Sombra nocturna [Анастасия Воскресенская] (fb2) читать онлайн

Анастасия Воскресенская, Amarga Sombra nocturna

Бабочка под стеклом была серебристо-белой, с прозрачными лапками и усиками, крылья в разложенном состоянии могли бы закрыть Вендалу ладонь. В сущности, она походила на довольно крупную птицу, если не вглядываться.

— Интересуетесь? — главврач перехватил его взгляд и улыбнулся.

Если пациент проявляет хотя бы слабый интерес к жизни, то выздоровление ускоряется многократно.

— Нет, не люблю бабочек. Извините.

Вендал Макабрин притянул к себе стоявшие около стула костыли, неловко поднялся и похромал в коридор, задержавшись, чтобы толкнуть и закрыть дверь. Загипсованная правая нога его болталась на весу, но там, где полагалось быть ступне, не было ничего.

* * *

В ту ночь его «вайверн» вместе с другими вовзращался на базу, удачно выполнив «тактическое взаимодействие с живой силой противника». Если говорить по простому — они отбомбились по танковой колонне Маренга, шедшей на север от Перекрестка. В сумерках противовоздушная оборона не причинила им никакого вреда. Пятерка «вайвернов» уже обогнула Щурью Косу и практически вошла в безопасное воздушное пространство. Вдруг на машине Вендала отказал топливный насос и она с воем пошла к земле, кашляя и подергиваясь в тщетных попытках выровняться. Вендал еще помнил крик своего оруженосца, занимавшего место стрелка за единственным пулеметом, а потом был треск деревьев и темнота.

— Сэн Вендал! Сэн Вендал, очнитесь.

Мальчишка тряс его, совал под нос нашатырь из аптечки. Вендал застонал, попытался разлепить глаза. Остро, наплывами болела нога, так что уводило в тошноту и беспамятство.

— Сэн Вендал, у вас кровь из сапога течет… Очнитесь же!

Вендал с трудом поднял голову, сел и стиснул зубы. В темноте белело лицо оруженосца, с размытыми черными полосами то ли гари, то ли мазута. Пахло мокрой осенней листвой, взрытой землей и кровью.

— Что с самолетом?

— Всмятку. Чуть-чуть не дотянули до наших.

— Давай, помоги мне встать. Оуууу. Так, понял, не надо, пусти.

Бессмысленная и бесполезная громада «вайверна» темнела в конце пробитой ими просеки.

— По нам не стреляли. Что за херня.

— Вроде нет.

Открытый перелом, кость ходит под голенищем, кровь течет так, что нога стремительно немеет наверху ниже колена. Он содрал ремень и попытался наощупь наложить жгут.

— Так, Ланс, ты поможешь мне сделать перевязку, потом пойдешь и приведешь спасателей, а я останусь с машиной. Доберешься?

— Да, сэн Вен… — мальчишка запнулся и рухнул как подкошеный.

* * *

В окно госпиталя было видно густое, как синее вино, осеннее небо. Пестрая листва молчала на ветках, солнце пятнало золотым пол в палате и ползло на стену. Вендал отложил эспандер и уставился на теплые солнечные пятна. Если бы он был нежной столичной девицей девятнадцати лет от роду, то наверное сказал бы, что у него хандра. Но он был опоясанным рыцарем, боевым летчиком и командиром звена пикирующих бомбардировщиков в чине капитана. Где-то под сердцем ныло и жгло, будто и там поселились фантомные боли, как в ампутированной ступне.

Зашла медсестра, улыбчивая и аккуратная, как маленькая птичка. Принесла лекарства, обезболивающее, пошутила насчет последних новостей, спросила — не закрыть ли окно. Он попросил оставить, как есть, улыбнулся, привстал, когда она выходила, потом снова сел на аккуратно застланной койке, выпрямил спину и снова уставился в стенку.

* * *

Ногу перекорежило так, что двигаться даже ползком было практически невозможно. Время от времени раз Вендал впадал в забытье и боль отступала. Нескольких судорожных рывков хватило, чтобы понять, что у Ланса огнестрельное ранение головы, несовместимое с жизнью, если говорить по простому — он убит. Что самостоятельно наложить повязку Вендал не сможет, потому что ступню и голень в целом состоянии поддерживает только сапог, а жгут не затягивается достаточно. Не понял он одного, почему неизвестный, стреляющий в ночи, будто при свете, не нанес несовместимое с жизнью огнестрельное ранение и ему.

Пока он обдумывал эту ценную мысль, прислонившись к колесу «вайверна» и сражаясь с подступающим от кровопотери небытием, в темноте почудилось движение. Вендал поднял пистолет, но руку неудержимо водило и он уронил ее вместе с оружием, обретшим вдруг тяжесть камня.

Некоторое время было тихо, потом он увидел около себя ногу в сапоге, жесткий край плащ-палатки и — в неизмеримой от головокружения высоте — равнодушные раскосые глаза, белые полупрозрачные пряди, острое ухо. Украдчиво блеснул нож в прижатой к бедру руке. Тошнота стала невыносимой и он наконец потерял сознание надолго.

Корень. Темнота. Корень. Темнота. Корень.

Во рту было солоно, он сплюнул и захрипел. Неумолимое и мучительное движение прекратилось. Его вроде бы опустили на землю, если эта качающаяся твердь была землей. Сеялось утро и верхушки деревьев кружились у него перед глазами.

Потом их заслонило все то же лицо — остроухое, бесстрастное, с мутно-белыми, как чешуи насекомого, волосами и прозрачными бесцветными глазами. За спиной белесого торчал обмотанный серыми тряпками ствол винтовки.

— Ты… кто…что такое? — слова не выдавливались из пересохшей глотки.

Молчание. Остроухий исчез из поля зрения и, судя по вернувшейся боли, что-то делал с раненой ногой. Вендал дернулся, чтобы ударить и понял, что связан. Потом его подняли за грудки и посадили, привалив к стволу дерева.

Неведомая тварь села напротив, прислонила рядом винтовку и начала обстругивать ножом ровную палку.

— Это ты сбил мой самолет.

Долгий, ничего не выражающий взгляд. Мерное движение ножа.

— Отвечай, мары тебя раздери. Ты хочешь сказать, что ты сбил мой самолет из этой чертовой пукалки? Ночью?

Белесый наконец соизволил открыть рот.

— Это самозарядная винтовка Араньена, с улучшеной модификацией ствола и дролерийским оптическим прицелом. Я попал точно в бензопровод, но, к слову сказать, сделал бы это и без всякой оптики. Сиди спокойно, я должен наложить шину и сделать нормальную перевязку, иначе ты умрешь от гангрены прежде, чем я дотащу тебя до базы.

— Ты дролери.

Ага, а он Альба Сакрэ Макабрин, легендарный дарский полководец.

Он слышал краем уха о том, что с королем Герейном пришли сумеречные, но думал — это вражеская пропаганда. И вот теперь эта пропаганда сраной единственной пулей лишила его самолета и другой — убила Ланса.

Вендал снова попробовал дернуть связанными руками, зашипел, свалился на бок. Вражеская пропаганда сидела на пеньке и методично обстругивала вторую палку.

* * *

Солнце завалилось за край бетонного забора, в палате стемнело, на небо вылезла луна, в окно потянуло холодом. Вендал высыпал в ладонь предписанные таблетки, проглотил, запил водой. Взял костыли, прохромал по палате нужное число шагов. Искалеченная нога заживала долго, трудно, ее с прошлой осени кромсали лучшие макабринские, а с лета — и королевские врачи. В июле этого года война закончилась полной и безоговорочной капитуляцией мятежных лордов. Лорд Макабрин, его дед и сюзерен, сдался вместе со всеми и заново принес присягу чудесным образом обретенному королю.

Позорная присяга, но не было другого выхода.

Сумеречный, который тогда, год назад, сбил его самолет — был одним из первых. Потом их стало много, не слишком, но много. Они безжалостно уничтожали технику, невероятным огнем с небес выжигали военные базы, они дрались в лесах, в болотах, в холмах — в глубоком тылу. Ночные тени — их невозможно было поймать, невозможно выследить. Если же чудом ловили, то были беспощадны. Дед, потеряв несколько аэродромов, сотни единиц тяжелой техники и любимую жену, принял решение о том, что обычные методы ведения войны к нелюдям неприменимы.

* * *

Месяц Вендал провел в плену, потому что людей на сумеречных не обменивали. Никакой полезной информации он не выдал, даже своего имени, так что дролери тащил пленника зря. Гарнизонный врач ампутировал ему ступню, потому что больше ничего нельзя было сделать.

Лежа на прогибающейся койке в крошечном госпитале, он видел, как из маленькой крепости в лесу уходят серые тени в обычных армейских плащ-палатках. Видел, как они возвращаются. Видел, как по наливающемуся серыми тучами небу пятерками ползут макабринские штурмовики, и отнятая нога начинала болеть и пульсировать в том месте, где ее не было. Землю иссекал холодный дождь и бурые ладошки листьев прилипали к ней, словно пытаясь защитить.

Потом наши двинулись в наступление и дролери покинули крепость, выехав на нескольких «барсах» с королевскими гербами. Пленных они, повинуясь какому-то своему обычаю, оставили.

Перед отступлением белесый зашел к нему в госпиталь. Вендал глянул на него мельком и снова отвернулся к скверно застекленному окошку, вслушиваясь в тяжелый гул подступающей канонады.

— Меня зовут Нокто, — сказал дролери, помолчав.

— И зачем мне это знать? — он не стал поворачиваться.

— На случай, если ты захочешь мстить мне за своего человека, — ответил Нокто и вышел, неслышно, как все они.

Вендал провалился в тяжелый от наркотиков сон.

Пробудило его трепыхание крыльев. Что-то мягко билось в окно, пытаясь вылететь на волю, вроде бы птица. Он, не глядя, протянул руку, схватил — и заорал, сев в кровати. Дурная, одурманенная лекарствами голова кружилась. В руке он сжимал живое, мягкое, сухое, податливое, с царапучими лапками — ничего от жестких птичьих перьев, ничего от теплой шкурки летучей мыши. Он, не соображая, что делает, ударил в стекло, вылетевшее наружу звоном осколков, поспешно разжал ладонь. Потом, когда он сидел и тупо разглядывал собственные пальцы в потеках крови и серебряной пыльце, на дороге послышался рокот танковых моторов.

Уже в мирное время кто-то сказал Вендалу, что дролери необычайно красивы. Он удивился.

* * *

— К вам посетитель, сэн Вендал.

Медсестра говорила шепотом — время позднее. Вид у нее был заговорщический и сияющий.

Кого там еще мары принесли.

Он нехотя повернул голову и посмотрел на дверь.

Вот как.

— Здравствуй, Нокто, — сказал он.

— Здравствуй.

Дролери подошел к столу, подтянул ногой стул с висевшей на спинке кобурой, сел. Положил на стол букет сильно пахнущих лилий, завернутый в газету. Поболтал авоськой с апельсинами.

Надо же, наверное поинтересовался человеческими условностями.

Когда летом было заключено перемирие, лорд Макабрин приказал казнить всех пленных дролери. Его ненависть была так велика, что он не отпустил и не обменял ни одного из них. Его могли судить, как военного преступника, но сумеречные отказались предъявить обвинение. Потом от кого-то Вендал узнал, что они привыкли считать себя мертвыми с начала военных действий. Повинуясь какому-то обычаю.

Вендал долго смотрел на сумеречного и не мог различить ни единой черты из снившихся ему в кошмарах. Прозрачные глаза опалесцировали в лунном свете. Белые, как молоко, пряди вбирали в себя синие тени. Острое ухо чутко дернулось и замерло.

— Меня зовут Вендал Макабрин, — наконец сказал он. — Я внук Эмора Макабрина. На случай, если ты захочешь…

— Я знаю.

В палате сильно пахло лилиями, апельсиновым маслом, травой, увядающими листьями, валерьянкой, лесом, тишиной.

Серая с перламутровыми крылышками бабочка влетела на свет ночника, покружилась и вылетела вон.