Венец из молний (СИ) [храм из дров] (fb2) читать онлайн

*

========== Глава 1 - Гора, её голос и кот ==========

Солнце ползло к закату. Ярко-красному предвестнику дождя. Исполинский рыцарь в чёрных, почти поглощающих свет доспехах вытянулся по струнке. Рыцарь увидел княгиню, дорогую, бесценную Анариетту. Рыцарь затаил дыхание. Это правда, княгиня выкроила время на их встречу. Рыцарь не мог в это поверить.

Как только Анна-Генриетта в свите сановников подошла, нет, подплыла к чёрному рыцарю, он присел на колено. Низко звякнул мрачный доспех.

— Здравствуйте, Серафим фон д’Амеди, — медовый голос опередил придворного, открывшего было рот для представления собравшихся.

Анна-Генриетта будто ждала ответа, но его не следовало.

— Ах да. Встаньте, откройте лицо, — властно, но мягко.

Рыцарь встал. Гигантская тень нависла над фигурками придворных. Такими же жёлтыми, как фигура ферзя среди них. Они всегда одевались в цвет, в тон, в настроение княгини, — сегодня её настроение блестело золотыми нитками в винном закате. Тёмного рыцаря с золотой княгиней разделяло несколько метров, но её свет отражался в его доспехах, как не отражалось солнце.

Рыцарь снял шлем — качнулась иссиня-чёрная кисточка. Шлем показался пушинкой в латной варежке. Серафим аккуратно приставила его к боку набрюшника. Всё равно металл издал гулкий звон, как звонит в отдалении последний бой церковного колокола.

Слегка вьющиеся волосы смоляного цвета упали вдоль гладкого лица. Лица, которое часто принимают за лицо неоперившегося юноши, видя его под откинутым забралом. На самом деле оно принадлежит женщине. Женщине, которая прошлым вечером сбрила с верхней губы щетину, чтобы ненароком не смутить дорогую, бесценную Анариетту. Анариетта, впрочем, заметила характерную царапину над уголком рта — смущения не проявила.

— Я получила Ваше письмо, Серафим фон д’Амеди. Обычно я не отвечаю на письма лично, но на это решила выкроить время. Минуту, не больше.

Серафим слегка поклонилась одной головой, скрыв за волосами искры страха в синих, темнее ночного неба глазах.

— Во-первых, примите мои соболезнования. Во-вторых, я одобряю Ваше отбытие из Туссента. Держите лицо, прославляйте наш край и свой цех, возвращайтесь целой и готовой к новым рыцарским подвигам. Да благословит Вас любовь, которой Вы служите.

Она выждала еще один поклон, ниже, тяжелее. Разогнувшись, рыцарь смотрела на графиню, не стирая с лица благодарности и восхищения.

— До свидания, Серафим фон д’Амеди. До Вашего скорого возвращения.

Золотой ферзь сдвинулась с доски, за ней потекли пешки. Они направились дальше, в дворцовые сады. Там княгиню ждало теплое вино, нильфгаардская знать и длинная ночь, полная в равном отношении искренних и притворных улыбок. Чёрная ладья осталась стоять у беседки, устало улыбаясь, потягивая губами колющую ранку. Её ждала ночь ещё длиннее, ночь в мучительных попытках заснуть. Выспаться перед походом.

***

День, как и обещало солнце, был прохладным. Светлое небо то и дело накрывали дождевые облака хоть и тяжёлые, но прозрачные, совсем не настойчивые. Они то наплывали на солнце, то разбредались по своим облачным делам, а накрапывающий периодически дождик горел в тёплых лучах. Этот день нес Туссенту свежесть, но не забирал ни меры его красок и света.

Капли мочили траву, а дорог не размывали, наполняя только крохотные лужицы, которые успевали просохнуть к следующему дождю. Пушистое копыто ударило по воде. Вороной конь, мощный, под стать своему наезднику, зафырчал взволнованно.

Серафим похлопала лошадь по шее, по кольчуге. Сложнее всего ей было сохранять молчание с Дху Тоораен, этим впечатлительным конём. Ему было не объяснить, почему хозяйка в одночасье затихла. Не хвалит больше добрым словом, не рассказывает секретов. Не может разделить с ним радость от дождя, увиденного впервые за многие месяцы. Теперь только гладит, чешет, жмёт шенкелями. Молчит.

Грохот копыт отвлекает Серафим от сожалений. Она замедляет Дху, открывает забрало, оборачивается. По дороге несётся рыцарь в полосатом, золото-лаймовом доспехе. На пегой лошадке в лёгкой броне. Лошадь не знакома Серафим, но рыцаря не узнать ещё издали сложно. Гуарин Жанлука Мерино скочет в её сторону, вот-вот загоняя коня. Конечно, зная Гуарина, и в голову не может прийти, что он способен запалить лошадь, но со стороны это выглядит так.

— Серафим! — радостно кричит рыцарь, чуть не выскакивая из седла. Запыхавшись так, будто это он нёсся с рыцарем на горбу, а не кобыла.

Они тормозят, не влетая в Дху исключительно благодаря мастерству наездника. Чёрный конь нервно ржёт, разрывает тяжёлыми копытами землю. Серафим натягивает поводья. Вопросительно смотрит на Гуарина. Тот тяжело дышит.

— Всё, уважаемая. Не отделаетесь от, уф, моего долга.

Серафим роняет голову на грудь в трагичном жесте. Забрало, подыгрывая ей, с клёкотом закрывается.

— Да, да, вы не смогли бы избежать меня, уважаемая Серафим, уф, даже сбеги вы в самые дальние дали Северных Королевств!

Гуарин стряхивает пот со лба и приглаживает рыжие усы, верно думая, что они растрепались. Его шлем закреплён на седельной сумке (как всегда — он редко его надевает).

Серафим поднимает забрало. Указывает на коньячно-белую стройную лошадь.

— Верно заметили, это Туфо, моя новая сослуживица. Я облил кровью сердце, но решился оставить Гром на время этого путешествия, — Гуарин не заметил, как нахмурилась Серафим на последнем слове. — Не переживайте, уважаемая, она остаётся в добрых руках де Горгонов и будет ждать нашего возвращения в их лучших конюшнях. Уф. Тяжеловата она все-таки для северных дорог, подумал я. Надеюсь, не станет ещё тяжелее без моего строгого, несомненно любящего надзора…

Гуарин хотел было продолжить болтовню о лошадях, как заметил жестикуляцию Серафим — она скованно махала ладонями.

— Что такое? Ах, вы ещё не поняли, уважаемая Серафим. Я еду с вами.

Серафим отрицательно покачала головой.

— Не надо, не надо! А то я расценю ваши жесты как попытки оскорбить мое рыцарское достоинство. Решу, что вы хотите помешать исполнению моего священного долга. Я же и на дуэль могу вызвать!

Серафим громко выдохнула носом.

— Верно вы дышите, Серафим. Не время дуэлей. Время вотворения в жизнь наших рыцарских обязанностей. Я дал клятву помочь каждому знакомому и незнакомому рыцарю на этой земле, Серафим, и то, что вы уходите с неё, не значит, что вы перестаёте быть рыцарем.

Гуарин погладил свою лошадь, убедился, что она перевела дух, и тихо направил вперёд. Серафим ничего не оставалось, как продолжить путь в его компании.

— Признаюсь, долго я поджидал, право, как какой-то разбойник, когда мне представится честь скрасить вам службу, — Гуарин бросил взгляд на чёрные доспехи рыцаря-коллеги. Траурные доспехи. — Мои соболезнования, — осторожно произнес он, внимательно следя за Серафим. Туфо чуть отставала от Дху, а Серафим опустила забрало, но Гуарину казалось, он заметит, если рыцаря что-то смутит. Кажется, не смутило. — Ни в коем случае не хочу облегчить вашу ношу. Но считаю, как человек, а не как рыцарь, что компания не будет лишней в долгом путешествии.

Серафим повернулась, открыла забрало, чтобы поднять густую бровь, и снова его закрыть.

— Вот именно. Ваши губы зашиты клятвой, поди объясни нордлингам, что это значит. Считайте, я буду вашим голосом, уважаемая Серафим. Первое время. А там… Знаете, порой я шёл подсобить иному рыцарю с разбойничьей ганзой, а оказывался свидетелем на свадьбе. Там, на празднике и было моё предназначение. Не на поле боя. Кто знает, как судьба распорядится мною в вашей доброй компании.

Так два рыцаря начали путь прочь из винного края. На севере их ждал Каэд Мырквид, а дальше… Грибные дожди в лучах мягкого солнца провожали их, куда бы они не направились.

***

Ливень буравил крыши хат, оставлял в грязи глубокие борозды тяжелыми каплями. Минута на улице — и любой, даже самый хорошо одетый путник, вымокал до нитки. Люди прятались под крышами, занимались домашними делами. Топили печи, жгли свечи, готовили харчи.

Корчма в такие дни наполнялась жизнью: ненадолго зашедшие засиживались, а оказавшиеся рядом, не думавшие заходить, забегали, брали тёплого кваса, оставались на кашу. Незнакомцы знакомились, соседи поминали друг за другом грехи, мирились. Пился мёд, кидались кости, игрались карты.

Дверь корчмы медленно отворилась. Явно не от ветра, мощный поток которого тут же принялся заносить в комнату дождь. Сидевшие близко ко входу заворчали, требуя вползать быстрее. Вошедший будто этого не слышал.

Мягкими шагами, слишком тихими для разодранных в клочья, вымокших насквозь сапог, новоприбывший ступил в помещение. Кто-то из гостей не выдержал, вскочил и захлопнул дверь. Надулся перед путником, всячески демонстрируя недовольство его медлительностью. Путник стянул с головы тряпку капюшона. Недовольный осел на скамейку, и ругательства его сами собой проглотились.

Новоприбывшим был ведьмак, но это замечалось в последнюю очередь. В первую крало внимание его лицо… Морда… Харя… Как ни назови, осталось от неё мало чего.

Гигантский шрам вспахал лицо ведьмака, не тронув только уголок рта и правый кошачий глаз. Левый ему заменял протез, прикрытый натянутой кожей. Шрам выкорчевал нос, разодрал губы, обнажил зубы: почти ровный ряд нижней челюсти и верхний — хаотичное месиво в воспаленных дёснах.

Бледную кожу покрывали разводы вен. Местами почти чёрные, они сгрудились под глазами, на висках, добавляя мутанту мертвизны, будто без этого он походил на живого человека.

Только потом, вдоволь скривившись на это диво, люди замечали всё остальное: кошачий глаз, отсутствие уха, нескольких пальцев на правой руке, меч и арбалет за спиной, хромоту, кислый запашок. Блёклый медальон с ощетинившейся мордой кота на груди.

Ведьмак огляделся. Большинство гостей тут же попрятало носы в тарелки. Были и те, кто остался буравить его взглядом с интересом, с отвращением. Ведьмаку было точно всё равно. Светящийся в тусклом свете глаз выцепил нужные фигуры в самом углу корчмы. Двинулся в их сторону, игнорируя шёпот.

Одна из фигур, что поменьше, была из тех, кто пялился на гостя бесстыдно. На лице этого рыжего не было ни отвращения, ни удивления. Вдруг что-то мелькнуло — будто радостная идея. Осознание. Он вскочил, звеня доспехами в зеленую полоску. Тёмная фигура напротив него оторвалась от изучения карт на руках. Почему-то она сидела в шлеме.

— В’едьмак! — выпалил полосатый рыцарь. — Слёзно извиняюсь, не пр’изнал вас издаалека.

Странный, непостоянный акцент. Нильфгаардский? Рыцарь протянул ведьмаку ладонь. Ведьмак принял. Мужчина затряс рукопожатие, сдавливая почти до боли. Отцепился. Теперь он весь грязный и мокрый. Это развеселило ведьмака: его лицо скривилось, задрожало. Рыцарь не сразу понял, что оскал, пережавший ведьмачью морду, был улыбкой. Улыбнулся в ответ, сам не зная, чему.

— Я Гуарин Жанлука Мерино, Рыцарь Птичьего Союза. А это… — он указал ладонью на чёрную гору. — Серафим фон д’Амеди, рыцарь Рассветаа-на-Воде.

Чернота поднялась со скамьи. Загрохотала тяжёлая броня. Нависла над ведьмаком как волна нависает над неудачливым рыбацким судёнышком. Ведьмак заулыбался, задрав голову. Чёрный рыцарь поднял забрало, чтобы поздороваться. Совсем молодой парень (может, эльф?) с подростковыми черными усами, с уставшими глазами кивнул ведьмаку.

Ведьмак, напоминавший в окружении рыцарей задохлого кота, задвигал губами. Звука не последовало. Хрип. Он мокро прокашлялся.

— Марек Яр, — представился наконец, с боем выдрав из горла голос. Добрую половину букв он шипел или зажёвывал.

— Присаживайт’есь, уважааемый Марек Яр, — пригласил как там его звали, садясь за стол.

Чёрный сел рядом с полосатым так грузно, что задрожали половицы. Ведьмак рухнул на его место, мокро хлюпнув. Оценил брошенные рыцарем с рук карты. Рыжий тут же смёл их в сторону.

— Корчмарь, дорогоой! Горячей каши и м’ёду на троих!

— Я на мели, — прошелестел ведьмак.

Чёрный рыцарь достал монету, явно припасённую недалеко. Ведьмак не узнал валюту. Рыцарь подкинул её и словил — довольно ловко для руки в железной варежке. Заглянул в ладонь синхронно с рыжим.

— Не обижайт’е рыцаря, — сказал рыжий без капли сожаления. — Я плачу.

Марек осклабился.

— Я по объявлению… — протянул он.

Запустил дрожащие пальцы в куртку, прямо через рваную дыру на груди. Нащупал что-то во внутреннем кармане и выложил на стол комок мокрого пергамента. Под определённым углом в нем ещё можно было различить аккуратные ровные буквы с почти неприлично детализированными заглавными.

— Конеечно! Мы ищем в’едьмака, но… Уважаемый Марек Яр, вы выглядит’е… Извините, потрёпано. Не хотите сначала отдохнуть?

— Уже отдыхаю, — ведьмак оскалился ещё шире, до боли в стянутых щеках. — Мёда бы…

— Вот вам мёд, — пробасил корчмарь, ставя на стол поднос.

Ведьмак говорил о совсем другом мёде.

Серафим выгнулась, всматриваясь за спину корчмаря. Она искала глазами его дочь, разносившую еду прежде. Девочка испугалась подходить к их столу в этот раз.

Ведьмак прохрипел что-то нечленораздельное при виде полной с горкой миски, и его глаз засиял чистой радостью. Яр принюхался к запаху и шипению шкварок, масла, жира… Каши из настоящего ячменя.

— Ваше здоровье, — не забыл он про рыцарей, поднимая в их сторону деревянную миску.

Не дождавшись ответа, ведьмак накинулся на еду. Он не ел уже несколько дней, а горячего… Неделю? Одну ли? Гуарин с Серафим переглянулись. Немногим позже они доверят ведьмаку и свои тарелки на опустошение.

— Хорошо… — прошуршал он, дожёвывая (жевать он начал только на второй миске) последнюю ложку рыцарской порции.

После стакана мёда лицо его как будто больше посерело и натянулось на череп, но выглядел он довольным.

— Каажется, вы давно сытно не ’ели, в’едьмак Марек? — осторожно начал Гуарин, только что став невольным свидетелем капли, вылившейся из кривых зубов ведьмака. Она съехала по вспоротым губам и упала на стол.

— Так давно, что не помню, когда, — подтвердил ведьмак, облизывая голые дёсны.

Он замер, продолжая ощупывать их языком. Полез в куртку, которую снял несколько минут назад якобы по совету рыжего. Из её изрезанных лохмотьев достал крошечную жестяную банку. Как только повернулась крышка, пыль порошка поднялась в воздух.

— В’едьмак, уважаемый! Кто я, конечно, такой, чтобы осуждать, ноо в людном мест’е…

Ведьмак подцепил содержимое мизинцем. Втёр в десну. Гуарин занервничал. Серафим, на плечо которой он начал растекаться, толкнула его. До рыцарей донёсся острый запах трав. Выдохнули — не фисштех. Марек закончил растирать песок по зубам и взглянул на сидящих напротив. Мелитэле судья, глазом, полным ехидства. Он, конечно, видел все изменения на лицах этих смешных, игрушечных рыцарей. Знал, о чём они подумали. Получается, подыграл.

— Пророк Лебеда, чего же Вы так пуга’ете! — чуть не вскрикнув возмутился полосатый. — Я тоо посмел на мгновение подумать, что это… фис’штех, — последнее слово он произнёс шепотом и в нос.

— Бывает, — промурчал ведьмак почти ласково.

— Что это такое, позвольт’е спросить? — добавил рыцарь после того, как Серафим похлопала его по плечу и указала на железную коробочку с поднятыми бровями.

— Паста для дёсен, — охотно пояснил Марек. — Они у меня, как видите, того этого. Наружу растут.

Гуарин серьёзно кивнул, и они с Серафим ещё раз облегченно вздохнули. Марек вдруг спросил:

— А этот что, немой?

Кивнул подбородком на Серафим.

— Нет, Серафим фон д’Амеди несёт обет молчаания.

— Как друид?

Гуарин обменялся взглядом с Серафим и по её едва сведённым бровям понял — подробностям не время.

— Да, тоолько как рыцарь.

Марек потянулся, издал не то горлом, не то животом хриплое урчание, зевнул. Он всё ещё был облезлым, мокрым и чумазым, но теперь выглядел чуть счастливее. Тепло, набитость брюха и забавные рыцари его разморили.

— …Вам всё ещё нужен ведьмак?.. — спросил он пространно, рассматривая блестящим глазом чудны́е доспехи напротив: полосатый и невероятно чёрный, оба чертовски дорогие. Хозяин полосатого заулыбался.

— Да, боюсь оодним ужином от нас не отд’елаться.

— Я не против ещё парочки.

Гуарин тихо засмеялся одними усами под скрежет (смех) ведьмака. Серафим не было ни видно, ни слышно под тенью шлема — она снова опустила забрало.

— Мы не просто так покинули Туссент, уважаемый Марек. Серафим фон д’Амеди возглавилаа этот поход с благой ц’елью, — Гуарин глянул на Серафим, убеждаясь, что может продолжать. — Сразить злой рок, наависший над её семьёй.

Ведьмак уставился на Серафим. Вот оно что, это женщина, никакой не эльф и не юнец. Он не стал озвучивать удивления, ему было в целом всё равно.

— Проклятие? — уточнил, заглядывая между решёток забрала, в синие глаза, которые с ним не говорили.

— Им’енно.

— Я снимал проклятия и без сопровождения… уважаемых рыцарей.

— О, нет, Марек Яр, в этом похооде от вас требуется только консультация. Уничтож’ение проклятия — подвиг Серафим.

Ведьмак хмыкнул. Никто не называл такие вещи подвигами, когда речь шла о нём, о ведьмаке. Но это была не его история, это была история рыцаря.

— А как вы собрались оценивать эту вашу, мою… консультацию?

Гуарин положил ладонь на полосатую грудь.

— Оодна из пяти рыцарских добродет’елей, — выпалил он. — Щедрость.

Ведьмак снова расскрипелся смехом, откинув голову. Он брался за все заказы: мутные, сомнительные, откровенно лживые, не связанные с его ремеслом… Этот всего-то попахивал странно, как пахнет воздух у моря, когда вдыхаешь его впервые в жизни.

— Об этом. Придётся мне требовать задаток вашей щедрости. На лошадь.

— А гдее же ваша?

— Съел.

Гуарин побледнел.

— Кто съел?

— Я, кто, — ведьмак не сдержал ухмылки, решил не мучить рыжего. — С неделю назад сгубила мою лошадь одна тварь. Пол туши отожрала. Ну, я не привереда, времена не сытые — свалял, что осталось, съел.

Гуарин грустно выдохнул. Серафим достала монету.

— Я, кстати, пожитки свои… Заныкал там, недалеко от места происшествия. Хотел бы заскочить…

Рыцари склонились над монетой. Опять ни один мускул не дрогнул на их лицах, по крайней мере на лице одного. Они либо были бессовестно богаты, либо и правда щедры по-рыцарски. Гуарин полез в сумку — видно, опять проиграл. Серафим спрятала монету и начала жестикулировать не сколько ведьмаку, сколько товарищу. Крутит пальцем наверх, указывает на ведьмака, гуляет пальцами по воздуху, листает невидимую книгу?.. Ведьмаку непонятны её жесты и думается с трудом.

— Уважаемая Серафим желает уточнить, в какую стоорону ваш тайник, и сколько до н’его миль.

— День-два на север.

Серафим кивает.

— Нам по пути, — подтверждает её одобрение Гуарин и кидает ведьмаку кошель. — Мы ид’ем в Каэдвен.

Сладкий звон. Ведьмак блаженно скалится и кланяется. Гуарин кланяется в ответ.

О выезде договорились через день, посидели ещё минут сорок, выпили мёду. Ни слова не проронили о заказе, зато сыграли в гвинт: ведьмак вернул Гуарину пол кошелька.

========== Глава 2 - Наглотавшись пижмы ==========

Щедрый аванс Марек, к своему сожалению, потратил весь. Сжёг на новую одежду, лошадь, ремонт стального меча (тот был погнут — в ножны влезал со скрипом) и пару мешочков простых ингредиентов. Начал он с последних и тут же отнёс в корчму. Хозяин согласился сварить их после блеска орена и вернул ведьмаку миску дымящейся жижи цвета и фактуры крайне неприятных, а на вкус, судя по всему, ещё хуже. Ведьмак выпил залпом, парой глотков, и перекосился. Белый Мёд, который он варил и цедил в правильной посуде на костре, состоящий из точно выверенных ингредиентов высокого качества, на вкус и правда был «мёдом» (по крайней мере по сравнению с остальными эликсирами). Но сейчас приходилось довольствоваться малым. Яр вытянул перед собой ладони и задумался: а когда он вообще последний раз варил точно выверенные эликсиры из качественных ингредиентов? А он вообще варил?

Ведьмак чувствовал изменения. Сердце успокаивалось и начинало биться ритмично. Не то, что последние два дня, сбиваясь с темпа. Чёрные кончики пальцев светлели. Разводы сходили с лица. Только ногами ворочать ещё тяжело, а голова налилась чугуном, но это даже немного приятно, а скоро спадёт совсем.

Импровизированный очищающий эликсир из мирта, каприфоли, хмеля, ласточкиной травы и спирта действовал замедленно, на протяжении всего дня, но не стирал интоксикацию полностью. Только сбил с критической отметки. Марек пообещал себе больше не пить эликсиры, чтобы согреться.

***

К утру следующего дня посветлело. Дождь больше не капал, хотя небо хмурилось. Дороги представляли собой жалкое зрелище, но путники настроены были решительно.

Гуарин отвешивал корчмаревым харчам комплименты, Серафим махала на прощанье его дочурке, а ведьмак ждал рыцарей, проверяя снаряжение новой лошади, регулируя седельные ремни. Рыцарских скакунов вывел из конюшни мальчонка, и ведьмаку нашлось, на что посмотреть.

— В’едьмак Марек!

Услышал он из-за спины, пытаясь прикинуть стоимость снаряжения черного коня. Обернулся: наконец рыцари шли в его сторону. Марек кивнул в знак приветствия.

Туссентцы отметили про себя, что сегодня ведьмак уже почти человеческого цвета.

— Седлаем к’оней, друзья рыцари и в’едьмаки, — начал Гуарин, помогая Серафим взойти на лошадь в её тяжелых доспехах. Забрался на свою с куда меньшими усилиями. — На встреечу судьбе!

Никто из друзей рыцарей и ведьмаков не ответил. Серафим опять скрылась под шлемом, Марек сонно зевнул. Тройка всадников отправилась в путь.

Ведьмак шёл первым, за ним бок о бок рыцари, но вскоре Гуарин поравнялся с ведущим.

— Прелестную вы нашли кобыл’ку. Хоть и пожилаая, видно, что готова к св’ершениям. Как её зовут?

Ведьмак ответил не с первого раза, ему снова пришлось прочистить горло. За это время он как раз придумал ответ:

— Хмель.

— Как чуудно! А мою зовут Туфо, — он погладил лошадь под собой. — Как сорт туссентского вина. Пробовали к’огда-нибудь?

— Не. Вообще ничё туссентского не пробовал.

— Тогда, извините, вы т’еряете пол жизни!..

Он болтал что-то ещё, а ведьмак рассматривал Туфо вместе с рыцарской амуницией. На лошади лёгкая броня: ткань, кожа, кольчуга, чешуи совсем немного: вся на крупе. Полосатая, как доспех её хозяина — они сочетаются идеально. Доспех самого Гуарина неполный и лёгкий, до безумия детализирован. А издалека не заметно. Ведьмак приметил несколько вмятин, скорее всего не заметных человеческому глазу — признаки ремонта.

На боку Туфо закреплён щит с изысканно выполненным гербом: ястреб и чайка держат лапами один меч. Собственного меча рыцаря ведьмак оценить не мог — он видел одну рукоятку, покачивающуюся в ножнах на бедре. Впрочем, даже она впечатляла детализацией.

Гуарин заметил, с каким интересом его рассматривают, и выпрямился.

— Всё это — тоже раб’ота туссентских мастеров. Изумительная, не праавда ли? Но это пустяки по сравнен’ию с доспехом уважаемой Серафим.

Ведьмак обернулся, хотя сейчас и не собирался изучать Серафим. Её броню он оценил ещё при первой встрече, зато только сегодня увидел причудливой формы копьё, закреплённое на коне, и щит, как яркое пятно среди черноты. На нём белое солнце на красном фоне не то садилось, не то восходило над полосами воды. Оба рыцаря имели на лошадях столько вещей и сум, сколько ведьмак не имел, пожалуй, в жизни.

— Ваши доспехи совсем не похожи.

— Верно. Но об этом я бы упомянул п’озже, когда Серафим лично одобрит этот диалоог. Я не сказал, как зовут её коня: это Дху Тоораен. С нильфгаардского… Гмх… Чёрн’ый Гнев.

— Красиво.

— Верно. И ему под стать, — он…

— А тебя как зовут?

Гуарин опешил. Побледнел.

— Лебеда мне в… Я что, забыл предст’авиться?!

Ведьмак сдержал ухмылку.

— Нет, не забыл, это я забыл.

Гуарин облегченно выдохнул.

— Я Гуарин Жанлука Мерино! Позвольте и Серафим предстаавлю, если запамятовали: Серафим фон…

— Её помню, — перебил ведьмак. — Только сложно это и долго. Будет Серой. Как Сера. А ты будешь… Гурей.

Гуарин уставился на ведьмака широко раскрытыми светло-зелёными глазами. Он не понимал, воспринять это за оскорбление или шутку, но на всякий случай покраснел…

— Что же это за издевател’ьства, господин в’едьмак? Разве так с им’енами, данными матушкой с баатюшкой делается?

— Делается или нет, когда мне какая тварь будет ногу отгрызать, я скорее умру, чем выговорю «Серафиму» или «Гуа…рена».

— Ваша правда, — вздохнул Гуарин.

Ему совсем не прельщала перспектива быть «Гурей», поэтому он затих, пытаясь придумать сокращение посолидней.

Лошади топтали грязь. Из-за туч, всё никак не решающихся на дождь, вышло солнце. Ветер гнул тонкие деревца и шумел кронами тех, что согнуть не мог. По мнению ведьмака, поход двигался еле-еле — тяжёлые рыцарские лошади замедляли. Несмотря на это, он был приятно удивлен тем, как просчитался: его тайник был, по ощущениям, куда ближе, чем он думал.

Ведьмак притормозил.

— Дальше по бездорожью.

Тройка свернула с протоптанной лошадьми, ботинками, колёсами дороги.

— Марек Яр, — обратился Гуарин к ведьмаку через несколько минут. — Как ок’азалось, что ваши пожитки так далеко от ваас самих?

— Я говорил, что потерял лошадь. Остальное пришлось припрятать, чтобы не тащить до ближайшей деревни.

— Вы сказали, это было неделю назад. А ближ’айшая деревня, как я поонял Бронницы, где мы встр’етились. Неужели вы шли неделю?

— Нет. Где-то дня четыре я валялся в канаве. Отдыхал.

Гуарин охнул. Ведьмак казался ему сегодня не таким дружелюбным, как тогда, в корчме. Хоть и выглядел он здоровее, был какой-то мрачный. Должно быть, не выспался? Рыцарь не стал узнавать, почему отдыхать ведьмаку понадобилось так долго и именно в канаве.

Туссентцы предложили устроить привал в середине дня. Они выбрали лесную поляну у небольшого ручейка и разложились основательней, чем ведьмак обычно раскладывался на ночлег. Бросили монетку.

Гуарин напоил лошадей и занялся сооружением костра, а Серафим, впервые сняв перед ведьмаком шлем и перчатки, уселась под дубом с книгой. По страницам зашуршало перо. Ведьмак, пользуясь случаем, сменил свежую повязку на плече. Рыцари отметили под ней не очень глубокий, но толстый свежий порез, сшитый крайне неаккуратно. Кожа вокруг раны пугающее чернела, но ведьмака это, видно, не заботило.

— Это от чуудища, что убило вашу лошадь?

— Верно.

После перевязки Марек помог Гуарину с костром, и когда тот разгорелся, Серафим поднялась. Положила книжку с принадлежностями в седельную сумку под незаметным взглядом ведьмака. Сняла с лошади баул и принесла к костру.

— Госп’один Марек, пока Серафим сооружает обед, давайте поболтаем о нашем похооде, — предложил Гуарин.

— Не знал, что рыцари умеют готовить.

— Рыцари умеют всё, — гордо заявил Гуарин. — Хотя я вот не умею муз’ицировать…

Он повернулся к Серафим. Она в этот момент разбирала коробочки, не доставая из сумки.

— Уважаемая Серафим, а вы случайно не умеете играать на каком-нибудь инстр’ументе?

Серафим покачала головой, и по щекам ее забили локоны. Она убрала их в пучок. И зажестикулировала, как будто пишет кистью.

— Только рисовать умеете, — озвучил Гуарин, и Серафим кивнула. — Я т’оже.

Ведьмак, со скуки жующий травинку с пушистым хвостом, хмыкнул. Проследил, как в чан на огне льётся масло.

— Раз всё умеете, зачем вам ведьмак?

— Всё умеем, но не всё р’азумеем, уважаемый. О фантомах, вот ничего не раазумеем, ровно как о проклятьях. Кроме того, конечно, что всем изв’естно: первые мертвые, вторые страшные. Вас мы нааняли ради более пр’офессиональных компетеенций по этому поводу.

Серафим закинула на огонь мясо, обильно присыпав яркими специями. Даже на нюх ведьмак не мог их определить — видимо, не знал.

— Ну что же, я готов выслушать ваши истории о проклятиях и привидениях, чтобы выдать первые компетенции.

Гуарин повернулся к Серафим, которая резала над казаном сочные помидоры. Она кивнула, покрутила ладонью параллельно к земле.

— Над р’одом уважаемой Серафим фон д’Амеди навис злой рок, забирающий жизни всех ноовых член’ов семьи, — изрёк Гуарин, сверяя каждое слово с лицом Серафим.

— Младенцы мрут?

— Нет… Суженные. И д’уши их неспокойные застреваают между жизнью и смертью.

— Пытаются связаться?

Гуарин глянул на Серафим. Она, заметно помрачневшая, кидала на сковородку чеснок и травы. Покачала головой отрицательно, потянулась к шее ладонью, будто душа.

— Мне бы хотелось осмотреть место последней смерти.

Серафим снова закачала головой, указала за спину, потом на небо. Солнце в этот момент пряталось за облаками, но она имела ввиду именно его.

— Это в Туссенте, — озвучил Гуарин. — Мы не будем туда возвращат’ься.

— Почему?

Рыцари обменялись взглядами.

— Единственная, кто мож’ет знать о проклятье — многоуважаемая баабушка Серафим, Карина фон д’Амеди. Мы держим путь в старое имеение семьи под Бан Глеан, чтобы проведать её и уз’нать всё из первых уст.

— Тогда я хочу получить описание последней смерти.

Серафим хмурая помешивала в казане будущий обед, уже манящий ароматом жареного мяса и специй. Подсыпала ещё приправ, в запахе которых ведьмак всё же разобрал знакомые: базилик, кориандр, укроп.

— Займёмся этим п’осле обеда, как думаете, уважаемые? — перебил дискомфортную тишину Гуарин.

— Мёртвые никуда не денутся, — согласился ведьмак.

Несмотря на уже роскошный запах, блюдо готовилось ещё не меньше получаса. Серафим то накрывала его крышкой, то кидала туда больше ингредиентов, то подливала воды.

— Офирское блюдо? — спросил Гуарин в сторону повара, на что получил кивок. Зевнул. — Лююбит рыцарь Серафим всё офирское.

Ведьмак, видимо, заразился этим зевком и задремал. А когда проснулся, перед ним уже была поставлена миска, полная пикантно благоухающего «офирского блюда» — не то супа, не то мясной каши. Рыцари довольно уминали свои порции за обе щеки. Марек было присоединился к ним, отправив в рот полную ложку, но замер. Во рту полыхнуло, ударило столбом огня по горлу. Ведьмак покраснел и закашлялся.

— Курва, как… остро… — прохрипел он задыхаясь, заливая пламя водой из бурдюка.

Рыцари неловко переглянулись. Серафим позволила себе отхватить ложкой из миски Марека и попробовать. Пожала плечами. Ведьмак кашлял, шмыгал остатками носа и жалел, что не может прорыдаться.

— Ох…

— Изв’ините, господин ведьмак, — вздохнул Гуарин. — Что-то я не подумал спросиить, как вы относитесь к острой пище…

— Да я то, кхх, нормально отношусь… Но чтобы настолько…

— Позвоольте, пожарю вам простого мяса… — предложил Гуарин.

— Нет, кх, тогда мы отсюда никогда не сдвинемся. Всё… Нормально.

Он откашлялся и пошёл наполнить заново флягу. Сел обратно и начал есть осторожно, стараясь не жевать, как будто это должно было помочь. Обливаясь потом и насморком, что выглядело весьма специфично вкупе с отсутствием носа, выпив литра полтора воды, Марек всё-таки победил свой обед. Тяжело выдохнул. Серафим доедала вторую порцию, и на её лице не было ни грамма страданий ведьмака. Гуарин, хоть и шмыгал носом в процессе, явно не был впечатлён остротой офирской кухни.

После обеда тройка задержалась передохнуть. Серафим достала трубку, набила и закурила. Табак, гвоздика, конопля — принюхался ведьмак. Когда она докурила, путники начали собираться. Марек с кислым видом наблюдал, как рыцари собирают оставшуюся еду.

За весь остальной день и вечер ведьмак не пропустил ни одного куста пижмы: проезжая мимо, он срывал жёлтые плоды, мял в пальцах и отправлял в рот, стараясь не жевать, разнося по округе острый запах. В какой-то момент перестал есть соцветия, но по-прежнему собирал их в складку куртки.

— А у в’едьмаков разве не два меча? — спросил неожиданно Гуарин, наблюдавший за ним всё это время.

Он, конечно, заметил пустые ножны на спине Марека. Поравняться с ведьмаком не мог, так как шли они по лесу цепочкой.

— Два. Второй остался там. Куда мы идём.

Спрашивать, зачем ведьмаку столько пижмы, Гуарин не стал.

Лес темнел, а под подковами лошадей всё чаще стучал камень. Вскоре мшистые валуны начали выглядывать из земли между деревьями, как горох, рассыпанный великаном. Сосны вытеснили остальные деревья и кустарники. А может, это сделали камни, и только сосны справились с их натиском. Трава уступила место ковру иголок и мха.

— Почти на месте, — прохрипел ведьмак, чуть обернувшись. — А вы забыли рассказать мне о мертвецах.

— Расскажет Серафим на пр’ивале. Я-то не видел.

— Расскажет?

— Напишет. Вы же умеете читать, верно, уважаемый?

— Как-то же я прочел ваше объявление.

— Точно. Его, кстаати я писал. Да и пригласить в’едьмака была моя ид’ея.

Смеркалось. Камни вокруг как будто росли, уже нависая над путниками. Под редкими из них зияли чёрные дыры. Гуарин заметил, что давно не слышно птиц, не видно следов оленей, лосей, кабанов. Только комарьё никуда не исчезало, наоборот, начинало роиться вокруг. Серафим где-то сзади явно дымила трубкой, и её они не особо волновали. Рыцарь присмотрелся к ведьмаку: на того комары точно садились, но либо он этого не замечал, либо игнорировал.

Путники вышли на поляну камней, когда темнота полностью проглотила лес. Так резко и незаметно, что никто не подумал, не успел зажечь факел. Ведьмак спешился и хотел было что-то сказать, но голос снова его подвёл. Рыцари и без того поняли. Гуарин спрыгнул с коня и полез в суму, Серафим осталась в седле. Что-то хрустнуло под копытами Дху. Под ногами Гуарина. Вспыхнул факел в его кулаке, осветил землю, устланную…

— Чеш’уя? — спросил Гуарин, садясь на корточки.

Лошади нервно зафыркали. Ведьмак уже рылся под массивным валуном и не поворачиваясь бросил за спину:

— Панцири. Что, уже пустые?

Он как-то странно хмыкнул. Медальон на его груди слегка дёрнулся. Ведьмак перестал копошиться в земле и замер. Рыцари тоже это услышали. Дрожащий гул из больших камней. Ведьмак быстро вытащил из тайника склянку, приложился к ней, поморщился и замер на мгновение. Коснулся ухом земли. Снова гул. Лошади затоптались. Им не нравилась дрожь под ногами. Серафим потянулась за копьём.

— В’едьмак Марек, — прошептал Гуарин на всякий случай. — Что это?

— Мой меч, — тоже шёпотом ответил ведьмак.

Он отнял лицо от земли и медленно выпрямился спиной к рыцарям, лицом к многочисленным дырам под камнями. Указал в сторону правых отверстий и поднял в воздух четыре пальца. Гуарин еле различал их в темноте. Три пальца. Понял. Подлетел к Туфо и ударил по крупу, одновременно вытаскивая из ножен меч. Два. Грохот слышался уже отчетливо. Дху заржал. Один.

Из черноты прямо на ведьмака вылетела огромная тень. Он отскочил мягко и стремительно, как сдавленная секунду назад пружина. Что-то сверкнуло в свете факелов. Десятки ног, панцирь… Зигзагообразный серебряный меч, загнанный между чешуйками монстра, в шерстяную прослойку. Чудовище летело на Гуарина, перебирая когтями. Хрустели панцири его меньших собратьев. Гуарин, вскрикнул не то боевым кличем, не то стоном ужаса, увернулся, рубанув перед собой мечом. Тварь высоко заревела и отпрянула, уронив пару срубленных ног. Химическая вонь раздалась по поляне. Марек подскочил к чудовищу, ухватил меч двумя руками. Его тряхнуло. Монстр извернулся, но не смог дотянуться до врага жвалами, ударил хвостом. Ведьмак отпрянул, повиснув на мече. Мощный хвост огрел руки и эфес, вгоняя серебро глубже. Яр застонал, получив по свежей ране, разжал пальцы и оттолкнулся от чудища — на землю повалился неуклюже. Схватился за больное плечо. Чудище запищало, забилось, пытаясь извернуться к вошедшему глубже в спину мечу. Раздался хруст, средний между грохотом падающего дерева и сколом крабьего панциря. Серебряный клинок отлетел на землю вместе с осколками брони монстра. Ведьмак прыгнул в сторону меча не поднимаясь, машинально перекувырнулся, как кувыркался уже сотню раз, как научили его десятки лет назад. Правда, тогда его рука была целой. Зашипел от боли. Рукав намокал. Марек выпрямился вместе с монстром. Последнего тут же сбило копьё, вошедшее под одну из лап на скорости разогнанной лошади. Скорости Черного Гнева.

Серафим выдернула из твари глефу. Снова раздался запах, щемящий глаза. Вороной конь встал на дыбы, отпрянул от шипящего в считанных дюймах чудовища. Испуганно вскрикнул, когда у его шеи клацнули мокрые жвалы. Серафим теряла контроль над зверем.

Марек перекинул меч в правую руку, в три прыжка обогнул монстра, чтобы оказаться ближе ко всаднику. Наложил знак. Воздух сгустился вокруг головы лошади. В приступе паники конь резко вдохнул, и глаза его блеснули зелёным светом. Он крепко встал на ноги, и Серафим одёрнула его в сторону прежде, чем чудище ударило в них хвостом. Ведьмак, краем глаза видевший летящую атаку, рухнул: жало просвистело над ним.

Яр перевернулся, схватил меч обеими руками и рубанул. Острие снова застряло, в этот раз в кончике хвоста, и чудовище подняло ведьмака взмахом тела. Марек упёрся ногами в землю и дёрнул, увернувшись от летящих ему в рёбра жвал: клинок вышел, а кончик хвоста с угрожающим жалом выгнулся безжизненно: теперь он держался на последних волокнах мяса и свалявшейся шерсти.

Гуарин, уже убедившийся, что чешую его меч не пробивает, засадил твари лезвие в открытую рану на спине. Отскочил. Где-то впереди Серафим рубанула с разбега по груди монстра, оставив в его броне трещину.

Чудовище ударило в сторону всадника, но всплеск огня окатил тварь — ведьмак снова наложил знак. Монстр закричал, зашипела кровь, забурлили раны на его спине, под лапой, на месте отрубленных. Хвост хаотично забил по земле, сотрясая. Заскакали ошмётки костей и панцирей. Люди отступили.

Гуарин вопросительно глянул на ведьмака, когда тот сигнализировал Серафим. Он стучал себя по груди — она кивнула. Горящий глаз сверкнул в сторону второго рыцаря. Остановился на факеле. Ведьмак коснулся правой рукой спины. Гуарин понял.

Монстр вскочил, уже окружённый. Тухли огоньки на его шерсти, но рана продолжала бурлить.

— Э, курва, — прохрипел Марек, привлекая внимание чудища. На удивление рыцарей прохрипел очень громко, пускай и неразборчиво.

Монстру было всё равно на слова, его привлек рык. Он развернулся и пополз к ведьмаку нерасторопно, хаотично подгибая от боли хвост, пошатываясь от недосчёта лап. Ведьмак сделал выпад, провоцируя. Еще один, тут же отскакивая назад. Дху Тоораен спокойно пятился в темноту, руководимый Серафим. Гуарин ступал за монстром, готовый в любую минуту отпрянуть или напрыгнуть.

Серебро просвистело у многоглазой морды, скрипнув по панцирю. Тварь заревела, согнулась и встала на дыбы, нависая над ведьмаком.

— Сера! — рыкнул Марек.

Мгновение, и в грудь монстра, точно в брешь впилось копье отточенным на турнирах наскоком. Треснула броня. Серафим надавила, чувствуя, как уже касается острием мяса, как скрипят о металл осколки. Одновременно с ней ударил Гуарин. Сзади, вдавив факел в рану, под панцирь. Свист реакции огня с кровью монстра. Поле битвы погрузилось в вонючий мутный мрак. Только глаз ведьмака сверкал в темноте. Гуарин отлетел под случайным ударом хвоста. Хруст. Хрип. Предсмертный визг. Страшный, раздирающий перепонки. Глефу Серафим потянуло во мрак — рыцарь рванула на себя. Обрушился замертво монстр.

Глаз ведьмака блеснул где-то далеко. Щёлк. Искра. Разгорелся факел. Марек поднёс его к чудищу. Серафим поспешно спешилась, подбежала, грохоча к Гуарину. Дху остался стоять истуканом.

— Живой, — выдохнул рыцарь ещё неровным дыханием.

Он не ранен, даже доспех не помят. Гуарин встал, не брезгуя помощью. Ведьмак опёрся ногой на грудь монстра. Схватил почти невидимую рукоять меча — тот полностью, по самую гарду, скрылся в теле чудовища.

Когда Серафим пробила панцирь, ведьмак влетел снизу. Влетел серебром в трещину, разрывая грудь и шею, если они у монстра вообщебыли, голову изнутри.

Марек вытащил изогнутый меч и положил на землю. Достал откуда-то из сапога нож. Закашлялся.

— Советую, — прохрипел он привычно для себя тихо, — отойти, пока не задохнулись.

Протянул Серафим факел. Она приняла, чуть дрожащей рукой. Пошла за Дху, так и стоящим посреди поляны, тупо смотрящим перед собой. Он уже начал ковырять копытом землю, действуя по привычке, которую отчего-то не мог вспомнить. Серафим отвела его прочь со зловонной поляны, и вместе с Гуарином они собрали остальных лошадей.

В головах рыцарей начало неприятно кружиться, а во рту появился кислый привкус, и они поспешили отойти глубже под сосны. Ведьмак вернулся к ним, нагруженный седельными сумками, мокрыми мешками и рыбацкой сеткой, набитой фрагментами чешуи.

— Разобьём привал недалеко, — сказал он, укладывая на круп Хмель всё своё скромное, но дорогое имущество.

— А это… Того… Ничего? — устало задался вопросом Гуарин, тыкая не очень определённо в сторону поля боя и в воздух.

— Уляжется. Да и не опасно.

Сил у Гуарина болтать не было, он послушался, не забыв помочь Серафим забраться на оживающего Дху. Шлем она по своему необыкновению стянула и дышала тяжело.

Лагерь разбили в пятистах ярдах от места сражения.

— Тут безоп’асно спать? — единственное, что смог выжать Гуарин.

Ведьмак кивнул, но рыцарь уснул раньше, чем это увидел. Вскоре к нему присоединилась Серафим. Дху Тоораен, полностью пришедший в себя, недовольно ржал и фыркал всю ночь, будто пытаясь наверстать упущенное.

Марек почистил меч, сварил масло из яда убитого монстра и Ласточки. Перевязал руку, обнаружив, что рана открылась. Она была смазана обильно тёплым маслом, хотя этого не требовалось: ведьмак не умер за прошлую неделю, а раздражение вокруг царапины потихоньку сходило. Яр глотнул Белого Мёда, настоящего, а не сваренного корчмарём из деревенских травок. Пошёл проверить привязь лошадей.

***

Сегодня мы виделись под Каэд Мырквид. Где обычно, на западной границе. Мне показалось, за деревьями прошёл древочуд, только будто беззвучно. Разве могут деревья ходить беззвучно? Я прижала покрепче Велес, чтобы защитить от страха и плохих мыслей.

К нам вышла дриада также тихо, как ходили её деревья. Они с Велес знакомы. Дриада сказала, что в воздухе слышно, как мы любим друг друга. Сказала, что проведёт свадьбу.

Ведьмак закрыл случайную страницу книжки, положил, откуда взял, и завалился спать. Бурчание Чёрного Гнева его убаюкало.

========== Глава 3 - Начали за упокой ==========

Ведьмак поднялся первым, покрытый испариной росы. Как будто умылся ей, только размазывая грязь. С трудом зажёг костер: пришлось использовать Игни. Почистил меч и принялся выскребать из головы чудища мякоть, подсушенную за ночь. Волокна мяса, уже не пахнущего алхимической лабораторией, выглядели аппетитно, но Марек воздержался. Обычные барбегазы были съедобны, но этот не обычный. Этот размером с лошадь, с ядовитым остриём на хвосте — как минимум подозрительный.

Серафим проснулась, когда ведьмак изучал жало чудовища. Она поднялась, не успев сбросить сон, и направилась в сторону Марека тяжело и стремительно. Без доспехов рыцарь потеряла часть массы, но оставалась огромной по сравнению с ведьмаком. На её явно стянутой под одеждой груди скакало грубое деревянное кольцо.

Марек не сопротивлялся, когда большая сила подняла его с места и поставила на ноги, секунду волоча по воздуху.

Серафим глядела на ведьмака сверху вниз полными ярости глазами, не отпуская кулака с его рубахи. Она разрезала рукой воздух в сторону вчерашней поляны, застыла с раскрытой ладонью, чуть дёрнула ведьмака на себя.

— Что это было? — прохрипел Яр, не отрывая глаза от разгневанной синевы. — Барбегаз.

Серафим повторила жест, ударив себя по груди, указала ладонью на ворочающегося Гуарина.

— Что вы тут забыли? Вы со мной пришли.

Ведьмака приподняли, он встал на цыпочки. Рефлекторно положил руку на кулак Серафим.

— Я был уверен, что он мёртв. После меча-то в спине.

Серафим ослабила хватку. Ноги ведьмака опустились на сухие иголки.

— Вы приятно меня удивили, — мурлыкнул он и получил в свою сторону лютый взгляд.

Рыцарь указала на лошадей, на сонного Дху.

— Ведьмачье колдунство. Временно успокоил, только и всего. Он уже в своём уме, не волнуйся.

— Что, — пробурчал Гуарин, поднимаясь, — происхоодит?

Увидев Серафим, схватившую Марека, как провинившегося котёнка, вскочил.

— В’едьмака бьём? — случайно восторженно, ещё через сон спросил он.

Этот вопрос отбил у Серафим желание, если оно и было, бить ведьмака, и она пустила его. Марек мягко встал на землю. Гуарин потёр глаза и блаженно зевнул.

— Значит, не бьём. Извинит’е, я по делам.

Рыцарь удалился за деревья.

— И вы меня извините, — прохрипел Марек, (безуспешно) пытаясь звучать дружелюбно, а не насмешливо. — Вы правда мне помогли, и я благодарен.

Серафим тяжело вздохнула. У неё было много слов для ведьмака, но как их озвучить, стоило ли их озвучивать, она не знала.

Солнце не пробивалось через густые древние сосны — застревало где-то высоко в ветвях. В лесу пахло влажной свежестью, и о вчерашней ночи ничего в воздухе не вспоминало.

Троица проснулась окончательно. Серафим гневно скрипела пером в стороне, пуская трубкой сладковатый дым. Периодически она подзывала Гуарина и вручала ему писаные послания, а он либо писал в ответ, либо отвечал короткими «да» и «нет», неловко поглядывая на ведьмака. Они говорили о нём, а Марек делал вид, что не замечает. Сидел у костра, дочищал выбранные им куски монстра, сторожил греющийся завтрак. Судя по тому, как смягчалось лицо Серафим, по улыбкам между рыцарями, напряжение, силами Гуарина, сходило.

— Давно я не сраж’ался с бестиями, — протянул он, подсаживаясь к огню. — Это был… Не самый чеестный бой на моей памяти, ноо, не буду скрывать, увлек’ательный. Что это было?

— Мутированный барбегаз.

— Страашно представить, как выглядят н’ормальные

— Не страшно. По их тушкам мы вчера бегали.

— Получается, этот зв’ерь… Бестия жила под каамнями и пит’алась своими?

— Да, но только потому, что не решалась уйти далеко с мечом в затылке. Этих мелких я разложил ещё неделю назад, и обычно они друг друга не жрут.

— Вот оно как. Здорово мы его вчера, кон’ечно.

Ведьмак ничего не ответил, хотя был согласен. Мареку приходилось работать в паре с ведьмаками, но в целом он к командной работе не привык. Да и не рассчитывал, что рыцари окажутся такими дельными. Для Серафим это было третий раз в жизни, а вот Гуарин почти никогда не рыцарствовал в одиночестве в силу своих заморочек.

— Марек Яр.

— А?

— В сл’едующий раз вам слеедует предупредить нас, если… Ну, м’онстры…

— Конечно.

Серафим вырвала из дневника лист и подошла к костру. Протянула его ведьмаку. Гуарин тоже в него заглянул.

«Фантом:

— Похож на живого.

— Полупрозрачный и размытый.

— Будто светится.

— Истощённый, обгоревший.

— С соответствующими ранами: ожоги от молнии.

— В одежде, в которой умер.

— Пахнет молнией.

— Тянет руки, хватает больно.

— Двигает губами, но ничего не слышно.

— Выглядит несчастно.»

Почерк Серафим крупный, буквы чуть наклонены вправо и вытянуты. Заглавные, как и у Гуарина, вычурные, но не такие фантасмагоричные.

— В какое время появляется? — спросил ведьмак, изучив записку. Речь в ней, хоть и неожиданно, о суженном фон д’Амеди.

Серафим сложила ладони и прижала к щеке, закрыв глаза.

— Ночью, значит. Это время смерти?

Кивок.

— Он привязан к месту?

Неуверенный кивок.

— Его видит кто-то кроме тебя?

Серафим нахмурилась. Пожала плечами.

— Как его хоронили?

Рыцарь указала на землю.

— По правилам?

Кивок.

— Скажи точнее, когда и как он умер?

Серафим забрала у Марека листок, пошуршала пером и вернула.

«После того, как дружка одела нам венки. Мы распустили руки, чтобы обменяться кольцами. Удар молнии, хотя небо было безоблачным, а вокруг много деревьев.»

Ведьмак затих и долго смотрел в огонь. Серафим ждала, но он не возвращался ни к разговору, ни к озвучиванию выводов. Она вопросительно замычала.

— А, ну. Судя по всему, он привязан не к телу и не к месту, а к событию. Нехорошо.

— Почему нехор’ошо? — встрял Гуарин, крутящий головой между Мареком и Серафим на протяжении всего диалога.

— Таких духов хер убьешь, — Марек заметил, как Серафим свела брови, — или освободишь, — добавил. — Тут разбираться с событием надо. С чего вы, кстати, взяли, что это проклятие?

Серафим встретилась глазами с Гуарином и махнула рукой.

— Маатушка Серафим, Хаулина фон д’Амеди сказала так, как т’олько услышала о случившемся. Мол, права была, изв’ините, цитирую, старуха, то бишь бабушка Карина, когда истериичные письма писала о бедах с’емейных, о проклятиях. А Хаулина не слушала и не верила, оттогоо и дочери, то есть Серафим, не говор’ила, пока опять зло не случилось. Бабка, мол, с ума давно с’ошла, что ей верить, что её вспоминать лишний раз…

Марек скривился, чуть не запутавшись в разновозрастных женщинах.

— Были ещё пострадавшие от проклятия кроме тебя?

Серафим подняла ладонь над головой, второй рукой погладила несуществующую бороду.

— Твой брат?

Отрицательное покачивание. Серафим задрала руку выше («Выше, мать вашу, только небо», — подумал Марек.) и нарисовала пальцем борозды под глазами.

— Отец?

Кивок.

— Получается, и дед тоже, раз мы идём к бабке…

— К Карине фон д’Амеди, — поправил Гуарин.

Серафим пожала плечами.

— Матушка Серафим пребыв’ала и пребываает не в лучших отнош’ениях с бабушкой, — поясняет Гуарин, убеждаясь, что может это говорить. — Хаулина даже не уверена, что мать её жива. Поэтому Серафим о б`абушке Карине почти ничего не иизвестно. Знаете, навер’ное — расколы в семье…

Ведьмак не знал, но был наслышан. Сколько привидений приходилось ему гнать со света из-за семейных распрей, сколько архиспор корчевать в фамильных садах…

— Ваша правда, не стоит тратить время на призрак твоего жениха, — прошипел Марек после минуты раздумий. — Сера. Гуря. Отправляемся к бабке.

Гуря покраснел.

— Господин в’едьмак! Небоеваая сит’уация не требует сокращен’ий!

Марек заскрежетал и отмахнулся.

Троица позавтракала «офирским блюдом» (ведьмак дрожал и запивал пижмовым чаем), свернула лагерь и отправилась дальше на север. Марек вывел их из леса.

***

День был светлым и тёплым, а ветер не давал ему превратиться в душный. Яр вёл Хмель по тени, щурясь так сильно, будто солнце светило ему прямо в глаз. Серафим не избегала света, но по большей части шла в тени, грея в лучах только лицо в открытом шлеме. Гуарин же предпочитал идти по светлой стороне дороги.

Ведьмак прочистил горло.

— Э, Сера.

Рыцарь не оборачиваясь замедлила ход, чтобы ведьмак нагнал её.

— Я тут покумекал, что за свадьба такая посреди ночи, а?..

Вопрос был риторический. Серафим не подала виду, что он её смутил, но ведьмак заметил, как она напряглась всем телом.

— Венчание под покровом темноты, — продолжил ведьмак, — будто по секрету. Без благословения, верно?

Серафим скованно кивнула.

— Не думаешь, что беда случилась из-за этого?

Серафим покачала головой, но тут же пожала плечами.

— Может, брак твоей матери тоже был нежеланным?

Снова пожала плечами, в этот раз раздражённо. На этом допрос кончился — Марек понял, что Серафим большего не знает.

Через несколько минут голос подал Гуарин.

— Марек Яр, позвол’ьте поинтересооваться, откуда вы род’ом?

— Ниоткуда не родом, у ведьмаков рода нет.

— А что за иимя у вас «Яр»?

— А, это… сокращение от «Ярсбор». Я раньше был «Марек… из Ярсбора».

— А чего пом’еняли?

— Да как-то говорить сложно стало.

Ведьмак погладил языком зубы.

— Ах, понятно. А я вот наазван в честь предков. Гуарин Жанлука Мерино. Ещё дедушка мне гов’орил, что фамилия наша, «Мерино» значит «с моря», а Жан и Лука были братьями, первыми гостями Сопряжения Сфер, с мооря сошедш’ими. Отсюда и чайка на нашем гербе, вы, должно быть, з’аметили.

— Очень интересно.

— Да! А вот что касаается Серафим фон д’Амеди, так…

Его перебил свист. Дху встал на дыбы: под его копытами выросла стрела. Гуарин схватился за меч, но ведьмак рыкнул на него:

— Опусти.

Стрела эльфийская.

— Верно, — раздался звонкий голос. — Опусти, или следующая прилетит тебе в глаз, дх’ойне.

Из-за деревьев вышел высокий светловолосый эльф. Его лук опущен с заложенной стрелой. Среди крон послышались скрипы тетивы. Послышались исключительно ведьмаку.

— Белки, — тихо бросил Марек спутникам.

И правда: Гуарин заметил серый беличий хвост за ухом эльфа.

— Вы приближаетесь к земле Доль Блатанна. Разворачивайтесь.

— Мы направляемся не в Долину, а в Каэдвен.

— Вы пропустили поворот.

— Поворот будет и дальше.

Эльф поднял лук. Марек зашипел на Гуарина, скрипнувшего ножнами. Пальцы Серафим сжались на древке копья.

Между Белкой и ведьмаком шагов десять — эльфская стрела обещала пробить насквозь.

— Вы могли сделать из нас ежей уже сотню раз, — просипел ведьмак.

Эльф кивнул в сторону рыцарей.

— Нильфы.

Нильфы переглянулись.

— Вообще, — начал Гуарин, но Марек его перебил:

— Нильфы. И ведьмак.

Эльф буравил его золотистыми глазами.

— Ведьмак… Это ты вёл охоту на Д’ьаебль Лигну из Каед Каррайт?

— Я. А эти нильфы помогали.

Он медленно развернул лошадь. На боку Хмель звякнули в тугой сети фрагменты панциря барбегаза.

Эльф прищурился и хмыкнул вызывающе. Натянул тетиву. В этот раз люди не успели услышать свист, только гулкий грохот чешуи. Хмель испуганно заржала, но ведьмак притянул поводья и хрипнул ей на ухо. Дху зафырчал злобно. Стрела отлетела к ногам эльфа — лошадь не ранена.

Белка снова ухмыльнулся, на этот раз удовлетворённо, видя злой блеск в глазу ведьмака.

— Не врёшь. Что ж. Мы не видели ни тебя, ваттгерн, ни двух нильфов. А вы не видели нас.

— Идёт, — процедил Марек дырявыми зубами.

Эльф исчез за деревьями также, как появился. Исчезли его невидимые братья и сёстры. Рыцари и ведьмак ещё несколько минут стояли в тишине.

— Когда в мою лошадь ст’реляют…

— Не очень хотелось выёбываться под прицелом пятерых беличьих лучников.

— Вы их видели?

— Слышал, ещё через твой трёп. Они идут на юг.

— Я думал, скоя’таэли не оставл’яют людей в живых…

— Нильфы не люди, — пожал плечами Марек, — ведьмаки тем более.

— Мы дааже не нильфгаардцы… — на всякий случай шёпотом вставил рыцарь.

— Ну не знаю, у меня от твоего акцента уши в трубочку сворачиваются.

Гуарин не стал озвучивать, куда сворачиваются его уши, когда он пытается разобрать скрежет ведьмака.

— С к’аких пор у Нильфгаарда вообще иммунитеет к…

— Мелитэле мне в жопу, Гуря. Откуда я, блять, знаю!

Гуарин смущённо затих, решая, оскорбляться ли ему. Опешила даже Серафим.

Ведьмак зарылся в седельной сумке, вытащил одну из своих крошечных баночек и выпил залпом. Ветер принес от него запах спирта, врачевальни и как будто гнили. Марек запрыгнул на Хмель и молча поехал вперед. Рыцари обменялись растерянными жестами и отправились следом.

Минут через двадцать Яр замедлил ход. Гуарин посчитал, что уже можно. Немного растерялся, заметив разводы на лице ведьмака.

— Господин в’едьмак, если я вас чем-то оскорбиил…

— Все в порядке. Голова заболела — ругнулся. Прости?.. — последнее слово он выдал, будто предлагал что-то купить.

— Да я, еесли честно, не з’наю, за что…

Марек вздохнул.

— Вы не разбираетесь в политике, да?

— В пределах Туссента раазбираюсь…

Гуарин бросил вопросительный взгляд на Серафим, но она не слышала их разговор. Курила трубку где-то позади.

— Кажется, даже я знаю больше вашего. Долина Цветов сейчас занята нелюдьми, и они не очень рады людям.

— Кроме ниль…

— Не знаю ничего про нильфов, — отрезал ведьмак. — Знаю только, что Белки вроде как тоже не самые желанные гости там.

— Эльф, которого мы встреетили вроде защищал д’олину.

— Это не значит, что долина защищает его.

Помолчали.

— И потом, Белки ничего не защищают.

— А откуда он зн’ал о вас?

Марек пожал плечами.

— Заказ на эту херь… даже барбегазом её не назвать. Дьябелигну. Я получил в Нижнем Посаде. Видимо, он давно тут всем докучал, прославился.

— А вам значит моожно в…

— Во-первых, я не человек. А во-вторых, когда руки пачкать не хочется, можно и человека запрячь.

— Понятно. А вам не нуж’но в Нижний Посад? Сообщить, что бестия мертва.

— Не срочно.

Через час пути тройка вышла на обгоревший указатель. Стре́лок в виде лошадиных профилей было три, не считая одной сломанной: восток — Нижний Посад, юг — Венгерберг, северо-запад — Бан Глеан. На востоке чернели жжёные поля, — совсем не то, что рыцари представляли о «Долине Цветов».

Марек, хоть и заверил, что никаких патрулей Дол Блатанна вдоль границы не имела, предложил рыцарям пройти для привала подальше на запад. Они охотно согласились, но движило ими вовсе не остережение Белок. Они в целом не имели представления о Скоя’таэлях. Слышали, конечно, но… в отношении Скоя’таэлей «слышать» ничего не значило.

К привалу ведьмак, как показалось Гуарину, повеселел. То, что он почернел, рыцари старались не замечать. После броска монеты Марек даже вызвался помогать Серафим с готовкой. Она опять сооружала что-то офирское, в этот раз сверяясь с маленькой книжкой в отделке голубой ткани. И хотя снова блюдо было до ужаса, по мнению ведьмака, острым, для него был отдельно сварен пресный рис.

Вторая часть дня прошла без приключений, только пара загруженных нелюдских обозов встретилась компании по пути. Марек успел обменяться чем-то с бородатым конвоиром одного из них. Как оказалось на ночной остановке, — он купил водку.

— Не водку, а краснолюдский спирт, — возразил ведьмак. — Очень ценная вещь, всем советую.

С этими словами он плеснул из бутылки в маленький котелок, уже давно бурлящий на костре. До этого в него летели толчёные растения, головки ягод, капала вязкая жидкость из крохотного пузырька… Готовка кипела, не уступая кухне Серафим. Рыцари наблюдали за ведьмаком.

— А пить этот спирт моожно?

— Это я вам и советую.

Марек демонстративно глотнул из бутылки, накрывая варево крышкой. Серафим протянула руку, тут же получив в неё бутыль. Глотнула и страшно закашлялась, замахала руками в разинутый рот. Гуарин заинтересованно потянулся к бутылке. Сделав глоток, он покраснел, побелел, позеленел, потом снова побелел…

— Разд’ери меня, — кх, — кто угодно… Это не питие…

Марек, скрипящий всё это время смехом, кинул рыцарям ещё одну банку.

— Один к одному.

Серафим открыла и принюхалась: будто заспиртованное варенье. Отлила в кружку: и правда, что-то концентрированно-сладкое с ягодной ноткой. Разбавила, как наказал ведьмак, краснолюдским спиртом, сделала аккуратный глоток… И блаженно вздохнула.

Вечер зацвёл новыми красками.

— Е’сть в этом, извиниите, извращении дух Кастель-де-Неф, Серафим, вы не нах’одите?

Серафим растянула губы и махнула неопределённо. Она не разбиралась в винах, чем не раз шокировала коллег-рыцарей.

— Эт что? — хрипнул Марек, разливающий по своим склянками жижу с костра.

— Сорт туссентского вина. На мой скроомный взгляд недооценённый. Сл’адкая Кастель также оставляет на языке загадочное лесноое послевкус’ие, как ваша… настойка.

— Ещё бы, она на еловых шишках.

Серафим заинтересованно замычала. Сказать, что ей понравился напиток — ничего не сказать. Гуарин тоже отнёсся к нему благосклонно, но сильно впечатлён не был. Он предпочитал алкоголь помягче, желательно пестрящий вкусовыми переливами или игристый. Ничем этим пойло ведьмака похвастаться не могло.

Марек, уже потерявший человеческий цвет и покрывшийся узорами вен, разговорился:

— Эта настойка у меня от батьки. С пеленок дую.

— У ведьмаков нет рода, но есть род’ители? — поинтересовался Гуарин, рассматривающий разложенные ведьмаком ингредиенты для следующего зелья: чьи-то когти, сушёные плоды растений, пара полупустых колбочек с тёмными жидкостями и тарелка с поблескивающим в огне песком.

— Не, мы почкованием размножаемся. Батькой я зову… ну, учителя, наверное. Хотя он же меня и растил, так что батька.

Марек принялся толочь в крохотной ступке когти.

— Откуд’а вы вообще берётесь… Ой, каажется это прозвучало некультур’но…

— Да нормально прозвучало. Разбросаны по миру школы, оттуда и берёмся. Школа Кота, вот, — Марек дёрнул медальон на груди, — в Юхерн Бане, эльфских туннелях.

— Ух ты, а гдее это?

— А не скажу — секрет.

Гуарин сжал губы.

— Если я тебе скажу, негде мне будет зализывать раны. Разберут по кирпичам, солью закидают и сожгут на всякий случай, чтобы снова не выросла. Знаем, проходили.

Они болтали до темноты. Гуарин расспрашивал о ведьмаках и раз в несколько вопросов традиционно удивлялся, за что их так не любят. Затем рассказывал Мареку что-нибудь о Туссенте. Серафим слушала с оживлением и того и другого, и даже спросила письменно, зачем ведьмаку амулет на груди. Ведьмак в свою очередь спросил Серафим, зачем ей деревянное кольцо там же.

Рыцарь смутилась и не скрыла этого, как делала обычно, видно, разомлела от ведьмачьей выпивки. Марек ответил на её вопрос, и ей было не отвертеться.

«Кольцо я вырезала для человека, ради кого всё это. Не успела одеть на палец тогда. Думала, положу на могилку, а что толку, когда душа по земле бродит.»

И затих бы их вечер на этой ноте, не достань Гуарин колоду карт.

— Гвинт! — «предложил» он.

Серафим с Мареком тяжело вздохнули. Шансов против Гуарина у них было мало даже общими силами.

***

Я принесла Велес цветок с винодельни Короната. Белый, но малиновый по краям, как будто бумажный, опущенный в краску. Велес тоже так показалось. «Буренвилия». Сказала она. Или как-то так. На бурю он не похож. Вставила цветок мне в волосы, за ухо. Зачем, я же принесла его тебе… Его помнёт шлем. Я этого не сказала. Весь день проходила без шлема. Чуть не поймала болт.

Ведьмак зевнул и заснул последним.

Комментарий к Глава 3 - Начали за упокой

скетч с портретами гг, как я их вижу:

https://drive.google.com/file/d/1-c3JTqRdvMbuzWChBjWrWGI_NqT8ealf/view?usp=sharing

========== Глава 4 - Не очень семейная встреча ==========

Компания проснулась глубоким днём. И хотя похмелья ни у кого не было, всё-таки выпито было немного, рыцарям потребовалось время, чтобы собраться с силами. Голова Гуарина слегка гудела, а Серафим пол дня не могла избавиться от кислого привкуса во рту. Ведьмак опустошил одну из своих склянок перед завтраком и свежел на глазах.

Серафим предложила ему затянуться из своей старой причудливой трубки. Мареку не надо было предлагать дважды. В этот раз рыцарь добавила в смесь не то сушёных иголок, не то елового экстракта. Кажется, с курением она ловчила как с готовкой, и про трубку ведьмак тоже решил, что она офирская, хотя ничего офирского, кроме сабель, в жизни не видел.

Они шли два дня. Ведьмак привык к медленному ходу спутников, более того, активно этим пользовался: часто сворачивал и спешивался, чтобы собрать интересующие его травы.

***

Первым вечером ведьмаку не повезло со случайно раскрытой страницей — запись не имела к делу отношения, но он так и остался её читать.

Сегодня мы с рыцарями Рамоном дю Лаком и Лью Жевако сражались с ганзой «Угольный Коготь» под Дун Тынне. Руки мои дрожат от усталости, но я всё равно пишу: слухи не врали. Члены ганзы и правда натравили на нас пантер, а те будто слушали команды. До сих пор не верится, прямо как домашние псы. Правда, одна из них загрызла своего же, но винить её сложно: он был такой толстый, наверное, показался зверю аппетитным. Хорошо, что рыцарям не надо убираться, я еле оттерла кровь от доспехов.

П.С. После боя дю Лак извинился, что назвал меня, ну, как назвал, при нашей первой встрече. Ещё бы, я буквально выдрала его из пасти пантеры. Неужели мне нужно с каждым рыцарем сразиться бок о бок, чтобы меня воспринимали серьёзно? Да простят меня высшие силы, пошли они.

П.П.С. Знаю, что глупо, но, когда я поглядела на тех трёх пантер, что мы зарубили, стало их жалко. Они ведь не сами вступили в ганзу. Красивые были.

***

Марек, в целом холодно относящийся к гвинту, не отказался ни от одной из предложенных партий. Он играл в десятки раз хуже Гуарина, но заметно лучше Серафим, впрочем, позже узнал, что она ознакомилась с этой игрой на практике только в их с Гуарином походе. Ей больше нравилось рассматривать карточки, чем строить из себя стратега.

В какой-то момент она, вместо того, чтобы сделать ход, показала Мареку карту с руки. «Ведьмак Геральт из Ривии», прочёл Марек прищурившись, «Белый Волк».

— Не знал, что в гвинте есть ведьмаки, — протянул он. — Интересно, а я есть?

— У меня в колоде нет, изв’ините.

Колода Гуарина была такой толстой, что ведьмак бы не удивился, найдись он там.

Серафим ткнула пальцем в Марека, в карту, а потом указала на глаза.

— Даже не слышал о нём, — отмахнулся ведьмак.

Серафим так пытливо принялась изучать карту, что Марек, хотя ему совсем не хотелось говорить об этом ведьмаке, добавил:

— Видишь у него на шее медальон. Это он из Школы Волка.

— Я был бы из Школы Жирафа, — неожиданно заявил Гуарин. — А вы, Серафим?

— В Северных Королевствах нет Школы Жирафа, — сказал Марек, пока Серафим думала, — кем бы ни был этот твой… жираф.

Серафим оживилась, показала на землю, затем погладила воздух, будто что-то круглое.

— Школа Каамня, — предложил Гуарин.

Серафим покачала головой. Как будто подняла это что-то и тут же уронила вниз. Повторила.

— Школа Прыгучего Камня, — добавил Марек.

Серафим проигнорировала это предложение и продолжила: сжала кулак и закружила им по воздуху. Второй рукой со сжатыми вместе вытянутыми пальцами водила вслед за кулаком и вдруг размашисто схватила, притянув.

— Школа Лягуш’ки! — выкрикнул Гуарин.

— Жабы! — выхрипел Марек.

Беззвучные овации обратились к ведьмаку.

Ведьмак не стал говорить рыцарям, что школы названы не от балды.

***

Велес сказала, мне нельзя видеть кольцо, которое она вырезает. Я закрыла глаза, и она надела его мне на палец. Почему оно так ярко пахнет? Свежая древесина со смолой. Мое так не пахнет. Я сказала, что жмёт, и предложила ей тоже померить свое. Я вырезала его под размер кольца, которое Велес мне дала. То серебряное с красным камнем. Оно лежит сейчас у меня под подушкой.

Под записью рисунок женских рук. На одной из них два кольца, не очень сочетающихся. Рисунок красивый, но куда более неловкий, чем множество других, разбросанных по дневнику, — люди даются художнику явно хуже, чем животные и пейзажи.

***

Днём третьего дня путники подошли к границе Аэдирна с Каэдвеном — к могучей реке Понтар. Марек, увидев крупный мост впереди, настоял пойти против течения до следующего. «Там ближе», — заверил он рыцарей. Следующий мост был меньше, караульных на нем было меньше.

К облегчению ведьмака, всё обошлось. Рыцари показали часовому именные грамоты, заплатили пошлину. Марек же, убедившись, что сзади никого, справа только вода, а гигантский Дху разделил их с левым часовым, использовал Аксий. Караульный уставился не очень осознанным взглядом в пустоту и ведьмака пропустил просто так. Пару монет Марек все же ему всучил под тяжелыми взглядами рыцарей. Сцена эта несказанно их смутила, так что троица ускорила ход по мосту.

— Во-первых, — начал было Гуарин, как только они сошли на берег, но Марек его перебил:

— Нашкодничал я немного в Каэдвене, со всеми бывает.

Гуарина это не очень устроило.

— Как-то это… мягко говоря… неэт’ично?

Серафим закивала, скрестив руки.

— Да не боись, всё с ним нормально будет, даже не заметит. Вон, лошадка минут за пятнадцать отошла.

— А что вы, сообственно говоря, натвор’или?

Марек заскрипел с неохотой.

— Дорогу не там перебежал. Потом как-нибудь расскажу.

Рыцарям не оставалось ничего, кроме как кисло вздохнуть.

Когда компания отошла от границы на «безопасное расстояние», Серафим достала карту. Очень старую, написанную рукой профессионала художника, а не картографа. В её центре особенно детализировано и совсем не в масштаб остальных знаков был нарисован большой дом на берегу реки Ликсела. Подписан: Поместье д’Амеди. Дорога к нему ответвлялась и ныряла в лес от пути на Бан Глеан. Ведьмак сориентировался и направил поход в нужную сторону. Через какое-то время остановился.

— Где-то здесь должен быть поворот.

Поворота не было. Гуарин вызвался проскакать с Туфо вперёд. Он слегка нервничал, а Серафим казалась спокойнее камня. Не прошло и пятнадцати минут, как рыцарь мчался назад к раскуривающим на пару трубку Серафим и Мареку. Нашёл.

Поворот зарос крапивой, достающей всадникам до груди, но всё ещё было в нём что-то от нужной дороги. Может, две утонувшие в траве колеи, а может недоброе предчувствие ведьмака. Серафим пошла первой, прорываясь на бронированном коне через заросли, как через полчища врагов. Пока компания шла через лес крапивы, в округе будто стемнело, хотя время не близилось даже к золотому часу.

Ведьмачий медальон задрожал за мгновение до того, как перед всадниками выросли железные ворота. Серафим вытоптала перед ними поляну и спешилась. Её примеру последовали остальные. Дху заволновался, потянул назад. Хмель было всё равно, а вот Туфо начинала проникаться волнением старшего брата. Волнение охватило и Серафим. Что-то заскребло под нагрудником, что-то встало поперёк горла. Она переглянулась с Гуарином и была рада увидеть на его лице калейдоскоп переживаний. Улыбнулась ему (получилось несчастно) — он ответил улыбкой.

Марек решил, что всеобщая тревога вызвана тем же, что чувствует он, его трепыхающийся на груди амулет: сильной и темной аурой, утекающей через решётки ворот.

— Озвучу то, что и так все мы пон’имаем, — начал Гуарин, когда ведьмак шумно полез в седельную сумку, — Карину фон д’Амеди мы за вороотами не встретим.

— Может и встретим, — сухо прохрипел ведьмак, и от этих слов волосы на руках рыцарей встали дыбом.

Марек вытащил нужные склянки и рухнул на растоптанную траву. Опрокинул две баночки в пасть и скривился. Достал короткий серебряный меч, похожий на ползущую змею. Вылил на него полупрозрачное содержимое третьей бутылочки, вязкостью напоминающее ликёр, а цветом грязно-бирюзовое небо. Закрутил клинок, чтобы жидкость коснулась каждого изгиба. Рыцарям показалось, металл на секунду засветился. Они не видели, как ярко вспыхнули алые руны, зловеще пляшущие в змеиных излучинах вдоль желоба меча.

— Что это?

— Масло против призраков.

— А нам окропить им к’линки не положено?

— А вы туда не идёте.

Рыцари издали каждый свой звуки несогласия.

— Там небезопасно.

— Уважаемый в’едьмак, мы рыцари, а не принцеессы. Безопасность…

— А я ведьмак, и я говорю, что туда можно только ведьмаку.

Пока Гуарин был занят спорами, Серафим заскрипела калиткой. Та заросла слишком сильно, чтобы хоть как-то двигаться, зато местами сгнила. Рыцарь вырвала вгрызшиеся в землю ворота со страшным скрежетом. Они не сорвались с петель, только погнулись против своей природы, но теперь ходили поверх травы с большим усилием.

— Сера. Ты туда не идёшь.

Серафим пожала плечами, сняла с Дху глефу и пошла именно туда. Гуарин взял с лошади щит.

— Да вашу ж мать. Ладно, блядь, стойте.

Ведьмак, успевший обдать маслом вторую сторону меча, встал и снова полез в суму. Достал свёрток, — заминка, — Марек думал, кому кинуть. Кинул Серафим.

— Возьми огниво. Зажжёшь, когда щёлкну. Кинешь в меня, когда скажу.

Серафим повертела тяжёлый мячик в руке: не аккуратно, но плотно сшитые куски кожи, намотанный сверху шпагат, толстый фитиль. Судя по запаху, внутри были порох и металл.

Марек растолкал рыцарей и пролез в калитку первым. Щерящийся на его груди кот чуть не скакал.

— Там советую меня слушаться, — раздражённо бросил он.

Ведьмак шёл пугающе бесшумно, не убирая в ножны меч. Шёл, обострившийся зрением, слухом, нюхом. Пахло очень старой смертью. Новой тоже, но она незначительна. Сзади грохотали рыцари (они честно пытались идти как можно тише). Ведьмак поймал себя на мысли развернуться и всадить им по мечу под панцири, чтоб не шумели. Не развернулся. Он без проблем отделял скрежет доспехов от всех остальных звуков, но сам факт раздражал.

Каменная дорога в горку, зацветшая и заросшая, вела к дому с картинки. Вот только не такому красивому, давно мёртвому. Чернели его окна: из нескольких выползли драные занавески и поникли снаружи. Крыша кое-где дала брешь, колонны погнулись, прогнили лестница и терраса. Цвет стен перестал быть различим. Перед домом площадка, окружённая некогда садом. В центре бассейн, сам ставший садом.

Ведьмак слышал труп за этим бассейном ещё до того, как увидел. Старый, больше года валяется под открытым небом. Никто кроме погоды к нему не притронулся — не любят звери такие места. Ещё один труп спрятан от глаз в цветах гладиолуса, невидимый в высокой траве. Остальных мертвецов Марек чётко не чуял — слишком дряхлые, одни кости.

Медальон начал беситься, как только Марек шагнул в свободное пространство перед домом. Шаг назад, затормозил рыцарей. Указал идти в обход, вдоль зарослей, огибая площадь с фонтаном. От неё же веяло концентрированным страхом, обидой, тоской. Злом. Нечеловеческой, неживотной эмоцией, какой пахнут все такие места. Места вечного заточения.

Рыцари послушались. Они не со зла перечили ведьмаку за калиткой. Они не могли оставить ведьмака одного, только не в их истории.

Гуарин не одел шлем, и его бледное лицо отражало будто бы каждое дуновение ветра. «Отважный не значит не знающий страха», — случайно думал он слова кого-то старше, мудрее, всегда приходящие ему на ум в такие ситуации. В очень редкие ситуации. Рыцарь обернулся глянуть на Марека, когда тот завис позади, всматриваясь будто в другой мир своим другим глазом.

Серафим шла впереди. Никто не видел её под металлом, но даже там она держала лицо. А внутри будто вся изгорела, почернев в тон брони, опустела. Серафим не знала эту семью, не знала бабушку, но почему-то думала, что остро ощущает её. Будто кровь и правда что-то значит, волнуется в родных местах. Кровь, по её мнению, вообще-то, ничего не значила. Должно быть, это ведьмак нагнал страху.

Что-то ёкнуло в нутре пустой Серафим. Заставило оторваться от прошлогоднего трупа впереди и посмотреть ровно туда, куда смотрел ведьмак.

Перед домом сгустился воздух. Зашипело пространство, рвущееся лохмотьями от силы сильнее сил физики. Не то раскол, не то удар прозрачным разрядом. В оголённые рецепторы ведьмака врезается запах озона. Из темноты, из шума, из оптической складки проявилась фигура. Ведьмак поднял меч, бросил рыцарям жест, взгляд. Они и так поняли: стоять, не двигаться, не дышать.

Гуарин не видел того, что видели ведьмак и Серафим. Но он чувствовал. Воздух впереди даже казался его глазам странным, неправильным. Но он не различал высокую тонкую фигуру, не касающуюся земли. Фигуру обгоревшего чел… эльфа. Сердце Серафим обрушилось в ноги. Он в ожогах от молнии. Он пахнет нечеловеческим страхом, как пахла Велес…

Марек пошёл по дуге. Привидение не двигалось. Только голову поворачивало медленно за ведьмаком. Ведьмак сделал шаг в сторону эльфа. Ещё один. Следующий в бок. Призрачное лицо, иссушенное, чернеющее впадинами глазниц, обращалось следом. Губы начали шевелиться. Даже под эликсирами, Мареку пришлось напрячь зрение, чтобы читать по ним, прозрачным и неточным. Ничего нового. Горечь о вечной смерти. Имена любимых, превратившиеся в бессмысленную кашу.

Призрак ступил к ведьмаку. Двинулся по воздуху медленно, шагами тяжёлыми, но невесомыми. Кружил за ведьмаком, почти не сходя с места. Заторможено, как Мареку совсем не нравилось. Эта заторможенность значила только одно, скоро он…

Призрак исчез в резком рывке. Не успев раствориться, тут же появился за ведьмаком. Марек ожидал и отскочил, полоснув мечом для равновесия. Конечно, полоснув по воздуху. Обгоревшие пальцы призрака впились в пустоту там, где мгновение назад светился кошачий глаз. Эльф снова замер, заладив беззвучную молитву. Поплыл на ведьмака. Вытянул к нему руки: ладонь и кулак.

Марек выдохнул. Ирден давался ему нелегко. Наклонился к земле и тут же отскочил — чуял, что призрак снова появится, в этот раз перед ним. Эльф задел его плечо пальцами, и Марека обдало холодом. Болезненные мурашки покатились вниз, в пальцы. Ведьмак выдохнул снова, перекинул меч в похолодевшую руку и другой начертил знак. На земле вокруг него вспыхнул пурпурный круг. Рыцари не видели его, но как будто замечали фиолетовые отблески в ведьмачьем глазу. Призрак развернулся. Марек поднял руку и беззвучно щёлкнул пальцами.

Серафим подожгла бомбу. Она видела больше ведьмака: вороные вьющиеся волосы, белые одежды, венок мелких цветов на голове. Синие глаза. Она будто смотрела в зеркало. Серафим знала, чувствовала, что призрак сжимает в кулаке. Как-будто на груди её тоже висел ведьмачий амулет и отдавался дрожью. Прицелилась.

— Сера! — хрипнул Марек.

Призрак рванул. Рыцарь кинула бомбу. Ведьмак оттолкнулся и вылетел из круга. Прикрыл лицо. Призрак снова ударил по воздуху, но тут же воздух взорвался. Повалил металлический снег.

Молниеносным движением Марек подскочил обратно к кругу и дёрнул мечом. Ещё, ещё. Каждый его удар смещался то вправо, то влево, становился мягче, легче, все дальше ведьмак отскакивал от тянущихся к нему рук… Эльф не истекал кровью, не терял конечности, только становился мутнее, как будто волновали воду, в которой он отражался. Призрак хватал воздух, исчезал, но появлялся на том же месте. Все быстрее он двигался, всё ближе проносились его пальцы к ведьмачьему лицу. Знак угасал. Марек на секунду замешкал сразу после атаки эльфа. Думал, у него есть мгновение выдохнуть, но мгновения не было. Призрак исчез вместе с пурпурным кругом, возник над ведьмаком, когда тот нагнулся для запоздалого прыжка. Мертвец схватил живое плечо, холодом миллиона гробниц, не ставших ему домом, прожигая одежду. Левая рука ведьмака скривилась в судороге. Отдало по всему телу, свело лицо. Злой меч рассёк плечо эльфа последними силами отключающейся руки. Эльф разжал пальцы. Тут же получил серебром по лицу. Атакой слабой и косой, потому что меч ведьмак теперь держал правой, трёхпалой рукой. Серафим видела, как из глаз призрака, из чернеющих дыр полились слёзы.

— Мы… нам надо как-то… — затрепыхал Гуарин, наблюдающий схватку ведьмака с воздухом.

Серафим только загородила его рукой.

Призрак исчез. Ведьмак с повисшей рукой закружился на месте. Меч еле держался в гадкой руке. Секунда, три, шесть. Чутьё подсказало ставить блок. Марек закрылся мечом от эльфского появления. Мягко крутанул, остро ударил. Призрак исчез. Секунда, четыре восемь. Снова своевременный блок. Призрак исчез. Секунда… Тут же появился за спиной, коснувшись пальцами шеи ведьмака. Спазм сжал глотку, холод укусил мозг. Серебряные опилки почти все осели на землю.

Серафим вскочила на поле боя, оттолкнув Гуарина. «Не рыпаться», — значил этот жест. Эльф не видел рыцаря, и она свободно проткнула егокопьём, будто воздух. Призрак отпустил ведьмака и повернул голову к новому гостю. Чуть сильнее, чем повернул бы её живой. Серафим порезала воздух снова одновременно с падающим на землю ведьмаком. Призрак исчез.

Тут же появился перед ней. Он чуть выше, но это не честное сравнение: его сапоги в пяди от земли. Схватил за руку. Серафим одеревенела.

Прямо как там, в подлеске Каэд Мырквид. Когда её за руку взяла Велес. Когда всё тело хватил озноб, а холод до боли сковал мышцы. Прямо как там, только в сотню раз страшнее.

В лицо Серафим прилетело землей. Это ведьмак подобрал горсть опилок от бомбы и бросил в эльфа. Эльфа с лицом Серафим. Пламенеющий меч прорезал его пополам, задев кончиком, как язычком, рыцарские доспехи. Призрак исчез, Серафим упала с грохотом. Марек остановил Гуарина жестом.

Пять секунд. Рыцарь не делал глупостей. Ведьмак бросил меч. Десять. Гуарин, сжав кулаки, прикусив губу, ждал сигнала. Марек положил на землю знак, направляя плохой рукой отключившиеся пальцы. Звон ударил по ушам — удивительно, что получилось. Двадцать. Рыцарь дождался от ведьмака кивка, и на последнего тут же обрушился призрак. Гуарин помчался к ослабевшей Серафим, оттащил с поля. Ведьмак перекатился. Схватил опилки и кинул в круг. Подобрал меч. Его основная рука всё ещё свободно болталась, но кончики пальцев начало покалывать. Знак погас. Марек не успел ругнуться.

Привидение растворилось, летящее на него остриё не успело укусить. Эльф появился над рыцарями, потянул руку прямо к лицу Гуарина.

И вдруг остановился.

Не остановился Марек, несущийся в их сторону. Рубанул призрака по спине — эльф исчез. Между ним и рыцарями стояла женщина. Марек не опустил меча. Ему сейчас не до забившегося с новой силой медальона. Он и так знал: она тоже фантом.

Вот и дрогнуло её отражение, вот и поплыло, вот и показалось ведьмаку размытым в доказательство. Он увидел сквозь неё Гуарина. Тоже отчего-то оцепеневшего.

Ведьмак почувствовал врага сзади и обернулся: эльф материализовался далеко за фонтаном. Застыл на другом конце площади, стоя к ним спиной. И злая воля его как будто застыла в воздухе, остановилась во времени.

Призрак женщины отвернулся от ведьмака, она села на корточки перед Серафим. Гуарин не последовал за ней глазами — не видел. Ведьмак опустил меч. Он не спешил резать призрачную женщину. Она во всех смыслах отличалась от эльфа.

Женщина коснулась запястий Серафим, та вздрогнула и закряхтела. Начала вставать. Гуарин очнулся и тут же помог ей.

— Карина… фон Дамеди? — прохрипел ведьмак.

Призрак женщины обернулся к нему.

— Вы… видите меня? — голос её искажён пространством, временем, перепонками ведьмака. Он еле слышен, снова приходится считывать с губ.

— Вижу. Я ведьмак.

Рыцари уставились на ведьмака. Теперь никто из них не видел призрака.

— Вы пришли… освободить нас?..

— Ага. Только сначала узнать кое-что.

Горло Марека перехватило, и он туго закашлялся. Глянул на всякий случай на эльфа: тот так и висел, отвернувшись.

— Мы здесь чтобы снять проклятие с вашей семьи и внучки.

Марек указал мечом на Серафим. Она стянула шлем, но держать его не могла — кинула на землю, оставшись в подшлемнике. Посмотрела на ведьмака широкими покрасневшими глазами, даже немного испуганными, полными вопроса.

Ведьмак кивнул ей, говорить было больно.

Женщина обернулась.

— …С внучки?..

Протянула руки наверх, к лицу внучки, больше похожему на лицо внука. Коснулась пальцами щёк Серафим. Девушка вздрогнула, не поняв, отчего. Отпрянула и чуть не сбила поддерживающего её Гуарина.

— Карина, — прохрипел ведьмак, — нам надо знать, что за проклятие на вашей семье, и кто наложил его.

Карина опустила голову. Ведьмак почуял от неё укол горя, на какое способны только привидения. Эльф сзади тоже вздрогнул этим уколом, но издал скорее волну. Глубокую и вязкую. Это Карина отпустила на мгновение свою защиту. Ведьмак обернулся — эльф стоял также далеко, но теперь лицом к ним.

— Карина?

— Да… Извините. Наверное, я не могу говорить… Нет у меня больше сил говорить.

Она замолчала. Снова глянула на Серафим, полная горести, но уже живой, человеческой и не́людской.

— Карина, это важно, — ведьмак закашлялся, не в силах прочистить горло.

Женщина посмотрела на него, затем на свой дом.

— До последнего дня… и даже немного после я писала дневники. Пожалуйста, загляните в них. Не мучайте меня. Я так устала.

Карина фон д’Амеди направилась на Марека. Спокойно, глядя куда-то через него. Ведьмак не ожидал, что пройдет женщина насквозь, он был занят кашлем. Его окатило холодом, колени подкосились, но Яр устоял, перестав на секунду задыхаться. Дёрнулся медальон. Карина прошла к бассейну. Села на его бортик и похлопала рядом. Эльф, замерший жуткой тенью, пришёл в движение. Поплыл в её сторону. Сел.

Тяжёлая обмякшая рука Серафим ударила Марека по спине. Он наконец прокашлялся, выплюнув окровавленные стружки серебра.

— Что сказала… б’абушка? — спросил Гуарин неуверенным шёпотом.

— Идем, — кхх, — читать дневники.

========== Глава 5 - Дневники Карины ==========

Серафим сняла с себя часть брони и осталась в стёганке, такой же чёрной, как основной доспех. Сигналами ещё вялых рук настояла идти в дом первой. Никто не возражал: Гуарин явно был смущён, что не видит призраков, а Марек охотно плёлся в хвосте, присматривая за живыми впереди, за мёртвыми позади. Он не чуял из дома угрозы.

Деревянные двери поместья, открытые, видно, не первое десятилетие, давно разбухли и застряли в настиле. Гнилые доски влажно скрипели и прогибались под тяжёлыми рыцарями, не издавали ни звука под ведьмаком. Несколько раз латная нога Серафим с хрустом провалилась в древесину, но, чем глубже гости входили в дом, тем крепче становился пол, меньше кричали о себе упадок и разложение.

Дом будто застыл во времени. Никто не заходил в него десятилетиями, не нарушал когда-то замершей дыханием жизни. Никто, кроме равномерного слоя пыли и плешивых горок листьев, забитых ветром в углы комнат.

Сени чуть ли не полностью занимала широкая лестница на второй этаж. Над ступенями висела выцветшая картина, портрет семьи, состоящий всего из четырёх человек: пожилого бородатого мужчины, двух молодых парней, как две капли друг на друга похожих, и маленькой девочки. Серафим показала спутникам на зияющие темнотой проёмы комнат первого этажа, а сама аккуратно ступила на лестницу. Снаружи, очень издалека, раздался раскат грома.

Гуарин исследовал левое крыло первого этажа, в основном гостиную: полные шкафы, оставленное на банкетке шитьё (дерево с раскидистыми корнями не закончено даже на треть), залитые воском подсвечники и помутневшая посуда (на одного) на дубовом столе. Куриные косточки в тарелке истлеть не успели. В камине скучали сожжённые наполовину брёвна. Крупные — топором их не мельчили.

Рыцарь изучил небольшие полотна на стенах, заглянул в ящики, не переворачивая содержимого, бережно закрывая и оставляя после себя только пыльные полосы пальцев. Гуарин не знал, что с одного из портретов на него смотрит молодая девушка, привидением сидящая сейчас перед домом.

Левая рука Марека до сих пор толком не чувствовала, хотя он активно её разрабатывал. Голова раскалывалась, першило горло, ныла шея… Жаловаться не на что — бывало и хуже. Ведьмак прошёлся по кухне и кладовым. Всё, что могло в них сгнить, давно сгнило, но признаки былого изобилия ещё витали на этих полках. Серебро, фарфор, крюки для мяса, верёвки для трав, банки, мешки, коробки специй… Марек невольно подумал, сколько офирских блюд здесь ещё можно приготовить — желудок страдальчески забурчал. Ведьмак не утруждался закрытием дверец и опрокидывал всё, что можно опрокинуть. Кисло вздыхал о том, что не может утащить ни одной, даже самой крошечной, чайной ложечки.

Ведьмак с рыцарем встретились на втором этаже, заглядывая украдкой в каждую комнату. Марек выглядел настороженно: постоянно оборачивался в сторону главного входа, прислушивался. Медальон его неизменно в такие моменты дрожал.

Серафим стояла в одной из спален, над крохотным письменным столиком. Комната принадлежала женщине, судя по платьям, разложенным на кровати, по помутневшему зеркалу туалетного столика. На его резной раме висели простые, в основном деревянные бусы, виднелись среди них и драгоценные камни, не потерявшие блеска. Внимание ведьмака привлекло самое неприметное на столе: тонкий металлический обруч. Марек опустил палец в него, нахмурился — касаться не стал.

Платья на незастеленной постели лежали скромные, но только на первый и не искушенный взгляд. Ткань их кое-где стёрлась, висящие с края кровати подолы разодрались, а нитки погнили, но даже в этом состоянии, они тихо шептали о том, что шили их руки мастера, вряд ли человека.

На столе лежала целая стопка небольших книжек — их Серафим достала из дубового шкафа по другую стену комнаты. Темнело быстро, поэтому она принесла книги к открытому окну. Из него на гостей повеяло вечерним холодом и приближающимся дождём. Вдалеке мерцал огоньками Бан Глеан, уже погружённый в темноту. Внизу, под крутым холмом, на котором возвышалось имение, ползла речка.

— Предлагаю в’зять это всё и вернуться к лошадям, — сипло сказал Гуарин под шелест страниц.

— Не советую таскать вещи с проклятой земли, — хрипнул Марек, кидая Серафим подобранную в чуланах свечу. — Но кто я такой, чтобы меня слушать.

Гуарин взял из стопки дневник.

Книжек было пять, но одну Серафим уже отмела. Вскоре дождь начал барабанить по крыше, а его косые капли лететь в окно. Троица переместилась на пол, зажгла принесённые ведьмаком свечи. Принялась за беглое чтение — каждый своей книжки. Серафим периодически щёлкала суставами, ведьмак поскрипывал горлом. Он изредка вставал и крутил рукой, уходил в соседнюю комнату, выглянуть во двор, хотя и так знал: две фигуры на месте — приросли к пейзажу, начали исчезать в дожде.

Нужные отрывки зачитывались Мареком и Гуарином вслух, а когда их находила Серафим, предлагала озвучить Гуарину. Ведьмак щурился в буквы, будто с трудом видел, хотя от свечи отказался.

Цельная картина обрисовалась вторженцам в течение часа.

***

Дневник второй. Написан неуверенной рукой, ещё скачущим в непостоянстве почерком. Много глупостей, стишков и загадок.

1198

Ламмас 14

У нас дома завёлся эльф. На кухне теперь работает. Очень красивая мазель. Она говорит, что ей четыре десятка лет, но я не верю: она, наверное, одного с Изой и Заком возраста. Еда была вкусной, но теперь стала очень вкусной.

Дневник третий. С каждым месяцем почерк всё ровнее, легко читается. К середине книги перестаёт скакать и формируется: буквы крупные и четкие, слегка наклонены влево, с длинными хвостами.

1199

Имболк 5

Красивая эльфка, я не могу запомнить её имя, хотя каждый раз спрашиваю, привела нам в дом ещё одного эльфа, своего сына. Он будет убираться «вместо тех двух лодырек», потому что эльфам надо платить вдвое меньше. А это, получается, в четыре раза меньше.

Бирке 31

Эльфа зовут Хаультаген. Пишу это под его диктовку. Дурацкие имена у этих эльф…

За прошлую строчку мы только что подрались.

Блатхе 20

…Договорились с Хаулем быть лучшими друзьями…

Ламмас 37

Придумали, что лес будет зваться «волшебный». А Хауль говорит, что не придумали, что все леса — волшебные. Я ему не верю, но немножко верю. У нас даже есть тайная эльфья нора под корнями сосен. Во что бы мы не играли с Хаулем, он хочет, чтобы всё было эльфьим. Я не против, всё эльфье красивое. А ещё он сказал, что раньше и правда всё было было эльфьим.

1200

Саовина 39

Хауль может играть только когда заканчивает работу. Иза и Зак играть не хотят, поэтому я помогаю ему по дому, пока никто не видит, дабы мы быстрее шли в нору.

Имболк 3

Мы с Хаулем поругались, потому что Заким ударил его маменьку. Не я же её ударила. Ну и ладно, не очень-то и хотелось с ним якшаться…

1202

Блатхе 18

…Хауль учит меня Старшей речи…

Ламмас 2

…Сказал по секрету, что не любит людей. Вырастет, говорит, убежит в лес от дхойне. Я не обиделась. Но немножко обиделась.

Дневник четвёртый. Самый истрёпанный, в нём много вкладышей: открыток, полуразложившихся листиков и цветов.

1206

Велен 6

Хаультаген работает теперь в городе тоже, мы с ним мало видимся. Ничего, мне и без него хорошо. Мы такую крепость построили под нашими корнями, там и одной здорово.

1207

Имболк 9

Папенька познакомил меня со своим сослуживцем. Имя у него такое красивое: Горисвет. Чудесное имя. И сам он такой хороший, улыбчивый, точно имя его изнутри освещает. Я смутилась, будто в жизни людей не видела. Он выглядит таким молодым, а мне сказал, что ему уже пятьдесят. А он не эльф. «Что за шутки!», сказала я, а сама в краску. Это же старше папеньки… А Горисвет говорит, мол, «Не шучу, дорогая, я чародей, вот и молод вечно». Дорогая…

Бирке 34

Горисвет приходил, не к папеньке, а ко мне. Мы проболтали пол дня. Он и правда много жил, много где побывал… Пригласил навестить его лавку в Ард Каррайг, когда папенька будет завозить ему товаров. Ни секунду не подумала, обещала приехать.

1208

Саовина 25

Горисвет пишет мне письма, и такие красивые… Сколько в них чистоты и добра. Мне страшно, ведь я не могу так писать. Иногда сомневаюсь, что могу так чувствовать. Глупые мысли, стараюсь их не думать.

Имболк 7

Каждая встреча с Горисветом наполняет меня теплотой. И всё же, что-то странное на моем сердце. Это любовь? Не знаю, я такого никогда не ощущала. В песнях не так поется.

Имболк 10

Рассказала обо всём Хаулю. Он помрачнел. Не любовь это, говорит, раз сомневаешься. Я в своей никогда не сомневался. А я спрашиваю, что это за любовь такая, о которой я за столько лет ничего не слышала. Он говорит: «А я столько лет молчу, вот и не слышала». Пытала я его, пытала, так и не выдал мне имя своей эльфки…

1209

Бирке 22

С Горисветом дела у папеньки пошли в гору. Не знаю, как чародей может помогать торговцу, но мы продали старый дом в Бан Глеан и купили новый, большой. Поместье ремонтируется, а я слежу, чтобы нигде над моим детством не надругались.

Феаинн 8

Я поцеловала Горисвета, хотя не хотела.

Велен 11

…Он просил моей руки. Я кричала внутри от ужаса, но сказала, почему-то, что согласна.

Велен 15

Ни с кем не могу поделиться своими странными чувствами, словно они есть, только когда я наедине с собой. Может, и нет их? Даже с Хаулем не могу говорить об этом. Он такой хмурый в последнее время.

1210

Йуле 36

Завтра свадьба, а я плачу украдкой. Что происходит? Если это любовь, я не хочу любить.

Йуле 37

Первый день свадьбы. Хауль не пришёл. Мне уже не так грустно от замужества, как от того, что меня бросил лучший друг.

Йуле 39

Пишу это спустя день. Я свободна. Я сбежала прямо из-под венца. Аки утопец из болота, вылез на второй день свадьбы Хауль. Подарил мне фероньерку. Я рыдаю, тут же е6е надеваю…

А сейчас пишу под диктовку Хауля: «Этот твой чародей колдовал тебя, подчинял своей воле. Железный обруч, который ты от меня приняла, сделан из металла волшебного, двемерит называется. Через и. Двимирит.» Почерк на одно слово меняется. Двимерит.

«А дальше?», спрашиваю я. Хауль смеётся. Говорит, что дальше я сама знаю. И я знаю: двимеритовый ободок огородил меня от волжбы. Я стояла перед Горисветом и смотрела на него. И понимала, что не люблю. Что всё это — очень неправильно и закончится моей смертью, сердце моё разорвётся. И силы меня как будто наполняют, и больше ничего, что раньше держало, не давит откуда-то изнутри… И я кричу: Нет! Ни за что! И смеюсь истерично. Убегаю прочь. От папеньки, от Горисвета, от свадьбы, от грома с дождем.

Сидим с Хаулем в нашем волшебном лесу, в норе, прячемся, аки малые дети…

Имболк 1

Конец мне, Карине фон д’Амеди. Вычеркнут меня из семейного древа, ой, чую. Пока — только крики, слёзы, угрозы. Папенька в бешенстве. Запер меня в усадьбе… Вот и хорошо. Больше мне ничего и не надо. Я есть, любимый дом есть, есть верный друг…

Имболк 2

Только что загрохотало перед домом, слуги закричали. Я выбегаю и вижу: гигантское блюдце ребром на земле стоит. Светится, звуки какие-то издает страшные. Вдруг из него выходит Горисвет, аки из воды. Кричит. И я кричу. И дождь почему-то льёт на нас, молнии бьют вокруг, снег носится, а нам почему-то всё равно. Я ему таких гадостей наговорила, хотя и не думала. А он ещё хуже наговорил… Даже вспоминать не хочу. Наплевал яду мне в душу и обратно в свою воронку ушел, а она и захлопнулась…

Имболк 3

Я тут с ужасом поняла, что не было на мне тогда волшебного обруча. Горисвет же мог меня снова околдовать, кошмар какой… Благо, не околдовал.

Блатхе 13

…С Хаулем мы снова дружим по-тихому, играем, как в детстве, пока я взаперти…

1210

Велен 8

Ох, надоело юлить, напишу, что подумалось, и конец с этим. Я все пишу «дружбу дружим», а я же не так думаю. Думаю: вдруг люблю его. Страшно. Но отчего то хорошо на сердце. Не так, как тогда…

Велен 19

Все сложнее с каждым днём в себе держать свои мысли. Уже не могу, а все боюсь. Я же признаюсь, и сломается наша дружба.

1211

Саовина 31

Не выдержала. Играли в загадки. А я ни о чём думать окромя не могу. Моя очередь, я и загадываю: «Угадай, кого я люблю». Думала, он смутится. А он смотрит на меня своими, не глазами, морями, и говорит без промедления: «Меня».

Угадал…

Саовина 32

Чёрт меня дёрнул полезть в старые записи. Только теперь я поняла, что за эльфку Хауль мне тогда отказался называть. Не эльфку. Меня.

Йуле 7

Кажется, не рухнуло ничего. Он мне сегодня тоже ту глупую загадку загадал.

И я угадала.

Бирке 16

Сестры Хауля, Кора и Алли, конечно же, сокращенно, иногда приходят к нам в нору. Мы болтаем и пьём эльфский чай. А какой ещё, мы же в эльфской норе.

…Мне их раньше, оказывается, не хватало…

Ламмас 2

Кора подарила мне своё старое платье. Такое чудесное… А Алли — бусы. Никогда бы не подумала, что деревянные бусы могут быть так красивы…

1212

Йуле 26

…Я говорю им: не очень-то у меня хорошая память о свадьбах. А они смеются. Эльфские, говорят, плохими не бывают. Вот чертовки, я же теперь случайно думаю об этом…

Йуле 30

Папенька почти не появляется в имении, как выглядят Изак и Заким, я бы вообще забыла, не веси наш портрет в прихожей. Но мне это только на руку. Мы с Хаулем хоть и шикаем на слуг, уже особо не скрываемся.

Имболк 16

Хауль сделал мне предложение. Вот, что такое любовь: это — когда человек или эльф счастлив.

Конечно, я сказала «да». Он тогда добавил, что сначала по-человечьи, а потом по-эльфьи свенчаемся. «Я думала, ты не любишь всё человечье», говорю. А он: «Тебя же люблю. Вдруг твоим высшим силам не понравится». Нет у меня высших сил. Но два венчания это же, получается, брак наш будет крепче вдвое.

Имболк 20

…Призналась папеньке, что беременна. Он как будто не удивился, а сам зубы сжал, я почуяла. Говорит: не даю добро. Я киваю, а сама смеюсь про себя: главное, что я дала добро, что Хауль дал…

Дневник пятый. Заполненный наполовину. Записи появляются в этой части всё реже, всё растут между ними промежутки. Чернила иногда заканчиваются, но писатель будто не замечает, продолжает царапать бумагу. С каждой записью всё слабеет нажим пера, даты исчезают или подвергаются сомнению.

1212

Блатхе 39

Месяц ничего не писала. Месяц ничего не говорила. Не могла. Даже плакать не получалось. Странно, гадко, грустно. Умер Хауль. Пишу это, и руки обращаются камнем. Но надо, надо писать о жизни. О смерти.

Лицо его было тогда счастливым. Он умер на нашем венчании. Нет, он был убит на нашем венчании. Я поняла это не сразу, но вдруг вспомнила слова Горисвета в тот, в страшный день много лет назад. «Проклинаю тебя, Карина, всю твою чёртову семью. Да разразит гром любого, кто влюбится в тебя, кто пойдет с тобой под венец. Да не будет покоя тем, кого ты полюбишь». Гадкий, гадкий чародей. Его чёрная душа, чер6ное заклятие убило Хауля. Прямо как он наказал: молния посреди бела дня.

Хауль улыбался. Я никогда не видела его счастливей. Хорошо, что он улыбался. Надеюсь, ему не было больно…

Блатхе 40

Допишу, что было тогда, хотя не хочу. Меня оттащили служанки. Как поменялись их добрые лица. Как зашептали они гадости прикрывая рты пальцами. Я это слушала три дня, пока лежала в постели. «Вот и выходи за эльфа», «сами боги против такого союза», «поди и ребёнка носит проклятого»… Одна чернота, а я думала, они на моей стороне, они же радовались вместе со мной, несли мой подол.

Сказали, когда я очнулась, что сёстры Хауля увезли его тело. Что похоронят по-эльфьи. Что меня видеть не хотят. И они туда же… Будто весь мир мне враг.

И вот, проснулась я, рвусь к Хаулю, да хоть к его телу, а меня обратно кладут: папеньку, мол, ждём. Так и ждали. Силы то у меня быстро исчезли, я на секунду глаза закрывала, а мне говорили, что пол дня прошло…

Приехал папенька через день. Лучше б не приезжал. За меня всё решил, как всегда. Отправил в Туссент к тетушке Рири. Сказал, мол, в имении оставаться мне в положении нельзя, дитятко убью горем, сама убьюсь. Да лучше б убилась…

Феаинн 10

…В Туссенте солнечно, и люди улыбаются без причины, а я здесь — чужая. Я как гадкая клякса, расту по чистой ткани. Порчу тут всё, и сама не вывожусь. Вспоминаю день, когда меня увезли: я же почуяла что-то, что-то увидела. Я же не просто так взбрыкнула из последних сил из кареты, уставилась на площадь. Будто ждала там его, будто встреча была там назначена. Меня тут же словили и затолкали обратно. Говорили: бредит, горячка, горе. Увозите скорее, бесноватую. А я ведь видела его. Он стоял там. Хауль стоял прямо на площади. Смотрел на меня и ждал…

Велен 5

Родилась Хаулина. Все так рады: здоровый ребёнок при стольких переживаниях. А я смотрю на неё, и мне страшно, ведь глаза у Хаулины тоже синие, тоже два моря холодных, как у папы. Смотрю на неё и плачу, злюсь, не хочу её видеть, отдаю служанкам…

1217

Бирке 20

Я играла по правилам тетушки Рири. Играла хорошо. Нянчила малышку против желания, грелась под солнцем, натужно улыбалась. Тётушка смягчилась — отпускает меня в родной дом. Еду навестить папеньку, но до папеньки дела мне нет. Я еду в имение, я еду к Хаулю.

Бирке 27

Знала, что он здесь. Он пытается со мной говорить, но я ничего не слышу. Он схватил меня, чуть не сломал, и я всё поняла: ему плохо. Я шептала ему тёплые слова, а сама погибала в его руках. Только доброе слово меня спасло, видно, он его услышал и отпустил. Столько боли, столько грусти, что его касания так обжигают. Я сказала ему: «Всё хорошо, Хауль, я здесь, я не брошу тебя».

Блатхе 1

…Навестила папеньку с братьями и вернулась в Туссент. Ненавижу Туссент. Через неделю еду в поместье…

1218

Йуле 2

Хауль здесь, конечно, он здесь.

Язык не поворачивается назвать его красивым. Разве может несчастный быть красивым? Одежда его погорела, а кожа в ожогах. Он такой, каким умер, только умер он красивым…

Бирке 15

…Папенька затонул. Больше я могу не скрываться. Никто не приедет забрать меня отсюда, из родного дома, от любимого…

1219

Феаинн 7

…Край вина и любви, ага. Край палящего солнца и ерунды. Уезжаю завтра в последний раз, и больше не возвращаюсь. Буду писать Хаулине письма, она всё поймет, когда вырастет.

1220

Блатхе 7

…Тяжело жить одной, без слуг. Я и не знала, сколько они за меня делали. Пока голуби долетают с почтой — всё хорошо…

1221

Саовина

Касания Хауля всё страшней. Всё сложней из них вырваться, всё больней, всё дольше я после них лежу и смотрю то в небо, то в потолок. Почему ему хуже?

1222

Феаинн 14

Дни мои стали похожи один на другой, но ничего. Я знаю, что всё это — к лучшему, я знаю, что Хаулю лучше.

Ламмас

Не замечаю, как встаю и засыпаю. Замечаю только, когда мы вместе, и когда пишу Хаулине. Она пишет мне только гадости.

Велен

Теперь я его слышу. Думаю, это — прогресс, но лучше бы такого не слышать. Вся его боль, жившая до этого только в воздухе, живёт теперь в моих ушах. Ничего, мы справимся. Его касания больше не обжигают. Писать стало сложно. Старею?

1224

Блатхе?

Хаулина пишет о первой любви. Я в ужасе. А вдруг и её коснётся то, что коснулось нас? Я пишу ей об этом, но она не отвечает. Может, теряются письма? Еле держу перо.

1233

?

Хаулина ненавидит меня за то, что я далеко. У меня уже нет сил уехать — приглашаю её к себе, сюда, в родное наше имение. К маменьке с папенькой. А она если и пишет в ответ, то грубости. «К какому папеньке, не было у меня никакого папеньки, папенька мёртв уже двадцать лет». Глупая девочка, вот же он, сидит в саду, ждёт меня, как всегда.

1235?

?

Это случилось. Я предупреждала её, но она только грубила. Её жених умер, так же, как умер Хауль. А она на сносях. История повторяется. Глупая девочка, надеюсь, наш внук не повторит нашей судьбы.

?

Йуле?

Я вдруг заметила, что на дворе — зима. Давно уже. А я не топила печь, не грела дом и еду. Не собирала снег, чтобы умыться, чтобы было, что пить. Я больше не мёрзну, не ем, не умываюсь, не пью. В зеркале кто-то другой и странный.

Хаулю спокойно в моих руках. Но почему-то это не делает меня счастливой. Я больше не понимаю, как это, даже не помню. Не страшно.

Я осознала, что умерла. Мне не грустно.

***

Гуарин закрыл последнюю книжку.

— Выметаемся, — устало прошипел Марек и затёр глаз.

Снаружи стояли мрак и ливень, выметаться из-под крыши никому не хотелось, но ночевать в доме с привидениями не хотелось ещё больше.

У входных дверей ведьмак стормозил спутников. Полез в карман куртки и достал крохотную, по сравнению с предыдущей, бомбу.

— Он опять без присмотра. Я отвлекаю, вы идёте вдоль площади. Бежите.

Рыцари кивнули. Побежали. За их спинами ведьмак выпрыгнул перед бассейном, тут же увернулся от призрака. Бросил бомбу ему в ноги и положил знак. Такой слабый, что он распался через несколько секунд, но этого было достаточно — ведьмак рванул с проклятой земли. Серафим украдкой обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на дедушку.

***

Три всадника неслись галопом по дороге, уже больше похожей на речку, в сторону Бан Глеана. Пересекли настоящую реку и ворвались в ближайший постоялый двор. Подлетела монетка — платила Серафим. Сил и желания есть ни у кого не было, троица купила последнюю свободную комнату, развесила мокрые тряпки и неожиданно оказалась в силах «поругаться» за койку.

— Серафим, я требую, чтобы эта кр’овать досталась вам по праву человека, пережив’шего сегодня много потрясений.

Серафим сдержала раздражённый вздох, развела руками, показывая что-то большое, затем на себя. Указательный палец. Затем на Марека с Гуарином, на постель — два пальца.

Марек не соображал, его голова всё еще ныла, благо, Гуарин озвучил шараду:

— Да, вы и правда зааймёте всю кровать, когда мы уместимся на ней вдвоём. М-м. Благ’ородно с вашей стороны, жертвовать спиной во спасение м’ногих. Но я точно не смогу заснуть на мягкой лежанке, зная, что вы ютитесь на полу.

— Я смогу, — зевнул Марек.

На этом и порешали. Ведьмак заснул на соломенной перине, а рыцари на полу, по обе стороны кровати.

Комментарий к Глава 5 - Дневники Карины

спасибо менестрель-анархистке за присоединение к работе в качестве беты <З

========== Глава 6 - Стрелы, стрелы ==========

Рыцари уже слились с окружением, когда Марек спустился на первый этаж «Хмельного Зайчишки».

Гуарин сидел в компании таких же рыжих, как он сам, низушков и громко обменивался с ними рыцарскими историями взамен на истории низушечьи. Он не привык к обществу, отличающемуся от человечьего, поэтому с интересом первооткрывателя впитывал чужую культуру и задавал много вопросов. Смеялся и удивлялся.

Серафим тем временем окружало уголовного вида мужичьё, компания куда более шумная и азартная — игрался гвинт. По лицу Серафим было видно: сражалась она изо всех сил и не очень успешно. Когда Марек присмотрелся (хотя присматривался он скорее к оппонентам), стало понятно: играют не один на один, а целыми командами советников. Серафим сидела без доспехов, но, судя по тому, что обращались к ней «мальчуга чернявый», это не давало никому подсказки о том, что она женщина.

Ведьмак предпочёл не отвлекать ни рыжего, ни мальчугу, и сел в углу завтракать. Корчмарьша сама принесла ему омлет с кровяной колбасой, и, явно смущённая ведьмачьим лицом, сообщила, что освободилась у неё ещё одна комната, даже с ванной. Рыцари покои уже купили, как и его завтрак, так что ведьмак может их пользовать. Этим он и занялся после приёма пищи и подслушивания обоих сборищ. Кажется даже, Серафим и советники проигрывали не в холостую.

Когда Марек закончил отмывать с себя пыль и грязь, постирал одежду и обработал дёсны, он снова спустился в зал.

Дождь лил всю ночь, все утро, лил и сейчас — рыцари с ведьмаком застряли на постоялом дворе. Что поделать, Каэдвенская осень. Марек задумался о зиме. Предыдущая, проведенная на тракте Редании, совсем не отзывалась теплотой в его сердце. Он подумал случайно, не провести ли эту в зимовке. Марек слышал, что Каэр Морхен пускает за свои стены любых ведьмаков, не перешедших, конечно, дорогу Волкам.

— Добр’ое утро, Марек Яр! — крикнул ему Гуарин, обнимающий кружку чая.

Марек махнул в знак приветствия. Рыцари уже сидели вдвоем: низушков видно не было, а картёжники переместились шуметь в другой угол комнаты. Ведьмак подсел к Серафим.

— Представляяете, уважаемый, — начал Гуарин кичливо. — Ученик скоро превзойд’ёт учителя. Серафим выиграла нам в колооду новую карту.

Гуарин положил на стол серо-рыжую карточку.

— Аэлирэнн, — хмыкнул Ведьмак. — Символично.

— Потому что мы в’стречали эльфов?

— Потому что завтра, или когда, мы пройдём через Шаэрраведд.

Серафим протянула ведьмаку записку.

«Мы выиграли Аэлирэнн, но проиграли Белого Волка и ещё три карты», — говорилось в ней. — «Гуре ни слова».

Марек сдержал ухмылку. Почему-то ему подумалось, что Гуарин не скоро обнаружит пропажи в своей толстенной коллекции.

— Предлагаю обсудить наканууне пережит’ое! С чего бы начать…

Марек засигнализировал корчмарьше принести ему чая.

— Ах да. Как я поонял, я один не в’идел фантомов?

— Обычные люди не видят призраков. Ведьмаки видят, — Марек указал на кошачий глаз.

— Не в обиду вам, Серафим, рыцарю, н’есомненно, выдающемуся… Но вы же, например, человек обычный и не в’едьмак, а видели…

Серафим показала указательный палец, ткнула на себя и махнула куда-то назад.

— Она видела только того, с кем связано её проклятье, — зевнул ведьмак.

— То есть… Хауля?

Серафим кивнула.

— Расскажите, как он в’ыглядел!

Серафим посмотрела на ведьмака, но он только развёл руками.

— Ну, большой худой… эльф.

Рыцарь поняла, что от Марека не добиться нужных Гуарину описаний и застрочила.

«Очень похож на меня. Глаза тоже синие и волосы чёрные. Был одет по-праздничному в эльфийские белые одежды с цветочным венком. В ожогах, как Велес.»

Ведьмак посмотрел украдкой в записку, хотя она предназначалась не ему. Подумал, что Гуарин, должно быть, знает, кто такая Велес, раз Серафим не скрывает её имени.

— Ох… А второой дух? Б’абушка Карина. Почему Серафим её не видела?

— Думаю, — Марек потянулся, — она застряла в нашем мире, потому что не смогла упокоить мужа. Не из-за проклятия. Она обычное привидение, если такие есть вообще… Хотя вот, может влиять на агрессивное.

Гуарин охнул.

— Скажите, в’едьмак, а почему фантомы вообще агресс’ивные? Согласно днеевнику Карины, Хауль вряд ли предавалс’я злодеяниям при жизни.

— Не все призраки сохраняют личность того, кем были. Разве что отголоски, привычки, — Марек закашлялся, глотнув горячего чая. — Они, — кх, — почти все со временем теряют человечность. Кто-то раньше, кто-то позже. Особенно непредсказуемы умершие в момент ярких переживаний. Даже хороших, как свадьба.

— А как выгляд’ела госпожаа Карина?

— Призрак, женщина.

Серафим вздохнула. Положила обрывок бумажки в центр стола.

«Мы должны искать Горисвета?»

— Да, — хрипнул ведьмак, — скорее всего, он ещё жив, раз магия действует.

Марек устал болтать и решил не вдаваться в подробности. Не озвучивать, что чародей мог привязать проклятие к источнику магии, к Хаосу. В этом случае, чары бы действовали и после его смерти.

— А коогда мы найдем этого Горисвета, уб’едим его снять чаары?

— Или…

Марек провёл большим пальцем по горлу.

Гуарин смутился.

— Нет, ну это — крайности…

Ведьмак пожал плечами. Решать конфликты пальцем по горлу у него получалось лучше, чем уговорами.

«Значит, в Ард Карайг», — выползла на стол записка.

Марек взял из руки Серафим перо и пририсовал в «Карайг» еще одну «р». Очень уродливую «р».

Ливень остановился передохнуть только к позднему вечеру. Одежда путников к этому времени ещё не просохла, поэтому они остались на вторую ночь. Рыцари, уже изрядно пьяные после состязаний с местными в искусстве распития каэдвенского стаута, отправились прогуляться по Бан Глеану. Ведьмак от приглашения отказался, аргументируя тем, что, увидев его рожу впотьмах, любой уважающий себя гражданин начнёт заряжать арбалет.

— Серафим, достпо… доступчтенная. Я требую, чтобы со мнй поделились чувствами. Вы пделилились. Своими. С мной.

Эта ночь была тёмной от туч и мокрой от луж. Свет из окон, вернее, из их щелей, потому что чуть ли не все ставни были наглухо закрыты, ползал по влажным камням под ногами гуляющих. Будто единственных гуляющих на весь город: приезжих Гуарина и Серафим.

Ночи в Ривии и Венгерберге будто не научили их оставить туссентские привычки. Будто не смущали рыцарей мрачные фигуры, ползущие за ними из-за углов, редкие пугливые горожане и предупреждения всех подряд. Время было, может, и не военное, но войной воняло что из прошлого, что из будущего. А с этим и прочей гадостью. Рыцари же словно не слышали гнилостного душка, окружённые спокойным туссенским воздухом, верно забившимся намертво в их лёгкие. В их краю ночь была таким же праздником, каким был день.

— Серафи-и-им, — прорычал дружелюбно Гуарин, как если бы шёл на таран. — Хоть от меня не скырывайте мыслей. Я же гора. Я же мгила. Мжет и треплюсь как, простите, цитирую, жопа, но по делу молчу рыбой! Столько лет мы знкомы, а вы всё прячетесь от мня под забралом, будто я из тех. Из этих. Хотя, стоп, сегодня не прчтесь. О…

Кого он там процитировал, осталось для Серафим тайной. Она, румяная, шагала с прямой спиной, железно намереваясь игнорировать мольбы Гуарина и также железно не стошнить. В конце концов, все её мысли и чувства, которые так хотел заполучить в своё знание коллега-рыцарь, будто думались и ощущались из-под воды в его присутствии. Как и в присутствии ведьмака.

— Серафим! — снова пошёл в наступление Гуарин. — Вы меня пошти. Почти. Обжаете. Не обжайте рыцаря, Серафим!

Прогулка по ночному Бан Глеану вывела гостей города из каменной его части. Теперь окружавшие их дома были наполовину или полностью деревянными и больше походили на деревенские халупы. В темноте смотреть особо было не на что, поэтому Серафим свернула в закоулок в поисках места, чтобы присесть. Всё-таки, именно она выиграла Гуарину пару лишних бокалов явно разбавленного какой-то гадостью Эст-Эста за счёт проигравшего, и её желудок с горлом были не очень довольны тряске.

Место нашлось: за следующим поворотом рыцарей встретил старый каменный колодец, судя по накрывшим его как попало доскам, неработающий. Серафим аккуратно, будто боясь опрокинуть его, присела, отодвигая ладонью одну из обмокших деревяшек. Гуарин прошёл кругом и встал, чуть покачиваясь, перед ней. Лица их оказались почти на одном уровне.

— Сера… — вернулся к своим баранам Гуарин, занеся ладони над лицом Серафим. Схватить её щеки было бы с его стороны совсем неприлично, хотя очень хотелось, и он держался большой силой воли. — …фим! Требую обмен… Чутсвами и серкетами.

Серафим издала наигранно тяжёлый вздох, сдержав некультурный звук, и кивнула.

— Итак, пригтовтесь. Мне такое низушки расскзали…

Серафим поспешно замычала и замотала головой, вовремя заметив, что чутсво и серкет, которые хитрый лис Гуарин собрался ей разбалтывать, его не касаются. Нажала ему в грудь так сильно, что он потерял равновесие и неловко зашагал назад в его поисках.

— Ладно, ладно… вот вам мой личный секрект.

Серафим наклонилась одновременно с Гуарином, и они стукнулись лбами. Ни у того, ни у другого не было к этому претензий, поэтому так они и остались балансировать друг друга.

— Мне, — шепотом начал Гуарин, затем громко сглотнул в нерешительности, — нраится. Многоувжаемая гспжа. Чернсливка.

Серафим мгновение глядела на него лицом пустым и тупым, а потом вдруг откинулась резко и прыснула смехом, пытаясь сдержаться. Гуарин чуть не свалился, потеряв точку опоры.

Многоуважаемая госпожа Черносливка, хозяйка «Игренёвого бычка» близ Помероля, конечно, была Серафим знакома. Больше, чем наваристые щи, она любила только странствующих рыцарей, и с удовольствием принимала их под своей крышей, всячески поощряя.

Гуарин, уже почти достигший цветом лица спелый помидор, начал оскорблённо задыхаться, пытаясь найти слова. Серафим остановила его жестом руки и перестала хихикать. Улыбнулась так добро, как никогда Гуарин не видел, чтобы она улыбалась, положила ладони на грудь.

— Не издеваетесь? — неуверенно булькнул Гуарин.

Серафим закрыла глаза и закрутила головой, продолжая блаженно улыбаться. Волосы заколотили по щекам. Она пообещала себе не забыть, вернувшись, написать Гуарину, что госпоже Черносливке нравятся рыжие в крапинку лилии.

— Ла-а-адно, — Гуарин подозрительно оглядел Серафим. — Теперь вы.

Серафим выдохнула. Снова положила руку на грудь, затем её же на грудь Гуарина. Он так напрягся в желании ничего не упустить, что на виске у него выступила венка. Серафим неловко и не с первого раза сцепила руки, схватившись пальцами за предплечья. Пожала, как будто они были в муфте. Гуарин после скорого раздумья понял. Расплылся в улыбке. И, забыв про любое приличие, разведя руками, плюхнулся на Серафим в объятиях. Бледную шею Серафим закололо щетиной, а в грудину Гуарина, в отместку, уперлось ребром кольцо. Ароматы мёда и конюшни смешались с запахом гвоздики и стёршейся о железо кожи.

— Это они чего, эти, — раздался сиплый шёпот из темноты.

— Э, вы, — тут же пробасил громкий голос с другой стороны.

Рыцари расцепились. Серафим вытянула руку, ладонью упёршись в кафтан Гуарина. Он покачнулся и встал, растерянно оглядевшись. Глаз рыцаря, не раз дававшего бой разбойничьему отребью, считал блеск лезвий раньше, чем тёмные фигуры. Гуарин положил руку на головку эфеса. Серафим так и осталась сидеть расслабленно. Рассеянно закрутила головой и насчитала восьмерых.

— Мурло где? — гаркнул басистый.

Разбирайся рыцари хоть в чём-то за пределами Туссента, они бы отметили жёлто-коричневую шашку одежд половины из их окруживших. Узор стражи Бан Глеана.

— Какое ещё мур’ло?

— Ведьмак, — процедил мужик, — который вас нанял.

— Ну что вы, гспда. Мы рыцари, а не наёмкник’и.

Серафим важно закивала головой.

— Не пизди, видели вас с Мурлом.

— Нтк-да, мы с увжаемым Мур’ломпутшствуем…

— Схватить!

Окружившие бросились на рыцарей. Гуарин запоздало вытащил меч. Затрещала сталь. Рыцарь отшатнулся, случайно увернувшись от меча второго нападавшего. Сделал почти театральный выпад, порезав кому-то руку — клинок со звоном упал на камни.

За спиной Гуарина разразился жуткий хруст. Он, будто забыв, что перед ним три врага, обернулся, отшагивая от атаки. Серафим стояла со сломанной доской в руках, а в ногах у неё валялся без сознания первый противник. Гуарин заулыбался этой картине, отступая от нового наскока. Затрещал его сменный камзол, бок защипало. Порез по талии не смутил рыцаря, но удивил. Он не привык сражаться без доспеха. Где-то сзади засвистела доска, в этот раз ни по кому не придясь.

Гуарин до неприличия неловко махнул мечом, никого не задев, зато наткнулся спиной на чью-то спину. Тут же сообразив, что спина эта примерно его роста, рубанул в развороте уже по чьей-то груди. Ранение не смертельное, но жуткое, заставило обидчика вскрикнуть и отступить. В шею Гуарина тотчас впилась сталь, удар не то коленом, не то кулаком пришёлся по позвоночнику. Рыцарь повалился в руки обидчика.

Чавкающий треск, хруст костей, крик боли. Новый удар доски Серафим сломал мужику ногу, и он со стоном повалился на землю. Серафим качнулась недобро. Лицо её явно окрашивалось в неправильный цвет, но в темноте было не разобрать, какой именно.

Схвативший Гуарина, судя по всему, рассчитывал, что Серафим на это среагирует, но ей было не до того. Рыцарь упала на колени, увернувшись непроизвольно от меча, и вывернулась наизнанку. Окружившие её оробели от этого действа и застыли.

Хозяин лезвия злобно зарычал, давя тупым острием в горло Гуарина. Рыцарь вжался затылком ему в грудь, чувствуя, как вечерний холод лижет кровь.

— Рубите, наху…

Договорить он не успел, его перебил свист стрелы, следующий за неуслышанным никем скрипом механизма. Болт вылетел из глазницы вражины и просвистел Гуарину по плечу. Рыцарь высоко вскрикнул и обрушился на человека, уже мертвеца, потащившего его за собой на землю.

Светящийся глаз блеснул в темноте, и его обладатель спрыгнул с покатой крыши на ближайшего недруга. Звук рвущейся ткани, поздно начатого крика, который превратился в хриплый стон. Сталь зашуршала, чавкнула мясом, скрипнула о кость. Марек вытащил из второго мертвеца кинжал и отпрыгнул, не без труда устояв на ногах.

Один из нападавших решил бежать, хотя численное преимущество всё ещё было на их стороне. Мужик со сломанной ногой, до этого стонавший почти тихо, начал истошно орать.

Марек метнул в него нож. Кинутый слишком слабо, он впился лежачему в спину и только заставил того кричать громче. Гуарин сбил идущего на ведьмака, прыгнув с земли. Серафим, бледная, уже стояла на ногах и обменивалась взмахами чужого меча сразу с двумя.

— Сера! — зло прохрипел ведьмак, ставя пальцы в знак Игни.

Серафим заметила взмах в сторону. Отскочила к Гуарину в ту же секунду, когда из воздуха, будто из ладони ведьмака, вырвалась волна огня. Пламя окатило спины нападавших и исчезло, оставшись плясать только на людях. Мареку не хватило сил продержать знак дольше.

Отпрыгнув, Серафим потеряла землю под ногами и рухнула прямо на катающихся по земле Гуарина с незнакомцем. Они сражались слегка не по-рыцарски, зато по старинке — кулаками, когда обоих прижало к земле большим весом. Сдавленный Гуарин, раненную руку которого защемили локтем, несчастно застонал.

Марек подскочил к куче конечностей и вонзил в видимого только ему врага кинжал. Тут же протянул ладонь Серафим. Она не увидела: перед глазами все плыло, опять тошнило, руки пробирало холодом. Ведьмак зарычал, схватил её за запястье и потянул, что было помощью бесполезной, но намёком служило ясным.

— Быстрее, подъём! Кони за поворотом!

Серафим тяжело встала, оттолкнувшись от лежащего под ней не то трупа, не то Гуарина. Схватилась за живот. Гуарин сбито застонал и вскочил слишком резко: голова его налилась тяжестью, а в глазах потемнело.

Марек верно решил, что тащить рыжего у него получится ловчее, и схватил его чуть ли не за шкирку. Так, что рыцарю пришлось наклониться. Ведьмак поволок его, еле успевающего перебирать ногами, прочь от колодца, трёх трупов, и четырёх выбитых из игры.

Кони, которых Марек имел ввиду за поворотом, принадлежали им, это стало бы ясно по отдаленному кряхтению Дху ещё до того, как хозяева их увидели. Но хозяева с трудом волочились, не то, что анализировали окружение. Они даже не сразу заметили, что лошади стояли без амуниции, только в минимуме, который требовало крепление седельных сумок.

Марек буквально кинул Гуарина в Туфо, подбежал к заторможенной Серафим и начал толкать её на Дху, молясь, чтобы рыцарь на него не свалилась. Обошлось. Взлетел на Хмель и ударил шенкелями. Лошадь болезненно вскрикнула и понеслась.

Рыцари отставали, несколько раз чуть не теряли силуэт ведьмака в резких поворотах ветвистых улочек. Накинутые Мареком наспех поводья не помогали управлению лошадьми. Гуарин почти успешно поправлял узду на ходу, Серафим же было не до того — она успела ещё раз опорожнить желудок, чуть не слетев с коня. Ведьмак злился и старался не оборачиваться, чтобы лишний раз не видеть, как рыцари далеко.

Три стрелы лошадей пересекли Бан Глеан, чтобы бешено бьющееся, залитое эликсирами сердце Марека, пошло по швам. Ещё издали он выцепил: западные ворота закрыты на ночь. Ведьмак грязно выругался, но ходу не сбавил. Раньше они не закрывались. Раньше для ведьмака было секунду назад, раньше для людей было несколько лет назад, целую войну назад.

К западным воротам жался крошечный коридор калиток. Марек направил лошадь к ним, ударил Аардом по железным прутьям, прямо перед собой. Хмель перепугалась, но тратить последние силы на неё Яр не стал.

— Всё хорошо, — прорычал он лошади рвущимся голосом, далеким от голоса успокаивающего.

Они влетели в первую калитку. Марек не осознал, как ему повезло с отстающими рыцарями. Хмель врезалась во вторые двери и сбросила ведьмака. Аард Марека был слишком слабым, чтобы сорвать, да даже открыть, вторую дверь, оказавшуюся запертой на замок. Ведьмак перекатился, увернувшись от удара задних копыт. Не увернулся стражник, только вставший на ноги, сбитый кинетической волной секунду назад. Под копытами хрустнула шея — охранник был в шлеме. Мёртвое тело свалило Марека на землю. Снаружи послышались крики. Топот лошадей.

Яр вскочил, двигаясь с нечеловеческой скоростью, сорвал с пояса стражника ключницу и отпер замок со второго случайного ключа. Свист болтов.

Гуарин вовремя остановил Туфо так резко, что она подскочила. Стрелы вспололи мостовую под её ногами, свища в опасной близости от живота. Серафим пронеслась решающий лишний метр. Строй болтов вошел в незащищенную грудь и шею Дху Тоораен. Конь рухнул, крича, как, должно быть, кричит преисподняя. Серафим вылетела из седла, засчитала позвоночником камни мостовой. Остановилась, только врезавшись в закрытые ворота. Здесь её не мог достать огонь стрелков, зато доставал Марек. Чуть ли не за волосы он втащил рыцаря в стену.

— Ты — на Хмель, — рявкнул ведьмак, когда его чуть не задавила рыцарская кобыла.

За её спиной наконечники заскрежетали о камень — Гуарин провёл лошадь между залпов.

Марек запрыгнул на Туфо, вцепившись в рыцаря.

— Вперёд!

Две стрелы лошадей вылетели из узкого коридора под затихающий плач Чёрного Гнева.

Выстрелить в Хмель сторожевые не успели, но болты устремились в Туфо. Гуарин не видел, как развернулся за его спиной ведьмак, как направил руку в воздух и начертил пальцами знак. Гуарин только почувствовал, как на секунду его прижало к лошади, а лошадь к земле. Увидел вокруг дождь сбитых стрел.

Марек смотрел назад, на своих преследователей, которым болты не были страшны. Их защищали простые кафтаны в жёлто-коричневую шашку — снаряды не летели в своих. Четыре всадника остановились перед воротами. Их окликнул приказ.

Новые стрелы засвистели вокруг, зацарапали бока кобыл и одежу всадников, но несущиеся прочь Туфо и Хмель были уже далеко от зоны смертельных попаданий, а у ведьмака не было сил на знаки, он и так превысил дневную норму, всю за двадцать последних минут.

***

Гуарин затормозил. Серафим, чуть с опозданием, тоже. Всю дорогу она слепо следовала за Гуарином, а того вел Марек, но Марек не говорил тормозить.

Рыцари спешились. Серафим рухнула с седла. Взмыленные лошади еле стояли на ногах, недобро хрипели.

— Почему мы остановились? — скрипнул ведьмак голосом странным и слабым даже для него.

Гуарин сглотнул.

— Чтобы не заг’нать. Лошадей, — сказал он тихо.

— Погоня…

— Пог`они нет.

Марек зло зарычал, оглядываясь. Ведьмачьим слухом слышал топот копыт, которого не было. Схватился за стальной меч. Гуарин помог Серафим встать.

— Ранены?

Серафим закачала головой, даже, скорее, всем корпусом, медленно, потому что шея её еле двигалась, всё еле двигалось. Синие глаза иссохли. Они намокли еще там, за стеной Бан Глеана, но ветер конного бега высушил их.

Гуарин развернулся к ведьмаку. Рука его лежала на оружии.

— Вы сейчас всё объяснит’е. Так, что я не захочу дост’авать меч.

Голос рыцаря подрагивал еле слышно, срывался от злости. От холодной ярости в тугом ошейнике.

— Объясню.

Глаз ведьмака застилала злость. Ярость пустая и бездумная. Безумная. И лезвие его поползло из ножен.

Гуарин обнажил меч за долю секунды.

Марек рухнул к ногам рыцаря, не успев достать оружие. Спина его была усеяна болтами.

========== Глава 7 - Минута на передохнуть ==========

Ведьмак очнулся через несколько часов. Лёжа на животе, весь забинтованный. Он не успел подумать о том, где он и с кем.

— Элик… сиры, — прохрипел в пустоту.

Гуарин поднёс ведьмаку нужную сумку. Марек не видел, что все ведьмачьи вьюки уже лежали перед рыцарями разложенные. Последние несколько минут они гадали, какая из ведьмачьих баночек зовётся «ласточкой». Говорил им ведьмак что-то хорошее о ласточках.

Марек ничего не видел и не соображал. Он с трудом разодрал налитый кровью глаз, но это мало что ему дало. Белый Мёд, самую крупную и гладкую склянку, ведьмак нащупал вслепую и проглотил содержимое одним глотком, чуть не поперхнувшись из своего положения. Ударил лбом в землю, сжал кулаки. И замер.

Осознав, что ведьмак отключился снова, Гуарин накрыл его плащом и повернул на бок, облокотив на дерево и подложенные сумки. Не ошибся — ведьмака вскоре вырвало. Несколько раз рыцарь подходил положить ладонь на его шею. Кровь билась в ней со страшной силой, но постепенно затихала.

Рыцари не знали, где они остановились. Ясно было только то, что ведьмак направил их на запад и в какой-то момент согнал с главного тракта. Костёр на всякий случай разожгли в яме, а поляну выбрали глубоко в лесу, несмотря на слякоть и почти непригодную для стоянки местность. Договорились спать по очереди.

Марек захрипел снова. Серафим в этот момент бесцельно пялилась на хвосты огня, лижущие землю. Она не среагировала на ведьмака. В отличие от Гуарина, изучавшего до этого, как медленно сползают с ведьмачьего лица черные змеи жил, Серафим вообще на него не смотрела.

Марек встал, опираясь на крону так вовремя подвернувшегося ему дерева. Голова раскалывалась, будто через виски, через очень тонкое сквозное отверстие, медленно тянули трос, и он цеплялся волокнами за тесные стенки. Ведьмак ощупал голову и отверстий не обнаружил. Чувство тела возвращалось к нему вместе с чувством саднящей спины. Через несколько минут она уже горела. Ведьмак обнаружил свои вещи прямо под собой и зарылся в них в поисках мази и спирта. Нужная банка валялась среди бомб, песчаных и травяных компонентов, потому что всё в вещах Марека, кроме масел и эликсиров, было хаотично намешано. Спирт нашелся среди последних.

Ведьмак заковылял к костру, стараясь не крутить спиной. Нога его нашла на что-то в темноте, и большую часть пути он протащился лицом по грязи, чуть не засыпав огонь. Гуарин, заснувший всего несколько минут назад, застонал от пинка по ногам и неловко вскочил, скидывая с себя ведьмака. Тут же осел обратно — потянул расцарапанный бок. Марек обернулся и встретился с ним нефокусирующимся глазом. Шея и рука рыцаря были забинтованы.

— Не увидел, — просопел Марек, отплёвываясь от земли.

Следующие два шага он сделал на четвереньках, решив, что голова его не переживет ещё одного подъема. Заглянул в свою железную банку и печально хмыкнул: мази оставалось в ней меньше половины, а, судя по ощущениям в спине, этого не хватит. Над огнем уже была установлена его собственная тренога, которая при рыцарях прежде не доставалась. В его же котелке грелась вода, и ведьмак уселся ждать её кипения вместе с Серафим.

Гуарин не стал снова пытаться заснуть и подошёл к костру. Он выглядел подавленно. Серафим отстранённо.

— Где мы? — скрипнул ведьмак.

Гуарин пожал плечами, смотря в костер.

— Куда вы нас заавели.

Марек огляделся. Плотный лес, блестящий от влажности, пропахший дождем, землей и дикими шкурами.

— Так, — просипел Марек бесцельно.

Последнее, что он помнил — это…

— Холера. Сколько дней прошло?

— Что?

— Мы же бежали от… из… Бан Глеана? — он не был уверен.

Он не был уверен, какой на дворе стоял год.

— А вы что же, не помн’ите?

Серафим наконец посмотрела на ведьмака пустыми глазами. Один из них опух и затёк синяком, а лицо было усеяно ссадинами. Марек выглядел растерянным. Пока он помнил только, как мешал эликсиры, которые мешать не стоит, прямо в галопе Дху. Ведьмак обернулся, ища глазами лошадей — Гнева среди них не было. Гуарин проследил за его взглядом.

— И этого не помниите…

— Я вам случайно не угрожал?

Гуарин растянул губы, замычал как-то неопределенно, отводя глаза.

— Черт. А. Э… Извините.

Марек нахмурился и принялся искать конец бинта, бережно завёрнутый в предыдущие слои.

— Что вы делаете. Я ваас только замот’ал.

— Чем-то обработали?

— Водой, маазью.

— Состав мази?

— Ну, — Гуарин не имел ни малейшего понятия. Он покупал её последние пять лет у боклерского медика, свято верил в её действенность и вопросами не задавался. — Масл’о?..

Марек вздохнул.

— Сами-то ранены?

Что-то такое он припоминал. Кровь, блевота и почему-то слёзы. Кто-то из рыцарей плакал? Вряд ли. Блевал? Наверное, это он сам.

Гуарин многозначительно указал ладонями на горло, руку. Рваную куртку и штанину. Будто стрелами. Что-то такое Мареку тоже возвращалось на ум. Тем временем Гуарин перевёл ладонь в сторону Серафим. К её стянутой шпагатом ноге прилегала шина из толстых прутьев. О том, что всё тело рыцаря покрывали гематомы, ведьмак, конечно, не узнал.

— Так, а я никого не ранил?

Гуарин подозрительно сощурился.

— Нет. Хотя зад’ели меня болтом. Случаайно… кажется…

— Ой-ёй. Дай глянуть.

— Я уже промыл р’ану.

— От яда тоже?

Гуарин побледнел. Поспешно начал закатывать рукав. Марек осмотрел глубокую царапину, подслеповато жмурясь. Промыта хорошо, даже сшита аккуратно. По краям набухла и подсушилась кожа, но призраков заражения нет.

— Странно. Забыл, что ли, стрелы смазать… Сейчас, я… — голова ведьмака затрещала волнами.

Пауза растянулась минут на пятнадцать. За это время Гуарин успел освободить от воды котелок и налить Серафим чаю. Ведьмак очнулся, когда рыцарь предложил кипятку и ему.

— Больше провиаанта у нас нет. Он остал’ся на… вместе с посуудой.

Ведьмак предложил добавить в чай жимолости из его заначек. Рыцари отказались. Тогда он вывалил в посуду остатки своей травяной мази и подлил спирта. Продолжил развязываться и ощупывать ранения. Ничего не задето, хотя много глубоких ран и царапин. Часть из них прижжена.

— Итак, — начал Марек, — кажется, лошадь, — на этом слове Гуарин сжал лицо, сигнализируя что-то неопределённое, — конь… умер из-за меня?

Гуарин вздохнул. Серафим шумно сменила позу, не сводя с костра глаз. Её первое движение за эту ночь выдало напряжение. «Из-за меня», — решил Марек. Будь у него губы, он бы прикусил нижнюю.

— Я оплачу эту потерю, как только смогу.

— Не оплатите, — хмуро вздохнул Гуарин.

Серафим блеснула в его сторону взглядом, но тут же вернула к огню. Марек не успел ничего в нём уловить.

— Лучшее скаж’ите, почему мы ск’рываемся от каэдвенской стражи. И почему они называли вас Мур’лом.

Сил на то, чтобы съязвить насчёт лица, у Марека не хватало, а настроения не было. Отдельные куски произошедшего возвращались к нему, но он до сих пор не понимал, сколько времени прошло с первого взмаха меча в Бан Глеане. Сколько он мог за это время натворить, Марек тоже не представлял, поэтому юлить не стал. Прочистил горло, в котором будто застрял кусок тлеющего угля.

— Я говорил, что нашалил в Каэдвене. Не думал, что так скоро это аукнется. Тем более в сотнях миль от того города.

— В’едьмак. Вы либо расс’казываете всё, как есть, либо мы, пр’остите, но вас… отстрааняем.

Марек был удивлён, что его ещё не отстранили, хотя пока не помнил, за что. Ведьмак не знал: пока он валялся без сознания, Гуарин с Серафим яростно, пускай и беззвучно, устало ругались на эту тему. От участи остаться истекать кровью посреди дороги ведьмака спасла только рыцарская сострадательность одного и щепотка болезненной любопытности другого.

— Рас, — Марек заперхал, — рассказываю. Несколько лет назад я взял заказ на… уничтожить лабораторию близ Бан Арда, в общем. Фисштех там варили. Или что они с ним делают. Заказ получал не от абы кого, а от местной охраны. Им якобы не до того было. Война, всё такое.

Гуарин уже слышал что-то странное, но от комментариев удержался.

— Ну, я и устранил. По ходу дела оказалось, что нанявшая меня стража сама крышует алхимиков, только других. Ну, я и к этим наведался. Чёта всё запуталось там, ну и это… И этих я пожег, в общем.

— Из б’лагих пообуждений? — скептически поднял бровь Гуарин.

Марек отмахнулся, поганенько осклабившись.

— Кукухой съехал. Нажрался просто, как вчера, — ведьмак осекся. — Это было вчера?

— Сут’ок не прошло.

Марек выдохнул. Смутно, но он уже припоминал весь вчерашний вечер. Пересказывать его полностью рыцарям он не собирался. Даже себе не хотелось.

— В общем, перешёл я, кажись, дорогу местному синдикату. Не думал встретить их живых и здоровых в Бан Глеане. Тем более спустя столько лет и злых таких.

Гуарин покрутил руками. Ему не хватало деталей.

— Они подсели ко мне в корчме, когда вы ушли. Решили поиграть с едой — лишились пары пальцев… Я собрал лошадей, думал, уйдём по-тихому, но…

Марек редко врал целыми событиями, поэтому запнулся. Думал он медленней, чем говорил. Закашлялся.

— Кх, короче. Вы с ними уже общались, когда я вас нашел.

— Почему лошади были б’ез брони?

— Не помню. Кажется, не успел одеть. На мне был хвост. Она всё ещё в конюшне, если не разобрали эти мудилы.

Гуарин уставился как-то грустно в бурлящую на костре кашицу.

— Я вын’ул болты из вашей спины. Неесколько протащил. Прижёг пару ран. Саамые кровоточ’ащие. Вроде ничего см’ертельного, хотя выглядело страшно.

Марек хотел что-то сказать, но словом подавился. Кивнул.

— Много у вас шрамов, — тоскливо протянул рыцарь.

Ведьмак помешал жижу палкой.

— Это вам, — он снял котелок с огня. — Смажьте раны и синяки, как остынет.

— Разве в’едьмачьи зелья нас не убьют?

— Это обычный эльфский крем. На тысячелистнике. Лечит одинаково, что остроухих, что людей. А я заживаю как собака. Вам нужнее.

Марек усмехнулся без причины. Он вспомнил, как продавший ему похожую смесь эльф сердечно уверял, что шрамы она тоже затягивает.

— Если вы боитесь, что я хочу вас убить, могу намазаться первым, — проскрипел Марек на кислые переглядки рыцарей.

Больше они не говорили. Ведьмак провалился в сон после глотка Ласточки, проспал до позднего утра в сидячей, никак не способствующей заживлению спины позе. Рыцари, собравшиеся поочередно блюсти вахту, последовали его примеру после повторной обработки ран. Мазь имела успокаивающее воздействие, особенно на людей без сил.

***

Марек проснулся, взял арбалет и углубился в лес. Вернувшись с вымоченными сапогами, обнаружил бодрствующей у затухающего костра Серафим. Всю ночь она еле спала из-за ноющей боли и проснулась, когда ведьмак шебуршался перед уходом.

Он подсел к ней, положил тушку кролика на землю и подкинул в яму сырых дров. Рыцарь насупилась, но ведьмак обманул её ожидания и костер не убил. Он вытянул руку, согнул неестественно пальцы и полыхнул огнём. Нескольких секунд его «волшебного» пламени хватило, чтобы выжечь из древесины сырость. Огонь снова забился в норе, и они посидели у него в тишине.

— Спасибо? — прошипел Марек так тихо, что Серафим еле разобрала, хотя привыкла к его речи. — Что всё ещё верите мне.

Она выдохнула носом в знак того, что услышала, не опустив в его сторону глаз. Вера в людей была неозвученной, шестой добродетелью.

— Нам придётся двигаться дальше, — продолжил ведьмак. — Я верну твою амуницию, но не сейчас.

Ноль реакции.

— В Ард Каррайг хорошие… нормальные врачи. Но идти туда дня три, — кончил Марек.

Занялся свежеванием добычи. Никто из троицы не подозревал, насколько они оголодали, вплоть до первых запахов варёного мяса. Жилистого, почти пресного — у ведьмака нашлась только соль, но питательного.

После сердитого завтрака перевязали раны и собрались в путь. Ещё на охоте Марек сориентировался на местности: ночью он погнал их, разбитых, на запад, чтобы сбить возможных преследователей со следа. Позже свернул севернее, уже куда им и было нужно, по дорогам проходимым, но далеко не самым известным. Ведьмак, впрочем, не тешился надеждой, что каэдвенские преступники плохо разбираются в закоулках своего же государства.

Предсказанный картой Шаэрраведд не дождался гостей.

***

Серафим вела Хмель и, садясь на лошадь, заметно каменела. Всё ещё чёрный, но уже не такой угрожающий без мощных доспехов, рыцарь явно отвык от смены лошадей и управлял кобылой не очень уверенно, боясь навредить и животному и себе. Хмель было всё равно: она не ругалась и не болтала, за ней не надо было постоянно следить, как и обращать внимание на её сигналы — их попросту не было.

При первой же возможности, когда Серафим с Хмель ушли вперед, Гуарин замедлил ход и обернулся. Марек за его спиной, сидящий большую часть времени лицом против направления, ковырял кинжалом палку.

— В’едьмак, — прошептал Гуарин.

Марек развернулся и сел боком, на что Туфо недовольно фыркнула. Обычно тихая, она явно не оценила новую расстановку и прибавившийся ей на круп вес, который ещё и вертелся.

— Не гов’орите при Серафим о Дху Тоораен.

Гуарин убедился, что сцепился взглядом с ведьмаком, хотя это было крайне неудобно в их положении. Случайно заметил, что незрячий глаз Марека почему-то зелёный, почти в цвет его собственных глаз.

— Это не конь, это — чл’ен семьи. Поонимает’е?

Ведьмак не понимал, но был наслышан. Кивнул.

— Она выырастила этого коня, в’едьмак. Рыцарь Шахматной Доски приезжал в имение Рири и Моль фон д’Амеди каждое лето, жел’ая купить Дху. Ещё когда я, тем более Серафим, на лошади сидеть не умели. Каждый год он уезжал ни с чем, и он не был единст’венным. Серафим, будучи мельче жереб’ёнка, защищала эту махину ото всех, понимаете? Никому не хотела отдаваать.

Марек представил крепкого жеребёнка, но маленькую Серафим не смог. Для него Серафим была базальтовой статуей, высеченной молотком и резцом, где-то под открытым небом Туссента. Изначально, всегда и навечно, только если ей не снесут голову или не выломают ноги, титанической и сформированной.

***

Всадники шли в несколько раз медленней прежнего, а привалов за день делали не три, а пять — всё у всех болело, а лошади быстро уставали. Они недоедали, как и всадники.

Ведьмак и правда заживал быстрее людей. Потихоньку лакал Ласточку, варя её и Белый Мёд каждый раз, когда компания разводила огонь. Эта схема была у него отработана: лечиться на ходу, в бегах, балансируя уровень интоксикации, боли и обморока печени. В этот раз Марек справлялся на удивление хорошо. За ранением Гуарина он следил тщательней, чем за своими, хотя необходимости в этом не было — царапина затягивалась как обычная рана.

Днями на привалах ведьмак сидел в офирской позе без движения, не реагировал на звуки, просыпался только если его сильно трясли за плечо. «Медитирую», — объяснял он. На ночных стоянках Марек уходил на охоту и только однажды вернулся с пустыми руками — леса Каэдвена, особенно ближе к северу, кишели зверьем.

Монетка больше не бросалась. Серафим больше не готовила, не курила трубку, не писала в дневнике. Было заметно, что по вечерам у костра ей нечем занять руки. Не хватало по ночам, что почитать ведьмаку. К Гуарину быстро вернулась болтливость, хотя он и начал дольше, тяжелее молчать.

— Если не найдёте Горисвета, — прохрипел однажды Марек, — ищите других чародеев. Они друг друга знают.

— Вы хотите от’делиться?

— Нет, я… с вами до конца. Но в Ард Каррайг не пойду. В столицах всегда много глаз.

— Резонно. Хм. Я никогда не общался с чаародеями. Хотя однажды сп’асал ведьму от голема. Она бы и без меня справ’илась, судя по всему, но мимо пройти я не мог. Серафим, а вы имели удовоольствие?..

Серафим покачала головой. С новых пор это все, что она делала: качала и кивала головой.

— Не знаю, где там удовольствие, — вздохнул Марек.

Гуарин не стал задавать вопросов. Занялся приготовлением жаркого из пойманных ведьмаком уток и обнаруженного самим рыцарем дикого картофеля. Обнаруженного исключительно из-за его агрокультурных познаний, которые пыталась привить ещё не рыцарю некогда семья. Гуарин приятно удивился, осознав, что не все дедовские мудрости его сознание задвинуло в разряд ненужного и забытого.

***

Ведьмак отрыл на дне своих сумок что-то вроде тканевой маски, явно сшитой специально по его лицу. Носить он её не любил и не хотел, поэтому натягивал только когда поход натыкался на редких людей.

Дважды это были пилигримы, трижды — обычные путники на телегах. И однажды встретился троице одинокий старик. Он еле шёл, опираясь на толстый берёзовый шест, по бездорожью.

— Не нужна ли вам поомощь, ув’ажаемый? — спросил Гуарин, равняя с ним Туфо.

Марек будто дремал за рыцарской спиной, укутавшись в плед, прячась под своей повязкой.

— Мне? — весело переспросил дед, поворачивая голову на всадника. Глаза его полностью обелила катаракта. — Не над мне ничего, хлопец. На себя пуще поберегите, на Ваську вашего. А то ж его волки прикормленные на зуб посадят — не заметят.

— Поб’ережём, уважаемый. Всего х’орошего, — ответил Гуарин, подумав, что дедушка, должно быть, с ума сошел.

Тут же себя поправил, что дедушка, должно быть, обознался.

========== Глава 8 - Место Силы ==========

Четвёртым днём компания вышла на тракт. Всё чаще мимо проезжали обозы и мелькали пешие путники. Однажды даже пронеслась дорогая карета в сопровождении конвоя.

— Скоро Розовый Мост, — хрипнул Марек. — Предлагаю устроить привал и меня на нём оставить.

Марек спешился и направил рыцарей за собой, выбирая, где сворачивать и углубляться будто на запах. Он останавливался, дышал затаённо и вертел головой — шёл по одним ему понятным ориентирам. Наконец, вывел группу на спрятанный в лесу луг, в центре которого стоял вытянутый камень, иссечённый рунами. По периметру всей поляны, в траве скрывались булыжники поменьше. Серафим показалось, воздух в круге камней был теплее. Гуарин изменений не заметил.

— Место Силы, — прокомментировал Марек, мягко кладя на валун трёхпалую руку. — Лагерь поставим там, куда Дрёма не смотрит.

Ведьмак указал в сторону. Там, среди деревьев стоянка и была разбита. Серафим сняла с Хмель ведьмачьи сумки и оставила с Мареком — он снова уселся варить свои эликсиры. Перед уходом рыцарей будто вспомнил что-то и достал из плаща деревяшку. С ней он ковырялся последние дни. Кинул Серафим.

Она покрутила в пальцах поделку, и уголок её обветренных губ дёрнулся вверх. Это была очень кривая курительная трубка из трёх составных частей. Марека устроила реакция, и он переключился на Гуарина, протянул ему кошель.

— Возьмите лошадь.

Гуарин кивнул. Позже он заглянет в ведьмачьи сбережения и обнаружит, что Марек почти не потратил аванс, который давался ему на Хмель. «Либо врал тогда, что денег у него нет, либо выиграл кобылу в карты», — решил Гуарин. Тяжело вздохнул, отгоняя мысль: «Или украл. Игрок из него неважный».

Отдохнувшие рыцари направились в Ард Каррайг, до которого, по мнению ведьмака, оставалось меньше часа езды. Они поняли, что он имел ввиду под «Дрёмой», только уходя с поляны: руны, вырезанные на центральном камне, складывались в причудливое лицо, заметное только издали.

Розовый Мост скоро показался всадникам. Цвета он был не розового, и цветы мост не оплетали, поэтому происхождение его названия осталось рыцарям неизвестным, как и название тонкой речки, через которую он перекинулся. Вокруг сновали люди и телеги, за мостом то и дело из земли вырастали хатки, а леса сменялись вспаханными полями. Уже через считанные минуты на горизонте замаячили стены Ард Каррайг.

Даже издали гостям столицы было, на что посмотреть: городская стена, всё не прекращающая расти, явно много раз достраивалась и походила на абстрактную картину. По ней ползли десятки швов, после каждого из которых кирпичи меняли цвет. Так, тёмно-коралловые камни у самого основания вдруг сменялись молочно-розовыми, иногда с вкраплениями жёлтых и белых, а к верхушкам сооружений снова становились красными, уже другого, горелого оттенка. Гладкие стены башен казались от этого фактурней, чем они были, и топорность архитектуры не бросалась в глаза.

На каждой башне шуршал в холодном ветре баннер с чёрным единорогом, и такой же единорог, только из камня, украшал главные ворота Ард Каррайг. Под ним выстроилась очередь, тихо, но верно ползущая за стены. Рыцари пристроились в хвосте. Проходя под гарцующим единорогом, Серафим отметила его безумно высунутый язык и отверстие над ним. Подумала, что из лошадиной морды, должно быть, удобно лить масло.

Пара формальных вопросов, небольшой взнос, и рыцарей пустили в Ард Каррайг. Город походил на то, что они видели в потёмках Бан Глеана, только фундаментальней. Столица задавала тон остальным городам Каэдвена, и, хотя до общего стиля им было как до Луны, утилитарный симбиоз камня и дерева они делили.

Рыцари придерживались той же тактики, что и при посещении остальных новых мест за последний месяц. Крутили головами, несколько минут бесцельно шли, куда вели их новые улочки, отмечали детали. Только потом вспоминали о своих делах. В этот раз дел было много.

Они нашли лавку медика. Он не констатировал заражения и не нашёл в ранах осколков. Перевязал рыцарей и наложил Серафим на ногу глиняную повязку. Посоветовал меньше крутить спиной и не носить несколько дней грудную утяжку. Серафим тяжело вздохнула. С тех пор как чёрный доспех остался в Бан Глеане, в утяжке не было необходимости, но в ней рыцарь чувствовала себя комфортней. Впрочем, она подозревала, что с её ребрами не всё в порядке, поэтому перечить не собиралась. Гуарину врач навязал чудесную мазь на основе кокосового молока, которой тому следовало покрывать царапины трижды в день.

Перелатанные, рыцари разделились: Серафим отправилась на поиски кузнеца, а Гуарин провизии. Встретились, где отметились, у ведущей вверх улицы главной площади, занятой в это время лавками торговцев. Оба не с пустыми руками: Гуарин наполнил вьюки, а Серафим обзавелась на поясе двуручным мечом. Покупать его ей было стыдно, потому что работы клинок был, мягко говоря, некачественной, не такой, к которой привыкла рука. Но Серафим не хотела тратить деньги Гуарина на большее.

Рыцарям не было известно ничего, кроме имени Горисвета и факта: где-то в Ард Каррайг есть или была его лавка. Чем он торговал, как выглядел — Карина не писала подробностей. Оба рыцаря, не сведущие в чародеях, думали, что ищут бородатого старца. Столько лет прошло, в конце концов.

Даже без рыцарских доспехов туссентцы привлекали к себе внимание одним видом, а когда Гуарин открывал рот и звуком — странным, но ещё не пугающим жителей глубоко Севера акцентом. Наведываясь с расспросами во все попавшиеся им лавки, стоило тем показаться хоть немного отвечающими магической тематике, они превратились в один большой магнит внимания. Впрочем, рыцарям было это привычно.

Серафим аккуратно, потому что при входе она неприятно хлопнула, закрывала за собой дверь магазинчика «Камни Дракона», когда рыцарей окликнул женский голос с хрипотцой. Так и окликнул:

— Господа Рыцари.

Они обернулись. На бочке у дверей магазина сидела молодая девушка в потёртом платье с множеством карманов.

— Доброго вечера. Я Берёзка с Гор Пустельги.

Голос не очень подходил её гладкому юному лицу, зато подходил прошитым сединой волосам, свободно распущенным за спиной.

Серафим поклонилась.

— Гуарин Жанлука Мерино, — представился в ответ Гуарин. — А это Серафим фон д’Амеди. Как вы веерно отмет’или, мы странствующие рыцари из Туссента.

— Рада знакомству, — Берёзка внимательно изучала рыцарей. — Слышала, вы ищете Горисвета? — остановилась на Серафим и еле-заметно поморщилась.

— Верно сл’ышали, уважаемая. У нас к нему ваажное дело.

— Какого характера?

Гуарин неуверенно покосился на Серафим.

— Л’ичного?.. Можно сказаать, семейного.

«Это он вас проклял, Серафим?»

Рыцарь вздрогнула. Голосов в голове ей слышать не доводилось. Берёзка нежно улыбнулась, и возрастные морщины оправили её губы.

«Просто подумайте или кивните.»

«Да.»

Березка вздохнула.

«Не вы первый, не вы последний.»

— Что вы собираетесь с ним делать? — спросила она вслух.

— О, нет, не под’умайте. Мы хотим просто поговор’ить.

«Просто поговорить?»

«Да.»

«Ну, расслабьтесь.»

Серафим не расслабилась, она прогоняла из головы ведьмака, проводящего пальцем по горлу. Гуарин заподозрил, что опять что-то упускает.

— Вы мне нравитесь. Думаю, я скажу вам, где его найти, — Берёзка смерила рыцарей игривым взглядом, — за небольшую плату. Рыцари из Туссента…

Они переглянулись.

— Пришлёте мне бутылочку, нет, две бутылочки вина, как вернетесь в родные края, а? — она мягко заулыбалась. — Хочу помино и…

«Ваше любимое, Серафим.»

«Я не люблю вино.»

— Тогда ваше, Гуарин.

— Изв’ините?

— Вторая бутылка. Пусть это будет ваше любимое вино. Только тс-с. Оставьте его сюрпризом для меня.

Березка сползла с бочки. Зарылась пальцами в одном из многочисленных кармашков. Бабочка цвета золы выпорхнула из него одновременно с тем, как девушка достала небольшой пергамент. Берёзка протянула карточку рыцарям, качая в сторону то Серафим, то Гуарина. Серафим и не думала двигаться, поэтому бумагу принял Гуарин. Бабочка закружила вокруг хозяйки.

«Берёзка с Гор Пустельги

Лавка медицинских и магических компонентов «Спящий Единорог»

Ард Каррайг»

На обороте карточки лежал чёрный единорог. Судя по высунутому языку, тот самый, что гарцевал на гербе Каэдвена. Только на рисунке он дремал.

— Из Синих Ворот миль сорок от города. Увидите камень…

Берёзка вытянула указательный палец, и бабочка на него присела.

— Перед ним встаньте и спросите дорогу у мотылька. Он покажет.

Берёзка подула на насекомое, и оно вспорхнуло, поднимая крыльями запах пепла. Пролетело вокруг Гуарина и уселось на макушку Серафим.

— Ну, мне пора. Будьте здоровы, господа Рыцари. И не забудьте: помино и ваше любимое, Гуарин.

— Слоожно будет з’абыть, — улыбнулся неловко он. — Спасибо вам. До свид’ания.

Рыцари и чародейка разошлись в противоположные направления. Гуарин обернулся посмотреть Берёзке вслед, но она, видно, уже свернула в проулок. Бабочка так и осталась сидеть в проборе Серафим.

***

Ещё до того, как рыцари подошли к поляне, стало понятно: у ведьмака проблемы. Проблемы исчислялись шестью лошадьми, оставленными посреди леса на привязи. Рыцари привязали Хмель, Туфо и нового члена команды: молодую чубарую кобылку. Обнажая мечи, поспешили к «месту силы», не заботясь о скрытности.

Их встретило шесть разбойников: четыре человека и два краснолюда окружали сидящего перед камнем Марека. На секунду Гуарин решил, что ведьмак упал, раненый, но, присмотревшись, понял: он медитировал. Он не слышал окруживших его людей и нелюдей.

Серафим уже ковыляла на неприятелей с оголенным мечом. Она увернулась от пары обращённых к ней лезвий и ударила в выпаде по груди человека, который вот-вот замахнулся на спящего ведьмака. Ударила будто не мечом, а рапирой. Меткий укол заставил мужчину запнуться воздухом, выронить оружие и повалиться на землю. Рыцарь тут же отпрянула от летящего на неё лезвия: оно просвистело в дюйме от целого уха ведьмака. Тот так и сидел, скрестив ноги, а за его спиной уже звенела сталь Гуарина.

Одним взмахом он отбил атаки сразу двух врагов и тут же отскочил: на него полетел топор краснолюда. Гуарин парировал новый удар и полоснул обидчика по лицу. Случайно, нарочно он делать такое не стал бы — не подстроил замах под размер врага.

— Марек! — вскрикнул Гуарин, хотя знал: его не услышат.

Серафим отразила новый удар, предназначавшийся ведьмаку, и толкнула его свободной рукой в плечо. Видно, толкнула слабо, потому что Марек только качнулся. Остался сидеть. Тут же рыцарь увернулась от краснолюдского бастарда, выгнув спину ровно так, как доктор не прописывал. Охнула и вогнала нелюдю в шею сталь, будто рубя дрова. Новый разбойник просвистел у её бока мечом — тот скрипнул по глиняной ноге. Серафим развернулась. Тело заныло, заскрежетало, как скрежещут древние кроны. Боль злила. Спящий ведьмак злил. Серафим занесла ногу и пнула его ступней по спине так сильно, что он отлетел. Благо, не в камень. Она не рассчитала, потому что по её шею свистели два острия, но Серафим сила пинка устроила: так ведьмак наверняка очухается.

Марек влетел в женщину, замахнувшую тесаком над спиной Гуарина. Тут же вскочил, блеснув яростным глазом в поисках «разбудившего» его. Кандидатов, к его удивлению, было много. Один из них повалил ведьмака на землю и придавил. Разбойница замахнулась ножом, но слишком медленно. Получила в печень кинжалом. Яр выполз из-под агонизирующего тела и огляделся. Серафим оттесняли с поляны двое, ещё двое окружили Гуарина. Один из них рухнул, укушенный рыцарским наскоком.

Серафим отсекла нападавшему руку. Он закричал и упал на землю. Очень быстро затих. Второй нападавший отпрянул и бросил меч. Поднял руки почти одновременно с тем, как поднял руки его брат по цеху перед Гуарином. Рыцарю пришлось схватить Марека за плечо, чтобы тот не рубанул дезертира. Ведьмак явно таких жестов не понимал.

— Стойте! Сдаёмся!

Краснолюд с рассечённым лицом поспешно закивал. Ему говорить было больно.

— Только я меч достал, — буркнул Марек, отмахиваясь от руки Гуарина.

— Не бейте, прошу! — застенал мужчина. — Всё, что есть отдадим!

Серафим подогнала его острием меча ближе к краснолюду. Выглядели они теперь не как разбойники, а как провинившиеся дети.

— Лучше скаажите, зачем вы на доб’рых людей нападаете кучам’и?

— Ну так, Мурло, — разбойник глянул на Марека глазами полными надежды, будто Мурло его сейчас защитит. — Мурло убивать приказано.

Гуарин вздохнул синхронно с Мареком. Серафим присела на камень позади них.

— Давайте т’ак, — начал рыцарь, — мы вас отпускааем. Забыв, что вы тут соб’рались вшестером одного убив’ать. А вы говор’ите атаману своей ганзы, что уважаемый Мур’ло умерщвлён.

Мужики переглянулись.

— Мы-то скажем, токмо нас тогда того этого. Порежут. Раз мы того этого. Без ведьмачьей-то башки с висюлькой вернёмся.

— Пырнуть их, и дело с концом, — заворчал Марек, но Гуарин неодобрительно закачал головой.

— Непо-рыцарски это, сд’авшегося…

— Ну так, я не рыцарь.

— Закрыть глаза на пр’еступление — то же прееступление…

Марек захрипел себе под нос. Позади замычала Серафим. Гуарин обернулся: она поднимала за волосы голову одного из трупов. Водила у его шеи ребром ладони, будто режет.

— Боюсь, самоз’ванца выдадут глазаа, Серафим. Да и не вижу я тут ни одн’ого… Мур’ла.

Ведьмак оживился.

— Можно голову сжечь, — вдруг предложил он. — Ведьмачий глаз у него, у меня, в смысле, лопнет и вытечет, а вот этот…

Он убрал меч и заскрёб пальцами по лицу. Не без труда подцепил под стянутой кожей протез и выковырял из глазницы.

— Этот останется.

Гуарин смотрел на глаз в руке Марека смущённый, будто этот жест показался ему интимным.

— А вы… ув’ерены, что они так хорошо вас знаают?

Марек бросил лукавый взгляд на бандитов.

— Этот глаз я достал из башки их прошлого… как ты сказал? Атамана.

Гуарин несчастно глянул на полукруглый протез. Через пять минут краснолюд уже вталкивал его в глазницу отделённой от тела головы. Марек отказался колдовать знак, поэтому лицо пожгли в костре.

Ведьмак снял с шеи медальон с щерящимся котом. Весь в царапинах и почерневший, он явно не знал ухода. Марек долго перебирал рельеф пальцами, разглядывал. Отдавал нехотя.

***

Руки ведьмака легли на плечи дезертиров. Нож в одной из них «случайно» царапнул человека по плечу — тот сжался. С дырой в глазнице ведьмак выглядел ещё неприглядней.

— Итак, — хрипнул он, — надеюсь, мужики, вы уверены, что Мурло мёртв. Уверены, что оторвали ему башку. И вы, конечно, растреплите это всем своим друзьям в красочных подробностях, — Марек сдавил их плечи. Впился грязными ногтями в шею краснолюда до самого мяса. — Иначе, знаете… его призрак найдёт вас по длинным языкам.

Человек и краснолюд заверили ведьмака, что они его собственноручно сожгли и обезглавили. Мареку не хотелось их отпускать, но он не стал расстраивать рыцарей.

Четыре трупа оттащили с поляны, а позже погрузили на лошадей и увезли той же дорогой, что они прибыли. Гуарин готов был поклясться, что слышал, как Марек шепчет что-то камню Дрёмы — будто извинения. Ведьмак отказался менять место стоянки, более того, пол ночи просидел перед камнем. Ворчал, что, прервав его, разбойники «всё испортили».

К удивлению рыцарей, в какой-то момент на шее ведьмака снова висел медальон. Точно такой же, как предыдущий, только светлее. В глазах изображенного на нём кота блестели голубой и винный камешки.

Руки этим вечером ведьмак мыл особенно усердно.

Комментарий к Глава 8 - Место Силы

да, Берёзка появляется на пол страницы, но это не остановит меня от того, чтобы сказать, что ее ОСТ это Sutari - Kalina Malina

ой, глупая картинка вывалилась:

https://drive.google.com/file/d/1-YLG48Uz5DWUaEYHS3fKlqpOnNlneXr1/view?usp=sharing

ой, вторая:

https://drive.google.com/file/d/1-XF1zxgfO3Sak-e_NMUCmUmR41moYj5D/view?usp=sharing

========== Глава 9 - Прощения ==========

Дорога от Синих Ворот тянулась на восток. Не вела она ни к одному крупному городу, поэтому быстро превратилась в просёлочную. Весь путь ведьмак поглядывал на спящую на макушке Серафим серую бабочку — ему было интересно, как долго насекомое сможет кататься незамеченным, поэтому рыцарю он о ней не говорил.

Пол утра путники выясняли, как назовут новую лошадь. Имя у кобылы, конечно, имелось и до рыцарей, но новое было делом принципа. Ведьмака тоже спросили, что он думает, но после предложения назвать рыцарского скакуна «Грязь» решили не включать его в дальнейшие обсуждения. Сошлись шарадами на том, что пятнистая кобыла теперь будет Небо: туссентцам её окрас напоминал скорее поле звёзд, чем слякотные пятна. Небо не противилась. Она шла, куда направляют, не без любопытства вертя головой, ловила губами высокую траву и фыркала на насекомых.

— Вы знаете, куда идти? — поинтересовался Марек, когда рыцари закончили «болтать» о лошадях.

— Ч’астично, — Гуарин наклонил голову. — Пока идём впеерёд, до камня. Благо, развил’ок нам не встречается.

— А потом?

— А потом, — он замялся, — спросим у баабочки и послед’уем за ней.

Ведьмак глянул на волосы Серафим. Она кивнула.

— Да, у этой самой баабочки, — подтвердил её жест Гуарин. — Кстати… она что, и сп’ала на вас?

Серафим пожала плечами. Коснулась пальцами виска и отбросила руку, перебирая по воздуху пальцами.

— Я тоже о ней совсем заб’ыл. Кажется, крепко она деержится. Целую схватку прод’ержалась, ещё и ночь.

— Эту штуку Берёзка наколдовала? О которой вы вчера говорили?

— Да.

— Напомните, почему мы верим чародейке?

Гуарин вздохнул. Он не знал, но знала Серафим. Знала, потому что несколько минут делила с Берёзкой голову.

— Она в’нушала доверие, — коротко ответил Гуарин.

— Ну, если разберут нас на органы, — знаете, кого винить, — хмыкнул ведьмак.

— Вряд ли раз’берут. Мы ей задоолжали пару бутылок вина за пом’ощь.

— Странно, что не крови.

Рыцари начали уже сомневаться в верности пути, когда из травы на обочине вырос плоский булыжник. Пропустить его было до пугающего легко. Спешились.

— Баабочка? — неуверенно спросил Гуарин.

Серафим наклонилась, чтобы бабочка была к нему ближе. Насекомое не пошевелилось.

— Мотыл’ёк?

Хлоп крылышками.

— Покаажите, куда идти дальше?

Мотылёк тут же вспорхнул. Юркнул за деревья, прочь от дороги.

— Ё-мое, быстрее, пока не потеряли.

Насекомое их не ждало. Оно летело всё глубже, огибая своим мотыльковым курсом деревья. Лес превратился в труднопроходимый, и лошадей пришлось оставить позади. Закапал дождь, но чаща и без этого была мокрой — не успела просохнуть с прошлого ливня. Троице приходилось пересекать наполненные водой овраги, заросли терновника и поваленные ели. Бабочка несла за собой слабый запах костра, то терялась среди крон, то появлялась. Ничего в лесу не говорило, что он обитаемый кем-то, кроме диких зверей: их следы, испражнения и запахи были повсюду.

Рыцари услышали шелест ножен. Обернулись: Марек достал зачем-то изогнутый меч.

— Медальон дрожит, — хрипнул он в ответ на напряжённые взгляды. — Дайте, я пойду первым.

— Помните, что м’иссия наша ненасиильст’венная, — предупредил Гуарин.

Рыцари пропустили ведьмака вперёд. Сами оружия не достали, но руки отныне держали на рукоятках.

Через чащу они пробирались долго, но ещё дольше это ощущалось. Серафим отстала, ковыляя больной ногой, опираясь на подобранную трухлявую палку, Гуарин старался идти медленней, чтобы она не теряла их направление, доверил следование за насекомым ведьмаку. Наконец, среди смешанных крон блеснуло небо. Через несколько минут троица вышла к ручью, за которым раскинулась широкая поляна. На ней в земле тонула хата, большая и плоская, чёрная от старости брёвен. Из трубы дома валил дым, а по обе стороны от двери лежали два меховых холма, будто статуи.

— Медв’еди?!

Ведьмак сменил меч. Звери, давно слышащие вторженцев, не повели ухом. Один только поднял голову и тут же положил на землю, уставился на гостей какими-то немедвежьими глазами.

Бабочка пропорхала над ручейком и направилась к хате. До двери не долетела: начала рассыпаться в воздухе, опадая пеплом на землю. Дверь открылась: в проеме её стоял молодой загорелый человек с глазами нечеловеческими. Моргнул одновременно с медведем, и всё в их взглядах стало на места.

— Кто такие? — прорычал он голосом глубоким и спокойным, открывая рот вместе с пастью зверя.

Гуарин сделал шаг вперёд, загородив Марека плечом.

— Странствующие рыцари Гуарин Жанлука Мерино и Серафим фон д’Амеди…

Медведи синхронно подняли головы, чародей вздрогнул, потеряв на секунду напускную суровость.

— А также Марек из Ярсбора, в’едьмак, — закончил Гуарин.

Он так привык представляться за двоих, что в этот раз сам не заметил, ответив и за ведьмака. Юноша в дверях уставился на Серафим шестью глазами.

— Вы Горисвет? — спросил Гуарин, хотя сомнений на этот счёт никто не питал.

Горисвет трижды кивнул. Три головы обратились к ведьмаку.

— Пришли убивать? — прорычали они.

— Нет, что вы. Марек, уважаемый, уб’ерите, пожалуйста, оружие. Пришли поговоорить.

Марек бросил недобрый взгляд на медведей, на Горисвета. Он понимал — животные не самая большая угроза на этой поляне, а самой большой меч не помеха, поэтому не стал противиться. Вставил лезвие в ножны. Будто в ответ на это, медведи поднялись и отошли от чародея. Улеглись поодаль, отвернулись, снова превратившись в пушистые груды.

Горисвет махнул в сторону гостей рукой. Земля под их ногами завибрировала — корни поползли через ручей, сплелись причудливым мосточком.

— Не слышу злых намерений. Прошу, — сказал юноша, и голос его больше не отдавался рычащим эхом.

Серафим сделала осторожный шаг, но мост оказался намного крепче, чем выглядел. Гости вошли на территорию хозяина.

— Давно у меня не было никого. Кажется, я должен предложить вам чая?

— Толькоо если сами ж’елаете.

— Желаю, наверное, — протянул Горисвет. — Давайте договоримся: без глупостей, без оружия.

Условия устраивали как минимум двоих из троицы, и они зашли за хозяином в дом, оставив мечи за дверью. Марек расставался с ними нехотя, кинжал сохранив при себе.

Изнутри хата не была хатой. Она оказалась настоящим городским апартаментом, причём не самым бедным: камень, ковры, расписные гобелены и резная мебель встретили гостей вместе с ароматом медовых свечей. Гуарин взволнованно охнул. Горисвет махнул в тень рукой. Из неё встала пара волков, прошла спокойно мимо напряженного ведьмака и вышла на улицу.

Дом Горисвета представлял собой одну большую комнату без сеней, разделённую перегородками и стеллажами. Справа, за занавесом и полупустыми книжными шкафами стоял письменный стол и большая кровать. Там же горели свечи, а по полу был разложен кругом пергамент. Видно, там, на полу сидел несколько минут назад чародей. Слева находилась кухня с большим столом, полным фруктами — туда и направил гостей юноша.

Ведьмак заметил двух белок, сидящих на столешнице, между мешков крупы. Они перебирали гречку, а медальон ведьмака чуть не накалялся в их сторону. Горисвет прошептал что-то себе под нос, и один из бельчат вскочил, запрыгал в сторону печи. Поднял двумя лапками тяжелую для него крышку чайника и заглянул: проверял, есть ли вода. С трудом сдвинул его на плитку. Мареку чуть не поплохело, а рыцари с детским восторгом наблюдали за чарами.

— Полагаю, дорогу показала вам Берёзка? — кисло поинтересовался чародей.

— Веерно. Но прежде она убед’илась, что зла мы вам не жел’аем.

— Болтушка, — вздохнул Горисвет.

Гуарин улыбнулся.

— Садитесь.

Взмах руки, и два увесистых стула в причудливых цветочных узорах отъехали от стола. Гуарин осмотрелся и больше стульев не увидел.

— Нельзя хоз’яина оставлять на ногах, — возразил он.

— Не переживайте.

Горисвет шепнул за спину, и под ним, прямо из воздуха выросло обитое велюром кресло. Такое же появилось за спиной ведьмака. Чародей мягко приземлился, подавая пример гостям. Рыцари сели, а Марек с перекошенным от несчастья лицом потрогал кресло рукой. Неуверенно устроился чуть ли не на самом краю. Тут же уставился на корешки многочисленных книг, расставленных (разбросанных) по всему дому, чтобы не думать о том, где он сидит.

— У меня только один чай. Ромашка, мёд, мята.

— Звучит зам’ечательно.

Белка заскакала по столешнице заглянуть во второй чайник.

— Серафим фон д’Амеди? — обратился к рыцарю Горисвет. — Кто вы?

Серафим вопроса не поняла, уставилась на него большими синими глазами сверху вниз. Эти глаза ничего ему не говорили. Он не видел в них ни капли сходства со знакомой ему женщиной. Знакомой в прошлой жизни. Зато он чуял исходящий от Серафим недобрый дух, как пахнет пассивная злая магия. Этот запах был ему хорошо знаком.

— Вы сын Карины? Брат? Племянник?

Серафим замялась.

— Внучка, — ответил за неё Гуарин.

Горисвет смутился и отвёл глаза. Задумался.

— Как поживает Карина?

— Мертва, — вставил ведьмак бесцеремонно, чем вызвал на себя неодобрительный взгляд Гуарина.

— Вот как, — чародей потупился. — Я и забыл, сколько лет прошло…

Гуарин открыл было рот, но Горисвет тут же остановил его ладонью.

— Пожалуйста, пусть говорит Серафим.

— Она не может, уважаемый. Рыцарь Серафим дала обет молчан’ия, пока не будет упокооена душа её суженого.

На улице тихо забурчал гром. Горисвет нахмурился.

— Только не говорите, что поэтому вы здесь.

— Поэтому мы здесь.

— Ох. Неужели…

— Много лет наазад вы… извините, но вы… навел’и проклятие на семью Серафим.

Снаружи полил дождь так резко, будто где-то на небе перевернули ведро воды.

Марек схватился за начинающий раздражать его медальон.

— Помню, — прошептал Горисвет.

К его сожалению, он помнил очень хорошо. Посмотрел на Серафим грустным взглядом.

— Много из-за меня бед на земле, — вздохнул он.

Махнул руками — на стол опустились четыре чашки. Кто-то фыркнул под боком Гуарина, рыцарь вздрогнул: за ним стоял олень. Гуарин подвинулся вместе со стулом, и олень прошёл к печи. Подцепил ручку чайника языком и схватил зубами. Начал плескать кипяток по кружкам, проливая половину на стол и норовя задеть людей рогами.

Горисвет ловил восхищённые взгляды рыцарей с удовольствием. Давно он не видел людей, не считая Берёзки, тем более впечатлённых его ремеслом.

— Извините, — сказал он, глядя на неловкие движения оленя, — нам ещё учиться и учиться.

— Что вы, это потрясаающе.

Чай Горисвет разлил сам, также не притронувшись к чайнику — тот парил над столом, но, в отличие от оленя, ничего не разливал.

— Сп’асибо.

— Мы пришли, чтобы ты… вы сняли проклятие, — хрипнул ведьмак после нескольких глотков.

— Знай я, что действительно навёл его… давно бы снял, — пробормотал Горисвет, поглядывая на Серафим.

Её глаза почему-то не требовали от него сожалений. Ничего не требовали.

— Но я не знаю, как его снять.

— Я знаю, — сказал ведьмак. — Вам нужно простить Карину.

— Простить человека, ставшего жертвой неуправляемой магии… Не за что мне её прощать. Себя бы простить.

— Вы не хотели зачааровыв’ать её? — неуверенно спросил Гуарин.

— Кто в своем уме захочет отобрать волю у человека… которого любишь? Я совсем не умел управлял своими силами тогда. Скорее они мной…

Горисвет вздохнул, наблюдая, как Серафим гладит исподтишка оленя.

— Я столько натворил тогда. Столько испоганил жизней… Вот и решил однажды убежать ото всех, — он огляделся. — И знаете, неплохо устроился. Хотя… хотя и понимаю сейчас, как тут одиноко.

— Осознанно вы её дурманили или нет, — начал Марек, — проклятие держится на вас. Если бы вы это отпустили, нас бы здесь не сидело.

— Как теперь отпустить… когда к тебе приходит внук человека, чью жизнь ты обрёк на кошмар? Скажите, Серафим, вы ведь не единственная, кого это коснулось?

Серафим покачала головой.

— Еще маатушка с б’атюшкой.

Молния ударила где-то перед домом.

— Какой ужас! — вскрикнул Горисвет. — Три поколения…

— Не… переживаем, — нахмурился Марек, глядя в окно — медвежий рык показался ему со двора.

— Серафим? — обратился к ней Горисвет каким-то необычайно жалобным для чародея голосом. — Вы ненавидите меня?

Серафим тут же покачала головой.

— Почему?

Рыцарь указала на кучу пергамента, и к ней тут же, по велению Горисвета, подлетело перо с бумагой.

«Потому что я вас не знаю. Потому что я не знала Карину. Потому что вижу вас, и вы не кажетесь мне плохим человеком.»

— Из-за меня умер ваш жених.

«Он умер из-за человека, бывшего вами много лет назад.»

— Мне жаль…

«Знаю. Но всё в прошлом.»

— Как давно это случилось?

«Несколько месяцев назад.»

— По-вашему, это — прошлое?!

«Горисвет, человек, которого я люблю, застрял между жизнью и смертью и теряет разум. Может, это произошло по вашей вине, но не по вашей воле. Для вас это было много лет назад, в другое время, в другом месте, с другими людьми. Если я и злюсь, то на человека, которого здесь не вижу, на обстоятельства. Предназначение, если угодно. Я не желаю вам зла, только прошу отпустить это.»

Горисвет сжал брови, и глаза его намокли.

— Я не знаю, как помочь вам. Если бы я мог так просто отпустить… Мне ведь даже не перед кем извиняться. Раз извинения и сожаления перед вами, Серафим, не снимают проклятия…

Снаружи засвистел ветер, заскрипели вековые деревья. Залаяли волки.

— Вообще-то, — встрял Марек, — вы могли бы поговорить с Кариной.

Всё затихло. Даже белки перестали шуршать крупой.

— Вы же сказали, она… мертва?

— Её призрак не упокоился.

Горисвет уставился на ведьмака глазами такими испуганными, какие Марек думал, у чародеев не бывают. Кажется, про чародеев по миру ходило столько же баек, сколько про ведьмаков, и он на них вёлся.

— Она в усадьбе фон д’Амеди вместе с женихом.

— Кошмар… кошмар! Что же я натворил…

— Натворили. Теперь давайте растворим.

— Конечно… да!

Горисвет вскочил, белки с оленем вскочили вместе с ним.

— Отправляемся сейчас же! — чуть не выкрикнул он и направился широкими шагами через весь дом.

— Э… уважаемый… до имения дней п’ять пути… Вы не хоотите, ну, например, соб’раться? — предложил Гуарин.

— Я готов, господа. И со мной до имения пять секунд.

Горисвет накинул плащ, схватил деревянный шест и выскочил из дома. Рыцари не были готовы, но поспешили за ним. Ведьмак срочно опустошил кружку — обжог кипятком горло, стянул со стола яблоко и юркнул следом.

На дворе светило солнце, хотя всё было в лужах. Горисвет стоял, окружённый зверями, раскинув руки над головой. Бормотал голосом человека, голосами волков и медведей. Только ведьмак, не считая самого чародея, видел, как сверкает гладкий жезл в его руке, как меняется пространство перед магом. Вспышку увидели все. Воздух прорезал луч, расширяясь, шипя и грохоча. Чародей открывал портал. Перед домом выросла переливающаяся золотом воронка, «блюдце», как назвала её Карина.

— Вперёд! — выкрикнул чародей.

Никто не сдвинулся с места. Рыцари с ведьмаком стояли ошарашенные.

— Что это?! — спросил Гуарин, перекрикивая рокот волшебства.

— Портал! Он приведёт нас в имение Карины. Я должен идти последним. Ну же!

— Может, всё-таки лошадьми? — никто не услышал Марека — его голос был слабее шума.

— Это б’езопасно? — выкрикнул Гуарин.

— Нет! Но быстро.

Рыцарь замычал неуверенно. Серафим уже стояла перед порталом. Мысль о том, что всё, наконец, закончится придала уверенности, стёрла усталость последних дней. Рыцарь подняла руку, касаясь ладонью глади воронки. Кожу под перчаткой укусили разряды электричества. Тепло.

— Лучше быстро! — послышалось сзади. — Одним шагом!

И Серафим шагнула. Её обдало жаром, затем страшным холодом. Сгустилась темнота. Голова закружилась, скрутило живот. Серафим упала, подставив руки. Упала ладонями на камни, неприятно давя на подбитую ногу.

Гуарин рухнул рядом, и желудок его решил освободиться от завтрака. Марек смог устоять на ногах, но потерял на секунду всякое ощущение гравитации, зашагал непонятно куда, ища равновесия. Замер, пытаясь сдержаться, но не смог: его тоже стошнило.

Никто не увидел, как чародей с грозным видом наказывает зверям следить за порядком — он ступил в воронку последним. Прошёл через пространство и время без эксцессов, тут же закрыв портал.

Ведьмак уже накладывал знак: чародей переместил их на площадь перед домом, на самый небезопасный участок имения.

Горисвет осмотрелся. Темно не по времени. Всё заросло и пришло в упадок. Не так он хотел запомнить это место. Яркость ведьмачьей магии отвлекла его от меланхолии. Он никогда не видел, чтобы ведьмаки так крепко колдовали.

Мгновение, и над Мареком навис фантом - но ведьмак успел отскочить. Пурпурные молнии забили в привидение, и оно замерло, будто окаменело в воздухе, прямо в замахе. Призрак эльфа показался Горисвету знакомым, но это была не Карина. Вот оно что, призрак — вылитая Серафим. Мелкий дождик заморосил по площади.

— Это он? Жених… Карины?

— Да, — скрипнул ведьмак. — И долго Ирден его не удержит.

Марек был доволен работой, хотя его заслуги в этом было не много. Достал серебряный меч.

— Карина! — закричал он, кружась по площади. — Ка-ри-на!

— Карина? — крикнул Горисвет.

Секунда, и вся решимость чародея испарилась. Перед ним стояла она, прозрачная и неточная, но она. Немного старше, чем он запомнил. Совсем немного. «Не прожила счастливо до старости», — подумал он, и лицо его свела тоска.

— Горисвет? — прошептала Карина странным, немного чужим, но узнаваемым голосом.

— О, боги… Карина… я…

— Ты пришёл освободить нас?

Ведьмак оттеснил рыцарей с площади. Была у него проблема: ни одной бомбы, ни капли масла. А знак, даже такой качественный, не мог держаться долго.

Горисвет шагнул навстречу Карине, и сердце его сжалось.

— Да, милая… Да. Я хочу тебе только хорошего.

Карина нахмурилась.

— Извини, дорогая. Пожалуйста… Я не… я не хотел тебе столько зла. Тебе больно?

— Нет. Хотя было когда-то. Я не помню, какого это. Но твое имя… Наверное, вызывает у меня боль.

Ливень обрушился на имение. Ведьмак где-то сзади грязно выругался.

— Боги… Карина, мне так жаль…

— Ты убил человека, которого я любила.

Карина указала на эльфа. Он так и стоял, хотя теперь было видно: он движется, просто очень медленно. Ведьмак разминал пальцы для нового знака.

— Я бы убил себя, чтобы все исправить.

— Хватит смертей, — она отвернулась, уставилась на Хауля.

Горисвет подошёл аккуратно и протянул Карине руки. Она не среагировала.

— Карина… я не знаю, сможешь ли ты меня простить…

Призрак вдруг подняла голову и посмотрела на него ясными, живыми глазами.

— А ты меня?

— Тебе… не за что извиняться…

По щекам чародея лились слезы, различимые даже под ливнем, а лицо призрака оставалось спокойным.

— Я сбежала из-под венца.

— Я тебя заколдовал.

— А я тебя нет?

Горисвет захлебнулся улыбкой.

— Конечно, я тебя прощаю, — трепетно прошептал он, голос его сорвался.

— И я тебя прощаю, — сказала Карина, и хотя прозвучало это не по-живому тоскливо, она улыбнулась.

Чародей шагнул к ней и обнял. Он будто обнимал воздух, но воздух обнимал его в ответ. Они расплелись. Горисвету ужасно хотелось коснуться её щеки, губ, но… одновременно с тем, совсем не хотелось. Это бы всё испортило.

За их спинами погас пурпурный ведьмачий круг. Хауль исчез. Ведьмак приготовился. Вряд ли он смог бы отбить удар призрака по чародейской спине, но бездействовать не собирался.

Хауль появился рядом с Кариной — не собирался нападать. Женщина подняла на эльфа глаза, взяла за руку. Горисвет хотел на секунду, но не отвел взгляда. Эльф растворялся в воздухе.

— Надеюсь там, куда ты идёшь, — прошептал чародей, — у тебя всё будет хорошо.

Карина обернулась, и страх мелькнул на её лице.

— Надеюсь, тоже.

Дождь перестал, светлело. Карина уткнулась лбом в грудь Хауля и заулыбалась. Так они и исчезли, за считанные секунды, а вместе с ними исчезала из воздуха тяжесть. Даже Гуарин слышал изменения.

Несколько минут все так и стояли, боясь нарушить первый за многие десятилетия покой площади. Мягкий, не прошитый электричеством и тоской.

Мареку надоело.

— Горисвет?..

Горисвет обернулся к нему резко, кажется, слишком резко. Обернулся и громко разрыдался. К облегчению присутствующих, дождь не хлынул.

Рыцари вдруг обнаружили себя сцепленными пальцами.

— Всё закончилось? — прошептал Гуарин, отпуская руку, вытирая лицо от чужих слёз.

Серафим неуверенно кивнула. Всё это время, до последних секунд, она смотрела на Хауля, пытаясь запомнить каждую деталь.

Ведьмак не знал, как бороться с рыдающими чародеями, и не стал ничего предпринимать. Серафим усадила Горисвета на бортик бассейна и взяла за руку. Он сжимал её до боли и через несколько минут успокоился.

— Спасибо, — пробормотал он дрожащим голосом, — что дали нам… попрощаться по-человечески…

Серафим погладила его по плечу.

«Спасибо, что отпустили её и себя», — говорил рыцарский взгляд, и чародей будто его слышал.

========== Глава 10 - Здравствуйте, Мариша, до свидания ==========

Марек оттащил два трупа к краю площади. Должно быть, их хозяева влезли на территорию усадьбы, чтобы поживиться грабежом. «Какие удобные из призраков выходят сторожилы», — думал Марек, сжигая тела.

Горисвет, последние минуты ведущий переписку с Серафим, вдруг поднял голову. Глаза его были волчьи.

— Это ваши лошади привязаны посреди леса?

— Чуб’арая, буланая и пегая? — уточнил Гуарин.

Горисвет помедлил, нахмурился, всматриваясь в пустоту, и кивнул.

— Наши!

— Я приведу их к дому, если вы не против.

— А вы не могли бы привести их сюда? — встрял Марек.

— Сюда? — Горисвет наклонил голову.

— Проклятие снято. А значит нам… пора расходиться.

— Вот так. Ах, да, вы же из Туссента, — протянул задумчиво Горисвет. — Знаете, я мог бы открыть вам портал до… Ривии. Ближе не смогу — я там не был.

Гуарин с ведьмаком несчастно переглянулись.

— Мы бы лучше, навер’ное, — неуверенно скульнул Гуарин, глядя на Серафим.

На её лице не мелькнуло ни капли солидарности, впрочем, как и протеста.

— …Предпочлии вер’нуться своими силами.

Марек поспешно закивал. Ему совсем не понравилось путешествовать магией, и в отличие от рыцарей он был наслышан о том, какая это лотерея.

— Ваше дело, господа.

Горисвет рассчитывал почему-то, что они задержатся. Желательно, в его доме.

— Я приведу ваших лошадей.

Он дернул головой, и волчий взгляд исчез с его лица. Поднял руки и забормотал точно так, как тогда, перед хатой.

Марек с Гуарином попятились, будто портал мог засосать их случайно. Развёрзся шумный проход, и Горисвет скрылся в нём. Воронка исчезла. Ведьмак устало выдохнул.

— Серафим, — обернулся к ней Гуарин, — а вам что, понр’авился этот… маагический прыжок?

Серафим понравилось. Но в ответ Гуарину она пожала плечами. Её голова также кружилась, когда она шагнула в бездну света и темноты, также стянуло органы. Но было в этом что-то приятное.

— А больно вам не было? Меня вот л’ично как будто сеердцем наружу вывернули… и каждую рану со стаарым шрамом бревном кол’ьнули…

Серафим нахмурилась и покачала головой. Ничего такого она не ощутила.

— Так она на четверть эльф, — влез ведьмак, — ей магия как рыбе вода должна быть.

Гуарин вытаращился, глядя попеременно то на ведьмака, то на рыцаря. Только сейчас он до конца осознал: Хауль был дедушкой Серафим, Хауль был эльфом, — дедушка Серафим был эльфом.

— Ой, — только и сказал он, присматриваясь на всякий случай к ушам Серафим.

Ничего подозрительного. Эльфийских ушек у госпожи Хаулины, матери фон д’Амеди, он тоже не припоминал.

— Это вообще многое объясняет, — добавил ведьмак, — рост там и всё такое.

Он не стал озвучивать явный факт нарушения гормонов. Вряд ли рыцари вообще знали, что это такое.

Серафим протянула ведьмаку записку.

«Если проклятие снято, можно забрать дневники?»

Марек огляделся. Воздух на этой земле разрядился, его медальон не дрожал, а лучи уходящего на покой солнца начали пробиваться к дому. Но ведьмак не верил, что многолетнее влияние злого духа могло бы уйти так просто.

— Пожалуй, можно. Но советую окроплять их во всех подряд святилищах. Так, на всякий.

Серафим кивнула и тут же направилась в дом. А когда вернулась, перед фонтаном закрывался портал Горисвета. Гуарин осматривал лошадей, абсолютно спокойных и не проявляющих признаков дурноты.

— Извините, я их немного заговорил, чтобы они не переживали. Но вы не волнуйтесь, лошади хорошо переносят магию.

Марек опередил открывшего было рот по поводу лошадей Гуарина:

— Горисвет, можно вас на минуту?

Ведьмак отвёл чародея в сторону.

— Я видел много книг по иллюзии у вас дома, — начал Марек.

Горисвет, с трудом не смотревший на шрам ведьмака всё это время, решил, что понял, куда тот клонит.

— Да, думаю, я преуспеваю в этом направлении. Но вам следует знать, что иллюзии требуют постоянной подпитки. Один раз наложить и ходить с ней всю жизнь не получится.

— Мне б на одну ночь.

Горисвет поднял брови.

— Видите ли, в Бан Глеане мы оставили часть вещей. И вернуться туда просто так не можем. Перешли дорогу местным наркодельцам вкратце.

— Какой кошмар!

— Просто ужас. Так вот. Измени вы мне лицо на пару часов… я бы быстро сбегал за хламом, и никто бы не заметил… Хлам тот очень дорог уважаемой Сере. Серафим.

Горисвет понимающе закивал головой. Нужная магия была простейшей.

— Сколько вы за такое возьмёте?

— Нисколько, конечно, Марек, дорогой! Вы подарили мне такую возможность… Я буду рад отблагодарить вас.

Ведьмак не рассчитывал на такую щедрость и заколебался.

— Кстати, пользуясь случаем, не могу не отметить ваш знак. Я читал о ведьмаках, видел несколько в действии, но то, что было сегодня… впечатляет. Я бы по незнанию даже назвал это колдовством…

Марек свёл брови и замялся. Даже батька не хвалил его знаков. Обычно потому, что знаки Марека не за что было хвалить.

— Ну, это, э… я зарядил знаки в Месте Силы. Под Ард Каррайг есть поляна Дрёмы…

Чародей оживился.

— Да! Чудесное место. Бывало, я приходил туда отдохнуть, а возвращаясь в город, чуть ли не время останавливал, — рассмеялся Горисвет.

Ведьмак неловко заскрежетал в ответ. Улыбка Горисвета тоже искривилась, стоило ему вспомнить остальные детали тех дней.

— Так вот, про иллюзию…

— Конечно! Что бы вы хотели?

— Это может быть что угодно?

— Да. Рост, черты лица, форма тела, пол…

Марек оживился.

— Можно мне быть барышней? В дорожном платье и шляпе. С жёлтыми волосами и зелёными глазами? Только чтобы шрам на щеке немного оставался. И чтобы грудь большая, и родинка под глазом?

Марек ткнул туда, где хотел бы родинку. Горисвет заулыбался такой конкретике.

— Только имейте ввиду, что это просто обман восприятия. И, если кто-то ткнёт вам в грудь или платье плечом или коленом, — провалится в пустоту.

— Тогда небольшую грудь и без шляпы. Ну, на всякий.

Чародей кивнул и направил на ведьмака жезл.

— Стойте. А… последствий не будет?

Горисвет заулыбался и покачал головой. Его спокойствие заразило Марека, и он почти перестал думать о том, как магией ему что-нибудь оторвет.

Чародей прошептал заклинание. Ведьмака будто обдало водой. Пространство вокруг него пошло рябью. Воздух тут же успокоился, и Марек не успел ни о чём пожалеть. Он не почувствовал ни боли в голове, ни зуда в коже — вообще ничего.

— Всё? — неуверенно спросил женский невнятный голос.

Марек выпучил глаза на Горисвета.

— Ты и звук мне изменил?! — пискнул он, будто забыв, как управлять горлом.

Шепелявость его, хрип и пропадающие буквы так и остались, но голос было не узнать.

— Вы же стали барышней. Негоже барышням по-ведьмачьи скрежетать.

Марек обернулся к рыцарям, уловил краем глаза, как его светлые длинные волосы рассекли воздух. Развеселился, увидев отвисшую челюсть Серафим и покрасневшего отчего-то Гуарина.

— Извиниите?! — пробормотал рыцарь.

Марек направился в их сторону, вытянув нехарактерно для себя спину и весело сверкая улыбкой. Целым лицом.

— Здравствуйте, доблестные рыцари, — Марек захлопал ресницами. Давно у него не было ресниц в принципе.

— Как вам, нравится мое прикрытие?

Серафим замахала руками немного панически. Она что-то жестикулировала, но внимание ей никто не уделил.

— Да вообще, — пробормотал Гуарин, а сам замер с выражением не то ужаса, не то восторга.

Марек присел и изучил себя в отражении лужи. Хотел коснуться пряди вьющихся золотых волос, но пальцы прошли сквозь неё. Горисвет не забыл оставить девушке в отражении аккуратный шрам от губы к щеке по направлению того, что рассекал морду ведьмака. Шрам, по мнению Марека, добавлял гладкому лицу серьёзности. Яр нахмурился, закорчил рожи, подбирая себе выражения. Видеть в своем отражении не то, что девушку, человека, ему было в новинку. Он провёл языком по ровному ряду белых зубов, но почувствовал совсем не то, что увидел. Ткнул себя в нос, войдя в него пальцем как в непрозрачную воду. Под конец заметил, как косит его левый зелёный глаз, не успевая повернуться за правым. Это ведьмака развеселило.

— Вы что же, в этом виде соб’рались в Бан Глеан?

— Именно, милый Гуарин, — Марек подмигнул, как думал, подмигивают флиртующие девицы.

— А мы…

— А вы сидите и не рыпаетесь. Я вам говна с лопаты навалил — мне убирать.

— Но как же…

Марек отмахнулся.

— Как бы меня назвать…

— Мариша Ярсборская, — предложил Горисвет, подходя к компании.

— А что, недурно, — протянула девушка, — только пусть я буду из Новиграда. Мариша… новиградская домушница.

— Поч’ему сразу домушницаа! — возник Гуарин.

— Потому что грабежом я сейчас и займусь, милый мой. Что-то мне подсказывает, что Пыльные Волки растащили ваши вещи.

— Пыльные Волки? Назв’ание банды, напавшей на нас?

— Именно. Местные предприниматели.

— Вы не подумайте, но… Только не грабьте, пожалуйста, банки, домушница Мариша, — вставил Горисвет. — Моя магия не должна колдоваться во зло. Больше.

Мариша заверила всех, что ничего лишнего она постарается не ограбить. До этого мысли у неё такой не было, но теперь она всерьез об этом задумалась. Оседлала, по наставлению Гуарина, Небо. Марек не думал, что волчья падаль запомнила их коней, но лишний раз решил перебдеть. Ведьмачьи мечи, он, конечно, снял, но одолжил у Серафим её новый двуручник «для виду».

Пока наездница добиралась до Бан Глеана, стемнело. К сожалению Марека, потому что он больше не мог любоваться собой в лужах. Ему оставалось только вытягивать вперёд гладкие бледные руки и опускать голову, пялясь на холмики женской груди под красивым платьем. «Надо было попросить сделать разрез… или хотя бы пару пуговиц расстегнуть», — подумал Марек, спрыгивая с лошади. Он отряхнул платье, которого не коснулся, и вытянулся. Решил, что Мариша обязательно ходит с прямой спиной.

Ведьмак под прикрытием постучал в неприметную дверь. Копошение.

— Кто там? — пробубнил низкий голос.

— Мариша Новиградская, — Марек так привык к своей невнятной речи, что почти не замечал её в голосе Мариши, — принесла меня чернобурая коняга с рогом из жопы.

Голосок её, произнесший заветный пароль, развеселил Марека. Что-то звякнуло, и в двери открылось крошечное окошко.

— Не знаем никаких Маришей.

Человек прищурился через окошко на гостью.

— Я вас тоже не знаю. Зато знаю Влодека Чернопёрстого.

Охранник фыркнул показательно, и окошко захлопнулось. Затрещали замки и защёлки — дверь распахнулась.

Мариша зашла широким шагом, как учат вышагивать лошадей какие-нибудь принцы, в знакомую хату. Огляделась, будто видит всё вокруг впервые. Видеть было особо нечего: хата как хата, на жилую, правда, не похожа, хотя кровати в углу стояли. Мужик на голову выше девицы смерил её тяжелым взглядом, жестом потребовал снять оружие. Молча проводил до распахнутой в полу двери. Марек спустился по лестнице, надеясь, что торгаш внизу на него не смотрит, потому что платье Мариши проходило сквозь доски.

Женские походные туфли на низком каблучке опустились на пол. Гостья выпрямилась, задрала подбородок, осматривая, явно переигрывая, просторную комнату, которая забита была всякого рода хламом. Мебель, доспехи, посуда, шкафы, набитые украшениями, целые горы картин. Половина вещей была скрыта под тканью. Если бы не ведьмачий нюх, Мариша бы не обратила внимание на поселившийся в комнате равномерный запах фисштеха. Пару его увесистых мешков она отметила на весах перед перекупщиком.

— Вечер добрый, — проурчала девушка в его сторону.

Ведьмак впервые здоровался с торгашом. С ним вообще впервые в этой комнате здоровались.

— Добрый… за чем-то конкретным пришли?

— Да, голубчик. Слышала, с неделю назад вам принесли конный доспех, — Марек невероятно наслаждался своим новым звуком, чеканя в силу возможностей каждое слово.

Мужчина понял, о чём гостья. Редко ему приносили на продажу лошадиную броню, а панциря качества, как тогда, он в жизни в руках не держал.

— Принесли, ещё какой.

Он махнул головой в угол, Мариша направилась в ту сторону. Марек еле остановил себя от того, чтобы попытаться схватить подол платья. Он видел, так делают так мазели, куда-то вышагивая.

Под парой причудливых ковров Мариша откопала знакомые чёрные доспехи.

— А лошадь к ним, случайно, не шла? — спросила девушка, будто не зная.

— Шла. Только угнали её. Но сумки тоже где-то здесь валяются. Я их, правда, не разбирал ещё.

— Давайте найдем? — предложила Мариша, захлопав ресницами.

— Как скажете.

Минут через десять перед Мареком выросла вся амуниция и одёжка Дху. Ведьмак выложил для виду посуду и сменную одежду, посчитав, что Серафим не сильно расстроится её отсутствию.

— К этой броне у нас ещё человеческие доспехи есть.

Марек запнулся. Доспехов Серафим он не продавал. Должно быть, корчмарьша подсуетилась. Она-то небось и сдала ведьмака волкам, «сучья жопа». Ведьмак кисло причмокнул, раздумывая, хватит ли ему сил на лишнее общение этим вечером.

— Можно посмотреть?

Перекупщик сдёрнул ткань с одного из дорогих кресел. На нём лежал чёрный разобранный панцирь. Марек поднял шлем и чуть не выронил оттого, каким он оказался тяжёлым. Перекупщик ухмыльнулся.

— Да, жёсткие. Наверное, нильфов, у них тоже черные.

— Да нет, — протянула Мариша с тоном няни, исправляющей любимого подопечного. Бросила на мужчину загадочный, по мнению Марека, взгляд, — у нильфов они отделаны золотом.

Перекупщик пожал плечами. Ведьмак положил шлем и продолжил выискивать нужные ему вещи. Копье Серафим он нашёл среди дорогого оружия, а расписанные щиты — в бесполезном хламе. От полосатых доспехов ни фрагмента.

Мужчина оглядел всё, что выбрала гостья.

— Дорого вам это обойдётся, предупреждаю.

Ведьмак развернулся к торгашу и тяжело выдохнул. Поднял левую руку, чудно́ изогнув пальцы.

— Вы что, я всё это уже оплатила.

Зелёный знак блеснул в девичьей ладошке, глаза мужчины отразили магический свет. Ведьмак не спешил опускать руку, хотя она начинала подрагивать.

— А ещё я купила пару мешков фисштеха, голубчик.

Свет на кончиках острых женских пальцев дернулся. Капля крови показалась из аккуратного носика, только ползла она, почему-то, не по форме женского лица.

— А ещё… вы мне с прошлого раза задолжали тысячу крон…

Дёрнулся в судороге мизинец — свет потух. Мужчина заморгал, поморщился. Салатовые огоньки в его глазах растворились. Ведьмак опустил руку, разминая пальцы — они стреляли болью.

— Что-то я… не припоминаю долга, — пробормотал он.

— Что? Какого долга?

— Что-то я… ох… Боров! — крикнул перекупщик, гладя виски. — У вас кровь, — прокомментировал он гостью спокойно, потому что кровь носом в этой комнате шла у каждого десятого.

Марек поспешно вытер лицо рукавом. Рукава иллюзии не были такими же длинными, как ведьмачьи, но замороченный торговец ничего подозрительного не заметил. Голова амбала, встретившего Маришу, показалась в люке.

— Помоги мамзели загрузиться!

Мужчина отошёл к столу с растерянным видом. Мариша выдохнула: на секунду она подумала, что просчиталась. Пока Боров таскал наверх конное снаряжение, торгаш загрузил ещё два мешка: с фисштехом и рыцарским доспехом. К удивлению перекупщика, хрупкая на вид девушка смогла поднять их на первый этаж своими силами. Там она уже выдохлась, и закончил за неё Боров.

Ведьмак мчался на Небе по улицам Бан Глеана, хохоча свистящим девичьим тембром. Еще чуть-чуть, и жадность сгубила бы кошку. Обошлось. Небо искренне удивлялась навешенным на неё неожиданно тяжестям, но не сопротивлялась, иногда только замедляла ход против воли наездника. Марек устал: все силы он потратил на знаки, а топливо злорадства угасло, как только они покинули город.

***

Мариша открыла дневник на последней заполненной странице. Признаться, ей этого не хватало.

…бабушка… Хауль… фантомы… ведьмак…

Честно, не поверила бы, что он свет от чудищ чистит, но видела же своими глазами. Странный он какой-то, но не за что зацепиться моей неприязни. Разве что руки свои держать в карманах не умеет, да, Марек Яр? Закройте мой дневник, пока я не поймала вас с поличным, и больше сюда не лезьте. Свой заведите.

Мариша заскрипела переливчатым смехом, полная ребяческой радости, и захлопнула книжку.

***

Примчавшись в дом фон д’Амеди, ведьмак тут же завалился на более-менее уцелевшую в гостиной кушетку. Потягивающие чай в этой же комнате рыцари с чародеем проводили его удивлёнными взглядами — они будто успели забыть, что он сегодня она. Серафим затянулась из кривой ведьмачьей трубки и выпустила носом сладкий дым. Это было последнее, что мазель Мариша увидела перед падением в сон.

========== Глава 11 - Прощания ==========

Ведьмак проснулся и с утра пораньше опечалился: бугорки под красивым платьем исчезли вместе с лишними фалангами на теперь уже грубых руках. Яр уставился на культи указательного и среднего пальцев правой руки. Много они принесли ему когда-то проблем, но давно уже стали частью рутины. «Снова здравствуйте».

Марек огляделся. На полу, в походной койке, ворочался и фыркал во сне Гуарин. В его ногах, как сторожевая собака, дремала лиса. Второй спальник пустовал. Марек встал, противно и громко скрипнув древним креслом. Это не потревожило сонное царство, но лисица повернула в его сторону носом. Марек виновато поднял руки и вышел на улицу, стараясь ступать беззвучно. Пахло прошедшим и ещё собирающимся пойти дождем.

Серафим грела лицо под утренним солнцем. Судя по разложенным перед ней вещам, она проводила осмотр того, что привёз вчера ведьмак. Марек зевнул, давая понять о своем присутствии, и рыцарь открыла глаза. Похлопала по заросшей вьюнком плитке рядом с собой. Ведьмак присел. По другую сторону от Серафим лежал на бортике фонтана её дневник с ковром свежих записей, две трубки: уродливая ведьмачья и резная офирская.

Серафим набила их обе и протянула офирскую Мареку. Он принял последнюю возможность из неё затянуться. Яр не особо понимал курение, но было в этой трубке и в том, как протягивает её Серафим что-то притягательное. Шелестнули спички, рыцарь затянулась из деревянной поделки, вручила Мареку коробок. Они посидели бесцельно, выдыхая душный пар табака, конопли и бадьяна. Серафим с переменным успехом пускала изо рта дымные колечки. Меняться трубками не спешила.

«Всё закончилось?», — выползла записка перед ведьмаком.

— А есть сомнения?

У Марека сомнений не было. Но ему уже доводилось проваливать заказы, когда он думал, что знает лучше простого люда.

«Во мне ничего не изменилось.»

— А что должно было? Ты никогда не говорила, — зевок, — что чувствуешь.

«Ты и не спрашивал», — Захотелось написать Серафим. Хотя это ведьмаку не помогло бы, ведь спрашивал сотню раз Гуарин, а ответа так и не получил.

«Тяжесть.»

Марек приложил ведьмачий медальон к плечу Серафим. Тот не дрогнул.

— Это место чисто, — пожал плечами Марек, — и ты чиста.

«Горисвет сказал то же самое вчера.»

— Думаю, дело в твоей голове.

Серафим отвернулась. Марек вытряхнул нагар и протянул ей трубку. Рыцарь отвела его ладонь обратно.

— Отдаёшь мне?

Серафим кивнула. Покрутила поделку Марека в пальцах.

— Из неё разве удобно курить?

В своих способностях резьбы по дереву он не без основания сомневался.

«Мне всё равно. Главное, что приятно, это же подарок.»

Серафим подкинула деревяшку и словила чашей вниз. На плоском донышке был выцарапан символ. Серафим постучала по нему ногтем и глянула на Марека.

— Руна Мир, — ответил на её вопрос ведьмак. — Считай, защита.

Серафим погладила её пальцами.

— Но ты не думай, что она работает. Я не мастер рун.

«Зачем тебе столько фисштеха?»

— Продам, — Марек нисколько не смутился вопросу. — Со мной его оставлять нельзя.

«Только не говори Гуре.»

Ведьмак улыбнулся.

В доме заскрипели половицы, затем заскрипел, потягиваясь, Гуарин.

— О, — раздалось через несколько минут, — доброе уутро.

Он подошёл и начал разминаться. Маленькая лисица с человеческими глазами следовала за ним и села неподалеку.

— Как прошёл ваш вечер, в’едьмак? Наш замечаательно. Мы собрались было прощ’аться с Горисветом, но что-то не пол’училось. А ещё, мне дали посидеть на волшебном кр’есле…

Ведьмак припомнил, как болела его голова вчерашним вечером. Обвинил в этом, конечно, чары иллюзии, а не перегрузку знаками или четверть дорожки фисштеха.

— Кресло как кресло?

— Именно! Даже в голове не уклаадывается, что оно из в’оздуха!

— Оно не совсем из воздуха, — раздался знакомый голос, только сиплый. Лиса синхронно ему открывала пасть. — Это — проекция реально существующего кресла в назначенную точку пространства.

— Колдовст’во! — восторженно прокомментировал рыцарь.

Он, казалось, нисколько не удивился говорящему устами лисы Горисвету. Зверёк подошел к ведьмаку и сел у его ног.

— Я хотел попрощаться, прежде, чем вернуться к себе, но вы вчера не дали мне такой возможности. А я слишком люблю спать в своей кровати и в своём доме.

Марек пожал плечами.

— Через лису тоже пойдет.

— Вот и я так подумал.

Где-то за сотни миль от них Горисвет, видимо, захихикал, но лиса не смогла передать этого, давясь воздухом.

— Спасибо за одолженное лицо. Мне понравилось.

— Конечно. Честно говоря, давно я сам так не баловался. Ваш пример даже меня вдохновил.

Лиса мотнула головой, и Мареку померещилось на её морде мечтательное выражение.

— А вам всем спасибо, — лисичка обошла себя кругом, заглянув каждому человеку в глаза, — за вчерашнее, — она замялась. — Мне кажется, мир стал чуточку… спокойней.

«Или ты стал», — подумал Марек.

— Прощайте, друзья, — пробормотала лиса пространно, — хотя, думаю… можете заглянуть ко мне как-нибудь. Да, обязательно заглядывайте.

Никто из «друзей» не представлял, как они могли бы повторить путь до дома Горисвета без поводыря, но рыцари кивнули. Серафим пожала лисе лапку.

— Всего дооброго, уважаемый Горисвет.

Зверёк мотнул головой, моргнул, и исчезло с его мордочки осознанное выражение. Лисица выдернула из руки человека лапу, отпрыгнула и понеслась прочь. Юркнула между прутьями дряхлой калитки в заросли крапивы.

Гуарин продолжил зарядку, Серафим вернулась лицом к солнцу, а Марек к размышлениям. Заметив Небо, наполовину одетую в броню, Гуарин обратился к ведьмаку.

— Марек, уважаемый. А моих с Туфо п’аанцирей вы вчера не нашли?

Про броню Туфо ведьмак вообще забыл.

— Только щит нашёл. Думаю, доспехи уже кто-то носит. Или переплавили.

Гуарин жалобно вздохнул, представив, как растекаются в печи полосы его кирасы.

Троица собралась. Амуниция Дху не подходила для Небо, поэтому одета кобыла была только частично. Зато увешана элементами доспехов, будто ведьмачья лошадь трофеями. Дневники Карины Серафим забрала, а в своём составила список всего, за чем пришлёт в имение фон д’Амеди носильщиков. В основном, это были картины. Что-то грустное виделось рыцарю в том, как тлеют они в брошенном доме, когда семья их, может уже совсем и не знакомая, живёт и процветает. Серафим хотела расположить семейный портрет из гостиной в своей собственной комнате. На втором этаже маленького домика в имении тётушек. Небольшое в сенях над лестницей, это полотно заняло бы всю стену комнаты Серафим. Было что-то трепетное и в том, чтобы незнакомые люди висели картиной на её стене.

Мареку было с рыцарями по пути: он шёл в Дол Блатанна, чтобы сдать заказчикам части убитого монстра, всё это время катающиеся на боках Хмель. Рыцари и правда заплатили ведьмаку щедро, несмотря на все убытки, что понесли от этого союза. По мнению Марека, для заказа он ничего толком не сделал, но это мало его волновало. По расчётам, средств на зимовку, частично не в золоте, хватало. Каэр Морхен, правда, уже не светил, — группа шла в другом направлении.

Ведьмак отстал от рыцарей на пол дня, когда те переходили реку Понтар. Они решили не идти той же переправой, что двигались на Каэдвен — направились выше по течению. Благо, ведьмака с его нежеланием проходить загруженные мосты рядом не было.

Марек воссоединился с ними на стоянке и невероятно торжественный подброс монетки, первый за долгое время, пропустил. Ведьмак принёс «к столу» толстого тетерева, сказал, что нашел рыцарей по запаху. Аромат и правда стоял яркий: Серафим опять готовила свои заморские пряные яства в ведьмачьей посуде, сверяясь с синей книжечкой. Этим был несказанно поднят и без того не низкий дух рыцарей и, неожиданно для него самого, Марека. Однако во время трапезы вернулось всё на места: дух ведьмака нашел на камень — есть нечеловечески острую стряпню ему всё ещё было тяжело.

Перед развилкой на Долину Цветов Гуарин было решил прощаться, но Марек его остановил.

— Я подумал. Наверное, отправлюсь в Туссент.

Гуарин оживился. Он был готов заладить о том, какой славный край этот его Туссент, но ведьмак снова отделился от рыцарей и нагнал только на следующий день. Заметно облегчив Хмель ношу на останки чудовища, при этом утяжелив её парой бочонков краснолюдского спирта.

Марек то опережал рыцарей, то отставал, но всегда нагонял, не важно, сколько между ними оказывалось пути. Делал он порой совсем уж загадочные крюки, возвращаясь традиционно в хорошем расположении или даже с мелкой добычей. Серафим поймала себя на мысли, что он напоминает муху, жужжащую где-то на периферии, изредка демонстративно садящуюся в зоне видимости.

Одним из вечеров рыцари решили изменить короткий маршрут домой в пользу посещения новых городов. Ведьмак не был против. Он, в целом, пребывал в приподнятом настроении, особенно после посещения Дол Блатанна. Рыцари отошли немного от неприятной попойки в Бан Глеане и приняли предложение Марека снова устроить культурный вечер с ведьмачьей настойкой.

Гуарин заметил, что карта Аэлирэнн, которую в колоду принесла Серафим, — подделка. Он также признался, что в колоде его она такая не первая, и даже продемонстрировал другие свои «палёные» карты (половину колоды), уверяя при этом, что он ими не играет, а держит для красоты и коллекции. Серафим не очень понимала, как Гуарин различает фальшивки, и даже острый глаз Марека не сразу заметил, за что цепляться. Разморенный ведьмак выслушивал ликбез о палёных картах, а сам вдруг вспомнил о другом.

— А почему, — начал он, выдохнув лишний воздух, — почему вы кидаете на стоянках монету… а готовит всегда Сера?

— Выпад’ает потому что.

— Пиздишь.

Гуарин выдержал паузу.

— Пизж’у.

Марек заскрипел под сдержанный смешок Гуарина. Сегодня рыцарь был в странном настроении позволить себе изъясняться «по-ведьмачьи». Тут же его за это что-то кольнуло, и Гуарин глянул на Серафим, но она дремала, сидя с парой дубликатов карт Скоя’таэлей в руке. Она железно вознамерилась понять, какая из них фальшивая, но в процессе заснула. Давно Серафим так легко не засыпала.

— Просто Сере очень нравит’ся, — добавил Гуарин. — Готовить по-офирски. Она вообще собирает вокруг себя всё офирское, что видит. Я вот в жизни ничего офирского не видел, кроме как у неё, так что это… не очень-то частые вещи. Без поонятия, как она их наход’ит.

Рыцарь зевнул, прикрывая ладонью рот.

— А нафига кидать каждый раз монету, если всё равно всё ясно?

— А мы так, — зевок, — извините, договор’ились. На готовку, на корчму кидать, на стиирку… Чего там ещё…

Марек хмыкнул. Не успел он моргнуть, как остался неспящим один. Достал купленную в Гулете пустую книжку и принялся шкрябать по страницам пером под тихое потрескивание костра.

***

Компания пересекала Доль Ангра, когда вдалеке показались горы. Одна из них, особенно огромная и заснеженная, протыкала пиком облака.

— Горгона! — радостно воскликнул Гуарин. — Первый страж нашего края!

Горгона не прекращала расти ещё день пути. Она всё увеличивалась, и ввысь, и вширь, хотя путники шли не к ней, а чуть вбок. От гор веяло приближением зимы, хотя с их вершин зима не сходила. Глядя на мрачные пики, ведьмак начинал сомневаться, что в Туссенте целый год тепло и солнечно.

Рыцари всё больше уставали от дождей и слякоти, но, чем ближе к дому продвигался поход, тем веселее они становились. Гуарин всё больше болтал о Туссенте, рассказывал Мареку о местах, которые следует посетить, всё чаще вспоминал своих лошадей и других рыцарей, по которым явно соскучился. Серафим перестала опускать забрало да и шлем не всегда надевала.

Гора Горгона, сопровождающая путников последние дни, с какого-то момента остановилась в росте, пропустила их мимо. Крохотные по сравнению с ней хребты, к которым направлялись путники, расступились: показался перевал. Гуарин чуть ли не прыгал на спине Туфо в предвкушении, а Серафим нацепила шлем, начала поправлять броню. После пары поворотов зигзагообразного тракта меж гор, ведьмак понял, в чём дело: из очередного изгиба выросла посреди дороги белая башня. От неё в горы по сторонам упирались стены. Из бесконечных рассказов Гуарина Марек уже знал: это пост Ведетта. Стены были расписаны, как ведьмак никогда не видел, чтобы расписывались сторожевые посты. Хотя рисунок и был старше всех присутствующих, его, видно, не раз восстанавливали и дорисовывали. Он изображал ярких, обвешанных растительностью всадников, гонящих прочь от башни в обе стороны пургу. В волнах снега виднелись очертания тощих коней и ледяных гончих. Рисовалась фреска явно десятками разных рук: местами проседала в художественной ценности чуть не до смеха, а в других захватывала даже не искушенный дух мастерством исполнения. Красно-жёлтый флаг с двумя рычащими с него львами развевался над башней.

На стене показался силуэт в вытянутом шлеме, затрубил высоким звонким рогом. Эхом ему ответили десятки утихающих в горных пиках рогов. По другую сторону башни вырос второй силуэт.

— Стой, кто идёт! — пробасил через забрало страж глубоким бывалым голосом.

— Прив’етствую Вас, добрый Рыцарь Шахматной Доски! — весело крикнул Гуарин. — И Вас, Рыцарь Снежной Лозы, — обратился он к рыцарю с рогом.

Рыцарь Снежной Лозы поднял забрало, светящийся радостью узнавания.

— Странствующие рыцари Гуарин Жанлука Мерино и Серафим фон д’Амеди приибыли к дверям родного Туссента! — торжественно закончил Гуарин.

— Добро пожаловать домой! — прогремел рыцарь Шахматной Доски. — Открывайт’е им, Риенс.

Не успел он договорить, рыцарь Снежной Лозы исчез со стены. Через несколько секунд затрещали цепи, вверх поползли толстые прутья ворот. Риенс крутил с трудом механизм, рассчитанный на двоих.

— Раз’бойника словили? — кряхтя, поинтересовался он, когда троица зашла за стену.

— Что вы, Риенс, уважаемый, в’едьмака! Привели гостем Марека Яра.

Ведьмак заулыбался молодому рыцарю, но тот этого не понял, смутился и отвёл глаза. Гуарин спешился и помог ему опустить ворота. Большой страж с плащом в шашечку спустился к ним со стены уже без шлема. Выглядел он пожилым, но двигался, не уступая мягкостью Мареку и резкостью — Гуарину. Рыцари крепко пожали руки.

— Господин Рейнарт? — обратился Гуарин к пожилому стражу. — А где остальные?

— Поехали за праздником. Саовина на носу, а у нас ни яблок, ни пирогов тут нет. Непорядок.

— Ммм, — протянул мечтательно Гуарин, — боклерские пироги…

— А вы, кстати, приезжайте, вместе отпразднуем, — предложил Риенс. — Расскажете, где были, что видели.

Гуарин глянул на Серафим. Она пожала плечами, гремя доспехом. Гуарин догадывался, что ей это не очень интересно.

— А знаете, приедем. Я приеду. Только домой загляну.

— Отлично! — обрадовался Риенс.

Рыцари ещё потрепались о чём-то своем рыцарском, обменялись короткими новостями. Либо Гуарин заболтал коллег, либо каждый пришедший в Туссент с рыцарем избавлялся от пограничных формальностей, но про ведьмака будто забыли — не спросили ни пошлины, ни грамоты, тем более не осмотрели вещи. Марек не слушал разговоров — разглядывал рисунок на стене и с внутренней стороны: на нём расползался по камню растительный орнамент, пронизывающий доспехи. Когда Гуарин наговорился, троица продолжила путь.

— А Серафим разве не уходил’а на Дху? — уловил шёпот чуткий слух ведьмака.

— Всяк’о бывает, — пробурчал пожилой рыцарь.

Дорога петляла ещё несколько поворотов, и за ними скрылась башенка Ведетта. Тройка всадников вышла к обрыву. Бескрайняя долина легла ковром под их ноги, обрамлённая с двух сторон горами. Солнце выжидало этого момента: показалось из-за облаков и лизнуло по лицам родных рыцарей и незваного гостя. Земля внизу светилась, и ветер приносил её богатые запахи. Марек прищурился. Вниз вели три дороги, каждая в свою сторону, узкие и ветвистые. Над ними стоял расписанный указатель. Рыцари спешились, Марек последовал их примеру.

— Что ж, — вдруг сказал Гуарин, сводя брови, — здесь я с Вами прощ’аюсь, — он обернулся к Мареку. — Хотя… мне в долину Сансретура, Марек Яр. А Вам?

— Хотел заглянуть в Боклер, — Марек выдал первое, что пришло на ум.

— Тогд’а нам по пути!

— Но сначала в Каэд Мырквид, — поспешил добавить Яр.

Гуарин поднял брови.

— Людям туда н’ельзя.

— Я ведьмак.

— Мое дело предуп’редить. Тогда вам по пути с Серафим. Будете под Боклером — заглядыв’айте отыграться в поместье Мерино под деревней Франколар. Думаю, я отд’охну там какое-то время.

Ведьмак кивнул, и они пожали руки. С Серафим Гуарин обнялся.

— С вами мы ещё встретимся, уважаемая.

Разошлись: Гуарин по дороге на юг, ведьмак с Серафим на запад. Шли пешком, ведя аккуратно по узкой тропе лошадей. Всё ярче им навстречу пах и светился Туссент. Без Гуарина стало непривычно тихо. Марек думал, с этой тишиной его ушам придет покой, но пришла куда-то не туда пустота.

Спустившись с перевала Сервантеса, путники снова оседлали коней. Шли быстро — Серафим тоже не терпелось домой. Марек всё никак не мог привыкнуть к яркости местных красок. Зелень как зелень, небо как небо, осенние деревья как деревья, но всё почему-то совсем не такое, как там, за горами.

Они остановились у указателя на Каэд Мырквид. Покурили вместе ещё один последний раз, разнося по округе гвоздично-еловый дым, пожали друг другу руки чуть дольше, чем требовалось. Пошли каждый своей дорогой.

***

Только к ночи ведьмак нашёл нужное место. Он прошёл западный подлесок Каэд Мырквид трижды, чутко всматриваясь в лес, прислушиваясь к каждому шелесту. Замирал на любой звук и дуновение ветра. Ведьмак знал — лес охраняется не так рьяно, как Броккилон, и стрела в последний глаз не прилетит. Но ещё ведьмак знал, что территорию друидов он всё-таки нарушает, а значит, должен ступать беззвучно, а голову иметь чистую.

Марек держал медальон с блестящими глазами-камушками в руке, реагируя на каждое его движение. Движений было много, но они либо направляли ведьмака вглубь леса, либо тут же растворялись. Отвлекало амулет ещё и чьё-то святилище неподалеку. Марек не узнал, кому стоит камень, но силу он источал огня и света. Ведьмак сделал у камня привал, вместо медитации покрыл меч маслом от призраков, выпил эликсир.

Наконец, он нашёл искомую поляну: крохотный, чистый от растений берег тонкой речки, видно, идущей с гор. Здесь пахло холодом. А через секунду озоном и… цветами. Ведьмак обернулся, но меч не достал.

Перед ним парила полупрозрачная девушка в скромном праздничном платье. С венком на длинных плывущих по воздуху волосах, босая. В руке она держала кольцо. Девушка всматривалась мутными глазами в ведьмака.

— Велес? — хрипнул он.

Кивнула.

— Где Серафим? — прочитал по губам. Голос призрака почти было слышно, но Марек доверял больше глазу.

— Придёт. Хочешь попрощаться?

Снова кивок.

— Я мог бы изгнать тебя, — начал ведьмак. Велес больше не держало в мире проклятие, но держало что-то другое, не такое крепкое, не такое вечное. — Но не стану, если ты клянёшься не навредить ей.

Велес нахмурилась удивлённо. Её мимика отличалась от мимики живых, но ведьмак знал, как её интерпретировать. Заторможенные и через силу, жесты призраков будто проходили сквозь воду и искажались.

— Никогда.

Ведьмак покинул поляну, ничего не сказав на прощание призраку невесты, так и оставшейся стоять в дюйме от земли.

***

Серафим пришла. Пришла на следующий вечер без доспехов, в мужской походной одежде. Светящийся в чаще леса кошачий глаз крался за ней весь путь до реки. Велес появилась сразу, но подходить друг к другу они не спешили. Серафим почувствовала изменения. Не только в том, что Велес не тянула к ней руки, не пыталась что-то сказать, — изменилось пространство. Всё ещё тяжелый воздух был пропитан молнией, мёдом, но он больше не угнетал.

Серафим улыбнулась грустно и нежно. Велес тронулась с места, почти не шагая, плавая в воздухе. Ведьмак положил руку на серебряный меч. Даже не касаясь земли, Велес не доставала Серафим до плеч. Призрак взяла руку Серафим и погладила большими пальцами. Будто мёртвая ощущала тепло живой. Медленно одела деревянное кольцо на палец Серафим. Оно исчезло, как только призрак перестал его касаться. Подняла глаза.

Серафим не издавала ни звука, но по щеке её побежала тонкая струйка. Велес заулыбалась и положила ладонь на любимое лицо, вытерла слезку, но пальцы прошли сквозь. Серафим накрыла рукой маленькую ручку. Будто живая ощущала тепло мёртвой. Она достала из кармана деревянное кольцо. Сняла полупрозрачную ладошку со своей щеки и надела кольцо на тонкий пальчик. Оно упало в траву, как только Серафим перестала его касаться. Велес беззвучно засмеялась, а Серафим расплылась в улыбке, больше не грустной. Девушки сплелись пальцами, будто живая и мёртвая могли чувствовать друг друга.

Серафим наклонилась, а Велес встала на цыпочки, хотя для неё это не имело значения. Их губы коснулись осторожно, будто могли коснуться. Соединились в поцелуе.

Велес исчезала, не разрывая поцелуй. Растворялись, как нарушенное отражение в воде, босые ножки. Поцелуй задерживался, Серафим заметно оседала, по её виску поползла капля пота. Ведьмак сжался пружиной. Приготовился одним скачком преодолеть всю поляну и разрубить призрака одним чётким движением. Но Велес резко отнялась от губ Серафим. Яр успел остановиться, неуклюже шагнув вперед, теряя равновесие. Никто его не услышал.

Велес положила пропадающие руки на щёки Серафим. Они улыбнулись друг другу в последний раз — Велес исчезла.

Ведьмак убрал руку с меча.

Серафим рухнула на здоровое колено. Она несказанно отчего-то устала, но больше не ощущала тяжести в груди.

========== Постскриптум ==========

В корчме «Хмельной Зайчишка», что в Бан Глеане, одной спокойной ночью разразился пожар. Огонь не забрал ни одну жизнь, но полностью уничтожил сени и зал, частично комнаты, склады и кухню, чем нанёс колоссальный ущерб владельцам. Огневщики Бан Глеана, неравнодушные жители и даже один местный чародей не позволили огню распространиться на дома в округе. Источник пожара не был установлен.

Разбойники шайки «Пыльные Волки», человек Казимеж и краснолюд Марбор, были щедро награждены после того, как принесли Вожаку голову Мурло. Оба слегли с жаром в ту же ночь. Марбор оправился через день, а Казимеж валялся в агонии с неделю и умер.

Чародейка Берёзка с Гор Пустельги получила через два месяца посылку из Туссента. В ней лежали доброго содержания записка, бутылка Помино, бутылка Торичелья с пометкой «от Гуарина Жанлуки Мерино» и странного вида банка с пометкой «от Серафим фон д’Амеди». Банка содержала самогон с ярким хвойным душком.

Чародей Горисвет впервые за тридцать семь лет вышел в общество. Если и были в Ард Каррайг люди и нелюди, которые могли помнить его, то в этот раз вряд ли бы кто-то смог узнать. Ведь за стены города он шагнул стройной загорелой девушкой с янтарными глазами по имени Светолика.

Конные доспехи Дху Тоораен были установлены на стойке в прихожей поместья Рири и Моль фон д’Амеди. Рядом с двумя доспехами человеческими: броней мужа госпожи Моль и его брата, отца Серафим.

Чубарая кобыла Небо нашла дом в конюшне фон д’Амеди и многократно сопровождала рыцаря Серафим в её дальнейших подвигах.

Буланая кобыла Хмель верно служила ведьмаку больше года, ни разу не потеряв самообладания при виде лиха. Она погибла от когтей осклизга и была церемониально съедена.

Пегая кобыла Туфо привязалась к рыцарю Гуарину (или наоборот?) и была выкуплена им во имя укрепления их дружеского союза у де Горгонов. С ней рыцаря привыкли видеть на турнирах и скачках.

Корчмарьша Черносливка начала регулярно получать рыжие в крапинку лилии от «Тайного Почитателя».