КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124654

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Страшный суд [Александр Павлович Бердник Олесь Бердник] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Олесь Бердник СТРАШНЫЙ СУД Фантастическая повесть

І

Василий проходил мимо келий, стучал в двери. Услышав голос, отворял их. Низко кланялся монахам, произнося:

— Прости, брат, коли в чем провинился.

— Бог простит, любый брат.

Обойдя всех, Василий решительно зашагал к воротам монастыря. Там его ждал игумен отец Стефан. Лицо старого наставника сморщилось жалостно. Он всхлипнул, обнимая Василия. Покачал печально головой, прошамкал:

— А может, бросишь затею свою, брат? А? Перемелется… Привыкнем… Нет власти, да еще не от бога! А?

— Нет! — резко рубанул Василий. — Это власть от бога. А то безвластье. Разбой. Сам антихрист пришел на землю, его рука! Отче преподобный! Неужели не видите? Церкви опустели. Народ отворачивается от бога. Насмехаются над мощами, над церквями. Каких еще знаков надо? Последние времена…

— Сказано: не знаете ни дня, ни часа, — попытался возразить игумен.

Василий тряхнул черной гривой волос, темные глаза его грозно блеснули, между усами забелели зубы. Он поднял руку, будто призывая в свидетели Бога, потряс ею.

— Сказано также: когда пожелтеют нивы, то скоро жатва! Берегитесь, ибо в страшной ярости сошел к вам антихрист, зная, что недолго ему властвовать. И сведет, когда сможет, даже избранных! Я не желаю смотреть, как богоотступники в кощунстве разрушают Святую Церковь! Преподобный отче! Не держите меня! Я решил, никто не остановит меня. Пойду в пещеру, умру и буду ждать страшного суда! Скоро, скоро загремит труба Архангела! Скоро, скоро грядет жених!..

Василий склонился для благословения. Игумен наскоро благословил его, развел руками. С сожалением взглянул на облачка в синем небе, на цветущие каштаны в монастырском саду. Чмокнул сухими губами.

— Эх! Красота какая Божья! И не грех тебе бросать ее. Братия терпит, молится, а ты бросаешь нас в такое время.

— Отче, не вводите меня в искушение, — понуро отрезал Василий. — Простите, коли провинился. На страшном суде встретимся!

— Бог простит, — вздохнул отец Стефан. — Иди, если так… Где же ты хоть будешь?

— Про то будет знать Бог, — неприязненно сказал Василий, двигаясь к воротам.

Он закинул небольшую сумку за плечи, вышел из ворот и, не оглядываясь, пошел по улице.

Через дорогу переходила колонна детей. Они несли красное знамя. Ветер трепал багровое полотнище, игрался им, и Василию казалось, что какой-то апокалипсический дракон дразнит его своим языком.

— Сгинь, морок, сгинь, — прошептал чернец себе под нос, отворачиваясь. — Господи, помилуй мя грешного…

Он лишь на мгновение остановился у лавры, поклонился ей, перекрестился. И уже не останавливался нигде аж до Днепра. Возле Корчеватого под лозами монах отцепил маленькую рыбацкую лодочку. Он давно приготовил ее для своего путешествия. Перетряхнув охапку сенца, Василий положил его посередине и сел в лодку. Еще раз взглянул на сверкающую колокольню лавры, на мерцание других церковных куполов. Прошептал:

— Господи, благослови…

Какой-то усатый дядька с берега крикнул:

— Что, отче, рыбки захотелось?

Василий не ответил ничего. Оттолкнулся веслом, гребанул. Раз, другой. Легкая душегубка стрелой понеслась на быстрину. Ее подхватило, помчало по течению.

Снизу небольшой буксир тащил несколько старых барж с каменным углем. С натугой шлепали трудолюбивые лопасти, большими клубами валил из трубы сизый дым. Монах предусмотрительно повернул направо, чтобы не попасть на высокую волну.

С судна плечистый матрос с черным от угля лицом иронично проорал:

— Эге-гей, отче! К молодухе поплыл?

На баржах смеялись парни и девчата. Бодро рванула аккорд гармошка, беспорядочный хор запел веселую песню.

— Сатана, — пробормотал Василий, яростно гребя веслом. — Настоящие слуги сатаны. Только рогов не хватает. Взяли власть, и вот видишь: житья нет…

Поплыла лодочка мимо песчаных утесов, нежно-зеленых кустов весенних лоз, коренастых дубов на лугу, грустноватых ив. Кое-где колыхались на волнах лодки рыбаков. Людей было мало. И гнев монаха утих. Обосновались в его сознании мучительные мысли.

Он не мог примириться с тем, что творилось вокруг. Разум не вмещал круговорота событий, не хотел понять великих переломов. Менялись традиции, люди переставали верить в Бога, религия теряла свою силу. Василий долго не мог решить, что ему делать, как жить дальше. Он знал твердо одно: приспособиться нельзя. Или с ними, с безбожниками, или против них! Он понимал, что новая власть, как соломину, сметет всякое противодействие. И тогда, после долгих раздумий, догадался. Да, это пришли последние дни перед Страшным судом.

Василию хотелось воскреснуть в день великого прихода чистым и безгрешным. В уме родился план. Вызрел. И монах начал приводить его в действие.

Пускай беснуются. Пускай кощунствуют. Грозная десница над ними! Как тать ночью, придет кара небесная. Так говорил святой Петр. Все стихии с шумом перейдут, сгорят. И родится новый мир. И станет Василий жить там, в вечном блаженстве, славя творца. А место безбожников — в геенне огненной, там, где блудодеи и воры, и зверь, и лжепророк…

Так размышляя, Василий доплыл до Плютов. Здесь, пристав к берегу, он решил отдохнуть. Усевшись на песчаную кручу, монах развязал засаленную сумку, вытащил горсть сухарей, глиняный ковшик. Зачерпнув чистой воды из Днепра, он принялся хрумкать сухари, запивая. Окончив нехитрую трапезу, монах извлек из сумки Евангелие, прочитал несколько стихов.

За спиной послышались шаги. На песок упала тень. Чернец закрыл книгу, оглянулся. Из кустов выходил старый седой дедок. Он тащил к берегу рыбацкую душегубку. Увидев монаха, дедок поднял старенькую буденовку, вытащил изо рта полусгоревшую трубку, весело сказал:

— Здравствуйте, отче!

— Дай боже, — буркнул чернец, приподнимаясь.

— Вот что значит нет силы, — жаловался дед. — Растратил за восемьдесят лет. Когда-то было парней бросал через себя, как котят. Не верите? Правду говорю! А теперь… Охо-хо! Лодку нет силы подтянуть к воде. А надо. Старуха ухи захотела. Что ж. Надо плыть. Такое дело!..

Монах молча подступил к деду, искоса глянул на буденовку, ухватился за лодку, подтащил к берегу. Толкнул в воду. Коротко молвил:

— Садитесь…

— Дай боже, отче, вам счастья, — ласково улыбнулся дед. — Не перевелись еще добрые люди…

Кряхтя, он начал устраиваться посреди лодки на коленях, подкладывая под себя подставное сиденье. Взглянув на унылого монаха, спросил:

— Куда это вы так плывете? Может, по смертному случаю какому?

— Куда глаза глядят, — нахмурил густые брови Василий.

— Чего так?

— Известно чего. Антихрист идет по земле…

— А это вы про то… про церковь… Эге, и у нас церковь теперь пуста. Только, отче, есть и хорошее в новой жизни. Вот хотя бы и образование. Учиться можно всякому. И я… хе-хе! научился читать. То был, как пень… А теперь сам читаю газетку, книжки всякие. И в Новый Завет заглядывал. То, было, слушаю батюшку в церкви, а сам не ведаю, так ли оно, или нет! А теперь не проведешь…

— Образование, образование — оборвал старика Василий. — Вылезет боком это образование. Бога повергли, ничто теперь не поможет! Без Бога нету пути!

— Хм, — прищурил седые брови дед. — Странное, отче, говорите! Бога повергли. Но если его можно повергнуть, то какой же он бог? А если он бог, то его никто не повергнет. Будьте спокойны!

— Вольнодумство, — буркнул Василий, хотя слова деда, на удивление, почему-то не оскорбляли его. — Нет страха у людей. На поводу у сатаны идут. Но наступает час последний. Страшный суд грядет. Тогда все выявится! И содрогнутся отвернувшиеся от Бога!..

— Эх, отче, какой там суд? — печально покачал бородкою дед. — Вот у меня бандиты двух сыновей убили. Дочь умерла от холеры. Сами остались мы со старухой, как гнилые пеньки. Какого нам еще суда ждать? Здесь, на земле, ад, и суд, и геенна. Всю жизнь не видел я ни просвета, ни утешения… Как в аду, воистину… Так неужели где-то там, на том свете, еще хуже будет? Эхе-хе, не очень же тогда приветливый наш батюшка бог… Ой, не приветливый!..

— Надо заслужить вечную жизнь и блаженство! — гневно ответил Василий, садясь в свою лодку. — Мы тут, на земле, чтобы пройти долину юдоли и плача, чтобы показать господу, на что способны. Преданная вера принесет плату — райскую жизнь…

— А на этом, отче? — спросил печально дед. — На этом свете? Для чего тогда здесь красота? Взгляните на Днепр полноводный! На луга… Я вот шел, так пахнет вокруг, аж дух забивает! Пчелки гудят, мед собирают. Зачем же Господь сотворил такую красоту здесь? Неужели для того, чтобы она напрасно пропадала? Да если бы люди по-братски жили на земле, то какого еще рая надо человеку? Боже ж ты мой! Да как выйдешь ночью под звезды, как обнимешь глазом ту бесконечность широкую, небесную, аж дух захватывает. Или на рассвете как выедешь на плес днепровский ловить рыбу. Тишина, ни шелохнется… Катятся туманы над водами… И кажется тебе, что в душе твоей царство божье царит. Вот как… А то, что ломают все нынче? Отче… Может, оно и к лучшему, революция же! Кто знает… поломают, поломают, а потом строить начнут. А как же! Свято место пусто не бывает. Так говорят в народе. Охо-хо! Жаль, что старый… Хотелось бы заглянуть туда, в новый мир, что там будет… скажем, через сто лет… через двести?..

— Будет новый мир, — с нажимом сказал чернец, — только не этот, не сатанинский. И войдут в него избранные, которые не осквернились, живя с богохульниками нечестивыми, помогая им строить богопротивную власть. Прощайте, дед, мне пора. Жаль мне вас, сердце ваше тоже отравлено вольнодумством…

— Гм, — удивился дед. — Слово какое-то странное… «вольнодумство». А чем же плохо — вольно думать? Э, ничего бы так не нужно людям, как вольно думать… и действовать, отче!

— Заблуждение! Сети дьявола, — буркнул Василий.

И, уже не оглядываясь, он поплыл дальше.

Слова деда почему-то растревожили его. И упрек мерещился в тихом голосе, и какая-то непостижимая правда.

— Господи, сохрани и отведи, — шептал монах, загребая веслом. — Враг рода людского хочет остановить мой подвиг. Но ничто не собьет меня. Сила сатаны велика, знаю. Да десница твоя, господи, защитит твоего верного раба…

Произнося молитвы, Василий проплыл Триполье, Халепье. Быстрина несла его вдоль левого берега, где Днепр делал большую дугу. Из кустов раздался жалобный крик:

— Дядя! Дя-а-день-ка-а!

Чернец взглянул туда. На берегу стояла девчонка лет десяти с узелком в руках, в рябеньком платьице. Она махала ручонками-былинками, звала на помощь.

— Чего тебе!? — крикнул недовольно Василий.

— Перевезите на ту сторону, — робко отозвалась девочка, — а то замерзну. Уже полдня кричу. Никто не слышит…

Монах повернул к берегу. Недовольно ворчал. То то, то это мешает. Хорошо, что уже недалеко осталось до места.

Он посадил девочку в лодку, оттолкнулся, поплыл на правобережье. Взглянул исподлобья на синий носик нежданной попутчицы, на большие серые, не детские глаза.

— Как это тебя родители отпустили одну на эту ​​реку?

— Нет родителей, — прошептал ребенок, цокая зубами.

Помолчав немного, девочка с интересом взглянула на черную рясу, на длинные волосы.

— А что это у вас за мундир такой черный?

Василий усмехнулся. «Мундир». Хм. Пожал плечами. Что ж ей сказать?

— Это такое одеяние у всех монахов, — наконец, неохотно сказал он.

— Монахов? — переспросила девочка. — А что такое монахи?

— Ну… люди, которые спасаются…

— Спасаются? От воды? Да? — тревожно молвила девочка. — Два года назад бо-оль-шое наводнение было. Все село плавало наше. Здесь, на левой стороне, видите? Так мой папа многих спасал. Человек десять спас. А потом перевернулся с лодкой. И утонул. Сам себя не спас, — сокрушенно закончила она.

Помолчала какое-то мгновение, всхлипнула.

— А мама простудилась. И умерла. А я теперь одна. Где-то в Стайках дядя. Пойду к нему. Может, в школу отдаст. А нет, то пойду в Киев. Выучусь на доктора, буду спасать людей. Чтобы не умирали…

Василий слушал детский лепет, уныло глядя поверх головы девочки на утесы, что приближались. «Спасал людей. Сам себя не спас». В тех немудрых словах Василию снова мерещился укор какой-то, хитрая ловушка сатаны, попытка вернуть его к горю людскому. Нет, нет! Не быть этому! Пусть сами решают свои запутанные судьбы, пусть смеются и горюют, ему нет дела до обреченного мира!..

Лодка ткнулась в глинистую кручу. Девчонка соскочила на берег, вежливо поблагодарила. И стала карабкаться вверх по козьей тропинке.

Василий еще проплыл с полверсты, остановился. Осмотрел место. Именно здесь. Солнце приближалось к горизонту, но он как раз успеет. Никого нет поблизости, никто не помешает.

* * *
Монах вытащил из-под сена мешок с утварью, ведро. Взял топор, рубанул по днищу лодки. Забулькала вода, брызнула фонтаном. Лодка медленно тонула, быстрина потащила ее в омут.

Забросив узелок за плечи, захватив ведро, чернец начал подниматься на кручу, шел, рассматривая, выискивая только ему ведомые приметы. Остановился в глубоком овраге, под кустом низкорослой акации. Из-под глинища вытекал ручей. Среди почерневших кустов прошлогоднего сорняка Василий разыскал кучку кирпича. Возле кучки чернело небольшое отверстие. Монах пролез в то отверстие, вдохнул сухого холодного воздуха пещеры, облегченно вздохнул. Слава богу, все в порядке. Все на месте. В глубине пещеры — куча свежего сена. Это его последнее ложе.

Вылез. Постоял немного, глядя на левобережье. Синяя полоса лесов темнела, наливалась таинственным маревом вечера. Днепр сверкал заманчиво, катил мощные весенние воды вдаль.

Монах вздохнул, прошептал:

— Суета сует! Господи, благослови!

Он взял ведро, зачерпнул в роднике воды, налил в маленькую ямку возле пещеры. Набросал туда глины, немного песка. Размешал. Когда раствор был готов, он набросал его в ведро. Потом заполз в отверстие, прижал к себе кирпич. И начал класть стенку. Накладывал мастерком раствор на кирпич, крепко прижимал, подбивал, чтобы было ровно. Василий ничего не делал кое-как.

Вскоре стенка закрыла почти все отверстие.

Василий поставил свечку возле себя, на глиняной приступке. Сел на сено, развернул Новый Завет. Начал читать Апокалипсис. Тишина сморила его, хотелось спать. Он уже не вникал в смысл видений и пророчеств. Зевнул, перекрестился.

Потом вдруг испугался. А что, как найдут кирпичную кладку? Раскроют, вытащат на свет! Будет беда!

Потом подумал, успокоился. Не может быть! Над отверстием нависает глина. Пойдут дожди, завалят. Никто не найдет. Бог сохранит его до страшного суда!

Чернец погасил свечку, положил евангелие на грудь. Взял в руки четки. Начал повторять древнее заклинание:

— Господи, помилуй мя грешного! Господи, помилуй мя грешного!

После каждого повторения он откладывал шарик на четках. Вскоре ему наскучило это делать. Он лишь шептал слова, сомкнув веки. Сознание плыло на волнах, желтые и зеленые круги крутились перед внутренним взором. Стесняло дыхание.

Ему внезапно захотелось хапнуть свежего воздуха, вдохнуть полной грудью ветра, грозы, услышать пение жаворонка. Почему-то захотелось снова взглянуть в серые глаза худенькой девочки, услышать ее дрожащий голос. Но желания те были будто во сне. Руки лежали неподвижно на груди, ноги налились свинцом. Надвигалась тьма, небытие…

Бам, бам! Ударил колокол. Неужели Страшный суд? Так быстро?

Колокол затихает. Отзывается в бесконечности… Сердце останавливается… Не слышно его ударов…

Наступает ночь. Вечная ночь…

II

Мирослав вытер пот с лица, озабоченно оглядел горизонт. Кое-где в небе начали появляться прозрачные облачка. Парило. Наверное, будет гроза. Надо спешить! Потому как не откопать странную кладку до грозы, вода понесет верхнюю глину вниз…

И тогда — прощай, таинственное подземелье! На нем снова будут сотни тонн грунта.

Только вчера парень напал на свою находку. Недавний дождь пробурил канаву на склоне Днепра, где их школа посадила ивняки. Учитель послал Мирослава, чтобы рассмотреть, сколько новых саженцев надо для укрепления опасных мест. И вот такая приятная неожиданность. Вода смыла небольшой участок глины вместе с лозами. А под ними оказалась кирпичная кладка.

Мирослав в школе очень интересовался археологией. Мечтал о таинственных подземельях, где можно найти древние манускрипты, казацкое оружие или орудия труда каменного века. А тут случай послал ему такие возможности. Парень не мог дождаться учителя археологии. А он задержался на Марсе, где группа земных ученых в содружестве с марсианскими специалистами изучала остатки миллионолетних далеких эволюций, покрытые толстым слоем красных песков планеты.

Тогда Мирослав решил раненько начать раскопки самостоятельно. Попросил Олу, чтобы помог. Но тот, смеясь, отказался. Сказал, что изучает взаимодействие цветков роз с человеческой психикой, что это несравненно интереснее, чем рыться в старинных погребах. Может, там всего-навсего бывший подвал, где стояли кадки с квашеной капустой…

Отказался от предложения и Зорелюб. Он сейчас с головой погрузился в изучение энергий, связывающих человека с космосом, с его незримыми проявлениями. День и ночь просиживал Зорелюб в лаборатории со старшим учителем, их воспитателем Максимом, который был признанным авторитетом в той области.

Мирослав сердился на друзей. Эгоисты они, а не товарищи! И ничего не смыслят в старинных находках. Может, и кадки с капустой! Может, какая-нибудь подкова! Может, истлевшая рукопись. Какое это имеет значение? Те незначительные остатки былого быта и культуры могут раскрыть перед учеными целую панораму прошлого. Да! Его учитель, глядя на простой камень, найденный в древней казацкой могиле или где-то в горных пещерах, может говорить целый день, рассказывая об истории того камешка, о людях, его окружавших, о событиях, происходивших в те времена.

— И охота тебе копаться в глине? — иронизировал Олу. — Возьми киброба, дай ему программу. Он тебе разроет гору за полчаса…

Невежды, вздохнул Мирослав. Не понимают, какое наслаждение самому раскапывать землю, открывать скрытое от людских глаз. Что киброб? Ему безразлично, что делать. Скажут откопать — откопает, прикажешь закопать — закопает. И хоть трава не расти! Нет, им недоступна радость, которую испытывает археолог, нежно ощупывая пальцами какой-то мизерный на первый взгляд обломок украшения, ржавый прибор, истлевший наряд! О, дыхание тайны веков!

Мирослав на рассвете вышел из общежития школы, захватив с собой лопату и вибромолоток. Зашел в раздевалку, прицепил себе на спину птерон — устройство с машущими крыльями.

Небо было кристально чистое, бледные звезды исчезали с него. Дышалось легко, радостно. Парень поднялся в воздух, как всегда с наслаждением ощущая счастье полета. С улыбкой посмотрел на голубую кровлю школы. Спят еще друзья! Ну и пусть спят! Сами же будут завидовать потом, невежды, когда Мирослав найдет что-то удивительное!

Полдня осторожно раскапывал парень утес, чтобы не повредить кирпичной стенки. Наконец, он полностью очистил кладку. Теперь можно долбить шов. Вынуть один-два кирпича. А потом пойдет легче…

Мирослав постучал черенком лопаты в стенку. Там глухо загудело. Парень подмигнул сам себе, удовлетворенно засмеялся. Пусть насмехаются! Он уверен, что находки будут. Древние мечи, казацкая булава или скифский венец. А может, даже грамоты древние! Какие-то пергаменты, неизвестные науке…

Мирослав оперся на лопату, чтобы передохнуть. Взглянул вниз. На Днепре засинела вода. Зарябила меленькая волна. С юга дыхнуло жарой. Он заспешил, начал вибромолотком отковыривать верхние кирпичи. Один. Второй. Появилось небольшое черное отверстие. Теперь уже легче. Раствор между кирпичами был хрупок, непрочен, и они поддавались простому нажиму руки. Еще немного — и проход будет готов.

— Мирослав! — послышалось сверху.

Парень поднял лицо. На утесе стояло несколько парней и девушек. Они махали руками ему.

— Бросай свою археологию! Мы летим на экскурсию на Луну! Слышишь?

На Луну! Мирослав заволновался. Это здорово! Уже давно учитель Максим обещал им этот полет. Там всеземные космофизические обсерватории, можно даже встретить марсианских астрономов, увидеть знаменитых межпланетных путешественников! Что же делать? Покинуть эту пещеру? Но ведь гроза надвигается… Завалит глиной кладку, и тогда надо целую толпу кибробов, чтобы снова открыть ее. Да и то, если разрешат! Нет! нет! Луна никуда не денется, Мирослав успеет побывать на ней. А подземелье откопает сейчас. Сейчас или никогда!

— Я не полечу! — ответил парень друзьям. — Остаюсь здесь!

Фигуры исчезли. Мирослав вздохнул и продолжал работу.

Вскоре отверстие было очищено от глины, весь кирпич вытянут и сложен в сторонке. Парень встал на колени, немного прополз в пещеру. Оттуда попахивало сыростью и еще чем-то душным.

Мирослав включил микрофонарик. Яркий луч пронзил тьму подземелья. Парень осмотрел странное укрытие. Кое-где из глины свисали мертвенно-бледные побеги сорняка, по стенам у входа ползла плесень. В углу что-то темнело. Мирослав осторожно подполз туда.

Что это? Неужели человек?

В самом деле, человек. Он лежит на куче истлевшего сена. Тело одето в какое-то старенькое черное платье, которое уже расползлось на лоскуты. Мертв? Или нет? Пожалуй, нет… потому что в луче фонарика едва заметно затрепетали ресницы, послышался вздох…

Сердце Мирослава почему-то пронзил страх. Он быстро пополз назад, выскочил наружу, вдохнул полной грудью воздух. Как приятно!

Над рекой из густой седой тучи сверкнула ослепительная молния. Ударил гром!

Парень растерянно огляделся. Что же делать? Теперь бы кого-то надо позвать на помощь. Что-то сделать со странным человеком. Ведь он жив? Но почему? Подземелье явно прошлых веков! Может, летаргия? Такие упоминания в литературе есть. Тогда это чрезвычайно интересно для науки. Живой свидетель прошлого…

Мирослав заглянул во тьму проема. Не хочется снова лезть туда. Позвать друзей? Да, они же все на Луне. Единственный выход — лететь в Храм Красоты. Там есть врач, и туда ближе всего. Он поможет и скажет, как с тем человеком обращаться.

Парень торопливо приладил птерон на спину, застегнул пряжки, расправил крылья. Хотел подняться в воздух.

В тот же миг во тьме отверстия что-то зашуршало, зашевелилось. По спине у Мирослава поползли мурашки. Ожил… Идет!..

Вот в солнечном свете появилась высокая черная фигура. Темные лохмотья на ходу сползали с нее, опадая клочьями на землю. Видны были костлявые желтые руки, коричневое сухое лицо, запавшие глаза под седыми бровями. Черно-белая борода свисала до пояса. Прищуренные, как щелочки, глаза взглянули на Днепр. Послышался скрипучий голос:

— Небесные врата!

Мирослав взглянул туда, куда смотрел черный выходец из подземелья. На небе играла Радуга. Снова сверкнула молния, прокатился многоголосый гром.

— Слышу голос твой, Господи! — радостно сказал человек. — Удостоился я приблизиться к вратам твоим!

Парень удивленно разглядывал незнакомца. Он все еще ничего не мог сказать, потому что не понимал, о чем тот говорит. Но вот гость из прошлого увидел Мирослава. В глазах его заблестели искорки. Узкие губы разошлись в улыбке. Незнакомец приложил руки к высохшей груди, пошатнулся.

— Ангел Господень! — прошептал он, глядя на широкие белые крылья.

И упал на землю.

Мирослав испуганно бросился к нему. Неужели помер?

Он послушал сердце. Нет, живой. Сердце бьется. Дышит. Просто от резкой смены воздуха человек потерял сознание. Пусть лежит пока здесь, а Мирославу следует полететь за помощью.

Парень взлетел на утес, направился к прозрачному куполу Храма Красоты, что возвышался среди стройных вековых тополей сразу за школой. Сложив крылья, Мирослав перебежал ступени, миновал величественную колоннаду. В одной из комнат неотложной помощи нашел Яна — знаменитого психомедика. Ученый оторвался от какого-то прибора, где на круглом экране пульсировали золотистые искры, удивленно взглянул на парня.

— Что с тобой? Чумазый, растрепанный…

— Ян! Там, возле утеса, я откопал человека!..

— Какого человека? Труп? — не понял Ян. — Так надо было снова закопать. Может, бывшее кладбище…

— Да нет, — курносое лицо Мирослава сморщилось от досады. — Подземелье. А в нем человек. В черных лохмотьях. Ожил. Дышал. Говорил что-то странное, а потом упал. Потерял сознание… Понимаешь?

Ян вскочил из-за стола, синие глаза его подозрительно впились в парня.

— А не выдумываешь?

— Ян, откуда у тебя архаичные слова? — обиженно вскрикнул Мирослав. — Я полдня копал. Надо поспешить. А то гроза надвигается…

— Бежим! — воскликнул Ян, широко улыбаясь. — Мирослав! Ты — гений! Если это правда, то это редчайший случай естественного анабиоза. Где он?

— Совсем близко.

Ян схватил птерон. Вместе с Мирославом они вышли из Храма Красоты. Птицами мелькнули над тополями, спустились вниз, к подземелью.

Незнакомец лежал неподвижно. Первые капли дождя падали на худое лицо, стекали по глубоким морщинам, грязными ручьями орошали бороду, усы.

Ян нащупал пульс, послушал дыхание.

— Здоров! — удовлетворенно констатировал он. — Только исхудал очень. Как же мы его перенесем?

— А вдвоем разве не поднимем?

— Попробуем. Сначала к нам в Храм Красоты. Надо ему придать человеческий вид. А потом я вызову специалистов. О, это будет сенсация!

Они поднялись в воздух, вынесли человека на утес. Вскоре гость из прошлого уже лежал раздетый в гигиенической камере, его обмывали, дезинфицировали, насыщали живительными витаминозными эликсирами…

ІІІ

Грохотал гром.

Эхо катилось по небесам, сотрясая основы Вселенной. Клокотала раскаленная лава, катилась по степям, лесам, долинам, глотая села, города…

Василий, еще не открыв глаз, видел грозные картины Страшного суда и боялся встать, стать свидетелем великой Божьей кары. Лежал спокойно. Будто во сне чувствовал, как его куда-то несут, как поет в ушах влажный теплый воздух. Потом на него лилась вода, нос щекотали незнакомые благовония. В тело вливались сила, бодрость. И все же Василий и дальше лежал неподвижно. Так приятно, так легко. Он, наверное, в раю. Ангелы обмывают его грехи, курят фимиам, чтобы приготовить Василия для суда.

Потом на него натянули свежую прохладную рясу. Снова перенесли куда-то, положили на что-то мягкое. Послышались голоса. Речь была какой-то чудной, в ней много незнакомых слов. Один голос молвил:

— Ну, Мирослав, теперь все в порядке. Будет жить. Полное восстановление функционирования нервной системы. Это — главное. А я полечу, соберу ученых. Кто-то в поле, кто-то на Луне. Знаешь — очень исключительный случай. Анализ его лохмотьев свидетельствует, что он пролежал не менее двухсот лет. По моему мнению, здесь явление какого-то самогипноза, искусственная летаргия. Мне встречалось несколько случаев. Замедление ритма жизненных процессов в сотни раз. Вот работы будет для психофизиологов!..

— Ян, — отозвался второй голос. — А что с ним делать, если проснется?

— Ну… развлеки как-нибудь. Поговори… Успокой… Пусть остается пока что здесь, в зале. Включи музыку. Космического плана. На психику действует целебно. Я побежал…

Голоса смолкли. Наступила тишина.

Потом поплыли мелодичные звуки. Усиливались, наполняли сознание Василия радостью, волновали сердце величественной таинственностью.

«Ангельские хоры, — подумалось Василию. — Славят господа. О боже, слава тебе, слава тебе!»

Он открыл глаза. Восхищенно вздохнул. Прямо над ним синело звездное небо. По нему летели на белоснежных крыльях фигуры ангелов, протягивая руки вверх. Крылья у них были неподвижные, ангелы — тоже. Нарисованы они, что ли? Это, должно быть, Божий храм, где-то в раю…

Василий перевел взгляд чуть ниже. На глаза ему попалась странная группа существ. На серебристом шаре стояла высокая женщина, поднимая в небо факел, горевший голубым пламенем. Вокруг женщины шли друг за другом мужчины и женщины, тоже держа в ладонях разнообразные огни — синие, желтые, красные, зеленые, розовые. Те люди шли спиралью, поднимаясь все выше и выше к небу. Лица их — живые и радостные — сияли вдохновением.

Рядом с Василием кто-то зашевелился. Появилась фигура юноши в белом легком наряде. Тот самый, что встретил его там, внизу, у подземелья.

— Ангел, — слабым голосом отозвался Василий.

— Мое имя Мирослав, — сказал парень.

— Мирослав, — повторил воскресший. — Не слышал такого ангельского имени. Где я?

— В Храме Красоты.

— В храме, — радостно вскрикнул Василий, приподнимаясь на локте. — Это Божий храм?

— Храм Красоты, — поправил парень, мягко улыбаясь. — В таких храмах собираются люди, здесь экспонируются лучшие картины, выступают музыканты, ученые. Ну, да вы потом обо всем узнаете…

— Не понимаю, отроче, о чем молвишь, — беспокойно сказал Василий, настороженно оглядываясь. — Храм Красоты. А где же агнец? Где жених?

— Агнец? — задумчиво переспросил Мирослав. — Древний корень. Агнец. Агни. Огнь. Ну, конечно, огонь. Да, все точно, друг! Это и есть храм огня. Или, как ты говоришь, агнец. Это храм, посвященный огню разума. Видишь — скульптурная группа? Посередине женщина, подносящая факел, то символ единой матери-природы. А вокруг нее идут по эволюционной спирали вверх, в бесконечность, разумные существа, люди. Они передают огонь своего разума дальше и дальше — по эстафете…

— Чудно́ глаголешь, Ангел Божий, — сказал Василий. — Помоги мне встать…

Мирослав бросился к нему, помог подняться из глубокого мягкого кресла, куда они с Яном положили его. Воскресший со страхом оглядел еще раз звездный купол храма, белые колонны, разноцветные окна, сквозь которые лились нежные лучи, искрящийся пол с причудливыми красочными узорами. Прислушался к затихающим звукам музыки.

— А где же хор ангельский… те, что поют? — шепотом спросил Василий.

— Это запись. Их нет…

— Нет. Невидимый хор. А где же Бог? Веди меня, отроче, к Богу!

— К Богу? — удивился Мирослав и растерянно улыбнулся. — Я не знаю такой фамилии. Но скоро прибудут ученые. Мой товарищ полетел за ними. А кто такой Бог?

— Как? — ужаснулся гость. — Ты не знаешь Бога?

— Не знаю. Не слышал, — искренне признался юноша.

— Свят, свят, свят, — прошептал незнакомец, быстро мотая рукой ото лба к животу, а потом от плеча к плечу. — Сатанинское наваждение. Неужели это я попал в ад? Так нет же. Такая красота вокруг. Ты смеешься надо мной, отроче? Ты, может, бес? Так рогов не видно. И белокурый. И глаза ясные, синие. В белом весь.

— Я не смеюсь, — озадаченно сказал Мирослав. — Только трудно вас понять. Дело в том, что вы… ну, из другой эпохи. Терминология у нас, наверное, разная..

— Не понимаю тебя, — устало сказал Василий.

— Вот видите, я же говорю, — обрадовался парень. — А кто вы? Откуда?

— Так бы сразу, — недовольно отозвался воскресший. — Имя мое Василий. Думаю, что в книге жизни я есть. Потому что я отказался от сатанинской жизни. Замуровал сам себя в пещере в ожидании Страшного суда.

Слова и произношение незнакомца казались странными, но Мирослав понимал его, потому что изучал старинные диалекты.

— Вы замуровали себя? — удивился юноша. — Зачем?

— Для спасения, — тоже удивляясь, сказал Василий. Он осмотрел себя, увидел белую рубашку с короткими широкими рукавами, просторные брюки. — Глянь — одежа стала белой. Грехи, значит, смыты…

— Мы переодели вас, — сказал Мирослав. — Ваше одеяние истлело. Так кого же вы спасали?

— Свою душу! Душу, отроче, — совершенно озадаченно ответил Василий. — Кого же еще можно спасать?

— А от кого? — не унимался Мирослав.

— От сатаны…

— От сатаны? А кто это — сатана? Ваш враг? Тиран? Какой-то феодал древний?

— Сатана — враг рода людского.

— Не слыхал о таком, — простодушно сказал Мирослав.

Лицо Василия расплылось в улыбке. Он протянул руки к Мирославу.

— Неудивительно, отроче. Неудивительно, что не слышал о сатане. Потому что в раю живешь. Так что не искушай меня, давай крылья, веди к вратам Божьим, пусть и я присоединюсь к сонму ангельскому!..

— Крылья? — обрадовался Мирослав. — Крылья можно. Пока прибудут ученые, вы полетаете.

Парень куда-то метнулся, принес птерон, прикрепил Василию к спине. Повел его к выходу.

Между грозовыми облаками сияло солнце, над утесом все еще переливалась нежными красками великолепная радуга, молоденькие весенние листья тополей сверкали, искрились. Дух цветочных плантаций плыл в воздухе.

— Боже, какая радость — воскликнул Василий. — Показывай, как лететь в небо, отроче?

— Нажмите тут. — А потом — по желанию. Птерон руководствуется психической энергией желания. Он выполняет нашу волю.

Василий нажал кнопку, на которую указал Мирослав. Крылья напряглись. Замахали. Понесли Василия вверх.

Купол Храма Красоты оказался внизу, Мирослав приветственно махал рукой. Показался Днепр, зеленые леса за ним, прозрачные сверкающие здания. Дух у Василия захватило, он испугался. А вдруг упаду?

И начал падать. В ушах засвистел ветер. Приближалась земля. Что-то кричал Мирослав.

Василий инстинктивно напряг волю, не желая удариться. Крылья снова бодро замахали и умчали его в небо. На лбу Василия выступил холодный пот, борода моталась по ветру, уста шептали молитву.

— Господи, спаси и помилуй! Не хочу я крыльев, лучше буду ходить по земле. Надежнее…

Он осторожненько спустился. Мирослав подбежал к нему, смеясь.

— У вас недисциплинированное мышление. Надо тренироваться.

— Бог с ними, с крыльями, — сердито заявил Василий. — Забирай их. Уф, чуть дух не выперло…

Парень отцепил птерон, отнес его в помещение. Вернулся. Василия уже не было. Парень испугался, начал его искать. Воскресший уже был далеко за тополями. Миновав цветочные клумбы, направлялся к утесу.

Юноша догнал его.

— Куда вы, друг Василий?

— Как это куда? — строго ответил Василий. — К вратам Божьим. Видишь, радуга горит? Там будет Страшный суд. А потом — в рай…

Мирослав почесал себе затылок. Покачал головой.

— У вас тоже много непонятного. Странные научные термины. Страшный суд, рай, божьи врата. То обычная радуга, атмосферное явление. Врат никаких нет. А рай… Что такое рай? Ага, наш учитель называет днепровскую долину раем. Так и говорит — это наш рай. Какое-то странное слово. Из мифологии…

— Чудно́ речеш, отроче, — снова нахмурился Василий, останавливаясь на утесе. — Рай — это сад божий. Вот я вижу его вокруг. Когда я замуровал себя, здесь были голые утесы. А теперь цветут сады. Здесь, где теперь храм огня, была бедная деревня Витачив. А на той стороне — Килов, Пески, хатки под соломенной крышей, бедно, голо. А теперь вижу небесные дворцы… а вон там по воде плывут корабли с ангелами. А в небе — я же не слепой — тоже плывут ангелы с крыльями…

— Такие же крылья, как и у вас были, — возразил Мирослав. — И у меня…

— Так ты же ангел? — утвердительно спросил Василий.

— Да нет, я человек, — совсем растерялся парень. — Ангел — это тоже нечто мифическое…

— Доколе будешь искушать меня? — тревожно вскрикнул Василий, падая на колени и протягивая руки к парню. — Я верен Богу! Во имя Господа я замуровал себя! Разве не достаточно этого? А теперь, когда попал я на небо, зачем мучаешь меня?

— Встаньте, встаньте, — испуганно забегал вокруг Василия Мирослав, подводя его. — Зачем вы? Не надо! Здесь не небо. Это же земля. Может, вы в прошлом были космонавтом? Может, вы желаете в космос. Так это можно. Пойдем к нам в школу. Или в Храм Красоты вернемся. Прилетят ученые, поговорят с вами. А потом… в небо полетите. Вместе с учеными. На Марс или на Луну. У нас это просто…

— Свят, свят, свят, — снова зашептал Василий. — Господи боже, помилуй мя грешного. Значит, не сподобился я твоей милости, когда наказываешь меня новым искушением…

Он еще раз осмотрел горизонт, повернулся к парню.

— Значит, все это… что я вижу… — не рай, не Божье небо?

— Земля. Планета Земля, — терпеливо ответил Мирослав.

— А все это, что я вижу… сады, прозрачные дворцы… крылья у людей, откуда это… кто это дал?

— Все создано трудом, творчеством, — удивленно пояснил парень. — А кто же еще может дать? Без труда ничего не будет. Все во всех мирах творится человеческими руками, разумом, мыслью…

— Без бога? — остро спросил Василий, глядя на парня из-под лохматых бровей.

— Я не знаю такого ученого, — наивно заявил Мирослав.

— А в небе? На планетах? Ты сказал, что можно лететь на планеты…

— Можно. Даже к другим солнцам. К далеким звездам. Некоторые космонавты наши летали…

— И там… там вы бога видели?

— Видели разумных существ. Наших братьев. Некоторые из них старше нас, сильнее, мудрее. Они уже обладают такими силами, что творят целые планеты, звезды. Они помогают нам, советуют во многих случаях. А такого существа, как бог, я что-то не припоминаю…

— Свят, свят, свят, — снова начал мотать рукой Василий, и глаза его заблестели болезненным огнем. — Сатанинский край, дьявольские химеры. Бежал я оттуда от сатаны… и снова попал ему в лапы… Нет рая… Нет Бога… Сами творят планеты… Сами творят райские дворцы… Господи боже, отведи и защити! Прости меня, что я слушаю богопротивные речи!

Он тяжело вздохнул, потом с надеждой взглянул на Мирослава.

— Скажи, отроче, а Страшный суд на земле был… или еще не было? Что говорят? Предвидится ли Страшный суд?

— Суд? — переспросил Мирослав. — Какой суд? И почему страшный? У нас никого не судят. Вот я читал, что когда-то были суды. Когда преступники были. А теперь нету. Каждый несет в себе, в своем сердце и награду, и кару. А если человек делает что-то неэтичное, его лечат, посылают в санаторий…

— Как ты сказал? — прошептал Василий. — Каждый несет в себе… и награду… и кару… Боже, зачем так наказываешь меня? Отроче, а который год от Рождества Христова?

— От Рождества? — переспросил парень. — У нас не такое летоисчисление. У нас сто пятидесятый год космической эпохи. А по-старинке… Подождите, вспомню… Две тысячи сто шестьдесят восемь. Точно. Две тысячи сто шестьдесят восьмой год, дружище.

— Боже мой! Почти три века, — тяжело вздохнул Василий. — Скажи, а войны есть у вас, на земле?

— Войны, — засмеялся юноша, — бывают только в сказках. В словарях такое слово осталось…

Василий помолчал, вздыхая. Закрыв глаза, что-то думал. Мирослав не знал, что делать. Наконец, Василий взглянул на парня. Взгляд его был холодный, отсутствующий.

— Скажи, отроче, а вы кому-нибудь молитесь?

— Как… молимся? — не понял Мирослав.

— Ну, просите помощи… когда надо? В труде, в делах…

— Иногда, — охотно ответил парень. — Если я не могу сам, прошу товарища. Если Земля не может что-то осуществить сама, она обращается к старшим братьям. Другие планеты тогда приходят на помощь. У нас братство. Большая космическая община, семья. И так до бесконечности. Дружно, радостно. Когда-то на Земле, помню из истории, были войны, раздор, а теперь нет…

Василий сел на кручу, охватил голову руками и замер. Мирослав стоял над ним, как и раньше. С юга снова подул сильный ветер. Зашумели ивняки на утесах. Потемнело. Катилась новая полоса грозы.

— Пойдем! Скоро гроза! — крикнул Мирослав. — Скоро прибудут ученые, мы что-нибудь решим. Вы расскажете им о прошлом, это будет очень интересно.

Василий не шевелился, молчал.

Парень пожал плечами, огляделся. Над школой мелькнули белые крылья гравиоракеты, исчезли. О, радость! Вернулись учитель Максим с друзьями. Надо бежать к ним. Они помогут разобраться и с этим воскресшим.

— Друг Василий, пойдемте со мной…

— Я хочу побыть в одиночестве, — глухо сказал Василий. — Иди, отроче. Придешь позже. Болит мое сердце… Дай немного отдохну…

— Ну, ладно, — неловко сказал Мирослав. — Посидите… Я приведу учителя… Но ведь дождь…

— Не страшно, — прошептал Василий. — Что мне дождь, отроче?..

Мирослав пошел в школу. Потом побежал. Из черной тучи полил дождь, серой стеной отгородил от Мирослава утесы. Парень вскочил в коридор главного корпуса школы. Туда уже входили веселые ученики. За ними появился на пороге высокий широкоплечий учитель Максим. Он увидел Мирослава, тряхнул черной шевелюрой. В серых глазах мелькнули лукавые огоньки.

— Ну, что, Мирослав, — загремел учитель. — Выиграл или проиграл? Что откопал в подземелье!? А?

— Учитель, — взволнованно сказал парень. — Потом объясню. Я откопал человека. Старый человек. Мы его с Яном помыли, продезинфицировали, одели. Ян полетел за учеными, а я гулял с ним. Он лежал в летаргическом анабиозном сне около трехсот лет. А теперь он сидит под грозой на утесе. Какой-то странный…

— Ты не заболел? — неуверенно спросил Максим. — А? Что-то у тебя красные щеки…

— Учитель, не шутите! — вскрикнул парень. — Друзья, Олу, Зорелюб, Нора! Бежим! А то кто знает, что он сделает?

— Ну, бежим. — сказал учитель. — Только не все. Ты, Олу, Нора, Мирослав и я. Достаточно.

Они выскочили на улицу, прикрылись прозрачными плащиками, побежали к утесу. Мирослав оглядывался вокруг себя, растерянно моргал ресницами.

— Исчез. Ага, следы вниз… Пошел к Днепру. Учитель, он еще утопится. Сами понимаете — попал человек в чужой мир?..

— Вперед, — приказал учитель.

Они начали спускаться. По плащам тарахтели крупные капли дождя. Под ногами журчали ручьи. Легкие сандалии на ногах размокли. Мирослав бежал, опережая учителя и друзей, петляя между кустами ивняка.

Следы Василия вели аж на берег реки. Вот уже видно мокрую согнутую фигуру. Воскресший протягивал руки вверх, стонал:

— Девочка с серыми глазами… где ты? Почему я не послушал тебя? Где ты, бедная моя? Радостная моя. Выучусь… буду спасать людей… А я… душу спасал… и сгубил ее… Господи, зачем так тяжко караешь? Почему так поздно? Новый мир… они его сами построили… А я… проспал, проспал…

Мирослав нагнулся над ним, коснулся плеча.

— Дружище… Не унывайте… Все будет в порядке. Слышите. С вами товарищи. С вами — люди…

Василий поднял голову. По лицу текли слезы, смешанные с грозовыми каплями.

— Вот он — Страшный суд, — горько сказал Василий. — Я нес его с собою… В душе своей…

В голосе его слышалось рыдание…

Перевод: С. В. Стребков
Редакция: А. В. Протасевич
2021 г.

Оглавление

  • І
  • II
  • ІІІ