Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Как концепция - отлично. Но с технической точки зрения использования мощностей - не продумано. Примитивная реклама не самое эфективное использование таких мощностей.
Я такое не читаю. Для меня это дичь полная. Хватило пару страниц текста. Оценку не ставлю. Я таких ГГ и авторов просто не понимаю. Мы живём с ними в параллельных вселенных мирах. Их ценности и вкусы для меня пустое место. Даже название дебильное, это я вам как инженер по компьютерной техники говорю. Сравнивать человека по объёму памяти актуально только да того момента, пока нет возможности подсоединения внешних накопителей. А раз в
подробнее ...
книге людей оценивают по этому объёму, то наверняка технология связи и обмена с ней уже изучена, а значит и подключения к внешним накопителям. По этому название - глупое. В таких случаях важен процессор и скорость обмена с ним данных. Тема нейросистемы очень актуальная и запретная на нашей планете и кто реально в ней хочет разобраться уничтожаются. Нас не допускают к получению свободной энергии, радиоволнам в диапазоне головного мозга и нейросистемамам головного мозга. Причина банальная. У нас установлены в головах вирусы, отбирающие у нас больше 90%, оставляя нам лишь процентов 5-7 для личного пользования. На базе этого создана нейросеть, позволяющая некоторым сущностям жить вечно, свободно перемещаться между звёздными системами в цифровом виде и захватывать любые тела. Данную сеть каждый может наблюдать при серьёзных заболеваниях связанных с высокой температурой за 40 градусов. Раньше людей лечили горячими зварами нагревающих тело и пуховыми бельём, нагнетая температуру и тем убивая заразные микробы. Лечение опасное,выживали только крепкие организмы (естественная селекция). При температурах более 40 срываются ограничения нейросистемы и вы перестав думать о чем либо автоматом войдёте в нейросистему, в то её место к которому вы функционально ей привязано. Разобраться в интерфейсе будет трудно, как только вы попытаетесь размышлять об увиденном прямо в глазах на фоне открытых или закрытых глаз, ваз выкинет из этой нейросистемы. Уж так устроена рабская нейросеть. Я её наблюдал после лечения от Мышиной лихорадки в 2005 году в течении 3 дней, в течении которых я не мог спать и даже раслабится, так как сразу попадал в систему. У меня там функция работы с каталогами видиопотоков. Система представлялась по выбору в трех мерной проэкции уходящих в даль киноплёнки с кадрами видео, где каждый кадр новоя "вебкамера" и в качестве таблицы эксель с кодами изображений. Управлялась система взглядом, фокусом на кадр или ячейку таблицы. Как только открывал кадр и пытался понять изображение меня выбрасывало из системы. Понятно, было что камера двигалась выше голов людей на изображениях. Одновременно у меня открылась свойство прослушивать входящие разговоры соседних телефонов, я даже слышал входящий вызов на отключенный мой сотовый. Соседи думали, что я свихнулся, но я легко доказал, что слышу, что им говорят по телефону. Интерфейс сотовой связи интегрирован с рабской нейросетью. Это ключ к её изучению. Я не спал 3 дня после лечения антибиотиками через капельницу и мозг работал как никогда быстро и отлично. Беда была с глазами, так как они постоянно входили при попытке расслабится в нейросеть, где всё управлялось фокусировкой зрения. Они сильно болели. Я практически угрозой заставил врачей дать мне снотворное.После сна нейросеть перезагрузилась и всё вернулось по старому. Стоит обратить внимание на людей, которые совсем не спят. Нейросеть видимо позволяет продвинутым пользователям не спать и быть в тонусе. С точки зрения инженера по компьютерам я понимаю логику создания нейросети, как продолжение развития компьютерной техники и познание физиологии мозга. Человек является отличным передатчиком и приёмником радиоволн. Любой кто имеет осциллограф сталкивался с белыми шумами - объяснённые "наукой" как простой естественный фон и по сути никак не изучаемый. Со случаями дальней связи со своими любимыми во сне сталкивались многие. Если синхронизировать передачу сигнала несколько миллионов людей, то мы получим связь между звёздными системами. Синхронизация сигнала звёздных систем, получим галактическую связь. Раз кто-то разобрался в физике работы нейросистемы головного мозга, то он соответственно может её программировать и определить область самосознания души, создать все приблуды цифровой техники в своей системе, создать вирус для захвата части чужой нейросистемы, создать сеть между ними, сохранять дубликат своего сознания в системе или переселится в систему. Стать по сути богом для рабов своей сети. Спрашивается зачем посылать космические корабли с телами космонавтов в дальний космос, если можно послать кометы с наноробатами и вирусами в ближайшие звёздные системы. Найти гуманоидов, вселиться в них, построить дешёвые внутрисистемный корабли и с помощью их запустить очередную комету с вирусами к ближайшей звёздной системе. Дёшево и сердито. По сути не надо ждать корабли инопланетян из других систем. Они строятся на наших заводах у всех под носом. Я сам видел в Перми НЛО в 1978. Их лучи из пустоты видели многие и даже фото опубликовывали в газетах до 1987 года. Их строили под грифом секретности военных производств по частям и где то собирались. Всё логично и просто. Инопланетяне есть, только они занимают тела простых людей. В психбольницах полно людей с несколькими личностями в одном теле. Доказано, что существовали люди, которые не будучи даже грамотными в уме производили сложные вычисления за секунды, то есть имеют доступ к воду и выводу аналогичных функций в рабской нейросети. По сути любой гуманоид может стать богом, разумеется паразитируя на других гуманоидах. Разумеется в такой системе никто из "богов" не заинтересован в большой продолжительности жизни тел. Правда за такую "фантастику" авторам могут оторвать голову власть державшие просто на всякий случай для уменьшения конкуренции. Официальные науки о нейросистемах головного мозга никогда не покинут ясельную группу и все разрешенные теории всегда будут вести в тупик уже кем то пройденного и заблокированного на программно уровне. Осталось одна дырка для лёгкого познания рабской нейросети землян - сопряжение её сотовая связь от ретрансляторов и обратная биосвязь. Фантастика на эту тему будет самой актуальной сейчас и в будущем, так как имеет связь с реальными технологиями инопланетян и естественного развития цифровых систем. Из последнего вытекает,что отсутствие видимых признаков вычислительной техники и связи у аборигенов не является признаком отсталости и видимые проявления таких технологий можно назвать магией на нашем уровне развития. Чуете связь мир фентази магии с фантастикой сейчас и нормой бытия в будущем! Некоторые виды магии действующие на сознание людей и животных в лёгкую объясняются рабской нейросетью или аналогичным вирусом. Животные тоже имеют мозг на нейронах и так же могут быть управляемыми. Дарю идею, тем боле всё давно уже было придумано до нас!
B апельсиновом соке было слишком много мякоти, а вдобавок ко всему он оказался теплым – одно из неудобств, если завтракать за рабочим столом.
Хотя, впрочем, когда в былые времена он завтракал дома, его бывшая жена тоже имела привычку подавать ему сок, в котором была сплошная мякоть. Правда, как правило, сок оказывался холодным.
Мицопулас отодвинул карточку в сторону и на освободившемся месте развернул газету.
О новых бурях ни слова. Передовица посвящена чему-то там на Ближайшем Востоке. Это можно не читать, поскольку это не по его ведомству. Крохотная заметочка в самом низу страницы, в подвале газетной полосы, пожалуй, больше отвечала его роду деятельности. Ученым удалось сохранить образец живой ткани, полученной от “небесного кита”, которого на прошлой неделе бурей занесло на кукурузное поле в Канзасе, и теперь они были настроены довольно оптимистично, ожидая, что в конечном итоге сумеют осуществить клонирование и вырастят из образца чудо-юдо в натуральную величину.
Мицопулас фыркнул. Интересно, а что потом они намерены делать с этой тушей около двухсот футов в длину, но весящей легче воздуха? Правда, подумал Мицопулас, из него получился бы неплохой источник метана на топливо, однако, куда прикажете деваться с такой громадиной? Может, бедняге даже в некотором роде и повезло. Интересно, каков из себя его родной мир?
Дверь распахнулась, и в проходе показалась спина Орландо. Затем он повернулся, и взору предстал карточный поднос, уставленный пластиковыми стаканчиками.
– Если не ошибаюсь, лейтенант, вы предпочитаете черный кофе?
Мицопулас оторвался от газеты.
– Угу, черный.
Он взял предложенный ему стаканчик, сковырял с него пластиковую крышку, но пить не стал, а подождал немного, пока кофе остынет, и снова уткнулся в газету.
Какой-то проповедник призывал объединиться в полдень в общенациональной молитве. “Господь послал нам испытание, – цитировала газета его слова. – Он преображает собственное творение прямо у нас на глазах, чтобы продемонстрировать нам свое всемогущество. И мы должны принять его, доказать ему, что мы по-прежнему тверды в нашей вере, в противном случае, да обрушится на нас кара господня”.
Мицопулас на это не купится. Ведь если Господь и впрямь захотел продемонстрировать им свою волю, у него для этого имелись куда более простые способы, чем пресловутые бури. И если они и впрямь задуманы для того, чтобы проверить твердость их веры, то все равно их смысл оставался довольно туманным. Интересно, какое отношение к спасению души или греху имел тот летающий кит? А как, скажите, способны изменить свою веру нацисты из Бронкса или же компания чокнутых с Кони-Айленда? А ведь именно этим шизанутым, что являлись непонятно откуда, и следовало бы хорошенько проветрить мозги, а не обыкновенным людям из нормального мира. Мицопулас свернул газету и выпил кофе.
Разнеся оставшиеся чашки, Орландо вернулся к его столику.
– Итак, Орландо, что у нас новенького? – поинтересовался Мицопулас.
– Ничего определенного, лейтенант, – ответил Орландо, пожав плечами. – Вы же видели газету.
– И после итоговой сводки больше ничего не поступало?
– По крайней мере, нам еще не сообщили.
– Нет? – Мицопулас откинулся в кресле. – Забавно, – произнес он. – Мне показалось, что прошлой ночью я услышал бурю. Я, можно сказать, из-за нее и проснулся.
– Буря действительно была, – поддакнул Орландо. – Около пяти утра. Зарегистрировано несколько звонков о том, что по Сорок Третьей улице курсировали какие-то непонятные машины, а одна дамочка сообщила, что ее кошка превратилась в пылесос, или что-то вроде этого, однако ночная смена ничего особенного не заметила. Не иначе, как буря прошла, и на этот раз обошлось без сюрпризов, как это обычно случалось в самом начале. Может, вскоре они вообще стихнут.
– Ну, до этого мы с тобой вряд ли доживем, – пробормотал Мицопулас, наклонясь вперед.
Орландо, услышав его слова, возразил:
– Но ведь не могут же они продолжаться вечно?
– Неужели? – Мицопулас поднял взгляд и поморщился. – А откуда тебе это известно? Ведь раньше ничего подобного не случалось!
– Откуда нам это знать, лейтенант? – задумчиво произнес Орландо. – Может, подобные штучки и довели динозавров до того, что бедняги взяли и вымерли. Кто знает, а вдруг и впрямь причиной их гибели стали возмущения реальности? Может, все эти истории про фей и эльфов вовсе не выдумки, ведь иначе, откуда же они могли появиться?
– А-а-а! – отмахнулся Мицопулас. – Опять эти бредни! Бури начались два года назад, а не в средние века, и уж тем более не при динозаврах. Эти бури – неотъемлемая часть нашего безумного времени, вот и все.
Орландо пожал плечами.
– Как вам угодно.
– Верно, поживем – увидим, – Мицопулас отхлебнул кофе. – Кстати, а что там за история с дамочкой и ее кошкой?
– Одна особа, проживающая в многоэтажке у Тертл Бей, заявила, что ее кошка превратилась в пылесос, или еще какую-то штуковину, на него похожую.
– Кто-нибудь проверил этот звонок?
– Лично никто, – ответил Орландо. – На звонок ответил какой-то сержант, если не ошибаюсь, некий Дерлинг. Он сказал этой дамочке, что если эта машина выкинет что-нибудь подозрительное, то пусть она позвонит еще раз или же привезет эту штуковину в полицейский участок. Больше от нее звонков не поступало.
– Знаю я этого Дерлинга, – задумчиво произнес Мицопулас. – Этот поганец лентяй, каких еще надо поискать.
– Да ладно вам, лейтенант, – запротестовал Орландо. – Может, эта бабулька, у которой сбежала кошка, уже выжила из ума. Ну как, скажите, кошка может превратиться в пылесос?
– Да откуда мне знать, черт побери? Как, потвоему, три квартала в Бронске ни с того ни с сего превратились в концлагерь? Или как эти придурки с Кони-Айленде оказались замурованы в замке без окон и дверей, что понадобилось шесть часов долбить стены отбойным молотком, чтобы вызволить их оттуда? – Мицопулас пожал плечами. – Что ж, возможно, на этот раз у бабульки поехала крыша от того, что ее кошка сбежала. Ты, что, собираешься торчать здесь весь день? Погода отличная и, я думаю, неплохо было бы прокатиться в город. Ты разве забыл, что у нас теперь есть радио? Так что, если действительно что-то важное, мы наверняка не пропустим.
Орландо неохотно кивнул.
– Вы берете с собой весь взвод?
– Эй, а что, по-твоему, записано в уставе? – Что бы ни случилось, всегда оставаться боевой единицей. Или вы уже нашли себе на сегодня лучшее занятие?
Орландо заколебался, не зная, отвечать ли ему на этот вопрос.
– Скорее всего, нет.
– И что же это такое – опять какие-то дешевые потаскушки?
– Нет, бери повыше, отборный товар, – признался Орландо.
– Ладно, поберегите деньжата. Грузи оборудование в фургон и поехали.
И они отправились.
Спустя пятнадцать минут их фургон остановился на красный свет на перекрестке Сорок Третьей улицы и Третьей Авеню, и Мицопулас наклонился вперед, внимательно оглядываясь по сторонам.
– Мне показалось, будто я секунду назад что-то ощутил, – сказал он. – Нечто вроде остаточного шока, или что-то в этом роде. А вы, ребята?
Саймоне за рулем покачал головой, а Орландо откинулся с заднего сиденья.
– Лейтенант, а может, это изжога?
– Очень смешно, – буркнул Мицопулас, а другие фыркнули себе под нос.
Он был уверен, что действительно ощутил нечто, словно на мгновение сила притяжения изменила свое направление, а обычная, повседневная реальность вокруг него дрогнула. Тот факт, что другие ничего не ощутили, еще вовсе ничего не значил. Мицопулас не зря получил свой пост командующего взводом ПВК – далеко не последнюю роль сыграла его обостренная чувствительность к подобного рода явлениям.
– Именно в этом месте шторм проявил себя прошлой ночью с особой силой? – поинтересовался он.
Саймоне кивнул.
– Если верить сводкам.
– Эй, штормовой десант! – весело крикнул какой-то озорник с тротуара, помахав рукой вслед фургону.
– О, господи, – вздохнул Мицопулас и опустился на сиденье.
– Терпеть не могу, когда нас так называют, – заметил Саймоне.
– Согласен, – отозвался лейтенант, – особенно после Брокса. Но неужели, по-твоему, озорники завопят, эй, вы, взвод пространственно-временного контроля!
– Нет, конечно. Но мой младший братишка обычно называет нас “копами реальности” и мне это как-то больше по душе, чем “штормовой десант”.
Мицопулас не ответил, так как не сводил взгляда со зданий на Северной стороне Сорок Третьей улицы. На светофоре зажегся зеленый свет, и Саймоне рванул фургон вперед.
– Сворачивай, – приказал ему Мицопулас.
Вздрогнув, Самонс, подчинился приказу, однако слегка замешкался и поэтому был вынужден резко вывернуть руль, чтобы обогнуть угол.
– А я-то думал, – ответил он.
– Планы изменились.
Саймоне развернул фургон и припарковался как раз напротив указанного здания.
– В чем дело? – поинтересовался он.
– Взгляни на вывеску.
Саймоне, задрав голову, прочитал: – “Служба Внутренней Безопасности Нью-Йорка. Городское Бьюро”. Бьюро? Вот уж никогда бы не подумал, что можно так исковеркать слово “бюро”.
– А я никогда не слыхал о Службе Внутренней Безопасности Нью-Йорка, – добавил Мицопулас.
– А вам не пришло в голову, что это просто частная сыскная контора? – спросил с заднего сиденья Орландо.
– Не знаю. Но для частной сыскной конторы они занимают слишком большое здание. Что-то мне ни разу не приходилось видеть ничего подобного, и к тому же, когда я проезжал здесь в последний раз, его тут не было.
– Вывеска на первый взгляд далеко не новая, – заметил Саймоне с сомнением в голосе.
– Сам вижу, – мрачно отозвался Мицопулас.
– Вы уверены, что ее здесь не было?
– Эй, прекратить всякие споры! Да, я уверен, и к тому же этот дом совершенно не вяжется с церковью.
– Просто им не повезло с архитектором…
– Не в этом дело. Конечно, я не стану утверждать, будто знаю каждый квартал в городе, но вот Святую Агнессу знаю, как свои пять пальцев, и помню, что рядом с ней совершенно другое здание.
Саймоне на мгновение уставился вперед.
– Ты хочешь сказать, что это часть провала реальности? Значит, сводка все-таки с Сорок Шестой?
– Да, – отозвался Мицопулас. – Именно так.
– Но ведь это же за три квартала отсюда и к тому же на другой стороне от Третьей Авеню. И если провал реальности так велик, мы бы наверняка уже о нем услышали.
– Хотел бы я думать, – спокойно заметил Мицопулас. – Возможно, провал случился в двух разных местах. Так или иначе, а это заведение нам необходимо проверить.
Саймоне пожал плечами.
– Валяйте, лейтенант, хотя, может, вас просто подводит память.
– Моя память меня не подводит, – Мицопулас открыл дверь и вышел на улицу.
С другой стороны за ним последовал Саймоне, а остальная команда, пригнувшись, двинулась по проходу между сиденьями. В соответствии с заведенным порядком, четверо из команды, включая самого Мицопуласа, встали шеренгой лицом к зданию на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
Мабучи отступил на шаг назад, просматривая тротуар и противоположную сторону улицы. Орландо остался в фургоне, свесив одну ногу в открытую дверь. В руке он держал радиотелефон, приготовясь в любую минуту либо вызвать подмогу, либо броситься на помощь товарищам, либо запрыгнуть назад в машину и броситься в бегство. У всех, кроме Орландо, в руках были пистолеты, пока что нацеленные в воздух.
Стоя в центре шеренги, лицом к дверям “Службы Внутренней Безопасности Нью-Йорка”, то есть ее городского Бюро, Мицопулас ощутил прилив адреналина. Ладонь, сжимавшая рукоятку пистолета, взмокла от пота, в горле же, наоборот, пересохло. Так всегда бывает в самом начале, стоит только столкнуться с неведомым, которое может оказаться буквально всем, чем угодно. Как только он выяснит, что там внутри здания – пусть самую малость, – как тотчас успокоится, независимо от того, какая опасность или какое страшилище поджидают его внутри. Больше всего на нервы ему действовала неизвестность, а не опасность как таковая.
Мицопулас догадывался, что это вовсе не значит, что и остальные члены его команды чувствуют то же самое. Хладнокровия и выдержки им не занимать, подумал он. А Саймоне, стоящий справа от него, держится так, будто он не на боевом задании, а в штабном тире.
Да, ребята явно недопонимают, что здесь к чему. Люди в провалах реальности могут оказаться совершенно невменяемыми. Там вообще может оказаться нечто такое, что и людьми не назовешь.
И пусть эти провалы всего лишь наваждение, но от этого не стали менее реальными или опасными. Двое ребят погибли во время штурма концлагеря в Бронске.
Мицонулас сделал шаг вперед, к трем низким ступеням, ведущим к дверям. Однако резко остановился и взял пистолет наизготовку.
Дверь открылась.
Мицопулас успел разглядеть черную, в обтяжку, форму, темные волосы, бледное лицо. Кто бы ни открыл дверь, – он или она? – наверняка заметил шеренгу напротив – шестерых полицейских, штормовой десант – и поспешил скрыться с глаз подальше.
Дверь, однако, осталась открытой, пусть всего на щелочку, но Мицопулас уже не смог ничего рассмотреть.
– Смотрите, куда бы вам укрыться, – распорядился Мицопулас. – Но пока что стойте на месте.
Краем глаза он заметил, что Вайнберг кивком дал понять, что приказ понят, а О'Доннел, стоявший с другой стороны, передал приказ по цепочке дальше Саймонсу.
– Орландо, – крикнул он. – Передай мне рупор.
Орландо выполнил распоряжение, передав рупор Вайнбергу, который, в свою очередь, вручил его Мицопуласу.
Мицопулас взял его в руки, включил и направил вверх.
Одновременно он заметил, что на обоих тротуарах уже начала собираться толпа.
– Мабучи, – крикнул он через плечо. – Поддержи этих остолопов, – а затем крикнул в рупор: – Эй, вы, в здании, те, которые называют себя “Службой Внутренней Безопасности”! С вами разговаривает полиция! Нам необходимо поговорить – вышлите кого-нибудь наружу, без оружия!
Мицопулас опустил рупор и принялся ждать.
Ребята из его команды тоже застыли в ожидании.
Минуту спустя окно на втором этаже приоткрылось, и усиленный громкоговорителем голос выкрикнул:
– Кто вы, говорите, такие?
– Черт побери, – пробормотал Мицопулас и поднял рупор: – С вами говорит лейтенант Грегори Мицопулас из Полицейского Управления Нью-Йорка. А кто вы?
Несколько мгновений стояло молчание, а затем раздался усиленный рупором голос:
– Мы держим вас на прицеле. Бросайте оружие, и тогда мы поговорим.
В окне второго этажа угрожающе показался черный ружейный ствол.
– Проклятье, – буркнул Мицопулас. – Всем в укрытие.
Его команда бросилась кто-куда, укрывшись за припаркованными машинами и киоском “Дейли Ньюс”. Сам Мицопулас бросился к фургону и сжался в комок у колен Орландо позади открытой двери.
– Это полиция, говорю вам! – проревел он в рупор. – Пока еще, к счастью, никто не ранен, и мне хотелось, чтобы так и осталось. Нам надо только поговорить. Никакого оружия. Вышлите когонибудь!
– Послушайте, – отозвался из здания все тот же голос. – Мне неизвестно, кто вы такие на самом деле, но если, по-вашему, вы полиция, то кто, скажите на милость, тогда мы?
Мицопулас заморгал и снова прочитал табличку: “Служба Внутренней Безопасности”.
Что ж, возможно, где-нибудь это и означает полицию, но только не в Нью-Йорке. К тому же, было прекрасно известно, что за легавые сидят в этом здании. К тому же прошлой ночью опять произошла буря, и поэтому не было никаких сомнений, что это здание появилось здесь из какого-то другого Нью-Йорка. Интересно, а понимают ли его обитатели, что, собственно, произошло?
Вполне возможно, что не догадываются.
Что ж, тогда должен же кто-то им объяснить.
Господи, как все просто.
Как, впрочем, и то, кому придется взять на себя этот труд.
– С вами говорит лейтенант Мицопулас, – выкрикнул он. – Я сейчас оставлю здесь свое оружие и войду внутрь, чтобы поговорить с вами.
После минутной паузы голос ответил:
– Валяй. Держи руки повыше, чтобы мы их видели.
Мицопулас что-то буркнул себе под нос и передал Орландо рупор и револьвер.
– Ну, ребята, смотрите, не зевайте, – с этими словами он выпрямился, поднял руки до уровня плеч ладонями наружу, пересек Сорок Третью улицу и поднялся по ступенькам.
Тяжелая входная дверь все еще оставалась приоткрытой. Мицопулас поддел ее носком ботинка, распахнул и заглянул внутрь.
– Эй, – крикнул он. – кто тут внутри?
С противоположного конца небольшого обшарпанного коридора показались двое в форменных комбинезонах, которые, решил Мицопулас, вовсе не подходили на обмундирование полицейских – они, скорее, напоминали спортивные костюмы, хотя ни один велосипедист или конькобежец не натянул бы на себя кобуру.
Мицопулас пошевелил пальцами.
– Я чист – крикнул он. – Видите?
Один из охранников подтолкнул его вперед, другой прикрывал сзади.
Никто не проронил ни слова. Они порылись в его бумажнике, повертели в руках полицейский жетон, затем и то и другое взяли себе, прихватив заодно наручники и кое-что из его личных мелочей.
Убедившись, что Мицоопулас безоружен, они провели его в небольшую комнату с голыми стенами, в которой стояли три стула, а с потолка свисала лампочка – помещение явно предназначалось для допросов.
Мицопулас вздохнул и, решив немного им подыграть, опустился на стул для допрашиваемого.
Один из охранников остался при нем, второй вышел вон.
Спустя мгновение в камеру вошел еще один, более пожилой мужчина – практически в таком же черном костюме, с той разницей, что рукава его украшали золотистые шевроны. Он тоже опустился на стул.
Мицопулас подождал, не протянут ли ему руки для приветствия. Увы, этого не последовало.
– Итак, – произнес старший. – Кто ты?
– Я лейтенант Грегори Мицопулас, из полицейского управления Нью-Йорка. Полагаю, что вы прочли мое удостоверение.
Пожилой кивнул.
– Как мне кажется, вы мне не верите по какой-то причине, – произнес Мицопулас.
Пожилой улыбнулся какой-то натянутой недоброй улыбкой.
– Вы не против, если я поинтересуюсь, кто вы такой? – улыбнувшись в ответ, спросил Мицопулас.
– Аарон Фитцуотер, Комендант Бюро, Служба Внутренней Безопасности города Нью-Йорка, – ответил пожилой.
Мицопулас кивнул.
– Я предполагал что-то в этом роде, и в вашем Нью-Йорке вы, ребята, единственные имеющиеся там полицейские, я прав? Поэтому, когда вы увидели, что мы выстроились у вас под окнами, то сразу подумали, что наверняка это какая-нибудь заварушка, не так ли?
Фитцуотер несколько мгновений рассматривал его в упор, а затем спросил.
– В вашем Нью-Йорке? А что, разве их несколько?
– Выходит, что так. Подозреваю, что там у вас не случались бури, искажающие реальность. По крайней мере, до тех пор, пока вас не занесло сюда?
– Мистер Мицопулас, – произнес Фитцуотер. – Вы несете какую-то ерунду.
Мицопулас вздохнул.
– Значит, у вас не бывает бурь. О'кей, выслушайте меня пару минут, идет? Наверно, это прозвучит довольно глупо, но позвольте мне рассказать вам. Договорились?
Фитцуотер кивнул.
– Выкладывай.
– О'кей, – произнес Мицопулас, собрался с духом и заговорил: – Пару лет назад у нас начались бури, мы их зовем “возмущения реальности”, когда я говорю “мы”, то имею в виду не просто себя, и даже не Нью-Йорк, а весь чертов мир. Ведь где угодно, иногда за полсекунды, а иногда за пару часов, в каком-нибудь уголке планеты реальность словно сходит с ума – возникают или пропадают какие-то предметы, иногда они на глазах меняют форму, меняется воздух, свет, цвета, все, что угодно. Иногда изменениям подвергаются даже силы притяжения, ход времени. Масштабы бурь колеблются от… – по правде сказать, нижний предел нам неизвестен, но по имеющимся данным самое мелкое возмущение было размером с хлебницу и длилось оно всего полторы минуты. Крупнейшее же было зарегистрировано над центральной Атлантикой, слава богу, и по расчетам достигало пяти миль в длину и два в ширину. Нам неизвестна причина этих бурь – никому неизвестна, по крайней мере, пока. Существует куча всяких теорий – например, что, мол, грядет Судный День, реальность трещит по швам, что, мол, бури – не более чем иллюзия или же проявление массовой истерии. Лично мне больше всего импонирует теория, будто кто-то напортачил с пространством и временем, и теперь мы расхлебываем последствия, хотя, конечно, это всего лишь предположение, – Мицопулас развел руками. – И поэтому я спрашиваю вас, слышали ли вы о чем-нибудь подобном.
– Нет, – спокойно ответил Фитцуотер.
Мицопулас покачал головой.
– А жаль, – произнес он. – Тогда вы наверняка подумаете, что я немного “того”. Хотя со мной все в порядке, но так как эти странные бури происходят постоянно, и из-за них весь мир летит вверх тормашками – все становится с ног на голову, вы то ощущаете себя невесомым, как перышко, то словно чугунной гирей, свет и звук начинают играть с вами злые шутки, люди видят в небе загадочные вещи. Какую-то чертовщину.
– Продолжай, – заметил Фитцуотер.
– Ладно, – дружелюбно произнес Мицопулас. – Коль вы меня не прерываете, и на этом спасибо. Для начала сойдет. Итак, я уже сказал, после особенно сильных бурь некоторые участки реальности меняются до неузнаваемости и такими же и остаются, в результате чего мы имеем уму не постижимые вещи – осколки каких-то других миров. А это значит, что какие-то куски нашего мира исчезают навсегда и мы понятия не имеем, куда они провалились. Ни один из них не вернулся назад. Они исчезают, и все тут, а вместо них у нас появляется какая-то бредятина, которая не лезет ни в какие ворота. Ну, например, летающий кит грохнулся в кукурузное поле в Канзасе – дохлый, у него лопнули газовые мешки. Наши ученые мужи уже совсем свихнулись. Мне о вас ничего не известно, но в моем мире никто в глаза не видывал летающих китов или любое другое животное, которое было бы легче воздуха. – Мицопулас покачал головой. – Рехнуться можно.
– Продолжай, – повторил Фитцуотер.
– Ладно, во всяком случае, у нас в Нью-Йорке их пруд пруди – может, это как-то связано с плотностью населения, а может, с тем, что все вокруг напичкано электроникой. Как бы там ни было, в Нью-Йорке их больше, чем везде, и поэтому в городе создана специальная команда, которая следит за осколками других миров, оставшихся после бури. Мы называем ее “Взвод Пространственно-Временного Контроля”. Собственно говоря, это я и мои люди.
Фитцуотер медленно кивнул.
– Лейтенант, – произнес он. – Пару минут назад я тебе солгал. У нас также имели место описанные тобою явления – не в таком масштабе, конечно, как ты описал, если, конечно, ты рассказал мне правду, однако были. Мы называем их иначе – не “возмущения реальности”, не “бури”, а “зоны иллюзий”. Согласно официальной доктрине все в них – не более чем обман зрения. У нас тоже есть специальная команда для борьбы с ними – мы называем ее “Заградительной Полицией”. В народе их зовут “Полицией глюков”.
Мицопулас поморщился.
– Нас называют “штормовой десант”.
Фитцуотер снова улыбнулся сквозь зубы.
– Поэтому я вовсе не считаю, что ты свихнулся.
Мицопулас улыбнулся в ответ.
– И на том спасибо.
– По крайней мере, не в привычном смысле слова. Я тебя вообще не считаю реальным.
Мицопулас вздрогнул. Улыбки как не бывало.
– Что?..
– По крайней мере, ты не реален для нашего мира. Ты и твои ребята попали в зону возмущения реальности, как вы это там называете, и теперь оказались в нашем мире.
– Это вовсе не так, – возразил Мицопулас. – Это вас, ребята, занесло к нам. Вы угодили в наш мир.
Теперь исчезла улыбка на лице Фитцуотера.
– Чушь, лейтенант, – возразил он. – Оглянитесь вокруг себя. Это мой мир. Мое бюро.
– Верно, это ваше бюро, – произнес Мицопулас. – Потому что ваше здание попало сюда сегодня в пять утра со всеми потрохами.
Говоря это, Мицопулас ощутил внутри подозрительное неприятное чувство.
Если здание целиком перенеслось сюда в пять утра, то почему в нем тогда оказался весь дежурный состав? И почему никто из них не заметил перемещения? А еще, что, интересно, означал тот небольшой всплеск, когда они стояли у светофора на Третьей Авеню?
Нет, теперь Фитцуотеру стало явно не до улыбок, его черты приобрели твердость гранита.
– Боюсь, что ты ошибаешься, – произнес он. – Это тебя с твоей командой занесло к нам, вы не просто чужаки, вы самозванцы. Так что ты окажешь нам неоценимую услугу, если прикажешь всем остальным явиться сюда. Я уверен, что мы сможем договориться.
– Договориться, – повторил Мицопулас, и внутри у него все похолодело. – О чем, хотел бы я знать?
Служба Внутренней Безопасности – звучит почти как Комитет Госбезопасности, КГБ. Пли же Румынская Секурите. Так что это не просто полиция, как он и его товарищи, Мицопулас ничуть в этом не сомневался. Это была секретная служба, охранка, стук в дверь в глухую полночь.
Полиция глюков, призрачные зоны – интересно, а что они делают с теми, кому не посчастливилось вернуться назад? С людьми из плоти и крови? В том Нью-Йорке, где жил Мицопулас, в Квинсе обнаружились одиннадцати человек, называвших себя чародеями. Так их не только взялись учить английскому, но и предложили пройти курсы профессиональной ориентации.
В больницах города до сих пор выздоравливали триста человек, которым удалось остаться в живых после концлагеря в Бронксе. А еще был один тип, ну точная копия брокера с Уолл-Стрит, который решил попробовать силы на новом поприще. В Бронксе, в зоопарке, обитало с полдюжины непонятных тварей, а один из складов в Бруклине был наполовину забит всякими немыслимыми штуковинами.
И никому бы и в голову не пришло называть все это наваждением. Безумием – да, но никак не иллюзией. И как вообще язык повернется назвать иллюзией вполне ощутимые вещи?
Для того, чтобы утверждать такое, надо, в первую очередь, избавиться от всех материальных свидетельств.
– Пойдем со мной, лейтенант, – произнес Фитцуотер. – Мы приведем сюда твою команду.
– Комендант, – возразил Мицопулас – помоему, вы совершаете ошибку. Этот мир – мой Нью-Йорк. И я могу это доказать.
Про себя же он молился: “Господи, сделай так, чтобы это действительно был мой Нью-Йорк”.
– Интересно, как? – потребовал ответа Фитцуотер, и в голосе его прозвучали ледяные нотки.
Мицопулас ничуть не заблуждался относительно того, что речь идет о жизни и смерти, что этот Фитцуотер и его СВБ не собираются шутить с ним шутки.
Ему следовало, так или иначе, выбраться отсюда, бежать…
Предположим, ему это удастся, а что потом?
Что, если и в самом деле это не его мир? Мицопулас не знал, что происходило с людьми, которые исчезали во время бурь, но зато ему была хорошо известна одна истина – они не возвращались назад.
За те два года, прошедшие с тех пор, как начались эти бури, назад не вернулась ни одна живая душа, Свою бывшую жену, свою дочь, стенографистку, которую он приглашал в субботу в ресторан, – господи, неужели он никогда их больше не увидит, неужели его и впрямь занесло в другую реальность? Правда, Нью-Йорк оставался на месте, так что мир, в который он угодил, мало чем отличался от его собственного, а вот работы уже нет, и кто знает, чего еще? Интересно, а кто здесь президент? И вообще, какие у них порядки?
Судя по тем представителям, с которыми он успел познакомиться, вряд ли здесь стоило ожидать чего-то хорошего.
– Знаете, – произнес Мицопулас, – по-моему, есть смысл пройти немного по центру города, и тогда все станет на свои места. То есть, если мой офис все еще стоит на Полис-Плаза, то значит, этот мой мир.
– Что за Полис-Плаза?
– В самом центре, – кивнул Мицопулас.
– Первый раз слышу, здесь такой нет, – возразил Фитцуотер.
– То есть, нет у вас, в вашем мире, – ответил Мицопулас.
– Я у себя, и это мой мир, – огрызнулся Фитцуотер.
– Докажи, – огрызнулся в ответ Мицопулас.
– А ты хитер, – произнес Фитцуотер. – Наверно, вздумал выбраться наружу, а там бежать.
– С какой стати мне бежать? – возразил Мицопулас. – Вы ведь, если не ошибаюсь, не собираетесь причинять мне зло.
– Разумеется, нет, – задумчиво произнес Фитцуотер и пристально посмотрел на Мицопуласа.
Первый заговорил Мицопулас.
– Послушай, – произнес он, – к черту все твои штучки. Вы ведь убиваете всех, кто попадет к вам? Что бы вам и дальше притворяться, что все это наваждение, и что ничего серьезного не происходит?
Фитцуотер выхватил пистолет и прицелился Мицопуласу между глаз. Тот поднял руку.
– Подожди, – произнес он, надеясь, что голосом не выдал испуга, – всего одну минутку. Подумай хорошенько. Ведь тебе нет никакой нужды меня убивать, по крайней мере, – пока. Мои ребята, которые ждут меня на улице, вооружены и умеют постоять за себя. И они не станут разговаривать с вами, пока не получат от меня соответствующий приказ. И как бы ты ни был уверен, что это твой мир, почему бы тебе не проверить, думаю, вреда от этого не будет. Позвони кому-нибудь, идет? Попробуй связаться по телефону или по радио, и тогда станет ясно, чей это мир. Если твой, – Мицопулас ощутил, как дрогнул его голос, глубоко вздохнув, он продолжал: – и если это твой мир, что ж, я позову сюда моих ребят и мы сдадимся, при условии, что вы гарантируете нам жизнь. Отправьте нас в ссылку куда-нибудь к черту на кулички, например, в Австралию, куда угодно, но – обещаю, мы не раскроем рта и вам не придется нас убивать. Клянусь, вот увидите. Но сначала давайте проверим, идет? Воспользуйтесь телефоном.
– Телефоны молчат, – огрызнулся Фитцуотер. – Они молчат с самого утра. Во всем здании – в кабинетах, в казармах, в офицерских квартирах – везде. Как нам кажется, где-то поврежден кабель.
В груди Мицопулуса затеплилась надежда.
– Значит, телефоны вышли из строя – ну неужели вам непонятно? – произнес он. – Они не работают у вас с пяти утра, я ведь прав?
Фитцуотер слегка опустил дуло. Его лицо приняло каменное выражение.
– А как насчет радио? – поинтересовался Мицопулас.
– Мы не пользуемся радиосвязью, – ответил Фитцуотер.
Мицопулас с минуту пытался придумать чтонибудь еще, а затем воскликнул:
– Эй, послушай, а вот мы пользуемся! Давай, я поговорю со своими людьми, давай я скажу им, чтобы они позвали подмогу. Неужели непонятно? Если им ответят, то это наш мир!
Фитцуотер прижал пистолет к плечу.
– А если нет?
– Тогда мы сдадимся. Если, конечно, вы гарантируете нам безопасность.
Он вполне мог обойтись и без этого условия.
Можно подумать, ему не понятно, что ни на одно из обещаний Фитцуотера нельзя положиться. И если это действительно чужой мир, то в таком случае, он и его ребята покойники. Если только их не спасет какое-то чудо.
Фитцуотер задумался, а Мицопулас тем временем молился, чтобы это чудо все-таки произошло.
– Ладно, – наконец произнес Фитцуотер. – Договорились.
И он первым вышел из комнаты, направляясь в обшарпанный коридор. Затем Мицопулас, вслед за ним – оба охранника с пистолетами наготове, не спускавшие глаз с пленника, – теперь уже никто не притворялся, будто он здесь гость. В дверях Фитцуотер отступил в сторону и приказал:
– Поговори с ними. Если ты сделаешь из двери хоть один шаг, мои люди убьют тебя на месте.
Мицопулас кивнул.
– Эй, Орландо! – крикнул он, поднеся ладони рупором ко рту. – Вызывай подмогу! Чем больше, тем лучше!
Он увидел, как Орландо, навострив уши, помахал рукой в знак того, что все понял. Мицопуласу показалось, что он услышал треск радиопомех.
А затем ему не оставалось ничего другого, как ждать.
Так он и стоял в дверях, ощущая, как в затылок ему упираются два пистолетных ствола, и ждал.
– Эй, – не выдержал он спустя минуту, – взгляните, как следует – неужели это похоже на ваш Нью-Йорк? Неужели и у вас есть Святая Агнесса?
– Разумеется, а ты как думал, – рявкнул Фитцуотер, даже не утруждая себя посмотреть в сторону церкви.
Он взглянул лишь спустя несколько секунд – как раз тогда, когда па Третьей Авеню раздались первые полицейские сирены.
Затем донеслось пронзительное завывание еще одной, на этот раз откуда-то с запада, со стороны Сорок Второй улицы.
Фитцуотер явно оторопел.
К тротуару, сверкая мигалкой, сначала подкатила одна до боли знакомая сине-белая машина, затем вторая, за ней еще одна, и Мицопулас был вынужден сдержать себя, чтобы не расхохотаться, видя, как у Фитцуотера отвисла челюсть.
Да, с этими типами, наверняка, придется повозиться. Ведь это вам не безобидные бедолаги, вроде заключенных концлагеря или так называемых чародеев. С другой стороны, их не назовешь отъявленными преступниками, вроде тех лагерных охранников, которые заодно отбывали срок за разбой, избиения, похищения людей и еще не одну сотню злостных правонарушений. Да, эти были опасны, по с точки зрения законности преступниками их никак не назвать.
Господи, вздохнул про себя Мицопулас, ну и вещички забрасывают к нам бури.
– Не волнуйтесь, – произнес он. – Мы не собираемся никого убивать. У нас здесь никто никогда не притворялся, будто эти бури – не более чем наваждение, мы все здесь, черт возьми, слишком гуманные и сердобольные по сравнению с вашим братом.
Фитцуотер, видя, как к тротуару подъезжают все новые и новые машины, из которых выскакивают все новые пачки нью-йоркских копов с пистолетами наизготовку, издал какой-то странный, булькающий звук.
– Я предлагаю вам, – вслух заявил Мицопулас, – сложить оружие и выйти из здания, держа руки за головой.
Последовала минутная пауза, показавшаяся однако ему вечностью, но, наконец, трое в черном повиновались, и Грегори Мицопулас медленно сошел по трем невысоким ступеням назад на родной тротуар его родного Нью-Йорка.
Как здорово снова оказаться дома. Разумеется, он никогда отсюда и не уходил. Он ни на мгновение не покидал свой родной мир.
– Мой мир, – прошептал он себе под нос, смакуя каждое слово. – Мой мир, – а затем, вздохнув, добавил: – На этот раз.
Последние комментарии
1 день 23 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 9 часов назад