Простите, профессор! [СИ] [Полина Люро] (fb2) читать постранично

Люро Полина ПРОСТИТЕ, ПРОФЕССОР!

Дмитрий Иванович, профессор известного университета, только-только начинающий седеть интересный мужчина средних лет, хорошо и со вкусом одетый, ходил около подъезда своего дома, нервно потирая руки. Ему не было холодно, какое-там! Наступило лето, которое он не любил, и, что ещё хуже ― сессия. Бестолковые в своей массе студенты за несколько июньских дней уже успели вымотать ему нервы. Их знания, как обычно, колебались где-то между «плохо» и «хуже некуда». Если бы такая оценка существовала, она была бы у профессора Дятлова самой любимой. А уж самомнение у этих мальчишек и девчонок ― превосходило все допустимые границы…

Но нет, не это стало сегодня причиной его нервного состояния. Тётя Клара, откровенно его недолюбливавшая и вечно раздражавшая своими обезьяньими ужимками, вдруг вздумала умереть, и так не вовремя! Конечно, он жалел её, но где-то очень глубоко в душе. К тому же, она оставила всё своё наследство его сестре ― Анечке, что было вполне предсказуемо. Та, добрая душа, всегда покорно терпела тётушкины выходки и подколы. Так что дом за городом по праву теперь принадлежал ей.

Обидно было другое. У профессора на сегодня намечалась встреча с симпатичной аспиранткой, а он был вынужден ехать вместе с сестрой в этот дом, чтобы забрать оттуда какие-то нужные ей документы. Будь это не Аня, а кто-то другой, Дмитрий Иванович нашёл бы способ выкрутиться, но сестру он любил и ни в чём не мог ей отказать. Поэтому и нервничал, ожидая такси.

Наконец сестра приехала, и через час одуряющей духоты и раздражающих пробок они оказались за городом в маленьком домике, где старая тётушка прожила почти всю свою жизнь. Профессор жадно пил воду из заранее прихваченной из дома бутылки, пока Аня перебирала бумаги покойной. Дмитрию Ивановичу не терпелось поскорее покончить с этим делом и вернуться в город, но вредная тётя умудрилась очень хорошо спрятать бумаги, так что сестре пришлось перевернуть дом буквально вверх тормашками.

Тут-то Аня и нашла старинную книгу, бережно завёрнутую в шёлковую скатерть с разноцветными павлинами. Ей было некогда разбираться с этим, и она отдала книгу брату.

― Дима, забери себе. Ты любишь копаться во всяком старье. Тут, кажется, что-то на латыни.

Профессор покорно кивнул и, открыв книгу, чуть её не уронил. На первом же листе был нарисован странный знак, от одного взгляда на который у Дмитрия Иваныча заныл затылок.

«Ай да тётя Клара! А ты, оказывается, была ведьмой, значит, я в тебе не ошибся. Что ж, посмотрю на досуге, чем ты тут занималась. Ворожила, наверное, и, наверняка, не бесплатно. А иначе откуда такая роскошная обстановка в убогом домишке?»

Он довольно хмыкнул, и ему вдруг показалось, что нарисованный глаз на тиснёной обложке книги подмигнул ему. Причём два раза, как это любила делать покойная тётушка. Это ему не понравилось, и он, быстро закрыв книгу, стал искать, во что бы её положить.

Тут на глаза ему попался торчащий из-под стола старый «дипломат» с ободранными углами. Недолго думая, профессор открыл его и, высыпав на стол какие — то бумаги, убрал книгу внутрь. Аня ахнула.

― Вот же они, документы, лежали прямо у нас под носом в чемоданчике. Хорошо, Дима, что ты поехал со мной, без тебя бы я весь день прокопалась.

Дмитрий Иваныч довольно хмыкнул и скоро уже нежился у себя дома, принимая прохладный душ, так освежавший в жаркий день рагорячённое вспотевшее тело. А ближе к вечеру сел за рабочий стол, чтобы полистать книгу тёти Клары. Снисходительно открыл её, удивлённо просматривая записи на латыни, и сам не заметил, как увлёкся.

Похоже, его тётя была не в своём уме. Она совершенно серьёзно считала себя настоящей ведьмой. Книга, несомненно, была написана её почерком. В ней она давала рецепты разных снадобий и заговоров, способных «погубить любого врага, наслав порчу или проклятие на весь его род».

― Бред, полная ахинея! ― усмехался профессор, листая гримуар и удивлённо качая головой, ― совсем старуха свихнулась. Это всё одиночество, надо было почащееё навещать…

В это время в комнату зашла жена Маша и, удивлённо подняв брови, сказала:

«Дима! К тебе там какой-то студент. Петров, кажется. Говорит, ты его приглашал…»

Профессор нахмурился: «До чего эти студенты обнаглели, уже и дома от них покоя нет! Этот болван сейчас у меня получит!» ― и он недобро хмыкнул.

― Приглашал, говорит? Ну тогда зови, я с ним пообщаюсь…

Маша кивнула, и через несколько мгновений в комнату зашёл довольный Петров, а ухмылка с лица Дмитрия Ивановича сползла как блин с масленой сковороды. Петров относился к самому неприятному типу студенческой братии ― наглый, непробиваемый и до ужаса настырный. Забыть его было невозможно. Высокий, рыжий, с вихрастой, покрашенной зелёными пёрышками чёлкой, он уже две недели осаждал Дятлова, снова и снова пытаясь получить у него заветный допуск к экзамену.

― Простите, профессор! Я, наверное, не вовремя. Но Вы сами обещали объяснить,