КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706312 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272774
Пользователей - 124657

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).

Своя война [Руслан Ряфатевич Агишев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Некромант. Своя война

Вступление

Судьба над Килианом, молодым магом огня, жестоко посмеялась. Сначала она пообещала ему весь мир и все его радости. Он стал магом огня, довольно быстро преуспев на поприще магической науки. Его учителем был сам магистр Зенон, один из самым известных магов Китонского королевства и по праву занимавший почетное место в Конклаве магов. Магистр не раз прилюдно называл Килиана самым талантливым своим учеников и прочил ему скорое получение звания магистра.

Его жизнь играла всеми цветами радуги, преподнося ему все новые и новые сюрпризы. Он встретил девушку. Это был прекраснейший цветок, который распустился всем и всему назло в городе грехов и разврата. Изящная, как пугливая серна, она ответила Килиану взаимностью. Каждый день, когда он устало возвращался домой, она его встречала у порога их дома и улыбалась. От этой искренней и светлой улыбки у него тут же вырастали крылья за спиной. Усталость исчезала, словно ее и не было. Маг вновь был свеж и весел. Не переставая, Килиан шептал ей, что любит ее и не может без нее жить. Ему казалось, что счастливее его больше нет на белом свете.

Однако, в один день все изменилось, превратив его жизнь в прямо противоположное. В город пришла смерть, черная чума, не щадившая ни старых, ни малых, ни богатых, ни бедных. Проклятая старуха с косой, в виде которой ее часто изображали в древних хрониках, могла постучаться в любой дом, даже королевский дворец.

Она сгорела в считанные часы. Он метался, как проклятый, но ничего не мог поделать. Маги-целители, лишь разводили руками. Черная чума была проклятием древних времен, одним из наследием эпохи проклятых королей, которые создавали невиданных чудовищ и страшные болезни. Лечить и предупреждать ее так и не научились. Никто не знал, почему она появлялась и почему, в конце концов, исчезала.

Килиан был безутешен, мечтая о смерти. Он забросил учебу, работу, с головой зарывшись в старинные свитки и древние книги. Стены, пол и потолок его дома были исписаны магическими формулами и старыми заклятиями, которые, как ему казалось, могли повернуть время вспять. Безутешный в своем горе, Килина, в конце концов, обратился к проклятому искусству — некромантии.

Вскоре его осудили и приговорили к казни на древнем артефакте — Оке Драконта, который его забросил через время и пространство в невиданный мир. Здесь бушевала страшная война, которую развязал проклятый король этого мира. Для него, как и для старых королей Китона, не было ничего святого. Ради своей власти и мифической чистоты крови, он был готов уничтожить все живое, набросить стальную удавку на каждого.

Однако, тут в крови и боли, Килина вновь обрел любовь, встретив близкую себе душу. Осознавая мимолетность жизни, маг пообещал себе, что с ней ничего страшного не случиться. К сожалению, у него не получилось сдержать слово, но у него не получилось… Его Анюту забрали немцы, а само Килина схватили прибывшие за ним китонские маги. Он пытался сражаться. Опустошая свой магический резерв, молодой маг залил вражескую колонну огнем. Взлетали в воздух грузовики с солдатами, плавился метал танков, заживо сгорали немецкие пехотинцы. Девушка уже почти была свободна, как появились посланцы его старого мира — магистр Зенон и королевские гвардейцы. Оказавшись перед лицом нового врага, Килиан применил свое последнее оружие — заклинание из арсенала некроманта. Он вбухал остатки магической энергии в заклятье поднятие мертвецов и свалился замертво…

Глава 1

Лесная дорога, ведущая из села к ближайшему городу, выглядела настолько странно, что пробиравшаяся вдоль нее разведывательная группа партизан старалась разговаривать шепотом. Осторожно вышагивавшие коренастые мужики, одетые в потрепанные немецкие и советские шинели, вертели головами во все стороны, подозрительно всматриваясь в каждую кочку.

Вокруг них черными свечками в небо вздымались обожженные до состояния угля стволы деревьев. По иссини черной почве плыл удушливый дымок, для защиты от которого пришлось замотать лицо плотными кусками ткани. Правда, это мало помогало. То один, то другой партизан время от времени заходился скрипучим кашлем, после которого начинал отхаркиваться.

Под ногами хрустели тлеющие головешки, едва подернутые пеплом. Наступать приходилось осторожно, всякий раз выбирая куда поставить ногу.

— Лексей, можа назад двинем? Не по себе мне что-то, — ежась от неприятного ощущения, бормотал невысокий паренек с веснушчатым лицом. — По пожарищу шагаем. Страшно, як на кладбище…

Судя по до бела стиснутым на немецком карабине ладоням, ему было очень страшно. Он то и дела покусывал нижнюю губу. Вздрагивая, оглядывался назад, словно постоянно ожидая нападения.

— Вот же, блазень, накаркал! — в сердцах, вдруг, выдал шагавший первым, коренастый мужичок, в выцветшей до бела пилотке с красной звездочкой. — Закрой свой рот! Трупак встретили, черт тебя дери.

Все трое замерли в десятке шагов от круто поворачивавшейся дороги, где застыла прокопченная немецкая танкетка. Ее пулеметный ствол бессильно поник. Из откинутого люка торчало наполовину высунутое сожжённое тело танкиста. Плоть рук была глубоко прожаренной, проглядывали светлые кости.

— Мать твою, мать твою…, - горячо зашептал командир разведывательной группы, натыкаясь взглядом на все новые и новые сожженные тела немецких солдат. — Накаркал, сопляк, накаркал… Черт! Чего встали, как столбы? Потом думать будем, что и как. Разбежались по кустам и оружие ищем. Коли документы какие остались, тоже ко мне тащите. Давай, давай! — замахал он руками.

Двое тут же, сжав оружие в руках, разошлись в разные стороны. Сам командир пошел прямо к танку, за которым он рассмотрел остов легкового автомобиля. Там, по его мысли, мог ехать офицер с документами.

— Не то… Все не то, — качал он головой, обходя очередное тело. — Ничего не понимаю.

Еще через шаг на его глаза попались два сцепившихся друг с другом немецких трупа, смотревшихся крайне странно и страшно. Один из немцев с такой силой обхватил второго, что руками смял грудную клетку. Зубами же, словно дикий зверь, вцепился в горло своему товарищу.

— Не понятно. С ума сошли. Жрать начали друг друга, — с огромными глазами от удивления Алексей рассматривал другой немца, свернувшегося клубком и прижав к своему рту оторванную кисть. — Звери, как есть звери… Надо все в отряде рассказать. Пусть думают, что здесь случилось.

С каждым новым шагом, приближавшим его к штабному автомобилю, загадок становилось все больше и больше. Партизан натыкался на трупы солдат, буквально нашпигованных свинцом, с оторванными руками и ногами. Особенно его поразило одна картина. Пухлый немец, руками обхватил ствол дерева. К нему, словно к главному блюду стола, тянулись руки его трех товарищей, раздиравших человеческую плоть и кости. Тут Алексей уже не смог сдержать позывов к рвоте и, упав на четвереньки, стал блевать.

— Что здесь было? Что? — отдышавшись, снова и снова он задавал себе эти вопросы.

Вырисовывалась, крайне непонятная картина. Довольно крупная немецкая колонна попала в огненный мешок. Он насчитал четыре сгоревших грузовика, две танкетки, три танка с десяток мотоциклов, вокруг которых в самых разных позах валялось больше сотни немецких трупов. Было совершенно не понятно, кто и почему на них напал. Трупов нападавших не было. Оружие и стреляные гильзы принадлежали лишь немцам. Это казалось особенно странным, потому что противник очень активно отстреливался. Возле некоторых солдат Алексей находил просто горы стреляных гильз.

— В кого же они стреляли? Вон этого просто нашпиговали пулями, — носком сапога он пнул очередной труп с карабином в руке. — Зачем палить в своих? Может это наши переоделись. Нет! Мы бы точно знали, что тут еще одна группа шастает. Кроме того, кто в здравом уме нападет на такой сильный отряд.

С этими мыслями Алексей пошел в сторону своих товарищей, который к одному из высоких дубов натаскали целую гору более или менее целого оружия. Здесь были три почти целых пулемета MG-34 с парой закопчённых патронных коробок на ствол, двадцать два карабина Маузер 98к, битком набитый гранатами-колотушками вещмешок. Мишка, самый молодой из группы, даже раздобыл где-то немецкие консервы, на которые они сразу же сделали стойку. В отряде давно уже было голодно. Все более или менее годное шло раненным и детям. Поэтому на консервы со сгоревшими этикетками партизаны смотрели голодными глазами.

— Тама еще консервы есть, — проглатывая слюну, быстро проговорил Мишка, тыча рукой куда-то в сторону. — Россыпью валяются. Взять бы треба, товарищ командир. Можа тама сосиски. Бают, что у германца дюже знатные сосиски. Дед Архип, что у германца в 17-ом в плену был, рассказывал, что у них есть такая чудная машинка для сосисок. Сверху кладешь кусок хряка с салом, а снизу сосиски идут. Одна за другой…

— Хватит языком трепать пустое. Говоришь, там еще консервы есть? — паренек яростно закивал головой. — Тогда по одной на брата разрешаю открыть. Подкрепимся. После пойдем еще наберем. Надеюсь, все это до отряда дотащим… Боюсь, немчура, скоро про своих прознает. Ладно, после думать будем.

Через мгновение банки были вскрыты и тут же опустошены. Оголодавшим мужикам они были на один зубок, открывать остальные командир не разрешил.

— Хватит. С непривычки, окосеем. Сытому тяжко по лесу идти. Еще место тут плохое, — командир с нехорошим прищуром огляделся по сторонам. — А это еще что за диво?

При этих словах опустошенный банки тут же полетели в стороны, а партизаны похватали оружие и спрятались за стволами деревьев. Только после этого они стали вглядываться в сторону неожиданного шума.

— Тихо, дурни. Не пальните, — Алексей, всматриваясь в медленно идущую вдалеке фигуру человека, поднял руку. — Не похож он на немца. Местный, наверное. Хотя, может, окруженец. Давайте, с разных сторон зайдем. Я по центру пойду, а вы по сторонам заходите.

Он выставил вперед карабин и осторожно пошел вперед. Прихваченные в самый последний момент две немецкие гранаты устроились у него за поясом. От этого незнакомца можно было ожидать чего угодно. Может это был кто-то из полицаев? Немцы тоже могли преподнести какой-нибудь нехороший сюрприз. Рассказывали, что в соседнем районе немецкие егери переоделись в советскую форму и таком виде ходили по селам, выискивая окруженцев.

Вскоре незнакомца уже можно было разглядеть. Он был довольно молод. Не старше тридцати лет. Без усов. Черноволос. Одежда напоминала какие-то оборванные лохмотья, перемазанные в грязи и копоти. Оружие не было видно. Правда, прихрамывая, он опирался на нечто, отчетливо напоминающее меч.

Не менее странными были и доносившиеся до Алексея слова незнакомца.

— Учитель, где вы? Магистр Зенон? Это я Килиан. Учитель, отзовитесь? — негромко выкрикивал парень, шатаясь из стороны в сторону. — Зачем вы пришли за мной в этот мир? Зачем, скажите мне? Вы же судили меня, а потом бросили сюда. Зачем я снова вам понадобился? Я нашел гвардейский меч. Неужели вы притащили с собой и гвардейцев? Я понадобился королю?

Партизаны медленно, но неуклонно приближались к бредущему человеку, лицо которого было залито бурой засохшей кровью. Перенеся вес тела на меч, он остановился у очередного обугленного дерева и застыл.

— Оставьте меня в покое! Учитель, оставьте меня одного! Я не хочу больше никого вас знать! Пусть ваш Китон идет к черту с его гвардией, королем и вашим Конклавом! Слышите?! Теперь этот мир стал моим, — продолжал говорить он, время от времени срываясь на шепот. — Здесь я нашел друзей… Нашел ее… Учитель, я нашел ее, мою звезочку… Анютку… Вы знаете, как она красива.

Оттолкнувшись от дерева, парень снова двинулся вперед. Было видно, что каждый шаг давался ему с большим трудом. Он едва не падал.

— Она вновь вдохнула в меня жизнь. Теперь я снова хочу жить, учитель. Понимаете? Я хочу жить для нее… Учитель, слышите? Не вставайте у меня на пути. Убирайте к себе домой! Забирайте всех, кого притащили в этот мир! — измазанное в крови лицо незнакомца, вдруг превратилось в зловещую маску с глубокими морщинами, сдвинутыми бровями и оскаленными зубами. — Я не хочу вас видеть! Слышите?

Казалось, незнакомец с кем-то разговаривал. Время от времени он резко дергал головой и начинал пристально всматриваться в какую-нибудь сторону. Потом делал несколько шагов и смотрел уже в совершенно другую сторону.

— Анюта, это я… Я пришел за тобой, как и обещал… мне сказали, что черные люди хотят увезти тебя в свою страну, — сейчас он уже говорил с кем-то другим; иным сделалось и его лицо, черты которого смягчились. — Я ведь искал тебя. Где ты, Анюта? Я видел тебя… Почему ты мне не отвечаешь? Ты все еще у них? Они держат тебя? Тебе плохо?

Голос его становился все тише и тише. Наконец речь превратилась в невнятное бормотание, а вскоре и сменилась тишиной. Парень, сделав еще несколько шагов, вдруг, рухнул на землю.

Подбиравшиеся к нему партизаны нашли незнакомца уже в бессознательном состоянии. Спрашивать его о чем-либо было бесполезно. Командир разведывательной группы в бессилии лишь скрипнул зубами. Плохо было, что о нападении на немецкую колонну он так ничего у не узнал. После немцев здесь оставалось много такого, что могло пригодиться партизанскому отряду. Одних только карабинов в исправном состоянии он насчитал больше двух десятков штук. К ним имелось много патронов. К тем гранатам, что они нашли, наверняка можно было добавить еще столько же, а может и больше. Про консервы вообще можно было не говорить. Продовольствие нужно было, как воздух.

— Черт побери! — выругался Алексей сквозь зубы. — Что теперь с этим малахольным делать-то? Нужен и он, и оружие, и продовольствие. Батька, если только узнает, что мы консервы оставили, с нас три шкуры сдерет… Ладно, сделаем так, — продолжил он после некоторого раздумья. — Делайте носилки. Этого потащите. Пусть с ним батька сам потолкует. Коли наш он, сам все про эту колонну расскажет. За плечо по карабину повесьте. Я же сидор с гранатами и консервами потащу. Надеюсь, допру… Чую, все равно придется сюда еще раз наведаться.

Пока его товарищи мастерили носилки, Алексей вдумчиво и неторопливо обыскал лежавшего на земле незнакомца. Сейчас ему была важна любая информация о нем. Измазанная в грязи шинель парня оказалась латанной — перелатанной. В ее карманах была всякая мелочь, что нередко встречалась у военного человека — горсть винтовочных патронов, крупицы махорки, замотанная в замызганную тряпочку соль. Все найденное командир отложил в сторону.

— О, гимнастерка, — обрадованно пробормотал он, когда расстегнул шинель. — Наш, значит. Вот и красноармейская книжка, — из нагрудного кармана он вытащил полуобгоревшую книжечку, на первом листочке которой читались лишь некоторые слова. — Не разобрать ничего толком… Имя Кирьян, вроде. Фамилии не видно… Ладно, главное, свой.

Возвратившимся вскоре товарищам, он сообщил эту новость. Повеселевшие партизаны, подхватили лежавшего и положили на самодельные носилки. Рядом уложили и пару карабинов, чтобы они им по спинам не били при ходьбе.

Сам командир разведывательной группы, пропустив их вперед, вновь обернулся назад, в сторону разгромленной колонны противника. Внимательно оглядывая остовы разбитой техники и лежавшие трупы немцев, он старался все тщательно запомнить. Дотошный батя, возглавлявший партизанский отряд, обязательно будет расспрашивать самым подробным образом о каждой мелочи, о каждой странности. Поэтому Алексей старался ничего не пропустить.

— Карандаш бы сюда и блокнот, как у бати. Эх…, - огорченно шевелил он одними глазами, примечая ориентиры.

Наконец, вся картина более или менее отложилась у него в памяти. Притоптав место с закопанными консервными банками, он пошел в сторону своих товарищей. С тяжелыми и неудобными носилками они не могли далеко уйти.

Глава 2

Голова почти не болела. Килиан с трудом разлепил веки и уставился прямо перед собой. Вокруг царил полумрак. Едва глаза привыкли, он стал различать окружающие предметы.

— Что это за дыра такая? — удивленный маг смотрел на земляные стены, хранившие следы лопаты, доски на полотке и небольшой крепко сбитый столик в углу. — В каком я мире? Неужели учитель Зенон все-таки забрал меня с собой? Нет, нет…

Превозмогая слабость, он приподнялся. В его мыслях царила настоящая чехарда, не дававшая сосредоточиться. Он то порывался куда-то бежать, то, наоборот, хотел забиться в какой-нибудь угол и затаиться там.

— Нужно узнать, где я, — прошептал он, оглядывая себя. — Может одежда подскажет? На мне моя старая гимнастерка, ремень и штаны. Шинель тоже моя. Похоже это не Китон. Здесь бы я уже сидел в королевской темнице в одной набедренной повязке, а мою одежду делили бы тюремщики. А как я здесь оказался? Я ведь помню, как пытался догнать ту колонну. Помню, как жег этих нелюдей, — шепча это, маг вдруг вспомнил про девушку. — О, Митра! Я ведь мог задеть ее. Светозарный, неужели я убил ее своими собственными руками?

На него накатил безумный страх, от которого стало дурно. Поразившая тело слабость заставила его рухнуть на лежанку. По лицу непрерывным ручьем потекли слезы. В конце концов, во время этих метаний он едва не возненавидел самого себя. «Нет, нет, размазня, возьми себя в руки! Хватит ныть, как курсистка! Я же маг! Я магистр, черт меня побери!».

Килиан вновь сел. Сжав кулаки, он заскрипел зубами. «Она жива! Я верю в это! Я знаю это точно! Анюта, потерпи немного. Сейчас я приду в себя. Дай мне чуть-чуть времени». Маг, постанывая от боли в ребрах, встал на ноги и несколько раз прошелся по землянке. Теперь, когда он разглядел окружающее его вещи, ему стало очевидно, что это Китон. Он был в мире Анюты.

Дойдя до свисавшего с потолка полотна, игравшего роль двери землянки, он остановился. Снаружи послышались незнакомые мужские голоса. Они явно говорили о нем. Килиан затих, внимательно вслушиваясь в чужую речь.

— … Ну-ка, Алексей, подойди ближе. Дыхни. Смотри-ка, трезв. Какого же черта, ты мне рассказываешь такой бред? — первым раздавался густой грудной голос, при звуке которого воображение сразу же рисовало очень крупного мужчину высокого роста. — Ты же комсомолец! Какие еще скелеты? Что ты несешь? Кто-то грыз чьи-то руки…

— Но, товарищ командир, — второй голос явно принадлежал кому-то помоложе. — честное слово, там костяков было видимо-невидимо. Немчура, пока живая была, как ошалелая, во все стороны стреляла. Гильз возле каждого валялось немеряно.

— Брось это! Я совсем другое с твоих слов вижу! — вновь заговорил густой голос командира, явно недовольный своим собеседником. — Бой там сильный был. На немецкую колонну засада. Думаю, наша часть там была, что в окружении попала. Танки с машинами бутылками с зажигательной смесью закидали. Лесная дорога узкая, на машине там не развернёшься. От зажигательной смеси, знаешь, как знатно все горит — и дерево, и камень, и железо. Поэтому немец во все стороны и палил. В лесу ведь невидно, откуда в тебя стреляют.

Второй опять что-то негромко сказал недовольным тоном, но Килиан его речь толком не расслышал.

— Со скелетами тоже все понятно. Погост там где-то старый был. Знаешь, Леща, сколько по Рассее-матушке таких погостов лежит по холмам да буеракам. Тут почитай на каждый десяток верст раньше деревенька была. Немец из танковых орудий стрелять начал. Старые могилки в итоге разворотил, костяки по разным местам раскидал. Вот тебе и картина маслом, Алексей. Ты же мне тут наворотил такого, что уши вянут…

Килиан же от услышанного едва не упал на земляной пол. Описанные вещи, увиденные партизанами на месте боя, выглядели невероятными. Он, едва только ставший магистром огня первого круга и делавший первые шаги в искусстве Некроса, физически не мог такое устроить. «Проклятье, я не очень хорошо помню, что случилось в тот день. В голове какая-то мешанина из слов, картинок и запахов… Неужели это все сделал я? Как? Судя по словам этих людей, на той дороге поработала целый отряд королевских боевых магов рангом не меньше магистра, а то и больше. Подумать только, там сожжено не меньше тысячи четей леса! А эти железные повозки, плюющиеся огнем? Я мог сжечь одну или может даже две повозки из металла, но потом мои силы иссякнут. Я ведь только-только стал магистром. Магический источник только начал расти».

Перебирая руками стенку, маг осторожно доковылял до своей лежанки и со вздохом облегчения свалился на нее. «Что-то мне худо. Сил совсем нет. Чувствую себя каким-то задохликом. Не похоже это на простую усталость. Очень напоминает магическое истощение. Выходит, в тот день я полностью истощил свой магический источник…». Он облокотился на стенку и закрыл глаза. «Все равно мне не под силу совершить то, о чем они говорили. Даже сдохнув, я бы не смог овладеть такой энергией. Может здесь поработал мой бывший учитель. Помниться, когда я его видел возле дома Анюты, с ним были еще маги. Если это королевские маги, то им может быть вполне под силу сотворить такое. Точно! Скорее всего магистр Зенон вместе со своими людьми побежал за мной и наткнулся на этих людей с повозками».

Туман, что еще несколько мгновений непроницаемым пологом скрывал все события недавнего дня, постепенно рассеивался. Картина боя становилась все более и более понятной. По крайне мере, Килиан думал именно так. «Тогда все сходится. Я бросился вслед за людьми, похитившими Анюту. Скорее всего запустил им вслед несколько огненных шаров. Когда же понял, что моих сил не хватит для ее спасения, то применил заклинание Некроса…». Теперь все казалось логичным и понятным. То побоище — сожженный лес, искорёженная техника, сотни мертвых немецких солдат — сотворил его учитель вместе со своими магами их другого мира. «Устраивая все это, учитель не понимал, что случиться потом. Откуда ему было знать, насколько воинственны люди этого мира и могущественна их техника. Думаю, столкнувшись с их силой, он решил уходить. Маги слишком ценны для Китона и никто не вправе ими рисковать ради какого-то преступника. Получается, меня просто бросили… Сами же ушли в Китон, активировав портал».

Эти мысли его немного успокоили. Выходило все не так уж и плохо. Он, пусть и обессиленный, оставался в этом мире, где обрел новый смысл жизни. Теперь над ним не стоял Верховный конклит магов с его глупыми правилами, которые не давали развивать магическое искусство. Он был волен сам распоряжаться своей судьбой. «Осталось только встать на ноги. Магическое истощение не так страшно, как о нем рассказывают. Наверняка, в магической академии сказками про смерть наставники пугали глупую молодежь, чтобы она не проводила слишком смелых экспериментов. Мне нужно лишь много еды, и я встану на ноги… Анютка, солнышко, потерпи немного. Я скоро приду за тобой, и горе тому, кто встанет на моем пути».

В этот момент холщовое полотно, висевшее вместо двери, кто-то приподнял. В землянку, пригнувшись, вошел крупный, поперек себя шире мужчина с густой рыжеватой бородой. Одетый в невысокие валенки, непонятного цвета штаны и меховую безрукавку с рубахой, он с прищуром оглядел лежавшего парня. Через некоторое время он прошел к противоположной стенке землянки и там сел на жалобно скрипнувший стул.

— Я Акинфий Петрович Карпов, командир этого партизанского отряда, что приютил тебя, — глубоким голосом, который Килина недавно слышал у землянки, прогудел мужчина. — Вижу оклемался ты паря немного. Значит, говорить можешь. Документ у тебя совсем плохой, погорелый. Давай, расскажи, кто таков? Как звать тебя? Что делаешь тута? Время сейчас, сам должен понимать, непростое, военное. Может ты немец или того хуже перевертыш из нашенских.

Командир, еще нестарый мужчина, выглядел расслабленным, даже добродушным. Правда, Килина, вдоволь насмотревшегося в королевской пыточнойКитона на таких людей, этот его вид совсем не обманывал. Чушь, что плохие и жестокие люди выглядят как-то по-особенному. В это верят лишь несмышлёные детки, которым матери рассказывают вечерами о горбатых, с бородавками и перекошенными лицами колдунах, колдуний, палачах и разбойниках. К сожалению, Килиан это знал очень хорошо, по внешности сложно определить, каков человек внутри. Поэтому, сейчас он старался подбирать слова с большой осторожностью, понимая, что от них зависит его жизнь.

— Я Кирьян, товарищ командир. Имя только свое помню, — виновато, по-детски наклоняя головы на бок, проговорил он. — Больше толком ничего не помню… Еще про своего товарища помню. Петр Логинов его зовут. С ним вместе в окопе сидели, в атаку ходили.

Килина, вспомнив свое знакомство с советской армией и свое нового товарища в ней, вновь решил прикинуться ничего не помнящим бойцом. Он прекрасно помнил, что в прошлый раз его от расстрела спасли только полная растерянность, молчание и глупый вид.

— Помню с Петром в окопе сидели. Потом бой был. Танки пошли… Много танков… Страшно было. Одни кресты кругом стояли. Смотрю, Петр палить начал из винтовки, и я тоже за ним стрельнул, — согнув руки, Килиан показал, как он стрелял. — Мы стреляем, а они всю прут. Танков, товарищ командир, было видимо-невидимо. Шум кругом. Взрывы. Крики. Тут у меня швырнуло в сторону и в глазах сразу же потемнело. Потом очнулся, а кругом тишина. В окопе только мертвые одни. Я испугался, что больше никого не осталось. Думал, от немцев в лесу спрятаться…

Килиан старался вжиться в свою роль, прочувствовал всеми клетками организма страх и безысходность всеми преследуемого одиночки. Он вспомнил, как на китонском базаре бились в истерике нищие калеки, жалуясь на мнимые и реальные увечья. Перед глазами всплывали угрюмые лица бывших гвардейцев, рассказывавших о ночных нападениях страшных варангов с метровыми асегаями в руках. Их рассказы с кровавыми подробностями всегда вызывали у него дрожь и страх. Словом, магу оставалось только припомнить все эти эмоции и еще раз их пережить.

— … Я же говорю, что сильно-сильно испугался. Думал, что вообще больше никого из нашей роты не осталось. Что мне еще оставалось делать? — дрожащим голосом спрашивал парень у командира партизанского отряда. — Товарищ командир, я ведь не побежал. Я стоял до конца. Документы сохранил. Я же не дезертир. Вы же видели. Красноармейская книжка у вас. Только она обгорела немного. Вы не сомневайтесь, я больше не подведу. Устал я уже бояться. Товарищ командир, дайте мне оружие, и я докажу, что больше не боюсь немца.

Акинфий Петрович с тяжелым вздохом качнул головой. Конечно, ему было понятно состояние этого паренька. Сколько таких же лопоухих и испуганных парней ему уже довелось повидать он уже и не помнил. Их было может два или даже три десятка. Всякий раз это рвало ему душу, напоминая о пропавшем без вести сыне. Может и он сейчас где-нибудь также скитается один-одинешенек, голодный и босой.

— Ладно, Кирьян. На боевые операции тебе ходить еще рано. Освоишься немного, потом вернемся к этому вопросу. Пока зачислю тебя в хозчасть. Поможешь, чем можешь. С продовольствием у нас сейчас совсем худо, — угрюмо рассказывал командир, отводя глаза в сторону. — В деревни стараемся больно не соваться. Кругом немецкие гарнизоны сильные стоят. Поэтому живем почти на подножном корму. Летом еще ничего, а сейчас совсем голодно стало. Бойцам в последнее время одну похлебку-болтушку варим. Откуда с этой воды силы? — с тяжелым вздохом он махнул рукой. — Кумекаю я, уходить отсюда надо…

При этих словах Килиан не сдержался и недовольно замычал. Уходить отсюда ему никак нельзя было. Только здесь, вблизи от места разгрома немецкой колонны, он узнать, что случилось с его Анютой. «Не-ет, борода, нет! Мне отсюда никак нельзя уходить. Мне бы немного сил набраться и в обстановке разобраться. Проклятье, заберут ведь с собой и не откажешься, а то мигом к стенке поставят…».

Командир партизанского отряда продолжал что-то рассказывать, но молодой маг его уже толком не слушал. Он судорожно искал выход. «Каинова задница! Что делать? Нужно как-то заставить их остаться здесь. Что он там говорил? Еды не хватает и есть нечего? Значит, нужно найти…».

— … Эй, паря?! Что замер, как неживой? — вздрогнувший Килиан недоуменно уставился, когда его потрепали за плечо. — Говорю, сидишь с открытым ртом и смотришь в одну точку.

— Что? Неживой? Почему неживой…, - бормотал парень, резко вскакивая с места. — Точно! Точно! — вдруг он встал, как вкопанный. — Товарищ командир, еда нужна? Да? — с горящими от возбуждения глазами он насел на Карпова. — Будет еда. Будет много еды! Мясо ведь нужно? — во весь рот улыбался Килиан. — Будет мясо! Только никуда отсюда уходить не надо. Здесь немца будем бить, командир. Здесь нужно этих гнид давить. Вы мне только время дайте.

Он вдруг понял, как ему раздобыть мясо. Карпов сам натолкнул его на эту мысль, несколько раз повторив слово «неживое». «Вот же я пенек! Голову ломаю, а ответ-то лежит на поверхности. Я же маг! Я тот, кто видит потоки жизненной энергии и умеет ею управлять. В конце концов, я некромант! Еда сама придет ко мне, стоит только мне этого захотеть…».


Глава 3

Наступившее утро показало, что его обещание с легкостью накормить весь отряд было весьма и весьма смелым. Даже нехитрый подсчет нужных для полсотни здоровых и не совсем здоровых рыл количества пищи Килиану показал, что ему каждый день нужно будет добывать не менее центнера разнообразной пищи. При этом речь шла не о разнообразных деликатесах и разносолах, а о самых простых продуктах — мясе, рыбе, овощах и крупе.

— Что-то я не то сболтнул командиру отряда, — с огорчением пробормотал Килиан, размышляя о выполнении своего обещания. — Подожди-ка, чего я голову ломаю? Надо просто взять все нужные нам припасы у крестьян! Конечно!

С этой простой и совершенно естественной для жителя его мира идеей, маг пошел к Карпову. Он шел и удивлялся, как до этой мысли никто другой до него не додумался. Это же было очень и очень просто. «У нас в каждом баронстве так делают. Баронская дружина защищает крестьян от врага, а они ее кормят и обиходят. Дружинник рискует своей жизнью. Почему он тогда не может взять у простолюдина все, что хочет?».

К счастью, с этим предложением он не успел дойти до Карпова. У командирской землянки его окликнула отрядная повариха, баба Маша, женщина поистине монументальных пропорций. Вцепившись в лацкан его шинели, она тоном, не терпящим возражений, послала его за дровами. При этом она не переставала жаловаться на скудость набора продуктов. Мол, опять ничего нет и придется «варить кашу из топора» на пятьдесят человек.

Килиан, правда, не сразу понял, как можно из железного топора что-то сварить. В первое мгновение в его голову пришла мысль о магической трансмутации, с помощью которой можно было простое железо превратить в что-то съестное. В его мире, как шептались некоторые маги, такими опытами баловались верховные ведуны гномов.

Повариха, обругав его за глупость, пояснила в чем соль этого выражения. Килиан же в ответ, по простоте душевной, выложил бабе Маше свою идею о добыче продуктов.

— Все будет, баба Маша, все обязательно будет, — довольно улыбаясь, обнадежил он ее. — Сейчас у командира попрошусь в какую-нибудь деревеньку сходить. Принесу тебе поросеночка или пару жирных гусаков. Хотя лучше взять курочек пяток, а может и десяток. С курей-то бульон знатный выйдет. Хорошо бы сметанкой или маслицем разжиться, — подмигнул маг. — Может найду в закромах у какого-нибудь куркуля и маслице и сметанку…

Повариха, судя по ее каменному лицу, не сразу поняла, что предлагал маг.

— Что тут непонятного? — совершенно искренне удивился Килиан. — Мы же защищаем крестьян от врага. Мы жизнью своей рискуем. Пусть за это они нам мясца, живности или муки подбросят. Самым дурным и непонятливым же объясним, что делиться надо. Разве неправильно?

Оказалось, неправильно. Едва истинный смысл предложения дошел до женщины, она, к дикому удивлению Килиана, разразилась настоящим воплем.

— Чтобы, род, у тебя язык отсох! Чтобы за такие слова лихоманка тебя разбила! — громкой сиреной визжала она. — Поганец! Ты кого грабить собрался? Своих?! Чертова твоя морда! — распаляясь она все сильнее и сильнее, превращаясь в настоящую разъяренную фурию. — Мяса ему подавай! Харя треснет!

Подняв с земли валявшуюся палку, она вдруг треснула ею Килиана. Затем с криком добавила еще.

— Может и меня ограбишь, скотина? Я тоже из деревни. Я же тебя сейчас так тресну, что вся дурь мигом выйдет, — кричала она, не переставая лупить мага палкой.

От осатаневшей женщины Килиана спас, как это ни странно, комиссар, проходивший мимо. Тот был довольно странным человеком, место которого в отряде магу было не очень понятно. Насколько он понял, этот молодой военный с вечно восторженным лицом следил за тем, насколько партизаны преданы местному верховному правителю. В Китоне, насколько Килиан знал, таким же делом занимались военные капелланы королевской гвардии. Славя силу и мудрость Светозарного Митры, они тем временем не забывали приглядывать за королевскими гвардейцами. Все знали, что капелланам нет веры, так как они выискивали ересь в любом слове, деле и даже мыслях.

Памятуя о реакции поварихи, с комиссаром Килиан уже говорил осторожно. Комиссар же в ответ начал говорить о странных вещах, которые магу были совсем не понятны.

— … Зачем ты, товарищ Кирьян, такие антисоветские вещи говоришь? — осуждающе качал головой военный. — Колхозники, оставшиеся на оккупированных фашистами территориях, несмотря ни на что остаются нашими советскими гражданами. Ты же предлагаешь их грабить. Понимаешь, товарищ Кирьян?! Не можем мы так поступать! Мы советские люди! Чем тогда мы будем отличаться от фашистов? Думаешь, они сытнее нас живут? Нет! Сами голодают, лебеду едят. Немец, как пришел, начал подчистую все припасы выгребать. Сначала лошадей, у кого были, забрали. Потом буренок отобрали… Тяжко им, а ты предлагаешь у них последнее отбирать.

Больше часа молодой маг слушал речь комиссара, которую тот назвал краткой политинформацией. Из всего потока малопонятных слов, которые на него обрушил военный, Килиан понял лишь две вещи. Во-первых, партизаны, которых сначала он принял за разбойничью шайку или отряд мародеров-наемников, были скорее регулярными военными странны, которую называли Родиной. Звучало, правда, еще одно название — СССР, показавшееся ему полной абракадаброй. Во-вторых, у крестьян нельзя ничего насильно забирать. За это виновному грозил какой-то трибунал, которого все боялись. Килиан так и не понял, что или кто это. Для себя маг решил, что трибуналом называли какую-то очень болезненную пытку или даже казнь.

«Трибунал? Откуда же тогда еду брать? У крестьян нельзя брать. В лесу всех животных распугали. Все грибы-ягоды подъели. Торговцев здесь тоже не найдешь, так как войны и разорения они жутко не любят… Тьфу! Бессмыслица какая-то! Ничего не поймешь. Говорят-говорят, а есть все равно нечего!». Эти мысли буквально душили его, не давая спокойно идти по лесу. В сердцах он то и дело пинал попадавшуюся под ногу корягу или трухлявый пенек. Издаваемый им шум еще сильнее злил мага, так как распугивал все зверье и вообще лишал Килиана шансов на какую-то добычу.

— Дурь! Полная дурь! Видит Митра, не понимаю я этот мир! Если хочешь победить, то нужно хвататься за любую возможность, — горячо шептал он, отправляя в полет очередную корягу.

… Он уже больше трех месяцев был в этом мире. Обзавелся кое-какими друзьями и знакомыми. Познакомился с поразительными и ужасными машинами этого мира, пропитанного запахом железа, пороха, пота и крови. Побывал в шкуре рядового Красной Армии и поучаствовал в парочке страшных боев, где оказывался на волосок от смерти. Успел встретить удивительную девушку, только одним своим видом покорившую его сердце. Однако, понять жителей этого мира Килиан так и не смог. Встреченные им люди казались ему дико странными и непонятными. Они были одновременно бесчеловечно жестокими, сентиментально жалостливыми, крайне скупыми и безрассудно самоотверженными. Все эти качества были смешаны в них в каком-то вычурном коктейле. Думая обо всем этом, маг даже в какой-то момент решил, что их охватило какое-то безумное помешательство.

«… Может я чего-то просто не знаю и это последствия ментальной магии. Помнится, учитель рассказывал, что древние маги Китона были очень сильными менталистами. Об их способностях к магии разума ходили настоящие легенды. Поговаривали, что они могли подчинить своей воле одновременно десятки тысяч человек и вложить в их головы самые разные мысли».

Пробираясь через бурелом, Килиан наткнулся на еле заметную лесную тропинку, которая вела в самую глубь леса. Не отвлекаясь от своих мыслей, он свернул на нее.

«Может, действительно, все дело в магии разума. Этот комиссар вон выглядит и говорит так, словно его кто-то дергает за ниточки. Глаза горят огнем. В каждом слове сквозит слепая вера. Скажи ему, что ради правого дела нужно броситься грудью на меч, он с радостью бросится. При этом он будет смеяться и кричать осанну своему правителю…».

Блуждания по лесу очень способствовали рассуждениям, заводя Килиана в глубокие философские дебри. «А если я ошибаюсь? Вдруг, это люди другого склада ума? Может мерки моего мира слишком узки, чтобы ими мерить?».

Будь у него чуть больше времени, маг, возможно, приблизился бы к ответам на свои вопросы. Может быть даже понял, что хотел до него довести комиссар своим бесконечным потоком слов про марксизм, ленинизм, национал-социализм, коммунизм и про всякий другой «изм». Однако лесная тропинка вывела его к небольшому и сильно заболоченному озерцу. Когда под его ногами захлюпала вода, Килина вдруг вспомнил о своей цели.

— Рыба…, - задумчиво пробормотал он, наблюдая робко расходящиеся на поверхности воды круги. — Думаю, для начала сойдет и рыба.

Молодой маг нашел уютное, укрытое от нескромных глаз местечко, и сел на мохнатую подушку из мха. Затем облокотился спиной на шершавую кору дуба и закрыл глаза.

Вдоху и выдох. Вдох и выдох. Его дыхание стало глубже и медленнее. Забитая мыслями-паразитами голова потяжелела, потянув его назад. Посторонние мысли постепенно затихли и вскоре совсем исчезли. Вместо них привычно всплыли словесные формулы концентрации, которые вдалбливались в их головы магами-наставниками, преподавателями королевской академии магии Китона.

Многократно повторенные фразы-якоря тут же погрузили его в состояние кристальной ясности сознания и абсолютной уверенности в себе и своих силах. Стало совершенно спокойно. Он улыбнулся одними уголками рта, наслаждаясь своим мыслям. Затем потянулся к магическому источнику, который, подобно игривому щеночку, мгновенно отозвался.

— А теперь посмотрим, кто там плавает в озере, — прошептал Килиан, вызывая магическое зрение. — Где вы там?

Перед его взором появились небольшие искорки. Судя по крохотному магическому следу это были небольшие плотвички, с пол ладошки размером. Ловить плотвичку — себя не уважать. Такая рыбешка взрослому человеку лишь на один зуб.

С легким сожалением маг обратил свой взор в другое место, заскользив взглядом по дну озера. Вскоре его привлекли искорки по-больше, в очертаниях которых угадывались карпы. Пара крупных, медлительных рыб сонно двигалась вдоль болотистого берега, закопавшись мордами в холодный ил.

— Большие…, - Килиан мысленно потер руки, предчувствуя столь желанную добычу.

Он уже коснулся магическим щупальцем одной из рыб, как вдруг замер. Едва дыша, маг внутренне собрался. Где-то на самой границе его чувствительности колыхнулось что-то большое, сильное. Килиан, облизнув внезапно пересохшие губы, начал методично обшаривать водоемчик.

— Ого-го, — прошептал он, когда, наконец-то, нащупал сильный пульсирующий источник жизненной энергии. — Что это такое?

Под здоровенной дубовым стволом, почти полностью сокрытом толстым слоем илом, в глубокой норме скрывалось какое-то существо. Магический взор позволял довольно приблизительно оценить его размеры, которые, тем не менее, выглядели довольно внушительными. В этот момент, к своему стыду, Килиан даже почувствовал сильный страх, решив, что наткнулся на китонского карана. Та крокодилоподобная и чрезвычайно мстительная тварь, водившаяся в теплых болотах юга, была очень чувствительна к магическим эманациям, которые причиняли ей сильную боль. Почувствовав мага, каран сразу же впадал в яростное состояние и бросался в атаку.

К счастью, до мага почти сразу же дошло, что он в чужом мире и монстроподобного карана здесь не и в помине. В озере же прятался кто-то другой, такой же большой и сильный.

— Принесу такого, три — четыре дня можно будет не думать о еде, — буркнул он.

Решившись, он потянулся магическими щупальцами к спрятавшемуся в иле существу и чуть-чуть надавил на него. Влитой в сформированное намерении магии Некроса должно было хватить, чтобы рыбина всплыла брюхом к верху. К его удивлению, этого не случилось. Здоровенная тварь, едва видимая сквозь толщу ила, по-прежнему, медленно шевелила гигантским хвостом и длинными хлыстами-усами.

— Надавим сильнее, — с азартом прошептал маг, разгоняя свой магический источник.

Пульсация в низу живота тут же усилилась. По всему телу пошла горячая волна. Окружающие предметы стали ощущаться резче и контрастнее, приобретя объем, цвет и запах. Циркулирующая в нем магия окрасила его видение в яркие красные, синие и зеленые краски.

— Как тебе такое понравиться? — с выдохом Килиан «хлопнул» по рыбине.

Та задергалась, сотрясая затонувшее бревно и поднимая вверх пласты тяжелого ила. Сильное тело не желало подчиняться чужой воле, извиваясь угрем и хлопая здоровенным хвостом. Однако, неравный поединок все равно завершился победой мага. Вскоре рыба-гигант сдалась. Ее мутная, густая жизненная сила, текшая прежде мелким ручейком, превратилась в полноводный поток.

От избытка поглощаемой эманации у мага покачнулись ноги. Ощутимо заштормило. Сильно захотелось присесть, а лучше прилечь на землю. Энергия Некроса, вызывавшая сильный эйфорический эффект, этим особенно и была страшна. Магу со временем хотелось вновь и вновь ощущать такие эмоции.

— Уф…, - Килиан тяжело вздохнул и, зачерпнув из озера воды, ополоснул лицо. — Силен оказался. Ничего себе…

В этот момент вода раздалась и из глубины вынырнуло огромное серое, покрытое тиной и мхом, брюхо сома. Двухметровая рыбина, едва шевелившая жабрами, медленно дрейфовала в сторону мага.

— Светозарный Митра, какое чудовище! — вырвалось у мага. — Как же я его до лагеря допру?

Ноша,действительно, оказалась тяжелой. Почти целый центнер, едва уместившийся на наспех сооруженной волокуше. Только выкинуть было никак нельзя. Рыбина была его возможностью накормить людей.

— Допру… Все равно допру, — хрипел он, протискиваясь с волокушей по узкой тропке. — Правда, тяжко. Всю грудину так отобьешь волокушу тащить. Вот бы она сама вперед перла, а я на ней.

Бормоча это Килиан сделал еще несколько шагов и остановился. Веревка, за которую он тащил связанные жердины с добычей, вырвалась с рук и упала на землю.

— Что же я за дурень-то? Ведь делал уже так. Со свином же в лесу получилось. Пришиб его насмерть, а потом заставил самому себя тащить. Как же я мог про это забыть? — укоризненно корил он себя. — Эх… Правильно учитель говорит, у умного болит голова, а у глупого ноги.

Присев возле воняющей тиной тушей, маг легонько прикоснулся к гигантскому сому. Еще ощущались остаточные эманации жизни. Проживший по девяносто лет сом оказался на редкость живучим.

— Хорошо. С таким можно работать. Это с костяками замучаешься, — шептал Килиан, обращаясь к магии Некроса. — Давай, поднимайся, дружок. Тебе еще до нашего котла добираться. Давай, давай.

Несколько мгновений, казалось, ничего не происходило. Туша, по-прежнему, была без движения. Покрасневший и тяжело дышавший от напряжения, маг продолжал плести над безжизненным сомом замысловатые магические пассы. Наконец, сомий хвоcт неуловимо дернулся. Затем по туше пошли сильные судороги.

— Ого-го! Прыткий какой, — не сдерживаясь, заорал Килиан, когда рыбина, вдруг подпрыгнула в воздух и извиваясь, подобно змее, поползла в сторону партизанского лагеря. — Молодца! Пошла, пошла, родимая!

Это было, поистине дикое фантасмагорическое зрелище.

Вскоре рыбная туша набрал довольно приличную скорость, которая ей позволяла не замечать не только кустарники, но и небольшие деревца. Треск от ломающихся деревьев и кустов стоял такой, что закладывало уши.

— Эге-гей! Куда так несешься? — в какой-то момент заорал запыхавшийся Килиан, бежавший позади. — Тормози! — оглядывался он на знакомые места, от которых до отряда было рукой подать. — Тормози, падаль! Тормози, кому говорю!

До него вдруг дошло, что еще немного и пойманная им рыбина окажется в расположении отряда. Нужно было что-то срочно делать! Тяжело дышавший маг никак не мог сосредоточиться, чтобы сформулировать нужное заклинание.

— Проклятье… Кхе-кже… Стой, скотина…, - с языка, несущегося вскачь мага, срывались еле слышные проклятье. — Сволочь! Остановись же ты!

Понимая, что партизанский лагерь становится все ближе и ближе, он с безумным воплем прыгнул вперед. Благодаря охватившему его испугу прыжок вышел едва ли не эпическим. Бледный, как смерть маг, оказался верхом на взбесившейся рыбине, вцепившись в его пасть руками.

— Сто-я-я-ять! — орал Килиан, пытаясь обуздать закручивавшеюся вокруг зомби магию Некроса. — Стоя-я-я-ят!

Лишь у ручья, в котором партизаны набирали воду для кухни, ему удалось остановить рыбину. Лишившись энергии, туша сома на мгновение зависла в воздухе и тут же рухнула в ручей с двухметровой высоты.

Отплевываясь Килиан выполз из ручья и без сил свалился на траву. Закрыл глаза и жалобно застонал. Болела, казалась, каждая мышца. Хотелось лежать и не вставать. От мысли, что дальше тушу придется тащить на себе, сами собой наворачивались слезы.

— Ба, кто это тут у нас развалился? — вдруг прямо у него над головой раздался голос, судя по знакомым ехидным интонациям принадлежавший мужу поварихи, мордастому бородачу с гривой седых всколоченных волос. — Отряд голодует. Супружница моя уже все волосы на своей голове повыдергала, а он тут развалился и храпака дает. Прячешься поди тут, болезный. Обещаний надавал всех накормить, а толку никакого. Язык бы тебе укоротить… Ух-ты!

Взгляд мужика неожиданно падает на валявшуюся в стороне гигантскую тушу сома, пялившуюся на него своими мертвыми буркалами размером с полновесный николаевский червонец.

— Добыл таки… Силен, паря, силен, — запинаясь от удивления, бормотал он. — Побегу-ка я за робятами. В этой рыбине, кажись, семь али осемь пудов будет. Как же ты допер-то яго? Ты, паря, лежи, коли устамши. Я мигом обернусь. Господи, сколька яды-то…

Ничего толком не добившись от молча лежавшего Килиана, тот с сожалением сплюнул на землю и побежал в сторону лагеря.


Глава 4

Раннее сентябрьское утро выдалось довольно прохладным. Еще не подмораживало, но было уже ощутимо холодно. Между деревьями стояла густая пелена тумана, накрывая плотным пологом стволы деревьев и землю под ними. Партизанский лагерь еще спал. Часовой, невысокий парнишка в хлипком пиджаке с винтовкой за плечом, приплясывал от холода возле командирской землянки. Время от времени он подносил ладони ко рту и долго дул на них, пытаясь хотя бы немного отогреть посиневшие пальцы.

— Андрейка! Ставь самовар! — раздался вдруг голос из землянки и часовой тут же сорвался с места. — Чайком побалуемся.

Правда, никаким чаем здесь и не пахло. Настоящей заварки в отряде с начала войны не видели. Пока были листья малины и цветы зверобоя, заваривали их. Потом перешли на молотые желуди и хвою. Пару раз немецким чаем удалось разжиться, когда подводу с полицаями взяли. Дрянной, конечно, был у них чай, но все равно лучше отвара горькой хвои.

— Эх, сейчас бы нашего чаю попить, — прошептал с сожалением Акинфий Петрович Карпов, морщась от вытащенного с полки кулька с травами. — Ладно, пока и эта гадость сойдет…

Хмыкнув, он вновь уселся на колченогий стул и подвинулся к столу, на поверхности которого лежала толстая тетрадка с громким названием — Боевой журнал партизанского отряда «Красный партизан».

— На чем я тут остановился? — мужчина потянулся к карандашу.

На мгновение задумавшись, Карпов продолжил писать. «…Архисложная ситуация сложилась в отряде после ухода с предыдущего места дислокации. Из-за можно давления со стороны противника были оставлено все тяжелое вооружение отряда — три артиллерийских орудия ЗИС-2, минометная батарея. Не удалось вывезти запасы продовольствия, собранного из складов долговременного хранения Красной Армии. Страшнее всего были тяжелые потери в людях. За неделю боев партизанский отряд потерял только убитыми 43 бойца. Еще два десятка партизан было ранено. По этим причинам к августу партизанский отряд оказался фактически небоеспособен».

— Эх…, - из-за тяжелых воспоминаний в горле встал ком, не дававший глубоко вздохнуть.

Переход всем им дался тяжело. Ранней весной, когда слякоть сменялась морозом, остатки отряда прошли больше трехсот километров по бездорожью. На новом месте их ждал редкие болотистый лес и многочисленные немецкие разъезды, круглые сутки рыскавшие по расположенной не вдалеке железной дороге.

— Еще этот проклятый голод в добавок, — бурчал командир, подпирая подбородок рукой. — Голодуем… Ребятишкам в голодные глазенки посмотришь и в петлю лезть хочется… Немчура, проклятая. Я их зубами рвать буду.

Вздыхая, Карпов вновь взялся за карандаш. Журнал следовало заполнить до конца. «…Семнадцатого сентября разведчики отряда наткнулись на разгромленную колонну противника в составе трех танков, четырех грузовых автомобилей и двух подвод. Обнаружено больше сотни тел немецких солдат с оружием и личными вещами… Судя по рассыпанному на земле большому числу автоматных и пулеметных гильз немцы с кем-то вели ожесточенный бой. Стрельба шла во все стороны, словно противник был вокруг. Установить, кто напал на немцев не удалось».

Карпов задумчиво постучал карандашом по столу. Вырисовывалась странная картина. Рядом с ними кто-то напал на крупный немецкий отряд, не оставив никаких следов. Неизвестные не потеряли ни одного человека, что наводило на определенные мысли. Кто были эти люди? Свои, советские? Что за оружие они использовали при нападении? Зажигательную смесь? Огнеметы? Немецкие танки и грузовики превратились в куски оплавленного металла. Деревья вокруг колонны больше напоминают столбы из иссини черного угля. Земля прожарилась на метр в глубину. Как это все понимать?

— Чертовщина какая-то, — шептал командир, понимая, что такие сведения писать в боевой журнал отряда ему не следует. — Никогда о таком не слушал… Непомнящий себя еще объявился. С ним теперь что делать?

Его мысль перескочила на найденыша, молодого парня, которого разведка отряда обнаружила на пожарище. «Очень странный товарищ, очень. Ухватки у него какие-то не наши. Иногда такое ляпнет, хоть стой — хоть падай. Вчерась, окликнул его, а тот меня вашей светлостью обозвал. Меня, красного командира, что в первой конной воевал, назвать золотопогонником?! Главное, смотрит на меня, словно дурачок. Говорю, что нету больше господ. Мол, в Гражданскую их всех, как класс, извели. Он в ответ, глазами лупит и молчит. Было бы ему годков на двадцать больше, сказал бы, что он из бывших юнкеров. Кирьян же совсем зеленый. Куды ему юнкеров помнить? Может так его батька голову запудрил? Дохтур еще сказал, что головой он стукнутый. Контузило, мол, его…».

В этот момент полог у входа в землянку колыхнулся и пропустил паренька с двумя большими алюминиевыми кружками, полными кипятка.

— Кипяточка принес, товарищ командир, — проговорил боец, ставя на стол кружки. — До вас тама комиссар идет, — Андрей кивнул в сторону улицы. — Я вот и ему принес.

Через минуту, действительно, в землянку спустился и комиссар отряда. Уставший, с черными кругами под глазами, тот только что вернулся из разведывательного рейда на старое место отряда, где оставались связные с Большой землей и другими отрядами. Судя по его безрадостному угрюмому лицу хороших новостей он не принес.

— Пусто там, Акинфий Петрович. В сам город мы даже не сувались, — с шумом опустился он на лавку и с облегчением вытянул гудевшие ноги. — Прошлись по связным в селах. Из пятерых остался только один — Егорка Сытин. Должны его помнить. Вихрастый такой, весь веснушками усыпан. Рассказал, что после нашего ухода к ним специальные части перебросили и весь лес на уши поставили. В городе вообще прошли частым гребнем по всем жителям. Словом, ни одной городской явки не осталось.

Командир, ничего не ответив, щедро сыпанул в кружку с кипятком травяной смеси и подвинул ее комиссару. Затем в землянке воцарилось молчание. Оба взялись за кружки и начали прихлебывать обжигающе горький напиток. Собственно, все было ясно. Отряд, по-прежнему, оставался без связи с Большой землей, что лишало партизан медикаментов, оружия, взрывчатки. Главное же, им не хватало специалистов, владеющих подрывным делом. Не помешал бы и врач. Оба, и комиссар и командир, прекрасно понимали, что в такой изоляции отряд долго не просуществует. Рано или поздно они ослабнут настолько, что в качестве боевой единицы перестанут играть хоть какую-то роль.

— Едрить за ногу… Поменяли, называется, базу, — пробурчал Карпов, ставя кружку с отваром на стол. — Может там стоило остаться? Людей бы еще набрали? Эх…

Вопросы повис в воздухе. Обоим было ясно, на старом месте у них вообще не было шансов уцелеть. В окружении трех крупных опорных пунктов противника они и так протянули слишком долго.

С мыслей о пополнении командир вновь перескочил на странного нового бойца, который некоторое время назад занимал все его внимание.

— Слушай, комиссар, ты почто всю свою работу завалил? — тот вздрогнул от неожиданности и вскинул голову, с удивлением уставившись на командира. — С людьми работу не проводишь? Что ты на меня так смотришь? Я про новенького бойца говорю. Вчерась он меня тут вашим сиятельством назвал. Вообще, разговоры странные ведет. Надо с ним поговорить, втолковать. Если надо, то и мозги вправить. Вспомнил?

Взгляд комиссара приобрел осмысленность. Конечно, он помнил этого паренька. Больше того, не раз с ним говорил.

— Сам знаю, Акинфий Петрович, — лицо его сморщилось, словно от зубной боли, и он устало махнул рукой. — Не одну и не две беседы с ним вел. Пытался привлечь к общественной работе — боевой листок рисовать. Думал, может он малевать умеет. Нет толку! Про марксизм и социализм ему рассказывал. О Владимире Ильиче разговаривали. Он лишь лупит глазами в ответ. Спрашивал его про товарища Сталина. Этот Кирьян опять свое начинает талдычить про верховного правителя. Мол, каждый верховный правитель от Бога даден… Темнота, одним словом. Из какого он только глухого угла вылез?

Отхлебнув отвара, комиссар продолжил.

— Я ему говорю, что Бога нет. Все это суеверья забитых и безграмотных людей. Мол, нет на небе никакого бородатого старика в белых одеждах и ангелов с крыльями! Этот же болван сопит, как телок. Потом, вообще, бред какой-то понес, — полным возмущения голосом говорил парень. — Сказал, что на небе не бородатый дед, а какой-то Светозарный Митра! Представляешь, Петрович?! Про какого-то Митру начал мне рассказывать! — от возмущения его лицо красными пятнами пошло. — Втолковывал про солнечный диск над его головой и пучок сверкающих молний в руке. Дурень, настоящий дурень! Говоришь ему, а он, словно ничего не слышит! Что с ним делать? По-хорошему, гнать его надо к черту из отряда…

Чувствовалось, комиссар принял старорежимные речи нового партизана очень близко к сердцу. От испытываемых чувств он вскочил с места и начал мерить землянку шагами. Время от времени парень начинал вспоминать очередной случай, связанный с незнакомцем и вызывающий у него непонимание и возмущение.

— …А потом, поганец, спросил у меня много ли служанок у нашего верховного правителя в дворце. Меня, Петрович, чуть удар не хватил. Он же самого товарища Сталина оскорбил! Какие служанки? Какой дворец? Товарищ Сталин настоящий большевик, настоящий коммунист! — вышагивал комиссар, с горячностью размахивая руками. — Еле сдержался, чтобы в рожу ему не дать. А знаешь, командир, почему сдержался? Так, дурень он! Настоящий дурень! Не понимает, что говорит.

— Убогий, похоже, — качнул головой командир, соглашаясь со словами комиссара. — С языком совсем не дружит. Такому и оружие давать опасно. Я его пока к кухне пристроил. У нашей Марии Павловны не забалуешь, — с улыбкой вспоминая внушительные кулачищи поварихи. — Мигом по сопатке получишь… Помнишь, как она нашего минера приложила?

Оба тут же грянули хохотом, припоминая случившее. Произошедшее, действительно, было довольно смешным. Их минер, эдакий хитрован, считавший себя знатоком женского пола, решил испытать свои чары на поварихе. Та, хоть и прозывалась бабой Машей, для своих пятидесяти с хвостиком была очень даже ничего. Сама она была исключительно внушительных статей — высокая, статная, с густой черной косой. В добавок, силушкой ее Бог не обидел. Любому мужику фору могла дать по части тяжелой работы. Ведра с водой в ее руках, вообще, казались игрушечными. Минер же от всего этого отмахивался руками. Мол, перед настоящим мужиком она не устоит. Одним вечером, раздобыв где-то бутылку самогонки и веник полевых цветов, он заявился в женскую палатку. Очевидца потом рассказывали, что мужик с воплем резанного поросенка вылетел из землянки.

Посмеявшись, Карпов продолжил:

— Знаешь, что мне этот Кирьян предложил? — комиссар недоуменно пожал плечами. — Сказал, что в одиночку накормит весь отряд. Раздобудет столько еды, что каждому достанется тарелка с похлебкой и куском мяса в ней. Еще, поганец такой, говорит, что настоящий войны должны с врагом сражаться, а не по кустам искать грибы и ягоды. Наглец! — дернул щекой командир от возмущения. — Посмотрим, как он нас всех накормит! Учить нас вздумал, как воевать. Сам незнамо кто, а строит из себя полководца.

Он хотел было добавить еще что-то нелицеприятное, но раздавшийся с улицы странный шум, отвлек его. В отряде что-то явно случилось. На верху бегали люди, что-то выкрикивали, возбужденно переговаривались.

— Немцы! — не сговариваясь, и комиссар и командир отряда вскочили с мест и потянулись за личным оружием. — Нашли!

Комиссар с отчаянным лицом вытащил из кобуры револьвер, Карпов схватил лежавшую на лавке винтовку. Они явно готовились продать по-дороже свои жизни.

В этот момент внутрь землянки, словно вихрь, влетел Андрей, ординарец командира. Сияя, как начищенный пятак, он с порога закричал:

— Там Кирюха такое учудил, что упасть можно! Быстрее!

Все трое быстро вышли из палатки и пошли в сторону собиравшейся и гудевшей толпы, из которой доносились смех, выкрики, похлопывания.

— Не могет такого быть! Поди мертвого нашел. Тот сам издох от старости, а ты его притащил.

— Ни в жисть не поверю, что такого поймать можно! Тут же добрых восемь пудов будет. Куды такого одному карячить?! Пуп развяжется! Брешет он все!

— Сам ты брехун! У нас в Китоне и не таких ловят! Сам на королевской площади видел. Рыбаки на повозке настоящего маралла показывали. В нем было больше двух саженей длинны.

— Какой такой марал?! Китон? Ты что тут плетешь? Говорю тебе, в одиночку такого не поймать. Тут толпой надо его на мелководье загнать или дубинами глушить, пока шевелиться перестанет. А может ты яго гранаткой приложил? Сказывай?! Где гранату взял? У нас они на перечет…

Словом, когда комиссар и командир отряда ввинтились в толпу Кирьян уже успел сцепиться с одним из партизан. Осыпая друг друга ругательствами, они повалились на землю и начали кататься по ней. Остановить их удалось лишь после того, как комиссар несколько раз выстрелил в воздух.

— Хватит! Встали оба! Под трибунал отдам! — не сдерживаясь орал Карпов, раздавая оплеухи то одному, то другому. — Что вы тут мне устроили? Не партизаны, а бандиты какие-то. Забыли, что война идет?! Фашист у самой Москвы, а два здоровых лба тут драку затеяли! Силы девать некуда? Обоих вечными дежурными! Сортир рыть и землянки, дрова заготавливать в личное время! Еще раз такое повториться, погоню из отряда поганой метлой! Прочь с моих глаз! Остальные что встали? Чего не видели? Бардак!

Оба, сгорбившись, тут же скрылись в толпе, которая под злым взглядом командира начала редеть. Карпов же, набирая в легкие воздуха для нового окрика, вдруг заметил нечто странное, лежавшее на земле.

— Это еще что такое? — пробурчал он, подходя ближе. — Черт побери!

В шаге от него лежала здоровенная, три или четыре шага в длину, рыбина. Ее крупная морда с длинными усами незаметно переходила в мощное брюхо, густо покрытое склизкой зеленоватой чешуей. В пасть сома-гиганта, как с холодком прикинул Карпов, с легкостью вошла бы голова взрослого мужчины. Под статья огромной морде были и плавники, тянувшиеся почти на полметра в стороны. Хвост, вообще, достигал метра в длину.

— Настоящая зверюга, прости Господи, — непроизвольно вырвалось у него, когда он попытался открыть пасть рыбины. — Никогда не думал, что сом так вырасти может… Вот тебе и Кирьян. Обещал ведь накормить весь отряд. Получается, накормит теперь…

К вечеру по лагерю поплыл дивный запах настоящей ухи. Баба Маша ради такого дела даже вытащила неприкосновенный запас картошки, которую до этого растягивала, как могла. Из землянки, которую оборудовали для партизанского госпиталя, то и дело раздавались вопросы больных об ужине.

Кирьян же теперь опасался выходить из отведенной ему землянки. Каждый при встрече норовил с чувством пожать ему руку и обнять, похлопав по спине. Некоторые это делали с такими эмоциями и силой, что у него начала трещать спина

Глава 5

На кустах возле прикопленного в землю сруба, накрытого еловыми ветвями, висели влажные бинты и марлевые тряпки. Остро пахло карболкой и йодом. Из землянки, приспособленный партизанами под лазарет, несколько раз выходила молоденькая сестричка в сером халате и опорожняла утку с едко пахнущим содержимым. Выйдя в очередной раз, она остановилась и кому-то помахала рукой.

— Киря! Горяченькую неси скорее! — закричала она. — Вода в корыте уже остывает. Пал Палыч ворчит. Быстрее, давай.

От ее окрика парень, идущий к землянке с двумя ведрами, споткнулся и едва не растянулся на земле. Перехватив ручки ведер поудобнее, Килиан быстро дошел до землянки и нырнул под полотняной полог. Вскоре оттуда послышался звук льющейся воды, через некоторое время сменившийся чьим-то голосом.

— …Товарищи, вы слышали это?! Ушам своим поверить не могу. Этот человек про товарища Ленина ничего не слышал! — в этом голосе звучало едва ли не вселенское удивление. — Как такое может быть?! Весь мир слышал про Владимира Ильича! От дремучей тайги и до британского моря люди знают про вождя пролетарской революции. Ты откуда такой выискался на нашу голову? Из какой дыры вылез? Не знать про товарища Ленина…

Внутри землянки повис гул возмущенных голосов. Килиан вместе с медсестрой обтиравшего влажными тряпками раненного бойца недоуменно повел головой по сторонам. Он не знал, что ответить. За те два месяца, что молодой маг провел в новом мире, на пути ему встретилось множество людей. Кого-то он помнил хорошо, кого-то нет. Многие имена у него, вообще, не отложились в памяти. Собственно, сейчас он понимал, что лежавшие на лежанках раненные партизаны говорил о каком-то очень важном человеке. К сожалению, иномирец даже предположить не мог, что это за человек.

— Ленин… Нет, не знаю такого человека, — недоуменно протянул он, отрицательно качая головой. — Видимо, он очень знатен и богат, раз столько людей его знают и чтут. Этот Ленин правитель сильного город? У него большой флот, многочисленная армия с тысячами стражников и ужасными механизмами? Или человек, о которым вы все говорите, известный для всех военачальник?

Во время этих слов у сестрички выпала из рук шайка с водой. Во взглядах окружающих читалось даже не удивление, а самый натуральный шок.

— …Ленин… Владимир Ильич… Вождь мирового пролетариата, — тот раненный, которого обмывали, с трудом подбирал слова. — Киря, ты что? Не шутишь? В школе же учат… Октябрята, пионеры… Кирюха, твою мать. Ты, вообще, из каковских? — взгляд его вдруг закаменел. — Батька твой кем был? Может его благородие али из купчишек?

Килиан, на мгновение задумавшись, ответил. Своих родителей он хорошо помнил и ему даже в голову не приходило, что их можно стесняться.

— Отец у меня был вольным наемником, а матушка — швея, — проговорил он, видя, как у раненного теплеет взгляд.

— Вот, Киря! Ты же первейший пролетарий, про которых и говорил товарищ Ленин, — обрадовался партизан, привставая с лежанки. — Товарищ Ленин жизнь свою положил, чтобы такие как ты свет увидели. Знаешь, как он говорил?! Пролетарии скинут свои оковы, перестану гнуть спину перед богатеями и станут сами управлять государством! Если бы не он, не было бы сейчас никого Союза! Мы бы в навозе копались, головы не поднимая!

Раненный с воодушевлением продолжал рассказывать:

— Это был настоящий человечище! За народ по ссылкам скитался, жестокие преследования терпел. Жизнь свою за народ положил! Вот! Из какого же темного угла ты вылез? Такого человека не знаешь…

Внимательно слушавший его, Килиан растерянно качал головой. Казалось, он извиняется за свою темноту. На самом же деле маг просто понял, о ком ему рассказали. «Этот человек очень напоминает проповедников из моего времени. Очень сильно похож. Когда они проповедуют на базарной площади, то своим последователям обещают те же самые блага. Все они говорят одни и те же слова. До этого у вас все было плохо, а со мной все будет очень хорошо. Вы не доедали, а со мной будете сыты. Вы были раздеты, а со мной получите богатые одежды… Правда, в моем Китоне проповедники лишь болтали языками. Этот же Ленин не просто трепал языком. Он пришел и взял власть. Не каждый проповедник так сможет. Надо попросить, чтобы мне еще про него рассказали…».

Когда же он озвучил эту свою просьбу, то раненный довольно засопел.

— Это ты брат по адресу обратился. Я же в партию почитай еще до революции вступил. Многих старых большевиков помню, — вспоминал мужчина, задумчиво покручивая ус.

От работ в лазарете Килиан освободился лишь ближе к обеду, когда потребовалась его помощь на партизанской кухне. Повариха, негромко ворча, напомнила ему о пустой кадке для воды и не расколотой поленнице с дровами.

— Бегу, бегу, — схватив ведра, побежал к ручью взмыленный маг. — Сейчас…

У ручья снова кто-то расплескал воду на берегу. Глинистая почва размокла, превратившись в зыбкую береговую кромку. Не успевший это заметить, маг поскользнулся и со всего разбега ухнул в ручей.

— А-а-а-а! — ведра полетели в одну сторону, он в другую.

Выбраться сразу не удалось. Ноги все время скользили. Пучки травы, за которые он хватался, всякий раз оказывались вырывались из земли. Наконец, ему удалось зацепиться за еловый корень, что змеился по берегу. Ухватившись, маг подтянулся и вылез из ручья.

— Вот же каинов ручей, — бурчал Килиан, вставая на четвереньки. — Весь вымазался. На хряка стал похож.

В сапогах хлюпало. С вымазанной в глине шинели стекала бурая вода. Волосы слиплись от тины. Вдобавок вся левая часть тела, на которую и пришелся удар, отдавалась сильной болью.

Он некоторое время рассматривал руки, покрытые грязными разводами и зеленой ряской. Вдруг хлопнул ими по телу и начал истерически смеяться.

— Свин, натуральный свин! Ха-ха-ха! Только что убирал говно и ссанину, а теперь еще в грязь вляпался. Ха-ха-ха! — запрокинув голову, ржал Килиан. — Что еще? Вот тебе и королевский маг! Ха-ха-ха-ха! Маг первого круга огненной стихии, дерьмо убирает! Ха-ха-ха-ха!

Истерика длилась не долго. Опустошенный этой внезапной вспышкой он с трудом подошел к ближайшему дереву и по нему опустился на землю. Организм, еще не отошедший от тяжелой контузии и магического опустошения, отреагировал по-своему и теперь требовал отдыха. Маг откинулся на ствол дерева и закрыл глаза.

— Успокойся, каинова размазня. Что распустил нюни? Ты же маг! — яростно шептал он, подбадривая себя. — Ведешь себя, как мямля… Дерьмо вынес, ссанье. Блевотину и кровь убрал… И что? Руки отнялись? Магическая сила уменьшилась? Это же каинова мелочь! Мелкая букашка! Это, вообще, ничто!

Он осыпал себя ругательства, придумывая новые все более и более обидные. Постепенно это начинало приносить свои плоды. Беспомощность и горечь сменялась здоровой злостью и желанием все исправить. Сжав кулаки, Килиан медленно поднялся и начал приводить себя в порядок.

— Разберемся… Дайте только срок. Со всем разберемся, — шептал он, оттирая лицо от грязи. — До всех доберусь…

Еще его губы еле слышно шептали одно женское имя, звук которого казался ему самым сладостным на этом свете. Он повторял его по слогам, едва ли не пел, смакую каждую букву и каждый звук. Ее нежный образ со столь милыми чертами всплывал перед глазами, заставляя быстрее бежать кровь по жилам и сердце сжиматься в радостной истоме.

— Анюта, потерпи еще немного. Я скоро найду тебя. Слышишь? — ноги сами несли его в лагерь. — Подожди совсем чуть-чуть… Я приду за тобой и горе тем, кто встанет у меня на пути.

За этими бормотаниями с угрозами всему миру, Килиан не заметил здоровенного зайца, что выскочил из кустов на тропу. Крупный, в серых проплешинах, ушастый самец от неожиданности застыл в паре шагов от мага, тараща на него пуговки глаз. Растерялся и парень, не понимая что ему делать: то ли хватать зайца, то ли не расплескать ведра с водой.

— Куда? Стой! — заяц очнулся быстрее и освершив невероятный кульбит, рванул в развилку между двумя высокими дубами. — Стой, поганец!

Ведра вновь полетел в сторону. Килиан с воплем на губах распластался в сторону косого. Еще немного и шустрый косой исчезнет в высокой траве.

Маг делает над собой усилие и выпускает сгусток магии Некроса. Маленькое сердечко, что только что выделялось яркой искоркой, вдруг останавливается. Мохнатые лапки и ушки бессильно виснут и ушастый с силой н врезается в ствол дерева.

— Проклятье, опять воду разлил! Каиново отродье! — в сердцах выругался валявшийся на земле Килиан, когда ему попались на глаза катившееся по тропинке перевернутые ведра. — Где этот комок шерсти? Посмотрим, насколько ты упитанный…

Оказалось, заяц уже успел нагулять жир к зиме. Руку мага заяйчая тушка ощутимо оттягивала к земле. Килограмма четыре в ней было.

— Черт, мне еще воды тащить. Сам пойдешь! — проговорил он, наполняя мохнатого бедолагу магией. — Вставай! Иди за мной.

Еще не остывшие мышцы зайца резко задергались. От несогласованных сокращений тушка забилась в конвульсиях, со стороны казавшихся страшных танцем безумного существа. Животного то подбрасывало вверх, то толкало вперед, то протаскивало по земле. Наконец, влитая в тело животного, магия Некроса пришла в равновесие, равномерно растекшись по мертвым жилам.

— Давай, давай, не отставай, — поглядев на неуклюжие прыжки мертвого зайца, Килиан криво улыбнулся. — Черт, на пса похож. Уши бы тебе покороче был бы вылитый пес… Тогда охраняй меня.

Дальше он уже не оглядывался назад, слыша за своей спиной громкие шлепки лап по земле.

Когда показался лагерь, маг остановился. Дальше в таком сопровождении идти было нельзя. Он обернулся, чтобы наложить на зверя заклинание магического опустошения, и замер с отвисшей челюстью. Рядом с ним, как преданный пес, сидел заяц, в нетерпении перебирая передними лапами и крошечным хвостиком. Из его рта торчал небольшая крыса, пищавшая от ужаса.

— Это еще что такое? — осторожно положив ведра на землю, он присел рядом с ушастым зверем. — Глазам своим поверить не могу. Неужели это его добыча? Как такое могло произойти? Я же не давал такого приказа…

Удивленный Килиан осторожно прикоснулся к зайцу с придавленной добычей в пасти, словно не мог поверить в реальность увиденного. У него в голове беспорядочно носились мысли о Великом Некросе, о падших королях-некроманта, о тысячах мертвецах, о страшной войне между живыми и мертвыми. «Этого просто не может быть. Поднятый с помощью магии Некроса не может двигаться сам по себе. У него нет ни желаний, ни мечт. Они ничто без воли того, кто его поднял. Я же давал никакого приказа… Или давал?».

В этот момент его осенило. Он вспомнил, что бросил в сторону пса неосторожную фразу про охрану.

— Я же сказал, чтобы он охранял меня. Эти слова стали для него приказом… Вот же каиново отродье! — бормотал маг. — Подожди-ка… А если мне послать его на охоту? Он же смог поймать эту крысу, значит, сможет сделать это еще раз.

Внимательно уставившись в тусклые глазки зайца, Килиан сделал неопределенный жест рукой имагически надавил на ушастого. Одновременно, произнес тоном, не терпящим возражений:

— Иди на охоту! Принеси мне добычу!

Перекошенная тушка зайца резко взвилась в воздух и исчезла в ближайших кустах. Через мгновение оттуда начал раздаваться громкий треск ломающихся веток и сучьев.

— Ой, забыл сказать, что мне нужно, — опомнился маг, когда громкие звуки от ломящегося через кусты зайца начали стихать. — Кто знает, чего этому зверю в голову взбредет? Хотя, как ему может что-то взбрести в голову? Он же нежить…

Пожав плечами своим мыслям, маг схватил ведра и пошел обратно к ручью. Повариха за пустые ведра могла и отлупить. Синяки от ее тумаков еще не зажили.

За дальнейшими хозяйственными хлопотами маг и думать забыл про своего нежданного питомца. За водой пришлось сходить еще несколько раз. Огромные деревянные кадки казались ненасытными, поглощая одно ведро за другим. Рубил дрова, с уханьем орудую тяжеленных колуном. Носил снова в лазарет горячую воду и котелки с пышущей жаром похлебкой. Затем, когда большой котел опустел, долго оттирал его песком.

Лишь ближе к вечеру у него выдалось свободное время, когда его никто не гонял по лагерю. Он сел на мягкую подушку из мха и с наслаждением вытянул гудящие ноги. Честно говоря, спина ныла не меньше, чем ноги. Он бы не отказался и прилечь. К сожалению, сделать это у него не получилось…

— А-а-а-а! — вдруг раздался пронзительный женский крик, переходивший в визг. — А-а-а-а!

Кто-то громко выругался. Сразу же гулко грянул выстрел из винтовки. Затем второй и третий.

— А-а-а-а! — какая-то женщина не прекращала выть сиреной. — А-а-а-а! Уйди! Прочь! Прочь! Пошла прочь! Мыкола!

Вновь зазвучала громкая брань, принадлежавшая, видимо, тому самому Мыколе. Грубый мужской голос грозился кому-то намотать его кишки на осину и принести какой-то кулемет.

Из землянок выскакивали вооруженные люди и бежали в ту сторону, из которой раздавались крики. Килиан разглядел среди бежавших и коренастую фигуру командира отряда с винтовкой в руке и комиссара с его неизменным наганом.

— Что-то явно случилось, — прошептал маг, поднимаясь с мха. — Неужели кто-то напал на нас?

Оглядевшись в поисках хоть какого-то оружия, Килиан заметил валявшуюся на земле внушительную сучковатую дубину. Видимо, при рубке им дров, она случайно сюда отлетела. Схватив ее, маг почувствовал себя значительно увереннее.

— Если бы меня кто-то увидел из моих китонских друзей, вот бы было смеху-то, — ухмыльнулся парень, несколько раз вспарывая воздух дубиной. — Ржали бы, как сумасшедшие. Пойдем, посмотрим, что там за шум…

Чем ближе он подходил к гомонящей толпе, тем громче до него доносились странные вопли. В голове у него начало закрадываться подозрение в том, что ему знаком источник всеобщего переполоха. «Если его увидят люди, то…».

— …Что зыркаешь, твою мать?! Коли яго сильнее! Коли, паскудину!

— Погодь! Бешенный он! Тута стрельнуть надо! Из винтаря…

— Товарищ командир, прикладом лучше!

Гулко хлопнул винтовочный выстрел.

— Шевелиться еще. Пни яго Мыкола. Может сдох уже?

Опустив свою дубину, Килиан ввинтился в толпу. Он уже представлял, что сейчас увидит. «Какой же я дурень! Опять не отдал четкий приказ. Читал ведь в древних манускриптах, что существа, поднятые магией Некроса, требуют полного контроля со стороны мага. Я же отправил мертвяка в свободную охоту. Неужели эта тварь кого-то из людей задрала…».

С замиранием сердца, маг протиснулся между двумя партизанами и оказался возле командира отряда, который с ошалелым выражением на лице целился из винтовки куда-то вниз. Затем Крылов спустил курок и раздался очередной выстрел.

На земле в нескольких шагах от них лежал сучивший лапами здоровенный волчара, из пробитой шкуры которого медленно вытекала бурая кровь. Его крупная туша была покрыта ранами от винтовочных штыков и выстрелов.

— Еще стрельни, командир. Вона, сволочь, дергается, — буркнул кто-то из толпы. — В рожу прямо ему пальнуть надоть. Точно бешенный. Где это видано, чтобы косой на волка бросался?

Только сейчас Килиан рассмотрел, что из под волчьей туши выглядывала пушистая мордочка зайца с бессильно свисавшими ушами. Ушастый зверь, в макушке которого красовалось пулевое отверстие, с жадным остервенением грыз шею серого хищника.

Многозначительно покачав головой, маг замысловато скрестил пальцы в форме символа концентрации и беззвучно зашептал заклинание рассеивания магической энергии. В этот же миг все прекратилось. Из бешенного зайца словно вынули внутренний стержень. Он обмяк и распластался на земле.

Отвернувшись, парень начал выбираться из толпы. Увиденное стоило хорошенько обдумать, что такое больше не повторилось. «Я могу заставить их делать все, что захочу».



Глава 6

Бывшие корпусные склады Красной Армии поражали своим масштабом. Десятки длинных кирпичных одноэтажных зданий протянулись на добрую сотню метров с севера на юг. По периметру их окружала изгородь из столбов и колючей проволоки, разбавленные деревянными вышками. Массивные складские ворота, некогда охраняемые особым караулом, сейчас были призывно раскрыты настежь.

С территории склада то и дело выезжали тяжело груженные грузовики, вывозившие продовольствие и горючее. Наступавшая немецкая армия, подобно ненасытной саранче, ежедневно пожирала сотни тонн бензина, машинного масла, тушенки, сахара и тд.

Между зданиями сновали десятки солдат в шинелях мышиного цвета. Одни тащили небольшие патронные ящики, другие — охапки винтовок, третьи — мешки с мукой.

Чуть в стороне от всех важно расхаживал обер-фельдфебель Отто Ваппель, в отсутствие своего начальника лейтенанта Стесселя бывший здесь и царь и Бог. Выпятив намечавшееся брюшко, туго обтянутое кителем, он с серьезным и глубокомысленным видом разглядывал носимые солдатами ящики и мешки. Тыкал в раскрытую книжку кончиком остро заточенного карандаша, словно, действительно, что-то отмечая. Когда же его начинала одолевать скука или тянуло в сон от тепла сентябрьского солнышка, он начинал грозно хмурить брови и надувать щеки. Суета вокруг него тут же упорядочивалась: прекращались разброд и шатание солдат, в их движениях и виде появлялась показная деловитость.

— Душновато что-то, — пробурчал он, в очередной расстегивая шинель и открывая доступ небольшому ветерку. — В тенек надо, пожалуй, пойти.

Бросив подозрительный взгляд на проходящего мимо солдата, с какой-то папкой под мышкой, обер-фельдфебель нырнул в дверь ближайшего склада. Вокруг царил полумрак и холод, отчего ему пришлось снова запахнуть шинель.

— Не выпить ли мне кофе?

Мысль показалась ему стоящей и вскоре Ваппель оказался в небольшом закутке, где стоял колченогий стул и небольшой столик с какими-то советскими бланками. Здесь на полке у него стол небольшой термос, полный настоящего бразильского кофе. Пару недель назад ему посчастливилось выменять этого ароматного кофе у такого же прощелыги, как и он. Небольшая стограммовая баночка, подумать только, обошлась ему в целых два литра медицинского спирта.

— Какой божественный аромат…, - шептал он, с наслаждением вдыхая знакомый бодрящий аромат. — С нашего же эрзац-дерьма, только изжогу заработаешь.

В кружку немец кинул пару кусочков сахара, здоровенный кус которого лежал на краю стола. Его приходилось кромсать ножом, чтобы отколоть нужную порцию.

— Хорошо, — протянул он, откидываясь на жалобно скрипнувший стул. — Так можно воевать… Лейтенант же, дурень, на фронт рвется. Каждый божий день пороги штаба дивизии оббивает.

Обер-фельдфебель звучно отхлебнул. Тепло волной пошло по телу, даря спокойствие и расслабленность. С хрустом разгрыз еще один кусочек сахара, который тут же растаял во рту. «Как от такого можно бежать? Это же почти рай на земле!». Непонимающим взглядом он окинул груду ящиков с тушенкой, сахаром и чаем, которые скрывались в полумраке. Где-то за ними находились бидоны с растительным маслом, мукой.

— Точно, молодой дурень. Железный крест, видите ли, ему хочется, — фыркал Ваппель, откалывая ножом очередной кусок сахара. — Ничего, перебесится. Посидит в окопах, вшей покормит, порох понюхает. Потом, глядишь, мозги встанут на место. А кто-то уже сейчас все это понимает!

Немец, подмигивая самому себе в маленькое зеркальце на стене, выразительно поднял палец к потолку. Он, конечно, человек маленький, но все это прекрасно понимает. Пусть его лейтенант пока бегает по штабам, пишет рапорты, просится воевать. Старина Ваппель же хорошо себя чувствует и здесь.

С этой мыслью обер-фельдфебель достал из сумки сверток вощеной бумаги, одуряюще пахнувший какой-то копченостью. Его рот тут же начал наполняться слюной. Развертывая бумажную обертку, он уже представлял, как впивается зубами в бутерброд с толстым ломтем сала.

— У-у-у, — застонал он от наслаждения, откусывая здоровенный кусок.

Когда от бутерброда ничего не осталось, немец с трагедией во взгляде аккуратно сложил обертку и спрятал ее сумку. Вечером он завернет в нее ломоть хлеба, чтобы он пропитался ароматом копчености и стал напоминать по вкусу сало.

— Дурень…, - его мысль вновь вернулась к командиру и его желанию уйти в действующую часть. — Не понимаю. Здесь же золотая жила.

Встав с места, обер-фельдфебель пошел в сторону завала из ящиков. Проходя по ряду, он по-хозяйски похлопывал ладонями по зеленым деревянным крышкам ящиков. Возле некоторых останавливался и, щелкая защелкой, откидывал крышку. Взгляд ласкали ровные ряды банок с тушенкой, какими-то консервами.

— При этом неучтенная золотая жила, — хитрая улыбка раздвинула его губы. — У иванов все, как не у людей. Пока я здесь все перепишу, пока наведу немецкий орднунг, пройдет немало времени. Может неделя, а может и месяц…, - его улыбка стала еще шире. — За это время может не один грузовик тушенки пропасть. Кто его знает, как тут все хранилось? Кругом непорядок, развал. Тут сам черт ногу сломает… Я же знаю, где и что лежит. Придут как-нибудь ко мне камрады, например, из второй роты. Им вечно что-то надо сверх нормы: то масла, то крупы, то муки. Будут спрашивать, просить. Тогда я кумекать стану…

В его голове выстраивались и крутились любопытные схемы и далеко идущие комбинации, в которых он выгодно для своего кармана пристраивал неучтенное имущество с советских складов. Мысленно перемещались сотни мешков с сахарным песком и мукой, сотни ящиков с тушенкой, десятки бидоном с растительным маслом.

— Кхе…,- задумавшись, он уперся в плечом в стену. — Кхе-кхе, — от взлетевшей со стен пыли у него неожиданно запершило в горле. — Кхе-кхе… Донерветтер, это еще что за гадость?!

Прямо по его ногам пробежала крупная крыса, оставившее после себя мерзкое ощущение. Ваппель брезгливо поморщился и притопнул ногой в сапоге., чтобы отпугнуть серую бестию.

— Тварь! Ненавижу. Все здесь потравить нужно, — с отвращением огляделся немец. — Ой! Еще…

Из-за ящика выкатилась банка тушенки и медленно покатилась по полу в стороны наружной стены. Следом из того же места вылезла крыса и юркнула за банкой.

— Травить, только травить…, - шептал обер-фельдфебель. — Что эта тварь еще задумала? Хм.

Нахально (по крайней мере, именно так показалось Ваппелю) попискивая, животина время от времени бодала банку мордочкой и та вновь убыстрялась. Вскоре крыса оказалась у стены, в самом низу которой обнаружилось отверстие. Именно туда и закатилась банка тушенки, стукнувшись о какую-то железку.

Интендант даже икнул от удивления. Такого зрелища он еще не видел.

— …Третья, — через мгновения прошептал он, замечая еще одну серую товарку у ящика. — Неужели от шнапса такое. Убью Этого идиота Вилли, если так. Надо было не жадничать и брать настоящий спирт.

Губы у него затряслись только при одной мысли об отравлении брагой, раздобытой где-то одним из его товарищей. Слабый желудок Ваппеля тут же напомнил о себе жуткой изжогой, от которого его передернуло всем телом.

Он с силой растер ладонями лицо. Несколько раз похлопал по щекам. Когда же рискнул открыть глаза, то никаких крыс с банками тушенки у стены не обнаружил. По полу лишь гулял легкий ветер,тащивший за собой пыль, маленькие листочки. Интендант не поленился и, опустившись на колени, облазил все пространство у того самого ящика. На этот раз снова ничего не обнаружилось.

— Точно привиделось, — буркнул немец, поднимаясь с колен. — Пусть этот урод Вилли еще раз придет ко мне, я ему устрою…

Бурчал, правда, он больше для порядка. На самом деле интендант был рад, что все эти здоровенные крысы, тащившие тушенку, ему лишь привиделись.

Отряхнувшись, Ваппель пошел обратно. После всех этих переживаний у него, как обычно, разыгрался аппетит. Недавний бутерброд с салом его желудок лишь раззадорил, о чем тот и напоминал громкими руладами.

Едва обер-фельдфебель закрыл за собой дверь склада, как в дальнем угу вновь начали мелькать какие-то тени. Стало раздаваться назойливое попискивание, скрежетание. Вскоре послышался громкий жестяной стук, следом еще один. С крайнего ящика, деревянная стенка которого оказалась прогрызенной насквозь, одна за другой начали сыпаться жестяные банки тушенки. Небольшими тусклыми цилиндрами они стукались о пол и катились в сторону наружной стены, где попадали в лапки целого десятка странных крыс. Это были крупные грызуны со свернутыми набок головами, в глазах которых совсем не было жизни. Под их громкое шебуршание банки оказывались у стены, где благополучно и исчезали в прогрызенной дыре.

Однако, интендант ничего этого не видел. Почесывая живот, обер-фельдфебель в этот момент бодро вышагивал в направлении походной кухни, что призывно дымила и распространяла по всей округе аппетитный запах горохового супа.

У поворота, за которым разместилась солдатская столовая, Ваппель споткнулся и едва не упал. В пятку ему вдруг впился камешек, каким-то чудом оказавшийся в сапоге. Чертыхнувшись, интендант начал снимать обувь.

— …Я вам точно говорю, камрады! Прямо ко мне из леса вышел вот такенный кабаняра, — до обер-фельдфебеля донесся знакомый гнусавый голос того самого Вилли, повара их взвода, что вчера принес бутыль браги. — Вылупился на меня крошечными глазками…

— Ха! Значит, у нас сегодня будет душистый шпик! — восторженно воскликнул еще один голос. — Камрады, что вы слушаете этого балабола?! Врет он все! Откуда здесь мог взяться кабан? Я сам охотник. Секач, хоть и слепой, но имеет очень хороший слух и превосходное обоняние. Он наши вопли услышал бы за километр. А вонючие портянки Вилии вообще бы учуял за все десять километров.

Тут же грянул оглушающий хохот и обиженный вопль повара.

— Ничего я вру! — недовольно кричал Вилли. — Я этому свину еще кусок хлеба кинул. Отрезал целый ломоть и кинул. Хотел приручить его, а потом прирезать. Думал, вам, дуракам, что-нибудь вкусное приготовить.

Сапог обер-фельдфебеля тем временем никак не хотел сниматься. Его ноги распухли и голенище сапог капканом вцепилось в ногу. Поэтому он волей-неволей в пол уха слушал развернувшийся возле кухни разговор солдат.

— Что же ты его не застрелил? — перебил повара его недавний собеседник. — Стрельну бы, сейчас жаркое ели. Теперь же снова придется твоим гороховым концентратом давиться, а после гаубичную батарею изображать. Так ведь, камрады?

Вновь раздалось ржание из доброго десятка мужских глоток.

— … Как стрелять-то? Я карабин в казарме оставил, — ржание еще больше усилилось. — Чего его таскать? В кого здесь было стрелять? В иванов что ли? Они уже давно в Москву сбежали к своему Сталину… Кабан же, получив кусок хлеба, все равно не уходил. Стоит и ждет чего-то. Я тогда ему еще кусок по-больше кинул. Знаете, что этот свин сделал? Ни за что не догадаетесь! Он, вообще, хлеб трогать не стал. Взял и попер на меня. Хрюкает и выркает со злостью. Я, камрады, чуть в штаны не наложил со страху. Думал, своими клыками он мне сейчас брюхо вспорет. Кабан же запрыгнул на стол и, схватив вещмешок с тушенкой, побежал в лес.

Не дослушав до конца треп солдат, интендант снял сапог и выбил из него небольшой камешек. Затем сплюнул на землю. В эти россказни про странного кабана он ни на грамм не поверил. Вилли постоянно врал, за что не раз был бит ребятами своего же взвода. Наверняка, эту историю повар тоже сочинил, чтобы позабавить своих друзей.

Едва обер-фельдфебель показался из-за поворота, как его заметили. Солдаты мгновенно прекратили разговор и вскочили, вытянувшись по стойке «смирна». Повар тоже подскочил.

— Господин обер-фельдфебель, присаживайтесь! Вот сюда! — своим передником повар смахнул со стола крошки. — Я мигом принесу первое блюдо. С пылу с жара. Такой аромат…

Интендант важно сел и махнул рукой. Мол, давай неси. В отсутствие лейтенанта Стесселя он оставался старшим, чем беззастенчиво и пользовался. Солдаты в его присутствие боялись лишний раз не только рот раскрыть, но и шумно вздохнуть.

— Гороховый суп, господин обер-фельдфебель, — алюминиевая тарелка, до краев наполненная густой ароматной похлебкой, торжественно легла перед Ваппелем; затем рядом появилась ложка и большой кусок черного хлеба. — Я добавил одну особенную специю, чтобы придать супу остроту. Вы чувствуете?

Тот зачерпнул ложкой варево и, непрерывно дуя, поднес ее ко рту. Проглотив содержимое, интендант благосклонно кивнул. Это было своеобразным знаком одобрения, после которого можно было кормить остальных. Облегченно выдохнув, повар побежал со стопкой тарелок к кухонному баку.

— Вилли! — интендант разгрыз куриную ножку и заглянул под стол, вытянув косточку. — Где там твоя шавка? Вечно этот коврик для блох под столом отирался, пока мы ели. Как не взглянешь, а он там сидел и выпрашивал подачку. Куда ты его дел? Уж не сварил ли из него этот суп? — после этого немец, запрокинув голову, заржал над своей же собственной шуткой.

Повар понурил голову. Ту серую собачонку с вечно всклоченной шкурой, о которой спрашивал интендант, он любил. Немец подобрал ее в самом начале войны в одном из приграничных городов, который жители оставили в панике. Собачонка сидела привязанная у скамейки и жалобно скулила. Наткнувшись на нее, Вилли прихватил пса с собой. С той пору собака стала во взводе своей. Каждый из солдат взвода старался ее чем-то побаловать. Пару дней назад парни даже будку ей сколотили и покрасили в веселенькую голубую краску, банку которой, скрепя сердцем, выдал интендант.

— Издохла, господин обер-фельдфебель, — с печалью в голосе произнес повар, помешивая варево в котле. — Танкисты вчера задавили. Этот придурок задом сдавал и нашего пески на гусеницы намотал. Убил бы этого недоумка, — в сердцах добавил он, с силой стукнув половников. — Морда баварская! Нашел, где круги наматывать! Валил бы в соседнее село и давил там унтерменшей. Больше пользы было бы…, - не останавливаясь, бурчал Вилли. — Сволочь…

Интендант все это пропустил мимо ушей. Честно говоря, эту блохастую шавку он недолюбливал. Вечно она на него скалилась. Вылупит, бывало, свою морду и рычит на него. «Сдохла — туда ей и дорога! А то развели тут балаган, пройти нельзя. Кругом то собачьи волосы, то дерьмо… М-м-м-м, гороховый суп особенно хорошо. Вилли, конечно, скотина, но повар отменный. Еще что ли тарелку попробовать?». Ваппель прислушался к себе, пытаясь понять, что сделать. Его внутреннее «Я» сыто дремало, не думая отвечать на вопросы.

«Нет, пожалуй. Многовато будет. Пузо надулось так, что дышать уже тяжко. Не буду. Хватит. Лучше через часик еще один бутерброд с салом употреблю… О! Что-то меня прихватило!». Живот недовольно забурчал, отдаваясь в седалище нехорошей многообещающей слабостью. Чувствовалось, что вот-вот могла случиться неприятность.

— Вилли, чай налей! — буркнул обер-фельдфебель, осторожно вставая из-за стола.

Поправив китель, интендант пошел в сторону туалета. Едва он свернул за угол, как перешел на быстрый шаг.

— Чертов суп! Это с него меня мутит…, - недовольно шептал он, на ходу расстегивая ремень. — Мясо что ли протухшее положили. Вилли, урод.

Из-за ослабленного ремня едва не свалились штаны. Пришлось придерживать их руками, чтобы они не мешали идти.

Когда до туалета, добротного деревянного сарая с вырезанным окошком в двери, оставалось чуть больше десятка шагов, перед немцем возникло нечто. Ваппель даже сразу не понял, что появилось на тропинке.

— Кхе-кхе…, - закашлял он, едва разглядев вставшее на его пути невысокое странно знакомое ему существо. — Ты?! Доннерветтер! Тебя же раздавили! Пошел прочь, чертов пес!

На него пустыми глазницами, из которых сочился гной, пялился тот самый пес, которого вчера раздавил немецкий танк. Весь бок его, действительно, представлял собой раздавленное бурое месиво, из которого торчали куски костей и бурой плоти. На собачьи лапы, испачканные в земле, намотались сероватые кишки, источавшие мерзкое зловоние.

— Прочь… Прочь…, - Ваппелю что-то поплохело; вся его смелость и уверенность куда-то исчезли. — Песик, хорошенький, иди отсюда. Отойди, отойди. Дай пройти.

Правая рука его нащупала висевшую на ремне кобуру и вытащила из нее пистолет. К сожалению, знакомая тяжесть оружия совсем не прибавила ему смелости. Стало, пожалуй, даже хуже. Отпущенные штаны свалились, опутав ноги путами.

— Уйди, славный пес. Уйди. Видишь, что у меня в руке? Пистолет, — заискивающим тоном бормотал он, стараясь не смотреть в пустые глазницы собаки. — Сейчас стрельну…

Его медленно, но уверенно захватывал мистический, инфернальный ужас. Такого он еще не испытывал. Конечно, Вайпель не раз видел трупы. На пути их роты часто встречались трупы советских солдат, беженцев. С раздутыми животами, развороченными черепами, кружащими над ними вороньем и зелеными мухами, валялись мужчины, женщины и дети. Все они, не смотря ни что, не пугали его. Все это было нормальным в его картине жизни.

«Господи, что я плету? Это же труп! Господи, это чертов труп! Что делать? Что делать?».

— Что тебе от меня надо? Что? — вдруг интендант заметил, как морда пса качается вслед за движением его руки с пистолетом. — Тебе нужен пистолет, чертов пес? Да?

Он специально махнул пистолетом из стороны в сторону. Пес, действительно, следил за оружием. Ваппель тут же бросил пистолет, словно вещь прокаженного.

К его дикому удивлению, мертвая собака с трудом доковыляла до парабеллума. Наклонившись, она исковерканной челюстью схватила рукоятку пистолета и похромала в сторону поля.

— Мать моя женщина…, - прошептал обер-фельдфебель, не отрывая взгляда от пса-мертвеца. — Пистолет взял.

Взгляд его остекленел. По кривым ногам с бледной кожей текла смердящая коричневатая жидкость. Кишечник интенданта раслабился, по-своему отреагировав на случившее.


Глава 7

На небольшом пятачке утоптанной земли, втиснувшейся между оврагом и командирской землянкой, расположилось десятка три партизан — почти весь наличный состав отряда. Еще почти столько же находились в секретах и боевых рейдах, и отлеживалось в лазарете.

Перед партизанами с политинформацией выступал комиссар. Активно жестикулируя руками, в нужных местах понижая или повышая голос, он приковал к себе внимание всех и каждого.

— …Весь советский народ, каждый советский человек — русский, украинец, белорус, казах или узбек — по призыву Партии и Правительства встали в строй! Миллионы мужчин добровольцами пошли на фронт, тысячи женщин, стариков и детей встали к станкам и сели за рычаги тракторов.

Горящими глазами он оглядел собравшихся, останавливая взгляд то на одном, то на другом партизане.

— Но за линией фронте, глубоко в немецком тылу, тоже ведется борьба с врагом. Сотни партизанских отрядов ежедневно уничтожают гитлеровцев, пускают под откос эшелоны с техникой и личным составом, добывают секретную информацию для советского командования, — продолжал говорить политрук. — Мы тоже ведем тяжелый бой, мы тоже боремся с врагом и приближаем Великую Победу! И пусть нас немного, но наша решимость крепче стали!

От избытка чувств молодой парень рубанул рукой воздух. Эти слова не были для него пустым звуком или рутинной формальностью. Он жил в полном соответствие со своими словами. Его так воспитала семья, школа, страна — любить всем сердцем, ненавидеть всей душой, дружить до гроба и идти на смерть за свои идеи.

В самой середке партизан находился и Килиан, самым внимательным образом внимавший каждому звучавшему слову. Он уже давно понял, что ему катастрофически не хватает знаний об этом мире, его истории, местной природе, животных, географии. Словом, за время, проведённое здесь, ему стали известны небольшие крохи так нужных сведений. Из-за этого Килиан уже не раз попадал впросак, вызывая у окружающих искреннее недоумение его незнанием самых элементарных вещей. Теперь он все больше молчал, внимательно следил за окружающими, запоминал звучавшие шутки и ругательства, подмечал поговорки…

— Каждый должен зарубить себе на носу, что эта война не похожи на другие войны. Фашист пришел на нашу землю, что физически нас уничтожить. Всю его кровожадную, нечеловеческую суть мы видим каждый день в сожжённых деревнях, в расстрелянных местных жителях, — в голосе комиссара звучала неподдельная боль. — Мы никогда не забудем этого! Никогда не забудем! Как говорит поэт Константин Симонов, сколько раз встретишь немца — столько раз убей его!

У сидевшего рядом с Килианом пожилого партизана на глазах наворачивались слезы, которых тот совсем не замечал. Он сидел и молча скрипел зубами, словно терпел страшную боль. Говорили, что этот человек в один день потерял всю свою семью — старуху-мать, жену и двоих детей, сожженных проезжавшей мимо дома пьяной солдатней.

«Светозарный Митра, что это за мир такой? Китон то же не рай на земле. У нас хватает своих убийц, садистов, получающих удовольствие от боли своих жертв. Но только в этом мире уничтожение себе подобных возвели в ранг самого настоящего и изысканного искусства». Внутренне ужасался Килиан, вслушиваясь в очередной кусок речи политрука.

— …Согласно плану Ост, разработанному в недрах фашистского кобла, подлежат физическому уничтожению все славянские народы. Мы, товарищи, названы недочеловеками, которые не имеют права на жизнь! Они считают, что ни мы, ни наши дети и родители не имеют права дышать! Вы слышите это?! — продолжал взывать он. — Немецкие изверги испытывают яды на наших пленных, выкачивают кровь для своих солдат из наших детей, насилуют наших жен и дочерей…

Маг только сейчас начинал понимать страшную, не укладывающуюся ни в какие рамки, истину этого мира, где целый народ возвел на пьедестал антипод Жизни — Смерть. Идея поклонения этой черной чуме, никого не щадящей, здесь захватило умы миллионов людей. Понимают они этого или нет, признают это или нет, не важно. Они служат Некросу, которого в его мире боялись и ненавидели.

«Я понял… Я понял, что это за мир… Это мир Некроса! Здесь все ему покланяются! Здесь все живут Некросом! Светозарный Митра… Именно из этого мира к нам пришли проклятые короли!». Внезапно он вспомнил старинные легенды о древних королях Китона, которых прокляли за их поклонение Некросу. Рассказывалось, что они были чужаками и не имели здесь ни родственников, ни знакомых, ни друзей. Первым в Китоне появился Атон, позже прозванный Кровавым и ставший первым проклятым королем. За ним последовали остальные: Килта Вешатель, Дремин Поджигатель и другие. Один бесчеловечнее другого, они с немыслимым упорством изобретали все новые и новые способы уничтожения людей, пока не открыли для себя притягательную силу Некроса. Их захватила идея служения самой Смерти. «Это изначальный мир для Некроса. Именно здесь он и черпает свои силы, чтобы нести Смерть в другие миры. Это же ясно, как день…».

— …В нашем тылу неустанно куется оружие Победы над фашистами. В Красную Армию поступает все больше и больше новых тяжелых танков, мощных гаубиц, скоростных самолетов. Скоро враг почувствует на себе всю мощь советского оружия, — чувствовалось, что комиссар завершал свое выступление. — Так поклянемся же, как наши предки, стоять насмерть, чтобы враг не продвинулся к сердцу нашей родины ни на шаг! Как сказал товарищ Сталин, пусть вдохновляют нас имена наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Федора Ушакова, Михаила Кутузова… Столетиями наши предки воевали с теми, кто лез к нам с востока, запада, юга…

С каждым новым словом политрука Килиан поражался все больше и больше миру, в который его забросила рука Судьбы. «Это просто немыслимо! Они же постоянно воюют. Годами, десятилетиями, столетиями и тысячелетиями им приходится воевать. Дети рождаются на войне, взрослеют на войне и умирают на ней. Что это за мир такой, где так часто и так много погибает людей?! Только мир некромантов…».

— …Если надо, то мы умрем! Мы умрем, чтобы наша родина жила! Настоящий советский человек всегда готов…

Еще долго после этого собрания молодой маг ходил, словно пришибленный. Окружающих почти не замечал. На их вопросы отвечал что-то односложное и невразумительное. Все валилось из рук. Глубоко погруженный в себя, Килиан продолжал размышлять об всем, что услышал. Мысли скакали будто блохи на уличном псе то в одну сторону, то в другую сторону. «Умереть, чтобы кто-то жил… Умереть, чтобы жить… Смерть и жизнь». Крутилось у него в мыслях. Килиану казалось, что он нащупал в этих рассуждениях что-то очень важное, судьбоносное для себя. «Смерть и жизнь находятся очень близко друг от друга. Они не враги, скорее они хорошие знакомые или даже друзья. Это день и ночь. Хотя, нет! Все совершенно не так!».

Шедший в сторону ручья, маг вдруг встал, как вкопанный. Осенившая его мысль была настолько дикой и невозможной, что могла оказаться абсолютно верной.

— Светозарный, неужели я сошел с ума, предполагая такое? Может от этого мира у меня помутился рассудок и пребывая в полном расстройстве сознания?! — негромко бормотал он, снова и снова спрашивая себя. — Не-ет! Все не так! — озарило его. — Это одно целое. Конечно! Жизнь и смерть все время идут рядом, рука об руку! Они две стороны одной медали. Это единый круг рождения и увядания. Но тогда…

Размышления привели его к еще одному парадоксальному выводу, от которого, говоря словами инквизиторов Китона, ощутимо пованивало самой настоящей ересью.

— …Получается искусство некромантии тоже имеет право на существование, так как отражает другую сторону обычной магии. Мы же не можем отмахнуться от того, что день сменяет ночь, — он вновь остановился, встав посредине тропинки. — Без некромантии нельзя познать высокое искусство магии таким, каким оно должно быть. Тогда, почему учитель Зенон меня обманывал? Почему он запрещал даже думать о Некросе? Разве он не понимал, что знания не могут быть плохими?! Плохим может быть человек, тот, кто ими пользуется. Знания — это инструмент, с помощью которого можно построить дом или разрушить целый город…

Потрясенный этими мыслями, Килиан оторопело смотрел прямо перед собой.

— Некрос — это антипод жизни… Это, по сути, одно и тоже, только со знаком минус. Но значит ли это, что из Некроса может получится жизнь или из жизни Некрос? — в голову влезла ему совсем крамольная жизнь. — Если в магических формулах поменять всего лишь несколько символов, то получится ли что-то из этого… Надо срочно попробовать. Боги, если из этого что-то выйдет, то все измениться… Светозарный Митра, это же будет полнейшее потрясение основ. Я должен все проверить. Боги, я должен как можно быстрее все проверить! Нельзя ждать ни секунды!

С этими словами он заметался между деревьями, как загнанный в клетку зверь. Выводы, к которым он пришел, действительно, могли полностью обрушить его картину мира. Могло получиться так, что ему и всем остальным врали! Врали самым наглым образом про магию, про ее основы, про все, что с ней связано! Что же тогда Некрос на самом деле? Что это за магия? Как она связана с магией жизни? В его жизни и жизни всего Китона некромантия была объявлена каким-то инфернальным злом, концом всего сущего на земле! Однако, разве это так?

— Мне срочно надо все проверить! — вдруг Килиан вновь останавливается, прекращая свои беспорядочные метания от дерева к дереву.

Его взгляд приковался к висевшим на кустах марлям и бинтам, потом переходит к самой землянке-лазарету. «Вот оно! Лазарет! Как же я мог забыть?! Болеющий человек, как раз, находится в пограничном состоянии между смертью и жизнью. Здесь тот самый рубеж, где все смыкается».

Охватившее молодого мага состояние было ему хорошо знакомо. На него снова, как в недавние годы обучения в магической академии, накатывала одержимость или, если можно так выразиться, исследовательское любопытство, густо замешанное на помешательстве. В такие моменты Килиан не мог есть, пить, спать. Все его сознание захватывала какая-то мысль, проблема или вопрос, которые ему срочно нужно было решить или понять. Время учебы, когда перед ним вставала сложная магическая задача, он в буквальном смысле этого слова превращался в буйно помешанного. Маг селился в библиотеке академии, сутками напролет проводя в окружении книг о магии. Нередко даже пробирался в хранилище древних свитков, всеми правдами и неправдами выбивая себе разрешение на это. Один раз он вообще проник туда через старую канализацию, проходившую еще через старую и всеми заброшенную часть города. Говорят, что, когда он вылез через люк прямо посередине зала в грязном и вонючем балахоне, то старого хранителя едва не разбил паралич. С испуга тот активировал защитные заклинания хранилища, которые подняли на уши всю столицу. Сам же хранитель, сорвав со стены секиру какого-то древнего воина, бросился на Килиана. Позже он говорил, что принял его за темного демона, что пришел за магическими свитками проклятых королей.

— Как же я сразу не подумал об этом? Болван! Это же ясно и самому последнему неучу! Олух! Я же потерял кучу времени, — шипел он, осыпая себя ругательствами. — Они суть одного явления. Жизнь и смерть — есть одно целое.

Он почти уже добрался до землянки с лазаретом, как его окликнули.

— Боец! Боец! Глухой что ли? Стоять! Кругом! — недоуменно кричал голос. — Боец Кирьян! Подойди сюда!

До Килиана не сразу дошло, что обращались к нему. В какой-то момент он вспомнил, что в этом мире у него другое имя. Маг обернулся и наткнулся на взгляд командира партизанского отряда.

— Точно, оглох! Вдобавок к памяти и слух потерял, боец? — раздраженно проговорил Карпов. — Подойди, поговорить надо. Никуда твой лазарет не денется.

Килиан, в мыслях уже занимавшийся исследованием некромантии, с растерянным видом подошел к нему.

— Какой-то ты сам не свой. Уж не пьян ли? — с подозрением в голосе грозно спросил командир. — Не пахнет, вроде. Смотри у меня, — погрозил он пальцем. — Вот, что Кирьян… Мы к тебе немножко присмотрелись. Хлопец ты добрый, с понятием. Доктор говорит, что в лазарете хорошо справляешься. От штанов с кровью и дерьмом нос не воротишь. Комиссар тоже говорит, что с рвением неграмотность свою по политическим вопросам подтягиваешь. Это хорошо. Политически грамотным быть надо… Пришло время тебя в боевом рейде испытать. Бой, сам понимаешь, все по своим местам расставит. Словом, завтра с нашей группой пойдешь. Сегодня свое оружие приготовь… Кстати, помню ты про свою невесту рассказывал. Анютка, кажется, ее зовут. Мол, ее вместе с жителями должны были на работу в Германию забрать. Может завтра, что-нибудь про нее и узнаешь…

Особых подробностей о завтрашнем рейде Килиан больше не услышал. Сказано ему было, что перед выходом из отряда будет поставлена боевая задача. Пока же приказ был такой — готовиться, а потом отдыхать.

Парень может быть именно так и поступил, если бы не последняя фраза командира про невесту. «Анюта?! Он сказал — «Анюта»? Значит, завтра я смогу ее найти? Неужели командир что-то узнал про нее? Он ведь хотел разузнать про жителей, которых немцы собирают по окрестным деревням. Комиссар тоже говорил, что шансы найти ее еще остаются. Мол, немцы сначала всех соберут на станции. После чего будут снова проверять, кто здоров или болен. Только потом отобранных людей будут сажать в вагоны и отправлять на запад. Я должен успеть спасти ее… Я успею. Я обязательно успею… А как же исследование Некроса?». Два очень мощных и противоречивых желания в этот момент боролись в нем. С одной стороны, на него накатывало острое желание вернуть Анюту, человека, мимолетное знакомство с которым стало для него смыслом жизни. С другой стороны, Килиан хотел окончательно разобраться в том, что из себя представляет магия Некроса.

— К Каину выбор! Я все успею! Одно мне поможет, чтобы достичь другое, — рявкнул он, когда его начало буквально трясти от противоречивых желаний. — Если я разберусь в магии Некроса, то смогу ею воспользоваться в полную мощь… Ой! Каиново отродье! Ты еще кто-такой? Я тебя не поднимал. Неужели это остаточные эманации Некроса на тебя повлияли? Иди-ка сюда…

Из кучи желтовато-бурых листьев, набившихся между деревьями, вдруг вылез грязный пес с волочащимися за ним бурыми и воняющими внутренностями. Килиан прекрасно помнил, что на такое существо он не накладывал заклинание Некроса. Маг экспериментировал с рыбами, поднимал некоторых животных, пытаясь тем самым решить проблемы с добычей продовольствия. Однако, никакого пса среди поднятых им существ не было.

— Что это у тебя такое? Отдай! — мертвый пес, вдруг заупрямился и утробно зарычал; он явно не хотел выпускать из пасти какую-то здоровенную штуку. — Это же оружие! Винтовка. Хм… Интересно. Я, правда, думал над тем, чтобы подданные Некроса могли делать что-то полезное.

День назад Килиан, действительно, размышлял над тем, как заставить оживленных им существ искать и приносить еду или какие-то вещи. Он вспоминал историю древних воин, которые вели проклятые короли. В них мертвецы были не просто чурбаками с глазами. Это были грозные воины, которые полностью сохраняли все навыки своих живых ипостасей. Они могли владеть оружием, сражаться, пользоваться разными инструментами. Килиан думал над тем, как вернуть это давно уже утерянное знание.

— Давай-ка, посмотрим на тебя по-ближе…, - парень присел рядом с псом и стал искать в его ауре следы остаточной некротической энергии. — Спокойнее. Тут кругом люди. Сиди спокойно.

Сняв отпечаток ауры, Килиан поднял с земли винтовку, бывшую немецким карабином. После чего развеял остатки магической энергии, еще сохранившиеся в существе. Свалившегося на землю пса, маг завалил листьями, чтобы не оставлять никаких следов.

— Как же ты ожил? Непонятно…, - негромко бормоча, Килиан пошел в лазарет. — Вот тебе и еще одна загадка нарисовалась. Слишком много стало загадок в последнее время. К сожалению, ее придется отложить на время…

В лазарете он вновь окунулся в ставшую уже привычной за последнее время обстановку, наполненную бесконечными разговорами раненых, перевязками, выносом уток и стиркой грязного белья. Правда, на этот раз для него все было совершенно иначе. Лазарет и находившиеся в нем раненные стали для него экспериментальным полигоном, где он найти ответы на мучившие его вопросы.

— …Кирюха, братишка, что молчишь-то? — кто-то из лежачих хлопнул его по ноге. — Говорят, завтра в рейд собрался. Не теряйся там. Ты, брат, главное, по сторонам чаще смотри. Для партизана это самое первейшее дело, чтобы и дело сделать и жизнь сохранить. Если бы не нога, я бы там шороху-то навел…

С другой стороны, где на полатях лежал еще один не ходячий, тоже донесся голос:

— Ты, Кирька, патронов больше бери. Лучше сухарей не доложи, чем патронов. Пусть в брюхе от голода бурчит, чем от пули… Кхе-кхе-кхе… Еще бы гранат где-нибудь тебе раздобыть. С гранатами бой-то проще вести. Кинул в самую гущу немцев и поминай как их звали… Кхе-кхе-кхе… Что-то брюхо разболелось, никаких сил терпеть нету. Кирька, дохтура кликни, а то мочи совсем нет.

Килиан, не говоря ни слова, подошел к раненному, сильно исхудавшему мужчине с заросшим лицом. Судя по воспаленным красным глазам и скрипевшим зубам тому было очень плохо.

— Потерпи немного, боец. Водички немного хлебни, — маг осторожно приложил к зубам больного кружку с водой. — Попей, попей. Сейчас тебе перевязку сделаю, может полегчает.

Маг понял, что сейчас, пока доктора не было в землянке, наступил самый удобный момент для исследования. Он мог, не опасаясь лишних вопросов, спокойно поэкспериментировать с энергией Некроса.

— Тебе полегчает, обязательно полегчает. Слышишь? Потерпи, еще немного, — успокаивающим тоном бормотал парень, осторожно снимая повязку с раны. — Сейчас все заменим…

С последним кусом марлевого бинта обнажилась почти черная человеческая кожа, от которой исходил тяжелый смрад. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать — этому человеку осталось не долго на белом свете. Скорее всего, тот то же это понимал.

Килиан осторожно водил рукой над раной, впитывая новые, ранее незнакомые ему ощущения. В Китоне ему не раз приходилось обследовать умирающих или уже умерших, аура которых была наполнена фиолетовыми и даже черными оттенками. Тогда он учился различать остатки энергии жизни или Живы, покидающие умирающее или остывающее тело. Сейчас же все было иначе. «Тогда эта энергия, казалась, неуловимой, ускользающей. Я, словно, неопытный охотник снова и снова упускал из своих силок юркую добычу. Здесь она другая…. Мне, кажется, ее можно задержать. Я попробую остановить Живу и заключить ее в кокон с помощью магии Некроса».

Повернуть вспять процесс умирания, сопровождавшийся омертвением тканей, оказалось далеко непросто. Сопротивление было гигантским. Магический источник Килиана буквально взбесился, выдавая одну вспышку за другой. Такого напряжения сил он еще не испытывал.

— Эй, паря, что с тобой? — окружающие звуки доносились до него словно через ватную преграду, становясь приглушенными, мутными и едва различимыми. — Кирьян! Братцы, держи яго!

К счастью, пелена беспамятства его не смогла накрыть. Маг смог устоять на ногах. Тяжело дыша, он сполз по столбу и уселся прямо на землю. Сил почти не было. Казалось, от него осталась одна оболочка — сухая шкура без единой капли влаги.

— Тяжко-то как, — пробурчал Килиан, медленно поднимаясь на ноги. — Чуть к Митре не ушел… Так и ноги протянуть можно… Если еще ничего не получилось, то будет совсем плохо…

Отмахиваясь от встревоженных возгласов раненных, он подошел к своему пациенту. Тот молчал, закрывая рану на животе рукой. Килиан с трудом сдвинул сведенные судорогой руки, чтобы посмотреть на рану.

— Что-то горячо мне Кирька. Слышишь? Совсем горячо, — шептал он, косясь на рану. — Все там горит огнем. Нежто конец мне пришел? Скажи…

Рана выглядела совсем не так, как раньше. Парень неуловимо касался краем красноватой кожи, еще недавно бывшей темно-бурого цвета. Он мог бы поклясться, что у лежавшего человека только что были все признаки огневицы. На нее указывало все: и черный цвет кожи, и тяжелый запах гниения, и выделяющийся желтый гной. «Светозарный, где все это? Огневицей здесь и не пахнет!».

Не веря своим глазам, маг нагнулся и с силой втянул в себя запах. К его удивлению, не было и намека на тошнотворную вонь гниения.

— Когда нажимаю, болит? — спросил Килиан, осторожно касаясь края раны. — Чувствуешь, значит. Это хорошо, что чувствуешь.

На его губах появилась улыбка. Опыт прошел совсем не так, как он ожидал. Опыт прошел гораздо лучше…

— А мир некромантов мне нравится все больше и больше. Здесь у меня больше никто не отберет близкого мне человека, — гримаса исказила его лицо, сделав его похожим на страшную маску. — Даже смерти это не удастся.



Глава 8

Раннее утро. Килиан открыл воспаленные бессонницей глаза. С сеточкой красных капилляров, немного выпученные, казалось, они принадлежали не человеку, а легендарной кровососущей твари. За всю ночь он так и не сомкнул глаз. Пережитые прошлым днем эмоции пожирали его изнутри, не давая ни грама спокойствия

— Боги, это же лекарство от проклятой китонской чумы! — он вскочил с лежанки и заметался по пустой землянке. — Веками люди мерли, как мухи. Маги разводили руками, не в силах ничего сделать.

Китонская чума была страшной заразой, которая появлялась словно из неоткуда и точно также неожиданно пропадала. От нее не было спасения. Заразившийся сгорал от горячки за какие-то сутки, подобно липовой лучине. От одного только слуха о появлении чуме в считанные часы пустели тысячные города. Жители бросали дома, скот, драгоценности, больных и немощных родственников. Разбегались целые армии, втаптывая в грязь свое оружие, стяги и своим полководцев. Веками великие маги искали средство от китонской чумы, перебирая заклятия, тасуя ингридиенты в целебных отварах. Цари обещали сотни килограмм золота и серебра, огромные земли, своих дочерей и даже жен за целительное средство от чумы. Однако все было тщетно. До сегодняшнего дня никто из живущих не знал, как лечить китонскую чуму.

— Ха-ха-ха… Вот где было решение, — горько смеялся Килиан, вспомнив заваленный трупами город, холодеющее тело своей любимой. — Постой… Маги не могли не знать про лекарство. Они запрещали некромантию, хотя знали про ее силу. Сила Некроса могла вылечить сотни тысяч людей, а они скрывали это. Твари… Проклятые твари… Они хуже проклятых королей! Те хотя бы не скрывали своих намерений, а эти… Ненавижу… Ненавижу этих тварей. Давить их всех надо, как тараканов… Молитесь своим богам, чтобы я не вернулся Китон! Слышите, магистры?! — шипел он, поднимая голову к потолку и всматриваясь в темные доски. — Если я приду, то проклятые короля вам покажутся расшалившимися детишками.

От душившей его ненависти он со всей силы ударил в земляную стену, вмяв ее на пол кулака. Жутко хотелось выплеснуть всю накопившуюся злобу. Скрепя зубами, Килиан пытался успокоиться. Шепот словесных формул концентрации почти не помогал. Злоба все равно норовила выскочит наружу.

— Киря! Подъем! Выходим скоро! — вдруг в деревянный косяк застучали с такой силой, что земля с крыши начала сыпаться. — Боец! Забыл про рейд? Быстрее штаны натягивай!

Килиан едва не выругался от неожиданности. За всеми размышлениями и переживаниями он забыл про то, что сегодня участвует в партизанском рейде. «Рейд… Вспомнил… Анюта, солнышко, я чуть про тебя не забыл. Потерпи еще немного. Скоро мы будем вместе… Я обязательно найду тебя. Не сомневайся, девочка моя».

Переживаемые им эмоции смешались в жуткий коктейль из ненависти к врагам, жуткого желания быть с любимой и страха ее потери. Теперь маг ясно понимал, что больше не позволит у него отнять дорогих для него людей. «К Каину страх и полумеры! Хватить прятаться».

— Анюта, я иду за тобой, — рыкнул парень, хватая винтовку и снаряженную заранее котомку. — Иду…

Выскочив из землянки, маг тут же увидел строящихся партизан. Высокий сержант угрюмо покрикивал на тех, кто мешкал. Останавливаясь у каждого бойца, он осматривал снаряжение и оружие. Иногда заставлял что-то поправить.

— Что лыбу давим? — буркнул сержант на смотревшего на него Килиана. — В строй мигом! Приготовить оружие к осмотру! Быстрее, быстрее.

Командир группы, хмуря брови, придирчиво проверил винтовку. Несколько раз щелкнул предохранительным взводом, вытащил обойму заряжания. Затем внимательно оглядел ствол. Не найдя ничего заслуживающего внимания, сержант молча вернул оружие.

— Попрыгай, — вдруг произнес он странный, как показалось Килиану, приказ. — Что глаза хлопаешь? Прыгать! Ну?!

Ничего не понимая, тот несколько раз невысоко подпрыгнул. Сержант тут же скривился, словно надкусил лимон.

— Михеич, — позвал он соседа Килиана, крепко сбитого мужика с плутоватым выражением лица. — Объясни ему, что и как. Вообще, нянькой тебя назначаю, — в грудь партизана уткнулся палец командира группы. — Что скривился? Некому больше. Будешь ему в рейде задницу подирать. Понял?

Тот что-то утвердительное пробурчал и повернулся к Килиану.

— Удружил ты мне, братишка, — недовольно протянул он, оглядывая мага. — Буду теперь за тобой присматривать, сопли тебе вытирать. Ну, ничего, браток. Кому-то и этим приходится заниматься, — он с усмешкой подмигнул Килиану. — Сделаем из тебя настоящего бойца. В рейд ходить, не утки в лазарете вытаскивать. Не обижайся…

Килиан и не думал обижаться. В предстоящем бою обида может слишком дорогого стоить.

— Прыгни-ка еще раз. Это для дела нужно, — Килиан вновь подпрыгнул, отчего его котомка отозвалась то ли лязгом, то ли звоном. — Слышишь? В лесу звуки далеко разносятся. За пару верст в тихое утро можно услышать. Какой-нибудь олух котелок с кружкой положит вместе…

Вместе они быстро разобрали содержимое котомки, безжалостно выкидывая оттуда все лишнее. Оставшееся вещи Михеич перетасовал, плотно уложив их друг с другом. Кружку аккуратно обвязал небольшой тряпицей и положил в самый низ котомки. Туда же легли холщовый мешочек с марлевыми бинтами для перевязки, снаряженные обоймы, что не влезли в подсумки на поясе. Еще нашлось место для продуктов — пару кусков вяленого мяса, завернутого в бересту. Нож он посоветовал засунуть за голенище сапога. Мол, здесь его сподручнее вытаскивать.

— Смотри, чтобы в котомки ребристые вещи наружу смотрели. Консервы, гранаты или что другое всю спину тебе отобьют в рейде. Понял? Давай, еще попрыгай, — Килиан уже не ограничился парой прыжков. — Добро… Еще вот что, братишка. Как выйдем, меня слушай, как батьку свово. Заруби себе это на носу. Скажу падать в грязь — падай, скажу прыгать в колодец — прыгай, скажу немца резать — режь. Будешь слушать — поживешь еще немного.

Маг молча кивал, слушая каждое слово бойца. Он давно уже понял, что у каждого человека, встреченного на жизненном пути, можно научиться чему-то полезному. Мы все выступаем учителями по отношению к другим. Они же являются учителями по отношению к нам. Это была одна из философских скреп, с которой Килиан шел по жизни.

— Бойцы, — сержант заговорил, едва они только закончили приводить себя в порядок. — Командование поставило задачу провести разведку железнодорожной станции Лобаски. По словам местных жителей именно сюда немцы свозят со всей области людей, чтобы потом отправить их на работы в Германию. Нужно выяснить, действительно, ли это так. Кроме того, мы должны разведать подступы к станции, определить наиболее удобные для атаки направления и объекты для диверсии. На обратном пути пойдем вдоль железки. Может быть удастся подложить фрицам большую свинью. Вопросы есть?

Сержант внимательно оглядел строй. После некоторого молчания он хотел было что-то добавить еще, как со стороны командирской землянки раздался какой-то шум. Оттуда вышли сам командир и партизанский доктор, продолжавшие о чем-то довольно живо спорить. Доктор, лысоватый полный мужчина с подслеповато щурящимися глазами жестикулировал руками, наседая на Карпова. Тот в ответ лишь мотал головой.

— …Я сказал нет, товарищ доктор! Что вы несете? У меня и без ваших сказок дел по горло, — он резанул по горлу ладонью, показываю насколько занят. — Людей и так не хватает. Одна группа только пришла с тяжелого задания. Люди почти две сотни верст отпахали, притащив на своем горбы кучу оружия. Мне опять их отправлять? У меня сроки горят! С большой земли пришел четкий приказ — провести полную разведку станции. Срок — два дня, максимум три.

Доктор упрямо набычился, сложив руки на груди. Видно было, что он и слышать не хотел ни о каком отказе.

— Почему он должен был при лазарете? Боец проверку прошел, оружие получил. Что вам клизмы ставить больше некому? Легкораненым поручите, — командир партизанского отряда махнул рукой в сторону лазарета. — Вот Мелехов молодым козликом скачет на костылях. Постоянно около нашей радистки трется. Ему поручите. Сдался вам новенький.

— Вы не понимаете, товарищ командир. Я же рассказывал вам, — доктор сделал такую гримасу, словно вот-вот заплачет. — Как только он стал помогать в лазарете, у больных улучшилась динамика выздоровления. Здесь нет никакой ошибки. Я вас полностью в этом уверяю. Они пошли на поправку. Даже в самых тяжелых случаях ситуация кардинально улучшилась. Это настоящий нонсенс! Это надо изучать! До этого мы ничего не могли поделать. Из лекарств у нас давно уже только подорожник и зверобой…

В этот момент, Карпов, увидев греющих уши людей, гаркнул:

— Разойтись! Дел что ли нет?! Сейчас найду! Товарищ сержант, а вам особый приказ нужен для выполнения боевого задания? Выполнять!

Сержант козырнул в ответ и скомандовал группе выдвигаться. Бойцы быстро вытянулись в длинную цепочку и исчезли в чаще. Предстоял длинный переход лесными тропами, прежде чем они выйдут к станции.

… Пути, правда, оказался непростым. Больше трех часов группе, навьюченной оружием и взрывчаткой, пришлось пробираться оврагами и буераками, чтобы не демаскировать местоположение самого отряда. Уже на второй час Килиан мысленно взвыл от навалившейся на него усталости. Ноги, словно свинцом залили. Котомка, в которой было чуть больше десяти кило, адски врезалась в плечи. На первом же привале, объявленном сержантом, он самым натуральным образом свалился у ручья и стал хлебать воду, вызвав со стороны остальных бойцов понимающие улыбки. Многи из них успели побывать в его роли и прекрасно понимали состояние парня.

— Слышь, Кирь, вопросец до тебя один есть, — когда Килиан без сил лежал на мху, к нему подсел Михеич; в свои пятьдесят с хвостиком лет он выглядел неприлично свежим. — Ты ведь охотник знатный. За пару дней столько дичи натаскал, что брюхо болеть даже стало. Народ за это дюже тебе благодарен. Говорит, что ты любого зверя добыть можешь.

Килиан так устал, что у него даже сил улыбнуться не было. Он лишь еле-еле качнул головой. Мол, давай рассказывай дальше.

— Дело такое до тебя есть, — Михеич несколько странно замялся. — Ты же охотник, братка. По лесу много ходишь. Бывало ночью за зверем ходил. В наших болотах бывал, — мужик на пару секунд замолчал. — Ты там случайно ничего странного не видал? Ну… разного такого. Может слышал что-нибудь?

Маг скорчил недоуменную гримасу, не понимая вопроса.

— Да, странное что-то в лесу и болоте твориться. Люди разное говорят. Мол, бродит там кто-то по ночам, — лицо у Килиана начало вытягиваться от удивления. — Рассказывают, что разные кости на болоте видели. Слышал, что вчера случилось?

Парень неопределенно покачал головой, не говоря ни да, ни нет. Он уже догадался о чем его спрашивали.

— На повариху нашу из леса волк бросился. Она орать начала, как резанная. Когда же люди набежали, то увидели совсем чудное. Прямо у костра, где повариха кашеварит, здоровенный волчара мечется, воет дурниной. На его холке знаешь кто сидел? Косой! Заяц срваными ушами! Этот комок меха с ушами вцепился лапами в волка и грызет его, — с выпученными глазами рассказывал партизан. — Представляешь? Мы в него тут же с винтарей палить принялись. По три раза пальнуть успели, пока оба не рухнули на землю. Что это такое? Я, как увидел такое, аж от пота взмок. Где же это видано, чтобы косой волка задрал?

Судя по словам Михеича и странным вопросам других партизан, случилось то, чего боялся Килиан. В своем желании добыть как можно больше добычи, он похоже перестарался. Первые дни парень еще сдерживался, не осознавая пределов своей силы. Заклятиями Некроса маг на расстоянии умерщвлял всякую мелочь: замешкавшегося селезня, прятавшихся в высокой желтеющей траве пару куропаток, забившуюся под корни зайчиху, штук пять — шесть золотистых карпов. Вчера же он совсем обнаглел. Найдя на одном из островков в болоте издохшего медведя, Килиан поднял его и отправил вместо себя на охоту. Потапыч, расточая вокруг вонь гниющейся плоти, понесся через чащобу. Ближе к вечеру, когда маг уже отчаялся его дождаться, медведь появился с добычей в зубах — визжавшим благим матом грязно-бурым поросенком. Килиан же всю добычу в отряд несет. Повариха нарадоваться не может, командир руку жмет, комиссар обещает какую-то грамоту. Рядовые партизаны тоже довольны, что в их похлебке мясо появилось. Ему был осторожнее себя вести, поостеречься немного. Маг, наоборот, словно с цепи сорвался. Естественно, все это тайным долго оставаться не могло. Одни что-то видели, другие что-то слушали, третьи что-то почувствовали. Осталось, надеяться, что полная картина происходящего еще ни у кого не сложилась.

— Что тебе, Михеич, сказать…, - напустив в голос тумана, начал Килиан. — В лесу ведь всякое может показаться. Иной раз вечером по чаще идешь, а впереди коряга торчит. Тебе же сослепу она лесным зверем покажется. Хуже того, можешь и разбойника с ножом увидеть. Если же птица закричит, то и в портки наложить можно. Сам такое испытывал.

Тот недоверчиво прищурился.

— Вообще, ничего не видел? Не могет такого быть! Темнишь ты что-то, братка — с подозрение произнес он. — Почитай, пол отряда ночью в лес бояться сунуться. Кое-кто по нужде с собой такой арсенал берет, что мама не горюй… Ты, Кирюха, только не смейся над моими словами. У нас вот на Рязанщине тоже в некоторых местах чертовщина всякая твориться. Бывает идешь по лесу знакомой дорогой, а тебя будто кто-то водит и водит по кругу. Старики говорят, что хозяин леса такими делами балуется. Мол, любит он разные шутки нал людьми шутить. Может он это творит такое? Как думаешь?

Лежавший на мху, Килиан, казалось, спал. Глаза его были закрыты, тело неподвижно.

— Кирь? Слышишь? Говорю, может хозяин леса это шуткует? — начал тормошить мага Михеич.

Тот предостерегающе махнул рукой и продолжил лежать с закрытыми глазами. Ему просто так лучше думалось. «Напугались, похоже. Хозяина леса какого-то приплели… Знали бы вы, что будет дальше, икать бы стали от страха».

— Не знаю, Михеич. Ничего про хозяина леса не слышал, — пробормотал он.

Дальше разговора не получилось. Появилась крупная фигура сержанта, который, не раскрывая рта, махнул им рукой. Предстояло идти дальше.

Килиан с кряхтением поднялся. Трясущиеся ноги отказывались его слушаться. Опираясь на какую-то корягу, он брел он дерева к дереву. К счастью, вскоре стало легче. Боль чуть спала.

«Может стоило того медведя себе оставить. Сейчас бы на нем ехал. Говорят, проклятые короли специально себе всяких тварей вместо лошадей создавали. Возьму, тоже из медведя какого-нибудь магического конструкта сооружу. Думаю, справлюсь… Тут ведь семи пядей во лбу быть не нужно. Костяк у медведя хороший, крепкий. Много выдержит. Потом надо найти еще пару подходящих тел с большой массой. Эту плоть будем использовать в качестве строительного материала, как глину для лепки скульптуры. Главное, здесь мощность связующих заклятий правильно рассчитать. Гадать здесь никак нельзя. Ошибешься, в итоге желе получиться. Лишнего вложишь, можно сам конструкт сжечь. Обдумать надо все хорошенько…».

Решением этой магической задачки он и занялся следующие несколько часов их перехода. Погруженный в себя, маг и не заметил, как они вышли к окраине леса. Отсюда было уже рукой подать до железной дорог, которая должна была привести их к самой станции.

— Михеич, — сосед Килиана встрепенулся, когда к ним незаметно подошел сержант. — У тебя глаз наметанный. Что по железке скажешь?

Тот, получив бинокль от командира группы, долго время рассматривал протянувшуюся темную нитку железной дороги.

— По-хорошему, последить за дорогой надо. Проверить, есть ли патрули, часто ли составы ходят. Надо вон на тот холм забраться и до вечера там сховаться, — партизан показал на возвышавшийся за рекой холм. — Оттуда добрый обзор будет. Командир, ты бы мне Кирюху оставил. Мы бы осторожно тут поглядели за немчурой. Шуметь не будем. Как мышки сидеть будем.



Глава 9

После ухода группы в разведрейд, Килиан и Михеич еще долго обустраивали свой наблюдательный пункт. Наносили целую кучу елового лапника, чтобы было тепло лежать. Нашли у холма небольшой источник, прятавшийся между корнями старого дуба. В добавок, наметили несколько разных огневых точек на случай внезапного нападения и разведали запасные пути отхода.

— …Не могу я понять тебя, паря, — заговорил Михеич, удобно устроившись на лапнике. — Сообразительный, Бог умом не обидел, от работы не привык отлынивать. С понятием, вроде, к людям подходишь… А в некоторых вопросах прямо пенек пеньком.

За разговором партизан вытащил из своей котомки вяленого мяса и, отрезав небольшой кусок, положил его в рот.

— …Подумать только, об Ильиче ничего не слышал. Я, как это услышал, поверить не мог! Разве могет такое быть? Ты поди и в мавзолее ни разу не был? — снисходительно глядя на Килиана, спросил тот. — Я, к счастью, сподобился даже три раза. Помню, приехал в Москву на выставку делегатом от нашего колхоза… Напомни, мне потом, чтобы про выставку рассказал…

Качая в нужных местах головой, Килиан внимательно слушал, что ему рассказывали. Насколько он узнал за последние дни, этот человек, которого люди называли разными именами — Ленин, Ильич, вождь, был очень важной фигурой. Рассказывали, что освободил от настоящего рабства целый народ, который назывался пролетариями. Наизусть читали отрывки из его проповедей про равенство, всеобщее счастье, лучший мир, про исчезновение всякого господства над человеком. «Выходит, его так любили, что ему построили настоящий мавзолей. В Китоне только у короля Аркона, ценой своей жизни спасшего королевство от нашествия кочевников, был мавзолей. Интересно было бы посмотреть на здешний мавзолей…».

— …Лежи он тама, как живой. Немного бледный, волос черный, руки вдоль тела сложены. Казалось, коснись его пальцем, он и встанет, — описывал Михеич лежащего Ленина и убранство самого мавзолея. — На нем костюм из овечьей шерсти. Плотный, добрый…

Слушавший Килиан, ушам своим поверить не мог. Михеич говорил о каком-то костюме, ношенных штиблетах, белой сорочке. «Где золото, серебро, камни? Великого царя не могли проводить в загробное царство, как последнего нищего. Если его так любили, то где все это? Я ничего не понимаю…». Перед его глазами вставали роскошные залы погребальной камеры корля Аркона-Победителя, украшенные бесценным голубоватым мрамором с белыми прожилками кварца. Десятки белоснежных колонн с пола и до потолка были украшены причудливой каменной резьбой, больше напоминающей кружевное полотно знаменитых саливанских кружевниц. Возле массивного саркофага, вырезанного из целого нефрита, стояли четыре статуи, изображавших прекрасных и молчаливых стражниц загробного мира — Эзолы, Таряны, Гирминолы и Солы. В своих ниспадающих одеяниях из чистого золота, они заставляли каждого чувствовать величие усопшего царя. «Почему в этом мире не так? Если человек так велик, то ему должны воздаваться особые почести. Разве здесь мало золота и серебра? Нет драгоценных камней или искусным мастеров?».

— …Это же настоящий человечище был. Он за простого человека страдал. Рубашку с себя последнюю снять мог, коли нужно. Ученый был, каких поискать. Знаешь, какие толстые книги писал?! Да, чего тебе говорит…, - махнул рукой Михеич, натыкаясь на непонимание во взгляде Килиана. — Тебе все равно не понять. Ты хоть грамоте учен, Киря? Буквы знаешь? Али у себя в тайге совсем неучем был?

У Килиана даже в глазах потемнело от возмущения. На какое-то мгновение он совсем забыл, где находился и с кем разговаривал.

— Что? Неуч? — выдохнул он, с трудом беря себя в руки. — Ты с кем раз…

К счастью, для Михеича вспышка гнева утихла даже не начавшись. Правда, мысленно Килиан все же отвел душу. «Заткнись, рожа бородатая! Я, Килиан Барториус, маг огня первого круга и идущий знания некромант, владею почти тремя десятками языков. На большей части из них довольно сносно пишу. Во всем Китоне только я могу читать высокое письмо канувших в Лету древних атрийцев… Как только него язык не отсох от таких слов?! Сам двух слов толком связать не может, а не по делу рот раскрывает». Он еще долго бы костерил своего незадачливого напарника, если бы не возглас Михеича.

— Ух-ты! Немчура! — Михеич, осматривавший окрестности в бинокль, вдруг зашевелился. — Пришла беда, откуда не ждали. Цельный отряд ползет. Какого лешего им здесь надо. Деревенька-то в десять дворов. Киря, посмотри.

Взяв протянутый бинокль, Килиан бережно его обтер рукавом шинели. Он до сих пор еще относился к нему с особым пиететом, считая творением настоящего мастера. В его мире приближать расстояние могли лишь артефакты, созданные немногими магами. По этой причине такое устройство стоило баснословных денег и было доступно лишь очень состоятельным людям.

— Что ты его, как девку гладишь? Смотри! — буркнул Михеич, приложив ладонь ко лбу наподобие козырька. — Не дай Бог в нашу сторону пойдут.

К деревушке, действительно, приближался довольно большой немецкий отряд. В бинокль была видна пара кургузых броневиков мышиного цвета, подъезжавших к покосившим домишкам. За ними ехал черный легковой автомобиль, за которым плелись два тентованных круповских грузовика. Едва колонна втянулась в деревню, как из грузовиков начали выскакивать солдаты. Их небольшие фигурки, с холма напоминавшие тараканов, быстро разбежались по околице.

— Рота, не меньше, — скривился Михеич, на глаз прикинув численность немцев. — Значит, начальство какое-то охраняют. Немец, зверь осторожный. Один по нашим лесам боится ходить.

Слушая его, Килиан продолжал следить за деревней, которая начинала напоминать развороченный муравейник. Солдаты выгоняли из домов жителей, прикладами сгоняя на небольшой пятачок возле колодца. Туда же подъехала легковой автомобиль, из которого важно вылез полный офицер с небольшой папкой в руках. Он открыл папку и, достав какой-то документ, начал его читать.

— Верни-ка бинокль. У тебя глаза-то помоложе, — Михеич выполз из-за кустов, закрывавших обзор. — Читает что-то, собака… Хм… Смотри, бегают вокруг него, как бараны… Тащат что-то. Не видно толком… Бревна какие-то, доски.

Перед согнанными сельчанами немцы возводили какую-то конструкцию.

— Что им еще надо? — бурчал Михеич, продолжая всматриваться в бинокль.

Килиан же сразу узнал, что солдаты строили виселицу. Ему были хорошо знакомы такие столбы с перекладинами и висевшими на них смердящими трупами, украшавшими многие дороги Китона. Таким нехитрым способом королевские бароны пытались бороться с разбойниками и бродягами на дорогах. Правда, нередко вешали и обычных торговцев, которым не повезло оказаться в одиночестве на дороге и с набитым кошельком.

— Батюшки-мои, виселица, — прошептал старый партизан, когда до него дошло, что строили солдаты. — Что же теперь будет… Неужели повесят кого-нибудь?

Из грузовика тем временем вытащили чье-то тело, бессильно висевшее на двух солдатах. Фигурка приговоренного в белом одеянии казалась тонкой, почти невесомой, казалось, просвечивавшейся на свету.

— Ба, девка! — выдохнул Михеич, едва не роняя бинокль. — Это же баба, Кирьян! Что же эти твари удумали?

У Килиана тут же ойкнуло в сердце. «Девица! Неужели, это она…». Забарабанило в висках. Сразу же отозвался магический источник, огненным пламенем наполняя тело. «Светозарный, это она? Это Анюта?».

Он рванул бинокль к себе, однако посмотреть в него решился не сразу. «Светозарный, сделай так, чтобы это была не она! Я прошу! Услышь меня! Я не могу больше ее потерять…». В скрутивших судорогой ладонях жалобно заскрипел бинокля. Пальцы мага, засветившееся огнем, вмялись в металл, как в мягкую глину.

— Ты что? Паря, ты что? — от звона у ушах Килиан не сразу услышал испуганное бормотание Михеича, пытавшегося отползти от него. — Что у тебя с глазами? Паря?! Эй!

Не обращая внимания на потрясенного партизана, пятившегося в глубь рощи, Килиан поднялся на ноги. Бросил в сторону бесформенный кусок зеленоватого железа с торчавшими из него осколками стекла, когда-то бывшим биноклем, и пошел в сторону деревни.

Пятившийся Михеич спиной уперся в ствол дерева. Икая от страха, он никак не мог оторвать взгляда от своего товарища, с которым происходили удивительные метаморфозы.

— Боже мой, боже мой, — лепетал старый партизан, вцепившись в винтовку. — Боже мой…

С рук того, кого все они знали под странным именем Кирьян, слетали крохотные искры. Невесомыми мотыльками они порхали возле его кистей, собираясь в длинный шлейф пламени. Странное творилось и с его ногами, с которых кусками отваливались тлеющие куски сапог. Там, куда ступала его нога, в траве оставался четкий выжженный след.

Через десяток шагов фигуру Килиан окутало плотное марево. Горячий воздух размывал очертания его фигуры, смазывая и изменяя ее черты. Со стороны, казалось, что он не шел, а летел.

— Что же як такое? Боже мой… Там же немцы! А он прямо туда, — в растерянности шептал Михеич, не зная, что ему делать. — Он же… Они же… Увидали!

Предпринимать что-то было уже поздно. Высокую черную фигуру, оставлявшую за собой непонятный шлейф из дыма и огня, уже заметил один из часовых. Тут же раздался гортанный окрик.

— Achtung! Achtung! (Внимание! Внимание! — пер. с нем.)

— Wer ist da, Maier? (Кто там, Майер? — пер. с нем.)

— Es ist fremd! (Это чужой! — пер. с нем.)

— Achtung! (Внимание! — пер. с нем.)

Один из броневиков, взревев движком и выбросив в воздух сизый дым, выехал из-за крайнего дома, чтобы улучшить обзор для курсового пулемета. С десантного отсека выскочили трое пехотинцев и пошли навстречу Килиану.

— Schtehen! Bist du taub? (Стоять! Ты глухой? — пер. с нем.) — теряя терпение, визгливым голосом кричал немец, когда до парня осталось всего ничего.

Маг прошел через невысокую изгородь, расшвыривая вспыхнувшие как порох липовые слеги. Он и не думал останавливаться. «Кто эти людишки, чтобы приказывать ему, магистру огня первого крика и шедшему по пути Великого Некроса? Как они смеют вставать на пути мага?».

Дикая тревога за участь любимой и страх ее потери сделали свое дело. Килиан шел словно в тумане, то и дело выпадая из реальности. Все смешалось в его сознании: и воспоминания старого мира и события в новом мире. Пережитые эмоции, тревога, страх разоблачения, ненависть к его гонителям превратились в причудливую смесь желаний и стимулов, которые кроили его сознания, словно безумная швея ткань для платья.

— Они снова хотят ее отнять у меня. Не будет этого больше! Н-е б-у-д-е-т! Слышите? — горячий шепот раздавался из его губ. — Не смейте даже пальцем ее коснуться!

Последней каплей, окончательно втоптавшей в пыль сознание прежнего Килиана, стали жуткие эманация старого погоста, по провалившимся могилам которого он шел в деревню. Здесь каждый камешек, каждая песчинка были пропитаны слезами, болью, несбывшимися клятвами и проклятьями, что напитывали еще большей силой магический источник Килиана. Казалось, его подхватила необъятная волна, которой не было конца и края, и понесла куда-то в сторону горизонта. Он каждой клеткой своего тела чувствовал безграничную мощь этой волны, для которой не было преград в этом мире.

— Каиновы ч-ч-рви, вы смеете мне угрожать?! — он уже не шептал, Килиан рычал, выплевывая с ненавистью каждую буквы. — Ха-ха-ха! — у него вырвался ужасный смех.

Его черты лица исказились, превращаясь в страшную маску. В глазах плескалось безумие. Он превратился в дикого зверя, алчущего крови.

Что это было? Что с ним случилось? Любой из старейших магов Верховного конклита с легкостью бы ответил на эти вопросы, едва только взглянув на сходящего с ума Килиана. Все дело было в неимоверной мощи энергии Некроса, контролировать которую мог только исключительно сильный, обладающий запредельным уровнем концентрации, маг. Участь же слабых магов, решивших идти по пути познания Некроса, становилась незавидной. В какой-то момент ужасная сила, которой они упивались, оборачивалась против них самих. Она подчиняла душу мага, заставляя совершать ужасные вещи. В древние времена, когда учители Некроса во множество проповедовали свое учение, десятки магов соблазнялись возможностью получить безграничную силу и, в конечном итоге, становились рабами своих низменных желаний. Китонские маги, боясь появления новых проклятых королей, веками преследовали таких отступников и жестоко карали их. Чтобы стереть саму память о Некросе, китонские маги намеренно исказили сведения в древних летописях. Магия Некроса, когда-то бывшая частью всеобщей магии, объявлялась учением отступников и врагов всего живого на земле. От юных магов скрывали, какие силы может подарить запретная магия. Магистры отвергали даже саму такую возможность, вдалбливая в головы учеников отвращение к такой мысли.

Один из магистров древности, исследователь магии, чье имя уже кануло в Лету, как-то заметил, что идущий по пути Некроса испытывает постоянное и все более усиливающееся опьянение от своей силы. И в какой-то момент это ощущение становиться настолько сильным, что подобно бурному потоку смывает саму личность мага. Нечто подобное сейчас происходило и с Килианом…

— Schtehen! — продолжал кто-то повелительно кричать. — Schtehen!

Потерявший терпение солдат выстрелил в сторону продолжавшего идти мага. Затем еще раз. Немец с округлившимися глазами вновь и вновь нажимал на курок карабина, выпуская очередную пуля, пока не опустела обойма. Огненное марево, окутавшее мага с легкостью впитывала в себя небольшие кусочки металла, заставляя их стекать капельками расплавленной массы.

Килиан, идя в сторону виселицы, смахнул этого пятившегося солдатика, словно надоедливую муху. Один взмах рукой и спрессованный раскаленный воздух, опередивший сгусток огня, снес немца. Серая тушка вместе с оружием и амуницией с хрустом костей и чавканьем плоти впечаталась в стену сарая.

— Я иду за тобой, — шептал маг, видя лишь то, что находились перед ним. — Девочка моя, потерпи еще немного.

Защелкали новые выстрелы, забегавших, как тараканов немецких солдат. Почти сразу же «заговорил» пулемет одного из броневиков. Дум-дум-дум! Дум-дум-дум! Резкий, напоминающий звук работающей швейной машинки, стрекот разорвал воздух, выпуская в минуту почти четыреста пуль. Еще немного и это рой свинца достал бы мага, но его закрыла покосившая хата.

— Feuer! Feuer! — орал простуженным голосом немецкий офицер, размахивая пистолетом. — Partisanen! Feuer!

В центр деревушки, ревя движком, выехал второй броневик, пулеметчик которого задергал стволом пулемета по сторонам. За избенками, выходившими к кладбищу, он не видел цели.

С испуганными криками сбилась в кучу толпа местных жителей. Захлебываясь визжали дети и женщины, что-то выкрикивали немногие мужчины.

Паника! Никто ничего не понимал! Кругом свистели пули! Некоторые из немцев, не видя противника, начали стрелять в стороны домов!

Вдруг крайние дома деревни почти одновременно вспыхнули. С ревом над избами взлетело пламя странного синего цвета, по сторонам разлетелись бревна и доски. Казалось, по деревне открыли огонь артиллерийские орудия или начали бомбардировку самолеты. От взрывающихся шарахнули в стороны мышиные фигурки солдат. Оба пулеметчика, запрокинув головы к небу, начали обшаривать его в поисках возможных самолетов.

— А-а-а! — икал от испуга немецкий командир, заползая под днище легкового автомобиля. — А-а-а-а!

В какой-то момент из горящей избенки вылетел ярко-красный шар и буквально вонзился в один из броневиков, разрывая его на части. Следом из огня показалась черная фигура Килиана со вскинутыми в разные стороны руками.

Он словно плыл в море энергии, которая сама подталкивала его к действию. С каждым новым выпущенным сгустком огня мага охватывала невиданная эйфория, которую хотелось переживать снова и снова. Не хотелось останавливаться. Не хотелось думать. Было лишь одно желание — испытывать непрекращающееся наслаждение от проходящей через него магической энергии.

Разбегавшиеся от него немцы один за другим вспыхивали, как рождественские свечки. Заживо сгоравшие солдаты орали от дикой боли. Бежали, падали и, наконец, валились на землю. В уцелевших солдат летели новые и новые сгустки огня.

— Nicht schiesen… Nicht schiesen…, - из-под пылающего легкового автомобиля выполз скулящий немецкий лейтенант, в мольбах протягивающий вверх руки. — Пожалюйста… не надо, — коверкал он слова, не переставая скулить.

Килиан поднял было уже руку с появившемся над ней небольшим пушистым огненным шариком, но, вдруг, передумал. Его привлек чей-то хриплый голос. Он повернулся к виселице, возле которой полусидела девушка в окровавленной сорочке.

— Стой… Оставь его…, - ее лицо было покрыто многочисленными синяками, сливавшимися в одно большое пятно. — Мы не такие…

Приговоренная к казни пыталась приподняться, но ни как не могла опереться. Левая рука висела бессильной плетью. Правая рука с переломанными пальцами и вырванными из них ногтями все время соскальзывала с стобы виселицы.

В этот момент в глазах Килиана мелькнуло узнавание. Пелена магического безумия начала проясняться. Из его глаза потекли слезы. «Что это со мной было… Анюта… Анюта… Я ведь мог и тебя задеть…».

— Анюта…, - плача, маг подбежал к трепыхавшейся девушке и, встал перед ней на колени, осторожно обнял. — Что они с тобой сделали… Как они могли… Подожди… Ты же не она. Ты не Анюта…

Пальцами он коснулся ее волос, откидывая их с изуродованного лица девушки. Точно! Девушка не была его Анютой. Этот искалеченный галчонок, замурованный до смерти, до боли напоминал нее, но не был ею.

— Я… Зоя, — на грани слышимости прошептала девушка и потеряла сознание.

Килиан несколько мгновений смотрел на нее. Потом, осторожно положив искалеченное тельце на траву, встал. Магическое безумие, только что властвовавшее над ним, никуда не ушло. Оно лишь отошло в тень, но с легкостью отозвалось, когда его позвали.

Маг, прикусив губу, опять вскинул руки. Плотина, что сдерживала магический океан, рухнула и его вновь захлестнуло энергией. Длинные молнии пронзили воздух вокруг него. Огненные щупальца жадно потянулись в сторону уцелевших домов



Глава 10

Разведывательная партизанская группа возвращалась из рейда в приподнятом настроении. Им удалось выполнить все поставленные командованием задачи: разведать подступы к железнодорожной станции, составить примерную карту минных полей, добыть сведения о свозимых на станцию местных жителях. Теперь осталось лишь подобрать двух своих товарищей, оставленных наблюдать за железной дорогой.

… Сержант резко обернулся и недовольно посмотрел на шедшего следом бойца, чернявого балагура, который что-то чересчур громко сказал. Ему послышался какой-то посторонний звук. По знаку командира члены группы тут же присели и, ощетинившись оружием, стали вертеть головами по сторонам.

— Там, — сержант кивнул вправо от себя. — Всем внимание. Сазонов тыл на тебе.

Высокий мужчина в бушлате, шедший в середине группы, тут же залег между двумя деревьями, где на корнях пристроил пулемет МГ-40. Рядом, прислонившись спиной к дереву, его прикрывала девушка, крепко сжимавшая винтовку.

— Один человек… Ломиться, как бешенный кабан, — с удивлением произнес командир группы. — Так по лесу не ходят.

Теперь подозрительные звуки услышали и остальные. Кто-то, судя по стоявшему хрусту, со всех ног несся по лесу, не разбирая дороги.

— Немцы? — шепотом спросил сержанта один из партизан.

Ото отрицательно мотнул головой. На немцев это было совсем не похоже. Очень они уж не любили русский лес и все, что с ним связано. Они откровенно боялись его. Не привыкли немцы к такой силе, настоящему дремучему океану, в котором могли потеряться десятки немецких армий со всеми их союзниками. Немец предпочитал широкие дороги и выхолощенный парковый лес.

— Местный, похоже, — прислушавшись к раздававшимся звукам, произнес сержант. — Смотрите, не пальните в него. Надо его тихо взять и зажать пару вопросов.

Вскоре из густого орешника, словно пробка из бутылки, вылетела полная приземистая фигура, которая показалась партизанам до боли знакомой.

— Мать вашу, это же Михеич, — вырвалось из уст командира. — Лешка, прими его. Остальным занять оборону. Его, кажется, кто-то преследует. Приготовиться…

Искаженное страхом лицо старого партизана мелькнуло в каких-то метрах от них, когда наперерез ему бросилось черное тело. Михеича сбили с ног и закрыли рот, чтобы он только дышать мог. Остальные же стали напряженно вглядываться в окружающую зеленку, откуда вот-вот могли появиться немецкие преследователи.

Партизаны сидели минуту, две, три. Все было тихо. Заливались птицы. Где-то выбивал трель настырный дятел. Некто никуда не бежал, не стрелял. Не захлебывались в лае овчарки, идущие по следу.

Выждав для верности еще несколько минут, командир группы облегченно махнул рукой. Преследователей не было, поэтому можно было поговорить со своим испуганным товарищем.

— Михеич, черт тебя дери, ты что тут делаешь? Михеич? Слышишь меня? Очнись! — старый партизан на все эти слова почти не реагировал; он ошалело вертел головой и бессмысленно хлопал глазами. — Ты что тут забыл? Почему оставил наблюдательный пункт?! Где боец Кирьян? Михеич? — сержант в пол силу зарядил партизану пощечину. — Где, говорю, Кирьян?

Тот, наконец, пришел в себя и, узнав окруживших его людей, попросил воды. Получив фляжку, тут же к ней присосался.

— Сазонов, дуй мухой к дороге. Если что, подашь сигнал. Уткой крякнешь. Для них, как раз сезон, — сержант повернулся к другому партизану. — Леша, давай на полкилометра вперед пройди. Вроде тихо, но на душе все равно неспокойно. А я пока с Михеичем потолкую…

Он присел рядом с партизаном и, скрутив цигарку, закурил. Сделав несколько затяжек, молча передал его товарищу. Тот взял и стал глубоко затягиваться.

Молчание длилось недолго. В какой-то момент Михеича словно прорвало и начался его сбивчивый и странный рассказ.

— Я же испужался, — выпуская вонючий дым, хрипел он. — Вот тебе крест, испужался. Понимаешь, мне так страшно, никогда не было. Поджилки даже затряслись. Сердечка билось, так что вот-вот выскочит.

Руки у него ходили ходуном. Самокрутка едва не вываливалась из пальцев.

— Как тебя его видел… Страшный, как черт! Лицом белый, а глаза огнем горят. Вылитый покойник! Думал все, конец старине Михеичу пришел. Мол, пожил ты, Федор Михеич, довольно на белом свете… А он, вдруг, пошел прочь от меня…

Молчавший все это время сержант наконец подал голос:

— Ты про кого это?

Михеич, услышав вопрос, вздрогнул всем телом.

— Про него…, - партизан вдруг почему-то начал шептать. — Про Кирьяна говорю, неужели не понятно… Ты, командир, совсем ничего не понимаешь. Он совсем другой стал…

От старого партизана, всегда отличавшегося стариковской рассудительностью и сдержанностью, вдруг повеяло каким-то мистическим ужасом. В глазах плескался страх. Он то и дело оглядывался в ту сторону, откуда прибежал.

— …Я же говорю, совсем другим он стал. Вылитый покойник… Встал и побежал на немцев. Руки раскинул в сторону, — продолжал он шептать, по-прежнему, не повышая голос. — А из них огонь летит. Ей Богу, летит. Как тебя, это видел, командир. Все шипит, как кипяток. Потом тама такое началось, что прости Господи… Все вдруг взрываться начало. Сначала домишко на окраине на воздух взлетел. Потом броневик с пулеметчиков на части разорвался. Я же с первого раза подумал, что это самолет али гаубица какая-то содит. Содит и содит, содит и содит. Раз и нет дома, раз и нет броневика…, - старик пытался что-то изобразить руками, крутя ими перед собой. — Кругом один огонь… Везде один огонь…

Вокруг них с сержантом собрались оставшиеся члены группы. Продолжавшийся рассказ никого из них не оставил равнодушным. Кто-то кривился с усмешкой, кто-то удивленно качал головой, а кто-то с сожалением что-то бурчал. В конце концов, когда Михеич уже стал нести откровенно странные вещи, сержант не выдержал и прервал его.

— Значит, вот как сделаем. Ты, Михеич, пока оружие свое сдай, — внушительно произнес он, протягивая руку к партизану. — Кстати, где твое оружие?

Михеич растерянно огляделся, затем похлопал себя по карманам, словно винтовка могла там потеряться. Залез зачем-то за пазуху и вытащил оттуда кисет с табаком, который осторожно положил рядом с собой. Винтовки не было. У сержанта окаменел взгляд. Как командир группы, он прекрасно понимал, что это могло означать и как за это наказывали в условиях боевой операции.

— Робята, вы что? Командир? Я же не трус! Лешка?! Марина, вы что? — жалобно, чуть не со слезами на глазах, смотрел Михеич на своих товарищей. — Вы что? — вдруг старик опустил голову и, стянув с головы шапку, с силой провел ладонью по лицу. — Да, да, я испугался… Было очень страшно. Я же никогда такого не видел. Сердце в пятки ушло. Понимаете? Очень страшно было… Я человек. Ты человек, он тоже человек. Немец тоже человек. Этот же другой… У него взгляд даже стал какой-то сатанинский. Смотрел на меня, как на кусок мяса. Я даже дышать перестал, чтобы меня не заметно было… — по морщинистому лицу потекли слезы. — Я не трус, братцы. Я же готов… понимаете, готов, хоть сейчас под пули. Командир? Давай, я железку подорву. Дайте мне то. Командир, слышишь?! Сейчас пойду и взорву! Я сделаю, все сделаю! Я не трус! Слышите? Федор Михеич Таранов не трус!

Он вскочил с места, потрясая руками.

— Где тол? В котомке он был, — Михеич стал обшаривать глазами полянку в поисках рюкзака со взрывчаткой.

— Михеич, успокойся. Успокойся, я сказал, — спокойно произнес сержант, хватая старика за рукав и усаживая его на мох. — Никто тебя не обвиняет в трусости или предательстве. Ты был и остаешься нашим боевым товарищем. Но в случившемся надо разобраться. Ты рассказываешь странные вещи, в которые сложно поверить. Придем в отряд и во всем разберемся… Так ведь, товарищи?

Однако Михеич все равно не успокаивался и снова порывался встать.

— Давайте вернемся обратно. Командир, давай вернемся. Вы все сами увидите, — резко повернувшись к сержанту, с горячностью заговорил он. — Вы поймете, что вас не обманываю. Вы все сами увидите. Слышите? Пошлите, быстрее…

В ответ сержант отрицательно покачал головой.

— Одного человека мы уже потеряли. Если все так, как говоришь, то там, наверное, уже полно немцев. Всей группой я рисковать не имею права, Михеич. Сейчас мы должны возвращаться и обо всем доложить командованию. Все, хватит разговоров. Выдвигаемся. Михеич со мной пойдешь.

После этого группа начала движение домой. В первые минуты старый партизан несколько раз пытался заговорить с командиром, но тот его прерывал. Такие разговоры в рейде были не самым лучшим способ сохранить незаметность и тишину.

К счастью, возвращение в отряд прошло буднично и спокойно. Вопреки нехорошим предчувствиям сержанта о возможном преследовании со стороны немцев они не увидели ни одного кружащегося над лесом самолета-разведчика, ни одного патруля на лесных трактах и дорогах между поселками. Тихо было и в крупных селах по дороге.

На месте сержант сразу же отправился к Карпову, где командиру и комиссару отряда изложил все подробности происшествия.

— …Слушай, а он не того? — первым на рассказ о вылетающих из рук Кирьяна огненных стрелах, среагировал Карпов, выразительно пощелкал пальцем по горлу. — Перепил может? Первач где-нибудь раздобыл… Было ведь такое как-то раз…

Михеича, правда, один раз не сдержался и в рейде припрятал пару бутылок французского коньяка. Вечером, когда наступил отбой, он их употребил на голодный желудок. Его закономерно развезло, а потом потянуло на подвиги. К счастью, пьяного в стельку старика с парой гранат в руках заметил и скрутил часовой.

— Думаешь, Акинфий Петрович, он был пьян. В боевой обстановке бросил товарища? — неверящим тоном переспросил комиссар. — Это же трибунал…, - он перевел взгляд на сержанта. — Товарищ сержант, давайте еще раз, обстоятельно и по порядку. После вызовем товарища Таранова.

Сержант, обхватив кружку с обжигающе горячим отваром, начал рассказывать историю заново.

— Нечего тут больно рассказывать, товарищ комиссар. Перед железкой Михеич, то есть боец Таранов, предложил разделиться. Мол, ему, как подрывнику, надо осмотреться на месте, последить за патрулями, присмотреть удобное местечко. Попросил с собой оставить Кирьяна, чтобы тот в рейде под ногами не мешался. Вы же знаете, что из того боец не больно сильный. Я решил, что так будет лучше для дела.

Сидевший напротив него Крапов вооружился карандашом и что-то чиркал в небольшой блокнотик. Была у него такая привычка — делать разные пометки в процессе разговора. Говорил, что так ему лучше думается.

— …Говорите, до того места, где вы их оставили, было километров пять или шесть, — в процессе рассказа уточнил комиссар. — Как же боец Таранов появился в этом месте? Пробежал все это расстояние? Пять километров? А если его кто-то туда специально доставил? — вырвалось у комиссара далеко идущее подозрение.

Сержант предположение о предательстве сразу же отверг.

— Нет, товарищ комиссар. Невозможно это, — с горячностью проговорил мужчина. — Когда мы его встретили, он дышал как загнанная лошадь. Грудь ходуном ходила. Лицо все багровое, дутое, потное все. Того и гляди сейчас с ног свалиться. Так что, товарищ комиссар, Михеич точно своим ходом до нас добрался.

Несколько раз он упрямо боднул головой воздух, словно в подтверждение своих слов.

— Потом он такое понес, товарищ комиссар, что диву даешься, — махнул рукой сержант. — Говорил про какое-то колдовство, сатану, про огонь из геены огненной, — у политрука даже лицо от удивления вытянулось и глаза округлились. — Мол, наш Кирьян превратился то ли в покойника, то ли в какого-то ведуна. Рассказывал, что он одним взмахом руки жег деревенские избы, немцев, броневики. У самого же глаза прямо бешенные. Мне даже не по себе стало от них.

Они долго так сидели, обсуждая случившееся. Комиссар все время горячился, настаивая на открытом разбирательстве. Мол, нужно все грязное белье вытащить наружу, чтобы каждый боец увидел истинную сущность своего бывшего товарища. Сержант предположил, что Михеич умом тронулся на почве гибели своей жены. Вспомнил, как тот часто ее вспоминал в разговорах с товарищами, как все мечтал съездить к ней на могилку.

— Думаю, товарищи, слишком поспешную оценку действий бойца Таранова мы давать не будем, — в конце концов рассудил командир отряда. — Тут следует неспешно во всем разобраться. Нельзя нам больше людьми разбрасываться. Слишком уж мало нас осталось… Нужно к той деревушке разведку отправиться. Пусть они там поглядят, с местными поговорят. Порасспрашивают, видели ли они Кирьяна или немцев.

После этого в командирскую палатку был вызван и сам боец Таранов, который, к сожалению, ничего толком стоящего добавить в уже прозвучавший рассказ не смог. История, по-прежнему, звучала крайне странно и по-идиотски нелепо. Он упоминал какие-то совершенно фантастические вещи — огненные лучи из рук Кирьяна, произвольные взрывы домов и немецких броневиков, вспыхивающие, как свечки, немецкие солдаты. Все дело кончилось тем, что не сдержавшийся комиссар вскочил с места и громко наорал на Михеича. Он обвинил его в пьянстве, глупости, трусости и еще в доброй сотне смертных грехов. Вдобавок комиссар пообещал сообщить об этом происшествии на Большую землю, что, собственно, и было исполнено.

Ближе к вечеру, в момент очередного сеанса связи, радист партизанского отряда отправил радиограмму следующего содержания. «Зеленый Лес — Центру. Проходы к цели разведаны. Слухи о массовой отправке местного населения на работы в Германию полностью подтвердились. В ходе операции пропал без вести боец Кирьян Бесфамильный».

Следующим утром из отряда выдвинулась новая партизанская группа. Ее целью был осмотр села, где случился инцидент, и поиск попавшегося бойца. Попасть на место происшествия группе не удалось. Вся эта местность на полтора десятка километров в диаметре была оцеплена плотным кольцом из немецких войск и отрядов вспомогательной полиции. В оцеплении обнаружились даже легкие чешские танки и один танк Т-34 с белым крестом на башне.

Наткнувшись на это, командир группы принял решение отходить. Единственным результатом рейда стало недолгое, чуть более трехчасовое, наблюдение за копошением немцев между сожженными домами. Удалось сфотографировать остатки разорванных броневиков, взорванного грузовика и искореженной легковой автомашины. Кроме того, было обнаружено выросшее на окраине села новое кладбище с более чем пятью десятками свежих березовых крестов с надетыми на них немецкими касками.

Возвратившуюся с рейда группу ждал еще один сюрприз. Их встречал взволнованный командир отряда с вырванной страничкой из блокнотика.

— Ну, как там? Нашли что-нибудь? — начал он забрасывать вопросами сержанта, едва только их группа добралась до расположения отряда. — Что с Кирьяном? Как ничего?! Неужели ничего не нашли?

Выяснилось, что на внеочередном сеансе связи пришла радиограмма довольно странного содержания, призывавшая ждать гостей с Большой земли. Через день должен был прилететь специальный представитель Штаба партизанского движения с группой товарищей, которых по не озвученной причине очень интересовал пропавший боец Кирьян. Центр приказывал оказывать прибывающей группе полное содействие в поисках.

— Черт все это побери, — растерянно произнес Карпов, в очередной раз разглядывая коротенькую бумажку в раках. — Спрашивали его рост, приметы, номер красноармейского удостоверения. Еще про какого-то Петра Логинова задавали вопросы. Ты слышал что-нибудь про этого самого Петра Логинова?

Сержант отрицательно покачал головой. Он первый раз слышал про этого человека.

— Логинов? Петр? — вдруг встрепенулся Михеич, понуро стоявший рядом с ними. — Знаю! Слышал от Кирьяна! Знаю, товарищ командир! Про него же Киря рассказывал. Говорил, что это его большой знакомец. Мол, с ним вместе в одном окопе сидели, похлебку из одного котелка хлебали.

Услышав это, Карпов выругался. Ситуация становилась все более и и более непонятной. К тому же его не отпускало ощущение, что с прилетом новых людей проблем в его отряде только прибавиться



Глава 11

Бабаевский овраг, что с незапятнанных времен тянулся от села к речке, пользовался у местных дурной славой. На его крутых обрывистых берегах не мало людей покалечилось за последние годы. Сколько скотины же сгинуло за это время совсем не счесть.

Откуда такое название у оврага пошло уже никто и не помнит. Правда, кое-кто из старожилов, которых с началом войны благополучно снесли на погост, рассказывал про какого-то старого деда по прозвищу Бабай. Говорят, он лет двадцать — тридцать на краю оврага в землянке жил, которую собственными руками же и выкопал. Нелюдим был. Бирюк бирюком. Никого из местных не привечал. Когда помер, его там же и закопали. С той поры не любили туда местные захаживать. Своим деткам тоже наказывали туда не ходить.

К вечеру этот овраг напоминал больше пропасть без краев и дна. Лучи солнца уже до его низа не доставали, отчего там было холодно и темно. На проступающих влагой стенках было влажно, редкие растения напоминали жиденькие веревочки.

На самом дне оврага между крупных блестящих влагой булыжников виднелась странная бесформенная куча, которая время от времени шевелилась. Казалось, по земле ползло какое-то непонятное существо, у которого было множество конечностей. Однако, это впечатление было обманчивым. В грязи барахтались два человека, один из которых безуспешно пытался поднять второго.

— Поднимайся… Поднимайся… Надо идти, — раздавался еле слышный хриплый голос. — Я тебя не дотащу… Не могу… Проклятье, совсем нет сил…

Килиан, стоя на карачках, вновь и вновь тянул на себя слабо трепыхающееся тело изувеченной девушки. Ее багрово черные ступни упирались в холодную жирную грязь, чертя в ней глубокие борозды. Переломанные пальцы беспомощными культяпками бились о туловище мага.

— Не могу…, -стонал он, когда его руки в очередной раз бессильно опускались. — Черт… Черт… Будь прокляты эти люди и этот мир, раз в нем такое возможно… Будь прокляты живые…

Теряя сознание, вновь приходя в себя, опять впадая в беспамятство и снова возвращаясь к жизни, Килиан все же смог вытянуть девичье тело из мокрой жижи, в которой она могла задохнуться. Едва ее спина коснулась крутой стенки оврага, он свалился без сил рядом.

— Вытащил… Потерпи, потерпи немного… Я немного оклемаюсь и помогу тебе…, - парень тряхнул головой, пытаясь избавиться от поразившего его полу сумеречного, вытягивающего из него последние силы, состояния. — Надо только прийти в себя… Каиново отродье, что же это такое со мной? Похоже на магическое отравление… Какие там были признаки? Бессилие есть. Ни рукой ни ногой не пошевелить. Еще что-то говорили про магический источник… Черт, что там было-то?

Голова было ватной. Казалось, мысли в ней с трудом пробирались сквозь плотную сковывающую пелену.

— Вспомнил. Кажется, говорили про разнос источника. Он начинает скакать, то затухая, то начиная колебаться с неимоверной силой, — бормотал Килиан, вытаскивая из глубин памяти очередной кусок. — Точно. Именно так… Черт, совсем нет сил… Совс…

Не договорив, маг уронил голову на грудь и погрузился в забытье. Его организм сильно лихорадило. Тело буквально горело, его время от времени сотрясали сильные судороги.

Магическоеотравление… С каким особым придыхание произносили это слово магистры, когда общались с учениками королевской академии. Напуская малопонятного тумана, учителя пугали их жуткими последствиями от истощения неосторожного мага и до полного исчезновения магических способностей. Приводили в пример имена десятков магов, поставивших своей неуемное любопытство и неумеренную жажду власти на первое место в практиковании магического искусства. Описывали, как их корежило, высасывало жизненные силы, превращало в глубоких стариков и, в конечном итоге, разрывало на части.

Само это страшное состояние у мага в академии связывалось исключительно с учением Некроса, которое объявлялось абсолютным злом и преследовалось с неимоверной жестокостью. По этой причине про магическое отравление говорилось лишь в теории. Магистры априори полагали, что ученики академии никогда не столкнуться с этим явлением. Тогда зачем учить этому? Зачем будить в неокрепших умах никому не нужное и опасное любопытство? Наоборот, бытовало мнение, что под запрет должно попасть любое знание о магическом искусстве некромантии. Именно в такой атмосфере обучался и сам Килиан, получивший прекрасные знания и навыки в сфере огненной магии. Иные же сведения он был вынужден искать сам в древних всеми забытых свитках, в говорках старых магистров и архивариуса королевской академии.

Словом, Килиан на пути познания Великого Некроса был еще неопытным юнцом, которому пришлось идти в потемках, волей неволей попадать в ловушки и ямы своего же любопытства. Откуда было ему знать, что теперь нужно делать? Не знал он и, как будет протекать его болезнь. По-хорошему, он ничего не знал об этом…

— Где я? Черт… Я же в этом каиновом овраге, — очнулся Килиан и некоторое время в замешательстве оглядывался по сторонам. — Что-то опять на меня накатывает… Хм, это еще что такое? — он опустил взгляд на свою правую руку, полу погруженную в грязь. — Не пойму…

Его взгляд остановился на раздавленном его рукой крупном жуке, тельце которого вело себя не просто странно, а даже противоестественно. Переломанное туловище с расплющенной рогатой головкой и расколотые хитиновые сегменты то собирались вместе и превращались во вполне себе целого насекомого, то, вновь, становясь раздавленным слизистым пятном.

Килиан перевел непонимающий взгляд дальше, вниз по склону оврага. Их со спасенной девушкой путь оказался буквально усыпан сотнями и сотнями самых разных дрыгающихся насекомых. Кого только здесь не было: крохотная мошкара, шестиногие тараканы, мохнолоапые пауки, здоровенные рыжие муравья, непонятно откуда здесь взявшиеся пчелы. Этот рваный «ковер» то начинал копошиться, то замирал.

— Светозарный Митра, как такое возможно? Они умирают и снова воскресают, умирают и снова воскресают — не веря своим глазам, шептал маг. — Я ничего не понимаю… Я совсем ничего не понимаю… Что тут происходит? Я что ли виновник?!

Маг чувствовал протекающие через него потоки энергии. Рваные, путаные, то сильные, то исчезающие, они опутывали его тело, покрывалом накрывали спасенную им девушку, стекали по стенкам оврага и опускались на дно.

— Это я? Это делаю я? — он все еще не мог понять, что и как здесь происходит. — Но у меня ведь даже не было такого намерения. Магия же начинается с намерения самого мага.

У него мелькнула мысль, что такое могло случиться лишь в одном случае — он сам, его тело, становиться источником магии Некроса, своеобразным живым артефактом. Из живых существ его мира такой способностью обладали лишь драконы, тело которых само собой испускало магические эманации. Однако, где он и где драконы! «Не-ет. Бред какой-то. Не может быть. Здесь что-то совершенно другое…».

Его взгляд вновь упал на дорожку из трупиков насекомых, которые то оживали, то снова падали ниц. Эти странные метаморфозы его вернули к старой мысли о магическом отравлении.

— Скорее всего, источник в разнос пошел. Наверное, по этой причине меня так корежит. То совсем сил нет, то, наоборот, через край льются, — шептал Килиан, темнея лицом. — Надо что-то делать. Добром это вряд ли кончиться. Черт, а что делать-то? То, чему нас учили, совсем не работает. Формулы концентрации совсем ни на грамм не помогают…

Ему было совсем невдомек, что успокоить магический источник, а точнее стабилизировать его, можно было лишь одним способом — его максимальным напряжением. В древности маги-некроманты именно так и проходили инициацию. Чтобы поставить энергию Некроса под свой полный контроль, маг должен был полностью освободить свой потенциал, выйти за все рамки. Лишь полным опустошением источника можно было дать ему новую жизнь. Килиан же ничего этого не знал.

— Ничего, ничего, подлечусь, точнее подлечимся. Надо лишь немного отлежаться где-нибудь, — он, стиснув зубы, оторвался от стенки оврага. — Пока забьемся в какую-нибудь нору. Переседим всю шумиху, а потом я со всех спрошу, — прошипел он. — Полной мерой каждом отмерю все, что он заслужил. Так, хватит сопли жевать. Надо подниматься… Давай-ка, мой найденыш, попробуем в какое-нибудь убежище спрятаться.

Дождавшись очередного прилива сил, Килиан пополз наверх. Одной рукой он цеплялся за торчавшие корни, а другой подтягивал лежавшую без сознания девушку. С большим трудом он преодолел пару метров, после чего без сил уткнулся лицом в грязь.

— Каиново дерьмо, — выплевывая грязь, пробурчал маг. — Неделю так будем ползти, если никто не поможет… Помочь-то некому… Бросили все и ее, и меня… Вот тебе и друзья-товарищи…

С горечью он сгреб в кулак шматок грязь и бросил его себе под ноги.

— …А зачем нам друзья и товарищи, если есть мертвые? — вдруг оскалился Килиан, когда в голову пришла странная, но в тоже время очень понятная ему мысль. — Только мертвые не предадут… Только они будут до последнего прикрывать тебя. Только они помогут… Идите ко мне, мои новые друзья. Мне нужна ваша помощь.

Почувствовав свой магический источник, маг мысленно попросил у него прощения за свое безрассудство. Ласково «погладил» его, представив маленького лохматого песика у своих ног. После чего потянулся магией во все стороны оврага. Эманации Некроса проникали в десятки метров в глубину земли и на сотни метров в окружности.

— Да, да, я слышу вас, — улыбался Килиан; правда, эта улыбка больше напоминала окровавленный оскал. — Идите ко мне. Все идите.

Не сдерживаясь, маг раскрыл свой источник. Океан энергии хлынул через него наружу, призывая всех когда-либо погибших или умерших. Наверное, это напряжение магических сил и спасло его от отравления. Огромные потоки некротических эманаций захлестнули источник…

Легкая, едва ощущаемая, дрожь волной пронеслась по окрестностям пожарища, что еще недавно было селом Петрищево. Зашевелилась земля на древнем погосте, где появилось больше пяти десятков свежих земляных холмов с березовыми крестами. С хрустом трескалась земля, давно не видевшая дождя. На поверхность появлялись обглоданные червями пальцы, пожелтевшие кости, пробитые черепа, развороченные костяки в истлевшей одежде. Из сгоревшей собачей будки вылез ободранный труп пса с торчавшими в разные стороны грудными костями. Собака поглядела пустыми глазницами в сторону пожарища и, опустив голову, побежала в сторону оврага. В подбитом советском танке задергал за рычаги мертвый танкист, снова и снова пытаясь открыть люк разбитой головой.

С закатом солнца в сторону оврага потянулись десятки и десятки скособоченных фигур. Одни ковыляли на четырех лапах, другие хромали оторванными культяпками, третьи выглядели почти целыми. Еще у кого-то даже сохранилась одежда с обрывками ремня и алюминиевыми пуговицами. Плотной серой группой брели мертвые солдаты вермахта. Обугленные, переломанные, уже мало напоминавшие людей, они целеустремленно шли вперед.

— Дети ночи…, - прошептал Килиан, когда на краю оврага показались первые темные фигуры. — Вы откликнулись на мой зов. Вытащите нас отсюда…

Первым до них добрался тот самый пес, что заживо сгорел в своей будке. Беззубой челюстью тот вцепился в рукав его шинели и потянул наверх. Тело девушки тащили немец и русский, которых друг с другом уже давно примерила смерть.

Повинуясь магической воле, толпа мертвых потащила их в сторону леса.

Буквально пропитанная эманациями смерти земля, помнившая проходившие здесь совсем недавно ожесточенные бои, охотно делилась этой энергией с бредущими созданиями ночи. Магия Некроса крепила их истлевшие костяки, гниющую плоть, превращая в никогда не существовавшие на земле создания.

— Быстрее, быстрее, дети ночи… Нужно уйти отсюда, пока не стало поздно, — шептал маг, с тревогой вглядываясь в ночное небо. — Этот мир пока еще слишком силен, чтобы сражаться с ним в открытую.

Потом Килиан перевел взгляд на девушку, которую, как и его, бережно тащили на неком подобие носилок из еловых колючих лап. Та, по-прежнему, была без сознания. Ее голова бессильно моталась из стороны в сторону. Чувствовалось, состояние ее становилось все хуже и хуже.

— Она может не дожить до утра, если ей не помочь, — пробурчал парень. — Надо ее немного подлатать, чтобы дотянула до нашего нового дома… Дом, дом… Нужен нормальный дом. В грязной норе она не выживет.

Им обоим был нужен нормальный дом с чистой постелью и очагом, чтобы прийти в себя. Ясное понимание этой истины тут же подтолкнуло его к решительным действиям.

— Нам нужен дом, дети ночи, — маг сформировал магический посыл. — Тащите за нами все, что найдете. Все сгодится для дома. Идите…

Упорядоченное движение мигом сменилось хаосом, распавшись на множество частичек. Существа, когда-то бывшие живыми людьми, животными и насекомыми, ринулись в рассыпную.

Обугленные немецкие солдаты, на многих из которых еще виднелись остатки черных холщовых мешков для захоронения, тащили почерневшие от огня бревна, кирпичи от русских печей, здоровенные железные золотники, петли. Здесь же на пожарищах, оставшихся от домов, копошились их бывшие жители, расстрелянные немцами. Они тащили из досок длинные кованные гвозди, выискивали черепки от глиняной посуды, ухваты, ножи без рукоятей. Советский танкист, заживо сгоревший в своем танке еще в июне, каким-то чудом сковырнул с машины часть массивной гусеницы. Звеня ее траками, мертвый солдат догонял остальных.

Килиан за этим уже не следил. На него нахлынул очередной приступ слабости, высосавший всю его недавнюю бодрость и энергию. Не в силах пошевелить ни рукой ни ногой, маг тем не менее улыбался.

— Теперь у нас будет дом… Хороший дом… Крепость… Больше меня никто не тронет… Светозарный, дай мне набраться сил, ведь я еще не нашел ее… Слышишь? Иначе, я все сделаю сам. И, клянусь, тебе это не понравиться.

Глава 12

Места здесь были глухие, нехорошие, нехоженые. Исполинами высились массивные дубы, кое-где смыкаясь и превращаясь в непроходимые ни для человека, ни для зверя места. Дальше на север было еще хуже. Суглинок сменился болотистой хлябью, покрытой зеленовато-бурой ряской. Редкие кочки проглядывали сквозь зеркала мутной воды, не замерзающей даже в сильные январские морозы.

Старожилы, что помнили еще Александра Третьего, батюшку последнего российского императора, рассказывали историю, как в этих местах заблудилась целая дивизия капелевцев. Говорят, в лес они заходили едва не парадным строем. Рота шла за ротой, с двумя батареями трехдюймовок, пулеметной командой. В черной форме, рослые, со сверкающими погонами на плечах. Впереди ехал командир на белом жеребце с плеткой в руке. Через неделю в соседнюю деревеньку вышел какой-то исхудавший оборванец, зверем набросившийся на горбушку хлеба. Сгрыз ее с рычанием и сразу же помер. Оказался он тем самым полковников, что дивизией командовал. По плетке потом опознали.

Словом, неоткуда было здесь человеку взяться. Охотник сюда сам не сунется, ибо зверье эти места стороной обходило. Грибников тоже отродясь тут не было. Лихие люди, что отсиживались в здешних местах от царской, а потом и советской власти, сами вскоре сбегали. Говорили, что лучше в тюрьме или на каторге свое оттрубят, чем с лешаками в лесу жить.

Казалось, тихо в чащобе должно было быть. Птички да мошки только порхать должны от дерева к дереву. По земле мурашики ползать. Однако, тишиной и спокойствием тут совсем и не пахло. Наоборот, в лесу стоял громкий и почти прекращавшийся хруст, словно какой-то великан со всех ног ломился по лесу. Помимо хруста слышались и удары пары и больше топоров; кто-то активно рубил деревья. Кто же это был у нас такой смелый? Какой человек, в здравом уме, решил забраться так далеко от хоженых мест? Что ему, в конце концов, здесь может быть надо?

Если же пройти еще дальше в сторону болота, чтобы удовлетворить свое любопытство по поводу этих странных звуков, то можно можно было наткнуться на очень и очень любопытные вещи… Метрах в двадцати от кромки болотца расположился небольшой домик с односкатной крышей, на которую были плотно уложены толстые изумрудно-бархатные пласты мха. Стены избушки, несмотря на ее довольно скромный размер, состояли из весьма внушительных бревен. Нижние венцы были вообще в три обхвата. На болотце домик глазел крохотным окошком с толстыми, массивными ставнями. Из кривой кирпичной трубы, что едва выглядывала над крышей, клубился еле заметный дымок. Еще тянуло чем-то вкусным, выбивающим слюну. Ощущая этот умопомрачительный запах, хотелось все бросить и бежать вприпрыжку в дом.

Примерно так думал и Килиан, сидевший на улице за грубо сколоченным столом. Он шумно вздохнул и облизнулся. После чего печальным взглядом обвел лежавшую на столе массивную книгу с поразительно толстыми страницами.

— Слюну аж вышибает, — сглотнул слюну маг, с сожалением беря в руки гусиное перо и склоняясь над фолиантом. — Нельзя пока… Гримуар ждать не будет. Надо завершить первую запись…

Упрямо мотнув головой, парень вновь мысленно потянулся к магическому источнику. Через мгновение гусиное перо в его руке само собой коснулось желтоватой поверхности пергамента и начало выводить очередную череду символов.

… Гримуар, над которым он корпел последние двое суток, был не просто фолиантом или книгой с заклинаниями. Так могут думать лишь безродные простолюдины, которые видят магов один раз в году на празднике весеннего равноденствия. Совершенно, не так! Гримуар, как говорил великий халифатский маг Парет Нильсен аль Кордови, это душа мага, в которой запечатлены все события из его жизни, все его победы и поражения! Только с появлением гримуара маг становиться тем, кто по-настоящему практикует искусство магии. Он оказывался связан со своим хозяином невидимой внутренней связью, позволяя ему овладевать все более сложными магическими техниками. Словно второй мозг, обладавший своей собственной неповторимой личностью, гримуар помогал и развивал мага. У некоторых магов, гласят легенды, гримуары обладали даром предсказания и предостерегали своих хозяев о грозящих им опасностях.

Ученые далекого будущего, получив в руки гримуар, наверняка бы описали бы его некоторым следующим образом. Это высокоорганизованная самообучающаяся психоэнергетическая сущность, обладающая собственным сознанием и способная к манипулированию энергетическими потоками. Исследователине забыли бы рассказать и про то, что гримуар и его возможности лишь внешне напоминают магию. Все процессы, сопровождающие создание и активацию этой книги, полностью соответствуют законам природы, то есть рационально объяснимы. С научной точки зрения гримуар напоминает суперкомпьютер с фантастической скоростью обработки данных, уровень которой позволяет ему не только анализировать происходящие события, но и с максимальной степенью достоверность конструировать будущую реальность. Гримуар, будут настаивать они, дитя незнакомых нам технологий, а не сказочной магии. Для неразвитых народов некоторая достаточно развитая технология, как раз и принимает форму магии. Словом, человечество еще слишком юно, чтобы понять феномен гримуара.

Килиану же не нужны были никакие научные или псевдонаучные объяснения сущности гримуара. Он просто знал, что гримуар есть его часть, его плоть от плоти, его помощник и слуга. На создание этой, с каждым мгновением укрепляющейся связи, были направлены все его последние манипуляции — окропление книги своей кровью (чтобы гримуар почувствовал хозяина), собственноручное создание книги с самого ее начала (заколка дикого кабана, выделка из его шкуры пергамента), создание чернил и т. д. В заключении, маг должен был передать книге частичку своей души, чтобы гримуар стал с ним единым целым.

— … Сие есть описание пути познания Великого Некроса магистром некромантии Килиананом Барториусом Китонским, — шептал Килиан, читая выводимые пером символы. — Вот теперь все. Начало положено. Теперь можно и пробу снять.

Встав из-за стола, он нежно закрыл книгу и завернул ее в чистый кусок полотна. Некоторое время гримуар следовало держать как можно ближе к себе, чтобы закрепить связь между просыпающимся сознанием и самим магом.

— Посиди пока здесь, в суме, — пробормотал он, вешая сумку с книгой на плечо. — Прямо не сеть хочется, а жрать… И делать это лучше бы в тишине.

Недовольно поморщившись от стоявшего в воздухе хруста, застыл он на пороге избушки. Не знавшие усталости, мертвецы уже третьи сутки продолжали окружать логово некроманта сплошной засекой. Больше сотни поднятых существ с помощью разнообразных железок — от кривого серпа и до танкового трака — подрубали деревья и сваливали и в сторону возможной опасности. С неутомимостью роботов мертвые обгрызали здоровенные дубы, заставляя великаны беспомощно валиться на землю. Между массивными деревьями укладывались вывороченные корни, камни, которые выкапывались тут же из земли. Сверху наваливался всякий деревянный хлам — ветки, куски оставшихся от строительства бревен, разные палки, хлысты корней и т. д. С каждым новым часом засека все больше приобретала черты настоящего защитного вала, который едва ли можно было преодолеть.

Килиан обвел взглядом копошившихся между деревьями существ и ослабил магический поводок, заставляя окружающее пространство погрузиться в спасительную тишину. Удовлетворенно хмыкнув, он зашел в дом.

— Умолкни, брюхо, — весело буркнул он на гулко зарычавший живот. — Сейчас только проверю нашу девицу.

Килиан прошел к окну, где занавеской был огорожен небольшой закуток с полатями. Здесь, укрытая толстым слоем тряпья, лежала девушка, которую в том селе он принял за свою Анюту. Тогда она, назвавшаяся Зоей и еще очень странным трудно произносимым прозвищем Космодемьянская, попала в его руки в страшном состоянии. Девичье тело больше напоминало отбитый опытным поваром кусок мяса для жаркого. На ней не было живого места. Были сломаны ребра, на пальцах рук вырваны ногти, кожа на животе и бедрах покрыта вырезанными пятиконечными звездами, одно ухо висело на сухожилиях, не хватало целого клока волос на голове. Сам жутко обессиленный после разгрома немецкого отряда, маг не сразу смог помочь ей.

Лишь придя в себя, Килиан смог заняться Зоей. К сожалению, он не владел целительными практиками, как его первый учитель магистр Зенон. Стезя Килиана была скорее разрушение, чем созидание и лечение. Правда, время показала, что магия смерти, как и любая другая магия, имеет свою оборотную сторону. После долгих экспериментов и ценой опустошенного источника ему удалось помочь девушке, вылечив самые страшные повреждения. Затем он погрузил ее в целительный сон, время от времени проверяя восстановление.

— Смотрю здесь живут такие мастера пыточных дел, которым и королевский палачи могут позавидовать, — с недоброй гримасой рассматривал он желто-синее и сильно отекшее лицо девушки. — Что же вам было нужно от этого воробушка? Если вам нужна кровь, так лучше убейте! Зачем измываться? — маг осторожно коснулся изуродованных женских пальчиков, на кончиках которых едва-едва показались крохотные полоски новых ноготков. — Говорят, даже проклятые короли не терпели пыток ради пыток… Плохой мир… Очень плохой… Плохой даже для некроманта… Таких людей нельзя оставлять живыми. Им самое место среди мертвых.

Бросив на лежавшую в магическом забытье девушку последний взгляд, Килиан медленно задвинул занавеску и пошел к столу, где исходило паром ароматное варево.

Попробовав густую похлебку, он на какое-то мгновение забыл обо всем. Молодой голодный организм требовал совсем не давал отвлекаться от полной миски дымящегося варева. Липовая ложка снова и снова опускалась и поднималась ко рту.

Едва же первый голод был утолен, как вновь подступили терзавшие его в последнее время мысли. «…Это, точно, была моя ошибка. После появления в этом мире я не должен был идти к людям. Я маг и мой путь лежит совсем в другой стороне».

Он вспоминал лица тех людей, которых успел встретить в этом мире за последнее время — сморщенное, похожее на печенное яблоко, лицо бабули; открытое, скуластое лицо его друга Петра; презрительную физиономию немецкого офицера, пялившуюся на него с оттопыренной губой; румяного особиста с подозрительным взглядом; застенчивый, доверчивый взгляд его Анюты, загоравшийся радостью при их встрече. Перед его взором проходили и десятки других лиц, которые ему были приятны или, наоборот, ненавистны.

Килиано посещали странные мысли, от котоых ему становилось неудобно. «Я маг! Я идущий по пути Великого Некроса и никто не должен мне указывать, что делать! Никто! Слышите, каиновы черти?! Никто больше не скажет, что должен делать Килиан Барториус! Зачем я их всех слушал? Я потерял очень много времени, делая совершенно бесполезные вещи… Будь я один, давно бы уже нашел Аню».

Постепенно витавшее внутри него неосознаваемое недовольство начало оформляться в виде более или менее внятного плана своей дальнейшей жизни в этом мире. Ему окончательно стало ясно, что он должен держаться обособленно от людей. Сила и знания, которыми он обладает, не дадут ему спокойно жить. Каждый из встретившихся на его пути маленьких и больших начальников обязательно начнет задавать вопросы о его способностях. Рано или поздно такое любопытство закончится закономерным результатом — его попытаются заставить служить. «Человек слаб и алчен. Так было в моем мире, так есть и в этом мире. Он все время норовит что-то урвать, кого-то обмануть. Не будет мне вместе с другими покоя… С мертвыми лучше».

С этим страшным, но, как выяснялось, единственно правильным выводом, он и намеревался жить дальше. «Этот мир понимает только силу. Лучше, если эта сила будет страшной или даже ужасной. Значит, нужно ее показать миру… Посмотрим, что вы скажете, когда под вашими ногами будет гореть земля. Так ли вы будете смеяться и веселиться? Я подниму каждого, кого вы вогнали в землю. Убивая других, вы станете плодить все больше и больше моих новых слуг… Тогда вы оставите меня в покое и я смогу найти мою Анютку…».

— Только я не могу больше терять время… Каиново время… Как же оно быстро течет… Одному мне не успеть. Нужны люди… Живые.

В этот момент он повернул голову в сторону занавешенного закутка, где лежала спасенная им девушка.

— Зачем кого-то искать? Вот и первый человек, который присягнет мне. Когда же весть о маге растечется по окрестностям, за ней придут и другие.

Улыбнувшись своим мыслям, маг вновь погрузился в раздумья. В какой-то момент его взгляд упал на стол, где все еще лежала миска с остатками похлебка, кружка с уже давно остывшим травяным отваром и несколько корешков дикого чеснока.

— Тарелку, кружку и ложку вымыть. Остальное, что лежит на столе, выбросить, — произнес маг, тщательно и разборчиво произнося слова.

Из плохо освещенного угла избушки вышла фигура солдата, одетого в довольно хорошо сохранившийся немецкий мундир. На его иссиня бледной физиономии еще виднелись следы сажи, оставшиеся от жара магического огненного шара. Чуть прихрамывая, мертвый солдат подошел к столы и начал собирать посуду.

— То, что вымоешь, положишь на полку, — парень вновь тщательно проговаривал каждое слово. — Сначала миску, рядом с ней кружку и ложку.

Дети ночи, как их любили называть проклятые короли, никогда не славились особой понятливостью. У них, конечно, сохранялась остаточная мышечная память и кое-какие навыки из прежней жизни, бывшие, по сути, крохами от их бывшего накопленного социального опыта. Правда, в древних книгах говорилось, что некоторые некроманты достигали особой силы и знания на пути служения Великому Некросу. Поднятые ими мертвые были на редкость сообразительны и самостоятельны. Кое-кто из проклятых королей мог создавать даже личей, обладавших человеческим разумом и силой мага.

Килиану же, только-только начинавшему свой темный, а может и не очень темный путь, удавались лишь вот такие на редкость тупые мертвые, которым нужно было все тщательно разжевывать. Без такого алгоритма действий его создания превращались в источник полного бедлама. Один пример со строительством чего стоил… Будучи после сражения в полуобморочном состоянии, Килиан приказал мертвым принести строительные материалы. Точнее его приказ звучал следующим образом: взять с собой все, что может пригодиться для строительства. В от момент он то и дело терял сознание, поэтому выражался невнятно и мало вразумительно. Когда же парень пришел в себя и увидел принесенное, то едва вновь не отправился в сумеречную зону. Наряду с обгоревшими бревнами, досками и глиняными кирпичами, в огромной куче лежали какие-то обугленные кости, глиняные черепки, сточенные до нельзя лезвия ножей, немецкие пряжки от ремней, штук семь плохо сохранившихся сапог и пришедших в полную негодность лаптей. Отдельно горкой лежали танковые траки, пулемет с едва не завернутым в дугу стволом, вырванный с корнем башенный люк, обрызганные гильзы от снарядов к танковому орудию. Рядом со всем этим добром кособочась стоял мертвый советский танкист с сильно обгоревшим туловищем. Нижняя часть его лица была сожжена, ничего не осталось от щек, губ и подбородка. От этого казалось, что заживо сгоревший боец жутко скалился остатками желтоватых зубов… В другой раз случилось еще более дикий случай. Несколько дней назад, маг, приказав своим созданиям порубить все лишнее перед домом, ушел в лес заготавливать материал для гримуара. Обратно вернулся он ближе к ночи, когда уже было совсем темно. Что натворили в его отсутствие мертвые, маг смог разглядеть в темени лишь в паре метров от избы. Оказалось, что часть существ рубила и выкорчевывали пни, а часть долбила всеми подручными железками и камнями по срубу избенки. Задержись он до утра, от дома скорее всего ничего не осталось. Его бы разобрали по бревнышку и утопили все это в болоте.

Позже, наученный горьким опытом, маг старался не спешить в таких делах. Он тщательного проговаривал все, что дети ночи должны были сделать. Если взглянуть на этих существ с позиции современного ученого, то они представляли собой биологически программируемые организмы. В таком состоянии они напоминали биологических роботов с почти отсутствующим интеллектом, требующим для активных действия кропотливо созданных программ-алгоритмов. Топливом для них, используя современные термины, была почти любая живая материя — живые существа, кора деревьев, мхи, разные растения, из которых магически измененные мертвые извлекали энергию и строительный материал для своих тел. С позиции Килиана же все описывалось гораздо проще и менее заумно. Дети ночи были созданиями Великого Некроса, божественной сверхсущности, дающей им новую «неживую» жизнь.

За этими рассуждениями маг так углубился в себя, что не сразу расслышал звон разбитого стекла. Он задумчиво помотал головой, думая, что ему послышалось. В это мгновение избенку сотряс пронзительный женский визг, словно оглушающий морской ревун наполнив небольшую комнату.

— А-а-а-а-а! — визжали за занавеской. — А-а-а-а-а! — оттуда же вылетели сначала скомканная подушка, а потом металлическая кружку. — А-а-а-а-а!

Подпрыгнувший на своем месте, Килиан резко развернулся в сторону вопля, ожидая там увидеть что-то угрожающее. К его удивлению, все казалось совершенно нормальным. Дикие звери не лезли через окошко, не зачинался огнем пол, не подступала вода или какая другая напасть. Мертвяк совершенно меланхолично сгребал остатки пиши со стола в подставленную ладонь. На фоне всего этого странным выглядела лишь ходящая ходуном занавеска и не перестаивающие от страха стучать зубы.

— Мамочка, мамочка, родненькая, мамочка, забери меня отсюда, — затем начал раздаваться бессвязный всхлипывающий шепот девушки из-за занавески. — Зоя… Зоя… Зоя, что ты такая трусиха? Ты же комсомолка и разведчица. Ты никого не должна бояться. Слышишь, Зойка? — девушка, по-прежнему, дико боялась, но все же пыталась успокоиться и взять в себя в руки. — Ничего не бойся. Настоящие комсомолки никогда ничего не бояться. Ты же немцем не боялась, а тут визг подняла. Трусиха! Как же тебе не стыдно? Ну-ка вставай с кровати!

Маг, затаив дыхание, слушал. Он поражался тому, какая, поистине, железная воля пряталась в этом миниатюрном женском теле. Он знавал здоровенных, поперек себя шире, мужиков, который испытав гораздо меньшие трудности, принимались биться в истерике. Некоторые, вообще, перед опасностью застывали соляными столбами и становились легкой добычей врагов. Эта же пигалица, которую за противника принимать стыдно, оказалась настоящим воином. Она, ясно осознал Килиан, станет очень ценным приобретением для него.

Тут занавеска дрогнула и медленно поползла в сторону, явив миру бледное, почти серое, лицо девушки. Обрамленные растрепанными грязными волосами, оно было полно решимости бороться. В занесенной вверх правой руке она держала ботинок, явно снятый с своей ноги. Сейчас Зоя очень напоминала испуганного нахохлившегося воробушка, озиравшегося в поисках опасности. Вся взъерошенная, с прикушенной до крови губой, она зло сверкала глазами по сторонам.

— Ой! А ты кто такой? — ее взгляд, скользивший по избе, вдруг остановился на Килиане. — Мне же почудился такой…, - из темного закутка избы словно специально вылез мертвяк с тряпкой в руке и пошел к столу; ему оставалось еще протереть стол. — Ох… Думала… почудилось…

Некоторое время они — Килиан и Зоя — затем молча переглядывались, словно не зная о чем заговорить. Девушка в добавок время от времени бросала настороженный взгляд на копошившегося возле стола мертвого немецкого солдата. Если бы ее взгляд мог в этот момент испускать магию, то он моментально испепелил бы и мертвяка, и Килиана, и всю избенку.

Наконец, она опустила на пол ногу в ботинке, затем вторую босую. После чего, косясь на застывшего в своем углу мертвяка, прошла к столу.

— Где я? — негромко, чуть громче шепота, прозвучал ее голос. — Меня же немцы схватили… Ты с ними? — вспыхнули ее глаза, буравя парня.

Килиан, улыбнувшись, налил в кружку остывший отвар и поставил ее перед ней.

— Выпей, — кивнул он на жидкость. — Тебе сейчас нужно много пить после таких испытаний. Здесь отвар из трав, которые помогут тебе быстрее вылечить. Я тебя немного подлатал. Остальное сам организм сделает.

Зоя опустила неверящий взгляд на руки. Тщательно, едва не касаясь их носом, обнюхала каждый пальчик с абсолютно целыми ногтями. Как это возможно? В ее глазах читался дикий восторг! Она же прекрасно помнила сумасшедшую боль, когда ей загоняли под ногти иголки, ломали пальцы. Мамочки, как ей было больно! Ее тоненькие пальчики, достойные кисти талантливого пианиста, ломались с хрустом, словно сухие палочки! Теперь же ее пальцы были абсолютно целые! Этого просто не могло быть!

Она растерянно переводила взгляд с кистей рук на Килиана и обратно. Она прекрасно видела целые пальцы с розовыми ноготочками, но никак не могла в это поверить.

— Меня зовут Килиан Барториус. Это я спас тебя, Зоя, — с улыбкой произнес Килиан, наслаждаясь совершенно искренней детской радостью девушки. — Я твой друг, Зоя. Твои враги стали моими врагами. Ты хочешь отомстить своим врагам?

Та оторопела молчала, еще переваривая услышанное. Слишком все вокруг было странным: ее спасение из рук сотен фашистов, исцеление пальцев и сломанных ребер, страшное существо в немецкой форме. Еще более непонятной для Зои была фигура самого хозяина этого места. С одной стороны, внешне он выглядел совершенно обычным, ничем не примечательным. Черноволос, открытое лицо. Одет в потрепанную советскую гимнастерку и не первой свежести сапоги. С другой стороны, Килиан казался ей каким-то другим, непохожим на простого красноармейца. Это проявлялось в том, что он называл советских бойцов воинами, товарища Сталина — правителем, местных жителей — сервами. В его поведении проскальзывала едва ощущаемая чужеродность, иногда полностью вылазившая наружу.

Однако, возникшие было у нее подозрения по поводу Килиана тут же смыло волной ненависти. Боже, как же злилась! Ее даже затрясло от этого ощущения.

— Хочу… Очень хочу… Хочу, чтобы эти подонки и сволочи заплатили за смерть моих товарищей, — глухо пробормотала она, отворачиваясь в сторону; думала заплачет, но слез у нее больше не было. — Всем хочу отомстить… И предателям, что измывались над нами… И немцам, что позволяли им это делать… Ненавижу эту мразь.

Едва она закрывала глаза, как пережитые ею ужасы вновь вставали перед ней. Она снова слышала глухие стоны Саньки Парамонова, их подрывника, высоченного девятнадцатилетнего парня, которому в брюхе ковыряли раскаленной кочергой. Видела, как корчился от боли ее командир, другая кровоточащими культями рук. Чувствовал, как мордастый полицай с чувством бил ее сапогами по животу.

Боже, как же она их ненавидела…

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне, — оскалился Килиан, чувствуя ее дикую злость. — На станции среди собранных для отправки в Германию я должен найти одну девушку. Ее зовут Аня…

Глава 13

Молодая девушка со следами исчезающих синяков на лице рассеянно смотрела в небольшое окошко. Ее тонкие пальчики еле слышно что-то выстукивали по толстым доскам стола.

Вся недолгая жизнь Зои до этого момента была понятной, имеющей четкую и ясную цель. В ее ценностных ориентирах не было противоречий и нестыковок, все логично переплеталось между собой и цеплялось одно за другое. Детские представления о маме, папе и братике органично дополнялись рассказами учителей о первом в мире пролетарском государстве — единой и счастливой семье десятков народов и наций. В старших классах она, избранная комсомольским группоргом, училась личные интересы подчинять общественным. Уроки отечественной истории, любимом предмете девушки, еще больше влюбляли ее в великое советское государство и живущий в нем народ.

Чрезвычайно чувствительная и остро переживающая любые неудачи, она жила в едином ритме со всей страной, которая, рвя жилы и напрягая все свои силы, ежегодно строила сотни заводов, меняла течения рек, осваивала тысячи квадратных километров новых земель. Именно это ощущение себя частичкой единого целого, заставило ее вызваться добровольцем и отправиться на смертельно опасное задание в глубокий тыл врага. Это же пожирающее изнутри чувство помогало Зое терпеть нечеловеческие пытки немцев, ломавших ей пальцы, резавших на девичьем теле кроваво-красные звезды, вбивавших сапогами стоны в ее грудь.

Даже в этот момент, перед виселицей, когда она с вызовом смотрела в глаза своим мучителям и палачам, ей все было понятно. С одной стороны стояли враги ее страны, с другой стороны — она! И Зоя с радостью, как бы это страшно не звучало, меняла свою жизнь на их смерть. Она не могла иначе. Этот путь был ее Альфой и Омегой…

Сейчас же, когда она была необъяснимым образом спасена от неминуемой смерти, все было неимоверно запутанно. С каждым днем, проведенным рядом с Килианом, невероятно странным человеком, в ее ясной картине мире появлялись все новые и новые трещины. Постепенно эти трещинки змеились все дальше, становясь шире и ветвистее. Многое из того, что ей с младых ногтей казалось однозначно ясным, приобретало иной, часто противоположный смысл. Зоя просто терялась, не зная, как на все происходящее с ней реагировать.

Первый удар по ее картине мира был нанесен в тот момент, когда она уже готовилась умереть. Зоя, стоя перед виселицей, сама надела на себя петлю, не дав это сделать ненавистным врагам. Девушка выкрикивала в лицо палачам обещание мести, когда вокруг нее заполыхало жаркое пламя. Нереально живой, словно настоящее думающее существо, огонь появлялся над избами и немецкими грузовиками. Орущие от страха солдаты вдруг вспыхивали яркими свечками. Тогда, в первые мгновения она подумала, что это атака партизан, ее товарищей. Но тут вокруг нее словно из неоткуда вспыхнула стена яркого огня, отделившее ее от немцев. Едва стоящая на ногах, девушка поняла, что происходит что-то странное. Потом она увидела, как посреди этого обжигающего ужаса шагал Он! Это было страшное мистическое зрелище, поразившее ее до глубины души! Стоя у виселицы и чудом избежав казни, она не могла понять, как это все возможно. Как могло происходить вокруг нее то, что происходило?

Второй удар по ее прочно сложившемуся мировоззрению нанес все тот же человек, что ее спас от немцев. Он за какие-то несколько дней вылечил все ее увечья… Зоя прекрасно помнила свой ужас, когда, придя в сознании в какой-то странной избенке, случайно бросила взгляд на валявшийся рядом осколок зеркала. Слезы в этот момент сами собой навернулись на ее глаза. Из зеркального кусочка на нее смотрело настоящее чудовище, лицо которого было испещрено багровыми ожогами. Лоб пересекал глубокий порез. Правый глаз, окруженной страшной багровой синевой, едва открывался. В добавок жутко болели ребра, едва дававшие ей дышать. На свои пальчики она вообще смотреть боялась, помня, как их ломали немецкие палачи. Зарыдав бедняжка без чувств бросилась на свою лежанку, где и забылась в очередном беспамятстве. На утро тот странный человек, что назвался Килианом, застал ее плачущей и пообещал все исправить. На ее глазах тут же стало происходить то, что не укладывалось в голове. Спаситель осторожное взял ее правую руку и еле уловимо подул на нее. Зачем-то провел над ней своей ладонью, от которой сразу же дохнуло жаром. К ее удивлению боль от сломанных пальцев вдруг начала стихать! Через какие-то секунды Зоя уже совсем ничего не чувствовала. Потом это же произошло и с левой рукой, затем с ее лицом.

Однако, даже эти удивительные события не шли ни в какое сравнение с тем, что произошло несколько дней назад. До сих пор девушка с содроганием вспоминала те мгновения после своего пробуждения. Она открыла глаза и увидела… мертвеца, который нес в руках посуду со стола! Зоя чуть не описалась от страха при виде этой дергающейся фигуры с землистой серой кожей и тусклыми рыбьими глазами. Девушка лишь молча рот открывала, не в силах что-то произнести. Слова колом встали в ее груди. Это зрелище даже представить себе было страшно, не то что увидеть в живую.

Сказать, что Зоя была потрясена, это значило ничего не сказать. В ее голове всплывали страшные сказки о мертвецах и покойниках, встававших из могил. Появлялись мысли о загробном мире, о Боге, то есть о том, чего не было и никогда не существовало. Это ей внушали с самого первого класса учителя, рассказывавшие о хитрецах и лжецах священниках, о грандиозном обмане простого народа со стороны Церкви. Но, если нет Бога, то откуда тогда появились эти существа? Когда же она дрожащим голосом сказала Килиану, что Бога не существует, он рассмеялся. Этот человек сказал очень странные слова: если люди не верят в Бога, это не значит, что его нет. Смеясь, он просил посмотреть вокруг себя. Просил вслушаться в пение птиц, журчание ручейка, почувствовать дуновение ветра. После задал ей вопрос, над которым она долго ломала голову — разве без Бога может быть все так гармонично устроено?

Честно говоря, она долгое время после всех этих разговором не могла прийти в себя. Она боялась поверить в то, что ей рассказала. Ведь в этом случае получается, что окружающие ей врали все это время. Все обманывали ее — мама, папа, учителя, директор, товарищ Сталин, в конце концов! Но разве такое могло быть?!

Это разрывающее ее изнутри чувство нереальности происходящего заставило Зою закрыться. Она перестала разговаривать. Когда он что-то у нее спрашивал, она не отвечала. При ее лечении старалась даже не смотреть в сторону Килиана. В голове у нее билась лишь одна мысль — выздороветь и бежать отсюда к своим.

Закончилось все это в один момент, когда Килиан вошел в избу и спросил:

— Дальше будешь дуться? Я обещал, что ты сможешь отомстить за себя и своих товарищей? Если не боишься, то вставай и пошли… Пришло время спросить с тех, кто убивал тебя.

Девушка, не веря своим ушам, растерянно уставилась на него. Что он такое говорит? Он хочет напасть на немцев?! Зоя думала увидеть в глаза этого странного парня улыбку или насмешку, но не находила ни того, ни другого. Там была лишь решимость.

— Да…, - тихо прошептала Зоя и сразу же добавила громче. — Да. Я не боюсь.

— Тогда собирайся… В пути ничему не удивляйся и не спрашивай, — внушительно произнес Килиан. — Ты должна знать главное — я на твоей стороне, и мы делаем одно дело.

Парень сделал небольшую паузу и закончил:

— То, что они делают, нельзя оставлять без ответа. Пришло время нашего гнева.

Зоя непроизвольно вздрогнула от его тона. По ее спине пробежал холодок. Слишком уж нечеловечески жестко прозвучали слова Килиана. Она украдкой бросила взгляд на его лицо и тут же отвела глаза. Обычно непроницаемое лицо парня сейчас напоминало дьявольскую маску, обещавшую страшные муки его врагам. Произошедшее дальше стало для нее новой чередой глубоких потрясений и положило начало новому периоду в ее жизни.

Она выскочила из избы вслед за парнем и увиденного едва не юркнула обратно.

— Собирайтесь, дети ночи, — негромко произнес Килиан, стоя спиной к ней. — Пришло ваше время.

Бедная Зоя вновь, как и в первый раз, вжалась в деревянную стену от вида потянувшихся со всех сторон мертвых людей. Из густого камыша, переплетенных кустов выходили полуразложившиеся трупы, отваливающаяся плоть которых была едва прикрыта расползающейся одеждой. Выбеленные временем выползали костяки из-под мохнатого изумрудного мха. С искореженный железками или обглоданным дубьем в руках, они шли, ползли и ковыляли к дому.

— Радуйтесь, дети ночи. Сегодня ваша жатва будет обильной, — бормотал парень, направляясь по тропинке. — Вы утолите свой голод и обретете новых братьев в служенииВеликому Некросу.

Зоя едва не прижималась к Килиану, стараясь не смотреть на бредущих вокруг них мертвецов. Взглядом она «воткнулась» в спину парня, а рукой вцепилась в его рукав.

— Не дрожи так…, - Килиан вдруг наклонился к ней. — Я видел, как ты шла умирать. Твоей силе могут позавидовать и матерые воины… Не бойся. Это всего лишь дети ночи, создания Некроса. Они помогут нам. Слышишь, Зоя? Дети ночи помогут нам спросить с нелюдей за все…

Бедная Зоя, слушая его уверенный и успокаивающий голос, лишь сильнее прижималась к нему. Ее по-прежнему трясло от страха.

А мертвых вокруг них становилось все больше и больше. Украдкой бросавшая на них взгляд, Зоя замечала все новые ковылявшие к ним сгорбленные фигуры. Вместо неполных трех десятков, что вышли с ними из леса, сейчас вокруг них уже вышагивало больше полусотни мертвых созданий.

— Я чувствую ваш голод, дети ночи…, - кровожадно улыбался Килиан, окидывая взглядом свое воинство. — Потерпите. Уже скоро… А, сейчас, просыпайтесь. Все просыпайтесь…

Под ногами у них змеились полузасыпанные остатки советских траншей, которые когда-то держал безымянный полк. С замиранием сердца, Зоя перешагивала через расколотые снарядные ящики, окровавленные куски гимнастерки. Здесь когда-то был страшный бой, о чем говорили многочисленные глубокие воронки от разрывов снарядов и авиабомб, остатки взорванных блиндажей и искорёженный орудий, целый лес новеньких березовых крестов на лесной опушке.

— Вставайте, вставайте. Пора, — Килиан звал с собой и этих солдат. — Именем Великого Некроса, пробуждайтесь.

Взвизгнув Зоя подпрыгнула, когда земля под ее ногами зашевелилась. Из образовавшейся трещины показалась землисто синяя рука с ободранной кожей и черными ногтями. Затем показалась размозжённая голова, на которой едва держалась советская каска. Вылезающий пехотинец даже после смерти не выпускал из рук винтовки. С другой стороны, где виднелось немецкое кладбище, уже лезли его бывшие враги. Помиренные смертью, бывшие противники сейчас вставали в общий строй. Теперь им нечего было делить, разве только живую плоть…

Собравшийся вокруг них табор, почти полторы тысячи мертвецов, не мог остаться незамеченным. На подходе к железнодорожной станции их уже встречали пулеметными очереди с оборудованных зенитных позиций. Стрекотанию пулеметов вторили звуки артиллерийских орудий, выкаченных на прямую наводку.

Правда, что мог сделать свинец с тем, кто уже был мертв?! Ничего или почти ничего! Рой пуль впивался в мертвые тела, вырывая из них куски мяса, разрывая и без того изорванную одежду, проламывая кости. Мертвецы падали на землю и снова вставали, чтобы после очередного выстрела снова упасть.

— Feuer! Feuer! — доносились крики команд с немецких позиций. — Feuer!

Звучали выстрелы винтовок солдат охранной роты. Громыхали орудия. Пулемётчики деловито, без лишней суеты, меняли перегревшие от непрерывной стрельбы стволы.

Полноватый майор, приникнув к биноклю, удовлетворенно хмыкал. Увиденное у него не вызывало беспокойства. Все шло по плану. Классический орднунг, в котором не было суеты и полное соответствие армейским формулярам и приказам. Чего ему было беспокоиться? К станции вышла очередная группа оборванных и оголодавших окруженцев, которые от безнадеги пошли на смерть. Какие они противники? Пара сотен доходях, едва переставлявших ноги. В бинокль было прекрасно видно, как наступающие красноармейцы идут с большим трудом, без оружия, полураздетые. Что они могут противопоставить охранной роте, усиленной двумя броневиками и зенитными расчетами. Если возникнет необходимость, то майор одни звонком может вызвать поддержку с воздуха. Словом, можно было уже докладывать об успешном отражении крупной атаки противника. Или написать в докладе о нескольких диверсионных группах большевиков с матерыми боевиками в составе. За такое может упасть железный крест, а может и что-то еще…

Вдруг улыбка на лице офицера поникла. Словно не веря своим глазам, он оторвался от бинокля и через мгновение вновь приник к окулярам. Перед железнодорожной станцией происходило нечто странное. Мощный пулеметно-ружейный огонь, казалось, не причинял атакующим никакого вреда! Никакого! Бегущие оборванцы, у которых даже оружия не было в руках, падали, но сразу же поднимались и бежали дальше. Майор собственными глазами наблюдал, как бегущего человека едва не перерезало пополам пулемётной очередью. Несмотря на полученные ранения этот человек поднялся и вновь пошел вперед, выставив вперед руки. Как такое могло быть?

Нападавшие, становившие все ближе и ближе, выглядели не просто странно, а дико. С оторванными конечностями, рванными ранами на теле, они падали и вставали, падали и вставали. Шедшие под пулями существа просто физически не могли быть людьми.

Ошалелый офицер расстегнул кобуру и дрожащей рукой вытащил пистолет. Он вытянул вперед оружие и стал снова и снова нажимать на курок. Выстрел, отдача била в руку. Еще один выстрел. Но результата не было.

— Wasistdas? Unsinn… (пер. с немец. — Что это? Бессмыслица), — бормотал бледный как смерть офицер, продолжая впустую нажимать на курок. — O, meinGott(пер. с немец. — О, мой Бог) …

Вдруг стрелявший рядом с майором пулемет умолк. Расчет, даже не расстреляв боекомплект, бросил оружие и пустился наутек. Их примеру последовали еще пара бойцов слева.

— Schtehen (пер. с немец. — стойте), — прошептал майор, пятясь назад пока спиной не уперся в земляную стенку. — O, meinGott(пер. с немец. — О, мой Бог).

В этот момент немецкие укрепления захлестнула людская волна. Больше сотни существ, лишь отдаленно напоминающих людей, ворвались в капониры, на пулеметные точки и стрелковые позиции. С животным рычанием мертвецы облепили зенитную вышку, которая под их весом накренилась и упала. Выпавших оттуда солдат тут же разорвали на части.

Скрючившийся на дне окопа, майор тихо скулил. Губы пытались шептать молитву, но выбивали лишь бессмысленную дробь. Нутро терзал самый настоящий, животный ужас. Он вытягивал вперед руки и махал им, словно пытался стереть видимую картинку. Когда же тщетность этих усилий дошла до него, немец расплакался.

И слева и справа от него раздавались дикие вопли разрываемых заживо солдат. Стоял хруст рвущейся амуниции, плоти. Хрипели умирающие. Булькала вытекающая из их тел кровь.

— MeinGott… MeinGott… MeinGott, — шептал он, закрыв глаза. — MeinGott…

Вдруг рядом с ним кто-то спрыгнул в траншею. Тяжело стукнули сапоги о землю. Затем спрыгнул еще кто-то, более легкий. Заскуливший сильнее, майор вжал голову в плечи. Ему казалось, что вот-вот на него набросятся.

— Эй! Слышишь меня? — с облегчением услышал майор живую человеческую речь. — Глаза открой! Слышишь меня? Зоя, узнаешь его?

Открывший глаза, немецкий офицер увидел перед собой две странные фигуры — высокого серьезного молодого человека в потрепанной шинели и хмурую девушку в фуфайке. Первый смотрел на него холодно и даже брезгливо, как на пустое место. Он был для него нулем, зеро. Во взгляде же девушки сквозила ничем не прикрытая ненависть, желание убить и растереть в пыль остатки.

— Он, значит, один из тех, кто калечил тебя, — хрипло проговорил парень тоном, который не предвещал валявшемуся майору ничего хорошего. — Хорошо, что мы нашли эту падаль… Очень хорошо, Зоя.

От его голоса и кровожадного оскала у немца непроизвольно опорожнился кишечник, тут же заявивший об этом повисшей в воздухе вонью. Все! Это был приговор.

— А-а-а-а-а, — по-собачьи заскулил майор, задрыгав ногами в попытке отползти от этих людей. — А-а-а-а-а! Nein! Nein! Nein! А-а-а-а-а!

Еще громче засмеявший, парень сел перед немцем. Он схватил его за шкирку и сильно встряхнул.

— Сейчас ты будешь умирать так, кто еще никто не умирал в этом мире. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты будешь умирать каждую секунду снова и снова, но не сможешь умереть. Понимаешь меня? Я тебя живым посвящу Великому Некросу. Ты станешь живым мертвецом…

От этих, непонятных немцу слов, повеяло таким мертвым холодом, что у него бешено застучало сердце.

— Nein! Nein! Nein! Ich werde es dir sagen… Ich werde alles sagen (пер. снемец. — Нет! Нет! Нет! Я скажу… Я все скажу), — захрипел майор. — Er ist hier. Hören Sie das? Er ist hier. Er ist in meinem Lager! Ja! Ja! Er ist hier! Verstehen Sie mich nicht?! (пер. с немец. — Он здесь. Вы слышите? Он здесь. Он в моем лагере! Да! Да! Он здесь! Вы не понимаете меня?!).

Немец клещом вцепился в штанину парня. Майор абсолютно ясно осознал, что спасти его могло лишь истинное чудо. Ему нужно было чудо! К счастью, у него было такое чудо… Он даже затрясся от того, что перед ним забрезжила надежда.

— Sind Sie wegen ihm hier? Natürlich! Ich habe es sofort verstanden! Sie suchen nach seinem Sohn! (пер. с немец. — Вы пришли за ним? Конечно! Я сразу понял! Вы ищите его сына!) — быстро-быстро залепетал майор, словно боясь, что не успеет вымолить себе спасение. — Eristhier! EristimLager! (пер. с немец. — Он здесь! Он в лагере!).

Однако, парень его совсем не понимал.

— Stalin! Verstehen Sie das? HieristStalinsSohn! (пер. с немец. — Сталин! Вы понимаете меня? Здесь сын Сталина!) — вне себя от страха заорал майор, тыча руками в сторону железнодорожной станции

Глава 14

Оборона станции уже разделилась на несколько затухающих очагов. Одними из первых были подавлены зенитные позиции, сожженные магом вместе с солдатами и их автоматическими пушками. Полыхала и каменная казарма, из которой до сих пор доносились дикие крики заживо сгоравших солдат. Отдыхавшая там почти целая рота так и не успела выбежать наружу. Сильный ружейно-пулеметный огонь раздавался лишь возле комендатуры, старинного каменного двухэтажного особняка с почти метровыми кирпичными стенами. Укрывшийся здесь начальник комендатуры и отдел службы безопасности со своими людьми явно собирались дождаться подкрепления.

Правда, Килиану они были совсем неинтересны. Сейчас он, не обращая на в панике бегущих немцев быстро шел в сторону станции. Именно там в вагонах находились люди, приготовленные к отправке в Германию. Она, его Анюта, должна была быть там. По крайней мере он верил в это.

— Аня, я уже иду. Я скоро. Потерпи еще немного, — шептал он прокушенными губами. — Верь мне… Больше тебя никто не тронет. Я клянусь, никто больше тебя и пальцем не тронет. Аня, — словно мантру повторял он ее имя снова и снова; оно было его знаменем, его стимулом к жизни. — Аня… Аня… Аня…

Вагоны были уже на путях. Рядом стоял паровоз с разведенной топкой. Еще бы чуть-чуть и он не успел. Из деревянных коробок на колесах, в которых раньше перевозили скот, сейчас разносились жалобные крики и стоны. Заполонивший все и вся жгучий и удушливый дым проникал и к ним, заставляя приникать к щелям между досками и вдыхать живительный воздух.

— Аня… Аня…, - стучало в его голове. — Аня…, - он уже не шептал, а кричал. — Аня! Я иду к тебе!

Услышав его голос, из ближайшего вагона закричали еще сильнее. Раздавались хрипящие женские визги. Кто-то звал маму, кто-то Бога. От ударов изнутри едва не вылетала дверь вагона.

Килиан буквально пролетел последний десяток шагов, отделивших его от этого вагона. Мгновение, и из под его раскаленных ладоней массивный замок стек расплавленным металлом на землю. Еще через секунду здоровенные двери из толстенных сосновых досок слетел с петель.

— А-а-а-а! — изнутри тут же поперла живая лавина из измученных едва живых людей. — А-а-а-а!

Мужчины, женщины прыгали вниз, падали прямо на шпалы. Кто-то летел кубарем, кто-то плашмя. На упавших людей прыгали следующие и следующие. Хрустели кости, брызгала кровь, летели ошметки плоти. Обезумевшие люди пытались как можно скорее покинуть задымленный вагон. Инстинкт самосохранения гнал их как животных вперед.

Килиана, вставшего у них на пути, едва не затоптали.

— Аня! Аня! Я здесь! — кричал он, отталкивая руками бежавших прямо на него. — Это я! Аня!

Когда же волна спала и вагон опустел, маг, покачиваясь на дрожащих ногах, остался стоять рядом с окровавленными телами затоптанных людей. Это была кроваво-бурая мешанина из мяса, платков, шинелей и холста, из которой торчали осколки белых костей, выгнутые под неестественным углом конечности, разбитые головы. Он свалился рядом с первым телом, в котором угадывалась молодая женщина, и начал переворачивать ее… Черная длинная коса, сбитый темный платок. Нет, это не она!

— Аня, Аня…, - шептал он, едва не плача. — Где ты?

Перевернул второй тело, лицо которого было ему не знакомо. Затем третий тру, четвертый. Попался один живой. Хрипел и пускал кровавые пузыри. Его смята грудь еле-еле поднималась.

Килиан не нашел ее. Он вскочил на ноги и пошел к следующему вагону, в котором тоже были люди. С ним повторилась та же история. Едва тяжелый замок слетел на земли и створка двери ушла вбок, как изнутри стали ломиться люди. Их было меньше, гораздо меньше. Многие остались внутри. Надышавшиеся дыма, они ворочались на деревянном полу, жалобно стонали, не в силах выбраться наружу. Маг залез к внутрь и стал подтаскивать тела к выходу, где их подхватывали какие-то люди. Он тащил одного за другим, одного за другим, всматриваясь в их лица и одежду.

В глубине вагона тела лежали в несколько слоев, словно доски. Многие не подавали никаких признаков жизни. Кто-то еще вяло шевелился, блевал. Их еще можно было спасти.

Оттащив последнее еще дышавшего человека к выходу, Килиан тяжело сполз с площадки вагона. Нужно было идти дальше. Могли быть еще вагоны. Анюта могла быть там. Обессиленный маг, перебирая руками по деревянной стенке вагона, пошел в сторону паровоза.

Вдруг его кто-то схватил за шинель. Он дернулся, но что-то его не пускало. Килиан обернулся и увидел тяжело дышавшую женщины с воспаленными красными глазами и растрепанными волосами. Он дергала его за край шинели и призывно смотрела в глаза.

— Дочу мою… спаси… Христом Богом заклинаю, спаси ее, — расширенные женские глаза горели каким-то безумным огнем, от которого можно было обжечься. — Тама она… в самом дальнем вагоне… Там с детками… Их туда покидали… Я слышала немцев. Понимаю немного. Паскудины, сжечь нас хотели. Керосином обливали все… Детишки кричали, кричали, сердешные… Тама еще были детки… Спаси, их. Бога за тебя молить будут. Помоги, — оба цеплялась за его сапоги, спускаясь к земле. — Помоги…

Килиан тяжело вздохнул и пошел в ту сторону, когда показывала женщина. Нужно было всех освободить.

Этот вагон был чуть меньше с высоко расположенными крохотными оконцами, из которых торчали детские головки. Еще слышался странный нарастающий скрежет. Казалось, будто множество — сотни и сотни — мелких котяток царапали своими коготками по дереву. У Килиана, когда он понял какие это были котятки, волосы на голове зашевелились.

— Сейчас, сейчас, — его бормотание было едва слышным, когда он коснулся очередного замка. — Сейчас…

Когда распахнулось дверь, наружу никто не выскочил, не побежал. Даже криков не раздавалось. Из темной, наполненной удушливым дымом, тишины на мага смотрели десятки детских глаз. Они были в самом низу, выше, еще выше, почти у потолка на деревянных полатях. Пробивающие рассеивающийся дым лучи солнца выхватывали едва шевелящие детские тельца. Они не взрослые. Много ли было им нужно вдохнуть дыма, чтобы потерять сознание…

Маг поманил рукой одного из смотревших на него мальчуганов. Растирая красные глаза, тот нерешительно пополз к нему. Сбоку полз еще кто-то. Из самой темноты появился силуэт маленькой девчушки, словно сомнамбула механически царапавшая доски вагона.

— Давайте, идите ко мне. Полегоньку… Вот так, — говорил он вполголоса, не замечая капавших из глаз слез. — Давай ручку. Сейчас, помогу… Еще немного. Совсем чуть-чуть…

Чуть больше десятка детишек выползло из вагона. Еще почти столько, едва живых, он вытащил сам оттуда. Остальные были уже мертвы. Они задохнулись, так и не выбравшись наружу. Совсем немного не дождались помощи.

Килиан пошатываясь вышел из темноты вагона и сел на его край, свесив ноги. Бездумным взглядом вымотавшийся парень смотрел вдаль, в сторону центра станции, откуда еще раздавались частые выстрелы.

— Они не люди… Просто не люди, — он спрыгнул на землю и, боднув голову, пошел в сторону выстрелов. — Это сатанинское отродье… Даже некроманты так не поступают.

Случившееся с малышами, которых хотели отправить в Германию, стало для него очередным шоком. В нем бурлил самый настоящий коктейль из эмоций, возбуждавший в нем страшную ненависть ко всему немецкому. «Зачем забирать детей? Зачем? Заставляют работать?! Зоя говорила, что у детей берут кровь, чтобы лечить воинов германов. Разве так может быть? Как это возможно? Они ведь люди… Или нет».

Глаза у него вспыхнули внутренним огнем. По рукам начало струиться пламя, вырывавшееся наружу рванными сполохами. Магический источник, подпитываемый рвущимися из него эмоциями, разгорался все сильнее и сильнее. Смертельно уставший маг чувствовал, как его захватывает эта сила. Он не хотел с ней бороться. Хотел плыть по ней, как по реке, отдавшись ее течению.

Выстрелы слышались все ближе. По обезлюдевшему центру шатались лишь поднятые костяки, царапавшие закрытые на все замки двери. От самой комендатуры почти на разогрев стволов били пулеметы и автоматы. Засевшие там немцы были до ужаса напуганы и стреляли на любой шорох и звук.

— Дети ночи, за мной идите. Собирайтесь и идите за мной, — бормотал Килиан, озираясь по сторонам налитыми кровью глазами. — Поднимайтесь и идите. Поднимайтесь и идите.

Валявшиеся на улице местные жители, немецкие солдаты, расстрелянные или обожжённые до черноты, ломанными движениями поднимались с земли, мостовых и шли за магов. Напоминавшие кукл-паяцов мертвецы заполонили главную улицу станции, ведущую к комендатуре.

— Feuer! — захлебывался в крике офицер, тыча из окна комендатуры пистолетом в сторону приближавшейся волны мертвецов. — Feuer! Feuer!

Тяжелые пули винтовочного калибра насквозь пробивали уже мертвые тела, отбрасывая их назад. Однако, мертвым уже были все равно. Дети ночи не чувствовали боли. Упавшие вновь вставали на ноги и, вытянув руки, шли вперед. Новые пули снова отправляли их на землю. И все повторялось заново.

Из окна полетела колотушка с длинной ручкой. За ней взлетела в воздух вторая граната. Раздавшиеся перед комендатурой взрывы разметали толпившихся. В стороны полетели куски тел, ошметки крови. И, когда уже засевшим в комендатуре немцам показалось, что они отбились, все изменилось…

Среди измочаленных выстрелами тел, горами валявшимися перед каменным домом, появился Килиан. Он сделал хватающее движение, словно что-то собирал, и резко вытянул руки в сторону входа с высоким крыльцом. Раздалось сильной гудение, с которым ревущий огонь начал пожирать кислород из окружающего воздуха. Уплотнившееся в толстую струю пламя рванул в сторону здания, сметая все на своем пути. Летевшие в мага пулеметные пули сгорали на лету, падая на землю оплавленными капельками.

В какой-то момент пламя ворвалось в здание, выжигая внутренности комендатуры. С громким хрустом лопались кирпичи. В доли секунды толстые деревянные балки перекрытий обугливались и опадали бесформенными углями. Сгоравшие заживо солдаты и офицеры корчились на полу от боли.

Вскоре все было кончено. От запредельных для этого мира температур от старинного каменного особняка почти ничего не осталось: ни людских костей, ни карабинов, ни амуниции, ни часов…

Маг, окинув пустым взглядом догоравшие развалины, сплюнул на землю тягучую черную слюну и пошел обратно, к станции. В какой-то момент силы Килиана покинули и он пустым мешком опал на выжженную до черноты землю. Рядом, всхлипывая и размазывая сажу и грязь по лицу, села на корточки и Зоя, до сих с трудом верящая в происходящее вокруг нее.

— Зоя… Твой правитель поможет мне, если я спасу его сына? — устало произнес маг, глядя немигающими глазами в одну точку.

Ему уже было понятно, что в одиночку он не сможет найти Аню. Даже всей его силы некромант и мага огненной стихии было недостаточно, чтобы победить. «Это же орда… Черная орда саранчи, которая не щадит ничего и никого. Она пожирает все на своем пути, включая свои же тела… Мне не справиться одному. Германы слишком сильны и их очень много».

— За свою родную кровь он даст мне воинов? Или этот сын не его наследник? — Килиан уже давно не следил за своим языком и говорил именно так, как и всегда привык. — Может дофин ненавидит своего отца?

Зоя молчала, словно ничего не слышала. Он же продолжал то ли спрашивать ее, то ли разговаривать сам с собой. Скорее всего вымотавшийся маг и сам этого не понимал.

— … Я ведь уже видел такое, — продолжал бормотать он, ворочая неподъемным языком. — Дофин оказывается настоящей скотиной. Постоянно закатывает пирушки, шляется по столице со своими прихлебателями и задирает дворян, порочит честных дев. Такой наследник беда для королевства… А что сделать? Ничего… Может и ваш такой же? Какой он человек? Дрянной? Может и не стоит идти за ним к германам? Зоя?

Девушка вздрогнула от его громкого окрика и испуганно посмотрела на Килиана. Она бросила несколько быстрых взглядов по сторонам. Вдруг снова что-то случилось.

— Говорю, стоит ли спасать сына вашего правителя? — повторил вопрос маг, успокаивающе качая головой; мол нет никакой опасности. — Дрянной али нет?

— Ты про Якова Иосифовича? Не говори так про него…, - нахмурилась Зоя, с прищуром глядя на Килиана. — Ты ничего не знаешь про него… Мне рассказывали, что он, как и другие, сразу же пошел добровольцем на фронт. Он мог бы в тылу остаться, никто слова бы ему не сказал. Кое-кто так и сделал. За спиной папочки директора отсиделся, — судя по-всему девушка имела ввиду кого-то конкретного; больно уж ядовитый был у нее тон. — А Яков пошел воевать. В газете про него писали, что батарея до последнего снаряда сражалась. Эх, ты…, - укоризненно добавил она. — Не говори так больше про него.

Что она еще могла ему сказать? Взращенная комсомолом, Зоя, действительно так думала. Пока для нее еще не было полутонов: было либо белое, либо черное. Несмотря на многочисленные шепотки и двусмысленные разговоры, она верила в непогрешимость Сталина. Ей даже в голову не могло прийти, что тот станет прятать своего старшего сына от войны. Такой правитель в ее системе координат, правда, мог сказать в ответ на предложение вернуть сына из плена, что солдата на фельдмаршала не меняют.

Килиан же в это слабо верилось. Не могло быть таких государей. Власть слишком страшная штука, разъедающая изнутри подобно яды гирканской гадюки. Кого-то власть травит сразу, кого-то — постепенно. Однако итог всегда один: правитель начинает упиваться ею.

— Значит, я должен вернуть его… Тот герман сказал, что сына вашего правителя отправили в соседний лагерь. Тогда, нельзя терять ни минуты, — с кряхтением Килиан поднялся с черной земли и, не оглядываясь, пошел в сторону чадящего паровоза. — Ты вольна идти на все четыре стороны.

Бросив эти слова, маг зашагал по обугленным шпалам железки. Вскоре за его спиной послышался шум шагов, Его догоняли.

— Постой, — спотыкаясь бежала Зоя. — Я с тобой.

Глава 15

В полумраке какого-то сарая прямо на земляном полу, едва припорошенном прелой соломой, очнулся молодой мужчина с кубиками старшего лейтенанта на петличках. Ломило все тело, словно его пропустили через огромную дробилку. Он обхватил раскалывающуюся от боли голову и, покачиваясь, застонал.

— Где я? — вполголоса пробормотал он с отчетливым грузинским акцентом. — …, - окинув глазами деревянные стены, завешанные пыльными уздечками и седлами, он рассмотрел еще несколько неподвижных тел в окровавленных красноармейских гимнастерках. — Плен, б…ь… Как же так случилось?

Скривившись старший лейтенант без сил свалился на солому. Он закрыл глаза, пытаясь припомнить события последних дней. Получалось не очень хорошо. Ему почему-то вспоминались не вчерашний или позавчерашний дни, а события почти двухмесячной давности — бой у речки Черногостница по Сенно. В памяти назойливо всплывали картины неровных наступающих цепей немецкой пехоты с редкими коробочками танков. В воздухе постоянно висели самолеты с крестами, с мерзким ноющим звуком то и дело заходившие на советские позиции. Следовавшие один за другим взрывы сливались в сплошную череду. От поднимавшегося к небу дыма почти не было видно солнца.

Командир заскрипел зубами от нахлынувших воспоминаний. Не было в них ничего хорошего и героического, о чем хотелось бы рассказывать внуками за кружечкой сладкого чая или милым девицам за бокалом вина. Было много страха, грязи и вони. Еще вспоминалась сильная боль: от разрывающей мышцы тяжести снарядов, от громких выстрелов, от жажды и голода.

Он отчетливо помнил заполнившее его отчаяние после приказа об отступлении, пришедшего тогда, когда отступать было уже поздно. Пришлось бросить и родные гаубицы, и весь оставшийся запас снарядов, и тяжелые, с огромным трудом выбитые тягачи. Затем был еще один бой, во время которого разрозненные отряды его полка немцы давили танками и броневиками.

— Скорее всего от моего полка после такого отступления ничего осталось. Нас, как зайцев гоняли… Больше ничего не помню. Может они что знают? — шептал старший лейтенант, поднимаясь с земли и подходя к еще двум лежащим красноармейцам. — Бойцы? Бойцы, живы? Вы как там?

Артиллерист коснулся ближайшего тела и почувствовал холодные окоченевшие мышцы. Этот боец больше не заговорит. Лежавший у самой стены красноармеец тихо стонал и не реагировал на окрики.

Едва успев вернуться на свое место, старший лейтенант услышал приближавшие к двери шаги и обрывки чьего-то разговора.

— …Это точно, господин полковник! Он даже похоже на него. Как вылитый. Сейчас все сами увидите, — тараторил чьей-то заискивающий голос. — Я вам сейчас все покажу. Смотрите, что у меня есть. Видите?! Удостоверение личности начсостава. Я вытащил у него, пока он без сознания валялся. Смотрите, что здесь написано. Вот, Яков Иосифович Джугашвили. Видите?

Голос второго был почти не слышен.

Раздался скрежет замка и дверь пошла наружу. Первым в проеме появился невысокий чернявый капитан в советской гимнастерке и без ремня. Как ищейка он помотал головой и с явной радостью на лице скрестил взгляд на Якове, прислонившемся спиной к стенке.

— Вот он, господин полковник! Видите? В самом углу сидит! Собака! — предатель с чувством плюнул в сторону старшего лейтенанта. — Что зыркаешь? Кончилось ваше время! Слышишь, мразь?! Хватит, попили кровь русского народа. Сначала в гражданскую людей в могилу клали, потом в коллективизацию всех крестьян к ногтю прижали. Всех добрых хозяев загнобили! Батьку моего за мельницу в Сибирь отправили, как кулака. В одних портках в голом поле высадили. В мороз! Ржали, как кони! Вот, мол, тебе много-много землицы. Всю бери! Твари! Теперь в деревнях одна голытьба осталась. Я бы таких на конюшне порол до кровавых соплей! Чтобы юшка пошла, чтобы кости видно было!

Предатель так распалился, вспоминая свою загубленную семью, что подскочил к старшему лейтенанту и начал яростно пинать его ногами. Смачно. Со всей силы. Стараясь попасть по голове.

— Стоять! — вдруг рявкнул сухой, похожий на выстрел голос. — Прочь от него!

Внутрь сарая зашел высокий, чрезвычайно худой немец, затянутый в полковничий китель. Он внимательным взглядом окинул взглядом лежавшего Якова. На его лице отразилась вся гамма, испытываемых им противоречивых чувств: от удивления и до неверия.

— Это… сын маршала Сталина? — полковник недоуменно ткнул пальцем в сверкающего глазами старшего лейтенанта. — Ты обманывать меня? — он говорил с отчетливым акцентом и сильно коверкал некоторые, сложные для него слова. — Хотел, выдать за него вонючего юде?

Действительно, и с трудом приходящий в себя артиллерист мало напоминал отпрыска одного из крупнейших государств планеты. Он тяжело дышал, утирал кровь с разбитого лица. Небритый, с въевшейся в кожу гарью, с всколоченными волосами, Яков больше напоминал цыгана или даже еврея.

— Да вы что, господин полковник?! Какой же он еврей? Вы посмотрите! — предатель задрожал, понимая, что неверие полковника могло стать для него смертельным. — Грузин! Натуральный грузин, как его папашка! — капитан подскочил к вздрогнувшему Яковы и начал трепать его, поворачивая то в одну сторону то в другу. — Во! Его отродье! Грузин! И документики, господин полковник! Как же документики? Там же черным по белому написано, что энтот Яков Иосифович Сталин…

Полковник на эту тираду ничего не сказал и, молча, вышел. Предатель еще несколько минут находился в сарае, бросая злобные взгляды на Якова. Через некоторое время и он исчез, хлопнув дверью.

В тот вечер, после долгого метания по сараю в поисках хоть какого-то выхода, Яков попытался в первый раз свести счеты с жизнью. Случайно наткнувшись в куче старой соломы на обломок косы, он понял, что другого выхода у него просто нет. Он, Яков Джугашвили, сын Иосифы Сталина, не мог быть пленным. Просто физически не мог быть пленным, которого, как ярмарочного медведя, буду возить по города и показывать людям. Это было предательство всего и всех: страны, супруги и детей, немногих друзей. Главное же, своим пленом Яков предавал отца.

— Отец, прости меня…, - прошептал он, крепче сжимая кусок железяки.

Он всю свою жизнь пытался заслужить его уважение. Каждое слово, недовольно брошенное отцом в его адрес, воспринималось им до болезненного тяжело. Что он только ни делал, чтобы тот по-доброму посмотрел на него и сказал хоть несколько одобрительных слов? Еще в детстве, воспитываясь у тети и долгими месяцами не видя отца, маленький Яков мечтал, что тот приедет и поведет его собой гулять по селению. Он представлял, как они идут, держась за руки, и как ему будут завидовать все окрестные пацаны. Отец будет слушать его рассказы о школе, маленьких победах и что-то неразборчиво одобрительно бурчать в свои усы. К сожалению, он так и не пришел…

Едва окончив школы, Яков тайно женился на понравившейся ему Зое Гуниной, дочери священника. Он никому не сообщал об этом, боясь, что узнает отец. Когда же Сталину доложили об этом браке, Яков в отчаянии пытался застрелиться. Пуля, оцарапав висок, только чудом оставила ему жизнь. Отец же на это презрительно сказал, что не хочет с сыном иметь ничего общего. Мол, он шантажист и ни одно дело не может довести до конца. Те слова, переданные ему на больничной копке, больно ранили его, уязвив до самого сердца и оставшись глубоко внутри него.

— Я не сдамся, отец… Ты будешь гордиться мною, — шептал Яков, с отчаянной решимость обреченного, смотря на острый кусок металла. — Отец… прости меня…

Он поднял голову к небу, уткнувшись взглядом в кривые слеги крыши сарая. Там, думал он, должен был быть Бог, который может быть, если захочет, передаст все отцу.

— Передай ему, что я не предатель. Слышишь, отец? Я не предатель, — сжав губы, Яков резким движением полоснул железкой по запястью. — Я не предатель…

Кусок косы упал на солому. Кровь пошла сначала медленно, затем все сильнее. Толчками она выходила из вскрытого запястья и тоненькой струйкой капала на прелую солому и грязную землю.

Он уже чувствовал предательскую слабость и легкое головокружение, как над ним кто-то навис. Затем раздался удивленный возглас, тут же сменившиеся яростными ругательствами. Склонившийся над Яковым красноармеец, что все это время претворялся потерявшим сознание, начал зубами рвать свою рубаху.

— Б…ь! Немчура же меня живым в землю закопает. Морда твоя грузинская, сдохнуть решил! — он резкими сильными движения перетянул руку куском ткани, чтобы остановить кровотечение. — Я тебе сдохну, падаль! Ты у меня еще землю жрать будешь за грехи все вашей семейки… Слышишь меня? Так легко тебе не отделаться.

Продолжая изрыгать ругательства, бывший красноармеец со споротыми петличками, вскочил на ноги и побежал к двери, в которую тут же со всей силы заколотил.

— Эй?! Кто там есть?! Хватит дрыхнуть?! Сын Сталина сейчас загнется! — орал он во весь голос, не переставая молотить по дереву. — Открывайте! Дохтора давайте!

Вскоре дверь отворилась и на пороге показался недовольный немец-караульный. Повертев несколько секунд головой, он сразу же переменился в лице и бросился назад. Через открытую дверь было слышно, как он верещал, зовя медика и обер-офицера.

— Не подохнешь. Даже не надейся сбежать, — предатель же уселся рядом с Яковым и, ухмыляясь, бурчал ему почти в самое ухо. — Землю у меня жрать будешь. За все, падла, ответишь! За каждую слезинку, ответишь…

Медика не пришлось долго ждать. Полноватый, больше напоминавший шарик на тонких ножках, лейтенант-медик прибежал весь взмыленный с тяжелым дыханием. Если бы его не придержали, он бы наверное растянулся прямо возле Якова.

— Вот он, господин лейтенант. Железкой себе руку вскрыл, чтобы кровь пустить. Сбежать хотел, как пить дать, — предатель услужливо схватил Якова за перебинтованную руку и потянул ее под нос медика. — Хорошо я тут недалече лежал. Одним глазом за этой падалью смотрел. Смотрю, что-то задергался, захрипел он. Ну, думаю, плохо ему. Смотрю, кровь у него из руки хлещет. Я свое исподнее рвать, чтобы евойную руку перевязать.

Лейтенант же, бледный от страха потерять такого пациента, дрожащими руками вытаскивал из сумки бутылек со спиртом и моток бинта.

— Я же, получается, спас этого, господин лейтенант. Думаете, награда мне положена? — бывший красноармеец жадным взглядом пялился на спирт. — Мне ведь много не надо. Только губы смочить немного. Я уже ее родимую и позабыл на вкус. Чурбак с глазами, не понимаешь ни хрена…

После оказания помощи, Якова перенесли в соседний дом, где для него выделили отдельную комнату. Когда же он открыл глаза, то наткнулся на светлые доски чисто выскобленного потолка. Ниже потолок переходил в массивные бревенчатые стены, на одной из которых сиротливо висела какая-то репродукция. Еще в самом углу стоял самодельный стол из массивных досок и колченогий стул возле него. Лежал он на металлической кровати. Больше в комнате ничего не было.

Ближе к вечеру, когда Яков окончательно оклемался, его навестил тот самый полковник. Как и в прошлый раз, немецкий офицер, недовольно хмурясь, внимательно посмотрел на старшего лейтенанта. Тот уставился в ответ, даже не думая отводить взгляда.

— Это был весьма глюпый и опрометчивый поступок, господин Джугашвили, — полковник говорил резким немного скрипучим голосом. — Немецкое командование проявило к вам особое милосердие. Вам предоставлена медицинская помощь, сытная еда, чистая постель. Хотите, будет шнапс, женщины? Мы ждем от вас ответного шага — сотрудничества с Великой Германией. Это же в ваших интересах. Война Советским Союзом фактически проиграна. Красная Армия разбита на всех фронтах. Сотни тысяч ваших солдат сдаются в плен, выдавая комиссаров и евреев. Еще несколько недель, может быть месяц, такой войны и наши войска будут маршировать по Красной площади.

Полковник продолжал говорить, размеренно чеканя каждое слово. Яков прекрасно видел, что ему не врали. Немец совершенно искренне верил в том, что говорил. У этого старого служаки не было ни тени сомнения, что в самом ближайшем времени они будут у самой Москвы. Его слова были настоящей, горкой правдой, отчего Якову становилось еще хуже.

— Ваше добровольное сотрудничество облегчит ваше положение. Вы умный человек и должны это понимать, — с чувством особого превосходства, полковник снисходительно глядел на Якова. — Мы сделаем несколько фотографических карточек, где вы с улыбкой жмете руку представителю доблестной освободительной немецкой армии. Еще вам надо будет сделать запись для радио, в которой поблагодарите фюрера и Великий Рейх за принесенную в Россию свободу от большевиков и евреев. Думаю, это совсем маленькая плата за спокойную и мирную жизнь в стране без комиссаров и жидов. Или вы не любите жизнь?

Яков молча сплюнул тягучую кровавую слюну на пол. Что он мог на все это ответить? Конечно, он любил жизнь. Кто в его возрасте скажет обратное?! Никто! Он любил ее, как никто о другой! Видел ее в своих детишках: сыне Женьке и непоседе-дочке Галинке, улыбчивой и говорливой супруге. Одна только мысль, что он больше и х не увидит, приводила его в тихий ужас. Как он мог не любить жизнь?

— Вы получить хороший домик, куда приводить свою жену и детей. Каждый месяц Великая Германия будет выплачивать вашей семье хорошую суммы рейхсмарок. Что еще нужно, чтобы достойно встретить старость? Разве этого мало? — казалось, полковник совершенно искренне удивлялся. — Вы поступить, как настоящий патриот своей страны. Жиды и большевики — это зло. Без них Россия станет настоящей европейской страной под крылом Великого Рейха.

— Лучше сдохнуть…, - Яков ухмыльнулся; его переполняла гордость за себя, свою смелость, то, что он смог побороть свой страх. — Не хочу я другой страны и другого отца.

Полковник вновь смерил его взглядом, в котором было много всего: и презрение, и удивление, и недоумение. Он постоял несколько секунд, затем развернулся и вышел.

Едва дверь за них захлопнулась, Яков без сил растянулся на кровати. От охватившего его отчаяния, он закусил до крови губу. Хотелось кричать, орать, лишь бы ни о чем больше не думать.

У него не было никаких иллюзий по поводу того, что должно было вскоре с ним случиться. Какой бы он не был упертый, его все равно заставят подписать все, что им нужно. Любого можно заставить сделать это. То, кто думает иначе, глубоко ошибается. Специалистов у немцев хватает… «Через пару недель он будет петь, как соловей. К черту! Идите вы все…». Мысль о самоубийстве вновь посетила его. Сейчас для него это был единственный выход остаться самим собой.

Яков осторожно приподнялся, встал с кровати. Начал осматриваться. Ему нужно было что-то острое, что бы прекратило все его терзания и мучения. К сожалению, в комнате на глаза ничего подходящего не попадалось.

— Ничего нет… Стоп, картинка на стене, — прислушавшись к шорохам за дверью, Яков снял репродукцию со стены.

Делом нескольких секунд было освободить ее от рамки и снять стекло. Потом он положил прямоугольный кусок стекла под ножку кровати и медленно сел на этот край. Стекло тихо хрустнуло и распалось на несколько осколков, один из которых ему сразу же приглянулся.

— Идите все к черту, — Яков выдохнул и занес руку с кусочком стекла над запястьем.

В этот момент на улице послышался какой-то подозрительный звук, явно выбивавшийся из череды обычных и уже хорошо изученных им звуков. Это был топот быстро бежавшего человека, вскоре сменившийся тревожными выкриками.

— …, - Яков подошел к окну и, сдвинув ветхую шторку, стал вглядываться в него. — Кто-то едет что-ли… на меня посмотреть, значит. На зверушку…

Скривившись, он вновь взялся за стекло. Больше медлить было нельзя. Вскоре его должны будут перевезти отсюда, чтобы показывать, как занимательную макаку, очередному полковнику или генералу. Дожил, мать вашу. Африканской макакой стал из зоопарка…

Рука со стеклом зависла над запястьем. Он сглотнул вставший в горле комок. Умирать не хотелось, но другого выхода просто не было.

— А-а-а-а! А-а-а-а-а! — вдруг тишину разорвал жуткий вопль. — А-а-а-а-а!

Начали раздаваться винтовочные выстрелы. Затем в дело выступил пулемет, в звуках которого ухо Якова опознало звук МГ-39. Кто-то судорожно жал на гашетку, заставляя оружие захлебываться от непрерывной стрельбы.

— А-а-а-а! А-а-а-а! — снова начал кто-то дико орать. — А-а-а-а-а!

В этих криках слышалось столько ужаса, что холодок бежал по спине. Яков посмотрел на зажатый в руке кусок стекла и перехватил его на пример ножа. На улице происходило что-то непонятное и это стекло было для него единственным оружием.

— А-а-а-а-а! — мимо дома несся немецкий солдат с бешенными глазами. — А-а-а-а! — вдруг он падает, растягивается во весь рост в пыли и начинает ползти, как червяк. — А-а-а-а! — солдат уже не кричал, а, захлебываясь, всхлипывал. — А-а-а-а!

Он прижался к стене и вновь осторожно стал вглядываться в окно. Солдат куда-то уполз и забился в какой-то угол. Больше на улице не было ни единой души. Непонятно куда все делись. От часового, что статуей торчал у соседнего дома, остался лишь один карабин. Чуть дальше взгляд Якова наткнулся на валявшийся сапог с разорванным голенищем. Ему в какой-то момент показалось, что из сапога торчало нечто бело-красное. Не веря своим глаза, старший лейтенант протер глаза.

— Что тут происходит? — непонимающе шептал он, прижимаясь к стеклу. — Нападение? Наши?

В этот момент вновь раздался топот ног, только более многочисленных ног. Явно бежал не один человек и не два, и не три. Бежало гораздо большее число человек.

Странно было еще одно. Больше не слышалось выстрелов. Никто не стрелял. Давно уже затих пулемет. Как же так? Если кто-то нападает, то должна была быть стрельбы! Где стрельба? Почему никто не стреляет?! Все эти вопросы крутились в голове у Якова и не получали никаких ответов.

— Это еще кто такой? — вдруг на глаза Якову попалась странная фигура, что брела по улице и странным образом вытягивала голову вперед.

Что это с ним такое? Раненный что ли? Человек, действительно, вел себя очень странно. Походка рванная, неровная. Гимнастерка на этом человеке была испачкана в чем-то буром.

— Это же наш… Гимнастерка наша, советская, — бормотал Яков, осторожно открывая створку окна. — Эй, боец. Я здесь, — негромко позвал он, боясь привлечь внимание немцев. — Боец…

Непонятная фигура замерла и начала боком ковылять к его дому. В какой-то момент этот человек развернулся лицом…

— Б…ь, — смог только выдавить из себя Яков. — Что это такое?

У этого существа не было лица. Точнее оно было, но какое… Кожа с его лица висела лохмотьями. Из под кусков плоти выглядывала черно-багровые мышцы лица, раздавленный бело-красный глаза. Не было никакого носа, губ. Торчали осколки зубов, которыми существо скалилось в сторону Якова.

— Мать твою…, - Яков со всей силы хлопнул створкой окна и начал пятиться назад, в глубину комнаты.

Со звериным урчанием существо прыгнуло в окно, которое тут же разлетелось кусками дерева и стекла. Его жуткая морда с торчавшими из нее кусками стекла, клацая зубами, вылупилась внутрь комнаты. Еще немного и тварь, лишь немного напоминавшая человека, готова была рвануть вперед.

Яков вжался в угол комнаты, выставив перед собой кусок стекла. Он не знал кто или что это. Однако, готовился дорого продать свою жизнь.

— Стоять! Назад! — раздался повелительный окрик и тварь из окна исчезла. — Сидеть здесь!

От сильного удара остатки рамы влетели внутрь комнаты. Затем на подоконник забрался человек в советской шинели, скряхтением спрыгнувший на пол. Это был довольно молодой мужчина с всклоченными черными волосами и тяжелым взглядом.

— Дофин? — задал он какой-то непонятный вопрос. — Не бойся. Я пришел освободить тебя.

Вслед за ним в окно влезла девушка и с каким-то жадным удивлением стала смотреть на Якова.

— Яков Иосифович, не бойтесь, — девушка с бинтом в руке подошла к нему. — Я Зоя. Это Килиан. Немцев больше не осталось. Вы свободны…

Яков вздрогнул, когда Зоя коснулась его лица куском марли. Он ошалело смотрел то на нее, то на черноволосого парня.

— Какого черта здесь происходит? — буркнул он.

Глава 16

Яков Джугашвили, еще не отошедший от боя, сидел на поваленном дереве у небольшого озерца, подернутого зеленоватой ряской, и охреневал. Реально охреневал. Несмотря на всю негативную экспрессию и нелитературность этого слова, именно оно наиболее объективно и в полном объеме отражала всю гамму обуревавших лейтенанта чувств.

— Да, как же это так? — ошеломленно таращился он прямо перед собой, время от времени переводя взгляд то на Килиана, то на Зою. — Вы не смеетесь? Все же знают, что магии не существует! Ее просто нет, как и Бога!

Тяжело вздохнув, Килиан устало махнул рукой. Ему уже чертовски надоело объяснять этого человеку азбучные истины, которые в его мире знал даже самый последний чумазый оборванец. Честно говоря, он уже давно бы бросил его на произвол судьбы и занялся своими делами, если не нужда.

— Это все чистая правда, Яков Иосифович. Все правда, честное комсомольское, — затараторила Зоя, кивая на сидевшего с недовольным видом Килиана. — Не самый настоящий волшебник, как из русских сказок. Понимаете? Он ведь такое может, что…, - он закатила глаза, не зная, как выразить свою мысль.

Яков вновь мотнул головой, словно прогонял внезапно возникший перед ним морок. В его голове до сих пор царил сумбур, вызванные произошедшими за последние сутки событиями. Они казались настолько невозможными, что его мозг отказывался в них верить.

— Мертвецы… Как же так? Это не может быть. Мертвых нельзя же оживлять, — бормотал он, с надеждой на ясность вглядываясь в лицо Зои. — Они же все мертвые… Я своими глазами видел, как в них стрелял караульный. Очередями… из пулемета.

В конце концов эти бесконечные бормотания вывели мага из себя.

— Что ты заладил — не верю, не понимаю, не знаю? Какой ты к Каину воин, если ведешь себя, как девка? Тебя освободили дети ночи, создания Великого Некроса!

Килиан уже был готов бросить Якова здесь. Идея тащить его через полчища врагов представлялась ему все более и более отвратительной. Между тем медлить больше было нельзя, нужно было действовать со всей решительностью и быстротой. Немцы, наметив на ноябрь окончательное решительное наступление на Москву, стягивали к линии фронта все новые и новые технику и войска. На восток непрерывной чередой тянулись эшелоны. По грунтовым дорогам, с первыми морозами ставшими проходимыми, двигались мотострелки и пехота. Скоро здесь будет не протолкнуться от врага.

— Все, хватит всего этого нытья! Мы лишь теряем время. Я должен как можно скорее попасть к вашему правителю. Ты меня понимаешь, дофин? Мне есть что предложить ему за помощь…

На него вновь накатывало то чувство бессилия, что уже давно стало его спутником. Дорога к Ане, его кровиночке, ставшей для Килиана единственным светлым пятном в этом мире, становилась все тяжелее и тяжелее. Всякий раз, когда он приближался к ней на шаг, обстоятельства уносили ее на два шага. Казалось, сами Боги этого мира были против их встречи. Правда, эту мысль он старался гнать от себя. Поэтому его так неимоверно бесило все, что становилось препятствием.

— Поднимайтесь, мы пойдем прямо сейчас. У нас больше не осталось времени, — маг коснулся плеча девушки, сидевшей рядом с Яковым. — Дети ночи шепчут мне, что живых в этой местности с каждым часом становиться все больше и больше. А с живыми нам сейчас совсем не по пути…

Вскоре они уже медленно брели по лесной дороге, прочь от железнодорожной станции. Опустившаяся ночная темнота создавала из нависших над дорогой деревьев причудливых созданий, в которых испуганное сознание девушки угадывало то разъяренного медведя с громадными когтями, то вставшего на дыбы дракона, то раскинувшего в разные стороны щупальца осьминога. Поэтому Зоя, с напряжением всматриваясь по сторонам, старалась держаться за спиной Килиана. Яков, устало переставляя ноги, шел следом за ними. Далеко позади них с трудом различались скрученные и скособоченные фигуры мертвых бойцов и сельчан, неполный десяток, с обгоревшими винтовками и грубыми дубинами.

К рассвету они вышли к широкому шоссе, по которому нескончаемым поток двигались вражеская техника и войска. У перекрестков дежурили усиленные посты фельджандармерии со здоровенными номерными бляхами на шеях. В таких условиях перебрать на другу сторону днем мог решиться только настоящий самоубийца. Когда это стало ясно окончательно, они решили дожидаться вечера.

— …Если ты настоящий волшебник и владеешь такими силами, почему сам не освободишь свою девушку? — лежа в густом орешнике, допытывался Яков и Килиана. — Я же сам видел, что ты можешь. Это просто невероятно. Кто тебя сможет остановить?! Сейчас идет война, каждую минуту погибают десятки людей. Оживляй их и иди. Чего же ты тогда ждешь?

Этот разговор, к которому с большим интересом прислушивалась и Зоя, они вели уже больше двух часов, прячась в густой роще от идущих на Восток войск врага.

— Ты слишком просто, я бы даже сказал, неуважительно относишь к великому искусству магии и, собственно, некромантии, — усмехаясь, отвечал Килиан. — Такие слова могли бы быть простительны какому-нибудь ремесленнику или крестьянину, но ни как ни дофину, сыну столь большого королевства.

Ни Зоя, и Яков уже давно не обращали внимания на необычные, проскальзывавшие речи мага словечки — королевство, ремесленники, правитель, магия. Оба они уже благополучно свыклись с его чуждым этому миру происхождением.

— …Некромантия, как и всякое в этом и в других мирах, подчиняется великим и неизменным законам, согласно которым ничего из неоткуда не появляется и никуда не пропадает. То, что обычные люди считают магией, ворожбой, является результатом тяжелого труда, долгих расчетов и тренировок, — Килиан с охотой делился знанием, ведь его приращение, был уверен он, и есть главная цель жизни истинного мага. — Магия Некроса не появляется по обычному взмаху рук, как вы могли бы подумать. Это просто напросто смешно. Для овладения ее нужно множество сопутствующих вещей: развитый магический источник, способность чувствовать эманации энергии Некроса, особый настрой, магический фон. Это целая наука…

Увидев на лице Зои скептическую улыбку, Килиан шутливо погрозил ей пальцем.

— В этом нет ничего смешного. Просто вы слишком зашорены, чтобы признать очень многие, кажущиеся вам странными, вещи. Вам легче сказать, что этого не существует, чем попытаться разобраться в чем-то. К сожалению, таков удел очень многих обычных людей… А теперь отвечу на твой вопрос, дофин.

Он потянулся и схватил с земли небольшого черного жучка, которого с хрустом раздавил пальцами.

— …Видите? — маг провел рукой над раздавленным месивом из какой-то темно-зеленоватой жижи, лапок и крылышек. — Оживляя кого-то я трачу энергию Некроса. Чем более сложное существо, тем больше мне приходится выкладываться. Сейчас я могу призвать десятка три-четыре детей ночи, может даже пять, не свалившись после этого без сил. Это почти мой предел. Для большего у меня просто не хватит сил и опыта, ведь на поддержание с ними связи тоже нужна энергия Некроса.

Завороженно наблюдавший аз воскресшим жуком, Яков задумчиво спросил:

— То есть сто или тысячу мертвых ты не оживишь?

— Вряд ли, — Килиан отрицательно мотнул головой. — Сделать такое я смогу лишь только в том случае, если будет совершена гекатомба…

Этой ночью им вновь не удалось пересечь шоссе. Интенсивность передвижения войск в сторону фронта не снижалась ни днем, ни ночью. В светлое время суток двигались стрелковые части, в темное время суток — моторизованные и танковые части. Перерывов между двигавшимися частями почти не было.

— …Опять не перейдем, — прошептал Яков, отползая от холма вглубь оврага. — Боюсь, мы здесь надолго застрянем… А через линию фронта как переходить, вообще, непонятно? Пехом вряд ли получиться. Самолет бы…

Килиан нахмурился, не хуже Якова, понимая безвыходность положения.

— Нам все равно нужно как-то отсюда выбираться, — скрипел он зубами. — Ждать больше нельзя… Подожди-ка, что ты сказал?

Вдруг запнулся маг, доходя до смысла случайно брошенной Яковым фразы про самолет. Эти механизмы — огромные крылатые птицы со страшными когтями — давно уже были для него удивительнейшим созданием мастеров этого мира. Всякий раз, видя пролетавшую над его головой серебристую стрелу, он с восхищением провожал ее глазами. Правда, иногда ему приходилось и с головой прятаться в землю.

— Самолет… Самолет…, - несколько раз повторил маг, обдумывая пришедшую ему в голову мысль. — На этом механизме мы сможем быстрое добраться до правителя. Хорошо… Очень хорошо. Мы возьмем самолет и полетим на нем.

Напряженно следивший за ним Яков, едва не подскочил на месте. Озвученная Килианом идея показалась ему настолько безумной, что у него с трудом находились какие-то слова.

— Что? Мы возьмем самолет? Ты в своем уме? — присвистнул лейтенант. — Здесь немцев, как грязи! Аэродром, вообще, настоящая крепость. Отсюда же бомбардировщики на Москву летят… Мы даже на километр к самолетам подойти не сможем.

Зашевелилась из своего угла и Зоя, которая тоже могла бы кое-что рассказать про один из местных аэродромов. Ее диверсионная группа, заброшенная больше месяца назад, даже не рассматривала в качестве цели такой объект. Он им просто напросто был не по зубам. Его охраняли два стрелковых взвода немцев, усиленные почти ротой местных полицаев. Охрану аэродрома могли поддержать огнем и зенитчики и своих автоматических пушек, и сами летчики. Словом, им даже смотреть в ту сторону было опасно.

Однако, Килиан уже закусил удила. Идея с захватом аэродрома и полетом на самолете в Москву казалась ему все более и более удачной.

— Нет, мы возьмем самолет. Чтобы разогнать охрану, мне должно хватить сил, — непреклонным тоном проговорил Килиан, поднимаясь на ноги. — Я подниму из земли всех, до кого смогу дотянуться. Брошу их на то место, где находятся железные птицы. После мне станет очень и очень плохо. Возможно, я даже свалюсь без сознания и вам придется меня тащить…

Зоя и Яков пытались отговорить его от безрассудной атаки на немецкий аэродром, но все их усилия были безуспешными. Единственное чего им удалось добиться — это подождать с любыми действиями до глубокой ночи, когда движение по шоссе почти сойдет на нет.

Едва только солнце скрылось за линией горизонта поток техники на дороге превратился в маленький ручеек, они стали готовиться к переходу. В какой-то момент, когда одна колонна только исчезла за повротом, а вторая лишь начала появляться, они бросились на ту сторону.

— Быстрее, быстрее, — хрипел Килиан, ломясь диким кабаном через густые заросли. — Пока нас не заметили.

За полчаса то ли бега, то ли быстрого шага по ночному лесу каждый из них успел не по одному разу растянуться на земле, врезаться в очередной ствол дерева и получить хлесткий удар веткой по лицу.

— Все, не могу больше, — со стоном рухнула на землю Зоя, с трудом преодолев очередной холм. — Давайте, передохнем немного…, - она подползла и прислонилась спиной к какому-то столбушку, который с трудом разглядела в темноте ночи. — Ой, хорошо-то как… Мамочки! Это же кладбище!

Столб, к которому она прислонился, действительно, оказался покосившимся крестом, уже давно лишившимся своей крестовины-перекладины. От холмика могилки тоже почти ничего не осталось. Рядом из густой травы выглядывали и другие провалившиеся могилы, упавшие или еще кое-как державшиеся кресты.

Пискнув, она с трудом поднялась и юркнула к Якову, который машинально задвинул ее за спину и выступил воображаемой опасности на встречу. Лишь один из них, Килиан, не остановился и с довольной ухмылкой брел вперед. Вытянув руки в разные стороны, он осторожно касался верхушек старых крестов, каких-то палок, кусков штакетника.

— Это то, что нужно… Хорошее, старое место, — бормотал он себе под нос, чувствуя слабенькие эманации Некроса. — Что-то может получиться…, - замолкая, маг опустился на землю и погрузил ладони в землю.

Около часа ничего не происходило. Его спутники давно уже дремали, привалившись друг к другу. Девушка, пригревшись, свернулась в комочек и положила голову на грудь Якову.

В какой-то момент земля под ними и вокруг них начала немного подрагивать. Постепенно это едва уловимое ощущение нарастало и становилось все и боле осязаемое. Вскоре и Яков, и Зоя проснулись от звук хрустевшей земли и в испуге прижались к одному из деревьев.

На их глазах из под земли начали вылезать когда-то погребенные здесь люди. Один за другим пожелтевшие костяки, сверкая белыми пятнами в слабом свете луны, показывались на поверхности и начинались ползти в сторону Килиана.

— Черт побери, все равно поверить не могу в это, — с полубезумным видом шептал Яков, когда прямо мимо них проковыляло нечто отвратительного вида, лишь слега напоминавшее человеческую фигуру. — Это же сумасшествие…Разве такое может существовать…

Однако, реальность чихать хотела на его верее или неверие. Она просто была данностью и ничем иным. Словно в подтверждении этому из земли продолжал лезть очередной мертвец, полуразложившимися конечностями вытаскивая свое тело наружу.

— А мне все равно. Слышишь? Все равно! — не смотря на смертельную бледность, девушка решительно сжала ладони в кулачки и не отрываясь смотрела в сторону старого кладбища. — Если я умру, то и меня пусть так же… С фашистами только так и надо. Да, только так! Ведь они не люди! — вцепившись в отвороты шинели, Зоя горячо шептала. — Ты даже не представляешь, что немцы делали со мной и с моими товарищами. Изверги! Настоящие изверги!

Она отцепилась от Якова и, вздрагивая от каждого шороха, медленно пошла вперед.

— Теперь они за все заплатят… Ребята, мы за вас обязательно отомстим. Слышите меня? — всхлипывала она, вспоминая погибших товарищей. — За всех, всех отомстим… Киря же мне обещал, что теперь все будет по-другому.

В нескольких шагах от сидевшего на земле Килиана Зоя перешла на шепот.

— А ты, Зойка, не бойся… Пусть немцы боятся. Киря им теперь такое устроит, что небо в овчинку покажется… Ой! Что это?

Словно наткнувшись на стену, она встала, как вкопанная. Вокруг мага творилось нечто совершенно непонятное. Вылезающие из земли полуразложившиеся тела слипались в несколько больших комков. Стоял сильный хруст ломающихся костей, лопающейся плоти, какого-то рычания или шипения. Широко раскрытыми от дикого удивления глазами она смотрела на рождение непонятных для нее существ. Правда, окончи она не среднюю московскую школа, а одну из китонских магических академий, то сразу бы опознала в этом диком зрелище магического конструкта. Другое название этого существа было костяной голем, созданием которым увлекались проклятые короли Китона. Поднимаемые из огромных городских погостов, они были главной ударной силой мертвых армией. Обладающие массой в несколько тонн и способные к быстрому передвижения, костяные големы с легкостью сносили ворота осаждаемых городов и первыми врывались туда.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы, — от застывшего каменной статуей Килиана исходил низкий горловой звук, который помогал ему концентрироваться на магическом источнике. — Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!

Звук ломающихся костей, еще больше усиливаясь, становился нестерпимым. Все новые и новые костяки бросались в здоровенный движущийся шар, становясь его частью. С каждой новой секундой голем приобретал все более человекообразный вид. Уже угадывались массивные конечности, толщиной в тело взрослого человека. Оформлялся крупный нарост на том месте, где у человека находится голова.

— Б…ь! — из-за спины Зои вышел Яков, любопытство которого переселило его страх. — В штаны бы не наложить… Страхолюдина какая.

Хруст ломающихся костей стих также внезапно, как и начался. На изрытом кладбище между полусгнившими и упавшими крестами остался стоять костяной голем, порождение сил Великого Некроса и наследие проклятых королей.

— Что вы там встали, как вкопанные? — от голема шел пошатывавшийся от слабости Килиан, тянувший руки к Зое. — Помогите мне. Этот чертов голем высосал из меня почти все силы. Надеюсь, он строил затраченных на него усилий. Пошлите, голем расчистит нам путь…

Созданное из сотен и сотен скелетов существо оказалось сродни тяжелому боевому танку по своей массе и крепости. При движении по ночному лесу оно не замечало ни молодые березы, ни вековые дубы. И те и другие ломались словно спички, разлетаясь дождем щепок и веток.

На несколько мгновений голем замер лишь при выходе из леса, когда сквозь просветы между деревьев показались яркие пятна прожекторов на сторожевых вышках немецкого аэродрома.

— Круши, — слабеющим голосом проговорил Килиан в спину голему, повисая на плечах Зои и Якова. — Яви им силу Великого Некроса.

И чудовище явило…

Огромный человекоподобный монстр понесся через поле здоровенными прыжками, оставляя в земле глубокие отпечатки. Почти сразу же над аэродромом раздался пронзительный резкий звук тревожной сирены. Тут же пучки света прожекторов скрестились на несущемся существе.

— Аларм! Аларм! — орали на вышках часовые. — Аларм!

Затрещали пулеметы. Сначала с одной вышки, затем с другой. Щелкнуло несколько выстрелов из карабинов охраны. Правда, толку от всего этого не было никакого! Попасть в столь быстро движущуюся цель было совсем непросто. Редкие выстрелы достигали существа.

— Фоейр! Аларм! — раздавались вопли бегающих, как тараканы охранников и аэродромной обслуги.

Басовито заговорили зенитные орудия, которые кто-то сообразил поставить прямой наводкой. Знаменитые пушки, прошибавшие насквозь советские танки, лишь ненадолго задержали костяного голема. При попадании очередного 88-мелиметого снаряда его лишь отбрасывало на несколько метров назад. Когда же оставленная разрывом дыра затягивалась магическое существо вновь устремлялось вперед.

Наконец, последним прыжком оно преодолело десяток метров, разделявших его и ближайшую сторожевую вышку с испуганно орущим пулеметчиком на ней. Пятиметровое бревенчатое сооружение смахнуло одним махом, в разные стороны полетели доски, металл и человеческое тело.

Следующей жертвой стал полугусеничный бронетранспортёр «Ганомаг», вылетевший из-за казармы и с ходу попытавший протаранить голема. Первоклассная крупповская сталь схлестнулась с человеческой костью, усиленной магией. Кто сильнее? Кто выйдет победителем из этого странного поединка? От страшного удара девятитонной машины более легкого голема с хрустом ломающихся костей отправила на добрый десяток метров назад. По кувырком летевшему существу захлестали пулеметные очереди, словно смертоносным бритвенным станком сбривавшие с него куски костей. Казалось, еще один удар и чудовище из другого мира отправиться в небытие.

Однако, вдруг замолк один из пулеметов. Затем перестало стрелять зенитное орудие. Лишившийся огневой поддержки бронетранспортёр в нерешительности остановился. Высунувшийся из него лейтенант словно заводной водил головой, пытаясь понять не приближается ли еще один враг. Он орал в сторону позиции зенитчиков, махал рукой с пистолетом, пытаясь привлечь их внимание. Правда, все это было бесполезно. Весь зенитный расчет уже со всех ног улепётывал в сторону леса, побросав и орудие, и личное оружие. Не повезло лишь одному из них — конопатому рядовому первого класса, в брюшину которого со смачным рычанием вгрызался их же недавно погибший и оживший товарищ.

Командир бронетранспортера, не увидев ничего нового, уже нагнулся в сторону водителя, чтобы скомандовать «вперед», как тяжелая машина кувыркнулась вверх тормашками и полетела в сторону казармы. Следом разгоняясь, несся и костяной голем. Со всего размаха он врезался с стену казармы — длинного бревенчатого деревенского дома, из окон которого продолжали раздаваться винтовочные выстрелы.

— Тейфель! Тейфель! — орали на разные голоса солдаты, пытавшиеся найти спасение солдаты; кто-то лез на чердак, кто-то — в окно или погреб.

Паника царила и на взлетном поле, по которому, как тараканы, бегали немцы. То в одном, то в другом месте заводились двигатели и тяжелые машины без прогрева начинали выруливать на полосу. Стремясь, как можно скорее подняться в воздух, летчики старались успеть первыми занять полосу для взлета. С хрустом ломались крылья, подрубались шасси.

Больше всех повезло кургузому транспортнику Гота, похожему на кабачок с крыльями и стоявшему ближе всех к полосе для взлета. По счастливой случайности в момент нападения в нем, как раз заканчивали предварительную подготовку ко взлету — залили горючее, поставили аккумулятор и, собственно, сам груз.

Командир самолета, едва только разгорелась ружейно-пушеная стрельба, дал команду на взлет. Они не были простой пехотой и могли сослужить большую службу в небе, справедливо рассуждал он.

Усевшись в свое кресло, он привычно ухватился за рукояти штурвала. Большая машина отозвалась знакомой дрожью работающих двигателей. Сидевший рядом штурман что-то ожесточенно щелкал тумблерами. Волновался. Неудивительно, в глубоком тылу стать жертвой русских партизан.

Он сдвинул рычаг и, дрогнувшая машина, начала движение. Через мгновение громко захлопнулась боковая дверца самолета. Командир даже не обернулся на шум. Скорее всего это были механики, что убирали колодки у шасси самолета. Всем хочется жизнь, с усмешкой подумал немец.

В этот момент его затылка коснулся холодный металл оружейного ствола и раздался незнакомый голос, почему-то называвший его Гансов:

— Газуй, Ганс! Жми на всю Ивановскую! А то рука не дрогнет. У меня к вашему брату большой счет…

Дернувшийся было к кобуре с пистолетом штурман тут же получил сильный удар и, потеряв сознание, уткнулся в приборную панель.

— Нихт шиссен! Нихт шиссен, герр комиссар! — крикнул командир самолета, не отрывая рук от штурвала. — Эс ист навигатор! Их браухе ин!

Ствол пистолета вновь ткнулся ему в затылок, заставляя немца похолодеть от ужаса.

— Рули, немчура, — успокаивающе произнес тот же самый голос, продолжая тыкать пистолетом. — Нам до Москвы нужно. Понимаешь меня? В Москву! Слышишь меня? Я тебе русским языком повторяю…

Вспотевший от страха немец тут же заверещал, понимая, что от него хотят.

— Москау! Их ферштее, гер комиссар! Их махе! — дрожащим голосом говорил пилот, стараясь при этом не кивать головой. — Нах Москау…

— Что ты урод сказал? Какой еще нах? — вдруг немцы дали сильный подзатыльник, отчего его голову тряхнуло. — Я тебе, падаль, сейчас мозги вышибу!

Ничего не понимающий летчик завыл, понимая, что его сейчас убьют. Набиравшая высоту тяжелая машина начала дергаться, словно чувствуя страх пилота.

— Яша, оставь его в покое, — вдруг раздался усталый женский голос и от затылка исчез ствол пистолета. — Он не ругается. Немец сказал, что полетит в Москву. Это так звучит на немецком языке… Не дергай его, а то он нас угробит. Лучше иди сюда и помоги мне с Кирей. Он совсем плохой… Ему надо как-то помочь. Яша, сделай же что-нибудь…

… Им всем удалось благополучно взлететь, покинув объятый пламенем немецкий аэродром. Из иллюминаторов было видно, как на взлетной полосе продолжали сталкиваться друг с другом и взрываться самолеты.

Военный транспортник поднялся выше облаков и взял курс на Москву. Очнувшийся штурман, который после жестоко урока старался лишний раз не дышать, рассчитал курс. Прибыть они должны были примерно через два с половиной — три часа. Там одни ждал плен, а других — помощь и много-много строгих вопросов.

К сожалению, их ожидания не оправдались. При подлете к линии фронта транспортник попал в одну их жарких воздушных схваток, где схлестнулись советские и немецкие истребители. Их самолет, казавшийся среди юрких машин беременной коровой, сразу же был взят в оборот.

И Зоя, и Яков, срывая голоса что-то кричали, стучали в иллюминаторы, пытаясь привлечь внимание наших летчиков. Орал в рацию и пилот, внося в воздушные переговоры еще большую неразбериху.

После захода ни них очередного истребителя с красными звездами на крыльях пулеметная очередь хлестанула прямо на кабине транспортника. Тяжелые винтовочные пули в дребезги разнесли остекление транспортника и не оставили пилоту и штурману ни шанса. Их тела оказались буквально нашпигованы свинцом.

— Вашу мать, нас сбили! Мы падаем!

— А-а-а-а-а-а!

— Зоя, парашют! Хватай парашют! Прыгай!

— Н-е-е! Не брошу…

— Прыгай, дура! Разобьешься!

— Сам дурак! Я ведь л…

Самолет вот-вот должен был сорваться в неуправляемое пике, как все изменилось. Пилот с мотавшейся из стороны в сторону головой и развороченной брюшиной вдруг крепко схватился за штурвал и с силой потянул на себя. Ему помогал штурман, подставляя хлеставшему его ветру остатки головы.

— Что?

— Яша, мы летим!

— Как? Этого же не может быть! Бог мой! Они мертвы, но все равно рулят…

— Это все Киря…Ты видишь, Яша? Кирьян нас всех спасет. Мы должны ему обязательно помочь. Ты поговоришь с отцом?

Глава 17

Поле перед советскими траншеями просматривалось на десятки километров вперед. Усыпанное многочисленными серыми холмиками мертвых немецких солдат и прокопченными коробками танков, оно казалось полем армагеддона, место последней битвы между добром и злом.

— Теперь нескоро полезут, — удовлетворенно кивнул чумазый политрук, убирая от глаз бинокль. — Хорошо мы им по зубам дали, — несмотря на легкий мороз по его лицу текли струйки пота. — Аж, взопрел…

Кинув на поле последний взгляд, он, уже не пригибаясь, начал пробираться на северный край обороны, где раньше располагался наблюдательный пункт батальона. Пробираясь по извилистым ходам, политрук с горечью отмечал все новые и новые тела убитых бойцов. Молодых и старых, их было слишком многом. Одни скрючившись лежали на дне окопа, другие, так и не выпустив винтовки, сидели у бруствера.

— Не уберег, скольких не уберег…, - он скрипел зубами от бессилия что-либо изменить. — Ничего, братцы, полежите немного. До вечера дотянем ивами займемся. Потерпите…

Шептал он, закрывая глаза очередному погибшему бойцу и продвигаясь дальше.

Траншея круто вильнула и встретился первый выживший. Молоденький якут сидел на дне окопа и ошалелыми глазами пялился в земляную стенку. Руки его, жившие словно отдельно от остального тела, безуспешно пытались скрутить козью ножку. Негнущиеся пальцы снова и снова сворачивали непослушную бумагу с махоркой, но та раз за разом разгибалась.

— Дай-ка я, — политрук присел рядом и осторожно взял согнутую бумажку с табаком. — Сейчас смачную самокрутку сварганем, — он обслюнявил полоску газеты и, поправив махорку, привычным движением свернул ее в трубочку. — Держи.

Раскурив, передал ее якуту, который сразу же с жадностью затянулся.

— Жив, курилка? — улыбнулся политрук.

— Жив, товарищ политрук, — прошептал рядовой, пытаясь встать.

— Сиди, боец. Отдыхай пока. Оружие лучше осмотри, чтобы в бою осечек не случилось, — остановил его рукой командир. — А я дальше пойду. Посмотрю, сколько нас осталось.

Пройдя десяток другой шагов по траншее, политрук встретил еще восьмерых бойцов, деловито приводящих позиции в порядок. Бронебойщик с перевязанной головой саперной лопаткой правил бруствер, снимая лишний грунт для лучшего обзора. Его помощник, вывалив на мешковину пузатые бочонки бронебойных патронов, аккуратно их протирал тряпицей. Чуть дальше двое других бойцов тащили в плащ-палатке окровавленное тело. Остальные выбрасывали из окопа землю, не забывая время от времени поглядывать в сторону запада.

— Как ружье, Петрович? Положишь еще пару танков? — проговорил политрук, встретившись взглядом с пожилым бронебойщиком, и махнул рукой в сторону ближайшего сгоревшего немецкого танка с опущенным стволом. — Вона сколько уже наколотил.

Тот устало кивнул. Чувствовалось, что последняя атака ему далась особенно тяжело. Он с усилием положил лопатку на бруствер и развернулся.

— Нормально, Василий Георгиевич, нормально, — тем не менее прогудел он, с хрустом выпрямляя спину. — Патрон бы только хватило. Мы уж с Борькой ни одного немца не упустим… Как тама, Василий Георгиевич, ничаго не слыхать? Нам бы хоть взвод сюды, а?

Все, кто был рядом, с затаенной надеждой уставились на политрука. Они пытались увидеть в его взгляде хотя бы намек на хорошие вести. Однако, порадовать их было нечем. Пока не прервалась связь, комбат сообщал о массированном наступлении немцев на Волоколамск и Клин. Приказал, держать оборону до последнего бойца, до последнего патрона, но не пропустить немца.

— …До вечера продержимся, а там вестового в штаб батальона отравим, — присел на пустой снарядный ящик политрук. — Глядишь, по темноте и люди, и боеприпасы придут. Нам бы только чуть дух перевести…

Правда, политрук мог бы еще и другое рассказать… Про слова комбата о потере связи с соседней дивизией, на позиции которой пришелся основной удар немцев… Про попавший под авиаудар эшелон с нашими танками, которые должны были контратаковать на этом направлении… Про неутешительные данные авиаразведки, сфотографировавшие двигавшие непрерывным поток немецкие танки. Однако, зачем? Сейчас, для них, остатков взвода истребителей танков 4-ой роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка, важно было лишь одно — этот небольшой двухсотметровый пятачок, за которым открывалось широкое шоссе на Москву. Это изрытое взрывами поле было для них Родиной, их родным домом, который нужно было защитить от врага любой ценой.

Что тут говорит, бойцы и сами все понимали. Это по их глазам было видно. Каждый из них уже давно попрощался с надеждой вернуться домой и обнять своих близких. Из всех человеческих чувств остались лишь смертельная усталость и ожесточение.

— Шабаш, народ. Что тут гутарить? — прохрипел Петрович, докурив до пальцев цигарку и бросив ее под ноги. — Будем тута стоять, пока силы есть. Немец, как дурной бычок. Его пока по лбу дубиной не огреешь, он не поймет. Огреть ему надоть хорошенько… Эх-ма! Никак мессер по нашу душу?!

Старик вдруг с не присущей для старого тела живостью развернулся в сторону солнца, откуда доносился еле слышный самолетный гул. Политрук, непроизвольно втянул голову в плечи, тоже стал вглядываться в сторону угрозы.

— Ховайтесь, братцы! Ховайтесь! — прикрикнул бронебойщик, зачем-то хватаясь за рукоятку противотанкового ружья. — А мы с Борьбой уже за волосатое вымя фрица пощупаем. Патрон!

Бойцы моментально прыснули по своим углам, в которых до этого времени не раз пережидали авиаудары. Лишь политрук прижался к земляной стене окопа и с непонятной надеждой вглядывался в темную точку в небе.

— Да, он же подраненный! Гляди-ка, командир! — старик, отставив ружье, тыкал в небо рукой. — Який черный хвост за ним тянется.

Темная точка на горизонте наконец обрела очертания необычного пузатого самолета с крестами, за которым тянулся шлейф густого черного дыма. Судя по траектории упасть он должен был где-то рядом с ними.

Тяжелая туша военного немецкого транспортника словно зависла в воздухе, едва брюхом касаюсь верхушек деревьев. Вылезли многоколесные шасси.

Первое касание колесами поля напоминало ныряние пловца в воду. Массивный нос самолета с хрустом вспахал землю едва ли не на метр в глубину. Колеса шасси разлетелись по сторонам, стойки вырвало с корнем.

Тонны мерзлой земли взлетели в воздух, идя перед самолетом черной волной. Начал стонать металл. С лязгом обломилось сначала одно крыло, потом второе. Накренившееся самолетное брюхо продолжало тащить вперед на советские окопы.

— Б…ь, чуть портки не испортил, — прошептал один из бойцов, когда скрежетавший металлом самолет остановился в паре десятков метров от линии траншеи. — Немчура проклятая…

— Бойцы, слушай мой приказ. Проверить оружие и выдвинуться в сторону немецкого самолета, — политрук, не отрывая глаз от застывшего самолета, ухватил автомат поудобнее. — Поглядим, кого это к нам в гости занесло…

С двумя бойцами он пошел к носу, что был ближе к ним, а остальных послал к боковому люку.

— Эй, Гитлер, живой там? — закричал политрук, подходя к развороченному носу транспортника. — Выходи! Хенде хох! — прикладом автомата он с такой силой стукнул по металлу, что гул пошел по всему самолету. — Боец, подсади-ка меня. В кабину заглянуть надо. Сидят там поди, твари, и ховаются.

Дюжий красноармеец с кряхтением подсадил командира. Подтянувшись, тот заглянул в кабину и тут же отпрянул обратно.

— Мать твою! — заорал он, едва не выпустив туда весь магазин из автомата. — Что это еще такое?

Пилоты в развороченной и еще дымящейся кабине были мертвы судя по огромным дырам в них. В добавок у одного была размозжена голова, а у второго вообще ее не было. Но, Бог мой, они продолжали управлять самолетом. С усилием тянули штурвал на себя, упираясь ногами в ботинках в пол кабины. Они шевелились! Мертвые пилоты шевелились!

Политрук, не веря своим глазам, водил автоматным стволом из стороны в сторону. Что это такое? Не сон ли это? В конце концов, не помешался ли он на этой проклятой войне? Такого ведь просто не может быть! Это ему мерещится! Однако, мертвые пилоты, просто по определению не должный жить, продолжали дергать штурвал и упираться ногами.

Ничего не понимающий он спрыгнул с кабины на землю, где столкнулся с взволнованным якутом. Тот показывал, тыча рукой, в сторону задней части самолета.

— Пымали, товарищ политрук! Пымали, сволочей…, - кричал кто-то оттуда, выталкивая из самолета трех человек. — Товарищ политрук! Тута вас спрашивают, — последнее уже было сказано растерянным, ничего не понимающим тоном. — Они такое говорят…

Тряхнув головой, командир пнул борт самолет ногой и пошел в сторону пленных. По мере того, как он подходил, его еще больше охватывало необъяснимое чувство странности, необычности всего происходящего. Вся троица совершенно не походила на тех немцев, что ему уже доводилось встречать. Первой стояла невысокая девушка в толстых ватных штанах и коротком солдатском полушубке. Из под шапки ушанки со звездой у нее выбивались белокурые волосы. Второй был, небритый, похожий на цыгана, имел нездоровый изнеможенный вид, словно только что выпущенного преступника. Одетый в советскую шинель, он что-то яростно доказывал окружившим его красноармейцам. Последний «немец», вообще, больше напоминал труп. Смертельно бледный, без единой кровинки на лице, он почти лежал на искореженном самолетном борту.

— …Нет у меня документов. Немцы все забрали… Так, телефонируйте в мой полк. Командир подтвердит мою личность, — горячился «цыган». - 14-ый гаубичный полк 14-ой танковой дивизии… Джугашвили мой фамилия. Яков Иосифович.

Один из бойцов начал крутить ему руки, но на его защиту бросилась девушка.

— Что вы делаете? Как вы можете? Это же сын товарища Сталина! — кричала она, стуча кулачками по руке красноармейца.

У политрука едва автомат не выпал от услышанного. «Что это еще за шутки? Немчура совсем что ли с ума сошла?». Он даже шаг замедлил, пытаясь понять, не ослышался ли он.

— Стоять! Б…ь! Что тут происходит?! Петрович, что тут такое? — рявкнул он, лязгая затвором оружия. — Доложить!

Правда, политрук почти не слушал старшину. Для себя он уже все решил. Эта троица, которую волокли из немецкого транспортника, не могла быть ни кем иным, кроме как диверсантами. В особом отделе, пока еще была связь с дивизией, им не раз рассказывали вот про таких оборванцев. Грязные, усталые, прекрасно говорящие на русском, они внедрялись в советские части и рассказывали командованию всякие «сказки». После же начинали всячески вредить. Словом. Разговор с таким отребьем должен коротким…

— Диверсанты, — сплюнул политрук на мерзлую. Землю. — В особый отдел бы их доставить, — сверлил он их взглядом. — Да у нас каждый боец на счету…

Он с таким презрением смотрел на пленных, что тем все стало абсолютно ясно по поводу их участи.

— Что вы такое говорите, товарищ политрук? Какие мы диверсанты? Мы же свои, советские! — выскочила вперед девушка. — Я Зоя Космодемьянская, боец особого истребительного отряда. Рядом со мной старший лейтенант Джугашвили, сын товарища Сталина. Вы что не видите? Позвоните кому-нибудь!

Политрук после этой чрезвычайно эмоциональной тирады еще раз окинул взглядом «цыгана». На его взгляд этот человек, по-прежнему, ничем не напоминал товарища Сталина. Может он был цыганом, может грузином. Собственно, какая разница? Диверсанты, они и в Африке диверсанты.

— Петрович, возьми-ка пару бойцов и проводи их вон до той рощицы, — обернулся он к старшине.

Девушка окаменела, смотря на на него широко раскрытыми глазами. «Цыган» схватил ее за руку и встал перед ней. Третий же, поймам взгляд политруку, запрокинул голову и… громко захохотал.

Странное это было зрелище. Бледный, с кроваво-красными глазами от полопавшихся капилляров, приговоренный к расстрелу ржал. Захлебываясь, останавливаясь, снова начина ржать.

— Ха-ха-ха-ха! Меня убить решили! Служителя Великого Некроса первого круга посвящения! Ха-ха-ха-ха! — продолжало сотрясаться его тело от сильного смеха. — И, главное где решили казнит? На поле, покрытом мертвыми?! Ха-ха-ха-ха! Благие Боги, я больше не могу… А ведь будет только хуже. Ха-ха-ха-ха! Будет еще больше мертвых. Ха-ха-ха-ха…

Политрука от этого жуткого смеха пробил пот. «Спятил диверсант. Вона рожа какая бледная. Того и гляди в обморок грохнется… Глаза только почему такие красные? На какого-то упыря похож… Черт побери, что за дрянь в голову лезет? Шлепнуть их и вся недолга. Девку только жалко. Что она дура в предатели пошла? Ей бы жить и жить. Стала бы чей-то женой, матерью детей… Ладно, к черту все это». Он уже было хотел кивнуть старшине, как за их спиной раздался громкий хлесткий винтовочный выстрела.

Бах! Затем еще один. Бах! Следом кто-то протяжно крикнул:

— Танки! Братцы, танки! Видимо-невидимо!

Все они, как один, повернулись в сторону горизонта.

Точно! С самого края поля, где линия горизонта соприкасалась с небом, показались черные коробочки немецких танком. Они выползали один за другим, выстраиваясь в шахматном порядок, и мерно перли к ним на встречу.

Один, два, три, четыре, пять, шесть штук в первом ряду. Столько же во втором ряду. Явно ожидался и третий ряд… Между танками густо шла пехота, двигалась пара-тройка бронетранспортеров. И вся эта сила перла на двадцать восемь измученных, физически и морально уставших бойцов.

— К бою! Пулеметчики, отсекать пехоту! Приготовить гранаты и бутылки с зажигательной смесью! Петрович, не подведи! — заорал политрук, вскидывая автомат. — Этих в блиндаж! Если выживем, разберемся… Братцы, держаться до последнего патрона! Отступать некуда! Слышите?! Нельзя больше отступать!

После развернулись врата! В религиозных книгах ад описывали именно так, каким его увидело поле у Волоколамского шоссе.

Первыми открыли огонь танки. Снаряды летели с трех-четырех километрового расстояния и падали возле линии траншеи, вздымая в небо горы земли и ошметки когда-то убитых здесь людей. Взрывы следовали один за другим, сливаясь с оглушающую какофонию безумного композитора. Бойцы, пригибаясь к земле, зажимали уши и закрывали глаза.

Один из танковых снарядов попал в самолетный бак, отчего тут с жутким грохотом рванул. Брюхо транспортника вспухло и разорвалось на множество осколков, смертоносным металлическим дождем осыпавшим окружающую землю. Над остатками стальной машины поднялось пламя и черный чадящий дым, стелившийся по полю.

От близкого разрыва снаряда политрук Клочков еда не оглох. Взрывной волной его с силой приложило о стенку окопа и присыпало землей. Осталась торчать лишь стонавшая от боли голова. Ни рукой, ни ногой не пошевелить…

— Киря, родненький…, - Клочков замычал, услышав чей-то голос рядом. — Сделай же что-нибудь. Я ведь знаю, что ты можешь. Киря, ну, пожалуйста…

Командир с трудом повернул голову и увидел в трех-четырех шагах от себя ту самую троицу, которую его бойцы не так давно волокли из самолета. Судя по всему они что-то горячо обсуждали.

— Зачем, Зоя? Им уже ни чем не помочь. Нам же нужно уходить. Ты, что не понимаешь? Если в бою погибнет дофин, что с нами потом сделает местный правитель? Не понимаешь, что он будет в гневе, — отвечал бледный, качая головой. — Пока идет бой, надо уходить. Спрячемся в том лесу, а потом пойдем в сторону вашего главного города.

— Ну, Киря, миленький! Так же нельзя! Они же наши, советские люди, — заламывала руки всхлипывающая девушка. — Мы не можем их бросить одних. Если ты им не поможешь, то останусь здесь и тоже буду сражаться.

На глаза политрука попался и третий из незнакомцев — «цыган». Он уже где-то раздобыл винтовку, которую деловито чистил от земли.

— Я тоже остаюсь, — буркнул «цыган», посылая патрон в патронник и щелкая затвором винтовки. — Ты, Кирьян, иди, если хочешь. Я же от немца бегать не собираюсь. Хватит, отбегался. Если встретишь отца, скажи, что за Якова ему больше никогда не будет стыдно. Слышишь? Так и передай!

После небольшой паузы он добавил.

— Я ведь думал просить тебя… ну обучить всем этим штучкам, — парень изобразил рукой что-то крученное. — Мы с Зоей хотели стать твоими учениками… Ну, и ладно… Теперь, это уже не важно. Иди, если решил.

Поднявшись на ноги, «цыган» глянул в сторону запада.

— Зоя, нам пора. Немец уже близко. В той стороне я винтовку видел у лежавшего бойца. Возьми ее.

Зоя тоже хотела встать, но ее остановил бледный.

— Что ты сказал, Яков? Вы оба хотели стать моими учениками? — политрук сквозь звуки боя услышал в голосе этого человека безмерное удивление. — Моими учениками? Я не ослышался? Вы хотите посвятить себя служению Великому Некросу.

Ничего толком не понимающий из этого разговора, политрук все равно продолжал ловить каждое слово. Он даже не знал что и думать. В самом начале, Клочкову казалось, что эти диверсанты хотят напасть на его бойцов и тем самым помочь наступающим немцам.Командир мысленно крыл себя последними словами за то, что не мог им помешать. Случившееся же дальше, вообще, поставило его в тупик.

— Вы же не понимаете о чем просите, — бледный подошел вплотную к остальным «диверсантам». — Служение Великому Некросу — это исключительно тяжкий труд, путь величайшего самоотречения и долгая дорога к сокровенному знанию. Вы точно готовы пройти его до конца?

Девушка, выслушав все это, с самым решительным видом кивнула головой. Через мгновение ее движение повторил и «цыган».

— Мы готовы, Кирьян, — стальным голосом, словно давая клятву, произнесла девушка. — Мы будем прилежно учиться, чтобы еще лучше бить врага…

Полузасыпанный землей политрук, старавшийся не привлекать к себе внимания, недоумевал. О чем они говорят? Они же диверсанты! Чему они хотят сейчас учиться?! Идет же немецкая атака! Какой бред они несут?!

Тем временем бледный криво усмехнулся, словно не веря в готовность своих учеников, и показал рукой в сторону запада.

— Хорошо. Тогда вот вам первый урок — почувствуйте дыхание Великого Некроса, — он прильнул к брустверу. — Для этого вы должны в полной мере ощутить приближение скорой смерти. Нужно смириться с этой неизбежностью, прожить ее. Только тогда мы узнаем, насколько вы готовы к обучению. Может не стоит и пытаться. Идите туда, — он еще раз показал рукой в сторону приближавшихся немецких танков. — Идите не ползком, не на корточках. Идите прямо, не сгибаясь, чтобы Некрос видел вас. Там все будет зависеть от него: примет ли он ваше служение или нет. Испугались?

Первой на бруствер полезла девушка. На глазах удивленного политрука она руками вцепилась в высохшую траву и бросила свое тело вперед. Следом взобрался на поверхность «цыган». После некоторой заминки они распрямились и медленно пошли в сторону боя.

— …Ученики — это хорошо. Я уже думал об этом. С учениками можно будет на равных поговорить с целой армией. Подумать только, у меня появиться сразу два ученика, — с воодушевление произнес бледный, внимательно следя за идущими в полный рост — А материал хороший, без гнили, со стержнем. За своих с радостью на смерть пойдут. Людишкам с гнильцой такое и в голову не придет.

В этот момент бледный вдруг развернулся и в упор уставился на Клочкова.

— Отдыхаешь воин? А кто воевать будет? — показал он крупные зубы словно в оскале. — Ладно, отдыхай пока. Успеешь еще повоевать с живыми. Пока не твоя очередь. Ты лучше глаза закрой, а то умом тронешься. Не все такой в первый раз в разуме переносят…

Пока Клочков пытался откашляться, чтобы что-то сказать в ответ, начало происходить то, что не могло присниться и в страшном сне.

— Вставайте, дети ночи, — с негромкими бормотаниями бледный коснулся ладонями земли. — Вставайте и идите…

По стенке траншеи вдруг зазмеились трещины. Большие и малые, широкие и узкие, они поползли в разные стороны, раздвигая целыепласты земли и глины. Со стуком начали падать земляные комья вниз окопа.

Со всех сторон стало раздаваться странный треск рвущейся ткани.

В какой-то момент из глухого закутка, где с момента первой немецкой атаки складывали погибших красноармейцев, начала сыпаться земля. Затем из глиняной корки вырвалась наружу скрученная человеческая кисть бледно-грязного цвета, через мгновение показалось все тело убитого бойца. За ним уже лез другой, в глубоко надвинутой на лоб каске и бурой-черной гимнастерке. Чуть в стороне образовалась еще одна дыра, из которой высунулась растрепанная женская головка с изуродованным лицом. Когда-то бывшее медсестрой существо вылезло из земли и, словно дрессированная собака, преданно присело на корточки рядом.

Клочков, конечно, не прикрыл глаза, как ему посоветовали, и во всех подробностях это рассмотрел. С ума он, правда, не сошел, от увиденного, но плохо ему стало, однозначно.

— Мать вашу за ногу…, - прошептал он, едва ворочая языком. — Что здесь за безумие творится? Подними меня… Слышишь? Видеть хочу… Подними…

Бормочущего Клочкова осторожно откопали из земли и помогли ему встать у бруствера окопа.

— Кто эти люди? Почему они идут к немцам? Они атакуют их…

Его взору открылось огромное поле, изрытое воронками, по которому, на встречу друг другу двигались две волны. Одна, железная, состоящая из почти полусотни танков с пушками и пулеметами; вторая, человеческая или почти человеческая, насчитывала пару сотен голов и была вооружена каким-то дубинами и железками.

Казалось бы, что мертвая плоть могла противопоставить тяжелой и крепкой броне, которая, вдобавок, изрыгает огонь и свинец. Однако…

В какой-то момент, человеческие фигуры ускорились. Падая под пулеметным огнем и снова вставая, они бросались под гусеницы танков. Подобно саранче облепляли тяжелые машины, своими телами закрывали пулеметные стволы и смотровые щели, просовывали руки в пушечный ствол танков. Часть атакующих со всего разбега прыгали и вгрызались словно дикие звери в тела немецких пехотинцев, которые в ужасе открывали беспорядочную стрельбу.

Ничего не понимающие танкисты останавливали машины и открывали люки, в которые тут же врывались мертвецы. Со всех сторон слышались хрипы, вопли, ор. Лишенные экипажа, грозные машины превращались в бесполезные куски металла. Как вкопанный вставал посреди поля то один, то другой танк.

— Теперь я буду не один…, - шептал бледный, окидывая довольным взором поле. — Теперь я смогу возжечь алтарь Великому Некросу и совершить гекатомбу. После этого никто не сможет остановить меня на пути к Анюте. Я, как раскаленный нож через масло, пройду этот мир с одного края до другого.

Глава 19

Они шли на восток, оставляя за своей спиной поле с десятками сгоревших танков и жалкие остатки взвода истребителей танков 4-ой роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка во главе с политруком Клочковым. Тот еще долго будем вспоминать недавний бой, после которого никак не мог себя заставить без содрогания смотреть на мертвых. Ему все время казалось, что погибшие бойцы вот-вот встанут и, как в этот злополучный день, пойдут в первых рядах в атаку.

Путь Килиана, Зои и Якова лежал к ближайшей деревеньке Ванино, в которой, по словам Клочкова, пару дней назад располагался штаб их стрелкового полка. Там им должны могли помочь и, главное, предоставить связь с Москвой.

Казалось, все их мытарства уже закончились. Остались давно позади немецкий плен, издевательства и пытки, долгая дорога, захват самолета и страшная атака немецких танков. Вокруг них были свои, а впереди их ждала Москва. Повеселевшая Зоя все время рассказывала что-то из своей жизни — про далекую деревушку в Сибири, походы в лес, вкусную землянику и орехи, про московские музеи, школьных друзей. Не отставал и Яков, наконец, оттаявший и превратившийся в совершенно обычного парня. Он в свою очередь рассказывал о своем детстве в далеком грузинском ауле, живо описывая красоту тамошних гор, кристальную чистоту бурных рек и простые нравы местных жителей.

Килиан же почти не слушал их болтовню, пропуская большую ее часть мимо ушей. Он продолжал обдумывать свои дальнейшие планы. «… Мне есть что предложить правителю этой страны. Я не голозадый проситель, у которого за душой ничего нет. Я маг, тот, о ком они слышали только в сказках. За горстку воинов, которых прошу, я могу дать самое ценное, что есть в этом мире — знания о магии. Я могу рассказать и показать, как искать тех, кто может стать магом. Научу, как развивать магический источник. Только глупец откажется от всего этого. Он должен это понимать…».

В какой-то момент его шаг замедлился. Впереди, шагах в пятистах что-то происходило. Остро чувствовались эманации близкой смерти, напоминавшие пряный и в то же время чуть гнилостный глубокий запах. Это означало лишь одно — только что рассталось с жизнью несколько живых существ.

Они были в тылу, но вдруг, впереди их ждали враги. Килиан обернулся к своим весело разговаривавшим спутникам и приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— А ну стой! Стоять, говорю! — со стороны пары сросшихся дубов сначала раздался строгий голос, а затем появился и его обладатель — рослый красноармеец с нацеленной на них винтовкой. — Кто такие? Дезертиры? Что-то вы не похожи на бойцов Красной армии…

Вся троица и, правда, больше напоминала беженцев, чем солдат регулярной армии. В потрепанных шинелях с прорехами, нечищеных сапогах, заляпанные грязью, с непонятными котомками за плечами, они стояли, переминаясь с ноги на ногу.

— Если дезертиры, то плохо ваше дело. У нас особый отдел шибко свирепствует. Троих уже расстреляли, — хмуро произнес часовой, показывая стволом винтовки, в каком направлении им идти. — Краснов, принимай. Проводи до штаба и мухой обратно.

Вышедший из кустов красноармеец, худой, как щепка, особо церемониться не стал с арестованными. Злорадно ухмыляясь, он то и дело подталкивал прикладом автомата шедшего последним Якова. Тот от этих ударов лишь болезненно морщился, молча продолжая иди дальше. Лишь Зоя еще что-то пыталась доказать конвоиру, с горячностью рассказывая о себе и своих товарищах:

— Мы же своим, советские. Как же вы можете так?

— Замолчи, подстилка фашистская! — рявкнул тот, снова приложив Якова прикладом и едва не бросая его на землю. — Знаем мы таких. Как бой, они по кустам прячутся. Апосля же, все побросают, и назад бегут. Что зыркаешь? Сейчас вона на товарища майора зыркать будешь своими глазищами…

Начальник особого отдела майор Зенкин встретил их брезгливой гримасой и тяжелым вздохом, словно показывающим, насколько тяжелая и ответственная у него работа.

— Еще дезертиры и паникеры? Сколько же вас развелось, уродов! Совсем страх потеряли? — плотный, мордастенький он орал так, что рядом стоявшие бойцы из конвоя морщились. — Родина, напрягая все силы, недоедая, недосыпая, кормит, поит вас, дает вам оружие. А вы, скоты что делаете?! Сначала жрете и пьете в три горла, а потом бросаете свои позиции и бежите со спущенными штанами! Что вылупились? Где личное оружие? Где документы? Зарыли? Побросали?

Особисту все было ясным, как день. Задержанная троица была уже пятой такой группой бойцов, вышедших в расположение особой роты НКВД в этой местности. Все они, как один, утверждали, что не струсили, а отступили из-за невозможности сражаться. Мол, всех командиров убили, уничтожили противотанковые орудия, кончились гранаты и патроны.

— Ничего мы не побросали! — снова не выдержала Зоя, с вызовом смотря в глаза майоры. — Мы из плена бежали, где и добыли себе оружие. А всего пару часов назад вместе с бойцами 1075-го полка тридцать шест танков уничтожили. Вот так…, - бросила она и с независимым видом сложила руки на груди.

Слушая эту тираду, майор рассматривал девушку с видом самого настоящего вивисектора. Мол, какое чудо случилось — жертва заговорила.

— Что тут сказки мне рассказываешь? Я так похож на дурака, чтобы поверить в эту чушь?! Какой еще 1075-ый стрелковый полк? От него еще вчера остались рожки да ножки. Танки Гудериана весь полк в землю закатали. Все храбрецы в окопах остались, а такая шваль по лесам гуляет. Лови вас теперь. Короче, с вами все ясно. Карпов? Давай, этих предателей к прошлым. Хватит в овраге места? Хорошо. С этими закончим, я все и оформлю. К вечеру надо уже быть в хозяйстве генерала Панфилова. Чую, и там придется от всякой швали избавляться.

Вот таким было военное правосудие — скорое и слепое. Попадешь в его руки, пиши пропало. В условиях военной неразберихи и горячности никто не будет разбираться, где ты был во время боя, что ты делал. Не было времени, а подчас и желания разбираться. Легче было махнуть рукой, записав очередную жертву обстоятельств или обычного человеческого испуга в предатели или диверсанты. Все трое — Зоя, Яков и Килиан — особенно прочувствовали это, когда их подвели к небольшому оврагу между деревьями. Внизу, под их ногами виднелись лежавшие в разных позах мертвые босые бойцы.

— За оставление своих позиций в условиях военного времени без приказа приговариваются к расстрелу…, - забормотал совершенно безэмоционально и обыденно особист, даже не смотря на окаменевшую у края оврага троицу.

Что было смотреть на приговоренных? Это были всего лишь трое дезертиров из целой череды незапоминающихся лиц, что сегодня прошли перед ним. Уже был молоденький узбек, усатые русак, сейчас прибавился грузин и девка. Майору вообще не было никакой разницы.

— Черт побери, — вдруг запнулся особист, когда его внимание привлекло странное шевеление в овраге. — Карпов, мать твою! Косорукие черти! Расстрелять даже толком не можете. Сколько раз предупреждал, чтобы проверяли?!

Недовольно бормоча, он вытащил пистолет и несколько раз выстрелил в голову пытавшемуся подняться красноармейцу в овраге. От белобрысой головы в разные стороны брызнули кровь и куски черепа, а тело расстрелянного мешком свалилась обратно.

— Чего вылупились? Приготовились, — прикрикнул майор на пятерку бойцов с винтовками на изготовку. — Лучше цельтесь. В цель попасть не можете…

— Именем Союза Советских Социалистических республик…, - начал было командовать расстрелом особист, как его вновь прервали. — Б…ь! Что еще за урод орет?!

Резко развернувшись, майор стал свидетелем довольно странной картины. Все пятеро бойцов из расстрельной команды с ничего не понимающими глазами столпились у края оврага и что-то там разглядывали.

— Что это еще такое? — растолкав бойцов, майор встал перед ними. — Дерьмо… Что за сранное дерьмо? Стреляйте, б…ь! Огонь! — заорал он, начиная палить вниз. — Огонь!

Зоя и Яков в этот момент понимающе переглянулись. Им сразу же стало ясно, что происходит.

— Что встали? Им теперь всем есть чем заняться. Нам же дальше идти нужно, — подтолкнул своих спутников Килиан и увлек их прочь от оврага. — Пошлите отсюда, пока не опомнились. Заклинание долго не продержится.

Не долго думая, вся троица рванула в сторону штаба, оставляя за собой крики, вопли, всполошенную стрельбу.

Когда они углубились в лес, маг недоуменно спросил остальных:

— Я одного не могу понять в вашем мире, — он развернулся в полоборота к ним. — Почему вы так легко убиваете? Сейчас этот странный толстый человек с красным лицом приказал казнить нас, хотя мы ни в чем не виноваты. Зачем нас убивать, если сейчас так нужны новые воины? Или этот красномордый одержим? Я видел похожих на него, что на войне сходили от крови с ума. Он такой? Тогда куда смотрит его барон или герцог, как бы их здесь не звали?

Яков на все эти вопросы лишь хмуро скривился. Как он мог ответить человеку из другого мира, который просто не знал многих местных вещей? Как он мог объяснить ему, что каждого сдавшего в плен или попавшего в руки врагу автоматически объявляли предателем? Родных же этого человека лишали прав. Можно ли было вообще как-то объяснить эту чудовищную логику?

Зоя, правда, из-за своего неугомонного характера пыталась что-то рассказать Килиану, но после новых его вопросов сбилась и обиженно зафыркала.

— …Все равно не пойму. Своих же надо всеми силами беречь, тогда они и воевать лучше будут. Одним страхом этого не сделать…

За этими разговорами они вновь вышли в расположение какой-то военной части, которая, судя по всеобщей суете, готовилась передислоцироваться. По лесным дорогам, расползавшимся в разные стороны сновали полуторки с бойцами и орудиями на прицепе, легковые автомобили и верховые вестовые. Между деревьями виднелись несколько медицинских палаток, возле которых сновали люди в белых халатах.

— Куда идти дальше? — Килиан повернулся к своим спутникам, которые из-за деревьев следили за суетой в лагере. — Если что-то случиться, то мне уже сложно будет помочь. Восстановиться не успел… Показать пару фокусов смогу, но что-то серьезное не смогу.

Переглядывавшиеся между собой Яков и Зоя молчали, не знаю что и ответить на это. Недавний прием, чуть не закончившийся их расстрелом, оказался для них холодным душем. К кому теперь идти и что говорить они просто не представляли.

Вдруг Яков, вновь выглянувший из-за дерева, застыл. Он явно увидел какого-то знакомого. Резко развернувшись, парень возбужденно заговорил:

— Вот наш шанс выбраться отсюда и попасть в Москву, — он махнул рукой в стороны легковой машины у медицинской палатки, из которой вылез какой-то военный с рукой на перевязи. — Это же генерал Панфилов! Он же был пару раз в нашем полку и разговаривал со мной. Нужно попасть ему на глаза и он точно поможет…

Не говоря больше ни слова, Яков развернулся и пошел в ту сторону. Килиан с Зоей молча последовал за ним.

— Товарищ генерал! Иван Васильевич! Товарищ генерал! — радостно закричал Яков, подбегая к легковому автомобилю. — Подождите! — уже садящийся в машину командир, остановился и внимательно посмотрел на кричавшего. — Иван Васильевич!

Охрану — тройку автоматчиков, хотевших было завернуть Якова, генерал остановил рукой. Ему явно было знакомо лицо Якова. Он снова и снова окидывал взглядом застывшего небритого старшего лейтенанта в старой потрепанной шинели, пытаясь вспомнить его фамилию. Наконец, вспомнил и сильно удивился.

— Старший лейтенант Джугашвили? Яков Иосифович? — словно не веря своим глазам, неуверенно спрашивал Панфилов. — Что-то я ничего не пойму… Почти две недели назад же сообщили, что ваша батарея разбита и вы пропали без вести. Потом пришло известие, что вы в плену…

Не давая ему договорить, Яков быстро продолжил. Нельзя было терять ни секунды. В любой момент их могли обвинить в чем угодно: от оставления позиций без приказа и до участия в диверсионной группе противника.

— Иван Васильевич, мне нужно срочно связаться с Москвой!

На какое-то мгновение во взгляде Панфилова мелькнуло презрение, что тут же уловил Яков.

— Товарищ генерал, я не для себя прошу. Я хоть сейчас готов в бой. Дайте мне батарею или одно орудие и поставьте задачу. Я прошу из-за него, — Яков схватил за рукав Килиана и вытолкнул его вперед, на глаза генералу. — Про него надо сообщить в Москву! Товарищ генерал, это наш шанс… Вы понимаете, это наш шанс выиграть войну.

Килиан, глядя в сверхудивленные глаза Панфилома, медленно поднял протянул руку в его стороны и повернул ладонь к небу. Через мгновение прямо в самом центре ладони вспыхнул небольшой огонек, на глазах у всех присутствующих начавший медленно разгораться и превращаться в багрово-красный искрящийся шар.

— Б…ь… Что это такое? — вырвалось у Панфилова, непроизвольно отступившего назад. — Гипноз?

Ухмыльнувшийся маг покачал головой. Шар, словно реагируя на эти движения, тоже качнулся из стороны в сторону. Затем еще подрос немного.

— Говоришь, нужна связь с Москвой?! Со Ставкой? — хриплым голосом переспросил генерал, не отрывая глаз рассматривая огненный шар. — Пошли… те.

Всей гурьбой, сопровождаемой возбужденно шепчущейся охраной, они прошли в штабную палатку к телефонистке.

— Связь с Первым! — бросил генерал скручивавшемуся около телефонного аппарата связисту.

Москва ответили почти сразу же. Складывалось впечатление, что с той стороны телефонной трубки уже давно ожидали звонка. Хотя, скорее всего именно так и обстояло дело, ведь это направления было кратчайшим путем к Москве.

— Иван Васильевич?! Мы с вами только что говорили, — раздался из трубки знакомый с хрипотцой голос Верховного. — Что-то случилось?

После едва заметной паузы Панфилов ответил:

— Нет, товарищ Сталин. Оперативная обстановка без изменений. Связь восстановлена почти со всеми соединениями на данном направлении. Противник, потеряв больше ста десяти танков за последние два дня, прекратил атаки. Видимо, происходит перегруппировка сил. Я вот что хотел сказать… Тут с Вами хотят поговорить.

С того конца провода не раздалось ни звука в ответ, но даже по этому искаженному расстоянием молчанию было понятно, насколько удивлен Сталин.

Яков взял трубку.

— Здравствуй, отец.

— …Яша?

— Да, отец, это я.

— Ты же попал в плен. Мне докладывали…

— Я был в плену, отец. Потом мне помогли сбежать… Отец, подожди, ничего не говори. Сначала выслушай меня, — Сталин явно хотевший что-то сказать, замолчал. — Отец, я знаю, как выиграть войну. Я не сумасшедший. Ты слышишь меня? Я своими глазами видел, что может этот человек…

Глава 20

В кабинете было тихо. Мимо стола, покрытого зеленым сукном, медленно прохаживался невысокий человек с давно потухшей трубкой. Время от времени подносил трубку ко рту, пытался затянуться и всякий раз морщился. Сделав это в очередной раз, он в раздражении кинул ее на стол.

— Александр Николаевич, Жуков еще не звонил? — подняв трубку телефона, спросил Сталин у своего секретаря. — Как только будет звонок, соединяйте.

Хмурясь, он отошел от стола и, сцепив руки за спиной, направился к настенной карте, где черные клинья немецких войск угрожающе нависали над Москвой. Со времени последнего совещания с генеральным штабом на карте ничего не изменилось. Пусть на Москву все еще оставался совершено открытым. На самом кратчайшем расстоянии через Волоколамск продолжались упорные бои с превосходящими силами противника. Советские части, набранные со всех возможных мест, держались из последних сил.

— Хм… Жуков уже должен был оказаться на месте ипозвонить, — Сталин продолжал буравить взглядом точку на карте недалеко от Волоколамска. — Странно… Что же, в конце концов, там происходит?

Он надеялся, что Жукову удастся прояснить обстановку в районе Волоколамского шоссе. Поступающие оттуда сообщения былипротиворечивыми и взаимоисключающими друг друга. Командиры двух соседних участков обороны могли в течение одного часа доложить сначала об успешном отбитии танковой атаки противника, а затем — о полной потере управляемости войсками и спешном отступлении с занимаемых позиций. Командующие фронтами вообще не владели информацией об оперативной обстановке, предпочитая отделываться общими и ничего не значащими словами — «ведутся оборонительные бои местного значения», «в зоне ответственности противник не предпринимает никак наступательных действий», «ситуация нормализовалась», и тд. Пытаясь понять, что происходит, Сталин словно вяз в каком-то болоте. Ему привыкшему контролировать все и вся, становилось жутко от полной неизвестности.

Тревожило его и другое. Прежде чем прервалась связь с генералом Панфиловым, командиром 316-ой стрелковой дивизией, державшей оборону в районе Волоколамского шоссе, он услышал голос своего старшего сына Якова. Как он там оказался? Ведь его батарея сражалась за сотню километров от Волоколамска и была полностью разгромлена врагом. Ему докладывали о том, что сам Яков пропал без вести и скорее всего оказался в плену. Как могло оказаться, что он вышел в расположение 316-ой дивизии? Еще более странным было то, что Яков ему успел сказать. Из-за плохого качества связи Сталин успел разобрать лишь пару слов, от которых у него едва волосы дыбом не встали. «Он сказал про то, что знает, как выиграть войну… Да, Яша сказал именно так. Почему, для чего? Это же какой-то бред, настоящее сумасшествие… Неужели он сошел с…».

Вдруг раздалась негромкая трель телефонного аппарата, заставившая его вздрогнуть.

— Слушаю… Соединяйте, — Сталин в нетерпении постучал пальцами по столу. — Здравствуйте, товарищ Жуков. Докладывайте обстановку на фронте.

Речь Жукова, назначенного командующим Западным фронтом, всегда четкая, лаконичная и даже резкая сейчас звучала совершенно иначе. Казалось, его что-то выбило из привычной колеи. Эти нотки растерянности особенно проскальзывали, когда он начинал отвечать на очередной вопрос Сталина. Генерал некоторое время молчал и лишь потом отвечал.

— Товарищ Жуков, у вас что-то случилось? Отвечайте, — в раздражении рявкнул в трубку Сталин, подозревая что-то нехорошее. — Фронт прорван? Отвечайте!

С той стороны вновь замолчали. Некоторое время раздавался какой-то посторонний звук.

— Товарищ Сталин, — вновь раздался голос генерала. — Обстановка стабилизировалась. Сомнений быть не может. На Волоколамском направлении противник за последние двое суток потерял более двух сотен танков, большое число пехоты, после чего прекратил активные наступательные действия.

Облегченно выдохнув, хозяин кабинета опустился в кресло и откинулся на его спинку. Дикое напряжение последних дней начало понемногу отпускать его.

— Части генерала Панфилова начали разворачивать глубоко эшелонированную оборону. Я распорядился выделить в его распоряжение танковый батальон танков КВ и Т-34 из особой резервной армии, который станет подвижным резервом на случай массированного использования немцами танков, — продолжал докладывать Жуков. — Думаю, товарищ Сталин, на этом участке фронта немецкое командование вряд ли продолжит активные наступательные действия. После понесенных потер, особенно в танках и подвижных частях, противник будет вынужден взять паузу на перегруппировку, которая займет не меньше трех — четырех дней. Считаю, противник продолжит наступление, но направление главного удара будет проходить южнее. Оперативная обстановка подсказывает, что наиболее предпочтительным местом для прорыва нашей обороне станет стык двух армий…

Вскочивший с кресла, Сталин подошел к карте и стал разглядывать извилистую линию обороны советских войск в районе Волоколамска. В названном Жуковым месте, действительно, определился характерный выступ, который, словно сам просился на острие главного удара.

— Хорошо, товарищ Жуков. К вечеру доложите ваши соображения, — глухо произнес Сталин. — Что там с Яковым? Это, действительно, он?

Говоривший с той стороны вновь замялся. На грани слуха послышался еще чей-то голос. Казалось, Жуков, закрывая телефонную трубку ладонью, с кем-то яростно спорил.

— Товарищ Жуков?! — в голосе Сталина послушалось выраженное недовольство. — Что вы молчите?

Прошло еще немного времени.

— Товарищ Сталин… Я не знаю, как рассказать, — всегда решительный генерал был явно растерян. — Это что-то совершенно невозможное, невероятное. Такого просто не может быть. Я лучше передам телефонную трубку вашему сыну.

После свистящего шума раздался знакомый голос Якова.

— Здравствуй, отец… Ты вчера не услышал, что я тебе говорил? Нет?! Тогда начну сначала… Отец, из плена меня вытащил человек, который обладает необычными способностями. Помнишь, в детстве ты мне рассказывал сказку, в которой хитрый кузнец обманул злого колдуна? Вспомнил? Я тогда был совсем маленьким, но очень хорошо помню эту сказку.

Губы хозяина кабинета неожиданно для не самого растянулись в улыбке. На какое-то мгновение в его памяти всплыла картинка из далеко-далеко прошлого, где они с пятилетним Яшей сидели на скамейку у старого граба. Ощущение счастья на какое-то мгновение накрыло его с головой и сразу же схлынуло, оставив после себя грусть и теплоту где-то глубоко внутри.

— Отец, тот человек волшебник. Понимаешь меня? Он самый настоящий волшебник! Подожди, отец, ничего не говори! — голос Якова срывался, сбивался. — Я сумасшедший! Это он уничтожил все эти танки! Слышишь? Это все сделал он! Он остановил танковую армаду Гудериана! Если бы не он, немецкие танки уже были бы в Ясной Поляне! Он может и другое, отец! Его нужно срочно отправить в Москву! Ты должен встретиться с ним. Слышишь меня? Отец? Ало?

Звериная интуиция Сталина в этот момент буквально вопила об опасности, от которой нельзя было просто напросто отмахнуться. Он привык полностью доверять своему чутью, ведь оно много раз спасало его в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. В 1907 г. на заре своей революционной деятельностью Иосиф Джугашвили по прозвищу Коба чудом избежал пули при ограблении почтовой кареты. Поддавшись нехорошему предчувствию, он первым к карете с деньгами пропустил другого боевика, который тут же словил пуля от смертельно раненного жандарма. В 1931 г., когда он прогуливался по Москве, возле дома 5/2 по улице Ильинка ему вдруг захотелось перейти на другую сторону улицы. Подчиняясь этому внезапно возникшему чувству, Сталин резко развернулся на месте, что спровоцировало охотившегося за ним убийцу. Не успев толком прицелиться, тот открыл стрельбу в «молоко».

Кровь ударила ему в виски. По спине побежали капельки пота. «О чем он говорит… Какой-то бред. Это просто не может быть правдой… или может быть. А как же Фольф Мессинг?! То, что он показывал, нельзя назвать просто гипнозом. Ведь никто другой не мог повторить даже десятой доли этого. Это больше напоминало магию. А если то, что сказал Яков, правда? Если эо самый настоящий колдун?! Что тогда?».

— Жуков там? Передай ему трубку, — наконец, заговорил Сталин, приняв для себя решение. — Товарищ Жуков, Яков говорит правду? Ответьте мне, как большевик большевику.

На этот раз генерал не раздумывал и ответил сразу же:

— Ваш сын прав, товарищ Сталин. Этот человек делает удивительные вещи. Я такого никогда не видел. Его способности опровергают все законы природы… Есть, товарищ Сталин. Он сегодня же отправиться в Москву. Есть, приставить усиленную охрану.

После этого разговора Сталин до самого позднего вечера находился в очень возбужденном состоянии. Не мог ни есть, ни пить. Через каждые полчаса по телефону справлялся, не садился ли самолет от генерала Жукова. Пришлось даже звонить профессору Виноградову, наблюдавшего за ним врача, чтобы тот дал что-нибудь успокаивающего.

Долгожданный самолет оказался в Москве ближе к полночи. На аэродроме его уже встречали за инструктированные сотрудники государственной безопасности, полностью оцепившие только что севший немного потрепанный Дуглас. Выведших из самолета троих человек ни о чем не спрашивая посадили в разные машины и в сопровождении двух взводов автоматчиков и бронеавтомобиля БА-10 отправили в Кремль.

В приемной гости оказались примерно через час, после чего секретарь сразу же пригласил их пройти в кабинет, где их уже ждал Сталин.

Первым вошел Яков, с окаменевшим лицом ловя взгляд отца. Казалось, они так будут стоять целую вечность и никогда не сделают шаг на встречу друг к другу. Но, в кокой-то момент лицо Сталина дрогнуло и он развел руки в стороны. Яков быстро подошел и обнял его.

Двое остальных гостей все это время стояли в отдалении, внимательно наблюдая за хозяином кабинета. Ближе всего стояла невысокая девушка с резкими чертами лица, с восторженным взглядом оглядывающая кабинет и его обстановку. Чувствовалось, что она поверить не могла в то, что находится в святая святых.

Совсем иное читалось на лице третьего гостя. Не было никакого восторга, подобострастия или страха. Может немного удивления, но не более того. Он с легким любопытством рассматривал массивные стулья с высокими спинками, пару толстых томов книг на зеленом сукне стола, пузатый графин с водой на небольшом пристенном столике.

— Приветствуя тебя, правитель, — парень, заметив, что на нем скрестились взгляды остальных, сделал шаг вперед. — Я Килиан, когда-то бывший магом огненной стихии первого круга Благословенного Китона. Я пришел помочь … и попросить помощи.

Медленно идущий к нему на встречу Сталин не скрывал своего скепсиса. Оно было прекрасно написано на его лице, что, собственно, не было открытием и для гостя.

— Я не бедный проситель, — скрывая улыбку, проговорил парень. — Мне есть что предложить.

На его раскрытой ладони, вытянутой в направление Сталина, вдруг вспыхнул крошечный огонек. Маленький, едва заметный, он казался беззащитным красным птенчиком. Но, вдруг, неуловимо качнувшись, огонек начал расти, на глазах превращаясь в пухлый огненный шар. Он словно живое существо дергался из стороны в сторону, шевелился, испускал небольшие плети-щупальца.

Видя замешательство хозяина кабинета, парень резко взмахнул рукой перед собой. Пламя в мгновение ока окутало мага, во все стороны пахнуло жаром, и оно тут же пропало.

— Твои враги сгорят, не успев даже испытать страх. В прах превратятся их железные повозки на земле, в воздухе и воде, — маг горделиво вскинул голову. — От вражеских крепостей не остается и следа. Разбуженный огненный дракон сожрет их укрепления, башни, дворцы… Но это еще не все. Если я захочу, то твою армию пополнят воины, который не знают страха, боли, усталости, жажды и голода. Они будут сутками преследовать врага, не зная жалости бросаться на него с голыми руками. Никто не устоит перед такой армией. Мне понадобиться несколько месяцев, чтобы подготовиться… В ответ, я лишь прошу помочь мне сейчас, пока не стало поздно. Мою невесту, мою кровиночку, похитили и везут в самое логово. Мне нужен лишь самолет и немного воинов. Остальное я все сделаю сам…

Замолчав, маг выжидательно посмотрел на Сталина. Тот тоже молчал, постепенно приходя в себя и собираясь с мыслями. Ведь не каждый день встречаешь человека из другого мира, способного повелевать огнем и призывать мертвых из небытия.

Затянувшуюся паузу прервала девушка, выскочившая из-за спины мага.

— Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, помогите Кире! — пронзительно смотря в глаза Сталину, затараторила она. — Пожалуйста! Он нас с Яшей всю дорогу защищал. Он меня от немцев спас. А знаете сколько он танков пожог? Очень много, что не сосчитать! Он хороший, очень хороший! Кирьян же наш, советский. Он так немцу даст, что тот полетит до самого своего Берлина.

Дождавшись, когда девушка прервется, хозяин кабинета коснулся ее плеча. Мол, подожди, дай мне тоже сказать. Та испуганно вздрогнула.

— Товарищ Килиан… Я могу вас звать товарищем? — Сталин, наконец, взял в себя в руки. — Думаю, мы сможем договориться. Вы поможете нам в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, а мы выполним вашу просьбы. Предлагаю вам немного отдохнуть с дороги, привести себя в порядок. Я же пдумаю, как лучше выполнить вашу просьбу.

Поручив сыну проводить гостей до выделенных им помещений, Сталин задумался.

— Хм… Думал, что меня уже ничего не сможет удивить на этом свете. Сильно же я ошибался, — бормоча он раскурил неизменную трубку и начал прохаживаться по кабинету. — Маг… Огненные шары… Еще оживление мертвых… С ума можно сойти…

Он глубоко затянулся и выпустил густые клубы дыма.

— Он же может оживить Ленина…, - он едва не задохнулся от вдруг пришедшей ему в головы мысли. — Оживить самого Старика…

Ощутимо подурнело. Закружилась голова и, нащупав руками спинку кресла, он едва не свалился в него.

— А человек ли он вообще? — лоб покрылся испариной. — Тогда, кто?

Сталин всегда был материалистом до мозга костей. Даже учась в семинарии, не испытывал никакого трепета перед святыми таинствами и не верил в Бога. Со временем это чувство лишь укрепилось. Сейчас же стена его неверия медленно и неуклонно рушилась.

— Кто он? Кто…, - шептал мужчина, снова и снова пытаясь ответить на этот вопрос. — Если он сам дьявол? Можно ли идти тогда с ним на сделку?

Вопросы веры, которым он уже давно не придавал никакого значения, вдруг приобрели первостепенное значение. Оказалось, этот мир был совершенно не таким, каким они пытались себе его представить. Возомнив себя хозяином природы, поверив в силу прогресса, они забыли про другую сторону этого мира — нематериальную.

Вспомнились, рассказы мамы о Боженьке, страшные картинки Страшного суда из фресок на стенах их старой церквушки в Гори. Фигура дьявола представала перед ним в ярких красках, становилась чрезвычайно живой. Это были настолько реальные образы, что он мотал головой, пытаясь их прогнать из своей головы.

— Можно ли доверять дьяволу, сатане? — Сталин задавал себе совершенно немыслимые вопросы, которые еще несколько часов назад даже в страшном сне не приснились бы ему. — Я должен точно знать… Надо все проверить. Если он не тот, за кого себя выдает, то мы должны иметь что-то в запасе…

Ему с кем-то срочно нужно было посоветоваться. Только, с кем? Кто мог в Москве, ничего не скрывая, рассказать о Сатане и способах борьбы с ним? Опустив голову, Сталин горько рассмеялся. Было ясно, как белый день: спросить о дьяволе можно было только у служителей Церкви, которую они, большевики, по иронии судьбы, преследовали и гнобили все эти годы.

— Александр Николаевич, — Сталин поднял телефонную трубку. — Вы как-то говорили, что ваша мама ходит молиться в церковь на Даниловском кладбище… Вы знаете, как зовут его настоятеля? Пригласите, пожалуйста, его в Кремль… Хотя, нет… Я сам съезжу к нему. Мне нужен совет

Глава 21

Под вечер мороз лишь усилился. Под колеса черного Паккарда хрустел первый снег. Автомобиль мчался по ночной Москве, закутавшейся в иссиня-черное покрывало. Вокруг ни единого огонька, ни единого проблеска не было видно.

Сидевший на заднем сидении, Килиан совсем не интересовался видами огромного города. Величественность и седую древность последнего он успел почувствовать еще утром, после их прилета на железной птице или самолете, как ее здесь называют. Сейчас его занимало другое — народ, что все это смог сделать.

— Такого я не видел даже в городе-магов. Уж не титаны ли это все строили? — едва шевеля губами, бормотал маг. — Поразительно. Просто поразительно… Какая злая насмешка судьбы. Они могут создавать удивительные по красоте и величию вещи, но в душе своей остаются убийцами. Иногда мне кажется, что лучше всего эти люди умеют только убивать. Или я ошибаюсь…

Автомобиль вместе с хвостом в виде битком набитой солдатами полуторки свернул с широкой улицы в узкий переулок. Метро через двести сверкнул еле заметный огонек. Их явно ждали.

— Товарищ Килиан, прошу, — маг вылез и поежился от холодного, пробирающего до костей мороза. — Вас уже ждут.

Вперед него шел невысокий мужчина в пальто, от которого веяло странным сочетанием эмоций — агрессия, волнение и любопытство. Он время от времени поворачивал голову назад и сверкал глазами из под пенсне.

Через несколько десятков шагов перед Килианов развернулась высокая каменная ограда, местами уже начавшаяся осыпаться. Через проемы в стене он увидел десятки странных памятников, в которых повторяются необычный символ в виде перекрещенных палок. Чуть дальше из темноты вынырнула каменная громадина какого-то здания, массивным монолитом перегородившим целую улицу.

— Проходите, товарищ Килиан, — с необычным акцентом произнес тот самый мужчина с пенсне, когда они подошли к невысокому крыльцу. — Прошу…

Еще в кремле, как назывался дворец местного правителя, Зоя успела шепнуть магу, что этот невысокий человек очень могущественный. Насколько понял Килиан, он чем-то сродни тайному канцлеру короля, что выполняет довольно щекотливые королевские поручения. Значит, от него можно ожидать любого сюрприза.

Его пропустили к крыльцу, с которого спустился очень странный мужчина в длинном черном одеянии. Оно было плотной ткани и спадало до самых пят. На груди серебром блестел необычный амулет, а высокую шапку украшал все тот же символ в виде перекрещенных палочек.

— Здравствуй, сын мой. Я отец Алексий, — густым тяжелым басом пророкотал незнакомец, уставившись на Килиана пронзительным взглядом. — Скажи-ка мне…

Килиан замер, почувствовав исходящую от мужчины волну тяжелой, давящей силы. Нечто подобное он уже ощущал, когда встречался с проповедником Керном в Китоне. Чувствовалась та же фанатичная уверенность в себе и истовая, почти магическая, вера, ради которой с радостью восходят на костер или эшафот.

— Сын? Почему сын? Мой отец…, - удивленно начал было говорить маг, но спохватился. — Здравствуйте.

До него дошло, что сказанные незнакомцем слова были не более чем принятым здесь обращением. В Китоне тоже некоторые проповедники любили так называть свою паству, подчеркивая свое положение.

— … Скажи мне, веруешь ли ты в Господа нашего? — тем временем спросил мужчина в сутане. — Или не веруешь? — пророкотал тот и замолчал, с напряжением ожидая ответа.

Маг чуть замялся, не сразу собравшись с мыслями. Уж слишком странен был такой вопрос. К чему он? Кому интересно, в каких богов он верит или приносит требы? Ведь, нужно было думать совсем о другом…

— Только полный глупец или заблудший невежда верит, что за нами никто не присматривает. Я же маг и каждый день ощущаю его присутствие… в воздухе, — Килиан вдохнул воздух полной грудью. — В воде, в людях. Светозарный Митра везде и нигде. Конечно, я верю…

Судя по мрачному выражению лица, незнакомцы что-то не понравилось в ответе мага. Однако, он сдержался, чтобы не выдать ему гневную отповедь. Вместо этого мужчина откуда-то достал кисточку в длинной ручкой и раза три — четыре махнул ею в его сторону. Килиан едва не отпрыгнул в сторону, заподозрив атаку каким-то оружием. К счастью, в него полетели лишь брызги воды.

— … Сына и Святого Духа…, - что-то при этом бормотал себе под нос незнакомец, продолжая трясти кистью. — Аминь…

Килиан, конечно, отворачивался, но это не сильно помогло. В его лицо, словно специально, брызги летели особенно кучно. Незнакомец явно не думал останавливаться, с новой силой окуная кисть в какой-то ведерко и вновь брызгая в сторону мага.

— Уф! — словно кот начал он отфыркиваться. — Ты на кого смерд руку поднял?! На королевского мага? — наконец, рявкнул разозлившийся Килиан и, поймал руку с кистью, отбросил ее в сторону. — Забыл свое место?

Воздух вокруг него едва не закипел от жара. Спрессовавшаяся горячая волна ударила в стороны, заставив незнакомца и стоявших возле него людей отпрянуть. С грозным гудением на ладонях мага вспыхнуло пламя, красными языками рвавшимися в небо.

Бедный настоятель вжался в стену старинного храма, шепча святые молитвы. Разлетевшиеся по сторонам бойцы уже поднимались на ноги и тянули к себе оружие. Лишь тот самый невысокий человек, что считался правой рукой правителя, сохранил самообладание.

— Опустить всем оружие. Опустить, я сказал, — он быстро подошел к ближайшему бойцу, с трясущимися от страха руками, и с силой ударил его по стволу карабина. — Опусти! Быстро! Охране отойти назад.

Он резко рубанул воздух рукой.

— Назад! Занять места в машине! А вы, товарищ настоятель, что делаете? Зачем провоцировать нашего гостя? — укоризненно заговорил он, с усмешкой оглядывая бледного отца Алексия. — Вам же сказано было, что нужно его легонько проверить. А вы тут что устроили? Что это за водопад? Что за страшные взгляды?

После он наклонился ему и что-то шепотом спросил. Вопросы и ответ на него прозвучали настолько тихо, что даже магически низменный слух не сильно помог Килиану.

— …есть?

— …Как на духу. Нет никакого сатанинского корня в нем.

— …Точно? Все пробовал? Может икону к нему какую-нибудь приложить, чтобыэффект был сильнее?

— Не богохульствуй… Говорю, нет, значит, нет. Вера в нем есть, боли очень много и ярости. Заблудший он просто…

Невысокий человек, наконец, развернулся и пошел к магу, все еще настороженно зыркавшего по сторонам.

— Приношу вам, товарищ Килиан, официальные извинения от имени советского правительства и нашей коммунистической партии. Вышло форменное недоразумение, — он примирительно поднял руки. — Надеюсь, вы не держите за нас зла на это.

Скривившись в ответ, словно съев какой-то кислый фрукт, Килиан недовольно проговорил:

— Странный вы устроили мне прием. Устроили какие-то прыжки, камлания. Я-то думал, вы, действительно, хотите победить в этой войне как можно скорее. Говорите вы одно, а вижу я совсем другое…

Невысокий человек мгновенно покраснел, а затем побелел. Схватив мага за рукав, он яростно забормотал:

— Нет-нет, Все совсем не так. Слышите. Все совсем не так. Товарищ Сталин уже ждет вас. Мы только проедем в Кремль другой дорогой, чтобы не попасть под авиналет, — он затыкал пальцев в темное небо, на краю которого бешено сверкали яркие лучи прожекторов и чертили линии трассеры очередей зенитных орудий и пулеметов.

Маг, недовольный новой задержкой, буркнул в ответ что-то невнятное и направился к машине. Все его нутро жгло огнем от каждой новой задержки и промедления, что еще сильнее отдаляли его от любимой.

Самобеглая коляска, в которой он разместился, громко рыкнула и побежала по какой-то новой улице. По дороге им пришлось несколько раз свернуть, объезжая какие-то огромные здания и посты с войсками.

Остановились они тогда, когда в окнах машины Килиан стал различать величественную громадину Кремля. Тут было все перегорожено многочисленными зенитными орудиями, ящиками с боеприпасами, мешками с маскировочными сетями, которые пришлось обходить стороной.

Когда до места назначения осталось не так далеко, один из бойцов вдруг резко остановился и с гордостью махнул в сторону какого-то здания.

— Вот, мавзолей товарища Ленина, — рукой боец показал на какое-то бесформенное приземистое здание, больше напоминающее какую-то конюшню в замке феодала средней руки. — Хорошая маскировка вышла. За двое суток такую махину закрыли…

Килиан несколько мгновение с недоумением всматривался в выраставшее перед ним здание, больше напоминающее нагромождение огромных каменных блоков.

— Ленина? — с недоумением пробормотал он, с трудом вспоминая рассказы Зои и Василия. — Того самого…

В этот момент боец вдруг резко развернулся и посмотрел в его лицо с удивлением, которое на глазах превращалось в ярко выраженное подозрение. Его глаза превратились в щелки, напоминавшие направленные на врага стволы оружия.

— Да, товарища Ленина. Нешто не слышал? — оружие в его руке качнулось в сторону Килиана.

Во взгляде солдата недвусмысленно читалась угроза. Мол, сукин сын, как же ты можешь не знать про самого товарища Ленина. Уж не подлая ли ты вражина?! Может шлепнуть тебя нужно прямо здесь и сейчас, пока ты фашистские бомбардировщики на Москву не навел.

— Отставить, — громко выкрикнул невысокий человек в пенсне, что шел рядом с магом. — Товарищ Килиан, не желаете ли взглянуть на тело великого Ленина, возглавлявшего первое в мире пролетарское государство? — на лице у него застыла странная смесь эмоций, которые с первого раза и не читались. — Только благодаря делу Владимира Ильича и его верного ученика товарища Сталина мы еще держимся под натиском врага…

Килиан заинтересовано наклонил голову. Ведь он слушал об этом странном человеке очень и очень много такого, от чего в пору было хвататься за голову. Судя по рассказам обычных воинов, этот самый Ленин был настоящим титаном, поистине необыкновенным человеком. Те восхваления, которые неслись в его адрес, напомнили Килиану баллады в честь короля Бриана Собирателя, что более десяти веков назад объединил народы Китона под своей властью. В балладах тоже пелось о мудрой воле, о несгибаемой вере в свое дело, о великой боли за судьбу людей. Словом, любопытно было поглядеть на того, чья слава в этом мире была равной, а может и превышала славу Бриана Собирателя.

Едва он кивнул, как его темными коридорами повели в глубь здания. Над головой горели редкие огоньки, почти не дающие света. Отчего магу приходилось больше полагаться не на зрение, а на другие органы чувств.

Наконец, они вошли в довольно просторную залу, ярко освещенную светом с потолка. В сама центре на небольшом возвышении лежал прозрачный саркофаг с телом человека.

— Оставьте его, — прозвучал голос невысокого человека в пенсне, что, впрочем, Килиан уже не услышал. — Пусть попробу…

Медленно, шаг за шагом, Килиан подошел к саркофагу. Осторожно прикоснулся к его холодной поверхности и провел по ней снизу вверх. Странные чувства обуревали его в этот момент. Было волнение, настороженность и предвкушение чего-то необычного, словно от встречи с неизведанным. Ведь этот миры был совсем не похож на его мир и мог преподнести сюрприз в любую секунду.

Его магический источник чуть всколыхнул. Засветились глаза. По рукам мага заструилась энергия, вихрями закрутившаяся вокруг тела. Расслабляться было нельзя. Кто знает, кем был на самом деле этот человек при жизни и кем он стал после нее? Вдруг, за столько лет демонстративного и фанатичного поклонения человек в саркофаге превратился в полуразумного лича с сильным магическим источником. Подобные примеры в истории Китона редки, но ужасно разрушительны. Чего только стоило имя очень могущественного лича Стреха Кровавого, в которого переродился когда-то милостивый и добродетельный король Стрех Строитель. Тогда, для его укрощения понадобились объединенные усилия аж пяти архимагов, устроивших настоящее сражение на месте одного из прибрежных городов.

Занятый магическим сканингом, Килиан совсем ничего не замечал. А вокруг происходили крайне странные события… Внутри мавзолея почему-то появились новые бойцы с тяжелым вооружением. Возле обоих выходов, темнеющих провалами, быстро появились мешки с песком, на которых тут же были установлены пулеметы. Остальные бойцы занимали позиции на всех более или менее удобных для этого местах. Странно, это было. Ведь, враг был снаружи, а не внутри. Сейчас же, казалось, что угроза над ними нависла совсем с другой стороны.

— Хм… Интересная структура. Наверное мог бы выйти толк, — негромко бормотал маг, водя руками над саркофагом. — Сильный… был, очень сильный. Только поздно… Осталась одна труха… Кукла. Жалко…. Можно было поработать с таким материалом.

Взмахнув руками, словно стряхивая с них лишнюю энергию, Килиан резко выпрямился, едва не спровоцировав беспорядочную стрельбу. К счастью, солдатам удалось сдержаться.

— Ну, ну? — к нему подбежал почему-то сильно взволнованный, с лицом, покрытым красными пятнами, невысокий человек в пенсне. — Как? Что-нибудь получилось? — в его голове звучало такое сильное волнение, что изрядно настораживало. — А?

Маг лишь криво улыбнулся и махнул рукой. Мол, ничего такого, о чем можно и нужно было бы говорить.

— Здесь больше нет жизни. Поздно, — Килиан обвел взглядом десятки бойцов, что словно селедка набились в помещение мавзолея. — Если бы раньше, то можно было попытаться… Нади уходить. Пора. Мы теряем время.

В ответ послышался громкий вздох облегчения. Приближенный правителя вытер обильно выступивший на лбу пот и еле слышно засмеялся. Он совсем не скрывал своей радости, чего Килиан никак не мог понять.

— Пошлите, пошлите, товарищ Килиан. Надо все рассказать товарищу Сталину, — заторопил он мага, направляя мага в один из проходов.

Здесь они не задержались, оказавшись у правителя через пол часа. Он встретил их с неизменной курительной трубкой в руке и сдержанной улыбкой на лице.

— Мне доложили, товарищ Килиан, что вы немного прогулялись, — чувствовалось, что у Сталина довольно хорошее настроение. — Были в мавзолее и видели тело Ленина. Говорят, все прошло нормально…, - Килиан сдержанно кивнул, не понимая к чему ведутся эти странные разговоры ни о чем. — Возвращаясь к вашей просьбу, хочу вот что сказать…

Резко переменив тему, Сталин медленно пошел вдоль длинного стола. Сделав несколько шагов, он остановился у огромной карты, что висела на стене.

— Мы можем предоставить вам, товарищ Килиан, самолет и взвод, два взвода или даже роту опытных бойцов, которые окажет вам любую помощь. Только взгляните сюда, — правитель небольшой деревянной указкой очертил на карте большой полукруг. — Видите, какое огромное расстояние вам предстоит преодолеть, чтобы достичь вашей цели. Это сотни и сотни километров, которые буквально набиты вражескими войсками и техникой. С этой точки зрения ваш поход представляется чистой воды авантюрой. Вы погубите всех доверившихся вам людей и угробите технику, ни на йоту не приблизившись к вашей цели.

Темнея лицом, маг тоже приблизился к карте. Действительно, предстоявшая ему дорога проходила через крупные оборонительные пункты немцев, которые нужно было пробовать на зубок целыми армиями, а не его ротой. Естественно, Килиан все это понимал. Однако, была у него за пазухойкозырная карта, которая могла кардинально изменить буквально всю игру.

— От нас не останется и мокрого места, если бы не одно «Но», — ухмыльнулся маг. — С обычными солдатами пойдут десятки магов, которые скроют любые наши следы и раздавят любого врага.

Стоявший у карты, правитель неожиданно вскинул голову. Слова про каких-то мифических магов явно его встревожили. Откуда они могли здесь появиться? Из другого мира? А если они окажутся новыми врагами? Указка в его руке с хрустом переломилась.

— Все этим маги будут вашими людьми, — примирительно продолжил Килиан, прекрасно понимая страх правителя; все мысли последнего были написаны на его лице. — Я не успел рассказать об этом… Ваш сын и Зоя изъявили желание стать моими учениками и уже кое-что умеют. Я научил их главному — чувствовать магические способности в других людях. Вы понимаете, о чем я говорю?

Глава 22

Георгиевский зал Кремля многое повидал за прошедшие столетия. Видел он своего создателя, архитектора Константина Тона, в волнении мерившего анфиладу великолепных залов в преддверии императорского визита. Помнил поступь самого императора Николая I, с явным одобрением рассматривавшим пилоны и лепнину потолков в стилистике высших орденом Российской империи. Был свидетелем радостных известий о победах русского оружия и горьких объявлений о его поражениях. Здесь вручались ордена почившей в бозе империи и ее рожденного в муках первенца, гремели грозные военные марши, звучали торжественные речи, принимались верительные грамоты иностранных послов. Лишь сегодняшнее действо выбивалось из этого ряда. Внешне все казалось обыденным, неизменным, но внутренняя суть события выглядела откровенным безумием…

Грозный правитель первого в мире государства, решившего замахнуться на строительства рая на земле и сейчас изнемогавшего в борьбе с коричневой чумой, стоял в самом центре Георгиевского зала. По одну руку от него стоял Калинин, председатель Президиума Верховного Совета СССР, по вторую — Молотов, народный комиссар иностранных дел. Последний заметно волновался, нервничал, то и дело вытирая выступающий со лба пот. Большая папка в его руке ощутимо дрожала. Казалось бы, что заставило их в столь грозный для страны час собраться здесь, особенно в таком необычном составе. Награждение? Вручение верительных грамот очередному послу? Может получение каких-либо дипломатических нот?

Ответы на эти вопросы явно знал хмурый мужчина, что с решительным видом распахнул в залу дверь и быстрым шагом начал пересекать пустое пространство. Его странная одежда — необычный китель без знаков различия, свободного кроя брюки, заправленные заниженные сапоги — могли еще больше запутать непосвященного человека.

— Товарищ Килиан, доброе утро. Как вам спалось на новом месте? Хорошо отдохнули? — дребезжащим голосом спросил Калинин, с нескрываемым любопытством разглядывая стоявшего передним мага.

— Хорошо, — коротко ответил тот, всем своим видом показывая нетерпение.

Видя это, Сталин кивнул Молотову, который тут же раскрыл свою папку. Через мгновение под потолком старинного зала зазвучали странные слова.

— Товарищ Килиан Барториус, … э-э-э магистр огненной стихии Первого круга, служитель Великого Некроса, — запинаясь, то и дело оглядываясь на Сталина, читал Молотов. — Советское правительства, учитывая ваше желание стать гражданином Советского Союза, рассмотрело этот вопрос и вручает вам паспорт.

Маг взял протянутую ему небольшую книжечку, которая окончательно делала его частью этого странного, но живого мира.

Следом вновь заговорил Калинин, держащий в руке несколько небольших коробочек.

— У меня, товарищ Килиан, не менее почетная обязанность, — по-доброму улыбнулся старичок. — За спасение от рук фашистских захватчиков члена диверсионного отряда бойца Космодемьянской и старшего лейтенанта Джугашивилли, за уничтожение в составе партизанского отряда немецких частей и техники товарищ Барториус награждается орденом Красного Знамени.

На китель удивленному магу Калинин осторожно приколол кроваво-красный орден, на который Килиан то и дело косил глазами. Правда, этим странное действо не ограничилось.

— Еще не все…, - весело пробурчал председатель Президиума Верховного Совета, открывая следующую коробочку. — За проявленный героизм в отражении атаки немецких танков у деревни Крюково и уничтожении больше ста машин противника товарищу Барториусу вручается Золотая Звезда героя Советского Союза.

Мелькнувшая перед глазами Килиана золотая капелька тоже устроилась на его кителе рядом с первым орденом.

— Вы сохранили очень много жизней наших бойцов, товарищ Килиан. Благодаря вашему мужеству враг не вышел к столице нашей Родины, — с чувством произнес Сталин, крепко пожимая руку магу. — Советский народ очень вам благодарен за это… Что, удивили мы вас? — рассмеялся Сталин, видя ошарашенное лицо собеседника. — А теперь посмотрим на то, что вы нам хотели показать. С полигона уже докладывали, что все готово и ждут только нас.

Килиан, готовивший для высшего руководства страны показ своих возможностей и возможностей своих учеников, быстро кивнул. Ему не терпелось перейти от слов к делу. Сегодняшнее представление должно было показать местному правителю и его воинам, что магия это чрезвычайно грозное оружие в умелых руках. «Нужно сделать так, чтобы у них поджилки затряслись, чтобы от страха хотели забиться в угол! Тогда я точно смогу получить все то, что прошу… Анечка, я уже скоро, совсем скоро… Потерпи еще немного. Ты сильная, ты сможешь. Я скоро приду за тобой и горе тем, кто встанет у меня на пути».

Примерно через час они оказались на полигоне под Кубинкой, где их уже ждала довольно представительная делегация. Здесь были конструкторы обоих грозных советских танков — Т-34 и КВ-2, часть представителей генералитета, представлявшие сухопутные, морские и воздушные силы. Всего у небольшой трибуны собралось человек двадцать, которых и было решено приобщить к тайне с большой буквы «Т». Чуть дальше застыло четыре танка, с опущенными орудийными стволами.

— Приступим, товарищи. Время дорого, — произнес Сталин, едва выйдя из автомобиля. — Товарищ Кошкин, — обратился он к конструктору, стоявшему рядом с одним из танков. — Экипаж машин получил задачу.

Кошкин смущенно вытянулся перед Сталиным.

— Получили, товарищ Сталин. Машины должны продемонстрировать свои маневренные возможности в условиях возможного противодействия. А что за противодействие ожидается? — нерешительно спросил он.

— Экипаж должен продемонстрировать возможности танков в условиях, приближенных к боевым. Их будут атаковать а они должны защищаться, — отрезал Сталин, смотря уже не на конструктора, а на вылезшего из второй машины мага. — Выполнять.

Через минуту, взревев моторами, рванули с места оба танка Т-34. Следом неторопливо тронулись тяжелые КВ-2 с наростами уродливых башен и торчавшими из них огрызками гаубичных стволов. Сложно было даже себе представить, что могло остановить такую силищу. Юркий Т-34 брал маневром и огнем, массивный КВ-2 — убойной мощью и непробиваемой защитой. Они прекрасно дополняли друг друга, в бою превращаясь в подвижную крепость.

Едва боевые машины скрылись из виду, завершая первый круг, как на полигоне появились высокая фигура. Она стояла неподвижно, словно и не думала сходить с пути танков. В группе генералов тут же стихли разговоры. Все схватились за бинокли, рассматривая странного человека и просматривавшиеся на горизонте машины.

— Посмотрим, что ты хотел показать, — негромко пробормотал Сталин, отмечая неподвижную, словно окаменевшую фигуру мага. — Хм… Как ярко-то оказывается…

Прямо перед Килианом, что стоял на пути приближавшихся танков, вдруг вспыхнуло маленькое солнце. Яркое, жаркое, оно ослепляло, заставляя наблюдателей закрывать веки и прикрывать лицо ладонями.

Несколько мгновений огненный сгусток, лишь внешне напоминавший солнце, в нерешительности дергался на месте. Вскоре он с басовитым гудением сорвался с места и понесся в сторону первой боевой машины.

И командир, и водитель, конечно, видели несущийся на них огненный шар. Только, что с того? Оба не раз и не два горели в железа. Таких огнем не испугать. Они живут под его крылом. Что этот шар может сделать толстенной броне КВ-2, этого сухопутного линкора? Чуть опалит, подпортит заводскую краску? Нестрашно! Механик-водитель еще сильнее вдавил педаль газа в пол, заставляя металлического монстра зареветь. Сегодня он не намерен был отступать со своего пути. Хватит уже, на отступался. Теперь только вперед.

Однако, сегодня все было совсем иначе. Ученые с высокими научными званиями и степенями могли бы объяснить танкистам, что этот странный шар совсем не огонь. Скорее это было состояние вещества, характерное для звезд в космосе. Именно внутри желтых карликов, к которым относилось и земное солнце, это вещество находилось в состоянии сверх перегретой плазмы, молекулы которого было разогнаны до световых скоростей. Только откуда на полигоне в Кубинке могли появиться ученые-ядерщики и астрономы, что просветили бы танкистов об опасности такого огненного шара?

На встречных скоростях огненный шар и танк встретились. Боевая машина тут же окуталась снопом искр и паром, что полностью скрыли ее от глаз публики на трибуне. Оттуда, казалось, что пятидесяти двухтонная громадина внезапно встала, как вкопанная, и исчезла.

Шедший сразу же следом Т-34, не снижая скорости рванул в обход. Проламывая проход в рощице с невысокими деревцами, он почти миновал опасный участок, как в его сторону полетел такой же огненный шар. Затем еще один и еще один. Вновь все окуталось паром и искрами.

— Смотрите, смотрите! — в волнении вскрикнул кто-то из генералов, тыча рукой в рассеивающееся облако пара. — Етить его… как языком слизало.

Сверху были прекрасно видны широкие просеки в роще, оставленные необычным оружием. Лежало множество поваленных деревьев, выглядевших обугленными головешками. Посреди всего этого стоял неподвижной глыбой Т-34, у которого отсутствовали части орудия, выпуклой части башни и одна из гусениц. Чуть дальше из земли торчал набалдашник башни КВ-2, лишенный своей большей половины. Из прокопченного остова вылазил уцелевший экипаж.

— Как же так? — сам Кошкин ошарашенно тер лицо, не веря своим глазам. — Железо, как бумагу срезал. Уральская броня… Катанные броневые плиты… Больше 70 мм. толщина. Как? Чем?

У него был настолько ошарашенный и беспомощный вид, что Сталин, наблюдавший за конструкторами и генералами со стороны, негромко рассмеялся. Он выступил вперед и, махнув рукой, привлек к себе внимание.

— Товарищи, сейчас вы познакомитесь с тем, кто является тайной особой государственной важности Советского Союза. По совместительству этот человек также виновник увиденного вами зрелища. Это…

Со стороны полигона вышагивал тот самый человек, что недавно стоял на пути тяжелых боевых машин. В морозном воздухе его фигуру окутывал странный ореол из горячего воздуха, пронизанный яркими огненными искрами.

— …Товарищи, это Килиан Барториус, человек, владеющий особыми способностями. Он способен генерировать облако высоко температурной плазмы, которая обладает колоссальной мощностью. Результат применения такой способности вы можете видеть сами. Ни один из сегодняшних земных материалов не способен сопротивляться этому оружию. Ни один…

Взгляды военных и ученых скрестились на маге, который с независимым видом сложил руки на груди.

— Все вы допущены к этим сведениям не просто так, — продолжил Сталин, внимательно отслеживая реакцию присутствующих. — В связи открывшимися обстоятельствами было принято решение о создании при Центральном Комитете партии Управления особых научных разработок, в работе которого и примут участие все присутствующие. С помощью сведений, предоставленных товарищем Барториусом, будет создаваться оружие особой разрушительной мощности, которое позволит переломить хребет фашистскому зверю.

При этих словах Килиан криво ухмыльнулся и, вскинув руки перед собой, словно вынул из воздуха яркий шар плазмы. Вблизи разогретое до межзвездных температур вещество выглядело еще более угрожающе. Шар, подрагивая в руках мага, буквально вытанцовывал неизвестный танец, выкидывая в разные стороны огненные протуберанцы.

— Разве один человек может что-то изменить? — скептически произнес, подошедший ближе генерал Жуков. — Фронту, как воздух, нужны танки, самолеты, орудия, а не эти…, - он выразительно махнул рукой. — Штучки-дрючки! Этим войну не выиграть.

Жукова поддержали остальные генералы, с явным сомнением и даже подозрением смотревшие на мага. Для них все эти нематериальные вещи, которые было сложно осознать и потрогать руками, были мало понятны. Они видели нечто удивительное, но не видели перспективы этого.

— Хм…, - шар вырвался из рук мага и с гудением умчался в небо, где тут же расцвел ярким огненным взрывом. — Маг — это не просто сильный лучник, мечник или всадник. Он, прежде всего, учитель, призвание жизни которого поиск нового знания и передача накопленных сведений дальше. У меня уже есть два ученика, скоро их станет больше. Я открою магическую школу, в которой уже через год можно обучать больше сотни будущих магов.

Внимание присутствующих привлекли новые действующие лица. На полигоне появились двое — мужчина и женщина, который начали вскидывать руки в знакомых уже жестах. Вскоре повторилось уже увиденное зрелище. От двух фигур отделились яркие сверкающие шары плазмы и с огромной скоростью отправились к боевым машинам, уже покинутым экипажам. Оба танка в мгновение вспухли сильнейшими взрывами, разметавшими броневые коробки на сотни метров вокруг.

— Вот… Сейчас три мага, завтра будет десять, послезавтра — сотня. Против боевых магов ни одному правителю не устоять, — не слышать второго смысла в этих словах мог только абсолютный тупица. — Все будет именно так, если только мне помогут…

Этот разговор продолжился позже, уже в Кремле, где Сталин остался наедине с Килианом. Маг сделал свой шаг. Теперь предстояло сделать шаг ему на встречу.

— …Вижу отговорить вас, товарищ Килиан, мне не удастся. Я против вашего замысла, — задумчиво говорил Сталин, прохаживаясь вдоль своего стола. — Но понимаю вас. Очень по-мужски — защищать свою женщину. Вы, как настоящий большевик, идете вперед несмотря ни на какие препятствия…

Он остановился у карты, висевшей на стене, и некоторое время ее внимательно рассматривал. Наконец, видимо, что-то решив для себя окончательно, хозяин кабинета повернулся к Килиану.

— Хорошо, товарищ Килиан. Через трое суток на аэродроме вас будут ждать два самолета ТБ-3 и взвод десантников в полном вооружении. Полет и десантирование в район высадки будут производиться ночью. По данным разведки именно здесь находится крупнейший концентрационный немецкий лагерь, — Сталин очертил трубкой небольшой район в Прибалтике. — Сюда свозят советских граждан с оккупированных территорий. На месте вы установите связь с подпольем…

Когда же обрадованный маг вышел из кабинета, Сталин потянулся к телефонному аппарату.

— …Ваша задача остается прежней — обеспечение максимального содействия поискам товарища Барториуса. Можете задействовать в операции любые соединения, в том числе партизанские, — негромко говорил он своему собеседнику. — В случае опасности попадания в плен вы обязаны действовать максимально решительно. Товарищ Барториус и его знания ни в коем случае не должны оказаться в распоряжении немцев…

Глава 23

По аэродрому медленно бежала снежная поземка, закручиваясь в небольшие вихри. У массивных колес самолета-гиганта ТБ-3 снег собирался в сугробы, заставляя коренастого штурмана в стеганной телогрейке в очередной раз махать лопатой.

— Метет, сволочь… Погода совсем ни к черту, — недовольно бормотал он, отбрасывая снег в сторону. — Чую, по приборам ползти придется. У кого же так чешется именно в такую непогоду лететь? Ух, черт! Дурная я башка…

Вздрогнул он всем телом, когда из снежного марева появилась странная фигура в широком темном плаще, окутанная необычным светящимся ореолом. Штурман, несмотря на довольно сильный мороз, тут же сильно вспотел. Слабость появилась в ногах. Пришлось даже опереться на стойку шасси, чтобы не свалиться в снег.

«Это же колдун! Б…ь, а я тут языком молочу…». Не дай Бог, что он что-нибудь услышал. Тогда кранты! Штурман сразу же согнулся и с такой силой заскреб по снегу лопатой, что деревянная ручка жалобно заскрипела. «Только бы не услышал… Только бы не услышал. Заколдует ведь, как пить дать». Смех-смехом, но про этого человека такие вещи рассказывают, что кровь в жилах стынет. Говорят, от одного его взгляда здоровяки поперек себя шире с ног валятся и в штаны прудят. Или, наоборот, сначала в штаны прядут, а потом на землю валятся. Еще хуже бывает, когда над колдуном кто-нибудь смеяться начнет. Тогда, вообще, пиши пропало. С человеком этим обязательно что-то плохое случиться — живот скрутит на день или два, спину скрутит от боли или ноги с руками перелома.

Проходивший мимо Килиан угрожающе ухмыльнулся, чем еще сильнее напугал штурмана. Маг, слышавший обо всех этих слухах, конечно, не смог удержаться, чтобы не пошутить. Над его ладонями возник ярко-багровый шар и с громким гудением взлетел в воздух. Бедняга военный побледнел и шарахнулся в самолет.

— Пошутил и хватит, — пробурчал он, стирая улыбку с лица. — Пора заняться делом. Где там мои воины? Скоро в путь, а значит, пора одевать амулеты…

Он встал у лестницы-трапа, к которому подходили десантники. Каждому из бойцов, что на мгновение замирал перед ним, он вручал небольшой золотистый патрон. Казалось бы, что в нем такого необычного? Патрон, как патрон, каких у каждого из них было по полному подсумку. Тогда почему бойцы принимали патрон так, словно он был величайшей ценностью на этом свете?! Ответ был прост, но совершенно безумен для этого мира. Килиану после сотен и сотен безуспешных экспериментов удалось влить в этот небольшой металлический бочонок частичку энергии Некроса, которая при активации подпитывала энергоформу воскрешения. Полноценного воскрешения, правда, не получалось, но заживления ран достичь удалось…

— Напоминаю еще раз, — вручаю патрон-амулет очередному десантнику, говорил маг. — Этот амулет нужно держать, как можно ближе к своему телу. В случае угрозы вашей жизни, он даст вам еще один шанс.

Воин серьезно кивал головой и, протягивая шнурок через отверстие в патроне, одевал его себе на шею. Затем подходил следующий. Все уже они знали ценность этого патрона, став не раз свидетелями затягивания рванных ран на теле бойцов…

Вскоре десант, выделенный для опасной экспедиции за линию фронта, оказался внутри обоих самолетов-гигантов. Взревели двигатели и металлические махины начали медленно разгонятся.

Линию фронта пересекли глубокой ночью, когда немецкая авиация бездействовала. Достигнув потолка высоты, самолеты направились на Ленинград, где они должны были дозаправиться и отправиться дальше, вдоль побережья Балтийского моря. На этой части маршрута их должны были прикрыть две эскадрильи морской авиации и зенитная артиллерия флота, командование которых уже было предупреждено Ставкой и ожидало гостей. К сожалению, все планы экспедиции почти сразу же пошли прахом.

С ночи 7 ноября немецкое командование группы армий «Север» предприняло очередное наступление на город трех революций, сформировав для этого мощный бронированный кулак из сотни танков и бронетранспортёров. С воздуха ударные соединения поддерживали 4-ая воздушная армия генерала Келлера. Этот удар должен был окончательно сломать хребет обороны защитников города, приговоренного самим фюрером к уничтожению вместе со всеми своими жителями.

Именно в эпицентр наступления и летели оба самолета, экипажам которых вскоре и стало абсолютно ясно их незавидное положение.

— …Командир, б…ь, глянь на землю! — вдруг заорал штурман первого борта, вывернувшись в кресле и тыча пальцем в нижнее остекление кабины. — Немцы на Ленинград прут!

Первые лучи восходящего солнца осветили заснеженную дорогу, по которой двигалась длинная колонна немецкой техники. Десятки и десятки танков, разбавленные грузовиками и бронетранспортерами, тянулись на северо-восток, к предместьям города. Здесь, вгрызлись в землю, как кроты защитники города, бывшие в неведении о начале нового наступления врага.

— Твою-то мать, — присвистнул командир бомбардировщика, когда взглянул вниз. — Живо связь с полком! Доложить надо! Нам сейчас в Ленинград ходу нет!

После недолгих переговоров пришла команда на возвращение. Командование сочло риск попадания в плен слишком высоким. Первая машина сразу же пошла на разворот. Следом легла на крыло и вторая машина, что тут же ощутил десант.

— Братцы, назад вертаемся! — в гудящем отсеке самолета раздался громкий крик одного из десантников, здоровенного детины с пулеметом, смотрящемся в его руках детской игрушкой. — Товарищ Барториус, як же так?! Мы же готовились к рейду…

Но Килиан уже был на ногах. Переменившись в лице, он рванул к кабине. В воздухе запахло озоном, словно где-то рядом ударила молния. Через мгновение разгневанный маг уже оказался в кабине и горящими глазами впился в сидевшего первым штурмана.

— Почему летим назад?! — его рука вцепилась в стеганный пуховик штурмана, который тут же начал тлеть. — Я спрашиваю, почему летим назад?!

— А-а-а-а! — завизжал штурман, у которого огнем вспыхнул рукав. — Горим! Горим, б…ь!

— ПОЧЕМУ…, - гремел голос мага, вокруг которого разгорался ореол пламени.

Штурман, как змей, сбросил свою шкуру — горящую огнем фуфайку и кинул ее под ноги. После забился в угол кабины и пытался вытащить из кобуры пистолет. Командир с огромными глазами от удивления развернулся назад.

— Ты, что творишь?! Посмотри вниз, придурок! Вниз! Вниз! — заорал пилот, с силой стуча ногой. — Сгорим ведь, б…ь! Немцы наступление начали! Внизу сейчас жарко. Москва приказала возвращаться.

На Килиана было страшно смотреть в этот момент. От него распространялся нестерпимый жар. Глаза горели раскаленным золотом. Вокруг кистей рук трещали голубоватые молнии, сливавшиеся в опасный для жизни покров.

— Нам все равно придется лететь назад! Ты слышишь меня, чертов придурок?! В Ленинграде сейчас ад! Туда долбит почти вся артиллерия фронта! — орал от страха командир борта, закрывая рукой лицо от нестерпимого жара. — Мы не сможем сесть! А без дозаправки наши птички не дотянут до цели!

В голове у Килиана вихрем пролетели мысли. Для самолетов нужно горючее, которое должно было ждать их на аэродроме в Ленинграде. Сейчас место дозаправки было под прицелом немецкой артиллерии. Садиться там на самолетах с красными звездами на крыльях было бы верхом безумия. Однако, кто они, летевшие в самое логово врага, если не настоящие безумцы? Если враг там и здесь, то, какая разница где садиться?

— К Каину Ленинград! Садимся здесь! Здесь! — маг требовательно ткнул пальцем вниз. — Ищи немецкий аэродром и садись на нем! Я сказал, садимся здесь! Враг сам заправит нас.

Редко, кто имеет волю и силу сопротивляться, когда на голове начинают тлеть волосы, а кожа плавиться от раскаленного воздуха. Командир первого борта не был героем, поэтому первый самолет начал снижение. Через минуту в кабине стала надрываться рация с вызовом от пилота второго борта.

— Андрюха, что происходит?! Ты получил приказ? — сквозь шипение и хрипы из рации раздавался встревоженный голос пилота. — Слышишь меня? Внизу немцы! Андрюха, мать твою, на аэродроме немцы!

Килиан щелкнул тумблером и, с трудом сдерживая ярость, произнес:

— Я здесь главный! Сажай самолет за нами! И передай десанту, чтобы они готовились к бою! К бою, дети ночи! Пусть враг сгорит в жарком пламени!

Из рации некоторое время слышались лишь бессмысленное шипение и треск. Наконец, что-то щелкнуло и из динамиков донесся чужой голос:

— Командир! Приказ ясен! Десант готовиться к бою… А ты, летун, сажай машину! Командир приказал, — кому-то крикнул десантник на втором самолете.

Обе машины начали снижение над непрерывной колонной немецких войск. Впереди в нескольких километрах находился аэродром, используемый немецкими бомбардировщиками для ежедневных налетов на Ленинград.

Огромные металлические махины шли на бреющем полете, едва не касаясь брюхами верхушек скованных морозом сосен. Поэтому их появление стало для немцев на аэродроме полнейшей неожиданностью. А, собственно, почему им нужно было волноваться и чего-то опасаться со стороны русских? Ведь их войска начали масштабное наступление. Десятки тысяч солдат, почти сотня танков в этот момент штурмовали укрепления города. Каждые несколько минут с аэродрома взлетал или садился немецкий самолет. Откуда тут могли появиться русские? Они должны боятся и прятаться…

Только одна из зениток среагировала на советские самолеты, начавшие заходить на посадку. Командир немецкого орудия громко лаял приказ на открытие огня. Длинноствольная зенитка чихнула один раз, затем второй. Через мгновение она разродилась громкой очередь крупнокалиберных пуль.

— Садись! Вниз! Вниз! — закричал Килиан, когда десяток пуль прошило металлическую обшивку ТБ-3, как простую жестянку. — Что застыли, каиновы ублюдки?! Всем за борт, ибо сегодня вы не умрете! Убейте там всех и добудьте нам горючее!

Выкрикнув это, маг распахнул дверь самолета и выпрыгнул из снижавшейся машины. От падающего Килиана разлетались яркие сгустки плазмы, с неимоверной точностью летевшие в сторону опомнившихся и начавших стрелять немцев.

Его падение напоминало полет яркого метеора, раскидывавшего в разные стороны веер искр и огненных молний. Вокруг него все взрывалось, горело огнем, затапливало аэродром и десятки самолетов на нем ослепляющим светом.

Вслед за магом в открытую дверь стали прыгать десантники, даже не пытавшие раскрывать свои парашюты. Они орали от страха, но без всякий сомнений ныряли в неизвестность. А чего было сомневаться? Человек, шагнувший с самолета перед ними, показывал настоящие чудеса, как заправский волшебник. Он исцелял недуги и заживлял раны, и даже воскрешал мертвых, как сам Христос. Каждому из них было обещано, что никто сегодня не умрет.

— А-а-а-а-а! Б…ь, даешь горючку! — орали они, поливая сверху свинцом немцев. — А-а-а-а-а-а-а! Даешь, б…ь, аэродром!

Десант падал широкой полосой от рощи и до первых немецких истребителей, начинавших выруливать по взлетной полосе. Бойцы, навьюченные как муллы десятками килограмм оружия и боеприпасов, проламывали ветви сосен, крыши немецких казарм и крылья самолетов. У них с хрустом ломались кости, выбивались суставы, рвалась плоть, со свистом брызгала кровь. Казалось, какие они после этого воины? Если повезет добраться до врача, то их дальнейшая участь — это больничная койка и инвалидное кресло на долгие и долгие годы. Однако, орущие от боли тела советских десантников на несколько мгновений окутывались странной искрящейся пеленой и вновь поднимались на ноги, принимались кричать уже от ярости и открывали огонь из автоматов.

Как сопротивляться такому? Можно бороться с человеком, с силами природы, с самим собой. Но, как сопротивляться тому, чего просто не могло быть? Немецкие гренадеры из аэродромной обслуги отказывались верить своим глазам, когда с хрустом втыкавшиеся в землю враги вдруг вздрагивали и снова бросались в бой. В крови из затянувшихся ран советские десантники открывали бешенный огонь в ничего не понимавшего противника.

Они смели немцев одним махом, как фигурки с шахматного стола. В течении часа было подавлено сопротивление в казармах с охраной, где оборонялось больше роты немцев. Подорваны зенитные огневые точки, расчет которых пытался выставить орудия на прямую наводку. Десант, упавший прямо на зенитчиков, просто забросал их гранатами. Расстреливали бегущих к своим машинам немецких летчиков.

Когда оба БТ-3 окончательно остановились на поле и обалдевшие летчики с пистолетами в руках вылезли из кабин, их уже встречали свои. Одни подгоняли заправщики к металлическим гигантам, другие расправляли брезентовые шланги, третьи настороженно водили стволами автоматов.

— …Б…ь, как? Как? — командир первой БТ-3 заторможено осматривал поле с валявшимися немцами и горящими самолетами. — Это же крупнейшей на фронте немецкий аэродром подскока. Сюда, вашу мать, даже под землей было не подобраться… Как такое произошло?! Это же настоящее безумие…

— Это все он, командир… Слышишь, Андрей? Это все колдун, — еле слышно шептал штурман, затравленно ищу глазами странную фигуру в длинном плаще. — Это сделал он. Идет, идет… Помяни черта, а он тут как тут…

Килиан, идущий в пламени горящих построек и самолетов, с развивающимся за ним плащом, действительно, напоминал инфернальное, нечеловеческое существо. Казалось, в огне шел сам сатана за душами грешников.

— Этого хватит для заправки? — маг кивнул на приближающиеся бензовозы. — Хорошо. Тогда заливайся по горлышко и готовься к взлету. Вылетаем сразу же, как закончите.

Командиры и первой и второй машины синхронно кивнули. После увиденного на земле у них пропало всякое желание что-то спрашивать и выяснять у этого человека.

Самолеты почти закончили заправку, как радист второй машины выскочил из кабины словно ошпаренный кипятком.

— Товарищи командиры, Москва вышла на связь! — стоявшие экипажи, командир десантников и сам Килина обернулись на крик. — Есть приказ удержать аэродром до подлета транспортника.

Полностью сообщение Москвы было следующим. В связи с радикальным ухудшением обстановки на Ленинградском направлении и введением в бой крупных сил противника десантникам приказывалось удерживать аэропорт до того момента, как прибудет транспортный самолет с советскими летчиками. До этого момента нужно было очистить аэродром от сгоревших немецких самолетов и подготовить к вылету уцелевшие. После заправки самолетов топливом и загрузки боекомплекта летчики должны были осуществить бомбардировку крупного транспортного узла противника, на который прибывали эшелоны с танками и пехотой.

Взгляды стоявших людей скрестились на Килиане, по лицу которого гуляли страшные гримасы. Маг явно был зол и не думал скрывать этого. Предстояла новая задержка на его пути! Снова нужно было ждать, прежде чем отправиться на спасение его звездочки, его Анюты. Очередное возникшее словно из неоткуда препятствие приводило его в самое настоящее неистовство…

— Сколько нужно ждать? — сквозь зубы прорычал маг, не на кого ни глядя. — Когда прибудет этот самолет?

Транспортник был уже в воздухе. На его борту находилось более тридцати опытных летчиков бомбардировочной авиации, которых собирали в страшной спешке почти по всему фронту. Ждать оставалось при мерно два часа времени.

Обстановка тем временем на Ленинградском направлении ухудшалась с катастрофической скоростью. Немцы с самого утра ввели в бой два батальона танков T-IV и переброшенную из Франции свежую дивизию «Адольф Гитлер», которые верно и неуклонно продавливали оборону защитников города. Хуже было другое: одна из наступающих на Ленинград немецких колонн, реагируя на уже затихшие панические вопли охраны аэродрома, повернула назад. Это был кулак из более чем тридцати танков и батальона мотопехоты, которых должно был с лихвой хватить для разгона партизанского сброда. По крайней мере, так думало немецкое командование.

Едва все это стало известно, как на аэродроме поднялась несусветная суета. Часть десантников понеслась реанимировать подорванные ранее зенитные орудия, которые, к счастью, оказались в боеспособном состоянии. Лишь чуть покорёжена была станина и прицелы. Остальные начли окапываться, оборудуя огневые точки вокруг аэродрома.

В самый разгар подготовки Килиан все остановил…

— Внимание! Летунам в самолеты! Десанту в казармы! — разносился его усиленный магией голос по аэродрому. — Бегом! Всемв укрытие!

Его низкий грудной голос вибрировал, проникая сквозь дерево и металл. Он доходил до каждого человека, заставляя его в тревоге вскидывать голову и искать укрытие.

Первыми среагировали летчики, сворачивавшие брезентовые рукава шлангов. Едва услышав громоподобный голос, экипажи тут же сорвались с места и исчезли в брюхе машин, крепко накрепко задраив за собой двери. Штурман первого борта даже лег на пол, накрывшись с головой фуфайкой. За летчиками сорвались и десантники. За какие-то пять — шесть минут на аэродроме не осталось ни единой живой души.

— Сидеть там, как мыши! Сидеть и молчать! — еще громче закричал маг, начиная выводить руками необычные пассы. — Сидеть, пока я не скажу!

Сходя с ума от очередной задержки, Килиан решился все сделать по-своему. Он уже не мог и не хотел ждать. Раз этот мир желал по-плохому, он сделает по очень плохому.

— Вставайте, дети ночи! Просыпайтесь, сыны Некроса, — он уже давно испытывал свои возросшие силы и сжигавшее его изнутри нетерпение, которое сейчас и не думал скрывать.

Аэродром вновь обрел движение и жизнь, точнее почти жизнь. Убитые, сгоревшие и разорванные немецкие трупы начали дергаться. В тлеющихся остовах самолетов зашевелились обгоревшие летчики, продолжавшие, как при жизни, дергать штурвал ижать на гашетку пулемета. Из разорванной на двое полуторки, водитель которой пытался сбежать от десанта, выползал поломанный немец, тащивший за собой искорёженный карабин. Вскоре от аэродрома ковыляло уже больше сотни оживших мертвецов. По дороге к ним присоединялись все новые и новые фигуры — когда-то погибшие здесь красноармейцы и советские летчики, расстрелянные местные жители, подорвавшиеся на минах партизаны. Идя в общей колонне, они уже больше не смотрели с ненавистью друг на друга. У них теперь был общий враг — живые!

…Шедшим первый дозорный взвод был буквально растерзан. Мотоциклисты даже огня открыть не успели, как оказались обвешанными мертвецами. Хрипя от жадности, те рвали на части людей, урчали от наслаждения, вгрызались в амуницию и оружие.

Командирскому танку, казалось, повезло больше. Ничего толком не понявший водитель поддал газу и снес с дороги перевернутые мотоциклы. Правда, так почти сразу вспыхнул огненным факелом от прилетевшего из леса плазменного шара. Скакавшие сайгаками мертвецы обрушились на следующую машину, облепив ее со всех сторон. Не успевшего закрыть люк командира, выдернули и тут же оторвали голову. Внутрь танка сразу же нырнули мертвые.

Радиоэфир наполнился паническими воплями. Орали запертые в машинах танкисты, визжали от ужаса радисты в ротах. Командир маневренной группы, уже осознавший весь ужас положения, лишь бессвязно матерился. Ему и в страшных снах не могло присниться, что в этих чертовых русских лесах он столкнется с живыми мертвецами. Их же не брала добрая немецкая пуля…

— Этого не может быть… Господи, спаси и сохрани… Проклятые чертовы леса… Ублюдская страна, — то матерился, то божился немецкий полковник, размахивая по сторонам парабеллумом. — Не может быть…

Со всех сторон раздавался пулеметно-ружейный огонь. Время от времени ревел движок танка и ухала его орудие. Маневровая группа немцев доживала последние минуты.

Однако Килиан и не думал останавливаться. На волне ненависти ко всему, что его тормозило, маг вливал все больше и больше энергии в заклинание воскрешения. На километры вокруг мерзлая земля на старых погостах, новых кладбищах и братских могилах лопалась и покрывалась глубокими трещинами, из которых вылезали тысячи костяков и свежих трупов в истлевшей одежде. Мертвая армия жаждала крови живых.

Глава 24

К утру следующего дня стало окончательно ясно, что подготовленное в обстановке полной секретности наступление немецких войск на Ленинград захлебнулось. Переброшенные из Франции элитные части и тяжелые танки не смогли прорвать оборону защитников города. Лишь на некоторых участках штурмовым отрядам немецких гренадеров ценой гигантских потерь удалось продавит позиции советских войск на 200–300 метров. Огромную роль в отражении наступления сыграли действия советских летчиков, которые на немецких бомбардировщиках смешали буквально с землей пять составов с немецкой техникой, десятки моторизованных и пеших колонн. В позднее вышедшем сообщении Совинформбюро сообщалось, что немецкому штурмовому корпусу группы армий Север был нанесет сокрушительный удар, уничтожено и рассеяно три пехотных дивизии, сожжено более ста танков и штурмовых орудий. В заключении Левитан подчеркнул, что командир специальной диверсионной группы, захватившей аэродром с немецкими бомбардировщиками, награжден высоким орденом Красной Звезды.

То же, кого наградили орденом Красной Звезды, в этот момент стоял на том самом бывшем немецком аэродром и орал, срывая голос:

— Быстрее, быстрее! В самолет! — вскидывая руки вперед, медленно отходил к машинам. — Я не смогу их долго сдерживать. Быстрее, пни безногие! — хрипел он, покраснев от натуги. — Быстрее!

Рядом с ним, лежа на земле, расположились два пулеметных расчета, которые, буквально на расплав ствола, поливали свинцом пространство перед собой. Со стороны леса на них брели, одна волна за другой, сотни человекоподобных существ. Те не стреляли в ответ, не кричали от ярости, просто шли молча, что было еще ужаснее. Кто-то из них падал, но тут же вставал. Снова падал и снова вставал. Винтовочные пули прошивали насквозь тела мертвецов, отбрасывали их на землю, но ничего не менялось…

— Проклятье… Проклятье… Не учел, не учел… Глупец, — бормотал Килиан, срываясь на яростный шепот. — Здесь же слишком сильный некротический фон… Не учел. Все стало самоподдерживающим… Проклятье!

Пулеметный огонь не помогал. Свинец вырывал из лавины десятки фигур, которые вновь поднимались на ноги. Человеческая лавина продолжала на них надвигаться с непреклонностью сорокатонного танка. Вторые номера пулеметных расчетов то и дело с беспокойством оглядывались на Килиана, ожидая приказа на отступление.

— Черт! Это еще что такое?! Не должно же больше быть самолетов! — на глазах Килиана из-за верхушек берез вырвался самолет с тянувшимся за ним шлейфом дыма и огня и тут же свалился на брюхо в самую гущу мертвецов. — Черт! Черт! Ловите, этого дурака! Детей ночи становится все больше и больше! Быстрее!

Пылающий немецкий бомбардировщик пропахал больше полусотни метров по земле, раскидывая и ломая крыльями мертвых людей. Словно гигантская мясорубка раненная металлическая птица с хрустом перемалывала человеческую плоть, когда-то бывшую живой.

Десантники с пулеметами на перевес очередями отбрасывали мертвецов от самолета. Другие бойцы уже вытаскивали из разбитой кабины стонущего летчика и тащили его прочь. За секунды они пересекли пространство до ближайшего БТ-3 и ввалились внутрь. Последним в самолет запрыгнул маг, до самого конца поливая огненными шарами и без того выжженное до земли поле.

Через мгновение обе тяжелые машины начали разбег, медленно набирая скорость. Бледные, как смерть летчики, с ужасом смотрели в иллюминаторы на бегущих к самолетам мертвецов. То и дело бомбардировщики подпрыгивали, сбивая колесами очередное тело. Взлететь все же удалось. С трудом, но удалось. Выдохнувшие летчики, получив небольшую передышку, долго еще не решались бросить взгляд вниз на черное шевелящее море мертвых людей, заполонивших аэродром. Они даже друг на друга старались не смотреть, молча переживая только что произошедшее.

В таком же пришибленном состоянии находились и десантники, нервно сжимавшие автоматы. По их лицам было ясно, что еще немного и они начнут выпрыгивать из самолета, наплевал на высоту, парашюты и немцев. Столь сильно обуревавшее их чувство ужаса не мог не заметить Килиан.

— Что дрожите, как малолетние девки в ночном лесу? — он встал со своего места и начал орать, стараясь перекричать шум полета. — Обосрались?! — рявкнул он, беря за грудки здоровенного десантника. — Что в пол глазами уткнулись?! Я маг! Не знали? Кто вам дал амулеты? Я! Кто лечил вас? Опять я!

Каждый, на кого он устремлял свой взгляд, тут же хватался за висевший у него на шее амулет. На Килиана ни в коем случае старались не смотреть. Уж больно грозно тот в этот момент выглядел. Его наэлектризованные волосы развивались. Вокруг тела искрился ореол из крошечных молний. Ладони окутались огнем.

— Я маг! Слышите?! Рядом со мной вы ничего не должны бояться! Ничего и никого! — кричал он, не замечая, как от его пылающей фигуры начинает в отсеке нагреваться воздух. — Смотрите на меня! Все смотрите на меня! Я вытащу всех вас живыми! Ничего не бойтесь! Мертвые вас не тронут! А с живыми разберетесь сами…


Одни крестились, другие шептали слова молитвы, третьи нервно улыбались. За последние сутки они видели столько всего, что иным хватило бы и на целую жизнь. Осознать и принять все это было очень и очень непросто.

— Мы спустимся в самое логово врага, когда он не будет нас ждать. Там, на земле, дадим ему такого пинка, что живые позавидуют мертвым. Мы отомстим им за каждого убитого бойца, за каждого замученного мирного жителя, за взорванные дома. Мы с каждого спросим свою цену кровью, — продолжал говорить Килиан, помогая им принять невероятное, но в тоже время неизбежное. — Вы! Вы первые, кто увидит, как ваш враг будет скулить от страха и визжать от боли. Я маг, и я дам вам возможность спросить с врага за все! Слышите?! Вы ведь хотите отомстить? Ты?! Простишь все немцу?! Да? Пусть немец живет, сытно есть, сладко спит и дальше убивает твоих родных…

Килиан снова остановился около здоровяка-десантника и стал буравить его взглядом.

— Не-ет. Не прощу… Никогда не прощу, — прошептал тот еле слышно, не отводя взгляда от красных глаза мага. — Сожгли немцы всю мою семью — мать, сестренку-первоклашку и брата. Как хворост в избе сожгли… Сестренку, сказывают мамо из огня выбросила. Эти же изверги ее снова туда… Ты, колдун, только дай мне до них добраться, — все громче и громче звучал его голос. — Что хочешь со мной делай. Только дай мне шанс. Рвать их будут на лоскутки, на тряпки. Зубами грызть, — уже хрипел десантник. — Ничего не убоюсь.

Килиан кивнул ему и потрепал его за плечо. Больше он ничего не говорил. Бойцов больше не надо было уговаривать.

Маг пошел в хвост самолета, где на груде тряпья лежал раненный летчик. Судя по ранам — раздробленным конечностям — жить ему оставалось не долго. Отмучаться должен был скоро. Уже и не стонал особо, как в первые минуты после взлета. Сейчас больше хрипел.

— …Ты, дохтур, только ноги не режь. Слышишь, клистерная твоя душонка? — с полузакрытыми глазами бормотал молодой парень, уже находясь одной ногой за гранью. — Никак мне без ног нельзя. Я же летчик. Слышишь? Летчик я. Нельзя мне без ног.

Врач их группы, вечно хмурый капитан, молча покачал головой, отвечая на немой вопрос Килиана. Медицина здесь была бессильна.

— Тогда, оставь нас, — военврач ушел к своему месту, оставив мага вместе с умирающим. — Парень! Парень! Слышишь меня? -

Килиан к удивлению остальных вдруг начал тормошить летчика.

— Уходишь ты, говорю. Понимаешь меня? — летчик открыл глаза, в которых едва плескалось узнавание. — Зовут как? Не слышу. Мересьев… Алексей… Слушай, Леша. Помираешь ты. Совсем немного тебе осталось, — судя по глазам, летчик все понял; из-под его закушенной губы показались капельки крови. — Я могу помочь. Только ты другим станешь. Совсем другим. Руки, ноги на месте будут. Летать сможешь. Согласен? — тот неверяще кивнул, через мгновение еще раз кивнул и еще раз.

Маг криво усмехнулся. Бедняга еще не знает, на что дает свое согласие. Но, кто бы поступил иначе? Есть шанс выжить и за него надо хвататься руками и ногами.

— Ты станешь другим, — он осторожно коснулся лба летчика и тот погрузился в беспамятство. — Не живым не мертвым. Ты будешь всю свою жизнь ходить между двумя мирами, — бормотал он уже скорее самому себе, чем бессознательному телу. — Лишь бы получилось…

Некромагия делала с живой плотью порой удивительные вещи. Удивительно страшные вещи, честно признавался он себе. Нечто похожее Килиан уже делал с некоторыми бойцами, но там прикладывались лишь крохи энергии. В тех случаях живая плоть человека легко уживалась с плотью, измененной некротической магией. Сейчас же все было совершенно иначе. Летчик мог получить шанс лишь в том случае, если маг выложиться на полную.

Килиан решил сделать из летчика Поводыря, неживое немертвое существо, способное брать под контроль детей ночи. Рассказывали, что во времена Проклятых королей некроманты часто создавали Поводырей для управления своими многотысячными армиями. Их особенностью были невероятная физическая сила и абсолютная нечувствительность к магии, из-за чего борьба с ними становилась для живых настоящей головной болью. Их всегда старались уничтожать первыми, лишая огромную массу мертвецов их головы. После уже сражаться с мертвецами было гораздо проще.

— Начнем…, - прошептал Килиан, закрывая глаза и «ныряя» в себя.

Магический источник отозвался привычной теплотой, словно ластящийся к хозяину щенок. К сожалению, сегодня его жалеть не будут. Магу требовалась вся его мощь, иначе задуманное просто не получиться.

Энергия пошла. С каждым мгновением ее поток становился все сильнее и сильнее, отчего внутри Килиана нарастал огонь. Прохождение такого потока магии грозило самому магу даже не увечьем, а самой настоящей гибелью. Но отступать уже было поздно.

— А-а-а-а, — еле слышно застонал он, с трудом терпя страшную боль. — А-а-а-а.

Лежащее тело корежило со страшной силой. Выгибалось дугой, дергалось. Слышался хруст ломающихся костей. Под лопающейся кожей с силой сжимались жгуты мышц. Некротическая магия пронизывала каждую клеточку человеческой плоти, изменяя ее самую суть.

— А-а-а-а-а, — терпеть больше не было сил. — А-а-а-а-а.

Ноги мага подогнулись, и он свалился на колени. Одежда на нем задымилась. Все. Теперь точно уже все. Это был порог, за которым от мага, вообще, ничего не останется.

В этот момент все закончилось. Лежащее тело больше не принимало магию, а, значит, все удалось. Поводырь родился.

— …Товарищ, товарищ! Что с вами? Поднимите его, — потерявшего сознание Килиана пытались привести в чувство. — Черт, он огненный весь. Жгется, собака. Товарищ! Товарищ! Мать его…

Вдруг маг открыл глаза. Налитые тяжелым багровым огнем глаза скрестились на ближайшем десантнике, который тут же отпрянул назад. Отошли и остальные.

— Летчик… Что с летчиком? — он приподнялся и посмотрел в сторону лежавшего тела. — Получилось, значит.

У него все получилось. Несмотря на рвущую его изнутри боль Килиан улыбнулся. Правда, улыбка эта больше напомнила оскал страшного зверя.

— Что это такое было? — военврач все решился к нему подойти. — Что вы с ним сделали?

Устало упавший на свое место, маг махнул рукой. Мол, все нормально и ни о чем не надо беспокоиться. В мыслях Килиан уже был внизу, где находилась Она. Он чувствовал, что ему надо спешить. Времени оставалось очень и очень мало.

…Сигнал к высадке прозвучал неожиданно. Воздух вдруг прорезал резкий пронзительный звук. С кабины высунулся штурман и громко заорал о готовности. Подобравшиеся десантники проверяли оружие. К люку подтянули здоровенные тюки со снаряжением.

— Первый пошел! — в люк нырнул десантник с пулеметом на перевес. — Второй пошел! — следом прыгнул другой с огромным рюкзаком спереди. — Третий пошел!

Над небольшим латвийским хутором расцвели десятки парашютных куполов. Приземлившиеся первыми уже заканчивали закапывать шелковое полотнище и занимали места для обороны места высадки. Следующая партия брала в кольцо хутор, который еще в Москве командование выбрало для оперативной базы.

У самой околицы, откуда начиналась изгородь из кривых жердин, тем временем разгорелся довольно странный спор между командиром десантной группы, седым майором, и Килианом.

— Ты в своем уме? Всех ведь угробишь! Себя и моих ребят за зря положишь! — наседал майор на мага. — Куда на рожон переть? Был же приказ стать лагерем, связаться с подпольем и только потом прощупать подходы к лагерю. Совсем из ума вышел?! Тут немцев, как курей нерезаных… Ты же им всем головы задурил. Они сейчас куда хочешь за тобой пойдут, — сверкал глазами майор, показывая, что ни на грош не верит магу. — Это соплякам можешь пыль в глаза пускать. Видел я уже такое на выступлении товарища Мессинга… Не дури. Выждем и осмотримся снача…

В этот момент Килиан жестом остановил его. Взгляд мага не предвещал ничего хорошего десантнику, отчего тот весь подобрался и поудобнее перехватил автомат.

— Ты как разговариваешь с магистром магии? Совсем страх потерял?! — раздраженный из-за очередной помехи Килиан вновь заговорил так, как он привык. — Ты своими глазами видел повеление твоего повелителя. Что там написано?! Ты должен молчать и слушать! Молчать и слушать!

Рявкнув все это, он вскинул руки в характерном жесте. Тут же стоявшая от них в паре десятков метров сосна вспыхнула новогодней свечкой. Многометровый ствол дерева занялся пламенем в доли секунды, заставляя десантников отбегать назад.

— А теперь слушать меня! — с угрозой в голосе произнес маг, подойдя к майору вплотную. — Никто твоих ребят на убой не бросит. Будете сидеть здесь и ждать сигнала. Я же с Поводырем, — он кивнул на невозмутимо стоявшего рядом летчика. — Пока пройдусь по округе, разбужу новых воинов. Вы запритесь в доме и не высовывайте носа оттуда. Убери все патрули из леса. Так будет лучше для всех.

Он развернулся и исчез в темноте леса. Следом за ним в ночь нырнул и угрюмый летчик.

— …Плохое здесь место для живых, скажу я тебе, — негромко говорил Килиан, обращаясь к своему спутнику. — Чувствуешь что-нибудь? Говорю же, нехорошее место. Проклятое, и при том очень давно. Слишком много эти поля и леса зла видели. Земля просто горит под ногами…

Земля там, и правда, за последние столетия оказалась буквально пропитанной людской кровью и человеческими страданиями. Оттого, наверное, здесь было так много болот с их смрадом и всякой гниющей мерзостью. Куда ногой не ступи, уже хлюпать начинает.

Веками люди тут резали других людей. Начинали мерзкие деле викинги, полными бородатых рож ладьями атаковавшими местное побережье. Черные густые дыми здесь сутками тянулись к небу, словно в память о сожженных селах и деревнях, вырезанных старухах и стариках, утопленных женщинах и детях. После были рыцари, резавшие людей во славу Христа, как свиней. Многие их замки стояли на фундаментах из человеческих костей. В подвалах некоторых замках до сих оставались следы маленьких детских черепов, вмурованных в основание каменных донжонов. Верили тогдашние строители, что замурованный в фундамент ребенок придаст замку особую крепость. Вот и клали ребятишек в раствор. За ними пришли шведы, которые тоже особо не церемонились с местными. Снимали с жителей прибрежных сел и деревень последнюю рубаху. Не отдаешь, получи в живот штыком. Только немцы всех переплюнули, поставив людей ниже животных…

— Какой здесь воздух…, - бормотал Килиан, чувствуя, как легкие наполняются тошнотворным смрадом. — Приготовься, Поводырь. Сегодня тебе предстоит хорошо поработать… и мне тоже.

Они заходили в самую чащу, где некротические эманации ощущались особенно сильно. С каждым их шагом повышался магический фон в лесу. Сваливавшийся в магический транс Килиан буквально плыл в нем, черпая оттуда все новую и новую силу. Исторгаемый им зов становился сильнее, распространяясь с усиливающейся скоростью.

В болотах начиналось странное бурление, словно что-то пыталось подняться из их глубин. С треском разрывалась почва в лесах, ломая словно спички вековые дыбу и сосны. Размывался ил в прибрежных водах.

…На свинцово серой поверхности моря показалась бурая мачта, изъеденная рачками и покрытая ракушками и раковинами. За ней море исторгло и черную тушу старой ладьи, борта которой были уставлены круглыми щитами с умбонами из позеленевшей бронзы. Нос древнего корабля, как и много веков назад, украшала оскаленная морда мифического дракона. За рулем стояло мумифицированное в здешнем иле тело викинга.

Глава 25

Небольшой латвийский городок, тянувшийся к нему аккуратными домиками с черепичными крышами и высокими кирпичными трубами, оглашали истошные нечеловеческие крики. Захлебываясь, непрерывными очередями бил пулемет, то и дело ухало орудие. Северная часть города, где закрепились немецкие части, еще сопротивлялась. В южных предместьях, примыкавших к железнодорожной станции, давно уже никого не было. Ни живых, ни мертвых. Державшие здесь оборону отряды латвийских айзсаргов еще в первые минуты боя бросились бежать, побросав все тяжелое вооружение.

Решив не соваться в сам город, майор вел советский десант по окраине. Под его началом осталось чуть меньше трех взводов. Один боец погиб при высадке, неудачно приземлившись в озеро и, запутавшись в стропах, утонул. Еще четверо погибли, напоровшись на сошедшего с ума немецкого пулеметчика. Тот неожиданно выбежал из дома и, что-то вопя, подорвал себя гранатой вместе с передовым дозором. Оставшиеся продолжили двигаться по следам, оставленным мертвой армией.

— Товарищ майор, у меня опять амулет светиться! Мертвяки, походу, рядом, — в полголоса крикнул высокий десантник, шедший в паре десятков метров впереди. — Точно! К сараю не подходите. Там они…

Передовая группа тут же взяла влево, обходя вросший в землю сарай справа. Амулеты, выданные Килианом, конечно, отпугивали мертвецов, но случались и осечки. У железной дороги на них пару раз напали странные существо, лишь внешне напоминавшие людей. Передвигавшиеся на четырех конечностях, с мощными челюстями, они совершали неожиданно длинные и высокие прыжки. В такого пока попадешь, не один автоматный магазин выпустишь.

— Б…ь, когда же я живого немца увижу, — прохрипел майор, матерясь в пол голоса. — Как бы этот чертов колдун совсем с катушек не слетел. Вон сколько дел наворотил разгрести не можем…

Шедший рядом с ним боец, лопоухий парнишка, увидел в траве упавший указатель и подобрал табличку.

— Товарищ командир, смотрите, какое смешное название, — протер он испачканные грязью буквы. — Саласпилс. На сало похоже.

— Брось, твою мать! — зашипел майор на него. — В оба смотри по сторонам! Какое к черту сало?! Глаза разуй! Видишь, вокруг ни одного трупа нет. Значит, все убитые уже ожили и где-то бродят. А ты дерьмо какое-то по оврагам собираешь…

Обойдя почти весь городской квартал, десантники увидели одиноко стоявшую на дороге фигуру в темном летном комбинезоне, которая смотрела в их сторону и махала рукой. Сбегавший до незнакомца дозор доложил, что и встречает тот самый летчик Маресьев, что ушел с Килианом.

— В город не ходите. Там скоро никого не останется. Нам в другую сторону нужно. Учитель тут какую-то важную немецкую шишку поймал. Полковника, кажется. Тот сказал, что в той стороне находится самый крупный лагерь, — летчик показывал пальцем в сторону уходящей в лес дороги. — Туда нам нужно…, - он еще раз ткнул в ту сторону пальцем, нависая над майором.

Рама летчика, надо сказать, внушала уважение. Из щупленького, веснушчатого паренька он превратился в здоровенного мужика, налитые мощью телеса которого едва не рвали летный комбинезон. Даже сейчас, при показе направления движения, его бицепс казался размером с бедро взрослого мужчины.

— Торопиться нужно. Учитель почему-то очень волновался. Говорил, что мы можем столкнуться с тем, чего еще никогда не встречали, — угрюмо добавил летчик.

Майор ощутимо напрягся от таких слов. Увиденное до этого момента, казалось, на всю жизнь привило ему иммунитет к страху. Ведь, что может быть страшнее живого мертвеца? Что еще такое их может ждать там? Что-то нехорошее внутри него шевельнулось,

Ощущения его начали сбываться почти сразу же. По дороге стали попадаться странные бетонные, сектору огня которых были направлены не только вперед, но и назад. Десантники с удивлением осматривали в спешке покинутые пулеметные доты. Встретился даже пушечный дот, орудие которого глядело в сторону самого лагеря. Из-за верхушек деревьев выглядывали зенитные точки, в которых тоже никого не было.

— Что это за лагерь с такой охраной? Кого они так боялись? Это же обычные военнопленные, доходяги, которых держали впроголодь. Они бегать поди не смогут. А тут столько оружия наворотили, что дивизию держать можно, — недоумевал майор, принимая доклады то от одной группы, то от другой.

Летчик, ни на шаг от него не отходивший, прервал его:

— Здесь не было никаких военнопленных. Немец сказал, что в Саласпилсе держали только детей и немного женщин… Смотрите, товарищ майор! Разведка возвращается.

Из-за поворота к ним, действительно, бежали трое десантников, посланных вперед на разведку дороги. Судя по их взмыленному виду вести явно были не из радостных.

Первым добежал крепко скроенный паренек с выбивающимся из под пилотки черным чубом. Едва отдышавшись, он начал докладывать:

— Товарищ Барториус там лежит… А рядом много мертвяков. Совсем мертвяки они, товарищ майор. Лежат тоже, — боец все норовил обернуться, чтобы посмотреть назад. — Прямо их видимо-невидимо. А дальше забор высоченный. Под четыре метра с вышками через каждый полсотни метров…

Сузивший глаза майор пытался понять, что там случилось. Почему лежит колдун? Мертвый? Возможно. А остальные мертвецы почему не двигаются? Притаились, что ли? Чертовщина натуральная. Живые стали мертвыми, затем мертвые живыми. Теперь вон, все вернулось на круги своя… Или нет?

— Отряд, к бою! — наконец, закричал он, понимая опасность любого промедления. — Лейтенант Кузнецов! Бери первый взвод и мухой за колдуном. Бегом, бегом! Мы вас, если что, огнем поддержим. Три пулемета выдвинуть вперед! Бегом, вашу мать!

Первый взвод уже скрылся за поворотом. Остальной отряд, за исключением прикрывающих с тыла, выдвинулся за ними.

Едва из-за деревьев показалась стена лагеря с вышками, как майор прильнул к биноклю.

— Что тут такое случилось, б…ь? — шептал он себе под нос. — Людей прямо тьма лежит…

Их были сотни, без всякого преувеличения. Лежали мужчины и женщины, старые и молодые, одетые и нагие, целые и желтоватые костяки. Вповалку, словно попадали в движении. Слоями, один на другом. Торчали головы, воткнувшиеся пустыми глазами в небо; обломанные, как спички, руки и ноги. Они шли, шли и просто начали падать, как подкошенные. В бинокль не было видно ран от пуль или осколков. Они просто упали.

— Не пойму, черт вас всех дери. Голова сейчас взорвется от мыслей… О, колдуна тащат, — водил биноклем командир. — Живой вроде. Шевелиться. Хорошо. Значит, сейчас хоть что-то проясниться.

Когда на плащ-палатке приволокли Килиана, он уже очухался. Даже пытался сам встать, но был остановлен отрядным врачом.

— Что случилось, колдун? — майор, оказавшийся рядом, и не думал скрывать своей неприязни. — Куда ты нас завел?

Килиан открыл глаза. И отразилось в них что-то такое, что заставило майора вздрогнуть. Было видно, что маг потрясен и никак не может прийти в себя. Такого растерянного взгляда у мага командир вообще никогда не видел за время знакомства. Тот всегда выглядел так, словно знал абсолютно все про всех. Такой непрошибаемой уверенности в себе редко было у кого увидеть.

— Понимаешь, думал сам справлюсь. Ведь в вашем мире мне нет ровни, — Килиан медленно заговорил, словно с трудом подбирал слова. — Самоуверен, как и все маги… Я даже подумать не мог, что меня здесь ждет. Понимаешь меня? — взгляд майора был полон недоумения. — Готовься, майор. Придется сражаться, тяжело сражаться. На ваше оружия вся надежда. Я же почти пуст. Всего выдоили. Думал уже и не сдюжу. Связь с детьми ночи сразу же исчезла, словно ее и не было…

Демонстрируя нетерпение, командир наклонился еще ближе к магу. Мол, хватит плакаться, давай рассказывай дальше. Почувствовав это, Килиан продолжил.

— Там за воротами что-то есть, майор. Понимаешь, что-то очень похожее на меня. Я не могу понять, что это. Моя сила, словно встречается с барьером, со стеной, за которую не проникнуть, — с трудом говорил маг. — Я не знаю, что там может нас ждать… Я лишь знаю, что там моя Анюта… Командир, я должен пойти туда.

Была бы его воля, майор давно бы уже отдал приказ возвращаться на место эвакуации. Странностей становилось все больше и больше. Он больше не имел права рисковать своими людьми. Проблема была лишь в приказе. Согласно грозной бумаге с самого верха он должен был вытащить эту девушку на родину во что бы то ни стало.

— Доктор, вколи ему что-нибудь эдакое, чтобы он ходить смог, — майор показал на лежавшего мага. — Надо пройти за ворота, пошарить внутри и сразу же уходить. Думаю, на все про все у нас есть не больше пяти — шести часов. Давай, давай, доктор.

Минут через десять отряд начал выдвигаться к воротам лагеря. Ощетинившись пулеметами и держа наготове гранаты, бойцы настороженно следили за вышками. Часть уже взбиралась на стену, закинув наверх веревку с самодельной кошкой.

Огромные ворота отворились со скрипом. На большом плацу царило запустение. Ветер гонял по земле какие-то комканные бумажки, рванные тряпки. Вошедшие бойцы замерли. Слишком уж происходящее напоминало засаду. Ведь начни стрелять пулемет, им негде будет спрятаться на открытом пространстве. Тут все простреливалось на раз.

— Кузнецов, давай к бараку. Проверь, что там, — майор показал на ближайший к ним вытянутый одноэтажный барак, ворота которого были полузакрыты. — Осторожней там, Вася… Колдун, что-нибудь чувствуешь?

Килиан, которого поддерживал один из бойцов, покачал головой. Он что-то чувствовал, но это было очень странное ощущение. Оно совсем не было похоже на живое. Сначала, когда по Килиану что-то ударило, он подумал на невесть откуда взявшегося мага. Сейчас же он сильно сомневался, что другой маг существовал. Здесь явно было что-то совершенно другое.

— … Чуя неладное здесь творится. Зудит у меня прямо все. Плохо это, как так зудит. Перед немецкой атакой обычно такое чувство или когда снайпер тебя выцеливать начинает, — негромко говорил майор, держа наготове автомат. — Это еще что за бумажки тут набросаны?

Он наклонился и поднял с земля скомканный листок, заполненный строгим готическим шрифтом и странными невидимыми им ранее символами.

— Секретные, вроде. Тогда, кидать зачем? Сержант, ты вроде немецкий знаешь? Что тут такое написано? — майор отдал листок невысокому крепко сбитому сержанту, державшемуся позади него. — Больно уж странная бумажка…

Взявший документ сержант его сначала расправил. Затем начал быстро его просматривать, шевеля при этом губами. Наконец, он поднял голову.

— Непонятно толком, товарищ майор. Вроде белиберда какая-то, а вроде и нет… Про каких-то ариев написано. Про поиск прародины. Еще эксперимент какой-то упоминается, — тряс бумажкой десантник. — Герб занятный нарисован. Меч с каким-то непонятными буковками. Это руны, товарищ майор. В университете рассказывали… Сейчас, сейчас. Какое-то Анэнербе упоминается.

Договорить он не успел. Из барака вышел лейтенант, призывно махнувший рукой. Отряд рассыпался по плацу, осматривая попадавшие на пути здания. Сам майор направился к Кузнецову. Тот махать просто так не станет. Следовало самому посмотреть. Следом за ним шел и Килиан.

Майор подошел к бараку и зашел внутрь. Видит Бог, лучше бы он этого не делал. За эти проклятые месяцы с начала войны он повидал очень и очень многое, одно страшнее другое. Иногда ему казалось, что ничего более мерзкого и ужасного ему не встретиться. Однако, чертова война вновь преподносила ему очередной сюрприз, словно говоря, что нет предела человеческому безумию.

— Мать… Мать вашу, как же это так? Б…ь, — на глазах его наворачивались слезы, отчего все перед ним расплывалось. — Сволочи, как есть сволочи…

Из полумрака барака, внутрь которого едва проникали лучи солнца, на него смотрели десятки глаз. Много-много, крошечные сверкающие огоньки, словно расколотые и разбросанные стекляшки.

Майор вытер слезы с глаз и опустился на колено. В шаге от него на ближайших полатях лежали маленькие скелетики. Высохшие до бестелесного состояния, серые тельца просто лежали и смотрели. Молча, не издавая ни единого звука. Глазки у деток невероятно страшно выделялись на головках-черепах, жутко обтянутых пергаментной желтой кожей. Казалось, тронь их и они рассыпаться в прах.

— НЕЛЮДИ, НЕЛЮДИ…, - шептал майор, с трудом вставая с колена и идя внутрь барака. — Как же вас земля-то носит? Ведь не может такого быть. НЕ МОЖЕТ… За что ребетенкам-то такие страдания терпеть?

С нижних, с верхних рядов свешивались десятки тел. Кто-то еще пытался подняться. Однако, большинство даже не шевелилось. Лишь смотрело на незнакомцев. Дети уже давно были не здесь…

— Дяденька, хлебцы принес? — из-за спины майора раздался тонюсенький голос, от которого его, здорового мужика, едва удар не хватил. — Кровушки возьми. У меня еще есть немного. Только хлебца принеси.

Майор повернулся и увидел, как серо-синий маленький ангелочек протягивал к нему свою руку. Господи! У локотка было все исколото иголками до черной синевы.

Он еле вышел из барака. От дикого чувства бессилия его потряхивало. Дети обречены, что было ясно без всякого сомнения. Сейчас майору хотелось лишь одного — добраться до местной немчуры и душить их собственными руками. У него даже кулаки начали сжиматься до хруста в суставах.

— Командир, туда нам, — Килиан положил руку на плечо командиру. — Я чувствую, что все находится в том здании.

Путь их лежал в невысокое каменное здание, больше напоминавшее старинную крепость. Казалось, эта массивная кирпичная коробка вросла в землю и укрылась тяжелым одеялом из зеленого мха.

— Это точно там, командир. Это не живое, совсем не живое. Похоже на ваши механизмы. Точно, это механизм, — бормотал Килиан, едва поспевая за десантниками. — Осторожнее, там еще кто-то есть. Это дети ночи, только немного другие.

Из бункера, к которому подходили десантники, вдруг повалили странные существа, лишь отдаленно напоминавшие людей. Очень массивные, плотные, с длинными руками, горилоподобные существа были закованы в железные кирасы и стальные каски. Хуже было то, что в руках они держали автоматы. Правда, это им не сильно помогло, потому что их встретил плотный пулеметный огонь.

Свинцовый плети полосовали этих существ, бросая их на землю, вдавливая в стены. Кому-то из человекоподобных горилл перерубало руки, ноги. Кого-то прошивало насквозь. Пытавшихся встать крошили из автоматов десантники. Массированный огонь из шести с лишним десятков автоматов никому не оставил шансов на жизнь.

Внутри пришлось вновь стрелять. Странные существа лезли, как сумасшедшие, из всех щелей. Некоторые комнаты приходилось закидывать гранатами, когда пулеметы и автоматы не справлялись и захлебывались.

— Б…ь, это еще что за диво? — в огромном подземном ангаре майор застыл перед высоким механизмом, напоминавшим то ли часы, то ли круглые ворота. — Уроды!

К странному агрегату тянулось множество толстых кабелей, многожильных проводов. Рядами высились тяжеленные аккумуляторные станции. Перемигивались светлячками глазки каких-то непонятных приборов. Где-то внутри проводов стояли самые настоящие клетки с сидевшими там людьми.

— Майор, майор, слышишь меня…, - ошарашенный Килиан стоял перед небольшим столом, на котором лежала небольшая фотокарточка немецкого офицера. — Я не понимаю… Ничего не понимаю… Это же один из проклятых королей. Я видел его лицо на барельефе одного из старинных храмов, до которого еще не добрались руки наших храмовников. Это точно то самое лицо, — фотокарточка в его руках дико дрожала. — Но как это может быть? Ведь проклятые короли жили сотни и сотни лет назад. Неужели проклятые короли явились отсюда? Слышишь, майор? Проклятые короли явились к нам из вашего мира?

Эпилог

Это был один из тех поистине величественных проектов, которые Третий Рейх планировал и начал осуществлять с титаническим размахом. Был проект опутать целый евразийский континент гигантской сетью железных дорог с трехметровой колеей, по которым должны были ходить громадные десяти-двадцати километровые поезда высотой в семь-восемь метров. Планировалось превращение Берлина в центр мира, центр новой цивилизации и его застройка величественными зданиями, перед которыми меркли великие египетские пирамиды. Проводились исследования генетики человека и хищных животных, результатом которых должно было стать появление нового супер человека. В этом же ряду сверхпроектов, по масштабам и усилиям, стояла задача создания межмирового канала, чем занималась одна из самых таинственных организаций Третьего Рейха — Аненербо.

Нацистские ученые, годами собирая по крупицам древнее знание о естественных порталах, сумели создать врата в другой мир. Там исследовательскую группу немцев встретили неизведанные просторы, на которых царили десятки средневековых королевств.

Была у этой дьявольской машины одна страшная особенность. Для создания и поддержания стабильного межмирового канала требовались человеческие жизни. Каждую минуту работы врат умирал один человек. Чем более ужасная была смерть, тем более сильные распространялись эманации — топливо врат.

Вот и сейчас в железных клетках возле врат, отпутанные путами проводов, в нечеловеческих муках корчились человеческие фигуры. Распространялась тошнотворная вонь от паленого плоти, резали уши дикие крики.

— А-а-а-а-а-а! — зазвучал женский визг. — А-а-а-а-а-а-а!

Килиан, отставший от остальных десантников группы, вздрогнул. Голос был ему дико знаком. Это была она! Его Анюта! Он рванул по тоннелю, молясь всем богам, чтобы успеть.

Резкий поворот. Не сумев устоять, он врезался в стену и покатился кубарем. Автомат, гремя металлом, отлетел в сторону. Вскочил на ноги, маг понесся дальше.

— Не нада-а-а-а-а! — крик становился все ближе и ближе. — А-а-а-а-а!

Очередной поворот! Килиан вылетел в огромный зал, серые бетонные стены которого были залиты мертвенно бледным светом. Установка межмирового канала вышла на полную мощь. Два дюжих лагерных охранника тащили к третьей железной клетке тонкую девичью фигурку, которая с животной яростью отбивалась. Позади них бесновался человек-колобок в белом халате и с искаженным от ярости лицом. Он махал руками, тыкал в сторону врат, выкрикивал что-то бессвязное.

Килиан, не останавливаясь, прыгнул прямо охранника, валя его на пол. Второй от удара вместе с девушкой отлетел в сторону врат, в мареве которых они и исчезли. Следом за ними, заорав что-то напоследок невнятное, туда же нырнул и человек-колобок.

— Что это такое…, - Килиан, отползая от лежавшего без сознания немца, во все глаза смотрел на колеблющуюся линзу врат. — Она исчезла… Благие, почему? — его пальцы осторожно коснулись бледного потока, чуть покалывающего на коже. — Не-ет, я больше не потеряю тебя. К черту Богов…

Поднявшись с ног, маг сделал шаг вперед и исчез, а вместе с ним схлопнулись и врата.

Межмировой канал прервался, в очередной раз нарушив пространство и время между бесчисленным числом миров. Тонкая ткань мироздания превратилась в дырявую ткань, причудливым образом разбросав путешественников во времени и пространстве. Одних, нацистских ученых с усиленным взводом охраны, забросило в далекое прошлое далекого мира, где те с течением времени стали известны, как проклятые короли. Других, Килиана, Анюту и немецкого профессора отправило в далекое будущее. Третьих, умирающего короля Краена и его двух гвардейцев, запулило в настоящее…


Оглавление

  • Вступление
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Эпилог