Раз – медведь, два – медведь… [СИ] [Эльвира Владимировна Смелик] (fb2) читать постранично

Смелик Эльвира Владимировна РАЗ — МЕДВЕДЬ, ДВА — МЕДВЕДЬ…

— Думаю, ни у кого не вызовет сомнений факт, будто самой популярной и самой любимой игрушкой во все времена был и остается плюшевый мишка. Лично мое детство являлось тому стопроцентным доказательством. Обзаведясь девочкой, мои родители, как все нормальные люди, кинулись скупать кукол, но… не тут-то было! Играть в куклы я категорически отказывалась. Их посадили на шкаф (кажется, это было модно) и снимали оттуда только затем, чтобы отмыть насевшую пыль. Зачем нужны куклы? Зачем нужны зайчики, кошечки и собачки, когда на свете существуют игрушечные медведи? Медведи заменили мне все. С ними можно было играть в дочки-матери, на них можно было шить одежду, они прекрасно смотрелись за импровизированными школьными партами и старательно учились на одни «пятерки». А главное, с ними удобно было спать. Они были мягкими и по-человечески теплыми, они надежно охраняли мои сны. Медведей в нашей квартире жило превеликое множество. Пластмассовый оранжевый с вращающимися лапами. Пластмассовый коричневый в желтом полосатом комбинезоне. Еще один пластмассовый оранжевый, только поменьше и с балалайкой. Поролоновый белый с голубыми пятнами, мой любимый, безвременно почивший в боксе инфекционного отделения детской больницы. У нас с ним были одни резиновые сапожки на двоих.

Я носила их на прогулках, он — дома. Большой пластмассовый медведь-школьник, в форменном красном костюмчике, с зеленым ранцем за плечами, в который прекрасно умещались огрызки карандашей, книжки-малютки и самодельные тетрадки.

Ярко-рыжий мягкий и гибкий, из какого-то синтетического материала.

Плюшевый коричневый с отклеившейся кнопочкой носа, доставшийся мне по наследству от повзрослевших двоюродных сестер. Маленький пластиковый с крышечкой на голове, то ли из-под шампуня, то ли из-под жидкого мыла. Самый всеядный медведь, не брезговавший вливать в себя ни обыкновенную воду, ни жидкую грязь. Желтый Винни-Пух, напоминающий Франкенштейна несоразмерно огромной квадратной головой и выпученными глазами. Все считали его страшненьким, а мне он нравился. Я сама выбрала его в качестве новогоднего подарка. После Елки в Доме культуры родители привели меня, довольно прижимавшую к груди кулек со сладостями и ароматным мандарином, в «Детский мир» и щедрым жестом указали на полки, заставленные куклами и мягкими игрушками. Я долго разрывалась между Винни-Пухом и серым пузатым бегемотом (уж больно хороша была его огромная розовая пасть!). Тем более бегемотов в моей коллекции еще не было, но… сердцем моим безраздельно владели медведи, поэтому домой я отправилась с несоразмерным, нелепым Винни-Пухом. А кто сказал, что Винни-Пух не должен быть нелепым! Самым последним медведем моего детства стал бурый и очень милый Феодорка, подаренный мне на день рождения другом, соседом и одноклассником в одном лице Колькой. Мишкино странное имя было написано на пришитой к нему этикетке, и я, как послушная девочка, решила не перечить взрослым. Феодорка, так Феодорка. Гораздо позже в одной из книжек мне попалось это имя. Оказалось, Феодорка — это ласкательная форма женского имени Феодора, не столь вычурно — Федора (помните, «Федорино горе»!). Но мой Феодорка был мужчиной, мягким, милым, и вместе с тем смелым и решительным. А царем моего медвежьего царства был, конечно, Михаил Круглов.

Да-да, именно так, по имени и фамилии. Обходиться меньшим казалось просто неприличным. Михаил появился у меня одним из первых. Его, замаливая тогда еще непонятную мне вину, притащил папа. Притащил. Иначе не скажешь. В то время я была уверена, что мой Михаил весит, ну, никак не меньше ста килограммов. По всем показателям это был крайне выдающийся медведь. Не знаю, о чем думали создатели Михаила, выбирая ему шкуру. Им не приглянулся ни коричневый, ни оранжевый, ни серый, ни желтый и никакой другой более или менее подходящий медведю цвет. Они отвергли даже розовый и не остановились на банальном чисто черном или чисто белом. Михаил обладал уникальной для животного мира шкурой, то ли черной в белое пятнышко, то ли белой в черное пятнышко, определеннее сказать невозможно. К тому же он был выше меня, толще меня, тверже меня и тяжелее меня. А еще у него было богатое внутреннее содержание.

Именно оно определяло его крепость и тяжесть. Именно оно подарило Михаилу еще одно необычное качество: если на него надавить, он начинал хрустеть и потрескивать. Медведь был набит не ватой, не поролоном, а настоящими древесными опилками. Я выяснила это после того, как у Михаила, не выдержав давление его значительности и веса, выскочили из орбит глаза. На месте их остались небольшие дырочки, в которые при должном упорстве можно было просунуть палец и пощупать, что же там находится внутри. Я не могла поднять Михаила больше одного раза подряд и передвигала его волоком, облегчая маме мытье полов. В игре он был универсален.

На нем можно было сидеть, на нем можно было лежать, его можно было