Загадка Меривезера [Кэй Клевер Стрэхен] (fb2) читать онлайн

Загадка Меривезера

Классический детектив прочно ассоциируется с Англией, тогда как с Америкой скорее ассоциируется "крутой" детектив. Но и в США были представители "английской школы" — и Стрехэн одна из них. "Загадка Меривезера" — детектив об убийствах в провинциальном орегонском пансионате. Почему во дворе нашли нож, если из окна выбросили пистолет? Впервые на русском!

От редакции

Мы занимаемся литературной самодеятельностью – переводим детективы времен Агаты Кристи, и пытаемся собирать средства на их издание. Жаль что книги в жанре классического детектива выходят так редко. Вернее, выходят они часто, но в основном это постоянные переиздания все тех же Кристи, Конан Дойла и еще нескольких авторов, которых можно по пальцам пересчитать. А вот остальных писателей, которых в те годы было немало, печатают редко. И вот мы решили взять дело в свои руки и наладить выпуск новых переводов малыми силами.

P.S. Несколько неловко заниматься сбором средств на новые переводы – вроде как попрошайничать, но все же надеемся, что книжки, над которыми мы работаем, интересны не только нам. А значит попрошайничам не в корыстных целях, а ради общего дела.

Если кто желает в этом поучаствовать – загляните к нам в блог http://deductionseries.blogspot.com или в нашу группу Вконтакте — vk.com/deductionseries

Глава I

Страх? Страх! Когда последний полицейский наконец-то вышел из дома, я смутно понимал, что я – Кадуолладер Ван Гартер, сидящий у окна и взирающий на пробивающийся сквозь туман рассвет. Но если бы в этот момент кто-то настаивал, что я – Красная Шапочка, восклицающая: «Бабушка, какие у тебя большие зубы!», то я наверняка согласился бы с этим, притом не из желания показаться эксцентричным. Все, что было Кадуолладером, и все, что я знал в течение шестидесяти с лишним лет, испарилось – вероятно, вытекло вместе с потом, а оставшийся в столовой объект, скорее походил на воздушный шарик, раздутый от страха до невероятных размеров.

Стоило бы мимоходом заметить: трусость никогда не была свойственна семье Ван Гартеров. Если вернуться от настоящего времени к дням старого Генриха,^[1] то было бы не найти такого Ван Гартера, который испугался бы чего-то, кроме по-настоящему страшных вещей: испанских пушек, индейских томагавков, немецких пулеметов, да и те раззадоривали его и давали стимул проявить храбрость. Я не ориентируюсь только на героев из семейной истории. Вероятно, они просто были горячими воинами. Но в течение многих лет они отважно встречали удары судьбы, даже если им приходилось биться со Смертью.

Впервые Смерть навестила нас той ночью, и хотя тогда я этого не знал, она придет еще. Но в то утро меня беспокоило другое. Смерти я не боялся. Ни один достойный человек, проживший более трех десятилетий, не боится смерти или ее посланников. Если бы в тот момент я знал, что кто-то где-то прячется, я бы испытывал покой. Я даже не боялся того, что вскоре найдут убитой мою племянницу Вики, которая час назад ушла к себе в комнату. Будь я посообразительнее, я бы боялся этого. Но нет, моя проблема была в том, что впервые я боялся жить, и причину моего страха было не устранить. Я не имею в виду, что меня что-то подстерегало, а я боялся взглянуть ему в лицо. Я хочу сказать, что во время ужасов прошедшей ночи оно предстало передо мной, а я так сильно отказывался посмотреть ему в глаза, что оно ушло. Исчезло. А вмести с ним ушло и осознание себя как Кадуолладера Ван Гартера, а осталось лишь самое нелепое, что может быть на нашей планете – перепуганный до ужаса пожилой толстяк.

Если бы только что вошедший в столовую Пол Кизи не был по уши влюблен в Вики (или в ее деньги – что, как я полагаю, для парня такого рода одно и то же), то в бледной улыбке, которой он одарил меня, было бы больше веселья и меньше жалости. Затем он с деланным английским акцентом заметил: «О, здесь мистер Ван Гартер. Мерзкое дело. Да?». Акцент притворный – он никогда не был дальше своего родного Орегона.

Он выдвинул стул и повернул его спинкой вперед, чтобы сесть, расставив ноги – манерность слабаков, пытающихся казаться мужественными. «Думаю, – продолжил он, – нам надо что-то сделать, если вы понимаете, что я имею в виду».

Я попытался закрыть рот, но обнаружил, что он и так закрыт. Тогда я попытался открыть его и к своему облегчению услышал ответ: «Вызвать Шерлока Холмса или Маленгрина».^[2]

Я не образован и при малейшей возможности пытаюсь проявить те клочки знаний, что у меня есть – более сорока лет назад меня выгнали из колледжа за попытку изобразить из себя сына богача. Мой отец, да благословит его Бог, не стал подымать шум, а пригласил меня посмотреть, что можно сделать в роли сына бедняка, и приостановил мое пособие на год. В конце того года я был настолько занят, помогая Гроверу Кливленду^[3] воевать с апачами в Техасе, что позабыл о возвращении к классическому образованию. В течение следующих четырех лет я… ну, если кратко, я занимался прочими делами – теми, которые я находил более интересными и более плодотворными, нежели изучение греческих глаголов.

В 1981 я прекратил участие в строительстве канадской тихоокеанской железной дороги (там я командовал прекрасной командой китайцев). Оказавшись как-то вечером в заведении, куда мне было не положено ходить, я собрал стрит-флэш и, забрав весь выигрыш, отправился домой – навестить родных. Но я нашел Бостон тесным и ограниченным; так что я снова отправился на Запад, не получив на то отцовского благословения, но и не оставив за своей спиной разбитого материнского сердца: ее сердце, конечно, было бы разбито, знай она об этом. Но случилось так, что той зимой она была очень занята в Европе – старалась изо всех сил выдать мою сестру Харриет замуж то ли за принца, то ли за герцога, то ли за графа. Отец никогда не раздавал благословения и боялся идти навстречу, опасаясь того, что я увижу, как он обеспокоен моей решимостью самостоятельно добиваться успеха. Покинув его, я услышал мягкие, христианские проклятья, сопровожденные угрозами не оставить мне ни пенни. В итоге он завещал мне половину своего состояния (в чем я не нуждался, благодаря паре золотых приисков в Юконе; и если бы он оставил его кому-то еще, то, вероятно, сейчас я был бы еще находчивее). Но прочитав письмо от адвоката той ночью в Доусоне, я пролил горячие слезы, которые тут же превратились в бахрому сосулек на моем небритом лице. После этого я в последний раз в жизни напился до одурения.

Кстати, об одурении – упоминание о нем может послужить поводом вернуться к разговору между мной и молодым дурнем Полом Кизи.

– Маленгрина? – спросил он.

– Как помнишь, он ходил с сетью для ловли дураков.

– Вы имеете в виду полицейских?

– Конечно, – я думал в первую очередь о себе, но предпочел не говорить об этом.

– Но, кажется, они не нашли никаких зацепок, не так ли?

Кизи предложил мне сигарету, но я от нее отказался. Набив свою трубку, я спросил:

– Во дворе что-нибудь нашли?

– Нет. Ничего. Никаких следов, никаких улик. Но тот разделочный нож… Пистолет, конечно. Знаете, чем больше я об этом думаю, тем более странно выглядит разделочный нож, прямо за окном гостиной… Совершенно необычно, вы понимаете, о чем я?

Я разжег трубку. Через первые клубы дыма я заметил, что Пол Кизи своеобразно смотрит на меня. «Ах, этот хитрый прищур. Этот джентльмен присматривается ко мне», – подумал я и выпустил еще один клуб дыма, и, приняв вид того старого Кадуолладера, внезапно согласился:

– Да. Довольно странно, что ты нашел во дворе тот разделочный нож, – ответил я и попытался присмотреться к нему в ответ, но тут же бросил это бесплодное занятие.

Всякая живая душа, бывшая в Меривезере^[4] прошлой ночью, то есть в ночь убийства, знала: у Пола Кизи – железное алиби.

Он был диктором и оператором на маленькой радиостанции в Сэтори-Бэй, и всякий человек, настроившийся на местную станцию «Эй-Би-Си», слышал его весь вечер: вступление, приветствие, славословия, объявления – все это Пол Кизи делал с английским акцентом, звучание которого выдавалось за скромность, наивность и что-то очаровательное.

Такое превосходное алиби досадно озадачивало, ведь с моей точки зрения он подходил на роль злодея лучше всех, причастных к преступлению. Судя по моему первому впечатлению о нем, в былые времена его называли бы жуликом и шулером, так как он путешествовал вместе со странствующими лекарями и обирал доверчивую публику. Позже, когда я узнал его чуть лучше, я решил, что такое его описание слишком хорошо для него – оно не учитывает непокорную женственность его характера. Правда, справедливости ради, стоит сказать, что Вики с самого начала настаивала на том, что я ошибаюсь в отношении к Полу. Она описала его как бедного ребенка любящей матери, страдающего от комплекса неполноценности.^[5] По ее мнению, с Полом все было бы в порядке, не будь у него таких длинных ресниц и если бы он не был так безнадежно красив.

Но этим утром он был не так привлекателен – из-за нервного напряжения и недостатка сна. Но когда я и слушал его, я благодарил удачу за то, что его мать уехала на отдых. И поскольку меня волновало состояние эмоционального и физического здоровья Вики, я нашел Пола отличным отвлекающим средством. По ошибке, которую я позже объясню, мне показалось, что он объясняет причину моего страха, и я понял, что весь Меривезер вскоре окажется по уши в грязи. Так что оставался лишь шаг до вывода: никого из нас не радует эта ситуация, а значит, что чем раньше мы раздобудем кого-то, более способного, чем местная полиция, тем лучше.

Сначала меня охватил порыв позвонить своему адвокату в Портленд и немедленно пригласить его в Сэтори-Бэй. Но мне пришло в голову, что столь спешное обращение к адвокату может не очень хорошо выглядеть, ведь пока никто не ставил под сомнение нашу невинность. Нет, подумал я, следует проявлять рвение, а не робость. Рвение раскрыть злодея – бескорыстное, альтруистичное рвение, порожденное исключительно стремлением добиться абстрактной справедливости.

После того, как Пол Кизи ушел, я минут десять или больше сидел и размышлял наедине с самим собой. Затем я прошел в холл, взял телефон, и поскольку было только шесть утра, я легко дозвонился до Сан-Франциско. Я позвонил домой к Линн Макдональд.

После того, как я представился и объяснил, что произошло, я сказал, что если она немедленно сядет на самолет (а если потребуется, она может даже купить его) и, не делая остановок, примчится в Меривезер, Сэтори-Бэй, Орегон, то она сможет назвать собственные условия, на которых будет вести расследование.

Она улыбнулась (я глуховат, но слышу улыбку женщины на том конце телефонного провода) и ответила, что может немедленно прибыть. А я, такой дурак, почувствовал облегчение и вприпрыжку поднялся по лестнице – сообщить Вики о своей находчивости и выслушать ее восхищения.

Глава II

По моему убеждению, у всякого разумного человека где-то в голове есть тайная извилина, в которой прячутся безумные мысли. Так что, встречая нового человека, я начинаю выискивать эту извилину, и если я не могу найти пристрастия к чему-либо, от антиквариата до японоведения, включая детей, собак, болячки, мораль, охоту на уток, испанский язык, диету, гольф, золотых рыбок, то я решу, что он отнюдь не является превосходным человеком. Во время меривезерских убийств моя собственная мания была той же, что и во время предшествовавших двадцати двух лет: ее звали Виктория Ван Гартер.

Вики – младшая дочь моего брата Генри. Пока мать разыскивала принцев, герцогов и графов, Харриет все испортила, влюбившись в сына всего лишь рыцаря – сэра Бодли Кроуиншенка, и выйдя за него замуж. Ну, знаете каковы семьи. Ван Гартеры общались с Кроуиншенками, и со временем мой брат Генри женился на младшей дочери Кроуиншенков, которую звали Мюриель Вайолет Виктория. Он привез ее домой, в Бостон. Вики родилась там. Я был ее крестным. Генри был убит в Шато-Тьерри.^[6] Мюриель, да покоится она с миром, умерла от гриппа менее чем через год после смерти Генри. Таким образом, я стал опекуном Вики и попечителем ее наследства.

С того времени Вики делала все возможное, чтобы заботиться обо мне, учить меня, направить на должный путь и всячески наставлять меня, так как все престарелые тучные холостяки должны желать быть наставленными. По правде говоря, ее порядки временами бывали слишком жестки; но она всего лишь женщина, искренне называвшая меня «родным». Я никогда не собирался садиться на диету или менять что-либо в своем распорядке, но у нее и не было таких желаний – она заверила меня, что я хорош такой, какой я есть. Я никогда не экспериментировал со средствами для укрепления волос, кроме нескольких дней, после которых карие глаза Вики смогли увидеть, что на моей блестящей лысине выросли волосы – такие же густые, как яровая кукуруза в Айове.

Надеюсь, что позже у меня найдется время объяснить, почему во время убийств Вики проживала не в одном из наших домов на Тихоокеанском побережье, а в пансионе маленького городка Сэтори-Бэй. А сейчас я могу лишь сказать, что моему дородному телу потребовалось слишком много времени для того, чтобы подняться по лестнице после телефонного разговора с Линн Макдональд и пройти по коридору, содрогаясь от вида запертой третьей двери, мимо которой нужно было пройти по пути в комнату моей племянницы.

Я постучал. Вики распахнула дверь. Теперь она была не в платье, а в домашней пижаме, шелк которой хитро подчеркивал ее стройность. Она схватила меня за лацкан и затащила к себе в комнату. Ударом ноги она закрыла дверь за нами.

– Я думала, ты никогда не придешь! – сказала она. – Где ты был? Как ты мог так долго задерживаться? Мы должны все обсудить. Нам нужно понять, что к чему. Мы должны знать, о чем говорить. Я расчертила график по часам. Он будет обнаружен при помощи маленького круглого объекта. Нам нужно найти его. Нам нужно обдумать план…

– Нет, – резко перебил ее я, – не нужно. Я пригласил кое-кого, эксперта по работе такого рода, того, кто будет думать и беспокоиться вместо нас.

– Да? – спросила Вики. Она так привыкла строить фразы изящно, что терялась, когда нужно было говорить на повседневные темы. Думаю, отвечая ей, я улыбнулся.

– Линн Макдональд. Я только что звонил ей. Она немедленно прилетит. Самолетом.

– Ничего себе! – воскликнула Вики, посмотрев на меня взглядом, которым матери смотрят на наименее любимого ребенка после того, как последний вывалял соседнего малыша в грязной луже у дома. Я мог бы вынести упрек, изумление и даже отвращение, если бы их не сопровождало сострадание к впадающему в маразм старику.

– Юная леди, все в порядке, – ответил я. – Эта Макдональд – лучший криминалист на побережье, а некоторые считают, что и во всей стране.

– Знаю, – сказала Вики. – Но что же заставило тебя решить… ну, что следует поступить именно так? – Она вздохнула, чтобы было ей не свойственно, и протянула мне руку: – Дай четвертак, – сказала она.

– Ты ведешь себя так, словно ты застала меня, когда я ковыряюсь в носу, – сказал я и протянул ей монету.

– Орел или решка? – спросила она.

– Орел, – ответил я.

Она изучила монету на запястье.

– Орел, – объявила она. – Повешусь.

– Как?

– За шею. То есть повешусь, если ты как можно скорее не побежишь вниз и не скажешь той женщине, что передумал и не хочешь, чтобы она приезжала.

Странно, но когда Вики закончила фразу, я почувствовал облегчение – будто где-то на околице сознания у всего начал появляться смысл. Мне показалось, что источником моего страха было опасение того, что Вики грозит опасность быть обвиненной в преступлении. Я заходил настолько далеко. Далеко, но не дальше. Толстый старый дурак (то есть я), видимо, усмехнулся. У меня был соперник, не так ли? Что-то, за что стоит побороться, что-то, ради чего стоит достать свою вставную челюсть и укусить?

– Конечно, – сказала Вики, – если у тебя такое чувство юмора… Но это некрасиво с твоей стороны. Если бы выпала решка, и ты собирался бы повеситься, я бы не стала улыбаться. Я бы расплакалась.

– Вик, смотри, с меня хватит…

– И с меня, – вставила она. – Хорошо. Ненавижу так поступать, но если ты не остановишь прибытие той женщины, я сделаю признание. Кажется, полиция предпочла зайти в тупик, так ведь можно сказать? Они знают, что один из нас виновен. Но они ненавидят совершать ошибки, когда в дело замешан филантроп, построивший столько фонтанов, парков и дорог. Точно так же они не хотят совершать ошибку с единственной племянницей филантропа. Так что они предпочли зайти в тупик. А Линн Макдональд – совсем не такова. Так что мне нужно одеваться и отправляться прямо в тюрьму или какое-то подобное место, рассказать им, что все сделала я. Проще сделать так, чем таиться, лгать, и все равно, в конце концов, быть разоблаченной. Я не смогу пережить еще одну ночь, если она будет такой же, как предыдущая. Я думала, что худшее позади. Но сейчас… Да, признание стало бы облегчением.

– Виктория, – сказал я, – скажи прямо. Ты… ты… – конечно, вполне естественно, что я не мог облечь свой вопрос в слова.

– Сделала это? – закончила она за меня. – Конечно. Определенно. Думаю, что ты понимаешь. Конечно, это сделала я. Кто еще?

– Пойду и скажу ей не приезжать.

Я вышел и упал с лестницы. Конечно, не совсем упал, так как я не падал, и точнее было бы сказать: «бросился вниз по лестнице», но такая формулировка предполагает элемент собственной воли, которого не было. Точнее будет сказать «был сброшен»; но в детективном повествовании не следует намекать на действие сверхъестественных сил. В любом случае это действие прошло невероятно быстро; насколько я помню, уже со второго шага я стал перепрыгивать сразу через четыре-пять ступенек, описывая сложные фигуры и двигаясь под прямым углом. Не припоминаю, чтобы я пытался как-то замедлить свой спуск. Мой ум был занят куда более серьезными вещами. Я спешил к телефону; возможно, моя походка была необычна и причудлива, но я стремился к месту назначения. Когда лестница закончилась, я оказался на полу и сел, чтобы поприветствовать Эвадну Парнхэм, которая одновременно робко и торопливо выглянула из гостиной и посмотрела на меня. Бывая в зоопарке, я с таким же выражением лица рассматривал неприглядных животных.

– О! – сказала она. – Я думала, произошло землетрясение. Что с вами, вы упали?

– Не совсем, – ответил я. – Со мной все в порядке, спасибо. Не буду вас задерживать.

Она сделала осторожный шаг.

– Это звучало как землетрясение, – настаивала она, внезапно начав хихикать и пытаясь удержаться, она принялась искать платок. – Вы очень забавно выглядите, – пояснила она. – Готова поспорить, то, как вы падали с лестницы, выглядело еще забавнее. Мне всегда казалось, что в падении толстяка с лестницы есть что-то ужасно забавное. У меня сильное чувство юмора. Извините. К тому же после прошлой ночи я ужасно нервничаю. Ваши ноги так нелепо торчат, в то время как лицо выглядит крайне серьезно. Почему вы не встаете?

Я ухватился за стойку перил и поднялся на ноги. И как раз вовремя – в следующий момент Сара Парнхэм вышла из столовой в холл.

Глава III

Несмотря на то, что Сара Парнхэм была тощей, а ее нос напоминал клюв попугая, и как личность она мне не нравилась, но я всегда уважал ее как достойную интеллигентную леди и хорошего педагога. Наверняка и сам я был ей неприятен, но в то же время она искренне меня уважала, и было бы жаль потерять это уважение из-за абсурдности ситуации.

Я чувствовал, что мы с Сарой Парнхэм постоянно были квиты. Она знала, что моей манией была Вики, и безжалостно осуждала последнюю по всем статьям. Я знал, что ее манией была ее мачеха, Эвадна Парнхэм, которая, на мой взгляд, была самой бестолковой крашеной блондинкой на земле. Но и Сара Парнхэм, и я вежливо игнорировали наличие друг у друга этих маний – словно каждый из нас был по-своему ущербен, и потому не стоило обращать на это внимания.

Сара Парнхэм была намного старше своей мачехи. Она была уже взрослой, когда доктор Парнхэм нашел эту голубоглазую блондинку Эвадну – она играла роль несовершеннолетней девицы в третьесортном шоу. Доктор женился на ней, притащил ее домой и потратил на нее свое скромное состояние, а она, как я твердо уверен, довела его до смерти, которая произошла через два года.

За двенадцать лет, прошедших после смерти доктора, Сара Парнхэм профессионально выросла: начинала она в деревенской школе, но в итоге стала помощником директора прогрессивной частной школы в Сэтори-Бэй. Она проработала там шесть лет, но во время трагедии в Меривезере она уволилась – говорили, что главным образом это произошло из-за того, что Эвадна Парнхэм постоянно выказывала свое недовольство маленьким городком. Так что теперь Сара отважно искала лучшего места в небольшом колледже или городской школе.

Полагаю, ничто в Вики не раздражало меня сильнее ее отношения к этим двум леди. Эвадна проводила дни и годы своей жизни в пансионатах, наряжаясь, сплетничая, жульничая при раскладывании пасьянса, играя (представьте себе!) на ксилофоне, причем крайне скверно. И, несмотря на это, Вики настаивала на том, что у Сары превосходная семья. По словам Вики, Эвадна Парнхэм давала Саре Парнхэм причины жить и трудиться, в то время как сама Сара Парнхэм не давала мачехе ничего, кроме поддержки, ласк и глупого обожания. «Эвадна побуждает, а Сара подавляет», – говорила Вики. А когда я напоминал Вики, что на поддержку и обожание Эвадна отвечала придирчивостью и вероломством, дав Саре прозвище «Сасси»,^[7] что очень неуместно и нахально, Вики заметила, что для мрачной пятидесятилетней клуши просто здорово иметь кого-то, кто называет ее «Сасси». Конечно, сама Вики иногда называла меня «Кэнди» – по ее словам, было невозможно подобрать симпатичное сокращение для имени «Кадуолладер». Ну ладно, все это не имеет значения. Надеюсь, что Сара Парнхэм только-только вышла в холл.

Эвадна Парнхэм быстро отвернулась и уткнулась в платок, ее плечи сотрясались. «Все это притворство, – подумал я. – Не желая показать, что смеется, она делает вид, что плачет». Но я молчал, несмотря на то, что Сара бросала на меня злобные взгляды через плечи Эвадны.

– Нервы, – Эвадна наконец-то объяснилась перед Сарой. – Я ужасно расстроена. Я не могу этого вынести, осознать это. Всякий раз, когда думаю, я начинаю нервничать. Я просто плачу и плачу. Я ужасно расстроена.

– Ну, ну, дорогая, – возразила ей Сара, – все будет хорошо. Мистер Ван Гартер пригласил сюда ту самую Линн Макдональд. Она прилетит прямиком в Меривезер – на аэроплане. Дорогая, я думаю, она будет рада твоей помощи. Тебе же понравится помогать знаменитому детективу, не так ли?^[8]

Сара Парнхэм повторила:

– Тебе же понравится помогать знаменитому детективу, не так ли? Я не удивлюсь, если ты опередишь ее на ее же поле и сама найдешь преступника.

– Нет, – раздался приглушенный плечами Сары голос Эвадны. – Я слишком нервная. Я не хочу находить преступника. Не хочу, чтобы кто-то его находил. Я бы хотела, чтобы она не приезжала. Я надеюсь, что он сам уйдет.

– Не говори такого, – Салли позволила себе стать построже. – Ты совсем не это имеешь в виду. Просто чудесно, что она приедет, и ты рада этому – все мы рады. Мистер Ван Гартер, мистер Кизи слышал, как вы звонили. Хелен очень признательна. Мы обе сказали, что раз уж произошло такое ужасное событие, то нам очень повезло, что вы здесь. Как вы думаете, мисс Макдональд скоро прибудет?

Хоть телефон и был на расстоянии вытянутой руки от меня, но сейчас он стремительно удалялся. Фактически он был так же далек, как небеса. И если Иосиф видел лестницу в небо, а Илия поднялся в вихре,^[9] то Кадуолладер оставался на земле.

– Рад слышать, что вы одобряете ее приглашение, – ответил я. – Честное слово, я боялся, что поспешил, позвонив ей прежде, чем посоветовался с кем-нибудь из вас. Понимаете, о чем я? Конечно, это деликатная ситуация…

– Для того, чтобы увидеть деликатность в хладнокровном убийстве, нужно быть очень утонченной натурой, – возразила Сара Парнхэм.

– Я не об убийстве. Я подумал о положении, в которое попали те из нас, кто, судя по всему, тогда находились в доме.

– Поскольку меня в то время в доме не было, у меня нет мнения по этому вопросу, – заметила Сара Парнхэм.

– А у вас, миссис Парнхэм? – спросил я.

Она успела перевести дух и последние одну-две минуты смотрела на меня с заговорщицким видом, и я опасался, что она вот-вот подмигнет. Но она вовсе не следила за ходом разговора.

– У меня… что у меня?

– Не имеет значения, – ответила ей Сара. – Я приготовила кофе на кухне. Дорогая, сходи за своей чашкой. Она успокоит твои нервы.

Когда она удалилась, я испугался, что Сара также потеряла тему разговора, так что я неуклюже попытался вернуться к нему.

– Возможно, – предположил я, – когда у вас найдется время, нужно как следует обсудить этот момент с миссис Парнхэм, тогда вы сможете выразить мнение?

– Возможно, – ответила она и посмотрела прямо на меня, но потом перевела взгляд на вершину лестницы. Я заметил, как ее взгляд шаг за шагом поднялся на второй этаж, прошел по коридору мимо запертой двери и остановился у комнаты Вики.

Расстояние до телефона изменилось – он больше не был словно на небесах. Он был чертовски близко – как ад. Прикосновение к нему могло быть смертельно опасным.

– Да, вы правы, – сказал я. – Это из-за Виктории я, вопреки всякому здравому смыслу, решил немедленно позвонить Линн Макдональд. Но по настоянию племянницы я должен подробно все обсудить с теми, кто… э-э…

Моя запинка была не слишком длинной, но Сара Парнхэм уловила ее.

– Теми, кто находится под подозрением?

– Теми, кто также затронут, – ответил я.

– Не стоит. Могу вас заверить: если вы и мисс Ван Гартер хотите пригласить криминолога, никто в Меривезере не станет возражать.

– Это очень успокаивает, – сказал я. – Я очень рад, что мнение Виктории подтвердилось.

– Чепуха! – ответила она. Возможно, это слово получше его современных эквивалентов, но все же такая лексика должна быть под запретом, если только женщины не хотят терять своего шарма.

Она вышла из холла, направившись в столовую. Я стоял, прислонившись к стойке перил, и просто не знал, что же делать дальше. Внезапно она назвала мое имя, и я аж подпрыгнул.

– Извините, что испугала вас, – сказала она. – Я вернулась, потому что подумала, что хочу поговорить с вами. Я потеряла самообладание. Извините.

– Сударыня, – начал было я, мгновенно позабыв, что Вики обзывает меня микробом всякий раз, когда я говорю «сударыня».

Внезапно Сара Парнхэм встала на одну сторону с Вики.

– Не называйте меня «сударыней», – выпалила она. – Когда вы не пытаетесь быть джентльменом старой школы, вы – почти нормальный человек. Я хочу сказать, что ваши инсинуации в отношении моей мачехи заставили меня потерять терпение и наговорить глупостей. Я знаю, что ни вы, ни мисс Ван Гартер не совершали убийства…

– Если только это было убийством… – я попытался было возразить, но она лишь тряхнула головой и продолжила:

– У меня нет оснований полагать, что никто из вас не делал этого. Все говорит против кого-то из вас. Но пусть это нелогично и беспочвенно, но я знаю: вы не виновны. Но вы ответили на мою уверенность собственной уверенностью, что Эвадна никаким образом не имеет никакого отношения к этому ужасному делу.

– Мисс Парнхэм, – ответил я, – как джентльмен старой школы, я заверяю вас в полной уверенности в этом. Но, – продолжил я, – свое мнение я держу при себе...

Она прикусила губу и отбросила свое темные волосы со лба, приоткрыв прядь седых волос, которую она обычно пыталась скрыть.

– Другими словами, – наконец, сказала она, – сами вы не можете заявить, что не совершали убийства?

Боюсь, что я лишь тупо уставился на нее.

– Понимаю, – продолжила она. – Я вынуждена. Я даже не виню вас и могу вам позавидовать. Вы весь вечер были здесь, в доме. Я была в городе, на том убогом киношоу с Хелен. Вы намереваетесь пожертвовать истиной, Эвадной, или чем-то или кем-то еще, лишь бы очистить мисс Ван Гартер от подозрений. В крайнем случае вы собираетесь выйти вперед и взять вину на себя. Знаю. Если бы я могла, для Эвадны я бы сделала то же самое. Я не могу. Так что я кажусь беспомощной и никуда не годной. Но у меня есть интеллект, мистер Ван Гартер, и его называют исключительным, и я собираюсь использовать его. Если это тщеславие, то тем лучше. Это моя единственная гордость. Мы оказались в серьезной переделке. Вы заботитесь только о вашей Вики. Полагаю, я забочусь только об Эвадне, хотя если смогу, я хотела бы помочь также Хелен и Дот. Мистер Ван Гартер, и вы, и я знаем: Эвадна и мисс Ван Гартер – не виновны. Проблема лишь в том, знают ли об этом другие? Прибывающий сюда детектив? Я искренне рада, что вы пригласили ее. Но я также искренне боюсь. Мне кажется, что нам бы лучше быть союзниками, а не противниками.

– Лучше, – согласился я и протянул ей руку. Меня удивило, что ее костлявые пальцы так мягки на ощупь. Как там она сказала? «В крайнем случае вы собираетесь выйти вперед и взять вину на себя»

* * *

Прежде, чем мы оставим Кадуолладера, заметим, что он – герой; в своем воображении Кадуолладер бросался за виселицей так же, как собака прыгает за костью; Кадуолладер пошел на жертвы; Кадуолладер великодушен!

Глава IV

Проницательный читатель (а никто другой и не возьмется за повествование такого рода) уже давно понял, что в то августовское утро я обезумел вовсе не из-за страха, что Вики или меня обвинят в убийстве. Нет. Скорее, это было из-за вероятности, перетекавшей в уверенность – стрельбу могла устроить сама Вики.

Если этот самый читатель не перелистнул в нетерпении многословие моих абзацев из-за понятного желания поскорее дойти до трупа, то он заметил, как сдержанно и объективно я отреагировал на ужасное признание Вики, которая поставила меня лицом к лицу с моими опасениями. Но если у всё того же читателя есть то, что в мои дни называли «сентиментальностью», (а ныне это называют «чушью» и «вздором»), то, возможно, в тот момент он отложил книгу и задумался: а с чего это я, черт возьми, ей поверил?

Для моего объяснения, увы, потребуется еще одно пространное отступление. Ну, а до трупа и улик осталось уже недолго. Обещаю, скоро они появятся, в целости и сохранности.

Наша история началась, как и все хорошие рассказы достойных авторов – в начале. В данном случае это было за шестнадцать месяцев до той ужасной августовской ночи – в унылом апреле, когда очередной неудачный роман Вики подошел к концу.

Хотя Вики яростно отрицает это, она очень романтична. Она ожидает, что в наши дни ей встретится парень, для которого факт ее необычайного богатства – не более чем пыль. Она влюбчива; и она была любима многими, причем, как я полагаю, достаточно искренне: она ведь вполне привлекательна. Ее любили и честные, и негодяи, умные и глупые, джентльмены и «авангардисты». Кто-то любил ее за одно, кто-то – за другое, но никто из них не любил ее целиком. Раньше или позже Вики обнаруживала, что очередной молодой человек не считает несущественными ее миллионы. В лучшем случае он считает крайне удачным то, что она обладает ими. Таким же образом окончилось и очередное любовное приключение Вики. Как вы понимаете, Вики либо выйдет замуж за крайне двуличного хитреца, либо переменит свои взгляды, либо умрет старой девой. Но это не любовный роман, ведь, как вы уже знаете, в нем произойдет убийство.

Тот апрельский роман относился к ее самым пылким влюбленностям. (Парень был работавшим на меня молодым шофером, которого я весьма одобрял). Через несколько дней после помолвки Вики сказала Никки:

– Дорогой, тебе ведь наплевать на то, что у меня есть эти бренные деньги?

– Какая разница, есть ли у тебя деньги, если я люблю тебя? – ответил Никки.

– Ах! – восторженно выдохнула Вики.

– Ах! – вздохнул, несомненно, так же восторженный Никки.

– Есть у меня идея, – заметила Вики, – отдать свое состояние на благотворительность: в день нашей свадьбы нужно основать исследование чего-нибудь этакого. Дорогой, поступить ли мне так? Тебе бы понравилась такая затея, разве не так?

– Ну… – протянул Ники, – я совсем не разбираюсь в этом. Понимаешь, мне бы уйти с работы. А ведь нужно платить за страховку, и еще…

Спустя три дня я разыскал ее в Сэтори-Бэй. Не стану описывать мои методы поиска племянницы: они хорошо проверены, я часто ими пользовался и, возможно, буду пользоваться ими и в будущем. Вики носила простенькое платье от Лелонга^[10] и стояла за прилавком небольшого магазина, продавая взбивалки для яиц и консервные ножи. Она сказала мне, что живет собственной жизнью (или обустраивает свою жизнь сама – не помню, как именно она выразилась) – подальше от бренного богатства. Я вспомнил, что мы обещали навестить семью тулонского генерала. Вики нравился и Тулон, и семья генерала, а я надеялся, что она сможет полюбить одного из его сыновей, когда станет старше и мудрее. Вертя в руках венчик для взбивания яиц, она сказала, что мы сможем съездить в Тулон, как только она сможет накопить со своей зарплаты на билет.

В течение двух недель она оставалась продавщицей в дешевом красно-белом магазинчике, а затем она обнаружила небольшую чайно-антикварную лавку и купила ее (надо полагать, скопив денег из своей зарплаты). Соблазн задержаться в бутике^[11] Вики не велик – есть и другие дороги. Но можно сказать, что она, по ее собственным словам, обрела счастье. Она вообразила себя полезным членом общества. Она жила на трудовые доходы, оплачивала счета деньгами из бутика, дефицит в бухгалтерских книгах которого она покрывала со своего бренного, но такого удобного счета в банке.

К тому времени, когда эта затея немного утомила ее, в нее влюбился Освальд Флип – сосед по пансионату. Он преуспел в том, чтобы вызвать интерес Вики, но не к себе,^[12] а к своему увлечению – астрологии. Вики накупила книг и точилку для карандашей, учась чертить аккуратно изогнутые луны, причудливые четверки Юпитера и стрелы Марса.^[13] Она связывала мои сомнения с луной и приливами. А в моей дотошливости она обвиняла расположение планет в моем зодиаке. Она подружилась с созвездиями и побывала среди звезд.

На мой взгляд, астрология и сопутствующая ей философия ничем не лучше многих других -логий и -софий, которыми меня пытались заинтересовать за последние полстолетия. У меня нет ничего против солнца, луны, звезд, Овна, Весов или Близнецов, кроме их удаленности от земли. После уикенда в небесах Вики начала говорить на новом языке. Если я говорил ей: «Сегодня я очень плохо себя чувствую», – Вики могла ответить: «Конечно, родной. Сатурн переходит через третий дом Меркурия. Он выйдет из его орбиты во вторник», – считая, что это все объясняет. Если я говорил ей: «Не нравится мне этот Энтони Шарван», – она могла с веселой улыбкой ответить: «Бедный Тони. Козерог растет, а Марс в надире, к тому же он сошелся с подавленной луной», – и я даже не знал, что на это ответить.

Если проницательный читатель заметит, что, говоря о Вики ранее, я не упоминал ни астрологию, ни философию, я отвечу, что ко времени первого убийства в Меривезере она охладела к астрологии – так случалось со всеми увлечениями Вики. К тому же, к счастью или к сожалению (как вам больше нравится), в моменты сильного либо внезапного стресса Вики, подобно многим другим философам, была склонна забывать о своей философии.

И в самом деле, когда я прибыл из Портленда (это было днем в субботу – перед первым убийством), чтобы провести с этим ребенком несколько дней, я не заметил в ее манерах ни малейшей терпимости, которую должно бы порождать (а может, иногда и порождает) изучение астрологии.

Ее раздражительность я приписал погоде. Было жарко, и в воздухе кружило надоедливое марево пара. По всему побережью, от Сиэтла до Сан-Франциско, я не знаю ничего, что выматывало бы сильнее температуры в девяносто градусов.^[14] Например, мой водитель-англичанин, Меркель, по пути из города в Сэтори-Бэй остановил машину и, не сказав ни слова извинения, снял пиджак. Я хоть и одобрил его здравый смысл, но был ошеломлен – как если бы один из моих товарищей по клубу внезапно встал, отложил «Литературный дайджест» и полностью разделся. «А потом хоть потоп?» – подумал я. И поскольку в моих мыслях была вопросительная интонация, эхо должно было мне ответить: «Конечно, потоп!» (Всякое вымышленное эхо имеет склонность отвечать; но, как я понимаю теперь, эхо, как и одеколон, больше не в моде). И любое грамотное эхо продолжило бы перечислять слова на букву «П»: погибель, позор, порок, полное поражение… и в конце дошло бы до пустоголовых придурков.

Такими мы и были. Несомненно. Произошло убийство. А мы показали несостоятельность всех наших чувств, не использовав ни одно из них. Мы были ошеломлены нереальностью, а все, что нам нужно было сделать, так это пристально присмотреться к реальности.

Я прекрасно понимаю, что один из приемов детективщика заключается в том, чтобы в начале повествования заявить: «Решение загадки было очень простым – как детская игра». Кто-то (думаю, Честертон – это на него похоже) утверждал, что вся суть детективного рассказа сводится к тому, чтобы заставить читателя почувствовать себя глупцом – таким же недалеким, как Ватсон. Я же утверждаю, что создавать такое чувство невозможно, да и нежелательно. Следовательно, я не буду говорить о том, что загадку Меривезера нужно было решить легко и сразу. Это правда: любая искра разума, которая есть у всех нас, должна была немедленно направить наши подозрения против виновника. На самом деле, несмотря на существование иного мнения, я настаиваю на том, что если бы не погода и не жара, то некоторые доказательства не были бы получены. Тем не менее Вики все еще утверждает, что заслуга в обнаружении убийцы принадлежит звездам и их загадочному сообщению о «маленьком круглом объекте».

Как мне сообщили, мисс Макдональд на вопрос о роли астрологии в раскрытии загадки Меривезера ответила просто: «Вздор».

После того, как Вики услышала об этом ответе, начался горький спор. «А теперь, – Вики злобно передразнила речевую манеру мисс Макдональд, – говорили ли мы ей о маленьком круглом объекте? Нашла ли она его? Нашла. А вместе с ним и доказательство. Вздор, да и только!». В пересказе Вики это казалось нелогичным, ведь доказательства были нужны. «Вздор. Говорю тебе, Кэнди, если бы на этой женщине было фланелевое белье, и ее одолела бы чесотка, она бы сняла его и принялась искать в нем блох, прежде чем уверенно сказать, отчего ей захотелось почесаться. Эта женщина с ее доказательствами и ее „Чепухой“!».

– Но, дорогая, – сказал я, – мне казалось, что тебе нравится мисс Макдональд.

– И что с того? Как говорила бабушка Кроуиншенк…

Я перебил ее. Многолетний опыт заставил меня научиться прерывать цитирование леди Кроуиншенк.

Глава V

Странно, что до убийства все никак не доходит. Я остановился на августовской жаре во время поездки в автомобиле и на том, что Меркель снял пиджак, но снова отвлекся – даже после стольких месяцев мне не хочется переходить к рассказу об ужасном.

Вскоре я прибыл в Сэтори-Бэй и снял номер в отеле, где мне пришлось поселиться – в Меривезере не было дополнительной комнаты. Я велел Меркелю поставить машину в гараж (дальнейшее пребывание на мягком и потном плюше сидений казалось невыносимым), и, приняв душ и переодевшись в свежую одежду, я медленно прогулялся по душным улочкам до бутика Вики. Там было мрачно, а ее: «Родной, я так рада, что ты пришел», – прозвучало невыразительно.

По-видимому, за последние полчаса в ее лексиконе появилось слово «изнуренно», и она получала угрюмое удовлетворение от его использования. Она изнурена (это была явная ложь – выглядела она так же свежо, как папоротник в лесной тени). Ее дух и разум изнурены; даже само солнце в небесах было изнурено. Дот Бейли, невзрачная дочь очаровательной хозяйки пансионата Вики, недавно была в бутике.

– Дот была в красно-белом полосатом костюме, как жирный бекон, – сказала Вики. – Она съела два французских пирожных.

Я был шокирован.

– Так не пойдет, – сказал я. – Это совсем никуда не годится. Как насчет Банфа^[15] или Норвегии? А затем, возможно, Тулон?

– Только не тогда, когда моя звезда в Уране, – ответила она.

– Я и позабыл об Уране, – признался я.

– Забыл об Уране! – ужаснулась она.

– Но я помню о звезде, – робко заметил я, но она проигнорировала мои слова, продолжив:

– Вероятно, это из-за того, что луна в Водолее. Она заставляет меня чувствовать вещи и их тревогу.

– Тревогу вещей? Как?

– Не знаю. Но, похоже, это чувство включает в себя страх и… ненависть.

– А, – ответил я. – И кто кого ненавидит?

– Не знаю.

– Тогда кто кого боится?

– Я бы хотела, – мечтательно ответила она, – чтобы ты перестал «ктокать» и «когокать».

– И где же творятся эти страх и ненависть?

– В Меривезере. Когда Дот была здесь, она принесла сюда их. Думаю, она влюблена в Тони Шарвана. Она так ужасно злобно и жестоко о нем говорила. Желала ему смерти от пыток и всего в таком роде.

– Такая современная версия любви?

– Не современнее начала начал. Дело в том, что Тони не проявляет симпатий к ней.

– Но это абсурдно. Он ей в отцы годится.

– Ну… может быть, если Дот и в самом деле семнадцать. Хотя, как по мне, она выглядит старше. Но, как бы то ни было, никто не может представить себе Тони в роли чьего-либо отца.

– Когда я приезжал в прошлом месяце, мне показалось, что он тебе очень нравился.

– Но для того, чтобы понравиться, человеку ведь не нужно быть отцом? Да, мне нравится Тони. Он так мил, и его не заботят деньги, хотя он не очень счастлив, и у него было несчастливое детство. Все в порядке, улыбайся. Мне его жаль, и, наверное, я становлюсь сентиментальной. Я совершенно уверена в этом, ведь в последнее время я только и делаю, что жалею всех в Меривезере. Я уже устала от этого чувства.

– И правда, – посочувствовал я. – Жалеть всех обитателей Меривезера – нелегкий труд.

– Нет. Проблема в другом. Большинство постояльцев уехали, например, на время отпуска, но сохранили свои номера за собой. Клауссены, все пятеро, и трое Хендриксов отправились в поездку по Аляске. Мать Пола, а также мисс Уинслоу со своей матерью и малышом на месяц уехали в горы. А Полли Кент лежит в госпитале – у нее операция. Хелен закрыла целое крылои на лето уволила трех горничных. Это выглядит скупостью, но я ее не виню – к следующему лету она собирается возвести новую пристройку. Что мне ненавистно, так это то, что оставшиеся в Меривезере за одну ночь превратились в «одну большую семью». Все называют друг друга по имени и прямо блещут неформальностью.

– Ну, если это жалость…

– Нет, я имею в виду, что мы знаем все о делах друг друга, и нам приходится сочувствовать друг другу. Полу понизили зарплату, и вдобавок уволили оператора радиостанции – теперь ему приходится работать за двоих и при этом получать меньшее жалование. Дело не только в деньгах – он чувствует обиду. А старушка Сара Парнхэм все надеялась на то место в Миттигэн-колледже – ей практически обещали его; а на прошлой неделе они написали ей, что у них сокращение штатов, и они не могут принять ее на работу. Ее бедная мачеха устроила сцену прямо в столовой. А дедушка Освальда умер, и теперь Освальд чувствует, что должен был увидеться с ним в последний раз, но он ведь не знал, что тот так сильно болен. А Тони…

– Как раз здесь, – спешно вставил я. Мистер Энтони Шарван появился в дверях бутика.

Он был строен, здоров на вид, приятен в манерах и в речи. Но когда он шагнул вперед и поприветствовал меня, я, как всегда, ощутил раздражение, ведь мне не нравился этот парень. Думаю, что к списку самых неприятных жизненных ситуаций стоит отнести встречу с приятными людьми, которые, тем не менее, вам не нравятся. Признать неприязнь к мистеру Шарвану – это все равно что признаться в неприязни к мылу или молитве – такое может привести лишь к самоосуждению и самоанализу.

Единственное оправдание моих придирок к нему – это то, что я не мог понять, как он заработал или зарабатывает средства к существованию. У него был сильный, хорошо поставленный баритон. Каждый вечер он по пятнадцать минут воспевал рекламную хвалу местному мебельному магазину на «Эй-Би-Си», а Пол Кизи аккомпанировал ему на фортепиано. Насколько мне известно, эта пятнадцатиминутная песня была его единственной работой. Нет вопросов, это вполне благородный труд, но было ли его достаточно, чтобы мистер Шарван мог припеваючи жить в Меривезере и хорошо одеваться? Хоть у него и не было машины, но он создавал впечатление хорошо обеспеченного человека. Но если он и в самом деле был финансово независим, то зачем ему утруждать себя пением на захолустной радиостанции?

Когда я видел, как Вики говорит с ним, мне очень хотелось ухватить ее за пятки и оттащить подальше – так я делал, когда она была маленькой девочкой и высовывалась из опасного окна или заглядывала в глубокую яму. Страх? Да, я боялся его из-за Вики. Почему? В основном, из-за предвзятости. Разумеется, этот парень был авантюристом и мошенником. Вики встречалась с мошенниками и авантюристами на четырех континентах и осталась невредима. Совесть робко предположила, что это просто ревность. Я знал, что это явная ложь; но она заставила меня молчать, когда Вики вернулась после прогулки с ним и рассказала о своих нелепых планах на вечер.

В пятнадцать минут девятого мы должны были встретить мистера Шарвана на углу аптеки неподалеку от Меривезера. Мы должны подвезти его (конечно, на машине Вики) на радиостанцию, где мы подождем, пока он не споет свою песнь, а позже поедем с ним на побережье (на расстояние в двадцать миль) – волны прибоя холодят в любое время года. По пути домой мы остановимся, чтобы поужинать в одном месте, которое Вики описала как «маленькое и милое».

– А на тарелках будет труп ананаса, похороненный под теплым майонезом, и эту могилу украсят консервированной вишней с сыром.

– Ах, твои беспокойства вызваны тем, что моя звезда сегодня проходит через Марс. Родной, он в четвертом доме, как знаешь. Это вовсе не сулит несчастные случаи в небольших поездках.

– Да, – согласился я, – но о Марсе я не думал. Мне всего лишь интересно: почему мы должны доставить этого джентльмена на его работу и к тому же искать углы аптек?

– Думаю, на тебя влияют Сатурн и Меркурий. Ты же не хочешь быть эгоистом, ты не такой, но…

– Мне интересно, есть ли у тебя такой аспект, как чувство собственного достоинства?

– Но кто сказал, что аптека – это недостойное место? Только посмотри на то, какие чудесные вещи делают фармацевты для человечества – ты мог бы назвать это цивилизацией. Возьмем, хотя бы, анестезию…

Это ее обычная манера и аргументация. Я набил трубку.

– Возможно, – предположил я, – мистер Шарван хотел бы, чтобы мы выполнили еще несколько поручений? Заехать в химчистку, вернуть библиотечную книгу, сделать еще что-то полезное, прежде чем мы встретим его у аптеки?

– Если бы я знала, что ты ненавидишь аптеки, я бы сказала, что мы встретим его у церкви. Место не имеет значения – просто, чтобы не ранить чувства людей и не заставлять их завидовать… ну, сам знаешь.

– Боюсь, что не вполне понимаю.

– Это из той же области, что и то, о чем я рассказывала тебе, когда пришел Тони. Освальд и Пол кажутся довольно ревнивыми, и они все еще думают, что очень мне нравятся. А Хелен… я люблю Хелен, но я не понимаю ее. Ей не нравится Тони. Совсем. И он не нужен ей ни для Дот, ни для чего еще. Но ей не нравится, когда Тони мил со мной. Если нам случается оказаться наедине, она всегда присоединяется к нам или присылает к нам кого-то еще. Это не просто совпадение, и все ухудшается тем, что нас осталось совсем мало.

– Мистер Шарван ближе к ее возрасту, чем к твоему, – заметил я. – И у нее есть шарм, и она – вдова…

– Но как я только что сказала, ей не нравится Тони. Я, и правда, не понимаю, почему она позволила ему остаться в Меривезере. Обычно если ей кто-то не нравится, такого не происходит. Она может выбирать. У нее уйма денег, и уже есть список жильцов для новой пристройки, когда та будет готова. Дай подумать, на чем я остановилась?

– Ты начала с нежелания ранить чувства других. Прости, но почему ты не решила эту проблему, просто-напросто не заводя никаких общих дел с мистером Шарваном?

– Разве ты не понимаешь, – терпеливо объясняла Вики, – что как раз этого они и добиваются от меня? Но в этом нет смысла. Почему? Тони мил, и мне жаль его.

– Чувство жалости ты расходуешь на Пола Кизи, – напомнил я. – И, как я помню, тебе было жаль Освальда Флипа.

– Да, конечно. Мне его жаль. Ты не можешь винить меня за то, что я сочувствую людям, которые несчастны. Как я сказала, может это и сантименты, но я ничего не могу с этим поделать, так что не стоит винить меня в этом. Кэнди, я же не виню тебя за то, в чем ты не можешь помочь. В последнее время мне кажется, что ты любишь меня не так сильно, как раньше.

Каковы были мои шансы? Каковы были бы шансы кого угодно, кто противостоит очаровательно-разъяренной Вики? Вечером, в пятнадцать минут девятого, мы с племянницей подъехали на ее машине к углу между Льюис-авеню и Двенадцатой улицей.

Глава VI

– Но я думала, он будет здесь, – сказала Вики, нахмурившись и присматриваясь огромными карими глазами к пыльным и жарким улицам.

– И часто ли тебе приходится ждать его на углу? – спросил я.

– Так было только раз, – ответила она. – Это было два месяца назад. С тех пор я не встречала его. Потому я и подумала, что этим вечером он появится заранее.

Пять минут спустя я предположил, что нам не стоит больше ждать запоздавшего джентльмена. Вики объяснила, что если мы сейчас уедем, то у Тони не останется возможности вовремя попасть на радиостанцию. А она не привыкла подводить людей. Лучше она подождет. Она отвезет его на «Эй-Би-Си». Она высадит его там и больше не будет с ним разговаривать.

Спустя еще пять минут я заметил, что Вики начала бледнеть, и сменил тактику:

– У него может быть уважительная причина, – сказал я и вздрогнул от нервов.

– Это невозможно. Меривезер совсем недалеко. Он подпитывает свое тщеславие, заставляя девушек ждать его. Сегодня днем у нас он должен был встретиться с Дот и пойти с ней выбирать принадлежности для рисования. Ты видел, что он не пришел и через час. Нет, он заставляет нас ждать, чтобы унизить нас. Вчера вечером он поцеловал меня. Я думала, что он мил. А он – просто бестия, и я бы хотела убить его.^[16]

Ни один Ван Гартер не гордился фамильной вспыльчивостью. Думаю, все мы чувствовали: полностью отдаваться эмоциям было бы нежелательно. Все мы беспокоились из-за этого и старались не угодить в тюрьму, а если у кого-то из нас пробуждался гнев, мы находили удовлетворение в том, что он вызван злом, причиненным другому человеку. Итак, сидя в знойной машине, я решил, что было бы неплохо напомнить Вики об этих строках семейных анналов.

– Ну вот, самое время ворошить эти заплесневевшие истории, так? – возразила она. – И ты не знаешь, о чем говоришь. Этим вечером было назначено не свидание, это была проблема.

Мы молчали, и никто из нас не заговаривал до половины девятого, когда Вики объявила: «Отправляемся домой», – и нажала на педаль.

Когда мы выехали на извилистую дорогу к вершине холма, на котором располагался Меривезер, я сказал:

– Должна быть причина. Погоди. Возможно, из-за жары ты обнаружишь его больным, или с ним приключилось какое-то происшествие. Будет причина, и уважительная.

– Да, – удивленно согласилась она, – на это должна быть причина. Если он не болеет дома и не поет на радио (а он не может петь там, ведь он не встретился с нами), то, думаю, нам следует побеспокоиться, что с ним, и разыскать его.

Если бы у меня была наклонность к импровизированным молитвам, думаю, я бы тотчас же высказал бы слова благодарения. Но победная песнь оказалась бы преждевременной.

Когда мы с Вики вошли в холл, я увидел, что Хелен Бейли и Сара Парнхэм спускаются по лестнице. Они поприветствовали меня, так что мне волей-неволей пришлось подождать, пока они спустятся, пожать им руки и осведомиться о том, как у них дела.

Мне нравилась Хелен Бейли. Она была спокойной, хозяйственной и гостеприимной. У нее были и смелость, и здравый смысл, и чувство юмора. Около десяти лет назад она прибыла в Сэтори-Бэй, купила Меривезер и перестроила его, превратив в пансион. Думаю, еще через пять лет она будет владеть процветающим отелем; а еще через пять лет – сетью отелей. На вопрос о секрете ее успеха в столь сложном бизнесе она как-то ответила: «Крепкий кофе, острые ножи. Пользуйтесь скидками и держите рот на замке. Вот и все». Да, она мне нравилась, и я восхищался ей. Тем вечером мне понравилось ее крепкое рукопожатие, особенно на контрасте с вялой рукой Сары Парнхэм.

Вики спросила равнодушным голосом, словно ей было все равно:

– Дома кто-нибудь есть?

– Ни души, – ответила Хелен. – Сара убедила меня, что в кино будет прохладнее. Пойдемте с нами? Мы все четверо поместимся в моем автомобиле. Или мы могли бы поехать на пляж. Мистер Ван Гартер, за обедом Тони Шарван сказал, что видел вас у Вики, и я решила, что вам стоило бы отвезти ее на побережье, чтобы освежиться.

– Хелен, большое спасибо, – ответила Вики, – но дядя устал после дороги, и я думаю, он бы предпочел остаться здесь и отдохнуть.

Она развернулась и прошлась до гостиной – к радиоприемнику, стоявшему по ту сторону арки.

Я открыл дверь для леди и поклонился. Надеюсь, что я не вытолкал их на крыльцо, но не могу быть в этом уверен. Я мог слышать шипение радио. Видел, как Вики настраивает его. И в тот самый момент, когда я закрыл дверь, прогремел голос Энтони Шарвана:

– ...Я ж, пока она молилась, целовал её как мог

По дороге в Мандалай …^[17]

– Так это он специально, – рассердилась Вики. – Я убью его.

– …Где, прорвавшись из Китая, буря небо взорвала…

– Вчера вечером он ухаживал за мной. Я думала, что мне это нравится. Я убью его.

– …А потом, обнявшись крепко, шли смотреть – щека к щеке…

– У него есть теория. Он рассказал о ней Дот. По его мнению, ни одна женщина не полюбит мужчину до того, как тот не унизит ее, и она не смирится с унижением. Я убью его. Слышишь? Я убью его прежде, чем лягу спать.

Тем вечером, прежде чем кто-либо из нас уснул, мы нашли его мертвым в третьей комнате слева по коридору.

Глава VII

Безусловно, лицо, которое первым добровольно призналось в убийстве, вовсе не является настоящим виновником. Также безусловно, что лицо, которое громко угрожало убийством, вовсе не является виновным, если произойдет убийство. Хотя судьи и присяжные почему-то думают иначе. Также, поскольку мы занялись этим делом, то безусловно, что вы, как настоящий любитель детективного жанра, понимаете: убийство мог совершить кто угодно – от проживавшей на чердаке кривоногой служанки до самого Кадуолладера Ван Гартера, который может писать эти строки, находясь в тюрьме, чтобы очистить свою совесть или, например, для переписки с адвокатом. Но Виктория Ван Гартер вне всяких подозрений. Иначе говоря, она признала вину, имела мотив, возможность, соответствующий темперамент и в тот момент намеревалась совершить убийство – и благодаря всему вышеперечисленному она должна быть исключена из списка подозреваемых. Вот и хорошо. И, пожалуйста, забудьте, если сможете, что во всей нашей группе Вики была единственным лицом, возражавшим против приглашения Линн Макдональд. Так что с этого момента подозрительный ум или недоверчивый глаз не должны даже смотреть в сторону этого ребенка.

Кого же тогда мы должны подозревать? Все считаются невиновными, пока не будет доказана их вина, и даже отсеяв Вики, у сыщиков хватит подозреваемых. Конечно, возможно, что той ночью некий случайно оказавшийся в городе посторонний человек по какой-то причудливой причине решил избавить мир от Энтони Шарвана. Такое могло произойти. Но, как я приметил, детективное повествование с таким странным финалом вряд ли будет признано удовлетворительным. Если мы находим на коврике у камина обглоданную кость, то виним за это собственную собаку, а не соседскую.

Кажется, в голове лейтенанта Уирта была теория того же толку. В ночь убийства он обратился к нам, собравшимся в холле:

– Люди, кто из вас был в доме, когда это произошло? – спросил он. Услышав наши объяснения, что во время убийства никого из нас не было в доме, он мрачно скривился, и в его глазах появился блеск.

– Среди вас есть глухие? – был его следующий вопрос.

– Я немного глуховат, – ответил я.

– Хм, – сказал он. Всего лишь «хм», но это выделило меня из толпы потенциальных собратьев-заговорщиков. Полагаю, этот факт дает мне право поставить свое имя первым в списке подозреваемых. Думаю, для порядка мне стоит перечислить нас. Мы, нижеперечисленные, стали предметом наблюдения; людьми, с обуви которых сделали слепки; субъектами, чей пепел от сигарет стоит отправить на анализ:

1. Кадуолладер Ван Гартер: тучный дядюшка прелестной Вики.

2. Хелен Бейли: миловидная и умелая владелица Меривезера. Очаровательная хозяйка. Симпатичная вдова.

3. Дот Бейли: пухлая дочь Хелен. Утверждает, что ей всего семнадцать лет.

4. Сара Парнхэм: незамужняя, интеллигентная школьная учительница; но худая, очень худая.

5. Эвадна Парнхэм: по-детски глупая, тщеславная и никчемная мачеха Сары.

6. Пол Кизи: диктор и оператор радиостанции. Обладает манерностью, заскоками и длинными ресницами. Влюблен в Вики и ее деньги.

7. Освальд Флип: кроткий, тихий человек, о котором скоро пойдет речь. Думаю, вам он, как и мне, сразу же понравится, несмотря на веснушки и бледные, постоянно мигающие глаза. Напомню, он увлечен астрологией. И безответно влюблен в Вики. Владеет «Мебельным магазином О. Флипа».

8. Меркель: мой прекрасный британский водитель, сменивший Никки.

9. Орилла Уинтерс: кривоногая горничная, проживавшая на чердаке. Речь о ней пойдет в будущем. Надеюсь, не слишком длинная речь.

10.  Энтони Шарван: конечно, жертва. О, да: жертвы тоже могут быть коварны, убив себя из пистолета, привязанного к пружине или подобной штуке – с целью кому-то отомстить. Могут, но поступают ли они так? Часто ли? Что касается любовной линии, вы слышали, что на эту тему сказала Вики.

Вот и все мы, включая Энтони, но исключив Вики и повариху, миссис Ле Врей; как вы, верно, догадались, она – француженка, а, следовательно, из нее получилась бы замечательная подозреваемая, но ее как раз не было на месте. Угрожая немедленно уволиться, она выбила у Хелен дополнительные выходные, и в течение лета каждый второй субботний вечер и воскресное утро она не выходила на работу. Ее оправданием служили маленькая, недавно купленная ферма в десяти милях от города и новорожденный внук. Из Меривезера она вышла в семь часов вечера в субботу, отправившись на ферму и пробыв там до воскресного утра. Хотя, если хотите, можете присмотреться к миссис Ле Врей с ее безвкусными ситцевыми платьями и плоскостопием.

Итого нас было десять, а если настаиваете, даже одиннадцать. Далее я отчитаюсь о том, кто входил и выходил в ночь первого убийства. И хотя я буду стараться рассказать обо всем, я смогу сообщить только о собственных впечатлениях. Так что помните: рука может быть быстрее глаза, и, как в смятении сказал Давид, «всякий человек – ложь».^[18]

Глава VIII

Предположим, что Вики преувеличивала, заявив, будто это она убила Энтони Шарвана. Я ни на мгновение не поверил ей. Я собирался держать эту девушку под присмотром, пока ее раздражение не пройдет. Поскольку голос мистера Шарвана лишь разжигал ее злость, я попытался выключить радио, но ей это не понравилось. Она прослушала песню до последнего куплета, а потом, когда поступили звонки и потребовали спеть еще раз, на «бис», она снова и снова слушала его песню до тех пор, пока Пол Кизи не сказал: «Спасибо, Тони, отлично спел!», – и после чего он продолжил, создавая домашнюю атмосферу: «Друзья! За голос, как у Тони, я бы отдал все, за исключением моей правой руки! А телефон звонит и звонит! Тони, ответишь? Друзья, этим вечером нам просто не хватает рук. Старина, спасибо. Друзья, извините, что у нас нет еще одной песни, зато вас ждет кое-что еще. А Тони, судя по тому, как он принарядился и очень торопится, как я понимаю, собирается на свидание с подружкой. Посмотрите, как он покраснел! Старина, извини. Господа радиослушатели, все в порядке, оставайтесь на наших волнах, спонсор следующего часа – „Бэркинг бойлер компани“».

К счастью, Вики тут же выключила радио. Но она осталась в кресле у арки между холлом и огромной гостиной. Ее глаза опасно потемнели и расширились, она неотрывно смотрела на переднюю дверь, где вскоре должен был появиться мистер Шарван.

– Позволь мне стать частью твоих планов, – предложил я. – В чем они заключаются? Как только мистер Шарван появится в дверях, ты подскочишь к нему и разорвешь его в клочья? Я ведь правильно понял? А после этого нам предстоит избавиться от тела.

Она встала с места, прошла в дальнюю часть дома и вскоре вернулась с большим и мрачным разделочным ножом. Я быстро выхватил его у нее, и, открыв окно и отодвинув сетку, я вышвырнул его во двор.

«Умник!» – выпалила Вики. Она еще много чего сказала, но лучше забудем обо всем этом. В конце концов, она бросилась на диван и разрыдалась, словно ей было пять лет. Я сел подле нее, подставив ей плечо и платок, пока она плакала. Она выплакалась – да, выплакалась, и со слезами ушли вся вспыльчивость, ненависть и страсть, бывшие проклятьем Ван Гартеров. Все ушло, я был в этом уверен, когда, последний раз всхлипнув, она вышла и вернулась с сумочкой, и, найдя в ней косметичку, принялась тщательно пудрить носик. С тех пор я уже много раз слышал: убийцы прекрасно умеют пудрить носы. Но в тот момент я этого не знал и полагал, что это действие означает отсрочку в исполнении приговора мистеру Шарвану и раскаяние со стороны Вики.

– Все бестолку, – наконец, решила она. – Поднимусь наверх, умоюсь и потом начну сначала.

На полпути она остановилась и испуганно зашептала:

– Ну и ну! А вдруг он вернулся как раз сейчас – пока я рыдала!

– Невозможно, – ответил я. – Мы должны были увидеть и услышать его.

Мы сидели на одном из двух давенпортских диванов, расставленных по обе стороны от камина. С этого места было не видно ни дверь, ни лестницу. Мистер Шарван или кто-то еще могли бы два-три раза войти и выйти, пока Вики плакала, а мы бы и не заметили этого.

Один мой не самый приятный знакомый как-то сказал, что есть всего два вида женщин: те, которых обманывают мужчины, и те, ради которых мужчины не станут утруждаться ложью. Бедняга, он уже умер, и надеюсь, в аду его заставили исправить собственную эпиграмму: «Есть два вида мужчин: те, кто обманывает женщин, и те, у которых есть мозги».

– Вздор! – сказала Вики и взглянула на часы. – Нет, сейчас только десять минут десятого. Так что он еще не пришел, если только не взял такси, я уверена, что мы услышали бы, как оно подъезжает. Если он придет, пока я буду наверху, будь вежлив с ним. Не дай ему даже заподозрить, что ты сердит.

Когда Вики поднялась наверх, было десять минут десятого (в детективах время обычно имеет значение). Долго ли она пробыла наверху? Я не знаю. Как раз столько времени, сколько требуется девушке на то, чтобы избавиться от следов слез, накраситься, напудриться и сменить платье. Хватило бы этого времени на то, чтобы подняться на чердак и подкупить горничную Ориллу – чтобы та застрелила мистера Шарвана сразу после того, как он поднимется наверх? Возможно, и хватило бы, но я так не думаю. Тем более что эта теория не согласуется с тем, что Орилла твердо заявила: ее не было в Меривезере с половины восьмого и примерно до полуночи. И никто не смог опровергнуть ее слова.

В любом случае, когда Вики снова спустилась, на ней было желтое платье, и она очень мило процитировала грубое изречение леди Кроуиншенк и заявила, что мне необходимо поесть. Сама она и думать не могла о еде. Мы даже не рассматривали мысль о том, чтобы спуститься с прохладных высот Меривезера в сердце душного города. Я должен позвонить Меркелю.

Будучи уверенным в ее цели, но не в мотивах, я позвонил Меркелю и велел ему как можно быстрее привезти сандвичи, мороженое и все, что покажется ему съедобным и освежающим.

Пока я говорил с Меркелем, Вики отогнала свою машину с площадки перед домом в гараж за домом. Она оставила переднюю дверь широко открытой, и, подымаясь по лестнице, я заметил, что на улице стало прохладнее чем внутри дома, так что я не стал ни закрывать дверь, ни запирать проволочную дверь от насекомых.

Наверху, как раз перед тем, как войти в комнату Вики, мне показалось, что я слышу шум – как если бы кто-то постучал в кухонную дверь под лестницей. Я остановился и прислушался, но поскольку этот звук больше не повторялся, я продолжил свой путь и больше не думал о нем.

Когда я снова вышел в холл, хриплый голос радиоприемника пронзительно верещал на весь зал. Кто бы ни включил его, очевидно, он не хотел добиться ничего, кроме шума – на полной громкости раздавались звуки сразу нескольких радиостанций вперемежку с помехами.

Я устремился к приемнику. Не знаю почему, я тут же не выключил его. Возможно, из вежливости к включившему его невидимке – ведь я видел, что в комнате нахожусь только я. В любом случае, я лишь настроил его, добившись четкого звучания: «…Эй-Би-Си. У микрофона Пол Кизи. Передаем сигнал точного времени: удар гонга прозвучит ровно в десять вечера...».

Я вынул часы и, ожидая звук гонга, я заметил, что входная дверь закрыта. Должен признаться: это не пробудило во мне ни опасения, ни любопытства, в моем сознании это отметилось просто как факт. Пробил гонг. Мои часы шли верно. Я выключил радио.

Из задней части дома раздался возглас Вики: «Привет!», – и в тот же момент через парадную дверь вошли Эвадна Парнхэм и Дот Бейли.

Во избежание путаницы я должен сообщить: гараж соединялся с домом через коридор, который вел прямо на кухню. Поскольку на гараже был автоматически запирающийся английский замок, двери в коридор никогда не запирались. Путь до гаража был довольно длинным – нужно было обойти вокруг дома. Так что вполне естественно, что жильцы предпочитали входить в гараж из самого дома, если вдруг им требовалось взять машину. Также, если они ставили машину в гараж, то в дом они входили по коридору из него, а не через парадную дверь. Знаю, знаю – такое количество подробностей тормозит повествование. Но как мне еще объяснить, почему Вики пришла с задней части дома, и что она там делала?

Глава IX

Как я сейчас понимаю, едва увидев Вики, мне следовало спросить: она ли включила радио и закрыла парадную дверь, а если не она, то кто? Мне стоило обсудить с ней услышанный мной стук в кухонную дверь. Я должен был заметить, что она долго ставила машину в гараж, и мне нужно было спросить у нее, на что она потратила это время.

Я не задал ни один из этих вопросов, поскольку ни один из них не пришел мне на ум. Я энергично поприветствовал Эвадну Парнхэм и холодно кивнул Дот,^[19] после чего, не чувствуя за собой никакой вины, продолжил нетерпеливо ожидать Меркеля.

Эвадна Парнхэм услужливо взяла у Дот шляпку и сумочку и пошла наверх. Дот манерно прошла в комнату и включила радио, наполнив помещение грохотом джаза. Я предложил Вики выйти на крыльцо.

Мы успели лишь расставить стулья, и не успел я набить трубку, как к нам присоединилась Эвадна Парнхэм. Она пожаловалась на жару. Мы согласились с ней. Она спросила, знаем ли мы, где Сасси. Мы рассказали. Она ответила, что стало слишком жарко, чтобы наслаждаться шоу. Они с Дот планировали сходить на первый вечерний сеанс, но вернулись домой из-за жары. Она рассказала о сюжете увиденной ими картины (он был сложен, словно лабиринт), а после начала причитать, что здесь ненамного прохладнее, чем в кино, зато гораздо скучнее.

Вики спросила, каково им с Дот было подниматься на холм в жару, а Эвадна ответила, что пешком они не шли. Из дома они вышли с Освальдом Флипом, а вернулись на такси. Как она объяснила, Дот лакомилась молочным коктейлем, которым она, Эвадна, угостила ее.

– Эй! – резко оборвала она себя. – Я не должна была об этом говорить. Не рассказывайте Хелен. Как вы знаете, у Дот избыточный вес, и Хелен пытается посадить ее на диету. Думаю, для нее это ужасно. Этим вечером я сказала Дот, что молодость бывает лишь раз в жизни, и если бы мать разрешила ей курить, она бы не страдала от голода. Я сказала Дот, что на ее месте я просто начала бы курить. Я ей сказала, что это был бы еще один маленький секрет. Учитывая, что все сходит ей с рук, курение не стало бы проблемой. Думаю, бедняжка Дот рассказывает мне обо всем. Эй, иногда это доставляет мне удовольствие. Сколько я себя помню, во мне всегда была любовь к секретам. Может, во мне есть что-то дурное? Но держу пари, мистер Ван Гартер, вы и сами готовы признаться: в этом есть нечто забавное, особенно для человека с таким чувством юмора, как у меня.

Она сделала паузу, видимо, для того, чтобы я смог что-то сказать, но я замешкался. За меня ответила Вики:

– Дядя не имеет представления о секретах. Он никогда не хранил их достаточно долго, чтобы привязаться к ним.

– Это ты так думаешь, – сказала Эвадна и громко рассмеялась. Хотя было довольно темно, я четко видел морщинки, появившиеся вокруг носика Вики.

Затем прибыл Меркель. Он остановил машину достаточно далеко от дома – внизу подъездной дорожки. Зная, что каждое действие Меркеля обычно хорошо продумано, я нашел этому причину. Я решил, что он услышал смех Эвадны Парнхэм и решил, что нужно украдкой подойти к заднему входу так, чтобы ни он, ни машина не были замечены – чтобы гостям не стало известно о позорном факте пустой кладовой и о том, что ужин доставлялся из города.

Хоть я и не переставал удивляться и наслаждаться его превосходной выучке, но временами мне приходилось нарушать ее. Я подозвал его:

– Хэлло, Меркель! Подгнал бы лучше машину сюда чтобы не тратить усилий на ходьбу.

– Да, сэр. Спасибо, сэр, – ответил он. Поднявшись на крыльцо, он продолжил: – Извините, что я так поздно, сэр. Надеюсь, я не заставил вас ждать, сэр.

Произношение Меркеля было таким же четким, как и мое, или как голос Пола Кизи, звуки радиопрограммы которого доносились до нас. Я задался вопросом: какие же усилия пришлось приложить моему шоферу, чтобы добиться такого произношения и медоточивых интонаций?

Вики прошла на кухню. Меркель поставил аккуратно упакованную корзину на стол и высказал благодарность за то, что я сказал ему не ждать – позже я позвоню ему в отель. Он удалился через кухонную дверь.

Эвадна Парнхэм следовала за нами. Заглянула и Дот; она сказала, что нам нужно будет прибрать после себя на кухне, ведь утром маменька будет завтракать, и если там будет беспорядок, она начнет нервничать. Мы заверили ее в нашей аккуратности и пригласили их с Эвадной поужинать с нами.

Эвадна сказала, что выпьет лишь стакан имбирного эля. Собравшись закурить, чтобы успокоить нервы, она обнаружила, что ее портсигар пуст, и поднялась к себе, чтобы наполнить его.

– Она хороша, – заметила Дот. – Она решила, что ей придется помогать, если она останется здесь.

Сама Дот стала, прислонившись к шкафу и практикуясь в невозмутимости, в то время как мы с Вики, успевшей сбегать в холл и обратно, суетились вокруг коробок, стаканов и кубиков льда, сервируя стол на четыре персоны.

Даже от небольших усилий нам вновь стало жарко. Так что Вики выключила освещение в столовой и зажгла свечи, объяснив это тем, что так будет казаться прохладнее, да и праздничнее. Перед тем, как мы втроем сели за стол, я сходил в гостиную, чтобы выключить радио. Голос Пола Кизи снова объявлял точное время: одиннадцать часов вечера.

Но понимания я не встретил:

– Мистер Ван Гартер, вам вообще не нравится музыка? – накинулась на меня Дот.

– Он обожает ее, – ответила Вики. – Дядя, садись, мы не станем ждать Эвадну…

– Нет, – сказала Эвадна, которая тут же появилась в дверном проеме. – Конечно, нет – никто никогда не ждет меня.

Она курила, но все подумали, что ее нервы отнюдь не успокоились.

– Простите, – извинилась Вики. – Мы подумали, что вы бы предпочли, чтобы мы не стали ждать вас.

– С этим все в порядке, – ответила Эвадна. – Но, Дот Бейли, если ваша мать не заставит Ориллу быть аккуратнее с моим инструментом…

– Забудьте, – посоветовала Дот. – Ей же нужно его чистить. Вы негодуете, если она этого не делает. Такое происходило, когда уволилась Сэди, и я сама прибиралась в вашей комнате. И если я сдвинула ваш ксилофон на пару дюймов…

– О, так это ты? Ну, я собираюсь рассказать Хелен. Кто-то же должен заплатить за ремонт, и если Хелен прислушается к моему совету, то это будешь ты – за счет твоих карманных денег.

– У маменьки нет привычки слушать ваши советы. Утром все было в порядке. И что вы сделали? Сломали сами и решили переложить вину на меня и заставить маменьку платить за это?

Вики мягко прервала их и наполнила стакан холодного имбирного эля. Эвадна выпила, но безрезультатно – когда она снова заговорила, в ее высоком детском голосе все еще отражался гнев.

– Дот, с тобой все будет в порядке. Я прослежу, чтобы Хелен заставила тебя извиниться. Мы с Сасси съедем, если ты не…

– Какая нам разница? Если, конечно, вы не решите удрать, не заплатив по счетам.

– Не возражаете, если при отъезде мы прихватим и вашу копировальную бумагу? – Эвадна парировала приторно сладким голосом.

Дот вскочила с места и залепила Эвадне пощечину.

– Забирай себе ее и Тони Шарвана впридачу!

Канделябр качнулся, свечи погасли и вывалились из него. Дот оттолкнула Вики, выбежала в холл и побежала по лестнице.

Эвадна выкрикнула слова, недостойные уст леди, и побежала за ней. Я встал на пути и заслужил хороший пинок в колено. Смущенная и встревоженная, Вики попыталась успокоить Эвадну, но безуспешно – жалость к себе вызвала слезы у последней, причем они чередовались с угрозами и проклятьями. Выпавшие свечи дымились и издавали противный запах. Я установил их обратно и попытался зажечь, но фитили были мокрыми и не хотели загораться. Так что мы все еще были в полумраке, когда появились Хелен Бейли и Сара Парнхэм. «Что случилось?» и «В чем проблема?», – спросили они.

Эвадна во весь голос заявила, что Дот Бейли ударила ее, чуть ли не убила, и теперь она, Эвадна, намеревается подать в суд, чтобы Дот посадили в тюрьму.

Хелен Бейли зажгла электрическое освещение.

– Но где же Дот? – спросила она, и прежде чем мы успели ответить, повторила еще раз: – И где же Дот?

– Думаю, она наверху, – ответила Вики, после чего миссис Бейли развернулась и чуть ли не выбежала из комнаты.

– Хелен, – окликнула ее Сара Парнхэм. – Не беспокойся. Все в порядке. Эвадна не пострадала. Пока не подымайся. Знаешь, для Дот лучше какое-то время побыть в уединении.

Остановившись в дверях, миссис Бейли нахмурилась, покачала головой и продолжила путь.

– Не устраивай сцену, – настаивала Сара. – Хелен, подожди минутку. Я поднимусь вместе с тобой.

– Я пойду, – сказала Вики. – Оставайся с Эвадной.

Я схватил Вики за руку, и мы последовали за миссис Бейли, которая ждала нас на лестнице.

– А девушки в таком настроении опасны? – пробормотал я.

– Кажется, что да, разве не так? – ответила Вики. – Это как раз то, о чем я тебе говорила. Хотя, нет – немного хуже. Думаю, мне придется съехать отсюда.

Хелен Бейли и сама была не уверена в характере собственной дочери – это подтверждалось тем, что она подождала, пока мы поднимемся по лестнице, прежде чем прошла к двери Дот.

– Дот, это мама, – сказала она. – Пожалуйста, позволь войти.

Но открылась дверь в комнату Эвадны Парнхэм, и Дот вышла в холл.

– Я рада, что ты здесь, и хочу, чтобы ты вошла, – сказала она. Выглядела она спокойной и держала себя в руках, так что мы с Вики начали отступать. – Нет, – настояла Дот, – не уходите. Заходите и вы. Только на минутку. Здесь есть кое-что, что я хочу показать вам.

Глава X

Миссис Бейли вошла в комнату. Мы с Вики остановились на пороге. Мне показалось, что Вики слегка вздрогнула. И неудивительно: комната была уродлива. Стильная, «под старину», мебель миссис Бейли была покрыта розовым и голубым ширпотребом, все грязное и в беспорядке, к тому же пропитанное запахом дешевого парфюма и китайских ароматизированных палочек, вперемежку с застоявшимся сигаретным дымом. На столике у окна был ксилофон с рядом брусков, а позади него, на замызганном ворохе шелка, сидела большая кукла с круглыми голубыми глазами и губками бантиком.^[20]

– Смотрите, – сказала Дот и протянула нам молотки для игры на ксилофоне. – У обоих рукоятки переломлены пополам. А здесь, – она коснулась ксилофона, – некоторые бруски согнуты и поцарапаны. Знаете, что? Эвадна Парнхэм сделала это сама, чтобы обвинить во всем Ориллу или меня. Думаю, она хочет купить новый инструмент. Маменька, подожди, – она прервала пытавшуюся что-то возразить миссис Бейли, – дай мне обо всем рассказать. Она только что спустилась и сказала, что я сломала эти вещи. Мистер Ван Гартер, разве не так? Мисс Ван Гартер? Мамуля, вот видишь? Вот я и предположила, что она все сама случайно поломала. Но ничего подобного. Смотрите сюда, сюда и сюда.

Дот вынула поломанную пилочку для ногтей, ножницы с обломанными кончиками и изогнутый нож для бумаги.

– Эти вещи были здесь, под юбкой куклы. Видите? Она попыталась согнуть бруски и испортила все, что смогла, поломала ручки у деревянных молоточков и, успокоившись на этом, спустилась вниз и устроила скандал…

– Дот, – наконец-то смогла вставить миссис Бейли, – это абсурдно. С чего бы это Эвадне ломать собственный ксилофон?

– Я же только что сказала: чтобы причинить нам проблемы и, если повезет, вытрясти с нас цену нового инструмента. Маменька, тебя здесь не было. Ты не знаешь. Она пошла наверх за сигаретами, задержалась там на целую вечность, пока остальные из нас готовили ужин. Когда она, наконец, спустилась, то принялась немедля обвинять Ориллу в порче вещей и говорить о счетах за ремонт, угрожая съехать. Тогда я ответила ей, что она не сможет легко провернуть это дельце и дала ей пощечину, думаю, ты уже слышала об этом, и я нисколько не жалею об этом. В следующий раз залеплю посильнее. Я сыта этой женщиной по горло.

Миссис Бейли вертела в руках молоточек.

– Дот, ты все очень усложнила, – сказала она.

– Не я, а болваны, которых ты принимаешь в этом доме. Ты так же, как и я, знаешь: Эвадне Парнхэм не место в этом доме. Ей надлежит быть в заведении для слабоумных или в психушке…

– Дочь, хватит. Ты заходишь слишком далеко. Сара – одна из лучших подруг, которые у меня только были за всю жизнь, да и с тобой она дружит. Мы знаем, что Эвадна ребячлива и утомительна. Но ради Сары и ты, и я согласились смиряться с ней.

– Ты сама сказала это. «Смиряться». Я делала это, сколько себя помню. У меня никогда не было такого дома, как у других девочек – я никогда не была сама по себе. Я – дочь хозяйки, и должна отвечать: «Да, мэм» или «Нет, сэр», – и смиряться со всем бредом и любыми причудами гостей, у которых хватает денег на оплату пансиона. Посмотри на этого Тони Шарвана. Думаешь, родители Пэтси или Марджори пригласили бы его к себе домой? Но он живет здесь, и мне приходится смиряться с ним. Но я не стану. С меня хватит. Если не уйдет он, уйду я. Он не достоин того, чтобы жить ни среди приличных людей, ни где-либо еще.

– Хорошо, Дот. Конечно, я должна попросить мистера Шарвана съехать. Но полагаю, ты должна сейчас же рассказать мистеру Ван Гартеру и Вики, что прежде ты ни малейшим образом даже не намекала мне о том, что мистер Шарван относился к тебе без должного уважения. Я так понимаю, что ты имела в виду именно это? Он был груб с тобой?

Дот замешкала. Она также взяла один из молоточков и начала его вертеть его в руках.

– Извини, – наконец, сказала она. – Нет, он определенно не был груб или непочтителен. Мне не стоило упоминать родителей других девочек. Они так же, как и ты, не знают, какой он гад. Он очень хорошо это скрывает, – она бросила молоток на стол, но он отскочил и, перелетев через ворох шелка, упал на пол и под кровать. Я завистливо взглянул на него, прежде чем согласился с предложением Вики вернуться и продолжить наш ужин.

Внизу мы обнаружили стол пустым, а кухню – прибранной. Сара Парнхэм мыла тарелки, несмотря на жоржетовые манжеты. Она была из тех, кто всю жизнь моет посуду других людей, но не с видом мученика, а как нечто само собой разумеющееся.

– Ой, мисс Парнхэм, это моя обязанность, – сказала Вики. – Извините. Пожалуйста, дайте мне… у меня короткие рукава. А вы себе все манжеты забрызгаете.

– Я считаю, что могу вымыть несколько тарелок и не забрызгаться, – ответила мисс Парнхэм. – Можешь вытереть их, если хочешь. Эвадна хочет, но, думаю, она должна отдохнуть. Она так вымоталась…

– Сара, а еда? – вмешалась миссис Бейли. – Где еда? Эти достойные люди хотели окончить ужин.

– Нагар от свечи испортил все, кроме нескольких сандвичей. Я положила их в холодильник. Мороженое растаяло. Хелен, свечной воск запачкал одну из ваших лучших скатертей. Как думаете, прачечная сможет отчистить ее? Мисс Ван Гартер, не вытирайте их – они еще не помыты. Сначала возьмите стаканы.

Я предложил Вики помощь, но она велела мне отойти в сторонку и не беспокоиться. Дот достала сандвичи, так что я взял себе один из них. Миссис Бейли занялась тем, что женщины делают на кухне: смахнула несуществующие крошки, понадежнее закрыла и так закрытые ящики, перевернула, как надо, то, что лежало вверх ногами, а то, что лежало, как надо, она перевернула вверх ногами. Не ищите в этом описании ничего унизительного. Хотелось бы пофилософствовать насчет инстинктивного здравомыслия дам, прибирающихся на кухне. Я бы так и сделал, не забыв упомянуть и мужчин, если бы я не сомневался в том, что у меня в итоге выйдет.

До этого момента мое повествование было бодрым, так как я твердо веровал в аксиому: истина может быть более странной, нежели вымысел. Только взгляните на меня! Где я нахожусь? На жаркой кухне, где я поедаю сандвичи, тогда как моя роль богатого дяди обязывает меня быть найденным мертвым в библиотеке, где я незадолго до этого написал завещание. Что привело меня к мысли о том, что детективная история может быть рассказана на кухне, а не в библиотеке? Какая загогулина в моем мозгу заставила меня продолжать и продолжать рассказ, ведь я окажусь в пренеприятном положении, предлагая читателю холодильник вместо сейфа с документами и драгоценностями? Воск, которым можно было бы воспользоваться для снятия отпечатков пальцев, угодил в корзину для стирки. Прачечная принадлежит датчанину, повариха – француженка, а вот хитрых и загадочных китайцев здесь нет. Как и большевиков. Здесь нет и более дьявольского приспособления, чем радио – потому что худшего изобретения еще не появилось. Также боюсь, что в имбирном эле не было яда, как не было и следов в снегу (как и самого снега!). Ни близнецов, ни кинжалов, ни переодевания. По крайней мере пока, в доме не прозвучало ни единого выстрела, хотя и был пронзительный женский вскрик. Я расстроен и обескуражен. Для того чтобы продолжить рассказ, у меня нет ни единой причины помимо того, что той ночью в Меривезере произошло убийство,^[21] а впоследствии в нашем кругу произойдет еще одно убийство, гораздо более жестокое, чем первое.

Признавая, таким образом, слабости повествования, наступает подходящий момент представить читателю Освальда Флипа – самого занудливого из всех мужчин, которых я только встречал. Полагаю, в тот момент Освальд Флип возглавлял список самых безобидных персонажей.

Его стук в открытую дверь был не громче, как если бы стучал кролик, а предшествовавший его входу возглас «Добрый вечер!» прозвучал, словно из уст застенчивого мальчика.

Он вошел на кухню, уронил свою соломенную шляпу, неловко подобрал ее и извиняющимся тоном сказал Вики:

– Теплый вечер. Закрыв магазин, я отправился на побережье.

– Там прохладнее, чем здесь? – спросила Вики, вешая кухонное полотенце.

– Нет, – ответил он. – То есть да. В какой-то степени.

Сара Парнхэм вытерла руки о полотенце у раковины и взглянула на часы.

– Вы хорошо провели время. Уже без четверти полночь. Мы с Хелен думали съездить туда вместо кино, правда, не решились, испугавшись, что движение на дорогах слишком перегружено. Это так?

– Да, – ответил Освальд. – Или нет… не совсем. Но это лучше, чем тесниться в кинотеатре. В такой-то вечер.

– Мы не теснились, – возразила Сара. – Наши места были в ложе.

– Ваши, – поправила Эвадна. – А мы с Дот не могли позволить себе места в ложе.

– И мы думали, что не можем, – улыбнулась Хелен. – Но едва вошли, как передумали, вернулись и обменяли билеты на места в ложе. И вспомни: вы были на двух сеансах, а мы – только на одном.

– Ну, как бы то ни было, на наших местах нам не понравилось, – сказала Эвадна. – Конечно, будь у нас места в ложе…

Вики вышла из кухни, и я последовал за ней. Освальд Флип пошел за мной.

– У Вики сегодня всехорошо? – спросил он, когда мы задержались в холле. – Я имею в виду, что ее планета проходит мимо Солнца. Конечно, я не более чем любитель и, как знаете, изучаю вопрос всего лишь восемь лет. Но даже мои ограниченные познания довольно ясно говорят, что… ну, сегодня должно случиться нечто неприятное.

– Вики, что у тебя? – спросил я, входя в гостиную. – Твой астролог боится, что в течение дня с тобой могла свершиться какая-то неприятность.

Последние события полностью вытеснили из моего ума все, что происходило с нами в начале вечера, так что укоризненный взгляд Вики удивил меня. Затем она улыбнулась Освальду.

– Марс действует, – заявила она. – Весь день одно следовало за другим. Ничего серьезного, просто Марс закрыл мою звезду. Дядя, помнишь? Пожар в виннипегском отеле. Оттого я так перепугалась, когда сегодня упали свечи. Я всю неделю боялась пожара.

– Это все из-за Урана, – заметил Освальд. – Уран всегда вмешивается совершенно неожиданно.

– Это напомнило мне кое о чем, – сказала Вики. – Я хочу, чтобы ты посмотрел график. Отец ребенка сказал, что я могу спросить тебя об этом. Уран господствует, и я немного обеспокоена. Все из-за Меркурия… я сбегаю за графиком.

Мы оба предложили принести ей его, но она, как и все леди, была уверена: мы не сможем найти его, так что она сама отправилась за ним. Я вышел в холл, намереваясь позвонить Меркелю, но поскольку Сара Парнхэм, миссис Бейли и Дот последовали по лестнице вслед за Вики, я подождал, пока их голоса стихнут, прежде чем взять трубку. Но голоса все не стихали, и вскоре со второго этажа стали доноситься звонкие восклицания и стук в дверь.

Вики спустилась и, объяснив, что дверь Хелен оказалась заперта, спросила, есть ли у меня или у Освальда мастер-ключ.^[22]

– Это совершенно абсурдно, – извинялась миссис Бейли, когда мы с Освальдом, но без ключей, присоединились к ней, Вики и Саре Парнхэм. – Я не могу этого объяснить. Я никогда не запираю дверь. Не она не заела. Она заперта. Я надеюсь, – обратилась она к Дот, которая только теперь появилась со связкой ключей, – что это не твои шуточки для скучного вечера.

– С чего бы у меня появились такие шуточки?

– Забудь, – быстро ответила Хелен и принялась перебирать ключи, пытаясь отпереть дверь то одним, то другим. Освальд Флип попытался. Сара Парнхэм и я также попытались. Вики настояла на том, чтобы также попробовать, и она также потерпела неудачу.

– Дайте подумать, – пробормотала она. – Не так давно я пользовалась мастер-ключом. Дядя, разве он не у тебя? Нет? А, я вспомнила. Как глупо! Мастер-ключ у Эвадны, – тут Вики с криком «Эге-ге-гей!» выбежала к лестнице.

– Но он у тебя был, – мы услышали, как она говорит с Эвадной. – Ты не помнишь? Это было в День Памяти, когда мы смотрели тот домик в лесу Кларка. Он был у тебя в сумке.

– Конечно, – сказала Сара Парнхэм. – Чтобы запереть эту дверь, вовсе не нужен мастер-ключ. Кто угодно мог запереть ее собственным ключом и скрыть это.

– Кто угодно, – повторила Дот. – Некоторые из нас могли.

– Эвадна говорит, что это был не ее ключ, – доложила вернувшаяся Вики. – На следующий день она вернула его агенту по недвижимости.

– Она так говорит, – заметила Дот.

Хелен Бейли попробовала сгладить ситуацию:

– Больше нет нужды беспокоиться. Мы с Дот пойдем спать, а утром я вызову слесаря.

– Хелен, если вы боитесь спать одна в пристройке, я могу лечь в соседней комнате, – предложила Вики.

– Дорогая, спасибо. Но мне нечего бояться, да и все комнаты пусты – в них нужно сделать ремонт. Мы с Дот уместимся…

– Уместимся и в такую жару! – фыркнула Дот. – У меня только одна кровать. Вот почему запертой оказалась твоя, а не моя комната. Все для того, чтобы досадить!

– Эвадна предположила, что можно вызвать полицию, – вставила Вики.

– Нет, спасибо, – ответила миссис Бейли. – Хотя завтра же воскресенье, интересно, удастся ли мне найти слесаря в выходной? Но сейчас не время беспокоиться об этом.

Она пыталась говорить с легкостью, но мне было ясно, что она очень взволнована, но была слишком любезна для того, чтобы выяснять с нами, кто же в этом виновен. Я потер свою лысину и меня осенило. Я могу позвонить Меркелю. Ведь даже если бы мы были в пустыне Мохаве, и я в полночь попросил бы его раздобыть мастер-ключ, он вскоре принес бы целый ассортимент.

С этой мыслью я спустился. И прямо на телефонной стойке я увидел ключ – он был под справочником. Поскольку ключ показался мне довольно примечательным, я решил, что это и есть мастер-ключ. Лежал ли он там, когда я стоял на том же месте несколько минут назад? Не знаю. Я подумал, что нет, и перешел к исходящему из этого выводу: ключ положила туда Эвадна Парнхэм, рассчитывавшая, что кто-нибудь последует ее совету вызвать полицию и найдет его. Жаль, что вместо всех этих размышлений я не позвонил Меркелю, чтобы тот пригнал машину. Впоследствии это несколько упростило бы дело. Но вместо этого я устремился наверх, возгласив о своей удивительной находке.

Я был принят с восхищением и благодарностью, а мне нравится и то, и другое. Ключ подошел. Дверь открылась. Хелен Бейли включила свет.

– Да, все в порядке, – сказала она. – Спокойной ночи, и еще раз спасибо.

Вики пошла в свою комнату. Мы с Освальдом Флипом были уже на лестничной площадке, когда нас остановил голос Хелен Бейли:

– Сюда, – кричала она, – пожалуйста, сюда!

Глава XI

Вики успела раньше меня.

– Хелен, в чем дело? Какая-то проблема?

– Тони Шарван совершил самоубийство в моей комнате. Что же мне делать?

Дот, крепко сжав руки, задрожала – как если бы попала в бурю. Сара Парнхэм стояла около диванчика у окна. Руки она прижала к щекам. Вики метнулась к ней и взглянула вниз. «О-ох», – протянула она.

Я поспешил к ней. Ни к чему приводить кровавые подробности. Человек был застрелен, или, как мы первоначально считали, застрелился, выстрелив себе в голову.

Я усадил Вики в кресло. Освальд Флип опустился на колени рядом с телом, а затем встал, покачивая головой. Сара Парнхэм спросила:

– Не следует ли нам вызвать полицию?

– Миссис Бейли, мне позвонить? – согласился он.

– Нам следует… мы должны? – спросила она у меня.

– Конечно, – ответил я.

– Но сначала доктору! – крикнула Вики вдогонку Освальду, который уже вышел в холл. – Да, в первую очередь доктору!

– Я скажу им, – ответил он. – Но сейчас от врача проку не будет, – и он спустился по лестнице.

В дверном проеме появилась Эвадна Парнхэм.

– Кто заболел? Что случилось? – любопытствовала она.

– Тони Шарван застрелился в маменькиной комнате, – ответила Дот, даже не взглянув на Эвадну.

Последняя взвизгнула и пошатнулась. Сара поддержала ее и уложила на кровать. Вики бросилась к ширме в углу комнаты и вернулась оттуда со стаканом воды, и начала брызгать ее на Эвадну. Миссис Бейли, понизив голос, спросила меня:

– Мистер Ван Гартер, вы мне поможете? Приедет полиция. Не подумайте, что я бессердечна, но я надеюсь, что весь этот ужас не приведет к огласке. Она ведь послужит антирекламой. Вы понимаете мое положение? Мне нужно зарабатывать на жизнь – мою и Дот. Я не могу попадать в скандальные истории.

– Не беспокойтесь об этом, – ответил я, зазнавшийся и самодовольный старый Кадуолладер.

– Вы имеете в виду, что сможете скрыть это от газетчиков?

– Нет. Боюсь не вполне. Может появиться небольшая заметка. О суициде…

– Откуда вы знаете, что это был суицид? – вставила Эвадна. – Я имею в виду, откуда вы знаете, что это не убийство?

Никто ей не ответил. Дот Бейли обернулась сперва к матери, а затем ко мне, и на ее лице не было никакого выражения. Я взглянул на Вики и увидел такое же бессодержательное выражение лица как у племянницы, так и у стоявшей позади нее Сары Парнхэм. Снизу раздался голос Освальда Флипа:

– Я не могу дозвониться. Должно быть, телефон неисправен.

– Наверное, провода перерезаны, – сказал я. Несомненно, мои слова были навеяны воспоминаниями о дешевых детективах, прочитанными в давние незапамятные ночи, а теперь сослужившими мне дурную службу и заставившими глупо выглядеть.

Здесь, если вам угодно, можно воздать должное быстроте реакции Дот Бейли.

– Дозвониться? Он что-то не так делает. Я спущусь, – сказала она. Ключи, которые она опустила в карман, звенели, пока она бежала через комнату.

Я с неохотой снова заглянул за диванчик. Хелен Бейли и Вики подошли и встали позади меня. Вики заговорила первой, но она словно озвучивала мои мысли:

– Здесь нет ни револьвера, ни пистолета, – сказала она.

Миссис Бейли содрогнулась.

– Там была пуля. Я наступила на нее.

– Но вот что стало с револьвером, из которого была выпущена эта пуля? – спросила Вики.

Тело лежало на левом боку, примерно в футе от диванчика. Левая рука была под ним; правая была протянута через коврик между диванчиком и окном. Часы на левом запястье были перекручены так, что циферблат оказался возле основания большого пальца. Не было видно никакого оружия.

Миссис Бейли схватилась за диванчик.

– Под ним… – начала было она, собираясь передвинуть его, но Сара Парнхэм остановила ее.

– Хелен, на твоем месте я бы не стала ничего передвигать до тех пор, пока полиция не увидит комнату точно такой, какой ее видим мы.

Вики опустилась на коврик, чтобы заглянуть под диванчик. Она попросила у меня спичку, я зажег ее и протянул племяннице.

– Здесь ничего нет, – объявила она, отбрасывая спичку и вставая на ноги, в то время как в комнату вошла Дот.

– Мам, – сказала она, и в ее голосе явно был страх, – телефонный провод перерезан. Мам, кто-то был в доме и отрезал трубку от телефона, – повторила она.

Глава XII

Хелен Бейли покачала головой и взмахнула руками:

– Нет, нет, это невозможно!

– Да, это невозможно, – мягко вторила ей Вики. – Мы с дядей были здесь весь вечер. Дядя пользовался телефоном. С тех пор никто посторонний не заходил в дом. В доме не было никого, кто мог бы перерезать телефонный провод. Нет, это невозможно.

– Но это же возможно, – встряла Дот, – он ведь перерезан. Прямо надвое, – захныкала она. – Это пугает меня. Внезапно на меня напал страх. – Освальд взял свою машину и отправился в полицию, а я осталась внизу одна. Путь по лестнице казался бесконечным. Мне показалось, что кто-то идет за мной… Да! А вот и он. Кто-нибудь, закройте дверь! Закройте дверь!

Пронзительный крик Эвадны заглушил голос Дот. От ее визга кровь стыла в жилах, но мне удалось сказать:

– Флип возвращается. Нет никакой опасности.

Вики бросилась мимо меня, захлопнула дверь и потребовала:

– Быстро! Дайте мне ключ!

В этот момент я стоял у стола, и, как только Вики попросила ключ, я увидел, что тот лежит на вырванной из книги странице под настольной лампой. Это привело меня в замешательство, и попавшиеся на глаза обычные ключи совершенно сбили меня с толку. Я отвлекся и задержался, так что Вики заперла дверь мастер-ключом, который подала ей Хелен Бейли. У меня было время все обдумать, и я решил, что моя находка и была пропавшим ключом, а значит, мы были несправедливы к Эвадне Парнхэм. И тут из холла раздался голос Пола Кизи:

– Эй! Впустите меня!

– Нет, нет, нет! – вскрикнула Эвадна. – Не впускайте его. Это не Пол. Это вентрологист, притворщик. Они всегда так делают. Они ужасны. Оставьте дверь запертой. Я снова теряю сознание…

Я хотел бы сказать, что Вики не обратила внимания на вздор Эвадны и со своим привычным достоинством отперла дверь. Но увы – на самом деле она безвольно обмякла в кресле, на которое свалилась, и тихо твердила:

– Это Пол. Это должен быть Пол. Наверняка это Пол.

– Нет-нет, – упиралась Эвадна. – По субботам Пол никогда не возвращается домой раньше часа ночи. А сейчас только без десяти час. Вентрологист… Кто-нибудь, спасите нас! Кто-нибудь…

Я отпер дверь и открыл ее. Пол Кизи стоял на пороге, всматриваясь в комнату. Почему-то никто не заговорил, и были слышны только всхлипывания Эвадны, которая уткнулась головой в подушку. Пол шагнул в комнату.

– Вы хотите, чтобы дверь была заперта? – вежливо спросил он и затворил ее.

– Ой, Пол, вы… слышали? – спросила Вики.

– Да. Я встретил Освальда. Хотя я не понимаю. До меня не доходит. Я… я думаю, что это кошмарный сон.

– Нет, – ответила Вики. – Здесь… у окна.

Пол быстро прошел через комнату и сперва застыл над телом, а затем отвернулся и прикрыл глаза рукой.

– Бедный старина Тони! – сказал он дрожащим голосом. – Старый добрый Тони. Я… – Пол споткнулся о стул у стола и уткнулся лицом в платок.

Вот я наконец-то могу описать оплакивание Тони Шарвана. Я не извиняюсь и не притворяюсь, что мне стыдно за то, что мои собственные глаза не прослезились. А что касается других – его соседей по дому и вероятных друзей – то такая эмоция, как скорбь, в то время была отодвинута в сторону шоком, ужасом и страхом.

От скорби Пола прослезились и карие глаза Вики. Она подошла к нему и положила руку ему на запястье.

– Пол, не надо. Мне так жаль. Нам всем очень жаль. Пол, не надо.

Он накрыл ее руку своей, но не оторвал платка от лица, и его плечи конвульсивно дергались.

Простите меня за цинизм, но я прекрасно понимал, что ни один человек не сможет взять себя в руки, когда над ним стоит Вики и держит его за руку. Так что я подошел к ним и заменил руку Вики на свою.

– Спокойно, спокойно, – сказал я. – Все мы собираемся спуститься. Лучше увести отсюда женщин. И думаю, к приходу полиции лучше быть внизу.

Он не стал накрывать мою руку своей. Снова дернувшись и вздохнув, он закусил губу и смахнул слезу с глаз.

– Он мне нравился. Он был моим другом. Моим добрым другом. Если бы он дал мне знать, сказал или хотя бы намекнул… – Пол снова отвернулся и уткнулся в платок. – Но это… Клянусь, это выбило меня из колеи. Я… я не могу взять себя в руки. Это… это слишком ужасно.

– Дядя, мы пойдем, – сказала Вики. – Вы с Полом можете спуститься, когда будете готовы. Теперь, Эвадна, дорогая… – и посредством какой-то магии Вики сумела вывести всех из комнаты в холл.

– Она так мила, – заметил Пол. – Ох, ненавижу вести себя словно ребенок. Но самоубийство! Его же можно было предотвратить. Нет ничего, что бы я не сделал для старины Тони – ничего, если бы я только знал! Он никогда не намекал на свои проблемы. Этим вечером его настроение казалось хорошим… А затем прибыть домой и обнаружить это. Суицид!

– Есть вероятность, что это не было самоубийством, – сказал я.

Пол был потрясен. Он схватил меня за руку, и на мгновение я решил, что он собирается последовать примеру Эвадны Парнхэм и упасть в обморок.

– Я не понимаю, – промямлил он, позабыв об оксфордском акценте. – Ван Гартер, вы же не имеете в виду?.. Флип совершенно уверенно говорил о самоубийстве.

– Мы не знаем. Не можем сказать. Мы оставили все нетронутым – для полиции. Но он, очевидно, застрелен – по словам миссис Бейли где-то там есть пуля, но возле тела нет револьвера. Насколько мы смогли увидеть, его нигде нет.

Он оставил меня и снова вернулся к телу, остановившись возле него. Я предупредил Пола:

– Лучше ничего не трогать!

– А кто что-то трогает? – ответил он.

Я был рад его дерзости. Моего терпения не хватило бы на еще одну истерику.

– Конечно, – выпрямившись, сказал он, – мудро соблюдать осторожность. Но все хладнокровие…

Прежде чем я понял, что он собирается делать, он успел сорвать покрывало с кровати миссис Бейли и накрыть им тело. Думаю, его следующие слова подтвердили, что он пытался сменить чем-нибудь гнев, горечь и напряжение.

– Я воспитан проявлять уважение к ушедшим, – сказал он. – По всей видимости, это старомодно, но хоть что-то.

– У вас хорошее воспитание, – сказал я. – Думаю, дамы ждут нас в холле.

Пол дошел до двери, но там он снова остановился.

– Это было самоубийство, – сказал он. – Когда они передвинут тело, то найдут под ним револьвер.

– Надеюсь, что так, – ответил я.

– Вы… надеетесь! Надеетесь? – он резко повернулся, и я убежден – только моя лысина и седины спасли меня от падения на пол и от того, что он бы меня «уделал», как сказала бы Вики.

– Минуточку, – сказал я. – Вы неправильно меня поняли.

– Думаю, что понял. Надеюсь, что нет, – бросил он через плечо и вышел в холл. Это прозвучало словно насмешка. Но дерзкий старый Кадуолладер последовал за ним.

Глава XIII

Я удостоился сомнительного везения быть знакомым с женщиной, которая пишет детективные истории. Я обратился к ней за советом, когда мне пришла в голову мысль опубликовать книгу об убийствах в Меривезере. Ее интерес был слаб, а сомнения – выражены. Опасаясь, что я посчитаю такое отношение проявлением профессиональной ревности, она поспешила объясниться:^[23]

– В написании вещей такого рода труднее всего быть честным. Я имею в виду, что вы должны честно сообщить все, что думаете, но при этом не сболтнуть лишнего, и одновременно быть более чем честным по отношению к читателю. Укажите на каждую улику как минимум три раза. Выделяйте их. Осторожно все объясните, а затем перепишите это место еще осторожнее. Конечно, поскольку вы пишите о реальном преступлении и о невымышленных персонажах, вам будет легче. Но не держите ничего в секрете: указывайте, подчеркивайте и не скрывайте улик.

Впоследствии я узнал, что она прекратила писать детективы. Ее медсестра все мне объяснила. По ее словам, эта женщина во вторник получила еще одно письмо о ее романе «Следы». Это был уже семьдесят третий вопрос о том, кто же совершил убийство, и тридцать второй о том, как виновный смог выстрелить, если спальня была заперта.

Это временно взбодрило писательницу, и, несмотря на болезнь, она казалась лишь слегка прихворнувшей. Но на следующий день, в среду, она получила другое письмо, от девочки по имени У. Тедди Гоинс. В письме говорилось:

Я всегда разгадываю детективы к третьей главе. Но я не понимаю, как кто-либо может о чем-либо догадаться, если на 61 странице девушку душат, а потом это повторяется на 85 странице. Пожалуйста, больше так не жульничайте.

Ваша У. Тедди Гоинс

Ради честной игры, да и собственного благополучия, я решил принять ее совет, указать, подчеркнуть и выделить улики. Думаю, у меня найдется время для этого, пока мы сидим в гостиной и ждем появления полиции.

Тогда я по многим причинам внутренне содрогался. Сейчас же я беспокоюсь, что от загадки и клочка не останется, поскольку теперь, когда виновник оказался прямо в круге света, все кажется совершенно очевидным.

Конечно, я не стану все подробно расписывать. Я уже все старательно описал. Сейчас моя задача состоит в том, чтобы убрать излишние подробности, оставив лишь основные моменты, которые будут необходимы для разгадки тайны.

В начале книги Вики прямолинейно призналась в убийстве и потребовала отозвать приглашение мисс Макдональд. Вскоре после этого Эвадна Парнхэм заявила, что она не желает найти убийцу и надеется, что он сбежал. Возможно, столь странное заявление заставило ее падчерицу умолять о сотрудничестве с Линн Макдональд – чтобы доказать невиновность Эвадны.

Вскоре после этого последовал намек на то, что убийца будет обнаружен при помощи маленького круглого объекта – заметьте, он и маленький, и круглый. Решайте сами, стоит ли эта информация внимания, но она вам предоставлена. И не забывайте про жаркую погоду.

Далее последовало предположение о том, что Дот была влюблена в Тони Шарвана, но тот не отвечал ей взаимностью. Потом мы узнали, что сначала он не смог встретиться с Дот, а потом – с Вики. Мы вполне можем заинтересоваться вопросом: что же помешало ему встретиться с ними? Что за недуг вмешался в его планы?

Мы знаем, что он не был болен, ведь обедал он, как всегда – дома. Позже у нас даже появилась привязка к определенному времени: мы слышали, как он пел на радио с восьми тридцати до восьми сорока пяти. С ним был Пол Кизи – мы слышали, как он аккомпанировал на фортепиано, беседовал с Тони, а позже исполнял свои обычные обязанности диктора.

Когда голос Пола стих, мы услышали, как Вики грозит убить его этой же ночью. Вскоре мы видим, как она сидит, уставившись на входную дверь и сжимая в руках ужасный разделочный нож. Но вскоре входит Кадуолладер собственной персоной, вынимает нож из рук племянницы и выбрасывает его во двор. А в детективах ножами обычно не разбрасываются без всякой причины.

Далее мы видим Вики в слезах – как мы надеемся, слезах раскаяния. В то время пока она проливала слезы, мы с ней сидели на диване, с которого не было видно ни входную дверь, ни лестницу.

Эта печальная сцена сменилась более легкомысленной: Вики напудрила нос и поднялась, чтобы умыться и сменить платье.^[24] В течение этого времени она могла успеть сделать что-либо еще, не стану это снова пересказывать. Сам я тем временем направился к телефону, чтобы отправить Меркеля за ужином. Телефон здесь оказывается важнее ужина – он показывает, что с девяти и где-то до десяти вечера телефонный провод не был поврежден.

Сразу после телефонного разговора я поднялся в ванную Вики, но прежде чем я вошел в ее комнату, я услышал стук – как мне показалось, это была кухонная дверь внизу. Как вы помните, Вики вышла, чтобы поставить машину в гараж. В следующем абзаце я вновь спустился и снова узнал точное время – ровно десять вечера, как объявил Пол Кизи в радиоэфире.

Я не настаиваю, но, если хотите, можете обратить внимание на десять, двенадцать или даже пятнадцать минут, в течение которых я был наверху, а Вики ставила машину в гараж. Как я честно упомянул, сетчатая дверь от насекомых была не заперта. И да – Вики говорит, что у меня не получается держать что-либо в секрете, так что признаюсь: я пытался опустить эпизод с сетчатой дверью. Честно говоря, она не запиралась до того, как появился Меркель с едой. Так что по крайней мере до того момента войти мог любой, у кого был ключ от входной двери – как это сделали Дот Бейли и Эвадна Парнхэм.

Эвадна поднялась наверх, взяв с собой шляпку и сумочку Дот,^[25] а после спустилась и присоединилась к нам с Вики на крыльце – мы вышли туда, поскольку Дот включила радио в гостиной. Мне жаль, что я не могу сообщить вам, сколько времени мы провели на крыльце, а Дот – в доме с радио. Думаю, это было не очень долго (также вы можете вспомнить, что Эвадна рассказала нам о фильме, который тем вечером они с Дот смотрели).

В конце концов появился Меркель, припарковавший автомобиль на слишком большом расстоянии от дома. Сдается мне, что я не описал его надлежащим образом, упомянув лишь его прекрасную дикцию и профессионализм. Он был плотным, круглолицым человеком с лопатообразным подбородком и глубоко посаженными нахмуренными глазами – мне кажется, что подобные глаза и подбородки всегда идут в одном комплекте. В повседневной жизни он вел себя по-светски, словно на свадьбе, и торжественно, словно на похоронах. У него не было криминального прошлого.^[26] А его рекомендации от предыдущих нанимателей пестрели именами пэров.

Вики шла впереди, Меркель с корзинами следовал за ней, а мы с Эвадной Парнхэм были в конце процессии. Меркель опустил корзины на стол и покинул кухню через заднюю дверь. Если бы мы остановились и прислушались, то смогли бы услышать, как отъезжает машина, но пришла Дот, так что никто из нас и не подумал прислушаться.

Эвадна Парнхэм снова поднялась наверх – теперь за сигаретами. Вики на мгновение исчезла из поля зрения, но тут же вернулась, и мы начали накрывать на стол. Дот наблюдала за нами. Наконец, когда все было готово к ужину, Вики выключила электрическое освещение и зажгла свечи. Я сходил выключить радио, но прежде чем я сделал это, я услышал, как Пол Кизи вещает точное время: одиннадцать вечера.

Потом Эвадна вновь спустилась к нам, и освещенная свечами комната заполнилась сигаретным дымом; мы услышали ее жалобу насчет ксилофона; далее последовала шпилька об украденных гостиничных копирках, прискорбная сцена и пощечина.

Свечи погасли. Дот убежала. Эвадна вскрикнула и ударила меня по колену, проявив склонность к насилию. Вики попыталась успокоить ее. Дым и запах свечей заполнили темную комнату. Прибыли Сара Парнхэм и миссис Бейли, они прошли через кухню и выразили беспокойство происходящим.

Как вы можете догадываться, после того, как было найдено тело, следовало обратить особое внимание на лиц, которые в течение вечера подымались на второй этаж, или же могли подыматься. Должен признать: по лестницам ходили много, и это может легко превратить мое повествование в рекламу одноэтажной архитектуры. Итак: Дот ушла наверх, а Вики, миссис Бейли и я поднялись вслед за ней и нашли ее, но не в ее комнате, а в комнате Эвадны Парнхэм.

Вы можете придать значение поломанным ксилофону, пилочке для ногтей, ножницам и согнутому ножу для бумаги. К счастью, там был нож для бумаги – криминальной истории требуется приправа такого рода. Но, к несчастью, он был из мягкой латуни – рождественский подарок от страховой компании, – и такой же безопасный, как детская погремушка, что значительно уменьшает его интересность с криминальной точки зрения.

Побывав наверху, мы вновь вернулись к домашним делам внизу: мытье посуды и уборка на кухне, где нас застал смущенный Освальд Флип, вошедший через гараж. Я уже описывал коридор из гаража, а также упоминал о том, что им пользовались все автомобилисты Меривезера. Но я хочу рассказать больше.

Рискуя испортить интригу, я признаю: то, что Меркель припарковал машину вдали от дома, не имеет никакого отношения к преступлению, а вот с коридором из гаража в дом связан некий подвох. Вы давно это поняли? Ну, я так и думал. Подробности, связанные с ним, выпирали настолько, что не могли остаться незамеченными. И если, как я опасаюсь, в результате убийца оказался просто очевиден, и теперь он буквально маячит перед вашими глазами, то мне остается лишь просить прощения и рассчитывать на милость читателей.

До сих пор я избегал вопросов; но теперь, когда дело сделано, я могу поставить их. Было ли что-то странное в действиях Освальда Флипа, когда тот вошел на кухню? Вы заметили, что снова было указано точное время – без четверти полночь? Что представлял собой услышанный мной стук в кухонную дверь? Кто включил радио, пока я был наверху? Тот же, кто закрыл входную дверь? Почему Вики дольше обычного ставила машину в гараж? Было ли что-то зловещее в беседе об астрологии, которая состоялась перед тем, как я отправился к телефону? Был ли телефонный провод перерезан в то время, пока я ждал что голоса утихнут? И мог ли я не заметить этого из-за того, что я немного глуховат? Наверное, от меня ожидается, что я самостоятельно отвечу на последний вопрос. Но будь я проклят, если я знаю ответ.

Кто запер дверь в спальню Хелен Бейли? Зачем? Была ли она заперта мастер-ключом, который я впоследствии нашел на телефонной стойке? Ведь обычный ключ был внутри комнаты – на вырванной книжной странице, не так ли? Или Энтони Шарван заперся в комнате при помощи этого ключа? Имеет ли значение то, что Дот пошла за другими ключами? Или упоминание Вики о том, что несколько месяцев назад у Эвадны был мастер-ключ? И, раз уж речь пошла об Эвадне, вы заметили, что она осталась внизу, тогда как все остальные пытались отпереть дверь миссис Бейли? В это время у Эвадны Парнхэм была возможность перерезать телефонный шнур. Но она ли это сделала? И зачем?

Пусть это нарушает последовательность событий, но я должен отметить: хотя в комнату женщины вошли втроем, но тело первой увидела миссис Бейли. Она наступила на пулю, пошатнулась, и та укатилась из-под ее ноги. Она захотела посмотреть, что это было, увидела тело и завопила: «Батюшки! Что это?».

Как она сказала мне на следующее утро, сначала она подумала, что это манекен – как жестокое продолжение шутки с запертой дверью. А Дот, бедняжка, наклонилась, коснулась его руки, и ответила: «Мам! Он мертв. Он совершил самоубийство».

Почему все мы сразу же решили, что он пошел на суицид? Я не знаю. Возможно, от того, что наши интеллигентские умы более готовы принять суицид – трагичный и обескураживающий, нежели убийство. Значит ли это, что рассудок Эвадны Парнхэм превосходит наш? Она ведь первой поставила под сомнение версию самоубийства. На столь прямой вопрос следует ответить прямо. Эвадна Парнхэм не рассудительнее никого из нас.

Как ни прискорбно, но Освальд Флип отправился вызывать полицию, не успев услышать вопрос: «Откуда вы знаете, что это был суицид?». Также он не заметил пустого пространства между правой рукой покойника и окном – там должно было находиться оружие, но его там не было.

Здесь я сделал паузу в написании рассказа и позвонил узнать, как здоровье у моей знакомой. Мне ответили, что вряд ли стоит ждать полного выздоровления, я повесил трубку и посовещался сам с собой. «Что такое один детектив для издательского мира, переполненного детективами? – подумал я. – Стоит рассказать об отпечатке на наручных часах».

Я не видел этого отпечатка ни тогда, ни когда-либо после. Он оставался незамеченным, пока Линн Макдональд не обнаружила его. Тогда почему я решил предоставить его читателям? Сперва я рассудил, что поскольку сам я видел лишь размытый фотографический отпечаток ничего не значащей кляксы, то приведи я его хоть здесь, хоть в любом другом месте повествования, это может быть воспринято лишь как попытка запутать читателя. Это мнение было подкреплено, когда я обратился в полицию Сэтори-Бэй за разрешением на репродукцию фотографии и получил в ответ плохо скрытую усмешку. Мне сообщили, что фотография была уничтожена, так как не имела никакой ценности.

Ее можно описать, как маленький круг с лучами – наподобие того, как дети рисуют солнце, или маленького жука с причудливыми лапками на фоне из тонких полосок… боюсь, мне его не описать. Так что представляю вам собственный неумелый набросок, сделанный по памяти:

Да, он очень похож на ту фотографию. Без ложной скромности могу заявить: из-за четкости он даже сильнее похож на оригинал, чем та несфокусированная фотография. Вы можете заметить на нем еще один маленький круглый объект, а мы перейдем к рассказу о том, как Пол Кизи поднялся по лестнице и постучал в дверь.

Мы отклонили домыслы Эвадны Парнхэм об убийце-вентрологисте. Ее заявления о том, что он пришел домой слишком рано, не были рассмотрены, хотя позднее следовало разобраться с этим моментом. Ее разговорчивость в то время, как она якобы свалилась в обморок, может вызывать сомнения. Здесь я вынужден сделать неподкрепленное доказательствами утверждение или, вернее, предположение: за все это время ее притворные обмороки не обманули никого, кроме бедняжки Сары Парнхэм.

Дверь была открыта. Пол помешкал, вошел, и мы невольно увидели его горе,^[27] и старый толстый Кадуолладер вмешался в дело, не дав как следует утешить мистера Кизи. Мы увидели горе и скорбь последнего. Мы заметили его почтительный, но импульсивный жест, когда он накрыл покрывалом тело друга. Он кратко пояснил свои действия: «Я воспитан проявлять уважение к ушедшим». И вскоре мы увидели, как его скорбь переросла в гнев. Вместо надгробных речей он стал задираться, затем спустился по лестнице, я пошел за ним, и присоединившись к остальной компании, мы ждали возвращения Освальда Флипа с полицейским и носилками.

Глава XIV

Не могу подобрать современного слова, а в старых добрых девяностых меня назвали бы «докучалой». Полицейская «скорая» с водителем ждала на дороге. Второй полицейский собирался при помощи Освальда Флипа передвинуть диванчик в другую часть комнаты и опустил носилки на пол, когда тучный Кадуолладер^[28] выдвинулся и заявил, что теория самоубийства все еще не вполне обоснована.

Судя по реакции полицейского, он воспринял эти слова, как попытку обвинить коротышку Освальда Флипа во лжи. Так что я поспешил объяснить: когда мистер Флип покидал дом, все были уверены в суициде.

– Да? И когда же вы переменили мнение?

Я застенчиво упомянул, что нигде поблизости не видно оружия.

– Оружия? – переспросил он и, потерев затылок, недоуменно оглянулся вокруг, поясняя свою позицию: – Конечно, если бы он просто коньки отбросил, я бы мог просто забрать его у вас, ребята. Но если это убийство,^[29] мне нужно привести сюда других парней. Со мной должен был прийти док Стайлс (он коронер), но они с женой отправились на рыбалку, и их не будет несколько дней. Он сделал меня заместителем или типа того… но я совсем не хочу брать на себя ответственность за расследование убийства.

– Кто-то предположил, что он мог обронить револьвер. Я имею в виду мистера Шарвана, – быстро пояснил я, увидев несчастный взгляд полицейского.

– Да, понимаю, – ответил он, присев на диванчик, и снова почесал затылок. – Никто ведь не убирал оружия?

Я решительно ответил, что никто не делал ничего такого. Полицейский вновь погрузился в молчание, и, наконец, у него появилась идея.

– Мы должны просто осмотреться вокруг, вот что скажу я вам. Понимаете, я ненавижу будить ребят в такое время – а вдруг он добровольно коньки отбросил. Им это не понравится. Мы просто посмотрим, ничего особо не трогая, и если он закинул куда-то оружие или упал на него, то что ж – я смогу действовать, не подымая шума.

Спустя пару минут, когда мы сдвинули окоченевшее тело, полицейский посоветовал:

– Когда появятся парни, мы не расскажем им об этом небольшом, но бесплодном обыске. Чем меньше говорить, тем лучше. Где телефон?

Думаю, что ни Освальд Флип, ни я не упомянули о проблемах с телефоном из-за того, что они показались мелочью по сравнению с чудовищностью всего остального, и мы об этом просто не подумали. А жаль, ведь пока полицейский не узнал о перерезанном проводе, он, кажется, воспринимал все как безумную фантасмагорию, устроенную жильцами только для его уничижения. В результате он потерял как терпение, так и расположение к нам. А до этого мы были… ну не друзьями, но хотя бы товарищами.

Его замечание по данному вопросу походило на высказывания леди Кроуиншенк, и его лучше не повторять. По его настоянию Освальд Флип снова отправился за тем, чтобы привести подкрепление и передать сообщение начальству.

Полицейский сел на ступеньках лестницы в холле. С этого места он молча наблюдал за нами. На фоне тишины мы вздрагивали от неожиданности, если он внезапно спрашивал: «А вы не торопились с вызовом полиции, не так ли?» – или же мы трепетали от туманности фраз, которые он бубнил себе под нос: «„А здесь есть пятнышко“, – сказал человек, протирая тарелку».

Не приди Вики к нам на помощь, мне бы оставалось только гадать: как долго бы мы это терпели? Почему мы вообще это терпели? Сколько мы смогли бы вытерпеть? Вики прошла через комнату к холлу и взглянула на полицейского сквозь перила лестницы, словно на льва через прутья клетки.

– Думаю, нужно представиться, – сказала она с обезоруживающей нежностью и робостью в голосе. – Я – мисс Ван Гартер, а этот джентльмен – мой дядя, мистер Ван Гартер.

– Который Ван Гартер? – мягко, но скептично спросил полицейский.

– Думаю, – теоретически допустив вероятность ошибки, ответила Вики, – тот самый мистер Ван Гартер. То есть мистер Кадуолладер Ван Гартер.

Полицейский застыл, спустился и пожал мне руку.

– Рад познакомиться с вами, мистер Ван Гартер. Я должен тысячу раз извиниться. Я не расслышал вашего имени, когда тот парень представил вас. Уверяю, что рад знакомству с вами. Меня зовут Кэмпбелл, сержант Кэмпбелл. Мне очень приятно познакомиться с вами.

Признаюсь, я был немного сконфужен, когда Освальд Флип, как мне казалось, достаточно громко назвал мое имя, а Кэмпбелл не обратил на него никакого внимания. В иное время, полагаю, мне следовало бы восхититься его безразличию к этим девяти буквам. Но тогда его равнодушие ранило мои чувства, сбив меня с толку и ввергнув в уныние. Ах, как было бы приятно вернуться домой – в тепло признания, где можно согреть пальцы перед камином славы и популярности.

Ах, насколько было лучше оказаться у него под крылом и слушать, как он почтительно выговаривает все звуки в имени «Кадуолладер Ван Гартер» перед лейтенантом Уиртом и господами Голдбергером и Шоттсом, прибывшим из разных частей городка спустя час после второго отъезда Освальда Флипа.

Глава XV

Я имел привилегии, и они были мне оказаны. И после того, как лейтенант хмыкнул, я оказался ни рыбой, ни мясом (хотя, возможно, в моем кармане была красная сельдь?).^[30] Но я оказался единственным агнцем, а Вики – единственной овечкой в стаде несчастных козлищ.

Итак, вышло так, что я помогал осматривать комнату Хелен Бейли. Пуля была найдена и опознана инспектором Шоттсом как выпущенная из пистолета 38 калибра – она вошла прямо в мозг и вышла из раны на макушке покойного. Судя по окоченению тела, полицейские вынесли предположение, что смерть должна была наступить не менее пяти часов назад. Мои часы показывали половину четвертого. Однако, поскольку все они признавали собственную неопытность в оценке времени смерти по окоченению и заявляли, что в данном случае все усложняется из-за жары, а они расходятся во мнении, то ли жара замедляет, то ли ускоряет наступление окоченения. Так что из их слов я мало что извлек,^[31] и бродил по комнате, ища то, не знаю, что, и тут я наткнулся на важный ключ.

Это была вырванная из книги страница; как я уже упоминал, на ней лежал ключ от двери. На странице была напечатана красивая поэма. Мне очень жаль, что авторские права не позволяют мне привести ее здесь. Это была одна из вещей Леоноры Спейер – «Несогласие в смерти». Написано от первого лица – человека, то ли задумавшего самоубийство, то ли уверенного, что он приближается к смерти, и сравнивающего собственное тело с надоевшим ему домом. В последних строках говорилось: «Я ухожу… остановившись на пороге, осталось лишь стряхнуть бренную пыль с ног». Ниже, под последней строчкой, было допечатано на машинке: «Простите. Другого выхода не было...». Еще ниже была подпись большими буквами, начертанными карандашом и, очевидно, трясущейся рукой: «Энтони Шарван».

– Уф-ф, – сказал мистер Голдбергер.

– Ах, – сказал мистер Шоттс.

– Хм, – сказал лейтенант Уирт.

Все они рассмотрели страницу. И лишь сержант Кэмпбелл выразился достаточно внятно:

– Выглядит, как суицид. Но странно, что человек лишил себя жизни лишь потому, что ему не понравилось его жилище. Разве он не мог переехать?

Мистер Голдбергер перестал поворачивать ключ^[32] в замке, чтобы убедиться, что он подходит,^[33] и объяснил сержанту Кэмпбеллу, что, несмотря на поэму и подпись, версия о самоубийстве не подтверждается, так как в комнате нет оружия.

Сержант Кэмпбелл ответил, что землю за окном все еще не обыскали.

Мистер Голдбергер согласился с ним; он сказал, что нужно как можно скорее провести обыск. Но, тем не менее, он указал, что окно закрыто сеткой от насекомых, и с сократовским сарказмом спросил у сержанта, не думает ли тот, что парень мог убить себя, а затем выбросить пушку через сетку; или, может быть, снять сетку, выбросить пушку и снова прикрепить сетку на место?

Сержант Кэмпбелл вернулся к собственной теории: кто-то вошел в комнату после самоубийства и убрал оружие.

Мистер Голдбергер затребовал описание и причины такого поступка. Сержант Кэмпбелл задействовал все шотландское воображение и заявил, что причины могут быть связаны со страховкой, честью покойного или чувствами скорбящих.

– Да? – спросил мистер Голдбергер. – Ну, это не убедительно.

– Почему, черт возьми? – не согласился сержант Кэмпбелл.

– Ребята, не берите в голову, – вмешался лейтенант Уирт. – Нам есть чем заняться: надо что-то делать.

– И что же? – к разговору присоединился мистер Шоттс.

– Ну… что-нибудь, – ответил лейтенант Уирт.

Таким образом я вновь убедился: государственные органы, муниципальные и общенациональные, включая и органы правопорядка, не являются монолитными, а состоят из небольших единиц – человеческих молекул. И если эта конкретная единица работала слабо и неправильно, то причины тому было легко назвать. Во-первых, импровизированный отдел по расследованию убийств, к сожалению, был лишен коронера – тот уехал на рыбалку. Во-вторых, хотя Сэтори-Бэй и не был таким уж высокоморальным, и в нем случались ужасные преступления, но все они происходили в бутлегерских барах или на побережье, тогда как убийство такого «великосветского» характера было в новинку; и ни склад ума, ни силы полиции не были приспособлены для расследования таких дел. В-третьих, хоть это и не скромно, но я вынужден признать: вышеупомянутые девять букв для полиции оказались непосильным бременем. Я так и не узнал, что оказывало такое влияние: то, что этот человек обедал с президентом Рузвельтом,^[34] был филантропом, совался в политику или был миллионером. Все они отступили, ожидая, что Кадуолладер даст им указания, и Кадуолладеру не оставалось ничего другого, кроме как взять руководящую роль.

Но они не смогли удовлетворить мою единственную прямую просьбу вынести тело из дома, ведь лосось плескался в Неканикум-ривер, а сознательность сержанта Кэмпбелла не позволяла ему браться за столь серьезное дело.

Учитывая их социальное положение, я не мог даже попросить, чтобы они убрали из дома собственные тела. Так что даже спустя час они оставались в пансионате. Прибыли они в третьем часу ночи и оставались до самого рассвета. Было бы невероятно утомительно подробно расписывать все их действия и разговоры. Более того, иногда даже неуместно – например, их расспросы о меню Рузвельта. Так что я постараюсь как можно короче сообщить о том, что было сделано, и о принятых решениях.

После того как лейтенант Уирт предложил что-то сделать, поступило предложение провести обыск дома. Не знаю, что или кого они надеялись найти; думаю, они и сами не знали, но обыск показывал их бдительность.

Покинув комнату миссис Бейли (она была хорошо обыскана во время поисков оружия), мы перешли к комнате Энтони Шарвана, и, едва мы открыли дверь, как сразу же оправдалась целесообразность обыска.

В комнате был странный беспорядок; своеобразный бардак, который, даже на мой неопытный взгляд, говорил о том, что некто начал в ней поиски, но по неизвестной причине прекратил их, оставив свое занятие неоконченным.

Крышка стола была закрыта, но ящики были выдвинуты едва ли не до конца, а их содержимое – вывалено на стул. Один из ящиков шифоньера был выдвинут и пуст, а на кровати лежал ворох воротничков и носков. Парный ящик был также выдвинут, но в нем находились перчатки, шарфы и платки. Служившая скамеечкой для ног обувнаякоробка была опрокинута на пол, и рядом с ней аккуратными парами валялись туфли и тапочки. Парадоксально, но это был самый упорядоченный беспорядок, какой только можно было устроить. Можно было не сомневаться: если бы ему не помешали, то незваный гость не вышел бы из комнаты, пока не вернул бы все на свои места.

Мистер Шоттс высказал мнение, что кто бы не вторгся в комнату, он быстро нашел искомое и на том остановился.

Я взял на себя роль Шерлока Холмса и принялся спорить.

– Нет, – сказал я. – Я уверен, его прервали. Некий человек полагал, что у него достаточно времени, и пришел сюда в поисках чего-то. Мы не знаем, нашел ли он то, что искал. Но я уверен: он был вынужден покинуть комнату, еще когда он не был готов к этому.

Со мной охотно согласились, хотя мистер Шоттс спросил, почему я говорю о нем в мужском роде, и добавил, что по неясной причине ему кажется, что здесь поработала женщина.

Я был очарован тем, что у меня появился Ватсон.

– Любая женщина вернула бы вещи на место, переходя дальше. Они инстинктивно поступают так. Например, на то, чтобы вернуть туфли и тапочки обратно в коробку, потребовалась бы лишь пара движений. Но даже самый аккуратный мужчина поступил бы так же, как и этот парень: продолжил поиски, собираясь вернуть все на места после их окончания.

И снова они согласились со мной; при этом они не пытались умничать. Я все еще считаю, что моя теория была разумной, хоть я и ошибся кое в чем.

Помимо беспорядков, ничто в комнате не заинтересовало детективов. Был поднят вопрос об отпечатках пальцев, и мистер Голдбергер покрыл своим порошком множество пятен на мебели, но вот фотографировал он их лишь изредка. Думаю, что его обескураживал монолог мистера Шоттса о том, что возиться с отпечатками бесполезно и нелепо.

Стол с открытой крышкой показывал: если у мистера Шарвана и были личные письма или бумаги, то хранил он их в каком-то другом месте. Помимо предоставленной миссис Бейли канцелярии, здесь был список из прачечной, местные счета,^[35] связка аннулированных чеков из Сэтори-банка, несколько рекламных проспектов и больше ничего, кроме обычных письменных принадлежностей. Содержимое ящика стола было разложено на стуле и состояло из каталогов музыкальных магазинов, нескольких журналов о кинематографе, пачки телеграфных бланков, нераспечатанной колоды карт, маленького словарика, упаковочной бумаги и маленького клубка шпагата.

Теоретически, если проанализировать все эти предметы, можно было бы получить какие-то сведения о характере их владельца и его прошлом; но поскольку сыщики были правы, решив, что ни одна из этих вещей не поможет разгадать загадку, то, может, лучше не тратить на них время, а перейти в комнату Сары Парнхэм – девичью, строгую, благодаря игре прямых линий не лишенную художественности, но совершенно скучную. Она не была совершенно лишена индивидуальности, ведь, войдя в нее, все мы невольно стали передвигаться на цыпочках и, тем самым, стали вести себя, словно шпионы.

В комнате Эвадны Парнхэм мы вновь смогли нормально ходить. Как я заметил, она не была святилищем, где нужно быть ниже травы. Сломанная пилочка, ножницы с обломанными кончиками и помятый нож для бумаг лежали на шелковом шарфе, куда их бросила Дот Бейли после того, как показала нам. Их осмотрели, как осмотрели и сломанные молоточки,^[36] и несмотря на единодушное мнение, что хотя кто-то и «поработал» над ксилофоном, к убийству это, похоже, не имеет никакого отношения, мистер Голдбергер упаковал предметы в конверты и спрятал их в карман. Голубоглазая кукла не удостоилась такой же чести, хотя сержант Кэмпбелл и прощупал как следует ее юбку перед тем, как мы вышли в холл и направились в комнату Дот Бейли.

Это была молодежная и явно жилая комната, так что, несмотря на наличие современной мишуры, она была свежа и привлекательна. Там был большой стол, заваленный набросками; а на мольберте у окна была установлена чертежная доска. У Дот были стремления к творчеству, которые пока еще не переросли в амбиции. Недавно она заняла третье место на конкурсе любительских плакатов – изображение огромного шпиля на фоне луны было прикреплено к двери маленькими круглыми кнопками. Справа от двери вместо письменного был карточный столик, а на нем стояла готовая к использованию портативная пишущая машинка.

Должен упомянуть: мистер Голдбергер не стал заходить в комнату Дот вместе с нами. Дойдя до дверей, он, ничего не объясняя, покинул нас – словно вспомнил о какой-то невыполненной задаче, например, о том, что с носа куклы так и не были взяты отпечатки пальцев. Я так и не узнал, в чем была его цель, так что я не смогу поведать об этом.

Он вернулся к нам, когда мистер Шоттс вставил лист бумаги в пишущую машинку и напечатал двумя пальцами: «Простите. Другого выхода не было...». Он триумфально продемонстрировал нам результат своих усилий:

– Та же самая машинка! Та же самая лента. Те же самые зазубрины на «о».

Как раз в этот момент вернулся мистер Голдбергер, который захотел услышать объяснения и, получив их, воскликнул:

– Какого черта! В кино было душно. Только взгляните на блестящие клавиши. Идеальные отпечатки. Идеальные! И вот пришли вы и стерли их собственными руками. Болван! Я…

У тут Кадуолладер вынул изо рта оливковую ветвь, ведь ему нужно было заговорить. С тревогой глядя на маленькие круглые клавиши, он сказал:

– Но отпечатки принадлежали мистеру Шарвану, разве не так? Похоже, что он пришел сюда и воспользовался этой машинкой.

– Верно, – вежливо согласился мистер Голдбергер. – Верно. Он мог это сделать. А мог и не делать. Если ему нужно было напечатать записку, то почему он пришел сюда ради нескольких слов, тогда как он мог точно так же написать их карандашом?

Сержант Кэмпбелл почесал затылок и возразил:

– Да, но зачем кому-то еще это делать?

– Чтобы все выглядело как самоубийство. Подделать подпись…

– А затем, – продолжил мистер Шоттс, – он утащил пушку, чтобы ее было не найти?

– Если пистолет унесли, то это не обязательно сделал тот же человек, который написал записку, – терпеливо пояснил мистер Голдбергер. – В любом случае, если записку напечатал сам Шарван, нам бы не помешали его отпечатки, чтобы подтвердить это, разве не так?

– Я думаю, что парень покончил с собой, а потом кто-то стащил пушку, – признался сержант Кэмпбелл.

Да, шотландцы не лишены воображения.

Глава XVI

Мистера Голдбергера сразу же впечатлила комната Освальда Флипа со звездными картами, таблицами измерений, бумагами, испещренными непонятными символами, глобусами и другими космическими атрибутами. Он решил, что это место вполне подходит для вынашивания преступных замыслов. Сыщик не скрывал: на его взгляд, все эти дурачества выглядят ничем не лучше культа Вуду. Думаю, будь его воля, он отправил бы большую часть содержимого комнаты в полицию для тщательного осмотра, заодно прихватив и самого Освальда. Я уверен, его решимость удалось ослабить только благодаря моим неоднократным упоминаниям астрологии в связи с астрономией. Мистер Голдбергер вышел из комнаты, окинув ее прощальным взглядом, в котором ясно говорилось: он намеревается еще вернуться сюда для того, чтобы разобраться как следует.

Хоть мистер Голдбергер и раздобыл несколько примитивных трофеев в оставшихся комнатах (Вики и Пола Кизи), но там не было ничего сколько-нибудь важного. Так, в одном из журнальных столиков Вики был найден грубоватый гаечный ключ,^[37] а в комнате Пола Кизи – сломанный диктофон.^[38] Хотя эти предметы предлагают летописцу непреодолимый соблазн выставить их в ложном свете, читателю не стоит ориентироваться на данные улики, и лучше проигнорировать их.

На чердаке мы обнаружили только счастливую Ориллу: по ее словам, она крепко спала, пока мы пытались разбудить ее. Она вошла в дом через кухню незадолго до полуночи, и поскольку до нее ни у кого не было дела, она поднялась наверх – сперва по задней, а затем по чердачной лестнице – и легла спать. Она много работала, и ей был необходим сон, и по отношению к вторгнувшимся чужакам она была остра на язык. Здесь не место для объяснений; она не собирается ни давать, ни принимать их. Поэтому мы, группа молчаливых мужчин с покрасневшими лицами, вернулись в холл и оттуда прошли в комнату Хелен Бейли.

Именно здесь лейтенант Уирт в двух словах описал наше состояние:

– Проблема в том, что мы так и не знаем, на каком свете находимся.

Поскольку никто не стал возражать, он продолжил, обращаясь к бродившему по комнате мистеру Голдбергеру:

– Голди, перестань. К чему собирать отпечатки, если мы даже не уверены, было ли это убийством, или? …

– Отпечатки нужны департаменту по расследованию преступлений, – парировал мистер Голдбергер.

Вновь наступившую тишину нарушил мистер Шоттс:

– Забавно, что оружие пропало.

– Оно было бы здесь, если бы кто-то не забрал его, – ответил сержант Кэмпбелл и почесал затылок.

– Я подумал, – сквозь зевоту сказал мистер Шоттс, – нам бы лучше выйти и поискать на земле.

– Да? И верно, – заявил мистер Голдбергер. – Выйти до рассвета, побродить туда-сюда, а потом необнаруженные нами следы будут покрыты нашими собственными. У вас превосходные идеи. До восхода там ничего не пропадет, не так ли? А мы все равно не можем ничего сделать, пока не появится док.

Мистер Шоттс намекнул, что на дворе может найтись что-то помимо следов ног или отпечатков пальцев.

– Да? И что же? – спросил мистер Голдбергер.

– Оружие, – ответил сержант Кэмпбелл.

– Или убийца, сидящий под деревом, – добавил мистер Голдбергер.

– Ребята, вам никак не приходят в голову те стихи и фраза: «Простите. Другого выхода не было...», – сержант Кэмпбелл настаивал на своем. – Если это не самоубийство, я съем свою шляпу, и вы этого не забудете.

– Я ничего не забываю, – парировал мистер Шоттс. – И если та подпись не подделана, я припомню твою шляпу и съем ее вместе со своей – на завтрак.

– Как я и говорил, – объявил лейтенант Уирт. – Мы не знаем, на каком свете находимся.

Вздохнув, он вынул из кармана висячий замок и несколько штифтиков и протянул их сержанту Кэмпбеллу:

– Полагаю, вы в любом случае можете повесить это на дверь. У Голди есть инструменты. Он вам поможет.

– Его давно нужно было повесить, – проворчал мистер Шоттс.

– Что за муха вас укусила? – спросил лейтенант. – Никто ведь не может войти сюда, пока мы здесь, разве не так?

– Мы были на чердаке, – ответил мистер Шоттс.

Мистер Голдбергер вернулся из холла (он выходил туда с сержантом Кэмпбеллом) и рассеянно взял сигарету из латунной коробки на столе у диванчика.

– Пока мы уходили, здесь никого не было, – заявил он. – На дверной ручке был порошок.^[39]

Боюсь, я немного вздрогнул, когда из холла раздался голос сержанта Кэмпбелла:

– Не знаю, как это Голди может курить в будуаре леди?

Шотландцы – такой деликатный народ!

– Черт! – ответил мистер Голдбергер. – Да она же сама здесь курит, не так ли?

– Вообще-то нет, – сказал я, частично защищая честь маленькой леди от возможного неодобрения этих мужчин. – Полагаю, она хранит здесь сигареты для того, чтобы предлагать своим друзьям.

– Ее друзья-мужчины подымаются сюда? – спросил мистер Голдбергер, выпустив маленькое колечко дыма.

– Конечно, нет, – ответил я. – Вы ведь знаете, что многие современные леди наслаждаются послеобеденными сигаретами.

– Так она здесь обедает? – спросил мистер Голдбергер.

– Кстати,^[40] – вставил лейтенант Уирт, – мистер Ван Гартер, я хотел спросить вас, как вы отнесетесь к тому, чтобы задать несколько вопросов миссис Бейли и остальным? Неофициально, понимаете ли. Только ради надежды на помощь следствию – вдруг это даст нам подсказку, над чем работать, чтобы понять, на каком свете мы находимся. Без дока нам совсем тяжело. Я бы не хотел вмешиваться, куда не надо, если вы считаете, что все в порядке. Но принято опрашивать фигурантов, и все такое.

Я ответил, что не хотел бы вмешиваться в обычный ход расследования, и мне кажется, что до тех пор, пока не установлено, что произошло именно убийство, не стоит беспокоить женщин.

Думаю, именно тогда глаза лейтенанта впервые блеснули враждебностью. Наступила тишина. Мистер Голдбергер стащил еще одну сигарету, а мистер Шоттс подошел к лейтенанту Уирту и прошептал что-то ему на ухо.

Лейтенант кивнул ему и обратился ко мне:

– Шоттс говорит, что самое меньшее из того, что мы можем сделать – это узнать алиби и выяснить, кто и когда в последний раз видел живым покойного.

– Алиби? – глуповато переспросил я. – Конечно, это немного преждевременно. Еще не установлено время убийства, если это вообще было убийством.

– Не было, – согласился лейтенант, поправляя свои штанины и лацканы. – Давайте продолжим, – наконец, сказал он.

Мы вышли. Так случилось, что я вышел последним. Лейтенант Уирт подождал меня, а затем запер навесной замок. Было такое ощущение, будто я прикусил язык.

Глава XVII

Как только мы спустились к подножию лестницы, из гостиной выбежала Хелен Бейли – встретить нас. За ней шла Дот, а Эвадна и Сара Парнхэм появились вслед за ней. Они шли рука об руку и остановились в дверном проеме. Я огляделся в поисках Вики, надеясь, что она благоразумно отправилась спать, но понимая, что она не сделала ничего подобного.

– Вы уходите? – спросила миссис Бейли, и я никак не мог решить, то ли в ней говорит сожаление прирожденной хозяйки, то ли робость испуганной женщины.

– Еще нет, – разуверил ее лейтенант Уирт. – Нет. Где ваши остальные жильцы?

– Мисс Ван Гартер и двое мужчин вышли подышать свежим воздухом.

– Значит, вышли? – спросил мистер Шоттс. – Они ведь не сказали, куда собираются?

– Они сказали, что собираются прогуляться по двору. Понимаете, мистер Кизи починил телефонный шнур, и после этого нам было больше нечем заняться. Теперь телефоном можно пользоваться, если он вам нужен. Мы подумали, что он может вам потребоваться.

Мистер Шоттс слегка улыбнулся и заговорил через нос – это выглядело насмешкой в адрес мистера Голдбергера.

– Вот и ваш двор. Я же говорил, что нам нужно выйти.

– С моим двором все в порядке, – оборонялся мистер Голдбергер. – Выходите, если вам так хочется. Никто вас не держит. Устройте там пикник, пригласите соседей. Все в порядке. Вот, человек пытается действовать систематично, упорядоченно, а какой-то чертов дурак…

Мистер Шоттс вмешался – он явно хотел узнать, кого это мистер Голдбергер описывает как «чертова дурака», но тут распахнулась парадная дверь, и в дом вошли Вики, Пол Кизи и Освальд Флип.

Освальд нес включенный фонарик; видимо, он забыл его выключить. Пол Кизи нес пистолет. А Вики, вот лисица, несла… что бы вы думали? Правильно, разделочный нож. Она сразу же отдала его мне.

– Смотрите, – содрогнулась она, – во дворе мы нашли этот ужасный предмет.

– И этот, – добавил Пол, протягивая мне пистолет, но я попятился от него.

– Давайте их сюда! – потребовал мистер Голдбергер, схватив пистолет в одну руку, а фонарик Освальда Флипа – во вторую.

Эвадна и Сара Парнхэм вышли из дверного проема, и все мы столпились вокруг мистера Голдбергера, ожидая, что он что-то скажет. Его слова были суровы.

– Вы все залапали, так ведь? – спросил он.

– Думаю, нет, – ответил Освальд. – Мистер Кизи нашел его…

– Да? Ну… – мистер Голдбергер обернулся к Полу. – Вы должны были оставить все на том же месте, где оно все лежало, и позвать меня. Вы же знали это, разве не так?

– Нет. Я не знал.

– Ну, теперь вы это знаете, не так ли?

– Да, – ответила Вики. – Теперь знаем, и нам жаль, что вы не рассказали нам об этом раньше. Но мы можем показать вам точное место, где мы нашли это и это, – она взяла у меня нож и передала его Голдбергеру, выхватив у того пистолет. – Мы нашли их в разных местах. Разве не странно, – она передала мне пистолет, – что мы нашли во дворе два вида оружия? Нож, которым можно заколоть…

– Он не был заколот, – недоумевающе объявил мистер Голдбергер.

– Не был, – согласилась Вики. – Потому-то я и думаю, что это странно: найти во дворе разделочный нож. Мы нашли его неподалеку от восточного окна гостиной, и…

– А пушка? – спросил мистер Голдбергер, взглянув на пистолет. Я почувствовал, что ему жаль с ним расставаться, так что я быстро подошел к нему, и пистолет перекочевал из моих горячих рук к нему.

– Мы нашли его у северной стороны дома, – ответил Освальд Флип. – Его могли выбросить из окна миссис Бейли. Мы с Кизи думаем, что это спортивный пистолет, принадлежавший самому Тони Шарвану.

– Почему вы так решили? – спросил подошедший поближе мистер Шоттс.

– У Тони был такой – однозарядный пистолет тридцать восьмого калибра. Он говорил, что 22-й калибр слишком мал, а 32-й – слишком неточен. Его пистолет выглядел точно, как этот.

– Возможно, имеет смысл проверить, находится ли пистолет мистера Шарвана в его комнате, – предложил я.

– Он хранил его в обувной коробке, которая служила ему скамеечкой для ног, – сказал Освальд. – По крайней мере, так это было прошлым вечером – когда он показывал его нам с Кизи. Я подумал, что его не следует держать там заряженным. Но он сказал, что у него остался всего один патрон, и он не знает лучшего места для его хранения. Миссис Бейли наступила на пулю в своей комнате и оставила ее на полу. Если вы нашли ее, то можете ли вы сказать, была ли она выпущена из этого пистолета?

– Как получилось, что он стал показывать вам пистолет? – спросил мистер Шоттс.

– Случайно. Он переобувался, а мы были там, и он вынул оружие из коробки. Он сказал, что пользовался им для стрельбы по мишеням, но забросил это дело с тех пор, как переехал сюда.

– Вот что я думаю, – в разговор неожиданно вмешался тонкий голос Эвадны Парнхэм. – Убийца знал, что осталась только одна пуля, и прихватил с собой нож на случай, если промахнется.

– Кто-нибудь узнает нож? – спросил мистер Шоттс, и миссис Бейли ответила, что это нож из ее набора, которым она пользуется уже много лет.

Сержант Кэмпбелл заговорил со своего места на лестнице:

– Нож совершенно не относится к делу, – заявил он. – Кто-то вынес его во двор и оставил там. Как я уже говорил, это самоубийство, и после того, как все свершилось, некто вошел в комнату и унес оружие.

– Но зачем? – спросила Сара Парнхэм, отводя взгляд от рук мистера Голдбергера, в одной из которых был пистолет, а в другой – нож. Сара недоуменно посмотрела на спокойного сержанта и повторила вопрос: – Зачем кто-то унес оружие после того, как все произошло?

Сержант Кэмпбелл собирался объяснить, но его прервал лейтенант Уирт:

– Не стоит об этом. Сейчас нужно побыстрее выйти на улицу и осмотреться. Но раз все мы здесь, я хочу задать жильцам несколько вопросов...

Мистер Голдбергер извинился и сказал, что оставил камеру наверху, так что если лейтенант Уирт предоставит ему ключ, то он сходит за ней.

Его «простите» прозвучало высокопарно; а «предоставит» – сардонично. Думаю, именно его слова заставили Уирта разговориться после того, как мистер Голдбергер ушел.

– Голди, – сказал он, – помешан на отпечатках. Я не имею в виду ничего такого. Конечно, все в порядке. Но, как вам известно, в таком серьезном деле…

– Я согласна. Как же иначе! – вставила Эвадна Парнхэм. – Думаю, первым делом вам нужно выяснить, кто убил бедного мистера Шарвана, и… как это называется? Вы знаете это слово… да, мотив.

– Ясное дело! – рявкнул мистер Шоттс. – Здесь, леди, вы попали в яблочко.

– Конечно, – согласился лейтенант и беспокойно добавил: – На чем мы остановились, когда нас перебил Голди?

Глава XVIII

– Капитан, вы собирались задать нам несколько вопросов – насчет улик, мотивов и прочего, – ответила обескураженная недавним успехом Эвадна Парнхэм. Она дрожала от возбуждения и прижалась поближе к Саре Парнхэм.

– Я еще не капитан, – поправил ее Уирт, – но насчет остального вы правы.

Сидевший за телефонным столиком с блокнотом наготове мистер Шоттс добавил лестный вопрос:

– Вас что-либо связывает с департаментом криминалистики?

– Ну, нет, – замялась она. – Но я глубоко изучала, как они действуют. Я считаю, что работа ваших людей ужасно интересная – конечно, я имею в виду расследования. Сами преступления – ужасны, разве не так? Ха, я никогда и не думала, что окажусь в доме, в котором произошло настоящее убийство.

– Когда произошло убийство, вы были в доме? – ровным, но чуть вкрадчивым голосом спросил мистер Шоттс. – И откуда вы знаете, что оно не было, например, самоубийством, как утверждает Кэмпбелл?

– Нет, прямо в тот момент меня здесь не было. Мне показалось, что вы или кто-то еще говорил о том, что это не было суицидом.

– Я никогда этого не говорил, – заметил мистер Шоттс.

– Все в порядке, это было самоубийство, – заявил сержант Кэмпбелл.

– Откуда вы знаете, что его не было? – спросил мистер Шоттс.

– Чего не было? – переспросил сержант Кэмпбелл.

– Я разговариваю с леди, – пояснил мистер Шоттс. – Почему вы называете это убийством? Откуда вы знаете, что оно не было суицидом?

– Думаю, все это знают, – немного раздраженно ответила леди.

– Не думайте о всех. Почему вы так думаете?

– Ну, просто потому, – пожала плечами она.

Мистер Шоттс записал этот ответ в блокнот: «Просто потому».

– Леди говорит, что во время выстрела ее здесь не было, – сказал лейтенант Уирт. – А кто из жильцов был дома во время этих событий?

Как я уже упоминал, все мы заявили, что в то время в доме не было никого из нас. Далее, как вы можете вспомнить, последовал его вопрос о том, как у нас со слухом, и его «Хм» в ответ на мое признание о том, что я немного глуховат.

Вики попыталась спасти положение:

– Но мы не знаем, в какое время это случилось. Как мы можем знать, были ли мы тогда здесь или нет?

– Но если бы вы услышали выстрел, вы бы знали об этом, не так ли?

– Он был очень громким? – спросила Вики.

– Достаточно громкий, чтобы его можно было услышать по всему дому, за исключением если бы кто-то из вас был глухим. Я так думаю. А вы, Шоттс?

– Да, – согласился Шоттс и зевнул.

– Если только не был использован глушитель, – к моей радости заметил сержант Кэмпбелл. – Да, я знаю, что на обнаруженном пистолете не было глушителя, – заметил он, предупреждая критику. – Но глушители хорошо подходят к таким пистолетам – так же хорошо, как и к винтовкам. Тот, кто унес пистолет, мог снять глушитель. Это легко, если у вас есть время и вы знаете, как это делается. Понимаете, – теперь он обратился ко мне, – это такое устройство, и все, что вам нужно, это всего лишь надавить на…

Но я не обращал на него особого внимания. Я прислушивался к словам Сары Парнхэм – в соответствии с требованиями ее профессии, ее голова все еще соображала, и она ожидала логики и последовательности.

– Я не понимаю мысль о том, что кто-то мог унести оружие. Кажется странным предполагать, что кто-то мог обнаружить тело и ничего не сказать, и вместо этого вынести пистолет и нож во двор. Кроме того, дверь была заперта…

– Да, мы знаем, – ответил мистер Шоттс, опередив сержанта Кэмпбелла. – Ее открыли мастер-ключом. Мистер Ван Гартер рассказал нам об этом. Мастер-ключ был в доме – он лежал на вот этом столике, разве не так?

Я собирался сказать, что все так и было, но Эвадна Парнхэм прервала меня.

– Я ничего не знаю ни о ключе, ни о чем-либо еще. Но я знала Тони Шарвана, а вы – нет. Мне безразлично, что говорят люди, я знаю – он не убил бы себя. Только не Тони Шарван.

– Ох, не знаю, – заметила Дот. – Я думаю, он мог. Он был темпераментен, непредсказуем, ненадежен…

– Дот, успокойся, – резко одернул ее Пол Кизи. – На земле не было лучшего человека, чем Тони Шарван – такой еще не родился.

– Он был вашим другом? – спросил мистер Шоттс.

– Одним из лучших, – ответил Пол и отвернулся.

– Хм, – в разговор вступил лейтенант Уирт. – Полагаю, у вас нет никакого представления о том, кто мог иметь на него зуб? До той степени, чтобы захотеть его убить?

– Совершенно никакого. Я не думаю, что у старины Тони были враги.

Рука мистера Шоттса задвигалась. Думаю, он писал: «Не думаю, что у старины Тони были враги». Затем он спросил:

– Вы присутствовали, когда было найдено тело?

– Нет. Я, как обычно, не уходил с радио до половины первого.

– Вы провели на радиостанции весь вечер?

– С восьми и до половины первого. Теперь я выполняю двойную работу – и диктора, и оператора. Знаете, это довольно большая нагрузка.

– Этим вечером было жарко, не так ли?

– Да. Ужасно жарко.

– И, полагаю, большую часть времени вы провели там в одиночестве?

– Да, большую часть времени. В субботние вечера у нас много включений с восточного побережья, так что эфир в значительной степени заполнен программами в записи.

– И у вас не было возможности даже выйти, чтобы, скажем, выпить стакан холодной воды?

Лицо Пола на мгновение помрачнело, но оно прояснилось, когда он посмотрел на мистера Шоттса.

– Знаю, как-то, когда я заглянул к Шерри, чтобы выпить пива, вы были там. Я помню, что видел вас. Это получается так: иногда приходит кто-то из ребят и подменяет меня, чтобы я смог подышать свежим воздухом. Но сегодня в этой норе было слишком жарко. К счастью, никто из них не пришел, чтобы сменить меня. Так что с восьми и до половины первого я был за микрофоном. Чертовская жара.

– А как у вас с гражданством? – спросил лейтенант Уирт.

– Обижаете. Конечно, я родился в Америке. Но мои бабушки и дедушки родом из Англии. Полагаю, это объясняет почему меня часто принимают за британца.

– Я думал, что вы – итальянец, – сказал мистер Шоттс.^[41] – Во сколько вы вернулись домой?

– Не могу сказать точно. Я ушел с радио в половине первого, поймал такси и приехал домой, хотя обычно я хожу пешком. Такси я взял из-за жары и из-за того, что нужно подыматься на холм. Кстати, водитель сказал, что была уже третья поездка в Меривезер за вечер. Это показалось мне чуток странным.

– Кто еще из жильцов сегодня приехал на такси?

– Миссис Парнхэм и я, – ответила Дот. – Было слишком жарко для того, чтобы идти пешком.

После того как Вики, Сара Парнхэм, миссис Бейли, Освальд Флип и я заявили, что мы, как обычно, приехали на собственных машинах, Пол предположил, что на такси мог приехать «сам Тони – ведь он часто так делал».

– Хорошая идея, – одобрил мистер Шоттс. – Мы можем уточнить у водителя. В какое время этот Шарван приехал домой?

Он ждал ответа почти минуту, а мы тем временем молча переглядывались друг с другом.

– Приблизительно, – уточнил Шоттс, и стал снова ожидать ответа.

– Предполагаю, что, когда он вернулся, никого из них не было дома, – сказал сержант Кэмпбелл, почесав затылок.

– Это странно, – сказал я. – Мы с племянницей весь вечер были дома, но не видели, как пришел мистер Шарван. Конечно, мы занимались разными делами и были в другой части дома… – я слегка запнулся из-за сурового взгляда лейтенанта, и тут, к моему удивлению, заговорила Дот Бейли:

– Нет, мистер Ван Гартер, это не странно, – сказала она. – Вероятно, все мы в это время были на кухне – готовили ужин. То есть все, кроме миссис Парнхэм. Она поднялась наверх и пробыла там довольно долго – это было между десятью и одиннадцатью часами. В то время моя мама и мисс Парнхэм еще не вернулись. Они уходили в кино. Мистер Флип также еще не пришел. Так что в передней части дома никого не было, и там работало радио. В дом могла бы войти хоть дюжина человек, и мы бы не заметили.

– Все это время входная дверь была не заперта? – спросил мистер Шоттс.

– Почему? Она всегда заперта. У Тони Шарвана был ключ. Я имела в виду, что мог бы войти любой, у кого был ключ.

– А что насчет щеколды на сетке?

– Если дверь закрыта, ее не защелкивают, кроме как по ошибке.

– Вы готовы присягнуть, что между десятью и одиннадцатью часами она не была защелкнута?

– Не могу. Но я уверена, что заперта была только дверь. В таких случаях сетку никогда не запирают – иначе мы не могли бы войти. Все, у кого нет ключей от гаража, – она вздохнула и раздраженно закончила: – Мам, не можем ли мы пройти в гостиную и сесть там? Почему мы должны стоять здесь?

Миссис Бейли поспешно извинилась, провела нас в гостиную и, пообещав принести чего-нибудь освежающего, удалилась на кухню вместе с Дот.

– Если это имеет значение, – сказал Пол Кизи, – то, когда я пришел, защелка была закрыта. Мистер Флип был в холле и отпер ее для меня.

– Я не думал об этом, – сказал Освальд в ответ на вопросительный взгляд мистера Шоттса. – Мы только что обнаружили смерть. Я увидел, что телефонный провод перерезан. Услышав, что мистер Кизи на крыльце, я открыл дверь. Я не помню, как отпирал сетку. Но вполне мог отпереть ее – автоматически.

Мистер Шоттс записал что-то в блокнот, даже не представляю, что именно. Эвадна Парнхэм захлопала глазами и подалась вперед:

– Извините, но я думаю, что мистер Шарван пришел не один. Все это время с ним был кто-то еще – убийца, тайный враг. Этот враг застрелил его и сбежал.

– Почему он должен был привести его с собой? – скрывая зевоту, спросил мистер Шоттс.

– Они говорят, что дверь была заперта, я имею в виду, входная дверь. Значит, Тони Шарван открыл ее, не так ли? Хотя, может, у тайного врага был ключ… Знаю, это ужасно запутано. Но я так думаю.

– Хм, – отозвался лейтенант Уирт. – Сами вы весь вечер провели в кинотеатре вместе с миссис Бейли, не так ли?

– О, нет, – улыбнувшись, ответила она, а я вздрогнул, так как догадался, что последует за этим. – С миссис Бейли была моя дочь, мисс Парнхэм.

Из тщеславия и забавы ради она называла «дочерью» бедную старую Сару.

– Миссис Парнхэм является мачехой мисс Парнхэм, – пояснила Вики, а сержант Кэмпбелл отвлекся от своих раздумий и заметил:

– Если это было самоубийство, то ему не было необходимости приводить кого-то с собой. Нам нужно заняться вопросом, кто же убрал оружие.

Сара Парнхэм что-то пробормотала, и хотя я не мог разобрать ее слов, но в них ясно слышалось ее нетерпение.

– Нет, – заявил сержант. – Мисс, это не так уж и неразумно. Например, из-за страховки, или…

К счастью, именно в этот момент вошли миссис Бейли с Дот. Они несли подносы со стаканами холодного имбирного эля, так что из вежливости спор был приостановлен, и мы промочили наши пересохшие глотки. Но скоро, слишком скоро среди нас вновь появился мистер Голдбергер; возможно, его привлек звон посуды.

– Ну, ну, ну. Что здесь происходит? – спросил он.

Глава XIX

В его словах и манерах были довольство и почти веселье. Я почувствовал, что хоть на одном сердце, наконец, стало радостно, а в душе появилась надежда. Поэтому когда его настроение вдруг испортилось, стало тревожно. Имбирный эль он выпил залпом, затем взглянул на стакан, словно в том было горькое лекарство, аккуратно поставил его на книгу на столе и печально сказал:

– Если какая пташка и выбросила пушку из окна, то, скажу я вам, сделано это было так, чтобы не оставить отпечатков ни на окне, ни где-либо еще.

– Готова поспорить, он не выбрасывал его из окна, – сказала Эвадна Парнхэм. – Держу пари, он вынес его из дома в собственном кармане и выбросил его, когда уходил.

– Кто? – мистер Шоттс задал вопрос так громко, что все мы подпрыгнули. – Леди, – он указал на Эвадну Парнхэм, – как вы думаете, кто вынес оружие в кармане?

– Я? Откуда мне знать?

– Вы сказали «он». Но это могла быть и женщина, не так ли?

– Возможно, – легко признала она. – Но я не могу представить, как женщина убивает Тони Шарвана.

– Вы знали его довольно хорошо?

– Не вполне. Он прожил здесь всего около полугода. Но не думаю, что в нем было что-то трудно постижимое.

– Он вам нравился, не так ли?

– Прошу прощения, – вставила Сара Парнхэм, – но я не вижу причин для столь тщательного допроса миссис Парнхэм. Мистер Шарван нравился всем нам. Он не предоставил ни одной причины недолюбливать его. Вы записываете наши слова. Так принято или?..

– Нет-нет, – заотпирался мистер Шоттс. – Я не веду записи, просто временами делаю заметки. Как правило, – с укоризной добавил он, – в делах такого рода люди только рады оказать следствию любую помощь.

Мистер Голдбергер что-то пробормотал; судя по выражению его лица, он был не согласен, и, как ни странно, Эвадна Парнхэм вновь стала высказывать свое мнение и давать советы:

– Капитан, я просто подумала, разве у вас не принято выяснять, кто был последним человеком, видевшим жертву живой?

– Я подходил к этому, – властно нахмурился лейтенант Уирт. – Леди, я же не могу делать все сразу. Сначала я хотел рассмотреть еще один момент… Ну, да ладно, отставлю. Раз уж вы подняли этот вопрос, то, думаю, стоит к нему и приступить. Итак, кто из вас последним видел покойного живым?

Наступила тишина. Мы обменивались вопросительными взглядами, но никто не говорил, и я мог чувствовать, что наше безмолвие вызывает раздражение у лейтенанта. Низкий и нерешительный голос сидевшего в дальнем углу Освальда Флипа прозвучал для меня словно музыка.

– Я видел Тони Шарвана вскоре после семи часов. Когда я выходил из столовой после ужина, он был в холле. Я рано поужинал – по субботам я всегда так делаю для того, чтобы вернуться в магазин и снова открыть его. В этот вечер миссис Парнхэм и Дот Бейли также поспешили с ужином – чтобы поехать в город вместе со мной. Они вышли в холл вместе со мной, и со мной же они увидели мистера Шарвана. Теперь, – он поднялся и прошел к двери, – если вы позволите, я поднимусь к себе в комнату.

– Подождите, подождите, – настоял мистер Голдбергер. – Вас зовут Освальд Флип, так?

Когда Освальд согласился, он продолжил:

– Как я понял, вы… как же это называется… астролог?

– Вовсе нет. Я изучаю астрологию, но я еще не опытен.

– Ну, неважно. Вы заявили, что в последний раз видели Шарвана около семи часов вечера? А затем вышли и отправились в город с этими двумя женщинами?

– Да, так я и сказал. Конечно, вы можете спросить у них…

– Пока все в порядке. Во сколько вы закрыли магазин?

– В десять часов.

– И отправились прямо домой, так?

– Нет. Я прокатился, чтобы освежиться.

– В одиночестве, так?

Освальд Флип замешкался. Рискуя быть обвиненном в сгущении красок, я все же скажу – эта пауза показалась мучительной. Я почувствовал, что мое лицо зарделось от сочувствия к нему.

– Да, – наконец, признал он. – Я был один.

– И куда вы ездили?

– К побережью. Не в город.

– И весь этот путь по грунтовым дорогам вас не смутил?

Освальд Флип, наконец, поднял прежде потупленные глаза.

– Я не понимаю. Все дороги к побережью бетонированы, и я думаю, вы об этом знаете.

– Да, я так и думал. Но когда я взглянул на ваш автомобиль, то увидел, что все шины испачканы.

– По пути с пляжа я проехал через деревню. Для того, чтобы возвращаться домой, было еще слишком жарко.

– Здесь, на холме, довольно мило и прохладно, хотя, ребята, здешний ветерок может перерасти в бурю. Случайно не знаете, в какое именно время вы вернулись?

– Кто-то, кажется, мисс Парнхэм, сказала, что это было без четверти двенадцать.

– Значит, получается, что с десяти и до одиннадцати сорока пяти вы в одиночестве колесили то здесь, то там? И с тех пор, как вернулись, еще не заходили в собственную комнату, так?

– Да, я лишь думал об этом, но не заходил.

– Я спрашиваю вас потому, что кажется, что кто-то оставил вам записку. Я нашел ее под дверью. Мне еще предстоит выяснить, была ли она там раньше, когда мы все заходили туда. Возможно, в тот раз мы ее не заметили, и она пролежала там все это время. Может, вы поможете мне. Вот она. Возможно, вы проясните ситуацию, поскольку она не подписана.

Освальд взял бумагу и какое-то время смотрел на нее, словно на нечто оскорбительное, а затем он сложил ее и вернул мистеру Голдбергеру.

– Я не знаю ничего об этом, – сказал он.

– У вас нет даже догадок?

– Ну, поскольку вы говорите, что нашли ее, то, вероятно, ваши догадки окажутся лучше моих. Как по мне, она выглядит как попытка запугать или разозлить меня – вызвать у меня какую-то реакцию, которая окажется вам полезна. Какая-то нелепица, как по мне. Мне жаль, но я не могу помочь, я не знаю, что требуется. Я собираюсь к себе в комнату, и я буду оставаться там – на случай, если будут доставлены или найдены еще какие-либо сообщения. Доброй ночи.

Его речь была достаточно хороша – скорее смелая, нежели дерзкая. Вернее, таким был текст; но Освальд произнес ее нерешительно и неубедительно. Несмотря на то, что он спрятал руки в карманы, я знал – они дрожали. Я всем сердцем желал, чтобы он смог сказать свое «доброй ночи» потверже.

Прошло много часов и утекло много слез, прежде чем я смог прочесть записку, которую мистер Голдбергер нашел под дверью Освальда. Но мне кажется, что ее место в повествовании должно быть именно здесь.

Она была написана на почтовой бумаге Меривезера, которую было можно найти в каждом письменном столе дома. Неровные заглавные буквы, без апострофов и с перевернутой «И», гласили:

НЕ БЕСПОКОŃСЯ!!

ПОКА ЧТО МОЛЧN!!!!!

К тому времени, когда я увидел это послание, мне уже рассказали, кто его написал. Так что невозможно сказать, посчитал бы я эту записку плодом трудов малообразованного человека, если бы увидел ее в то утро, или же я заподозрил бы хитрость со стороны кого-то достаточно умного, чтобы составить текст, способный послужить признаком малообразованности.

Глава XX

Казалось бы, то, как Освальд уходит к себе в комнату, должно было бы пробудить у оставшихся зависть и подтолкнуть их к попыткам подражания. Но нас удерживали на месте самые разные эмоции: страх, любопытство, усталость, осторожность.

– Что было написано на той бумаге? – немедленно спросила Вики.

Мистер Голдбергер погладил свой нагрудный карман и улыбнулся:

– Если я расскажу это, то вы будете знать столько же, сколько и я, – сказал он, и Вики недовольно вздернула нос.

– Так на чем мы остановились? – не улыбаясь, спросил лейтенант Уирт, в голосе которого были заметны нотки отчаяния.

– Вы устанавливали время, когда мы видели его в последний раз, – ответила Сара Парнхэм. – Если бы вы начали с мистера Ван Гартера, сидящего на диванчике, и спросили бы каждого, идя по очереди, все прошло бы намного быстрее.

– Ну, это ровно то, чем я собирался заняться, разве не так? – нетерпеливо кивнул лейтенант Уирт. – Хорошо, мистер Ван Гартер?

– В последний раз я видел его в магазинчике моей племянницы, на Мейн-стрит. Думаю, он ушел оттуда вскоре после шести вечера. На ужине здесь не было ни ее, ни меня.

Сидевшая возле меня Вики подняла взгляд и сказала:

– Я также не видела его с тех пор.

– Следующий. Мистер Кизи?

– Я видел его, когда он уходил с радиостанции – это было примерно без десяти девять вечера. Он окончил песню в восемь сорок пять и оставался еще минут пять, а затем ушел. Я… – Пол запнулся, – я тогда и не думал, что больше не увижу его в живых.

– Довольно печально. Довольно печально. Ну, перейдем ко второму дивану. Итак, леди?

– Мистер Флип уже рассказал обо мне, – ответила Эвадна Парнхэм. – В последний раз я видела Тони в холле – это было около семи вечера, перед тем, как я уехала в город.

– А я, – не дожидаясь своей очереди, вставила Сара Парнхэм, – я видела его около восьми часов – когда он выходил из дома, чтобы отправиться на радио. Я не смотрела на часы, но обычно он выходил около восьми, поскольку прогулка до радиостанции занимает около получаса. Мы с миссис Бейли как раз вышли на крыльцо. Он приветливо заговорил с нами (он всегда был весел и приветлив), и мы наблюдали, как он спускался с холма, пока он не свернул за небольшую кленовую рощу.

– Почему вы так внимательно следили за ним? – хитро поинтересовался мистер Голдбергер.

– Мы не следили. Это физиология, как вы это называете. Естественно, что люди наблюдают за движущимся объектом, если все остальное пространство неподвижно.

– Да, это так. Я не подумал. Верно. Да, вы правы. Моя ошибка. Мисс, вы – следующая.

– Я видела его, – начала Дот, – как уже говорили мистер Флип и миссис Парнхэм, в семь вечера – в холле, перед тем, как я отправилась с ними в город. Это был последний раз, когда я видела его.

– А я, – заявила миссис Бейли, – была на крыльце с мисс Парнхэм когда он уходил из дому в восемь часов. Думаю, было чуть больше восьми. Я уже окончила уборку на кухне. К тому же мистер Шарван торопился, как если бы боялся опоздать. Хотя, это, конечно, не имеет значения – ведь он был на радио и пел там, и мистер Кизи видел, как он уходит оттуда без десяти девять. Похоже, именно тогда его и видели живым в последний раз.

Мистер Шоттс зевнул и нацарапал что-то в своих записях, а мистер Голдбергер обратился к Полу:

– Вы заметили что-нибудь примечательное в том, как покойный вел себя этим вечером?

– Ничего.

– Он не казался обеспокоенным, подавленным?

– Ничуть. Если не считать его слов о том, что он голоден. Обычно мы ужинали вместе. Но этим вечером он выпил лишь стакан холодного чая. Он говорил, что для еды еще слишком жарко, и собирался поесть попозже.

– Поесть попозже, да? Он не сказал где?

– Нет, не сказал.

– Хм, кстати о подавленности и обеспокоенности. Отказ от ужина говорит о чем-то таком. Вы бы заметили, будь он, как говорится, в суицидальном настроении?

– Абсолютно нет. Мы были друзьями – хорошими друзьями.

Пол встал и прошел через всю комнату до аквариума у французской двери. Но голос мистера Голдбергера следовал за ним:

– Насколько вы могли заметить, его поведение сегодня было таким же, как и в остальные вечера?

– Да, – ответил Пол, не отводя глаз от темных вод аквариума.

– Итак, вот, что я знаю, – объявил мистер Голдбергер. – Я слышал, как он пел – прекрасно пел, хотя я бы выбрал другую песню. Как бы то ни было, уходя, он упомянул о свидании с девушкой. Теперь мне любопытно, что вы знаете о ней – где она живет, и любая другая информация.

– Нет, – ответил Пол, вновь выходя к нам и присаживаясь на стул. – Честно говоря, большая часть всего этого была радиомистификацией. Сам я этим особо не занимаюсь, но это задает атмосферу, которая нравится аудитории. И Тони этим вечером был в хорошем настроении. Думаю, и другие это заметили. И он и в самом деле торопился уйти с радио…

– Торопился, – прокомментировал мистер Шоттс. – И, кажется, в этот день, этот жаркий день, спешка была его вторым именем.

– Раз на то пошло, – заметила Дот Бейли, – он всегда торопился. И всегда опаздывал. Я не верю, что он хоть раз пришел на свидание вовремя…

– Дот! – одернула ее миссис Бейли.

– Но, мам, таков он был. Он всегда опаздывал на обед, на что угодно. Он никогда не выходил до тех пор, пока не оказывалось, что ему уже пора быть на месте.

– Он никогда не опаздывал на радио, – сказалПол.

– Почему же, Пол Кизи? Он опаздывал, особенно поначалу, пока ты не набросился на него и не пригрозил, что он потеряет работу. В тот вечер я была с тобой, и ты был в бешенстве.

– Ну, возможно, это было поначалу, – признал Пол. – Но в последние несколько месяцев никто не был столь же надежен, как старина Тони.

– Вам не очень-то нравился этот Шарван, мисс? – дружелюбно спросил мистер Голдбергер. Хелен Бейли положила руку на колено дочери и, как я заметил, мягко надавила.

– Не знаю, какое это имеет значение – нравился он мне или нет, – ответила Дот. – Но верно, он мне не нравился. Ему нельзя было доверять, он был тщеславен и лжив.

– Дот, прекрати! – вырвалось у Пола. – Ты бы не говорила так, будь Тони здесь…

– Сказала бы, – заявила Дот. – Этим вечером я дожидалась, когда же он придет домой, чтобы многое высказать ему. Конечно, мне жаль, что он мертв. Но он лгал, и я не понимаю, почему я должна теперь относиться к нему с особыми сантиментами.

Рука мистера Шоттса просто металась над блокнотом.

– Лейтенант, разве эта детская антипатия имеет какое-то значение? Моей дочери не нравился мистер Шарван – например, за то, что он ее дразнил. Я думаю, что в семнадцать лет никому не нравятся ни сами поддразнивания, ни тот, кто их произносит.

Мистер Голдбергер постарался как можно мягче улыбнуться.

– Я просто подумал, – спросил он у Дот, – а почему это вы дожидались возможности высказать все ему именно этим вечером?

Я взглянул на руку миссис Бейли: она сжимала колено Дот так сильно, что оно побелело. Дот ответила:

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вы сказали, что видели его в семь часов. Если тогда вы были уже сердиты на него, то почему же не высказали ему все, ведь такая возможность у вас была? Все выглядит так, будто между семью часами и полуночью произошло что-то, что разозлило вас.

– А, вот что, – Дот попыталась небрежно пожать плечами, – кое-что произошло. После семи я его не видела. Но мне сказали кое-что, и это взбесило меня – совершенно взбесило.

– Вы не продолжаете? Кто и что сказал вам?

– Это только мое дело, и я не стану отвечать. Это никак не относится ко… ко всему этому, – она отбросила руку матери и встала. – Это была ложь, – объявила она, попытавшись с важным видом пройти через всю комнату и остановившись у двери, – и никто не заставит меня пересказывать ее вам или кому-либо еще. Я сыта по горло. Меня это не беспокоит.

Миссис Бейли быстро извинилась и поспешила за Дот в холл, и у лестницы схватила ее за руку. Я был поражен и не очень-то рад слышать, как лейтенант Уирт высказывает мысли, которые пришли и мне в голову.

– Эта девушка слишком стара для своего возраста, если ей и правда всего семнадцать. Моей дочери, Иралин, в следующем месяце исполнится восемнадцать, и по сравнению с этой девушкой она – ребенок.

– Семнадцать? – переспросил мистер Голдбергер. – Да ей не меньше двадцати одного.

– Уверена, вы ошибаетесь, – вмешалась Сара Парнхэм. – Дот слишком зрелая для своего возраста, но жизнь сделала ее такой. Кроме того, она много ест, а не морит себя голодом, как это делают многие в ее возрасте. Из-за лишнего веса она выглядит старше, особенно сейчас, когда в моде худышки. И она все еще учится в школе – вместе с девочками ее возраста, то есть с шестнадцати- и семнадцатилетними.

– Тогда у нее еще больше причин выглядеть помоложе, особенно если она отстает в учебе, – заявил лейтенант Уирт.

– Разве возраст Дот имеет значение? – спросила Вики до того сладким голосом, что все мы тут же разделили ее мнение. – Я считаю, – продолжила она, – что если я отправлюсь к себе в комнату, вы извините меня?

– Интересно, – вопрос мистера Голдбергера остановил ее в дверях, – знаете ли вы, что произошло между покойным и этой девушкой за этот вечер?

– Я уверена, ничего не произошло, – ответила Вики. – Она не видела его после семи. Как вы помните, она сказала, что это было из-за чего-то, что кто-то ей сказал.

Она посмотрела на меня, но я так и не смог понять значения этого взгляда, а она пожелала нам доброй ночи и ушла. Мы с Полом Кизи все еще стояли, когда заговорила Эвадна Парнхэм:

– Почему вы не допрашиваете меня? Я знаю, что ей кто-то сказал.

Глава XXI

Сара Парнхэм нахмурилась и что-то пробормотала. Я не разобрал ее слов, но если она, как я подумал, намеревалась остановить Эвадну, то потерпела неудачу. Та уже начала монолог и настроилась продолжить его, подпитывая свой эгоизм звучанием собственного же голоса.

– … притворяется будто она ужасно творческая – умеет рисовать замечательные картины и все такое. Но что ужасно с ее стороны, так это то, что она просто копирует их. Иногда она использует копирку, иногда – кальку. Не знаю, как она все это проделывает, но в результате она показывает рисунки всем вокруг и выдает их за собственную работу. Она получила награду за плакат, а Тони сказал, что это – копия с трех других картин, каким-то образом соединенных между собой. Тони поймал ее за этим, или что-то вроде того. Его это не заботило, но ему нравилось поддразнивать ее из-за того случая. Он думал, что это хорошая шутка. Он не видел в этом ничего ужасного, иначе, думаю, он не рассказал бы мне об этом. Он просто случайно проболтался мне об этом, притом велев мне никому не рассказывать.

Но этим вечером я немного повздорила с ней, и, не подумав, упомянула копировальную бумагу. Признаю, с моей стороны это было дурно. Честно говоря, мне стало ужасно жаль, что я сделала это, ведь я никогда не хотела причинять проблем и постоянно пыталась быть милой и дружелюбной со всеми. Но… На чем я остановилась? А, да. Я не успела произнести ни слова, как она набросилась на меня, словно дикая кошка. Ха, это было ужасно. Она намного крупнее меня. В моей талии всего пять футов и три четверти дюйма, а вешу я чуть больше ста фунтов. Если бы здесь не было мистера Ван Гартера… ну, я просто не знаю, что могло бы произойти. Это просто ужасно – иметь такие нервы, как у нее. Это было просто ужасно, мистер Ван Гартер, разве не так?

– Ну, я бы не стал использовать слово «ужасно», – ответил я, пытаясь приуменьшить ее рассказ до повествования о детской шалости. – Два котенка потеряли терпение, но тут же нашли его. Пролилось несколько слезинок, но никто не пострадал.

Думаю, Вики смогла бы исправить ситуацию. Я же слишком толст и тяжеловесен.

– Вы присутствовали при их драке? – спросил лейтенант Уирт.

– Вы ошибаетесь, – поправил я. – Это ни в коем случае не было дракой. Всего лишь ссора. Просто небольшая вспышка. И я не понимаю, как это может относиться к… основной теме дискуссии.

– Какой теме? – переспросил лейтенант Уирт.

– Мы говорим об убийстве или суициде, разве не так?

– Полагаю, что так, – неуверенно ответил лейтенант.

– Если больше нет вопросов, то я собираюсь подняться к себе, – заявила Сара Парнхэм. – Эвадна, пошли.

– Нет, – отказалась Эвадна. – Этой ночью я не собираюсь подниматься наверх. Я хочу остаться здесь – с этими большими и сильными полицейскими, которые защитят меня.

Она распахнула глаза и улыбнулась мистеру Голдбергеру, но похоже, что это смутило его.

– Говоря о копировании, – начал было он, но запнулся.

– Ну, и что с ним? – нервно спросил лейтенант Уирт. – Говорите.

Но мистер Голдбергер все еще мешкал, и Сара Парнхэм воспользовалась паузой:

– Я не верю обвинениям в копировании. Я знаю, что Дот честно рисует. Но художникам часто нужно перенести рисунок на другую поверхность. Должно быть, мистер Шарван обнаружил, что может поддразнивать Дот на этот счет, и делал это довольно часто. Я не понимаю, почему он рассказал об этом миссис Парнхэм; возможно, она не так его поняла и восприняла всерьез то, что сам он считал шуткой.

– Вот так дела! – ощетинилась Эвадна. – Я не настолько тупа, чтобы не понять шутку, если я ее слышу. Позвольте сказать…

– Тише, тише, – попытался успокоить ее мистер Голдбергер. – Думаю, в любом случае, это не имеет никакого значения. Момент, насчет которого я хотел бы расспросить вас, не имеет никакого отношения к копированию. Просто еще немножко информации.

Он вынул стихотворение на вырванной из книги странице, и, когда он протянул его Саре Парнхэм, я хорошо вспомнил дрожащие линии в подписи Энтони Шарвана.

Я наблюдал за тем, как взгляд Сары Парнхэм преодолел тот же маршрут, по которому прошли и мои глаза: она бегло просмотрела напечатанные слова и задержалась на надписи под ними.

– Неужто! Но… – ее голос сперва был приглушен от шока, но затем возвысился и стал резким от возбуждения. – Это же подтверждает самоубийство, не так ли? Почему вы не сказали о нем раньше? Он оставил это сообщение?

Пол Кизи прошел через всю комнату и выхватил бумагу из рук Сары Парнхэм. Он также сначала прочитал напечатанные слова, затем на мгновение задумался и медленно прочитал стихотворение.

– Послушайте! Я… я не могу этого принять. Это не Тони. Я… – он отвернулся, а Эвадна скользнула к нему и вынула страницу из его пальцев, а он даже не заметил этого.

Вернувшаяся миссис Бейли начала было извиняться, но Сара Парнхэм отмахнулась от нее:

– Хелен, они нашли сообщение, оставленное Тони Шарваном. Я не знаю, почему эти люди^[42] не рассказали об этом раньше. Кажется, теперь не остается никаких сомнений – он совершил самоубийство.

Миссис Бейли успела пробормотать лишь какое-то восклицание, и ее перебил Пол Кизи:

– Он не убивал себя. Он любил жизнь. Он не стал бы. Эти стихи… где они? Я хочу прочесть их еще раз. Я знаю, что они не выражают ничего из того, во что он верил или что чувствовал. Я знаю это.

– Нет, – сказала Эвадна Парнхэм. – Я также не думаю, что он сделал это сам. Я не думаю, что Тони Шарван убил бы себя.

В ее тонком голосе звучала искренняя убежденность Пола, и эти слова самым неприятным образом сочетались с трагедией, так как напоминали легкий и воздушный танец.

– Кроме того, – продолжала она, – если он убил себя, то как пистолет оказался во дворе? Сам собой?

Мистер Голдбергер перебил хотевшего что-то сказать сержанта Кэмпбелла.

– Вернемся к этим стихам. Леди, дайте их мне. Кто-нибудь из вас знает, из какой книги вырвана эта страница?

– Можно взглянуть? – спросила миссис Бейли, а Сара Парнхэм заявила с авторитетом школьного учителя:

– Это из сборника стихов Леоноры Спейер «Прощание скрипача», вышедшего несколько лет назад в издательстве «Кнопф».

– Хм. Так это вырвано из вашей книги?

– Нет. Я думаю, что этот экземпляр принадлежит мисс Ван Гартер. Она давала его мне в прошлом году. Точно так же она могла одолжить его и мистеру Шарвану.

– У меня есть эта книга, – сказала миссис Бейли. – Мисс Ван Гартер отдала ее мне. Когда-то я одолжила ее, но когда попыталась вернуть, она настояла, что на моем столе должно быть что-то в синих тонах, так что она отдала мне свою, а себе купила другую.

– В синих тонах? – недоуменно переспросил мистер Голдбергер.

– У нее красивый темно-синий переплет. Имелась в виду палитра на моем столе – что-то должно было дополнять обилие меди.

– Этим вечером вы случайно не заметили, не была ли из вашей книги выдернута страница?

– Нет, не заметила. Но я предполагаю, что книга на месте. Мы можем сходить и посмотреть. Но я заметила кое-что еще, когда я только что была в своей комнате…

– Только что! – рявкнул лейтенант Уирт. – Только что вы были в вашей комнате!

– Я не должна была туда входить? Извините. Я не знала. Я видела навесной замок на двери, но поскольку он был не заперт, я решила, что вы запрете его перед тем, как уйти. Мне нужно было взять что-нибудь из вещей и перенести в комнату дочери. Я…

– И вы еще распространялись о том, что все залапано, – прервал ее лейтенант Уирт, обратившись к ошеломленному мистеру Голдбергеру. – А зачем, по-вашему, я повесил туда замок? Для красоты? И вы так торопились, чтобы перейти к гаражу, где было нечего искать (а также нечего смазать), что не побеспокоились запереть за собой дверь. Так вы и работу потеряете.

– С моей работой все в порядке. Я не в вашем департаменте.

– Я всем расскажу об этом. Я…

– Ой, бросьте! Сейчас я поднимусь наверх и займусь делом. Но, леди, вы собирались что-то сказать, но вас перебил Уирт. Вы сказали, что заметили в вашей комнате что-то такое?

– Возможно, это неважно. Но моя коробка с сигаретами была открыта, и исчезло довольно много сигарет. На полу был пепел. Я подумала, что это может говорить о том, что мистер Шарван с кем-то еще провели в моей комнате какое-то время перед тем, как...

Она удивленно замолчала, поскольку со стороны мистера Шоттса раздался взрыв смеха. Я был рад услышать его – мистер Шоттс уже слишком долго писал, испещряя в своем блокноте страницу за страницей, быстро и ловко занося в нее все наши слова. Я подумал, что миссис Бейли покраснела от смущения, а не от злости, ведь она попыталась объяснить:

– Это было только предположение…

– Леди, извините, – сказал мистер Шоттс. – Я лишь подумал, что Голди мог сыграть дурную роль в истории с сигаретами. Ну, уже светлеет, – он зевнул и встал. – Если Голди не возражает и не думает, что мы сотрем его драгоценные отпечатки, то мы выйдем и осмотримся. Можете присоединиться, – сказал он Полу Кизи. – Покажете, где вы нашли нож и пушку.

Мистер Голдбергер сбегал наверх и вернулся прежде, чем остальные трое успели собраться и пообещать, что скоро вернутся.

Я же почувствовал потребность в уединении, перешел в столовую и присел там. И, как я уже сказал, здесь на меня навалился страх, ставший все более ужасным из-за своей неосязаемости, и я лишился чувств.

Глава XXII

Как вы помните, я все еще был в столовой, когда ко мне подошел Пол Кизи, и после разговора с ним я отправился в холл, чтобы позвонить Линн Макдональд в Сан-Франциско.

Как я уже рассказывал, результатом этого импульсивного поступка стало то, что я поднялся наверх и тут же сбежал вниз, и в итоге появился новый вид Кадуолладера: одной рукой сжимающего стойку перил, а второй рукой – костлявые пальцы Сары Парнхэм. Порыв его героизма смягчился, он уже не строил из себя Сидни Картона^[43] и практически вторил: «Это намного, намного лучше того, что я делаю...», – и т.д. и т.п.

Нелестная картина и неудобная поза, в которой оказался толстый и сентиментальный старик. И я перехожу к той растерянности, неудачам, страхам и бедствиям, которые он пережил в последующие часы.

Мое первое потрясение произошло, когда я вернулся в комнату Вики, и увидел спокойную и отстраненную племянницу. Мягкость в ее больших карих глазах сменилась твердостью.

– Вики, слишком поздно, – сказал я. – Они слышали, как я говорю по телефону. Теперь я не могу остановить ее.

– Этого я и боялась, – ответила она. – Но не беспокойся. Мы найдем выход. Я тут подумала… – она подошла ко мне и села рядом со мной, и тихо заговорила, приблизившись к тому моему уху, что слышит получше: – У нас есть пятнадцать минут, пятнадцать драгоценных минут, и, если понадобится, мы сможем растянуть их. Конечно, мы должны сказать, что ты вышел со мной, чтобы поставить машину. Это вполне естественно: отпереть гараж, открыть дверь, и т. д. Затем…

Я попытался прервать ее. Мне хотелось рассказать о стуке, который я слышал на лестнице, помехах на радио, закрытой передней двери. Но она приложила к моим губам палец.

– Тсс-с, – предупредила она. – Я тщательно осмотрелась и уверена, что здесь нет диктофона, но все же лучше говорить потише. И, пожалуйста, дай мне закончить, – она сжала кулаки и пододвинулась поближе ко мне. – Может случиться все, что угодно. Мы должны согласовать все, что будем говорить. Дай подумать… О, да. Помни, ты вышел из дома со мной и прошел к гаражу. Я обнаружила, что забыла ключ из гаража – он остался дома, в моей сумочке. Мы попытались войти через заднюю дверь – чтобы снова не обходить вокруг дома. Но мы не смогли пройти этим путем, так что нам пришлось вернуться к парадной двери – понимаешь, все это заняло время, затем поиски ключа, и… Должны ли мы были вернуться через коридор и гараж – ведь машина уже стояла перед ним? Нет, нам может понадобиться больше времени; так что мы снова обошли вокруг дома. Ты отпер гараж. Я загнала машину внутрь. Конечно, теперь мы вошли в дом через коридорчик у гаража. Я остановилась на кухне – выпить стакан воды. Ты прошел в гостиную и был именно там, когда пришли Эвадна Парнхэм и Дот. Кэнди, тебе все ясно? Или мне повторить все еще раз?

– Мне все ясно. Но…

– Нет. Думаю, нам нужно повторить все чуть подробнее.

Так она и сделала, повторив все от начала и до конца, практически слово в слово.

– Теперь мы заставим их поверить, что Тони вошел в дом за эти пятнадцать минут, и, как сказала Эвадна, с ним пришел кто-то еще. Кто-то, кто застрелил его, пока мы были снаружи. А затем он, тот, кто застрелил его, либо сразу же спустился вниз и ушел, пока мы были на улице, либо притаился наверху, выжидая возможности улизнуть. В любом случае, уходя, он выбросил пистолет во дворе. Нам не придется отчитываться о том, как он сбежал. Конечно, выбрасывать пистолет из окна было бы ошибкой. Но не имеет значение. У нас нет объяснения всему этому. Понимаешь, мы ничего об этом не знаем. Мы столь же несведущи и невинны, как и все в доме. Нож во дворе? Мы не представляем себе, откуда он. Будем молчать. Не станем выдвигать никаких теорий.

Конечно, мы должны были сказать, что слышали выстрел, когда были на улице. Но поскольку мы не сказали об этом, будем придерживаться взятой линии. Не абсурдно ли то, что это единственное из того, что мы знаем на самом деле… Нет. Нам нельзя бояться. Я читала, что психологические игры являются важной частью расследования. Значит, мы должны психологически соответствовать. После того, как мы обговорим это – здесь и сейчас, мы больше не будем даже упоминать об этом. Даже друг другу. После этого разговора мы станем невинны. И в собственном сознании мы будем невинны. Запомни это. Мы не слышали выстрела – вот и все. Мы изложим факты, и пусть они ищут объяснение. Например, ты – светлая мысль шотландца о глушителе. Ох, – ужаснулась она, – я так рада, что я не преступница. Я имею в виду, что я не настоящая злодейка. Потому что если бы я была ею, было бы так легко повесить это дело на кого угодно. Например, на Эвадну Парнхэм.

Хелен только что была здесь, она ушла, пока ты поднимался по лестнице. Она рассказала мне о найденном стихотворении. Она просто чудесна, не так ли? Я люблю Хелен. Но я собиралась сказать, что я подумала, будто она… ну, по крайней мере, немного задумалась насчет Эвадны, хотя Хелен даже не намекнула на это. Но она заставила меня задуматься о том, что Эвадна виновна. Скажем, так:

Она поднялась к себе после того, как Меркель привез ужин, и она оставалась наверху довольно долго – по меньшей мере, минут двадцать, а убийство, как мы знаем, занимает всего минуту. Она ушла за сигаретами. Допустим, она не нашла их у себя в комнате и зашла за ними в комнату Хелен. Как ты знаешь, спустившись к нам, она курила одну из сигарет Хелен, и, как я приметила, ее портсигар был набит ими. Хелен сказала, что у нее пропало много…

– Их взяли детективы – это было, когда мы были в ее комнате.

– Не важно. Возможно, Эвадна подсела на марку Хелен. Дай подумать… Да, она прошла в комнату Хелен. Там был Тони, они из-за чего-то поссорились, и Эвадна застрелила его. Сделав это, она испугалась и выбросила пистолет в окно. В следующий миг она пожалела об этом; она вырвала из книги стихотворение, напечатала текст и подделала подпись, оставив страницу, надеясь сбить детективов со следа. Возможно, она планировала найти пистолет во дворе и вернуть его в комнату. Как бы то ни было, сразу после того, как она пристроила стихотворение, она прошла в свою комнату и сломала собственный ксилофон. Она нуждалась в объяснении, почему она спустилась в мрачном и расстроенном настроении. Она знала, как легко поссориться с Дот. Ей была нужна ссора – чтобы выплеснуть эмоции и, как ширма, для отвода глаз. Говоря это, я почти верю, что все так и есть. Это очень страшно – то, что можно так легко переложить вину на кого-то другого. Это слишком просто. Я не должна это делать. Мне нужно приложить все способности, чтобы твердо поверить в нашу невиновность. Но вместо этого я разработала еще дело против Дот и против Освальда…

– Пожалуйста, не надо, – попросил я.

– Знаю.

Она наклонилась вперед, чтобы закрутить несколько моих седых прядей в локон, и впервые за последнее время улыбнулась – нежной, милой, но все же загадочной улыбкой.

– Я не собираюсь становиться злодейкой, как не собираюсь становиться трусихой, даже если все станет еще хуже. Нет. Я не должна думать в этом направлении. Я должна вспомнить о преимуществах, которые мне дают моя старинная голландская фамилия, твоя большая репутация и наша уйма денег. И я не должна расходовать время зря.

Как мне кажется, и я в этом уверена, нам нужно быть простыми – очень простыми. Помни, мы ничего не знаем. Мы не можем ни объяснить что-либо, ни даже рассказать о чем-либо, помимо наших действий. Мы ничего не знаем о стихах. Боюсь, это была очень глупая ошибка; хотя сначала я так не думала. Я думала, это сможет помочь. Мы ничего не знаем насчет того, как дверь отпиралась и запиралась. Мы не знаем и про телефонный провод. Мы – самые бестолковые и озадаченные из всех. И всякий раз, когда сможем, мы будем говорить правду.

Пока еще никто об этом не говорил, но, возможно, сам Тони рассказал кому-то о том, что должен был ужинать с нами. Поэтому мне нужно будет рассказать о нем. Это безопасно. Рассказать об ужине – это не то же самое, что рассказать о том, в какой я была ярости. Об этом никто не знает. Никто не видел меня в негодовании… Да. Подожди. В холле нас встретили Хелен и Сара Парнхэм. Знают ли они? Что же они знают?

– Нет-нет, – возразил я. – Даже мне казалось, что ты в полном порядке.

– Да, но ты – не женщина. Только подумай – я забыла о том, что мы их встретили. О чем еще я забыла? Я не должна ни о чем забывать. Мне нужно помнить. Всегда есть что-то такое – например, перьевая ручка в деле Леопольда и Леба.^[44] И в итоге все всплывает. Звезды сказали мне о маленьком круглом объекте. Они его нашли? Нашли наверху? Я должна выяснить… должна узнать, что же это за круглый объект.

– Вики, дорогая, послушай, – сказал я. – В доме полным-полно маленьких круглых предметов. Но они пока не нашли ничего существенного, да и не найдут. Они взяли головки от молоточков для ксилофона, но здесь не может быть связи…

– Погоди! Я должна подумать.

Я ждал и наблюдал за ее карими глазами – они раскрывались все шире и шире, так что в конце концов они перестали напоминать ее обычно мягкие глаза и стали походить на диких зверей, затерявшихся в глубинах ее бледного лица.

– Это Эвадна, – в конце концов, заявила она. – Я так и знала, что от нее исходит опасность. По крайней мере, я знала это подсознательно – потому-то я и повела себя так подло, сформулировав обвинение против нее. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что этой ночью она прошла в комнату Хелен – как я и говорила, за сигаретами. И конечно, она нашла там Тони – мертвого. По какой-то причине (нам нужно узнать эту причину – от нее может все зависеть) она не подняла тревогу. Эта причина может заключаться (но это лишь вероятность) в маленьком круглом объекте. Она знает, что он там. Она сама могла положить его туда. Затем, как я уже сказала, она испортила ксилофон – для эмоциональной разрядки и создав себе повод поссориться с Дот. Она сразу же воспользовалась им, едва спустившись.

– А запертая дверь? – вовсе не блестяще вставил я.

– Я знаю, что в мае у нее был мастер-ключ. Тогда она не сказала, что он ей не принадлежит. Конечно, она воспользовалась им прошлой ночью. Если она увидит какую-то дверь запертой, она войдет в нее – из простого любопытства. Она отперла дверь Хелен своим ключом, а потом лгала об этом. Вспомни – это ведь она первой сказала, что это не было самоубийством, и потом продолжала настаивать, что это не самоубийство.

– Да, – согласился я. – Мне казалось, что это ее причуда, как она сама бы сказала, она получала «кайф» от того, что у нее дома произошло убийство. Но, Вики, запомни мои слова: если ты права на этот счет (хотя я думаю, что это не так: до сих пор она молчала, так как ей нечего сказать, либо же она ждет возможности сказать это). Понимаешь, что это значит в свете ее ночных и утренних действий? Кто-то в доме, и это не обязательно каждый из нас, вскоре получит финансовое предложение. Если говорить прямо, это – шантаж.

– Но так ли это? Ты всегда говорил, что никто на земле не сумеет заставить тебя подчиниться шантажу.

– Дорогая, во времена покоя человек может говорить экстравагантно.

– Пообещай мне, что не станешь бороться с ней, вне зависимости от того, что она потребует? Пообещай, что не станешь консультироваться с адвокатом? Пообещай, что заплатишь, что бы она не попросила? И если она продолжит шантаж, пообещай, что будешь платить? Кэнди, обещаешь?

– Вики, почему ты должна вот так вот умолять меня? Ведь ты должна знать, что я заплачу до последнего цента из состояния Ван Гартеров, если потребуется. А если деньги закончатся, то я одолжу, украду или выпрошу их.

Она обняла меня, обвив мою шею руками и опустив голову мне на плечи.

– Ты просто душка! Я обожаю тебя. Я даже не знала, насколько я тебя люблю. Всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы загладить вину перед тобой, Кэнди. Если мы обеднеем, то я пойду работать, чтобы прокормить нас. Прошлой ночью, когда ты сидел там и выглядел таким разгоряченным и отчаянным, я подумала о том, что никогда не причиняла тебе ничего, кроме беспокойства и неприятностей, а теперь и этот… этот ужас! А этим утром, совсем только что, я была такой дрянной и самоуверенной. Мне самой не нравилось так себя вести, но мне казалось, что это – единственный способ заставить тебя отменить приглашение этой женщины, Макдональд. Я была уверена, что это – ошибка. Я знаю, это твой метод игры – вроде как пожертвовать ферзем в шахматах. Но здесь все иначе. Мы не осмелимся на такую дерзость. Мы должны быть осторожными…

Я похлопал ее по плечу и потерся своей старой щекой о ее мягкие волосы.

– Теперь отдохни, – сказал я. – Перестань обдумывать это и волноваться. Если ты любишь меня (а я верю, что это так), то не сделаешь ли кое-что для меня?

Она выпрямилась и опасливо взглянула на меня.

– Боюсь, что нет, – таков был ответ. И это ответ девушки, пару мгновений назад утверждавшей, что посвятит мне всю жизнь и силы. – Я не могу себе представить, в чем дело. Так в чем же?

Я попросил ее лечь спать, при необходимости приняв успокоительное, чтобы обеспечить несколько часов крепкого сна.

– Спать? Сейчас? Кадуолладер Ван Гартер, как говорила бабушка Кроуиншенк…

Раздался стук в дверь. Он был слабым – словно дверь клевала раненная птица, но его было достаточно для того, чтобы взгляд Вики вновь стал бодр. Но зря – нашим посетителем оказался всего лишь бледный маленький Освальд, глаза которого покраснели от недосыпания. Он принес охапку бумаг. Он воскликнул дрожащим голосом:

– В этом доме нет убийцы! – после чего споткнулся о край ковра и добавил: – Простите.

Глава XXIII

– Освальд, ты такой странный! – заметила Вики. – Я хочу сказать, неужели ты думаешь, что убийца находится среди нас?

Он бесшумно закрыл за собой дверь, покраснел и обронил несколько бумаг. Когда он наклонился, чтобы подобрать их, я снова подумал: «До чего же он кроток – неуклюже, но при этом мягко бредет по жизни, устремив взор на звезды».

– Ну, а что еще мне думать? – наконец-то сказал он, отвечая на вопрос Вики, но обращаясь ко мне.

– Мне кажется, – ответил я, – что мистер Шарван пришел домой в то время, когда мы с Вики ставили машину в гараж. С собой он привел кого-то еще. Затем они поссорились. Спутник мистера Шарвана застрелил его и сбежал. Это кажется единственным решением и, к тому же, довольно простым.

– Да, сэр, – недоверчиво сказал Освальд. – Хотя кажется странным, что он оставил мастер-ключ на столике – он ведь перерезал телефонный провод как раз для того, чтобы задержать обращение в полицию. А ключ наоборот ускорил события. Конечно, если мы предполагаем, что все это сделал один и тот же человек.

– Да, это странно, – заметила Вики. – Но это не дает тебе оснований предполагать, что один из твоих (и наших) друзей мог быть… ох, как же ужасно это произнести!.. вовлечен в убийство. Не так ли?

Мне никогда не приходилось излишне печалиться из-за того, что Вики так и не смогла полюбить некоего молодого человека. Но когда Освальд обратился к ней: «Вики», – а затем повторил ее имя, в его голосе звучало такое отчаянное обожание, что меня захлестнула мучительная жалость к нему. Она должна была сыграть свою роль; она ее и сыграла, но играла она слишком хорошо и слишком холодно.

– Вы разрабатывали гороскоп для всех жителей дома? – спросил я, благополучно вернув его в область звезд.

– Да, сэр. Но у меня мало информации. Мои знания недостаточны. Все эти неприятности, беспокойства и бедствия должны отражаться в каждом из гороскопов. Но это не так. Я имею в виду, что не могу найти указаний на них. Звезды говорят обо всем и никогда не лгут. Как мне казалось, такая большая трагедия будет просто очевидна. Но в гороскопе Эвадны Парнхэм она едва заметна – я бы назвал ее проблемой, но не трагедией. А вот денежные перспективы у нее, судя по гороскопу, очень хорошие. И это заставляет меня думать, что я, должно быть, неправильно его составил – я случайно узнал, что сейчас она беспокоится из-за финансов. Очень беспокоится. А вот с гороскопом Пола все в порядке – у него хорошо заметны проблемы. Сейчас у него сразу три напряженных аспекта. Его Луна сходится с его Солнцем – с третьего и до двенадцатого дома, а Солнце с Марсом – с первого по третий, в то время как Меркурий сходится с Луной – с первого по четвертый дома. А Сатурн в транзите последний день – он был в противостоянии с Марсом, тогда как Уран – в противостоянии с растущим Солнцем.

– Вы все это серьезно? – спросил я для того, чтобы он не сменил тему разговора и оставался в своей епархии.

– Да, сэр. Это гороскоп нижнего уровня… Ну, не важно. Конечно, Солнце Вики растет в Уране, а Марс переходит в четвертый дом, в то время как ее полная Луна находится всего в двух градусах от Марса. Что же касается моего собственного гороскопа, то у меня Солнце все еще противостоит Нептуну, а Сатурн только что вернулся в восьмой дом. Здесь все совершенно ясно. Что же до остальных, то пока я не приму теорию о том, что трины и секстили могут нести зло… но я не приму ее – ведь такие люди как Хиндль и Лео решительно отвергают ее, даже с учетом планет в радикале…

Для меня это звучало словно абракадабра, так что я отвлекся, опомнившись лишь, когда Вики спросила, указано ли в гороскопе Тони Шарвана, что его должны убить.

– Это не тот вопрос, на который ответит гороскоп, – ответил Освальд, – и у меня нет данных ни Тони, ни мистера Ван Гартера. Я пришел как раз за тем, чтобы попросить их. У тебя ведь не нашлось времени на то, чтобы самостоятельно составить его?

– Дядя – Водолей, и поэтому он скептичен, – ответила Вики. – Его натальная карта слишком сложна для меня. Я не смотрела в нее уже несколько месяцев, настолько она меня озадачивает. Думаю, что я оставила ее в Портленде, когда была там в последний раз. Но я посмотрю.

Пока она искала, я взял со стола бумаги, и хотя я услышал, как Освальд прочищает горло и нервно дергается, я не осознавал своего faux pas^[45] вплоть до того момента, когда Вики заговорила со своего пуфа у полок:

– Освальд, все в порядке. Дядя не умеет читать натальные карты. Мы не должны позволять кому-либо видеть чужие гороскопы без позволения самого человека, – пояснила она мне. – Вот карта Тони – по глупости я положила ее под буквой «Т». Я так и не разработала ее. Вот астрономические таблицы на этот год. Я не могу найти дядину карту.

Я вернул бумаги на стол. Все мои астрологические познания на тот момент^[46] сводились к тому, что Луна обозначалась символом полумесяца, а Солнце – кругом с точкой в центре; Юпитер обозначается полужирной четверкой, а Марс – стрелой с кругом вместо оперения. Также в моей памяти отпечаталось представление о том, что четверть круга означает дом, а восьмушка – смерть. Вот и все мои познания в астрологии; и, поскольку меня хватало ума не погружаться в дебри астрологии, то в бумагах Освальда я обратил внимание лишь на то, что каждая страница была озаглавлена: «Данные для гороскопа».

Здесь Кадуолладер снова сделает лирическое отступление. Начиная этот рассказ я, так же, как и многие из обывателей, не ведал о том узком и каменистом пути, по которому приходится идти рассказчику детективного повествования. Мы любим тайны, дорожим ими и стремимся сохранить их до самого конца. Нам нравится издеваться над читателем и давать ему намеки. Мы тщательно трудимся, прорабатывая уловки, ухищрения, аккуратно скрывая все за масками и маскарадными костюмами. А зачем? У фокусников есть вельветовая ткань и шелковые перчатки; у спиритов есть тайные шкафы; у мистиков – тусклый свет и тихая музыка. А мы вплоть до развязки работаем лишь со словами. Если ли у нас секреты? Мы должны вести дело к громкому финалу – шепотом его не рассказать. Вытащим ли мы кролика из шляпы посредством лишь ловкости рук? Мы должны проделывать это десятки раз, причем в замедленной скорости. Ни одна высказанная нами мысль, ни одно написанное нами слово не должны привести к преждевременному решению загадки. Возможно, если бы моя книга была полностью вымышленной, а не основанной на фактах, то я мог бы почаще вводить в сюжет что-нибудь причудливое, не беспокоясь о том, что делать с ним дальше. Но факты есть факты, как бы ни банально это звучало. Прежде чем положить бумаги на стол, я успел прочесть следующую информацию:

ДАННЫЕ ДЛЯ ГОРОСКОПА

Имя – Пол Кизи

Место – Портленд, Орегон.

Широта – 46 N.

Долгота – 123 W.

Месяц – сентябрь.

День – 18.

Год – 1907.

Время: 7:50 утра.

Тихоокеанское поясное время

Местное истинное время – 7:38 утра.

Звездное время – 7:23:38

Местное среднее звездное время – 7:22:18

Время по Гринвичу – 3:50 дня.

Корректировочная дата – 22 июля, 1907

Подумав, я решил, что предоставив данные о Поле Кизи, так как они располагались в оригинале, информацию об остальных лучше дать в сжатом виде – чтобы сэкономить место, заодно сократив сведения о времени в нижней части страницы. Все равно «звездное время», «местное среднее звездное время» и даже «корректировочная дата» ни о чем не говорят мне, да и вам, наверное, тоже. Уверяю вас: они не имеют никакого отношения ни к событиям описанного дня, ни к тому, что произошло впоследствии.

Если кратко, то я прочитал, что Дорис Бейли родилась в Акроне, штат Огайо; широта – 41N, долгота – 82E. 2 ноября 1914 в 3:30 дня по центральному времени США.

Сара Т. Парнхэм, как там говорилось, родилась в Портленде, Орегон. Широта – 46N, долгота – 123W, 5 января 1888, в 11:30 ночи, согласно тихоокеанскому часовому поясу.

Хелен Бейли родилась в Коламбусе, штат Огайо,^[47] 23 сентября 1893 в два часа утра по центральному времени.

Эвадна Куини Парнхэм родилась в Сан-Франциско, Калифорния, 10 июня 1891 года в восемь вечера по тихоокеанскому времени.

Признаюсь, что хотя в тот момент я не знал ни точного времени, ни широты и долготы Сэтори-Бэй, но я точно знал – дело происходит в воскресенье, 16 августа 1931 года. И все же, кладя гороскопы обратно на стол, я не считал, что прочел что-либо интересное или важное.

Вики выглянула из ванной^[48] как раз вовремя, чтобы услышать восклицание Освальда:

– Тони убило новолуние в четверг! Растущая Луна образовала криминальный квадрат!

Глава XXIV

Спустя час я встретил запоздавшего коронера, его звали доктор Стайлс. Я подумывал о том, чтобы поделиться с ним теорией о виновности новолуния, но решил не делать этого. Доктор Стайлс, вызванный с рыбалки на убийство – молодой, худой и длинный, с шелушащимся от солнечного ожога носом, не скрывал, что считает, что наша катастрофа не только несвоевременна, но и выполнена в дурном вкусе.

Он презрительно принял мои слова «Доброе утро» и потребовал у меня точное время прибытия Линн Макдональд – как бы намекая на нелепость моего рассказа о том, что я вызвал ее.

Я объяснил, что в шесть часов утра она согласилась немедленно нанять самолет и вылететь. Следовательно, она должна появиться у нас вскоре после одиннадцати, то есть (я робко взглянул на свои часы, и тут пробил гонг к завтраку) примерно через два часа.

– Мы оставим тело здесь до одиннадцати, – ответил коронер и, повернувшись на каблуках,^[49] отправился к своему эскорту – лейтенанту Уирту и господам Голдбергеру и Шоттсу, ожидавшим его в дальнем конце холла.

Хотя Хелен Бейли на совесть потрудилась, приготовив для нас вкусный завтрак, трапеза стала мрачным делом: востребованным был только кофейник – Орилла переносила его от одного стола к другому, угрюмо обслуживая нас и стараясь держаться на безопасном расстоянии. Когда раздался стук молоточка по водной двери, все мы переполошились, словно услышали трубный глас.

Миссис Бейли пошла к двери, и, когда она вернулась и направилась к нам с Вики, я подумал, что еще никогда не видел более нервного лица, чем у нее.

– Газетчики, – сказала она. – Ох, мистер Ван Гартер, не могли бы вы с ними поговорить? ^[50]

Я подчинился этой необходимости. Но как только я направился в холл, она последовала за мной и схватила меня за руку.

– Пожалуйста, выйдем на минутку? – попросила она. – Мне нужно поговорить с вами наедине. – Она указала на крытую веранду за французскими дверьми столовой, и мы вместе вышли туда. – Дело вот в чем, – пояснила она. – Я не могу, просто не могу перенести огласку этого дела. Я бы сделала все, что угодно, лишь бы избежать этого, я бы заплатила, лишь бы все не попало в газеты. Думаю, все вы решите, что я сошла с ума, но…

– Вовсе нет, – заверил я ее. – Хотя я уверен – вы недооцениваете популярность вашего пансионата. Будет огласка или нет, но через несколько месяцев у вас будет все такая же длинная очередь из жильцов, как и раньше.

– Нет-нет, – ответила она. – Все намного серьезнее. Я думаю о Дот. Подходит ее время. Но если пострадает ее репутация, то ни один молодой человек не пригласит ее на вечеринку и не станет ухаживать за ней… вы понимаете?

– Конечно, – сказал я. То есть я понял ее дальновидность как хозяйки пансионата и ее панику как матери. Но я не понимал, почему очаровательная вдова со Среднего Запада говорит так, будто она родилась в одном из южных штатов. Прежде я один или два раза слышал, как с ее уст срывались восклицания южан; но тогда я рассматривал все это как манерность – из той же области, что и обезьянничание Пола Кизи с его деланным английским акцентом.

Оставив ее, я прошел через столовую к холлу, прокручивая у себя в голове мысли, что хотя я никогда не слышал среднезападного говора в приятном голосе миссис Бейли, я также не слышал, чтобы она говорила на чисто южном наречии. Но все эти размышления были мимолетны и не задержались в моей памяти.

Сейчас я могу сказать, что это не имело значения. Знай я в то время, что у Хелен Бейли есть секрет из прошлой жизни, то я бы не стал выведывать его. Знай я сам секрет, то я бы не стал раскрывать его.

В результате моего разговора с газетчиками на следующий день появилась статья на передовице местной газеты «Орел», а также на второй странице воскресного выпуска портлендского «Орегонского утра». Как я думаю, мы еще удачно отделались. Газетчикам я сказал, что, насколько нам известно, накануне вечером мистер Шарван застрелился в приступе отчаяния, усугубленного жарой. Но есть и крохотная вероятность того, что в дом забрался какой-то бродяга, который и застрелил его. По крайней мере, – я попытался сардонически улыбнуться и приподнять бровь, – деревенская полиция считает нужным расследовать этот аспект дела. Я не говорил им о том, что мистер Шарван не занимал стоящего места в нашей социальной схеме. Я сказал и подчеркнул, что хотя мистер Шарван и не был известен в штате – насколько я понимаю, он был приезжим, – но произошедшее было весьма печальным и прискорбным. Таким образом я давал им понять, что несчастье произошло с совершенно посторонним человеком.

Отделавшись от газетчиков, я на мгновение задержался на крыльце. Сгустился один из тех знаменитых орегонских туманов, и хотя с собой он принес прохладу, серый мрак и морось дождя все больше угнетали меня. Мои страхи отступили; думаю, их развеяли часы общения с людьми и осознанность в том, что я подготовлен ко всему лучше, чем остальные. Но у меня не было желания бороться. Угроза признания представилась мне более желанной процедурой. Я пытался обдумать этот вариант событий.

Моя племянница, – сказал бы я, – вышла, чтобы поставить машину в гараж. Я поднялся наверх. Мистер Шарван был в своей комнате. Полагаю, он вошел, пока мы с племянницей сидели в месте, с которого не видно ни входную дверь, ни лестницу, и пока она плакала из-за оскорбления, которое он нанес ей днем. Проходя через холл второго этажа, я заметил, что дверь в его комнату широко открыта, так что я остановился и заговорил с ним, потребовав объяснения того оскорбления, что он нанес моей племяннице.

Ответил он тем, что вынул пистолет (тот был на полу, за опрокинутой подставкой для ног) и начал угрожать мне. Сначала я подумал, что это лишь бравада. Но спустя мгновение я увидел, что он вполне серьезен, и я сбежал.

Он устремился за мной. Он приближался ко мне. Из-за отчаяния я ворвался в комнату миссис Бейли. Но прежде чем я успел запереть дверь, он набросился на меня. Казалось, что он обезумел. Я схватил его за руку – так, чтобы он не смог направить оружие на меня, но я не мог ослабить его хватку. Мы боролись, катаясь по полу. Его глаза смотрели взглядом маньяка. Его угрозы и проклятья были просто дьявольскими. Мы метались туда-сюда, туда-сюда. Джентльмены, взгляните на меня, на мой возраст и немощь – сравните их с силой молодого мужчины, и тогда вы поймете, какое отчаяние меня захлестнуло. Наконец, мне удалось оттолкнуть его за диванчик. Он упал. Пистолет выстрелил. Я не знал, что он был ранен. Я подобрал оружие с пола, подбежал к окну и выбросил его во двор. Для этого мне нужно было снять сетку, но я не помню, как повесил ее обратно. Когда я отвернулся от окна, он лежал на том же месте, где вы в итоге нашли его. Безусловно и вне всяких сомнений он был безнадежно мертв.

Джентльмены, боюсь, что я не смогу объяснить свои последующие действия. Я и сам их не понимаю. Я пережил смертельную схватку с маньяком. Она все не уходила у меня из головы. Мои мысли заволокла пелена. Меня словноподталкивала какая-то сила, настаивавшая на том, что мое имя не должно быть запятнано, и эту смерть следует представить самоубийством.

В тот момент мне на глаза попалась книга в синей обложке. Я помнил, что несколько дней назад я читал ее – в ней были стихи. Я вырвал нужную страницу, перешел в комнату мисс Бейли, напечатал признание и должен был поставить подпись. После недолгих поисков в комнате мистера Шарвана я нашел погашенные чеки и дрожащей рукой скопировал его подпись. Вернувшись в комнату миссис Бейли, я положил записку на стол и вышел из комнаты, заперев ее за собой при помощи мастер-ключа – его я всегда носил с собой. Я хотел выйти во двор, найти пистолет и положить его рядом с телом до того, как о трагедии станет известно.

Почему я этого не сделал? У меня нет ответа. В течение последующих часов у меня должно было быть много возможностей довести начатое до конца. Если бы я вышел прогуляться по двору, ни у кого не появилось бы вопросов. Но я не выходил во двор. Нет. Вместо этого я пошел на кухню, нашел нож, перерезал телефонный провод и выбросил нож во двор. Думаю, эти действия многое говорят о моей адекватности, вернее, об отсутствии таковой. Не было никаких причин перерезать телефонный провод. А в воскресное утро не было никаких причин звонить самому известному криминалисту западного побережья и приглашать ее в Меривезер.

Джентльмены, я не могу сказать, что с тех пор, как Шарван стал смертельно угрожать мне, и до сих пор я не мог вырваться из запеленавшего меня тумана, и только час назад я стал видеть все более ясно. Нет, на самом деле мой разум прояснился, лишь когда я услышал, что расследование может затронуть невиновных людей. И вот – я пришел прямо к вам. По сути, Энтони Шарван покончил с собой – борьба, продолжавшаяся до момента выстрела, велась в целях самообороны. Я – старый человек. И мне больше нечего сказать.

– И вы проделали все это за всего пятнадцать минут?

– Убийство занимает всего минуту, – процитировал я Вики, и тут отворилась входная дверь, я обернулся и увидел ее темные и встревоженные глаза, и понял, что нравится мне это или нет, но я должен бороться, и лишь судьба может выбирать оружие.

Вики вызвала меня к телефону, и я узнал, что самолет Линн Макдональд совершил аварийную посадку возле Грантс-Пасса.^[51] Ни она, ни пилот не пострадали, но на то, чтобы подготовить самолет к взлету уйдет еще несколько часов. Она хотела бы, чтобы вскрытие было отложено до ее прибытия, если это возможно.

Оглядываясь назад, мне кажется почти невероятным то, что узнав об этой отсрочке, в тот момент я почувствовал облегчение. А сейчас, несмотря на то, что я всегда считал, что нет ничего более бесполезного, чем попытки рассуждать о прошлом в сослагательном наклонении, но я все же чувствую: если бы мисс Макдональд прибыла в назначенное время, то была бы спасена еще одна жизнь.

Глава XXV

Я сразу же позвонил в полицию. Мне ответил сам доктор Стайлс – он сказал, что случайно оказался в участке. И хотя напрямую он не сказал, что сомневается в моем рассказе – начиная с приглашения мисс Макдональд и заканчивая историей о поломавшемся самолете, – мне стало ясно, что он так считает. Но он удовлетворил мою просьбу отложить аутопсию – точно так же, как я бы удовлетворил его просьбу, если бы он позвонил и попросил отложить завтрак или принятие ванны.

За этот час дом снова наводнили стражи закона. Тело спустили вниз и перенесли в санитарную машину; все мы пополнили коллекцию мистера Голдбергера образцами своих отпечатков пальцев. Он был учтив и любезен, но в то же время решителен и систематичен.

К концу этой довольно-таки неряшливой процедуры прибыла миссис Ле Врей.^[52] Она быстро осведомилась, что же произошло, и быстро ушла, отряхнув пыль со своих юбок и высказав отвращение к убийству, посчитав свое объяснение оригинальным:

– От этого у меня кровь в жилах стынет, вот как. Кровь в жилах стынет, и мурашки бегают!

Возможно, ее нехитрая фраза точно описывала ощущения людей в Меривезере. Мы вернулись в гостиную, где теперь стало темно – вода больше не могла удерживаться в тумане, и серое небо разразилось дождем. Из всех нас только Освальд Флип был достаточно культурен, чтобы предпочесть одиночество. Он поднялся к себе в комнату, чтобы продолжить свои исследования в астрологии.

Миссис Бейли и Дот были загружены домашней работой, но находили себе оправдание, чтобы побыть в нашей компании. Дот вела себя вызывающе; миссис Бейли пафосно извинялась, натянуто улыбаясь, как растерянная хозяйка, ответственная за комфорт гостей.

Разместившаяся на одном из диванчиков Эвадна Парнхэм зевала, вздыхала, клевала носом и тут же пробуждалась, но снова начинала вздыхать, зевать и клевать носом.

Сжимавшая в руках «Весть от звезд» Вики испытывала сложности в том, как правильно себя вести: ей нужно было постоянно одергивать себя, чтобы выглядеть невинно, но не безразлично; чтобы ее молчаливость не показалась бесчувственностью.

Пол Кизи не находил себе места ни в комнате, ни во всем доме; но он не отходил слишком далеко от нашей несчастной компании, когда же он начинал говорить, то либо начинал славословить Тони Шарвана, либо горевал, что мы не можем сообщить его семье об утрате.

Эвадна Парнхэм сквозь зевоту спросила, в чем состоит наша вина, если мы попросту не знаем, где живет его семья, а сидевшая у окна и что-то записывавшая в блокнот Сара Парнхэм подняла глаза и попыталась смягчить бездушие речей Эвадны:

– Конечно, вскоре они изучат документы, которые были в карманах мистера Шарвана, и тогда у них появится эта информация.

– Но я как раз об этом и говорю! – раздраженно ответил Пол. – Они попросту не нашли адреса. Еще когда коронер был здесь, я настоял, чтобы они поискали его – чтобы мы смогли отправить телеграмму. Не нашлось ни конверта с обратным адресом, ни малейшей заметки! В кармане Тони была записная книжка, но из нее были вырваны все страницы, и осталась только обложка. Но он не стал бы носить с собой столь бесполезный предмет! Эти ослы решили, что произошло самоубийство, и он самостоятельно уничтожил все ключи к своей личности. И они не видят никаких причин соглашаться с моим предположением, что их уничтожил убийца.

– Но почему? – спросила Сара Парнхэм.^[53] – Ведь его тело осталось прямо там, в комнате?

– Почему? Почему? – фыркнул Пол. – Это ведь не сложно: его семья могла бы знать, что здесь, на западе, был кто-то из его врагов – кто-то, у кого был мотив лишить его жизни. Да, тело Тони находится здесь, в доме; но мотива для убийства здесь не найти. Он кроется в его прошлой жизни. Я думаю, он как-то связан с причиной, из-за которой он поселился в этом городишке.

– Мистер Шарван говорил мне что, приехал сюда для того, чтобы продать завод по консервированию лосося какому-то человеку Аляски, – вставила Хелен Бейли. – Это ему не удалось, но он ждал, так как считал, что летом или весной у него появится еще один шанс заключить сделку. Интересно, не сорвалась ли она снова? Для него это было очень важно. Я уверена, что у него были проблемы с финансами.

– А у кого их нет? – всплеснула руками Эвадна и опять зевнула. – Мне все равно, кто бы что ни говорил, но я уверена – он не убивал себя. Как пистолет оказался во дворе? Сам собой? Почему Тони выдернул страницы из своего блокнота вместо того, чтобы сжечь его целиком?

– Здесь все просто, – ответила Дот. – Страницы можно смыть в унитаз, но не кожаную обложку. За всю последнюю неделю мы нигде не разжигали камин. Детективы нашли немного обрывков бумаги в уборной мисс Ван Гартер. Они были слишком плотными для страниц из блокнота, но сыщики думают, что, возможно, там избавлялись и от других бумаг…

Тут вмешалась Вики. Утром, из предосторожности уничтожая мой гороскоп, она совершила серьезную ошибку и, поняв это, попыталась скрыть страх за яростью:

– Какое они имели право входить в мою ванную!? О тех бумагах я могу все рассказать. Это были какие-то старые гороскопы, занимавшие место у меня на полке, вот я и порвала их. Здесь нет никакого секрета.

– Бедное дитя! – ахнула миссис Бейли. – Как глупо было рвать что-либо, пока эти не обыскали дом. – Она покачала головой, поцокала языком и, немного подумав, обернулась к Дот, широко раскрыв глаза. – Но, дорогая, как ты узнала об этом?

– Я прокралась наверх, – пожала плечами Дот. – Посмотрела в замочную скважину. Мам, мне все равно – это ведь наш дом, и я хочу знать, что происходит, – ответила она потрясенной миссис Бейли. – Я хотела не говорить, но раз уж начала, то закончу. Этим утром коронер применил ко мне допрос третьей степени: он расспрашивал, что я делала прошлым вечером – в то время, пока Эвадна и мистер Ван Гартер сидели на крыльце. После этого я подумала, что в таком случае и мне хотелось бы разузнать кое-что…

– Дот, ты сгущаешь краски, – перебила ее миссис Бейли. – Что это за чепуха насчет третьей степени?

– Ну, может, такого и не было, но было очень похоже. Как мне показалось, он решил, что я пробралась наверх, обыскала комнату Тони Шарвана, нашла пистолет и застрелила его. Затем я выбросила пистолет в окно, напечатала на пишущей машинке записку, подделала подпись, забрала все личные бумаги Тони из его комнаты и карманов и смыла их в унитаз ванной мисс Ван Гартер – из неприязни к ней. Оттуда я перешла в комнату Эвадны, по какой-то неизвестной причине попыталась разбить ксилофон, снова спустилась вниз, взяла разделочный нож, отрезала трубку от телефона и вышвырнула нож в окно. После этого я передохнула, успокоилась и удовлетворилась. Он считает, что я смогла бы действовать так быстро. Ведь они провели на крыльце не более двадцати минут, а потом появился тот человек с ужином. Ах, да, я еще исхитрилась успеть сунуть под дверь Освальда записку.

– Миссис Бейли, – спросил Пол, – вы думаете, что Дот имеет право говорить в таком духе? Ведь некоторые из нас не могут воспринимать все это как забавное происшествие.

– Пол, все вовсе не так. Дот опечалена и сожалеет. Этим утром она не в себе и просто пытается…

– Мам, не беспокойся, – развеяла ее извинения Дот. – Пожалуйста, дай мне говорить за себя. Пол, ты ошибаешься – я не думаю, что это забавное происшествие. Но я разрыдаюсь, если полиция решит, что это не кто-то из нас убил Тони. Может быть, вам будет интересно узнать, что единственный мотив, который у них есть – это то, что вы, Освальд и Тони, были влюблены в мисс Ван Гартер, а я – влюблена в Тони. Это сужает список подозреваемых, не так ли? Но как только они немного подедуктируют и выяснят, что в Тони была влюблена мисс Ван Гартер, или Эвадна, или Сара, или мамуля, то они смогут добавить в свой список еще и их. Они любой ценой постараются связать это дело с любовной историей. Любовь и связь с деньгами мисс Ван Гартер. Что немного облегчает нашу, женскую, участь. И, позвольте сказать, вас это затрагивает сильнее, чем Освальда, так как создается впечатление, что вы живете не по средствам и влезли в долги, тогда как Освальд не испытывает финансовых проблем. Но в алиби Освальда полно пробелов, а ваше пока что неуязвимо.

– Пока что? – Пол облизнул пересохшие губы.

– Пока что, – повторила Дот. – Думаю, что сейчас они снуют туда-сюда между нашим домом и радиостанцией: проверяют, могли ли вы успеть добраться до дома, выстрелить, проделать все то, что я успела сделать (помните?) всего за двадцать минут. У вас ведь бывают такие моменты, когда в эфире идет длинная передача в записи, и вы молчите. Или у вас мог бы быть соучастник. Я забыла, должен ли был он, соучастник, оставаться на станции, пока вы отлучились, добрались до дома и устроили стрельбу. Они считают важным то, что вы нашли во дворе пистолет и принесли его в дом – таким образом на нем невинно оказались ваши отпечатки. Также кажется, что они были смазаны мокрой травой, у нас ведь работает орошение, и полиция подозревает, что вы намеренно смазали отпечатки о траву.

– Дот! Слушай мать! Где ты была во время этого разговора? Они что, говорили в твоем присутствии?

– Да, но они не знали об этом. Когда они пришли сюда этим утром, они прошли сразу в твою комнату. А я была в другой комнате, но вышла в холл. Когда я услышала, что они выходят из твоей комнаты, то пошла вниз, но коронер обратился ко мне, и я задержалась на лестнице. Он спустился и начал задавать мне вопросы, пока не довел меня. Главным образом он хотел знать, была ли я наверху в то время, пока остальные выходили на крыльцо…

– Но как он узнал, что в это время ты была в доме? Кто и зачем рассказал ему это?

– Мамуль, не кипятись. Твоя дочурка сама сообщила ему эту новость. Когда он начинал разговор, то вел себя, как мой лучший друг; так что я, возбужденная и взволнованная, открылась ему. Он сказал, что слышал, будто я говорила о том, что Эвадна слишком уж задержалась наверху, и затем я рассказала ему все то, чего он не знал. Каким-то образом, – добавила Дот, на мгновение забыв принять дерзкую позу, – я и не думала, что они и правда считают виновным кого-то из нас.

– Знаю, дорогая, – успокоила ее Хелен Бейли. – И я думаю, что на самом деле они не верят в это. Но они должны задавать вопросы, чтобы убедиться, или думают, что должны. Но, Дот, мне жаль, что ты занимаешься подслушиванием.

– Нет, мам, мне не жаль. Я считаю, что мы должны знать…

– Чего я не понимаю, – вставила Эвадна Парнхэм, – так это того, как можно подслушать так много через замочную скважину. Так делают в кино, но я не верю, что это возможно в реальности. Хотя сама я, конечно, не пробовала делать ничего подобного.

– Как и я, – ответила Дот. – Когда коронер закончил расспрашивать меня, я на минутку присела на ступеньку. Полагаю, что я была, ну, вроде как перепугана. В любом случае, я сидела там и слышала, как коронер говорит с мистером Ван Гартером, затем мистер Ван Гартер спустился, и я услышала, что коронер идет в холл. Остальные находились как раз там, и я услышала, как он велел им идти в комнату Тони – чтобы поискать в ней тщательнее. Я была уверена, что потом они вернутся в мамину комнату, чтобы все обсудить, и я подумала, как было бы здорово услышать, о чем они будут говорить. Так что я снова прокралась наверх и не поверила своим глазам, увидев незапертый навесной замок на двери. Я вошла внутрь и спряталась за ширмой. Когда они вернулись, я испугалась и едва дышала, но я слышала каждое слово. Эти люди были ужасны. Раз или два я чуть было не вышла из-за ширмы, чтобы высказать им все, что я о них думаю. Однажды я так разозлилась, что шевельнулась, и…

– Дитя! Дитя! – миссис Бейли схватила Дот за плечи. – Только представь, что было бы, если бы они увидели, что ты пряталась там! Это было глупо и опасно! Ты и сама должна это хорошо понимать.

– Такова Дот. Всегда что-то замышляет, – прокомментировала Эвадна. – Но продолжай, Дот, расскажи нам, отчего ты так обезумела. Дело в тебе или в ком-то еще?

– Нет, дело в тебе, – ответила Дот, и я заметил лукавый блеск в ее глазах. – Они сказали, что практически уверены: Тони убил себя из-за страсти к тебе. По их словам, это обычное дело: холостяк средних лет совершает самоубийство из-за прекрасной актрисы-блондинки; а в доме блондинка – только ты, не говоря о том, что в юности ты играла малютку Еву.^[54]

– Честно, Дотти? – Эвадна прямо подпрыгнула от напряжения и нетерпения. – Честно? Ты говоришь правду или пытаешься надуть меня?

– Ни то, ни другое. Я соврала, поскольку мне не хотелось говорить правду. Я понятия не имела, польстит ли тебе это…

– Я иду в полицию, – хриплым голосом объявил Пол Кизи, стоявший в дверях со шляпой в руке. – Я собираюсь выяснить, на самом ли деле эти люди думают, что я убил лучшего друга, который у меня когда-либо был.

Глава XXVI

– И выдать Дот, повторив все то, что она по секрету рассказала нам? – спросила Хелен Бейли. Хотя ее голос дрожал, глаза оставались сухими, а подбородок – высоко поднятым.

– Извиняюсь. Но, миссис Бейли, вы должны признать – у меня есть право защищаться.

– Мой мальчик, – сказал я, – время защищаться настанет после того, как будет выдвинуто обвинение. Ночью вы видели общий интеллект этих людей. Вы слышали, как мисс Бейли только что рассказывала (и она не шутила!) о том, что они заподозрили ее в преступлении. Она – школьница. Почти ребенок. Просто невозможно воспринимать всерьез мысль о том, что вы могли оставить рабочее место, каким-то образом вернуться домой, убить вашего друга и вернуться на радиостанцию за каких-то полчаса.

– Я весь вечер не выходил из студии. Я не отлучался от микрофона и на пятнадцать минут. Ни на пятнадцать минут! – повторил Пол.

– Не отлучались. И при необходимости сможете это доказать. Мои совет вам – подождите до тех пор, пока вас не попросят доказать это.

– Да, но Дот говорит, что они заподозрили меня. Из-за того, что я нашел пистолет…

– Паулибус, не беспокойся, – мягко заговорила Вики. – Ты же знаешь, что это я нашла те предметы. Я расскажу им. Если что и смазалось о траву, то это произошло прежде, чем ты подобрал их. Полагаю, мне нужно было возразить Освальду, но я подумала, что это не имеет значения. Сядь на место и прекрати расхаживать с глупым видом. Почему бы тебе не взять пример с мисс Парнхэм и не написать письмо матери, или сделать еще что-нибудь в том же роде?

– Я не пишу письмо, – заметила Сара Парнхэм. – Я пытаюсь составить общую схему событий – возможно, она поможет Линн Макдональд, когда та приедет. Я уверена, что сведения, которые передадут ей полицейские, будет представлять из себя мешанину. Я думаю, что смогла бы хоть как-то упорядочить их. Это предложила Эвадна. Ну же, лентяйка, – улыбнулась она Эвадне, – ты могла бы и помочь. Мне определенно нужна помощь. Боюсь, что не сделаю ничего, кроме пустой суеты.

– Дай сюда, – ответила Эвадна, протянув руку. Правда, была она по меньшей мере в двадцати футах от Сары. Последняя послушно поднялась; но я поспешил передать блокнот Эвадне. Та, забыв поблагодарить меня, еще раз зевнула, и сказала: – С тем, как ты все описала, она в любом случае поймет, что это было не самоубийство.

– Миссис Парнхэм, – с неожиданной для самого себя агрессией выпалил я, – интересно, отчего вы так сильно возражаете против теории о суициде?

– Я не «возражаю», – надулась она, приняв обиженный вид. – Но если я знаю, что все не так, то просто не могу говорить обратное. И я почти всегда догадываюсь до правды – как-то интуитивно. Разве не так, Сасси? Это свойственно моей натуре, я всегда была такой. Например, я припоминаю, что когда я была маленькой девочкой…

Мы сидели там, удрученные, испуганные, опечаленные, каждый со своей тяжкой ношей на душе, а детский голосок Эвадны щебетал, выдавая байку за байкой. Дождь плескал в окна, медленно стекая со стекол, словно слезы. Огонь в камине обратился в дым и пепел.

Эвадна бросила блокнот на диванчик, и, пока тянулись долгие и мучительные минуты, мы с Вики снова и снова встречались взглядом, когда тайно поглядывали на него. Я знал, что нас гложет один и тот же страх – страх, порожденный нашим знанием о методичности и проницательности Сары. Наконец, когда я увидел, что обычно спокойные пальцы Вики пришли в нервное движение, а Эвадна остановилась, чтобы закурить сигарету, я обратил внимание на блокнот и как бы невзначай заметил, что мне было бы интересно взглянуть на записи.

– И мне бы хотелось, чтобы вы на них взглянули, – сказала Сара, присаживаясь вместе с Вики ко мне, в то время как я потянулся за блокнотом. – Но пообещайте не смеяться.

– Не смеяться? – переспросила Вики, как будто у этого слова имелось еще какое-то особенное значение.

– Я имела в виду, что у меня получилось бестолково, – пояснила Сара. – Конечно, можно что-то поправить. Но, возможно, вы решите, что на это не стоит тратить силы. Бесстрашные старые девы из книг Мэри Робертс Райнхарт всегда составляют отличные списки; но, кажется, я не отношусь к тому типажу старых дев. Я изо всех сил старалась писать все честно и без предубеждений, – добавила она, листая страницы в поисках нужного места. – Думаю, что я могла бы написать и получше, чем получилось, иначе и пытаться не стоило.

Прочитав написанное, я не почувствовал никакого желания смеяться; хотя что-то во мне улыбнулось – из-за воспоминаний о наших с Вики страхах и о застенчивости Сары. Ее записи пестрели от вопросительных знаков, а фразы были очень осторожными – понятно, почему она не могла применить к себе слово «бесстрашная».

Она постоянно прерывала наше с Вики чтение бесконечными извинениями, и мы вежливо отвечали ей. Но поскольку наши разговоры не имели никакого значения, далее я привожу ее записи, не прерываясь на нашу болтовню:

Энтони Шарван либо совершил самоубийство, либо был убит субботней ночью – 15 августа 1931 г.

Место: по всей видимости, в комнате миссис Бейли. Возможно ли, что он был убит где-то еще и впоследствии был перенесен в комнату?

Время: Он пел на радио с 20:30 и до 20:45. Покинул радиостанцию в 20:50. Тело было обнаружено между 12:30 и 1:00. Как я узнала, к этому времени его руки уже были холодными. Как быстро остывает тело? Он пришел домой? Живым? Если да, то когда? На этот вопрос нет ответа – ведь никто не видел, как он входит. Если бы он приехал на такси, то добрался бы до Меривезера за пятнадцать минут, то есть прибыл бы примерно в 21:05. Был ли он один? Таксист говорит, что за вечер он три раза приезжал в Меривезер. 1 – Дот и Эвадна вернулись домой на такси. 2 – Пол Кизи вернулся на такси. 3 – неизвестно.

Ключи. Дверь в комнату миссис Бейли была заперта. Ключ от двери находился не в замке, а лежал на столе. Мистер Шарван заперся в комнате и вынул ключ? Зачем ему вынимать ключ из замка? Возможно, ключ вынул кто-то еще – чтобы иметь возможность запирать и отпирать дверь мастер-ключом? Но зачем пользоваться мастер-ключом, если доступен обычный ключ? Зачем оставлять мастер-ключ на телефонном столике в холле? Если, (и это выглядит наиболее осмысленной теорией), Энтони Шарван заперся в комнате самостоятельно и по какой-то немыслимой причине вынул ключ из замка, то как можно объяснить появление мастер-ключа?

Телефон. Шнур трубки был перерезан. Это выяснилось после того, как Освальд Флип попытался позвонить в полицию примерно в час ночи. Мистер Ван Гартер пользовался телефоном незадолго до десяти часов вечера. Кто перерезал провод? Была ли для этого какая-то причина, помимо очевидного желания задержать прибытие полиции? Если целью была именно задержка полиции, то почему мастер-ключ лежал там, где его было легко найти? В частности, почему мастер-ключ был у телефона?

 

Стихи.^[55]

    1. Кто вырвал стихи из книги, напечатал записку и подписал ее? Сам Энтони Шарван? Если это так, то единственным решением задачи является суицид.

       A) Если это было самоубийство, то кто, как и зачем выбросил пистолет во двор?

    2. Убийца вырвал стихи, напечатал записку и подделал подпись, чтобы выдать смерть за самоубийство?

       A) Если это так, то почему пистолет был выброшен во двор?

         i Выброшен ли он из окна?

         ii Был ли он выброшен в какое-то другое время? Пистолет был найден не у дорожек.

Примечание. Наличие и пистолета, и стихов сделало бы самоубийство единственной теорией. Отсутствие и пистолета, и предсмертной записки указывало бы на убийство. Теперь требуется уравновесить, с одной стороны, присутствие записки, и пропажу пистолета – с другой.

Примечание. Поскольку мы узнали, что пистолет принадлежал Энтони Шарвану, стала выглядеть логичнее версия о суициде с последующим изъятием пистолета (по все еще неизвестным причинам). Был ли он изъят для того, чтобы обвинить в преступлении какого-то невиновного человека? Если так, то почему записка не была уничтожена? Поспешность? Небрежность? Глупость?

Разделочный нож. Возле восточного окна гостиной был найден большой разделочный нож.

    1. Использовался ли он для того, чтобы перерезать телефонный провод?

    2. Был ли он связан с трагедией как-то еще?

Комната Энтони Шарвана. В его комнате был беспорядок.

   1. Кто-то что-то искал у него в комнате?

       A) Сам мистер Шарван? Разыскивал пистолет? Или что-то другое?

         i Сам Шарван знал, где он хранит пистолет.

       B) В дом проник грабитель?

         i В таком случае Энтони Шарван мог застать грабителя, и тот убил его, пытаясь сбежать. Это объясняло бы то, что тело найдено в комнате миссис Бейли.

       C) Вместо неизвестного грабителя действовал некий враг Энтони Шарвана?

         i Если принять во внимание предсмертную записку, то враг кажется более вероятным, нежели грабитель. Он что-то искал в комнате Энтони Шарвана, и это стало мотивом убийства?

 

Комната Эвадны Парнхэм. Ее ксилофон был немного поврежден.

    1. Связано ли это с трагедией?

       A) Возможно, предметы, которыми был испорчен ксилофон, применялись для чего-то еще, а инструмент был поврежден для отвода глаз?

         i Пилочка для ногтей – сломана.

         ii Ножницы – кончики обломались.

         iii Нож для бумаг – согнут вдвое.

Примечание. Поломка ксилофона кажется просто злобным поступком, который не связан со смертью.

 

Комната Освальда Флипа. Под дверью найдена записка: «Не беспокойся. Пока что молчи». Сама я ее не видела, но слышала о ней от самого мистера Флипа.

    1. Возможно, записку подкинул под дверь тот полицейский, который якобы нашел ее? Для того, чтобы вынудить мистера Флипа говорить, если тому есть, что сказать.

       A) Это кажется вероятным, ведь записка была найдена только после того, как детектив отправился тайком гулять по дому.

    2. Возможно записку подложил некто, кому хотелось набросить на мистера Флипа подозрение?

       A) Чтобы отвести подозрения от себя?

       B) Чтобы защитить кого-то еще?

    3. Записка наводит на мысли, что в дело вовлечен не один, а несколько человек?

Другие комнаты. Я еще не слышала о том, чтобы в других комнатах были найдены улики.

Мотивы. Кто-то сказал, что преступления совершаются из-за сочетания соблазна, темперамента и возможности.

Хелен Бейли

    1. Мотив неизвестен. Он должен быть очень сильным, чтобы побороть ее страх перед оглаской, которая может повредить и пансионату, и репутации Дот.

    2. Возможность отсутствует. Она вышла из дома вскоре после 20:30 и отправилась в кино вместе с Сарой Парнхэм. Они оставались там до конца фильма, после остановились у аптеки, чтобы перекусить,^[56] и домой вернулись только после 23:00.

Примечание. Говоря о времени, мне необходимо заметить, что судя по состоянию, в котором было обнаружено тело, смерть должна была наступить до 23:00 – вероятно, с 21:30 до 22:00.

    3. Темперамент. Милая и робкая. Нельзя представить, чтобы Хелен Бейли могла быть связана с преступлением.

Дот Бейли

    1. Мотив. Энтони Шарван ей не нравился, но неприязнь не является достаточным мотивом для убийства.

    2. Возможность. У нее была возможность.

    3. Темперамент. Временами она вспыльчивая, но не смелая. Нужно учитывать ее молодость. Я знаю ее с шести лет и понимаю, что она не способна на преступление.

Освальд Флип

    1. Мотив. Он влюблен в мисс Ван Гартер. Следовательно – ревность.

    2. Возможность. Надежного алиби нет.

    3. Темперамент. Явно слабоволен, но он – добрый христианин, и невозможно, чтобы он пошел на убийство даже в случае провокации.

Пол Кизи

    1. Мотив. Тот же – любовь к мисс Ван Гартер. Живет не по средствам, залезает в долги. Ревность и корысть?

    2. Возможность. Совершенно никакой возможности. Весь вечер он был диктором на радио, и подтвердить это могут сотни человек.

    3. Темперамент. Колеблющийся. Также думаю, что он слишком слабоволен.

Эвадна Парнхэм

    1. Мотив. Нет.

    2. Возможность. У нее могла быть возможность.

    3. Темперамент. Милая, любящая, ребячливая, но слабохарактерная. Самая неспособная на насилие во всей компании.

Сара Парнхэм.

    1. Мотив. Неизвестен, но его явно можно обнаружить. Например, можно рассмотреть неприязнь к мужчинам.

    2. Возможность. Нет. Она провела весь вечер с миссис Бейли.

    3. Темперамент. Хладнокровна и жестка, но не труслива. Если ее спровоцировать, она может убить. При необходимости может, не медля, убивать змей, устанавливать мышеловки и сворачивать шеи цыплятам.

Виктория Ван Гартер

    1. Мотив отсутствует.

    2. Возможностей более чем достаточно. Она весь вечер провела в доме наедине с дядей.

    3. Темперамент. Приятный, но она слабохарактерна. Боится пауков и коров.

Мистер Ван Гартер

    1. Мотив отсутствует.

    2. Возможностей – предостаточно.

    3. Темперамент. Сентиментален, мягок и вкрадчив. Вероятно, подобно Саре Парнхэм, способен на насилие, если его к этому подтолкнуть. Судя по всему, не труслив.

Думаю, что ни один человек, прочитав, что он мягок и вкрадчив, не поспешит ответить. Я ничего не сказал, хотя мы дошли до конца ее записей, а Вики лишь что-то промямлила.

– Да, – вздохнула Сара Парнхэм. – Полчаса назад я понимала, что мне недостает опыта, чтобы составить что-то толковое. Уверена – это вопрос практики. Теперь вы посоветуете порвать этот список и не показывать его той женщине-детективу?

– Нет, отнюдь, – ответила Вики. – Я бы не стала рвать его, иначе вы окажетесь в моем положении – «человека, уничтожившего важные бумаги». Мисс Парнхэм, на самом деле я не могу понять, почему вы написали все те последние страницы, про мотивы и прочее обитателей Меривезера. Мы с дядей убеждены – это был кто-то из посторонних – какой-нибудь враг Тони, пришедший вместе с ним, а может быть, раньше или позже, и застреливший Тони, пока мы с дядей ставили машину в гараж. То есть, конечно, если Тони не совершил самоубийство…

Ходивший туда-сюда Пол Кизи остановился и впился в нас взглядом.

– Тони не убивал себя, – сказал он. – Я знал Тони. Но вы правы в том, что стрелял кто-то из посторонних. Вот если бы мы нашли способ связаться с его семьей или старыми друзьями...

– Ты имеешь в виду, что ничего не знаешь ни о родственниках Тони, ни о том, как с ними связаться? – спросил появившийся в дверях Освальд Флип.

– Да, это именно то, что я имею в виду! Флип, что с тобой? Ты ведешь себя так, словно это новость для тебя!

– Да, – мягко ответил Освальд. – Я предполагал, что утром полиция нашла адреса. Также я думаю, что если дать объявление в газеты его родного города, то отыщется кто-нибудь, кто поможет связаться с его семьей.

– Прекрасно! – усмехнулся Пол. – Если бы мы знали название этого города или хотя бы штата!

– Он родился в Луизиане, – заметил Освальд. – В городке под названием Байю-Вудс. Или это был Байю-Гров? Все записано в его астрологической карточке. Вики, помнишь?

– Ну, конечно, его карточка! – воскликнула Вики. – Ну, как же я могла забыть о ней? Нет, я не помню названия, но я сейчас сбегаю за карточкой. Нет, Пол. Я все равно собиралась наверх.

Когда она ушла, Освальд присоединился к Саре Парнхэм, которая кормила аквариумных рыбок, а я принялся, подобно Полу, ходить взад-вперед. Когда я дошел до дверного проема, то увидел, что в столовой Дот и Орилла накрывают на стол. Подозреваю, что миссис Бейли была на кухне, а Эвадна, вне всякого сомнения, отправилась наверх – принарядиться к обеду. Пол никак не мог сменить пластинку, так что вскоре я оставил его и сел возле камина – смотрел на обугленные дрова, слушал завывания ветра и шелест дождя. Потом ко мне подошел Освальд и тихо сказал:

– Вам не кажется, что Вики слишком задержалась? Она обидится, если я поднимусь? Или, может, вы?

Стыдно признаться, но я посчитал его беспокойство дерзостью. Но, к счастью, прежде чем я подыскал ответ, в дверном проеме появилась Вики.

– Я не могу найти ее, – сказала она. – Я оставила ее на столе у себя в комнате. Но ее нет ни там, ни где-либо еще. Я все обыскала. Должно быть, кто-то взял ее.

Я посмотрел на нее и сразу же понял, что она говорит правду^[57] – то есть она и в самом деле не уничтожила и не спрятала карточку.

– Не может быть! – возразил Пол Кизи. – В доме нет никого, кроме всех нас. Вики, ты, должно быть, не заметила ее. Я хочу сказать, зачем кому-то из нас…

Он не окончил фразу, но Сара Парнхэм ответила ему:

– Нам, конечно, незачем. Все мы чувствуем необходимость связаться с семьей мистера Шарвана. Но говоря, что в доме больше никого не было, ты ошибаешься. Здесь были те несносные полицейские, и они были повсюду.

– Да, – признал Пол. – Но зачем им забирать астрологическую карточку? Они могли бы переписать данные. Какой им с нее прок?

– Тот же, что и для нас – все те же данные, – ответила Сара, и все мы согласились с ней.

– Вот только Освальд вернул мне карточки после того, как полицейские покинули дом, – сказала мне Вики, когда мы смогли уединиться на промокшем от дождя крыльце. – Я оставила их на столе. Кэнди, ты не брал их?

– Не брал, – ответил я.

– Но… я не понимаю, – покачала она головой. – Как любила говорить бабушка Кроуиншенк…

Но тут дверь распахнулась, и Дот Бейли объявила нам, что обед подан.

Глава XXVII

После обеда, который стал очередной скорбной трапезой, Вики, к моему удивлению, сообщила, что возьмет свою машину, чтобы отвезти Пола Кизи на радио – ведь по воскресеньям он обязан там находиться с половины третьего и до половины седьмого. Ее планы подразумевали, что она прихватит и меня, и на обратном пути доставит меня в отель, чтобы я смог побриться и сменить одежду.

У подъездной дороги бесцельно слонялись двое полицейских мотоциклистов, но, едва свернув на дорогу, мы заметили, что один из них последовал за нами. Когда мы остановились у радиостанции, полицейский также остановился; когда мы снова тронулись, полицейский оставил Пола и последовал за нами через холмистую дорогу прямо до дверей отеля.

Вики подождала меня в вестибюле. Полицейский стоял с мотоциклом на обочине, и, по словам Вики, за те полчаса, что я отсутствовал, он не сводил с нее глаз. Она процитировала бабушку и пыталась говорить с легкостью, но я заметил, как туго натянуты ее нервы – она была близка и истерике. Я предложил прокатиться к океану, и она с радостью согласилась, так что мы поехали на запад, а за нами под проливным дождем следовал тот полицейский.

Вики снова заговорила об украденной карточке, а я рассказал ей о южном акценте Хелен Бейли, проявившемся, когда она была выведена из себя.

– Полагаю, – продолжил я, – есть вероятность того, что они с мистером Шарваном знали друг друга, когда жили на юге – ведь Освальд Флип говорит, что мистер Шарван родился в Луизиане.

– Да, – согласилась Вики. – Думаю, это возможно. Тони еще ребенком переехал на север, но он рассказывал, что после этого несколько раз возвращался в родные края. Кажется, он говорил, что жил там с 1914 года, то есть с начала войны и до того момента, когда мы вступили в нее. У него часто вырывались южные словечки, хотя он гордился, когда ему удавалось скрывать свой говор. Предположим, что Хелен и Тони знали друг друга по прошлой жизни, но почему она хочет помешать нам связаться с его семьей?

– У нее могут быть причины, но это не должно волновать нас. Нужно ли нам обсудить еще что-нибудь?

– Стоит ли? Или обговорим все еще раз – чтобы убедиться, что все в порядке?

– Мы должны придерживаться своего рассказа, а он довольно прост. Сейчас мне кажется, что лучше всего следовать твоему утреннему предложению – приложить все силы, чтобы стать невиновными в собственном сознании.

Если хотите, назовите это нелепостью, но в течении двадцати миль до побережья мы не ворошили прошлое.

Мы остановились, чтобы выпить чаю в кафе, стены которого были почти полностью покрыты цветами.^[58] Угрюмый юноша-полицейский отказался, когда Вики пригласила его выпить с нами чаю. Он сел снаружи, среди отсыревших цветов, и, пока мы ужинали, наблюдал за нами через окно.

Выйдя из здания, мы прогулялись до края скалы, чтобы оттуда посмотреть на океан. Но вид беспокойных серых просторов, бросающих и вздымавших рваную пену и мрачный рев и грохот волн о камни, не придали нам ни сил, ни утешения. Так что мы развернулись и отправились домой, а за нами, под дождем, следовал полицейский.

– Бедный шпик, – заметила Вики, когда он наконец-то довел нас до подъездной дорожки и вернулся к своему напарнику, который все еще без дела вертелся у дома. – Мы доставили ему немало хлопот, и, боюсь, он простудился. И все зря, ведь самое глупое, что мы могли сделать – это сбежать. Разве не так?

– Так, – грубовато согласился я: в ее вопросе я расслышал тоскливую ноту и подумал о собственных скрытых чувствах.

– Пять часов, – сказала Вики, взглянув на автомобильные часы. – Если бы мы сели на поезд, отходящий в половине шестого…

– Эти часы идут неверно, – вставил я и посмотрел на собственные часы. – Сейчас без пяти пять.

– Твои часы всегда отстают, – несправедливо заявила она, пока я выходил из машины, чтобы открыть гараж.

Мы вошли в дом через коридор из гаража на кухню, и сделали это невероятно тихо. Вики остановилась в холле – чтобы снять верхнюю одежду. Я прошел к радиоприемнику возле арки между гостиной и холлом. С моей стороны это было мелочно, но я был сердит из-за того, что Вики оскорбила точность моих часов. Зная, что в начале каждого часа по радио объявляют время, я наконец-то, впервые в жизни, включил этот прибор, покрутил настройку и был вознагражден: «У микрофона Пол Кизи. Мы передаем сигнал точного времени…».

Вслед за мной в гостиную вошла Вики.

«Удар гонга прозвучит ровно в пять вечера...».

Я прошел к ней через комнату – она закачалась, прикрыв глаза и приложив руки к вискам. Теперь она молчала, так как была не в силах даже прохрипеть. Повинуясь ее жесту, я обернулся и взглянул на диванчик.

Комнату заполнял грохот музыки из радиоприемника. Вики быстро выключила его, а затем медленно и грациозно свалилась на пол.

Я побежал на кухню за водой. Я закричал. На кухне я повернул кран так сильно, что выплеснувшаяся из стакана вода забрызгала меня. Я вернулся в гостиную, крикнув на весь дом. Плеснул водой Вики в лицо. Перетащил ее в холл, открыл дверь на крыльцо и, присев на корточки, принялся обмахивать племянницу телефонной книгой, послужившей подобием веера. Я громко ревел и безумно причитал.

Она раскрыла глаза и попыталась облизнуть посиневшие губы, как вдруг за моим плечом раздался голос Освальда Флипа.

– Она упала в обморок. Принесите больше воды, – велел ему я и мысленно проклял рыжего юношу, увидев, что тот поднимается по лестнице вместо того, чтобы сбегать на кухню. Но вернулся он быстро и принес что-то вроде флакона духов.

– Бренди, – пояснил он. – В медицинских целях, – он снял круглую пробку и щедро плеснул жидкость в приоткрытые губы Вики – так, как будто выливал ее в раковину. Прежде чем я успел отобрать у него бутылку, Вики поперхнулась и, когда я взял ее на руки, сплюнула.

– Не надо! – сказала она.

Она заговорила. Сквозь ее черные ресницы потекли слезы. Так что услышав голоса и увидев то, что показалось мне толпой людей на крыльце, я решил, что мне мерещится. Но Освальд увидел то же, что и я, и воскликнул. Его паника из-за бедственного положения Вики неприятно сочеталась с детским плачем в голосе.

– Снова полиция, теперь с какой-то женщиной! Это уже чересчур…

Несмотря на мои протесты, Вики неуклюже поднялась на ноги. Лейтенант Уирт открыл сетчатую дверь, вошел и принюхался. Я понял, что в доме пахло бренди, которое пролилось на платье Вики.

Следующей вошла женщина. Это была высокая, молодо выглядящая девушка с широким бледным лбом, ясными серыми глазами и прядями рыжих волос, выбивавшимися из-под шляпки.

– Мистер Ван Гартер, я – Линн Макдональд, – представилась она. Полагаю, в этом не было ничего удивительного. Наши фотографии она видела в газетах и не могла забыть ни красоту Вики, ни мою грузность.

– Надралась? – спросил мистер Голдбергер, глядя на Вики.

– Мисс Ван Гартер еще не оправилась от ужасного обморока, – сказал я. – Она нашла тело Хелен Бейли. Оно в гостиной, куда мы сейчас пройдем. Миссис Бейли была заколота. Нож все еще находится в ее горле.

Глава XXVIII

Я не имел никакого представления о расторопности мисс Макдональд, но прежде чем кто-либо еще успел заговорить или сделать хоть одно движение, она уже стояла перед диванчиком, успев включить свет, входя в комнату.

Я усадил Вики в кресло, а потом присоединился к остальным – Освальду Флипу, доктору Стайлсу, лейтенанту Уирту и господам Голдбергеру и Шоттсу. Все мы направились в гостиную.

– Пожалуйста, не входите, – велела мисс Макдональд. – Никто из вас.

– Вы не можете не впускать стражей закона, – мистер Голдбергер демонстративно шагнул вперед.

– Конечно. Но я думаю, что окружной прокурор не станет возражать против того, что я проведу здесь десять минут в одиночестве. Кажется, он не доволен ходом другого дела. Будьте добры, закройте двери в холл?

Мистер Голдбергер сделал два шага назад. Лейтенант Уирт закрыл раздвижные двери. Когда двери оказались плотно закрыты, он доверительно сообщил мне:

– У нее крыша поехала. Ей нужно к психиатру. Она думает, что Шарван был отравлен. Хотя ей показали и пистолет, и пулю – нет никаких сомнений в том, что она выпущена из него. Показал входное и выходное отверстие. Без проку. Она думает лишь о содержимом его желудка. Кипятится, как не знаю кто, из-за того что мы не отложили вскрытие. Она позвонила нам сразу же после того, как позвонила вам, но док решил, что не сможет откладывать дело настолько долго. Она провела там целых два часа, вытянув у нас все, что мы узнали. Но вот если у нее что-то есть, то она держит это при себе. Не то, чтобы ее сведения были нам нужны, раз уж она думает, что здесь не огнестрел, а отравление. Содержимое желудка! Это первое, о чем она пожелала узнать, и она не может думать больше ни о чем! Содержимое желудка!

Я посмотрел на Вики. Вокруг ее губ темнели зеленые тени. Мы с Освальдом отвели ее наверх. В холле второго этажа было темно и тихо, как в могиле, и все двери были закрыты. Когда мы подошли к комнате Вики, Освальд коснулся моего плеча и знаком показал, что хотел бы переговорить со мной наедине. Я немного отступил, и Вики прошла к себе в комнату.

– Знаете, – сказал Освальд, – пару часов назад ледиушли вздремнуть. Они приняли успокоительное, но, учитывая весь этот шум, мне кажется, что кто-то из них должен был проснуться. Думаете, нам следует что-то рассказать полиции, чтобы они обследовали остальную часть дома?

– Ни в коем случае! – вырвалось у меня. – Дот еще ничего не знает. Мы не можем позволить, чтобы эти парни грохотали по всему дому!

– Ну, мистер Ван Гартер, я оставлю это на вас. Но, честно говоря, мне не нравится воцарившаяся здесь тишина.

На мгновение я задумался. Затем я постучался к Вики, и когда она вышла, я сказал ей, что Освальд побудет с ней, а я спущусь и увижусь с мисс Макдональд. К моему удивлению, она согласилась и добавила:

– Освальд, с твоей стороны так мило остаться со мной. Я боюсь быть одна.

Оказавшись в холле первого этажа, я с важностью прошел через группу полицейских, постучал в раздвижные двери гостиной и раскрыл их. Линн Макдональд стояла у камина. Из-за моего вторжения она нахмурилась, но ничего не сказала.

Я постарался как можно быстрее объяснить свое появление тем, что в холле тихо и безлюдно, а наверху все двери закрыты.

– Да, – ответила она. – Я пойду с вами. Полицейским мы пока ничего не скажем. Они войдут сюда. Я уверена, что здесь они не смогут никак навредить. Она была убита во сне. Смерть была мгновенной. На ноже не осталось отпечатков.

– Есть ли возможность самоубийства?

– Нет. Она была убита.

В холле она обратилась к полицейским:

– В гостиной я не нашла ничего полезного. Надеюсь, что вы будете успешней меня. – Пока мы подымались по лестнице, она вполголоса спросила у меня: – Здесь живет астролог?

– Это мистер Флип – джентльмен в тапочках, встретивший вас в холле, когда вы пришли. Он уже много лет изучает астрологию, но он не профессионал. Моя племянница также интересуется ей, и под его опекой она пыталась что-то делать.

Вопреки обычаю всех детективов, она тут же объяснила свой вопрос, хотя я ее ни о чем не спрашивал:

– В камине гостиной были сожжены астрологические карточки. Однако я думаю, что это не имеет большого значения – сделано это было слишком небрежно, и остались обгоревшие обрывки.

На вершине лестницы я остановился и спросил о Дот – я предположил, что ей нужно помягче сообщить ужасную новость.

– Значит, начнем с ее комнаты? – спросила мисс Макдональд. – И если окажется, что с ней все в порядке, то мы сможем отправить ее в комнату вашей племянницы – скажем ей, что мисс Ван Гартер хочет с ней поговорить. Мы можем попросить мисс Ван Гартер сообщить обо всем мисс Бейли? Или для нее это будет слишком тяжело? Она выглядела довольно болезненно.

Ответив на наш стук, Вики все еще болезненно выглядела: она продолжала плакать и была не в состоянии осуществить наши планы.

– Нет-нет, – сказала она. – Я пойду с вами к Дот. Нельзя посылать бедняжку куда-то, чтобы там она получила новости такого рода. Но зачем будить ее сейчас? Разве мы не можем дать ей поспать подольше?

Я объяснил, что мы немного обеспокоены тем, что женщины так крепко спят, и Вики с понимающим вздохом согласилась. Она переговорила с Освальдом, пошла с нами к комнате Дот и тихо постучала.

Ответа мы не получили. Мисс Макдональд наклонилась и заглянула в замочную скважину, вынула какое-то приспособление из сумочки, вставила его в замок и отперла дверь.

Дот спала на своей кровати, ее дыхание было ровным. Ее излишне пухлое тело было накрыто одеялом. Выглядела она удручающе юной и беспомощной. Мисс Макдональд на цыпочках подошла к кровати, а затем вернулась к нам.

– Она приняла слишком сильное успокоительное средство, но ее сон вполне естественный. Мисс Ван Гартер, останетесь с ней? Я бы посоветовала разбудить ее, но поступайте так, как сочтете нужным.

– Освальд может также прийти сюда, хоть ненадолго? – прошептала Вики. – Я не хочу ее будить, но мне страшно оставаться одной.

Освальд стоял прямо за дверью. Я попросил его остаться с Вики, и мы с мисс Макдональд отправились в комнату Эвадны Парнхэм.

Та вышла к нам полузаспанной, в красно-белой пижаме, что позволило мне как бы из чувства приличия отступить подальше, прежде чем Эвадна разразилась истерикой. Как я и ожидал, та была пронзительной. Она не утихла и после того, как мисс Макдональд нахмурилась и, полуизвиняясь, обратилась ко мне:

– Думаю, ей лучше остаться одной. Она называет свою падчерицу «Сасси»? Теперь мы пойдем к ней.

– Это прямо здесь, – объявил я и постучался в дверь Сары Парнхэм. По какой-то причине, которую я не могу объяснить, в следующие несколько минут мои страхи сконцентрировались на Саре Парнхэм. Думаю, я никогда не слышал более желанного звука, чем ее сердитый и заспанный голос:

– Да? Что такое?

Я снова постучал, чтобы она вышла, и, пока мы ждали, я предупредил мисс Макдональд:

– Мисс Парнхэм и миссис Бейли были хорошими подругами и давно дружили. Боюсь, это станет ударом для нее.

Мисс Макдональд поцокала языком, сочувственно покачала головой и, пока ключ поворачивался в замке, пробормотала:

– Мистер Ван Гартер, пожалуйста, сообщите вы ей.

«В конце концов, женщины – это женщины», – подумал я, и Сара Парнхэм открыла дверь. Мы вошли к ней в комнату, и я постарался говорить как можно мягче, но все равно получилось слишком грубо, и она с ужасом отшатнулась назад. Она схватилась за голову, и ее локти судорожно задрожали.

– Нет, нет, – умоляла она. – Только не Хелен! Нет. Нет. Она была так добра – и к нам, и ко всем вокруг. Я… я просто не могу без Хелен. Ох… Что с нами происходит? Это не может быть правдой – все это…

На ней было старое, мятое и потертое платье с длинными рукавами. Я заметил, что некогда аккуратные манжеты были заштопаны, а на локте была заплатка. Мне стало безмерно жаль ее, и захотелось утешить, но я в оцепенении застыл.

– Ваша мачеха перепугана и плачет, – сказала мисс Макдональд. – Вы можете выслушать ее. Пойдете к ней? Я боюсь, что ей не стоит оставаться в одиночестве. А если вы испытываете сходные чувства…

Она говорила с пустотой. Сара прошла мимо нас и исчезла.

– Вы очень умны, – заметил я.

– Спасибо. Надеюсь на это. А теперь вопрос: в какое время диктор покидает радиостанцию по воскресеньям?

– В половине седьмого, – ответил я, взглянув на часы. – Он должен появиться здесь в течение часа.

Затем, поддавшись какому-то импульсу, я рассказал ей о том, как слышал голос Пола Кизи, объявлявшего точное время в пять часов – как раз тогда, когда Вики нашла в гостиной тело Хелен Бейли.

– Да? – односложно ответила она, не желая продолжать разговор, но я не мог не задать свой вопрос.

– Один из полицейских рассказал, будто вы считаете, что мистер Шарван умер от отравления. Это правда?

– Нет. Конечно, это не так. Я бы сказала, что он был застрелен из пистолета, найденного прошлой ночью или, скорее, под утро.

– Также говорилось, будто вы интересовались содержимым желудка, – настаивал я.

– Да. Если бы вчера вечером он поужинал, анализ дал бы нам возможность достаточно точно определить время смерти. Но поскольку он не ужинал, и никто не может назвать время, мне его не установить. Пойдем дальше, на этом этаже есть комнаты слуг?

С некоторым смущением я рассказал о том, какая в Меривезере сложилась ситуация со слугами.

– Эти женщины! – воскликнула она, и я уловил в ее голосе нотку зависти. – Не понимаю, как они это делают. Двое слуг в доме таких размеров. Экономность, поддерживаемая эффективностью и энергичностью.

– Это стало бы хорошим описанием миссис Бейли, если бы добавить к нему юмор и обаяние.

– Да? – лишь спросила она.

У лестницы на чердак мы встретили Освальда Флипа.

– Я подумал, что девушкам не помешало бы выпить кофе, – объяснил он, – так что я сходил вызвать Ориллу. Боюсь, она сбежала. Странно – восходящим козерогам не свойственна лень. Хотя, возможно, она просто ошиблась и неверно назвала час, в котором родилась. Наверх идти бесполезно, там ее нет, – добавил он, когда увидел, что мисс Макдональд не разворачивается.

– Тогда я хотя бы взгляну на ее комнату, – сказала небрежно мисс Макдональд, а я последовал за ней.

Я был очень рад за миссис Бейли, ведь чердак был просторным и светлым, а не мрачным и тесным, каким его наверняка ожидала найти мисс Макдональд. Но она не потратила даже мгновения на то, чтобы выразить восхищение. Она отдернула занавеску, прикрывавшую гардеробную, обнажив ряд неокрашенных вешалок, окинула быстрым взглядом туалетный столик, покрытый веселым кретоном, и сказала:

– Да, она сбежала. Так обычно и бывает. Ничего удивительного.

Затем она спустилась обратно. Освальд Флип ждал в холле. В тусклом свете я не мог видеть, как он покраснел, но я почувствовал это, когда он, запинаясь, протараторил:

– Я… прошу прощения, но я считаю, что вы должны знать: в этом деле важной уликой послужит какой-то маленький круглый объект. Как вы знаете, я изучаю астрологию. Для убийцы был составлен гороскоп, и он говорит, что самой важной уликой станет маленький круглый объект. Это высчитала мисс Ван Гартер. Она только что рассказала мне. Конечно, мы всего лишь любители…

– Да-да, – перебил его я. – Но что с Дот? Она проснулась?

– Да. С ней все в порядке. Она – храбрая девушка, хотя все очень плохо. Я вышел, когда пришла мисс Парнхэм – Дот сейчас с ней и с Вики. Знаете, она обеспокоена из-за того, что считает, что должна о чем-то рассказать, но то ли боится, то ли еще что-то такое. Она говорила, что собирается рассказать это мисс Макдональд, но потом передумала и заявила, что расскажет это мистеру Ван Гартеру. Думаю, ей поможет кофе – горячий и крепкий. Может быть, я сумею его приготовить. Я попытаюсь.

И он пошлепал прочь.

– Я собираюсь вызвать такси и отправиться прямо на радио, – сказала мисс Макдональд, – пока диктор не ушел оттуда. С мисс Бейли я поговорю, когда вернусь. Долго ли добираться туда на такси?

– Минут пятнадцать, – ответил я. – Но у меня есть машина, а мой водитель ничем не занят. Могу ли я предоставить их в ваше распоряжение?

– Да, спасибо. Можете позвонить ему и попросить поторопиться?

У подножия лестницы нас встретил доктор Стайлс.

– У вас есть возражения против того, чтобы мы унесли тело? – холодно спросил он.

– Вы сделали фотографии?

– Здесь вам не город. Такие причуды не для нас. Да и это совсем ни к чему.

– Ясно. Нет, у меня нет возражений.

– Сколько времени, по вашему мнению, прошло после наступления смерти?

– На момент, когда я осматривала тело, от сорока до пятидесяти минут.

– Нет. Намного больше, – сказал доктор Стайлс.

Мисс Макдональд обернулась ко мне:

– Пожалуйста, позвоните, – попросила она.

Пока я набирал номер, я слышал, как доктор настаивает на своем: «Нет, намного больше».

– Да, сэр. Спасибо, сэр, – сказал Меркель.

– Намного больше, – сказал доктор Стайлс.

Мисс Макдональд промолчала.

«Эта леди сильна и молчалива. Но с этой смертью ей еще предстоит разобраться», – подумал я и посмотрел наверх, отвечая на голос Вики. Она склонилась через перила на лестнице.

– Дядя, – позвала она, – как только освободишься, мы сможем поговорить у меня в комнате?

Глава XXIX

Едва за нами закрылась дверь, как она выпалила:

– Скажи мне сразу. Я не могу не знать. Кто убил Тони Шарвана?

У меня челюсть отвисла. Никто не может говорить с отвисшей челюстью. Так что у меня получилось издать лишь какие-то странные звуки.

– Я знаю, что ты не делал этого, – продолжила Вики. – Я всегда чувствовала это. А теперь я знаю, – она скривила лицо и сжала пальцы.

– Ну и дела!

– Ты случайно не думаешь, что это я застрелила Тони?

– Ты сама мне об этом сказала.

– И Хелен? Ты думаешь, что я убила Хелен?

– Вики, о чем ты говоришь? Что это за болтовня?

– Это не у меня болтовня, а у тебя. Я думала, что это ты убил Тони. Я знала, что это по моей вине, все из-за меня. Я думала, это произошло в то время, пока я ставила машину в гараж. Здесь не было никого другого, и подходит только это время. Я думала, что ты заговорил с ним, и он сказал что-то, затрагивающее меня, и в конце концов… ну, я подумала на ярость Ван Гартеров. Я не виню тебя. То есть я понимаю…

– Но я не…

– Это я понимаю, – решительно продолжила она, хотя теперь ее голос дрожал. – Но я не могу понять, почему ты ввел меня в заблуждение и перепугал так сильно, когда я пыталась помочь тебе и защитить тебя.

– Это…

– Если ты не делал этого, то почему ты мне об этом не сказал, когда утром я подбросила монету для жребия? Конечно, я собиралась проиграть жребий, независимо от того, как упадет монета – ведь я знала, что все это по моей вине. Я была виновна более тебя и поэтому собиралась взять вину на себя, но…

– И ты думала, что я бы позволил…

– Нет, но я бы вынудила тебя. И я подумала, что единственный способ удержать ту умную женщину от расследования этого дела – дать тебе знать, что я собираюсь взять вину на себя. Я подумала…

– Виктория, я должен высказаться. Ты думала, что я не только убийца, но и трус, который спрячется за твоей юбкой. Ладно! Приму такую оценку. Но я не могу принять твой ход мысли. Почему ты подумала, что я, будучи трусливым псом, сразу же позвонил и вызвал лучшего сыщика на побережье? Почему…

– Ну, на самом деле я подумала, что ты совсем «тю-тю». Или что это часть какого-то экзотического плана – вроде написания записок, выбрасывания пистолета во двор или перерезания телефонного провода. Кэнди, куда ты собираешься? Погоди. Куда ты собираешься?

Хотел бы я оказаться на уединенном острове неподалеку от Новой Гвинеи. Но я сел в кресло у окна, позволив Вики простить меня – она села мне на колени и плакала. За окном продолжался дождь. Маятник на ее часах изящно раскачивался взад-вперед, сводя с ума тиканьем. Вики икнула. Моя нога затекла. Я не знаю, как описать свое отчаяние, могу лишь сказать, что когда Эвадна Парнхэм постучала в нашу дверь и вошла без приглашения, я на самом деле был рад видеть ее.

На ней был выходной ярко-голубой костюм, полностью укутывавший ее, а на ее медные кудри был натянут белый школьный берет. К несчастью, ее сумочка была коричневой, и, прежде чем заговорить, она завозилась с ней.

– Я собираюсь признаться, – сказала она. – Я чувствую, что должна. Если я признаюсь вам, вы поможете мне отправиться в небольшое путешествие? Покроете расходы?

– Нет, – ответила Вики.

Глава XXX

– О, бьюсь об заклад, что да, – возразила ей Эвадна и присела на край кровати. – Понимаете, дело в том, что Тони Шарван не был убит.

Маятник на часах качнулся.

– Сасси так занята с Дот, – продолжила Эвадна, – да и, в любом случае, она рассердится на меня, ведь я соврала ей. В сердце она – лишь старая дева. Понимаете, что я имею в виду: она не очень-то понимает мелкие ошибки. Я думала о том, чтобы рассказать все не вам, а Освальду Флипу, но я не уверена, что могу доверять ему. У него довольно смешные представления о морали, или он делает вид, что они у него такие. В любом случае, сейчас я не хочу оставаться с ним наедине. Вот я и решила рассказать обо всем вам двоим. И я хочу уйти прежде, чем полиция начнет задавать вопросы, и все такое. Да еще та рыжая женщина… Она довольно ограниченна, не так ли? Сасси будет так одиноко без меня, что, когда я вернусь, она начнет человечнее относиться ко мне. Я уже собрала сумку, и, мисс Ван Гартер, я думаю, что вы можете подбросить меня до вокзала – ваша машина не так примечательна, как такси. А вы, мистер Ван Гартер, можете занять мне денег. Сасси, конечно, вернет их. Я всегда считала, что лучше брать в долг у мужчин, а не у женщин – так встречаешь больше понимания. Я была бы ужасно благодарна за сотню или две. Полагаю, вы были бы рады одолжить их мне, ведь вас так обрадует, если все перестанут думать, что Тони убили вы или мисс Ван Гартер.

– Но вы только что сообщили нам, что он не был убит, – сказал я.

– Да, знаю. Я имела в виду, что он покончил с собой. Когда я подымалась за сигаретами, то не нашла ни одной. Вот я и решила позаимствовать несколько штук у Хелен. Конечно, позже я бы ей вернула. В этом отношении я очень щепетильна. Когда я увидела, что ее дверь заперта, то подумала, что с ее стороны это очень странно – как-то не очень красиво. Я подумала, а не скрывает ли она что-то такое, о чем мы должны бы знать? Так что я взяла свой ключ и отперла дверь. Да, тот самый легендарный ключ. Ранее он принадлежал агенту по недвижимости, но тот человек никогда не просил меня вернуть ключ. Так, на чем я остановилась? А, да: я отперла дверь и зашла внутрь – за сигаретами. Честно говоря, не могу описать, что я почувствовала, увидев, что там, на полу, лежит Тони Шарван. А я ведь и так была расстроена! Никто и представить не может, что я пережила. Я не так уж сильна, и я постоянно думала: «Ну и ну!» Снова и снова я думала и думала. Это было ужасно пережить. Вы просто не можете представить…

– Нет-нет, – перебил ее я. – У меня очень хорошее воображение. Но вот в чем оно отказывает мне, мисс Парнхэм: я не могу представить причину, по которой вы тут же не проинформировали о трагедии всех в доме?

– Ну, конечно, я понимаю, что вы имеете в виду. Но он был мертв – и узнав об этом, никто не смог бы ничего поделать. И, как вы знаете, я думаю ужасно быстро. Я всегда была такой – ужасно сообразительной. Так что когда я увидела пистолет у его руки, я быстро начала соображать. Я взяла платок (я ведь читала об отпечатках и всем таком) и подобрала его – он был таким тяжелым и опасным, а я никогда прежде не пользовалась оружием. Я ужасно задрожала и выбросила его во двор. Затем я закрыла сетку обратно.

– Зачем? – спросила Вики.

– Ну, она же была закрыта, прежде чем я открыла ее, и…

– Зачем ты бросила пистолет во двор?

– А, это? Ну, как и говорил тот полицейский – ради его чести, семьи и так далее. Еще я подумала, что это помогло бы им получить страховку.

– Нет, – решила Вики. – Это не было причиной.

– Частично было, – с недовольной гримасой ответила Эвадна. – А еще, отчасти, это было из-за того, что я подумала: если это убийство, то здесь появятся сыщики. Я подумала… ты же знаешь, я всегда хотела стать детективом… и это могло бы дать мне шанс сделать себе имя. Я увидела в этом возможность. И я подумала, что таким образом я смогу помочь бедняжке Сасси. В смысле, может, она таким образом получит работу или что-то такое.

– Нет, – настаивала Вики, – это не причина.^[59]

– Частично, – повторила Эвадна, и к моей радости она наконец-то покраснела. – Частично, но раз ты все спрашиваешь и спрашиваешь, то дело в том, что у тебя, Вики Ван Гартер, у тебя есть все. Ну, и ладно! Мне плевать!

– Ты хотела, чтобы все решили, будто я убила Тони?

– Что? Как ужасно так думать! Вот не думала, что кто-то может выставить меня в таком свете! Все было так, как я сказала. У тебя же есть все. И я подумала… ну, я просто подумала: какой прок, если у тебя будет еще и это? Возможно, я не должна говорить это тебе в лицо, но ты так тщеславна… Честно говоря, я просто подумала, что если у тебя будет еще и это…

– Что «это»?

– Ну, ты же знаешь – красивый и привлекательный искатель удачи совершает самоубийство из-за безраздельной любви к тебе. Фотографии в газетах, интервью и все такое.

– Ясно, – ответила Вики.

– А мне – нет, – вставил я.

– Неважно, – заметила Вики. – Тони оставил записку, в которой утверждалось что из-за меня он пошел на суицид? Ты подменила стихотворение?

– Нет, но все ведь знают, что он был без ума от тебя. Так что, конечно, причина в тебе. Я не знаю, оставлял ли он записку. Я ее не искала. Я была ужасно расстроена, и после того, как выбросила пистолет в окно, я схватила несколько сигарет – успокоить нервы (к тому времени меня просто трясло). Я вышла и заперла дверь. Забавно, но как только я заперла дверь, мне стало жаль, что я сделала это. Вы же знаете, иногда люди могут изменять свое мнение?

– Да, – согласилась Вики. – Оказавшись в своей комнате, ты испугалась, не так ли? И ты подумала, что если ты спустишься, все могут заметить твои нервы? Но ты знала, что должна спуститься. Так что ты попыталась сломать собственный ксилофон, чтобы у тебя появилась причина нервничать. Для этого же ты поссорилась с Дот, не так ли?

– Откуда ты знаешь? Да, вроде того. Я ужасно выглядела и понимала, что все могут заметить это. Я стояла возле инструмента и вдруг сообразила. У меня ведь прекрасное воображение. Все так говорят. Вот я и представила, в какое бы я пришла негодование, если бы Дот или Орилла столкнули ксилофон со стола и поломали его. И я знала, как легко бы это вывело Дот из себя – а я всегда нервничаю, когда кто-нибудь выходит из себя. А мне нужно было нервничать – у меня прям руки тряслись. Пару раз у меня уже было такое – с доктором Парнхэмом, и… ну, ты же понимаешь?

– Прекрасно понимаю, – ответила Вики. – Но почему ты уничтожила личные бумаги Тони?

– Я не делала этого, честно. Должно быть, он сделал это сам.

– Возможно. Но зачем ты перерезала телефонный провод?

– А, это! – по голосу Эвадны было ясно, что она не считает вопрос существенным. – Я просто подумала, что так будет загадочнее. Когда все вы пытались попасть в комнату Хелен, у меня попросту не хватало духу подняться к вам. Весь вечер я чувствовала себя такой измятой и смешной. Так что, слоняясь без дела по коридору, я положила ключ на тумбочку, где его смогут найти. Затем меня озарило, (я ведь ужасно быстро соображаю), что все стало бы совсем по детективному, если бы телефонный провод оказался перерезанным. Вот я и взялась за ножницы. Но я никак не могла найти провода. И мне совсем не хотелось выходить на улицу, так что я решила, что можно перерезать и шнур от трубки.

– Это было великолепно. Но зачем ты убила Хелен? – спросила Вики.

Глава XXXI

Покажите мне человека, который за шесть десятилетий научился понимать женщин, и я в ответ покажу вам приспособление, позволяющее прикрепить крылья додо к лопаткам, чтобы улететь в райские кущи.

Эвадна Парнхэм сделала круглые глаза и выпалила:

– С чего бы? Вики Ван Гартер, я этого не делала. Я думаю, это дело рук Освальда Флипа, разве не так?

– На него я не думала, – ответила Вики. – Почему ты так решила?

– Дело в ярости, – заявила Эвадна. – Он годами работал над гороскопом Хелен, а сегодня он обвинил ее в том, что она дала ему неверные даты рождения – как ее, так и Дот. И она не стала этого отрицать и даже не восприняла ситуацию всерьез. Это и вывело его из себя. Она устало и равнодушно сказала ему, что даже астрологи не могут рассчитывать узнать настоящий возраст женщины, пояснив, что она и не предполагала, что точность так уж важна. Он просто обезумел. Надеюсь, он так никогда и не узнает, что я приврала ему только совсем чуть-чуть. Я думаю, что астрология достаточно интересна, но, подобно Хелен, я считаю, что называть настоящий год и так далее – просто смешно. Как бы то ни было, Освальд пришел в бешенство – из-за часов работы, потраченных впустую. Он разорвал ее и Дот карточки, швырнул их в камин, и ушел, говоря о том, что такие ситуации дискредитируют всю его науку.

Позднее, когда Хелен приготовила для нас снотворное, она предложила таблетку и ему, но он отказался. При этом он даже не пытался проявлять вежливость. Возможно, в нем было что-то добросердечное, или он боялся самого себя, или еще что. Дело в том, что Хелен сказала, что не может пойти отдохнуть в своей комнате (полагаю, она чувствовала неловкость из-за того, что там умер Тони), и потому она прилегла отдохнуть на диванчике в гостиной, а Освальд пытался убедить ее не делать этого – словно что-то доброе в нем боролось с низменными склонностями, и…

– Миссис Парнхэм, – прервала ее Вики, – ты знаешь Освальда несколько лет. И ты серьезно считаешь, что он убил Хелен лишь за то, что она назвала ему неправильную дату рождения? Он ведь любил Хелен.

– Ха! Ты думаешь, что он любил ее? Хотя я и сама задумывалась над этим. Помнишь то стихотворение, в котором говорится, что мужчины убивают то, что любят? Доктор Парнхэм любил его цитировать, хоть и прибавлял, что вместо мужчин в нем должны быть женщины. Но доктор был…

– Нет, – поправила Вики, – я не имела в виду, что Освальд любил ее – в том смысле, который имеешь ты. Я хотела сказать, что он любил ее точно так же, как и все мы, и…

– Ха, а я-то подумала: забавно слышать это от тебя. Но, в любом случае, он давно знал, что его любовь к тебе безнадежна, а мужчины устают от безответной любви, когда она длится слишком долго. Я уверена, он не любит Ориллу. Он лишь сочувствует ей, но…

– Ориллу? – переспросил я, радуясь, что смог наконец-то хоть что-то сказать.

– Знаете, она была без ума от него. Вчера вечером он гулял с ней. Вот почему когда он пришел, он вел себя так нелепо – он не хотел, чтобы Вики узнала об этом, а может быть, чтобы об этом узнала Хелен. В любом случае, кажется, что она встретила его, когда он закрывал свой магазин. Она попросила его немного прокатиться с ней – она так утомилась от жары и прочего. Думаю, он не хотел, чтобы его видели с ней, так что по шоссе он с ней не поехал. Отправился по дороге среди холмов, заскочив к миссис Ле Врей – подарить рубашку малышу на день рождения. Миссис Ле Врей рассказала об этом детективам. Только представьте – детективы ходили поговорить с ней. Я бы сказала, что это довольно хорошо с их стороны. Сегодня, пока вы отсутствовали, тот симпатичный сыщик вернулся и расспросил Освальда на этот счет, а Освальд во всем признался. Куда ему было деваться? У них же уже были эти сведения. А Орилла спустилась и рассказала, что прошлой ночью, после того, как мужчины вышли из ее комнаты, она написала записку и сунула ее под дверь Освальда. Не думаю, что между ними было что-то значительное, ведь она называла его «мистер Флип». Наверное, она думала, что он будет волноваться или типа того. Ха, сразу, как только вы ушли, началось самое интересное – все эти признания и так далее. Жаль, что вы не подождали еще часик. Правда, вскоре стало ужасно скучно, и Хелен растворила для нас таблетки в теплом молоке, и все мы выпили их. Не считая Освальда.

Вики украдкой взглянула на часы. Я знал – она надеется на скорое возвращение мисс Макдональд. Я протянул ей руку помощи.

– Должно быть, все было захватывающе, – сказал я. – За день выяснилось что-нибудь еще? Ваши таланты рассказчика заставляют нас почувствовать трепет.

– Бросьте ваши шуточки, – ответила она. – Нет, больше ничего не произошло. А, да. Кажется, что ваш водитель, Меркель, был третьим из бравших такси прошлой ночью. А Тони должен был прийти пешком. Готова поспорить: во время этой долгой прогулки он решил со всем покончить, и…

– Меркель? – приложив усилия, я все-таки сумел перебить ее. – О, нет. Это совершенно невозможно.

– Не знаю. Я просто рассказываю, что я услышала. Так сказал тот любезный детектив. Я спросила у него, узнали ли они это, и он ответил, что да, то был ваш водитель – Маркус А. Меркель. Я ужасно хорошо запоминаю имена, особенно когда они так забавны, как это. Просто чтобы посмотреть на его реакцию, я спросила у него, считает ли он, что Меркель каким-то образом связан с убийством, а он ответил, что если будет обо всем рассказывать мне, то я буду знать столько же, сколько и он. Как если бы я получала от этого удовольствие. Я ответила ему, что не думаю, что они выяснят причастность Меркеля к преступлению.

– Это было мило с вашей стороны, – сказал я. – А вы задавали еще какие-нибудь вопросы тому любезному детективу? Кстати, я думаю, вы покорили его.

Она улыбнулась комплименту и ответила:

– Я бы еще расспросила его, но тут появилась Дот – знаете ли, она ужасно завистливая – а как раз выпала минута, когда мы с ним были в холле наедине. Так что я упустила шанс. Я хотела спросить о ноже со двора. Понимаете, я не вижу в нем никакого смысла.

Она сделала паузу, чтобы подумать, склонила голову, и ее взгляд упал на часы.

– Ха! Уже довольно поздно! Мне нужно идти, – воскликнула она, вскакивая на ноги. – Вики, отвезешь меня на вокзал? Я бы охотно сделала бы для тебя то же самое.

– Дорогая, – ответила Вики,^[60] – ты не можешь так просто уехать сейчас. Ведь в таком случае все подумают, что ты как-то связана с убийством. Виновные всегда сбегают.

– Меня это не беспокоит. Я не виновна. Я только что рассказала, что он совершил самоубийство, не так ли? Потому я и говорю с вами. Вы сможете объяснить, и люди не станут обвинять меня. Я должна позаботиться о собственном здоровье; а здесь я так сильно нервничаю и расстраиваюсь… в том все и дело. Я нуждаюсь в небольшом путешествии. Пока все не утрясется, я собираюсь держаться подальше отсюда.

– Только все так просто не утрясется, – заметила Вики. – Даже если Тони и пошел на суицид, то с Хелен все иначе.

– Откуда ты знаешь, что это не так?

– По словам детектива, это не могло быть самоубийством.

Эвадна прошла к зеркалу и поправила берет, пригладив кудри.

– Так ты говорила с детективами? – спросила она, склонившись над зеркалом, чтобы нанести помаду.

– Но не с тем, «любезным», – ответила Вики.

– Он довольно милый, ты так не думаешь? Ну, – она обернулась к нам и широко улыбнулась, – я готова. Поехали!

– Миссис Парнхэм, извините, – сказал я, – но сейчас вам совершенно невозможно покинуть нас. Я вынужден настоять, чтобы вы задержались как минимум для того, чтобы рассказать мисс Макдональд то, что вы только что сообщили нам о самоубийстве мистера Шарвана.

Свершилось. С самого начала разговора я знал, что это произойдет. Она встала руки в боки, прищурилась и вытянула шею.

– Так вот как? Отлично. Думаю, мне есть что сказать на этот счет. Если вы не одолжите мне денег, и если Вики не отвезет меня на поезд, то вы об этом пожалеете. Вот как.

– То есть? – спросил я.

– Вы отлично знаете, что я имею в виду. Я хочу уйти – вот и все. И если вы не поможете мне, то я скажу, что это Вики застрелила Тони Шарвана. Я скажу, что услышала выстрел, сразу же побежала наверх и увидела, как она выбрасывает пистолет из окна. Все равно все думают, что она сделала это, так что они поверят мне. Мне нравится быть милой и дружелюбной, но если я не уеду отсюда, у меня будет нервный срыв. Я не очень сильна. Мне нужны две сотни долларов, и я хочу успеть на вокзал, чтобы сесть на поезд в семь-тридцать. Это все, чего я хочу, и я не думаю, что это слишком много. Но, поверьте мне, если люди не поступают со мной по-доброму, то и я могу ответить той же монетой.

– Мне жаль, что вы испытываете недомогание, и я надеюсь, что оно окажется не настолько серьезным. Но я не собираюсь одалживать вам денег, и Вики не отвезет вас на вокзал.

– Хорошо. Вы пожалеете, поскольку…

Раздался стук в дверь, и Вики вскочила, чтобы ответить. В комнату вошли мисс Макдональд и Дот.

Глава XXXII

– Мисс Макдональд, – сразу же начал я, – я хочу отправить эту женщину под стражу. Она угрожает обвинить мою племянницу в убийстве Тони Шарвана. В награду за молчание она требует денег и помощи в побеге. Она рассказала нам длинную и интересную историю, подтверждающую, что смерть мистера Шарвана была результатом самоубийства. Вы можете сделать собственные выводы.

– Вы настаиваете на том, чтобы я вызвала полицейского для немедленного ареста миссис Парнхэм?

– Нет. Я хочу, чтобы она рассказала вам то же, что и нам. И я думаю, что очень важно не дать ей осуществить ее замысел: сбежать из города этим же вечером.

– Дом под охраной. Ей не позволят улизнуть. Шантаж – это серьезное преступление, но если вы хотите разобраться с этим позже…

– Шантаж! – фыркнула Эвадна. – Я думала, что, будучи детективом, вы, едва взглянув на меня, поймете, что я не способна ни на что подобное. Я захотела уехать, поскольку мне тяжело оставаться здесь, нося в себе эту позорную тайну и все остальное. Я слышала выстрел, побежала наверх, и там, возле тела, стояла Вики Ван Гартер. Через минуту она открыла окно и выбросила пистолет во двор. Это было ужасно, и я знала это; но мы всегда дружили, и я не хотела создавать проблем. Как я сказала минуту назад, я всегда пыталась быть со всеми милой и дружелюбной. Кроме того, я хочу проявить женскую солидарность.

– Ясно, – ответила мисс Макдональд. – Мисс Парнхэм, а в какое время вы услышали выстрел, побежали наверх и увидели, что мисс Ван Гартер выбрасывает пистолет в окно?

– Мы с Дот вернулись домой после десяти. Это было какое-то время спустя – думаю, около одиннадцати.

Свернувшаяся в кресле у окна Дот устало заговорила:

– Она говорит неправду. Мисс Ван Гартер весь вечер не подымалась наверх.

– Не беспокойтесь, – быстро вставила мисс Макдональд. – Миссис Парнхэм, несмотря на то, что вы видели пистолет в руках мисс Ван Гартер, вы все-таки думали, что мистер Шарван совершил самоубийство, не так ли?

– Нет, конечно, нет. Я лишь сказала это мистеру Ван Гартеру – чтобы пощадить его чувства или вроде того.

– Вы расскажете мне то же, что и ему?

– Нет смысла пересказывать все еще раз.

– Тогда расскажу я, – вставил я, и как можно короче, но обратив особое внимание на причинах выбросить пистолет – и их отсутствии у Вики.

– Чему хотите, тому и верьте, – заявила Эвадна, когда я окончил пересказ.

– Это кажется невероятным, не так ли? – согласилась с ней мисс Макдональд. – Хотя мне интересно, не изменили ли вы в комнате что-нибудь еще?

– Я только что сказала, кто выбросил пистолет в окно.

– Да. Но вы ведь тоже были здесь, вот мне и интересно: возможно, вы притронулись к телу, изменив его положение, или поправили его прическу, или посмотрели на его наручные часы, чтобы узнать время?

Эвадна внезапно вздрогнула,^[61] но промолчала.

– Понимаете, – продолжала мисс Макдональд, – у меня есть причины думать, что вы дотронулись до тела: наклонились и поцеловали его в похолодевшие губы…

Эвадна издала звук, в котором смешались ярость, отвращение и неверие.

– Ах-х! Вы не смеете говорить такое! Мертвеца! Да он никогда не нравился мне. Ни капли. Я бы не прикоснулась к нему и за тысячу долларов. Пистолет лежал здесь, на полу. Я только подобрала его и выбросила в окно – вот и все, что я сделала. И… – она запнулась, зажав рот рукой, и, по-детски ужаснувшись, пожала плечами.

– Все в порядке, – успокоила ее мисс Макдональд. – Кто угодно может запутаться, занервничать…

– Да, дело именно в этом. Я ужасно нервничаю. Я всегда была такой, я не очень сильна. Вот еще моя забавная особенность: когда я нервничаю, мои сны смешиваются с реальностью. Мне приснилось, что я видела, как Вики выбрасывает пистолет в окно, и у меня все смешалось… понимаете, что я имею в виду?

– Думаю, да, – ответила мисс Макдональд. – На этом все, мисс Парнхэм, спасибо. Можете идти.

– Куда?

– Куда угодно. Конечно, если вы покинете дом, то за вами последуют – вам не позволят сесть на поезд и уехать из города. Но если вы захотите прогуляться и не будете возражать против того, чтобы находиться в поле зрения полицейского, то сможете пойти на прогулку. Это необходимо – отчасти и ради вашей защиты.

– Значит, вы считаете, что оставшимся из нас грозит опасность?

– После того, как совершено два убийства, мы, естественно, должны принять меры предосторожности.

– Да, но то, что я сказала мистеру Ван Гартеру было правдой. Я имею в виду, что теперь я на самом деле помню, и это было правдой.

– Я знаю, – кивнула мисс Макдональд.

– Но если вы знаете, то почему говорите о двух убийствах?

– Я сказала о двух убийствах, потому что верю, что мистер Шарван был убит, – ответила мисс Макдональд, и я был впечатлен ее терпением.

– Вы думаете, что я убила его? – спросила Эвадна, взявшись за дверную ручку.

– Конечно, нет, – улыбнулась мисс Макдональд. – Можете идти.

– Ну, я просто спросила, – пояснила Эвадна и покинула нас, хлопнув за собой дверью.

– Интеллект ниже среднего, не так ли? – мисс Макдональд скорее пробормотала, чем спросила.

– Под таким углом мы о ней не думали, – ответила Вики. –Конечно, она ребячлива и лукава, но, полагаю, вполне нормальна.

Мисс Макдональд понимающе кивнула.

– Часто люди годами живут с душевнобольным и замечают его странности, но не подозревают, что он по-настоящему безумен. Думаю, в случае миссис Парнхэм видна задержка развития. Мистер Ван Гартер, если это так, то вам, возможно, не придется выдвигать обвинение в шантаже. Можете поступать как вам угодно, но я уверена, что вы имеете дело с незрелым рассудком.

– Но не думаете ли вы, что она убила Тони Шарвана? – спросила Вики. – Я считаю, что это она, и, возможно, она же убила и миссис Бейли. Если она умственно неполноценна, то это делает ее склонной к преступлению.

– Разве это криминальный типаж? – спросила мисс Макдональд.

– Я не знаю статистики, – ответила Вики, – но я уверена, что где-то читала: многие преступники (огромный процент) умственно неполноценны.

– Эта статистика основана на преступниках, которых удалось уличить, – заметила мисс Макдональд. – А теперь перейдем к мисс Бейли. Вы хотели что-то нам сказать, не так ли?

– Во-первых, – ответила Дот, – я хотела спросить мистера Ван Гартера. – Утром мама поделилась со мной секретом, и я пообещала никому не говорить. Но теперь я думаю, что должна рассказать. Я знаю, что это важно. Но я же обещала маме и не хочу говорить. Мистер Ван Гартер, думаете, я должна?

– Нет, – ответил я, ведь бедной девочке можно было ответить только так. – Я думаю, что вы должны поступить так, как хотите, и сдержать обещание.

– Сантименты имеют право на существование, но только не в тех случаях, когда речь идет о преступлении, – заявила мне мисс Макдональд.

– И все же, – возразил я, – вы предлагали промолчать, чтобы шантаж остался безнаказанным.

– Она – не преступник. Она – неразумное дитя. Если вы хотите посадить ее под стражу – заприте в ванной. Это принесет ей больше проку, чем срок в тюрьме, и сэкономит деньги налогоплательщиков. Теперь к мисс Бейли: полиция предполагает, что виновен кто-то из домашних, и в любой момент они могут решить арестовать и обвинить в убийстве любого или даже всех вас. Они могут сделать это даже без особой причины. Здесь мое влияние минимально. Разве вы не понимаете, что ваша мать предпочла бы, чтобы вы помогли предотвратить арест невиновного, а не пытались сдержать обещание? Предположим, это может быть ваша подруга, мисс Ван Гартер? Или кто-то еще из ваших друзей, или… – она сделала паузу, не окончив мысль.

- Должна ли я? – снова обратилась ко мне Дот. И когда я неохотно согласился,^[62] она продолжила: – Не знаю, с чего начать. Я не могу… – она расплакалась, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Пока Вики пыталась успокоить ее, я тихо спросил мисс Макдональд:

– Удалось ли добиться хоть чего-то?

– Да, – шепнула она. – Один важный момент. Радиодиктор, мистер Кизи, признался…

Хоть я и повернулся к ней тем ухом, которое слышит лучше, я все же не разобрал ее слов из-за того, что Вики крикнула: «Войдите!», – отвечая на стук Освальда Флипа в дверь.

Глава XXXIII

– На крыльце полно людей, – объявил он. – Думаю, это репортеры из города – они с камерами и всем таким. Я не знаю, что делать. Я не могу давать им интервью. Не могу впустить их внутрь. Мистер Ван Гартер, поговорите с ними?

Я продолжал сидеть. Дот приподняла зареванное лицо с плеча Вики и сказала: «Теперь это не имеет значения», – после чего отвернулась и продолжила плакать.

– Если хотите, я поговорю с ними, – вызвалась мисс Макдональд и удалилась, как только я начал высказывать ей благодарность.

Освальд присел на стул возле меня и сказал:

– Задняя дверь была не заперта на щеколду.

Я кивнул, пытаясь не думать о признании Пола Кизи.

– Полиция считает, что вошел кто-то с улицы, – попробовал продолжить Освальд, но я был вынужден отвергнуть эту мысль.

– Как кто-то из посторонних мог отпереть заднюю дверь, запертую изнутри? На ней ведь английский замок.

Мы тихо говорили, голос Вики утешал Дот, а та издавала всхлипывающие звуки. Позаботившись о моей глухоте, Освальд склонился надо мной и ответил:

– Иногда, по ошибке, ее оставляли незапертой. Если у кого-то были дела на заднем дворе, защелку часто устанавливали так, чтобы вышедший не оказался заперт. Миссис Бейли принесла молоко с заднего крыльца. Она могла отодвинуть защелку и забыть поправить ее.

– Возможно, – сказал я. – Внизу обнаружили что-нибудь еще?

– Немного. Кажется, это одно из тех дел, в которых не бывает улик. Полиция считает, что некий человек вошел через кухонную дверь, взял нож из ящика с кухонными приборами – кажется, это один из трех кухонных ножей; после этого он закрыл ящик, прошел в гостиную, зарезал миссис Бейли, пока она крепко спала, и вышел через заднюю дверь. Полиция полагает, что на нем были перчатки, ведь ни на кухонной мебели, ни на рукоятке ножа не осталось отпечатков. Он шел по бетонированным дорожкам, ведь во дворе они также не нашли никаких следов. Они думают, что смерть была мгновенной, и она произошла незадолго до того, как вы нашли тело. Конечно, они связывают два убийства. Они думают, что у Тони и миссис Бейли был общий секрет, и один и тот же тайный враг…

Во мне проснулся старина Шерлок.

– Закрыл ящик? – спросил я, и Освальд близоруко уставился на меня. – Если у миссис Бейли и Тони был некий секрет, – продолжил я, – включавший наличие тайного врага, то миссис Бейли знала бы об этом. Остальные женщины, отправившись спать, сегодня заперли свои двери. Думаете, что мисс Бейли могла бы беспечно оставить заднюю дверь незапертой и, приняв успокоительное, лечь спать в гостиной, будь у нее хоть даже небольшая причина для опасений?

– Полиция считает, что преступник мог ошибочно решить, будто миссис Бейли разгадала его личность.

– Нет, – возразил я, – будь у нее возможность вычислить преступника, она бы понимала, что он испугается, и испугалась бы сама. На мой взгляд, ложась спать в большой и открытой комнате, она отбросила вероятность наличия тайного врага, секретов и всего прочего.

– Вы же не имеете в виду, что это два преступления не связаны?

– Нет. Я лишь считаю, что она не была ни глупа, ни безрассудна, так что любое, даже самое незначительное участие в тайнах Тони Шарвана заставило бы ее опасаться. Ложась отдохнуть в гостиной, она не испытывала страха. Вывод очевиден.

Освальд на минуту задумался и, по-видимому, отбросил эту мысль.

– Во всяком случае, – сказал он, – в обоих случаях преступник не приносил орудие преступления извне – оно было в доме. Преступник должен был знать, что у Тони есть пистолет – конечно, если убийство было предумышленным. Несомненно, это его он искал в комнате Тони. А что до ножа, то прошлой ночью он был в ящике. Интересно, покидал ли он дом ночью? Конечно, полиция считает, что да – так как они обыскали двор. Сегодня днем он прибыл не по дороге. Полицейский на мотоцикле клянется в этом, как и в том, что он не мог сократить дорогу, поднявшись на холм с фасада. Я же думаю, что он мог подняться на холм так, чтобы полицейский не заметил его; но это было бы опрометчиво, ведь его могли увидетьиз дома или с улицы. Полиция считает, что он обошел вокруг и спустился с холма за домом. Они думают, что смогут найти проход через лес и кустарники позади холма, и…

Я больше не мог сдерживаться.

– Кстати, – сказал я, – вы виделись с Кизи после того, как он вернулся домой?

Освальд кивнул и отвернулся. Его шея покраснела. Он рассматривал свои руки. Извивался на своем месте. Нужно сказать, что в то время из-за ужаса, боли и страха я был неспособен испытывать эмоции, так что я поразился своему изумлению, подогреваемому нарастающим гневом. «Что же мучает этого идиота? – думал я. – Если он знает о признании Пола Кизи, то почему он так смутился, пытаясь обмануть меня? А если он не знает, то почему он так нервничает, ставя нас обоих в неловкое положение?».

– Да, – наконец-то ответил он. – Я… я говорил с Полом. Он… ну, у него есть свои собственные теории. Он… ну, думаю, он излишне все драматизирует. И как-то раз он видел Вики в гневе, и теперь он, ну… очень обеспокоен. Он думает, что мы, мужчины, должны быть заодно, и в худшем случае кто-то из нас должен вмешаться…

– Секундочку, пожалуйста, – попросил я. – Мне сложно разбирать слова, когда вы говорите шепотом; но у меня сложилось впечатление, будто вы пытаетесь рассказать мне, что он считает, что это Вики убила Тони Шарвана, а потом и собственную подругу – Хелен Бейли. К несчастью для теории мистера Кизи, полисмен на мотоцикле наблюдал за нами с того момента, как мы вышли из дома, и до пяти часов, когда мы вернулись.

– Да, сэр. Я знаю. Я сказал об этом Полу. Я слышал, как полицейские говорили друг с другом.

– И это убедило мистера Кизи? Или не убедило?

– Он считает, – краснея еще сильнее, ответил Освальд, – ну… Вики ведь сама сказала, что убийство занимает всего минуту. А вы вдвоем были одни в гостиной.

– Ясно. После того, как мы вернулись? Теория в этом?

– Я уверен, Пол и сам не может поверить, что Вики… ну, что Вики могла. Но Пол… в нем есть что-то женское. Он истеричен, вот и все. Честно говоря, кажется, что, поговорив с мисс Макдональд, он выбросил эту мысль из головы.

Я подождал пока мое сердцебиение восстановится. Затем я спросил:

– И потому он предложил вам признаться в преступлениях – чтобы спасти Вики?

– Нет, сэр. Точно нет. Он скорее сделал бы это сам – в смысле, признался бы. Он на самом деле пытался найти какой-то вариант. Ему бы понравилось сделать что-то такое, если бы он мог. Но, понимаете, весь вчерашний вечер он был на радио, и весь сегодняшний день – люди со всей округи могли слышать его. А мое алиби, ну, оно так себе, как вы знаете.

– Как удачно для мистера Кизи, – заметил я. – И, с его точки зрения, очень неудачно для Вики. Я так понимаю, что вы хотите взять вину на себя, чтобы спасти ее?

– Не знаю, как бы я к этому отнесся, если бы мой гороскоп говорил иное. Но мне бесполезно даже пытаться. Звезды не предвещают мне ни тюрьмы, ни чего-либо подобного. Так что я знаю: даже если я попытаюсь взять вину на себя, у меня не выйдет.

– Довольно удачно для вас, – заметил я. – До сих пор я и не представлял, до чего может довести астрология. Думаю, в тюрьме мне стоит изучить ее получше – конечно, если у меня хватит на это времени, прежде чем меня повесят. Я так понимаю, что вы с мистером Кизи пришли к окончательному решению? Что я – лучший кандидат?

– Пол так считает. Я – нет.

– Нет? Мой гороскоп предвещает бесполезность самопожертвования?

– Я не видел ваш гороскоп. Но у Вики напряжены аспекты, даже в транзите, что довольно плохо. Это означает, что неприятности сами сваливаются на нее, и это не зависит от того, что она делает – она не сама навлекает их на себя.

– Браво астрологии! То есть ваши звезды, луны, созвездия и прочее уверяют вас, что Вики не убивала своих друзей?

– Да, сэр, – ответил он, не уловив мою иронию. – Будь она виновна, это отразилось бы в ее гороскопе. А поскольку я не могу сказать этого, я полагаю, что следует заподозрить кого-либо другого.

– Опираясь на гороскоп?

– Нет, сэр. Я думаю, что мне дали неверные сведения о датах.

– Теперь вы очень заинтересовали меня. Думаю, что, в свою очередь, я также должен попробовать заинтересовать вас. По секрету, который, как я уверен, вы будете соблюдать, я расскажу вам, что Пол Кизи, возможно, для того, чтобы защитить Вики, возможно, по каким-то еще причинам, практически признался в убийстве.

– Прошу прощения, сэр, но я знаю, что вы ошибаетесь.

– Мне об этом сказала сама мисс Макдональд.

– Эти сыщики! Конечно, я не видел ее гороскоп, но я считаю, что ее профессия требует хитрить. Я так понимаю, что рассказать кому-либо, что кто-то еще признался – это один из их лучших приемов. Понимаете?

– Понимаю. Но я задумался над одним несоответствием. Вы начали разговор, заверяя меня, что считаете виновным кого-то из внешних. А закончили, если я вас правильно понял, на том, что всерьез подозреваете кого-то из домашних.

– Я говорил, что полиция думает на кого-то извне, – поправил меня Освальд.

– И вы не согласны с этим мнением?

– Не то чтобы не согласен, у меня ведь лишь догадки. Вот был бы у меня хоть какой-то способ исправить некорректные даты в гороскопах! – отчаянно добавил он.

– В чьих гороскопах? – спросила Вики, и Освальд покраснел.

– Если это касается мамы или меня, – вставила Дот, – то теперь я могу их вам дать. Больше это не имеет значения. Больше ничто не имеет значения. Даже не знаю, что и делать. Я не знаю…

– Ну же, дорогая, – снова принялась успокаивать ее Вики. – Ты останешься здесь, в Меривезере, продолжишь обучение в школе и занятия творчеством. Конечно, Сара не сможет управляться с Меривезером так же хорошо, как твоя мама, но она будет стараться, и ты поможешь ей. Ей потребуются советы и подобная помощь. Подумай, как это будет интересно. Немногие девушки твоего возраста управляют бизнесом. Мне очень интересно руководить своей маленькой чайной; но это не идет ни в какое сравнение с руководством в таком большом месте. И… – она продолжала успокаивать Дот, а Освальд тихо заговорил со мной.

– Кажется, они надолго отвлекли мисс Макдональд, а?

Я думал о том же; но хоть я и разделял его мнение, у меня не было опасений, видимых в его манерах. Не могу сказать, сколько еще должно было произойти убийств, прежде чем я бы понял, что все обитатели дома в какой-то степени подвергаются опасности.

– Выйду-ка я и осмотрюсь, – продолжал Освальд.

Но как только он взялся за ручку двери, мисс Макдональд постучалась к нам.

– Я сказала прессе, что сейчас семья ничего не комментирует, – отчиталась она. – Я сообщила им, что полиция разобралась с делом, и в течении нескольких дней ожидается арест.

– А это… правда? – спросила Вики.

– Возможно. А теперь, мисс Бейли, поможете ли вы нам?

Глава XXXIV

– Это мама забрала карточку Тони из комнаты мисс Ван Гартер. Бедная мама так боялась, что они выяснят насчет Тони и насчет нас. Но это больше не важно. Ничто не важно. Мне двадцать лет, а после того, как я достигну совершеннолетия, никто не сможет тронуть меня, не так ли? Я думаю, что мама приуменьшала мой возраст для того, чтобы она сама казалась моложе. Со мной всегда что-то было не так – всегда. Сначала я была слишком маленькой, потом – слишком толстой, и она думала, что уменьшенный возраст поможет нам скрыться. А затем у меня был тиф, и я так долго не ходила в школу, что отстала в учебе, и мне потребовалось выглядеть моложе. Мама ненавидела то, что я отстаю по школе. Я и не пыталась учиться. Мне больше нравилось творчество. Мама гордилась этим. Она не знала, что я копирую рисунки. Она была так честна. Но я и не копировала – это было всего раз. И об этом узнал Тони Шарван. Он был таким подлым. Если бы он не был мертв, я бы думала, что это он убил маму. Я ненавидела его, и все еще ненавижу его.

– То, что он знал о скопированном рисунке, было единственной причиной ненавидеть мистера Шарвана? – наконец, удалось вставить мисс Макдональд.

– Нет, конечно, нет. Я ненавидела его, потому что… ну, я думала, что между ним и мамой что-то было. Любовное, я имею в виду. Я знала, что мама дает ему деньги. Она не знала, что я знаю, но однажды я видела это. Бедная мама – она была так несчастна, так испугана, а все, что я делала, только осложняло ее жизнь…

– Нет-нет, – поспешила сказать Вики.

– Почему ваша мама давала ему деньги? – спросила мисс Макдональд. – Или вы не знаете?

– Я знаю. Сегодня мама сказала мне об этом… это было сегодня? Кажется, что прошли годы. Мой отец был ужасным человеком – жестоким и злым. Он ненавидел маму. Он женился на ней назло другой женщине. Конечно, тогда мама об этом не знала. А затем та женщина избавилась от своего мужа, а отец оговорил маму (это была подлая ложь) и развелся. У него были и деньги, и влияние. Он владел большими лесопилками по всему Югу. После развода суд присудил опеку надо мной ему, а не маме. Он не любил меня. Он хотел получить опеку назло маме. Я даже не жила в его доме. Он отправил меня в кошмарную деревню. Но как-то ночью мама выкрала меня и сбежала. У нее было немного собственных денег. Он делал все, или почти все, чтобы разыскать нас. То, что его одолели, вывело его из себя.

У мамы были родственники в Огайо, и она ненадолго отправилась туда. Она не знала, что отец горы свернет, лишь бы найти нас. По маминым словам, он должен был истратить на это небольшое состояние. Как бы то ни было, но она уехала из Огайо всего за пару часов до того, как в дом ее кузины пришла полиция. После этого она постоянно боялась. Она не говорила мне об этом, ведь она не хотела обеспокоить и перепугать еще и меня.

Все было для меня. Она любила меня так сильно, а я… я обвиняла ее в том, что она содержит пансионат, и так далее. Конечно, она изменила наши имена. Наконец, она переехала в Сиэтл. Спустя пару дней она собиралась сесть на корабль в Китай. Но той ночью она заметила, что за ней следит мужчина, и она решила, что это детектив, так что она наняла автомобиль и сбежала. Я все думаю об Элизе, бегущей по льдам.^[63] Мы с мамой вместе смотрели этот фильм. Элиза, ищейки, спешащие за ней по пятам… Так что мы остановились здесь. Мама говорила, что той ночью было туманно, что выглядело все так необычно и безопасно. Она подумала, что морской воздух может быть полезен моей щитовидке.

В то время она израсходовала много денег; а на большую часть остатка она купила Меривезер. Она потеряла связь с семьей. Она любила их, но боялась, что письма можно проследить, или что там с ними делают? Она не хотела рисковать. Ради меня! Все эти неприятности: бежать, скрываться и работать – ради меня! Я и не мечтала о том, чтобы мама так заботилась обо мне. А я даже не была добра к ней, и…

– Но вы собирались рассказать нам, – мягко прервала ее мисс Макдональд, – почему ваша мама платила мистеру Шарвану.

– Я рассказываю. В прошлом феврале, когда мама ходила в магазин, она вышла из дверей и столкнулась с ним на Кларк-стрит. Он знал моего отца – он работал на него, занимаясь рекламой или чем-то таким. Но Тони ненавидел отца и нравился маме – так она думала. Но когда мама встретила его, он был на мели. Так что он перебрался в Меривезер. Он делал вид, что собирается оплатить проживание, как только раздобудет денег, но этого так и не происходило. Я знала, что он ни за что здесь не платил. Это еще одна причина, по которой я решила, что он нравился маме... или вроде того. Он сразу же начал выпрашивать у мамы деньги в долг, а она не могла отказать, и он знал это. Мама говорила, что он был не так уж плох (хотя она обо всех думала хорошо), ведь он мог бы получить кучу денег от моего отца, просто рассказав ему о нас, но он не делал этого. Мама также говорила, что он всегда обещал вернуть все до последнего цента, как только продаст консервный завод или женится на мисс Ван Гартер, или получит деньги как-то еще. Мама говорила, что при необходимости она предупредила бы мисс Ван Гартер вместо того, чтобы дать им пожениться. Конечно, мама чувствовала благодарность за то, что он не выдал нас отцу; но на самом деле он ей совсем не нравился, и ей приходилось давать ему деньги, как только он их просил. Она говорила, что не видела конца и края, и он начал намекать на строительство отеля, а не просто пристройки, и что он мог бы управлять им. Новым отелем. Бедная мама – только представьте, как она была обеспокоена! И они никому об этом не говорила, ни единой душе.

– Вы уверены? – спросила мисс Макдональд. – Она точно не рассказывала об этом никому, кроме вас?

– Да. Мама сама мне так сказала. Но, в любом случае, после того, как он был убит, она ужасно испугалась: она подумала, что детективы умны, и если они раскопают что-либо из этого, то смогут сказать, что лишь у нее был мотив убить его, то есть, чтобы его убили. Сама она не могла этого сделать – она весь вечер была в кино; но она боялась, что они решат, будто она поручила кому-то сделать это – например, заплатив убийце.

Но еще сильнее она боялась, что если все будет описано в газетах, то мой отец сможет выйти на наш след. Или если сюда приедет кто-то из семьи Тони, то он сможет узнать ее и отправить сообщение моему отцу. Сейчас он не смог бы отобрать меня, но он смог бы отправить маму в тюрьму за мое похищение. Мама говорила, что он мог сделать что-то и похуже, хоть она и не знала, что именно. Она говорила, что не может постичь всего зла и жестокости, на которые он способен. Понимаете, о чем я думаю? Тони написал моему отцу, тот приехал сюда и убил Тони – за то, что он не сообщил ему раньше, или за то, что он заступался за маму, или еще за что-нибудь. А сегодня, поскольку он ненавидел маму и хотел разрушить мою жизнь, или, может быть, поскольку он решил, что мама может заподозрить его в убийстве Тони, он вернулся и убил маму. Она говорила, что он угрожал убить нас обеих и даже описывал, как это сделает. Когда я была еще младенцем, он подошел к моей кроватке с ножом и сказал, что отрежет мне пальцы – просто чтобы напугать маму. Ох, бедная мама!

– Ваша мама считала, что Тони Шарвана убил именно ваш отец? Вы знаете, что она думала? – спросила мисс Макдональд. Мне стало интересно, не вращаются ли ее мысли там же, где и мои – вокруг того, что Хелен Бейли без страха прилегла, чтобы вздремнуть в большой гостиной.

– Мама говорила, что она так не думает, – ответила Дот. – Но сейчас... я не знаю. Возможно, вы поймете? Это трудно объяснить: мама была такой правильной. Ой, вы же не думаете, что она могла сказать это, просто чтобы успокоить меня? Она знала, что если бы она сказала, что подозревает моего отца, то я бы ужасно перепугалась. Она могла бы подумать, что для меня стала бы кошмарной мысль о том, что мой отец – убийца, ведь он все-таки мой отец. Причины, из-за которых она не подозревала его, были не так уж хороши. Только то, что Тони не стал бы сейчас писать моему отцу, ведь за прошедшие полгода он не написал ему. И что если бы отец приехал сюда, то он сначала напал бы на нас. Ну, удар нанесен. Я все сильнее думаю о том, что мама подозревала его, но не могла вынести и мысли о том, чтобы рассказать это мне.

Впервые за время опроса мисс Макдональд не заполнила вопросом паузу в рассказе Дот. Она сидела, тихо нахмурившись, и если на загадку и удалось пролить свет, то это никак не отразилось на ее обеспокоенном лице.

– Дот, дорогая, ты узнаешь своего отца, если увидишь его? – спросила Вики.

– Нет. Когда мама сбежала со мной, мне было всего четыре года. Я все думаю об Элизе, бегущей по льдам… Нет, я не представляю, как он выглядит, за исключением того, что мама рассказывала, что он воображал себя красавцем.

– Можешь назвать мне время и место его рождения? – загорелся идеей Освальд.

Дот покачала головой.

– Могу сказать лишь то, что, по словам мамы, все мы были рождены в Миссисипи.^[64]

– Ты уверена, что не в Луизиане? – спросила Вики.

– Мама говорила, что все мы рождены в Миссисипи.

– Миссисипи и Луизиана расположены на одной и той же широте и почти на одной долготе, – выпалил Освальд, и мисс Макдональд посмотрела на него так, как если бы опасалась, что он сошел с ума.

– Да, – согласилась Вики. – Марс в надире.

Мисс Макдональд поняла, о чем они говорят.

– Астрология? – спросила она.

– Полагаю, вы не верите в нее? – почти воинственно заявила Вики.

– Я почти ничего о ней не знаю. И не могу ни верить, ни не верить в то, что мне неизвестно. Ваш вопрос о Луизиане как о месте рождения был задан только из астрологических соображений?

– Мистер Шарван был рожден в Луизиане, – пояснила Вики, – и мы уверены, что его дата рождения верна – из-за последнего лунного месяца. Интересно, возможно ли, чтобы отцом Дот оказался сам Тони Шарван?

– Нет! – возразила Дот. – Нет! Мама сказала бы мне. Это невозможно. Я знаю, что это не так.

Мы ждали, что скажет мисс Макдональд. Она ничего не сказала, так что Вики заговорила вновь, развивая свою теорию:

– Мисс Макдональд, вчера вечером мы с дядей договорились встретиться с мистером Шарваном в восемь пятнадцать у аптеки на углу Двенадцатой улицы и авеню Льюиса. Мы ждали там до половины девятого, но он не пришел. Я уверена, что он хотел с нами встретиться. То, что Дот только что рассказала об его интересе к моим деньгам, лишь усиливает мою уверенность в том, что он на самом деле хотел встретиться с нами. Злить меня ему было ни к чему. Так что если вы сможете выяснить, почему он не встретился с нами, а вместо этого пошел пешком, чтобы спеть на радио, то вы получите важную улику, связанную с убийством.

– Спасибо, – вежливо ответила мисс Макдональд, как если бы Вики принесла ей стакан воды, тогда как она совсем не испытывала жажды. – Когда в половине девятого вы покинули угол у аптеки, вы отправились прямо домой, не так ли?

– Да, – ответила Вики, для верности добавив:^[65] – Дома мы встретили миссис Бейли и Сару Парнхэм. Практически на пороге они сказали нам, что дома никого нет, и пригласили отправиться с ними в кино; мы не захотели идти с ними, и они ушли. Как только дядя закрыл входную дверь, я включила радио, и мы услышали пение Тони Шарвана.

– Те две женщины уехали на машине миссис Бейли, не так ли? – спросила мисс Макдональд.

– Да, – ответил я, подумав, что Вики и так слишком много говорит.

– Вы видели, как они отъезжают по дороге?

– Нет. Миссис Бейли упомянула, что они поедут на ее машине.

– Возвращаясь, вы видели ее машину у дома или на дороге?

– Нет. Возле дома ее не было. Она была в гараже.

– Вы видели ее в гараже?

– Нет. Поскольку ее не было возле дома, она должна была находиться в гараже, не так ли?

Вместо того, чтобы ответить мне, мисс Макдональд обратилась к Вики:

– А вы видели машину, припаркованную у дома?

– Нет. На улице ее не было, – ответила Вики, добавив: – Конечно, она была в гараже.

– Они уехали на машине миссис Бейли, – непривычно решительно заявил Освальд. – Они припарковались у моего магазина и помахали мне.

– Далеко ли ваш магазин от кинотеатра?

– Четыре квартала, включая тот, на котором находится магазин. Или три, если считать со следующего.

– Вы замечали их автомобиль в течение вечера? После того, как они припарковали его у вашего магазина?

– Да, закрывая магазин в десять часов, я видел автомобиль. Он стоял ровно напротив моего собственного. Хотя, – беспомощно добавил он, – после десяти и до возвращения дам кто угодно мог взять его – если у него был ключ.

– Это глупо, – сказала Вики. – Если кто-то прибыл в Меривезер, чтобы совершить преступление, то зачем ему ждать возможности воспользоваться машиной Хелен?

– Полагаю, на то могут быть причины, – ответила мисс Макдональд. – Хотя, как вы говорите, это выглядит глупо. Когда вы встретили тех женщин на пороге, какая-нибудь из них выглядела встревоженно, нервно, либо испуганно? Например, они могли бояться идти в гараж по коридору из дома?

– Бояться? – недоверчиво переспросил я.

– Робких женщин испугать может что угодно: замеченный ими незнакомец, таинственное письмо или телефонный звонок.

– Нет-нет, – ответил я. – Никто из дам не был обеспокоен. Что же касается страха, то я уверен, о нем не может быть и речи.

– Интересно, почему вы вошли через переднюю дверь, тогда как обычно проходили из гаража через кухню?

– Уважаемая мисс Макдональд, я надеюсь, что даже молодой и непогрешимый криминолог даст скидку на опрометчивость и забывчивость старости?

Но ей это было безразлично. Она даже не притворилась, что учитывает мой возраст.

– Я подумала, что, возможно, вы были взволнованны и, возможно, поспешили выпроводить женщин из дома.

Глава XXXV

– Мисс Макдональд, – вспыхнула Вики, – я надеюсь, вы простите мои слова, но ходить вокруг да около очень утомительно. В этом доме нет никого, кто не желал бы доискаться до истины сильнее, чем вы. Если вы прямо спросите нас, то мы так же прямо и ответим – и сэкономим время. Дядя был обеспокоен. Я была разъярена, поскольку Тони не пришел на встречу с нами, а дядя практически вытолкал Хелен и мисс Парнхэм, поскольку он увидел, что я собираюсь включить радио, а он не хотел, чтобы они увидели, как я выйду из себя – если на радио будет петь Тони, что и произошло. Я потеряла самообладание, как того и боялся дядя. Я побежала на кухню и принесла разделочный нож. Дядя выхватил его у меня и выбросил в окно. Вот его единственная связь с убийством. Можно сказать, что он спас бы жизнь Тони. Вот и вся история с ножом, если она интересует вас.

– Да, – ответила мисс Макдональд. – Нож интересует меня.

– Дядя не убивал Тони, – продолжила Вики, – как и я. Если бы это были мы, то мы бы не стали лгать, наводя подозрение на наших друзей. Я не знаю, смогла бы я его убить. Но я знаю, что не лгу. Так что если вы хотите что-то узнать, то можете не расставлять нам ловушки, а просто слушать – я расскажу обо всем, начиная с того, как вчера мы приехали домой и до сих пор.

– У этого плана есть один недостаток, – слегка улыбнувшись, заметила мисс Макдональд. – Вы не сможете рассказать мне именно то, что я хочу узнать. Если вы позволите задавать наводящие вопросы, все пройдет куда лучше.

– Конечно, я этого не имела в виду, – покраснела Вики. – Но меня пугает мысль, что все это попытка подловить нас.

– Извините, – ответила мисс Макдональд. – Но, к несчастью, в делах такого рода это практически неизбежно. По какой-то причине я так и не смогла найти способ определить, говорит ли человек правду или нет. Некоторые утверждают, что могут увидеть, когда им лгут. Возможно и могут. Я же могу сделать это, лишь когда говорю с очень бестолковым человеком. Но если дело касается, к примеру, девушки вроде вас, то у меня нет никакого способа определить. Еще один момент: только что вы сказали, что если бы вы убили кого-нибудь, то признались бы в содеянном. Возможно. Но я не знаю, как, впрочем, не знаете и вы, как бы вы повели себя в тех или иных обстоятельствах. Но я уверена: если бы кто-то небезразличный вам совершил убийство, то вы бы постарались защитить его или ее. Разве не так?

– Да, так, – ответила Вики. – Если бы кто-то небезразличный мне сделал такое, то у него были бы причины. Я имела в виду…

– Точно, – перебила ее мисс Макдональд. – Обычно есть причины. А теперь, если вы, как и обещали, расскажете о вчерашнем вечере и прошедшей ночи, я выслушаю вас.

Несмотря на позволение задавать вопросы, мисс Макдональд какое-то время, не перебивая, слушала Вики. Ее монолог не содержал в себе ничего такого, о чем не было сказано ранее. Но, возможно, стоит изложить более тщательно ее описание происходившего за те пятнадцать минут, пока она ставила машину в гараж.

Она подъехала к воротам и там увидела, что ключ от гаража остался в ее сумочке – в гостиной. Подумав о том, что я должен находиться внизу, она прошла к кухонной двери и постучалась, причем громко (ведь я глуховат). Все это для того, чтобы не обходить вокруг дома. Поскольку я не ответил на ее стук, ей все же пришлось обойти вокруг дома и войти через открытую парадную дверь. Она сказала, что помещение казалось очень большим и пустым, а коридор – уединенным и пугающим. Какие-то показатели в ее гороскопе сделали ее более нервной и трусливой, чем обычно, и она всем сердцем хотела бы, чтобы я оказался внизу и в пределах слышимости. Но вместо того, чтобы позвать меня и признаться в слабости, эта лисичка включила радио на случайной частоте; она была уверенна, что шум помех приведет меня вниз – для того, чтобы либо настроить его, либо выключить. Вместо того, чтобы пройти через коридор, что она должна была бы сделать, ведь ее машина стояла у ворот гаража, она вновь совершила длинную прогулку вокруг дома, отперла ворота и наконец-то поставила машину в гараж. Набравшись смелости, она вернулась в дом через коридор из гаража и вошла на кухню одновременно с Эвадной Парнхэм и Дот, которые вошли через холл.

– Теперь я думаю, – закончила она, – что Тони пришел домой и отправился прямиком в свою комнату именно за то время, пока дядя был наверху, а я – снаружи. Или же он пришел, пока я плакала, и мы сидели на диванчике, с которого не видно ни дверь, ни лестницу.

– Вы не думаете, что он мог прийти позже, когда все вы были на кухне? – спросила мисс Макдональд.

– Я знаю, что этого не могло быть, – ответила Вики, – ведь после того, как ушел Меркель, я заперла сетчатую дверь на задвижку. Я сделала это, поскольку хотела увидеть Тони, когда тот придет, – поспешно пояснила она. – Я все еще была зла на него и хотела поговорить с ним, пока ярость не прошла. Я подумала, что это будет вполне в его стиле – вернувшись домой, незаметно прокрасться к себе. Вот я и заперла дверь. Сетки на всех окнах также были закрыты на задвижки. Все двери были заперты, и у него не было ключа от гаража. Так что он должен был вернуться именно в один из этих двух промежутков.

– Но вы не рассказывали полицейским о том, что заперли дверь на задвижку?

– Нет. Вы бы рассказали им, если бы они не спрашивали вас, а вы были на моем месте?

– Нет, – ответила мисс Макдональд и больше не перебивала Вики, пока та не окончила рассказ о той злополучной ночи.

– ...Вот и все, что я знаю об этом, – заключила Вики.

– По вашим словам, вы подумали, что, вероятно (или вы сказали – возможно?), оба убийства совершила миссис Парнхэм.

– Я сказала – вероятно.

– Можете назвать причины, из-за которых вы так считаете?

– Да. Она бессовестна, хитра и жестока. У нее была возможность. Она призналась, что была в комнате, что у нее был мастер-ключ, и что она повредила ксилофон, чтобы замаскировать свои эмоции. Я не подозревала, что она отстает в развитии, но часто думала о том, что она чрезмерно эгоистична. Она очень самолюбива, но ведь это снова говорит об эгоизме, не правда ли? Она глупа. Достаточно глупа для того, чтобы выбросить пистолет в окно, а затем подложить то стихотворение с запиской, пытаясь создать видимость самоубийства. Подпись была подделана, не так ли?

– Да, причем неумело, – заметила мисс Макдональд.

– И она испуганно оставалась внизу, пока все мы пытались попасть в комнату Хелен. Она не хотела, чтобы мы вызвали полицию, и ее ребячества хватило на то, чтобы перерезать телефонный шнур. Но это глупо: это задержало вызов полиции лишь на несколько минут.

– Если ее целью была именно задержка, – отметила мисс Макдональд, – то почему она положила ключ у телефона, где его бы нашел первый человек, решивший позвонить в полицию?

– Это ее глупость, – заявила Вики. – Вы исходите из представления о действиях разумного человека. Я же иду от обратного.

– Ясно, – неохотно ответила мисс Макдональд. – Далее, вы знаете какой-нибудь мотив, который мог быть у миссис Парнхэм?

– Не для убийства Тони. Хотя, если он шантажировал Хелен, то он мог попытаться шантажировать и Эвадну. Вот еще что: знаете ли вы, что ночью полицейские случайно оставили дверь в ее спальню незапертой, и Хелен возвращалась туда, чтобы перенести какие-то вещи в комнату Дот? Эвадна знала об этом. Я думаю, она боялась, что Хелен могла найти там какую-то вещь, оброненную Эвадной. Например, маленький круглый предмет. Я думаю, что сегодня днем она не пила снотворное. И она пыталась вынудить нас помочь ей сбежать.

– Да, – ответила ей мисс Макдональд, а я ответил на стук в дверь и впустил в комнату Пола Кизи.

Он вошел в комнату с таким выражением лица, словно он выпил бутылку уксуса. И все же в нем было столько самодовольства, что я решил, что последний глоток он сделал в качестве тоста за самого себя. «Конечно, он не признавался в преступлении, – подумал я. – А леди обманула меня». Так что, почувствовав злость из-за собственной проницательности и ее вероломства, я решил сразу же вывести ее на чистую воду, хоть джентльмену и не подобает так поступать.

– Не может быть! – воскликнул я. – Мистер Кизи, я и не ожидал вас здесь увидеть!

Но он предположил, что я скорее глуп, нежели невежлив, что проявило его натуру с более мягкой стороны.

– Сегодня воскресенье, – напомнил он мне и обратился к остальным: – Мисс Парнхэм попросила меня сообщить вам, что ужин наконец-то ждет вас на столе, если вы спуститесь. Дот, для тебя она пришлет его на подносе, если ты предпочтешь остаться здесь.

– Я хотел сказать, – невежливо вставил я, – что не так давно мисс Макдональд сообщила мне, будто вы признались в убийствах…

– Нет, я не сообщала. Я не говорила ничего подобного…– вставила мисс Макдональд, но тут ее перебил высокий визг Дот.

– Очевидно, произошло недоразумение, – сказал я. – Из ваших слов, сказанных как раз перед приходом мистера Флипа, я заключил, что мистер Кизи признался. Видимо, это была какая-то уловка.

– Ничего подобного, – повторила она. – Меня прервали. Я собиралась сказать, что мистер Кизи сообщил мне (я использовала слово «признался»), что весь тот вечер мистера Шарвана не было на радио.

– Но он был, – возразила Вики. – Мы слышали, как он пел. Мы знаем его голос.

Мисс Макдональд взглянула на Пола. На его лицо вернулся румянец, но когда он заговорил, его губы дрожали.

– Вики, вы слышали фонограмму. Тони… ну, он всегда опаздывал. Он ничего не мог с этим поделать. Он не мог успевать вовремя. Он пытался, но у него не получалось. А он нуждался в работе, чертовски нуждался. Так что у нас была запись двух его лучших песен. Я ставил их, когда он опаздывал. Одну из них я еще никогда не использовал. Вчера я попал в безвыходное положение. Я притворился, что поступил звонок с просьбой спеть «Мандалей» на бис. Когда мисс Макдональд услышала о повторе, она стала подозрительной; особенно поскольку Дот вчера сказала о том, что Тони всегда опаздывал. Как вы знаете, Шоттс все стенографировал. Эти ребята из полиции не настолько медлительны, как мы о них думаем.^[66]

Ранее Вики опустила глаза от стыда за меня, но теперь она подняла их и с упреком взглянула на Кизи.

– Но, Пол, почему ты молчал? Ты же знал, что важно выяснить правду?

– Вик, я не думал об этом – до сегодняшнего дня. Мне казалось, что пятнадцать минут не представляют никакого значения. Я чувствовал, что… ну, это как бы последнее, что я мог сделать для Тони. Как бы сохранить его репутацию…^[67] Я говорил с окружным прокурором, – добавил Пол, обращаясь к мисс Макдональд. – После того, как вы ушли, он какое-то время оставался у нас. Он согласился со мной: сейчас важно выяснить, где был Тони после того, как вечером вышел из дома, и с кем он был. Прокурор позвонил и направил двух полицейских перепроверить все, что они смогут. Он согласился со мной: вчера вечером кто-то, будь то мужчина или женщина, встретил Тони по дороге на радио, и после они вдвоем вернулись в дом – возможно, за какими-то бумагами, бывшими у Тони в комнате. Началась ссора – либо до, либо после того, как бумаги были найдены. Вероятно, до – состояние комнаты указывает на обыск, тогда как Тони знал, где он их хранит. Тот парень застрелил Тони и сбежал, обронив пистолет во дворе. Конечно, это не объясняет стихотворение. Как и нож…

– Встретил кого-то! – воскликнула Дот. – Это был мой отец, вы так не думаете? Да, конечно, это был он. Я боюсь. Я испугана.

– Дотти, твой отец? – переспросил Пол.

– С тех пор, как я говорила с вами и с прокурором, я узнала несколько подробностей, которые могут оказаться полезными, – вставила мисс Макдональд, положив руку на плечо Дот. – Теперь, мисс Бейли, не бойтесь. Мы позаботимся о вас. Вы же не боитесь, что что-то произойдет именно в эту минуту? Так будет и в следующую, и в последующую – мы защитим вас.

– Да, но вы думаете, что это – мой отец, не так ли? – настаивала Дот.

– Кто бы это ни был, бояться не стоит, – ответила мисс Макдональд. – Мы позаботимся и о вас, и о себе.

– Но я боюсь, – раскисла Дот, и Пол согласился с ней:

– Да, и не удивительно. Окружной прокурор говорит, что это не хухры-мухры.^[68] Он намерен действовать. Мисс Макдональд, знаете, он хочет перейти к незамедлительным действиям.

– Тогда пусть дерзает, если сможет, – ответила она.

– Сможет. Окружной прокурор – отличный парень. Проницательный. И, кстати, он передал мне послание для вас.

– Да?

– Думаю, оно конфиденциальное.

– Вовсе не обязательно. Как только что сказала мисс Ван Гартер, все обитатели этого дома жаждут узнать правду сильнее, нежели прокурор или я. Мистер Кизи, что говорится в послании?

– Ну, он просил передать вам, что если вы идете по горячему следу, то кто-то из полицейских может произвести арест. Он сказал, что ему нужен результат, а не беспокойства насчет доказательств и прочего. Он попросил напомнить, что доказательства и мотивы можно выяснить и позже. Произведите арест, а в дальнейшем полиция побеспокоится об остальном.

Мисс Макдональд не ответила на это; а разве у старого Кадуолладера есть право и способность читать мысли леди? Но все-таки… как-то я знал одного парня в Доусоне, он был полушотландско-полуирландского происхождения – с серыми глазами и рыжими волосами. И когда он сжимал губы так, как их сейчас сжимала она, и когда он склонял голову так, как сейчас склоняла она, он обычно говорил: «После того, как увижусь с ним в аду!» – или что-то подобное.

Глава XXXVI

– У убийств всегда есть мотивы, – напомнил я мисс Макдональд вечером в понедельник.

– Да, – согласилась она со мной, продолжив смотреть на дверь, в которую только что вышел Меркель, мой прекрасный водитель.

– Этот человек видел Тони Шарвана не более полудюжины раз, – сказал я. – Он даже не знал его имени.

– Это не имеет значения, – ответила она. – Я говорила с ним только потому, что вы попросили меня. Сейчас он не сказал мне правды, хотя ложь всегда беспокоит меня.

– А я думаю, что он сказал правду, – настаивал я. – Машина была в гараже. Другие автомобили были припаркованы перед ним. Меркель решил, что быстрее и проще взять такси, чем вывести машину из гаража. Он сам заплатил за такси. Так он сказал.

– Это не имеет значения, – повторила она, и я решил, что она не услышала ни одного из моих слов.

Я прошел к окну и обратился к Меркелю, который стоял возле машины под деревом у дороги. Я попросил его вернуться обратно.

– Меркель, – сказал я, когда тот показался в дверях, – эта леди думает, что только что вы не сказали ей правду.

– Да, сэр. Вы хотите, чтобы я уволился?

– Конечно, нет. Я хочу, чтобы вы рассказали правду о том, почему в субботу вечером вы прибыли сюда на такси, а не на моей машине.

– Я одолжил вашу машину другу, сэр. Как вы помните, погода была очень жаркой. Он хотел прокатить свою подружку подышать свежим воздухом. Я подумал, что так быстро машина вам не понадобится, сэр. Вы редко ею пользуетесь, сэр. Я увидел возможность порадовать его, сэр.

– И получить лишние пять долларов, Меркель?

– Нет, сэр. Он же мой друг. Всего два пятьдесят, сэр.

Я взглянул на мисс Макдональд. Она удовлетворенно кивнула, и я отпустил водителя, приказав ему подождать на случай, если он снова понадобится.

– Утром я говорила с работником из гаража, – пояснила она после того, как дверь закрылась. – Он сказал, что ваша машина отсутствовала почти до полуночи, и он решил, что Меркель мог сдать ее в аренду клерку из отеля. Но, – яростно повторила она, – это не имеет значения.

После этого она встала с места, прошла по комнате, удаляясь от меня, и уставилась в аквариум.

Я почувствовал, что она забыла обо мне. Я не очень-то люблю, когда обо мне забывают, так что я принялся подыскивать bon mot,^[69] чтобы напомнить о своем присутствии.

– Кажется, вечером снова будет туман, – наконец, выдал я и тут же пожалел об этом, испугавшись снова услышать «это не имеет значения», что могло бы довести до безумия и более крепкого, чем я, человека.

Она не обратила внимания на мою реплику, не проявив интереса ни ко мне, ни к погоде. Она смотрела в темную воду и через мгновение произнесла: «Я в тупике», – обращаясь, по-видимому, к золотым рыбкам.

– Вы пытались, – сказал я. – Вам нужно поспать. Всю ночь вы провели на ногах. Вздремните и, проснувшись, почувствуете себя намного лучше.

– Нет, мне не нужен сон. Мне нужны время и мысли, – печально улыбнулась она.

– У вас есть и то, и другое, – заверил ее я, вспомнив ее утверждение, что она не умеет распознать ложь.

Время, как я думал, у нее было. Я ошибался. Мозгов же, как мне казалось, у нее не было. У меня сложилось впечатление, что с момента приезда она не делала ничего полезного и лишь разъезжала по городу да сплетничала с жильцами Меривезера. Я ошибался.

– Вы прибыли всего лишь вчера, – продолжил я лживо утешать ее, – и не можете ожидать, что за такое короткое время вам удастся сделать многое.

– Ну, – громко ответила она с дальнего угла комнаты, по-видимому, вспомнив о моей глухоте. – Кое-чего я достигла. Я знаю, кто совершил убийства.

– Знаете? – прошептал я и подумал, что мой шепот прозвучал предостерегающе – она подошла ближе и понизила голос.

– Но проку от этого не очень много, если он вообще есть.

– Хм, – пробормотал я, стремясь понять ее эмоции и ее безучастность. – Убийца не пойман?

– Нет.

– Хм, – повторил я. – А он опасен?

– Да. Человек, отчаявшийся до того, что совершил два убийства, может пойти и на третье. Вы так не думаете?

– Думаю. Почему бы не арестовать этого парня и не держать его под замком?

– Мы не можем.

– Вероятно, это можно устроить.

– Нет. Если бы я знала мотив, у меня было бы доказательство, но без мотива оно ничего не значит. И я не могу найти мотив.

– Хм, – снова пробормотал я, хотя теперь у меня было, что к этому добавить, но, к несчастью для меня, к нам вошли Вики и Дот.

Вики в то утро решила не работать. Ее метод был замечательно прост: она позвонила, выписала несколько чеков на непредвиденные расходы и заявила, что сожалеет.

– Как мы говорили… – начал было я, пока леди присаживались.

– Это не имеет значения, – перебила меня мисс Макдональд. – То есть поговорим об этом позже, хорошо? – поправилась она.

– Позже, позже! – повторила Дот с оттенком былой раздражительности в голосе, но теперь он был смягчен усталостью. – Все попозже! Мисс Макдональд, мне необходимо организовать похороны. Ничто другое меня не волнует – ничто. А мне все говорят «позже».

– Знаю и сожалею, – ответила мисс Макдональд. – Сейчас я собираюсь в офис окружного прокурора. Думаю, что я смогу убедить его позволить вам составлять планы. Я сделаю все возможное.

Освальд Флип тихо проскользнул в комнату.

– Интересно, мисс Макдональд, подумали ли вы об этом, – сказал он. – Думаю, что да, а вот я – нет. Я думал, что преступник вошел либо через парадную, либо через заднюю дверь. Французские окна вдоль веранды не подходят, так как если они закрыты, то запираются на защелки изнутри, и снаружи их не открыть. На двери в подвал стоит английский замок, а на его окнах решетки. Но есть еще гараж. Тот, у кого есть ключ от гаража, либо тот, кто мог изготовить слепок с ключа, мог пройти через коридор в любой момент, за исключением короткого промежутка времени около одиннадцати вечера – когда на кухне были люди.

– Да, я думала об этом, – ответила мисс Макдональд и ушла, оставив нас размышлять над ее словами.

Глава XXXVII

Возможно, что в течение следующих двадцати четырех часов мисс Макдональд не замечала старого толстяка, следовавшего за ней, словно страдающий от пылкой любви обожатель,^[70] жестикулировавшего, подымавшего брови и дергавшего головой, пытаясь вызвать ее на тет-а-тет. Но как мне тогда показалось, она сознательно избегала меня.

Вики заметила и мягко сказала мне, что остальные люди обратили на меня внимание и критично расценили мои действия. Чувства Освальда были задеты: он решил, что я глумлюсь над ним. Эвадна Парнхэм заподозрила флирт. Сара мягко испугалась, что это старческое...

– Но я сказала им… – здесь Вики виновато сделала паузу.

– Что это лишь мое обычное чудачество, которое проявляется во время трагедий? – продолжил я.

– Но я же должна была что-то им сказать! И я сказала им, что, как я думаю, это условный сигнал, о котором ты договорился с мисс Макдональд. Это было ошибкой. Все они нервно следят за тобой. Очень нервно. Теперь если ты трешь нос, то они подпрыгивают, а если прочищаешь горло – дрожат от страха. Так что я думаю, что было бы лучше, если бы ты перестал себя так вести.

– Виктория, – сказал я, – мне просто необходимо переговорить наедине с этой рыжеволосой леди. Она не оставалась одна с пяти часов вчерашнего вечера. Я всячески жестикулирую. Подаю сигналы. Я шепчу ей на ухо. Один раз она сказала: «Что?», – дважды: «Сейчас», – но так, словно говорит: «Брысь!». Это было четыре часа назад.

– Дорогой дядя, ты – последний оставшийся в живых из робких мужчин, и это замечательно. Подожди здесь, и я приведу ее сюда.

Я подождал. Через пару минут пришла мисс Макдональд. Ее полуулыбка была вежливой; ее «Вы хотели меня видеть?» было бесстрастным; я ни капли не сомневался, что она желает, чтобы я шел куда подальше.

– Вчера вы сказали, что знаете кто убийца.

– Да, – ответила она.

– И вы также признали, что пока он на свободе, всем нам может грозить опасность.

– Признала?

– Поскольку вы отказались произвести арест…

– Я не отказывалась произвести арест. Я не могу провести его, пока не обнаружу мотив для убийства.

– Но я слышал, о чем вам написал окружной прокурор, – напомнил я и чуть не погрозил ей пальцем.

Какое-то мгновение она молчала.

– Убийство без мотива, – наконец, произнесла она с грустной улыбкой, которая служила ей заменой вздоха. – Это нужно взять на вооружение авторам детективов. Интересно, как бы они это обыграли.

– С этим ничего не поделаешь, – вставил я. – Никто не убивает без причины.

– Мои выводы верны. Но в этом деле нет мотива.

– Ясно, – сказал я, взяв страничку из ее блокнота. – Значит, вы определили преступника просто при помощи женской интуиции?

– Стоит ли это так называть? Нельзя ли подобрать другое слово – наработанный опыт, тонкий анализ? Я никогда не полагаюсь на«женскую интуицию».

– Но постойте, – возразил я. – Вы не можете определить убийцу, если не знаете причины для убийства.

– Причины? – она словно обдумывала это слово.

«Вот идиотка», – подумал я, а вслух же вежливо сказал:

– Насколько я понимаю, между причиной и мотивом нет никакой разницы. У миссис Бейли был сильный мотив убить Тони Шарвана – шантаж и страх, что ее обнаружит муж. Если бы она совершила убийство, причиной тому было бы желание прекратить шантаж и избавиться от страха перед мужем. Все верно, не так ли?

– Извиняюсь, – ответила мисс Макдональд. Перед этим она отошла к окну. – Я не расслышала вас. Боюсь, что я не слушала – я задумалась о чем-то другом.

– Вовсе нет. Я предположил, что можно начать с другого конца: отыскать человека, у которого был сильный мотив, такой, как, например, у миссис Бейли. И после найти доказательства его вины.

– Да, – ответила она. – Это то, чем занимается окружной прокурор.

– Значит ли это, что прокурор всегда не прав?

Я знал, что она была полушотландкой-полуирландкой. С ней нужно быть поосторожнее.

– Отнюдь, – сказала она. – Окружными прокурорами обычно становятся проницательные люди – без этого им не добиться должности. Как вам это нравится? Субботним вечером мисс Ван Гартер вернулась домой разъяренной. Считается, что она была готова убить. Она дошла до того, что взяла оружие – а вы его выкинули. Она ревновала к миссис Бейли. Она видела, как они перешептывались, она видела и слышала то же, что и мисс Бейли, или даже больше. Вы считаете, что поднявшись к себе, чтобы переодеться, она была вне себя от гнева. По ее словам, она не оправилась от ярости даже спустя два часа. Она знала, что у мистера Шарвана есть пистолет. Она знала, где он хранится. Вы отобрали у нее нож, так что она пошла в его комнату и взяла пистолет. Возвращаясь, она увидела Энтони Шарвана в комнате миссис Бейли. То, что он был там, только разожгло ее ярость. Она обезумела от чувств к нему. Она вошла в комнату и застрелила его. Вы поднялись по лестнице. У нее была книга со стихами. Она знала, о чем они. Вместе вы разработали план: поместить пистолет в его руку и так далее. Было важно уничтожить ее письма к нему, и вы решили, что будет лучше уничтожить все его бумаги. В ее ванной был найден клочок бумаги. Позже в комнату вошла миссис Парнхэм; как она и рассказывала нам, она выбросила пистолет в окно. Если бы не это, ваш план осуществился бы. Вы позвали меня, поскольку рассудили, что виновный никогда не стал бы приглашать для расследования эксперта-криминалиста. Помимо этого, если бы я работала на вас, вы имели бы возможность подкупить меня.

– Очень убедительно, – признал я и сделал паузу, чтобы удержать себя в руках. – За исключением того, что Виктория вовсе не была влюблена в того парня.

– Можете ли вы доказать, что она не была влюблена в него?

Я прочистил горло, чтобы мой голос лучше звучал.

– Окружной прокурор рассматривает дело в таком свете?

– Нет. Он ничего не знает ни о ярости, ни о ноже, ни о чем из того, что мне рассказала мисс Ван Гартер. Я не обязана сообщать ему об этом и не стану этого делать. У меня и так хватает хлопот по вызволению невинных людей, так что я не стану пополнять его список. Его дело сильнее, чем то, которое я только что представила вам. Но оно ошибочно. И я не знаю, сколько еще времени они отведут мне.

– Если у него есть против кого-то еще более сильное дело, то мне кажется, что тот человек должен быть виновен. У него есть мотив и доказательства?

– Он удовлетворен тем, что имеет: двойной мотив и возможность. Я могла бы дать ему больше сведений. Но не стану. Они ему не нужны.

– Но, мисс Макдональд, откуда вы можете знать, что вы правы, а он – ошибается?

– Вы только что назвали это женской интуицией, не так ли? – терпеливо ответила она.

Зазвонил телефон, но старый Кадуолладер был слишком занят собой, чтобы ответить.

Вошла Вики. Она сказала, что звонят от окружного прокурора и хотят поговорить с мисс Макдональд. Вики села подле меня и взяла меня за руку, почувствовав, что я нуждаюсь в поддержке, а мисс Макдональд в это время вышла в холл.

– Нет, – сказала она и через некоторое время повторила «нет» еще раз. Пусть это и невежливо, но мы с Вики навострили уши и внимательно прислушались к ее разговору. – Нет, – ответила мисс Макдональд. – Нет. Если вы сделаете это, то пожалеете…^[71] Да. Если хотите, можете называть это угрозой.

Я взглянул на Вики, а она посмотрела на меня, высоко приподняв брови.

– Подождите, – продолжала мисс Макдональд.  – Я сейчас приеду.

Повесив трубку, она вернулась к нам и спросила, может ли она снова взять мою машину.

– Можете. Меркель ждет во дворе, – ответил я, а затем обратился к Вики: – Дорогая, возьми шляпку и сумочку – мы выедем вместе с мисс Макдональд. Поужинаем в отеле и останемся там на ночь.

– Ты это можешь. А я – нет, – возразила Вики. – Этой ночью мы не можем снова улизнуть. Прошлая ночь ничего не значила, но мы не можем так делать каждый вечер. Мисс Парнхэм приготовила ужин для всех нас; она часами работала на кухне. Она пытается поддерживать дело ради Дот. Пол и Освальд согласились остаться. Она считает, что если все мы останемся в Меривезере, то она сможет сохранить его для Дот, и остальные жильцы также останутся в нем после того, как вернутся из отпусков. Но если мы разбежимся, словно крысы с тонущего корабля, то все здесь развалится. Начинать на новом месте будет куда сложнее. У Дот нет ничего другого. Это хорошее и прибыльное место, и останется таким, если только мы его не разрушим. Она хочет оставаться здесь. Это ее дом. Мисс Парнхэм такая душка, и меньшее, что мы можем сделать, это помочь ей. Она все равно решила оставить школу на год-другой, чтобы управлять Меривезером для Дот. Завтра приедет повариха. Освальд услышал об этом – случайно. Чудесная датчанка, говорят, и…

– Случайно. Чудесная датчанка, – отозвалась эхом стоявшая в дверях мисс Макдональд. – Случайно. Чудесная датчанка, – повторила она, словно пытаясь запомнить эти слова.

«Леди потеряла рассудок», – подумал я, и мое подозрение сменилось опасением, когда она бросилась к нам через всю комнату и, схватив Вики за плечи, выпалила: «Ты – сокровище!», – и убежала прочь.

– Что же скрывается за всем этим? – спросила Вики, будто я знал это, но никак не хотел рассказывать.

Я болезненно покачал головой.

– Ну, как говорила бабушка Кроуиншенк…

– Она имела в виду, что ты – сокровище, ведь ты жертвуешь собой, идя наперекор страхам…

– Она не имела в виду ничего подобного, и ты знаешь об этом, – перебила меня Вики. – Она вела себя так, словно я сказала что-то важное. Но что же я сказала? Что Освальд услышал о чудесной датской поварихе. Вот! Она совсем забыла о поварихе – другой поварихе. Миссис Ле Врей. Она решила, что миссис Ле Врей имеет какое-то отношение ко всему этому. Да! Кто угодно может описать ее как «маленький круглый объект». Она не датчанка, но, возможно, датчане как-то связаны с делом – например, кого-то из них могут подозревать полицейские. Может ли датчанин быть маленьким и круглым? Здесь, в Сэтори, так много датчан, но кто из них низкий и толстый?

– Низкий и толстый? – повторил я. – Низкий и толстый. Низкий и…

– Да перестань ты, – возмутилась Вики.

– Но… но… – запнулся я и против своей воли повторил: – Низкий и толстый.

– Ох, – выдохнула Вики и критически осмотрела меня. – Нет, – высказала она свое решение. – Ты полный, но не маленький, и готовить не умеешь. Никто, даже полиция, не может описать тебя как маленького и круглого.

– Спасибо, – поблагодарил я и, набивая трубку трясущимися пальцами, просыпал табак на пол.

Глава XXXVIII

Когда начался ужин, я вместе со всеми прошел в столовую и сел за стол. Но я не мог здесь оставаться, так что нашел себе нелепое оправдание – расстройство желудка, и вышел на утонувшее в тумане крыльцо. Я нуждался в тумане, ибо ясность в моем рассудке была невыносима.

Вики прошла за мной и сказала:

– Дорогой, вот таблетка активированного угля. Вызвать врача?

Я отослал ее и был чуть ли не груб, так как боялся повторить слова «маленький и толстый».

Вы, конечно, догадались? Дот Бейли, с ее унаследованной склонностью к жестокости и жаждой мести. Дот Бейли – единственный человек в доме, которого совсем не испугалась бы Хелен Бейли.

Мотив? Она ненавидела Тони Шарвана с такой силой, которая могла переродиться только из любви. Она думала, что у него и ее матери был роман. Или, возможно, она знала о шантаже и опасности. Нам она сказала, что не слышала о секрете матери вплоть до субботнего утра. Но, по словам мисс Макдональд, никто не может наверняка распознать ложь. Дот была разъярена и задета, поскольку он не смог встретиться с ней. Она обнаружила его в комнате матери. Ревность, ярость, страх. Мотивы множились и усиливались. У кого, как не у Дот Бейли, была причина уничтожить его личные бумаги?

Возможность? Где была Дот в то время, пока я, Вики и Эвадна Парнхэм, выйдя на крыльцо, ждали Меркеля? Мы предполагали, что в гостиной. Но, в конце концов, наше мнение, что она была внизу, основывалось лишь на предположениях. Радио грохотало. Комната Хелен Бейли была в задней части дома.

Как сказала Вики, убийство занимает всего минуту. У Дот было больше, чем одна минута на то, чтобы подняться наверх, взять пистолет Тони Шарвана, использовать его и подготовить стихотворение с запиской. Она молода и романтична. Конечно, она читала стихи из книжки матери и точно знала, где найти подходящий текст. Для того, чтобы напечатать несколько слов, была использована ее пишущая машинка. Идея подделать подпись могла прийти ей в голову, поскольку она привыкла копировать картины. Записка напечатана, пистолет положен у руки, ей осталось только запереть дверь и спуститься. Почему запереть дверь? Чтобы отсрочить обнаружение. Позже она по той же причине перерезала телефонный провод. Ключ? Один ключ был найден в комнате… Нет, стой, Дот могла войти в комнату после того, как дверь была открыта мастер-ключом Эвадны Парнхэм, и подложить ключ на вырванную страницу, где я его и нашел.

Но я задаюсь вопросом, могла ли она спуститься вниз и тихо-спокойно провести остаток вечера? Хладнокровность была ее привычной маской, хотя сама она предпочитала думать о ней как о сдержанности. Смогла бы она удержать эту маску? Какое-то время да; это было необходимо. Мне на ум приходит сцена за ужином, окончившемся потасовкой. И вот еще один мотив: о том, как она выиграла приз, знал только Тони Шарван. Конечно, это не мотив для убийства, но это добавило дров в огонь ее гнева.

Темперамент? В тот вечер, когда у Дот произошел приступ гнева, ее собственная мать нуждалась в поддержке посторонних людей для того, чтобы поговорить с ней. Это Дот проскользнула в комнату, где коронер беседовал с полицейскими. Ее легко спровоцировать на вспышку гнева, ярости или ревности.

Как Хелен Бейли узнала о вине Дот? И когда она обнаружила ее? Я решил, что ее открытие произошло после того, как мы с Вики вышли из дома днем в воскресенье. Во время всех этих проблем Хелен Бейли была испугана, опечалена и взволнованна; но она вовсе не вела себя как мать, которая знает о том, что ее дочь виновна в убийстве.

Призналась ли Дот матери? Я знал, что нет. Поскольку если бы она призналась, то была бы уверена: мать будет стоять за нее и поддерживать ее вплоть до последнего слова на суде. Нет. Хелен Бейли каким-то ужасным образом узнала о вине Дот и, не подав вида, взяла паузу на обдумывание. Но Дот как-то прознала об этом и, обезумев от страха…

– Мистер Ван Гартер, простите за вторжение, но я должна поговорить с вами наедине.

Я обернулся и увидел Сару Парнхэм. На ней было тусклое платье в блекло-пурпурных и светло-коричневых тонах, оно было до того изношенное, что даже аккуратные манжеты казались мягкими и пожелтевшими.

– Я считаю, что судя по тому, что этим вечером вы не смогли остаться в столовой, теперь мы понимаем друг друга. Или нет?

– Я не понимаю, – ответил я, пытаясь не смотреть ей в глаза.

– Вам нужно поесть. Извините, что я усадила Дот за ваш стол. Она просила место возле мисс Ван Гартер.

– Да. Теперь мы понимаем друг друга. Но я боюсь, что мы не можем сделать ничего.

– Не знаю, – сказала она, вынимая из кармана блузки конверт, запечатанный маленькой и круглой каплей красного воска. – В воскресенье Хелен дала мне его с четкими инструкциями. Я выполняла ее инструкции, и должна продолжать соблюдать их. Только… я больше не могу хранить этот конверт. Честно говоря, я слаба и напугана. Мне совсем не нравится эта тайна. Поверьте мне, это неотвратимо. Я хочу, чтобы вы взяли этот конверт на хранение. Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что не станете открывать его и не позволите никому открыть его до тех пор, пока в личности преступника не останется никаких сомнений. Я имею в виду, что эта печать не должна быть сломана, пока преступник не будет осужден... – она запнулась и глубоко вздохнула, – и казнен, – непроизвольно вздрогнув, закончила она.

– Вы уверены, что если будет произведен арест, то письмо не поможет оправданию или смягчению приговора?

– Нет-нет, – снова вздрогнула она. – Наоборот… Если произойдет арест, обсудим это снова. Но я думаю, что в этом случае, несмотря на обещания, нам лучше уничтожить его. Только… Ох, как бы я хотела все объяснить. Но я не могу. Это из-за обещания. Я не смею.

– Мисс Парнхэм, вы добрая и удивительно здравомыслящая женщина. Вы должны понимать, что сейчас не время для запечатанных писем, секретных обещаний и прочих тайн.

– Я понимаю, – ответила она. – Я на самом деле понимаю, мистер Ван Гартер. Но эти бумаги важны, и если нет ареста, если не произойдет то, чего мы боимся… Я пообещала не уничтожать их. Но я боюсь хранить их у себя. Вы – мужчина, богатый и влиятельный мужчина. Я – деревенская школьная учительница. Я не имею права возлагать на вас эту ответственность; но в каком-то смысле эта ответственность настолько же ваша, как и моя. Я не прошу вас хранить их всю жизнь. Только несколько месяцев – и, если ничего не случится, я заберу их у вас, действуя в согласии со своим обещанием. Ваша племянница любила Хелен – как и все мы. Поможете ли вы мне ради Хелен? Прежде я никогда в жизни не просила помощи у мужчины. Как, впрочем, и у женщины. Но сейчас я дрожу от страха. Думаю, что любовь к Эвадне превратила меня в трусиху. Она так нуждается во мне. Мистер Ван Гартер, рискуя предать Хелен, признаюсь вам: она искала в комнате Тони Шарвана именно этот конверт, и она нашла его. Он мертв. Хелен мертва.

– И вы думаете, что из-за этого стоит рисковать еще одной жизнью? Ради того, чтобы спасти убийцу, кем бы он ни был?

– Нет, – ответила она. – Я сохраню конверт. Но в случае моей смерти я хочу, чтобы вы прочли его содержимое. Тогда вы поймете и увидите, что я не дура и не преступница.

– Один момент, – сказал я. – Знает ли мисс Бейли о существовании этих бумаг?

– Нет. Честное слово, она не знает.

– Как вы думаете, содержимое этого конверта может поставить под угрозу чью-либо жизнь?

– Мистер Ван Гартер, клянусь, что нет. Клянусь собственной жизнью. Я не читала эти бумаги; но я знаю, что Хелен сказала мне правду о них. Я знаю это, ведь правда была так необходима. И она запретила мне. Хотя я знаю причину. Я… Ох, думаю, я схожу с ума. Я держала их сколько могла. Теперь… я надеюсь, что вы поможете мне. Для вас это намного проще, ведь вы не знаете.

«Леди говорит правду», – подумал я. Она действительно сходит с ума. И, несомненно, она делает из мухи слона, стреляя из пушки по воробьям. Но она искренна, честна и напугана. Это все из-за женской истеричности, и, как мужчина, я должен помочь ей.

Поэтому я попросил у нее конверт и заверил ее, что исполню условия. Почувствовав мелодраматизм ситуации, я попытался разрядить ее, но смог лишь банально заметить, что завтра арендую ячейку в Сэтори-банк и положу туда конверт для пущей безопасности.

– Нет, нет! – возразила она. – Я бы я сама сделала это, если бы осмелилась. Но полицейские следят за всеми нашими передвижениями. Если кто-то из нас арендует ячейку в банковском хранилище, полиция в течении какого-то часа вскроет и обыщет ее. Если ничего не произойдет, и расследование прекратится (я об этом молюсь, правильно ли это, или нет), то я снова заберу конверт и избавлю вас от этой ноши. Мне самой этого захочется. Хелен была моей лучшей подругой.

Кадуолладер спустился на пару ступенек из уважения к леди, стоявшей в тумане, застилавшем обзор, и тут дверь распахнулась, и на крыльцо вышли Вики и Дот.

– Почему вы стоите здесь, в этом холодном тумане? – спросила Вики.

– Ненавижу туман, и мне страшно, – добавила Дот. – Я боюсь, – упиралась она в ответ на успокоительные увещания Вики. – Есть, чего бояться. Я боюсь отца. Я думаю, он здесь – в городе, и он вернется в дом. Возможно, мама рассказала мне не обо всем. Может, есть что-то еще. То, что он искал в комнате Тони той ночью. Мне будет страшно, пока его не найдут. Они ведь найдут его, мистер Ван Гартер? Но я не хочу отмщения. Не знаю почему, но не хочу. Я бы предпочла знать наверняка, что он сбежал – в Китай или куда угодно, и больше никогда не вернется. Я хочу быть в безопасности – вот и все. Я хочу передохнуть, чтобы в моей голове рассеялось, и я смогла подумать о маме.

– Дорогая, ты в безопасности, – заверила ее Вики. – Давай зайдем в дом, – добавила она, обхватив Дот за талию и подтолкнув ее к двери.

Сара Парнхэм прошла за ними. Я остался один, мои мысли крутились в свистопляске, сквозь которую пробивался один вывод. Это было как струя воды на раскаленную массу: я жестоко и позорно заблуждался насчет вины Дот Бейли.

Я слышал шум – вверх по холму ехали машины. Наконец, свет их фар пробился сквозь туман, скользнул по дороге, рассеял тени, а затем погас.

Хлопнула дверь машины. До меня донеслись грубые мужские голоса, мягкие интонации Меркеля и односложный ответ Линн Макдональд.

На полпути вниз я встретил ее.

– Извините, – сказала она. – Я этого не хотела. Ненавижу это, но ничего не могу поделать. Они не дали мне времени. У меня нет выбора. Извините.

Глава XXXIX

В камине гостиной тлел огонь, и вокруг него собрались все домашние, за исключением Пола Кизи, который ушел на радио.

Дот лежала на диванчике; к счастью, она не знала, что именно там нашли тело Хелен. Сара Парнхэм была возле Дот. Эвадна Парнхэм села на подушечку у ног Сары; когда мы вошли в комнату, Освальд встал – теперь он стоял над Эвадной, держа в руках астрологическую карточку, которая развевалась, словно на ветру. Вики в одиночестве сидела на втором диванчике. Я встал рядом с ней и положил руки ей на плечи. Я чувствовал, как она дрожит, а увидев, что Линн Макдональд кивает в ответ на тихий вопрос полицейского, я поднял холодную ладонь к вспотевшему лбу.

Я пытался проследить за ее взглядом. На кого же она смотрела, когда кивнула? На Дот Бейли, Сару Парнхэм, Эвадну Парнхэм или Освальда Флипа? И на кого она смотрела, пока по комнате шел крупный мужчина в синей униформе и с звенящими и лязгающими наручниками в руках? Можно было обойти вокруг земного шара, пока этот парень медленно шел^[72] до Освальда Флипа, остановился, нагнулся и быстрым жестом защелкнул браслеты на запястьях Эвадны Парнхэм.

Полицейский что-то пробормотал. Я расслышал только смутное: «…убийстве Энтони Шарвана и Хелен Бейли», – и то, как Освальд шепнул мне на ухо: «То, о чем я думал и чего боялся». Затем Вики выкрикнула: «Немедленно остановитесь! Оставьте ее одну! Хоть на минуту! Она ведь может попрощаться со своей мамой».

Я открыл глаза. Эвадна отчаянно ухватилась за Сару Парнхэм, издавая звуки, которые я надеюсь когда-нибудь забыть – я могу описать их только как жуткую смесь трусости и ярости. Полицейский решительно, но не грубо, пытался оттащить обезумевшую женщину от цепких рук Сары.

– Возьмите ее с собой, – предложила Линн Макдональд. – Да, заберите ее с собой. Мисс Парнхэм, если вы можете повлиять на нее, то я советую вам: попросите миссис Парнхэм сразу же признаться, сразу же, как только она окажется в тюрьме. Так будет намного проще.

– Она не может признаться. Она не виновна, – заявила Сара Парнхэм.

– В невиновности нет сомнений, – ответила Линн Макдональд. – У нас есть все свидетельства. Но признание может спасти ее. Вы не знакомы с методами полиции? Она должна признаться. Любезный, возьмите ее с собой. Нет смысла тянуть. Если вам нужно, то возьмите и ее. Не причиняйте ей боль, если сможете.

– Я убила Тони Шарвана и Хелен Бейли, – заявила Сара Парнхэм, подходя к полицейскому и отворачивая свои аккуратные манжеты. – Я убила их. Снимите с нее наручники и наденьте их на меня. – Она протянула руки. На запястье одной из ее рук был пурпурный синяк.

Я поспешил к ней. Мне хотелось как можно быстрее дать ей понять безнадежность ее самопожертвования и бесполезность ее слов.

– Уважаемая мисс Парнхэм, – начал было я, но остановился, когда полицейский защелкнул наручники на ее запястьях.

В рассказе такое возможно. В кино это встречается повсеместно. В реальной жизни – невероятно и невозможно. Я взглянул на Эвадну. Второй полицейский снимал с нее наручники. Он убрал их в карман. Девушка стояла, тяжело дыша, судорожно задыхаясь. Она потирала запястья, осматривала их и снова потирала. Она не смотрела на Сару. Я же посмотрел и увидел, как она идет к дверям в сопровождении окруживших ее полицейских.

– Пожалуйста, остановите это, – обратился я к мисс Макдональд. – Мисс Парнхэм говорила мне, что если обвинят ее мачеху, то она возьмет вину на себя. Вы сказали, что у вас есть улики против Эвадны Парнхэм. И где же они сейчас, спустя всего лишь минуту? Если вы думаете, что подобное признание… – здесь я сменил тему:^[73] – Остановитесь! Остановите их! Они уводят ее. Мы не должны допускать это. Это не законно, это просто…

– Извините, – вставила Линн Макдональд, – но это правосудие.

От ошеломления мы умолкли. Тишину нарушил голос Эвадны:

– Вы же не имеете в виду, что Сасси и в самом деле убила Хелен и Тони? Это ужасно! Ха, вы не можете подразумевать этого!

– Но это так, – заявила Линн Макдональд.

– Ну, тогда… – Эвадна топнула ногой и ударила кулаком о ладонь, – помилуйте, почему вы сразу не сказали об этом? Почему вы попытались арестовать меня, до смерти перепугав меня? Я этого никогда, никогда не переживу. Держу пари, что не забуду об этом. Если у меня будет нервный срыв, то я подам на вас в суд. Я в любом случае подам на вас в суд. Чего вы добивались, унижая меня перед всеми этими полицейскими и перед мистером Ван Гартером? Хочу я вам сказать…

– Мы арестовали вас, чтобы получить ее признание, – ответила Линн Макдональд. – Пожалуйста, замолчите. Помолчите и подумайте.

Мисс Макдональд развернулась и вышла сначала в холл, а потом на крыльцо.

Я последовал за ней. Красные отблески мигалки на полицейской машине вспыхивали и угасали в темноте.

– С меня хватит, – сказал я. – Чье признание вы хотите получить теперь, отправляя мисс Парнхэм в тюрьму?

– Сара Парнхэм – виновна. Как я уже говорила, я ненавижу этот метод, но мне больше ничего не оставалось. Они настаивали на аресте Дот Бейли. Если бы этим вечером я не получила признания, они бы арестовали ее. Этого нельзя было допустить. Она молода. Подумайте об обвинении в убийстве собственной матери. Я должна была сделать все именно так. Чтобы спасти ее. Тем утром они видели, как она вошла в комнату, чтобы подслушивать: они специально устроили ловушку, оставив дверь незапертой. С тех пор они подозревали ее. Нет. Сначала они подозревали миссис Бейли – пока та не оказалась убита. Эта сцена была не нужна. Но они не дали мне времени. Они притворились, что опасаются еще одного убийства. Или самоубийства. Я знала, что смогу предотвратить новое убийство, но они не доверяли мне. Я была раскритикована, подавлена и запугана. И я была не уверена, сработает ли мой план этим вечером.

– Послушайте, – не унимался я, – вы точно знаете и ничуть не сомневаетесь в том, что Сара Парнхэм виновна?

– Да, я уверена. Я знала это практически с самого начала. Но признание…

– Не думайте о признании. Для того, чтобы спасти Эвадну Парнхэм, она бы и в кипящее масло нырнула. Вы обнаружили мотив?

– Это было трудно, ведь у нее не было причин убивать Энтони Шарвана…

– Как я и думал, – перебил ее я. – Вы совершили непростительную ошибку. Это я пригласил вас сюда. Я чувствую личную ответственность. И с этого момента…

– Пожалуйста, дайте мне закончить, – возразила она. – Тони Шарвана она убила случайно.

– Чепуха! – заявил я и беспокойно повторил это снова и снова: – Чепуха! Чепуха!

– Здесь я больше не нужна, – сказала мисс Макдональд. – Думаю, мне лучше уйти. Проведу ночь в отеле, а утром, после дознания, сяду на поезд.

– А ваш счет? – хитро спросил я.

– Пришлю почтой. Поскольку я провела расследование менее, чем за месяц, я могу взять дополнительную плату за всю эту «чепуху».

– Сейчас не время для шуточек. Для вас это всего лишь эпизод. Для меня – воплощение трагедии. Не знаю, что вам удалось выяснить, но я намерен узнать это до того, как вы уйдете. Я не буду спать ни этой ночью, ни какой-либо еще до тех пор, пока не удостоверюсь, что в тюрьму не попала невинная леди. Я заказал ваши услуги. Я не придирался к условиям. Но я не считаю, что вы исполнили все свои обязанности. Я настаиваю на том, чтобы вы ответили на мои вопросы. Как вы обнаружили, что убийства совершила Сара Парнхэм?

И как я мог забыть о шотландско-ирландском происхождении моей собеседницы? Она ответила:

– Это было довольно легко. Вскоре после того, как я прибыла сюда, я узнала, что она была единственной женщиной в доме, которая носит залатанные шелковые перчатки. Мистер Ван Гартер, доброй ночи.

«У этой леди пылающий от ярости взор, – подумал я. – Есть лишь два метода быстрого успокоения разъяренной леди. И лучший заключается в том, что нужно упомянуть о ее красоте и привлекательности, на забыв сказать и о собственной невзрачности». Но мне остался второй способ. Я сказал:

– Мисс Макдональд, я стар, утомлен и удручен. Я искренне сожалею о том, что я только что наговорил. Я… боюсь, что я схожу с ума. Мне нужна ваша помощь. ^[74]

– Мне тоже жаль, мистер Ван Гартер, – ответила она. – Думаю, все мы переутомились. Такие сцены, как этим вечером, для меня никогда не были просто «эпизодами». Это было ужасно, и я снова сожалею. Я сделаю все, чтобы вам стало спокойнее.

Глава XL

– Думаю, это все, – закончила мисс Макдональд спустя не так уж много времени.

– Да, – согласился я. – Но мне интересно, почему вы расспрашивали о поездке мисс Парнхэм и миссис Бейли субботним вечером: видели ли мы, как они ушли, видел ли Освальд Флип их машину перед своим магазином в течении вечера и так далее. Понимаете, все прошлую ночь я провел у этих машин, но так ни к чему и не пришел. Да и сейчас я не вижу связи.

– Я точно не помню, какие именно вопросы я задавала, – ответила она. – Но когда ваша племянница сказала, что вы открыли парадную дверь для женщин, я подумала, что это странно: они обошли вокруг дома в такой жаркий вечер, тогда как машина была в гараже, и они могли бы пройти через прохладный коридор.^[75] Поэтому я хотела убедиться, что машина была в гараже, а не стояла перед домом.

– Можно спросить, какое это имеет значение?

– Возможно, не имеет. Но все же это показывает, что женщины были не так невозмутимы, как вы это описывали, и что они спешили уйти из дома. И возможно, что они хотели, чтобы вы увидели, как они покидают дом. Если бы они ушли через кухню, то оставалась бы возможность, что они ушли не сразу и могли бы успеть снова сходить наверх по черной лестнице. Они поспешили и постарались установить себе алиби, помахав мистеру Флипу, припарковав автомобиль у его магазина за четыре квартала до театра – чрезмерное расстояние для маленького городка, и длинный путь для душного вечера. Они обменяли свои билеты на места в ложе, привлекая внимание к тому, что они были в театре, и создавая еще одно алиби. Признаю, что спрашивая мистера Флипа об автомобиле, я сделала это так, что казалось, что я интересуюсь машиной, а не женщинами. Также вопросы о том, как они покидали дом, выявили то, что в тот момент вы были настолько заняты собой, что не заметили бы их волнение. Вы сказали, что его не было; но они должны были нервничать, несмотря на превосходный план. И если бы не миссис Парнхэм, то, полагаю, ни у кого не возникло бы сомнений в самоубийстве. Я…

На крыльце появилась Вики. Она тихо закрыла за собой дверь, мягко и заботливо заговорив – так, словно она рассказывала сказку сонному ребенку:

– Сара совершила самоубийство. Она мертва. Яд. Она приняла его по дороге в тюрьму. Они только что позвонили. Услышав об этом, Эвадна сказала: «Бедная Сасси. Но во всем есть что-то хорошее. Ее жизнь была застрахована». Думаю, вы понимаете, почему я вышла сюда и не могу оставаться там, вместе с ней. Не хочу беспокоить вас, но мне дурно. Кэнди, пожалуйста, останови все это. Я не могу вернуться в дом. Эвадна не видела запястья Сары, иначе она бы не сказала… Я ведь уже говорила об этом? Это лучше не повторять. Запястья Сары были такими худыми. Тонкими, как сосульки. Она отвернула манжеты. Эвадна… я сказала Дот, что мы будем о ней заботиться. Всегда. Это было правильно, Кэнди, разве не так? Я не хотела говорить «до конца ее жизни», ведь все умирают. Тони, Хелен, и Сара. Ты заметил запястья бедной Сары? На одном из них был синяк. Она отвернула манжет… Как глупо, что я так долго говорю об этом. Думаю, я заболеваю…

Мы уложили Вики в кровать. Я вызвал врача и двух сиделок. Доктор был очень спокоен и говорил по сути. Сиделки, как я думал, смогли бы присмотреть за ней. Когда наступил очередной рассвет, и я проснулся в своем кресле, то сначала я проверил, бодрствуют ли сиделки, и лишь потом вспомнил о толстом конверте, хранящемся в моем кармане. «В случае моей смерти я хочу, чтобы вы прочли его содержимое, – сказала Сара Парнхэм. – Тогда вы поймете и увидите, что я не дура и не преступница».

Глава XLI

В конверте оказались еще один конверт и лист машинописной бумаги, на котором я прочел:

Какова цена любопытства? Я только что услышала, как женщина-детектив говорит, будто знает, кто убийца. Если она сказала правду, то когда вы будете это читать, я буду мертва. У меня хранился яд после того, как умер мой отец. Он был врачом. Я украла у него яд. Я могла смело жить, зная, что в любое время смогу умереть.

Я не представляю, как та женщина выяснила, что виновна я – если она вообще выяснила это, и если я виновна. Но я знаю, что вы хотели бы прочесть о том, как все это выглядит с моей точки зрения. Цена вашего чтения – поддержка достаточно комфортного существования Эвадны. Я застрахована в ее пользу. Деньги она растратит за год. Я хочу, чтобы вы ей выплачивали небольшую сумму (ее размер я оставляю на ваше усмотрение), чтобы она не нуждалась в помощи извне. Если же вы не согласны с этим, то уничтожьте вложенный конверт, не читая его содержимое.

Искренне ваша С.Т. Парнхэм

Я вертел письмо в руках, пытаясь додуматься до разумных причин, но оставался в ужасе от абсурдной безрассудности этой женщины. Еще до получения обвинений она передала мне конверт, по сути передав свою жизнь в мои несовершенные руки, доверившись нетвердому обещанию. «Черт возьми, я был о ней лучшего мнения!» – подумал я. Заинтересовавшись, в чем может заключаться «достаточно комфортное существование», и решив передать это на усмотрение Вики, я вскрыл второй конверт. Послание в нем начиналось неожиданно:

Мне пятьдесят пять лет.

Я остановился, задумавшись, к чему это, но так и не смог понять. Определенно, это не было громом посреди ясного неба. Я никогда не строил догадок насчет ее точного возраста, но если бы я попытался, то наверняка решил бы, что ей около пятидесяти пяти. Что, у вас возник вопрос? Значит ли это, будто я не заметил, что на астрологической карточке она указала, что родилась в 1888 году?^[76] Я достаточно некомпетентен, чтобы определить возраст женщины и промахнуться на двенадцать лет, но я знал, что Эвадна указала, что родилась в 1891, а я, ничуть не сомневаясь, мог бы сказать, что она моложе падчерицы более, чем на три года. И я знал, что Сара Парнхэм не была тщеславна, разве что в интеллектуальном плане. Почему я не догадался, что у этой явной лжи насчет возраста есть некая причина? Почему я не догадался, что причина кроется в мире работающих женщин, ведь возраст – их главный враг, грозящий потерей положения? Решено – дело в страхе. Страх оказаться в нищете – один из самых сильных мотивов для убийства. Вернувшись к письму, я возобновил чтение:

Мне пятьдесят пять лет. Я – учитель. Тем не менее из-за того, что мои волосы поседели, я была вынуждена отказаться от должности и в этом году потерять рабочее место. Я пыталась найти другую работу. Но я ничего не смогла сделать. Мы с Эвадной оказались перед лицом нищеты. Я нуждалась в пансионате Хелен. Я знала: если она сойдет со сцены, я смогу убедить Дот передать мне руководство делом, получая достойную зарплату управляющей. Я смогла бы развернуть бизнес так сильно, насколько у Хелен не хватило бы ни мозгов, ни смелости. Я смогла бы с умом экономить и инвестировать. Возможно, со временем я смогла бы выкупить хотя бы часть дела. Это дало бы мне безопасность, и я не находила другого способа достичь ее.

Я тщательно спланировала убийство Хелен. В моем замысле не было изъянов. Он был прост и совершенен. Я собиралась застрелить Хелен и вызвать полицию. Я бы сказала им:

– В десять минут девятого я вышла из своей комнаты, чтобы отправиться в комнату миссис Бейли. Едва открыв дверь, я заметила, как из комнаты мистера Шарвана выскользнул мужчина. Он направился к холлу. Я была уверена, что это вор, и громко обратилась к нему: «Что вы здесь делаете?». Он взглянул на меня через плечо и бросился в комнату миссис Бейли. Я услышала, как она вскрикнула, но прежде чем я успела добежать до ее двери, раздался выстрел. В следующее мгновение мужчина вышел из комнаты. Он пошел вниз.

Я последовала за ним и увидела, как он пробежал через гостиную – к французскому окну в конце комнаты. Я определенно смогу узнать его, если увижу снова. По какой-то причине я думаю, что он стрелял только для того, чтобы напугать нас. Я же хотела задержать его. Но когда я увидела, что он слишком далеко от меня, я побежала обратно, наверх – в комнату миссис Бейли. Я увидела, что она лежит там – мертвая. И я сразу же позвонила в полицию.

Такова моя история – без излишних подробностей. С нами в доме никого не было. Я знала, где хранится пистолет мистера Шарвана. Я одела перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Я умышленно навела в его комнате беспорядок – чтобы казалось, будто там рылся грабитель. В комнате не было ничего ценного, поэтому я не взяла ничего, кроме пистолета, от которого позднее избавилась.^[77]

Я планировала бросить пистолет в аквариум у французского окна, через которое, по моим словам, сбежал грабитель. Его бы еще долго не нашли. А потом песок и вода объяснили бы отсутствие отпечатков пальцев.

Вечером в субботу я знала, что мы с Хелен должны остаться одни в доме. В пять минут девятого я увидела, как мистер Шарван выходит из дома, и, естественно, предположила, что он поспешит на радио. Но, должно быть, он вышел на крыльцо, увидел, что ему не хватает денег, и вернулся, чтобы позаимствовать их у Хелен. Никто не смог бы предвидеть, что он вернется, тем более что, выходя из дома, он уже опаздывал на радио. Хелен была на кухне. Я поднялась наверх, нашла пистолет и навела беспорядок в комнате мистера Шарвана, после чего перешла в комнату Хелен и спряталась за ширмой.

Я услышала, как в комнату кто-то вошел. Вышла из-за ширмы с пистолетом в руке. Я была настолько уверена, что в комнату вошла Хелен, что испытала странный обман зрения. Сначала я чётко видела Хелен; но затем она постепенно превратилась в Тони Шарвана. От шока и удивления я потеряла рассудок и не могла вернуть его еще несколько часов.

Тони Шарван бросился на меня и попытался отобрать пистолет. Какое-то мгновение мы боролись. Он жестоко выкрутил мне запястье. Мне было ненавистно это соприкосновение, и я хотела лишь освободиться от него. Я была в ужасе, когда пистолет выстрелил. Я не осознавала, что нажала на курок. В тот момент, когда он свалился замертво, Хелен закричала из дверного проема. Я стояла у окна и сжимала в руках пистолет. Это было оружие для стрельбы по мишеням с всего одной пулей. Теперь от него не было проку.

Когда я впервые задумала убить Хелен, я хотела, чтобы это казалось самоубийством. В силу многих причин это было бы разумнее; но я отказалась от этой затеи из-за Дот. А теперь, когда Хелен приближалась ко мне, мысль о суициде была единственной из тех, что приходили мне в голову. Я сказала ей, что зашла к нему в комнату, взяла пистолет и вышла в коридор, собираясь вернуться к себе, чтобы совершить самоубийство. Но в коридоре я встретила его и свернула в ее комнату. Увы, он успел заметить пистолет в моих руках и пошел за мной, пытаясь отобрать его. В какой-то момент мое мнимое самоубийство напугало ее сильнее, чем смерть Тони Шарвана. Затем она ухватилась за мысль о самоубийстве и заявила, что мы должны обставить все так, чтобы смерть Тони Шарвана тоже выглядела как суицид. Теперь я понимаю ее мотивы. Но в то время я была слишком ошеломлена, чтобы понять причину, по которой она так быстро приняла решение.

Осталось объяснить неумелую работу. Все это серия глупых ошибок, и все по вине Хелен. Если бы не ее болтовня и страхи, если бы мне не приходилось играть перед ней роль, то я все еще смогла бы довести дело до конца. Но она начала командовать. И по какой-то необъяснимой причине я чувствовала, что должна подчиняться ей. Ее единственным желанием было избежать скандала и огласки. Теперь я думаю, что у нее были причины желать смерти Шарвана, и она так часто хотела убить его, что теперь чувствовала, будто сама убила его. Как бы то ни было, стихотворение было ее идеей. Она отправила меня напечатать послание. Я велела ей взять пистолет через платок и поместить его во все еще гибкие пальцы трупа. Если бы она так и сделала, то бедняжка Эвадна не угодила бы в беду. Но вместо того, чтобы послушаться меня, Хелен просто положила пистолет возле руки Тони, занявшись проверкой его карманов и уничтожением улик, которые могли бы привести к раскрытию ее и Дот личностей. Теперь я понимаю, что по этой причине она и отослала меня из комнаты печатать послание. Она не хотела, чтобы я узнала ее секрет. Выйдя из комнаты Дот, я встретилась с Хелен. Она рассказала мне бессвязную историю о любовных делах Шарвана и о том, что следует защитить имя некоей доброй женщины (надо полагать, ее самой). Так что она уговорила меня пойти с ней в его комнату, чтобы взять там его личные бумаги. Их было немного, и я не возражала, когда она собрала их все сразу и уничтожила в ванной под предлогом того, что времени на сортировку у нас нет.

Запертая дверь также была ее идеей. После того, как мы вышли из комнаты, она спрятала ключ в сумочку, чтобы позднее положить его на стихотворение. Все должно было выглядеть так, как если бы он заперся в комнате. Мы обе надеялись, что мастер-ключ не найдут, и тело будет найдено лишь на следующий день, после того, как будет вызван слесарь.

Едва закончив с уничтожением бумаг убитого, мы услышали, как подъезжает автомобиль мисс Ван Гартер. Хелен бросилась в свою комнату, положила на стол страницу со стихотворением и надела шляпку. Я побежала к себе – тоже за шляпкой и сумочкой. Ах, если бы я вместо этого зашла в ее комнату – убедиться, что пистолет находится в руках трупа!..

Если бы, если бы… Теперь кажется невероятным, что я участвовала во всем этом идиотизме. Нам следовало сразу же позвонить в полицию и сообщить, что Тони Шарван совершил самоубийство. Я предлагала это Хелен, но она отказалась. Тони Шарван рассказал ей о фонограмме, и она подумала, что Пол Кизи проиграет ее и ничего не скажет, чтобы скрыть свою хитрость. Она хотела только уйти подальше от той комнаты и от дома. Не знаю почему, но под ее нажимом я чувствовала себя слабой и беспомощной.

Ее я убила главным образом потому, что смерть Тони Шарвана никак не изменила мое финансовое положение. Также в воскресенье она сказала мне, что если будет обвинен невиновный (полагаю, она имела в виду Дот или саму себя), то она расскажет правду. Но для рассказывания правды было слишком поздно. Пока Хелен была жива, я чувствовала опасность. Когда воскресным утром я увидела нож и пистолет в руках полицейского, то решила, что если решусь на вторую попытку, то использую нож – тихое и безошибочное орудие. И я им воспользовалась. Надела перчатки. Отперла заднюю дверь – создать видимость, что кто-то пришел через нее.

Наши с Эвадной жизни были намного важнее жизни Хелен Бейли. Я не чувствую себя раскаивающейся преступницей. Жизнь – это борьба. Хоть я и потерпела неудачу, но я, по крайней мере, боролась храбро и до конца. Возможно, я ошибалась. Но слабины я не проявила.

Пожалуйста, будьте добры с Эвадной. Она в этом нуждается. Ее IQ ниже 50.

С.Т. Парнхэм

Глава XLII

Вики сложила письмо и, бросив его на край подноса с завтраком, принялась разглядывать солнечный зайчик на потолке, куда его отбрасывало лежавшее на покрывале зеркальце.

«Она задумалась, – решил я. – Когда она заговорит, то скажет нечто мудрое». Так и произошло.

– Давай поедем в Тулон, – сказала она. – Навестим семью генерала и возьмем с собой Дот. Достанем ей много красивых платьев и мужа.

– Чарльза? – спросил я. Чарльз был сыном генерала.

– Нет! – быстро и яростно ответила Вики.  – Есть много других мужчин.

– Отлично! – я одобрил ее предложение, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не сплясать победный танец под солнечным зайчиком на потолке.

Вики играла с письмом и молча смотрела на меня. Как мне показалось, в ее взгляде был упрек, так что я возобновил разговор:

– Сегодня утром один из полицейских, тот самый, «любезный», принес соболезнования миссис Парнхэм. Она приняла его, и, по словам Освальда, он задержался на целых два часа.

– Если у тебя будет возможность, сообщи ему, что она хорошо обеспечена. И кстати, говоря о сыщиках, не хочу надоедать, но мне хотелось бы знать, как Линн Макдональд узнала насчет Сары Парнхэм.

– Мисс Макдональд рассказала мне, что она выяснила о вине мисс Парнхэм, по меньшей мере, в какой-то степени применив дедукцию: та была единственной женщиной в доме, у которой былизалатанные шелковые перчатки.

– Ну, если сегодня утром ты так настроен, – начала было Вики.

– На ручных часах мистера Шарвана остался отпечаток от пальца в перчатке, но ткань была залатана, и стежки отпечатались на стекле, – пояснил я. – Кажется, что шелк перчаток был рельефным, и это было видно потому, что палец был влажным из-за пота, вызванного жарой и нервами. На клавишах пишущей машинка сохранился тот же самый тканевый узор. Поскольку полицейский пользовался пишущей машинкой, многие из следов были стерты им же самим. Но, печатая свою копию, полицейский пропустил тире, и на клавише с ним нашлись отпечатки ткани. Мисс Макдональд нашла сложенные, заштопанные, испачканные потом перчатки в ящике комода мисс Парнхэм. Хотя на часах отпечаталась лишь подушечка пальца в перчатке, но размер этого пальца соответствовал ширине отпечатка пальца Сары Парнхэм. А на клавише пишущей машинки остались лишь следы от ткани. Если я захочу, то позже я смогу увидеть фотографию.

– Маленький круглый объект, – пробормотала Вики. – Часовое стекло. Клавиши машинки. Разве мы не говорили?

– Но у меня сложилось впечатление, что она нашла отпечаток на часах еще до того, как пришла в дом и поговорила с тобой.

– Да, но она могла бы и не знать, что он имеет значение, если бы мы не сказали ей о маленьком круглом объекте.

– Довольно странно, что именно ты дала мисс Макдональд ключ к мотиву Сары Парнхэм.

– Очень странно, – подтвердила Вики, – ведь я не делала ничего подобного.

– Дело в твоих словах о поварихе. Прежде она была убеждена в вине Сары Парнхэм и полагала, что та убила миссис Бейли, чтобы скрыть первое убийство. Линн Макдональд обнаружила, что мисс Парнхэм потеряла место, и что она беспокоится о будущем и финансах. Но мисс Макдональд не понимала, каким образом смерть Тони Шарвана могла бы принести хоть какую-то пользу Саре Парнхэм. Во вторник вечером ты сказала, что мисс Парнхэм решила оставить школу, чтобы управлять Меривезером для Дот, и еще ты сказала, что Меривезер – доходное место. Продолжив, ты заговорила о том, что случайно услышала о новой поварихе. Мисс Макдональд услышала слово «случайно» и ухватилась за него – это был необходимый ей ключ, отворивший ход ее мыслям.

Сара Парнхэм пошла в комнату миссис Бейли, чтобы убить ее, а мотивом было место управляющей Меривезером. Мисс Макдональд представила события в комнате миссис Бейли – в точности так же, как они описаны в письме Сары Парнхэм. Мисс Макдональд ошиблась лишь, предположив, что Сара Парнхэм сказала миссис Бейли, будто мистер Шарван пытался совершить самоубийство; или, например, он, вооружившись, прятался в комнате, поджидая миссис Бейли. Впрочем, ничего из этого не годилось Саре в оправдание – ведь ни одна из этих историй не объясняла то, почему она держит в руках пистолет. И обе истории требовали объяснения, как она сумела отобрать оружие, при том что она была явно слабее мистера Шарвана.

– Только отпечаток перчатки и теория, – заметила Вики. – Просто жуть, не так ли?

– Полагаю, и мы могли бы думать в этом направлении. Мисс Макдональд говорит, что смогла бы обнаружить вину Сары Парнхэм и без того отпечатка. Да и он был найден лишь случайно.

– Теперь, когда все закончилось, она может так рассуждать, – заявила Вики. – Но все из-за маленького круглого объекта. Она объяснила, как она смогла бы это сделать без него?

– Да, хотя я не уверен, что помню все подробности. Во-первых, мистер Шарван назначил на вечер две важных встречи. Он был найден убитым в доме. По словам мисс Макдональд, в таких случаях требуется тщательно расследовать все, что кажется необычным. По ее мнению, то, что песню дважды повторили на радио, было необычным. Полицейский полностью записал разговор между Дот и Полом Кизи, в котором Дот заявила, что Тони Шарван всегда опаздывал, в том числе и на радио после того, как он устроился туда. То, что тем вечером он не ел, натолкнуло мисс Макдональд на мысль, что он мог быть приглашен на ужин. Когда она заговорила с тобой, ее мнение подтвердилось. Как я сказал, у него были назначены две важные для него встречи, но он не попал на них. Почему? Потому что он был убит прежде, чем вышел из дома. В семь часов его видели Дот, Освальд Флип и Эвадна Парнхэм. Из дома ему нужно было выходить где-то в восемь. Следовательно, у нас есть приблизительное время убийства, решила мисс Макдональд. Примерно с восьми часов и до нашего появления в доме были только мисс Парнхэм и миссис Бейли – они сами в этом признались. Миссис Бейли была убита в воскресенье. У нас осталась одна мисс Парнхэм.

– Но почему рассматриваются только домашние? – спросила Вики. – Это мог быть грабитель. Отец Дот…

– Мисс Макдональд решила, что теория о внешнем убийце опровергается, поскольку миссис Бейли спокойно прилегла в гостиной, выпив таблетку снотворного. Мисс Макдональд подумала, что это доказывает, что миссис Бейли знала, кто убил Тони Шарвана, но не боялась убийцу. То, что у нее не было страха, также означает, что она считала убийство непреднамеренным. Несчастным случаем. Мисс Макдональд была раздосадована тем, что и не задумывалась об этом, пока ты не дала ей ключ. Случайно.

Она почти с самого начала считала, что эти две женщины постарались сделать все так, чтобы это казалось самоубийством. В то время они были одни в доме. А на время указывает то, что он так и не пришел в назначенные места. Встретив нас, мисс Парнхэм и миссис Бейли пригласили нас в театр и спешно покинули дом. Когда они вернулись, мисс Парнхэм настояла, чтобы миссис Бейли не подымалась наверх одна; и, несмотря на нервный срыв Дот, миссис Бейли ждала нас на лестнице, а не в коридоре у двери дочери. Она старалась не оставаться без спутников. А когда она поднялась к дочери, то в первую очередь высказалась о том, что Дот не должна оставаться там одна. Так как Эвадна Парнхэм и Дот собирались на второй сеанс, миссис Бейли и Сара Парнхэм были уверены, что вернутся домой первыми. Мы можем себе представить их потрясение, когда они увидели, что в доме уже более часа находится кто-то еще.

– Да, – ответила Вики.

Она вздохнула и продолжила:

– Помнишь, как тем вечером Сара мыла посуду? Она не отстегнула манжеты и не откатила их назад. Ясно: она прятала синяк.

– Угу, – согласился я. – А в воскресенье, когда мы с мисс Макдональд пошли к ней (предполагалось, что мы разбудили ее), на ней было платье с длинными рукавами, а не какая-либо другая одежда, более пригодная для сна. Также мисс Макдональд говорит, что поведение Сары Парнхэм в тот день было излишне совершенным – в этом и была ошибка. Отрицание плохих новостей (как она и поступила) – естественная реакция, и она знала об этом, как и о том, что ей должно недоставать подруги. По мнению мисс Макдональд, все это было наигранно и отрепетировано. Ее длинные и подробные записи были еще одним примером излишнего совершенства. Бесхитростность, которую она им придала, была совершенно не свойственна ей. В них она восхищается убийством. А также там говорится, что многие люди «слишком слабовольны» для убийства, а Хелен Бейли – робка. Очевидно, она считала убийство проявлением не трусости, а силы и храбрости – качеств, которыми она восхищалась и которыми в записях она наделила себя. Там говорится, что в Меривезере она – единственная женщина, способная на убийство; учитывая обстоятельства, это был хитрый ход, как и то, что она не спешила говорить о времени, пока не дошла до алиби миссис Бейли.

– Кажется, учитывая обстоятельства, мисс Макдональд оказалась очень умна, – заметила Вики.^[78] – У нее, может быть, слишком много зауми, которая ей так нравится. Я думаю, что Хелен и Сара сглупили – им надо было сразу же позвонить в полицию и сообщить, что Тони Шарван совершил самоубийство.

– Никто из них не был в состоянии действовать настолько сообразительно. Говорят, что первым делом преступники пытаются сбежать или скрыть содеянное.

– Но Хелен не была преступницей, и она не думала, что Сара – преступница.

– Хелен думала только о том, как избежать огласки. Она уничтожила личные бумаги Тони, так как его семья могла указать на связь с ее мужем. И это было преступлением. Тело было найдено в ее комнате. То, что она якобы отсутствовала в то время, когда все произошло, в какой-то степени поможет уменьшить сплетни о скандале. Полиция станет задавать вопросы. И она чувствовала, что время поможет ей сосредоточиться и придумать нужные ответы. Также была возможность, что возникнут сомнения в версии суицида. У нее ведь был сильный мотив для убийства. Разве для нее не было бы безопаснее уйти из дома на весь вечер? Они создали себе алиби. И если бы Эвадна Парнхэм не…

– Или если бы я составила гороскоп Тони и предупредила бы его…

– Но если все это было предсказано звездами... – возразил было я.

– Дядя! Ну, вот, ты опять. Это все из-за Сатурна и Меркурия, и ничего тут не поделать. Только, как говорила бабушка Кроуиншенк...

Примечания

1

Вероятно, имеется в виду Генрих Оранско-Нассауский (при рождении Виллем Фредерик Генрих Оранско-Нассауский), 1820—1879 — принц Нидерландский и Оранско-Нассауский, третий сын короля Виллема II и Анны Павловны, губернатор Люксембурга. (Здесь и далее примечания переводчика выделены курсивом, тогда как примечания автора даны обычным шрифтом).

(обратно)

2

Маленгрин – эпизодический персонаж аллегорической рыцарской поэмы Эдмунда Спенсера "Королева фей". Он - вероломный ловец душ человеческих, привыкший обводить вокруг пальца глупцов и заманивать их в свои сети.

(обратно)

3

Стивен Гровер Кливленд (1837–1908) — государственный деятель США. Единственный президент США, занимавший свой пост два срока с перерывом (в 1885—1889 год как 22-й президент, и в 1893—1897 год как 24-й президент).

(обратно)

4

Имя мисс Бейли в названии пансиона смотрелось бы довольно мило, но слишком дерзко.

(обратно)

5

Не могу припомнить, жалели ли девушки молодых выскочек до изобретения всех этих новомодных комплексов.

(обратно)

6

Местность во Франции, где в 1918 году во время Первой мировой войны союзники нанесли поражение германской армии.

(обратно)

7

Дерзкая (англ.).

(обратно)

8

Думаю, эту фразу Сары Парнхэм стоит пояснить. Как-то раз Эвадна Парнхэм призналась нам с Вики, что мечтает стать детективом. Когда Вики ответила: «Почему бы и нет?», – Эвадна пожала плечами со словами: «Сасси это бы не понравилось. Бедняжка Сасси совсем не интересуется ни криминалом, ни чем-либо волнующим. Даже мужчинами. Только ученики и уровень интеллекта. Она бы не хотела, чтобы я работала. Я не особо сильна. Я не сильно возражаю. У меня есть музыка, и она много значит для меня».

(обратно)

9

Упоминаются библейские события.

(обратно)

10

Люсьен Лелонг (1889-1958) — французский кутюрье и промышленник.

(обратно)

11

Ее современники настаивают на том, что вещи нужно называть своими именами, но не видят ничего странного в том, когда комбинация из ресторана и лавки старьевщика именуется «бутиком».

(обратно)

12

Освальд был довольно низким молодым человеком, и мне он нравился, несмотря на то, что его внешность соответствовала имени: у него были рыжие волосы, много веснушек и бледные глаза.

(обратно)

13

Юпитер обозначается символом – ♃, а Марс – ♂

(обратно)

14

По Фаренгейту. В привычных большинству читателей единицах измерения это около 32 градусов по Цельсию.

(обратно)

15

Город Банф находится в Шотландии.

(обратно)

16

Прежде я только раз видел Вики в ярости. Я видел ее раздраженной, надутой, сердитой, но не охваченной той яростью, что на протяжении поколений была проклятьем Ван Гартеров. Два раза я видел, как мой брат Генри, ее отец, становился жертвой этого чувства. Однажды я и сам испытал его. Причина, по которой я не убил нахала, заключалась в том, что он попал под горячую руку другого человека (это было на Аляске), и была замешана молодая женщина. Причина, по которой Вики не набросилась на своего обидчика, объяснялась лишь милостью Божией.

Тогда мы ехали по дороге на ее машине. Впереди ехала машина побольше, водитель которой с полмили преследовал серого котенка, петляя то вправо, то влево, пытаясь сбить его. Мы были беспомощны. Мы не могли ни обогнать, ни остановить его. Наконец, когда котенок забился в углублении у канализационной решетки, он нарочито переехал испуганное существо и, раздавив его, продолжил свой путь. На дорогу выскочил мальчик четырех или пяти лет, он взял изуродованное животное на руки и, закрыв глаза, громко заплакал. Вики выскочила из машины. Я последовал за ней. Она забрала окровавленное существо из рук мальчика, вытерла его испачкавшийся комбинезон свои шарфом и наполнила карманы мальчугана монетами из своей сумочки, сказав: «Не волнуйся, за это я убью его». Она запрыгнула обратно в машину, прежде чем я успел перевести дух. Я остался с мальчиком. Вики мчалась, словно черт, и как только дорога стала пошире, она обогнала того водителя и развернула свою машину, остановив ее поперек дороги и перекрыв движение. Он мог бы врезаться в нее. По ее словам, она знала, что он свернет в канаву, что он и сделал, в итоге сломав себе ногу. Он угрожал подать на нас иск, но его адвокат отговорил его после того, как побеседовал с нашим адвокатом.

Я не буду вдаваться в причину ярости Генри, хотя ее тоже можно подать под соусом гнева и праведного негодования.

(обратно)

17

Шарван поет песню по стихотворению Киплинга «По дороге в Мандалай» (пер. В. Лукарева).

(обратно)

18

Библия. Псалом 115:2.

(обратно)

19

Она в ответ попыталась принять отстраненную позу в стиле Гарбо или Дитрих, но должного эффекта у нее не получилось.

(обратно)

20

И глаза, и губы очень напоминали макияж самой Эвадны.

(обратно)

21

И притом таинственное!

(обратно)

22

То есть ключ, подходящий ко всем замкам в гостинице.

(обратно)

23

Совесть у этой женщины была сильнее, чем чувство юмора.

(обратно)

24

И снова у нас есть точное время – десять минут десятого.

(обратно)

25

Шляпка и сумочка не имеют никакого значения, забудьте о них.

(обратно)

26

Раз уж на то пошло, ни у кого из нас не было криминального прошлого. Похвально, но неудивительно – все-таки, у большинства людей нет такого прошлого. Но как же данное обстоятельство затрудняет написание детектива!

(обратно)

27

Из всех эмоций горе в первую очередь требует достоинства и уединения.

(обратно)

28

Он, то есть я, был единственным человеком, не соблюдавшим этикет и поднявшимся на второй этаж вместо того, чтобы оставаться внизу.

(обратно)

29

Здесь его голос прозвучал особенно зловеще.

(обратно)

30

Английская метафора, обозначающая улику, ведущую в совершенно неверном направлении. Происходит от известной охотничьей метафоры английского публициста XIX века Уильяма Коббета: автор писал о том, как гончие псы, охотящиеся на зайцев, могут быть отвлечены от своего занятия запахом «красной» (особым образом солёной и затем копчёной) сельди, которую незадолго до того несли по следу зайца.

(обратно)

31

С тех пор я выяснил: тепло ускоряет, а холод замедляет процесс наступления трупного окоченения.

(обратно)

32

Тот самый ключ, который я нашел в комнате.

(обратно)

33

Он и в самом деле подходил.

(обратно)

34

Все они очень хотели узнать подробности той трапезы.

(обратно)

35

Большинство из них были не оплачены.

(обратно)

36

Я нашел их головки под кроватью.

(обратно)

37

Он был как-то связан с Ники, неясно только, из романтических соображений или из желания отомстить.

(обратно)

38

Он купил его по дешевке, намереваясь отремонтировать и использовать для того, чтобы совершенствовать свой акцент.

(обратно)

39

В этот момент я догадался, что он мог делать, покинув нас у входа в комнату Дот Бейли.

(обратно)

40

Почему «кстати» я так и не понял. Думаю, это было сказано скорее из дипломатических соображений, чем «кстати».

(обратно)

41

Я не понял, откуда у него взялись такие мысли.

(обратно)

42

Кое-кто четко услышал слово «идиоты», хотя она сказала «люди».

(обратно)

43

Персонаж романа "Повесть о двух городах" Чарльза Диккенса. Благодаря сходству с другим героем этой книги он занял место последнего, когда того приговорили к казни.

(обратно)

44

Натан Фрейденталь Леопольд и Ричард Альберт Лёб — американские преступники, совершившие в 1924 году одно из самых резонансных в США убийств, когда они похитили и убили 14-летнего Роберта Фрэнкса.

(обратно)

45

Оплошность (фр.)

(обратно)

46

К настоящему времени я узнал ненамного больше.

(обратно)

47

Широта и долгота также не имеют значения, и я их опускаю.

(обратно)

48

Я знал, что там она уничтожает мой гороскоп.

(обратно)

49

Оказывается, это можно сделать!

(обратно)

50

Жители больших городов могут скептично приподнять бровь, услышав о столь запоздалом прибытии прессы. Я на это могу лишь ответить: вы не знаете, насколько безмятежна и нетороплива жизнь в Сэтори-Бэй.

(обратно)

51

Город в штате Орегон.

(обратно)

52

Напомню, это повариха.

(обратно)

53

Я знал, что логический ум Сары Парнхэм ответит на это вопросом еще до того, как она заговорила.

(обратно)

54

Персонаж книги «Хижина дяди Тома».

(обратно)

55

Здесь она переписала оба четверостишия, записку и подпись. Также текст записей стал принимать более причудливую иерархическую структуру.

(обратно)

56

Да-да, в американских аптеках середины XX века можно было перекусить. Да и в наши дни там продают не только лекарства.

(обратно)

57

Позднее она подтвердила мне это.

(обратно)

58

И это несмотря на то, что мы с Вики недолюбливаем георгины.

(обратно)

59

Вики говорит, что такую проницательность ей придала Луна в Водолее. Хотя как-то раз она неосторожно добавила, что хорошо знает Эвадну.

(обратно)

60

Предполагаю, она применила этот эпитет, так как посчитала, что это необходимо, но я все-таки содрогнулся.

(обратно)

61

В детстве мы объясняли такие случаи тем, что по нашим могилам прошелся гусь.

(обратно)

62

Исключительно из-за невысказанного окончания мысли мисс Макдональд.

(обратно)

63

Имеется в виду отрывок из книги «Хижина дяди Тома», в котором героиня, невольница Элиза, совершает побег с сыном.

(обратно)

64

Если кто не знает, то Миссисипи – это не только название реки, но и название одного из штатов США. А Луизиана – это соседний штат.

(обратно)

65

Она внезапно стала очень многословна.

(обратно)

66

«И правда, – подумал старый Кадуолладер. – Если Тони Шарван не пел, то сам ты ему не аккомпанировал, а фонограмму мог поставить, кто угодно».

(обратно)

67

«И сохранить собственное рабочее место, а возможно, и шею», – мог бы добавить старый Кадуолладер. Но отдадим старику должное – он промолчал.

(обратно)

68

Этот парень – настоящий кривляка, вовсю использующий жаргон, хотя Вики приписывает это влиянию Нептуна.

(обратно)

69

Меткое слово (фр.)

(обратно)

70

Хотя это сравнение неуместно – я испытывал к ней скорее холодную ярость.

(обратно)

71

«Как резко, пусть и не женственно отвечает эта леди!» – подумал я.

(обратно)

72

С каждым его шагом я слышал запах лака на его обуви. Глядя на его блестящие пуговицы, я мысленно снова и снова, в такт его шагам, повторял считалку: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана».

(обратно)

73

Вики утверждает, что я начал кричать.

(обратно)

74

В то же время я думал: «Черт возьми, сейчас она не сможет одолеть старого Кадуолладера».

(обратно)

75

Вот она, та зацепка о коридоре из гаража – я упоминал о ней так, чтобы читатели запомнили это.

(обратно)

76

Поскольку события «Загадки Меривезера» развиваются в 1931 году, то получается, что Сара Парнхэм притворялась, будто ей 43 года.

(обратно)

77

Позвольте сделать примечание. По словам мисс Парнхэм, в ее плане не было недостатков. И такое женское представление о беспорядке, который оставил бы грабитель! Даже мисс Макдональд не поняла значения такого аккуратного беспорядка в комнате. Она подумала, что он должен объясняться поисками личных бумаг или пистолета…

(обратно)

78

Я уже говорил о том, в какой манере Вики приводит аргументы.

(обратно)

Оглавление

    От редакции

  Глава I

  Глава II

  Глава III

  Глава IV

  Глава V

  Глава VI

  Глава VII

  Глава VIII

  Глава IX

  Глава X

  Глава XI

  Глава XII

  Глава XIII

  Глава XIV

  Глава XV

  Глава XVI

  Глава XVII

  Глава XVIII

  Глава XIX

  Глава XX

  Глава XXI

  Глава XXII

  Глава XXIII

  Глава XXIV

  Глава XXV

  Глава XXVI

  Глава XXVII

  Глава XXVIII

  Глава XXIX

  Глава XXX

  Глава XXXI

  Глава XXXII

  Глава XXXIII

  Глава XXXIV

  Глава XXXV

  Глава XXXVI

  Глава XXXVII

  Глава XXXVIII

  Глава XXXIX

  Глава XL

  Глава XLI

  Глава XLII

*** Примечания ***