Война, в которой нельзя победить (СИ) [Лина Р. Аспера rakuen] (fb2) читать онлайн

<p>

========== -1- ==========

...и судьба обычно берет свое и у тех, кто бегает от нее — только чуть грубее.

«Вечерняя» Вера Полозкова

Что такое конец декабря? Снег, ёлки, гирлянды и витающий в морозном воздухе коричный аромат чуда? Возможно, но только не для студента-магистранта, у которого зачётная неделя плавно перетекает в последнюю сессию. И уж точно не для омеги, который весь на нервах оттого, что у него вот-вот должна начаться течка, а он вынужден защищать курсовую по аналитической химии.

Первое, что я сделал, выйдя из жаркой и душной аудитории, — это набрал номер Дана и коротко отрапортовал: — Всё.

— Сдал? — на всякий случай уточнил Данич.

— Обижаешь, сэмпай. Конечно, сдал.

— Хорошо. Тебя встретить, склеротик?

Вопрос был далеко не праздный — последняя моя течка ознаменовалась таким приключением, повторения которого, несмотря на счастливый финал, не хотел никто. Тем не менее я ответил: — Не надо, сам нормально доберусь, — потому что, во-первых, тревожных признаков «Начинается!» ещё не было, а во-вторых, не хотел дёргать Дана с работы. Неловко как-то: взрослый лоб — и просит его встречать, словно первоклашку.

— Точно?

Я бы соврал, сказав, что мне не нравилось слышать искреннее беспокойство в Дановом голосе.

— Точно. Увидимся дома.

Мы жили вместе с сентября, и я втайне гордился тем, что именно Данич переехал ко мне, а не наоборот. Хотя по факту, такое решение просто было более прагматичным: Дан квартиру снимал, в то время как я получил свою однушку с барского родительского плеча после продажи нашей старой четырёхкомнатки. Однако моё эго всё равно по-альфьи надувало щёки от мысли, что моя пара живёт на моей территории.

Моя пара. Я не удержал довольную улыбку. То, что между нами происходило, больше всего напоминало розовосопельные байки про истинных — сплошной медовый месяц, когда даже дышится в унисон. Только было ещё круче, потому что взаправду и не зависело от скачков гормонального фона обоих. И вообще, я впервые в жизни предвкушал течку, а не скорбел о своей горькой омежьей доле. Провести целых три дня только вдвоём, почти не выбираясь из постели и отключив на фиг телефоны и мозг — что может быть прекраснее? Риторический вопрос, особенно с учётом того, насколько суматошными у нас выдались последние недели года.

И вот на этой мажорной ноте обиженная моим невниманием реальность приняла суровое решение вернуть меня на грешную землю. Причём в буквальном смысле: я поскользнулся на плохо посыпанной песком ледянке и, совершив недобалетный пируэт, едва не сел на шпагат.

— Блядь!

Кряхтя от боли, я встал сначала на четвереньки, а потом, очень аккуратно, на ноги. Отряхнулся, бросил взгляд на дорогу и, прихрамывая, рванул к остановке — подходила маршрутка с нужным номером. К несчастью, нужным не только мне одному, так что когда я до неё доковылял, все места оказались заняты.

— Стоя не беру! — рявкнул на меня водитель, и я разочарованно хлопнул дверью. Ну и ладно, ну и подумаешь. Я отошёл от края дороги, окинул окрестности мрачным взглядом и заметил неподалёку маленький цветочный киоск. Вернее, не столько именно его, сколько стоявшую в витрине пластмассовую вазу с охапкой белых гвоздик. Я тут же повеселел, решил считать неудачу с маршруткой знаком свыше и вместо того, чтобы тупить на остановке, отправился покупать цветы.

***

История с гвоздиками была ещё сентябрьской и началась, как это обычно бывает, с пустяковой размолвки. Я тогда только-только распробовал, какой кайф носить Дановы вещи и искренне не понимал, отчего их настоящий владелец так отрицательно к этому относится. Вот и в тот раз я получил очередное внушение: — Мак, это моя домашняя рубашка, — которое, впрочем, меня абсолютно не смутило. Я лишь кивнул: — Ага, я знаю, — и продолжил раскладывать по порядку листы лабораторной.

— Если знаешь, то верни её, — терпеливо продолжил Данич.

— Зачем?

— Затем, что мне надо во что-то переодеться.

— У тебя же есть ещё одна. Или вообще можешь ходить топлесс — мне так даже больше нравится.

На последнее предложение Дан только укоризненно покачал головой и ушёл на кухню, оставив меня наедине с моей совестью. Ход был беспроигрышным — очень скоро я выбрался из кресла, стянул самовольно позаимствованную одежду и отправился возвращать её хозяину.

Так и не переодевшийся Дан чистил картошку для ужина, однако, заметив меня, отложил нож и вытер руки кухонным полотенцем.

— Извини, — сказал я, протягивая ему рубашку, и подумал, что по-хорошему надо бы наконец объясниться. — Это всё омежьи заморочки: она пахнет тобой, и мне нравится думать, что я в ней тоже так пахну. Глупо, правда?

— Ничего глупого, — Данич забрал свою вещь и одним движением накинул её мне на плечи. — Это ты извини: всё время забываю, какая ты на самом деле нежная омежка.

— Я не нежная! — мгновенно воспротивился я.

— Хорошо, — обнимая меня за талию, покладисто согласился Дан. — Ты — редкостно брутальная омежка. Так согласен?

— Иди в задницу, сэмпай.

— С удовольствием.

Несколько секунд мы не мигая смотрели друг на друга, а потом без лишних слов отправились в постель. В конце концов, ужин мог и подождать.

Я никогда не думал, что секс и без течки может быть таким классным, и временами мне было даже немного стыдно перед соседями за те звуки, которые они могли слышать из нашей квартиры. Однако тем вечером я, видимо, вообще превзошёл самого себя, поскольку позже обнимающий меня Данич, посмеиваясь, отметил: — Ну и заводная же ты штучка, Мак! Прямо-таки создан, чтобы тебя трахать.

Будь у меня мозги в чуть менее разжиженном состоянии, я бы нашёл, чем отбить, но в тот момент просто брякнул не думая: — Поправочка: чтобы именно ты меня трахал.

Дан едва слышно вздохнул и ещё крепче прижал меня к груди.

— Хотел бы я... — Он замолчал, не закончив «чтобы так и было», однако мне продолжения и не требовалось.

— Так и есть. Я, — тут пришлось набрать в лёгкие побольше воздуха, словно перед прыжком с обрыва, — тебя люблю. И абсолютно уверен, что это на всю жизнь. Разве ты сам не чувствуешь, как мы подходим друг другу, ну, не знаю, душами что ли?

— Романтик ты, Мак, — добродушно усмехнулся Дан мне в макушку. — Вот уж никогда бы не подумал. Но вообще, ты скорее прав, чем нет. Мне тоже кажется, что в нас есть какое-то сродство, и я рад этому, честно, очень рад. Однако мне было бы гораздо спокойнее, если бы мы укладывались в традиционный расклад «альфа-омега». Слишком уж всё... хрупко.

Я промолчал — у меня тоже порой возникало ощущение, будто мы скользим по припорошенному снежком тонкому льду, а где-то впереди нас поджидает невидимая полынья. Ну и пусть, упрямо сказал я про себя, зарываясь носом едва ли не к Дану подмышку. Главное, чтобы мы были вместе.

А на следующий день я проходил мимо цветочного магазина и, поддавшись порыву, купил пять снежно-белых гвоздик, нарядных и строгих. Как знак благодарности, доверия и силы моего чувства — первого и, я твёрдо знал, единственного в моей жизни.

***

Стоило мне расплатиться и получить в руки букет, для пущей сохранности завёрнутый в газету, как к остановке снова подошёл автобус с нужным номером. Причём полноценный «НЕФАЗ», а не тесная «газелька», да к тому же полупустой. Так что я барином расположился у окна на заднем ряду сидений, положил цветы на пустое кресло рядом и с головой нырнул в мечты о предстоящем вечере. Думал, как приеду домой и закину тушиться овощи с мясом на ужин, как затем вернётся с работы Дан и пойдёт в душ — по его выражению, смывать трудовой пот. Ну, а я, естественно, увяжусь следом, и пускай из-за этого до кухни мы доберёмся очень нескоро, зато ингредиенты рагу как раз успеют «пережениться». Потом Дан будет ужинать, а я — смотреть на него, и он будет шутить про «заботливую омежку», а я в ответ — намекать про свой корыстный интерес, и в результате мы вновь окажемся в постели, и посуда будет не вымыта, да фиг бы с ней, потому что я, оказывается, успел жутко соскучиться... Тут автобус чересчур резко затормозил, вытряхивая меня из мечтаний. Я машинально посмотрел в окно — не авария ли? — и обнаружил, что благополучно пропустил свою остановку.

— Ах, ты ж! — Я подорвался с сидения и торопливо выбрался на улицу. Огляделся: местность была смутно знакомой, значит, далеко уехать не успел. Ладно, прогуляюсь, беспечно решил я, провожая взглядом «НЕФАЗ», и тут до меня дошли два обстоятельства. Первое — что гвоздики остались в автобусе. И второе — что приятное томление внизу живота связано не только с моими эротическими грёзами.

Конечно, я сразу же позвонил Дану.

— Началось, сэмпай.

— Ты дома? — Даже через динамик ощущалось, что Данич молниеносно подобрался.

— В том-то и дело, что нет. Проехал остановку, теперь примерно квартал обратно топать.

— Заказывай такси.

Я задумчиво потёр лоб — да, оптимальный вариант.

— Хорошо, тут как раз «шашечки» возле магазина стоят.

— Только прежде, чем в машину сесть, скинь мне её номер, ладно?

Это уже попахивало паранойей, однако я пообещал: — Ладно, — и добавил: — Возвращайся скорее.

— Уже иду отпрашиваться, — В трубке действительно появилось эхо, будто Дан теперь шагал по гулкому коридору. — Держи меня в курсе.

— Ага, — и я дал отбой. Следовало поторапливаться, пока на мои феромоны не сбежались все альфы округи. Я подошёл к такси и наклонился к водительскому окну, предусмотрительно открытому при моём приближении.

— Шеф, до Мостовой пять подкинешь?

— Подкину, садись, — отозвался водитель стандартной фразой и вдруг застыл, вглядываясь в моё лицо. И я застыл, неудобно скрючившись перед машиной и так же не сводя с него глаз. Хотя на самом деле зрение тут играло второстепенную роль, куда важнее был запах — кружащий голову, невыразимо вкусный запах альфы. Робкий огонёк сладкой истомы у меня в паху обернулся степным пожаром, и я, наученный горьким сентябрьским опытом, шарахнулся прочь. К несчастью, недостаточно быстро.

— Стой!

Это было какое-то грёбаное раздвоение личности: я не собирался останавливаться — и всё равно послушно замер, глядя на приближающегося ко мне таксиста. Краем сознания отметил, что мы похожи — оба светловолосые, примерно одного роста и атлетического телосложения. Альфы, блядь. Только один настоящий, а второго сейчас выебут, потому что...

— Куда ты, ты разве не чувствуешь? — таксист потянул носом воздух.

О, я чувствовал — себя наркоманом в ломке, которому вдруг торжественно преподнесли шприц с героином. Вот, значит, как бывает, когда встречаются истинные. Лучше бы это оставалось для меня розовосопельной байкой.

— Ну и что? — Пусть мои ноги объявили бойкот, огрызаться я пока ещё мог. — Я не хочу.

— Врёшь, — спокойно и очень уверенно сказал таксист, остановившись всего в нескольких сантиметрах от меня. — Поехали.

В этом коротком слове было столько властной силы, что удивительно, как я не начал раздеваться прямо там, на морозе и посреди улицы.

— Нет, — с нечеловеческим усилием выдавил я из пересохшего горла.

— Да, — И он взял меня за руку. Не схватил, просто крепко сжал ладонь, но этого оказалось достаточно, чтобы не оставить камня на камне от моих жалких попыток сопротивления. Как загипнотизированный, я безропотно сел в машину, на автомате пристегнулся ремнём безопасности, и тут у меня в кармане заиграл мобильник.

«Дан».

Я достал смартфон, но смахнуть вверх по экрану не успел — усевшийся на водительское место таксист ловко выхватил сотовый у меня из рук и попросту его выключил.

— Подождут.

Смартфон отправился на заднее сидение, мотор сыто заурчал, машина тронулась, а я... я так ничего и не сделал.

Ехали недолго, однако в замкнутом пространстве салона смесь наших запахов достигла такой концентрации, что я расстегнул куртку, пиджак и две верхние пуговицы на рубашке, не в силах выносить сжигавший меня внутренний жар. Сознание плыло, джинсы на заднице намокли от смазки, однако если тело моё умирало от желания трахаться, то сам я больше всего хотел, чтобы всё скорее закончилось. Неважно как, главное — скорее.

Тем не менее я даже не пошевелился, когда автомобиль остановился в одном из дворов микрорайона, и таксисту пришлось буквально вытягивать меня из машины. От свежего холодного воздуха тумана в моей голове стало поменьше, и я всё-таки нашёл в себе силы выдернуть ладонь из чужой хватки: — Нет.

— Почему? — Таксист был так близко, что я почувствовал тепло его выдоха.

— Я тебя не выбирал.

— И что? Как будто от этого ты меньше хочешь, — Он почти касался щекой моей щеки. — А ведь ты хочешь, правда?

Я не просто хотел — я готов был кончить прямо в штаны, настолько на меня действовали его близость и запах.

— И что? — на остатках своего пресловутого упрямства парировал я. — Я человек, а не звериная самка.

— Ты — моя истинная пара, — по-волчьи оскалил таксист белые ровные зубы и с нарочитой грубостью сжал моё запястье. — И поэтому сейчас ты пойдёшь со мной.

Это был приказ альфы, а я и так слишком долго противостоял его воле. Я подчинился.

Дальнейшее я наблюдал будто со стороны. Сумрачный подъезд, на первом этаже — стойкое амбре кошачьей мочи, подъём на второй этаж, оббитая серым дерматином дверь без «глазка», крохотная захламленная прихожая. Одежда сама собой летит на пол, воздух приятно холодит обнажённое тело, разложенный диван-«книжка» застелен ковром, его короткий ворс немного колет колени и локти. Я жду боли, но её нет, только давление, и горячая тяжесть, и, наверное, удовольствие, потому что я слышу собственный протяжный стон, только это тоже не со мной. Потом до меня долетают отзвуки долгого оргазма, однако вернуться в тело заставляет вовсе не он, а опаляющее мой загривок чужое дыхание.

— Не смей!

Поздно. Острые зубы альфы до крови прокусывают плоть у основания шеи. И тогда я плачу — без звука и почти без слёз.

В общем-то, было очевидно, что случится сцепка. Как и то, что во время неё не получится избежать разговоров.

— Как тебя зовут? — После секса альфа был полон сытого благодушия.

— Макар.

— Мак, значит. А я Никита, Ник. Рад знакомству.

— Не взаимно, — ощерился я. — И зови меня полным именем.

— Злючка-колючка, — по-прежнему благодушно фыркнул Ник мне в затылок. — Ну почему ты такой дёрганый, а? Это же такая удача — нам с тобой встретиться.

— Удача?! — Я так и взвился от злости, отчего первый микрооргазм прошёл мимо моего возмущённого сознания. — В чём моя удача? В том, что лёг под неизвестно кого и в качестве бонуса получил пожизненное клеймо?

— Эй-эй, не буянь! — Ник придержал меня за пояс. — Поверь на слово, разорванная силой сцепка — не тот подарок на Новый год, который нам нужен.

— Нет никаких «нас», усёк?!

— Ещё как есть, — В доказательство Ник тронул губами поставленную им метку, и меня прошило вторым микрооргазмом. — Никак не пойму, отчего ты так возмущаешься. Ладно бы у тебя кто-то был...

— У меня кто-то есть, понял?

— Да? И где же его метка?

Я закусил губу, заставляя себя промолчать. Не стоит этому уроду знать о Дане, пусть лучше считает меня вруном или тупой омежкой, на пустом месте выдумавшей себе отношения там, где по факту есть только секс без обязательств.

— Я так и думал, — не дождавшись ответа, заметил Ник. — Слушай, я понимаю, что это слишком внезапно на нас свалилось, и тебе просто нужно время прийти в себя. Всё на самом деле хорошо, правда. У истинных пар не бывает по-другому.

«Бывает». Во рту у меня появился железистый привкус крови из прокушенной губы. Мне на хрен сдалась вся эта долбанная гормональная романтика, я хотел к Дану и ненавидел, господи, как же я ненавидел сейчас своё тело!

— Поспи, — Ник как из воздуха материализовал плед и заботливо укрыл им нас обоих. — Сцепка не скоро закончится, а тебе надо успокоиться. Вот увидишь, после сна почувствуешь себя веселее.

Я снова промолчал и, хотя не собирался спать, задышал ровнее и медленнее. У меня в голове постепенно складывался план действий, однако для его удачного осуществления было необходимо, чтобы Ник заснул. И поскольку ничто не усыпляет лучше, чем кто-то спящий рядом, я усердно изображал из себя жертву Морфея, стараясь при этом не превратить игру в реальность. Мне ни в коем случае нельзя было пропустить окончание сцепки, и я не пропустил.

В комнате уже порядком стемнело, когда я понял, что наконец-то закончилось. Аккуратно двинул задницей, освобождаясь, потом затаил дыхание и по миллиметру стал выпутываться из чужих сонных объятий.

— Ты куда?

Я замер на краю дивана.

— В душ.

— А, ну ладно, — не заподозривший подвоха Ник перевернулся на другой бок. — Возвращайся скорее.

Угу, держи карман шире. Я поднялся на ноги и больше не таясь потопал в сторону санузла, по пути подбирая одежду. Сколько бы ни продлилась гормональная передышка, это время надо было использовать по максимуму.

В ванную я занёс абсолютно все свои вещи, включая ботинки. Мыться не стал — хотя было бы не лишним, — однако для конспирации открыл кран, и по эмалированной стали загрохотала струя воды. Под этот шумовой фон я с армейской скоростью оделся-обулся, приложил ухо к закрытой двери — вроде бы тихо — и выскользнул в коридор. В три гигантских шага оказался в прихожей и буквально просочился на лестничную клетку. Аккуратно прикрыл дверь — тут язычок замка предательски щёлкнул, отчего я со всех ног рванул вниз по лестнице, будто услышав выстрел стартового пистолета. Кубарем вылетел из подъезда и уже собирался сломя голову помчаться дальше, как вдруг зацепился взглядом за чёрно-белые «шашечки» на крыше такси. Смартфон! Я заозирался в поисках орудия для будущего вандализма и удачно заметил лежавший в углу крыльца обломанный кирпич. Ровно то, что доктор прописал. Злобно ухмыляясь, я без малейшего колебания разбил у машины Ника боковое пассажирское стекло, под вой сработавшей сигнализации открыл дверцу, цапнул свою собственность и побежал. Так быстро, как не бегал ни разу в жизни, и как ни за что не хотел бы бежать снова.

========== -2- ==========

Не скажу, как долго я петлял по дворам, но в итоге затормозил перед светящимся крестом над крохотной аптекой в одной из многоэтажек. Осенившая меня мысль была проста, как дважды два: сцепка между альфой и омегой почти наверняка приводит к залёту. А поскольку единственным человеком, ради которого я согласился бы ввязаться в столь непростое дело, как рождение и воспитание ребёнка, был Дан, то требовалось немедленно что-то предпринять.

Фармацевт-бета встретил меня таким внимательным взглядом, что стало очевидно — течкой от меня разило всё также сильно.

— Здравствуйте, будьте добры, — я запнулся, вспоминая правильную формулировку, — таблетку для экстренной контрацепции. И воду, если есть.

Фармацевт молча достал из-под прилавка стеклянную пол-литровку минералки, а из шкафа за спиной — небольшую картонную коробочку приторно-розового цвета. Назвал общую стоимость, и я, не вдумываясь в сумму, взмахнул карточкой над терминалом. Пока медлительная машина отправляла запрос и печатала чек, я успел безжалостно распотрошить коробок. Проглотил пилюлю, запив её доброй половиной бутылки, встретился глазами с фармацевтом и зачем-то соврал: — Я в порядке, правда.

Судя по тому, что грусти и сострадания в его взгляде не убавилось, ложь вышла откровенно паршивой.

После аптеки весь мой адреналиновый драйв сошёл на нет. Я понимал, что надо как можно скорее возвращаться домой, — или хотя бы включить смартфон, — но охватившая меня апатия позволяла только брести, куда ноги несут, да по возможности избегать встреч с другими людьми. Успокоенная трахом и меткой жажда секса всё ещё дремала, и это было единственным светлым пятнышком во том мраке, куда неумолимо погружалась моя душа.

Начался снегопад — густой, неспешный. Чтобы разминуться с шумной компанией впереди, я свернул в ближайший проулок и неожиданно выбрался к реке. Её воды уже давно сковывал белый ледяной панцирь, только под опорами близкого автомобильного моста никак не хотела замерзать широкая полынья. Отчего-то мне вздумалось посмотреть на неё поближе, и я пошёл в сторону высокой насыпи, несущей на своём хребте оживлённую магистраль. По крутой металлической лесенке взобрался наверх и зашагал по узкой пешеходной дорожке против течения золотого потока автомобильных огней. Остановился я примерно на середине моста и, опасно перевесившись через перила, заглянул в холодную черноту омута. Снег ненавязчиво укутывал мои плечи лебяжьим одеялом, за шумом машин я самым краем слуха различал его тихую колыбельную. Полынья гипнотизировала меня, задавая одни и те же вопросы: точно ли я сделал всё, что мог? Точно ли нельзя было избежать метки? А если бы я всё-таки вызвал такси вместо того, чтобы попробовать уехать на том, которое без дела стояло у магазина? Если бы быстрее отреагировал на запах альфы и сразу дал стрекача? Если бы, наконец, попросту сообразил заорать?

— Дан, — Я неосознанно стиснул облупленные перила. Как же мне теперь показаться ему на глаза? Как, кем мы вообще можем быть после такого? Вряд ли парой — от душевной боли я скрючился, словно от приступа острого аппендицита, — но, возможно, хотя бы снова друзьями? Приятелями? Мне вдруг очень ярко вспомнился мой первый и единственный визит в гости к Дановым родителям, в конце которого его отец-альфа сказал: «Не пойми меня неправильно, ты хороший парень, это сразу видно. Тем не менее у тебя есть один глобальный недостаток — ты омега. А значит, не подходишь Даниилу».

И ведь мои родители тоже с прохладцей отнеслись к известию о том, что мы с Даном вместе. «Это ошибка, сын. Которая принесёт вам обоим много горя, когда ты встретишь своего альфу». Что ж, я встретил, и действительно не представляю, как мне с этим жить дальше.

— Мак!

Меня будто плетью по спине вытянули. Я стремительно обернулся и на миг захотел протереть глаза: Дан? Здесь? Откуда?

— Мак, ты сдурел? Где тебя носит, я уже морги с больницами обзванивать собрался, шесть часов ни слуху ни духу, ещё и мобильник выключен!

Я почувствовал, как мои губы растягиваются в совершенно неуместной улыбке: только Данич способен практически в любой ситуации излагать свои претензии в культурной форме. Лично я на его месте выдал бы такую тираду, в которой без цензуры можно было оставить лишь предлоги, союзы и междометия.

— Что с тобой случи?.. — Дан осёкся, затормозив в шаге от меня так резко, словно налетел на невидимую стену. Стену моего изменившегося запаха.

Я почувствовал, как у меня резко дёрнулись вниз уголки рта. Объяснять словами было долго и, в общем-то, бессмысленно, поэтому я молча повернулся к Дану спиной и оттянул ворот куртки, показывая метку.

— Мак...

От его легчайшего прикосновения к обнажённой коже я отшатнулся, будто от удара электрошокером. Развернулся и заставил себя посмотреть Дану в лицо.

— Прости, сэмпай, — Слова неприятно царапали отвыкшую от речи гортань. — Я проиграл эту войну.

— Что за чушь ты несёшь?! — Я и пикнуть не успел, как оказался в крепком кольце Дановых рук. — Какое «прости», господи, Мак?.. И потом, ты что, вот так вот сразу сдашься? После первого же неудачного боя?

— А разве, — я совсем по-омежьи хлюпнул носом и понадеялся, что Данич спишет мою сопливость на начинающуюся простуду, — он не был решающим?

— Что ты, конечно, нет! Пока мы живы и вместе, война не проиграна.

— А мы вместе? — совсем тихо спросил я о самом страшном.

— Да, — веско ответил Дан. Чуточку отстранился и, глядя мне в глаза, добавил: — Если ты этого по-прежнему хочешь.

Хочу ли я?

— Сэмпай, ты прикалываешься?

— Но истинная пара...

Я не дал ему договорить, закрыв рот поцелуем. Неужели непонятно, что вопрос был риторическим?

Наверное, наши объятия под снегопадом выглядели страшно романтично. По крайней мере, проезжавшие мимо водители посигналили нам далеко не один раз.

— Домой, — наконец выдохнул Данич, чьей силе воли я всегда по-чёрному завидовал. — Сейчас, только такси вызову.

При слове «такси» я моментально напрягся, и, само собой, Дан сразу же это заметил.

— Что?

— Ничего важного, потом расскажу.

— Просто по-другому никак, — извиняющимся тоном объяснил Данич. — Если мы пойдём пешком, то можем и не дойти. Вернее, дойти, но нескоро.

Его беспокойство на этот счёт было далеко не беспочвенным: поцелуй и близость любимого человека разбудили во мне более чем определённые желания. А к экстриму вроде траха зимой на улице я всё-таки был морально не готов.

— Да, я понимаю. Звони, — В конце концов, теперь-то я не один.

Поездка прошла гладко, однако я всю дорогу крепко сжимал Данову ладонь. И держал его за руку до самой нашей квартиры — не брутально, зато спокойно.

— Слушай, а как ты меня нашёл? — спросил я, когда мы раздевались в прихожей.

— Повезло, — пожал плечами Дан. — Делал не знаю какой круг по району и вдруг заметил человека на мосту.

— И сразу понял, что это я?

— Ну да, интуиция сработала. Ты как, душ сразу пойдёшь?

— Угу, — Хотя по-хорошему надо не малодушничать, а расставлять точки над ё. Я повесил куртку на вешалку и, уткнувшись взглядом в пол, начал: — Дан, про такси... Короче, тот альфа, ну, ты понял, он таксистом оказался. А я — тормоз, нет бы сразу дёру дать...

Я запнулся, и Дан мягко заметил: — Мак, ты не можешь управлять своими гормонами. Как бы сильно этого ни хотел.

Я потрогал языком накусанное место на щеке.

— Универсальная отмазка, да?

— Нет, всего лишь констатация биологического факта, — Дан осторожно приподнял моё лицо за подбородок. — Ничего не поделаешь, в нас до сих пор слишком много животного.

— Это несправедливо, — упрямо сказал я.

— Несправедливо, — согласился Данич и легонько коснулся губами моего межбровья. — Иди в душ, Мак.

Дельный совет, только я обязан был выяснить всё до конца.

— Сэмпай, и всё-таки. Неужели после всего случившегося я тебе ни капли не противен?

— Противен? — искренне удивился Дан. — А должен быть?

— Ну как же... — растерялся я.

— Иди в душ, — с нажимом повторил Данич. — И не мучай себя понапрасну.

Горячая вода. Холодная. Снова горячая и много-много пены, и жёсткая мочалка — жаль, невозможно соскоблить с себя кожу. Я опёрся руками и лбом на стенку душевой, позволяя кусачим струям бить меня по спине. Закрыл глаза и совершенно не заметил, как в ванную зашёл Дан.

— Вот это ты парилку устроил! — прокомментировал он, открыв дверцу, и непринуждённо проскользнул внутрь кабины. — Не возражаешь против компании?

Ещё вчера я бы и на волос не усомнился, как отвечать на этот вопрос, однако сейчас меня захлестнули противоречивые чувства. С одной стороны, мой моментально сделавшийся параллельным полу стояк красноречиво говорил о степени невозражения, а с другой, мне вдруг стало ужасно стыдно. За метку, за ноты чужого запаха в моём, за задницу, в которую меня трахал совершенно посторонний тип. Разве я имею право предлагать Дану такого себя?

— Мак, не надо, — вопреки взаимной эрекции, Данич обнял меня совершенно целомудренно. — Я ведь бета, и полностью отдаю себе отчёт в том, что твой умопомрачительный зад — исключительно твоя собственность.

Эх, если бы моя! Я крепко зажмурился и сипло прошептал: — Прости.

— Нечего тут прощать, — твёрдо сказал Дан. — Ну-ка, вспомни, что ты столько раз мне декларировал. Ты — это не только твой запах и твои гормоны. Ты, в первую очередь, человек. Сильный, упрямый, благородный, цельный, умный — тот, кого я люблю. Хоть победившим, хоть проигравшим.

Затопившая мою душу благодарность была настолько глубока, что играючи смыла все прочие эмоции. Я изо всех сил стиснул Дана в объятиях и, не зная, как по-другому выразить свои чувства, выдохнул: — Спасибо.

— Не за что, — Дан нежно погладил меня по холке, словно полностью позабыв о стоявшей на ней отметине. — Идём в кровать?

— Да.

Говорят, будто метка истинной пары при сексе с другим партнёром снижает либидо почти до нуля. Хрен его знает — у меня всё осталось без изменений. А горячая вода и гормональный шторм сделали мою кожу настолько чувствительной, что казалось, будто Дан сразу касается нервных окончаний. Я тихонько поскуливал от наслаждения под его руками и губами, однако при этом совершенно не хотел немедленного траха. То, что сейчас со мной творилось, больше всего походило на наш обычный секс, только с выкрученными до упора регулировочными ручками. Непередаваемо прекрасно.

— Какой ты красивый.

Дан нависал надо мной, и было в его лице и голосе что-то такое, отчего я неожиданно для себя ляпнул: — Знаешь, я бы хотел, чтобы когда-нибудь у нас родился ребёнок, — и густо покраснел от осознания того, насколько пошло это прозвучало. Однако, судя по засиявшим от радости глазам Дана, сказанная банальность смущала лишь меня одного.

— Ну, биологически всё возможно, — Как бета до мозга костей, Данич не терял рассудительности почти никогда. — Особенно во время течки.

— Да, только я таблетку выпил. Ну, экстренной контрацепции, потому что сцепка... — я поперхнулся — нашёл о чём и когда напоминать, идиот! — и поторопился резюмировать: — Короче, в этот раз вряд ли получится.

— Ничего страшного, у нас впереди ещё очень много попыток, — успокоил меня Дан и со значением добавил: — Поэтому предлагаю сегодняшнюю считать генеральной репетицией.

— Принято, — Я тоже созрел к решительным действиям. — Чур, ты сверху.

— Лентяй, — фыркнул Данич, помогая мне перевернуться.

— Я омега в течке, мне всё можно.

— Ну да, ну да, — Дан с нажимом огладил ладонью мой крестец и, дразня нас обоих, ввёл в меня палец. Я отчётливо охнул, вот только не от удовольствия, а от боли.

— Что случилось? — Дан слишком хорошо меня чувствовал, чтобы обмануться.

— Не знаю, — честно ответил я. — Просто вдруг стало больно внутри.

— Больно внутри?

Я почувствовал, как Дан осторожно раздвигает мои ягодицы, и со свистом втянул воздух.

— Чёрт, Мак, прости, — Данич тут же убрал руки и зло прокомментировал увиденное: — Вот же урод.

— Кто? — задал я глупый вопрос, однако сразу поправился: — То есть почему?

— Потому что он тебя порвал. Я ведь не просто так тебе комплименты отвешиваю — ты реально узкий, Мак. Даже для меня, а мой размер, сам понимаешь, с альфьим не сравнить.

Значит, секса мне всё-таки не видать. Вот дерьмо. Я сел и не без тревоги посмотрел на Дана.

— Это очень фигово?

— Не думаю, — Он был огорчён, пусть и старался не показывать свои чувства. — Скорее всего, само заживёт, если не трогать. Только, наверное, надо обработать чем-нибудь.

— Угу, зелёнкой, — буркнул я. — Можно даже ёлочку нарисовать, в честь праздника.

Взгляд у Дана стал очень внимательным: — Мак, скажи, ты знаешь, что такое «токсическая вина»?

Я сердито засопел: ну вот, теперь ещё и невеждой себя чувствую.

— И что же?

— Это, в частности, когда ты осуждаешь себя за то, что по объективным причинам не мог предотвратить.

Объективным, необъективным — какая разница, если я, вдобавок ко всему, теперь не могу заниматься любовью с тем, с кем хочу больше всего на свете?

— Спасибо за психологический экскурс, — кисло поблагодарил я. — Только толку от него ноль целых, хрен десятых. Трахаться-то всё равно нельзя.

Повисла тягостная пауза, а потом Дан задумчиво сказал: — Ну, с этим вполне можно поспорить. Хочешь побыть настоящим альфой?

Сначала я подумал, что ослышался или неправильно его понял. Настоящим альфой?

— Ты имеешь в виду, мне трахнуть тебя?

— А почему нет? Раз уж обратное пока невозможно.

Хм, и в самом деле? Воодушевлённый найденным выходом, я широко ухмыльнулся.

— Без проблем, сэмпай. Подставляй задницу.

Сколько бы я ни отрицал свою омежью суть, мысль попробовать себя в роли верхнего меня никогда не посещала. И сейчас, как бы уверенно я себя ни вёл, волнение моё практически не уступало возбуждению.

— Если что-то не так, говори, — предупредил я стоявшего в коленно-локтевой Дана. — И постарайся расслабиться.

— Постараюсь, — невнятно ответил он, вопреки собственным словам напрягаясь ещё сильнее.

— Расслабься, — повторил я, успокаивающе гладя его бёдра. — Я буду очень стараться сделать тебе хорошо. Обещаю.

— Благородная омежка, — натянуто пошутил Дан и тихо ахнул, когда я коснулся его ануса щедро перепачканной в моей смазке рукой.

— Всё в порядке, — Я мягко массировал рефлекторно сжавшееся мышечное кольцо снаружи, не спеша предпринимать что-то более решительное. В том числе потому, что жутко мандражировал сам. — Хочешь, буду говорить, что делаю?

— Нет, обойдусь, — Данич длинно выдохнул и наконец-то чуть-чуть расслабился.

— Ну, как знаешь, — Воспользовавшись моментом, я ввёл в него средний палец. Неглубоко, всего на фалангу, только Дан всё равно дёрнулся, как от электрического разряда.

— Ш-ш-ш, — Я очень аккуратно и бережно начал его растягивать. — Дыши.

— Угу.

Второй палец. На спине у Дана выступили бисеринки пота, однако вскоре он мужественно сообщил: — Мак, пора.

— Хорошо, — Я и сам чувствовал, что уже можно, отчего меня нехило потряхивало. — Сразу или постепенно?

— Если сможешь, то сразу.

Значит, надо смочь. Я взялся за свой твердокаменный член — только бы не опозориться и не кончить с первого же раза — сцепил зубы и одним сильным движением вошёл в Дана по самые яйца.

Горячо и тесно — невероятный кайф. Дан глотает воздух с коротким всхлипом, и мне безумно хочется продолжать, однако я — не альфа во время гона. Я успеваю затормозить. Выдыхаю Дану в шею: — Очень больно? — на что он коротко дёргает плечом: — Терпимо, только дай немного привыкнуть.

— Ладно, — Для меня промедление та ещё сладкая пытка, но я ведь обещал думать прежде всего о Дане.

— Благородная омежка, — теперь Данич произносит это серьёзно. — Поставишь метку?

— Она будет ненастоящей.

— Плевать.

Ну, плевать так плевать. Я сильно прикусываю ему кожу у основания шеи. Во рту становится солоно, Дан шипит, резко приказывает: — Двигайся! — и я наконец-то отпускаю себя.

Я не думал, что меня хватит надолго, однако запутавшееся в происходящем тело всё не спешило с разрядкой, и когда меня наконец накрыло оргазмом, то кончал я, кажется, и задницей тоже.

— Ах, да-да-да, я сейча...

Уж не знаю, какие остатки разума мною руководили, только я успел помешать Даничу «помочь себе самому». Грубо перекатил его на спину — ох, ну почему мне нельзя трахаться! Я бы на таком стояке ещё раз кончил, и был бы у нас одновременный оргазм — двести процентов! А так придётся Дану обходиться суррогатом.

— Эй, ты что делаешь! Эй! Ах-х-х!..

Я взял его в рот — весь, как мечтал давным-давно, но всё стеснялся попросить. И выпил тоже весь, потому что мой Дан должен принадлежать мне до последней капли. Как и я ему.

А потом мы просто лежали в обнимку, уставшие настолько, что не хотелось ни шевелиться, ни разговаривать, ни даже думать. Дан машинально перебирал мои волосы, я же, наконец почувствовав себя в полной безопасности, медленно погружался в тёмные воды сна без сновидений. И поэтому слегка вздрогнул, когда Дан сказал: — Надо бы в душ сходить и перестелить постель. Ты как считаешь?

— Может, просто свет выключим? — внёс я встречное предложение. — Всё равно, как проснёмся, опять трахаться захочется.

Дан издал тихий смешок и спросил: — Тебе, кстати, как, понравилось?

— Спрашиваешь! Конечно, понравилось. А тебе?

— Скорее да, чем нет. Вообще, интересный опыт.

— Это точно, — согласился я. — Ощущения классные, хотя и совсем другие.

— Совсем другие, — рассеянно повторил Дан и зашевелился: — Ну-ка, дай на твою метку посмотреть.

— Зачем? — удивился я, однако голову повернул.

— Затем, — Дан провёл кончиками пальцев по моему загривку, — что твой запах стал почти прежним. И я могу ошибаться, но метка побледнела.

— То есть как побледнела? — Остатки лени покинули меня окончательно, и я сел на кровати.

— Иди в ванную и взгляни сам. А пока будешь развлекаться, я как раз успею душ принять.

Поначалу я едва не свернул себе шею, пытаясь заглянуть за спину, однако, к счастью, быстро сообразил, что в шкафчике есть ручное зеркальце. С его помощью я наконец увидел метку — два тёмных полуокружия, которые и в самом деле выглядели бледновато.

— Она была почти чёрной, — сообщил вытирающийся полотенцем Дан. — А сейчас больше похожа на вылинявшую татуировку.

— Думаешь, так не должно быть? — нахмурился я, жалея, что из-за глупой гордыни до сих пор не разобрался во всех аспектах физиологии омег.

— Для истинной пары — нет. Метка сходит только в случае обычной связи альфа-омега, и то гораздо медленнее.

— Понятно, — я положил зеркальце на полку и с силой потёр переносицу. Даже при моём ничтожном омежьем опыте ошибиться в альфе я не мог. Но почему тогда бледнеет метка?

— Возможно, дело в гормонах, — вслух предположил Дан. — У тебя всё-таки аномальный гормональный фон, да ещё и таблетка в него соответствующую лепту внесла. Суммарный эффект вполне мог заставить биологические механизмы считать, будто метка поставлена на альфе, — вот она и стала исчезать.

— Недоказуемо.

— Да нет, принципиально исследование этого феномена возможно, однако вряд ли ты согласишься быть подопытным кроликом.

— Верно, не соглашусь, — кивнул я. — И можешь записать меня в ненастоящие учёные, только мне будет вполне достаточно, если она просто исчезнет. А по какой причине — дело десятое.

— Не запишу, поскольку сам такой же, — Данич легонько подтолкнул меня в сторону душевой. — Иди мойся, а я пока приготовлю для тебя один сюрприз.

— Какой? — навострил уши я.

— Давно обещанный. Чем быстрее искупаешься, тем скорее узнаешь.

Стоило мне увидеть стул, на котором стояло нечто плоское и прямоугольное, пускай даже накрытое покрывалом, как я мгновенно догадался: — Портрет, мой!

— В яблочко, — похвалил Дан мои дедуктивные способности и откинул ткань.

Он нарисовал меня спящим, в чём я практически не сомневался, однако думал, что в картине будет больше, м-м, откровенности. На деле же всю эротику составлял только изгиб обнажённой спины — расположенное ниже целомудренно скрывало сбившееся одеяло. Я был изображён отвернувшимся от зрителя и сладко обнимающим подушку — в точности так, как любил спать в реальнойжизни.

— Красиво, — тихо сказал я, опускаясь перед стулом на одно колено, чтобы лучше рассмотреть детали. — У тебя талант, ты знаешь?

— У меня натурщик, в которого я влюблён по самую макушку, — поправил Дан. — Но спасибо на добром слове.

Не знаю, отчего меня смутило его признание, однако я поторопился увести разговор в сторону.

— А когда ты успевал рисовать? — И это действительно было загадкой, потому что дома я бы вмиг учуял запах масляной краски.

— Летом, — коротко ответил Дан, но видя моё непонимание всё-таки дал более развёрнутое объяснение: — Я закончил картину ещё в августе, а сюда просто перевёз, спрятав среди вещей.

— Ни фига себе! Почему же сразу не показал, хотя мы, между прочим, договаривались?

После короткого молчания Данич неохотно признался: — Потому что сначала я откровенно трусил её показывать, а затем решил, что это будет хороший сюрприз, например, на Новый год.

— Который, вообще-то, завтра, — из вредности поддел я и спросил: — А отчего трусил-то?

— Оттого что по ней всё понятно. Про меня и про тебя.

Я снова посмотрел на портрет и мысленно согласился. Дан сумел так явно передать через рисунок чувство нежного любования спящим, что этого не заметил бы только тупой чурбан.

— Спасибо, — запоздало, но от всего сердца поблагодарил я. — Сюрприз правда классный, в отличие от моего.

— Не переживай, она наверняка сойдёт, — Данич ласково накрыл ладонью метку у меня на холке. — Лучше скажи, картину сегодня вешать будем?

— В, — я бросил взгляд на часы, — одиннадцать вечера? Боюсь, нас соседи неправильно поймут.

— Тогда спать?

Полчаса назад я бы принял это предложение с энтузиазмом, однако сейчас...

— Тогда в постель. А там по факту разберёмся.

Дан оказался прав целиком и полностью: концу длинных новогодних каникул метка действительно исчезла. И тогда же в моей жизни снова объявился Ник.

***

Я всего-то выскочил в магазин за хлебом — даже одеваться толком не стал, просто накинул куртку прямо на домашнюю футболку и сунул ноги в разношенные кроссовки. А у самого входа в продуктовый вдруг сообразил, что оставил кошелёк дома, и, ругнувшись, поскакал через сугробы обратно. Я уже был возле своего подъезда, как за спиной раздался оклик: — Мак! — и ноги мои будто примёрзли к земле. Я понял, кто это, раньше, чем обернулся — по пробежавшей вдоль позвоночника волне мурашек, от которой захотелось поёжиться. Не удивительно, что первым моим порывом было нырнуть в подъезд под защиту домофонного замка, однако я совладал с собой. Бой надо принимать лицом к лицу.

— Привет! — ослепительной улыбке Ника позавидовала бы киношная суперзвезда. — Силу воли тренируешь?

— В смысле? — Я бы многое сейчас отдал за возможность не дышать, потому что от вкусного, будоражащего кровь запаха альфы реально путались мысли и слабели колени.

— Две недели ни слуху ни духу, я уже заждался, — Ник протянул руку в попытке погладить меня по щеке, однако пальцы его встретили воздух. — Эй, злючка-колючка, ещё не выбросил из головы свои глупости?

Стратегический просчёт, бесстрастно отметил мой внутренний голос. Фразы такого рода для меня всё равно, что красная тряпка для быка.

— Глупости? — оскалился я, чувствуя, как от гнева сознание обретает прежнюю ясность. — Слушай, не знаю, что ты там себе навыдумывал, однако объясню ещё раз. Я сам решаю, кого хочу иметь своей парой, и это совершенно точно не ты. Так что следи за руками, понял?

— Да почему? — до Ника явно не доходило. — Если тебя смущает, что я таксовал, когда мы встретились, то забей. Я просто друга подменял, а так у меня другая работа, и вполне престижная. Честное слово, я запросто могу обеспечивать нас двоих, пока ты учишься. Я ведь правильно догадался, что ты ещё студент?

— Я выпускник, — процедил я. — И мне не нужен богатый покровитель, ясно?

— А любящий супруг? — широким жестом выложил Ник самый, с его точки зрения, крупный козырь.

— Он у меня уже есть.

— Неужели? — Ник даже не удосужился сделать вид, будто принимает мои слова всерьёз. — И как же он относится к тому, что на тебе чужая метка?

— Никак, — Я бесстрашно повернулся к нему спиной и спустил с плеч куртку, демонстрируя в растянутом вороте футболки голый загривок. Без намёка на гормональное клеймо.

Это был чистый нокаут.

— Невозможно, — в голосе Ника больше не было раздражающей альфьей самоуверенности. — Признавайся, ты её замазал какой-то косметикой?

— Делать мне больше нечего, — фыркнул я, накидывая куртку. — Ты что, запах мой не чувствуешь?

Растерянно моргавший Ник принюхался: — Да, и вправду... Но как же так?

— Понятия не имею, — сознался я. — Однако факт остаётся фактом: я свободен даже с формальной точки зрения.

А вот это был уже мой стратегический просчёт, поскольку при слове «свободен» выражение огорошенности на лице Ника сменилось мрачным упрямством.

— Тем не менее мы по-прежнему истинная пара, — Он шагнул ко мне, и стало очевидно, что я слишком рано стал праздновать победу. Исходившие от Ника властные флюиды опутывали меня сотней шёлковых нитей, подавляя волю и пробуждая вполне конкретные плотские желания. «В нас до сих пор слишком много животного», — вспомнил я грустные слова Дана и до побелевших костяшек сжал кулаки. Нет уж, сейчас я не в течке и вполне могу дать отпор.

— Мне насрать, ясно? — внятно проговорил я, заставляя себя смотреть Нику глаза в глаза. — У меня моя жизнь, у тебя — твоя, и они параллельны, уясни это наконец.

Ни одна драка не требовала от меня столько сил, сколько этот поединок взглядов. Но, к своей чести, скажу, что зрительный контакт мы разорвали одновременно.

— Ты необыкновенно упрямый омега, — медленно произнёс Ник, и неожиданно раздавшийся совсем рядом голос Дана ему ответил: — Да, я тоже так считаю.

Это было ни разу не по-бойцовски, только я не сумел скрыть своё облегчение, когда за моим правым плечом встал надёжный, как скала, Данич. А вот Нику изменившийся расклад пришёлся совсем не по вкусу. Он помрачнел ещё больше и, переводя взгляд с одного из нас на другого, практически выплюнул: — Бета? Это шутка такая?

Тут кулаки у меня зачесались по-настоящему, однако я лишь холодно уронил: — Нет.

Ник скривился в некрасивой усмешке, снова пристально оглядел нас с головы до ног и с ядовитым «Ну-ну» крутнулся на каблуках, оборвав зашедший в тупик спор самым что на есть радикальным способом. Всё ещё настороженно наблюдая, как он маршевым шагом уходит со двора, я вполголоса сообщил Дану: — Удачно ты вышел.

— Удачно ты кошелёк забыл, а я вовремя заметил, — поправил он. — Держи, кстати.

— Ага, — я взял бумажник, и тут меня практически по темечку стукнуло неким соображением. — Ох ты ж бля! Ник! — заорал я, не думая, чем это может показаться со стороны. — Подожди! — И кинулся его догонять.

Ник остановился рядом со шлагбаумом у въезда во двор. Он уже открыл рот, собираясь что-то сказать подбежавшему мне, однако я его опередил.

— Вот, — я выгреб из кошелька все крупные купюры. — Это за разбитое стекло. Извини.

Сказать, что Ник был ошарашен, значило бы бессовестно преуменьшить. Тем не менее купюры он забрал и, не пересчитывая, сунул в карман с коротким комментарием: — Извиняю.

Повисла неловкая пауза, которую я наконец прервал скомканным «Ну, пока», однако слинять не успел.

— Так что, у меня точно нет шансов? — спросил Ник.

— Точно.

— Жаль, — и судя по выражению его лица, это было правдой. — Но если вдруг передумаешь, то у тебя есть мой адрес.

В ответ я пробормотал что-то невнятное и поспешно ретировался, оставив Ника при его заблуждении. Потому как на самом деле ни хрена у меня не было — хоть в этом стресс и течка сослужили мне добрую службу.

— И что это значило? — самое удивительное, что Дан не ревновал, а любопытничал.

— Это было возмещение материального ущерба, — сознался я. — Я, когда убегал, стекло в машине ему разбил.

Данич так многозначительно приподнял бровь, что мне оставалось только продолжать: — Там, на заднем сидении, мой смарт оставался, не мог же я без него уйти.

— На самом деле мог, — не сделал мне поблажки справедливый Дан. — Хорошо, что ты догадался отдать деньги. И то, что вы поговорили — тоже.

— Да уж, неплохо, — я глубоко вздохнул и решился озвучить терзавший меня вопрос: — Как думаешь, он отстанет?

— Сложно сказать, — после некоторого раздумья ответил Данич. — Мы ведь о его характере не знаем ровным счётом ничего. Могу тебя утешить только тем соображением, что сейчас не Средние века, когда право истинного по умолчанию превалировало над всеми остальными правами.

— Так-то оно так, но, может, подстраховаться? — я заглянул Дану в глаза. — Официальным оформлением наших, ну, отношений? — и затаил дыхание.

Такого растерянного Дана я, кажется, видел впервые в жизни.

— Ты что, делаешь мне предложение? — наконец спросил он.

— Делаю, — кивнул я для пущей весомости. — Конечно, не романтично получилось, и вообще, кольцо нужно...

— На хрен романтику, — перебил Дан, сгребая меня в медвежье объятие. — И кольцо тоже. Я согласен.

А потом мы целовались — на оставшемся за нами поле очередного сражения войны, в которой нельзя победить.

 </p>