Михалыч (СИ) [htv] (fb2) читать постранично

МИХАЛЫЧ

«Люди не умирают. Они просто идут по асфальтовой дороге из одного пионерлагеря в другой».

Сторож Михалыч опустошил последний стакан водки и выключил свет в каптёрке КПП лагеря. Поёжился, кутаясь в старый ватник, придвинулся поближе к горевшему красной спиралью в темноте комнаты обогревателю. За окном трещал мороз и завывал ветер. Утром ему снова предстояло дорожки от снега чистить. Впрочем, для кого? Зимой здесь было тихо и пустынно, не звучал детский смех, по тропинкам не носились стайки весёлых пионеров, горн не трубил линейки, не звал на обед, а деревянные домики стояли заколоченные досками крест-накрест до начала смены. Раз в неделю, по воскресеньям,сюда наведывался директор Семён Михайлович. Он приезжал со своей супругой, белокурой девушкой, Ярославой Сергеевной, или просто Славей, как она разрешала себя называть. Летом Славя работала в лагерестаршей пионервожатой. Впрочем, иногда директор приезжал один, а иногда, по снежным заносам, не приезжал вовсе.Семён мельком оглядывал территорию, проверял журнал посещений, в котором, как обычно, не было ни одной записи, оставлял положенный Михалычу денежный аванс, хлеб, консервыи вермишель. Закончив свои нехитрые дела, через пару часов он укатывал на странном серебристом грузовике с надписью

TESLA

. Странно, все директора ездят на внедорожниках. Почему не он? Или зарплата директора государственного бюджетного учреждения не позволяет? К воскресенью Михалыч начинал готовиться особо тщательно ещё в субботу. Не пил, сбривал недельную щетину, делал обход территории, вкручивал перегоревшие лампочки, чистил дорожки, проверял замки, поправлял скамейки. Словом, стремился к тому, чтобы заснеженный лагерь выглядел идеально. Окончив работу, он с торжествующим видом смотрел на памятник какому-то партийному деятелю, первому секретарю товарищу Генде, осознавая всю важность и значимость своего пребывания на посту сторожа. Заботливо протирал тряпочкой высеченные на постаменте слова “Генда – жил, Генда – жив, Генда – будет жить!” Что-то величественное таилось в этой фразе. Михалыч будто читал формулу бессмертия. Иногда произносил заклинание вслух, и ему казалось, что каменное изваяние улыбается в ответ. Всё остальное, свободное от работы время, можно было ничего не делать, и единственным способом как-то коротать время оставался старенький советский телевизор “Славутич”, показывавший три программы, и ящик “Столичной”. – Какого я здесь вообще делаю за эти 15 тыщ в месяц? Ведь мог бы стать известным программистом, режиссером, писателем, фотографом (в голове пронеслось ещё с десяток профессий, оканчивающихся на “-бы”, да не стал), а сижу вот тут в “Чайке” сторожем! Михалыч посмотрел на своё отражение в зеркале, почесал щетину и задумался. Жалеть себя он любил, осознавая полнейшую ненужность этому миру. Ему-то уж точно не поставят памятник на площади, как первому секретарю.Ничего замечательного в жизни сторож не сделал. Детей нет. Нормальной работы тоже. Чтобы как-то выжить, устроился на зиму охранником в пионерский лагерь. И то неплохо. Крыша над головой есть, на еду хватает. Но настоящим подарком стал ящик припрятанной кем-то “Столичной”, который он обнаружил в подвале тира. Неужели его где-то “спионерили” пионеры, а может, вожатые собирались отметить окончание смены? Но как бы там ни было, ящик немедленно перекочевал в сторожку, где был спрятан за кушеткой и завален тряпками для маскировки. И вот сейчас, как раз с этого самого места, на Михалыча смотрели из темноты светящиеся жёлто-зелёные глаза. – Пить меньше надо, – сплюнул сторож и перекрестился, – пора заканчивать с водкой на ночь. Но глаза не исчезали. – Уйди, белочка! Никакой реакции. “А вдруг это террористы, об угрозе нападения которых я расклеивал плакаты?” – пронеслась мысль. “Что ж там было? Ах, да, точно. Если вас взяли в заложники, нужно не сопротивляться, соглашаясь со всеми требованиями. Во время спасательной операции упасть на пол и ...” Но вместо предписанных инструкцией действий он громко закричал заученные до автоматизма в армии слова: – Стой! Кто идёт?! Стрелять буду! Только вместо ружья у него в руках была всего лишь пустая бутылка. – Не... не надо стрелять..., – жалобно пропел в темноте тоненький, слегка испуганный голосок. Михалыч застыл в изумлении. Он был в полной уверенности, что глаза – это галлюцинация, но теперь не оставалось сомнений в реальности происходящего. Либо началась белая горячка, и он разговаривает с призраками, либо в комнате действительно кто-то находится. Здесь трудно сказать какой вариант предпочёл бы сторож. С одной стороны, сходить с ума, спившись, не хотелось, но с другой – признать наличие странного посетителя ночью в запертой изнутри комнате – было ещё страшнее. Сердце бешено забилось, а рука медленно потянулась к выключателю. Стараясь не делать резких движений, Михалыч осторожно отступил на шаг к стене. В трёх