Зверь (СИ) [Yukhari Rakhag] (fb2) читать онлайн

Он приходил к ней в подобии зверя. Он приходил к ней каждый день, как только добрался до родного поселения.

Он нашел к ней путь через сотни километров, что вились вокруг ног, как гремучие змеи. Закованный в тело большого пса, больше похож на дикого волка, он бежал, руководствуясь внутренним компасом, к ней. Он пытался обогнать плохую весть, он пытался защитить её от боли, разочарования, от холодной бумаги, что ей вручит посыльный, которая так скоро заставит покрыть её такие светлые волосы чёрным платком.

Он пил воду из луж, черпая языком ил, часто мучился жаждой, когда не находил их, но все бежал и бежал. Его лапы стали кровавым месивом, в котором застревал гравий, бока припали, шерсть местами слиплась в колтуны, а местами - была вырвана от плоти, обнажая раны. Он прятался от мегаполисов, слышал крик людей, которые, не зная, его судьбы, его горькой доли, гнали его, пытались достать его, поймать, как только он появлялся на их дворах, ища пропитания.

Он бежал, бежал от всего, бежал туда, где есть пристанище, и молил всех богов, от которых так безрассудно открестился в ту ночь, когда продал свою душу, чтобы только с ней все в порядке. Только бы она не сделала глупостей, только бы не сгорела от горя до того, как он придет. Он сможет, сможет ее уберечь, ему нужно лишь бежать.

Первое полнолуние встретило его близко к карпатским лесам.

Как только месяц осветил его, его тело скрутило болью. Кости ломались и срастались, шерсть отпадала целыми кусками, клыки осыпались, уступив место другим зубам, совершенно человеческим, таким, которые он имел до перевоплощения.

Сначала он был совершенно без сил. Голый, истощенный, он едва нашел в себе мощь подняться. Не верил тому, что снова вернул себе человеческий облик. Неужели лукавый просчитался? Или сжалились боги?

Он плакал, кричал, смеялся. Ему бы добежать до нее, совсем немного осталось. Он бы тогда ее прижал, сжал сильно в объятиях, и никто бы их не разлучил тогда. И вот виднеются родные холмы, родное село, где пахнет спокойствием и счастьем.

Но месяц медленно терял свою силу, прокукарекал первый петух, и его снова начало безжалостно ломать. Ему выкручивало суставы, разрывало сухожилия, кожа обрастала густым покровом шерсти. Плоть разрывалась под давлением острых и твердых когтей и клыков. Он кричал и плакал, звал маму, которую почти не помнил. А его крик перерастал в звериный рык.

Когда он проснулся, он был все тем же псом-волком. И не было гарантий, что эта ночь ему просто не приснилась, что перевоплощение в человека не было только бредом измученной души, самообманом обессиленного организма.

Он завыл, впервые. И столько боли было в том вое, что сельские собаки не залились рычанием и лаем, а поддержали его. Где-то ругались хозяева тех псов, кто-то где-то кормил скот, а его вело домой, там, где она.

Немного поодаль, на пригорке, одиноко стоит их домик, а в нём, о боги милостивые, горит огонёк. Она ждет его! Она его ждет!

И будто кто дал ему крылья! Он прибежал ко двору и начал так отчаянно биться в дверь, словно был птицей, которую поработили в клетке.

«Открой, открой!» - скулил он, сдирая когтями щепки дерева из дверей.

И наконец, дверь открылась, на пороге появилась она, бледная, с нездоровой худобой. Тень себя прошлой, и, кто, не став женой, стала вдовой.

Она отшатнулась, увидев здоровенного, но такого жалкого волка у себя на пороге, он также вздрогнул, не веря, что человек стоит перед ним. И только когда ноздри защекотал такой родной запах хлеба, который шел от нее, он прикрыл глаза и, подавшись вперед, ткнулся носом в ее колено.

В голове вертелись воспоминания. Первые жатва, где они познакомились. Прогулки у пекарни, где она помогала отцу. Она тогда, чтобы отец этого не видел, брала буханку свежего, еще горячего хлеба. И, словно те дети, они, смеясь и играя, ели его. Ему корочка, а ей середина - все как они любили.

Он так соскучился по ней, что, сам не понимая, что делает, начал ластиться, совсем по-собачьи.

Воспоминания прервались легким прикосновением ее руки, тихим звучанием ее голоса. И в душе его что-то медленно становилось на свое законное место. Он успел, подошёл. Нашёл её.

Она гладила его, погружаясь рукой в грязную щётку шерсти. Смотрела в его глаза, в которых где-то на дне виднелись эхо чего-то давно забытого. А окоченевшие пальцы её, кажется, впервые за долгое время почувствовали какое-то живое тепло.

А потом она принесла ему поесть…

Он приходил к ней в образе зверя. Он приходил к ней каждый день, как только добрался до родного поселения.

Он наблюдал за ней, охранял, тихим рыком прогоняя от ее дома других парней, которые опасно набивались к ней в гости. Прятался от мужиков, которые грозили ему расправой, от причитаний баб, что боялись за своих детей и скот. Он ходил за ней, а потом куда-то исчезал, поддавшись зову зверя, который тянул его в лес, туда, где сосны, где дикие животные, на которых он охотился.

Он стал лучше выглядеть, бока вновь округлились, в теле появилась сила. Но она все так же тосковала. Иногда, горкой ночью, она выходила на улицу, вслушивалась в тишину, ее нарушали лишь сверчки и ночные птицы, смотрела вдаль, туда, где, как ей написали в письме, пал он, уснул навеки вечным сном.

В такие моменты он с отчаянием смотрел в ее глаза, скулил, кляня себя за ту боль, что принес ей. А потом, чувствуя, как холодный ветер гуляет по холке, он с тихим рыком подпихивал её носом в дом. Чтобы не простудилась, чтобы не слегла, чтобы не довела себя до могилы.

В такие ночи его пожирало отчаяние, и он выл, выл на месяц, что медленно рос.

Соседи жаловались ей на пса, мол, не даёт спать, но она никогда его не ругала. Она вроде и сама безропотно рыдала с ним, скрывая в серых глазах моря слез. Он так и не увидел моря, хотя хотел свозить туда её прежде.

Иногда к ней приходил её отец, бросал косой взгляд на большую собаку, ворчал себе под нос и всё, когда она отворачивалась и не видела того, качал головой. Он постарел, подался, кто о ней позаботится, когда его не станет?

Полнолуние снова застало его врасплох, сломало его, разорвало на куски, а потом склеило заново. И когда она выбежала испуганная улицу, в мареве собачьей шерсти лежал и тяжело дышал человек.

Мир закрутил свое сальто мортале, когда она потеряла сознание. А когда пришла в себя - это было время разговоров, слёз и радости. Он рассказал ей все, не утаил ничего. Он рассказал, как их взяли в окружение, как они стояли последним форпостом между Русью и врагом. Как ему было страшно умирать, как еще страшнее было подумать, что те нелюди ступят когда-нибудь на родную землю, как их ботинками будут втоптанные в грязь золотые колосья, из которых они делают хлеб, как они будут протягивать кровавые пальцы к тому, что ему дорого. Он рассказал, как решился на самое страшное в мире - продать собственную душу. И кто бы знал, что победа досталась такой страшной ценой - лукавый на своем счету получил еще один плюсик.

И когда его тело неожиданно пронизали вражеские стрелы, последние из тех, что звучали свистом на родной земле, когда взгляд его остановился, застыв навеки, он подумал, что это конец, что ждать ему адских мук.

Но у злого духа были свои планы: его сделали зверем и, очевидно, подарили только одну ночь каждое полнолуние в облике человека.

Она слушала и не могла поверить. Не могла поверить в его историю, боялась лишний раз вдохнуть, моргнуть глазами, чтобы странное видение не исчезло, чтобы не унесло его.

Она рассказывала ему, как не могла сначала принять на веру печальную весть. Как было больно, как она плакала, как рвала на себе волосы, как по ночам слышала его голос в пустой хижине, что так и не стала их общим домом.

Они обнимались и не отпускали друг друга всю ночь, они молили тёмное время суток дать им немного больше времени, столько еще им проговорить нужно, столько прочувствовать…

Но время постоянно брал своё, и его снова тянуло в подобие зверя…

Он все так же караулил у её дома. Она, правда, изменилась. Перестала корить себя, перестала носить черное. Начала есть. Выглядела полной сил. На щеках появился такой любимый румянец.

Люди в деревне, не зная всей истории, поговаривали разное. Кто-то говорил, что у нее причинна. Кто-то говорил, что она стала ведьмой и имеет связи с самим рогатым. Кто-то верил в то, что у девушки был любовник из соседнего села, каждое полнолуние приходивший в её дом. Кто бы и видел, того таинственного молодого человека, у неё во дворе. Люди говорили, чьи-то языки злословили, чьи-то - желали ей только счастья.

А они. А что они? Они так и жили. Любили друг друга сильно. Радовались тому, что есть друг у друга, ждали полную луну, чтобы побыть вместе.

И можно было бы мириться с тем всем, но лукавый - он потому и лукавый, что ничего просто так не даёт.

Он начал понемногу забывать свои человеческие воспоминания. Они стирались друг за другом. Сначала он забыл детство, лицо матери, которую так рано потерял и почти не помнил и до того. Затем исчезли воспоминания о юности, о друзьях-разбойниках. Он уже не так сильно помнил, что с ним произошло на той войне, за кого или за что вообще он воевал?

А однажды, когда она звала его по имени, он забыл отозваться на него. Якобы и забыл, что его звали так.

Находясь в образе зверя, он все чаще исчезал в лесу. Она с надеждой выходила во двор, вглядываясь в далекие дерева, ожидая его тяжёлой волчьей поступи. Он приходил, но всё реже. И всё меньше в его взгляде оставалось человеческого.

Однажды утром в селе поднялся шум - в трёх семей разодрали кур, и след из перьев вёл к её дому. Когда мужики собрались, чтобы посадить ее пса на привязь, игнорируя ее просьбы, он прыгнул вперед и укусил одного из них. И кто знает, чем он руководствовался: желанием защитить ее или собственным звериным инстинктом?

Затем он сбежал в лес, а она вырывалась побежать за ним. Молила охотников не убивать его, но тщетно, они сказали, что такому зверю в деревне не место. И кто её бедную и одинокую послушал бы? Отец недавно умер, сирота-сиротой, вдова без мужа, её-то и защитить было некому. Она просила, говорила, что это её возлюбленный, рассказывала какую-то бесовскую историю, но все было бесполезно.

Мужчины ушли на зверя, проигнорировали причитания женщин, чтоб не связывались с нечистым. Мужикам вообще свойственно браться за оружие в любой ситуации, а особенно, когда есть угроза их домам.

Она снова плакала, хотя раньше ей казалось, что выплакала все слёзы.

Он так и не вернулся больше. А она так и не успела ему сказать, что носит под сердцем плод их любви.

Дни проходили. И когда она не могла скрывать своё состояние, она взяла самое ценное и ушла из деревни. Куда шла, бедняга? Она и сама не знала. Но оставаться дома не могла, её бы загнали, как и её возлюбленного. А ребенок, бедное дитя выросло бы незаконнорождённым. Если бы ему дали вырасти.

Людям присуща жестокость, слишком сильная жестокость к тому, что они не понимают, или что выбивается за рамки их предрассудков.

Последняя надежда ждала её в соседнем селе, путь к которому лежал через лес. Но никто никогда так и не узнал, дошла ли она туда, какая судьба ее постигла.

Лишь в тех лесах, мягко ступая по влажной траве и по пушистому ковру мха, ходил большой не то пёс, не то волк. Он подходил к своему укрытию, норе, где было тепло и сухо, а там лежала волчица и нежно вылизывала своего волчонка. Волк обязательно подходил к ней, и они терлись носами, и было в том проявлении нежности что-то почти человеческое, непохожее на звериное.

И редко охотники, которые заходили слишком далеко в лес, рассказывали о двух крупных тварях, которых они видели там. Они говорили, что те животные заговоренные, что ни одна стрела их не берёт. Некоторые посмеивался над тем, а некоторые придавали тем историям мистический смысл…