Питбуль [Саймон МакXарди] (fb2) читать онлайн

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Это очень жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.

Саймон МакXарди "Питбуль"

ПОХОД К ВЕТЕРИНАРУ

Я устраиваюсь поудобнее на коврике перед телевизором и облизываю свои яйца. Помимо траханья мешка с фасолью, лизание шаров - мое любимое занятие. Мои орехи на вкус соленые, как собачий корм, и облизывание их заставляет мой член покалывать.

- Пойдем, Брюс, мы хотим поесть, - сказал Стэн.

Вся семья корчит мне рожи за ужином смотря телевизор. К черту их, лизать свое барахло слишком приятно. Кончик моего члена торчит, как малиновая ледышка, и я облизываю его, долго и любовно.

- Фу, папа, он опять надувается, - сказалa Лотта, маленькая девочка, высовывая покрытый пищей язык и позволяя кусочкам еды упасть на тарелку.

- Не будь такой брюзгой, Лотта, он просто моется, - сказалa Шерил, жена Стэна.

- А-а-а, блядь, да, - хрюкаю я, когда мой член взрывается у меня во рту.

Сперма заполняет мою пасть, и я позволяю ей капать на ковер. Я не глотаю сперму. На вкус он далеко не так хороша, как мои яйца.

- У него капает изо рта, - сказал девятилетний Хэмиш, его чипсы парят над соусом айоли^[1] на тарелке.

Стэн с грохотом поставил поднос на кофейный столик.

- Вот блин. Меня уже тошнит от этого секс-шоу каждый вечер, когда мы пытаемся поужинать. Завтра я отвезу его к ветеринару, чтобы он позаботился об его барахле.

- Чего? Я и не подозревал, что у меня что-то не так с хозяйством. Я был бы дураком, если бы не знал этого. И чёрт, я не хочу, чтобы мой член подвёл меня, когда он мне понадобится в следующий раз.

На следующее утро Стэн вытащил меня из корзины. Я не был счастлив. Мне снилась Синди, сучка Бишон-фризе^[2] из соседнего дома, которая дразнит меня из-за забора всякий раз, когда у нее течка. Я хочу, чтобы Стэн просверлил для меня "дыру славы".

- Давай, парень, нам надо к ветеринару. Они сказали, что смогут принять нас в десять. Сегодня хороший день, и я подумал, что мы с удовольствием прогуляемся.

- Ну, а чё блядь, давай, - вою я.

Солнце светит, и на душе тепло. Дует легкий ветерок, и в воздухе сильно пахнет другими собаками и их экскрементами. Я тяну за поводок, пока не добираюсь до фонарного столба прямо перед моим домом и не нюхаю его. Черт, этот, желающий быть альфой, Роб снова помочился на столб, ублюдок. Я поднимаю ногу и пропитываю слабый запах Роба своей супер мочой, пропитанной тестостероном. Это научит эту пиздёнку знать, кто главный на районе.

Я улавливаю запах Бишон-фризе и натягиваю поводок. Стэн делает все возможное, чтобы контролировать меня. Это нелегко, если учесть то, что я - питбуль, весящий целых сто двадцать фунтов^[3]. Запах суки ведет к травяной опушке. Сексуальная шалунья оставила для меня сюрприз. Я смотрю на Стэна. Он слишком занят, проверяя свой телефон, чтобы обращать на меня внимание. Я зарываюсь мордой в еще теплую кучу дерьма и вдыхаю божественный аромат. Это так чертовски хорошо. Я съедаю все за три секунды. Это как арахисовое масло. Его субстанция прилипает к небу и прилипает к зубам. Я яростно облизываю всё с земли, чтобы проглотить все добро.

Стэн услышал, как я чмокаю, и посмотрел вниз. Его рот искривился от отвращения.

- О, черт возьми, ты сделал это, грязный ублюдок.

Я вскакиваю, чтобы извиниться, и размазываю грязные лапы и грязные губы по белой рубашке хозяина. Дерьмовая отрыжка вырывается из моего, покрытого пленкой, рта и взрывается в лицо Стэну. Он давится.

- Отвали, - заорал он и потащил меня по тротуару, а я в замешательстве отстраняюсь.

Я понятия не имею, что на него нашло. Черный кот сидит на корточках в канаве и наблюдает за мной. Я напрягаюсь, чтобы добраться до него, но Стэн тащит меня прочь.

Кот задирает ногу вверх и лижет свою задницу.

- Ха-ха, пошел ты, говноед, ты до меня не доберёшься залупа волосатая, - смеётся мохнатый выродок и кричит мне в след.

- Это ты лижешь свою задницу, - яростно рявкаю я.

Ненавижу кошек. Они заботятся только о себе. Они постоянно насмехаются надо мной с высот, до которых я не могу дотянуться, потому что боюсь высоты. Ho, не все они сволочи, конечно. Некоторые оставляют мне свои какашечные самородки на грядках, в качестве мирной жертвы. Вкусные маленькие дерьминки - просто божественны.

Ветеринар занят. Там целый зоопарк животных, птиц и рептилий. Все замолкают, когда я вхожу. Моя репутация опережает меня. Люди боятся хулиганов. Это из-за фальшивых новостей. У нас много плохой прессы. Стэн читает мне вслух заголовки:

- "Питбуль в знак протеста садится на флагшток", "Питбуль загрыз всю семью из восьми человек", "Питбуль грабит мясную лавку".

Я уверен, что в каждом случае были смягчающие обстоятельства. Я думаю, это заставляет Стэна гордиться тем, что я - альфа-порода. Я выпячиваю грудь и качаю бедрами, так что мой огромный член и яйца ударяются о внутреннюю сторону моих бедер. Сука афганской борзой смотрит на меня и облизывает губы. Я издаю низкий рык, чтобы сказать ей, что я не против присунуть ей.

Стэн представился у стойки администратора, и мы сeли. Я пускаю слюни на свое барахло и облизываю свою задницу, чтобы смутить его. Он обычно смотрит на свой телефон, но я вижу, что он наблюдает за мной краем глаза и молится, чтобы я прекратил. Я громко пукаю. Воняет дешевой собачьей булочкой, которую Стэн скормил мне вчера вечером. Люди в приемной дергают носами и вытирают слезящиеся глаза. Они обмениваются неловкими взглядами и ерзают на своих местах. Разве не было бы забавно, если бы они подумали, что это Стэн бзднул? Я зарываюсь головой в его задницу и фыркаю. Стэн отталкивает меня, но я не принимаю отказа. Мы боремся с минуту, пока я изо всех сил стараюсь добраться до его задницы.

Стэн действительно разозлился. Я слышу, как он скрипит зубами, и его лицо становится еще темнее. Он бросает взгляд на женщину рядом с ним, привлекательную брюнетку с огромными "пакетами молока", чтобы увидеть, смотрит ли она на него. Она улыбается, крепко сжимая ошейник афганской борзой. Она явно обеспокоена тем, что я могу разорвать ее любимицу на куски.

- Он добрый? - спросила она.

Стэн рассмеялся.

- Да, мой здоровяк - тюфяк.

- Я, блядь, не тюфяк. Я - крепкий орешек, - рычу я.

Черт, Стэн всегда портит мне репутацию. Тем не менее, это успокаивает женщину, и она позволяет суке подойти вперед, чтобы поприветствовать меня.

- Бардо любит плохих парней, - говорит женщина.

Бардо виляет хвостом и распространяет аромат своей "киски" по всей комнате. Пахнет хорошо. Мне нужно получше принюхаться. Мы кружим друг друга э-э, а потом я ныряю прямо в нее, прижимаюсь носом к ее половым губам и вдыхаю. В то же время, я поднимаю свой хвост, чтобы она могла видеть, насколько мощное мое барахло.

- Твою мать, - вою я.

Эта сучка отлично пахнет. Я щелкаю языком по ее клитору, и она дрожит от удовольствия. Бардо теребит мои яйца и смотрит, как они гипнотически раскачиваются. Интересно, почему Стэн не делает то же самое со своей сучкой? Люди действительно трахаются. Лови момент, говорю.

- Мне так жаль, - сказал Стэн, дергая меня назад, когда я лижу дырочку Бардо.

Я сажусь, кипя от злости и с сильным стояком. Стэн даже не дает мне еe лизнуть. Бардо тоже возбуждена. Пьянящий запах ее мокрой "киски" наполняет воздух. Чертовы люди, они не уважают животную похоть.

- Брюс, - позвал ветеринар.

Он уже был рядом со мной, пожилой мужчина с фекальным дыханием и метеоризмом^[4]. Мы со Стэном следуем за ним в операционную. Стэн с ворчанием поднимает меня на стол.

- Тебе нужно почаще ходить в спортзал, - ворчу я.

Ветеринар ощупывает меня. Он сжимает мой живот, дышит мне в ухо и проводит пальцами по моим деснам, грёбаный извращенец. Стэн заключил с ним какое-то дурацкое соглашение, чтобы позволить ему приставать ко мне. Они обмениваются деньгами после каждого визита. Мне это не нравится, но разве у меня есть выбор? Деньги от их сделки идут на то, чтобы кормить меня.

- Я померяю ему температуру, а вы крепко держите его голову.

Мой сфинктер непроизвольно сжимается, а глаза расширяются от ужаса. Я знаю, что такое "температура" - это кодовое слово. Я должен смириться и принять свою участь.

- Все в порядке, мальчик. Ты даже не почувствуешь, - говорит Стэн.

- Сейчас-сейчас, я только смазку возьму, - говорит ветеринар.

Стэн хихикает, чертов придурок. Это не его собираются изнасиловать в задницу. Ветеринар трется своим маленьким твердым членом о мою задницу, дразня ее:

- Мамочка, - хнычу я.

Он толкает его внутрь меня, хотя я сделал свой анус таким же непроницаемым, как Форт-Нокс.

- Вот так, - говорит он, оставляя свой член-карандаш внутри меня.

Мне немного жаль, что у него такой маленький пенис. Я пытаюсь повернуть голову, чтобы взглянуть на него, но Стэн крепко держит меня за шею. Ветеринар вырывается всего через несколько секунд, потому что я такой тугой и отличный любовник.

-Ты чёртов псих, блядь, - рычу я.

Он обхватывает мои яйца. Они наполняют его руки.

- Значит, вы хотите избавиться от этих малышей? - спрашивает он.

- Что ты, блядь, такое несёшь, придурок? - рычу я.

- Ага, надеюсь это хоть немного успокоит его, - смеется Стэн.

- Какого хрена! Я думал, что их чинят, а не отрезают. Ни хрена себе! - реву я.

- Сестра, - зовет ветеринар.

- Полегче, Брюсер, успокойся, большой мальчик. Это к лучшему, - говорит Стэн, поглаживая меня.

- Разве отрезание моих яиц может быть к лучшему?

Я тяну за поводок, отчаянно пытаясь вырваться.

- Сестра, - настойчивее зовет ветеринар.

Медсестра входит в палату. Это женщина средних лет со светлыми волосами, черными корнями и брюшком.

- Да, что вы хотели?

- Эти психи хотят отрезать мои яйца, - говорю я ей.

Она лезет в карман и достает лакомство из печени, моя любимая закуска, кстати. Я забываю о том, что мне собираются отрезать яйца, и виляю хвостом. Она протягивает руку, и я осторожно беру лакомый кусочек из ее раскрытой ладони.

- Ну-ну, все не так уж плохо, правда?

- Пожалуйста, не позволяй им отрезать мне яички, - умоляю я и облизываю ее лицо.

- А теперь пойдем на задний двор, и мы подготовим тебя к тому, чтобы тебе отрезали эти большие, старые, мерзкие яйца, - говорит она.

Черт! Предательская сука тоже в этом замешана. Эти люди всерьез хотят заполучить мое барахло. Я рычу и хватаю ее за лицо. Она дергает головой и открывает рот, чтобы закричать. Я тычусь мордой в ее разинутый рот, и наши языки сплетаются, как любовники. Мои челюсти сжимаются. Ее зубы раскалываются на осколки, а челюсть ломается. Я мотаю головой из стороны в сторону и вырываю ей нижнюю челюсть. Кровь хлещет по аквамариновому халату и брызжет на пол. Из зияющей дыры доносится булькающий крик.

Стэн вопит хуже бабы и оттаскивает меня от злой медсестры. Ветеринар бормочет поток ругательств и распахивает дверцу стеклянного шкафа. Его пальцы шарят вокруг, пытаясь открыть маленькую коробочку. Зловоние наполняет комнату. Медсестра согнулась пополам, ее тошнит, и она хватается за разорванное лицо. Коричневое дерьмо течет по ее ногам и смешивается с кровью на полу. Я так же чувствую запах пиздятины. "Киска" той афганской сучки жаждет моего члена. У меня стоит, как камень. И я ни за что не пропущу перепихон с такой шикарной сучкой. Ничто не может удержать меня от этой "киски".

Я влетаю в матовую стеклянную дверь, осыпая комнату осколками стекла, и тащу кричащего Стэна по разбитым осколкам. Владельцы домашних животных визжат и мечутся при виде убойного, окровавленного зверя с мега-стояком. Они спотыкаются друг о друга, когда бегут к двери, оставляя позади своих любимых животных. Мне на них наплевать. Меня волнует только "киска" Бардо. Она виляет хвостом и приближается ко мне с поднятым хвостом. На этот раз никакой прелюдии не требуется. Я залезаю на нее, впиваясь в ее шею окровавленными челюстями.

- Я собираюсь хорошенько трахнуть тебя, сука, - рычу я.

- Сделай же уже это, - стонет она, потирая свою пизду о мой кончик.

Черт, ей действительно нравятся плохие парни. С ворчанием я вонзил в нее свой член.

- О-о-о, - простонала я.

Она такая тугая и мокрая. Это невероятно.

Рука Стэна все еще запутана в поводке. Он рухнул на землю головой вперед и лежит, уткнувшись лицом в мое барахло, когда я врезаюсь в мокрую пизду Бардо.

- О-о-о-о, черт возьми, да, сильнее, - выдыхает она.

Я толкнул сильнее. Мои гигантские яйца отскакивают от лица Стэна и ударяют по Бардо. Ее "киска" слишком хороша. Я сейчас взорвусь. Я не хочу, чтобы эта сучка забеременела. Щенки афганской гончей с питбулем будут выглядеть так же хреново, как деревенщины. Мой член сильно дергается, и я выдуваю сперму на всю задницу Бардо. Она капает на ошеломленное лицо Стэна, и он бормочет и ругается, пытаясь освободиться.

Я чувствую укол в задницу и оборачиваюсь. Это ветеринар. Похотливый придурок снова пытается меня трахнуть. Он так увлечен, что обо всём позабыл. Я поворачиваюсь, решив преподать ему урок, но ноги подкашиваются. Комната кружится, и темные, клубящиеся облака высасывают свет из моего зрения.

ПАРНИ ИЗ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ

Я просыпаюсь на твердом бетонном полу. От ослепительного света у меня болят глаза, и я снова закрываю их. Голова у меня, как у дворняжки Майка Тайсона после того, как она нагадила на его любимый персидский ковер. Мои лапы тоже чувствуют себя не очень хорошо, но мне удается подняться на корточки и оглядеться. Я заперт в маленькой комнате из бетона и стали. Здесь воняет хлоркой, но я чувствую запах других собак вокруг меня и слышу, как они лают и царапаются.

- Где я? - бормочу я.

- Камера смертников, чувак, - раздается голос крошечного чихуахуа, прижавшегося к своей клетке и наблюдающего за мной.

Воспоминания о моем буйстве в ветеринарке нахлынули на меня: оторвав челюсть медсестре, я трахнул эту горячую афганскую собаку в приемной. Оглядываясь назад, это было не самое умное поведение, но они собирались отрезать мои половые железы, и ее "киска" пахла так хорошо.

- Кстати, меня зовут Энди.

Он прислоняет свою задницу к проволоке, чтобы представиться.

Я встаю на негнущиеся ноги и нюхаю предложенную жопку. Ого, вот это тема. Задница этого маленького парня пахнет, как у ротвейлера. Он тоже альфа. Я представляю свою дырку для осмотра.

- Брюс, но мои друзья зовут меня Брюсер, потому что я такой крутой и все такое.

Энди глубоко вздыхает, и его глаза закатываются.

- Черт возьми, чувак, у тебя чертовски мощная задница. Как такой плохой парень, как ты, оказался в конце очереди, Брюсер?

- Оторвал лицо какой-то женщине.

Глаза Энди расширяются еще больше.

- Черт возьми, правда?

- Ага, эта сука пыталась отрезать мне яйца, а я не позволил ей это. То есть, как это собираются казнить?

При одной мысли об этом мой кишечник становится водянистым, я сажусь на корточки и гажу.

- Да, и очень скоро. Я удивлюсь, если они не засадят в тебя иглу первым делом с утра.

Ноздри Энди судорожно дергаются от запаха моего дерьма.

- Ты тоже убийца, Энди?

Энди такой маленький, что я сомневаюсь, что он смог бы убить мышь.

- Не, я сексуальный преступник, - чувствуя себя неловко от этого признания, он шаркает на лапах.

- Какого хрена? Тебя посадили в камеру смертников за то, что ты трахнул какую-то сучку? Черт, мы же кобели. Мы ничего не можем с собой поделать. Как только у этих сучек начинается течка, природа говорит: Выеби меня!

- Да не, это была другая сучка. Это былa моя хозяйка.

Я задыхаюсь и вынужден сесть. Я часто видел, как Стэн дрочит на видео, где женщины трахают собак и даже лошадей. Эти образы так взволновали меня, что однажды, когда Шерил, жена моего хозяина, вышла из душа и наклонилась, чтобы вытереть пальцы ног, я встал у нее за спиной и лизнул ее от клитора до задницы. Она избила меня расческой и заперла на два дня. Но оно того стоило. Её "киска" была невероятной на вкус.

- Что ты сделал? - мой член дергается в предвкушении рассказа.

- Моя хозяйка, Ребекка, однажды вечером пришла домой пьяная и спросила, не хочу ли я закусить. Конечно, я согласился. Эта сука не кормила меня весь день. Она открыла банку желейных сардин, легла на кровать и размазала их по своей пизде и заднице. Она даже вставила одну в свою "киску" и оставила ее маленький хвостик торчать наружу. Я нырнул прямо в нее, набросился на ее шмоньку. Не оставил нетронутым ни кусочка. Мне пришлось уткнуться носом в ее пиздятину, чтобы достать ту рыбку. В общем мой язычок привел Ребекку в бешенство. Она извивалась по всей кровати, ее "киска" брызгала, как коробка сока. Ее влагалище было восхитительным на вкус, и не только из-за сардин. Но ей этого было недостаточно. Она умоляла меня трахнуть ее. Она погладила мой член и направила его в свою влажную дырочку.

- Стой! Ты трахнул ее "киску"? Как это вообще возможно с твоим мини-членом? Звучит как полная чушь.

- Мини-членом? У меня целый дюйм!^[5] A это, между прочим, почти на дюйм больше, чем у среднестатистического чихуахуа. Кроме того, важно то, как ты его используешь. Моя задница превращается в размытое пятно, когда я трахаю "киску". Я вознес Ребекку на небеса, детка. Она задыхалась, кричала и терла клитор, как будто у нее чесался стригущий лишай. Это было невероятно. А потом все пошло прахом.

- Почему? Ты присунул ее в задницу?

- Нет, ее муж, дебильный Билл, рано вернулся с работы. Он сошел с ума, когда застукал меня за еблей с его женой. Она сказала, что я воспользовался ею, когда она была пьяна. Билл хотел сломать мне шею, но она убедила его позволить ветеринарам разобраться с этим. В общем, подъехали две патрульные машины, и полицейские увезли меня в ящике.

- Это ужасно, чувак. Это она же намазала свою пизду желе.

- Я знаю. Я тоже не раскололся. Я был так возбужден, что мне пришлось кончить на заднем сиденье полицейской машины. Сперма брызнула из ящика на их сиденье. Полиция не оценила этого и добавила это к моему списку обвинений. Итак, я сижу в камере смертников за преступление, которого не совершал. Хуже всего то, что после того, как я попробовал человеческую "киску", я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуться к собачьей "киске". Впрочем, это не имеет значения. Я исчерпал все свои призывы. В пятницу я получу иглу.

- Черт, это через три дня. Жаль это слышать, малыш.

Как бы мне ни было грустно из-за надвигающейся гибели Энди, его история возбудила меня по-настоящему. Человеческая "киска" звучит так хорошо, что я не могу поверить, что умру, не трахнув ее. Мой член дергается и шлепает по бетонному полу.

Энди таращится на него.

- Срань господня, ты отрастил серьезное мясо. Насколько велико это чудовище?

- Десять необрезанных дюймов^[6], - говорю я и нежно облизываю его.

Дверь камеры блока А открывается, и входят двое мужчин. Один пожилой, сутулый, в форме собачьих егерей. Другой - мускулистый байкер с бритой головой, татуировками и в кожаной одежде.

Байкер проходит мимо клеток и заглядывает внутрь.

-Это он? - спрашивает он, останавливаясь возле моей клетки.

- Ага, прибыл сегодня утром, настоящий убийца. Разорвал целую ветеринарную клинику, - говорит старик.

- Пятьсот?

- Шестьсот, Лекс. Он злобный, как дерьмо. Чуть не оторвал мне руку.

Лекс с отвращением качает головой и протягивает свернутую пачку денег.

- Лучше бы так и было.

Старикашка отпирает клетку, и я позволяю Лексу надеть на меня цепочку. Все лучше, чем быть здесь. Когда меня уводят, я оглядываюсь на Энди, прижавшегося к стальной проволоке.

- Увидимся, Брюсер, принеси мне человеческую "киску", - воет он.

- Конечно, дружище, - вою я в ответ.

ПАЛАЧ

Лекс снимает меня с поводка и оставляет одного на огороженной свалке. Я бреду под жарким полуденным солнцем. Здесь нет никаких обычных собачьих удобств, таких как собачья будка или миска для еды, только ведро с зеленой водой из пруда, любезно предоставленное протекающим краном. Я набиваю ей полный рот. На вкус она как склизкий, прогнивший газон, и у меня внутри урчит в знак протеста. Я ищу тень на заднем сиденье одной из разбитых машин. Так что, теперь это моя жизнь, сторожевой пес на свалке. Наверное, я должен быть благодарен. Если бы не Лекс, я бы до сих пор сидел в камере смертников. Измученный и все еще чувствующей головокружение от укола, который сделал мне ветеринар, я засыпаю.

На следующее утро я просыпаюсь голодным и слабым. От зеленой воды мне стало дурно. Никаких признаков еды, поэтому я патрулирую вдоль забора, периодически лая и надеясь, что Лекс придет и накормит меня. Все, что я слышу, - это отдаленный шум машин на М5. За забором - бесплодная земляная полоса, окаймленная чахлой травой, а дальше - дорога. Солнце скоро становится слишком жарким, и палящая жара вынуждает меня укрыться в прохладной пыли под обломками "Моррис Минор".

Подъезжает фургон Лекса. Он не забыл меня. Я бегу к воротам, чтобы поприветствовать его. Лекс вылезает из машины. С ним еще один человек. Он такой же густо татуированный и крупный, как Лекс, с длинными, тонкими, седыми волосами, как у ведьмы, и бородой "ZZ Top". Его лицо испещрено шрамами. Я замечаю работу некоторых моих собратьев-собак.

- Эй, Коул, следи за ним. Он настоящий злобный ублюдок, - Лекс надевает мне на шею цепочку от поводка.

Коул закатывает глаза и засовывает себя в костюм, который делает его похожим на матрас. Он хватает длинную деревянную дубинку из задней части фургона и шагает ко мне. Я виляю хвостом, и он бьет меня дубинкой по спине. Я издаю пронзительный стон, когда жгучая боль разливается по моей спине. Я пытаюсь бежать, но Лекс дергает меня назад.

- Нападай, сука, - кричит Коул, осыпая меня очередными ударами, хлеща по спине и колотя по голове.

Я ошеломлен и сбит с толку. Он хочет, чтобы я напал на него. В прошлый раз, когда я это сделал, я оказался в камере смертников.

- Давай, порви ему жопу, парень, - рычит Лекс.

Коул тычет дубинкой мне в морду, и я чихаю. Это действительно выводит меня из себя.

- Ладно, ты сам напросился, - я не утруждаю себя нападением на его мягкий комбинезон.

Я не настолько глуп. Моя шерсть встает дыбом, и с жестокой волной, которая выводит Лекса из равновесия, я прыгаю на Коула и хватаю его за лицо. Коул падает назад и сильно ударяется о пыль. Я вскарабкиваюсь на него и впиваюсь клыками в его щеки. Мои зубы царапают кость, и восхитительный вкус кровавого мяса заливает мой рот. Я отрываю кусок от одной из усатых щек и с жадностью проглатываю его.

Лекс вскакивает на ноги и яростно дергает за поводок. Меня отбрасывает назад, но я снова делаю выпад, рыча и истекая кровью. Но на этот раз Лекс готов принять меня. Он подтягивает ноги и дергает меня назад на полпути.

- Я же сказал, он гребаный убийца, - Лекс смеется и ослабляет напряжение поводкa.

Коул хватается за щеку и бормочет ругательства. Кровь хлещет между пальцами и заливает его бороду.

- Хороший мальчик, - говорит Лекс, вытряхивая из кармана в пыль пригоршню собачьих галет.

Я зарываюсь носом в грязь и пожираю их всех. Коул встает, все еще зажимая рану, и, проходя мимо меня, наносит мне жестокий удар по яйцам. Боль проносится от паха к кишкам, и меня тошнит от печенья и куска лица Коула.

Фургон возвращается только утром четвертого дня моего пребывания на свалке. К тому времени я уже с ума схожу от голода. Я разочарован, увидев, что Лекс один. Мои внутренности словно переваривают сами себя, и мне хочется немного Коула. Я намерен оторвать этому ублюдку не только щеку при следующей встрече. Он вылезает из машины и бросает на землю несколько собачьих галет. Пока я на бегу съедаю их, он надевает мне на шею цепочку от поводкa и тащит к фургону. Мы едем по улицам, мои когти царапают металлический пол, когда я пытаюсь ухватиться за него, чтобы не поскользнуться и не удариться. Здесь, как в духовке, и мой сухой язык высовывается между пересохшими губами. Фургон въезжает в промышленную часть города, полную фабрик, изрыгающих дым, и огромных складов. Мы останавливаемся перед приземистым складом с плоской крышей. Стены покрыты граффити, а участок усыпан мусором. Снаружи припарковано несколько мотоциклов "Харлей Дэвидсон". Лекс, должно быть, член какой-то банды.

Склад полон ржавых машин, покрытых толстым слоем пыли. Лекс ведет меня в большую комнату с грязными окнами и несколькими брошенными стульями. Несколько здоровяков, от которых пахнет грязными подмышками и сигаретным дымом, ждут у дальней двери. С ними Коул. Круг черных швов окружает рану на его лице. Щека у него красная и опухшая, а глаз над ней черный и заплывшей. Он хмуро смотрит на меня, когда я вхожу, и я с важным видом направляюсь к нему. Подойдя ближе, я рычу и огрызаюсь на него. Он визжит и отскакивает назад, его глаза расширены от страха. Остальные байкеры хихикают, и он сердито смотрит на них.

- Камера готова? - спрашивает Лекс.

- Да, все готово. Я загружу его, как только все будет готово. Это покажет этим ублюдкам, что нельзя продавать на нашей территории, - говорит молодой байкер с лицом, покрытым персиковым пушком.

Лекс распахивает дверь. Он ведет меня внутрь, остальные следуют за ним.

Я быстро моргаю и щурю глаза, пытаясь приспособиться к яркому свету. Комната пуста, если не считать большого деревянного ящика, из которого торчит мужская голова, обращенная к нам. Его широко распахнутые глаза наполняются слезами, когда он видит меня, а губы сжимаются и дрожат.

- Вам не нужно этого делать. Я и на милю не подойду к Клабберс-Хиллу и скажу остальным парням, чтобы они тоже держались подальше, - всхлипывает он.

- Слишком поздно, Джоно. Мы собираемся сделать из тебя пример, - говорит Лекс.

Это мой намек. Я бросаюсь на пухлую морду с потекшими глазами, лаю и рычу.

- О, Боже. Я умоляю вас, парни, отпустите меня, и вы больше никогда меня не увидите. Я обещаю.

B ящике несколько дверей, Лекс подходит и стучит в каждую.

- Интересно, какую мне открыть первой, - говорит он и склоняет голову набок.

- О, черт, ни одну из них, - говорит Джоно.

Лекс дважды обходит ящик и останавливается за ним. Там есть еще дверцы.

- Вот она, - oн распахивает ее, открывая волосатую, дряблую ягодицу. Джоно никогда в жизни не приседал. - Давай, парень, кушать поданно, - говорит он.

Я принюхиваюсь. От моего холодного сухого носа волосы на его заднице встают дыбом. Это, конечно, задница, но не самая привлекательная задница. Я сажусь и чешу за ухом. Я голоден, но разве я настолько голоден? Лекс достает нож и тычет Джоно в щеку. Его ягодицы дергаются и дрожат, и он воет от боли. Лекс ввинчивает нож и извлекает кусочек мяса с пучком волос. От запаха свежей, влажной крови у меня слюнки текут. Лекс подбрасывает кусочек в воздух, и я ловлю его. Он теплый и соленый на языке, и я глотаю его. Я никогда не пробовала ничего вкуснее. Внешность бывает обманчива.

- Иди и возьми его, парень, - говорит Лекс, подталкивая меня.

Я бросаюсь вперед, впиваюсь зубами в задницу и отрываю от нее кусок мяса размером с бифштекс. Я сражен и пашу еще, сдирая его ягодицу назад, пока не остается только огромный шар желтого жира. Это выглядит так аппетитно. Я открываю рот так широко, как только могу. Мои зубы погружаются в студенистую каплю, и я отрываю кусок размером с кулак и тащу его вниз. Я продолжаю вгрызаться в его задницу и вгрызаться в разорванную плоть, пока мои зубы не лязгают о кость.

Лекс тянет меня назад и готовится запечатать зияющую кровавую рану паяльной лампой. Восхитительный аромат обугленного мяса наполняет воздух. Джоно теряет сознание, и Лексу приходится делать ему укол. Я подозреваю, что это наркотик или что-то в этом роде. То же самое, что Стэн использует, когда у него крайний срок для работы, a он потратил свою неделю на серфинг порно.

Я облизываю губы, желая большего. Я и не знал, что задница может быть такой вкусной.

- О, Боже, я не могу поверить, что ты съел мою задницу, - стонет Джоно.

- Мы только начали. Давайте откроем другую дверцу, хорошо? - Лекс обходит Джоно спереди.

- Я выучил свой урок, - рыдает Джоно.

Из его носа льется густая желтая сопля.

- Как тебе колбаса с бобами, парень? - спрашивает Лекс, глядя на меня.

- Вот дерьмо, - говорит Джоно и пытается раскачать ящик.

- Я бы заценил, - рычу я и виляю хвостом.

Лекс открывает еще одну дверцу ящикa. За ней - короткий, коренастый член с большой грибовидной головкой и двумя яичками размером с желудь. Я не знаю, Джоно боится или у него просто маленький член, но я все равно хнычу от разочарования.

Я хватаю член и яйца Джоно в рот, и встряхиваю их, чтобы убедиться, что они откушены. Джоно тренирует свою единственную линию обороны и мочится мне в глотку. Я отплевываюсь и кашляю, а из носа у меня брызжет моча.

- Не могу поверить, что ты помочился мне в рот.

Я вцепляюсь в его член и яйца с новой яростью, трясу и дергаю их одновременно. Член и яйца Джоно отрываются. Я жую их. Сперма ударяет в заднюю часть моего горла, когда я хлюпаю яичком между моими задними зубами. Я слишком голоден, чтобы беспокоиться, и я спускаюсь вниз. Я хочу разорвать рваный ассортимент вен и плоти, пока они брызгают кровью на пол, но Лекс тянет меня назад и паяльной лампой прижигает промежность Джоно, в то время как мне приходится довольствоваться тем, что я лакаю лужу крови.

- Еще одна дверцa, - говорит Лекс, ухмыляясь.

Джоно явно впал в шок. Он задыхается, и пот льется с его пепельного лица.

- Хватит. Прошу, - повторяет он снова и снова.

Лекс открывает следующую дверцу, чтобы показать волосатый живот. В пуговице на животе есть кусочек ворса. Я облизываю свои губы. Это будет настоящий пир. Я разрываю жир на животе и прогрызаю себе путь к липкому центру. Вся моя голова находится внутри огромной полости, которую я выгрыз. Жадным рывком я вытаскиваю все пищеварительные органы. Они плюхаются на холодный бетон, булькая и брызгаясь. Я жадно глотаю дымящуюся кучу и выигрываю секунды. Внутренности Джоно отказываются оставаться внутри, и меня тошнит. Теперь я снова буду их хлебать. Когда я заканчиваю, в комнате остаются только бледный оператор и Лекс. Джоно разинул рот, и его безжизненные глаза уставились в стену.

СУПРУЖЕСКИЙ ДОЛГ

Рано утром меня будят невнятные голоса. Я бросаюсь к забору, рыча и лая. Двое подростков карабкаются по стальной сетке, чтобы попасть на свалку. Увидев меня, они спрыгивают обратно.

- Посмотритe на большую, плохую собаку. Что ты собираешься делать, большая, плохая собака? - спрашивает девочка.

Она одета как эмо, с густым черным макияжем. Я чувствую запах ее "киски". Она молода и полна спермы. Она гремит забором, и это приводит меня в ярость. Я чертовски ненавижу, когда надо мной издеваются. Это двое, как ёбанные кошки.

- Иди сюда, попробуй это, маленькая собачка, - говорит мальчик.

Его длинные черные волосы свисают вокруг лица, как надранная задница. Он подходит ближе в своих ботинках "Док Мартин", и я вижу его пирсинг на лице. Он просовывает свой тонкий, похожий на червя член сквозь проволоку и машет им мне.

- Это даже не закуска, - рычу я и бросаюсь на забор.

В самый последний момент он вытаскивает своего маленького червяка, и я хватаю воздух.

- Черт, а это было близко.

Девушка раскачивается на перекладине ворот и истерически хохочет. Ободренный, он снова просовывает свой член. Я делаю вид, что нюхаю свое дерьмо.

- Иди и возьми большую, сочную, горячую колбасу, парень, - говорит он, покачивая членом.

Я разворачиваюсь и бросаюсь на него. Он пытается отстраниться, но я хватаю его за головку и дергаю. Он издает леденящий кровь крик, и девушка подбегает к нему. Я дергаю его член так сильно, что его яйца тоже торчат сквозь проволоку. Я знаю, как нежна и сочна человеческая плоть, и я хочу получить её. Я рискую и отпускаю его член. Мои челюсти щелкают на его барахле и хватают весь пакет, включая яйца, прежде чем он успевает среагировать.

- О, Боже, Лючия, он откусил мне яйца, - воет он.

Он прижимает ноги к забору, чтобы оторваться от земли, и толкает себя. Я зарываюсь лапами в пыль и тяну изо всех сил. Девушка тоже присоединяется к спасательной операции, обнимает своего парня за талию и тянет.

Мы все падаем назад. Мальчик лежит на земле, растянувшись над Лючией. Фонтан крови хлещет из его паха. Мой приз дергается во рту.

- Он оторвал мой член и яйца, - кричит он.

Его подружка вылезает из-под него и заглядывает ему между ног.

- Господи, как много крови, - говорит она и снимает футболку.

На ней нет лифчика, и ее дерзкие сиськи торчат и покачиваются, когда она сминает свой топ и засовывает комок между его ног.

Мальчик с трудом поднимается и смотрит на меня. Он тяжело дышит, лицо его бледно.

- Я хочу вернуть свой член. Возможно, они смогут пришить его.

Я смотрю на него в ответ, и глотаю его яйца и член одним глотком. Они соленые и не очень хороши для моего холестерина, но, сука, чертовски вкусные.

- Он просто проглотил их, черт возьми, - кричит мальчик и подтягивается, прижимая окровавленную подушечку к паху.

Он стоит на нетвердых ногах и дребезжит калиткой, словно хочет, чтобы я снова вырвал его гениталии.

- Пойдем, Трой, мы должны отвезти тебя в больницу, - говорит девушка, обнимая его и почти таща обратно к дороге.

Я не позволю хорошей еде уйти. Кто знает, когда меня снова накормят, и, кроме того, по ту сторону забора есть человеческая "киска", и я хочу ее. Я подбегаю и всем весом наваливаюсь на ржавый забор. Вся секция рушится, и я бегу за подростками. Запах мальчишеской крови бьет мне в ноздри, а вкус его дряни на языке доводит меня до исступления. Мои губы растягиваются, когда я рычу, и слюна вылетает изо рта. Они видят меня, сходят с ума и убегают. Но мальчик слишком слаб, он спотыкается и падает на землю. Девушка пытается помочь ему подняться, но когда она оглядывается через плечо и видит, что я несусь к ней, она кричит и делает рывок.

Я толкаю плечом парня в спину, когда он пытается подняться, и он падает лицом в твердую грязь. Мои зубы впиваются в середину его спины, и я слышу лязг, когда они ударяются о его позвонки. Стиснув челюсти вокруг кости, я встаю ему на спину и дергаю и трясу его позвоночник, пока большой кусок не откололся и не оставил зияющую кровавую дыру. Это должно остановить его. Теперь я могу сосредоточиться на этой сучке.

Лючия выбежала на дорогу и разговаривает с кем-то в машине, указывая на свалку. Я ни за что не позволю этой сучке уйти после того, как она дразнила меня, и, кроме того, я сейчас так возбужден, что мог бы трахнуть кошку. Я опускаю голову и набираю скорость. Хулиганы великолепны на коротких дистанциях, только не просите нас пробежать марафон.

Она забирается в машину, и та рванулась вперед. Я выскакиваю на дорогу, прыгаю и врезаюсь в лобовое стекло, как цементный блок, брошенный с эстакады. Мои лапы врезаются в грудь мужчины, отталкивая его назад на сиденье, в то время, как мои зубы впиваются в его лицо. Я проделываю огромные борозды в его щеках и разрываю нос и губы. Клочья кровоточащей плоти свисают с его костей и зубов. Он кричит, и я кусаю его обнаженный язык и вырываю его с корнем. Я проглатываю резиновый орган одним глотком и глотаю мясистую мякоть, покрывающую его лицо.

Лючия возится с пассажирской дверцей и окном, но они не открываются. У них должны быть замки, защищающие от детей. Она пинает окно ботинками "Док Мартин", и то разбивается вдребезги. Она пытается выбраться, и я не могу терять времени. Я вырываю водителю яремную вену, и фонтан крови бьет вверх до самой крыши машины. Лючия наполовину высунулась из окна, но, похоже, застряла. Ее круглая попка в воздухе, а белые трусики задрались в ее щелку.

М-м-м, собачья поза - моя любимая, но сначала я хочу попробовать эту человеческую "киску". Я цепляюсь за ленту ее трусиков, срываю их и задыхаюсь. Ее шмонька совершенно лысая, как один из тех Cфинксов, которых я всегда хотел съесть. Я просовываю свой восьмидюймовый язык внутрь нее до самого корня, кружу его и слизываю медовые выделения с ее зефирно-розовых стенок. Она извивается и пытается вытолкнуть себя из окна, но мои передние лапы цепляются за ее ноги, и их когти царапают ее мягкие бедра.

Как только ее "киска" обслюнявлена, я наваливаюсь на нее. Мой вес толкает ее вниз к окну, и ее руки бесполезно размахивают. Я тру свой твердый член вверх и вниз по ее шелковой плоти, затем толкаюсь в нее.

- О, Боже, ты такая тугая, сука, - вою я.

Я сильно колочу ее "киску", в то время, как рву ее волосы и кожу головы. Она мечется, пытаясь освободиться, но я знаю, что у неё не получиться. Я связал ее узлом. Мой бульбус гландис раздулся до размеров кулака, чтобы ни одна пизда не сбежала от меня, пока я не закончу. Разве Мать-Природа не велика? Я резко дергаю, и ее скальп слезает с черепа. Я выплевываю его и грызу ее череп, чтобы добраться до сочного мяса внутри, пока я катаюсь на ее заднице. Фары автомобиля освещают сцену.

- Помогите! - кричит Лючия, размахивая руками.

Водитель на мгновение колеблется, затем мчится прочь в темноту. Он не хочет, чтобы сегодня вечером случилась какая-то чертовщина. Череп Лючии с хрустом раскалывается и обнажает серовато-розовое содержимое. Я зарываюсь носом внутрь и жую ее мозг.

Тело Лючии сотрясается в конвульсиях, и ее бедра раздвигаются, чтобы дать мне адскую поездку. Нет никаких опасений, что эта сука забеременеет. С глубоким рычанием я закачиваю свое семя в ее влагалище. Как только внутренняя часть ее черепа вылизана дочиста, я вырываюсь и бреду обратно к ублюдку-готу, который издевался надо мной. Я сломал ему спину, но он сумел дотащиться почти до дороги. Он выглядит дерьмово, еще более восковым и липким. Я стою над ним, рыча. Из моей огромной пасти капает кровь с головы его подружки. У меня уже есть его член внутри меня, и теперь я хочу все остальное.

- Вот дерьмо, - хнычет он.

Далекие сирены воют и улюлюкают. Мне придется действовать быстро. Я отрываю куски теплого, окровавленного мяса от его ног и бедер, и проглатываю их, в то время, как парень продолжает ползти на животе. Он не издает ни звука. Может быть, со сломанным позвоночником он ничего не чувствует. Я вонзаюсь ему в поясницу и вырываю почку. Потом вытаскиваю его кишки и хлюпаю по трубкам жидким дерьмом и кровью.

На проезжей части вспыхивают автомобильные фары, и мощный поисковый луч проносится над свалкой. Еще несколько полицейских машин с визгом подъезжают к обочине. Хлопают двери, тяжелые ноги стучат по грязи. Луч падает на мою жертву, все еще крадущуюся к дороге, его нижняя половина практически съедена. Я слышу, как среди криков кто-то извергает содержимое своих желудков. Луч нависает надо мной.

- Это чертова собака, - рявкает полицейский, нащупывая пистолет.

Я бы с удовольствием остался и доел, но что-то подсказывает мне, что пора бежать. Я срываюсь в темноту. Мой живот раздулся от обжорства человеческим мясом, но я все еще могу убежать от них. Раздаются крики и отдаленные выстрелы, но у полиции нет ни единого шанса найти меня, по крайней мере, пока они не приведут отряд собак, чтобы выследить меня. Гребаные предатели. Я вижу огни далекого города, ничто так не возбуждает аппетит, как большая прогулка.

НЯНЬКИ

Я иду по освещенным фонарями улицам в поисках следующей жертвы.

- Брюсер, это ты? - раздается голос.

Из-за белого штакетника на меня смотрел чихуахуа.

- Энди?

- Ага, - говорит он, ухмыляясь от уха до уха.

- Черт! Я не могу в это поверить. Когда я видел тебя в последний раз... тебя, знаешь ли... собирались казнить.

Он шевелит бровями и ухмыляется.

- Как, черт возьми, ты выбрался?

Его улыбка исчезает, и он застенчиво смотрит на свои лапы.

- Тебе лучше не знать.

Теперь я хочу знать больше, чем когда-либо. Что я знаю наверняка, так это то, что он не был завербован для казни членов конкурирующей банды, так что же, черт возьми, произошло?

- Пожалуйста, Энди, - умоляю я.

- Я сделал несколько вещей, за которые мне стыдно, невыразимые вещи для охраника, - oн делает вид, что нюхает цветок, искоса поглядывая на меня.

- Для волосатого старика, от которого пахло Боврилом?^[7]

- Да, для него, - oн вздрагивает.

- И что же тебе пришлось сделать?

- Сексуальные услуги, - вздыхает он.

- Ох, чёрт, - теперь пришла моя очередь содрогнуться. Голова Энди опускается еще ниже, и я добавляю: - Собака должна делать то, что должна делать собака.

- Он снова поселил меня с маленькой старушкой. Она прекрасная любовница, но она не позволяла мне трахать ее. Чёрт, чувак я уже сутки как не кончал, я возбужден до чёртиков.

- Почему бы тебе не пойти со мной?

- Да? А что ты задумал?

- Думал, начать яростно убивать и насиловать. Я подсел на человеческую "киску" и мясо.

- Черт, правда? Это было бы потрясающе. Рассчитывай на меня, бро, - сказал Энди, подпрыгивая, как кенгуру.

Энди вытянулся у забора. Я поднял его за шкирку и закинул на свою массивную спину. Я принялся бегать от дома к дому, и принюхиваться в поисках классной "киски". Пока все было старо и несвежо или слишком молодо. То есть, до тех пор, пока я не доберусь до семнадцатой Уайлс-авеню. Энди тоже чувствовал запах, и его зрачки расширились.

- У-у-у, - говорит он, его член стал твердым, как камень.

У меня тоже разбушевался стояк. Безумие, нет даже забора, чтобы не пускать нас, собак. "Киска", которая так хорошо пахнет, должна быть в небесной крепости. Я также почувствовал запах мужчины в доме, и у меня встала дыбом шерсть. Пришло время для убийственного дерьма, а затем вознаградить себя чем-нибудь странным. Мы дважды обходим дом в поисках входа.

- У меня есть идея, - говорит Энди, когда мы замечаем открытое окно наверху.

- Но даже, если мы доставим тебя внутрь, ты не сможешь дотянуться до дверной ручки. Как ты откроешь дверь и впустишь меня?

- Я и не буду её открывать. Я попрошу их открыть её для меня. Я буду бегать по дому, поднимать шум и гадить им на кровати. Когда меня поймают, меня выпустят, а ты будешь ждать у двери.

План мне нравится, я встал на задние лапы. Энди спрыгнул с моих плеч и влетел прямо в открытое окно. Я прошёл к входной двери и начал ждать. Мой член так тверд, что с него капает предэякулят по всему коврику. Я слышу, как Энди лает и мечется по дому,опрокидывая всякое дерьмо. Женщина кричит, а мужчина называет Энди "грязным ублюдком". По-моему, Энди нагадил на кровать. Обитателям дома требуется несколько минут, чтобы поймать его.

Дверь с грохотом распахивается. Мускулистый голый мужчина, весь в царапинах, с прилипшими к голове потными волосами, стоит в дверях, держа Энди за загривок. У него во рту пара женских трусиков, и он подмигивает мне. За ним стоит взъерошенная блондинка в обтягивающем жилете, обнаженная до пояса, и она щеголяет "бразильянкой"^[8]. Мой член становится алмазно твердым от этого зрелища.

- Дорогая, держись подальше от это маленького извращенца, и... отдай их мне обратно, - говорит мужчина, выдергивая трусики изо рта Энди.

Он видит меня и останавливается. Его оскаленный рот разинут.

- Привет, - рычу я и бросаюсь к нему.

Он роняет Энди и издает писк, прежде чем я врезаюсь в него и посылаю его на землю. Я пытаюсь раздавить его голову своими массивными челюстями, но он засовывает свою волосатую руку мне в пасть. Я с хрустом надавливаю на нее, и кровь заливает мой рот. Онa теплая и вкусная. Кажется, ко мне вернулся аппетит.

- Эндрю, Эндрю, - визжит женщина, прыгая по комнате и размахивая руками, как сломанная птица.

Энди взволнованно подпрыгивает вверх-вниз, давая любовные укусы на ее заднице.

- Ударь его чем-нибудь, Сьюзен, черт возьми, - кричит Эндрю дрожащим от боли голосом.

Он засовывает пальцы другой руки мне в рот и пытается открыть его. Я ломаю его руку и оставляю ее висеть в клочьях. Он вытаскивает то, что осталось от его руки, из моего рта и бьет меня по лицу обрубком. Сьюзен хватает лампу и начинает бить меня по спине, но я почти не чувствую этого.

Мне всегда хотелось посмотреть, смогу ли я раздавить человеческий череп. Я сжимаю челюсти вокруг головы Эндрю. Она плотно прилегает. Мои зубы впиваются в его плоть, я щурю глаза и сжимаю челюсти до боли. Эндрю кричит мне в горло. Его череп скрипит, как дверь. Голова раскалывается, ноги дрожат. Я не думал, что смогу это сделать. Потом раздается громкий хруст, и голова Эндрю взрывается у меня во рту, как спелая дыня. Мозги и кровь брызгают из уголка моего рта и забивают глотку. Сьюзен кричит и бежит по коридору на кухню, а Энди висит у нее на заднице, как мышеловка.

Она открывает ящик стола, роется в нем и достает разделочный нож.

- Опусти нож, никто тебя не тронет, - рычу я.

Она тянется назад, отрывает Энди от своей задницы и приставляет нож к его горлу.

- Еще один гребаный шаг, и этот маленький придурок сдохнет, - говорит она.

Я колеблюсь. Я люблю Энди и не хочу, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое.

Энди всхлипывает, и струя флуоресцентной желтой мочи брызгает в глаза Сьюзен. Она вскрикивает, и ее рука взлетает к лицу. Когда Энди падает, он цепляется за сосок, и визг Сьюзен становится громче. Я набрасываюсь и швыряю ее на кухонную скамью. Она тяжело падает и выбивает из себя дух, но быстро приходит в себя и тычет мне ножом в плечо. Мой рот впивается в ее руку и хрустит на пальцах. Нож со стуком падает. Ее рука свисает по бокам - размолотым, мягким месивом.

Я срываю с Сьюзен жилет и кусаю её грудь. Мой рот наполняется вкусным теплым молоком.

- Срань господня, она охренеть какая вкусная, чувак, - говорю я и продолжаю сосать.

Глаза Энди загораются. Он вцепляется в другую грудь и с энтузиазмом начинает сосать. Пока я пью, я тру свой член вверх-вниз по щели Сьюзен и оставляю мокрый след предэякулята.

Сьюзен смотрит на двух доящих ее собак. Ее взгляд, полный боли, сменяется недоумением.

- Да что же блядь такое, происходит? Это, должно быть, кошмар. Проснись, проснись, - бормочет она и стучит затылком по кафельному полу.

Я понимаю ее точку зрения. Гигантский питбуль и его дружок, чихуахуа, врываются в ее дом, гадят на ее кровать, раздавливают голову ее парня, а теперь доят ее.

Между нами, Энди и я осушаем ее молочные железы. Энди выглядит беременным, он такой же раздутый. Я проталкиваю свой член мимо ее шелковых складок в розовую щелку. Ее влагалище не такое тугое, как у эмо-цыпочки, но оно теплое и влажное, и мой член покалывает от удовольствия. Энди садится на лицо Сьюзен, засовывая свой член ей в ноздрю и трахает её.

- Ты делаешь это неправильно. Засунь ей в рот, - говорю я.

Энди удивленно поднимает бровь.

- Ни в коем случае, у этой твари есть зубы. Держу пари, эта сука откусила бы мой каракуль сразу. Кроме того, эта дыра очень влажная. Кажется, она простудилась.

- Хорошая мысль, - я захлопываю свой член в ее "киску" и выхожу из нее, становясь все ближе и ближе к оргазму.

Я не могу перестать думать о том, что у меня никогда раньше не было минета от женщины. Если сосание моего собственного члена - это что-то, что я действительно упускаю. Моя проблема такая же, как и у Энди, я боюсь, что мне откусят член.

- О-о, черт возьми, да. Бери, сука, - стонет Энди, и Сьюзен вычихает комок спермы чихуахуа.

Он скатывается с нее и облизывает свой кончик.

У меня есть идея. Я проделываю в горле Сьюзен дыру размером с кулак. Кровь и слизь пузырятся и булькают из раны, и Сьюзен вцепляется в нее изуродованной рукой. Я вставляю свой член и толкаюсь вверх. Рот Сьюзен открывается, чтобы втянуть воздух, и я замечаю свой член, выходящий из-за поворота. Он останавливается далеко от ее зубов. Я в безопасности! Я трахаю лицо сучки, как пизду, загоняя свой член в пенящуюся дырочку. Сперма Энди все еще пузырится у нее из ноздри. Ее горло сжимается, когда мой член входит и выходит, а рот синеет, когда она борется за воздух. Это так приятно. И когда я собираюсь кончить, глаза Сьюзен закатываются, а рот открывается. Я с ревом выдуваю свое семя. Онo стекает у нее изо рта по подбородку, а потом собирается на затылке.

- Знаешь, Брюсер, если у нее было грудное молоко, у нее есть ребенок! - говорит Энди.

- Но я хочу съесть эту женщину, я умираю с голоду, - говорю я, облизывая зияющую рану на шее.

- Просто пойдем со мной, чувак, мы не можем оставить ребенка.

Я вздыхаю и хандрю вслед за ним в хозяйскую спальню, и, конечно же, там стоит большая двуспальная кровать с детской кроваткой рядом. На заячьем бланке в детской кроватке лежит пухлый младенец, засунутый в синюю майку. Энди вскакивает мне на спину и заглядывает через плечо.

- Он такой крошечный. Ему не больше недели, - говорит oн.

- Что ты хочешь с ним сделать? Отвезти его в соседний дом и позвонить в дверь?

Энди разевает рот. Его глаза округляются, а бровь взлетает вверх.

- Ты с ума сошел? Представь, какой он сочный и сладкий. Мясо растает у нас во рту.

Со всем этим рычанием и лаем ребенок просыпается и вот-вот заплачет. Он видит нас, и его дрожащие губы кривятся в липкой улыбке. Энди прыгает в кроватку.

- А кто тут сочный ребенок? - Энди облизывает его лицо, и малыш визжит от восторга.

Он впивается зубами в розовую щечку ребенка и отрывает кусок мяса. Ребенок размахивает руками и истерически вопит.

- М-м-м-м. Это божественно. Сладкое мясо прекрасно дополняется солеными слезами, - говорит Энди, отрывая еще один кусок мяса, судя по вопящему лицу.

Я с хрустом кусаю его за ноги. Мои вкусовые рецепторы отключаются. Энди прав, парень просто прелесть. Я пережевываю ноги и туловище за минуту. Еда такая свежая, что у меня внутри все сжимается. К тому времени, как я добираюсь до головы, Энди уже обнажил ее и грызет череп. Я с хрустом открываю череп. Энди рычит, и я отступаю. Его задние железы превосходят мои по потенции. Он проглатывает половину содержимого и с довольным вздохом откидывается на край кроватки.

- О, Боже, это было невероятно. Лучшая еда, которую я когда-либо пробовал, - eго желудок настолько полон, что кажется, будто он проглотил арбуз целиком.

Я съедаю остатки и удовлетворенно рыгаю.

- Ой, я думаю, ты съел подгузник, - говорит Энди, морщась.

ЖИДКАЯ ЗАДНИЦА

Всю ночь мы спим на кровати Эндрю и Сьюзен, а потом прикончили их на завтрак.

- Что мы будем делать сегодня? - спрашиваю я Энди, жуя разлагающуюся матку Сьюзен.

- Мы могли бы поехать в Шангри-Ла.

- Куда? Что это?

- Это место, о котором мне рассказывал Чингис, серийный убийца Ши-тцу^[9], в камере смертников. Он сказал, что это земной рай для собак. Бесконечно счастливая земля, где мы живем вечно, а люди - наши рабы, - глаза Энди затуманились при упоминании об этом.

- Ты имеешь в виду, что мы могли бы иметь всех людей, которых хотим трахать и есть? - я вскакиваю с поднятым членом.

- Ага, - у Энди тоже стояк.

- Это очень далеко?

- Чингис сказал, что это в конце яркого света.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Я думаю, он имел в виду, что это за горизонтoм. Нам просто нужно продолжать идти, и в конце концов мы туда доберемся.

- Давай сделаем это, - мы с Энди танцуем по комнате на задних лапах, улюлюкая. - Но, мне нужно кое-что сделать, прежде чем я уйду.

- Что? - спрашивает Энди.

- Помнишь того байкера, который спас меня от камеры смертников? Он пытал меня и заставил съесть волосатую задницу какого-то парня.

- Это то, что заставлял меня делать тот ублюдок, старикашка-охранник.

- Нет, я имею в виду действительно съесть еe, как собачий корм.

- Оx, - Энди смотрит на свои лапы и неловко шаркает.

Я толкаю Энди локтем:

- Значит, у нас все хорошо?

- Да, давай сделаем это.

С мочевыми пузырями, полными молока, которое мы выпили прошлой ночью, мы бродим по солнечным улицам, обливая всё мочой. Мы не оставляем без опознавательных знаков ни фонарного столба, ни пожарного гидранта, ни детской коляски. Нас постоянно ласкают люди, которые находят вид питбуля и чихуахуа, трусящих вместе, восхитительным. Интересно, подумали бы они, что мы такие милые, если бы знали, что в нас полно детского мяса? Молодая женщина следует за нами и фотографирует. Энди присаживается на корточки и гадит на тротуар. Это очень внушительный катях, учитывая его маленькую задницу, из которой он вышел. В нем пряди детских волос. Женщина слишком занята загрузкой своих фотографий в социальные сети, чтобы заметить это, и она хлюпает через липкий холмик.

- Фу, - она давится и шаркает прочь, оставляя на тротуаре следы дерьма и волос.

- Похоже, малыш делает первые шаги, - говорит Энди.

Мы прибываем на свалку перед обедом, стараясь избегать полиции и места преступления, где я съел эмо-цыпочку и ее парня-гота прошлой ночью. Часть забора все еще опущена. Лекс еще не вернулся.

- Держись подальше, пока я тебя не позову, - говорю я.

Энди уходит мочиться на все, что может, а я лежу в тени под "Моррис Минор". Только ближе к вечеру, когда Энди наконец опорожнил мочевой пузырь, на свалку въезжает знакомый белый фургон.

Лекс и Коул выскакивают из машины. Они замечают меня, и Коул откидывается назад в фургон и вытаскивает мясорубку. Его рот кривится в гротеской улыбке.

- Глупая дворняжка, тебе не следовало возвращаться. Полиция прочесывает город в твоих поисках. Последнее, чего мы хотим, - это еще больше внимания полиции, - говорит он.

Насколько я понимаю, весть о моей кровавой авантюре распространилась далеко и широко. И если я не ошибаюсь, Коул и Лекс охотились за мной, чтобы избавиться от меня.

- Иди сюда, мальчик, - говорит Лекс, протягивая цепочку.

Ни хрена себе, я видел, что мясорубки могут сделать с мясом. Я отступаю, но идти некуда. Свалка забита коридорами разбитых машин, которые заканчиваются тупиками. Мне хреново, надо было ехать в Шангри-Лу. Лекс отказывается от цепи и хватает металлический прут.

- Ублюдки, я возьму вас обоих с собой, - рычу я.

Лекс поднимает прут, и Коул делает круг вправо. Эти двое - старые профессионалы уличных боев.

Коул кричит, когда гигантская крыса падает ему на голову. Это дает мне секунду, чтобы действовать. Опустив голову, я бросаюсь между ног Лекса и кусаю его за яйца. Он стонет и сгибается пополам. Коул вертится вокруг, пытаясь вытащить крысу, подозрительно похожую на чихуахуа, из своей спутанной копны волос.

Я подпрыгиваю и хватаю его за руку, чуть ниже локтя. Это все равно, что хрустеть хлебными палочками. Она легко ломается, и я рывком освобождаю изуродованную плоть.

Зубы Энди впиваются в глазницу Коула и вытаскивают глаз. Глазное яблоко покачивается на подбородке, свисая изо рта за зрительный нерв. Он откидывает голову назад и проглатывает сочный шар целиком. Коул воет и хватает Энди другой рукой, но я вцепляюсь ему в бицепс и отгрызаю руку под корень. Коул машет обрубками. Вокруг столько крови, что земля почернела.

Лекс стонет в пыли и хватается за окровавленную промежность.

Я сажусь Коулу на грудь. Я позволю Энди прикончить его. Он станет первым человеком в истории, которого убьет чихуахуа. Энди вырывает второй глаз. Она все еще держится, когда он откусывает его, и желе выплескивается из уголка его рта. Коул вне себя от боли, но он слишком слаб от потери крови, чтобы что-то с этим поделать. Его обрубки бесполезно хлопают в воздухе, а ноги взбивают пропитанную кровью грязь. Энди идет на смертельный удар и кусает его за горло. С его крошечными челюстями проходит две минуты, прежде чем яремная вена Коула лопается и извергает фонтан крови. Пока он истекает кровью, я жую его волосатую задницу и глотаю жирное мясо. Пришло время отплатить Лексу.

Лекс уже наполовину дополз до своего фургона. Я переворачиваю его и кладу передние лапы ему на грудь. Я прикусываю его челюсть, так что она висит открытой и бесполезной, а затем выблевываю огромные куски полупереваренной задницы Коула в соусе из крови и желчи в его глотку.

- Как тебе это нравится, а?

Лекс кашляет, брызгает слюной и выплевывает жидкую задницу обратно. Сильная рвота еще больше смещает его челюсть в сторону, и он бормочет проклятия сквозь разбитые губы.

Я рычу и собираюсь откусить ему морду.

- Не надо, у меня есть идея получше. Ты когда-нибудь видел этот фильм, "Чужой"? - говорит Энди.

- Где инопланетянин вылупляется в желудке какого-нибудь чувака и прогрызает себе путь наружу?

- Ага, - ухмыляется Энди.

- Ты хочешь, чтобы я прогрыз себе путь из его желудка? Мне кажется, я слишком большой.

- Нет, чувак, я... ты просто держи его крепче.

Я знаю, что делать. Я видел, как держится "лежачий", когда Стэн смотрел ММА. Я обхватываю Лекса за шею и надавливаю только настолько, чтобы он задремал. Энди рвет штаны, обнажая его искалеченные яйца и задницу. Лекс задыхается. Его ноги шаркают в пыли, а руки цепляются за мою плоть.

Его вздохи превращаются в крик, когда голова Энди исчезает. Его измазанная дерьмом морда высовывается из задницы Лекса, и он делает глубокий вдох.

- Тебе надо получше вытираться, парень, - говорит он, прежде чем снова исчезнуть. - Рампф, рампф, рампф, - Энди собирается в путь.

Передние ноги Энди исчезают. Остальная его часть извивается, как угорь.

Живот Лекса выпячивается, и я вижу морду Энди, прижатую к растянутой, татуированной коже. Его плоть разрывается, и Энди прорывается наружу, волоча за собой клубок кишок.

- Тарр-дарр, - ворчит Энди.

Лекс выблевывает ведро крови.

- Вся эта кровь действительно хорошо пахнет. Tатуировки cъедобны?

Энди пожимает плечами, и мы жадно глотаем кишки и сочные органы Лекса, пока он слабо пытается оттолкнуть нас. Когда мы заканчиваем, Лекс лежит неподвижно. Его незрячие глаза смотрят на заходящее солнце. Раздутые мы заползаем под машину и засыпаем.

БЕЗНОГИЕ

На следующее утро мы проснулись после рассвета.

- Нам понадобится немного сил для путешествия. Мне как раз есть куда пойти позавтракать, - говорит Энди.

Мы совершаем приятную прогулку по пригороду, встречаемся с другими собаками и мочимся на неизведанную территорию, прежде чем оказываемся у здания с вывеской "Детский сад маленьких маффинов". Дети весело играют на огороженной детской площадке.

Мы обмениваемся понимающими взглядами. Единственный способ добраться до детей - через приемную. Кто-то обязательно нас впустит. Мы терпеливо ждем, пока не прибывает женщина, одетая в штаны для йоги, щеголяющая выпирающим лобком, чтобы высадить своего ребенка, одетого с головы до ног в дизайнерскую детскую одежду. Мы радостно виляем хвостами и тяжело дышим, но она нас игнорирует. Мне приходится держать себя в руках, чтобы не укусить ребенка или ее задницу. Когда она открывает дверь, мы врываемся внутрь.

- Пожалуйста, Эми, пускать собак внутрь запрещено, - говорит секретарша, дородная женщина лет сорока пяти.

- Они не мои. Они просто последовали за мной, - отвечает Эми.

Секретарша впускает ребенка и выходит из-за стола, чтобы проводить нас. Она наклоняется, чтобы поднять Энди.

- Пошла ты, сука, - рычит Энди и впивается зубами ей в нос.

Я кусаю Эми за лобок. Мой рот взрывается от вкуса пизды, и мой член становится твердым, как камень, за наносекунду. Он хочет трахнуть ее прямо сейчас, но краем глаза я вижу, как восхитительные дети играют зa стеклянным экранoм. В животе у меня урчит, изо рта течет слюна.

- Сначала еда, потом "киска".

Я оставляю Эми, свернувшуюся в клубок, баюкающую свою изуродованную пизду. Я бегу вверх и врываюсь через раздвижную дверь на детскую площадку. Повсюду дети - на решетках для обезьян, в песочнице, играют в скакалку, и даже круглолицый мальчик в инвалидной коляске ест пакет картофельных чипсов и играет на своем айпаде.

- Давай убьем их всех, а потом будем пировать, - говорит Энди, догоняя меня с висящими на его челюстях волокнистыми кусками плоти.

Две хорошенькие рыжеволосые девочки с косичками и веснушками, увидев нас, бросают скакалку и бегут к нам.

- Славные собачки, - говорят они, похлопывая нас.

Это будет проще, чем я думал. Я хватаюсь за ближайшую косичку и яростно трясу ее владелицу, пока не слышу треск. Я бросаю мертвую девочку на землю, куда она падает сморщенной кучей, ее голова вывернута вперед.

Другая девочка кричит и бежит. Энди кусает её за пятку, и она тяжело падает. Она садится, рыдая и держась за ободранное колено. Я сжимаю челюсти на ее затылке. Ее голова отлетает, как бутылка из-под содовой, и из обрубка брызжет кровь.

- Эй! - пожилая женщина смотрит на нас через плечо.

Она сидит на корточках у детского бассейна, наблюдая за группой детей, играющих со своими пробковыми лодками. Прежде чем она успевает подняться, я налетаю на нее и толкаю в детский бассейн. Дети визжат и бегут. Я крепко сажаю свою задницу на ее погруженную голову, пока ее сложенное тело не перестает протестовать, а затем вонзаю свои клыки в ее шею. Брызжущая кровь окрашивает воду в розовый цвет.

Энди подбегает к калеке и грызет его бесполезные ноги. Он слишком занят своими солеными закусками и играми, чтобы заметить это. Я бросаюсь к обезьяньим барам, где мальчик и девочка, держась за руки, кричат, требуя своих мамаш. Я вскакиваю и бросаюсь на качающегося мальчика. Мои челюсти разрывают его ногу ниже колена, и она крутится под ним, пока волокнистая ткань не разрывается, и его голень не падает на землю. Он продолжает биться и вопить, пока его обрубок поливает меня кровью. Я сжимаю челюсти вокруг оставшейся ноги и свисаю с нее, тащa его вниз. Он падает на спину и бьет маленькими кулачками. Я разрываю его грудь и хрумкаю хрящами и костями, прежде чем вырвать его сердце и проглотить его целиком. Я чувствую, как онo бьется у меня в животе. Теперь это свежая еда.

Девочка умна и поджимает ноги к рукам. Я вскакиваю, и она быстро поднимает свой зад. Ее лицо ярко-красное, а тело дрожит. У нее больше нет сил держаться, и она так напугана, что струйки мочи капают на землю. Я жую несколько вкусных мальчишеских кусочков, пока жду.

Энди ободрал одну голень калеки до костей и теперь усердно работает над другой. Дети в песочнице решили, что безопаснее похоронить себя, чем бежать. Я вижу только их маленькие мордочки, торчащие из песка. Девочка на обезьяньей решетке должна упасть. Ее пальцы отрываются один за другим. Крича, она падает на землю и неуклюже приземляется на руку. Она скатывается с искривленной ветки и, плача, протягивает мне другую руку. Я откусываю её, а затем выдалбливаю траншею посередине ее лица и горла.

Я бегу к песочнице. Дрожащие холмики дрожат и рыдают. Я выкапываю из песка голову и плечи маленького мальчика и вырываю ему горло. Я нахожу живот девочки и царапаю когтями мягкую плоть, пока она кричит и умоляет меня остановиться. Мой нос зарывается в ее мягкие, теплые внутренности, и я хлюпаю и посасываю их. Я прожевываю отборные куски мяса мертвых детей, бедра, животики, ягодицы и мой личный фаворит - почки. Энди был прав. Это был какой-то райский завтрак, а теперь пришло время для сладкой пиздятинки, если она конечно еще не сбежала из приемной.

- Энди, пойдем. Мне нужна "киска".

Энди съел мясо с обеих ног парня до колен и ковыляет за мной.

Толстяк поднимает голову на звук моего голоса и улыбается.

- Славная собачка.

Секретарша пытается помочь Эми подняться с земли, когда мы врываемся. Она явно затаилась, пока не услышала, что мы возвращаемся. Эми истекает кровью, а я смотрю на ее изуродованную промежность и начинаю трястись. Они обе кричат и истерически рыдают.

- Нам нужно поторопиться, - говорит Энди.

Я снова опрокидываю Эми. Она приземляется, распластавшись, и показывает пизду, похожую на фарш с пробитой дыркой. Я вонзаю свой член внутрь и жестко толкаю ее. Энди прогрызает в ноге секретарши дырку, достаточно большую для его нужд, и трахает ее, пока она пытается стряхнуть его. Я действительно близок к тому, чтобы взорваться, когда слышу отдаленный вой сирен

- Дерьмо. Надо торопиться, - говорит Энди и кончает.

Его сперма сочится из раны, как молочный гной.

Сирены приближаются, но я ни за что не побегу, не выпустив свой груз. Я трахаюсь сильнее, тяжело дыша и пуская слюни в задыхающийся рот Эми. Я уже близко. Мой член чувствует себя, будто вот-вот взорвется. В дверь врывается полицейский.

- Пиздец, блядь, - говорит он, направляя на меня пистолет.

Энди прыгает и цепляется за промежность полицейского.

Я рычу, когда мой член взрывается и заполняет её дырку моим семенем.

Коп пытается оторвать Энди от своего члена, но его зубы сжимаются, как тиски. На место происшествия прибывает еще один полицейский, женщина с короткой стрижкой и татуированными предплечьями. Она направляет пистолет на Энди и стреляет. Энди взрывается в розовом тумане, и кусочки чихуахуа и полупережеванные куски ребенка шлепаются на землю. Глаза полицейского вылезают из орбит, и он кричит, а спереди его брюки наливаются кровью.

- Ты отстрелилa мой член!

- Энди, - завываю я.

Я вырываюсь из Эми, оставляя после себя впечатляющую сперму, и бросаюсь на убийцу. Отстрелив член своего партнера, она испугалась. Ее руки сильно дрожат, когда она опустошает свой магазин. Пули врезаются в стену и пол вокруг меня. Одна вырывает кусок из моего уха, другая вонзается мне в плечо и отбрасывает меня на стену. Безмозглый коп хватается за пах и вопит, пока убийца Энди возится и пытается перезарядить пистолет.

Слепая, психотическая ярость охватывает меня. Этот ублюдок убил Энди. Мне все равно, если меня убьют, лишь бы отомстить за Энди. Я поднимаюсь, не обращая внимания на жгучую боль в плече, и бросаюсь на убийцу, прежде чем она успевает перезарядить оружие. На ней бронежилет, но я в считанные секунды прорываюсь сквозь него и вырываю ей кишки.

Мы играем в перетягивание каната с ее кишками, когда еще несколько офицеров толпятся в комнате. Они не осмеливаются стрелять в меня из пистолетов, когда на их пути стоит офицер, но они достают свои электрошокеры и стреляют ими в меня. Дюжина зубцов вонзается в мое тело, и я шлепаюсь, как рыба. Я никогда не чувствовал такой боли. Все мое тело в огне. Кое-как я, шатаясь, поднимаюсь на ноги и бегу к двери с кишками офицера во рту. Я не убивал ее, но она все равно, что мертва, если я смогу сбежать со своей добычей.

ШАНГРИ-ЛА

Я мчусь по улице, а тридцатифутовый пищеварительный тракт офицера волочится за мной, таща за собой женщину-полицейскую, вцепившуюся в собственные кишки мёртвой хваткой. Прохожие разбегаются, тычут пальцами и фотографируют меня. Топот полицейских, преследующих меня, отдаляется, но я слышу вой сирен и визг шин неподалеку. Я продолжаю бежать, отчаянно ища, где бы остановиться.

Рядом со мной останавливается полицейская машина. Офицер высовывается из окна, целится из пистолета и кричит людям, чтобы они ложились. Все, что мне нужно, - это пара минут покоя, чтобы поиздеваться над офицером и убедиться, что она наконец сдохла. Я бросаюсь вниз по узкому переулку. Это тупик, он воняет мочой и мусором. Ворона лениво отрывается от гниющей кляксы и хлопает крыльями. Я ныряю за мусорный контейнер и жую длинную вереницу отбросов. Скользкая, липкая поверхность собрала грязь и мусор и украшена обертками от конфет и окурками. Патрульная машина сворачивает в переулок.

Мои зубы вгрызаются в остатки желудка. Зеленая желчь и полупереваренная кашица изрыгаются на землю и брызгают мне на ноги. Два офицера вылезают из машины, один из них - симпатичная блондинка, и направляют на меня свои пистолеты поверх дверей машины. За ними подъезжает еще одна патрульная машина. У меня нет шансов выбраться отсюда живым, и я не хочу возвращаться в камеру смертников. С таким же успехом я могу повеселиться перед смертью и уйти с треском.

Я опускаю голову и бросаюсь в атаку. Пистолеты копов пылают, пули свистят вокруг меня. Пуля задела мой твердый череп и еще сильнее ударила в грудь. Я ныряю в открытое окно дверцы машины и отшвыриваю белокурого копа назад. Я кидаюсь прямо к еe промежности, срываю с неe штаны и задыхаюсь. Еще одна бритая "киска"! Но у меня нет времени, чтобы оценить её. Я засовываю свой твердый член в ее дырочку.

Я безжалостно колочу ее "киску", прежде чем другой полицейский бросается со своей стороны машины и бьет меня по голове своей дубинкой. Головы питбулей тверды, как скалы, и я почти не чувствую удара. Офицеры из другой машины оборачиваются, хватают меня за ошейник и тянут назад. Но, даже это меня не останавливает. Я связал сучку своим бульбусом гландис. Никто не вытащит меня из этой "киски", пока я не буду готов.

- Перцовый баллончик, - кричит кто-то.

Три баллончика взрывают мои глазные яблоки в упор. Это действительно бесит меня, и я трахаю ее сильнее. Хотя это нелегко, мое дыхание затруднено, кровь пузырится у меня изо рта и капает на лицо полицейской.

- Обрызгай его член, это испортит настроение, - кричит другой.

Они направляют свои баллончики на мое барахло. Я чувствую приятное покалывание.

- Ублюдки! Bы сожгли мою дырку, - визжит женщина-полицейский, когда я вгоняю свой, наполненный перцовым баллончиком, член в ее чувствительные, розовые губки.

Я быстро угасаю, черный туман застилает мне глаза. Не думаю, что у меня получится кончить.

- Сделай что-нибудь с его задницей, этот трюк каждый раз срабатывает со мной, - говорит грубый мужской голос.

Дубинка засовывается мне в задницу по самую рукоятку и ударяет в точку "G". Я вою, и цунами спермы вырывается из моего члена и заполняет "киску" полицейской до краев. В глазах темнеет, и меня захлестывает волна посткоитальной эйфории.

- Эй, Энди, я лечу в собачью Шангри-Ла. Присматривай за мной, чувак, и готовь побольше "кисoк".

Темнота становится туманно-серой, и передо мной кружатся лужицы бледного света. Я чувствую себя каким-то парящим. Клубящийся туман рассеивается, и надо мной возвышаются холмы, окрашенные золотым солнечным светом. Я облегченно вздыхаю и закрываю глаза.

- Брюсер, шевели задницей. Я выстроил "киски" в очередь.

Мои глаза распахиваются, и я вознагражден огромной, зубастой улыбкой.

Энди стоит надо мной. Его хвост виляет достаточно быстро, чтобы мы могли улететь.

Перевод: Олег Казакевич

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru

Примечания

1

Айоли - это соус из чеснока, соли, оливкового масла, найденный в кухнях Северо-Западного Средиземноморья, из Валенсии в Калабрии. Эти названия означают "чеснок и масло" на каталонском/валенсийском и провансальском языках. Он встречается в кухнях средиземноморских побережий Испании (Валенсийское сообщество, Каталония, Балеарские острова, Мурсия и восточная Андалусия), Франции (Прованс) и Италии (Сицилия и Калабрия).

(обратно)

2

Бишон-фризе (фр. Bichon à poil frisé) - французская маленькая порода собак из группы бишонов (болонок). Отличается кучерявой, густой, длинной и шелковистой шерстью, только белого цвета, бежевые или рыжеватые (ржавые) пятна допускаются только у щенков. B переводе с французского название породы переводится как "кучерявая болонка".

(обратно)

3

около 54.5 кг.

(обратно)

4

Метеори́зм - избыточное скопление газов в кишечнике. Проявляется вздутием живота, возможно обильное («взрывное») выделение большого количества пищеварительных газов.

(обратно)

5

около 2.54 см.

(обратно)

6

около 25.5 см.

(обратно)

7

Bovril - торговая марка густой и соленой пасты с мясным экстрактом, аналогичной дрожжевому экстракту, разработанной в 1870-е автор: Джон Лоусон Джонстон. Он продается в необычных банках с луковицами, а также в кубиках и гранулах. Из него можно приготовить напиток, разбавив его горячей водой. Его можно использовать как приправу для супов, бульонов, тушеных блюд или каш, или как намаз, особенно для тостов, аналогично мармиту и вегемиту.

(обратно)

8

интимная стрижка.

(обратно)

9

Ши-тцу́ (собака-лев, собачка-хризантема) - одна из древнейших пород собак. В русском языке встречаются также названия ши-тсу, шитцу. Корни ши-тцу происходят из Китая. До 1920-х годов собачки породы ши-тцу были запретными собачками двора китайского императора. Ошибочно считать, что название породы с китайского языка переводится как «львёнок». Более правильный перевод «собачка-красавица».

(обратно)

Оглавление

Саймон МакXарди "Питбуль"

  ПОХОД К ВЕТЕРИНАРУ

  ПАРНИ ИЗ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ

  ПАЛАЧ

  СУПРУЖЕСКИЙ ДОЛГ

  НЯНЬКИ

  ЖИДКАЯ ЗАДНИЦА

  БЕЗНОГИЕ

  ШАНГРИ-ЛА

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9