Танцевальный зал мертвых [Тони Хиллерман] (fb2) читать онлайн

Хиллерман Тони
Танцевальный зал мертвых

Танцевальный зал мертвых

Тони Хиллерман

Третий роман из серии Лиафорн и Чи.

Лауреат премии Эдгара 1973 года

Примечание автора

В этой книге обстановка подлинная. Деревня Зуни, ландшафт резервации Зуни и прилегающая резервация Рамах Навахо точно изображены в меру моих способностей. Персонажи чисто вымышленные. Читатель воспринимает религию шалако так, как это может видеть навахо, интересующийся этнологией. Это не претендует на то, чтобы быть чем-то большим.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Первая глава.

Содержание - Далее

Воскресенье, 30 ноября, 17:18.

ШУЛАВИТСИ, Маленький Бог Огня, член Совета Богов и заместитель Солнца, приклеил свои кроссовки к ногам. Он намотал ленту, как учил его тренер, туго на свод стопы. И теперь шипы, вонзившиеся в утрамбованную землю овечьей тропы, казались его частью. Он бежал с совершенно обусловленной грацией, его тело было движущейся машиной, его ум был отстранен, занимаясь другими делами. Прямо впереди, там, где тропа спускалась по склону холма, он останавливался - как всегда делал - и проверял свое время и позволял себе четыре минуты отдыха. Теперь он знал с ликующей уверенностью, что будет готов. Его легкие расширились, мышцы ног напряглись. За два дня, когда он привел Лонгхорна и Совет из родовой деревни в Зуньи, усталость не заставила бы его забыть слова великого песнопения или сделать какие-либо ошибки в ритуальном танце. А когда придет Шалако, он будет готов танцевать всю ночь без ошибок. Саламобии никогда не придется его наказывать. Он вспомнил год, когда ему было девять лет, когда Ху-ту-ту наткнулся на дамбу над Зуньи Уош, и саламобия ударили его своими палочками юкки, и все засмеялись. Даже навахо смеялись, и они очень мало смеялись над Шалако. Они не будут смеяться над ним.

Бог Огня наполовину упал на выступ скалы, который был его обычным местом отдыха. Он быстро взглянул на часы. Он использовал одиннадцать минут и четырнадцать секунд на этом круге, сократив на одиннадцать секунд свое вчерашнее время. Эта мысль доставила ему удовлетворение, но быстро исчезла. Он сидел на выступе, стройный мальчик с черными волосами, влажно падающими на лоб, массировал ноги через хлопок своих спортивных штанов. Воспоминание о смеющихся навахо обратило его мысли к Джорджу Кривоногу. Он осторожно подошел к этим мыслям, стараясь избежать гнева. Этого всегда следовало избегать, но теперь это было строго табу. Коемши появились в деревне два дня назад, объявив на каждой из четырех площадей Зуньи, что через восемь дней Шалако придут из Танцевального Зала Мертвых, чтобы навестить своих людей и благословить их. Сейчас не время для гневных мыслей. Кривоногий был его другом, но Кривоног был сумасшедшим. И у него были причины сердиться на него, если сезон не запрещал этого. Джордж задал слишком много вопросов, и, поскольку Джордж был другом, он дал больше ответов, чем должен был дать. Как бы сильно он ни хотел быть зуни, присоединиться к собственному клану барсуков Бога Огня, Джордж все равно оставался навахо. Он не был посвящен, не чувствовал, как темнота маски скользит по его голове, и не видел глазами духа качина.

И поэтому были вещи, о которых Джорджу не разрешалось знать, и некоторые из этих вещей, мрачно подумал Бог Огня, он мог бы сказать Джорджу. Отец Инглес так не думал, но отец Инглес был белым человеком.

Позади него, над стеной холма из красного песчаника, на юг, в сторону Мексики, тянулся небесный пейзаж из перистых перистых облаков. К западу, над Раскрашенной пустыней, они были залиты сиянием заката. К северу этот отраженный свет окрасил скалы Зуньи-Бютес нежной розой. Далеко под ним, в тени холма, в кемпинге, рядом с местом раскопок антрополога, зажегся свет. «Тед Исаакс готовит ужин, - подумал Бог Огня. И еще об этом нельзя было думать, чтобы не злиться на Джорджа. Идея Джорджа заключалась в том, чтобы посмотреть, удастся ли им найти некоторые из вещей, сделанных стариками, в коробке Доктора с чипами, бусами и наконечниками стрел. Джордж сказал, что он воспользуется этим в качестве охотничьего фетиша. Может, сделаю для них обоих. Доктор был в ярости, и теперь Айзекс не позволял никому больше приходить посмотреть, как он работает. Сумасшедший Джордж.

Бог Огня потер ноги, чувствуя напряжение в мышцах бедер, когда ветер осушал пот. Еще через семнадцать секунд он снова побежит, преодолеет последнюю милю по склону горы к месту, где Джордж будет ждать со своим велосипедом. Затем он шел домой и делал уроки.

Он снова побежал, двигаясь сначала медленной пробежкой, а затем быстрее, когда скованность исчезла. На спине его спортивной рубашки снова промочил пот, затемненные буквы, написанные по трафарету, гласили: «Собственность объединенных школ Зуньи». Под ярким красным небом он бежал в сгущающуюся тьму, думая о сумасшедшем Джордже, своем старом и лучшем друге. Он подумал о Джордже, который собирал пуговицы из кактусов для наркотика в коммуне хиппи и сам ел их в поисках видений, о Джордже, идущем к старику на окраине Зуньи, чтобы узнать, как стать колдуном, и о том, как злой старик когда Джордж хотел перестать быть навахо, чтобы стать суньи. Джордж определенно был сумасшедшим, но Джордж был его другом, и вот теперь его велосипед, и Джордж будет ждать.

Фигура, вышедшая из-за валунов в красной тьме, не была Джорджем. Это была саламобия, ее круглые глаза в желтых кругах смотрели на него. Бог Огня остановился, открыл рот и не нашел, что сказать. Это была Саламобия крота-кивы, ее маска окрашена в цвет тьмы. И все же этого не было. Бог Огня уставился на фигуру, мускулистое тело в темной рубашке, взъерошенный ёршик из индюшачьих перьев, окружающий шею, черные и пустые глаза, свирепый клюв, оперенный перьями пучок. Черный был цветом крота Саламобии, но это была не маска. Он знал эту маску. Дядя его матери был олицетворением крота Саламобии, а маска жила в святыне в доме дяди его матери. Но если бы не маска ...

Тогда Бог Огня увидел, что жезл, поднимающийся в руке этой Саламобии, не был сотканным из юкки. Он блестел в красном свете сумерек. И он вспомнил, что Саламобия, как и все духи предков, которые жили в масках Зуньи, была видна только членам Колдовского Братства и тем, кто вот-вот умрет.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава вторая

Понедельник, 1 декабря, 12:20.

ЛЕЙТЕНАНТ ДЖО ЛИАФОРН наблюдал за мухой. Ему следовало слушать Эда Паскуанти, который, сидя на вращающемся стуле за столом с надписью «Шеф полиции, Зуньи», твердо говорил быстрым и точным голосом. Но Паскуанти обсуждал проблему юрисдикции, и Лиафорн уже понимал как проблему, так и почему Паскуанти говорил об этом. Паскуанти хотел убедиться, что Лиафорн и заместитель шерифа округа Мак-Кинли Сиприано («Апельсин») Наранхо и полицейский штата Дж. Хайсмит поняли, что в резервации Зуньи расследование будет проводить полиция Зуньи. И это было нормально для Лиафорна. Чем раньше он уйдет отсюда, тем счастливее будет. Муха отвлекла его мгновением или двумя ранее, приземлившись на его блокнот. Теперь она шла медленно, как все обреченные на зиму насекомые, по краю бумаги к его пальцу. Соизволит ли муха зуньи наступить на кожу навахо?

Лифорн сразу же пожалел об этой мысли. Это означало возврат к нелогичной враждебности, с которой он боролся все утро - с тех пор, как ему передали в доме капитула Рамаха послание, которое отправило его сюда.

Типичное для радиосообщения, который Лифхорн получил от Шипрока, там было сказано слишком мало.

Лиафорн должен был без промедления поехать в Зуньи, чтобы помочь найти четырнадцатилетнего Джорджа Боулингса, навахо. Другие подробности можно будет получить в полиции Зуни, с которой Лиафорн был проинструктирован сотрудничать.

Радист на узле связи Рамана ухмыльнулся, когда передал его.

«Прежде чем вы спросите, - сказал он, - да, это все, что они сказали. И нет, я ни черта об этом не знаю».

«Что ж, черт возьми, - сказал Лиафорн. Он видел, как это будет работать. Поездка в тридцать миль до Зуньи, чтобы узнать, что ребенок что-то украл и исчез. Но зуни ни черта не знают об этом мальчике. Так что потом предстояло 30-мильное путешествие обратно в резервацию Рама, чтобы узнать, где его искать. А потом… Он спросил. - «Ты что-нибудь знаешь об этом Джордже Кривоноге?»

Радист знал о том, чего от него ожидал Лиафорн. Он не был уверен, но, возможно, мальчик был сыном парня по имени Коротышка Боулингс. Коротышка переехал из Большой резервации после того, как что-то пошло не так с женщиной, на которой он женился, в районе Койот-Каньона. Этот Коротышка Кривоногий был членом клана Высокого Стоящего Дома и одним из мальчиков Бегущей Старухи. А однажды, вернувшись из каньона Койот, он подал заявку на выделение земли в собственность в пастбищный комитет здесь.

Но потом он куда-то уехал. В любом случае, может быть, это был не тот человек.

- Тогда хорошо, - сказал Лиафорн. «Если я кому-нибудь понадоблюсь, я буду в полицейском участке в Зуньи».

«Не смотри так кисло», - сказал радист, все еще улыбаясь. «Я не думаю, что Зуньи в последнее время инициировали кого-либо в Общество Луков».

Лиафорн засмеялся над этим. Когда-то, по крайней мере, так полагали навахо, от посвященных в священство Зуньи Лука требовалось принести скальп навахо. Он засмеялся, но настроение его оставалось плохим. Он поехал вниз по трассе NM 53 в сторону Зуньи немного быстрее, чем следовало бы, и это его беспокоило, потому что он не мог найти логической причины, чтобы объяснить это. Почему возмущаются этим заданием? Работа, которая привела его в Раму, была достаточно обременительной, чтобы прервать ее. Старый Певец жаловался, что дал соседке восемьсот долларов, чтобы она отвезла их в Gallup и сделала первый взнос за пикап, а женщина потратила его деньги. Некоторые факты было достаточно легко установить. В тот день женщина забрала в магазине Gallup почти восемьсот долларов своего залога и не отдала денег владельцу автостоянки.

Так что это должно было быть просто, но это не так. Женщина сказала, что Певец задолжал ей деньги, и что Певец был ведьмой, волком навахо. И затем возник вопрос о том, на какой стороне пограничного забора они стояли, когда деньги переходили из рук в руки. Если она стояла там, где, по ее словам, была, то они находились на земле резервации навахо и под юрисдикцией племен. Но если бы они стояли там, где утверждал Певец, они оказались бы на нерезервированной земле, и дело, вероятно, было бы рассмотрено в соответствии с законом Нью-Мексико о хищениях. Лиафорн не мог придумать способа решить эту проблему, и обычно он приветствовал бы даже временное избавление от нее.

Но он обнаружил, что возмущается этой работой - охотой на товарища навахо по указанию Зуньи.

Голос Паскуанти загремел. Муха сделала неуверенный шаг к твердым коричневым костяшкам пальцев Лиафорна, но остановилась. Лиафорн внезапно понял его настроение. Это произошло потому, что он чувствовал, что Зуни чувствует себя выше навахо. И он почувствовал это, потому что он, Джо Липхорн, однажды…

давным-давно - на первом курсе в штате Аризона у него был сосед по комнате Зуни, из-за которого у него развился глупый комплекс неполноценности. Поэтому его нынешнее настроение было совершенно не логичным, и Лиафорн не любил нелогичность в других и ненавидел ее в себе. Муха обошла его палец и исчезла вверх ногами под блокнотом. Паскуанти замолчал.

«Я не думаю, что у нас возникнут какие-либо проблемы с юрисдикцией», - нетерпеливо сказал Лиафорн.

«Так почему бы тебе не рассказать нам о том, над чем мы работаем?» Было бы более вежливо позволить Паскуанти самому самому задавать темп. Лиафорн знал это, и по лицу Паскуанти он увидел, что зуни знают, что он это знает.

«Вот то, что мы знаем на данный момент», - сказал Паскуанти. Он передал каждому из них по ксерокопированной странице. «Два мальчика пропали без вести, и большая вероятность того, что одного из них порежут».

Два мальчика? Лиафорн быстро просмотрел страницу, а затем, внезапно заинтересовавшись, внимательно вернулся к каждому предложению. Два мальчика пропали без вести. Кривоногий и зуньи по имени Эрнесто Ката, и велосипед мальчика Ката, и «большое» пятно крови, пропитанное кровью в том месте, где был оставлен велосипед.

«Здесь написано, что они одноклассники», - сказал Лиафорн. «Но Кривоногому четырнадцать, а Ката - двенадцать. Были ли они в одном классе?» Хайсмит моментально пожалел, что не задавал этот вопрос. Паскуанти просто напомнил всем, что Кривоногий был навахо -

этим объясняется разрыв в успеваемости.

«Оба учатся в седьмом классе», - сказал Паскуанти. "Мальчику Ката было бы тринадцать через день или два.

Они были близкими друзьями два-три года. Хорошие друзья. Все так говорят ".

"Никаких следов оружия?" - спросил Наранхо.

«Ничего», - сказал Паскуанти. «Просто кровь. Оружием могло быть что угодно, что выпустит из тебя кровь. Вы никогда не видели столько крови. Но я предполагаю, что это был не пистолет. Никто не помнит, чтобы слышал что-нибудь, похожее на выстрел, и это произошло. достаточно близко к деревне, чтобы кто-нибудь услышал ". Паскуанти замолчал. «Я предполагаю, что это было что-то рубящее. Там были брызги крови на иглах пинии, а также все, что было впитано землей, так что, возможно, что-то порезало главную артерию, пока он там стоял ".

"Это мог быть кто угодно?" - сказал Лиафорн. «Значит, вы не совсем уверены, что это именно Кривоногий?»

Паскуанти посмотрел на него, изучая его лицо. «Мы ни в чем не уверены», - сказал он. «Все, что мы знаем, что случилось там внизу. Мальчик Ката не пришел домой прошлой ночью. Они вышли искать его, когда рассвело, и они нашли кровь там, где он оставил свой велосипед.Кривоногий одолжил велосипед, и он был должен был принести его туда, на то место встречи, которое у них было. Хорошо? Итак, мальчик Кривоногий появился в школе сегодня утром, но когда мы узнаем о взятом велосипеде и всем остальном и отправляем туда человека, чтобы поговорить с ним, он ушел Оказывается, он встал во время урока обществознания и сказал что-то учителю о том, что он плохо себя чувствует и что он уходит ».

«Если бы он убил, - сказал Наранджо, - можно было бы подумать, что он сбежал бы сразу после того, как убил».

«Конечно, мы еще не знаем, что произошло убийство», - сказал Паскуанти. «Это может быть кровь животных. Сейчас режут много животных. Люди готовятся ко всей этой стряпне для Шалако».

«Если, может быть, Кривоног не был достаточно умен, чтобы понять, что никто не заподозрит его, если он не убежит», - сказал Наранджо. «Итак, он пришел в школу, а потом он потерял самообладание и все равно сбежал». >

«Я не думаю, что это было напечатано там в отчете, но дети сказали, что Кривоног искал Кату, когда он пришел в школу, спрашивая, где он был, и все такое», - сказал Паскуанти.

«Это могло быть частью акта», - сказал Лиафорн. Он был рад обнаружить, что снова думает как полицейский.

«Думаю, да», - сказал Паскуанти. «Но помните, что ему всего четырнадцать лет». Лиафорн постучал по странице. «Здесь написано, что Ката ушел бегать. Что это было? Тренировка по бегу или что-то в этом роде?»

Молчание длилось, может быть, три секунды - достаточно долго, чтобы сказать Лиафорну, что ответом будет не команда по легкой атлетике. Это как-то связано с религией зуни. Паскуанти решал, что именно он хотел, чтобы они знали, прежде чем открыть рот.

"Этот мальчик Ката был выбран для участия в религиозных церемониях в этом году",

- сказал Паскуанти. «Некоторые из этих церемоний длятся часами, танцы тяжелые, и вы должны быть в форме. Он бегал каждый вечер, чтобы поддерживать форму».

Липхорн вспоминал церемонию Шалако, на которой он присутствовал давным-давно, когда у него был сосед по комнате первокурсник Зуни. "Был ли Ката тем, кого они называли Богом Огня?"

Он спросил. - «Тот, кто выкрашен в черный цвет, носит маску с пятнами и несет головешку?»

«Ага, - сказал Паскуанти. «Ката был Шулавитси». Он выглядел смущенным. «Я не думаю, что это имеет какое-либо отношение к этому».

Лиафорн подумал об этом. «Скорее всего, нет», - решил он. Он хотел бы узнать больше о религии зуньи. Но в любом случае это не было бы его проблемой. Его проблема будет заключаться в том, чтобы найти Джорджа Боллегса.

Паскуанти рылся в папке. «Единственная фотография мальчиков, которая у нас есть, - это фотография в школьном ежегоднике». Он вручил каждому из них по странице с фотографиями, два лица обведены красными чернилами. «Если мы не найдем их быстро, мы попросим фотографа сделать несколько больших снимков с негативов», - сказал он. «Мы отправим копии фотографий в офис шерифа и в полицию штата, а также в полицию штата Аризона. И если мы что-то узнаем, мы немедленно сообщим вам, чтобы вы выиграли» Не тратьте время зря ". Паскуанти встал. «Я попрошу лейтенанта Лиафорна сосредоточиться на том, чтобы попытаться выяснить, где находится Джордж Боулегс. Мы будем работать над попытками найти Эрнесто, велосипед и все остальное, что мы сможем выяснить».

Лиафорну пришло в голову, что Паскуанти с установленной юрисдикцией не дает никаких советов о том, как найти Кривонога. Он предполагал, что Наранджо, Хайсмит и Лиафорн понимали свою работу и знали, как ее выполнять.

«Мне нужно знать, где жил Кривоног, и был ли там кто-нибудь, чтобы посмотреть, пошел ли он домой».

«Это примерно в четырех милях от того места, где у Коротышки Боулега есть свой хоган, и мне придется нарисовать вам небольшую карту», ​​- сказал Паскуанти. «Мы зашли, но ничего не узнали».

Выражение лица Лиафорна задавало ему вопрос.

Паскуанти выглядел слегка смущенным. «Коротышка был там. Но он был слишком пьян, чтобы говорить».

- Хорошо, - сказал Лиафорн. "Вы нашли какие-нибудь следы там, где вы нашли кровь?"

«Множество велосипедных следов. Он ходил туда несколько месяцев, чтобы начать бегать. А потом было место, где стоял кто-то в мокасинах или каких-то ботинках без каблуков вроде как долго ждал.

Нашел место, где сидел там под пиньоном(пиния - вид сосны). Придавил сорняки. А потом были следы беговых кроссовок Эрнесто. В этом месте в основном скала. Трудно что-либо прочитать ".

Липхорн подумал, что он может сам отправиться в это место, что он сможет найти следы, на которые зуньи не обратили внимания. Паскуанти смотрел на него, подозревая такие мысли. - Значит, вы не нашли ничего, что вам многое рассказывало? - спросил Лиафорн.

«Просто в нашем мальчике Эрнесто Кате было много крови», - сказал Паскуанти. Он улыбнулся Лиафорну, но улыбка была мрачной.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Третья глава.

Понедельник, 1 декабря, 15:50.

ШИНА лопнула примерно на полпути от места Коротышки Кривоногого, подтверждая веру Лиафорна в то, что дни, которые начинаются плохо, обычно плохо заканчиваются. Дорога вилась по пересеченной местности за Кукурузной горой - это было не что иное, как редко используемая колея для фургонов.

При должном внимании можно было проследить за этим по летнему росту сорняков и травы. Лифхорн не обратил на это внимания. Он сосредоточился на том, чтобы осмыслить то немногое, что он узнал о Кривоногом, а не на своем вождении. А левое переднее колесо врезалось в заросшую сорняками выбоину и порвало его боковину.

Он поставил домкрат под передний бампер. Кривоногий был слишком пьян для связного разговора. Но, очевидно, он видел Джорджа сегодня утром, когда мальчик и его младший брат отправились в долгую прогулку, чтобы успеть на школьный автобус. Старшие Кривоногого, похоже, не имели ни малейшего представления, когда Джордж вернулся в хоган в воскресенье вечером.

Это могло означать, что это произошло после того, как Коротышка заснул, или что Коротышка был слишком пьян, чтобы это заметить.

Лиафорн покачал ручкой домкрата, чувствуя раздражение и легкое сожаление о себе. К настоящему времени Хайсмит будет комфортно путешествовать по межштатной автомагистрали 40, разместив свои описания Джорджа Боулегса и Эрнесто Ката в каналах, которые гарантировали бы, что дорожные патрульные будут с подозрением наблюдать за молодыми индийскими автостопщиками. И Orange Naranjo вернется в Гэллап и будет в равной степени с ним, как только его отчет будет распространен в нужных местах. Паскуанти уже отказался бы от поиска каких-либо следов и просто ждал бы. В Зуньи больше нечего было делать. Весть об этом распространилась бы в течение часа по всем домам из красного камня в деревне и по всей округе с оговоркой, что один из сыновей Зуньи пропал без вести и, вероятно, мертв, и что мальчик навахо, который всегда слонялся поблизости, разыскивался полицией. Если бы какой-нибудь зуни где-нибудь увидел Джорджа Кривонога, Паскуанти быстро это узнал.

Домкрат проскользнул на откосе выбоины. Лиафорн с чувством и красноречием выругался, снял домкрат и начал кропотливо вырубать более твердое основание в каменистой почве с помощью рукоятки домкрата. Вспышка ненормативной лексики заставила его почувствовать себя немного лучше. В конце концов, то, что делали сержант, его помощник и коп зуньи, было всем, что им было разумно делать. Если Кривоногий направится в Альбукерке, Феникс или Гэллап, или будет бродить по территории Зуньи, его почти наверняка схватят быстро и эффективно. Если бы он скрывался где-нибудь в стране навахо, это была бы проблема Лиафорна - и никто не виноват, что она была намного более сложной, которую можно было решить только упорным трудом. Лиафорн переустановил домкрат, снова вставил ручку, растянул свои усталые мускулы и посмотрел вниз по колее фургона на просторы лесных столовых и разбитых каньонов, простирающиеся к южному горизонту. Он увидел красоту, узорчатые тени облаков, красный цвет скал и всюду синий, золотой и серый цвет засушливой деревенской осени. Но скоро северный ветер унесет последние несколько листьев, и в одну холодную ночь пейзаж изменится на сплошной белый. И тогда у Джорджа Боллегса, если он где-то там прятался, были бы проблемы. Он выживет достаточно легко, пока не выпадет снег. Там были сушеные ягоды, съедобные коренья и кролики, и мальчик навахо знал, где их найти. Но однажды настанет конец бесконечному солнечному свету горной осени. Фронт арктического шторма выйдет из западной Канады вниз по западному склону Скалистых гор. Здесь высота была почти полторы мили над уровнем моря, а по утрам уже стоял сильный мороз. С первым штормом утро будет минусовым. Во время снегопада не было бы возможности найти пищу. В первый день Джордж Боллегс будет голоден. Тогда он станет слабым. А потом замерзнет.

Лиафорн поморщился и снова повернулся к домкрату. Именно тогда он увидел мальчика, застенчиво стоящего на расстоянии не более пятидесяти футов, ждавшего, чтобы его заметили. Он сразу узнал его по фотографии из ежегодника. Тот же округлый лоб, такие же широко расставленные настороженные глаза, такой же широкий рот. Лиафорн покачал рукоять домкрата. «Йа-та-эй», - сказал он.

«Йа-та-эй, дядя», - сказал мальчик. В руке у него была книга, покрытая пергаментной бумагой.

«Вы хотите помочь заменить это колесо? Мне нужна помощь».

«Хорошо», - сказал мальчик. «Дайте мне ключ от багажника, а я достану запасное колесо».

Лиафорн выудил ключи из кармана, теперь понимая, что этот мальчик был слишком молод, чтобы быть Джорджем Кривоногим. Он будет Сесилем, младшим братом.

Сесиль принес запаску, а Лиафорн открутил последние гайки. Лиафорн напряженно думал. Он будет очень осторожен.

«Вы полицейский навахо», - сказал мальчик. «Сначала я подумал, что это патрульная машина Зуни».

«Машина принадлежит Дини, - сказал Лиафорн. «Таким же, как ты и я». Лиафорн остановился, глядя на Сесила. «И таким же, как Джордж, твой брат». Лицо мальчика промелькнуло от удивления, а затем оно стало пустым.

«Мы все - люди», - сказал Лиафорн.

Мальчик молча взглянул на него.

«Было бы хорошо, если бы Джордж поговорил с полицейским Дини», - сказал Лиафоорн. Он подчеркнул слово «Дини», что означало «Народ».

"Вы охотитесь за ним". Голос мальчика был обвиняющим. «Вы думаете, как зуньи говорили в школе, что он сбежал, потому что убил того Эрнесто».

«Я даже не знаю, что мальчик зуни мертв. Все, что я знаю сейчас, это то, что мне сказал полицейский зуни», - сказал Лиафорн. «Интересно, что бы мне сказал твой брат».

Сесиль ничего не сказал. Он изучал лицо Лиафорна.

«Я не думаю, что Джордж сбежал из-за того, что убил мальчика Ката», - сказал Лиафорн. «Если он сбежал, возможно, это было из-за того, что он боялся, что полицейский зуни закроет его в тюрьму».

Лиафорн снял левое переднее колесо и осторожно надел запаску на проушины, не глядя на Сесила. «Может быть, это было разумным поступком. А может, и нет. Если он не убил мальчика Ката, то убегать было бы неразумно. Это заставило Зуни подумать, что, возможно, он был тем самым. Но если он действительно убил мальчика Ката , может быть, это было умно, а может, и нет. Потому что, вероятно, они его поймают, и тогда ему будет хуже. А если они его не поймают, ему придется бегать всю оставшуюся жизнь ». Липхорн потянулся к гаечному ключу, глядя на Сесила.

«Это плохой образ жизни. Было бы лучше провести несколько лет в тюрьме и покончить с этим. Или, может быть, провести какое-то время в больнице. Если этот мальчик мертв, и если Джордж был тем, кто его убил , это потому, что что-то не так в его голове. Ему нужно вылечить это. Власти поместят его в больницу, а не в тюрьму ».

Тишина исчезла. Порыв ветра спустился с холма, взъерошивая траву. Было холодно.

Сесиль облизнул губы. «Джордж не сбежал, потому что боялся полиции зуни», - сказал он.

«Не поэтому».

"Почему же тогда, племянник?" - спросил Лиафорн.

«Это была качина». Голос мальчика был настолько слабым, что Лиафорн не был уверен, что он его слышал. «Он убежал от качины».

"Качина? Какая качина?" Это было странное ощущение, больше, чем резкая смена темы; больше похоже на неожиданный переход от реального к нереальному. Лиафорн уставился на Сесила. Слово «качина» имело три значения. Они были духами-предками Зуньи. Или маски, которые носят, чтобы подражать этим духам. Или маленькие деревянные куклы, которые зуни делали, чтобы их олицетворять. Мальчик не собирался больше ничего говорить. Этот рассказ с качиной был просто чем-то, что сошло с его языка - чем-то, чего он не хотел рассказывать о том, что он знал.

«Я не знаю его имени», - наконец сказал Сесил. «Это слово зуни. Но я предполагаю, что это будет та же самая качина, что и Эрнесто».

«О, - сказал Лиафорн. Он проверил затяжку гаек, опустил домкрат, давая себе время подумать. Он оперся бедром о крыло и посмотрел на Сесила Боулегса. Мятый мешок, торчащий из кармана пиджака мальчика, должен был стать его обеденным мешком - теперь пустым. Что Сесиль найдет в этом хогане, чтобы взять с собой на обед в школу?

«Качина достала Эрнесто Ката? Как ты узнал?»

Сесиль выглядел смущенным.

Мальчик лгал. Это было очевидно. И ни один мальчик того возраста не умел лгать. Лиафорн обнаружил, что внимательно слушать ложь - это очень поможет когда-нибудь раскрыть правду.

«Зачем качине преследовать Эрнесто? Ты знаешь причину?»

Сесиль зажал нижнюю губу зубами. Он задумчиво посмотрел мимо Лиафорна.

"Вы знаете, почему Джордж убегает от этой качины?"

«Думаю, причина та же», - сказал Сесил.

«Ты не знаешь причину, но какой бы она ни была, она заставила бы качину преследовать их обоих?»

«Ага, - сказал Сесиль. «Я думаю, что так оно и есть».

Лиафорн больше не думал, что Сесиль лжет. Джордж, должно быть, рассказал ему все это.

«Тогда я полагаю, исходя из того, что вы мне рассказываете, Эрнесто и Джордж, должно быть, сделали что-то, что разозлило качину».

«Эрнесто сделал это. Джордж просто слушал его. Рассказывать - вот что нарушает табу, и Эрнесто сказал. Джордж просто слушал». Голос Сесила был серьезным, как будто для него было очень важно, чтобы никто не думал, что его брат нарушил табу зуньи.

"Что он сказал?"

«Я не знаю. Джордж сказал, что не думает, что должен мне рассказывать. Но это было что-то о качинах».

Лиафорн оттолкнулся от крыла и сел на мертвую траву, сложив перед собой ноги. То, что он должен был выяснить, было довольно простым. Знал ли Джордж, что мальчик Ката мертв, когда Джордж и Сесиль ушли в школу сегодня утром? Если бы он знал это, это почти наверняка означало бы, что Джордж либо убил Эрнесто, либо видел его убитым, либо видел, как убийца избавлялся от тела. Но если он прямо спросит Сесила, и ответ будет отрицательным, Липхорн знал, что ему придется не принимать во внимание ответ. Сесиль солгал, чтобы защитить своего брата. Лиафорн выудил сигареты. Ему не нравилось то, что он собирался сделать. «Моя работа - найти Джорджа Боллегса», - сказал он себе. Его важно найти.

"Вы когда-нибудь курили сигарету?" - спросил он Сесила. Он открыл рюкзак.

Сесил взял одну. «Иногда это хорошо», - сказал он.

«Это никогда не бывает хорошо. Болит легкие. Но иногда это необходимо, и поэтому так и делают».

Сесиль сел на камень, глубоко вдохнул и выпустил струйку дыма из ноздрей. Очевидно, это был не первый его опыт употребления табака.

Лиафорн задумчиво заговорил. - «Вы думаете, что Ката нарушил табу, и качина убил за это Кату, и преследует Джорджа».

Он выдохнул облако дыма. Он висел синим в неподвижном солнечном свете. - "Вы знаете, когда Джордж вернулся домой вчера вечером?"

«После того, как я заснул, - сказал Сесил. «Он был там, когда я проснулся сегодня утром, собираясь сесть на школьный автобус».

«Вы, мальчики, больше любите школу, чем я», - сказал Лиафорн. «Когда я был мальчиком, я бы сказал своему папе, что, вероятно, сегодня нет занятий в школе, потому что вчера был убит один из учеников.

Может, он позволит мне остаться дома. В любом случае стоит попробовать. - Тон был небрежным, подшучивающим, совершенно правильным, как он чувствовал. Может быть, это вызовет неосторожное признание, а может быть, и нет.

Если нет, он просто попробует еще раз. Лиафорн был человеком огромного терпения.

«Я еще не знал об этом», - сказал Сесил. «Нет, пока мы не дошли до школы». Он смотрел на Лиафорна. «Они не нашли кровь до сегодняшнего утра». Выражение лица Сесила говорило, что ему интересно, как этот полицейский мог это забыть, а потом он знал, что Лиафорн не забыл. Лицо мальчика стало на мгновение сердитым, затем просто несчастным. Он отвернулся.

«К черту», ​​- сказал Лиафорн. «Послушай, Сесиль. Я пытался обмануть тебя. Пытался обмануть тебя, чтобы ты сказал мне больше, чем ты хочешь сказать мне. Ну, к черту это. Он твой брат. Ты подумай об этом, а потом ты скажешь мне, что вы бы хотели, чтобы об этом узнал полицейский.

И помни, ты говоришь не только мне. Я должен передать это - во всяком случае большую часть - полиции зуни. Так что будьте осторожны и не говорите мне ничего, что, по вашему мнению, могло бы повредить вашему брату ".

«Что вы хотите знать? Где Джордж? Я этого не знаю».

«Многое. В основном, способ найти Джорджа, потому что, когда я смогу поговорить с ним, он может дать нам все ответы. Например, он видел, что случилось с Катой? Был ли он там? Он сделал это?

Кто-нибудь еще это сделал? Но я не могу поговорить с Джорджем, пока не выясню, куда он пошел. Вы говорите, что он не сказал вам сегодня утром, что что-то случилось с Катой.

Но он дал вам идею, что качина охотится за ними обоими. Что он сказал?"

«Это было немного запутано», - сказал Сесиль. "Он был взволнован. Думаю, он после школы взял велосипед Эрнесто, и он отвез его туда, где бежал Эрнесто, и он ждал там Эрнесто. Сесиль остановился, пытаясь вспомнить. «Стало темнеть, и я думаю, именно тогда он увидел приближающуюся качину. И он убежал оттуда и пошел домой. Он не так сказал, но я думаю, что это произошло. Когда мы сегодня пришли в школу, он собирался узнать о качине ».

"Вы не видели Джорджа после того, как он вышел из автобуса?"

"Нет. Он пошел искать Эрнесто".

"Если бы вы были мной, где бы вы его искали?"

Сесиль ничего не сказал. Он посмотрел на свои туфли. Лиафорн заметил, что подошва на левой подошве отделилась от верхней части, и они были склеены каким-то сероватым клеем. Но клей не держался.

- Хорошо, - сказал Лиафорн. «Тогда есть ли у него в школе другие друзья? С кем-нибудь еще, с кем мне следует поговорить?»

«В школе у меня нет друзей», - сказал Сесиль. «Они зуни». Он взглянул на Лиафорна, чтобы узнать, понял ли он. «Им не нравятся навахо», - сказал он. «Просто шутят над нами. Как шутки про Полаков».

«Только Эрнесто? Все говорят, что Эрнесто и Джордж были друзьями».

«Все говорят, что Джордж немного сумасшедший, - сказал Сесил. «Это потому, что он хочет…» - мальчик остановился, подбирая слова. "Он, знаете ли, хочет что-то делать. Он хочет все попробовать.

Одно время он хотел стать ведьмой, а затем изучал магию зуни. И однажды он ел пуговицы кактуса, чтобы видеть сны. И Эрнесто думал, что все это было весело, и делало Джорджа хуже, чем он был. Не думаю, что Эрнесто был другом.

На самом деле он не друг ». Лицо Сесила стало сердитым.« Он был проклятым зуни », - сказал он.

«Как насчет кого-нибудь еще? Любого, кто может что-нибудь знать».

"Есть тут белые люди, которые копают в поисках наконечников стрел. Джордж часто ходил туда и смотрел, как там копает один человек. Раньше проводил там большую часть лета, а потом тоже начал после школы. Он и этот Зуни Но я думаю, что Эрнесто что-то украл, и они сбежали ».

Лиафорн отметил место работы антропологов и спросил об этом Паскуанти. Это было менее чем в миле от того места, где была обнаружена кровь.

«Что то вроде украл? Когда это случилось?»

«Буквально на днях», - сказал Сесиль. «Я думаю, что Эрнесто украл часть того кремня, который они выкопали. Думаю, это были наконечники стрел и тому подобное».

Лиафорн начал спрашивать, зачем им красть кремневые артефакты, но отгадал вопрос.

Почему мальчики что-то украли? В основном, чтобы увидеть, удастся ли им это сойти с рук.

«А еще есть Белакани, живущие в старых хогах за Хоски Бьютт», - сказал Сесил. «Джорджу понравилась эти белые, и они, я думаю, пытальсь научить его играть на гитаре».

«Белые люди? Кто эти Белакани?»

«Хиппи», - сказал Сесил. «Их куча жила там. Они выращивают овец».

«Я поговорю с ними», - сказал Лиафорн. "Кто-нибудь еще?"

«Нет, - сказал Сесил. Он колебался. «Ты только что был у нас. Мой отец. Он…»

Смущение преодолело потребность знать.

«Ага», - сказал Лиафорн. «Он немного выпил. Но я думаю, что все будет хорошо. Я думаю, он уже уснет, когда ты вернешься домой». А потом он отвел взгляд от боли и стыда на лице Сесила.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава четвертая

Понедельник, 1 декабря, 16:18.

ТЕД ИСААКС осторожно вонзил лезвие лопаты в пыльную землю. Давление на ладонь его руки сказало ему, что сопротивление лезвию было небольшим, что он копал немного выше слоя с высоким содержанием кальция, который Айзек теперь знал - с абсолютной уверенностью - был слой Фолсома.

Он вытащил лезвие и сделал второй удар - на полдюйма глубже - теперь его рука ощущала скольжение металла по нужным слоям.

«Двадцать», - сказал он, бросая землю в кучу на просеивающем экране. Он прислонил лопату к тачке и начал перебирать мягкую землю через проволоку изношенным шпателем. Он работал упорно и быстро, останавливаясь только для того, чтобы отбросить пучки корней травы и клубки перекати-поля. В течение трех минут на экране не осталось ничего, кроме набора камешков, всякие веточки, старый кроличий помет и большой скорпион - его колючий хвост взмахивает в недоумении и гневе.

Исаакс поймал скорпиона с проволоки палкой и щелкнул в направлении своего рогатого жаворонка. Жаворонок, птичка, была его единственным спутником в течение последних двух дней, порхая вокруг раскопок, наслаждаясь такими лакомыми кусочками.

Айзекс вытер пот рукавом, а затем тщательно перебрал камешки. Это был высокий костлявый молодой человек. Теперь солнце садилось за Кукурузную гору, и он работал без шляпы - белая кожа на его лбу резко контрастировала с обгоревшей коричневой кожей лица. Его руки работали с изящной скоростью, тупые, мозолистые пальцы автоматически удаляли большинство камней, отбрасывая другие после быстрого пробного прикосновения, наконец останавливаясь с осколком размером не больше ногтя на ноге. Эту мелочь Исаакс осмотрел, сосредоточенно прищурившись. Он сунул его в рот, быстро прочистил языком, сплюнул и снова осмотрел. Это был кремневый осколок - третий, который он нашел сегодня утром. Он выудил из кармана джинсовой рубашки ювелирный бокал. Через двойную линзу осколок казался огромным на фоне уже массивных выступов его отпечатка большого пальца. На одном краю был шрам, который, как он знал, он найдет, - острие удара, отметка, оставленная сто веков назад, когда охотник из Фолсома отколол его от любого инструмента, который он делал. Эта мысль вызвала у Айзекса чувство волнения. Так было всегда, с момента его самых первых раскопок в составе студенческой команды - волнующее чувство совершить квантовый скачок назад во времени.

Айзекс сунул стакан обратно в карман и извлек конверт. Он написал

"Сетка 4 север, 7 запад »на нем аккуратной рукой и положил отщеп. Именно тогда он заметил, что белый грузовик с панелями трясется по гребню к нему.

- Дерьмо, - сказал Айзекс. Он уставился на грузовик, надеясь, что он уедет. Это было не так. Он неумолимо натыкался на него, следуя по следам, оставленным его собственным грузовиком-кемпером в траве. И, наконец, он остановился в пятидесяти футах ниже области, отмеченной его сетью белых ниток. Постепенно останавливался, избегая огромного облака пыли, которое д-р. Рейнольдс в своей вечной спешке всегда производил, когда подвозил к месту работы свой пикап.

На дверце машины была круглая печать со стилизованным профилем буйвола, и человек, который выбрался из нее и теперь шел к Исааксу, носил такую ​​же печать на плече рубашки цвета хаки. У человека было индейское лицо. Однако высокий для зуньи, долговязый, худощавый. Вероятно, сотрудник Бюро по делам индейцев, а это означало, что он мог быть кем угодно, от эскимоса до ирокеза. Кем бы он ни был, он остановился в нескольких футах от белой веревки, обозначающей границу раскопок.

"Что я могу сделать для вас?" - сказал Айзекс.

«Я просто ищу некоторую информацию», - сказал индеец. "У вас есть время поговорить?"

«Не торопитесь, - сказал Айзекс. "Заходите."

Индеец осторожно пересек сеть струн, огибая решетки с уже удаленного верхнего слоя почвы. «Меня зовут Лиафорн, - сказал он. «Я из полиции навахо».

«Тед Айзекс». Они пожали друг другу руки.

«Мы ищем пару мальчиков», - сказал Лиафорн. «Навахо лет четырнадцати по имени Джордж Кривоногий и двенадцатилетний суньи по имени Эрнесто Ката. Я так понимаю, они здесь часто бывают».

«Они бывали», - сказал Айзекс. «Но не в последнее время. Я не видел их с тех пор…» Он сделал паузу, вспомнив сцену, крик возмущения и гнева Рейнольдса и Ката, убегающего от пикапа Рейнольдса, как будто сам ад преследовал его. Воспоминание было смесью веселья и сожаления. Это было забавно, но он скучал по мальчикам, и Рейнольдс достаточно ясно дал понять, что не особо ценит суждение Айзека, позволившее им здесь торчать. «… Не с прошлого четверга. В большинстве случаев они приходили сюда после школы», - сказал Айзекс. «Иногда они оставались здесь до темноты. Но последние несколько дней…»

"Есть идеи, почему они не вернулись?"

«Они от нас сбежали».

"Почему?"

«Что ж, - сказал Айзекс. «Это научные раскопки . Не лучшее место в мире для парочки, чтобы поваляться».

Лиафорн ничего не сказал. Наступила тишина. Тихо идущее время заставляло Айзекса нервничать, но индеец, казалось, не подозревал об этом. Он просто ждал, его глаза были черными и терпеливыми, пока Айзекс скажет что-нибудь еще.

«Рейнольдс поймал их на своем грузовике, когда они там возились», - сказал Айзекс, возмущаясь тем, что индеец заставил его сказать это.

"Что они украли "

«Украсть? Почему, ничего. Насколько я знаю, они ничего не брали. Один из них был у грузовика доктора Рейнольдса и Рейнольдс кричал на него, чтобы он убирался к черту от его вещей, и они убежали ".

"Ничего не пропало?"

"Нет. Почему ты их ищешь?"

«Они пропали», - сказал Лиафорн. Снова тишина, задумчивое лицо индейца. «Полагаю, вы копаете здесь артефакты», - сказал он. "Могли ли они поживиться чем-нибудь из этого?"

Айзекс засмеялся. «Чкрез мой труп», - сказал он. «Кроме того, я бы это заметил». Сама эта мысль заставила его понервничать. Он почувствовал побуждение проверить, конверт с пометкой

«Сетка север, 23 запад», чтобы почувствовать форму сломанного наконечника копья под своими пальцами, чтобы знать, что это безопасно.

- Значит, вы абсолютно уверены? Могли ли они вообще что-нибудь украсть?

«Рейнольдс подумал, что они могли что-то вытащить из его ящика с инструментами, я думаю, потому что он это проверил. Но ничего не пропало».

«И никаких артефактов не пропало? Даже осколков?»

«Ни за что», - сказал Айзекс. «Я храню здесь то, что нахожу в кармане рубашки». Айзекс постучал по конвертам. «А потом, я запираю их в кемпере. Как ты думаешь, почему они что-то украли?»

Индеец, похоже, не расслышал вопроса. Он смотрел на Кукурузную гору. Потом пожал плечами. «Я слышал, что это так, - сказал он. «Что ты здесь копаешь? Какую-то стоянку раннего человека?»

Вопрос удивил Айзекса. "Да. Это был охотничий лагерь фолсомов. Вы знаете о культуре фолсомов?"

«Кое что», - сказал Лиафорн. «Я немного изучал антропологию в штате Аризона. Но тогда они мало что знали о Фолсомах. Не знали, откуда они и что с ним случилось».

"Как давно ты учился?"

«Слишком давно»,- сказал Лиафорн. «Я забыл большую часть этого».

"Вы слышали о Честере Рейнольдсе?"

«Думаю, он написал один из моих учебников».

«Вероятно, это были палеоиндийские культуры в Северной Америке. Это все еще стандарт. Во всяком случае, Рейнольдс разработал набор карт того, как эта часть страны выглядела в конце последнего ледникового периода - когда шло много дождей. На основе этого он разработал маршруты миграции диких животных в самом конце плейстоценового периода. Вы об этом знаете. Где можно найти мастодонтов, наземных ленивцев, саблезубых кошек и длиннорогих бизонов, из-за поверхности вода и климат, когда эта страна начала высыхать. И на основе этого он разработал методы для расчета, где охотники Фолсома могли бы иметь свои охотничьи лагеря. Вот что это было. " Айзекс указал на решетку струн, качающихся по травянистому гребню. «То плоское место внизу было озером. Фолсомы могли сидеть здесь на корточках и видеть все, что попадает в воду - либо у озера, либо на север, в сторону Зуньи Уош».

Айзекс принял сигарету от Лиафорна. Он сидел на краю просеивающего экрана, выглядя усталым и взволнованным. И он заговорил. Он говорил так, как от природы дружелюбный человек будет говорить, когда столкнется - после нескольких дней вынужденного молчания - с хорошим слушателем. Он рассказал о том, как Рейнольдс нашел этот и еще десяток лагерей древних людей. И о том, как Рейнольдс предоставил участки избранным соискателям докторской степени, организовал гранты фондов для финансирования работы. Он говорил о теории модификации Рейнольдса, которая решит одну из великих загадок американской антропологии.

Лиафорн, который всегда был очарован необъяснимым, вспомнил сведения из антропологии. Охотничьи лагеря фолсомов были обнаружены повсюду в центральных и юго-западных штатах - их заселение обычно датировалось от двенадцати тысяч до девяти тысяч лет назад. . В ту эпоху, в конце ледникового периода, они, казалось, владели этим огромным пространством. Они следовали за стадами бизонов, живя в небольших лагерях, где они делали свои копья, ножи, скребки и другие инструменты из кремня. Эти наконечники копья были их признаком. Они были листовидными, маленькими, удивительно тонкими, их концы были рифлеными, как штыки, а острия и режущие кромки были сформированы с помощью необычной техники, называемой «отслаивание под давлением». Это было трудным и требовало много времени. Другие люди каменного века, позже и раньше, делали более крупные и грубые наконечники, которые быстро и легко выламывались и не менее эффективно убивали. Но Фолсомы столетие за столетием придерживался своего красивого, но сложного дизайна, оставив антропологам загадку. Был ли острие копья частью ритуальной религии - его форма была магией взывающей к духу животных, которые кормили Фолсомов своим мясом? Когда ледники перестали таять, закончились сильные дожди, и страна высохла, а стада животных уменьшились, а выживание стало очень рискованным делом, лагеря фолсомов исчезли с лица земли. Были ли Фолсомы пойманы в ловушку этого трудоемкого ритуализма, который задержал его адаптацию к изменяющимся условиям и привел к их исчезновению? Какой бы ни была причина, они исчезли. Был промежуток, когда казалось, что на Великих равнинах практически не было людей, а затем появились разные охотничьи культуры, убивающие с помощью длинных, тяжелых копий и различных техник обработки камня.

«Ага, - сказал Айзекс. «Примерно так это объясняется в книгах. Но благодаря Рейнольдсу им придется переписать все эти книги».

"Ты собираешься доказать, что произошло что-то еще?"

«Ага, - сказал Айзекс. «Мы чертовски уверены». Он закурил еще одну сигарету и нервно затянулся. «Позвольте мне рассказать вам, что сделали эти ублюдки. Два года назад, когда Рейнольдс начал работать над этим, он прочитал доклад о своей теории на съезде антропологов, и некоторые из этих старых академических ублюдков покинули его». Айзекс фыркнул. «Встали и сразу ушли с собрания». Он посмеялся. «Никто этого не делал с тех пор, как научные данные вышли на бумаге, объявившей об открытии Фолсома, а это было еще в 1931 году».

«Думаю, довольно серьезное оскорбление», - сказал Лиафорн.

«Худший вид. Меня там не было, но я слышал об этом. Говорят, Рейнольдс был готов кого-то убить. Он не привык к такому обращению, и он не из тех, кто напирает своих друзей там, что он заставит этих людей принять его теорию, если на это уйдет остаток его жизни ».

"Что такое теория Рейнольдса?"

Короче говоря, Фолсомы не вымерли. Они адаптировались. Они начали делать наконечники копья другого типа - некоторые из тех, которые мы приписываем совершенно другим культурам. И, клянусь Богом, мы собираемся доказать это прямо здесь ". Голос Исаака был ликующим.

Лифорну показалось, что это трудно доказать. «Есть шанс поговорить с Рейнольдсом? Он вернется?»

«Он придет сегодня вечером», - сказал Айзекс. «Спустись к кемперу. Можешь подождать его там, и я покажу тебе, что мы находим».

Кемпер был припаркован среди зарослей можжевельника - фанерный ящик с хижиной, построенной на кузове потрепанного старого пикапа «Шеви». Внутри была узкая койка, рабочий стол с линолеумом, небольшая кладовая и множество металлических шкафов для документов, на одном из которых стояла переносная бутановая горелка. Айзекс открыл шкафчик, достал поднос с грязными конвертами, тщательно пересчитал их и положил обратно все, кроме одного. Он указал Лиафорну на единственный табурет и открыл конверт. Он осторожно взял его содержимое в руку, а затем протянул ладонь Лиафорну. В нем лежали четыре куска кремня и плоский прямоугольник из розового камня. Он был примерно трех дюймов в длину, дюйм в ширину и полдюйма в толщину.

«Это конец наконечника копья», - сказал Айзекс. «Тип, который мы называем« параллельным отщеплением »- тип, который, как мы всегда думали, был создан культурой, последовавшей за Фолсомом». Он толкнул его пальцем. «Заметьте, что он сделан из окаменелого дерева, точнее из кремнеземистого бамбука. И обратите внимание, что эти щепки - одно и то же. А теперь, - он постучал ногтем по камню, - заметьте, что это не закончено. Он все еще сглаживал эту сторону, когда кончик отломился ".

«Итак, - медленно произнес Лиафорн, - это означает, что он делал это там, в вашем охотничьем лагере Фолсом, и что он не просто пришел и не бросил его. Но он все же мог сделать это через пару тысяч лет после ухода Фолсомов".

«Это было на том же слое земли», - сказал Айзекс. «Это интересно, но в подобной формации это ничего не доказывает. Что еще интереснее. Здесь нет никакого окремненного бамбука. Единственное известное нам месторождение находится в бассейне Галистео к югу от Санта-Фе - пара сотен миль. Вокруг здесь много хорошего кремня - сланец, халцедон и другие полезные вещи, всего в полумиле отсюда. Им легко придать форму, но это некрасиво. В других культурах использовалось то, что было под рукой, и к черту, как это выглядело. Фолсомы обнаруживали добычу чистого разноцветного материала и разносили его куски по всей стране, чтобы сделать свои копья ». Айзекс вытащил еще один конверт из папки.

«Еще одна вещь», - сказал он. Он высыпал на ладонь около дюжины осколков розоватого камня и протянул ее. «Это осколки под давлением. Типичный и безошибочно узнаваемый цеховой мусор лагеря Фолсом.

И они из того же материала».

Лиафорн приподнял брови.

«Ага, - сказал Айзекс. «Это просто совпадение, не так ли? То, что две разные группы охотников, разнесенные на две тысячи лет друг от друга, работали в одном карьере, а затем уносили добычу за двести миль, чтобы работать на ней».

«Я думаю, вы могли бы назвать это прекрасным косвенным доказательством», - сказал Лиафорн.

«И мы собираемся найти достаточно этого, чтобы они в это поверили», - сказал Айзекс. «Я уверен, что это произошло здесь. Дата правильная. Наш геолог говорит нам, что слои с высоким содержанием кальция были сформированы всего около девяти тысяч лет назад. Значит, это были очень поздние Фолсомы». Глаза Исаака смотрели на сцену очень далекую во времени. «Их осталось не так много. Они голодали.

Ледников уже давно нет, дожди прекратились, а стада дичи быстро не растут. Становилось жарче, пустыня разрасталась, и культура, которой они жили три тысячи лет, подводила их. Они должны были убивать как минимум каждые четыре или пять дней. Если бы они этого не делали, они были бы слишком слабы, чтобы охотиться, и они бы умерли. Просто больше не было времени, чтобы изложить те причудливые моменты, которые происходили. "Айзекс взглянул на Лиафорна." Хочешь кофе? "

"Отлично."

Айзекс начал готовить кофе. Лиафорн попытался угадать его возраст. «Конец двадцатых, - подумал он. Не старше этого, хотя иногда на его лице было сморщенное, старческое выражение. Частично это было из-за обветривания. Но что-то его состарило. Исаакс, как ранее заметил Лифхорн, имел большие зубы. Они были слегка выпуклыми и немного выступали, и Айзекс бессознательной привычкой обращал на них внимание: он часто прикрывал лицо рукой, прикрывая их. Теперь, поставив горшок на огонь, он прислонился к стене, глядя на Лиафорна. «Всегда считалось, что они не смогли адаптироваться, поэтому они умерли. Это догма из учебников. Но это неправильно. Они были людьми и умны; у них был интеллект, чтобы ценить красоту, и ум, чтобы адаптироваться».

Через маленькое окошко над горелкой Липхорн могла видеть красную вспышку заката.

Красная как кровь. И была ли эта кровь под деревом пиньон кровью Эрнесто Каты? И если да, то что случилось с его телом? И где под ярким вечерним небом мог быть Джордж Кривоногий? Но обдумывать этот вопрос сейчас бесполезно.

«Хотя мне интересно, - сказал Лиафорн. "Будет ли смена наконечников копья иметь такое большое значение?"

«Скорее всего, нет, - сказал Айзекс. «Но совсем немного. Я могу сделать очень грубую версию точки Фолсома в среднем за два-три часа. Они такие тонкие, что их можно опровергнуть…

...и теорию Фолсомов тоже. Но вы можете выбить большую параллельную линию за двадцать минут, и она будут ничуть не хуже тех, что использовал человек каменного века ".

Айзекс выудил из ящика коробку с кубиками сахара и чашку для вакуумной бутылки и поставил их на стол рядом с Лиафорном. «Мы думаем, что они разработали наконечник Фолсома со всей этой симметрией в качестве своего рода ритуального подношения животному духу. Сделали его настолько красивым, насколько могли. Вы - навахо. Вы понимаете, о чем я».

«Я знаю», - сказал Лиафорн. Он вспоминал снежное утро на плато Лукачукай, когда его дед коснулся ствола своего старого 30-30 с священной пыльцой, а затем пение - чистый голос старика, призывающий дух оленя-самца совершить эту охоту для зимнего мяса правильное, правильное и гармоничное с натуральными вещами; придавая ему красоту Пути Навахо.

«Рейнольдс думал - и он был прав, - что, если бы Фолсомы были готовы сменить острие копья, они были бы готовы адаптироваться любым другим способом. При старом методе они просидели бы в лагере весь день, может быть сделав пять или шесть из этих рифленых наконечников и, может быть, сломать десять или двенадцать, чтобы убить животное. Они больше не могли себе этого позволить ".

Лиафорн рассмеялся. - «Не могли позволить себе красоту». «Я пошел в старшую школу Бюро по делам индейцев, у которой в холле висела табличка с надписью« Традиции - враг прогресса ». Слово было «отказаться от старых обычаев или умереть». Он не хотел, чтобы это прозвучало горько, но Айзекс вопросительно посмотрел на него.

«Между прочим, - сказал Айзекс. «Вы спрашивали людей в Jason's Fleece об этих мальчиках?»

«Руно Джейсона? Это место хиппи?»

«Они немного там болтались», - сказал Айзекс. «Если они убежали из дома, может быть, они там. Там есть девочка, их хорошая подруга. Симпатичная девочка по имени Сюзанна. Она нравилась мальчикам».

«Я пойду поговорю с ней», - сказал Лиафорн.

«Этот Кривоногий мальчик забавный, - сказал Айзекс. «Он вроде мистик. Интересуется магией, колдовством и всем в этом роде. Однажды он плохо выглядел, и я спросил его об этом, и он сказал, что постился, чтобы его тотем мог с ним разговаривать. Хотел увидеть видения. , Я думаю. И однажды они спросили меня, могу ли я получить им ЛСД, и был ли я когда-нибудь в кислотном путешествии ».

"А могли бы вы?"

«Черт возьми, нет, - сказал Айзекс. «В любом случае, я бы не стал. Это рискованно. Другое дело, если это кому-то поможет». Айзекс засмеялся. «Джордж учился на суньи». Он снова засмеялся и покачал головой. «Джордж вроде как сумасшедший».

"Вы имеете в виду изучение их религии?"

«Он сказал, что Эрнесто собирается инициировать его в клан Барсука».

"Может ли это случиться?"

«Я не знаю», - сказал Айзекс. «Я сомневаюсь в этом. Я думаю, это как рыба, говорящая, что собирается стать птицей. Единственный раз, когда я когда-либо слышал о таком, был еще в конце девятнадцатого века, когда они приняли в племя антрополога по имени Фрэнк Гушинг. "

Снаружи послышалось завывание мотора на второй передаче - слишком быстрое движение по ухабистой дороге.

"Рейнольдс?"

Айзекс засмеялся. «Так ведет себя этот глупый ублюдок».

Рейнольдс был не тем, чего ожидал увидеть Липхорн. Он понял, что Липхорн ожидал, что это будет своего рода реинкарнация сутулого седого старика, который преподавал в секции культурной антропологии Лифорна в штате Аризона. Типичный ученый. Рейнольдс был среднего роста и среднего во всем. Возможно, пятьдесят, но на сегодняшний день это сложно сказать. Каштановые волосы, местами седеющие, круглое жизнерадостное лицо с обветренным лицом полевого антрополога. Только глаза выделяли его. Это были примечательные глаза. Защищенные тяжелой надбровной дугой наверху и бугорком скулы внизу, они смотрели из орбит с острой, немигающей ярко-голубой настороженностью. Во время короткого вступительного рукопожатия они дали Лифорну ощущение, что все в его лице запоминается. А через мгновение они с равной интенсивностью изучали фишки, которые Айзекс нашел в тот день.

"Какая сетка?" - спросил Рейнольдс.

Айзекс тронул карту тремя пальцами. "Эти."

«Смыто. Старые эрозии. Видите хоть одну из них на месте?»

«Убрал их с экрана просеивателя», - сказал Айзекс.

«Вы заметили, что они силикатные. То же, что и параллельные чешуйки?»

"Верно."

"Вы ничего не упускаете?"

"Я никогда этого не делаю".

«Я знаю, что ты этого не сделаешь». Рейнольдс одобрил Айзекса взглядом, который включал в себя нежность, теплоту и одобрение. За секунду это превратилось в улыбку, которая превратила кожистое лицо Рейнольдса в выражение сильной привязанности, а затем в ту же секунду - в чистый, неразбавленный восторг.

«Ей-богу», - сказал он. "Ей-богу, это действительно хорошо выглядит. Верно?"

«Я думаю, очень хорошо», - сказал Айзекс. «Я думаю, что так оно и будет».

«Да, - сказал Рейнольдс. "Я думаю так." Он смотрел на Айзекса. «С этими раскопками все в порядке. Вы это понимаете? Все будет сделано правильно». Рейнольдс расставил слова, выплевывая каждое из них.

«Хороший ученый - энтузиаст, - подумал Лиафорн. Может, немного сумасшедший. А может просто гений.

Взгляд Рейнольдса теперь был обращен на Лиафорна, а яркие голубые глаза проверяли их память.

"Мистер Айзекс - один из трех или четырех лучших полевых специалистов в Соединенных Штатах", - сказал он. Улыбка то появлялась, то гасла, кожа становилась твердой. . "

«Желаю тебе удачи», - сказал Лиафорн.

Лицо Айзекса сделало то, что Лифхорн не мог поверить в возможность. Он принял выражение смущенного удовольствия и сумел покраснеть от солнечного ожога. Из-за этого Айзек выглядел лет на десять моложе.

«Мистер Липхорн ищет пару мальчиков, - сказал он. «Он зашел спросить, видел ли я их».

«Был ли одним из них тот мальчишка-зуни, который лазил в мой грузовик?» - спросил Рейнольдс.

"Тот, который убежал, когда я закричал на него?"

«Это тот, - сказал Лиафорн. «Я слышал, что здесь что-то украли».

Яркие глаза Рейнольдса мгновенно метнулись к Исааксу. "Они что-то украли?"

«Нет, - сказал Айзекс. «Я сказал ему это. Ничего не пропало».

Рейнольдс все еще смотрел на Айзекса. «Вы позволяли двоим из них торчать здесь? Я видел только одного».

«Мальчик зуни и навахо по имени Джордж Кривоногий», - сказал Лиафорн. «Они друзья, и они оба ушли. Они что-то украли у вас, доктор Рейнольдс?»

"Этот мальчик зуньи ковырялся в моем грузовике. Но ничего не пропало. Я не думаю, что он что-то украл. "Рейнольдс взглянул на Айзекса." - Это чертовски важно, что нет под ногами посторонних, особенно детей ".

«Было ли что-нибудь в пикапе, что они могли украсть? Что-нибудь ценное?»

Рейнольдс подумал об этом. Нетерпение промелькнуло на его лице и исчезло. "Это важно?"

«Эти мальчики пропали без вести. Мы думаем, что один из них был ранен. Нам нужно знать, почему они исчезли. Может помочь выяснить, где они».

«Тогда давай посмотрим», - сказал Рейнольдс.

За окном красное небо растворялось во тьме, и первые звезды погасли. Рейнольдс выудил фонарик из бардачка зеленого пикапа GMC. Он проверил оставшееся содержимое - мешанину карт, небольших инструментов и записных книжек. «Здесь ничего не пропало, - сказал он.

Немного больше времени потребовалось для проверки сварного ящика для инструментов за кабиной. Рейнольдс тщательно разобрал беспорядок - плоскогубцы, кусачки, кирку геолога, ручной топор, складывающуюся лопату для рытья траншей и еще десяток всяких мелочей. «Думаю, там отсутствует молоток. Нет. Вот он». Он закрыл коробку. «Все учтено».

«В тот день, когда вы прогнали мальчиков, были ли у вас в грузовике какие-нибудь артефакты?»

"Артефакты?" Рейнольдс смотрел на закат. От этого его кожа покраснела. Голубые глаза снова посмотрели на Лиафорна.

"Наконечники стрел, наконечники копий, что-нибудь в этом роде?"

Рейнольдс задумался над вопросом. «Ей-богу, я это забыл. У меня была с собой коробка. Но зачем им красть кусок камня?»

«Я слышал, что один из мальчиков украл наконечник стрелы», - сказал Лиафорн. "Что-нибудь пропало из коробки?"

Смех Рейнольдса был скорее фырканьем. «Ты можешь быть чертовски уверен, что этого не было. В этой коробке были вещи со всех восьми раскопок, которые я наблюдаю. Ничего особо важного, но то, над чем мы работаем. Если бы оттуда достали хоть одну чешуйку, я бы знал это. Там все ». Он нахмурился.

«Кто вам сказал, что украли некоторые артефакты?»

«Это через третьи руки», - сказал Лиафорн. «У мальчика навахо есть младший брат. Он сказал мне».

«Это забавно, - сказал Рейнольдс.

Лиафорн ничего не сказал. Но он подумал: да, это очень забавно.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава пятая

Понедельник, 1 декабря, 20:37.

Луна сейчас повисла на полпути к небу, желтый цвет ее восхода исчез, а лицо превратилось в покрытый шрамами белый лед. Была зимняя луна. Под ним Лиафорну было холодно. Он сидел в тени камня и смотрел на коммуну, которая называла себя Руно Джейсона. Холод просачивался через форменную куртку Лиафорна, рубашку и майку и касался кожи вдоль его ребер. Оно коснулось его икры над ботинками, бедер там, где ткань штанин туго натягивалась на мускулах, и тыльной стороны рук, которые сжимали металл его бинокля. Через мгновение Лиафорн намеревался разобраться с холодом. Он вставал и быстро спускался в коммуну под ним и изучить там все, что он мог узнать. Но теперь он проигнорировал дискомфорт, сосредоточившись на этом второстепенном этапе поиска Джорджа Боллегса.

Менее точный человек к настоящему времени списал бы на потраченное зря время прогулку в милю от места, где он припарковал свою машину, и подъем к этой высокой точке с видом на коммуну. Липхорну не пришло в голову это сделать. Он приехал сюда, потому что охота на Джорджа Кривоногого логично привела его в коммуну. И прежде чем он войдет в нее, он изучит ее. Вероятность того, что Кривоног скрывается там, казалась Лиафорну крайне незначительной.

Но шанс существовал, и порядок действий лейтенанта Джо Лиафорна в таких случаях заключался в минимизации риска. Лучше приложить все усилия, чтобы исследовать обстановку, чем иметь шанс снова потерять мальчика по неосторожности.

В данный момент Лиафорн рассматривал в бинокль джинсовую куртку. Куртка висела на угловой стойке кустарной беседки рядом с хоганом, ярдах в двухстах ниже того места, где сидел Лиафорн. Хоган представлял собой аккуратный восьмиугольник из бревен, построенный в соответствии с указаниями пути навахо, его единственный вход был обращен к точке восхода солнца, а в центре крыши было отверстие для дыма. Позади него Лиафорн увидел дощатый сарай, а за сараем - загон с шестом, в котором сидели сбившиеся в кучу овцы - вероятно, около двадцати. Лиафорн предположил, что овцы принадлежали жителям коммуны, которая в настоящее время насчитывала четырех мужчин и три женщины. Участок земли, на котором паслись овцы, принадлежал Фрэнку Бобу Мэдману, а хоган, от которого теперь поднималась тонкая струйка дыма в холодный лунный свет, принадлежал по традиции навахо призраку Алисы Безумца.

Липхорн узнал об этом и гораздо большем, когда остановился у хогана примерно в четырех милях вверх по колее. С молодой парой навахо, которая там жила, он обсудил погоду, просевший рынок шерсти, предложение Совета племени инвестировать средства навахо в строительство прудов для скота, новорожденного сына пары и, наконец, группу белаканов живших в хогане по вагонной дороге. Ему сказали, что Фрэнк Боб Мэдмен покинул хоган почти три года назад.

Сумасшедший ушел в Гэллап, чтобы купить соль, и вернулся, обнаружив, что его старая жена умерла в его отсутствие. («У нее и раньше был небольшой инсульт», - сказала Молодая Жена. «Вероятно, на этот раз у нее был большой инсульт».) Не было никого, кто мог бы вытащить Алису Безумную из хогана, чтобы ее призрак - в момент смерти - мог сбежать для вечного скитания. Следовательно, чинди попал в хоган. Безумец приказал владельцу ранчо Белакани около Рамаха похоронить тело под камнями. Он проделал дыру в одной стене и заколотил дыру и вход, как это было принято с хоганом смерти, чтобы призрак не беспокоил людей. Выполнив эти обязанности, Безумец взял свою повозку и овец и ушел. Молодая Жена считала, что он вернулся в свой собственный клан, Красные Лбы, где-то в окрестностях Чинлэ. А потом, год назад прошлой весной, прибыли Белакани. Их было шестнадцать в школьном автобусе и фургоне «Фольксваген». Они перебрались в место сумасшедшего, живя в хогане смерти и в двух больших палатках. А потом прибыло еще больше, пока к концу лета там не проживало тридцать пять или сорок человек.

Их число уменьшалось зимой, а в самую холодную часть года, в самую середину сезона «Грозовой сон», еще одна смерть в хогане призрака Алисы Безумца. Население стабилизировалось весной и снова резко сократилось нынешней осенью, пока не осталось только четыре мужчины и три женщины.

"Смерть?" - спросил Лиафорн. «Кто это был? Как это случилось?»

Это была молодая женщина, очень толстая, очень тихая, некрасивая. Кто-то сказал, что у Уродливой девушки что-то не так с сердцем. «Молодая Жена», однако, подумала, что это слишком много героина или, может быть, призрак Алисы Безумный.

«Некоторые из них тогда ездили верхом», - сказал Молодой Муж. «Вероятно, она получила передозировку этого вещества. Это то, что мы слышали». Молодой муж пожал плечами. Он провел двенадцать месяцев во Вьетнаме. Ни героин, ни смерть не впечатляли его. Он обсуждал этих белых с безличным интересом, оттененным весельем, но с детальным знанием соседей, общих для тех, кто живет там, где мало людей. В целом «Молодой муж» оценил жителей «Руна Джейсона» как щедрых, невежественных, дружелюбных, невоспитанных, но благонамеренных. С положительной стороны баланса, они предоставляли источник бесплатных поездок в Раму, Гэллап, а однажды даже в Альбукерке.

С другой стороны, прошлым летом они заразили источник над домом Сумасшедшего небрежной дефекацией и развели огонь, в результате которого сгорело около пятидесяти акров неплохого пастбища для овец, и они не знали, как заботиться о своих овцах, которые означало, что они могли позволить чесотке или какой-либо болезни появиться в стаде. Да, среди посетителей был мальчик навахо, который иногда приходил один, а иногда приходил с мальчиком зуньи.

Другими посетителями были Белакани, в основном молодые, в основном с длинными волосами. Молодая Жена была одновременно удивлена ​​и любопытна. Что им было нужно? Что было после?

«Они называют свое место Руно Джейсона», - сказал Лиафорн. "Вы знаете историю об этом?

Это история героя, как наша история об Убийце монстров и Рожденном из воды, близнецах, которые отправляются на поиски Солнца. В истории Уайтмана Джейсон был героем который охотился по всему миру за Золотым руном. Может, ради денег. Я думаю, это должно было означать то, что люди должны найти, чтобы жить счастливыми ».

(Ясо́н также Язо́н, Иасо́н; др. -греч. Ἰάσων) - прим. пер.

«Я слышал об этом», - сказал молодой муж. «Предположительно, это овчина, покрытая золотом».

Он посмеялся. «Я думаю, у вас больше шансов найти чесотку у овец, которых они выращивают».

Лиафорн слегка улыбнулся этому воспоминанию, посмотрел на джинсовую куртку и решил, что куртка выглядела слишком большой, чтобы быть той, которую носил Кривоногий, когда он уходил из школы. Он медленно сместил поле зрения, мимо тонкого шлейфа пара, поднимающегося из дымового отверстия хогана, мимо сарая из досок, мимо кустарниковой беседки, а затем обратно. Под беседкой стоял стол, частично в темноте. На ней кухонная утварь отражала пятна лунного света.

За ним в темноте что-то вроде седла и что-то висящее, что могло быть только тушей оленя. Лиафорн осмотрел его. Что-то в краю поля зрения привлекло его внимание. Форма тени противоречила его воспоминаниям о том, как тени формировались под этой беседкой. Он слегка передвинул бинокль.

На твердую голую землю позади хогана косым светом луны проецировалась тень от шеста, который поддерживал этот угол убежища, и тень от части стола, а рядом с ним тень от пары ног. . Кто-то стоял под беседкой. Тень от ног была неподвижна. Лиафорн нахмурился. Молодые соседи сказали, что сейчас здесь живут только семь Белакани. Он видел, как двое мужчин и две женщины уехали в школьном автобусе. Он видел одного мужчину и одну женщину -

Сюзанна, судя по описанию, которое он дал ей от Исаака, - была в хогане. Он предположил, что оставшийся мужчина тоже был внутри. Неужели это он так тихо стоял под беседкой? Но зачем ему стоять в ледяном лунном свете? И как он добрался до того, как Лиафорн его заметил? Пока он обдумывал это, фигура двигалась. С птичьей быстротой она вылетела из беседки в сторону хогана и исчезла в тени.

Он присел, прижавшись к бревнам. Что, черт возьми, он делал? Слушал? Вроде бы. А затем фигура выпрямилась, ее голова поднялась вверх в косом лунном свете.

Лиафорн затаил дыхание. Голова была птичьей. Круглые, похожие на сойку перья из перьев, торчащие назад, длинный узкий клюв кулика, взлохмаченный ерш из перьев на месте человеческой шеи. Голова была круглая. Отвернувшись от профиля, Лиафорн увидел круглые глаза с желтыми кругами на черном фоне. Он видел пристальное, невыразительное лицо качины. Лиафорн почувствовал, как волосы у него на шее встали дыбом.

Что его сосед по комнате сказал об этих духах мертвых суньи? Что они вечно танцевали под озером в Аризоне; он вспомнил это. Человек-птица снова двинулся прочь от хогана, чтобы исчезнуть в темноте среди пиньонов. «Как сказано, - услышал он голос соседа по комнате, - они невидимы. Но вы можете увидеть их, если собираетесь умереть».

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава шестая

Понедельник, 1 декабря, 21:11.

ДЕВУШКА по имени Сюзанна заговорила, слегка запинаясь. Это заставляло ее делать паузу перед каждым предложением - ее овальное веснушчатое лицо на долю секунды серьезно концентрировалось, прежде чем она сформировала первое слово. В тот момент она говорила, что, возможно, Джордж Боулегз просто бросил школу, что Джордж иногда охотился на оленей, что, вероятно, он этим занимается сейчас.

«Может быть, это так», - сказал Лиафорн. Он почувствовал забавное влечение к этой девушке. Возможно, когда-нибудь у нее это получится лучше, но она никогда не станет одной из тех, кто развил навык обмана. Он позволил тишине растянуться. Одеяло, висящее на бревенчатой ​​стене хогана напротив него, было хорошего плетения «Два Серых холма» стоимостью около трехсот долларов. Неужели Фрэнк Боб Безумный оставил его, когда этот хоган был брошен со злобным призраком? Или эти молодые Белакани где-то купили его и привезли с собой? Человек по имени Хэлси слегка двигался в кресле-качалке взад и вперед, его лицо, кроме лба, было скрыто за черным переплетом книги. Сапоги Хэлси были грязными, но это были очень хорошие ботинки. Хэлси заинтересовал Лиафорна. Откуда он взялся? И что он надеялся найти здесь, где белый человек никогда раньше ничего не находил?

«В любом случае, - сказала Сюзанна, - я абсолютно уверена, что он ничего не сделал с Эрнесто. Они были как братья».

«Я слышал это», - сказал Лиафорн. "Тед Айзекс сказал мне ..."

Молодой человек с бритой головой сказал: «НЕТ!» Слово было громким, испуганным, явно не адресованным тому, что говорил Лиафорн. Это было первое слово, которое Лиафорн услышал от этого человека. («Это Отис, - сказала Сюзанна. - Он сегодня болен». И Отис перевел блестящие, расфокусированные глаза на Лиафорна, глядя вверх с матраса на полу хогана, ничего не говоря. Он видел его в тюремных камерах, в больничных палатах, производимых вином и марихуаной, алкоголем и пейотом, бредом высокой температуры, ЛСД, ядом укуса гремучей змеи.)

«Нет», - снова сказал Отис, на этот раз более мягко, просто подтверждая свой отказ от какого-то внутреннего видения.

Сюзанна положила руку на бледный костлявый свод босой ступни Отиса. «Все в порядке, Отис, - сказала она. «Теперь это круто. Нет проблем».

Холзи наклонился вперед в своем кресле-качалке, его лицо проступило сквозь книгу. Он внимательно посмотрел на Отиса, а затем с любопытством взглянул на Лиафорна. («Это Холзи», - сказала Сюзанна.

«Он как бы держит это место вместе». Холзи под усами усмехнулся, вызывающе и воинственно, и протянул руку. «Я никогда раньше не встречал полицейского навахо», - сказал Холзи.) Какую бы форму ни принял кошмар Отиса, он оставил его лицо осунувшимся и бескровным, а глаза потрясенными.

"Он на пейоте?" - спросил Лиафорн. «Если это так, то обычно через пару часов с ним все будет в порядке. Но если это не пейот, может быть, врач должен его осмотреть».

«Это не может быть пейот», - сказала Холзи, снова усмехнувшись. "Это незаконно, не так ли?"

«Это зависит от обстоятельств», - сказал Лиафорн. «То, как это понимает Племя, ничего страшного, если оно используется в религиозных целях. Это часть церемониала Церкви коренных американцев, и некоторые люди принадлежат к ней. Как это работает, мы не замечаем людей, использующих пейот, если они используют это в своей религии. Я предполагаю, что Отис здесь религиозный человек ".

Хэлси уловил иронию и ее значение.

Его ухмылка стала немного дружелюбной. Глаза Отиса были закрыты. Сюзанна погладила свод его правой ноги. «Теперь все в порядке», - говорила она. «Отис, это круто». Сочувствие на ее лице подтвердило догадку Лиафорна об этой молодой женщине. Она расскажет ему все, что знает о Джордже Блулеге, по той же причине, по которой теперь пытается вернуть Отиса из его гротескного психоделического кошмара.

«Исаакс сказал то же самое, что и ты», - сказал Лиафорн. «Этот Джордж не причинит вреда мальчику суньи. Но дело не в этом. Похоже, кто-то причинил зуни боль. Может быть, убил его.

Мы думаем, что Джордж может рассказать нам кое-что о том, что произошло ».

Сюзанна погладила Отиса по щиколотке. Ее лицо было пустым.

Она сказала. «Я не знаю, где он».

«Я разговаривал сегодня с младшим братом Джорджа», - сказал Лиафорн. «Мальчик говорит мне, что Джордж бежит, потому что он чего-то боится. Очень боится. Младший брат говорит, что Джордж не боится нас, полиции, потому что он не сделал ничего плохого. Чего боится Джордж?»

Сюзанна внимательно слушала, упрямство утихало.

«Я не знаю», - продолжил Лиафорн. «Не могу угадать. Но я помню, как боялся, когда был ребенком. Ты когда-нибудь действительно боялся? Ты помнишь, как это было?»

«Да», - сказала Сюзанна. "Я помню." «Как вчера», - подумал Лиафорн. Или, может быть, сегодня.

«Вы впадаете в панику и, возможно, сбегаете», - сказал он. «А если ты бежишь, это еще хуже, потому что тебе кажется, что весь мир гонится за тобой, и ты боишься остановиться».

«Или негде остановиться», - сказала она. «Например, куда бы Джордж пошел за помощью? Вы знаете о его отце? Постоянно пьяный? И большую часть времени Джорджу приходится беспокоиться о том, что они собираются есть?»

«Ага», - сказал Лиафорн. «Я был там».

«Иногда нет дома, куда можно было бы вернуться». Сюзанна, казалось, сказала это Отису, который не слушал.

«Проблема с бегством здесь в это время года - это погода. Сегодня поздняя осень, солнечно и без проблем. Завтра, может быть, зима. Пропадет еда и никакой возможности получить ее. "

«Здесь так холодно? Ниже нуля?»

«Вы здесь почти на семь тысяч футов над уровнем моря. Практически находитесь на континентальном водоразделе. В прошлом году оно упало до пятнадцати ниже в Раме и девятнадцати ниже в Гэллапе. У нас было одиннадцать смертей от обморожения в резервации, о которых мы знаем».

«Но я не знаю, где он», - сказала она.

«Но если я просто расскажу то, что он сказал, это поможет мне его найти», - сказал Лиафорн. «Почему он ушел из школы посреди утра? Почему он пришел сюда? Что заставило его бежать?

Все, что вы помните, поможет. Это поможет Джорджу ".

На этот раз Сюзанна позволила молчанию нарастать. «Она могла бы сказать мне, что он не приходил сюда», - подумал Лиафорн. Это было то, что она планировала. Но она не стала лгать. Не сейчас.

«Я точно не знаю», - сказала она. «Я знаю, что он чего-то боялся. Он спросил, могу ли я дать ему какую-нибудь еду - вещи, которые он мог бы унести, чтобы сохранить. Он хотел вынести немного мяса того оленя в сарае. В любом случае это был олень Джорджа. Он принес его нам на прошлой неделе ".

"Куда он шел?"

"Он не сказал".

«Но он, должно быть, что-то сказал. Постарайтесь вспомнить все, что он сказал».

«Он спросил меня, знаю ли я что-нибудь о религии зуни, - сказала Сюзанна, - и я сказала немного. Только немного того, что Тед сказал мне об этом». Она остановилась, собирая воспоминания воедино. «А потом он спросил меня, рассказывал ли когда-нибудь Тед мне что-нибудь о качинах, наказывающих людей». Она нахмурилась. «А если бы я знала что-нибудь о качине прощения».

"Прощение?"

«Он использовал слово « отпущение грехов ». Он сказал: «Если табу на зуни нарушено, есть ли способ получить отпущение грехов?» Я сказал ему, что ничего об этом не знаю ". Она с любопытством посмотрела на Лиафорна.

"Что это?"

«Я не зуни», - сказал Лиафорн. «Навахо вряд ли знает о религии зуньи больше, чем белый человек знает о синтоизме».

«Это казалось Джорджу важным. Я могла сказать это. Он продолжал об этом говорить».

«Прощение для него? Он дал вам хоть какое-то представление о том, кого нужно прощать? Это он?

Или Эрнесто? "

«Я не знаю», - сказала Сюзанна. «Я предполагала, что это было важно для него самого. Но, возможно, это было для Эрнесто».

«Любой намек на то, за что будет прощение? Что за…» Лиафорн замолчал, пытаясь подобрать правильное слово. Это не было бы преступлением. Было бы кощунством? Он позволил фразе оборваться и заменил ее: «Он сказал, что случилось, чтобы оскорбить качину?»

«Нет. Я тоже задавалась вопросом, но мне показалось, что сейчас не время спрашивать. Он был очень взволнован. Очень торопился. Я никогда раньше не видела Джорджа в такой спешке».

«Итак, он взял оленину», - сказал Лиафорн. «Сколько он взял? А что еще?»

Сюзанна покраснела. Она натянула длинный грязный рукав свитера на костяшки пальцев.

«Он ничего не взял», - сказал Холзи. "Он просил об этом. Он не получил этого. Я полагал, что он бежал от закона или чего-то подобного, так как он действовал. Люди, которые живут здесь, не сотрудничают с беглецом; не помогают и не подстрекают; не делают проклятая вещь, чтобы дать полицейским хоть какой-то повод беспокоить нас ". Он ухмыльнулся Лиафорну. «Мы законопослушны».

«Итак, он ушел отсюда без еды», - сказал Лиафорн.

«Я заставила его взять мою старую куртку», - сказала Сюзанна. Она смотрела на Холзи, выражение ее лица было странной смесью вызова и страха. «Это была старая стеганая вещь из синего вискоза с дырой в локте».

"Во сколько он ушел?"

«Он пришел сюда рано днем ​​и, полагаю, ушел минут через десять - может, в три или три пятнадцать».

"И он ничего не сказал о том, куда он собирался?"

«Нет», - сказала Сюзанна. Она заколебалась. "Во всяком случае, не совсем. Джордж был немного сумасшедшим.

Полный забавных идей. Он сказал, что может уйти на какое-то время, потому что ему нужно найти качину ".

? ? ?

Лиафорн остановился у забора, который перекрывал дорогу Рамах-Оджо Калиенте от пастбищ, выделенных навахо. Выключил зажигание, зевнул. Через мгновение он вылезет из машины, откроет ворота из колючей проволоки и поедет в Раму. Но теперь он просто сидел, ссутулившись, поддаваясь усталости. Он слышал о Джордже Боллеге около полудня, а теперь было уже за полночь. Кривоногий, маленький ублюдок, где ты? Ты спишь в тепле?

Лиафорн вздохнул, выбрался из автомобиля, подошел с окоченевшими ногами к воротам, открыл их, снова залез в машину, проехал через ворота, снова выбрался, закрыл ворота, снова влез в машину и выехал на окружную дорогу. под дождем из пыли и гравия. Он слегка вздрогнул и включил вентилятор обогревателя. На улице было абсолютно тихо, небо облачно.

Тем не менее, луна почти прямо над головой. Сегодня ночью будет сильный мороз. А где были Джордж Болоног и Эрнесто Ката? Мертвые? Возможно, Ката, но внезапно это показалось маловероятным. Ни у кого не было причин убивать его. У крови могли быть другие источники. Наверное, это был зря потраченный день. Не было ничего особенного, кроме крови. Два квадратных ярда окровавленной земли под пиньоном и два мальчика пропали без вести. Все говорили, что один из них был сумасшедшим. Что еще там было?

Что-то украденное из лагеря антропологов - такая банальная вещь, которую нельзя было упустить. И что-то похожее на качину Зуни, вынюхивающего в лунном свете в коммуне хиппи. Что, черт возьми, это могло быть? Он снова подумал о том, что его глаза видели в бинокль, изменив образ в его памяти. Неужели его глаза превратили что-то, что казалось странным в лукавом свете, в то, что подсказывало его воображение? Тогда что это могло быть? Большая фетровая шляпа со странными складками? Нет.

Лиафорн вздохнул и зевнул. В голове гудела от усталости. Он больше не мог сосредоточиться. Сегодня он будет ночевать в доме капитула Рамы. Завтра утром он свяжется с полицией Зуни. Они сказали бы ему, что Ката пришел домой ночью и признался в глупом розыгрыше. Лифорн внезапно понял, чем будет объяснение. Заколотая овца для праздника Шалако. Мальчики сберегли её кровь, используя ее для сложной шутки, не осознавая всей её жестокости.

Там, где дорога пересекала хребет, выходивший на долину Рамах, Лиафорн замедлил ход и включил радиопередатчик. Оператор в Раме должен был ещё лежать в постели, но Лиафорн быстро принял Window Rock.

Для него было три сообщения. Капитан хотел знать, продвигается ли он в этом делу. Его жена позвонила и попросила напомнить Лифорну, что у него визит к стоматологу в Гэллапе в 2 часа дня.

А полицейское управление Зуни позвонило и попросило сообщить Липхорну о том, что Эрнесто Ката найден.

Лиафорн нахмурился, глядя на рацию. "Нашли? Это все, что они сказали?"

«Дайте проверить», - сказал диспетчер. «Я не понял сообщения». Диспетчер казался сонным. Лиафорн потер лицо рукой, подавляя зевок.

«Нашли его тело», - сказал диспетчер.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава седьмая

Вторник, 2 декабря, 7:22.

СОЛНЦЕ, восходящее над хребтом Осо, согревало правую сторону лица Джо Лиапхорна и отбрасывало тень его профиля по горизонтали на сырую серую землю, обнаженную оползнем.

Он стоял, скрестив руки на животе, его уши слышали скрежет лопаты, но его глаза были наполнены красотой утра. Вид с этого размытого хребта над каньоном Галестина был впечатляющим. Солнечный свет падал на восточные стены Зуньи-Бьюттс в десяти милях к северо-западу. Он отражался от желтой водонапорной башни, обозначавшей место, где правительство построило Блэк Рок для размещения сотрудников Бюро по делам индейцев. Теперь отблеск вспыхивал с крыла легкого самолета, взлетающего с взлетно-посадочной полосы Блэк-Рок. Почти на севере, в трех милях вверх по долине, он освещал утреннюю дымку, выходящую из труб деревни Зуни. Гораздо ближе, в ярде от носка ботинка Лиафорна, он освещал потертую подошву маленького ботинка с низким вырезом. Ботинок торчал из камня и земли - черный башмак со шнурками вниз. Это была спортивная обувь, пять шипов под подушечкой стопы, ни одной под пяткой, потому что пятка бегуна не касается земли. Была видна часть пятки, ахиллово сухожилие и, возможно, дюйм мускулистой икры. Остальное покрыла земля. Взгляд Лиафорна остановился на деревне Зуни. Они называли это Халоной. Халона Итавана, средний поселок в мире. Бугорок у изгиба теперь уже высохшего русла реки Зуни, холм из красных каменных домов, сгруппированных вместе, образуя старую деревню, и теперь окруженный обширнойгруппой более новых домов. «Может, шесть тысяч зуни», - подумал Лиафорн, и что-то вроде 6500 квадратных миль резервации, и все они, кроме нескольких сотен, жили как пчелы в этом единственном оживленном улье. Он слышал, что в некоторых домах живет до двадцати пяти или тридцати человек. Все дочери в семье все еще живут со своей матерью, живут вместе со своими мужьями и детьми в своего рода отмене табу на свекровь навахо. Это сделало горстку зуни большим городом, чем навахо с их 130 тысячами жителей.

Какая сила заставила зуни собираться вот так?

Была ли какая-то полярность силы, которая заставила его собственное племя Дини рассыпаться в поисках одиночества, равно как и травы, дерева и воды, как и места для стоянки хоганов? Не поэтому ли зуни выжили как народ против пяти веков вторжений? Существовал ли какой-то естественный закон, такой как критическая масса ядерной физики, который гласил, что число индейцев X, сжатых на площади Y квадратных ярдов, могло противостоять Пути Белого человека, черпая силу друг у друга?

Самолет - с рокотом приглушенным расстоянием - кренился на север, в сторону Гэллапа, Фармингтона, или, возможно, Шипрока или Чинла, и мигал быстрым отражением солнца от полированной поверхности. Слева от Лиафорна Эд Паскуанти без шляпы толкнул рукоять своей лопаты, стриженные седые волосы встали дыбом. Помимо него, методично работали еще три зуни. Их фамилии были Ката, Бакоби и Атарк. Они были отцом и дядей Эрнесто Ката соответственно. Они копали нарочито быстро, без слов. Куча земли отступила, обнажив еще дюйм тела Эрнесто Каты.

"Где ты нашел велосипед?" - спросил Лиафорн. «Если вы еще не закончили поиски, я могу кое-что проверить». (Однажды он предложил - пять минут назад, когда впервые приехал - помочь с раскопками. «Нет, спасибо, - сказал дядя по имени Томас Атарк. - Мы справимся с этим». Земля была землей зуньи. , тело под ним «Плоть от плоти зуни» Лиафорн почувствовал, что копать здесь, в этот момент времени, было не для навахо.

Он не стал бы повторять предложение.)

«Велосипед был там, внизу», - сказал Паскуанти. Он указал где. "Меня подвели под холм этого обнажения песчаника. Я достаточно огляделся вокруг, чтобы найти следы, ведущие сюда.

Тогда уже темнело ".

Учитывая обстоятельства, велосипед был замечательно спрятан. Его наполовину затолкали под навес из песчаника, а затем замаскировали под покровом из мертвой травы и сорняков. Даже без камуфляжа его было трудно разглядеть. Лиафорн посмотрел на него, сначала подумав, что тот, кто его спрятал, нашел это место ночью. Только лунный свет, а две ночи назад это был бы полумесяц. Последствия этого были достаточно ясны. Тот, кто принес сюда тело Эрнесто Каты, чтобы спрятать его под обрушившейся землей, либо хорошо знал этот ландшафт, либо спланировал заранее. Джордж Боулегс должен это знать, и, - подумал он защищаясь, - это узнают тысячи зуни. Лиафорн методично принялся за работу.

Велосипед катили сюда по оленьей тропе. Лиафорн вернулся к овечьей тропе вниз по склону. Тропа вела вниз и на север, в сторону Зуньи Пуэбло. Все проверил, работая медленно. К тому времени, когда он добрался до группы деревьев, где Ката истек кровью, был полдень. На этом небольшом участке он провел еще три часа - большую часть времени он сидел на корточках, изучая пыльную землю.

Было пять наборов недавних следов. Он быстро устранил следы от резиновых каблуков Goodyear, оставленные Паскуанти, и ботинки с вафельной подошвой дяди Ката, нашедшего кровь. Остались ковбойские сапоги, предположительно Джорджа Боулега, которые спешились с велосипеда возле деревьев, кроссовки Каты с пятью шипами и мокасины, которые носил тот, кто толкал велосипед с телом Каты в качестве груза. Лиафорн сел на плиту из песчаника и задумался о том, что ему говорят эти следы. Это было не так уж и много.

Он мог догадаться, что убийство не было преднамеренным - по крайней мере, не полностью. Тот, кто планирует перенести тело на большое расстояние в гору по пересеченной местности, не должен носить мокасины, если он уважает свои ноги. Он носит что-то с прочной подошвой и каблуками. Человек, который носил мокасины, ждал среди можжевельников, скрываясь из виду. Он мог бы поразить Кату из этой засады, если бы имелось намерение убить. Но он этого не сделал.

Мокасины выступили наружу. Мокасины и кроссовки стояли напротив друг на друга достаточно долго, чтобы выдержать несколько перемещений и перестановок веса. Они стояли очень близко.

(Может быть, мокасины схватили Кату за руку?) Затем Ката сделал три больших шага вниз по склону, упал и пролил свою кровь на измученную жаждой землю. Мокасины теперь подкатили велосипед к окровавленному месту, погрузили на него Ката и покатили. Но казалось маловероятным, что он мог знать, что велосипед будет ему доступен. Нет, если только человек в мокасинах не был Джорж Бовлегс. Мог ли мальчик приехать сюда в ковбойских сапогах, припарковать байк, пройти к скалам и переодеться в мокасины? Очевидно, мог. Лиафорн не мог придумать никаких причин, по которым он мог бы это сделать. Он попытался представить, о чем могли говорить Ката и Мокасины, стоя лицом к лицу. Не было даже оснований для домыслов. Лиафорн закурил. Птица сойка вылетела из можжевельника во вспышке синего оперения и исчезла по напралению к Кукурузной Горе.

Тонкая синяя полоска дыма поднималась вверх от сигареты Лиапхорна, рассеиваясь в холодном воздухе.

На севере реактивный самолет провел по небу белую линию. За ним небо было серым, обычная пасмурная погода.

Периодически в течение пыльной осени такие предзнаменования грозили снегом.

И всю осень, после лета засухи, предзнаменования лгали. Лиафорн с суровым лицом изучал небо. Он не находил никакого порядка в своих мыслях, никакого того кроткого абстрактного удовольствия, которое всегда доставляло ему точное применение логики. Вместо этого было только противоречивое столкновение невероятного с маловероятным, следствия без причины, действия без мотива, беспорядочного хаоса. Организованному разуму Лиафорна это было неприятно. Шероховатый песчаник теперь прижимался к его ягодицам, но он проигнорировал это, не обращая внимания на свой голод, стараясь отвлечься от этих ощущений, хмуро глядя на заросшие кустами склоны Кукурузной горы, размышляя.

Лиафорн происходил из Таадии Дини, Клана Медлительных Людей. Отцом его матери был Нашибитти, великий певец «Пути красоты» и «Путь гор» и других исцеляющих обрядов, и человек настолько мудрый, что, как говорили, жители Прекрасной Месы добавили Хостина к его имени, когда ему было меньше тридцати, - зовут его Старик, когда он был слишком молод, чтобы быть дедушкой. Лиафорн вырос на коленях Хостина Нашибитти, когда Нашибитти был стар как по годам, так и по мудрости. Он вырос среди овцеводов и охотников Прекрасной Мезы, семей, которые произошли из семей, которые решили умереть, когда в 1864 году прибыли всадники Кита Карсона. Таким образом, унаследованные племенные воспоминания, окружавшие детство Лиафорна, не были такими, как у большинства навахо. его поколения, дедушкины рассказы о том, как его загнали в плен, о Долгой прогулке от священных гор до концентрационного лагеря в Форт-Стэнтон, об оспе и наглых апачах, и о несчастьях, унижении и, наконец, о Долгой прогулке домой. . Напротив, в рассказах Нашибитти была более яркая сторона трагедии: о двух братьях с луками против отряда конных стрелков; гибель овец, горящих хоганов, топоров, рубящих персиковые сады, тел детей в снегу, красного пламени, пробегающего по кукурузным полям, и, наконец, страдания голодающих семей, которых Кит Карсон охотился на них в каньонах. Конница Карсона. Мальчик, который станет Хостином Нашибитти и дедушкой Липхорна, был оторван от умирающей матери в таком голодном каньоне. Он был воспитан так, что его уши были наполнены рассказами дяди о свирепой жестокости и возвышенной храбрости; о том, как Карсон называл себя другом навахо, о том, как Карсон, ведомый ненавистными ютами, мчался по мирным кукурузным полям, как смерть верхом на лошади. Но каким-то образом Нашибитти никогда не осознавал этой горечи. Когда он был инициирован в Ейбичае в последнюю ночь церемонии Ночного Пути, они дали ему секретное военное имя «Тот, кто задает вопросы». Но для Лиафорна семьдесят лет спустя он был "Тем, Кто отвечает". Именно Нашибитти научил Лиафорна словам и легендам Пути Благословения, научил его тому, что Святые Люди рассказали Людям Поверхности Земли о том, как жить, преподал ему уроки Изменяющейся Женщины - что единственной целью для мужчины является красота, и эта красота могла быть найдена только в гармонии, и что эта гармония природы была вопросом ослепительной сложности.

«Когда навозный жук движется, - сказал ему Хостин Нашибитти, - знайте, что что-то его сдвинуло. И знайте, что его движение влияет на полет воробья, и что ворон отклоняет орла с неба, и что орел неподвижен. крыло искажает волю Людей Ветра, и мы знаем, что все это влияет на нас с тобой, на блоху на луговых собачках и на лист на дереве ". В этом всегда был смысл урока.

Взаимозависимость природы. Каждая причина имеет свое действие. У каждого действия своя реакция. Причина во всём.

Во всем есть узор, и в этом узоре красота гармонии. Так человек научился жить со злом, понимая его, читая его причину. Таким образом, человек учился постепенно и методично, если ему повезло, всегда «идти в красоте», всегда искать образец и находить его.

Лиафорн вонзил окурок в камень, сердито растирая его.

Здесь не было никакого рисунка. Ката был мертв без причины. Джордж Боулегс бежал не тогда, когда ему следовало бежать, а потом он сбежал, когда ему не следовало. Лиафорн встал и отряхнул свои брюки цвета хаки, продолжая думать. Он понял, что больше всего его беспокоили не эти большие и важные несоответствия. Это были поменьше. Почему Сесиль Кривоног сказал ему, что Ката украл артефакты из раскопок раннего человека?

Может Сесиль лгал, и нет причин лгать антропологам, отрицая такую ​​потерю. Почему Сесиль подумал, что Джордж убегает от мстительной качины, если Джордж сказал Сюзанне, что будет охотиться на качину? И что это за странная вещь, которую увидел Лифхорн в Руно Джейсона с телом человека и головой птицы? Может ли кто-то носить одну из масок религии Зуни качина? Сделать это с целью, не относящейся к религии, несомненно, было бы худшим кощунством. Ни на один из этих вопросов не было ответа.

Лиафорн быстро пошел вниз по склону к деревне Зуни. Тело уже будет там, причина смерти известна. Он узнает об этом. А когда будет время, он узнает больше о религии зуни. Но прежде, чем он сделает это, он застанет Коротышку Кривоногого достаточно трезвым, чтобы говорить - даже если ему придется посадить его, чтобы сделать это.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава восьмая

Вторник, 2 декабря, 18:11.

Фары машины Джо Лифхорна с знаком закона и порядка терялись на мгновение в ослепляющем порыве красновато-серой пыли, а на следующий - в белоснежном шквале сухих снежинок. Вождение требовало улавливания проблесков между порывами в извилистой ухабистой дороге для телег и - когда она внезапно становилась невидимой - запоминания того, где колеса ее найдут. Одна шина уже взорвалась вчера на этой случайной тропе к хогану Коротышки Кривонога - и не осталось запасной - Липхорн двигался по дороге очень медленно. Он особо не торопился. У него не было реальной надежды, что Коротышка Кривоногий там будет, и если Коротышка Кривоногий будет достаточно трезвым, чтобы говорить теперь более связно, сможет сказать ему что-нибудь очень полезное. Просто Кривоног был последней неиспользованной возможностью. После Кривонога идти было некуда. Это был последний тупик в деле Каты, и Лиафорн слишком хорошо знал себя, чтобы подумать о том, чтобы избежать этого. Были задействованы все другие возможные источники информации, и несоответствия остались. Они не дадут ему покоя. Мальчика убили без причины. Рациональный разум Лиафорна этого не допускал. Даже кузнечик не взлетел бы без причины. Его разум будет беспокоить острые углы этого, как язык о сломанный зуб. Он отвергнет Ката, убитого без причины, Джордж Боллегс сбежал с места преступления на день позже, чем подсказал разум, ему следовало бы сбежать от всего иррационального бизнеса.

Лиафорн повернул машину вниз по последнему склону к месту Кривоногих. Он соскользнул с оглушительным стуком в колею. Лиафхорн открыто заявлял о непристойности навахо, которая затрагивала темноту, погоду, себя самого, племя зуни в целом и Эда Паскуанти в частности. Он повернул грузовик по голой и избитой земле, чтобы припарковаться.

Фары осветили кустарниковую беседку Кривоногих, вспыхнули на секунду на загоне для овец с шестом вниз по склону, промелькнули мимо дверного проема Хогана Кривоногих и фигуры в синей рубашке в дверном проеме и, наконец, остановились, когда Лиафорн нажал на ручной тормоз, сосредоточившись. на серо-зеленой листве можжевельника. Лиафорн выключил зажигание, но не свет. Он почувствовал облегчение. Кривоногий не только проснулся, но и был достаточно трезв, чтобы стоять в дверном проеме, любопытствуя о своем посетителе.

Лиафорн вытряхнул сигарету, закурил и стал ждать. Обычаи и хорошие манеры навахо требовали ожидания. Традиция зародилась в старину, чтобы призраки, заполонившие резервацию и преследовавшие путешественников, нетерпеливо уходили прочь и не следовали за гостем в хоган хозяина. Сегодня она выжила как из-за уважения к частной жизни разбросанных сельских жителей, так и из-за убывающей угрозы со стороны чинди. Не задумываясь о том, зачем он это сделал, лейтенант Джо Лиапхорн ждал в своем грузовике, пока Коротышка Кривоногий надел брюки или иным образом подготовился к встрече с посетителем. А когда Кривоногий был готов, он стоял у двери своего хогана, чтобы Липхорн знал об этом.

Лифорн ждал. Ветер тряс машину. Он говорил дюжиной голосов, свистя, улюлюкавая, проходя сквозь трещины, углы и изгибы металла. Вентилятор отопления заглох вместе с мотором, и от его дыхания быстро запотело лобовое стекло. Снаружи виднелись белые пятна там, где пыль сухого снега скользила по камням и кружилась в зарослях можжевельника. Хлопья все еще были крошечными, но теперь их стало больше, разносимых ветром через лучи фар. Когда эта линия шквала пройдет, может начаться настоящая метель. И это было крайне необходимо. Лиафорн ждал, думая о голодном скоте, пустых цистернах с водой и наказании в виде засухи; думая о долгом дне позади него, о теле Каты на столе в больнице Black Rock BIA - о докторе, очищающем песок из этого огромной раны, почти оторвавшая голову от тела.

Возможно, топором или мачете взмахнули с огромной силой. Похороны были в пределах часа. Сначала похоронная месса в миссионерской церкви в деревне, а затем церемония кивы Барсука у открытой могилы. Он наблюдал за этим издалека, чувствуя себя злоумышленником покусившимся на что-то печальное, личное и священное. Кто, внезапно подумал он, будет Богом Огня для церемоний Шалако теперь, когда Бог Огня был мертв? Лиафорн не сомневался, что когда начнутся церемонии, на Совете Богов будет безупречно танцевать новый Шулавитси. Он подумал об этом и о том, где Джордж Кривоногий мог бы укрыться в эту ужасную ночь, а затем - внезапно - он подумал, что коротышка Кривоногий снова появится в дверном проеме его хогана.

Лиафорн толкнул дверцу машины, преодолевая напор ветра, накинул воротник ветровки на лицо и вышел, глядя на хоган.

Сейчас было полностью темно. Было ли это, когда он подъезжал? Лиафорн помнил только его фары, мигавшие мимо входа, фигуру, застывшую в этом мерцании света. Он предположил, что это Кривоногий вышел, чтобы посмотреть, кто подъезжает этой горькой ночью. Но теперь не было никаких признаков света вокруг дощатой двери, не было никаких признаков света вокруг маленького неровного окна, которое Кривоног прорезал в бревнах его юго-восточной стены. Сможет ли Кривоногий вернуться внутрь, погасить керосиновую лампу и оставить гостя сидеть снаружи на холоде? Лиафорн подумал, вспоминая вчерашнего Кривоногого как дружелюбного человека - слишком пьяного, чтобы понимать, что говорит Лиафорн, или для связных ответов, но улыбаясь широкой влажной улыбкой, пытаясь заставить Лиафорна сесть, присоединиться к нему, чтобы выпить. пытаюсь быть полезным.

Лиафорн остановился на мгновение возле машины, глядя на темную горбатую фигуру хогана, чувствуя пронзительные проклятия ветра, злобных призраков тысяч поколений Дини, скакавших в ночи. А затем он снова полез в кабину. Он выудил фонарик из бардачка и снял свой 30-30 с стойки для винтовок через заднее окно. В десяти футах от двери хогана он остановился.

«Йа-та-эй», - крикнул он. «Коротышка Кривоногая, да-да-эй».

Ветер развевал пылью и снегом вокруг хогана, у ног Лиафорна.

Дверь из досок шевельнулась, хлопнув по грубой створке. Он уставился на дверь. В тусклом свете фар он едва мог уловить движение.

Он щелкнул фонариком. Дверь состояла из пяти вертикальных досок, скрепленных доской размером один на четыре дюйма. В желтом свете она неподвижно висела. Снова порыв ветра, улюлюканья через дымовую трубу хогана и завывания сварливым хором голосов в трещинах и щелях его бревен. Теперь дверь сдвинулась. Наружу, затем внутрь, постукивая по защелке.

«Привет!» - крикнул Лиафорн. "Коротышка?" Голоса ветра хогана резко снизились по высоте и громкости, отвечая ему тишиной. Лиафорн подошел к стене хогана. Закачал снаряд в патронник 30-30, винтовку держал на правой руке. Левой рукой он приподнял дверной замок и рванул наружу. Ветер помог, приоткрыв дверь и ударив ее о бревенчатую стену напротив Лиафорна.

Внутри ничего не двигалось. Луч фонарика, отраженный от оцинкованной жести таза у задней стены, осветил разбросанную груду кастрюль и продуктов питания и задержался на одежде (синие джинсы размера мальчика, три рубашки, невзрачная синяя ткань, различное нижнее белье), которая висела из веревки одеяла хогана. За одеждой по грубой бревенчатой ​​стене двигались тени. Есть кто-нибудь? Ничего не видно. Лиафорн направил свет через хоган по часовой стрелке. Он миновал три пустых спальных мешка, все в беспорядке, миновал потрепанный металлический сундук с открытыми ящиками, миновал связанный веревкой сверток овечьих шкур и, наконец, остановился на руке человека. Рука безвольно протянулась на утрамбованном земляном полу, темное запястье высунулось из рукава цвета хаки (не темно-синего), пальцы расслабились, их кончики касались земли.

Жгучая волна сухих снежинок пронеслась мимо лица Лиафорна. Снова ветер громко заговорил вокруг хогана, вызывая смесь улюлюканья и вопля. Фонарик теперь освещал черные волосы - аккуратно разделенные пробором, косу, перевязанную шнурком, тканевую повязку на голову, которая раньше была блекло-розовой, но теперь была окрашена, как и волосы под ней, в свежий кроваво-малиновый цвет.

Сам того не зная, Лиафорн затаил дыхание. Теперь, когда он нашел Коротышку Кривонога, он выпустил е со звуком, похожим на вздох. Он постоял на мгновение, внимательно глядя мимо хогана, изучая тусклый, искаженный ветром силуэты пиньонов и можжевельников, окружавших его, исследуя форму хозяйственных построек. Прослушивание. Но ветер делал бесполезным прислушивание.

Он вошел в хоган и присел на корточки. Сначала он посмотрел на лицо Кривоногого, а затем осмотрел хоган. Коротышка Кривоног был убит ударом сзади чем-то тяжелым и острым. То же самое оружие, которое убило Кату? Обманулся фигурой в синей рубашке (мужчиной, подумал он, не понимая, почему он так подумал), которого он видел в дверном проеме. И где был этот человек сейчас? Не более чем в пяти минутах от него, но из-за ветра, снега, пыли и темноты, делающих и уши, и глаза бесполезными, он вполне мог оказаться на другой планете. Лиафорн проклял себя. Он видел этого убийцу и мечтал оказаться в своем грузовике, пока тот не ушел.

Лифорн осторожно кончиком пальца проверил кровь на волосах Кривоногого. Липкая. Кривоногий был поражен как минимум за тридцать минут до прибытия Лиафорна. Убийца очевидно сначала убил Кривоногого, а затем обыскал хоган. Неужели он пришел убить Кривоногого и после этого обыскал имущество семьи? Или он пришел на поиски и убил Кривоногих, чтобы сделать это возможным? Что искал? Все, что Кривоногий накопил за сорок лет жизни, валялось на полу хогана. Сложите это вместе - одежду, припасы, инструменты пастуха - и это могло бы стоить пятьсот долларов, новое, по завышенным ценам на торговых постах. Только его носили, использовали. По меркам Уайтмана, подумал Лиафорн, состояние Кривоногого составляет около ста долларов. Мера его жизни в этом мире. А какова была бы мера навахо?

Динии требовал еще большего - чтобы мужчина нашел свое место в гармонии вещей.

И там Кривоногий потерпел неудачу.

Возле хогана Лиафорн выключил фары и начал поиск постепенно расширяющимися кругами. Он работал медленно, сознавая, что убийца - как это ни казалось маловероятным - все еще может быть рядом. Он искал следы - человеческие, лошади или транспортные средства - экономно используя фонарик в местах, где они могли быть защищены от ветра. Он не нашел ничего убедительного. Следы шин его собственного автомобиля обнаружились в нескольких местах, где их не стерли порывы ветра, но в последнее время очевидно, что ни один другой автомобиль не приближался к хогану.

Установив это, он внимательно осмотрел загон в неглубокой арройо под хоганами, служившими конюшнями Кривоногих. Там держали двух лошадей.

Следы одной - плохо подкованной - были всего несколько часов назад. Другой, по-видимому, не было рядом. Лиафорн присел на суглинистую землю, сгорбившись от ледяного ветра, думая, что это может значить.

Ветер то поднимался, то стихал, то бешено колотя ветки можжевельника, то умирая в почти безмолвном затишье. Лиафорн выключил свет и неподвижно присел.

Ветер издал несочетаемый звук. Он слушал. Теперь он был погребен под тысячами звуков бури. А потом он услышал это снова.

Колокольчик. А потом еще один, чуть ниже по высоте. И третий с оловянным звоном. Лиафорн быстро двинулся к корявому можжевельнику, едва различимому в темноте, навстречу звуку.

Он стоял за деревом и ждал. Колоколчики приблизились, и вместе с ними звук лошади. Тусклый силуэт белого козла звякнул мимо дерева, за ним последовал поток козлов, а затем почти сплошная масса овец. Наконец, подошла лошадь, а на ней маленькая фигура, съежившаяся от холода.

Лиафорн выступил из-за можжевельника.

«Йа-та-эй», - крикнул он. "Сесиль?"

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава девятая

Вторник, 2 декабря, 22:15.

Почти два часа спустя Липхорн добрался до Зуни и оставил Сесила с молодым братом-францисканцем в школе Святого Антония. Он как можно мягче сказал Сесилу, что кто-то ударил его отца по затылку и что Коротышка Кривоногий мертв. Он связался с полицией штата Нью-Мексико в Гэллапе, чтобы зафиксировать это убийство, и диспетчер пообещал уведомить об этом полицию Зуни и офис шерифа округа Мак-Кинли. Это гарантировало, что распорядок будет соблюдаться должным образом, хотя Лиафорн был уверен, что тот, кто убил Коротышку Кривоногого, не будет достаточно глуп, чтобы попасть в плен на блокпосту. Выполнив эти официальные обязанности, Лиафорн помог Сесилу расседлать лошадь и закрепить овцу в загоне с кустарником. Тогда он оставил Сесила в кабине автомобиля, с работающим мотором и включенным подогревом, пока он забирал у хогана скатку мальчика и остатки запасной одежды.

Он положил их - одну рубашку, три пары дешевых носков и нижнее белье - в пустой мешок из-под продуктов. Он протянул мешок через окно машины.

«Я не нашел штанов».

«Я только что взял их», - сказал Сесил.

"Что-нибудь еще вы хотите оттуда?"

Сесил посмотрел через плечо на хоган. Лиафхорну было интересно, о чем он думает.

Два часа назад, когда он ушел, чтобы привести овец, эта горбатая фигура была дома.

Теплый дом. Его занимал мужчина, пьяный он или нет, но его отец. Теперь хоган был холоден, враждебен к нему, занят не Коротышкой Кривоногой, а призраком Коротышки - призраком, который по обычаям навахо воплощал в отцовской природе только то, что было слабым и злым.

- Думаю, нужно вытащить оттуда вещи Джорджа, - сказал Сесил. Он сделал паузу. «Как ты думаешь, в них уже есть призрачная болезнь? И у меня есть коробка для завтрака. Ты думаешь, мы должны оставить это?»

«Я принесу их. А завтра мы попросим кого-нибудь прийти сюда и позаботиться о теле и починить хоган. Никакой призрачной болезни не будет».

«Просто коробка для завтрака для меня», - сказал Сесил. «Это все, что у меня есть».

Лифорну пришло в голову, что это будет необычайно сложная смерть. Вокруг нет родственников, которые могли бы организовать утилизацию тела и пробить дыру в стене хогана, чтобы освободить призрак Коротышки от его бесконечных блужданий, и закрыть дверь в качестве предупреждения всем, что здесь стоит хоган, зараженный смертью, и -

наконец - найти подходящего Певца и устроить правильное Пение, чтобы вылечить любого из тех, кого эта смерть каким-то образом могла коснуться и подвергнуть опасности. Что еще важнее, не было семьи, которая могла бы взять оставшихся в живых - приютить ребенка с любовью дядей, теток и двоюродных братьев, чтобы дать Сесилу безопасность нового хогана и новой семьи.

Семья для этого должна быть где-то в резервации Рамах. Это будет частью семьи Шорти. Поскольку мать Сесила никуда не годилась, лучше было бы вернуть его в семью матери отца. Люди в доме капитула Рамы знали бы, где их найти. А для Лифорна оставалось найти старшего брата Сесила.

В хогане он обнаружил на удивление мало следов Джорджа. Запасная рубашка, слишком оборванная даже для Джорджа, и несколько мелочей, отвергнутых подобным образом. Ничего больше. Лиафорн добавил, что это отсутствие вещей Джорджа к отсутствию второй лошади из загона, и пришел к очевидному выводу. Джордж вернулся к этому хогану в тот день, когда лошадь оставила свои последние следы в загоне. Это было вчера, на следующий день после смерти Каты. Джордж взял запасную одежду и лошадь. Он, должно быть, был здесь вскоре после того, как Лиафорн сделал свой первый бесплодный визит к Коротышке.

Выходя из хогана, Лиафорн увидел, должно быть, коробку для завтрака Сесила. Это была одна из тех оловянных коробочек, которые продаются в магазинах за десять центов. Его желтая краска была украшена изображением Снупи на крыше его конуры. Теперь она лежала раскрытой у стены хогана. Лиафорн поднял его.

Внутри ящика находилась дюжина или около того бумаг, некогда аккуратно сложенных, но теперь потертых и брошенных в беспорядке. Верхний лист был заполнен карандашными задачами на вычитание и имел пометку "ХОРОШО!" красными чернилами. Документ под ним был озаглавлен «Абзацы» в верхнем левом углу. Над названием была наклеена золотая звезда.

Лиафорн перевернул бумаги. Под ними находились маленький синий шарик с оторванным кусочком резинки, свеча зажигания, небольшой подковообразный магнит, шарик из медной проволоки, аккуратно намотанный на палку, бутылка аспирина, наполовину заполненная чем-то похожим на грязные железные опилки колесо от игрушечной машинки и каменная фигура немного больше большого пальца Лиафорна.

Это была удлиненная форма крота, вырезанная из куска рога. Два тонких ремешка из оленьей кожи прикрепляли к его вершине крошечный наконечник стрелы с кремневыми трещинами. Очевидно, это была фигура фетиша, вероятно, из одного из медицинских братств уни. Конечно, это был не навахо.

В фургоне Сесил смотрел через лобовое стекло. Он молча взял коробку и положил к себе на колени. Они проехали мимо хогана, Сесил все еще смотрел прямо перед собой.

«Я собираюсь оставить тебя сегодня в миссии Святого Антония», - сказал Лиафорн. «Тогда я найду Джорджа и заберу вас обоих, мальчики, отсюда. Я отведу вас в семью вашего отца, если вы не почувствуете, что есть еще что-то, что было бы лучше».

«Нет, - сказал Сесил. «Нет другого места».

"Откуда у тебя этот фетиш?"

"Фетиш?"

"Эта маленькая косятная фигура".

"Джордж дал это мне".

"Как выглядит ваша вторая лошадь?"

«Другая лошадь? Это гнедая. Большая, в белых чулках».

"Когда Джордж пришел и взял лошадь, что еще он взял?"

Сесил ничего не сказал. Его руки сжимали коробку с ланчем. Между пальцами мальчика Липхорн разглядел надпись: «Счастье - крепкая веревка для воздушного змея».

«Смотри», - сказал Лиафорн. «Если он не взял лошадь, то кто? А кто забрал его вещи?

Ты не думаешь, что мы должны найти его сейчас? Вам не кажется, что он будет в большей безопасности? Ради бога, подумай об этом на минутку ».

Машина покатилась по склону над хоганом, двигаясь на второй передаче. Свежий порыв ветра пронесся мимо окон. Снег прекратился, и машина погрузилась в море клубящейся пыли. Сесила внезапно затрясло. Лиафорн положил руку мальчику на плечо. Его охватила дикая волна гнева.

«Вчера вечером он взял лошадь, - сказал Сесил. Его голос был очень тихим. «После того, как я поговорил с ним, было уже почти стемнело. Мой отец спал, и я пошел посмотреть насчет овец, а когда вернулся, винтовки уже не было, и я нашел записку». Сесил все еще смотрел прямо перед собой, его руки сжимали жестяную коробку так сильно, что его суставы побелели. «И я предполагаю, что он взял свой нож, и вещи, которые он держал в кожаном мешочке, который он сделал, и часть буханки хлеба». Сесил замолчал.

"Куда он сказал, что идет?"

«Записка здесь с моими вещами», - сказал Сесил. Он открыл коробку и перебрал бумаги. «Я думал, что положил её сюда», - сказал он. Он закрыл коробку. «Во всяком случае, я помню большую часть этого. Он сказал, что не может мне это объяснить, но он собирался найти несколько качин. Он сказал, что должен поговорить с ними. Он не мог произнести название места. Он пытался сказать это, но все, что я помню, это начиналось с буквы «К». И когда он уезжал, он сказал, что уедет на несколько дней туда, где была эта качина, чтобы заняться своим делом. И если он не сможет сделать это там, тогда ему придется ехать в Шалако. в Зуни, а затем он будет дома. И он сказал, чтобы не беспокоиться о нем ».

"Он сказал что-нибудь об Эрнесто Ката?"

"Нет."

"Или намекнул, где он эту качину искал?"

"Нет."

"Это все, что он сказал?"

Сесил не ответил. Лиафорн взглянул на него. Глаза мальчика были влажными.

«Нет, - сказал Сесил. «Он сказал позаботиться об отце».

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава десятая

Среда, 3 декабря, 10 утра.

У ДЖО ЛИАФОРНА были проблемы с концентрацией. Ему казалось, что единичное убийство (как смерть Каты) можно рассматривать как единое целое - как нечто, в чем акт насилия содержит начало и конец, причину и результат. Но два убийства, связанных временем, местом, участниками и, самое главное, мотивацией, представляли собой нечто более сложное. Единица стала последовательностью, точка стала линией, а линии имели тенденцию расширяться, приводить места, двигаться в направлениях. Один-два превратился в один-два-три-четыре - если, конечно, смерти мальчика зуни и пьяного навахо не были суммой некой совокупности.

Могло ли это быть?

Этот вопрос был в центре внимания Лиафорна. Имело ли само по себе смысл убийство Каты и Коротышки Кривоногого? Или они должны быть частью чего-то большего?

И если последовательность была неполной, где проходила линия между Ката и Кривоногим?

Вопрос требовал каждого грамма внимания Лиафорна. У него заболела голова.

Но были отвлекающие факторы. Говорил агент ФБР. И снова муха патрулировала отделение полиции Зуни. А снаружи по асфальту улицы Н.М. 53 заскулил грузовик. что-то было не в порядке с коробкой передач. Лифорн поймал себя на мысли о покойном Эрнесто Кате, который (как сказали бы зуни) завершил свой путь после тринадцати лет жизни, который был олицетворением Бога Огня, прислужником в церкви Святого Антония, крещеным христианином. , католический причастник, член братства зуни кива, который почти наверняка стал бы одним из «ценных людей» религии зуни, если бы кто-то по какой-то причине не счел целесообразным убить его.

Голос агента Джона О'Мэлли вторгся в сознание Лиафорна. Он поднял брови, глядя на человека из ФБР, чтобы привлечь своё внимание.

«… Спроси достаточно людей», - говорил О'Мэлли. «Мы склонны обнаруживать, что кто-то, наконец, вспоминает, что видел что-то полезное. Это вопрос терпения…»

Лиафорн снова обнаружил, что его внимание отвлечено. Почему, подумал он, агенты ФБР так часто были в точности похожи на О'Мэлли? Он увидел, что белый человек, сидевший позади О'Мэлли, заметил этот жест бровей, истолковал его так, как это было, и улыбнулся Лиафорну дружелюбной, сочувственной, однобокой ухмылкой. Этому мужчине было около пятидесяти, с розовой, веснушчатой, обвисшей мордочкой как у гончей собаки и копной песочного цвета волос. О'Мэлли представил его просто как «агента Бейкера». Как, должно быть, и предполагал О'Мэлли, это оставило впечатление, что Бейкер был еще одним агентом ФБР. Ранее Лиафорну пришло в голову, что Бейкер на самом деле не был агентом Федерального бюро расследований. Он не был похож на одного из них. У него были плохие зубы, неправильные и обесцвеченные, и вид небрежности, и что-то в нем говорило о быстром, пытливом, нетерпеливом уме. Обширный опыт Лиафорна в ФБР показал, что любая из этих трех характеристик может помешать трудоустройству. Сотрудники ФБР всегда казались такими как О'Мэлли - подстриженными, вымытыми, аккуратными, способными работать, не беспокоясь о каких-либо особых средствах разведки. О'Мэлли все еще говорил.

Липхорн посмотрел на него, недоумевая об этой политике ФБР. Где они нашли столько О'Мэлли? Ему внезапно представился офис в здании Министерства юстиции в Вашингтоне, где клерк рассылает уведомления о призывах всем мужчинам-чирлидерам и барабанщикам в USC, Бригам Янг, штат Аризона и Нотр-Дам, приказывая им причесаться и явиться на службу. Он подавил ухмылку. Потом ему пришло в голову, что он уже видел Бейкера раньше. Это произошло в штате Юта, в офисе шерифа округа Сан-Хуан, после вскрытия, которое показало, что исполнитель родео навахо умер от передозировки героина. Бейкер был там, выглядел неряшливо и весело, предлагая верительные грамоты шерифа из отдела по контролю над наркотиками Управления по наркотикам и опасным наркотикам Министерства юстиции. Это было очень давно. За этим последовали сообщения об арестах, произведенных во Флагстаффе, и множество расплывчатых слухов, которые ходят среди братьев по закону, слухи о том, что мистер Бейкер устроил настоящий переворот, что он был умнее, чем следовало бы ожидать и, по-видимому, более безжалостнм.

Так что Бейкер - нарк. Разум Лиафорна мгновенно нашел подходящее место и перспективу для этой новой части информации. Агент по борьбе с наркотиками был причастен к гибели Эрнесто Ката и Коротышки Болонога. Почему? И почему О'Мэлли пытался скрыть этот факт от местных офицеров? На первый взгляд оба ответа были очевидны. Бейкер был здесь, потому что некоторые федеральные власти где-то подозревали в причастности к этому делу запрещенных наркотиков. И О'Мэлли не представил Бейкера должным образом, потому что не хотел, чтобы полиция навахо, полиция зуни, полиция штата Нью-Мексико или шериф округа Мак-Кинли знали, что здесь работает наркоконтроль. Но ответы подняли новые вопросы. Что вызвало у федеральных властей подозрения в отношении наркотиков? А кто подозревает местных жителей?

Липхорн посмотрел на агента ФБР. «… Если есть какие-либо вещественные доказательства, которые приведут нас куда-нибудь, мы их найдем», - говорил О'Мэлли. "Всегда есть что-то. Какая-то мелочь.

Но вы, люди, знаете эту часть страны лучше, чем мы - и вы знаете местных жителей… »О'Мэлли был красивым мужчиной с квадратной челюстью, длиннолицым, здоровый белый человек с загорелой бледностью и более светлыми волосами, загорелыми на солнце. , рот - это быстрое сочетание губ, мускулов щек и белых зубов. Был ли он достаточно зеленым, чтобы поверить, что никто из мужчин в комнате не узнает, что Бейкер был наркоагентом? Или он был достаточно высокомерен, чтобы не заботиться о том, заметят ли они оскорбление ?

Лиафорн взглянул на Паскуанти, который смотрел на О'Мэлли с безмятежным и непостижимым интересом. Лицо зуни ничего не говорило Лиафорну. Хайсмит рухнул в кресле, теребя фуражку государственной полиции, его ноги были вытянуты перед собой, а глаза были невидимы для Лиафорна. Суровое старое лицо Оранжевого Наранхо было обращено к окну, его черные глаза были скучающими и беспокойными. Лиафорн смотрел на него. Видел, как он ненадолго повернулся, чтобы осмотреть Бейкера, посмотреть, как О'Мэлли оглянулся на окно. Какой-то смутный намек на гнев среди морщин наводил на мысль, что Наранхо, вспомнил, что работа Наранхо, по поручению О'Мэлли, заключалась в том, чтобы прикрывать периферию резервации Зуньи, разговаривать с владельцами ранчо, дорожными бригадами, телефонистами, со всеми, кто мог что-то заметить.

Лиафорн подумал, как много он будет над этим работать. «Нам было бы интересно, если бы кто-то видел каких-нибудь незнакомцев, что-нибудь необычное, может, низко летящий легкий самолет, может быть, кто знает что…»

«Ага», - сказал Наранхо.

«Страна такая пустынная, люди замечают незнакомцев», - сказал О'Мэлли. Лиафорн быстро взглянул на Наранхо, любопытствуя, как он отреагирует на эту глупость.

«Ага», - сказал Наранхо, выглядя слегка удивленным.

О'Мэлли посмотрел на Лиафорна. Ранее стало ясно, что агент недоволен лейтенантом Лиафорном. Лиафорну не следовало бродить по Хогану Кривоногого после того, как он нашел тело Кривоногого. Ему не следовало возвращаться к хогану сегодня утром в его бесплодную охоту за следами от шин, следами или фрагментами, которые мог оставить ветер. Лиафорну следовало осторожно отступить и не мешать работе экспертов. Ничего из этого не было сказано, но это подразумевалось в вопросах, которыми О'Мэлли прервал лаконичный рассказ Лиафорна о том, что произошло в хогане Кривоногих.

«Мы с Бейкером сейчас отправимся в заведение Кривоногих, - сказал О'Мэлли, - и посмотрю, есть ли там какие-нибудь отпечатки или что-нибудь, над чем может поработать лаборатория. Было бы полезно, лейтенант, если бы вы проверили среди ваших людей которые живут здесь и смотрят, что вы можете подобрать. Вроде как Наранхо собирается сделать. Хорошо? "

- Хорошо, - сказал Лиафорн.

О'Мэлли остановился у двери. «Мы обязательно хотели бы поговорить с Джорджем Боулегом», - сказал он Липхорну.

Молчание, которое оставили Бейкер и О'Мэлли, длилось секунд десять. Хайсмит встал, потянулся и поправил фуражку с гербом.

«Ну, черт возьми, - сказал он. «Пора вернуть уставшее тело за руль и выполнять поручения за Эффи-Би-Ай». Он ухмыльнулся Наранхо. «Страна такая пустая, люди замечают незнакомцев. Спорим, что тебе никогда раньше не приходило это в голову, Апельсин?»

Наранхо скривился. «Ну что ж, - сказал он. «С этим, наверное, все в порядке, когда ты его узнаешь».

Хайсмит потянулся к дверной ручке, затем остановился. «Кто-нибудь из вас, птицы, знает что-нибудь, что заставляет думать, что в этом замешаны наркотики?»

Лиафорн рассмеялся.

"Вы имеете в виду, кроме того, что Бейкер был человеком казначейства?" - спросил Наранхо.

«Я думал о Бейкере, - сказал Паскуанти. «Он не был похож на агента ФБР». Он сделал паузу.

«А теперь мне интересно, почему О'Мэлли не сказал нам, кто он такой».

«Они узнали о том договоре, который вы, Зуни, заключили с турками, чтобы стать мировым центром производства опиума», - сказал Хайсмит. «Они не хотят, чтобы полицейское управление Зуни знало, что они проводят расследование».

«Это то, что мне всегда говорил мой папа», - сказал Паскуанти. "Никогда не верь проклятым индунцам.

Правильно, лейтенант? "

«Верно, - сказал Лиафорн. «Когда я был ребенком, у моей бабушки висел девиз в хогане: « Осторожно, все задницы »».

Наранхо надел шляпу, которая, несмотря на сезон, была соломенной.

«Кто-то должен был предупредить Кастера», - сказал он.

Хайсмит был уже за дверью. «Этот девиз», - крикнул он в ответ Лиафорну. «Как она написала « Бланкет-задница »на навахо?»

«Большое Б», - сказал Лиапхорн.

Снаружи с синего неба палило солнце. Воздух был тихим, холодным и очень сухим.

«Погода решила вести себя прилично, - сказал Хайсмит. «Прошлой ночью я подумал, что зима, наконец, доберется до нас».

«Мне не нравятся эти поздние зимы», - сказал Наранхо. «Слишком чертовски сухо, а когда все-таки приходит, это обычно плохо».

Паскуанти опирался на порог. Наранхо сел в свою машину. «Ну, - сказал он, - думаю, я пойду искать, смогу ли я найти…» Остальное было заглушено ревом двигателя Хайсмита, когда полицейский штата сделал задний поворот и затем поехал в Нью-Мексико. По Шоссе 53.

Лиафорн завёлл свою машину и последовал за ним. Он повернул на восток, к перекрестку с дорогой Охо Калиенте, в сторону коммуны, которая называлась Руно Джейсона. Он рассказал О'Мэлли и Паскуанти о записке, которую Джордж Боулегс оставил Сесилу. О'Мэлли это не интересовало.

Паскуанти выглядел задумчивым и, наконец, покачал головой и сказал, что слышал, что Кривоногий сумасшедший ребенок, но не предложил никаких объяснений. Лиафорн решил, что расскажет Сюзанне о записке, а затем поговорит об этом с Айзексом, надеясь получить какую-нибудь забытую крошку информации, которая может указать направление, в котором двинулся Кривоногий. Неровная резина его покрышек образовала брызги гравия на дороге округа, а затем петушиный хвост пыли, когда он мчался по колее для фургонов в сторону коммуны. Он думал, что, пока Кривоногий охотился на свою качину, кто-то почти наверняка охотился на Кривоногого. Джо Лиафорн, который почти никогда не торопился, теперь торопился.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава одиннадцатая

Среда, 3 декабря, 12:15

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕКс шелушащимися солнечными ожогами и светлыми волосами, собранными в пучок, работал с переносной сварочной горелкой в ​​городском школьном автобусе. Шум, который он издавал, заглушал звук, когда машина Лиафорна доехала до остановки, и он, очевидно, испугался, когда увидел полицейского.

«Она занята», - сказал он Липхорну. «Я не думаю, что она здесь. Какие дела у тебя с ней?»

«Личные», - мягко сказал Лиафорн. "То есть, если вы не друг Джорджа Боулегса.

Мы пытаемся найти, куда ушел мальчик Кривоногий ".

Он открыв дверь хогана призрака Алисы Безумный двинулся туда. Появилось лицо, уставилось на Лиафорна, исчезло. Секунду спустя Холзи протолкнулся в дверь и вышел.

«Ты полицейский», - сказал «Волосы в пучке».

«Как там написано», - сказал Лиапхорн, махнув в сторону полицейского герба навахо на дверце машины, - «Я коп навахо». Выражение лица Холзи позабавило его, и он повторил это достаточно громко, чтобы Холзи услышал.

«Йа-та-эй», - сказал Холзи. «Извини, но того парня, за которым ты охотишься, больше не было».

«Что ж, - сказал Липхорн, - я просто поговорю с Сюзанной еще немного и посмотрю, вспомнила ли она что-нибудь, что могло бы помочь».

«Она не вспомнила», - сказал Холзи. «Мы свяжемся с вами, если что-нибудь произойдет. Бесполезно тратить время зря».

«Не против, - сказал Лиафорн. «Лучше работать. Что ты чинишь на этом автобусе?» Вопрос был адресован другому мужчине. Мужчина уставился на него.

«Свободное сиденье», - сказал Холзи.

«Будь я проклят, - сказал Лиафорн. «Вы привариваете его обратно, а не прикручиваете? Хотелось бы посмотреть, как вы это делаете». Он двинулся к двери автобуса.

Мужчина шагнул в дверной проем, вытащил руки из комбинезона и позволили им свисать по бокам. Лиафорн остановился.

«У меня одна забота, - сказал он Холзи. «Единственное, что я хочу сделать, это поговорить с Сюзанной и посмотреть, сможем ли мы придумать способ найти этого мальчика. Но если Сюзанна где-нибудь ходит, я убью некоторое время, осмотревшись вокруг». Он посмотрел на мужчину с волосами в пучке. «Начиная с этого автобуса», - сказал он. Голос оставался мягким.

«Думаю, она у мельницы», - сказал Холзи. «Я отведу тебя туда».

Дорожка вела ярдов на 150 вниз в узкую насыпь, а затем вверх по песчано-гравийному дну к стене холма, с которой Лиафорн наблюдал за коммуной двумя ночами ранее. Прямо под холмом из-за прерывистого просачивания образовалось болотистое пятно. Какой-то арендатор пастбищ пробурил неглубокий колодец, установил ветряную мельницу, чтобы закачивать струйку воды в резервуар для поения овец. Олива возле бака была украшена сушащимися рубашками, джинсами, комбинезоном и нижним бельем. Сюзанна сидела в тени и смотрела, как они приближаются.

«Вы нашли его? Джордж вернулся домой?»

«Нет. Я надеялся, что мы сможем повторить все это еще раз, и, может быть, вы вспомните что-нибудь, что поможет».

Она покачала головой. - «Не думаю, что есть что вспоминать». «Я просто не думаю, что он сказал мне что-нибудь, кроме того, что я запомнила в понедельник».

«Как я уже говорил, - сказала Холзи.

Лиафорн проигнорировал его. «Вы сказали, что Джордж спросил вас, знаете ли вы что-нибудь о религии зуни», - сказал Лиафорн. "Можете ли вы вспомнить что-нибудь еще об этой части разговора?"

Позади него засмеялся Холзи.

«Правда. В самом деле, я не могу». Она смотрела мимо него на Холзи. «Я просто помню, как он спросил меня, знаю ли я что-нибудь, и я рассказал ему то, что рассказал мне об этом маленький Тед. Я бы помогла, если бы могла».

  

«Хорошо, - сказала Холзи. «Давай, полицейский навахо, пошли».

Лиафорн обернулся. Холзи стоял на пути, засунув руки в карманы армейской куртки, в которую он был одет, и выглядел забавно и дерзко. Это был крупный мужчина, высокий и тяжелый в плечах. Лиафорн позволил своему гневу проявиться в его голосе.

"Я просто говорю это один раз. Мы с этой девушкой собираемся поговорить некоторое время, чтобы вы не перебивали.

Мы можем поговорить здесь, или мы можем поговорить в офисе шерифа в Гэллапе. И если мы поедем в Гэллап, вы и эта нелегальная туша оленя поедете вместе. Обладание непомеченной тушей оленя вне сезона обойдется вам примерно в триста долларов и небольшое время в тюрьме. А потом вы отправитесь в Window Rock и поговорите с людьми Племени о том, что, черт возьми, вы делаете на земле навахо без разрешения ».

«Это земля, являющаяся общественным достоянием», - сказал Холзи. «Это за пределами резервации. Бюро землеустройства».

«Наша карта показывает, что это резервация», - сказал Лиафорн. «Но вы можете поспорить с магистратом по этому поводу. После того, как вы избавитесь от шерифа в Гэллапе».

«Хорошо, - сказал Холзи. Он посмотрел мимо Лифорна на Сюзанну - долгим зловещим взглядом - повернулся на каблуках и быстро пошел вниз по склону к коммуне.

«Но я все еще ничего не помню», - сказала Сюзанна. Она смотрела вслед Холзи, прижав нижнюю губу к зубам.

Лиафорн оперся бедрами о крутой край арройо позади него и смотрел, как Холси скрывается из виду. "Как кто-нибудь мог его найти?" - добавила Сюзанна. "Либо он сбежал навсегда, либо очень скоро вернется домой. Нет смысла гнаться за ним. Я думала о том, что вы рассказали мне о холодах. Она вызывающе посмотрела на него. «Не думаю, что я действительно верю, что Джордж замерзнет. Бьюсь об заклад, Джордж не замерзнет, ​​если лисы, койоты и все такое не замерзают. Он так же дома, как и они. То, что вы мне говорили, было чушью, не так ли? Просто что-нибудь, чтобы заставить меня поговорить о нем? "

«Я хотел, чтобы ты поговорила о нем, да», - сказал Лиафорн. "И насколько я слышал, Джордж умен и крепок. Но прошлой зимой у нас действительно замерзли эти одиннадцать человек. Некоторые из них были старые, а один болел, а одного сбросила его лошадь, но некоторые из них были зрелыми, здоровые мужчины. Слишком много снега, слишком холодно, слишком далеко от убежища ".

«Держу пари, они были пьяны», - сказала Сюзанна.

Лиафорн рассмеялся. «Хорошо, если ты сделаешь такую ​​ставку, я думаю, ты выиграешь. Трое из них были пьяны. Я бы не стал сильно беспокоиться о Джордже, если бы у него было много еды. Если он не голоден и его настигнет снежная буря, он может поддерживать огонь ".

«Он получит еду», - сказала Сюзанна. «Знаете, он убил этого оленя для нас. И он, должно быть, величайший охотник на оленей. Он снабжал свою семью мясом с тех пор, как был маленьким мальчиком. И он знает об оленях все».

"Что именно?"

«Типа… я не знаю. Что он мне говорил?» Она сделала нервный жест руками, вспоминая об этом. «Подобно тому, как у оленей глаза так далеко по бокам головы, они могут видеть позади себя намного лучше, чем мы. Они могут видеть, кроме как почти прямо позади них. Но затем он сказал, что олени в основном дальтоники и ... что это было? он сказал? ... они не очень хорошо распознают формы по бокам от них, потому что у них не так хорошо стереоскопическое зрение, как у нас. Во всяком случае, он сказал, что они видят такие вещи, как движение и вспышки отражений лучше, чем мы ... но это в основном двухмерно. Он сказал мне, что однажды он стоял неподвижно на виду, а два оленя смотрели на него примерно в семидесяти пяти ярдах от нас. И просто чтобы проверить их, он открыл рот. Не издал ни звука, ни ничего. Просто открыл рот. И оба оленя убежали ».

«Они очень дальнозорки», - сказал Лиафорн.

«Я думаю, что если он проголодается, он убьет оленя», - сказала она.

"С чем?"

"Разве он не остановился и не взял ружье своего отца?"

"Он сказал, что будет дома?"

Выражение лица Сюзанны говорило, что она не собиралась ему об этом говорить. «Думаю, возможно, он это сделал», - медленно произнесла она. «Или, может быть, я просто предполагал, что он это сделает».

"Он сказал вам что-нибудь еще об охоте на оленей?"

«Многое. Он учил Эрнесто охотиться, а Эрнесто учил его способу охоты зуни. Я думаю, что он был, что бы это ни было. Во всяком случае, они много говорили об охоте». Она скривилась. «Честно говоря, я узнала об этом больше, чем мне нужно».

"Как что еще?" - спросил Лиафорн. «Если Кривоногий жил за счет земли, знание того, как много он знает об охоте на оленей, могло быть полезно».

«Как олени, не смотрят вверх. Так что, если ты сможешь подняться на скалу или на что-нибудь над ними, они тебя не увидят». Она показала второй палец. «Как будто у них отличное обоняние». Поднялся третий палец. «И отличный слух». - Она смеялась.

"Так что, если вы подниметесь на этот валун, они вас не увидят, но почувствуют ваш запах и услышат ваше дыхание. Но они не так хорошо обоняют в очень сухую погоду, и почти ничего, если идет дождь или сильный туман, или если дует сильный ветер. Но на много миль, если будет нормальная влажность и легкий ветерок ». Поднялся безымянный палец. "И как будто они не замечают естественных звуков, поэтому, если вы двигаетесь, вы должны двигаться прямо по оленьей тропе, где они ожидали бы услышать шум, и вы двигаетесь в виде остановок в темпе, - она ​​сделала неопределенные движения рукой, - как олени, если есть много листьев и прочего. Она остановилась, вспомнив, нахмурившись. «Джордж сказал, что единственный шум, который их пугает, - это что-то странное, неправильный шум или исходящий не из того места».

«Она выглядит уставшей и худой, - подумал Лиафорн. Что, черт возьми, она здесь делает в этом окружении? Она слишком молода. Почему белые люди не заботятся о своих детях? Затем он подумал о Джордже Боллеге. И почему навахо не заботятся о своих детях?

«Вы сказали, что Эрнесто учил его способу охоты зуни», - сказал Лиафорн. "Что это было?"

«Может, они просто пошутили», - сказала она. «Я предполагаю, что это была религия. Было стихотворение, небольшая песенка. Вы должны петь ее, когда идете за оленем. Джордж пытался запомнить это на зуни, и это было трудно, потому что он только начинал говорить на зуни. Я попросил их перевести это и записала в свой блокнот ".

«Я бы хотел это увидеть», - сказал Лиафорн. «Он очень хотел бы увидеть записную книжку», - подумал он. И Бейкер тоже. Что еще она записала в нем?

«Я почти могу вспомнить часть этого». Она остановилась.

"Олень, Олень, Крепкий Олень,

Я звук, который ты слышишь в своих копытах,

Я следую за звуком бега

. Я приношу вам священные услуги.

Моя стрела несет тебе новую жизнь ».

Ее голос, тихий и тихий, резко оборвался. Она покраснела и покосилась на Лиафорна.

«Я думаю, что этого намного больше, и я, вероятно, ошиблась. А затем, когда олень падает, есть молитва. Вы берете его морду в руки, прижимаетесь лицом к его ноздрям и вдыхаете его дыхание, и вы говорите: "Спасибо, отец. В этот день я напился священным ветром твоей жизни". Я думаю, это прекрасно », - сказала она. «Я думаю, что у зуни красивые…» - ее голос затих. Она опустила голову, закрыв лицо руками.

«Эрнесто был так счастлив», - сказала она приглушенным голосом. «Счастливые люди не должны умирать».

«Я не знаю», - сказал Липхорн. «Может быть, смерть должна быть только для очень старых. Людей, которые устали и хотят немного отдохнуть». Сюзанна не издавала ни звука. Она села, опустив голову, закрыв лицо руками. Лиафорн тихо об этом говорил. Он рассказал ей, как с этим справилась мифология навахо, как Убийца монстров и Дитя, рожденное водой, взяли оружие, которое они украли у Солнца, и как они убили монстров, которые принесли смерть Дини, но как они решили убить смерть. «Мы называем это Са»,

- сказал Лиафорн. - «Как мой дед рассказывал мне эту историю, Близнецы-герои нашли Са спящим в яме в земле. Рожденный Воды собирался убить его своей дубинкой, но Са проснулся и сказал близнецам, что они должны пощадить его. чтобы те, кто измучены и устали от старости, могли умереть, чтобы освободить место для рождения других ". Он намеревался говорить ровно столько, сколько нужно ей, чтобы она могла плакать без смущения. На самом деле она плакала не по Эрнесто Кате, а по себе, и по Джорджу Боулегсу, и по всем потерянным детям, и по всей потерянной невинности. А теперь она вытирала лицо тыльной стороной ладони, а теперь - рукавом своей широкой рубашки.

Сколько ей лет? - подумал Лиафорн. Вероятно, в позднем подростковом возрасте. Но ее возраст казался безумно смешанным. Зеленый, как весна, серый, как зима. Как она сюда попала? Откуда она взялась? Почему белый мужчина не позаботился о своей дочери? Он, как Коротышка Кривоногий, прятался от детей в бутылке?

«Я надеюсь, что все это об охоте поможет, но я не понимаю, как это могло быть», - сказала она. «Я думаю, тебе стоит подождать, пока он вернется домой».

«Я не говорил тебе об этом», - сказал Лиафорн. «Для Джорджа больше нет дома. Думаю, ты знала, что его отец был алкоголиком. Что ж, теперь его отец мертв».

"Мой Бог!" - сказала Сюзанна. "Бедный Джордж. Он еще не знает?"

«Нет, если…» Липхорн сдержал себя. «Нет, - сказал он. «Он не вернулся».

«Ему было стыдно за своего отца», - сказала Сюзанна. "Стыдно за то, что он все время пьян.

Но он ему тоже нравился. Вы могли это сказать. Он действительно любил его ".

«Так же поступал и Сесил», - сказал Лиафорн.

«Я думаю, когда они пьяны, все по-другому», - сказала Сюзанна. «Это как если бы твой отец заболел. Он ничего не может с этим поделать. Ты все еще можешь любить их тогда, и это не так уж плохо». - Она остановилась.

Ее глаза снова были влажными, но она проигнорировала это. «Теперь у него ничего нет. Сначала он теряет Эрнесто, а теперь он теряет отца».

«У него есть брат», - сказал Лиафорн. «Одиннадцатилетний брат по имени Сесил. У него есть Сесил, но пока мы не найдем Джорджа, у Сесила его нет».

«Я не знала, что у него есть брат», - сказала Сюзанна. «Нет, пока вы не упомянули об этом. Он никогда ничего о нем не говорил». Она сказала это так, как будто она нашла это невероятным, как будто она внезапно не совсем поняла Джорджа Боллегса. Она встала, засунула руки в карманы джинсов и снова нервно вынула их. Это были маленькие руки, хилые, грязные, со сломанными ногтями. «У меня есть сестра», - сказала она. «Ей четырнадцать в январе. Когда-нибудь я вернусь и заберу ее».

Сюзанна смотрела на стирку. «Когда у меня появятся деньги, я вернусь и пойду в школу в обеденный перерыв, и я заберу ее с собой».

"И приведёшь ее сюда?"

Сюзанна посмотрела на него. "Нет. Не приведу ее сюда. Найду место, чтобы отвезти ее".

"Разве ей не лучше с твоими родителями?"

«Родители», - рассеянно поправила Сюзанна. «Нет. Я не знаю. Я так не думаю». Голос затих. «Если вы действительно не думаете, что Джордж замерзнет», то вы хотите найти его, потому что думаете, что он убил Эрнесто? Это так? Или кто-то думает, что он убил Эрнесто? "

"Я думаю, кто-то думает, что он мог это сделать. Или что он был достаточно близко к тому месту, где это случилось, чтобы видеть, кто это сделал. Я, я думаю, он может рассказать мне достаточно, чтобы мы знали, что произошло, и почему это произошло . "

«Я ничего не могу вспомнить», - сказала Сюзанна. Она взглянула на него, а затем на свои руки. Она натянула рукава до суставов, посмотрела на свои ногти, затем спрятала их в кулаки, а затем сунула кулаки в карманы. Лиафорн позволил молчанию продлиться, глядя на нее. Он подумал, что она слишком худая, кожа слишком туго натягивает хрупкие кости.

«Однако есть проблема, если я его не найду. Или, может быть, есть. В результате, Коротышка Кривоногий умер вчера вечером, когда кто-то ударил его по голове в его хогане. Кто бы это ни был, тот что-то искал. Ладно, подумай немного. Кто-то убивает мальчика Ката. Два дня спустя кто-то убивает отца Джорджа и обыскивает хоган Джорджа ». Он посмотрел на нее. «Как ты думаешь? Я нервничаю по поводу Джорджа. Два убийства, очень похожих друг на друга, и Джордж - единственное, что их связывает».

«Вы имеете в виду, что отца Джорджа убили. И вы думаете, что кто-то может быть…»

Лиафорн пожал плечами. «Quién sabe? (Кто знает?) Его друга убивают, Джордж исчезает, его папу убивают, что дальше? Это заставляет меня нервничать».

«Я не знала, что его отца убили. Я думала, он только умер».

«После того, как Джордж поговорил с вами в понедельник, он пошел к их хогану. Когда Сесил вернулся домой в понедельник вечером, он обнаружил, что их лошадь пропала, а их ружьё 30-30 и часть одежды Джорджа. И Джордж оставил записку. Он сказал Сесилу, что он у него были какие-то дела с качиной или качинами, и он собирался об этом позаботиться, и его не было на несколько дней. Итак, это вам о чем-то говорит? Он что-нибудь здесь говорил об этом? "

Сюзанна нахмурилась. «Он торопился. Я это помню. В поту, как будто он бежал». Она зажмурилась, сосредоточившись. «Он сказал, что хочет поесть оленины. И когда Холзи сказал « нет », мы с Джорджем вышли из хогана. Затем он начал спрашивать меня о религии зуни. Я помню, что он сказал и что я сказал».

Она открыла глаза и посмотрела на Лиафорна. «Я уже сказала тебе это, говоря ему, что знаю только то, что рассказал мне маленький Тед. А потом он спросил меня, простил ли Совет Богов людям нарушение табу. Я сказал, что ничего не знаю об этом. А потом он сказал что-то надо пойти в танцевальный зал или на танцы, или что-то в этом роде ». Она снова нахмурилась.« Думаю, я, должно быть, неправильно его поняла. Это звучало примерно так, но в этом нет особого смысла ".

«Танцевальный зал? Кажется, я не…»

«Это было что-то о танцевальном зале. Я помню, потому что тогда я думал, что это звучит безумно».

«Я кое-что поспрашиваю», - сказал Лиафорн. «Другое дело. Я не думаю, что тебе следует больше здесь оставаться. Я не думаю, что это безопасно».

"Почему нет?"

«Это не более чем просто чувство», - сказал Лиафорн. «Но у Джорджа было не так много близких ему людей. А теперь двое из них мертвы. Остается ты и, может быть, Тед Айзекс, и, насколько известно, это все».

Это было нечто большее, чем это. Была враждебность Холзи и мужчины с Волосами в пучке, и мистер Бейкер ухмылялся на заднем плане, чувствуя запах героина на ветру. И необычное замечание О'Мэлли о низколетящих самолетах. Независимо от того, была ли коммуна Холзи прикрытием для доставки мексиканских наркотиков через пустыню Сонора, наркотики были повсюду. Об этом свидетельствует состояние человека по имени Отис. Приезд Бейкера - лишь вопрос времени.

«Между прочим, - сказал Лиафорн. "Как Отис?"

«Он уехал. Вчера Холзи отвез его на автобусную станцию ​​в Гэллапе».

"Было ли ему лучше?"

«Может быть, немного», - сказала Сюзанна. «Я так не думаю». Она остановилась. «Послушайте, - сказала она, - как вы думаете, Тед может быть в опасности?»

«Я не знаю», - сказал Липхорн. "Я бы не подумал, что Коротышке Кривоногу грозила какая-то опасность.

Либо у кого-то была причина убить его, о которой мы не знаем, либо кто-то искал Джорджа, и он мешал. По правде говоря, после этого я нервничаю из-за кого-нибудь, связанного с Джорджем. В том числе и тебя ".

«Ты предупредила Теда? Тебе следует предупредить его. Скажи ему, чтобы он возвращался в Альбукерке. Скажи ему, чтобы он убирался отсюда». Она выглядела обезумевшей.

«Я сделаю это», - сказал Лиафорн. «Я тоже говорю тебе. Убирайся отсюда».

«Я не могу», - сказала Сюзанна. «Но он смог. Нет причин, по которым он не сможет».

«Ты тоже можешь», - сказал Лиафорн. "Иди. Что тебя здесь держит?"

Она пошевелила плечами, раскрыла руки - жест беспомощности. «Мне некуда идти».

«Вернись к своей семье».

"Нет. Нет никакой семьи".

«У всех есть семья. Вы сказали, что у вас есть родитель. Должны быть бабушка и дедушка, дяди». Ум Лиафорна - навахо боролся с концепцией ребенка без семьи, считал ее невероятной и отвергал ее.

«Нет семьи», - сказала Сюзанна. «Мой отец не хочет, чтобы я вернулась». Она сказала это без эмоций, как замечание о погоде человеческого сердца. «И единственная бабушка, о которой я знаю, живет где-то на востоке и не разговаривает с моим отцом, и я никогда ее не видел. И если у меня есть дяди, я не знаю о них».

Лиафорн молча переваривал это.

«Полагаю, это моя семья», - сказала она, неуверенно рассмеявшись. «Хэлси, и Грейс, и плохой чувак Арнетт, и лорд Бен, и Горшок, и Оутс, пока Оутс не уехал. Эти и все остальные, это моя семья».

"Ты спишь с Холзи?"

«Конечно», - сказала она вызывающе. «Зарабатываю себе на жизнь. Стираю, готовлю и сплю с Холзи».

«Думаю, у него есть деньги. Заключил сделку с Фрэнком Бобом Мэдманом на земельный участок, открыл это место и покупает продукты».

"Думаю, да. Я не знаю наверняка. В любом случае, у меня их нет. У меня есть эта одежда, и платье с пятном на юбке, и еще одна пара джинсов, и еще кое-что. нижнее белье и шариковая ручка. Но у меня нет денег ».

«Денег совсем нет? Не хватит даже на автобусный билет?»

«У меня нет ни гроша».

Лиафорн оттолкнулся от стены арройо и посмотрел вниз по течению. Никого не было видно.

Он сказал. - "Как насчет Теда Айзекса?" «Он тебе нравится. Ты ему нравишься. Вы могли бы присматривать друг за другом, пока я не найду Джорджа».

"Нет."

"Почему нет?"

«Я не знаю, почему я так с тобой разговариваю, - сказала Сюзанна. «Я никогда ни с кем так не разговариваю. Нет, потому что Тед женится на мне. Когда-нибудь».

"Почему не сейчас?"

«Он не может жениться на мне сейчас», - сказала Сюзанна. «Ему нужно завершить этот проект, и когда он это сделает, он станет почти знаменитым, и он получит хорошее назначение на факультет, и у него будет все, что у него никогда не было раньше. Больше не будет грязной бедности и больше не быть никем. кто-нибудь когда-либо слышал. "

«Хорошо. Тогда почему ты не можешь просто пойти туда и остаться в его доме на колесах? Держу пари, ты мало ешь и можешь помочь ему копать».

«Доктор Рейнольдс ему не позволит». Она остановилась. "Раньше я там много работала, но доктор Рейнольдс говорил об этом с Тедом. Выражение ее лица говорило о том, что она надеялась, что Лиафорн это поймет. «Я не профессионал и на самом деле ничего не знаю о раскопках.

Это выглядит просто, но на самом деле это очень сложно. И это будет действительно важный раскоп. Это заставит их переписать все свои книги о человеке каменного века, и я могу что-нибудь напортачить. Я просто нахожусь там, любитель, который ничего не знает, может заставить людей задуматься, насколько хорошо это было сделано. В любом случае истеблишмент будет искать, за что критиковать. Так что на самом деле, лучше я держусь подальше, пока он не закончится ».- Это получилось со звуком чего-то запомненного.

«Айзекс рассказал вам все это до того, как у нас было два убийства», - сказал Лиафорн. «Такого рода вещи меняются. Мы пойдем за твоими вещами, и нам не нужно говорить Холзи ничего, кроме того, что я заберу тебя с собой».

«Халси это не понравится, - сказала Сюзанна. Но она пошла за ним по тропинке.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава двенадцатая

Среда, 3 декабря, 15:48.

ЕЩЕ МОМЕНТ, через две-три минуты нижний край красного солнца утонет за слоем облаков, нависающих над западной Аризоной. Теперь наклонные лучи его поздних послеполуденных лучей были почти параллельны склону холма к Зуньи Уош. Они проецировали движущуюся тень Теда Айзекса почти на тысячу футов вниз по склону, а рядом с ней тянулась неподвижная тень лейтенанта Джозефа Лиафорна. Каждый можжевельник, каждый кустистый желтый чамизо, каждый выступ камня пересекал желто-серый цвет осенней травы полосой темно-синей тени. А за склоном холма, за сеткой веревок, обозначавших раскопки Исаака, в двух милях через долину вырисовывалась большая часть Корн-Маунтин, ее сломанные скалы резко выделялись в красных и розовых тонах отраженного солнечного света и в черных тенях. Это был один из тех моментов поразительной красоты, которые по привычке Джо Липхорн нашел время, чтобы исследовать и насладиться им. Но он был озабочен.

«О, черт побери», - сказал Айзекс. «Черт возьми, к черту». Он бросил еще одну лопату земли на раму просеивателя, ударил лопатой по тачке и вытер лоб тыльной стороной волосатого предплечья. Он начал яростно протирать проволоку грязью, затем бросил шпатель; сел на край сифтера и посмотрел на Лиафорна с воинственным выражением лица.

«Я не понимаю, как она могла действительно подвергаться какой-либо опасности», - сказал он. «Это просто чертовы догадки». Голос Исаака был сердитым. «Даже не догадки. Просто своего рода сумасшедшая интуиция».

«Думаю, это правильно. Только предположение», - сказал Лиафорн. Теперь он присел на корточки, опускаясь на пятки. Пара беркутов плыла по воздушным потокам над рекой Зуни, охотясь на любого перемещающегося грызуна. Лиафорн заметил это, но это не понравилось. Он нашел реакцию Айзекса интересной. Не то, что он ожидал.

Айзекс ущипнул кожу над переносицей грязным большим и указательным пальцами и покачал головой. «Папа Джорджа был убит так же, как Эрнесто, ты говоришь? Ударили по голове». Он снова покачал головой, а затем посмотрел на Лиафорна. «Это действительно похоже на чье-то сумасшествие, если только вы не можете понять причину этого». По ту сторону склона к Зуни дым от готовящегося ужина начинал создавать вечернюю дымку над холмом, который был Халоной, Срединным местом в мире. "Может быть, эти проклятые индейцы", - сказал Айзекс.

«Может быть, какая-то вражда между зуни и навахо. Может быть, что-то в этом роде?» Его тон говорил, что он слишком хорошо разбирается в антропологии, чтобы в это поверить.

"Нет. Вряд ли," сказал Лиафорн. Но он думал об этом, как и раньше. Не решится ли семья Эрнесто отомстить, предположив, что молодой Кривоногий убил их сына и племянника?

Судя по тому, что Лиафорн знал о Пути Зуни, такой поступок был бы совершенно маловероятным. В наше время в Зуни не было убийств, и, как подозревал Лиафорн, в истории этих людей было чертовски мало убийств.

Насколько он мог помнить, что все в их религии и философии боролось против насилия. Даже внутренний невыраженный гнев был табу в их церемониальные периоды, поскольку он разрушал эффективность ритуалов и ослаблял связь племени со сверхъестественным. А когда где-то в глубине веков произошло какое-то убийство, Зуньи уладили дело, организовав вручение подарков семье, потерявшей члена, и инициировав виновную сторону в надлежащем медицинском обществе, чтобы вылечить его.

«Я не думаю, что в этом есть хоть какая-то возможность мести», - сказал он. Тем не менее, если он не найдет Джорджа, если ничто не прояснит это дело, то когда-нибудь в будущем он попытается узнать, было ли новое посвящение в какой-либо культ зуни, который будет отвечать за излечение от болезни убийства. Он, наверное, ничему не научится, но попробует.

«Ты правда думаешь, что для Сюзи есть какая-то опасность?» - спросил Айзекс. «Смотри», - сказал он. «Я не могу держать ее здесь. Разве ты не можешь поставить там охрану или что-то в этом роде? Или поместить ее в безопасное место? Ты - закон. Ты должен уберечь людей от опасностей».

«Я закон навахо, а эта девушка белая, и я даже не знаю наверняка, находятся ли эти хоганы на земле навахо. И даже если бы я знал наверняка, все, что у меня есть, - это неприятное чувство. получается, Сюзанна просто не моя дитя ".

Айзекс уставился на Лиафорна. «Я думаю, с ней все будет в порядке», - сказал он. Его лицо говорило, что он очень старался в это поверить.

«Есть еще кое-что. Только между нами, меня не удивит, если на днях там произойдут какие-то аресты. Если она будет на свободе, она попадет в тюрьму».

"Наркотики?"

"Наверное."

«Эти проклятые сумасшедшие ублюдки!»

«Я подумал, может, ты не захочешь, чтобы она втянулась в это», - сказал Лиафорн.

«Я совсем не хочу, чтобы она была там», - сказал Айзекс. «Но прямо сейчас я не могу сделать ни черта…»

Он остановился.

«Что ж, - сказал Лиафорн. «Я не хотел отнимать у вас так много времени. У меня просто сложилось неправильное впечатление». Он встал, пошел прочь. Рука Исаака схватила его за локоть.

«Разве ты не собираешься с ней что-нибудь делать? Смотри…»

«Ага», - сказал Лиафорн. «Я собираюсь найти Джорджа Кривоногого и попытаться раскрыть эти убийства. Когда это будет сделано, вам не придется беспокоиться о том, что она получит удар по голове. Я ничего не могу сделать, чтобы избавить ее от рейда по борьбе с наркотиками. На самом деле, я могу вспомнить пару человек, которые разозлились бы, если бы узнали, что я с кем-нибудь разговариваю об этом ».

«Хотел бы я что-нибудь сделать…» - голос Айзекса замер. Выражение его лица было мучительным.

«У меня вроде бы сложилось впечатление, что она хочет выйти за тебя замуж», - сказал Лиафорн. «Это не мое дело, но тогда ты мог бы…»

Выражение лица Айзекса остановило его. Лиафорн пожал плечами. «Хорошо, забудь об этом. Иногда я забываю, что белые люди думают о вещах иначе, чем мы, индейцы. И еще одно: ты еще один, кто может оказаться в очереди за ударом по голове. Тебе следует ...»

«Черт тебя побери, - сказал Айзекс. Его голос еле сдерживался. «Что ты думаешь? Ты думаешь, мне все равно? Ты думаешь, я ее не люблю?» Его голос повышался до крика. "Позволь мне сказать тебе кое-что, ты самодовольный сукин сын. У меня ничего не было, пока Сьюзи не приехала сюда прошлым летом. У меня никогда не было ни девушки, ни одежды, ни денег, ни машины, ни времени для женщин, и ничего из них в любом случае посмотрят на меня дважды. А тут была Сюзи, оборванная и все такое, живущая в коммуне, но вы можете сказать, что она собой представляет. «С самого начала мы понравились друг другу. Она была очарована тем, что мы здесь делаем, и, ей-богу, она была очарована мной». Его тон подсказывал, что он сам не мог в это поверить. «Она не могла оставаться в стороне, и я бы не выдержал, если бы она это сделала».

«Но она перестала приходить сюда», - сказал Лиафорн. «Она не была здесь больше недели. Вы же мне это сказали, не так ли?»

Айзекс снова сел на тачку, резко упал, выглядя совершенно уставшим и совершенно разбитым.

«Это кое-что еще, чего ты не понимаешь». Он нерешительно махнул рукой на место раскопок с сеткой из нитей. "О том, что это за раскопки. Здесь мы доказываем теорию Рейнольдса.

Я уже говорил вам об этом. Но вчера и сегодня я получал все вещи,

которые мы мечтали когда-нибудь получить. Не только наконечники из мастерской Фолсомов, смешанные с параллельно-хлопьевидным материалом.

Это было примерно столько, на что мы когда-либо осмеливались надеяться, и я получил это за день.

Но у нас есть и неопровержимые доказательства. - Он вытащил горсть конвертов из выпуклого кармана рубашки. - Я нахожу артефакты Фолсома и параллельные хлопья, выходящие из одних и тех же рук. Это больше похоже на окаменевший болотный бамбук. Миоценовые вещи. Из этих образований к югу от Санта-Фе. - Он высыпал содержимое одного из конвертов себе на ладонь и протянул ее.

Три больших куска кремня и несколько десятков стружек и хлопьев розового или лососевого цвета.

Лиафорн наклонился вперед, чтобы осмотреть его, заметил между сильно мозолистыми гребнями на ладони Айзекса сердитый красный волдырь и заметил, что рука дрожит.

«Поднимите его и внимательно посмотрите», - сказал Айзекс. «Видишь это зерно? А теперь посмотри на этот кусок здесь. Он делал что-то вроде того, что мы называем точкой Юмы». Треснувший грязный ноготь Айзекса указывал на ряд гребней, на которых был отслоен кремень. «Но он слишком сильно надавил или что-то в этом роде, и его наконечник сломался. Так что…»

Айзекс выудил из ладони еще один розоватый камень. «Он начал делать это. Обратите внимание на форму листа? У него было грубое острие Фолсома, но когда он пробил гофру, эта тоже сломалась».

«Плохой день», - сказал Лиафорн.

«Но посмотри, - сказал Айзекс. «Черт возьми. Используйте свои глаза. Посмотри на волокна в этом окаменелом дереве.

Это то же самое. Обратите внимание на обесцвечивание этой части. "Он указал ногтем на темно-красную полосу". Обратите внимание, как та же самая полоса проявляется в том, где он пытался показать точку зрения Фолсома. Это тот самый проклятый кусок кремня ".

«Это чертовски похоже на это. Вы можете это доказать?»

«Я уверен, что минеролог с микроскопом может это доказать».

"Вы нашли их вместе?"

«Прямо в той же сети», - сказал Айзекс. Он указал на это. «Семнадцать з.д., прямо там, на вершине хребта, прямо там, где парень мог сидеть, наблюдая за дичью у реки, пока он откалывал себе некоторые инструменты. И в двух соседних решетках было больше того же самого материала. Парень, должно быть, сломал одну заготовку, уронил прямо там, где сидел, и принялся за работу над другой ".

«И сломал его, и тоже уронил», - сказал Лиафорн.

«И поскольку он это сделал, мы взорвали неправильную старую теорию раннего человека и заставили антропологию признать, что традиционная история об исчезнувшем человеке больше не выдерживает критики».

"Рейнольдс уже получил хорошие новости?"

«Не раньше, чем он вернется из Тусона в эти выходные», - сказал Айзекс. «И это то, что я начал вам объяснять. Рейнольдс, вероятно, единственный в мире парень, который дал бы аспиранту такую ​​передышку. Вы, наверное, знаете, как это работает. Профессор, который находит место и собирает всех, достает деньги и планирует стратегию - это его раскопки. Аспиранты делают работу лопатой и сортировку, а профессор делает все выводы, и он публикует отчет под своим именем, и, если его ученикам повезет, может быть, он поместит их имена в сноску, а может и нет. Но с Рейнольдсом все наоборот. Он говорит вам, как это делать и что искать, и отпускает вас.

А потом все, что вы найдете, вы публикуете сами. По всей стране десяток человек заработали себе такую ​​репутацию благодаря ему. Он отдает славу, и все, что он ожидает взамен, - это то, что вы сделаете ему научную работу. "Он посмотрел на Лиафорна, его лицо было мрачным." Под этим я подразумеваю идеальную работу. - Идеально."

"Что ты имеешь в виду?"

«Я имею в виду, что вы не сделаете ни одной ошибки. Вы ничего не напортачите. Ваши записи абсолютно верны. Ничего не происходит, что позволило бы любому другому ученому каким-либо образом поставить под сомнение то, что вы обнаружили». Айзекс мрачно, искусственно засмеялся. «Как будто ты не позволяешь паре детей слоняться вокруг твоего места раскопок. Как ты не позволяешь девочке торчать здесь. Ты работаешь от рассвета до заката семь дней в неделю, и ни черта тебя не отвлекает. "

«Понятно», - сказал Лиафорн.

«Рейнольдс сообщил мне, что он был разочарован, когда увидел здесь Сюзи, - сказал Айзекс. «И он разогнал мальчиков».

«Так что это дает вам выбор между Рейнольдсом, который оказал вам кучу услуг, и той девушкой, которой нужна помощь».

"Нет. Это не то".

Айзекс сел на обод тачки. Он отвернулся от Лиафорна, через долину. Солнце уже скрылось за облаками, и внезапно усилился ветерок. Он взъерошил его волосы.

«Эти камни, которые я здесь нашел, значат всю мою оставшуюся жизнь», - медленно сказал он. «Это означает, что я без труда прохожу комитет по кандидатам и получаю ученую степень. И вместо того, чтобы быть одним из сотни новых кандидатов наук, борющихся за три или четыре достойных места на факультете по всей стране, я получаю репутацию, и книгу, которую нужно написать, и статус. И когда я прихожу на собрания Американской антропологической ассоциации, вместо того, чтобы быть каким-то неряшливым маленьким ассистентом в каком-то маленьком колледже, потому-что я человек, который помог заполнить недостающее звено. Это то, что продлится всю жизнь ".

«Все, что я предлагал тебе сделать, - сказал Лиафорн, - это привести сюда Сюзанну и присматривать за ней, пока этот бизнес не уляжется».

Айзекс по-прежнему смотрел на Зуни-Бьюттс. «Я думал об этом раньше. Просто чтобы увести ее от этого места. Но вот как это сработает. Рейнольдс сообразит, что это последнее доказательство, в котором он нуждался, что я не был тем человеком для этих раскопок. Он вытащит меня отсюда. Он может сделать это в любом случае из-за присутствия тех парней. И это подорвет мою диссертационную работу, и степень, и всю эту игру ».

Он повернулся к Лиафорну, его гнев снова вспыхнул. «Смотри», - сказал он. «Я не знаю, как это было с тобой. Может быть, довольно плохо. Ну, мои люди, такие как я, все были белыми отбросами восточного Теннесси. Никогда ни один из них не учился в колледже.

Просто убогий мусор. По словам мамы, мой отец куда-то сбежал, и я бы даже не поклялся, что она знала, кто он такой. Я жил с пьяным дядей в лачуге издольщика, рубил хлопок и каждый год умолял его позволить мне вернуться в школу, когда придет осень, чтобы я мог закончить среднюю школу. А после этого был уборщиком и посудомойкой в ​​общежитии в Мемфисе, и даже пытался попасть в армию, чтобы попасть на закон о военнослужащих и узнать, каково это нормально питаться ». Айзекс внезапно замолчал, думая об этом. .

«Вы знаете, как долго я здесь копаю лопатой? Черт, около шести месяцев. Я выхожу сюда к тому времени, когда свет становится достаточно хорошим. И копаю до темноты. Рейнольдс получил грант в три тысячи долларов, и он разделил его. среди восьми участков. Этот растянулся вверх и вниз по этому холму, поэтому он дал мне немного больше. Он дал мне четыреста долларов. И я занимаю деньги тут и там, покупаю этот старый грузовик, строю на нем хижину и пытаюсь продолжайте есть на около пятидесяти долларов в месяц и надеюсь, что ростовщики не поймут, где я, и не заберут грузовик обратно. И я не жалею ни минуты, потому что это первый шанс, что Айзек оказался где угодно, только не в грязи ". Айзекс остановился. Он все еще смотрел на Лиафорна, его челюсти работали. «И когда я сделаю это, я получу около двух тысяч долларов или сколько это будет стоить, и я собираюсь.... Это то, что вы делаете, когда вы чего то достигли» Я ещё молод, если кому-то наплевать, и, наверное, уже слишком поздно их исправлять, но, ей-богу, я собираюсь попробовать ».

На обратном пути вниз по склону Липхорн заметил, что Сюзанна больше не ждала в машине. Это его не удивило. Даже наблюдая за его разговором с Айзексом на расстоянии, девушке было бы достаточно легко увидеть, что она угадала правильно - что Тед Айзекс не хотел, чтобы она переехала к нему. Так что она не дождалась смущения. слышать об этом. Лиафорн подумал о том, куда могла пойти девушка, и обо всем, что могло повлиять на ее выбор. Он подумал о том, как белый человеческий разум Теда Айзекса уладил все так, чтобы Сюзанна была на одной стороне шкалы, а все остальное, что он хотел, - на другой, и о взвешивании ценностей, которые заставили бы Сюзанну быть отвергнутой. Затем он покачал головой и сменил тему. Он переместился на девять тысяч лет назад, когда обнаженный охотник сидел на корточках на хребте Айзекса, с трудом выколачивая острие копья, ломая его, спокойно роняя, работая над другим, ломая его, спокойно роняя. У Лиафорна были проблемы со второй частью этой сцены. Его воображение настаивало на том, чтобы его Фолсомский человек выкрикнул гневное проклятие каменного века и бросил испорченный кремень вниз по склону. Вниз по склону, где ни один антрополог не найдет его девяносто веков спустя.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава тринадцатая

Среда, 3 декабря, 17:00.

ОТЕЦ ИНГЛЕС из Ордена Святого Франциска был жилистым, аккуратным, крепким на вид человечком, его лицо выглядело на фоне старых оспин, покрытых двумя видами повреждений, нанесенных солнцем и ветром. Лиафорн нашел его сидящим на низкой стене, окружающей кладбище за церковью Миссии Святого Антония. Он разговаривал с молодым зуни. «Буду с вами через минуту», - сказал отец Инглес. Он и зуни закончили работу над списком имен - членов женской баскетбольной команды Католической молодежной организации, которые поедут на автобусе в Гэллап, чтобы встретиться с командами навахо Джиллс и Акома Браветтес на праздничном турнире. Теперь, когда эта работа закончена и зуни ушел, он все еще сидел на стене, закутавшись в обтянутой темно-синей ветровке, глядя через могилы ни на что конкретное и медленным, мягким голосом рассказывая Лиафорну все, что он знал о семье Коротышки Кривоногого .

Лиафорн знал Инглеса по его репутации. В течение многих лет он работал в миссии Святого Михаила возле Window Rock и был известен среди навахо Window Rock как Narrowbutt из уважения к его костлявой фигуре. Он говорил на навахо, что было редкостью среди белых людей, и настолько хорошо освоил его сложные тональности, что мог практиковать игру навахо, извлекая каламбуры и абсурдные слова, делая вид, что слегка неправильно произносит свои глаголы. Теперь он говорил мрачно. Он рассказал Лиафорну о семье Эрнесто Ката, а теперь рассказал ему о Коротышке Кривоноге. Многое из этого Лифхорн уже знал. Через некоторое время, когда прошло достаточно времени, чтобы сделать этот разговор абсолютно комфортным, Липхорн задавал вопросы, которые он пришел задать. Теперь он был доволен тем, что слушал. Это было то, что Джо Лиафорн делал очень хорошо.

«Вот этот Джордж. Он раздражающий маленький дьяволенок», - говорил Инглес. «Я не думаю, что когда-либо видел ребенка с более забавным складом ума. Быстро. Быстро. Быстро. Примерно наполовину гений, наполовину сумасшедший. Такой мальчик, который, если вы можете сделать из него христианина, сделает вас святым.

Полный мистицизма - по большей части это вздор и все запутано - но что-то в нем заставляет его знать больше, чем полагается знать обычному человеку. Он, вероятно, в конечном итоге будет писать стихи, или застрелится, или будет пьяницей, как его отец. Или, может быть, мы все еще запихнем его в мешок и получим Saint Bowlegs of Zuñi ».

"Он что, ходил здесь в церковь?"

«Какое-то время», - сказал Инглес. Он посмеялся. «Думаю, вы бы сказали, что он изучал нас, сравнивая с колдовством, религией зуньи и старым добрым мистицизмом своих видений».

Священник нахмурился. "Знаешь, я несправедлив к мальчику, говоря о нем так.

Джордж что-то искал, потому что был достаточно умен, чтобывидеть, что у него ничего нет. Он знал все о том, что сделала его мать, и это жестоко для ребенка.

И, конечно, он видел, что его отец был пьян, и, может быть, это даже хуже. Он был вдали от своей семьи, поэтому ему было отказано в пути навахо, и ему не было ничего, что могло бы заменить его ».

"Что он знал о своей матери?"

«Я слышал два варианта. Они жили где-то в районе Койот-Каньона в ее окресностях. С одной стороны, она устраивала автостоянку в Гэллапе для попоек с мужчинами. Или она покинула Кривоногого и ушла с двумя братьями - и они должны были быть ведьмами.

Сделайте ваш выбор. Или смешайте их и возьмите то, что вам нравится. Как бы то ни было, Кривоногий не ладил с людьми своей жены, поэтому он вернулся к своим родным в Раме, а затем получил здесь работу пасти овец Зуни ».

«Давайте вернемся немного назад. Вы сказали, что сплетни были о том, что она переехала к двум братьям, которые были ведьмами. Вы еще что-нибудь об этом помните? Кто это сказал? Что-нибудь конкретное?»

«Думаю, я слышал это в двух или трех местах. Вы знаете, что такое сплетни. Все в пятой или шестой передаче, и кто знает, с чего это началось?» Инглес задумчиво поглядел через кладбище. Минуты прошли. Инглес прожил среди навахо достаточно долго, чтобы позволить времени течь без напряжения. Он выудил сигару из внутреннего кармана рубашки, безмолвно протянул ее Лиафорну, который покачал головой, откусил кончик, закурил и выдохнул в вечерний воздух тонкий синий шлейф дыма.

«Не могу вспомнить ничего конкретного, - сказал он, - только то, что кто-то сказал мне, что мать мальчика жила с парой ведьм. Думаешь, это может быть важно?»

«Нет», - сказал Лиафорн. «Я просто стараюсь не упускать из виду такие разговоры о ведьмах. У нас нет особых проблем с резервацией, но именно здесь все начинается».

"Вы верите в ведьм?"

«Это как если бы я спрашивал тебя, верите ли вы в грех, отец», - сказал Лиафорн. "Дело в том, что вы постепенно узнаете, что ведьма и неприятности идут рука об руку ".

«Я сам это заметил, - сказал Инглес. "Вы думаете, что здесь есть связь?"

«Я не понимаю, как это сделать».

Инглес выбросил в воздух еще одно синее облачко. Они смотрели, как оно скользит по стене.

"Как бы то ни было, к тому времени отец Джорджа довольно сильно ухаживал за бутылкой, так что, возможно, интерес Джорджа к посещению церкви был просто побегом от выпивки.

Во всяком случае, он оставался заинтересованным недолго ".

"Вы не крестили его?"

«Нет. Судя по тому, что мне сказал Эрнесто, вместо этого Джордж начал интересоваться Путем Зуни. Сравнивая миф об их происхождении с навахо и с нашим Бытием, и тому подобное. Эрнесто приводил его, чтобы поговорить со мной. спроси меня о разнице между зуни ка-фарфор и нашими святыми. Такие вещи ".

Отец Инглес прервал очередную тишину еще одним дымом.

«В некотором смысле очень похоже. Как мы видим, когда христианин завершает хорошую жизнь, его душа присоединяется к сообществу святых. Когда зуни завершают свой путь, его дух присоединяется к деревне качин, и он становится одним из них».

«То, что я знаю о религии зуни, немного отличается от книг по антропологии, немного слухов, и немного от моего соседа по комнате. Это немного, и отчасти это, вероятно, неверно».

«Вероятно, - сказал Инглес. «Зуни давно выяснили, что некоторые посторонние смотрят на их религию как на своего рода второстепенное шоу. И после этого большинство из них перестали рассказывать об этом антропологам, а некоторые из тех, кто это делал, сознательно вводили в заблуждение. "

«Прямо сейчас я хотел бы знать об этом побольше», - сказал Лиафорн. "Джордж сказал своему младшему брату, что он собирается найти качину, или, может быть, это были какие-то качины. Он, похоже, не знал, где именно их искать, но у него, должно быть, была какая-то идея, потому что он сказал, что его не будет несколько дней."

Инглез нахмурился. «Найдти качин? Думаю, он не имел в виду кукол качины?»

«Я так не думаю. Я думаю, что он или он и Эрнесто вместе сделали что-то, чтобы оскорбить качинов - или думали, что они сделали, или что-то вроде этого безумного, - и Джордж хотел что-то с этим сделать».

Инглз засмеялся. «Это похоже на Джорджа», - сказал он. «Это похоже на него».

Он покачал головой. «Но куда бы он пошел? Он сказал что-нибудь еще?»

«Он сказал, что если он не доведет свои дела до конца, ему придется вернуться в Зуни за Шалако.

И он взял одну из лошадей Кривоногих, если это кому-то поможет, и их ружье. Думаю, убить оленя ради еды. И одна девушка, которую он знал, сказала мне, что он что-то сказал о походе в танцевальный зал. Можете ли вы найти во всем этом какую-то связь? "

Инглез издал цокающий звук, прижав язык к зубам. "Вы знаете, что это может быть?" он сказал. «Возможно, он пытается найти Котлувалаву». Священник засмеялся и покачал головой. «Я не знаю, имеет ли это какой-то смысл, но для Джорджа смысл не так уж и важен».

Лиафорн спросил: - "Котлувалава?" "Это где?" Веселье священника его раздражало.

«Он собирался куда-то, куда можно съездить на лошади».

Инглез почувствовал гнев. «На самом деле это не так невозможно, как кажется. Мы склонны думать о небесах как о том, что находится в небе. У зуни также есть географическая концепция для этого из-за природы их мифологии. Вы знаете этот миф?»

«Если бы я и знал, то сейчас я почти не помню».

«Это часть мифологии миграции. Зуньи завершили свое появление через четыре подземных мира и начали свое великое путешествие в поисках Срединного места Вселенной. Некоторых детей Лесного Братства пожилые люди перенесли через реку Зуньи. Возникла какая-то паника и детей бросили их смыло вниз по течению, вместо того, чтобы тонуть, они превратились в водных животных - лягушек, змей, головастиков и так далее - и они поплыли вниз по течению к тому месту, о котором мы говорим. Согласно мифологии, это озеро. Попав туда, дети превратились из водных животных в качинов, и они сформировали Совет богов - Бога дождя Севера, Бога дождя Юга, Маленького Бога Огня и остальных. Первоначально, я думаю, сто или около того ".

«Что-то вроде святого народа навахо», - сказал Лиафорн.

«Не совсем. Твой Святой Народ - Убийца Монстров, Изменяющаяся Женщина, Рожденная от Воды и все такое.

А они больше похожи на нечто среднее между идеей греческого героя и низшими греческими богами.

Знаете, более человечными, чем божественными. Качины не похожи ни на что у навахо или белой культуре. У нас нет слова для этой концепции, и у вас тоже. Они не боги. У зуни есть только один Бог, Авонавилона, который был создателем. А еще у них есть Шиванни и Шинванокия - мужская и женская команда, созданная Богом для создания Солнца, Матери-Земли и всего живого. Но качины разные. Может быть, вы могли бы назвать их духами предков. Их отношение к людям дружелюбное, отцовское. Они приносят благословения. Они выглядят как дождевые облака ".

«Я слышал кое-что из этого», - сказал Лиафорн. «Значит, этот Котлувалава, куда, по словам Кривоногого он собирался, это озеро где-то внизу у реки Зуни?»

«Это не так просто», - сказал Инглес. «У меня в офисе есть четыре книги о зуни, каждая из которых написана авторитетным этнологом или антропологом. Они хранятся в четырех разных местах. В одной из них она находится недалеко от слияния рек Зуни Уош и Маленького Колорадо. в Аризоне, недалеко от Сент-Джонса. И один из них говорит, что это на юге, недалеко от старой деревни Охо Калиенте. А другой из них ставит его в районе озера Нутрия к северо-востоку отсюда. И я слышал пару в других местах, чаще всего в небольшом естественном озере прямо через границу с Аризоной. И я знаю, что некоторые зуни думают, что оно находится только в метафизике, вне времени и пространства ».

Лиафорн ничего не сказал.

"Что заставило меня подумать о Котлувалаве, так это понятие танцевального зала. Если вы переведете это слово на английский, оно будет означать что-то вроде" Танцевальный зал мертвых "или, может быть, «Dance Ground of the Spirits» или что-то в этом роде, - улыбнулся Инглез. - Скорее поэтическая концепция. В жизни ритуальные танцы для зуни - это своего рода идеальное выражение… - он сделал паузу, ища слово. - Назовите это экстазом, или радостью, или жизнью, или единством сообщества. Итак, что вы делаете, когда находитесь «за пределами жизни, у вас нет работы? Вы проводите время, танцуя».

Священник выпустил еще одно синее облако сигарного дыма над кладбищем, и они, полицейский навахо и францисканский миссионер, сидели там, наблюдая, как облако рассеивается над могилами зуни. На западе небо стало ярким от заката. Лифорн подумал, что то за чем охотился Джордж Кривоног, было настолько чуждое Людям понятие, что в их языке не хватало слова для этого. В космосе навахо не было ни рая, ни дружелюбного духа качина, ни приятной жизни после смерти. Если повезет, наступит забвение. Но для большинства там был несчастный злобный призрак, чинди, рыдавший во тьме, сеющий болезни и зло. Он подумал о том, что сказал Инглес. Это Kothluwalawa могло быть словом, которое запомнил Сесил, которое начиналось с буквы K.

«Я думаю, что важно не то, где расположены этот Рай зуни», - сказал Лиафорн. «Важно то, где, по мнению Джорджа, он находится».

«Да, - сказал Инглес. «Та же мысль пришла мне в голову».

"Где он мог бы подумать, что это?"

Инглез подумал об этом. "Готов поспорить, я знаю. Держу пари, что это будет то маленькое озеро прямо за границей.

Его часто используют в религиозных целях. Религиозные люди совершают там молитвенные уединения к святыням, и они ходят несколько раз в год, чтобы ловить лягушек и так далее. Думаю, это будет мое первое предположение. Если бы Джордж расспрашивал об этом, ему, скорее всего, сказали бы, что это находится там. А теперь у меня к вам вопрос. Почему ты охотишься за мальчиком? Вы думаете, он убил Эрнесто и своего отца? Если вы так думаете, то я думаю, что вы ошибаетесь ».

Лиафорн задумался над ответом. «Он мог убить Кату. Должно быть, он был где-то рядом, когда это произошло. А потом он убежал. И он мог убить Коротышку. Но, похоже, нет никакой причины. Я думаю, в этом проблема - причина." Тон Лиафорна вызвал вопрос. Он посмотрел на священника.

«Чтобы убить Эрнесто? Не то чтобы я ничего об этом знаю», - сказал Инглес. «Он был хорошим ребенком. Служил для меня мессу. У меня было много друзей. Я не знаю врагов. У какого ребенка такого возраста есть враги? Они слишком молоды для этого».

Лиафорн заговорил медленно. - «Сесил Боулегс сказал мне, что Эрнесто и Джордж что-то украли». Это был чувствительный момент. Это нужно было сказать очень осторожно. «Предполагалось, что это что-то из тех антропологических раскопок к северу от Корн-Маунтин. Эрнесто был католиком. Он был прислужником. Если он что-то украл, он знал, что должен вернуть это, прежде чем он сможет сделать признание, верно?"

Инглез улыбался ему.

«Вы его духовник. Признавался ли он вам в чем-нибудь, что могло бы объяснить, почему его кто-то убил?» Это то, о чем вы меня спрашиваете, но вы знаете, что я не могу раскрыть то, что мне сказали на исповеди ».

«Но Ката сейчас мертв. Ничто из того, что ты скажешь мне сейчас, не причинит вреда этому мальчику. Может быть, это поможет Джорджу Боулегсу».

«Я думаю об этом, - сказал Инглес. «Вы знаете, я был священником почти сорок лет, и до этого никогда не приходило в голову. Наверное, я не буду вам ничего рассказывать, но давайте на минутку подумаем о богословии, в которое мы вовлечены».

«Может помочь просто отрицательная информация. Просто зная, что он не украл ничего важного.

Сесил Боулегс сказал мне, что это были наконечники стрел с места раскопок, но это было не так. Они проверили и сказал, что артефактов не пропало. Фактически, они ничего не упустили ".

Инглез сидел молча, его зубы касались нижней губы, а его разум беспокоился об этой проблеме. «Чтобы стать смертным грехом, преступление должно быть серьезным», - сказал он. «То, что вы описываете, было бы не чем иным, как очень незначительным недостатком. То, что сделал бы мальчик. Что-то, что мальчик с менее щепетильной совестью, чем Эрнесто, даже не подумал бы признаться».

"Теперь он мертв, а ты не можешь мне сказать?" - сказал Лиафорн. «Инструмент? Кусок бумаги? Можете мне сказать что?»

«Я думаю, что не могу», - сказал Инглес. "Наверное, мне даже не следует говорить вам, что это было несущественно.

Ничего ценного. Ничего такого, что бы вам что-нибудь рассказало ".

«Интересно, почему тогда он хотел признаться в этом. Он думал, что это важно?»

Не совсем. Это было в субботу днем. Я слушал признания. Эрнесто хотел поговорить со мной наедине о чем-то другом. Поэтому он встал в очередь. А потом, поскольку он все равно был в исповедальне, я услышал его "Исповедь - это таинство", - пояснил Инглес. «Бог дает вам за это благодать, даже если нет греха, который нужно отпустить».

«Суббота. В прошлую субботу? За день до его убийства?»

«Да, - сказал отец Инглес. «В прошлую субботу. Он был моим помошником в воскресенье на мессе, но я не разговаривал с ним. Это был последний раз, когда мы с Эрнесто разговаривали».

Инглез внезапно соскользнул со стены. «Мне становится холодно», - сказал он. "Давай пройдем внутрь."

Через тяжелую деревянную дверь Инглез поклонился в сторону алтаря и указал Лиафхорну на заднюю скамью.

«Я не знаю, что из того, что я сказал, было полезно», - сказал он. «Этот отец Джорджа Боулегса был пьяным - я думаю, вы уже знали. Что Эрнесто Ката не сделал ничего достаточно плохого, чтобы заставить кого-нибудь убить его - или даже сильно отругать, если на то пошло».

«Поможет ли тебе, если ты расскажешь мне, о чем Ката хотел с тобой поговорить? Я имею в виду до того, как он исповедал свои грехи?»

Инглз усмехнулся. «Я в этом сомневаюсь», - сказал он. «Вряд ли это был материал для убийства».

"Но не могли бы вы сказать мне, что это было?"

«Я не думаю, что сказал бы зуни», - сказал Инглес. «Но вы навахо». Он улыбнулся. "Эрнесто подумал, что, возможно, он нарушил табу зуни. Но он не был уверен, и он нервничал по этому поводу, и он еще не хотел никому признаваться в своей киве, и он просто хотел поговорить об этом с другом, - сказал Инглес. - Я был тем другом ».

"Какое табу?"

«Детям… всем, кто еще не стал достаточно взрослым, чтобы быть посвященным в религиозное общество зуни, не следует рассказывать об олицетворениях», - сказал Инглес. "Вы знаете об этом?"

"Что-то слышал об этом".

«Что ж, в мифологии зуни Совет богов - или как вы хотите называть духи этих утонувших детей - возвращались в деревню каждый год. Они приносили дождь, урожай, всевозможные благословения, танцуют с людьми, и учат их правильному образу жизни. Но всегда бывало, что некоторые из зуни следовали за ними, когда они уходили, чтобы вернуться в Танцевальный зал мертвых. А когда вы последовали за ними, вы умирали. Это было очень плохо , и качины не хотели, чтобы это продолжалось, поэтому они сказали зуни, что они больше не будут приходить. Вместо этого зуни должны сделать священные маски, представляющие их, и для них будут выбраны ценные люди кива и различных фетиш-сообществ. олицетворять различных духов. Качины будут приходить только в духе. Они будут видны, как мне сказали, определенным колдунам. Но любой, кто их увидит, умрет. Это соглашение между качинами и зуни было тайной договоренностью.

Только инициированные должны были знать об этом в религии. Детям не нужно было говорить об этом ".

Внимание Лиафорна было разделено. Он слышал медленный, точный голос Инглеса, но его глаза внимательно изучали фрески, раскинувшиеся на стенах миссии. На фоне чистой белой штукатурки были изображены Танцующие боги зуни, большинство из которых были размером с человека и похожи на людей, за исключением гротескных масок, которые придавали им головы чудовищных птиц. Только один был меньше, фигура черного с красными пятнами, а другой был намного больше - прямо над их головами у перил хорового чердака была гигантская фигура Шалако, пирамида высотой девять футов, увенчанная крошечной головой. и поддерживаемая человеческими ногами. Это была «птица-посланник» богов.

«Это то, о чем беспокоился Эрнесто», - говорил Инглес. "Он сказал Джорджу, что он будет олицетворением Шулавитси, и беспокоился о том, нарушило ли это табу.

"Там." Священник указал на маленькую черную фигурку, ведущую процессию качин по стене. "Маленький черный в пятнистой маске - Шулавитси, Маленький Бог Огня.

Он всегда выдает себя за мальчика. Это ужасно тяжелая работа - упражнения, бег, физическая подготовка, заучивание песнопений, заучивание танцев. Это высшая награда, которую ребенок может получить от своего народа, но это тяжелое испытание. Они много пропускают школу ".

«Рассказывая об этом Джорджу - он нарушил табу?»

«На самом деле я не знаю», - сказал отец Инглес. "Джордж был бы инициирован два или три года назад, если бы он был зуни - значит, он не был ребенком в том смысле, в котором говорится в мифе, и он наверняка уже знал, что качины в церемониях Шалако выдают себя за людей, живущих здесь. Но с другой стороны, формально он не был посвящен в секреты культа. Как это объясняется в мифе, этот мальчик-зуни сознательно говорит маленьким детям, чтобы испортить им церемонию, потому что он зол, а гнев является частью нарушения табу. Запрещается таить гнев в любой период церемониала. Как бы то ни было, Совет Богов послал Саламобию наказать мальчика ».

Инглес указал на четвертую качину на фреске - мускулистую фигуру, вооруженную хлыстом из юкки, с клювом, увенчанным остроконечным пером, и свирепым взглядом.

Глаза Лиафорна задержались на нем раньше, поймав что-то знакомое. Теперь он знал, что это было. Это была та же маска с клювом, которую он видел двумя ночами ранее, она отражала лунный свет позади хогана на Руно Джейсона.

"Какое было наказание?" - спросил Лиафорн.

«Саламобия отрубил ему голову мачете прямо на площади здесь - и играл с ней в футбол». Инглз засмеялся. «Большая часть мифологии зуньи гуманна и нежна, но эта так же плоха, как одна из сказок Гримм».

"Вы знаете, как был убит Эрнесто?"

Инглез выглядел удивленным. «Он истек кровью, не так ли? Я предположил, что его зарезали ножом».

«Кто-то порезал ему шею мачете, - сказал Лиафорн. «Они чуть не отрубили ему голову».

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава четырнадцатая

Четверг, 4 декабря, 10:30.

ЛИАФОРН проснулся с рассветом, сделав свой третий визит к Хогану Кривоногих.

Вокруг кустарникового загона он исследовал следы копыт лошади, взятой Джорджем Кривоногим, запоминая природу подков и каждую трещину в копытах.

Тела Коротышки Кривоногого уже не было. Похоронен одним из зуни, для которых он пас овец, как догадался Лиапхорн, или взят О'Мэлли на любую посмертную магию, которую лабораторные технологи ФБР могли пожелать провести в Альбукерке. Домашнего скота тоже не было, но мирские блага Коротышки Кривоногого остались внутри, недоступные для навахо из-за призрачной болезни. Их беспорядок усилился после третьего обыска, на этот раз федералов.

Лиафорн остановился в дверном проеме и задумчиво осмотрел нагромождение. Что-то удерживало его здесь - ощущение, что он что-то забывает или что-то не замечает, оставляя что-то незавершенным. Но что бы это ни было, теперь это ускользало от него. Он задавался вопросом, нашел ли О'Мэлли что-нибудь информативное. Если дело раскроется и офис ФБР в Альбукерке выпустит заявление, объясняющее, как был произведен арест, Липхорну не скажут. Он прочитал бы об этом в журналах Albuquerque Journal или Gallup Independent. Лиафхорн без злобы счел этот факт чем-то естественным, как смена времен года. На данный момент шесть правоохранительных органов интересовались делом в Зуни (если считать, что Управление закона и порядка Бюро по делам индейцев пассивно наблюдало). Каждый будет действовать так, как того требуют его интересы. Сам Лиафорн, не задумываясь, повлиял бы на свои действия в пользу Дини, если бы интересы навахо оказались под угрозой.

Он знал, что Орандж Наранхо будет выполнять свою работу честно и добросовестно, полностью осознавая, что его хороший друг и работодатель, шериф округа Мак-Кинли, добивается переизбрания.

Паскуанти был первым ответственным за законы, которые на несколько веков старше письменных кодексов белого человека. Хайсмит, чья настоящая работа заключалась в обеспечении безопасности дорожного движения, делал как можно меньше. И О'Мэлли принимал свои решения с укоренившимся осознанием ФБР, что награда заключается в хорошей рекламе, и с разумным отношением к тому, что другие агентства являются конкурентами этой рекламы.

Лиафорн потратил несколько минут на размышления, почему ФБР согласилось принять юрисдикцию в таком рискованном деле. Обычно ФБР переходило в маргинальные области только в том случае, если кто-то где-то был уверен, что его среднему показателю может помочь успешное судебное преследование. Или, если дело касается чего-то, что было приоритетом для агентства в этом сезоне - а это в наши дни будет либо радикальной политикой, либо наркотиками. Присутствие Бейкера говорило, что где-то фигурировали наркотики, а позиция О'Мэлли, казалось, предполагала, что у Бейкера были зацепки, которыми федералы не хотели делиться. Лиафорн подумал, что это могут быть за причины, забрался обратно в машину и завел мотор. Позади него в зеркало заднего вида он заметил дощатую дверь хогана Коротышки Кривоногого. Возможно, злобный призрак Коротышки или тот же порывистый утренний ветерок, который кружил вокруг бревен вихрь пыли.

Следуя указаниям отца Инглеса, Лиафорн свернул по гравийной дороге, которая вела к лесопилке племени Зуни в Национальном лесу Сибола, продолжил движение по ней к дороге на озеро Забор, повернул на север мимо руин доисторического Желтого дома к Н.М. 53.

Шоссе, как обычно, было пусто. Когда он приблизился к взлетно-посадочной полосе Блэк-Рок, одномоторный самолет взлетел, накренился над шоссе перед ним и поднялся над Кукурузной горой, направляясь на восток. Проезжая через старую деревню Зуни, он замедлил шаг, думая, что может сделать объезд через три квартала до полицейского участка Зуни, чтобы узнать, не произошло ли что-нибудь в одночасье. Он подавил импульс. Если бы случилось что-то важное, об этом стало бы известно в центре связи в доме капитула Рамаха, где он провел ночь. И он не был в настроении разговаривать ни с О'Мэлли, ни с Бейкером, ни с Паскуанти, ни с кем-либо еще. О'Мэлли сказал ему найти Кривоногого. Он бы нашел Кривоногого, если бы мог, потому что этого требовало его любопытство. И теперь, впервые с тех пор, как он здесь, было над чем поработать. Направление. В понедельник вечером Джордж оставил свою семью с лошадью. Расстояние до озера может быть миль пятьдесят. Если бы Джордж выбрал самый прямой путь, он бы повернул бы через резервацию Зуни, вероятно, взял бы Зуни Уош на границе штата Аризона, а затем проследовал бы по этому юго-западному направлению к шоссе 666 США. Местность была неровной, с неравномерным уклоном в сторону от Континентального водораздела, который возвышался почти на восемь тысяч футов к востоку от резервации, к той большой внутренней впадине, которую карты называли Раскрашенной пустыней

Но единственными препятствиями были естественные. Не более двух-трех заборов, предположил Лиафорн, за полтора дня верховой езды.

План Лиафорна был прост. Он подъезжал как можно ближе к озеру, а затем начинал искать следы Кривоногого. Он чувствовал себя хорошо, предвкушая удовольствие от серьезных достижений после трех дней разочарований.

По радио диск-жокей продвигал рекламу прыжков с парашютом в Yah-Ta-Hey Trading Post и играл западные записи кантри. Лиафорн щелкнул ручкой настройки, и гортанный голос поочередно говорил на английском и апачском языках. Некоторое время он прислушивался, улавливая случайное слово. Это был проповедник из резервации Сан-Карлос-Апачи, в ста милях к югу. «Хорошая книга говорит это нам», - говорил мужчина. «Наследие грешника - как безводная пустыня». Лиафорн убавил громкость. «Хорошая проповедь, - подумал он, - на год засухи».

Узкий асфальт еще больше сузился, гравийные уступы превратились в сорняки, и шоссе 53 внезапно превратились в Аризону 61 на границе. Что-то не давало покоя уголку сознания Лиафорна, смутная мысль, которая испарилась, когда он попытался ее поймать.

Это его беспокоило.

На пересечении с шоссе США 666, Лиафорн увидел Сюзанну. Она стояла к северу от перекрестка, рядом с ней лежал мешок с мукой, выглядела маленькой, холодной и хрупкой и притворялась - после первого беглого взгляда - не замечает машину полиции навахо.

Лиафорн заколебался. Сегодня ему не нужна была компания. Он с нетерпением ждал дня в одиночестве, чтобы восстановить дух. С другой стороны, ему было любопытно. И он обнаружил, что очень любит эту девушку. Он не хотел, чтобы она просто исчезла. Он съехал с шоссе и остановил машину рядом с ней.

"Куда ты едешь?"

«Я путешествую автостопом, - сказала она.

"Я вижу это. Но куда?"

«На север. До Сороковой межгосударственной автострады». Она покачала головой. "Думаю, я точно не знаю.

Я собираюсь решить, идти ли на восток или на запад, после того, как доберусь до межштатной автомагистрали ".

«Думаю, я знаю, как найти Джорджа», - сказал Лиафорн. «Вот куда я еду. Чтобы попробовать его найти. Если у вас есть время, вы могли бы помочь».

«Я не могу помочь».

«Ты его друг», - сказал Лиафорн. «Он почти наверняка увидит меня до того, как я его увижу. Он решит, что я преследую его, поэтому он спрячется. Но если он увидит тебя, он поймет, что все в порядке».

«Хотела бы я сама быть уверенной, что все в порядке, - сказала она. Но когда он открыл дверь, она поставила мешок с мукой за сиденье и села рядом с ним. Он сделал разворот и двинулся на юг вниз по 666. Знак на перекрестке гласил: ST. ДЖОНС 29 МИЛЬ.

«Мы идем на юг, к тому месту, где Зуни Ваш уходит под шоссе»,

- сказал Лиафорн. "Около пятнадцати или шестнадцати миль. Прежде чем мы доберемся туда, есть ворота ранчо.

Мы собираемся остановиться там и убрать этот грузовик в удобное место, а затем прогуляться ».

Сюзанна ничего не сказала. Вид с вершины холма простирался на двадцать миль. Местность представляла собой в основном холмы, но далеко на юге простиралось большое плоскогорье резервации Зуни, простиралось ломаное невысокое плоскогорье с низкорослой древесиной наверху и бесплодной эрозией внизу.

Как он и предполагал, Сюзанна не завтракала. Он указал на мешок с продуктами, который подобрал в магазине в Раме.

«Что с тобой случилось вчера? Когда Исаакс пришел поговорить с тобой, тебя не было».

«Я вернулась в коммуну. Это было именно так, как я тебе сказала, не так ли? Тед ничего не мог сделать? И мое присутствие там только усложняло ему жизнь?»

Липхорн решил не комментировать это.

«Так почему ты передумала оставаться в коммуне?»

«Хэлси решил это за меня. Он сказал, что я привлекаю слишком много внимания полиции».

Он заметил, что она жадно ела. «Не только без завтрака», - подумал он. Ужина, наверное, тоже не было. Она сложила манжет своей джинсовой рубашки, и из него вытянулся потрепанный серый рукав шерстяной майки, закрывавший тыльную сторону ее узкой хрупкой руки. Когда она ела, быстро и без слов, Лиафорн увидела, что кожа между большим и указательным пальцами ее правой руки покрыта сморщенным белым старым шрамом. Это была уродливая форма. Что бы ни было причиной, оно прожигло кожу прямо в мышечное волокно.

"Так Холзи выгнал тебя?"

«Он сказал собрать мои вещи и сегодня утром отвез меня на шоссе».

Она посмотрела в окно, прочь от него. «Я была права насчет Теда, не так ли? Он ничего не мог сделать».

«Вы были правы в этой ситуации», - сказал он. "Айзекс объяснил это так же, как и вы.

Он сказал, что Рейнольдс уволит его, если кто-нибудь останется с ним ».

«У него просто нет возможности сделать это», - сказала она. «Это действительно большая надежда Теда. После этого он станет знаменитым. Вы знаете, он никогда не был просто бедным. Он беден как и вся его семья. И это шанс Теда. У него никогда не было ничего».

Это прозвучало, подумала Лиафорн, как будто Сюзанна пыталась убедить их обоих.

«Он просто не мог этого сделать», - сказала она. «Он никак не мог этого сделать».

Лиафорн нашел ворота ранчо, которые описал отец Инглес, примерно в полутора милях вверх по склону от Зуни-Уош. К столбу была прибита выцветшая из-за непогоды табличка. Сообщение, которое она когда-то провозглашало - «Запрещено, держись подальше» или «Закрой ворота», - давно стерто пескоструйной зачисткой весенних пыльных бурь. Рядом висели три шкуры койота, седые мертвые волосы колыхались на ветру.

"Почему они это делают?" - спросила Сюзанна. "Прикрепили их в заборе? "

«Койоты? Думаю, это по той же причине, по которой белые люди вешают голову животного себе на стену. Показывает всем, что у вас есть мужское начало, чтобы убить его». На навахо слово Хостин Койот было ma ii. Он был обманщиком, шутником, героем тысячи анекдотов навахо, детских сказок и мифов. Он часто был союзником человека в борьбе за выживание и всегда был проклятием общества, которое пасло овец. Навахо убил бы убийцу ягнят, если бы мог. Это был поступок, совершенный с надлежащими извинениями, а не тем, чем можно выставлять напоказ на обочине дороги.

Лиафорн ехал очень медленно, стараясь не поднимать колеса по грунтовой дороге, чтобы не поднималась пыль. Каждый раз, когда тропа разветвлялась к другой ветряной мельнице или к другому месту, Лиафорн выбирал маршрут, ведущий к невысокому откосу плато Зуни. Отец Инглес сказал, что озеро находится в пяти или шести милях от шоссе и ниже горы. Это был небольшой естественный пляж, который в сезон дождей наполнялся сточными водами, а затем медленно высыхал, пока весной не наполнился таянием снега. Найти его будет относительно легко в стране, где тропы оленей, антилоп и крупного рогатого скота ведут к любой стоячей воде.

. Последняя тусклая тропа заканчивалась тупиком у ржавой ветряной мельницы. Лиафорн вывел машину на неглубокую арройо и припарковал ее среди зарослей можжевельника.

Озеро оказалось менее чем в миле. Лиафорн стоял среди скал на гребне над ним и внимательно осматривал его в бинокль. За исключением оленя, прыгающего на своих ходулях на мелководье, ничто не двигалось вокруг потрескавшегося грязевого берега. Лиафорн методично изучал пейзаж через бинокль, работая сначала с близкого расстояния, а затем двигаясь к горизонту, абсолютно ничего не видя.

"Вы уверены, что это все?" - спросила Сюзанна. «Я имею в виду, что от священного озера вы ожидаете чего-то большего».

Этот вопрос раздражал Лиафорна.

«Разве Фома Аквинский не учил вас, белых, тому, что бесконечное количество ангелов может танцевать на булавочной головке?»

«Не думаю, что слышала об этом», - сказала Сюзанна. «Я бросила школу в десятом классе».

«Ммм… ну, дело в том, что не нужно много воды, чтобы покрыть множество духов. Но, насколько нам известно, не имеет значения, Котлувалава ли это. Важно то, думает ли об этом Джордж. И это имеет значение только в том случае, если он пришел сюда и мы сможем его найти ».

«Я не думаю, что он приходил сюда», - с сомнением сказала она. "Зачем ему? Можете ли вы придумать причину?"

«Все, что я знаю о Джордже, - это то, что мне говорят люди», - сказал Лиафорн. «Я слышал, что он в некотором роде мистик. Я слышал, что он вроде как сумасшедший. Я слышал, что он непредсказуем. Я слышал, что он хочет стать членом племени зуни, что он хочет быть посвященным в их религию. Хорошо, давайте скажем кое-что из этого. это правда. Теперь я также слышал, что Эрнесто был его лучшим другом. И что Эрнесто боялся, что он нарушил табу, рассказав Джорджу о религии зуни больше, чем вы должны сказать непосвященным ». Лиафорн замолчал, думая о том, как это могло случиться.

«Теперь. Допустим, Джордж оставил велосипед там, где он должен был встретить Эрнесто, и он куда-то уходит. Когда он возвращается, велосипед уже ушел, как и Эрнесто. Это достаточно естественно. Он думает, что Эрнесто не ждал, и он пропустил он. Но он также замечает эту большую лужу крови. Тогда она была бы свежей. Это бы его напугало. На следующий день он приходит в школу в поисках Эрнесто. И он узнает, что Эрнесто пропал. Что то случилось. Теперь все говорят мне, что Джордж в каком-то смысле сумасшедший. Допустим, он решает, что качины наказали Эрнесто за нарушение табу. Джордж слышал бы легенду о мальчике, который нарушил правило секретности и качина отрубил ему голову. Может быть, он хочет прийти сюда, чтобы попросить Совет Богов снять с него любую вину. Или, может быть, он пришел, потому что сюда придет дух Эрнесто, чтобы присоединиться к предкам ». Даже когда Лиафорн сказал это, это звучало маловероятно.

«Помните, - сказал он, - Джордж спрашивал вас о том, снимут ли качины вину. И помните, что он сказал Сесилу, что должен найти качин, - что у него с ними дела».

«Может быть, так бы подумал Джордж», - сказала Сюзанна. Она взглянула на Лиафорна, а затем на свои руки. Она натянула манжету на шрам. "Во многих отношениях он выходил из положения.

Он и Эрнесто всегда говорили о ведьмах, оборотнях, колдовстве, имели видения и тому подобное. С Эрнесто можно было сказать, что в основном это был просто разговор. Но с Джорджем, это было реально ".

«Если он планирует быть здесь, когда дух Эрнесто прибудет, у нас есть хорошие шансы догнать его. Это будет завтра. Может быть, на рассвете».

"Что ты имеешь в виду?"

«После смерти духу требуется пять дней путешествия, чтобы добраться до Танцевального зала мертвых», - сказал Лиафорн.

«Зуни пытаются похоронить одного из своих людей в том же солнечном цикле, в котором он умер - поэтому они устроили похороны Эрнесто в тот же день, когда выкопали его тело из-под этого небольшого оползня на холме. быстрые похороны его в католической церкви, а затем священники и достойные люди его кивы провели церемонию у могилы. Но в каком-то смысле похороны на самом деле еще не закончились. Они положили пять комплектов свежей одежды в погребальный саван вместе с телом … И на пятый день он добирается сюда - если это действительно место - и проходит мимо духов-хранителей на берегу, и он присоединяется к Совету Богов и становится качиной ».

"Так ты думаешь, Джордж будет здесь завтра?"

Лиафорн рассмеялся. «Я не знаю, действительно ли я так думаю, или я просто не могу думать о какой-либо другой возможности».

«Может, он хочет быть здесь, чтобы попрощаться или что-то в этом роде. Я думаю, что Эрнесто был единственным другом, который у него когда-либо был. Может, он хочет сделать какой-то сумасшедший жест».

"Как самоубийство?"

Сюзанна посмотрела на Лиафорн глазами, слишком старыми для ее лица. «Я думаю, он мог бы сделать что-то подобное. Он ужасно хотел быть зуни, и я думаю, что Эрнесто был его единственной надеждой - если когда-либо была надежда. Но дело не только в этом». Её зубы схватили нижнюю губу, затем выпустили ее.

«Он был так одинок. Я думаю, что, должно быть, плохо быть навахо, если тебя беспокоит одиночество».

Эта мысль никогда не приходила Лиафорну в голову. Он обдумал это, глядя на изломанное пространство травы, кустарника и эрозии, которое исчезло, превратившись в пустую голубую даль за прудом. «Ага, - сказал он. «Как крот, ненавидящий темноту».

«Вы думали, что он может прийти сюда, чтобы убить себя? Или это делают навахо?»

«Немногие. За исключением бутылки», - сказал Лиафорн. «Это немного медленнее, чем пистолет».

Вокруг озера Лиафорн нашел следы антилоп, несколько отпечатков старых мокасин в засохшей грязи, а также различные следы, оставленные койотами, дикобразами и лисами - мириадами видов мелких млекопитающих, которых стоячая вода привлекает в засушливых местах. Знаки на мокасинах довольно хорошо устраняли любые сомнения в том, что этот пляж имел какое-то религиозное значение, даже если это не было Священное озеро. За исключением ритуальных мероприятий, зуни носили мокасины не чаще, чем навахо или агенты ФБР. Но не было никаких следов копыт лошади Джорджа или сапог, которые Джордж носил. Единственные следы лошадей, которые он нашел, были старыми и почти стертыми, возможно, той же самой бурей, которая выла вокруг хогана Коротышки Кривоногого в ночь, когда он был убит, и они не соответствовали отпечаткам копыт, которые Липхорн там запомнил. Он догадался, что пасущихся лошадей здесь поят.

Он прокладывал путь прочь от озера, ища в расширяющемся круге вдоль охотничьих троп и песчаных водостоков. Сюзанна последовала за ним, сначала задала несколько вопросов, а потом замолчала. К 14:00. Липхорн был абсолютно уверен, что Джордж Кривоног не приходил к этому озеру. Он сел под можжевельником, предложил девушке сигарету и сам выкурил одну, пытаясь представить, где еще Джордж мог бы пойти за своими качинами. Кажется, ответа не было. Он прикурил сигарету и возобновил поиск. В течение пяти минут он обнаружил четкую и безошибочную форму левой передней части стопы лошади Джорджа. Это было на голой земле, где большая часть кроличьего куста защищала её от ветра.

Затем Лиафорн обнаружил правый передний след копыта на открытом воздухе, настолько стертый ветром, что он пропустил бы его, если бы не знал, где искать.

«Итак, он пришел», - сказала Сюзанна. "Но где нам теперь его искать?"

«Он был здесь либо до, либо во время той маленькой бури», - сказал Лиафорн. «Должно быть, было еще светло. Поэтому он отправился в поездку в понедельник вечером после того, как оставил записку для Сесила, а затем закончил поездку во вторник».

И что потом? Лиафорн осмотрел землю вокруг куста, обнаружив следы копыт в местах, где почвенный покров или контур земли давали некоторую защиту от порыва ветра. Небольшое расстояние, которое он исследовал, предполагало, что Джордж поднялся на этот хребет с северо-востока - в направлении деревни Зуни. Мальчик довольно долго сидел на своей лошади за зарослями пиньона, и проехал около тридцати ярдов по гребню к юго-востоку. На юго-востоке виднелся серо-зеленый откос Зуни. Он нашел озеро и уехал. Почему?

Ждать? Чего ждать? Чтобы дух Каты завтра прибыл для спуска в подземный мир? Может быть. Лиафорн покачал головой. Сюзанна с сомнением смотрела на него.

Он спросил. "Вы уверены, что он не взял еду из коммуны?"

«Я уверена», - сказала она. «Холзи не позволил бы ему взять».

«Значит, он, должно быть, был голоден к тому времени, когда добрался сюда. Мальчик голоден и гордится своей способностью охотиться на оленей, и он взял с собой свое ружье для оленей. Так что я предполагаю, что он пошел бы на охоту на оленей». В противном случае, если бы он ждал духа Каты, у него было бы два полных дня без еды. Здесь не было оленьих следов. Стада все еще пасутся на плато, еще не загнанные на низину из-за снега и холода. Если бы Джордж был умен, он отправился бы на плато, нашел бы убежище и укрылся. А потом он нашел бы территорию стада, устроил засаду на оленьей тропе и ел бы мясо, пока ждал всего, чего ждал.

И поскольку Джордж Кривоногий знал, как найти оленей, Лиафорн знал, как найти Кривоногого. Оставался вопрос, что делать с этой худенькой девушкой. Лиафорн посмотрел на нее задумчиво и объяснил альтернативы.

Они были достаточно простыми. Она могла бы вернуться к машине и подождать его там - возможно, до завтрашнего дня.

Или она могла бы пойти с ним, что потребовало бы значительного количества пешей ходьбы на большие расстояния и, возможно, ночевки на плато в холоде. «Я не знаю, опасно ли это»,- сказал Лиафорн.-

"Я не думаю, что Джордж убил мальчика Ката, но некоторые люди так думают, и если бы он это сделал, возможно, он хотел бы застрелить меня, потому что я охочусь на него. Я сомневаюсь, но тогда, как я уже сказал, все говорят он в некотором роде сумасшедший. Если он достаточно сумасшедший, чтобы выстрелить в кого-то, все, что у него есть, - это изношенное ружьё 30-30 для ближних дистанций. Но на самом деле, если он достаточно хорош, чтобы преследовать оленей с этой штукой, я бы не хотел, чтобы он преследовал меня ". Он сделал паузу. Было ли что-нибудь, что он упустил из виду? У него было чувство, что это может быть. «Другое дело. Он почти наверняка увидит нас до того, как мы его увидим. Потому что нам придется подойти, а он, вероятно, не будет этому рад».

Сюзанна улыбалась ему. «С другой стороны, - сказала она, - я нравлюсь Джорджу, и он доверяет мне, и он не собирается стрелять в меня. Я не думаю, что он будет стрелять в кого-то еще, и я лучше пойду вместе, чем быть в этом пикапе всю ночь одна И если я не пойду с тобой, ты его никогда не найдешь, потому что, когда он увидит незнакомого человека, он скроется.

Но если он меня увидит, он выйдет и поговорит. Я лучше пойду с тобой."

Лиафорн быстро двинулся вниз по гребню.

Маршрут Кривоногого, который, должно быть, был самым коротким и легким путем вверх по холму, был гребнем с седловидной опорой, который обеспечивал доступ к склону горы. Он следил за ним достаточно долго, чтобы подтвердить это, а затем направлялся прямо к седлу. Сюзанна поспешила за ним.

«Я немного напугана», - сказала она. «Держу пари, ты тоже немного, не так ли? Но я действительно думаю, что Джорджу нужен кто-то, чтобы помочь ему».

«Совершенно верно, - подумал Лиафорн. Джордж, и Тед Айзекс, и бледный молодой человек с кошмарами, и младшая сестра, уехавшая куда-то в жестокую страну, в мире, полном неудачников, - всем им нужна помощь Сюзанны, и они ее получат, если она сможет с ними связаться. Это тоже удерживает ее от неудачников. Он шел быстро, то тут, то там вылавливая полустертые следы копыт, зная, что Сюзанна не отстает, и безуспешно пытаясь понять выбор, сделанный Тедом Айзексом.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава пятнадцатая

Четверг, 4 декабря, 14:17.

ОНИ НАШЛИ СЛЕДЫ лошади Джорджа на склоне седловины, примернотам, где Лиафорн ожидал их найти.

«У тебя хорошо получается, правда?» - сказала Сюзанна.

«Я занимаюсь этим долгое время», - сказал Лиафорн.

Она сидела на корточках на оленьей тропе рядом с ним, рассматривая след копыта. Левая рука продолжала рассеянно теребить правую манжету, натягивая потрепанную ткань на шрам.

Рефлекс ушибленного духа. Насколько сильно ушиблено? Лиафорн задумал создать ряд обстоятельств, при которых эта слишком худая женщина-ребенок убила бы Эрнесто Ката в каком-нибудь шизофреническом извращении с добрыми целями. Его воображение справилось с этой задачей, но он потерпел неудачу на следующем убийстве, который попытался поместить ее в хоган Кривоногих с оружием, поднятым над головой беспомощного пьяного.

С вершины горы над ними донесся хриплый крик пиньонской сойки. Лиафорн слушал, но больше ничего не слышал. Ветерок утих. Ничего не двигалось. На западном горизонте где-то над центральной Аризоной образовалась сероватая кайма облаков. Лиафорн пожалел, что не прислушался к прогнозу погоды. Он внезапно занервничал. Что-то напугало сойку? Неужели Джордж Кривоногий со своими старым ружьем 30-30 смотрел на них сверху вниз со скалы? Неужели он неправильно догадался о мальчике? Джордж не мог убить своего отца. Он был в дне езды от хогана. Но он мог убить Кату. Мог ли он быть не просто сбившимся с толку ребенком, а буквально сумасшедшим? Жить какой-то фантазией о реальности духов и колдовства, которая сделала убийство просто еще одной частью мечты? Этот вопрос занимал Лиафорна на крутом подъеме по седлу над выступом холма и заставлял его двигаться медленнее и осторожнее, когда он выполнял свою работу. Тем не менее, в течение часа он собрал большую часть необходимой информации.

В это время года эта часть холма была пастбищем для стада из двадцати-двадцати пяти оленей. Они пили воду из просачивания под скалой и имели два обычных спальных места - оба на сильно расчищенных кочках, где восходящие потоки доносили до них запах хищников. В течение двух часов у него было четкое представление о том, по какой схеме следовало стадо на рассвете, в сумерках и во время ночного кормления. Этот режим кормления, как он объяснил Сюзанне, сопровождался почти механической постоянности оленей- режим - менялся только в зависимости от погодных условий, ветра, температуры и запасов корма.

«Судя по тому, что вы мне рассказываете о Джордже, он все это узнает», - сказал Лиафорн. "Если бы он поднялся сюда, когда мы думаем, что он это сделал, он бы попытался убить одного оленя в сумерках. Он бы прочитал достаточно дорожек, чтобы выяснить, где олени бродили, когда они выходили из своего дневного спального места. Затем он устроил бы засаду и просто подождал бы ".

Вороны привели их к месту. Птица-стражник поднялась, настороженно каркая. Дюжина птичек взмахнула к небу, шумно от этой тревоги. Спустившись по склону, они нашли небольшую поляну, на которой Джордж застрелил своего оленя.

Животное, маленький двухлетний олень, все еще лежал на тропе в тени выступающих валунов верховой скалы. Лиафорн стоял на одном из валунов, осматривая местность и чувствуя себя хорошо. Впервые с тех пор, как он услышал о Джордже Кривоноге, что-то вроде получилось с той рациональной гармонией, которую требовала упорядоченная душа Лиафорна. Он объяснил это Сюзанне, показывая ей потертости на лишайниках там, где Джордж скорчился на валунах; объясняя, как в сумерках охлаждающий воздух будет двигаться по тропе, убирая запах Джорджа от приближающегося стада и позволяя ему сидеть почти прямо над их маршрутом.

«Отсюда мы рассмотрим его следы и выясняем, где он провел прошлую ночь. Он прикажет коню быть где-нибудь рядом, так что это должно быть легко. А если он топчется на месте до завтра…» - голос Лиапхорна затих. Выражение его лица, которое было вежливо удовлетворенным, сменилось озадаченным хмурым взглядом. Он нарушил созданное им самим молчание, пробормотав что-то на навахо. Мгновение назад эта сцена аккуратно вошла в структуру, построенную его логикой - оленя убили, где, когда и как олень должен был быть убит.

Почему он не заметил вопиющего несоответствия? Хмурый взгляд Лиафорна превратился в сердитый взгляд.

Сюзанна удивленно смотрела на него. "Что случилось?"

«Подожди прямо здесь», - сказал он. «Я хочу взглянуть на это поближе».

Он спрыгнул с валунов и присел рядом с тушей. Он был жестким, мертвым не меньше суток. Запах свежей оленины и старой крови достиг его ноздрей. Это был толстый молодой олень, застреленный сразу за левым плечом сверху и спереди - идеальный выстрел для мгновенного убийства, сделанный, очевидно, из валуна с очень близкого расстояния. Затем Джордж перекатил оленя на спину, удалил ароматические железы с его задних ног, открыл грудную клетку и брюшную полость, сделав аккуратный и точный разрез через кожу и мышцы. Он раскатал внутренности, а затем отрезал длинную полоску кожи и привязал ее к передним лодыжкам оленя, предположительно, готовясь поднять тушу на ветки дерева, чтобы дать стечь крови и оградить от наземных грызунов. Но туша все еще лежала. Лиафорн нахмурился. Он мог бы понять, если бы Джордж просто нарезал себе значительную часть оленины и оставил тушу лежать. Это пошло бы против того, как навахо и охотник, растратил мясо. Но если бы он спешил, Джордж мог бы это сделать. Но почему?

Лиафорн качнулся на пятках и попытался воссоздать его.

Мальчик тщательно осматривал стадо, не предупреждая его, проверял его маршруты, проверял снос ветра, устраивал засаду, молча ждал в сгущающейся темноте, выбирал оленей, которых хотел, и производил единственный точный выстрел в нужном месте. Затем, предпринимая каждый шаг в разделке туши без всякой спешки. А затем, когда работа почти сделана, он уходит и оставляет мясо портиться, даже не нарезая себе стейк для жарки.

"Что делаешь?" - спросила Сюзанна. "Что-то не так?"

«Посмотрите вокруг и посмотрите, сможете ли вы найти пустой патрон от винтовки».

"Как бы это выглядело?"

«Латунь», - сказал Лиафорн. «Меньше, чем колпачок от перьевой ручки». Он потыкал внутренности.

Не хватало сердца, печени и желчного пузыря. Вороны клевали, но они не успели бы прикончить большие органы и избежали бы горькой желчи. Навахо это было полезно только в церемониальных целях, в медицине, чтобы отбиваться от ведьм. Лиафорн попытался вспомнить, использовалась ли желчь оленя в ритуалах для зуни.

«Что-то насчет охотничьего фетиша», - подумал он, но мало что знал об их церемониализме. Он подтвердил, что Джордж не ел мяса. В какой-то момент был сделан разрез и вырезано немного жира. Зачем Джорджу сало? Лифорн не мог придумать ответа. И зачем убивать оленей ради мяса, начинать аккуратную разделку, а потом уходить, не имея ничего, кроме сердца и печени? Они сказали бы, что Джордж сошел с ума, но безумием этого не объяснили.

Лиафорн поднялся с корточки, заметив, что его мускулы устали. Он начал без особой надежды или энтузиазма определить, какую историю расскажут следы на этой поляне.

Следы оленей были повсюду. Рядом с трупом их обезумевшие копыта оставили след.

Джордж ходил сюда. Знак его ботинок был отчетливо виден по следам от копыт.

Так был отпечаток мокасина.

Лиафорн уставился на этот след - мягкий отпечаток среднего размера в форме ступни. А потом его рука начала возиться с клапаном кобуры для пистолета, когда стало ясно значение того, что он видел. Он стоял неподвижно, его глаза сканировали кисть, окружавшую это маленькое отверстие, его рука лежала на рукоятке пистолета. След был оставлен вчера - после того, как Джордж убил своего оленя, но вскоре после этого. Кто-то следил за Джорджем здесь. За какую-то неизмеримую долю секунды разум и память сошлись воедино. Лиафорн увидел потрепанную жестяную коробку для завтрака Сесила, в которой ищущей рукой разбросаны сувениры. Он услышал голос Сесила, говорящий, что записка от Джорджа осталась в ящике. В это мгновение Лиафорн понял, на что он не обращал внимания тридцать шесть часов.

Записка отсутствовала в коробке, потому что человек, убивший Коротышку Кривоногого, нашел ее и по ней вычислил, куда пропал Джордж, и безжалостно выследил его до этого места.

Лиафорн яростно проклял себя на навахо. Как он мог быть таким глупым? Это то, что его подсознание подсказывало ему вспомнить. Неужели он вспомнил это слишком поздно? Он взглянул на тушу. Этот человек, должно быть, прибыл, когда Джордж разделывал оленя, что объясняло, почему Джордж бросил работу незавершенной. Так где же сейчас Джордж? Неужели этот человек убил его и спрятал тело?

"Вот." Позади него раздался голос Сюзанны. «Это больше похоже на помаду, чем на колпачок от авторучки». Она держала пустой патрон между большим и указательным пальцами, ухмыляясь. («Вдруг это не будет гильзой 30-30 из старой винтовки Джорджа, - подумал Лиафорн. - Может это будет .45 калибра, или .38, или 30-06, и этим будет объявлено, что Джордж Кривоног был застрелен в этом месте вчера, примерно в то же время, когда лейтенант Джозеф Липхорн терял время, болтая с католическим священником в Зуни.)

«Давай посмотрим», - сказал Лиафорн. Сюзанна бросила ему в ладонь пустую гильзу 30-30, ее медный колпачок был помят, а из не все еще пахло горелым порошком.

«Это было прямо у подножия той большой скалы», - сказала Сюзанна. "Это было из винтовки Джорджа?"

«Это было из винтовки Джорджа», - сказал Лиафорн. «Теперь посмотри, сможешь ли ты найти еще одну. Осмотри вокруг этой поляны… вокруг мест, где кто-то мог бы встать и взглянуть сюда незаметно».

Лицо Сюзанны выразило изумление

Она не ответила. Вместо этого он начал утомительную работу по выяснению того, как Джордж покинул это место.

Сначала он нашел путь, по которому прибыл Джордж. Он шел по оленьей тропе снизу. Еще пятнадцать минут ушло на то, чтобы разобрать следы и определить дорогу, по которой мальчик ушел. Лиафорн почувствовал огромное облегчение. Джордж ушел своим ходом, отойдя от туши и обогнув валун. Там он повернулся, присел, опираясь на подушечки ног, лицом к поляне. (Что он делает? Слушает? Наблюдает? Его что-то насторожило?) Оттуда следы вели мимо ширмы пиньонов, мимо еще одного каменистого обнажения и вверх по склону к более большим деревьям

Лиафорн провел на поляне еще полчаса и узнал немного больше. В своей бесплодной охоте за очередным пустым патроном (который Лифхорн больше не ожидал найти) Сюзанна спугнула кролика из кустов за поляной и отправила его прыгать сквозь камни. Этот звук мог быть тем, что насторожило мальчика.

Как бы то ни было, мальчик достаточно нервничал, чтобы пойти закрытым непрямым путем к тому месту, где он оставил свою лошадь. Оттуда он поехал на запад через горы.

Лиафорн сел на ствол упавшей пондерозы, выудил из кармана куртки запасную банку с мясом и разделил ее с Сюзанной. Пока они ели, он обдумывал альтернативы. Он мог продолжать пытаться идти по следам Джорджа, или он мог подождать и попытаться поймать его на озере завтра, или он мог сдаться и пойти домой. Шансы найти Джорджа теперь, когда он был напуган, казались слабыми. Мальчик либо бежал (но не очень быстро, потому что его лошадь уже почти умерла от голода и истощения), либо он где-то прятался, очень настороженный и очень осторожный. Если Липхорн правильно догадался об озере, шанс поймать Джорджа там выглядел немного лучше. По крайней мере, это были лучшие из возможных шансов. Солнце уже садилось. Облака на западе поднялись над горизонтом и были окаймлены ярко-желтой каймой. Косой свет превращал равнины в долине внизу из бело-серых в розовые. В семидесяти милях к юго-западу над тускло-синим очертанием Белых гор образовалось еще одно облако. Этот огромный пустынный пейзаж напомнил ему замечание Сюзанны о том, что трудно быть навахо, если вы не хотите быть одиноким. Он снова задумался о Джордже. Бегство мальчика от туши оленя, казалось, скорее наводило на нервность, чем на панику. Он что-то услышал, что-то увидел, внезапно испугался и уклонился от этого. «Лучше бы он спрятался в безопасном месте, - подумал Лиафорн, - а не убегал бы».

И сегодня его страхи уменьшились бы со светом. Джордж Кривоног, решил Лиафорн, прямо сейчас будет на этой горе, ожидая того, чего он ждал в Танцевальном зале мертвых. Но будет ли здесь человек, который охотился за ним?

Лиафорн считал так. Мужчина знал бы, как выследить мальчика. Чтобы найти место убийства Джорджа, ему нужно было быть достаточно компетентным следователем. Но как только Джордж начнет убегать, заметая следы, ему придется стать намного лучше. Он должен быть не хуже Джо Лиафорна - а может быть, лучше, чем Лиафорн. Насколько Лиафорн знал, лучших следопытов, чем он, не было. Уж точно не зуньи или белый человек.

Так что же сделал бы Человек, который носил мокасины? Лиафорн подумал об окровавленной голове Коротышки Кривоногого, разграбленном хогане. Он сомневался, сдастся ли этот человек. Он останавливался в подходящем месте с дальним видом и ждал, пока мальчик двинется с места. Лиафорн посмотрел на Сюзанну, которая лежала на спине, ее лицо было пыльным и осунувшимся от усталости. Слишком устала, чтобы говорить. Он поднялся на ноги, более усталый, чем когда-либо с тех пор, как он себя помнил.

«У нас осталось немного светлого времени», - сказал он. «Я думаю, мы вернемся к тому седлу, по которому мы сюда забрались. Это был путь Джорджа вверх и, вероятно, его путь вниз. Мы найдем место, чтобы немного отдохнуть где-нибудь поблизости. А утром мы будем в состоянии наблюдать за ним ".

"Вы не собираетесь пытаться найти его сегодня вечером?"

«Я попытаюсь получить общее представление о том, где он может быть», - сказал Лиапхорн.

«А потом мы собираемся отдохнуть».

На камне над седлом Лиафорн снова остановился. Он достал бинокль и пять минут разглядывал пейзаж. Седло, появившееся из озера, казалось, единственный легкий путь вниз. За седлом, к югу от утеса, на котором стоял Лиафорн, от откоса тянулась полоска земли. Там был густой завал смешанных засушливых хвойных пород. Он заметил это раньше, посчитав это идеальным укрытием для оленей - такое место, которое стадо оленей выбрало бы для отдыха. Единственный перешеек земли соединял этот огромный холм с другим холмом. К оленю сверху нельзя было подойти по краю из-за нависающей скалы. Они могли без проблем следить за тропой, как ходят отдыхающие олени. Поднимающиеся в течение дня воздушные потоки уносят запах любого хищника. И были пути отступления. Спуск был крутым, но, в отличие от скал Мезы, не невозможным. Лиафорн изучал это место в бинокль. Это было бы привлекательно для Джорджа по той же причине, что и для оленей. Он предлагал безопасность, но не был ловушкой. Джордж это видел. Он, должно быть, видел ее преимущества как укрытие.

По главе седла они пересекли тропу, которая вела по нему. Сюзанна теперь немного ожила. «Вот и наши следы», - сказала она. «Твои ботинки и мои туфли. И вот отпечаток копыта лошади Джорджа, который мы видели, поднимающийся вверх».

«Ага», - сказал Лиафорн. Если она оживала, то он нет.

«А вот и один из тех следов мокасина», - сказала она. «Как тот, который ты показал мне около оленя».

"Где!"

«Прямо здесь. Он наступил на твой след».

Лиафорн присел на корточки рядом с дорожкой. Мокасины, спускавшиеся по тропе, частично стерли след на пятке, оставленный Лифорном в тот день на пути вверх.

Сюзанна что-то прочитала по его лицу. «Это что, невезение? Кто-то наступил тебе на след?»

«Я думаю, это зависит от обстоятельств», - сказал он. Он не объяснил ей, кто, должно быть, оставил следы на туше оленя. Не было причин ее пугать. Теперь, может быть, ему стоит ей рассказать. Человек, который вчера преследовал Джорджа, мог теперь преследовать их. По крайней мере, он знал, что они были на холме. Лифорн решит, что ей сказать, когда они найдут место, где переночевать.

К тому времени, когда они достигли подъездного пути к лесистому полуострову у подножия каменной породы, небо на западе стало ярко-красным, как умирающий закат. На востоке было слабое желтое сияние там, где скоро должна была взойти полная луна. Лиафорн стоял у бреши в камне, глядя на неизбежную тропу, уходящую в заросли.

«Если бы я немного поторопился, - сказал он, - я бы кое-что увидел». На узкой тропе в сумерках не было видно следов. В любом случае Джордж мог бы этого избежать, если бы заподозрил, что за ним следят. Вдалеке и позади них Лиафорн услышал лай. Спокойный дневной цикл заканчивался. Теперь начался цикл охоты - часы хищника, совы, рыси, койота и волка. Не было никакого бриза, только слабое движение термального, холодного воздуха земли, просеивающегося мимо него, опускаясь к долине далеко внизу. Он внезапно нервно осознал, что Человек, который носил мокасины, знал, что они находятся на этой холме. Неужели мужчина их нашел? Наблюдал ли он за ними? Наблюдал ли он за ними сейчас?

Эта мысль заставила Лиафорна почувствовать зудящее пятно на коже между лопатками. Он решил рассказать Сюзанне о следах мокасин. Он делал это, пока они ели. Она должна знать.

«Сьюзи», - сказал он. «Держи глаза открытыми. Я спущусь сюда немного и посмотрю, смогу ли я что-нибудь увидеть».

Он сделал, как выяснилось, ровно три шага.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава 16

Четверг, 4 декабря, 18:08

БОЛЬ была похожа на удар молотком. Лиафорн отступил на шаг. Он хватал ртом воздух, одновременно осознавая громкий двойной треск выстрела, сильный узел боли в животе и запах горелого пороха. Позади него он услышал крик Сюзанны. Его левая рука без его желания переместилась к животу. Его правая рука полезла под куртку в поисках пистолета на бедре - действие было столь же рефлекторным.

Его глаза видели источник этого нападения в тот самый момент, когда он произошел. Они зарегистрировали струю движения от камней прямо перед ним и полосу полета пули по направлению к нему. Казалось невозможным, что он мог видеть пулю. Казалось невозможным, чтобы выстрел был произведен с самой поверхности скал. В правой руке он держал пистолет, но цели не было. Там никого не было. Там никого не могло быть. А потом он осознал, что чувствует его левая рука. Он нашел металлическую трубку, выступающую из его рубашки чуть выше пупка. Лиафорн уставился на него, увеличивая

сначала тупой, а затем пытается понять, что он видит.

Источником запаха горелого порошка и его боли выступал из его живота цилиндр из тусклого алюминия. К его основе был прикреплен клубок розовой шерстяной пряжи. Движением, рожденным отвращением, Лиафорн выдернул цилиндр из своего живота. Он вздрогнул от освежающей боли. Цилиндр теперь был удалён от его тела, но зацепился за жесткую ткань цвета хаки его рубашки. Он выдернул ее. Сюзанна кричала. - "Что случилось?"

"Что не так?"

Стальная игла для подкожных инъекций, размером в половину диаметра соломинки с содовой, выступала в дюйме от передней части цилиндра - теперь красная от крови Лиафорна. Цилиндр был горячим и вонял кордитом.

Он смотрел на нее, не понимая. Его палец нашел зазубрину, застрявшую в ткани его рубашки. А потом он понял, что его поразило. Это был подкожный дротик для животных, которым пользовались зоопарки, охранники на диких животных, ветеринары и биологи животных. Он сделал шесть быстрых шагов по тропе к скалам. В трещину, закрытую засохшими листьями, осторожно втиснули пистолет-пулемет с черным углекислым газом, наверху которого была прикреплена вторая трубка. К спусковому механизму была привязана медная проволока.

Сюзанна была рядом с ним и смотрела на цилиндр. - "Что это?"

«Я споткнулся на какой-то ловушке», - сказал Лиафорн. «И меня застрелили этой штукой. Это то, чем вы стреляете в диких животных, когда хотите поймать их, не убивая».

Лиафорн расстегнул рубашку и расстегнул ткань, чтобы осмотреть рану.

Прокол в темной коже казался Лиафорну невероятно маленьким. Только немного крови просочилось из него. Но какая сыворотка попала ему в плоть? Мысли об этом добавляли панику в узел боли. Он не был готов думать об этом еще секунду или две. «Как это работает, цилиндр запускается сжатым газом - или, в некоторых ружьях, порохом. И когда он попадает в животное, в цилиндре появляется еще один маленький пороховой заряд. Это взрывается и заставляет сыворотку попасть в иглу. - во что бы вы ни стреляли ".

"Сыворотка? Что бы это было?" Глаза Сюзанны были огромными. "Что она сделает с тобой?"

К этому времени Лиафорн задавал себе тот же вопрос. «Мы предполагаем, что это то же самое, что стреляют в животных. Так что нам нужно спешить». Он огляделся почти лихорадочно.

Он побежал по тропинке и снова свернул к обрыву.

«Вот», - сказал он, указывая. «Мы попадем в то углубление в стене». Он дважды терял равновесие, карабкаясь по холму из упавших камней под каменной стеной холма, а затем растянулся на песке позади них. Он быстро осмотрел место. Со временем он мог бы найти что-нибудь получше, возможно, даже безопасное место, чтобы спрятаться. Здесь их найдет кто бы то ни было, да и спереди он был слишком открыт. Но, по крайней мере, их тыл и бока были защищены. Сверху тоже ничего не могло достать до них.

"Что-...."

«Не разговаривай, - сказал Липхорн, - сейчас нет времени». Он протянул ей свой пистолет. «Я отключусь через минуту, так что слушай. Вот как это работает». Он показал ей, как целиться, как стрелять из револьвера, сколько запасных патронов у него на поясе и как перезаряжать. «Кто бы ни установил эту ловушку, он либо слышит, как она стреляет, либо он подойдет и проверит, и он узнает, что у него есть кто-то, и он найдет нас. Вам придется быть начеку. Когда он придет, стреляйте в него. " Он почувствовал приступ тошноты и поднял руку, чтобы потереть лоб. Чтобы держать руку под контролем, требовалось сосредоточенное усилие воли. «Попробуй убить его», - сказал Лиафорн. Его голос теперь звучал в его ушах хриплым и свирепым от гнева. «Если ты не удержишь его подальше, я думаю, он нас убьет. Я думаю, он сумасшедший».

Теперь было трудно контролировать свой язык. «Этот материал меня парализует. Думаю, через несколько часов это пройдет, и со мной снова будет все хорошо. Не позволяйте мне задыхаться, если я упаду, или проглочу свой язык, или что-то еще. А если я умру, постарайтесь ускользнуть в темноте. Найди шоссе ". Говорить сейчас было огромным усилием. Его ноги онемели. Он хотел пошевелить ногами. Сообщение покинуло его мозг, но ничего не произошло. «Не теряйся», - сказал он. «Луна поднимается на восток, опускается на запад. Попробуй…» Его язык больше не поднимался из зубов, чтобы сформировать звук.

Когда он больше не мог говорить, когда он ничего не мог делать, пришла паника… безумная мечта удушья, беспомощного утопления в собственных жидкостях. Он мрачно боролся с этим, контролируя свой разум, поскольку он больше не мог контролировать свое тело. Паника прошла так же быстро, как и появилась. Оставила его спокойным, изучая действие препарата. Теперь казалось, что он включил почти полный паралич всех произвольных мышц без влияния на непроизвольные действия - моргание глаз, ритмичное расширение-сокращение легких. Лиафорн рассматривал все это с какой-то странной отстраненностью. Он попытался вспомнить, что слышал об этом методе оглушения животных. Паралитические препараты должны блокировать передачу сообщения от мозга к мышцам. В противном случае, если бы все мышцы были парализованы, дыхание прекратилось бы. Его разум все еще казался ясным - на самом деле необычно ясным - и его слух был превосходным. Он просто не мог пошевелиться. Как будто его мозг был частично отключен от тела ...

... но все еще получает сенсорные сигналы от глаз, ушей и нервных окончаний, но не может реагировать командами на действие.

Как долго продлится паралич? Он вспомнил фильм о дикой природе, который он видел по телевизору, - носорога, подстреленного таким дротиком, для изучения биологом. Что они об этом сказали? «Несколько часов, - подумал он. Сколько это несколько? Как это повлияет на мужчину? И что был использован какой-то наркотик?

Никакой ясности. Он обратился к другим мыслям, впечатленный тем, насколько четко работал его разум. Также был впечатлен тем, насколько огромной выглядела восходящая луна, появляющаяся над восточным горизонтом. Сюзанна перестала с ним разговаривать, понимая, что он не может ответить. Она села рядом с ним, спиной к темноте.

Откуда у этого человека такая установка? «Это будет достаточно легко», - подумал Лиафорн. В ветеринарных пунктах бывают дротики и сыворотки. Может быть, на лекарство потребуется рецепт. Лифорн предположил, что если это произойдет, то любой владелец ранчо, рейнджер или зоолог сможет достать этот материал.

Он с легким удивлением заметил, что слышит дыхание Сюзанны. Слегка хриплый вдох, выдох со вздохом. Он невероятно хорошо слышал. Где-то наверху на скале двигалась ночная птица. На огромном расстоянии на холме койот дважды взвизгнул, а затем спел свою трели. И где-то впереди, где-то за ширмой из кроличьего куста и можжевельника на этом каменистом холме, были шаги человека. Это были медленные шаги, осторожно расположенные - шаги преследующего охотника. Лиафорн поймал себя на том, что почти небрежно ему хотелось заставить свой язык рассказать Сюзанне об этой опасности. На другом уровне сознания он задавался вопросом об этом отсутствии страха, об этом огромном увеличении способности слышать и об этом странном чувстве отстраненности. Он вспомнил подобное ощущение много лет назад в штате Аризона, когда они с Томом Бобом, Блэки Бисти и еще одним индийским студентом пошли на собрание церкви коренных американцев, и он ощутил горечь церемониальной пейотной пуговицы. Он заметил, что может вспомнить этот инцидент с точной и детальной ясностью. Он был в задымленной комнате, пропитанной каким-то незнакомым благовонием, и видел, как пот на спине Блекки потемнел, и все такое. Душность вновь выдыхаемого воздуха, гул слов, мрачное лицо проповедника кайова, дающего им свои наставления. Он снова выслушал проповедь, думая теперь, как и тогда, что она содержит странную смесь христианства, мистицизма и паниндийского национализма. И теперь, как и тогда, Липхорну это быстро наскучило. И он покинул задымленную комнату, плывущую сквозь время и пространство, и снова оказался под луной, которая приближалась сейчас, такая близкая, такая большая, что ее темно-желтая форма наполнила весь его череп холодом. Он больше не мог видеть вокруг. В поле его зрения была только луна, огромный ледяной диск, пульсирующий в черном небе. А потом Сюзанна заговорила с ним. Ее шепот грохотал над его головой, слова были неописуемо медленными. «Мистер Лиапхорн, вы меня слышите? Я думаю, кто-то там есть. Думаю, я что-то слышу. Мистер Лиапхорн!

Лиапхорн! Ее рука была на его груди, ее лицо было близко к его, ее волосы заслоняли желтый диск, страх в ее глазах, ее лицо было почти безумным. И еще слова. «Мистер Лиапхорн. Пожалуйста, не умирай». «Я не буду», - подумал Лиафорн. Я никогда не умру.

Но, возможно, он умрет. Он ясно слышал шаги охотника. Охотник теперь стоял за сплетением чамизо и можжевельника, которое в лунном свете превратилось из серого в серебристый. Теперь охотник снова подошел ближе. Он остановился за можжевельником со сломанной веткой. Теперь в темноте, разбавленной лунным светом, виднелось лицо того, что создавало эти скрипучие шаги. Очевидно, это была птица. Возможно, птица вымерла с тех пор, как здесь охотился человек из Фолсома. Он был намного больше любой физической птицы, странный и сердитый. Его глаза смотрели, круглые, пустые и мертвые, с лица, которое было черно-желто-синим, но в основном черным. Он увидел, что глазницы пусты. Череп птицы был полым. И быть пустым должно быть мертво. И все же он сдвинулся с места. Несколько перьев на его макушке ощетинилась движением, а жесткий клюв торчал наружу отражая лунный свет.

Рядом с ним Сюзанна втянула воздух и издала сдавленный звук. Пистолет Лиафорна поднялся в ее руке. Он разрушил луну мощной вспышкой света и взрывом звука. Теперь пахло взорвавшимся порохом. Эхо прокатилось по стенам холма.

Бум. Бум. Бум. Бум. Наконец он слился с другими ночными звуками и исчез.

Птицы уже не было. Лиафорн слышал только звук плача. Его рука упала с ноги и рухнула на землю. Лиафорн на мгновение пожелал, чтобы он снова поднялся и вернулся на свое место вдали от каменистой земли. Но рука просто лежала там, и Лиафорн отступил от нее и потерял себя, падая, падая, падая в сверкающий психоделический сон, в котором холодная луна снова пульсировала в чернильной пустоте, а охотник сидел обнаженный на гребне, работая с бесконечным терпением. , вырубая копья из розового льда, ломая их, роняя сломанные части на землю рядом с собой, терпя поражение за поражением без проявления гнева.

Много позже он узнал, что Сюзанна снова выстрелила из пистолета. Вокруг него грохотал гром, отбросивший луну обратно в небо. Ему было холодно. «Холодно, - подумал он. Его руки мерзли. Ему удалось издать какой-то звук, нечто среднее между вздохом и хрюканьем. «С тобой все в порядке», - прошептал ему на ухо голос Сюзанны. «Ваше дыхание звучит хорошо, и ваш пульс в порядке, и я думаю, что все будет в порядке». Она взяла его руку, повернула ее, посмотрела на его наручные часы. «Прошло уже почти четыре часа, так что, возможно, этот материал не будет работать долго». Она смотрела ему в лицо.

«Ты меня слышишь, правда? Я могу сказать. Тебе ужасно холодно. Твои руки как лед.

Я собираюсь развести огонь ".

Он сосредоточил каждую молекулу своей воли на попытке сказать «Нет». Ему удалось только крякнуть.

Психоделический сон на мгновение исчез, и его разум очистился от галлюцинаций. Она не должна разводить огонь. Человек, который носил мокасины, все еще мог ждать. При свете костра у него могло быть достаточно света, чтобы стрелять в них. Он снова сумел крякнуть, но это усилие его утомило. Сюзанна была в темноте. Он слышал, как она двигалась. Сбор веточек. Луна теперь двигалась, взбираясь по небу и уходя на юг достаточно далеко за край холма, так что тень простиралась на десять ярдов за его ногами. За пределами тени пейзаж сиял серым и серебряным лунным светом. Ничего не двигалось. Его слух все еще казался необычайно острым.

Издалека он снова услышал пение койота, такое тусклое на расстоянии, что казалось, будто он дрейфует от звезд. А потом послышался звук охотящейся совы с гораздо более близкого расстояния. Гротескная птица, которую он видел в своей галлюцинации, птица, которая исчезла после того, как Сюзанна выстрелила в нее, должно быть, была маской качины. Лиафорн подумал об этом. Он узнал маску. Ощетинившийся черный ерш на шее, свирепое перо орлиных перьев на голове, длинный трубчатый клюв.

Он видел эту маску раньше, в лунном свете за хоганом в Руно Джейсона, и рисовал на фреске во время миссии Зуни. Это был Саламобия, воин, носивший кнут, похожий на меч из туго сплетенной юкки. Он попытался вызвать из своей памяти то, что знал об этой качине. Их было двое на церемониях Шалако другие члены Совета Богов.

Но каждая из шести зуньи кива была представлена ​​одной, поэтому их должно быть шесть. Значит, таких масок должно быть шесть. И каждого из них тщательно охраняли зуньи, избранные его кивой за честь олицетворять эту фигуру. Маска должна была храниться в отдельной комнате, снабжаться пищей и водой, а дух, обитавший в ней, почитался молитвой.

Сюзанна теперь зажигала огонь. Приняв, что ее невозможно предупредить, Лиафорн проигнорировал это. Что бы ни было, пусть будет. Ему снова понравится согреться. Теперь, пока он может, он будет думать. Но больше никакой маски. Подлинные маски будут охраняться, но подделать их сможет любой.

Пламя распространилось по груде листьев и веток, потрескивая, отбрасывая мерцающий желтый свет. Дротик предназначался Джорджу. Очевидно, его не собирались убивать. По крайней мере, не сразу. Почему нет? Было ли это потому, что этот человек - как Лиафорн - хотел поговорить с мальчиком?

И почему Джордж забрал желчь у оленя? В сушеном виде она была бы полезна как лекарство, для использования в церемониях лечения. А зачем брать жир из-под оленьей шкуры? Лифорн должен был кое-что вспомнить об этом. Что-то, связанное с процедурами охоты зуни. Он слышал об этом от своего соседа по комнате.

Он и Раундер сравнили мифы о происхождении навахо и зуньи, мифы о возникновении, мифы о миграции, методы ведения дел. Он вспомнил, что отчасти это связано с охотой.

Миф навахо предостерегает от убийства любого из шестидесяти или около того существ, которые присоединились к Первым Людям в их побеге из Четвертого Мира в Мир Поверхности Земли, что ограничивало охоту довольно хорошо оленями, антилопами и несколькими птицами. Легенда зуни рассказывала о великой войне против Чаквены, Хранителя Игры, которая была выиграна только после того, как Отец Солнца создал двух Богов Войны Зуньи, чтобы они возглавили их. Было пиво и болтовня до поздней ночи. Он заставил свой разум вспомнить это. Шулер с мягким лунным лицом рассказывал им, как отец Койот научил Неуклюжего Мальчика молитвам, которые убедят оленя в том, что охотник принес не вред, а эволюцию в более высокое существо. Огонь вспыхнул в сухом дереве, и Лиафорн почувствовал жар на своем лице. Он снова почувствовал это странное чувство оторванности от самого себя. Он впадал в очередной галлюциногенный кошмар. Звук огня превратился в шумный треск и треск. Звезды были ярче, чем следовало бы в такую ​​лунную ночь. Йикаисдахи, Млечный Путь, миллиард ярких следов, оставленных духами на своем пути по небу, блестели на фоне ночи. Лиафорн заставил себя сосредоточиться. Он увидел слегка пьяного Раундера, державшего обеими руками пивную кружку на столе, с серьезным лицом, напевающего это на зуньи, а затем перевод:

"Олень, Олень.

Я иду по твоим следам.

Священные блага я приношу, когда бегу.

Да, да, да, да. "

А затем показывая им, используя пивную кружку как морду оленя, как охотник зуни вдохнул последний вздох животного. И молитва. Как все прошло? Лиафорн вспомнил только, что это было выражение благодарности, которое сопровождало выпивку напитка.

Священный ветер жизни. А затем подробности о том, как нужно разделать оленя, и о том, как сделать комок из оленьего жира, желчи и крови из сердца и из волос в нужных местах, а также о некоторых фетишных подношениях, которые должны быть погребены, когда олень упадет.

Внезапно Лиафорн услышал пьяный голос Раундера. «Не ешьте утром. Голодный охотник нюхает дичь против ветра». И он видел безмятежное лицо Раундера на фоне неба прямо над сиянием Со'тсо - Полярной звезды - между созвездиями Большой Медведицы и Кассиопеи, которую навахо называли Холодным Человеком Севера и его женой. Потом кошмар снова обрушился на него, еще хуже, чем раньше. Небо наполнилось чинди мертвых. Они были в масках из оленьей шкуры и щелкали большими клювами. Он увидел Убийцу вражеских богов, стоящего на радуге, ярко сияющей на фоне неба, но над ним возвышалось нечто с большим синим лицом и высоким белым лбом, его грудь была покрыта молитвенными перьями, в руке он держал огромный жезл с обсидиановой окантовкой. Лиафорн каким-то образом знал, что это Уюеви, Бог Войны Зуньи, и испытал безнадежный ужас.

Затем к нему прижалось лицо, дышащее его дыханием, уносящее ветер его жизни, когда он выходил из его ноздрей. А затем рука Сюзанны на его лице, ее голос в его ухе.

"Мистер Лиафорн. Все хорошо. Будет снова хорошо. Не бойся ".

Теперь на восточном горизонте светился холодный серый свет. А огонь был не чем иным, как раскаленными углями, и разум Лиафорна велел мышцам плеч сжаться от холода.

И они сбились в кучу, и его рука, которой приказали потереть ледяное плечо, потерла его. Лиафорн внезапно проснулся, галлюцинации остались воспоминанием. Сюзанна, свернувшись клубком, спала с пистолетом в руке. Лиафорн попробовал свои ноги. Они тоже перешли к командованию. Он испытал неистовую радость. Он был жив. Он был в здравом уме. Он попытался подняться на ноги. Сделай это.

Покатился на два шага, а затем с грохотом упал на каменную скалу. Он мог хорошо контролировать одни мышцы, другие - нет. Шум разбудил Сюзанну.

«Эй, ты в порядке». У нее были опавшие листья в волосах, грязь на лице. Она выглядела совершенно измученной и испытывающей огромное облегчение.

Только после восхода солнца Лиафорн полностью контролировал все свои мускулы. На его животе был опухший красный синяк в том месте, где дротик попал и выстрелил. Он чувствовал себя слабым и больным. Он подозревал, что это пройдет. Он планировал отправиться к озеру, чтобы попытаться добраться до него до восхода солнца - восхода пятого дня, когда дух Эрнесто Ката прибудет, чтобы присоединиться к Совету Богов. Но хотя он мог немного ходить, он не мог идти прямо. Так что вместо этого они ждали у седла на тот небольшой шанс, что Джорджа Кривонога не испугал звук выстрелов из пистолета в течение ночи и он будет проходить мимо.

Лиафорн тренировался так тихо, как только мог, сосредоточившись на том, чтобы полностью использовать свои ноги. И он думал о самых разных вещах. О том, что Эрнесто Ката сказал отцу Инглесу, о странном поведении Джорджа Кривонога, об охотничьем ритуале зуни, о предположениях Теда Айзекса о том, как охотник из каменного века сделал свои копья, и о Хэлси и бледном молодом человеке по имени Отис, психоделические кошмары которого Лифхорн теперь могла лучше оценить. Он думал о том, почему тот, кто устроил ловушку для Джорджа Кривоногих, использовал пистолет для подкожных инъекций вместо дробовика, и о других вещах. И когда, наконец, его правая щиколотка ответит точно, как и было ей приказано, он сказал Сюзанне, что они вернутся к туше оленя, а затем вернутся к грузовику.

«Мы отрежем достаточно оленины на завтрак», - сказал Лиафорн.

Они это сделали. И после того, как он развел костер, чтобы запекать его, он осмотрел землю вокруг туши. Он нашел место, где в земле рядом с трупом было проделано небольшое отверстие. В нем был похоронен еще мягкий шар из глины, крови, жира, желчи и оленьей шерсти - фетиш-подношение, которое Раундер описал для упавшего животного. Лиафорн отнес его обратно к огню, сел на валун и осторожно разобрал его. Внутри шара он обнаружил бирюзовую бусину, сломанный кончик каменного наконечника копья и небольшой кусочек морской раковины.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава семнадцатая

Пятница, 5 декабря, 14:00.

ДЖОН О'МЭЛЛИ сделал палатку из своих рук и посмотрел мимо Лиафорна на что-то в задней части зала суда племени зуньи. «Подводя итог, - сказал он, - мы до сих пор не знаем, где искать Джорджа Кривонога».

Он слегка переместил глаза, чтобы посмотреть на Лиафорна. Он улыбнулся. Это действие сделало ямочки на каждой щеке и сморщило кожу вокруг его голубых глаз. «Я надеюсь, что ты будешь придерживаться этой рутины. Я бы поручил это кому-нибудь поработать с тобой, если бы кто-нибудь был. Но все работают над чем-то другим. Я думаю, этот ребенок кое-что знает о том, почему были убиты Ката и Коротышка Кривоног. И я думаю, он может рассказать нам кое-что об этой коммуне ». Глаза отвелись, и улыбка погасла. «Мы действительно хотели поговорить с ним сегодня».

Лиафорн абсолютно ничего не сказал.

«Во-вторых, вы думаете, что кто-то другой охотится на Джорджа. Может быть, и так», - сказал О'Мэлли. «Я не сомневаюсь в этом. Я понимаю, почему, возможно, некоторые люди захотят его заткнуть. Но похоже, что его трудно поймать». Улыбка появилась снова. «И это очень плохо, что тебя подстрелила ловушка для койотов или что-то в этом роде. Мы сохраним этот шприц. Может быть, мы сможем отследить, откуда он взялся и кто купил сыворотку». Улыбка превратилась в ухмылку. «Однако я думаю, что будет достаточно обвинений, чтобы предъявить обвинения, когда мы поймаем его, поэтому нам, возможно, не придется беспокоиться о возбуждении дела против того, кто совершил это конкретное нападение».

О'Мэлли сложил палатку для пальцев. Улыбка исчезла. Он встал.

«Это может помочь, - быстро сказал Лиафорн, - если ты расскажешь мне о том, что ты узнал».

О'Мэлли с любопытством посмотрел на него.

«Я понял, что кто-то узнал в Бейкере агента по борьбе с наркотиками», - сказал О'Мэлли. Наступила тишина. Это все. Липхорн с недоверчивым гневом понял, что это все, что О'Мэлли собирался ему сказать.

«Хорошо. Тогда ты думаешь, что коммуна - это прикрытие для наркотиков - героина или чего-то еще», - сказал Лиафорн. "И убийства были совершены, чтобы защитить его?"

О'Мэлли ничего не сказал.

"Это правильно?" - настаивал Лиафорн.

О'Мэлли заколебался. В конце концов он сказал: «Это довольно очевидно. Но мы еще не получили все необходимое для предъявления обвинений. Нам нужно поговорить с Джорджем. Среди прочего».

«Могу я догадаться, что Бейкер работал над этим до убийства? Что у вас достаточно, чтобы не сомневаться в этом?»

О'Мэлли снова усмехнулся. «Я бы сказал, вы могли догадаться об этом».

"Что у тебя?"

Улыбка исчезла. «Долгое время, - сказал О'Мэлли, - наша политика заключалась в том, что каждому офицеру, работающему над делом, сообщали все, что ему нужно знать о той части, над которой он работает. Но мы не рассказываем всем обо всем, что происходит сверх, если это не имеет ничего общего с их углом зрения. Например, я могу сказать вам, что мы действительно хотели бы поговорить с Джорджем сегодня, но я не думаю, что это вероятно? "

"Почему сегодня?"

"Томо а Рроу - это большой церемониал Зуни Шалако. Здесь тысячи людей - пришельцы со всех концов. Это было бы хорошим прикрытием для кого-то, чтобы прийти и забрать товар ".

"Кто-нибудь в частности?"

Последовала еще одна пауза, пока О'Мэлли задумался. Он расстегнул молнию на портфеле на столе и вытащил пачку фотографий. Некоторые из них были официальными фотографиями полицейских.

Некоторые из них были откровенными снимками, которые собирают наблюдатели через телеобьективы. Липхорн узнал Холзи на фотографии, которая, казалось, была сделана в кампусе колледжа, и бледного мальчика по имени Отис на фотографии с полицейской кружкой. Было пятеро других, которых он неузнал, в том числе лысеющий толстый мужчина и молодой человек с индейским лицом в форме парашютиста. Лиафорн взял эту фотографию и изучил ее.

«Если вы завтра увидите кого-нибудь из этих птиц, я хочу знать об этом», - сказал О'Мэлли.

"Этот парень зуньи?"

«Да. У него такая привычка во Вьетнаме, и он занимается кое-чем с тех пор, как вернулся».

Лиафорн положила фотографию на стол.

«Значит, это мотив убийства?» он сказал. «Сорвать операцию по борьбе с наркотиками? У тебя достаточно, чтобы быть уверенным в этом?»

«Верно, - сказал О'Мэлли. «Мы уверены».

- Хорошо, - сказал Лиафорн. «Так что я просто буду искать для тебя Джорджа».

Паскуанти не было в офисе, но его секретарь - маленькая жизнерадостная девушка с очень круглым лицом и поразительной демонстрацией украшений из цветов тыквы - послала кого-то найти его, убедившись, что это важно. Паскуанти бесстрастно слушал, пока Лиафорн рассказывал ему о том, как увидел качину в коммуне, о стремлении Джорджа Боулегса стать зуни, о записке, которую мальчик оставил своему брату, и о том, что произошло на холме. Зуни прервал его только один раз. Он попросил Лиафорна описать маску.

«На шее у него был толстый ерш из перьев», - сказал Лиафорн. «Черный. Вероятно, вороньи перья. У него был клюв длиной около шести дюймов и круглый, как ручка метлы. А маска была закругленной сверху, с чем-то вроде жезла из перьев, направленным перьями вперед, как пучок. рисунок на щеке. Думаю, это была маска Саламобии ».

«Их шесть, - сказал Паскуанти. Он достал перьевая ручка и быстро сделал набросок на бумаге для заметок. "Как это?"

"Да это оно."

"Какого цвета было лицо?"

«Лицо? Оно было черным».

Паскуанти выглядел старым. Лифорн раньше этого не замечал.

«Мистер Лиапхорн, - сказал он. «Я благодарю вас за то, что вы мне это сказали».

"Есть ли что-нибудь, что вы можете мне сказать?"

Паскуанти задумался. "Я могу сказать вам, что Саламобия, которую вы видели, не была подлинной.

Черный - это цвет кивы Хекиапава, родинки кивы. Эта маска безопасна. Это всегда безопасно. Как и другие маски. Вы можете быть уверены в этом ".

"Тогда мог кто-нибудь взять другую маску?"

«Есть два вида масок», - сказал Паскуанти. «Некоторые из них - настоящая качина, и в них живет дух качина, и их кормят, поят и заботятся о них молитвенными перьями и всем, что они хотят. Они…» Он сделал паузу, ища в своем английском словаре нужные слова. «Священны», - сказал он. "Это очень свято". Он покачал головой. Ни одна фраза не была правильной. «Другой вид масок отличается. Они заимствованы и перекрашены для использования в разных качинах, а духа там нет».

«Так, может быть, кто-то мог взять одну из них и изменить его, чтобы он выглядел как Саламобия?»

Паскуанти задумался. Его пальцы сложены и разложены на столе. «Среди нас есть плохие», - сказал он наконец. «Некоторые из нас пьют, познали жадность белого человека и ничего не стоят. Но я не думаю, что зуни возьмет маску своей семьи и использует ее вот так».

Двое мужчин молча посмотрели друг на друга. То, что описал Лиафорн, было ужасным осквернением. Хуже того, это произошло в самый священный период литургического года Зуни - в дни священного уединения непосредственно перед Шалако. Если этот церемониал не был проведен должным образом, дождь не выпадал, посевы не взошли, а болезни и невезение разошлись по земле.

«Еще кое-что», - сказал Лиафорн. "Я думаю, что Джордж Боулегс безумно хочет стать зуни.

Может быть, это невозможно, но он так думает. Я думаю, он пошел к вашему священному озеру потому что он хотел поговорить с вашим Советом Богов. И из того, что он сказал своему младшему брату, я думаю, он приедет к Шалако и, возможно, что-нибудь сделает. Я думаю, было бы хорошо, если бы ваши люди наблюдали за ним ».

"Мы будем."

«И человек, который носил маску. Он был достаточно умен, чтобы сообразить, где искать Джорджа. Он будет достаточно умен, чтобы понять это снова».

«Мы будем следить за этим человеком», - сказал Паскуанти. Его голос был мрачным. Это заставило Лиафхорна вспомнить то, что Раундер сказал ему много лет назад: в мифологии зуни наказанием за кощунство является смерть.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава восемнадцатая

Суббота, 6 декабря, 16.19.

ЛЕЙТЕНАНТ ДЖОЗЕФ ЛИФОРН провел день на хребте, выходящем на деревню Зуни с юга. Он тщательно выбрал место. Это было относительно удобное место, с мягкой землей под его ягодицами и плиткой из песчаника вместо спинки. Рост кустов чамизо и искривленный пиньон сделали маловероятным, что кто-нибудь увидит его и заинтересуется, какого черта он там делает.

И вид был идеальным для его цели. Слева от него бинокль освещал след старой повозки, которая ехала вверх по Зуни-Уош с юго-запада. Справа он посмотрел вниз на только что оцененную дорогу резервации, которая вела под Сальным холмом на окраине деревни, свернула мимо кладбища Зуни и побежала на юг. Одна или другая из этих двух дорог обеспечивала самый прямой путь от холма, где Джордж Кривоногий убил своего оленя, до церемоний Шалако в деревне Зуньи. Существовало бесчисленное множество других способов приехать Кривоногому - если он пришел, - в том числе оставить свою лошадь, идти по асфальтированной дороге и путешествовать автостопом. Но Липхорн не мог придумать другого занятия, которое предлагало бы больше шансов, чем сидение здесь. И перехват Кривоногого был только одной из причин, по которой он был здесь. Кроме того, это давало ему возможность подумать. Ему нужно было много думать.

Распухший синяк на животе напомнил ему первую загадку. Почему ловушка была установлена, чтобы поймать Джорджа Кривоногого, а не убить его? Ката и Коротышка Кривоног были убиты без колебаний. Почему не Джордж?

Лиафорн прислонился спиной к камню, приняв более легкую позу. Небо над ним стало серым. С полудня нарастала облачность. Сначала это была не более чем высотная влажность - тонкий слой стратосферных ледяных кристаллов, сверкающий ореолом вокруг Солнца. Затем с северо-северо-запада подкралась полупрозрачная серость, и день постепенно потерял свой свет.

Почему не Джордж? Лиафорн почувствовал легкий ветерок на щеке. Холодный. Было совершенно спокойно. Оргия выпечки, которая захватывала женщин Зуни каждый сезон Шалако, достигла своего апогея утром. Теперь большинство уличных печей остывали. Но тонкий слой голубого дыма все еще висел в воздухе над пуэбло. Он оставил слабый след на северо-западе, до Зуни-Бьюттс, и на востоке, до безвкусной водонапорной башни у Блэк-Рока. Даже здесь, высоко над долиной, в полумиле отсюда, нос Лиафхорна уловил смутный запах выпечки хлеба и запах горелой смолы пиньона.

Широкие обочины государственной дороги 53 уже были загромождены машинами, туристами и пикапами. Люди зуни вернулись домой откуда бы они ни скитались - из кампусов колледжей, работы в Калифорнии и Вашингтоне. Те, кто называл себя Плотью Плоти, были возвращены в свои родные места для этого великого Грядущего Дома духов их предков.

А с ними пришли любопытные, туристы, индейские любители-дилетанты, антропологи, студенты, хиппи и другие индийцы. Среди толпы были братья Зуни из пуэбло: люди из Акомы, Лагуны, Зии, Хопи, Ислета, Санто-Доминго, люди, которые были священниками своих кива, сами ценители метафизики природы, люди со своими собственными Танцами. Боги, которые пришли разделить древнюю магию своих кузенов.

И, конечно же, навахо. От одиноких хоганов с женами и детьми. Более высокие, с ребристыми костями, в своих Levi's - наблюдающих со смесью трепета перед великим лекарством, созданным этими Призывающими Облаков, и презрением соотечественника к горожанам.

Лиафорн вздохнул. Обычно в деревне зуни находилось около 3500 из 4500 зуни. Сегодня вечером здесь будет толпиться семь или восемь тысяч человек. Это будет, как сказал О'Мэлли, когда незнакомец придет, чтобы заплатить деньги или забрать героин, вряд ли будет замечен. Гнев Лиафорна на О'Мэлли ушел теперь, став жертвой привычки Лиафорна относиться к делу.

Связывание действий с причинами. О'Мэлли не был бы агентом ФБР, если бы его разум не действовал в соответствии со стандартами ФБР. Очевидно, кто-то в агентстве интересовался Холзи или его коммуной до убийств. Это окрасило бы мышление О'Мэлли. И если О'Мэлли не уважал Лифорна как полицейского, Липхорн должен признать, честно говоря, что он не уважал О'Мэлли. Он будет думать о другом. Почему в ловушку для Кривоногого не было встроено ружье? Или почему в шприц не был добавлен цианид? Лиафорн обдумал вопрос, не нашел способа прийти к выводу и вернулся к началу - к понедельнику, когда он впервые прибыл в офис Паскуанти. Оттуда он двинулся вперед, исследуя каждую странность, которая его озадачила.

Теперь в деревне было оживление - люди собирались на улице, которая выходила на Зуни Уош со стороны Старой деревни. Лиафорн смотрел. В свой мощный бинокль из военно-морского флота он увидел фигуру мальчика, обнаженного, если не считать набедренной повязки, пересекающего мостик позади человека в белой оленьей шкуре. На мальчике был капюшон, увенчанный единственным пером. Маска и тело были черными с пятнами красного, синего, желтого и белого цветов. Лифорн знал, что это Маленький Бог Огня - Шулавитси входит в Старую Деревню, чтобы провести церемониальный осмотр священного места перед входом в Совет Богов.

Эрнесто Ката был мертв, но Маленький Бог Огня жив. Клан Барсука предоставил еще одного своего сына, чтобы олицетворять этот вечный дух.

Полдень продолжался. Лиафорн смотрел на дороги и размышлял. Сейчас в деревне больше активности. Звук барабанов и флейт еле слышен в холодном воздухе.

Это будет приход Совета Богов. Они, танцуя, спустились с Сального холма мимо выкрашенного в белый цвет деревенского резервуара для воды. Некоторых он мог видеть через увеличительные линзы бинокля. Бог огня с дымящейся кедровой веткой. Затем Сайяташа, северный бог дождя, призвал Лонгхорна из-за большого изогнутого рога, который выступал с правой стороны его черно-белой маски. Это был крупный мужчина в белой рубашке из оленьей шкуры и бело-голубом кирте, с луком в одной руке и погремушкой из оленьей кости в другой. А за ним Ху-ту-ту, принесший дожди с юга, на его маске не было большого рога. С Ху-ту-ту, два Ямухакто, их круглые отверстия для глаз и рта придают маскам выражение глупого детского удивления. И танцоры, два Саламоби - такие же свирепые лица с клювами, которые Лиафорн помнил из своего кошмара. В каждой руке они держали по тяжелой заостренной палочке из лезвий юкки. Толпа держалась на почтительном расстоянии.

Процессия скрылась в деревне. Солнце теперь скрылось, поскольку облачный покров неуклонно сгущался. Становилось намного холоднее. Внизу два универсала и пикап съехали с кладбищенской дороги и выбросили более дюжины мужчин и целую кучу принадлежностей. Некоторые были одеты в парадные киртлы и тюбетейки из белой оленьей шкуры. Они будут олицетворениями Шалако и их помощников. Группа исчезла под откосом.

Лиафорн полез в карман и извлек бирюзовую бусину, раковину морского ракушки и сломанный наконечник кремневого копья. Все они были предметами, которым и навахо, и зуни придавали ритуальное значение. «Изменяющаяся женщина» научила навахо использовать драгоценный камень и раковину в их церемониях исцеления. Они были подходящими предметами фетиша, которые Джордж мог предложить духу оленя. И кремневый наконечник тоже. Лиафорн не был уверен, как зуни оценили такие реликвии из более древних культур, но навахо оценили все, что использовалось старыми людьми, как сильнодействующее лекарство. Мальчиком он охотился за этими реликвиями. Он обнаружил, что они обнаружены среди гравия в подошвах из арройо, обнажены на склонах холмов, когда Мужской Дождь сметает вековую пыль, и обнажены среди скоплений бизоньей травы, когда Люди Ветра вырезают выбоины в сухой земле. Он отдавал их своему деду, а дед учил его другой песне из «Ночного пути» или истории о Святых. Возможно, Джордж нашел этот наконечник таким же образом. Или, возможно, он и Ката украли его с места раскопок, и его почему-то упустили, несмотря на уверенность Рейнольдса и Айзекса. Однако это казалось маловероятным. Это был слишком хороший образец мастерства каменного века. Или возможно ...

Обломок кремня на ладони Лиафорна стал своего рода замковым камнем. Вокруг него детали загадки о том, почему Эрнесто Ката должен был умереть, встали точно на свои места. Внезапно Лиафорн понял, почему ловушка, установленная для Джорджа Кривоногого, не была смертельной ловушкой, и что произошло в хогане Коротышки Кривонога, и почему то, что Джордж Боулегс рассказал своему брату о мелкой воровстве, было опровергнуто Рейнольдсом и Айзексом. Он сидел по-прежнему, очень точно сортируя это в хронологическом порядке, проверяя на недостатки, приписывая каждому из тех поступков, которые казались такими иррациональными, логические причины. Теперь он знал, почему было совершено два убийства. И он знал, что не сможет этого доказать - вероятно, никогда не сможет этого доказать.

Из-под холма доносились грохот барабана и грохот и гудение. Появились шалако - курьеры богов зуни. Шесть огромных церемониальных служителей. Лиафорн забыл, насколько они велики. Десять футов высотой, предположил он, в свете орлиных перьев, украшающих их птичьи головы, такие высокие, что человеческие ноги, поддерживающие их под большими юбками с обручем, казались абсурдно непропорциональными. Эти огромные птицы пересекали Зуни Ваш на закате и проводились в дома, которые были для них приготовлены.

Священные танцы и церемониальное пиршество продолжались до следующего дня.

Лиафорн с трудом поднялся на ноги, смахнул песок со своей формы и начал спускаться по склону к деревне Зуньи. На этой тусклой границе между днем ​​и ночью начался снег. Сильный, мокрый, животворный снег. И снова Шалако призвали облака и принесли водное благословение своему народу. Один уголок разума Лиафорна оценил гармонию этого. Другой уговаривал его поторопиться. Вчера убийце понадобился Джордж Кривоногий живым. Но если Джордж Кривоног придет на Шалако, Джорджу Кривоногу придется умереть.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава девятнадцатая

Воскресенье, 7 декабря, 2:07.

К часу ночи Липхорн решил, что вряд ли найдет Джорджа Кривоногого. Он без устали бродил по деревне, пробираясь локтями сквозь толпу, теснившуюся во всех церемониальных домах, наблюдая и изучая лица. Сама природа ритуала усугубляла трудности. По традиции в одном доме можно было развлекать не более двух шалако. Отдельные дома должны были быть приготовлены для Сайяташи и его Совета Богов, а также для десяти Койемши, священных клоунов. Три из этих домов находились в самой старой части деревни, на многолюдном холме с видом на Зуни Ваш. Два из них находились через шоссе, где новая часть деревни сосредоточивалась вокруг католической школы. Таким образом, толпа не только была раздроблена, но и перетекала между этими домами.

Лиафорн двигался вместе с ним, наблюдая за темными улицами, проверяя скопления людей вокруг транспортных средств, проталкиваясь через забитые до отказа смотровые галереи и через толпы, которые ели тушеное мясо ягненка, консервированные персики и печенье на кухнях зуни, всегда ища лицо, которое он запомнил из школьного ежегодника зуни.

Однажды он увидел Паскуанти, который, казалось, играл какую-то церемониальную роль в доме Шалако недалеко от школы Святого Антония. Лиафорн привлек внимание зуни, вызвал его в темноту и быстро и кратко рассказал ему свои выводы о том, кто убил Эрнесто Ката. Паскуанти молча слушал, комментируя только кивком. Позже Лиафорн заметил Бейкера, закутанного в массивное пальто с меховым воротником, прислонившегося к столбу на крыльце дома, где танцевал Совет Богов. Бейкер взглянул на Лиафорна - взглядом совершенно неузнаваемым - а затем отвел взгляд. Он явно не хотел, чтобы его видели разговаривающим с человеком в форме полиции навахо. Лиафорн с любопытством постоял на крыльце. За крыльцом двор был забит различными машинами. Бейкер выглядел то ли пьяным, то ли сонным, возможно и тем, и другим. Он наблюдал за молодым человеком, который стоял у задней двери автофургона и разговаривал с молодой женщиной в тяжелой макино. Лиафорн внезапно почувствовал побуждение подойти к Бейкеру, схватить его за лацканы и рассказать о Кривоногих, попросив его забыть об этой охоте на час и помочь найти мальчика навахо. Бейкер был бы хорош, умный, быстрый, всегда думающий. Но влечение умерло с рождением. Бейкер просто улыбался этой глупой улыбкой и отказывался отвлекаться от того, кого он преследовал. Лиафорн подумал, что не хотел бы, чтобы Бейкер на него охотился.

В час ночи, когда Лиафорн решил, что не найдет Кривоногого, он находился в левой галерее одного из домов Шалако на холме. Синяк на животе постоянно болел. Его глаза горели от табачного дыма, ладана и несвежего воздуха. Наконец он добрался до длинного окна, которое смотрело на зрителей, теснивших скамейки и стулья в комнате с грязным полом под ним. Он внимательно просмотрел каждое лицо, видимое через противоположную галерею. Теперь он тяжело оперся на подоконник и позволил уму и мышцам расслабиться. Он очень устал. Почти прямо под ним и слева от него стоял деревянный алтарь, основание которого ощетинилось рядами духовных украшений с молитвенными перьями.

Рядом с ним барабанщики и флейтисты создавали замысловатый контрастный ритм, который, казалось, никогда не повторял его сложный узор. И на полу, опущенном на четыре фута или более ниже уровня земли, исключительно для того, чтобы позволить это, танцевал гигант Шалако.

С того места, где Лиафорн стоял у окна галереи этажом выше, он находился почти на уровне глаз огромной птицы. Его клюв внезапно щелкнул - полдюжины резких щелкающих звуков идеально совпадали с ритмом барабана. Он ухнул, и его странные глаза с белой ободком на мгновение уставились прямо в глаза Лиафорна. Полицейский видел это с двоением в глазах. Он видел в ней маску огромной технической изобретательности, устройство из кожи, вышитого хлопка, резного дерева, перьев и краски, которое держалось на шесте, а его клюв и движениями манипулировал танцор внутри него. Но он также видел Шалако, курьера между богами и людьми, который принес плодородие семенам и дождь в пустыню, когда люди Зуни звали его, и который пришел в этот великий день, чтобы его накормили и благословили. Теперь он танцевал, прыгая по земляному полу, его огромные рога блестели отраженным светом, его веер из пучковых перьев ощетинился, а его голос звучал как крик ночных птиц.

В ритме музыки произошел внезапный сдвиг. Голоса певцов стали громче. Коемши присоединились к Шалако на полу. Их называли тупицами.

Их тела были покрыты розоватой глиной, а маски придавали им головы искаженной формы, безволосые, выпуклые, с крошечными обведенными глазами и сморщенными ртами. Они олицетворяли идиотские и уродливые плоды инцеста - этого окончательного племенного табу. Первые коемши, как запомнил Лифорн из мифологии, были отпрыском сына и дочери Шиванни, Отца Солнца. Он послал своих детей помочь зуни в их поисках Срединного места, но у мальчика был половой акт со своей сестрой. И в ту же ночь родилось десять детей. Первый был нормальным и должен был быть предком создателей дождя. Но следующие девять были деформированными и безумными. Лиафорн задумался, его голова гудела от усталости. Глупцы олицетворяли зло, и все же они были, пожалуй, самым престижным братством этого народа. Мужчины, представлявшие десять потомков, были выбраны для исполнения этой роли в течение года. Они помогали строить ритуальные дома и участвовали в годичной серии ретритов, постов и ритуальных танцев. Это задание было настолько затратным по времени, что для глупца было обычным делом уйти с работы на год и зависеть от поддержки жителей деревни.

Лиафорн смотрел, как они танцуют. Несмотря на то, что на улице падал снег, они были обнаженными, за исключением черной набедренной повязки и шейного платка, мокасин и маски. Их танец был замысловатым: ступня была быстрой и точной, мешочки с семенами из оленьей шкуры ударялись о влажные от пота ребра, руки трясли пернатые жезлы, их голоса поднимались теперь в триумфальные крики и впадали в ритмичное декламацию саги об их жизни. люди.

Лиафорн снова оглядел толпу. Под ним были в основном женщины - зуни в своем церемониальном наряде, россыпь навахо, белокурая девушка, ее лицо было пепельно-серым от усталости, но глаза светились интересом. Справа от него к окну подошли двое молодых навахо. Они обсуждали молодого белого человека, который заплетал волосы в косы, имел красную повязку на голове и тяжелый серебряный пояс из раковины.

«Я думаю, что он индеец-альбинос», - сказал один из них. «Спроси его, может ли он сказать что-нибудь на навахо». Голос был достаточно громким, чтобы белый человек мог его услышать. «Я думаю, что он апач», - сказал другой навахо. «Он слишком похож на индейца, чтобы быть навахо».

Лифорн увидел, что они пьют. Не совсем пьяны, но достаточно пьяны, чтобы переступить границу между юмором и грубостью. Если бы он не был так устал и чем-то занят, он бы вынес их на холодный отрезвляющий воздух. Вместо этого он сам перебрался бы отсюда, где Джорджа Боулегса явно не было, обратно в Дом Лонгхорнов, чтобы там еще раз проверить. Решив это, он увидел Джорджа Кривоногого.

Мальчик находился через танцевальный зал в противоположной галерее. Казалось, он стоял на чем-то, возможно, на стуле, глядя поверх голов тех, кто прижался к подоконнику, и смотрел почти прямо на Лиафорна на шалако, устремляющегося вниз по танцполу. Лиафорн сразу узнал его. Щедрый рот, большие выразительные глаза и коротко остриженные волосы. Больше чем это. Даже в этой многолюдной галерее в мальчике было что-то такое, что наводило на мысль о странности и одиночестве. Джордж смотрел на танцующих богов неподвижными, очарованными и немного сумасшедшими глазами. Он был не дальше ширины танцевального зала. Может, ярдов дюжину.

Лиафорн начал пробираться назад от окна, пробираясь сквозь толпу к проходу, который вел за танцевальной комнатой, чтобы соединить две галереи. Он двигался так быстро, как только мог, оставляя после себя столкнувшихся зрителей, ушибы и проклятия. Проход тоже был заблокирован наблюдателями. Ему потребовалось две полных минуты, чтобы пробиться к двери. Она тоже была заблокирована. Наконец он оказался в нужной галерее. На стуле, который использовал Кривоногий, теперь стояла женщина навахо. Он пробивался сквозь толпу, неистово глядя вокруг. Мальчика нигде не было.

«Снаружи», - подумал Лиафорн. Он, должно быть, ушел.

За окном сильно падал снег. Лиафорн поднял воротник, дал глазам на секунду привыкнуть и вгляделся в темноту. Группа англов, шумных и пьяных, вышла из-за угла к двери, где стоял Лиафорн. И что-то - не более чем проблеск движения - исчезло в переулке между домом Шалако и другим из тесаных каменных домов старого Зуни. Лиафорн рысью последовал за ним. Переулок был отрезан от света - там бвло совершенно темно. Лиафорн побежал по нему и остановился у входа в него.

Аллея выходила на неосвещенную площадь прямо над миссионерской церковью. Маленькая фигурка медленно двигалась по нему. Лиафорн остановился и посмотрел сквозь просеиваемый снег.

Это был Джордж? В этот момент началась череда событий, которые Липхорн так и не разобрал в своей памяти. Сначала из темноты другого переулка раздался неуверенный крик. Идущая фигура остановилась, повернулась, крикнула что-то радостное, что могло быть словом навахо, означающим «да!». И Лиафорн какое-то время простоял в нерешительности. Какое бы время он ни тратил впустую - два тика его часов или пять - стало достаточно времени для смерти Джорджа Кривоногого.

Лиафорн пошевелился, когда фигура мальчика растворилась в пасти тьмы. Он отчаянно двигался. Его ботинки заскользили по мокрому снегу, и он тяжело упал на руки.

А когда он снова вскочил на ноги, он потерял еще две или три секунды. Именно тогда он услышал звук. Собственно, двойной звук. Стук-трещина. Громко, но приглушенно. На бегу он вытащил пистолет из кобуры. У входа в переулок остановился, зная, что он опоздал. Джордж Боулегс лежал на боку прямо в переулке.

Лиафорн присел рядом с ним. А потом раздался еще один звук. На этот раз - стук, за которым последовал приглушенный крик, за которым последовала возня, за которой последовало молчание. Лиафорн осторожно двинулся по переулку, ничего не слыша и ничего не видя. Он вытащил фонарик из кармана пальто. На тяжелом снегу впереди виднелись единственные следы ботинок, а затем, у пустого дверного проема заброшенного дома, куча следов, а на снегу - перья. Лиафорну показалось, что он узнал перья. Это украшение украшало яростную маску Саламобии.

Лиафорн осветил переулок фонариком. На этом отпечатки ботинок остановились. Кто бы ни сделал их, должно быть, ушел или был уведен в пустое здание. Лиафорн направил свой свет в дверной проем. На земляном полу лежал свежий снег. Часть его просочилась через сломанную крышу, а часть вышла из-под ног людей. Он зажег свет, ничего не увидел и побежал обратно по переулку, туда, где лежал Джордж Кривоног. Он опустился на колени в снег, его лицо прижалось к мальчику, надеясь почувствовать дыхание. «Я дышу священным ветром твоей жизни», - подумал Лиафорн. Но священный ветер исчез.

Снежинки просеивали луч фонарика, присыпали спутанные волосы мальчика белым, прилипали к реснице, таяли на еще теплом лице. Лиафорн осторожно повернул тело и ощупал карманы рваной куртки. В боковом кармане он нашел футляр для ножей, десять центов, несколько орехов пиньона, огрызок карандаша, складывающуюся лупу, крохотную фигурку медведя, вырезанную из бирюзы. Он и раньше видел увеличительное стекло, среди всякой всячины в разграбленном хогане Коротышки Кривонога. По пути сюда с горы Джордж, должно быть, остановился у хогана и обнаружил, что он заброшен. Он увидел бы дыру в стене, узнал бы след хогана смерти и знал бы, что теперь он был еще более одинок, чем был раньше.

Именно тогда Лиафорн заметил молитвенное перо. Джордж, должно быть, нес его в руке, протягивая, предлагая. И когда попала пуля, мальчик упал на нее. Оно было красиво сделано, его ивовый обух был выглажен и раскрашен, а сине-желтые перья певчих птиц были аккуратно уложены. К иве с помощью ремня была привязана холодная каменная симметрия идеального наконечника копья каменного века. Эта неповрежденная - тонкая, сформированная с параллельными отслаивающимися слоями, реликвия семи или восьми тысяч лет назад - совершенное подношение богам.

Лиафорн снял куртку и осторожно накрыл ею лицо Джорджа Кривоногого.

Откуда-то из темноты через площадь он услышал короткий звук флейты и пение, когда дверь в один из домов Шалако открывалась и закрывалась. Позади него раздался бормотание. Три человека, свернувшись в пальто на снегу, поспешно пересекли площадь и исчезли в переулке к дому Шалако, который он оставил. Казалось, никто не слышал приглушенного выстрела. Никто, кроме того, кто схватил убийцу и затащил в пустой дом. Лиафорн пошел обратно по переулку, прислонившись к стене и рассматривая следы на снегу. Убийца сбежал. Он был в сапогах. Десятый размер, предположил Лиафорн. Возможно, одиннадцатый. Очевидно, он видел Лиафорна после того, как произвел выстрел. Но когда он проходил мимо этой двери, кто-то, или что-то остановило его.

Лиафорн изучал вытоптанный снег, но следы уже были размягчены и размыты падающими свежими хлопьями.

Внутри пустого здания Лиафорн не спешил. Больше не было причин торопиться, и он тщательно разбирался в том, что должны были сказать ему снежные следы. Было три человека в мокасинах. Из переулка в дверной проем виднелись следы от каблуков ботинок. Мокасины протащили снег через две пустые комнаты, оставили свежие следы в третьей комнате без крыши, а затем ушли через упавшую стену на улицу.

Здесь следы указывали на то, что двое мужчин несли тяжелую ношу. Лиафорн следовал за ними ярдов пятьдесят. Следы быстро исчезали, и он потерял их там, где они пересекали деревенскую улицу, которая была сильно загружена. Теперь им двигало лишь легкое любопытство. Все было кончено.

Вернувшись в переулок, он уставился на тело Джорджа Боулегса. Снег выбелил пальто Лиапхорна и слишком маленькие джинсы мальчика. Лиафорн присел на корточки и поднял мертвого мальчика, заложив руки под ноги и плечи. Он предположил, что снова нарушает процедуры О'Мэлли, перемещая тело. Но он не позволил этому мальчику лежать здесь одному в ледяной тьме. Он вышел из переулка, обнимая тело, удивляясь тому, насколько оно казалось легким. А затем остановился, осознавая последнюю иронию. Он забирал Кривоногого домой. Но где был дом для этого мальчика, который хотел на небеса?

-------------------------------------------------- ------------------------------

Глава двадцатая

Воскресенье, 7 декабря, 9 утра.

Внутри самодельного кемпинга Теда Айзекса это была странная смесь горячего и холодного. Снаружи пейзаж представлял собой белоснежную пустыню, покрытую метелями, и кемпер стонал и скрипел от ударов ветра. Керосиновый обогреватель ревел, но ледяной воздух просачивался сквозь трещины и щели, кружась вокруг заснеженных ботинок Лиафорна и поднимаясь по штанинам его брюк.

«Не могу сказать, что я ожидал сегодня какой-либо компании, - сказал Айзекс, - но я рад, что вы пришли. Когда это утихнет и дороги немного откроются, я пойду в эту коммуну и посмотрю насчет Сьюзи. И я хотел спросить ... "

«Она ушла вчера», - сказал Лиапхорн. "Хэлси выгнал ее. В четверг она пошла со мной на охоту за Джорджем Боулегсом, и в последний раз я видел ее в полицейском участке Зуни.

Это было вчера около полудня. С ней разговаривали федеральные офицеры.

"Где она сейчас?" - сказал Айзекс. "Она все еще там?"

«Я не знаю», - сказал Лиафорн.

"Мой Бог!" - сказал Айзекс. «Я надеюсь, что она не в этом снегу». Он посмотрел на Лиафорна. «Ей некуда было идти».

«Ага», - сказал Лиафорн. «Это то, что я говорил вам пару дней назад». Он не пытался сдержать гнев в своем голосе. «Вот, я пришел, чтобы кое-что тебе принести». Он выудил из кармана сломанный наконечник копья и протянул его Исааксу.

«Параллельные отслаивания», - сказал Айзекс. «Где ты ...» - его голос оборвался. Он резко повернулся к ящику с документами, рывком открыл ящик и начал рыться. Когда он закрыл ящик, в руке у него был второй кусок кремня.

«Это было у Джорджа Боулегса», - сказал Лиапхорн. «Он закопал его там, где убил оленя, к юго-западу отсюда. Что-то вроде подношения фетиша».

Исаакс смотрел на него.

"Это соответствует?" - спросил Лиафорн. "Это так, не так ли?"

"Я думаю так." Антрополог положил оба предмета на стол из пластика, сломанный обломок, который он вытащил из конверта из картотеки, и кончик, который закопал Кривоногий.

Оба были из кремнезема с розовыми прожилками.

Пальцы Исаака поправили их. Они идеально подходили друг к другу.

Исаакс посмотрел вверх, его лицо было напряженным. «Мужик», - сказал он. «Если Рейнольдс узнает, что это было у мальчика, он убьет меня». Он сделал паузу. «Но как он мог это получить? Я никогда не позволял ему копать там. Или разбирать. Он не мог…»

«Ката дал его ему», - сказал Лиафорн. "Ката украл его из коробки на заднем сиденье пикапа Рейнольдса", а также некоторые другие артефакты. Как я уже говорил вам в последний раз, когда был здесь.

И он отдал часть Джорджу ».

«Но Рейнольдс сказал, что ничего не пропало», - сказал Айзекс. Он остановился, глядя на Лиафорна.

«Подожди минутку», - сказал он. «Он не мог вытащить это из грузовика Рейнольдса. Рейнольдс не мог этого получить». Он снова остановился. Внезапно он стал выглядеть больным.

«Он не мог, но сделал», - сказал Лиафорн. «Рейнольдс засолил участок. Разве это не ваше слово? Солить? В любом случае, он подложил что-то, чтобы вы его нашли».

«Я не верю в это», - сказал Айзекс. Он сел. Его пораженное лицо говорило, что он верит в это. Его глаза смотрели мимо Лиафорна на обломки.

«Эрнесто украл немного не в то время», - сказал Лиапхорн. «Это испортило много работы. Рейнольдс раздобыл себе запас кремня, который нравился Фолсомменам. Это было достаточно легко. А затем он подготовил доказательства. Я предполагаю, что он сделал несколько кусочков параллельных чешуйчатых артефактов. Он бы сохранил осколки, сломанные вещи и все такое. А потом он начал подкладывать несколько отщепленных под давлением артефактов типа Фолсома из того же узорчатого кремня.

Он действительно не нуждался в прекрасном готовом продукте, который, как вы говорите, трудно подделать. Все, что ему было нужно, это незаконченный, сломанный материал. - Лиафорн сделал паузу, ожидая, что Айзекс что-нибудь скажет. Айзекс слепо уставился на стену. - Может быть, теория Рейнольдса верна, - сказал Лиафорн. - Это звучит достаточно разумно. Но я думаю, Рейнольдс не хотел ждать, чтобы доказать это. Эта насмешка, должно быть, взбесила его. Он хотел заставить своих критиков съесть ворону ".

«Ага, - сказал Айзекс.

"Я точно не знаю, как он это сделал. Вероятно, сделал себе какое-то устройство, похожее на язык, чтобы удерживать кремень и пробивать их к твердому слою, где вы находили материал. Он не мог сделать это заранее, потому что ему надо было разместить посаженный материал в правильном месте относительно подлинных артефактов, которые вы нашли".

«Ага, - сказал Айзекс. "Он часто заглядывал сюда до заката или около того, и мы просматривали, что я нашел и где это найду. А потом, пока я готовил ужин, он брал свой фонарик и выходил туда и осмотреть раскопки. Вот тогда, когда он это сделал. И поэтому казалось, что все так идеально подходит ». Айзекс ударил кулаком по ладони. «Боже мой! Это было прекрасно. Никто не мог это даже оспорить». Он взглянул на Лиафорна. «А потом Ката украл кое-что из того, что он сажал. Значит, Рейнольдс убил Кату?»

«Как вы думаете, это достаточная причина для того, чтобы убить мальчика?» - спросил Лиафорн. Это его озадачило.

«Конечно, - сказал Айзекс. «Черт возьми, да. Как только он узнает, что некоторые из его артефактов пропали и они были у Каты, я думаю, ему пришлось это сделать». Сомнение Лиафорна, казалось, озадачило Айзекса.

«Может, вы не представляете, насколько серьезно будет засолить участок. Боже мой! Это немыслимо.

Вся эта наука основана на том, что все вне подозрений. Когда это выяснится, Рейнольдсу будет хуже, чем всеобщее осуждение. Никто не прикоснется к нему или к его книгам, и не будет доверять тому, к чему он когда-либо имел какое-либо отношение. Исаакс рухнул на стул, размышляя.

«Это как…» - начал он. Но он не мог придумать подходящей ужасной аналогии.

«Как если бы ты убил мальчика», - подумал Лиафорн. По мнению Айзекса, очевидно, хуже того. Даже хуже, чем три убийства. По шкале ценностей Айзекса убийство было простым побочным продуктом серьезного преступления, что Рейнольдсу нужно было сделать, чтобы защитить свою репутацию.

«Это просто немыслимо», - заключил Айзекс. "Как ты это понял?"

«Помнишь, когда ты находил части этих сломанных наконечников вместе? Меня это беспокоило. Было бы более естественно, когда ты потратил час, пытаясь что-то сделать, и внезапно это сломалось, чтобы выйти из себя и бросить это на полпути. Вы не можете просто аккуратно бросить ее к вашим ногам. Нет, если это будет продолжаться ".

«Думаю, меня это тоже немного беспокоило, - сказал Айзекс. «Только я не позволил себе думать об этом».

"Когда Рейнольдс прогнал Кату от грузовика, он, должно быть, сразу проверил и обнаружил, что кое-что из его вещей пропало.

Липхорн выудил из кармана неповрежденное острие и протянул его Айзеку. - Это тоже было взято, и, вероятно, другой материал. Это было достаточно плохо для Каты. Но когда он его получил, это было роковым. Что, если бы он усовестился, вернул ее и отдал тебе? Вы бы спросили, где и когда он это достал, и тогда вы бы поняли, что Рейнольдс кладет вещи в землю, чтобы вы их нашли. Или, если это станет известным - а Рейнольдс знал, что это произойдет, - тогда Ката обязательно заговорит ».

«Итак, он пошел убить Кату», - сказал Айзекс. «Что ж, в этом есть смысл».

"Я думаю, он просто вышел, чтобы вернуть вещи. Я думаю, он надел маску качина, чтобы Ката не узнал его, и планировал напугать мальчика, чтобы он дал ему вещи. Но мальчик попытался уйти от него. . "

«Если вы еще не арестовали его, он должен быть в Тусоне в эти выходные, но он вернется в понедельник», - сказал Айзекс.

«Его не было в Тусоне. Когда Рейнольдс убил Кату, он обнаружил, что у мальчика была только часть пропавшего с собой. Наиболее разрушительные части отсутствовали. А затем он узнал, что Кривоногий был здесь с ним. Значит, это должен быть Кривоногий. самый важный фрагмент ".

Лиафорн постучал по сломанному наконечнику копья. «Ты уже нашел коней, а острие было у Кривоногого. Так что ему пришлось отправиться на охоту за Джорджем. Ему нужно было поймать его и убедиться, что он вернул острие, прежде чем он сможет его убить. Теперь Рейнольдс прикрывал убийство. Он носил маску качины, когда бродил по коммуне, проверяя, был ли там Джордж. Если бы кто-то увидел Рейнольдса, Рейнольдс был бы в беде. Если бы кто-то сообщил, что видел качину, вы бы подумали, что они сошли с ума, или пьяны, или просто суеверны ".

"Но он не поймал Джорджа, не так ли?" - внезапно сказал Айзекс. "Он не убил Джорджа?"

«Он убил Джорджа прошлой ночью», - сказал Лиафорн. "Он чуть не поймал его в пятницу вечером, и когда Джордж вернулся в Зуни, где мы могли его забрать, ему просто пришлось убить его. Думаю, он подумал, что даже если мы найдем артефакт, у нас не будет время доказывать что-либо без участия Джорджа ".

«Тогда тебе это понадобится». Айзекс подтолкнул к нему сломанный острие. «В любом случае это будет доказательством. Готов поспорить, вы сможете его повесить».

«Мы никогда его не найдем», - сказал Лиафорн. «Думаю, вы знаете, что есть старый закон, который имеет приоритет над уголовным кодексом белого человека. Он гласит:« Не оскверняй Священные Пути Зуни ». "Он объяснил Исааксу следы в переулке. «Я не думаю, что кто-нибудь когда-либо узнает, что случилось с Рейнольдсом. Через несколько дней кто-нибудь найдет его пикап там, где он его оставил, и он войдет в записи как пропавший без вести».

Он подтолкнул острие к Исааксу.

«Мне это не нужно», - сказал Лиафорн. «ФБР имеет юрисдикцию в этом деле, и ФБР не интересуется индийскими суевериями, разбитыми камнями и всем остальным. У него на уме другое решение».

Айзекс поднял очки и стал жонглировать ими на ладони. Затем он уставился на Лиафорна.

«Делай, что хочешь, - сказал Лиафорн. «Я закончил со всем этим. У меня была всего одна небольшая работа. Я облажался. Я должен был найти Джорджа Боулегса. Он нашелся, но не сразу. Я рассказал сотруднику ФБР о том, что я видел и что слышал. прошлой ночью. Но я не сказал ему то, о чем я догадывался. Он не спросил меня, и я не сказал ему ».

«Вы хотите сказать, что никто, кроме вас, меня и Рейнольдса, не знает, что этот учсток был засолен»,

- сказал Айзекс. «И вы говорите, что Рейнольдс мертв…»

«И я говорю, что когда я уйду отсюда, я пойду в дом главы Рамаха и вернусь к работе над сделкой, включающей первоначальный взнос за пикап».

Айзекс по-прежнему молча смотрел на него.

«Давай, - сказал Лиафорн. "Разве вы не понимаете, о чем я говорю?" Его голос был сердитым.

Он взял наконечник копья из ладони Исаакса, разжал губки тисков на верстаке и зажал между ними кремень, закручивая тиски. Под давлением кремень рассыпался на осколки. «Я говорю, - стиснул сквозь зубы Лиафорн, - насколько ты хочешь славы, богатства и преподавательской работы? Пару дней назад ты хотел этого больше, чем эту твою девушку. Как насчет этого сейчас? Ты? Я говорю, что никто не догадается, что этот участок раскопок был засолен, если вы не скажете им, что это было - и тогда, может быть, они вам не поверят. Кто, черт возьми, поверит, что великий Честер Рейнольдс посолит раскопки? Думаешь, они поверят копу навахо? "

Леафорн стряхнул кремневую пыль с пальцев. "Полицейскому, у которого нет ни малейшего доказательства?"

Джо Липхорн открыл дверь кемпинга и вышел на снег. «Я пытаюсь узнать больше о белых мужчинах», - сказал он. «Ты хотел всего этого больше, чем свою женщину. От чего еще ты откажешься за это?»

Он оставил свою машину на обочине шоссе. Двигатель был все еще теплым, и он легко завелся, цепи издавали приглушенную песню там, где ветер оставил на тротуаре четкие пятна. Он сделал круг до 53-й мили до межштатной автомагистрали 40 на случай, если Сьюзи пыталась ехать автостопом, а если бы она была, он бы подвез ее до Гэллапа и одолжил бы ей десятидолларовую купюру, которая была у него в бумажнике. И, возможно, когда-нибудь он напишет записку О'Мэлли и сообщит ему, кто убил Эрнесто Ката. Но, наверное, нет.

-------------------------------------------------- ------------------------------

Тони Хиллерман в прошлом был президентом Общества таинственных писателей Америки и получил награды Эдгара и Великого магистра. Среди других его наград - Премия Центра американских индейцев, Премия Silver Spur за лучший роман, действие которого происходит на Западе, и Премия Особого друга племени навахо. Его многочисленные романы-бестселлеры включают «Ожидание койота», «Говорящий бог», «Похититель времени» и «Танцевальный зал мертвых». Он живет со своей женой Мари в Альбукерке, штат Нью-Мексико.

------------------------------------

Оглавление

Глава 16