Точное определение (СИ) [Лина Р. Аспера rakuen] (fb2) читать онлайн

<p>

А не спеть ли мне песню

О любви?..

Чиж & Co. «О любви»

— Короче, доедешь — отзвонишься.

— Ага.

— Когда билет обратно возьмёшь, тоже позвони. Мы тебя встретим.

— Хорошо.

Под припорошенным снегом навесом здания автовокзала стояли трое молодых людей лет двадцати-двадцати пяти. Если бы какой-нибудь посторонний наблюдатель решил обратить в их сторону скучающий взгляд, то прежде всего приметил бы высокого широкоплечего парня в тяжёлой куртке-дублёнке и меховой «атаманской» шапке. Этакого Илью Муромца, темпоральным вывертом заброшенного в начало двадцать первого века. Однако столь внушительный персонаж вовсе не отодвигал на задний план своих менее колоритных спутников, каждый из которых тоже был чем-то примечателен. Первый, одетый в строгое зимнее пальто с накинутым на голову капюшоном, удерживал внимание естественным благородством осанки и, вопреки трескучему морозу, расслабленной неподвижностью позы. Второй же, в противовес товарищам, совершенно не мог стоять спокойно — пританцовывал, перекатывался с носка на пятку то ли от холода, то ли от затянувшегося ожидания посадки. Носил он обычный пуховик и обычную же шапку, зато вокруг шеи у него был намотан роскошный шарф крупной вязки, в который парнишка без стеснения прятал нос, оставляя на виду лишь большие золотисто-карие глаза.

В шеренге стоявших у дальнего края площади автобусов завёлся красно-бурый «Икарус», и беспокойный пассажир расстроенно замер: — Ой, нет!

— У тебя билет на «газель», — негромко успокоил его приятель в пальто.

— Вот именно, — подтвердил «Илья Муромец». — Причём место козырнейшее: рядом с водилой. Серый пять минут кассиршу уламывал, чтобы она нужный номер выбила. Поэтому ты, Валюха, поедешь натуральным королём.

— Правда уламывал? — радостно-смущённый Валентин даже из шарфа вынырнул. — Спасибо!

Их товарищ, названный Серым, едва заметно повёл плечом: можно подумать, здесь есть за что благодарить. Потом скинул капюшон, демонстрируя пепельно-русый цвет непокрытой шевелюры, и коротко указал рукой на стоянку: — Вон твой транспорт, тоже под парами стоит.

Польщенная тем, что её заметили, апельсиново-оранжевая «газелька» не стала более медлить и тронулась с места, выруливая к месту посадки. Среди мёрзнущих на улице отъезжающих возникло заметное шевеление: народ потянулся к краю низкой асфальтовой платформы.

— Так, Валёк, давай и ты в темпе вальса, — богатырь легонько подтолкнул товарища в нужном направлении. — Покуда не задубел окончательно.

— Да, иду, — Однако его слова отчего-то разошлись с делом: так нетерпеливо ждавший транспорта Валентин вдруг замялся, переводя взгляд с одного спутника на другого.

— Целоваться на прощание не будем, даже не думай, — на всякий случай предупредил «Муромец». — Общественность неправильно поймёт.

Уезжающий бледно улыбнулся шутке.

— Всё будет в порядке, — банальная фраза прозвучала из уст Серого необычно ласково.

Валентин кивнул, сделал пару шагов спиной вперёд и только затем развернулся, чтобы заторопиться к «газели».

— Привет передавай! — крикнул ему вслед богатырь.

— Обязательно!

Остающиеся проследили, как приятель легко запрыгнул на своё место в кабине, и отошли чуть в сторону, намереваясь дождаться отправления маршрутки.

— Дорога хорошая, сухая, — вполголоса заметил «Муромец».

Серый кивнул, соглашаясь.

— Меньше, чем через два часа дома будет.

Снова кивок.

— Так чего ты переживаешь?

Пожатие плечами: да вот, переживается. Салонная дверь «газели» наконец захлопнулась за последним пассажиром, и машина неторопливо покатила к выезду на проспект. Оба провожающих, как по команде, одновременно подняли руки в прощальном жесте.

— Ну, пора и нам, — встряхнулся богатырь, когда яркий кузов скрылся из виду. — Серёг, морозоустойчивый наш, ты б капюшон всё-таки накинул? А то на тебя даже смотреть холодно.

Серый послушно выполнил пожелание друга, спрятав за движением тёплую полуулыбку.

— Давай прежде в продуктовый заглянем, — предложил он.

— Зачем это?

— Увидишь.

Приятели скрылись за дверью входа в автовокзал, и случайный наблюдатель — если бы он был — теперь окончательно выпустил их из поля зрения.

***

Серый задумал на ужин макароны по-флотски и манник к чаю, для чего требовалось купить недостающие кетчуп, кефир и манку. Потом друзья весьма удачно подошли к остановке, успев на «халяву» — бесплатный социальный автобус, — и без приключений добрались до родного студгородка.

В январе темнеет рано и быстро, но прозрачные льдистые сумерки, когда в небе зажигаются первые звёзды, — время абсолютно волшебное. Уж на что Олег почитал себя лишённым всякой романтической жилки, однако и его проняло торжественным сине-снежным покоем зимней природы. Между тем, мороз крепчал, обещая ночью добрые минус тридцать, отчего валившие из-за общежития густые клубы пара выглядели на редкость инородно.

— Бля-я, — с чувством высказался Воевода, верно интерпретировав картину. — Отопление прорвало.

— Херово, — подтвердил Серый. — Зато теперь понятно, почему после обеда батареи еле грели. Посмотрим поближе?

— Угу.

Действительно, старые коммуникации не выдержали холодов и дали приличную течь. К положительным моментам можно было отнести только то, что на месте аварии уже вовсю суетились коммунальщики.

— Мужики, к утру сделаете? — громко вопросил Олег.

— А хуй его знает, — обнадёжил прораб в вырвиглазно-жёлтой жилетке.

— Пиздец. Серёг, как у нас с обогревателем?

— Умер своей смертью по весне. Реанимации не подлежит.

— Полный пиздец, — Воевода потёр переносицу. — И попросить-то не у кого: кто собирался уезжать — уже свалил в родные пенаты, а оставшимся такая корова сейчас самим нужна.

— Ничего, ночь и день продержимся, — чтобы заставить Серого паниковать, требовалась причина посерьёзнее, чем угроза вымерзания. — Удачно Валя уехал.

— Это да, — Хотя бы он гарантированно будет в тепле. — Ладно, пошли утепляться?

— Пошли.

Деревянные рамы общежитских окон — такая штука, которую можно заклеивать до бесконечности, и всё равно через них внутрь будет пробираться холод. Поразмыслив, обитатели комнаты 407/4 поступили радикально: закрыли окно и балконную дверь нашедшимися у Олега в загашнике покрывалами, аккуратно прибив их гвоздиками за уголки.

— Блокадный Ленинград, — невесело прокомментировал Воевода.

— Не согласен, — Серый сосредоточенно изучал свои запасы «согревающих тело и душу» специй, намереваясь устроить огнедышащий ужин. — Нам попроще будет.

Собственно, пока готовили да трапезничали, температурных перемен действительно не замечали. Но стоило после телефонной сказки для Елены привычно усесться за компьютеры, как уже через полчаса начали замерзать пальцы, а через час Воевода сдался и самым что ни на есть детским способом завернулся в снятое с постели покрывало. Серёга тоже решил не корчить из себя полярника, достав из шкафа тёплый вязаный кардиган. Одежда была не магазинная, ручной работы, причём складывалось впечатление, будто довязывал её кто-то другой — крупными, неумелыми петлями. Олег знал эту историю: кардиган вязала мама Серого в подарок мужу, но закончить не успела. Через полгода после её гибели, когда у Дим Юрьича нашлись силы на разбор вещей супруги, почти готовую вещь снова достали из корзинки для рукоделия. Оставалось совсем немного: десятка три рядов простенького узора да закрыть петли, — и Серёгин отец взялся закончить работу вместо жены. Результат получился исключительно для домашнего пользования, однако большего никому и не требовалось.

— А у нас тут ещё очень даже неплохо, — обрадовал соседа Олег, вернувшись из секции, где чистил зубы. — Тёпленько.

— Как водичка?

— Околонулевая. Рай для «моржей».

Серый поморщился и щёлкнул кнопкой чайника.

— Вот блин, а я не догадался, — протянул Воевода. — Можно ж было нагреть кружку.

— Утром будешь умнее, — с этими словами друг отправился совершать вечерние процедуры.

— Буду, буду, ежели, конечно, доживу, — ох-хо-хо, кровать-то тоже «околонулевая», а спать в одежде Олег терпеть не мог. «Думаю, Валёк не обидится, если я позаимствую у него одеяло. Хотя нет, пока не стоит. Вдруг у Серёги тоже планы на дополнительное утепление? Сейчас вернётся, и согласуем».

План у товарища, естественно, был, причём в характерном больше для Валентина непредсказуемом стиле.

— Двигайся давай, — сверху на зябко кутающегося в своё одеяло Воеводу легли ещё два соседских.

— В смысле? — ошалело захлопал глазами Олег.

— В прямом.

Пару секунд они с Серым молча играли в гляделки, а затем лучший друг беззлобно фыркнул: — Олежа, ты извини, но у тебя сейчас вид старой девы, которой досужий ловелас делает неприличное предложение. Успокойся, никто не собирается посягать на твои честь и достоинство. Просто так будет теплее.

Обидное сравнение ощутимо зацепило гордость: Олег с независимым видом отодвинулся к стенке, уступая место «досужему ловеласу» и его подушке.

— Гашу свет?

— Угу.

Щёлкнул выключатель, и комната погрузилась в кромешный мрак.

— Нормально наша светомаскировка работает, как считаешь?

— Угу.

— Олежа, ну ей-богу, не дуйся. Виноват, ерунду сказанул. Могу к себе уйти, если хочешь.

— Не хочу, — так уж и быть, обижаться он перестанет. Просто чересчур внезапно всё получилось — поди разбери, как реагировать.

«Какие-то взаимоисключающие параграфы. У вас ведь уже был секс, не так ли? И далеко не единожды». Секс — это другое дело. Там вообще можно такое, на что в обычной жизни никогда духу не хватит. Например, облечь в слова всю важность, жизненную необходимость для Олега… кого? любимых? друзей? друзей-любимых? Вот, сейчас он даже сформулировать толком не способен, а тогда всё вышло совершенно естественно, правильно, точно.

Да, будучи откровенным до конца, он бы ужасно хотел привнести в повседневность толику той, параллельной, сказочной реальности. Того безымянного, что порой проскальзывало между Серым и Валей по эту сторону границы. «Им проще, они с самого начала больше возлюбленные, чем друзья, а я, а мы…»

— Эй, — щеки коснулось невесомое тепло кончиков чужих пальцев. — Ты опять чересчур громко думаешь. И опять о чём-то малозначительном.

Всё так. Несмотря на темноту, Олег безошибочно поймал худощавую кисть друга. Выдохнул в центр ладони: — Займёмся любовью? — и сам не поверил смелости откровенных слов.

Темнота отозвалась тихим смешком: — Ай да Олег-царевич. Никаких сантиментов, сразу быка за рога.

Рука-пленница ловко выскользнула из ослабевшего захвата. Небрежно мазнула по скуле, заправила за горячее от смущения ухо прядь отросших к зиме светлых волос. А потом рот опалило чужое дыхание, отметая всякую рефлексию ненужным сором.

Из пяти чувств зрению так часто отдают пальму первенства, что порой забывают, насколько острыми могут быть оставшиеся четыре. Как слух способен улавливать тишайшие вздохи, крохотные перемены в ритме дыхания. Как обоняние умеет выделять тончайшие нюансы личного, неповторимого запаха другого человека. Как вкусовые рецепторы ясно различают особую солоноватость кожи на изгибе от шеи к плечу или слегка металлический привкус ореолов твёрдых бусин сосков. Как каждая клеточка тела может превращаться в сверхпроводник для бегущих по нервным окончаниям токов удовольствия.

— Предлагаю испытание на стойкость, — одно одеяло комом сбилось в ногах, два других, кажется, на полу. О том же, где теперь искать нижнее бельё, предания вообще умалчивают. — Надо продержаться пять минут, причём без стонов, вскриков и тому подобного шума.

— За секундомер ты будешь?

— Да.

— Хм. И что я получу в награду?

— Фантастический оргазм.

— Чёрт. Умеешь ты, Серый, делать предложения, от которых невозможно отказаться.

Друг беззвучно смеётся в темноте, соскальзывает вниз, к паху: — Готов? Время пошло.

Рот у него горячий и нежный, отчего бёдра самовольно толкаются навстречу, не желая слушаться приказов затуманенного разума. Желание сдаться выгибает поясницу немыслимой дугой, и лишь насмерть въевшееся в плоть и кровь упрямство ещё держит на краю. Однако и оно исчезает, когда внутрь без малейшего предупреждения входит чужой палец. В этот момент исчезает вообще всё: тело, время, мысли. Остаётся одна паника — слишком неожиданно, слишком откровенно, он не готов к такому, он не хочет… Горло онемело, как от самой зверской анестезии, поэтому вскрика не получается. Дьявол, он же всегда считал всякие «точки джи» исключительно девичьей прерогативой. И каким только чудом получилось удержаться от немедленной, бескомпромиссной разрядки?

— Ты выиграл.

Миллиарды лет существования вселенной завершает Большой взрыв чистейшего блаженства.

Олег словно со стороны наблюдал за происходящим с ним и вокруг него. Обнажённую кожу неприятно холодит воздух, хлопает дверка тумбочки.

— Сейчас.

Аккуратные прикосновения влажной салфетки — замечательного изобретения человеческого гения, благодаря которому нет необходимости выбираться в душевую под ледяную воду. Потом сверху ложится тяжесть успевших остыть одеял, но вытянувшийся рядом человек горячее печки, и это сводит к нулю всё неудобство.

— Я… — «…люблю тебя».

— Взаимно.

Олег шумно вздохнул и сгрёб друга в медвежье объятие.

— Серёг, дай мне минуту в себя прийти, и, честное слово, я тебе такое алаверды устрою…

— Устроишь, не суетись. Ночь длинная, спешить некуда. Только скажи: меня не слишком сильно на повороте занесло? Нормально переживёшь?

— Нормально, — «Это же ты. Тебе можно».

Губы коснулись губ в благодарности за доверие, поцелуй всё углублялся и углублялся, плавно переходя от нежности к вновь разгорающемуся костру желания.

— Знаешь, я с ума схожу от твоих рук. Серьёзно, тебе достаточно сыграть на гитаре всего пару куплетов, чтобы со мной приключился уверенный стояк. Впрочем, не только со мной. Так что имей в виду: ты живёшь с двумя редкостными фетишистами-извращенцами.

— Уже боюсь.

— Думаешь, шучу? Зря. Сейчас сам убедишься.

Конечно, уровень его мастерства оставляет желать лучшего, но он очень, очень постарается. Он сумеет настроить внутренний камертон так, чтобы различать все оттенки ощущений любимого, и заставит собственную эгоистичную натуру, забыв о себе, бескорыстно отдать всё, что имеет.

Ведь по-другому с Серым нельзя, ни при каких условиях.

***

Олега разбудило осторожное шевеление в расслабленном кольце рук. Где-то снаружи небо светлело предрассветными сумерками, но в комнате за завешенными окнами по-прежнему царила ночь.

— Ну куда ты? — сонно пробормотал Воевода. — Там же мороз, а горячей воды нет.

Шевеление прекратилось: Серый обдумывал приведённые аргументы.

— Согласен, — он оставил попытки выбраться из постели, и Олег не сдержал довольную улыбку, крепко притягивая друга к себе. Правильно, оставайся здесь, чтобы мне было о кого погреть мёрзнущий нос.

Во второй раз Воевода проснулся уже сам — оттого, что выспался. На улице вовсю светило яркое солнце, и импровизированные занавеси больше не справлялись с густыми потоками его лучей.

— Доброе утро, — взгляд у Серого был изучающе-задумчивым.

— Доброе.

Они лежали на одной подушке, практически нос к носу, но друг друга касались лишь теплом дыхания.

— Давно не спишь?

— Час или полтора.

— А почему вставать не захотел?

— Здесь интереснее.

«Смотреть на меня?»

«Да».

— Мне кажется, или в комнате потеплело? — пора переходить к вещам прагматичным, если он не хочет вновь засмущаться девицей на выданье.

— Вода в трубах шумела — факт, — Серёга решил завязывать с ленивым валянием и выбрался из-под одеял. Гибко потянулся: — Хм, действительно жить можно. Ну-ка… — он в два движения натянул штаны и рубашку, подошёл к батареям. — Горячие, ладонь еле терпит.

— Отлично, — однако сам Олег выползать из одеяльного убежища вовсе не торопился. Наоборот, устроился поудобнее и, не скрывая любования, наблюдал, как лучший друг снимает с окон «холодозащитные» покрывала. От затопившего комнату солнечного половодья температура поднялась ещё минимум на градус.

— Есть пожелания относительно завтрака? — вот же странность: почти два десятка лет смотришь на него и всё равно порой — словно впервые видишь.

— Сырники. Не зря же я вчера единственные полкило тёть-Полиного творога добыл.

— С боем?

— Со смекалкой и военной хитростью.

— Уважаю, соответствуешь фамилии.

Серый отправился на кухоньку готовить, а Олег перевернулся на живот, по самую макушку закапываясь в постель. В складках простыни и пододеяльников ещё прятались обрывки ночных запахов — можжевеловым мостиком между реальностью и сказкой. «Остановись, мгновенье», — какое счастье, что поблизости нет Мефистофеля, иначе Воевода без тени сомнения продал бы душу за способность никогда не разделять эти два параллельных мира.

Как и в прошлом году, Борисыч расщедрился для своих работников, к которым теперь относилась вся троица бывших студентов целиком, на неделю новогоднего отпуска. А поскольку научрук друзей-аспирантов наконец одобрил черновые варианты их диссертаций, то Олег и Серый предполагали посвятить дни безделья ударному переписыванию работ начисто. Поэтому сразу после завтрака оба уселись за компьютеры, и почти три часа в комнате раздавались только звуки ударов по клавишам да редкое кликанье мышкой.

Однако вниманию тоже нужен отдых, и когда наступает его «предел прочности», оно начинает рассеиваться, переключаться на другие предметы, часто совсем не связанные с текущим занятием.

— Серёг, а я для тебя кто больше: друг или, — избегнуть заминки не получилось, — или любимый?

— Зависит от ситуации.

— То есть распределение не константно?

— Нет. Формулируешь точное определение?

— Угу. Пытаюсь.

— Не забудь поделиться, если получится.

А Серый-то не верит в силу анализа применимо к связывающим их троих отношениям. Впрочем, таково счастливое свойство его характера: обходиться аморфным мыслеобразом там, где пасует речь. Олег же так не умеет, ему вынь да положь конкретику, чёткость понятий. Вот и приходится выворачивать мозги наизнанку, так и этак перетасовывать слова, подбирать, отбрасывать, ловя ускользающую солнечным зайчиком суть.

— Прервёмся на пообедать? — определённо, пришло время тактического отступления на поле размышлений.

— Полагаешь, пора? Да, точно — половина второго. Пожарим картофана?

— Или отварим. В мундире.

— К нему рыба нужна.

— Не вопрос, могу в магаз прошвырнуться.

— Договорились, — Серый поднялся из кресла, недовольно хрустнул спиной. — Блин, с этими посиделками геморрой заработать можно.

— Да ладно, какая-то пара часиков, — Олег тоже встал и тоже не без хруста. — Ё, старею, что ли?

— Ага, в следующий раз не забудь накрыться простынкой и взять курс на кладбище, — язвительно заметил друг. — Я пошёл готовить.

— Ну, а я, соответственно, добывать солёную рыбку. Пивчанское брать?

— Если захочешь.

— А вот возьму и не захочу, — Воевода полез в шкаф за уличной одеждой. — Буду как вы с Валюхой — трезвенником и язвенником.

— Будь, — разрешил Серый с кухоньки. — Купи, в таком случае, хлеба вместо пива. И к чаю что-нибудь.

— Эй, там же был манник!

— Вчера.

— К-хм. То-то мне показалось, будто утренние кусочки — исключительно на один зуб, — Олег застегнул дублёнку и вышел в секцию обуваться. — Рыба, хлеб, вкусняшка к чаю — всё?

— Всё.

— Тогда я попёр.

После обеда отзвонился Валёк: рассказать, что приедет послезавтра первым автобусом и уже купил билет.

— Надо бы замутить чего-нибудь этакого, — прозрачно намекнул Олег приятелю и сразу же уточнил: — В смысле еды и музицирования.

— Надо бы, — кивнул Серый, сделав пальцами машинальный жест, словно перебирал невидимые струны. Воеводу столь короткий ответ удовлетворил целиком и полностью: с основной идеей друг согласен, а подробности, как обычно, прояснятся своим чередом.

Около половины пятого, когда стала очевидной необходимость зажигать в комнате свет, позвонила гостящая у родителей Настюха. Прохладно отчиталась: «Всё хорошо, все здоровы» и хотела было дать отбой, но любящий отец на свою беду поинтересовался: — Как там Ленок? — и супругу прорвало.

— Прекрасно, — телефонная трубка буквально сочилась ядом. — Вся в папеньку: из деда с бабкой верёвки вьёт, а я, как обычно, для всех главный злыдень.

Тут на заднем фоне раздалось звонкое «Па! Дай, дай, дай!», и Настя отвлеклась: — Елена, сколько раз повторять: не встревай, когда взрослые разговаривают!

— Настён, действительно, дай я с ней поговорю.

Жена громко фыркнула, но перечить не стала.

— Привет, красавица!

— Па-а! — дальше на Олега обрушился настоящий водопад детского чириканья. Леночка торопилась рассказать всё-всё и как можно скорее: что сегодня они с дедушкой и бабушкой ходили на «ёлку»; что Дед Мороз подарил ей большую конфету; что на обед было «Фу!» — тыквенное пюре; что потом они с дедушкой весело поиграли в ковбоев — по крайне мере, именно так Воевода интерпретировал новое словечко «абоев». За ковбоя, естественно, была внучка, а за его верного скакуна — дед. «Теперь понятно, отчего Настюха психует», — Олег представил тестя с сорванной ещё со стройотрядовских времён спиной в лошадином амплуа и молча закатил глаза.

— Послушай, Ленок, — удачно вклинился он в кратчайшую паузу дочкиного лепетания, — вы, конечно, большие молодцы с дедушкой и бабушкой, только не забывай, они уже старенькие и не во всякие игры играть могут. Поэтому давай договоримся: в следующий раз ты из деда лошадку делать не будешь, хорошо?

Лена шумно засопела: вот, и папа туда же! — однако сердито буркнула: — Холосё.

Звук «р» ей никак не давался.

— Кстати, ты же помнишь, что маму надо слушаться? Иначе никаких сказок вечером.

— Угу.

— Вот и умница. Верни теперь маме трубочку.

Дочка замялась.

— Па-а, — просительно протянула она. — Селый, мона?

— Можно, — великодушно разрешил родитель и протянул соседу мобильник: — Серёг, тут с тобой пообщаться желают.

— Здравствуй, Елена.

Сотовый вновь взорвался восторженным щебетом: Леночка повторно пересказывала свой день уже для нового слушателя. Серый не менее терпеливо, чем его друг перед этим, выслушал историю с «ковбоями» и практически слово в слово повторил Воеводино наставление. Рассказчица совсем опечалилась, отчего даже не стала просить к телефону Валю, беспрекословно передав трубку матери. Серёга вежливо поздоровался, перекинулся с Настей парой фраз ни о чём и тоже вернул мобильный законному владельцу.

— Ладушки, Настюх, мы с ней поговорили — должно сработать. Но ты там тоже сильно гайки не закручивай.

— Не буду, — голос успокоившейся жены звучал намного приветливее. — Вечером как обычно?

— Ага, набирай в любое время — мы дома бездельничаем, — Олег покосился на экран с открытым многостраничным документом.

— Хорошо. Ну, всё тогда, до связи.

— До связи. Привет родителям.

— Да, передам.

Сотовый замолчал.

— Про логопеда для дочки думал? — вскользь поинтересовался Серый.

— Думал. После каникул пойду к заведующей в их детсаду: провентилирую вопрос.

Друг одобрительно кивнул и повернулся к своему монитору.

— И всё же немного жаль, что отопление так быстро починили, — заметил Олег поздно вечером, расстилая постель. — Тем более, на улице потеплело.

— Минус десять вместо минус двадцати пяти? Хорошенькое потепление, — хмыкнул Серёга. Пока Воевода ходил в душевую, он достал гитару и теперь тихонько пощипывал струны, сидя на Валюхиной кровати. — А о чём конкретно сожалеешь?

— Н-ну, — Как бы так сформулировать, понебрежнее? — Просто мне показался любопытным опыт, э-э, сна не в одиночку.

— Давай повторим, какие проблемы? Только количество одеял уменьшить надо, иначе зажаримся.

Пауза длилась заметно дольше, чем требовала лёгкость согласия.

— Серёг, ты только учти: я приставать буду, — осторожно заметил Олег, не рискуя оборачиваться от кровати к другу.

— Полагаю, я смогу это пережить.

Как же всё просто, оказывается. Просто и естественно.

— Слушай, но точно без обид? — Воевода нашёл в себе мужество задать вопрос, глядя не на абстрактный узор пододеяльника, а в лицо собеседнику.

Гитара замолчала.

— Олежа, ты меня сейчас реально в тупик поставил. Откуда взяться обидам?

— Н-ну, — да что за бес косноязычия в него вселился?! — Друзья, они ведь не для того даются, чтобы с ними в качестве бонуса либидо тешить.

— Верно. Только мы с тобой — не простые друзья, — Серый приподнял уголки губ в своей особенной полуулыбке. Отложил инструмент в сторону. — В общем, я пошёл зубы чистить, а ты определяйся.

— Угу.

Олег зашевелился только, когда за соседом закрылась дверь. Присел на Валентинову постель, осторожно, как пугливого зверька, погладил гитару по лакированному боку. «Если не простые, то какие? Сложные? Ох, и задачка — всем задачкам задачка!»

***

О том, что в его отсутствие отношения между друзьями претерпели некие перемены, Валёк догадался с первого взгляда. Просиял тысячей весенних солнц, переводя взгляд с одного встречающего на другого, и выдал банальное «Привет!» с такой радостной интонацией, будто они расставались на три года, а не на три дня. У Олега на языке крутилось недоуменное «Что?», однако во имя конспирации спрашивать он не стал. Валюха же, как нарочно, всю дорогу цвёл майской розой, счастливый совершенно непонятным счастьем.

Воевода дал волю любопытству лишь за закрытой дверью родимой комнаты.

— Так, Валёк, в чём дело? С чего вдруг такие реакции?

Валентин чертовски мило порозовел: — Ни с чего. Просто вы сейчас очень-очень красивые.

Друзья переглянулись: м-да, умеет Валя загадывать загадки.

«Ты понимаешь?» — изогнул бровь Олег.

«Оставь, — от внешних уголков глаз Серого разбежались добродушные лучики-морщинки. — Он так видит».

Завершение трёхдневной разлуки отметили чаем с новинкой от шеф-повара четвёртой комнаты: чизкейком.

— Прикольная штука, — одобрил Воевода, расправляясь с третьей порцией. — А что у нас с пищей для души?

— Пока ничего — мне нужно ещё день-два.

— Ну, ладно, — не без некоторого разочарования смирился Олег. Отодвинул в сторону опустевшую кружку: — Вот вы как хотите, а у меня сегодня выходной.

— То есть диссер ты писать отказываешься? — уточнил Серый.

— До после обеда точно. Может, кинцо посмотрим? Для пущего разжижения мозгов?

— Давайте «Шматрицу» в переводе Гоблина? — попросил Валюха.

— Давай, если хочешь, — по-царски милостиво согласился Воевода. — Серёга?

Друг пожал плечами — лично ему выбор фильма был куда менее принципиален, чем компания зрителей.

— Прекрасно, — Олег встал из-за стола. — Значит, я пошёл шерстить сетку, а вы пока тут приберёте, лады?

«Лентяй, — красноречиво посмотрел на него Серый. — Ни капельки не меняешься». Валентин же просто улыбнулся и принялся собирать блюдца и чашки в компактную кучку, чтобы сразу донести всё до мойки.

За то время, пока соседи хлопотали по кухне, фильм успел найтись и скачаться. Воевода развернул монитор к Валюхиной кровати, перетащил на неё свою и Серёгину подушки для пущего комфорта. «Интересно, я не сильно наглею? Всё-таки белый день на улице». Однако замок на двери уже щёлкнул, возведя надёжную преграду чужому праздному любопытству, а Валя, первым вошедший в основную комнату, без тени неловкости уселся рядом. Тогда Олег мысленно плюнул на все сомнения и по-хозяйски сгрёб приятеля за плечи.

— Серёга, заводи.

Валентин хихикнул барским замашкам Воеводы, заелозил, комфортнее устраиваясь в полуобъятии. Макушка у него так уютно, по-домашнему пахла корицей, что не зарыться в неё носом оказалось совершенно невозможно.

Тем временем по экрану монитора побежали кадры заставки, и к зрителям присоединился их третий товарищ. Спокойно сел рядом с Олегом, почти касаясь плеча плечом, и вряд ли нашлось бы более естественное движение, чем накрыть ладонью его расслабленно лежащую на покрывале кисть.

«Да пропади оно пропадом! — с внезапной решимостью подумал Воевода. — Все эти точные определения и прочая лингвистика. Самое главное: нам хорошо вместе, а уж кто и как это назовёт — его личное дело. Пускай только ценное мнение при себе держит, во избежание несчастных случаев».

«Верно рассудил, Олег-царевич», — одобрительно переплёл их пальцы Серый.

«Ага», — блаженно вздохнул Валя, прижимаясь ещё теснее.

— Знаете, я тут давно хотел сказать вам обоим…

— Взаимно!

Напишу-ка я песню о любви

Только что-то струна порвалась

Да сломалось перо, ты прости

Может, в следующий раз…

А сейчас пора спать.</p>