Избранные стихи [Василий Васильевич Каменский] (fb2) читать постранично

Василий Васильевич Каменский Избранные стихи

Творческий путь Василия Каменского

Это было два десятка лет назад. Трое зачинателей и энтузиастов футуризма – Давид Буряток, Владимир Маяковский и Василий Каменский – отправились в турне по России. Задорные, молодые, «песнепьяные», они с восторгом шли «утверждать в сердцах своих слушателей бунт духа». Это была активизация опубликованной незадолго до того декларации – «Пощечина общественному вкусу».

Поэты читали свои стихи, Василий Каменский читал отрывки из «Стеньки Разина», полиция распалялась гневом, а демократически настроенная молодежь принимала чтения поэтов, как боевой клич. Выступления поэтов-футуристов проходили успешно. «Дальновидные» критики из буржуазного лагеря утверждали, будто единственной задачей футуристов является эпатирование буржуазии в целях снискания дешевой славы. Между тем ров, отделявший футуристов от властителей и господ положения, вырастал в пропасть. Футуристы так и не сблизились с классами-поработителями, показав свое истинное отношение к империализму в годы войны, которую они приняли враждебно.

И вот вышла книга В. Каменского «Стенька Разин». Появилась она в дни войны, на фоне литературного безвременья казенно-патриотической жвачки. В названном сочинении поэт воплотил идею стихийного размаха понизовой вольницы, а сам Разин являл символ вождя повстанческих масс, борющихся за лучшую долю.

В эти же годы произошел разрыв кубофутуристов с эго-футуристами, примиренчески настроенными к буржуазному обществу, стремившимися приспособиться к режиму и эстетизировать его отношения.

Иными были кубофутуристы. В условиях предвоенного нарастания новой революционной волны кубофутуристы отражали в своих творениях стихийное бунтарство разоряемого мелкого производителя. В поэтической практике футуризма непосредственносоциальная тематика почти не имела места, если не считать Маяковского и Каменского. Лишь эти двое пытались заявить протест тематический: Маяковский – в антивоенных стихах, Каменский – в «Разине». Реакционная критика встретила «Разина» злобно, квалифицируя вождя крестьянской революции как «мерзавца-анархиста» и грозя автору книги нагайкой и перекладиной. Старый мир учуял в Василии Каменском серьезного врага, чужака.

Путь Каменского – путь сложный и противоречивый, путь медленного перехода стихийного бунтаря на рельсы революции. История Каменского совпадает с историей российского кубофутуризма, и эта история закономерно привела его в русло революции, привела его к активному участию в классовой борьбе на стороне пролетариата. Искусный виртуоз и искатель нового слова, Каменский не мог уложиться в традиционные нормы и вместе со своими сподвижниками поднял знамя восстания во имя нового слова. То был протест не политический. Бунт футуристов был направлен против косности бытовой и житейской, против консерватизма традиций, против хамства господствовавших мнений, против мещанских вкусов. Но объективно, поскольку общий социальный подъем шел под знаком политического протеста рабочего класса, – ресурсы футуристов тоже шли в актив политического протеста.

Каменский шел против старого мира, шел с озорной песней и разбойным посвистом, шел неорганизованным шагом.

Каменский вместе с Бурлюком, Хлебниковым, Маяковским был одним из зачинателей российского футуризма, каким он сложился накануне войны, в годы краха декадентства, в противовес этому последнему, и знаменовал он протест против тех классов, эстетическим эквивалентом которых являлся мистический символизм. Содержание протеста было довольно своеобразно: протест шел по линии стилистической. Футуристы бунтовали против прилизанного языка в поэзии, против традиционной лексики, пригодной для салонной изощренности, но совсем не приспособленной для нужд публицистического пафоса. Восстание футуристов было восстанием будущих трибунов, это был мятеж плебейской глотки против изнеженного уха.

Каменский часто подвергался нападкам совсем зря.

Возьмем известное стихотворение:

Само по себе этакое «самовитое» слово означает… не так много. Строфа не имеет смыслового содержания. Ее надлежит рассматривать как этюд. Попытаемся так на нее смотреть, и эффект ее немедля проявит себя в плане виртуозно-показательного характера. Без упражнений подобного образца не было бы ни «Разина», ни «Пугачева». Четверостишие лишено смыслового содержания, но оно располагает вполне ясным звуковым колоритом, ибо никто не скажет, что здесь автор объясняется в любви или голубит кого, или преследует цели интимной настроенности, как, например, в стихотворении «Колыбайка»: