался одолжить ему эти деньги под дополнительное обеспечение, каким мог служить сертификат. Он, наверное, объяснял свой отказ тем, что ссуда предоставлялась для игры на скачках, что могло возникнуть слишком много всяких сложностей. Вместо ссуды он предложил чтобы Лоули продал ему акции, с возможностью в пятидневный срок выкупить их обратно.

К тому времени Лоули был уже настолько поглощен своими планами вновь превратить потерянные деньги в прибыль, что даже не подумал о возможных последствиях предпринимаемого им шага. В этом и заключается разница между хорошим предпринимателем и плохим. Когда хороший бизнесмен хочет чего-то, он прежде всего тщательно сопоставляет цену, которую ему придется заплатить, и выгоду, которую он получит от этой сделки. По таким правилам, например, играет Пивис. Когда же недалекий человек видит что-то, что ему хочется иметь, он, не задумываясь, жертвует всем, только бы немедленно заполучить эту вещь. Цена для него — лишь препятствие на пути к мгновенному счастью.

— Но при чем же здесь все-таки лейтенант Трэгг?

Мейсон, спохватившись, сделал извиняющийся жест, улыбнулся и сказал:

— Прости. Занявшись восстановлением действий Лоули в их реальной последовательности, пытаясь определить, что он при этом чувствовал, я слишком увлекся… Итак, к чему я веду. В любом случае следующим шагом Лоули — как только он обнаружил, что его обманули, — стало бы… ну, да ты и сама можешь догадаться.

— О чем вы говорите? — спросила она.

— Об убийстве, — просто сказал Мейсон. — Он не сразу остановился бы на этой мысли. Вряд ли это могло быть первым, что пришло ему в голову. Но он стал бы биться о решетку безысходности, сомкнувшуюся вокруг него, как дикий зверь бьется о стальные прутья клетки, надеясь найти хоть какую-нибудь лазейку.

— И поэтому он убил Линка?

— Не Линка, — нетерпеливо заговорил Мейсон. — Линка он стал бы убивать лишь в том случае, если бы крупно выигрывал от этого, то есть смог бы вернуть себе сертификат.

— А он разве не вернул его?

— Если бы вернул, поехал бы прямо домой и дождался бы своей жены со спокойным видом, будто ничего не произошло. Нет, если Лоули убил Линка, он мог это сделать только из мести или чтобы вернуть сертификат. Только это могло быть его главной целью.

— Но ведь акции исчезли.

— Давай разберемся. Если бы Лоули убил Линка из-за акций, они бы пропали из дома последнего. Линк убит. Акции действительно пропали. Но это не обязательно означает, что убийство — дело рук Лоули. Мы должны остерегаться этого ложного вывода. Может быть, Лоули убийца, может быть, нет. Но веду я к тому, что если он не убивал Линка, он стал бы искать себе другую жертву.

— Вы имеете в виду его жену?

— Да.

— Но… Я не понимаю…

— Для него это единственный выход. У его жены по-прежнему оставались деньги, были ведь и другие ценные бумаги. В случае ее смерти Лоули не пришлось бы перед ней отчитываться. Ему не пришлось бы отчитываться и перед Милдред Фолкнер. Смерть жены не вернула бы ему потерянных денег, но позволила бы продолжать играть, и, что самое главное, он сохранил бы свое лицо. Для человека такого типа, как Лоули, нет ничего важнее на свете, чем сохранить свое лицо.

— Но на него обязательно пало бы подозрение. Он оказывается единственным, кто выигрывает…

— Нет, — прервал ее Мейсон. — Как раз в таких вещах подобные люди проявляют дьявольское хитроумие. Видишь ли, обстоятельства сложились для него как нельзя более благоприятно. Он мог совершить идеальное преступление. У его жены было больное сердце. Врачи предупреждали, что любое волнение может оказаться для нее роковым. Лоули достаточно было просто поставить ее перед фактами, рассказать все, что он натворил, она не пережила бы такого ужасного потрясения, и ее смерть наступила бы от естественных причин.

— Вы полагаете, что он решился бы на такое… что любой мужчина мог бы так поступить со своей женой?

— Подобные вещи происходят ежедневно. Жены убивают мужей. Мужья убивают жен. Заметь, Делла, чтобы привести человека к убийству, нужен очень серьезный мотив. Поэтому люди редко убивают тех, с кем мало знакомы. Чем ближе отношения между людьми, тем разрушительнее бывают результаты, когда они портятся. Поэтому, если говорить в целом, женщины чаще убивают своих мужей, чем незнакомцев, и мужчины чаще убивают своих жен, чем кого-то вне семьи.

— Я не знала, что это так, — призналась она.

— Почитай газеты. Господи, да эти семейные убийства стали таким обычным делом, что о них даже перестали писать на первых страницах. Обычно в таких случаях все предельно ясно. Никакой загадки не таят в себе эти мрачные однообразные преступления, совершенные из-за неумения или неспособности сдерживать себя. Муж убивает жену и кончает жизнь самоубийством. Женщина убивает своих детей и выбрасывается в окно.

Делла кивнула.

— Поэтому, — продолжал Мейсон, — я попытался привлечь внимание Трэгга к тому, что, вероятнее всего, могло бы произойти в дальнейшем. Я хотел, чтобы он усвоил одну вещь: кто бы ни убил Линка, жизнь Карлотты Лоули в опасности. Самый лучший способ заставить его прийти к такому выводу — это дать ему понять, что второе убийство уже совершено.

— Зачем? Он не станет оберегать женщину, которая уже мертва?

— Мне и не нужно, чтобы он ее оберегал. Я сам о ней позаботился. Я хотел, чтобы он поднял всю полицию на ноги, нашел Боба Лоули и посадил его за решетку.

— По этой причине вы и отправили меня обменивать чеки?

— Да.

— Чтобы полиция решила, что у Лоули есть сообщница, что он убил жену, забрал ее дорожные чеки, и эта самая сообщница разгуливает теперь по городу и меняет чеки на наличные?

— Именно.

— Что ж, все сработало как надо, шеф, не так ли?

— Все сработало, Делла, просто замечательно. Лейтенант Трэгг уже сидел в засаде и ждал. Видимо, ему все-таки нужна была Карлотта Лоули, и он распорядился, чтобы универмаги… Боже милостивый! — вдруг вскрикнул Мейсон. — Какой же я идиот, что сразу не догадался!

— Что такое, шеф?

— В том магазине, где ты пыталась обменять последний чек, у Карлотты Лоули, вероятно, имелся свой счет. Кассирша, скорее всего, не знала ее в лицо, но видела раньше ее подпись. Лейтенант Трэгг выяснил, в каком универмаге открыт счет, и попросил кассиршу немедленно поставить его в известность, если на этот счет будут записаны новые суммы.

— Да, это прекрасно все объясняет.

— Надевай свою шляпку, Делла. Ты отправляешься путешествовать.

— Куда?

— В разные места. Я не хочу, чтобы лейтенант Трэгг вошел со словами: «Мисс Стрит, не вы ли случайно были той женщиной, которая сегодня днем пыталась обменять дорожный чек, подписавшись именем Карлотты Лоули?»

— Ты думаешь, он может заподозрить?

— Пока нет. Но у него будет подробное описание женщины, предъявившей чек, и он должен появиться в конторе, чтобы увидеться со мной. Поэтому если он увидит тебя, пока описание еще свежо в его памяти, то… он слишком толковый детектив, чтобы не сообразить сразу что к чему.

— Значит, мне придется прятаться? — спросила Делла Стрит, взяв шляпку и надевая ее перед зеркалом.

— Нет. На это мы не можем пойти. Это было бы слишком похоже на бегство, а бегство говорит о признании за собой вины. Нет, Делла, мы сейчас уходим, чтобы снять показания с нескольких человек или поработать над каким-нибудь делом. Ты там останешься, продолжая этим заниматься, а я буду время от времени возвращаться в контору. Таким образом, на месте тебя не будет, но твое отсутствие окажется вполне объяснимым.

Ее глаза сразу загорелись.

— О, вам не придется меня долго уговаривать. У меня в голове крутится десяток мест, где можно замечательно провести время.

— Да, и еще одно, Делла. Если почтальон принесет конверт, посланный из отеля «Клермаунт» и с адресом, написанным моей рукой, не вскрывай его. Будет гораздо лучше, если ты не будешь знать, что находится внутри.

Делла Стрит прищурила глаза.

— Уж не о сертификате ли речь? — спросила она.

— Ты и лейтенант Трэгг, — твердо сказал Мейсон, — начинаете казаться мне чересчур сообразительными.

Глава 10

Делла Стрит, двигаясь быстро и уверенно, как человек, привыкший к порядку во всем, вышла в приемную, чтобы проинструктировать сидевшую там девушку. Перри Мейсон, стоя у стола в пальто и шляпе, без разбора засовывал деловые бумаги в дипломат, который намеревался взять с собой.

Вдруг дверь из приемной распахнулась, в кабинет влетела Делла Стрит, сдернула с головы шляпку, открыв дверь туалета, бросила ее на полку над раковиной, достала из своего шкафчика расческу, щетку и принялась менять прическу.

Набрав полный рот заколок, из-за чего ее речь стала невнятной, она торопливо докладывала:

— Он там… Видел меня в шляпке какие-то секунды… Герти повернулась ко мне, когда он спросил вас… сказал, что должен увидеться с вами немедленно… заявил, что не может ждать… Я изменю внешность, насколько смогу… Мне уже нельзя уходить.

Мейсон наблюдал, как она щеткой выпрямляет кудри, делает пробор посередине, приглаживает волосы по бокам, намочив кончики пальцев под краном.

— Лейтенант Трэгг?

Она кивнула: заколки торчали у нее изо рта во все стороны.

Мейсон медленно снял пальто, повесил его в шкаф, аккуратно надел шляпу на крючок позади Деллы и сказал:

— Его нельзя заставлять ждать.

— Знаю, — пробормотала она. — Я сказала ему, что у вас клиент и вы освободитесь через две-три минуты.

Мейсон выдвинул ящик стола, достал бумаги из дипломата, бросил их туда, закрыл его и ногой задвинул дипломат в ячейку под столом.

Делла пристроила последнюю заколку, с удовольствием разжала губы и оценивающе посмотрела на себя в зеркало.

— Скорее, — поторопил ее Мейсон.

Она молча выскользнула в приемную и тут же вернулась, ведя за собой лейтенанта Трэгга.

— Хэлло, лейтенант, — небрежно приветствовал его Мейсон.

Трэгг не стал тратить время на любезности.

— Мейсон, это все ваших рук дело.

— Моих рук?

— Да.

— О чем вы говорите?

— Вы обвели меня вокруг пальца. А ведь я тогда это заметил. Наверное, это засело где-то у меня в подсознании, но я был слишком занят другим, чтобы повнимательнее к этому присмотреться. Вы поманили меня лакомым кусочком, и я, как глупый щенок, с радостным лаем пустился по ложному следу.

— Присаживайтесь, лейтенант, закуривайте. Мой личный секретарь Делла Стрит.

— Очень приятно, мисс Стрит. — Трэгг взял сигарету, опустился в большое кресло и прикурил от спички, которую зажег для него Мейсон. На его лице появилось несколько смущенное выражение.

— Я все еще не понимаю, о чем вы говорите, — заметил Мейсон.

— Вчера вечером, пока я весь прямо кипел от возбуждения и ни о чем другом думать не мог, обнаружив у Милдред Фолкнер этот револьвер да еще к тому же узнав, как она сумела повернуть дело таким образом, что парафиновый тест не сулил мне никаких результатов, — «ах, я и не думала, что он стрельнет», — так вот, пока я возился со всем этим, вы преспокойно вышли из ее дома и уехали на своей машине. Вы отличный водитель, Мейсон, но, разворачиваясь, вы наделали столько шума: рев мотора, задний ход, передний ход, визг, скрежет.

— Я, должно быть, очень волновался.

— Ну конечно. Просто с ума сходили от беспокойства. Всякий раз, когда Перри Мейсон не может с первого раза включить нужную скорость в машине, нас всех ждет долгий холодный день. Вам известно, почему шеф убрал Голкомба из отдела по расследованию убийств и посадил туда меня?

— Нет. А почему?

— Он устал смотреть, как вы приходите в суд и начинаете доставать кролика за кроликом из своей шляпы. Моей задачей было несколько поубавить их число, что никак не удавалось Голкомбу.

— Я бы не сказал, что задача кажется мне исключительно сложной.

— Пожалуй, если только впредь я не буду давать посторонним вещам отвлекать меня, когда вы готовите очередной номер из серии «ловкость рук», — уныло произнес Трэгг.

— Я все никак не пойму, о чем вы толкуете.

Трэгг даже не стал отрывать взгляда от кончика сигареты.

— Карлотта Лоули, — сказал он.

— Что с ней такое?

— Она подъехала к дому сестры. Вы услышали шум машины и догадались, кто это мог быть. Я был слишком занят, выуживая из Милдред Фолкнер неосторожные признания. Вы вышли на улицу и увели весь мешок с подарками прямо из-под моего носа.

— И что я, по-вашему, сделал? — спросил Мейсон.

— Вы сказали Карлотте Лоули, что я нахожусь в доме, что все складывается для нее не очень хорошо, что вам удалось договориться с Милдред Фолкнер и она попытается какое-то время отвлекать наше внимание на себя. Эта идея со «случайным выстрелом» была просто шедевром.

— Этот револьвер в самом деле оказался орудием преступления?

— Да, в Линка стреляли из него.

— Вы знаете, где она его подобрала или как он к ней попал?

— Конечно. Она взяла его у Карлотты.

— Это слова самой мисс Фолкнер?

— Естественно, нет. Мисс Фолкнер хочет казаться более виновной, чем стоило бы, будь она виновна на самом деле. Это у нее получается слишком хорошо. Она переигрывает. Она выгораживает сестру, уводя полицию за собой, то есть по ложному следу.

— Вы, похоже, весьма высокого мнения о ее умственных способностях, — заметил Мейсон.

Трэгг посмотрел ему в глаза.

— Чертовски высокого. В голове у нее как раз то, что должно там быть, будьте уверены.

— Но вы не считаете, что это она убила Линка?

— Нет. Теперь не считаю.

— А что явилось причиной такой резкой перемены мнения?

— Синдлер Колл.

— Не давайте ему одурачивать вас, — предупредил Мейсон. — Вчера ночью он посылал за Мейгардом. Он предлагал дать ему алиби, если Мейгард сделает то же самое для него. По его мнению, они…

— Знаю, знаю, — перебил его Трэгг. — Мейгард отказался, потому что у него уже было алиби. Колл напуган до полусмерти. Ему кажется, что полиция подставит его как убийцу, если не отыщется более перспективный кандидат. Я веду себя так, словно считаю этот вариант вполне возможным. Эта игра в кошки-мышки сводит его с ума. Чтобы спасти свою шею от петли, он наизнанку выворачивается, пытаясь найти того, кто действительно это сделал.

— Я бы не стал ему доверять, — настаивал Мейсон. — Все, что он выкопает, вероятнее всего, окажется липой.

— Пока что он выкопал миссис Рокэуэй, — сообщил Трэгг.

— Кто она?

— Она и ее муж содержат станцию техобслуживания и небольшой бакалейный магазинчик у въезда в Лиловый Каньон.

— И что она рассказывает?

— Вчера, где-то около полуночи, к ним заехала женщина. Она очень нервничала, и губы у нее отливали синевой. Женщина задала несколько вопросов об улицах в Лиловом Каньоне, где какие начинаются, где кончаются, спросила, не знают ли они, где живет мистер Хорвик и где можно найти мистера Смита, который продавал свой дом, стоящий совсем рядом с виллой мистера Линка.

Трэгг замолчал и пристально посмотрел на Мейсона.

— Продолжайте, — невозмутимо сказал тот.

— Ну, миссис Рокэуэй, конечно, попалась на удочку. Она подробно объяснила, что есть такой Смит, но живет он на самой горе, а это вовсе не рядом с домом мистера Линка, что никакого мистера Хорвика она не знает и слыхом о нем не слыхала, что никакого объявления о продаже дома мистер Смит не давал, по крайней мере ей об этом ничего не известно, что в Каньоне есть дома на продажу, да только про Смитов дом она такое слышит в первый раз.

— Полагаю, к тому времени, как ее вызовут в суд, она будет готова присягнуть, что этой женщиной была Карлотта Лоули.

Трэгг не смог скрыть торжествующей улыбки.

— Не волнуйтесь, Мейсон. Чета Рокэуэев праздновала день рождения. У них в доме находились гости, всего человек десять-двенадцать. Все они имели возможность хорошо рассмотреть ту женщину. Так что это действительно была Карлотта Лоули, можете не сомневаться.

— Ну, конечно, женщина, готовящаяся совершить убийство, заглянет в дом, где празднуют день рождения. Не может же она убить человека, не расспросив предварительно с десяток других о том, где он живет, чтобы они ее получше запомнили. А то как же потом ее сможет найти полиция?

Улыбка на лице Трэгга увяла.

— Что ж, — признал он, — здесь есть загвоздка. Это меня тревожит. Но заметьте, она не просто вошла и прямо спросила, где найти Линка. Она долго ходила вокруг да около и выудила то, что ей нужно, так умело, что не подскажи мне Колл, где следует поискать, им самим никогда и в голову бы не пришло обращаться с этим в полицию. Они могли бы узнать фотографию миссис Лоули в газетах, но не будь Колла, ее фотография могла бы и не появиться.

— Кстати, а как Колл узнал обо всем этом?

— Просто поработал ногами. Он обегал всю округу.

— Я бы не стал придавать этому слишком большого значения, — сказал Мейсон. — В деле об убийстве Линка Колл может вести себя как примерный мальчик, лучший мамин помощник, но вы же не забыли, что была еще попытка отравления, где он остается одним из главных подозреваемых? История с конфетами вполне могла быть делом рук Колла.

— Не беспокойтесь, я доверяю Коллу не больше, чем вы. В деле с конфетами он чист. Коробку послал кто-то из «Золотого рога».

— Почему вы так думаете?

— Оберточная бумага была как раз такая, какую используют в «Золотом роге». Адрес был напечатан на точно таком же листе бумаги, какими пользуется их машинистка. Далее, часть листа с отпечатанным адресом была отрезана и наклеена на посылку как раз клеем, которым пользуются в клубе. Кстати, это очень важный момент. Клей очень твердый, он полностью застыл. Эксперт-химик из нашей лаборатории говорит, что он был нанесен на бумагу более двух суток назад. Понимаете, что это значит? Тот, кто послал конфеты, спланировал и подготовил все заранее и потом только ждал удобного случая.

— И что же это оказался за случай?

— Милдред Фолкнер послала в клуб орхидеи для Эстер Дилмейер. Когда та вынимала их из коробки, карточка упала на пол. Отравитель ее подобрал, положил в коробку с конфетами и свистнул рассыльного.

Мейсон на минуту задумался.

— Звучит не очень убедительно. Вы нашли рассыльного?

— О да. Это было нетрудно. В час пик какая-то женщина подошла к стойке в помещении, где работает служба доставки, в театральном районе, положила на стойку коробку и вышла. К коробке была приколота записка «Пожалуйста, отправьте» и двухдолларовая банкнота. Очевидно, отравительница подождала снаружи. Через окно она могла убедиться, что клерк, отвечающий за доставку, принял ее посылку.

— Есть какое-нибудь описание? — спросил Мейсон.

— Никакого абсолютно. Это произошло в то время, когда у них все буквально завалено посылками для вечерней доставки. Клерк помнит только, что это была женщина.

— Или мужчина, переодетый в женское платье.

— Маловероятно. Мне кажется, это женское преступление. Да и яд — больше женское оружие. Мужчина воспользовался бы пистолетом, ножом или дубинкой.

— Отпечатки пальцев?

— Только Эстер Дилмейер. Преступница была в перчатках.

— Вы уверены, что бумага действительно идентична той, которой пользуются в «Золотом роге»?

— Абсолютно. Более того, наклеенная этикетка с адресом была отпечатана на машинке, стоящей в кабинете Линка.

Мейсон нахмурился.

— Чертовски странно, — задумчиво произнес он. — Ведь Эстер Дилмейер могла бы рассказать о карточке и тем самым отвести от Милдред Фолкнер все подозрения.

— Не забывайте, что Эстер должна была уснуть и никогда больше не проснуться.

— Да, видимо, преступник так и рассуждал, — согласился Мейсон, но по его голосу было видно, что сомнение осталось. — Какое-то неуклюжее получается преступление, и вместе с тем оно не… Линк мог бы проделать это очень легко.

— Ну, я лично думаю, что убийство для нас сейчас важнее. Мы знаем, что конфеты были посланы женщиной, имеющей доступ во все помещения «Золотого рога». Она не разбирается в ядах, ненавидит Эстер Дилмейер и находилась в клубе, когда той принесли орхидеи от мисс Фолкнер. Вложенная в орхидеи карточка выпала. Возможно, Эстер этого не заметила. Эта женщина ее подобрала. Когда Эстер проснется, она сможет многое здесь прояснить. Тем временем я хочу разобраться с убийством.

— Что ж, не стану вас задерживать.

— Вы меня ничуть не задерживаете, — сказал Трэгг улыбаясь. — Наш разговор с вами еще только начинается. Пока это была так, разминка. У меня есть и другие вопросы.

— Что ж, спрашивайте, — вздохнул Мейсон. — Располагайте моим временем свободно. Когда вы уйдете, мне решительно нечем будет заняться. Всего-то и дел что приготовить справку о социальном обеспечении, набросать представление на выплату компенсации по страховому полису для одного рабочего и собрать некоторую информацию, касающуюся моего подоходного налога, которая вдруг понадобилась правительству. Потом я напишу статью по проблеме того же социального обеспечения, а там и домой пора. Как жаль, что некому убедить правительство в том, что отрезаемый от моих доходов кусок был бы значительно крупнее, представь оно мне возможность хоть немного поработать на себя.

Трэгг рассмеялся.

— Из тех сведений, которые мне удалось собрать, — начал он, — я заключил, что миссис Лоули пустилась в бега. По моим расчетам, у нее вряд ли было достаточно времени, чтобы взять с собой все необходимое. Я был уверен, что она побоится возвращаться домой и поэтому попробует просто купить то, что ей еще понадобится из одежды. В ее положении она могла либо пойти в банк и обменять чек на наличные, либо заглянуть в тот универмаг, где ей открыт кредит. Сегодня рано утром я разыскал ее банк и этот универмаг и поставил по человеку и там и там. Теперь слушайте, совсем недавно в этом самом универмаге появилась женщина, но вместо того, чтобы купить что-нибудь и записать покупку на имя Карлотты Лоули, как она должна была бы сделать в моем представлении, она направилась прямиком в кассу и попросила обменять ей дорожный чек. Кассирша дала условный сигнал, по которому мой человек бросился наверх, к кассе. Случайно я тоже оказался в это время в магазине. Но женщина каким-то образом почувствовала ловушку и исчезла. Так вот, Мейсон, сейчас я вам скажу нечто важное. Эта женщина была не Карлотта Лоули.

— Вы уверены? — спросил Мейсон, избегая смотреть в сторону Деллы Стрит.

— Да. Ее описание ни в чем не совпадает с описанием миссис Лоули. Миссис Лоули старше, имеет больное сердце, двигается медленно и немного робко. Женщина, которую видели в магазине, молода, привлекательна, обладает живым умом, двигается быстро и уверенно и держится всегда начеку.

— Вот уж действительно, — пробормотал Мейсон.

— Вас, я смотрю, это не очень интересует, — заметил Трэгг.

— А вы считаете, что должно интересовать?

— Должно, — твердо сказал Трэгг. — Боб Лоули убил свою жену.

— Я вас не понимаю, лейтенант.

— У его жены, очевидно, была книжка дорожных чеков, которую она постоянно носила в сумочке. Это удобно: если ей вдруг нужны были деньги, по этим чекам она могла получить их где угодно. Тот факт, что теперь чеки находятся в руках другой женщины, выдающей себя за миссис Лоули, достаточно ясно указывает на то, что с Карлоттой Лоули что-то случилось.

— Весьма смелый вывод после единичного случая.

— Видите ли, есть и другие свидетельства.

— Какие?

— Сегодня утром полицейский оштрафовал машину за превышение времени стоянки. Он не поленился взглянуть на регистрационное удостоверение. Это была машина Карлотты Лоули.

— В машине нашли что-нибудь интересное?

— Да. Я приказал снять отпечатки пальцев. Выяснилось, что человек, поставивший машину на стоянку, тщательно их уничтожил.

Мейсон удивленно поднял брови.

— Вы, конечно, понимаете, что это значит. Карлотта никогда не стала бы этого делать.

— Почему?

— Ведь это ее машина. Она зарегистрирована на ее имя. Ей совершенно ни к чему было стирать отпечатки пальцев. Имя-то и так стояло на регистрационном удостоверении.

— А, понимаю.

— Но если бы муж убил ее, вывез тело куда-нибудь за город, бросил его в укромном месте и вернулся на машине назад, он бы обязательно стер свои отпечатки. В последнее время это становится уже чисто механическим делом для всех преступников.

— Да, — кивнул Мейсон с задумчивым видом, — в этом есть своя логика. А что там с алиби Мейгарда? Оно стоящее?

— Мейгард находился вместе с Пивисом с одиннадцати и примерно до без пяти минут двенадцать. Пивис запомнил время потому, что о встрече договорились в десять тридцать, а назначили ее на одиннадцать, что, конечно, довольно необычно. Они проговорили почти до полуночи, потом Мейгард уехал.

— Никто не помнит точного времени?

— Нет. Пивис запомнил, как часы пробили полночь, и ему кажется, что это произошло минут через пять после ухода Мейгарда.

— Во сколько Мейгард прибыл в «Золотой рог»?

— Где-то в четверть первого.

— Когда было совершено убийство?

— Почти ровно в полночь.

— А что Колл?

— Колл в это время пытался найти Боба Лоули. Боб позвонил ему чуть раньше и затрубил отбой с сертификатом.

— Он нашел Боба?

— Нет.

— Почему не предположить, что эти поиски привели его в Лиловый Каньон?

— Простите, Мейсон, но вам не удастся заставить меня подозревать этого человека. Слишком многое указывает в ином направлении. К тому же, если бы это сделал Колл, он бы придумал более благоприятное для себя объяснение того, чем он занимался во время убийства.

Мейсон покачал головой несколько секунд, потом сказал:

— Он мне не нравится, Трэгг. Я все не могу избавиться от мысли, что он как-то причастен к истории с отравленными конфетами. У него мог быть помощник — вернее, помощница. Такой человек, как Колл, скорее всего, действовал бы через женщину.

— Я и не снимаю с него всех подозрений, — ответил Трэгг. — Я его просто использую.

— Сколько времени понадобилось бы Мейгарду, чтобы добраться до Лилового Каньона оттуда, где он встречался с Пивисом, и сколько времени заняло бы это у Колла?

— От дома Пивиса до дома Линка — шесть с половиной минут. Из квартиры Колла — пятнадцать. Время я засекал по секундомеру.

— А сколько от дома Пивиса до «Золотого рога»?

— Двадцать одна минута.

Зазвонил телефон. Делла Стрит сняла трубку:

— Алло… Да… — Она быстро взглянула на Перри Мейсона и сказала в трубку:

— Думаю, он захочет поговорить с вами лично. Подождите у телефона, пожалуйста.

Она многозначительно посмотрела на Мейсона и пододвинула к нему аппарат.

— Алло, — сказал Мейсон.

Это была Милдред Фолкнер. Срывающимся от волнения голосом она почти прокричала:

— Мистер Мейсон, мне нужно, чтобы вы немедленно приехали!

— В чем дело?

— Я должна увидеться с вами. Должна! Должна! Я разговаривала с Карлоттой.

— Вот как?

— Да. Она позвонила мне. С ней был Боб… и ее сердце… с ней стало плохо, когда она говорила по телефону. Я слышала, как она судорожно вздохнула, а Боб тут же пробормотал: «О Боже мой!» — и повесил трубку.

— Вы можете удостоверить, — осторожно сказал Мейсон, — личности участвовавших сторон?

— Несомненно. Ее голос я всегда узнаю — и его тоже.

— Где вы сейчас находитесь?

— В цветочном магазине «Бродвей».

— В данный момент я занят, но я освобожусь через несколько минут, если вы меня дождетесь.

— Пожалуйста, быстрее, — попросила она. — Я чувствую, что вы должны знать, где она находится.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Он повесил трубку. Трэгг поднялся.

— Что ж, не буду мешать вам в вашей работе, Мейсон.

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

— Захвати свою книгу для записей, Делла.

— Похоже, вы сильно торопитесь, — добродушно пророкотал Трэгг.

— Мы едем составлять завещание, — ответил Мейсон, — и нам нужно успеть приехать вовремя.

Делла шла по коридору рядом с Мейсоном, ее каблуки выстукивали быструю дробь, когда она пыталась подстроиться к его широким шагам.

— Думаете, он заподозрит правду? — спросила она.

— Да, черт его возьми, — бросил Мейсон на ходу. — Я же говорил, этот парень умен.

— Но что он предпримет?

Мейсон нажал кнопку лифта.

— Придет время, подумаем и об этом.

— Я вполне уверена, что не оставила никаких нитей, которые могли бы привести его к вам.

— Это все моя вина, — сокрушенно покачал головой Мейсон. — Я слишком долго имел дело с сержантом Голкомбом и поэтому привык полагаться на бестолковость полицейских. Трэгг быстро соображает. Он живо просчитал, что она может воспользоваться своим кредитом, и поставил там человека. Если бы не твоя реакция…

— Как вы думаете, а здесь у него есть свой человек, который будет следить за вами? — спросила Делла, когда они вышли в холл.

— В любом случае я не вижу особой разницы. Кто-то обязательно присматривает за Милдред Фолкнер, поэтому, как только мы приедем к ней, Трэггу тут же станет об этом известно.


Лоис Карлинг, стоя за прилавком цветочного магазина, с интересом посмотрела на вошедшую пару и спросила:

— Могу я вам чем-нибудь помочь? Вы хотели бы…

Милдред Фолкнер торопливо вышла из кабинета и бегом бросилась им навстречу. Лоис Карлинг отступила на шаг, разглядывая всех троих с плохо скрываемым любопытством.

— Немедленно отвезите меня к ней, мистер Мейсон, — потребовала Милдред Фолкнер, проводив их в кабинет. — Вы должны это сделать.

— Ваш телефон, возможно, прослушивается. Делла сходи в аптеку на углу и позвони в отель «Клермаунт». Попроси соединить с миссис Дюнкерк. Когда она возьмет трубку, представься и спроси, не звонила ли она недавно своей сестре.

— Да звонила же, говорю вам, звонила, — настаивала Милдред. — Ее голос я никогда и ни с чьим не спутаю.

— Просто проверь, — сказал Мейсон Делле.

Она быстро прошла через магазин и исчезла за дверью. Мейсон с интересом разглядывал ряды горшочков с цветами сквозь прозрачные стены кабинета.

— Это создает определенную атмосферу, — пояснила Милдред. — Мы выполняем заказы…

— Насколько звуконепроницаемо это стекло?

— О, вы можете говорить совершенно свободно.

— Я заметил, что мы, кажется, очень заинтересовали девушку за прилавком.

— С ней все в порядке! Просто она немного любопытна.

— Она дружила с девушкой, которая работала здесь до нее, — я имею в виду ту, которой вы выделили пять процентов акций?

— Да.

— А после ее замужества они встречались?

— Они большие подруги.

— Значит, она, вероятно, знакома с Пивисом?

— Конечно. С Пивисом она познакомилась еще до того, как начала работать у нас. Он все пытался узнать от нее побольше, о том, как у нас идут дела. Приносил ей конфеты, комплименты говорил, да только все напрасно. Он такой простой, наивный — и опасный. А эта девушка — она слишком хороша для этой работы, только и всего.

— Я не хочу ехать к вашей сестре, пока не узнаю побольше об этой истории со звонком. Я опасаюсь ловушки. Лейтенант Трэгг очень умен.

— Но ради всех святых… Я знаю голос своей родной сестры. Я слышала.

Она вдруг замолчала, увидев, как дверь открылась и Гарри Пивис в сопровождении узкоплечего человека в броском костюме и с острым личиком, напоминающим мордочку горностая, вошел в магазин и быстро направился к кабинету.

— Это Пивис. Он…

— Знаю, — прервал ее Мейсон.

Пивис подошел к двери кабинета, открыл ее и, войдя, сказал:

— Мне жаль, что приходится это делать, Милдред.

Он повернулся к маленькому нервному человечку, вставшему сбоку от него.

— Это она.

Рассыльный выступил вперед:

— Милдред Фолкнер, как президенту корпорации «Фолкнер Флауэр Шопс», я вручаю вам эту жалобу, судебную повестку, требование предоставить объяснение в суде и предварительное запретительное и ограничительное постановление.

Милдред непроизвольно подалась назад.

— Не бойтесь и берите, — проинструктировал ее Мейсон и, повернувшись к Пивису, спросил:

— Какой иск вы предъявляете?

— Гражданский иск, — ответил Пивис, наблюдая за лицом Милдред. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще появился с этим сертификатом, прежде чем я смогу заявить свои претензии.

— В чем заключаются ваши претензии? — спросил Мейсон, в то время как Милдред Фолкнер неуверенно протянула руку, чтобы принять документы, которые нервный человечек с блестящими глазами протягивал ей.

Судебный чиновник оживленно затораторил:

— Официальное заявление об утере или уничтожении удостоверения на владение акциями и требование о выдаче нового документа взамен утраченного; гарантийное письмо, защищающее корпорацию и всех ее служащих от любой правовой ответственности в случае предъявления оригинала указанного сертификата с надлежащим образом оформленной передаточной надписью; судебная повестка и требование предоставить объяснения по делу, которые должны будут возвращены в суд завтра в два часа пополудни, с сохранением за корпорацией ответчика права отложения дела слушанием по выбору последнего; запретительный судебный приказ, на основании которого корпорации воспрещается передавать свои акции иному лицу, кроме господина Пивиса, до окончания судебного разбирательства. На данный момент это все, мисс Фолкнер.

Милдред Фолкнер, казалось, совершенно растерялась под этим градом юридических терминов.

— Звучит запутанно, но вы не волнуйтесь, все это не так страшно, — успокоил ее Мейсон.

— Все, в сущности, просто, — объяснил Пивис. — Этот пакет акций принадлежит мне. С сертификатом что-то произошло. Человек, который сохранял его для меня, был убит. Документ, судя по всему, исчез.

— Этот человек являлся агентом? — спросил Мейсон.

— Прочтите бумаги, которые вам только что вручили.

— Гарри Пивис, — вдруг с возмущением заговорила Милдред Фолкнер, — вы стоите здесь и признаете при всех, что наняли профессиональных игроков с целью заманить моего зятя.

— Я никого не нанимал и никого никуда не заманивал, — решительно возразил Пивис. — Мне стало известно, что Лоули начал играть на скачках, влез в долги и сорит деньгами направо и налево. Я узнал, что он решил еще раз поставить на карту все, что ему доверила ваша сестра, чтобы выбраться из финансового тупика, в котором очутился. В этот раз он должен был выиграть кучу денег, но это только позволило бы ему играть и дальше. Я понимал, что рано или поздно ему придется снова заложить сертификат и какой-нибудь счастливчик заполучит эти акции. Я решил, что этим счастливчиком вполне могу быть и я.

— Вы расставляли ловушки, — гневно бросила ему Милдред.

— Ладно, думайте что хотите, — ответил Пивис. — Я нацепил наживку на крючок, но его никто не заставлял ее проглатывать.

Мейсон, взглянув в направлении входной двери, увидел, что Делла Стрит возвращается.

— Хорошо, Пивис, — сказал он, — вы вручили мне повестку и бумаги. Встретимся в суде и там во всем разберемся.

— Мы могли бы как-то уладить этот вопрос до суда?

— Нет! — возмущенно воскликнула Милдред Фолкнер.

Делла Стрит остановилась перед стеклянной дверью, достала из сумочки записную книжку, вырвала оттуда листок, написала на нем несколько слов и вошла в кабинет.

— Добрый день, мисс, — обратился к ней Пивис. — Похоже, я прервал тут заседание целого военного совета.

— Так и есть, — коротко ответила ему Милдред.

Делла протянула сложенный пополам листок из записной книжки Мейсону. Он развернул его и прочел: «Миссис Дюнкерк выехала из отеля. Примерно час назад за ней заезжал какой-то мужчина».

Мейсон передал записку Милдред. Она прочла ее, бросив быстрый взгляд на Мейсона, и отвела глаза.

— Я сожалею, Мейсон, — обратился к адвокату Пивис, — но я пока не могу уйти, потому что еще не закончил.

— Разве нет?

— Я ожидаю еще кое-какие бумаги. А вот и они.

Дверь магазина распахнулась, вошел лейтенант Трэгг; с ним была женщина лет сорока с небольшим.

— Нет, я ошибся, — удивился Пивис. — Я жду рассыльного.

— Что это за бумаги, о которых вы говорили? — поинтересовался Мейсон.

Пивис улыбнулся и покачал головой.

Делла Стрит, незаметно приблизившись к Мейсону, сжала его руку. Почувствовав, с какой силой ухватились за него ее пальцы, Мейсон мельком взглянул на нее с одобряющей улыбкой. Он заметил выражение ее лица и, быстро повернувшись, посмотрел на женщину, которую лейтенант Трэгг провожал к кабинету.

Он увидел высокие скулы, жесткие, тусклые черные волосы и широкий рот с тонкими губами. Глаза смотрели сквозь толстые линзы очков со спокойной уверенностью.

— Кассирша? — спросил Мейсон.

— Да.

— Отсюда есть еще один выход? — спросил он, как бы между делом вставая перед дверью и загораживая Деллу своей фигурой.

Милдред Фолкнер покачала головой.

Пивис с любопытством наблюдал за Мейсоном.

Кабинет находился в глубине магазина. Две из его четырех стен были образованы боковой и задней стенами помещения. Две другие представляли собой деревянную перегородку около метра высотой, от которой до потолка шла легкая застекленная решетка тоже из дерева; каждое стекло было размером примерно двадцать пять на тридцать сантиметров.

Трэгг вышагивал вдоль длинного прилавка с нарочитой неторопливостью. Группа людей, собравшихся в кабинете, казалось, ничуть его не интересовала. В спокойствии, с которым он приближался, было что-то от безжалостного и неутомимого преследования. Ничто не могло бы произвести на человека с нечистой совестью более ужасного, пугающего впечатления, чем этот ровный зловещий ритм его шагов.

Он подошел к двери кабинета и открыл ее, пропуская женщину вперед. Она вошла.

— Хэлло, — добродушно приветствовал Трэгг всю компанию, — похоже, у вас тут намечается небольшая вечеринка.

Никто не проронил в ответ ни слова.

— У меня возник вопрос, который я должен обсудить с Перри Мейсоном, — продолжал Трэгг, — и я…

— Это же та самая женщина!

Изумленный голос кассирши, повышенная интонация ее обвиняющего тона свидетельствовали о том, что лейтенант Трэгг не поделился с ней своими подозрениямиотносительно того, кого они могут здесь встретить.

Мейсон покровительственным жестом обнял Деллу Стрит за плечи, сжав локоть, призвал ее к молчанию и спросил таким голосом, словно говорил о погоде:

— Вы имеете в виду женщину, которая пыталась получить наличными по дорожному чеку? 

— Пусть сама мисс Стрит об этом расскажет, — распорядился Трэгг.

Мейсон покачал головой:

— В этом нет никакой необходимости.

На лице Трэгга появились признаки раздражения.

— Это она, — повторила кассирша, тише на этот раз, но с той же звенящей убежденностью.

— Конечно, она, — согласился Мейсон.

— Боюсь, что если мисс Стрит не сможет удовлетворительно объяснить все происшедшее, я буду вынужден арестовать ее, — заявил Трэгг.

— На каком основании?

— Попытка обмана и подлога.

— Вам бы не мешало побольше читать о законах, лейтенант, чтобы не обжечься.

Трэгг не смог скрыть раздражения в голосе. Он явно надеялся услышать какое-нибудь признание непосредственно от Деллы Стрит.

— Вы довольно известный адвокат, Мейсон. Я же в законах особенно не разбираюсь. Я обыкновенный тупой полицейский. Я вполне допускаю, что где-нибудь в ваших книгах отыщется положение, позволяющее вашему секретарю прийти в магазин, назваться Карлоттой Лоули и подделать ее подпись на чеке, по которому она получает деньги, не нарушая при этом ни одного закона в мире.

— Во-первых, — спокойно возразил Мейсон, — Делла не брала никаких денег. Во-вторых, она не говорила, что ее зовут Карлотта Лоули. Она лишь сказала, что хочет получить наличными по дорожному чеку. Такой вещи, как действительный дорожный чек, выписанный без какого-либо обеспечения, в природе не существует. Вы платите за эти чеки, когда приобретаете их, и деньги остаются на вкладе. И я полагаю, нет ничего противоправного в том, что мисс Стрит подписывается именем Карлотты Лоули.

Мейсон небрежно извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, подписанный миссис Лоули, и протянул документ Трэггу.

Трэгг пробежал его глазами, и на секунду губы его угрюмо сжались в одну узкую линию. Затем в глазах неожиданно засветилось торжество. Он сложил бумагу и сунул ее к себе в карман.

— Хорошо, Мейсон. Я доволен обменом.

— Каким обменом?

— Вы вытащили Деллу Стрит из этой передряги ценой того, что попали в другую сами.

— Каким образом?

— Этот документ, если он не подделан, неопровержимо свидетельствует о том, что вы сегодня утром встречались с Карлоттой Лоули.

— Я в самом деле с ней встречался, — ответил Мейсон. — Тогда она и подписала этот документ.

— Вы понимаете, что это значит?

— Что же?

— Вы оказывали пособничество и подстрекали к преступлению.

— Я не считаю, что она совершила какое-либо преступление.

— Как бы то ни было, она скрывается от правосудия.

— Мне ничего об этом не известно.

Трэгг пытался удержать себя в руках.

— В таком случае я ставлю вас об этом в известность сейчас. Она мне нужна.

— Для чего?

— Я считаю, что она совершила преступление.

— Какое?

— Убийство.

— Это, — сказал Мейсон, — совсем другое дело.

— Вот и прекрасно. А теперь я вас спрашиваю, где она находится?

— Я не думаю, что она в чем-то виновна, — ответил Мейсон, сохраняя полное спокойствие, — но в свете вашего заявления у меня нет иного пути, кроме как сообщить вам, что прошлой ночью, когда вы разговаривали с Милдред Фолкнер, я услышал, как к дому подъехала машина. Я вышел к обочине. Это была Карлотта Лоули. С первого взгляда мне стало ясно, что состояние ее здоровья настоятельнейшим образом требует, чтобы ей была незамедлительно предоставлена возможность отдохнуть и успокоиться, что нервное напряжение при изнурительном ночном допросе в полиции будет стоить ей жизни. Я рекомендовал ей отправиться в отель «Клермаунт», зарегистрироваться там под именем миссис Чарльз Экс Дюнкерк из Сан-Диего и ждать меня, стараясь как можно больше отдыхать до моего прихода.

В глазах лейтенанта Трэгга появилось выражение удивления и недоверия, которое вскоре сменилось настоящим гневом.

— Черт возьми, Мейсон, — прорычал он, — вы что, придумываете эту историю на ходу, чтобы опять заставить меня побегать впустую? Если так, клянусь, я сам выпишу ордер и потащу вас в управление.

— Вы меня никуда не потащите, — раздельно произнес Мейсон с угрозой в голосе.

— Где она сейчас? По-прежнему в отеле?

Мейсон пожал плечами:

— Я сказал вам все, что мне известно. Когда я вошел в этот кабинет, миссис Дюнкерк, насколько мне было известно, еще находилась в отеле «Клермаунт».

Входная дверь снова открылась, и в магазин вошел молодой человек в форменной одежде. Он торопливо приблизился к кабинету.

— Здесь находится мистер Пивис?

— Здесь, — ответил Пивис с ухмылкой.

Юноша протянул ему какие-то документы, которые Пивис, в свою очередь, передал судебному чиновнику. Тот повернулся к Мейсону:

— Мистер Мейсон, я настоящим вручаю вам повестку, предписывающую вам явиться в суд в час, указанный в ограничительном предписании, и дать объяснения по делу Пивиса против «Фолкнер Флауэр Шопс Инкорпорейтед». Данной повесткой вам также предписывается представить в суд любое находящееся в вашем владении или под вашим контролем удостоверение на владение акциями, включая удостоверение на владение акциями корпорации ответчика, выданное некоей Карлотте Фолкнер, в замужестве ставшей миссис Роберт Лоули.

Гнев растворился на лице Трэгга. Он улыбнулся, улыбка становилась все шире, пока наконец не превратилась в откровенную ухмылку. Он одобрительно посмотрел на Пивиса, потом перевел взгляд на Мейсона.

— Надо же, в какую глубокую лужу вы сели!

Он подошел к телефону, снял трубку и набрал номер.

— Говорит лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств. Мне нужна группа для проведения операции. Свяжитесь с сержантом Махоуни. Передайте ему, чтобы он блокировал отель «Клермаунт». Это следует сделать быстро. Пошлите туда пару патрульных машин немедленно. В отеле остановилась некая миссис Дюнкерк из Сан-Диего. Она мне нужна, и нужна очень срочно.

Он с треском опустил трубку на рычаг и повернулся к кассирше:

— Вот и все, мисс Нортон. Вы можете возвращаться к работе.

Он бросил быстрый взгляд в сторону Мейсона. На какую-то секунду торжествующий блеск в его глазах сменился сочувственным выражением.

— Н-да, не повезло, — проговорил он, — но вы сами на это напрашивались.

Затем он толчком распахнул дверь кабинета и почти бегом направился вдоль прилавка к выходу.

Глава 11

Лейтенант Трэгг и детектив Коуплэнд сидели в задней комнате аптеки. Билл Коуплэнд читал журнальчик детективов, который прихватил с газетной стойки. Коуплэнд, полицейский старой закалки, ко всему в жизни относился легко. Он часто говаривал: «Я видел, как приходят одни и уходят другие. Меня чествовали за то, что я их ловил, и разносили в пух и прах за то, что они ускользали у меня из-под носа. Работа есть работа, что толку гонять себя до полусмерти. Увидим преступника, возьмем его, и дело с концом».

Лейтенант Трэгг нервничал. Он часто заглядывал в небольшой квадратик цветного стекла, позволявший фармацевту видеть, что происходит в ярко освещенном магазине. Трэгг внимательно изучал каждого посетителя, а когда в аптеке никого не было, нервно расхаживал по комнате или сверлил взглядом дверь, словно пытался заманить в нее свою жертву с помощью одной только визуальной концентрации.

Фармацевт, упаковывая заказанные пилюли, старался успокоить его:

— Не волнуйтесь, лейтенант, я знаю его в лицо. Если он появится, значит, ему понадобился рецепт. Времени у вас будет больше чем достаточно.

Билл Коуплэнд оторвался от своего журнала и посмотрел на Трэгга с видом потревоженного благодушия — так жующая траву корова смотрит на все, что движется. Казалось, он был совершенно не способен понять, почему его начальник так переживает.

— Черт, я не могу просто сидеть здесь и ждать — и терять время. В конце концов, никто не знает, придет ли он сюда вообще.

Ногтем короткого толстого указательного пальца Коуплэнд отчеркнул в журнале то место, где остановился, и сказал:

— Я и один тут управлюсь, лейтенант. Посадите кого-нибудь к телефону, и через тридцать секунд после того, как я возьму его, вы будете знать об этом.

— Наверное, так я и сделаю, — устало проговорил Трэгг. — Очень уж мне…

Он замолчал, потому что в этот момент в аптеку быстро вошел мужчина в двубортном костюме, синем в розовую полоску, кивнул молодой девушке за сигаретным прилавком, двинувшейся было ему навстречу, и сказал тихим голосом — двое в задней комнате едва могли разобрать слова:

— Мне нужен фармацевт.

— Взгляните, пожалуйста, сюда, — попросил Трэгг фармацевта.

Тот посмотрел в окошечко через плечо Трэгга, затем мягко отодвинул лейтенанта в сторону, чтобы приглядеться получше.

— Это тот, кто вам нужен, — просто сказал он.

Трэгг, затаивший дыхание, протяжно выдохнул. Коуплэнд начал прятать журнал, потом передумал и положил его на угол стола, где выписывали рецепты, обложкой вверх, развернув на той странице, где читал.

Трэгг быстро отдал распоряжения:

— Я выйду незаметно, через боковую дверь. Выдайте ему нужные лекарства без задержки. Не заставляйте его ждать. Как только он пойдет к двери, Билл, ты выйдешь отсюда в магазин и сядешь к нему на хвост. Машина у тебя есть? Я поеду в своей. Со мной впереди и с тобой сзади он как будто не должен никуда деться, но все равно смотри в оба. Как только выяснится, куда он примерно направляется, я ухожу вперед. Если он заметит тебя или поведет себя так, будто заподозрил что-то, просигналь два раза. По твоему сигналу я блокирую его спереди, и мы берем его.

— О’кей, — сказал Коуплэнд.

Фармацевт вышел к прилавку и вернулся через несколько секунд с номером рецепта.

— Это повторная доза сильного сердечного стимулятора. Он торопится, говорит, что это очень срочно.

Коуплэнд поправил галстук, одернул плащ и собрался выходить.

— Если хотите, можете забрать журнал с собой, — предложил фармацевт.

Коуплэнд тут же взял его со стола, свернул в трубку, сунул под мышку слева и, прижав рукой, коротко сказал: «Спасибо». Лейтенант Трэгг выскользнул через боковой вход на аллею, обошел дом и сел в машину, стоявшую перед аптекой.

Ему пришлось ждать не больше двух минут. Посетитель в синем костюме торопливо сел в «бьюик» типа седан и нажал на стартер. Позади него на пороге аптеки появился Коуплэнд с журналом под мышкой. Он подошел к обочине и втиснул свои широкие плечи за руль маленького «купе».

Трэгг отъехал первым. В зеркало заднего вида он наблюдал, как следом за ним тронулся «бьюик», и по тому, как машина села на левую сторону, решил, что водитель повернет налево.

Трэгг включил левый поворот и робко выдвинулся на перекрестке, пропуская встречные машины. В результате этого маневра машина, шедшая сзади, почти уперлась в его бампер, и он увидел, как человек за рулем выставил в окно левую руку. После них Билл Коуплэнд, тащившийся в своем миниатюрном «купе», повернул налево без всякого сигнала.

Боб Лоули ехал быстро. Он несколько раз пытался обогнать автомобиль Трэгга, и наконец Трэгг позволил ему это сделать, вплотную пристроившись к нему сзади. Коуплэнд сориентировался в поменявшейся расстановке и потихоньку трусил позади машины Трэгга.

Трэгг, понаблюдав за человеком в передней машине, понял, что тот и не подозревает о слежке. Проехав по улице еще несколько кварталов, Трэгг сумел опять его обогнать. Вскоре после этого Лоули оторвался от него, круто повернув направо, но Трэгг, продолжая ехать вдоль улицы, заметил, что Коуплэнд не дал добыче ускользнуть, повернув следом.

Трэгг свернул направо на следующем перекрестке, проехал до пересечения с первой улицей, оглядел оба ее конца, не заметил нужных ему машин, проехал вперед еще квартал и увидел «купе» Коуплэнда, стоявшее посередине квартала. Голубого «бьюика» нигде не было видно.

Трэгг резко повернул и проехал по другой стороне улицы, остановившись почти напротив «купе».

Коуплэнд вылез из машины и подошел к нему.

— Не потерял его? — спросил Трэгг, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

— Там он, внутри, — небрежно бросил Коуплэнд.

— Где?

— Вон в том бунгало. Он свернул на подъездную дорожку и поставил машину в гараж. Я остановился метрах в пятнадцати и подождал, чтобы посмотреть, не почуял ли он чего. Судя по всему, нет.

— Куда он пошел?

— В дом. Через боковую дверь.

Миновали те самые четверть часа после заката, когда прохладные синие тени незаметно сливаются с надвигающейся темнотой. То тут, то там в домах зажигались огни. Но окна маленького бунгало продолжали оставаться черными.

— Подойдешь к дому сзади, — начал Трэгг, обращаясь к своему напарнику, — постучишь в дверь и скажешь, что пришел взглянуть на проводку. Представишься электриком с радиостанции, объяснишь, что где-то в этом квартале происходит утечка. Я подойду к парадному выходу и громко позвоню как раз в то время, когда ты будешь с ним разговаривать. Ему придется пойти ко мне. Вероятно, при этом он забудет запереть заднюю дверь. Ты входишь в дом. Если у меня возникнут сложности, хватай его; когда будешь хватать, смотри не промахнись.

— О’кей, — сказал Коуплэнд.

Трэгг дал ему десять секунд форы, затем подошел к погруженному во мрак дому, поднялся на крыльцо и прислушался. Он услышал внутри звук шагов, и ему показалось, что где-то в глубине дома он может различить приглушенный разговор.

Трэгг нажал кнопку звонка, отпустил, через секунду нажал снова — долгие, настойчивые звонки. С той стороны двери послышались шаги. Трэгг отстегнул револьвер в кобуре под мышкой. Он поправлял галстук, когда дверь открылась и Боб Лоули спросил:

— Что вам нужно?

— Вы ведь только что въехали, не так ли?

— Это не ваше дело.

— Ошибаетесь, братец. Я из оценочной комиссии налогового ведомства.

— Что ж, дом обставлен и сдавался вместе с обстановкой. Я не хочу, чтобы меня отвлекали, и…

Трэгг заглянул за спину Лоули и увидел, как Билл Коуплэнд, неслышно ступая, приближается к ним сзади.

— Мне некогда сейчас разговаривать, — решительно оборвал беседу Лоули и начал закрывать дверь.

Трэгг выставил вперед ногу, кивнул Коуплэнду и сказал:

— Хорошо, Лоули, вы арестованы.

Человек отшатнулся, затем, когда Трэгг ринулся в дверь, повернулся, чтобы бежать. И очутился нос к носу с внушительной фигурой Коуплэнда. Коуплэнд сомкнул вокруг него руки, сжав его как в тисках.

— О’кей, лейтенант, — сказал он ровным голосом.

Трэгг вытащил из заднего кармана брюк наручники и, пока Боб тщетно пытался вырваться, щелкнул ими на его запястьях. Почувствовав, как в кожу впилась холодная сталь, Боб Лоули забился в истерике, отчаянно пытаясь освободиться. Трэгг, ухватившись за цепочку наручников, резко дернул ее вниз, и они сжались с такой силой что едва не раздробили арестованному кости. Лоули затих, побледнев от боли и бессильной злобы.

— Давайте без глупостей, Лоули. Где ваша жена?

— Она… в спальне.

— Хорошо. Пойдемте поговорим с ней.

— Что вы собираетесь ей сказать?

— Я хочу задать ей несколько вопросов.

— Этого нельзя делать.

Лоули тяжело дышал после борьбы. Глаза смотрели угрюмо и с вызовом.

— Почему, позвольте спросить?

— Она… ей не со всяким можно разговаривать.

Трэгг на мгновение задумался.

— Я скажу вам, что я собираюсь с вами сделать, Лоули. Я вас отпущу.

На лице Лоули появилась недоверчивая ухмылка.

— Я сниму с вас эти браслеты, — продолжал Трэгг, — и мы поднимемся в спальню. Вы представите Коуплэнда и меня как своих приятелей, с которыми случайно встретились, когда ходили за лекарством. Вы скажете, что я могу помочь вам выпутаться из этой истории, а потом будете тихо стоять рядом и дадите мне с ней поговорить.

— Что я с этого буду иметь?

— Я прослежу, чтобы дело велось справедливо и с вами обходились без всяких грубостей.

— Этого мало.

— Что ж, как хотите. Я предложил вам способ облегчить свою участь. Если придется, могу сделать ее и тяжелее.

— Это как же?

— Сами увидите. В вашем положении не стоит торопиться.

Билл Коуплэнд нагнулся, чтобы подобрать журнал, упавший на пол, когда он принял Лоули в свои объятия. Лоули выругался и изо всей силы пихнул Коуплэнда в лицо. Коуплэнд принял удар плечом, начал выпрямляться, потом раздумал, подобрал журнал и сжал правый кулак.

Трэгг вклинился между ними.

— Не сейчас, Билли. Просто присматривай за ним. Следи, чтобы он вел себя тихо.

Коуплэнд вздохнул, пудовая гиря на правой руке опять превратилась в пальцы. Детектив отряхнул плечо и сказал без злобы:

— О’кей, лейтенант.

Он швырнул Лоули к стене, тот сильно ударился спиной. Трэгг вынул из кармана у Лоули лекарство.

— Что вы собираетесь делать?

— Заткнись, — сказал Коуплэнд, взяв в горсть рубашку Лоули у воротника и повернув руку.

Вторая дверь, которую попробовал Трэгг, пропустила его в спальню. Шторы на окне были задернуты, в комнате было темно. Трэгг какое-то время постоял у самой двери, давая глазам возможность привыкнуть к темноте. До него доносилось прерывистое дыхание. Потом женский голос, задыхаясь, произнес:

— Боб.

— Ваш муж попросил меня срочно передать вам это лекарство.

— Где… где он?

— Ему пришлось заняться одним неожиданно подвернувшимся делом. Он сейчас придет, а меня попросил зайти потому, что, как он говорит, вам необходимо получить эти пилюли без промедления.

— Да… лекарство для экстренных… Вчера вечером я выпила последние.

Трэгг нащупал лампочку рядом с кроватью. Он включил ее и развернул упаковку. Лекарство оказалось двух видов: одно в ампулах — ампулу надо было разбить и вдыхать содержимое; другое в пилюлях. Инструкция предписывала принять сразу две, потом по одной каждые полчаса до шести штук, потом по одной каждые два часа.

Трэгг принес из ванной стакан воды и подал ей вместе с двумя капсулами. Она проглотила их по одной. Там же, в ванной, он нашел полотенце и, отломив кончик, поднес ампулу к ее носу.

Минут пять прошло в полном молчании. Трэгг стоял рядом, наблюдая за женщиной на кровати. Дышалось ей уже легче. Она с трудом улыбнулась ему, и разомкнувшиеся губы бессильно поползли в стороны.

— Это все результат разных забот и неприятностей, — сказала она. — Видимо, я сильно понервничала. Теперь мне лучше. Спасибо.

Трэгг взял стул и пододвинул его к кровати.

— Мне не хочется беспокоить вас, миссис Лоули.

Она посмотрела на него с некоторым удивлением.

— Я должен задать вам несколько вопросов. Я не хочу, чтобы вы перенапрягались.

— Кто вы?

— Я попытаюсь узнать правду о том, что произошло вчера ночью. Я полагаю, вы знаете, что у полиции имеется ордер на арест вашего мужа.

— Я… я не знала.

— Если ваш муж виновен или если виновны вы, — продолжал Трэгг, — я не хочу, чтобы вы что-то говорили. Если вы чувствуете слишком сильную слабость, пожалуйста, не пытайтесь ее преодолеть. Но если вы найдете в себе силы ответить буквально на несколько вопросов, это может очень помочь.

— Помочь кому? — спросила она.

— Вашему мужу, если он невиновен, вашей сестре, вам.

Она кивнула.

— Но, — поспешил добавить Трэгг, — поймите меня правильно: вы не обязаны отвечать на мои вопросы.

Она неуютно пошевелилась на кровати. Из коридора, где Коуплэнд караулил Лоули, донеслись звуки короткой борьбы, сдавленный вскрик, потом все стихло.

— Что там такое? — спросила она.

Трэггу пришлось соображать молниеносно.

— Грузчики вносят какую-то мебель, которую приобрел ваш муж.

— А, — сказала она, откидываясь на подушки и закрывая глаза. — Ему не нужно было ничего покупать. Он просто взрослый мальчишка. Деньги утекают у него, как вода сквозь пальцы.

Кожа на лице у нее была молочно-бледная, но из-под этой бледности просвечивала синева, которую лейтенанту Трэггу уже приходилось видеть, и не раз.

Когда ее дыхание стало ровнее и Трэггу показалось, что она уснула, он встал и на цыпочках вышел в коридор, где оставил Коуплэнда и Лоули. Левый глаз Лоули быстро заплывал.

— Выведите его в машину, Билл, — распорядился Трэгг.

Коуплэнд покрепче взялся за воротник рубашки.

— О’кей, приятель. Слышал, что сказал босс? Шевели ногами.

Лоули уже не помышлял о сопротивлении. Он позволил тихо, без шума отвести себя к машине.

Трэгг вернулся в спальню и присел на стул.

Он просидел так около четверти часа, потом миссис Лоули открыла глаза.

— Я чувствую себя лучше. Вы врач?

— Нет. Я веду расследование.

— Вы хотите сказать, вы частный детектив?

— Я работаю для народа.

Она ненадолго задумалась.

— Так вы из полиции?

— Да.

Она с трудом стала приподниматься, чтобы сесть на кровати.

— Не волнуйтесь, миссис Лоули. Я только хочу узнать правду.

— Чем я могу вам помочь?

— Как получилось, что вы взяли сертификат с места убийства, миссис Лоули?

Она опять открыла глаза.

— Какого убийства?

Трэгг стиснул руки. Он сделал глубокий вдох, поколебался мгновение, потом сказал:

— Мы нашли этот сертификат у мистера Мейсона. Он говорит, что получил его от вас.

Она открыла глаза, закашлялась.

— Он так сказал?

— Да.

— Это была его идея.

— Я знаю. Почему вы взяли его?

— Он принадлежит мне.

— Линк был мертв, когда вы вошли в дом?

— Да.

Ее глаза открылись, потом веки задрожали и снова закрылись.

— Я очень устала, — произнесла она чуть слышно.

— Может быть, вы отдохнете несколько минут, — предложил Трэгг.

— Вы кажетесь мне таким приятным мужчиной, — забормотала она словно во сне. — Таким подтянутым, аккуратным. Я представляла полицейских совсем другими. Вы… симпатичный.

— Отдохните, миссис Лоули.

Он стиснул руки так, что заныли пальцы. На коже выступил пот. Черт побери, он просто выполнял свой долг. Когда распутываешь преступление, приходится играть теми картами, которые у тебя на руках.

— Очень… приятный… джентльмен, — бормотала женщина на кровати.

Глава 12

Выходя из цветочного магазина Милдред Фолкнер, Делла Стрит спросила Мейсона:

— Вы думаете, он с самого начала знал, что это я пыталась обменять чек?

— Он явно рассматривал такую возможность. Мой туз бит, черт бы его побрал!

Они сели в машину Мейсона. Мейсон завел мотор и яростно рванул рычаг переключения передач.

— Как он мог узнать?

— Посидел, поразмыслил, прибавил к двум два. Он понял, что я пытаюсь прикрыть миссис Лоули, пока ситуация не прояснится. Знал и то, что я попытаюсь подставить ему Боба Лоули.

— А если Лоули заговорит, когда Трэгг его найдет?

— Он-то? — с отвращением спросил Мейсон. — Конечно заговорит. Я хорошо знаю эту породу. Сначала он встанет в величественную позу страдальца, громогласно объявит, что он будет делать, а что — нет. Гневно бросит им в лицо, что они могут избить его, привязать к хвосту дикой лошади, но не услышат от него ни слова. Потом он расползется, как каша по тарелке, расскажет все, что знает, и постарается свалить все на жену.

— Почему миссис Лоули выехала из отеля?

— Ты сегодня что-то так и сыплешь вопросами.

Он остановился у перекрестка и подозвал мальчишку, продававшего вечерние газеты.

— Здесь мы найдем ответ на твой последний.

— Вы хотите сказать, что она дала объявление в газету?

— Нет, объявление дал он, подонок!

— Я думала, вы позаботитесь, чтобы ей не давали никаких газет.

— Я сказал ей, чтобы она их не читала. Но давать советы женщине — это все равно что играть в рулетку.

Зажегся зеленый свет. Мейсон протянул мальчишке двадцать пять центов, взял газету и бросил ее на колени Делле.

— Открой страницу с объявлениями, посмотри в разделе «Разное».

Мейсон не спеша двигался вперед в потоке машин, а Делла тем временем изучала газету.

— Ага, вот оно!

— Что там написано?

— «Карла, я с ума схожу от беспокойства за тебя, дражайшая моя. Позвони Грейвью 6-9841 и скажи мне, что с тобой все в порядке. Это единственное, что мне нужно знать. Я смогу справиться с любой бедой, если только у тебя все хорошо».

— Как он подписался?

— «Медовый пончик».

— Проклятая крыса!

Мейсон приметил у обочины свободное пространство, где можно было поставить машину. Он свернул туда, остановился прямо перед пожарным краном и обратился к Делле:

— На углу есть аптека. Позвони в детективное агентство Дрейка. Скажи ему, что нам нужна информация по обладателю телефонного номера Грейвью 6-9841.

— Может быть, я сама смогу это выяснить, если позвоню в…

— Нет, — перебил он ее. — Дрейк специализируется на заданиях такого рода и знает, как к ним подойти.

— Сколько ему на это понадобится?

— Вероятно, не больше пяти — десяти минут.

— Значит, мы поедем отсюда в контору?

— Нет. Сначала мы нанесем визит Синдлеру Коллу.

Делла выскочила из машины, быстрым шагом вошла в аптеку и через несколько минут вернулась.

— Они приступили, — доложила она. — Кстати, Дрейк уже приготовил информацию, которую вы запрашивали сегодня утром. Я застенографировала ее.

— Хорошо, прочтешь мне все это по дороге.

Машина отъехала от обочины. Делла раскрыла записную книжку и принялась расшифровывать разные точки, закорючки и косые линии: «Пивис, энергичный удачливый делец, из тех, кого называют «крутым». Цветочным бизнесом занялся в 1928 году. До этого занимался торговлей спиртным. В те времена у него возникли неприятности с человеком по имени Фрэнк Леклен, который попытался удрать с партией товара. Леклен отправился в больницу с двумя пулями в теле, но держал язык за зубами. Полиции он заявил, что стрелял в себя сам. Пивис навестил его в больнице, нашел ему персональную сиделку и врача. В настоящее время Леклен живет под именем Синдлера Колла.

Эстер Дилмейер, двадцать три года, работает в ночном клубе с игорным домом на втором этаже. У нее пестрая биография. Была уволена с кондитерской фабрики компании «Рокуэй Кэнди» за неподчинение начальству и нарушение внутреннего распорядка — видимо, съедала больше конфет, чем можно было приобрести на ее зарплату. Некоторое время работала в компании по пошиву мужских рубашек «Из Эджаст». Там не удержалась из-за ревнивой жены босса. После этого повстречалась с Ирмой Радин, работавшей в «Золотом роге». Когда-то они вместе работали на кондитерской фабрике. Ирма привезла ее к Линку. Линку она понравилась, и Эстер была принята на работу, получая определенный процент с суммы, на которую ей удавалось «раскручивать» очередного клиента. Ее дружба с Коллом началась около трех месяцев назад. Она им буквально заболела. Последнее время Колл начал остывать к ней. Видимо, у него появилось новое увлечение, но он держит это в большом секрете. Судя по всему, никто не знает, кто эта девушка».

— Пол Дрейк сказал, что на сегодняшний день это все, но его люди продолжают работать. Есть что-нибудь интересное, шеф? То есть — действительно полезное?

— Черт меня возьми, если я знаю, Делла. Все это вполне укладывается в… Оказывается, эта Ирма Радин хорошо ее знает… Вот почему она вела себя так странно, когда Трэгг расспрашивал ее о «Золотом роге». Кстати, думаю, Колл ей тоже далеко не безразличен. Похоже, женщины от этого парня без ума… А, ладно, там посмотрим, — сказал он в ответ на какие-то свои мысли и полностью сосредоточился на движении.

Подъехав к дому, где жил Колл, Мейсон сказал Делле:

— Тебе лучше подождать меня здесь.

Он оставил ее в машине, подошел к двери и нажал кнопку напротив фамилии Колл.

Ответа не последовало.

После нескольких минут безрезультатного ожидания Мейсон позвонил управляющей. Раздался ответный звонок, показывая, что дверь открыта. Мейсон вошел, пересек холл, повернул налево и позвонил в квартиру управляющей. Миссис Фармер открыла дверь и, тотчас узнав его, расплылась в улыбке. Она явно провела не один час в салоне красоты, и ее затянутая в корсет фигура в броском платье разительно отличалась от того зрелища, которое являло предыдущей ночью ее дряблое тело, прикрытое наспех наброшенным халатом.

Мейсон изобразил на лице удивление:

— Вы выглядите… потрясающе!

Ее улыбка была самодовольна почти до глупости.

— О, вы так любезны, — игриво сказала она.

Мейсон от души надеялся, что его вчерашнее появление здесь в компании Трэгга придает ему еще достаточно большой вес в глазах этой дамы.

— Вы не знаете, где Колл?

— Дома его, по-моему, нет.

— Мне тоже так кажется. У него никто не отвечает.

— Если не ошибаюсь, его сегодня весь день не было. Он ушел еще утром, около девяти часов.

— Один?

— Нет. С ним был какой-то мужчина.

— Вы не знаете, куда он направился?

— Нет.

— Я бы хотел взглянуть на его квартиру. Универсальный ключ у вас с собой? — Он постарался, чтобы просьба звучала как нечто само собой разумеющееся, и миссис Фармер даже не колебалась.

Квартира Колла ничем не отличалась от сотен других однокомнатных меблирашек, сдаваемых за умеренную цену. Ничто здесь не указывало на характер или привычки владельца. Мейсон не нашел ничего, что подсказывало бы ему, куда отправился Колл.

— У него убираются? — спросил он.

— Да. Ежедневно.

— Судя по всему, он не появлялся здесь после того, как горничная убралась в квартире.

Управляющая взглянула на вычищенные пустые пепельницы и кивнула.

— Он курит сигареты?

— Да, кажется, да.

Мейсон заметил телефон на полочке рядом с дверью и скользнул взглядом по номеру. Саутбрук 2-4304.

Очутившись в квартире, управляющая, похоже, сообразила, что, вернись сейчас Колл, ситуация получится весьма неловкая и что в своем стремлении помочь она зашла, пожалуй, чересчур далеко.

— Я, разумеется, предполагала, что вы только заглянете сюда, — торопливо проговорила она. — Я бы не хотела, чтобы вы что-то трогали.

— Нет, нет, что вы, — заверил ее Мейсон. — Ни в коем случае. Я думал, что он, может быть… ну, что с ним могло что-то случиться.

— Я понимаю.

Она с самого начала осталась стоять у двери, словно придерживая ее открытой для него, и теперь, решив, что он пробыл в квартире достаточно, покашляла с многозначительным видом.

Мейсон понял намек и вышел в коридор. Управляющая тут же захлопнула дверь.

— Я полагаю, — сказала она, — совсем необязательно говорить об этом мистеру Коллу? Ему это не понравится.

— Вам и не нужно никому об этом рассказывать, потому что я-то уж точно не скажу.

В холле он поблагодарил ее еще раз, проговорил себе под нос: «Я позвоню от вас, если позволите», — и вошел в телефонную будку. Он набрал номер агентства Дрейка.

Пола куда-то вызвали, но секретарша была на месте и ответила ему:

— Мы разобрались с вашим телефоном, мистер Мейсон.

— Чей он?

— Номер зарегистрирован на имя Эстер Дилмейер в «Молей Армс Апартментс».

Мейсон тихо присвистнул, потом выдавил из себя:

— О’кей. Спасибо.

Он нажал на рычаг и тут же позвонил доктору Уиллмонту в его кабинет.

— Где наша больная, доктор? — спросил он.

— Которая с сердцем? Я с утра ее не видел. Я не знал, что вы хотите…

— Нет, не эта. Та, которую отравили конфетами. Эстер Дилмейер.

— Пока все еще в больнице.

— Вы уверены?

— Да.

— Она не могла уйти из больницы так, чтобы вы об этом не узнали?

— Это абсолютно исключено.

— Как вы думаете, а не может так получиться, что вас станут водить за нос, попытаются обмануть?

— Только не в этой больнице, — уверенно ответил доктор Уиллмонт. — Здесь все отлажено, как в часовом механизме. Насколько я знаю, Эстер Дилмейер по-прежнему спит. Я распорядился, чтобы меня немедленно поставили в известность о любом изменении в ее состоянии.

— Может быть, вы позвоните и еще спросите, на месте ли она.

— Это совершенно излишне, — несколько вспыльчиво ответил доктор Уиллмонт. — Она на месте. Я полностью отвечаю за свои слова.

— Она не могла потихоньку выскользнуть и…

— Ни под каким видом… Я направляюсь к ней сразу же, как закончу прием. Можете позвонить еще раз, если вам не верится.

— Как скоро это будет?

— Подождите минутку. Я взгляну, сколько больных в приемной… Э, простите, сестра. Сколько у нас еще?… Двое… Алло, Мейсон. Минут через пятнадцать — двадцать.

— Хорошо. Возможно, я сам подъеду.

Он вышел из будки и сел в машину.

— Вот мы и узнали, на кого записан тот телефон, Делла.

— На кого же?

— На Эстер Дилмейер, «Молей Армс Апартментс».

— Постойте, я думала, что Эстер Дилмейер все еще без сознания…

— Так оно и есть. Как утверждает доктор Уиллмонт, преспокойно отсыпается в больнице.

— Что же тогда получается?

— Получается, что я всю дорогу спал за рулем.

— Не понимаю.

— Но это же совершенно очевидно: торчит у всех на виду, как порезанный палец. Мы ведь знали, что Боб Лоули погуливает. Мы знали, что, когда он попал в автокатастрофу, с ним в машине была Эстер Дилмейер. Ты без труда сообразишь, чем эта блондинка занималась в ночном клубе. Она работала вместе с Линком и Синдлером Коллом, а они, в свою очередь, работали на Пивиса. Дело пахло большими деньгами. Улавливаешь? Понятно, она не стала бы разыгрывать недотрогу с Бобом Лоули.

— Вы хотите сказать, что у него есть ключ от ее квартиры?

— Ну разумеется. И когда прошлой ночью он понял, в какой попал переплет, он отправился прямо к ней домой. Для него это было совершенно естественно. Я должен был догадаться, что именно там его и следовало искать. Он как раз из тех, кому в таких случаях нужна женщина, которая погладит его по головке, успокоит, утешит, скажет, что все хорошо, что ради него она на все пойдет, и еще целый ворох подобной дребедени.

— Да, — подумав, согласилась Делла Стрит, — пока все, что он сделал, говорит о нем именно как о таком человеке.

— Итак, — продолжал Мейсон, — он приехал к ней на квартиру. Эстер он не застал, поэтому расположился там как у себя дома. Позвонил в газету, дал объявление, записал счет на телефон хозяйки, сел и стал ждать. Карлотта нарушила мои инструкции, достала газету, прочла ее и заглянула в раздел объявлений. Между нею и мужем вполне могла существовать такая договоренность. На случай чего-то непредвиденного они заранее условились сообщаться таким образом. Некоторые семьи так делают. А может быть, она просто читала объявления, и оно попалось ей на глаза. Как бы то ни было, она получила номер телефона. И позвонила Бобу.

— И что же сделал он?

— Приехал и забрал ее.

— А потом?

Мейсон погладил подбородок.

— Вот в этом-то вся и загвоздка. Давай-ка съездим туда и посмотрим, что там можно узнать.

Они проехали к «Молей Армс». Мейсон позвонил в квартиру Эстер Дилмейер, ответа не получил и вызвал управляющую.

— Вы, наверное, помните меня. Я был здесь вчера вечером в связи с этим отравлением…

— О да, конечно, — кивнула она, улыбаясь.

— Я бы хотел забрать кое-какие вещи из квартиры мисс Дилмейер и отвезти к ней в больницу. Вы не будете любезны дать мне дубликат ключа?

— Это я вряд ли смогу сделать, — ответила она и, подумав несколько секунд, добавила:

— Но я поднимусь туда вместе с вами и побуду в комнате, пока вы соберете все, что нужно.

— Прекрасно, — сказал Мейсон, стараясь, чтобы его голос звучал по-прежнему спокойно.

Они поднялись по лестнице. Мейсон сумел незаметно вклиниться между женщиной и стеной так, чтобы попасть в комнату первым, когда она отопрет дверь.

Квартира была пуста.

— Что вы хотели забрать? — спросила управляющая.

— Ночную рубашку, тапочки, туалетные принадлежности. Я, в общем-то, вполне беспомощен в таких вещах, но, надо думать, как-нибудь сумею с этим справиться.

— О, я с удовольствием вам помогу! Кажется, здесь в шкафу есть чемодан. Да, вот он. Вы можете пока присесть где-нибудь и подождать немного, я мигом все соберу. Кстати, как она?

— Вы так любезны. Она чувствует себя неплохо.

Мейсон огляделся. Полиция немало потрудилась, снимая отпечатки пальцев — следы порошка сохранились на телефоне, столе, дверных ручках. Пепельницы были полны сигаретных окурков. Глядя на них, Мейсон пытался установить, были ли эти окурки оставлены полицейскими, которым пришлось провести в комнате довольно много времени, собирая улики, или они являлись свидетельством того, что кто-то побывал здесь уже после них.

Пока управляющая аккуратно укладывала белье в чемодан, Мейсон внимательно исследовал содержимое пепельницы. Он обнаружил окурки трех широко известных сортов сигарет. На окурках одного сорта были видны следы губной помады. На всех остальных помады не было. Окурков с помадой он насчитал четыре штуки, окурков другого сорта — пятнадцать и третьего — двадцать два. Мейсон отметил одну любопытную деталь — почти все окурки двух последних сортов были довольно длинными. Курившие их люди явно нервничали: редкая сигарета выкуривалась больше чем до половины, прежде чем быть раздавленной в пепельнице.

— Больше ничего не нужно? — спросила управляющая.

— Нет, спасибо. Это все. А вы не знаете, здесь кто-нибудь был сегодня?

— Сегодня? Нет, не думаю. Ко мне, по крайней мере, никто не обращался.

— Полиция?

— Нет. Они закончили все прошлой ночью, вернее, сегодня рано утром.

— Здесь убираются?

— Только раз в неделю. Она сама следит за своей квартирой, за исключением регулярных уборок в конце недели.

— Когда должна быть следующая?

— Не раньше субботы.

— Большое вам спасибо. Я передам мисс Дилмейер, как вы мне помогли.

Он вышел на улицу с чемоданом в руке, бросил его на заднее сиденье машины и сказал Делле:

— Что ж, похоже, нам придется прокатиться в больницу.

В больницу они приехали в двадцать минут шестого. Доктор Уиллмонт был уже на месте.

— Больная еще здесь? — спросил Мейсон.

— Больная, — ответил доктор Уиллмонт, — еще здесь. Минут сорок назад она проснулась, и, хотя чувствует себя пока не очень уверенно, сознание ее быстро проясняется.

— Полиция уже знает?

— Нет еще.

— Но, я полагаю, они распорядились, чтобы их немедленно известили, как только…

— Верно. А я распорядился так, что о состоянии пациентки известить следует прежде всего меня, что никакая информация не должна выдаваться кому бы то ни было без моего ведома и что ни один посетитель не может быть к ней допущен, пока я лично ее не осмотрю. Здесь больница, и распоряжается здесь только врач.

— Что ж, это очень славно. Насколько крупные неприятности я вам доставлю, если проскользну к ней в палату и побеседую с ней до прихода полиции?

— Вы доставите мне огромные неприятности, — резко ответил доктор Уиллмонт. — И вы сами это прекрасно знаете. Это поставит в ложное положение меня и отразится на репутации больницы. В определенных пределах я могу пренебречь полицейскими инструкциями, но в этом случае я лично беру на себя всю ответственность и руководствуюсь исключительно заботой о здоровье пациента.

— Я глубоко уважаю вашу принципиальность и вашу профессиональную этику, доктор, — улыбнулся Мейсон. — Но послушайте, вы знаете всю механику работы больницы, я — нет. Как бы поговорить с Эстер Дилмейер раньше полиции, чтобы не ставить вас в ложное положение?

— Вам придется сделать это без моего ведома, — тут же ответил доктор Уиллмонт.

— И так, чтобы об этом не узнала дежурная сестра?

— Совершенно верно.

— И, насколько я понимаю, вы оставили персоналу абсолютно недвусмысленные инструкции, что ничего подобного не должно произойти.

— Вы опять правы.

Мейсон закурил.

— Я вскоре вызову дежурную сестру к себе, чтобы ознакомиться с графиком изменения температуры и давления крови больной. Больная находится в палате номер 319. Затем я пошлю сестру в фармацевтическое отделение, чтобы получить там назначенные лекарства. Лекарства будут таковы, что их изготовление займет некоторое время. Сожалею, но я не могу допустить вас к больной. Это абсолютно исключается, пройдите сюда, пожалуйста.

Он взял Мейсона под руку, подвел его к столику, за которым сидела сестра, и обратился к ней:

— Ни один посетитель ни при каких обстоятельствах не может быть допущен к мисс Дилмейер, пока с ней не побеседуют люди из полиции. Полиция будет говорить с ней только тогда, когда я дам на это свое разрешение.

— Я так и поняла вас, доктор, — ответила женщина.

— Сожалею, мистер Мейсон, — произнес доктор Уиллмонт, поворачиваясь к адвокату, — но вы сами видите…

— Благодарю вас, доктор. Я понимаю вашу позицию. Не скажете ли вы мне, когда я смогу ее повидать?

Уиллмонт сухо и решительно покачал головой:

— Ничего не могу вам сказать на этот счет, сэр. Я выступаю в этом деле только как врач. В ту минуту, когда ей будет разрешено видеть вообще кого-нибудь, я извещу об этом полицию. С того момента, если ее здоровье не будет под угрозой, я никоим образом не смогу определять, кто и когда должен с ней встречаться. Все это будет находиться целиком в ведении властей. До свидания, мистер Мейсон.

— До свидания, доктор, — попрощался Мейсон, поворачиваясь к двери.

Доктор Уиллмонт быстрыми упругими шагами пошел к лифту. Мейсон направился к выходу, по пути свернул в телефонную будку, дождался, пока сестра за столиком отвернулась, вскочил в лифт, поднялся на третий этаж и нашел палату, в которой лежала Эстер Дилмейер. Не задерживаясь, он прошел мимо и остановился в конце коридора. Увидев, как из палаты вышла сестра с папкой в руке, он вернулся, толкнул качающиеся двери и вошел.

Эстер Дилмейер сидела на кровати, осторожно потягивая горячий кофе. Она подняла на него глаза и сказала:

— Хэлло.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Мейсон, подходя и усаживаясь на край кровати.

— Точно еще не знаю. А вы кто?

— Мое имя Мейсон.

— Перри Мейсон?

— Да.

— Кажется, я ваша должница. Насколько я понимаю, вы спасли мне жизнь.

— Я сделал все, что было в моих силах.

— Пришлось вам попотеть, пока разыскали меня.

— Да, пожалуй.

— Уф-ф. Горячий кофе — это просто сказка. У меня сейчас такое чувство, будто я выспалась на много лет вперед.

— Кто мог послать вам эти конфеты? — спросил Мейсон.

Она замолчала в нерешительности.

— Смелее, — ободрил ее Мейсон.

— Ну, я подумала, это… то есть я никого не обвиняю, о…

— Продолжайте.

— Ну, я повстречала одну молодую женщину, котораяпоказалась мне такой серьезной и правильной, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Это была мисс Фолкнер?

— Да, это была мисс Фолкнер. Она владелица «Фолкнер Флауэр Шопс».

— Я знаю.

— Так вот, она сказала, что к моему платью очень пойдут орхидеи, и прислала мне несколько штук.

— И затем?

— Видите ли, к тому времени я решила, что мне уже порядком надоела вся эта чехарда и нужно уходить из заведения. Я работала в «Золотом роге». В мою обязанность входило помогать мужчинам приятно проводить время, мне платили за то, что я помогала им забыть о скаредности и показать широту души, на чем и зарабатывают владельцы клуба.

Мейсон кивнул.

— Я отправилась домой, и чуть не вслед за мной посыльный принес коробку конфет. Я открыла их. Внутри лежала точно такая же карточка, как и в посылке с орхидеями.

— И почерк был тот же? — поинтересовался Мейсон.

— Я особенно не разглядывала, но выглядела она точно так же: и инициалы и текст.

— Что вы сделали потом?

— Шоколадные конфеты я люблю больше всего на свете, — сказала она, улыбнувшись. — Настроение у меня было скверное, и я решила с их помощью разогнать тоску.

— А потом?

— Потом я почувствовала, что у меня все плывет перед глазами. Поначалу я просто решила, что устала и хочу спать, но в час я должна была бы прийти к вам в контору, поэтому понимала, что спать мне нельзя. Если бы не договоренность о встрече, я, скорее всего, забралась бы в постель, ничего не подозревая, но так я изо всех сил пыталась бороться со сном. А потом вдруг я поняла, что это не усталость и не сон. Меня отравили. Жутко вспомнить, что я пережила, пытаясь не выключиться и успеть поговорить с вами по телефону. Вашего голоса я совсем не помню. Я пыталась сказать что-то, засыпала на полуслове, потом ужасным усилием воли заставляла себя открыть глаза и закрывала их снова. Чувство было такое, что наш разговор длится века и никогда не кончится.

— А теперь послушайте: это очень важно. То, что вы сейчас скажете, может иметь огромное значение. Когда вы разговаривали со мной, я услышал звук падения. Словно вы упали с кресла на пол.

— Ничем не могу вам здесь помочь, мистер Мейсон. Я ничего не помню.

— Я это понимаю, но когда мы вошли в вашу квартиру, хотя телефон валялся на полу, трубка была положена на рычаг. Я не мог представить, как вам удалось бы это сделать.

— По-моему, никак не удалось бы.

— Значит, кто-то должен был побывать в вашей квартире после того, как вы потеряли сознание, и до того, как мы вас нашли.

— И этот человек видел, как я лежу на полу, и ушел, даже не попытавшись мне помочь?

— Да.

— Очень странно для нормального человека. — Ее глаза внезапно засветились гневом.

— Да. У кого еще есть ключ?

Она глубоко вздохнула.

— Постарайтесь меня понять, мистер Мейсон. Я, конечно, не ангел с крылышками, но моя работа ограничивалась клубом. Когда я дома — со всем этим покончено. Только так девушка может играть в подобные игры и сохранять к себе хоть каплю уважения. Ни один человек в клубе не знает, где я живу. Ирма Радин — моя лучшая подруга, но даже она не знает. И владельцы клуба тоже не знают.

— Вы уверены?

— Абсолютно до конца, на сто процентов.

— А Роберт Лоули, например?

— Роберт Лоули, — произнесла она с презрительной гримасой, — слабовольный, бесхарактерный умник. То, что называется «придурок». Он считает себя таким крутым дельцом, что смотреть тошно.

— Как вы с ним познакомились? Это Пивис попросил вас им заняться или…

— Синдлер Колл.

— Вы давно знаете Синдлера?

— Нет, не очень.

— Ну и?

— Синдлер — совсем другое дело. Он мне нравился. Я ему наскучила, и он, когда понял, что тут можно неплохо заработать, постарался пропихнуть в дело другую киску. Это мне не понравилось.

— Я вас не осуждаю.

— Знаете, вы задаете очень много личных вопросов.

Она допила свой кофе, Мейсон принял у нее чашку и поставил ее вместе с блюдцем на столик.

— Что Синдлер говорил обо мне? — спросила она, помолчав с минуту.

— Ничего.

Она внимательно разглядывала ногти на руках.

— В самом деле ничего? Вы уверены?

— Конечно, уверен. А что он мог сказать?

— Ну, знаете, иногда человек вдруг покажет свое истинное лицо. Я подумала, может, он поязвил как-нибудь насчет отравления.

— Нет. Он вел себя так, словно хотел помочь.

— Да, вообще-то он славный парень.

Мейсон достал из кармана платок, найденный им в телефонной будке.

— Это ваш?

Она взглянула повнимательнее.

— Господи, мой. Только не говорите мне, что я уже начала забывать носовые платки в квартирах незнакомых мужчин.

— Платок был найдет в телефонной будке в доме, где живет Синдлер Колл.

— Я не хотела вам об этом говорить.

— О чем?

— Я заехала к Синдлеру перед тем, как поехать домой, то есть я попыталась, но… видите ли, он вышел встретить меня в коридор. Сказал, что у него важная деловая встреча, совсем нет времени, просил заехать попозже.

— Вы поехали к нему прямо из «Золотого рога»?

— Да.

— И что же вы сделали?

— Деловая встреча! — В ее голосе зазвучала горечь. — Волосы взъерошены, галстук набок, рот в помаде.

— Так что же вы сделали?

— Я спустилась вниз, в холл. Попыталась дозвониться до мисс Фолкнер. Мне не терпелось прямо сразу рассказать все о Бобе Лоули, выложить все как есть. Я хотела сообщить ей, что готова пойти к вам в контору и рассказать об этом деле все, решительно все, что я готова выполнить любую ее просьбу.

— Вы говорили с ней?

— Нет. Телефон не ответил ни дома, ни в магазине.

— Дальше?

— Дальше я оставила свои безуспешные попытки дозвониться и поехала домой. Потом пришел посыльный с конфетами, ну а остальное вы знаете.

— Будет очень хорошо, если наша сегодняшняя встреча сотрется из вашей памяти. К вам не разрешено допускать посетителей. Полиция очень щепетильна в отношении таких вещей.

— О, бараны, — зло заметила она. — Ладно, на этот счет не беспокойтесь.

— Вы расскажете им все, что сообщили мне?

Она рассмеялась.

— Не говорите глупостей. Фараонам я ничего не скажу. С ними я в такие игры не играю. Сама справлюсь со своим горем.

— Выбросьте из головы все подозрения насчет мисс Фолкнер. Вы очень нужны ей как свидетель. Если бы попытка отравления закончилась вашей смертью, она оказалась бы в тупике. Конфеты были посланы кем-то другим.

— Хорошо, мистер Мейсон. Как скажете, так и будет.

— Славная вы девочка. Что ж, удачи и скорейшего выздоровления.

— Выздоровления, как же! — воскликнула она. — Да я сейчас уже так здорова, что собираюсь разнести тут все вдребезги, если меня немедленно не выпустят отсюда.

Мейсон рассмеялся.

— Об этом вы можете поговорить с доктором Уиллмонтом.

— Кто это?

— Врач, которого я для вас нанял.

Ее глаза сразу стали настороженными. Она посмотрела на него, потом вокруг себя.

— Слушайте-ка, валяться в больнице в отдельной палате мне не по карману. Вы должны были положить меня в общую палату.

— За врача и обслуживание плачу я.

— Ого, да вы парень что надо! Может быть, когда-нибудь я смогу как-то расплатиться с вами.

— Кто знает, — улыбнулся Мейсон и на цыпочках вышел из палаты.

Сидя в машине, Мейсон развернул дневную газету и посмотрел объявления в разделе «Сдается дом с обстановкой». Он пометил те из них, которые находились не слишком далеко от «Молей Армс». Из телефонной будки он начал звонить по номерам, указанным в объявлениях, говоря в каждом случае, что ищет меблированный дом, спрашивая вскользь об арендной плате и так далее. Когда он позвонил по третьему номеру, женский голос довольно сухо сообщил ему, что дом уже сдан сегодня днем, после чего телефонная связь была самым бесцеремонным образом прервана.

Мейсон вышел из телефонной будки, сел в машину и предложил Делле Стрит.

— Хочешь прокатиться? 

— Да. А куда?

— В меблированный дом.

— Чтобы увидеть кого?

— Карлотту Лоули, возможно.

— Почему «возможно»?

— Потому что на лейтенанта Трэгга работает вся полиция города. Мой единственный шанс опередить его — это попытаться угадать с первого раза. Мне не под силу тягаться с его организацией, когда дело касается того, чтобы идти по остывшему следу. Я должен спешить с выводами и срезать на поворотах.

— И вы полагаете, здесь он вас обогнал?

— Если нет, то он сам в этом виноват.

За это время, которое они потратили, чтобы добраться до дома, указанного в объявлении, Делла, сидевшая рядом, не проронила ни слова, не задала ни одного вопроса.

Подъезжая, они увидели, как от дома отъехала карета «скорой помощи». Впереди нее в полицейском седане за рулем сидел лейтенант Трэгг. На заднем сиденье его машины виднелись еще две фигуры. То, как они тесно прижались друг к другу, говорило о том, что первый был прикован наручниками ко второму.

Мейсон даже не стал останавливаться у бунгало. Не сбавляя скорости, он проехал мимо.

— Куда теперь? — спросила Делла. — В управление полиции?

— Нет, — ответил он, — обедать.

— Вы разве не собираетесь вытащить ее оттуда?

Мейсон покачал головой.

— Предпринимая что-то сейчас, я ей только наврежу. Если я стану тянуть в одну сторону, лейтенант Трэгг — в другую, а миссис Лоули окажется между нами…

— Но разве вы не попытаетесь подсказать ей, чтобы она ничего не говорила?

— О чем?

— Ну, о ее причастности к… то есть о том, что она рассказала вам, или…

— Судя по всему, — сухо ответил Мейсон, — ты не обратила внимания на выражение лица лейтенанта Трэгга, когда мы проезжали мимо.

Глава 13

Судья Гросбек, призвав суд к порядку, поглядел поверх очков на Перри Мейсона.

— Пивис против «Фолкнер Флауэр Шопс». Представление дела. Изложение позиции сторон. Фрэнк Лейбли из «Лейбли и Каттон» за истца, Перри Мейсон за ответчика.

— Обвинение готово, — быстро произнес Лейбли и взглянул туда, где сидел Мейсон.

— Защита готова, — объявил Мейсон.

Лейбли выразил удивление.

— Вы хотите сказать, что вы готовы предоставить объяснения по сути иска?

— Именно.

— Требование о предоставлении объяснений, — указал судья Гросбек Мейсону, — было вручено вам совсем недавно. Вы имеете полное право как минимум на разовое отложение слушания дела .

— Благодарю вас, ваша честь. Я готов.

Лейбли медленно поднялся.

— Ваша честь, но это большая неожиданность. При данных обстоятельствах просьба защиты об отложении слушания дела является почти что обязательной процедурной формальностью.

Мейсон с равнодушным видом перекладывал бумаги на столе.

— Тем не менее, мистер Лейбли, — твердо сказал судья Гросбек, — сейчас у нас определено в протоколе время заслушивания ограничительного предписания. Защита имеет право по процедуре отложить слушание дела, но вы такого права не имеете.

— Я понимаю, ваша честь, но… впрочем… Очень хорошо, я сделаю все, что в моих силах.

—  Письменные показания, данные под присягой, оформлены? — спросил судья повернувшись к Мейсону.

— Нет, ваша честь. Я бы хотел вызвать нескольких свидетелей.

— Как много времени потребуется вам для опроса этих свидетелей?

— Относительно немного, ваша честь.

— Суд предпочел бы, чтобы вы представили дело в виде письменных показаний, данных под присягой и ссылок на источники.

— Ввиду недостатка времени из-за условий, в которые меня поставили, ваша честь, я был просто не в состоянии подготовить документы.

— Я могу отложить дело, чтобы дать вам такую возможность.

— Я, собственно, не возражаю против отсрочки, если только представитель истца согласится приостановить на этот срок действие ограничительного предписания.

Лейбли вскочил на ноги, всем своим видом выражая крайнее возмущение. Судья Гросбек жестом предложил ему сесть на место, улыбнулся и сказал:

— Очень хорошо, мистер Мейсон. Суд выслушает ваших свидетелей.

— Излагая суть предъявленного иска, — начал Лейбли, — я опираюсь на подготовленные мною письменные показания и заверенную жалобу; кроме этого, я могу воспользоваться результатами перекрестного допроса вызванных свидетелей, разумеется, оставляя за собой право предоставлять опровергающие показания.

— Очень хорошо. Продолжайте вы, мистер Мейсон.

— Я вызываю истца, мистера Пивиса, — объявил Мейсон.

Пивис, сутулясь, тяжело выступил вперед, поднял правую руку, принося присягу, и занял свидетельское кресло, откуда наблюдал за Мейсоном со спокойной враждебностью.

— Вы являетесь истцом в данном деле, мистер Пивис, не так ли?

— Минуту, — вмешался Лейбли, прежде чем Пивис успел произнести хоть слово. — До того, как будут даны ответы на какие бы то ни было вопросы, я вправе узнать, предъявит ли мистер Мейсон суду сертификат на владение акциями, ибо это условие было оговорено во врученной ему повестке.

Мейсон поклонился.

— Этот документ у меня с собой, — ответил он.

— Оригинал сертификата? — изумленно спросил Лейбли.

— Да.

Лейбли сел, несколько сбитый с толку.

Полицейский в штатском, развалившийся в заднем ряду в зале заседания, вдруг выпрямился, встал и неслышно вышел.

Судья Гросбек смотрел на Мейсона в задумчивом молчании.

— Отвечайте на вопрос, — обратился Мейсон к Пивису.

— Да, являюсь.

— Вот уже некоторое время вы пытаетесь приобрести пакет акций корпорации «Фолкнер Флауэр Шопс», не правда ли?

— Да.

— Вы знали, что часть акций записана на имя Карлотты Лоули?

— Давайте сэкономим время, мистер Мейсон. Я деловой человек. Я увидел возможность получить контрольный пакет акций «Фолкнер Флауэр Шопс». Отдавая себе отчет в том, что не смогу приобрести эти акции лично, я вступил в контакт с Харви Джей Линком и сказал ему, что готов заплатить определенную сумму за этот сертификат, если ему удастся заполучить его.

— Мистер Линк был игроком?

— Я не знаю, к тому же мне это безразлично. Я предложил ему купить у него эти акции. Он сообщил, что сертификат у него.

— Ага. — В голосе Мейсона зазвучал живой интерес. — Прошу вас, мистер секретарь, зачитайте этот ответ еще раз.

Секретарь суда повторил последний ответ Пивиса.

— То есть, — поспешил исправиться Пивис, — я попросил Линка достать его для меня.

— Так, давайте разберемся в этом окончательно. Вы сказали ему, что заплатите определенную сумму за сертификат, или предложили ему достать его для вас?

— Протестую, ваша честь, — выбросил руку Лейбли. — Вопрос несуществен и не имеет отношения к делу. Он аргументативен и касается ненужных тонкостей.

Мейсон улыбнулся:

— Вопрос затрагивает саму суть предъявленного иска, ваша честь. Если мистер Пивис нанял мистера Линка, чтобы тот в качестве его агента приобрел для него данный сертификат, то в тот момент, когда документ оказался во владении Линка, право на него действительно переходило к мистеру Пивису.

Пивис ядовито кивнул.

— Если же, напротив, — продолжал Мейсон, — мистер Пивис просто выразил Линку готовность заплатить определенную сумму за сертификат, а Линк сумел его приобрести, но сертификат был изъят у него до того, как предоставилась возможность продать его мистеру Пивису, то мистер Пивис не имеет на него никаких прав. Он рассчитывал купить акции. Но никаких закрепленных прав на них не имел.

— Вполне очевидно, что закон именно так трактует данную ситуацию, — определил судья Гросбек.

— Я с удовольствием отвечу на этот вопрос, — произнес Пивис. — Я нанял мистера Линка в качестве агента для приобретения этих акций.

— Вы передавали ему какие-нибудь деньги?

— М-м, нет. Но он знал, что деньги поступят сразу же, как только у него будет основание их затребовать.

— Вы имеете в виду, как только он получит сертификат?

— Э-э… — Пивис взглянул на своего адвоката, потом торопливо отвел глаза.

— Вы можете ответить на этот вопрос? — настаивал Мейсон.

— Нет, сертификат не имел никакого отношения к выплате денег. Я нанял его для приобретения акций. Он был моим агентом.

— Каким образом вы вышли на мистера Линка?

— Протестую, — тут же выпалил Лейбли. — Это несущественно и не имеет отношения к делу. Нет никакой разницы, как истец вышел на контакт с мистером Линком. Главное заключается в том, что контакт был установлен.

— Конечно, — сказал судья Гросбек, — этот человек является заинтересованной стороной, свидетелем, предубежденным против вызвавшей его стороны и…

— Если суд не будет возражать, — вмешался Мейсон, — я готов оставить этот вопрос открытым. Мне бы не хотелось попусту отнимать у суда время. Я разрешу мистеру Пивису покинуть свидетельское кресло и вызову другого свидетеля. Если последующие показания сделают необходимым возобновление разговора с мистером Пивисом по данному вопросу, я полагаю, суд к тому времени сможет оценить важность тех фактов, установления которых я добиваюсь.

— Не вижу, какое отношение они в принципе могут иметь к данному делу, — продолжал настаивать Лейбли.

— Вопрос остается открытым, как предложил мистер Мейсон, — принял решение судья Гросбек.

— Вы можете вернуться на место, мистер Пивис. Мистер Колл, будьте добры, займите свидетельское кресло.

Синдлер Колл принес свидетельскую присягу с явной неохотой. Он уселся в кресло, чувствуя себя неуютно.

— Как долго вы знакомы с мистером Пивисом? — спросил Мейсон, едва свидетель сообщил секретарю свое имя и домашний адрес.

— Почти десять лет.

— Чем вы занимаетесь?

— Заколачиваю деньги.

— Поясните, что это означает.

— Ну, я спекулирую. Как только предоставляется возможность заработать, я стараюсь ее не упустить.

— И Пивис обратился к вам по вопросу приобретения этого сертификата?

— Да.

— Вы поговорили с Пивисом о его намерениях и затем передали содержание беседы мистеру Линку, не так ли?

— Правильно.

— Другими словами, вы действовали в качестве посредника?

— Да, сэр.

— Так, и насколько вам известно, мистер Пивис никогда не встречался с мистером Линком?

— М-м… нет, почему, сэр? Я думаю, встречался.

— О, значит, встречался?

— Да, сэр.

— Когда?

— Э-э… это было вечером десятого числа.

— В тот самый вечер, когда был убит Линк?

— М-м, он был убит раньше… хотя нет, верно. Кажется, он был убит десятого числа, около полуночи.

— Откуда вы знаете, во сколько?

— О, прочитал в газетах, как и все.

— Когда вы видели мистера Линка в последний раз?

— Десятого днем.

— В какое время?

— Около трех часов.

— Что он сказал вам?

— Он сказал, что хочет говорить с Пивисом.

— И что вы предприняли?

— Привез Пивиса.

— Вы присутствовали при разговоре?

— Да.

— О чем шла речь?

Колл неуютно пошевелился в кресле.

— Ну, Линк сказал, что мог достать или уже достал сертификат и чтобы Пивис был там с деньгами.

— Что означает «был там»?

— О, я не это хотел сказать. Просто Харви хотел, чтобы Пивис приготовил деньги.

— Другими словами, без денег Линк не собирался передавать сертификат Пивису.

— Я не знаю. Я…

— В любом случае все это квалифицируется как показания с чужих слов, — заметил Лейбли.

Мейсон покачал головой:

— Отнюдь, мистер Лейбли. Вопросы требуют мнения самого свидетеля. Я снимаю последний вопрос.

Судья Гросбек улыбнулся.

— Итак, — задумчиво повторил Мейсон, — Линк сказал Пивису, чтобы тот был там с деньгами?

— Правильно.

Лейбли легонько кашлянул.

— Я не уверен, что свидетель правильно понял последний вопрос.

— Мы попросим зачитать его, — ответил Мейсон.

Секретарь зачитал вопрос и ответ, и Колл возбужденно заговорил:

— Нет, нет, это неверно. Я совсем не то хотел сказать. Я не говорил, что Линк сказал ему «быть там с деньгами». Эти слова были подсказаны мне адвокатом.

Мейсон улыбнулся:

— В любом случае, мистер Колл, Линк хотел, чтобы Пивис приехал к нему в Лиловый Каньон с деньгами, будь то вознаграждение за оказанные услуги или покупная цена сертификата.

— Я… ну… я не знаю, что он хотел. Я не помню дословно, что он говорил.

— У меня все, — произнес Мейсон.

— Лиловый Каньон, мистер Колл? — спросил Лейбли.

Колл подпрыгнул в кресле так, словно его укололи булавкой.

— Нет, нет, — затараторил он. — Я этого не говорил. Нет, конечно же нет. Он даже не упоминал о Лиловом Каньоне. Он просто сказал… ну, он сказал, чтобы Пивис готовил «капусту», потому что сертификат уже был у него.

— Мистер Линк говорил мистеру Пивису, куда тот должен доставить деньги?

— Нет, сэр. Не говорил.

Лейбли, поколебавшись мгновение, взглянул исподтишка на откровенно скептическое выражение лица судьи Гросбека и произнес:

— У меня все.

Судья откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. Он понимал, что, заложив основу для генерального наступления, Мейсон сейчас вовсю насядет на Колла и, выстреливая вопрос за вопросом, разнесет его в пух и прах, прежде чем к тому вернется самообладание. Судья, заранее решивший предоставить в этом Мейсону полную свободу действий, постарался придать своему лицу выражение беспристрастной отрешенности.

Но Мейсон удивил всех, сказав:

— У меня больше нет вопросов, мистер Колл.

Избегая смотреть на Лейбли, Колл вернулся на место.

— Эстер Дилмейер, — вызвал Мейсон.

Она прошла вперед и подняла руку, чтобы принести присягу. Короткое платье из мягкой черной шерсти и крошечная черная шляпка смотрелись на ней просто шикарно. На строго черном фоне выделялась только золотая заколка на горловине платья и такой же браслет на левой руке.

Судья Гросбек посматривал на нее с любопытством. Лейбли казался несколько обеспокоенным.

— Ваша честь, — заговорил Мейсон, — эта юная женщина только что выписалась из больницы. Была совершена попытка отравить ее, и выздоровление…

— Суду в целом известны все факты по делу, — перебил его судья Гросбек, продолжая разглядывать Эстер Дилмейер.

Она сообщила имя и адрес секретарю и улыбнулась Мейсону.

— Мисс Дилмейер, — обычным тоном спросил Мейсон, — вы знакомы с мистером Пивисом?

— Да.

— Как долго?

— Ну, несколько недель.

— И по его предложению вы решили познакомиться с мистером Робертом Лоули?

— Нет.

— Нет? — переспросил Мейсон, вскидывая брови.

— Нет, сэр.

— Кто в таком случае сделал вам такое предложение?

Лейбли вскочил.

— Ваша честь, это несущественно и не имеет отношения к делу.

Судья Гросбек с интересом посмотрел на Мейсона:

— Я был бы рад услышать ваше мнение на этот счет, мистер Мейсон.

Мейсон заговорил в спокойной, непринужденной манере:

— Ваша честь, предъявляя данный иск, истец ставит себя перед следующей дилеммой. Он может выступить в роли перспективного покупателя указанного сертификата, в таком случае тот факт, что Линк умер прежде, чем состоялся акт купли-продажи, не оставляет за истцом никаких прав на этот документ и не позволяет ему поддерживать обвинение. Или он может занять ту позицию, что Линк являлся его агентом и приобретал сертификат непосредственно для истца. Это единственный вариант, позволяющий истцу поддерживать иск по данному делу. Как только он принимает эту теорию, он становится ответственным за все, что делал Линк, выполняя его поручения. Теперь следующее: вместо того чтобы прибегнуть к средству судебной защиты по общему праву, он выбрал средство судебной защиты по праву справедливости. В данный момент он находится в суде по праву справедливости. Это аксиома, что человек, обращающийся к этому праву, должен иметь чистые руки. Если действия его агента, Линка, при получении указанного сертификата шли вразрез с нормами морали, если он пользовался незаконными методами или прибегал к ловушкам, обману или давлению, то истец не может рассчитывать на судебную защиту по праву справедливости, поскольку такой суд даже на порог его не пустит.

Судья Гросбек кивнул.

Лейбли опять вскочил:

— Позвольте, ваша честь, я не считаю, что таков закон.

— Закон именно таков, — произнес судья Гросбек со спокойной категоричностью.

— Но Пивис ничего не знал о том, что делал Линк и как действовал.

— Если Линк был его агентом, то в его обязанности входило отчитываться перед Пивисом во всех своих действиях. Он работал в интересах Пивиса. Пивис не может пользоваться выгодами от его действий и при этом не нести за них никакой ответственности.

Лейбли опустился на место. Он проделал это медленно и осторожно, словно после того, что случилось, его не удивило бы, окажись вдруг стул выдернутым из-под него.

— Я задам вопрос по-другому, мисс Дилмейер, — возобновил допрос свидетельницы Мейсон. — Вам сказали, что мистер Лоули обладает акциями компании, которые хочет приобрести мистер Пивис. И вас, следовательно, попросили быть повнимательнее к Лоули и…

— Никто не говорил мне ничего подобного.

— Не говорил? — удивился Мейсон.

— Нет.

— Как же вы тогда познакомились с мистером Лоули?

— Меня попросили завязать с ним знакомство.

— Кто попросил?

— Мистер Колл.

Лейбли торжествующе улыбнулся.

— А Пивиса ничто не связывает с мистером Коллом и Колл не является его агентом, — сообщил он, обращаясь к судье.

— Это будет установлено в должном порядке, — заметил судья.

— Теперь, — продолжал Мейсон, — в тот вечер, когда был убит Линк, вы слышали какой-нибудь разговор между Линком и Коллом о сертификате?

— Вечером нет. Днем.

— Что говорил Линк?

— Линк сказал, что документ у него, что если Пивис хочет заполучить эту бумагу, он должен приехать к нему до полуночи с живой, хрустящей «капустой», — что Линку не нужны чеки. Он хотел получить наличные.

— Вы слышали этот разговор?

— Да, сэр.

— Где он происходил?

— В «Золотом роге».

— Это ночной клуб?

— Да, сэр.

— Где именно в «Золотом роге» происходил этот разговор?

— Наверху… ну, то есть в комнатах второго этажа.

— И после того как вы слышали их разговор, на вашу жизнь было совершено покушение, правильно?

— Я протестую! — крикнул Лейбли. — Это попытка настроить суд против истца. В вопросе содержится прямой намек на то, что мой клиент прибег к попытке убийства, чтобы иметь возможность приобрести несколько акций какой-то корпорации.

Судья Гросбек с холодной безучастностью посмотрел на Мейсона.

— Мистер Мейсон, — зловеще спросил он, — вы подтверждаете, что склонны усматривать связь между этими двумя событиями?

— Если суд позволит, — ответил Мейсон, — я полагаю, сначала стоит заслушать некоторые весьма ценные показания. Это всего лишь вопрос времени. Ваша честь слишком опытны, чтобы принимать во внимание намеки, не подкрепленные должным образом. Ведь дело рассматривается не судом присяжных.

Судья Гросбек кивнул.

— Продолжайте, — сказал он.

— Отвечайте на вопрос, — обратился Мейсон к Эстер Дилмейер.

Очень тихим голосом она произнесла:

— Да.

— Далее, ваша манера есть конфеты весьма необычна, не так ли? — Вы едите их одну за одной, очень быстро

— М-м, пожалуй, да.

— Когда у вас появилась эта привычка?

— Еще с девятнадцати лет, когда я работала на кондитерской фабрике, — ответила она с улыбкой.

— Вы приучились так есть конфеты, пока там работали?

— Да, — сказала она и тихонько хихикнула. — Девушкам не разрешалось есть конфеты, с которыми они работали, но… видите ли, хозяин мне не нравился, и мне казалось, что таким образом я свожу с ним счеты.

— Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Теперь, кто-то, должно быть, знал об этой вашей склонности потреблять конфеты сразу в больших количествах?

Она замолчала в некотором замешательстве, потом покачала головой.

— Говорите громче, — обратился к ней судья Гросбек, — так чтобы секретарь мог занести ваши слова в протокол.

— Нет, — сказала она, — я не думаю, чтобы кто-нибудь… ну, разве что кто-то из близких друзей… Ирма Радин, например.

— А мистер Лоули является близким другом?

— Нет.

— Мистер Колл?

— Нет. — В ее голосе прозвучал вызов.

— Может быть, мистер Мейгард?

— Мистер Мейгард скорее наниматель, чем друг.

— Но он знает, как вы едите конфеты?

На ее лице опять отразилась нерешительность. Она явно не хотела давать утвердительный ответ, который содержал бы в себе прямой намек. Судья Гросбек теперь сидел, облокотившись на свой большой стол из красного дерева, и внимательно изучал ее лицо. Фрэнк Лейбли с озадаченным видом, болезненно осознавая, в каком опасном направлении развивается слушание дела, и явно опасаясь прерывать процедуру дальнейшими возражениями, сидел, сдвинувшись на кончик стула, и провожал вопросы и ответы поворотом головы от Мейсона к свидетельнице и обратно.

— Отвечайте на вопрос, — настаивал Мейсон.

— Мистер Мейгард знал, что я работала на кондитерской фабрике.

— Откуда ему это было известно?

— Он же нанимал меня.

— То есть вы работали на кондитерской фабрике, когда мистер Мейгард пригласил вас к себе в «Золотой рог»?

— Нет. Он просмотрел мои бумаги.

— И вы не считаете мистера Колла близким другом?

— Нет.

— Он ведь, кажется, был им одно время?

— Ну… ну, это зависит от того, что вы называете дружбой.

— А как насчет мистера Лоули? Он когда-нибудь являлся таковым?

— М-м, нет… Впрочем, может быть, и да.

— Мистер Пивис угощал вас конфетами?

— Да. Несколько раз. Он очень славный.

— Он видел, как вы их ели?

— Да.

— Ваша честь, — обратился Мейсон к судье Гросбеку, — я хотел бы попросить суд перенести заседание на завтрашнее утро. Я, разумеется, понимаю, что суд будет решать этот вопрос на собственное усмотрение, и…

— С нашей стороны возражений нет, — торопливо заявил Лейбли…

— Очень хорошо, — объявил судья Гросбек. — В соответствии с договоренностью сторон дело откладывается слушанием до десяти часов утра завтрашнего дня.

Какой-то момент казалось, что судья Гросбек хочет задать вопрос Эстер Дилмейер, потом он, очевидно, передумал и решил остаться верным принятой им на себя роли беспристрастного наблюдателя. Он поднялся из-за стола и вышел в отведенную для судьи комнату.

Мейгард решительно зашагал вперед по проходу со своего места, откуда с интересом наблюдал за развитием событий. Он направился прямо к Мейсону. Вид у него был свирепый.

— С какой стати, — загрохотал он, — вы пытаетесь впутать меня в эту историю с конфетами?

— Я не пытаюсь, — ответил Мейсон, стоя за своим столом и собирая бумаги в «дипломат». — Я просто задавал вопросы свидетельнице. Она отвечала ни них.

— Что ж, вы задавали их очень своеобразно.

— Такая уж у меня привычка, — улыбнулся Мейсон. — Особенно когда я имею дело с людьми, пытающимися диктовать мне условия.

Мейгард приблизился еще на шаг. Взгляд его глаз, устремленных на адвоката, был холодным и злым. С таким видом опытный палач обычно рассматривает приговоренного к казни, оценивая его сложение, вес, мышцы шеи.

— Итак? — спросил Мейсон.

— Мне это не нравится, — коротко сказал Мейгард, круто повернулся на каблуках и пошел к выходу.

К Мейсону подошла Милдред Фолкнер и взяла его за руку:

— Наверное, я не смогу оценить всех юридических тонкостей, но, кажется, вы здорово их озадачили.

— Похоже, я нащупал что-то интересное. Вы виделись с Карлоттой?

Оживление исчезло с ее лица. Она кивнула, в уголках глаз заблестели слезы.

— Как она?

— Очень неважно.  После того как ее доставили в приемный покой, ее осмотрел врач. Он сказал, что ей нельзя никого видеть по крайней мере в течение двух суток. Он сделал исключение в моем случае потому, что она все время спрашивала обо мне, и врач полагал, что беседа со мной пойдет ей на пользу. Он только предупредил, чтобы я ни слова не говорила о деле.

— Ну и как, вы молчали?

— До конца не получилось. Она очень хотела мне кое-что рассказать. Поначалу я старалась отвлечь ее, но потом решила: пусть говорит, может быть, ей станет легче, если она выговорится. Она казалась такой взволнованной.

— Чем именно?

— Они заставили ее признаться, что она отдала вам сертификат. Они сказали ей, что вы умыли руки, передав его полиции. Мистер Мейсон, как полицейские могут быть настолько жестоки, настолько беспринципны?

— Они считают, что имеют дело с преступниками и цель оправдывает средства.

— Знаете, это не способ бороться с преступностью. Они лгут и прибегают к жестокости, даже зверству. Так они никогда не добьются уважения людей. Они являют собой почти такое же зло, как сами преступники.

— Вы так настроены, потому что дело касается близкого вам человека. Ведь, в конце концов, случай действительно неординарный.

— Карла теперь оказалась на краю пропасти. Даже не знаю, сможет ли она пережить все это. Она выглядит несравнимо хуже, чем когда-либо вообще. А ведь она уже почти выздоравливала.

— Знаю, — сочувственно произнес Мейсон. — Это как раз та самая ситуация, которой я всеми силами пытался избежать.

— Ну, вашей вины здесь нет. Если бы она следовала вашим указаниям, с ней было бы все в порядке. Теперь она это понимает.

— А больше она ничего не говорила в полиции? Только о сертификате?

— Нет, больше ничего. Но с теми уликами, которые они уже собрали против нее, и этого достаточно. Мистер Мейсон, она просто не вынесет, если это будет продолжаться… А если ее признают виновной… Может быть, будет даже лучше, если… лучше, если…

— Она не поправится? — продолжил за нее Мейсон.

Милдред заморгала, безуспешно пытаясь прогнать слезы, и кивнула.

— Кое-что из того, что мы услышали сегодня в суде, придало моим мыслям совершенно иное направление. — Сказал Мейсон, — появилась новая идея.

— Вы хотите сказать, что есть надежда?

— Надежда всегда была. И не малая.

— Если бы только Боб вел себя как мужчина, — покачала она головой, — и рассказал всю правду, он мог бы спасти ее. Если бы он признался, что был там и убил Линка, а она просто следила за ним, но он, естественно, ничего не скажет, не станет подставлять под удар свою драгоценную шею.

— Вероятнее всего, Боб даже не знает, что она следила за ним, — заметил Мейсон.

— Знает почти наверняка, — возмущенно заявила Милдред. — Не забывайте, что Боб приезжал в отель «Клермаунт» и увез Карлу с собой. По дороге они много говорили. И, представляете, Боб лгал ей. Он наотрез отказался признаться, что заложил акции или что ездил к Линку. Вы можете вообразить себе такое?! И это после того, как она следила за ним, видела своими глазами, как он въезжал в Лиловый Каньон.

— А как он все это объясняет?

— Ну, вы знаете Боба. Объяснения у него всегда самые убедительные. Он говорит, что совсем рядом с домом, буквально в десяти кварталах, к нему в машину сел друг. Имя друга он не называет. Говорит, что отвез его в город, что другу понадобилась на час его машина, поэтому Боб вышел и разрешил ему взять ее.

— Ваша сестра поверила в это?

— Разумеется поверила! Она поверит всему, что он ей скажет. Меня мутит от всего этого.

— А это не могло на самом деле быть правдой?

— Не вижу каким образом. Ведь Карла все время ехала за ним. Конечно, несколько раз она отставала от него и его заслоняли другие машины. Боб оказался достаточно хитер, чтобы сразу выспросить у нее, когда и где она временно теряла его из виду. Потом выяснилось, что смена водителя произошла как раз в один из таких моментов — умник чертов.

— Вы указали Карле на то, что…

— О, я пыталась, но это бесполезно. К тому же я видела, что она очень слаба. Она решила рассказать мне все это в первую очередь потому, что беспокоилась, что подвела вас, и хотела, чтобы вы были в курсе того, как обстоят дела. Этот лейтенант Трэгг! Если у меня когда-нибудь будет возможность высказать ему все, что я о нем думаю, я…

— Такая возможность у вас уже есть. Вон он идет.

Она круто повернулась к двери в зал заседаний и увидела Трэгга, который только что вошел, улыбнулся помощнику и затем, протиснувшись сквозь небольшую группу людей, скопившихся в проходе, быстрыми шагами направился к ним. Его улыбка была сердечной.

— Добрый день, — сказал он, приблизившись.

Милдред Фолкнер вскинула подбородок, отвернулась, выставив в его направлении плечо.

— Полно, мисс Фолкнер, — добродушно обратился к ней Трэгг. — Не надо воспринимать все таким образом.

— Я не люблю лжи, — ледяным тоном ответила она, — и терпеть не могу лжецов.

Он вспыхнул.

Мейсон коснулся ее руки.

— Спокойнее, — предупредил он.

Трэгг перевел взгляд на адвоката.

— Зла на меня не держите, Мейсон? — спросил он.

— Не держу. Мне и самому приходилось бывать в подобных ситуациях. Но я не могу не беспокоиться о своем клиенте.

— Как раз об этом я хочу с вами поговорить.

— Давайте поговорим.

— Однако прежде я должен выполнить одну неприятную обязанность.

— Ну конечно, — колко заметила Милдред Фолкнер. — Как это на вас похоже! Хотите, чтобы все кругом оставались вашими друзьями, а сами будете преспокойно обманывать их доверие и…

— Полегче, — прервал ее Мейсон, — мы еще не знаем, о чем лейтенант собирается говорить.

Лицо Трэгга потемнело. Он обращался исключительно к Мейсону, подчеркнуто игнорируя Милдред Фолкнер.

— Сожалею, Мейсон, но вы сделали признание на открытом заседании суда, что располагаете этим сертификатом на акции. У меня нет другого выбора, кроме как потребовать от вас передачи мне этого документа, и я также извещаю вас, что вы предстанете перед Большим жюри…

— Почему?

— Вы ведь знаете Черчиля, не так ли?

— Вы имеете в виду Лоринга Черчиля, помощника окружного прокурора?

— Его самого.

— Ну, и что с ним такое?

— Он вас не любит.

— Это ничего не значит, — быстро ответил Мейсон. — Я его тоже не люблю. Он эгоистичное ничтожество с академическим образованием. В нем столько же ума, сколько его в томе энциклопедии, а личного обаяния — как в прошлогоднем альманахе.

Трэгг рассмеялся.

— А как он узнал, что сертификат у меня?

— Как только вы сделали заявление в суде, нам тут же об этом сообщили. Черчиль ждал этого признания.

— Но бумагу эту вы все же не получите.

— Интересно, почему?

— Потому что мне вручена повестка, предписывающая предъявить сертификат суду.

— Напрасно вы так, Мейсон. Это вам ничего не даст.

— Почему вы так считаете?

— Вы крепко сели.

— Да почему же?

— Потому что вы скрыли улику.

— Какую улику?

— Я говорю об этом сертификате.

— Я поднялся на открытом заседании суда и во всеуслышание признал, что документ находится у меня. Это как будто не очень похоже на сокрытие.

— Вы бы не сделали этого признания, если бы не были связаны судебным предписанием, и даже в этом случае вы ничего бы не сказали, если бы мне не удалось заставить миссис Лоули признать, что она сама передала его вам.

— Да, — вновь вмешалась Милдред Фолкнер, — можете этим гордиться — бравый полисмен!

— Послушайте, Трэгг, признался бы я или нет — это теперь вопрос личного мнения каждого.

— Ладно, мое мнение остается при мне, — ответил Трэгг, поджимая губы.

— Вы имеете на это полное право.

— Я также имею полное право на сертификат.

— До тех пор пока вы не предъявите мне судебного требования, — нет. Мне предписано прибыть в суд в качестве свидетеля, имея этот сертификат при себе. Я здесь. И сертификат со мной.

— Судья Гросбек сумеет правильно оценить ситуацию.

— В этом случае он подпишет требование.

— Это займет время.

— Безусловно.

— И когда я попытаюсь вручить вам это требование, кто может мне гарантировать, что я вас найду?

— Никто.

— Черчиль выйдет из себя, когда узнает об этом. Он разозлится уже по-настоящему.

— Это, конечно, очень печально. Видимо, мне предстоит бессонная ночь: я буду мучиться сознанием того, что Лоринг Черчиль меня не любит.

— Послушайте, Мейсон, вы стоите по одну сторону забора, я — по другую. Скучать вы мне не даете. Вы деретесь жестко, иногда вы деретесь нечестно, но вы всегда деретесь. Если вы передадите мне этот сертификат, Черчиль, вероятнее всего, не станет настаивать на Большом жюри. Мне бы хотелось, чтобы вас оставили в покое.

— Черчиль пусть идет к черту.

— Это ваш окончательный ответ?

— Нет. Если он в течение часа отпустит миссис Лоули на свободу, он получит сертификат. В противном случае он получит его, только когда я уже не смогу сдержать свое горячее желание ему его передать.

— Боюсь, что миссис Лоули предстанет перед судом присяжных.

— По какому обвинению?

— По обвинению в предумышленном убийстве.

— Значит, вы все-таки решили повесить это на нее?

— У нас нет альтернативы. Ее муж сделал ряд уличающих заявлений.

— Уличающих его или ее?

— Ее.

Шокированная его словами, Милдред Фолкнер забыла о своих новых нападках на Трэгга и недоверчиво спросила:

— Вы хотите сказать, что Боб сообщил вам нечто такое, что обернулось против Карлы?

— Да, — кивнул Трэгг и тут же торопливо добавил:

— Вообще-то я не должен был вам этого говорить, но… — Он вздохнул. — Если откровенно, Мейсон, меня это совсем не радует.

— Почему?

— Боб Лоули произвел на меня впечатление порядочной свиньи, мерзавца, обманщика. Его жена, наоборот, кажется мне прямой и полной достоинства женщиной.

— Это рассказал вам Боб? — спросил Мейсон.

Трэгг колебался.

— Послушайте меня, Мейсон, вы быстро соображаете. Обычно вам удается вытаскивать своих клиентов тем или иным способом. Черчиль, наверное, всыплет мне за это по первое число, но…

— Ну?

— Я служу народу, — вдруг решительно заговорил Трэгг. — Я лишь маленькое колесико в большой машине. Для меня важнее всего результат. Я имею дело с преступниками, и это моя работа.

— К чему эта прелюдия? — спросил Мейсон.

— А вот к чему. Я сожалею, что поступил так с миссис Лоули. Если бы я знал, насколько тяжело ее состояние, я бы никогда не начинал это. Говорю вам это честно.

— Но вы пошли.

— Правильно. Пошел. Я не отказываюсь. С ней будут обращаться точно так же, как с любым другим заключенным. Только закон не предусматривает такой ситуации. Женщина опасно больна. Малейшее перевозбуждение может оказаться для нее роковым.

— Давайте послушаем, что вам рассказывал Боб Лоули, — произнес Мейсон вместо комментария.

— Лоули, — с горечью сказал Трэгг, — казался совершенно убитым из-за состояния жены. Он такстонал, что мы разрешили ему увидеться с ней. Он опустился на колени подле ее кровати и поцеловал рукав ее ночной сорочки.

— Продолжайте.

— Так вот, прямо перед этим он сломался и выложил нам все.

— И что же ему было известно?

— Он сказал, что выехал из дома на машине, что по дороге к нему подсел его друг и попросил ненадолго одолжить ему машину. Лоули нужно было позвонить в несколько мест, потому он остановился на Каултри-стрит и вышел, а его друг поехал по своим делам. Он сказал, что его жена следила за ним, что его машина отправилась в Лиловый Каньон, что жена последовала за ней и побывала в доме Линка.

— Откуда он все это знает?

— Она сама ему рассказала.

— И он все выложил полиции?

Трэгг кивнул.

— Его разговор с женой является личной, конфиденциальной беседой, — заметил Мейсон. — Никто не имел права расспрашивать его о том, что ему сообщила жена.

— Поначалу он потрясал воздетыми кулаками, клялся, что из него не исторгнут ни слова из того, что она ему доверила. Десять минут спустя он уже рыдал и взахлеб выкладывал все, что знает.

— С него станется, — с омерзением произнесла Милдред Фолкнер.

— Я надеюсь, вы понимаете, чего он добивается, Трэгг? — спросил Мейсон.

— Спасает собственную шкуру.

— Нет, не это.

— А что же тогда?

— Прикиньте сами. Его жена в опасном состоянии. Ей нельзя волноваться. Напрягаться и переживать — тем более. Все это не так эффектно смотрится, но в конечном итоге действует вернее.

— К чему вы клоните?

— Кому по завещанию отказано все ее состояние? Бобу. Кто получит страховку в случае ее смерти? Боб. Кто унаследует ее имущество, движимое и недвижимое? Боб.

Трэгг недоверчиво нахмурил брови.

— Мейсон, вы что, хотите сказать, что он решится убить собственную жену?

— А почему бы нет? Другие же убивают. Никак не скажешь, что в анналах преступлений такие убийства редкость. К тому же обстоятельства сложились для него как нельзя более удачно. Все, что ему сейчас нужно делать, так это науськивать на нее вас, ребята, а когда ее сердце остановится, вы же сами и будете расхлебывать эту кашу. А он, сидя на деньгах, будет только посмеиваться.

— Не в очень-то лестном виде вы его рисуете.

— А с какой стати мне рисовать его по-другому?

— На чем основано ваше предположение?

— Это не предположение. Это обвинение. Я отвечу за то, что это и есть его план.

— В полиции не станут обращаться с ней так, что это приведет… ну, к фатальным последствиям.

— Как же, не станут, черта с два. Вы уже почти достигли цели.

— Мы ей ничем не повредили.

— Не обманывайте себя. Она уже поправлялась полным ходом, а потом…

— Я не отвечаю за возбуждение, охватившее ее при совершении убийства.

— Никакого убийства она не совершала. А вот понервничать ей действительно пришлось. И это свело все лечение на нет. Но вчера утром я пригласил опытного врача, чтобы он осмотрел ее. И у вас никогда не хватит духу позволить ему осмотреть ее сейчас и засвидетельствовать все изменения, произошедшие за последние сутки.

— Нельзя валить только на нас вину за все такие изменения, — произнес Трэгг, пытаясь выглядеть раздраженным.

— Правильно, но есть в них и часть, лежащая на вашей совести. А теперь посмотрите на Лоринга Черчиля. Этот надувшийся от самодовольства книжный червяк задергает ее до смерти. Погодите, вот Боб подбросит ему еще парочку свежих фактов, и он начнет сновать из своего кабинета в палату миссис Лоули и обратно, пока не протопчет желоб в полу.

— А что Боб говорил кроме этого? — спросила Милдред Фолкнер.

— Не очень много, — ответил Трэгг. — Его показания осложнили ей жизнь больше косвенно, чем прямо.

— Не будьте тупицей, Трэгг, — заговорил Мейсон. — Пораскиньте мозгами. Зачем миссис Лоули убивать Линка?

— Из-за сертификата.

— Чепуха! Боб мог бы убить его из-за сертификата, она — нет. Она бы узнала, сколько Линк за него просит, не пикнув, выложила бы всю сумму, дома шлепнула бы Боба по попке, послушала, как он плачет и рыдает, потом погладила бы его по головке, поправила галстучек, чтобы было красиво, и дала бы ему еще денежек, чтоб он мог и дальше играть в свои лошадки.

Несколько секунд Трэгг стоял молча, угрюмо наморщив лоб. Неожиданно он посмотрел Мейсону в лицо и сказал:

— Хорошо, Мейсон, ваша взяла.

— Что?

— Я буду действовать с вами заодно. Черт возьми, этот Боб Лоули сразу мне не понравился. Что-то в нем есть фальшивое. По-моему, он лжец и негодяй. Я бы поставил десять к одному, что преступник — он, а не его жена. Но он ловкий враль и своими уликами купил Лоринга Черчиля со всеми потрохами. Я говорил Черчилю, что, по-моему, на этого парня стоит поднажать, но тот об этом и слышать не желает. Он вбил себе в голову, что ему нужна миссис Лоули. Как раз сейчас он так увлечен тем, что пытается состряпать против нее дело, что не станет слушать никого, кто не принесет ему дополнительных свидетельств ее виновности. Мне это не нравится.

— Не хотите прокатиться? — предложил вдруг Мейсон.

— Хочу.

— А вы? — Он повернулся к Милдред Фолкнер.

Она кивнула.

— Тебе лучше тоже поехать, Делла, — обратился Мейсон к Делле Стрит.

— А куда мы едем? — поинтересовался Трэгг.

— В отношении этого дела у меня появилась одна новая и весьма занятная версия. Нужно еще подумать и задать несколько вопросов.

— Некоторые вопросы вы уже задали?

— Да.

— Ну и как ответы?

— Я почти уверен, что я прав.

— Почему бы сначала не поделиться своими соображениями со мной?

Мейсон покачал головой.

— Нет, все-таки почему же?

— Потому что дело еще не созрело. А нездоровый плод не рвут. У меня нет абсолютных улик против убийцы. Все, чем я располагаю, — это некий набор фактов, которые можно использовать для обоснования очень логичной версии. Теперь я вас хорошо знаю. Вы никогда не станете пить из кружки, не наполнив ее до краев. Вы меня выслушаете, обдумаете мои слова и скажете: «Черт возьми, Мейсон, в этом определенно что-то есть, но, чтобы не обжечься, давайте подождем, пока мы будем располагать чем-то более существенным. Давайте засучим рукава и выстроим идеальное обвинение».

— Ну, и что же в этом плохого? — спросил Трэгг несколько смущенно. — Не станете же вы вспугивать дичь раньше времени — уж в нашем-то случае этого никак делать нельзя.

— А плохо во всем этом то, что миссис Лоули тем временем будет находиться в заключении. Вы известите ее, что ей будет предъявлено обвинение. Вы позволите Лорингу Черчилю «навещать» ее, пока она не превратится в тень. А потом она глубоко вдохнет, и ее сердечко — хлоп! — перестанет биться. Нет, так не пойдет. Мы должны вытащить ее оттуда сегодня же вечером. Мы должны снять этот камень с ее груди.

— А если ваша тележка с яблоками опрокинется?

— Значит, опрокинется. Вы хотите ехать или не хотите?

— Я этого не одобряю.

— Я так и знал, что вы не одобрите.

— Ну, если вы так ставите вопрос, — обидчиво произнес Трэгг, — тогда мне, конечно, придется поехать.

— Ну так поехали.

Глава 14

Трэгг поставил машину прямо перед «Молей Армс Апартментс».

— Позвонить ей? — спросил он у Мейсона.

Мейсон открыл заднюю дверцу машины и помог выйти Милдред Фолкнер и Делле Стрит.

— Лучше позвоните управляющей.

— Сейчас, наверное, можно обойтись и без нее. Вот эта штука должна нас выручить.

Он вытащил из кармана связку ключей, выбрал один, осторожно попробовал его в двери, покачал головой, попробовал другой, и замок со щелчком открылся.

— Эти замки на внешних дверях все равно служат больше для украшения, — пояснил он, пересекая холл. — Так что же вам понадобилось у Эстер Дилмейер, Мейсон?

— Хочу задать ей несколько вопросов.

— Послушайте, если дело хоть сколько-нибудь серьезное, то здесь должен присутствовать Лоринг Черчиль.

— Да нет, все это может оказаться почти шуткой, — иронично ответил Мейсон.

— Вы что-то задумали?

— Угу.

— О’кей, раз уж я приехал, побуду рядом, посмотрю, куда все это нас выведет.

Они прошли по узкому коридору третьего этажа. Тонкий ковер заглушал звук их шагов. Подойдя к квартире Эстер Дилмейер, они увидели, что небольшое окошко над дверью освещено.

Мейсон, понизив голос, обратился к Милдред Фолкнер:

— Постучите в дверь. Она спросит, кто это. Ответьте ей.

— А дальше?

— Думаю, она после этого сразу откроет. Если она все же спросит, что вам нужно, вы скажете ей, что хотите поговорить по поводу того, что произошло сегодня.

Трэгг предпринял последнюю попытку:

— Слушайте, Мейсон, если вы выложите карты на стол и скажете мне, что у вас на уме, управление полиции…

— Будет стоять как вкопанное в ожидании доказательств, — закончил за него Мейсон. — Мой клиент тем временем распрощается с жизнью.

Милдред тихо постучала в дверь.

— Кто там? — раздался голос Эстер Дилмейер.

— Милдред Фолкнер.

— А, это вы… — Из комнаты донесся какой-то шум, потом послышалось шарканье тапочек по полу, задвижка с клацаньем отошла, и Эстер Дилмейер в одном нижнем белье открыла дверь со словами:

— Как хорошо, что вы зашли. Я надеялась, вы поймете… — Она замолчала, увидев группу людей в коридоре, потом громко захохотала и сказала сквозь смех:

— Ну извините меня! Почему же вы не сказали, что с вами мужчины.

Бросив торопливое: «Минуточку», она отступила назад в квартиру и накинула халат, висевший на спинке стула.

— Ну, заходите же. Вам следовало сразу сказать мне, что вы не одна, мисс Фолкнер.

Мейсон шагнул вперед.

— Вы знакомы с лейтенантом Трэггом? — спросил он.

— О да. Я виделась с ним в больнице. Меня отказались выписывать без разрешения полиции.

Возникла неловкая пауза. Трэгг посмотрел на Мейсона, и тот отрывисто произнес:

— Мисс Дилмейер, я боюсь, вам грозит опасность.

— Мне… опасность?

— Да. Смертельная опасность. Вам постараются помешать дать завтра показания в суде.

— Почему вы так решили?

— Не забывайте, что уже была предпринята одна попытка заставить вас замолчать. Тот, кто это сделал, стремился устранить вас два дня назад.

Она рассмеялась:

— По правде говоря, я над этим всерьез не задумывалась.

— Если у кого-то двое суток назад возникло желание убить вас, то в событиях, происшедших с того времени, я не усматриваю ничего, что заставило бы его изменить свое решение.

Эстер затушила сигарету о деревянный подлокотник кресла и заметила:

— Кажется, вас это беспокоит больше, чем меня.

— Может быть, и так. Это потому, что в моем представлении человек, пославший вам конфеты, и человек, убивший Линка, — одно и то же лицо.

— О! — Она вскинула брови. — По-моему, это блестящая мысль!

— В нашем распоряжении есть несколько улик, позволяющих прийти к такому выводу. Не знаю, рассказывал ли вам о них лейтенант Трэгг.

— Нет, не рассказывал, — вставил Трэгг.

— Начнем с того, — принялся рассуждать Мейсон, в то время как Эстер Дилмейер зажгла спичку и поднесла ее к кончику сигареты, — что адрес на посылке был отпечатан на машинке из кабинета Линка в «Золотом роге».

Быстро и нервно махнув рукой несколько раз, она потушила спичку. По ее глазам было заметно, что его заявление было для нее своего рода шоком.

— Интересно, а каким образом это вообще можно установить, — спросила она, — если, конечно, кто-нибудь не видел своими глазами, как эта бумага печаталась?

— Большинство людей и не подозревают, что печатный текст, пожалуй, еще более индивидуален, чем почерк человека. Любая печатная машинка, бывшая в использовании хоть какое-то, пусть даже очень короткое, время, имеет свои отличительные особенности. Скажем, буквы пропечатываются на разном уровне. Специалист, сличая два текста, может с абсолютной точностью установить, печатались они на одной машинке или на разных.

— Вот как, — заметила Эстер Дилмейер, — кто бы мог подумать.

— Это одно, — продолжал Мейсон. — Другое заключается в том, что бумага была взята из того же кабинета, кабинета Линка.

— А это откуда известно?

— Виды бумаги тоже различаются. Тут и содержание несортовой древесины, и вес, и химический состав, и торговая марка. Торговую марку, кстати, обычно наносят прямо на бумагу в виде водяных знаков.

— Что-нибудь еще? — поинтересовалась она.

— Этикетка с адресом была наклеена на оберточную бумагу. Клей по составу совпадает с тем, которым пользуются в «Золотом роге», и, что важнее всего, он успел так основательно застыть, что в полиции смогли установить следующее: этикетка с адресом была наклеена по крайней мере за двое суток до отправления посылки.

— Ну и ну, — улыбнулась она. — Получается, что полицейские гораздо хитрее, чем я, например, могла бы подумать.

— Гораздо хитрее, — сухо согласился Мейсон.

— Есть еще что-нибудь?

— Да. Примите во внимание, что этикетка с адресом была подготовлена больше чем за двое суток до посылки вам этой коробки конфет. Теперь, вы работали на кондитерской фабрике. Вы имеете некоторое представление о том, как следует обращаться с шоколадными конфетами, чтобы по ним было совершенно незаметно, что их, скажем, надламывали или протыкали.

— Да, в этом я кое-что понимаю. В общем-то, это совсем не трудно, если у вас есть навык, но у новичка ничего не выйдет, можете мне поверить.

— Также примите во внимание, что карточка, обнаруженная вместе с конфетами, была ранее вложена в коробку с орхидеями, которую вам послала мисс Фолкнер.

— Да, это была либо она, либо ее точная копия, — сказала Эстер Дилмейер, избегая смотреть в сторону Милдред.

— Я от души надеюсь, — рассмеялась Милдред, — что вы не думаете, будто это я вернулась и послала вам конфеты с другой карточкой.

Эстер Дилмейер упорно не поднимала на нее глаз.

— Я просто отвечаю на вопросы, чтобы мы могли во всем разобраться, — сказала она Перри Мейсону.

Улыбка замерла на губах Милдред Фолкнер.

— Значит, вы в самом деле считаете, что это я послала вам те конфеты? — спросила она.

— Мне хочется одного — самой жить спокойно и другим не мешать, — сказала Эстер и посмотрела ей в лицо. — Я не хочу обвинять кого-то или делать намеки, но, как бы там ни было, почерк на карточке был очень похож на ваш.

— Господи, да я никогда бы…

— Спокойнее, мисс Фолкнер, — остановил ее Мейсон. — Прежде чем мы начнем искать того, кто послал конфеты, давайте проследим за фактами еще немного. Итак, мисс Дилмейер, когда вы получили конфеты и прочли приложенную к ним карточку, вы совершенно успокоились. Верно?

— Ну да, естественно. Я разговаривала с мисс Фолкнер, нашла ее очаровательной, она отнеслась ко мне сочувственно… хотя у нее и были основания относиться ко мне иначе, если бы она оказалась… ну, ограниченной во взгляде на некоторые вещи и решила бы обвинить меня в том, в чем я совершенно не виновата.

— Понятно. Но эта, последняя возможность не пришла вам в голову, когда вы получили конфеты?

— Нет. Тогда она казалась мне просто очень славным человеком. Она собиралась дать мне работу, поэтому я чувствовала к ней расположение и… ну, преданность, если хотите.

— Что ж, давайте подведем некоторый итог… Человек, пославший вам отравленные конфеты, во-первых, имел доступ практически во все помещения и кабинеты «Золотого рога», мог воспользоваться пишущей машинкой мистера Линка, открыть ящик его стола, взять его бумагу, клей. Во-вторых, знал немного о том, как служба доставки управляется с посылками, попадающими к ним в час пик; и в-третьих, мог достать карточку, присланную с орхидеями, и успеть положить ее в коробку с конфетами. Речь идет об интервале в тридцать минут. Это требует известной расторопности.

— Если только… — начала было Эстер Дилмейер и тут же замолчала.

— Если только что?

— Если только конфеты послала не мисс Фолкнер. Потому что в этом случае в ее распоряжении были бы две карточки, и… и… ну и все.

— Я внимательнейшим образом рассмотрел улики против мисс Фолкнер, — сказал Мейсон. — Она не смогла бы послать эти конфеты, даже если бы имела такое намерение.

— Как это так?

— Она не имеет необходимого опыта обращения с шоколадными конфетами — это во-первых, и, во-вторых, она никогда не бывала в «Золотом роге» до того вечера, когда встретилась там с вами, и, следовательно, не могла воспользоваться ни машинкой, ни клеем, ни бумагой. Нет, только один человек полностью удовлетворяет всем требованиям.

— И кто же он? — спросила Эстер Дилмейер.

— Вы, — тихо произнес Мейсон.

Она привстала со стула.

— Я?! Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, — невозмутимо продолжал Мейсон, — что вы являетесь единственным человеком, который мог бы послать эти конфеты. Вы послали их себе сами.

— А потом наелась яду, просто ради удовольствия прокатиться на «скорой помощи» в больницу, — саркастически заметила она.

Лейтенант Трэгг подался вперед и уже открыл рот, намереваясь что-то сказать Мейсону, но тот, не отрывая взгляда от Эстер Дилмейер, произнес уголком губ: «Заткнитесь, Трэгг» — и продолжал обращаться к ней:

— А вы и не съели ни одной отравленной конфеты.

— Ах, вот как: значит, не съела? Мне просто захотелось отдохнуть в больнице. Я притворилась спящей и обвела доктора вокруг пальца, так, что ли?

— Нет. Вы приняли большую дозу веронала, но конфеты здесь ни при чем.

В ее жестах начало сквозить раздражение.

— Послушайте, у меня сегодня на вечер есть кое-какие дела. Я понимаю, что вы спасли мне жизнь. Во всяком случае, вы оплатили больничный счет. Я почувствовала к вам искреннюю благодарность, но, оказывается, у вас за пазухой был припрятан камень. Мне сегодня есть чем заняться кроме того, чтобы сидеть здесь и выслушивать ваши бесконечные бредни.

— Видите ли, — продолжал Мейсон, не обратив на ее слова никакого внимания, — каждая конфета лежала в чашечке из гофрированной бумаги, плотно охватывавшей ее со всех сторон.

— Ну и что? — спросила она.

— В коробке конфет, которую мы обнаружили на столе, не хватало нескольких штук, но там не было и бумажных чашечек. В комнате я их тоже не нашел. Как бы вы ни любили конфеты, вы вряд ли стали бы поглощать их вместе с бумагой.

На какое-то мгновение ее бесстрастное лицо дрогнуло. Мейсон, не теряя времени, развил преимущество:

— Но окончательно вы выдали себя, когда сказали мне, что, увидев в коробке с конфетами карточку, подписанную «М. Ф.», вы совершенно успокоились. Если бы вы говорили правду, эта карточка должна была бы, наоборот, насторожить вас, потому что всего полчаса назад вы получили точно такую же с орхидеями. Вы бы даже обязательно заметили на карточке две дырки, проколотые булавкой, скреплявшей ее с цветами. Не может быть, чтобы вы могли не заметить этого.

— Вы просто спятили. Зачем мне посылать самой себе отравленные конфеты?

— Затем, — ответил Мейсон, — что вам нужно было алиби.

— Алиби — для чего?

— Для убийства Линка.

— А, так это я убила его, вон что?

Мейсон кивнул:

— А затем выдали себя, пытаясь сегодня в суде навлечь подозрения слишком на многих. Вы очень умело подставляли людей, которые знали о том, как вы любите конфеты и сколько вы можете съесть за раз.

— Да вас прямо заслушаешься!

— Итак, вы решили обеспечить себе алиби. Вам пришло в голову, что если во время убийства вы будете лежать без сознания, отравленная снотворным, то лучшего и желать нечего. Поэтому вы послали себе конфеты, начинили их вероналом, сменили дома вечернее платье на что-нибудь попроще и поудобнее и поехали в Лиловый Каньон.

Вероятно, предварительно вы позвонили Линку, дабы убедиться, что он на месте. По дороге вы остановились и позвонили мне. Вы должны были сделать это достаточно рано, чтобы у вас было алиби на момент преступления, но одновременно с этим я не должен был успеть добраться до вашей квартиры прежде, чем вы вернетесь, осуществив свой преступный замысел. Удобнее всего вам было звонить из дома, где жил Колл. Вы знали, что в холле есть телефонная будка, что там в это время никого не будет и, следовательно, никто вас не увидит и не подслушает вашего разговора со мной.

— А зачем же, интересно, мне понадобилось звонить именно вам?

— На это были особые причины, мисс Дилмейер. Вам нужен был человек, слову которого полиция поверит безоговорочно. Он должен был представлять, кто вы такая, но при этом не должен был знать, где вы живете. Короче говоря, вам нужен был хороший свидетель, не знающий вашего адреса и не представляющий, где он мог бы его разыскать.

Свое алиби для убийства вы начали планировать дня за два, за три. Вы ломали себе голову над проблемой: как устроить так, чтобы вас обнаружили до того, как действие снотворного станет опасным, но не раньше, чем вы совершите задуманное и вернетесь домой. Вы понимали: чтобы установить связь между вами и «Золотым рогом», мне потребуется сначала найти Милдред Фолкнер. Но даже в том случае, если мне удастся сделать это достаточно быстро, у вас еще не будет основания для беспокойства: никто в клубе не знает, где вы живете.

Вы справедливо полагали, что с мисс Фолкнер я увижусь только в час ночи, когда она придет ко мне в контору, как было условлено, и только тогда узнаю о «Золотом роге». И даже после этого мне все равно потребовалась бы уйма времени, чтобы вас найти.

Однако на деле получилось, что я едва не нарушил ваши планы. Благодаря редкой сообразительности и детективному таланту моего секретаря мисс Стрит нам удалось разыскать вас достаточно быстро. На «Золотой рог» мы вышли практически сразу.

— Какой вы у-умный, — с сарказмом протянула она. — Нет, дейс-с-твительно!

— Позвонив мне из дома Колла, вы сели в машину, поехали в Лиловый Каньон, убили Линка и только потом приняли большую дозу веронала. Потом вы вернулись домой, поставили телефон на пол, проследив, чтобы трубка оставалась на месте, и отдались во власть снотворного, от которого у вас слипались веки. К тому времени, когда мы обнаружили вас, вы только что погрузились в глубокий сон.

— Это и есть ваша версия? — спросила она.

Мейсон кивнул.

— Что ж, можете пойти утопиться вместе с ней. Полагаю, вы были бы не прочь сделать из меня козла отпущения, чтобы вытащить из тюрьмы нанявшую вас женщину, которая отвалит вам за это кучу денег, но, к вашему сожалению, меня такая роль совсем не прельщает. Придется вам поискать дурака в другом месте.

Наступило молчание. Лейтенант Трэгг посмотрел со своего места на Эстер Дилмейер, потом отвел глаза. С задумчивым видом он принялся изучать рисунок на ковре.

— Ну? — произнесла Эстер, когда они просидели в молчании почти минуту. — Что это, новый вариант допроса третьей степени? Или вы просто сидите и любуетесь обстановкой?

— Мы ждем, — сказал Мейсон, — когда вы нам расскажете об убийстве.

— Можете ждать хоть до второго пришествия. И не пытайтесь затаить дыхание, чтобы не пропустить начала, а то помрете от удушья. Я ухожу. Теперь, если вы, ребята, меня извините, я начну одеваться.

— Вы никуда не уходите, — сказал Трэгг.

— Вот как?

— Да.

— Почему же это?

— Мейсон выстроил логически безупречное обвинение.

— Вы хотите сказать, что вас убедила эта галиматья?

Он кивнул.

— Вы сошли с ума, — произнесла она среди полного молчания и через секунду повела рукой, показывая, что эти слова относятся к каждому. — Все вы.

В комнате опять повисла тишина, которая, видимо, действовала Дилмейер на нервы больше, чем все обвинения Мейсона.

— Боже мой, — заговорила она наконец, — ну что вы тут расселись и смотрите на меня такими глазами! Да что это, в конце концов, такое! Я в своей квартире. Я хочу одеться.

— Вы никуда не пойдете! — повторил Трэгг. — Можете считать себя под арестом.

— Хорошо, я арестована. Но это не значит, что я должна сидеть здесь и любоваться на ваши кислые рожи. Раз уж вы меня арестовали, то отведите куда-нибудь.

— Возможно, и отведу.

Она распахнула халат:

— Прямо так?

— Нет. Вы можете одеться.

— Пока вы, ребята, будете пялить глаза? Нет уж, спасибо.

Мейсон закурил.

— Послушайте, кто-нибудь может мне сказать хоть слово? — не выдержала Эстер. — Попытайтесь хотя бы доказать что-то.

— Доказывать нечего, — спокойно заметил Мейсон. — В деле с отравленными конфетами улики изобличают вас неопровержимо. Если вы не убивали Линка, самое время сказать нам об этом. У вас найдутся какие-то смягчающие обстоятельства?

— Знаю я ваши хитрости, — ответила она. — Пытаетесь вызвать меня на разговор. Вот что, братец, раз уж ты такой умный, скажу тебе одну вещь. Маленькая Эстер свои права знает. Она будет сидеть тихо-тихо и не ответит ни на один, даже самый крохотный вопросик. Если в полиции решат, что у них достаточно улик для моего ареста, я готова предстать перед судом присяжных, и у меня будет адвокат — настоящий адвокат, а не двуличный плут, как некоторые. Тогда посмотрим, что у вас выйдет.

— Что ж, — сказал Мейсон, — все это вполне разумно, если вы убили его намеренно и хладнокровно, но если вы стреляли в него в целях самозащиты или если это вышло нечаянно, то вам следует рассказать об этом сейчас.

— Почему именно сейчас?

— Потому что если вы теперь промолчите, а затем на суде попытаетесь построить защиту на несчастном случае или убийстве в целях самообороны, присяжные воспримут это как историю, сочиненную для вас вашим адвокатом.

— Вы мне здорово помогли.

— Кстати, совет действительно хорош, — сказал ей Мейсон. — В вашем плане есть слабые места. Рано или поздно полиция на них наткнется. И тогда вам уже не удастся спасти себя, рассказав, что же произошло в действительности.

— О, в самом деле? И что же это за слабые места?

— Отсутствие конфетных оберток в коробке, вторичное использование карточки Милдред, ваш носовой платок, телефон на полу с трубкой на рычаге и все, что еще обнаружит полиция.

— Что, например?

Мейсон улыбнулся:

— Вспомните сами свои действия. Не забывайте, что полиция знает, где и как все происходило. Им нужно будет только найти подтверждение.

— Что ж, пусть ищут, — с вызовом сказала она.

— К тому времени будет поздно рассказывать свою историю.

— Почему?

— Газеты напишут, что все это уловки вашего адвоката.

Она посмотрела на него затуманенным взором человека, который отчаянно пытается на что-то решиться.

— А если предположить, что я расскажу все сейчас?

— Ваш рассказ будет звучать убедительнее, особенно если вы сразу выложите все до конца.

Она внимательно рассматривала кончик сигареты.

— Что ж, может быть, здесь вы и правы.

Трэгг опять открыл рот, но короткий повелительный жест Мейсона призвал его к молчанию.

— У Колла есть ключ от вашей квартиры? — помог ей Мейсон.

— Да.

— Значит, именно там он держал Боба Лоули на следующий день после убийства, пока вы лежали в больнице.

— Наверное. Откуда мне знать.

— Вы любите Колла?

— Теперь нет. Когда-то я была без ума от него. Ничего, с этим я справлюсь. Все сотрется. Стиралось раньше, сотрется и в этот раз.

Мейсон посмотрел на часы.

— Ну что же, если вы намерены…

— О, да ладно. Слушайте. Я обслуживала игорный дом. Моя работа состояла в том, чтобы поощрять мужчин к игре и следить, чтобы они не уходили сразу, как только начинают проигрывать. Я получала комиссионные. Некоторое время назад Колл и Линк предложили мне заняться Бобом Лоули, сказав, что он плейбой из богатых. Я должна была помочь им освободить его от части материальных благ, под тяжестью которых он сгибался.

Я сделала все, что от меня требовалось.

Когда дело уже подходило к тому, чтобы делить прибыль, они решили прокатить меня, отдав мое место новой девушке Колла.

Я в принципе не возражала. Такая жизнь мне уже порядком надоела, но стоять и смотреть, как меня дурачат, я не собиралась. И я решила нанести кое-какие незапланированные визиты.

Этот револьвер Боб Лоули возил в отделении для перчаток своего автомобиля. Думаю, он даже не заметил пропажи, когда я его вытащила. Конечно, я понимала, что подозрение падает в первую очередь на меня, поэтому мне нужно было железное алиби.

Мне пришла в голову мысль послать себе конфеты со снотворным. Я приготовила всё четыре дня назад: вынула несколько штук из коробки и положила в бумажный пакет, который можно было взять с собой, начинила снотворным остальные, упаковала коробку в бумагу и держала наготове для отправки по своему адресу сразу же, как только Линк предоставит мне возможность завладеть сертификатом. Итак, все было готово и ждало своего часа.

Когда Линк отправился в Лиловый Каньон, я узнала, что сертификат будет у него. По моим расчетам, сделка должна была состояться именно тогда. Затем меня нашла мисс Фолкнер и сообщила многое из того, чего я не знала раньше. Она также попросила меня прийти в час ночи к вам в контору. До этого я собиралась звонить в полицию, чтобы обеспечить себе алиби, но вы для этой цели подходили больше. Колл знал, где я живу, и у него был ключ от моей квартиры. Я хотела быть уверенной, что его не будет дома. Я знала, что он должен встретиться с Линком в Лиловом Каньоне. Я следила за его домом, пока не увидела, как он уехал, потом вошла в холл, позвонила вам, сказала, что меня отравили, и отправилась в Лиловый Каньон. По дороге я съела неотравленные конфеты из бумажного пакетика, чтобы в желудок попал шоколад. Прямо перед тем, как войти к Линку, я приняла большую дозу веронала и надела маску и плащ.

По тому, как Линк ответил на стук, я поняла, что он ожидал женщину. Когда он увидел мою маску и черный глаз револьвера, его чуть не хватил удар. Я приказала ему достать сертификат Лоули и положить его на стол.

— У вас не возникло с Линком каких-либо трудностей? — спросил Мейсон.

— Только то, что он перепугался до полусмерти и руки у него дрожали, я даже начала беспокоиться, сможет ли он вообще открыть ящик стола, где хранил сертификат. Потом, когда удалось это сделать, я услышала позади себя шум и оглянулась через плечо.

— Другая девушка? — спросил Мейсон.

— Да. Видите ли, втолкнув Линка в комнату, я не позаботилась закрыть за собой входную дверь. Девушка оказалась особой решительной. Я навела на нее револьвер и попыталась ее испугать. Но она и не думала пугаться. Бросилась на меня, как дикая кошка. Схватив обеими руками мою правую руку, она стала выкручивать у меня револьвер. Получилось, что на курок мы нажали вместе. Палец у меня застрял в скобе. Она тянула его назад. Я крикнула ей, чтобы она прекратила. Она не прекратила. Револьвер выстрелил. Это ее наконец испугало, и она отпрыгнула в сторону. Револьвер упал на пол. А потом мы увидели Харви Линка.

Маска по-прежнему была на мне. Она не знала, кто я. Мы обе бросились к двери. Она забыла в доме свою сумку, я — револьвер.

Дорога домой была каким-то кошмаром. Веронал уже начал действовать. Последнюю часть пути меня уже осаждала всякая чертовщина. Мне чудилось, что все происшедшее мне просто приснилось. Не помню, как я сумела поставить машину в гараж и добраться до квартиры. Здесь все уже было расставлено по местам и готово к вашему приходу. Падая, я заснула прежде, чем ударилась об пол. Остальное вы знаете.

Придя в себя в больнице, я вспомнила, что оставила маску и плащ в машине. Маска могла меня выдать. Я собиралась избавиться от нее сегодня вечером.

Мейсон кивнул Трэггу:

— Пожалуйста, лейтенант, теперь ваша очередь.

— Вы обе убежали с места преступления, даже не взглянув, насколько серьезно он ранен? — спросил Трэгг.

— Все было ясно и так. Он осел, как проколотая шина.

— А что он делал, пока вы боролись за револьвер?

— Пытался засунуть сертификат назад в ящик. Стоял он к нам спиной, но я видела, как он с ним возился. А теперь я хочу, чтобы вы сделали одну вещь.

— Какую? — спросил Трэгг.

— Возьмите ту, другую девушку, и пусть она вам все расскажет до того, как узнает, кто я и что я вам сообщила.

— Кто она? — спросил Мейсон.

Эстер горько рассмеялась.

— Это будет вам на десерт. Пустоголовая дурочка, которая считает, что вертеть задом перед мужчинами в игорном доме и получать за это деньги лучше, чем честно зарабатывать себе на жизнь. Ей нужна моя работа, а мне — ее. Получилось так, что мы должны были как бы поменяться местами: она — в клуб, я — в цветочный магазин.

В этом-то и беда всех глупеньких восторженных девочек, у которых только и есть что молодость и красота. Они думают, что останутся молодыми навсегда. Годы для них ничего не значат, они оставляют следы только на других. Я помню время, когда и сама так думала. А ведь в том деле, которым я занимаюсь, нас ненадолго хватает. Вам тридцать и все кончено. В клубе — это все равно что быть сорокалетней в любом другом…

— Кто она? — оборвал ее Трэгг.

У Эстер Дилмейер вырвался хриплый смешок.

— Лоис Карлинг, — объявила она. —  Ну, теперь я с ней рассчиталась.

Мейсон снял трубку с телефона и протянул ее лейтенанту Трэггу.

— Позвоните в полицейское управление и распорядитесь, чтобы отпустили Карлотту Лоули.

Трэгг принял трубку с легким поклоном в сторону Мейсона.

— Вы выиграли, — сказал он.

Ожидая, пока его соединят, он заметил:

— А вы, мисс Фолкнер, когда в другой раз попытаетесь отвлечь мое внимание от своей сестры и вообще сбивать меня со следа, не палите так нечаянно из револьвера и не будьте столь явно подозрительны. Какое-то время вам удавалось морочить мне голову, но, как только я смог оценить ваш незаурядный ум, я понял, что вы переигрываете… Алло! Алло, управление? Лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств. Мы отпускаем Карлотту Лоули. Перри Мейсон устраивает ее в частный санаторий. Займитесь этим немедленно, и чтобы никакой волокиты.

Глава 15

Рано вечером того же дня Делла Стрит, уютно расположившись под боком у Перри Мейсона в его машине, сказала:

— Что ж, у лейтенанта Трэгга этого не отнять: когда он обещает помочь, он помогает.

Мейсон кивнул.

Она положила ладонь на его правую руку — мягкий, успокаивающий жест.

— А вам не приходило в голову, что лейтенант Трэгг становится весьма неравнодушен к Милдред Фолкнер?

— Нужно быть слепым и глухим, чтобы этого не заметить.

— Он ее, кажется, тоже заинтересовал.

— Почему бы и нет? Он умный, проницательный человек.

— Да уж, ума ему не занимать. Теперь, когда он возглавляет отдел по расследованию убийств, с полицией будет труднее иметь дело, чем при сержанте Голкомбе. Знаете, вам придется стать осторожнее! Сейчас Трэгг полон самых дружеских чувств, но если он когда-нибудь поймает вас за одной из ваших рискованных проделок, уверена, он не будет и секунды раздумывать, прежде чем поступить с вами по всей строгости.

— Что ж, пусть себе поступает.

— Как вы думаете, Эстер Дилмейер осудят?

— Может быть, и нет, — ответил Мейсон, — Лоис Карлинг все рассказала, и ее показания подтверждают слова Эстер. Конечно, она отправилась туда вооруженная и с преступным намерением, но… видишь ли, она чертовски привлекательна, а…

— А привлекательной женщине убийство может сойти с рук?

— Непреднамеренное убийство, — с улыбкой поправил ее Мейсон. — Есть разница.

— И вы полагаете, показания Эстер Дилмейер позволят вам выиграть дело против Пивиса?

— Безусловно. Она точно знает, что Пивис лишь предложил Линку купить у него сертификат. Это маленькая, но чрезвычайно важная деталь. А когда я закончу перекрестный допрос мистера Синдлера Колла… да, я думаю, Пивис откажется от своих претензий.

Делла рассмеялась:

— Вот уж замечательная получится беседа с мистером Коллом. Вы сумеете доказать, что вся эта затея с азартными играми есть не что иное, как бесчестный тайный сговор с целью завладения акциями и передачи их другому лицу?

— Без какого-либо труда.

— Где же в этом случае окажется Мейгард?

Мейсон ухмыльнулся:

— Стоящим на цыпочках на краю очень глубокой и очень грязной ямы. Кстати, если тебе интересно знать, именно в «Золотой рог» мы и направляемся в данный момент. Мы обязательно закажем шампанское, и я ничуть не сомневаюсь, что мистер Мейгард лично примчится сверху и будет хлопотать вокруг нас, пытаясь оправдаться. Трэггу немного понадобится, чтобы перевернуть там все вверх дном.

— Разве он не собирается сделать это в любом случае?

— Возможно.

— Тогда, наверное, вам не стоит туда ехать и обещать Мейгарду, что вы…

— Я не собираюсь давать Мейгарду абсолютно никаких обещаний, — заметил Мейсон, — а уж когда дело дойдет до полиции, он сможет поговорить с лейтенантом Трэггом лично.

— У меня есть предчувствие в отношении лейтенанта Трэгга, — сказала она, поежившись.

— Какое?

— Я думаю, он станет опасным противником.

— Он умен, — согласился Мейсон. — Часть инструкций, полученных им от начальника полиции, наверняка заключается в том, чтобы присматривать за мной и держать в узде. Полагаю, теперь у нас начнется веселая жизнь.

— Это вы так говорите. Мне все это не нравится. — В ее голосе уже не было добродушной шутливости.

— Я назначу тебя моим законным опекуном, если только ты за это возьмешься, Делла.

— И не подумаю, — ответила она. — Опекун вам противопоказан также как семейный очаг. Но только, пожалуйста, не надо надолго исчезать с моих глаз и оставлять меня в неведении……

На повороте их обогнала полицейская машина.

— Посмотрите, Делла, как ездит Трэгг, у него своя собственная манера вождения.  Ты набираешь скорость между кварталами, начинаешь притормаживать, подъезжаешь к перекрестку, затем давишь на газ… Смотри.

Она откинулась на мягкую спинку сиденья и, улыбаясь, смотрела спокойным, изучающим взглядом на его лицо, когда он, сосредоточившись на дороге, выжал педаль, загоняя стрелку спидометра все дальше и дальше вправо.


Примечания

1

В легендарной тюрьме Сан-Квентин отбывают наказание самые опасные американские преступники — серийные убийцы и насильники, приговоренные к пожизненному заключению или смертной казни. Эта самая старая тюрьма в Калифорнии была построена в 1852 году.

(обратно)

2



Оснащённый блоком из двух друг над другом расположенных стволов, дерринджер Remington был выполнен в модном в то время калибре .41 RF short., то есть 4.1 мм. Компактное (длина около 120 мм.), лёгкое и простое в обслуживании оружие, пригодное для целей обороны на коротких дистанциях. Первая модель была сконструирована американским оружейником Генри Дерринджером. Выпущено с 1866 по 1935 год в количестве примерно 150 000 экземпляров.

(обратно)

3

Площадка на этаже. Лифт. Дверь. Коридор. Ряд квартир. Таких коридоров на этаже может быть и два и три.

(обратно)

Оглавление

  • ИЗБРАННЫЕ РОМАНЫ ВЫПУСК 4 ДЕЛО О НЕМОМ ПАРТНЕРЕ
  • ДЕЛО ЗАИКАЮЩЕГОСЯ ЕПИСКОПА
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  • ДЕЛО О ХРОМОЙ КАНАРЕЙКЕ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  • ДЕЛО О ПРЕДУБЕЖДЕННОМ ПОПУГАЕ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  • ДЕЛО О НЕМОМ ПАРТНЕРЕ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  • *** Примечания ***