Фаворит смерти 2 [Тим Волков] (fb2) читать онлайн

Тим Волков Фаворит смерти 2

Глава 1

* * *

— Каков же твой выбор, Вяземский? — повторил вопрос Бартынов, глядя на отца.

Тот молчал. И в этом молчании ощущалась такая тяжесть, что ноги мои едва не подкашивались. Неужили он сделает выбор?

— Хорошо, — Бартынов потянулся к лежащему на столе револьверу. — Я помогу тебе.

И поднял оружие. Я помнил его — тяжелый, но элегантный, настоящее произведение искусства.

Хозяин дома крутнул барабан револьвера, открыл его, проверяя каморы под патроны. С сухим щелчком закрыл.

Произнес:

— В нем одна пуля. Возьми оружие.

Вяземский не шелохнулся.

— Взял оружие, я сказал! — рявкнул Бартынов так, что задрожали стекла в окнах.

Вяземский повиновался.

— Хорошо. Теперь просто сделай выбор. Это не так сложно, как тебе кажется. Сделать выбор. Приставь револьвер либо к своей голове, либо к голове своего сына. И нажми на спусковой крючок. Я жду.

Вяземский посмотрел на оружие в своих руках так, словно видел его в первый раз. Прошептал:

— Никого убивать я не буду.

— А вот это зря, Вяземский. Глупо с твоей стороны. Я думал ты умнее.

— Я никого убивать не буду! — с нажимом повторил отец.

— Тогда это сделаю я!

— Постойте, — произнес я. — Дайте мне все объяснить!

— Заткнись, щенок! — прошипел Бартынов. — Тебе право голоса никто не давал!

И повернулся к Вяземскому.

— Я жду. Ну же.

Ситуация с точки зрения боя была мной оценена сразу же, едва начался этот разговор. Я мог вырубить правого охранника, попытаться одолеть рядом стоящего бойца. Но судя по всему, это едва ли. Боец был не простой, с развитым атрибутом и уровнем подготовки, с каким мне даже тягаться не стоит. Завяжется драка и Бартынов успеет уложить нас.

Тогда, может быть, напасть на самого Бартынова?

Дерзкая идея, но нет, охрана одолеет нас так быстро, что я даже не успею прикоснуться к нему. Расклад хуже некуда.

Да и вообще зачем нападать на него? Тогда точно шанса объясниться не будет.

В пыльных лучах солнца, бьющих сквозь жалюзи, тотем нашего рода отбрасывал причудливые блики. И было в этих бликах что-то незримо печальное.

— Просто. Сделай. Выбор. — Прошептал Бартынов интонацией, от которой у меня пошли мурашки. — Или его сделаю я. И тогда в живых никого не останется.

— Это какое-то нелепое недоразумение! — вновь начал я. — Тотем рода оказался на месте убийства случайно! Я пока не знаю как именно, но это какая-то ошибка. Я не убивал вашего сына! Не убивал!

Бартынов повернулся ко мне. Взгляд его горел огнем.

— Не убивал?

— Не убивал! — лихорадочно закивал я. — Никита был моим другом, единственным, кто меня поддерживал всегда, с кем я мог откровенно поговорить. Зачем мне его убивать?

Бартынов долго смотрел на меня, изучая, приглядываясь — не вру ли? Я не врал, говорил чистую правду. И смерть Никиты меня самого выбила из колеи.

Наверное, он прочитал это в моих глаза.

— Тогда кто это сделал? Кто его убил? — спросил Бартынов словно бы у самого себя.

— Герцен, — вдруг выдохнул я.

— Что?! — одновременно произнесли Бартынов и Вяземский.

— Это он, — мысли мои работали так быстро, что я едва поспевал за ними. — Это он убил Никиту! И надо было догадаться об этом мне гораздо раньше.

От той уверенности и напора, что я источал, присутствовавшие явно растерялись.

— Это сделал Герцен.

— Это очень серьёзное заявление, Максим, — шепнул мне Вяземский.

Но я не обратил на него внимание.

Я вдруг вспомнил Званый ужин, вспомнил Герцена, явившегося туда без приглашения и его слова касательного того, что Вяземский еще пожалеет обо всем.

Вспомнил и еще кое-что.

Я начал тараторить, понимая, что времени у меня совсем нет, но сказать нужно многое.

— Герцен был на Званом ужине. Отец, ты помнишь? Тогда-то он и украл тотем у меня, когда подошёл к нам. Он специально так сделал — начал устраивать там скандал, чтобы отвлечь внимание от главного. Провернул все как профессиональный фокусник, отвел внимание так, что даже я ничего не заметил.

Бартынов вопросительно посмотрел на меня. Я пояснил:

— Герцен сделал мне замечание по поводу того, что тотем висит не на той стороне груди. Нужно было на левой, под сердцем, а у меня он висел на правой. Тогда-то он и стащил тотем. Ловко пальцами стянул — я даже не почувствовал. А потом уже не до этого было — меня в школу в тот же день отправляли. А Герцен подбросил тотем, когда все провернул.

— Зачем ему это делать? — после паузы спросил Бартынов.

— Чтобы устранить конкурента, — хмуро ответил за меня Вяземский, тоже наконец поняв весь коварный замысел Герцена. — Вот ведь ублюдок!

— Ты мне не был конкурентом до сего момента, — холодно заметил Бартынов.

— Тебе — нет, — кивнул Вяземский. — А вот я Герцену — да. Это классический способ устранения конкурентов чужими руками. В Нижнюю палату самим государем рекомендован граф Григорьев. Эта новость всем известна. А значит Григорьев наверняка туда попадет — кто посмеет перечить Императору? Следовательно кого-то из действующих бояр нужно убрать — ведь мест в Нижней палате ограниченное количество. Герцен и я — самые слабые звенья. Вот он и подстраховывается, чтобы не вылететь. Вся ставка на месть с вашей стороны.

Бартынов рассмеялся. Его смех был страшным, не живым, словно ветер задул в канализационный люк.

— Вы вправду в это верите?! Герцен мой друг. Он крестным был Никите…

— Поэтому и смог проникнуть в его комнату без лишний подозрений, — резонно заметил я.

Это остудило пыл Бартынова. Он глубоко задумался.

— Ведь Никита был в своей комнате, когда произошло… непоправимое? — осторожно спросил я. — И следов борьбы наверняка нет?

Бартынов посмотрел на своего охранника и тот едва заметно кивнул.

Хозяин дома трясущимися руками достал из кармана пачку сигарет, закурил. Из ноздрей вырвались клубы сизого дыма, заполнили собой почти все пространство комнаты. Запахло терпким дорогим сортом табака.

— Не верю, — наконец могильным голосом произнес Бартынов, делая глубокую затяжку и гася недокуренную сигарету в мраморной пепельнице. — Вы сейчас передо мной что угодно будете петь, лишь бы не подохнуть. Я вам не верю.

— Дайте нам доказать это! — тут же выдохнул я, чем весьма сильно удивил Вяземского.

— Доказать? — задумался Бартынов.

— Да. Я докажу, что это сделал не я. И найду убийцу потому что Никита был мне другом и это дело принципа.

Хозяин комнаты долго и с любопытством меня разглядывал, словно увидел впервые.

И внезапно согласился:

— Хорошо. Докажи это. У тебя есть ровно три дня. Потом… — он кивнул на оружие. — Ты знаешь, что будет потом. И не пытайся меня обмануть или сбежать. От меня невозможно сбежать. Я полагаю ты не настолько глуп, чтобы пытаться это сделать?

Я покачал головой.

— Три дня, — заключил хозяин комнаты.

Я не поверил сказанному и продолжал стоять, глупо смотря на него.

— Что-то еще? — спросил Бартынов, намекая на то, что разговор окончен.

— Пошли-пошли-пошли! — зашипел в самое ухо Вяземский, хватая меня за локоть.

— Да, кое-что еще, — произнес я.

Вяземский обреченно замычал.

— Что же? — спросил Бартынов.

— Можно ли мне получить подробную информацию по смерти Никиты?

— Парень, ты действительно этого хочешь? — усмехнулся хозяин дома.

Я кивнул.

— Это поможет выйти на след.

— Хорошо, мой помощник отправит тебе документы. Помни о конфиденциальности, если что-то утечет в прессу или на всеобщее обозрение — договор отменяется. Я тебя лично топором нарублю в мелкий фарш!

— Я понял, — выдохнул я, понимая, что слова про фарш — это не в переносном смысле. Действительно нарубит, на самом деле.

— У тебя ровно три дня.

— Хорошо.

Мы попятились назад, не смея повернутся к Бартынову спинами. Казалось, едва так сделаем, как в нас начнут стрелять.

Так и вышли из комнаты.

* * *

В прошлой своей жизни, когда я был инвалидом, я умел радоваться простым вещам: добрался до кухни — отлично, смог перебраться с коляски на кровать — здорово, вышел на улицу — великолепно.

Но сегодня я радовался просто тому, что могу подставить свое лицо солнцу. Ощутить дуновение ветерка. Почувствовать, как он треплет волосы. Насладиться пением птиц. Даже в прошлой жизни это не могло меня осчастливить. А тут — как доза концентрированного серотонина в голову.

Вяземский-старший тоже жадно дышал и не мог надышаться.

Так мы и стояли, глядя в небо, пока не подъехала наша машина.

Мы сели на задние места и долго молчали, просто слушая урчание двигателя. Так и доехали до дома, в молчании.

— Я подключу лучших своих сыскарей, — наконец произнес отец.

И сморщился.

Я глянул на Вяземского.

— Все в порядке?

— Сердце пошаливает. Ерунда, скоро отпустит. Я подключу лучших своих сыскарей. Как только поступит информация от Бартынова, они все внимательно изучат и найдут убийцу.

— Нет, я сам, — ответил я. — Я сделаю это сам. И убийцу искать не надо — он и так известен. Нужно только доказать это.

— Ты не сыскарь, мой мальчик. Этим должен заниматься профессионал. Ты сегодня показал себя как никогда отлично. Ты практически вытащил нас из лап смерти. Дал отсрочку на три дня. Мы сможем… мы сможем за это время спрятаться. Если все же сыскари не справятся.

— ЧТО?!

— Спрятаться, сынок, — было видно, что говорить это Вяземскому было крайне тяжело. — Нам нужно уехать как можно дальше, на окраину Российской Империи. Например, в Усть-Абаканск. У меня там есть хорошие друзья. Фамильные деньги помогут обустроиться, обжиться.

— Бежать?! Я не собираюсь бежать!

— Ты не понимаешь. Иного выхода нет. Карательная машина уже запущена. Наш род обречен. Бартынов не будет говорить остальным аристократом, что его сына убил Герцен, даже если мы сможем это доказать. Это может всколыхнуть очень неприятные последствия — разборки в парламенте и, возможно, полную смену всех палат — Нижней и Верхней. Император давно намекает на то, что бояре распоясались вконец. А тут такое — убийство! Терпеть такое никто не будет. Всех погонят грязной метлой. Нет, до добра это не доведет. Бартынов это понимает и потому ему проще оставить нас крайними и тихо убрать.

— Что за чушь?!

— Это не чушь, ты абсолютно ничего не смыслишь в клановых интригах и играх! — не выдержал Вяземский. — Это как паутина, только задень одну ниточку и она потянет за собой другие.

— У Герцена не те козыри, чтобы воевать с Бартыновым.

— Герцену и не надо с ним воевать. Все наши доводы и улики он не примет. Скажет, что мы просто хотим убрать его самого. Вот и все. Нам не надо в это залезать — только хуже себе сделаем. Лучше уедем, тихо-мирно, и никто нас не кинется.

— Нет, я останусь!

— Ты что, умереть хочешь? Бартынов не остановится ни перед чем.

— Я докажу, что Никиту убил не я, а Герцен!

— Лучшие сыскари не смогли!

— Не смогли — потому что косвенные улики показали на меня. Зачем искать дальше? Но ведь я знаю, что это сделал не я. Поэтому и найду его!

— И вновь ты споришь со мной… Ох!

Отец вновь схватился за грудь.

— Тебе плохо?

— Колит сердце. Это от нервов. Никогда так не нервничал, даже когда на прием к Его Величеству Императору ходил, так не переживал. Ничего, все хорошо, выпью лекарств, отпустит.

— Отец, эта просьба покажется слегка страной для тебя, но я прошу показаться тебе Стахановой.

— Это еще зачем? Из-за сердца? Не переживай, пустяк.

— В башне, помнишь, мы с тобой… слегка повздорили.

— Повздорили?! — усмехнулся отец. — Подрались — это правильней будет сказать.

— Верно. И я невольно воспользовался атрибутом.

Повисла пауза.

— Я знаю, — наконец ответил Вяземский.

— У тебя остался след на груди?

— К чему ты все эти вопросы ведешь? Я тебя не понимаю.

— К тому, что твое здоровье надо проверить.

— Без твоих советов разберусь. Пошли, мы уже приехали.

— Отец, у меня есть еще одна просьба.

— Какая?

Вяземский глянул на меня.

— Я прошу не мешать мне в расследовании.

— Да чего тебе это расследование?! — не вытерпел отец. — Я же сказал, что мы…

— Ты можешь бежать, если тебе будет так угодно. Я — остаюсь. И я выполню то, что обещал. Прошу лишь об одном — просто не мешай мне и не суй палки в колеса. Просто обещай мне это.

— Хорошо, — хмуро ответил он. — Но знай, мы все равно отсюда уедем. Сегодня и завтра мне понадобятся на то, чтобы оформить все необходимые документы и собрать деньги для подушки безопасности. Потом ты едешь вместе с нами.

— Неужели ты готов все бросить? Свое имение? Свою работу? И всю оставшуюся жизнь прозябать где-то на окраине, боясь агентов Бартынова?

Отец ничего не ответил, махнул лишь рукой, мол, без тебя разберусь. И вышел из машины.

Я же продолжал сидеть внутри, погруженный в думы. Потом, когда отец отошел от машины на пару шлагов, я бросил водителю:

— Поехали!

И машина рванула вперед.

— Эй! — раздался позади крик Вяземского. — Куда ты? Выбрось эту дурь из головы!

Нет, это была не дурь. Герцен затеял игру по-взрослому, значит играть будем соответствующим образом.

Но сейчас я ехал не к Герцену. Я мчал к Агнете. Не ради встречи — хотя и это хотелось тоже, — но для важного дела.

* * *

Машина остановилась возле знакомого дома. Именно отсюда меня и похитили отцовские бойцы, прямо из кровати вытащили.

Я вышел из авто, водителю приказал встать где-нибудь рядом, в закутке, не отсвечивая сильно. Не хватало еще, чтобы машину Вяземских заметили на чужой территории.

Некоторое время я стоял у дверей, не смея войти внутрь.

Агнета жила не в фазенде, а в простом, хоть и элитном, многоквартирном доме. Ряд кнопок с номерами квартир и видеокамера располагались слева от входа и я долго смотрел на заветную белую цифру «53», не смея ее нажать.

— Зачем ты пришел? — внезапно раздалось из динамика и я аж вздрогнул.

Агнета, ее голос.

— Я… поговорить с тобой хотел, — ответил я, глядя зачем-то в камеру — мне казалось, что говорят именно оттуда.

— О чем нам говорить? Мне кажется, что совсем не о чем.

— Послушай, в ту ночь я не сбежал от тебя, там… послушай, можно мне войти? Не хочу у порога все выкладывать. Тебя хочу увидеть. Поверь, не от меня зависело то исчезновение.

В ответ — тишина.

Потом дверь сухо щелкнула и открылась. Я вошел внутрь, быстро забежал на нужный этаж.

Агнета стояла снаружи, все такая же красивая, в пижаме. Спала?

— Чего тебе надо? — выдохнула она, едва я подошел к ней.

И отвесила звонкую пощечину.

— Козел!

— Послушай, прежде чем обвинять…

— Не хочу тебя слушать! Сбежал, как… как…

— Я не сбегал. Меня похитили.

— Похитили? — глаза Агнеты округлились.

— Да, стражи моего отца. По его же приказу. Я как на поводке у него.

Девушка не стала упрекать меня в моих словам — для нее они были весьма убедительными.

«Видимо и сама на таком же поводке у своих родителей», — понял я, вспоминая слова сестры о том, что девушку сосватали с Герценым без ее воли, просто потому, что так можно поправить положение рода и укрепиться в аристократическом поле.

— Так я войду? — спросил я, потирая щеку — она горела от звонкой пощечины.

— Входи, — выдохнула Агнета и запустила меня внутрь.

— Дома никого не… — только и успел произнести я.

Девушка напрыгнула на меня, начала страстно целовать. Ее уста были горячими, влажными. Агнета скучала, Впрочем, как и я.

Одежда быстро полетел в стороны. Мы направились в спальню.

Я жадно вдыхал пьянящий запах ее тела и не мог им надышаться. Цветочный аромат.

Девушка обвила мой торс ногами, я же ласкал Агнету ладонями, распаляясь все больше и больше.

Боже, как же приятно!

Мы повалились в кровать, утонули в ней. Нагое молодое тело беззащитно раскинулось на простынях, обнажаясь, открываясь, распахиваясь полностью мне. Отдаваясь в мою безраздельную власть.

Я вошел в нее и не смог сдержать стона. Агнета тоже застонала, хоть и закусила губу. Мы слились в единое целое — белый мрамор ее тела и медный колосс меня.

Ее упругие груди подрагивали в такт моим движениям, темные волосы раскинулись по подушке. В этот миг Агнета была подобна богине и я смотрел на нее завороженно, не в силах оторвать взгляда от изгибов тела, от малиновых сосков и низа гладкого живота.

Взорвались мы одновременно.

Обессилено упали на кровати и некоторое время просто молчали, слушая дыхание друг друга и разглядывая потолок.

— Ты в школу поступил? — наконец спросила Агнета.

— Да, — ответил я. — Но это не важно.

«Потому что через три дня меня убьют», — хотел добавить я, но сдержался.

— Почему же не важно? Важно. Я вот тоже хотела бы в школу дарованных поступить, но нет способностей.

— Агнета, послушай, — начал я разговор, который не сулил ничего хорошего. Я и сам это понимал, но должен был его начать — иначе бы и не приехал сюда.

Девушка глянула на меня, игриво простонала:

— Давай еще раз?

— Что? — я слегка удивился ее просьбе- не ожидал. — Конечно, но чуть позже. У меня к тебе разговор.

— Ну, хорошо, давай поговорим, — она вновь откинулась на кровати.

— Понимаешь, случилась трагедия — моего друга убили.

— Ужас какой! И кто же это сделал?

— В этом вся и загвоздка, — мне было тяжело подбирать слова. — Все думают, что это сделал я.

— ЧТО?!

— Не переживай, я его не убивал! Правда!

Агнета немного успокоилась.

— Тебя лжеобвинили?

— Верно. Истинный убийца… у меня пока нет доказательств, но я почти в этом уверен… в общем, Агнета, истинный убийца, я думаю, это Герцены. Кто-то из них.

— С чего ты так решил?

— У него есть очень веские поводы это сделать.

Девушка задумалась. Спросила:

— Ты ведь не просто так мне это сейчас говоришь?

— Верно. Агнета, я прошу тебя мне помочь. Мне дали три дня, чтобы найти истинного убийцу — в противном случае наказание понесу я.

— Чем же я могу тебе помочь?

— Скажи, в недавние дни ты виделась с Герценым?

— Да, конечно, — сухо ответила девушка, хоть и было видно, что ей это неприятно говорить.

— Он что-нибудь говорил по поводу Бартынова?

Агнета задумалась.

— Не припомню такого. Он обычно со мной о таких вещах не говорит — про политику и друзей. Да и вообще я хочу уйти от него.

— Уйти? А это возможно? — я пристально посмотрел на девушку — серьезно ли она это? — А как же договоренность ваших семей? Ты уже говорила со своим отцом по этому поводу?

— Нет, ни с кем я разговаривать не буду — бессмысленно. Просто уйди — и все!

План конечно был так себе. Но тем не менее я сказал:

— Если я могу тебе хоть чем-то помочь в твоем побеге, то обращайся.

Агнета кивнула.

— Спасибо.

— А пока попытайся вспомнить — может, все-таки, что-то было? Какие-то разговоры вскользь? Может, он договаривался о встрече с кем-нибудь?

Девушка вновь задумалась.

— Были конечно встречи — ему постоянно кто-то звонил. Вот из последних, совсем недавно, звонил ему какой-то Кондор.

— Кондор?

— Ну да, Григорий так к нему обращался при разговоре. Они вроде должны были встретиться где-то.

— А где именно?

— Не знаю. Он не сказал. Просто пару фраз сказал: «Привет, Кондор. Надо встретиться. Там, же где и в первый раз. Дело важное». Вот и все.

— Когда это было? Агнета, попытайся вспомнить, мне очень это важно.

— Позавчера было, днем.

Позавчера. А Никиту убили вчера, ближе к вечеру. Что же это за Кондор такой?

— Погоди. Мы же ведь потом поехали с Герценым в магазин — мне нужно было кое-что по косметике прикупить. А потом я осталась с подругами в кафе, а он поехал дальше. Так и сказал, что по делам. Наверное, куда, на встречу с этим Кондором, и поехал.

— А куда именно?

— Да откуда же мне знать? Водитель мой знает, Леша, он в тот раз нас возил.

— Агнета, мне бы с Лешей твоим встретиться.

Я поднялся, начал натягивать штаны.

— Что, прямо сейчас?!

— Да, времени у меня совсем мало, Агнета. Ты пойми, каждая минута дорога.

— Ну хорошо, — растерянно произнесла девушка. — Я сейчас позвоню, он подъедет к входу. Да он всегда напротив стоит, у него красный «барс», машина, которую мне папа подарил на день рождения. Сейчас…

Девушка достала телефон из ящика прикроватного шкафчика и принялась звонить водителю.

— Странно, не отвечает.

Я выглянул в окно. Красная машина и в самом деле стояла напротив дома, возле кафе «Бублики и баранки».

— Ладно, я сам к нему подойду. Если дозвонишься до него, то предупреди, что к нему должен от тебя человек подойти с вопросами.

— Хорошо. Наверняка как всегда плюшки уминает за обе щеки и телефон на беззвучный поставил — всегда так делает! Сколько раз ему замечание делала!

— Как он выглядит?

— Пухленький такой парнишка, белобрысый.

— Ладно, найду.

Я обнял девушку, поцеловал.

— Ты вернешься? — с надеждой в голосе спросила Агнета.

— Вернусь. Обязательно вернусь. Но чуть позже. Не сегодня.

— Запиши мой телефон, — засуетилась девушка. — Напиши, как поедешь ко мне. Сегодня тебе повезло — никого дома нет и я сама дома, хотя собиралась по магазинам.

— Повезло, — улыбнулся и кивнул я.

Вновь поцеловал девушку и пошел к выходу. Агнета осталась звонить водителю.

Выходя из подъезда, я уже не сомневался, что встреча Григория и загадочного Кондора была не простой. Какие-то важные дела там обсуждались. Уж не убийство ли Бартынова? И если удастся узнать, где прошла эта встреча, то будет гораздо легче разузнать и саму тему беседы. Все-таки если это кафе, то официанты за дополнительную плату могут много чего интересного поведать.

Я вышел из подъезда, быстрым шагом, оглядываясь по сторонам — нет ли кого подозрительного? — направился в кафе.

Заведение полностью оправдывало свое название. Тут аппетитно пахло булочками, ванилью, сладостями. И кофе. Черт, я бы пол жизни отдал бы за чашечку хорошего крепкого кофе. Как же я давно его не пил!

За столиками было полно народу — сказывалось обеденное время.

Пухленького белобрысого паренька я заприметил у дальнего столика. Он понуро и неподвижно сидел над чашкой кофе, словно бы о чем-то задумавшись.

Я прошел вглубь заведения. Ко мне тут же подскочила официантка. Даже не дождавшись момента, пока я присяду за столик, начала как из автомата строчить:

— Рады приветствовать вас в нашем заведении «Бублики и баранки»! Мы можем предложить вам самую свежую выпечку — яблочный пирог, штрудель, пирожки, пончики, заварные шарики, булочки с корицей, и множество видов кофе — черный, взбитник, пенный, кофе по-челябински, кофе по-княжеский, кофе по-императорски. Особенным клиентам скидки! — официантка соблазнительно посмотрела на меня, подмигнула. — Вам сделаем самую большую скидку!

— Спасибо, я к знакомому зашел, — я кивнул на сидящего водителя Агнеты.

— Хорошо, как вам будет угодно. Но если чего-то захотите, то меня зовут Оксана, я рада буду вам помочь, — официанта вновь подмигнула мне и и ушла, словно бы случайно задев своей грудью мой локоть.

Я улыбнулся, подошел к сидящему.

— Алексей, добрый день! — произнес я.

Парень не ответил. Он продолжал понуро сидеть, отсутствующим взглядом взирая на стол. Бледный вид мне его не понравился. Словно бы заболел чем-то. Руки совсем белые.

— Алексей… — я тронул парня за плечо и тот завалился на бок.

Я удивленно глянул на него. Пьяный что ли?

И только сейчас понял в чем дело. В затылке Алексея была воткнула по самую рукоять отвертка. Парень был мертв.

Глава 2

— Какого… — только и смог вымолвить я, глядя на тело.

Я испугано осмотрелся по сторонам, но нас никто не замечал — все занимались своими делами, попивая кофе и уминая плюшки. По телевизору шло какое-то увлекательное шоу. Все взоры были обращены туда.

Как же это так?! — удивился я. Не обратить внимание на то, что посреди кафе лежит мертвый парень.

Я вновь глянул на тело. Отвертка воткнута умеючи, прямо в мозг, не повреждены артерии и вены, кровь не хлестала, только тонкой струйкой стекая по спине. Поэтому никаких подозрений сидящий неподвижно парень не вызвал. Ну сидит и сидит, задумчиво, что с того?

Лихорадочно соображая, как поступить, я продолжал стоять возле тела.

— Ничего не надумали брать? — внезапно спросила подошедшая со спины официанта Оксана, чем сильно меня напугала.

— Нет, спасибо! Я вас позову, как понадобитесь, — поспешно ответил я и направился к выходу.

Оксана недовольно посмотрела мне вслед.

Если вызвать полицию, то непременно возникнут вопросы, которые быстро словно ниточка размотают весь клубок связи с Агнетой. И тогда Герцены уже могут в открытую предъявить мне претензии. Нет, надо уходить. Парня уже не спасти — он мертв. Надо лишь предупредить Агнету.

Я вышел на улицу, трясущимися руками набрал номер девушки.

— Алло? — томно произнесла та.

— Агнета! Алексея убили!

— Как это? Что за шутки?

— Не шутки. Позвони в полицию. Я зашел в кафе, он был там, мертвый. Прошу, вызови полицию, но не рассказывай про меня, иначе могут возникнуть лишние вопросы. Ты меня поняла?

— Да, хорошо, — еще окончательно не осознавая случившееся, ответила девушка.

Я сбросил вызов. Рванул к своему водителю.

Тот тоже сидел без движения, уткнувшись головой в руль.

Внутри меня все оборвалось. Я готов был к самому страшному, но водитель вдруг вздрогнул — видимо что-то приснилось во сне, — поднял голову. Лениво зевнул.

— Твою мать! — прошептал я, запрыгивая в машину.

— Куда теперь, Максим Петрович? — стараясь придать своему сонному голосу как можно больше бодрости, спросил водитель.

Я не ответил — пиликнул телефон. Почта.

Это было письмо от Бартынова.

Я неопределённо махнул рукой водителю — езжай пока прямо, — сам же начал смотреть то, что прислали.

Это были ожидаемые материалы по делу об убийстве Никиты Бартынова. Акты осмотра, протокола допроса прислуги, фотографии.

На одном из фото я и увидел лежащего Никиту.

Мне стало не по себе. Парень раскинул руки в стороны, в груди пулевое отверстие. На лбу — еще одно. Контрольный. Все-таки не напророчил себе нужную судьбу, умер от пули.

Защипало глаза, ком подкатил к горлу. Мне было жалко Никиту. Не смотря на не долгое знакомство, я успел уже прикипеть к нему и считал своим другом.

Взяв себя в руки, я вновь принялся изучать фотографии.

Убийство совершили хладнокровно, без эмоций. Профессионал. Никаких следов, если не считать моего тотема, который демонстративно положили прямо у тела. Подстава, явная подстава. Потерять его невозможно — там толстая заколка, которая просто так не расстегнётся.

И револьвер. Да, тот самый, который все время таскал с собой Никита. И больше ничего никаких следов.

Это Герцен подстроил, даже сомнения нет.

— Максим Петрович… — позвал водитель.

В его голосе послышалась тревога.

Я поднял взгляд.

— За нами вот уже пару кварталов черная машина следует, похоже на «хвост».

Я гляну в зеркало заднего вида. За нами в самом деле ехала машина, близко не приближаясь, но и далеко не отпуская.

— Уверен насчет «хвоста»?

— Слишком долго я тут работаю, Максим Петрович! Чутье подсказывает — он это.

— Сможем оторваться?

— Легко!

Водитель втопил педаль газа и машина резво пошла вперед. Черный преследователь тоже прибавил ходу.

Я оглянулся. Ни номеров, ни опознавательных знаков. Сквозь затонированные окна тоже ничего не видно.

Мы вырулили на другую улицу. Резко развернулись, проскочили через сплошную двойную.

Черная машина отстала.

— Вот видите! Мастерство!

Водитель хвастливо покачал головой.

И тут же вскрикнул.

Звякнуло.

— Вот ведь черт! — только и смог выдохнуть я.

По нам стреляли!

— Что это? — испугано спросил водитель, таращась на свою окровавленную руку и не веря в случившееся.

— Сбавь обороты. А то перевернёмся! — рявкнул я.

Угроза и в самом деле была реальная — водитель, едва его ранило, начал крутить руль и машину повело.

— Сбавь скорость! Живо!

Водитель послушался, запоздало начал подвывать.

— Больно то как! Прямо в руку!

— Дай гляну.

Рана была не серьезной, но вести дальше машину в таком состоянии ему уже было нельзя.

Из проулка вырулила черная машина, которая преследовала до этого нас.

— Это они! Они! — завопил водитель. — Я поднажму! Оторвёмся.

— Тише ты! Лезь давай на пассажирское сиденье.

Тот, со стонами и криками, перебрался на другое место. Я сел за руль. И тут же втопил педаль газа в пол.

Водить я не умел, но это в прошлой жизни. Это же тело, в которое я попал, умело это делать на отлично — я это почувствовал, едва прикоснулся к рулю. Мышечная память была в порядке. Ощутил даже легкую приятную истому, когда возвращается к своему любимому занятию после очень долгого перерыва.

Вновь дзынькнуло — пуля шкрябнула по крыше.

— Максим Петрович, да что же это такое происходит?! Стреляют среди бела дня! — возмутился водитель. — Ай, как же больно!

Я накинул на него небольшое заклятие здоровья и парень благодарно затих.

Черное авто с визгом шин рванула за нами.

Я уже не сомневался, что эта погоня связана с моим делом. Наверняка убийца Алексея находился где-то рядом. И едва увидел меня, как решил подтереть следы. А это значит, что убийца меня знает — иначе бы не стал преследовать. Черт! Значит Герцены уже пронюхали про мое расследование. Их задницы горят огнем — ведь Бартынов-старший должен был убрать меня и весь род Вяземских. Но не убрал. Выслушал и дал отсрочку. И теперь Герцены паникуют, пытаются срочно замести следы.

Вновь пролетела пуля, на этот раз разбив боковое пассажирское стекло.

— Максим Петрович, давайте отцу вашему позвоним? Пускай охрану немедленно вызывает. Ведь убьют нас, ей-богу убьют!

Я не ответил, потому что понимал — вызванивать помощь будет бессмысленно. Едва противник почувствует опасность, как скроется из виду. Сейчас же надо каким-то образом поймать преследователя.

Поймать и горяченьким предоставить Бартынову как доказательство своей невиновности.

Я сбросил газ, вырулил на параллельную улицу. Здесь было менее людно и шанс задеть прохожих был гораздо меньше.

Черная машина последовала за нами.

И вновь стрельба. Пуля лязгнула об бампер.

— Убьют! Ей-богу убьют!

— Тише ты! — рявкнул я.

И прибавил газу. Машина резво бросилась вперед.

Черное авто начало сокращать расстояние.

— Прибавьте газку, Максим Петрович! Еще газку! — стонал водитель, поглядывая каждую секунду назад.

— Не могу, люди кругом!

А вот преследователя прохожие не заботили. Он мчал машину вперед, заставляя идущих шарахаться в стороны.

Вскоре черная машина выровнялась.

— Убьют! — закричал водитель, сползая под кресло.

Я мельком глянул на преследователя — мне хотелось знать кто же там за рулем?

На какое-то мгновение мне даже подумалось, что там сидит сам Григорий Герцен — настолько он мне мозолил глаза и был поперек горла как кость.

Но там, конечно же, был не Герцен.

Машиной управлял мужчина с черными тонкими усиками и лицом, похожим на крысиную морду. Преследователь поднял пистолет, готовый убить меня, но я резко вдавил тормоз и черная машина ушла вперед.

Уловка удалась.

Я вывернул руль и рванул в проулок.

Преследователь на некоторое время скрылся из виду.

— Куда прешь, гробовозка?! — закричала бабка, переходя дорогу на красный сигнал светофора. — Буржуй! Думаешь, все тебе можно? Думаешь, деньги все решают? Бог тебя накажет, паскуда!

Я не стал спорить с ней, терпеливо пропустил, даже не смотря на сигналящие за спиной машины. И только дождавшись, когда старушка встанет на тротуар, поехал дальше.

— Оторвались? — спросил водитель.

Вид у него был плох, наложенное заклятие здоровья растворилось и парень истекал кровью.

— Твою мать! Что же ты молчишь?! — засуетился я.

— Так вы же вроде в курсе, что я ранен.

Я принялся сотворять новое заклятие, но даже оно сейчас бы не помогло. Водителя нужно было везти в больницу или к профессиональному лекарю.

— Вы, Максим Петрович, не переживайте, со мной все нормально будет.

Плетенное заклятие хорошо легло на рану, остановив кровь и придав водителю оживлённый вид. Парень даже и не понял, что ему помогли, начал хвалиться:

— Я потерплю, сила воли есть. Вот видите, и кровь перестала течь. Все нормально…

Водитель затих на полуслове.

Потом, глянув в зеркало заднего вида, прошипел:

— Опять увязались, бесы!

Я посмотрел назад. Черная машина мчалась на всех парах к нам. Кажется игры кончились, пришло время серьезных дел.

Первый таранящий удар пришелся в бампер. Нас резко толкнуло вперед. Я едва не выпустил руль из рук.

— Вот уроды!

Еще один удар.

Пытаются спровоцировать аварию, чтобы мы остановились — понял я. Так легче пристрелить нас. Но это навряд ли.

Я крутанул руль, уходя с линии атаки. Машину повело в сторону, колеса пронзительно взвизгнули.

Вдавил газ.

Визг повторился. Резина задымилась. Машина рванула вперед.

Преследователь оказался тоже не пальцем деланый. Черная машина выполнила тот же самый финт, мастерский, отточено.

Неплохо-неплохо.

А как тебе такое?

Разгон по прямой. Выход на занос. Руль в сторону заноса на несколько градусов. Дождаться переноса точки опоры. Легкий толчок. Вывернуть руль до упора вправо, в сторону проулка, резко уходящего почти под двести градусов.

А вслед — пучок магического субстрата.

Машину едва не перевернуло, но маневр был эффектным. А главное — успешным. Мы выскочил в проулок, в который чтобы попасть, необходимо было перестраиваться через несколько полос и выполнить целый ряд манипуляций.

Со всех сторон начали сигналить, но расчет был точен — никого я не задел.

А магический пучок попал точно в машину противника.

Передний бампер, фары и половина корпуса смяло как фольгу. Преследователя крутнуло, он потерял сцепку и начал крутиться.

Да, я нарушил закон. Применение магии — если это угрожает жизни других людей, — вне стен школы без специального разрешения запрещено. Но ведь и стрелять посреди бела дня тоже запрещено. Если меня осудят, то это будет моим оправданием на право самообороны.

— Мажоры, мля! Уже при свете дня гонки свои устраиваете! — крикнул кто-то из одной тачки.

— Уроды! — поддержал его другой.

— Управы на вас нет!

Преследователь выровнял машину, рванул за мной. Но потерял много времени, я уже успел порядочно оторваться от него.

Лязгнула пуля, на этот раз где-то внизу.

Машину вдруг круто развернуло и мы полетели кувырком.

«Шину пробило!» — успел подумать я прежде, чем раздался оглушительный удар.

* * *

Скрежет металла, звон бьющихся стекол, хруст рвущейся резины.

— А-а-а! Чтоб тебя!

Водитель закричал чем вывел меня из обморочного состояния. Я дернулся, скривился от боли.

При падении сильно повредил руку — она сейчас была зажата покореженной дверью. Сама машина лежала на крыше.

— Живой? — выдохнул я, глядя на водилу. — В порядке?

— Живой, — закивал тот, хлопая по себе ладонями и проверяя — не сломал ли чего?

Я попытался вытащить руку. Не получилось. Сильно зажата.

— Максим Петрович… — водила едва не плакал. — Там этот, который на черном «борове», он к нам идет.

Я высунулся из окна, убедился, что к нам приближается фигура того парня, которого я видел в машине. В руках у него был пистолет.

— Надо скорее выбираться! — сказал я и вновь дернул руку.

Адская боль пронзила тело. Я вскрикнул. Конечность была зажата сильно и видимо просто так ее от туда не высвободить. Черт, дела хуже некуда.

Водила с трудом отцепил ремень безопасности из застежки — мой и свой. Начал выползать из окна, попутно смахивая мелкие осколки стекла с головы и тела.

— Я вам сейчас помогу, Максим Петрович, сейчас, подождите минутку.

Раздался сухой хлопок. Стрелял идущий. Пуля звякнула о корпус машины.

Водитель вскрикнул и бросился наутек.

Пусть, так даже лучше, хоть себя спасет.

А я буду спасать себя.

Быстро сотворив «вакуумный пузырь», я с помощью него смог наконец разжать дверь и высвободить руку. Конечность представляла жалкое зрелище — кожа разодрана до мяса, кажется, видны кости. Пришлось спешно накладывать лечащее заклятие, тратя силы на дополнительные манипуляции. Помогло.

Теперь выбираться.

Преследователь был уже совсем близко. Через разбитое покореженное лобовое окно я увидел его ботинки, кожаные, ковбойские.

Противник ждал, пытаясь понять с какой стороны меня встретить. Пришлось идти на хитрость.

Взяв горсть битого на мелкие квадратики стекла, я швырнул его в окно, откуда вылез водитель. Противник рванул туда, думая что это я полез наружу. Я же выскочил с противоположной стороны.

И немедленно атаковал.

Маневр имел успех. Созданный за мгновение «лучистый арахнид» швырнул противника в сторону с такой силой, что то не удержал пистолет и оружие отлетело в кусты. Отлично!

Однако на мое удивление враг долго в прострации пребывать не стал — живо поднялся и бросился на меня. Кажется, он тоже был одаренным. На кончиках его пальцев блеснули искры. А потом…

Я даже не успел сообразить что произошло — просто в одно мгновение стоял на ногах — и уже вдруг лежу на асфальте, взирая на голубое небо. Из носа хлещет кровь, голова раскалывается.

Неплохо. Кажется, это был «медвежий хук».

Противник оказался не завидным соперником.

Я поднялся на ноги, приготовился к тяжелому сражению.

Противник, тоже поняв, что схватки не избежать, применил покров. Черная дымка окутала его тело, не давая возможности лучше прицелиться для магического удара. Профессионал. Это тебе не с первокурсниками из школы драться.

Я почувствовал как от противника исходит сила, мощная, холодная. И мне вдруг стало страшно. Кажется, я не рассчитал своих сил. Самоуверенность — не лучший спутник мага.

Магический конструкт на руки — мои кулаки засияли огненно-оранжевым. Защита на тело «стальная рубашка» — это обязательно. Стиснуть зубы — и вперед!

Противник презрительно хмыкнул. И рванул на меня.

Его выпады были стремительными и мощными как взмахи топора.

Ш-шах! И кулак врезается в грудь.

Ш-ш-ах! Тычок коленом в живот.

Ш-ш-р-рах! Бросок назад.

Я вновь растелился на асфальте.

Кажется, это была разведка атакой — посмотреть, на что я способен. И судя по довольно улыбке противника оценил он мои способности крайне низко.

А вот это вот зря!

Я подскочил на ноги, сквозь неимоверную боль выплел тугой пучок заклятия и рванул на врага.

Прямой удар, приправленный магией, нашел свою цель. Противник ухнул, отошел назад.

Ага! Получил!

Я вновь атаковал.

И вновь удачно угодил тому в грудь.

Так тебе!

Третья атака…

Блок, выпад, удар!

Магический конструкт сожрал мой рывок и я промахнулся. Противник быстро скастовал еще одно заклятие и обрушил его на меня.

По ощущениям было похоже, словно на меня вылили ведро кипящей воды. Я закричал, отпрянул назад, с трудом сотворяя защитное заклятие. Боль стихла, но не отступила.

Противник резко выдохнул и выплюнул изо рта небольшой пучок света — словно проглотил светлячка и сейчас его исторг из себя.

Точка света начала виться вокруг его руки. А потом, с глухим хлопком вдруг резко расширилась и полетела в меня.

Я не успел создать хоть что-то. Просто отскочил в сторону.

Но это меня не спасло. Шар света так же резко крутанулся и врезался прямо в меня.

Меня подбросило в воздух и едва не разорвало на куски — только «стальная рубашка», сотворенная заранее, спасла жизнь.

Поняв, что конечная цель не достигнута и я до сих пор жив, противник вновь начал сотворять магическую структуру.

Корчась в болях, я чувствовал, насколько мощной она получается. От такой даже «стальная рубашка» не поможет. Ничего не поможет.

— Ты — Кондор? — сквозь красный туман боли спросил я.

Противник не ответил, но на мгновение, как мне показалось, замешкался.

Я уже не сомневался, что это истинный убийца Никиты Барытнова. Атрибут закипел во мне, подпитываясь гневом и просясь наружу.

И я позволил ему выйти из себя.

Черная энергия потекла по моим артериям, венам и мышцам. Я закричал — не от боли, но он безудержной силы, прущей из меня, — и пошел на противника.

Враг тоже вскрикнул — завершил таким образом формирование магического конструкта. Звуковая магия — понял я. Необычно, но не редко. Посмотрим, что получится.

Противник тоже пошел на меня.

Мы двигались друг к другу, по классическим законам дуэли, не атакуя первыми, чтобы ударить наверняка. Бьющий первым — проигрывает. Таков закон. Любое движение противника может быть не точным, и этим воспользуется другой, переведя исход битвы в свою пользу.

Расстояние сокращалось.

Я следил за противником, пытаясь уловить — когда он ударит? Если вовремя увидеть момент атаки, то получится увернутся и контратаковать.

Первым не выдержал враг. Рука его дрогнула, с пальцев сорвалось несколько искр.

Ожидая, что смертельная дуга атаки будет идти прямо, я ушел с линии и контратаковал.

Уже когда магический конструкт, который я метнул во врага, разбился на сотни кусков, я понял, что противник меня обвел вокруг пальца.

Это была ложная атака! И я купился на нее.

Черный покров противника рассеялся, обнажая его довольное лицо.

Он прочитал меня!

Как младенца!

Я в отчаянии рванул на врага, готовый сразиться просто на кулаках, но противник обрушил на меня всю мощь сотворенного магического конструкта.

Рвануло. Тугая волна разорвала воздух, кровавыми вспышками окружила меня.

Я попятился назад, но было поздно — конструкт полностью поглотил меня.

* * *

Боль. Она пришла запоздало. Я уже чувствовал, как магические эманации проникли в мою плоть и начали свое жуткое отравляющее действие, как боль яркой вспышкой озарила сознание.

Сплетенная магия должна была меня разорвать меня. Сквозь хитросплетения заклинаний я успел лишь понять основной принцип действия конструкта — создаваемый инфразвук входит в резонанс с моими внутренними органами и рвет их на части. Сначала лопаются легочные альвеолы, потом стенки сосудов и, наконец, мозг. Жуткая штука.

Все произошло в несколько секунд. Я почувствовал вибрацию, словно она шла изнутри меня. Потом тряску.

А потом я должен был умереть.

Но я успел воззвать к черным силам Смерти и использовать их в свою пользу. Что я терял? Ничего. А потому в мгновение ока обратился в черного демона, выгоняя из себя словно пот из тела в жаркую погодузвуковую магию.

Смерть возликовала.

«Ты верно поступаешь!»

Верно — не верно, какая разница, когда цель только одна — выжить?

Магия противника, ощутив яростное сопротивление, зазвенела как сталь, грозя разорваться во мне словно бомба.

Но этого не произошло.

Я закричал, пытаясь избавиться от страшной боли, пронзившей меня. Магический конструкт, погашенный противовесом черной магии, начал рассыпаться.

Сознание начало тухнуть. Меня качнуло, но я из последних сил смог сотворить «ловчую сеть» и швырнуть ее в противника.

Попал!

Враг запутался, попытался скинуть сеть, но хитрое заклятие не дало ему этого сделать.

Поймал — устало подумал я. Теперь только прийти в себя и доставить этого подонка Бартынову. Как можно скорее!

Но мое сознание решило иначе. Остатки чужой магии словно отравленные осколки начали туманить разум.

Нет! Только не это! Не отрубаться! Быть на связи!

Я попытался сдержать падение в небытие, но не смог — было поздно.

Разум помутился и я рухнул на землю без сознания.

* * *

Когда очнулся, состояние мое было не самым лучшим. Все-таки магическое воздействие такой силы не дается даром. Тело ломало, а суставы едва не выкручивало. Видимо сказывался и откат. Магический облик тоже исчез. Теперь я был простым человеком, которого словно прожевал и выплюнул огромный монстр.

— Живой? — произнес кто-то, нависая прямо над моим лицо.

Я с трудом разлепил веки. Полицейский.

— Я поймал преступника! — из последних сил вымолвил я обожженными губами. — Убийцу Никиты Бартынова. Поймал его!

— Преступника? — ухмыльнулся полицейский, поглядывая на меня. Потом глянул на своего спутника.

Тот тоже непонимающе пожал плечами. Шепнул:

— Пьяный. Или наркоман.

— Кроме тебя тут никого нет, — пояснил полицейский.

— Что?! — я как смог приподнялся.

Вокруг и вправду никого не было. Кондор пропал.

— А преступник здесь только ты! — продолжил первый полицейский, доставая наручники.

И были они не простыми, на каждом браслете виднелась защитная руна — чтобы задержанный точно никак не смог сбежать.

— Что вы имеете ввиду? — насторожился я.

— Ну как же, — полицейский наклонился ко мне, расстегнул один из браслетов. — Сотворение на улице запрещенной магии, которая могла повлечь за собой гибель одного или нескольких людей. Это серьезное нарушение, парень. Пошли.

— Попал ты, парень! — произнес второй полицейский, продолжая удерживать меня на прицеле пистолета.

Наручники щелкнули на моих запястьях.

Глава 3

— Какого беса?! Я тебя спрашиваю — какого беса?!

Это отец шипел мне в самое лицо.

— Какого беса ты там устроил?! Отвечай!

Мы сидели в отдельной комнате, одни — об этом попросил Вяземский, отстегнув полицейскому приличную сумму. Я — на стуле, за столом, отец — ходил взад-вперед, словно тигр в клетке.

— Я нашел убийцу Бартынова! — ответил я.

— Кого ты, мать твою, нашел?! — закричал Вяземский. — Тебя одного задержали. Ты таких бед наворотил! За век не расхлебаем!

— Он сбежал… — понуро ответил я. — Я почти поймал этого урода!

— Да какого…

Вяземский вдруг схватился за сердце, сморщился.

— Все нормально?

Тот лишь отмахнулся. Некоторое время мы стояли молча — отец держась за сердце, я глядя на него и не зная как помочь.

Потом, когда боль немного отошла, Вяземский немного успокоился, сел на стул.

— Почти поймал? — с усмешкой спросил он.

— Да!

— Машина там и вправду была чужая, — произнес задумчиво он. — Черный «боров».

— Он гнался за нами. Кстати, с нашим водителем все в порядке?

— Вопросы тут задавать буду я! — стукнув кулаком по столу, жестко ответил Вяземский. — Пока есть время и сюда едет наш семейный адвокат, расскажи все, что произошло там, на дороге. Подробно. Будем думать как выпутать тебя из этой истории.

Мне не оставалось ничего, как все рассказать. Отец слушал молча, хмуря брови. Потом, когда рассказ был окончен, подытожил:

— Мы в заднице!

Это было лаконично, ёмко, объясняя всю суть сложившейся ситуации.

— А подробнее можно? — спросил я, не желая мириться с таким коротким приговором.

— Ты творил боевую магию на улицах города — что еще подробно тут можно сказать? Это нарушение Уголовного — не административного, а Уголовного, — кодекса! За это статья отдельная есть. Знаешь сколько тебе светит? До трех лет!

— Три года?! — удивился я. — Но мне же только пятнадцать лет! Уголовная ответственность возникает только… — я прикусил язык. Позабыл где нахожусь. Осторожно спросил: — Разве можно сажать пятнадцатилетних?

Вяземский глянул на меня так, будто видел в первый раз. Тихо ответил:

— Вообще-то сажают с десяти.

Я аж поперхнулся.

— Охренеть!

Вяземский вдруг пристально посмотрел на меня.

— Слушай, или ты таким образом хотел от Бартынова в тюрьме сбежать? Натворить каких-нибудь дел, сесть в тюрьму и выжидать? — и рассмеялся. — Это конечно глупейший план! У него везде свои люди есть, даже в тюрьме. Прежде чем такое проворачивать, надо было хотя бы у меня совета спросить!

— Не хотел я от него сбегать! — раздраженно ответил я. — Говорю же — искал истинного убийцу Никиты. Исполнителя почти удалось поймать. Это Кондор.

— Эх, загадочный Кондор, — вздохнул устало Вяземский. — Ладно, не переживай, адвокат скоро уже будет, — отец глянул на часы, — тогда и разберёмся как дальше будем поступать.

Адвокат пришел минуты через три. Это был пожилой уже мужичок в нелепых круглых очках, с таким же нелепым круглым лицом и белоснежной улыбкой от уха до уха. Он вошел и вместе с собой принес в комнату какой-то свой запах — дорогого парфюма, крепких сигарет и болотной тины.

— Добрый день! — произнес он с едва уловимым акцентом. — Вижу, Вяземские вновь нуждаются в моей помощи.

— Нуждаемся, Эммануил Рудольфович, — кивнул отец. — Очень сильно нуждаемся.

Эммануил Рудольфович привычно прошел вглубь, протянул мне руку.

— Рад приветствовать вас, Максим Петрович. С последней нашей встречи вы еще были совсем маленьким. Ах, как быстро бегут годы!

Я пожал ему руку — она была мягкой и влажной, как щупальца осьминога.

— Но — ближе к делу, уважаемые. Вижу ваши нервные напряжённые лица и сам невольно начинаю нервничать. Что случилось? Рассказывайте.

Вяземский выразительно глянул на меня и мне пришлось вновь все пересказывать, на этот раз коротко, без подробностей про Агнету и труп в кафе.

Эммануил Рудольфович все то время, что я говорил, не переставал улыбаться, а по завершении рассказа воскликнул:

— Чудесно!

— Чего тут чудесного? — не понял я.

Эммануил Рудольфович не ответил на мой вопрос. Повернувшись к Вяземскому-старшему, сказал:

— Я уже поговорил со следователем и прокурором, — адвокат улыбнулся шире, хотя, казалось бы, куда еще шире? — Пришлось задействовать некоторые связи, но вы меня знаете. Я отрабатываю свои деньги полностью. Каждый коин.

Эммануил Рудольфович выразительно посмотрел на Вяземского.

— В общем, ситуация следующая, — адвокат хлопнул ладонью по папке. — У них есть записи с камер видеонаблюдения. На них господин Максим Вяземский применяет против неизвестного человека магию. Ракурсы удачные, видно все в деталях и подробностях и потому строить защиту на отрицании причастности не получится. Слабая стратегия.

Эммануил Рудольфович поправил съехавшие на нос очки.

— В нашу пользу играет то, что у незнакомца виден в руках пистолет и негодяй им пользуется. Стреляет. Это очень хорошо. Жаль, что не попадает в Максима — так вообще можно было бы переквалифицировать в потерпевшего. Плюс незнакомец тоже использует магию. Значит можно трактовать все случившееся как самооборону. Незнакомца не поймали — это тоже нам на руку играет. Он, едва услышал сирены полицейской машины, выбрался из созданной Максимом сети и удрал. Это тоже трактуем в свою пользу — мол, испугался представителей власти, покинул место, значит было чего боятся.

— И что же? — растеряно спросил отец. — Значит вопрос решаемый? Пустяковое, получается, дело.

Эммануил Рудольфович замялся, улыбка на мгновение поблекла.

— Не совсем. Использование боевой магии на оживленной городской улице все же немного портит нам картину. В общем, прокурор будет просить два года.

— Два года?! — закричал Вяземский.

— Успокойтесь. Я с легкостью скошу до шести месяцев, может быть даже до четырех, смотря кто будет судья. Сейчас мои люди работают в этом направлении, выясняют.

— У нас нет столько времени! — произнес Вяземский.

— Мягче не получится. Четыре месяца — это не много. Договоримся с обвинением. Через два месяца подадим на условно-досрочное, парня и выпустят. Два месяца — это не срок. Даже соскучится не успеет по дому!

— Эммануил Рудольфович… — голос Вяземского стал похож на раскаты грома. — Я вам деньги плачу не для того, чтобы вы нам сроки снижали.

— А для чего же? — удивился тот.

— А для того, чтобы мы вообще не попадали в тюрьму! Думайте, что предпринять. Немедленно думайте! У нас совсем нет времени.

— Обвинение очень серьезное…

— Не начинайте вы этих дежурных фраз. Выходите на следователя, на прокурора, на самого черта, на кого угодно! Предлагайте, мажьте медом, договаривайтесь.

— Да тише вы! — зашипел Эммануил Рудольфович. — Не в этом же помещении о таких вещах говорить!

— Вот именно! Говорить хватит! Пора действовать!

— Отец, не горячись, — попытался я успокоить его.

Но Вяземский не слушал. Он вновь встал и принялся ходить из угла в угол.

— У вас водитель был? — спросил вдруг Эммануил Рудольфович.

— Да, — кивнул я. — Он убежал, когда началась стрельба.

— Замечательно! — Вновь улыбнулся своей искусственной улыбкой адвокат. — Можно на него все свалить. Сказать, что вы тут абсолютно ни при чем. Как вам такой вариант?

— Что?! — воскликнул я. — Нет! Я не буду наговаривать на ни в чем неповинного человека!

Эммануил Рудольфович глянул на Вяземского. Тот покачал головой.

— Эх, благородный вы человек, Максим Петрович! — вздохнул адвокат. — Ладно, тогда вам необходимо будет придерживаться показаний по этому делу с позиции защищающегося. Мол, ехали в машине, никого не трогали. Тут этот, лихач. Обогнал, начал некорректно себя вести, дерзить, огрызаться, нападать, в конце концов! Потом и вовсе ударил в бок автомобилем. А потом нападение. Будут спрашивать, говорите, что не знаете его. Может, быть псих какой-то, мало ли их таких сейчас ходит на воле? Магией пользовались, признаете и раскаиваетесь, но только в целях самообороны, так как вашей жизни угрожала явная опасность. Понятно?

— Понятно, — понуро ответил я.

— Вот и хорошо! Мои люди сейчас работают, не переживайте. Вытащим вас отсюда.

— И как можно раньше! — добавил Вяземский, обращаясь к адвокату.

— Конечно! — улыбнулся Эммануил Рудольфович.

Замок на двери противно скрипнул, в комнату вошел полицейский.

— Время вышло!

— Все, Максим, нам пора идти, — произнес отец и подошел ко мне.

Неуклюже приобнял.

— Не расстраивайся, все будет нормально, обещаю тебе.

— Отец, попытайся узнать про Кондора, — сказал я. — На камерах видеонаблюдения должно быть его лицо. Это точно он, убийца!

— Хорошо, — шепнул отец. — Дам задание своим парням, они выяснят.

— Время! — настойчиво повторил полицейский.

— Уже уходим! — ответил ему Эммануил Рудольфович. — Максим Петрович, держитесь!

Они вышли из комнаты, оставив меня одного. А вскоре пришли и за мной. Надели за спину наручники, повели в одиночную камеру.

Четыре бетонные стены, деревянные нары, дырка в полу вместо туалета, малюсенькое зарешеченное окошечко под самым потолком. М-да, это тебе не в фамильном доме блуждать в сотне комнат.

В камере было темно, но даже эта темнота была какой-то грязной, словно поручни в старом общественном автобусе. Нары отполированы задницами сидельцев до жирного блеска, стены исписаны такой отборной руганью, что кровоточат глаза. Ну и местечко!

Вскоре принесли еду — алюминиевую побитую тарелку с какой-то бурой жижей и кусок черного как гудрон хлеба. Охранник что-то буркнул, поставил еду на пол. Рядом поставил кружку с водой. Вышел. Аппетита не было.

Если принесли еду, значит держать тут будут как минимум сутки. Вот ведь гадство!

Я вздохнул, сел на край нар. Огляделся.

На стены были наложены какие-то заклятия — трудно было их прочитать из слишком большого наслоения. Но вскоре стало понятно — они защищают от сотворения заключенным магии. Блокирующие конструкты. Весьма старые, но проверенные временем.

«Наверняка еще и камеры наблюдения есть», — хмуро подумал я, оглядывая все углы.

«Есть», — ответил тот, кого я не хотел видеть.

Черная тень возникла в дальнем углу. Все тот же балахон монаха и красные, горящие яростью глаза.

«Тогда зачем визуализируешься?» — резонно спросил я, поглядывая на Смерть.

«Меня можешь видеть только ты».

«Чего тебе надо?» — я устало подпер голову руками. Тело от стычки с Кондором болело, хотелось лечь в горячую ванну и там уснуть, отмахнувшись от всего, что навалилось.

«Не слишком ты приветлив для того, чью жизнь я спас».

«Спас?!»

«Ну да, ведь ты воспользовался моей силой».

«Эту силу я получил в обмен на свою душу! И то, благодаря тому, что выбора на тот момент у меня не было».

«Выбор был».

«Какой? Умереть или… что?» — злобно рассмеялся я.

Смерть не ответила.

«Тем не менее моя сила спасла тебя — тогда, в пещере, когда была Дикая Охота. И сегодня, когда ты бился с Терракотовым Адептом».

«С кем?»

Смерть вновь не ответила.

«Кто такой этот Терракотовый Адепт? — спросил я. — О чем ты говоришь?»

«Разве ты сам не знаешь?» — Смерть в открытую надо мной издевалась.

«Не хочешь разговаривать — тогда проваливай отсюда. И без тебя тошно!»

«Ладно, чего ты сразу обижаешься?»

Смерть проплыла по камере, уселась рядом со мной на нары. Я почувствовал, как от нее повеяло ледяным холодом.

«Терракотовый Адепт — это ранг ученика одной из азиатских школ. Этот парень, что бился с тобой, достаточно сильный воин. Он — профессиональный убийца. В Средней Азии умеют взращивать профессионалов такого рода».

«Терракотовый Адепт…» — задумчиво произнес я.

«Что тебе еще о нем известно?»

«Послушай, я всего лишь Смерть, а не ясновидящий, чтобы знать о людях все!» — Смерть хрипло рассмеялась.

«Но ведь ты же знаешь, что он принадлежит к рангу „Терракотовый Адепт“! Может быть и еще что-то…»

«Это мог бы определить и ты сам — если продолжишь ходить в школу и прилежно учиться. Как говорят в вашем мире? Ученье — свет, а не ученье — тьма?»

Смерть вдруг исчезла и появилась прямо передо мной. Ее красные зыркала смотрели прямо на меня.

«Но тьма гораздо лучше света».

«Вот и отправляйся туда!»

Смерть зычно рассмеялась.

И исчезла, оставляя меня одного. Я посмотрел на то место, где она только что стояла. Эхо ее смеха прогромыхало в ушах.

«Ушла? Вот и правильно. Будем считать что наступило бессмертие», — буркнул устало я.

Вновь раздался раскатистый смех.

Потом из стены высунулся призрачный силуэт Смерти.

«Шутник! Запомни, я везде, повсюду, за спиной каждого человека или живого создания».

«Помоги мне выбраться отсюда», — вдруг попросил я.

Да, это было нарушение закона, за которое я мог сесть — насколько? на три года? пять? семь? — надолго. Все-таки побег из тюрьмы — это не шутки.

Но с другой стороны, что мне оставалось делать? Ждать тут когда улыбчивый адвокат сможет что-то предпринять? А если не получится? Отец сказал, что у Бартынова даже здесь есть свои люди и я ему верю. Пройдет три дня — считай уже два, — и ко мне в камеру подсадят какого-нибудь бритоголового малого, который между делом пырнет меня заточкой под ребро. И поминай как звали.

Нет, сидеть здесь без дела и дожидаться смерти я не намерен. Уж лучше найти истинного убийцу, отдать его Бартынову, избежав приговора и потом отсиживать тут положенный за побег срок. Живым и невредимым. Тем более что я на волоске от того, чтобы найти этого загадочного Кондора.

«Зачем? Мне ты и тут нравишься сидящим».

«А каков шанс того, что я тут умру? Питание, — я кивнул на тарелку с жижей, — имеется. Кровать есть, туалет — тоже. Никаких забот. В таких прекрасных условиях я еще долго проживут. До трех лет мне тут светит по закону отдыхать, кажется».

Смерть молчала.

«А вот на свободе у меня уже гораздо больше шансов словить пулю — сама знаешь».

«Я и так получу твою душу — рано или поздно. Для меня время ничто. Я умею ждать».

«Помоги же ты выбраться, сука старая!»

«Ты и сам все прекрасно можешь»

«Что ты имеешь в виду? Магия? Ты об этом?»

Смерть не ответила.

«Тут не получится использовать магию — повсюду блокирующие печати», — начал рассуждать я.

«Блокирующие печати, магия, заклятия — это лишь рисунки на двумерной плоскости. Взгляни шире, выйди за границы дозволенного».

«Я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду».

«Эти стены, — Смерть указала на бетонные перегородки, — есть только в твоей голове. Но твой разум может их разрушить».

«Разрушить? Это невозможно!»

«Пока ты веришь в то, что это невозможно — это будет невозможно. Поверь, что это реально — и это будет реальным!»

В слова Смерти, как бы парадоксально это не звучало, но зерно истины имелось. Техника веры, о которой она говорила, была известна еще давно. Альберт Михайлович даже как-то говорил об этом, мол старые дарованные даже использовали эту когда-то могучую технику. Но потом то ли из-за отсутствия умельцев, то ли из-за каких-то других причин, перестали. Вычеркнули из своей жизни и ученичества. Так она и сгинула в пучины библиотечной пыли и никто теперь точно не знает как ее не то что развить, а хотя бы осознать.

«Не надо ничего развивать, — прошептала Смерть. — Просто поверь — и все. Искривление пространства силой мысли. Отодвинь стены».

Попробовать стоило.

Я закрыл глаза, привычно вошел в резонанс с собственной аурой. Стал плыть.

Ощущая, как мягкими волнами течет внутри меня сила, я поддался ее течению.

Потом, опомнившись, быстро наложил пелену сокрытия — не хватало еще, чтобы охранники поняли, что я тут сотворяют предмагию.

Пелена окутала меня с ног до головы. Я сразу же создал морок — все-таки камеры должны фиксировать мое присутствие тут. Пусть видят, как я просто лежу на нарах, тупо пялясь в потолок.

Отлично! Теперь можно продолжить.

«Надо только поверить в то, что это возможно», — подумал я, припоминая слова Смерти.

«Верно», — мягко произнесла Смерть, вдруг каким-то неведомым образом оказавшись в моей ауре.

«Как ты…»

«Я — часть тебя, разве не помнишь?»

Я ничего не ответил — вновь начал погружаться в медитацию. Использовал для этого накопитель, который сотворил самым первым, еще в первые дни обучения школы. Чернов был тогда очень горд мной. Ведь я единственный, кто догадался это сделать, остальным ученикам было попросту наплевать на все это.

Получится ли у меня? Все-таки техника очень сложная, почти забытая…

«Я помогу», — ответила Смерть.

И я почувствовал как мое тело словно обняли два крыла — огромных, кожистых, колючих. Неприятное ощущение.

«Я помогу».

Накопитель сработал. Вспыхнув мягким зеленоватым свечением, он стал аккумулировать вокруг себя потоки силы.

«Хорошо, — одобрительно прошептала Смерть. — А теперь войди в поток».

«Но ведь…»

«Войди».

И я вошел.

Призрачные тени — словно полусмытые росписи на серых стенах камеры, — заплясали перед глазами. Они были живыми существами — я понял это сразу, едва увидел их. Но кто именно они были не имел понятия. Призраки? Фантомы? Стражи?

«Не важно», — с легким раздражением сказала Смерть.

Движения вперед сопровождались странными ощущениями — словно шел я через болото. Я чувствовал теплую воду вокруг щиколоток, но не видел ее. Слышал шелест сухой травы и тростника — и тоже ничего не видел. Лишь пустота.

На периферии зрения начали появляться всполохи — красные, желтые, синие.

Я оглянулся, чтобы увидеть их, но они исчезли, вновь оказавшись где-то на самой границе зрения.

Сколько нужно было, идти я не знал. Да и само слово «идти» в данном случае было не совсем правильным. Моя физическая оболочка сейчас вовсе не шла — она пребывала в каком-то рассеянном состоянии, словно я превратился в газовое облако.

Всполохи стали ярче. Теперь я их видел уже не напрягаясь. Огоньки мерцали перед глазами и озорно мигали, словно пытаясь что-то сообщить.

«А теперь искривляй пространство!» — почти выкрикнула Смерть.

Ей можно было и не говорить это — я почувствовал, что достиг некоего предела, который наградил меня новыми знаниями, опытом. Это было похоже на солнечный удар. Закружилась голова, стало тошно, появилась слабость. Яркое сияние начало выжигать на ауральном теле рисунки — я видел причудливые знаки и руны, появляющиеся на оболочке.

Боль был адской. Но закричи сейчас я — и все было бы напрасно. Охрана прибежала бы живо.

«Искривляй пространство!»

Сквозь красную боль, я поднял руки и попытался нащупать фантомную проекцию. К собственному удивлению почувствовал ее сразу. И потянул на себя.

Стена, стоящая напротив меня, вдруг начала искривляться.

Обжигающая радость захлестнула. Я вновь чуть не закричал — теперь уже от радости.

Стена! Я мог ее искривлять — не разрушать, не уничтожать, но искривлять, словно она была сделана не из бетона, а из мягкого пластика. За изогнутой стеной показалась другая камера, пустая. Ничего интересного.

А дверь? Могу я искривлять дверь?

Я повернулся к выходу. Вновь начал искать фантомную проекцию строения. Пальцы ткнулись во что-то твердое.

Охранные заклятия!

«Раздвинь их», — подсказала Смерть.

Я кивнул. В горле пересохло, а руки тряслись от напряжения. Все-таки искривление пространства требовало небывалых затрат сил. Поэтому надо было поспешить.

Осторожно запуская между тонкими полосками света ладони, я начал их раздвигать. Сторожевые заклятия зазвенели, словно были сделаны из хрусталя, но не поддались. Казалось, примени силу чуть большую, и они разрушаться, включив сигнал тревоги.

«Не бойся. Просто поверь, что ничего не случится».

Руки предательски задрожали. Магический накопитель начал вращаться. Потом и вовсе почернел.

«Что за…» — только и успел подумать я.

Меня качнуло. Я едва успел подставить руку, как упал на пол. Мое тело в мгновение собралось, и я ощутил жуткую слабость. Едва хватало сил дышать. Это был даже не откат, а что-то гораздо хуже этого.

«Что… это?» — только и смог подумать я.

«Слишком много сил нужно для искривления пространства. Ничего страшного, не все в первый раз».

Скрипя зубами, я перевернулся. Морок рассеялся. Черт! Главное чтобы в это время охранники не пялились в экран, иначе увидели бы нечто странное — только что я лежал на кровати, как вдруг ни с того, ни с сего оказался на полу.

Но, кажется, пронесло. Ни через пять минут, ни через десять никто не вбежал в камеру.

я продолжал лежать, кривясь от боли. С трудом добравшись до воды в кружке. я с жадностью ее выпил, не смотря на ржавый привкус.

Стало немного легче.

«Я помогу», — произнесла Смерть и накинула заклятия.

«Они обнаружат след…» — только и смог подумать я.

Смерть рассмеялась. И исчезла.

* * *

Через некоторое время мне и в самом деле стало лучше. Я смог встать, осторожно пройтись из угла в угол. Анализируя случившееся, я с едва скрываемой радостью осознавал — давно потерянная практика теперь моя! Я могу раздвигать стены. Но только на очень короткое мгновение, которое потребляет такое дикое количество сил, что можно быстро откинуть копыта.

Ничего, это дело времени. Времени и тренировок.

За маленьким зарешеченным окошком начало смеркаться.

Я не находил себе места. Время уходит, а я тут просто сижу, вместо того, чтобы искать преступника! Угораздило.

Да, наверное стоило бы послушать водителя и вызвать отцовскую подмогу. Только успела бы она? Навряд ли. К тому времени, как она бы прибыла, нас давно бы уже постреляли.

М-да, махать после драки кулаками и гадать как бы все вышло, поступи я иначе, можно долго. Только толку от этого никакого!

Жаль, что не удалось дотянуть бой и окончательно словить этого Кондора.

Я начал вновь шагами измерять камеру. От одной стенки и обратно. Развернуться, и вновь на начальную точку.

Черт! Как же бессмысленно проходит время!

А с законами в этом мире совсем уж с сурово. Подумать только, с десяти лет уголовная ответственность! Хотя чего я хочу от тех, кто раздает бумажки на расстрел и разрешает это делать частным фирмам?

Нервы были натянуты как гитарные струны. Пытаясь хоть как-то отвлечься, я попробовал медитировать, чтобы не тратить время зря. Но едва ли смог продвинуться хоть на миллиметр в своем деле. Тревожные мысли крутились в голове словно рой разъяренных ос. Да и сил особо не было на это — почти все сожрала забава с раздвиганием стен.

В коридоре послышались шаги.

Кто-то приближался. Судя по звукам — несколько человек.

Может быть, Эммануилу Рудольфовичу удалось все уладить?

Я встал с нар, подошел к двери, внимательно слушая. Может, удастся услышать какие-то разговоры? Понять, что меня ждет.

Но идущие молчали.

Шаги вскоре затихли. Прямо перед моей дверью.

Замок противно лязгнул, отворился.

С замиранием сердца я глянул на порог, ожидая увидеть там улыбающегося адвоката с бумажкой о том, что меня выпускают.

Но вместо адвоката там стоял Бартынов-старший. И бумажки о помиловании в его руках не было.

Глава 4

— Здравствуйте! — только и смог вымолвить я.

Бартынов хмуро поглядел на меня, ничего не ответил.

За его спиной стоял полицейский — какой-то толстый дядька, видимо в большом звании, потому что его форма отличалась от остальной, была строже, с множеством значков и тотемов. Полицейский заметно нервничал и нещадно теребил манжету одежды.

«Вот и пришел твой час, Максим!» — с ужасом понял я, пятясь назад.

Прямо здесь, в сырой камере, меня и грохнут. Без всяких подсадных зеков, собственными руками.

— Три дня еще не прошло… — заплетающимся языком произнес я. — Время еще есть.

— Это уже не нужно, — ответил Бартынов, заходя внутрь.

Можно было сыграть ва-банк, ударить каким-нибудь заклятием, освободить проход и рвануть прочь, в открытую дверь. Но вот только сил не оставалось. Попытки постичь новую технику «искривление пространства» выжали меня как лимон. Я едва ли мог стоять на ногах, не говоря уже о сотворении магии.

Бартынов оглядел не хитрое убранство камеры — нары, туалет, окошко. Хмыкнул.

— Самая лучшая камера! — тут же прошептал полицейский, отодвинув ногой тарелку с не притронутой едой, стоящую на полу.

Потом, решив что для предполагаемого убийцы сына гостя не стоит выделять самую лучшую камеру, уточнил:

— Но держим по всей строгости!

— Убивать пришли? — без страха спросил я у Бартынова.

Мне и правда было интересно. Неужели так просто — в камере, на виду у начальника, никого не боясь? В голове рисовалось нечто более изощренное — подсадные люди, формальный повод («есть закурить? а че так отвечаешь старшим?» и все в таком духе) и заточка под ребро. А тут вот так…

— Что? Убивать? — удивился Бартынов. — Нет конечно же!

Ответ меня удивил.

— Тогда что же? — растерялся я. — Для чего вы здесь?

— Чтобы освободить тебя.

Я еще больше удивился.

— Освободить?

— Да, — Бартынов глянул на полицейского.

— Есть некоторые нюансы… — заикаясь, произнес тот. — Он использовал свои магические способности в центре города, без разрешения… мы не можем…

— Разрешение было, — перебил его Бартынов.

— Было?! — настала очередь удивляться представителю власти.

— Верно. Вот его пропуск, «зеленый», как и положено.

Бартынов достал из внутреннего кармана пиджака небольшой зеленый прямоугольник, похожий на визитку, протянул полицейскому.

Тот пристально осмотрел документ, кисло улыбнулся.

— Верно, документы в порядке. Подписан администрацией аж Верхней палаты! А копия…

— Была направлена вам на почту.

— К-хм…

Полицейский нехотя вернул документ.

— Не мне, — произнес Бартынов. — Ему.

Полицейский сунул пропуск мне. Я взял его, прочитал:

ВЯЗЕМСКИЙ Максим Петрович

уровень допуска: 2-Б

(«зеленый», магическое творение в пределах города, без использование артефактов и прочих вспомогательных устройств и приспособлений)

— Что это? — тихо спросил я, поглядывая на Бартынова.

— Твое разрешение, — как ни в чем не бывало ответил тот.

Потом, повернувшись к полицейскому, спросил:

— Мы можем быть свободны?

Тот мялся, кряхтел. По всему его виду было видно, что он этого категорически не желает.

— Ну так что? — с нажимом произнес Бартынов.

— Да, конечно, — с явной неохотой ответил полицейский. Промямлил: — Максим Петрович, вы можете быть свободны. Приносим извинения за причиненные неудобства.

Я вопросительно глянул на представителя власти. Тот сверкнул глазами, стиснул зубы. По выражению лица можно было с легкостью прочитать — вали отсюда, сосунок, пока рога не поотшибал!

— Пошли, — произнес Бартынов, мягко подтолкнув меня в спину.

Я вышел из камеры. Еще не веря собственной удачи, быстро направился к выходу, вперед всех.

— Максим, подожди, не спеши — не поспеваю за тобой, — произнес Бартынов.

Наконец мы вышли на улицу, где нас уж ожидала машина.

— Сядем, поговорим, — предложил Бартынов, приглашая внутрь.

Садиться в чужую машину с незнакомыми дяденьками учат еще с раннего детства. Но мог ли я сейчас отказаться? Меня с двух сторон окружили крепкие молчаливые парни — оба как на подбор, здоровые, с квадратными подбородками и бритыми затылками. У каждого — по кобуре с пистолетом.

Я полез в машину.

Внутри было прохладно, работал кондиционер. Бартынов сел на кожаное кресло, откинулся назад.

— Чего-нибудь хочешь? — предложил он, указывая на бар. — Хотя, наверное, тебе еще рано крепкое.

— Достаточно и воды, — ответил я.

Пить хотелось сильно, горло пересохло от страха.

Бартынов протянул мне бутылочку с водой. Этикетка информировала, что это вода была собрана с горных ручьёв и ледников, профильтрована через какие-то супер-бриллиантовые фильтры и разлита в эксклюзивные хрустальные бутылки из последней коллекции каких-то модных дизайнеров. Стоит, наверное, такая штука диких денег.

По вкусу — обычная вода. Утолить жажду вполне подойдет.

Я опустошил бутылку, вытер рукавом рот.

— Почему вы мне помогаете? — спросил я.

— Мои люди следили за тобой. Как только ты вышел из моего дома они не оставляли тебя ни на мгновение. О каждом твоем шаге было доложено мне.

Я густо покраснел. Это что же — и про Агнету тоже доложили?

— Есть предположение, что ты вышел на след заказчика.

— Вы имеете ввиду того преследователя, который меня чуть не убил?

Бартынов кивнул.

— Его зовут — или это кличка такая, — Кондор, — сказал я. — Он из Терракотовых Адептов. Вот и все, что удалось выяснить. Ну и описать его могу, что запомнил.

— Лицо его у меня есть — видео с камер наблюдения уже изъяли. А вот про Терракотового Адепта — интересно. Это очень сильно сужает круг поиска.

— Значит с меня обвинения сняты? — спросил с надеждой я.

— Пока — нет, — жестко ответил Бартынов.

— Тогда зачем вытащили из тюрьмы?

— Нужен ты мне для одного дела, — ответил Бартынов, хитро улыбнувшись и постукивая пальцем по обивке салона.

— Для какого? — настороженно спросил я, хотя уже примерно понимал, что хочет сделать Бартынов. — Уж не буду ли я приманкой для этого Кондора?

— Ну почему сразу приманкой? Просто поможешь нам.

— Но…

— Максим, послушай. Этот Кондор будет доводить дело до конца — поверь мне, этих азиатских убийц я знаю, у них делом чести является довести начатое до конца. И если он не выполнил задание, то позор ляжет на него — а это для них хуже смерти. Он бы тебя и в тюрьме достал бы. А так ты будешь под нашим прикрытием.

— Плохая затея!

— Помоги нам, Максим. Я этого не забуду, помогу и тебе когда-нибудь. Ради Никиты.

Это был удар ниже пояса. Я не мог отказать.

— Хорошо, это только ради Никиты. Он был мне другом и я должен поймать того гада, который его убил.

— Нет, — жестко ответил Бартынов. — Ловить его будем мы. Твоя задача — только приманить его в расставленные сети.

Я хотел возразить, но один из охранников не двусмысленно положил руку на кобуру с оружием.

— И что мне делать? Как его ловить?

— Ловить не надо, — ответил Бартынов. — Просто занимайся своими делами. Он уже наверняка знает, что тебя выпустили — будет выходить сам на тебя.

— А если…

— Не переживай. Мы всегда будем рядом. Сразу его сцапаем, едва появится за километр от тебя.

Дверь машины открылась — охранник кивнул, мол, выходи.

Я вышел. Бартынов молча мне кивнул из окна, машина плавно отъехала в сторону, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Быть наживкой не хотелось, но выбора другого не была. Да и самому хотелось поймать этого Кондора и отомстить за Никиту. Правда навряд ли получится — Бартынов сам захочет разобраться с кровным врагом. Главное чтобы перед смертью выбил из него признание о том, кто же его заказчик. Вот же Бартынов-старший удивится, когда услышит ответ!

Я достал из кармана сотовый телефон, который мне вернули на проходной, набрал Ольге. Та ответила с первого гудка, начала что-то тревожно расспрашивать, но я оборвал ее, попросил приехать за мной.

Сестра прибыла минут через пятнадцать.

Вид у нее был встревоженный.

— Как ты? — спросила она, оглядывая меня с ног до головы. — Нигде нет переломов или ушибов? Синяки? Били тебя? Если били так и скажи — мы их за пытки засудим всех!

— Да все нормально со мной, — отмахнулся я.

— Я как узнала, что тебя сюда упекли, чуть с ума от страха не сошла! Не в спецзамок, для аристократов и их семей, а в обычную, людскую тюрьму упекли! Подумать только!

— А какая разница? — не понял я. — Еще и спецтюрьма что ли у вас есть?

Я прикусил язык за эту предательскую фразу «у вас», но сестра не обратила внимания.

— Конечно есть! В спецзамке и кормят нормальной едой, и телевизор есть, и душ, и прочие блага и удобства. А где ты сидел, было это?

Я вспомнил тесную камеру с холодными бетонными стенами и дыркой в полу вместо туалета. Ответил:

— Нет, не было.

— Вот видишь. А тебя выпустили — папин адвокат все-таки смог провернуть это дельце? А ведь ныл, что сложно будет. Наверняка цену себе набивал, пес!

— Это не он меня вытащил от сюда.

— А кто?

Я протянул Ольге зеленый пропуск. Та с удивлением прочитала его, спросила:

— Это кто же… отец такое не смог бы выписать… уровень не тот…

— Бартынов.

— Бартынов? — глаза Ольги округлились.

— Он самый.

— А как же… он ведь…

— Понял, что не я Никиту убил. В общем, свободен я теперь.

— Как я рада!

Ольга принялась меня обнимать — а я и не был против.

Вскоре мы сели в машину и поехали домой. Я все это время оглядывался и высматривал подозрительных прохожих. Все мне казалось, что Кондор уже идет по следу.

— Как там отец? — спросил я, вновь высматривая очередную тень, зашедшую в один из подъездов.

— Переживает. Места себе не находит. То чемоданы начинает поспешно собирать, всех на уши ставит, то сядет и в одну точку по долгу смотрит, не шевелится даже. Страшно смотреть. Ты поговори с ним, успокой. А то он совсем от нервов сам не свой стал.

— Поговорю, — кивнул я. — А Анфиса?

— После той последней встречи вроде нормально. Отец ей спецпитание выписал, и запреты все отменил — теперь и душ, и спать дают. В общем, не угнетает он ее — мне свои люди из охраны сказали.

Я кивнул.

Еще бы доказать, что покушение на отца — это дело рук Герцена, то этой семейке совсем не жить.

— А какие еще есть новости? — спросил я, только чтобы поддержать разговор.

Я вдруг почувствовал усталость. Погоня, битва и полицейские разборки с посадкой в камеру сильно вымотали и хотелось принять ванну, чего-нибудь перекусить и поспать.

— С дальних рубежей новости не самые хорошие идут, — ответила Ольга. — Говорят, первый круг прорван. Вражина идет на Барьер.

Девушка достала сотовый телефон, залезла в интернет и начал показывать ролики. Сняты они были с дронов и качество имели очень плохое — словно какие-то электромагнитные помехи мешали нормальному обзору, прерывая картинку рябью.

Но даже этого хватило, чтобы понять насколько все серьезно. Первый круг заграждений, с башнями и бойницами, сооружениями и окопами, был смят волной, которая текла вперед, к Барьеру, сплошной чернотой.

— И что? — резонно спросил я, вспоминая прочитанное в учебниках.

Прорыв первого круга — не такая уж и редкость. Раз в год стабильно бывает. Первый круг — не второй, и тем более не третий, за которым стоит уже сам Барьер.

— Как — что? — удивилась Ольга. — Первый круг! А если второй будет?

— Есть и третий. От туда точно отобьют нападение. Оборона там крепкая.

— А ты не в курсе разве, что на второй круг уже могу направить учеников из школы, кто экзамен Дикой Охоты на «отлично» и выше сдал? А ты, насколько я помню, «толк» получил?

— Получил, — кивнул я. — И что, думаешь отправят?

— Говорю же, если ко второму кругу подойдут. Там уже никто не поможет, ни отец, ни его связи — всех забирать будут — особенно если противник большим количеством будет.

Я пожал плечами.

— Надо будет — пойду.

— С ума сошел?! — почти крикнула Ольга. — Пойдет он! Да там такое творится!

— Какое?

— Разное, — уклончиво ответила сестра. — Ничего хорошего. Люди гибнут.

Я ничего не ответил.

На самом деле я сомневался что до такого дойдет — статистика говорила в пользу того, что атака будет отбита. Поэтому и страха по этому поводу не было.

Я откинулся на кресло и оставшуюся дорогу дремал.

* * *

Встречал нас лишь Нианзу — остальных Ольгах не стала предупреждать о моем приезде, желая сделать всем сюрприз.

Дом по прежнему был таким же идеально ухоженным, газоны — подстриженными, а цветы — яркими. Но что-то незримое все же изменилось, будто в доме поселилась беда. Окна были нараспашку открыты, в них виднелись тени, суетливо бегающие туда и обратно. Возле черного входа виднелось несколько десятков чемоданов, сложенных один на один.

Все-таки отец решил уносить ноги. Интересно, а меня он собирался оставить в тюрьме в случае плохого расклада всей этой ситуации?

Я вышел из машины, посмотрел на чемоданы. Неприятный осадок остался, что тут еще можно сказать?

Китаец, увидев меня, накинулся с объятиями.

— Господин Максим прибыл! Как же я переживал за вас! А вид какой уставший! Вы верно голодны?

— Голоден, Нианзу. С удовольствием чего-нибудь съел бы.

— Сию минуту!

Китаец шмыгнул в дверь.

Мы вошли в дом. Кто-то из прислуги сообщил о моем приезде и в гостиную комнату вошел отец.

— Максим? — удивлению его не было предела.

Он был одет в халат, в руках кипа бумаг. На голове взлохмаченные волосы. От былого статного человека не осталось и следа, теперь он походил на сумасшедшего старика.

— Тебя выпустили?

— Выпустили, — кивнул я.

— Но Эммануил Рудольфович сказал, что не раньше…

— Это не заслуга Эммануила Рудольфовича, — оборвал его я. — Мне помог выйти Бартынов-старший.

И без того удивленное лицо Вяземского вытянулось еще сильнее.

Отец подошел ко мне, взял меня за плечо, сказал:

— Пошли ко мне в кабинет. Поговорим.

И бросил прислуге:

— Нас не беспокоить.

В кабинете отец привычно подошел к бару, налил себе. Залпом выпил, спросил:

— Как это Бартынов освободил?

Я вкратце рассказал ему ситуацию. Вяземский слушал молча, но едва я затронул причину освобождения, как остановить его уже было невозможно.

— Да как он посмел?! Моего сына как какого-то червяка использовать на ловлю рыбы?! Да я его!.. Он у меня… Я всех поднимаю! Плевать мне на его силу и власть! Плевать! Такого унижения я не переживу! Сам к нему пойду и скажу…

— Отец, успокойся! Иначе поймать преступника не получится. И только через него можно выйти на заказчика, на Герцена.

— Но ведь ты…

— Со мной все будет в порядке.

— Он сына самого Бартынова убил, а ты говоришь что с тобой все будет в порядке! Не будет! Я не разрешаю тебе этого! Категорически не разрешаю! Слышишь меня?

— Тогда ничего хорошего ждать не стоит, — ответил я. — Ты сам помнишь, что говорит Бартынов насчет клановой войны. Нам она ни к чему, наш род слаб сейчас и не выйдет из нее победителем.

На эту фразу Вяземского аж передернуло, но он ничего не сказал, потому что знал — я был прав.

— Если не пойдем ему на встречу и не будем сотрудничать, тогда войны не избежать. Ты этого хочешь?

— Нет, — тихо ответил Вяземский и вновь налил себе. — Война — это последнее, что я хочу. Нам в ней не победить. Тут ты прав.

— Поэтому мы будем действовать так, как хочет Бартынов.

Вяземский пристально посмотрел на меня. Но во взгляде не было ни злости, ни ярости. Отец смотрел на меня с каким-то удивлением, словно видел в первый раз.

— Хорошо, — наконец прошептал он. — Делай, как считаешь верным. Только я прошу, будь осторожен. И имей ввиду — моя стража будет все это время с тобой, тут даже не спорь. Пойдешь в туалет — они с тобой, ляжешь спать — они будут стоять рядом и караулить сон. Тут даже не пытайся со мной спорить — так будет, как я сказал. Я не прощу себе если с тобой что-то случится. Мне будет хоть немножко спокойней если ты будешь под защитой моих людей.

Я кивнул.

— Ладно, согласен.

Отец вдруг подошел ко мне и обнял.

— Не прощу себе если с тобой что-то случится, — прошептал он.

— Все будет в порядке.

Вяземский некоторое время стоял молча, обнимая меня, потом спохватился:

— Ты, наверное, голоден?

— Есть такое! — улыбнулся я.

— Так чего же мы ждем? Скорее, пойдем, Нианзу там что-то кулинарничал вкусненькое с утра, поешь.

После тюремной баланды, блюда, поданные за стол, были подобно чему-то космическому.

На закуску Нианзу подал белужью икру на рисовых снеках, заварной крем из куриного яйца с соусом из гусиной печени и черными трюфелями, пирожки с перепелиным яйцом и пармезаном.

В качестве первого основного блюда подали свинину с креветками и грейпфрутом.

На второе основное блюдо подали «Свет Отечества» — теплую пряную тушенную грудинку с хреном и маринованнойредькой.

На третье основное блюдо подали морского гада величиной с мужскую ладонь, запечатанную в тонкую темпуру и пожаренную в раскаленном масле. Сочные кусочки щупальце в золотистой тонкой похрустывающей кожице, окунутые в карамельный соус, сводили с ума мой рот и вкусовые рецепторы.

Как же вкусно! Феерия вкусов, разных, но смешанных так тонко и ювелирно! Кислый впереди мягко сменялся пряно-сладким, густо-мясной таял, уступая отголоскам сливочного и терпкого, жгучий смешивался с масляной основой, а поверх этого приятной прохладой шла мятный шлейф.

Я ел и стонал от удовольствия, не в силах сдержаться. К черту все правила приличия!

Отец, глядя как я уплетаю за обе щеки еду, лишь смеялся.

— Видала, Ольга, как изголодался! — повторял он, потягивая вино. — За решеткой так не кормят. Кушай-кушай. Нианзу, положи ему еще добавки!

Но больше всего порадовал десерт. Такого богатого выбора сладостей я еще не видел!

Сначала под ароматный травяной настой пошел десерт из киви с добавлением имбиря и сухого зеленого японского чая.

Потом, под маленькую чашечку чая я умял несколько шоколадных конфет на основе шоколадного глинтвейна и клубничного вина.

Потом, уже просто так, я слопал мармелад из ревеня, сливочного маскарпоне и сорбет с лимоном.

Когда же Нианзу предложил мороженое из вереска, черники, меда и ржи, я мог уже только мычать. Но от мороженого все же не отказался.

Трапеза подошла к концу и я едва дышал. Хотелось спать и я откровенно зевал.

— Нианзу, угодил ты сегодня нашему младшему, но не менее значимому члену семьи! — произнес Вяземский.

— Всегда рад стараться! — улыбнулся тот.

— Благодарю за прекрасную еду! — сказал я. — Я наелся до отвала!

Это резануло слух Вяземского, но он не подал виду.

— С вашего позволения я бы пошел к себе в комнату, устал очень сильно, — произнес я.

Зевота наваливалась и я едва держался, чтобы не уподобиться бегемоту и не раскрыть рот.

— Конечно, Максим, — кивнул отец. — Мы все изрядно устали и нам надо отдохнуть…

Вяземский вдруг замолчал, словно о чем-то задумавшись.

— Отец? — я привстал.

Чутье подсказывало — что-то не так.

— Я… — произнес Вяземский и голос его мне не понравился — словно скрип не смазанных петель.

— Все нормально?

— Да, все в полном порядке, — после некоторой паузы ответил Вяземский, вымучивая улыбку. Потом, повернувшись к Нианзу, прохрипел: — Таблетки мои… принеси… пожалуйста…

Китаец рванул к двери. В наступившей тишине было слышно как быстро он поднимается по лестнице — перепрыгивая по несколько ступеней, вверх.

— Отец, ты себя плохо чувствуешь? — я подошел к Вяземскому, налил в стакан воды.

— Я… нормально… просто сердце немного прихватило…

Отец схватился за грудь, сморщился, не смог сдержать стона.

— Ух!

— Скорее, врача! — первым закричал я.

Ольга схватила телефон, начала трясущимися руками тыкать в кнопки.

— Я… нормально… — захрипел отец, схватившись за грудь. — Не стоит… все нормально будет… сейчас отпустит… Ох!..

— На пол! Надо уложить его на пол!

Я подхватил отца, помог ему сползти на ковер, развязал галстук и освободил грудь. Под голову положил подушку.

— Хорошо, что успел… завещание… — улыбнулся сквозь боль Вяземский, глянув на меня.

— Брось, все будет нормально, — начал успокаивать его я. — Рано еще о завещании говорить.

— Нервы совсем плохие стали, сердце шалит.

— Нианзу, да где ты там?! — закричал я.

Вяземский был совсем плохо, его лицо посерело и превратилось в маску, жуткую страшную маску.

— Нианзу! — вновь закричал я.

— Но я успел… — совсем уже тихо прошептал Вяземский.

— Папочка! Боже! Что же происходит? — заревела Ольга.

Егор, все это время сидящий за столом, словно вышел из спячки, начал бегать по комнате в поисках телефона. Потом, поняв, что нам нужен Нианзу с лекарствами, рванул за ним наверх.

— Врача вызывай! — рявкнул я на сестру. — Стахановой звони!

Та пришла в себя, быстро набрала нужный номер, срывающимся голосом залепетала:

— Татьяна Валерьевна, папе плохо! Все нормально было, потом он за сердце схватился! Скорее, прошу вас, как можно скорее приезжайте!

«Ты чувствуешь, как уходит его жизнь?» — внезапно зашептала Смерть, появившись в дальнем углу комнаты.

«Прочь! Не сегодня!» — рявкнул я.

Хотя я чувствовал то, о чем говорила Смерть. Незримая нить белизны жизни мерцала и темнела — Вяземский умирал.

«Нет! Не сегодня! Он будет жить!» — приказал я Смерти.

Та лишь пожала костлявыми плечами.

Наконец прибежал Нианзу. Распахнув флакон, он высыпал таблетки себе на ладонь, целую горсть.

— Вот! Вот лекарства!

Мы дали Вяземскому таблетку, он запил водой. Я принялся создавать печать усиления, потом, когда это не подействовало, попытался создать магический конструкт сохранения. Главное дотянуть до приезда Стахановой, а там…

Заклятие получилось ровным, без сколов и хорошо легло на ауральное тело Вяземского.

Отец сразу обмяк, кивнул:

— Спасибо, теперь легче.

«Это не поможет, — прошептала Смерть. — Сегодня пробил его час, порог пройден».

«Нет! Я спас его! Иди прочь! Прочь!»

«Даже для меня есть вещи, которые мне не подвластны. Я лишь прихожу за теми, чей срок истек».

«Что?!»

«Взгляни сам. Не обманывай себя».

Я глянул. Нить жизни отца совсем поблекла и стала пыльно-серой.

«Нет, он будет жить! Так я сказал! Ты слышишь меня! Он будет жить! Будет жить!»

Смерть не ответила.

Когда через семь минут приехала Стаханова Вяземский был уже мертв.

Глава 5

— Папа! Папочка! Родненький!

Ольга билась в истерике, хватая лежащего за одежду и тряся, словно пытаясь разбудить.

— Ольга, не надо! Все, успокойся, — я попытался ее оттащить от тела, но не смог.

— Папочка!

— Сердце… — коротко констатировала Стаханова, поднимаясь. — Нужно вызвать полицию — они зафиксируют.

— Нет! Нет! — Ольга глянула на меня красными заплаканными глазами, потом на Стаханову. — Ну чего вы стоите?! Помогите же ему! Лечите его! Лечите! Не стойте!

— Ольга…

— Нет! Нет! Это не правда! — она начала вновь плакать.

Вокруг тела встали все — прислуга, охрана, члены семьи, — и каждый смотрел на распростершегося на полу Вяземского, еще не веря в произошедшее.

— Выйдите отсюда! — рявкнул я, вдруг разозлившись.

Прислуга начала медленно покидать комнату.

— Татьяна Валерьевна… — начал я.

Та обернулась.

— Это из-за меня?

Стаханова покачала головой.

— Нет, ты тут ни причем.

— Но ведь я его ударил… атрибут…

— Я знаю, Вяземский предусмотрительно показался мне след. Я сняла с него отпечаток дарка, так что ты тут абсолютно ни причем. Слабое больное сердце — вот и все, что его убило. Предполагаю скорее всего острый трансмуральный инфаркт передней стенки миокарда. Без шансов.

Стаханова глянула на Вяземского.

— Он наблюдался у меня с сердцем, были жалобы. Проходили с ним периодически лечение. Через две недели должен был повторный курс проходить как раз. Не успел.

Через минут двадцать приехал заспанный полицейский. Сухо опросив всех, он составил протокол, собрал со всех подписи и уехал. Стаханова помогла вызвать бригаду врачей и те увезли тело в морг.

После того как врачи уехали, дом словно опустел.

— Что теперь? Что дальше? — спросил я у Стахановой, еще до конца не осознавая случившееся.

Мне было тяжело представить это — умер глава семейства Вяземских, на котором все и держалось. Не ушел куда-то на время, не спрятался. Умер.

Но едва мысль вошла в голову словно вбитый гвоздь — Вяземский-старший мертв, окончательно, бесповоротно, — я испугался. По настоящему испугался.

Я понимал, что сейчас начнется что-то глобальное — я и сам не знал что именно. Глава рода мертв, а значит, скорее всего, последует некий передел власти, денег, влияния. Уж в этом я не сомневался.

Наверняка подключится чета Герценых — им эта смерть на руку. Им земельный удел вернуть — дело принципа.

Я сжал кулаки. Нет, просто так я им этого не дам сделать.

— Что дальше? — повторила мой вопрос Стаханова и задумалась. — Думаю, в скором времени надо организовывать похороны. Это очень хлопотные и затратные занятия. Потом — чтение завещания. Думаю, нужно сообщить старшему брату, Александру, вызвать его из другого города, где он проходит обучение. Скорее всего к нему и перейдет управление рода, конечно не в самые хорошие времена, но обстоятельства диктуют свои условия.

Я кивнул.

Стаханова права, нужно сейчас заняться всеми делами, связанными с похоронами.

— Если понадобится моя помощь — ты мой телефон знаешь, — сказала лекарь. — А теперь я пойду.

— Спасибо вам, что так быстро приехали.

Стаханова грустно улыбнулась.

— Хоть и быстро, но опередить смерть не успела.

— Папочка! — всхлипывая, продолжала Ольга, глядя на то место, где совсем недавно лежал отец. — Нет, это все неправда! Дурной сон! Просто сон!

Необходимо поддержать Ольгу.

Я попросил Нианзу принести каких-нибудь успокоительных капель, напоил ими сестру. Потом ответ ее в комнату и не отпускал до тех пор, пока она не успокоилась окончательно. Девушка еще некоторое время хлюпала и шмыгала носом, потом затихла и незаметно уснула. Я тоже пошел к себе. И едва лег на кровать, как моментально отрубился.

* * *

Я оказался прав. Смерть главы клана Вяземских прозвучала среди аристократов словно гром среди ясного неба. С раннего утра к нам посыпались звонки, целый шквал.

Я дал команду Нианзу говорить очень кратко, ссылаясь на то, что скоро будет объявлена официальная информация, а по возможности и вовсе не отвечать на них.

К семи утра приехал Щедрин. Увидев меня, он долго расспрашивал о произошедшем.

Я отвечал сухо. Поняв, что с меня подробностей не добиться, Щедрин пошел к Ольге.

Потом позвонил Бартынов, мне на сотовый.

Просто спросил:

— Это правда?

— Да, — ответил я.

— Когда?

— Вчера вечером.

— Прими мои соболезнования.

И положил трубку.

Я долго смотрел на телефон, не зная как на это реагировать.

Новость о смерти отца Александру, старшему сыну, сообщил Нианзу. Ни Ольга, ни я, ни Егор не смогли этого сделать и слуга любезно согласился сделать это за нас, сказав, что с самого детства нянчился с Александром.

Старший брат смерть отца принял сдержано, сказал что немедленно едет к нам.

Начали приготовления к похоронам.

Прибыл по просьбе Ольги Эммануил Рудольфович. Увидев меня, весьма удивился, но лишних вопросов не задавал, все время глупо улыбаясь.

Адвокат сообщил, что необходимо подготовить письмо в Нижнюю палату, да и в Верхнюю желательно тоже, и в канцелярию Его Величества Императора тоже бы не помешало бы — официальное обращение к аристократом в связи со смертью Вяземского-старшего. Того требовал протокол.

Я согласился.

Эммануил Рудольфович любезно согласился составить письма и вскоре мы все, представители рода от своей фамилии, подписали их — я, Егор, Ольга. Текст писем был сух, как сказал Эммануил Рудольфович ни к чему получателям излишняя информация, которая может сыграть против нас. В письмах лишь говорилось, что такого-то числа скоропостижно от сердечной болезни скончался глава клана Вяземских — Петр Вяземский, боярин первой гильдии Нижней палаты заседания. Похороны ожидаются в ближайшее время.

— Я лично прослежу чтобы письма были доставлены куда нужно, — сказал Эммануил Рудольфович, запаковывая в конверты гербовые бумаги с текстом и нашими подписями. — Еще раз соболезную о столь невосполнимой утрате.

— Благодарю, — ответил я.

Так получилось, что все приготовления и суета легли на мои плечи. Ольга была не в состоянии, а Егор, средний сын, еще глубже погрузился в себя, отгородившись от внешнего мира и подолгу просиживая у себя в комнате.

— В ближайшее время мы будет зачитывать завещание, — сообщил адвокат, вернувшись после отправки писем к нам. — Так того требовал ваш отец.

— Что это значит? — не понял я.

— Он совсем недавно менял некоторые пункты в нем — словно предчувствовал что-то, — Эммануил Рудольфович смахнул с глаза несуществующую слезу. — И дал четкие указания по поводу чтения завещания — в этот же вечер после похорон.

— Почему такая спешка? — не понял я.

— Ну как же, — пожал плечами адвокат. — Род остался без главы, нужно срочно принимать бразды правления — тут особо тянуть нельзя, скорее надо, как можно скорее.

— Верно, — согласился я. — Вы сказали что совсем недавно он изменял завещание?

— Верно.

— Когда это было?

— Не могу сказать, — улыбнулся все той же мертвой кафельной улыбкой Эммануил Рудольфович. — Все даты, касаемые завещания, до его оглашения, являются конфиденциальными. Но могу сказать, что совсем недавно это произошло.

Адвокат вновь улыбнулся и вышел из дома, оставляя меня наедине с невеселыми мыслями.

* * *

Александр прибыл во второй половине дня. Только теперь я смог его увидеть впервые.

Он был выше меня, крепок и чертовски похож на Вяземского-старшего. Особое сходство представляла небольшая бородка, точно такая же, как и у отца, только не седая, а темно-каштановая. Я даже опешил на несколько секунд, когда увидел входящего в дом Александра.

— Привет, — произнес он, пожимая руку Нианзу, который встретил его у ворот и помог с чемоданами.

— Александр Петрович! — радостно воскликнул китаец. — Сколько же вас не видел! Печально, что такие обстоятельства нас заставили встретиться.

— Печально, — кивнул тот, оглядывая дом.

— Сашка! — Ольга выбежала встречать старшего брата на порог.

Тот подхватил ее, обнял.

— Ольга! Выросла то как!

Потом подошел ко мне.

Подчеркнуто холодно кивнул.

— Привет.

— Привет, — ответил я, глядя на парня и пытаясь понять — как он относится к своему младшему брату.

Как оказалось не очень тепло.

— Слышал, ты атрибут открыл? — спросил Александр с какой-то усмешкой в голосе.

Я кивнул.

— Молодец. Будешь помогать мне и выполнять мои указы когда я стану новым главой дома.

— Выполнять указы? — вытянулся в лице я. — Ты меня за какую-то собачку что ли держишь?

Александр закатил глаза, начал говорить таким тоном, будто произносил прописные истины:

— Во благо своего рода надо жертвовать всем, в том числе проглотить свою гордость и характер. А ты, как я погляжу, все такой же ленивый и эгоистичный малявка?

— Полегче со словами! — я сжал кулаки.

— А разве я не прав? Разве отец не вдолбил тебе в голову, что род — это все и только благодаря ему ты тот, кто ты есть? Очень печально, что до тебя это не дошло до сих пор. Но ничего, я с тобой буду говорить по-другому. Как отец не буду спуску давать и распускать вас.

— Не слишком ли ты быстро начинает тут в хозяина играть?

— Не слишком. Давно уже пора было тебя на место поставить.

— Попробуй сейчас!

— Мальчики, вы чего? — вмешалась в разговор Ольга. — Не время ссориться. Вспомните, что нас тут собрало.

— Ольга права, — кивнул Александр. — Не будем устраивать сцен. Пошлите лучше в дом. Я сильно устал с поездки.

Провожая взглядом заходящего внутрь Александра, я с ужасом думал о том, каким же будет его тираническое управление и как ему объяснять всю ситуацию с Бартыновым?

Вторая стычка с Александром случилась у нас в этот же день.

Когда стали составлять список тех, кого нужно будет пригласить на процессию, я сказал:

— Анфиса тоже должна пойти. Она ведь была его женой.

— Исключено! — тут же отрезал Александр.

— Почему?

— Насколько я знаю, она сейчас находится в башне — не так ли?

Александр глянул на Ольгу, та нехотя кивнула.

— Это был прямой указ отца и отменить его может только он сам. Или тот, кому перейдет власть. А пока такого не случилось мы не имеем право нарушать его приказы.

— Она должна проститься с отцом!

— Чего она должна, а чего не должна — это не нам решать. Пока не решать, — уточнил он, и брови его надменно дернулись вверх. — Ты, как я погляжу, в протестные движения идешь. Все стараешься что-то нарушить. То на машине раскатываешь по городу, то магию используешь посреди оживлённых улиц. Это юношеский максимализм, Максим, и это проходит. Надо вовремя расти.

— Мы можем организовать присутствие Анфисы на похоронах — да хотя бы с той же охраной в сопровождении. Нельзя так поступать с людьми, не давая им проститься друг с другом, — продолжал настаивать я.

— Нет! — отрезал Александр.

— Да кто ты такой, чтобы решать тут за всех? — не вытерпел я. — Ты, насколько я знаю, еще не вступил в права управления родом, так что иди к черту со своими замашками!

— Как же грубо! — фыркнул Александр. — Может быть еще и атрибут свой тут активируешь и всех нас вслед за отцом отправишь?

— Что?!

— А ты думаешь из-за кого он так рано на тот свет отправился? Думаешь, из-за кого у него нервы не выдержали и сердце остановилось? Из-за тебя! Из-за твоих дурных выходок!

— Я то тут причем?

— При том! — Александр уже практически кричал. — Тебе выпала удача получить атрибут, а ты ведешь себя как мальчишка, вместо того, чтобы всецело служить роду.

— Что же мне теперь, порвать себя на части из-за этого атрибута и раздать каждому, чтобы обидно не было?

— Надо будет — почему бы и нет? Во имя рода и жизнь можно положить.

Я взглянул в глаза Александра, пытаясь понять — действительно ли он так считает или это только слова, ничего не значащие, пустые?

Собеседник надменно взглянул в ответ.

— Мальчики, ну вы чего в самом деле? Хватит спорить! Сколько можно?! — голос Ольги вдруг задрожал — она готова была вот-вот разрыдаться. — Опять вы начинаете препираться.

— Извини, — первый произнес я. — Больше не будем. Но Анфиса, я считаю, все же должна быть на процессии.

— Александр прав, — вдруг сказал Ольга, посмотрев на меня красными глазами. — Она под арестом, его наложил отец, и отменить его никто не смеет — до определенного времени.

— Ольга, ты же сама знаешь, что эти обвинения ничего не стоят!

Сестра стыдливо опустила глаза и я вдруг понял — она не хочет спорить и вступать в конфликт с будущим главой рода. Себе дороже потом будет.

Ну что же, предусмотрительно.

Я ничего не сказал, молча пошел к себе в комнату.

* * *

Пришла гадкая весть. На день похорон отца Герцены устроили бал. Официально — по причине юбилея обряда крещения Григория Герцена, которого, как оказалось ровно шестнадцать лет назад макнули в купель. Замечательная дата, так удачно совпавшая с печальным событием. Но я не сомневался что на самом деле причина была иной.

Герцены просто устраивали танцы на костях. И от этого мне становилось дурно.

Излишняя злорадность не сыграла им на руку — это заметили многие аристократы и на похоронах вполголоса обсуждали этот бал, осуждая и упрекая.

Я же едва не горел от ненависти и злости. Всему есть предел. И этот предел Герцены сегодня точно перешли.

На металлической табличке я прочел, что тут покоится, помимо прочего, и первая жена Вяземского-старшего, мать всех его детей.

Вся обстановка — склепы, могильные плиты, кресты, — навевали на меня какие-то странные чувства — спокойствия, холода, безмятежности.

Едва я взглянул на него, как все проблемы, казавшиеся неразрешимыми, вдруг разом ушли.

«Это вечное забвение тьмой, — произнесла Смерть, появившись вдруг возле рядом стоящего склепа. Опершись на голову ангела, она с любопытством взирала на процессию. — Самое прекрасное, что есть после перехода в мой мир. Ни проблем, ни горя. Вечная тишина».

«Иди прочь!» — приказал я.

Смерть лишь усмехнулась.

«С моей территории меня гонишь? Не получится. Здесь — моя власть!».

Смерть взметнулась вверх, к небу, черной рваной тенью закрыла половину небосвода.

Потом с жутким хохотом опустилась на людей.

«Они все — мои. Когда-нибудь, когда наступит их час, они явятся ко мне! Предстанут передо мной, нагие, без своих регалий, медалей и званий».

«Но не сейчас».

Смерть вновь рассмеялась.

«Разве это имеет значение когда? Время для меня — ничто. Я умею ждать».

Смерть начала окутывать каждого идущего, словно змея — их тела, шеи, облизывать острым длинным языком лица, оставляя влажные слизистые следы. Но никто, кроме меня, этого не видел. Они не замечали Смерть!

«Иди прочь!» — вновь приказал я, не в силах выдержать эту мерзость.

«Я умею ждать», — повторила Смерть… и растворилась в воздухе.

— Все нормально? — спросила вдруг Ольга. — Ты бледный, будто смерть увидел.

— Нормально, — кивнул я. Заикаясь, повторил: — Все нормально.

Ольга обняла меня, вновь всплакнула. Я похлопал ее по спине, успокоил.

Процессия протянулась огромная. Множество машин, все черные, шли от самой дороги до склепа. Двигались медленно. Из подъезжающих авто выходили главы родов, аристократы всех мастей, машины сменялись другими, из которых выходили уже другие люди. Все они шли к гробу, который установились на специальной площадке. Каждый считал своим долгом лично проститься с представителем рода.

От моря цветов, настоящих, не искусственных, пестрело в глазах, а от запаха становилось тошно.

Аристократы подходили к нам и сухо что-то шептали, в основном соболезнования. Кто-то умудрялся сделать комплимент касательно стильной одежды, кто-то пытался разузнать когда будет объявлено о том, что Александр станет главой рода.

Я скрипел зубами, злился, но Ольга успокаивала меня, то и дело одергивая.

Пришлось терпеть и что-то сухо отвечать.

Среди целого потока людей были и знакомые лица, которые я видел на Званном ужине. Имен их я уже не помнил, но старался поздороваться с каждым и что-то ответить.

Рядом со мной по левую руку был Щедрин, близкий друг Вяземского-старшего. Иногда он помогал мне, на ухо представляя тех или иных персон, попутно говоря кто они такие.

Как оказалось очень много пришло не только с Нижней палаты, но и с Верхней. На процессию заглянул даже Бартынов.

Он пожал руку Александру, о чем-то с ним поговорил. Александр тихо рассмеялся. Бартынов похлопал его по плечу. Потом подошел ко мне. Молча пожал руку. Я хотел было перекинуться с ним парой слов насчет нашего дела, но Бартынов быстро ушел.

Сами похороны прошли словно под катком.

Наваливалось что-то незримое, давящее и я никак не мог понять что же это такое. Пару раз пытался просмотреть местность магическим зрением. Но никаких воздействий не обнаружил.

А ощущение все не проходило. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что кто-то сверлит меня взглядом. Нагло, в открытую.

Я оглянулся, но не обнаружил наблюдателя. Были люди, кто поглядывал на меня. Но это были мимолетные взгляды, не несущие в себе той угрозы, что я сейчас ощущал.

И лишь когда я в очередной раз пробежался глазами по толпе, то случайно выхватил среди остальных прочих человека в черном.

Он не был аристократом или представителем чьего-то рода.

Это был человек из «Красных Казематов». И он следил сейчас за мной.

Я поднялся с места, хотел уже было подойти к нему чтобы высказать все накопившее внутри, как Ольга одернула меня.

— Ты куда?!

Я глянул на нее. Да, уходить посреди траурной процессии было не самой лучшей идеей.

— Никуда, — ответил я, вновь выискивая взглядом незваного гостя.

Его уже нигде не было, он скрылся в толпе.

Священник долго отпевал усопшего, потом совершал необходимый обряд.

После того, как оставшиеся люди простились с Вяземским, гроб закрыли и медленно погрузили в землю. Под плачь и всхлипы первые комья земли упали на крышку.

Судьба и история Вяземского-старшего была закончена с последней горстью земли, которую бросили на холмик.

* * *

Вечер так же был не спокоен. По настоянию Эммануила Рудольфовича мы после похорон все собрались в гостиной нашего дома.

Вместе с адвокатом в комнату зашел какой-то несуразный человечек, лет под шестьдесят. Потирая маленькие очень белые руки, он сел на кресло и стал наблюдать за всеми нами. Незнакомец был лысый, чуть заостренная голова, окантованная с висков сединой, живо вертелась в разные стороны. Мучнистое одутловатое лицо походило на маску, на левой щеке возле носа виднелась большая белая бородавка.

— Это кто? — шепнул я Эммануилу Рудольфовичу на ухо.

— Мой помощник, нотариус. Он будет следить за процессом оглашения завещания, по результатам которого оформит необходимый протокол, где вы распишетесь. Протокол будет отправлен в канцелярию Императора.

— Зачем? — не понял я.

— Сегодня будет оглашен наследник рода, болван! — вмешался в разговор Александр. — Император должен знать, кто будет представлять Вяземских в Нижней палате.

— Я имеют ввиду зачем так спешить с оглашением завещания? Нельзя это сделать, к примеру, завтра? Все и так вымотаны похоронами.

Александр презрительно хмыкнул.

Эммануил Рудольфович ответил:

— Это было требование вашего отца — прочитать завещание сразу же после его смерти, в этот же день, — потом, окинув всех взором, спросил: — Все здесь? Пожалуй, начнем.

Лысый мужичок, пришедший с адвокатом, принялся что-то быстро писать.

— Позвольте мне еще раз выразить свои соболезнования, — после некоторой паузы начал Эммануил Рудольфович.

Он сидел во главе дубового длинного стола, за которым мы обычно завтракали. Сегодня стол не был застелен скатертью, да и вокруг не сновала прислуга. В комнате собрались только самые близкие — Александр, Егор, Ольга и я.

Также на оглашении завещания присутствовал и Щедрин — он имел дальнее родство с семьей Вяземских и был приглашен адвокатом по требованию самого отца.

Обстановка была напряженной. Александр все время курил, отпускал какие-то глупые шуточки, нервничал от нетерпения.

— Петр был замечательным человеком, — продолжил Эммануил Рудольфович. — Я его знал не только как клиента, но и как простого человека с которым мы были, не побоюсь этого слова, друзьями. Времена были разными и мы прошли через многое — через радость и через грусть, через огонь, воду и медные трубы.

— Может, уже начнем? — не выдержал Александр, остервенело давя окурок в пепельнице и тут же доставая новую сигарету.

— Саша! — цыкнула на него Ольга.

— Понимаю ваше нетерпение, — улыбнулся своей фирменной улыбкой адвокат. — Давайте начнем, верно. Все и так слишком устали за день.

Эммануил Рудольфович раскрыл папку, достал оттуда запечатанный конверт.

— Это завещание, составленное вашим отцом Петром Вяземским. Оно подписано им, в присутствии меня и нотариуса, уважаемого Нестора Максимовича, — адвокат кивнул на сидящего лысого дядьку, — и мы присягаем в том, что составлялось оно без давления и угроз, осознанно, добровольно. Завещание запечатано в конверт, на конверте вы видите три печати с оттиском тотема вашего рода. Прошу удостовериться и подтвердить что здесь нет никакого надлома и вскрытия. Также на печати наложен магический оттиск.

Эммануил Рудольфович ковырнул красную печать, та сухо щелкнула и вдруг испустила розовое свечение.

— В вашем присутствии я вскрываю конверт.

Вторая и третья печать также испустили розовое сияние.

Конверт был открыт, Эммануил Рудольфович вытащил гербовую белоснежную бумагу, на которой убористым ровным подчерком было что-то написано.

Адвокат нацепил на кончик носа круглые очки, прочистил горло.

— Господи, да читайте уже! — вновь не выдержал Александр.

Эммануил Рудольфович пристально посмотрел на него, сказал:

— Помимо основного документа завещания ваш отец оставил вам еще и письмо, которое тоже просил зачитать вам в этот день. С какого документа начнем?

— С завещания! — тут же выдохнул Александр, не удосужившись даже спросить остальных. — С основного документа начнем, а потом уже и письмо прочтем.

— Хорошо, — пожал плечами адвокат. — Как вам будет угодно.

Эммануил Рудольфович отложил исписанный лист, взял другой.

— Завещание составлено в закрытой форме, это значит, что до смерти вашего отца никто не мог с ним ознакомиться полностью или частично. Такова была воля вашего отца. Конфиденциальность сохранена, это ясно было по вскрытию печатей.

Адвокат глянул на нас, убедившись, что вопросов нет, начал читать тест завещания:

— «Город Москва, седьмое июля две тысячи двадцать первого года. Я, Вяземский Петр Алексеевич, проживающий в городе Москве, в поселке Золотово, по улице Императорской 2, дом 5, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. Первое. Все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, а также правом, данным мне мои отцом и им его отцом, передаю в наследование рода и управление оным, фамилией Вяземских и правом выступать от этой фамилии официально, а также управлением рода, каково было у меня…»

Эммануил Рудольфович поднял взгляд, выжидая театральную паузу.

Александр усмехнулся. Он обмяк и готов уже был выслушать свое имя — бесспорный претендент на наследование всего.

— «… Максиму Петровичу Вяземскому.», — дочитал словно отрубил адвокат.

Возникшая пауза была громче любого звука.

Глава 6

— Простите, что? — переспросил Александр, когда тишина, казалось, была уже оглушительной.

— «… Максиму Петровичу Вяземскому», — вновь прочитал адвокат. — Тут так написано. Можете в этом убедиться сами.

Он показал документ — там действительно значилось мое имя.

— Это какая-то шибка! — Александр встал с места, глянул на меня, вновь на адвоката.

— Нет, ошибки никакой нет, — спокойно ответил Эммануил Рудольфович. — Все верно. Отец назначил наследником рода Максима Петровича.

Все невольно обратили на меня взоры.

Я же сидел, не зная что сказать. И лишь выдохнул:

— Почему я?

Адвокат улыбнулся, сказал:

— Таков его выбор, мудрый и неоспоримый.

— Постойте, — Александр вновь сел, закурил. — Ну это же бред какой-то! Вы это сами понимаете.

— Почему бред? — не понял адвокат. — Все с юридической точки зрения верно и не конфликтует с законом. Верно я говорю, Нестор Максимович?

Нестор Максимович покивал лысой головой.

— Там еще что-то есть, в завещании? — спросил Александр, дрожащими руками держа зажжённую сигарету.

— Верно, написано, — кивнул Эммануил Рудольфович и принялся читать дальше: — «Второе. В случае, если названный мною наследник умрет до открытия наследства или одновременно со мной, не примет наследство или откажется от него, либо не будет иметь право наследовать или будет отстранен от наследования как недостойный, все мое имущество я завещаю своему старшему сыну — Александру Петровичу Вяземскому».

— Откажется? — зацепился за слова Александр. — То есть если он отказывается, то наследство переходит мне?

— Верно, — сдержано ответил Эммануил Рудольфович.

— Ты же отказываешься от наследства? — Александр повернулся ко мне. Его лицо было перекошено от гнева. — Ну же, болван! Ты отказываешься от наследства? Говори!

— Господин Александр Петрович! — произнес адвокат, деловито покашляв в кулак. — Давайте соблюдать приличие и регламент!

— Заткнись! — рявкнул на него тот. И вновь повернулся ко мне. — Отказывайся от наследства, ушлепок!

— Саша! — одернула его Ольга.

— Подожди! — отмахнулся тот.

— Почему я должен отказываться? — спросил я, стараясь держать себя в руках.

— Потому что это мое! Все это, — он окинул рукой комнату, — мое! Я должен был быть наследником рода, а не ты!

— Отец посчитал иначе, — парировал я.

— Что?! — зашипел сквозь зубы Александр.

И бросился на меня.

— Парни! Вы что?! — подскочил Эммануил Рудольфович.

Но помощь мне не требовалась. Я с легкостью отразил атаку, сделал подсечку.

Александр неуклюже растянулся на полу.

— Сука!

— Успокойтесь! — стукнул по столу кулаком Щедрин. — Возьмите себя в руки! Как дети малые! Вы сегодня хоронили своего отца — и ведет сейчас себя так… мерзко! Отец на том свете морщиться, наверное, и плюется сейчас, видя все это!

Это возымело действие. Александр поднялся, красноречиво посмотрел на меня, но ничего не сказал, сел обратно на свое место.

— Продолжайте, — попросил Щедрин адвоката.

— «Третье, — продолжил чтение завещания адвокат. — Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса Российской Империи мне нотариусом разъяснено. Четвертое. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса. Пятое. Право наследования определить с даты оглашения завещания. Итоговое. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан мною. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Москвы Тиховского Нестора Максимовича, а другой экземпляр выдается завещателю Максиму Петровичу Вяземскому. Подпись завещателя имеется.»

Адвокат протянул мне документ.

Я взял его, еще раз перечитал первый пункт. Действительно, никаких ошибок. Все как есть. Мое имя.

— Эммануил Рудольфович, — обратилась Ольга к адвокату. — Вы вначале говорил еще про письмо.

— Да, что там за письмо? — поддержал ее Александр.

Вид у него был страшный — посеревшее лицо, красные усталые глаза, дрожащая нижняя губа.

— Верно, письмо написал ваш отец в продолжение завещания, как я понимаю, — подтвердил адвокат. — Прощальное письмо.

Он поднял со стола вторую бумагу, начал читать:

— «Дорогие мои дети! В этот прискорбный час, когда эти строки зачитывает вам мой дорогой друг и помощник Эммануил Рудольфович, меня с вами уже нет. Я умер. По какой причине — мне не ведомо, но так ли это важно? Я хочу сказать вам, что я вас очень сильно люблю. Эти главные слова я, наверно, при жизни говорил вам не так часто, как хотел бы, но поверьте — это действительно так.

Предполагая, что чтение завещания вызовет у вас некоторые вопросы, я и составил это дополнительное письмо с пояснениями.

Во-первых, я хотел бы извиниться перед моим старшим сыном Александром. Ты действительно достойный сын и я всю жизнь готовил тебя к передаче наследования рода. В первой версии моего завещания именно твое имя стояло в первом пункте — Эммануил Рудольфович не даст соврать.

Но жизнь — изменчивая штука. И произошло то, о чем мы все так долго мечтали. Максим, самый младший сын, стал обладателем атрибута. Эта радостная новость окрасила мои будни в яркие цвета. Как же долго я об этом мечтал! Бессонными ночами я молил бога только об одном — чтобы он даровал наш род атрибутом. И это случилось! Это значит, что наш род — род Вяземских, — еще чего-то да стоит!

Александр, ты должен понять, ведь ты умный парень — «зеленый» свет в высший свет есть только у дарованных. остальным — дорога закрыта. Поэтому завещание было изменено — чтобы вы все могли во главе с Максимом пойти за ним вперед, а не окончательно уйти в небытие, растеряв то, что так долго копилось нашими предками.

Максим, обращаюсь к тебе. Я знаю, что для тебя это будет полной неожиданностью. Но так необходимо. Поверь моему опыту. Именно ты способен вывести наш род на более высокий уровень, спасти его от неминуемого многолетнего падения вниз. И понял я это тогда, когда мы с тобой поссорились в сторожевой башне. Ты так яростно оспаривал мое решение касательно заключения Анфисы под стражу и требовал честного и справедливого суда! Тогда я вдруг понял — ты также будешь стоять за каждого из членов нашей семьи, биться до конца, не смотря на того, кто будет против тебя. Именно в этом твоя сила. Ты справишься, я верю в тебя.

Тогда же я и решил исправить завещание. Скажешь, что это было импульсивно? Возможно. Но Щедрин не даст соврать — все мои импульсивные и эмоциональные решения были самыми правильными и верными в конечном итоге. Кстати, он сейчас с вами? Щедрин, собака ты такая, хватит постоянно жрать у меня дома! А если серьезно, то и тебе спасибо большое, дружище, за то, что ты просто есть. За поддержку. За помощь. Тебе я переведу небольшую, но приятную сумму от доходов с железной дороги. Документы в банке уже готовы — ждут только команды адвоката. Ты этого достоин.

Ольга. Моя родная доченька. Не горюй, я знаю, что ты будешь плакать, пожалуйста не плач. Не расстраивайся, я знаю, что оставляю тебя с надежными людьми — они помогут тебе и не бросят в беде. Ты справишься, мой сильный малыш.

Егор. Тебе тоже хочу сказать, чтобы ты держался. Знаю, что тебе не интересно ничего, кроме компьютерных игр. Но иногда выходит из виртуального мира и будь со своими близкими.

Еще раз всех люблю, обнимаю, целую. Ваш Петр Вяземский.«

Эммануил Рудольфович закончил чтение, отложил бумагу на стол.

Ольга рыдала. Я пребывал в каком-то странном состоянии, будто меня ударили пыльным мешком по голое.

Александр обхватил голову руками и сидел недвижимый.

— На этом процедуру оглашения завещания считаю со своей стороны выполненной, — подытожил Эммануил Рудольфович, закрывая папку с бумагами. — Прошу всех расписаться в протоколе.

Александр остервенело бросил на стол зажигалку, вышел прочь.

— Александр Петрович! — крикнул ему вслед адвокат. — Необходимо расписаться. Постойте! Куда же вы?

Но тот никак на это не отреагировал. Громко хлопнул дверью своей комнаты — так, что было слышно даже внизу.

— Ну что же, Нестор Максимович, будем оформлять отказ от подписи, — вздохнул Эммануил Рудольфович. — Ничего страшного. Как по протоколу — «в присутствии лиц от подписи отказался…» и дальше. Ну вы знаете процедуру.

Лысый мужичок кивнул, достал из папки другую бумагу, что-то быстро там заполнил и протянул нам.

Мы расписались.

— Каково же будет твое первое решение в качестве главы рода? — в полу шутку спросил Щедрин, возвращая ручку Нестору Максимовичу.

— Освободить Анфису, — ответил я.

* * *

На следующий день обстановка в доме была адской. Казалось, только чиркни спичкой — и все воспламениться.

Александр не выходил из своей комнаты, еду ему носил Нианзу прямо туда. Порой оттуда, из-за дверей, доносилась ругать, порой — гулкие удары по стене. Потом, ближе к обеду, Александр и вовсе уехал из дома.

Китаец лишь смущенно улыбался и говорил, что господин Александр не в духе.

Еще бы! Не дождался того, к чему так долго стремился.

Я тоже не находил себе покоя. Случившееся все не укладывалось в голове — я вертел это и так, и эдак, не понимая, как же быть дальше. Как же школа? Как учеба? Как я буду управляться со всем? Может быть и вправду отказаться от наследства?

Но сомнения мои быстро развеял Эммануил Рудольфович, явившийся на следующий день утрясти какие-то формальности.

— Отказаться от наследства не получится, — пояснил он. — Даже если ты захочешь — этого сделать невозможно.

— Почему?

— Потому что твою кандидатуру на замену персоны в Нижнюю палату утвердил сам государь Император. Письмо уже ушло.

— Как это… — только и смог промолвить я. — Мне ведь всего лишь пятнадцать лет!

— Ну и что? — удивился Эммануил Рудольфович. — Юридически ничего тут противозаконного нет. Пятнадцать лет — это тот возраст, с которого можно назначать на такую должность. Конечно это редкость, я бы даже сказал уникальность — ты на моей памяти пока единственный такой молодой. Конечно был семь лет назад еще такой парень Владимир Николаенко, которого тоже по завещанию поставили во главу рода и в Нижнюю палату, но ему было тогда вроде семнадцать лет. Он правда из окна выкинулся вскоре.

— Охренеть!

— Но это не из-за этого — он просто в карты все свое наследство проиграл, еще должен оказался какую-то дикую сумму. Вот и решил таким образом избежать уплаты.

— Эммануил Рудольфович, ну какой с меня политик?!

— Утверждение на должность — это формальность. Там много нюансов, которые, впрочем, всех устраивают. Ты не переживай. У каждого боярина есть свита помощников — окольничьи, стольники, держатники, думские, мозговые. Они по факту и ведут все дела бояр Нижней палаты. У Вяземского была очень мощная команда, поэтому твоя роль в заседаниях будет формальной. Где надо они подскажут что делать.

Это немного успокоило меня.

— А как же дом?

— А что дом? — пожал плечами Эммануил Рудольфович. — В кабинете твоего отца есть все документы — формуляры, протоколы, векселя. Полистай — разберешься. Там ничего сложного. Это только на первый взгляд тяжело. По факту — легко. Ну и я тебе помогать буду где понадобится.

— Да это же не ученическими тетрадями шуршать! Это важные государственные дела! Если что не так сделаю — мало ли что может случился? А если бед каких наворочу?

— Послушай, — впервые за все время фирменная улыбка Эммануила Рудольфовича сменилась усталым выражением лица. Он вдруг сразу постарел — лет на пять. — Петр Вяземский очень мудрый человек, поверь мне. Он все сделал правильно, назначив тебя главой рода. Александр, не смотря на все свои заслуги и знания, человек эмоциональный, вспыльчивый. И это его недостаток. Его злость — его слабость. За ней он не видит очень многого. Да ничего вообще не видит! А нынче все по-другому. Это раньше было — злее укусишь, больше боятся будут. Сейчас не так. Сейчас вот тут, — он поступал пальцем по виску, — должно быть что-то, кроме пустоты. Сам, наверное, видишь какие интриги ныне творятся.

— Вы про Герцена?

— Про него в том числе.

— А вы и про тоже него знаете?

— Конечно. Петр рассказывал, делился мыслями. Ты мальчик смышлёный, хоть и тоже не лишенный импульсивности. Постарайся сейчас откинуть все эмоции, разобраться во всем и сделать так, как просил и велел отец — сохранить род и вытащить его из ямы. Главное — не поддавайся на провокации.

Я кивнул.

— Спасибо вам большое.

— Ты можешь обращаться ко мне, если возникнут какие-то вопросы.

— А что же школа? Я должен уйти из нее?

— От чего же? — улыбнулся Эммануил Рудольфович. — Учебу бросать не надо — это Вяземский постоянно повторял, даже мне. А уж тебе, наверное, все уши прожужжал, хех! Перейдешь просто на укороченную свободную программу — это когда можно при необходимости государственных дел отлучаться от учебы. Вполне удобно.

Я вновь поблагодарил Эммаунила Рудольфовича и пошел к себе — голов апухла от мыслей.

* * *

В комнату постучали. Я открыл дверь и увидел на пороге Анфису.

С нашей последней встречи она изменилась — черные круги под глазами исчезли, на щеках выступил румянец. Она была вновь той красавицей, которую я встретил тогда в первый раз.

— Максим… — выдохнула девушка, быстро заходя внутрь и запирая за собой дверь. — Спасибо тебе большое!

Анфиса кинулась мне нашею, крепко обняла, заплакала.

— Спасибо! Ты освободил меня. Спасибо и… извини.

— За что?

— За то, что шантажировала тебя. Грозилась рассказать о нас отцу, если ты не освободишь меня. Я просто была тогда в отчаянии.

— Нет никаких «нас», — ответил я.

— Что?! Но ведь…

— Анфиса, послушай.

Предстояло как-то объяснить то, чего я еще ни разу не делал.

— У меня появилась девушка, поэтому…

— Девушка? Эта та, Агнета которая? — сморщилась Анфиса. — Да она же невеста Герцена! Ты что, с ума сошел?! Никакая она не твоя девушка, очнись!

— Откуда ты знаешь про нее?

Анфиса прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего.

— Откуда знаешь? Ольга рассказала?

Судя по суетливому прыгающему взгляну, я понял, что попал верно.

— Твою мать!

— Максим, послушай! Забудь про Агнету. Она твоей не будет. Она другому роду принадлежит. Чем хуже я? Теперь, после смерти Петра, что нас удерживает? Не надо ни от кого прятаться.

Анфиса вдруг скинула халат. Под ним, как оказалось, совсем ничего не было.

— Вот видишь! — девушка рассмеялась. — Не надо никого теперь бояться.

— Ты чего? Оденься быстро!

Я подхватил халат, подал его Анфисе.

Но та и не думала его принимать.

Девушка прильнула ко мне, схватила меня за пах.

— Нам никто теперь не закон! Мы сами теперь власть тут!

— Да оденься же ты!

— Не оденусь! — игриво произнесла девушка.

— Одевайся давай!

Анфиса вновь схватила меня за пах — а схватиться уже было за что все-таки формы Анфисы пробуждали в мужчине все его животные инстинкты.

— Не буду одеваться! Лучше ты давай раздевайся! Ну! Снимай же одежду! Хочешь — сзади? А хочешь я буду сверху? Ну же, не молчи! Как ты хочешь? Давай, я исполню любое твое желание, даже самое грязное!

— Перестань вести себя как…

В комнату постучали. И еще до того, как я разрешил войти, двери распахнулись — их никто не запирал.

На пороге была Ольга и Нианзу.

— Там пришли… — начала сестра, но увидев голую Анфису, сбилась на полуслове.

— К вам посетитель, Максим Петрович, — как ни в чем не бывало произнес Нианзу, сделав такое выражение лица, словно ничего удивительного не произошло.

— Хорошо, — только и смог вымолвить я. — Сейчас спущусь.

Ситуация была настолько глупая, — я в комнате с голой мачехой, которая держит меня уж точно не за руку, — что я начал наливаться краской.

— Вас понял, я сообщу что вы скоро подойдете, — тем же невозмутимым голосом и с каменным лицом произнес Нианзу и закрыл дверь.

Ольга так и осталась стоять с открытым ртом, едва не получив по лбу дверью.

— Да чтоб тебя… — только и смог вымолвить я. — Что же теперь подумают?

— Пусть думают что хотят, — ответила Анфиса. — Пусть знают, что мы теперь вместе.

— Мы не вместе! — сквозь зубы произнес я. — Сколько раз тебе это говорить? Да оденься же ты уже наконец!

Анфиса хмыкнула, но оделась. Потом так же молча вышла из комнаты, оставляя меня одного.

Как же глупо вышло!

Ладно, как видимо предстоит непростой разговор с Ольгой… и Нианзу. Но это позже. Сейчас надо узнать кто там пожаловал.

Я спустился вниз.

Там, в гостиной, на диване, на самом его краешке, сидел невзрачный мужичок, лет пятидесяти. Одет он был в пыльного цвета пиджак, а в руках держал кожаный старинный портфель, каких, наверное, уже и не найдешь больше нигде.

Рядом с гостем сидела девушка лет тридцати, зажатая, сильно нервничающая. Сальные редкие волосы были схваченный на затылке в тугой хвост.

Напротив гостей сидел Александр, вальяжно раскинувшись на кресле. Где-то вдали шел телевизор. Ведущая новостей торопливо рассказывало о последних событиях на первом круге Барьера и об очередном прорыве. Кажется, наши войска не справлялись с атакой.

Завидев меня, мужичок с портфелем оживленно привстал, протянул руку.

— Позвольте, так-сказать, представиться — Сан Саныч Боронкин. Это моя помощница, Анна Захаровна.

Я пожал руку.

— Максим Вяземский. Чем обязан?

— Мы, так-сказать, хотел с вами поговорить, — представившийся Сан Санычем начал тереть пальцем свой портфель, потом неуклюже сел, кряхтя и шумно сопя, начал переминаться.

— О чем же поговорить?

— Тема беседы будет интересна с точки зрения медицины. Понимаю, что вы теперь человек, так-сказать, занятой, поэтому много времени отнимать я у вас не буду.

— Может есть необходимость пройти в кабинет? — предложил я.

— Нет, что вы! — улыбнулся гость. — И тут, в кругу, так-сказать, близких, — он кивнул на Александра, — вполне сойдет.

Гость мне не понравился — я и сам не знал почему. На уровне подсознания не вызывал он доверия.

— Хорошо, давайте тут, — согласился я, присаживаясь рядом с ними на диван.

— Прежде всего я бы хотел сказать, что я являюсь квалифицированным специалистом. У меня есть необходимые лицензии, все подтверждено сертификацией, заверено печатями, все как полагается.

— Специалистом — в чем? — спросил я.

— Медицинских наук.

— У нас уже есть семейный доктор, который лечит всю нашу семью, — ответил, предполагая, что Сан Саныч хочет навязать свои услуги нам.

— Да, я знаю его, это Стаханова, прекрасная, так-сказать, женщина, специалист высокого уровня. Мне удавалось с ней даже в пору своей молодости поработать. Но сейчас немного не об этом, так-сказать, речь.

— А о чем?

— Господин Александр Петрович сообщил нам, что есть некоторые моменты, о которых стоит, так-сказать, побеспокоится.

— Какие еще моменты? Я не совсем понимаю о чем вы говорите.

Сан Саныч вновь начал сопеть носом и покряхтывать.

— Максим Петрович, подскажите, были ли у вас недавно травмы головы? Может быть, нервное напряжение? Переживания?

— Переживания? — улыбнулся я. — Конечно же были — у меня отец умер!

— Это печальное событие! — вздохнул Сан Саныч. — Примите, так-сказать, наши соболезнования. Горе, действительно горе! А травмы головы? Вы ведь недавно в аварию попадали?

— Попадал, — кивнул я. — Только я до сих пор не понимаю к чему вы ведете?

— Максим Петрович, — гость подвинулся на самый краешек дивана. — Понимаете, есть ряд факторов — психическое расстройство, наличие серьезного заболевания, алкоголизм и наркомания, наследственные, так-сказать, предрасположенности, — которые могут повлечь за собой не способность человека отдавать отчет своим действиям и поступкам.

— И?

— Поэтому мы и пытаемся узнать не было ли чего-нибудь, так-сказать, такого, что могло…

— Подождите, — вдруг понял я. — Вы сейчас что, пытаетесь меня в неадекватные записать?

— Ну почему же сразу в неадекватные. Просто выясняем…

— Это что, шутка какая-то? — я повернулся к Александру.

— Тебе нужна помощь, — улыбнулся тот. — За последнее время столько всего приключилось с тобой — смерть брата Олега, авария, тюрьма, смерть отца. Это колоссальное душевное напряжение. Тут не каждый взрослый может выдержать. А что уж говорить о подростке?

— Уходите прочь, — я встал, показал гостям на дверь.

— Максим Петрович… — начал Сан Саныч.

— Выйдите прочь из этого дома! немедленно!

Сан Саныч вопросительно глянул на Александра. Тот встал, подошел ко мне.

— Максим, послушай. У меня есть серьезное опасение за твое душевное здоровье.

— Это с какого момента ты о моем душевном здоровье забеспокоился? Когда завещание прочитали? Уводи прочь своих докторов. Немедленно! Пусть они тебе душевное здоровье проверяют.

— Прошу обратить внимание, уважаемые гости, что пациент крайне буйно реагирует на окружающее, — холодно заметил Александр. — Это еще раз подтверждает мою теорию, что мальчик находится в крайнем расшатанном состоянии.

Сан Саныч одобрительно закивал.

— Вон я сказал! — рявкнул я.

— Думаю, больше никаких доказательств не нужно, — подытожил Александр. — Больше не смею никого задерживать.

— Всего доброго! — кивнул Сан Саныч и они вместе со своей спутнице живо шмыгнули из дома.

— Это что еще за номер такой? — стараясь сдерживать себя, спросил я у Александра.

— Это — врачебная комиссия, Максим Петрович. Которая установила, что ты являешься недееспособным. Простыми словами — не можешь управлять родом, а следовательно, согласно пункту два завещания, должен уступить мне место.

— Это мы еще посмотрим кто из нас недееспособен! — злобно ответил я.

Мне хотелось испепелить его — и я это мог с легкостью сделать, — но я держался. Нельзя было на любые проблемы применять огненную магию. Так за любую провинность вскоре буду шмалять налево и направо.

Александр, словно прочитав в моих глазах эти намерения, отшатнулся.

— Зря ты это затеял, — немного успокоившись, сказал я Александру.

Тот лишь хихикнул.

— Это мы еще посмотрим — зря или не зря.

И ушел из дома.

Глава 7

— Боронкин? Сан Саныч? — первым делом переспросил Эммануил Рудольфович, после моего телефонного звонка ему и краткого пересказа случившегося. — Знаю это человека — жулик еще тот. За деньги любую справку выдаст. Но у него вес имеется, поддержка. Так что там к справке не подкопаться будет. Все по высшему разряду. Он за свои услуги дорого берет.

— Вот такие дела, Эммануил Рудольфович, — вздохнул я, соображая как же поступить дальше.

Просто проигнорировать эту выходку Александра? Чуяло сердце — это еще аукнется мне.

— Это что же, Александр в открытую пошел против тебя? — словно бы у самого себя спросил адвокат. — Это зря! Позорит только честь семьи! Ну да ладно, не мне его судить.

— И что же, вот так вот просто они смогут меня признать дураком?

— А ты, Максим Петрович, не переживай. Любой гражданин Российской Империи может быть признан недееспособным только по решению суда и при наличии предусмотренных законодательством оснований. То, что эти докторишки там написали — всего лишь бумажка. Она пока не может быть основанием. Скорее всего следующим шагом будет обращение в суд Александра с этой бумажкой. Заявление, обращение, заключение — все как положено.

— Суд?

— Верно. Только он, как я уже говорил ранее, может окончательно признать человека недееспособным. Вот он и решит — дурак ты или нет. Но тут конечно может случится одна загвоздка.

— Какая? — насторожился я.

— Если дело попадет к нужному судье.

— Что значит — к нужному?

— Прикормленному, — едва разборчиво ответил Эммануил Рудольфович. — Ты ведь уже взрослый, должен понимать, что не все судьи кристально чистые. Есть некоторые — их конечно же меньшинство и позор им на их седые головы, но они все же есть, — которые могут повязку объективности со своих глазок подспустить чуток и решение принять в нужную сторону, если ты понимаешь о чем я?

— Догадываюсь.

— Подожди… — в трубке послышалась возня. — Ага, вот.

— Что такое?

— Смотрю сейчас по базе — есть ли что-то с твоим… ага, ну вот, как я предполагал, уже подали в суд на признание недееспособным. В канцелярии уже сидит заявка, на регистрации.

— Так быстро?! — удивился я.

— Куй железо пока горячо, Максим. У них уже все было готово, нужно было только медицинское заключение, которое этот Сан Саныч состряпал на коленке за пять минут. Вот ведь паршивцы какие! Подсуетились! Извините конечно, Максим Петрович, что я при вас так вашего брата называю, но более мягких слов у меня нет для него.

— Что же теперь делать?

— Остается только надеяться на лучшее.

— Но готовиться к худшему, — угрюмо закончил я.

— Верно, — не весело усмехнулся Эммануил Рудольфович. — Максим, ты не переживай. Я буду держать тебя в курсе дела, сейчас своих людей пошлю в канцелярию, пусть вынюхают что да как, кому планируется отписать заява и прочие канцелярские дела. Все будет нормально. Я еще позвоню тебе.

— Спасибо.

Я положил трубку, задумался.

Вот ведь гадство то какое получается! То тюрьма грозит, то психушка.

Минут через пять на сотовый телефон позвонили. Номер был незнакомый.

— Алло?

— Максим Петрович Вяземский? — голос был женским, строгим, словно у учителя.

— Да, это я. С кем разговариваю?

— Меня зовут Наталья, я с канцелярии Его Величества.

— Чем обязан? — я немного удивился такого абоненту — не ожидал.

— Надворный советник господин Аксенов Вадим Денисович получил письмо касательно вашего назначения и желает увидеться с вами лично для знакомства. Вам удобно будет подъехать сегодня во второй половине дня к Вишневому Дворцу?

Отказывать во встрече третьему человеку после Императора было верх глупостью, поэтому я тут же ответил:

— Конечно же мне будет удобно. В какое время необходимо подъехать?

— Я запишу вас на 15.00.

— Хорошо.

— Прошу вас, не опаздывайте.

— Я буду во время.

В трубке раздались быстрые гудки.

Встреча с надворным советником это хороший повод завести нужные знакомства. Я позвал Нианзу, попросил приготовить мне какой-нибудь строгий деловой костюм, в котором можно будет показаться в Вишневом Дворце.

Услышав про Дворец, китаец удивился, сказал:

— Это очень важная встреча, Максим Петрович! Господин Вадим Денисович очень влиятельный человек.

— Я понимаю. Постараюсь быть максимально любезен. И еще… — я повернулся к китайцу. — Нианзу, я хотел с вами поговорить насчет того случая, с Анфисой.

— О, Максим Петрович! Знайте, что я не сую нос в чужие дела. Все, что видят мои глаза, остается при мне и никуда больше не уходит.

— Спасибо, — кивнул я. — Но чтобы ты знал, между нами с Анфисой ничего нет. Это просто случайность. Глупая случайность.

— Просто случайность, — кивнул китаец и низко поклонившись, вышел.

Вскоре костюм был готов. После обычной одежды — джинс, футболки, кед, — было необычно надевать его. Но едва пиджак сел как влитой на плечи и точно обтянул талию, я не мог налюбоваться собой. Черт возьми! Совсем другое дело!

С зеркала на меня смотрел уже не подросток, а солидный парень, серьезный, статусный. Черные прямые брюки, приталенные, удобные, пиджак, выгодно подчеркивающий фигуру, белоснежная рубашка под ним, галстук.

Я едва не пищал от удовольствия. Стиляга! Что тут еще сказать?

Машину я попросил подать за час до встречи. Все-таки опаздывать и в самом деле не стоило, тем более к такому высокому человеку. Уж лучше прийти пораньше и подождать.

На всякий случай взяв с собой зеленый пропуск, который мне дал Бартынов, я направился к выходу.

Путь от дома до Вишневого Дворца занял пол часа. Оставшееся время я оформлял пропуск в сам Дворец, пройдя семь кругов ада. Казалось, проще выучить китайский язык, чем попасть на прием к человеку, который тебе и так назначил встречу.

Сначала пришлось оформлять пропуск в отдельном здании, где меня записали, расспросили о цели визита, выдали бумажку с квадратной печатью. Потом я пошел к проходной, где меня тщательнейшим образом досмотрели. Потом пришлось звонить в приемную надворного советника чтобы оттуда спустили формуляр по допуску. Формуляр спустили. Но как оказалось не той формы — нужно было на разовое посещение, а дали на собеседование. Получил нужную форму. Заполнил. Пошел к другому окошечку, где мне поставили круглую печать. Охрана вновь меня обыскала, поставила треугольную печать, пропустила в Дворец. В самом Дворце пришлось долго ждать сопровождающего — ей оказалась та самая женщина, которая мне звонила. Пройдя металлоискатель, мы вошли в коридор, в небольшом окошечке проставили дату и время захода во Дворец. Вошли наконец в лифт.

Ожидая, что и в лифте с меня начнут требовать каких-нибудь допусков, я заметно нервничал.

— Успокойтесь, — видя мое состояние, произнесла секретарша. — Вадим Денисович сегодня в хорошем настроении.

Мы поднялись на пятый этаж, вышли в просторный коридор, застеленный ковром. Настоящим ковром. Не паласом, не каким-то ковролином. А, мать его, настоящим индийским джайпурским ковром! Определил я это сразу — по качеству ворса, по ручному плетению узла, по характерному рисунку. Да и секретарша, не скрывая гордости, подтвердила мои догадки, сообщив откуда именно привезено дорогое покрытие.

Вдоль стен стояли огромные китайские вазы, такой искусной работы, что я невольно остановился возле одной и некоторое время рассматривал причудливый витиеватый рисунок. На стенах картины — двух метровые, трех, с эпичными сюжетами битвы Его Величества Императора на белом коне против черного дракона — собирательным символом всех врагов.

От одного только вида всего этого богатого и масштабного убранства, я почувствовал себя совсем крохотным ничего не значащим человечком. Было боязно наступать на ковер — не дай бог замараю туфлями, проходить мимо ваз — а если ненароком задену? И чувство того, что я тут лишний все больше крепло внутри.

— Вот кабинет Вадима Денисовича, подождите немного в приемной, я сообщу что вы подошли.

Я остался ждать, а секретарша, до этого вальяжно вышагивающая по индийскому ковру, вдруг в один миг превратилась в какую-то ссутулившуюся тень, тихо постучала в массивную дубовую дверь, бочком вошла внутрь.

Вышла такая же, задумчивая, серая. Шепнула:

— Проходите. Он ждет.

Видя такую резкую смену на лице секретарши, я и сам невольно начал нервничать.

Кабинет надворного советника был просторным, даже слишком просторным. Было светло, свет проникал сквозь белые жалюзи, мягко рассеивался, играя бликами на лакированных изгибах стульев.

Приятно пахло терпкостью — коньяком, дубом, имбирем, сигарами. Пахло статусом, властью, силой.

Стол стоял у дальней стены и идти до него пришлось семнадцать шагов.

За столом сидел мужчина, лет сорока, подтянут, гладко выбрит. Лицо загорелое, почти медное, лоб прорезан двумя глубокими морщинами.

— Добрый день, — произнес я, глядя на сидящего.

Надворный советник что-то писал, не обращая на меня внимания.

Терпеливо дождавшись, когда он закончит свое дело, я повторил:

— Добрый день!

— Здравствуйте, Максим Петрович! — мужчина медленно поднялся, протянул мне руку.

Я поприветствовал его, попутно отметив насколько сильно его рукопожатие.

— Присаживайтесь.

Он указал на стул.

Я сел.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

Хозяин кабинета внимательно меня рассмотрел, без стеснения, словно товар на витрине магазина. Потом сказал:

— Я получил от вашего рода письмо касательно той трагедии, что приключилась. Примите мои искренние соболезнования. Господин Петр Вяземский был хорошим человеком, я его знал лично и нареканий к нему у меня не было. Соболезную из-за его кончины.

— Спасибо, — ответил я.

— Но, тем не менее, жизнь продолжается и насколько я знаю, теперь вы являетесь представителем рода Вяземских? Петр в завещании упомянул именно вас.

— Верно, — сдержанно кивнул я.

— Поэтому хочу поздравить вас с назначением. Хотел увидеть вас лично, посмотреть на вас, познакомиться.

Вадим Денисович вновь пожал мне руку.

— Спасибо за поздравления! — ответил я, вновь ощущая как его рука с хрустом сжимает мою.

Не надо было быть опытным магом, чтобы почувствовать насколько силен надворный советник — не физически, но магически. Один его взгляд мог обрушить многоэтажный дом — захоти советник этого. Каждая клетка его тела была наполнена мощью, от которой становилось страшно — словно сидишь перед атомной бомбой.

Пытаться магически прощупать и выяснить что за атрибут у него (а может быть не один?) имеется я не стал — поостерегся творить тут заклятия.

— Вы все-таки у нас рекордсмен — один из самых молодых бояр Нижней — да и Верхней, наверное, тоже, — палаты, кто вступил в столь высокую должность. Поздравляю!

— Еще раз спасибо! Постараюсь оправдать возложенное доверие.

— Как вам первые дни в новом статусе?

— Пока сложно сказать, — уклончиво ответил я. — Не все вопросы и дела еще удалось изучить.

— Это верно, слишком много дел у нас. Но вы изучайте, внимательно изучайте. Вопросы тут все важные, не важных не бывает — сами понимаете что все-таки это государственная служба, на благо народа работаем и трудимся.

— Понимаю, — кивнул я.

Вадим Денисович откинулся на кресле, закинул ногу на ногу.

— Вопросы, которые решал Петр Вяземский касались, в том числе, железнодорожных поставок некоторых материалов. Сейчас это как никогда актуально — на носу очередной прорыв, первый круг взят, а там и не далеко до Барьера. Сами понимаете какой риск. И в это трудное неспокойное время поставки железной дорогой необходимого провианта, материалов, оружия, людских ресурсов, в конце концов — это очень важный момент.

— Согласен, — вновь кивнул я. — Вопрос важный.

Чутье подсказывало — чем меньше слов я сейчас буду говорить, тем лучше будет для меня. Любая фраза, невольно брошенная, может в итоге обернуться против меня. Все-таки в политических дебатах я был еще не подкован. Молчи — так больше шансов показаться умным.

— Ну вот видите! — радостно хлопнул в ладони Вадим Денисович. — Вы уже понимаете нужные и важные моменты! Все-таки молодость — это еще не показатель неопытности. В вас чувствуется хватка. Думаю, вы в итоге станете очень хорошим и умелым боярином, профессионалом своего дела.

Надворный советник пристально на меня посмотрел, заставив смутиться. Я вновь поблагодарил его. Но почувствовал, что тот не просто так нахваливает меня, а ведет к какой-то определенной теме.

— Но в нашем деле еще и важно понимание, — Вадим Денисович сделал долгую паузу, словно пытаясь сформулировать дальнейшее предложение. — Понимание общей цели. Общих принципов. Общих точек взаимодействия. Мы все — я имею ввиду бояр и госаппарат в целом, — один единый механизм, который должен работать слажено. Если выйдет из строя одна шестерня, то и весь механизм остановится. Понимаете? А этого нельзя допустить. В особенности в таком направлении как железная дорога.

— Согласен, — скупо ответил я.

— С этого направления работы идут большие деньги, Максим Петрович. Налоговые сборы, акцизы, платежи за особые виды груза — это только малая часть. А ведь есть еще поступления из госбюджета — топливо, оборудование, ремонты, дотации, да множество разных статей, которые в своей сумме дают очень большие объемы вливаний.

— В финансовые вопросы я пока еще не углублялся.

— Это ничего страшного. У вас есть отличная слаженная команда — она в курсе всех текущих вопросов. Я просто хотел сказать вам, что глупо будет с вашей стороны что-то менять, я имею ввиду кардинально менять. Ведь механизм налажен, все идет хорошо. Поэтому будьте разумны, не лезьте не разобравшись.

Последнее прозвучало с едва уловимой угрозой. Или мне показалось?

Я присмотрелся к Вадиму Денисовичу. Тот широко улыбнулся.

— Помните про то, что неисправную шестеренку проще заменить на другую, чем пытаться перестроить весь механизм под ее кривое неправильное движение.

— Вадим Денисович, я не совсем понимаю, к чему вы клоните.

— Ничего страшного, Максим Петрович, — вновь улыбнулся надворный советник. — Я думаю, вы занижаете свои возможности. Вы все прекрасно поняли, просто стесняетесь это признать. Не надо стесняться. В нашем деле — это только мешать будет. Главное чтобы тут, — он постучал пальцем по виску, — остались мои слова. Они пусть всегда будут звучать у вас в голове — при каждой сделке, которую вы будете подписывать, при каждом авансовом или расчетном перечислении денежных средств.

Надворный советник поднялся с кресла, протянул мне руку.

— На этом не смею вас задерживать — у вас наверняка найдется множество дел. Да я и сам скоро на совещание должен идти — Его Величество Император Российский вызывает.

— Приятно было познакомиться, — натягивая на лицо улыбку, ответил я и пожал ему руку.

— И мне.

Я вышел из кабинета со странным чувством будто меня макнули в грязь. Я все прекрасно понял, на что размыто намекал Вадим Денисович. Скользкий тип. Механизм, шестеренки, денежные средства. Теперь понятно откуда такие дорогие ковры и китайские вазы. Надо как можно скорее встретиться с помощниками, с которыми работал Вяземский-старший и понять как именно идут эти денежные потоки. Наверняка этот Вадим Денисович имеет оттуда долю — поэтому и пригласил сегодня на беседу, обеспокоенный тем, что сменился человек, доставляющий ему его долю.

За мной увязалась секретарша — что-то тарахтела, но я отмахнулся от нее как от назойливой мухи.

Вышел наконец, после очередной проверке на проходной, на улицу.

Машины нигде не было.

Звякнул телефон.

— Максим Петрович! — это был водитель. — Я чуть подальше отъехал, тут нигде нельзя стоять — говорят только для работников Вишневого Дворца.

— Ты где?

— Я вас вижу — вы вышли. Я под деревом стою, метрах в десяти от вас, гляньте прямо. Да, вот в эту сторону. Я машу вам рукой!

Я увидел машину.

— Иду.

Погруженный в свои думы, я двинул к авто. Все не выходил из головы разговор с господином надворным советником.

Что-то ужалило в плечо — я дернулся, попытался отогнать насекомое. Но не смог — рука не слушалась.

А следом пришла боль.

Я мелком глянул на место укуса и с ужасом увидел, что там зияет дыра, из которой течет кровь.

Еще до конца не поняв что произошло, я рухнул на землю, интуитивно, спасая себя.

Весьма вовремя.

Еще одна пуля пролетела в миллиметре над головой.

Стреляли, кажется, со стороны стоянки.

Я рванул на корточках вперед, вновь растелился, наконец спрятался за одну из машин.

Закипевший в крови адреналин не дал закричать от боли — она попросту еще пока не ощущалась.

Стрельба посреди улицы не вызвала ажиотажа только лишь потому, что никого не было. Три часа дня — еще не конец рабочего дня, но уже и не обед. Жара, все сидят в кабинетах и молятся на кондиционеры. Да и оружие, кажется, было с глушителем — вместо звуков выстрела раздавались сухие хлопки.

Твою мать, опять влип!

Я оглядел рану. Наложил скрепляющее заклятие — и сморщился. Пули были не простыми. Сквозь красную туманящую боль я почувствовал тугой магический пучок. Сквозь хаотичное сплетение заклятий удалось расшифровать элементы отравляющих основ.

Еще раз выругавшись, я обезвредил заклятие, подпитал рану обезболивающими субстратами.

Стало легче.

Теперь найти стрелявшего.

Кто это? Кондор? Или кто-то другой?

Шальная мысль о том, что моя смерть будет на руку не только Герценым, но и родному брату Александру, обожгла разум. Нет, так низко пасть он не может.

Или может?

Попытка высунуться из укрытия чуть не стоила мне жизни. Пуля звякнула о капот авто, едва не снеся мне половину головы.

Ну и где же хваленые люди Бартынова, которые должны, как он уверял, сразу же схватить Кондора, едва он появится на горизонте?

Что-то никто не хватает стрелка.

Я начал выискивать ходы отступления. Их было не так много, а если признаться, то только один — идти назад, ко входу в Вишневый Дворец. Там есть охрана, они не допустят стрелка внутрь. Да только идти придется через просматриваемый и значит обстреливаемый квадрат.

Достаточно быстро стало понятно как стрелявший смог пробраться к стоянке незамеченным — потянуло магическим субстратом морока. Толково сделано, даже удалось обойти ловушки.

Придется отступать. Рискованно, но вариантов нет. Или… есть?

Чем я теперь рисковал? Ничем. У меня есть зеленый пропуск, и я могу в открытую кастовать заклятия.

Чем я и занялся.

Злость, замешанная на боли, помогли выплести тугую магическую спираль.

Досчитав до пяти, я высунулся из укрытия и тут же швырнул снаряд в сторону, откуда шла стрельба.

Не прогадал.

Создавая в воздухе что-то похожее на рябь, магическое заклинание стрелой полетело в стоявшего.

Удар оказался для него ожидаемым — заклятие отбросило противника, но не уничтожило. Какая-то хитрая защита была заранее накинута на врага. Причем специфичная, с учетом индивидуальных параметров того, кто будет его атаковать. То есть кто-то знал меня и мой подчерк в магии, учтя это в защитном заклинании.

Становилось все интереснее.

Хватило одного взгляда на противника чтобы понять — это был Кондор. И он подготовился к нашей второй встрече.

Я вытащил телефон, начал трясущимися пальцами набирать номер Бартынова — чтобы он как можно скорее отправлял сюда своих бойцов и живым задержал гада.

Бартынов ответил с третьего гудка.

— Слушаю? — голос был злой, словно его отвлекли от важного занятия.

— Срочно нужно… — договорить я не успел — что-то обжигающее, давящее обрушилось на меня, заставляя подскочить.

«Электромагнитная шапка»! Твою мать! Заклятие, позволяющее поджарить мозги. Если бы не защита, я бы уже корчился в предсмертных муках на асфальте. Но мне повезло. А вот телефону — нет. Он вздулся, и начал искрить.

Очередная порция ругательств невольно навернулась на уста.

Я вновь начал выплетать сеть, которая в прошлый раз хоть на время, но все же задержала Кондора. Правда на этот раз я учел все свои ошибки и добавил в магический фон немого глушащей магии. Против того, кто обладает навыками звуковой магии, это будет проблемой, с которой придется повозиться.

Атаковать сразу не получилось — наложенная блокировка на раненную руку начала таять. Пришлось подкреплять.

Драгоценные секунды были упущены. Кондор успел сделать обманный маневр и зашел ко мне со спины.

Все кончилось бы за мгновение — Кондор находился в десяти шагах от меня.

Направить оружие.

Нажать на спусковой крючок.

Пуля пробивает черепную коробку, превращает мой мозг в кисель.

Мгновенная смерть.

Но мне повезло.

— Нет! Не стреляйте! — закричал я охранникам Бартынова, которые оказались рядом словно по мановению волшебной палочки.

Но они это понимали и без меня — Кондор единственная ниточка, связывающая убийство Никиты Бартынова с Герцеными. И потому он должен быть во что бы то ни стало живым доставлен Бартынову-старшему.

Здоровяки были подготовлены не только физически. Их магическим умениям мог позавидовать любой, по крайней мере в части боевой магии.

Просто один едва уловимый взмах — и Кондор растелился на асфальте. Еще один взмах — и невидимая волна придавила противника, не давая тому сделать хоть одно движение. Оружие отлетело под одну из машин.

Кондор заскрипел от злости зубами, попытался вырваться, но не смог — слишком тяжелая сила придавила его. Тогда он скастовал что-то вроде звукового резака и одним выкриком перерезал удерживающие его заклятия.

Поднялся.

Но атаковать не успел — охранники одним ударом в челюсть выбили из него всю дурь.

Кондор вновь упал, схватился руками за челюсть.

— Отлично сработано! — выдохнул я.

Бартыновские охранники скупо кивнули. Потом подняли Кондора. Крысиное лицо противника вопреки поражению светилось от счастья. Сомкнутые челюсти едва заметно шевелились — словно он рассасывал леденец.

— Его надо доставить вашему шефу, — сказал я.

Меня всего трясло.

— Доставим, — кивнул один из охранников.

— Не успеете! — процедил сквозь зубы Кондор.

И вдруг начал дергаться, словно его прошиб озноб.

— Что это с ним?

Приступы усилилась, изо рта полезла белая пена, глаза закатились назад.

— Он съел что-то! — запоздало понял я.

Один из охранников схватило Кондора за челюсть, разомкнул ее. Вместе с пеной на щеке схваченного блеснуло стекло.

— Ампула с ядом! — сквозь зубы процедил второй.

— Сожрал когда на асфальте был! — предположил второй.

— Скорее! На землю! Надо его спасти! — крикнул я.

Кондор выгнулся дугой, захрипел. Потом обмяк.

«Поздно, — спокойно произнесла Смерть, появившись за спинами охранников. — Он уже в моих владениях».

Кондор, единственный человек, который мог спасти меня от гибели, был мертв.

Глава 8

— Все азиаты — сумасшедшие, — произнес один из охранников.

— Тем более те, кто в ранге Терракотового Адепта, — поддержал его другой, безучастно смотря на тело Кондора.

— Слышал, у них там отношение к собственной жизни как у самураев — в любую минуту готовы умереть. Их там, в кишлаках и храмах, учат принимать смерть без страха — выдают каждому по ампуле и заставляют выпить — мол, одна из доз отравленная. Кто зассал — на мороз гонят, розгами до полусмерти лупят, позорят.

— Судя по тому, что произошло — слухи не врут, — кивнул первый. — Видел как басурманин легко отраву проглотил?

— А то!

— Его надо спасать! — не унимался я, накладывая заклятие за заклятием — вытягивающее, заживляющее, блокирующее, рассеивающее.

Но все было бессмысленно — даже мой разум это понимал. Кондор мертв. Окончательно.

Заклятия упирались в холод неживого и тухли, не выполнив своей функции.

— Оставь его в покое, — сказал первый охранник. Потом кивнул своему напарнику: — Давай тело в багажник закинем — и рвем отсюда, пока из Дворца охрана не вылезла.

Труп ловко закинули в машину. Мне сказали ехать к Бартынову — чтобы объясниться. Я согласился.

Так мы и двинули с трупом в багажнике к боярину Верховной палаты.

* * *

— Мертв, говоришь? — вновь переспросил Бартынов, поглядывая на меня.

Я кивнул.

Охранники подтвердили.

Вновь я был в кабинете Бартынова и этот поход в гости не доставил мне удовольствия.

— Он раскусил ампулу с ядом, — пояснил я, глядя как Бартынов затачивает карандаш — не точилкой, ножом, умело орудуя лезвием и срезая стружку за стружкой.

— То есть он не сможет нам что-то сказать по поводу нашего дела? — продолжил расспрос Бартынов, рассматривая кончик карандаша со всех сторон — острота показалась ему не достаточной и он продолжил заточку.

— Не сможет, — нехотя ответил я. — Но мы можем осмотреть его одежду — карманы, сотовый телефон, вещи. Наверняка что-то найдем. Хоть какую-то ниточку, которая сможет привести нас к заказчику.

Бартынов глянул на охранника. Тот подошел к столу, положил ключи и пачку сигарет.

Хозяин комнаты рассмотрел вещи. Сказал:

— Думаю, это не о многом нам расскажет.

— А телефон? — в отчаянии спросил я. — У него должен быть телефон — как-то же он связывался с Герценым!

— Телефона, как видишь, нет.

— Надо вновь осмотрел одежду — тайные карманы, подкладку, все, куда можно спрятать вещи!

Бартынов вновь посмотрел на острие карандаша, удовлетворенно кивнул.

Потом поднялся.

— Зря мы затеяли все это, Максим, — вздохнул он, подойдя к окну и задумчиво глядя наружу. — Зря.

— Нет, постойте! Не хотите же вы…

— Сегодня ездил в магазин ритуальных услуг, — задумчиво произнес Бартынов. Говорил он это словно бы самому себе и не ждал от меня какого-то ответа. — Покупал гроб для своего сына. Оказывается очень большой выбор различных гробов есть — дубовые, из красного дерева, из амаранта, из кедра, даже из бакаута есть. Знаешь как еще называют бакаут? Дерево жизни. Странная какая-то ирония. Я из клена выбрал. Красиво смотрелось. Еще титановые и даже золотые предлагали гробы, но я не стал. В них же холодно будет!

Бартынов повернулся ко мне, посмотрел таким взглядом, полным смертельной тоски, что мне стало не по себе.

— Я надеюсь ты понимаешь, что смерть твоего отца не исправит ситуацию — она не может быть засчитана за смерть моего сына.

— Подождите! У меня есть еще два дня, вы же сами сказали!

— Что толку? — Бартынов вновь отвернулся к окну. — Смысла в дальнейших действиях я не вижу. Мне нужны доказательства причастности Герценых в убийстве Никиты. А ты мне что несешь? Труп азиата с ключами от машины в кармане и пачкой дешевых сигарет? Мне это считать доказательством? Может быть, просто поверить тебе на слово?

— Я докажу, — твердо произнес я, но и сам еще не знал как.

Бартынов усмехнулся. Потом, немного подумав, сказал:

— Я дал тебе три дня — я держу свое слово. Потом — сам придешь ко мне и… знаешь что сделаешь.

Я кивнул.

Руки мои тряслись. Я знал, что хотел от меня Бартынов в случае не выполнения задания.

— За свои слова надо отвечать. И ты за них ответишь. И подтвердишь свою невиновность, либо предстанешь перед небесным судом. Это будет по честному.

Я хотел уже было выйти, как что-то заставило меня остановится.

— Можно задать вам один вопрос? — наконец насмелившись, произнес я.

Бартынов взглянул на меня как на букашку. Но кивнул, снисходительно, делая одолжение.

— Задавай.

— Вы знаете что за организация такая — «Красные Казематы»?

Вопрос повис в воздухе как заноза.

Бартынов долго сверлил меня взглядом, от которого мне стало не по себе. Охранники тоже напряглись.

Наконец боярин спросил:

— Откуда тебе о них известно?

— Слышал, — уклончиво ответил я.

— Слышал он! — хмыкнул Бартынов. — Официально такой организации нет, она не зарегистрирована ни в одном реестре.

— Есть, — с нажимом ответил я, чувствуя, что Бартынов тоже это знает, просто не хочет говорить. — «Красные Казематы» существуют. Пусть и не официально.

— Максим, послушай, — аристократ достал сигарету, закурил. — Лучше не лезь туда. Ничего хорошего тебе это не сулит.

— И все-таки, кто они такие?

— Любопытство — это конечно хорошо, но не всегда оно играет на руку. «Красные Казематы» — это раковая опухоль Российской Империи. Она проросла метастазами практически во все направления правительства. И не только там. Их цели неизвестны. Про их лидеров и вовсе ходят какие-то нереальные легенды.

— Какие?

— Что они вовсе и не люди.

— А кто же?

— Не знаю, — пожал плечами Бартынов. — Призраки, фантомы, искусственный интеллект, маги, достигшие каких-то иных высот, за пределами людского сознания и возможностей — выбирай из этого любую версию, которая тебе понравится. «Красные Казематы» преследуют какие-то свои, порой не поддающиеся логике, цели. То они устраивают взрыв правительственного поезда, то финансируют строительство второго Дома управления. То убивают несколько высокопоставленных чиновников — министров, то устраивают самую большую благотворительную акцию. Впрочем, любое из этих действ и участие в нем «Красных Казематов» — лишь ничем не подтвержденные версии. Прямых доказательств нет. Лишь слухи, и в основном не самые хорошие.

— А вы сами — сталкивались с ними, с «Красными Казематами»?

Бартынов прищурил глаза, губы его стиснулись в одну тонкую едва видимую ниточку.

— Ты задаешь слишком много вопросов, хотя просил ответить всего лишь на один. Я ответил на него.

Бартынов нещадно раздавил сигарету в пепельнице.

— И, насколько я помню, у тебя только два дня осталось, а не целая жизнь. Время идет, стремительно, неумолимо. Не трать его на глупые вопросы.

— Но…

— Хватит! — рявкнул Бартынов. — Или я передумаю насчет своего обещания.

Охранники выпроводили меня из кабинета.

Я поспешил прочь.

Вышел на улицу и на мгновение замешкался — возле машины лежало тело Кондора, которое другие охранники уже успели вытащить. Но даже не это заставило меня остановиться. Смерть, присев на корточки, словно зверь, высасывала из головы азиата что-то черное, похожее на дым. Чавкая и постанывая от удовольствия, она зыркнула на меня, усмехнулась.

— Чего встал? — пробасил один из охранников, подталкивая меня вперед.

Смерть вновь принялась за трапезу, пожирая остатки души убийцы.

Стараясь не смотреть на этот ужас, я пошел к воротам.

Назад ехал в задумчивости. Была мысль позвонить Агнете, но я не стал — хотелось побыть одному.

Как теперь искать связь между Герцеными и убийством Никиты? Я не знал. Последняя нить в виде Кондора уничтожена.

* * *

Дома было тихо. Как сообщил Нианзу Александр уехал в город. Ольга гуляла в саду. Анфиса была у себя в комнате. Размеренная жизнь аристократов, у которых нет абсолютно никаких забот. Тех, чьим жизням не угрожает опасность.

Я попросил у китайца чашку чая, сам пошел в кабинет отца — нужно было срочно придумать новый план действий.

Но только вот никаких идей как назло не шло в голову. Ситуация была дрянной. Очень дрянной. И выхода, казалось, найти из нее просто не имелось.

Этот день можно было с легкостью назвать днем плохих новостей.

Позвонил Эммануил Рудольфович. Голос его был, вопреки обычному, предельно сосредоточен, серьезен.

— Максим Петрович, — произнес адвокат. — Плохи наши дела.

— Слушаю, — ответил я, готовясь к самому худшему.

— Сейчас мои люди выяснили кое какие моменты насчет предстоящего суда, который инициировал ваш старший брат Александр. В общем дело передали Нелли Федоровне Штерн.

— Кто такая эта Нелли Федоровна? — не понял я.

— Горгона — так мы ее зовем. Неприятная женщина. Из анонимных источников известно, что на нее есть выход. Но только не у меня.

— Что это значит?

— Что Александр, скорее всего, вышел на нее через нужных людей — думаю, тут помогли связи и знакомства из финансовой школы, — и готовит удар. Дата заседания назначена на ближайшую субботу. Это слишком скоро в таких делах, что только подтверждает мою теорию о уже решенном вопросе.

— То есть мне реально светит дурка?

— Насчет дурки это вы конечно преувеличиваете, — усмехнулся Эммануил Рудольфович. — Но отстранение от завещания вполне реально.

— Нет, не преувеличиваю, — ответил я.

Я не сомневался, что конечная цель именно такая. Врага надо добивать, а не оставлять под боком. Александр так и поступит — раздавит, посадит в самую суровую и дальнюю психиатрическую больницу, без права выписки и реабилитации.

— И какие наши дальнейшие шаги? — спросил я.

— Мы сейчас готовим встречный иск и ходатайство о смене судьи.

— Встречный иск?

— Верно. Будем оспаривать заключение Сан Саныча. Будем настаивать на том, что процедура выполнена в нарушение норм. Будем подключать другую экспертизу, которая признает вас вменяемым. Если надо, будем писать государю Императору о том, что идет наглая фальсификация с целью смещения с места законного наследника. Будем шум поднимать! Этого никто не любит.

— И каковы шансы, что все получится?

Адвокат начал что-то неопределенное мычать.

— Эммануил Рудольфович, я прошу вас — сделайте так, чтобы я не оказался в местах, где мне светит лоботомия. Я вам доверяю — больше мне из адвокатов доверять некому, потому что и знакомых адвокатов то нет. Но отец долгое время работал с вами — а это значит, что на вас можно положиться.

— Не переживайте, Максим Петрович. Я не раз говорил это вашему отцу — скажу и вам. Я отрабатываю каждый коин.

— Спасибо! Держите меня пожалуйста в курсе.

— Непременно! Вы главное не переживайте — все будет хорошо.

Хотелось бы в это верить.

Я положил трубку. Включил телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься от информации, сказаннойадвокатом — прямо сейчас даже не хотелось об этому думать. Слишком гадко было на душе. Слишком… подло. И это родной брат? Не Герцен, не какой-нибудь безликий враг. А близкий человек.

— …пятый корпус вынужден был отступить на три километра вглубь. Напоминаем, что ожесточенные бои идут и днем и ночью. Установить контроль над первым кругом до сих пор не удалось. Сейчас столкновения идут в районе Железных Холмов. Как сообщают анонимные источники, близкие к военному штабу, противник осуществляет массовый переброс войск в район Низовья и Седьмицы. На наш официальный запрос ответа от пресс-службы Министерства войны Российской Империи так и не поступало. Мы будет держать вас в курсе новостей и сообщать…

Я выключил телевизор.

Вновь наступила тишина. Я некоторое время пялился на стену, пытаясь собрать мысли в кучу. Что делать? Как поступить? Куда идти? Сбежать, как изначально предлагал Вяземский? Нет. Убежать не получится.

Постучали.

— Войдите, — сказал я, отрываясь от лицезрения стены и узоров дорогих обоев.

В комнату вошла Ольга. Очень короткие шортики — заканчивающиеся на середине попы и толком ничего не закрывающие, обтягивающий топик, сквозь который выделяется все, что он должен закрывать. Я с трудом перевел взгляд в сторону.

Сестра посмотрела на меня, сидящего на кресле отца, улыбнулась.

Я почувствовал себя неловко.

— Я просто…

— Не надо оправдываться, теперь это твое законное место. Отец любил сидеть на этом кресле. Теперь будешь ты.

— Хотел подумать кое над какими вещами, а это единственная комната, куда…

— Не заходит Анфиса? — по лисьи улыбнулась сестра.

— Ольга, послушай, там такая ситуация случилась…

— Да вполне понятная ситуация, — махнула она рукой.

— Нет, правда!

— Про тебя с Анфисой я давно догадывалась. Ты парень видный, она молодая, у обоих кровь горячая.

— Догадывалась?

— Конечно. Я — девушка, такие вещи за километр чувствую.

— Я бы не хотел продолжать эти отношения, — хмуро произнес я. — Ошибкой и сиюминутной слабостью это все было.

— Дело твое, — безразлично пожала плечами сестра. — Я в твою жизнь не лезу, поэтому тебе решать.

— А ты что-то хотела? — осторожно перевел я разговор на другую тему.

— Да. Максим, надо поговорить, — сказала Ольга, зайдя в кабинет и запирая за собой дверь.

— О чем?

— Об Александре, — сестра села напротив, на стул, закинула ногу на ногу.

— Не переживай — ничего плохого я ему делать не буду. Если конечно это устроенное с его стороны представление, не перейдет определённые границы. Я понимаю, что он наш брат, но всему есть предел.

— Я пришла не заступаться за Александра.

— Правда? — этот ответ поставил меня в тупик. — А тогда зачем?

— Хотела предупредить тебя, — Ольга глянула на дверь, словно боясь что там кто-то стоит. — Пока тебя не было, Александр разговаривал со мной.

— И о чем же?

— Он предлагал мне сделку.

— Сделку? Какую?

— Пытался переманить меня на свою сторону. Сказал, что тебя надо лишить во что бы то ни стало наследства. Долго убеждал меня, что отец в последнее время был не в себе, поэтому и поступил так не обдуманно, завещав все тебе. Но на самом деле это все по праву принадлежит ему и должно было перейти после кончины отца. Уговаривал принять его позицию в обмен на часть наследства.

— Что?!

— Сказал, что если я подтвержу в суде то, что ты не в себе, — девушка покрутила пальцем у виска, — то он отпишет мне дом.

Задница моя полыхала от злости. Я поднялся с кресла, вновь сел, сжал кулаки, готовый разбить что-нибудь в дребезги.

— Успокойся, — поспешно произнесла Ольга. — Я конечно отказала ему — сказала, что не играю во все эти подковерные игры. Поэтому и пришла к тебе сейчас — предупредить. Ты мой братик и я переживаю за тебя.

— Спасибо.

— Знай, что такое предложение от Александра, скорее всего, поступит и Егору, и даже Нианзу.

— Нианзу? — удивился я.

— Да. Он тут полвека работает, знает всех нас как облупленных. Поэтому его показания будут обладать определенным весом. Возможно, будет кто-то еще привлечен к этому, из близких людей, возможно даже Щедрин. Так что будь осторожен.

— Твою мать! — стараясь не сказать еще чего-нибудь покрепче, прошипел я.

— Я попыталась переубедить Александра — чтобы он успокоился, смирился и принял выбор отца. Но братик даже слушать меня не хочет. Для него отец теперь что-то вроде предателя.

Сестра вздохнула.

— Александра можно, наверное, понять. Все-таки отец ему долго вдалбливал, что тот должен стать после его смерти новым главой рода. И у нас у всех не было в этом сомнения. Мы тоже так думали. Но лишь потому, что не было в семье Вяземских дарованных. Это понимал и сам отец. Не обижайся, Максим, но на тебя очень мало шансов ставили насчет получения дара. Все-таки ты самый младший, все другие. старшие братья, не получили атрибута. Отец, я думаю, и сам это в глубине души понимал. Поэтому и отправил Александра в финансовую школу — чтобы тот учился управлять делами. Однако ситуация сменилась. У тебя, к общей нашей радости, появился дар. И я полностью согласна с выбором отца. Он логичен. Только дарованные должны унаследовать все и вести род дальше.

Ольга смахнула с глаз упавшую прядь волос.

— Кстати, а ты знал, что раньше так и было? Семьдесят лет назад только дарованные могли перенять родовую власть аристократии. Если в семье не было дарованных — то и место у власти им не полагалось. Потом отменили этот закон. Но память осталась. Многие, у кого мельчать начал род и дарованных нет, как на иголках. Отец тоже места себе не находил. Наверное, из-за этого сердце и угробил себе.

Глаза сестры заблестели — навернулись слезы. Но она сдержалась.

— Я согласна с отцом, он все правильно сделал.

— Только вот Александр Петрович с ним не согласен, — едко заметил я.

— Тяжело потерять то, что тебе было обещано. Александр зол. И зная его характер, могу сказать, что успокоится он еще не скоро.

Ольга затихла, словно о чем-то размышляя. Потом добавила:

— Александр побаивается тебя, точнее твоего дара. Но у него против этого есть какой-то козырь — какой именно он не сказал. Просто в разговоре похвастался, что и на магическую силу найдется сила иная, способная ее победить.

— Он меня в психушку хочет упрятать, — произнес я, предполагая, что это именно тот козырь, о котором упоминал старший брат. — Вот его козырь.

— Что?! — настала очередь удивляться Ольге. — В психушку?

— Именно. Признание недееспособным — это только часть плана. Сработал он быстро, остается только похвалить! — я злобно улыбнулся. — В эту субботу уже суд состоится, будут рассматривать дело.

— Да это… я ему… — у сестры не хватало слов чтобы выразить все эмоции. — Я ему по голове сейчас настучу!

Она поднялась, двинула к выходу.

— Постой, — остановил ее я. — Не стоит. Это не поможет.

— Так что же — просто так сидеть будем что ли?!

— Мы — да. Потому что делом этим заняты адвокаты.

— Эммануил Рудольфович?

— Он самый. Он сейчас готовит все необходимые документы, чтобы оспорить заявление Александра.

— Он — хороший адвокат, — кивнула Ольга. И вновь вспыхнула: — Подумать только! Что удумал!

— Не трать понапрасну сил и нервы. Успокойся.

Сестра вязал себя в руки, кивнула.

— Я как-то могу тебе помочь?

— Только поддержкой, — ответил я. — Спасибо тебе за информацию.

Я поглядывал на стоящий у дальней стены бар с алкоголем. Теперь понятно почему он тут. Невольно начнешь стресс в алкоголе топить.

Надо будет убрать, от греха подальше.

Ольга подошла ко мне, обняла.

— Я всегда буду тебя поддерживать.

— Еще раз спасибо!

Сестра пошла к себе, а я вновь остался один.

Вот уж действительно этот день можно назвать днем плохих новостей. И день ведь еще не заканчивался!

Что же это теперь получается — никому верить нельзя?

Вот так завернулось все! Через два дня грозит смерть. Есть не иллюзорный шанс загреметь в психушку. Родной брат устроил настоящую войну против меня.

Я встал, начал ходить из угла в угол. В какой-то момент поймал себя на мысли, что и Вяземский-старший так делал, когда я был в тюрьме, а он пришел ко мне. Гены?

Подошел к окну. На улице было пасмурно, тучи заволокли небо, предвещая дождь.

Вновь сел за стол. Невольно задел коленкой выдвижной ящик и тот на удивление легко поддался, открывшись.

Взгляд упал на содержимое ящика. Взглянуть было на что. Пачка денег — коинов, похожих на синие фантики. Несколько пакетиков с белым порошком, похожим на муку. Блокнот. И пистолет. Черный, под тип «беретты».

Я взял оружие, зачаровано начал рассматривать его, чувствуя приятную тяжесть. Оружие лежало в ладони как влитое.

«Возьми его себе», — прошептала Смерть.

«Возьму», — внезапно согласился я.

Смерть довольно захихикала.

«Что это было там, в доме Бартынова? Что ты делала с Кондором?» — спросил я, глядя как Смерть прохаживается по кабинету отца.

«Его душна черна — люблю такие. Он убил много людей и каждая из его жертв отдала его душе частичку своей боли. Это очень вкусное блюдо! Ни с чем не сравнимое!»

Я прицелился в Смерть.

Смерть глянула на меня, рассмеялась.

«Лучше убей Александра — ведь ты этого хочешь, не так ли? Просто убей — и решишь массу проблем».

«Действительно — решу одним выстрелом много проблем, — кивнул я. — Но не буду этого делать. Я — не ты».

«Уверен?» — с сарказмом спросила Смерть.

Я вопросительно глянул на нее.

«Разве позабыл как убил двоих бедолаг в переулке города?»

Я скрипнул зубами.

«Это были не бедолаги!»

«Какая разница? Они мертвы»

«Это ведь твоих рук дела на самом деле? Я помню лишь черное марево, которое подернуло глаза. Моими руками управляла ты».

Неплохое оправдание своим поступкам!" — улыбнулась смерть и вдруг прыгнула на стену — прямо на портрет отца, где и растворилась.

«Стерва!» — выругался я, глядя — не появится ли вновь?

Не появилась.

Я начал прокручивать события последних дней у себя в голове. Встреча с Агнетой… Приятная истома подкралась от одного только воспоминания. Потом Водитель Агнеты, убитый словно по закону подлости ровно перед моей встречей с ним, словно кто-то знал, что я буду его искать. Потом Кондор, также словно подгадавший мое появление. Да, возможно, он следил за мной, как я захожу в кафе. Но вот только… как он узнал, что к этому времени я поеду к Агнете? Как?

Это вопрос застрял в голове как заноза и ответа на него я не находил.

Герцен. Убийство Никиты. Наследование рода. Война со старшим братом. Все это кружило в голове как рой пчел.

И словно бы одна из этих пчел укусила меня, вызвав прозрение.

Твою мать!

Я шлепнул себя по лбу. Надо было догадаться сразу!

Я схватил городской телефон, трясущимися пальцами набрал номер.

Ответили не сразу.

Бартынов был по обыкновению своему хмур.

— Слушаю?

Не потрудившись даже поздороваться — не до этого сейчас было, — я воскликнул:

— Я нашел ниточку, ведущую к убийце Никиты!

Глава 9

Бартынов молчал, видимо ожидая дополнительной информации.

Но я не спешил. Сказал:

— Мне нужна будет ваша помощь.

— Опять будешь обвинять во всех бедах какого-нибудь азиата? — с усмешкой спросил Бартынов.

— Кондор тут тоже причастен. Но есть еще одни человек, который принимает непосредственное участие во всем этом.

— И кто же?

— Пообещайте, что поможете мне, — не унимался я.

Играл с огнем. Но иного выхода нет. Бартынов — крупная фигура в этом мире и его помощь в вопросе «Красных Казематов» будет очень кстати.

Я взглянул на ненавистный браслет, висящий на руке. Тот по прежнему был черным — один-в-один электронные часы в режиме экономии энергии.

— Хорошо, обещаю, что помогу чем смогу, — хмуро ответил Бартынов после некоторой паузы. Повторил вопрос: — Так кто же он?

— Она, — поправил я. — Это Агнета.

* * *

— Ты уверен что это она? — спросил Бартынов, растерявшись.

Такого ответа он не ожидал от меня.

— Да, — кивнул я, словно собеседник мог меня видеть по телефону. — Только через нее могла поступить информация о том, что я иду к ее водителю — единственному свидетелю, — с расспросами. Его убрали за считанные минуты до моего прихода. Именно после моего к ней визита за мной началась охота — Кондор словно знал где я буду. И это тоже была ловушка, в которую меня хотели загнать. Я практически уверен, что она сливала всю информацию про меня Герцену!

В груди стало неприятно, горько, словно я съел целый куст полыни.

— Пока это можно списать на простое совпадение, — раздраженно заявил Бартынов.

— Слишком их много, этих совпадений.

— Не слишком ли ты сильно помешался на Герценых? Может быть ты пытаешься выдать желаемое за действительное? — в голосе Бартынова не было злости — он спрашивал меня словно старинный друг, с сопереживанием и участием. — На паранойю уже начинает смахивать.

— Нет, — устало ответил я. — Это точно они. А я глупец, что не смог сложить весь пазл сразу и не увидеть истинную картину происходящего.

Я глянул на столик, на котором стояли электронные часы. Те показывали без четверти пять. Хромированные буквы красиво складывались в название марки часов: androctonus. Никогда о такой не слышал.

— Думаю, вся эта ситуация с Агнетой — это спланированный ход Герценых, — с тяжелым сердцем произнес я.

Она первая подошла ко мне в тот вечер, когда состоялась дуэль с Герценым. И именно потом она вновь с легкостью согласилась пойти со мной. Конечно, в это с трудом верилось, но факты говорили именно об этом. Думаю, тогда же она и сообщила Григорию о том, что встречалась со мной. А Григорий, не будь дураком, сыграл себе на руку в этой ситуации.

Агнета оказалась из той же породы, что и сам Герцен.

Я поморщился. Неужели и все, что было в постели, тоже происходило только по молчаливому согласию Герцена?

Стало брезгливо.

— О какой конкретно помощи ты просишь меня? — после некоторого раздумья просил Бартынов.

— Об этом я вам расскажу, как принесу доказательства причастности Герцена к убийству Никиты, — ответил я. И добавил: — Помните — вы дали мне обещание.

И положил трубку. Пора приниматься за дело.

* * *

Следующий звонок был Агнете.

— Алло? — промурчала девушка в трубку. — Мур-мур!

— Привет, — стараясь сделать голос как можно спокойнее, ответил я. — Это Максим.

— Максимка, привет! Я поняла что это ты, — оживилась Агнета. — Ты где пропал? Я так волновалась! С тобой все в порядке?

— В полном. Надо встретиться. Прямо сейчас.

— Прямо сейчас?! — растерялась девушка. — Но я…

— Я сильно соскучился. Хотел тебя увидеть. К тому же у меня есть доказательство того, о чем я тебе говорил.

— Доказательства? Ты про Герцена что ли?

— Про него самого. Улики — они у меня. И сегодня вечером я планирую наведаться к Бартынову, чтобы показать их. Герцену не отвертеться. Ну так что, встретимся? Или ты занята?

— Нет я не занята, — немного смутившись, ответила Агнета. — Хорошо, давай через час.

— У тебя?

— Нет! — почти вскрикнула девушка. — Не у меня. У меня не получится.

— Тогда где?

— На стоянке.

— На стоянке?

— Да, там тихо, спокойно, нас никто не увидит. Она по левую сторону от моего дома стоит. Там еще дерево такое, дуб, давай возле него?

— Договорились, — ответил я и положил трубку.

Сети ловушки были заброшены.

* * *

Минут через десять Агнета ожидаемо перезвонила. Попросила перенести встречу по времени и месту.

— По времени не могу сместиться — мне еще к Бартынову надо успеть, — тут же заявил я. — По месту — давай. Куда подъехать надо?

— В парк сможешь, который Зеленый, возле Центра?

— Могу. А почему именно туда?

— Ну просто… потому что… там меньше людей шастает, которые нас могут увидеть. Сам понимаешь, мне пока показываться не стоит с незнакомцами. Слух может пойти, а это сейчас ни к чему. Давай к дальней лавочке подходи. Там тихо, спокойно. Там и поговорим. И целоваться там можно — никто не увидит.

Не сомневаюсь, — ответил я. — Хорошо, давай там. Скоро буду.

На моих устах играла улыбка. План был сформирован в голове. И он шел именно так, как я и задумал.

Пора было разыгрывать кульминацию игры.

* * *

Я зашел к Ольге в комнату — та лежала на кровати, слушала музыку. Увидев меня, спросила:

— Куда-то собрался?

— Да, — кивнул я, подходя к столику, на котором было разбросано множество дамских вещей — заколок, резинок для волос, косметики, бижутерии. — Надо съездить кое-куда, решить один вопрос.

— Моя помощь нужна? — Ольга отключила музыку, поднялась с кровати.

— Нужна, — кивнул я, улыбнувшись. — Но ты пока лежи.

— Хватит трогать мои вещи! — возмутилась Ольга, забирая у меня из рук флакон с духами.

— Я только посмотреть.

— И это положи! — она забрала тушь. — Да хватит все хватать!

— Ладно-ладно! — ответил я. — Не трогаю.

— Так нужна или нет помощь? — немного успокоившись, спросила Ольга. — Странный ты какой-то.

Я улыбнулся.

— На самом деле ты уже мне помогла. Ладно, пора мне. Зашел просто, чтобы… чтобы попрощаться.

Ольга пожала плечами.

— Пока. К ужину ждать? Нианзу там филе миньон с ревенем обещал приготовить. И на десерт пирог с патокой и мороженым.

— Постараюсь, — ответил я и поспешно вышел.

— Странный какой-то, — пожала плечами Ольга и вновь включила музыку.

* * *

До парка я добрался быстро. Попросил водителя остановиться на противоположной улице, сам пошел к месту свидания пешком.

Предстояло сделать кое-какие манипуляции и подготовиться к встрече.

Погода стояла великолепная. Светило солнце, на раскидистых ветвях деревьев пели птицы. Сам парк представлял собой П-образную территорию, густо заросшую кленами и орешником. Яркая густая зелень, тепло, воздух, пахнущий летом, радостью, беззаботными днями.

Как же я люблю такую погоду! Это как в последний день учебы. Вываливаешься из душной, сидящей уже в печенках школы, катишь свое кресло прочь, от злых одноклассников, от брюзжащих учителей, прямо в лето, в теплое, солнечное, окутывающее тебя всего.

Я невольно остановился и закрыл глаза, подставляя лицо небу. Как же хорошо!

Надеюсь, удастся еще порадоваться лету и этот миг радости не будет последним.

Хорошее место, наполненное природной силой. Я подошел к дубу, стоящему рядом. Прикоснулся к нему. Шершавая поверхность приятно прошлась по ладони. Да, место и в самом деле хорошее, все видно.

Магический конструкт был сформирован, но его время его не пришло. Осталось совсем чуть-чуть.

Вдохнуть воздуха, насладится его цветочным запахом.

Впереди — очень рискованная игра, в которую надо сыграть и если все получится…

Я не стал загадывать. Просто делал, что задумал, откинув все мысли прочь. С холодным разумом. Без эмоций.

Достал сотовый телефон. Его мне принес Нианзу — сразу после того раза, когда Кондор уничтожил прежний магической электромагнитной атакой. Хороший телефон. Дорогой. Отличная камера, отличный звук. Набрал номер.

Глянул на сделанный магический конструкт. Внутренний перфекционист заставил поправить крохотную загогулину в руне. Все должно быть идеально. Исправлять ошибки потом будет поздно.

Двинул в сторону дальней скамейки, где меня уже ждали.

* * *

— Привет! — едва увидев меня, произнесла Агнета.

Вид у нее был нервозный. Девушка нещадно теребила лямку сумки и все время украдкой оглядывалась, словно за ней была погоня.

— Привет! — ответил я. — Как ты?

— Нормально, — кивнула та. — Ты по телефону сказал, что у тебя есть какие доказательства?

— Верно, — кивнул я. — Есть.

— И что это?

— Так ли сейчас это важно? Давай лучше обнимемся? Соскучился по тебе!

— Нет, это важно! — произнесла Агнета. — Просто понимаешь, я же говорила тебе, что хочу уходить от Герцена? Я хочу знать, что это действительно сделал он — чтобы больше не сомневаться в своем решении. Мне это очень важно.

— В том то и дело, — ответил я. — Что прямых улик против Герцена у меня нет. Он все сделал профессионально. Никаких следов не оставил.

— Тогда что же у тебя есть? — растеряно спросила Агнета.

— Вот это, — я извлек из кармана маленькую вещицу.

— Что это? — растерянность девушки стала еще больше.

— Улика! — важно ответил я.

Агнета попыталась взять из моих рук вещицу, но я не дал.

— Извини, пока не могу. Все-таки единственная зацепка в деле Никиты Бартынова.

— Это что, заколка?

— Верно. Самая обычная заколка, какая есть, наверное, у всех девушек.

Я повертел в руках стальную вещицу — простая, без украшений, кажется, называется, «невидимка».

— И что? — Агнета непонимающе глянула на меня. — Что же это за улика такая? Ерунда какая-то.

— Не ерунда. Ее нашли на месте преступления. Есть все основания полагать что она принадлежит убийце.

— Да ты же сам сказал что она может принадлежать кому угодно! На ней ведь фамилии владельца не написано.

— Верно, — кивнул я. И выдержав паузу, добавил: — Только вот какая загвоздка — на этой заколке осталась пара женских волос. Мы уже взяли их на анализ ДНК, сегодня вечером результаты будут готовы. Стаханова — наш семейный врач, — сказала, что можно почти со сто процентной вероятностью сказать кому они принадлежат — у нее есть вся база по людям.

— Как это? — Агнета выпучила глаза.

— А так, что Герцен — или кто-то из его убийц, например Кондор, — были на месте убийства с какой-то девушкой. Как я уже сказал, Герцена или его наемника мы прижать не сможем, но за убийство ответит та девушка — думаю, Бартынов не будет против.

— Ты что, действительно думаешь что эта девушка убила Никиту Бартынова?!

— Конечно же нет! — воскликнул я. — Это официальная версия, в которую нас хотят заставить поверить. Думаю, что девушки вообще там не было. Герцен просто таким образом избавляется от ненужных свидетелей, а эта незнакомка именно ей, как я думаю, и является.

— Что значит избавляется? — румянец, выступивший на щеках Агнеты, живо сошел, лицо стало белым как призрак.

— Возможно, она слишком много знает, поэтому он таким образом и ликвидирует ее. С Кондором ему повезло — тот сам траванулся. А вот незнакомка еще жива. Однако это не на долго. Герцен промахнулся — хотел быстро меня убрать, но не получилось. Все слишком затянулось, слишком много людей уже в это вовлечены. Поэтому, будь я на его месте, именно так бы и поступил — зачистил свидетелей, чтобы они не смогли вывести на истинного убийцу. Бартынов будет искать, но не долго — все-таки основные улики, указывающие на меня, у него уже есть. Так почему не поверить им? В какой-то момент ему просто надоедят мои потуги и он убьет меня. Но до этого времени Герцену надо убрать всех настоящих свидетелей. Понимаешь?

Казалось и без того белое лицо Агнеты стало еще белее — словно присыпанное мукой.

— Но мне глубоко безразличны эти Герценовские игры. Самое главное, что есть заколка и подозрения с меня будут сняты как только придет анализ ДНК. Пусть Бартынов разбирается с этой незнакомкой.

— Это какой-то бред!

— Ну почему бред? Вовсе не бред. Да ты не переживай так — ты ведь все равно планировала уходить от Герцена. Какая разница что они там задумали?

— Я… Ты что, действительно думаешь, что Герцен способен на такое? Подставить ту девушку?

— Конечно! Именно это он и делает. И это, — я показал заколку, — тому подтверждение. Ты, кстати, случаем, не знаешь кто бы это такая могла быть? Общался Герцен с какими-нибудь девушками?

Агнета злобно фыркнула.

— Он со всякими шмарами общается!

— Волосы, которые мы нашли, такие же как у тебя цветом, кстати, — задумчиво произнес я, поглядывая на заколку.

— На что ты намекаешь? — насторожилась Агнета.

— Я — ни на что. Просто пытаюсь понять кого Герцен вместо себя пытается скормить Бартынову.

От слова «скормить» Агнету аж передернуло.

— Что такое? — спросил я, внимательно наблюдая за реакцией девушки.

— Просто… а что если… — прошептала та. — Что если это он меня хочет убрать?

— Что это значит? Я не совсем понимаю.

— А вдруг, он меня хочет подставить?

— Зачем? Ты же ни в чем не виновата. Верно?

— Конечно не виновата! Но… мало ли?

— Что значит «мало ли»?! Или ты что-то знаешь, чего не знаю я? Ты что-то скрываешь?

Пришла пора давить на девушку — было видно, что необходимые зерна сомнения и страха, посеянное в разговоре, дали свои плоды.

— Агнета, говори! Иначе будет поздно. Герцен с легкостью тебя подставит — и не посмотрит, что ты его будущая жена. Ради того, чтобы выгородить себя, он готов переступить через многих. А Бартынов разбираться не будет — привяжет тебя нагую к столу и будет плеткой хлестать пока кожа вместе с мясом не слезет!

— Ой! — только и смогла произнести девушка. И тут ее прорвало: — Я правда не убивала Никиту! Это все он!

— Да кто — он? Говори! Не молчи!

— Это все…

— Добрый день! — раздался знакомый голос за спиной.

Это был Герцен.

* * *

— Добрый день! — с нажимом повторил Григорий, подходя ближе. — какая неожиданная встреча! Моя жена и Максим Вяземский. Адюльтер? Хотя кого я обманываю — я знал об этом.

Я оглянулся и увидел, что Герцен пришел не один. Вместе с ним на встречу пришли и его дуболомы — остромордые, как таксы, и безжалостные, как стая гиен. У всех взгляды, лишенные разума, стеклянные, кукольные.

Я тоже ждал Герцена. Ведь не зря же Агнета сменила место встречи — наверняка по его поручению, чтобы не было у меня путей к отступлению.

— Ну ты и зануда! — улыбнулся Герцен, подходя ближе. — Все никак не успокоишься.

— Это я не успокоюсь?! — в сердцах воскликнул я. — Это ты все никак не успокоишься!

— Нет, я как раз спокоен, — ухмыльнулся Григорий. — Абсолютно спокоен.

— Я не об этом.

— А о чем же тогда?

— О Никите Бартынове.

— Да, умер парнишка, жалко его, — рассматривая свои ногти, кивнул Герцен.

— Жалко?! — я не смог сдержать свой гнев. — Неужели ты считаешь меня настолько глупым, что я не могу понять чьих это рук дело?!

Я взмахнул рукой, сотворяя магический конструкт, но он, издал сухой щелчок, рассыпался серыми искрами на землю. Такого я не ожидал.

Герцен весело рассмеялся.

Магическая накидка — понял я. Вся магия, сотворенная мной в этом месте, будет гасится. Я беспомощен.

Эту мою растерянность в глазах прочитал Герцен и хищно оскалился.

— Все, Максим — теперь точно все. Без вариантов, — смакуя момент, произнес он. — Теперь я жалеть тебя не буду и убегать тебе некуда. Не смог тебе пришлепнуть в школе — сделаю это тут.

Меня окружили бойцы Григория, все как на подбор крепкие. С такими драться в рукопашную не вариант — замесят как тесто, пикнуть не успеешь.

— Убью тебя, — почти ласково произнес Григорий. — И никакая магия тебе не поможет.

— Гриша, может не надо? — робко произнесла Агнета, отстраняясь.

— Заткнись! — рявкнул Герцен. — Ты свое предназначение выполнила — вот и помалкивай!

Я удивленно глянул на девушку.

— А ты разве не понял? — притворно выпучив глаза, спросил Герцен. — Сам же говорил, что смышлёный, все понимаешь. А тут вдруг не понял! Правда думал что она, — он кивнул на Агнету, — запала на тебя? Ха! Вот смех!

Окружившие меня парни противно захрюкали.

— Она все это время докладывала мне всё о ваших с ней похождениях.

— Об этом я тоже догадался, — хмуро произнес я. — Только запоздало. Убийство водителя и погоня Кондора за мной по ее наводке сделано?

— Ну конечно же! — довольный собой, ответил Герцен. — Только ты изворотливый оказался, как червяк. Прямо из под носа нашего человека сбежал. Но не причисляй это к своим победам и успехам — это просто удача, не более.

Меня начали окружать плотнее.

Я вновь попытался сотворить магическое заклятие.

И вновь неудача.

Герцен рассмеялся.

— Ты попался, Максим. Неужели ты этого еще не понял? Тут такая плотная завеса стоит, что магические штучки не пройдут.

Бежать? Нет. Прорываться? Возможно.

Ко мне подошел один из амбалов Герцена и резким выпадом ударил в живот.

Я даже не успел поставить блок — такой был стремительный прием, — и со стоном согнулся пополам. Словно тараном пробили.

Окружавшие меня довольно заугукали.

— А мой тотем? — сопя, спросил я. — Отец твой стащил?

Герцен ухмыльнулся.

— Соображаешь!

— Вы подставили меня! Подкинули тотем на место преступления!

Я попытался разогнуться — получилось с трудом.

— Подставили, — спокойно кивнул Герцен. — Потому что это — большая игра. Здесь лишним места нет. Вы, Вяземские, должны уйти. И ты должен уйти. Мы хотели тебя бартыновскими руками убрать, но видимо придется самим немного испачкаться.

Герцен подошел ко мне вплотную.

— Ничего, я не брезгливый, если надо, то и испачкаться могу. К тому же это доставит мне двойное удовольствие — ведь я прикончу тебя лично!

И ударил коленом в лицом.

Губа с противным чавкающим звуком лопнула, орошая все кровью. Я застонал.

Григорий удовлетворенно кивнул.

— Прекрасно!

Я отпрянул назад, встал в боевую стойку, готовый начать поединок.

— Крысеныш хочет биться! — рассмеялся Герцен. — Ну давай, попробуй.

Я едва ли успел сделать один удар — меня жёстко сбили с ног, начали колошматить, да так, словно пытаясь выбить пыль. Лупили молча, лишь иногда кряхтя от старательности.

Дуболомы Герцена знали свое дело, поэтому Григорий вскоре рявкнул:

— Полегче! Пусть не теряет сознание — хочу видеть его глаза, когда буду убивать.

Бойцы схлынули.

Где-то под кроной дерева зачирикала птичка — заливисто, приятно. И это пение так контрастировало с тем, что сейчас тут происходило, что мне стало смешно.

Я сипло рассмеялся, но никто это не понял — приняли за кашель.

С трудом разлепляя опухшие от ударов веки, я глянул на Григория. В руках у него был нож.

— Пора уже закончить эту суету, — произнес он, подходя ко мне.

— Гриша, зачем ты подкинул мою заколку Никите? — словно пробудившись ото сна спросила Агнета.

— Что? — удивился Герцен. — Ты о чем?

— Зачем ты подкинул Никите мою заколку?

— Я ничего не подкидывал! Из ума что ли выжила?

— Но Максим сказал…

— Да мало ли что он сказал?! Зачем мне это делать?!

— Чтобы избавиться от меня! — всхлипнула Агнета.

Герцен перевел вопросительный взгляд на меня.

Я вытащил заколку из кармана, кинул ее под ноги стоящим. Сказал:

— Это заколка моей сестры. Одолжил у нее чтобы вас разговорить.

— Мля! Да он тебя как последнюю дуру развел! — Герцен отвесил Агнете звонкую пощечину. — А ты и повелась.

Девушка расплакалась.

— Ничего, за этот обман ты тоже ответишь! — прошипел он в мою сторону.

— Никиту ты убил? — прохрипел я, вытирая хлещущую из губы кровь.

— Зачем тебе это знать? — спросил Григорий. — Какая теперь разница?

— Просто хочу знать. На последок. Чтобы на том свете спрос иметь с тебя.

— Правда хочешь знать? — ухмыльнулся Герцен и глянул на своих дуболомов. — Вот дурак! Его сейчас убивать будут — а он какие-то глупые вопросы задает! Лучше бы о пощаде просил. Или молился бы.

— Что толку у тебя о пощаде просить? — злобно процедил я.

— Это верно! — расплылся в улыбке Герцен. — Бессмысленно.

— Никиту ты убил? — вновь выдохнул я, отплевывая сгустки крови.

— Я, — кивнул Герцен.

— Повтори.

— Никиту Бартынова убил я. Что ты сморщился? Больно это слушать тебе? Своего дружка ненормального жалко? Ну тогда слушай — для меня любые слова, которые причиняют тебе боль, словно музыка. Никиту Бартынова убил я, собственными руками. Взял и пристрелил. А потом подкинул твой тотем. Даже не знаю, что ты там наплел Бартынову-старшему, что он тебя не сразу грохнул. Но это уже не важно.

— А Кондор?

— Он по твою душу был.

Герцен схватил меня за волосы.

— Гриша, не надо! — заверещала Агнета.

— Заткнись!

— Гриша, я прошу, не надо его убивать!

Девушка рванула к Герцену. Тот попытался оттолкнуть ее, но не смог.

— Не надо убивать! Это же преступление!

— Смотри как за тебя топит! — ухмыльнулся Григорий, кивая на девушку. — Влюбилась что ли?

— Я не хочу быть соучастницей преступления! Я не хочу в тюрьму! Гриша, не надо никого убивать! Пойдем домой! Я прошу! Оставь его тут — он больше не сделает нам ничего плохого! Не будет мешать. Ведь правда?

Вопрос был адресован мне, но ответить на него я не смог — вновь получил от какого-то здоровяка по лицу.

— Гриша, не надо никого убивать!

— Парни, оттащите ее от меня! — брезгливо ответил Герцен.

Дуболомы жестко оцепили девушку.

— Гриша, не надо! Не надо убивать!

— Индус, образумь ты ее наконец! — кинул Герцен и самый здоровый детина одним увесистым шлепком угомонил Агнету — та без сознания упала на землю.

— Руки ему заверните, и держите, чтобы не вырывался, — приказал Григорий, кивая на меня.

Меня схватили за запястья и так их вывернули, что захрустели кости.

— Ну что, Максим, готов сдохнуть? — спросил Герцен, задирая мне голову и поднося нож к горлу. — Вот и пришла твоя смерть.

И резанул по горлу, загоняя лезвие глубоко в мою плоть.

Глава 10

Нож разрезал горло — почти от уха до уха. Кровь хлынула с новой силой — сонная артерия была перебита лезвием.

Очнувшаяся Агнета истошно закричала. Ее крик напугал птиц, те вспорхнули с дерева и улетели.

— Заткните ее! — рявкнул Герцен, удерживая мою голову и жадно наблюдая как из раны хлещет кровь.

Индус вновь наотмашь ударил девушку и та замолчала, потеряв сознание.

— Ну что, Вяземский, чувствуешь, что смерть близко? Чувствуешь, как жизнь покидает тело?

В этот момент на лице Герцена играла безумная улыбка маньяка. Глаза полыхали.

— Вот и конец!

Герцен провернул нож. И в глазах отразилось блаженство — он делал это с явным удовольствием.

— Чувствуешь близкую смерть?

— Нет, не чувствую! — внезапно произнес я и улыбнулся в ответ.

С учетом того, что шея моя была искромсана на лоскуты, а лицо измазано кровью, улыбка получилась жуткой.

Это заставило Герцена вздрогнуть.

— Что за черт? — удивленно воскликнул он, не понимая, почему у меня такая реакция.

— Голосовые связки не перерезал, — со знанием сообщил кто-то из верзил.

Герцен оскалился. А потом вонзил нож мне в горло по самую рукоять.

— Надо было чаще ходить на уроки, Гриша! — произнес я как ни в чем не бывало.

— Это что… ты что… — кажется, только теперь Герцен начал понимать, что произошло.

— Верно, — кивнул я. — Это — морок.

Мое тело начало оплавляться, менять формы.

— Причем морок удаленный. Альберт Михайлович Чернов учил нас этому, но ты, по обыкновению своему, спал.

— Морок? — злобно процедил Герцен, вытаскивая нож из горла магической конструкции, которую я сделал до того, как вошел в блокирующее поле — не сделай этого, уже бы точно не смог перехитрить противника, потому что вся магия, сотворенная в границах поля, рассыпалась.

— Верно, Гриша, морок — я не настоящий. А вот сотовый телефон, который находится сейчас у меня в нагрудном кармане и который транслирует видеозвонок прямо господину Бартынову в данный момент — вполне себе настоящий.

— Что? — выдохнул Герцен, глядя на меня.

В кармане и правда находился телефон, повернутый камерой в сторону от меня. Небольшая маскировка — и его не было видно. Но вот видеозвонок, который я сделал Бартынову до прихода сюда, продолжал идти все это время.

— Гриша, ты в прямом эфире! Передай привет своим родным и близким!

Герцен подскочил ко мне, схватил за карман и остервенело вырвал его вместе с куском ткани.

Телефон упал на асфальт. На экране был Бартынов. Мне хватило и мгновения, чтобы увидеть его лицо… Лучше бы я этого не видел! У Смерти, которую мне время от времени приходилось лицезреть, выражение было и то менее страшное. Казалось, прямо из экрана сейчас начнут лететь молнии.

Григорий тоже увидел это лицо и ойкнул, совсем по девичьи, испугано. Был бы хвост — точно бы поджал.

— Гриша… — каким-то замогильным голосом прошептал Бартынов.

Герцен вновь ойкнул.

А потом начал остервенело топтать телефон ногой, в считанные мгновения превратив его в груду осколков.

— Запись велась дистанционно, — ответил я. — Так что смысла в этом нет — все материалы уже у Бартынова.

— Я тебя… — прошипел Герцен, брызжа слюной.

— Это всего лишь морок, — усмехнулся я. — Ничего ты мне не сделаешь. А вот тебе советую убираться отсюда поскорее — люди Бартынова уже выехали сюда.

Мои очертания вновь поплыли — я не удерживал магический конструкт, так как он был уже ни к чему.

Григорий отпустил морок, начал оглядываться.

— Где ты? — прокричал Герцен. — Где ты сам? Покажись! Выйди ко мне! Поговорим — с глазу на глаз.

— Разбираться с тобой будет отец Никиты — это будет по справедливому.

— Я… тебя…

Герцен начал пятиться. Потом рявкнул на своих дуболомов:

— Чего стоите?! Живо нашли его!

Те ринулись исполнять приказ.

Сам Герцен испуганно оглянулся. У дальних кустов показались тени. Я не сомневался, что это бартыновские солдаты.

— Выходи! — вновь произнес Григорий, но уже не так уверено. — Давай, выходи!

А потом и вовсе, едва вновь зашевелились кусты, рванул наутек.

— Стой, паскуда! — крикнул я и Герцен от страха припустил еще быстрее.

Споткнулся, растелился, глухо ударившись лицом об асфальт. Нос и губы расквасились в кровь, Герцен вскрикнул, сквозь слезы начал проклинать меня. С трудом поднявшись, вновь рванул прочь.

Магический морок развеялся окончательно. Агнета, придя в себя, продолжала смотреть на то место, где еще совсем недавно валялся я с перерезанным горлом. Теперь же там ничего не было, что бы напоминало о жуткой расправе. Девушка, кажется, ничего не понимала.

Я стряхнул с глаз остатки морока — когда делаешь его на расстоянии, тяжело выходить в нормальное свое состояние. Кажется, что ты до сих пор там, в самом гуще событий.

Но наваждение кончилось. Я моргнул пару раз, огляделся. Я по прежнему находился в том же месте, где и был до этого. Дуб все так же стоял рядом и я держался за него, пытаясь удержать точку опоры. Агнета была далеко, как и сама лавочка, возле которой было назначено свидание. Ее состояние чем-то напоминало мое. Девушка была растеряна.

Герцен ругался где-то левее.

«Зря ты его не убил», — с сожалением произнесла Смерть.

«Разве ты не помнишь, что я говорил? Я не хочу превращаться в тебя. Не мне судить его, а отцу Никиты. Он и решит, что делать с Герценым».

Смерть покачала головой. Осмотревшись, злобно прошипела:

«Гадкое место!»

«Место силы», — возразил я.

«Слишком светло. Не люблю свет!»

Усталость навалилась волной. А вместе с ней и начался откат. Была мысль воспользоваться силой Смерти, но я сдержался. Дойти до машины хватит силенок, а значит использовать запретные резервы ни к чему.

Одно дело было сделано. Теперь осталось разобраться еще с одним, не самым простым.

«И все-таки зря ты его не убил, — вновь начала сокрушаться Смерть, понуро следуя за мной. — Герцен пропитан чернотой, его душа сочится ее соком — я бы с удовольствием высосал бы его до дна!».

«Думаю, у тебя в скором времени будет возможность это сделать», — ответил я, видя, как дальние кусты разошлись и оттуда выскочил бартыновский боец.

В руках у него был автомат.

Увидев меня, солдат на некоторое время остановился, потом кивнул и пошел дальше. Я не сразу понял его жест. И только через некоторое время сообразил, что это был один из тех охранников, которые были со мной во время разборок с Кондором. Именно этот охранник рассказывал про суровые будни азиатских убийц.

Уже выходя из парка, я услышал отчаянный крик Герцена.

— Отпустите меня! Вы что себе позволяете?! Я сын боярина Нижней палаты, я Григорий Герцен! Отпустите, я сказал! У вас будут крупные неприятности!

На душе полегчало от этого крика.

С трудом, уставший, но с чувством выполненного долга, я добрался до машины, сел в нее и лишь смог произнести:

— Поехали домой.

Потом обессилено отрубился.

* * *

Проснулся я когда машина уже подкатила к дому.

— Приехали, Максим Петрович, — в полголоса произнес водитель.

— Хорошо, — кивнул я, потирая глаза. От поездки в неудобном положении ногу отсидел и теперь ту словно пронзали тысячи иголок.

К ужину я не успел. Нианзу начал суетиться вокруг меня, предлагать накрыть стол или хотя бы принести что-нибудь покушать в комнату, но я отказался. Есть не хотелось.

— Ну хотя бы чаю? — не унимался китаец.

— Хорошо, чай можно, — понимая, что просто так Нианзу не отстанет, согласился я.

Довольный собой, слуга удалился и уже через пять минут в комнате у меня стояла тележка с фарфоровый чайничек чаем, на которой, кроме самого напитка, находилось также с десятка два различных закусок.

— Это что? — спросил я, разглядывая еду.

— Это к чаю, — улыбнулся Нианзу.

— Спасибо, — ответил я. — Большое тебе спасибо.

Забота Нианзу тронула меня.

Китаец поклонился.

— Желаете что-то еще, Максим Петрович?

— Да, — кивнул я. — Мне бы телефон сотовый новый…

— Еще один?! — на мгновение глаза китайца округлились.

— Да, еще один. С прошлым случилась неприятная история.

— Едите вы их что ли? — притворно проворчал китаец. Потом, улыбнувшись, ответил: — Хорошо, я все сделаю.

Нианзу вновь поклонился и вышел.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Стоило мне только взглянуть на тарелочки, как в животе голодно забурчало. Канапе с камчатским крабом, зубатка в сливочном соусе, цветная капуста в горчичном соусе, горячие бутерброды с картофелем и сыром, чебуречки с ягненком, индюшачья грудка, рулет со свинины со шпинатом и яйцом, морковный кекс, шарики клубничного сорбета — я смотрел на все это и рот мой полнился от слюны.

Зная кулинарный талант Нианзу, я не сомневался, что и по вкусу это будет превосходно.

Не ошибся.

Ел я быстро, хоть и старался образумить себя, что еда никуда не денется и надо хотя бы мало-мальски жевать запихиваемое в рот. Но как же это было вкусно! Чебуречки с ягненком… м-м-м! рулет со свинины… ах! Это таяло на языке, наполняя меня таким восторгом, что я невольно жмурил от удовольствия глаза, словно кот.

Приятные эмоции постепенно вытесняли всю ту черноту, что наполнила меня в этот день.

Когда тележка значительно опустела, я обессилено плюхнулся на кровать. В животе сыто урчало.

— Максим! — в дверь постучали, а потом оттуда показалось лицоАнфисы. — Можно?

— Да.

— Я беспокоилась. Сказали, что ты уехал. А у меня сердце не на месте — все ли с тобой в порядке? Ты последнее время какой-то озадаченный.

— Да, есть такое, — кивнул я. И предложил: — Хочешь чаю?

Анфиса вежливо отказалась.

— Я зашла просто чтобы извиниться.

— Извиниться? За что?

— За свое поведение, — Анфиса опустила взгляд. — Вела себя как дура! Теперь так стыдно!

— Да ладно, ничего страшного, — махнул я рукой. — С Нианзу и Ольгой я поговорил, все в порядке.

— А ты как? Уставшим выглядишь.

Я кивнул.

— Решал кое какое важное дело.

— И как? Удалось решить?

— Удалось. Только с некоторыми потерями.

— Господи, кого-то убили?! — испугалась Анфиса.

— Нет, но одного человека я все же потерял — оказался предателем, — я вспомнил Анфису. — Нет теперь у меня друга.

Я хотел добавить «точнее подруги», но не стал.

Стало паршиво от воспоминаний.

Это мое состояние заметила Анфиса, подошла ближе. И обняла. Без всякого сексуального подтекста, просто обняла, желая подбодрить.

— Есть масса других людей, которые не предадут. Не расстраивайся.

Объятия девушки были теплыми, приятными.

Ее рука начала меня гладить по голове. Я и сам не понял, как обнял ее в ответ. Ее тело было пленительным и я невольно проваливался в это тепло и в этот цветочный аромат.

— Максим… — выдохнули припухлые губки девушки.

Я не дал ей договорить — мы слились в поцелуе.

Анфиса скинула одежду, забралась на меня сверху. Ее движения были отточенными, а хватка крепка. Ноги обвили меня и уже больше отпускали.

Я таял в жаре девушки, чувствуя влажное приятное трение.

Простыни вскоре были мокрыми от пота, а мы тяжело дыша, лежали на них, довольные тем, что произошло.

— Я правда не за этим зашла… — сконфужено произнесла Анфиса, немного придя в себя. — Хотя мне очень понравилось!

— Не надо оправдываться, — ответил я. — Все нормально.

И вновь притянул к себе Анфису. Она была не против.

* * *

До субботы оставалось совсем мало времени и я не вытерпел, решил позвонить Эммануилу Рудольфовичу, так как он сам не появлялся и о себе не давал знать.

Адвокат ответил не сразу — пришлось ждать. Гудок на десятый он наконец поднял трубку.

— Максим Петрович! — радостно произнес адвокат, но я понял по его голосу, что тот заметно нервничает. — Рад тебя приветствовать!

— Здравствуйте, Эммануил Рудольфович, — не разделяя его радости сдержанно ответил я. — Хотел узнать как продвигается наше дело?

— Все нормально, Максим Петрович.

— А если конкретнее? Удалось что-то выяснить, подготовить документы, оформить встречные требования?

— Пока изучаем материалы, Максим Петрович, — скупо ответил адвокат.

— Что значит изучаете?! — я начал закипать. — До субботы осталось совсем мало времени — уже пора вовсю готовить защиту, а не изучать!

— Это вы верно заметили, но спешить не стоит. Насчет встречного обращения в суд — это я конечно погорячился, не будем этого делать.

— Как это — не будем? — не понял я. — Почему?

— Нет в этом необходимости.

— А в чем же тогда есть?

— Займем выжидательную позицию, Максим Петрович.

— Чего вы собрались ждать?! Когда меня признают недееспособным?!

— Не горячитесь, это мало вероятно.

— Погодите, вы же сами сказали, что судья будет какая-то Горгона — такое, кажется, вы ей прозвище дали? И что она подкупленная.

— Не говорил я такого! — словно ошпаренный воскликнул Эммануил Рудольфович. — Это вы, Максим Петрович, уже наговариваете на меня.

— Хорошо, пусть будет по вашему, не говорили. То, что вы говорили или не говорили — это сейчас не так важно, — стараясь держать себя в руках, ответил я. — Сейчас самое главное — это определиться с нашими дальнейшими действиями. Вы же должны были что-то придумать. Или выжидать — это и есть ваша тактика?

— А что, вполне себе неплохая! — усмехнулся Эммануил Рудольфович.

— Вы сейчас абсолютно серьезно это говорите?

— Ну да.

— Постойте… — я, кажется, стал догадываться что происходит. — Он ведь заходил к вам, верно?

— Кто — он? Я вас не совсем понимаю, Максим Петрович.

— Александр, мой старший брат — он заходил к вам?

— Я не могу ответить нет на этот вопрос, — уклончиво ответил адвокат и нервно хихикнул.

— Прямо отвечайте! Он был у вас?!

— Заходил, — растерявшись, ответил адвокат. — А разве это запрещено законом? Вполне мило побеседовали.

— Он подкупил вас, — выдохнул я, все понимая.

— Какие нехорошие слова вы говорите, Максим Петрович! Давайте будем общаться в правовом поле, а не кидаться друг в друга…

— Сколько он вам обещал, чтобы вы ничего не делали?

— Да что вы такое…

— Отвечайте!

— Мы просто беседовали. Не надо предъявлять мне того, что не сможете доказать.

— Мне и доказывать ничего не надо — я вижу все собственными глазами.

— Я…

— Эммануил Рудольфович, неужели вы продались? После стольких лет службы у отца?

Адвокат молчал.

— Неужели деньги сыграли решающую роль? Ведь и я мог дать вам эти деньги, которым вам не хватало. Или он пообещал что-то другое? Какую-то иную долю?

— Я вас глубоко уважаю, Максим Петрович, но есть вещи, от которых сложно отказаться, — внезапно сменив тон, хмуро произнес адвокат. — Давайте будем честны по отношению друг к другу. Ваши шансы — безнадежны. Вы — корабль с пробоиной и вопрос сейчас стоит только в том, как долго вы продержитесь — сутки или двое, может быть неделю? А я хочу быть на плову всегда, понимаете? Александр обещал мне, что работа моя продолжится с приходом его к власти в род Вяземских. Так что ничего личного — только бизнес. Прощайте, Максим Петрович, и не держите зла.

— Ну что ж, — скрипя зубами, произнес я. — Ваш выбор мне понятен. И я его принимаю. Только вот если он окажется ошибочным и лодка Александра первой пойдет ко дну, не надо пытаться переметнуться на корабль, как вы выразились, с пробоиной. Обратно я вас принимать не буду. Крысы на борту мне ни к чему!

— Я вас понял, Максим Петрович. Мой выбор сделан — и я от него не откажусь в любом случае. Хотел лишь на прощание дать совет — не как адвокат, а просто как… в общем просто совет. Бегите.

— Бежать?

— Верно. Не сочтите его за издевательство — это я сейчас вам говорю как знающий человек, который хочет вам помочь. Вы мудрый мальчик, и если откинете все эмоции, то поймете меня. Нельзя признать недееспособным того, кого нет. Понимаете о чем я?

— Спасибо, обойдусь без ваших советов.

— Прощайте, Максим Петрович. Прощайте и простите, если сможете. Я…

Я не дослушал его — нажал на «сброс».

Все внутри меня клокотало от гнева. Не в силах сдержать этого, я в сердцах ударил кулаком по стене. Потом еще раз. И еще. И еще.

Боль разлилась красной волной по руке, но я ее не чувствовал. Мне хотелось крушить и ломать все, что только попадется, представляя в этом лицо Эммануила-мать-его-Рудольфовича!

Предатель! Продажная шкура! Еще и советы мне раздает! Урод!

Я вновь стукнул по стене.

Такого подлого предательства я не ожидал. Удар прямо в спину. И ведь до последнего тянул, специально, чтобы я не смог что-то предпринять. Что же теперь делать? Время безвозвратно потеряно. Искать нового адвоката? Только где найти хорошего? И успеет ли он что-то придумать?

Позвонили.

«Неужели Эммануил Рудольфович? Решил вернуться?»

Но это был не адвокат.

— Алло, Максим? — это был Бартынов.

— Да.

— Максим… — Бартынов говорил с трудом — кажется, был пьян. — Я позвонил, чтобы… в общем спасибо тебе. И еще…

Повисла долгая пауза — я даже подумал, что связь прервалась.

— Алло?

— Я еще хотел извиниться перед тобой. За то, что… в общем, извини. Был не прав, — он едва волочил языком.

— Извинения принимаются, — ответил я. — Самое главное, что истинный убийца найден.

— Найден, — подтвердил Бартынов. — Это верно. Не поспоришь.

— Он…

— Он сейчас у меня. Дальше уже мое дело. В общем, спасибо тебе, Максим. И извини.

Батынов громко икнул. В трубке раздалась возня, послышался шум наливаемого в стакан, частые глотки.

— Был не прав… — крякнув, повторил собеседник.

— Я же сказал, что принял извинения.

— Никита говорил про тебя, — вдруг задумчиво произнес Бартынов.

— Что?

— Он редко про свои дела со мной говорил. А тут про тебя сказал, — Бартынов замолчал — послышался хруст, потом сухой щелчок зажигалки и выдыхаемый дым. — Сказал, что ты настоящий. Не знаю, что это значит. Никита еще тот чудик… был.

Я не знал что ответить — так мы и молчали, слушая пустоту.

— Я могу тебе быть как-то полезен? — наконец произнес собеседник. — Ты вроде что-то хотел? Какую-то помощь?

— Да, верно, — ответил я. Только я хотел попросить помощи совсем о другом — тогда мои мысли занимали «Красные Казематы». Сейчас же видимо придется с ними повременить. Важно сейчас другое. — Мне нужна ваша помощь. Мне нужен хороший адвокат.

— Адвокат? — это просьба удивила Бартынова.

— Да. Адвокат.

— А как же этот ваш зубоскал, как его? Эммануил Робертович?

— Мне нужен другой. И самый лучший.

Повисла долгая пауза.

— Ну что же… — наконец ответил Бартынов и вновь выпил, закашлялся. — Есть у меня очень хороший адвокат — любое дело размотает за раз. Скину тебе номер телефончика его. Ну и сам ему позвоню, предупрежу, что ты будешь звонить, скажу, чтобы помог как мне.

— Спасибо большое.

— Это тебе… тебе спасибо.

Бартынов замолчал. Я услышал какие-то странные всхлипы, икание — будто Бартынов захотел закричать, но крепко стиснул челюсти и губы и не давал прорваться звуку наружу.

— Тебе спасибо… — после очень долгой паузы повторил Бартынов. Голос его дрожал. — И извини… был не прав.

— Держитесь.

— Да, держусь. Немного только вот сегодня расклеился — позволил себе немного выпить, — Бартынов грустно хохотнул. — Лучше бы вовсе не пил! Размягчилось все внутри, побежало. И сдержаться не могу! Ладно, и так лишнего наговорил. Ты там сильно не трепись обо мне. Дело закрыто.

— Да, конечно.

— Все, пока. Номер скину.

— До свидания. Спасибо! — ответил я, но в трубке уже раздались быстрые гудки — Бартынов сбросил.

Не обманул. Через минуты три пришла SMS-ка с номером некоего Вроцлава Вуйчика. Я долго гадал — действительно ли это такая у него необычная фамилия и имя или это пьяный Бартынов промазал мимо нужных клавиш?

Все же после некоторого раздумья решил сохранить в телефонную книжку как есть. Время было позднее, поэтому я долго гадал — позвонить сейчас или дождаться утра?

Все же решился. Набрал.

После третьего губка сбросили. Пришла SMS-ка: «Ответить сейчас не могу. Перезвоню».

Ладно, и то хорошо, чем совсем ничего.

Я пошел в гостиную выпить холодной воды и освежиться — сна не было ни в одном глазу.

Там же повстречал и Александра, Который, как оказалось, совсем недавно приехал из города — его машина стояла во дворе.

— Здравствуй, мой дорогой братик! — Александр зашел в гостиную чуть ли не вприпрыжку.

Настроение у него было приподнятое. На лице, окаймленном бородкой, не располагающем своими чертами к веселью, играла глупая улыбка.

— Чудная сегодня погода, не правда ли?

— Ты пришел мне об этом сообщить? — спросил я, хмуро поглядывая на Александра. — О погоде?

— Нет, конечно же нет! — улыбнулся тот. — Я пришел сообщить тебе прекрасную новость. Лично, такое только лично, чтобы увидеть твое лицо, твои глаза. Но для тебя эта новость конечно не будет прекрасной.

— Какую еще новость?

Александр протянул мне лист бумаги.

Я взял его, пробежался взглядом. Копия документа, гербовая печать, мелим шрифтом исписано почти все, внизу — заковыристая роспись, отметка о регистрации.

— Что это? — еще не веря собственным глазам, спросил я.

— Решение суда, — улыбаясь, ответил Александр. — Отныне ты — не наследник рода. Теперь ты — ненормальный, псих, придурок, место которому — в закрытой дурке! Ты проиграл, Максим! Проиграл!

Александр зычно рассмеялся.

Глава 11

Я схватил бумажку, перечитал ее. Это было решение суда, подписанное судьей Керн, той самой Горгоной, о которой говорил Эммануил Рудольфович. Общий витиеватый, наполненный канцеляризмами смысл текста сводился к одному — Вяземского Максима Петровича, на основании всех представленных исчерпывающих доказательств, признать недееспособным, опасным для общества, с дальнейшей изоляцией в спец учреждении закрытого типа.

— Но ведь… суд только в субботу! — только и смог выдохнуть я.

— Решил вопрос по ускоренной процедуре! — улыбнулся Александр. — Так что ты теперь не глава рода.

— Читай внимательно решение, урод! — я швырнул бумажку в лицо брату. — «Вступление в законную силу решения суда через три рабочих дня с даты регистрации»!

— Это всего лишь формальности! — усмехнулся тот, поглаживая себя по животу.

Ха! Три дня — это срок, за который я смог спасти свою жизнь. И тут что-нибудь придумаю.

— Не надо цепляться за место — оно по праву принадлежит мне! — произнес Александр, переменившись в лице.

— Если я отдам тебе его — ты уничтожишь весь род Вяземских. Тебе это быстро удастся сделать хватит, по ускоренной процедуре!

— Уничтожу? — удивился старший брат. — Укреплю!

— Какой ценой?

— Это не так важно. Цель оправдывает средства. Для начала избавлюсь от грязной крови — от тебя, Максим.

— Избавишься? Убьешь что ли?

— Нет, засажу в психушку. Уже засадил! Приговор суда есть, осталось только его выполнить. Ты не нужен Вяземским. Дарованный — и что с того? Как-то справлялись без этого раньше — справимся и сейчас.

Александр посмотрел на меня как на плесень, пошел к себе в комнату.

Я стоял неподвижно. Бить в стены от злости было бессмысленно — только руку отобьешь. Тогда что делать? Кричать от бессилия?

Я двинул к холодильнику, остановился на полпути.

Вот ведь…

На язык наворачивались одни ругательства. Ведь еще раньше подсуетился, и субботы ждать не стал.

Да как же так то?! Что теперь делать?! Неужели все? Смог выпутаться из такой непростой ситуации с Бартыновым, а вот психушки не избежать?

Меня охватило отчаяние. Я застыл на месте, не зная куда идти.

Звякнул телефон, заставляя меня вздрогнуть.

Я не сразу понял что это — так был погружен в свои невесёлые думы. Потом все же сообразил, что это в руке словно огромный шмель тренькает сотовый.

— Добрый вечер! — произнес незнакомый голос с сильным акцентом, растягивая окончания слов. — Это Вроцлав Вуйчик, вы мне звонили.

— Да, — ответил я, собираясь с мыслями — после новостей от Александра это сделать было весьма проблематично. — Я от господина Бартынова.

— Ах, да! Он мне звонил, предупредил. Не переживайте, я помогу вам. Что у вас случилось?

Я коротко обрисовал ситуацию, не забыв рассказать и о последней новости.

— Хм… — только и смог на это ответить Вроцлав. — Ситуация понятна, но затрудняется тем, что решение суда уже имеется.

— И ничего нельзя сделать?

— Почему нельзя? Я такого не говорил. Напротив, пока можно. Это же суд первой инстанции. Но чтобы что-то решать нужно время. А его нет, как я понимаю.

— Только три дня.

— Три дня? — Вроцлав усмехнулся. — Это что еще за отложенное наказание? Сразу видно что Керн работала, ее подчерк. Суд должен был пройти, получается, в субботу?

— Верно.

— Поэтому отсюда и три дня эти получились. Но этого не достаточно.

— Сколько же времени нужно?

— Недели три-четыре, не меньше. Нужно изучить материалы, подготовить обжалование, договориться с нужными людьми.

— Три недели?!

— Ну да.

— Столько времени у меня нет.

— Мне надо подумать, — произнес Вроцлав. — Я вам перезвоню.

И не успел я ему что-то ответить, как адвокат положил трубку, оставляя меня в полной растерянности.

* * *

Надо отдать должное Вроцлаву, перезвонил он довольно скоро. Голос его был звонок и настраивал на оптимистичный лад.

— Максим Петрович, есть одна мысль.

— Какая?

— Вы знаете что такое военный иммунитет?

— Что-то связанное со здоровьем солдат? — растеряно предположил я, чем рассмешил Вроцлава.

— Это такая законодательная норма, — ответил он, когда перестал смеяться. — При которой определенной группе военных предоставляется частичный иммунитет от судебного или уголовного преследования, а также арестов, задержаний, обысков, любых иных принудительных мер, которые могли бы быть применены к обычному гражданину.

— Я не знал о таком. Но как это относится ко мне? Ведь я же…

И тут до меня начало доходить.

— Вы что, хотите чтобы я…

— Верно. Стали военным! — закончил мысль Вроцлав. — Это единственный шанс сейчас оттянуть время.

— Но я ведь не…

— Это не важно. Позвоним господину Бартынову, он обо всем договорится. Оформим быстренько вам унтер-офицерское звание, какого-нибудь, скажем, фельдфебеля — именно с них и идет военный иммунитет. Обычные суды на него уже не действуют. Оформим вам командировку. Отсидитесь в штабе месяцок — пока мы решаем вопросы. А потом обратно, к себе в родовое поместье.

— А разве такое возможно?

— Если бы не было возможно, я не предлагал. Максим Петрович, поймите, три дня — это очень сжатые сроки. Мы ничего не сможем сделать — ни ходатайство подать, ни жалобу, ни что-то другое. На то и был расчет у госпожи судьи Керн. Сразу видно что схема наработанная. Так что это единственный вариант.

— А как же прорыв первого круга? — спросил я, вспоминая последние сводки новостей.

Военный с меня никакой, а погибнуть при первом же артобстреле не хотелось.

— Не переживайте, вас на передовую не отправят — тоже об этом похлопочем вместе с господином Бартыновым. Ну так что скажете?

Я задумался. Через минуту ответил:

— А что мне еще остается делать? Я согласен.

* * *

Вроцлав слукавил. Быстро оформить все не получилось. Сначала пришлось долго объяснять всю ситуацию Бартынову. Тот охал, часто прерывал наш рассказ требованием у слуги минералки.

Когда, наконец, смысл сказанного до него дошел, он начал звонить своим знакомым и просить оформить нужные документы.

Одной бумажкой, как я наивно думал, не обошлось. Поставить на учет, дать на лапу, оформить военную карточку, вновь дать на лапу, заполнить формуляр, дать трижды на лапу. Каждое движение сопровождалось взяткой, которые, естественно, шли из моего кармана.

Мы нарушали закон и мне было за это жутко стыдно.

— А отправлять тебя в психдиспансер закрытого типа при помощи продажного судьи — это тебя не смущает? — справедливо заметил Вроцлав когда мы сидели возле очередного кабинета в ожидании нужных людей.

Я пожал плечами. Конечно можно было мучиться угрызениями совести, лежа в смирительной рубашке. Но я предпочел все же другое. Так что нужно засунуть все свои угрызения совести куда подальше.

— К тому же мы не косим от армии, как многие, — Вроцлав кивнул на переминающихся с ноги на ногу подростков со своими отцами, сжимающими в руках пачки денег, — а напротив, пытаемся туда попасть. Хоть месяц, но Родине послужишь. Только на рожон не лезь.

— А такая возможность представится? — в шутку спросил я.

Вроцлав, этот интеллигент в пятом поколении с утонченными чертами лица, выпучил глаза.

— Да я шучу! — поспешно добавил я.

— Мы оформляем тебя в штаб, отсидишься там. Никаких участий в боевых действиях или операциях, только работа в штабе.

Я сморщился.

— Хотелось бы и пострелять, — вновь начал шутить я — нервозно таким образом давала о себе знать.

— Оружие тебе конечно выдадут, — наморщил нос Вроцлав. — Да и в подчинении будет с десяток солдат…

— Что?! Солдаты в подчинении?

— А ты как хотел? Обычным солдатам поблажки не положены, неприкосновенность распространяется только на унтер-офицерские чины, а у чинов есть подчиненные. Поэтому будешь командовать людьми.

— Мне бы просто переждать время, пока документы по суду будут подготовлены, — кисло заметил я.

— Не переживай, все будет нормально.

Наконец всё было законченно и меня оформили в пятый гарнизон фельдфебелем.

Толстый штабной, сидящий в военкомате, шмыгая мясистым носом, кратко объяснил суть моей предстоящей службы.

— Сидишь и не высовываешься. О нашей сделке — ни слова!

Я поспешно закивал.

— А теперь, не теряя времени, езжай на сборочный пункт, — сказал Вроцлав, когда все процедуры были завершены и мне выдали необходимые документы.

— Прямо сейчас?! А попрощаться…

— Уже завтра приговор суда вступит в правовую силу, за это время нужно подготовить все документы для направления в суд касательно отсрочки приговора. А для этого необходимо получит уведомление о твоем прибытии. Чем быстрее ты его получишь, тем скорее я начну заниматься твоим делом. Так что, Максим, с прощанием давай потом, письмо напишешь, или украдкой по видеозвонку увидишься со всеми, кого хотел увидеть.

— Хорошо, — вяло ответил я.

Вся эта авантюра меня смущала, но иного способа спастись не было. Чуяло сердце — просто месяц отсидеться не получится, опять в какую-нибудь историю вляпаюсь.

Нианзу заботливо и заблаговременно приготовил мне все необходимые вещи на первое время и потому причин возвращаться домой у меня не было. Хотя с Анфисой свидеться хотелось.

— Не переживай, — успокоил меня Вроцлав. — Через месяц вернешься. Даже соскучиться не успеешь!

— А управление домом в мое отсутствие? Кто его будет осуществлять?

— Ты это можешь делать и дистанционно. Я имею ввиду, что Александр в твое отсутствие не сможет что-то переоформить или узаконить. Тут даже у Горгоны полномочия заканчиваются. Просто охране скажи чтобы следили за замками — а то братец твой сменит их, забаррикадируется и будет сидеть там. Был у меня такой в практике такой случай — так его потом три дня вытащить не могли, оборону держал.

«Если будет хоть одна, даже самая маленькая, угроза со стороны Александра, то я его незамедлительно убью!» — подумал я и вдруг ужаснулся собственным мыслям.

Неужели это подумал я? Словно кто-то чужой произнес это в моей голове.

Я оглянулся и не удивился — Смерть стояла напротив, облокотившись на фонарный столб и ухмыляясь.

«Война — чую запах тел, тлена, крови!» — произнесла она, делая вид, что нюхает какое-то изысканное блюдо.

Я отвернулся.

— Все, пора, — произнес Вроцлав, пожав мне ладонь.

Я попрощался с адвокатом и направился на сборочный пункт. Он находился на другой окраине города и водитель довез меня туда только через час — большие пробки давали о себе знать.

Серое неприметное здание можно было и вовсе не заметить, если бы не столпившиеся около входа люди. Их было много и все они были разного возраста. Совсем молодые держались особняком, кто постарше разделился на мелкие группки по три-пять человек. Совсем взрослые ходили гордыми одиночками.

Многие курили, то и дело кто-то хлебал с бутылки, передавая ее другим. Громко и как-то нервно смеялись, матерились.

Я вышел из машины и взгляды тут же устремились на меня.

Только теперь я понял, что нужно было выйти чуть пораньше, не подъезжая на дорогой машине к самому входу.

— Знать приехала! — шепнул кто-то из толпы.

Раздался отчетливый звук плевка.

— Аристократия! — кивнул второй.

— И чего тут потерял?

— В армию здесь записываются? — намерено громко спросил я, игнорируя вопросы и едкие замечания.

— Что, барин, добровольцем решили пойти? — из толпы вышел коротыш, метра полтора ростом, пухленький, с румяными щеками.

— Решил, — кивнул я.

— Уже не знают чем занять себя! — презрительно фыркнул из толпы тот, кто плевался. — Обычные забавы уже надоели?

— Кому-то что-то не нравится? — спросил я, выглядывая задиру из столпившихся.

— Не нравится! — дерзко ответил тот и вышел вперед.

На вид ему было лет тридцать. Рослый, жилистый, руки в мозолях, было видно сразу — парень из рабочей семьи.

— Да чего ты на ребенка гонишь? — спросил пухляш, мерзко хихикая. — Он же совсем еще…

Договорить он не успел — я подскочил к нему и одним ударом опрокинул на землю. Тот плюхнулся и даже не сразу понял что произошло — так и лежал некоторое время, глупо уставившись в небо. Потом, когда толпа заржала, начал кряхтеть, ругаться.

— Да я тебя!.. Да ты у меня!..

Пухляш попытался подняться и напасть на меня с кулаками, но второй, жилистый, остановил его.

— Погодь. Я сам с парнишкой поговорю.

— Проблемы мне не нужны, — ответил я, глядя на медленно двигающегося в мою сторону парня. — Думаю, как и вам. Но себя в обиду давать не позволю.

— Да что ты знаешь о проблемах, кровь голубая? Пальчик ударил — для тебя это уже проблема. Задницу не туалетной бумагой вытереть, а газетой — вселенская беда.

Народ дружно заржал.

— Ты лучше сиди в своем замке, и не суйся сюда, — сквозь зубы процедил он.

— Сам разберусь куда мне соваться, а куда нет.

— Дерзкий какой! А если так?

Парень рванул вперед. Я ожидал от него простого удара, за что и поплатился. Парень обладал даром, да не каким-нибудь, а телекинезом. Меня подбросило, невидимая сила подхватила прямо в воздухе и со всей мощи швырнула в стену сборочного пункта. Только чудом я не врезался в окно.

— Так ему, буржую! — крикнул одобрительно кто-то.

— Ишь, сам сопля зеленая, а уже права качает! Наподдай ему еще разок!

Я с трудом поднялся, вытер с разбитой губы кровь.

И контратаковал.

Мой выпад был подобным — я хотел ответить противнику тем же, что и он мне. Треугольник магического заклятия, пущенный словно стрела, врезался в парня и опрокинул на спину.

Толпа мгновенно стихла.

— Ах ты сученыш! — зашипел противник, подскакивая на ноги.

Я видел какая мощь была в его руках и пальцах — именно ими он создавал, пусть и больше интуитивно, не соблюдая некоторых важных законов построения конструкта, магические удары.

И я понял, что этого удара мне не пережить. Слишком неотёсанно магия, слишком причудливые конструкты, слишком специфичный механизм усиления. Чтобы ликвидировать такое заклятие, нужно долго и скрупулезно подбирать индивидуальный блок. А на это нет времени. Тут только срочно создавать щит или покрывало, которые погасят атаку.

— Шталин! — раздался резкий выкрик.

Голос был громким, командным, от которого толпа сразу же собралась, втянула животы, замерла.

— Ты опять дуришь?

Из толпы вышел военный, судя по погонам майор. Черные усы, лицо обветренное, грубое, будто вырубленное из камня.

— Чего сразу дурю, товарищ Иван Константинович? Я же просто, беседую.

— Ты три раза не принимался на поток, сейчас еле засунули тебя, по твое слезной просьбе, а ты тут беспорядки творишь, у всех на виду? Смотри мне, вмиг забракую тебя четвертый раз, будешь знать!

— Товарищ Иван Константинович!

— Да я шестьдесят лет Иван Константинович — и что с того? Думал билет получишь и сразу беспредельничать можно? Нет, в армию такие не нужны. В армии главное — порядок. А если нет порядка в голове- значит никудышный из тебя солдат получится. Не зря видимо тебя три раза браковали. Вот и четвертый тебе сейчас организую!

— Не надо меня браковать, я ведь просто…

— А это пусть парнишка вот этот скажет, — тот, кого назвали Иваном Константиновичем, подошел ко мне — шаг его был строевой, руки за спиной. Было видно, что майор всю свою жизнь провел в армии и даже ходить уже по другому не мог. — Тебя как зовут, сынок?

— Максим Петрович Вяземский, — представился я.

— Вяземский, хм… — Иван Константинович задумался. — Поясни-ка мне, старому, что тут произошло?

— Да мы просто беседовали! — жалобно пропищал парень.

— Ты мне тут дурочку не включать! — рявкнул майор, да так, что все невольно вздрогнули, а с веток деревьев сорвались в небо несколько птиц. — Магию, едрен-батон, творил! Да еще и во дворе военкомата, сборочного пункта! Что я, слепой, по твоему? Знаешь что за это бывает?

— Я не творил… — совсем уже поник парень.

— Что тут произошло? — уже спокойнее спросил меня майор. — Дрались? Магию этот идиот Шталин использовал?

— Нет, товарищ майор, не использовал. Мы просто беседовали, — ответил я.

Парень, до этого оставшись совсем поникший, с удивлением посмотрел на меня.

— Как это? — растерялся Иван Константинович. — Так ведь я же сам видел.

— Никак нет, товарищ майор, не использовал, — вновь выпалил я. — Мы просто беседовали.

— Хм… — задумчиво произнес Иван Константинович, с прищуром поглядывая на парня. — Ну что, Шталин, повезло тебе. Очень сильно повезло. И в армию наконец взяли тебя — после бесконечного твоего нытья и хождения по кабинетам, — и тюрьмы избежал ты, за то что магию делал.

— Не делал я, — почти шепотом ответил тот, опустив взгляд.

— Не делал он! — передразнил майор. — Хорошо, что ты в армию пошел. Может, мозгов немного прибавится. Но учти — еще один залет с твоей стороны я тебя живо на улицу! Ладно, отставить разброд. В очередь встали, на первый-второй рассчитались! Все первые идут в кабинет тридцать девять, все вторые — в кабинет сорок два.

Толпа, услышав приказ, живо организовалась в очередь, причем без шума и давки, не толкая друг друга.

Довольный собой, Иван Константинович пошел обратно в помещение.

— Думаешь, помог, значит благодарным тебе всю оставшуюся жизнь будут? — сквозь зубы произнес парень. — Не дождешься! Будет случай — еще свидимся, и тогда пощады от меня не жди. Прибью тебя, буржуй, и пикнуть не успеешь. В канаве тебя оставлю и буду говорить всем, что сам упал.

И встал в очередь.

Я ничего не ответил, тоже пошел занимать свое место.

* * *

После долго и нудного пересчета всех поступивших, нас погрузили в грузовики и повезли к железнодорожной станции. Там уже стояла комиссия из нескольких военных, которая ловко рассортировывала новобранцев по вагонам.

В толпе тут и там слышались рассказы о передовой — о том, что противник прорвал первый круг, о том, что якобы уже вовсю наседает на второй, о том, что Российская Империя несет небывалые потери. Во всех этих разговорах слышалась нервозность — четкой информации, что же творилось там на самом деле не было ни у кого.

Как я понял из разговоров практически всех новобранцев призвали в связи с поступившей угрозой. И только единицы отвечали что вызвали служить добровольцами. В основном это были парни из очень бедных семей — это было понятно по их одежде и манерам.

Толпа была разношерстной и на меня уже смотрели не с таким любопытством — хватало других, на кого глазеть было интересней. Парень с длинными дредами и цветастой одежде что-то втолковывал мордатому хорунжему о том, что он против любого проявления войны и ни за что не возьмет в руки оружия. Мордаты хорунжий на это кивал головой и что-то быстро записывал. Потом, когда парень с дредами иссяк в своем красноречии, коротко кивнул — «этого на передовую!».

Были и неформалы — волосатые и с ирокезами, крашенные в зеленый и лысые. Эти держались особняком, на все реагировали скупо, без особого интереса, лишь много пили дешевого вина, курили и что-то нестройно иногда запевали.

Были худые и толстые, высокие и низкие, злые, как волчата, и напуганные до полусмерти как слепые щенки.

Я смотрел на всех их и понимал, что уже совсем скоро им, как и мне, придется столкнуться с войной. И от этого становилось страшновато.

Наконец дошла очередь и до нашей партии. Нас, привезенных на нескольких грузовиках, начали размещать в последние вагоны поезда, который должен был вот-вот отойти от перрона.

— Быстрее! Быстрее! — торопил майор, подгоняя нас и запихивая в вагон как сельдь в бочку. — Шевелите задницами! Ну, чего плететесь как сонные? Каши не ели что ли? Я вам сейчас всем по порции выдам — на всю жизнь запомните!

Внутри вагона было душно и пахло как в конюшне.

Едва я вошел внутрь, как это запах — спертый, кислый, козлиный, — ударил в нос и меня едва не вывернуло. Мало того в вагоне еще и курили, причем, как мне показалось, все и сразу. Дым стоял столбом, окончательно выжигая остатки кислорода.

И словно и этого было мало, вагон был полностью забит. Нижние сиденья заняты — на них умещалось по семь-восемь человек, на верхних, свесив ноги, сидело еще по трое-четверо. На третьих полках, куда должны были складывать багаж, выглядывало еще по несколько пар глаз. Там, на самом верху, от поднимавшегося табачного дыма и жары, размещались самые отчаянные. В основном это были неформалы. Кто-то из них уже был в отключке и натужно блевал, безжизненно свесив голову и орошая всех винным содержимым своего желудка.

Протискиваясь сквозь плотную толпу стоящих, я прошел почти до самого туалета и понял, что сесть не удастся. Поэтому выбрав относительно свободный уголок, я разместился там, стараясь угадать кто лежит на третьей полке и не прилетит ли в пути струя блевотины.

Как оказалось на верху сидели узбеки, ели какие-то сушенные белые шарики, называемые куртом и угощали им всех. Мне тоже предложили, я отказался. Однако узбеки наставили и я вскоре согласился. Курт оказался кислым, но вполне себе приятным и необычным на вкус. Из скудного объяснения одного из сидевших, я понял, что делалось это угощение из соленного кобыльего творога, который нужно было по какой-то особой технологии засушить.

Постепенно разговорились.

Узбекские парни — Шавкат, Тахир и Тоджихон, — рассказывали мне про то, что поехали воевать ради денег, которые им обещал выплатить какой-то штабс-капитан Гыженко и которые они потратят на новый дом для матери.

Я лишь пожимал плечами, говоря, что мне никаких денег никто не обещал, да и штабс-капитана Гыженко я тоже не знал.

Парни сникли и долго молчали. Кажется, они только сейчас начали понимать, что их обманули.

Я тоже молчал, слушая как колеса поезда набирают скорость и размеренно стучат. Где-то в начале вагона затеялась потасовка, которая, впрочем, быстро стихла.

От монотонности и духоты я начал дремать, проваливаясь в какой-то оцепенение, которое только помогало, отодвигая на второй план духоту и вонь, унося мыслями прочь из этого ада.

— Ну что, сопля зеленая, — внезапно произнес уже знакомый голос, вырывая меня из глубоких раздумий.

Я вздрогнул, открыл глаза.

Ко мне, расталкивая стоящих локтями, вышел жилистый парень — кажется, его звали Шталин. Тот самый, с кем мы подрались возле сборочного пункта и который обещал меня убить при первом удобном случае.

Кажется, случай подвернулся.

Идущий широко улыбался, обнажая лошадиные зубы.

— Значит вместе получается поедем, в одном вагончике. Только вот не всем удастся доехать до конечной точки нашел путешествия.

Улыбка на лице Шталина резко исчезла, между пальцев проскочила искра — противник уже создавал магический конструкт.

— Тебя не найдут, — могильным голосом произнес он. — А я скажу, что ты спрыгнул с поезда — испугался военной службы и дезертировал. Прощайся с жизнью, сопляк!

Глава 12

— Что я тебе плохого сделал, что ты меня убить хочешь? — спросил я, внимательно следя за движениями приближающегося.

Устраивать в битком набитом вагоне драку с помощью магических конструктов было верхом неразумности. Столько трупов наделаем, что от наступающих врагов у Барьера медаль получим — за заслуги. Да еще и самим себя подставим — драться на глазах у стольких свидетелях не самая лучшая идея. Припишут госизмену — и поминай как звали.

— Ты мне лично — ничего, — ответил Шталин, злобно взирая на меня в упор. — Но вот твоя братия, все эти аристократы, сделали.

— И что же?

— Последнее забрали. Все вам мало. Налогом задавили, штрафами задушили. Чуть что — сразу штраф. Оступился я, каюсь, с кем не бывает? Стащил я у тот бабки нафуфыреной деньги — и что с того? Я ей вернул потом. Так дайте мне, осознавшему, раскаявшемуся, на путь истинный встать. Помогите. Я же вовек этого добра не забуду, отблагодарю. Так нет, вы еще дальше давите, чтобы окончательно сломать. Тот бабке из знати аристократовой эти триста коинов — раз в пивняк сходить. А мне деньги.

— Я не совсем понимаю о чем ты.

— А тебе и не надо, — злобно ответил Шталин. — Все равно не поймешь — объясняй — не объясняй.

Искорка проскочила промеж пальцев парня.

— Послушай, здесь не место заклинаниями пользоваться, — произнес я, указывая тому на руки. — Людей простых погубишь, а они тут ни причем.

Это заставило Шталина задуматься. Он замешкался, искры в пальцах исчезли.

— Считаешь за дурака меня? — усмехнулся парень. — Тут конечно не буду тебя гасить, прилюдно. Это я так, попугать тебя.

— Если хочешь разобраться, давай отложим, — предложил я. — Будет время и место, безлюдное, чтобы никого невиновного не задеть — там и поговорим.

— Ты же при первой возможности сбежишь!

— Куда я отсюда сбегу?! Меня же за дезертирство к стенке поставят!

— Знаем мы вашу братию — деньгами все разрулите!

— Ты видишь у меня карманы, полные денег? Сейчас я на равных с тобой условиях. Хочешь подраться — давай, только не здесь. Другие тут ни причем.

Шталин мешкался. Потом все же произнёс:

— Договорились.

И ушел.

Я перевел дух. Проблема на время была решена.

Только сразу же за ней пришла другая. Заскрежетали колеса поезда, вагон дернулся, начал резко останавливаться. Пьяные и спящие на полках пассажиры посыпались вниз как перезрелые яблоки с деревьев.

— Кто дернул стоп-кран?! — зарычал майор, выскакивая из тамбура. — Кто дернул стоп-кран, спрашиваю?! Вы что, совсем ополоумели? Да я вас как изменников! Как подстрекателей! В бараний рог скручу! Кто дернул спрашиваю?!

На его поясе шикнула рация, хриплый голос сообщил:

— Ситуация 3-Б.

— Никто не дергал, промычал один из упавших, потирая ушибленный бок.

— Повторяю: ситуация 3-Б, — хрипло прошипел динамик рации.

Майор тут же вышел опять в тамбур.

Вагон остановился. Все начали выглядывать из окон, пытаясь понять что же случилось. Но рассмотреть хоть что-то едва ли получилось.

Вновь выскочил майор и приказал всем выходить из вагона.

— Живо! Живо! Живо!

Толпа нехотя потекла к выходу. Через полчаса все были на улице, по среди пустыни и палящего солнца.

— В голову поезда! Строем, по три человека — марш! Держать строй! Ближе друг к другу! Не растягиваться как сопли из носа! Живее!

Как оказалось, остановились мы из-за того, что кто-то перегородил путь — на рельсах ровными рядками были уложены валуны. Неизвестные действовали с помощью магии, потому что перетаскать такое количество камня за такое количество времени было просто нереально.

— «Красные Казематы» козни строят, — прошептал кто-то и я навострил уши.

— Им то это зачем? Это кто-то из революционеров. Анархисты, как пить дать они!

— А им зачем?

— Как это зачем? Сейчас состав задержат, на Барьер позже срока прибудем. Там волнения начнутся, что поставки срываются. Вот тебе и напряженность. А там и до свержения государя недалеко.

— Ерунду мелешь какую-то!

— Сам ты ерунду!

— Тише ты!

— Работаем! — рявкнул подошедший майор. — Больше камней берем! По два! По два!

— Товарищ майор! — крикнул кто-то. — Разрешите я даром воспользуюсь — быстрее будет.

— Отставить! — почти закричал тот. — Даром он воспользуется! Не было такой команды! А была команда убрать руками! Вот и убирай!

Нашлись и те, кто категорично отказался работать. Среди них отказавшихся был некий араб Раш Ар-Рауд, который, по слухам топором убил пятерых судебных приставов и в попытке скрыться от преследования, пошел в армию.

Не знаю, правдой ли был этот слух, но парень внушал страх — здоровый, под два метра ростом, угрюмый, молчаливый, с руками, похожими на сваи. Даже майор не рискнул что-то ему говорить, махнув рукой — мол, и без тебя справимся.

Через полчаса дорога была расчищена. Уставшие, вымотанные, мы вновь погрузились в вагон, который за это время стояния на жаре превратился в настоящую духовку. Кому-то стало плохо — их уложили на пол, там было хоть немного прохладнее. Майор, сжалившись, принес ведро воды. Вода была теплой и сильно отдавала ржавчиной. И на весь вагон ее конечно же не хватило. Да и на одного не хватило бы. Стоило сделать глоток, как вода тут же выходила в виде пота обратно наружу. Жара была адской.

Ехали, казалось целую вечность. Чтобы хоть как-то отвлечься от этого муторного сводящего с ума зноя, я принялся смотреть в грязное окно, наблюдая за проплывающими пейзажами.

Степная пустыня постепенно закончилась, ее начал подпирать лес. Сначала шли кривенькие, маленькие деревца, потом больше. Потом и вовсе густой, непроглядный лес. Потом показались первые после долго переезда поселения.

— Скоро Барьер увидим! — сообщил кто-то с верхней полки и все прильнули к окнам.

На горизонте показалось что-то серое, похожее на полоску материи, окаймляющую землю.

— Барьер! Барьер!

Я вглядывался вдаль и никак не мог понять где же этот самый Барьер.

Горизонт все так же был недосягаем, а серая полоса росла, медленно, нехотя, но росла.

На западе горизонта проступило несколько гигантских холмов правильной формы. А за ними что-то такое, непонятное, призрачное, и в то же время величественное, гигантское.

До рези в глазах я смотрел туда, еще не в силах своим разумом осознать всю необъятность постройки. И лишь когда стоящий рядом курносый парнишка уже в который раз прошептал: «Барьер!» я наконец увидел.

Это была постройка, сделанная великанами. Именно великанами, потому что как могли ее построить обычные люди у меня не было ни малейшего представления. От одного только ее величия у меня захватило дух. Какая огромная! Стена! СТЕНА!

Казалось, она упирается в самое небо. Величественная. Угрюмая. Вечная.

Выложенная из массивных, размером с наш вагон, блоков, притертых друг к другу так плотно, что и лезвие не пройдет, она была тут, казалось, вечность. Как? Как такое возможно? По сравнению с ней пирамиды Египта просто детская шалость.

Стена распростерлась от края до края, ровная, как пульс мертвеца.

У северной части, там, где располагалась деревня, была сооружённая смотровая башня. У противоположной, южной — еще одна. Я пригляделся и увидел в бойницах и на самой стене людей — они были крохотными как муравьи. Мелкие суетящиеся букашки.

Основание Барьера тоже представляло интерес. Здесь были проделаны гигантские земляные работы. Целые холмы выросли вдоль стены, образованные от грунта, который вырыли для возведения фундамента. У подножия холмов стояли домики.

Мы въехали в так называемую Барьерную область и поезд замедлил ход.

Первое, что бросилось в глаза — беднота. Тут онабыла повсюду. Домики подпирали друг друга, покосившиеся, осунувшиеся, серые, словно лица узников концлагеря. Тесные улочки, грязные, зловонные. И такие же люди, снующие по ним. Все в рванье, босиком. Многие — инвалиды и изувеченные. Некоторые — уроды, с поплывшими лицами и собачьими мордами, с длинными до самой земли обезьяньими руками и изогнутыми в колесо спинами. Кто на каталках, кто на костылях.

Среди жителей попадались и солдаты. Эти разительно отличались от местных. Добрая новая одежда, круглые лица, не затравленный взгляд.

Мне стало не по себе. Вспомнился дом, его интерьер, богатый стол, изыски. Стало стыдно от этих воспоминаний.

Барьерная область, как оказалось, была весьма большой, едва ли не больше столицы. Мы ехали еще долго, когда добрались до конечной станции, где должна была быть выгрузка.

Прибыли мы лишь под вечер. Уставшие, голодные, с трудом вылезли из вагона. Мокрые от жуткой духоты, начали быстро подмерзать на вечерней прохладе и сквозняке. Но в помещения гнать нас не спешили. Разбили по группам и долго сверяли списки — все ли приехали, нет ли дезертиров?

Я озяб, продрог, но едва ли этого замечал — все смотрел на Барьер, высившийся с одной стороны исполинским мегалитическим сооружением. Он не давал мне покоя, поднимая из глубин души какие-то странные ощущения. Не страха, не удивления, но чего-то, что стоит за этим. Наверное, благоговейного трепета, словно я вдруг увидел перед собой настоящего Бога.

От Барьера шла какая-то магическая составляющая и ровный фон. Я почувствовал его не сразу, но едва он коснулся меня своей холодной невидимой рукой, то уже не отпускал. Магия текла тут иначе, создавая завихрения, притягиваясь к исполинскому сооружению словно поток метеоритов к огромной планете.

Я попытался прощупать магический фон Барьера, но внезапно наткнулся на серую холодную стену. Защита. Да такая, что пробить ее не удастся даже самому опытному магу. И десятерым магам.

Зачем? Зачем возводить такое сооружение?

Логичный вопрос вполне скоро породил в голове другой. Что же это за враг такой прячется там, за периметром, от которого мы скрыты за такими высокими и мощными стенами?

От этих мыслей потянуло стылым и пугающим. Я невольно поежился.

Очередь дошла и до меня. Уставший майор выкрикнул мое имя, я так же устало ответил «я» и мне велели идти в пятый гарнизон. Я с трудом представлял устройство этого гарнизона и наивно полагал что вот сейчас наконец нас заведут в помещение и дадут отбой. Ошибся.

Как оказалось до пятого гарнизона нужно было еще добраться. Он располагался в нескольких километрах от Врат и до него нужно было добираться пешим ходом.

Два батальона по двести человек в каждом выдвинулось по дороге. Все тот же майор, которому поручено было начальником сопроводить нас, откровенно зевал, лишь иногда спрашивая у кого есть закурить. Ни у кого закурить не находилось и тогда майор обиженно матерился.

— Отбоя не ждите! На плац еще пойдем сейчас, отрабатывать строевой шаг будем, — грозился он, зевая во все свои пятнадцать зубов. — Будем марш-бросок совершать!

Но вскоре силы его иссякали и он вновь некоторое время шел молча, пока опять желание закурить не побороло усталость.

Майор не соврал — спать никто не пошел, когда мы дошли до гарнизона.

Начало темнеть. Гарнизон располагался в низине, окруженный забором из колючей проволоки, представлял он из себя несколько длинных бараков и строения для офицерского состава. В окошках тускло светили огоньки, виднелись люди.

Это немного приободрило нас. Скорее бы уже в тепло лечь спать и отдохнуть.

Дозорные вышки черными горгульями возвышались над миром. На самом верху — часовые.

Короткий выкрик и мы остановились.

Майор что-то закричал в ответ. К колючке подошел солдат, спросил пропуск. Майор показал. Солдат с явной неохотой принял бумажки. Майор спросил закурить. Солдат не ответил — проверял документы.

— Заходите! — велел нам и сетчатый забор пополз в сторону.

Внутри залаяли собаки.

Было ощущение что мы прибыли не в гарнизон, а в лагерь для заключенных.

— Распределение когда? — спросил майор, потирая пальцами пересохшие губы.

Солдат пожал плечами. По рации сообщил о поступлении. Через десять минут пришел заспанный командир гарнизона. Не глядя на документы махнул:

— Заводи всех по баракам. Завтра будем считать.

— Велено было сегодня проверить, — возмутился майор.

— Завтра проверим, — ответил командир гарнизона и протянул майору пачку сигарет.

Тот аж крякнул от удовольствия.

— Ну завтра так завтра! Все, я пошел.

— Иди.

Мы зашли в барак. Там нас встретил дневальный и дежурный. Бегло расспросив кто откуда родом, бросил:

— Ложись на свободные места.

Толпа устала ввалилась в помещение и разбрелась по кроватям. Я занял нижнюю, у стены, в дальнем конце барака. Едва лег, как тут же поплыл — так сильно устал.

— Спи — да будь осторожен, — произнес кто-то.

Я открыл глаза, обернулся.

Шталин размещался через кровать от меня. Если бы не узбеки, занявшие места вокруг, то наверняка бы лег и поближе — чтобы когда я усну положить мне на лицо подушку и хорошенько прижать.

Твою мать!

— Это кто? — спросил Шавкат, косясь на Шталина.

— Да есть один, которому я попрек горла.

— Ти маму его обидель? — серьезно спросил Тахир.

— Что?! Нет конечно! Не знаю ни его, ни его маму.

— Тогда чего он к тебе лезет?

Я пожал плечами.

Узбеки некоторое время смотрели на Шталина — как тот укладывается, взбивая каменную подушку. Но потом и их взял измор и они улеглись.

— Сегодня спите спокойно! — крикнул дежурный, вальяжно расхаживаясь вдоль рядов кроватей. — А завтра будете вешаться.

Я не сомневался, что именно так все и будет.

* * *

Сон прошел как мгновение. Вроде бы только что закрыл глаза — и вот уже дневальный орет во всю глотку «Подъем!».

Неужели так быстро прошла ночь?

Но это был не дневальный. И ночь не прошла. Только понял я это не сразу.

— Вставай! Чего разлегся?

Я поднялся с кровати, полусонный начал одеваться.

— Быстрее! Одеваться надо за тридцать секунд.

Когда одежда с горем пополам была надета, я пригляделся.

— Что случилось? — спросил я, глядя на стоящего.

Только сейчас понял, что еще не утро, а глубокая ночь. Все спят, храпя на разные лады, словно один большой оркестр.

Передо мной стоял штабной приказной, заспанный, злой.

— Начальство вызывает к себе, — пробурчал тот. — Пошли за мной.

Протерев сонные глаза, я двинул по темному коридору.

Дневальный стоял по ниточке, взглядом провожая меня словно на виселицу.

— А до утра потерпеть? — спросил я.

— Разговорчики!

Мы вышли из барака в темную сырую ночь, прошли вдоль рядов фонарей, который светили так слабо, что свет от них едва ли долетал и пары метров. Лающие во тьме собаки только усиливали эффект присутствия в лагере для пленных.

Мы добрались до большой деревянной постройки, отличающейся от бараков только наличием на двери таблички с надписью:

Начальник гарнизона тов. Шелия-Максютов

Штабной приказной постучал, не дождавшись ответа, вошел. Потом быстро вышел, махнул мне.

— Иди.

Я зашел.

Внутри было тепло, пахло кофе и сигаретами, какой-то выпечкой, с ванилью и апельсинами.

— Доброй ночи, — без энтузиазма произнес я, проходя коридор и остановившись возле второй двери.

Мне никто не ответил.

Я вошел во вторую дверь.

Начальник гарнизона Шелия-Максютов сидел за столом, хмурый, серый. Был он крепок, монолитен в своей форме и сразу невольно вселял уважение. Крепкая челюсть, тяжелый взгляд, лоб, прорезанный морщинами.

— Вяземский? — спросил Максютов, глянув на меня.

— Я.

— Не «я», а «так точно».

— Так точно.

— Ну присаживайся, Вяземский.

Я сел на стул.

Шелия-Максютов долго смотрел на меня, изучая, как картину в галерее. Потом произнес:

— Меня зовут Сергей Маркович Шелия-Максютов, я являюсь начальником пятого гарнизона.

— Очень приятно, — едва слышно ответил я, не зная как в таких случаях правильно говорить по-армейски.

— Я тебя вызвал по поводу вот этого.

Сергей Маркович извлек из стола несколько листиков, скрепленных степлером.

— Знаешь что это?

— Нет.

— Твои документы. Изучил я их. Поэтому и вызвал тебя по среди ночи, когда ушей меньше вокруг. Ночь — она тишину любит. Поэтому сейчас.

Начальник гарнизона достал пачку сигарет, закурил.

— Будешь?

— Не курю.

— Правильно, — кивнул тот и глубоко затянулся. — Вяземские — это которые в Нижней палате сидят?

— Верно, — кивнул я.

Сергей Маркович вновь задумался.

— Вроде в газетах писали что умер глава клана.

— Тоже верно, — вновь кивнул я. — Теперь я стал главой.

Сергей Маркович подавился дымом, начал кашлять, раскраснелся.

— Ты? — наконец спросил он, когда кашель унялся. — То есть вы?

— Да.

— К-хм… а зачем сюда пришел? Можно я на ты? Просто привык. Ты не подумай ничего, я сейчас с тобой на равных говорю, без всех этих должностей и рангов. Я давно тут и вижу каждое дело насквозь. О твоем могу сразу сказать сразу — он сделано на коленке. И ранг ты получил так скоро, целого фельдфебеля, и оформился скоро. Заказное. За деньги, тут к гадалке не ходи. Но ты не переживай, это меня не касается как ты и что там оформлял. Просто интересно — зачем? Звание и выслуга нужна? Так могли бы и на гражданке все оформить — зачем сюда тебя гнать?

— Жизненные обстоятельства, — уклончиво ответил я.

— Понимаю, — кивнул Сергей Маркович. — Жизненные обстоятельства порой заставляют нас совершать очень странные поступки.

Начальник гарнизона докурил сигарету, раздавил окурок в пепельнице.

— Максим… — он глянул в дело. — …Петрович, коль у вас звание фельдфебеля, вам положены люди в подчинение.

Я кивнул.

— Десять солдат полагается, вся ответственность о которых ложиться на вас. Случиться что-то с ними — спрос будет с вас. Тут никакие связи не помогут.

— Что нужно будет делать? — спросил я, вспоминая слова Вроцлава о том, что я отсижусь в штабе.

Эту мою нервозность прочитал в глазах сидящий и улыбнулся.

— Будете на заготовительном участке сидеть. Работенка не пыльная.

— А что заготавливать? — спросил я, представляя какую-нибудь фабрику по штамповке и выточке снарядов.

— Боевые заклятия, — ответил Сергей Маркович.

— Как это? — не понял я.

— Ну вы же дарованный, — начальник гарнизона вновь глянул в дело. — Тут так написано. Или это только написано?

— Нет, все верно, дарованный.

— Ну вот. Еще и первый курс Школы прошли, и экзамен у вас по Дикой Охоте стоит, оценка наивысшая, «толк». Значит с магией умеете управляться.

— Умею.

— Дадим вам формуляры, будете по ним боевые заклятия составлять — для фронта. А коль вы маг, то и подчиненных вам дадим соответствующих, с даром. Будете все вместе трудится на благо Родины. Устроит вас такое?

— Устроит, — кивнул я.

— Вот и договорились. Вот список людей, которые поступают к вам в распоряжение, вот приказы на них — отдадите по утру дежурному, он отметит причисление и покажет заготовочный участок. Прямо с завтра и начнете штамповать болванки для вражины!

— Так точно! — ответил я и, взяв документы, направился к выходу.

— Максим! — остановил Сергей Маркович. — А Александр Вяземский вам кем приходится?

Я напрягся.

— Старшим братом, — ответил, сдерживаясь до последнего, чтобы не спросить для чего это ему знать и по какому поводу подобный вопрос.

— Понятно, — задумчиво произнес хозяин гарнизона. — Ладно, все иди спать. Свободен.

Я вышел на улицу — там меня ждал штабной приказной, сонный, злой.

— Все? — клацая от холода зубами, спросил он.

— Все.

— Что-то про меня говорили?

— Нет.

— А про обеспечение материальной частью личного состава?

— Нет.

— Максютов просил докладные ему писать по любому поводу?

— Нет.

— Вот и не пиши. А если моча в голову ударит и захочешь написать — то только через меня. Понял?

— Понял.

— Смотри мне! — пригрозил он пальцем. — Если стукачить будешь в обход меня — не поздоровится.

— Я и не собирался стукачить.

— Мало ли, — передернул плечами штабной приказной. — Все доклады — только через меня. И чтобы без иницититативы…

— Чего?

— Ицинита… инициативы, твою мать! — еле выговорил стоящий.

— Понятно, — устало ответил я. Хотел больше жизни спать.

— Ладно, тогда дуй до барака. Сам доберешься, не заблудишься?

— Не заблужусь.

Я двинул по обратному маршруту, еле волоча ноги. Когда добрался до барака, дневальный уже вовсю спал, облокотившись на тумбочку и похрапывая. Я не стал его будить. Осторожно прошел внутрь, к своей кровати. Не удивился тому, что подушка, матрас и одеяло были сброшены на пол.

«Лишь бы не были мокрыми», — с омерзением подумал я, ощупывая белье.

Сухое. Нормально.

Я накинул матрас, застелил простыней, тяжело плюхнулся. Глаза слипались, но я все же решил пробежаться по списку людей, которые с завтрашнего дня поступали ко мне в распоряжение.

Первые же имена заставили удивиться.

Шавкат Еркимбаев — рядовой

Тахир Еркимбаев — рядовой

Тоджихон Еркимбаев — рядовой

— прочитал я в списке. А разве они дарованные? Начальник гарнизона сказал, что ко мне пойдут дарованные, а за этими я что-то ничего не замечал. Может, какие-нибудь погодники? Дождь умеют призывать? Ладно, завтра разберемся. Кто там дальше?

Евгений Бобков — рядовой

Остап Бердичевский — ефрейтор

Раш Ар-Рауд — рядовой

Это что, тот, который топором пятерых приставов зарубил? Ох, компашка просто блеск собирается.

Клим Журавлев — ефрейтор

Антон Рябов — рядовой

Иван Ходун — рядовой

Михаил…

Я не поверил своим глазам. Последняя фамилия резанула глаза. Он то какого ляда тут?! Хотя, все верно, у этого кадра есть магические способные, которые я уже успел увидеть и даже почувствовать на себе.

Мелким шрифтом в самом конце списка значилось:

Михаил Шталин — рядовой

Глава 13

Прошла ночь, муторно, тяжко. Снились кошмары. Снился Барьер. Казалось, что он был живым существом и наблюдал за мной, молчаливо, строго, осуждающе.

Проснулся я от крика дневального.

— Подъем!

Команда вырвала меня из сонного тумана как зуб из десны — резко, неожиданно, с болью.

Засуетились солдаты, начали живо одеваться.

— Медленно! Медленно одеваетесь, мухи сонные! — кричал дежурный, подгоняя самых нерасторопных пенделем. — Норматив — тридцать секунд. Когда будут стрелять — никто вас ждать не будет! Живее! Еще живее!

Наконец все были в сборе и построены.

— На первый-десятый рассчитайсь! Все встали по своим номерам. Группами сейчас по очереди пойдете к начальнику трудового периметра. Он будет вас распределять. Да не всей толпой сразу, дебилы! По группам говорю! Сначала все первые, потом — вторые, третий. И так далее. Вяземский!

— Я!

— Ты берешь своих пришибленных и дуй на заготовительный участок. Там уже ждут — предупреждены.

— Есть!

Я вышел из строя, зачитал все фамилии.

— Шаг вперед!

— Что? — Шаталин был явно удивлен, услышав среди названных и себя.

— Вы поступаете в мое распоряжение, — ответил я.

— Да хрена лысого!

— Ты как с фельдфебелем разговариваешь, пыль сапожная?! — рявкнул дежурный, отвесив Шталину крепкий удар в живот.

Тот согнулся, застонал.

— Тебе велено было выйти — значит выходи. Будет команда болтать — тогда и будешь болтать. Я тебя заставлю старших по званию уважать!

Шталин нехотя вышел.

— Вот и отлично! — кивнул дежурный. И обратился ко всем вышедшим: — Солдаты! Это, согласно приказа пятнадцать бэ тире восемь, ваш новый командир, фельдфебель третьего ранга Вяземский Максим Петрович. Вы поступаете в его распоряжение. Не слышу ответа!

— Так точно! — не стройно ответили те.

— Отлично! Вяземский, уводи их с глаз моих долой. Чем меньше тут дарованных будет, тем мне спокойней.

— За мной, — махнул я рукой и пошел к выходу.

— У-у, буржуй! Уже успел кому-то на лапу дать, чтобы заграбастать меня в рабство! — проворчал Шталин, плетясь в конце строя.

Мы вышли на улицу. Там уже занимались бойцы, отрабатывали приемы, бегали, отжимались. Я сразу почувствовал на себе множество взглядов.

Со стороны наш небольшой отряд выглядел и в самом деле любопытно и причудливо. Словно среди всего набора отобрали самых не подходящих под параметры солдат людей и сформировали из этого могучую кучку. Мелкие, загорелые, похожие на тараканов Шавкат, Тахир и Тоджихон Еркимбаевы, огромный, как дуб, молчаливый и хмурый Раш Ар-Рауд, Шаталин, злой, едва не метающий молнии, Бобков — сутулый, похожий на креветку. М-да, компашка подобралась что надо.

Мы прошли через плац, вышли на небольшую площадку. По указателю направились к северным строениям.

На стене одного из ангаров прочитали:

51-2. Заготовочный участок.

Отв. за пож. безоп.: Гамильтон Л.Ф.

— Нам сюда, — произнес я.

Отряд остановился.

— Что мы тут потеряли? — пробурчал Шталин, оглядываясь.

Место на военную базу и в самом деле мало чем походили — стеллажи с досками, несколько куч белого песка, обтянутые брезентом, коробки, ящики.

— Будем работать. Таков приказ начальства.

От слова «работать» Шавкат, Тахир и Тоджихон заметно оживились. Раш Ар-Рауд напротив, скис.

— Начальник, деньга будут платить за работу? — спросил Шавкат, буравя меня хитрым азиатским взглядом.

— Будут, — закипая от злости, ответил я. — У начальника гарнизона, товарища Шелии-Максютова Сергея Марковича, расчет в конце смены попросите.

Узбеки обрадовались еще сильнее.

— А что надо делать? — спросил худощавый парень с ярко-голубыми глазами. Кажется, его звали Остап Бердичевский.

— Магические заготовки, — ответил я. — Должны какие-то формуляры выдать — по ним и будем штамповать. Кто-то в школе магической обучался? Навыки создания конструктов знает?

На меня посмотрели как на идиота. Тягостное молчание было ответом.

— Что, никто не учился?

— Мы учился! — гордый собой, ответил Тахир. — В средний школа Азиатского восточного удела. До шестого класса. Шавкат до седьмого.

— Это была магическая школа? — с сомнением спросил я.

— Конечно магическая! Считать научили — деньги считаем. Писать научили — записываем кто сколько должен. Читать научили — газеты берем, работу ищем. Магия!

— Ох! — только и смог вымолвить я. — Ладно, давайте, прежде всего, познакомимся все. И сразу скажем кто каким даром обладает. Шавкат, Тахир, Тоджихон.

Узбеки кивнули.

— Вы каким даром обладаете?

— Даром? — смутились те. — Плитку можем ложить. Известка белить. Строить.

— Да я не про это! Магический дар какой у вас?

— Магический? — казалось, это смутилось парней. — Вы имеете ввиду сехриш мохи?

Я вопросительно глянул на узбеков, потом кивнул.

— Да, сехриш мохи. Какой у вас этот самый сехриш?

— Шавкат умеет дым делать.

— Дым?

— Да, дым. Шавкат, покажи.

Узбек глубок вдохнул, задержал дыхание. Потом весь затрясся, начал медленно выдыхать. Из ноздрей повалил черный густой дым, словно парень вместо сигареты выкурил кусок гудрона.

Рука моя невольно шлепнула по лицу. Дым! Твою мать! Дым! Делать дым! Супер способность суперчеловека! Да мы с такими навыками мир завоюем! Дымом всех победим! Прокоптим их, твою мать!

Но это были еще «цветочки».

— Тоджихон может пальцами щелкать.

— Пальцами… щелкать… — только и смог вымолвить я.

— Ага! — радостно кивнул Тахир. — Тоджихон, покажи.

Тоджихон потер пальцы, размял их, словно намереваясь сесть за арфу и сыграть какой-то причудливый струнный перебор. Потом сжал пальцы в пучок, большим оттянул их и резко выставил вперед. Получился звонкий щелчок.

— Класс! Могете, парни! — рассмеялся Шталин. — Что же вы тут время зря прозябаете, с таким то талантами? Вам бы на передовую — враг от смеха умрет, никаких бойцовых заклинаний не нужно!

— Смотри! — сказал Тоджихон и повторил щелчок, правда направил звук вниз.

Вновь звонкий сухой щелчок, словно ударили хлыстом. Асфальт под ногами внезапно треснул.

— Это… что такое? — только и смог произнести я, смотря на трещины.

— Это Тоджихон! — гордо заметил Тахир. — Он щелчок может орехи колоть!

— Во дела! — уважительно кивнул Шталин, наклоняясь и ощупывая асфальт. — Как будто отбойным молотком шарахнуло!

— А ты сам чего можешь? — спросил я у Тахира.

— Палец могу вытягивать!

Тахир показал нам указательный палец. Обычный палец, коричневый от въевшейся грязи, с мозолью на нижней фаланге и заскорузлым обгрызенным ногтем.

— Смотрите!

Тахир издал гортанный выкрик и палец вдруг стал вытягиваться вверх, словно был резиновый. Все длиннее и длиннее. На два сантиметра, на три, на пять. Наконец он стал больше самого себя в два раза. Выглядело это жутковато.

— Еще дальше могу!

Тахир вновь выкрикнул и палец вновь начал расти, истончаясь при этом. Теперь размерами он был сантиметров тридцать в длину и походил на антенну радиоприемника.

— Круто! — выдохнул Шталин. — А остальные пальцы можешь?

— Нет, только указательный.

— Что?! — разочарованно выдохнул Шталин. — Только один?

— Да. Только один.

— Жаль. Вот если бы все в иглы такие вытянул — цены бы тебе не было. Кофты и носки вязал бы за полчаса для бойцов передовой.

Тахир обижено надул губы, отвернулся. Палец его вновь принял обычные формы.

— Остап, ты каким даром обладаешь? — продолжил я дальше инвентаризацию умений своих подчиненных.

— Девчонок могу кадрить.

— Я серьезно.

— И я.

Я взглянул на парня — хотел отругать, но не увидел в его глазах и намека на шутку.

— Что значит…

— Ну, могу любую девушку очаровать. Даже без слов, просто взглядом. Дар у меня такой.

— Казанова хренов! — буркнул Шталин.

— Ну что поделать, так получилось! — пожал плечами Остап.

— Дык и я обладаю таким даром! — не унимался Шталин. — За свою жизнь знаешь сколько баб закадрил? Не сосчитать! Со Светкой Грушевской — знаешь такую? ну конкурс она еще в позапрошлом году выиграла красоты по Челябинской области, — мутил.

— Охрененный дар, очень полезный на войне! — вздохнул я.

— Я ж не виноват, что у меня способность есть такая.

— Атрибут?

— Нет, не атрибут. Просто дар. Был бы у меня атрибут, я бы уже не таскался бы тут в кирзовых сапогах! — улыбнулся Остап. Мечтательно произнес: — Жену его величества бы соблазнил и во дворце сидел бы! На аристократов и дарованных моя способность не распространяется, только на простых девчонок.

— Ладно, — махнул я. — У тебя что, Антон?

Рядовой Антон Рябов решил вместо многословия продемонстрировать свои умения наглядно. Взял в руку горсть земли с клумбы, показал нам.

— Видите?

— И что? — не понял я.

— Сейчас, — напряженно ответил тот и закрыл глаза.

На виске у парня вздулась вена, веки задрожали.

— Он сейчас обделается, — буркнул Шталин.

Я смотрел на землю, ожидая что же произойдет. Но ничего не происходило.

— У тебя точно есть дар? — спросил я, уже ожидая отрицательного ответа.

Но Рябов покачал головой. Кивнул на горсть земли — мол, смотрите, сейчас все будет.

И в самом деле через некоторое время горсть начала подрагивать, будто там, внутри нее копошился маленький крот. Потом земля начала собираться в шар и сжиматься.

— Вот! — усталый, но довольный собой, произнес Антон, показывая идеальной формы шар.

— Ты можешь шевелить предметы на расстоянии? — спросил я, не понимая еще в чем суть дара Рябова. — Делать из земли комки? В чем суть?

— Возьмите в руку, — улыбнувшись, сказал тот.

Я взял в руки шарик и с удивлением обнаружил, что земля стала крепкой как камень. Я даже подбросил комок, ожидая что тот распадется в воздухе. Не распался. Самый настоящий камень.

— Я могу сжимать сыпучие предметы в одну монолитную структуру, — с гордостью произнес Антон.

— Хороший способность! — произнес Шавкат.

— Цены тебе нет! — добавил Тахир. — И что — кирпич тоже сможешь сделать?

— С кирпичом сложнее — чем больше предмет слепки, тем больше сил приходится затрачивать.

— И какие ограничения в объеме у тебя? — настороженно спросил я.

— Вот этот, — Рябов кивнул на шарик в моих рука. — Самый большой пока! Сам не ожидал что получится. Но получилось! Правда устал страшно! Аж руки вон дрожат.

Парень продемонстрировал свои тонкие бледные ручонки. Они в самом деле дрожали.

— А у тебя какая способность? — спросил я у Клима.

— Я могу насекомыми управлять.

— Чего?

— Ну, могу мелкими насекомыми управлять, призывать их или наоборот отгонять.

— Повелитель мух! — с издевкой произнес Шталин.

— Правда могу! — возмутился Клим.

— Докажи!

Парень напыжился, закрыл глаза.

Мы стали смотреть по сторонам, высматривая в воздухе доказательства слов парня.

— Поблизости нет насекомым, — после паузы ответил Клим. — Не могу уловить их присутствия.

— Да заливаешь ты. Придумал хрень какую-то про насекомых и лечишь тут нам! — не унимался Шталин.

— Правда могу! Что я, виноват, что тут мух нигде нет?

— Тут сильный магический фон, — хмуро ответил я. — Даже птицы не летают, а мух и подавно.

Клим шмыгнул носом.

— Я правда могу! Я…

— Смотрите! — вдруг произнес Тахир, указывая на землю.

Мы обратили взоры вниз. Нас, стоящих посреди участка заготовок, окружили идеально ровным кругом муравьи.

— Твою мать! — только и смог вымолвить Шталин. — И вправду может! Ну-ка, прикажи им что-нибудь.

— Что? — спросил Клим.

— Не знаю, что-нибудь.

Клим прикрыл глаза, начал водить в воздухе рукой, выписывая какие-то символы. Муравьи начали собираться в другую структуру.

— П… Р… И… В… Это что? — не понял Шталин.

— Они слово пишут! — воскликнул Остап. — «Привет». Правильно?

— Да, — довольный собой, улыбнулся Клим.

— А где «Е» и «Т»? — не унимался Шталин. — Только только «ПРИВ».

— Муравьев не хватило, — ответил я. — Ладно, отвлеклись. Поехали дальше.

— Ну охренеть просто! — продолжал удивляться Шталин, глядя на насекомых, послушно стоящих в виде букв.

Я его восторга не разделил. Такая способность едва ли могла пригодиться в общем деле. Ну да ладно, хоть комаров будет отгонять, все полезнее, чем просто без дела сидеть.

— Здоровяк, ты что можешь? — спросил я у араба.

Тот вопросительно посмотрел на меня.

— Ты обладаешь каким-то даром?

Раш Ар-Рауд задумался, глянул на остальных. Те тоже смотрели на него, ожидая чем он их удивит.

— Есть какие-то магические способности? — продолжил расспрос я.

Здоровяк щелкнул пальцами. Потом еще раз. Потом показал нам указательный палец. Потом сипло выдохнул носом.

— Братец, — обратился к нему Шталин. — А ты по-русски то хоть понимаешь?

Здоровяк тупо посмотрел на него.

— Язык знаешь? Понимаешь меня? — спросил я.

Раш Ар-Рауд перевел взгляд на меня. В глаза читалось непонимание.

— Да он же совсем тупой! — хохотнул Шталин. — И откуда таких берут? По нашему даже не соображает.

Еще одна проблема — с разочарованием понял я. Здоровяк, возможно, с садистскими замашками — все-таки пятерых топором по слухам зарубил, — не понимающий языка. Казалось бы, что может пойти не так?

— Рядовой Иван Ходун, вы что можете? — устало спросил я.

— Ничего, — коротко ответил тот.

— Как это? Написано же…

— Я просто соврал, когда призывался, — ответил парень. — Сказал, что могу голову от тела отстегивать. Думал, от армии откосить так у психиатра. А мне записали, что обладаю даром и сюда направили, к Барьеру.

— Замечательно!

Меня уже трясло от истеричного и злого смеха, рвущегося из груди. С трудом взяв себя в руки, я продолжил ревизию талантов и умений своих подчиненных.

— Рядовой Евгений Бобков, у вас какие способности имеются?

— Мысли могу читать, — ответил тот.

— Мысли? — заинтересовался я.

— Да.

Неужели хоть что-то стоящее во всем этом балагане?

— Не врешь? — с сомнением спросил я, поглядывая на парня.

Его еще не знавшие бритвы щеки раскраснелись.

— Не вру.

— Докажи! — тут же вмешался Шталин.

— Я читать могу только когда мне очень сильно страшно становится.

— Вот сейчас не понял.

— Ну в обычном состоянии не могу — не знаю почему. Сколько раз пробовал — не могу. А вот когда страшно становится, тогда получается.

— Так давай я тебя напугаю! — предложил Шталин.

Евгений смутился еще сильнее.

— Читай мысли, засранец, а не то я тебе кишки выпущу! — Шталин схватил паренька за горло и поднял вверх.

— Шталин! Отставить! — рявкнул я.

Но тот не слушал.

— Читай мысли, обрубок! А не то сдохнешь!

— Отпусти его! Выполнять приказ!

Шталин послушался, нехотя отпустил Бобкова.

Рядовой схватился за горло, закашлялся.

— Да нифига он не может, — махнул рукой Шталин.

— Еще раз такое повториться — гарнизонному тебя сдам, с красной характеристикой. Он тебе живо занятие по душе найдет — туалеты чистить.

Это остудило норов Шталина. Он понимающе кивнул.

— Ты то сам чем конкретно обладаешь? — спросил я. — Телекинез?

— Он самый, — довольный собой, кивнул тот.

— А искры между пальцев от чего образуются?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Само получается.

Я уже понял, что мне в отряд отдали балласт — тех, кто был абсолютно бесполезен на передовой. Все верно, зачем нужны такие сомнительные дары — пускать из носа дым, вытягивать один палец, призывать насекомых, делать из пыли шарики? А так и они при делах будут, и начальству не мешают.

Настоящие дарованные, те, кто из родовых кланов, сейчас на передовой. Их дар — настоящий дар, а не вот это вот все, — используется в самом настоящем бою.

Я оглядел стоящих. Что можно было с ними сделать? Какие с них магические конструкты можно требовать?

Невольный вздох обреченности вырвался из груди.

Ладно, что-нибудь придумаю. Не навечно же я тут. Месяц только продержаться.

— Итак, — обреченно, смерившись с обстоятельствами, произнес я. — Двинули к старшему заготовительного участка. Будем…

Договорить я не успел. По гарнизону пронзающим жалобным звуком начала растекаться сирена — сигнал тревоги.

* * *

— Что это? — испугано воскликнул Остап, смотря на столб с громкоговорителем.

Я лишь пожал плечами. Хотел бы и сам знать, что это за сигнал и что в таких случаях необходимо делать, куда бежать и где прятаться.

Из одного из ангаров начали выходить солдаты — все были работниками древесного цеха, поэтому и вид был соответствующий — в опилках, пыли, стружке.

— Что случилось? — спросил я одного из парней.

— Разведка вернулась, — ответил тот.

Голос его был напряжен.

— Какая разведка? — не понял я. — Я думал это сигнал тревоги.

— Так и есть. Оповещают, что Врата открываются — чтобы разведотряд впустить. Они с первого круга прибыли.

Мне стало интересно.

Я оглянулся в сторону Барьера, через некоторое время и в самом деле обратил внимание, что расположение некоторых частей стены изменено.

— Пошли посмотрим? — предложил Остап.

Я согласился.

Мы вышли с участка, остановились возле центральной дороги — оттуда открывался вполне нормальный вид на происходящее, да и не далеко ушли от основного своего производства.

Отсюда было видно что там, за открытыми Вратами Барьера, была густая тьма. Я удивился увиденному. Стоял день, солнечный, жаркий. А там — непроглядный мрак. И несколько десятков фонариков, освещающих путь идущим, змеей ползущие к Вратам.

Разведотряд понес сильные потери — это было видно по носилкам, которые несли идущие.

— Раненые! — раздался впереди голос начальника гарнизона. — Медслужбу сюда! Срочно!

Но медслужба уже была на чеку. Несколько человек подбежали к идущим, перехватили носилки и понесли в лазарет.

Остальные пришедшие, кто мог передвигаться на своих двоих, уныло побрели к дому офицеров.

Я глянул на одного из раненных… их сердце мое кольнуло. Знакомое лицо.

Я рванул по дороге, прямо туда, к Вратам.

— Максим Петрович! — крикнул Остап. — Нельзя туда!

Но я его не слушал. Я видел раненного — изувеченного какой-то страшной силой и еще живого и мне самому становилось больно.

— Андрей! — крикнул я уже подбегая к лежащему.

Санитары попытались меня отстранить, но я рявкнул:

— Это мой друг. Мы вместе в Школе учились.

Поняв, что возможно наша сегодняшняя встреча будет последней, санитары остановились, дали обмолвиться парой слов.

— Ты как здесь оказался? — спросил я, оглядывая парня.

Этот был тот самый Андрей, мой друг, с которым мы учились, дружили, весело проводили время в Школе. Тот, который однажды спас меня от Герцена на Дикой Охоте.

— Да вот, служить пришел, — не весело улыбнулся тот. — Как увидел по телевизору, что набор объявил, так и пошел. А меня в разведроту сразу отправили. Сам же знаешь, как я могу бесшумно передвигаться.

— Помню, — кивнул я. — Так и познакомились!

— Ага! Помнишь, как я к тебе спящему подкрался?

Андрей скривился от боли.

— Что там, за Барьером, случилось? — спросил я, поглядывая на тьму, царящую за Вратами.

— Там… там… — глаза Андрея подернулись белесой пленкой. — Там… Никита Бартынов… там твой отец… там все… там все…

Изо рта Андрея начала выступать густая белая пена.

— Ему плохо! — крикнул санитар. — Срочно — в лазарет! Инъекцию адреналина!

— Я могу ему помочь! — кинул я санитарам. — Я знаю несколько магический конструктов, которые…

— Нет! — отрезал один из них. — Уставом запрещено чтобы посторонние помогали!

— Но я…

— Запрещено!

Андрея утащили прочь.

— Максим Петрович! — ко мне подошел Остап. — Нам сюда нельзя — не наша территория. Накажут.

Он потянул меня прочь.

Я нехотя поднялся, проводил Андрея взглядом, запоминая в какую именно дверь его заносят. Обязательно к нему загляну на досуге — чего бы мне это не стоило.

Мы вернулись к заготовительному участку. Там нас ждали остальные члены отряда, живо споря о том, можно ли при помощи щелчка Тоджихона раскромсать мошонку начальника гарнизона. Сошли на том, что нельзя — у начальника наверняка там какая-нибудь ракушка с защитой стоит для таких возможных инцидентов.

— Пошли внутрь, — приказал я.

Мы вошли в темный ангар, где, как оказалось, трудилось множество солдат. Кто-то таскал коробки, кто-то сшивал какие-то мешки, кто-то гремел склянками, переливая жидкости в разные сосуды. Каждый был занят своей работой и никто даже не поднял на нас взгляда.

Среди них ходил парнишка, с огромным журналом и огрызком карандаша, что-то все время записывая и подсчитывая.

— Костя, зеленого сколько осталось?

— Пять ящиков.

— Маловато.

— А я что сделаю? Рожу что ли?

— Ладно, не дерзи, будем изыскивать, — парень записал в журнал. — А бацилл сколько?

— Два короба.

— Нормально, — вновь записал. — Еще хватает.

— Извиняюсь, а как нам найти Гамильтона? — вмешался я.

Парень оторвался от записей, подошел ко мне.

— Я Гамильтон. А вы кто?

— Фельдфебель Вяземский, по приказу начальника гарнизона.

— А, понял кто такие! — кивнул парнишка. — Мне передали уже. Заходите. Вас мы определим на заготовительный участок по магическим конструктам. Вы ведь дарованные?

— Ага, дарованные, — кивнул я, едва сдержавшись чтобы не разразиться бранной руганью.

— Ну вот и отлично, значит разберетесь.

Мы прошли вглубь ангара, почти в самый его конец, где располагалась небольшая комнатка, тесная, заполненная какими-то коробками и склянками.

— Вот здесь вы и будете работать.

Вот вам формуляр с указанием всех расходных материалов и их кодов, вот инструкция по созданию магических конструктов. Вот таблица погрешностей. Я честно не знаю зачем она нужна — ее прошлые ребята составили, сказали передать тому, кто после них будет работать.

Я принял документы. Каждый был толщиной с книгу.

— Ладно, можете приступать к работе. График и план выполнения я принесу позже. Пока разбирайтесь.

— План? — скривился Шталин.

— Конечно, — кивнул Гамильтон. — План объемов работ. Надо выдавать нужное количество, каждый день. Иначе наряды вне очереди. Все-таки война идет, ребятки, тут не до отдыха.

Вновь на улице завыла сирена.

— Что такое? — спросил я. — Опять разведотряд вернулся с задания?

— Нет, — покачал головой Гамильтон. — Хуже. Гораздо хуже.

Сирена захлебнулась в собственной вое.

Глава 14

— Да что там случилось? — не выдержал Шталин, поглядывая на Гамильтона.

Парень не ответил.

Сирена выла протяжно, как раненный зверь. На этот раз звук ее был гораздо громче и дольше.

Стало понятно — ситуация из ряда вон выходящая.

Мы вышли в основной цех — там тоже никто не работал. Все стояли и слушали этот жуткий протяжный вой, пронзающий тело.

— Чего встали? — прикрикнул Гамильтон, глядя на своих подчиненных.

— Так ведь это… сирена… — произнес один из парней.

— И что? Сирена не для тебя. У тебя конец рабочего дня гудок оповещает, вот его и слушай с открытым от радости ртом. А это…

Гамильтон не договорил — рация на его плеча сухо щелкнула и начала шипеть. Потом хриплый голос сообщил:

— Ситуация 7-А. Прорыв второго круга. Повторяю: ситуация 7-А. Прорыв второго круга.

* * *

— Мне не послышалось? — Я подошел к Гамильтону ближе.

— Нет, — одними губами прошептал он. — Второй круг прорван. Остался последний — третий, а дальше…

— А дальше — Барьер, — закончил Шталин, подойдя к нам.

— Во дела! — присвистнул кто-то из рабочих.

— Второй круг прорвали!

Рация вновь шикнула — на общую волну связи вышел начальник гарнизона.

— Всем отделения и участкам! Продолжаем работу в штатном режиме. Повторяю: всем отделениям и участкам продолжить работу в штатном режиме. О изменениях и корректировках работы будет сообщено дополнительно.

Гамильтон скривился.

— Если так сказал, то к вечеру жди разнарядки — увеличение объемов раза в два. Это к гадалке не ходи.

Потом повернулся ко всем, рявкнул:

— Ну что встали? Слышали приказ начальника гарнизона? Всем работать!

Народ засуетился. Мы тоже двинули в свою каморку.

Рассадив бойцов, я принялся изучать инструкцию по изготовлению магический боевых конструктов. Язык описания был топорный, но общий смысл понятен.

Предполагалось изготавливать что-то вроде бомб, которые приводились в действие определенным не хитрым заклятием. В обычном состоянии конструкт был бесполезной штукой — хоть гвозди им забивай ничего не случиться.

Но при определенных действиях солдата механизм активизировался, а при произнесении заклятия — взрывался. Причем хитрый механизм уберегал конструкт от случайного взрыва предохранительным заклятием, спрятанным внутри конструкта. Так что попади такая штуковина врагу — он ничего бы с ней сделать не смог бы.

Схема была не сложной — в школе мы создавали и сложнее. Но вот побочных действий было много. Создать отток, завести магический меридиан, замкнуть поток, отсечь фон. На все это предполагалось очень много сил и затрат.

«Ничего, справимся!» — приободрил себя я.

И взял в руки таблицу погрешности. Едва открыл понял — не справимся.

Таблицы с десятками столбцов и строк, заполненных убористым мелким подчерком. Какие-то коэффициенты, поправки, допуски. Чтобы разобраться во всем этом, понадобится не один месяц.

С кислой миной листая странички, на полях одной нашел интересную запись:

Пацаны! Кто будет делать магические конструкты после нас, знайте — Гамильтон гнилой чувак и портянка штопанная. Нормы задирает. А субстрат на бомбы дает просроченный. Часто все взрывается. Леху обожгло, а вчера Кузьму обварило. При замыкании потока прячьтесь за коробки с породой — мы специально их так поставили, чтобы не поймать мордой случайные взрывы. Проверяйте субстрат. Если нижний уровень моля будет 5 и ниже — абсорбируйте. Если от 5 до 10 — плазмируйте. Если выше 10 — бегите куда подальше пока не пыхнуло к чертям собачьим! Удачи, пацаны!

Я прочитал послание от безымянных предшественников один раз, второй, третий. Термины и общий смысл мне были понятны. Из дерьма и палок изготовить конфетку — вот что нам предстоит делать.

— Остап, глянь что в тех коробках, — произнес я, указывая на дальние ряды.

Парень кивнул, принялся смотреть.

— Какие-то банки. Прикольные! Круглые!

Он достал одну.

Она и вправду была круглой, и лишь в одном месте виднелось небольшое короткое горлышко с пробкой.

— Это оболочка для магического конструкта, — пояснил я. — В них будет помещаться… Шталин, не лезь туда!

Парень аж вздрогнул, резко отдернув руки от зеленого ящика, стоящего у стены.

— Да я же прост глянуть…

— Там же четко написано: «Субстрат подвижный гигроскопичный»!

Шталин вопросительно глянул на меня.

— Ну написано, и что с того?

Меня вновь начало коробить. Забыл с кем имею дело! Они же не понимают ни черта в магии! Для них эта надпись что тарабарщина.

— Значит так. Слушайте и запоминайте. Первое. Без моего разрешения ничего не трогать. Второе. По мастерской не слоняться. Лучше сядьте… вон там.

Я указал на уголок.

— Шталин, организуй там посадочные места. Третье. Берете вот эту инструкцию и читаете. Один раз, два, три, пять, десять. Пока не выучите.

Остап взял брошюру, быстро пролистал ее.

— Тут словечки…

— Все, что непонятно, я буду в процессе объяснять. Не слышу что поняли команду.

— Есть! — нестройным хором ответили парни.

Пока парни читали и морщили лбы, я принялся осматривать фронт работы. Нет, сразу создавать магические конструкты в таких условиях будет не реально. Надо привести рабочее место в порядок.

Для начала решили убраться. В процессе уборки обнаружили много чего интересного. Закопченные пятна были везде, казалось, тут горело все.

— Откуда это? — обнаружив очередное прожжённое пятно, спросил Осип.

— Субстрат горел, — пояснил я, чувствуя, что и нам еще не раз придется наделать таких пятен.

Главное — не покалечить людей.

Открылась дверь, к нам зашел Гамильтон.

— Чего делаете? Убираетесь? Это правильно.

— Разрешите обратиться? — сказал я.

— Говори.

— А где те, кто работал после нас?

— А тебе зачем?

— Просто было бы гораздо продуктивнее, если бы хоть кто-то разбирающийся во всех тонкостях налаженного процесса помог — хотя бы разпоказал, как все делается. Просто очень много нюансов, которые можно не учесть.

— Нет никого, — ответил Гамильтон.

— Дембеля?

— Умерли.

— Как это?..

— Потравились да сгорели, — буднично ответил Гамильтон. — Варили очередную партию, да и пыхнуло у них. Обожгло всех. Кто сразу на тот свет, кто помучился еще в больничке. Так что будьте аккуратнее. Соблюдайте технику безопасности. Я вам потом журнальчик принесу — распишетесь, что прослушали инструктаж.

— Но ведь мы же не выслушали!

— Как не выслушали? Сейчас же вам рассказал — соблюдайте технику безопасности. Что еще надо? Пальцы в розетку не суйте. Руки мойте перед едой. В голову из автомата не стреляйте.

— Нам оружие не выдали, — хмуро пробурчал Шталин.

— Ну вот и хорошо — один риск уже исключен. Я чего зашел? Вот план, — он протянул мне бумажку с таблицей. — В ней по дням расписано сколько конструктов нужно сделать.

Я глянул и лицо мое вытянулось.

— Это же нереально!

— Вполне реально, — улыбнулся Гамильтон. — Ваши предшественники же делали — и у вас получится.

— Наши предшественники сгорели на работе от таких объемов! В прямом смысле сгорели!

— Техника безопасности! — многозначительно изрек Гамильтон, вытянув указательный палец вверх.

— Но…

— План! — перебил Гамильтон. — Надо соблюдать. Пока не выполните его — никто спать не пойдет.

— Что?!

— Таков приказ начальника гарнизона.

— И что, нам тут ночевать?

— Хотите — ночуйте. Прошлые ребята так и делали, когда зашивались. На коробках стелили и спали в три смены.

— Издевается! Дай-ка я ему… — начал Шталин и намеревался уже пойти на вошедшего.

— Стоять! — рявкнул я.

Еще не хватало в какой-нибудь карцер загреметь на все время пребывания тут из-за нападения на вышестоящее руководство.

Шталин остановился.

Гамильтон вопросительно глянул на нас.

— Хорошо, — кивнул я, выпроваживая того. — Будем делать.

— Вот и делайте!

Дверь захлопнулась.

— Ты что, с ума сошел?! — Повернулся я к Шталину. — В карцер захотел?!

— Да надо было просто в нос ему дать — в миг бы понял кто тут…

— Ты рядовой, Шталин! Не Господь бог, не Император Российский. Простой рядовой, поэтому бить кого-либо просто так тебя нельзя. Если ты, конечно, в тюрьму не захотел.

На некоторое время замолкли. Начали разгребать комнату.

Общая атмосфера в помещении была напряженной. Все понимали — прорыв второй линии обороны ни к чему хорошему не приведет. Ужесточаться нормы выдачи продукции, увеличится время работы. Но даже не это было главное. Враг близко. Еще один круг, третий, и он подойдет в плотную Барьеру.

А если произойдет прорыв Барьера?

Мне в это верилось с трудом. Неужели вообще возможно прорвать такое сооружение? Наверное, да, возможно, ведь не даром сделали еще и три круга обороны за внешними границами Барьера.

Кто же эти самые враги, что способны на такое?

Не давали покоя слова Андрея. Он говорил странные вещи. Конечно, их можно было списать на бред. Но… всегда есть это «но». Что, если там, за Барьером, и в самом деле не все так просто, как кажется? Что если враги — не люди? Ведь никогда конкретно не говорилось о том, кто они такие. Ни в новостях по телевизору, ни в газетах. Только общие слова «враг», «противник».

— Давно такого не было, — тихо произнес Клим.

— Пять лет назад было, — ответил Евгений. — Тогда тоже второй круг прорвали. Мобилизацию сразу же всеобщую объявили. Всех к Барьеру погнали. Но вроде быстро все утряслось. Врага обратно к первому кругу отбили, а потом и за него. Вроде сильно помог род Соколовых — у них две сестры-близняшки какое-то очень изощренное заклятие придумали. Тем и спаслись.

— Может, и сейчас что-то придумают? — с надеждой в голосе спросил Клим.

— Это вряд ли, — ответил ему Евгений. — После этого заклятия силы у близняшек иссякли. Девушки долго болели, все никак не могли оправится и в итоге умерли, не дожив и до восемнадцати. Говорят, подавали очень большие надежды в магическом искусстве. Но тот конструкт их сильно иссушил.

Повисла напряженная тишина.

— Ладно, не будем о грустном, — нарушил молчание я. — Давайте изучать инструкцию, нам еще норму делать. До поздней ночи тут, наверное, будем сидеть.

Все кисло принялись за работу.

* * *

До поздней ночи — это были еще оптимистичные слова. Мы провозились всю ночь, разбирались с хламом и коробками.

Для начала привели в порядок маркировку — некоторые ящики были не подписаны, некоторые подписаны, но содержимое их не соответствовало маркировке. В какой-то момент я даже не стал удивляться тому, что у прошлых ребят тут все горело и взрывалось.

Потом провели ревизию. Как оказалось не все заявленные ингредиенты были в наличии. Зато нашлось то, чего в списке не было. При желании и должной сноровке, при наличии того, что у нас имелось, можно было сотворить весьма интересные и опасные конструкты, которых хватило бы, чтобы сравнять гарнизон с землей.

Надо отдать должное парням — никто не отлынивал от работы, и даже здоровяк Раш таскал коробки.

Где-то под утро мы разобрались с вещами и усталые повалилась на стулья. Понимая, что план нам за сегодня точно не выполнить, я дал команду «отбой!». Подпустить уставших и едва соображающих людей к магическим реактивам я не мог себе позволить. Угробим и себя, и материал, и кучу бед наворотим. И пожар в заготовительном участке — это только маленькая его часть.

Вздремнуть удалось часик, не больше. Вскоре заготовительный участок наполнился шумом и голосами — приходила утренняя смена.

— Вяземский!

В коморку зашел Гамильтон — выспавшийся и свежий.

— О! Я вижу, вы тут убрались. Молодцы, похвально! А что с планом? Где коробки с боеприпасами?

— Их нет, — ответил я, с трудом поднимаясь — от слабости качало.

— Как это нет?! — закричал Гамильтон. — Как это нет?! А что я начальнику гарнизона скажу? Фронт требует! А вы ни черта не сделали! Вы же враги Родины! Госизменники!

— Разгребали бардак! — пояснил я, с трудом заставляя веки не схлопнуться.

— Да плевать мне на бардак — хоть грязью тут и плесенью зарастите! Но чтобы каждый день норму выдавали!

Гамильтон глянул на часы.

— До обеда есть время — шлепайте конструкты. Иначе… — Гамильтон провел большим пальцем по горлу, красноречиво показывая, что с нами будет.

И громко хлопнув дверью, ушел.

— Что будем делать? — понуро спросил Остап, поглядывая на остальных.

— Конструкты делать! — бодро сказал Тахир. — Начальник, ты только покажи один раз как — а мы подхватим. Шавкат пять классов образования, Таджихон — семь, мозги имеются.

Я махнул рукой. Взял инструкцию и принялся читать, попутно собирая необходимые ингредиенты. Идея была такой — создать один экземпляр и при этом посмотреть где можно подключить к работе парней, чтобы те с ней справились и не натворили дел.

Общий процесс изготовления занял тридцать две минуты. С учетом того, что нам надо было до обеда сделать сто снарядов, получалось что мы крупно влипли. Такой объем точно нам не осилить.

Конечно, можно было на процессе отсечения фона подключить, скажем, Осипа. Там ничего сложного — просто наливай в колбу по тридцать миллиграмм осадочного субстрата. Без всяких заклинаний. Кто-то из парней пусть делает отмерку этих тридцати миллиграмм, а Осип аккуратно наливает.

Узбеки отлично бы справились с физической работой — готовили колбы, раскладывали бы их в ряд, чтобы Осипу было удобнее заливать.

Евгения, Клима и Ивана можно было бы поставить на отсушку верхней фракции. Не самое безопасное, но эти должны справиться. Тут главное- осторожность.

Я возьму на себя самую опасную и сложную работу — контроль моля субстрата и выведение магического компонента.

Получался такой мини конвейер. Форд бы позавидовал.

К нам в каморку постучал дежурный, не дождавшись ответа, заглянул. Напугано огляделся, позвал меня, без лишних слов протянул сотовый телефон.

— Это что? — не понял я.

Тот лишь заговорщицки подмигнул и поспешил уйти.

Я глянул на телефон. Он был старый, кнопочный, весь в трещинах. Ожидая какой-то подставы, я уже думал куда спрятать его, чтобы не попасться на проносе запрещенки, как вдруг раздался противный звонок.

Я некоторое время колебался, но все же ответил.

— Да?

— Максимка! — раздался знакомый девичий голос.

— Ольга? Ты как… как тебе удалось найти меня?!

— Для меня нет ничего невозможного! — с гордостью ответила та. — Просто знаю одного парнишку, который в твоем гарнизоне работает, через него попросила на тебя выйти.

— Ну ты даешь!

— А то! Вот звоню, узнать, как у тебя служба идет?

— Хорошо идет, — ответил я, поглядывая на парней — они, поняв, что начальник отвлекся, вновь начали спорить о том, можно ли при помощи щелчка Тоджихона врезал по мошонке теперь уже Гамильтону и о том, что будет если указательный палец Шавката в его нормальном состоянии засунуть в задницу начальника гарнизона, а потом вытянуть. — Много интересных людей вокруг. Высокоинтеллектуальные беседы о высоком ведем. В общем, у меня нормально все. Ты лучше расскажи, как там дела дома? Расскажи, что делается? Какие новости.

— Новостей много, — голос Ольги из звонкого, радостного стал напряженным.

Я понял, что не все так хорошо, как хотелось бы.

— Сашка рвет и мечет. Твой финт с армией ему порядком карты перемешал. Мне кажется, он сейчас какие-то другие схемы разрабатывает — все время уезжает куда-то, звонит кому-то. Но что-то разузнать я не могу. Поняв, что меня не перетянуть на свою сторону, он не разговаривает теперь со мной.

— А от Воцлава есть вести? — с надеждой спросил я.

— Пока нет.

— О Бартынове что-то слышно?

— Слышно, — голос Ольги стал еще более напряженным. — Он поймал Григория и держит где-то у себя в подвалах — так, по крайней мере говорят. Возможно и в живых его уже нет. Герцен-старший объявил роду Бартыновых кровную войну.

— Что?! — не смог сдержаться я.

— Именно так. Прилюдно, как и полагается.

— Но ведь они сами это все затеяли! Сами убили Никиту Бартынова!

— Герцен требует вернуть ему сына. Говорит, что признания были получены не по закону.

— Вот урод! О каком законе он вообще говорит?!

— Якобы все обвинения в его адрес — ложь и истинный убийца это ты.

— Да пусть что угодно говорит — Бартынова ему все равно не победить и не переубедить.

— Вот тут спорно. Герцена в его войне внезапно поддержали Шустовы.

— Кто это?

— В Верхней палате глава рода сидит, Илья Шустов. Весомый человек.

— И зачем ему это? Зачем ввязывать в разборки двух семей?

— А кто его знает? Какие-то видимо свои интересы. Может, хочет Бартынова скинуть. Там, в Верхней палате, свой змеиный клубок, похлеще, чем в Нижней. Такие игры ведутся, что лучше и не знать.

— А Бартынов что? Какая его реакция на происходящее?

— Никакой. По слухам пьет уже какие сутки подряд.

— Тоже хорош! — проворчал я. — Когда надо действовать, он в хандру погрузился.

— По слухам государь выразил недовольство работой Нижней и Верхней палат, в частности, их склоками. Что-то назревает.

Да, об этом говорил и Петр Вяземский при нашем с ним разговоре. Что-то действительно зреет, недоброе.

— Скажи, правда второй круг прорвали? — спросила сестра.

— Правда.

— Просто по новостям какая-то непонятная информация идет. То объявляют, что произошел прорыв, то власти говорят, что раньше времени это утверждать не стоит и поводов для паники нет. Народ на нервах. Отсутствие внятного объяснения создает напряжение среди людей.

— Держись там!

— Да со мной все нормально будет, не переживай. Самое главное ты не раскисай. Воцлав сказал, что не больше месяца ты там будешь.

— Верно.

В дверь деликатно постучали, вновь заглянул дежурный, показал на время.

— Оля, мне пора, уже лимит выходит.

— Хорошо. Я время о времени буду тебе звонить, чтобы ты там не скучал.

— Хорошо! Пока.

— Пока.

Сестра положила трубку, я передал телефон дежурному и тот живо убежал прочь.

Я вернулся к парням. Те, завидев меня, поутихли.

— Мы сможем сделать столько магических конструктов до обеда? — спросил Остап, поглядывая на меня.

Врать не хотелось. Я понимал, что даже если мы наладим конвейер, то сотню бомб не сделаем.

Я честно ответил:

— Это для нас невыполнимая задача.

«Нет не выполнимых задач», — внезапно раздалось за спиной.

Это была Смерть.

Я обернулся — так, чтобы не привлекать к себе внимания.

Все в том же черном балахоне, с капюшоном, скрывающим голову.

«Все под силу тому, кто стремиться к выполнению поставленной задачи», — ее рассуждения были подобно нравоучениям старых, познавших многое занудных учителей.

«Убирайся! Я тебя не звал»

«Я прихожу не по зову!» — рассмеялась Смерть.

Я вдруг встревожился.

«Кто-то из них сейчас…» — я оглянулся на парней — те по-прежнему раскладывали коробки. Вид у всех был вполне нормальным, никто не побледнел, и никому не становилось плохо.

«Нет! Твои ребята не умрут. Сегодня не умрут. Я просто так зашел».

«Послушай — все хотел спросить тебя. А ты он или она? Просто говоришь всегда о себе в мужском роде».

Смерть рассмеялась.

«У меня нет пола. Но для тебя могу стать девушкой, — очертания черной тени размылись, уступая место силуэту фигуристой брюнетки. — Или парней, если тебя они интересуют», — силуэт девушки исчез, на его месте возник мускулистый атлет.

«Уж нет!» — открестился я.

«Я слышал тебе уж на помощь».

«Ничего не нужно!»

«Ну как же, а магические конструкты? Их нужно сделать за один день столько, что тебе точно не управиться. А твоим сподручным — это просто не выполнимая задача».

В этот момент за спиной что-то громко хлопнуло.

Я обернулся. Осип уронил одну из склянок.

— Извините, — скосив вниз взгляд, произнес он.

«Вот видишь. А могу помочь — мне это под силу».

«Стремишься загнать меня в свои бездны как можно быстрее?»

«Да, — внезапно откровенно честно ответила Смерть. — Убить тебя я не могу — твой срок еще не пришел, да и уникальность твоя при этом может повредится. Поэтому да, хочу как можно скорее завладеть твоей душой».

«Спасибо конечно за откровенный ответ, но я вынужден все же отказаться».

«Не думай, что одним только этим шагом, этой маленькой помощью ты сразу же окажешься в моей власти. Я не такой коварный, каким ты меня представляешь. Люди гораздо подлее».

Вот тут я не смог не согласился со Смертью.

«Я просто хочу тебе помочь. Действительно помочь».

«Слабо вериться».

«Открою тебе небольшой секрет — я тоже заинтересован в создании этих магических конструктов».

«И в чем же твой интерес?»

«Ну как же, каждая такая штуковина, — Смерть кивнула на одну из стеклянных колб, — может унести столько жизней! Эти колбы — как письма, с приветом от меня!»

Смерть звонко рассмеялась.

«Уходи!» — кинул я, отвернувшись.

— Ну, что парни, давайте начнем работу. Полный объем не успеем, но хоть что-то сделаем. Это лучше чем ничего.

«Ты оптимист!» — ехидно заметила Смерть.

Я проигнорировал ее фразу.

Раш, до этого стоявший неподвижно, внезапно переменился в лице. Из угрюмой маски безразличия, оно вдруг вытянулось в леденящем душу ужасе, нижняя губа оттопырилась и мелко задрожала.

— Смерть! — внезапно выкрикнул он густым раскатистым басом.

Все обернулись на здоровяка.

— Он что, сейчас что-то сказал? — удивленно произнес Шталин. — Он говорить умеет что ли?

— Кажется, и в самом деле сказал. Да еще и на русском языке.

Но Раш не обратил внимания на нас, он продолжал смотреть в одну точку. Потом вновь повторил:

— Смерть! Смерть! — и указал пальцем на том место, где сидела костлявая.

Глава 15

— Смерть! — повторил Раш, содрогаясь от ужаса.

— Эй, парень, успокойся!

— Смерть!

«Он что, видит тебя?!» — удивленно спросил я.

Ведь здоровяк и в самом деле сейчас взирал на Смерть и показывал на пальцем на костлявую.

«Видит, — кивнула Смерть. Она и сама была удивлена такому обстоятельству. — Интересный экземплярчик, надо будет к нему присмотреться внимательней».

«Исчезни!»

Потусторонний гость злобно зыркнул на меня, но огрызаться не стал. Произнес:

«Я еще вернусь».

Я хотел сказать что-то покрепче, но инфернальная сущность растворилась в воздухе.

— Смерть! — вновь пробасил Раш.

— Здоровяк, успокойся, — я подошел к нему, похлопал по плечу. Невольно почувствовал какие у него каменные мускулы. — Тебе просто показалось.

Раш вновь глянул на тот угол, где только что была Смерть, но не увидел ничего. Перевел удивленно-вопросительный взгляд на меня.

— Видишь, просто показалось, — я показал ему помещение. — Показалось.

Это подействовало, здоровяк успокоился, вновь погрузился в хмурое оцепенение.

— Он, оказывается, разговаривать может! — не унимался Шталин. — Охренеть!

— Что это сейчас с ним было? — спросил Остап, с опаской поглядывая на Раша.

— Парами субстрата надышался, — первое, что пришло в голову, ответил я. — Все, парни, хватит болтать, нам еще надо работать.

Все начали обреченно вздыхать, но послушались, пошли к коробкам.

Я расставил всех как задумал, объяснил каждому его объем работы, несколько раз показал, что именно надо делать.

Парни слушали внимательно, не перебивая. Потом принялись за дело.

Первый блин получился комом, но чем дальше мы шли, тем все уверенней каждый чувствовал себя, входя в азарт.

— Подумать только — я магические штуки делаю! — удивлялся Шталин, распаковывая очередную коробку и доставая от туда заготовки.

Шли хорошо, но к обеду конечно же не смогли выполнить объем. Все-таки сто штук предполагалось делать за весь день, а не за огрызок утра.

— Ну, как дела? — зашел Гамильтон, поглядывая на нас.

Каждый напряжённо трудился, изрядно вспотев — в каморке было невыносимо душно.

— Да у вас тут как в бане! — Гамильтон обмахал себя кипой документов, которые принес с собой. — Смотрю, процесс наладился. Сколько сделали?

Он вальяжно вошел внутрь, начал осматривать коробки с готовыми магическими конструктами.

— Тридцать два, — ответил я.

— Х-м-м… — задумчиво произнес тот. — Тридцать два. А надо сто. Недостача получается… — Гамильтон надолго задумался, закатив глаза и теребя нижнюю губу. — Шестьдесят восемь. Не хватает шестьдесят восемь штук. Это плохо. Очень плохо.

— Быстрее будет завтра. Много времени потратили на уборку и обучение. Но основной процесс налажен, — устало произнес я. — Завтра будет норма.

Гамильтон начал оглядывать склянки, наполненные магическим субстратом.

— Осторожнее! — предупредил его я. — Не разбейте!

— Взорвётся? — опасливо поинтересовался тот.

— Нет, просто испортиться.

— Ладно, — Гамильтон небрежно кинул склянку в общую груду, сказал: — Всем на обед. Потом вновь за дело.

Уставшие и изможденные, мы двинули в столовую.

* * *

После столовой я решил навестить Андрея. Сберег для него пару кусков сахара, которые нам выдали и двинул в лазарет.

Пробираться пришлось окольными путями — тут и там сновали солдаты не из нашего подразделения и ко мне могли возникнуть не нужные вопросы.

Впрочем, пробраться к нужной палатке не составило особого труда — небольшая магическая невидимка помогла сэкономить силы и нервы.

Я вошел внутрь, сразу же отметил спартанские условия, в которых размещались больные. Тесно расставленные кровати были все заняты. На каждой — перевязанный в окровавленных бинтах боец. У каждого капельница, а тои по две.

Медбрат стоял в дальнем конце, делая инъекцию одному из раненных. Тихо что-то насвистывал.

Дождавшись ухода врача, я принялся протискиваться между рядами, высматривая друга. Но его все не было.

«Чувствуешь, как тут пахнет?»

Смерть появилась неожиданно, материализовавшись прямо у меня перед носом.

«Нет! Только не говори мне что ты тут…»

Я вновь огляделся, пытаясь найти Андрея.

«Запах ила. Почувствуй. Вдохни воздух полной грудью. Чувствуешь? Влажный болотистый ил. Приятно пахнет! А знаешь почему? Это гниют раны солдат. Взгляни».

Смерть подошла к одному из лежавших и одним резким взмахом откинула одеяло. Раненый был перевязан, но даже сквозь повязки я увидел проступающие желтые и бурые пятна.

«Их раны гниют и ничто их не способно заживить — ни обычные лекарства, ни магические».

«Только не говори мне, что ты пришла за Андреем! — прошипел я. — Где он? Я тебя спрашиваю — где он?!»

Смерть противно рассмеялась.

«Откуда же мне знать? Спроси у лечащего врача. Если лечение, конечно, еще продолжается. Мертвецам ведь врачи ни к чему».

Я вновь принялся ходить по рядам, пытаясь найти друга. И вновь не нашел.

«Ты его забрала? — я готов был закричать. — Ты его забрала?!»

«Нет, пока еще нет, — после долгой паузы холодно ответила Смерть. — Но его час близок — я чувствую как холодеют его пальцы».

— Чутье тебя обманывает! — вслух произнес я и начал ходить вновь.

Только сейчас увидел в дальнем углу кровать, а на ней парня, полностью перебинтованного. Поэтому и не смог найти с первого и второго раза — лицо друга было спрятано за повязками.

— Андрей! — осторожно позвал я, подсаживаясь ближе.

Глаза парня открылись, он посмотрел меня.

— Ну слава богу все в порядке и ты в сознании! — облегченно вздохнул я. — Проведать тебя пришел. Как ты?

— Нормально, — устало ответил он. — А вы кто?

Вопрос меня сбил с толку. Я глянул на Андрея, улыбнулся.

— Отличная шутка! Я даже на мгновение поверил, купился.

Но Андрей, кажется, не шутил. Он смотрел на меня так, будто и в самом деле видел в первый раз.

— Это же я, Максим Вяземский! Ты что, меня не помнишь?

— Я не знаю вас, — произнес он. — Мы с вами где-то раньше встречались?

— В Школе. Про Школу помнишь?

— Нет, — ответил парень. И судя по интонации он не врал.

— Себя помнишь? Имя свое?

— Андрей — вы же сами только что сказали.

— Охренеть! — только и смог выдавить я.

«Нет ничего постоянного. Пирамиды рушатся, металл — ржавеет. А память и подавно».

Смерть вновь появилась передо мной.

«Что с ним? Почему он ничего не помнит? Из-за ран? Или ударился головой?»

Смерть лишь пожала острыми плечами.

Я просканировал парня, но не увидел никаких повреждений головы, только сильные гноящиеся раны, оставленные, кажется, каким-то зверем — на лбу, щеках, подбородке. На мозг было наложено какое-то заклятие, которое я принял за обезболивающее.

«Ничего не помнит — потому что так кому-то надо», — загадочно ответила Смерть.

«Что это значит?»

Я вновь начал сканировать магическим зрением голову Андрея — на этот раз более внимательно. Вскоре обнаружил печать, скрытую блоком. Несомненно заклятие. И весьма изощренное, сложное. Распутать не получилось.

«Они специально стерли ему память?!»

«Не стерли — заблокировали».

«Но зачем?!»

Смерть не ответила.

У палатки послышались голоса. Я показал Андрею, чтобы он молчал про меня, сам спрятался под кровать.

Внутрь зашли двое. Я не видел кто именно, но судя по разговору — врачи. Они что-то сонно говорили про потерянные карточки, потом перешли к обсуждению возможных альтернативных способов лечения раненных.

— Все, ёлки-палки, гноится, — произнес один. — И никакие мази не помогают. Я к Марковичу уже два раза ходил, докладывал.

— А он что?

— Да только рукой, ёлки-палки, машет, мол, лечите как хотите, это не его проблема.

— Как же, не его! Проверка прибудет из Центра — тогда посмотрим как он запоет!

— Да не до этого им сейчас, ёлки-палки, — грустно сказал первый. — Слышал, что твориться?

— Ты про прорыв второго кольца?

— Про него самый, ёлки-палки.

— Слышал. Слишком много слышал, — второй загадочно вздохнул.

— Что так?

— У меня друг — вместе с ним на медицинском учились, так у него брат двоюродный в разведроте был, которая недавно вернулась.

— Да ну?!

— Ей-богу. Он один из тех счастливчиков оказался, кто живым и невредимым пришел.

— Повезло!

— Так он рассказывал, что там, за Барьером, твориться.

— Ну?

— А что «ну»? Тьма кругом и голоса какие-то повсюду перешептываются. Посветишь — никого. Уберешь фонарик — опять словно кто-то совсем рядом стоит. Болото кругом и плачет постоянно кто-то во тьме, будто бы маленькая девочка. Страху натерпелся.

— Жуть, ёлки-палки!

— Еще какая! Самое страшное, говорит, это когда врага не видишь. Ну вот будь он любой, хоть три метра ростом, ты все равно понимаешь — три метра — это не пять, как-нибудь справимся. А тут ничего не видно. Выхватывают, говорит, из тьмы и жрут.

— А магические фонари?

— Да через раз помогают. Гамильтон дерьмо делает, ломается часто. В общем, страхота.

— Поэтому солдатам блок и ставят на память.

— Верно! Тот парень, из разведотряда, говорил, что у тех, на кого было нападение, совсем плохо с головой становится. Если блок не поставишь — с ума можно сойти.

— Да тут, ёлки-палки, всему гарнизону надо ставить — такого насмотришься, и вспоминать не охота!

— Верно!

Из разговора стало понятно, почему Андрей ничего не помнит.

Я дождался пока врачи сделают обход и едва они вышли, шмыгнул к выходу. Уже готов был уйти, как вдруг увидел, что черная тень Смерти наклонилась над одним из лежащих.

«Отойди от него!» — приказал я.

Но та не слушала, стояла спиной ко мне, ссутулившись, что-то бубня и содрогаясь.

«Отойди!» — повторил я.

«Поздно!» — вдруг резко обернулась Смерть. Ее руки были испачканы в чем-то маслянисто-черном.

Хищно сверкнув красными зыркалами, Смерть прошипела:

«Поздно! Он мой!»

И вновь принялась грызть душу умершего, чавкая и хлюпать.

Настроение было хуже некуда. Я выругался, пошел прочь.

Тем же маршрутом, что и пришел, начал возвращаться назад, на заготовочный участок. Но вновь пришлось остановиться и спрятаться — впереди шли солдаты.

Пока пережидал, невольно засмотрелся на Барьер. Его величественность производила на меня странные чувства. Мне казалось, что Барьер — живое существо, причем не самое доброе.

«А может, так оно и есть?» — вдруг подумал я.

Ведь не могли же люди построить такого исполина. Или все же могли?

И словно ответом на мои молчаливые вопросы в голове возник образ, смутный, непонятный. Величественная тень, поднимающаяся до самого неба, расправляющая спину словно от долгого сна. По сравнению с ней я был букашкой и о моем существовании тень даже не предполагала, как не предполагает человек о существовании какого-нибудь муравьишки, когда идет по траве. Многовековая спячка закончилась и оно — это величественное существо, а может быть и сам Бог, — оживало.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Барьер по прежнему стоял неподвижно. И лишь люди-муравьи ползали по его верху, совсем крохотные, беспомощные.

* * *

Я вернулся в заготовительный участок примерно через пол часа. Что могло пойти не так? Я думал, что ничего. Парни пришли со столовой, уставшие, вымотанные. Наверняка расселись по углам и клюют носом.

Как же глубоко я заблуждался!

Возню из каморки услышал еще на входе в сам участок. В основном цехе людей не было — все ушли в курилку, спрятаться в тени и обсудить последние слухи, — поэтому особого внимания шум не привлек.

— Я тебе твоих тараканов в задницу засуну! — раздался дребезжащий голос Шталина.

— Да я… Ах!

Глухой удар. Возня.

Я ускорился.

— Ты за своих насекомых мне ответишь сполна, гнида!

— Это не…

Вновь глухой удар.

Я ворвался в каморку и ожидаемо увидел Шталина, сцепившегося с Климом.

— Разойтись! — рявкнул я, но те даже не услышали.

— Он не причем! — зарычал Евгений, защищая товарища и накинулся на Шталина.

— Куда прешь, малявка? Зашибу!

— Живо успокоились!

И вновь это не подействовало, только узбеки отошли еще дальше к стенке, спрятавшись за ящики.

Поняв, что словами тут бесполезно что-то делать, я создал небольшое заклятие и обрушил его на дерущихся.

Глушащая волна раскидала драчунов по углам.

Шаталин врезался в стену, застонал. У остальных тоже посадка была не из мягких. И лишь узбеки уважительно захлопали в ладоши, словно желая вызывая на бис.

— Вы что, совсем с ума по сходили?! — закричал я. — Деретесь друг с другом! Вы же одна команда!

— Этот повелитель мух первый начал, — вытирая кровь с треснувшей губы, произнес Шталин. — Таракана мне за шиворот подкинул.

— Это не я! — жалобно запищал Клим.

— Это не он! — поддержал его Евгений.

— А тебя, малявка, никто не спрашивает! — сквозь зубы прошипел Шталин.

Он поднялся, начал отряхать одежду.

— Сидел, никого не трогал — а тут этот, — Шталин кивнул на Клима. — Своими способностями мне таракана прямо с потолка за шиворот закинул. Нет, ну это нормально?!

— Не я это! — запротестовал Клим.

— А кто еще? Кроме тебя тут никто тараканами не управляет!

Шталин вновь пошел на Клима, намереваясь отвесить тому оплеуху.

Но Евгений выскочил вперед, закрывая собой парня.

— Не тронь его, а то…

— А то — что? — усмехнулся Шталин и замахнулся.

Я успел встать между ними — одной рукой оттолкнул Шталина, другой — толкнул в грудь Евгения.

— Успокоились! Живо!

Шталин хмыкнул, но отошел. Евгений залился краской, смутился. Я тоже растерялся, но и сам не понял почему. Что-то на подсознании подсказало, что я поступил не совсем правильно.

Я глянул на Евгения. Что за чертовщина?

— Прекратить споры! — опять рявкнул я, чтобы хоть как-то стряхнуть с себя это странное чувство.

— Ладно, хрен с вами! — махнул рукой Шталин. Потом обратился к Климу: — Но если еще раз такое повториться — глаза тебе вырву.

Я вновь посмотрел на Евгения, на его округлое детское лицо, на залитые румянцем щеки, на голубые глаза с огромными ресницами, на шею…

И меня как током шарахнуло.

— Приступаем к работе! — поспешно сказал я, облизывая пересохшие губы. — Остап, а ты подойди ко мне — надо переговорить.

Парни пошли по своим местам, Бердичевский же направился ко мне.

— Что такое?

— Давай отойдем, — сказал я, украдкой поглядывая на Евгения. — Разговор есть деликатный.

Мы отошли к дальнему концу коморки.

— Ты говорил, что у тебя дар есть? — начал я.

— Ну да, — кивнул тот. — Могу девушек охмурять.

— Не врешь?

— Да чего мне врать? Что есть — того не отнять. Но только обычных, с аристократами не проходит.

— А на парней эта твоя способность распространяется?

— Что?! — выпучил глаза Остап. — Нет! Конечно же нет!

— Хорошо, — кивнул я. — У меня для тебя есть небольшое задание. Только я прошу, чтобы это осталось строго между нами. Хорошо?

— Хорошо, — насторожено кивнул Остап. — А что делать надо? Но учтите сразу, ту жабу шестидесятилетнюю, которая в столовой компот варит, я охмурять не буду. Мне моя психика дороже кастрюли компота.

— Не надо повариху соблазнять, — улыбнулся я. — Она женщина опытная, сама кого хочешь охмурит. Цель другая. Остап, ты только не пугайся. Направь краткосрочно свой дар на… Евгения.

— Что?! — второй раз удивился Остап.

— Направь. Я прошу. Сам же сказал, что на парней это не распространяется. Так что тут без рисков.

— А зачем? — не понял парень.

— Есть одно подозрение, — ответил я. — Обратил внимание, когда разнимал их. Будь наблюдательней — сразу бы увидел.

— Евгений, что…

— Все вопросы потом. Ты направляй, давай. Прямо сейчас.

— Хорошо, — пожал плечами Остап. — Как скажите.

И повернулся в сторону парней.

Я принялся пристально смотреть, вспоминая, как рука прикоснулась к груди Евгения. Это сработало на подсознании, на уровне восприятия гормонов противоположного пола. Сложно объяснить. Но если завязать мужчине глаза и дать потрогать три ладони или любой другой части тела, одна из которых будет женской — он определит нужную.

Да и шея… я не видел у Евгения кадыка! Конечно, это можно было отнести к возрасту парня или каким-то индивидуальным особенностям организма, но чутье подсказывало — что-то тут не ладно.

Остап тем временем начал тихо пощелкивать пальцами и сопеть, то резко вдыхая, то выдыхая.

Сначала ничего не происходило — парни работали, каждый на своем месте, увлеченно создавая магические конструкты, иногда коротко переговариваясь.

Но потом Евгений вдруг вздрогнул, глянул в нашу сторону. Дернул головой, вновь принялся доставать из ящика стекляшки. А потом опять посмотрел на нас.

Остап дернулся, и Евгений невольно издал тихий стон.

— Чтоб меня! — только и смог вымолвить Остап, открывая глаза. — Откликнулся! То есть отклинулась! Это девка! Ей-богу, девка!

— Уверен?

— Да что же я, ошибиться могу что ли?

— Остап, я тебя прошу, чтобы это осталось между нами.

— Конечно. Я — могила! Вот так номер. Среди нас — девка!

— Рот на замок!

— Да понял я!

— Ладно, иди. Я пока с Евгением переговорю — есть несколько вопросов, которые надо разъяснить прямо сейчас.

Я жестом позвал к себе Бердичевского. Тот, косясь на уходящего Остапа, подошел ко мне.

— Что-то случилось?

— Случилось, — кивнул я, смотря, чтобы никто не подслушивал нас. — Сама расскажешь или мне задать неудобные вопросы?

— Что расскажу? — Евгений смутился.

— Евгений — это твое настоящее имя, верно?

— Верно.

— Только с маленькой поправкой. Не Евгений, а Евгения.

Собеседник вздрогнул.

— Я не понимаю о чем вы…

— Все ты понимаешь. Давай, рассказывай. Я никому не скажу. Но если смог понять я, то вполне резонно могу догадаться и другие. Ты ведь не парень?

— Я…

— Вот сейчас давай не глупи и дурака не включай. Я тут сейчас — единственный человек, которому ты можешь хоть как-то доверять. Так что давай я повторю вопрос — ты не парень?

— Не парень, — после некоторой паузы ответила Евгения. — Девушка.

— Чтоб меня! — только и смог вымолвить я.

— А что тут плохого?

— Какого ляда ты в армии делаешь?! — с трудом сдерживая эмоции, произнес я.

— Так надо, — сухо ответила та. — Вам это знать ни к чему.

— Ты ведь понимаешь, что секрет твой будет уже никаким не секретом после первой помывки бани? Да ты вообще соображаешь, куда ты попала и что с тобой может произойти?

— За меня не переживайте.

— Так, юлить со мной не стоит. Или ты все сейчас выкладываешь мне, или я иду к начальнику гарнизона и сообщаю ему — и тебя первым же рейсом отправляют обратно.

— Мне нельзя обратно! — вспыхнула Женя.

— Тогда рассказывай.

— Я… не могу.

— Дуреха! Я единственный, кому ты тут можешь доверять. Если кто узнает из местных придурков, типа Гамильтона, думаешь они к начальнику гарнизона побегут сообщать? Нет, они тебя в самом укромном месте закроют, что никто не найдет. Надеюсь не надо пояснять для каких целей? Тут с женским внимание дефицит — и на кухарку заглядываются.

Это подействовало на Евгению, она мелко задрожала, произнесла:

— Хорошо, я расскажу. Только обещайте, что никому не расскажете! И назад не отправите!

— Ладно, на меня можешь положиться. Не расскажу. А вот насчет не отправлю… это еще подумать надо. Выкладывай.

Евгения уже было открыла рот, чтобы поведать свою тайну, как в комнату вбежал запыхавшийся Гамильтон.

— Вяземский! — крикнул он. — Где Вяземский?

— Тут я.

— Срочно — к начальнику гарнизона. Вызывает.

— Хорошо, иду.

Я повернулся к Евгении.

— А ты будь тут, и чтобы молчок!

Та кивнула.

* * *

— А, Вяземский! Заходи.

Начальник гарнизона Сергей Маркович по обыкновению своему курил.

Я вошел внутрь.

— Присаживайся.

Сел.

Начальник гарнизона начал что-то искать на столе, перебирая кипу бумаг. Продолжалось это довольно долго.

Наконец, взяв ту, что лежала почти под самым его носом, Сергей Маркович сказал:

— От Гамильтона поступила информация. Плохо работаете.

— Плохо?

— Да. Дисциплина хромает на обе ноги. Говорят, деретесь у себя там в каморке.

— Кто говорит?

Сергей Маркович рассмеялся.

— Птички напели.

Кажется, я догадывался, как звали эту птичку.

— Не дрались, — покачал я головой. — Просто эмоционально обсуждали технологию производства магических конструктор.

— А что ее обсуждать? Берешь инструкцию и делаешь. Да и не это главное. Качество никакое. Объемов нет.

— Норма большая, — ответил я. — Только приступили к делу, осваиваем технологию. Поэтому так получилось. В дальнейшем будем стараться наверстывать объем.

— Наверстаете — не сомневаюсь. Но не в этом вопрос. А вопрос в качестве. Качество страдает.

— Все было сделано строго по инструкции! — не выдержал я.

— А Гамильтон так не думает, — покачал головой Сергей Маркович и показал мне бумажку, которую так долго искал. — Вот акт дефектовки — в нем четко написано, что плохо сделано, никуда не годится.

— Это какая-то ошибка. Никаких вопросов у Гамильтона не возникало. Он же сам при нас смотрел!

Сергей Маркович, слепо щурясь, водя пальцем по написанному, начал читать по слогам акт:

— Комиссия в составе… так… рассмотрев… изучив… заключила… Ага! Вот — магические боевые конструкты типа «Огонь-М» имеют явные дефекты, присутствуют множественные сколы, нарушения целостности оболочки, внутри состава видны посторонние фракции, к дальнейшей эксплуатации конструкты непригодны. Подпись комиссии, дата. Что скажете на это?

Начальник гарнизона поднял на меня взгляд.

— Скажу, что это не соответствует действительности. Да вы можете сами убедиться, что все нормально, магические конструкты в полном порядке.

— Не могу, — покачал головой начальник гарнизона. — Снаряды ваши магические согласно инструкции утилизировали как не пригодные к использованию.

Я начинал закипать.

— Тогда давайте мы сделаем еще и вы убедитесь собственными глазами.

— Не надо ничего делать и мне что-то доказывать, — устало произнес Сергей Маркович. — Уже все решено. И причем не нами. Сверху поступил приказ — в связи с неудовлетворительной работой заготовочного участка расформировать вашу бригаду.

— Как это расформировать?

— Максим, — начальник гарнизона вдруг изменился в лице — обычная его непробиваемая маска исчезла, уступая место настоящему Сергею Марковичу. — Максим, я тут только исполнитель. Приказ подписан начальником моего начальника, понимаешь? Велено было расформировать. Я тут не влияю на что-либо.

— И что же, куда теперь нас с парнями?

Начальник гарнизона вновь изменился в лице — вновь непробиваемая маска официоза.

— Высвободившиеся резервы, с целью укрепления существующих боевых подразделений, будут присоединены к третьему пехотному полку, — Сергей Маркович глянул на меня и отчеканил: — Вы, Максим Петрович, со своими подчиненными за Барьер пойдете. И уже совсем скоро.

Глава 16

— За Барьер?

Новость прозвучала как пощечина. Я не ожидал такого.

— Подождите, но ведь…

Сергей Маркович посмотрел на меня.

Я вовремя успел прикусить язык, прежде чем ляпнуть что-то типа того, что договоренность была лишь о том, что я тут проторчу месяц — и все. С начальником гарнизона видимо никто не договаривался. По крайне мере представители моей стороны.

А вот кое-кто другой успел подсуетиться.

— Это Александр, да? — выдохнул я.

— Что?

— Это он все организовал. Ну конечно, кто же еще?

Сомнений в этом у меня уже не было.

— Не понимаю о чем вы, — тряхнул головой Сергей Маркович. Потом положил бумажку на стол, строго посмотрел на меня. — Каждый из отрядов когда-то должен выйти за Барьер — для этого мы тут все. А с учетом того, что обстановка стала напряженной, это произойдет в ближайшем будущем — это вопрос только времени.

Я скривился. Я понял, что старший брат вновь подкинул мне свинью и от этого стало противно.

— Через кого он вышел на вас?

Сергей Маркович стиснул челюсти, посмотрел на меня недобрым взглядом. Стальным голосом произнес:

— Вами приказ получен? Получен. Вот и идите выполнять. Все, разговор окончен.

И стукнул кулаком по столу.

— Есть! — промямлил я и двинул на выход.

Нужно срочно связаться с Воцлавом. Ситуация выходит из под контроля. Вспоминая тех изувеченных, вернувшихся со второго круга Барьера, я понимал, что мне не продержаться там. Я гарантированный труп. А потому надо срочно решить назревший вопрос.

Я пошел в сторону заготовительного участка, выискивая взглядом того дежурного, который принес мне телефон. Конечно же не нашел его. Что делать? Уповать на удачу и на то, что Ольга позвонит в ближайшее время еще раз? Глупо. По закону подлости не позвонит.

Я не знал как поступить дальше. Перевод в другой полк — это несомненно «заслуга» Александра Вяземского, в этом я даже не сомневался. Не удивлюсь, если уже решается вопрос о том, чтобы оформить меня как без вести пропавшим за Барьером.

А может даже, и подыскивается тот, что в самый неожиданный момент воткнет мне в спину нож. Или пустит пулю в затылок. Все-таки старший брат на этот раз обязательно перестрахуется и уповать только на один Барьер не будет.

Новость о том, что мы больше не работаем на заготовочном участке обрадовала парней.

— Вот это хорошо! Никаких больше склянок! — Шталин швырнул заготовку в стену.

— Рано радуешься, — буркнул я.

И продолжил рассказ о том, куда нас переводят и что ожидается в ближайшее время.

Хорошее настроение быстро сменилось глубокой задумчивостью.

— К Барьеру? — переспросил Шавкат.

— Может, не пойдем? — предложил Тоджихон за что получил от третьего брата затрещину.

— В общем, приказ вы слышали, собирайтесь, — подвел итог я. — Нужно успеть до вечера перебраться в нужный полк и встать на баланс.

Парни засуетились.

— А ты, Евгений, — я повернулся. — Задержишь, с тобой не договорили.

Предстояло решить еще и этот непростой вопрос.

* * *

— Ну, рассказывай, — произнес я, отводя девушку в сторону, где нас не могли услышать.

— Да что рассказывать? — пожала плечами та. И этот жест был таким типично женским, что я невольно задался вопросом — как раньше этого не заметил? — Особо нечего.

— Все рассказывай. Зачем сюда пошла, как попала, как выбираться думаешь?

— А я не хочу выбираться отсюда! — тут же вспыхнула та.

— Ты сейчас слышала последние новости о нашем переходе в другое отделение? — спросил я, теряя терпение. — Мы через день-другой за Барьер пойдем!

— И я пойду!

— Ты часом не больная на голову? Не сумасшедшая?

Девушка надула губы.

— Нормальная я!

— Тогда чего тебя на приключениятянет?

— Я ищу отца, — после долгой паузы ответила девушка.

— Он у тебя военный?

— Да. Служил возле Барьера, по контракту. Я даже несколько раз ездила к нему в часть, на свидание. Ему оставалось дослужить еще пару месяцев — потом должен был закончится срок контракта. Отец планировал не продлять его, а вернуться домой — заработанных денег вполне хватило бы на скромную жизнь, да и лечение моей матери, его жены, уже не требовалось.

Нижняя губа Евгении задрожала.

— Она умерла от болезни.

— Сочувствую.

— В общем, — девушка утерла навернувшуюся на глаз слезу. — Отец хотел завершать карьеру военного. Я не могла нарадоваться этому. Как однажды папа исчез. Он не вышел на связь в один день, второй, третий. Я звонила ему, но в итоге его сотовый лишь разрядился. Потом, через две недели, мне позвонили с незнакомого номера. Это был Олег, папин друг, я его знала — папа нас знакомил. Олег сказал, что папу по срочному приказу отправили за Барьер, на второй круг строить укрепления. В процессе рейда на папину группу напали. Им удалось отбиться, но вот отец… он пропал. Просто пропал. Вернувшаяся группа сказал, что не обнаружила ни его тела. Ни следов крови. Он просто исчез.

Девушка глянула на меня.

— Разве такое возможно? Просто исчезнуть? С ним что-то случилось — я в этом уверена. И он жив — я в этом тоже уверена.

— И ты решила его найти? — понял я окончание истории.

— Да, — кивнула девушка.

— Ты же понимаешь, что это…

— Я его найду! — отчеканила та с такой интонацией, что спорить было бессмысленно.

— Это опасно.

— А что мне терять? — произнесла девушка. — У меня никого кроме него нет. У него тоже.

— А как тебе удалось сюда пробраться? Ведь медкомиссия, осмотры, документы, дезинфекция в бане, в конце концов… Они разве не заметили, что ты девушка?

Евгения улыбнулась.

— Я про дар вам немного соврала. Точнее, не досказала. Помимо того, что я читаю мысли, когда испытываю страх, есть у меня и еще один — я могу на не долгое время морок на себя накидывать. В военкомате не заметили — да им и не до этого особо было, там такой поток людей идет в связи с мобилизацией, допуски шлепают не глядя. А на медкомиссии я им воспользовалась, прибавила себе кое-каких органов дополнительных и грудь волосатую сделала.

Евгения хихикнула.

— Да и основной дар помог — читала мысли врачей и когда те максимально отвлекались, проходила медосмотр. Некоторых на интерес их разбалтывала.

— Как это?

— Ну, например, сидит врач, а сам мыслями совсем далеко — о рыбалке думает, или о бабах. Ну вот в этот момент и начинаешь ему про тоже самое говорить. А он и рад, там даже можно морок не накидывать, он тебе печать шлепает и пол часа без умолку, закатив глаза, рассказывает, как на прошлых выходных сазана под десять кило вытянул. А тебе только поддакивать приходится.

— А документы?

— Пришлось задействовать папины связи. У него есть друг один, еще со школы, дядя Леша, вот он помог, оформил. Пришлось правда денег подкинуть приличную сумму.

— Во дела! — присвистнул я.

— Максим Петрович, я вас прошу слезно — не сдавайте меня. Если надо, я пойду к начальнику гарнизона, буду проситься в другую бригаду, чтобы вас не подвести.

— В другую бригаду? — переспросил я. — И что, каждую ночь будешь морок на себя накидывать?

— Каждую не смогу, — сникла девушка. — Сил очень много съедает, у меня на раз в неделю только хватает.

— Женя, послушай, — я попытался облагоразумить девушку. — С твоим отцом, скорее всего, произошло…

— Нет, — словно выстрельнула девушка. — Он в порядке. И я его найду. Успокаивать меня не надо и говорить, что его больше нет. Он жив. Я это чувствую.

Я понял, что взывать о чем-то тут бессмысленно.

— Упертая!

— Максим Петрович, мне отца надо найти. Это моя цель в жизни. И я его найду.

Я глянул на Женю, понял — она не откажется от своих идей и пойдет до конца.

Но отпустить ее на произвол судьбы — пусть и со способностью ловко манипулировать людьми, — я не мог. Все ее ухищрения разобьются о какого-нибудь очередного Гамильтона, который в миг ее раскусит.

— Хорошо, — с неохотой ответил я, взвесив все «за» и «против». — Не надо никуда переходить, оставайся с нами, так будет спокойней. Да и за Барьер ты вскоре попадешь.

— Спасибо большое!

— Только я тебя прошу — не надо геройствовать. И если вдруг что-то будет тебе грозить — я имею ввиду, если будет риск раскрытия твоей легенды, — немедленно обращайся ко мне.

— Еще раз спасибо!

Евгения протянула мне руку и я ее пожал — кожа ладони оказалась мягкой, совсем не мальчишеской.

Девушка стрельнула глазками и пошла к остальным парням.

Пора было сваливать с этого участка, что меня с одной стороны радовало — не надо будет общаться больше с Гамильтоном.

* * *

До вечера удалось оформить пропуск на перемещение. Мы выдвинулись в сторону расположения третьего пехотного полка и через час были уже там. Строений здесь было больше, а вместо производств располагались склады. Здесь уже ничего не делали — здесь только готовились к войне.

Нас встретил дежурный, бегло объяснил, что мне нужно попасть в пятый корпус, где некий Карасик произведёт раскомандировку и объяснит что делать дальше.

Я приказал ребятам ждать меня у дежурки, сам двинул на поиски пятого корпуса.

Вокруг меня уже не было этой суетливости, что творилась в гарнизоне, солдаты, если и попадались, то никуда не спешили, вышагивали медленно, понимая, что каждый час может оказаться последним и потому необходимо насладиться этим мгновением, запомнить его.

Пятый корпус нашел быстро. Того, кто должен нас поставить на учет тоже.

В комнатке было тесно, она была заставлена книгами и картами — целыми рулонами карт, пахло давно не стираными носками.

В центре комнаты стоял небольшой столик, за которым сидел усатый мужичок низенького роста, склонившись над книгой.

Увидев меня, хозяин поднялся.

Был он приземист, жилист, обладал черными как смоль усами и такими же черными кустистыми бровями. Невероятно подвижные живые глаза искрились.

— Будем знакомы — младший штык-фендрик первого взвода третьего пехотного полка Карасик Володарь Тимофеевич, — отчеканил он, протягивая крепкую ладонь. — А вы, позвольте поинтересоваться, кто?

— Фельдфебель Вяземский Максим Петрович, — ответил я.

— А-а, Вяземский! — Карасик широко улыбнулся, обнажая редкие зубы. — Приказ на вас и вашу бригаду я получил, вы поступаете в мое распоряжение.

— Так точно.

— Будем, значится, знакомы. А что же вы грустный такой? Я вроде не кусаюсь.

— Начальник гарнизона сказал, что за Барьер третий полк собирается, — честно ответил я.

— Верно, — кивнул Карасик. — Собираемся.

— У нашей бригады опыта выходов наружу нет никакого.

— Боишься сгинуть? — улыбнулся Карасик. — Это нормально, все боятся. И я боюсь, хоть столько раз был там. Да ты не пужайся сильно, прорвемся! Загадки любишь?

— Что? — не понял я. — Загадки?

— Ну да, — кивнул Карасик. — Вот ответь: что имеет восемь ног и пугает молодых девушек?

Карасик хитро посмотрел на меня.

— Не знаю, — пожал я плечами.

— Групповое изнасилование! — ответил тот и залился раскатистым смехом. — А вот еще: в чем разница между кошкой и апельсином?

Он вновь выразительно посмотрел на меня.

— В чем? — спросил я, ожидая ответа, подобного прошлому.

— Апельсин не трахают перед тем, как снять с него шкурку и съесть!

И вновь Карасик разразился заразительным смехом.

— Ну вот, ты улыбнулся, значит не все так плохо! — он хлопнул меня по плечу, начал трясти, словно пытаясь вытрясти всю грусть.

— Эх, парень! — Карасик аж крякнул. — Мне бы твои годы! Кровь молодая! Кипит! Гони грусть! Метлой ее поганой. Вот почувствуешь, что подкрадывается — сразу прочь ее, стерву! Понял?

— Понял, — кивнул я.

— Ну вот и хорошо.

Карасик, не смотря на все его странности, внушал мне доверие и я решился сыграть ва-банк.

— Володарь Тимофеевич, разрешите обратиться с личной просьбой?

— Разрешаю, — кивнул тот, подкручивая усы.

— Мне бы сестре позвонить, предупредить, что меня в другую часть перевели. А будет волноваться, ведь так все неожиданно, этот приказ о переводе. Ей спокойней и мне за нее не переживать.

— Сотовые телефоны запрещены, — разочаровано произнес Карасик.

— Я знаю, но может быть…

— Думаешь, у меня есть контрабанда?

— Я не хотел такого сказать…

— Или ты мне предъявую какую-то шьёшь? Хочешь засадить меня в тюрьму?

— Нет! Что вы! Я…

— Да ладно тебе! — Карасик рассмеялся, хлопнул меня по плечу. — Я же шучу! Чего ты такой напряженный? Весь сжался, напыжился? Ну-ка расслабься! Напрячься еще успеем! А пока грудь вперед, спину выгнуть, плечи! Так! Вот! Молодец! Нос выше! Еще выше! Ну-ка скажи «едриттвоюналево!»

— Чего?

— Едриттвоюналево! Давай! Громко!

— Едриттвоюналево!

— Громче!

— Едриттвоюналево!!

— Чувствуешь, как отступает? Грусть уходит. Ненужные мысли уходят. Чистая голова становится. Я только так там, за Барьером, этим и спасался. Когда страшно, когда не по себе, крикнешь «едриттвоюналево!» и отпускает.

Разговор про Барьер вновь пробудил во мне не самые приятные чувства.

— Знаешь, как обрюхатить бомжиху? — увидев в моих глаза смятение, спросил Карасик. — Кончить ей на обувь, а мухи доделают остальное!

Карасик залился звонким смехом.

Потом, когда немного успокоился от собственной шутки, достал из кармана небольшой складной телефон.

— Вот, держи. Звони конечно. Тут без взаимовыручки нельзя, Макс. Сегодня я тебе помогу, завтра ты меня огнем прикрывать будешь из окружения. А на шутки мои не обращай внимания. Мне просто с ними так легче.

Я набрал номер Ольги — благо выучил его наизусть, — стал с замиранием сердца ждать ответа, вслушиваясь в каждый гудок вызова.

Но ответ все не было. Пятый гудок. Седьмой. Десятый.

Я сбросил, набрал вновь, словно это могло как-то помочь. Но и во второй раз ответа не последовало.

Немного подумав, я набрал номер Бартынова. Но и он не ответил. Ни с первого раза, ни со второго.

Эх, почему не запомнил номер Воцлава? Сейчас эти одиннадцать цифр сейчас бы спасли меня.

— Что, глухо? — спросил Карасик.

Я кивнул.

— Можно я тогда SMS-ку отправлю?

— Валяй, — кивнул тот.

Дрожащими руками я начал набирать слова, но не успел закончить и первое слова (эти проклятые кнопочные телефоны!) как в дверь постучали.

Карасик вздрогнул, выхватил у меня телефон. И едва успел его спрятать, как дверь открылась и в кабинет вразвалочку, тяжело дыша, вошел мордатый подполковник.

Карасик вытянулся по струнке. Я тоже.

— Новое поступление? — произнес гость, глядя на меня.

Карасик кивнул. Выпалил:

— Так точно! пополнение в ряды.

— Выйди, — сказал подполковник мне. — Нам со штык-фенриком переговорить надо.

— Есть! — ответил я и нехотя пошел к выходу.

Карасик едва заметно кивнул — мол, ничего страшного, потом еще позвонишь, как минутка выдастся.

Я понуро побрел прочь, так и не связавшись с сестрой.

* * *

С самого утра ожидаемо начались проблемы с Евгенией. Объявили зарядку и приказали раздеться до пояса. Я мельком глянул на девушку, та кивнула — все нормально. Небольшое заклятие в виде морока и никто ничего не понял.

Но продержать она его смогла не больше пятнадцати минут — потом конструкт начал таять. Я вовремя успел это заметить и укрепил заклятие, чем спас Евгению от неминуемого раскрытия. В толпе парней голая девушка привела бы к самым печальным последствиям.

В столовой тоже пришлось выручать. Кто-то из бойцов начал шумно выяснять с Евгенией отношения, сетуя на то, что та задела его на раздаче локтем. Предлагалось даже сцепиться на кулаках после завтрака.

Я с трудом замял конфликт.

После завтрака тоже начались мелкие стычки — дай закурить? че толкаешься? че смотришь криво? — которые я старался замять. Евгения словно притягивала к себе неприятности и вскоре я уже пожалел о том, что не отправил ее отсюда домой.

«Наверное, это гормоны, — успокаивал себя я. — Парни чувствуют девушку, хоть и ничего не могут понять, поэтому и бесятся. Самобытные звериные инстинкты, которые в условиях войны и лишений только усиливаются».

Это привело на мысль, которую долго разрабатывал. Магия запахов давалась мне с трудом еще в пору учебы в Школе, поэтому сейчас пришлось повозиться, чтобы придумать конструкт, способный маскировать исходящие из молодого тела феромоны Евгении.

— Жека, ух! — пройдя мимо, произнес Клим. — Ты бы помылся что ли! Пахнет от тебя так…

— Как? — нахмурилась та.

Я тоже прислушался.

— Как от сапог штык-фендрика Карасика. Аж глаза слезятся!

Я облегченно вздохнул — значит сработало.

— Кстати, никто не обращал внимание на этого дядьку? Какой-то он странный.

Клим повертел пальцем у виска.

— Сказал мне таким грустным мечтательным голосом, что хочет иметь детей. И добавил, что их родители, скорее всего, будут против.

Шталин хмыкнул.

— У него просто юмор специфический, — ответил я.

— Специфический, — кивнул Клим. — Это мягко сказано. Больной юмор — это вернее будет.

— А вот и он сам, — буркнул Иван Ходун.

Подошел Карасик, поздоровался. Спросил о том, как мы обжились в казарме.

Я кивнул — нормально.

— Ну вот и отлично!

Он хотел добавить что-то еще, как за окном протяжно завыла сирена — сигнал о том, что Врата открываются.

— Опять разведотряд? — спросил я.

— Нет, — покачал головой Карасик. — Наши не заходили. Кто-то другой, странно.

Как оказалось, это был пятый отряд. Он выходил за Барьер совсем с другой стороны — с южного участка, который располагался отсюда в пятистах километрах.

— Как же они тут то оказались? — спросил я резонно.

Но никто не смог ответить на мой вопрос.

Мы все невольно хлынули к Вратам Барьера чтобы встретить пришедших.

Посмотреть был на что.

Отряд из полутысячи человек был разбит и представлял из себя жуткое кровавое зрелище. Покалеченные, изуродованные, оборванные, они шли молча, опустив взгляды и не смея посмотреть на нас, словно чего-то стыдились.

Мы тоже не глядели им в глаза и тоже молчали, не зная как приободрить их.

Подбежали врачи из гарнизона, начали оттаскивать к лазарету раненных, но с таким же успехом всех пришедших можно было поместить туда. Тогда начали выбирать самых тяжелых, не ходячих. Из пяти сотен таких оказалось около половины. Многие без рук, многие с разбитыми головами, они едва ли встретят завтрашний день. Это понимали мы. Это помнили санитары. Это знали сами раненые.

И потому мы все молчали.

Я смотрел на идущих, на их жуткие раны, и мог только представлять какое же чудовище могло так изувечить людей. Рваные лохмотья кожи, отрубленные словно топором великана конечности — получалось, что монстры размером были не меньше пяти метров. Такое вообще возможно?

Я перевел взгляд на полоску черноты, виднеющейся в закрывающихся Вратах и невольно вздрогнул. На мгновение мне показалось что там, в этом средоточии мрака, на меня зыркнули сотни глаз.

Я тряхнул головой, сгоняя наваждение, вновь пригляделся. Тьма. Сплошная тьма и ничего более.

Наконец, Врата закрылись.

Все мои ребята пошли обратно в казарму, я же остался. Смотрел на Барьер и не мог отвести от него взгляда. Что скрывается там, за его телом из бетона и стали? Какие жуткие тайны таит тот мир, от которого мы отгородились?

Раздался протяжный свист — будто ветер начал неистово дуть в водосточную трубу. Звук разнесся по небу, невольно отвлекая на себя внимание вояк.

Я же даже не посмотрел в ту сторону — прислушивался к другому.

Неясное бормотание раздавалось то с одной стороны, то с другой и я все оглядывался, пытаясь понять кто это говорит. Не сразу понял, что шепот идет не извне.

Голоса были в моей голове.

Видимо сказывалось общее переутомление и нервозность — успокаивал себя я. Но глубоко в душе понимал — это не из-за этого.

«Макси-и-им…» — протяжно повторил голос и я впервые в жизни подумал, что хочу, чтобы это была Смерть.

Но это была не она.

Я невольно обратил голову в сторону, откуда доносился голос. Глянул на Барьер. Он был величественен, смотрел на меня черными глазницами бойниц. Монстр. Настоящий монстр, чье время еще не пришло, но очень близко.

Вновь в голове возник образ исполинской тени. Она возвышалась надо мной, как возвышается человек перед муравьем. И тень звала меня.

Там, за Барьером, что-то было, что желало со мной увидеться… и — что? сожрать? уничтожить? превратить в пыль?

Я не знал, но чувствовал — что-то другое.

В какой-то момент мне даже показалось, что сама Смерть побаивается Барьера, стараясь появляться тут реже.

«Я? Боюсь Барьера?!»

Костлявая появилась за спиной.

«Что там, за его границей?» — спросил я.

«Тебе правда это интересно?»

«Оно зовет меня».

«Там — неведомое, — сухо ответила Смерть. Я вдруг почувствовал, что ей этот разговор неприятен. — То, что ты своим убогим человеческим мозгом не в силах осознать!»

«Макси-и-им!..» — вновь раздался чужой голос. Хотя голосом назвать это было крайне сложно. Шорох миллиарда насекомых, ползущих по земле — это самое близкое, что пришло в голову.

«Оно зовет…» — задумчиво произнесла Смерть, глядя на Барьер.

«Что там?» — почти молящим тоном спросил я.

«Тебе надо уходить отсюда, — проигнорировав мой вопрос, произнесла Смерть. — Немедленно!»

«Но…»

«Без возражений!»

«Я не оставлю своих друзей здесь. Да и куда возвращаться? В психушку?»

«Друзья твои погибнут — поверь мне, уж я то знаю о чем говорю! — в голосе Смерти послышалось веселье. — А психушка — да хотя бы и туда. Ничего плохого в ней нет».

Эти слова задели меня и дело было не в психушке.

«Ты не посмеешь их забрать раньше времени!»

«Посмею! — ухмыльнулась Смерть. — И что ты мне сделаешь? Я — Смерть! Напугаешь мной?»

Костлявая сухо рассмеялась.

«Тогда не получишь меня!»

«Что?!» — закричала Смерть.

«Что слышала!»

«У нас был договор!»

«Думаешь, это меня остановит?»

Я принялся транслировать в своей голове жуткие картины — как я падаю с крыши дома, как выпиваю яд, как прыгаю под колеса автомобиля. Я помнил о том, что говорила костлявая насчет моей души — просто так она ее забрать не могла, нужно было погружение в дарк, до того момента, пока я не утону в нем.

«Ты не посмеешь!» — прошипела Смерть.

«Что хуже: покончить жизнь самоубийством или стать навечно твоим рабом? Выбор очевиден!» — я откровенно насмехался над ней.

«Пойми, не я отсчитываю минуты жизни твоих друзей. Не я решаю — точнее, не всегда решаю, — когда кому уходить. Я — лишь исполнитель. Есть и другие сущности»

«О чем ты сейчас? Я не понимаю!»

Смерть скривилась. Она сболтнула лишнего, но признавать этого не хотела.

«Вас целая когорта демонов?» — спросил я.

«Есть иные миры. Есть иные сущности», — сухо ответила Смерть. Кажется, большой информации от нее уже невозможно было добиться.

Жуткий вой со стороны Барьера повторился. И вновь этот шорох миллиарда насекомых, выстроившийся в звуки:

Ма-акси-и-им-м…

«И эти сущности сейчас там, за Барьером. Они хотят завладеть твоей душой. Хочешь ли ты такой участи? Думаю, нет. Это страшнее Смерти. Это страшнее всех пыток, на которые только способен человеческий изощренный мозг».

И словно в подтверждение ее слов со стороны Барьера раздался оглушительный демонический смех.

Глава 17

Я посмотрел по сторонам, пытаясь понять — слышу ли я один это смех?

Все, кто был вокруг, все, кого я увидел, были отвлечены на раненных и, казалось, ничего вокруг не замечали.

А смех тем временем грохотал.

Он сотрясал землю, небо, Барьер. Он проникал в каждую клеточку моего тела, вызывая в ней неимоверный первозданный страх.

Казалось, что даже сама Смерть съежилась от этого жуткого инфернального гогота.

«Что это?» — только и смог произнести я.

«Станет ли тебе легче от того, что я назову его имя?»

«Ты его знаешь?!»

«Знаю», — кивнула Смерть.

«Это какой-то демон?» — я не находил название тому, что сейчас ликовало.

«Демон? — словно пробуя на вкус слово, произнесла Смерть. — Пожалуй, да, демон. Могущественный демон. И он хочет увидеть тебя».

«Зачем? Чтобы убить?»

«Нет, если бы хотел убить — уже давно бы убил, и я даже я бы тут не помог».

«Тогда зачем?»

Смерть не ответила.

Смех начал таять, растворяясь в воздухе, отравляя его. Сидящие на самой верхней точке Барьера птицы тревожно вспорхнули, полетели прочь.

«Зачем я этому демону?» — вновь повторил я вопрос.

Смерть вновь не ответила.

— Вяземский! — раздался крик.

Я оглянулся.

протискиваясь сквозь идущих, ко мне шел Гамильтон.

Черт, только его тут еще не хватало!

«Убей его, — буднично произнесла Смерть. — Убей. А я сожру его душу, она черна. А я голодный. Ты ведь этого хочешь? Признайся самому себе».

— Вяземский!

Гамильтон шел пошатываясь, противно ухмыляясь.

Мятая одежда, взъерошенные волосы — Гамильтон словно только что отстоял смену и еще не успел привести себя в порядок.

«Хотя, какая к черту смена? — ухмыльнулся я. — Только проснулся видимо».

— А я смотрю издалека — ты ли это? Дай, думаю, подойду, поговорю с приятелем. Тем более повод есть.

Повод имелся. Еще какой. Например, подстава с магическими конструктами. Замечательный повод, чтобы проверить на прочность челюсть этого урода.

Я напрягся.

«Спокойно, Макс, — начал я себя успокаивать. — Только не здесь».

— Ты думаешь я не догадался? — прошептал Гамильтон, подойдя ближе.

Он был пьян.

Его качало и от него разило спиртным, дешевым, гадким, прокисшим. Какая-то самодельная брага, не иначе. Что-то относительно нормальное тут навряд ли можно достать, если только за большие деньги.

— Кажется, тебе пора отдохнуть, — ответил я, оглядываясь по сторонам — не идет ли где охрана?

Если Гамильтона поймают в таком состоянии, то он точно не отделается сутками карцера. За такое дают наказание более суровое. Например, могут отправить вне очереди за Барьер.

— Думаешь, вокруг тебя все такие дураки? — Гамильтон ухмыльнулся. — Нет, есть и умные ребята.

— Например, ты? — едва сдерживаясь, спросил я.

— Верно, — кивнул тот, сверкнув глазами.

Кулаки мои невольно сжались.

— Зачем забраковал магические боевые конструкты? — сдерживая гнев, спросил я. — Они же ведь были в полном порядке — и ты это прекрасно знаешь. Или ты тоже заодно с моим братцем?

— Твой брат хороший парень, — внезапно честно признался Гамильтон. — Нет, правда. Отличный парень. Он все правильно говорит. И к тому же щедрый. Отличный человек! А вот ты полное… — собеседник задумался, не зная какое слово подобрать покрепче.

Так и не определившись, продолжил:

— В порядке, не в порядке, хорошие конструкты, или никуда не годятся — это все не важно. Думаешь там, за Барьером, хоть кто-нибудь воспользовался этими бесполезными стекляшками? Это все, — Гамильтон кивнул в сторону гарнизона, — полная ерунда. Шелуха. Так, чтобы хоть чем-то занять вояк. Пусть ковыряются на участках, делая всякую ерунду, чтобы не думать о том, как они сдохнут за Барьером.

— Тем не менее из-за этой, как ты выразился, ерунды, меня и мою команду перевели в другой полк.

— А какая разница? — хмыкнул тот. — Что в гарнизоне штаны протирать, делая стекляшки, что тут сапоги изнашивать. Все равно все там будем, — Гамильтон кивнул в сторону Барьера. По слогам повторил: — Это все — е-рун-да! Не ерунда только «кисляк». Знаешь что такое «кисляк»?

Гамильтон аж закатил глаза от удовольствия.

— О! Это такая штука — закачаешься! Тоже наш гарнизон делает. Единственное, что действительно стоит делать, а не вот эти вот все магические конструкты.

Я вновь оглянулся. Вдали показалась охрана — надзиратели по режиму, — следящая за порядком в частях, но она была слишком далеко. Если меня увидят вместе вот с этим пьяных идиотом, то не будут разбираться кто прав, кто виноват. Обоих под суд отдадут.

— «Кисляк» — это такой порошок, — продолжал Гамильтон, — который помогает бойцам справиться со страхом, когда он за Барьер заступает. Придает сил, избавляет от ненужных эмоций, которые могут помешать в бою, бодрит.

Гамильтон достал из кармана небольшой прозрачный пакетик, в котором виднелся желтый порошок, сыпнул себе на палец и шумно снюхал.

— Хочешь попробовать?

— Нет необходимости — я не испытываю сейчас страха.

Гамильтон криво ухмыльнулся.

— А вот это вот зря! Ведь я все знаю!

Я он погрозил мне пальцем, на котором еще оставалась желтая пыль «кисляка».

— Зря не боишься! Я все знаю!

— Чего ты заладил — знаю, знаю? Иди лучше отдохни, пока охрана не увидела тебя и не задержала.

— Мне плевать на охрану. У меня везде есть связи. А вот тебе не поздоровится, когда начальство узнает, что у тебя в бригаде есть девка!

Гамильтон вновь ухмыльнулся.

Я насторожился.

Высоко над головой протяжно завыл ветер, принося с собой запах гари — на южной части Барьера жгли костры и топили гудрон, чтобы просмолить участок казарменной крыши. Вонь долетала даже до сюда.

— Кажется, ты перебрал с «кислым», — произнес я, украдкой оглядываясь — не услышал ли кто нас?

— Думаешь, я дурак? Нет! Я все понял. Не сразу, но понял. Так что тебе не отвертеться. Подумать только — девка! В бригаде Вяземского!

— Ты что-то перепутал — у меня нет в бригаде девушек.

— Ха! — Гамильтон дернулся, едва при этом не выронив пакетик из рук. — А вот я так не думаю. Девка есть. Самая настоящая! И ты, чтобы я не рассказал об этом начальнику гарнизона, будешь делать все, что я скажу. Или отправишься под трибунал. Ведь такое нарушение — это тебе не норму запороть. Тут наказание суровее будет. Так что ты у меня на крючке!

— Уверен? — усмехнулся я.

— Конечно! — кивнул тот. — Не хочешь под суд — будешь делать все, что скажу. Для начала, принесешь мне пять — нет! — десять тысяч коинов! Прямо сегодня! До вечера.

Гамильтон начал раскачивать головой, словно погружаясь в глубокий транс. Глаза его начали закатываться — кажется порция «кислого» дошла до мозга.

— Десять тысяч. Можно переводом, — повторил гортанным голосом Гамильтон, облизывая пересохшие губы. — Десять тысяч.

Собеседник вновь отсыпал порошка на палец и снюхнул. Сморщился, закатил глаза.

— Твою мать! Забористая штука.

Из носа тонкой струйкой потекла кровь, но Гамильтон даже не обратил на это внимание.

— Я знаю, ты сынок богатенький, деньги найдешь. Для тебя это не проблема. Десятка — вот теперь твоя новая норма! Ха!

— А что не миллион то сразу? Чего так мелочишься?

Гамильтон внезапно вытянулся в лице, соображая над вопросом. Растерялся. От слова «миллион» у него аж заискрилось в глазах. Он понял, что сглупил. Потом, опомнившись, он кивнул.

— Это только начало. Каждый день мне будешь по десятке носить!

— Ничего я тебе носить не буду, — тихо ответил я. — А ты иди лучше проспись.

— Ты что, не понял, что ты у меня на крючке?

Гамильтон схватил меня за плечо, потянул к себе, намереваясь ударить.

Не получилось.

Я ловко выскользнул из захвата.

— Не дури. А не то…

— А не то — что? — хищно спросил собеседник.

— Хуже будет.

Гамильтон рассмеялся. Потом вдруг сделал резкий выпад вперед.

Я успел увернуться.

И контратаковал.

Не сильным тычком ударил того локтем в бок.

Гамильтон вздрогнул, застонал. Потом сквозь зубы зашипел:

— Сучоныш! Я все начальнику гарнизона расскажу! Он твою шлюху — Женя, ее так, кажется, зовут? — в карцер запрет. А потом мне на растерзание отдаст! Мы ее все участком попользоваться возьмем на пару деньков!

Парень не блефовал. И это было плохо. Он знал про Евгению, а значит нужно было что-то срочно решать.

— Ну что, струхнул? — ухмыльнулся тот. — По глазам вижу, что струхнул. Деньги на стол — и все у тебя будет в порядке со своей подругой. Будешь дальше ее пользовать, или для каких ты там ее целей сюда приволок?

— Не будет тебе никаких денег, даже и не думай!

— Вот упрямый! — зарычал Гамильтон и вновь двинул в атаку.

На этот раз выпад был хорошим, с обманным финтом.

Я лишь успел увидеть как кулак полетел в самое лицо — и в следующее мгновение небо. Боль растеклась по носу, лицу.

— Твою деваху пустят по кругу, а тебя засадят в карцер и будут держать до тех пор, пока не сожрут клопы с крысами.

Гамильтон схватил меня за грудки и резко поднял. Тряхнул так, что у меня клацнули челюсти.

Я попытался вырваться. но не удалось. Схватил Гамильтона в ответ, пытаясь перейти в борьбу. Парень отказался крепким малым. Так мы и стояли, словно намереваясь станцевать страстный танец. Выглядели, наверно глупо, потому что на нас начали озираться, посмеиваться.

— Думал обдурить меня? Нет, у меня взгляд пытливый — я тебя сразу раскусил. Богатенький сыночек.

Гамильтон резко дернул меня в перед и я едва не потерял равновесие. Только в последний момент успел выровняться и и даже тюкнуть противника в лоб.

Гамильтон зарычал, начал меня мутузить по голове.

Кто-то из солдат отчетливо произнес: «бухие что ли?»

Если эти парни подскажут охране что мы тут деремся, проблем не избежать — ни Гамильтону, ни мне.

— Надо делиться, — прошипел противник. Его глаза стали красными, стеклянными. — Это главное правило нашей жизни. Хочешь спокойно жить — делись. Вот и ты делись, чтобы я твою девку не сдал.

— Обломишься! — крикнул я и резко выкинул кулак вперёд.

Удар пришелся в грудь, Гамильтон свернулся в калач, начал сквозь стон материться.

У меня был прекрасный шанс добить его — простой удар в висок, и противник в глубоком нокауте.

Но я не стал этого делать.

Возня и так привлекла несколько ненужных взглядов, и потом будет трудно оправдаться, говоря что я бил его в целях самозащиты.

Нет, тут надо хитростью. Нокаут быстро проходит, а проблемы остаются. Здесь же нужно поступить иначе. Лучшая защита — нападение. И эта тактика тут будет в самый раз.

— Охрана! — крикнул я. — Сюда!

Двое надзирателей по режиму, услышав мои крики, двинули в мою сторону.

— Я тебя… — зашипел Гамильтон, но я придавил его к земле коленом.

— Сюда! — повторил я, показывая в свою сторону.

Ко подошли двое крепких парней, с любопытством стали рассматривать нас.

— Что случилось? — спросил одни из них, поглядывая на скрючившегося Гамильтона. — Ему плохо?

— Да, плохо, — кивнул я. — Он украл из стратегических складских запасов какой-то химический препарат. Принял его и теперь бредит — говорит про какую-то девушку. Кажется, у него не все в порядке с головой.

Эта информация весьма заинтересовала охранников, они живо подскочили к Гамильтону и, не особо церемонясь, обыскали его.

— «Кислый», — произнес второй охранник, доставая из кармана Гамильтона пакетик с желтым порошком. Потом, как следует тряхнув задержанного, спросил: — Где достал?

— Не мое! — только и смог произнести тот.

— Это залет, боец! — произнес первый охранник. — Влип ты. Как фамилия?

Тот не ответил.

Охранник схватил задержанного за карман, вывернул подшивку. «Гамильтон Л.Ф., заготовочный участок». С гарнизона. От туда и стащил видимо «кисляк». Завтра же пойдешь штрафником за Барьер, вне очереди.

— Что?! — только и смог вымолвить Гамильтон.

Хмель в глазах мгновенно улетучился.

— Ты че, совсем крышей поехал?! Отпусти меня!

Но охранник и не думал отпускать его.

— А ну…

— Тише! Не бузи, — второй охранник легонько тюкнул Гамильтона в шею и тот сразу же обмяк.

С трудом поднимая на меня взгляд, прошептал:

— Ты покойник, Вяземский!

Охранники скрутили руки парню и потащили прочь. Я проводил их взглядом, размышляя — стоит ли сообщить еще и Сергею Марковичу? Думаю, и этого достаточно.

Сейчас важно другое.

Я вновь рванул к Карасику, думая, о том, чтобы позвонить опять сестре или Бартынову. На худой конец отправить SMS-ку. Чутье подсказывало — не долго нам праздно шататься здесь, скоро вызовут к Барьеру.

Карасика на месте не оказалось.

Я выругался. Решил поискать в округе — вдруг где-то рядом бегает? — но не прошел и пяти метров, как странный шум остановил меня.

Звук разносился со стороны Барьера.

Я оглянулся.

И даже не удивился, поняв, что загадочные сущности вновь подали о себе знать. Они вновь беззвучно звали меня и от этого мне стало страшно.

Я почувствовал, как холодок прошелся по спине, а ужас начал смыкаться на шее.

Стараясь не смотреть в сторону Барьера, я поскорее ушел прочь.

«Карасик, твою мать! Ну где же ты шатаешься? Где ты, когда тебя так не хватает?!»

Вскоре выяснилось, что Карасика вызвало к себе начальство. Рискуя, я пошел туда, затаился возле строения, карауля парня. Но как назло тот все не выходил. У одного из бойцов, вышедшего из штаба, я осторожно уточнил — да, Карасик был, но уже ушел.

— Куда ушел? — спросил я, едва не ругаясь.

— На склад, — сообщил паренек. — Срочно направили туда.

— А на какой именно?

— Да откуда мне знать?! — раздраженно ответил то. — Иди и у подполковника узнай, раз так надо найти его.

Складов было много и искать по всем Карасика было просто бессмысленно. Да и опасно. Меня могли в любое время кинуться и отправить на какой-нибудь штрафной участок, и тогда уже точно не получится дозвониться до родных.

Оставался еще крохотный шанс подойти к Карасику вечером, после отбоя. Он наверняка будет у себя. И тогда связаться с Ольгой или Бартыновым.

Немного успокоившись, я побрел в полк.

Однако задуманному не суждено было сбыться.

* * *

— Срочный сбор! — сказал Карасик, едва войдя в часть. — На плац! Живо!

Увидев парня, я подскочил от радости, рванул к нему, намереваясь договориться о звонке — не сейчас, но вечером, да хоть бы и ночью. Хоть когда — лишь бы совершить долгожданный звонок и решить вопрос с Барьером.

Но Карасик был явно не в духе.

Едва увидел меня, рявкнул:

— Я же сказал — все на плац! Срочный сбор!

Видимо и в самом деле что-то из ряда вон выходящее. Ладно, после сбора переговорю.

Мы быстро собрались, выскочили на улицу.

Там уже собрался весь полк. Все были напряжены, чувствовалась тревога. Что-то нехорошее зрело. Между рядами ходило только одно слово: «приказ, приказ, приказ».

Что это за приказ такой я не имел понятия, но судя по бледным испуганным лицам понял, что ничего хорошего от него можно не ждать.

Не прогадал.

Перед строем вышел мордатый подполковник и начал зычно говорить. Его фразы были рубленными, короткими, как одиночные выстрелы автомата. Подполковник явно привык отдавать приказы в бою, чем говорить длинные речи на плацу.

— Приказ вышел, ебана. От командования. Усиление. Война идет, ебана. Знаете. Второй круг того. Непростая ситуация. Надо усилить части, находящиеся за Барьером. Внеочередное формирование боевых групп, ебана.

Среди рядов бойцов началось перешёптывание — все понимали, что сейчас объявят список тех, кому уже сегодня вечером предстоит выйти за Барьер. А вот войти обратно… это как удача повернется.

— Прямо сейчас пойдем, этсамое, — подполковник глянул на часы. — На сборы — час. Отправка сразу пяти групп. Нужна поддержка, ебана. Не справляются, ебана.

Эта новость застала врасплох солдат. По рядам прошелся шорох.

— Тихо там! — рявкнул военный. — Да, прямо сейчас. Приказ такой, ебана. Не обсуждается. Группы сформированы. Я читаю — вы выходите. Потом сразу на склад — получать оружие. И пойдем. Рейд, ебана. Надо выходить.

Подполковник глянул на приказ, начал зачитывать фамилии.

— Кравченко. Елеев. Астахов. Бялко. Дьядков. Сафронов. Шарафут… тьфу, ебана! Шарафутдинов! Веерченко. Гудеев. Грибов. Тихонов. Носов. Это первая группа. Командующий группой — Рябой.

Бойцы понуро вышли вперед.

— Чего встали? — подполковник кивнул. — На склад. Живо. Сбор — у санитарного поста. Обработка, ебана. Потом к Вратам.

Те двинули в сторону санпропусника.

— Дальше поехали, — подполковник послюнявил палец, перелистнул приказ.

— Бойко. Шилов. Троицкий. Манякин. Березин. Баджибаев. Полищук. Колмагоров. Метте. Волков. Андреев. Это вторая группа. Командующий группой — Огнев. Шаг вперед!

Бойцы вышли.

— Живее!

Отряд ушел к санпропуснику.

— Еркимбаев. Все трое, — подполковник глянул на строй. Узбеки вышли. — Ага. Вижу. Дальше. Бобков. Бердичевский. Ар… Ар-Ра… Ар-Рауд… — с трудом выговорил он, вновь глядя на строй. — Татарин что ли?

Из строя вышел Раш.

— О какой! — удовлетворенно кивнул подполковник, видя габариты парня. — С Кубани? Кубанский? Там все такие. Кровь с молоком, ебана! Молодец, тебе двойную коробку боеприпасов дадим — тащить будешь. Вон какие Так, дальше. Журавлев. Рябов. Ходун. Шталин. Вяземский… и Гамильтон. Командующий группой — Карасик.

Что?!

Я не мог поверить собственным ушам.

Карасик тоже вопросительно глянул на подполковника — все-таки Гамильтон был не из его части и включение его в боевую группу было странным. Но поднимать этот вопрос был бессмысленно — приказ подписан и оспаривать его нельзя. А подполковник, судя по его заплывшим сонным глазам, разбираться в этом вопросе желал в последнюю очередь.

«Ладно, — успокоил себя я. — Может быть, так даже и лучше — не проболтается в штабе про Женю. Держи, как говориться, врага ближе к себе».

Слабое утешение, но все же.

— Выйти из строя! — приказал подполковник.

Мы вышли. Гамильтон злобно зыркнул на меня. Взгляд был точно таким же, как и в тот раз, когда его задержали охранники с «кислым». Ничего хорошего он не предвещал.

— Карасик. Принимай своих.

— Есть! — отчеканил тот.

Мы двинули к санпропуснику.

* * *

На складе нам выдали оружие — каждому по автомату. Пару магазинов с патронами. Гамильтон при этом радостно улыбнулся.

— Без моего приказа не заряжать! — рявкнул Карасик. — В нарушителя имею полное право согласно Уставу стрелять. И поверьте мне — этим правом я обязательно воспользуюсь.

Стало понятно сразу — Карасик не блефует.

Помимо оружия также выдали фонарик, который можно было закрепить на голове, не занимая рук; одну аптечку; пластмассовую фляжку с водой; сухпай.

— Опять гастрит даете? — проворчал Карасик, осматривая пакет.

— Что есть, — пожал плечами кладовщик.

— Выдай нашим парням нормальное питание — от этого быстрее загнемся, чем от вражьей пули.

— Говорю же — все, что есть!

Карасик принялся живо спорить с кладовщиком, выбивая хорошие сухпаи, а мне было все уже безразлично. Я понимал, что не успел сообщить ни Ольге, ни Бартынову, ни Воцлаву о том, что меня отправляют за Барьер. И теперь ничего уже не сделать.

Сухпаи выбить удалось — не другие, хорошие, а только двойную норму каждому.

Получив нужное, двинули к Барьеру.

…Мы стояли в пропускной зоне, напряженно молчали, не зная что сказать. И даже Карасик был молчалив, не травя своих черных анекдотов и не задавая мозговзрывные загадки.

Лишь только Гамильтон то и дело косился на меня и недобро сверкал глазами. Пойти в открытую против меня ему мешал Карасик. Гамильтон фыркал по собачьи, потом принимался гладить автомат, не двусмысленно поглядывая на меня.

Оглянув всех тяжелым взглядом, Карасик сказал, что будет стрелять в каждого, кто посмеет бежать или нарушит дисциплину.

Стоящий рядом мордатый подполковник одобрительно кивнул, сказал:

— Верно. Военное время, ебана. Стрелять можно. Не осудят. Ссыкливых лучше сразу в расход. Они только мешать будут, ебана.

Среди боевой бригады повисла гнетущая тишина.

Карасик кивнул, едва слышно произнес:

— Один на примете точно есть. Посмотрим как поведет себя. Надо будет — пристрелю.

— Верно, — кивнул подполковник.

— Охренеть! — только и смог вымолвить Клим. — Вы что, в своих стрелять будете?!

— Разговорчики в строю! — рявкнул Карасик.

Он словно бы изменился. От было веселого парня не осталось и следа. Теперь это был сосредоточенный солдат, готовый выполнять любой приказ. Готовый убивать. Словно сжатая пружина, он был напряжён, сосредоточен. Не хотелось бы мне увидеть, как эта самая пружина выскочит из своих тисков.

Зазвучала сирена. Громко, пронзительно, страшно.

Врата начали медленно открываться. И в каждом движении ощущалось величественность. Барьер был словно огромным хтоническим монстром, а Врата его ртом. Еще мгновение — и он проглотит нас.

Чернота, показавшаяся между створок, росла, обнажая первозданный космический мрак, давящий на сознание своим отсутствием дна.

— Господи Иисусе! — выдохнул Шталин, испугавшись.

Я тоже струхнул, впрочем, как и все остальные.

Повеяло холодом, леденящим, пронзающим.

— Зажечь огни! — приказал Карасик.

Мы включили фонари. Но те едва ли смогли разбить тьму — настолько она была плотной.

Низкий раскатистый стон вырвался из зева пасти Барьера. Остап невольно отпрянул назад. Врата и в самом деле напоминали огромную пасть. Добровольно идти туда не у кого не было желания.

— Давай, сынки! — внезапно по доброму произнес напутствие подполковник. — Не дрейфь!

— Первая группа — пошла! — крикнул Карасик. — Вторая группа — пошла! Третья группа — пошла!

Выход за Барьер был открыт и мы вошли во тьму.

КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17