По линии взлёта [Даша Art] (fb2) читать онлайн

По линии взлёта

1 POV Вили

Я не хотела плакать, но слёзы сами собой катятся по щекам. Он грустно поджимает губы, смахивая большими пальцами солёные капельки с моих щёк.

— Ты бледнее смерти. — Он спокоен, в то время как меня колотит.

Я закусываю губу, чтобы зубы не стучали друг об друга. Стараюсь не моргать, чтобы не обернуться водопадом.

— Послушай, — вздыхает он, — я ведь тебе уже говорил. Ничего не изменится.

Его руки ложатся на мою талию, слегка сжимают её. Я киваю в ответ, хотя в голове барабаном стучит ответ. Все изменится. Абсолютно все.

— Всего два года. Просто надо подождать два года.

Я вновь киваю, шмыгая носом. Почему он разговаривает со мной, словно с неразумным ребенком?

— Эй, — он берет мое лицо в свои руки, — это ради нас. Я буду усердно учиться, чтобы вернуться сюда и обеспечить нам безбедное будущее.

— Ты же знаешь, что мне не нужны деньги.

— Знаю, — соглашается, но я вижу в его глазах, что он лукавит. Я не могу его за это винить. Семья Никиты помешана на своем состоянии. Они трясутся над каждой копейкой. Не дай бог, кто-то заберет у них хоть рубль. Они за него удавятся.

И мой парень мало чем отличается от своих родителей. Но это не мешает мне любить его, ведь мы выросли вместе. Почти в одном доме. Учились тоже вместе. Несмотря на свою тонкую душевную организацию, была в нем и прагматичная нотка, которая временами душила меня. И все же я почти привыкла к тому, что он хочет оставить меня в своей тени, словно фарфоровую куклу. Никита постоянно повторяет, что позаботится обо мне. И я ему верю.

— Никита, — я снимаю с себя его руки, хотя сердце глухо протестует, — тебе пора идти.

Он оборачивается к таблоиду, на котором уже засветился его рейс.

— Ты можешь полететь со мной, — неожиданно предлагает парень.

Я вскидываю голову, не понимая, шутит ли он или говорит всерьез. Такое предложение ни разу не прозвучало в течение всех его сборов, а сейчас слишком поздно, чтобы на что-то решаться.

— Знаешь ведь, что не могу, — обреченно выдыхаю. — Мама совсем не встает. Ей все хуже и хуже… — из горла вырвался хрип. — А теперь ещё и ты улетаешь… Как я одна со всем справлюсь?

— Ну, — Никита обхватывает мой затылок, прижимает голову к своей груди. Я уткнулась носом в его рубашку. — Только не плачь. Не могу смотреть на твои слезы.

Привычный аромат окружил меня. Я закрыла глаза, но затем быстро открыла их обратно, чтобы вновь посмотреть на него. Сколько я теперь его не увижу? В нем все такое знакомое. Карие глаза, обрамленные светлыми ресницами, смотрели на меня с заботой. Он тряхнул головой. Его длинные русые волосы, собранные в пучок, колыхнулись. Я как-то заикнулась о том, что ему стоит подстричься, но Никита обиделся и не разговаривал со мной несколько дней.

— Ты прилетишь на праздники?

— Я еще даже не улетел, а ты уже спрашиваешь, когда вернусь? — Никита сморщил свой нос картошкой, затем закатил глаза.

— Я уже скучаю, — говорю банальность, но это правда. Я вижу, как Никита воодушевился предстоящими переменами в своей жизни, а мне страшно. И он словно не хочет замечать этого. Грудь сдавливает обида.

Гнусавый голос объявил посадку. Никита подскочил на месте, словно его кто-то ужалил. Я отшатнулась назад, почувствовав вибрацию его нетерпения. В его глазах вижу блеск, но он отличается от той влажности, которой наполнены мои глаза. Я хмурюсь, но не говорю, как больно видеть его радость.

— Иди, — тихо выдыхаю. — Позвони, когда долетишь.

Никита наклоняется, целует меня в лоб, затем неуместно подмигивает, после чего подхватывает кофр со скрипкой, другой рукой впивается в ручку чемодана и удаляется. Я стиснула руки, провожая его взглядом, ожидая, что он обернётся, чтобы еще раз взглянуть на меня, но этого не происходит.

Никита скрывается из вида, я разворачиваюсь, пробираюсь к выходу. Картинка размывается, слезы застилают обзор. Я останавливаюсь около металлической лавочки, опускаюсь на неё, чувствуя, как подкашиваются ноги. Закрываю лицо ладонями, позволяя себе разреветься.

— Такая красивая и так горько плачешь. Любимого проводила?

Я поднимаю голову, оглядываясь, но не уверена, что обращаются ко мне. Шмыгаю носом, видя перед собой пожилого старичка. Он улыбается, садясь рядом со мной. Киваю, отвечая на его вопрос.

— Ничего, красавица. — Его сухая, морщинистая рука ложится на мое плечо. Он сжимает его, а я вяло улыбаюсь старичку, скорее из вежливости. — Вернётся твой суженный, если не дурак.

Я поправляю свои густые кудрявые волосы, шоколадного цвета, распушившиеся от зашкалившей влажности. Хорошо, что косметикой сегодня не воспользовалась. Знала заранее, что превращусь в садовую лейку.

— Я бы от такой не ушел, — продолжает дедушка, а у на моих бледных щеках вновь появляется румянец.

Я знаю, что внешность у меня весьма недурная. Большие глаза, пухлые губы. Нос, правда, немного великоват, но что поделать, зато в профиль он выглядит очень даже мило.

— Спасибо, — благодарю дедушку, протягивающего мне бумажную салфетку, стискиваю её в руке. — Конечно, он вернётся.

***

Осень не самое лучшее время для прогулок. Особенно когда небеса решают превратить весь мир в сплошной океан.

Я запрыгиваю в огромный дом, на пару секунд задерживая дыхание — не знаю зачем. Просто привычка. Дрожа от холода, быстро прокручиваюсь на месте, словно промокшая насквозь собака, пару раз подпрыгнув, чтобы смахнуть холодные капли со своего плаща и волос.

Дальше сбрасываю свои удобные ботинки, которые, похоже, не были предназначены для такой слякоти. Подошва немного раскрылась, словно просит кушать, пропуская грязную воду внутрь ботинка. Неудивительно, что у меня появилось чувство, словно я шла босиком по лужам. Блин, а они мне так нравились. Наступаю на пол, чертыхаюсь, понимая, что от меня остаются следы на только что вымытом полу.

Наполняю лёгкие ароматом корицы и порошка для чистки паркета, вновь удивляясь. В этом доме всегда стоит одинаковый запах. Неважно, что происходит снаружи. Здесь свой собственный мир, огражденный от посторонних звуков и ароматов. Я, конечно, привыкла, но иногда… хотя кого я обманываю? Я постоянно чувствую, что я чужая, вовсе не принадлежащая этому миру. И есть люди, которые не чуждаются частенько мне об этом напомнить.

В холе пусто. Стоило только подумать, куда все поделись, как звонко зацокали каблуки по начищенному до блеска полу. Я поднимаю голову, вижу домработницу по имени Вера, спешащую ко мне. Её узкие глаза сужаются ещё сильнее, превращаясь в две полоски. Я морщусь, уже зная, что последует дальше. Глаза устремляются туда же, куда смотрит домработница. Мои промокшие ноги оставляют мокрые отпечатки.

— На улице жуткий ливень! А мои ботинки расклеились! Представляешь, что за невезенье? — сразу начинаю оправдываться. — Никита улетел, ботинки расклеились, еще и со студии мне до сих пор не позвонили. Видимо, они не заинтересованы во мне.

Я смотрю на домработницу, тараторя, чтобы не дать ей и рта раскрыть. Ну, не хочу я сейчас слушать её упрёки в адрес моего неуважительного отношения к её труду. Кстати, только меня она ругает. На остальных же она даже глаз поднять не смеет.

— Захар наверху? Он у мамы?

Вера едва заметно шевельнула бровями — это подтверждение. Я наклонилась, чтобы стащить мокрые носки, сжала их в руке, затем кинулась вверх по лестнице, чувствуя, как Вера прожигает огненным взглядом мою спину.

Слышу музыку, доносившуюся из самой отдаленной комнаты. Текст песни разобрать невозможно, а вот мелодия очень даже ничего. Только вот это рок, да ещё и звучит чересчур громко. Мама к такой музыке не привыкла.

Я открываю дверь, просовываю голову, чтобы увидеть своего младшего братика, расположившегося на постели нашей матери. Она держится за уши, но на лице улыбка. Я тоже улыбаюсь: в последнее время нечасто можно увидеть мамину улыбку.

— Боже, выключи этот шум! — пытаюсь перекричать громыхание, привлекая к себе внимание брата. Он резко оборачивается, при этом его темные волосы, с модной стрижкой, включающей в себя выбритые рисунки на боках, резко упали ему на лоб. Его хитрая лисья мордочка кривится. Он дует вверх, смахивая пряди.

Мой братик очень красивый, но из общих черт у нас только мамины карие глаза. Все остальное он унаследовал от своего отца, а я от своего. Да, у нас разные отцы. Мой умер ещё до моего рождения. И его богатый друг взял заботу о беременной девушке на себя. Так мы с мамой и оказались в этих хоромах.

— Весь кайф обломала, — ворчит Захар, убавляя громкость.

— Какой ещё кайф? — Я подхожу к кровати, сажусь по другую сторону от брата. Мама убирает руки от ушей. — Ты хочешь, чтобы мама оглохла?

— Она сама согласилась! — принял оправдываться братик.

— Я ведь не знала, что будет так громко, — улыбается мама, поправляя одеяло на своих ногах.

— Это ведь Вит Гром! Его нельзя слушать тихо! — возмущается мальчишка, проводя пальцем по экрану своего смартфона. — Вот, смотри!

Он протягивает мне телефон, на заставке которого фотография парня с гитарой в руках. Черные волосы, черная одежда, куча татуировок. Лица, к сожалению, не видно. Парень наклонил голову к гитаре: это не фотосессия, его явно засняли во время игры на музыкальном инструменте. И видно, что она полностью поглощает его внимание. Мне нравятся такие люди — те, кто увлечены своим делом. Не люблю позеров, которых сейчас большинство на сцене.

— Его зовут Вит Гром? — переспрашиваю. — Никогда о нем не слышала.

— Ага, я не удивлен, — по-взрослому так заявляет мой одиннадцатилетний братишка. — Вит Громов.

— Он гитарист?

— Не только. Он ещё и сам поет. Три года назад Вит был в группе, которая называлась «Бимор».

Я удивленно вздергиваю бровь, так как название мне ни о чем не сказало.

— Два рокера. Гром и Биго. Бимор. — Вот сейчас одно имя знакомо. Я прищурилась, и Захар это заметил. — Конечно, все знают Биго. Только вот он настоящий кидалово. Он бросил друга в погоне за славой. Откололся кусочек и поплыл своей дорогой.

— Но Биго не рокер. — В голове тут же всплывают тексты его песен и узнаваемые мелодии.

— Он понял, что так легче прославиться, поэтому и кинул своего друга.

— Ты откуда знаешь? — Округляю глаза.

Брат пожимает плечами.

- Все так говорят.

— Зачастую мнение большинства не является верным, — вдруг говорит мама.

Мы тут же, как по щелчку, поворачиваем к ней свои головы.

— Но факты говорят сами за себя, — упорствует братик. — Вит остался, а Биго ушел.

— Может, они повздорили? — предполагает мама. — И каждый решил идти своей дорогой?

Захар насупился, задумавшись.

— Все равно это нечестно, что Биго стал популярным, а Гром нет. Он ведь в сто раз круче!

— И почему я о нем ничего не знаю? Почему ты раньше мне о нём не рассказал?

— Не-у-ди-ви-тель-но, — по слогам выдает Захар, затем начинает кривляться. — Твой скрипач, с его утонченным, — брат делает пальцами знак кавычек, — вкусом не дал бы тебе такое слушать. Как хорошо, что он наконец выперся из нашего дома.

— Следи за тем, что говоришь! — повышаю голос, защищая своего парня. — Что ты имеешь против Никиты?

— Он завистливый павлин! — уверенно заявляет Захар.

— И кому же он завидует? — снисходительно спрашивает мама.

— Вили, конечно!

— С чего ты взял? — У меня буквально отваливается челюсть. Я зависла на пару секунд, затем захлопала ресницами, смотря на маму, которая отражала меня, словно зеркало.

— Это правда! — Захар подскочил на месте. — И тётя Оля тоже завидует! Потому что ты, — он поднимает указательный палец, направляет на меня, — талантливее него!

— Но мы учились в одной школе, — качаю головой. — И он закончил её с отличием!

— Это ни о чем не говорит! Ты лучше него чувствуешь музыку, поэтому каждый раз, когда ты исправляешь его, он злится. — Брат раздувает щеки. — Почему вы мне не верите?

Мама подмигивает мне. Я усмехаюсь. Он такой милый, когда злится. У него сразу краснеют щечки и ушки.

Я хватаю брата за руку, дергаю на себя так, как проделывала это тысячу раз. Я принимаюсь щекотать его. Захар начинает смеяться, вперемешку с визгом. Мама тоже смеётся, наблюдая, как он пытается вырваться из моих рук, быстро перемещающихся по его животу.

— Хватит! Хватит! Ха-ха-ха! Пощади! Ай! — выкрикивает младший братик, возомнивший себя чересчур взрослым. — Мама! Помоги! Ха-ха! Ай! Мама!

— Забери назад свои слова о Никите! — подсказываю я.

— Ни за… ха-ха… что!

Я смеюсь, продолжая свою пытку, Захар извивается. Дверь в комнату открывается, показывается мужская голова.

— Что вы делаете?

Я останавливаюсь. Мы с братом испуганно замираем, а мама принимается кашлять.

— Лиле нельзя так сильно перенапрягаться. А вы что тут устроили?

— Оставь, Лёша… — мама закашлялась, а моё сердце так сильно сжалось, что пришлось сжать зубы, чтобы не кинуться к ней. Я все равно ничем не смогу помочь.

— Тебе надо принять лекарство. — Мужчина подходит к прикроватной тумбочке, высыпает из баночки пару таблеток, протягивает их маме, затем подает стакан с водой. — Захар, иди в свою комнату.

— Папа, я не хотел. — Брат удрученно опускает голову. — Я хотел немного развеселить маму.

— Иди, — твердо повторяет отец. — Тебе надо выучить уроки.

— Я уже все сделал.

Я касаюсь его руки, утешая.

— Иди, я скоро приду, — произношу тихо, чтобы услышал только он.

Захар кивает, затем уходит. Мама выпивает лекарство. Отец Захара косится на меня.

— Почему ты ещё здесь?

Мама поднимает руку вверх, но её движение такое слабое, что я закусываю губу, видя это.

— Леша, иди. — И голос её дрожит. — Я хочу поговорить с Вилорой.

— Как хочешь, — процедил Алексей Семенович, мой отчим.

Назвать его своим отцом у меня не поворачивается язык. Нет, он не то чтобы плохо ко мне относится. Скорее я для него надоедливая муха, которую он предпочитает не замечать. Да, я живу в его доме, и за мое образование он заплатил, но каждое свое действие в мою сторону он сопровождал вполне понятным взглядом. Я для него никто. Хотя не могу сказать, что его сильно заботит собственный сын. Захару тоже не перепадает его забота. Единственный человек, на которого отчим обращает внимание — это наша мама.

Лилия Владимировна.

Она серьезно больна. Её состояние ухудшается с каждым днём. Мама тает прямо на наших глазах. И, кажется, что я угасаю вместе с ней.

Каждую ночь я закрываю глаза, и меня охватывает дикий страх. Я ворочаюсь с одного бока на другой, разрываясь от жгучей безысходности. И каждый раз не могу справиться со своим страхом. Я встаю с постели, бреду в темноте в соседнюю комнату, чтобы услышать её дыхание. Я слышу его, пусть оно очень тихое, мне становится чуточку спокойнее. Я возвращаюсь в свою комнату, но все начинается заново.

Видя её бледное лицо, я мрачнею. Смех и веселье покидают мое тело, заменяясь чувством тревоги. Я сажусь ближе, чтобы маме не пришлось повышать голос. Она протягивает мне свою руку, я тут же хватаюсь за неё, словно за спасательный круг.

— Тебе позвонили из студии?

— Нет, — качаю головой, стараясь выдавить улыбку, — но ещё ведь есть время.

Мама устало выдыхает.

— Надо было отправить тебя вместе с Никитой. Не знаю, о чем я думала.

— Нет, мама, — поспешно утешаю я, — мне это не нужно. Я не хочу никуда улетать от вас с Захаром.

— Но от этого зависит твое буду… — мама не договаривает, вновь начиная кашлять, закрывая рот свободной рукой.

Её хрупкое тело сотрясается. На мои глаза наворачиваются слезы, но я не могу показать их маме. Ей не нужны лишние тревоги.

— Все будет хорошо, — придаю голосу уверенности, хотя во мне её вовсе не осталось.

— Пообещай мне…

— Все, что хочешь, — поспешно соглашаюсь.

— Моя девочка… будет… блистать… в лучах… прожекторов…

Лицо мамы исказилось от боли, которую она постоянно ощущает.

— Обязательно, мамочка… — голос сорвался, я уткнулась лицом в её руку, такую холодную, но любимую. Слезы все-таки просочились, я принялась покрывать поцелуями её ладонь, запястье, пальчики, сдерживая всхлипы. Сердце защемило, а горло сдавило.

Мама потянула руку на себя, притягивая меня к своей груди. Её сердце бьется так тихо, в то время как мое несётся галопом. Мамочка целует меня в макушку, а её рука поглаживает мою мокрую щеку, убаюкивая, словно я вновь маленькая девочка.

— Помни, что ты… пообещала…

Я качаю головой. Да, я обязательно исполню мамину мечту. Я буду выступать на сцене. Мне будут аплодировать. Я стану звездой.

2 POV Биго

— Вит! Вит! Вит! — верещали три девицы передо мной. Я усмехнулся, натянув бандану повыше на лицо. Надо же — у него тоже есть фанатки.

Парень, а именно тот самый Вит, заиграл новую мелодию на своей электрогитаре. Его пальцы виртуозно перебирают струны. Я завороженно слежу за его игрой, а уши почти в экстазе от новой мелодии. Что-что, а музыку этот засранец умеет писать. Нельзя того же сказать о словах в этой самой песне. Рифма хромает, тест получается настолько размытым, что сложно уложить его в голове. Слова скорее по моей части.

Когда-то мы были единым организмом. Он отвечал за музыку, а я за тексты наших песен. Кажется, словно это было сотни лет назад. Если вообще когда-то было…

— Долго мы ещё будем тут ошиваться?

Немного скрипучий голос вырывает из зоны комфорта, в которую меня каждый раз вгоняет эта музыка. Я поворачиваю голову к Жеке, шаркая зубами, злясь на недоумка, который теперь таскается за мной, словно изрядно пожёванная жвачка, намертво приклеившаяся к подошве моих кроссовок. Свое лицо он тоже спрятал за банданой. Пфф, можно подумать, ему есть от кого прятаться!

Вот, знаете, есть люди-липучки. Они постоянно находятся рядом с вами в надежде, что им тоже перепадет что-то предназначенное вам. В нашем случае это популярность, внимание, тусовки, девочки и… этот список можно продолжать и продолжать. И, казалось бы, у этого парня куча денег, чего-то ему все-таки не хватает. Возможно, мозгов.

— Я тебя с собой не звал! — раздраженно откликаюсь. — Сам увязался, теперь либо терпи, либо вали.

— Да ладно тебе, — примирительно протягивает Жека, затем стаскивает тряпку с лица, отплёвывается от мелких ворсинок, видимо, попавших ему в рот, после чего скидывает фуражку.

Передо мной в клубной темноте тут же оказывается хмырь с разноцветными волосами — клянусь, там минимум десять различных оттенков. Но это еще не все. На его подбородке мизерная поросль волос, которая должна быть трендовой бородой. Мне не понять. Я всегда гладко выбриваю лицо. Щетина выводит меня из себя. Она колется, и с ней я похож на бомжа с соседней помойки. А разноцветные волосы… без комментариев. Я не собираюсь походить на петуха.

- Ви-и-и-и-т! — в очередной раз затянули фанатки, то есть те три уже немного пьяные курицы, прыгающие прямо перед нашим столиком.

— Серьезно? — Жека трясет головой, словно не понимает, что происходит.

Я поворачиваю к нему голову, явно намекая на то, что ему следует заткнуться. Сейчас же.

- Неужели у него есть фанатки? — Он не понимает мой жест, поэтому продолжает, заставляя меня сжать руки в кулаки. — Рехнуться можно! Пошли в другой клуб, а? Где и музыка получше и контингент приличнее…

— Захлопнись! — рычу я, моментально закипев.

— Эй! Ты чего? — Жека поднимает руки вверх, поворачивая ладонями ко мне. — Тебе вообще нехер здесь делать! Забыл, что сказал Артём?

— Тебя забыл спросить, — отмахиваюсь. Упоминание моего директора немного охлаждает пыл и напоминает о той причине, по которой я здесь. И пусть я даже самому себе не признаюсь, что это всего лишь лазейка. Я никогда не сознаюсь, что соскучился, ведь этот говнюк по мне не скучает.

Вит выдает последний аккорд. Ему аплодируют. Готов поспорить, что вижу его кривую ухмылку, после чего он размашистым шагом исчезает за кулисами, унося с собой гитару.

— Всё! — Жека встает. — Можно уходить.

Я же не двигаюсь, смотрю на пустую сцену. Моё дыхание выравнивается, а сердце словно застыло. Только когда слушаю музыку Вита, оно предательски напоминает о себе.

Я бы мог сейчас так же, как он, вытирать пот с лица полотенцем из гримерки. В ушах бы звенело, а тело готово было бы взорваться от адреналина. Ещё какие-то три года назад так оно и было. Сейчас все по-другому. И пусть я бываю на сцене почти каждый день, и мне нравятся песни, которые я исполняю. Это… не то.

— Видимо, мне пора повысить цену на входной билет, раз такие знаменитости спустились на мой уровень.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть Вита с покрасневшим лицом. От него волнами исходит удовлетворение, словно он не на гитаре играл, а несколько часов трахал тёлку в гримерке. Зависть змеёй опоясало горло. Давно я не чувствовал нечто подобное.

— Скажи спасибо, что мы заплатили! — огрызнулся Жека, набычившись, словно у Вита в руках мулета.

Не так давно был в Испании и заглянул на корриду. Огромный разъярённый бык и хладнокровный тореадор. Что победит? Расчет или неукротимая сила? Вит никогда не был импульсивным, он не поддавался чувствам, утверждая, что их у него вообще нет. Только действия выгодные ему. И все же его душу можно расслышать, если прислушаться к его музыке, а сцена — это единственное место, где Вит снимает маску отрешённости и апатии.

В моей жизни все с точность наоборот. На людях, на сцене я должен поддерживать образ. Иначе все, к чему я стремился несколько лет, ради чего пожертвовал своей совестью, фактически продав душу дьяволу, рассыплется, превратив мою жизнь в иссохшую пустыню.

— Хотя твое выступление настолько жалкое, что это милостыня!

Милостыня? Клацаю зубами. Что этот урод знает о милостыне? Смотрю на Вита. Его лицо каменеет, а в синих глазах на секунду вспыхивает огонь. Но парень слишком рано понял, что от злости никакой пользы. Было время, когда мы с Витом зависели от милостыней, ведь на свои силы ещё нельзя было надеяться. Трудное время, от бессилия хотелось рычать и грызть землю, и хоть мы уже выросли, боль от воспоминаний вновь и вновь расползается по венам.

— Гай, — в сдержанном голосе Вита легко распознается угроза, хотя Жека, кажется, не слышит, — убери этого павлина отсюда. И сам выметайся.

— Жека, выйди.

— Чего? — Он заморгал, не понимая. Я махнул рукой в сторону выхода.

— Там подожди.

Жека надувает щёки, обижаясь. Мне посрать.

Вит поворачивается, тоже собираясь уйти.

— Стой, — задерживаю его, — надо перекинуться парой слов.

Он останавливается, затем подходит к столику.

— Ви-и-и-т, — пьяно протягивают девушки, наконец заметив его, — не хочешь присоединиться к нам?

Губы парня растягиваются в ухмылке. Он отрицательно качает головой. Я хмыкаю. Девушки разочарованно кряхтят, затем неровно и шатко пошагали к бару за новой порцией выпивки.

— Сними уже эту хрень, не позорься, выглядишь смешно, — говорит Вит, кивая на мою бандану. — Кому ты здесь нужен? Твои фанаты в подобных местах не тусуются.

Я стягиваю черную ткань, поправляю кепку.

— Разве твой директор не запретил тебе сюда приходить?

— Откуда ты знаешь? — вскидываю брови, удивляясь, затем напрягаюсь. — Кто сказал?

Вит запрокинул голову, искусственно рассмеявшись.

— Видел бы ты себя сейчас. — Смех исчезает также неожиданно, как и появляется, но самодовольство остается. — Так сильно боишься своего хозяина?

— Он мне не хозяин! — огрызаюсь, хоть в этом и нет смысла. Вит всегда остается при своем мнении.

— Да-да, заливай дальше, — подтверждает он. — Мне никто не говорил. — Неожиданно отвечает на мой вопрос. — Я догадался, не такой уж дурак, хоть и необразованный. И статью я видел.

— Следишь за мной? — фыркаю. Не получается у нас нормального разговора. Никогда и не получалось.

Вит мотает головой. Его пальцы встряхивают мокрые от пота черные волосы, после чего ложатся на стол, принимаются отбивать ритм.

— Не нужно следить. Твоя рожа сама меня преследует.

Да, в последнее время пресса пестрит новостями обо мне, буквально высосанными из пальца. Идиоты, лучше бы обратили внимание на другие части тела, раз им так нравится сосать. Не знаю, у кого из журналистов на меня зуб. Может, у того, кому я чуть не выбил этот самый зуб в тот момент, когда он пихал свою камеру мне в глаз, выкрикивая тупые вопросы?

— Я не разговаривал с ними.

Я даже не успел спросить, а уже получил ответ. И вот, казалось бы, можно уходить, раз ответ получен. Сомневаться в словах парня передо мной нет никакого смысла. Он не лжёт. Даже в угоду себе. Если бы Вит хотел мне отомстить, то сделал бы это, открыто улыбаясь.

— Я знаю, — выдыхаю, закрывая на пару секунд глаза.

— Тогда зачем пришел?

— Хотел убедиться.

— Херь собачья, — усмехается Вит, по-хозяйски разваливаясь на стуле. Его пальцы вновь отбивают четкий ритм, выводя из себя. — Мы оба знаем, зачем ты сюда пришел. Но ты можешь и дальше обманывать и своего козла-директора, и себя…

Вит встает, резко отодвинув стул назад, отчего металлические ножки пролязгали по полу. Морщусь. Вит нагибается к столу, нависая надо мной. Я поджимаю губы.

— Тебе до жути хочется вновь оказаться здесь, — его пальцы указали на сцену. — Шкурка лощеного мальчика тебе тесна. Мыльные песни душат тебя. Воздуха надолго не хватит, а огонь внутри надо чем-то раздувать. Ты выдохнешься, а твой директор выпнет тебя под зад, как дворняжку на мороз. — Не могу вдохнуть. Горло онемело. Каждое слово эхом отскакивает внутри меня. Никто не знает меня лучше, чем этот говнюк. И ему плевать. — Но сюда ты не вернёшься. Я не позволю. — Да, Вит не простит. Пусть и делает вид, что ничего не чувствует. Мой выбор он принял как предательство. — Поэтому хватит питать себя иллюзией. Ты уже выбрал и теперь наберись смелости, сожми яйца в кулаке и иди, куда шёл.

Вит резко отворачивается, пара шагов, и он исчезает за дверью служебного входа.

Он не прав лишь в одном. От себя я не скрываю. Нет смысла обманывать себя. Я знаю, что меня ждёт, но продолжаю карабкаться. В надежде найти свежий ветерок, который сможет вновь напитать пожар в груди кислородом, давая ему шанс выжить.

3 POV Вили

8 месяцев спустя

В груди жжётся, а тело то и дело бросает в жар. Я пошевелилась, понимая, что проснулась, но желая снова провалиться в сон. Мне необходимо убежать от реальности, чтобы забыться. Не хочу верить и осознавать, что уже ничего не вернуть.

В дверь тихонечко заскреблись. Я лишь шумно выдохнула. Малейшее движение вызывает покалывание. Чуть двигаю головой, чтобы посмотреть, кто приоткрыл дверь. В неё просовывается темная чёлка.

— Долго ты ещё будешь тут лежать? — спрашивает мой братик, аккуратно, словно боясь, что я его выгоню, входит в комнату мамы, в которой я поселилась месяц назад.

— Вечно, — буркнула я, уткнувшись носом в подушку.

— Ну же, Вили, — брат плюхается на кровать с помятой простынёй и сбившимся одеялом. — Давай сходим куда-нибудь? На улице очень тепло, и солнце вон как ярко светит, погляди. Пойдем, а?

— Не хочу. Ничего не хочу.

— А я хочу! — упрямится братик. — И ты ведь должна обо мне заботиться, разве нет? Я хочу мороженое из «Пингвинчика».

Губа дергается при упоминании маминого любимого детского кафе. Она часто водила нас с Захаром поесть шоколадного мороженого, вплоть до того момента пока болезнь не уложила её в эту самую кровать, а затем и в место гораздо ужаснее. По коже прокатывает дрожь, когда страшная картинка вновь всплывает перед глазами.

— Вили? — Брат касается моего плеча, слегка встряхивает. — Давай сходим?

— Иди с папой, — отмахиваюсь, но уже понимаю, что мне не отвертеться.

— Он не пойдет. — Захар грустно вздыхает. — Папа заперся у себя в кабинете. — Кто бы сомневался? — Он там пьет уже месяц, а ты лежишь здесь. Приехала тетя Оля и дядя Фил. — Жмурюсь. Эта новость меня не радует. — Настроение у неё как у Гошика.

Усмехаюсь. Захар всегда попадает в точку. Очень точное сравнение тетки и соседской овчарки, которая каждый раз взрывается отчаянным лаем, когда мы проходим около забора.

— Хорошо, — обречённо выдыхаю. — Дай мне пять минут.

Брат радостно подпрыгивает, соскакивает с кровати и пулей вылетает из комнаты. Мне ничего не остается, кроме как тоже встать с постели, чтобы побрести в свою комнату.

На голове воронье гнездо, под глазами фиолетовые мешки, а на коже следы от помятой подушки. В груди печёт, когда я пытаюсь придать себе менее убогий вид. Волосы закатываю в высокую култышку, принимаю душ, чтобы хоть чуть-чуть освежиться, и чтобы люди в кафе не шарахались от меня словно от прокаженной.

Надеваю на себя первое попавшееся — черные джинсы и тонкий невзрачный свитер. Какая разница, как я выгляжу?

Брат уже ждёт меня внизу. На улице и правда тепло. Май только начался, а солнце уже диктует свои правила. Хорошо, что я додумалась взять солнцезащитные очки, чтобы скрыть огромные синие мешки под глазами. Они еще и от солнца защитят.

Мороженое приятно охладило внутренности, но пожар, находящийся глубоко внутри, так просто не потушить. Боль поселилась внутри навечно, глубоко запустив длинные корни. До неё не добраться и не выковырять. Да я и не хочу. И пусть со временем я научусь с ней сосуществовать, она всегда будет влиять на мою жизнь.

Я медленно двигалась по небольшому скверу, ведущему к нашему дому. Брат тоже не спешил. Чем ближе мы подходили к дому, тем медленнее становился шаг.

— Знаешь, — вдруг говорит младший братик, и слова его звучат вовсе не по-детски, — мама бы очень расстроилась, если бы увидела, что происходит в доме после её ухода.

Коленки дрогнули. Я остановилась, повернулась к брату.

— Она очень боялась, что папа вновь начнёт пить, а ты замкнёшься в себе.

Захар нахмурил свои не по годам густые брови. Мой братик всегда вёл себя словно взрослый.

— А о тебе она не переживала? — Мой голос тихий и такой же слабый, как я сама.

— Нет. — Он поджимается губы. — Мама говорила, что я сильный и со всем легко справлюсь.

Улыбаюсь против воли. Мама была права всегда и во всем.

— Она сказала мне, что я должен позаботиться о тебе.

— Обо мне? — опешила я, прибавив голос от неожиданности.

— Да. — Захар опустил голову, уставившись в свои ботинки. — Я, правда, пока не очень знаю, как о тебе заботиться, но скоро я вырасту и научусь. И тогда ни тетя Оля, ни дядя Фил не смогут тебя обидеть.

В груди разлилось тепло. Я закусываю нижнюю губу, задерживаю дыхание, чтобы сдержать всхлип. Брат поднимает на меня свои шоколадные глаза, обрамленные пушистыми ресницами.

— Только не реви, — простонал он, увидев мои заблестевшие глаза, наполнившиеся солёной влагой.

Улыбаюсь, оголив зубы, шмыгаю носом, затем качаю головой.

— Не буду.

Я провожу рукой по прическе Захара, зачёсывая его волосы вбок, оголяя выстриженный узор — такой он у меня модник.

— Ты поэтому потащил меня с собой в кафе? — спрашиваю, а брат усмехается в ответ. — Не потому что сам хотел?

— Не-а, — улыбается, довольный собой. — Я хотел вытащить тебя из дома, чтобы ты немного погуляла. И накормить тебя мороженым. Мама ведь говорила, что сладкое прогоняет тоску.

Да, она так говорила. Надо же, этот двенадцатилетний мальчуган оказался гораздо мудрее и ответственнее меня. Это ведь я должна была позаботиться о нём, а вместо этого заточила себя в маминой комнате, словно монахиня в келье, утопая в слезах и своей боли, думая, что мне одной плохо. В то время как мой братик ходил кругами, не зная, как вытянуть меня из болота.

— Прости, — выдыхаю я, прижимаясь к братику, рост которого уже почти поравнялся с моим. — Я больше не буду закрываться. — Его руки крепко сжали мою спину. — Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? Можно пересмотреть твоих любимых Звездных войн. Потом сможем заказать пиццу и поужинать ею.

— Вера будет в ужасе! — Захару это явно понравилось.

— Ага, — соглашаюсь. — А потом можем поиграть в Playstation и…

— Круто! — обрадовался брат. — Я как раз не могу пройти уровень…

Мы вернулись домой в полной боевой готовности. Настроение у брата заметно поднялось. И его радостный голос словно бальзам на мое сердце. Но нас уже ждали. Тётя Оля и дядя Филип застыли на месте около лестницы, будто пойманные на месте преступления, стоило нам открыть дверь и войти в дом. Я резко затормозила, поймав на себе мерзкий взгляд полного мужчины с рыжими усами.

— Ой, — брат ударился лбом о мой затылок.

— Вернулись, наконец, — в свойственной ей манере прошипела тетя Оля. Никогда не испытывала к ней ничего кроме неприязни. И это несмотря на то, что она мать моего парня.

— Что-то случилось? — приподнимаю брови, подходя к этой злобной парочке.

Ольга Семеновна, как она предпочитала себя называть, была высокой и худощавый. Её русые волосы, которые унаследовал Никита, всегда собраны в строгий пучок на затылке. Да так туго, что временами казалось, будто её глаза вот-вот вылезут из орбит. Ну, или она слишком сильно их выпучивала, показывая свое неудовольствием всем и вся. Мной в первую очередь.

Тетя Оля никогда не разделяла влюбленность своего брата в мою мать, да и дружбу Леши с моим отцом воспринимала в штыки, ведь, по её мнению, они не подходили друг другу по статусу. Мой отец был одаренным музыкантом, выросшим в небогатой семье. Он все время перетягивал все внимание на себя, оставляя друга в своей тени. Не думаю, что он делал это нарочно, понимая, что обижает друга, заставляя чувствовать себя ненужным. Так и случилось с моей матерью. Лилия влюбилась в яркую звездочку, готовую взлететь на вершину. Но не сложилось. Автомобильная авария унесла его жизнь, навсегда погасив его свет, но оставив меня, как прощальный подарок.

Мама постоянно повторяла, что я его копия. Возможно, именно поэтому меня так недолюбливает человек, взваливший на себя наше с мамой будущее, и ненавидит тётя Оля.

Вот сейчас она смотрит на меня сверху вниз, поднявшись на пару ступенек, показывая свое превосходство.

— После смерти Лили я подождала месяц прежде, чем сделать то, что следовало сделать уже давно, — сухо выдает тётя Оля, но я готова поспорить, что внутри она ликует.

Сощуриваю глаза, не зная, к чему готовиться. Но ждать хороших новостей от этой желчной особы не приходится.

— Лиля умерла, и тебе здесь больше нечего делать! — громко провозглашает эта тварь, словно выносит приговор.

— Что? — В шоке открываю рот, поддавшись вперед, несколько раз моргнув.

— Это не твой дом, — торжество сочится из её рта, словно яд из гадюки. — И никогда не был твоим. Мой брат уже и так сделал для тебя слишком многое. Пора прекратить эту благотворительность, ведь от тебя благодарности не дождёшься. — Какая ещё к черту благодарность? Как я должна её выказывать? Пятки облизывать и скулить, прыгая вокруг? — Собирай свои пожитки и уходи.

Сердце замирает на долю секунды, затем разгоняется с новой силой, когда я силюсь понять, что делать дальше.

— Вы с ума сошли? — вскрикивает Захар, первым придя в себя. — Как вы можете выгнать Вили из дома? Вы не имеете права! Папа!

Поднимаю голову вверх, чтобы увидеть отчима, стоящего на площадке второго этажа. На мгновение мне кажется, что у него нет глаз. Лишь пустые глазницы. Но это лишь бесчувственность и холодное безразличие.

— Папа! — вновь позвал Захар. — Вили не уйдет! Ты ведь не позволишь? Она моя сестра и твоя дочь!

Нет. Мои губы презрительно кривятся, когда вижу, как он морщится от этого слова. Я не его дочь. Никогда не была. Для него я обуза, напоминающая о том, кого красавица Лилия предпочла из двух друзей.

Леша немного покачнулся. Он пьян, и ему все равно. Вот он поворачивается и удаляется в свой кабинет.

— Папа! — Захар бросается следом, словно порыв ветра, взлетая по ступенькам.

— Чего ждешь? — Злобная мегера скрещивает руки. — Иди, собирай вещи! Чтоб через час духу твоего здесь не было!

Я гордо задираю подбородок.

— Никита вам этого не простит.

— Даже имя его не произноси! — Её лицо краснеет. Не все она может контролировать. — Мой сын в Лондоне. Там он и останется! А ты, бездарное отродье, сгниёшь здесь!

— Он меня любит! — уверенно выплевываю, ещё больше распаляя её.

— Ты запудрила ему мозги! Он повелся на твою смазливую мордашку! Но скоро он поймет, что ты ему не ровня!

— Тешьте себя этой иллюзией, — говорю я, слыша, как заскрипели её зубы. Прохожу мимо, зло зыркнув на противного дядюшку Фила, который похотливо проводил меня взглядом, пялясь на мою пятую точку.

Комната встретила меня затхлым запахом, словно я не была здесь год, а не месяц. Грудь быстро опускается и поднимается, ярость внутри меня вот-вот выплеснется наружу.

Меня выгоняют из дома! Какого хрена?

Я прислоняюсь спиной к двери, откидываю голову назад, касаясь макушкой прохладной поверхности.

Выхода нет. Придется собрать вещи. Но куда идти? За всю свою жизнь я не ночевала нигде, кроме этих стен. Куда податься?

Достаю со шкафа чемодан, который подарила мне мама, надеясь, что я тоже поеду учиться за границу. Оказалось, что он пригодился по другому поводу. Знала бы мама, не дарила бы.

Я кидаю в чемодан все, что сейчас кажется мне важным. Все, что дарила мне мама, документы, книги, нотную грамоту для начинающих гитаристов — единственную памятку об отце, всякие побрякушки, шмотки, пару кроссовок, чтобы было в чем ходить, туфли на невысоком каблуке, которые приносят мне удачу.

— Знаешь, — захрипел неприятный голос за моей спиной, — а ведь у тебя есть шанс остаться здесь.

Резко оборачиваюсь, чтобы видеть его. Никогда не встречала человека, настолько некрасивого. И дело не только в его внешности. Нутро подстать.

— Какой еще шанс? — спрашиваю и отшатываюсь назад, когда биомасса, называющая себя Филипом, двинулась на меня.

Усики гадко зашевелились, когда он предвкушающе улыбнулся. Я сделала ещё шаг назад, пока не упёрлась в кровать. Фил не очень высокий, но внушительный в ширину. Замираю, когда он походит слишком близко. Страх окутывает каждую частичку моего тела, сменяясь рвотными позывами, когда я вижу, как он проводит толстым и красным языком по своей нижней губе, выглядывающей из-за усов.

— Ты ведь знаешь, насколько красива. — По коже словно жуки поползли. — Ты всегда мне нравилась. Я бы не отказался от такой куколки в своей постели.

Он смотрит на кровать позади меня, накрытую розовым пледом.

— Я встречаюсь с вашим племянником, — едва выдавливаю.

— Ты ведь слышала Олю. Она не даст бедняге прилететь. А если вспорхнёшь под мое крылышко, то я о тебе позабочусь. — Биомасса подняла руку и похлопала себя по подмышке. Вонь тухлого тела тут же ворвалась в нос. Я задержала дыхание, чтобы сдержать тошноту. — Я умею быть щедрым, если правильно попросить. Ты сможешь остаться здесь. Или я сниму тебе квартиру… и буду навещать…

— Гнусная мразь! — прошипела я, вовсе не собираясь терпеть подобные предложения, а тем более их принимать. Его глаза округлились. — Да я лучше в канаве подохну, чем лягу под тебя! — Сама не ожидала от себя подобных слов, но других не нашлось.

Я быстро поддаюсь в бок, чтобы отойти подальше, но, для толстяка, Фил слишком проворно хватает меня за руку. Он тянет меня на себя, пыхтя от злости.

— Принцессой себя возомнила? Думаешь, тебя ждёт что-то лучше моего любезного предложения? Тупых сук вроде тебя только трахают, а затем выбрасывают на помойку, когда дырка становится размером с ведро!

Я зарычала. Рука взлетела вверх, затем с хлёстким шлепком пустилась на его обвисшую щеку. Кожа завибрировала, он крякнул, затем заскулил.

— Что здесь происходит?

— Ничего! — Фил отбрасывает меня назад, отталкивая от себя. Зловонная тушка молча прошагала мимо моего братика, у которого глаза на мокром месте.

— Он не соглашается, — всхлипнул Захар, затем упрямо поджал губы. — Я пойду с тобой!

Я быстро подошла к нему, прижала к себе, чмокнув в темечко. Он всего лишь ребенок, который не должен так рано сталкиваться с реалиями жизни. Когда умирают твои родные, ты остаешься сам по себе.

— Нет, — уверенно произношу я, — ты останешься здесь.

— Но почему? — Братик вырывается из моих объятий.

— Я не знаю, куда идти, — честно признаюсь. — И у меня нет денег, чтобы что-то снять. Я не могу забрать тебя с собой в неизвестность. А здесь твой дом…

— Нет! — рыкает Захар. — Это не мой дом!

— И здесь твой отец!

— Он мне не отец, если не хочет признавать тебя!

Я вновь обнимаю братишку, жалея, что ничего не могу сделать. Мне страшно оставлять его здесь, но выбора нет. Не прощу себе, если вместо того, чтобы ночевать в теплом доме и постели, ему придется мыкаться со мной по лавочкам на вокзале. А это то, что меня, возможно, ждет. Но я точно знаю, что мегера не выгонит его и ничего ему не сделает. Все-таки он их кровь и плоть.

— Я не хочу оставаться здесь, когда ты уйдешь. Это нечестно!

— Тише, — глажу ладонью по его голове и спине, а сама едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. — Я заберу тебя при первой же возможности.

Возможно, я не имела права обещать то, в чем сама не уверена. Но я должна была дать ему надежду. И надо убедить в этом себя. Все наладится.

— Точно? — Захар поднимает голову, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Обещаю, — киваю.

— Только не плачь, — просит братик, а сам всхлипывает.

— Со мной все будет в порядке, — улыбаюсь сквозь слёзы. — И ты пообещай, что будешь в порядке. — Получаю в ответ кивок. — Я ведь никуда не уезжаю. Мы сможем видеться и созваниваться. Я тебя не бросаю.

— Я знаю.

Целую его в лоб. Такой смышленый. Мой маленький мужчина. Треплю его волосы, заставляя заворчать.

Я подхватываю тяжелый чемодан, но брат забирает его у меня, помогает спустить его вниз. Я останавливаюсь в холле, возле входной двери, ещё раз крепче стискиваю брата, затем выхожу их дома, который я вплоть до последнего часа считала своим.

В кармане только сдача после покупки мороженого — чуть больше пятисот рублей. Достаю телефон, набираю знакомый номер, чтобы услышать слова поддержки и попросить о помощи. Но девушка-робот говорит мне, что номер не обслуживается. Я набираю заново, думая, что это какая-то ошибка, но голос уверенно повторяет информацию.

Нет сил и дальше сдерживаться, слёзы мощным потоком хлынули из открытых шлюзов. Я потащила чемодан за собой, проглатывая солёную смесь из слез, слюней и сопель, не зная, куда податься. Меня нигде не ждут. Добравшись до сквера, опускаюсь на скамейку, чувствуя, что ноги вот-вотподогнуться, и я повалюсь на асфальт.

Голова отчаянно перебирает возможности, а сердце так больно сжимается. Я разрываюсь. А помочь некому, потому что в этом мире я совсем одна.

4  POV Биго

Черт, здесь жарко как в аду. По мне струится пот, словно я пробежал пару тройку километров. Но внутри все равно нет чувства той окрылённости, которую я чувствовал на первых порах, радуясь успеху, лавиной обручившейся на меня.

Мне было мало ста процентов: сегодня я постарался выложиться на все двести. Но даже этого было недостаточно. Особенно, когда перед глазами то и дело мелькал сытый взгляд Вита после выступления, словно перед ним были не жалкие тридцать человек, а минимум тысяча. Я устал повторять себе, что его слова ничего не значат, ведь я взобрался на высоту, до которой ему ещё ползти и ползти.

Мне нравится звук аплодисментов, крики фанатов, взрывающие перепонки. Не хватает одного — удовлетворенности, довольства собой. Я не доволен, ведь могу гораздо лучше. Кажется, уровень моего самобичевания достиг критической точки.

— Ну и жара! Вот это я понимаю! — присвистывает Тёмыч — мой директор, встречая меня за кулисами.

Он не замечает, что со мной что-то происходит. Его интересует только моя способность выдавать треки, по сути ничего толкового собой не представляющие. Зато они напевные и хорошо оседающие на дне общественного сознания. Хотя нет, есть ещё одна вещь, за которой он пристально бдит.

Скандалы.

Тёма, как любой уважающий себя шоумен, не против такого пиара. Но он считает, что их должно быть в меру, и появляться они обязаны только с его лёгкой подачи, а не от моего своевольства, которого слишком много в последнее время. И чем популярнее я становлюсь, тем больше писак ходят кругами, ожидая, когда я споткнусь и шмякнусь на задницу.

Вот и сейчас я подозрительно кошусь на своего директора, ожидая очередной головомойки.

— Что-то не так? — спрашиваю, хорошо зная, что обычно он не приходит на рядовые выступления. Ему и без них забот хватает. Видимо, случилось что-то серьезное, раз он сам пришел, а не позвонил или не передал через свою длинноногую помощницу.

— Пойдем, — кивает он, затем направляется в мою гримерку. — У меня для тебя отличные новости.

Выдыхаю, покрутив головой по кругу, чтобы помассировать и расслабить шею. Значит, ничего не натворил.

Войдя в тесноватую гримерку, хватаю пачку сигарет со стола, шмякаюсь на кожаный диван, занимая его полностью. Тёме приходится сесть на стул, предварительно повернув его ко мне. Я закидываю ногу на спинку дивана, устраиваясь удобнее. Голова трещит, как бывает всегда после сольника, когда приходится напрягать все жизненно важные ресурсы.

— Мы, кажется, уже говорили с тобой по поводу курения. — Артём морщится, наблюдая, как я достаю из пачки сигарету и зажигалку.

— Ты сам куришь, — замечаю, прикуривая.

Кончик сигареты заалел, из него заструилась тонкая струйка дыма. Глубокая затяжка. Я откидываю голову назад, закрываю глаза. Меньше всего мне сейчас хочется смотреть на своего лысого директора. Пусть он и одевается в футболки с молодежным принтом, возраст никуда не спрятать. К тому же он настаивает, чтобы к нему продолжали обращаться неформально — вот такой заглюк, словно если назвать его Тёмой вместо Артёма Сергеевича, то от возраста и от веса отнимется двадцатка.

— Кто из нас двоих знаменитый певец? — взвизгивает директор, отчего я морщусь. — Подумай о своем голосе. К тому же ты обещал фанатам, что бросишь.

— И я сдержал слово, — хмыкаю. — На публике больше не курю.

— Это не одно и то же! — Нрав Тёмыча вспыльчивый, но быстро отходчивый. Бояться его нет резона. К тому же я для него словно нефтяная скважина. Он может сколько угодно злиться и возмущаться, но в конечном итоге ему каждый раз приходится смириться. Вот и сейчас я уверен, что он поворчит и продолжит.

Я вдыхаю горьковатый дым, чувствуя, как желудок отзывается пустотой.

— Говори, что случилось, — нервно бросаю, злясь на тело, требующее подпитки.

— Тебя позвали на съемки «Шанса на успех».

Тема выдержал паузу, чтобы я прочувствовал важность его слов.

Я же молчу в ответ, никак не реагируя. А что я должен сделать? Завизжать от радости, словно девчонка, поблагодарив за оказанную честь?

На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Я лишь делаю затяжку, заполняя лёгкие до отвала, затем выдыхаю едкий дым.

— Ничего не хочешь ответить? — возмущенно пыхтит Тёма.

— Мне не нужен шанс на успех.

— Тебе нет, — соглашается директор, откидываясь назад, отчего кресло заскрипело, — а тем, кто будет пытаться попасть в это шоу, ты нужен. Твоя ошеломляющая линия взлёта может их воодушевить.

Вот теперь я удивлён. Поднимаю голову, чтобы убедиться, что он не шутит. Нет, выражение на его лице серьезнее некуда, но я все равно не верю во всю эту чепуху. Какой из меня, на хрен, пример?

— Неужели у шоу настолько упал рейтинг, что теперь они отчаянно пытаются реанимировать его, чтобы не потерять вбуханные деньги?

— Вовсе нет. — Тёмыч качает лысеющей головой.

— Тогда я вообще не понимаю: на фига я им? Какой, блять, из меня наставник?

Тёма заржал, но сделал это скорее наиграно. Это ему тут же аукнулось. Он подавился слюной, закашлял. Я быстро сел. Сперва вскинул брови, затем нахмурил.

— Что смешного?

Подношу сигарету к губам, замечаю, что она догорела, превратившись в окурок. Чертыхаюсь сквозь стиснутые зубы, оглядываюсь в поиске пепельницы.

— Из тебя наставник, как из меня дирижёр симфонического оркестра, — еле выговаривает Тёма, путаясь в слогах. — Тебя зовут в качестве приглашенной звезды, чтобы посидеть в жюри.

Я закрываю глаза, наклоняю голову назад.

— О, Господи, скажи, что ты отказался, — простонал я. — У меня нет никакого желания отсиживать задницу сутки напролет, в то время как мои уши будут кровоточить!

— Это хорошая возможность для тебя! — кряхтя, Тёма поднялся со стула. — Тебе нужно показать всем, что ты действительно разбираешься в музыке, а не просто открываешь рот на сцене!

— Почему я должен доказывать кому-то, что музыкант?

— Ты читал последнюю статью Заречного?

— Какую из них?

Господин Заречный вылил на меня столько дерьма, что уже и не вспомнишь его отдельные статьи. Раз за разом они застревали у меня в горле, в конце превратившись в огромный ком, который мне никак не удается проглотить, несмотря на то, что я тщательно заливаю его крепкими напитками. Вот и сейчас «отличные» новости вызвали изжогу, которую срочно нужно заполировать.

— Я пас, — выдаю достаточно твердо, чтобы не дать Тёме усомниться в моём решении. Я подхожу к столу, чтобы вжать сигарету в стеклянную пепельницу, затем разворачиваюсь и безотлагательно направляюсь к двери гримерной. Я вырываюсь в коридор, тут же оглушённый визгами девчонок, отчаянно пытающихся прорваться сквозь толпу охранников. Морщусь, головная боль усиливается.

- Ты, кажется, не так меня понял! — Директор последовал за мной, отставая на несколько шагов: угнаться за моими длинными ногами ему было не так уж легко. Ещё пару метров, и у него появится одышка. Я направился в противоположную от криков сторону, чтобы выбраться на улицу через чёрный ход. — Кастинг начнётся через неделю! И я не спрашивал твоего согласия! Твоё участие подтверждено, хочешь ты того или нет! Слышишь? Куда ты, черт тебя побери?

5  POV Вили

— Спасибо, что пустила к себе, — наверное, в десятый раз повторяю я, сидя на кухне в квартире своей подруге.

Она уже успела накормить меня лапшой быстрого приготовления. Я не протестовала, хоть сама часто ругала Захара за пристрастие к еде, напичканной химикатами. Но Жанна не умела готовить, а у меня не было средств, чтобы позволить себе что-то другое.

— Да, без проблем, — отзывается Жанна, садясь напротив.

Раньше мы с Жанной много времени проводили вместе. У нас были общие мечты и интересы. Мы часто практиковались в школе, указывая на ошибки друг друга, гуляли, обсуждали последние новости в мире моды и музыке. Но потом маме стало хуже, и я все свое время стала посвящать ей.

Я очень переживала, что мы отдаляемся друг от друга, старалась чаще интересоваться её жизнью, писав ей в What’s up, но пропасть все равно образовалась. Хвала господу, эта трещина не помешала ей приютить меня.

Я тереблю чайный пакетик, наблюдая, как тёмные крупинки мелкими разводами окрашивают прозрачную воду.

— Не знаю, что бы я делала, если бы не ты. — На глаза вновь наворачиваются слёзы. Моё воображение уже рисует отвратительные картины моего бродяжничества.

— А как же Никита?

Вопрос попал в цель, словно стрела в яблочко.

— Последний раз я разговаривала с ним вчера. И то всего две минуты. — Тогда еще ничего не предвещало бури. Он старался меня утешить, но делал это так неловко и холодно, что скорее раздражал. И все же я цеплялась за его слова, как тонущий за спасательный круг, понимая, что в моей жизни не так уж много близких сердцу людей, чтобы разбрасываться ими из-за парочки несвязных слов. — Он так занят учёбой.

С тех пор, как Никита улетел, я повторяю эти слова словно мантру.

Он занят. Он учится. Он делает это ради нашего будущего. Он должен учиться, чтобы стать успешным и забрать меня к себе, не оглядываясь на свою мать…

— Ага, — голова Жанны качается вперед и назад, словно маятник, — конечно. Знаем мы, чем они могут быть заняты. — Я хмурю брови. Не настолько я наивна, чтобы не понять, на что она намекает. Но не хочу в это верить. Никита ведь не такой. Я знаю его с детства. — А сегодня ты ему не звонила? Не сказала, что его мамаша выгнала тебя из дома?

— Номер не обслуживается, — выдохнула я. — Наверное, что-то случилось с симкой. Может, сломалась. Или телефон заглючил. Как только он починит, сам со мной свяжется.

Так глупо. Но я продолжаю упорствовать в своей вере. Как жить на этом свете, если никому нельзя доверять?

— А ты не думаешь, что наш скрипач пляшет под дудку своей мамаши?

— Не может быть! — резко отвечаю. — Она всегда была против наших отношений, но Никита все равно был со мной.

— Сейчас другие обстоятельства. Он учится ведь за границей, а мамаша его содержит. Думаешь, он сможет отыскать где-нибудь в штанах стальные яйца, чтобы бросить вызов мегере?

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить и слова. Значит ли это, что моя уверенность пошатнулась? Ответа нет.

Входная дверь скрипнула. Я быстро подняла голову, чтобы посмотреть за спину Жанны. На кухню вошёл высокий, хорошо сложенный блондин.

— Вили, это Олег, мой парень, — представила Жанна, довольно улыбаясь. Когда у неё появился парень? Она ничего мне о нём не писала. — Олег, это Вили. Мы вместе учились в музыкалке.

То, с каким пренебрежением подруга назвала место нашей учебы, озадачило. Лично я горжусь тем, что училась в лучшей музыкальной школе нашей страны. Любой бы гордился. Но Жанна, видимо, считала иначе. Два года назад мы мечтали, что после того, как мы выйдем за порог учреждения, предложения посыплются на нас, словно грибной дождь, помогая нам вырасти до уровня мировых звёзд. Чего, естественно, не произошло. В реальной жизни мы оказались никому не нужными. И нам предстояло начать все с нуля — неважно, насколько мы талантливы.

— Привет, — парень качает головой, затем наклоняется. Жанна запрокидывает голову, чтобы поймать его губы, а Олег опускает руку, накрывает её увесистую грудь своей ладонью.

Я поджимаю губы: неловко наблюдать за такими откровенными проявлениями чувств. Поцелуй затягивается, я опускаю глаза в чашку, явственно ощущая, как щёки вспыхивают.

— Вили немного поживёт у нас, — слышу голос подруги, поднимаю голову. Олег удивленно приподнимает бровь. Его рука все ещё стискивает полную грудь, едва прикрытую шёлковым халатом. — Немного, — повторяет Жанна. — Её выгнали из дома.

Боже, как же унизительно это звучит. Глаза зачесались. Я немного потерла их большим пальцем.

Парень отрывается от подруги, оценивающе смотрит на меня. К приподнятым бровям присоединяются широко распахнутые глаза. Олег морщится: ему не нравится то, что он видит. Готова поспорить, что выгляжу хуже некуда. После ухоженного вида подруги, у которой белые блестящие волосы, красивые зелёные глаза и немного накаченные губки, я предстаю замухрышкой. Густые вьющиеся волосы спутаны и замотаны в огромный клубок на макушке, губы искусаны, а лицо пошло пятнами от лицезрения их откровенного поцелуя.

— У тебя глаза красные и опухшие, — выдает он, опуская челюсть вниз.

Киваю в ответ, а парень разворачивается и выходит с кухни.

— Не обращая внимания. — Жанна виновато закусывает нижнюю губу, которую только что так страстно пожёвывал её кавалер.

— Все хорошо, — выдавливаю улыбку.

Подруга устраивает меня на диване в зале, сама скрывается в спальне, где её уже ждут. Как только она исчезла за дверями, я набрала Захару, чтобы сообщить, что со мной все хорошо. Слышу в ответ облегченный выдох. Знаю, он очень переживал. Закрываю глаза, выдыхаю. Да, худшее позади.

Вновь делаю попытку дозвониться до Никиты, но безэмоциональный женский голос сообщает, что это невозможно. Жмурюсь. Прячу свое лицо в ладонях, снова ощутив влагу, сочившуюся из глаз. Скольжу пальцами в волосы, затем тяну пряди вверх, словно хочу избавиться от них, чтобы стало легче. Но сердце глухо стучит, разнося по телу кровь, отравленную отчаянием и болью.

Я ложусь, накрываюсь пледом. Меня трясёт, несмотря на то, что в квартире жарко. Произошедшее напоминает страшный сон. Никогда так отчаянно я не хотела проснуться.

Я встаю, желая плеснуть себе в лицо холодной водой. Тихо проскальзывая мимо двери, за которой уединилась Жанна со своим парнем, останавливаюсь, услышав голос подруги.

— Ну, не злись, — отчетливо разбираю каждое сказанное слово. — Пойми, я не могу её выгнать.

Час от часу не легче. Вздыхаю, продолжая слушать.

— У неё недавно умерла мама, а отчим сегодня выгнал её из дома.

— Это не наши проблемы, — сухо отвечает Олег. — Почему не наши проблемы должны доставлять нам неудобства?

— Она не будет нам мешать.

Грудь вновь болезненно сжалась. Я бы могла показать свою гордость, подхватив чемодан и уйти, но куда? Куда податься? Где я и моя гордость будем в безопасности? На вокзале? Это вряд ли. Остаётся только стиснуть зубы, чтобы не оказаться на улице.

— Уже мешает, — нервно парирует её парень. — Я бы сейчас хотел полежать на диване и посмотреть какой-нибудь фильм, а вместо этого должен сидеть здесь!

— Мы можем посмотреть фильм здесь, на ноуте. А ещё я могу занять тебя чем-то более интересным…

Чем Жанна может занять его, я узнала спустя минут пять, когда из-за стены послышались характерные звуки. И как бы я ни закрывала уши ладонями, подушкой, и ладонями и подушкой — все равно было слышно.

До сегодняшней ночи я не подозревала, что сексом можно заниматься ночь напролёт. Возможно, я должна была вновь поблагодарить подругу за то, что она так тщательно отрабатывала моё присутствие в своей квартире, но язык никогда не повернётся заговорить о подобном.

Трудно сказать, спала ли я вообще. Каждый раз, когда я проваливалась в дремоту, из неё меня выдергивал очередной стон Жанны.

Боже, я ненавидела эти звуки. А ещё я безумно скучала по маме и брату, и по своей уютной комнате. Мне хотелось выть от тоски. После смерти мамы прошёл месяц, но именно сейчас я ощутила потерю в полной мере. Я бы могла все отдать за то, чтобы ещё хотя бы раз коснуться её нежной руки, увидеть добрые любящие глаза, услышать мягкий голос, который говорит, что любит меня. Как отдать всё, когда нет ничего?

К утру у меня ломило все мышцы. Солнце ещё только проклюнулось, а я уже сложила постельное белье в аккуратную стопку. Моё внимание привлекла газета, небрежно брошенная на полку под журнальным столиком. Раскрыв её на странице объявлений, я принялась вычитывать колонку «Поиск работы». Ничего подходящего не нашлось. Я расстроенно выдохнула, отложила газету, но потянулась к телефону, решив, что на специальных сайтах должно быть больше предложений.

И да, вакансий было много, но почти все отсеивались после первых же требований к работнику. Образование, опыт работы. Кому нужен музыкант без опыта работы? Ответ я получила сразу.

Но все же несколько должностей нашлось. На высоту заработной платы смотреть не пришлось. У меня нет выбора. Либо это, либо пустой кошелёк.

Я порылась в своем чемодане, стараясь вообще не издавать ни звука. Меня здесь и так не хотят видеть, а уж если я стану шуметь, то и вовсе погонят сраной метлой.

Когда Олег и Жанна вышли из своей спальни, часы показывали девять утра, мой желудок уже слипся от голода, а на белом листе блокнота красовались три номера телефона, по которым я собиралась позвонить и попроситься на работу.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила меня подруга, когда её парень покинул квартиру, а мы уже съели яичницу и пару бутербродов с колбасой.

Вместо ответа я пододвинула ей свой блокнот. Глаза Жанны расширились до пятирублевого размера, когда она увидела название вакансий и место требования.

— Ты ведь шутишь?

— А что мне остаётся? — Пожимаю плечами. — Дома у меня больше нет, денег тоже. Мне нужна работа, чтобы обеспечивать себя.

— И это предел твоих мечтания? — съехидничала Жанна.

— Нет, это необходимость. — Я отпиваю крепкий кофе. — Что касается мечты, то через неделю состоится кастинг на проект «Шанс на успех». Я хочу попробоваться.

Жанна хрюкнула. И реакция её понятна. В прошлом году она сама пыталась попасть в проект, но не прошла отбор.

— Не хочешь попытать счастье ещё раз? — предлагаю я. — Вдвоем не так страшно будет.

— О, нет, ни за какие коврижки! — слишком бурно отреагировала подруга. — Да там все куплено заранее! И победитель уже нашёлся!

— Откуда ты узнала? — Я захлопала ресницами, шокированная такой предвзятостью.

— Все так говорят! А как иначе? Ты их видела? Они смотрят на тебя сквозь свои узенькие очёчки таким взглядом, словно ты ничто и звать тебя никак!

Я открыла было рот, чтобы сказать, что так оно и есть, но, подумав, решила, что разумнее промолчать. Ни я, ни Жанна пока ничего собой не представляем. Мы не заявили о себе на всю страну. О нас не говорят хотя бы потому, что не знают. Мы сливаемся с толпой. Нужно совершить нечто неординарное — в хорошем смысле — чтобы выделиться. И я собиралась это сделать.

— Я рискну.

- Ага, — хмыкает Жанна, — а пока иди устраиваться продавщицей.

— Пойду, — упрямо поджимаю губы.

6  POV Вили

Как выжить, когда в кармане всего пятьсот рублей, а до зарплаты ещё целый месяц? Неделю назад я не думала, что всерьез буду ломать голову над этой головоломкой. Хоть я и выросла в семье, где меня недолюбливали и часто напрямую сообщали о моём месте, но все же денежный вопрос ни разу не возникал.

А сейчас мне приходится думать об этом постоянно. Я устроилась на работу в супермаркет. Благо, он расположен не так далеко от квартиры Жанны — всего в тридцати минутах быстрой ходьбы.

Несмотря на то, что график работы должен быть два через два, я работала ежедневно. Сама напросилась. Во-первых, мне нужны были деньги, и желательно, как можно больше, а у них там нехватка кадров. А во-вторых, я уходила в семь утра и приходила только в девять часов вечера. Так я могла по минимуму мешать Жанне и её парню, который все равно бросал на меня косые взгляды.

— Я обещаю, что за все заплачу, и как только получу деньги, сразу съеду, — каждый раз говорила я, неловко поглощая поздний ужин, стараясь есть как можно меньше. В супермаркете работников кормили обедом и полдником за символическую сумму, но и она с каждым днём значительно уменьшала мой дохлый кошелёк.

— Все в порядке, — отвечала Жанна, но Олег считал иначе и не старался это скрыть.

И дело было не в том, что я не платила за проживание, а к столу покупала только хлеб. Я мешала их уединению. Хотя ещё можно поспорить, кого это больше смущало.

Выматываясь на работе, я засыпала сразу, стоило только коснуться головой подушки, но все равно просыпалась, когда из тёмной кухни доносились охи и шлепки.

Боже, скорее бы получить аванс или зарплату, чтобы снять себе комнату в общежитии. Хотя нет никакой гарантии, что и там, через стенку никто не будет трахаться. Хотя, кажется, меня уже ничем не удивить.

Вчера я нечаянно наткнулась на парочку на той же кухне, правда, с утра. Я выдохнула, когда поняла, что они всего лишь страстно целовались, пока готовился кофе. Олег говоряще зыркнул на меня, тряхнув своими светлыми волосами. Я же опустила глаза в пол, чувствуя себя нашкодившим ребёнком.

Нет, я не девственно чистая девочка. Я знаю, что такое секс. Парень ведь у меня есть… был… не знаю. Но звуки, что издавала Жанна, ещё никогда не вырывались из моего рта. Даже не знаю, что там может вызвать подобную реакцию.

Секс с Никитой не вызывал ничего кроме боли в начале, неловкости в середине и странного чувства разочарования в финальной части, когда он довольно охал, а я сверлила взглядом одну точку на потолке. И пусть я задавала себе этот вопрос, когда невольно слушала чужие вздохи, у меня не возникало желания сходить посмотреть, чтобы понять.

Прошла уже почти неделя. Завтра состоится кастинг, от которого, без преувеличения, может зависеть моё будущее. А вдруг мне удастся покорить судей, и меня возьмут в шоу? Надо подготовиться как следует. Я уже видела себя на сцене в свете софитов. Музыка звучала в моей голове, а слова готовы были сорваться с моих губ.

— Уже завтра, — прошептала я, поднимаясь с дивана. Уже завтра я смогу показать, чего стою. Я спою любимую песню мамы, надеясь, что она услышит меня.

Несмотря на то, что я умылась холодной водой, чтобы вернуть себя на грешную землю, меня все равно кружило странное чувство эйфории. Живот немного сводил спазм страха.

— Черт, — прошипела я, злясь на себя, — возьми себя в руки. Не сегодня. Всё завтра.

Но рассеянность не прошла. Я оделась, пока Жанна и Олег спали, и ушла из дома, не позавтракав. Из-за нервозного состояния мысль о еде вызывала тошноту.

Но пройдя метров двести, я поняла, что забыла свой телефон, оставив его на тумбочке в прихожей. Простонала, закатив глаза. Я не могла остаться без связи на такой длительный период времени. Придётся вернуться.

Я развернулась и почти бегом кинулась к дому подруги. Четыре лестничных пролета, и вот я открываю дверь. Слишком поспешно, чтобы быть осторожной.

Мамочка родная…

Картина, которая предстала перед моими глазами, заставила меня содрогнуться и застыть в шоке. Я честно старалась отвернуться, но лишь шире распахнула глаза. Моя рука вцепилась в ручку двери, которую я не успела захлопнуть.

Олег стоял боком ко мне, прислонившись к косяку между залом и прихожей. Он запрокинул голову назад, приоткрыл рот, чтобы резко выдохнуть. Мои глаза спустились по его оголённому торсу, интимному треугольнику, частично скрытому тёмной порослью волос, натыкаясь на голову своей подруги.

Сглатываю липкую слюну, наполнившую мой рот. В горле запершило, словно к нему подступила желчь, когда я увидела, как Жанна отклонилась назад, с чмокающим звуком выпуская изо рта член своего парня.

Жесть…

Скажите, что я не пялюсь на член парня моей подруги…

Я крякнула. Олег открыл глаза, посмотрел на меня. Его глаза округлились. Он шарахнулся назад в комнату, а мне наконец удалось повернуться к ним спиной.

— Вили? — хрипло вскрикнула Жанна.

— Простите, я не… — не смогла закончить предложение, не зная, что говорят в подобных ситуациях. Я зажмурилась, готовясь удариться лбом о дверь. Да что со мной не так?

— С меня хватит! — прорычал парень, отчего я вздрогнула. — Я больше не собираюсь это терпеть!

Межкомнатная дверь хлопнула, сотрясая коробку квартиры.

— Вили, — позвала меня подруга, я быстро обернулась, не в силах поднять глаза на неё. Вытягиваю руку вперед, чтобы подхватить смартфон.

— Я просто забыла телефон, потому что спешила. — Мой голос сипит, я нажала по экрану, чтобы посмотреть который час. Без пятнадцати минут восьмого. Я опаздываю. — Прости, — ещё раз извинилась я, затем развернулась и бросилась бежать, так как предстояло преодолеть приличное расстояние.

Я бежала очень быстро, чтобы не опоздать на работу. Кровь стучала в висках. Не помню, когда в последний раз я бегала. Но это хорошо. Пока бежала, не думала о том, чему стала свидетелем.

Мне уже почти двадцать лет, но я всегда вела себя скромно и правильно. Это несложно представить, если учитывать моё образование и воспитание.

Да, Жанна моя ровесница, и учились мы в одной школе, но её родители предоставляли ей больше свободы. Даже сейчас она живёт в отдельной квартире, которую они ей снимают.

Я же никогда не ходила в клубы, не напивалась, отрываясь на полную катушку. Всё, что видела, так это школа и дом, и рядом все время находился Никита, как мой личный голос разума.

До него я так и не могу дозвониться, хотя пытаюсь ежедневно, не решившись сдаться. Пока у меня не хватает смелости принять, что он отказался от меня. Да ещё и в такое сложное время, когда поддержка нужна мне как никогда раньше.

Я старательно погружалась в работу, прислушиваясь к остальным сотрудникам, стараясь втянуться в процесс настолько, чтобы забыть кадры утренней встречи. На щеках то и дело всплывал румянец, ведь выкинуть из головы увиденное никак не удавалось. Сердце слишком бурно реагировало. И ещё пугала реакция Олега. Под ложечкой засосало нехорошее предчувствие.

И оно оправдалось в обеденный перерыв, когда мой телефон зазвонил, а на дисплее высветилось имя подруги.

- Вили, мне жаль, но… — Я задержала дыхание. Шестерёнки закрутились в моей голове. Нет, пожалуйста, только не говори… — Олег поставил мне условие. Либо ты, либо он.

— Жанна, — крепче сжимаю телефон, — не…

— Прости, Вили, — подруга не дала мне договорить: она уже решила, — я люблю Олега, а он отказался приходить ко мне, пока тут будешь ты. Поэтому не могу поступить иначе.

— Жанна, пожалуйста, — умоляюще протянула я. — Ты ведь знаешь, что мне некуда идти. — Слёзы навернулись на глаза. Моё лицо горело, а карусель в голове закрутилась с такой скоростью, что я вот-вот разобьюсь. — Пожалуйста, можешь дать мне ещё недельку? Я получу аванс и съеду. Обязательно! Я могу приходить очень поздно и уходить очень рано, вы меня даже не заметите… я не буду вам мешать… То, что произошло утром… я очень сожалею и прошу прощения…

— Нет, Вили, не могу, — твёрдо ответила та, кого я считала своей подругой буквально две минуты назад. — Вечером Олег придёт с учебы, и он не должен увидеть тебя.

— Но куда мне идти?

— Не знаю. Это не мои проблемы, а твои… — она замолчала, словно сожалела о том, что только что сказала, но затем прочистила горло и сказала: — Твой чемодан я только что оставила у черного выхода. Забери.

Я открыла рот, чтобы ответить, но она уже повесила трубку. Я отняла телефон от уха, уставилась на него, словно не узнавала. В голове что-то щёлкнуло. Я бросилась через весь магазин к выходу. Мой чемодан, и правда, подпирал стену. Как она могла вот так запросто оставить мои вещи на улице?

Я прислонилась к стене, затем, когда ноги дрогнули, медленно съехала вниз. Слёзы брызнули из глаза, словно прорвало водонапорную башню. Я ревела в голос, не сдерживаясь: все равно ведь никто не услышит.

Вот сейчас я точно не знала, что делать и куда податься. Жанна была моим единственным вариантом, не считая вокзальных скамеек. Сквозь мутную пелену слёз я принялась набирать номер Никиты, стуча пальцами сильнее, чем следовало. И в ответ мне снова заговорил женский «робоголос». Такими темпами мы с ней скоро подружимся.

7  POV Вили

План возник так неожиданно, что я сама испугалась своих мыслей. Прежняя я даже думать об этом не смела бы, а нынешняя, загнанная в угол, видела только одно решение. Как же жалко, что я устроилась не в круглосуточный супермаркет, тогда бы и вопросов не возникло.

Охранник — пожилой мужчина с седыми короткими волосами и жёсткими усиками — подозрительно посмотрел на меня, когда я вернулась с огромным чемоданом в руках, но ничего не сказал. Правилами не запрещалось приносить с собой весь свой гардероб. Уверена, у магазина ни разу не возникла даже тень мысли, что продавец попытается это сделать. Политика была направлена на то, чтобы он не попытался что-нибудь вынести из магазина, а не наоборот. За что ему огромное спасибо.

Я оставила чемодан в гардеробной, после чего вернулась к работе. Завтра состоится кастинг, но мандраж растворился в воздухе, уступая более глобальным проблемам. Таким как, например, место ночевки, пропитание, гигиенические процедуры… список можно продолжать до бесконечности.

День прошёл как в тумане. Я с ужасом ждала его окончания. Думаю, я единственный работник в мире, который не желал, чтобы рабочий день закончился.

Оставшиеся полдня я осматривалась по сторонам, стараясь выглядеть не слишком подозрительно, когда разглядывала камеры и место их расположения. Казалось, они были повсюду. За исключением нашей раздевалки. Именно там я и намеривалась затаиться, пока все не выйдут, свет не погасится, чтобы я могла просидеть в углу всю ночь.

Знаю, знаю, херовый план, но другого не имелось.

Только вот, как остаться незамеченной и каким образом выбраться на улицу утром? Да ещё и с чемоданом? Хороший вопрос, над которым придётся думать всю ночь.

Продавцы переделись, жалуясь на усталость. Одна за другой они начали потихоньку выбираться из раздевалки, прощаясь друг с другом. Я все это время делала вид, что очень медленно собираюсь. Слишком медленно. Вот последняя вышла, я выглянула в коридор, чтобы убедиться, что она подошла к охраннику, затем быстро прикрыла дверь и выключила свет, вздрогнув от темноты, мгновенно ослепившей меня.

Я дотянулась до телефона, осветила им комнату, зная, что свет не будет виден в коридоре. Открыла чемодан, достала весеннюю куртку, которую я каким-то образом умудрилась прихватить с собой из злополучного дома, за что была очень сама себе благодарна. Кинула её в угол, села, согнув колени и поместив на них локти. Я написала Захару, чтобы узнать, как у него дела, молясь, чтобы ему было лучше, чем мне.

Мой желудок сжался и проворчал, напоминая, что я пришло время ужина. Но его сегодня не будет, и лучше сразу с этим смириться.

Захар не отвечал. Надеюсь, это потому что он увлеченно играет в свой любимый Playstation, а не по другим плачевным причинам.

За дверью послышались шаги. Я сжалась, но охранник прошёл мимо, видимо, чтобы осмотреть зал, проверить, везде ли выключен свет.

Я нажала на кнопку блокировки, погружаясь в темноту. Закрываю глаза, прислоняю внезапно отяжелевшую голову к металлическому шкафу. Моё сердцебиение замедлилось, а в душе заскреблись кошки.

Я все ещё не могла поверить, что Жанна так со мной поступила. Нет, я не настолько наглая, чтобы считать её обязанной мне, но было бы не так обидно, не пусти она меня сразу. А вот так выгнать меня на улицу… чем она отличается от Ольги Семеновны и отчима? Риторический вопрос. Теперь я могу представить, как себя чувствует домашний питомец, которого вышвырнули за ненадобностью.

Я что-то прошептала, затем всхлипнула. Я так сильно устала эмоционально, что не могла больше плакать. Я не заметила, что уснула, пока меня не разбудил яркий свет, заставивший зажмурится. Я сморщилась, разлепляя глаза.

— Ты что здесь делаешь? — спросил пожилой охранник. — А я все думал, куда ты делась с чемоданом.

— Простите, — извинилась я, понимая, что меня поймали. Опускаю лицо, покорно готовясь к неизбежному. Меня, возможно, не только позорно выгонят, но ещё и уволят. И хоть это было ужасно, мне не было страшно, скорее ощущалось равнодушие. Эмоциональная усталость притупила чувства. — Я ничего не замышляла и ничего не своровала, и не…

— Да, знаю, — мягко соглашается охранник, удивляя меня. — Пойдем-ка со мной.

Не знаю, сколько я спала, но меня успело разморить. Кряхтя, поднимаюсь с пола. Я последовала за старичком, который уверенным шагом приближался к стойке охраны на выходе. Обречённо вздыхаю, вспоминаю, что забыла захватить чемодан. Разворачиваюсь, но меня останавливает голос охранника.

— Не нужен он тебе. Пойдём.

— Но… — удивленно вскидываю брови, затем киваю, — ладно.

Пожилой мужчина сворачивает за угол, в комнату охраны. Я не заглядывала туда, но знала, что там находятся компьютеры и мониторы, на которых отображаются картинки, зафиксированные многочисленными камерами. Вот и сейчас они светятся, показывая лишь полутёмное пустое помещение, отдыхающее от шумных покупателей, снующих туда-сюда по залу. Сбоку напротив друг друга расположились два небольших диванчика. Их разделял деревянный журнальный столик, на котором стояли электрический чайник, сковорода, а также лежали различные прозрачные пакетики.

— Садись, — охранник указывает пальцем на диван.

— Я думала, вы собираетесь меня выгнать, — тихо отозвалась я, опускаясь на немного жестковатую мебель, но она все равно лучше, чем моя куртка на полу. Старичок сел напротив.

— Я же не изверг какой-то. Я бы разозлился, если бы ты что-нибудь стащила: ненавижу воров. А ты просто забилась в угол. Что, дома проблемы? С родителями поссорилась?

— У меня нет ни дома, ни родителей, — выдохнула я, слишком утомленная. Возможно, и не надо было откровенничать. Жалость — это унижение, но мне так хотелось, чтобы меня пожалели. Хотя бы чуть-чуть.

Слёзы — мои самые преданные спутники. Мне так хотелось от них избавиться, но они вновь покатились, орошая щёки.

— Ну-ну, — моей макушки едва ощутимо касается чужая рука — не надо плакать.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на седовласого мужчину, тянущегося ко мне через столик. Открываю рот, желая ответить, но не получается. Желудок отзывается пустотой. Охранник улыбается, услышав этот звук, отчего его усы приподнимаются.

— С этим я могу тебе помочь. — Он протягивает мне вилку, указывает на сковородку с макаронами. — Поешь. На голодный желудок все проблемы кажутся трагичнее.

— Спасибо. — Беру вилку в руку, накалываю пару макаронин с кусочком поджаренной колбасы. — Но еда вряд ли решит мои проблемы.

— А разве голодный желудок не один из твоих проблем?

Это правда, поэтому я продолжаю медленно есть.

Вопреки моим словам, как только теплая пища попадает в мой рот, в душе появляется просвет, как лучик солнца в конце тёмного коридора. Остались ещё в нашем мире хорошие люди, которые готовы помочь, накормив и не выгнав на улицу.

Старичок присоединяется ко мне. Он подталкивает мне пакет с нарезанным хлебом.

— Я — Михаил Михайлович, но можешь звать меня дядей Мишей.

Киваю, соглашаясь.

— А я — Вилора, но все зовут меня Вили.

— Очень красивое имя.

— Это мама меня так назвала. — Слова сами вырываются. Я привыкла так отвечать на вопросы о своем странном имени. При упоминании мамы к горлу тут же подступил ком. Я закрыла глаза, чтобы не залить все вокруг. — Она умерла месяц назад.

— А отец?

— Он умер ещё до моего рождения. — Это сказать гораздо легче. Я привыкла. К тому же я его никогда не видела, поэтому и не расстраивалась. — Сейчас у меня остался только братик. Захар. Он живёт со своим отцом. В доме, где мне нет места.

Мой голос больше не звучит

В том доме, где мой братик спит.

Чужая я, чужие сны,

Чужие окна до весны.

Строки сами возникли в голове, проносясь перед глазами ярким ветвистым шрифтом. Мне вдруг захотелось напеть их, но я, конечно, не стала этого делать.

Вместо этого я рассказала добродушному охраннику, приютившему меня, о своих злоключениях. О матери, которая долго болела, об отчиме и его семье, ненавидящей меня, о подруге, которая решила, что мои проблемы не должны больше мешать ей жить. Слова рекой потекли из меня, словно наконец прорвало дамбу. А старичок слушал, возмущённо охая.

— Все всегда возвращается, — сказал он, когда я закрыла свой рот. — Я прожил в этом мире достаточно, чтобы узнать, что жизнь — это бумеранг. Подставишь кому-то подножку — предадут и тебя, протянешь руку в тяжёлый час — и тебе помогут подняться. Никто не может знать, что случится с нами завтра.

Он отвёл глаза в сторону, словно вспоминая что-то. Его лицо вытянулось: воспоминания были не из приятных.

— Ешь, пока не остыло, — поторопил он меня. — Я пока тебе чай сделаю.

Никогда ещё макароны с колбасой не были такими вкусными, а чай таким сладким и согревающим. Я доела, поблагодарила, затем на секунду коснулась головой подлокотника, моментально проваливаясь в сон.

— Бедная девочка, — последнее, что я услышала, после чего почувствовала, как моих плеч коснулось шерстяное покрывало. Я сжала его руками, даже сквозь сон понимая, что завтра будет сложный день.

8  POV Биго

Голова трещит, а изо рта так смердит, что если поджечь спичку и дыхнуть, появится адское пламя. Я до последнего не верил, что окажусь в этом кресле. Но, твою мать, моя задница в итоге именно здесь.

Всю прошедшую неделю я старался переубедить Тёму, который точно знал, что для меня это будет пыткой. Возможно, именно поэтому он это и сделал. Чтобы меня наказать. В последний же день напился до поросячего визга, приняв поражение.

Не помню, как оказалсяв своей кровати, а ещё понятия не имею, кто была та блондинка, которая сопела рядом. Хм. Если она решит поделиться с прессой вместе проведённым досугом, то, возможно, и узнаю.

По максимуму откидываюсь на спинку, голова тянет меня вниз. Я тяжело дышу. Сейчас бы сигарету в зубы и полежать, а вместо этого до ушей доносится распевка.

— Ла, ла, ла, ла, ла, ла…

А позади меня начинает набираться полный зал зрителей. Кто-то из них шепчется, кто-то разговаривает в голос, не стесняясь. Я чувствую их взгляды на себе.

Пристрелите меня сразу, чтоб не мучился.

Я сморщился, когда тётка на сцене, в строгом черном костюме дала команду «Мотор!», съемка началась. Мне пришлось приподняться. Я вплеснул в горло воду, стоящую на столе передо мной, из последней попытки надеясь, что там что-то покрепче, но нет.

Сегодня я явно в духе.

Игнорирую смешок коллеги по судейству, хотя сперва порывался продемонстрировать ему средний палец — уже прогресс. Ненавижу эту напыщенную рожу, смотрящую на меня свысока только из-за того, что на его лице хренова куча морщин, а член, не работающий без Виагры, помешает ему объездить молодых кобылок, которые сегодня будут штурмовать эту сцену.

Я щелкаю пальцами. Расправляю плечи, когда на сцену поднимается первый участник.

Пора начинать это шоу.

И тут же жалею о своём минутном энтузиазме, потому что… Что это вообще, чёрт возьми?

Голос у этого парнишки словно резиновый, но не в смысле тягучий или эластичный, скорее напоминает палёную резину, которую пытаются разгрызть зубами два накаченных мужика. Морщусь, отчаянно стараясь не закрыть уши руками. Тёма прибьет меня, если это покажут в эфире.

Неужели так сложно хотя бы в ноты попадать? Бога ради, в нотной гамме всего семь нот! Как можно так ложать?

Но, как оказалось, это было только начало. Начало, мать вашу! И чем дальше, тем глубже в лес.

Я упёрся локтями в стол, сжал пальцами голову. Вот именно поэтому я не хотел сюда! И именно по этой причине Тёма запихал меня в это кресло. Издевательство, с целью наказания — вот, что это. Он хочет в сотый раз показать мне, кто главный. Я для него пешка, которую он может свободно двигать по доске в клеточку.

Я не заглядывал в анкеты участников, редко поднимал глаза на сцену — у меня не было желания ещё и видеть этих извращенцев. А кто они, если так издеваются над музыкой? Временами вздрагивал от аплодисментов нерадивых зрителей, которые зачастую делали это по команде. Ну, не могли же они на полном серьезе аплодировать этим бездарям? Я искренне удивлялся, когда и судьи, в принципе уважаемые люди в мире шоу-бизнеса, ещё о чём-то с ними разговаривали.

Не все, конечно, были невыносимыми. Некоторые пели вполне сносно, но никто не привлекал особого внимания.

Пока не появилась она. Пятидесятая по очереди.

Мы уже успели сделать два перерыва, хотя бы для того, чтобы уши не закровоточили, а зрители могли толпой сходить в туалет.

Я выкурил пару сигарет, оправил своему директору несколько ласковых сравнений и пожеланий. Пусть Тёма молится, чтобы меня хватило ещё на несколько часов, и я благополучно вытерпел и не взорвался. Волосы потеряли причёску, которую с утра смастерил гримёр. Мои пальцы сделали из них гнездо. Я был на грани.

Я не видел, как она вышла, лишь слышал, как застучали её каблучки — звонко, но не шибко уверенно.

— Лора Ви, — представилась она, и её голос разнёсся по залу, словно звон хрустального колокольчика. Я напрягся, по спине спустился холодок, а ведь она еще только имя свое назвала.

Первое, что бросилось в глаза, когда я ускоренно поднял голову вверх, — это невероятная копна темных кудрявых волос, обрамляющая миниатюрное тело. Свет был недостаточно ярким, чтобы я мог как следует рассмотреть их цвет, но непослушный объем, который она тщательно старалась пригладить, уже привлек моё внимание.

Мои глаза переместились на её лицо. Миловидное. Подбородок скромно опущен, пухлые губы поджаты, а крупные глаза несмело двигались между судьями, пока не остановились на мне. Я сглотнул. Глаза у неё тоже темные. Образовалась пауза, которую мне не хотелось нарушать, и она начала затягиваться. Слышу покашливание позади себя, хотя зрители молчали, видимо, тоже исследуя участницу.

Не могу отвести от неё глаз, словно она магнитила меня. А я, кажется, её. Но в этом нет ничего удивительного. На меня все девчонки так смотрят. И я знаю, что их во мне привлекает.

— Можешь начинать, — торопит мой сосед.

Девушка кивнула, отчего её волосы колыхнулись. Мои пальцы зашевелились на столе: вдруг захотелось сжать в ладонях волнистую прядь. Внизу живота появилась тяжесть. Когда я последний раз ощущал такое волнение?

Зазвучала узнаваемая с первых нот мелодия: у меня отвисла челюсть. Серьезно? Она не шутит?

Нет, девчонка не шутила. Её нога принялась отбивать ритм, она считала. С такой сложной и знаменитой песней нельзя играть. Напрягся не только я. Все замерли в ожидании — кто-то провала, кто-то чуда.

Я чётко видел, как девушка сделала глубокий глоток воздуха, затем начала так аккуратно, что я задержал дыхание, чтобы не пропустить ни единый звук:

Похоже, все-таки чудо.

Под кожей зашевелились мурашки, а волоски на всем теле встали дыбом. Её голос зажурчал, словно ручеёк весной, омывая свежестью. Прищуриваюсь, напрягаю слух, чтобы услышать, как она облажается, но нет. Всё точно и чётко. Трепет внизу живота распространился по всему телу.

Как, черт её подери, она это делает?

— Near, far, wherever you arе… — затягивает она, а я жмурюсь, не в силах сдержать нахлынувшее удовольствие. Ничуть не хуже самой Celine Dion. Скорее даже мягче и нежнее, хотя и слишком идеально, по академическим стандартам. В её исполнении не было задора, никакой игры голосом. Словно… если она решится сделать шаг сторону, её расстреляют.

Помню, Снежка однажды рассказывала мне, что за пренебрежением канона их строго наказывают. Могут даже по пальцам ударить за самодеятельность. Поэтому она никогда не экспериментирует в стенах академии. Эту девочку тоже кто-то выдрессировал? Кто?

Широко распахиваю глаза, чтобы посмотреть на диковинку. Мои глаза скользят по ней снизу вверх, стараясь ухватить каждую деталь. Кровь забурлила, когда она в запале шире расставила ноги, чтобы лучше упереться в пол, словно ей нужна поддержка. Её голос тем временем взлетал все выше и выше, готовясь снести мою крышу к едрёной матери.

Нет, нет, нет… Мне не нравится это чувство… словно я уязвим… словно она может пробраться глубже…

Вырываю её анкету из рук соседа прежде, чем понимаю, что делаю, отмахиваясь от возмущённого оха.

Так, так. Лора Ви. Двадцать лет.

Перепрыгиваю через ничего не значащие пункты, останавливаюсь на графе «образование».

Хм, ну кто бы сомневался.

Хочется выдохнуть. Восхищение оборачивается негодованием, затем отдаётся в груди праведным гневом.

Перед глазами тут же всплывают образы двух мальчишек в поношенных штанах, явно бОльшего размера, чем требовалось. У одного в руках старая, пошарпанная гитара, а у другого подранная кепка. Один усердно выдает аккорды, а другой дрожащим голосом поёт знаменитые песни 90-х, при этом трясущейся рукой собирает монетки в кепку. Они оба знали, чего хотели, и, даже не смотря на свой юный возраст, уже выучили урок, что всего придётся добиваться самостоятельно, ведь им не повезло родиться в богатенькой семейке.

Я ещё тщательнее осматриваю особу. Белое гипюровое платье плавно следует за изгибами её тела. Не слишком короткое, но и не длинное. На изгибе локтя и на юбке ткань неожиданно разделяется на мелкие лоскутки, словно их кто-то порезал.

В голове закрутились винтики. Где-то я уже его видел. Вспомнить бы, где именно. Или на ком.

— Ха, — бесшумно выдыхаю я, когда осознание накрывает меня.

Девчонка тем временем немного запрокинула голову, сильнее стиснула микрофон. Короткий вдох. Судьи задерживают дыхание, словно боятся, что она сейчас посыплется. Готов поставить все свои деньги, что она не сорвётся. Голос у неё поставлен профессионально и за большие деньги.

Она допевает, после чего все присутствующие начинают аплодировать: даже команду дать не успели. В ушах загудело. Её губы растягиваются в улыбке, раздражая. Я выгибаю бровь дугой. Девчонка смотрит на меня, ведь я единственный не присоединился к овациям. И не собираюсь этого делать.

— Потрясающе! — восхищается дамочка в жюри. — Это именно то, что нам нужно!

— Да ну? — не выдерживаю я, готовый плеваться ядом. — Правда именно то, что нужно?

— Тебе что-то не понравилось? — Она удивленно взмахивает накладными ресницами.

Что-то? Да, есть что-то, что меня дико взбесило!

— Чем ты отличаешься от остальных? — спрашиваю резко и в лоб, отчего девчонка немного поддаётся назад. — Что отличает тебя от тех ребят, что сидят за кулисами?

— Я… — начинает и обрывает. Её голос уже не такой чистый. К нему примешивается хрипотца. И от напускной скромности не остается и следа. Щеки её вспыхивают, а во взгляде слишком быстро промелькнула вражда. Я заметил её лишь потому, что смотрел на неё, не моргая. — Я не…

— Хочешь, я тебе скажу? — Дерзко откидываюсь на кресло, поднимаю вверх её анкету, чтобы все видели бумагу у меня в руках. — Абсолютно всем.

Девушка приподнимает брови, затем хмурится, не зная, как она должна отреагировать. Глаза кажутся потерянными: она силится понять, комплимент это или нет.

— Ты училась в лучшей музыкальной школе страны, — начинаю я, уже не скрывая ехидства. Эта девчонка зацепила за самое больное, сама того не осознавая. — Если кто не знает, я просвещу, — обращаюсь к полному залу. — Учиться там очень дорого. Только избранные, — специально выделяю это слово, — могут позволить обучение в этой грёбаной школе. А Лора, — киваю на девчонку на сцене, уже покрывающуюся алыми пятнами, — проучилась там пять лет.

По залу прошлась волна негодования. Да, присоединяйтесь ко мне!

— Не вижу в этом ничего предрассудительного! — вспылил мой сосед: видимо, понравилось ему юное тело.

— А кто из вас, — я обратился ко всем трём судьям, — на начальном этапе вашей карьеры мог позволить себе платье от Валентино?

Девушка на сцене сделала идеальное «о» своими губами. Интересно, они накаченные?

Да-да. Я знаю, что это дизайнерское платье, и знаю, сколько оно стоит. Год назад я сам купил точно такое же для Снежки, на её отчётный концерт. Она блистала в нём.

А сейчас это платье вызывало во мне совсем другое чувство. Хотелось сорвать его с этой богатенькой, пусть и сладкоголосой девицы. Она принялась нервно переступать с ноги на ногу, переплетя пальцы и крепко их стиснув.

— Так что, — продолжил я, из последних сил сдерживая агрессивный настрой, — Лора Ви стоит на лестничный пролёт выше остальных участников. И взять её — это значит поступить нечестно по отношению к тем, кто сейчас нервничает за кулисами; к тем, у кого от этого кастинга зависит вся жизнь.

— Для меня тоже! — неожиданно отреагировала Лора, хотя я уже было подумал, что она язык проглотила. — Для меня тоже важен этот проект! И это несправедливо, не брать меня только из-за того, где я училась.

Она нервно вдохнула, зло посмотрела на меня, сузив глаза.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Но у меня также есть претензии и к твоему исполнению. — Вот сейчас я придираюсь, но не могу же я позволить богатенькой кукле попасть в проект, который, возможно, сможет дать старт такому парню, как я. Претензия? Вижу, как в её голове кружится это слово, словно она старается понять, что оно значит. — Твое исполнение сухое.

— Сухое? — эхом отражает Лора.

— Голос хороший, но исполнение скучное.

Я врал. Да, я бы хотел увидеть больше индивидуальности, нежели канона. Но если бы на её месте оказалась обычная девчонка, я бы даже попросил её спеть ещё раз.

Только для меня. За закрытыми дверями. Где я смог бы не только слушать, но и любоваться её большими темными глазами и пухлыми губками…

Так. Стоп!

POV Вили

— Я против твоего участия в этом проекте, — жестко говорит парень. И его слова звучат как приговор.

Всё мое тело словно пылает. Я пытаюсь посмотреть в глаза остальным судьям. Тем, на кого я всегда ровнялась, но они прячут от меня свои глаза. А он не прячет.

Его голубые глаза сверкают. Волосы падают на лоб, он не откидывает их назад, хотя они ему мешают. Он стиснул зубы, отчего его скулы напряглись.

Спортивная фигура и многочисленные татуировки спрятаны под свитшотом. Я могу видеть только одну — маленькую птичку на шее. Это могло бы показаться милым, если бы красовалась на шее другого парня.

Как у такого козла могла быть такая внешность? Это что, закон подлости? Как у героя романа Оскара Уайлда «Потрет Дориана Грея», красивая оболочка и гнилое нутро?

Не дать быть семи пядей во лбу, чтобы понять — судьи не собираются спорить с этим мудаком, ведь за ним буквально стоит армия поклонниц, готовых раздербанить шоу в комментариях.

Мудак. Впервые это слово прозвучало в моей голове, и оно как раз применительно к этой звезде. И почему он мне так нравился раньше? Как же мне сейчас стыдно, ведь я гоняла его песни сотни раз в своем плеере. Прав был Захар. Думаю, такой жестокий человек правда мог бросить друга, перешагнуть через него, чтобы стать популярным.

Моё исполнение скучное? Сухое? Как он смеет так говорить? И как он посмел сделать выводы о моей жизни, даже не узнав меня? Я тоже могла бы разреветься на камеру, рассказывая миллионам о своей трагичной жизни, как это сделали другие участники. Но я не стала и не жалею об этом.

— Увы, вы не станете участником нашего проекта, — говорит ведущий, и в его голосе я слышу сочувствие.

— Лучше попроси своего папочку вложиться в тебя ещё раз. — Этот голос теперь будет преследовать меня в кошмарах. — Пусть купит тебе песню, снимет клип…

Папочку?

Словно удар под дых. Я больше не слышу его, поэтому не знаю, что ещё он предлагает мне сделать. Рука дергается вверх, чтобы коснуться того места, где было больнее всего. Но боль быстро заструилась по венам. Казалось, заболело везде.

Я поспешно развернулась, чтобы вся страна не увидела моих слёз. Надеюсь, они вырежут эту сцену из эфира. Не хватало еще опозориться.

За сценой я ускорилась. Дышать было трудно. Я не могла вдохнуть, словно что-то застряло в лёгких. Я знала, что это. Это вдребезги разбившиеся мечты и надежды.

Я не слышала слова поддержки, которые мне кричали участники, не чувствовала их рук, дружеских похлопываний. Сейчас мне никого не хотелось видеть.

Злой жизненный сарказм. У меня ведь и так никого не было. Даже позвонить некому, чтобы рассказать или пожаловаться.

Пошёл ты в жопу, Гай Биго!

Дядя Миша вчера сказал, что в жизни все возвращается. Буду молиться Богу, чтобы к тебе это вернулось в десятикратном размере.

Хватаю чемодан, несусь прочь от съемочного павильона. Выйдя из здания, прислоняюсь к холодной стене. Куда дальше?

Ноги сами двигаются к супермаркету. В кармане меньше ста рублей. Долго я на них не протяну.

Стучу в дверь супермаркета, надеясь, что сегодня смена дяди Миши. Он не обязан мне помогать, но эта соломинка, за которую я ухватилась. Утром он помог мне вымыть голову, чтобы на кастинге я выглядела более-менее сносно. И пусть после мыла мои волосы выглядели даже хуже, чем до помывки, мы ведь пытались.

Дверь открыл другой охранник.

— Тебе чего? — грубо буркнул он. Думаю, не узнал, хотя я видела его пару дней назад.

— Нет, — быстро мотаю головой, отходя назад, — ничего.

Дверь захлопывается, оставляя меня в одиночестве.

Стоять тут бессмысленно. Я вошла во дворик дома позади супермаркета, села на лавочку. Дежавю. Я сижу на скамейке с чемоданом, потерянная, не знающая, куда податься. Из глаза вновь посыпались слезинки крупными горошинами. Такими темпами, я намочу свое дорогое платье.

Биго был прав. Это платье от Валентино. И это последний мамин подарок. Она так хотела увидеть меня в нём на сцене, чтобы я при этом пела её любимую песню.

Céline Dion — My heart will go on love.

Мама рассказывала, что это первый фильм, который они с моим отцом посмотрели вместе. Первое свидание и песня, которая стала символом их любви. Мама до последнего вздоха любила моего отца. Возможно, поэтому Алексей Семёнович так ненавидел меня — живое доказательство их любви.

Сегодня я спела драгоценную песню в платье, которое для меня дороже всех денег на земле. Я провалилась. Не оправдала её ожиданий.

Мои руки дрожат. Я вся сотрясаюсь.

— Не прошла?

Резко поднимаю голову, чтобы увидеть Михаила Михайловича, остановившегося напротив меня. Качаю головой ответ, всхлипывая. Слёзы брызнули с новой силой.

— Бедная девочка, — старичок опускается возле меня на лавочку, прижимает меня к себе, словно заботливый дедушка, которого у меня никогда не было. Его рука заботливо поглаживает по темечку. Чувствую посторонний запах: корица и немного укропа. Но не отстраняюсь. — Я был уверен, что ты пройдёшь.

— Я тоже… ик… ой, — сама удивляюсь появившейся икоте.

— Значит, судей на мыло? — пытается пошутить дедушка.

— Да! — дергаюсь я, выпрямляясь. — Особенно Биго!

— Кого? — Дядя Миша улыбается, затем поднимается на ноги. — Вставай.

— Зачем? — шмыгаю носом, но слёзы прекращаются.

— Хочешь остаться на скамейке на ночь?

Морщусь.

— Нет, — выдыхаю едва слышно.

— Тогда бери свой чемодан и шагай за мной. В темпе.

Не знаю, почему я послушалась. Может, из-за того, что он приютил меня вчера. Или потому что только что успокаивал.

Мы прошли три квартала. Ноги жутко заныли. Они были недовольны каблуками. Я уже всерьез собралась открыть чемодан, чтобы достать кеды, когда дядя Миша вдруг затормозил у подъезда.

— Мы пришли, — добродушно улыбнулся старичок, подвигав усами. — Осталось только подняться на второй этаж.

— Я не… — Подозрительно осматриваюсь. Впервые за пятнадцать минут в мою голову закрались нехорошие мысли. — Вы здесь живёте?

— Да, — кряхтит дядя Миша, доставая ключ от домофона. — Я живу один, а комнат у меня две.

— Но мне нечем платить за жилье.

— Бог с тобой, детонька, — охнул охранник. — Не нужны мне твои деньги.

— Но… — я подняла руку, чтобы возразить. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Можешь прибираться в квартире, готовить…

— Я не умею готовить.

— Научишься, — уверенно отзывается дядя Миша. — Мне ведь не нужны изыски. Так, супец, картошку жаренную или макароны с колбасой.

— Хорошо, — соглашаюсь. А у самой с плеч такая гора сваливается, что, удивительно, как она меня еще не раздавила.

Мы входим в его квартиру. Я осматриваюсь. Маленькая прихожая, две комнатки, крохотная кухонька, туалет, ванная — вот и все богатство. Мне нравится.

— Правило только одно, — сообщает дедушка, открывая дверь комнаты, которая пока побудет моей, — не водить сюда мальчиков.

— Не переживайте! У меня нет парня. И я не собираюсь его заводить. Подруг тоже нет, — зачем-то добавляю.

Из мебели в комнате только старенький шкаф и раскладывающийся диван — мне больше и не надо.

— А ваши родственники не будут против того, что я здесь поживу? — Лучше узнать заранее.

— Эх, — печально выдохнул дядя Миша, — никого у меня нет. Жена умерла лет двадцать пять назад. А десять лет назад погиб сын с беременной невесткой.

— Мне очень жаль, — искренне сожалею о своем вопросе.

— Я поэтому тебя и позвал к себе. У тебя ведь тоже никого нет. Вот и будем вместе поживать. Одиночествам лучше держаться вместе.

Он ушёл, а я решила позвонить своему братику. Он ведь тоже одиночество. Одиночество, у которого есть я.

9  POV Биго

— Биго, — мягкие губы касаются моего уха, затем захватывают мочку, — может, поедем уже к тебе?

Тоненькие пальчики, завершающиеся острыми коготками, покрытыми красным лаком, касаются моего живота, затем быстро опускаются ниже, останавливаясь на бугре в моих штанах. Она оттопырила указательный палец и мизинец, затем потёрла мой член сквозь плотную ткань джинсов средним и безымянным пальцами.

— А зачем нам куда-то ехать? — спрашиваю псевдоигриво, отчего самому тошно.

Девушка поднимает лицо, чтобы возмущенно надуть накрашенные матовой помадой губки.

— Чтобы я могла попробовать его, — средний палец чуть сильнее надавливает, чтобы я уж точно понял, на что она намекает. Хотя какие тут намёки?

Сегодня на съемке я соврал. Мне не было скучно, возможно, впервые за три года. Я ожил на какие-то пять минут, пока Лора Ви была на сцене. К своему неудовольствию, я запомнил её имя. Интересно, это её настоящее имя?

Нет, черт тебя возьми! Тебе не интересно ни на грамм! Соберись!

Морщусь, когда костлявые пальцы перебарщивают с намёками. Девушка улыбается: она знает.

Кастинг давно закончился, а моя голова до сих пор не прошла. Не помог дорогой алкоголь, который я влил в себя в немалом количестве.

Перед глазами все равно стояла она, богатая девчонка. Её красивое лицо, обуреваемое непонятными мне эмоциями. Пухлые губы, которые она умудрилась сжать в одну линию. Руку на отсечение, она мысленно расчленяла меня.

Смотрю на блондинку, приближающую ко мне свое лицо, явно намеревающуюся подставить мне свои губы для поцелуя, и делаю то, чего никогда в жизни не делал. Я сравниваю. Белые прямые космы с блестящими вьющимися волосами. Её голубые раскосые глаза с большими карими. А ярко накрашенные и неестественно надутые губы с естественно розовыми, пухлыми от природы.

Эта сучка проиграла. Но и богатенькая куколка не выиграла. Пусть мне и понравилась её внешность, принципы ещё никто не отменял.

После её ухода меня уже ничего не привлекало. Я занялся тем, чем занимался до её появления. Ничем.

Позже, когда мы попали за кулисы, я слышал, как народ шептался, что она ревела, когда убежала со сцены.

Я не поверил: этого не может быть. Зачем ей плакать? А даже если и так, то богатенькие родители смогут подарить ей что-нибудь, чтобы её утешить. Песню, например, вкупе с клипом. Чего мелочиться?

Как она вообще додумалась спеть My heart will go on love? Титаник, мать вашу, серьезно? С Леонардо ДиКаприо и Кейт Уинслет? Великая любовь, одна из самых романтичных и трогательных, несмотря на смерть главного героя?

Какая же это хрень! Чушь собачья! Любовь? Ха три раза!

Нет никакой великой любви! Даже кровное родство не гарантирует наличие любви. Я знаю, о чём говорю.

Мне не нравится девчонка передо мной. Все так однообразно и до ужаса осточертело. Я не хочу везти её ко мне, не хочу ехать к ней. И даже возможность по-быстрому трахнуть её в туалете клуба не вызывает во мне адреналина. Раньше это все возбуждало, но сейчас кажется бессмысленным.

Я не принимаю приглашение на поцелуй, вместо этого наматываю на палец сухую прядь её волос. Мне не нужно подтягивать её к носу, чтобы сказать, чем она пахнет. Даже с такого расстояния я слышу приторную сладость. Фу, от такого аромата запросто заболит голова. И она уже начала потрескивать.

Пора валить отсюда.

— Что ты здесь делаешь?

Оборачиваюсь на знакомый голос. Вит.

В кромешной темноте его было сложно разглядеть. Он не раз меня пугал, появляясь словно из ниоткуда. Чёрная одежда, чёрные волосы до плеч почти делали из него невидимку. Выделились только его ярко-синие глаза, которые сверкали даже в ночи.

За нездоровое пристрастие к чёрному цвету в детдоме его обзывали готом. И звали так до тех пор, пока не поняли, что ему насрать на то, как его называют. Вит никогда не заботился о своем внешнем виде, считая, что гораздо важнее научиться виртуозно играть на гитаре, чем ходить в зашитых штанах. Поэтому на его черных штанах с каждым днем становилось все больше дыр, а на пальцах кровили мозоли.

— Я тебя не звал, — рыкнул я, затем пошатнулся. И чтобы не упасть, пришлось наклониться вперед и упереться рукой в гараж. Голова закружилась. Я прижал лоб к холодному металлу.

— И что случилось на этот раз? — спрашивает Вит спокойнее некуда.

— С чего ты взял? — хмыкаю, приподнимая правый уголок верхней губы.

— Ты всегда ломишься в мой гараж, когда напиваешься.

— Не всегда! — отталкиваюсь от металлической двери, чтобы мотнуть рукой, но не получается. Чёрт! Снова приваливаюсь к гаражу, ища опору. На этот раз плечом.

— Ага, точно, — усмехается Вит, — совсем забыл. Только тогда, когда тебе хуёво. И ты долбишь в эту дверь, словно пытаешься попасть в прошлое и найти там спасение.

Игнорирую его выпад. Потому что даже в таком состоянии я признаю сто очковое попадание этого говнюка.

— Открой, — стучу кулаком. По пустому гаражному кооперативу разнеслось громыхание. — Открой!

— Нечего тебе делать в моём гараже. Иди домой. В свою квартиру в новой высотке.

— Это и мой гараж! — К горлу подступил гнев. Я сплюнул вязкую слюну.

— Больше нет. — Я не вижу засранца, но такое чувство, словно он медленно, но верно вводит нож мне в подреберье. Стискиваю зубы. — Он перестал быть твоим, когда ты съехал.

— Я не хотел и дальше так жить!

— Тебе нравилось так жить. — Не знаю, что бесит больше — его уверенный тон или правота. Частичная правота.

— Мне нравилось писать тексты для твоей музыки, но не нравилось жить в гараже! Чёрт возьми, кому может нравиться жить в гараже?

— Мне.

Вит останавливается за моей спиной, вытягивает руку, отталкивает мой локоть, чтобы воткнуть ключ в замочную скважину. Мне пришлось поскрести по сусекам самоконтроля, чтобы остаться в вертикальном положении без помощи посторонних предметов. Дверь открылась. Вит наклонил голову, протиснулся сквозь метровый дверной проём, вырезанный в воротах гаража.

Я намеревался проделать ту же манипуляцию, но не смог поднять ногу, чтобы перешагнуть, споткнулся, с хрюком полетел на бетонный пол гаража. От грохота содрогнулась земля, не иначе.

— Сука! — Неужели нельзя придумать нормальную дверь в гараже? Кто вообще придумал делать их такими узенькими и так высоко от земли?

На встречу с твёрдой поверхностью все тело отозвалось болью. Особенно щека.

— Ау, — крякнул я, стараясь приподняться. Получалось не очень.

— Серьёзно? — недовольно пробурчал Вит, после чего схватился за мои плечи, потащил вверх. Он толкнул меня в сторону. Следующее приземление было уже на жёсткий диван с торчащими из него пружинами. Ну, это хотя бы лучше бетонного пола.

Мои глаза ослепил тусклый свет единственной лампочки, висящей на проводах под потолком. Я окинул взглядом место, в котором три года назад я проводил все свое время. Спал, ел, сочинял тексты. Здесь ничего не изменилось. Разве что, угнетало отсутствие следов жизни. Вит, видимо, тоже перебрался в другое место.

Железная коробка двадцать квадратных метров, разделённая на три зоны: отдых, еда и музыка. Справа от входной двери стоял старый видавший виды диван. На нём сейчас развалился я. Напротив — маленький деревянный стол, на котором расположились мини-телевизор и электрическая одноконфорочная плита. Нам больше и не нужно было. Телек и жратва не входили в наш приоритет. Мы перебивались дошиком. Все с трудом заработанные деньги мы вкладывали в то, что занимало большую часть гаража — самодельная студия звукозаписи. Боже, как же мы ей гордились! Я и сейчас горжусь, хоть и считаю убогой. Мы записали более двадцати треков, ни один из которых не пробился в музчарт.

Я сморщился, вспоминая, как мы бегали по кастингам, отбивали пороги продюсерских дверей, различных лейблов. Никто не захотел взять нас под свое крыло. Кроме Тёмы. Но и ему наша музыка не была нужна. Он хотел только смазливые мордашки, которые можно было продать малолеткам.

Кстати о внешности. Я дотронулся до щеки. Ох, черт! Подношу пальцы к глазам, чтобы убедиться: я располосовал кожу вдоль скулы с правой стороны.

— Шрамы украшают мужчину, — хмыкает Вит, наблюдая за мной.

— Захлопнись! — огрызаюсь, слыша в ответ лишь смешок.

Он возвышается надо мной, словно пытается раздавить авторитетом. Мы ровесники, но Вит всегда считал себя старше и мудрее.

— Неважно, какого качества бухло. Штырит тебя одинаково. И меры ты также не знаешь.

— Зато ты у нас спец! — рычу, но тут же жалею.

Не нужно было этого говорить. Вит меняется в лице. Его сложно вывести из равновесия. Только я знаю, что его задевает.

Вит не виноват. Никто их тех ребят, что окружали нас в детдоме, не виноват в том, что с нами случилось. Мы не выбираем, в какой семье родиться. Судьба та ещё сука.

Вит отворачивается, подходит к круглому стулу возле стены, на котором он обычно сидел, наигрывая новые мелодии.

Горло пересохло. Я хлопую по карманам, чтобы найти пачку сигарет. Ничего нет. Умудрился где-то потерять — вот непруха!

— Как ты узнал, что я здесь? — удивляю и себя и его подобным вопросом.

Час назад я вывалился из клуба, убегая от назойливой шлюшки и прилипалы Жеки. Я не хотел их видеть. Когда подъехало такси, мой язык выдал адрес прежде, чем мозг успел вообразить. И вот спустя тридцать минут, пошатываясь, я стоял в глухой темноте и относительной тишине, прожигая разъезжающимися в стороны глазами металлические стены гаража, который я когда-то называл домом.

— Мне позвонила Снежа.

— Не называй её так! — Вновь закипел, словно ржавый чайник. — Она не любит, когда её так называют.

— Ты сам её так называешь.

— Мне можно: я её брат. И вообще, почему она позвонила тебе?

— Потому что переживает о своем братце-имбециле.

Мне пофиг на то, как меня назвал Вит. И нисколько не обидно. В свое время мы называли друг друга и похуже.

— Мне не нравится, что вы созваниваетесь! — Я также пропустил мимо ушей слова Вита о том, что сестрёнка волнуется. Обо мне не нужно переживать. Я сам могу о себе позаботиться. И о ней тоже!

— Можно подумать, я стану тебя слушать.

Внезапно перед глазами появляются картинки того, как именно Вит может общаться с моей сестрой. Пелена заволакивает глаза. Зная Вита и его общение с существами женского пола, сложно предположить что-то другое. Хотя моё поведение и отношение к девушкам ничем не лучше. Но только Снежа не просто девчонка. Она — моя родная младшая сестрёнка, черт возьми!

— Только попробуй прикоснуться к ней! Я тебя на куски порубаю и зарою именно здесь! — Для убедительности киваю на люк, ведущий в погреб.

— Больной мудак! — Вит клацает зубами. — Снежа и моя сестра тоже!

— Не по крови, — убавляю гнев, выжидая, а, может, потому что силы на исходе.

— Это неважно. Для меня она сестра. И ничего этот факт не изменит. А ты можешь проваливать со своими угрозами и блевотными догадками. — Вит резко провёл по волосам, встряхивая. — Бога ради, как такая мысль проскочила в твоей башке? Совсем рехнулся на ебаной вершине музыкального Олимпа? А? Я ведь купал её в ванночке, после того как она бегала по лужам, и воровал деньги, чтобы купить ей конфетку, потому что ей было страшно и очень хотелось сладкого! Неужели после такого я могу хотеть её трахнуть? Пошёл ты!

Он прав. Я идиот. Я на взводе. И моё пьяное воображение вышло за рамки адекватности.

— Прости, — устало выдыхаю.

Мне хреново. Сегодня я поступил правильно, не взяв ту девчонку, ведь она точно не знает, что такое страх, одиночество, детдом, ночёвки в холодном гараже, когда утром приходится откапываться, чтобы выбраться наружу…

Но ведь она и не должна всего этого знать. Ни один человек не заслуживает такой жизни. Да, блять! Этого не заслуживает даже собака!

Тогда почему я так разозлился на Лору Ви? Ответ прост и противен.

Я позавидовал.

Чему? Таланту?

Да, она, безусловно, талантлива. Но нет, это не то, ведь я, Вит и Снежа тоже одарены.

У этой девчонки было, есть и будет то, чего нас лишили.

Возможность.

Возможность выучиться в лучшей музыкальной школе. Возможность купить дорогую дизайнерскую одежду. Возможность уверенно шагать вперед, зная, что тебя прикроют.

Я поступил правильно. Но тогда почему в глубине души меня точит червь сомнения. Не мог ведь я ошибиться? Нет ведь?

Меня начинает клонить в сон. Я зеваю.

— Спать можно было и в своей квартире. Неужели разваливающийся диван круче?

— Да, — уже почти провалился в сладкую негу сна, — намного круче.

10 POV Биго

Год спустя

— Гай! Стой! — Тёма запрыгивает в минивэн следом за мной. — Нам надо поговорить!

Ну, вот опять! Ничем хорошим эта фраза не заканчивается!

— Давай не сейчас, — закрываю глаза, откидываю голову на подголовник, а ноги закидываю на маленький столик. — Дай передохнуть пару дней.

— На пенсии отдохнёшь.

Не смеюсь. Мне не до шуток. Неделю назад я вернулся с большого гастрольного тура. Месяцы подготовки, репетиций, путешествий по городам России. Я до чёртиков устал. Выжат, словно старая вонючая губка на поржавевшей раковине. Спанч Боб нервно курит в сторонке.

А Тёме все мало. Как только опустились занавесы на сцене последнего концерта, казалось бы, в бесконечной череде выступлений, он принялся компостировать мне мозги из-за нового альбома. Который, по его мнению, я уже должен был настрочить в перерывах между концертами. Пока летел на самолёте, трясся на поезде или же тащился в этом провонявшем едой из придорожных кафе минивэне, который буквально стал моим вторым домом.

Я уже молчу о том, что забыл, как выглядит моя семья.

— Где таблетки? — обращаюсь к девчонке менеджеру, которая уже год ходит за мной хвостом.

Тёма утверждает, что это для моего удобства, но я уверен, что скорее для слежки и контроля. За последний год я сбавил обороты, умерил свой пыл. Не из-за того, что стал спокойнее или на меня благоприятно влияла редко улыбающаяся особа, которая считается моей правой рукой.

Все гораздо проще. У меня просто не было времени творить всякую херню. Я еле-еле выкраивал время на сон, еду и чтобы сходить посрать, черт возьми!

— Даже не вздумай спать с ней! — Первое, что сказал мне Тёмыч, представляя Ульяну. — Иначе вместо неё рядом с тобой двадцать четыре на семь будет находиться трясущийся ботан, критикующий и нравоучительный.

Ну, спасибо, что сперва дал мне шанс на нормальную жизнь и нанял тёлку.

Предупреждать Тёма очень любил, и угрожать тоже. Хотя в данном случае это было очень даже уместно. Конечно, я не кидаюсь на всех девок подряд, словно озабоченный подросток. Но я и не монах. В моей жизни достаточно секса.

А Уличка у нас зачётная, хоть и странная. Длинные стройные ноги, красивая осанка, не просто худощавая, скорее даже суховатая, угловатое вытянутое лицо, чувственные губы, голубые глаза и красивые русые волосы.

Раньше, встретив её в клубе или среди фанаток, я бы не раздумывая ринулся в бой. Но сейчас мои вкусы несколько… изменились. Вот уже год меня изнурял чёртов фетиш — у девушки обязательно должны быть кудрявые волосы.

Бесит! Как же это меня бесит и одновременно возбуждает!

Я отчаянно сопротивляюсь, но когда касаюсь пушистых прядей и закрываю глаза, тут же представляю её. Я ненавижу её, но она пробуждает меня.

Стараюсь выкинуть из головы богатенькую девчонку, перечисляю тысячу и одну причину, но не получается. Все потому что мне нравится ощущать эту ненависть. Она будоражит, давая хоть что-то ощутить. Всё остальное приелось. Даже новенькая хорошенькая помощница уже успела надоесть. А нежный голос в голове продолжает затягивать:

— Near, far, wherever you are…

— Что за таблетки ты пьешь? — хмурится Тёма, наблюдая, как Уля протягивает мне белую круглую пилюлю.

— Это парацетамол, — поясняет она, когда я не соизволил ответить. — У Гая болит голова.

Я закидываю таблетку в рот, запиваю её водой из бутылки, затем закрывая глаза, надеясь, что директор оставит меня в покое.

— Как давно ты заглядывал в интернет?

Резко открываю глаза, отчего картинка размывается. Что опять случилось?

— Я ничего не делал, — сразу отмахиваюсь, от греха подальше.

— Когда ты последний раз заходил в интернет? — настаивает Тёма.

Я шумно выдыхаю.

— Не помню. Зачем мне самому заходить. — Мне необязательно постоянно торчать в социальной сети, как это делают другие. Всё, что мне нужно, чтобы скоротать время, это мой плейлист. — Для этого есть вы.

— Он реально не в курсе? — Теперь обращается в Уле.

— Нет. — Она поджимает губы, расплющивая их.

— Что происходит? — Это меня нервирует. Что знают они, и чего не знаю я?

Тёма потер переносицу двумя пальцами, затем потянулся в карман. Он достал оттуда маленькую флешку, вставил её в плазменный телевизор, вмонтированный в перегородку между водителем и пассажирами.

— Тогда тебе нужно взглянуть на это.

В горле запершило. Мне не понравилось то, каким тоном он это сказал.

Откидываюсь на спинку, скрещиваю руки, смотрю в монитор, ожидая увидеть очередной репортаж о себе. Чем же ещё может быть недоволен Тёма?

Но нет. На экране появляется молодая девушка, которую я не знаю. Какое она имеет отношение ко мне?

Темные волосы, с модными сейчас синими прядками, собраны в высокий объемный хвост. Две прядки окружают лицо, подчёркивая его овал. На ней короткая футболка, оголяющая кусочек смуглой кожи, высокие джинсы, не дающие увидеть слишком много. Нога закинута на ногу, демонстрируя яркие кроссы.

— А обязательно отвечать? — говорит она, затем запрокидывает голову, обреченно вздыхая, словно вопрос её разочаровал. В следующую секунду камера снимает её крупным планом: я узнаю эту девушку.

Лора Ви.

Это точно она. Я в шоке замираю. Щурюсь, чтобы лучше рассмотреть. Где кудряшки? Где дизайнерское платье? Она кардинально изменилась. Поэтому я её и не узнал. В моей голове она выглядит иначе.

— Да, — отвечает человек за кадром.

— Если честно, я не хочу об этом говорить.

Говорить о чём?

— Зрители ждут твоих комментариев.

— А хотелось бы, чтобы зрители ждали моих выступлений.

— Тебя это расстраивает?

— Возможно. — Она смотрит на кого-то позади камеры, после чего хихикает. Этот звук заставляет меня взъерошиться. — Нет, ну, конечно, это не очень приятно. Публика изменчива. Сейчас все поддерживают меня, а через пару часов, возможно, начнут осуждать и говорить, что я пытаюсь пропиариться за чужой счёт. — Лора делает глубокий вдох, отчего её грудь приподнимается. — Я так не хочу. Я хочу добиться любви публики и популярности самостоятельно. Своими голосом, своими песнями. Не хочу, чтобы меня ассоциировали со скандалом. — Какой, на хрен, скандал? И при чем тут я? — К тому же, это не я его раздуваю.

— А кто?

— Вот это и мне интересно. — Она направляет указательный палец в камеру. — Кто и что хочет добиться? В любом случае, это явно сделано не для меня.

— А ты затаила обиду на Биго?

Уголок губы тянется вверх. Ещё бы. Уверен, она бы с удовольствием плюнула мне в лицо.

— Нет. — Она качает головой, затем усмехается на слова за кадром. — Год назад я была расстроена таким решением. Но в течение года я много думала о своем выступлении, прокручивала его в голове и пришла к некоторым выводам.

— Скажешь, к каким?

Девушка откидывается назад, затем дотягивается до резинки, удерживающей пышную гриву. Её пальцы зарылись в хвост. Она смеётся. В моем животе затягивается узел.

— Я не хочу о них распространяться, но думаю, что в некоторых аспектах он был прав… — она посмотрела вверх, закусив губу. — А в некоторых нет… но это его мнение. — Девушка мило улыбнулась. Я ловлю себя на мысли, что слежу за каждым её движением, чуть ли не затаив дыхание. — Я не собираюсь предъявлять претензии, требовать извинений и так далее. У меня нет обиды. Это жизнь. Не я первая, не я последняя, кого берут в шоу не с первого раза. Именно критика делает нас теми, кем мы являемся. Сейчас я радуюсь тому, что я здесь. Я хочу насладиться процессом, ведь здесь все бурлит и кипит. Я хочу окунуться в этот поток. Понимаете? — Лора нервничает. Это видно по тому, как она ковыряет свои ногти. — Не хочу оглядываться назад. Это глупо. И я говорю спасибо тем, кто искренне за меня переживает, но также прошу всех остановиться. Хватит это обсуждать, хватит слать проклятия в мой адрес или в адрес Биго…

Экран гаснет. Я не двигаюсь ещё пару минут, стараясь понять, что же все-таки произошло. Богатенькая девочка оказалась целеустремлённее, чем я предполагал. Она вернулась через год и успешно прошла кастинг.

Тема сделал глубокий вдох.

— Никак не могу понять, серьезно она говорит, или это часть шоу — сделать из неё бедную овечку.

Я даже не сомневался во втором варианте.

— Что за скандал? — спрашиваю, но ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ты еще не понял? — Директор вскидывает брови. — Твоя выходка год назад срикошетила в тебя же. Как только эта девчонка вновь пришла и покорила судей своим голосом, ты стал главной мишенью. Теперь все обвиняют тебя, что сразу её не взял и… — Он взмахивает руками. — Короче, много чего говорят.

— Обо мне и так много чего говорят. — Выпрямляю спину, не понимая, к чему он ведёт. Смотрю на Ульяну, но она отвернулась к окну, не желая участвовать в разговоре. — Какое мне дело до хейтеров? Пусть ругают, если им от этого легче.

— Ты не понимаешь масштабов. И у этой девчонки неплохие шансы на победу. Продюсерам она нравится, поэтому они, скорее всего, станут её продвигать. И если решат, что на скандале с тобой можно будет заработать, они это сделают. Уже сейчас рейтинги шоу резко рванули вверх. Каждый хочет пнуть тебя. И либо ты сейчас выдаёшь мне новый альбом, который затмит шумиху, — он прекрасно знал, что я не могу этого сделать, — либо нужно исправлять эту ситуацию. Срочно.

С каждым словом голос директора становился все жёстче, а я понимал, что моя задница вот-вот загорится. Коробка вокруг меня начинает сжиматься. Тёма с поразительной скоростью выкачивал из неё воздух.

— Что ты предлагаешь мне делать? — хмыкаю, ещё сохраняя показную наглость. — Просить прощения? Может, мне ещё на колени встать?

— Нет, — улыбка Тёмы говорит о том, что он уже представил, как я это делаю, — не нужны такие жертвы. Ты не будешь признавать вину. Мы воспользуемся тем, что говорит эта девчонка.

— Она меня не винит? — С издевкой поднимаю бровь указательным пальцем. — На этом все?

— Не тупи, — вполсилы рычит директор. — Вам нужно вместе появиться в кадре, где вы мило расскажете публике, что между вами нет никакого конфликта.

— Что значит вместе появиться в кадре? — Предчувствие заскреблось под ложечкой.

— Я уже договорился с Кириллом. — С продюсером проекта? — Он пошёл нам навстречу, согласившись, что самым выгодным решением будет спеть дуэтом.

— Дуэтом? — воскликнул я, закипев словно чайник на плите. 

11 POV Вили

Пот струится по лицу, спускается вниз по шее, затем задерживается в неглубоких яминках ключиц. Я стараюсь делать глубокие вдохи, чтобы не сбить дыхание, но, кажется, уже поздно. Я начинаю задыхаться. Упрямо сжимаю зубы, продолжая повторять за тренером. Удаётся далеко не все, но я не сдамся. Не сейчас, когда я уже добилась того, к чему так долго стремилась.

Пусть стонут нытики, а я буду двигаться вперёд.

— Резче! — Я делаю, как велит девушка в обтягивающих легинсах, наблюдая за её движениями в зеркало. — Быстрее!

Делаю оборот вокруг своей оси, возвращаюсь в исходную позицию, вращаю бёдрами, стараясь при этом следить за руками. Вот блин! Это не так-то просто.

— Зачем певцам учиться танцевать? — пробубнила моя соседка слева. Как у неё хватает на это сил? Я ни о чём даже думать не могу, стараясь выложиться на все сто. Главное — не скулить и не сдаваться.

— Тихо! — Её услышала не только я, но и тренер. — Считаешь, что у тебя хорошая физическая форма? Или, думаешь, на сцене за тебя будет петь автотюн? Я даже на таком расстоянии слышу твою одышку. А жир на заднице сам рассосётся?

По залу прошелся смешок. Как же все-таки люди любят чужие промахи. Я не присоединилась: мне все равно, насколько толстая у кого-то жопа или громкая одышка. Я лишь закатила глаза, возмущаясь пренебрежительному отношению к поставленной задаче и тренеру.

— Ещё раз! — кричит тренер, подходя к сабвуферу, видимо, чтобы поставить трек заново. — Кто будет халтурить, вылетит отсюда быстрее, чем высохнет пот на его теле! Понятно?

— Да! — хором отозвались мы.

Я бью по бёдрам, чтобы размять напряжённые мышцы. Не помогает. Поправляю причёску. Волосы щекочут влажную кожу, но времени собрать их в гульку нет. Да и эта резинка не растянется до нужных размеров.

Повторяю начальную комбинацию, делаю поворот как раз в тот момент, когда в дверь громко стукнули, и показалась голова одного из парней, работающих на проекте. Все называют их посыльными.

— Мне нужна Лора, — говорит он, чем удивляет всех.

— Хорошо, — кивает тренер.

Стараюсь не опустить голову, под натиском любопытных и недовольных взглядов. Другие участники проекта меня явно недолюбливали, считая, что я попала сюда только из-за шумихи, поднявшейся в интернете. Это грустно, но я не подаю вида.

Год назад я бы закрылась в себе и боялась каждого шороха, анализируя каждый косой взгляд, но сложности, с которыми пришлось столкнуться за этот период, закалили меня — как бы смешно это ни звучало.

Я больше не одинокая девочка с чемоданом, не знающая куда податься. Сейчас меня окружаю те люди, которые действительно любят меня: Захар, дядя Миша, которого я теперь с заботой называю дедушкой.

— Что-то случилось? — спрашиваю, петляя по бесконечным коридорам вслед за худощавым пареньком.

— Понятия не имею, — отзывает он, не оборачиваясь. — Меня ни во что не посвящают. Я лишь выполняю указания.

Думаю, он прибедняется. Обычно те, кто незаметнее всего, знают гораздо больше, чем все остальные. Но я решила не настаивать. Все равно узнаю.

Мы подходим к кабинетам, куда простым участникам путь закрыт. Продюсерская зона.

Сердце ударилось о рёбра. Что происходит?

Парень останавливается около двери, показывая большим пальцем, что мне следует войти внутрь одной. Я аккуратно нажимаю на ручку, тяну дверь на себя, затем вхожу.

Продюсер сидел за своим рабочим столом. Он был одет в белую рубашку и синие брюки. Рядом с ним стояла секретарша в строгом брючном костюме.

Я сразу почувствовала себя неловко, ведь на мне спортивная одежда, причем открытая. Обтягивающие бело-черные лосины, облепляющие меня словно вторая кожа, спортивный топ, оголяющий живот и спину, и мягкие кроссовки. Я уже молчу о том, что моё тело до сих пор покрыто потом. Уверена, что пахну я точно не альпийской свежестью. Лучше об этом не думать и сделать вид, что так оно и должно быть.

— Привет, — улыбнулся продюсер, шокируя белоснежными зубами, — прости, что отвлекаю от тренировки.

Он встал, обошёл стол, направился к кулеру, чтобы набрать воды в бумажный стаканчик, после чего протянул его мне.

— Спасибо, — беру стаканчик, отвечая на взгляд его тёмных глаз, не увиливая. В горле правда пересохло. Опрокидываю стаканчик, жадно глотая прохладную воду, затем стискиваю твёрдую бумагу.

— Так вот, — начинает продюсер, садясь на чёрный кожаный диван и кивая на точно такой же за моей спиной. Я опускаюсь на него, ожидая, немного сузив глаза. — Я хочу поговорить с тобой о том скандале, который бушует в сети. — Ожидаемо. Я и не надеялась, что руководство проекта оставит его без внимания. — Что ты о нём думаешь?

— Это не я его начала, — выпаливаю моментально, словно если заговорю на полсекунды позже, на меня повесят всех собак.

— Нет, конечно, — соглашается мужчина, качая своей беловолосой головой. — Но кто-то его не просто разжёг, но и продолжает раздувать. — Он на минуту замолчал, наблюдая за мной. Я невольно заерзала на сиденье. — Буду с тобой честен. Нам нравится этот скандал. — Хлопаюресницами. Надеюсь, мне не послышалось. — Он привлёк много внимания к новому сезону. Я бы не стал вмешиваться, наблюдая, пока конфликт сам сойдет на нет. Но другой стороне такой пиар не нравится.

Другой стороне? Гай Биго?

Даже от простого упоминания имени этого человека, становится не по себе. Я не злюсь на него и не обижена… наверное… Я не понимаю, чем же я ему так не понравилась. В сети появилась куча догадок, но я не принимаю ни одну из них.

— Мне тоже не нравится, — поджимаю губы. — Я не хочу, чтобы мой путь по проекту строился только на том, что в прошлом году Биго оскорбил меня на всю страну. Я не хочу пиариться за чужой счёт. Это неправильно. Я перестану себя уважать.

— Вот как? — Теперь его очередь удивляться. Думаю, в его кабинете редко говорили о самоуважении. Тем более, такие сошки как я. — Ну, тогда, думаю, мы приняли правильное решение.

— Мы? Какое? — Внизу живота образовался спазм. Не собираются же меня выкинуть из-за этого идиотского скандала, к которому я вообще не имею никакого отношения? Гай уже успел связаться с продюсером шоу. Неужели он снова хочет меня выкинуть, унизив? Я не позволю!

— Мы должны показать, что ты не таишь обиду на Биго. Нужно показать всей стране, что вы прошли этот этап и двигаетесь дальше.

— Каким образом?

Ответ приходит сам собой, когда дверь широко распахивается, а на пороге появляется Биго, собственной персоной. Я подскочила на ноги, не готовая к встрече.

Быть этого не может! Господи, хуже и быть не может! Я касаюсь своего голого живота, чувствуя влажность пота. Черт!

12  POV Биго

Я был настроен решительно. Гнев буквально разъедал меня изнутри.

Дуэт? Совместное выступление?

Да, сейчас, блин, разбежался!

Я шёл следом за директором, прожигая его спину яростным взглядом. Он точно это чувствовал. Думаю, Тёма старательно удерживался от того, чтобы не почесаться. Растягиваю губы в ухмылке. Пусть помучается.

Когда мы почти подошли к двери, директор неожиданно шагнул вправо, прижался к стене, уступив первенство, поэтому мне пришлось самому толкнуть дверь и войти внутрь.

Из моих ушей валил пар. Первым я увидел Кирилла — продюсера дебильного шоу. Он выглядел счастливым, словно только что заработал парочку миллионов. Хотя, возможно, так оно и было. Позади него стояла прямая как палка секретарша.

— О, вы вовремя, — обрадовался продюсер. — Мы как раз обсуждаем…

Я не соизволил дослушать, повернулся туда, куда смотрел Кирилл, и замер. Мне словно воду в лицо плеснули, а затем ударили под дых. Мои глаза расширились, жадно поглощая увиденное.

Лора Ви в дизайнерском платье взбесила, в джинсах и короткой футболке «аля сорванец» заинтриговала, а в спортивном костюме, с блестящим от пота телом, взбудоражила.

Моя кровь забурлила. Она словно голая. И даже лучше. Я мог многое увидеть, а чего не было видно, то было так обтянуто, что представить не составит труда.

Орган в штанах дернулся ей навстречу. Мои глаза перескакивали с одной мелкой капельки, словно росой облепившие её соблазнительные изгибы, на другую. И платье, и широкая футболка полностью скрывали её высокую соблазнительную грудь, тонкую талию с плоским животиком и шикарные бёдра. Но сейчас все предстало передо мной, выбивая почву у меня из-под ног. С данного ракурса я не мог рассмотреть лишь её попу, но, руку на отсечение, она самая сочная из всех, что я видел. Такими темпами я скоро лишусь всех своих конечностей.

Мои глаза, наконец, поднялись вверх, чтобы посмотреть ей в лицо. Растрёпанные волосы, словно она только что вылезла из постели, красные щёки, слегка приоткрытые розовые губки, широко распахнутые глаза. Чёрт, придётся признать — она красотка.

Её взгляд был прикован ко мне. Она тоже занялась разглядыванием моей нескромной персоны. Я знаю, что она видела. Когда я сидел в жюри, был слишком далеко, сейчас же я прямо перед ней.

Из-за роста выше среднего ей пришлось поднять голову вверх, чтобы оценить моё худощавое лицо, с чёткой линией скул, заострённым подбородком, бровями, напоминающими две линии и прямым носом с небольшой горбинкой. Сказалось бойцовское юношество, когда приходилось драками отстаивать свое право на самовыражение. Её взгляд не задержался на моих голубых глазах, словно боялся, опустился ниже.

Сегодня на мне чёрные низко-посаженные джинсы, свободная белая футболка с красочным принтом, дающая возможность полюбоваться большинством моих татуировок — теми, что на руках и шее. Некоторые из них символичны, некоторые нет. Например, череп с двумя перекрёстными костями я набил на левой кисти, просто чтобы напугать окружающих. А птичку на шее как символ своей свободы.

На прошлой нашей встрече у меня уже были проколоты уши — в одном гвоздик с тёмным камнем, а в другом маленькое колечко. А вот нос ещё не был. Я проколол его полгода назад, стремясь что-то поменять в себе. Мне всегда кажется, что чего-то недостаточно — проколов, татуировок. Хочется большего, но пока я не получил то, что меня удовлетворит.

Снова как в нашу прошлую встречу мы перестали обращать внимание на окружающих. Её большие карие глаза все-таки решились встретиться с моим взором. Я ещё не понимаю, что происходит, но внизу живота уже появлялась тяжесть, а сердце затрепыхалось, словно именно туда, а не на шею, я поселил маленькую птичку.

Я увидел в её глазах удивление, после чего появилась заинтересованность, но всё исчезло слишком поспешно. Теперь я чётко вижу, как внутри неё происходит борьба. Сиюминутный гневный порыв, желание разорвать меня на куски были поглощены разумностью и страхом последствий. Оказывается, все не так как она говорила. Наш богатый ангелочек вовсе не так добр, как показался на видео. Это лишь игра. Но почему я не разочарован? Наоборот. Мне вдруг стало дико интересно.

Как она там говорила? Не затаила на меня обиду?

Но я вижу в её взгляде раздражение, словно моё присутствие давит на неё. Она задирает подбородок, чтобы показать наличие гордости. А мне уже нравилась идея совместного выступления. Я докопаюсь до её истинной сущности. И когда я все пойму, то сотру её в порошок, оставив лишь пылью на краю своей дороги.

13  POV Вили

— Да он издевается! — воскликнула Ирина, педагог по вокалу проекта. — Мы что, по его мнению, Хатико, чтобы сидеть здесь и ждать появления его величества?

С утра, когда я собиралась на тренировку, ко мне в комнату заглянул Костя — мальчик на побегушках, сообщив, что меня ждут в первой репетиционной комнате.

Я оделась в широкие джинсы с завышенной талией, тёмный свитер: после вчерашнего неглиже хотелось максимально закрыться. По телу до сих пор расползаются мурашки, стоит вспомнить, как Гай смотрел на меня вчера. Я не знаю, что видела в его глазах. Такой горящий взгляд мне незнаком. Не думаю, что это нормально. Словно я стою перед ним абсолютно голая.

То, как Биго гримасничал, когда его директор и продюсер шоу обсуждали наше выступление, которое должно было стать финальной точкой бессмысленно раздутого конфликта, давало четкое представление о том, насколько сильно он хочет петь со мной дуэтом.

Пфф! Мне захотелось крикнуть на него, ударить или сделать что угодно, чтобы привести в чувства этого идиота. Можно подумать, я горю желанием разделить с ним сцену! К тому же, готова биться об заклад, Биго точно будет стараться перетянуть внимание на себя, чтобы задвинуть меня на второй план. Черта с два я ему это позволю!

Палка о двух концах: с одной стороны, выступление с этим придурком будет тем ещё испытанием, но, с другой, я могу согласиться с тем, что дуэт — это хороший ход, который действительно поможет разрядить обстановку, и скандал сойдёт на ней. А, значит, во мне перестанут видеть соперницу Гая Биго и начнут видеть певицу. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы это быстрее произошло…

И вот мы с педагогом по вокалу уже час ждём эту охреневшую задницу!

Только Гай Биго вызывает во мне желание сквернословить.

— У меня полным-полно других дел! — Ирина продолжала выплёскивать свой гнев, словно это поможет. Ну, раз ей от этого легче, пусть продолжает. — В конце концов, у меня еще есть и другие подопечные!

Мы уже распелись, немного поговорили о преподавателях в музыкальной школе, которую я кончила. Оказалось, что Ирина знает всех педагогов и некоторых известных выпускников. Это впечатляет. И она осталась довольна моими навыками. Ещё бы!

Эльвира Наумовна могла дать фору любому офицеру. Она муштровала меня хлеще, чем бойцов в спецназе. Она никогда не щадила меня, но тем временем почти не замечала Жанну. Преподаватель знала, какие у меня возможности и не давала моей лени или желанию повеселиться взять вверх, как это было с бывшей подругой, которая за прошедший год ни разу со мной не связалась.

— Я пойду! — Ирина раздражённо поджала губы. — Ты тоже можешь идти. Я скажу, что отпустила тебя. Не думаю, что стоит продолжать ждать его! Пусть теперь он за мной побегает! Хотя можешь остаться и попрактиковаться, если есть желание.

— Хотелось бы немного.

Проект начался неделю назад, и за это время мне не удалось побыть наедине с собой. В комнате со мной жила ещё она девочка, а все репетиции и тренировки у нас с участниками пока были совместными. Неплохо было бы остаться тет-а-тет со своими мыслями, а не со стадными инстинктами.

Поднимаюсь со стула. Ирина кивает, затем уходит, звонко стуча каблуками, показывая, насколько сильно злится на Биго.

Я же окинула взглядом комнату. Маленькая репетиционная комнатка больше похожа на звукоизолированную кабинку. В центре округлая импровизированная сцена, на которой стояли два округлых стула. Вдоль стен неловко расставлены музыкальные инструменты, включающие в себя синтезатор, барабанную установку, бас-гитару, электро-гитару… чёрт! Даже скрипка имелась.

Стискиваю зубы. Раньше я могла часами слушать звуки, рождавшиеся на этих струнах. А сейчас даже один её вид вызывает раздражение.

Мне не нравится, что я все чаще чувствую жжение гнева внутри. Словно раньше я была в коконе безэмоциональности и вот сейчас выбралась наружу, столкнувшись с реальностью.

Для меня не была сюрпризом подлость Ольги Семеновны и её братцев. От них я могла ожидать всего, что угодно. Но вот предательство Никиты больно ранило. Если первую неделю я ещё цеплялась за надежду, уже просачивающуюся сквозь пальцы, словно песок, что он опомнится, пошлёт свою мать на три веселых буквы, чтобы быть со мной, то дальше все стало предельно ясно. Никите я больше не нужна.

И, возможно, я бы могла найти тысячу причин, чтобы оправдать его и продолжить ждать, но не стала этого делать. Я ведь решила двигаться дальше. В конце концов, в моей жизни были вещи, которые причиняли мне намного больше боли.

Одна из них — вынужденная разлука с самым родным человеком.

Захар. Мой братик. Маленький человечек, с нетерпением ждущий, что я найду выход.

Мы виделись так часто, как только могли. Я всеми силами старалась показать ему, что безумно его люблю и никогда не брошу. И он верил мне. Но все равно сердце разрывалась, ведь я видела тоску в его глазах, когда приходило время расставаться.

Оставшись без зрителей, вновь окидываю взглядом инструменты в надежде, что упустила из виду тот, что мне нужен. Разочарованно выдыхаю, когда убеждаюсь, что не слепая, затем плюхаюсь на стул, пододвигаюсь к синтезатору.

Я не люблю пианино, хотя и умею играть.

В музыкальной школе обязательно обучали одному инструменту на выбор. Я выбрала гитару, но Алексей Семенович настоял на пианино. Причина такого упрямства прозрачна. И мама ничего не смогла сделать.

Скрипя зубами, мне пришлось учиться. И все же я не оставила попыток научиться играть на гитаре, изучала папины нотные тетради, а полгода назад, работая и не платя за жилье, я смогла накопить на собственную гитару. Правда, я не взяла её с собой на проект и сейчас об этом жалела.

Я быстро перебирала пальцами по клавишам, наигрывая незамысловатую мелодию, чтобы размяться.

После нескольких минут практики поворачиваю голову к двери, чтобы убедиться, что по-прежнему одна. Хорошо. Мои пальцы не спеша скользили по инструменту, подбирая нужное звучание.

Я уже год работаю над этой мелодией, но все никак не могу закончить. На гитаре она звучала немного иначе. Сейчас придётся довольствоваться тем, что есть.

— «Прости, — шепчу я в тишину, — пропела я, едва слышно, закрыв глаза, уже не наблюдая за пальцами, — тебя забрать я не могу». Не плачь, я здесь, всегда с тобой. Ты нужен мне. Ты мой родной.

Слова сами срывались с губ, словно молитва. Это то, что я каждый раз говорила своему братику, когда видела его, когда разговаривала с ним по телефону. Я жутко скучала, хотела видеть его рядом с собой. Но не могла. Пока что.

— Мой голос больше не звучит в том доме, где мой братик спит. — Этот дом в моих снах всегда выглядел темным и пустым. Я так боялась за Захара, ведь знала, что в нём он вряд ли будет любим. Пусть они и одной крови: в этой семейке каждый сам по себе. — Чужая я, чужие сны, чужие окна до весны.

Сейчас мама меня бы не узнала, как и я себя не узнавала. Было странно, словно я наблюдала за собой со стороны. Но я продолжала думать, что все наладится. Это ещё одна причина, по которой я пришла обратно на проект, несмотря на то, что произошло в прошлом году. Я не могла позволить кому-то разрушить мои мечты, надежды моей матери и веру в меня моего брата.

Назовите меня меркантильной, но я знала, что проект сможет сделать из меня звезду, с чьим мнением будут считаться. Слава, деньги… Мне нужно все это. Не для себя. Я хочу забрать брата.

Именно поэтому я так усердно работала весь год. И не буду щадить себя сейчас.

Я зарычала, вскакивая на ноги. Биго, видимо, не собирался приходить. Этому козлу плевать на всех. Если верить СМИ, он смог бросить своего друга, покинув группу, чтобы запихать свою физиономию в поезд популярности, стремительно набирающий обороты. А я ему даже не нравлюсь. Выводы напрашивались сами собой.

Когда я вернулась в общую гостиную, там уже собралась вся команда. Они сидели на огромном белом ковре, брошенном в центре. Каждый раз, когда мой взгляд падал на этот предмет, я все думала, для чего он нужен. И теперь получила наглядный ответ.

Сядьте, дети, сядьте в круг…

Я подошла ближе, чтобы увидеть, на что или на кого так пристально смотрят десять пар глаз. Вдруг раздался взрыв всеобщего смеха, от неожиданности я немного шарахнулась назад.

— А! — обрадовался парень, находившийся в центре сборов. Он выпрямился, и теперь я могла его рассмотреть. — Вот и Лора Ви! Наконец! Мы уже гадали, куда это ты пропала, а я решил, что не увижу тебя сегодня. Хотя пришёл в том числе, чтобы познакомиться с тобой.

Я застыла, узнав подмигивающего мне парня.

Итан Вейбах. Известный под укороченной версией своего имени — Тан.

Звёздный парнишка. Очень популярный хип-хоп исполнитель. Внешне что-то среднее между рэпером и фитнес тренером. Короткие волосы, с бритыми висками, зачёсаны вверх, греческий профиль, черное колечко в носу, татуировка в виде геометрически ровной снежинки на шее — он выглядел суперсексуально.

Я могла причислить себя к фанатке, ведь каждая его новая песня замусоливается до дыр в моём плейлисте. Самая моя любимая — Кайф.

— Я очнусь от кайфа, разделённого с тобой. Ведь вчера ты мне сказала, что я только твой…

Сотню раз повторяла эту фразу, мечтая стать чьим-то кайфом. Я хочу почувствовать, каково это быть охренеть какой желанной. Чтобы меня хотели также сильно и необузданно, как этот парень ту, о которой написал песню.

Тан поднялся на ноги, чтобы чужие головы не мешали ему рассмотреть меня. Его зелёные глаза сверкнули, а губы изогнулись, словно он ожидал чего-то иного, когда шёл сюда. Неловко. Закусываю губу, но быстро адаптируюсь к этому чувству. Я ведь не обязана оправдывать чужие ожидания.

— Двиньтесь, ребятки, — он мягко оттолкнул двух парней в разные стороны, расчищая место, где я могу примоститься.

Я не стала возражать. Не обращая внимания на недовольные взгляды женской половины, опустилась на пол между двумя красавчиками нашей команды. Мне надо привыкнуть, раз я стремлюсь в мир шоу бизнеса. Здесь чётко работает теория Дарвина о естественном отборе. Выживает лишь сильнейший. Сложно сказать, что ценилось в этом мирке больше. Талант? Красота? Харизма? Или умение приспосабливаться?

Я пока не готова дать ответ.

— Где пропадала? — Тан приподнимает проколотую бровь. Чёрт, а пирсинги некоторым очень идут.

— Распевалась, — отвечаю немного смущенно. Надо поработать над этим. Не дело каждый раз краснеть, когда вижу кого-то из знаменитостей. Эй, я ведь стремлюсь в их лигу!

— Почему ты распевалась отдельно от команды? — продолжал допрашивать парень, но по его игривому взгляду сразу заметно, что он издевается. В хорошем смысле.

Я открываю рот, что ответить, но меня обскакивает ярко накрашенная брюнетка. Неловко, но я не помню её имени, хотя, уверена, что раньше в её волосах не было этих красочных прядей, словно она отчаянно пытается походить на петуха. Честно, я не преувеличиваю. Наверное, я могу её понять. Каждый из нас хочет выделиться из толпы, чтобы запомниться. У меня нет в этом недостатка.

Казалось, я уже прославилась. Ну, да, за чужой счет. И я этим, как бы, не горжусь.

— А она у нас уже звезда, разве нет? — Её нарисованные брови превратились в две дуги. Я повторяю её жест. — Звёзды такого масштаба не тусуются с простыми смертными.

Ребята дружно выдали смешок. Им нравилось, что она пытается меня унизить. Что я ей сделала? Что я сделала им?

— Зазналась? — Тан широко улыбнулся, словно ему это понравилось.

— Нет, — отвечаю достаточно жёстко, не разделяя его веселье.

Тан хмыкает, принимая мой ответ как вызов. Он неотрывно смотрит на меня несколько секунд, затем на девушку с яркими волосами. Она скрестила руки на груди, нахохлившись, раздражившись тем, что я перетянула внимание звёздного парня на себя. И взгляд её был настолько испепеляющим, что мне захотелось поднять руки вверх и сказать, что я не специально. Что я, естественно, не сделала, потому что… пошла она.

Я на своем месте. Заслуженно.

— Кто считает себя круче Лоры Ви? — Тан поднимает руки вверх, покачивая кистями, призывая откликнуться.

Парни хмыкают, показывая, что они не вмешиваются. И к моему ужасу руки поднимают все девчонки. Даже моя соседка по комнате. Дружбы на этом проекте нет и быть не может. Утром они будут мило ворковать, обсуждать симпатичных парней, а уже в обед попытаются ткнуть тебя мордой в навозную кучу. Я так не играю. Подлость не мой конёк.

— А кто готов доказать, что он круче? — Девчонки немного скуксились. Я вытянула уголок губы. Уже лучше. Считать себя круче мог кто угодно, а вот с доказательствами куда сложнее. — Ну же, сладенькие! — Парень принялся подмигивать. — Покажите мне и этой выскочке, — его палец словно стрелка флюгера остановилась на мне, — кто здесь звезда? Здесь, конечно, нет камер, но я гарантирую приз.

Тан хищно облизнул нижнюю губу. Девчонки наблюдали за ним, широко раскрыв глаза. А он светился. Уверенность в своей неотразимости. Амбиции сносят башню.

Первой в центр вышла девчонка с цветными волосами. Она гордо вздёрнула подбородок, затем послала мне предупреждающий взгляд. Я вскинула бровь, показывая, что не боюсь, что бы там ни придумал звёздный мальчик.

Следом вышли ещё две самодовольные особы. Моя соседка решила не участвовать. Я окинула взглядом оживившихся участников. Похоже, им нравилась возможность втоптать меня в грязь.

— Хорошо! — Тан хлопнул в ладоши. — Правила вот такие. Сейчас вы назовёте цифру от одного до… — он достал свой телефон, быстро набрал пароль, открыл приложение, — до ста двадцати трёх. Это ровно столько песен в моём плейлисте. Какая песня будет под этим номером, ту и исполните. Кто круче зажжёт, кто чище споёт, тот и победит. Лады?

Головы опустились и вновь поднялись, соглашаясь. Хм, словно у нас есть выбор.

Я закрываю глаза, стараясь собраться с мыслями. Это ведь не сложно. Просто спеть песню. Я ведь всю жизнь этим занимаюсь. Но нервировала сама ситуация, когда уже даже попав в проект, понравившись судьям, приходится ещё и участников убеждать, что мне есть место среди них.

Девушки принялись перебирать цифры. Ярковолосая выбрала номер один. Тан довольно захихикал.

— Молодец, — похвалил он. — Желание лидировать радует. — Он смотрит на меня, вытягивает губы вперед. — Я ожидал этого от тебя.

Я подняла голову. Этот парень меня не знает. К чему такие выводы? Я никогда не была выскочкой.

— Есть разница, — говорю, понимая, что пора перестать отмалчиваться, — между тем, чтобы считать себя первой и чтобы ею быть.

— Оу, — выдал один из парней, захихикав в кулак.

— Ха! — резко выдыхает Тан. — Мне нравится! Готова назвать цифру?

— Сто двадцать три, — произношу, делая незначительную паузу между каждой цифрой. Я специально выбрала самую последнюю в списке. Назовите это упрямством. Или же я хотела показать всем, что не боюсь. Неважно.

— Слот, — парень поднимает телефон, показывая, что под номером сто двадцать три песня группы Слот «Круги на воде». — Поздравляю.

С чем? В горле застревает огромный ком, не получается сглотнуть слюну, внезапно заполнившую мой рот.

— Можешь выступить последней, — говорит Тан. Видимо, я выставила свое замешательство напоказ.

Я киваю, отворачиваюсь, чтобы собраться с мыслями. Само исполнение меня не пугало: мой голос справится. Но вот текст… С этим несколько сложнее. Весь этот год я сдерживала эмоции внутри, а в этой песне слишком много того, что заставит треснуть мои раны.

Не думаю, что готова.

Я не знаю, какие песни достались остальным девчонкам. Меня это и не интересовало. Я опустилась в кресло немного поодаль, чтобы наблюдать за происходящим бессмысленным взором.

Парни решили присоединиться к девчонкам, потому что всем попались песни с вставками рэпа. Команда разбилась на группы.

Ловлю на себе пристальный взгляд. Смотрю вправо. Тан разговаривает с парнем, на голове которого красуются жирные сосиски вместо волос — дреды. Оказывается, не только я осталась без команды. Но этот парнишка, не помню, как его зовут, не спешил ко мне присоединяться.

Мне не нужна команда. Хватит и того, что меня поставили в дуэт с человеком, который даже не явился на первую репетицию. Чёрт! Запускаю пальцы в волосы, мне не нравится покалывание внутри. И тошнота тоже не добавляла положительных эмоций.

Начинаются выступления. Первой, кто бы сомневался, выступает номер один. Она поёт известную попсовую песню. И делает это достаточно круто. Ко второму куплету ей начинают подпевать и подтанцовывать. Сильный соперник.

Дальше было не хуже. Команда у нас не хиленькая. Единственное, песни у всех ритмичные и ненавязчивые. Никому не попалась любовная баллада. Хотя, скорее всего, таких просто не было в плейлисте хип-хопового мальчика. Видимо, лишь я буду вывернута наизнанку. Вот, блин, везенье.

Я даже не сразу поняла, что пришла моя очередь. Просто почувствовала, что все уставились на меня.

Набираю полные лёгкие воздуха, выходя в центр. Тан подключает свой телефон к колонкам, чтобы минусовка гремела на всё здание, затем толкает микрофон в мои руки, чтобы и меня было слышно.

Обманчиво спокойно заиграла мелодия. По коже сразу поползли мурашки. Стоило открыть рот, они принялись хаотично блуждать по моему телу.

— Кто-то ушёл на дно,

А кому-то все равно…

Мой голос чуть громче шёпота, а перед глазами одинокая девушка, льющие слёзы, сидя на лавочке. Насколько мне было плохо в тот момента, и как равнодушно меня выкинули на улицу, словно старую подранную игрушку. И как я снова и снова набирала любимый номер, чтобы услышать слова поддержки. Но он не ответил.

Я заслоняю лицо рукой, словно огораживаясь от посторонних взглядом. Затем едва ощутимо касаюсь кончиками пальцев лба и щеки, скольжу ниже и вбок, затем вверх, приближаясь к волосам. Указательный палец обращается к потолку.

— Кто-то ушёл наверх,

То есть ушёл навек…

В горле першит. Боль утраты всегда во мне. Я не расстаюсь с ней даже во сне. Иногда мне снится, что мама не умерла. Я пытаюсь разговаривать с ней. И временами она отвечает мне, улыбается. Но чаще я просыпаюсь в слезах, когда понимаю, что мама лишь снится, и я никогда не увижу её вновь.

Я скучаю. Голос болезненно дёргается, но это замечаю только я.

Мелодия набирает обороты. В игру вступает ударная установка и звонкое гитарное соло, оглушая, когда я хрипло вдыхаю, голос становится под стать громким:

— Так пускай наступает холодным рассветом на нас новый день…

Глаза присутствующих округляются. Я немного склоняюсь, шире расставляя ноги и подгибая колени, чтобы удобнее было выдавать звуковое безумие. Стискиваю микрофон двумя руками, наслаждаясь шоком на лицах и дрожью по всему телу.

Дальше в песне должен появиться мужской голос, зачитывающий слова. Не рэп, а скорее монолог о цикличности и отсутствии выбора. Я решаю пропустить его: какая разница.

Наклоняю голову, переводя дыхание и ожидая, когда снова будет моя часть, но в следующую секунду слышу голос Тана. Оборачиваюсь, чтобы увидеть его со вторым микрофоном. Он решил ко мне присоединиться.

Его глаза направлены на меня. Брови дергаются вверх, подбородок вытягивается вперед: я должна приготовиться. Осталась сама сложная вокальная часть.

Снова ударная установка, словно барабанщик хочет разнести все в пух и прах. Я заглатываю кислород, чтобы почти закричать:

— Так пускай наступает холодным рассветом на нас новый день!

Все останется в этой вселенной!

Меня пошатнуло. Мой голос метается из стороны в сторону. Дыхание заканчивается, но я держу оборону. Я не могу бросить звук. Я должна дожать его. Горло саднит, в груди жжение. Я втягиваю живот, словно хочу высосать из себя все соки.

Одна рука так сильно сжала микрофон, что он затрещал, а на второй пальцы скрючились, словно в припадке. Я запускаю пятерню в волосы, тяну их назад. Сегодня я не успела выпрямить непослушные кудряшки.

Резко опускаю голову на грудь, отчего копна падает вперед. И меня уже не видно за облаком моих волос.

Из груди вырывается последний хриплый звук, подкашивающий мои ноги. Мне все равно, что на меня смотрят. Эмоции переполняют. Сил не остаётся даже на то, чтобы просто стоять. Я падаю на колени, делаю вдох, чтобы хриплым шёпотом выдать последнюю строчку песни:

— … ничего не проходит бесследно…

Я прижимаю микрофон к груди, тяжело дыша ртом. Вокруг меня воцаряется гробовая тишина. Я не поднимаю голову, не откидываю волосы, чтобы посмотреть. Мне не на что смотреть. Я сглатываю. Микрофон выскальзывает из моих рук. По комнате разносится звук удара, отражающийся в колонках.

— О-хре-неть! — по слогам произносит Тан, затем хлопает огромными ладонями. — Вау!

Остальные присоединились, но не с таким энтузиазмом. Думаю, они испугались меня. Я сама себя напугала до искр из глаз. Не помню, чтобы когда-нибудь так выкладывалась. Даже на кастингах.

Тан садится на корточки передо мной, когда я не реагирую на их овации.

— Детка, ты там жива? — Парень касается моих волос, отводит в сторону пару прядок, чтобы взглянуть в лицо. — Это было что-то с чем-то. Думаю, ты показала, кто круче. Ты победила в нашем мини-конкурсе. Правда, ребята?

— Угу, — глухо отозвались они.

— Я пришёл, чтобы познакомиться с тобой, — говорит Тан так тихо, чтобы слышала только я. Его палец приподнимает мой подбородок. Я дергаю головой назад, чтобы избавиться от прикосновения чужих рук. Он закусывает щёку. — И я был прав. — Громкость прибавляется. — Призом будет дуэт со мной.

Вскидываю глаза, сталкиваюсь с его самодовольным взглядом. Словно это именно то, о чём все мои грёзы.

— Отвали от неё.

Мы все поворачиваемся на голос, который я сразу узнала.

Парень стоял, скрестив руки на груди и прислонившись к одной из колонок. Как давно он здесь? Видел ли моё выступление?

Одергиваю себя. Меня это не должно интересовать.

Сегодня на нём тёмная футболка и белые джинсы с порезанными коленями. Волосы в таком же беспорядке, что и вчера. А на губах кривая ухмылка.

— С чего это ты мне указываешь? — Тан быстро поднимается, чтобы дать отпор. В воздухе сразу растворился едкий привкус соперничества, что нисколько меня не удивляет.

— Подотри слюни, чтобы они не капали на пол. — Тан зарычал на этот подкол, а Гай хмыкнул. — У кудрявой уже есть пара на этот концерт. — Он отталкивается от колонок, чтобы сделать шаг вперед. — Это я.

— С чего это ты решил, что я уступлю тебе её? — Тан нахмурился, затем опустил голову, выпячивая лоб, словно там есть рога, и он собирался проткнуть ими Биго.

— Скажи ему, — обращается ко мне этот напыщенный индюк. — У нас сегодня первая репетиция.

— На которую ты не пришёл! — огрызнулась я, почувствовав прилив сил, словно во мне зажурчал источник. Я быстро вскочила.

— Я здесь, — он указывает на свою грудь пальцем. — Разве нет? Это я пришёл, а тебя нет.

— Я прождала два часа!

— Ага, — показываются его зубы. — Упс…

— Упс? — Вытаращиваю глаза. — Упс?! Ты издеваешься?

Гай мотнул головой в сторону. Чёрт, у нас ведь есть зрители. Скриплю зубами. Напоминаю себе, что это сотрудничество важно для нас обоих. И последнее, что нужно сейчас делать, это устраивать спектакль на глазах у всей группы.

— Пойдём, — спокойно говорит Биго, затем разворачивается на пятках и направляется в сторону комнат для репетиций.

— Спасибо, — поспешно благодарю я Тана, о котором забыла сразу же, как увидела Биго, затем бросилась следом за грёбаным напарником. — Надеюсь, ещё увидимся.

— Я тоже, — крикнул он мне вдогонку.

14  POV Биго

Я слышу её тяжёлые шаги позади себя. Улыбаюсь, представляя, как она стискивает зубы и поджимает свои пухленькие губки. Лора злится. Это заставляет какую-то частичку меня задрожать.

Признаться честно, вчера меня разочаровала её реакция. Слабенькая. Ожидал большего. На её лице застыл испуг, словно я серый волк, желающий проглотить бедную девушку. А затем она опустила голову, спрятав её в воображаемый песок, подчиняясь злому року в моём лице.

Бесит до трясучки!

Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как она отчаянно пытается совладать с накалившимися нервами. Я наслаждаюсь этим. Выводить людей из себя — м-м-м, что может быть слаще?

Мы с ней впервые наедине, и я не знаю, чего ожидать от этой богатой штучки. Одного взгляд на её наряд достаточно, чтобы понять — одежда не дизайнерская и даже не из ЦУМА. Шифруется?

Сегодня на ней не спортивный костюмчик — жаль. Я бы не отказался ещё раз заценить её, уф, горячее тело. Хотя разум сигнализирует, что чем больше будет на ней одежды, тем лучше для меня. Безопаснее. И желательно бы она была от кого-нибудь известного дома моды, чтобы, когда я начинал забываться, можно было ткнуть моё лицо в них, как котёнка в продукты его жизнедеятельности, нафуфыринные мимо лотка.

Я вхожу в репетиционную комнату для мини лилипутов. Хах, эти пузатые толстосумы могли бы потратиться на нормальные залы. Но наивные птенцы, попавшие на этот проект, готовы заниматься музыкой даже в крысиных норах, если будет хотя бы один шанс вырваться из зоны лузеров и взлететь на вершину хит-парадов.

Но правда заключается в том, что из всех десяти человек, максимум одному-двум удастся вскарабкаться на вершину. Но и она не будет предельной. Предельной просто не существует.

На каждую вершину найдётся ещё выше. Нескончаемая гонка. В какой-то момент чувствуешь себя хомяком в колесе, из которого невозможно выбраться и нет шанса куда-то добежать. Стоит только снизить темп, и о тебе тут же забудут, отвлекшись на кого-то смазливее, моложе, экстравагантнее.

Я уже попробовал всю эту кухню, а им ещё только кидают объедки со стола.

Вот и эта девчонка… Есть ли у неё шансы?

Определенно, нет. В особенности, если будет вот так смотреть на всех. Ей придётся множество раз прогибаться под обстоятельства. Ждала два часа? Пфф, придётся ждать сутками.

Но с другой стороны, всегда сможет подсуетиться её богатая семейка, и тогда вероятность успеха значительно возрастёт. Правда, до сих пор непонятно, что она делает здесь? Неужели нельзя просто раскрутить свой аккаунт за счёт бабла, записать трек и разослать его по всей паутине? Для чего этот длинный путь, сотканный из недосыпа и унижений?

Хотя, надо признать, эта девчонка знает, как произвести впечатление. Её выступление… соглашусь с Таном, наверное, впервые в жизни. Это было вау. Она затронула моё нутро, выжимая из себя все соки. Такой самоотдачи стоит и восхищаться, и отругать её за это. К чему так пыжиться: никто не оценит. Лишь в следующий раз потребуют ещё больше. И это может с лёгкостью сломить её, как порывистый ветер тоненькую веточку.

— Ну, и? — Спрашиваю, приподнимая одну бровь, когда дверь за нами захлопывается.

— Что? — Она резко останавливается, поднимает голову вверх, чтобы посмотреть на меня.

Я смотрю в её слегка покрасневшее лицо, наконец окружённое кудряшками, которые отпечатались в моей памяти и отказывались убираться. Так мне больше нравится.

Вполне объяснима реакция Тана. Для нас эта девчонка что-то новенькое, напоминающее лёгкое дуновение свежего бриза в знойный день. Но то, что я могу понять этого козла, еще не значит, что я позволю ему окунуться в морскую пучину. Если уж на то пошло, что я не дам ему даже просто ноги помочить. Сам удивляюсь всплывшему собственническому настрою в отношении этой особы.

Отсутствие косметики делали её лицо по-детски милым. Карие, слегка влажные глаза казались ещё больше. Мне вдруг хочется узнать, какими они становятся, когда она возбуждается. Темнеют ли? Искрят?

Моргаю, одёргивая себя. Меня не должно это интересовать.

— Если у тебя есть, что мне сказать, то говори.

Я сажусь в одно из кресел, услужливо подготовленных подручными.

— Ты даже не сожалеешь? — Её вопрос звучит скорее как утверждение. Она тоже понимает, что это так. — Мы с Ириной сидели здесь в ожидании тебя два часа, а ты даже не собираешься извиниться?

Пропускаю мимо ушей её вопрос об извинениях. Это смешно.

— Кто такая Ирина?

— Шутишь? — Она уставилась на меня, словно я — летающая тарелка, но когда поняла, что я спрашиваю серьезно, ответила: — Педагог по вокалу. И она тебя знает.

— Меня все знают. — Знаю, звучит слишком самоуверенно, но вот такой я самодовольный тип.

Лора что-то буркнула себе под нос, я ничего не мог с собой поделать, поднялся с неудобного кресла, шагнул ей навстречу. Хочу слышать абсолютно все, что вырывается из её соблазнительного ротика.

Черт, это отвлекает.

— И это значит, что я могу приходить тогда, когда хочу, — продолжаю я, делая из себя полного придурка. Но мне хотелось ещё немного её растормошить. Я уже увидел всплеск в общей гостиной, хочу сполна насладиться праведным гневом наедине. Вот и узнаем, так ли она добра, как показала себя на видео, в которое меня ткнул Тёма.

Не держит зла, да? Скажите это её глазам, засветившимся агрессией. Она точно не самаритянин. Я лишь убеждаюсь в том, что Лора Ви фальшива, как стодолларовая купюра, купленная в переходе.

— Неужели так сложно вести себя нормально? — Она прищуривается.

— Нормально? — причмокиваю, словно думаю, что это что-то съедобное.

— Вежливо? — Её брови приподнимаются, она вытягивает ладони вперед, словно удерживая невидимую тарелку.

— Я очень вежлив, — продолжаю кривляться.

— Правда? — Брови почти теряются в её густой шевелюре.

Конечно, нет. Мы оба это знаем. С моей вежливостью она столкнулась лоб в лоб год назад, на кастинге, когда я в самой грубой форме выразил свое мнение о ней.

— Да, — киваю, но губы растянуты в ухмылке — я издеваюсь. Лора видит её, в глазах читается желание стереть эту гримасу бейсбольной битой. — Если бы я был невежлив, то послал бы тебя, продюсера и даже своего директора на хрен. И сегодня бы вообще не пришёл. Так что, скажи спасибо.

Девушка рычит, резко рванув вперед. О, она явно не готова меня поблагодарить. Куда же делась её вежливость?

— Это из-за тебя мы оказались в такой ситуации! — Закричала она, а я обрадовался. Есть! Дело сделано. — Если бы ты не накинулся на меня на кастинге, то и видео бы не было!

Упрёк хороший, и Лора явно ждала весь год, чтобы кинуть его мне. Неужели она думает, что укор застрянет костью поперёк горла? Вот уж нет.

Я не меняюсь в лице — ни капли раскаяния. Это раздражает её ещё больше.

— Не только моя карьера поставлена на кон, но и твоя!

Хорошая попытка. Очко в её пользу. Но правда в том, что…

— Мне все равно, что будут писать обо мне или говорить за моей спиной.

— Но… — Лора захлопала длинными ресницами. Мне захотелось вытянуть палец, чтобы почувствовать их касания, похожие на шелест крыльев бабочки. — Тогда почему ты согласился?

— А это не я решаю. — Язык быстрее мозга.

Черт возьми! Готов отрезать себе эту мышцу за такое признание. Правда, потом будет проблематично петь. Отворачиваюсь, чтобы она не видела, какое воздействие на меня имеет это признание.

Всем заправляет Тёма. Я не произношу этого, но уверен, что девчонка дотумкала. И хоть я всеми силами стараюсь сопротивляться его власти, со стороны это выглядит как барахтающаяся, перевернутая лапками вверх букашка.

— Ах, вон оно что, — выдыхает Лора. — Так ты дерзкий на словах, но на деле отчитываешься перед директором.

— Лучше закрой рот. — Мой голос понижается. Я старался вывести её из себя, но в итоге пламя перекинулось на меня. Мне абсолютно точно не нравится, что какая-то ничего не значащая богачка сейчас старается меня уделать.

Она замолкает — послушная какая. И меня это раздражает ещё сильнее.

— Я все ещё могу послать всех и уйти. — Последняя попытка, которой я тешу себя, повторяя, что всё ещё могу что-то контролировать.

— Тогда почему ты этого не делаешь?

Поворачиваюсь, поднимаю глаза, чтобы увидеть её прямолинейный взгляд. Она не увиливает, не жеманничает, а просто смотрит, словно и правда хочет понять.

— Таким, как ты, не понять, — едко выплёвываю я, желая ужалить. И у меня получается.

— Ты меня не знаешь! — Лора моментально реагирует, вставая в оборонительную стойку.

— Я знаю достаточно, чтобы составить о тебе свое мнение. — Быстрее, чем приходит осознание, оказываюсь к ней впритык. Делаю вдох и окунаюсь в плен её чистого аромата. Что-то свежее, но не приторное. Как растворившиеся в лесном воздухе капли весеннего дождя. Изумительно.

— Ты ничего не знаешь, — её голос слегка дрогнул, несмотря на воинственный вид. Алые щёки побагровели. Возможно, разыгралась моя фантазия, но мне вдруг показалось, что даже её сексуальные кудряшки нервно подпрыгивают, словно пружинки.

— А я и не хочу знать, — противоречу самому себе. — В тебе ведь нет ничего особенного. Все предсказуемо. Прикидываешься скромной, доброй, наивной, но на самом деле хищница, всю жизнь прожившая в золотой клетке и кормленная отборным мясом.

Её карие глаза потемнели, проглатывая зрачки. Мой кадык дернулся.

— Тебе не понять, на что готовы пойти обычные люди, чтобы хотя бы приблизиться к твоему уровню жизни. — Сложно даже себе объяснить, зачем я это говорю. Но она должна понять, что… А что она должна понять?

— Моему уровню жизни? — эхом отражает она, а глаза сужаются, стараясь что-то спрятать. То, чего я не должен увидеть. — Ты не…

— Не знаю? — подсказываю. — Да, ты права. Но и ты не догадываешься, куда пытаешься проникнуть. Твоя стратегия неверна. Здесь не выживают скромницы. Только твари, готовые перешагнуть через любого.

Я ещё раз смотрю в её глаза, стараясь заставить себя отвернуться. Но чувствую, что уже третий раз попался на удочку. Тогда на сцене, в кабинете продюсера и сейчас. Только вот в данный момент нет никого, кто бы мог меня одёрнуть. Если я наклоню голову чуть ниже, то смогу почувствовать её горячее дыхание, а если высуну язык, то проведу им по её нижней губе — такой маняще трепещущей.

Она закусывает губу, замечая мой опустившийся взгляд. Хочу узнать, волную ли я её в той же степени, что и она меня. Но ничего не выдаёт её. Будь она в спортивном лифчике, я бы увидел явное свидетельство возбуждения. Прямо сейчас я официально возненавидел мешковатые свитера. Какой мудак их вообще придумал?

Её зубы продолжают вонзаться в нежную плоть, а у меня на уме уже другое применение этим белоснежным орудиям. Совсем рехнулся, но магнитное притяжение — необъяснимая сволочь. Я вытягиваю руку, чтобы поймать прядь её волос. Мне до чёртиков нужно узнать, такие ли они шелковистые в реальности, какими кажутся на вид.

— Так же как ты перешагнул через своего друга, чтобы стать известным? Скинул ненужный балласт?

Моя рука зависает в воздухе. Что она только что сказала?

Я шарахаюсь назад.

Сука!

Да, меня много раз обвиняли в этом в различных статьях, но никто не бросал мне это в лицо, словно вызов. Какого чёрта это делает богатая сучка, ни разу не столкнувшаяся с тяготами жизни?

Ноздри раздуваются. Пелена перед глазами мгновенно рассеивается. Меня словно окотили ледяной водой из металлического ведра. Я сжимаю кулаки, смотрю на неё так, словно вот-вот ударю.

Лора испуганно моргает. Глаза бегают по мне: она уже пожалела о своих словах. Но слово не воробей, и она не сможет взять то дерьмо, что сказала, обратно.

— Дуэта не будет! — рычу я, затем убираюсь из этой крысиной норы, тяжело шагая. Вот она и показала свою сущность.

POV Биго

— Выкинул ненужный балласт?

Мозг издевается надо мной. Я не могу избавиться от её голоса в своей голове. Но, что ещё хуже, к нему присоединилась другая напасть — совесть.

Я думал, что давным-давно лишился её, но она всплыла, когда её не ждали.

Вит никогда не был балластом. И я не перешагивал через него. Это неправда. В словах этой девчонки нет правдивости. Она ни хрена не знает и не может меня судить. Да кто она вообще такая?

Тёма хотел нас обоих. Ему нравилась возможность нашего партнёрства, но его не устраивала одна малюсенькая деталь — музыка. И поэтому Вит послал его, а я не смог. Моя жажда подняться была сильнее, чем любовь к музыке. Теперь я расплачиваюсь за это.

Выступление парня, больше ценящего свою музыку, чем визжащие толпы фанаток и полный кошелёк хрустящих купюр, закончилось пять минут назад. В этот раз я не стал садиться за столик, чтобы привлечь внимание Вита, а занял стул у барной стойки. Но не спрятался за банданой и кепкой, как в прошлый раз.Страшно, что прошёл уже год. Бармен меня узнал, но не прикапывался. Молча подливал, когда я просил. Моей благодарности не было предела.

— Слышал, что ты вернулся с гастролей, но не думал, что ты сразу прибежишь сюда.

Губы растягиваются, когда Вит садится на соседний стул. Я поворачиваю голову, сразу отмечая, что за год он почти не изменился. Волосы все той же длины, одежда неизменного цвета. Разве что появилась новая татуировка на плече, которую без труда можно разглядеть, раз на нём майка.

— Соскучился, — отвечаю, ловлю на себе любопытный взгляд парня, силящегося понять, серьезно я говорю или издеваюсь. На самом деле, и то и другое.

— Лучше бы отправился к сестре. Она тебя давно уже ждёт. — Ненавижу, когда Вит читает нотации.

— Вы всё ещё общаетесь? — недовольно ворчу я. — Мне это по-прежнему не нравится.

— А мне по-прежнему все равно. — Вит легко пожимает плечами. — Пока ты занимаешься своей карьерой, я заменяю ей старшего брата.

Грудная клетка сжимается. Сердце дергается. Укор небезосновательный. Я херовый брат.

— Но даже будучи настолько занятым, что не можешь найти время, чтобы встретиться с сестрой, ты продолжаешь вляпываться в дерьмо по уши. Раз за разом. Это уже даже не смешно, а печально.

Усмехаюсь, затем опустошаю рюмку, наслаждаюсь обжигающей жидкостью в горле.

— У меня талант.

Появляется бармен, предлагает Виту выпить, но он просит лишь воду. Гадёныш не пьет. Будь я на его месте, наверное, тоже с отвращением бы относился к выпивке. Но я, спасибо хоть за это, не в его шкуре. Парню досталось гораздо больше, чем мне.

— Так, что ты делаешь здесь? Пытаешься нахрюкаться, чтобы избежать мук совести?

— Черта с два! — крякаю я. Откуда он знает?

— Что же тебе такого сделала эта крошка, что ты так на неё въелся?

Вскидываю голову, прищурившись.

— Я посмотрел видео кастинга, — продолжает Вит, не обращая на меня внимание. — И вообще не понял, по какой причине ты её выгнал.

— Написал пару комментов о том, какой я урод?

— Естественно, — парирует Вит, не раздумывая. — Девочка реально круто поёт. — И это Вит ещё не видел, что она творила сегодня на импровизированном выступлении. У меня буквально едва не отвалилась челюсть: так она была хороша в этот момент. — На вашей эстраде можно по пальцам пересчитать тех, кто реально поёт, а не открывает рот под фанеру. Я помню, что и ты возмущался этим признанным фактом. А теперь ты вдруг решил унизить офигенную девчонку. Что с ней не так?

— Пусть засунет свой голос в позолоченную задницу, — буркнул я.

— Так вот, что тебя взбесило? Вот из-за чего ты как с цепи сорвался?

Я поднимаю брови, как бы говоря: удиви меня.

— Она из богатой семьи.

— Бинго.

— Ты знаешь её семью?

Качаю головой, провожу по ним пальцами, затем тянусь к пачке сигарет. Вит хмурится, но я все равно достаю одну, закуриваю и выпускаю на волю колечко дыма. Пошёл он. Здесь все дымят.

— Тогда с чего ты взял, что она мажористая кукла?

Усмехаюсь, не собираясь говорить о том, что знаю и что видел собственными глазами.

— Даже если и так, — продолжает Вит, словно не замечая моего молчания, — то, что с того?

Он меня удивляет. Его это не задевает? Я вскидываю брови в немом вопросе.

— Неужели, по-твоему, все должны проходить через подобное?

Моё продолжительное молчание красноречивее любых слов.

— Спятил? — возмущённо охает Вит.

— Чтобы подняться, нужно сначала опуститься на самое дно, — говорю я, только что придумав эту чушь.

— Что ты несешь? — Разозлить Вита — это отдельный вид искусства. Не каждому под силу.

Он дёрнул себя за волосы с такой силой, что я даже испугался за его скальп. Пару минут Вит пристально смотрел мне в лицо, словно стараясь что-то увидеть, затем буркнув под нос какое-то ругательство, залпом влил в себя ноль пять чистой воды.

Вит отворачивается от меня. Я прошу ещё выпивки. Бармен наливает, ставит перед Витом ещё одну бутылку. Я тушу сигарету в прозрачную пепельницу на барной стойке, уже наполненную чужими окурками.

— Никому не нужно опускаться на самое дно, — вдруг прерывает тишину Вит. — Кто из тех ребят, что были там с нами, может поддерживать нормальный образ жизни? Кто сможет стать популярным?

— Мы, — хрипло отвечаю.

— Только ты. — Я открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю. — И, знаешь, почему? — Молчу. — Потому что все они сломлены, раздавлены. У них нет образования. Некоторые, благодаря своим сволочным родителям, отстают в развитии. Кто из них сможет стать великим?

Никто.

Ответ растворился между нами. Я жмурюсь, понимая, что он прав.

— Ты и Снежа исключение из правил. — В его голосе столько грусти, что мне хочется стукнуть его в плечо в качестве поддержки, сказать, что он точно такое же грёбаное исключение, но я сдерживаю порыв, зная, что Вит не оценит. — Да и ситуация у вас другая. Вы знаете, что такое семья, любовь, поддержка.

— Ты тоже мог бы, если бы не был упрямым ослом, — напоминаю я.

— Меня и так всё устраивало. В детдоме было лучше.

Сердце сжимается. Какому ребёнку в детдоме может быть лучше, чем в кругу своей семьи? Не хочу даже представлять себе, в каком аду он родился.

— Ты не должен винить кого-то за то, что ему посчастливилось вырасти в нормальной семье. Не надо срываться на тех, кому родители дали хорошее образование. — Он поворачивается ко мне, чтобы взглянуть на меня осуждающе. — Это хорошо, что такие люди есть. У них все хорошо с психикой. Именно они толкают наше общество дальше. Они как мотыльки, освещающие наши пути.

Голова опускается, я ёжусь.

— К тому же эта Лора Ви красотка. — Вит хмыкает, наблюдая, как моя рука на барной стойке сжимается в кулак. — Я ведь не слепой. Да и ты тоже. Уверен, ты успел заценить. — Клацаю зубами, вызывая ещё больше веселья у Вита. Рад, что его забавляет моя реакция. — Не является ли её божественная внешность ещё одной причиной, почему ты так бесишься?

— Не мели чепухи!

— Думаю, я прав. — Вит нисколько не уступает мне в самодовольстве. — Она тебе нравится, но ты не хочешь, чтобы она тебе нравилась. Поэтому и злишься. Потому что не можешь перестать хотеть её, даже несмотря на то, что считаешь её избалованной куклой.

Рычу, полностью подтверждая его теорию. Да и нет смысла отрицать. Этой девушке не только повезло с семьёй, но еще и с внешностью. И все же моё желание ничего не меняет.

— Она сказала, что я кинул тебя ради славы. Скинул как балласт.

Не знаю, почему каждый раз открываю перед ним душу. Возможно, он и сам видит её насквозь. Вит — близкий человек. Именно к нему я иду, когда больше нет сил терпеть.

— Эта девчонка?

Киваю.

— Почему тебя это тронуло? Почему сейчас? Все об этом говорят.

Да, все.

— Она сказала в лоб. — Выпиваю рюмку, начинает казаться, что хмель рассеивается.

— Смелая, — хмыкает Вит. — Но она сделала то же, что и ты.

— Я не…

— Неужели? Ты на всю страну сказал, что она поёт сухо, и отправил её к папочке…

— Это тоже показали? — морщусь я.

— Ага, — на губах Вита появляется улыбка. Рад, что ему весело. — Так что логично, что она огрызается. — Да, логично. Ещё если учесть мое сегодняшнее поведение. Хочется закрыть лицо руками и застонать. — Что придумал твой директор, чтобы унять скандал?

— Дуэт.

И это отвечаю не я. Мы с Витом одновременно оборачиваемся, чтобы увидеть стройную блондинку. На ней привычно светло-розовая блузка и белая юбка с розовыми вставками. Эх, эта её страсть к классике и розовому цвету меня убивают. Разве не странно, что молоденькая красивая девушка стремится выглядеть как воспитательница в детском саду?

— Уля, — здороваюсь я, — как ты меня нашла?

— Женя сказал, — отвечает она, немного сконфуженно наблюдая за Витом. Я не удивляюсь, что псевдо друг растрепал все при первой возможности. В очередной раз убеждаюсь, что он — шпион Тёмы. Именно поэтому я больше не терплю его возле себя. Уля лучше. Она хотя бы делает это открыто и за деньги.

— У тебя новый розовый хвост? — Парень осматривает девушку, иронично двигая бровями. — Решил, что с девчонкой веселее, чем с тем павлином?

— Уля — мой ассистент.

— Уля? — переспрашивает Вит, затем кривится, словно слово оказалось кислым на вкус. — Хм.

Ассистентка фыркает на него. Я усмехаюсь. Красивые глаза девушки обращаются ко мне холодный взгляд.

— Ты должен быть на репетиции сейчас, а не напиваться в баре, — строгим голосом выдает Ульяна.

— У меня нет настроения, — отмахиваюсь.

— Какая жалость, что до этого никому нет дела. — Именно поэтому Тёма её и нанял. Она непреклонная штучка. — Особенно мне. Моя обязанность — притащить тебя живого или мёртвого в репетиционный зал, чтобы ты и Лора Ви начали готовиться к пятничному концерту.

— Катитесь вы все к чёрту! — огрызаюсь я.

Ничто и никто не заставит меня сейчас выйти отсюда.

— Если ты будешь хорошо себя вести и достойно выступишь: так, чтобы все поверили, что между тобой и Лорой нет ничего, кроме сердечной, — она театрально вздыхает, кладёт руку на грудную клетку, что усилить эффект, — дружбы, Тёма обещал дать тебе выходной на месяц.

— Врёшь? — всполошился я.

Месяц без концертов, автографов, интервью и записей новых треков?

Черт, я за это душу дьяволу продам, не то, что неделю потерпеть избалованную сучку.

— Нет. — Она поджимает губы. — Он обещал.

Я вскакиваю так быстро, что барный стул падает на пол, оглушая меня на секунду. Ульяна дергается назад. Вит разразился смехом, который звенел в моих ушах ещё пару часов.

15  POV Вили

Внимание! Песня, которую автор представлял, когда описывал выступление героев — «Крылья» Artik & Asti

Сегодня состоится наше с Гаем совместное выступление, к которому мы усердно готовились всю неделю.

Я была крайне удивлена, когда он неожиданно вернулся после нашей стычки, сконфуженно извинился, что заставил ждать. Я тоже хотела извиниться перед ним за то, что задела слишком личную тему. Не знаю, какая муха меня укусила, в тот момент мне удалось потерять рассудок на пару минут, и этого хватило, что обидеть его. Возможно, это была самооборона, ведь и Гай не сдерживался в выводах о моей персоне. Но Биго не дал мне даже шанса попросить прощения. И больше наедине мы не оставались.

Помимо нас всегда присутствовал ещё третий человек. Гай уходил и приходил вместе либо с педагогом по вокалу, своим директором или ассистентом. Биго мало разговаривал со мной, да то только если это касалось выступления. Он во всем подчинялся педагогу, постановщику, хореографу, развеивая мои представления о себе.

Гай не пытался лидировать, выставить вперед свое я. Возможно, это из-за песни. Или из-за того, что это моя минута славы, а для него это просто способ выйти сухим из скандала. Для меня этот конкурс значил все, а он перешагнёт и пойдёт дальше.

Я с невероятным трепетом ждала выступления. И с таким же ужасом. Меня не покидало ощущение, что я недостаточно хорошо подготовилась, что я оплошаю, выставив и себя и Гая на посмешище. Но его, казалось, это нисколько не тревожило.

И вот я стою за кулисами. Мои руки дрожат, а в голове хаос мыслей. В одну секунду я вдруг забываю слова, начинаю яростно капаться в сознании, а в другую облегченно выдыхаю, когда они ровными строчками ложатся перед глазами.

Я уже успела позвонить дедушке, Захару и Варе, услышать от них напутственные слова, но, несмотря на искреннюю поддержку, меня они не смогли успокоить. Я была на грани нервного солевого потока.

— У тебя такой вид, будто ты вот-вот в обморок грохнешься. — От этого голоса с едва различимой хрипотцой по спине прошёлся озноб.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Гая. На нём чёрная футболка, тёмные зауженные джинсы и чёрная кожаная косуха — дерзко и сексуально. Я же одета противоположно. На мне милое белое платье в пол, с открытыми плечами и вырезом на груди. Это часть истории, которую мы расскажем со сцены.

Двое слишком разные. Они не походят друг другу как небо и земля. Но девушка все равно ждёт его, продолжая глупо надеяться, что парень услышит, как ей плохо и вернётся, поняв, что тоже без неё не может. Но вместо этого он ломает её, не дав и шанса спастись.

Я поднимаю голову, желая встретиться взглядом с небесно-голубыми глазами Гая. Впервые за неделю он обратился ко мне без посторонних глаз, и не касаясь нашего выступления.

— Я волнуюсь, — признаюсь, но тут же краснею, словно стыжусь этого.

— Уже поздно, не находишь? — Несмотря на колкость фразы, его голос остаётся мягким и странно волнующим.

Я прислушиваюсь к гулу зрителей, затем поворачиваюсь к парню спиной, чтобы увидеть, как они приветствуют очередного участника. Нашим же выступлением завершится концерт. Сценаристы шоу захотели выдержать интригу подольше.

— Чего ты боишься? — слышу его совсем рядом, но не решаюсь проверить, насколько близко он подошёл.

Я жмурюсь, наморщив нос. Сложно ответить.

— Забыть слова? — предполагает Гай. — Или сфальшивить?

Широко распахиваю глаза, ведь он попал в точку. Больше чувствую, чем слышу, как парень усмехается.

— Тебе не стоит бояться.

— Почему? — Голос дрогнул, когда замок куртки зацепился за мои распущенные кудри (я хотела выпрямить, но именно Гай настоял на том, чтобы оставить их такими, какие они есть), и я поняла, насколько близко он сейчас ко мне. Его губы неприлично приблизились к моему уху. Его дыхание защекотало, отчего я слегка вздрогнула.

— Потому что на репетиции ты ни разу не оплошала.

Моргаю, решив, что ослышалась. Биго только что сделал мне комплимент, да ещё и стоя так близко, что я могу сдвинуть спину на пару сантиметром и коснусь его груди?

— Если забудешь слова, я могу подпеть, сделав вид, что так и надо. — Почему он успокаивает меня? Разве его это заботит? Всю неделю я была уверена, что безразлична ему, а сейчас он проявляет пугающее дружелюбие. — Если сфальшивишь, чего я от тебя ни разу не слышал, то мало кто сможет это понять. Почти всем в этом зале, — вижу перед собой его вытянутую руку, указывающую на зрителей, — медведь на ухо наступил: они пришли только ради шоу. Да и у продюсера на тебя есть планы. Он не позволит выкинуть тебя. По крайней мере, не так быстро.

Каждое его слово загоняло меня в невидимый угол. Я никак не ожидала, что услышу что-то подобное от этого парня.

— Выше нос, — командует Биго, резко выдыхая, всколыхнув мои волосы. — У тебя уже есть толпа поклонников, которые готовы вцепиться мне в глотку. Это мне должно быть страшно.

Я открываю рот, чтобы поблагодарить его, оборачиваюсь, но Гай уже отошёл в противоположную часть кулис, откуда теперь загадочно поглядывал на меня. Может, он и сам был удивлён, что решил меня подбодрить, а, может, проверял моё состояние. Оно значительно улучшилось после его слов.

Неделю назад я бы разозлилась, если бы он сказал мне, что продюсер заинтересован во мне, поэтому меня пока не выкинут с проекта, решив, что это злая насмешка. Но побыв с ним в одной команде, видя его профессиональную работу, я могла принять это. Парень не зря стал таким популярным. Я сразу отвергла все услышанные толки о его бестолковости и бесполезности. Они не правы по всем пунктам. Хотя нельзя исключать, что парень специально хотел, чтобы все так думали и воспринимали его именно таким.

За одну неделю я поняла, что Гай Биго никогда не юлит, не пытается всем угодить, не подхалимничает. Со мной он никогда не был вежлив или приветлив, но зато все говорил в лицо, а не исподтишка, как, уверена, многие другие.

Я повернулась к сцене, чтобы посмотреть выступления остальных участников, но продолжала чувствовать его взгляды. Они ощущались словно лёгкое прикосновение подушечек пальцев. Мне захотелось подставить каждую частичку тела под эту ласку, ведь она дарила странную уверенность в своих силах и в поддержке напарника.

Когда настал наш черёд, я смело шагнула на сцену, радуясь, что делаю это в кромешной мгле, и мне не приходится удерживать микрофон в руке. Его удерживает моё ушко. Номер у нас не из лёгких, поэтому мне придётся задействовать обе руки, и микрофон не должен меня сдерживать.

Пока я собираюсь с духом, стараясь надышаться, словно вот-вот прыгну в морскую пучину, внимание зрителей перетянуто на экран, на котором показывают смонтированное видео, где и я и Гай старательно заверяем всех, что между нами все отлично, и мы чуть ли не лучшие друзья. Ложь во спасение — так бы я это назвала.

Видео закончилось слишком быстро, заиграла мелодия, всполошившая муравьишек под моей кожей.

Гай встаёт позади меня. Гораздо ближе, чем делал это на репетициях. Меня пугает его порыв: второй за сегодня. Его рука задевает моё бедро, и я не могу не замечать этого, хотя и сказать, что это неприятно — тоже.

Сейчас я в центре внимания. Свет падает только на меня, Гая не видно.

— Днём и ночью жду одна у окна,

но ты снова не приходишь…

Сердце не может подстроиться под ритм, потому что я чувствую тепло чужого тела — непривычно. Я продолжаю петь, стараясь, чтобы голос не выдал дрожь в коленях. Темп нарастает, время куплета.

Я делаю шаг в сторону. Зрители охают.

— Без тебя мои крылья-а-а-а сломаны…

Знаю, что они видят. На стене позади меня появляются тени двух крыльев, как бы вырастая из моих плеч. Я пою, а они двигаются, словно стараются взлететь, но вместо этого мои колени подгибаются, я склоняюсь, медленно оседаю, тянув крылья к земле. Они складываются, опускаясь все ниже.

— … ты лови, ты лови… — повторяю я, протягивая руку к темному пятну, за которым скрывается Гай.

И он появляется словно из ниоткуда, выныривая позади, хватает меня за талию. Теряюсь на долю секунды: это не по плану. Он поворачивает нас так, чтобы я оказалась боком к зрителям. Я отклоняюсь назад, прогибаю спину дугой, вытягивая прямые руки назад. При этом шокировано уставилась на него, в то время как ладонь парня обжигает кожу сквозь тонкую шелковую ткань. Он должен был дать мне упасть — таков был план — но нет. Его глаза скользят по моей груди. Гай удерживает меня, начиная петь:

— Её мир будто рухнул

Всё вдребезги, в пепел

Она одна на краю…

Гай даже не представляет, насколько точно его слова описывают мою жизнь. Всё ведь рухнуло в один момент. И сейчас я словно окончательно прощаюсь с прошлым, отпуская его гулять по ветру.

Пальцы Гая скользят выше, он приводит мою спину в горизонтальное положение, хватает за руку, вытягивает над моей головой. Я делаю полный оборот вокруг себя, словно кружусь в вальсе. Мои крылья встрепенулись.

— Без тебя мои крылья-а-а-а, — затянула я.

Я становлюсь мягкой и податливой, словно маршмеллоу, позволяя парню вести себя. Только он знает, что будет дальше. Сценарий превратился в пепел. Гай резко прижимает меня к себе, затем приподнимает. Я вытягиваюсь над ним, широко раскинув руки, словно взлетаю. Мои крылья взмыли вверх, затерявшись в облаках, унося всю боль и обиду. Свобода.

Сердце щемит, но я продолжаю петь. Я уже многое потеряла, теперь мне ничего не страшно.

Гай медленно опускает меня, зачем-то позволяя мне скользить по его телу. Я едва не задохнулась от восхитительных ощущений, накрывших меня. Мои руки чуть задержались на его плечах, а глаза на секунду окунулись в искрящуюся бурю его глаз.

Я двигаюсь дальше, испугавшись того, что увидела и почувствовала при этом. Возбуждение — безумное, дикое. Я позволяю почти незнакомому парню повернуть меня как тряпочную куклу, понимая, что из-за волнения, вызванного его действиями, могу только продолжать петь. На все остальное меня, увы, не хватит.

Вокруг нас закружились мелкие крупинки снега, словно подхваченные проказливым ветром. Выглядит настолько реально, что, кажется, можно раскрыть ладонь и пару снежинок упадёт на неё. Позади закружилась подтанцовка. Зрители вновь заохали.

Парень прижимает меня спиной к своей твёрдой груди, приподнимая меня за талию, словно я ничего не вешу. Я поджимаю ноги, вытягиваю одну руку в воздух, как бы умоляя свои крылья вернуться.

Гай накрывает мою ладонь своей рукой, отпускает меня. Я делаю оборот. Гай прижимает мою ладонь к своим губам, обжигая, затем кладёт её на свою грудь в области сердца. Мне хочется вскрикнуть. Эмоции переполняют, тесно сдавливая мою грудную клетку. Сложно сделать вдох. Получается не с первой попытки.

Чёрт бы его побрал, что он творит?

Я вырываю руку, отшатываясь, но парень ловит меня. Его рот приоткрывается. Мы в унисон допеваем последний припев.

Рука окольцовывает мою талию в ту же самую секунду, когда крылья вновь раскрываются за моей спиной. Его пальцы давят, заставляя меня прогнуться назад, а лицо приближается к моему. На мгновение мне кажется, что его губы сейчас коснуться моих вибрирующих губ, но это разыгралось моё воображение.

Я допеваю последние строки, стараясь не думать о том, что сейчас произойдёт. Эта часть неизменна. Он дотягивается рукой до одного крыла. Крепко зажмуриваюсь. В воздухе слышится щелчок. Он сломал его…

Я открываю глаза, прерывисто дыша. Мы окунаемся в темноту и гробовую тишину.

Я не двигаюсь, остаюсь в объятиях Гая, наслаждаясь моментом. Знаю, что больше ничего подобного в моей жизни не произойдет, поэтому я не спешу отталкивать его. Поглощённая бурлением своей крови, не сразу ощущаю, что разгорячённую кожу шеи обжигает ещё более горячее дыхание. Губы Гая прижимаются к бьющейся жилке, в то время как его нос прерывисто поглощает кислород, затерявшийся в моих волосах.

С трудом подавляю стон: происходящее на грани фантастики. Возможно, это просто сон. И достаточно ущипнуть себя, чтобы проснуться.

В чувство меня приводит взрыв аплодисментов и свистков. Гай отстраняется прежде, чем включается свет. Он чуть помогает мне выпрямиться, затем кивает и уходит со сцены.

Я шокировано смотрю, как он удаляется. Но ещё больше изумляюсь, когда парень поворачивается, дарит мне мимолётную улыбку и цепкий взгляд, словно быстро делает серию фотографий своими глазами, прежде чем окончательно скрыться из моего поля зрения.

В горле запершило, а сердце ойкнуло, понимая, что это было прощание.

16  POV Биго

2 месяца спустя

Мне душно. Грудь давит, словно на неё кто-то уселся. Я отрываю голову от подушки, распахиваю глаза, чтобы осмотреться. Вокруг темно, но далеко не тихо. Из соседней комнаты слышатся голоса и шум телевизора.

Тёма ещё не ушёл? Или это Ульяна решила поселиться у меня?

Запускаю обе пятерни в волосы, тяну их в разные стороны, надеясь, что это взбодрит. Опускаю взгляд на часы. Девять часов вечера. Какого хрена я проснулся?

Быстро встаю, затем останавливаюсь. Голова закружилась. Чёрт, ненавижу спать днём. Но сегодня Тёма выжал из меня все соки. Баста. Я больше не могу.

Тёма как с цепи сорвался. Да, он, как и обещал, дал мне месяц передышки, но затем накинулся на меня с удвоенной силой. И я его разочаровал тем, что не сдвинулся ни на йоту в работе над альбомом. Вернее, материал у меня был, но для Тёмы он не представлял ценности.

Комнату озаряет свет гаджета, телефон запиликал. Я тянусь к нему, когда вижу на экране фотографию Снежи. Короткое сообщение.

«Не забудь. Завтра в 11»

Закатываю глаза. Я помню-помню.

Набираю ответное сообщение, отправляю, затем бросаю телефон обратно на постель, а сам плетусь на кухню, еле передвигая ноги. Хватаю чашку, наливаю воду из-под крана, осушаю, орошая высохшее горло. Мышцы ноют. Опираюсь на кухонную стойку, вытягиваю ноги, чтобы сделать вертикальных несколько отжиманий.

Гостиную разрывает звук аплодисментов. Я вздрагиваю. Кто-то прибавил звук, услышав моё шебуршание на кухне. Тянусь к наполовину пустой пачке сигарет. Достаю, привычным движением закуриваю. Закрываю глаза, вдыхаю дым, с облегчением выдыхаю. Разворачиваюсь, чтобы упереться поясницей в столешницу, откидываю голову назад, кручу головой по кругу, разминая затёкшую шею и плечи.

Телевизор становится еще громче, клацаю зубами, кладу пачку в карман мягких трико, затем отталкиваюсь от кухонного гарнитура, чтобы двинуться на звуки.

— О, ты проснулся! — Меня встречает моя ассистентка, хлопая ресницами и наигранно улыбаясь. — Прости, что так громко. — По ней видно, что она не сожалеет. Я даже готов поспорить, что она специально врубила телек на полную громкость, чтобы меня разбудить. Вот только зачем? — Сегодня финал, а его невозможно смотреть тихо.

Финал чего?

Я прохожу в комнату, зажимая зубами сигарету. Уля сидит на мягком диване, стоящем спиной к двери, и пялится в огромную плазму, закреплённую на стене.

— Домой не собираешься? — Недружелюбие — мой конёк. В голове туман от вечернего сна.

— Сразу, как только узнаю, кто победил.

Девушка указывает пальцем на экран. Я проследил за ним, натыкаясь на красивое личико, окруженное темными кудрями. Сглатываю. Лора Ви. Это снова она.

Секунда я не моргаю. Вспоминаю, как зарываюсь в её гриву, словно маньяк, желая узнать, так ли они охренительно пахнут, как мне снилось. Шмыгаю носом: их аромат все ещё таится в глубине.

Стискиваю кулаки, злясь на Ульяну. Чертовка сделала это специально.

Хочу испепелись взглядом ассистентку, но глаза не слушаются. Они словно зажили своей жизнью, принимаясь исследовать девушку, которую сейчас показывали.

Она машет рукой зрителям, её волосы волной следуют за ней. На ней необычный костюм, состоящий из белого топа и плотных шорт, поверх которых натянуты широкие сетчатые штанины, словно к шортам пришили тюль. Качаю головой, но должен признать, что этот цвет идеально гармонирует с её смуглой кожей.

Я не хотел её видеть. Я сделал всё, чтобы огородиться от неё. Но как бы я ни убегал, она всегда настигала меня. Стоило только закрыть глаза, и я снова и снова переживал момент отчаянной близости, который продлился всего три минуты, пока продолжалось выступление, но оставил выжженный отпечаток в опасной близости от сердца. Это было безумием, сносящим крышу.

С того момента я усердно старался вернуть свой чердак на законное место. И уже почти получилось. По крайней мере, образ обосновался только во снах. Днём я продолжал ненавидеть её, эту богачку с огромными карими глазами, пухлыми губами и соблазнительным голосом.

— Как думаешь, какие у неё шансы на победу? — Уля не называет имени, но мы оба знаем, о ком она говорит.

Я не стал отвечать на глупый вопрос. Конечно, у неё шансы размером с нашу вселенную. Не зря же продюсер шоу сделал на неё ставку. Даже если она не победит, во что я не верю, у неё все будет чудесно.

Как и всегда. Есть люди, которым везёт с пелёнок. И она именно из их числа. Золотой ребёнок, у которого все самое лучшее. Скриплю зубами. Даже внешность.

— Не хочешь присесть и посмотреть? — Уля хлопает ладонью по дивану, затем хватает бумажное ведёрко с попкорном. Я фыркаю на её наглую уверенность, замечаю, что она все в том же белом махровом свитере и розовой кашемировой юбке, в котором форсила весь день. Ночи уже становятся холоднее, осень приближается километровыми шагами. Казалось бы, мне тоже должно быть прохладно, но температура моего тела зашкаливает от необъяснимого сиюминутного волнения.

Я вдыхаю, затем кашляю, ощутив вяжущую горечь во рту. Выплёвываю дотлевшую до фильтра сигарету, согнувшись пополам.

— Ты в порядке? — невинно спрашивает ассистентка, перегнувшись через диван.

— Зашибись! — рыкаю в ответ, но перестаю кашлять как по волшебству, услышав, кто сейчас выйдет на сцену. Я выпрямляюсь и замираю.

Маленькая фигурка на огромной сцене. Она встала перед микрофоном, зажатым в штативе. Заиграла ненавязчивая мелодия, которую я слышу впервые в жизни.

Лицо Лоры показывают крупным планом, и я вижу, как предательски дрожат её губы. Она очень сильно волнуется, как перед нашим совместным выступлением. Тогда мне удалось её успокоить. Кто-нибудь помог ей сегодня?

— «Прости, — тихо начинала девушка, словно боялась, что громкий голос спугнёт, — шепчу я в тишину, — тебя забрать я не могу». Не плачь, я здесь, всегда с тобой. Ты нужен мне. Ты мой родной. Пройдёт зима, настанет день, когда шагнёшь ты в мой апрель. Я заберу тебя с собой. Не сомневайся, ты постой!

По спине пробежал озноб. Не помню, чтобы что-то кроме музыки Вита вызывало во мне отклик. Но этот незамысловатый текст, вкупе с пронзительным голосом девушки, коснулись, казалось, забытой частички моей души. Мне это не нравится, но я продолжаю пялиться в экран, навострив уши.

Музыка становиться агрессивнее, набирая обороты, как всегда бывает ближе к припеву. И Лора следует за мелодией. Позади неё оживает экран: кто-то включил проектор. Картинка живая. Кучерявая девчушка лет десяти бегает за маленьким светловолосым мальчуганом. Она пытается поймать его, но он все время ускользает: слишком шустрый и юркий. Даже сквозь два экрана видно, как им весело.

Откуда такой резкий контраст между тем, что мы слышим и видим? В чём задумка?

Я не успеваю задать вопрос, как Лора вновь запела немного дрожащим, словно надломленным голосом:

— Мой голос больше не звучит в том доме, где мой братик спит. Чужая я, чужие сны, чужие окна до весны. Мой голос больше не звучит в том доме, где мой братик спит. Чужая я, чужие сны, чужие окна до весны!

У меня отваливается челюсть, когда показывают следующее видео, где дети уже постарше. Кудрявая девочка — это Лора. Без сомнений. Мальчик — это её братик?

Озноб усиливается. Обхватывает все мое тело своими жёсткими тесками. В груди происходит что-то невообразимое — предчувствие заскреблось, словно игривый котёнок, не знающий, что его игра может причинить боль.

Ничего плохо ведь не случилось? Лора?

Богато обставленная комната, в центре которой пацан пытается задуть свечи, но у него не получается, лишь щёки раздуваются все шире и шире, как у хомяка. Девочка подкрадывается сзади, легонько дует. Свечи гаснут. Мальчик быстро понимает, что что-то не так. Оборачивается, видит её, заливающуюся от смеха. Он возмущается, но девочка принимается его щекотать. Теперь они оба хохочут.

Я невольно вспоминаю Снежу, и моё сердце топит волна теплой жидкости. Жалко, что не слышно звука. Я бы послушал, как звучит беззаботный смех этих двоих. Но когда Лора запела вновь, любопытство сменилось на горечь.

— Я знаю, ты боишься тишину, возможности остаться одному. Ты думаешь, не нужен никому. Скажу тебе открыто, я не лгу. Я не забыла, я тебя люблю. А стены давят, я почти дошла. Я цель поставила, почти смогла. Зима уже прошла, настал апрель. Мы этой буре больше не откроем дверь!

О чём девушка хочет нам сказать? Что случилось в этом райском месте? Я напрягся не на шутку, когда картинка за её спиной вновь сменилась. Вопросов становится ещё больше.

На следующем видео эта парочка уже совсем взрослая. Они сидят в кафе, поедают мороженное. Парнишка отвлекается, засмотревшись на какую-то светловолосую девочку. Лора двигает бровями, подавая знаки тому, кто снимает их на камеру. После чего она окликает своего брата, предлагает ему попробовать шоколадный рожок, который держит в руках. Бедный парнишка наклоняется за лакомством, но коварная сестра, мажет ему нос. Парень возмущается, озирается по сторонам, застеснявшись, но затем решает отомстить сестре. Он шлёпает своим мороженным на палочке по губам Лоры. Я ожидаю, что она разозлится, но вместо этого девушка смеётся, слизывая молочный десерт. Удивительно. И полностью противоречит с образом, которым я её наградил.

— Мой голос больше не звучит в том доме, где мой братик спит. Чужая я, чужие сны, чужие окна до весны. Мой голос больше не звучит в том доме, где мой братик спит. Чужая я, чужие сны, чужие окна до весны!

Парочка на экране обнимается, замирает, словно их фотографируют. И видео останавливается на этом снимке, синхронизируясь с последними звуками печальной мелодией.

Я перевожу взгляд на Лору, а в голове все ещё звучит её голос. Щеки раскраснелись, а глаза блестят от влаги. И дураку видно, что она сдерживается из последних сил.

Зал, естественно, аплодирует, но этот звук заглушает мое собственное сердцебиение и громкий всхлип Ули.

— Она потрясающая! — По частоте всхлипов понимаю, что девушка ревёт, словно дождик проливной. — Не зря я голосовала за неё. Это выступление даже лучше, чем ваше совместное.

Не могу с ней не согласиться. Никогда так заворожено не следил за происходящим. Дьявол, я весь обратился в слух! Никто кроме Вита никогда не заставлял меня полностью забыться. И это удалось девушке, которую я на дух не переношу. Хотя сейчас ненависть к ней поугасла.

Это было не просто выступление, чтобы заявить свое право на победу. Скорее это было послание родному человеку. Текст песни такой неопытный, но подпитанный искренними эмоциями, любовью, заботой и… болью. Сильной болью, с которой она решила справиться, рассказав всем.

При этом Лора не старалась шокировать, хайпануть или скопировать кого-нибудь. С помощью видеороликов она приоткрыла занавес своей жизни, а песней сказала о том, что эти времена уже прошли, и сейчас что-то изменилось.

Почему её голос больше не звучит там, где её брат? Случилось что-то плохое?

Я зажмурился и отвернулся. Вит был прав. Я ненавидел Лору Ви, потому что считал её жизнь идеальной, и вот она растоптала это утверждение.

Я не знал, что произошло. Я не знал, кто такая Лора Ви. И я не понимал, почему это меня волнует.

Зарычав я, бросился в спальню, где плюхнулся на кровать.

— Ты разве не хочешь узнать, победит ли она? — прокричала Уля мне вдогонку. Я не ответил, борясь с желанием выкинуть её из своей квартиры, выключить проклятый телевизор и посидеть в тишине.

Но вместо этого я закурил сигарету, опрокинулся на кровать, чтобы медленно потягивать никотин, глядя в пустой потолок.

Я дотянулся до телефона, чтобы посмотреть, не звонила ли мне Снежа. Я плохой брат. Моя сестра всегда была со мной. Даже в самые страшные минуты нашей жизни. Я мог просто взять и приехать к ней, когда пожелаю, но я не делал этого. Сейчас жалею об этом.

Наше детство отличалось от того, что я только что увидел. Мы со Снежкой никогда вот так беззаботно не смеялись. В голову закрадываются параноидальные мысли: а что если это моя вина? Да, обстоятельства складывались отвратительно, но ради малышки-сестренки я должен был стараться лучше. Просто принять чужих людей, которых она теперь считает своей семье, вдруг показалось недостаточно.

Завтра я куплю огромный букет, отправлюсь на отчётный концерт, а после свожу её в кафе-мороженное…

Я могу сказать, сколько я так лежал, обманывая самого себя, что не слушаю. Дым клубился вокруг меня, защищая от глаз внешнего мира. Я бы хотел уснуть, но вместо этого все слушал и слушал. А Уля сделала звук на максимум, и пусть только попробует сказать, что оглохла. Зараза делает это специально. Мне стоит уволить её. Но и она и я знаем, что я этого не сделаю.

— Итак! Первое место занимает…

Барабанная дробь. Я, сам того не заметив, задержал дыхание. Моё сердце забилось с новой силой. Я сжал простынь в кулаках, чтобы сдержаться и не броситься в гостиную.

— Лора Ви! — прокричал ведущий, срываясь на хрип.

— Ура! — взвизгнула Ульяна, перекрывая телевизор. — Победа! Я знала! Гай! Ты слышал?

Да, я слышал. Напряжённые мышцы расслабляются. Я поворачиваюсь лицом в подушку, чтобы спрятать довольную улыбку.

17  POV Вили

6 месяцев спустя

— Для тебя это будет очень хорошей возможностью, — продолжала тараторить девушка, которую я знаю всего неделю. И она, если честно, уже успела мне порядком поднадоесть. В частности, потому что обращалась все это время со мной словно с неразумным ребёнком. Это раздражает. Нет, у меня не было никакой звёздной болезни или чего-то подобного. Но она постоянно говорила и говорила, а я старалась сделать всё, чтобы её не слышать, применяя изрядную толику находчивости. — Кирилл Анатольевич был просто в восторге, когда подвернулся такой шанс. Слышала, что его песен хватит на целый альбом.

Я знала, что это значит. Как догадывалась, что это будет очередным пиар ходом. Бывшие враги вдруг записывают целый дуэтный альбом. Чем вам ни интересная новость, которую можно смаковать долго и со вкусом?

Кирилл Анатольевич уже говорил со мной на эту тему. Ему нужно раскурить меня, словно юлу. Я вернулась с первого в моей жизни гастрольного тура, который устроил проект для отличившихся участников, финалистов и победителя, то есть меня. И сразу закружилась в водовороте планов и надежд. Я подписала контракт, заручилась поддержкой продюсера, получила призовые деньги, жилье и ассистента в подарок.

Моя сольная песня достаточно долго кружилась в хит-парадах, на радио, на телевиденье, но, как однажды случается со всеми песнями, ей пришлось уступить место другим хитам. А мне надо двигаться дальше, выстреливая новинками.

Я думала, что на меня начнут давить. И очень была удивлена, когда этого не наблюдалось. Но, как оказалось, на меня уже были планы задолго до окончания групповых гастролей.

И прямо сейчас мне предстояло встретиться с этими планами лицом к лицу.

— Он уже знает, — все не унималась Ляля (так она себя называла). — Говорят, что он очень обрадовался тому, что вы снова будете выступать вместе.

Рад? Гай Биго рад тому, что придётся снова работать в дуэте со мной?

Эта девушка либо не знает Биго, чтобы иметь возможность в это поверить, либо просто наивная до невозможности. Я голосую за оба варианта. Громко прыскаю, вызывая неприкрытое удивление у Ляли. Её пепельно-белые волосы висят сухими прядями, а бюст выпирает из лифа топа. Думаю, она не просто мне ассистирует. Цель её несколько иная.

Гай Биго точно не будет довольным таким поворотом событий. После того, как он ушёл со сцены восемь месяцев назад, от него ничего не было слышно. Я знаю, что с ним связывались с предложением повторить номер на финальном концерте, но он наотрез отказался.

Ну и пусть! Я тщательно убеждаю себя, что меня это нисколечко не обидело. Не после того, как этот козёл облапал меня на сцене, полностью изменив сценарий выступления! Не после того, как он почти поставил засос на моей шее!

Признать честно, эта секундная близость до сих пор заставляла мой живот с трепетом сокращаться. Поэтому разумная сторона меня, которая и не думала обижено надувать губы, убеждала меня, что его отказ к лучшему. Не придётся переживать это заново. Кто знает, к какому краю это меня подтолкнёт?

Я опускаю подбородок вниз, чтобы ещё раз хорошенько рассмотреть бумаги формата А4, лежащие на моих коленях. Ляля была права: песен хватит на целый альбом. Но сегодня мне понадобится только одна, и я уже знаю её наизусть. Она почти каждую ночь все ещё напоминает мне о себе.

Хоть мы и исполнили её на концерте, на радио она так и не появилась. Наверняка, встал вопрос о необходимости распространения и об авторских правах. И сейчас вопрос решился. Все же, несмотря на то, что песня уже была записана на проекте, Кирилла Анатольевич решил, что лучше перезаписать. Не знаю, какое звучание он хотел получить, но ему виднее.

Машина двигалась в пробке со скоростью престарелой черепахи. Но мне казалось, что слишком быстро я приближаюсь к студии звукозаписи, где уже должен ждать Гай Биго. От осознания, что теперь мы проведём уйму времени вместе, пока будем записывать альбом, выступать на концертах и, возможно, снимать клипы. Живот связало, словно я проглотила гору хурмы.

Когда пришло время выбираться из машины, ноги отказывались идти. Я словно приклеилась к кожаному сиденью.

— Ты чего? — Ляля заглянула в салон, поняв, что я не последовала за ней. — Мы и так уже опоздали.

Я закусила губу, стараясь не обращать внимания на вытянувшееся лицо ассистентки, запихнула бумаги в маленький чёрный рюкзак, абсолютно точно помяв их, после чего, кривясь, вылезла из машины.

Пока мы шли по коридору, я чувствовала себя словно приговорённая к смерти. Ну, или к пыткам. Гай точно не встретит меня с распростёртыми объятиями. Скорее окинет презрительным взглядом, явно демонстрирующим своё отношение к идее совместного творчества.

Как только дверь открылась, мои глаза тут же принялись сканировать пространство в нервном поиске. И когда они увенчались успехом, я задержала дыхание, оробев.

Биго развалился на чёрном кожаным диванчике в углу студии с видом пафосного гавнюка. На нём тёмная обтягивающая футболка, не скрывающая гамму татуировок на шее и руках, и подранные джинсы. В его длинных пальцах, на которых тоже мелькают небольшие татушки, тлела сигарета, словно с вызовом окружая его дымным ореолом. Голубые глаза смотрят безжизненно, но, заметив меня, они словно оживают, сбрасывая ленивое оцепенение, и тут же вспыхивают неприязнью. Словно даже смотреть на меня тошно. Хотя это не мешает ему оценочно исследовать мой внешний вид, которым он, судя по всему, остался не доволен.

Я стискиваю зубы, чтобы не подать вида, как меня это задело. Боже, надеюсь, я не покраснела, а то прямо сейчас в моей голове нежданно-негаданно вспыхнули картинки, которые я день за днём представляла, прежде чем погрузиться в сонную негу. Озвучивать эти фантазии я не решалась при свете солнца. Главным героем всегда был этот надменный придурок. Его руки и губы неизменно скользили по моему телу, лаская чувствительную кожу…

Я задерживаю дыхание чуть дольше, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний, о которых я сейчас жалею. Отвожу взгляд, чтобы смотреть на кого угодно, лишь бы не выдать тот хаос, что кружит в моей голове.

— А! — воскликнул Кирилл Анатольевич. Не знала, что он тоже будет здесь. — Вот и ты, Вили! Морщусь, услышав своё настоящее имя, надеясь, что никто не заметит. Не слышала его с того момента, когда появилась Лора Ви. Конечно, исключением были дедушка и Захар, но первый не обращался ко мне по имени, называя внученькой. — Как настрой? Готова хорошенько потрудиться?

— Здравствуйте, — растягиваю губы, молясь, чтобы было похоже на искреннюю улыбку, — конечно, всегда готова.

Слышу за спиной смешок, делаю вдох. В горле запершило от едкого дыма. Как Гай ещё после такого в состоянии петь? Борюсь с желанием прокашляться. Кирилл Анатольевич замечает, смотрит на источник дыма позади меня.

— Почему бы тебе не докурить на улице? — Продюсер поджимает губы. — А еще лучше бросить совсем эту гадость.

— Я уже устал повторять ему это, — пожаловался невысокий полноватый мужчина — директор Гая.

— Свой голос певец должен беречь, словно сокровище, — принялся за наставления Кирилл Анатольевич. Он это дело любит, хотя не думаю, что кому-то помогли его умозаключения.

Вот и Гая лишь разозлили. Отчётливо слышу, как заскрипели зубыпарня, затем окурок с шумом приземляется в урну.

— Мы ещё даже не начали работать вместе, а из-за неё уже куча правил, — пробубнил он так, чтобы все слышали его недовольство.

— Правила? — удивляюсь, резко разворачиваюсь. — Какие ещё правила?

Гай смотрит на мои хлопающие ресницы, приподнимая брови и, видимо, размышляя, притворяюсь я или нет. Он поворачивается, плюхается обратно на диванчик.

— Так что там с правилами? — повторяю я.

— Не переживай, — вмешивается Ляля, — для тебя нет ни одного.

Шире раскрывая глаза, молча спрашивая: это что ещё за новости?

В это время в комнату входит Ульяна — ассистентка Гая, удерживая в руках картонный подстаканник, в котором расположились четыре бумажных стакана со свежим кофе. Она приветливо улыбается мне, словно и правда рада видеть. Я искренне отвечаю ей тем же. Уля нравится мне гораздо больше, чем Ляля. В частности, потому что мозги у неё на месте.

— Что так долго? — капризно спрашивает Биго, но девушка в ответ даже бровью не ведёт. Выдержки ей не занимать.

— Вот, держи.

Хорошенькая блондинка протягивает ему стакан с кофе. Второй передает директору Гая, третий Кириллу Анатольевичу.

— О, — девушка смотрит на меня, затем опускает взгляд на кофе, и я понимаю, что на меня она не рассчитывала, — хочешь?

— Нет, спасибо, — отвечаю, поспешно махнув рукой, — я уже пила сегодня кофе.

— Не… — заикнулась было Ляля, видимо, собираясь поведать, что никакого кофе я сегодня не успела выпить. Она подняла меня с кровати, чуть ли не сама одела, после чего запихнула в машину, постоянно повторяя, что пробки нынче ошалели, и такими темпами мы точно опоздаем.

Я смотрю на неё, призывая закрыть свой рот. В этот момент ловлю на себе любопытный взгляд парня, нарочито медленно потягивающего кофе из своего стаканчика. Сомневаться не приходится: он всё понял.

— Ну, что, — выдыхаю я, старательно вкладываю в голос как можно больше бодрости, — может, начнём?

— Да! — отозвался мой продюсер. — Раз все в сборе. — Он покрутил телефон в своих руках, затем поднес его к лицу, чтобы разблокировать. Ещё несколько манипуляций, и дверь позади меня вновь открылась. — Вили, познакомься с Димой и Славой. — Я киваю, улыбаюсь, получая в ответ приятные взгляды. После того, как победила в проекте, таких взглядов стало чересчур много. Не скажу, что меня это радует, или раздувает моё эго. Скорее, они дико меня смущают. — Они звукоинженеры.

— Очень приятно.

POV Биго

От злости я так сильно сжал стаканчик, что чуть не выплеснул обжигающий напиток себе в лицо.

Ей очень приятно? Неужели? Поэтому она так приторно сладко улыбается этим олухам?

Ладно-ладно! Они вовсе не олухи, а толковые ребята. Но мне точно не нравится то, как их глаза проехались по её телу. На ней сегодня слишком короткое летнее платье, оголяющее хрупкие плечи и упругие бёдра. А волосы она собрала очень… мило, что ли. На макушке намотаны две култышки-рожки, но на плечах все же осталась основная масса кудрявой гривы. Синие пряди куда-то исчезли. Жаль. Они были очень даже ничего.

А злюсь я, потому что мне она вообще ни разу не улыбнулась. Упрямый голосок внутри пропищал, что я и не заслужил. Хотя именно благодаря мне и моей идее номера, она уверенно заняла позицию лидера проекта, ни разу не спустившись с пьедестала. Всё тот же голос перечил, говоря, что если бы не я, то она бы стала лидером ещё после первого кастинга. Хмурюсь. Все сложно.

Я ожидал, что вот сейчас Лора примется жеманничать и кокетничать, чтобы заставить парней облиться слюнями, но она этого не делает, как и звёздно не отбирает у Ули кофе, который та принесла для себя. Хотя если приглядеться, на её щеках можно увидеть слабый румянец. Ей неловко? Это интересно.

Девушка быстро разворачивается, словно не может устоять на месте. Резвости ей не занимать, и вот она уже запрыгнула в соседнюю комнату, а я не свожу с неё взгляда, исподтишка наблюдая через стекло.

Лора оглянулась, осматриваясь, при этом пышные волосы кружились за движениями её головы. Глаза удивленно расширились: эта студия отличается от той, что она могла наблюдать на шоу. Девушка встала у микрофона, разглядывая различные приспособления для качественной аудиозаписи. Вот она надела наушники, показала нам большой палец.

— Приступим! — Продюсер громко хлопнул в ладоши, призывая всех сосредоточиться на том, зачем мы здесь.

Лора быстро адаптировалась под происходящее. Она мигом понимала, что от неё хотят, и выполняла все беспрекословно. Поскольку её голоса в песне было намного больше, нежели моего, работать ей пришлось в два раза больше. И я ни разу за три часа, которые она провела за стеклом, не услышал её жалобу.

— Ляля, — позвала она, когда голос стал заметно хрипеть, — могу я попросить тебя принести мне кофе?

Я даже рот открыл от удивления. Откуда такая вежливость? Разве эта девчонка здесь не для того, чтобы выполнять любой её каприз? Отворачиваюсь от пронзительного взгляда Ульяны, делая вид, что не замечаю, получая в ответ смешок.

Лора вышла из комнаты, скромно опустилась на соседний диванчик, принимая свой кофе. Она делает глоток, закрывает глаза. На её лице появляется улыбка блаженства, отчего уже сглатываю я. Чтобы скрыть волнение, достаю сигарету, но получаю порцию недовольных взглядов.

— Я, кажется, тебя уже просил? — строго отзывается Кирилл. — Не беспокоишься о своем голосе, подумай о Вили.

Вили? Хм.

Я молча, ни на кого не глядя, встал и вышел, чтобы спокойно покурить на улице.

День сегодня очень жаркий. Я спрятался в тень, отбрасываемую широким козырьком, облокотился на стену, задымил. Сердцебиение выравнивалось с каждой затяжкой. Я закрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Где-то за загривком покалывало ощущение безысходности: сколько продлится наше сотрудничество?

Черт побери, мне некого винить в этом, кроме самого себя. Одного взгляда на эту девчонку достаточно, чтобы вывести меня из равновесия. Я никогда не был особо эмоциональным. Спасибо школе выживания, которую пришлось пройти в десятилетнем возрасте. Когда мои страхи могли стать причиной кошмаров наяву, которые могли устроить ребята постарше, питающие страсть к издевательству.

Единственной девчонкой, которая когда-либо была для меня важна, это моя сестра. И я не мог позволить ещё кому-то приблизиться к себе.

В этом-то и заключается вся проблема! Я бы мог просто трахнуть Лору Ви в самой ближайшей постели, которую найду. Не думаю, что с этим возникли бы сложности. Я мог просто наплевать на долбанные правила, установленные её продюсером, главным из которых был запрет на сексуальный контакт с его любимицей. Надеюсь, я достаточно громко фыркнул, когда он это объявил, делая вид, что это меня нисколько не смущает?

Хотя правда заключалась в том, что все три часа, что я мог пялиться на усердно трудящуюся девчонку, меня буквально опаляло желание зажать её в укромном углу, чтобы ещё раз языком сосчитать её пульс на тонкой шее. Мои руки могли бы заскочить под короткий лоскуток ткани, позволяя мне тактильно убедиться в упругости пышных ягодиц.

Я мог бы сделать все это, но что дальше? Хватило бы мне этого? Любопытство, мучившее меня во снах слишком долго, заставляя просыпаться в агонии собственного неудовлетворённого желания, будет ли оно утолено?

Что-то подсказывало мне, что нет. Я никогда не был трусом, но сейчас боялся, что мне будет мало одного раза.

Именно поэтому я должен взять себя в руки, пока не поздно. Я и так уже натворил дел, написав этот дурацкий дуэтный альбом. Тёма был вне себя от ужаса, но поделать ничего не смог. Кроме этих слюнявых сопливых песен, где обязательно должен был присутствовать женский голос, я ничего так и не смог выдать. И когда мы начали перебирать возможных певиц, оказалось, что в моей голове звучал вполне определенный голосок. Кроме него никто не мог исполнить мои песни так, как их слышал я.

Тёма связался с Кириллом, и нам оставалось только ждать, пока наш певчий соловей вернётся с гастролей. Думаю, только Уля замечала, как я злился на себя, но все же не мог полностью скрыть ликование при мысли, что снова окажусь на одной сцене с Лорой Ви.

Прямо сейчас ликование сменилось небольшой паникой. С собой придётся бороться нещадно. Руки так и чесались, а в голове то и дело строились планы порочного соблазнения.

Я докуриваю, но все ещё не могу окончательно взять себя в руки. Может, если удариться башкой о стену, мозги вернуться на место? Ответ мне не дано узнать. Я кидаю окурок на землю, придавливаю его носком, давлю с такой силой, что пальцы немеют, но я не спешу выходить из укрытия.

Я вернулся обратно, когда почувствовал себя увереннее. В комнате было пусто. Сперва я подумал, что все выбрались развеяться, но краем глаза заметил в углу за стеклом какой-то движение. Любопытство двинуло меня подойти ближе. Зрелище, представшее передо мной, тут же вытеснило собранность. Меня словно ткнули под дых: странное ощущение волнения.

Лора Ви стояла ко мне спиной. Она покачивалась на месте, обхватив руками огромные наушники. Её голова немного запрокинулась назад, девушка что-то бормотала, видимо, подпевая тому, что слышала.

Я не знаю, что она слушала, но меня явно не замечала. Её платье приподнималось чуть выше, двигаясь следом за плавными движениями. Я оглянулся. Мы одни.

Странный отклик в груди заставил меня сделать несусветную глупость — двинуться к девушке, все ещё не подозревающей о том, что она больше не в одиночестве. Я подхожу чересчур близко, вытягиваю руку, чтобы коснуться её волос — моей слабости. Так приятно. Делаю ещё шаг, вдыхаю полной грудью свежий аромат, который парит вокруг неё. Закрываю глаза, чтобы насладиться этим моментом, ведь она не знает, что я рядом.

В следующую секунду Лора делает шаг назад и врезается в меня, громко ойкнув. Мои руки инстинктивно обхватывают её талию. Поддаюсь искушению, прижимаю её к себе, но девушка быстро выкручивается, поворачиваясь лицом ко мне, по пути стаскивая наушники.

— Простите, — мгновенно извиняется, затем поднимает глаза, застывает, понимая в кого врезалась.

Она быстро оглядывает комнату, смотрит через стекло, убеждаясь, что здесь только мы. В её большие глаза закрадывается страх. Уж не боится ли она, что я её съем?

— Прости, — вновь выдыхает, — не знала, что я не одна. Все пошли перекусить, а я ведь выпила кофе, так что… — Лора умолкает, видя, что я не реагирую. Я не могу шелохнуться, просто смотрю, как двигаются её пухлые губки. Если сдвинусь сейчас, то совершу ужасную ошибку.

Её дыхание учащается. Она тоже смотрит на мои губы. Глаза перестают моргать, словно под гипнозом. Я тоже её волную. Меня дико радует эта напряжённая пауза. Словно если между нами плеснуть струю воды, посыплются искры. Я гадаю, сколько она сможет выдержать этот накал. Рискнёт ли двинуться дальше? Или трусливо подожмёт хвост, чтобы обезопасить себя?

— Сейчас ведь твоя очередь, — спохватывается Лора, выбирая второй вариант. Я усмехаюсь, и девушка принимает это за утвердительный ответ.

Она тянет огромные наушники вверх, видимо, чтобы снять их, но я останавливаю её, стремительно вскинув руки и схватив длинные пальчики. Я возвращаю наушники в исходное положение — на её ушки. Музыка все ещё громыхает в них.

Быстро оборачиваюсь, чтобы убедиться, что здесь все ещё только мы. После чего выбираю первый вариант, опускаю голову и, так легко, как только могу, касаюсь её губ своими, сразу чувствуя пряность только что выпитого ею кофе.

POV Вили

Мои глаза широко распахнуты, руки в плену его обжигающих ладоней вцепились в пластиковые наушники. Музыка бьет по ушам, но пульс перебивает слух. Я слышу лишь стук своего зашкалившего сердца.

Его губы такие мягкие: никогда не думала, что они окажутся именно такими. Я не могу закрыть глаза: слишком ошарашена происходящим. Я вижу каждую черточку на его лице: густые брови, горбинку на носовой перегородке и сережку-гвоздик, даже небольшой шрам на щеке.

Но главный магнит — это его блестящие, словно два сапфира, глаза. Они тоже открыты. Гай испытующе смотрит на меня, словно в ожидании. И я понятия не имею, чего он ждёт, в то время как его губы прожигают во мне дыру, словно жаркие солнечные лучи.

И все же я боялась двигаться. Голубые глаза смотрят непрерывно, словно намереваясь заглянуть в мою душу. Я не хотела ему этого позволять, но и закрыть глаза не решалась. Что если он использует это против меня? Что если это ловушка?

Мысли кружили, теряясь в захлёстывающих меня ощущениях. Живот откликнулся сладкой болью. В груди образовалось торнадо, которое с каждой секундой становилось сильнее.

Губы, так мягко застывшие на моих губах, дрогнули. Гай отстранился, что-то сказал. Я не могу услышать, а читать по губам, к сожалению, не умею. В боку разочарованно кольнуло, решив, что все закончилось. Я открыла рот, чтобы что-то сказать или просто как следует вдохнуть. Но парень сильнее стиснул мои руки, закрыл глаза, вновь накрыл мой слегка раскрывшийся рот.

Больше никакого намёка на лёгкость. Его губы принялись буквально поглощать меня. Я закрыла глаза в ту же секунду, сдаваясь. Тоненькая ниточка потянула меня назад, призывая очнуться. Я не послушалась, устремилась вперед, ответив на поцелуй.

К моему удивлению, Гай не пытался прижать меня к себе. Его руки все ещё с силой удерживали наушники на моих ушах, словно он сам держится за них.

Я словно очутилась в другом измерении: я ничего не видела, ведь мои веки намертво приклеились; ничего не слышала: музыка оглушила меня. Я могла поклясться, что оказалась изолирована от всех чувств, кроме тех, что Гай позволял мне ощущать.

Голова кружилась от того сладостного возбуждения, что дарили его губы и язык, а иногда даже зубы, врезавшиеся в мои, когда мы слишком спешили. Запах сигарет, заполнивший мой нос, сейчас уже не кажется мне таким ужасным. Я готова вечность наслаждаться им, смешанным с ароматом Гая. Они так тесно переплелись, что невозможно было отделить один от другого.

Я потеряла счет времени. Мне было неважно, застукают ли нас. Для меня все растворилось в одночасье, вернув на землю в следующий момент.

Я пошатнулась, когда тёмный кокон взорвался светом и звуками. Наушники съехали вниз, я хлопала ресницами так быстро, что стала опасаться несанкционированного взлёта. Гая уже не было рядом со мной. Я оглянулась. Он каким-то образом очутился на диване в соседней комнате, которую уже наполняла наша команда. Отворачиваюсь, сделав вид, что меня до одури интересует тёмная стена. Рукой касаюсь области груди, где сердце больно ударяется о рёбра. А в голове, словно гонг, звонко стучит утверждение, что я вляпалась по уши.

18  POV Вили

Пальцы левой руки отбивают чечётку, а указательным пальцем правой я листаю ленту в популярном приложении. Фотки, видео, новости — кто на что горазд.

После того, как я выиграла шоу и подписала контракт, Кирилл Анатольевич настоял, чтобы я создала свой аккаунт. И он не должен висеть мёртвым грузом. Мне нужно пополнять его фотками как можно чаще: вот я на студии, вот на концерте, вот пью кофе, вот болтаю с известным актёром, вот мазюкаю рожу кремом — бред, но он поможет мне раскрутиться. Тем более, как утверждает Ляля, это отличный способ зарабатывать на рекламе.

Что ж, деньги стали решающим фактором: мне по-прежнему нужно заработать как можно больше хрустящих купюр, чтобы исполнилась мечта.

И именно она как раз опаздывает на десять минут. Вернее, он. Мой брат. Я хочу, чтобы он жил со мной. Но как бы сильно мы этого не хотели, Захар не может уйти из богатого дома в никуда. Его отец точно вернёт его обратно, даже если из вредности. Потому что я уверена, сын ему не нужен.

Захар несовершеннолетний, поэтому зависит от опекуна. Если мы решим подать заявление в суд, чтобы ему разрешили сменить опекуна, нужно представить суду доказательство того, что для этого имеются веские основания. Они есть. Еще нужно продемонстрировать, что у мальчишки будет другой ответственный опекун и жилищные условия ничуть не хуже. А вот тут и кроется проблема.

У меня нет собственной квартиры. Я обитаю в съемной, пусть и роскошной двушке, о которой позаботился продюсер. И пусть на моем счету появился выигрыш, его хватит разве что, в лучшем случае, на половину собственной квартиры.

Я разочарованно вздыхаю, понимая, как много ещё предстоит сделать. Я могла бы взять ипотеку: все-таки контракт заключён на три года, но завязать на шее такую кабалу пока не решалась.

Выпрямляюсь, запостив очередную фотографию своего кофе — пусть весь мир знает, что я пью. Ему ведь до колик интересно. Боже, надеюсь, что не дойду до того, что буду рассказывать, сколько раз я сходила в туалет.

— Лора Ви! — негромко взвизгивает девчонка, проходящая мимо. О, черт! — Катя, — зовёт она кого-то, активно махая руками, — смотри! Это ведь Лора Ви!

— Не шутишь? — недоверчиво отзывается её подруга.

— Нет!

Я поднимаю голову, отвожу пышные кудри назад, чтобы не мешались. Вижу, как две девчонки замерли у моего столика.

— Здравствуйте, — киваю я.

— Можно с вами сфокаться? — одновременно выдают они.

— Да, конечно, — мило улыбаюсь, старательно преодолевая сковывающее смущение. Несмотря на то, что такие моменты случаются все чаще, я никак не могу привыкнуть, хотя принимаю, что это часть моей работы.

Девушки, улыбаясь от уха до уха, садятся по бокам от меня. Одна из них вытягивает телефон, чтобы сделать селфи. Щелчок. Я моргаю. Ещё один щелчок.

— Спасибо, — в унисон благодарят, поднимаясь. — Мы были уверены, что вы победите, голосовали за вас.

— Эм, — я прикидываю, что должна им ответить, — спасибо. Хорошего дня.

Девочки хихикают, еще какое-то время мнутся с ноги на ногу, затем все же уходят, оставляя меня с моим телефоном и бодрящим напитком. Который, к слову, заканчивался, а моего брата все нет.

— Думаю, мне нужно побольше трепаться о том, кто моя сестра, тогда и ко мне начнут подкатывать…

— Эй, — прерываю его я, подскакивая, чтобы кинуться на своего младшего братишку, который, наконец, соизволил появиться. За последние два года он здОрово подрос. Теперь ему уже четырнадцать, и он на голову выше меня. — Ты опоздал! Почему я, звезда, должна ждать простого смертного?

Захар засмеялся, когда я ткнула его кулаком в бок. Он обнимает меня в ответ. Ух, а его руки и впрямь стали крепче после нашей последней встречи.

— Я не специально.

Мы садимся напротив друг друга. К нам тут же подходит официант. Захар заказывает нам по мороженому, а я широко улыбаюсь, наблюдая за ним.

Казалось бы, он не сильно изменился, но черты лица заострились, превращаясь из детской округлости в подростковую угловатость. И все же он остаётся таким же красавчиком. Думаю, девчонки за ним табуном ходят.

— Что же тебя задержало? — спрашиваю, когда официант удаляется.

— Приехала тётя Оля. — Захар поджимает свои губы, которые тут же белеют, словно он выкачал из них всю кровь.

— Давно она не приезжала, — равнодушно выдыхаю. На эту сучку мне плевать. Меня расстраивает только то, что она может подпортить жизнь моему брату. — Что на этот раз?

— Папаша мой, — оскалился Захар.

— Всё пьёт? — спрашиваю, но уже знаю ответ. Ничего не изменилось за эти два года. Он все также закрывается в своем кабинете и заливает водку в свою глотку.

— Больше обычного, — кивает парнишка. — Вот Вера и позвонила тётке. Она примчалась, словно беспокоится о нём. — Я понимающе хмыкаю. — Чхать она на него хотела.

— Она одна приехала?

Ловлю сочувствующий взгляд брата. Жалею о своем вопросе, но забрать его назад не могу.

— Ты же его не ждёшь, правда? — Захар накрывает мою руку своей. — Скажи, что выкинула этого придурка из своей головы.

— Конечно, — кисло улыбаюсь, но не лгу. О Никите я думаю только тогда, когда речь заходит о его мамаше, которая временами вмешивается в жизнь моего брата.

— Тётя Оля говорит, что он скоро приедет, — аккуратно сообщает брат, следя за моей реакцией. — Ему осталось пару месяцев отучиться, и он вернётся. Кажется, эта грымза намерена поселиться в нашем доме. — Задерживаю дыхание, чтобы не выдать своего шока. — И пьянство папаши только предлог. Она только что пыталась промыть мне мозг, рассказывая мне, как тяжело мне же живётся с таким отцом. Мол, никто на меня внимания не обращает, никто не контролирует. — Захар в запале так громко фыркает, что на нас тут же оборачивается большая часть посетителей. Он не замечает, продолжая рычать: — Говорит, знает, как мне одиноко без мамы, отца и сестры. Представляешь? — восклицает он, и теперь уже я сжимаю его ладонь. — Эта мымра говорит, что сочувствует мне. Так ведь это она тебя и выгнала! Ненавижу её! И если она вдруг и правда поселится в этом доме со своим семейством, я взорву его к чертовой бабушке!

— Захар, — мягко окликаю его, — успокойся.

— Я не могу! — упрямо сводит брови. — Каждый раз, когда вижу её, вспоминаю, как ты плакала, а она довольно вышвыривала тебя бомжевать!

— Со мной все хорошо, — улыбаюсь, хотя прекрасно понимаю его чувства. Я бы тоже попыталась убить эту сучку, если бы она тронула Захара. Но позволять своему брату даже думать об этом не позволю. — Я знаю, что много раз уже просила тебя, но, пожалуйста, потерпи ещё немного. Я ведь уже у цели.

Умоляюще смотрю на Захара. Где-то на заднем плане заиграла песня, которую я написала специально для него. Вижу по его глазам, что он тоже слышит её. В этом мире у нас нет никого роднее друг друга.

— Я знаю, Вили. — Брат отвечает мне грустной улыбкой, переплетает наши пальцы. — Знаю, что ты из-за меня и днём и ночью работаешь! Знаю, как тяжело тебе пришлось, хоть ты и не рассказываешь. Я все знаю. И поэтому ненавижу их всех ещё больше! — Я вздыхаю. — Я буду ждать, но если она переедет в этот дом, я сбегу.

— Захар…

— Ничего не говори, — отмахивается он. — Жить с ней в одном доме не смогу, сколько бы ты ни уговаривала. Кончится тем, что я реально взорву этот чертов дом.

— Хорошо, — соглашаюсь, понимая, что спорить бесполезно. Пусть ему всего четырнадцать, но он давно уже не ребёнок. Жизнь успела преподать ему пару суровых уроков, после которых детство кончилось. — Давай тогда поступим так. — Я смотрю на него, убеждаюсь, что брат внимательно слушает. — Пока она не переехала, ты живёшь там. Но если вдруг переедет, то ты позвонишь мне, и мы все решим. Хорошо? Пообещай, что не будешь сбегать из дома. Пообещай, что мы вместе найдём решение проблемы.

Брат смотрит на меня из-под полуприкрытых век. Ему не нравится то, что я предлагаю. Он молчит.

— Пообещай, Захар, — настаиваю. — Если ты сбежишь, то сделаешь только хуже.

Вижу, как его грудь активно поднимается и опускается, а ноздри широко раскрываются. Он против, но я смотрю строго, не собираясь уступать.

— Ладно-ладно, — по-ребячески нетерпеливо отвечает Захар, словно старается отделаться от назойливой мухи. — Лучше расскажи мне, как там наша звезда? Биго все также ненавидит тебя? Не представляю, как тебя можно ненавидеть?

Нам как раз приносят мороженое. Я зачерпываю щедрую порцию шоколадной сладости и отправляю её в рот, затем опускаю голову ниже, чтобы спрятать заалевшие щёки за красивой креманкой.

— Нет, он… — отвечаю с набитым ртом. — Он… — Думаю, щёки стали похожи на два спелых помидора. — Мы просто вместе записываем альбом. На этом все.

— Хм, — брат задумчиво откусывает вафлю, — может, он гей?

— Пбх! Пхе! — Я поперхнулась. Растаявшее мороженое во рту тут же выплеснулось наружу через нос. Спасибо, что не из ушей! Зрелище не из приятных, да и на слух не очень. На глаза навернулись слёзы. Я схватила салфетку, принялась вытираться, продолжая при этом кашлять.

Гай Биго — гей? Это что-то новенькое и оригинальное!

Брат испуганно взирал на меня. А я захрипела от смеха, перемешавшегося с кашлем и сладкими соплями.

— Принесите, пожалуйста, воды! — крикнул брат официанту, и через минуту передо мной появился прозрачный стакан с водой.

Я жадно отпила, чтобы успокоиться. Замолкла. В носу жгло.

— Пришла в себя? — Захар подозрительно щурится.

— Да, — голос все ещё хрипит. — Он точно не гей.

— Откуда тебе знать?

— Просто знаю.

Черт! Надо было помалкивать, но поздно я об этом поняла. Стоило только подумать о Гае, как перед глазами тут же появилось его лицо. Голубые глаза, пирсинг. Губы закололо: это случается каждый раз, когда я вспоминаю поцелуй. Словно несносный парень поставил клеймо, не дающее мне забыть случившееся, как сделал это он.

Прошла неделя. И она была охренительно длинной. В особенности благодаря Гаю. Я не знала, какой от него ожидать реакции. Будет ли он насмехаться надо мной? Или нарочито игнорировать? А, может, продолжит подстерегать меня в укромных уголках, чтобы вновь поцеловать?

Последнее предположение, конечно, из разряда фантастики, ну, или девичьих мечтаний.

И Гай, к моему удивлению или разочарованию, ничего из этого не сделал. Он вёл себя как обычно. Спокойно смотрел на меня, в то время как я вся сжималась под его взглядом. Разговаривал только по теме, тогда как я ловила каждое его слово, пытаясь различить скрытый смысл, ожидая, что он подаст мне хоть какой-то сигнал, что все помнит.

Но его не было. С каждым днём мне все больше казалось, что ничего на самом деле и не произошло. А то, что я помнила и до сих пор чувствовала, это был лишь мираж, плод моего воображения. Ведь я хотела этого с того самого вечера, когда состоялось наше совместное выступления.

Наивная дура!

Едва сдержалась, чтобы не ударить себя по голове, но вовремя спохватилась, что вокруг меня куча людей, а напротив братик. Он, к счастью, моих душевных метаний не заметил.

— Лучше расскажи, мне, — быстро и виртуозно перевожу стрелки, — как учёба? Математичка всё ещё достаёт?

19  POV Биго

Я сжимаю несчастный лист бумаги так сильно, что побелели костяшки. Эта грёбаная неделя не могла стать еще хуже.

Так я думал, пока не пришёл сюда.

Почему режиссёры так помешаны на откровенных сценах? Черт, неужели публика хочет увидеть меня полуголым в душе? Какая на хрен разница, насколько эротично это будет выглядеть на экране? Мы не долбанные порно звёзды. Почему нельзя придумать что-нибудь действительно стоящее вместо того, чтобы снимать нас голышом в объятиях друг друга?

Ненароком выглядываю из-за бумажного укрытия, чтобы увидеть реакцию Лоры. До сих пор не узнал, почему продюсер называет её Вили. Мог бы спросить, но такая заинтересованность может вызвать волну подозрений: мне не нужны лишние проблемы. Хватит и того, что приходится проявлять чудеса самообладания каждый раз, когда она находится рядом.

Вопросительный взгляд, которые я ловил первые пару дней после момента слабости в кабинке звукозаписи, постепенно сошёл на нет. Она либо поняла, что я не собираюсь это обсуждать, либо приняла, что повторения не будет. По крайней мере, пока я контролирую себя. Но грань очень тонкая: одно невольное движение способно разорвать едва различимую плёнку.

И, возможно, этим движением станет сегодняшние съемки. Я догадывался, что клип будет именно таким, но все же в груди теплилась малюсенькая надежда, что режиссер выберет что-то оригинальное, а не пойдёт по проторенной дорожке. Не повезло.

Я щурюсь, поглядывая на девушку напротив. Её лицо белее, чем бумажный лист, который трясется в её руках. Её карие глаза потемнели, приобретая оттенок эспрессо. Они скользят по листу вниз и обратно, словно хотят стереть написанное. Если приглядеться, то можно прочесть её мысли. Они хаотичны, ведь девчонка напугана.

По задумке нашего многоуважаемого режиссера Сергея, ей придётся сниматься почти обнажённой. Трусики от купальника и телесные вставки на грудь не в счёт.

Лора издаёт тихий стон отчаяния, закрывает глаза, откидываясь на спинку стула. Она прислоняет листок к лицу, стараясь прикрыть разочарование. И это можно понять.

Первый клип в её жизни, и вместо интересной работы она получает картину со своим полуголым участием. Явно не мечта всей жизни. Неделю я не сводил с неё глаз, наблюдая украдкой, и не заметил ни одного признака желания раздеться по первому щелчку.

— Ну, что, готовы начать? — Сергей хлопает в ладоши, Лора дёргается. Она поднимает на него влажные испуганные глаза.

— Да! — радостно отвечает съёмочная группа, но не главные персонажи.

Честно признаться, я тоже труханул. Стоит только представить, какое испытание меня ждёт. Лора Ви в моих руках. Почти обнажённая. Я смогу касаться её… нет, не так… я должен буду касаться её, при этом не потеряв свой разум. То ещё испытание на прочность: не думаю, что я его пройду. Не тогда, когда каждая клеточка моего тела желает схватить, утащить и наслаждаться ночами напролёт.

— Нам придётся поторопиться, — нетерпеливо продолжает мужчина в кепке и с густой бородкой. — У нас есть всего один день на съемку в этом павильоне, поэтому времени в обрез.

Лора закусывает губу, встаёт, бросает на меня странный взгляд, прежде чем скрыться в гримёрной. Можно подумать, меня радует происходящее. Но попытаться хоть что-то изменить в моих силах.

— Сергей! — окликаю я режиссёра. — Давай поговорим!

POV Вили

Поджилки трясутся, словно у меня больные коленки. Я упираюсь ладонями в стол, поднимаю голову, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Сейчас на мне свитшот и джинсы, но уже через пару минут не останется ничего.

Кошусь на маленькие полоски ткани — трусики купальника бикини (спасибо хоть, что не стринги) и гелевые чашечки телесного цвета (много ли они скроют?).

Я знала, что этот день настанет рано или поздно, ведь я не настолько наивная. Это шоу бизнес, и здесь нет места стеснительности. Если не сделаешь ты, охотно сделает кто-то вместо тебя. И тогда ты станешь лишним.

Пару лет назад я бы посчитала такой сценарий отвратительным и унижающим. Но тогда и я была другой. Мама ещё была жива, а Никита говорил, что любит меня и позаботиться обо мне. Планка моральных ценностей возвышалась над моей головой, заставляя меня тянуться к ней. Пока неконтролируемая стихия не сбила меня с ног. Теперь у меня нет шанса дотянуться до идеала, да мне и не хочется. Реальность моей жизни такова: стоит смириться.

Всё же сложно ответить на вопрос, что пугает меня больше: то, что придётся почти раздеться перед камерой, или то, что сексуальная сцена будет с Гаем.

Я пересмотрела тысячи клипов, и в одном из пяти точно присутствует сцена близости полуобнажённых тел. Думаю, что я переживала бы настолько сильно, если бы моим партнёром был любой другой парень, но Гай…

С ним это будет уже не просто съемка. Сердце гулко стучит: для меня это что-то значит. Я ведь ещё толком не отошла от поцелуя.

Гневно клацаю зубами, смахиваю трусы и вставки от лифчика со стола, потянув следом несколько пузырёчков, расположившихся поблизости. Чёрт подери, нельзя же быть такой мечтательной идиоткой! Не знаю, зачем он это сделал в тот день, но уже двинулся дальше. В то время как я продолжаю тщательно обмусоливать, вспоминая каждую деталь.

Зарываюсь пальцами в волосы, сразу путаюсь в завитках. Получится ли у меня выйти невредимой сегодня? Смогу ли я обезопасить своё сердце?

Стук в дверь прервал панику, грозящую сбить меня с ног. Дверь приоткрылась и показалась голова Ульяны, ассистентки Гая.

— Можно? — спрашивает она и заходит, не дожидаясь моего ответа. — Гай уже на съемочной площадке. Он попросил меня зайти к тебе.

Я не сдвинулась с места, продолжая сверлить взглядом ущербный лифчик и трусы, надеясь, что они испугаются и исчезнут. Пока не получается, но я упорно продолжаю пытаться.

— Ого, — присвистнула Уля, увидев последствия минутного гневного порыва.

Я попятилась назад, уперлась в диван, плюхнулась на него, уперев локти в колени. Обхватываю лоб ледяными руками, чувствуя, как голова тяжелеет.

— Тебя это беспокоит? — Уля указывает на валяющиеся крошечные тряпки.

И да, и нет. Здесь не хватает еще одного предмета — большого мужского тела.

— Давай, — вздыхаю я со стоном, — скажи мне, что это часть моей работы. Скажи, что я должна раздеваться быстрее, чем этого захочет режиссёр.

— Кхе-кхе, — девушка прочистила горло, опускаясь на диван возле меня, — с чего бы мне это говорить?

Поворачиваю голову, чтобы наградить её удивленным взглядом.

— Разве Гай не за этим тебя отправил?

— Нет. — Ульяна подтверждает свои слова вздёрнутыми бровями. — Он просто сказал, чтобы я сходила и посмотрела, готова ли ты. Ну и, ты готова?

Я не отвечаю на её вопрос, решив, что он риторический. Уля и так может видеть, в каком я состоянии. Зуб на зуб не попадает, а глаза то и дело возвращаются к куче на полу.

— Я давно должна была себя к этому подготовить, — выдыхаю, принимая неизбежное. — Это, вроде как, часть моей работы, так ведь?

— Откуда мне знать? — Она удивленно приподнимает уголок губы.

— Разве ты не видела, как работают другие?

— Только Биго. — Недоверчиво сдвигаю брови. Уля усмехается. — Это моя первая работа. — Она закусывает нижнюю губу, пожевывает её перед тем, как продолжить: — Не думала, что когда-нибудь окажусь в развлекательной сфере.

— А где ты должна была быть? — Отвлекаюсь от паники, заинтересовавшись.

Девушка задумчиво разглядывает гримёрную, словно прикидывает, стоит ли рассказывать мне.

— Моя семья… м-м-м… — Она ударяется спиной о мягкую спинку диванчика. — Скажем так… э-э-э… не среднестатистическая.

Морщусь, не понимая, что Уля хочет сказать. Не среднестатистическая?

— В хорошем смысле? — осторожно интересуюсь, боясь, услышать отрицательный ответ.

Ульяна хмыкает, затем смеётся, хотя нет никакого повода для веселья.

— Тирания может быть разной. — Она цокает, словно что-то застряло между зубами. — Жёсткий порядок, правила, вера в привилегии… Знаешь, — её голос едва заметно изменился, словно добавилась крупинка волнения, — иногда это бывает страшнее, чем прямое насилие. — Она ловит мой испуганный взгляд. — Нет, нет! Меня никто не насиловал, не бил и не унижал! Наоборот, меня воспитывали, постоянно повторяя, что я выше многих… почти всех. — Она подняла руку вверх, затем продекламировала: — Да здравствует господство!

Уля снова горько рассмеялась. Я все ещё ничего не понимала. В голове забурлила каша.

— Ты, — с опаской начинаю я, — поэтому решила работать с Гаем? Чтобы стать свободной?

— Вроде того, — кивает она.

— Получается? — Невольно смотрю на лифчик. Надеюсь, что с лёгкостью раздеться перед толпой не считается свободой. Иначе я уже проиграла этот бой.

— Посмотри на меня. — Ульяна скорчила такую смешную рожицу, что я глупо хихикнула. Я давно уже заметила, как она одевается, но пришла к выводу, что это её стиль.

Девушка встает, затем кружится вокруг себя, чтобы я могла полностью разглядеть её наряд. Я бы назвала его милым. Белая кружевная блузка. Светло-розовая юбка до колен. Такого же цвета мягкие балетки.

— Каждый вправе носить то, что ему нравится.

— Ага, — соглашается, — только вот, мне не нравится.

— Но… — быстро хлопаю ресницами.

— Я бы лучше надела джинсы и майку.

— Так почему не надела? — Хмурюсь, получаю в ответ смешок.

— Я привыкла носить это, — она оттягивает в сторону кружево на воротнике. — Этому меня научили. — Уля поднимает глаза к потолку, начинает загибать пальцы, перечисляя: — Женственность, мягкость, достоинство, гордость, неравенство… — Она приподняла палец к губам. — Кажется, я что-то забыла. — Взмах руки. — Не суть.

Девушка плюхается обратно на диван с грацией морского котика. Она довольно смеётся этому.

— Я хочу надеть что-то другое, но не знаю, как это сделать. Может, я просто трушу. Я пытаюсь выбраться на свободу, но в то же время не закрываю дверь в своей клетке, чтобы была возможность вернуться. К тебе это, конечно, не относится. Просто если ты не такая трусиха, как я. Если чувствуешь в себе силы, если есть хоть какая-то надежда, что ты справишься, то скажи спасибо, что съемки не голышом, надевай эти вставки и пошли в павильон.

И я её послушала. Не могу сказать точно по какой причине. Она права, её ситуация ничем не напоминает мою. Вот только… вопрос свободы и собственной силы… что-то в этом есть.

Уля словно бросила мне вызов, рассказав о своей слабости. Видимо, планка, за которую она цепляется, не приносит ей счастья, но она не знает, как отпустить её. А я сделала это, и уже давно. Сейчас мне нужно сделать ещё один шаг в пропасть. Хотя какая разница, да? Одним больше, одним меньше.

Стыдно даже самой себе признаться, что поцелуй Гая стал для меня неким откровением. Никаких объятий, участвовали только губы. Но даже секс с Никитой не был настолько возбуждающим, как эти несколько мгновений. Что если я позволю себе расслабиться, пустить все на самотёк? Куда меня это занесёт?

И сейчас мне предстоит не только выставить себя напоказ, еще и показать, что такое страсть. Чёрт! Откуда мне знать?

Я вышла из гримёрки, прикрыв лифчик и трусики коротким халатом, как раз в тот момент, когда уже начались съемки Гая.

Он стоял в открытой душевой кабинке, уперев руки в стену. Я охнула, увидев его. Вид его широких плеч, покрытых татуировками, спины, по которой уже струились капли воды, отозвался жжением в груди и странным зудом в пальцах. Словно мне захотелось дотронуться до него, чтобы убедиться в твердости костей и упругости мышц. А еще захотелось узнать, какие его татушки на ощупь. Они выделяются на коже? Шершавые или незаметные, если закрыть глаза? Или это только мои фантазии?

Глаза, против моей воли, заскользили вниз. Рот приоткрылся от неожиданной откровенности. Широкие джинсы спущены до такой степени, что видна ложбинка между ягодицами. Видимо, не только от меня требуется оголение.

Жжение в груди спустилось вниз, обосновавшись в низу живота. Скромность мигала в голове яркой лампочкой, призывая меня закрыть глаза, но я не послушалась. Наоборот принялась вглядываться, чтобы узнать еще больше. Интересно, что можно увидеть спереди? Закусываю губу: шокирована своими мыслями. Завожу руки за спину, крепко стискиваю их, чтобы скрыть дрожь волнения.

Парень оборачивается. Я не успеваю среагировать, поэтому попадаюсь на месте преступления с поличным. Гай ловит мой взгляд. Его губы растягиваются в самодовольной улыбке, а брови ломаются. Вода все ещё струится по нему. Он ладонью отбрасывает волосы со лба. Вижу, как струйка стекает по его носу, попадает на губы, дальше на подбородок и исчезает в выемке шеи. Сглатываю, желая отыскать её.

И вдруг мне хочется быть на его месте. Хочется быть той, кто поворачивается и видит его возбуждённый взгляд, жадно сминающий моё тело. Мне хочется вызвать у него ту же реакцию, тот же трепет, что сейчас наполняет меня. Я вдруг жалею, что накинула этот халат — это не к добру.

— Готово! — От крика режиссера вздрагиваю. — Снято! Лора, теперь твоя очередь!

Ко мне моментально возвращается ужас. Я оборачиваюсь, вижу, сколько глаз будет уставлено на меня, и от смелости и желания не остается и следа. Слышу, как Гай выходит из душа. Его босые ноги хлюпают по кафельному полу. Он останавливается позади меня, я могу услышать, как с него стекает вода. Кусаю губы, чтобы не обернуться. Киваю режиссёру, сообщая, что готова. Хотя ни черта я не готова!

— Перемещаемся! — командует бородач.

Вся съемочная группа активировалась, словно улей разворошили. Они бросились в разные стороны. Каждый хватал свой рабочий инструмент, затем спешил на выход.

Я осталась стоять, ожидая, пока все выйдут. Ждала, пока уйдет Гай. Но он, также как и я, не сдвинулся с места. Когда последний человек выскочил, парень сделал шаг, подходя вплотную. Все волоски на теле встали дыбом. Я поёжилась от влажности: халат на спине моментально намок. Немного вздрогнула, когда он быстрым движением убрал мои волосы в сторону, опустил голову на уровень моей шеи.

— Я не против того, чтобы ты наблюдала за мной, — едва касаясь губами моего ушка, прошептал он. — Ведь я буду смотреть на тебя. — Он делает паузу, быстро и почти неощутимо прикасается губами к бьющейся жилке. — И не только смотреть…

Он обходит меня и выходит из комнаты быстрее, чем я сообразила, что ему ответить.

Не только смотреть…

20  POV Вили

На ватных ногах двигаюсь в сторону другого павильона. Шёпот Гая пробрался под кожу и не собирался покидать моё тело. Он правда будет смотреть на меня так же, как я смотрела на него? От этой мысли живот сковывают тяжёлые цепи.

Голова опущена, я тщательно наблюдаю за перемещающимися ногами, словно если я отвлекусь, они остановятся.

— Что-то случилось?

Расправляю плечи, вскидываю подбородок, увидев носочки туфель. Узнаю обувь раньше, чем сам голос.

— А что? — Вопрос звучит как вызов. Но в голове смятение, и я стараюсь разобраться.

— Меня послали за тобой. Тебя уже ждут.

Делаю глубокий вдох. Не могу позволить себе даже минутную слабость.

— Иду.

Ускоряюсь, но Ляля быстро равняется со мной.

— Ты расстроилась, да? — спрашивает, немного запыхавшись. — Расстроилась, что Биго не удалось договориться с Сергеем?

Так резко останавливаюсь, что чуть не улетаю вперед.

— Что? О чём договориться?

Ляля не успела за мной. Она прошла вперед, но тут же повернула обратно, остановилась возле меня.

— Ты не знала? — Удивленный хлопок наращенных ресниц. Две дуги бровей взлетели вверх. — Биго хотел убрать совместную сцену в душе. Предлагал снять что-то другое. Интереснее. — Ляля делает пальцами кавычки.

Хотел убрать совместную сцену? Зачем это ему? Я боялась этой сцены больше всего, но узнав, что и Гай не желает в ней участвовать, расстроилась. В груди неприятно кольнуло.

— И у него не получилось? — спрашиваю, припоминая предыдущие слова ассистентки.

— Не-а, — протягивает Ляля, двигая головой из стороны в сторону. — Сергей даже вскипятился. Сказал, что если Биго так много в этом понимает, то почему бы ему самому не заняться съемками. Биго разозлился. — Она утыкается пальцами в свое открытое декольте. — Я даже решила, что они вот-вот поругаются. О нраве Биго можно слагать легенды. Но он, к всеобщему удивлению, успокоился и переоделся. Уф, — Ляля замахала руками, словно веерами, — а он горяч. Видела его в кадре?

Я вновь стартанула по коридору. Значит, Гай не хочет обжиматься со мной перед камерой. Пфф, тоже мне, великая честь! Хотя пять минут назад он ясно дал понять, что не против. Иначе, зачем он сказал это? Причем, сделал это так вызывающе сексуально.

— А мы тебя потеряли! — воскликнул режиссёр. Мне ненравится его громогласность. С сочувствием смотрю на тех, кто ему поддакивает, словно смешные собачки в машине. — Я знаю, ты стесняешься, но здесь все свои!

Поджимаю губы, чтобы не прокомментировать. Из «своих» здесь только Ляля, Уля и Гай… да и то, я знаю их не шибко уж долго. Остальная часть — незнакомцы. Я даже без понятия как их зовут.

Я хватаюсь за узел на талии с полной уверенностью, что чем больше буду медлить, тем дольше продлится моё мучение. Чувствую покалывание, словно в мои пальцы воткнули сотню маленьких иголок. Понимаю глаза на источник иглоукалывания, натыкаюсь на колючий взгляд. Гай. Он смотрит, как и обещал. Вижу, как приоткрылся его рот, а голубые глаза засветились и уставились на меня, не мигая.

Узелок поддаётся, я позволяю халату соскользнуть с плеч, не обращая внимания на то, что он свалился у моих ног. Я не вижу, как зашевелилась съемочная группа, не слышу, как заурчала включенная вода в душевой кабинке. Меня интересовал только парень, чьей уголок губ тянулся в сторону, придавая ему дразнящий вид, побуждающий меня продолжить эту странную игру — новую для меня, но дико приятную.

Я знаю, что он видит, и старательно наблюдаю за его реакцией. На фигуру мне грех жаловаться. Женственная во всех смыслах, но без капли лишнего жира. Ноги не слишком длинные, но зато аккуратные, с упругими бёдрами и округлыми ягодицами. Грудь высокая, не нуждающаяся в поддержке. Её прикрывают две чашечки телесного цвета. Талия тонкая, четко отделяющая верхнюю часть туловища от нижней, создавая форму песочных часов.

Не знаю, откуда берётся смелость, но я приподнимаю одну бровь, спрашивая. В ответ Гай закусывает нижнюю губу, после чего облизывает её кончиком языка.

И меня уже не волнует то, сколько пар глаз на меня смотрит. Сейчас это неважно. Главное, чтобы одна пара никогда не отрывалась. Его взгляд скользит по мне, медленно обволакивая, словно сладковатый дым. Мне хотелось закрыть глаза, чтобы насладиться этим непривычным ощущением. Но я продолжала смотреть, чтобы не пропустить ни одной вспышки его эмоций.

Чувственная игра заворожила меня, хотя продолжалась от силы минуты две. И чтобы привлечь моё внимание режиссёру пришлось встать прямо передо мной, закрывая своим телом Гая.

— Тебе нужно будет встать вот здесь, — он аккуратно берёт меня за локоть, и я тут же морщусь.

Я встаю, куда нужно, стараясь вернуть тем самым обзор на парня, который тоже переместился, чтобы вновь иметь возможность прожигать меня своим взглядом. На нём длинный халат, прикрывающий рельефную грудь и насквозь промокшие джинсы. Рядом с ним обосновалась Ульяна. Она прикрывала довольную улыбку пальцами, лукаво метая взгляд между мной и Гаем, словно следила за пин-понгом.

— Твоя задача стоять здесь, не двигаясь, — инструктирует меня режиссёр. — Просто стой здесь и смотри в камеру. Постарайся мигать как можно меньше, хорошо?

Я двигаю головой, собираясь кивнуть, но получается не очень амплитудно. На моем лице совсем нет косметики: так задумано. Естественность в чистом её виде. Даже тональный крем не нанесли. Меня это вполне устраивает.

Ко мне подходит высокий парень. Он устанавливает над моей головой огромную круглую душевую лейку.

— Не двигайся! — приказывает режиссёр. — И сейчас не моргай! Это очень важные кадры! Первые капли! Мотор!

Я выпрямляюсь. Свет слепит меня, раздражая, но я упираю глаза в одну точку. Задерживаю дыхание, когда первая капля падает на лоб, стекает вниз по носу. Щекотно. Сдерживаюсь, чтобы не смахнуть её. К ней присоединяется вторая, третья. Я сбиваюсь со счёта после десятой. Аккуратно возвращаюсь к дыханию.

— Отлично! — кричит режиссёр. — Можешь расслабиться!

Я моргаю, вода уже не просто капает, а стекает плотным потоком, заливая все тело, грозясь утопить меня. Я ничего не вижу, теряя ориентацию в пространстве. Не могу сказать, с какой стороны находится Гай. Но это неважно, ведь его взгляд продолжает колоться. Внизу живота разливается тепло: никогда не чувствовала себя сексуальнее.

— Включите музыку!

Заиграла песня, на которую мы снимаем клип. В моих ушах звуки фортепьяно сливаются со стуком капель воды о кафельный пол. Они переплетаются, становясь неразделимыми.

— Мотор! Пой! — слышу команду. — А когда будет часть Гая, играй с камерой! Постарайся хлопать ресницами, томно прикрывай глаза, двигай головой в такт! Ну, ты знаешь, как это делается!

Нет. Я понятия не имею, как оно, черт возьми, делается. Я даже не понимаю, что подразумевается под этим!

Но я послушно начинаю подпевать своему записанному голосу, уворачиваясь от воды, грозящей залить мой рот при первой же возможности. А когда появляется голос Гая, я замолкаю, останавливаясь, прикидывая, что делать дальше.

Мне подсказывает покусывающий взгляд, который все ещё здесь: он держит слово. Я поднимаю руку вверх, обхватываю свою шею, затем двигаю большой палец выше. Я представляю, что это вовсе не моя рука. Это твёрдая ладонь мужчины, прикосновение которого я хочу познать. Приоткрываю рот, сминаю пальцем нижнюю губу. Немного запрокидываю голову, перемещаю палец к верхней губе, медленно прохожусь по ней, поборов желание облизнуть кончик большого пальца.

Поверить не могу, что делаю что-то подобное. Откуда это взялось? Ведь я в жизни не делала ничего подобного. Сейчас я подчиняюсь вполне ощутимым инстинктам, которые, видимо, сами знали, что мне нужно. Пошло и развратно, но, боже, как же приятно.

— Да! — комментирует режиссёр, но мне не важно, что он думает. — Отлично! Продолжай!

Наклоняю голову перед. Пальцы скользят выше, стирают капельки, запутавшиеся в ресничках, затем исчезают в волосах, помятых сильными струями воды. Вода только подчёркивает мои кудри, заставляя их сиять в объективе камеры.

Песня продолжается. Я вновь пою, пока не слышу команду режиссёра:

— Снято! Перемещаемся!

Душ останавливается. Я замираю, растерявшись, когда на мои плечи накидывают халат. Смахиваю с глаз капли, мешавшие осмотреться. Смотрю вниз, чтобы убедиться в целостности лифчика. Почему я вспомнила о нём только сейчас? Выдыхаю, когда вижу, что он в порядке. Кружу головой, стараясь поймать взгляд голубых глаз.

Гай стоит, прислонившись к углу, чуть сбоку от меня. Там ему открылся хороший обзор, не преграждающийся огромным режиссёрским креслом. В его пальцах дымящая сигарета. Он словно в замедленной съемке подносит её к губам, делает затяжку и выдыхает. Я кусаю щёку, довольная тем, что вижу. Есть в этом зрелище что-то порочное, словно парень курит после самого лучшего секса в его жизни.

Мы вновь остаемся одни в комнате. Только на этот раз между нами расстояние, которое не собирался преодолевать ни один из нас.

— Тебе понравилось? — Неприлично осмелев, приподнимаю подбородок.

Гай обхватывает губами сигарету, вдыхает едкий дым, выдыхая его через нос. Он отталкивается от угла. Я задерживаю дыхание, решив, что парень двигается ко мне, но он бросает сигарету в лужу, затем поворачивает к выходу. Сердце со скоростью рухнуло вниз, словно на американских горках. Я готова зарычать от разочарования, но Гай вдруг останавливается, оборачивается и произносит:

— Очень.

21  POV Вили

— Лора? — Ульяна буквально впихивает кофе мне в руки. — Не замёрзла? — Словно отвечая, мои руки дрогнули, едва не уронив стаканчик. — Выпей, согрейся.

- С-спасибо, — благодарю, заикаясь.

Моё состояние сейчас можно сравнить с похмельем или отходником после принятия наркотиков. Сама я, конечно, ничего об это не знаю, но в школе рассказывали о побочных эффектах запрещённых препаратов. Сначала тебя насыщает эйфория, и кажется, что ты можешь летать, но когда действие проходит, тело становится ватным, неуправляемым. Тебя трясёт, словно в лихорадке, не покидает чувство тревоги, и ничего уже не радует. Все это я сейчас примерила на себя.

Ещё десять минут назад я была счастлива, уверенная в своей сексуальности и желании Гая, но переместившись в этот павильон, столкнулась с реальностью. А она была таковой, что мы вот-вот окажемся нос к носу в тесной душевой кабинке. Паника распространилась по телу: я не знаю, чего от меня ждут, и понятия не имею, как переживу моменты близости с этим парнем, если даже от одного взгляда на него подгибаются коленки.

Я делаю аккуратный глоток, чтобы не обжечь язык и горло, удивляясь, почему Уля решила позаботиться обо мне, а не о своем работодателе.

— С ним уже нянчатся, — отвечает девушка, распознав вопрос по моему взгляду. Она кивнула куда-то за моей спиной.

Я повернулась, чтобы наткнуться на парочку в углу. Ляля вместо того, чтобы быть рядом со мной, обхаживала звёздного мальчика. От неё я другого и не ждала. И все равно к горлу подступила горечь — что-то похожее на ревность. Я жадно отпила, чтобы залить это чувство. Его вообще не должно было быть. Гай не мой парень, и никогда им не будет.

Поворачиваюсь обратно, поднимаю глаза на Улю, вижу, как она кривится, наблюдая за ассистенткой, флиртующей в открытую.

— Почему Гай хотел избавиться в общей сцены? — Сама удивляюсь прозвучавшему вопросу и изрядно удивляю им Ульяну.

Она делает своими хорошенькими губками «о». Девушка вновь смотрит на Гая пару мгновений, будто пытается найти ответ, выбитый на нём. Я повторяю за ней.

— Ну, — протянул она, — кто ж его знает? — Я хмурюсь, показывая, что меня не устраивает данный вопросительный ответ. Уля шумно вздыхает. — То, что я работаю у него ассистенткой, не значит, что я умею читать его мысли. Есть только один человек, который на это способен, и его здесь нет. Гай никогда ни с кем не делится своими планами. Он просто делает, что хочет, и не делает, чего не хочет. — Она пожимает плечами. — А нам остаётся лишь гадать. Может, ему просто всегда нужно идти против системы, или… неважно. Я не знаю наверняка.

Ульяна закусила губу, и мне показалось, что она не договаривает. Я почти уверена, что девушка знает, но не хочет выдавать своего работодателя. Похвально. Особенно учитывая поведение моей ассистентки, которая вот-вот вывалит грудь перед Гаем, ведь очевидно, что он уже потерял интерес к их беседе.

— А кто умеет читать его мысли? — спохватываюсь я, понимая, что это, скорее всего, единственная возможность узнать чуть больше о парне, посещающем мои ночные фантазии.

— Вит, — кашлянула Уля, словно у неё запершило горло.

— Вит Гром? — Широко раскрываю глаза.

— Он самый, — кивает Ульяна.

— Но разве они ещё дружат? — скептически поднимаю мокрые брови. — Гай ведь бросил его, разве нет?

Уля поджимает губы, раздражённо переступив с ноги на ногу. А я вспомнила, как бросила это обвинение в лицо парня. Сожаление запищало в груди.

— Не верь всему, что пишут в газетах, — почти грозно выдыхает она. — Они друг для друга нечто большее, чем просто бывшие участники группы. Не знаю, что их связывает. — Уля устало потёрла переносицу. Видимо, трудовые будни и вечная шумиха вокруг звёздного босса, выматывают. — Чтобы разобраться в этом, нужно хорошо узнать Гая, а он никого к себе не подпускает. Я работаю на него почти два года, но все ещё блуждаю в потёмках. У меня есть некоторая теория, но я не капаю глубже, ведь это не мое дело. Каждый имеет право на личное пространство.

Не могу с ней не согласиться, но с удвоенным любопытством посматриваю на парня, который уже отделался от моей назойливой ассистентки.

— Пойду, спрошу, может, ему что-то нужно, — быстро говорит Уля и убегает, а у меня возникает неприятный осадок. Думаю, она пожалела, что так много мне сказала, хотя по факту не выдала никаких деталей.

Я киваю в ответ, возвращаясь к кофе. Но все же не могу отказаться от наблюдения за Гаем, который отмахивается от слов Ули, достает пачку сигарет из кармана халата. Не слишком ли часто он курит? Выдыхаю, понимая, что это определенно не моё дело.

На съемочную площадку нас позвали спустя час. Все это время я сидела в углу, стараясь унять пульсирующий желудок, претворившийся сердцем.

— Я хочу увидеть влюблённость, страсть, — перечислял режиссёр, инструктируя нас. Я с опаской поглядывала на Гая, силясь узнать, что он чувствует по этому поводу. Для него это такое же испытание, как и для меня? Или это уже кажется ему обыденностью, ежедневной рутиной? Изображать любовь… черт, я ведь вовсе не актриса. Я могу играть голосом, передавая им все эмоции, но как отразить их на лице, понятия не имею. — Взгляды, прикосновения, — сухо продолжал Сергей, словно это повседневная рутина. Хотя для него так оно, скорее всего, и было. — От поцелуев пока воздержимся, но решим по ходу.

Я охнула, возможно, только сейчас осознав, через что именно придётся пройти. Поэтому Гай хотел избавиться от этой сцены? Но лицо его оставалось непроницаемым.

— Начнём! — Режиссёр хлопает в ладоши.

Мои руки ноги дрожат. Я скидываю изрядно намокший халат, с трудом двигаюсь к кабинке. А когда начала залазить и вовсе споткнулась, наверняка, ударилась бы об кафельную стену, если бы Гай ловко не схватил меня за талию, удержав тем самым на месте. Я обернулась, чтобы поблагодарить его, но не смогла вымолвить ни слова, когда поняла, что мои глаза упираются в грудь, покрытую тёмными татуировками. А Гай не спешил убирать свои горячие руки. Вместо этого он прижал меня к стенке, к которой уже прикрепили душевую лейку ещё больших размеров, чем та, которая поливала на меня час назад.

Парень поворачивает голову в сторону, и я могу отчётливо разглядеть нарисованную птичку на его шее. Она очень похожа на ту, что расположилась на кисти его правой руки. Я сглатываю, уловив пряный запах сигареты. И точно так же, как тогда в студии звукозаписи, он медленно парализовывал мои лёгкие: дышать становится сложнее.

POV Биго

Хуже пытки не придумать. Я касаюсь шелковистой кожи, но не могу насладиться этим. Вместо удовольствия я оглядываюсь, убеждая себя, что глупо поддаваться своим желаниям на публике.

Стоит только опустить взгляд вниз, как я упираюсь в яркие глаза Лоры, уткнувшиеся в тату на моей шее. Нравится? Не так давно я тщательно осмотрел её тело на предмет таких же меток, но, естественно, не нашёл ни одной.

Хорошенькие богатенькие детки, закончившие лучшие школы, конечно, не марают свои тела. Они считают себя выше этого. И я даже смог убедить себя, что одного этого достаточно, чтобы перестать её желать. Ненадолго. Вплоть до того момента, пока она не принялась ласкать своё лицо руками, с вызовом глядя в никуда, а затем и вовсе закрыв глаза, явно получая кайф от того, что делала. Пришлось вцепиться в стену руками, чтобы не броситься к ней, намереваясь повторить этот путь своими губами.

Вот и сейчас я плавлюсь от того, как чувственно она закусывает свою пухленькую губку, словно борется с желанием прижаться ею к чернильной отметке, навеки въевшуюся в мою кожу.

Мои глаза скользят ниже, а руки тяжелеют на тонкой талии. Её тело, мать вашу, идеально. Ему можно сколотить алтарь и поклоняться еженощно, хотя я бы предпочёл разорвать его на кусочки. Мне не хочется восхищаться — не сейчас. Ведь внутри горит адское пламя неудовлетворённого желания. Стоит только поддаться ему, и девушка в моих руках будет молить о пощаде.

Только вот… я не чувствую ответной страсти. Её тело сотрясает крупная дрожь, но она явно не от удовольствия. Она смотрит на меня, затем на людей, столпившихся вокруг. Догадка вспыхивает пёстрой искрой: они пугают её, и страх перебивает возбуждение от близости наших тел. Я открываю рот, чтобы приказать им убраться отсюда, но как раз в этот момент Сергей даёт команду:

— Начали! Мотор!

Заиграла музыка. Подсветка ударила по глазам, а с потолка побежала ледяная вода. Лора дернулась. Я задержал дыхание, чтобы удержать наши тела в вертикали, так как девушка все ещё зависела от моих рук.

Я смотрю на неё, её глаза тоже обращены ко мне. На лице застыл немой вопрос. Я наклоняюсь, словно по велению магнита. С моих волос стекает вода, попадая на её лоб, скатывается вниз, замирает на губах. Мои глаза повторяют за этими каплями. Розовые сочные губки манят, обещая утолить мой голод. Но когда я потянулся к ней, девушка испуганно вжалась в стену. Часто моргаю. Чёрт, не этого я ожидал.

— Стоп! — орёт наш горластый режиссёр. Лора морщится. Беспрерывный водопад прекращается. — Лора, так не пойдёт! Биго тебя не укусит, если ты поддашься ему навстречу! Это ведь не сложно, правда? У тебя есть уникальный шанс! Миллионы его фанаток убили бы, чтобы вот так понежится с ним в душе!

Не думаю, что это замечание сейчас уместно. Клацаю зубами, злясь на Сергея. Глаза девушки превратились в два блюдца, а губы дёрнулись. Чувствую её напуганные мурашки ладонями.

— Ещё раз! — Сергей не дожидается ответа о нашей готовности. Думаю, ему начхать. — Мотор!

Отчётливо вижу борьбу в её глазах. Что происходит? И все же Лора делает, как велел режиссёр. Она двигается вперед. Её холоднющие руки вспархивают на мои плечи. Она стискивает пальцами мою кожу, не выглядя при этом шибко счастливой. Её лицо застыло, ничего не выражая.

Вода вновь хлынула сплошным потоком. Я фыркнул, чтобы убрать щекочущие капли с губ и кончика носа. Поднимаю руку, запускаю в её волосы, удивляясь, какими тяжёлыми они стали, напитавшись влагой. Я тяну их вниз, заставляя девушку запрокинуть голову. Склоняюсь к ней, касаюсь губами её шеи, чувствуя, как она нервно сглатывает. Её тело напряжённо натянуто, как струна любимой гитары Вита. Выпрямляюсь, чтобы посмотреть на неё. Вижу только отрешённость. И не я один.

— Стоп! — ожидаемо вмешивается режиссёр. Душ выключается. — Биго, молодец! Лора, ты застывшая! Гай с таким же успехом может обнимать куклу. Эмоции! Мне нужна страсть! Давайте заново!

— Подожди! — вытягиваю руку в сторону, раскрыв ладонь. — Дайте нам минуту!

Двигаюсь в сторону, наклоняю голову, чтобы загородить её собой от камеры и любопытных взглядов, стремящихся разглядеть как можно больше.

— Холодно?

Лора качает головой. Видимо, это значит нет.

— Тогда что не так?

Она вновь качает головой, затем опускает глаза, прикрывая все, что я могу в них прочесть.

— Скажи мне, чтобы я смог тебе помочь. — Лора стискивает зубы, все её тело деревенеет. — Это командная работа. Ты можешь упростить её, если расскажешь о проблеме, чтобы мы быстрее покончили с этим шоу. Сергей не отступится, пока не получит от тебя то, что хочет увидеть.

Указательным пальцем приподнимаю её подбородок, заставляя посмотреть на меня. Красивые шоколадные глаза блестят. И дождь с потолка здесь явно не при делах.

— Я не… не… умею… — Её щеки порозовели.

— Что не умеешь? — прищуриваюсь, сбитый с толку. Девушка так сильно стискивает губы, что они белеют. У неё сейчас такой невинно беззащитный вид, что горло сковывают невидимые пруты. — Скажи мне, — прошу хрипло, не зная, к чему готовиться.

Теснее прижимаюсь к ней, стараясь игнорировать, каким именно местом касаюсь её. Между нами всего две ткани, от которых можно с лёгкостью избавиться. Стоит ниже опустить руку, отодвинуть край ткани её трусиков, расстегнуть пуговицу на моих джинсах, потянуть молнию вниз, и уже ничего не сможет остановить меня. Кроме, разве что, камеры, направленной прямиком на нас и толпы зевак.

- Я не могу показать то, чего никогда не испытывала. — Признание дается ей с трудом: её голос дрожит, как и она сама.

Смотрю на неё какое-то время, не моргая и переваривая услышанное.

— Ты — девственница? — тихо охаю.

— Нет, но… — Лора прижимает лоб к моему плечу в доверительном жесте, на который я не имею права. Я чувствую её горячее дыхание на своей коже — чертовски приятно.

— Был секс, но не было кайфа? — спрашиваю, но уже и так знаю, что прав.

Какого хрена? Зачем кому-то заниматься сексом, если не получаешь от него удовольствия?

— Да. — Она выпрямляет спину, опирается на стену. — Поэтому я не понимаю, каких эмоций он от меня хочет.

— Долго еще? — Сергей будто жопой чувствует, что речь зашла о нём. — У нас сроки, и…

— Ещё немного, — отмахиваюсь я, не дослушивая.

Все мое внимание сосредоточено на девушке, застывшей, услышав голос режиссёра. Закусываю щёку, прикидывая, как мне помочь ей. Можно ли объяснить человеку, который никогда не был в объятиях страсти и не бился в конвульсиях оргазма, какого это? Как описать весь спектр ощущаемых эмоций?

Как ни крути, напрашивается только один ответ. И гори оно все на адской сковородке!

POV Вили

Я пожалела о том, что рассказала ему в тот же злосчастный момент, как слова сорвались с моих губ. Боже, я сошла с ума, если решила довериться ему. Но он ведь сказал, что мы — команда. Он ведь тоже не уйдёт отсюда, пока режиссёр не будет доволен.

Но вот сейчас, когда Гай смотрит на меня, словно на живое чудо света, я готова была удариться головой о стену. Почему он молчит? Почему не комментирует? Не поднимает меня на смех?

— Хочешь, я помогу тебе? — вдруг предлагает парень, несказанно удивляя.

— Как? — пискнула я, насупив брови. От его полыхнувшего взгляда, в груди заскреблись кошки.

Гай приблизил ко мне своё лицо так близко, что его нос почти коснулся моего.

— Тебе придётся довериться мне, — выдохнул он прямиком в мои губы. Я облизнулась, чтобы избавиться от щекотки. Довериться ему? Я ещё не настолько отчаялась. Или настолько? — И тебе не надо будет играть. Здесь и сейчас. Я дам тебе почувствовать, что такое кайф.

— Что? — Упираюсь ладонями в его грудь. — Нет.

Я поворачиваю голову, но не вижу ничего, кроме плеча Гая. Казалось, он отгородил меня от внешнего мира. Вскидываю подбородок.

— Нет, — повторяю, но уже не так рьяно.

Его руки оживают. Гай касается губами моей щеки, затем движется к уху, заправляет за него прядь моих волос, открывая доступ к шее. Сильнее, чем следует, пальцы давят на кожу, стискивая мою талию стальными обручами.

— Они увидят… — невнятно бормочу я, покрываясь мурашками, когда его зубы прикусываю мочку уха, свободного от серёжек. — Поймут… услышат…

— Не увидят, не услышат и не поймут, — уверенно перечит Гай. Он контролирует себя в отличие от меня. — Ты просто не сопротивляйся и не произноси громких звуков.

— Не сопротивляться? — эхом повторяю, все еще не до конца понимаю, что именно он собирается делать.

— Пусть все лишние выйдут! — Тоном, не терпящим возражений, командует Гай. — Имейте совесть! Они все смущают Лору. Пусть останутся только те, от кого зависит съемка!

— На выход! — подхватывает режиссёр. Думаю, в его интересах, чтобы все получилось, причём, как можно скорее.

В павильоне становится тихо, когда почти все покинули его. Полилась вода, а из динамиков вновь зазвучали наши с Гаем голоса.

— Готова? — Обращается ко мне парень, но не дожидается ответа, припадает к моей шее.

Безумие.

— Мотор!

Я закрываю глаза, запрокидываю голову, подставляя ещё больше своей кожи для ласки, решив поддаться, позволяя ему все сделать за меня. Его руки заскользили по моей спине, потерявшись в моих волосах.

— Расслабься. Они ничего не увидят, обещаю. — Глупо, но я верю ему. Обхватываю его шею руками, делаю выдох, обмякая в его руках. Парень подхватывает меня под попу, приподнимает. Я упираюсь животом в невероятно твёрдый бугорок, выпирающий из его джинсов. Гай двигает меня выше, заставляя потереться об эту выпуклость. Он хрипло выдыхает мне на ухо. Я закусываю губу от возбуждения, захлестнувшего меня. — Обхвати меня ногами. — Я подчиняюсь. Его горячие ладони стискивают мои ягодицы. Протестую против такой откровенности, ещё не зная, что меня ожидает дальше, но остаюсь незамеченной.

Гай припирает меня к стене, отстраняет голову, чтобы упереться взглядом в мои помутневшие глаза. Он немного поворачивает нас, прикрывая от камеры. Теперь в кадре только моё лицо, выглядывающее из-за его плеча.

Я охаю, почувствовав его пальцы там, где они точно не должны быть. Он проводит ими по выемке между ягодицами, скрытой маленькой треугольной полоской, от спины вниз. Затем легко забирается в мои трусики, касаясь того места, где тянет все ощутимее. С моих губ едва заметно сорвался стон. Хотя будь я в своем уме, уже бы возмутилась и оттолкнула наглого типа: это ведь выходит за рамки разумного.

Тупая ноющая боль вибрирует внизу живота, требуя того, чего я точно не могла ей дать. Парень раз за разом скользит по моему клитору, увеличивая напор с каждым повторением. Пальцы ног пронзает ток, они немеют. Что, черт возьми, со мной происходит?

— Да, вот так, — хвалит меня Гай. — Давай, покажи, как тебе это нравится. Тебе ведь нравится?

Всхлипываю в ответ.

Гай недовольно ворчит. Его пальцы покидают меня, но возвращаются с новой силой после того, как он вновь повернул нас. Я понимаю, что режиссёр, видимо, сменил угол съемки. И Гай не только ласкает меня, но и делает все, чтобы никто этого не увидел.

Сердце стучит так сильно, что я ничего не слышу, кроме бурления крови. Радуюсь, что Гай контролирует происходящее, но уже в следующее мгновение все теряет свое значение, кроме пальцев, которые больше не ограничиваются внешними складками.

Они проскальзывают внутрь, пробираясь все глубже. Дергаюсь, когда он давит на точку, о существовании которой я даже не мыслила. Жанна как-то рассказывала, но после очередного разочаровавшего секса с Никитой, я смирилась с тем, что у меня её нет. И вот сейчас мои глаза в шоке расширяются, я сильнее стискиваю шею Гая. Стон, готовый сорваться с моих губ, тонет в губах Гая, быстро прижавшихся ко мне, но тут же исчезнувших.

Я запускаю обе пятерни в волосы парня, тяну их, оттягиваю его голову назад. Гай удивленно охает, а я прижимаюсь ртом к его шее, вкушая терпкий вкус его солоноватой кожи.

— То, что надо! — Голос режиссёра вонзается в мое затуманенное сознание, но я прогоняю его. — Ещё немного!

Да! Ещё немного!

Пальцы Гая ускоряются. Они трепещут внутри меня, но мне хочется большей амплитуды. И все-таки я не смею жаловаться. Мои ноги сильнее сдавливают тело Гая. Одна его рука вонзается в меня, а другая удерживает мою шею. Его лоб прижимается к моему, а губы раскрываются в миллиметре от моих.

Ещё чуть-чуть…

— Стоп! — Меня словно кидают в сугроб. — Снято!

Разочарование призывает меня завыть. Только что я готова была воспарить к облакам, но уже в следующую секунду потерпела поражение. Словно океан, разбилась о камни, рассыпавшись брызгами, которые неутомимо сыплются на меня из проклятой лейки, раздражая пылающую кожу.

— Мать вашу, — рычит Гай, резко выдергивая пальцы, не замечая, что это причинило мне боль.

Между ног пульсирует неудовлетворение. Щеки пылают. Я в ужасе уставилась на парня, отступившего в сторону, открывая мне проход. Хватаюсь руками за лифчик: вдруг он съехал в сторону?

— Молодцы! — Режиссёр хлопает в ладоши и довольно причмокивает. — Сразу бы так!

Я не реагирую на его похвалу. Мне плевать. Дрожащими руками хватаю протянутый кем-то халат, накидываю его на плечи, затем двигаюсь к выходу, ускоряясь с каждым шагом. К тому моменту, когда я открыла дверь и вывалилась в коридор, я уже почти бежала.

— Лора? — Ульяна встает на моём пути. — Ты в порядке?

Киваю, не замедляясь, почти отталкивая её с дороги.

— Гай? — доносится до меня голос девушки, когда я уже открывала дверь в свою гримёрную.

Я шумно выдыхаю, оказываясь в комнате. Хватаюсь за голову, ужасаясь тому, что только что происходило, тому, что я позволила с собой делать. А что если бы нас застукали? Боже, какой позор!

Дверь позади меня раскрывается и с грохотом закрывается. Слышится щелчок. Повернувшись, застываю.

— Что ты делаешь? — крякаю я.

— Мы не закончили, — его голос больше походил на хриплый стон. Гай шагнул ко мне, а я тут же отступила.

— Нет! — Вытягиваю руки вперед, видя, что он не остановился. Обнажённая, покрытая татуировками и россыпью мелких капель, грудь парня уперлась в мои ладони. Мои пальцы импульсивно сжались, врезаясь в неё когтями.

Его руки распахивают мой халат, я позволяю ему упасть на пол. Гай наклоняется, хватает меня за талию, рывком возвращает в прежнее положение. Я скрещиваю ноги на его спине. Замечаю его мимолётную улыбку, после которой его рот накрывает мои губы.

Руки парня разделились. Одна до боли сжимает мою ягодицу, а другая придерживает за макушку, чтобы я не могла сдвинуться с места.

Его поцелуй ничем не напоминает тот, что мы пережили в студии звукозаписи. Тогда были рамки. Сейчас они исчезли, даря дикий восторг. Я чувствовала себя строптивой амазонкой, вгрызающейся в мужское тело зубами и ногтями. Голову на отсечение, что плечи Гая исполосованы, но он не сопротивляется и не жалуется. Думаю, ему даже нравится.

И он делал то же самое. Острые зубы вонзились в мою нижнюю губу. Я застонала так, как не могла себе позволить в душевой кабинке, прогнулась в воздухе, подставляя свою шею. Гай зарычал, тут же пользуясь приглашением к столу.

— Лора? Гай? — В дверь забарабанили женские кулачки. — Что происходит?

— Нет, — всхлипываю, боясь, что все прекратится, нам вновь помешают. Но Гай лишь усиливает хватку, словно это подстёгивает его.

Он двигается вглубь гримёрной, подходит к свободному столу. Флаконы до сих пор любезно валяются на полу. Гай сажает меня на край стола. Его руки дергают петлю своих мокрых брюк, чуть ли не отрывая пуговицу. Он спускает вниз джинсы, морщась, словно ему больно. И когда его эрегированный орган оказывается на свободе, Гай облегченно выдыхает.

Я закусываю губу, соображая, что должна делать. Но Гай уже знает, что хочет. Он тянет мои ноги вверх, разводя при этом колени в стороны. Одним движением он отстраняет ткань моих трусиков вбок. Я учащённо дышу, наблюдая за ним, чувствуя прохладу между ног.

Гай проводит пальцам по половым губам. Они скользят благодаря обилию смазки: я буквально истекаю от желания. Парень улыбается, а я смущённо закрываю глаза, пропуская момент, когда он решил больше не медлить.

Гай толкнулся в меня, я приняла его, тихо вскрикнув от мучительно сладкой боли. Он упёрся ладонями в стол по бокам от меня, запрокинул голову. Я задохнулась, привыкая к новым ощущениям, но уже в следующую секунду, когда парень вышел из меня и вновь вошёл, я двинулась ему навстречу.

Я вцепилась в его торс, мышцы перекатывались под моими ладонями. Движимая желанием большего, я уперлась пятками в его бёдра, немного приподнимаясь, пропуская его руки под мои ягодицы.

— Ты такой большой… и твёрдый… — бессвязно шептала я, потеряв всякий стыд и связь с реальностью, пока Гай не закрыл мой рот своими губами. Его руки буквально насаживали меня на него. Он посасывал мои губы, пока его член восхитительно тёрся о стенки моего влагалища.

В дверь вновь постучали, но уже не так активно, послышались голоса, но ни я, ни Гай не обратили на это внимание. Возможно, позже я пожалею о том, чему позволила случиться, но прямо сейчас я готова была убить за этот кайф.

Шлепки наших тел становились всё громче, я стонала, но Гай успешно заглушал эти звуки. А вот беспрерывный стук стола о стену явно слышался в соседней комнате.

— Гай, — выдохнула я, хватаясь за него, чувствуя, что мне навстречу мчится многотонный локомотив. Он вот-вот собьет меня, не оставив даже мокрого места, но я не могу и не хочу избежать этого столкновения.

— Да, чёрт возьми, — ругнулся парень, сжав меня так сильно, что на попе, возможно, останутся синяки. Сейчас это не так важно. — Давай, малышка, — уже мягче шепчет мне в губы, — ты сможешь. Осталось совсем… — Его глаза прожигают меня. Не только я на грани: он тоже в агонии.

Гай ускоряет темп, хотя я не представляла, что можно ещё быстрее. Но это именно то, что мне нужно. Я так сильно стискиваю зубы, что они легко могут раскрошиться. Столкновение происходит, я подлетаю вверх. Меня омывают тёплые волны, а тело вибрирует, покрываясь мурашками, отчего все волоски электризуются.

Гай рычит. Его тело сотрясается. Он быстро выходит из меня. Я наклоняю голову, чтобы увидеть, как пульсирующий член изливается, а на моём животе расползается белое пятно, заливающее выемку пупка.

Парень нависает надо мной. Шум в ушах постепенно затихает, а ноги заныли от позы, которая теперь кажется неудобной.

Гай наклоняется, странно смотрит в мое лицо. Он качает головой, словно не верит в то, что только что случилось. Я жду, что он что-нибудь скажет, но парень молчит. Вместо этого он хватает пачку с влажными салфетками, вытаскивает несколько штук, накрывает следы своего оргазма. После чего застёгивает джинсы.

Я наблюдаю за ним из-под полуопущенных ресниц, пугаясь того холодка, который тянется от него ко мне. Дышу через рот, забывая, что для этой функции есть нос. Я растеряно смотрю, как он отходит, подхватывает с пола халат, кладёт его рядом со мной.

Кислая мина искажает красивые черты его лица. Гай разворачивается, открывает дверь и оставляет меня одну. Я быстро соскакиваю со стола, чтобы запереть за ним дверь, затем прислоняюсь к прохладной деревянной поверхности. Гравитация давит на мои плечи, я медленно бреду к диванчику. Только когда моя попа встречается с мягкой тканью, я зарываюсь лицом в ладони, наконец осознавая, что натворила.

22  POV Биго

Я ворвался в свою гримёрную. Мысли в моей голове били ключом. Гонимый ими, хаотично заметался по комнате, словно животное в клетке. Меня бросало из крайности в крайность, от одного берега до другого в считанные секунды. От «Какого хрена я только что сделал?» до «Какого хрена это было так безумно прекрасно?».

Хватаю пачку сигарет со стола, чертыхнувшись, когда против воли вспоминаю, что только что творил на точно таком же куске дерева. Я вновь вижу, как её спина прогибается, а грудь, накрытая гелевыми чашками, выпячивается. Сейчас я жалею, что не сорвал его, решив, что мне нужна только разрядка. Я поспешил, подгоняемый дикими инстинктами: а должен был больше времени уделить исследованию её тела.

Ещё тогда, в студии звукозаписи, я знал, что стоит прикоснуться к ней, и меня уже будет не остановить. Так и случилось. Но если в прошлый раз я смог сдержаться, ограничившись её губами, вцепившись в её руки так сильно, что даже испугался, как бы не сломать ей пальцы, то сегодня не было ни одной преграды на пути к удовольствию, которое — я был уверен — она может мне подарить.

Вставляю сигарету между онемевшими губами, все ещё хранившими вкус девушки, оказавшийся слаще, чем самый лучший десерт в ресторане. Чёрт, как же она хороша! Проглатываю вновь вспыхнувшее желание, испугавшись порыва рвануть назад, чтобы начать игру заново, продолжая и продолжая её, пока не останется сил даже дышать.

Поджигаю никотиновую отраву, глубоко затягиваюсь, затем выдыхаю дым в зеркало над столом. Подсветка не горит, но я прекрасно себя вижу, растрёпанного, с безумными глазами и все ещё вибрирующим членом, готовым к продолжению.

- Что ты тут устроил? — гневно воскликнул женский голос. Я так погряз в дыме и своих ощущениях, что не заметил, как в комнату вошла Ульяна. Она остановилась позади меня, пыхтя, словно паровоз.

— Не твоё дело, — бросил я, продолжая курить и наблюдая за ней в зеркало.

— Не моё? — Девушка взвилась ещё сильнее. Я даже на секунду всерьез решил, что она сейчас взорвётся. — Оно не было бы моим, если бы мне не пришлось торчать у запертой двери, из-за которой доносились характерные звуки! — Когда я не реагирую, Уля продолжает: — Если бы я не преградила дорогу, сторожа вас, как цепной пёс, кто-нибудь бы точно выбил дверь! И что бы они увидели, а? Что б сказал на это Тема? А Кирилл? Им бы понравилось, что ты нарушил с десяток условий, которые они поставили?

Слишком много вопросов. Мой обмякший от возбуждения мозг отказывался воспринимать информацию: вся кровь сосредоточилась в другом органе. Значительно ниже. Девушка уперлась руками в бок, отчитывая меня словно маленького ребёнка. Надо признать, гнев ей к лицу. Обычно бледное, сейчас оно раскраснелось, освежая.

— Не усложняй, — отмахиваюсь, поворачиваясь к ней.

— Не усложнять? — Её ноздри расширились. — Как вы теперь будете совместно работать?

Об этом я ещё не успел подумать. Я вообще не способен был думать о чём-либо ни пока сгорал от желания, словно обезумивший, ни пока трахал её, полностью отдаваясь этому безумию.

— Обычно, — буркнул я, чувствуя, как сердце вновь ускоренно закачало кровь по венам. От такого темпа закружилась голова. Я привалился бедром к столу, делая последнюю затяжку, затем утрамбовываю окурок в пепельнице.

— Обычно? — вскрикивает девушка, а я начинаю злиться: она возвращает мне мои же слова, только с вопросительной интонацией. — Может быть, для тебя это и будет обычно, но не для Лоры! Она хорошая девушка, правильная! И думаю, что из тех единиц, для которых секс — это не просто развлечение!

Не могу с ней не согласиться. То, что опыта у этой красотки немного стало ясно ещё в душевой, когда она фактически призналась. И все же мне не нравится, что Ульяна так яростно защищает эту девчонку.

- Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Тебе лучше исправить то, что ты натворил. И сделать это быстро. Пока не узнал Тёма.

— Ты собираешься ему рассказать? — Настороженно сужаю глаза. По спине опустился холодок.

— Я что, похожа на самоубийцу? — искренне недоумевает ассистентка. — Боже, — Уля потерла немного припухшие глаза, — он меня уволит, если узнает. Я обязана контролировать тебя, а вместо этого прикрываю.

— Я должен сказать спасибо? — язвлю, но понимаю, что именно это и должен сделать.

Ульяна не ждёт от меня извинений. Вместо этого она решает посыпать соль:

— Пусть я и прикрыла вас, но люди не идиоты. Они прекрасно все поняли. И если решат не молчать, то пойдут слухи. С какой скоростью они дойдут до Тёмы? — Скриплю зубами в ответ. — Насколько сильно он разозлится? А продюсер Лоры? Что если она так зла на тебя, что пожалуется ему?

Быть не может! Хотя… перед глазами тут же всплывает шокированное лицо Лоры, когда все закончилось. Чёрт! В словах Ульяны есть логика. И её, мать вашу, вагон и маленькая тележка. Вгрызаюсь пальцами в свои волосы: мне нужно очнуться и собраться. Отдельный организм в штанах притих: я влип.

— Тебе нужно поговорить с ней, — вздыхает ассистентка, медленно опускаясь на диванчик. — Убеди её, что в случае огласки пострадаете вы оба.

POV Вили

— Я тебя слушаю, да, — уверяю я братишку на другом конце провода. — Говори, говори.

Теснее прижимаю телефон к уху, словно это поможет мне сосредоточиться на том, что рассказывает Захар. С трудом попадаю ключом в замочную скважину: мои руки все ещё трясутся, словно у алкоголика в завязке.

— Так вот, — продолжает брат, убедившись, что я не пропала, — этот шум бесит меня! Они постоянно сверлят. Вили, кстати, я тебе не сказал…

— Что? — напрягаюсь, закрывая за собой дверь.

— Мегера разгромила твою комнату. Она сломала стенку между двумя спальнями, решив, что одна будет слишком мала. Я не хотел тебе говорить: знал, что ты расстроишься.

Я обречённо вздохнула, оглядывая квартиру, из которой вышла почти десять часов назад. Пока это моё жилище. Жалко только, что съемное. Длинный коридор разветвлялся на отдельные комнаты: кухня, гостиная, туалет, ванная и спальня.

В квартире сделан шикарный ремонт и обставлена она по первому классу. Не исключено, что над ней трудился профессиональный дизайнер. Каждая деталь интерьера не была лишней, все на своих местах, но все же… мне эта роскошь казалась вычурной, неодомашенной. Возможно, не хватало личных вещей, фотографий, мелкого бардака, говорившего о том, что в квартире теплится жизнь. Но я не решалась на это, боясь, что надолго здесь не задержусь.

— Я не буду расстраиваться из-за того, что не могу изменить, — уверенно говорю, стараясь скрыть разочарование. Моя комната больше мне не принадлежала, но все равно обидно слышать, что её больше нет. Это сродни новости о снесении дома, в котором ты родился и вырос.

— Это ещё не все, — тихо добавляет Захар.

— Что ещё? — неосознанно задерживаю дыхание.

— Мегера готовит эту комнату для своего сыночка. Все уши прожужжала.

— Значит, Никита все же возвращается, — констатирую факт. Сердце предательски щемит. Всё же это больно — знать, что ты ничего не значишь для человека, которого не так давно любила. Я всерьез верила в данные им обещания, даже не представляя, что он вот так сможет выкинуть меня из своей жизни.

— Он тебя не заслуживает, это точно! — Захар заговорил резче, но постепенно его голос становился ласковее: — Ты потрясная! Пацаны замучили меня расспросами о тебе. Они завидуют, что у меня такая сестра. А девчонки просят взять у тебя автограф. Благодаря тебе, я тоже звезда. Только школы.

Я хихикаю, представляя брата, вальяжно расхаживающего по школе, и толпу, увивающуюся за ним.

— И как бы мегера ни пыталась убедить всех и вся в том, что её козлиный сынок — гений, ей это не удастся. Я думаю, что он возвращается, потому что никому он там не нужен. Не гений он, а неудачник.

Я не могла не признать правоту брата. Хотя, может, во мне трезвонила обида. Но думаю, конкуренция за границей значительно больше, и нужно быть вторым Бетховеном или Бахом, чтобы удержаться на плаву.

— И я по-прежнему собираюсь смыться из этого дурдома, когда они заселятся.

Брат настроен решительно, и я не могу его в этом упрекнуть. Тру переносицу: пора выстроить план по присвоению мне статуса опекуна. Правда, пока у меня нет ни одной идеи, как это можно сделать. Возможно, стоит поговорить с Кириллом Анатольевичем. Всё-таки у него точно есть знакомые адвокаты. Попытка не пытка.

— Хорошо, — устало выдыхаю, — я подумаю, как все устроить.

Брат прощается, я же плюхаюсь на пуфик в прихожей, дальше которого я так и не продвинулась. Это был странный и сложный день, хотя тело приятно ныло после того, что случилось между мной и Гаем.

Несмотря на свою неопытность в отношении парней, я понимаю: то, что произошло никак не связано с чувствами или чем-то подобным. Выражение лица Гая после всего чётко дало понять, что он сожалеет, что поддался сиюминутному порыву. И не только он: я тоже расстроена, успокаивая себя тем, что пикантная сцена в душевой заставила гормоны всплеснуться, отсюда и нелогичное поведение.

— Этого больше никогда не случится, — говорю я себе, прижимая руку к груди, под покровом которой ускоренно билось сердце.

Пусть раньше я никогда не действовала столь необдуманно и импульсивно, мне остаётся только смириться с произошедшим. Ничего не вернуть: назад дороги нет.

Я разочарованно стукнулась затылком о стену. Думается мне, забыть эти мгновения будет намного сложнее, чем выкинуть из головы поцелуй в студии звукозаписи. Как мне после всего смотреть наГая? Как вообще ведут себя девушки после случайного секса? Что говорят?

Я вздохнула, чтобы успокоиться. Мы ведь живём в современном мире. Сейчас свободные нравы. Я ничем никому не обязана. Мы оба получили удовольствие — хоть какой-то плюс. Я наконец узнала, что не фригидна. Жмурюсь: теперь будет проще сниматься в клипах, ведь я хотя бы знаю, какие эмоции проскальзывают наружу при воздействии страсти.

С трудом разулась и двинулась по коридору в ванную, но, войдя, остановилась. Мои глаза наткнулись на большое джакузи — для чего оно вообще? — затем двинулись вдоль края к небольшой душевой кабинке, но передумала. Морщусь: сегодня я достаточно вымокла. Намылась на неделю вперед.

Я развернулась, решив включить музыку и немного поваляться. Возвращаюсь в гостиную, подхожу к колонке под огромным телевизором, прикреплённым к стене.

— Алиса, включи музыку, — прошу я электронного помощника.

Из умной колонки тут же заиграла первая песня из моего плейлиста. По коже разлилось тепло, когда я услышала знакомый голос.

Гай Биго, чтоб тебя!

Едва различимая хрипотца взбудоражила бабочек в животе. Я закрываю глаза, чтобы представить два мерцающих голубых озера, гораздо более тёмного оттенка, чем я запомнила. Их взгляд затягивал меня на самое дно, обещая подарить неземное блаженство в своих глубинах. Я уже уступила, и, возможно, сделала бы это вновь.

— Ты мне не нужна, детка, — словно издеваясь, произносит Гай из колонок. Я вспыхнула, пристыженная, будто эти слова и правда предназначались мне.

Нет! Я никогда не услышу от него этих слов. Просто потому что ни за что не буду преследовать или умолять об очередной ласке. Я забуду о том, что случилось сегодня, продолжу свой путь на вершины, используя произошедшее как опыт.

— Алиса, — обращаюсь к помощнику, — выключи музы…

Мне не удалось договорить: по квартире разнёсся звучный трезвон, свидетельствующий о том, что кто-то решил её навестить. Удивленно вскидываю брови, делаю шаг, но настороженно останавливаюсь. Я никого не жду. Может, ошиблись квартирой, что, конечно, было невозможно, учитывая большие цифры, приклеенные на металлической конструкции двери, служившей надежной защитой.

Алиса все же распознала команду. Квартира погрузилась в тишину. Быстро семеню в прихожую, привстаю на цыпочки, чтобы взглянуть в глазок. Узнавание произошло за малую часть секунды. Распахиваю дверь, изумленно вытаращившись на гостя. Вот уж кого я точно не могла представить на пороге моей квартиры.

— Гай? — выдавливаю я, отступая. — Что ты здесь делаешь?

Гай окидывает меня пристальным взглядом, словно действительно хочет убедиться, я ли это. Его глаза задерживаются на моих все ещё влажных волосах. Я не удосужилась высушить их, решив, что это отнимет слишком много времени, а мне хотелось как можно скорее покинуть злосчастную съемочную площадку.

Парень входит молча, не отвечая ни на прямой вопрос, ни на мои вопросительно-подозрительные взгляды. Он холодно огладывает прихожую.

— Ты следил за мной?

Гай, одетый в футболку и джинсы, на этот раз сухие, оборачивается, чтобы я могла увидеть, как его густые брови взлетели вверх. Что ж, полагаю, это означает нет.

— Тогда как ты узнал, где я живу?

— Спросил твою болтливую ассистентку, — усмехнулся Гай, на этот раз все же соизволив ответить. — Не думал, что ты будешь жить в квартире, которую тебе снимает Кирилл.

— А где же я, по-твоему, должна жить?

— Как минимум со своей семьей в загородной резиденции, — кривится Гай, словно сказанное кислее лимона. Я сперва опешила, но затем нахмурилась, вспомнив его упрёки по поводу якобы богатства моей семьи. — Или же в своей огромной квартире в какой-нибудь элитной высотке.

Мне захотелось рассмеяться ему в лицо. Но вместо этого я скрещиваю руки на груди.

— Эта квартира тоже находится в элитном комплексе.

— Да, но она не твоя.

— Что ещё ты выведал у Ляли? — прищуриваюсь, кажется, понимая, о чём они тогда разговаривали.

— Немногое, — кивает Гай, затем фыркает. — Она вообще ничего о тебе не знает, хотя это её обязанность — знать все, чтобы угодить.

— Ульяна тоже многого о тебе не знает, — зачем-то говорю я, защищая свою недоассистентку.

— Она знает достаточно, чтобы защитить меня, если потребуется. — Гай довольно причмокивает.

— Что ты хочешь этим сказать? — прищуриваюсь, видя, как его губы растягиваются в ехидной улыбке. — От чего она спасла тебя?

— Нас, — поправляет меня парень. — Она спасла нас. — Гай пару раз переводит указательный палец с меня на него. — Мы сегодня привлекли слишком много внимания, правда? — В его глазах заплясали озорные светлячки. — Мы не были ни осторожными, ни тихими…

— Что? — Живот слипается. — Все знают?

Я шагнула назад. Гай занял место, на котором я только что стояла, оттесняя меня к стене.

— Если бы Ульяна вовремя не спохватилась, думаю, нас застукали бы на самом горячем. — Я в ужасе раскрыла глаза ещё шире. Моя рука потянулась вверх, порываясь накрыть рот ладонью. Гай перехватил её, прижал к стене на уровне моей головы, погладил раскрытую ладонь, затем переплел наши пальцы. — Думаю, надо сказать ей спасибо, что она отвлекла их, придумав тысячу и одну отговорку.

Парень улыбается, оголяя ровные зубы с немного выступающими клыками, словно у вампира. Я задрожала в ужасе от того, что нас чуть не застукали. Какой был бы скандал! Это уже не казалось мне опытом, сейчас я решила, что это самая большая ошибка в моей жизни.

— Т-ты… — заикаясь, выдохнула я, — ты пришёл, чтобы обвинить меня в этом?

— Обвинить? — удивляется Гай, затем качает головой: — Нет.

— Тогда зачем?

— Я… — начинает Гай, но замолкает, когда его взгляд упирается в мои губы. Они тут же пересыхают, словно я уже несколько часов брожу по пустыни. Быстро провожу по ним языком. Губы парня дёргаются. Он быстро вскинул внезапно потемневшие глаза, чтобы взглянуть в мои. Я моргнула, стараясь смахнуть тонкую пленку тумана. Тело Гая все теснее прижималось ко моему: меня это взволновало. Взгляд парня вновь возвращается к моему рту. Всё его тело напряглось, словно обуреваемое хитросплетённой дилеммой. Гай вздыхает, видимо, принимая решение. — Я хочу ещё. 

23  POV Биго

Пропади оно всё пропадом!

Стоило только вновь увидеть её, и все разумные причины, ради которых я пришёл, лопаются, подобно мыльным пузырям, больше не имея никакого значения.

Смотрю на её губы, уже чувствую на своих, и только тогда признаюсь, для чего проделал этот путь. Я приехал не убедиться, что она будет молчать, не пытаться исправить ситуацию, взяв её под контроль. Я мчался через весь город к ней, чтобы повторить…

Вскидываю руки, касаюсь её кудряшек. По телу тут же разливается тепло. Сколько ночей я провёл, грезя о том, как зароюсь в них лицом, вдохну аромат. И вот я могу это сделать: никто мне не помешает.

Лора не сопротивляется: она вообще не двигается, замерев, словно кукла. То, что она живая, выдаёт лишь часто поднимающаяся и опускающая грудь. Её и так большие глаза цвета корицы сделались огромными. Она уставилась ими на меня, не мигая.

Скольжу пальцами вверх, забираясь по волосам, останавливаясь на затылке. Круговыми движениями поглаживаю кожу, улыбаюсь, ощутив, как она содрогнулась. Опускаю голову ниже, чтобы повторить ей в губы:

— Хочу ещё. — Девушка в ответ задышала чаще. Я продолжал щекотать её губы, ожидая, что она сама потянется ко мне, но когда Лора не откликается, продолжаю: — А когда я хочу, то беру. И не спрашиваю разрешение.

— Это не… неправильно, — с трудом выдыхает Лора. — Всегда нужно спрашивать разрешение.

Довольно хмыкаю, принимая вызов.

— Если ты против, — вытягиваю большой палец, оставляя остальные на её затылке, чтобы провести им по гладкой коже щеки, — то попробуй остановить меня.

Я тяну её голову вверх, навстречу своим губам. Лора поднимается на носочки, не думая противиться. Накрываю её губы своим жадным ртом, едва сдерживаюсь, чтобы не застонать, когда она в ответ раздвигает свои сочные губки.

Её руки медленно поднимаются по моей груди, комкая футболку, задирая ткань вверх. Свободной рукой обвиваю её талию, отстраняю от стены, прижимая к своему телу. Её тонкие пальчики стискивают мои плечи: мне не нужно спрашивать её разрешение, оно уже получено сполна.

Я запускаю язык в её рот, упиваюсь мягкостью и несмелым откликом её языка. В то время как обе мои руки сходятся на её аппетитной попе. Третий раз за день тяну эту девочку вверх, заставляя повиснуть на мне, словно мартышку на лиане. Лора беспрекословно обвивает мою талию своими стройными ножками, не обращая внимания на треск джинсовой ткани, словно её брюки вот-вот лопнут по швам.

Она прижимается к моему значительно выпирающему члену своей горячей киской, охает, задевая чувствительную точку. Открываю глаза, чтобы увидеть, как она удивлённо хлопает ресницами. Её сексуальная наивность буквально сводит меня с ума. Сразу хочется окутать её всевозможным наслаждением с ног до головы. И при этом радоваться, что именно я тот, кто продемонстрировал ей, что оргазм — это не просто слово.

Лора инстинктивно отталкивается от моих плеч, приподнимаясь, затем снова насаживается на меня сквозь два слоя джинсов. Её пальцы сжимают чуть сильнее, явно говоря о том, что ей нравится. А я зажмуриваюсь, когда проскальзывает мысль: мне хочется, чтобы она делала так всегда.

Я отвлекаюсь от дурацких мыслей, тщательно массируя её ягодицы руками и язык своим языком. Лора хрипло стонет, забираясь руками под ворот моей футболки, царапая при этом мою кожу.

— Спальня, — рычу я, прикусывая нижнюю губку, позволяя ей стянуть с меня футболку. Теперь её пальчикам ничего не мешает. Они немного хаотично очерчивают мои татуировки.

— Там, — машет рукой в сторону длинного коридора, не переставая тереться об меня, желая получить больше, искушая меня взять её прямо у этой стены.

Нет, не в этот раз.

Я вношу её в спальную комнату. Кровать долго искать не приходится, сразу опускаю её тело на матрас, задерживаюсь, чтобы стянуть свои джинсы и боксеры, горя от нетерпения.

Лора закусывает губу, увидев меня полностью обнажённым. Её щёки предательски вспыхивают: я упиваюсь этой стыдливостью. Это так необычно для мира, в котором она теперь вращается. И уж точно противоположно тем, с кем я привык иметь дело.

Я проследил её взгляд, увидев, как загорелось любопытство. Позволяю ей его удовлетворить: мне нечего стесняться. И после того, как насмотрится она, настанет моя очередь. Мои руки уже страшно зудят.

Я склоняюсь над ней, заставляя её тело раскинуться на постели. Чуть приподнимаю ткань её футболки, провожу ладонью по её плоскому животу, упругому, но без фанатизма. Приближаюсь к нему губами, очерчиваю пупок языком. Лора хрипло вбирает воздух: живот дёргается. Я быстро расстёгиваю пуговицу на джинсах. Девушка упирается ногами в край кровати, чтобы приподнять таз, помогая мне стащить ненужную тряпку. Отшвыриваю их в сторону, возвращая пальцы к её кружевным трусикам. Массирующим движением провожу по тонкой ткани. Господи, их можно выжимать…

Лора запрокидывает голову, шире раздвигая ноги. Я дергаю трусики вниз, присоединяя их к джинсам на полу. Закрываю глаза, теперь без преград я мог ощутить, насколько она мокренькая, мягкая и гладенькая. Стискиваю зубы, заставляя себя двинуться вверх. Я накрываю её тело своим, задохнувшись, когда Лора двинулась мне навстречу, почти засосав мой член своей пульсирующей от возбуждения киской. Соблазн слишком велик, и я с упоением погружусь в неё, словно подводник, но чуть позже.

Приподнимаюсь на выпрямившихся руках, чтобы взглянуть на неё. Улыбка дёргает уголки моих губ. Её волосы разметались по покрывалу, представляя собой завораживающее зрелище, словно блестящие кучевые облака в пасмурный день. Я наклоняюсь, провожу по ним носом, затем вновь возвращаюсь к её лицу.

Лора выжидающе следит за мной. Её рот приоткрыт, а голова немного запрокинулась. Я провожу рукой по её шее, ловя тонкую, но отчаянно бьющуюся жилку. Цвет её глаз из корицы превращается в Пепси-колу.

— Гай, — зовёт она меня, приподнимаясь на локтях. Видимо, моё промедление испугало её.

— Ш-ш-ш, — шепчу я, взявшись за её футболку. Лора поднимает руки вверх, чтобы я мог снять её. Мои глаза упираются в её грудь, проглядывающую сквозь белый кружевной лифчик. На слегка смуглой коже девушки он выделяется, как пенка поверх кофе. — С-с-с, — со свистом втягиваю воздух между зубами, видя выпирающий тёмный сосок. Склоняюсь ниже, чтобы вобрать его в рот через кружева.

— Ох, — стонет Лора, прогибается, запуская пальцы в мои волосы. Я чуть отодвигаюсь, чтобы сдвинуть чашечку вниз, затем прикусываю набухший бугорок. Девушка дёрнулась. Я запустил руку за её спину, чтобы щёлкнуть застежку. Лифчик присоединяется к остальным вещам за ненадобностью.

И я встаю с кровати, чтобы, наконец, увидеть Лору полностью обнажённой.

— Гай? — вновь хрипло зовёт меня. Мне определённо нравится, как она произносит моё имя. Её голос — подарок небес.

Я не могу ни сдвинуться с места, ни выдавить из себя ответ, словно парализованный видением. Моё сердце колотится отбойным молотком, а низ живота сковывает спазм. Ничего прекраснее в жизни не видел.

Лора тянется вверх. Она встаёт на постели, смотрит на меня, словно хочет найти ответ. Я хрипло выдыхаю, протягиваю руки, чтобы окружить её талию. Лоре этого достаточно. Её губы смыкаются на моей шее. Тело покрывает дрожь, когда я чувствую, как она языком очерчивает вытатуированную птичку — символ свободы, к которой я так стремлюсь.

Я обхватываю её шею рукой, выпрямляю, затем со стоном накидываюсь на её рот своими губами. Мой язык проскальзывает внутрь, но этого чертовски мало. Другая часть моего тела тоже не прочь отведать это божественное тело. Я сжимаю её округлую попу, приподнимаю, чтобы мягко опуститься вместе с ней на кровать.

Мой член одним толчком врывается в её киску, которая, несмотря на готовность, с трудом пропускает меня внутрь. Поджимаю губы: ощущения волнами расходятся по телу, словно это вовсе не я трахнул её всего пару часов назад на столе в гримёрной. Нет, тогда все было по-другому. Я был слишком агрессивно настроен, чтобы насладиться этой девушкой сполна. Но я собираюсь заняться этим в ближайшее время.

Лора вскрикивает, разъединяя наши губы, затем протяжно стонет, когда я выхожу на полную длину, но вновь возвращаюсь. Её ноги раскрываются ещё шире, чтобы я мог беспрепятственно погружаться в неё раз за разом. Упоительно.

Напряжение нарастает слишком быстро. Я не успеваю опомниться, как толчки ускоряются. Лора активно участвует в процессе, встречая меня на полпути. Из её ротика то и дело вырываются хриплые стоны, казавшиеся мне музыкой. Черт возьми, я захотел написать песню, восхваляющую эти божественные звуки.

Немыслимо. Чресла сжимаются: я вот-вот кончу. Я откидываю голову назад. Лора чаще сжимает и разжимает пальцы на моей спине, словно кошка, мнёт меня своими коготками. Её киска становится теснее. Я понимаю, что и она на грани.

Сжимаю кулаки, чтобы продержаться чуть дольше. Надо подумать о чём-то другом, но в голове пусто. Сейчас ни одна мысль не могла оторвать меня от девушки, в которую я вдалбливаюсь словно умалишённый.

— А-а-а! — Лора забилась подо мной. Стенки её влагалища стиснули меня с такой силой, что это почти причинило боль. Я больше не мог контролировать себя. Моей выдержки хватает лишь на то, чтобы выдернуть член из её обжигающей киски и излиться на подрагивающий животик.

— Чёрт возьми, — проскулил я: меня накрывало одной волной за другой.

Девушка не шевелилась. Я слегка отстранился, решив, что мой вес, должно быть, причиняет ей дискомфорт. Её взгляд просветлел, но она обеспокоенно уставилась на меня.

— Ты опять сбежишь? — осипшим голосом спрашивает Лора.

— Не сейчас. — Я опрокидываюсь на спину рядом с ней.

POV Вили

Ответ Гая удивил меня. Я думала, что он тут же вскочит, стоит ему кончить, и унесётся, сломя голову, даже не до конца натянув штаны. Но вместо этого парень закинул руки себе под голову, расслабленно закрыв глаза.

Я могла его понять. Моё тело все ещё парит над землёй, не собираясь возвращаться. Предполагаю, он чувствует нечто то же самое. Я повернулась на бок, согнув локоть, чтобы упереться головой в руку.

— Что это значит? — Пользуюсь возможностью окинуть его тело взглядом. Во время секса я была слишком возбуждена, чтобы основательно подойти к этому процессу. А сейчас, когда он не двигается, можно себе это позволить. Странно, но меня нисколько не смущала ни собственная нагота, ни Гая.

— Что именно? — Парень прикрывает один глаз.

— Всё.

Гай открыл оба глаза, прищурился, нахмурив брови, словно что-то вспомнил.

— Надеюсь, ты не ждёшь от меня признания в любви?

— Пх! — опешила я, округлив глаза. — Нет, я не настолько наивная. — Я плюхаюсь обратно на спину. — Я просто хочу узнать, что будет дальше.

Гай садится, свесив ноги с кровати. Я приподнялась, чтобы посмотреть ему в спину, ожидая увидеть, как он встанет и уйдет. Но он сидит, немного сгорбившись пару минут, словно раздумывает над чем-то, затем оборачивается, скользит хищным взглядом по моему телу, отчего мои щёки заалели.

— Я могу предложить тебе только секс, — произносит парень, словно окатив меня ледяной водой.

А чего я, собственно, ожидала?

— Уходи! — резко поднимаюсь, но Гай ловит меня за локоть, опрокидывает обратно, накрывает собой, придавливая к матрасу. После чего поднимает указательный палец к моему лицу, чтобы провести по брови, обвести вокруг ушной раковины, затем скрыться в завитках моих волос. Он вытягивает одну прядь, зажимает её двумя пальцами. Это нервирует меня. — Я не буду твоей секс игрушкой!

— Я этого и не предлагал, — нагло усмехается.

— Тогда что?

Он тянет прядь к себе, нежно прикасается к ней губами. Я закусываю щёку.

— Мы можем просто время от времени проводить время вместе, — как бы невзначай его рука задевает мою грудь, отчего сосок тут же затвердел. — Нам ведь обоим понравилось. Не думаю, что ты будешь против, если мы повторим.

Его губы коснулись моих губ, я поджала их, но парень не собирался легко сдаваться. Он надавил на мой подбородок, проскальзывая языком в чуть приоткрывшийся рот. Я с ужасом поняла, что наслаждаюсь его мягкими губами и игривым языком. Несмело дотрагиваюсь до его лица, удерживая его на месте, принимая приглашение скользнуть языком в его рот. Постепенно поцелуй из игривого превращается в порывистый. Мне сложно дышать, но я плюю на это, исступленно отвечая на его страсть.

— Видишь? — тяжело дыша, говорит Гай, оторвавшись от моих губ. — Не стоит отрицать, что нам обоим это нравится.

Да, сложно отрицать, когда тело предательски дрожит, стоит ему только прикоснуться ко мне. И все же, принять его предложение — верх безрассудства. Тогда почему я почти сделала это?

— И сколько это продлится?

Гай кривит губы, словно я уже требую от него что-то невообразимое.

— Я не даю обещаний, — большой палец давит на мою нижнюю губу. — А в данном случае не могу ответить, потому что сам понятия не имею.

— Значит, это будет продолжаться, пока я тебе не наскучу? — Выразительно поднимаю одну бровь, затем смахиваю его руку. — Мне такое условие не нравится.

Я упираюсь в его плечи, отталкиваю. Гай ложится рядом. Он не двигается какое-то время: и я даже решила, что он уснул.

— Я готов выслушать твои условия, — выдает парень, озадачив меня.

Мои условия?

Произошедшее сегодня кажется сном. Вчера я даже представить себе не могла, что попаду в подобную ситуацию. Разговор, который мы сейчас ведём тоже из разряда фантастики. Я и Гай Биго на полном серьезе обсуждаем продолжение наших чисто сексуальных отношений. То, что они будут ограничиваться только сексом, я уже уяснила. Осталось оговорить рамки дозволенного. Спрашивать у себя самой, хочу ли я продолжения бессмысленно: в моём желании нет ни капли здравого смысла.

Возможно, пора относиться к жизни и удовольствию проще? Это ведь просто секс. Мне будет хорошо. Я ведь могу наслаждаться этим так же, как это делают миллионы людей. Кто меня осудит? Мне не перед кем отчитываться. Я сама себе хозяйка, и я вправе выбирать, чем мне заниматься в свободное время.

Хотя с другой стороны, я никогда не думала, что секс возможен без чувств. Но я ведь не влюблена в Гая? Очевидно же, что нет. Но это пока что. А что если я… Мне точно нужно обезопасить себя и свое сердце.

Условия. Хм, да, у меня есть парочка.

— Я не буду твоей секс игрушкой, — повторяю, слышу в ответ разочарованный вздох Гая. — Поэтому все будет зависеть не только от тебя, но и от меня.

Господи, за сегодняшний день во мне произошли разительные перемены! Я пока не поняла, в лучшую ли сторону или нет. Никогда бы не подумала, что смогу вот так обсуждать секс, словно это всего лишь сделка.

Гай поднимает голову, чтобы удивленно взглянуть на меня.

— Это значит, — поясняю я, — что все будет происходить не только тогда, когда этого хочешь ты, но и когда хочу я.

— Замётано, — хмыкает дольный парень, расслабившись.

— Это ещё не все, — продолжаю, не обращая внимания на кислую мину, появившуюся на лице Гая. — Ещё ты не будешь игнорировать меня в остальное время, делая вид, что меня не существует. Не думаю, что прошу невозможное?

— Нет, — соглашается Гай. — Ещё что-нибудь?

— Да, — киваю, парень смеется.

— А ты та ещё штучка. Под шкуркой невинной Хаврошечки скрывается бизнес леди с акульей хваткой?

— Ты преувеличиваешь, — усмехаюсь я, но мне польстило его сравнение. Значит, он признаёт, что я не дура. Я поднимаюсь с кровати, тянусь к своему нижнему белью. Гай сел, чтобы удобнее было наблюдать за моими действиями. Я ловко застегнула бюстгальтер, натянула трусики, затем скрестила руки на груди: — Мы будем держать язык за зубами, и когда одному из нас надоест, все тут же прекратится. Без сцен и упрёков.

— Хм, — парень подпирает рукой подбородок, — тебе вновь удалось меня удивить. Что, даже слёз не будет?

— Не будет, — поспешно заявляю, хотя кровь отхлынула от лица.

— Ты уверена, что не влюбишься? — Гай встал, шагнул ко мне. Я не стала пятиться, чтобы не показать, что не такая смелая, как пытаюсь продемонстрировать.

— Это твоё условие? — Вскидываю подбородок.

— Если влюбишься, то будет сложно закончить все без слёз. Ненавижу слёзы. Они меня не трогают, но могут вызвать скандал.

— Мне не нужен скандал, и я точно в тебя не влюблюсь.

— Почему это? — Гай сдвинул свои брови. Казалось, я пошатнула его веру в свою неотразимость. В голубых глазах мелькнуло что-то металлическое. Парень рассмеялся. Нет, его самоуверенность не сдвинет даже бульдозер. — Почему ты так уверена, что сможешь устоять?

Гай подошёл вплотную. Я втянула живот, затаив дыхание, соображая, что ответить. Почему я уверена, что устою? Я ни черта не уверена!

— Я… э, — сжимаю кулаки, врезаясь ногтями в мягкие ткани ладоней, прикусываю губу. — У меня есть парень!

— Что?

Что? Зачем я это сказала?

Глаза парня шокировано округляются, затем сужаются.

— Да, — продолжаю лгать, стараясь не покраснеть. Хотя фактически это не было ложью. Мы ведь с Никитой не расстались. Слова не были произнесены: он просто перестал выходить на связь, оставив меня в трудную минуту жизни. — У меня есть парень, и я люблю его. — А вот это уже, действительно, ложь. Любви тут нет ни на грамм. — Поэтому я и не влюблюсь в тебя.

- И где же он? — Гай наклонился ко мне, уперевшись кулаками в стену по обе стороны от меня. — Где же он шарахается, пока я трахаю его девчонку?

— Он учится за границей.

Парень выпячивает верхнюю губу, шумно вдыхает. Глаза Гая ожесточаются.

— А он не будет против, что в его отсутствие ты будешь скакать на моём члене?

Морщусь от его слов. Пошло и мерзко, хотя и анатомички правдиво.

— Пока он там, у нас свободные отношения.

Боже, дай мне сил. Как я до этого додумалась?

Гай безжалостно проводит пальцами по моим волосам, словно гребнем, зачёсывает их вбок. Он прижимается губами моей шее. Я вздрогнула, когда почувствовала, как пальчики другой руки оттянули мои трусики в сторону, затем проскользнули внутрь.

— Такие у вас у богатых причуды, да? — Издевательски спрашивает Гай. Я схватила его запястье, останавливая, когда он кончиком пальца надавил на мой клитор. — Значит, будем наставлять рога твоему идиоту-парню? — Кусаю щёку, когда он вытаскивает руку из трусиков, но только затем чтобы сжать мою ягодицу. Гай продолжал нашёптывать мне на ушко: — Но если он сам не может удовлетворить свою девушку, это всегда сделает кто-то другой, правда?

— Он ничего не узнает, если мы будем держать все в секрете, — пропищала я, сдерживая стон, уже защекотавший мне горло.

— Договорились. — Гай дёргает меня за волосы, заставляя откинуть голову, подставляя ему свою шею. Он проводит языком от выемки между ключицами до подбородка, затем прикусывает нижнюю губу. — Уверен, нам обоим понравится наша маленькая тайна. 

24  POV Биго

Мой телефон буквально разрывался от входящих звонков и смс сообщений. Когда сестрёныш пытается чего-то добиться, она не действует в пол силы. Сейчас ей нужно привлечь моё внимание, и у неё, естественно, получилось.

Сажусь в машину, подхватываю смартфон, смотрю на время. Чёрт, я задержался у Лоры намного дольше, чем планировал, и теперь опаздываю. Снежа освежует, разделает и подаст на десерт мой мозг.

Нажимаю на кнопку, завожу мотор. Выруливаю со стоянки, когда звонок повторяется, подношу телефон к уху:

— Да.

— Что да? — Динамик взрывается. — Что да? Ты где?

— Уже еду.

— Ты уже полчаса как должен был приехать! — продолжает свирепствовать ангелочек. — Сегодня готовила я! — Усмехаюсь и надеюсь, что мама контролировала процесс: у меня нет ни времени, ни желания валяться в больничке. — Я так старалась, а ты даже не соизволил приехать вовремя!

— У меня были дела.

Снежа фыркает. Она знает, что если бы я постарался, то освободился бы не то что вовремя, а даже заранее. И я собирался, но… разговор с Лорой несколько… затянулся.

Я сильнее давлю на педаль газа, ударяюсь головой о подголовник. Я наверняка свихнулся. С какого перепуга я предложил ей то, что никогда и никому не предлагал раньше? Подобие отношений — извращённое и без обязательств, ограничивающееся только пределами секса. Мне не будет дела до неё в любое другое время.

Тогда, лёжа возле её шикарного тела, я отчётливо осознавал, что не насытился ею. Пройдёт день, час, минута, и я вновь захочу зарыться носом в её блестящие кудри, заглянуть в её большие выразительные глазки и погрузиться во влажную киску. Я не мог уйти, не убедившись, что смогу вернуться.

И что получил взамен?

Набор весьма разумных условий, до которых должен был сам додуматься. Но когда я рядом с ней, мозги фигово работают. Не говоря уже о новости, прихлопнувшей меня словно муху. У Лоры Ви есть парень. Какого хрена? Почему я раньше об этом не знал?

Да потому что она никогда о нём не упоминала! Ни, мать его, единого раза!

Он на самом деле есть? Я усомнился в этом, но только на несколько секунд, пока не задал себе вопрос: зачем ей лгать?

Ударяю рукой по рулю. Факт существования этого парня должен радовать: не будет истерик из-за неоправдавшихся надежд. Лора всё же оказалась не так наивна, как я предполагал. И это к лучшему. Ведь новизна ощущений рано или поздно пойдёт, а секс наскучит. И тогда уже ничего в ней не будет меня трогать, заставляя сердце неистово биться. Сейчас мой интерес в несколько раз больше, нежели был к любой другой девушке, но здесь дело, скорее всего, в долгом томительном ожидании, растянувшимся на два года.

Несмотря на то, что приведённые доводы должны были меня успокоить. В груди зародилось незнакомое мне ранее собственническое чувство. Словно меня бесит, что эта девушка принадлежит другому. И пусть я буду трахать её где, когда и как пожелаю, назвать своею не смогу.

Сестра прерывает мою битву самим с собой, продолжая сетовать на моё опоздание:

— Не думай, что я прощу тебя! Это тебя не оправдывает! У Вита тоже были дела, но он приехал! Вовремя!

Вит? Этот идиот тоже будет на ужине? Отлично! У меня найдётся, что ему сказать.

— Скоро буду, — обещаю я, затем бросаю телефон на соседнее сиденье, прибавляя скорость: моя ласточка способна и на большее.

И я прибываю на место через двадцать минут. Признаться, я нарушил пару тройку правил, и, возможно, уже завтра мой почтовый ящик лопнет от квитанций со штрафами, но должен же кто-то пополнять государственный бюджет.

Припарковываюсь у небольшого гаража, рассчитанного на одну машину — и оно уже занято. Вхожу в калитку, решая пробраться напрямик. Остается надеяться, что мама не увидит, как я топчу газон, который она тщательно выстригла, а то не видать мне ужина как своих ушей.

Снежа живёт в доме наших приёмных родителей, который они построили не так давно. До этого мы ютились в небольшой трёшке на окраине города. Но как только я прославился и разрекламировал небольшую адвокатскую контору отца, дела пошли в гору. Это, наверное, единственное, чем я смог отблагодарить замечательных людей, приютивших двух сирот, один из которых был строптивым разгильдяем.

Я вхожу в дом, делаю вдох и сразу погружаюсь в уютную атмосферу семьи, наполненную различными ароматами. Цитрусовый — мама любит лимонный пирог; кофейный — отец, к ужасу матери, заботящейся о сердце пятидесятилетнего мужчины, пьет только кофе; запах сочной зелени и спелых овощей — моя сестра обожает диетические салаты и гарниры; и, конечно же, пряный аромат острых специи и жареного мяса — не представляю свою жизнь без столь сытного блюда.

— Не прошло и года! — Сестра выскакивает из-за угла, бросается на меня. Я раскрываю руки, чтобы поймать её. И когда подхватываю её худенькую фигурку, кружу на месте. — Чем это от тебя пахнет? — удивляется сестрёныш, уткнувшись в мою шею, а я понимаю, что она чувствует запах Лоры на моей коже.

Снежка отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Я же стараюсь придать лицу скучающий вид, хотя по венам разлился ток.

— Я был на съемках клипа, — пожимаю плечами, чтобы выглядеть убедительнее.

— С Лорой Ви? — Сестра хлопает в ладоши. Её голубые глаза, очень похожие на мои, заискрились. — Она потрясная, правда? Я болела за неё на шоу, и рада, что она выиграла!

Снежа подпрыгнула на месте, привлекая внимание к летнему платью цвета солнца, которое очень подходит её лучезарному характеру. Она моя полная противоположность, хотя не все могут это рассмотреть.

Случившееся с нами научило её скрытности. Снежа плохо сходится с людьми. Светловолосая, с молочно-бледной кожей и светло-голубыми глазами, она многим казалась холодной и недоступной, как Снежная королева. Но это убеждение рассеивалось, стоило только заглянуть чуть глубже. В груди холодной королевы бьётся горячее сердце, которым она охотно готова поделиться. Любимых ей людей она окутывает таким теплом и заботой, что даже зимой нереально замёрзнуть.

Жаль только, что в нашем мире не заглядывают дальше фасада, поэтому у Снежки почти нет друзей. Мне больно видеть её одиночество, но я не знаю, как ей помочь, ведь сам ничего не смыслю в дружбе.

Я улыбаюсь, глядя, как она радуется. Её улыбка всегда заразительна.

— Мама! — Она развернулась в сторону кухни. — Гай приехал!

— Слава Богу, — из кухни показалась невысокая, немного полноватая женщина, ровесница мужа. — А я уже думала, что мы тебя не дождёмся!

Я закатываю глаза, а женщина приблизилась ко мне.

— Привет, мам, — здороваюсь, проглатывая небольшой ком, возникающий каждый раз, когда я называю её так. Она прижалась ко мне. Я обнял её в ответ, подумал секунду, затем поцеловал её в макушку. Елена Львовна заслуживает не только уважения, но и любви. Эта женщина сделала невозможное — приняла и полюбила совершенно чужих детей, окутав их материнской лаской. Я думаю, что их подвиг с Борисом Евгеньевичем гораздо значительнее, нежели обычных родителей. Ведь своих детей любить значительно проще: это заложено инстинктами. — Прости, что опоздал.

— Ничего, дорогой мой. — Она похлопала меня по спине, так как до головы уже не дотягивалась. — Отец, правда, сердится.

— Он злится не на Гая, — хихикает Снежа, — а на тебя, мам, — затем обращается ко мне: — Мама запретила ему пить кофе. Она перевела его на Цикорий.

— У него и так повышенное давление!

— Но Цикорий ведь такая гадость! — Сестра изображает рвотный позыв, я смеюсь.

— Хватит, — мама жестом заставляет нас умолкнуть. — Я не поменяю своего мнения. Идите лучше позовите всех к столу.

Снежа убежала в гостиную. Я разулся, но остался на месте, ожидая, когда они выйдут из комнаты. Вот они показались в дверях. Здороваюсь за руку с отцом, затем с Витом. Друг окинул меня подозрительным взглядом, дернул носом, отчего колечко в ноздре всколыхнулось, затем шепнул, проходя мимо:

— Ты хоть трусы успел натянуть?

Хмыкаю его наблюдательности. На всякий случай проверяю, застегнул ли ширинку.

Ужин на столе выглядит шикарно, я сажусь на привычное место, сестра плюхается рядом, а Вит занимает стул на противоположной части стола. Спрашиваю у Снежи, что конкретно приготовила именно она, наблюдая, как Вит навострил уши. Он думал о том же, о чем и я. Но получаю в ответ лишь лукавую улыбку сестры. Она знала, что если скажет, мы не рискнём пробовать.

Снежана Бигодская невероятно талантлива. Она прекрасно играет на фортепьяно, уже выиграв множество конкурсов. Ей пророчили блестящее будущее. Но как бы умело она ни скользила длинными пальчиками по музыкальному инструменту, готовка ей не давалась — от слова совсем.

И вот сейчас перед нами с Витом будет рулетка. Призом за меткое попадание станет несварение желудка. Надеюсь, я достаточно съел блюд, приготовленных мамой, чтобы распознать его на вид. Окидываю стол опытным взглядом, останавливаясь на сочных рёбрышках барбекю, решаю, что Снежа бы не осилила его приготовление, поэтому я могу спокойно их попробовать.

Обхватываю руками косточку, без страха испачкаться, наклоняю голову к столу, чтобы откусить мясистый кусок. Жмурюсь от охренительного вкуса: я не ошибся. Вит наблюдает за мной, сузив глаза. Видя мою однозначную реакцию, тянется следом.

Какое-то время мы едим молча. Кухню наполняют лишь наши причмокивающие звуки. Пока, наконец, не наелась мама.

— Гай, дорогой, — обращается она ко мне, — расскажи нам, как дела с новым альбомом?

— Мы начали запись, — ответил я, с набитым ртом. — Уже записали две песни и сегодня начали съемки клипа.

— А Лора в жизни так же чудесно поёт, как показывают по телевизору и транслируют по радио? — Удивленно распахиваю глаза: не знал, что мама вообще о ней слышала. Она на мои-то концерты ходит только потому, что это я. Не думаю, что она одобряет мою новую музыку. — Мне нравится её песня, которая слышится везде и всюду.

— Мой голос больше не звучи-и-и-т, — протянула сестра, подсказывая мне, о какой песне идёт речь, — в том доме, где мой братик спит…

— Такая трогательная, — кивнула мама. — Уверена, она чудесная девушка, раз так любит своего братика. Вы с ней подружились?

Я беззвучно хмыкаю, за доли секунды вспоминая, как именно мы подружились и в каких позах. И тут же ловлю на себе взгляд синих глаз, настолько пронзительный, что, кажется, они заглядывают в самую душу. Тяну уголок губ в сторону, давая понять, что не стесняюсь. Пусть видит, лишь бы молчал. А Вит не из болтливых. За час, проведённый за столом, от него не услышано ни единого звука.

— Гай? — зовёт меня сестра. — Ты все ещё с нами?

— Да, да, — качаю головой, стараясь вспомнить, о чём меня спросили? — Лора поёт лучше, чем большинство наших звёзд. Её голос не вытягивают Автотюном. И она не страдает звёздной болезнью… пока что.

— Это здорово! — Снежа довольна. Мама тоже одобрительно кивает.

— А ты, Вит, — мама перекидывается на парня, который замирает и решительно старается слиться со стулом, — как у тебя дела?

— Хорошо, — сухо отзывается он. Теперь моя очередь понятливо смотреть на него.

Мама открывает рот, что задать ещё вопрос, но я быстрее.

— Слышал, что тебя позвали басистом в группу «Бас-Д».

— Правда? — Восклицание сестры оглушило меня, но оно того стоит. С лица Вита сошла вся краска. Его глаза потемнели, он метнул в меня молнии. — Это же отлично, Вит!

— Они известны? — Мама покусывает губу. Ей неловко, что она не слышала об этой группе.

— Очень! — Снежа подскочила на месте. Она бросилась к парню, не замечая его сурово стиснутой челюсти. — Вит, я так рада за тебя! Наконец, тебя оценили по достоинству!

Вит дернулся назад, когда сестра обняла его за шею, как обнимала в детстве, когда он прогонял детей, обижавших её. Он не ответил на её объятия, сверля меня теперь уже почти чёрными глазами, как ночное небо. Я отвечаю ему тем же. Сам виноват.

— Почему ты им отказал? — Спрашиваю как бы невзначай.

— Что? — хором воскликнула вся семья. Снежана отстранилась, чтобы посмотреть на него.

— Как это ты отказался? — хрипло прошептала она, но все услышали. — Как ты мог? Ведь такой шанс выпадает раз в жизни.

— Снежа, сядь на место, — раздражённо выдыхаю. Мне не нравится то, что моя сестрёнка виснет на этом парне. Она расстроено опускает голову, возвращается к стулу возле меня.

— Вит, — аккуратно начинает мама, — почему ты отказался?

Парень делает глубокий вдох, видимо, подбирая слова так, чтобы не обидеть её.

— Это не то, чего я хочу. — Вот так, коротко и ясно.

— Не то, чего ты хочешь? — презрительно морщусь. — А чего ты, собственно, хочешь? Разве мы не мечтали стать знаменитыми музыкантами? Чем тебя не устраивают чуваки из «Бас-Д»? У них крутая музыка.

— Это не моя музыка. — Вит поджимает губы. — И я не ты.

— Что это может означать? — резко реагирую. Он никогда не говорит ничего просто так. Каждое его слово всегда стреляет метко.

— Я не хочу стать известным, я хочу, чтобы моя музыка стала известной, — спокойно отвечает Вит, спрятав руки под столом. — Я не собираюсь наступать на свое горло, чтобы толпа девчонок пищала моё имя.

В горле застрял ком. То, что он говорит обо мне, вполне очевидно. Мама охнула, Снежа заёрзала. Я не стал комментировать его выпад. Не хотел, чтобы родители это слышали. Да, я перешагнул через все, во что верил, чтобы стать тем, кто я есть на данный момент. Если бы я этого не сделал, я бы все ещё спал в гараже в то время, как Снежа ходила бы в обычное музыкальное училище, а не училась бы у лучших преподавателей в консерватории.

И в этом я лицемерил, когда наехал на Лору из-за её образования. Пусть сам я поднимался с нуля, сестре я дам такой же старт, какой был у этой девчонки из богатой семьи.

Я горжусь собой, пусть иногда лёгкие сжимает спазм. Например, когда я открываю рот, чтобы запеть, или когда ручка касается листка, чтобы написать очередную слащавую песню, от которой меня будет тошнить, но которая точно понравится толпе пищащих девчонок.

А Вит и его принципы могут проваливать. Но он вправе сам решать, как ему жить. И если он хочет прозябать в болоте, то пусть там и остаётся.

— Я уже предлагал тебе финансирование, — все же пытаюсь достучаться.

— И я уже ответ тебе, что не приму от тебя никаких денег. Это тебе не благотворительность! — Убийственный самоконтроль на секунду размывается, но затем конструкция вновь возвышается. Синие глаза сверкнули холодом, словно из глубин океана. — И если мы сейчас же не закроем эту тему, я уйду.

— Конечно, закроем, — спохватилась мама, всплеснув руками. — Гай, перестань, Бога ради. Мы не так часто собираемся, чтобы спорить.

Да какой тут спор. Мы уже давно все выяснили. Ещё тогда, когда двинулись разными дорогами.

— Гай, кстати, — вдруг заговорил отец, — через три месяца заканчивается твой контракт. Ты говорил с Артёмом на эту тему. Он собирается его переподписать?

Спокойнее, чем следовало бы, пожимаю плечами.

— Понятия не имею. 

25  POV Вили

— Давай ещё раз, ладушки?

Я закатываю глаза.

— Может, — предлагаю я, — мы просто опубликуем то, что уже сфоткали?

— Нет! — фыркает Ляля, словно я сказала сущую глупость. — Ни в коем случае! — Я вздыхаю, понимая, что она не отвяжется, пока не высосет из меня все соки. — Это твоя первая реклама, и ты должна проявить себя.

— Для этого вовсе не обязательно делать миллион фоток. Понадобится лишь одна. — Я отбираю свой телефон у ассистентки, листаю фотки, которые мы сделали только что. — Вот, — поворачиваю к ней экран, — как насчёт вот этой?

Ляля морщится, а я оборачиваюсь к открывшейся двери. Задерживаю дыхание, чтобы не выдать волнение при виде вошедшего. Гай собственной персоной. В потёртых джинсах, потрёпанной майке, с всклокоченными волосами, он не выглядел как слащавый мальчик, слагающий баллады о любви. Скорее, как плохиш, гоняющий на байке и слушающий рок. Второй вариант нравился мне гораздо больше.

Не без труда перевожу глаза на Лялю, потеряв нить разговора.

— Привет! — больно уж радостно она его приветствует.

— Угу, — буркнул он в ответ, обходя нас, чтобы занять стул по соседству. — Чем вы занимаетесь?

— Реклама, — коротко отвечаю я, морщась от того, как губы липнут друг другу. Некогда не понимала тех, кто пользуется блеском для губ. Эта липкая консистенция заставляет меня чувствовать себя мухоловкой. Гай в ответ приподнимаем брови. — Мне заказали рекламу. Впервые.

Он понимающе кивает. А я опускаю глаза в телефон, не зная, что ещё могу или должна сказать. У меня было два дня выходных, чтобы придумать, как себя вести с этим парнем. И я не продвинулась ни на миллиметр в понимании, как вообще люди себя ведут в отношениях, где связующим звеном является исключительно секс.

Чувствую на себе его взгляд, но не смотрю в ответ, боясь покраснеть или выдать своё смущение любым другим путём. Сердце ведь колотится, словно на скачках.

— Именно поэтому, — Ляля выхватывает у меня телефон, я выдаю возмущённое «эй!», — нужно делать так, как говорю я. Ни одна из этих фоток не подходит!

— Что рекламируешь? — обращается ко мне Гай, и заинтересованные нотки в его голосе заставляют меня все же посмотреть на него.

— Блеск для губ «Звёздное сияние», — быстрее, чем я успела открыть рот, за меня ответила Ляля, улыбаясь парню, словно он разговаривал с ней. Я стиснула челюсть, недовольно зыркнув на неё, но вряд ли она что-то заметила всвоём стремлении охмурить Гая.

Он же в свою очередь, давая моему злорадству зелёный свет, даже не взглянул на неё. Вместо этого его глаза цвета ясного неба замерли на моих губах. Мне тут же захотелось провести по ним языком, словно его взгляд щекотал нежную кожу. А вот Гай не сдерживается. Я тоже опускаю глаза на его губы. Его язык медленно заскользил по нижней губе, словно приглашая — быть этого не может. Мне вдруг страстно захотелось его поцеловать.

Интересно, как бы он отреагировал, если бы я вот сейчас оседлала его колени, запрокинула его голову и удушающе впилась бы в его губы? Ему бы это понравилось? Или моя инициатива показалась бы ему смешной?

Я вздрагиваю, услышав щелчок фотокамеры. Чёрт, мы ведь не одни в комнате. Парень нахмурился, глядя на мою ассистентку, затем быстро поднялся на ноги.

— Найди Ульяну, — резко говорит он Ляле, — и скажи ей, что я хочу кофе. А это, — он нагло выдергивает мой телефон из её цепких пальчиков, как недавно сделала она, — оставь мне.

Я закрываю рот ладонью, чтобы скрыть довольную улыбку. Я не должна ехидничать, но Гаю так легко удалось поставить её на место, что я поражена. Хотя это должна была сделать я. Но я ведь просто старалась быть вежливой. И моё хорошее отношение к себе она, видимо, восприняла как мою слабость и позволение вести себя со мной, как ей вздумается.

— Что? — Девушка хлопает глазами.

— Кофе, — повторяет Гай. Его внимание вновь обращено ко мне. — Я хочу кофе.

Цокая каблуками, Ляля обходит меня и направляется к выходу. Никаких комментариев с её стороны не последовало. Это ведь её прямая обязанность.

— И мне тоже принеси кофе, — говорю я ей вдогонку, и все же добавляю: — пожалуйста…

Девушка недовольно пробурчала что-то в ответ, но из комнаты вышла. А я протягиваю руку, чтобы получить свой телефон обратно. Но Гай не спешит возвращать мне его. Он принимается листать фотографии, которые мы только что сделали.

— Понятно, почему вы до сих пор не сделали удачный кадр, — парень кривит губы. — Вы с ней ничего не понимаете в фотосессиях.

— А ты, значит, понимаешь? — Встаю, скрещивая руки.

— Ну, я как минимум, гораздо дольше варюсь в этом котле. — Гай шагнул ко мне, останавливаясь очень близко. Он наклоняет голову, чтобы наши губы оказались на одном уровне. — Раз это реклама блеска для губ, то и акцент должен быть на губах.

В груди непривычно запекло от его близости. Жутко захотелось сдвинуться на оставшийся сантиметр, чтобы прикоснуться к нему. Нос уже наполнился запахом его сигарет и свежестью лосьона после бритья.

— И как же это сделать? — спрашиваю я, затаив дыхание. Хотя реклама волновала меня сейчас в последнюю очередь.

Разочарование кольнуло под рёбрами, когда Гай делает шаг назад, прочищая горло:

— Надо успеть до того, как начнётся программа. Давай попробуем на мой.

Я согласна киваю, наблюдая за тем, как он вытаскивает свой крутой смартфон из заднего кармана джинсов.

— Нанеси побольше блеска, чтобы губы стали ещё ярче.

Морщусь такой перспективе: мои губы и так достаточно липкие, но я решаю следовать его указаниям. Глядишь, все получится гораздо быстрее, если я не буду спорить. Я достаю блеск из маленького рюкзачка, висящего на спинке стула, наношу ещё один слой.

— Здесь слишком темно. — Гай смотрит наверх, щурясь на лампочку на потолке. — Сядь вот сюда. — Он указывает на кресло, на столе перед которым закреплён микрофон. Вопросительно смотрю на него. — Раз ты певица, то микрофон в тему. Тематические фотки выглядят гораздо эффектнее и реалистичнее, чем просто улыбака в камеру, словно ты, и правда, пользуешься этой хренью в повседневной жизни.

Черт, а в его словах имеется смысл. Почему я сама до этого не дотумкала?

Я сажусь. Гай включает фонарик, комментируя:

— Спартанские условия.

Смеюсь. Ага, находиться в прохладном помещении радиостанции, с крутыми гаджетами в руках — это прям пик древнего времени.

— Теперь приблизь губы к микрофону, но чуть поверни его в сторону. — Я пытаюсь, но, видимо, не так, как надо. Гай сам тянется к микрофону, закрепляет в нужном направлении:

— Вот так. — Кивает на наушники. — Надень. — Кивает, когда я водружаю их на уши. Последний раз, когда мы были один на один, и на мне были наушники, он впервые меня поцеловал. Не могу не вспомнить этот приятный момент. — Откинь голову назад. Совсем немного. Всё. Достаточно. Приоткрой рот, словно ты поёшь. — Он светит фонариком на мои губы, ослепляя меня. — Попробуем? — Слышу щелчок, затем ещё один. — Хорошо. — Он доволен. — Закрой глаза, словно ты наслаждаешься… — Я вспоминаю, какое удовольствие мне доставляли его губы в тот первый раз, как я была шокирована его поступком. — Да, вот так… — Ещё пара щелчков. — Закончили.

Я снимаю наушники, открываю глаза, чтобы наткнуться на его взгляд. Когда он успел оказаться так близко? Его глаза диковато заблестели. Что конкретно он прочитал на моём лице? Неужели, догадался, о чём я думала? Или он тоже вспомнил тот день, когда увидел меня в наушниках?

— Я пришлю тебе фотки, — хрипло обещает Гай.

Я киваю, закусываю губу, а он почти бросает наши телефоны на стол, хватает меня за плечи, поднимая на ноги. Его губы стремительно накрывают мои. Я реагирую моментально, прильнув к нему грудью. Мои руки зарываются в его волосы, делая беспорядок на голове ещё заметнее.

Губы Гая нетерпеливо скользят по моим губам. Я стараюсь не отставать от него, но дыхание уже сбилось. По спине прошёлся озноб, опустившись ниже. Ноги едва заметно дрогнули. Парень обхватил меня обеими руками, удерживая. Его язык устремляется в мой рот, а объятия становятся крепче. Он словно пытается вдавить мое тело в себя. На секунду мне кажется, что он на грани. Вот сейчас Гай усадит меня на стол, раздвинет мои ноги и…

— Не здесь, да? — прерывисто спрашивает он, отрываясь от моих губ.

— Не… здесь, — отвечаю, старательно наполняя кислородом оголодавшие лёгкие.

— Сегодня, — его губы припечатывают мой рот, но парень не удерживается, со стоном вновь углубляет поцелуй. До меня доносятся отголоски голосов за дверью. Я поворачиваю голову в сторону. Парень возмущается, но затем тоже слышит. — Сегодня, — повторяет он, отстраняясь как раз вовремя. — Выбирай, у тебя или у меня…

Дверь открывается. Я отворачиваюсь, чтобы вытереть пальцем дурацкий блеск с подбородка и над губой.

— Привет! — Поворачиваюсь на незнакомый женский голос. — Уже все почти готово! Можем перемещаться в нашу студию!

Удивлённо моргаю. Разве запись программы будет не здесь?

— Биго! Как я рада тебя видеть! Давненько ты к нам не заглядывал! Я уже успела соскучиться.

— Ага, — без особого энтузиазма отвечает Гай, — был занят.

Ляля протискивается мимо миниатюрной брюнетки, сердито реагируя на её флирт с Гаем. Ловлю себя на мысли, что, наверняка, смотрю точно так же, ведь в кровь уже впрыснула ревность. Ляля протягивает мне кофе, хватаю его, присасываюсь к стаканчику, чтобы чем-то себя отвлечь.

— С-с-с, — протягиваю: обожгла язык. Гай настороженно взглянул на меня. Я проигнорировала его.

— А ты, должно быть, Лора Ви! — переметнулась на меня брюнетка. — Очень рада с тобой познакомиться! Я — Агата Витх, радиоведущая. У меня к тебе куча вопросов. Обещаю, что некоторые будут неловко личные. Я ведь хочу узнать все секреты.

— Мне нечего скрывать, — стараюсь улыбнуться, но думаю, получилось кисло. Обещаю себе, что ни о чём личном она уж точно не узнает.

— Отлично! — обрадовалась Агата. Она развернулась и вышла из комнаты. Я последовала за ней, не смотря по сторонам и старательно не обращая внимания на то, что Гай устремился за мной.

— Гай, подожди, — Ульяна протягивает ему точно такой же стаканчик, какой я сильно стиснула всеми своими пальцами на руках, — ты просил кофе.

— Угу, — буркнул парень.

— И ещё… — Она вновь преграждает ему дорогу, получая в ответ резкую фразочку от своего работодателя. — Я бы на твоем месте, — его ассистентка понизила голос, — вытерла блеск со своих губ.

Я обернулась, думая, что она это мне, но её внимание сосредоточилось на звёздном парнишке. Уголки его губ потянулись вниз. Приглядевшись, замечаю, что он так же, как и я, от носа до подбородка блестит.

— Чёрт, — ворчит он, накрывая рот рукой, — ненавижу долбанный блеск для губ.

Я отворачиваюсь, шагаю дальше, чтобы никто не заметил мою улыбку.

26  POV Биго

Можно стереть блёстки с губ, но от вкуса её сладкого ротика избавиться сложнее. Не проходит и пяти минут, как я снова возвращаю взгляд к её пухлым губкам. Больше мне ничего не остаётся, кроме как облизываться, словно кот на недосягаемую миску со сметаной. Ну, почему она села так далеко? Будь она ближе, я бы нашёл возможность приласкать её под столом в качестве аперитива.

Лора не смотрит на меня. Её сосредоточенное лицо направлено на ведущую, рассыпающуюся в комплиментах нашей совместной песне, которая уже штурмовала радио и интернет. И делала это весьма неплохо, привлекая внимание к нашим персонам.

И вместе с этим в популярной социальной сети уже перемывают наши с Лорой косточки, припоминая и наш конфликт, и примирительное выступление на конкурсе. Особо всеведущие комментаторы уже приписали нам страстный роман, начавшийся с ненависти. Им это казалось очень романтично, словно мы герои бульварного романа.

Но как бы близки они ни были к правде, все же до любви нам с Лорой не добраться никогда. Секс не показатель высоких чувств.

Вот и Агата не побрезговала задать на пару личных вопросов из разряда: «Вы, случаем, не встречаетесь?» или же «Между вами не вспыхнула страсть, пока вы записывали любовные баллады?».

К моему изумлению, на все вопросы Лора отвечала предельно спокойно и отрицательно. Никто бы не усомнился в правдивости её слов. Чётко, без увиливаний, подмигиваний и недвусмысленных намёков. Хотя ради увеличения своей популярности она могла немного подлить масло в огонь, как делают большинство звёзд, чтобы о них как можно больше трезвонили на каждом грёбаном углу. И о своём парне, свободных нравах — как можно позволить такой куколке объезжать кого-то, кроме себя? — который учится за границей, она тоже не заикнулась.

Интересно, почему Лора не помчалась за своим суженным? Почему она не стала продолжать учёбу после школы? Почему осталась и решила штурмовать шоу-бизнес, причем через музыкальный проект, а не напрямую на деньги семьи?

Вопросов накапливалось все больше, раздувая моё любопытство. И я намеривался в полной мере его удовлетворить, много-много раз попробовав этот фрукт на вкус, чтобы насытиться им до тошноты. Только так я смогу избавиться от наваждения, имя которому Лора Ви.

Агата задавала скучные вопросы и получала на них односложные ответы. Единственный раз я навострил уши, когда радиоведущая прочитала вопрос слушателя — нужно было назвать пять вещей, которые делают Лору счастливой и пять вещей, которые она ненавидит.

— Хм, — Лора задумалась, закусив щёку. Она ненароком посмотрела на меня, отчего дыхание сперло. Опускаю голову, шокированный собственным желанием — стать единственным пунктом. Чтобы только в моих руках она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. — Во-первых, меня делают счастливыми люди, которых я люблю, и которые любят меня. — Вполне логично. Если бы спросили меня, я бы ответил также. Родные, которых у меня так мало, единственный источник моих сил. — Во-вторых, возможность петь. Когда пою, я счастлива. — Она усмехнулась: — Дальше все гораздо проще. Шоколад, клубника и море.

По коже прошёлся озноб, когда я на секунду представил Лору Ви в купальнике на белоснежном песке, как из рекламы Баунти. Её и так смуглое тело принимает бронзовый оттенок, сияя в лучах пламенного солнца. Я протягиваю ей клубнику, с кончика которой капает жидкий шоколад. Она ловит губами десерт, но одна капелька успевает соскочить в ложбинку между её грудей. Я наклоняю голову, чтобы слизать шоколадную каплю, но не успеваю…

Меня возвращает в реальность громкий женский голос. Я очухиваюсь, наверняка, покраснев. Со мной такого никогда не случалось. Но ведение было столь правдоподобным, что я, мать вашу, возбудился посреди студии в разгар прямого эфира. Хорошо хоть, это радио, а не телек.

— Значит, — подытоживает Агата, загибая пальцы, — пять вещей — это твои родные, музыка, шоколад, клубника и море?

— Да, — невинно улыбается Лора, а я зло клацаю зубами. Она, блять, даже не подозревает, как я возбудился от одного только её образа.

Откидываюсь на спинку стула, чтобы расслабиться. Когда пелена нежданного возбуждения начала рассеиваться, в голову полезло совсем иное. Я понял, почему Агата переспросила. Меня тоже это удивило. Почему она назвала такие элементарные вещи? Я ожидал услышать… ну… я не знаю… брюлики, дизайнерские шмотки… а все оказалось проще пареной репы. Скептически осматриваю девушку. Может, она лжёт?

— А теперь то, что делает тебя несчастной.

— Здесь сложнее, — признаётся девушка, опуская глаза и упираясь в стол. — Первое, что приходит в голову, это… — она сглатывает, — потеря близкого человека. — Её голос едва различимо дрогнул, наводя на мысль, что она знает об это не понаслышке. — Одиночество. Чувство ненужности. — В студии образовалась тишина, словно слова Лоры затронули в глубинах души всех присутствующих те струны, что тщательно скрывались. Я прищурился, глядя на неё. В груди заскреблись кошки: мне как никому другому знакомы все три пункта. Лора тихо откашлялась, затем выдала повеселевшим голосом, разряжая атмосферу: — Ещё я ненавижу кабачки и баклажаны.

Агата засмеялась и не стала выделять пять пунктов, как сделала это со счастливой пятёркой. Вопросы вновь посыпались градом. В том числе и на меня. Я отвечал торопливо и коротко, сильно не задумываясь и больно-то не вдаваясь в вопросы. Все мои мысли кружили вокруг кучерявой девушки напротив. Она немного наклонила голову, и её волосы скрыли от меня большую часть лица.

Ещё в начале эфира Лора положила свой телефон на стол рядом с собой. Поскольку стол у нас был круглый и общий, я ощутил вибрацию её телефона. Она мельком взглянула на экран, смахнула звонок, чтобы вибрация не отвлекала. Когда звонок повторился, я напрягся. Кто ей так упорно названивает?

— Ну, что ж, — объявила радиоведущая, — время нашей передачи подходит к концу. И перед тем как Лора и Биго исполнят свой хит вживую, все же не могу ещё раз не задать самый популярный вопрос слушателей. Лора, — обращается она к девушке, которая пугливо посмотрела на неё в ответ, — всем и каждому интересно, есть ли все-таки в твоей жизни кто-нибудь особенный? Я знаю, что ты уже ответила, но сделай это ещё раз, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Не успела ты замелькать в лучах славы, а тебе уже приписывают роман с самым топовым женихом. Но, может, дело не в нём? Возможно, есть кто-то, кто затмил красавчика Биго? — Агата усмехнулась в мою сторону. — Есть или нет?

Лора смотрит на меня. Ловлю себя на том, что задерживаю дыхание. И в какой-то момент мне хочется, чтобы она ответила, что меня никто не может затмить. С моей стороны это чистое свинство, учитывая, что я точно не собираюсь пускать её в свою жизнь дальше постели.

Она выпрямляет спину, делает глубокий вдох и, глядя мне в глаза, спокойно отвечает:

— Я повторю, что между нами с Гаем ничего нет и быть не может. И никого другого в моей жизни тоже нет. Я свободна и собираюсь сосредоточиться лишь на карьере.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не сморщить нос и не скривить губы. Разумом я понимаю, что девчонка все делает правильно, но другие органы встали на дыбы, и у меня нет ответа, который бы их устроил. Почему мне так неприятно слышать, как чётко она следует уговору? Почему так обидно слышать из её уст, что я для неё ничего не значу? В сотый раз одёргиваю себя, но меня не покидает чувство, что я загнал себя в ловушку.

Лора поджимает губы, отодвигается от микрофона, давая понять, что ей больше нечего сказать.

— Ну, хорошо, — примирительно комментирует ведущая. — Нет, значит, нет. Давайте послушаем выступление в прямом эфире! Готовы?

Я встаю, чтобы направиться в угол комнаты, где стоит аппаратура. Лора следует за мной. Микрофоны вставлены в держатели. Поднимаю свой чуть выше, наблюдая, как Лора опускает держатель на уровень своих губ.

Изначально планировалось начать наш дуэт с песни, которую мы исполнили на проекте, но продюсеры решили стартовать с чем-то более лиричным, прощупывая почву и ненавязчиво сообщая о нас.

Заиграла мелодия, Лора вцепилась в микрофон, словно он нужен ей, чтобы устоять. Это наше первое выступление, не считая конкурса. Неужели она так и не переборола свой страх? Невзначай придвигаю к ней держатель, как бы показывая, что я рядом. Лора вскидывает голову, я киваю, проглатывая желание прикоснуться к ней, чтобы поддержать и напомнить о том, что я сказал перед выступлением на шоу. Губы девушки едва заметно дернулись: она поняла без слов.

— Ты где-то не тот, я где-то не та, — начала Лора, пропев едва слышно. (Автор представлял песню ARTIK feat. Asti «Моя последняя надежда»).

По моему телу рванули мурашки. Казалось, я весь покрыт гусиной кожей. Сложно ответить, о чём я думал, когда писал эту песню — до одури ванильную и сопливую. Но голос я представлял именно этот. Тембр, присущий лишь ей, того самого дня, когда она исполнила знаменитую песню из кинофильма Титаник, поселился в моей голове, не желая убраться восвояси. Как бы я ни старался выкурить его, он продолжал преследовать меня.

Закрываю глаза, мне захотелось, чтобы она спела только для меня. Чтобы только мои уши слышали её. Согласится ли Лора, если я попрошу её об этом сегодня вечером, когда мы останемся один на один за закрытой дверью?

Я так замечтался, что едва не пропустил своё вступление. Лора кинула на меня подозрительный взгляд. Да, на меня это не похоже, но я не мог перестать думать о ней, даже когда она рядом. И это охренеть как пугает.

Наши голоса слились, и я почувствовал, как по венам забурлила кровь, словно кто-то поджёг жидкость, наполняющую моё тело. Мне нравится, как мы слышимся вместе. Только сейчас я понял, почему меня так зацепил её голос. В унисон с моим голосом он заставляет меня забыться. Даже сейчас, на импровизированной сцене, когда она поёт стоя рядом, обхватив ладонями держатель микрофона, я чувствую себя в сто раз лучше, чем перед многотысячной толпой, выкрикивающей моё имя.

Песня заканчивается. Мы выходим из студии: в неё уже набивается другая команда ведущих. Парни тянут руки, чтобы поздороваться, затем заинтересованно оглядывают Лору, отчего я нервно сжимаю кулаки. Девчонки заправляют пряди за ушки, флиртуя в открытую, но не получают ни грамма моего внимания. Я безразлично обхожу их, чтобы догнать стремительно удаляющуюся фигурку. Куда она так спешит? Хочу поймать её и спросить, где же мы будем заниматься тем, чего нет и быть не может.

Но догоняю её в тот момент, когда она забивается в укромный уголок, проводит пальчиком по экрану и подносит телефон к уху. Не знаю, кто ей звонит, но то, что она услышала на том конце связи, заставило её резко побледнеть.

27  POV Вили

Телефон продолжал упорно жужжать в моей руке.

По телу расползается тревожное предчувствие. Что могло случиться, раз дедушка названивает мне уже минут двадцать? Он ведь сейчас должен быть на смене, и он обычно не отвлекается на телефонные разговоры.

Устремляюсь туда, где потише, чтобы была возможность хорошо его расслышать: дедушка всегда разговаривает слишком тихо, или это барахлит его старенький телефон, который он отказывается выбросить. Гай следует надо мной, отчего мое сердце скачет словно попрыгунчик. Не должна я так на него реагировать — это предательство собственного тела.

Забиваюсь в угол, принимаю звонок, подношу телефон к уху. От удивления брови резко рванули вверх: из динамика зазвенел женский голос.

— Здравствуйте! Вы знаете владельца данного номера? — Голос строгий и лишённый каких-либо эмоций. Я словно разговариваю с автоответчиком.

— Д-да, — произношу, заикаясь, живот отчаянно сжимается в спазме, чувствуя неладное.

— Кем вы ему приходитесь?

— В-внучка, — отвечаю, не раздумывая. Кому какое дело, что я не родная?

— Очень хорошо! — Девушка не скрывает облегчения. — Можете назвать ФИО и дату рождения вашего дедушки?

— Бондарев Михаил Михайлович, — произношу, поймав вопросительный взгляд Гая. Качаю головой: еще бы самой понять, что происходит. — Родился двадцать пятого марта тысяча девятьсот пятьдесят шестого года.

— Где-нибудь работает? — продолжается странный допрос.

— Да, охранником в супермаркете…

— У него есть какие-нибудь хронические заболевания?

— Н-не знаю, он не жаловался… А что случилось?

Задерживаю дыхание, ожидая ответа, словно вердикта. Сжимаю кулаки, ногти врезаются в мягкие ткани ладоней.

— Вашему дедушке стало плохо на улице. — Этого не может быть. Кровь хлынула вниз. Внутри словно все оборвалось. — Прохожие вызвали скорую. Вашего дедушку доставили в нашу больницу с сердечным приступом.

Я пошатнулась. Гай, недоумевая, схватил меня за локоть. Я прислонилась лбом к стене, в ушах зашумело. Я что-то пробормотала, но слишком тихо и невнятно.

Этого просто не могло случиться. Не с дедушкой. Нет, пожалуйста.

Девушка на том конце провода ждала моего ответа. Я прочистила горло.

— В какую больницу? — Мой голос дрожал, мне стало холодно, словно резко наступила зима. Я поёжилась, стиснув телефон в руке.

— Третья городская, — голос продолжал звучать так спокойно, даже обыденно, словно ничего не случилось, и она сообщила мне о дожде за окном, а не о том, что у моего дедушки сердечный приступ. — Вы должны привести его документы. К сожалению, при нём не оказалось ни паспорта, ни ПОЛИСа.

— Да, конечно! — Киваю головой, будто она может меня видеть. — Скоро буду.

Прячу телефон в карман. В голове тревожным звоном бьется только одна мысль — я должна как можно скорее оказаться в больнице. Мне нужно узнать, как он.

Отстраняюсь от Гая, который молча, но настороженно наблюдает за мной. Делаю два шага в сторону Ляли, разговаривающей с радиоведущей, но затем разворачиваюсь, чтобы взглянуть на парня.

— Прости, — это мой ответ на его предложение, которое час назад заставляло меня трепетать в ожидании, но сейчас оно казалось не важнее песчинки на дороге, — сегодня у меня не получится.

— Что случилось? — Парень хмурит брови.

Качаю головой: ему незачем знать.

— Ляля, — зову свою ассистентку, приближаясь к ней, — вызови мне такси, пожалуйста. Срочно! — Она перестаёт трындеть, оборачивается ко мне, открывает рот, но я продолжаю: — И скажи, что адресов будет два. Сначала нужно заехать на Чехова пятнадцать, там подождать минут десять, а затем в Третью городскую больницу.

— Тебе плохо? Что-то болит? — окликает Уля, спешащая к нам по коридору.

— Нет, ничего не болит, — отвечаю, не поворачиваясь. Смотрю на свою ассистентку. — Ляля, быстрее! — С трудом перевожу взгляд на радиоведущую, стараясь взять себя в руки, но получилось не очень, хотя я все же механически выдала: — Спасибо за беседу. Рада была познакомиться.

— И я тоже очень рада! — затараторила она, но я уже не слушаю её, обхожу, направляясь в комнатку, где оставила свой рюкзак. Сейчас для меня ничего не существовало. Я уже летела через весь город, соображая, в каком шкафу дедушка хранит свои документы.

Выскакиваю на улицу. Как назло дождливо. Сжимаю в руке телефон, словно ожидаю ещё новостей. Может, дедушка позвонит и скажет, что это ошибка, и с ним все в порядке. Но как бы я себя ни утешала, все же осознавала, что происходящее — реальность.

Мои глаза с волнением встречают каждую приближающуюся машину и разочарованно провожают её. Нервно постукиваю ногой: когда уже приедет это такси? Смотрю на время, прошло всего три минуты: выдыхаю.

Дверь позади меня открывается, едва не ударив меня по мягкому месту. Я отпрыгиваю вперед, чтобы меня не пришибло. Поворачиваю голову, чтобы увидеть, кому приспичило выйти. Это Гай. Он, видимо, тоже не собирался задерживаться на радиостанции. Я возвращаюсь к выявлению нужной мне машины, и парень, к моему удивлению, ровняется со мной и останавливается.

— Пойдём, — говорит он, доставая что-то из кармана. Я кошусь и вижу в его руке ключ от машины.

— Я же сказала, что сегодня не получится, — даже не пытаюсь скрыть своё раздражение.

— Да, понял я. — Гай кивает на припаркованную чёрную спортивную машину. — Я тебя отвезу, куда там тебе надо.

- Я жду такси.

— Его никто не вызвал.

— Что? — Глаза вываливаются из орбит. — Какого черта я тогда здесь караулю?

— Я сказал, что подвезу тебя. — Он пожимает плечами. — Поэтому пошли. Ты ведь, кажется, спешишь.

— Я не… — начала, но запнулась. — Да! Я очень спешу.

Я рванула с места, добралась до машины быстрее хозяина. Сигнализация пиликнула, я открыла дверь и забралась внутрь. Здесь было тепло и сухо. Поднимаю глаза на лобовое стекло, усеянное каплями, чтобы не смотреть на Гая.

Он садится, машина заурчала, затем рванула с места так быстро, что я прилипла спиной к сиденью. Дрожащими руками нашла ремень безопасности и пристегнулась на всякий случай. Думаю, если он затормозит, я могу полностью улететь под бардачок, сложившись пополам, как в серии популярных видео-пранков, гуляющих по социальной сети.

— Чехова пятнадцать? — Гай свернул направо, снова набирая скорость.

— Да. — Удивляюсь тому, что он знает адрес, но потом вспоминаю, как сама назвала его Ляле. Гай, видимо, слышал.

Поёрзала на чёрном кожаном сиденье. Впервые в его машине, но не могу заставить себя расслабиться и оглядеться. Хотя понимаю, что сейчас от меня ничего не зависит. Как бы сильно я ни напрягалась, раньше от этого в больнице я не окажусь.

— Может, скажешь мне, что случилось? — Гай бросает на меня беглые взгляды. — Раз уж я подрабатываю водителем.

— Я тебя не просила, — моментально ощетиниваюсь.

— Да, но все же…

Я шумно вздыхаю, затем выдаю на выдохе:

— У моего дедушки сердечный приступ. — Закусываю губу, с силой жмурюсь, ощутив горечь во рту. — Ему стало плохо прямо на улице, когда он шёл на работу…

Я не выдерживаю и тихо всхлипываю. Прячу лицо в руках, чтобы Гай не увидел моих слёз. Не хватало еще разводить сырость в его дорогущей тачке: не думаю, что ему понравится, если я всё здесь залью.

Но остановиться дико трудно. Мне страшно. Я не хочу снова чувствовать эту самую сильную боль — боль утраты. Когда от тебя ничего не зависит, и как бы сильно ты ни плакал, ни выл от раздирающей грудь рези, вернуть время невозможно.

Дождь обрушился на лобовое стекло, заглушая беззвучное рыдание и дробный стук зубов. Боже, надеюсь, Гай этого не слышит. Хотя то, что он услышал, я поняла, когда он нажал на какую-то кнопку на дисплее, и в ноги подул горячий воздух. Гай решил, что я замёрзла.

Я подняла голову, чтобы исподтишка взглянуть на него. Гай невозмутимо смотрел вперед, за что я была ему благодарна. Уже через минуту в салоне стало жарко, но это не помогло мне согреться. Сердце окутывал леденящий ужас.

Я поудобнее устроилась на сиденье, поборов желание прижать ноги к подбородку, как всегда делала в минуты отчаяния. Слёзы продолжали слепить; но постепенно плавное движение по дороге, шум дождя, скрип шин, скользящих по мокрому асфальту, то и дело попадая в небольшие лужи, отчего брызги разлетались в стороны, отсутствие комментарий со стороны Гая — все это действовало на меня словно успокоительное. Слёзы постепенно высыхали, стягивая мои щёки липким слоем. Я опустила подбородок на выемку между двумя ключицами, сердце потихоньку замедлилось, и на меня напала усталость, словно я не спала несколько суток.

Мысленно продолжаю повторять, словно молитву: с дедушкой Мишей ничего не случится, он ведь в больнице, ему там помогут. И чем дольше я повторяю эти слова, тем равномернее становится моё дыхание. Я не замечаю, как мы уже подъехали к обычному, ничем не примечательному району нашего города. Здесь я два года назад обрела убежище, спасшее меня от безысходности и одиночества. Увидев любимый дом, к горлу вновь подступила желчь.

— Если твой дедушка в больнице, — вдруг заговорил Гай, разглядывая дома, мимо которых мы проезжаем, — тогда зачем мы приехали сюда?

Я раздумываю, стоит ли отвечать, но соглашаюсь, что раз он вызвался помочь, то заслуживает узнать подробности.

— Он никогда не носит с собой документы, считая, что дома они целее будут. — Шмыгаю носом, подбирая сопли. — Мне нужно их забрать и отвести в больницу, а то они даже не могут установить его личность. Пока для них он чуть ли не бомж.

— И твой дедушка живёт в хрущёвке? — Скептицизм сквозит из каждой его поры.

— А где он должен жить? — Озадаченно хлопаю ресницами. Чёрт! Все время забываю об образе, которым он меня наградил. Тогда Гай, должно быть, думал, что мой дедушка обязан жить за городом, в огромной усадьбе, чуть ли не покрытой золотом, с несчитанной кучей прислуги. Возможно, он именно поэтому и повёз меня: чтобы увидеть всё своими глазами. Но не тут-то было. — Да, мой дедушка живёт здесь и работает охранником.

Гай шокировано качает головой, не веря. А я чувствую извращённое удовольствие от того, что смогла вывести его из привычного образа самоуверенного болвана. Он продолжает подозрительно осматриваться, затем, замечая нужный дом, останавливается.

— Я вернусь через пять минут. — Крепче вцепляюсь в рюкзак, тянусь к ручке, но оборачиваюсь. — Хотя если ты спешишь, то я могу вызвать такси и…

Он отрицательно качает головой:

— Иди уже быстрее.

Мне потребовалось шесть минут, чтобы войти в квартиру, найти документы, аккуратно сложенные в папочку и спрятанные в бельевом шкафу, закрыть квартиру и выбежать из подъезда.

— Теперь нужно в третью городскую больницу, — чуть запыхавшись, говорю я, плюхаясь на сиденье, затем указываю пальцем на узенькую дорожку между двумя домами. — Это не очень далеко, если поедешь через дворы.

Гай так и сделал. Уже через считанные минуты я оказалась в приёмной больницы. И парень почему-то не отставал.

— Спасибо тебе большое, — быстро сказала я, останавливаясь у двери больницы. — Ты можешь ехать, дальше я сама справлюсь.

Гай ничего не ответил, но и не ушел. Я решила, что разберусь с этим позже: сейчас главное узнать, как дедушка.

— Здравствуйте, — обращаюсь я к девушке за стойкой, — к вам привезли моего дедушку с сердечным приступом, без документов. Мне позвонили и попросили принести.

Медицинский работник подняла голову, взглянула сперва на меня, а затем на парня за моей спиной, и замерла с широко распахнутыми глазёнками, видимо, признав звездного мальчика, мечту всех девчонок. Я и забыла, насколько он знаменит. За это тут же захотелось треснуть себя лбу, ну, или её, чтобы очухалась.

— Девушка? — Взмахиваю рукой перед её лицом. — Я привезла документы! Скажите мне, где мой дедушка, и как он себя чувствует?

— А-а, — протянула медсестра, при этом она смущённо надула губы, отчего я подняла брови вверх, — да, сейчас… — Она посмотрела в журнал, раскрывшийся перед ней на столе, но все никак не могла сосредоточиться. Парень, возвышающийся надо мной, явно её отвлекал. — Эм… Михаил Михайлович?

— Да!

— Давайте его документы.

Я протянула ей папку. Та взяла её в руки, продолжая бросать заискивающие взгляды на Гая. Я посмотрела на него, чтобы узнать, как он относится к такому явному любованию его нескромной персоны. Но парень выглядел абсолютно незаинтересованным. Удовлетворённо хмыкаю: мне нравится, что Гай не ведётся. И в ту же секунду одёргиваю себя: сейчас не лучшее время, да и Гай ведь не мой парень.

— Вы внучка? — обращается ко мне медсестра, но при этом исподлобья сверлит Гая.

— Да, — повторяю, закатив глаза.

— Ваши имя и фамилия?

— Вилора Ларина, — выдыхаю я, затем слышу кашель парня, словно он подавился. Оборачиваюсь. Мне вновь удалось его удивить. Он не знал моего настоящего имени? Серьезно? Морщу кислую мину.

— Хорошо. Наденьте бахилы, проходите по коридору и дождитесь врача. Он вам все объяснит, когда освободится.

Я уже двинулась к коробке с бахилами, когда услышала голос медсестры, ставший внезапно в разы ласковее, чем в разговоре со мной:

— Можно с вами сфотографироваться?

Закрываю глаза, недоумевая, качаю головой.

— Не сейчас, — резко отвечает ей Гай. Я не успеваю обрадоваться в полной мере: мой телефон ожил.

28  POV Биго

Противный голосок внутри меня пищал, спрашивая, какого чёрта я здесь делаю? Одно дело вызваться шофёром, и совсем другое — торчать тут, непонятно чего ожидая.

Но я упорно не слушал его, оставаясь на месте, не сводя глаз с девушки, всхлипывавшей всю дорогу. Я не видел её слёзы, да и плач был едва слышен, словно она не хотела, чтобы его кто-нибудь слышал, но не могла сдержаться. Это так странно и не похоже на те крокодильи потоки, которыми разражались звёзды на телепередачах, желая открыто показать, как сильно их обидели. Всё в Лоре говорило об искренности её переживаний, и это не могло не вызывать сочувствия и желания помочь.

Я сразу вспомнил Снежу, и то как она беззвучно рыдала в подушку, когда больше не могла противостоять обидам и боли, разъедающей изнутри. Наверное, поэтому я ещё здесь. Лора напомнила мне её. Я бы хотел, чтобы в момент отчаяния рядом с моей сестрой кто-нибудь был. Конечно, я мало что мог сделать, да и утешать я не мастак, но все же моя голова гораздо яснее, чем затуманенное сознание девушки, у которой глаза уже стали красными как у кролика.

Ей снова кто-то звонит. Может, родители? И почему их до сих пор нет? Голова идёт кругом от многочисленных вопросов. Вот ещё один повод оставаться здесь. Возможно, я найду ответы. На один уже стало меньше.

Вилора. Так её зовут. Имя словно из сказки. Мне хватило всего пары минут, чтобы ребус сложился.

Вилора, Вили, Лора Ви — все это трансфигурация одного имени. Хм, интересно и необычно.

— Нет, я уже ушла с радио, — говорит тем временем Лора, прижав телефон к уху. — Слушал? И как тебе? Да, я знаю. Слишком много дурацких вопросов. Дедушка звонил? Ох, Захар… Я знаю, почему ты не можешь до него дозвониться…

Лора поворачивается ко мне, но только чтобы прижаться спиной к стене. Её глаза вновь наполнились солёной жидкостью. Сдерживаю порыв приблизиться к ней, чтобы прижать к своему телу, показывая, что я ничем не хуже стены. Я лучше, ведь моё тело гораздо теплее.

— Я в больнице… — задыхаясь, проговорила она. Слёзы душили её. — Дедушке плохо… — Всхлип. — Я не знаю, как он. Я ещё не видела врача. Сердце, да. Захар, скажи мне, он жаловался? — Не знаю, кто такой Захар, и что он ей говорит, но Лора прикрыла одну часть лица рукой, захлёбываясь непрекращающимся слёзным потоком. — Почему ты мне не говорил? Неважно, что он был против. Я бы сводил его в больницу. — Она закрыла глаза, вслушиваясь. — А кто виноват, если не я? — Качает головой. — Нет, не надо приезжать. Оставайся дома, я позвоню тебе, как что-нибудь выяснится. Какой толк, если ты будешь сидеть со мной в коридоре? Дедушке это все равно не поможет. Нет, — Лора смотрит на меня, — я не одна. Друг. — Это она меня другом назвала? Возможно, звонит её парень. Но он ведь за границей? — Да, я обязательно сообщу тебе. Да, созвонимся позже.

Лора подходит к металлическим сиденьям. Опускается в одно из них, упирается локтями в колени, опустив голову на руки. Её волосы полностью скрывают лицо, окружив мрачным ореолом её скрючившуюся фигурку. Обычно блестящие пряди при данном освещении кажутся тусклыми и пожёванными. Понятия не имею, о чём она сейчас думает и что чувствует. Сейчас уже и не вспомню, что ощущал после смерти родителей. Боль давным-давно притупилась. Или это просто я очерствел.

Сажусь рядом, не зная, стоит ли спрашивать, но все же решаюсь:

— А разве не должны приехать твои родители?

Лора быстро вскидывает голову. Шоколадные глаза стали ещё печальнее, а слёзы в них словно застыли.

— У меня нет родителей, — хрипло произносит девушка. — У меня никого нет, кроме брата и дедушки.

Я замер, не зная, как реагировать на признание. Шок красной волной заметался в голове. Как это у неё нет родителей?

— Но ведь…

Мне не удаётся договорить, из дальнего кабинета вышел доктор. Заметив нас, он направился в нашу сторону широкими шагами, стуча ботинками по кафельному полу. Лора поспешно поднимается на ноги.

— Вы родственники пожилого мужчины, поступившего с сердечным приступом? — спрашивает человек в белом халате.

— Да, Бондарева Михаила Михайловича, — Лора закивала головой, словно болванчик. — Я его внучка.

— А вы? — смотрит на меня. Замираю, не зная, что ответить.

— Он — мой друг, — вмешивается Лора, заламывая пальцы. Дрожь сотрясает её волнами: она нервничает. — Как дедушка? Что с ним?

— Состояние стабильное, — говорит доктор, и я выдыхаю вместе с девушкой. — Он в порядке. Помощь была оказана вовремя, поэтому шансы хорошие, но в его возрасте полное выздоровление, кончено, невозможно. — Лора шмыгает носом. Быстрее, чем успеваю подумать, обхватываю её плечи и прижимаю к своему боку. Доктор видит реакцию и спешит разъяснить: — Ему нельзя будет активничать, нервничать, нужно будет регулярно принимать лекарства и следить за питанием. При условии выполнения предписаний, он сможет прожить ещё очень долго. Все остальные органы в норме, поэтому не стоит переживать, но следить за ним придётся.

Доктор окинул нас внимательным взглядом. Лора закусила губу. Её натянутое струной тело немного расслабилось.

— Есть ещё один вопрос, который я должен с вами обсудить. Давайте присядем. — Он указывает на сиденья. Лора соглашается, я сажусь рядом, тяну её на себя, обхватив тонкую талию рукой. Девушка наклоняет голову в бок, словно она слишком тяжелая, касается моего плеча виском, опираясь рукой на мою грудь. По моему телу расползаются неуместные мурашки. — Есть ли в семье ещё кто-то кроме вас?

Чувствую, как девушка вздрагивает: доктор повторил то же, что спросил я буквально пять минут назад. Сильнее прижимаю её к себе. Лора поднимает голову.

— У меня есть брат, но ему ещё только тринадцать.

— А родители? — настаивает врач.

— Они погибли. У дедушки есть только мы с братом. Больше никого.

Доктор вздыхает, затем кивает, будто о чём-то размышляя.

— А что не так? — Лора вновь задёргалась. — Зачем нужны родители? Я сама смогу позаботиться о своём дедушке.

— Ему потребуются очень дорогие препараты. Намного дороже, чем позволит ежемесячная пенсия, — сообщает доктор, и в голосе его сквозит сожаление. — Я могу прописать более дешёвые аналоги, но даже они будут прилично стоит, хотя эффект будет хуже.

— Деньги не проблема, — не задумываясь, отвечает Лора. Её это нисколько не смутило. — Я хорошо зарабатываю. Прописывайте самое лучшее лекарство, я все куплю.

Мужчина в белом халате удивлённо вскидывает брови. Он переводит взгляд на меня. Я дергаю подбородком, подтверждая слова Лоры. После выхода в свет совместного альбома, она действительно получит кругленькую сумму.

Девушка расслабляется ещё на пару узелков, словно с неё скинули тонну груза, придавливающего к её полу. Она подняла на меня глаза, словно только поняла, что я до сих пор здесь, но не отстранилась. А в моей груди вдруг стало теплее от того, как Лора без колебаний приняла решение в пользу жизни своего дедушки. Она ведь даже не спросила, какой будет эта сумма. Вдруг ей придётся отдавать весь свой гонорар?

Я бы поступил точно так же, не задумываясь ни на секунду, отдал бы все до последних трусов ради своих родных. Тепло в моей груди — это зародившееся уважение к девушке, которую я считал избалованной богачкой.

Горло запершило желание закурить. А в груди запорхало раскаяние. Я должен избавиться от его привкуса, застывшего на губах.

— Я могу увидеть дедушку?

POV Вили

Я вошла в комнату, стараясь даже не дышать, чтобы не спугнуть задребезжавший лучик надежды на то, что всё наладится. Палата не одиночная, поэтому первым я замечаю не дедушку, а молодого мужчину, затем ещё одного, и только полностью обернувшись, останавливаюсь, поймав на себе знакомый взгляд дедушки. Выдыхаю, когда вижу его седые волосы и такого же цвета усики. Он вымученно улыбается мне, слегка приподняв руку, подзывая к себе.

— Вили, — голос хриплый, но мягкость остаётся прежней.

— Да, — спешу к кровати, вдыхаю, но не чувствую привычный запах корицы и сушёного укропа, который всегда окружал дедушку, сейчас я натыкаюсь на привкус медикаментов и хлорки. — Я здесь.

Пододвигаю стул к его кровати, опускаюсь на него, чтобы не смотреть на деда сверху вниз.

— Захар тоже очень хотел прийти, но я ему не позволила. Не знала, когда меня пустят к вам, поэтому решила, что ему не нужно сидеть со мной в коридоре.

— Хорошо. Всё правильно.

— Я позвоню ему позже. Думаю, он примчится сразу же, чтобы убедиться в том, что вы в порядке.

Дедушка мягко улыбается, тоже это зная.

— А это кто? — Деда Миша смотрит на дверь. Оборачиваюсь, чтобы увидеть Гая. Зажевываю нижнюю губу: почему он не уходит?

— Это Гай, — говорю я, затем поджимаю губы, немного смутившись. — Мы с ним записываем совместный альбом. Помните?

— Ах, — дедушка кивает, — точно-точно. — Я дотрагиваюсь до его руки, облегченно опускаю плечи, почувствовав тепло. Дедушка стискивает мою руку не так крепко, как раньше. Его все ещё окутывает слабость. — Прости, детонька, я пропустил твое выступление по радио. — Деда Миша хмыкает: — Я хотел послушать на смене, хвастаясь, что это моя внучка.

— Не переживайте об этом, — улыбаюсь, радуясь, что дедушка гордится мной. — Через неделю состоится концерт, и меня пригласили выступить. Концерт будут транслировать по телевизору, так что вы сможете увидеть.

Дедушка хрипло рассмеялся, но сразу поморщился. Увидев мой испуганный взгляд, он ободряюще улыбнулся и сильнее сжал мою руку.

— Болит? — еле шевелю губами, не узнавая свой голос.

— Нет, немного покалывает. — Дедушка делает вдох, затем устало выдыхает, закрывает глаза. — Как чувствовал, что нужно поторопиться.

— Что? — хмурю брови. Дедушка знал, что ему может стать плохо? Почему тогда ничего не предпринял? Не хочу, не должна, но все равно злюсь.

— Вчера я сходил к знакомому адвокату и уладил все формальности.

— Какие формальности? Вы о чём? — Не понимаю, что он хочет сказать.

— Я отписал тебе квартиру.

— Что? — Голос громче, чем следует говорить впалате. Брови сходятся над переносицей, а верхняя губа выступает вперед, извиваясь волной.

— Давно надо было это сделать. — Дедушка никак не отреагировал на мой вскрик. Он спокойно продолжил. — Я много думал о том, как нам решить вопрос с Захаром. И это единственное решение.

— Вопрос с Захаром? О чем вы говорите?

— Мне не отдадут парнишку, потому что я стар, чтобы хорошо его обеспечить. И тебе не отдадут, потому что у тебя нет собственного жилья.

Да, об этом я знаю и постоянно думаю, перебирая варианты покупки жилья.

— Вы про опеку? Мы что-нибудь придумаем.

— Я уже позаботился об этом. — Дедушка выглядит довольным собой. — Теперь ты владелица квартиры. — Пусть и не такой шикарной, как хотелось бы, но все же…

— Пх! — Реагирую я, резко выдыхая: в груди вдруг становится слишком много ненужного воздуха. — Что? До моего обессилившего сознания, потрёпанного переживанием за дедушку, не сразу дошли его слова. Деда Миша отписал мне свою квартиру? Зачем? — Мне не нужна ваша квартира и…

— Конечно, нужна! — фыркает дедушка, отчего его усы дёргаются вверх. — Всем в этой жизни нужен свой угол! Вот если бы я сегодня коньки отбросил? — Я закрыла рот рукой в ответ на его вопрос. В горле тут же образовался ком. — Кому бы мои хоромы достались? Точно не вам с Захаром.

— Это вообще сейчас не так важно, как ваше здоровье!

— Нет ничего важнее того, что твой брат продолжает жить в этом гадюшнике! — Гнев дедушки был настолько неожиданным, что я открыла рот от шока. Никогда не видела его таким рассерженным. Но эта активность сразу же ему аукнулась, заставив меня устыдиться. Он вновь поморщился, прижал свободную руку к сердцу. — Ой.

— Дедушка, — пролепетала я, — вам нельзя нервничать. — Нагибаюсь ближе, чтобы сделать голос как можно тише. — Давайте вы сначала поправитесь, а потом уже решим, что делать дальше. Если будете переживать, то не сможете помочь нам с Захаром. Вы ведь наша единственная семья. Если с вами что-то случится, мы с ним останемся сиротами.

— Хорошо, хорошо, детонька, — прокряхтел дед Миша. — Я сильный, я справлюсь. И когда я выйду отсюда, мы сходим к адвокату и заберём парнишку.

— Договорились. — Я шмыгаю носом. Растягиваю губы в улыбку, чтобы не заплакать. Я должна верить, что у нас получится, несмотря на все сложности.

— Вы ко мне? — спрашивает дедушка, подняв глаза на кото-то позади меня.

— Вам нужно поставить капельницу.

К кровати деда подошла медсестра, удерживая в руках штатив для капельницы. Её пухлые щёки заалели. Она искоса посмотрела назад, я повторила за ней, вновь удивилась. Гай всё ещё стоял на входе в палату, прислонившись к косяку. Зажмуриваю глаза, едва не застонав: он все слышал.

— Давай-давай, — с энтузиазмом проговорил дедушка. — Мне нужно быстрее встать на ноги, дел невпроворот.

Девушка захихикала, поставив штатив с флакончиком прозрачной жидкости возле кровати. Она воткнула иглу в морщинистую руку дедушки, затем покосилась на меня.

— Часы посещения закончились.

— Я не уйду. — Выпрямляюсь на стуле.

— Естественно ты уйдёшь. — Смотрю на деда Мишу. Он расслаблено откинулся на подушку.

— Я не оставлю…

— Я же в больнице. Не думаю, что есть место безопаснее. А ты выглядишь уставшей. Тебе нужно поесть и поспать.

Упрямо поджимаю губы, явно показывая, что не собираюсь оставлять его здесь одного.

— Я тебя умоляю, — вздыхает дедушка. За два года он изучил меня от макушки до пят. — Я ведь не при смерти. Придёшь навестить меня завтра. И брата захвати. — Он отпустил мою руку, поднял её, чтобы подозвать парня, притаившегося и не издававшего ни звука, словно его и нет. — Гай, да?

— Да, — заговорил парень.

— Это полное имя?

— Нет, — спокойно отвечает Гай. — Гайдар. Это полное.

— Раз ты здесь, значит, вы с Вили подружились? — спрашивает, но не дожидается ответа, словно это само собой разумеющееся. Но это ведь не так. Нас с Гаем объединяет лишь договорённость о сексе без обязательств. К договору не прилагается дружба. И поэтому мне не понятны причины его присутствия. — Могу я попросить тебя отвести Вили домой, чтобы она не сидела всю ночь в коридоре больницы?

Гай молча кивает.

— Нет! — Возмущённо охаю, когда его рука ложится на моё плечо.

— Пойдём, — говорит парень, наклоняясь ко мне. Его губы приближаются к моему уху, чтобы прошептать: — Не пойдёшь сама, я вынесу тебя из больницы.

Я тут же встаю, поверив ему на слово, и не желая устраивать спектакль. Дедушка удовлетворённо улыбался, наблюдая за нами. Он, видимо, решил, что общее дело сблизило нас. Возможно, дед даже слышал сплетни о наших отношениях.

— Вили? — зовёт меня дедушка. — Если нужны будут деньги, то распотроши мою заначку.

— У меня есть деньги! — возмущаюсь я, вспыхнув, словно спичка.

— Не спорь, — крякает старичок. — И только попробуй потратить на меня выигранные деньги! Не прощу тебе этого!

— Но…

— Всё, можете идти. — Дед махнул рукой, одновременно выпроваживая меня и подавая сигнал парню, схватившему меня за руку. — Я должен отдохнуть.

Гай вывел меня прежде, чем я успела сказать дедушке все, что я думаю о его гордости. Мы ведь семья. И он два года заботился обо мне, спустившись ко мне, словно ангел с небес, в самый трудный момент моей жизни. Я хочу отплатить ему тем же.

29  POV Биго

На улице уже смеркалось. Постепенно начали зажигаться фонари, отражаясь в лужах на мокрых дорожках. Дождь кончился, но сырость, оставленная им, отдавала зябкостью.

Лора упирается, но я подвожу её к машине, тянув за собой, словно упрямую ослицу.

— Теперь-то уж я точно могу самостоятельно добраться, — проворчала она, садясь в машину.

— Или же ты вернёшься в больницу, стоит мне только отъехать, — хмыкаю я, заводя мотор. Я прав. Я уеду — она бросится обратно.

Лора поворачивает голову ко входу в больницу: сожалеет, что ушла. Она не хочет уезжать, не хочет оставлять своего дедушку одного: я могу её понять, но все равно не позволю провести здесь ночь. Она слишком вымоталась. Ей нужна еда, сон и… возможно, немного ласки, чтобы забыться. Машины двинулась вперёд, оставляя здание лечебницы позади.

В тишине щёлкаю зажигалкой. Больше не могу сдерживаться: курить хочется аж зубы сводит. В груди припекает сожаление, а во рту привкус горечи. Я облажался. Сегодняшний день показал, что во всем, что касается этой девушки, я был не прав. Я настойчиво игнорировал любые симптомы своих ошибочных суждений, считая, что просто не могу заблуждаться. И от этого чувствую себя самодовольным козлом.

Хотя пара вопросиков все же засели в печёнках. Откуда взялось то платье, и как она оказалась в лучшей и дорогущей музыкальной школе?

Делаю затяжку, разваливаюсь на сиденье, чувствуя приятное расползание дыма по лёгким, но сейчас это не помогает почувствовать себя лучше. Отрываю окно, чтобы Лора не задохнулась. Правой рукой продолжаю удерживать руль, а в пальцах левой дымит сигарета, поблескивая красным огоньком. Ловлю её заинтересованный взгляд, но она быстро отворачивается. Спустя пару минут слышу тихий всхлип: она снова плачет, и я не могу её упрекнуть.

— Прости, — извиняется Лора, стараясь прекратить рыдание. — Я знаю, что веду себя глупо.

— Не извиняйся, — говорю я, смахивая пепел в форточку. — Ты не должна извиняться за то, что тебе больно. И не позволяй другим осуждать твои чувства.

Она удивлённо смотрит на меня, забыв о слезах. Видимо, Лора не ожидала услышать от меня что-то подобное. Я и сам не думал, что скажу что-то в этом духе: с чего бы мне вести себя как хороший парень. Но всё, чему сегодня я явился свидетелем, выбило меня из привычной мудакской колеи, показав мне, что Лора не так уж сильно отличается от меня.

— Я думала, тебя разозлят мои слёзы. — Лора хлопает мокрыми ресницами, шмыгает носом. За этот день я почти привык к этим звукам, но они, конечно, мне не нравятся. Я не хочу, чтобы она плакала.

— Почему меня должно злить то, что ты любишь своего дедушку и боишься за него?

Подозрительно хмурюсь, понимая, какого она обо мне мнения. Ну, что ж, заслужил, разве нет? Девушка отводит глаза, чтобы я не разглядел в них все, что она думает. Мне не нужно видеть её глаза, чтобы убедится в своей правоте.

Признание срывается быстрее, чем я успеваю сообразить, что творю.

— Я знаю, что такое потерять родных, — произношу осторожно.

Она вскидывает голову, заинтересовываясь.

— Разве ты кого-то терял?

Я никому не рассказывал о своём детстве. СМИ знают только о моих приёмных родителях, считая эту семью единственной. Слава богу, они не капались глубже. Никому ведь и в голову не придёт, что детдомовский парнишка сможет стать звездой. В основном, выходцы из этих не столь отдалённых мест обречены влачить свою жизнь в нищете и бандитстве. Но нам со Снежей повезло — нас приютили хорошие люди, указав на другое направление. А вот Виту пришлось не сладко: он сполна насладился всеми прелестями жизни в детском доме. Хотя ему удалось справиться самостоятельно, рассчитывая только на себя.

— Мне было десять, когда родители погибли. А сестре пять.

Шок искажает её лицо. Да, о таком не каждый день слышишь. И думаю, Лора как никто другой может понять весь ужас случившегося. Обычно, услышав о таком, люди говорят, что сожалеют, но на самом деле ничего не чувствуют — просто не могут, ведь не перенесли на собственной шкуре.

— Но… — она качает головой, переваривая. — Но ведь твоя сестра живёт с родителями? Ты надо мной смеёшься?

— Моя сестра живёт с приёмными родителями, — поправляю я. — Мы с ней три года провели в детском доме, потом нас усыновили.

— Но как это возможно? Никаких данных об этом не встречала и не…

Закусываю щёку, чтобы не улыбнуться.

— Перерыла весь интернет, чтоб узнать обо мне все?

Она пристыженно поджимает губы: я понимаю, что это правда. И мне это нравится. Я довольно хмыкаю.

— Я все равно не понимаю, почему ты держишь это в секрете?

— Я не держу это в секрете, — немного раздражаюсь, но сдерживаю свой пыл, сказав себе, что должен быть терпеливее к этой девушке. — Я просто не распространяюсь о своей личной жизни.

— Но если ты не будешь рассказывать, то, как окружающие узнают, какой ты?

Фыркаю. Какой глупый вопрос.

— Чхать я хотел, что обо мне думают. Об этом парится только Тёма. Он считает, что я должен придерживаться образа милого и холодного парня, поющего о любви. Никому не нужна моя душещипательная история жизни. И я этому только рад. Капаться в моей душе не позволено даже мне.

Лора смотрела на меня, раскрыв рот. Строю кислую мину. Терпеть не могу говорить о себе. Если бы была возможность, я бы с удовольствием забыл, кто я и откуда. Но это невозможно, и я смирился.

Девушка отвернулась к окну. Она притихла, задумавшись.

— Твой брат в детском доме? — спрашиваю тихо, словно если сделать голос громче, то воспрос будет казаться страшнее.

Лора вздрагивает в ответ. Она не обернулась, и мне даже кажется, что ответа не последует. Но все же слышу ещё более тихое: «Почти». Не знаю, что это значит, но не допытываюсь. Вопросов не становится меньше. Они чешут нёбо, побуждая язык продолжить.

— Что случилось с твоими родителями?

— Мы можем поговорить о чём-нибудь другом? — хрипло отзывается Лора, затем добавляет: — Или вообще не разговаривать?

Я замолкаю, старательно делая вид, что слежу за дорогой, но мои глаза то и дело возвращаются к девушке, глубоко погрузившейся в кресло. Её голова отвёрнута к окну, предоставив мне пялиться на её затылок. Не вижу, но знаю, что она отчаянно борется со слезами. Хочу протянуть руку, чтобы прикоснуться к ней. Возможно, это утешит её, но я не решаюсь.

Мы подъезжаем к её дому, девушка говорит спасибо, выскальзывает из машины, я выхожу следом, удивляя себя ещё больше. Лора слышит мои шаги, останавливается, чтобы обернуться.

— До дома я уж сама дойду.

— Знаю, — подхожу почти вплотную. Она поднимает глаза на меня, я могу увидеть влажные реснички. Шелковистая копана растрёпана. Лора кажется такой маленькой и хрупкой. Хочу прижать её к себе, но меня останавливает возможная публика. — Но разве ты хочешь остаться в одиночестве?

Лора опускает голову, чтобы я не мог прочитать в её глазах ответ, который бы полностью меня устроил. Вижу, как она закусывает губу, затем выдыхает:

— Да. — Она качает головой, словно соглашается сама с собой. — Да, — повторяет, но уже более твёрдым голосом, — я хочу побыть одна.

Лора быстро разворачивается и скрывается в подъезде высотки, оставляя меня разочарованно хлопать глазами.

POV Вили

Нет, нет, и нет…

Я не хотела сидеть в бесшумной квартире, слыша только своё дыхание. Я хотела, чтобы дорога не заканчивалась, чтобы мы продолжали ехать и ехать, пусть и молча.

Но я не могла сказать об этом Гаю. Я не могла признать ему, что хочу ощущать его присутствие рядом с собой. Я убежала, чувствуя на себе его удивленный взгляд. Но если бы я помедлила хоть на минуту, то кинулась бы ему на шею, чтобы ещё раз окунуться в тепло и аромат его тела, как сделала это в больнице. Пусть инициатива объятий была Гая, но я наслаждалась этим, несмотря на обстоятельства и причины его поступка.

Пока силы еще были, я ввалилась в лифт, который в считанные секунды доставил меня на нужный этаж. Подобрав правильный ключ, очутилась в квартире — пустой и безжизненной. Может, стоит завести домашнего питомца, чтобы хоть кто-нибудь встречал меня в темноте?

Я прислонилась спиной к двери, прижимая ладонь к груди, словно это поможет избавиться от сосущего чувства. Словно воронка торнадо закручивала всё тепло моей души в мрачную бездну. Я огляделась и ничего не увидела. Мой взгляд ни на чем не остановился, ни за что не зацепился. Это не то место, где я хотела бы сейчас оказаться.

Заставляю ноги сдвинуться с места. С каждым шагом из глаз скатывается по слезинке. Я даже не пытаюсь остановить судорожные звуки, вырывающиеся из горла. Сегодня я едва не потеряла дорогого мне человека. Их не так много, чтобы стойко переносить горечь. И все же я старалась, хоть и не очень удачно. Но Гай не осудил и не высмеял. Наоборот, рассказал о своей жизни то, чего никто не знал. Мне всё еще не верится, но он не лгал. О таких вещах нельзя лгать. О них можно только умолчать, как это сделала я. Парень и так узнал сегодня слишком много.

Я подхожу к окну, смотрю на безлюдную улицу. Мрачно. Сыро. Прислоняю лоб к стеклу, моё дыхание все же ещё достаточно горячее, чтобы стекло запотело. Я уже хотела отвернуться, когда заметила, что машина Гая все ещё стоит на парковке. Он не уехал. Почему?

Сердце забилось чаще. Гай ещё здесь… Что если я попрошу его остаться со мной сегодня?

Я дернулась назад, с грохотом оказалась в прихожей, засунула ноги в тапочки, затем распахнула входную дверь, не заботясь о нарушаемом порядке своим шумом. Вырываюсь из квартиры, чтобы замереть с распахнутым ртом.

Гай. Стоит и смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами. Он знал. Знал, что нужен мне, знал, что я страшусь одиночества. Знал, что я решусь позвать его…

POV Биго

Я не поверил её словам. Лора не может хотеть уединения. Не сейчас, когда ей нужно плечо. Ей нужны руки, способные обнять, утешить.

Я поднялся следом за ней, но остановился в нерешительности у двери. Затем отступил, оперся о стену прямо перед входом в её убежище. Какое-то время я прислушивался к шорохам, но из квартиры не доносилось ни звука.

Может, я ошибся? Душу заскребло, а я не сдвинулся с места. Ещё немного терпения.

И оно вознаградилось. Невольно подпрыгнул, когда дверь с бабахом распахнулась. Лора выскакивает из квартиры, сразу замечает меня, застывает на месте. Её глаза округляются, а рот маняще приоткрывается. Волосы курчавятся вокруг неё, словно пышное облако.

Черт подери её волосы…

— Гай, — произносит она одними губами, и я посчитал это за знак. Одного шага достаточно, чтобы оказать возле неё. Одной секунды — для того, чтобы погрузить пальцы в шелковистые пряди, затем обхватить заплаканное лицо девушки, потянуть вверх, чтобы встретить её пухлые губки своим жадным ртом.

В голове словно хлопок, я издаю хриплый звук. Наслаждение накрывает тёплыми волнами. Ощущения столь неожиданные, что на некоторое время я теряюсь. Лора на вкус как солоноватый шоколад — вроде и сладкий, но с привкусом слёз. Он обескураживает меня, смягчая мою толстую кожу, забираясь под неё, прямиком к сердцу.

Одна рука двигается вниз к спине, чтобы прижать Лору к себе так, как хотел буквально десять минут назад, показывая, что она может опереться на меня. Углубляю поцелуй, когда чувствую живой отклик, словно зелёный свет светофора. Лёгкие ручки девушки зарываются в мои волосы, а язык смело касается моего, уже вовсю бушующего в жаркой глубине её рта.

— Чёрт, — ругаюсь я, услышав, сквозь шум крови в ушах, эхо шагов. Я толкаю бедрами девушку обратно в квартиру.

Как только дверь за нами захлопывается, границы моментально стираются. Я отрываюсь от её губ только для того, чтобы стянуть с себя майку. Одежда Лоры тоже оказывается на полу: она предстаёт предо мной в скромном белье, больше подходящем под скромные посиделки, а не под соблазн. И это заводит меня ещё сильнее.

Я сгребаю её, подхватываю на руки, побуждая обхватить мой торс стройными ногами. Пальцы врезаются в бёдра, Лора шипит, я смягчаю прикосновения, сдерживая дикие позывы обладать. Напоминаю себе, что сегодня я должен быть нежным, ей и без меня досталось.

Целую её, посасываю нижнюю губу. Мои пальцы обхватывают её упругую попку. Проскальзываю средним под симпатичные трусики. Лора стонет, прикусывает мой язык. Она уже настолько влажная, что мой палец без труда скользит по обжигающим складкам. Закрываю глаза, чтобы не погрузиться в эту опьяняющую негу.

Я знаю, куда надо двигаться, поэтому без лишней траты времени устремляюсь по коридору в спальню. Опускаю девушку на постель, скидываю джинсы и боксеры. Наклоняюсь над Лорой, чтобы помочь избавиться от остатков одежды. И когда она раскинулась передо мной полностью обнажённая, у меня дежавю. Я вновь замираю, поражённой её красотой, словно видением, как в тот вечер, когда оказался здесь впервые.

Только вот смотрю на неё уже другими глазами. Не богатая избалованная девчонка, не знающая ни бед, ни проблем. Лора Ви… Вилора… настоящая, живая, со своими страхами, со своей болью, карабкающаяся вверх по лестнице, ведущей к лучшей жизни. Она такая же, как и… я.

С этой мыслью я накрываю её тело своим. И прикосновение к ней кружит голову, словно асфальт идеально ровный, а на спидометре за двести. Скольжение гладкой кожи под моими пальцами взрывают фейерверк тактильных ощущений.

Руки Лоры блуждают по моей спине. Она сжимает мои ягодицы тоненькими пальчиками, врезаясь в них ногтями, затем шире раздвигает ноги, закидывает их на мою спину, скрещивая лодыжки. Я знаю, что это призыв. Лора жаждет меня. Её тело само находит нужную позу, но я хочу не этого.

Мои губы продолжают атаку на её чувственный рот, а руки движутся вверх по бёдрам девушки, останавливаются на сладкой попке. Я видел, как на неё глазеют и пускают слюни все мужики без исключения. Лёгкие сжимаются от непривычного чувства, имя которому ревность, и в то же время ликуют — только я могу обхватить эти округлые ягодицы. Что я и делаю. Затем приподнимаю нас, чтобы повернуть. Теперь я снизу, а Лора возвышается надо мной. И ей не нужно давать сигнал. Она тут же поднимает бедра, касается моего члена пальчиками, отчего по коже заструилась серия мурашек, затем направляет орудие внутрь себя и медленно опускается на всю длину.

Мы стонем в унисон. Девушка останавливается, чтобы привыкнуть к ощущениям, но быстро адаптируется и вот уже медленно принимается покачиваться на мне. Я делаю ещё одно нечеловеческое усилие, чтобы улечься вдоль кровати, а не поперёк. Моя голова оказывается на подушках, но не это было моей целью. Теперь Лора может схватиться руками за спинку кровати, сделав её своей опорой.

Обхватываю её талию руками, двигая вверх и вниз. Поднимая и вновь опуская, чтобы наполнить до краёв. Урчу, когда девочка быстро понимает, что от неё требуется. Она хватается цепкими пальчиками за мягкую спинку, приподнимается и уже сама скользит вниз.

Я поднимаю глаза вверх, отрываясь от центра нашего слияния, чтобы прикусить язык. Господи, как она прекрасна в этот момент. Провожу рукой по плоскому животу, уже влажному от пота. Прижимаю голову к её груди, чтобы вобрать в рот дерзко торчащий сосок, рискуя растянуть мышцы на шее.

Лора стонет, а я смотрю, как её губы призывно раскрываются, и жалею, что выбрал эту позу, но потом вижу, как её голова мотается из стороны в сторону, назад и вперёд, покачиваясь на волнах наслаждения, и все мысли вылетают из головы. Волосы, к которым я давно неравнодушен, пружинят вслед за её головкой. Они, немного промокшие, распушившиеся, кружат и подпрыгивают, создавая эффект ореола.

Я снова и снова пожираю её взглядом: она чистый соблазн, перед которым невозможно устоять. Мои руки сильно стискивают её талию, я больше не могу сдерживаться, резко двигаю бедрами, буквально насаживая её на себя.

Лора кричит и стонет, стонет и кричит. Её голос звенит в моих ушах, но я готов врезаться снова и снова, лишь бы это продолжалось. И только почувствовав, как все её тело содрогнулась, а протяжный стон отразился от стен, я закрыл глаза и отпустил себя.

Да! Да, черт тебя побери!

30  POV Биго

Слишком светло. Я морщусь от прямого солнечного луча, гуляющего по моему лицу. Открываю сперва один глаз, затем второй. Горло уже запершило от потребности покурить — зависимость просыпается раньше меня.

Моргаю, чтобы смахнуть сонную плёнку с глаз. Шевелю рукой, пальцы запутались в чём-то мягком на ощупь, словно пух. Приятно. Улыбка сама растягивает мои губы, когда глаза, наконец, находят владелицу.

Её глаза закрыты: она ещё спит. Лора причмокивает, словно пробует что-то вкусное, раскрывает свои сочные, розовенькие губки. Сглатываю, стояк обеспечен. Но вот её реснички подрагивают, затем разлетаются в противоположные стороны, и на меня удивленно уставились два ясных глаза, при данном освещении цвета корицы. Губки делают «о».

— Не заметила, как уснула, — голос хриплый после сна. Она смущенно прячет лицо в подушку, теперь её голос звучит приглушенно: — Не думала, что ты останешься.

— Я тоже заснул, — признаюсь, так же, как и она, удивляясь этому факту. И спал я как убитый, даже ни разу не просыпаясь и не мучаясь от снов. Сегодня они были ни к чему. Ведь та, кто обычно соблазнял меня во снах, спала рядом.

Лора отрывается от подушки, чтобы посмотреть на меня. Я тянусь к ней, встречая её возмущённое оханье.

— Утро ведь… — неразборчиво залепетала она. — Мне надо умыться и…

Я не реагирую на её протест, наваливаюсь на неё. Тонкое одеяло соскальзывает с её груди, обнажая две соблазнительные окружности с тёмными вершинками, уже успевшими затвердеть. Я провожу по одному большим пальцем, тело девушки затрепетало.

Прижимаюсь губами к её губам. Сопротивление с её стороны сменяется стоном. Тонкие пальчики обхватывают моё лицо, затем окружают шею. Потребность закурить отступает под давлением более сильного желания.

Секс с утра — это как глоток воды после многочасовой жажды. С утра все чувства обострены как никогда. Тело еще не успело перекодироваться на бодрость. Оно не выплыло из сонной неги — теплое, мягкое, податливое, словно пластилин.

Мне не нужно проверять, готова ли Лора меня поглотить. Я и так в этом уверен. Её спина прогибается, а ноги дёргаются, словно готовятся прижать меня к себе, встречая каждый толчок. Я подчиняюсь общему желанию, бесцеремонно вваливаюсь в неё, поймав языком довольный всхлип. Я был прав. Всё в ней готово для меня.

Знаю, что не продержусь долго. Мои руки жамкают обалденную грудь, а язык массирует её язык. Но этого недостаточно, чтобы она успела за мной. Опускаю большой палец по её животу к центру удовольствия. Без труда нахожу горошинку клитора. Лора дёргается, подтверждая выбранный курс.

Медленно кружу по нему. Спешить нельзя, иначе всё насмарку. Замедляю погружение члена в её буквально истекающую киску: стимуляция клитора удваивает наплыв удовольствия, отсюда и чрезмерное выделение смазки.

Лора отпихивает мои плечи, чтобы прекратить поцелуй. Я с трудом отрываюсь от покусывания пухлых губ. Её голова запрокидывается назад, подставляя мне шейку, к которой я тут же присасываюсь. Пульсация под моим пальцем усиливается. Она закрывает глаза, рот открывается, но никакого звука не доносится.

Спина дугой, ногти царапают мои плечи, до боли врезаясь в кожу. Казалось, Лора даже не дышит. Я не останавливаюсь, и получаю вознаграждение в виде чёртовой кучи мурашек на её теле. Из горла девушки вырывается вскрик, после которого она обмякает, словно происходящее её больше не интересует. Я убираю палец от клитора, быстро выхожу из неё, прижимаю член к её животу, расслабляю мышцы, и меня подхватывает та же волна, на которой продолжает покачиваться Лора.

Я скатываюсь с девушки, но сразу поворачиваясь к ней лицом. Глаза Лоры вновь закрыты, но на её губах блуждает блаженная улыбка. Я вторю ей. Отсутствие дискомфорта, зуда нетерпения и желания поскорее отделаться от неё ставит в тупик. Я не хочу уходить или отпускать её. Теперь придётся что-то изменить, но пока не знал, что именно и как это сделать.

Мой живот некстати урчит, я ёрзаю на месте, чувствуя неприятное посасывание. Ничего удивительного, ведь я даже вспомнить не могу, когда ел. С утра я обычно довольствуюсь стаканом кофе и сигаретой. И только ближе к обеду уже чувствую голод. Сейчас же осмелюсь сказать, что я зверски голоден.

— Есть хочешь? Как насчёт плотного завтрака?

Живот девушки отвечает за неё, реагируя на мой вопрос сразу же. Она поворачивается ко мне.

— Я могу приготовить что-ни… — Лора резко замолкает, когда замечает что-то за моей спиной. Её глаза в ужасе округляются. — Боже мой! — Девушка подрывается. — Уже девять часов! Через час я должна быть в студии звукозаписи!

— И не ты одна, — разочарованно выдыхаю. Не такое утро я себе представлял.

Поднимаюсь с постели, наблюдая, как Лора принимается носиться по комнате, собирая свои вещи с пола. Её волосы следуют за ней, словно растрёпанный шлейф. Ухмыляюсь, довольный таким зрелищем. Опускаю глаза ниже, любуюсь упругой попкой. С трудом сдерживаюсь, чтобы вновь не наброситься на неё. А день сегодня уже казался долгим и мучительным, ведь Лора будет всё это время рядом, но к ней невозможно будет даже прикоснуться.

— Я первая! — Лора прерывает мою борьбу с самим собой, проскальзывая в ванную.

— Мы можем воспользоваться ею вместе, — предлагаю, делая шаг к девушке, у которой ярко вспыхнули щёки.

— Нет, — поспешно ответил она, затем захлопнула за собой дверь.

Меня поражает скорость, с которой Лора собралась. Даже от сестры я не наблюдал такой прыти. И уже через двадцать минут мы уселись в мою машину.

— Я могла поехать на такси, — вновь повторяет девушка.

— Нам все равно в одно место.

Лора сдаётся, но при этом шумно вздыхает. Я же закурил и набрал Ульяне, прося её заказать завтрак: два кофе и много еды. Если она и удивилась, то ничего не сказала.

— Останови здесь, — просит Лора, когда мы почти подъехали к студии. Она ловит мой удивлённый взгляд, после чего объясняет: — Мы не можем приехать вместе. Это вызовет кучу вопросов и подозрений.

Она права, но это правота мгновенно позволила вспыхнуть гневу. Я не хотел выставлять её посреди дороги, хоть не раз делал то же самое с другими девчонками. С Лорой это кажется омерзительным.

И всё же я останавливаю машину. Девушка закусывает губу, словно не решается что-то сказать. Я вопросительно смотрю на неё. Что не так?

— Ничего ведь не изменилось? — неуверенно спрашивает она. — Наше соглашение остаётся прежним. — А вот это уже звучит как утверждение.

— Хрена с два, — почти рычу.

Я разворачиваюсь. Моя рука хватает её плечо, притягивает ко мне. Я опускаю голову, касаюсь её губ своими, желая лишь запечатлеть короткий поцелуй, но стоит дотронуться до неё, как крышу срывает. Рот девушки приоткрывается, а пальцы уже орудуют в моих волосах. Языки сплетаются.

Меня поглощает это сладкая нежность с привкусом зубной пасты. Я забываю, где мы. Мои руки шарят по её фигурке, упиваясь мягкостью форм и стройностью. Тяну хозяйку райского ротика на себя, но встречаю решительное сопротивление. Отрываюсь от её губ, смотрю на неё слегка расфокусировано.

— Всё изменилось, — констатирую факт, но что с этим делать, пока не знаю.

Отстраняю руки от её тела, но только за тем, чтобы обхватить её лицо руками, зарываясь пальцами в её волосы, не давая ей отстраниться.

— А как же наше соглашение? — Её брови дергаются к переносице: она выглядит мило.

— Его нужно пересмотреть. — В этом я точно уверен. — Короткие секс-встречи меня больше не устраивают.

— Тогда что ты хочешь? — В её глазах зажигаются огоньки.

— Всё, — выдыхаю я, обдавая её губы своим дыханием.

— Но… — Она хлопает длинными от природы ресницами. Её глаза забегали по моему лицу. Мне вдруг показалось, что в том месте, где они останавливаются, кожу покалывает. — Мы не можем начать встречаться.

Я щурюсь, силясь понять, почему это невозможно, напрочь забыв о том, что я ведь сам убеждал всех и себя, что никогда не стану с кем-либо встречаться.

Мои убеждения сейчас ничего для меня не значили. Особенно когда я неожиданно вспомнил, что у этой кудрявой девушки уже есть парень, а меня она назвала лишь временным заменителем. Тем, с кем она собралась трахаться, пока её парень не вернётся.

Ревность, словно красная тряпка, опустилась на мои глаза. Я сильнее сжал пальцы, отчего Лора ойкнула. Я этого даже не заметил. В голове, словно неожиданная реклама посреди фильма, звучала лишь одна фраза — она должна быть только моей.

— Я не стану делить тебя с твоим парнем-рогоносцем! — выплёвываю я, врезавшись в её глаза взбешённым взглядом.

— С моим парнем? — одними губами произнесла девушка, словно не могла понять смысл слов. Из гневного мой взгляд превратился в подозрительный. В её глазах промелькнула тень, но затем она сморгнула её. — Никита здесь ни при чём. Пока он за границей, у нас свободные отношения.

— То есть когда он приедет, ты в любом случае побежишь к нему?

— Да, — она быстро кивнула и закрыла глаза. Её грудь нервно поднималась и опускалась, а я застыл, переваривая. У меня даже челюсть отвисла от шока.

Вот же! Пользуйся! Хорошая возможность!

Я старался прогнать ядовитый внутренний голос, кричащий, что это отличный выход из ситуации. Пока этот придурок будет далеко, я смогу насладиться девушкой. Она ведь очень скоро мне надоест, и у меня есть отличная возможность отделаться от неё. Без особой шумихи и слёз. Холодно и разумно. Я уже думал об этом, и сейчас подтвердил.

Но в моих отношениях с Лорой расчёт всегда даёт сбой. Стоит мне только коснуться её, как все планы застревают поперёк глотки, а я превращаюсь в блеющего барана. Наличие парня в этом смысле тоже неплохо. Его мелькание за спиной девушки отрезвляет хлеще, чем воды Арктики.

— Хорошо, — не узнаю свой голос: он слишком хриплый. — Пока не вернётся твой… парень, ты будешь со мной. Из нашего соглашения останется только один пункт.

— Какой?

— Никто не будет знать о наших отношениях.

— Согласна! — Столь быстрое согласие девушки не могло не разозлить. Но потом она улыбается, и я забываю причину своей злости. Тут же тянусь к ней, чтобы пометить её своими губами. Она оживлённо отвечает на мою страсть, снова туманя здравый смысл.

— Лора… — шепчу я, на секунду оторвавшись от неё, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие, намерившись нырнуть как можно глубже.

— Вили, — поправляет она.

— Что?

— Зови меня Вили. Так меня называют близкие, и мне так больше нравится.

Девушка смущённо улыбается, затем мягко вырывается из моих объятий и выскальзывает из машины.

— Вили, — повторяю я, оставшись один в машине. Опускаю отяжелевшую голову на руль. — Что мне делать со всей этой хренью, Вили?

31  POV Вили

— Что с тобой?

Оборачиваюсь на голос Гая. Приходится поднять голову, чтобы увидеть обеспокоенно сжатые губы. Дёргаю подбородком, не отвечая, поворачиваюсь обратно, вздрагиваю. Желание вжаться в стену переполняет.

Зрители довольно подпевают группе, выступающей на сцене, пока я прячусь за кулисами. Совсем скоро настанет моя очередь, и от этого дрожат коленки. Живот так сильно сжался в спазме, что я опасаюсь поделиться с любым желающим, или же нежелающим, содержимым своего желудка.

Гай не сдаётся. Я уже успела понять, что сдаваться — это не его стиль. Он подходит вплотную, прижимаясь грудью к моей спине, чем несказанно удивляет. Вот и сбывается моя мечта о стене.

После совместно проведённой ночи прошла неделя, и за это время у нас всё же успели выработаться негласные правила. Гай больше не игнорировал меня и в присутствии других людей вёл себя вполне дружелюбно. Он улыбался мне, подсказывал, когда я терялась в широтах шоу бизнеса. Пару дней назад даже помог сделать очередной рекламный пост в социальной сети. Но о личном мы больше не разговаривали и в семейные дела друг друга не углублялись. Хотя Гай каждый день интересовался здоровьем моего дедушки и, получая односложные ответы, удовлетворялся.

Никто не догадывался, что стоит нам остаться наедине, Гай тут же набрасывался на меня, словно изголодавшийся на сочный бифштекс. Одна только Ульяна подозрительно косилась на нас, казалось, видя насквозь. Если она и не знала наверняка, то догадывалась. В любом случае ассистентка Гая держала рот на замке, не делясь с окружающими своими подозрениями, иначе информация тут же дошла бы до моего продюсера и директора Гая. И как они отнеслись бы к нашим отношениям, можно только догадываться.

Несмотря на то, что сейчас мы одни, сюда в любую секунду мог войти следующий выступающий, выбрав эту сторону кулис. И то, что Гай вот так глупо рискует нашим разоблачением, не поддаётся разумному объяснению.

— Чего ты боишься? — Гай прикусывает мочку моего уха, пуская по всему моему телу волну дрожи. Его ладонь ложится на мой живот, прожигая кожу сквозь тонкую ткань платья. Я закрываю глаза, откидываюсь назад, окунаясь в сладостное ощущение близости парня.

— Я… не боюсь, — с трудом удаётся мне произнести. — Я просто волнуюсь. Это нормально.

Пальцы Гая принимаются вырисовывать круги на животе, неумолимо скользя вниз. Я ловлю его руку, накрывая её своей.

— Нет, — Гай переплетает наши пальцы, — волнение — это трепет, а тебя же трясёт, словно в центрифуге.

Толпа взрывается аплодисментами, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Гай словно паук опутал меня коконом из своей паутины. На несколько секунд я даже забыла, где нахожусь, и саму причину заинтересованности Гая.

— Ты ведь уже кучу раз выступала на сцене. Пора бы привыкнуть.

Смотрю в небольшую щель, откуда открывается хороший обзор и на сцену, и на трибуны.

— Я привыкла.

— Тогда что не так?

Гай поворачивает меня к себе, чтобы посмотреть в глаза. Его руки обвили мою талию, прижимая к своему торсу. Я отвечаю на его взгляд, стараясь не выглядеть слишком напуганной. Но парня не обмануть. Он уже успел меня изучить. Казалось, даже слишком подробно. Его аквамариновые глаза сканируют похлеще рентгена.

— Вили? — подталкивает он меня к ответу.

Мгновенно рассыпаюсь от удовольствия, когда слышу своё имя, произнесённое его бархатным голосом. Но как объяснить Гаю, что именно меня страшит? Он здесь среди своих. Равный им. Там, где я — никто.

— Слишком большая ответственность, — признаюсь.

— Что? — Парень сдвигает брови.

— Посмотри вокруг, — киваю в сторону двери, ведущей к многочисленным гримёркам. — На этой сцене сегодня выступит куча звёзд. Они известны. У них миллионы фанатов.

— У тебя тоже много фанатов. — Я опускаю глаза, вздыхая. — Погоди… — Гай, видимо, наконец, понял, в чём дело. — Ты думаешь, что недостойна находиться с ними на одной сцене?

В его голосе чётко слышится удивлённое осуждение. Качаю головой.

— Нет. — Я замолкаю, стараясь сформулировать свои хаотичные мысли, страхи, переплетающиеся в тесный комок, чтобы доходчиво объяснить. — Это огромный концерт, на который пригласили только топовых звёзд. Его даже транслируют в прямом эфире. Эта большая честь для меня. И в то же время, накладывает огромную ответственность. Если я допущу какую-нибудь ошибку или провалюсь, то…

— Эй, — Гай приподнимает мой подбородок, останавливая тем самым распаляющуюся с каждым словом речь. Он опускает голову, приближает свой рот к моему, чтобы выдохнуть прямо мне в губы: — Почему ты вообще думаешь о провале?

— Разве не все этого бояться?

— Да, возможно, — соглашается. — Но ты забыла? Я видел, как тебе было страшно перед нашим первым совместным выступлением. Тогда я мог понять твоё состояние. Но сейчас всё иначе. Ты ведь уже не на проекте. Ты выиграла. У тебя контракт с известным продюсером. Неужели ты думаешь, что он подписал бы его, если бы не был в тебе уверен?

— И все же…

Было бы проще, если бы сегодняшнее выступление тоже было совместным. Когда Гай рядом, я чувствую себя увереннее, ведь знаю, что могу положиться на него. Гай — профессионал. И если налажаю я, он выкрутится и всё исправит.

— Что ты можешь сделать не так? Сфальшивить? Пфф, — от этого звука, произнесённого на моих губах, стало щекотно. Я закусила нижнюю губу, а Гай продолжил, усмехнувшись: — Я ни разу не слышал, чтобы ты сфальшивила. Даже на распевке. Твой голос идеален во всех отношениях. Я ни разу не встречал такого чистого голоса.

Улыбаюсь: его слова учащают моё сердцебиение. Он говорит искренне или просто пытается меня поддержать?

Гай опускает голову ниже, чтобы уткнуться носом в мою шею. Я слышу, как он делает глубокий вдох, а затем ещё один, словно наслаждается моим запахом.

— Хочешь, я открою тебе секрет? — предлагает парень, зашептав в моё ухо, касаясь ушной раковины языком. Затем ухватил зубами серёжку в форме колечка, потянул её вниз. На меня налетает стая мурашек. Я запыхалась, словно не наслаждалась прикосновениями горячего до ожогов парня, а пробежала стометровку. — Хочешь узнать, о чём шушукаются звёзды, которых ты так боишься?

— Мугу, — мычу я, наслаждаясь фантастическими ощущениями, вызванными чувственной лаской Гая. Его рука незаметно для меня опускается на ягодицу, сжимает её, после чего шустро забирается под короткое платье, чтобы погладить оголённую окружность.

— Они опасаются тебя.

— Меня? — От шока делаю шаг назад, чтобы посмотреть на Гая. Его руке пришлось соскользнуть.

— Да. — Парень уверенно поджимает губы. Он выглядит взволнованным, но контролирует себя явно лучше меня. — Они понимают, что ты лучше. Ни у одного из них нет такого голоса. С твоим талантом, внешностью, уже появившимися связями тебя ожидает блестящее будущее. Тебе не нужны фанера, пластические хирурги, всевозможный хайп… Ты свежа и чиста — они боятся, что ты затмишь их.

В изумлении открываю рот, хрипло выдохнув. Это шутка?

Гай выдаёт смешок, но прежде, чем его губы накрывают мои, успеваю заметить хищный блеск в его глазах, всегда появляющийся в момент возбуждения. Гай буквально вдавливает меня в свое тело, словно заявляет свои права на меня.

Я вспыхиваю, словно спичка, чиркнутая о бочок коробка. Восторг заполняет до краёв. Мои пальцы впиваются в скулы парня, в то время как губы сумбурно отвечают на лихорадочное движение губ Гая. Я теряюсь в собственных ощущениях, но не решаюсь озвучить, что именно со мной происходит.

Я просто не могу. Жар внутри меня не давал даже секундного перерыва, чтобы вдохнуть, не то, что разумно мыслить, просчитывая ходы, стараясь защитить своё сердце от напористого вторжения. Наивный орган всем своим существом устремился навстречу несносному, сногсшибательному парню.

— Даже… — хрипло произнёс Гай, оторвавшись от меня ровно на секунду, чтобы глотнуть порция кислорода и затем вновь поцеловать. В этот раз воздуха хватило на более короткий промежуток времени. — Даже если ты мне не веришь, я могу помочь тебе расслабиться.

Я цеплялась за его шею, ничего не поняв из того, что он сказал. Как может работать мозг, когда даже ноги отказываются удерживать мою тушку?

— Гай, — выдыхаю я, упираясь в его плечи. Трясу головой, словно это позволит мозгу очухаться. — Гай, не здесь. Нет…

Но остановить крайне возбуждённого парня не так-то просто. Особенно когда и твоя воля не столь крепка. Единственное, чего я хочу — это чтобы Гай стал ещё ближе, а ласка более чувственной. И парень, казалась, без проблем читает мои мысли. Его влажные губы устремились вниз по щеке, обосновываясь на шее. Он прикусил тонкую кожу, я зашипела, вызвав смешок у Гая.

Боль, как ни странно, была вовремя.

— Гай, сюда могут войти в любую минуту! — отчаянно произношу, когда парень принялся слизывать болезненные ощущения с места укуса. — Хватит! Пожалуйста, остановись…

— Ты ещё не успокоилась.

Он издевается? Разве его руки и губы похожи на успокоительное? Нет! Для меня они скорее афродизиак — чтобы возбудиться, хватит даже мимолётного прикосновения.

— Я спокойна, — стискиваю зубы, чтобы хоть как-то скрыть дрожь, разоблачающую неуверенную ложь.

Гай откидывает голову, смеётся. Я толкаю его кулачком в грудь, затем принимаюсь вырываться из его объятий. Но парень не собирается меня отпускать. Вместо этого он хватает меня за руку, дёргает в сторону.

Я даже не догадывалась о существовании этой комнаты. Внутри пахло сыростью, пластиком и… Гаем. Через секунду другие запахи растворились, оставив меня один на один с освежающим ароматом лосьона после бритья.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но его тут же закрыли кляпом, состоящим из мягких губ и горячего языка.

Голова уже шла кругом. Я потерялась во времени и пространстве. Даже не сразу поняла, что Гай задрал юбку моего платья к талии. Я обратила на это внимание, когда почувствовала, как его рука забралась в мои трусики. Между ног было так сыро, что палец без труда заскользил по чувствительным складочкам. Гай со вздохом оторвал от меня свои губы. Я даже не старалась сдержать стон, когда подушечка пальца упёрлась в мой клитор. Гай надавил на него, я рефлекторно дёрнулась.

— Перестань, — скорее простонала я, чем приказала.

— Нет лучшего лекарства от нервов, чем оргазм.

— Нет, — толькосейчас до меня дошло, что он собрался делать. — Не здесь… — Я забилась в его руках, словно птичка в силках. — Не сейчас…

— Сейчас. — К пальцу присоединяется ещё один. Вместе они проникают в меня, я старательно отталкиваю его, хотя ощущаю пульсирующую боль внизу живота, избавиться от которой можно только одним способом. И им как раз занимается Гай.

Свободной рукой парень шустро хватает мои руки, вытягивает их над моей головой, припечатав к стене.

— Будешь сопротивляться, я заменю пальцы языком, — пригрозил Гай, и я не сомневалась в серьезности его слов, которые больше походили на обещание.

Я шокировано уставилась на него, вытянувшись струной, отчётливо чувствуя упрямое движение его пальцев. Гай наклоняет голову, покрывает шею короткими поцелуями. Времени у нас не слишком много. Он перебирается с одной стороны на другую, пока наконец не поднимается, чтобы буквально вобрать в себя мои губы.

Я дёрнулась, когда его пальцы ускорились. Запрокинула голову назад. Всё, что еще несколько минут, а, может, и часов, пугало меня, сейчас ушло на дальние задворки моего сознания. Их больше нет, и я вовсе не здесь. Гай спрятал нас в мире, где нет никого, кроме нас двоих.

Губы Гая коснулись моего уха. Слова, что он нашёптывал, щекотали кожу, но я не могла разобрать, что он говорит. Парень отпустил мои руки, убедившись, что я больше не борюсь со своим желанием. Оно победило по всем фронтам.

Я вцепилась пальцами в плечи Гая — ноги дрожат и подкашиваются. Он удерживает меня за спину, прижимаясь членом — хотя скорее бугром, выпирающим из джинсов — к моему боку, в то время как пальцы продолжают дарить неземной кайф. Я дышу часто и сипло, словно у меня проблемы с лёгкими. Гай словно пыль осел в них, затрудняя жизненно важный процесс. Но у меня даже мысли не возникло остановить его. Я упоительно прогибалась, чтобы помочь его пальцам скользить во мне.

— Такая отзывчивая… — словно змей-искуситель зашипел Гай прямо в ухо, не забыв ужалить мочку. — И вся течёшь… словно водопад… Будь у нас чуть больше времени, я бы просто приподнял тебя и насадил на себя, — с этими словами он сильнее прижал свой член ко мне, чтобы не осталось даже тени сомнений, на что именно меня бы насадили. Рвано выдыхаю — я бы не отказалась быть нанизанной словно цыплёнок на вертел. — Пора кончать, Вили. А то ты пропустишь своё выступление.

Выступление? Какое ещё выступление?

Гай смеётся. Он знает, что я заблудилась в тумане удовольствия. Но смех быстро сходит на нет. Он наклоняется еще ниже, чтобы потереться носом о сосок, вырисовывающийся сквозь кружевной бюстгальтер и тонкую струящуюся ткань платья. Я запрокинула голову, готовясь к буре, уже стремительно приближающейся по венам.

Я словно тонула и, страстно желая выбраться наружу, принялась двигаться всем телом навстречу проклятым пальцам, снующим туда-сюда, буквально танцующим на моей точке невозврата.

— Ох, — простонала я, когда первая волна накрыла меня. За ней последовала вторая, третья. Я замерла, не в силах пошевелиться или произнести хоть звук. Всё тело распалось на пиксели. И я не могла собраться воедино, да и не хотела.

Гай тоже остановился, почувствовав сжатие мышц. Его рука зарылась в мои волосы. Он коснулся губами моего лба, покрытого мелкими росинками пота. Тишину нарушали только мои прерывистые вдохи и опустошающие выдохи.

Я зашевелилась, когда пальцы, всё еще остававшиеся глубоко во мне, начали причинять дискомфорт. Гай тут же аккуратно вынул их. Я подняла на него глаза, не зная, что делать дальше. Парень же выглядел вполне довольным.

— Тебе пора, — говорит он, после чего легко целует мои губы. — А то ты, и правда, пропустишь свой номер.

— А как же ты?

— Мне нужно… — Гай опускает голову, чтобы посмотреть на топорщащиеся джинсы, — какое-то время, чтобы успокоиться.

Я закусываю щёку, поняв.

— Могу я тебе помочь? — несмело спрашиваю, краснея от неловкости, хотя только что была готова без всяких стеснений отдаться ему.

— Можешь, — хмыкает парень — ему не знакомо смущение, — но не сейчас. — Его губы вновь касаются моих, словно он никак не может насытиться. — Сегодня, после концерта, я никуда тебя не отпущу. Эту ночь мы проведём вместе.

От этого обещания по спине прошёлся холодок. Я покрылась мурашками, предвкушая мгновения нашей близости.

Я открываю рот, чтобы ответить, но Гай толкает меня к выходу.

— Тебе лучше поторопиться. Я немного смазал твою помаду и растрепал причёску. — В его голосе не было ни капли раскаяния. Скорее наоборот, ему это нравилось.

— Хорошо, — вот и всё, что я смогла ответить, поспешив наружу, уже проводя пальцами по краям губ и подбородку, вытирая губную помаду с тех мест, где ей не следует быть.

Я аккуратно выглядываю из коморки, куда меня затащил Гай. Выскакиваю и тут же замечаю высокую фигуру у занавес кулис. Парень слышит стук моих каблуков, оборачивается. Светлый ёжик волос, майка, джинсы, куча татуировок — Тан.

— О, привет! — обрадовался он, шагнув ко мне. — Давно здесь стоишь?

Облегченно выдыхаю: Тан не видел, откуда я вышла. Я подхожу ближе к нему, чтобы как можно дальше отойти от коморки.

— Какое-то время, — вру, не краснея. И все для того, чтобы сохранить наш с Гаем секрет.

— Ты ведь после меня выступаешь? — Парень широко улыбается. Его глаза проходятся по мне. Поправляю причёску, молясь, чтобы она не выглядела «аля, я у мамы вместо швабры». Его светлые глаза сужаются, опустившись ниже и оглядев моё достаточно нескромное платье. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо, — улыбаюсь, затем слегка поджимаю губы. Я по-прежнему разгорячена. Между ног так сыро, что, кажется, свидетельство моего оргазма вот-вот потечёт по ногам. Неловко переминаюсь на высоких каблуках.

Стараюсь вслушаться в мелодию, чтобы понять, кто же сейчас выступает. Мои губы делают «о», когда я понимаю, что следующим идёт Тан, а за ним уже я. Сердце снова пустилось вскачь, а живот стянуло, но уже не так, как раньше. Всё-таки эйфория от крышесносного оргазма еще не покинула меня.

— Очень давно не виделись, — продолжает Тан.

— Да, — киваю. — После финального концерта проекта больше не пересекались.

— Надо бы это исправить, как думаешь? — Парень подмигивает мне, а я тушуюсь.

— Эм, — протянула я, размышляя, что должна ответить. Но раз он конкретно ничего не предложил, я решила, что это простая вежливость. — Да, конечно, надо бы.

Тан обрадовался:

— Тогда, как насчёт…

— Разве тебе не пора на сцену?

Оборачиваюсь на голос, звучавший непривычно холодно. Давно не слышала от Гая такой интонации.

Улыбка Тана вмиг исчезает. Он нахмурил брови, пуская в Гая свирепые взгляды- стрелы. Гай же выглядел немного раздражённым, но старался это скрыть. От пылающего страстью парня не осталась и следа.

— А что здесь делаешь ты? — парирует Тан, словно в пинг-понге. — Разве ты уже своё не отпел?

— Может, меня попросили спеть на бис? — усмехается Гай, и его усмешка не имеет ничего общего с той, которой он не так давно одаривал меня.

Слышатся последние аккорды, затем раздаются голоса ведущих. Тану правда следует поспешить.

— Ещё увидимся, — говорит он мне, прежде чем поспешить к своей команде.

Я лишь киваю, не сводя глаз с Гая.

— Это правда?

— Что именно? — уточняет Гай, все ещё недовольно.

— Что ты выступаешь на бис?

— Конечно, нет. — Он приближается ко мне, понижает голос, чтобы слова не долетели до лишних ушей: — Я здесь только из-за тебя.

Закусываю губу, ощущая трепет в груди.

— Ты всё ещё боишься? — Вижу тревогу в его глазах — он действительно переживает за меня. Я потянулась к нему, но вовремя спохватилась. Оглянулась, чтобы убедиться, что на нас не смотрят. Наверное, впервые меня огорчила секретность наших отношений.

— Всё хорошо.

Опускаю голову, чтобы скрыть огорчение. Не думаю, что Гай когда-нибудь захочет обычных отношений — когда не нужно скрываться, и если вдруг захочется обнять дорогого тебе человека, то не нужно оглядываться.

С другой стороны, я сама настаивала на секретности. Я только начинаю движение вверх и вовсе не хочу, чтобы меня ассоциировали с известной личностью. Я уже хлебнула такой славы сполна, когда разразился скандал из-за несправедливого судейства Гая. Больше не хочу.

К тому же продолжаю себя убеждать, что пока наши отношения не публичны, мне удастся сохранить сердце в своих руках. Хотя когда он вот так смотрит на меня, сложно сдержаться и не вручить ему его.

Слышу, что Тан уже запел. Гай отвесил пару комплиментов его песне. Я невольно улыбнулась. Парни явно друг друга терпеть не могли.

Поворачиваюсь к сцене, стискиваю руки, ожидая своей очереди. Страх не так сильно сжимает лёгкие, но мандраж сотрясает тело мелкой дрожью. Я стараюсь сосредоточиться на уверенных движениях Тана на сцене. Видно, что ему очень нравится. Он не переживает, не дёргается и не мешкает. Эх, вот бы мне такую решимость.

До выхода меньше двух минут. Я постукиваю каблуком об пол. Вижу Лялю. Она машет мне рукой, злобно скалившись. Она злится, что я внезапно пропала. Видимо, обыскалась меня и теперь собралась отчитать, словно несмышлёного ребёнка. Ха! Я ей этого не позволю. Позади неё подозрительно сузила глаза Ульяна. Но её внимание обращено на Гая, который все еще стоит за моей спиной.

Я делаю шаг вперёд, но останавливаюсь, чувствуя близость Гая. Это противоречит правилам, но он подходит ко мне неприлично близко, перекидывает мои волосы через левое плечо, чтобы открыть правое ухо. Дыхание парня обжигает, а от слов захватывает дух:

— Выйди и покажи всем, кто такая Лора Ви. — Гай проводит ладонью по моей попе, погладив. Я закусила губу, осознавая, что он делает это на глазах у всей команды, но в то же время зная, что никто этого не видит. Пикантно и до чёртиков возбуждает. — А я подожду тебя здесь. И потом мы доберёмся до кровати, где я всё-таки сменю пальцы на язык и буду долго смаковать твой вкус.

POV Гай

Она шикарна. И она справилась. Я ни на секунду не усомнился. Её изумительный голос забрался под кожу, разнося по телу уже такие привычные будоражащие волны.

— Хай, бро, — получаю удар по плечу, — давно не виделись. Совсем забыл своего друга?

Морщусь, словно проглотил кислющую дольку лимона. Нарочито медленно поворачиваюсь к идиоту, которому здесь не место.

— Кто тебя впустил? — Приподнимаю одну бровь, видя перед собой уже не павлина с разноцветными волосами, а лысого рокера. Быстро же меняются его вкусовые пристрастия.

Женя скрипуче смеётся, не вызывая ничего, кроме раздражения.

— Ты забываешь, что у меня много друзей.

Фыркаю. Нет у него никаких друзей. Этот болван не умеет дружить. Он скорее как жвачка на подошве, которую ни в какую не оторвать. Приходится выбрасывать любимую пару.

Я думал, что игнорирование его звонков и сообщений абсолютно точно укажет ему на финишную прямую. Но он ещё хуже влюблённой девчонки, пускающей слюни у подъезда и скребущей дверь и днём и ночью.

— Вижу, ты нашёл себе более привлекательную компанию. — Он кивает в сторону сцены, где Вили уже заканчивает своё выступление. Я клацаю зубами, сдерживая вспышку желания оторвать ему эту самую голову, чтобы больше не кивал в сторону моей девочки. Она моя, пусть об этом никто и не знает. — Жаль, что я не заметил её первым. — Жека не меняется. Он так и не научился вовремя прикусывать свой длинный поганый язык. Ну, что ж, если не заткнётся сам, я ему помогу. — Хотя думаю, что ещё не поздно. Ни одна из этих курочек ещё не отказывалась от богатого покровителя. Им всегда мало бабла. А у меня его навалом, и я всегда готов поделиться за…

Я резко рванул вперёд. Как он смеет говорить что-то подобное о Вили? Мудозвон отшатнулся, испугавшись. Трус. Его маленькие поросячьи глазки округлились. Не знаю, что конкретно он прочитал на моём лице, но что-то явно устрашающее.

— Только попробуй приблизиться к ней, и я сделаю так, что тебе больше не на что будет менять свои деньги! Усёк? — Женя побледнел. Возможность лишиться своего члена никому не придётся по вкусу. Особенно, когда ещё и мозгов не хватает, то это вообще тяжёлый случай. — Я не слышу? Ты меня понял?

— Рехнулся? — Идиот заморгал, переваривая.

— Я не слышу! — Делаю ещё шаг, он вновь отступает. — Ты меня понял?

— Да, понял, понял я!

Зал наполняется аплодисментами. Мы оба смотрим в сторону, когда слышится стук каблучков. Выступление Вили закончилось. Она свободна.

— О, — Вили останавливается, замечая нас. Её лицо приятно раскраснелось от удовольствия. Когда проходит волнение, она всё же наслаждается сценой и своей музыкой.

Жека внимательно осматривает её фигурку, облачённую в тонкое коротенькое платьишко, идеально подчёркивающее точёные формы. Мне оно нравилось, когда я с лёгкостью забрался под него. Но сейчас в груди запершило желание натянуть на неё шерстяное покрывало. Хотя можно просто выколоть глаза этому уроду. Я прочищаю горло. Он тут же косится на меня, вспоминая, что я тоже здесь. Думаю, моя угроза вертится в его пустой голове, словно эхо.

— Пошли, — выдыхаю я. На сегодня хватит. Единственное, что я сейчас хочу, это сорвать с неё платье, подмять под себя и не оглядываться, боясь, что нас поймают на горячем.

Я пропускаю Вили вперёд, оглядываюсь, чтобы зыркнуть на придурка, желая закрепить результат.

По пути Вили заскакивает в свою гримёрную, чтобы захватить сумочку. Прощается с ассистенткой, отмахиваясь от её настырных вопросов, типа «где ты была?», «куда пропала?», и от укоров: «я везде тебя искала!», «ты как сквозь землю провалилась», «это безответственно!».

Как только мы оказываемся на улице, я хватаю её за руку, тяну в сторону своего минивэна. Открываю дверь, громко оглашаю адрес Вили, затем захлопываю окошко между водителем и салоном автомобиля. Без лишних слов плюхаюсь в широко кресло, тяну на себя Вили. Она с охом приземляется на мои колени.

— Гай…

Заглушаю её протест прожорливым поцелуем, сразу проскальзывая языком в её сладкий ротик.

Чёрт, она как божественный нектар!

Её вкус кружит голову и сводит меня с ума. Я больше не могу бороться с двумя противоположностями своей натуры. Одна постоянно тянется к девушке, которую я прижимаю к себе так сильно, что могу сломать ей кости. А другая борется за независимость от её чар, утверждая, что стоит удерживать дистанцию.

Сегодня вторая часть меня явно в проигрыше. Я задираю подол вверх, оголяя её сочную задницу, провожу по округлостям, затем сжимаю их обеими руками. Вили стонет мне в губы. Несмотря на то, что у неё был оргазм меньше получаса назад, её тело вновь трясёт нетерпение. Она хочет меня также безудержно, как и я её.

Тонкие пальчики зарываются в мои влажные от пота волосы, ноготки царапают кожу, казалось, готовясь снять скальп. Но я не жалуюсь, занимаясь более насущными проблемами. Например, толкаю её вперед, затем тяну назад, заставляя елозить на моём члене, готовым вот-вот взорваться — пытка, но до одури приятная.

Глубоко целую, затем опускаю губы вниз, чтобы юркнуть носом в ложбинку между её грудей. Её киска уже сама трётся об меня. Я стискиваю зубы.

— Я не хочу ждать до дома, — стонет Вили, оттягивая мою футболку, чтобы скользнуть языком в выемку ключицы. — Я хочу здесь и сейчас.

С этими словами она так сильно ускоряется, вырисовывая восьмёрки на чувствительном бугре, что я просто не могу ей отказать. Дома мы начнём сначала. Медленно и смакуя. А сейчас утолим дикий всплеск необузданной страсти.

Тянусь в кармашек. Вили откидывается назад, наблюдая за мной. Она удивлена наличием презерватива в таком месте. Молча отвечаю на её вопрос. Нет, я не трахаюсь здесь, но предпочитаю быть готовым ко всему. Бью по кнопке, включаю музыку. Возможно, слишком громко, но лучше так, чем позволять водителю слышать звуки нашего секса.

Вили немного привстаёт, давая мне возможность расстегнуть и приспустить штаны, затем разорвать упаковку и нацепить презик на пульсирующий член. Он готов — я готов.

Приглашение ей не требуется, она отодвигает шёлковую полоску своих трусиков, сама запрыгивает на него, получая мой вздох одобрения. Мне нравится её появляющаяся смелость. Без труда проскальзываю в её жаркую узенькую дырочку, закрываю глаза, когда попадаю в горячий влажный плен.

Вили наклоняется, чтобы поцеловать мои губы. Но мы не можем продолжить, дыхание слишком сбивчивое, воздуха надолго не хватает. Я обхватываю её талию и бедро, приподнимая и опуская. Она запрокидывает голову назад. Волосы рассыпаются по ягодицам, щекоча мои руки. Её волосы — мой фетиш. Возможно, я скоро дойду до того, что попрошу у неё локон, который буду носить с собой, словно средневековый горе-рыцарь.

Её руки упираются в спинку кресла, помогая себе. Мы действуем в унисон. Вверх-назад и вниз- вперёд. Ещё и ещё. Безумная скачка, сопровождаемая громкой мелодией, заглушающей наши стоны и звуки шлепков тел.

Я кончаю первым, пару раз ударившись головой о подголовник кресла. Чресла будто огнём опалило. Вили присоединилась, ощутив мою пульсацию внутри себя. Она навалилась на меня, и я окружил её своими руками, принимаясь поглаживать по спине.

Дрожь её удовольствия заставляет меня ещё раз содрогнуться. Смотрю на неё, ловлю взгляд тёмного золота. Поднимаю правую руку, чтобы с нежностью провести по её розовой щеке. Не думал, что способен на столь невинную ласку. Сердце делает кувырок.

Мы влипли.

Вили слезает с моих колен, поправляет трусики и платье. Я наблюдаю за ней, понимая, что и она в замешательстве. Избавляюсь от презерватива, кидаю его в мусорное ведро. Выключаю музыку, в ней больше нет необходимости. Мы погружаемся в тишину, которую никто не собирается нарушать.

Вили садится напротив, смотрит на меня. Её тело расслаблено, а вот в глазах напряжение. Поджимаю губы, принимая её игру в гляделки. В голове и на голове полный хаос. Её волосы спутались, некоторые пряди слиплись от влажности. Запускаю пятерню в свои волосы, не приглаживая, а еще больше растопыривая. Вили усмехается, и что-то внутри меня плавится.

Машина останавливается. Вили спешит открыть дверь, выходит наружу. Я следую за ней, чувствуя себя маньяком. Я помешан на ней, пора бы уже это признать.

Вили останавливается так резко, что я врезаюсь в неё. Она пошатнулась, я обхватил её рукой, чтобы удержать. Проследил её взгляд.

На лавочке у подъезда, освещённой тусклым фонарём, разлёгся парнишка в широких подранных джинсах.

Почему он так заинтересовал Вили?

Его лицо хорошо видно, благодаря светящемуся экрану телефона, в который он тщательно вглядывается. Заметив нас, мальчишка убирает телефон в карман.

— Захар? — Брат? — Что ты тут делаешь так поздно? Давно ты здесь? Как ты…

— Вили, — парнишка наиграно цокает и закатывает глаза, — меньше вопросов. Я провёл у твоего дома целых три часа. Не хочешь для начала пустить меня домой?

— Вот именно! — Девушка поспешила к брату, остановилась около лавочки. — Ты должен быть дома! Почему ты сидишь здесь и ждёшь меня?

Захар садится. Его плечи поднимаются и опускаются в такт с шумным вздохом.

— Я ушёл.

— Что? — Не вижу её лица, но могу с уверенностью сказать, она в шоке. — Как это ты ушёл?

Он сбежал из детского дома? Не нужно быть экстрасенсом, чтобы предугадать, что ничем хорошим это не кончится.

— Вили, она переехала! — Парнишка вскочил, уперев руки в боки. Я нахмурился, ничего не понимая. Речь, видимо, не о детском доме. — Она просто взяла и притащила туда свои тряпки, сказав, что теперь мы будем жить вместе, как большая и счастливая семья! Сука! — рычит Захар, Вили судорожно вдыхает, но не ругает мальчишку за сквернословие. — Семья! Как она вообще может говорить о семье! Я лучше сдохну, чем буду с ней жить! Можешь сколько угодно меня ругать, — воинственно вздёргивает подбородок, — но я туда больше не вернусь!

— О, Захар, — Вили всхлипывает, я дёргаюсь к ней, но останавливаюсь, видя, как она поспешно обняла своего братишку. Вили зарыдала, а я ничем не мог ей помочь. От этого вдруг стало больно в груди.

— Вили, — произнёс мальчишка, ростом чуть ниже её, — не плачь… — У него у самого задрожал голос, предвещая слёзы. Он ещё ребёнок, пусть и смелый. — Не переживай, я всё продумал.

32  POV Вили

— Какой еще план? — Отстраняю братишку, предварительно чмокнув в лоб. — Хотя, догоди, давай обсудим его внутри.

— Окей, — соглашается Захар, хватает свою дорожную сумку, перекидывает её через плечо, затем тянется к круглому, словно шар, рюкзаку (видимо, набил до отказа).

Поворачиваюсь к Гаю. Он, прищурившись, наблюдает за нами. Прикрываю глаза, сдерживая желание застонать от разочарования. Уже второй раз парень становится свидетелем того, чего не нужно.

— Тебе придётся…

— Я не уйду, — обрывает он, не дослушав. Затем подходит к Захару, забирает у него рюкзак, который тот никак не может водрузить на плечо. Гай ловит мой удивлённый взгляд и немой вопрос, пожимает плечами: — Вдруг я чем-нибудь смогу помочь.

Чем же?

Я собираюсь задать этот вопрос, когда Захар, наконец, замечает присутствие постороннего парня. Он вылупился на Гая, иначе и не скажешь. Затем, заморгав, выдавил:

— Гай Биго?

— Угадал. — Гай утвердительно дёргает подбородком.

— Охренеть! — Глаза братишки становятся ещё больше. Но он быстро адаптируется, заморгав. — Но что ты делаешь здесь?

Очень разумно и по-взрослому. Я засасываю нижнюю губу, чтобы не улыбнуться.

— Он просто меня подвёз после концерта, — спешу ответить. — Поздно ведь уже.

— Если он просто подвёз, — как бы вслух размышляет мой взрослый братик, — то почему всё ещё здесь? Разве только он собрался проводить тебя до квартиры?

— Захар, — предупреждаю его.

— Нет, уж, — парнишка отмахивается от меня, — я хочу понять. — Он встаёт прямо перед Гаем. Выглядит смешно, но я сдерживаюсь из последних сил. Мой братик храбро смотрит снизу вверх на взрослого парня, выше его на целую голову. Захар надувает верхнюю губу, поджимая нижнюю. — Вы встречаетесь?

Прижимаю ладонь ко рту, чуть поворачиваюсь, чтобы видеть лицо Гая. Он спокоен. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— А что если так? — отвечает Гай, а я удивленно хлопаю ресницами. Почему он не отрицает?

— Тогда, — Захар делает ещё шаг, грозно взирая на звёздного парня, — только попробуй её обидеть! Пожалеешь! Её есть кому защитить! — Сказать, что я поражена — это не сказать ничего. Приятно, когда за тебя заступаются. Мой братик — маленький защитник. В груди защекотала гордость. Но затем глаза защипали слёзы. Я быстренько смахнула их рукой. — Моя сестра не игрушка! Один придурок у неё уже…

— Захар, — окликаю я брата, пока он не успел сболтнуть лишнего.

— Что? — бурчит братик, но затем вновь обращается к Гаю: — Обидишь её, будешь иметь дело со мной!

Угроза, конечно, смешная. Но Гай может принять её в штыки и отреагировать резко. Я напряжённо взираю на него, чтобы понять его настрой. И Гай не улыбался. Его челюсть напряглась, а кожа на скулах натянулась. Злясь на неудобные каблуки, шире расставляю ноги, насторожившись.

— Уважаю, — серьёзно говорит Гай, кивнув и протянув руку Захару, предлагая мировую. Братик подозрительно смотрит на руку парня, словно не может в это поверить. И я не могу. — У меня тоже есть сестра, — поясняет Гай. — И я прибью урода, который её обидит.

Захар расслабляется. Уголок его губ ползёт в сторону. Он пожимает руку Гая достаточно крепко, словно мужчина. Я стискиваю улыбку.

— Вили права, — Гай закидывает рюкзак за спину, затем смотрит наверх, оглядывая пустые тёмные балконы и светящиеся окна, чередующиеся в шахматном порядке, — лучше войти и поговорить без лишних глаз и ушей.

Захар кхекает, смотрит на меня, мимикой лица спрашивая, что происходит. Пожимаю, плечами. Эх, если бы я сама понимала.

— Когда это вы начали встречаться? — не удерживается братик, стоит нам зайти в лифт. — Мы виделись вчера, и ты ни слова не сказала, что встречаешься с Гаем Биго.

— Мы пока это не афишируем. — Этот парень не перестаёт меня изумлять. Я кидаю хмурый взгляд на Гая: мне не нравится, что он обманывает моего брата. — Не хотим, чтобы СМИ пронюхали. Они умеют доставать.

— А-а-а, — протянул брат, будто со знанием дела. Он почесал затылок. — Теперь понятно.

Мы входим в квартиру. Гай бесцеремонно поворачивает на кухню, словно оказался у себя дома. Захар рвётся принять душ. Я даю ему свежее полотенце. Когда он скрывается за дверью, возвращаюсь по коридору на кухню, где слышен гул кофемашины.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, скрещивая руки и облокачиваясь на дверной косяк.

— Варю кофе. — Гай оборачивается, чтобы посмотреть на меня, но затем тянется к чашкам на верхней полке.

— Нет, это-то я вижу. — Шумно выдыхаю, прохожу в комнату, опускаюсь на удобный кожаный стул. Не знаю, кто приобрёл этот гарнитур, но спасибо ему за это. — Зачем ты сказал, что мы вместе?

— Разве это не так? — Парень приподнимает одну бровь.

— Ты ведь прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, — получилось резче, чем собиралась. — Не обязательно было говорить Захару. Он ведь ещё ребёнок.

Наблюдаю, как крепкий кофе тонкой струйкой стекает в подставленную кружку.

— По нему не скажешь, — замечает Гай, убирая наполненную кружку и ставя на его место пустую.

Я провожу ладонями по лицу, запускаю пальцы в волосы, расчёсываю запутанные пряди.

— Послушай, он ведь твой брат. Ничего страшного, если он узнает.

Гай ставит кружку с кофе передо мной. Я благодарно смотрю на него, но затем саркастично выдыхаю:

— Своей сестре ты тоже скажешь?

— Скажу. — Гай утвердительно кивает, я хмурюсь. — Хотя она уже и сама догадывается. Так же, как и Уля.

— Сколько пройдёт времени, прежде чем новость дойдёт до Кирилла Анатольевича и твоего директора?

Мои похолодевшие пальцы обвивают обжигающую кружку, поднимаю её, согреваясь. Отпиваю немного горького напитка, тянусь к сахарнице, чтобы подсластить. Мозг отказывается соображать. Может, организму требуется доза глюкозы, чтобы подзарядиться.

— Давай решать проблемы по мере поступления?

— Какие ещё проблемы? — Между бровями появляется складка, разделяющая лоб на две части.

Гай упирается локтями в столешницу, стоя лицом ко мне. Он искоса поглядывает на работу кофемашины, чтобы не пролить кофе.

— То есть то, что твой братишка сидит один на лавочке посреди ночи, это не проблема?

Вопрос действует на меня аналогично заточке в сердце. Он прав. Я не должна была тянуть так долго. Нужно было меньше обдумывать и быстрее действовать.

— Тебя это не касается, — ощетиниваюсь, словно колючий ёжик, чувствуя точащую боль в груди.

— Ошибаешься. — Гай берёт свою кружку, делает глоток, подходит ко мне. Он ставит кружку рядом с моей, затем тянет меня вверх за плечи. Я возмущённо надула щёки, но успокоилась, когда парень сел на мой стул, после чего потянул меня боком на свои колени. Уже второй раз за вечер оказываюсь на его коленях. Только вот в этот раз скромнее. — Если расскажешь все, как есть, то я смогу тебе помочь. — Гай тянется к моей руке, чтобы перекрестить наши пальцы. Я обессиленно смотрю на выступающие вены на его руке. — Ты ведь говорила, что твой брат в детском доме.

Морщусь.

— Я такого не говорила.

— Но и не отрицала, когда я предположил. Где жил твой брат и почему он сбежал? — Голос Гай непривычно мягкий. Он также разговаривал со мной в тот день, когда дедушка попал в больницу. Терпеливо и заботливо, словно я действительно важна для него, словно не объект исключительно сексуального желания. Я плавлюсь в его руках, словно маршмэллоу. — Объясни, что происходит.

Чтобы Гай понял, придётся рассказать всю историю, распахнув себя настежь. Едва ли я готова к этому.

— Я и сама хотела бы об этом узнать, — тихо выдыхаю. То, почему Захар здесь, я знала, а вот, что он задумал, не имела ни малейшего представления. Сестра из меня выходит не очень.

Я расстроенно закрываю глаза. Чувствую руку Гая на моей щеке. Он нежно водит пальцем по коже, едва заметно касается дрожащих ресничек. Его рука двигается выше, обводит ухо, затем запутывается в волосах. Её место на щеке занимают губы парня.

Я двигаю головой, следуя за нежнейшими прикосновениями, словно Гай управляет мной невидимыми нитями. Невидимыми, но вполне ощутимыми. Кровь в венах заискрилась. По телу разлилась уже знакомая волна тепла. Такими темпами я привыкну… хотя нет, поздно, уже привыкла.

Гаю не нужно далеко наклоняться. Я обхватываю его шею, чтобы ускорить приближение его губ. И когда наши губы соприкасаются, не могу сдержать тихий хрип. Чувствую чуть горьковатый привкус кофе, касаюсь языком нижней губы, вбирая его в себя вперемешку со вкусом Гая.

— Фу ты, — от неожиданности подскакиваю, услышав подростковый ломающийся голос брата. — Точно встречаетесь.

Смотрю на брата, чувствуя робость, словно школьница, которую застали за непристойностями. А вот Гай вовсе не тушуется. Он хмыкает, тянется к кофе.

— О, кофеёк! — радуется Захар, садится напротив Гая, протягивает руку к моей кружке.

— Тебе разве можно? — интересуется Гай, получая в ответ бурчание брата.

— Я сделаю тебе чай, — киваю, забирая свою кружку, ставлю её на край стола. Поворачиваюсь к плите, зажигаю конфорку под чайником. Затем оборачиваюсь, прислоняясь к столешнице, как это делал Гай пару минут назад. — Может, уже поделишься своим планом.

На меня уставились четыре глаза. Гай с интересом, а брат недовольно. Я скрещиваю руки на груди, показывая ему, что серьезно.

— Ну, ладно, — протягивает Захар, словно делает мне одолжение. — Я давно уже всё продумал. — Брат уходит в прихожую, затем возвращается на кухню с папкой формата «А4», протягивает её мне. — Вот.

— Что это?

Беру папку в руки, обнаруживаю внутри лишь один лист. На нём напечатанный текст, под которым стоит подпись. Подношу ближе к глазам, чтобы убедиться.

— Подпись отца? — спрашиваю, продолжая сканировать каракули.

— Да, — подтверждает брат, — она самая.

— Но… — я не договариваю, поднимаю глаза выше, в ужасе резко выдыхаю, а когда задаю следующий вопрос, не узнаю свой голос. — Отказная?

— Да. — Брат поджимает губы, хмурит брови. Он не дожидается свой чай, берёт мою кружку и делает большой глоток кофе. Морщит нос. — Перебор с сахаром.

— Но как? — На глаза наворачиваются слёзы. Я моргаю, чтобы избавиться от пришельцев. — Как он согласился? Погоди-ка… — мотаю головой, догадавшись. — Он был пьян? Он не соображал, что делает?

Брат опускает голову. Я права.

— Захар…

Не знаю, что брат слышит в моём голосе, но точно не осуждение. Скорее, сострадание. На стеклянный стол падает его слезинка. Я кладу бумагу на стол, спешу к братику. Обнимаю его, сразу получаю обратную реакцию. Захар утыкается в мою шею, шмыгает носом. Я чувствую влагу от его слёз, не замечая, что и сама превратилась в водопад.

— Он давно уже вообще ничего не соображает, — заикаясь и всхлипывая, говорит брат. — Он постоянно в дрова. Ему всё безразлично. Эта мегера творит там, что хочет, а он выходит из кабинета, только чтобы взять новую порцию бухла. Я ему не нужен. Ему никто не нужен.

— Ты мне нужен. — Глажу его по голове, целую в макушку. — Мне ты очень нужен. Всё будет хорошо. Это моя вина. Прости, что не решила эту проблему раньше.

Гай встает, берёт бумагу, чтобы самому прочитать, что там написано. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Даже сквозь стену слёз вижу, что лицо у парня такое кислое лицо, словно он проглотил килограмм лимонов.

— Ты не могла, — Захар защищает меня. — Я знаю, что ты стараешься. Я давно уже думал подсунуть ему, но не знал, что мы будем делать дальше. И вот дядя Миша говорит, что отписал квартиру на тебя, а, значит, теперь у тебя есть жилье, и тебе смогут доверить опеку.

— Да, — соглашаюсь, но сердце по-прежнему щемит. — Да, хорошо. Завтра же позвоню Кириллу Анатольевичу, попрошу связать меня с адвокатом. Я уже разговаривала с ним, но сейчас обстоятельства изменились. Думаю, он сможет нам помочь.

— Не обязательно. — Гай выключает засвистевший чайник, наливает чай, ставит чашку на стол, подталкивая её братику. — У моего отца своя адвокатская контора. Он толковый. Сможет вам помочь. Я уже говорил с ним. — Далее слышится его недовольное неразборчивое ворчание. — Правда, я думал, что тебе нужно забрать брата из детского дома. Завтра дам ему новую информацию. Если, конечно, вы мне расскажете.

— Я расскажу, — киваю, моментально решившись принять его помощь. — Только давай сперва уложу Захара.

— Уложишь? — возмущается брат. — Я тебе не ребёнок. И я вообще не хочу спать.

— Нет, — настаиваю я, — хочешь. Пойдём.

Захар противится тому, что я обращаюсь с ним как с ребёнком. Но стоит его голове коснуться подушке, он засыпает. Я заботливо целую его в темечко, наконец, почувствовав облегчение. Накрываю его одеялом, затем сгорбившись возвращаюсь на кухню.

Гай курит на балконе. В его руках отказная. Когда горе-папаша заметит исчезновение своего сына? И заметит ли вообще?

Всё это время я надеялась, что Алексей одумается, возьмёт себя в руки и станет отцом для Захара. Я хотела забрать его из этого дома, но в то же время не желала братику стать такой же сиротой, как я. Для него я такой участи не желала. Но братик сделал свой выбор сам. Он решил уйти, пойдя на обман.

— Что ты хочешь узнать? — устало прислоняюсь затылком к балконной двери. На улице прохладно. К коже прикасается холодок, оживают мурашки.

— Ты говорила, что твои родители умерли. — Гай взмахивает листом. Он думает, я солгала.

— Да, мои родители умерли. — Голос едва слышимый, нет сил говорить громче. — У нас с Захаром одна мать, но разные отцы. Мой отец умер ещё до моего рождения. Отец Захара был его другом. — Горько хмыкаю. — Он так сильно любил девушку своего друга, что приютил мою мать, несмотря на беременность. Отец Захара богат. Очень даже.

Я останавливаю историю, Гай смотрит на меня, сощурив глаза. Дым расползается вокруг него, но затем ускользает в открытое окно. Парень делает глубокую затяжку, затем догадывается, выдыхая:

— Вот откуда твое образование?

— Да, — закусываю щёку, — пока была жива мама, всё было более-менее нормально. Я выпустилась, хотела двигаться дальше, но болезнь мамы стала прогрессировать, и она умерла. — Я замолчала, проглатывая образовавшийся ком в горле. Гай двинулся ко мне, но я остановила его рукой, затем продолжила: — В доме отчима меня не любили. Ещё бы, — хмыкаю, — во мне нет их крови. Да и отчим всю жизнь соперничал с моим отцом. А тут я. После смерти мамы сестра отчима решила, что мне больше нет места в их доме. Она выгнала меня на улицу, в никуда. Отчим не возражал. Думаю, он радовался тому, что я, наконец, исчезну с его глаз. — Дрожь сковала всё тело. Оказывается, рассказывать об этом ещё больнее, чем просто вспоминать. — Я оказалась без денег, без жилья, без родных.

— А как же дедушка?

Гай выбрасывает бычок в окно. Проводит пальцев по своим губам.

— На самом деле он мне не дедушка. Он просто человек, который позаботился обо мне, когда я отчаялась. — Кусаю губу до крови, чтобы избавиться от жжения под рёбрами. — Когда меня выгнали, оставался только один шанс. — Делаю глубокий вдох. — Я хотела попасть на проект, чтобы выкарабкаться из болота, в котором увязла по уши.

Отворачиваюсь от Гая, увидев осознание и раскаяние в его глазах. Собираюсь вернуться на кухню, но он меня останавливает. Гай быстро оказывается позади меня, обвивает меня своими руками, словно стальными обручами, прижимая мою спину к своей груди.

— И я лишил тебя этого шанса? — шепчет он, но ответ не требуется. Мы оба знаем это. — Прости. Я… Я поступил как мудак.

Хмыкаю, затем фыркаю.

— Не могу не согласиться. — Улыбаюсь, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. — Почему ты это сделал? Тебе не понравилось выступление?

— Очень понравилось, — вздыхает Гай, целуя мою шею. — Твой райский голос с тех пор не даёт мне покоя. — Рада это слышать. — Я принял тебя за богатую куклу, которая и так сможет добиться славы, не забирая шанс у обычных ребят. — Это я могла понять. — Меня сбило с толку твоё платье. Оно дорогое.

— Да, это мамин подарок.

Гай заскрежетал зубами, сильнее стиснув меня.

— Прости.

— Уже. — Произношу и понимаю, что это правда. Я давно уже не злюсь на него. — Думаю, что так было нужно.

— Судьба?

— Типо того, — стискиваю его руки, окружающие меня. — Если бы я прошла сразу, то у меня не появился бы дедушка. И я вообще не уверена, что тогда смогла бы тогда выиграть. Я больше напоминала размазню. Мама только-только умерла, я не успела примириться со своим горем. Да еще и постоянное переживание за брата. Я не смогла бы собраться и бороться, скорее была на грани отчаяния. Опустила бы руки при первой же критике.

Гай поворачивает меня лицом к себе.

— Я думаю, ты бы справилась в любом случае.

Пожимаю плечами. Гай наклоняется, чтобы коснуться губами моего лба, затем носа, останавливаясь на губах. Дарит мне нежнейший поцелуй.

— Но я всё равно не понимаю, почему Захар сбежал. — Оторвавшись от меня, Гай возвращает нас к начальной точке разговора.

Делаю глубокий вдох и резкий выдох. Отвожу глаза, пожёвывая губу.

— Сестра отчима решила вдруг переехать к нему.

— Та, что выгнала тебя?

— Да, она. Захар терпеть её не может после того, как она со мной поступила.

— Ещё бы! — Гай злится. И гнев его направлен не на меня. — Хороша семейка! Алкаш, не способный воспитать собственного сына, и бессердечная сука, которая может выгнать беззащитную девушку на улицу!

— Их трое, — поправляю я. — Ты ещё не слышал о другом брате. — Даже просто упоминание об этом человеке вызывает ощущение, что по мне ползёт стая мерзких букашек.

— Он тебе что-то сделал? — Гай застывает. Видимо, он читает эмоции на моём лице так же просто, как тексты своих песен.

— Нет. — Никогда никому не расскажу о предложении, которое эта свинья соизволила мне сделать. Брр! Стать его любовницей? Ни в жизни. Лучше сдохнуть на помойке. — Он просто неприятный тип. — Это я ещё преуменьшила в десять раз.

Ладонь Гай оказывается на моей макушке. Он прижимает мою голову к своему плечу — обезоруживающая ласка. Я тут же уткнулась носом в его футболку, пропитанную дымом и свежим ароматом стирального порошка.

— Тебе пора уходить, — голос звучит глухо. Гай пропускает мои волосы сквозь пальцы.

— Знаю, — вздыхает он. — Но не могу себя заставить.

— Придётся постараться. — Отклоняю голову назад, упираюсь глазами в его подбородок. — Свободных кроватей больше нет. Мне самой придётся спать на диване. Захар спит в позе звезды, да и пинается во сне.

— Мы можем поехать ко мне. У меня большая кровать. — Парень обнажает зубы в улыбке. — И я не пинаюсь.

Приоткрываю рот, вскидывая брови. Раньше Гай не предлагал мне посетить его жилище.

— Я не могу оставить Захара одного.

— Знаю. — Гай вновь становится серьезным. — Он теперь будет жить здесь с тобой?

— Нет. — Как бы сильно мне этого ни хотелось, так не пойдёт. — Захар — подросток, которому нужно внимание. Он, конечно, привык быть предоставленным самому себе, но я хочу, чтобы рядом был кто-то, кто сможет направить его в нужном направлении и поругать, если нашкодничает. А меня все время нет дома. Концерты, съемки, интервью — голова кругом. Поэтому я поселю его у дедушки. Они хорошо ладят. И деду будет веселее, и Захар будет под присмотром. К тому же, деда Миша именно тот, с кого нужно брать пример.

33  POV Вили

То, что в моей квартире кто-то есть, я поняла, стоило переступить порог входной двери. В воздухе витал знакомый аромат, но когда я утром в спешке ускакала по делам, его не было.

Бросаю сумку на пол, делаю несколько осторожных шагов по коридору. Замечаю тусклый свет в ванной, а до ушей доносится узнаваемая мелодия.

Не понимаю, что происходит. Становится жутковато. Мозг сигнализирует об опасности. Такое ощущение, что внутренние органы сперва дрогнули, а затем сжались. Я застыла около двери, ведущей в ванную, прищурилась, словно это поможет заглянуть сквозь стену. Чего, конечно же, не произошло. Я понялась к ручке, но в последний момент одёрнула.

— Не собираешься входить? — доносится до меня глухой, но вполне узнаваемый голос.

Гай.

Резко выдохнула, распахнула дверь и уставилась на парня, развалившегося в полном мыльной пены джакузи, которым я ещё не пользовалась — не было случая. Освещение исходило от маленьких свечек, разложенных практически на каждом свободном клочке. Рядом с джакузи примостился небольшой столик. Одного взгляда достаточно, чтобы разглядеть, что находится на нём. Классика — шампанское, шоколад и клубника.

Я оглядывалась с открытым ртом, а Гай молча взирал на меня, откинувшись назад. И выглядел он очень довольным. Глаза томно прикрыты, а на губах ухмылка.

— Как ты сюда попал?

— Вошёл через дверь, — отвечает парень, словно удивляется глупости вопроса.

— Как ты открыл дверь?

— Ключом, — всё таким же тоном отвечает Гай.

Вскидываю брови. Вопрос получается немым. Гай вздыхает.

— Я взял запасной ключ на полке в прихожей.

— Пхах, — выдохнула я и зависла с открытым ртом. Но не из-за ответа. А из-за того, что в этот момент Гай резко встал. Вода и пена брызнули в разные стороны, и передо мной оказалось голое тело парня.

— Иди уже сюда, — прерывисто говорит, он, вытягивая руку вперед.

Я даже не поняла, как ему удалось с такой космической скоростью притянуть меня к краю джакузи. Под его мокрыми руками моя одежда тут же промокла насквозь. Я поёжилась.

Гай потянул мою шифоновую блузу вверх, чтобы снять её через голову, по пути распустив волосы из новомодной култышки, с трудом сооружённой. Чтобы меня поцеловать, ему приходится чуть ли не пополам согнуться. И всё же губы со вкусом клубники накрыли мой рот. Я потянулась вверх, встав на носочки. Бюстгальтер отлетел в сторону, замок юбки поехал вниз, после чего лишняя ткань упала у моих ног.

Гай обхватывает мою ягодицу, стискивает её, затем оттягивает резинку трусиков в сторону, после чего стягивает их вниз. Я издаю нечленораздельный звук, отражающийся от стен и свидетельствующий о моей капитуляции.

Мне становится всё равно, как этот засранец оказался в моей квартире, и то, что он пробрался сюда без моего ведома и разрешения. Всё, что меня интересует, это как бы ближе прижаться к его рельефному телу, наслаждаясь ласками уверенных рук с длинными сексуальными пальцами.

Охаю, когда оказываюсь в воздухе, насекунду зависаю, затем до середины икры погружаюсь в приятную скользкую тёплую воду, разрезая пальчиками ног слой воздушной пены. Я тут же льну к Гаю, но его руки не продолжают начатое. Вместо этого он сильнее прижимает свои губы к моим, словно ставит печать. Отрывается от меня, поворачивает спиной к себе, тянет вниз.

Мы плюхаемся в джакузи, которое вдруг оказывается гораздо меньшего размера, чем я ожидала. Я застыла, не зная, что делать. Ситуация вопиюще нова для меня. Гаю не нужно говорить. Он по-хозяйски кладёт ладонь на мою грудь, двигает моё тело назад, пока я не упираюсь спиной в его грудь.

— Облокотись, — мягко подсказывает Гай, а я подчиняюсь, сразу расслабляясь. — Как прошло твоё первое интервью?

— Смутно. — Вздыхаю, чувствуя неуверенность и дикую усталость, словно я — выпотрошенная рыба.

Когда совершенно незнакомый человек задаёт чересчур личные вопросы, пытаясь залезть тебе в душу, эффект получается обратный. Я не знала, стоит ли правдиво отвечать на все вопросы, поэтому не стала углубляться в прерии жизненного пути. Общие фразы, подходящие для миллиона судеб — вот, какими были мои ответы. Хотя пару раз моё сердце лихорадочно рвалось из груди. Например, когда вопросы касались мамы, брата, Гая…

— Ты привыкнешь, — говорит парень, уткнувшись подбородком в мою макушку. — В первый раз всегда сложно. Дальше ты уже контролируешь свои эмоции и не реагируешь на каверзные вопросы и провокации.

— Тебе легко говорить. — Запрокидываю голову, чтобы увидеть его. Гай проводит губами от моего лба к носу.

— У меня тоже было первое интервью. — Различаю спиной, как его грудь высоко приподнялась, когда он сделал глубокий вдох.

— И как все прошло? — возвращаю ему вопрос.

— Хреново. — Хоть и не вижу парня, но точно знаю, что он морщится.

— Почему?

— Потому что вопросы были дерьмовыми, а я не был к ним готов.

Закусываю губу, задумавшись. О чём могли спрашивать молодого парнишку, который только начинает свой путь на эстраде? Обычного могли спрашивать о семье, вдохновении, планах, но Гая нельзя отнести к этому типу. У него была предыстория — сладкая возможность для прессы проехаться по нему катком кричащих заголовков.

— Вопросы были о твоём друге? О том, почему ты один подписал контракт? — спрашиваю, чтобы подтвердить догадку, но не шибко надеюсь на ответ Гая. Уверена, это больная тема.

— Да. — Широко раскрываю глаза, услышав Гая. — Вопросов было много. Они сыпались на меня один за другим, пока не слились в огромный ком. Я думал, что он сшибёт меня. Запаниковал. И вспылил.

Я напрягаюсь, чувствуя напряжение парня. Оборачиваюсь вполоборота, чтобы увидеть его поджавшиеся губы и закрытые глаза. Он заметил моё перемещение, открыл их. Я не вижу в его глазах гнев, скорее сожаление. Все о чем-то жалеют. И Гай Биго не исключение.

— Почему ты подписал контракт, а твой друг нет?

Не знаю, как я решилась на этот вопрос. Видимо, двигало желание узнать Гая как можно лучше. Я хотела понять его и то, что им движет. Я старалась сдерживаться, но этот парень уже забрался слишком глубоко, становясь неотъемлемой частью моей жизни. Он знает обо мне всё, я о нём — практически ничего.

— Он не захотел. — Гай вновь зажмурился. — Вит любит музыку, которую пишет. И он считает предательством отказаться от неё, чтобы писать что-то в угоду продюсеру и поклонникам.

— А ты? Как считаешь ты?

— Да, — выдыхает парень, словно ему что-то мешает говорить, — это предательство.

— Но…

— Но почему я пошёл на предательство?

Киваю, не в силах произнести и звука. Гай возвращает меня в прежнее положение. Видимо, ему проще говорить, когда я не смотрю на него. Хорошо. Я могу просто послушать.

— Боялся, что мы не добьёмся успеха, — признаётся Гай, стоило мне опереться на его грудь, закинув голову на твёрдое плечо. — Сейчас все гораздо проще. Записал песню, выкинул её в сеть, фанаты сами тебя найдут. Раньше всё было гораздо сложнее. На тот момент мы уже оббили всевозможные пороги, но нам везде отказали. Я уже готов был сдаться, когда появился Тёма. Он предложил контракт. Я понял, что это наш шанс, но Виту не понравилось то, что придётся полностью измениться. Он любит свою музыку. В ней он находит отдушину.

— А ты?

— Раньше находил. Больше нет. — Гай принялся очерчивать чувствительный сосок большим пальцем. Живот обдало огнём. Я закатила глаза от удовольствия, балансируя на грани. — Я думал, что мне будет достаточно денег и популярности, но сейчас я всё чаще задумываюсь о том, чего хочу на самом деле.

— Что же это?

Парень неожиданно игриво прикусил мочку моего уха.

— Прямо сейчас я хочу оказаться внутри тебя. — Пальцы заскользили вниз по моему животу, юркнули под воду, чтобы бесцеремонно надавить на клитор. Я шире развела ноги, выгнулась дугой, зажмурившись. А Гай тем временем продолжал шептать: — И нам надо успеть за полчаса.

— Почему? — Заморгала, чтобы избавиться от туманной дымки.

— Я заказал нам ужин, он уже скоро будет здесь.

— А что будет после ужина? — Невольно задерживаю дыхание.

— Надеюсь, твоя кровать достаточно крепкая.

Смеюсь, а Гай погружается носом в мои кудри.

— Волосы — это твой фетиш? — хихикаю, покрываясь мурашками.

— Только твои волосы. — Он обречённо вздыхает. — Они не дают мне покоя. Как они могут быть такими мягкими и ароматными?

— Секрет фирмы, — почти пропела я.

На самом деле нет никакого секрета. Я особо за ними и не ухаживаю. Они от природы вьются, а пахнет приятно новый шампунь.

Я полностью разворачиваюсь, чтобы взглянуть в потемневшие голубые глаза. Даже в полутьме они ярко выделяются. Не могу похвастаться тем же. Цвет моих глаз скорее растворяется.

Он замер, ожидая моих действий. Я провожу ладонями по его скользкой от мыльной пены груди. Тёмные татуировки на его теле сейчас скрыты. Но я уже изучила участки их расположения, поэтому очерчиваю по памяти. Возможно, когда-нибудь я решусь и сделаю себе пару тройку, разных размеров и форм.

— Что значит эта птичка? — спрашиваю, проводя пальцем по его шее. — Вторая такая же на руке.

— Птица — свобода. Первая — это я, а вторая — моя сестра.

— Она хорошая?

— Снежа? Очень. Она красивая, добрая и талантливая. Играет на фортепьяно. Учится в той же школе, в которой отучилась ты.

— Ваши приёмные родители богатые?

— Они обеспеченные, — кивает парень. — Но стали такими уже после того, как я стал популярным.

— Значит, благодаря тебе твоя сестра учится в престижной музыкальной школе. — Это не вопрос, а утверждение. Но Гай всё равно утвердительно качает головой. — Теперь понятно, почему ты хотел славы и денег. Не только для себя, но и для своей семьи.

— Как и ты, — шёпотом отвечает парень, я широко распахиваю глаза. — Ты ведь пошла на проект, чтобы добиться успеха и забрать брата. Раньше я не понимал, откуда такое упорство, но теперь знаю.

— Всё вышло совсем по-другому. Я не ожидала помощь со стороны, но так даже лучше. Всё начало налаживаться. Дедушку выписали. Он в порядке. С ним Захар. Он тоже доволен.

— Я рад.

Обхватываю его лицо, приближаю свои губы к его. Руки Гая оживают. Он тянет меня на себя. Я размещаюсь на его коленях, словно оседлав породистого жеребца, не чувствуя даже тени неловкости. Ощущаю, как его член проскальзывает между половых губ, создавая трение. Урчу, выдыхая в его рот. Ёрзаю, хочу, чтобы он скорее проскользнул внутрь. Я ведь достаточно мокрая для него. И дело не в воде и мыльной пене.

Вижу по блеску глаз парня — его занимают те же мысли. Руки Гая сильнее стискивают мою талию, приподнимая, но он не успевает насадить меня на себя. Трель звонка проносится по всей квартире.

Гай чертыхается, а я разочарованно вздыхаю, затем отстраняюсь, посмеиваясь над его комичным выражением неудовлетворения на лице.

— Похоже, ужин пожаловал раньше, чем я ожидал, — вздыхает он, встаёт, подхватывая полотенце и оборачивая его вокруг талии.

— А кто-то ещё ругает доставку. Они работают оперативно.

— Не тогда, когда нужно. — Он наклоняется, быстро целует меня в губы. — Оставайся здесь. Я заберу заказ, и мы продолжим.

— Ну уже нет! — Следом выбираюсь из джакузи. — Я вдруг поняла, что жутко голодная.

POV Биго

В руке микрофон, но я не подношу его ко рту. Вместо этого я делаю шаг назад, чтобы не мешать ей блистать. Оживлённые зрители подпевают. Чувствую, как страх Вили развеивается. Её тело наливается уверенностью, слепящей глаза, подобно полуденным солнечным лучам.

— Без тебя мои крылья-а-а-а-а, — взорвался голос девушки, набирая невиданную высоту. Зал присоединился в диком восторге.

Это наше первое совместное выступление на сцене после проекта. Но как и тогда я стараюсь держаться в стороне, позволяя ей купаться в софитах. Она здесь главная, а я лишь приложение.

Не могу поверить, что делаю это. Я никогда не позволял никому встать перед собой. Но сейчас делаю это слишком естественно.

Вили тоже замечает моё странное поведение. Она оборачивается, кивает, чтобы вовлечь меня в процесс. Я же выхожу вперёд, лишь когда приходит моё время зачитать текст.

Вили пытается скрыться в тени, как это делал я, но я ей не позволяю. Вместо этого останавливаюсь позади неё. Рост Вили не слишком велик. Меня видно даже за её спиной. Я не собираюсь обскакивать её, я прикрываю.

Вили переходит к куплету:

— Без тебя мои крылья-а-а-а…

Я быстро обхватываю её тонкую талию одной рукой, делаю рывок, закружив её на месте, уклоняя в сторону. Хватаю за руку, поднимаю над её головой, заставляя вновь кружиться.

Мы неоднократно так делали, когда тренировались на проекте, поэтому я был уверен, что она сообразит. Правда, сейчас в её руке микрофон. И на миллисекунду Вили теряется, её голос едва заметно дрогнул. Уверен, зрители и не поняли. Она быстро пришла в себя, продолжив, как ни в чём не бывало, кружась, словно балерина:

— Ты лови-и-и-и…

Музыка постепенно угасает, голос аккуратно сходит на нет. Мастерство Вили впечатляет. Она оборачивает, её носик морщится. Я отвечаю ей улыбкой. Она хмурится мне, но улыбается зрителям, после чего мы заскакиваем за кулисы.

— Чёкнутый! — Лёгкие женские кулачки набрасываются на меня, колотя в грудь.

— Эй! — Ловлю её за запястья, помещая между нами. Смеюсь. — Тебе же понравилось!

— Да! — почти рычит Вили. — Но ты застал меня врасплох! Мы могли провалиться! Чтобы тогда случилось?

— Ничего бы не случилось. Я точно знал, что ты справишься, иначе бы не рискнул.

Глаза девчонки засверкали золотистыми молниями. Я готовился к тому, что они вот-вот шандарахнут меня, пронзив насквозь. Но вместо этого уголки её губ дёрнулись в разные стороны, после чего Вили рассмеялась, отчего меня словно парализовало. Я вытаращился на девушку, сдерживая желание накинуться на неё, чтобы сначала попробовать этот смех на вкус, затем безудержно щекотать её, чтобы продлить эти райские звуки.

Но я не мог. Вокруг полным-полно народу. Вили тоже замечает взгляды, обращённые на нас. Она поспешно отступает, вырывая руки из моего захвата. Скрытность наших отношений, за которую я топил, теперь только бесчеловечно душит. Отдаленные частички моей души вопили всё громче, чтобы я покончил с этим цирком и рассказал всем, что она моя.

— Давай уедем? — предлагаю я, сжимая кулаки, чтобы сдержать зудящее желание прикоснуться к ней, запустить руку под шёлковое платье а-ля непорочность.

Девушка робко закусывает губу, но сквозь смущение проглядывают искорки ответного возбуждения. Я киваю в сторону выхода, затем устремляюсь вслед за ней.

Вили толкает ладонью дверь своей гримёрной. Мы вваливаемся внутрь, горя от нетерпения. Оба знаем, что стоит двери захлопнуться за нами, я сгребу её в охапку, примусь целовать, пока она не потеряет голову, отвечая на мою страсть ничуть не меньше. Но вместо этого мы застываем на входе, уставившись на нежданных гостей.

Я насторожился, сразу поняв, что ничего хорошего ждать не следует.

На мягком стуле у гримёрного стола развалился Тёма. Всё его тело подрагивало от бешенства. Рядом на аналогичном стуле уселся, закинув ногу на ногу, Кирилл — продюсер Вили. Его глаза безэмоционально упёрлись в нас. Позади него, опираясь на стену, скрестив руки на большой груди, выпяченной наружу, стояла Ляля. На угловом диванчике, сжав колени и опустив голову, шмыгнула носом Ульяна.

— Сядьте! — Тема нетерпеливо махнул рукой в сторону диванчика, на котором сидела Уля.

— Что случилось? — спросил, из всех сил стараясь придать голосу беззаботность.

Мне никто не ответил, лишь Уля втянула воздух сквозь стиснутые зубы.

— Как долго вы намеревались скрывать от нас? — зло выплюнул мой директор. — Неужели думали, что умнее нас? — Видимо, он имел в виду себя и Кирилла. — Я с самого начала знал, что ты неровно дышишь к ней, но думал, что у тебя хватит мозгов, чтобы держаться от неё подальше! Мы ведь даже поставили тебе условия вашего дуэта!

Я приподнял брови. Чхать я хотел на все их правила!

Раз не нужно больше скрывать, быстро подхватил руку Вили, переплёл наши пальцы. Она вздрогнула и испуганно посмотрела на меня. Её страх мгновенно передался мне, словно по венам разнёсся по телу. Но вместо того, чтобы одёрнуть руку, я сильнее стиснул её, стараясь высосать страх и вколоть чувство защищённости. Я не дам её в обиду. Никогда. Киваю ей, затем поворачиваю голову к замолчавшему директору.

Его лицо перекосило и покраснело. Казалось, он сейчас взорвётся. Я же подвёл Вили к диванчику, надавил на её плечо, чтобы она села рядом с Улей. Сам же боком опустился на подлокотник. Ассистентка Вили фыркает, словно лошадь в загоне, выражая крайнюю степень возмущения. Ещё бы кому-нибудь было дело до неё.

— Почему плачет Ульяна? — Это второе, что меня волновало, после Вили, конечно.

— Она уволена! — самодовольно провозгласил Тёма, словно отрезал.

Ульяна всхлипнула.

— Что? — хором вскрикнули я и Вили. Она даже собиралась резко вскочить, но я мягко удержал её. Оставшись на диване, девушка аккуратно обняла Ульяну за плечи, поддерживая и утешая.

— Я не для того нанял тебе ассистентку, чтобы она покрывала тебя! Вместо этого её обязанностью было контролировать тебя и вразумлять. И если не получалось самостоятельно, то она должна была сообщать мне!

Так вот в чём дело. В груди неприятно защекотало чувство вины. Ульяна покрывала наши отношения с Вили. Она не шпионила за мной, докладывая о каждом шаге, как этого хотел Тёма. Ульяна просто помогала мне, не заботясь об обязанностях, которые на неё возложил директор. И поплатилась за это.

— Тогда, — на секунду задумался, — если не Уля рассказала тебе, как ты узнал?

— Мне позвонил твой идиот-друг!

— Женя? — Чёрт, точно же! Как я сразу не догадался? Этот гадёныш никогда не упускал шанс насолить мне. А тут ещё ему приглянулась Вили. Но она моя! И я ясно дал ему это понять. Решил отомстить, значит? — Сукин сын!

— Это должно прекратиться сейчас же! — Тёма вновь повысил голос, отчего Вили вздрогнула. Её ассистентка довольно хмыкнула, словно находится на победившей стороне. Не зря эта подстилка сразу вызвала у меня раздражение. — Ты меня понял? Прямо сейчас!

— Нет. — Поджимаю губы. — Я не собираюсь расставаться с Вили. Мы будем вместе до тех пор, пока оба этого хотим.

— Не понимаю, чего ты добиваешься? — продолжал истерить директор. В отличие от него Кирилл абсолютно спокойно наблюдал за разыгрывающейся сценой.

— Ты не можешь меня заставить, — уверенно заявляю. — В контракте нет ни одного пункта, говорящего, что мне нельзя с кем-то встречаться, или что ты должен одобрить кандидатуру.

— Я, — подчёркивает Тёма, — твой директор! И мне лучше знать, что пойдёт тебе на пользу, а что навредит! — При последних словах он красноречиво зыркнул на Вили. Она мгновенно сжалась. — Я отказываюсь в этом участвовать!

— А я тебя и не прошу в этом участвовать! — повышаю голос. И пусть я его не боюсь, мне не нравится, что он пугает мою девушку. — Я не твоя собственность, поэтому могу делать всё, что хочу. К тому же, не думаю, что это повредит моему имиджу. Наоборот, думаю, отношения смягчат мой образ.

Тёма опрокидывается на спинку стула, нарочито успокоившись. Видимо, какая мерзость закралась в его голову.

— Не думаешь, что она может пользоваться тобой?

— Чего? — морщу нос, хмуря брови.

— Давайте на чистоту, — Тёма хищно улыбнулся, оголив клыки, обращаясь скорее к Кириллу. Тот кивает, соглашаясь выслушать. — С самого начала популярность Лоры строилась на скандале с Биго. Видео неудавшегося кастинга с участием Гая взорвало рейтинг Лоры. Дальше было совместное выступление, теперь вот альбом. Будет ли Лора Ви популярна без Гая Биго?

Вили не просто дрожит. Её словно лихорадит, а пульс учащается после каждого слова Тёмы. Она опустила голову, волосы тут же прикрыли её лицо, скрывая от моих глаз. Теперь настала очередь Ульяны обнять Вили. Я же просто завис с открытым ртом, не веря, что действительно слышу это.

Кулак одной руки сжимается, пальцы другой все ещё переплетены с пульсирующими пальчиками Вили. Долго я не продержусь. Ещё чуть-чуть, и наброшусь на своего директора, чтобы заставить его взять свои слова обратно. Вили не такая! Как он посмел сказать, что без меня она никто? Чёртов козёл!

— Что за бред? — воскликнул я, готовый взорваться. — Да, видео было популярным! Но только по той причине, что всех поразил голос Вили и моя несправедливая грубость! Я поступил как придурок, за что и поплатился осуждением фанатов! Вили не муссировала эту тему. Она не разжигала гнев и жалость. Вместо этого она боролась за свою независимость!

Тёма шокировано выпучился на меня. Кирилл усмехнулся. А Вили и Ульяна подняли на меня зарёванные глаза. В порыве опускаю голову, чмокаю Вили в лоб. Её щёки смущённо вспыхивают.

— Я всё равно против, — Тёма стоит на своём, хотя я заметно присыпал его пыл песком.

— Могу я вставить свои пять копеек? — всё также спокойно спрашивает Кирилл. Все глаза тут же обращаются на него. — Если кому-то интересно моё мнение, то я не против, чтобы они встречались. Только давайте пока оставим всё так, как есть.

— В секрете? — Изгибаю бровь.

— Да, — кивает продюсер. — К вашему дуэту и так повышенное внимание. Не нужно всё усложнять. Мы не знаем, как долго продлится ваш роман. Хотите встречаться — встречайтесь, только не афишируйте. По крайней мере, пока что.

— Я согласна, — выдыхает Вили. Сердце больно кольнуло. Странно, но меня даже обидела её готовность продолжить тайные отношения. А больше огорчило то, что я не мог ничего ей предъявить, ведь именно так мы и договорились с самого начала. К тому же, думаю, слова Тёмы задели её. И прямо сейчас она реально ставит свою уникальность под сомнение. Возможно, она и сама часто спрашивала себя, что было бы, если бы не разразился скандал. Было бы такое же повышенное внимание к ней, если бы моё имя не стало мелькать рядом с её?

— Вот и хорошо, — покровительственно говорит Кирилл, получая в ответ раздражённое ворчание Тёмы. — Ляля? — зовёт он ассистентку Вили.

— Да, — она спешно выпрямляется.

— Ты уволена.

— Что? — опешила она, активно заморгав коровьими ресницами. — Как?

— Почему Ульяна знала об их романе, а ты нет? — Вопрос звучит как упрёк. — Это говорит о плохой работе. Я нанял тебя заботиться о ней, а чем вместо этого ты занималась? — Впервые слышу недовольство в его голосе. — Если Ульяна осталась без работы, я найму её в качестве ассистентки Вили.

— Нет, я её не увольнял. — Напрягаю губы, сжимая челюсть. — Если Тёма отказывается ей платить, это буду делать я. Ульяна останется в качестве моего ассистента.

Ловлю удивлённый взгляд Ули, сменяющийся благодарностью. Она слишком хорошо справляется, чтобы я мог спокойно её отпустить. Лицо Тёмы принимает цвет помидора. Сегодня я два раза пошёл против него. И он уже обдумывает, как меня наказать. Плевать!

Кирилл кивнул, соглашаясь. Затем встал, направился к двери, но почему-то обернулся.

— Я вот что забыл сказать. Если ты ещё раз, — обращается он к моему директору, — обмолвишься о том, какие ниточки я дёргал, чтобы повысить рейтинг Вили, я напомню, на чём ты строил пиар компанию Гая.

Тёма активно задышал, словно ему перекрыли поток воздуха.

— Не думал же ты, что я не знаю, кто подливал масло в огонь? — Выдав этот вопрос, Кирилл хмыкнул, развернулся и вышел.

— Что это значит? — Мозговая активность повысилась. Шестерёнки закрутились.

— Гай? — Вили насторожилась. Я опустил на неё глаза, чтобы прочитать то, о чём и сам успел вспомнить. Только вчера я рассказал ей о тяжёлых первых днях сольной карьеры, когда все, кому не лень, кидали в меня упрёки. До слов Кирилла я даже не задумывался, что это мог быть инструмент пиара.

Чёрный пиар — тоже пиар. Тёма мог нарочно делать из меня подонка, бросившего своего друга, чтобы поживиться. А как же я? Тот ужас, что я пережил, к которому не был готов, оставил грубые шрамы. Я шарахался от людей, словно от прокажённых, боясь, что всё повторится! Ему не было до этого дела, мать вашу!

Тёма не выглядел виноватым. Его пухлое лицо сморщилось, словно изюм. Ненавижу изюм! По моему мнению, он лишь портит вкус кекса.

— Блять, — прорычал я, но меня наполнял не гнев. Разочарование. Окончательное и бесповоротное.

Запрокидываю голову, провожу напряжёнными пальцами по своим волосам, топорща их. В горле запершила потребность закурить. Я встал, потянув за собой Вили. Она единственная, кого я сейчас хотел видеть. Мы вышли, громко хлопнув дверью.

34  POV Вили

Когда Кирилл Анатольевич позвал меня на вечеринку в честь презентации нового альбома одного очень известного и уважаемого музыканта, я даже представить не могла, кем окажется этот человек и какая соберётся публика. Спасибо Уле, которая вовремя позвонила и предупредила о дресс-коде, иначе бы я опозорилась.

— Я не знаю точно, меня там не будет, — торопливо проговорила она. — Но я слышала, что Гай собирается на эту вечеринку, и я для него подготовила чёрный смокинг. Раз даже Гай так наряжается, думаю, тебе стоит постараться.

Не передать словами, как я была благодарна ей за беспокойство. И даже в тот момент пожалела, что Гай сам нанял её. Я была бы счастлива, будь у меня такой ассистент. Хотя то, что Кирилл Анатольевич уволил Лялю, уже большое облегчение.

Я надела длинное чёрное платье без излишних украшений. Красота в простоте — так всегда говорила мама. Большое количество украшений смотрится вульгарно, а не богато. Дорогого материала и качественного покроя платья будет достаточно. Вечерний макияж и заколотые на макушке волосы, за исключением двух прядей на висках — вот и весь мой образ. Кирилл Анатольевич улыбнулся, увидев меня. Такую реакцию можно посчитать за одобрение или даже за комплимент.

Войдя в роскошный зал, я ещё раз мысленно поблагодарила Улю. Оглядев публику, заметила пару знаменитостей высокого полёта. Не тех, кого мы привыкли слышать в своих плейерах. А тех, кем мы восхищаемся, сидя в партере, и от чьих голосов перехватывает дыхание и по телу разметаются мурашки.

Мы с мамой часто ходили в театр, и каждый раз она осипшим после оваций голосом приговаривала, что однажды будет из зрительного зала кричать мне «Браво!». И пока мама была жива, я делала попытки пробиться в театральный мир, но они не увенчались успехом. Если бы не Кирилл Анатольевич, меня бы здесь не было. Видимо, он свой в любых кругах, будь то клубная вечеринка новомодного рэпера или презентация нового произведения композитора классической музыки.

— Пойдём, — продюсер сгибает локоть, предлагает его мне, — я познакомлю тебя с первыми лицами нашего шоу бизнеса.

— Оу, привет!

Оборачиваюсь на голос. Удивлённо раскрываю глаза, увидев парня перед собой. Волосы привычно взъерошены, но на плечах висит подобие смокинга. Если быть точным, то его раздолбайская версия. Рубашка наполовину расстёгнута, выпущена поверх полуклассических брюк, бабочкой и не пахнет, а пиджак словно от другого костюма. Хотя всё вместе выглядит дерзко и, возможно, сексуально.

Уж кого-кого, а его я точно не ожидала увидеть на подобном сборище привилегированных персон.

— Что ты здесь делаешь? — скорее восклицаю, нежели спрашиваю, но затем спохватываюсь: — Ой, прости. — Неловко улыбаюсь, оголив зубы, желая провалиться сквозь землю. — Просто… не ожидала тебя здесь встретить.

— Я понимаю. — Тан непринуждённо улыбается. Казалось, его нисколько не зацепила моя реакция, поэтому я расслабленно выдохнула. — У меня здесь есть парочка «знакомых». — Он делает в воздухе знак кавычек, затем смотрит на группу, состоящую из знаменитых композиторов. Некоторые из них преподают в музыкальной школе, в которой я училась. Заметив, что я проследила его взгляд, спохватился, и теперь уже его улыбка стала неловкой. — А ты здесь откуда?

— Я пришла с Кириллом Анатольевичем, — качаю головой в сторону продюсера, тихо беседующего с теми людьми, с которыми он успел меня познакомить, — бог знает зачем.

Когда я только вошла в зал, моё внимание приковали знаменитости несколько иного уровня. Они относятся к так называемому элитарному искусству, тогда как я представить массовой культуры. Они — те яркие звёзды, до которых не дотянуться. Моя детская мечта.

Но Кирилла Анатольевича интересовала другая прослойка.

Все как один снисходительно улыбались мне при знакомстве, словно моё нахождение здесь — это их личная заслуга. Чуть позже, исходя из мимолётно-услышанных разговоров, я поняла, почему они вели себя подобным образом, а Кирилл Анатольевич назвал их первыми лицами.

Спонсоры — вот, кто они. По крайней мере, большая их часть. Эта элитная верхушка спонсирует концерты, спектакли, фильмы. Временами они снисходят для продюсирования мелких песчинок вроде меня.

Они вкладывают и получают хорошую прибыль. Они смотрят на тебя, а в головах нет ничего, кроме хаотичного движения единиц и нулей. Уже ведётся подсчёт возможной прибыли. Окупятся ли их вложения? Оправдаются ли потраченные две минуты? Это бизнес, ничего личного.

Мы для них лишь пешки на шахматной доске. Они ведут игру, наблюдая сверху, прикидывая варианты и вычисляя денежный эквивалент. При этом масштаб их влияния никогда не выходит наружу.

И пока на сцене сияет звезда, в её лучах плещется бездушная денежная машина.

— Хорошо выглядишь. — Глаза парня немного поспешно, словно могут не успеть, прошлись по мне.

— Спасибо, — сконфуженно опускаю глаза, уткнувшись в бокал, наполненный искрящейся жидкости. Не то, чтобы я хотела выпить, просто необходимо было что-то держать в руках, делая вид, что я наслаждаюсь вечером.

На самом деле я ждала, когда же уже появится Гай. Из слов Ули ясно следует, что его здесь ждут. Вот только кто и для чего? Я оглядываюсь, но по-прежнему не могу обнаружить его. Следующие слова Тана застают меня врасплох:

— В прошлый раз ты согласилась встретиться со мной.

Я? Когда?

Тан рассмеялся. Видимо, вопросы отразились на моём лице, словно я произнесла их вслух.

— На концерте, когда мы столкнулись за кулисами.

Мои губы делают «о», когда я вспоминаю, как чуть не спалилась, выйдя из коморки, в которой остался Гай. Честно признаться, но тогда мой пульс зашкаливал, и я не помню, что вообще говорила и на что согласилась.

— Эме… м… да, — выдыхаю, опуская уголки губ и приподнимая брови, — наверное, согласилась.

Если Тан и заметил мою озадаченную мимику, то не подал вида. Он продолжал непрошибаемо улыбаться.

— Жалко, я не знал, что встречу тебя здесь, а то бы пришёл один и предложил совместное исчезновение.

Тан смотрит поверх меня. Я оборачиваюсь, сразу узнаю девушку, не скрывая пялящуюся на нас. Она участвовала в том же сезоне «Шанса на успех», что и я. Её имя я все-таки запомнила. Ещё бы не запомнить, она ведь ни разу не упустила шанс кинуть в меня камень. Саша Соник. Брюнетка с вызывающим макияжем, в откровенном платье. А парень, который пришёл с ней, подкатывает ко мне, жалея, что пришёл не один — не круто.

Поворачиваюсь к Тану. Он уже смотрит на меня, быстро потеряв интерес к подружке.

— Что бы ни говорили, я джентльмен, — разочарованно вздыхает, — поэтому не могу бросить её здесь, раз сам и привёл.

— Но это не мешает тебе заигрывать со мной, — хмыкаю, хотя становится жалко бедняжку. Не хотела бы я оказаться на её месте. Легче вообще не показывать свои отношения, чем читать жалость в глазах окружающих.

— Что скажешь, если мы встретимся завтра? — Парень наклоняется ко мне, вижу словно в замедленной съёмке, как его рука движется к моей. — Сходим куда-нибудь? Будет весело. — Одёргиваю, когда она почти накрывает мою кисть. Тан хмурится, наконец, признав мою незаинтересованность.

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорю как можно мягче. — Тебе лучше вернуться к Саше. Она уже заждалась.

— Это из-за него? — Тан едва удерживается, чтобы не показать пальцем. Я вновь оборачиваюсь, чтобы уставиться на Гая Биго, собственной персоной.

Кто-нибудь, подберите мою челюсть. Она вон там, валяется у вас под ногами.

В отличие от Тана, Гай не пренебрёг правилами приличия. На нём шикарный смокинг, скрывающий почти все его татуировки. На темноволосой голове вместо привычного кавардака причёска с обильным использованием геля для волос. Думаю, он опустошил весь тюбик.

Его голубые глаза переливались, словно лазурная волна. Он сканировал ими пространство, пока не заметил меня. Я вдруг обнаружила, что задержала дыхание.

Увидев Тана возле меня, Гай поджал губы — свидетельство недовольства, которое в свою очередь может быть вызвано ревностью. Возможность ревности Гая приятно защекотало в области ключицы.

— Слухи верны? — Вопрос Тана возвращает моё внимание к нему, которое уже успело рассеяться, стоило появиться Гаю. — Вы, правда, вместе?

На языке вертелась куча ответов. Я перебирала один за другим, но никак не могла решить, какой из них выбрать.

Да. Нет. Всё сложно. Это секретная информация.

Но вместо всех ответов, которые упорно вертелись в голове, я выдала что-то вроде, старательно отводя глаза:

— Ну…э…я…не…мы…не…э…м… — Чёрт возьми, сегодня я превратилась в блеющую овцу!

Но, как оказалось, это ещё полбеды. Лучше уж превратиться в мелкое рогатое животное, чем встретиться со змеёй.

— Не скажу, что приятно удивлена, встретив тебя здесь.

Жмурюсь, услышав недалеко от себя горьковато-кислый женский голос.

— Да, — сжимаю пальцы в кулачки, медленно поворачиваюсь, еще списать всё на слуховые галлюцинации, — аналогично.

Мне не везёт. Сомнений быть не может. Прошло больше двух лет, а ничего не изменилось. Передо мной остановилась Ольга Семёновна, с привычными убранными назад волосами и в строгом платье длиной три четверти. Зелёный цвет ей идёт — змеиный змее под стать.

— Лора? — Тан озадачено прищурился.

— Вили? — взволнованно спрашивает подоспевший Гай.

— Вот только не надо устраивать сцен. — Мегера сморщила нос, но голос не повысила.

— Сцены обычно устраиваете вы, а не я, — отвечаю спокойно, хотя даже не пытаюсь скрыть неприязнь. — Зачем подошли и заговорили?

— Хочу с тобой поговорить, — объясняет, словно неразумному шкоднику. Её бровь брезгливо изгибается, когда она переводит взгляд с одного парня на другого. — Наедине.

Ольга Семёновна хочет со мной поговорить? На ум приходит только одна тема — Захар. Я должна защитить его.

— Хорошо, — напрягаю живот, чтобы голос не звучал обеспокоенно. — Отойдём в сторону.

— Вили? — Гай делает шаг ко мне.

— Нет, — останавливаю его, чуть махнув рукой, — всё в порядке. — Затем добавляю шёпотом: — Пока.

Далеко идти не пришлось. Мы просто остановились в небольшом закутке у стены.

— Где твой брат? — зашипела мегера, проявляя истинную сущность.

— Интересно, как быстро вы заметили отсутствие Захара? И оторвался ли от бутылки Алексей, чтобы испугаться отсутствию сына? — Выпрямляю спину, словно палку проглотила. Я больше не маленькая девочка, только что потерявшая мать. Сейчас я независима. У меня есть семья, жильё и любимое дело. Напоминание об этом насыщает моё тело силой. Я не буду опускать голову, словно побитая собачонка.

— Так он с тобой? Чудесно. Собираешься использовать его, чтобы вернуться в нашу семью?

— В… — Я так сильно ошарашена, что даже запнулась, а затем потеряла дар речи. Все части моего лица буквально сошлись в одной точке посередине. — В вашу семью?

— Да, — моя реакция никак не подействовала на её твердолобость. — Ты ведь хочешь использовать Захара, чтобы вернуть Никиту.

— Никиту? — нервно хмыкнула. — После всего?

Какая девушка в своём уме простит то, как поступил со мной её сынок? Есть ли что-то страшнее предательства? Да! Это бездействие! Как может парень, клявшийся в любви, бросить свою возлюбленную на произвол судьбы? Никита знал, что мне некуда податься! Он, чёрт возьми, знал, что мне придётся спать на улице! И не ответил ни на один мой звонок!

Вернуть это свинью? Боже упаси!

— Значит, ты уже променяла Никиту на одного из них? — Мегера скорчила такую мину, словно опробовала кислую попку муравья. — Я предупреждала своего сына, что ты быстро найдёшь ему замену. Ты такая же как и твоя мамаша! Сколько прошло времени после смерти твоего отца, когда прыгнула в постель Лёши?

Кровь забурлила. Стоило огромных усилий сдержать себя и не наброситься на эту сучку, чтобы выцарапать её противные глазки и сухие пакли на голове. Меня остановил лишь страх скандала, которым непременно воспользуется эта дрянь, чтобы забрать у меня Захара.

— Если собираетесь и дальше оскорблять мою мать, то лучше закройте рот! — угрожающе процедила я, не повышая голос и высоко задрав подбородок. Достоинство и уверенность — лучшее средство борьбы с жалящими гадюками. — Вы хотели поговорить о Захаре, вот и говорите о нём! Хотя я сразу отвечу на все возможные вопросы, чтобы больше не слышать ваш мерзкий голос. — Мегера глубоко вздохнула, собираясь ответить, но я не позволила ей, продолжив: — Мне никто не нужен, кроме моего брата. Ни он, ни я не собираемся возвращаться в ваш дом.

— Захару придётся вернуться. Он же Ларин! — Мегера выделила фамилию так, словно она королевская, не меньше.

— Его фамилия ничего не значит. Я тоже Ларина, — произношу издевательски, чтобы насолить Ольге Семёновне. Эффект не заставил себя ждать. Её моську перекосило, словно в судороге. — Мы пока не будем менять фамилию. К тому же, это всё, что останется Захару от отца.

— Что это значит?

— Видимо, Алексей не сообщил вам, что подписал отказную от сына?

— Что? Ты врёшь!

Её глаза округлились, а я усмехнулась, наслаждаясь своим триумфом.

— Наш адвокат уже собирает документы. — Я не лгу. Мы уже поговорили с Борисом Евгеньевичем — приёмным отцом Гая. — Как только всё будет готово, мы обратимся в суд, чтобы передать мне права опеки.

— Ничего не получится! Лёша — его отец!

— Как я уже сказала, он подписал отказную.

— Это не считается! Он был пьян!

— Вот именно! — голос дрогнул: гнев и обида за брата на минуту вырвался наружу. — Ему не нужен сын, только бутылка! И вам Захар не нужен! Вы просто хотите насолить нам!

— Оля, вот ты где, а я обыскался те… — Закрываю глаза, когда передо мной возник мерзкий пузан, не веря, что и он здесь. — Оу… — Его похотливая ухмылка вызывает тошноту, резко подступившую к горлу. Его мелкие поросячьи глазки забегали по мне. Меня передёрнуло, хотя буквально пять минут назад то же самое проделал Тан, но такой реакции его внимание не вызвало. — А ты изменилась. Похорошела.

POV Биго

Эта вечеринка важна. Раньше я посещал их, клацая зубами и злясь на Тёму, но сейчас, возможно, сказал бы ему спасибо.

И я, как назло, опоздал. Меня задержала встреча с отцом. Я обязательно должен был обсудить с ним все нюансы, прежде чем открыть свой рот на этой вечеринке. Если сегодня всё выгорит, то дело останется за малым. Но если эта малая часть воспротивится, все планы полетят к чертям.

И что я вижу, стоит мне переступить порог зала?

Хотя сперва я не увидел, а уловил незримые волны, словно ультразвуковые. Стоило мне краем глаза заметить стройную фигурку, облачённую в длинное чёрное платье, как сердце, до этого размеренно стучавшее в груди, хлопнуло о рёбра с такой силой, что я сжал зубы. Моё тело узнаёт её быстрее, чем я успеваю осмыслить.

Вили. Она здесь. Я не знал, что её пригласили на столь помпезное мероприятие, но рад видеть её здесь. Чёрная ткань идеально очертила пышную грудь, тонкую талию и накаченную попку. Только моя девочка может выглядеть просто и сногсшибательно одновременно.

Но дальше мои глаза натыкаются на парня, нависшего над Вили. Поджимаю губы и сжимаю кулаки, узнавая в этом шутовском наряде недорэпера Тана, мать его! Противно наблюдать, как его тушка тянется к моей девочке, а глаза то и дело опускаются на её грудь. За одно только это я хочу его растерзать. Подбородок опускается, брови сходятся над переносицей. Я смотрю исподлобья на их милое воркование.

О чём они разговаривают? Голову — его голову, разумеется, — на отсечение, что он подкатывает к моей девушке.

Делаю шаг, но тут на сцену выходит новый герой — женщина лет сорока. Её улыбка, обращённая к Вили, выглядит как оскорбление. Даже с такого расстояния я вижу, как напрягается спина моей красотки. Ускоряюсь, чтобы спрятать её за своей спиной от этой гадюки. Они едва слышно перекидываются парой слов. Недорэпер хмурит брови и бросает в меня тревожный взгляд. Я и сам знаю, что что-то не так!

— Лора? — Он не понимает, что происходит. А я смутно начинаю догадываться.

— Вили? — зову её я.

Она смотрит на меня, вижу в её глазах испуг, но женщина резко выдает:

— Вот только не надо устраивать сцен.

И взгляд Вили становится смелее, а подбородок воинственно выпячивается. Эта женщина самая неприятная из всех, что я встречал. Догадка подтверждается. Это не может быть не кто иной, как тётка, которая выгнала Вили из дома, и от которой сбежал Захар.

Вили говорит, что хочет поговорить с ней в стороне, я хочу сопровождать её, но девушка не позволяет, останавливая. Я с опаской смотрю, как они отходят, но затем моё внимание обращается на парня, оставшегося на месте.

— Что происходит? — вдруг спрашивает он меня.

— Тебя это не касается! — обрываю я его интерес.

— А тебя, значит, касается? — насмехается придурок.

Я резко поворачиваюсь к нему лицом. Мы примерно одного роста, поэтому легко скрещиваемся взглядами.

— Не подходи к ней больше! — рычу я. — Даже не смотри в её сторону!

— С чего это ты мне указываешь? — Тана не пугает мой рык. Скорее забавляет. — Насколько я знаю, Лора свободная девушка, поэтому я могу за ней ухаживать.

— Найти себе другой объект ухаживания! Она никогда тебе не достанется!

— Так это правда? — Вскидываю брови, не понимая, о чем он. — Вы вместе?

Я молча стискиваю зубы с такой силой, что они затрещали. Тан вытягивает губы вперёд.

— Если нет, тогда я не понимаю смысл твоего быкования. — Выдыхаю, пойманный в собственную ловушку. — Будь Лора моей девушкой, я бы тоже не позволил кому-либо приближаться к ней. Но перед этим я бы позаботился, чтобы все узнали, чья она.

Сказав это, Тан преспокойно разворачивается и направляется к глазастой брюнетке, которая вся встрепенулась, увидев его приближение.

Сукин сын!

А я остался на месте, переваривая. И чем дальше впитывалось сказанное им, тем отчётливее я понимал, что он, черт подери, прав. Как долго ещё я буду наблюдать со стороны, на людях делая вид, что мы друг другу никто? Сколько пройдёт времени, прежде чем ещё какой-нибудь мудак решит попытать счастье?

Я ощущаю, что дошёл до грани. Наши отношения больше не ограничиваются взаимным влечением. Теперь это нечто гораздо большее. Отрицать бессмысленно. Я готов сделать шаг, о котором, возможно, пожалею, но не сделать не могу.

Вили — моя! Она должна сама понять это! И пора всем об этом узнать!

Мне нужен план.

Я нахожу её глазами, хмурюсь, видя, как к ним почти подпрыгивает толстый коротышка. По виду такой же мерзопакостный, как и та, что зеленеет под взглядом Вили. Моя девочка уверенно расправила плечи. Хорошее воспитание сквозит в каждом движении. Но ещё я вижу, что она взбешена, словно дикая кошка. Знаю, что ей не нужна моя помощь, но все равно устремляюсь вперед.

При виде коротышки лицо Вили исказилось. Она немного отшатнулась, но затем вновь выпрямилась. Он что-то ей говорит, но Вили делает вид, что не слышит его. Вместо этого она обращается к женщине, сквозь стиснутые зубы:

— Постарайтесь отобрать у своего брата бутылку, чтобы он хотя бы был в состоянии стоять прямо на суде. Захар в любом случае останется со мной. Ноги моей не будет в вашем доме, можете не бояться. И насчёт вашего сына… валите вместе с ним в жопу!

Половина сказанного остаётся для меня загадкой, но женщина учащённо задышала. Лицо стало пунцовым, словно Вили её ударила. По мне, так это даже не оскорбление, но она, видимо, даже к такому не привыкла. Ухмыляюсь, но губы быстро тянутся вниз, когда Вили поворачивается ко мне. Я вижу, как воинственный дух покидает её. На его смену приходит девочка, нуждающаяся в поддержке. Одного шага хватает, чтобы оказаться к ней впритык.

— Что такое?

— Давай уйдём? — В её голосе слышатся нотки мольбы. Я тут же забываю, как важна эта вечеринка, точнее встреча, которая должна была здесь состояться. Я займусь этим позже. Вили в приоритете. Всегда.

Киваю, поспешно беру её за руку и вывожу из зала. Меня больше не волнует, что нас могут увидеть.

POV Вили

Внимание! Автор представляет песню RASA, Kavabanga Depo Kolibri — Фиолетово.

Софиты слепят, а адреналин бушует в крови. Я сроднилась с этим чувством.

Сегодня нам выпала честь выступить на самой масштабной музыкальной премии нашей страны. И не просто выступить, а презентовать наш новый трек. Работа над альбомом почти закончена. В дальнейших планах гастроли — вторые в моей жизни. Ответственность давила на плечи, но Гай рядом, а это значит, мне нечего бояться. Я могу расслабиться и насладиться выступлением и овациями.

Песня отличается от предыдущих совместных треков. Она зажигательная и ритмичная. Эта песня не баллада о любви. Она о молодых людях, наслаждающихся свободой и весельем. Невозможно петь её и не трястись в такт.

Я двигаюсь под чёткий ритм, не сводя глаз с толпы. На мне серебристый неоновый спортивный костюм, с коротким верхом и завышенными брючками. Свет отражается от блестящей ткани, сияя и переливаясь. На Гаемужская версия этого костюма. Он улыбается мне, я искренне отвечаю ему. Мы как два космонавта в тёмной вселенной — завораживающее зрелище.

Я исполняю свою часть, Гай подхватывает, затем снова моя очередь — эта песня звуковое безумие. Нельзя медлить. Стоит только отвлечься, как часть упущена.

Наши голоса сливаются, переплетаются с музыкой. Мы действуем в унисон, словно единое целое. Прыжки, движение рук, шаги — мы чувствуем друг друга на особом энергетическом уровне, куда другим путь закрыт. Не отдаю отчёт, когда мы стёрли все грани, словно ластиком. Энергия бьёт из меня ключом. Кажется, что я могу двигаться под эту музыку вечно. Но у всего есть финал, а у песни он наступает гораздо быстрее.

Пока Гай занят своей частью, делаю быстрый выдох и глубокий вдох, чтобы набрать нужную высоту. Щеки горят, мелодия заканчивается, бит затихает. Гай хватает меня за руку, разворачивает к себе. Я широко улыбаюсь ему, чтобы огласить нашу совместную победу, но выражение его лица пугает. Голубые глаза потемнели. А взгляд как у маньяка. Он делает рывок рукой, притягивая меня к себе.

— Гай! — вскрикиваю я. Микрофон падает из моей руки, резонируя с такой силой, что стены затрещали, а уши пронзило невыносимым секундным звоном. Гай со скоростью света опускает голову, впечатываясь в мой испуганный рот своими губами.

Я упираюсь ладонями в его плечи, но это все равно, что двигать огромный валун. Его губы действуют стремительно и решительно. Он прёт напролом, проскальзывая в мой рот своим языком.

Стоило зрителям отойти от шока, устроенным микрофоном, как перед ними развернулось настоящее шоу. Они разом загалдели, разразившись диким рёвом и всплеском аплодисментов.

Я же металась между ужасом и восторгом. Одна часть меня верещала от счастья. А другая уже в панике строила план эвакуации. Но это не мешало мне с энтузиазмом отвечать на поцелуй. Позже я спихну всё на выброс адреналина, а пока я позволяю своим рукам обвиться вокруг шеи Гая, в то время как одна его рука вцепилась в мою талию, а другая удерживала голову.

Восторг после удачной презентации новой песни и вкус Гая ударили в голову. На несколько мгновений я зависаю в воздухе, потеряв связь с реальностью, словно у меня и правда есть крылья. Губы Гая поспешны и несколько хаотичны — явный признак того, что и он себя не контролирует.

— Воу! Воу! Воу! Какие страсти! — радостно заголосил ведущий. — Как вам ребята? — спрашивает он у зала. Они откликаются протяжным «а». — Всё! — Он подскакивает к нам. — Вы можете продолжить за кулисами! — Парень хихикает, зрители вторят ему, а я, наконец, беру себя в руки и отскакиваю от Гая.

На моём лице застыла гримаса ужаса, а Гай довольно скалился. Я разворачиваюсь и пускаюсь бежать за сцену. Гай догоняет меня, хватает за руку. Оборачиваюсь к нему, учащённо дыша.

— Зачем ты это сделал? — Паника окутывает меня. Гай тянет ближе к себе, видимо, чтобы обнять. Но я вырываюсь.

— Мы давно должны были это сделать. — Он тоже взволнован, но со мной не сравниться. Всё-таки это было его решение, а не моё.

— Сделать что? — выплёвываю, хватаюсь за голову, уже ожидая последствий. Все положительные стороны, о которых я мечтала, как-то вылетели из головы.

— Рассказать всем о том, что мы вместе.

— Но… — поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. — Ты ведь сам говорил, что никто не должен знать!

— Я передумал. — Парень поджимает губы — он серьезен.

— Передумал? — эхом повторяю. — А со мной поговорить об этом не счёл нужным?

— Чего ты боишься? — Я отворачиваюсь, не собираясь отвечать. — Того, в чём тебя обвинил Тёма?

Сжимаю руки в кулаки. Чёрт его подери! Когда он успел так хорошо меня изучить?

Один шаг, и Гай останавливается позади меня. Его тело ещё вибрирует, руки окружают меня, а голос мягко обволакивает.

— Это неважно. — Мне бы такую непоколебимость, но я лишь вздыхаю. — Ты удивительная, и это я должен быть благодарен, что могу стоять на одной сцене с тобой.

— Ага, конечно.

— Это правда! — Объятие становится крепче. — Ты — Лора Ви, победительница шоу. И ты сделала это без моей помощи. Это твоя песня тронула сердца миллионов людей, которые за тебя голосовали, а не чёртов скандал.

Так ли это на самом деле?

Сердце плавилось, превращаясь в сладкую лужицу. Я откинулась назад, позволяя ему затуманить мой разум. А его голос понизился до шёпота. В окружающем хаосе я не слышала, что он шептал, но мурашки всё равно расползлись по телу.

Эту упоительную минуту и мыльный пузырь, которым Гай меня окружил, разрушил озлобленный голос его директора.

— Какого хрена вы двое творите? — взревел он, выскакивая перед нами. Хорошо, что музыка звучала очень громко, иначе бы весь зал услышал его ругань. — Я вас спрашиваю, что тут происходит?

— Сбавь тон! — Гай быстро меняет нашу позицию. Он убирает меня рукой за свою спину. Я прячусь, словно маленький мышонок. — Вили тут не при чем. Это я так решил!

— Что ты решил, говнюк?

— Я решил, что все должны знать.

— Мы ведь договорились!

Я выглянула из-за плеча парня, чтобы увидеть, как оттенок кожи Тёмы из алого превратился в цвет красного дерева. Жутковато. Живот скрутился в узел.

— Нет, это ты так захотел, я не обещал прятаться по углам, словно крысы!

— Я не захотел! Я пошёл на уступки! Ты рехнулся!

— Я так не думаю. — Гай твёрдо стоял на своём. — Наоборот, я считаю, что, наконец, пришёл в себя! Разговор закрыт! Мы с Вили будем открыто встречаться, и ты не станешь встревать!

35  POV Биго

6 месяцев спустя

— Би-го! Би-го! Би-го! — визгливо скандируют по слогам девчонки, топчущиеся и подпрыгивающие за ограждением из красной ленты.

Я закрываю глаза: усталость даёт о себе знать. Выхожу из машины, оборачиваюсь, чтобы подать руку Вили. Её лицо осунулось, а тени под глазами скрывают слои косметики. Мне всегда нравилось, что Вили не злоупотребляет штукатуркой. После поцелуя мои губы не белеют, и я не оплёвываюсь, почувствовав во рту вязкий привкус. Хотя сейчас меня волновало далеко не вкус тонального крема, а вид моей девушки.

Эти шесть месяцев пронеслись как торнадо. Торнадо, закрутившее нас в воронку бесконечной череды дорог, концертов, встреч с фанатами, интервью — одним словом, гастроли. Мы проехались по всей стране, раз за разом презентуя свой совместный альбом. Наши отношения плюс лирические песни о любви произвели фурор, подобный взрыву атомной бомбы. Все вокруг говорили о нас, перемывая косточки и скачивая песенки.

Даже Тёма, в конце концов, признал, что всё сложилось как нельзя удачно, после чего смирился, хотя продолжал временами ворчать. Но я не обращал на него внимания — мне было не до этого. Пусть хоть до смерти завозмущается.

В моей голове бушевали две стихии. Первая — Вили. Я так много хотел сделать с ней. В первую очередь, мы договорились, что как только гастроли закончатся, я познакомлю её со своей семьёй. С отцом она уже встречалась. Суд, к облегчению Вили, не затянулся. Уже на первом заседании стало ясно, в чью сторону значительный перевес. Вили выиграла опеку над братом. Теперь Захар живёт с их названным дедом, а Вили призналась, что наконец может спать спокойно, не переживая за своего братишку.

Вторая стихия требовала большей выдержки. Контракт вот-вот закончится. Отец постоянно напоминает о том, что неплохо было бы начать обсуждение нового. Тёма молчит. Дни сменялись, представляясь в голове оторванными листами календаря, каждый раз безвозвратно падающими в лужу. Тревожный звоночек методично стучал.

Ловлю подавленный взгляд Вили, направленный на радостных фанатов. Вот она изнуряющая изнанка популярности. Стискиваю её руку, затем кладу её на сгиб локтя, чтобы она могла опереться на меня. На улице зима, а она в одном платьице. Нужно поскорее проскочить в здание, чтобы она не простыла.

— Прости, что притащил тебя сюда. — Я, правда, чувствую вину. Вили кивает. — Мы не пробудем здесь долго. Мне нужно встретиться с одним человеком. После мы исчезнем. Хорошо?

— С кем? — Вили вскидывает брови.

Наклоняю голову, чтобы коснуться губами её щеки, затем шепчу на ушко:

— Я позже тебе всё объясню.

Вили подозрительно хмурится, но больше ничего не говорит. К нам подбегает репортёр, просит попозировать у фотозоны. Вили натягивает улыбку, принимает нужную позу. Я подстраиваюсь, но глаза уже заглядывают внутрь, чтобы найти нужного мне гостя.

И я нахожу его почти сразу. Строгий костюм, изучающий взгляд. Он как всегда держится позади, подпуская к себе только тех, кто может быть ему полезен. Мы уже договорились о встрече, поэтому я вхожу в их число. Он тоже замечает меня, кивает, давая добро. После чего исчезает за скрытой дверью.

Вили замечает мой взгляд.

— Это он?

— Да.

Вижу в её взгляде беспокойство, но она не пытается меня остановить или задержать. Наоборот, Вили вытаскивает руку, освобождая меня, вздохнув:

— Иди.

Благодарно киваю и ободряюще улыбаюсь. Всё будет отлично: в этом я уверен. К нам подходит официант. Я подхватываю изысканный бокал с игристым напитком, протягиваю его Вили, подвожу её к свободному столику, после чего поспешно направляюсь к заветной двери, словно иду на свет по тёмному коридору.

POV Вили

— Где Биго?

Стоило Гаю отойти, как ко мне подобрался его директор. Он останавливается передо мной, недовольно поджимая губы. Я никак не реагирую на его появление, делаю маленький глоток шампанского, чтобы смочить горло.

Не секрет, что Артём недолюбливает меня. За полгода, что мы вместе с Гаем, он не сказал мне и пары слов. Но стоило гастрольному туру подойти к финальной черте, как Артём принялся кружить вокруг меня, словно коршун. Как бы я ни старалась понять, что ему от меня нужно, в голову ничего не приходило.

Я ничего не говорила Гаю, а сам он не замечал. Гай стал рассеянным. Я все чаще замечаю, как он, не двигаясь, смотрит в одну точку, погрузившись в себя. Это выглядело странно и несколько… пугающе. Несмотря на нашу близость, Гай держал тревожащие его мысли вдали от меня.

— Он скоро вернётся, — говорю это скорее себе. Делаю глубокий вдох, подавляя нервозное посасывание под рёбрами. Близость директора Гая не вызывает ничего, кроме напряжения.

— Пора прекращать этот цирк.

— Как только Гай придёт, — киваю, незаметно отступив в сторону, — мы уйдём.

— Нет, я не об этом.

Вот теперь я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на назойливого собеседника. Впервые за полгода на его губах появилась улыбка, а в круглых глазах, выглядывающих из-за щёк, засветилось торжество.

Артём боком шагнул ко мне. Морщу брови, прищуриваюсь. Почему мне кажется, что я уже угодила в ловушку, хотя ещё ничего не сделала?

Старательно контролирую мимику, чтобы не заинтересовать прессу, буквально кишащую на каждом свободном клочке помещения. Стискиваю пальцами бокал с игристым вином. Вижу, как на стол рядом с моей натужной рукой ложится пухлая рука директора.

— Пока заканчивать ваши отношения, — спокойно заявляет Артём, словно сообщает, что за окном пасмурно.

Весь воздух разом вышибло из груди. Мой голос дрогнул:

— Что?

— Я стоически терпел ваш роман. Отчасти он был даже выгоден нам, пока шла пиар компания нового альбома. Романтика покорила сердца наивных дурочек. — Я фыркнула, затем поморщилась. Пора бы уже привыкнуть к такой расчётливости. Шоу бизнес — тот же бизнес. Он делится на два типа людей: творческие натуры, занимающиеся созданием материала, и прагматики, отвечающие за активное продвижение. Не трудно отнести Гая и его директора к нужной группе. Пока я переваривала сказанное, Артём продолжил: — Но сейчас всё стихло, и гастроли закончились. Гаю пора двигаться дальше.

— Дальше от меня? — Мой рот кривится. Опускаю голову, чтобы посчитать пузырьки в бокале.

— Да. Ему пора вернуться к своему образу.

— Почему бы вам не сказать ему об этом? — предлагаю раздражённо, когда в горле застревает ёжик.

Рука директора дёргается: он уверен, что Гай пошлёт его далеко и надолго, если услышит это предложение. И он решает двинуться другим путём. Не напролом, а исподтишка.

— Ты знаешь, что через неделю у Гая заканчивается контракт со мной?

Охаю, вскидывая голову. Вот она ловушка. Я не настолько глупа, чтобы не понять, на что намекает директор. Хватаю быка за рога, не притворяясь глупой певичкой.

— Если он не порвёт со мной, то вы не продлите контракт? — Мне удалость произнести без дрожи — хорошо.

Артём качает головой.

— Гай слишком упрямый. Если я поставлю ему этот ультиматум, он бросит его мне в лицо. Сейчас он думает, что влюблён в тебя.

Сердце ёкает, откликаясь на желанные слова. Закусываю губу. Этого я не знаю. Да, мы близки, и он всячески показывает свою страсть, но Гай никогда не говорил напрямую, что чувствует ко мне. Слов не было произнесено. И я до сих пор не призналась ему в своей любви. В том, что это именно она, у меня уже давно не осталось сомнений.

— Почему вы говорите это мне?

— Ты должна сама его бросить.

Я отшатнулась от столика и от мужчины, от чьих слов всё внутри похолодело, а по спине прошёлся озноб, отчего я резко выдохнула, прикрыв глаза. Бросить Гая?

— Ч-что?

Мои глаза поспешно пускаются по залу в поиске парня. Его не было на горизонте, и я не знала, хорошо это или плохо.

— Да, — директор качает головой, продолжая, как ни в чём не бывало, — ему будет больно какое-то время, но потом он напишет новый альбом. И всё вернётся на круги своя. Ты тоже не останешься в долгу. — Ему не надо пояснять, чтобы я поняла, какой камень он собирается кинуть в мой огород. Но Артём не отказывает себе в удовольствии ещё раз упрекнуть меня: — Вокруг вас снова разразится скандал, ты вновь окажешься в центре событий. Пара года и расставание года! О тебе будут говорить долго и упорно, как о единственной девушке, покорившей холодного принца.

Холодного принца? В Гае нет ничего холодного! Он такой же заботливый и любящий, как все нормальные люди. Только у него есть шрамы, оставленные жизненными трудностями, которые и заставляют его сторониться привязанностей.

Раздуваю ноздри: гнев наполняет каждую частичку моего тела.

— Я ни за что этого не сделаю! — прерывисто выдыхаю.

— Неужели? — хмыкает директор, издеваясь. — Я думал, ты поумнее будешь. Да, сейчас у вас все прекрасно, но скоро это изменится.

Брови опускаются на глаза.

— Ты знаешь, что за эти полгода Гай не написал ни одной песни?

— Ну, — залепетала я неуверенно, — он был занят альбомом и гастролями…

— Чушь! Видимо, ты не настолько хорошо знаешь Гая. Этот парень днём работает, а ночью пишет. И наоборот. Да, — нехотя признаёт Артём, состроив кислую мину, — встреча с тобой вылилась в альбом. — Но на этом все. Парню нужна новая подпитка. Ему нужно откуда-то черпать вдохновение.

Желание отвернуться от директора, который вдруг стал мне не просто неприятен, а даже противен, запершило в горле. Я не хотела признавать, но в его словах есть правда. Последние полгода мы проводили с Гаем почти двадцать четыре на семь, и я ни разу не видела, чтобы он что-то писал. Когда мы не были заняты концертами, занимались друг другом. И так по кругу, словно хомячки в колесе: я никогда не была счастливее.

— И вы хотите, — медленно произношу, пробираясь сквозь радостные картинки, всплывающие одна за другой перед глазами, — чтобы он черпал их из нашего расставания.

— Это всё равно случится. Рано или поздно. — Чувствую горечь на языке, словно мелкие перчинки. Я раскусываю одну, но вместо пряности получаю порцию гнили. — Я не продлю с ним контракт, пока вы вместе. Да, Гай разозлится, будет говорить, что ему все равно. Но это не так. Мы оба знаем, что Гаю нужно все то, что я могу ему дать. Его популярность будет расти и преумножаться. — Ровный голос директора сперва воткнул дюбель в моё сердце, а теперь методично вкручивает его. Первый порыв — послать его и найти Гая, но каждое слово попадает точно в цель, мои ноги отказываются двигаться, а уши ловят сказанное с излишней точностью. — А если он останется с тобой, то потеряет эту возможность. Успех сменится неудачей, и Гай возненавидит себя и… тебя. Ты же не поступишь так с ним, верно? Ты не отнимешь у него всё, что он так любит? Он живёт на сцене, а если её не будет, он зачахнет, как цветок, который не поливают. Гай даже отказался от друга, чтобы быть сейчас здесь. Это то, чего он действительно хочет. Ты будешь мешать. Уже мешаешь. Контракт не продлится, пока вы вместе.

На глаза выступили слёзы. Нижняя губа задрожала.

— Я не смогу, — произношу едва слышно.

— Не для меня, — покорно говорит Тёма, уже празднуя победу, — а ради Гая.

Как раз в этот момент Гай появляется в поле моего зрения, уже начавшего расплываться.

— Подумай, чего ты его лишаешь, — добил меня директор, как последний удар молотка, затем поспешно удалился.

Глаза Гая сужались по мере его приближения ко мне. Я отчаянно захлопала ресницами, чтобы унять непрошеных гостей. Туш намокла, попала в глаза, делая только хуже. Я сглотнула, борясь с комом в горле и щиплющим ощущением в глазах.

— Что случилось? — Конечно, Гай замечает моё состояние.

— Всё хорошо. — Стараюсь беззвучно шмыгнуть носом и улыбнуться.

— Нет, не хорошо. — Гай оглядывается, чтобы посмотреть на своего директора. — Он тебе что-то сказал? Обидел?

— Нет, нет! — Активно отрицаю, чем вызываю ещё большее подозрение.

— Постой здесь, я сейчас, — процедил Гай, поджимая верхнюю губу.

— Нет, стой! — бросаюсь вперёд, хватаю парня за руку. — Я просто очень устала, а туфли натирают, да и каблуки высоковаты. А ещё туш попала в глаза — слишком много косметики.

Почти правда.

Гай оценивающе оглядывает меня. Я поднимаю руку к лицу, провожу средним пальцем под слезившимся глазом, затем отпускаю руку, показываю ему свои туфли, аргументируя наглядной демонстрацией. Он выдыхает, и я вместе с ним, хотя в груди поселился термит, а живот ещё скручивает спазм неизбежности.

— Хорошо, — соглашается парень, — давай тогда проведём тихий вечер вдвоём.

Он хватает мою руку, переплетает наши пальцы.

— Нет, я… — Торможу, потянув руку назад.

— М? — Голубые глаза больше похожи на сканирующие лучи. — Не хочешь домой?

Мотаю головой. В висках запульсировало. Чёрт, что я должна сказать?

— Раз не хочешь домой, давай тогда заскочим в одно место?

— В какое? — хлопаю глазами, словно рыбка аквариумная.

— Тебе понравится. — Гай ухмыляется, вновь подхватывает мою руку, тянет меня к выходу. — Там ты сможешь снять каблуки.

Ну, хоть что-то радует.

36  POV Биго

Я видел, что что-то не так. И она меня не убедила. Каблуки и макияж… пф! Нет, я не верю, что такая мелочь может заставить её заплакать. Тёма что-то сказал. Вот только что?

Заказываю нам выпивку у барной стойки, затем возвращаюсь к столику, который мы заняли.

Я наблюдаю за Вили. Она крутит головой на триста шестьдесят градусов, с широко раскрытыми глазами. Не думаю, что она когда-нибудь бывала в подобных заведениях. Накрываю её руку своей, тяну уголки губ вверх, показывая, что она может расслабиться. Со мной она в безопасности. Вили несмело улыбнулась в ответ. Напряжение покинуло её спину. Она устроилась удобнее на круглом деревянном стуле.

— Что мы здесь делаем? — спрашивает Вили, когда к нам подошёл официант.

— Скоро узнаешь.

Он ставит перед нами две бутылки пиво. Вили приподнимает брови.

— Здесь нет ни шампанского, ни вина, — хохотнул я, наблюдая, как она подносит бутылку к носу, чтобы понюхать. Затем пожимает плечами и делает глоток. Моя улыбка становится шире. Моя маленькая сексуальная малышка.

Моё настроение заметно повышается. Я остался доволен встречей и теперь мог насладиться победой в первом раунде. Закусываю губу, отбивая ритм про себя. В этом месте меня всегда переполняет азарт, словно я вот-вот сорву огромный куш. Моя нога постукивает под столом, а глаза то и дело скользят от Вили к сцене и обратно.

Она распустила свои волшебные волосы. Вижу, как она выдыхает, на секунду зажмурившись. Опускаю глаза вниз, ухмыляюсь. Вили сняла свои туфельки, оттолкнула их от себя, словно они кусаются.

— Что? — спрашивает она. Видимо, я пялюсь на неё. Ничего не могу с собой поделать: она притягивает меня словно магнит ничтожную булавку.

Я не успеваю ей ответить. На сцену перед нашим столиком вышел парень с гитарой. Вит. Собственной персоной. Не знаю почему, но в первую очередь мне захотелось познакомить её с ним. Или наоборот.

Его угольные волосы скрываю половину лица. Надо будет обрезать эти пакли. Круглая серёжка немного подрагивает, когда парень шевелит носом. Майка в цвет болтается на груди, открывая тяжёлую металлическую цепочку и татуировки под ней. Хоть я и поработал над его стилем, думается мне, Вит пошлёт меня, стоит только заикнуться об этом.

Гитара в его руках хороша. Он долго работал, чтобы приобрести её. От моего подарка он отказался, предварительно вмазав по моей роже. Я потом две недели ходит со смачным синяком под глазом и на щеке. Тёма клокотал от гнева, а я гордо носил его, как свидетельство того, что я Виту всё еще дорог. Он не тратит сил на то, что ему безразлично.

— Вит Гром? — охает Вили, а удивлённо уставился на неё. Она его знает? Девушка обернулась ко мне. Её глаза вспыхнули: она оживилась.

Вит запрокинул голову назад, его пальцы заскользили по струнам. Зазвучала неизвестная мне мелодия, от которой по телу разлилось тепло, а кожа стала пупырчатой. Это парень не стоит на месте. Его техника улучшается с каждым грёбаным днём. В то время как я застыл на месте. Я не двигаюсь вперёд, меня всё глубже засасывает трясина.

Вит запел, касаясь губами микрофона перед ним. Скалюсь. Тексты всё ещё ему не даются. Слишком мрачно: он не слышал о рифме. Это свидетельство того, что я был нужен ему так же, как и он мне.

Вили покачивается. Её глаза неотрывно следят за объектом слюноизвержения многих девчонок, наводнивших этот зал сегодня. Я схватил руку Вили, надеясь, что она не одна из них. Но Вили улыбнулась мне, переплетая наши пальцы. Она только моя.

Вит доиграл новую песню. Он подошёл ближе к краю сцены. Я поднёс бутылку ко рту, сделал глоток, смягчил горло. Синие глаза парня остановились на мне, затем перескочили на Вили. Его губы изогнулись.

— Сегодня у нас именитые гости, — усмехнулся Вит. Микрофон загудел. Зрители зашевелились, оглядываясь. Найти нас не составило большого труда: мы не прятались. Вили сжалась. Вит, мать твою!

По залу прошёлся ропот узнавания. Я зыркнул на своего друга, обещая ему вечные муки. Тот не улыбался, но мне не нужно внешнее проявление его довольства, чтобы понять, какое он сейчас испытывает удовольствие.

— Может, хочет присоединиться? — Да он насмехается надо мной! — Или твой хозяин тебе не разрешает?

Растопыриваю ноздри, извергая огонь, запылавший в груди. Думает, что поймал меня?

Я встал, подошёл к сцене, запрыгнул на неё, становясь рядом с другом. Мы примерно одинакового роста и телосложения. Раньше нас принимали за братьев. Мы ими и были. Почти.

Вит указывает на микрофон, отступая в сторону. Приподнимаю бровь, лукаво закусываю щёку.

— Всем привет! — здороваюсь я. — Думаю, вы знаете, кто я. Но я всё же напомню. — Указываю на себя. — Гай Биго. И я не один. — Затем показываю на Вили. — Со мной сегодня потрясная Лора Ви. Знаете её? — Толпа зажужжала. А Вили поджала губы. — Если нет, то сейчас вы с ней познакомитесь.

Я махаю рукой, позвав её на сцену. Вили встаёт, неуверенно подходит к небольшой сцене сбоку, чтобы подняться цивилизованно. Замечаю, что она не надела туфли. Проказница.

— Хотите, чтобы она вам спела? — спрашиваю я у зрителей. Одни кивают, другие смотрят настороженно. — Обещаю, вам точно понравится. — Я уверенно улыбаюсь, затем подмигиваю своей девушке, немного смущённой, но такой красивой, босоногой, с распущенными кудрявыми волосами, струящимися по обнажённой спине, открытой моделью платья. После чего обращаю глаза на Вита, любопытно взирающего на нас. Его губы кривятся в усмешке. Я вторю ему: он не знает, на что способна Вили. И она сейчас себя проявит так, что Вит прикусит язык.

— Какую песню сыграть? — В его голосе не скрывается издёвка. — Одну из ваших сопливых?

— Думаю, весь твой плейлист забит нашими песнями, ты просто стесняешься это признать, — подначиваю друга. Он тянет в сторону уголок губ в ответ. — Вили?

Она смотрит на Вита, закусив щёку.

— Я хочу спеть «Бой». (ПЕСНЯ "БОЙ" ГРУППЫ "СЛОТ")

Мы с Витом одновременно вздёргиваем брови. Вот так сюрприз. Она не просто слушала наши совместные с Витом треки, но и точно знает один наизусть.

Песня, о которой она говорила, была самой любимой и одной из первых. Когда энергии и энтузиазма было хоть отбавляй. Тогда мы ещё были уверены, что это хит, который нас прославит. Не сложилось.

Почему Вили выбрала именно её?

Вит посмеялся себе под нос, но затем заиграл, бросая вызов моей красотке. В груди заклокотала гордость: готов поспорить, Вили его уделает. Она тянется к микрофону, я отдаю его ей.

Опускаю голову, чтобы увидеть, как она едва заметно отбивает ритм правой ногой и щёлкает пальцами в такт. Она делает несколько глубоких вдохов и выдохов, не пряча их от микрофона. Все зрители слышат. Резкий вдох, затем она вступает в игру:

— Не выбросить ни слова из песни, не заменить, не забыть. Нельзя наполовину быть честным, наполовину любить.

Её голос чуть надрывный, но по-прежнему прекрасный. Она сжала микрофон в руке, всё её тело напряжено. Вили оборачивается ко мне, её глаза блестят: она хочет, чтобы я присоединился. И я не выдерживаю.

— В кровь головою биться о стены поперёк твой мать-природы. Нихрена там нет кроме тлена, в паутине личной свободы.

Теперь я понимаю, почему Вили решила исполнить именно эту песню. Она олицетворяет нас. Мы идём вперёд, каждый день бьёмся за то, чего хотим. Мы падаем, но встаём. Нас останавливают, вставляя палки в колёса, но мы преодолеваем их, не сворачивая, не позволяя сбить нас с пути.

И при этом отвечаем за каждое решение. Мы ошибаемся и терпим неудачи. Мы признаём и ускоряемся. Мы делаем то, что хотим, ведь это…

— Мой бой! Это мой бой! — Её голос на грани. По телу пронёсся табун мурашек, затронув все закоулки моего тела. Вили слегка наклонилась вперёд, шире расставив босые ноги. Свободная ладонь ложится на грудь, словно так ей легче выдрать звук из собственного горла. — И моя боль! Вся моя боль в этом!

Тяжесть в груди исчезла, растворившись вместе с неровным дыханием. Я запыхался, хотя произнёс только два предложения. Сердце застучало с убийственной скоростью, когда я услышал припев в исполнении Вили.

Я оглянулся на Вита. Хоть его пальцы продолжают по наитию перебирать струны, сам он вытаращился на мою девушку. Его глаза вдруг вспыхнули. Я стиснул зубы. Чёрт возьми! Я вижу желание! Он разглядел то же, что я вижу в ней. Не только внешнюю красоту, которой она покоряет окружающих, но и внутреннее свечение, выбирающееся наружу, когда её голос льётся и струится, окутывая и опутывая.

Вит поднимает на меня глаза, видит мои стиснутые зубы, хмыкает. Придурок.

Вили принимается за второй куплет, поглядывая на меня. Я подхватываю некоторые предложения, давая ей короткие передыхи.

Зрители уже оценили выступление. Они повскакивали со своих мест, устремляясь к сцене. Из-за того, что она не слишком высокая, кажется, что они вот-вот накинутся на нас. Но вместо этого толпа просто поднимает руки вверх, подпевая.

— Это мой бой! — Вили переходит ко второму припеву. Её голос — мощь. Он буквально сбивает с ног. Совершенство.

Настаёт время гитарного соло Вита. Он виртуозно и немного позёрно справляется со своей задачей. Я запрокидываю голову, смеясь. На лице Вили широченная улыбка. Зрители взрываются визгом: Вит сражает их наповал. Засранец. Я не ревную. Пусть наслаждается.

Мы с Вили смотрим на него, затем друг на друга. Сердце кольнуло. Она — это всё, что мне нужно. Я протягиваю ей руку. И когда её рука ложится на мою, сжимаю, чувствуя огонь в груди. Здесь и сейчас всё, чего я хочу. Вили, Вит, сцена, музыка, отражающая мою сущность, азарт, заставляющий кровь бурлить и шипеть. Я люблю всё это.

Не могу отвести глаз от Вили. Она вновь вселила в меня жизнь и желание всё бросить, чтобы начать заново. Мысли вдруг прояснились, и я отчётливо понял, что больше не могу скрывать и сдерживаться. Я люблю её.

Вили заканчивает петь, музыка стихает. Я тяну её на себя, опускаю голову, чтобы поймать её губы, вложив в этот поцелуй все свои чувства, давая обещание.

— Чёрт с тобой! — рычит Вит, врываясь в мои уши своим басом. Он сдался.

POV Вили

Я двигаю губами, ощущая дикий восторг. Адреналин захлёстывает. В ушах звенит. Гай отрывается от меня, чтобы посмотреть на своего друга. Тот чертыхается, а Гай довольно лыбится. Что происходит?

Я оглядываюсь. Вокруг нас звучат голоса, сливающиеся в одну волну. Им нравится, они довольны. Гай отпускает меня, я делаю шаг назад. По босым ногам вверх ползёт холодок. Я смотрю в лицо Гая, вижу его счастливую улыбку, слышу смех. Сердце вдруг замедляется, а затем и вовсе замирает, и картинка вдруг бледнеет, превращаясь из цветной в чёрно-белую.

— Подумай, чего ты его лишаешь… — настырно шепчет противный голос, от которого стягивает желудок.

Нет, это не я.

— Он живёт на сцене, а если её не будет, он зачахнет, как цветок, который не поливают. Гай даже отказался от друга, чтобы быть сейчас здесь.

Перевожу взгляд с одного парня на другого. Вместе они кажутся единым целым. Но Гай выбрал другой путь. Он бросил всё это, бросил друга. И всё, чтобы стать тем, кем он является сейчас. Он переступил через себя.

— Это то, чего он действительно хочет…

Лёгкие сжимаются, глядя на то, как уверенно Гай смотрится на сцене. Он живёт на ней, буквально сияет. Место Гая в софитах. У него большое будущее.

— Ты же не поступишь так с ним, верно? Ты не отнимешь у него всё, что он так любит?

Нет, не отниму. Я не смогу. Не прощу себе, если из-за меня ему придётся отказаться от всего.

Встречаюсь взглядом с искрящимися голубыми глазами, принимая решение. Но…

Как это сделать, когда, глядя на него, все внутри переворачивается? Хочется броситься к нему, раствориться в его тепле, забывая обо всём на свете. Нет никакого Тёмы, контракта, фанатов. Есть только мы.

Я и он.

Я люблю его.

Гай шагает ко мне, заключает меня в обруч своих рук. Я не сопротивляюсь, зажмуриваю глаза до ряби в них. Он наклоняется, чтобы вновь поцеловать меня, не стесняясь показать всем свое желание.

Завтра. Я сделаю это завтра.

37  POV Вили

Я выхожу из такси, стягиваю очки, чтобы окинуть взглядом улицу позади высокого здания торгового центра. Брр, солнечно, но холодно: середина зимы, знаете ли.

Я думала, что меня встретят уже привычные крики, но здесь тихо. Видимо, народ столпился у главного входа, либо уже дожидается внутри центра.

Сегодня здесь должна состояться фан-встреча, но я определённо не была к ней готова. Хотя она должна поставить некую точку в нашем дуэте.

Подхожу к двери, но останавливаюсь, отворачиваюсь, чувствуя, что силы на исходе. Не хочу улыбаться на камеру, не хочу отвечать на глупые вопросы.

— Ты в порядке? — Вздрагиваю, услышав голос Гая.

Разворачиваюсь, вижу его — неотразимого в чёрной спортивной куртке, полностью расстёгнутой, светлой футболке и джинсах. Гай, видимо, вышел покурить. Зубы удерживают сигарету, ещё не прикуренную.

Вчера я не позволила ему остаться со мной, отправив восвояси. За что получила парочку расстроенных вздохов и непонимающий взгляд кристально чистых глаз, чуть-чуть приправленных дымкой возбуждения после удачного выступления. Но я не поддалась на его ультразвуковые вибрирующие позывы. Мне нужно было побыть наедине с собой. Я должна была принять решение. Хотя уже и так понятно, каким оно обязано быть.

Гай оценивающе скользит по мне взглядом. Растрёпанный вид, короткая дутая куртка — не мой стиль. Между его бровей появляется морщинка. Сигарета вываливается из его рта, бесшумно ударяется о брусчатку. Я зачем-то провожаю её взглядом, опуская голову. Сглатываю.

— Ты плакала? — Вскидываю брови, чтобы вопросительно посмотреть на парня. Откуда он знает? — У тебя опухли глаза, — поясняет он. — Что случилось?

Ужасно выглядят не только глаза. Сегодня я пренебрегла многими процедурами — ничего не хотелось. И даже фан-встреча не смотивировала. За ночь волосы запутались и скомкались. Я лишь собрала их в пучок. От бессонной ночи под глазами залегли тени, соперничающие с окрасом символа Китая. В груди пекло. Это мешало взять себя в руки. Дальше тянуть нельзя.

Качаю головой, вновь опускаю её, уткнув взгляд в носки его кроссовок. Когда они начинают размываться, понимаю, что это из-за слёз. Живот скручивает. Гай делает шаг ко мне, я отступаю. Он останавливается, я боюсь поднять глаза, чтобы посмотреть на него. Стоит это сделать, и Гай все поймёт. Он знает меня. И он возненавидит меня.

— Расскажи мне. — Растерянность превратилась в тревогу. Гай уверенно подступает вплотную. Его руки обхватывают моё лицо, тянут его вверх, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. Любимые голубые глаза темнеют, а руки напряжены. Гай проводит большими пальцами по щекам, вытирая просочившиеся слёзы. — Почему ты плачешь?

Я моргаю. Губы задрожали, и мороз тут совсем ни при чём. Я дрогнула, словно тело пронзила судорога. В моей жизни Гай один из самых близких людей. Я поднимаю руки, чтобы коснуться его плеч, ставших моей опорой. Но не дотягиваюсь. Руки словно свинцом наливаются. Что-то тянет их вниз.

— Ничего, — выдыхаю я, чувствуя то ли трусость, то ли бессилие. Скажу позже. Хотя бы после фан-встречи. Я отстраняюсь, чтобы убрать его руки от моего лица. — Нас, должно быть, уже ждут. Пойдём.

Я юркаю мимо Гая, проскальзывая в дверь, дрожа, словно серенький зайчик. Но Гай следует за мной, напоминая тёмного волка.

Стоит ступить в торговый центр, как ушные перепонки сворачиваются от внезапного визга. Гай останавливает меня, ухватив за локоть.

— Мы не закрыли эту тему. Я всё равно узнаю, что с тобой происходит.

— Знаю, — отвечаю скорее обречённо. Губы опускаются вниз — сегодня мне не до улыбки.

И всё же мне приходится натянуть лыбу на пол лица, чтобы порадовать совершенно незнакомых мне людей. Получалось с трудом, ведь рядом со мной сидел парень, которого мне придётся оттолкнуть от себя. Его рука крепко сжимала мою ладонь под столом. А я покусывала губу, ощущая привкус крови на языке.

— Какие у вас дальнейшие планы? — спросила девушка из толпы.

— О, — Гай воспрянул, — планы у нас грандиозные. — Я удивленно смотрю на него снизу вверх. Мы ничего не планировали. Он улыбается мне, но я лишь киваю, удрученно уставившись в стол. — Гарантирую, что вам понравится то, что будет происходить дальше.

— Вы хотите выпустить ещё один совместный альбом? — выкрикивает уже другой голос. — Или объединитесь в группу?

Я поднимаю глаза, чтобы увидеть радостное личико молодой девушки. Она скрещивает свои пальцы, подносит их к лицу, чтобы мечтательно уставиться на нас.

— Вполне возможно, — поддакивает Гай, а я натыкаюсь глазами на его директора, скрывавшегося позади толпы. Наши взгляды встречаются, и по спине опускается холод. Мне даже не нужно видеть его искривлённые губы, чтобы понять — его терпение на исходе. Он ждёт от меня действий.

Качаю головой. Нет, совместного альбома у нас больше не будет. А о группе даже смешно просто подумать.

Рука почти отваливается, а пальцы сводит. Я сбилась со счёта, сколько автографов дала: на альбомах, на чистых листочках, даже на своих фотографиях. Для Кати, Лены, Оли, Максима, Ивана и т. д.

Зал начал потихоньку пустеть, но воздух всё равно оставался густым и терпким, чтобы наслаждаться им. Или это мои лёгкие сжимались, чувствуя приближение момента, когда отступать уже будет невозможно.

Я встала слишком резко, отчего голова на секунду закружилась, а стул с лязгом отъехал назад. Ожидание и оттягивание убивает меня. К горлу подступает тошнота. Вижу, как к нам приближается Тёма, живот прилипает к позвоночнику.

— Это невыносимо! — Гай размашисто хватает меня за руку. Не глядя по сторонам, он дёргает меня за ближайший угол. Оттесняя меня в тень, нависает, чтобы прорычать: — Рассказывай! Что с тобой творится?

Стискиваю кулаки, молясь, чтобы время остановилось. Но оно соперничала по скорости с моим сердцебиением. Виски сдавило.

— Нам нужно расстаться, — произношу на одном дыхании, боясь, что если сделаю вдох, то не смогу. Как оторвать пластырь. Тянуть гораздо больнее. Лучше резко и быстро. Моё сердце ухает в бездонную яму. На его месте осталась лишь резкая боль и пустота.

— Что? — Гай прищуривается, нахмурив брови. Его взгляд жжётся.

— Мы расстаёмся, — повторяю, после чего стискиваю челюсти.

— Что за бред? — рычит Гай, моментально вспыхнув. Его лицо превращается в гримасу. Но она быстро слетает, на её место приходит недоверие. — Это что, шутка? Не смешная.

— Я не шучу. — Что есть силы, прикусываю губу.

— Нет! — решительно заявляет Гай, вновь шагнув ко мне. — Нет! С чего ты вообще решила вдруг расстаться?

— Дело не в тебе… я…

— Вот только не надо этой хери! — обрывает он моё заикание. Его руки жестко хватают меня за предплечья. Он встряхивает меня, словно хочет, чтобы я проснулась или пришла в себя. — Ещё вчера всё было хорошо, а сегодня ты вдруг решаешь, что мы расстаёмся? Ха! — Из его горла просачивается рык. — Черта с два!

Не зная, куда деть глаза, я всё же поднимаю их вверх, чтобы увидеть, как он прожигает меня взглядом, словно лазером.

— Я не спрашивала, — упрямо поджимаю губы. Поднимаю руки, отталкиваю его от себя, на секунду дольше задержав руки на его груди, стараясь запечатлеть тепло, которое я буду вспоминать долгими, одинокими ночами.

Назад дороги нет. Пусть сейчас он злится, ему больно. Но скоро это пройдёт, и он переподпишет контракт и продолжит заниматься тем, что любит; тем, что даёт ему ту жизнь, о которой он мечтал; тем, что позволяет ему заботиться о своих близких. Пусть меня не будет в его будущем, но зато оно у него будет.

Гай непонимающе уставился на мои руки, не веря, что они мои, и что они действительно оттолкнули его. Всего два слова. Мы расстаёмся. Местоимение и глагол. Между нами словно разверзлась земля, образуя пропасть.

Как в дешёвой мыльной опере. Я делаю это ради него. Чёрт возьми, это не романтично! Дико больно! Гай не верит, он в недоумении.

— Вили?

Словно откуда-то из другого мира послышался оклик. По инерции оборачиваюсь на своё имя, воздух вышибает из груди.

Знакомая фигура замерла буквально в десяти метрах от нас с Гаем. Русые волосы, собранные в пучок на затылке. Угловатая фигура, со слишком длинными руками и пальцами музыканта. На нём всё такой же хипстерский прикид, какой я помню. Вернее, его зимняя версия.

— Вили? — повторяет он.

— Кто это? — вторит ему Гай.

Никита.

Я поворачиваюсь к Гаю, затем снова смотрю на бывшего парня. Приоткрываю рот, чтобы вдохнуть. Я словно внезапно оказываюсь в вакуумной камере, где нет воздуха и всё заторможено. Мои собственные движения видятся в замедленной съёмке. Всё вокруг приостанавливается, давая мне принять решение.

Я могла бы объяснить всё Гаю. Могла бы сказать, что требует от меня его директор, что он давит на меня. Но вместо этого я хватаюсь за возникшую из прошлой жизни ниточку, грозящую утащить меня на дно.

— Мой парень. — Слова застревают в горле, грудь сдавливает. — Он вернулся.

— Что значит вернулся?

Жмурюсь, купируя слёзные потоки. Не могу смотреть на Гая. В моём сердце нет никого, кроме него. Но изо рта вырывается совсем другое признание — ложь.

— Я говорила, что он вернётся. — Даже мой голос слышится каким-то до боли чужим. — Я говорила тебе, что когда он вернётся, между нами всё кончится.

— Нет! — Железная хватка Гая обрушивается на моё запястье. Он дёргает меня на себя. — У нас не такие отношения! Мы давно уже вместе! Это всё настоящее, а не фальшивое! Я — твой парень, а не этот хмырь! Ты — моя!

— Нет, не твоя! — взрываюсь я, взмахиваю руками, чтобы сбросить его руки. Знаю, что мои слова причинят ему боль, но лучше пусть ненавидит меня. Ненависть поможет ему справиться. — Это всё было временно! Я тебя предупреждала! Не говори, что не предупреждала! И ты согласился! — Разворачиваюсь в направлении Никиты, спиной к Гаю. — Это время пришло. — Голос осип. — Он вернулся, значит, между нами все кончено.

Отворачиваюсь от Гая, чтобы невидяще посмотреть на Никиту.

— Вили… — Рука Гая опускается на моё плечо. Его голос хрипит. Казалось, сил кричать уже нет у обоих. — Что ты несёшь? Я не верю, что был для тебя лишь временной заменой. — Волосы колышутся от его дыхания. Гай касается губами моих волос. Он шумно втягивает воздух, вдыхая запах моих волос. — Ты не такая. Наши отношения не такие. Мы давно уже перешли черту временной связи. — Ладонь приземляется на мой живот в хозяйском жесте. Не знаю, смотрит ли он на Никиту, но Никита точно пялится на нас. Я закрываю глаза. Каждое слово Гая — стопроцентное попадание в яблочко. Всё, что между нами было, — правда. Парень, словно змей искуситель, продолжает нашёптывать мне: — Пошли его к чёрту. Скажи, что он опоздал. Скажи, что потерял тебя навсегда. Скажи ему, что ты моя. Тебе не нужен этот урод. Тебе нужен я. Скажи ему. Пусть катится обратно, ему здесь не рады. — Я слегка запрокидываю голову, уже готова капитулировать. — Давай, малыш, — ласкает меня Гай, — скажи ему, что выбираешь меня. И когда мы уедем отсюда, я докажу, что достоин.

Ему нет нужды что-то доказывать. Он в выигрыше по всем показателям. Мне не нужно делать выбор. Я открываю рот, чтобы вдохнуть в себя смелость и во всем признаться. Быть в руках Гая — блаженство. Но позади Никиты вдруг появляется Тёма. Он примостился в углу, наблюдая за разыгравшейся сценой, словно кукловод за своими марионетками. Его мелкие поросячьи глазки блестят в полутьме. Чары Гая рассеиваются: меня окатывает ледяной водой.

— Я уже сделала выбор. С самого начала. И он не изменился.

Делаю резкий шаг вперёд, но останавливаюсь, чтобы договорить:

— Мы расстаёмся. Тебе придётся принять это.

Ноги дрожат, и все же я стремительно рванула в сторону Никиты. Но не к нему. Я не обернулась, чтобы увидеть, как отреагировал Гай. Он остался на месте, позволив мне уйти. Это хорошо.

Хорошо ведь? Я правильно поступила? Так будет лучше?

Сомнение, страх, горечь. С каждой секундойменя наводняет все больше эмоций.

— Иди за мной, — бросаю я Никите, не замедляясь. Его ботинки стучали по кафелю, всё дальше отдаляя меня от того, кого я люблю. Боль, которую я испытываю сейчас в тысячу раз превосходит разочарование, которое поразило меня, казалось, вечность назад, когда мегера решила мою судьбу и выгнала из дома.

Мы вышли на улицу через чёрный ход. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь позади Никиты с тяжестью закрылась. Вот так и моё сердце захлопнулось. Увесисто и неподъемно. И это никак не относилось к парню, который сейчас смотрел на меня сверху вниз.

— Раз ты вернулся, значит, учёба закончилась? — отстранённо спрашиваю, хотя ответ мне, по сути, безразличен.

— Да, — кивает Никита. — Закончил на отлично.

— М-м, — дёргаю подбородком. Поздравить его язык не повернулся.

Раньше я, как героиня любимого народного фильма «Москва слезам не верит» часто представляла себе нашу встречу. Сначала я все ещё ждала его, сама названивала, веря, что вот сейчас он одумается. Но время шло, Никита не одумывался, отчаяние и ненависть заполнили моё сердце. Я скрежетала зубами каждый раз, когда вспоминала его. А сейчас…

Гордо вскидываю подбородок. Сейчас, глядя на него, я ничего не чувствовала. От взгляда его глаз мне ни горяча, ни холодно. Я ничего не ощущаю. Хотя, возможно, осталось притупленное чувство разочарования. Я так в нём ошиблась, что самой стыдно перед собой. Крышесносный водоворот страстей с Гаем наглядно показал, насколько жалким были отношения с Никитой.

Прямо сейчас я готова была сказать ему спасибо, что он избавил мою жизнь от своего существования в ней.

— Зачем ты пришёл? — спрашиваю, решив, что с условностями закончили.

— Хотел увидеть тебя. — Никита грациозно наклоняет ко мне голову, словно снисходит до моего уровня. Не могу сдержать презрительную ухмылку. Он всё еще считает себя лучше меня. — Я соскучился.

Фыркаю, затем провожу ладонями по холодному лицу.

— Соскучился? — зло усмехаюсь. На лице появляется улыбка, присущая сумасшедшим. Я была на грани истерики. Мне хотелось плакать, кричать, стонать от боли. И делать это одновременно. — Тогда где же ты был эти годы? Где? — Развожу руки в стороны. — Всё то время, пока я нуждалась в тебе! — вскрикнула. — Где ты был?

Никита открывает рот, видимо, чтобы ответить. Но мне не нужен его ответ. Я нервно переступаю с ноги на ногу. Холода я не чувствую. Мне душно. Вся эта ситуация абсурдна. Делаю глубокий вдох, затем выдыхаю, стараясь успокоиться:

— Просто уходи.

— Но ты только что сказала ему, — залепетал Никита, словно обиженный ребёнок. Осталось только губы надуть, — что ждала меня.

Гнев вновь зашевелился в груди.

— Да, я ждала тебя. Ждала, пока мама лежала в постели. Ждала, когда она умерла. — Голос незаметно повышается, словно взбирается по ступенькам. — Ждала, когда твоя мамаша выгнала меня из дома в никуда, как дворовую собаку! Я оказалась на улице без денег! Не было желающих мне помочь! Да! Я ждала тебя тогда! Но не сейчас!

— Но ты сказала…

— Я солгала! — Выпрямляю спину по струнке. — Я не ждала тебя. А сказала это только для того, чтобы он отпустил меня.

Никита шагнул ко мне, но я быстро сделала два шага назад, вытянув руку вперёд, словно щит.

— Не подходи ко мне.

— Вили, — мягко зовёт меня, на лице появляется улыбка. Я же в ответ хмурюсь. — Я люблю тебя.

Он обрушил на меня своё признание и приспокойненько уставился в ожидании. Кислота на языке, вызванная его словами, заполнила весь рот, заставив меня сморщить губы.

— Любишь? — выплюнула я, словно это отрава. — Где была твоя любовь всё это время? Когда я нуждалась в ней?

— Я не знал, что мама выгнала тебя. Она сказала мне, что ты сама решила уйти, чтобы стать самостоятельной.

— Самостоятельной? — зашипела. — Когда у меня только-только умерла мама, и остался братик? По-твоему, я могла оставить его, чтобы начать самостоятельную жизнь?

— Вили, прости…

— Не надо извиняться, — качаю головой, отчего пучок из волос зашевелился, — ты всё равно не сожалеешь. Ты такой же, как твоя мамаша. Почему я раньше этого не видела? — хмыкаю, обращаясь к себе. — Даже если ты не знал, что она меня выгнала, то почему перестал отвечать на звонки? Почему вдруг решил расстаться, не сообщив мне? Там было хорошо, правда? Пока ты был там, я не была тебе нужна. — Слова полились рекой. Я решила сказать всё, что накопилось. — Тебя всё устраивало. Говоришь, что закончил учёбу на отлично? Я в этом даже не сомневаюсь. Но почему они не предложили тебе место? — Никита занервничал. Его пальцы скрестились, а губы сошлись в одну точку. Я попала в его больное место. И мне хотелось ударить его так же сильно, как он шандарахнул по мне. Мне понравилось это чувство. — Я знаю, почему. Ты не настолько талантлив. — Парень побледнел. У меня получилось. — Да, ты отлично следуешь указаниям и чётко играешь.

Я усмехаюсь. И моя боль внезапно отступает. Словно причиняя ему боль, я освобождаюсь от своей.

Я запрокидываю голову, делаю вдох. Изо рта вырывается колечко пара.

— Но это не талант, — продолжаю. — Ты слушаешь музыку, исполняешь её, но не слышишь, не чувствуешь. Я знаю, для чего тебе вдруг понадобилась я. Теперь я это знаю. — Киваю, подтверждая. — Когда мне об этом говорил Захар, я не верила. Оказалось, он гораздо умнее меня.

— Заткнись! — зарычал Никита, удивив меня. Его щёки покраснели.

— А иначе что? Что ты мне сделаешь? — Может, я специально нарывалась, но меня уже не остановить. Его боль — сейчас моя свобода. — Я талантлива, а ты бездарен, поэтому твоя мама меня ненавидит. Моя самооценка была на нуле. Я не думала о себе, переживая за свою больную маму. Я возвела тебя на пьедестал, — поднимаю руку, вытягиваю палец, показывая, как высоко, — а ты тем временем принижал меня, самоутверждался за мой счёт. И сейчас тебе нужно то же самое. Ты хочешь, чтобы я вновь молилась на тебя. Тогда бы ты снова почувствовал себя на вершине, — улыбаюсь, словно чеширский кот. — Пусть твоя мамаша позаботиться о своем сыночке. Она ведь не просто так ходила на званный вечер, полный значимых персон. Видимо, протаптывает тебе дорожку.

— Мама была права! Ты изменилась! Стала дрянью!

Нет. Это не правда. Если бы я была дрянью, то ставила бы своё «я» на первое место. Я бы не стала разбивать своё сердце на тысячу осколков, не втаптывала бы его в грязь, надеясь спасти Гая.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась в злодейском стиле. Облегчение пропадает, уходит сквозь пальцы мелкой песчинкой. — Так возвращайся к своей заботливой мамочке! Зачем ко мне-то припёрся?

— Хотел начать всё с начала. Но теперь понимаю, как ошибался! Ты даже разговариваешь, как шпана!

— Шпана? Ха-ха-ха! — Смех, словно спазм, скрутил живот. Я согнулась, извергая истерический звуки и прижимая ладони к лицу. Какого хрена я делаю? Почему всё ещё разговариваю с ним? — Проваливай! Давай! Вали уже!

Вытягиваю руку в сторону, указываю пальцем на узенькую улочку между торговым центром и высоткой. Никита молча поворачивается на пятках и уходит.

— Больше никогда не подходи ко мне! — кричу я ему вдогонку.

Остаюсь одна. Врезаюсь в реальность, словно в кирпичную стену. Сверху уже не небо, а чёртова решётка.

Шмыгаю носом, смех резко прервался, слёзы брызнули из глаз, орошая пальцы. Мне должно было стать легче, но в груди словно разжёгся костёр. Я давлю ладошкой на грудную клетку в надежде, что это уменьшит жжение, но не помогает.

Стискиваю зубы, глотаю слёзы, слюни, сопли. Рыдание отражается от стен.

Не знаю, что делать дальше. Не знаю, куда податься. Я вообще ничего не знаю!

Небо темнеет. На нос вдруг упала огромная снежинка. Кожа настолько холодная, что пушистик даже не сразу растаял, задержавшись на кончике. Поднимаю лицо вверх, чтобы увидеть, как огромные хлопья повалили сверху. Порыв ветра подхватил несколько, потащил в сторону, ударив о стену.

Клацаю зубами. Должно быть, им больно. Так же, как и мне. 

38  POV Вили

Снег прекратился. С окошка хорошо видно, что он постарался на славу. Придомовая территория, парковка, деревья — всё полностью завалено белоснежным хлопком.

Я шмыгаю носом, после чего смахиваю сопли тыльной стороной ладони. Запрокидываю голову, чтобы уткнуться затылком в откос. Взгляд мельком скользит по подоконнику, на котором я разместилась, желая, в прямом смысле слова, залезть на стену.

Неожиданный звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я закрываю глаза, сделав глубокий вдох. Не думаю, что это Гай. И точно не Захар. Тогда кто?

Я специально медленно иду к двери, чтобы тому, кто стоял за дверью, надоело, а я могла сказать своей совести, что хотела открыть дверь, просто не успела. Но незваный посетитель не унимался.

Не заглядываю в глазок, приоткрываю дверь, образуя мизерную щель. В ней тут же появляется женское личико с очками на пол лица. Её голубые глаза сквозь линзы цепко впиваются в меня.

Я шагнула назад, не зная, радоваться или злиться её появлению. Редко вижу её в очках, по большей части она носит линзы. Но сегодня, видимо, тот день, когда она решила не париться, а просто нацепить на нос библиотекарские круглые очочки.

— Я уж думала, тебя здесь нет. — Ульяна рукой распахнула дверь достаточно широко, чтобы без проблем протиснуться в дверь в своей красивой белоснежной шубке, похожая на Снегурочку.

Она оттеснила меня дальше в коридор, принялась расстёгивать шубу, затем сапоги. Вопрос вертелся у меня на языке, но я молча наблюдала, пока она не разденется. Затем все же выдала:

— Тебя прислал Гай?

Уля резко останавливается, испытующе смотрит на меня. После чего кивает, но делает это, словно отвечая на свой же непрозвучавший вопрос, а не на мой.

— Выглядишь ужасно. — Она сочувственно вздыхает. — Так и знала!

Искривляю рот. Уля не преувеличивает. Выгляжу я пугающе. Глаза опухли от пролитых слёз. Нос надулся, словно огромная картошка. Губы изжёваны. А волосы… о них лучше не упоминать.

— Ты не ответила. — С вызовом скрещиваю руки на груди. — Тебя прислал Гай?

Девушка изящно опустила взгляд на свое тонкое запястье, украшенное блестящими часиками.

— Мой рабочий день закончился десять часов назад. Сразу после того, как Гай пропал с наших радаров.

— Что значит пропал? — Брови двигаются вверх. Дыхание сперло.

— Сразу после вашего разговора прыгнул в машину и уехал, — разъясняет Ульяна, не заметив, что я пошатнулась.

Энергия, которой ещё минуту назад не было, забурлила в крови, а в голове закружились устрашающие картинки. Страх сковал желудок. Где он? Куда уехал? А вдруг с ним что-то случилось?

— Тёма счастлив, сволочь! — неожиданно рыкнула Уля, отчего я пришла в себя. — Ходит, улыбается, присвистывает, а я решила навестить тебя.

— Гая здесь нет.

— Знаю, — кивает она.

— Всё… — делаю паузу, прищуриваясь, — знаешь?

— Да, — ещё один кивок. — Расскажешь, почему вдруг решила уйти? Гай что-то натворил?

Уля знает, что я ушла, но не знает, почему. Значит, Тёма не поделился своей победой с ней, считая её сторонницей наших с Гаем отношений.

Ошибочным предположением было считать слёзные потоки опустевшими. Глаза защипало. Слёзы уже раздражали покрасневшую кожу, но это их не волновало.

— Нет, — всхлипываю, — он лучший.

— Тогда что случилось?

Вместо ответа мотаю головой, предварительно обхватив лицо руками. Притихшая боль в груди всполошилась, окуная меня в раскалённую лаву. Меня бросило в пот. Я захлёбывалась от солёного потока. Ещё сама не верю, что Гая больше не будет в моей жизни.

Уля, неожиданно для меня, подходит вплотную, обнимает меня за плечи. Её почти невесомые руки сжали некрепко, но вполне ощутимо.

— Я… — всхлип, — все… равно…, - всхлип, — не скажу… тебе…

— У тебя, наверное, уже обезвоживание. — Её ответ удивляет. Она отстраняется, тянет меня вбок, на кухню. — Тебе надо попить.

Я не сопротивляюсь, вхожу на кухню, опускаюсь на стул. Ульяна быстро набирает воду в стакан, затем протягивает его мне.

— Пей. Тебе бы ещё поесть, но, уверена, что пока кусок в горло не полезет.

Руки дрожат, но слёзы замерли. С трудом преодолеваю дробь зубов, чтобы отпить немного. И всё же по комнате разносится звон стекла, когда зубы врезаются в край стакана.

— Мда, — протягивает Уля, — тебе хуже, чем я думала. Есть успокоительное?

Пожимаю плечами. У меня есть аптечка, но я не знаю, что там.

— А что-нибудь из алкоголя?

Удивлённо округляю глаза. Ульяна подходит к холодильнику, по-хозяйски заглядывает внутрь.

— А, — довольно мурчит она, я же продолжаю издавать булькающие звуки, — вот оно.

Девушка достаёт бутылку шампанского из холодильника. Понятия не имею, откуда она там взялась. Наверное, Гай принёс.

Черт возьми, он повсюду!

Сдерживаю желание прижать ладонь к раскалённой груди — это все равно не поможет. Хоть бейся головой о стену.

— Могу я остаться? — спрашивает она, тряся бутылкой в воздухе, обозначая цель своего нахождения.

— Только если не будем говорить о… Гае.

— Договорились.

Уля улыбается, а я не разделяю её веселья. Хотя, сдаётся мне, она что-то задумала.

Мы занимаем то же место, на котором примостилась я, когда была одна. Подоконник оказался достаточно широким, чтобы вместить обеих.

Ульяна свесила одну ногу вниз, другую согнула в колене, прижала к себе — хорошая растяжка. Я же придвинула к груди оба колена.

В руке теперь обычный прозрачный стакан, который Уля наполнила сладким пузырчатым алкоголем, а глаза продолжали безучастно сканировать улицу. Мы не стали включать свет, чтобы не отражаться и остаться невидимыми для прохожих.

В квартире слышались звуки нашего дыхания, бульканье пузырьков в стаканах, мерное тиканье часов — всё же, то была тишина. Ульяна первая нарушает молчание.

— Когда я была маленькой, — говорит она, тоже глядя в окно, наблюдая за тем, как ветер кружит белые снежинки на фоне ночного неба, — то думала, что снег — это перхоть Бога.

Она хмыкает, затем делает глоток из своего стакана, а я перевожу на неё непонимающий взгляд, заинтересованная таким неожиданным и странным откровением.

— У нас в доме всегда было… и, в принципе, до сих пор находится много обслуживающего персонала. Мама часто увольняет одних и нанимает других. Причины самые разные. От внешности до неправильного, по её мнению, выполнения своих обязанностей. Я помню, как однажды она очень разозлилась, когда увидела у одной из домработниц перхоть. На чёрной униформе она очень хорошо виднелась, припорошив её плечи. Прям как снег на земле. — Улыбка на лице Ули становится печальной. — Мне было пять. Мама постоянно ходит в церковь, и меня водила в детстве. Поэтому ничего удивительного, что я представляла себе господа, сидящего на облаках, словно человек на диване. А если он живой, то и перхоть у него могла быть. Это уже позже я поняла, что ходить в церковь и действительно следовать заповедям — это две разные вещи. То же самое, как организовывать благотворительные мероприятия, когда тебе нет никакого дела до голодающих детей в Африке. Просто показушность, и ничего более. Но я до сих пор помню тот день, когда я сказала маме о своём предположении насчёт снега. Она не стала объяснять, что это природное явление, лишь сказала, что я с каждым днём всё больше и больше разочаровываю её. Прошло восемнадцать лет, а ничего не изменилось. Я всё такое же разочарование своей семьи.

Отпиваю сладкий алкоголь, заинтересовываясь её рассказом и отвлекаясь от гнетущей боли, жёгшейся где-то внутри.

Глядя на Улю и не скажешь, что её жизнь не идеальна. Она выглядит выигравшей в лотерею судьбы. Но если жизнь и успела меня чему-то научить, так это тому, что не всегда всё именно такое, каким кажется на первый взгляд. И за занавесом может скрываться даже то, чего мы представить себе не можем.

— Я ушла из дома, как только подвернулась первая возможность. Бросила университет, чтобы стать ассистенткой избалованной звезды. Кто бы мог подумать, что время, проведённое в этой унизительной, — Уля выделяет это слово, имитируя незнакомый строгий голос, — должности, будет лучшим в моей жизни? Я и сама не думала. Но, оглядываясь назад, именно так и считаю. Гай и ты стали моей семьёй.

Шумно вздыхаю. Я об этом не задумывалась, но Уля так же, как и Гай, пополнила мой семейный список. Видимо, мы были ей нужны в той же мере, как и она нам. А что теперь? Думаю, Уля задаёт себе тот же вопрос.

— Я не знаю, что у вас случилось… — Ульяна ловит мой настороженный взгляд. — Да, да, — спешит оправдаться, — я помню, что обещала не говорить об этом. — Расслабляю плечи, откидываю голову назад. — Просто мне не нравится видеть тебя в таком состоянии. Я же вижу, что тебе больно. Не знаю, где Гай, но думаю, он в таком же состоянии. Этот парень тебя любит.

Вскидываю брови.

— Не смотри на меня так, — отмахивается Ульяна. — Не нужно быть ясновидящей, чтобы разглядеть его чувства. Всё на поверхности…

Не успеваю ничего ответить. Боковым зрением замечаю оживлённое движение за окном. Поворачиваюсь полностью к стеклу, чтобы лучше рассмотреть, что происходит.

На пустынной парковке, не знаю, куда делись машины, которые обычно заполоняют всё вокруг, останавливается старенькая вишнёвая четырка — у дедушки на даче стоит точно такая же. Только она у него серебристая и уже отправилась на пенсию. Теперь медленно сливается с природой, покрываясь мхом и вьюном.

Со стороны пассажирского сиденья открывается дверь. Сперва появляется нога, она твёрдо встаёт на землю, затем показывается широкая мужская спина, облачённая в дутую куртку. Парень наклоняется в бок, сгибаясь пополам, чтобы вылезти из низенькой машинки, но не удерживает равновесие, видимо, зацепившись за порог другой ногой. Он летит на асфальт, покрытый льдом и снегом. На всю стоянку разносится его громкий возмущённый вскрик. Я напрягаюсь, хотя мне не должно быть дела до кого-то пьяного парня.

С другой стороны к нему подскакивает парнишка, выбравшийся с водительского места. На нём кожаная куртка и высокие армейские сапоги. Он поднимает упавшего несмотря на то, что тот сопротивляется, выплёвывая громкие ругательства.

Уля тоже насторожилась, прижавшись к стеклу рядом со мной. Её рука метнулась вверх, чтобы настроить окно на микропроветривание. Так до нас стало доноситься гораздо больше звуков ночной улицы. Ветер завыл, вперемешку с рычанием пьяного парня.

— Пусти! Отпусти, говорю! Чтоб тебя!

Второму удалось поднять первого, они разворачивается лицом к нашему окну, и я задерживаю дыхание. В распахнутой куртке, помятый и пьяный…

— Гай, — всхлипываю я.

Он поднимает голову, чтобы посмотреть в моё окно. Сердце пускается галопом, словно врываясь на беговую дорожку.

— Это Вит с ним? — спрашивает Уля, смотря на парня, оставшегося возле машины.

Я не отвечаю, неотрывно наблюдая, как Гай опускает руку к земле, что-то поднимает, замахивается и бросает в мою сторону камень размером с куриное яйцо. Оно не долетает, ударяется о стену дома. Моя челюсть падает вниз. Рядом с Гаем тут же оказывается Вит.

— Ты что творишь, идиот? — возмущается друг, хватая его за шиворот, когда Гай сделал шаг и поскользнулся. — Если бы я знал, что ты будешь пытаться выбить окна, то не привёз бы тебя!

— Я хочу её увидеть! — рычит Гай, удержавшись на своих двоих, и отталкивая Вита. — Мне нужно её увидеть!

— Зачем?

Прижимаю свободную ладонь к стеклу, касаюсь носом холодной поверхности. Уля шире раскрывает окно, чтобы лучше расслышать.

— Вили! — взревел Гай. Я стиснула челюсть. — Вили!

— Заткнись, придурок! — шикнул Вит, но это не помогло. Гай раскинул руки в стороны, заорав, что было мочи:

— Вили! Я люблю тебя! Я! Тебя! Люблю!

Сердце кольнуло, словно его сжали щипцами. В животе не просто запорхали бабочки, в нём заметались малютки колибри, со своей сотней взмахов в секунду. В горле осел ком размером с нашу планету. Во рту образовалось слишком много слюны, но я не могла её сглотнуть — слишком липкая.

Он впервые сказал это. Впервые озвучил свои чувства. И сделал это сейчас, пьяный в хлам, посреди улицы, где его могут увидеть и услышать. Новость разнесётся по сети со скоростью света. О чём он, чёрт возьми, думает? Тёма убьёт его! Я не для того разорвала своё сердце на тысячу кусочков, чтобы он вот так всё просрал!

— Вили, ты слышишь? — Парень не собирался униматься. — Слышишь? Вернись! Я люблю тебя!

— Боже мой, — прошептала Уля, — он сейчас так весь двор поднимет.

Ульяна озвучила мои мысли. Я поспешно поставила стакан на подоконник, не заметив, что опрокинула его, и шампанское разлилось по пластиковому подоконнику. Уля вскочила, взвизгнув. Видимо, я её облила. Но я не стала оборачиваться. Гай продолжал выкрикивать моё имя. Я бросилась к двери, задержалась в прихожей ровно на тридцать секунд, хвативших чтобы впихнуть ноги в кроссовки и накинуть куртку.

Не дожидаясь лифта, помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Пару раз умудрилась споткнуться, но не полетела кувырком вниз. Мне удалось выбраться на улицу как раз в тот момент, когда Гай затянул моё имя ещё громче прежнего… или из квартиры слышалось глуше.

— Гай! — окликаю я его, остановившись под козырьком над входной дверью в подъезд. — Что ты делаешь?

Гай развернулся слишком резко для своего захмелевшего вестибулярного аппарата.

— Вили! — радуется Гай, взмахивает руками и падает назад.

Я кинулась к нему. Вит смотрит на друга сверху вниз вместо того, чтобы поднять его с асфальта, покрытого слоем льда и снега.

— Гай, — опускаюсь перед ним на колени, не заботясь о том, что намочу и испачкаю новые джинсы.

— Вили, — пьяные голубые глаза немного косят, и он смотрит куда-то справа от меня. Полагаю, я у него раздваиваюсь… не исключаю вероятность того, что троюсь. Он протягивает ко мне руки, всё-таки находя верную меня. — Я люблю тебя.

Позволяю его влажным от снега ладоням скользнуть по моему лицу, остановившись на щеках.

— Гай… — шепчу в ответ.

— Нет, подожди, — качает головой, тянет меня на себя. Упираюсь руками в холодное покрытие, чтобы не упасть на него. Гай же касается моего носа своим, отклоняет голову в сторону, чтобы поцеловать. Я оттягиваю свою голову назад, не позволяя ему этого сделать. Гай перемещает руки на мои плечи, удерживая. Несмотря на изрядную опьянённость, сила в нём прежняя. — Я люблю тебя! — говорит он почти сердито, затем переходит на рык: — Прости меня! Я должен был сказать тебе раньше! О чём я, чёрт возьми, думал? — спрашивает и сам же отвечает: — Думал, что у меня ещё куча времени, чтобы признаться! Но… — запал спадает так же резко, как и начинается. — Прости, что раньше не сказал…

Любимые голубые глаза парня заблестели. Даже при неярком освещении двора отчётливо вижу морщинки вокруг его поджатого рта. Ему больно. Мне самой не хватает воздуха.

— Пойдём, — зову я его, поднимаясь на ноги.

— Куда? — по-детски наивно смотрит на меня снизу вверх.

— Давай доведём его до машины, — обращаюсь я к Виту. — Отвези его домой.

— Нет! — вскрикивает Гай. — Я никуда не поеду! Я хочу быть здесь!

— Где здесь? — насмехается его друг, зачем-то раззадоривая пьяного. — На дорожке перед домом? Вот твоё место? Как у собаки?

— Я остаюсь здесь! — Гай скрещивает руки на груди. — Буду ночевать у Вили!

— Она тебя не приглашала.

Гай рычит на друга. Тот довольно улыбается. Я же окинула взглядом окна жильцов. Чёрт, в них один за другим начали появляться любопытные лица. Вопрос времени, когда они узнают Гая или меня. Может, уже узнали. Значит, скоро начнут снимать на телефоны. И тогда новость разлетится по всем популярным социальным сетям. Тогда мы с Гаем вновь окажемся на всех первых полосах жёлтой прессы.

— Хорошо, — понимаю, что выбора у меня нет. — Давай заведём его внутрь.

Едва заметно киваю на окна, отвечая на немой вопрос Вита, выраженный в приподнятой брови.

— Сегодня твой счастливый день, братишка, — усмехается Вит, протягивая руку Гаю.

— Я бы так не сказал, — бурчит он в ответ. — Сегодня один из худших дней в моей жизни.

Вит поднимает Гая. Я встаю по другую руку от него. Гай тут же закидывают свою тяжелую руку мне на плечо, опуская голову и целуя меня в лоб, после чего утыкается носом в култышку на голове. Я помню. Мои волосы — его слабость.

На секунду закрываю глаза, наслаждаюсь ощущением его близости, а когда открываю, ловлю на себе сканирующий взгляд синих глаз. У Вита не глаза, а какие-то глубоководные океаны.

Мы двигаемся вперед.

— О, Уля! Меня потеряла? — Гай улыбается, заметив свою ассистентку у подъезда. Я не знала, что она вышла следом за мной. Мы останавливаемся около неё. Глаза Вита перемещаются на девушку, невольно покрасневшую. Он подбородком указывает ей на дверь. Спохватившись, Ульяна открывает её, пропуская нас вперёд.

Вызываем лифт, поднимаемся на нужный этаж, с трудом преодолеваем лестничный пролёт, оказываемся в квартире. Пока Вит удерживает Гая в вертикальном положении, Уля помогает мне снять с него ботинки. Мы проводит Гая в мою спальню, кладём его на кровать. Он что-то бормочет, я не вслушиваюсь, оборачиваюсь к Уле и Виту.

— Я, пожалуй, пойду. — Уля переступает с ноги на ногу, явно стараясь не смотреть на парня, стоящего рядом.

— Хорошо, — киваю. — Не буду тебя провожать.

— Увидимся. — Уля кивает, после чего, мягко ступая, удаляется по коридору.

Вопросительно смотрю на Вита.

— Помогу тебе его раздеть, — отвечает он, указывая на парня, успевшего за минуту отключиться в удобной кровати.

— Спасибо, что позаботился о нём, — благодарю, приступая к стягиванию мокрой одежды. Вит помогает избавиться от куртки и джинсов, после чего пожимает плечами:

— Этот засранец напился в баре, где я выступаю. Не бросать же его было.

Уголок губы ползёт вверх. Думаю, он лукавит. Несмотря на то, что их дороги разошлись, Гай остаётся ему дорог. Их связывает нечто большее, чем группа, которая у них когда-то была.

— Вили, — тихо зовёт Гай, стоило мне потянуть вверх его футболку. — Вили, прости меня.

— Тебе не за что извиняться, — наклоняюсь к нему, чтобы лучше слышать.

— Не уходи от меня, пожалуйста…

— Короче, — Вит прочищает горло, перебивая друга, — я пошёл. Дальше ты и сама разберёшься.

— Спасибо, — ещё раз благодарю, получая в ответ смущённую улыбку парня и кивок.

Вит оставляет меня наедине с парнем, распластавшимся по моей кровати в позе морской звезды. Погас свет в коридоре прихожей и, погрузив нас в темноту, защёлкнулась входная дверь.

Окидываю пристальным взглядом спящего, спрашивая себя, что делать дальше? Затем в спину резко ударяет порыв ледяного ветра. Я поёжилась, вдруг почувствовав, как в спальне жутко холодно. Мы не закрыли окно, когда выбежали из квартиры навстречу крикам Гая.

Я встаю, подхожу к окну. Тяну руку вверх, чтобы закрыть форточку, когда мои глаза упираются в машину Вита, у которой остановились сам владелец и Уля. Они знакомы? Нет, если судить по тому, что Вит даже не поздоровался с Улей при встрече, и она ответила ему тем же.

Несмотря на то, что окно открыто, не могу расслышать, о чём они разговаривают. Они ведь не дерут глотку, как это делал Гай, чтобы докричаться до меня и до всего двора.

Остаётся только наблюдать, как Ульяна поворачивается к машине, затем и вовсе подходит к ней, открывает дверь и садится в старенькую четырку. Вит с минуту смотрит на свою машину, словно и сам не верит, что Уля это сделала, затем занимает водительское место, и они уезжают.

Вместе.

Что?

Странно это.

Но у меня не было времени подумать. Гай активно зашевелился позади меня. Я повернулась к нему, чтобы увидеть, как он приподнялся, оглядываясь.

— Вили, — обращается ко мне, заметив в темноте мой силуэт. — Ты одна?

— А с кем я должна быть? — делаю шаг к кровати.

— Его здесь нет? — Гай принимается вертеть головой. Учитывая степень его опьянения, удивляюсь, как у него голова не закружилась.

— Кого? Вита? Он уже уехал.

И не один.

— Нет, — Гай качает головой, словно болванчик. Руки тянутся ко мне. — Этого придурка… — возмущённо выдыхает пар через нос. — Я не знаю, как его зовут!

— Никиты? — прищуриваюсь, вспоминая, кем прикрылась или же оправдалась, когда ушла сегодня утром.

Гай выдает глухой звук, затем крепкие пальцы обвиваются вокруг моих запястий. Он хватает меня, опрокидывает на себя, сам заваливается назад на кровать. Я падаю на него, после чего Гай ловко переворачивает нас, наваливается на меня всем телом. Из груди вырывается хрип. Я интенсивно задвигалась под тяжестью его веса.

— Гай, — с трудом выдавливаю его имя, упираясь ладонями в каменные плечи, — тяжело…

Гай приподнимается с меня ровно настолько, чтобы я могла вдохнуть, а он собрать мои руки и вытянуть их над моей головой, побуждая изогнуться, выпячивая грудь. Гай наклоняет голову, проходится носом по упругим, часто вздымающимся под тонким кашемировым свитером холмикам. На его губах появляется улыбка кота, налакавшегося сметаны. Гай приближает свое лицо к моему, чтобы обдать меня запахом алкоголя и приказать хриплым шёпотом:

— Скажи, что его здесь нет.

— Его здесь нет, — сипло выдаю на выдохе, борясь с желанием прижаться губами к его рту, соблазнительно нависшим буквально в сантиметре от моего рта.

— Его здесь никогда не было, — снова приказ и следом за ним мольба: — Скажи…

— Не было. — И это правда.

На пару минут Гай затихает и не шевелится. Мне уже кажется, что он вновь отключился, как слышу его голос очень близко. От слов, что он произносит, дыхание прерывается:

— Скажи, что любишь меня. — Я открываю рот, но не произношу ни звука. Наши губы почти соприкасаются. Моему телу этого достаточно, чтобы по венам заструился ток. — Скажи… — шепчет Гай, отпуская мои руки, чтобы нежно обхватить мою шею руками, не сдавливая, не причиняя мне дискомфорт. Его пальцы сжимались и разжимались, скользя по коже подушечками и аккуратно подстриженными ногтями. — Пожалуйста…

Гай — весь мой мир. Он настолько глубоко проник в закоулки моей души, что его оттуда щипцами не выдрать. Люблю ли я его? Что тут спрашивать?

— Люблю…

Признание срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю его остановить. Гай выдыхает, словно с его плеч свалилась тяжесть всего мироздания. Я замираю, ожидая его дальнейших действий. Губы завибрировали, предвкушая прикосновение его мягких уверенных губ.

Но вместо этого Гай скатывается в сторону, притягивает меня к своему боку. Пальцы зашарили в моих волосах. Гай дёргает резинку, отбрасывает её в сторону. Моя голова примостилась на краешке его груди, а волосы пустились врассыпную, словно попкорн, защекотав шею и щеку. Но Гаю они, казалось, нисколько не мешали. Наоборот, он ещё глубже зарылся в них лицом, касаясь губами моего уха.

— Я тебя люблю, — зашептал Гай, словно в бреду. — Ты меня тоже любишь. Вили… тогда какого хрена происходит?

39  POV Вили

Я сбежала. Трусливо. Растерянно. Позорно.

Я не знала, что сделать, когда Гай проснётся. Не знала, что ему сказать. Не знала, как ответить на вопросы, которые он точно задаст. Не знала, как должна реагировать на его признание.

В голове вибрирует, словно будильник, только один вопрос: что мне делать дальше?

В стране начались новогодние каникулы. Приближается новый год. Дедушка и Захар уже уехали за город, на дачу дедушки. Последние полгода они часто проводят здесь время.

Я скучаю, но радуюсь тому, что мой братик, наконец, получил настоящую семью, где на него не забивают в пьяном угаре, а учат забивать гвозди, чтобы что-то починить. К моему облегчению, несказанно удивив меня, дедушка согласился уволиться с работы. Но только чтобы заняться другим полезным действом.

Я наотрез отказалась от его денег, самостоятельно оплатив его лечение. Тогда дедушка Миша пошёл другим путём.

Они с Захаром решили перестроить дачный домик, превратив его из шаткой одноэтажной избёнки в презентабельный коттедж, который по подсчётам деда перейдёт к нам по наследству.

Как только дедушка загорелся этой идеей, Гай тут же привёл подрядчика. По договору сумма оказалась вполне приемлемой для накопленного тяжким трудом. Дедушка в силу своей старческой наивности поверил, а вот я много раз пыталась выудить у Гая честную информацию о стоимости такой работы, но всегда получала один и тот же ответ: «Ты же видела договор».

И вот спустя полгода я сижу перед обеденным столом, закинув ноги на соседний стул, на очень большой тёплой кухне полностью перестроенного дома, держу в руках кружку ароматного чая с мятой и лимоном. Напротив меня устроился дедушка, разложив на столе перед собой лампочки, провода, новогодние игрушки — готовит украшения для дома. Захар убежал с недавно приобретёнными друзьями кататься на сноуборде с горки в конце деревни. Вернее, учиться кататься.

Несмотря на то, что братик всегда был активным, ему не разрешалось заниматься спортом. В благородном семействе все должны быть утончёнными, музыкальными. К дядьке с поросячьим рылом эти понятия точно не относились.

Как бы ни старались они приучить Захара к классической музыке, ничего не вышло. Вместо Бетховена мальчишка слушает Вита Грома. Я счастлива, что он, наконец, может делать то, что ему нравится. Раньше у него и друзей-то не было. А сейчас я никак не могу запомнить их имена — слишком быстро разрастается количество.

Вздыхаю, опускаю плечи. Когда всё только стало налаживаться, вновь двинулось по наклонной.

— Почему ты приехала? — Поднимаю глаза, отрываясь от движения его рук, занимающихся починкой сломанных механизмов, чтобы посмотреть на деда. — Нет! Нет! — спешит он добавить. — Я очень рад тебя видеть! Только вот… Ты не говорила, что собираешься навестить нас. Да и Гая с тобою нет. Вы ведь неразлучны, как два попугайчика.

В глазах защипало. Ну вот, а я думала, что сегодня плакать не буду.

— Что случилось, детонька? — Голос дедушки тут же изменился. Его глаза тревожно забегали по мне в поиске ответа.

— Я ушла… — приходится сделать паузу, чтобы проглотить ком в горле, — от Гая…

— Почему? — Деда Миша качает головой, затем грозно сдвигает брови: — Он что-то натворил?

— Нет, — голова превращается в маятник, качаясь из стороны в сторону, — нет… он… — судорожно вздыхаю. — Он самый лучший.

— Тогда вообще ничего не понимаю. — Дедушка уставился на меня. Его лицо вытянулось. Беспокойство читается все отчётливо.

Я вытираю слёзы ладошками, почесав круговым движением опухшие глаза. Втягиваю сопли, затем глубоко вдыхаю.

— Я сделала это ради него.

Дедушка закряхтел, поёрзав на стуле. Понимаю, что это ему ни о чем не сказало.

— Если бы я этого не сделала, он бы всё потерял, — пытаюсь объяснить, но дед лишь прищурился. — Я сделала это ради него, — вновь повторяю, отмахиваясь от воспоминаний о прошедшей ночи, которую я провела рядом с ним. Сердце не просто щемило, оно горело, словно на адской сковородке.

— Гай знает? — тихо спрашивает деда Миша, огорчённо поджав верхнюю губу, отчего его усы почти коснулись подбородка, полностью спрятав рот. — Ты рассказала ему?

— Нет. — Опускаю глаза в стол. — Если бы рассказала ему, он бы не дал мне уйти.

Хотя сцена, которую он устроил вчера, явственно показала, что Гай всё еще не собирается отпускать меня. А я готова биться головой о стену, не представляя, что делать дальше.

— То есть ты не дала ему сделать выбор самостоятельно?

Свожу брови, закусывая щёку:

— Нет, не дала.

— Детонька, — голос дедушки становится мягким, словно он обращается к маленькому ребёнку, — неужели ты всё решила за вас двоих?

Несмотря на мягкость вопроса, взгляд деда становится осуждающим. Я опускаю глаза, чтобы не видеть. В груди встрепенулась вина. Да, я решила сама. Не сказала Гаю, не попробовала довериться ему в выборе его же пути. По щеке вновь потекла слеза. Дедушка тут же заохал.

— Вили, солнышко… — Он быстро встал со своего места, устремился ко мне. Я поднялась ему навстречу, чтобы утонуть в родном аромате укропа и корицы, свойственный дедушке. Не перестану благодарить вселенную за то, что она подарила мне его. Нос касается тёплой рубашки. Всхлипываю. — Я знаю, что ты хотела как лучше. — Морщинистая, но всё ещё по-мужски сильная ладонь ложится на мой затылок. — Ты хорошая девочка. Заботливая. Много думаешь о других, оберегаешь. Так было и с Захаром. Ты отчаянно металась из угла в угол, стараясь найти выход, но в итоге он справился сам, показав нам с тобой, что мы недооценивали его. — Я затаила дыхание, вслушиваясь в то, что говорит дедушка. Его мелодичный голос, с небольшой хрипцой, убаюкивал меня. — Сейчас ты недооцениваешь Гая. Этот мальчишка любит тебя до одури. Он не отступит просто потому, что ты так решила. Ты испортишь жизнь и себе, и ему. Запомни слова старика, пожившего в этом мире чуть дольше тебя. Никогда не решай за других. За это тебе никто спасибо не скажет. Дай парнишке возможность самому решить, что ему нужно. Не делай это за него, считая, что во благо. Расскажи, что к чему, поговори, и тогда уже придёте к общему знаменателю. Разговор — это лучшее, что можно сделать.

POV Вили

С чего я взяла, что он и сегодня придёт?

Я вернулась домой сразу после разговора с дедом. Гая не было. По-другому и быть не могло. Не должен же он ждать меня, когда я поступила как глупая гусыня, струсив оказаться с трезвым Гаем лицом к лицу при свете дня. Хотя всё же небольшая искорка разочарования кольнула в груди.

И вот я сижу на долбанном подоконнике, смотрю на улицу, почищенную с утра и уже успевшую припорошиться новой порцией снега. Даже боюсь моргнуть, словно если сделаю это, то пропущу момент, когда Гай появится… поправочка… если Гай появится! Я сомневалась в этом и ненавидела себя.

Дедушка абсолютно прав. Не знаю, почему я решила сыграть в Мойру и решить судьбу Гая за него самого. Это было сложное решение, и я думала, что тщательно все взвесила, но на самом деле поступила как идиотка. Жертва… Пфф! Идиотское решение безмозглой наивной дурочки! Гай поступит правильно, если решит больше не приходить!

Я сжала телефон в руке. Я бы могла набрать его номер, сказать ему, что хочу его видеть, что была неправа и хочу все вернуть. Но не решаюсь это сделать. Почему?

Перед глазами встаёт картинка. Я, Гай и Вит на сцене. Нас слепят софиты, но вместо дискомфорта на его лице только гримаса счастья. Он смеётся, довольный жизнью на сцене. Что случится, если дверь в этот мир захлопнется перед его носом?

Я запуталась. Не знаю, как должна поступить. Что будет правильным?

У меня дежавю. На парковку заруливает старенькая машинка Вита. Сердце подскакивает. Почти аналогично со вчерашней сценой, Гай выкатывается с переднего пассажирского сиденья. Я не дожидаюсь продолжения, соскакиваю с подоконника, с разбегу влетаю в шлёпанцы, со всех сил бросаюсь вон из квартиры, прихватив куртку, чтобы надеть её, пока сбегаю вниз.

— ВИЛИ! — окликает меня Гай, когда я уже была на середине пути. Подъезд сотрясается от его громкого голоса. — ВИЛИ!

Старательно подавляю улыбка, но она всё равно просачивается. Выскакиваю наружу, подгоняемая зашкалившим пульсом. И дело вовсе не в том, что мне пришлось преодолеть кучу ступенек.

Гай здесь! Он приехал! И пусть снова почти не держится на ногах.

— Какого хера, бро? — Вит прислоняется спиной к своей машине, скрестив руки на груди. Вздыхает, отчего изо рта вырывается облачко пара. Я приближаюсь к ним, но на меня никто из них не смотрит. Гай пялится в мои окна, широко раскрыв руки, видимо, собираясь вновь признаться мне в любви во всеуслышание. Вит же просто наблюдает, укоризненно качая головой. — Выглядишь жалко. У тебя что, совсем нет гордости?

— К чёрту гордость! — безапелляционно заявляет Гай. На удивление, язык у него не заплетается, как его ноги. — Кому она, мать вашу, нужна, когда я не могу быть там, где хочу, и с тем, с кем хочу? ВИЛИ! — взревел парень, поддавшись вперед, выпятив грудь, словно хотел взлететь к окну. — Вили!

— Я здесь. — Поднимаю руку, чтобы помахать, хотя этого и не нужно. Парни тут же оборачиваются ко мне.

— Вили! — Лицо Гая озаряется, словно внезапно выглянуло солнце. Сглатываю, опешив от его взгляда. Не успеваю отреагировать, когда парень рванул ко мне. Три широких шага, и вот я теряюсь в его руках. Сочетание холодного носа и горячего дыхания проходится по моей шее, спровоцировав мурашки. — Я так тебя люблю…

— Ох, чёрт, — простонал Вит, когда Гай навалился на меня.

Я понимаю, о чём он, почувствовав непосильную тяжесть. Мои ноги дрогнули и подогнулись. Вскрикнув, я полетела назад, но не почувствовала столкновение с землей. Зато услышала смачный шлепок и то, как крякнул Гай. Оглядываюсь. Я все ещё на ногах. Возле меня остановился Вит, и его рука обвивает мою талию. Видимо, благодаря ей я не лежу под пьяной тушкой Гая. А он тем временем растянулся на асфальтированной стоянке, покрытой мокрым снегом.

— И куда его теперь девать? — спрашивает Вит, отпустив меня и отступив.

— Туда же, куда и вчера, — откликаюсь, подходя к Гаю. — Давай поднимем его и отведём ко мне.

— К тебе? — Брови Вита приподнимаются, но затем губы растягиваются в понимающей ухмылке. — Ну, давай. Этот придурок точно не будет против.

Закатываю глаза. Вит опускается на корточки рядом Гаем. Тот, похоже, решил, что ему вполне удобно, и можно заснуть прямо здесь.

— Вставай, пьянь, — Вит тормошит его, в ответ слышится недовольное бормотание. Тогда он поднимает голову вверх, смотрит на меня, кивает подбородком, призывая к действию.

— Гай, — зову его, слоняясь над парнем. — Гай! — повышаю голос, чтобы достучаться до него. — Гай!

— Вили, — приглушённо отзывается он.

— Вставай! — требую. И Гай подчиняется, сперва переворачивается, а затем принимает протянутую руку Вита, чтобы подняться на ноги. Вит перекидывает его руку через своё плечо, чтобы перенести часть веса на себя.

Мы проделываем тот же путь, что и вчера, с теми же препятствиями. Хотя кое-что изменилось.

— Ты сегодня одна?

Вит как бы невзначай оглядывается.

— Что? — не сразу понимаю, о чём он. Но уже через секунду вспоминаю сцену, которой стала свидетельницей вчера, наблюдая с окна. — А, Уля? — Вит поджимает губы, и я понимаю, что попала в точку. — Нет, она не приходила.

Вит не отвечает. Его челюсть напрягается, но лицо становится непроницаемым, а глаза опускаются себе под ноги — и это вовсе не для того, чтобы не споткнуться.

Мы укладываем Гая на кровать. Под звуки храпа стягиваем снего куртку. Как можно так быстро отключиться? Будто щёлкнули выключателем, и лампочка погасла.

— По традиции дальше сама, — Вит отходит от кровати. — Я свою миссию выполнил.

— Да, спасибо.

— Надеюсь, вы всё решите, и завтра у меня будет спокойный вечер.

Я морщусь.

— Поговори с ним, — резко вскидываю голову, чтобы посмотреть на Вита. Не ожидала от него советов. — Он не понимает, что происходит, поэтому мечется из угла в угол.

— Это сложно…

— Его козёл-директор, я прав? — Округляю глаза. Как он узнал? — Здесь за версту воняет его гнилыми методами. Чем он тебя шантажирует?

— Отказывается продлять контракт, пока мы вместе, — выдыхаю, затем поспешно добавляю: — Только не говори Гаю!

— Гай, мать твою! — внезапно агрессирует Вит. Я сощурилась, не понимая, откуда взялась злость. Он толкнул друга в плечо, тот в ответ всхрапнул. — Идиот! Я говорил тебе, что надо всё рассказать! Но нет! Ты ведь упрямый придурок! Дотянул до победного, себе же хуже сделал! Так тебе и надо! Будешь знать, как скрывать такие важные решения!

Я настораживаюсь, ничего не понимая из того, в чём Вит упрекнул Гая.

— Какие ещё решения? Что происходит? Чего я не знаю?

Делаю шаг в сторону Вита, выпалив все вопросы на одном дыхании, но в кармане его тёмных джинсов заиграл мобильный телефон. Нежная мелодия разнеслась по комнате.

— Это Снежа, — сообщает Вит, даже не взглянув на экран. Видимо, на её звонок поставлена особенная мелодия. — Она переживает ихочет узнать, как дела у её братца. Я пойду.

Вит разворачивается и уходит, оставив мои вопросы без ответа, а я повернулась к кровати, на которой развалился Гай, уставилась на него, словно телепатически смогу выудить у него нужную информацию.

Утром нам абсолютно точно придётся поговорить, выложив все карты на стол.

Я примостилась на краешке кровати, но Гай тут же закинул на меня руку. Что-то простонав, он притянул меня к своему телу, прижавшись грудью к моей спине. Я закрыла глаза, почувствовав дикую усталость.

Не заметила, как уснула, а когда проснулась от зимнего солнечного света, Гая в постели уже не было.

POV Вили

День прошёл как в тумане. Я с маниакальным постоянством выглядывала в окно каждый десять минут, хотя прекрасно знала, что никого нужного там не увижу. И всё же продолжала это делать.

Телефон зазвенел только однажды. Звонил Захар, чтобы поделиться со мной своими успехами. Я порадовалась за него, но под ложечкой монотонно посасывало.

Ожидание тянулось сильнее, чем Хубба Бубба. Я даже впервые за год включила телевизор. Музыкальный канал — естественно. Не прошло и пары минут, как на экране появились наши лица, а из динамика просочилась мелодия, будоражащая, стремительно циркулирующую по моим венам, красную жидкость, с привкусом металла.

Картинка возвращает меня в тот день, в тот момент в душевой кабинке, когда не просто пролетела искра, а разгорелся пожар, на котором я до сих пор горю заживо, словно ведьма на костре.

Особенно сейчас, видя через монитор его руки на мне, я помню их тепло. Его губы скользят по моей шее, а зубы впиваются в нежную кожу. Откидываю голову назад. Даже сквозь экран взбаламутились мурашки, и разлился жидкий жар.

Думаю, именно в тот миг Гай протянул мне руку, позволив ступить в его мир. С тех пор я постоянно чувствовала его присутствие в своей жизни. И даже сейчас я не знаю, где найти силы, чтобы жить без него. Не могу найти, да и не хочу.

Почему он ушёл? Почему не дождался моего пробуждения, не потребовал ответов? Неужели решил, что ему это не нужно?

Сердце стучит, уши закладывает. Стараясь успокоиться, выключаю телевизор, забираюсь на подоконник.

Уже темнеет. Радостный визг детей, обширная стройка снеговиков и снежных колонн подошла к концу. Родители загнали их домой, чтобы накормить и согреть. Я оглядываю комнату. Тоскливо, аж выть хочется.

Сумерки сменяются на ночь. Я не изменила свое место расположения. Облокачиваю голову на холодное стекло. Медленно сердце сбавляет обороты, дыхание больше не образует запотевшие облачка на стекле.

Вижу свет фар, задерживаю дыхание. Когда перед подъездом затормозило такси, разочарованно выдыхаю. Я не видела, кто вышел из машины, да и это и не нужно. Какая разница? Поэтому звонок в дверь застаёт меня врасплох.

Соскакиваю с подоконника, спешу к двери, чтобы широко раскрыть её. Едва успеваю затормозить стремление выпрыгнуть в подъезд.

Гай.

Стоит, упираясь рукой в стену возле двери. Его спина согнута, куртка не застёгнута, несмотря на мороз. Волосы покрыты инеем и направлены в разные стороны. Заострённые скулы ещё больше подчёркивает, как минимум, трёхдневная щетина.

Я поднимаю голову вверх, чтобы осмотреть каждую частичку его лица. Он делает то же самое, наши глаза встречаются. В воздухе застывает невысказанный вопрос, но если озвучить его, то послышится дуэт наших голосов:

— Ты в порядке?

Я отступаю назад. Поджилки сократились.

— Я могу войти? — спрашивает Гай так тихо, что я едва услышала. — Или чтобы ты впустила меня к себе, мне нужно напиться и устроить шоу? Могу я перепрыгнуть через эти условия? Или они обязательны? Могу я просто войти?

Боль отражается в его глазах. Чистый сапфировый цвет мутнеет. Я сглатываю, делаю глубокий вдох, словно затягиваюсь воздухом. За вдохом следует стремительный шаг, за миллисекунду приближая меня к нему. Я врезаюсь в его тело, вскидывая руки, чтобы ухватиться за его шею.

— Слава Богу, — выдыхает Гай. Я издаю всхлип, когда он подхватывает меня на руки, чтобы сократить разделяющее нас расстояние. Обвиваю его руками и ногами. Гай наклоняется вперед, входит в квартиру, ногой захлопывает дверь.

Его губы встречают мой рот на полпути. Мы стонем, но звуки теряются в буйном поцелуе. Языки сливаются, зубы сталкиваются. Его щетина царапает искусанные губы и раздражённые от пролитых слёз щёки, но я лишь глубже погружаю свой язык в его рот и пальцы в мокрые волосы, оттягивая их в разные стороны, не заботясь о том, что ему может быть больно.

Гай не отстаёт. Его руки мнут мои ягодицы, а зубы то и дело ухватываются за нижнюю губу. Я не закалывала волосы. Они, к его радости, накрыли нас штормовой волной, напоминающей цунами.

Гай отрывает от меня свой рот, прислоняет меня к стене, чтобы помочь мне стащить с него адски мешающую куртку. Низ живота покалывает. Я хочу большего, поэтому сильнее прижимаюсь промежностью к его выпуклому бугру на джинсах. Гай охает, а я принимаюсь двигаться на нём, вырисовывая восьмёрки, словно обезумевшая.

Тыкаюсь носом в его шею, напоминая новорождённого котёнка. Стараюсь дышать как можно чаще, чтобы наполнить себя ароматом Гая, на данный момент включающим в себя морозную свежесть, алкоголь и сигареты.

Гай запускает пятерню в мою гриву, сжимает её в кулак, оттягивает назад мою голову, скользит языком от уха до ключицы, мурлыча при этом. Рука держит крепко. Не имея возможности ответить, мне остаётся лишь наслаждаться лаской, не забывая при этом двигать бёдрами, дразня нас.

— Вили, — то ли рычит, то ли скулит парень, когда я в очередной раз дёрнулась от сильного давления на клитор. — Сперва мне нужно в душ!

Душ…

Ухмылка растягивает все трещинки на моих губах.

— Чего же мы ждём? — получается не соблазнительно, а хрипло. Но Гай всё равно замер, уставившись на меня потемневшими от страсти глазами. Пользуюсь его секундным замешательством, сползаю с него. Поворачиваюсь к нему спиной, медленно двигаюсь к ванной.

Парень рванул следом. Я остановилась, наклонилась, чтобы стянуть с себя шорты вместе с трусиками. Затем вытянула вверх руки, позволяя Гаю стянуть футболку. Лифчика на мне не было.

Его руки задвигались по мне, но я пошагала дальше. Мы вступили в ванную, я обернулась, провела ладонями по его груди, потянула вверх его футболку. Гай рванул её вверх, едва не разорвав в клочья. Мои пальчики заскользили от пупка вниз: Гай прерывисто вдохнул.

Я быстро справилась с ремнём и пуговичкой его джинсов. Они упали на пол, ремень звонко встретился с кафелем. Я взялась за чёрные боксеры, потянула вниз, освобождая налитый кровью член. Провожу по нему ноготком, упиваясь шелковистостью и любуясь вздувшимися венами. Гай вздрогнул, покрываясь мурашками. Радуясь такому отклику, беру орудие в ладошку, сажусь на корточки, чтобы вновь почувствовать его вкус.

— Чёрт, нет, — Гай шарахается назад. — Нет, не сейчас. — Смотрю на него снизу вверх, не зная, как реагировать. Гай тянет меня вверх. Его руки обвивают мою талию. Он наклоняет голову, чтобы коснуться моих губ и прошептать: — Сначала душ.

Словно пушинку, Гай подхватывает меня, ставит в душевую кабинку. Я дожидаюсь, пока парень войдёт сам, после чего нажимаю кнопку. Сверху мгновенно заструилась вода.

Наши губы сливаются в поцелуе. Мы словно вновь оказались на съемочной площадке. Каждое прикосновение пропускало ток под кожу. Все чувства обострены до предела. Только сейчас вокруг нас нет камер. Мы одни в этом мире, под мелкими струями воды.

Прислоняюсь к стене, когда пальцы Гая сделали дорожку по моей скользкой коже живота, устремляясь к самому центру моего желания. Указательным и безымянным пальцем он раздвинул в стороны половые губы, словно бутоны цветка, чтобы средним беспрепятственно помассировать клитор. Я запрокинула голову, открыв рот в беззвучном стоне. Но мне не удаётся сдержаться, когда палец скользнул внутрь, погружаясь в меня. Шире расставляю ноги, чтобы облегчить вход.

Гай обхватывает мою шею сзади, прижимается лбом к моему лбу.

— Я так хотел тогда, чтобы ты кончила, — надломлено говорит он, тоже вспоминая съёмки клипа. — Я так давно мечтал о тебе. Наконец-то ты оказалась в моих руках, и тебе ведь понравилось то, что я делал.

Активно киваю в ответ, хотя это был не вопрос. Его палец ощущался внутри чертовски приятно, сразу найдя нужную точку.

— Я хотел, чтобы ты кончила, — продолжал Гай, орудуя внутри меня, присоединяя ещё один палец. — Хотел, чтобы ты нуждалась во мне, цеплялась за меня… Но я сам чуть не утонул. Ещё немного, и я бы потерял контроль…

Его рот безжалостно атакует мой. Чувствую себя дикой и одновременно беззащитной.

— Почему ты решила уйти? — хрипит Гай, оторвавшись от моих губ. — Почему ушла, ничего не объяснив?

— Нам нужно поговорить, — всхлипываю я. Удовольствие сменяется страхом. Вдруг Гай остановится? Вдруг он решит наказать меня? Лбы почти соприкасаются, заставляя воду огибать наши лица. Глаза слишком близко и слишком пристально смотрят друг на друга. Мои наполняются слезами, он это видит. Я моргаю, прорывая платину. Слёзы катятся вниз. — Давай поговорим. Я всё тебе объясню.

Гай застывает. Его пальцы останавливаются, затем и вовсе исчезают. Чувствую пустоту. И не только между ног. Слёзы и вода мешают мне разглядеть парня. Его руки упираюсь по бокам от меня. Он ударяет ладонями по стене, затем по выключателю, останавливая водный поток.

— К чёрту! — Руки обхватывают мое лицо. Он рывком притягивает меня к себе, побуждая встать на носочки. Губы же действуют мягче. Он целует меня так, словно я весь его мир. Я отзываюсь, ведь он значит для меня ничуть не меньше. Мои руки гладят его плечи, шею, скулы. Я расслабляюсь, вновь наполняясь теплом. — Скажи мне только, — запыхавшись, просит Гая, — это ведь не было пьяным бредом? Ты правда сказала, что любишь…

— Люблю тебя! — выдаю, прерывая его вопрос. — Я очень сильно тебя люблю!

Лицо Гая расслабляется. Складка между бровями разглаживается. На губах появляется улыбка, свидетельствовавшая о том, что он что-то задумал. Не успеваю спросить. Гай опускается передо мной на колени, поднимает моё колено, отрывая ногу от дна, оттягивает в сторону, ставя её на бортик душевой.

Гай поддаётся вперёд, припадая ртом к моей киске. Воздух вышибает из лёгких. Я хватаюсь руками за воздух, затем прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. Его язык скользит по складкам, а зубы то и дело прикусывают горошинку клитора. Гай юркает под меня, чтобы проскользнуть языком в уже активно пульсирующую дырочку. Я чертыхаюсь, зажмуриваюсь, понимая, что долго не выдержу.

Когда Гай возвращается в исходное положение, его место занимают пальцы. Он надавливает кончиком языка на клитор: перед глазами заплясали звёздочки. Я замерла, омываемая волнами, затем содрогнулась. Активно хватаю воздух ртом, но не могу произнести ни звука.

Гай подскочил на ноги, повернул меня лицом к стене, словно надувную куклу. Я хотела опустить ногу, но он не дал мне этого сделать. Гай даже шире раскрыл ногу, поглаживая пальцами ещё пульсирующую киску. Я наклонилась назад, опираясь на его грудь. Гай убрал свою руку, я почувствовала, что он входит в меня. Выпячиваю попку, помогая ему. Он стонет, затем прикусывает мочку моего ушка.

— Вили…

Моё имя, произнесённое его хриплым голосом, лучше любой симфонии. Руки Гая массируют мою грудь, я прогибаюсь. Его губы покусывают шею, в то время движение бедер постепенно ускоряется.

— Скажи ещё раз, — умоляет Гай. Я сразу понимаю, о чём он просит.

— Люблю… — с трудом выдавливаю, — тебя…

— Ещё раз!

— Люблю тебя! — громко оглашаю, понимая его желание.

— И я люблю тебя, — стонет парень.

Гай рычит мне в ухо. Правая рука опускается на моё бедро, а левая собирает в хвост мои волосы. Он принимается двигать меня на себя. Я вытягиваю руку за спиной, хватаю его за шею, прогибаюсь. Едва не выворачиваю шею, чтобы поцеловать его. После чего опускаю ногу, хватаюсь за стены душевой, чтобы самой насаживаться на него.

Гай продолжает держать меня за волосы, я почти не чувствую саднящей кожи головы. Моё тело вновь подхватывает волна — остальное не имеет значения. Я скольжу ногтями по гладкой поверхности. Моё тело двигается ему навстречу. Я слышу учащающиеся стоны Гая. Он отпускает мои волосы, тянет меня назад, припечатывая к своему телу.

Я сдвигаю ноги, сжимаю стенки влагалища, поймав его в плен. Изо рта вырывается протяжный стон, но я не могу сказать, чей он.

Тело Гая вибрирует позади, передавая импульсы моему телу. Его руки лихорадочно сжимают меня. Я делаю последний рывок назад, запрокидываю голову. Оргазм — маленькая смерть. Я словно умерла и вновь воскресла. Эйфория окутала меня. Или это Гай? 

40  POV Вили

Я проснулась в своей постели от тяжести, давящей на спину. Приоткрываю глаз, чтобы увидеть, что это. Закинув на меня ногу и руку, мирно посапывал Гай. Растрёпанный и умиротворённый. Улыбаюсь, сердце плавится, как маршмеллоу на костре.

Я помню, как мы оказались в кровати, но совершенно не помню, как уснула. Я так устала, поэтому, стоило моему телу расслабиться, а душевной боли покрыться заживляющей мазью, как я тут же погрузилась в сон. Забыла даже одеться после того, как мы с Гаем всё-таки приняли душ.

Протягиваю руку, чтобы провести по щеке Гая, но в последнюю секунду останавливаюсь. Решаю не будить его. Думаю, он вымотался больше меня. Неведенье, боль утраты… Я не должна была так с ним поступать.

Медленно и не спеша выбираюсь из-под него, натягиваю футболку и трусики. Босиком бреду на кухню, аккуратно ступая. Подхожу к холодильнику, желудок отозвался сосасыванием. Последнюю неделю я и не вспоминала о еде. Но она такая же важная потребность организма, как и сон. Думаю, не только у меня будет урчать желудок после сна.

Запускаю кофемашину, достаю несколько яиц, полоски бекона. Закалываю волосы в высокий пучок, принимаюсь за готовку завтрака.

Не замечаю, как Гай подходит ко мне. Узнаю, что он проснулся, когда его руки окружают меня, а подбородок ложится на плечо.

— Я уж было решил, что ты снова сбежала, — бормочет он сонным голосом.

— Я готовлю завтрак, — говорю на всякий случай, вдруг он не понял.

— Я бы предпочёл на завтрак тебя, — заявляет Гай, прикусив плечо. Я хихикнула, не подозревая, что Гай не шутил.

— Эй, — только успеваю возмутиться, когда Гай быстро разворачивает меня, приподнимает и сажает на краешек столешницы.

Попой двигаю тарелку, в которую собиралась разбить два яйца. Они, кстати, так и остались в моих руках. Гай аккуратно вынимает их из моих стиснутых пальцев, кладёт позади меня, затем обхватывает моё лицо и запрокидывает его для поцелуя. Одежды на мне маловато, Гай тоже только в трусах. Хватаюсь за его плечи, шире раздвигаю ноги, давая ему возможность приблизиться вплотную.

Гай мурчит, буквально пожирая мои губы. С утра все ощущения обострены, или я просто безумно соскучилась по Гаю. Неважно. Я готова лужицей стечь по стойке, чтобы развалиться у его ног. Судя по дрожи, Гай был в таком же состоянии. Его отвердевшее достоинство упирается в меня. Я чувствую его жар, прогибаю спину, двигаясь ему навстречу.

Звонок в дверь оживает не вовремя. Мы дёргаемся. Я толкаю Гая в грудь, собираясь открыть дверь. Но Гай упрямо остаётся на месте.

— Никого не хочу видеть, — раздражённо выдыхает он. — Нам еще предстоит долгий разговор.

— Мы обязательно поговорим, — киваю. Звонок нетерпеливо повторяется несколько раз. — Похоже, что-то срочное. Я пойду, открою.

Гай сдаётся, отходит в сторону, чтобы я могла спрыгнуть со столешницы.

— Начинай пока делать омлет, — командую я, прежде чем скрыться за поворотом, ведущим к входной двери.

Открываю дверь и тут же понимаю, что надо было послушать Гая. Этого человека я точно видеть не хочу.

— Ты что, совсем тупая? — прогремел Тёма, увидев меня. Его пузо двинулось вперед, заставляя меня отступать в квартиру. — Я думал, мы с тобой договорились! Решил, что у тебя хватит мозгов понять наш разговор, и какие будут последствия, если ты не выполнишь условия!

Я открываю рот, делаю быстрый вдох, чтобы дать отпор и заставить его замолчать. Ради Бога, Гай ведь на кухне. И он всё слышит! Не может не слышать. В соседних квартирах и то, наверное, можно услышать!

— Но вместо этого получаю очередную порцию скандала! — Тёма прёт напролом, не давая мне и слова вставить. — Вот, полюбуйся!

Он вытягивает руку, трясёт перед моим лицом телефоном. Картинка тёмная, но всё же в тусклом освещении фонарей можно различить Гая и Вита. Когда появляется звук, я понимаю, что это видео.

— Вили, ты слышишь? — Динамик шипит, но слова звучат чётко. — Слышишь? Вернись! Я люблю тебя!

Я была права, думая, что кто-то может заснять пьяную проделку Гая. Следом появляюсь я. Видео даже успели смонтировать, потому что я явно не прибежала спустя секунду. Мы с Витом поднимаем Гая и ведём его к подъезду. На этом видео заканчивается, хотя за кадром слышатся смешки.

Поворачиваю голову в сторону кухни, вижу Гая, остановившегося в дверном проёме, скрестив руки на груди. Его подбородок опущен, а глаза прищурены.

— Вы снова самая обсуждаемая новость! — взвизгнул Тёма, неподобающе пискляво для мужчины. Он в запале своего гнева не замечал фигуру сбоку. — Я просил тебя бросить его! А вместо этого получаю #вернись (хештег_вернись)! Так дела не делаются! Я чётко сказал: либо ты, либо контракт Гая! Неужели так сложно было нормально бросить его, чтобы он не скулил у подъезда?

— Так вот откуда ветер дует? — рявкает Гай, не выдержав. Вижу по его глазам, что пазл сложился. Он всё понял. — Так вот откуда эта бредовая идея расставания! — Круглые глазища Тёмы вытаращились на парня. Директор даже отступил назад, когда Гай шагнул на него. Голубые глаза парня засверкали. — Ты давил на неё! Знаешь что? Пошёл ты на хуй на своим контрактом! Можешь засунуть его в свою зарвавшуюся задницу!

— Гай, — подаю голос, чтобы сбавить его обороты.

— Молчи, — он вытягивает ладонь в мою сторону, не глядя на меня. Сердится, но не кричит. — Просто помолчи. Ты уже достаточно сделала. — Закусываю губу, зная, что он прав. — Как ты мог втянуть её в это? — Снова напирает на своего директора. — Я знал, что ты выкинешь какую-нибудь херь! Но даже не подумал, что ты доберёшься до Вили!

— Огрызаешься, гадёныш? — Тёма быстро отошёл от шока и выбрал нападение как лучшую стратегию защиты. — Ещё смеешь упрекать меня в том, что я старался спасти твою карьеру?

— Бред! Ты старательно спасаешь свою шкуру и кошелёк!

— Без меня ты никто! Если бы не я, ты бы до сих пор торчал в той вонючей забегаловке, играя со своим бездарным дружком!

Гай запрокинул голову и, неожиданно для меня, засмеялся. Тёма побагровел. Его пухлые щёки раздулись словно парашюты.

— Это ты без меня никто, — говорит Гай, просмеявшись. — До меня у тебя на попечении не было ни одной звезды. И до сих пор нет. Ты пиарил меня, используя мои самые больные точки. Вот когда у меня все наладилось, и я, наконец, угомонился, ты решил вновь плюнуть в меня же!

— Тебе давно пора избавиться от неё и подписать чёртов контракт! — Тёма шагнул в мою сторону. — Чего ты молчишь? Тебе наплевать на его будущее?

Гай быстро встал между нами, загородив меня от своего директора.

— Даже не смотри в её сторону! Если она снова попробует уйти, я её не отпущу. А ты можешь катиться на все четыре стороны вместе со своим контрактом! — Гай указал на дверь, затем отчеканил: — Я. Его. Не. Подпишу.

— Гай, — делаю шаг вперед, упираюсь ладонями в его спину, — что ты делаешь?

— С ума сошёл? — взорвался директор. Гай в ответ вновь скрестил руки. Все мышцы на спине напряглись, свидетельствуя о решимости. Он не будет отступать. — Хрен с ней! — Тёма указывает подбородком в мою сторону. — Встречайтесь и дальше, раз она тебе так нужна. Но контракт ты подпишешь!

— Нет, — Гай качает головой, не повышая голоса, лишь появляется твёрдость. — Давно пора было тебе сообщить. Наше сотрудничество закончится вместе с контрактом. И новый я не намерен заключать.

Директор заскрежетал зубами.

— Ты пожалеешь! — От отчаяния он переходит на угрозы: — Я заберу у тебя всё: твое имя, песни. Ты останешься ни с чем, и не сможешь дальше выступать! Я об этом позабочусь!

Я задержала дыхание. Он правда всё это может? Поднимаю ладошки выше, чтобы сжать плечи Гая. Он накрывает одну мою руку своей, слегка сжимает её, успокаивая.

— Тебе бы перечитать контракт, — спокойно предлагает мой парень. — Ты, видимо, подзабыл несколько подпунктов. Мои песни ты не сможешь забрать. А имя… можешь подавиться им. Не будет Гая Биго, но останется Гайдар Бигодский. Для меня это не смертельно.

Выдыхаю, затем выглядываю из-за его плеча, чтобы увидеть реакцию Тёмы. Он выглядел словно динамит с подожжённым фитилем.

— А по поводу того, что ты перекроешь мне кислород… Давай начистоту, ты не самая влиятельная персона… — Гай специально не договорил. Я почти увидела, как шестерёнки крутятся в круглой лысой голове директора.

— Ты ведь давно уже всё продумал? — ехидно спрашивает он.

— Да, — поддакивает Гай. — А теперь давай дождёмся окончания контракта и разойдёмся полюбовно.

— Не дождёшься! — рыкнул Тёма, схватился за ручку, распахнул дверь и выскочил в подъезд.

Гай, не спеша, закрыл за ним дверь, повернулся ко мне. Поднимаю на него глаза, ничего не понимая. Что только что произошло?

Но вместо того, чтобы спросить его, направилась обратно на кухню. Гай остановился на пороге, прислонился к косяку.

— Почему ты мне не рассказала, что этот урод давит на тебя?

Я разбила яйца в миску, взяла венчик, принялась взбивать. Гай терпеливо ждал.

— Я не хотела, чтобы ты лишился своей карьеры, — наконец выдохнула я. — Он сказал, что переподпишет с тобой контракт, только если меня не будет рядом. — Не замечаю, как глаза туманит пелена слёз. — Сказал, что я тебе мешаю, что ты изменился. Сказал, что ты возненавидишь меня после того, как останешься ни с чем.

Всхлипываю, упираюсь в столешницу.

— Как ты могла поверить ему? — В голосе Гая одновременно звучит и удивление, и осуждение. Он приблизился ко мне, прижался грудью к моей спине, а ладонями накрыл мои костяшки. — Как ты могла подумать, что я променяю тебя на карьеру? Ты для меня значишь гораздо больше.

— Я знаю. — Вытираю слёзы пальцами, шмыгаю носом. Гай окружает мою талию своими руками, садится на стул, тянет меня на себя. Сажусь боком, Гай поворачивает к себе моё заплаканное лицо. Проводит большим пальцем по щеке, вытирая влажные следы. Слегка заикаясь, продолжаю: — А я ещё я знаю, что ты любишь сцену. Тебе нравится писать песни, выступать. И что ты будешь делать теперь?

— Я уже давно не хотел продлевать контракт с Тёмой.

Широко распахиваю глаза.

— А что ты хотел?

— Как только контракт закончится, в силу вступит другой. — Вскидываю брови. — Мы с Витом возрождаем группу «Бимор».

Вскакиваю с колен Гая. От шока раскрываю рот, затем закрываю лицо руками, выглядывая сквозь пальцы.

— Серьезно? — звучит приглушённо из-за ладоней.

Гай издаёт смешок.

— Да, на полном серьёзе.

Я запускаю пальцы в волосы, сразу запутываюсь в кудряшках. Теперь пазл сложился и у меня. И странная отповедь Витом пьяного Гая теперь не кажется такой уж странной.

Гай встаёт, а я кидаюсь на него.

— Почему ты мне раньше не сказал? — успеваю несколько раз стукнуть его по груди, прежде чем он поймал мои руки. — Пока я тут жертвовала своими чувствами ради твоего будущего, ты преспокойненько строил планы с Витом!

— Прости, — Гай выглядит виноватым, но только слегка. — Не хотел говорить, пока всё не решится. Я же не знал, что этот козёл решит действовать через тебя. А ты не хочешь извиниться за то, что не доверилась мне, решив за меня?

— Прости, — выдыхаю я, чувствуя вину. — Я не хотела бросать тебя, просто не видела другого пути. И Никита тут совсем не при чём.

— Твой козёл-бывший? — Гай морщится. — Я знаю.

— Откуда? — Брови в сотый раз покоряю вершины.

— Спросил у того, кто точно знает.

Подозрительно прищуриваюсь.

— У кого это?

— Поговорил с Захаром.

— Ты ездил к ним?

— Да, вчера. Ты не хотела отвечать на мои вопросы, вот я и решил поговорить с экспертами. Захар ведь точно должен его знать, раз вы встречались.

— И что он тебе рассказал?

Гай аккуратно берёт меня за руку, снова опускается на стул, сажая меня сверху.

— Всё. — Смотрю на него из-под опущенных бровей. Гай чмокает меня в нос. — И то, что он сын мегеры. И то, что отказался от тебя, как только его мамаша выгнала тебя из дома. Твой брат считает, что ты не могла бросить меня из-за этого мудака.

— Не могла, — честно признаю.

— Тогда почему приплела его?

— В самом начале я сказала о нём, чтобы ты не думал, будто я — наивная девочка, которая станет цепляться за тебя после нескольких занятий сексом. Ты вел себя как самоуверенный придурок, вот я и решила, что лучше сказать, будто я занята, а ты временная замена. А когда он вдруг вернулся, то просто решила воспользоваться им, как причиной своего поступка.

Гай закатывает глаза:

— Женская логика. Ты хоть знаешь, как я злился и ревновал?

— Правда?

— Да! — Он сильнее стиснул меня в своих руках. — Я с самого начала влюбился в тебя по уши, но продолжал себя убеждать, что это ничего не значит. Да, блин! Ты ведь мне каждую ночь снилась! Я грезил тобой, а когда, наконец, получил, и у нас все было чертовски хорошо, объявляется какой-то хмырь, у которого уже на тебя права! Я думал, что придушу его на том же месте.

— Ни у кого нет на меня прав! — опешиваю от такого напора.

— У меня есть! — выпаливает Гая, затем обхватывает мою шею сзади, притягивает голову к себе, чтобы с жадностью поцеловать. От напора кружится голова. Мне не хватает воздуха. Гай сжалился надо мной, отстранился, выдохнув в губы: — Думаю, мне стоит приковать тебя к себе наручниками, чтобы ты никуда не делась.

— Я и так не собираюсь никуда уходить, — бурчу я, притворяясь недовольной такой идеей, хотя внутри ликовала.

— Обещаешь? — Глаза Гая принимают аквамариновый оттенок. Он смотрит на меня с надеждой.

— Обещаю.

— Мы найдём способ сказать всем, что ты моя. На всякий случай.

Улыбаюсь ему, затем взвизгиваю, когда Гай резко встает, удерживая меня. Цепляюсь за него, как обезьяна за лианы, чтобы не упасть. Гай уверено движется к выходу.

- А как же завтрак?

— Позже, — хмыкает он, прижимая нижнюю часть своего тела ко мне, наглядно демонстрируя, чем собирается заменить поглощение пищи. — Мы сможем заказать и завтрак, и обед, и ужин. Главное — не выходить из спальни.

Возмущённо вздыхаю, пока мой рот вновь не запечатывают его губы.

— Кстати, — спрашивает Гай, когда мы оказались в спальне, — что ты сказала своего бывшему, когда вы вышли из торгового центра?

— А? — пробираюсь сквозь возбуждённую дымку, окутавшую мозг, чтобы вспомнить. — Я сказала ему, что люблю тебя, а он может проваливать к своей любимой мамочке.

— Умница, — хвалит Гай, довольно улыбаясь. Он бросает меня на кровать, поспешно накрывает своим телом, придавливая к матрацу. — Любишь, значит?

— Очень! Очень тебя люблю!

— А я-то как тебя люблю!

Гай сползает вниз, чтобы покрыть мой живот быстрыми поцелуями. Я выгибаюсь дугой.

— Значит, я буду девушкой рок-звезды?

— Тебе это нравится?

— Да! — шучу я. — Всегда мечтала!

Гай принимается меня щекотать. Я смеюсь, извиваясь в его руках.

— Мечтала она! — наиграно рычит парень. — Я тебе покажу рок-звезду! А ты знаешь, какой главный атрибут рок-звёзд?

— Какой? — заинтересовываюсь я, Гай прекращает щекотать.

— Тату.

— Ты предлагаешь мне сделать татуировку? — Вот уже удивил, так удивил.

Улыбка Гая напоминает серийного маньяка. Что он задумал?

— Какую? — настораживаюсь.

— Как насчёт моего имени на твоей ягодице?

— Чего? — восклицаю я.

Гай смеётся. Возвращает меня в исходное положение. Наклоняет голову, приближает ко мне свое лицо, чтобы прошептать в губы:

— Я же должен предъявить на тебя свои права.

+ Бонусная сцена

 POV Ульяна

Выхожу на улицу, кутаюсь в шубку, поправляю сумку на плече. Оглядываю пустынную улицу и тёмное небо, затянутое тучами. Похоже, скоро опять пойдёт снег. Это умозаключение заставляет меня поёжиться. Хоть я и люблю белый цвет, но зима сводит меня с ума. Не люблю холод. Его мне сполна хватило в собственном доме, чтобы наслаждаться сугробами, промёрзлой землей и заснеженными деревьями.

Отхожу от дома, чтобы поднять глаза вверх и взглянуть на окна квартиры Вили, из которой я только что вышла. Губы растянулись в глупую улыбочку. Думаю, у них всё наладится. Гай умеет добиваться своего.

Облегченно вздыхаю, радуясь и одновременно удивляясь. Когда я подавала заявку на должность ассистента избалованной суперзвезды, я даже не думала, что они с Вили станут мне роднее, чем моя титулованная семья с трёхсотлетней историей.

Ступаю на дорогу, каблуки моих высоких сапожек разъезжаются. Я хватаюсь за воздух, чтобы удержаться. На что я надеялась? Только что на чудо! И оно, видимо, произошло. Потому что мне удалось удержать равновесие. Спасибо маме и её йоге.

Хруст!

Смотрю под ноги, выдыхаю. Это не каблук, а всего лишь трескается лёд под тяжестью моего тела. Хотя это спорный вопрос. За последнее время я, конечно, немного набрала в весе, но всё же не настолько, чтобы удовлетворить моего лечащего врача.

Достаю телефон, чтобы вызвать такси. Словно почувствовав, он завибрировал, затем пустынный двор оглушил звук рингтона. Морщусь, высовывая язык — неподобающий жест для благовоспитанной девушки. Живо представляю худощавую фигуру матери, её скрещенные руки на груди и грозящий мне палец, с отполированным до блеска ноготком. Хорошо, что это всего лишь мираж.

Отмахиваюсь от него, тряхнув рукой перед собой. На его месте появляется пар, вырывающийся из моего рта.

— Ещё не уехала?

Оборачиваюсь на мужской голос, по-видимому, обратившийся ко мне. По телу сразу расползлись мурашки, стоило только столкнуться взглядом с двумя тёмно-синими сапфирами, служившими этому парню глазами.

Вит Гром.

— Как раз собираюсь вызвать такси, — двигаю рукой и зажатым в ней телефоном.

Лицо парня остаётся в тени, я не могу разглядеть его. Сияют только его глаза. По крайней мере, пока он не двинулся ко мне, чтобы поравняться со мной. Вот теперь мне отчётливо видно лицо, которое должно принадлежать дьяволу-искусителю, не меньше. Точёные формы, вздёрнутый подбородок — по своему высокомерию этот парень может посоперничать с королевскими особами.

Его непроницаемые глаза опустились по мне. Начиная с макушки моих русых волос, заколотых в высокий хвост, немного задержались на лице, затем размашисто прошагали по моему телу. Я не выдержала, поправила на носу широкие очи в тёмной оправе. Губы парня выпрямились, превращаясь в две сплошные.

— Хочешь, я тебя подвезу?

Нижняя губа падает вниз от удивления. Вит Гром только что предложил меня подвезти?

Я уставилась на него, больше напоминая рыбку, чем человека. Парень кивает на припаркованную машину.

— Оу, — невольно вырывается у меня. На что Вит почти зло усмехается.

— Что, принцесса, не привыкла кататься на таких машинах? — Парень даже не старается скрыть, что издевается, выделив слово «принцесса». Так меня ещё не называли.

В груди защекотала обида. За кого он меня принимает? Я выпрямляю спину, походкой от бедра направилась к машине, на которую он указал. Старенький представитель российского автопрома, с вытянутым носом и скошенной задницей. Не могу сказать, что это за автомобиль. Я не разбираюсь ни в современных марках и моделях, ни в раритетных.

— С удовольствием принимаю твоё приглашение, — пафосно выдаю, бросая вызов, желая доказать, что я не принцесса. И вместе с тем говорю, как принцесса. Пусть теперь сам идёт на попятную.

Вит прыскает, медленно подходя к своей машине. Я против воли любуюсь его плавной походкой и подтянутым телом, облачённым во всё черное — кожанка-косуха и джинсы. Он как моя полная противоположность. И от этого моя гладкая кожа превращается в гусиную, покрываясь мелкими белыми пупырышками.

Парень нажимает на брелок от сигнализации, машина открывается. Я как можно изящнее забираюсь на сиденье. Охаю, оказавшись внутри. В воздухе витает запах полироли. Каждый клочок старенькой машины начищен до зеркального блеска. Сиденья обтянуты тёмной кожей, аналогичным чехлом обмотан руль. А под ногами — синяя неоновая подсветка, создающая в салоне неповторимую атмосферу. Вот это да!

Вит медлит, но всё же занимает своё место. Я называю ему адрес, хотя он и не спросил. Парень выруливает на дорогу, а я невольно засматриваюсь на красоту его рук и пальцев, свободно лежащих на рычаге переключения скоростей.

Он с лёгкостью переключает скорость, уверенно скользя по дороге. Набирает скорость, летит без напряжения, затем быстро притормаживает, когда появляется препятствие или загорается красный свет светофора. Стартует на зелёный, выравнивается, обгоняет и снова набирает скорость. Хоть я его плохо, а точнее, вообще не знаю, но что-то мне подсказывает, что Вит и в жизни такой. Движется плавно, чётко, не сворачивая и не юля.

— Мне вот интересно, — быстро поднимаю глаза, услышав бархатный голос Вита, и надеясь, что меня не поймали с поличным за любованием его профилем и руками, — что входит в обязанности ассистента? — Фух! Незаметно выдыхаю, радуясь, казалось бы, нейтральному вопросу. Но не успеваю ответить, как Вит продолжает в издевательской манере: — Бегаешь за кофе и вытираешь слюни?

— Нет, — произношу сквозь стиснутые зубы, — точнее, не только кофе, и Гай не страдает неконтролируемым слюнотечением. — С дикцией у меня всё в порядке. Опять-таки, спасибо маме и её логопеду. — В мои обязанности входит заботиться о Гае, выполнять его просьбы, следить за расписанием, — отмахиваюсь, — и так далее.

— Хм, — Вит задумался. — А если Гай вдруг перестанет быть Гаем Биго, чем ты займёшься?

— Что ты имеешь в виду? — Недоумевая, хмурюсь, отчего над носом образуется складка. — Я чего-то не знаю?

Вит хмыкает.

— Я лишь спросил.

Я заёрзала на сиденье, почувствовав странную тревогу. Абсолютно беспочвенную. Последние полгода моя беспокойная жизнь превратилась в комфортную. Всё благодаря Гаю, на которого я теперь работала, огибая его директора. После того, как Гай и Вили начали встречаться и продвигать свой альбом, я просто следовала за ними, не переживая и не дёргаясь. Гаю было хорошо и мне тоже.

Намёк Вита на то, что моя беззаботная жизнь может закончиться, заставила меня встрепенуться. Конечно, он мог сказать это из вредности или чтобы насолить мне. В те короткие моменты пересечения с этим парнем, он ни сделал, ни сказал мне ничего приятного. Хотя я вообще сомневаюсь, что Вит может сделать что-то приятное… за исключением секса. Думаю, он горяч.

Боже, откуда мне знать? У меня и парня-то никогда не было.

- Чисто гипотетически, — решаю всё же ответить, чтобы не выставить себя дурой, хотя и делаю это с подчёркнутой вежливостью, скорее чтобы побесить Вита, — если Гай Биго перестанет нуждаться в моих услугах, то я просто стану ассистентов у какой-нибудь другой звезды.

— А что насчёт группы? — На удивление, Вит услышал мой ответ и не отреагировал на выпад, продолжив развивать тему. — Смогла бы ты работать на группу?

— На группу? — задумываюсь. — Возможно, было бы интересно попробовать. Хотя это не точно. Может, решу попытать себя в чём-то другом. Могу себе позволить.

— Да уж, — фыркает Вит, — ты можешь. Одни твои часики чего стоят. Гай настолько хорошо платит?

Смотрю на свои часы. Да, они особенные, но вовсе не из-за цены.

— Это камень в мой огород? — Приподнимаю одну бровь. — Ты что-то имеешь против?

— Я думаю, что тебе не нужна эта работа, — заявляет Вит, а я возмущённо выдыхаю. Этот парень не ходит вокруг да около, и вообще ничего не слышал о вежливости и уместности высказываний. — Я думаю, что ты просто принцесса, которой стало скучно в её замке, и она решила немного развлечься.

— Ты ничего обо мне не знаешь!

— Правда, — спокойно соглашается Вит, а мне всё больше хотелось оказаться как можно дальше от него, — но я и не хочу узнавать.

— Тогда зачем задаёшь такие странные вопросы?

— Дело не в тебе. — Немного расслабляюсь, замечая, что мы въезжаем во двор дома, где я снимаю квартиру. — Я пытаюсь представить, что чувствуешь, когда у тебя есть свой личный ассистент.

— Хочешь нанять себе ассистента?

— Пока нет. — Вит останавливает машину, оглядывается. — Думал, ты снимаешь что-то поприличнее.

— Я живу на заработную плату, которую мне платит Гай. — Поджимаю губы, порываясь выйти из машины, не поблагодарив и не попрощавшись. Но воспитание не позволяет. Поэтому я поворачиваюсь к Виту. — Спасибо, что подвёз. Надеюсь, что тебе это было не в тягость.

— Вообще-то в тягость, — честность этого парня убивает. Стискиваю зубы. Это явно не то, что мечтает услышать девушка от парня, который сам предложил подвезти её. — Теперь мне придётся ехать через весь город, чтобы попасть домой.

— Ну, уж прости, — говорю я, не разжимая зубов. — В следующий раз я отвечу отказом на твое вежливое предложение.

— Следующего раза не будет.

Закрываю глаза, почувствовав обиду. Чем конкретно я ему не понравилась? Чем я ему насолила, что он так разговаривает со мной?

— Хорошо, — киваю, боясь, что вот-вот расплачусь у него на глазах. Сжимаю кулаки, собираясь. Нет, я не предоставлю ему возможность наблюдать такое шоу.

Я хватаюсь за ручку, чтобы открыть и выйти уже из этой проклятой машины. Нет, она ни в чём не виновата. Всему виной её несносный владелец.

— Хотя подожди, — останавливает меня Вит. — Есть кое-что, что я хочу узнать, принцесса.

Мне бы уйти, но я оборачиваюсь за очередной порцией неприкрытого хамства. Видимо, я мазохистка. Не успеваю полностью повернуться, как Вит дёргает меня за плечо. Не ожидая такого, мое тело падает вперёд прямо в руки парня.

Я поднимаю голову, чтобы вылить на него всю порцию своего гнева. Но и этого не успеваю. Вит наклоняет голову, и моего приоткрытого рта касаются его губы.

Я замираю, как героиня корейского сериала. Мои глаза широко открыты. Я полностью обездвижена. Чем и пользуется этот грубиян.

Меня касаются только его губы. Но по ним от него ко мне проскальзывает искра. Она настолько яркая, что я закрываю глаза, боясь ослепнуть. Хоть его губы и не пухлые, зато очень мягкие и нежные. Теперь я не двигаюсь, потому что боюсь, что стоит мне шелохнуться, как всё прекратиться.

Вит слегка наклоняет голову, я двигаюсь в противоположную сторону, всё же зная азы поцелуев.

Мой первый поцелуй.

Я знаю, что действую несмело и неумело. Но голова как назло отказывалась мне помогать, а сердце забилось так часто, что я просто ничего не слышу вокруг.

Язык Вита осторожно скользнул по моей нижней губе, затем юркнул в мой рот, чтобы ткнуться в мой язык. Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Мне пришлось сделать вдох, и армат Вита просочился в ноздри, затем дальше, одурманивая сознание.

Боже мой, я должно быть уже добралась домой, уснула, и мне снится сон. А как иначе объяснить то, что сейчас происходит? Вит Гром целует меня. И это не просто короткое прикосновение губ, всё по канонам лучших фильмов о любви.

Я вторю его языку, двигаю губами. Выходит неловко, но я не специально. Ни в школе, ни в университете не обучают искусству поцелуя. И всё же это не сон. Если бы это был сон, то я бы не вела себя как малоопытный подросток, а целовалась бы как искушённая соблазнительница.

Вит отодвигается, прерывая поцелуй. Не знаю, что он видит в моих глазах, а я вижу только усмешку. Моргаю, чтобы смахнуть наваждение.

— Такие принцессы как ты никогда не подпускают к себе таких как я. — Голос Вита звучит отстранённо, словно это не он только что поцеловал меня. Я слышу его, но не могу поверить, что он действительно говорит это. — Мне захотелось узнать, какие вы, принцессы, на вкус.

Сглатываю, чувствуя, как сердце медленно сжимают плоскогубцы.

— И как? — хрипло спрашиваю.

Встречаю взгляд красивых глаз, таких же холодных, как синева океана.

— Ничего особенного.

Ответ обрушивается на голову, словно кирпич. Плоскогубцы резко сомкнулись. Я рвано выдохнула, со всей силы рванула ручку, чтобы открыть дверь. Выбираюсь наружу, после чего толкаю её назад, не заботясь о том, с каким грохотом она закроется.

Втягиваю чистый морозный воздух, стараясь изгнать из носа мужской запах Вита и его отполированной машины.

За пять минут случилось больше, чем за всю мою жизнь. Поздравьте меня, я только что влюбилась. И пожалейте, моё сердце тут же разбили.

Оглавление

По линии взлёта

  1 POV Вили

  2 POV Биго

  3 POV Вили

  4  POV Биго

  5  POV Вили

  6  POV Вили

  7  POV Вили

  8  POV Биго

  9  POV Биго

  10 POV Биго

  11 POV Вили

  12  POV Биго

  13  POV Вили

  14  POV Биго

  15  POV Вили

  16  POV Биго

  17  POV Вили

  18  POV Вили

  19  POV Биго

  20  POV Вили

  21  POV Вили

  22  POV Биго

  23  POV Биго

  24  POV Биго

  25  POV Вили

  26  POV Биго

  27  POV Вили

  28  POV Биго

  29  POV Биго

  30  POV Биго

  31  POV Вили

  32  POV Вили

  33  POV Вили

  34  POV Вили

  35  POV Биго

  36  POV Биго

  37  POV Вили

  38  POV Вили

  39  POV Вили

  40  POV Вили

  + Бонусная сцена