Искусство войны [Олеся Шеллина] (fb2) читать постранично

Shellina, Amaranthe Искусство войны

Глава 1

Я лежал на спине и смотрел в небо, которое постепенно заволакивало серыми тяжелыми тучами, не оставляя ни единого светлого островка, через который смог бы прорваться лучик света. Прямо как моя жизнь — без единого просветления, сплошная мутная серая хмарь. Грустно улыбнулся, вспоминая, как после тяжелого ранения меня списали и выбросили, как ненужную игрушку; как постепенно все начало катиться под откос, вся моя жизнь, в которой не осталось ничего, кроме всепоглощающей безнадеги. Я лежал и просто смотрел на небо, наблюдая за метаморфозами природы, в которых не было ничего, что не повторялось бы циклично по кругу из раза в раз, изо дня в день, из года в год. Чем дольше я смотрел, тем более зыбкими стали казаться воспоминания, они словно растворялись в этом небесном свинце, словно поглощались им, не оставляя мне даже прошлого. Я уже не помнил ни голоса, ни внешности жены. А была ли она? Или это плод моего воображения, который тянул за собой отголоски других, кажущихся чужими, воспоминаний? Может быть действительно никогда и не существовало этой женщины, которая первой предала меня, из целой вереницы, последовавших за ней близких мне людей. Или я как всегда заблуждался, считая их близкими, хотя они никогда такими не были? Как дальтоники путают зеленым с красным, так и я в который раз перепутал белое с черным, и сейчас я хотел лишь одного — забыть. Все забыть, включая собственное имя, чтобы не осталось ни единого напоминания о том, что я когда-то вообще существовал. Я так сильно хотел все забыть, что теперь, когда моя память словно растворялась и перемалывалась сама в себе, я не тянулся к ней, чтобы остановить этот процесс.

Никогда не думал, что могу рассуждать об обычной грозовой туче, как о чем-то невообразимом, несущим в себе столько тайн и загадок мироздания. Усмехнувшись, на мгновение прикрыл глаза, может мне податься в философы? А что, многие неудачники после полного провала их жизни становились философами, и даже учили других, как можно наилучшим образом спустить то, что тебе осталось в унитаз. Внезапно перед глазами предстал образ какого-то мужчины. Он просто стоял, не совершая ни малейших действий, и чем больше проходило времени, тем больше я удалялся от понимания произошедшего со мной.

А ведь я всего лишь хотел перестать чувствовать себя никчемным инвалидом и еще хотя бы раз послужить своей стране и доказать в первую очередь себе самому, что чего-то еще стою. Последняя картинка, которая промелькнула передо мной, это как накануне вечером мне поступил звонок и равнодушный женский голос оповестил, что меня навестят с рабочим визитом, новый командир нашей части и его заместитель. И чем быстрее тучи затягивали небо, тем более нереальным казались воспоминания о звонке и маленькой квартирке в двенадцать квадратных метров, и об инвалидном кресле, которое я ненавидел так, как ненавидел никого и ничего в своей не слишком-то и длинной жизни. Закрыл глаза, прогоняя наваждение осточертевшей обстановки, которая сопровождала меня последние годы моего жалкого существования, вяло отмечая, как пошел мелкий дождь, и смотреть вверх становилось просто некомфортно, чувствуя при этом, что проваливаюсь в черный сон, словно в густое затягивающее с головой болото, из которого мне уже не выбраться.

* * *

— Ваше высочество, ваше высочество, что с вами?! Вы живы?! — я с трудом приподнял раскалывающуюся голову и мутным взглядом посмотрел в ту сторону, откуда раздавался крик. Ко мне бежал, смешно подкидывая ноги в белых чулках, пожилой господин. Если бы не стоящий в голове гул и не двоение в глазах, я бы точно ответил, что «нет, не живой», и посмотрел, как бы отреагировал господин на этот выпад.

Внезапно до меня дошло, как он ко мне обращался. «Ваше высочество»? Это что, шутка? Я не… а, собственно, кто я?

Паника затмила головную боль и сопровождающее ее головокружение, и я резко сел. Сделал подобную глупость, определенно зря, потому что меня тут же вырвало. В то время, как я освобождал содержимое желудка на мягкую зеленую травку, на которой, как оказалось, лежал, а сейчас стоял на четвереньках старательно блюя, до меня добежал господин в белых чулках и, упав прямо белыми чулками на траву, принялся охать и хлопотать вокруг моего страдающего тела, периодически обмахивая белоснежным платочком.

Когда звездочки прекратили свое кружение вокруг моей многострадальной головы, а в желудке не осталось даже желчи, я сел и вытер рот рукавом. Затем, опираясь частично на землю, частично на все еще причитающего господина, поднялся на дрожащих ногах и, используя все того же господина в качестве подпорки, осмотрелся.

При ближайшем рассмотрении я определил, что нахожусь в центре живописной полянки, окруженной со всех сторон огромными деревьями, включая просто монументальный дуб, из-под корней которого бил прозрачный источник.

Остановив взгляд на холодной, даже по виду воде, я