КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706150 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272744
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Великан [Стюарт Слейд] (fb2) читать онлайн

Книга 509198 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Стюарт Слейд «ВЕЛИКАН»

Благодарность

Посвящение

Эта книга с почтением посвящается памяти генерала Кертиса Эмерсона ЛеМэя.



Скорее всего, «Великан» никогда не был бы написан без более чем щедрой помощи множества людей, уделивших время, участие и усилия для проверки технических деталей повествования. С некоторыми из них я знаком лично, мы обсуждали ход событий и возможные результаты атак, подробно описанных в романе. Других я знаю только через Интернет как коллектив «Совета», но их общая осведомлённость и обширный запас знаний стали незаменимы.

Также я должен также выразить благодарность моей жене Джозефе. Без её выдержки, долготерпения, поддержки и неутомимой помощи этот роман остался бы ни чем иным, как смутными представлениями, плавающими на задворках моего ума.

«Великан» — плод вымысла, существующий в альтернативной вселенной. Все персонажи, появляющиеся в этой книге, придуманы. Любое их совпадение с настоящими людьми, живым или умершими, совершенно случайно. Хотя в тексте присутствуют имена исторических персонажей, их действия отнюдь не представляют тех же самых людей, которых мы знаем по нашей действительности.


* * *

ГЛАВА ОДИН. НАПЕРЕГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ



Штат Мэн, Лаймхаус[1], авиабаза ВВС «Козловский»[2]



Полковник Роберт Дедмон был совершенно уверен — Мэн наверняка скоро потонет. Здесь скопилось столько тяжёлых бомбардировщиков, что он вот-вот перевернётся и булькнет в воды Атлантики. Обширная программа строительства авиабаз всего за три года возродила благополучие штата, но теперь он грозил стать сплошной бетонной плитой, от края до края. Возвращаясь из долгого испытательно-тренировочного полёта над океаном, полковник только в зоне видимости насчитал не менее шести аэродромов. Большинство из них рассчитывались на одну авиагруппу из семидесяти пяти машин, но некоторые были намного больше.

На базе «Козловский», одной из самых крупных, обитало три эскадрильи. Вдоль взлётно-посадочных полос выстроились двести двадцать пять гигантских бомбардировщиков. Это был типичный аэродром нового образца, прочный, надёжно выстроенный. Генерал ЛеМэй, глава САК[3], добивался для своих экипажей лучшего, и неизменно получал. Примером тому стал тоннель, по которому шёл Дедмон. Лаймхаус располагался на севере Мэна и зимой его заметало снегом. Поэтому все основные здания связывались подземными переходами. Всего лишь один образец внимания к мелочам, благодаря которому стратегическая авиация стала такой, какая она есть. О ЛеМэе знать не знали, пока он не принял руководство. Сейчас никто не сомневался, что человек находится на своём месте.

Тем не менее, это была не самая большая авиабаза из новых. Данная честь принадлежала канадскому Черчиллю. На поле в Новой Шотландии расположились четыре группы, всего три сотни самолётов. Две состояли из бомбардировщиков, а две других из стратегических разведчиков. Те, кто постарше, всё ещё называли город его старым именем, Галифакс, но на самом деле они глумились и всегда плевались в таком случае. Англоговорящие люди не хотели пачкать язык этим словом, и Дедмон обоснованно сомневался, войдёт ли вновь фамилия в обиход.

Тем не менее лорд Галифакс, вероятно, оказал английскому миру услугу. Одним из результатов июньского переворота 1940 года стало пробуждение США. Они бросили вялые детские заварушки и встали на военные рельсы. Это было образцом мобилизации. В 1940 8-я авиадивизия армейского Воздушного Корпуса едва существовала, насчитывая несколько устаревших B-17. Сначала она стала 8-й воздушной армией, а три года спустя — стратегическим авиационным командованием ВВС США, отдельным родом войск. И на вооружении у них состояли B-36.

Фирма «Конвэр» пекла гигантские бомбардировщики как пирожки. Июнь 1940-го открыл глаза. Соединенные Штаты поняли, что нельзя зависеть от иностранных союзников и удалённых баз. Если они собираются вести войну, всё должно быть готово для работы прямо с собственной территории. Это подразумевало бомбардировщики трансокеанской дальности. В результате производство B-17 сократили до минимума. B-24 и B-32, предложенные «Консолидэйтед», даже не сошли с чертёжных досок. Большая надежда «Боинга», B-29, с трудом сгодился на роль блефа и приманки. Построили всего несколько сотен. После ряда катастрофических налётов они играли в основном роль пугала, скорее демонстрируя мощь, чем являясь ею. Сейчас «Боинг» строил C-99, транспортную версию B-36, которые базировались на Западном побережье и поддерживали воздушный мост в Россию. Остальные заводы выпускали B-36 в разных модификациях. Разведывательные RB-36, базирующиеся в Черчилле, заправщики KB-36 в гренландском Туле и Лахесе на Азорах, а также GB-36, о котором толком ничего не было известно.

До того как перейти в САК, Дедмон собаку съел на управлении транспортником воздушного моста. Сейчас в России сражались две американские группы армий, под командованием Джорджа Паттона. Ещё один случай человека на своём месте. Он был в хороших отношениях с президентом России, Жуковым. Ходили слухи, что далеко не одно стратегическое разногласие было улажено ими с помощью борьбы на руках. Не факт, но вполне им подходит.

Благодаря военной-политической репутации, заслуженной тем, как он сплотил Россию в 41-м и после смерти Сталина через год, был здесь популярной фигурой. Полковник однажды спросил сам себя — а что произошло бы, переживи он осаду Москвы и возможное падение города? Сталин был монстром ничуть не лучше Гитлера, но ушёл красиво. По крайней мере, так гласила молва. Когда обороноспособность столицы посыпалась настолько, что командовать стало просто некем, он обрился наголо, включая знаменитые усы, и пошёл в пехотную часть рядовым. И погиб в бою, как рядовой, войдя тем самым в число русских народных героев. Не исключено, что старый лис заведомо готовился к такому исходу. Само собой, если рассказы правдивы. Ходили и другие версии, намного более мрачные. О последнем поезде, убийстве и военном перевороте.

Но Жуков, как бы он ни получил власть, был иным. Когда он встал во главе страны, СССР потихоньку превратился в Россию. Коммунизм отвергли; у военной власти, сменившей его, не было иной философии кроме «Сохрани Родину», и этого хватило. Немцы встали, так и не дойдя до Урала. Война на востоке превратилась в гигантскую язву, начисто обескровившую Европу. Перед САК стояла задача эту язву иссечь. Поэтому официальным названием B-36 стало «Миротворец». Немногие за пределами ВВС могли оценить злую шутку этого названия. B-36 установит в нацистской Германии крепкий, надёжный мир. Кладбищенский. Имелась причина, по которой полуофициальным коктейлем экипажей САК был «Манхэттен»[4].

— Стойте, сэр!

Дедмона остановил сержант полиции ВВС. Карабин M-1 висел стволом вниз через плечо, готовый к применению, если понадобится. В САК полиция не шутила, при слове «стой» следовало замереть. В самом начале становления службы сержант узнал ЛеМэя и просто махнул ему «проходите», не остановив. Ровно через сутки этот сержант обнаружил себя рядовым пехотинцем на передовой в России. Требование не охраны, но безопасности. Тоннель пролегал в трёх метрах под ВПП. Никто не думал, что B-36 провалится, но на время взлёта путь перекрывался, просто на всякий случай. Дедмон слышал ритмичный пульс шести поршневых двигателей и вой четырёх реактивных — бомбардировщик выходил на полную мощность. Потом тоннель задрожал. Самолёт пошёл на разгон.

— Пятый испытательный вылет за последний час, сэр. Кажется, «Великан» на подходе. Проходите.

— Думаю да, сержант. Пора.

Действительно пора, подумал Дедмон. Вторая мировая война четыре года шла в позиционном тупике, с тех пор, как немецкое вторжение в Россию остановили на землях восточнее Москвы. Галифакс исключил Британию из войны и превратил страну в сателлита нацистов, но в конечном итоге это означало, что Британия теперь просто не входит в империю. Между премьер-министром Лококом из Австралии и премьер-министром Бойдом из Канады шла дружеская конкуренция, чья же это теперь империя. Знающие люди ставили на Австралию.

К тому же японская угроза как-то сама собой отпала. Американский промышленный рывок, случившийся после переворота Галифакса, позволил выпустить достаточно техники, чтобы всерьёз укрепить Филиппины. Затем, в январе 1941, Таиланд вступил в войну с вишистскими властями Индокитая. К тому времени любой, кого подозревали в сотрудничестве с нацистской Германией, считался плохим парнем. США поддержали Таиланд. Даже морская победа французов при Ко-Чанге не помогла им, и к концу месяца индокитайская армия Виши была разбита. Тайская граница прошла по Меконгу, и армия легко принимала многочисленные поставки американцев. Совокупно с усилением Филиппин, эти события перекрыли Японии путь на юг.

Маршрут на север заблокировали ещё раньше, после сражения у Халхин-Гола в 1939. К середине 1942 японцы попали в такой стратегический тупик, что ввязаться в новую драку было бы глупостью. В итоге сложился неудобный мир: неприязнь и подозрение со стороны американцев, озлобленные и пышущие ненавистью японцы. Но они, глядя на растущую военную мощь США, понимали, что удобный момент упущен, и придётся им как-то жить дальше.

Как и немцам. Мало того, что Америка раскрутила маховик военной промышленности, так ещё и сама подключалась. Немцы утверждали, что капитуляция Британии сделала их правителями империи. Канада, Австралия и остальная часть Содружества не согласились. Германия объявила, что будет отстаивать свои права силой. Америка утвердила доктрину Монро. Германия потребовала возвращения Королевского флота. Ответом американского правительства стали слова «Молон лабэ»[5]. На перевод и осознание немцам потребовалось несколько недель. После чего они сами объявили войну и выпустили в океан подводные лодки.

Первые несколько месяцев было очень тяжело. Даже сейчас Дедмон помнил, как каждую ночь, вдалеке от берега, можно было заметить пять или шесть горящих судов. С помощью канадского Королевского флота от этой угрозы удалось избавиться, и тогда ВМС США перешли в наступление. Немецкий флот долго не протянул, как и союзные силы их союзников. Те из кораблей, которые ещё не отправились на дно, были высмотрены в портах и добиты авиагруппами скоростных авианосцев. Атлантика стала американским озером. После ввода в строй новейшей немецкой субмарины возникло недолгое замешательство. Справились и с этими лодками, а контрмеры против их особенностей распространили на весь флот. Германия столкнулась и с ещё одной проблемой. В России их армия обессилела. Наступление повсюду застопорилось. Винить они могли только самих себя, несмотря на то, что у нацистов определённо был талант наживать врагов. Например, в южнорусских областях, где мусульманское население поначалу приветствовало немцев как освободителей.

Немцы пришли, создали собственную администрацию… и принялись устранять влияние ислама. Меньше чем через полтора месяца слуга-мусульманин вошёл в кабинет офицера — и взорвался. Он одел пояс с динамитом, начинённым ржавыми гвоздями. Новости доходили с трудом, но скорее всего это был первый из многочисленных подрывов смертников. Полковник содрогнулся. Если бы подобное безумие распространилось, никто не сможет сказать, где оно остановится. Конечно же, пришла пора «Великана». Самое время.



Бискайский залив, авианосец «Шайло»



Адмирал Карл Ньюман разложил приказы на столе и уставился на карту. Он понимал, что видит только небольшую часть операции. Оперативная группа состояла из пяти авианосцев — его флагман и четыре поменьше, класса «Эссекс»; двух тяжёлых крейсеров класса «Аляска»[6], шести прочих крейсеров и восемнадцати эсминцев. Больше чем пятьсот самолетов, по крайней мере половина из которых — реактивные. «Шайло» нёс новые F2H «Баньши»[7]. Они заменили старые «Корсары» в качестве истребителей-бомбардировщиков. Ударным звеном служили «Скарейдеры» AD-2. «Эссексы» — «Орискани», «Краун-Пойнт», «Репризал» и «Принстон» — помимо них несли ещё и «Корсаров». Некоторые в виде морских F4U-7, но самым везучим достались F2G-4, переданные морпехами. Эти машины по скорости не уступали реактивным. Они были легки на подъём, но их сверхмощные двигатели могли загнать самолёт в мёртвый штопор, если пилот зазевается. Перехватчиками на всех пяти авианосцах служили «Локхиды» FV-1. Известные под непочтительным прозвищем «Колымага», они были переделкой армейских P-80 и с 1944 года противостояли немецким ВВС. Теперь, два года спустя, сказывался их возраст, и на смену шёл новый реактивный истребитель фирмы «Грумман», «Пантера» F9F[8].

Пять авианосцев, пять сотен самолётов, мощная группа поддержки, и это всего лишь часть. Ньюман знал, что к северу от него есть ещё одна оперативная группа, и две южнее. Позади них флот снабжения: транспорты с авиатехникой на замену, танкеры, суда с боеприпасами. А также штабная группа Спрюэнса из шести быстроходных линкоров. Ещё была служба спасения, которая вытаскивает из воды сбитых лётчиков; противолодочные силы, чтобы прикрывать фланги; но сердце флота — авианосцы. Где бы они сейчас ни находились, к тому моменту, когда «Шайло» со свитой будет готов к выпуску, все четыре группы выстроятся на линии протяжённостью 50 миль. Такой построение на флоте называли «убийственная череда». Авианосцы могли растянуть атаку, чтобы подольше держать цели под ударом. А могли устроить единственный сосредоточенный налёт, способный прорвать любую оборону, которую могли противопоставить немцы. Люфтваффе назвали такую волну «Синяя стена смерти». Вал из двух тысяч самолётов сносил ПВО и мог несколько дней свирепствовать над беззащитной областью, уничтожая всё что движется. К тому времени, когда немцы наконец подтягивали силы, достаточные для спора за воздух, авианосцы уже принимали самолёты и уходили в море, где были в безопасности. Немцы пытались охотиться за ними, но безуспешно. Они не могли даже найти их. Попытки построить дальние бомбардировщики потерпели неудачу. Переделанные транспортники легко сбивались. Они пробовали и другие идеи, некоторые оказывались вполне неплохими. На самолёты поставили радары, расширяющие обзор. Авианосцы успешно засекались, но бомбардировщики всё равно уничтожали задолго до рубежа атаки. Другой попыткой стали «Фау-l» с оборудованием для радарного наведения. Вот это получилось впечатляюще. Немцы проектировали «Фау-1» для использования в России, чтобы дотянуться до заводов за пределами дальности самолётов. А потом обнаружили, что у русских уже есть почти точно такая же ракета, Х-10 Челомея. Каждый из крейсеров Ньюмана нес четыре таких, полученных по обратному ленд-лизу. Но идея поставить радар на крылатую ракету выглядела годной. Адмирал смутно чувствовал в этом зачатки чего-то стоящего. Хотя, какая разница? Немцы могут найти авианосцы, только если те сами захотят. Ньюман знал, что если выглянуть в иллюминатор, ничего не увидишь. В эфире тоже стояла тишина. Американские корабли были затемнены и сохраняли радиомолчание. Ни огонька, ни передачи. Оперативные группы превратились в морских призраков. Немцы так и не усвоили этого урока. Когда их флот — если то стадо можно было назвать флотом — в 1945 вышел из баз, они вовсю трепались по КВ-связи и отправляли домой напыщенные доклады. Американцы следили за ними как собственными глазами. Получилась бойня. Два устаревших авианосца, пять линкоров, три тяжёлых крейсера и двенадцать эсминцев против шестнадцати быстроходных авианосцев ВМС США при поддержке восьми лёгких.

Спрюэнс в тот день проявил себя во всю широту души. Ньюман тогда служил на «Кирсардже», выпускающим[9]. «Колымаги» обстреливали палубы вражеских кораблей, «Корсары» бомбили с пикирования и заливали всё напалмом, «Скайрейдеры» принесли торпеды. Когда Карл только пришёл на флот, стандартным бомбардировщиком-торпедоносцем был старый «Девастатор» с одной 450-мм торпедой. В сражении у Оркнейских островов его «Скайрейдеры» и «Мэймы» взлетали с 570-мм торпедой под брюхом и ещё по одной под каждым крылом. Опасная перегрузка не оставляла место ошибкам. Но надёжность этих машин стала легендарной. Атаки «убийственной череды» держали немецкий отряд (Ньюман решил, что «флот» слишком громко) под постоянными ударами. Сначала были уничтожены линкоры, а следом отыскали и потопили их эскорт.

Гитлер устроил эпичную истерику. То немногое, что осталось от немецкого флота, поставили на прикол, а военно-морское строительство фактически прекратилось. Скорее всего, у него просто не оставалось выбора. Для выхода в море с подводных лодок забрали последних обученных моряков, комплектовать корабли больше было некем. Потери у Оркнеев оказались огромными. Те, кто выжил, протянули в ледяной воде не дольше считанных минут, а американские корабли не проявляли совершенно никакого интереса к организации их поиска. «Каталины» подобрали несколько экипажей своей морской авиации и улетели.

Ньюман усмехнулся, на мгновение погрузившись в воспоминания. Один из самолётов возвращался с простреленными баками, и молодой лейтенант решил сесть на воду, чтобы не перегородить палубу обломками. Надувные мешки сработали, с «Кирсарджа» выслали катер. Они нашли лётчика сидящим в кабине, за написанием отчёта о боевом вылете. Теперь он командовал одним из ударных подразделений в другой группе. Этот парень далеко пойдёт, подумал Ньюман. Буш, вот как его зовут. Джордж Буш.

Адмирал снова пересмотрел приказы. Хотя в них ничего не говорилось о других оперативных группах, из указаний по маневрированию всегда можно понять, кто ещё в деле. На этот раз всё говорило о прибытии пятого отряда авианосцев. А значит, скорее всего, какая-то другая группа скоро отправится домой. Вероятно, это будет «Геттисберг» со свитой. Он уже долго находился в море, а его эскорт состоял из «коротких» «Эссексов». На некоторых даже стояли 40-мм счетверённые зенитки, вместо новых спаренных 76-мм автоматов. Может быть, на смену им придёт «Чанселорсвилль» или «Фредериксберг». Оба готовы войти в состав флота, оба несут прославленные имена[10]. Кроме этих двух, в течение ближайшей пары лет в строй должны войти ещё десять кораблей. С ними флот вырастет до восьми оперативных групп, из двух тяжёлых авианосцев и трёх «Эссексов» каждая. При этом более старые корабли даже не упоминались. «Лексингтон», «Хорнет», «Йорктаун» и «Саратога» находились на Тихом океане, вместе с шестью из девяти лёгких авианосцев. «Рейнджер» и «Уосп» служили там же, обучая новых морских лётчиков. «Энтерпрайз» затонул от удара подводной лодки, во время бойни на восточном побережье. «Индепенденс» занимался испытательными работами — какой-то новый способ компоновки палубы. Но в этот рейд вышли все пять наличных групп. Что-то назревает.

Ещё один взгляд на карту. И то, что смутно беспокоило Ньюмана, наконец-то стало очевидным. Все перечисленные цели располагались намного дальше на территории Франции, чем раньше. Куда дальше. Почти у предела возможности его самолётов. Ну ладно. Значит, самые отдалённые объекты достанутся «Корсарам», и только после того, как будут уничтожены вражеские истребители. Адмирал скривился, глядя на приказы. Те никуда не делись. Предписывалось не подниматься выше трёх тысяч метров. Это имело смысл раньше, когда все самолёты оснащались поршневыми двигателями. Если у них не было нагнетателей, на высоте они попадали в невыгодное положение. Но сменившие их реактивные не имели таких ограничений.

Немцы сразу придумали, как использовать это ограничение. Они укоротили крылья своим истребителям, увеличив их скорость и манёвренность на малых высотах. Ta-152C и F4U-7 примерно сравнялись, хотя немецкий самолёт не мог нести бомбы. F2G мог соперничать с He-162, тем более что «Хейнкели» управлялись едва ли не детьми, только-только вошедшими в подростковый возраст. «Колымаги» шли голова к голове с последней моделью 262-х, хотя быстро отставали. Но скоро должны прибыть новые «Пантеры». Адмирал слышал, что они действительно хороши. Но палубные самолёты до сих пор отставали, даже при том, что настоящих высотных истребителей в Люфтваффе было немного. В воздушном бою решающее значение играли скорость и запас высоты, а военно-морской флот отдавал их немцам без борьбы. И морские пилоты платили кровью.

Кроме того, задача расписывалась на куда более долгое время, чем обычно. Как правило, авианосцы наносили массированный удар и потом дня три охотились над целевой областью. Теперь второй этап операции длился пять дней. Противодействие не волновало Ньюмана. Он был уверен, что его корабли справятся с чем угодно из доступного немцам. Это его и беспокоило. Флот выстрадал рабочую схему по нанесению наибольшего урона за приемлемую цену. Зачем её менять? Если только есть второй слой… Адмирал ещё раз изучил карты. Выглядело всё примерно так, будто его истребители должны взломать немецкую оборону, а потом прикрывать чьё-то отступление. Значит, этот рейд — часть «Великана»? Давно пора.



Дижон, Франция. Главная база JG.26 «Шлагетер»[11]



После полёта на Go-229[12] майор Лотар Шуман всегда хотел упасть на колени и расцеловать асфальт полосы. Он помнил своего первого «скакуна», Bf.109G, который был доберман-пинчером. Поджарым стремительным убийцей, способным разворачиваться на месте и ловким в драке. Ta-152 можно сравнить с ротвейлером, крупным и сильным, который просто проламывает любые преграды. Шуман затруднялся, с кем сравнить «Готу», но бешенство в характере присутствовало точно. Норовистый, ненадёжный, неустойчивый в воздухе истребитель был плохой оружейной платформой, а если случалась авария, бился так быстро, что лётчик не успевал спастись. Иногда «Летучая мышь» делала это на ровном месте, безо всяких видимых причин. Гестаповцы перетряхнули завод, подозревая вредительство, ибо многие 229-е просто разваливались в воздухе. Несколько человек арестовали и расстреляли в назидание остальным. Но истина заключалась в том, что «Летучей мыши» саботаж не требовался. Она прекрасно гробилась самостоятельно. Это был также самый быстрый и самый высотный истребитель Люфтваффе, хотя теперь высота не имела особого значения. Главной угрозой на западе стали авианосцы амеров с их синими ордами. Они приходили, устраивали погром и убегали раньше, чем их можно было проучить. Кто-то в их экипажах хорошо знал своё дело. Самолёты проносились буквально на уровне палубы, над долинами и городами. Это вынудило немецких пилотов спуститься за ними. Шуману сказали, что американцы, прежде чем попасть на флот, нарабатывают тысячу часов в воздухе. А у его новых лётчиков хорошо если набиралось десять-двадцать. Молодые, слишком молоды, чтобы осознавать, насколько они уступают противнику. В свои двадцать один Шуман был одним из старейших пилотов в группе и ветераном с пятью годами службы. На Ta-152 и He-162 летали сопляки моложе, чем он, когда пришёл в JG.26.

В скоротечных схватках на малой высоте погибало столько же пацанов, сколько в авариях. Уровень потерь среди «Хейнкелей» был крайне высок. Запас топлива всего на полчаса, и не самое лёгкое управление. Но важные шишки в Берлине решили оснастить ими Гитлерюгенд. Мальчишек обучали за несколько часов на планерах, а потом сажали в «Саламандру», чтобы полететь или умереть — по обстоятельствам. Многие из них не успевали даже толком отдалиться от периметра аэродрома, теряя управление и падая в штопор. То есть даже не встречались с амерами. А когда те появлялись, их было сотни. Неважно, насколько хорош пилот, всегда есть ещё четверо или пятеро амеров, готовых убить его. Количество, помноженное на качество, дабы наверняка. На качестве они не экономили, Шуман это твёрдо знал. И на топливе, в котором так отчаянно нуждалась Германия. Его не хватало ни для обучения, ни для полётов. Приходилось держать в строю самолёты с поршневыми двигателями, так как НПЗ не могли выдать достаточно керосина для полного перехода на реактивные. Несмотря на это, всё-таки имелись некоторые запасы. Объёмы расхода горючего в России заставили озаботиться созданием резерва. Теперь выбора всё равно не оставалось. Фронт растянут, и чтобы удерживать его, армия должна сохранять подвижность. А тем временем у русских и американцев, кажется, никогда не заканчивались ни танки, ни оружие, ни топливо. Хорошо, что заводы в Германии могли восполнять потери в России. Шпеер был гением. Он принял промышленность в виде маленьких бестолковых мастерских, и превратил её в империю массового производства. Без этого страна пала бы значительно раньше. Но пока линии фронта держатся вдалеке, немецкие заводы могли работать спокойно.

Майор вспомнил добрым словом фельдмаршала Геринга. Старый Толстяк предвидел, что стратегические бомбардировщики будут бесполезны, и отказался впустую тратить на них ресурсы. Он придерживался своей точки зрения даже когда другие просто горлом требовали авиацию дальнего действия, чтобы поразить русские заводы за Уралом. Ни килограмма алюминия, ни единой рейхсмарки не было потрачено зря. Вместо этого он направил всё на производство истребителей и штурмовиков. Истребители прикрывали небеса Рейха, штурмовики помогли предотвратить прорыв русских и американских войск на Восточном Фронте. Амеры сначала не поняли, в чём дело, и отправили на Германию грохочущие B-29 — и увидели, как они падают. После того рейда бомбардировщики появлялись редко, и с мощным прикрытием. Шуман не знал, что амеры сделали с тысячами построенных B-29. Наверное, сидят теперь на тихоокеанских островах. На случай, если японцы вырвутся из окружения и решат повоевать. Он даже слышал, что амеры экспериментировал с шести- и десятимоторными бомбардировщиками. Ну, если это правда, то пусть тратят деньги, к чему им мешать? Нет, истребители, только истребители.

Но и их не хватало. Промышленность едва справлялась с заменой уничтоженных и подбитых. В России были части, до сих пор оснащённые дряхлыми Bf.109K или ещё более старыми FW.190A с коротким носом. Большую часть тяжёлых поршневых истребителей наконец-то списали. Штурмовые эскадрильи летали на Me-262 и причудливых «Дорнье» с двигателями на обоих концах. На подобные эксперименты, между прочим, расходовалось много мощностей. Проектировщики как будто не могли заставить себя одуматься и заняться обслуживанием серийных самолётов. He-162 до сих пор плохо управлялся; существовали двухмоторные прототипы, стреловидные, дельтовидные — всё в виде прототипов, но только не пригодных к боевой работе образцов. Герру доктору Хейнкелю явно пора постучать сапогом по голове. И большинству авиаконструкторов Германии. Они как будто не знают, что идёт война.

Но были и хорошие новости. Люди Хеншеля создали изящный реактивный пикировщик, способный нести 500 кг бомб и оснащённый четырьмя пушками. Он немного был похож на истребитель «Хейнкель», но на «Хеншеле» объединили силы, отловили ошибочные решения, прекратили экспериментировать и начали массовый выпуск. Новинка заменила большинство старых штурмовиков, а сейчас заменит и все остальные, сэкономив керосин. И в качестве истребителя он был неплох. После сброса бомб вполне мог потягаться на равных с «Тандерболтами», которые до сих пор использовались американцами по наземным целям. Судя по докладам из России, там появился новый штурмовик, «Тандерджет»[13]. Но волноваться об этом имеет смысл, только если он вновь окажется на Восточном фронте. Как знать, может, к тому времени, у него снова появится истребитель, на который можно положиться. Возможно, один из новых «Мессершмиттов» со стреловидными крыльями. «Летучая мышь» перевалила за 900 км/ч, глядишь, на новой машине он преодолеет тысячный рубеж. Ничего невозможного. Но истребители застряли на заводе, без подходящих двигателей и подверженные постоянным переделкам, пока их ждали в Люфтваффе. Вилли Мессершмитту тоже надо мозги прочистить.

Хорошо, что эта база была старой, отобранной у французов бурные дни 1940-го. Здания прочные и основательные. Конечно, с того времени база разрослась, ВПП удлинили для реактивных машин, но бар оставался таким же старым и удобным. Когда он вошёл в дверь, Хильда за стойкой начала наливать для него пиво. Любая хорошая буфетчица знала запросы постоянных посетителей. Над стойкой висел портрет Гитлера, изображавший его ещё в добром здравии. Никто не осмеливался задать себе вопрос — кто унаследует ему после смерти? Шепотками передавалась тайна, что Гитлер одной ногой в могиле. Несколько инсультов, какие-то непонятные болезни и, по слухам, последствия наркомании. Когда-то наследником считался Геринг, но он, как предполагалось, тоже был плох. С ним ранее соперничал Дёниц, однако он вместе с флотом ушёл с позором. Кто-то из генералов? Роммель сделал имя себе в России. Или Гиммлер, возможно. У него есть политическую власть и собственная армия.

Шуман осёкся. Даже задумываться о таких вещах опасно. В баре было почти безлюдно, если не считать политического офицера, сидящего в углу. Очень опасная деталь интерьера. Их скопировали от коммунистов, хотя озвучивать подобное никто не смел. Этот был типичным для своей породы, удивительно бесполезным. Заподозрить в нём человечность никто бы и не решился. Он просто сидел, слушал разговоры, и строчил доносы партийным начальникам. И уныло выступал перед боевыми вылетами, а потом прятался где-нибудь в укрытии. Вот кого точно пора приласкать сапогом по голове. Давно пора.



Оккупированная Британия, Ноттингем



Музыку Рональда Бинга сменила выраженный английский акцент диктора.

— Мы завершаем сегодняшнюю трансляцию BBC в изгнании из Квебека. Но прежде чем мы расстанемся, передаём сообщение для наших друзей на оккупированных территориях.


Лето — время для холодов,
Джон вышел на прогулку,
Ксавьеру нужен подарок,
У Элис новая кошка,
Часы бьют семь,
Собака ощенилась.

Дэвид Ньютон качнулся на стуле, на мгновение застыв на двух ножках. Его радист принимал все сообщения, касающиеся его ячейки или её следующего звена. Британское Сопротивление основывалось на системе треугольников. В каждой ячейке есть ведущий и три участника, каждый из которых был ведущим для своей собственной. Ньютон понятия не имел, кто состоит в группах его подчинённых, а его соратники не знали, кто руководит самим Дэвидом. Вся операция управлялась радиосообщениями. Ньютон гордился тем, что британское Сопротивление стало наиболее устрашающим и эффективным в Европе. Так было не всегда. Несколькими годами ранее Ньютон учился в университете и досыта натерпелся от немцев. Неуклюжее, дилетантское американское бюро спецопераций помогало мало. Но когда власть в России принял президент Жуков, он отправил несколько русских специалистов, чтобы помочь американцам собраться с умом. Сочетание навыков русской политической конспирации, американских способностей в управлении и британской жестокости оказалось настолько результативным, что превосходило самые смелые планы.

Теперь всё поменялось. В прошлом году ячейка Ньютона участвовала в устройстве засады. Передачу расшифровали с помощью кодовой книги и получили указание на тайник с оружием. Ещё один пример сотрудничества. В тайнике лежали части нового РПГ-2. Немцы разработали полезное, но сверхсложное и дорогое противотанковое средство — «Панцерфауст». Его мог легко унести и использовать один человек, и при удаче уничтожить танк. Русские захватили несколько образцов, и изобрели заново, заменив множество мелких деталей несколькими крупными. Так получился РПГ-1. Американцам он очень понравился, они довели его до настоящего массового производства под маркой РПГ-2. В Британии их сейчас было тысячи, гранатомёт стал символом Сопротивления наряду с американским автоматом.

В общем, группа Ньютона вооружилась и прибыла в указанное место к назначенному времени. Вскоре появился конвой. Два небольших грузовичка, чёрный комфортный автомобиль, броневик и ещё один грузовик. Целью Дэвида был автомобиль. Он до сих пор помнил остроту узнавания — в лимузине сидел Р. А. Батлер. Было видно, как ракета ударила прямо возле головы предателя. В засаде участвовало пять разных ячеек, и Ньютон по сей день не ведал, чьих. Они пришли и ушли разными маршрутами. Остался только уничтоженный конвой и казнённый предатель.

Эх, если бы там сидел Галифакс, подумал Дэвид. Переворот 18 июня 1940 года навсегда отложился в его памяти. Накануне, Батлер посетил Бьорна Принца, посла Швеции в Лондоне, и передал ему сообщение для доставки в Германию. Там обещалось, что будут приняты любые разумные условия, и консерваторам не удастся засунуть палки в колёса. Ответ с «разумными условиями» пришёл к полуночи. На 18 число назначили собрание кабинета министров, для решения множества текущих вопросов. Черчилль терпеть не мог подобных заседаний и остался в Виндзоре. Он готовил речь и не собирался возвращаться, пока собрание не закончится. Галифакс и Батлер представили кабинету условия немцев, а так как у них вместе со сторонниками был перевес, голосование прошло в пользу перемирия. Черчилля постановили поместить в «предохранительное заключение». К счастью для премьер-министра, глава МИДа Александр Кэдоган успел его вовремя предупредить, и Черчилль убежал. Сначала в Портсмут, потом на маленьком самолете в Ирландию. Там его забрала американская подводная лодка и увезла в Канаду. Первого из долгой череды беглецов, последовавших этим путём.

Условия, выставленные Германией, были неплохими. Прекращение огня, перемирие, мирное сосуществование и неучастие в войне. Королевский флот не выходит из баз, армия демобилизуется до численности мирного времени, а Королевские ВВС ограничиваются истребителями. Вся прочая Империя тоже должна принять эти требования.

Когда соглашение, подписанное Галифаксом, спустя несколько дней добралось до Австралии, премьер-министр Локок зачитал его вслух перед парламентом, а потом на глазах у всех порвал пополам. Его необычный взгляд на международные отношения вызвал некоторое замешательство среди дипломатов. Примеру последовали все остальные часть Империи, но Британии это не помогло. Её исключили. А с потерей размещённых за границей войск колониальных сил, британское правительство потеряло те немногие карты, на которые ещё можно было поставить. Неучастие в войне превратилось в союзничество, а сосуществование стало военной оккупацией. Оккупация породила партизанскую войну. В конечном итоге флот полыхнул и пробился в Канаду. Сопротивление начало свою работу с того, что помогло ученым сбежать в США. Первым задание Ньютона было обеспечение ухода человека по фамилии Уиттл[14].

— Дженнифер хочет индейку. Дженнифер хочет индейку.

Ньютон наклонился, вслушиваясь. «Дженнифер» — это обращение к его группе. Тревожный сигнал, по которому они должны быть готовы помочь экипажам сбитых самолётов, чтобы те не попали в лапы нацистов. Цыплята означали пилотов транспортников, утки — иногда появлявшиеся команды спецопераций. Но индейки указывали на тяжёлые бомбардировщики. Раньше Дэвид ни разу не слышал этого кодового слова. Немцы утверждали, будто американские B-29 изгнаны с небес. Может быть и так. Ньютон не слышал о подобных рейдах на Европу. А кроме того, он знал, что B-29 не хватит дальности. А значит… Ну ладно.

— Итак, двигаем. Расходитесь по своим ячейкам, сообщите, что могут появиться подопечные. Салли, держи ушки на макушке.

Салли была единственной женщиной в его звене. Проституткой. Её занятие позволяло получать сведения непосредственно от солдат немецких гарнизонов. Всё, о чём они пробалтывались, немедленно становилось известно Сопротивлению. Это была предельно опасная работа, не в последнюю очередь из-за того, что большая часть населения воспринимала её немецкую подстилку, годную только для издевательств. Некоторые рискнули, попытавшись прервать её карьеру с помощью «розочки». К счастью, она шла на встречу с другим членом ячейки, и он спугнул их, притворившись сутенёром. Салли рассказала о нападении, и пришлось обеспечить ей прикрытие. Нападавших поймали, немцы повесили их на улице. Прямо на фонарях, на рояльной струне. Их могли предупредить или помочь сбежать, но работа Салли была намного важнее. Почти сразу после задержания населению довели, что агенты Сопротивления неприкосновенны. Если бы Ньютон мог как-то посодействовать, он написал бы представление на Георгиевский крест для неё. Сейчас своевременное предупреждение о прочёсывании могло стать решающим между успехом и провалом операции.

— На подходе тяжёлые машины. А значит, у нас может быть несколько клиентов разом. Подготовьте все доступные убежища, и сами будьте начеку. Надо сразу вывозить парней. Прикиньте, куда — на запад к морю или на север в Шотландию, но ни слова о том, куда именно.

Шотландию так и не получилось замирить, хотя в некоторых крупных городах стояли немецкие гарнизоны. Но даже там не было понятно, кто на самом деле пленник. Опасная бритва в руках уроженцев Глазго уже приобрела ту же легендарную славу, что и клейморы[15] горных кланов несколькими веками ранее. Правда, горцы не наводили такого ужаса.

— Шевелитесь, ребята. Похоже, затевается кое-что по настоящему крупное. Давно пора.



ГЛАВА ДВА. В ДОБРЫЙ ПУТЬ



B-36H «Техасская леди», кабина экипажа



Полковник Дедмон направил «Техасскую леди» на рулежку. Перед ними «Грабительница» выполняла вандербергскую перестановку[16]. «Техасская леди» была ведущей звена из трёх B-36H, которые скоро возьмут курс к настоящим целям. Свыше трёхсот таких звеньев готовились к налёту, и многие из них несли в трюмах атомные бомбы. Их сопровождали танкеры, стратегические разведчики и другие самолёты, о которых предпочитали помалкивать. Стратегическое авиационное командование встало на тропу войны.

Четырьмя часами ранее он вышел из тоннеля между главным залом совещаний и пунктом сбора команды. Несколько секунд на то, чтобы нацепить на лицо виноватое выражение. В комнате было тесновато — экипажи трёх бомбардировщиков насчитывали почти 50 человек. Самые проницательные отметили его подавленность и толкнули других. Дедмон замер, рассматривая мрачнеющих коллег.

— Учебный… — пробежал ропот, — не задание.

Атмосфера быстро сгущалась, чувствовалось напряжение.

— Мы наконец начинаем настоящее дело. Это «Великан». И, ребята, мы идём на Берлин!

Началось столпотворение. Возгласы, топот, прыжки, хлопки по плечам и спинам. В экипажах были и евреи — они просто стояли с выражением радости на лицах. Долгое ожидание, помноженное на жуткие сведения из Рейха, сказалось на них угнетающе. Полковник видел, как их поддерживают другие. Он не мог расслышать слов за воинственными кличами (к ним примешались несколько криков, характерных для мятежников-южан). Но понимал, о чём речь. «Мы с ними посчитаемся».

— Нас девять. Каждый ведущий бомбардировщик несёт четыре устройства Марк 3. Ему помогают два самолёта прикрытия.

Именно так работала эта схема построения. Собственно бомбардировщиком был один, другие два шли, прикрывая его. При необходимости прикрывая собой.

— Итого двенадцать зарядов, все для Берлина. Идём параллельными курсами, одно звено севернее, одно южнее, и мы прямо посередине. Сбросы распределяются равномерно с севера на юг, кроме одного нашего — мы уроним бомбу для наземного подрыва на рейхсканцелярии. Сотрём Берлин с карты! Бомбардиры, данные целей у вас в конвертах. Прочтите и верните обратно. Работаем по радарному прицелу, он точнее оптического.

В отличие от прицельного радара B-29, печально известного своей кривизной, K-5, установленные на B-36H, отличались великолепной точностью.

— План полёта таков. Идём по большому кругу к северу от Азорских островов, оттуда также по большому кругу[17] через Францию на Берлин. Встречаем танкеры из Лахеса, они дозаправят нас перед боевой частью задания. К Лахесу подходим на одиннадцати с половиной тысячах, потом набираем шестнадцать. За час до Берлина занимаем эшелон семнадцать с половиной или настолько близко к нему, как сможем, и держимся его, пока можем. Если кому-то понадобится топливо, придут заправщики. Если вас подбили, или в экипаже слишком много раненых для трансатлантического перелёта, тяните в Англию. Сопротивление оповещено и будет наготове. Не садитесь на вынужденную и не прыгайте над Германией или Францией — нацисты явно будут вами недовольны. Штурманы, разберите конверты.

Стрелки и команды РЭБ! Флот два года подряд старательно убеждал немцев, будто он их главная заноза. Водоплавающие дорого заплатили за то, чтобы фрицы позабыли о больших высотах. Теперь пора взять контрибуцию. Перехватить нас почти нечем. Есть отряд «Гот», летающих крыльев, и часть длиннокрылых «Мессеров» во Франции, вот и всё. Скоро флот ударит по их базам, беспокоиться в принципе не о чем. Стрелки, если мы всё-таки с ними встретимся, они будут заходить с хвоста, догоняя. А значит, у нас преимущество. Скажете пилотом, они знают, как маневрировать. У немцев есть зенитные ракеты «Водопад»[18], точное количество неизвестно. Ими займутся РЭБовцы. Пилоты. Помните о построении и внимательно следите за тягой. Режимы двигателей точно рассчитаны, не импровизируйте. Капитан Моллинс, командир БЧ РЭБ, доведёт операторам подробности.

Следующие несколько часов прошли в суете. Каждый член экипажа изучил поставленную задачу и взялся за выяснение деталей. Потом они договорились о взаимозамене на случай чьего-то ранения или смерти. Всё должно быть проверено и отлажено заранее. Даже проблема питания. Налёт продлится сорок восемь часов, туда-обратно. Сорок пять, если всё пройдёт как запланировано, но рассчитывали с запасом. Инструкции предусматривали приём пищи каждые шесть часов, то есть восемь порций на человека. В экипаже их пятнадцать (шестнадцать на «Техасской леди»), итого почти триста пайков для трёх бомбардировщиков. Иногда Дедмону казалось, что он не командир части, а управляющийв гостинице.

Вернувшись в действительность, полковник прижал кнопку внутренней связи.

— Ребята, встаньте, чтобы посмотреть за борт. Такого вы ещё не видели. Майку понравилось бы.

Рулежка была заполнена огромными крылатыми машинами, насколько хватало взгляда. От прогреваемых двигателей поднималось мерцающее облако магниевых и алюминиевых частиц[19]. Майк действительно мог бы гордиться. Базу назвали в его честь, он стал первым героем САК. Прежде чем проблемы предыдущего поколения бомбардировщиков стали очевидными, «Боинг» убедил ряд влиятельных людей, будто скорость B-29 и оружие с дистанционным управлением способны уберечь их от вражеских истребителей. Налёт на нефтяные поля Плоешти показал, что Люфтваффе сделали выводы. Рейд превратился в смертельный урок. Их самолеты были слишком быстры для американских поршневых истребителей, и могли не бояться оборонительного огня.

Сначала немцы попробовали атаку в лоб. Суммарная скорость оказалась чрезмерно высока. Потом они зашли сзади и стали сшибать бомбардировщики один за другим. Путь к Плоешти отметился могилами B-29. Когда потери достигли половины, командование САК приказало уходить. Часть бомбардировщиков развернулась, и некоторые из них даже дотянули домой, но полковник Козловский передал «Стратеги не отступают», и продолжил полёт вместе с несколькими храбрецами. До цели добрался он один. На пылающем B-29 с двумя уцелевшими двигателями, он положил свой груз пятисоток точно на объект. А потом удерживал горящий самолёт достаточно долго, чтобы экипаж его покинул. Сам он не выпрыгнул, погибнув вместе с машиной. Но его слова ценой в жизнь стали девизом. «Стратеги не отступают».

Перед Дедмоном уже катилась «Грабительница». Полковник направил «Техасскую леди» на взлётную полосу, пересел в своё кресло и взмахнул рукой. Позади него бортинженер Гордон вывел дроссели первого двигателя на полную мощность. Полковник ощутил, как самолёт тянет налево от асимметричной тяги. Гордон прибрал газ на первом и добавил на шестом двигателе. Теперь «Техасская леди» покатилась обратно. Бортинженер быстро осадил все дроссели, и бомбардировщик встал точно по осевой. Следом он сделал вандербергскую перестановку, предназначенную для проверки направления тяги. Попытка взлёта хотя бы с одним на реверсе неизменно становилась фатальной. Дедмон указал «вверх», и Гордон толкнул все десять секторов вперёд.

Шесть крутятся, четыре горят. Шум и вибрация в кабине стали невообразимы. Огромные поршневые двигатели раскручивались, набирая мощность, винты завывали на все лады, пока обороты не синхронизировались. Реактивные оглушительно ревели. «Техасская леди» удерживалась на тормозах, и нос начал клониться вниз от давления двигателей. Дедмон почувствовал, как самолёт едет вперёд. Суммарная тяга преодолевала усилие тормозов. Говорить в кабине было невозможно, шум заглушал всё, и из-за сотрясения жесты становились неразборчивыми. Теперь в ход шёл только наработанный опыт. Вместе со вторым пилотом, майором Пико, они одновременно отпустили тормоза, и «Техасская леди» помчалась по ВПП.[20]

Она создавалась для полёта и не собиралась позволить какой-то там силе тяжести останавливать её. Рёв моторов и грохот вращающихся колёс был просто адский. К высокочастотной вибрации от двигателей присоединились увесистые толчки на стыках плит, добавив гармонии к этой сатанинской опере. Дедмон не мог пошевелиться и даже почти ничего не мог рассмотреть. Вот это и было одной из главных тайн САК. На этом моменте двухсотонный бомбардировщик, несущий на борту сто сорок килотонн, мчался по ВПП почти неуправляемо. Стук немного ослабел, показалось небо. «Техасская леди» подняла нос. Кабина экипажа уже была в десяти метрах от полосы, а главные стойки шасси ещё гремели по бетону. Огромный бомбардировщик походил на сумасшедшего воднолыжника. Нос в воздухе, и брызги с облаками водяного пара позади.

Наконец стук прекратился, и даже шум двигателей снизился до терпимого уровня. Главные стойки оторвались от полосы, резонанс исчез. Докатились толчки от уборки шасси. Дедмон оглянулся, проверяя своё звено. «Куколка» была на половине взлётки с задранным носом, на грани отрыва. «Шестой пилот» закончил перестановку и тронулся с места. Обычный для САК интервал — один взлёт каждые пятнадцать секунд. К полковнику вернулся слух, да и глаза перестали выскакивать из головы. Гордон отключил реактивные двигатели и уменьшил тягу на поршневых до крейсерского режима. Чтобы набрать высоту в десять с половиной километров, понадобится полтора часа. Позади «Куколка» и «Шестой пилот» занимали своё место в строю, справ и слева от «Техасской леди».

— Редкий опыт, однако… — с некоторым испугом сказал майор Пико. Он никогда не взлетал на максимальной мощности, что и неудивительно. Запас взлётов-посадок B-36 определялся усталостью металла, и предел этот не выходил за двузначное число. — Итак, курс на Азоры, сэр.



Над западной Францией, Go-229 «Зелёный 8»



«Летучая мышь» вскарабкалась до самого потолка. Шуман мысленно поблагодарил братьев Хортен за постройку самолёта, в котором пилот мог на самом деле видеть, что происходит вокруг. Для немецких истребителей это было редкостью. Самые старые модели имели широкие переплёты, за которыми почти не видно неба, последующие, с каплеобразными фонарями, страдали от множества мёртвых зон. «Летучая мышь» совсем другая — лётчик располагался впереди, почти на передней кромке крыла. И назад обзор тоже открывался превосходный, сравнимый с американскими самолётами. Он однажды сидел в отремонтированном «Локхиде» и поразился виду из-под большого фонаря, с высокого кресла. «Гота» всё же была не настолько хороша, но куда лучше старых машин. Слабым местом оставался боковой обзор, его загораживали воздухозаборники двигателей. Но вверх и вниз пилот видел всё. Это сказалось на тактике. Лётчики стали атаковать на вертикалях, падая на цели и так же стремительно уходя ввысь.

Значит, поработаем, подумал он. Налёты амеров начинались на заре, авианосцы выпускали в воздух целые тучи истребителей. Кроме знакомых противников, попадались новые. Штурмовики «МакДоннел», например. Раньше они встречались реже. Этим утром они разнесли РЛС на побережье и разбомбили несколько мостов. Некоторые пилоты докладывали о новой пташке. Упитанное одномоторное изделие, стремительное и чертовски манёвренное. Но большинство были хорошо знакомыми «Локхидами». Само их присутствие бросало вызов немецким пилотам: приходите и сражайтесь, иначе вас разобьют на базах. Поэтому и происходили такие воздушные бои. Шуман глянул вниз. Далеко под ним на хвосте у «Гудьира» висел Ta-152C, пытаясь достать его прежде, чем американский истребитель уйдёт на высоту. Пацан, управляющий 152-м, не видел пару «Локхидов», заходящих на него сзади. Через несколько секунд будет слишком поздно. Если он вильнёт вправо или влево, его перехватит что тот, что другой. Надо выровнять шансы.

Лотар отдал рули и добавил газ до максимума. Вылизанная «Летучая мышь» в пикировании могла легко разогнаться за 1000 км/ч. К сожалению, на таких скоростях органы управления каменели и самолёт втыкался в землю. Просто придерживаю скорость меньше критической, и захожу на правый «Локхид». Собью его, и ведомый может дёрнуться правее, прямо под огонь. Американец допустил ту же самую ошибку, что и сопляк в кабине Ta-152, забыл следить за хвостом. Ещё несколько секунд.

Проклятье! Его заметили. Пилот «Локхида» резко переложил вправо и газанул, оставляя след жирной копоти. Плохой манёвр. У «Локхида» отличные воздушные тормоза, выпусти их — и у тебя был бы шанс зацепить меня из крупняка. Но я манёвреннее, и ты сам подставился. Шуман нажал гашетку и почувствовал ритмичный стук пушек МК-108. В кино он увидел бы трассеры, но то в кино. Ни один вменяемый лётчик-истребитель их не использует. Ничто так легко не выдаёт атакующего, как пролетевшая огненная струя. Только идиот так сделает.

Да чтоб тебя! «Локхид» пролетел прямо сквозь зону обстрела без единой царапины. Майор выругался в адрес своего оружия. Низкая скорострельность и крутая траектория МК-108 затрудняли поражение скоростных целей. Какой придурок поставил их на истребитель? Он, как и все другие пилоты «Летучих мышей» требовал МК-103. Пусть у них скорострельность была ещё ниже, зато траектория настильная и начальная скорость высокая. Но инженеры сказали, что это невозможно. Деревянная обшивка крыла не выдержит их, изменится развесовка, а отдача просто вырвет пушки с креплений. И они продолжали летать с МК-108. Теперь Ta-152 должен сам о себе позаботиться. Шуман потянул ручку на себя. Интересно, не у него ли сегодня день рождения? Одному из пилотов исполняется семнадцать, и утром Хильда подала ему специальный завтрак. Три яйца всмятку, свежая ветчина, сосиски и всё прочее, что она смогла найти сверх обычного меню. Ходили слухи, что тем, кто доживал до двадцати одного, буфетчица устраивала нечто совершенно особенное. Правда это или нет, майор надеялся узнать через несколько месяцев.

Если это он, то по крайней мере умер сытым. Ta-152 уходил вниз пологой дугой, выбрасывая из двигателя толстую дымную полосу. «Локхид» промчался мимо головного «Гудьира» и исчез вдали. Шуман быстро набирал высоту. Он был уверен, что по скороподъёмности ему тут нет соперников. Самое время осмотреться и выбрать другую цель. Ещё один «Локхид», занявший место улетевшего. И снова в пике. Этот совсем не смотрел по сторонам. Майор ушёл ниже, немного подобрал ручку и открыл огонь. Самый чистый сбитый — тот, который тебя даже не видел. Никаких дурных собачьих свалок. Те, кто набрал хороший счёт, выбирали уязвимую цель, сбивали её и сразу же уходили. Начнёшь фигурять — быть беде. Как этот «Локхид». МК-108 прогрохотали, распоров брюхо истребителя. Амер вспыхнул и развалился.

О, чёрт подери.

Шуман резко потянул ручку, уходя от столкновения с обломками. Перед глазами мелькнул кусок хвоста с именем: «Шайло». Желудок трепыхнулся от перегрузки. «Летучая мышь» заколыхалась вверх-вниз, потеряв поток[21]. Он знал, что сейчас случится. Самолёт начнёт раскачиваться, сорвётся в штопор и распадётся на части. Надо сваливать. Трудный выбор. Ходили слухи, что наземные наблюдатели могут решить, будто пилот покинул машину слишком рано, и в месте приземления его уже будут ждать с обвинением в дезертирстве и петлёй. Промедлишь лишнюю секунду, и самолёт разобьётся вместе с тобой. Майор взялся за рычаги катапульты… и отпустил их. «Летучая мышь» прекратила раскачиваться!

Шуман взял ручку управления и потянул наверх. Всё так просто? Пилоту надо всего лишь бросить рули? Набирая высоту, он размышлял. Нос задирается, лётчик отдаёт ручку, чтобы компенсировать это, но к тому времени, когда рули отработают, нос сам идёт вниз, и всё становится только хуже. Пилот рвёт ручку на себя, но самолёт уже качается в ту же сторону. И каждая попытка ухудшает положение. В конце концов, разнонаправленные перегрузки просто ломают конструкцию. Чем там электронщики измеряют сигнал? Осциллографом? Возможно, загадочные аварии «Летучих мышей» связаны именно с такими манёврами (Шуман снова вспомнил Хильду). Об этом стоит подумать позже, а пока есть топливо и снаряды, надо искать новую цель. Вон как тот.

«Тот» был одним из новых «МакДоннелов», их он ещё не сбивал. Хорошо. Он будет смотреть вниз, а мы ударим сверху-сзади. Лотар сосредоточился на прицеле, и ощутил, как ангел-хранитель толкнул его. Сзади стремительно приближались четыре тёмно-синих истребителя. Сматываемся. Пока, амеры. Шуман бросил догонялки и пошёл ввысь, к безопасности. Он оглянулся. Но вместо того, чтобы заняться другой целью, «МакДоннелы» последовали за ним и довольно быстро настигали. Но у амеров нет палубных истребителей, способных обогнать «Летучую мышь» на вертикали! Он всмотрелся. Тонкие крылья, пузатый фюзеляж, полосы дыма от двигателей под плоскостями. Видимо, это и есть новые машины. Проклятые амеры. Их разработчики не занимались аэродинамикой, в отличие от немцев. Все их результаты выглядели летающими кирпичами. Но дай кирпичу достаточно тяги, и он обгонит кого угодно. Юнкерс и Хирш так гордились своими самолётами! На «Готе» стояло два мотора общей тягой почти в две тонны. Но амеры её удвоили. Чёртовы двигателисты, спят на работе, дать бы им по голове.

Майор догадывался, что следующей будет как раз его голова. Истребители, висевшие на хвосте, разразились огнём. Он почувствовал сокрушительные удары 20-мм снарядов. Живучесть у летающего крыла невелика, такова плата за лётные характеристики. Засветились многочисленные индикаторы неисправностей, отзывчивость рулей уменьшилась. В кабину потянуло дымом. Пора покидать машину. Кстати, если на земле будет комитет по встрече, горящий самолёт станет хорошим оправданием. Потом удары прекратились. Панель приборов ещё чудом работала. Он поднялся выше трёх с половиной тысяч, куда амеры сейчас не залетали. Они позволили ему уйти. Хорошо. Множество дырок. Двигатели повреждены, что-то горит, керосин течёт, снарядов нет. Вылет окончен, идём домой.



10500 м над Азорскими островами, B-36H «Техасская леди», кабина экипажа



— Боже мой, какая красота! — разбудил полковника Дедмона сдавленный возглас второго пилот. Они летели над сплошным облачным ковром, скрывающим море. Солнце, светившее почти вертикально, превратило облака в кипящий перламутрово-серый мусс. Однажды он видел такой же оттенок на ярко освещенной улице в густом тумане. Чуть ниже, между звеном Дедмона и облаками шла другая группа из трех бомбардировщиков. «Мир земной», «Довольная шлюха» и «Стесняшка». Их инверсионные следы сливались в широкую белую ленту. Большинство самолётов оставляли по одному следу на двигатель, но шесть толкающих моторов запутывали их в нераздельный поток. Солнце превращало его в пылающую серебристую реку за каждым бомбардировщиком, а истоком были сверкающие силуэты. Полковник как раз заметил, как одно из звеньев слегка довернуло, изгибая шелковистую ленту над ярким холстом облаков. Это и вправду невероятно красиво.

Все B-36 шли на разных высотах, свободным строем. Нет нужды тратить силы, топливо и нервы на постоянное подруливание, как раньше, когда требовалось обманывать вражеские радары. Самолёты держались просторными тройками, удобными для долгого пути над Атлантикой. Они находились в воздухе уже девять часов, и те, чьи цели лежат в восточных частях Германии, скоро должны встретиться с заправщиками из Лахеса. А вскоре начнётся настоящее дело.

«Техасская леди» вела себя отменно. Обычно вылеты на B-36 проходили в постоянной борьбе с отказами систем. В «Конвэр» спроектировали машину с многократным резервированием для каждого критически важного узла, и если один выходил из строя, экипаж мог переключиться на запасной и заняться ремонтом. Это был новый подход к надежности, и он работал, но одновременно означал, что бортинженерам всегда будет чем заняться. Старшие сержанты Гордон и Кинг проводили большую часть полётов, жонглируя двигателями, дабы минимизировать любые будущие трудности. Оба внешних мотора держали на наименьших оборотах, так как к ним нельзя было добраться в воздухе. R-4360 выбрасывали масло, а если оно закончится, двигатель заклинит. К внутренним можно пройти по сервисному лазу, и долить масла из 250-литровых баков, хранящихся в кормовом отсеке. Таким образом, «Техасская леди» летела на внутренних двигателях, а крайние еле-еле вращались, ровно настолько, чтобы не застыть[22]. Уловка для подержания работоспособности систем. Он не видел, но знал, что хвостовые пушки каждого бомбардировщика постоянно шевелятся, медленно отслеживая горизонт и наводясь на другие самолёты — иначе замёрзнут приводы и прицельный радар.

Раньше B-36 был утыкан пушками, как дикобраз. 16 20-мм стволов в дистанционно управляемых башнях. А когда были за несколько рейдов потеряны почти все B-29, стало очевидно, что бомбардировщики уже не могут прорываться сквозь истребительную завесу. Надо обходить или перепрыгивать. B-36 нёс достаточно топлива для обхода, и изначально строился как высотный. Поэтому с самолёта сняли всё лишнее. Убрали вооружение, спальные места, камбуз. Экипаж теперь отдыхал в спальных мешках на кормовой палубе и питался бутербродами. Даже покраску исключили. Первые B-36 были оливково-серыми, но вес краски съедал больше трёхсот метров высоты, и они стали серебристыми.

Получился бомбардировщик, способный достичь цели на семнадцати километрах. Членам команды рекомендовалось носить высотные костюмы, но никто этого не делал. Говорили, будто один экипаж сумел забраться почти на двадцать тысяч. Если не врут, решил Дедмон, то это самолёт, построенный в Уичите. Начальство отпиралось, но все лётчики знали, что машины из Уичиты немного высотнее и быстрее, чем из Форт-Уэрта и Эль-Сегундо, но не такие надёжные. Кроме того, B-36 производства Эль-Сегундо считались менее устойчивыми и требовали аккуратного пилотирования.

«Техасская леди» вышла из аристократической семьи B-36 Форт-Уэрта. Другие считали иначе. Экипажи Уичиты смотрели свысока на остальных как на лодырей, а те, кто водил машины Сегундо, считали прочих любителями. Но даже для аристократки, сегодня «Техасская леди» вела себя просто отлично. Ни единого тревожного сигнала, нигде не вспыхивает красным, не зуммерит. Только ровный гул двигателей и запаха кофе. Кофе? Его принёс лётчик Джон Смит, самый младший из шестнадцати человек экипажа и самый молодой женатый на авиабазе «Козловский». Дедмон решил, что восемнадцатилетней паре, которых действительно зовут Смитами, придётся в жизни нелегко. Тем более, что они не могли использовать удостоверения личности САК. Генерал ЛеМэй исправил это, раздав поддельные военные билеты, приписанные к другим частям ВВС США. Он был настойчивым командиром, заботящимся о своих людях. Именно так «Шестой пилот» получил своё имя. В кабине экипажа B-36 всего пять кресел: командира, двух пилотов и двух инженеров. А ещё откидная шестая сидушка. Она использовалось только когда ЛеМэю взбредало в голову проверить команду в полёте. Поэтому появление шестого пилота всегда означало для кого-то неприятности.

Дедмон поставил кофейную чашку в зажим сервировочной тележки, подождал, пока Смит не скроется в тоннеле, а потом слегка приподнял нос. Послышалось «вжжжжж» — тележка прокатилась по двадцатипятиметровой трубе, полковник потёр ладони, довольный мелкой шалостью. Потом самолёт покачнулся. Над ним пролетела четвёрка «Тандерджетов» и развернулась, чтобы занять позицию с обоих сторон. Они пришли на смену устаревшим P-47 и P-72 как штурмовики, а в САК они служили эскортом в дальних рейдах. Но переход на предельную высоту означал, что B-36 работают самостоятельно — появление F-84 говорило о близости танкеров. Дедмон рассмотрел их внизу. Они с натугой карабкались на всех десяти двигателях. Полковник включил внутреннюю связь.

— Передай коллегам, что заправщики рядом.

Радист отсигналил ратьером, с помощью азбуки Морзе. Никаких радиопередач. KB-36F быстро приближался и вскоре поплыл прямо перед звеном Дедмона. Выдвинулась длинная штанга, управляемая оператором с места, где раньше находилась кормовая огневая точка. Небольшое превышение… штанга чуть опустилась. Немного вперёд, уравнять стыковочный узел с приёмником… чуть ниже… щёлкнули замки.

— Ооо, любимый, это было превосходно… — прозвучало тёплое женское контральто с сильным техасским акцентом. Майор Пико поднял брови.

— Хорошие задатки для травести. Готовая запасная карьера, однако.

Дедмон усмехнулся.

— Уже было пару раз. Всегда тот же голос, всегда точно вовремя. Даже не представляю, кто это… Скорость закачки 400. Никто не догадывается, но мы думаем, что это — Кинг, не так ли, ребята?

Зазвучал смех. Старший техник-сержант был здоровяком с Аляски, наименее вероятным кандидатом для обольстительного голоса.

Дозаправка закончилась, «Техасская леди» отчалила, её место заняла «Куколка». Когда они пополнили запас топлива, до цели оставалось четыре тысячи километров, а с полными баками все три бомбардировщика могли пролететь более двадцати тысяч, если потребуется. Полковник подумал, что именно воздушная дозаправка раскрыла саму суть САК. Теперь они могли нанести удар где угодно. Им не нужны базы, не нужны союзники, никто не нужен. B-36 способны добраться куда угодно и сделать что пожелают. И никто их не остановит.

Дедмон вновь посмотрел наружу, на яркие белые потоки, струящиеся по небу за серебристыми стрелами. Очень красиво. Бомбардировщики немного растянулись, одни приотстали во время дозаправки, другие встали на собственный курс, к назначенным целям. Головные шли в самую глубь Германии. Замысел состоял в том, чтобы сбросить первые заряды как можно быстрее — так объяснил наводчик. Раньше он с таким не сталкивался. Все предыдущие рейды планировались для вывода из строя того или другого объекта, или для уничтожения тех или иных персон. Но ядерное оружие было новинкой и работало иначе. Готовых изделий немного, но разрушения они наносили колоссальные. Место сброса рассчитали для каждой бомбы — там, где они дадут максимальный эффект. Казалось, после слов наводчика по залу совещаний пробежала волна холода, и даже растения слегка поникли. Воображение разыгралось, ясное дело.

И это только половина дела. Следом шла вторая волна бомбардировщиков. Они поразят цели в оккупированных странах. Было принято политическое решение — ядерное оружие используют только по Германии. И те B-36 несли обычные бомбы, по сорок тонн каждый.

Пора снова набирать высоту. Полтора часа, чтобы вскарабкаться на шестнадцать с хвостиком тысяч. Там их почти ничем не достать. А потом ещё выше, чтобы пройти поверх ПВО и закончить эту чёртову глупую войну, выкорчевав из мира зло.



Нью-Дели, офис сэра Мартина Шарпа, британского королевского наместника в Индии



Её величество королевский посол Таиланда при дворе наместника короля Индии вежливо слушала убогого, по при этом высокомерного человечка. Он был замотан в белое тряпьё и вещал о том, в чём ничего не соображал. Она улыбалась своей самой привлекательной и нежной улыбкой, представляя, как перерезает его глотку тупым зазубренным 20-сантиметровым «Боуи». Почему они слушают этого лицемерного дурака? Он определённо великий демагог, а его способ пропаганды достаточно эффективен, но в общей картине мира он выглядел незначительной проблемой. С ним легко можно разобраться. Проблемы, с которыми столкнулись она и сэр Мартин, были намного весомее осложнений, вызванных к жизни этим… ограниченным недомерком.

Японцы определённо готовят наступление. Их экономика рушится, война в Китае обескровила обе страны. Япония дёрнулась однажды на север, и получила от Советского Союза по морде, в 1939 году под Халхин-Голом. В 1941 они собирались ударить на юг, чтобы хапнуть американское добро на Филиппинах и захватить голландскую Ост-Индию. Не получилось. Несколькими месяцами ранее случился конфликт между Таиландом и вишистскими властями Индокитая. Обычная история, пограничный спор. Но французы отказались обсуждать его. У них появилась новая политика, «отговаривание». То ли из-за оскорбительного поражения от Германии, то ли из-за краха Британии, кто знает? В случае запроса тайских властей по поводу границ, тайская территория и гражданское население будут атакованы французскими силами. Дело шло к войне, и именно тогда в игру вступил сэр Мартин.

Падение метрополии поставило Индию в неудобное положение. Её правовой статус стали оспаривать японцы. Они утверждали, что поскольку Индия была частью Британской империи, а Британия сдалась Германии, то территорией должна владеть Япония — по праву союзника Германии. Не говоря уже о Бирме и Малайе, находившихся под управлением индийской королевской власти. Сэр Мартин рассматривал Таиланд как передовую оборону, но для обороны любой стране нужны границы, которые можно защищать. Существующие для этого не подходили. Тяжкое наследие французской политики конца прошлого века. Сэр Мартин сделал два шага. Сначала обратился к тайскому правительству в добром тоне, напоминая об долгих и главным образом дружеских отношениях с Индией. А затем послужил «нейтральным посредником», чтобы наладить связи американцами.

Он сумел убедить госсекретаря США Корделла Халла посетить Таиланд и провести переговоры. Госпожа посол тихонько усмехнулась, выражая притворной улыбкой особый интерес к очередной бессмысленной банальности. Фельдмаршал Пибул вёл себя безупречно, искренне выражая сожаление о развитии событий. Он подчеркнул, что американское эмбарго на поставки оружия и техники вынудили их поддерживать деловые отношения с японцами и немцами. «Помогли» и французы, устроив целую серию пограничных инцидентов. Халл своими глазами видел результат одной из бомбардировок.

Американцы, конечно, не стали союзниками в тот же час. Но по крайней мере, они убедились, что национализм не подразумевает сочувствия к противнику. Когда началась открытая война, тайская армия разбила французов на суше. На море были свои трудности. Будучи солдатом, Суриётай не очень обращала внимание на флот. К тому времени, когда армия оттеснила разбитые французские силы, как раз вышли на изначальную, до 1860 года, границу. Этот рубеж уже можно было оборонять по-настоящему. Очевидная необходимость удержать потенциального союзника от перехода на сторону Японии и Германии привела американцев в чувство. К тому же по меньшей мере один участник Содружества уже выказал поддержку Таиланду. В США, после отмены поставок в Британию, задержалось большое количество техники. Её отправили в Индию, а она поделилась с тайцами. Сэр Мартин мог поспорить, что в качестве друга Таиланд намного лучше, чем врага. А если и ошибётся, ну что же… врагом больше, врагом меньше. Он просто не знал о попытках Японии поскорее закончить войну в Индокитае. Несколько кровавых наступлений провалились прямо на границе, и дорога на юг оказалась перекрытой. Поэтому принцесса была совершенно уверена, что Индию спасли усилия её страны.

— Если бы японцы захватили Индию, я стал бы использовать против них ту же тактику, что и против британцев!

Суриётай благосклонно кивнула. Она предвидела, что произошло бы на самом деле. Японские захватчики наконец завоевывают Индию. Узнают о великом вожде Сопротивления, Махатме Ганди. Японский чиновник расспрашивает людей об этом Ганди, когда к нему подходит грязный маленький человечек и начинает лепетать о том, как он заморит себя голодом, если японцы не уедут. Офицер молча отрубает ему голову. И продолжает разыскивать Махатму Ганди, великого вождя Сопротивления.

Любой человек, честный с самим собой, должен признать, что результаты пассивного сопротивления окажутся совсем другими, попади Индия под власть нацистов или японцев. Лавина танков безжалостно перемалывает людей гусеницами, головорезы косят из пулемётов уличные толпы. Газовые камеры, работают день и ночь, мятежные города заливают боевой химией… С любым подобным правительством Ганди оказался бы в тюрьме и погиб задолго до того, как у него появится хоть тень шанса на создание нового. Госпожа посол хорошо представляла результат верно приложенного насилия. У такого старого болтуна, как Ганди, подобного опыта быть не могло. Она мысленно поменяла картинку с «перерезать горло» на «оскопить», и заметила, что сэр Мартин в то же мгновение скрестил ноги. А не телепат ли он?

Глупый, невоспитанный, грязный и вонючий Ганди имел право но существование, но одновременно он был угрозой. Его кампания гражданского неповиновения ослабляла Индию в самый неподходящий момент. Страна служила одним из трёх столпов Содружества (более не Британского). Самая значительная часть флота после Великого Спасения ушла в Индию. Принцесса восхищалась этой операцией. Кроме планирования и навыков, требовалась огромная удача.

Когда Восточный фронт более-менее застыл к востоку от Москвы, вдоль Дона, немцы оказались без людских ресурсов, с которыми можно было удерживать линию. Русские столкнулись с теми же трудностями и сделали очевидное — позвали на помощь. Ответили американцы. В конечном итоге центр фронта на равнине между Окой и Доном подпёрли две группы армий. Немцам фортуна так не улыбнулась. Они затребовали войска у вишистской Франции и в Англии, получив и там и там отказ. Сила обеих стран опиралась на море. Французы уничтожили свой флот в Тулоне, британцы пошли на прорыв. Пять совершенно новых линкоров добрались до Канады, став ядром её ВМФ. Три линейных крейсера просто отсутствовали на момент переворота и теперь базировались в Сингапуре. Большинство старых тихоходных кораблей не повезло. Британцы класса R[23] и два из QE[24] отошли не более чем на сто миль от берега, когда их настигли бомбардировщики и подводные лодки.

Ведущими стали крейсера и эсминцы. С ними Индия и Австралия заложили основы крепкой войсковой группировки. Им помогли остатки британских морских сил — ведь империя опиралась на морскую мощь, и по всему миру находились базы для её поддержки. Теперь похвастаться бронированным кулаком могли Австралия и Канада… но Индия? Большой вопрос. Движение Ганди требовало немедленного роспуска вооружённых сил и самой британской власти. Он хотел ухода армии и остановки связанных с ней производств. Случись такое, и японцы захватят страну за месяц. Это станет бедой и для Таиланда. Армия принцессы (сэр Мартин не знал, но сухопутные части подчинялись лично ей) нанесла Японии жестокое оскорбление. Повернись судьба иначе, и она и её страна дорого заплатили бы. Поэтому Ганди на самом деле создавал множество проблем. О, вот чудо! Он наконец замолк.

— Огромное спасибо за ваши драгоценные замечания. Обе наши страны разделяют такую философию и религиозную традицию. Уверена, что большая часть сказанного вами серьёзно повлияет на нас.

Краем глаза Суриётай заметила, как сэр Мартин, кажется, начал задыхаться. К счастью, Ганди уехал раньше, чем он посинел. Претенциозность Ганди распространялась даже на транспорт. Ему предложили служебный автомобиль и сопровождение, но он отказался. Разве люди могут навредить ему? Вот он выходит из здания, переходит дорогу, чтобы поприветствовать своих сторонников, идёт по улице через толпу. Вот!

Раздался визг шин, скрежет тормозов, а потом глухой удар, который эхом долетел даже сквозь плотные окна резиденции. Сэр Мартин вскочил и посмотрел вниз.

— О боже. Его сбила машина.

— Наверняка из японского посольства, — сказала принцесса с другого конца кабинета. Она подошла к окну. Наместник, как и большая часть толпы, рассматривал что-то грязное, помятое, мало отличимое от дорожной пыли. Несколько человек вытаскивали с водительского места однозначно пьяного японца. Только госпожа посол заметила, как с пассажирского ряда выскользнула фигура и затерялась в толкотне. Над толпой, вслед за новостью, распространялся горестный вой.

— Думаю, он мёртв, — с глубоким сожалением сказал сэр Мартин.

— Так оно и есть, — согласилась принцесса.

— Трагическая потеря.

— Так оно и есть.

— Нас покинул великий человек.

— Чистая правда.

— Можно даже поскучать, — отзеркалил её настроение наместник.

— Но не сегодня.

— Ваше высочество, солнце уже зашло за Арсенал. Выпьете со мной? Отметим… эээ… помянем Махатму.



ГЛАВА ТРИ. ВОЙНА УБИВАЕТ



Бискайский залив. Авианосец «Геттисберг», кабина F2G-4 «Терминатор»[25]



Лейтенант Эванс очень хотел бы избавиться от «Суперкорсара». Это последний поход «Геттисберга» перед тем, как он отправится домой на долгожданный ремонт. Его сменщик, «Чанселорсвилль», уже стоял в строю, но «Геттисберг» задержали, чтобы добавить в состав ударной волны побольше опытных пилотов. «Чанселорсвилль» являлся новейшим линейным авианосцем, с новейшими машинами в авиагруппе, но и лётчики были сплошь новичками. Они не выстрадали результативности ветеранов. Наверстают, но позже. К тому времени Эванс переучится на реактивные и оседлает «Баньши». Лейтенант вздохнул. F2H-2 и выглядел так себе, и летал паршиво, особенно по сравнению с немецкими самолётами. Немцы строили их красивыми, а как гласит старое техническое изречение, «Красивый самолёт и летает хорошо». Они выглядели обтекаемо и изящно, и даже у поршневых машин была своя грация, которой не хватало американским. К тому же немецкие разработчики не боялись новаторства.

И «Баньши» — яркий тому пример. Палубная авиация гордилась этим самолётом, но в нём не было ничего особенного. Прочный, с хорошей боевой нагрузкой, но его облик, если сказать помягче, отставал. На фоне германской техники так вообще на годы. Даже более старый Ме-262 выглядело современнее, а летающее крыло «Готы» как будто сошло со страниц недорогих научно-фантастических журналов. Эвансу понравилась научная фантастика. Он следил за публикациями одного парня, Роберта Хайнлайна. Читая новый номер журнала «Поразительно!», он всегда предпочитал его повести работам другого автора, Энсона МакДональда[26]. Наверное, «Грумману» и «Локхиду» не помешало бы купить пару выпусков, чтобы освежить запас идей. А F2G был хорошим примером тезиса «горе от ума». Когда «Воут» проектировали оригинальный «Корсар», то взяли самый мощный двигатель из доступных, и втиснули его в самый маленький фюзеляж — лишь бы уложиться в требования по топливу и огневой мощи. Казалось бы, вышел превосходный истребитель, но конструкция оказалась на пределе. Его было трудно поддерживать в боеспособном состоянии. В начале типичного полётного дня из авиагруппы «Геттисберга» можно было без опаски взлетать примерно на половине машин. К вечеру половина из этого количества так или иначе выходила из строя. Двигатель плевался маслом, быстро пачкая фонарь. Для самолёта, у которого обзор вперёд и так ограничен, это очень плохо. Пилоты «Корсаров» сразу научились отыскивать полосы дождя, чтобы смывать масло.

Затем «Гудьир» затолкал в тот же самолёт ещё более мощный мотор. Четырёхрядное чудовище R-4360, выдающее свыше 3500 лошадиных сил. Крутящий момент получился так силён, что пришлось ставить дополнительный руль-компенсатор, только чтобы удерживать его ровно. И если обслуживание старшего «Корсара» было затруднительно, с новым всё обстояло ещё хуже. Проблему усугубляла обстановка с запчастями. Их не хватало, как и запасных двигателей в сборе. Из-за этого сохранили производство старой модели F4U-7. Вначале это не имело существенного значения. При всей своей избыточной мощи, F2G выступил лишь немногим лучше, чем старая версия с R-2800. Но потом инженеры «Пратт&Уитни» поработали над двигателем и обводами фюзеляжа. Теперь, развивая на уровне моря почти 800 км/ч, «Суперкорсар» без труда обгонял предка. Взлёт с полной боевой нагрузкой стал намного легче, при том что полностью снаряжённый «Терминатор» нёс три 127-мм ракеты, 250-кг бомбы под крыльями и два бака с напалмом под брюхом.

Но при всём при этом новые самолёты делали его как стоячего. Пока Эванс ждал ведомого, чтобы завершить построение, четыре «Колымаги» с «Геттисберга» просто просквозили мимо. Сегодня их последний с лейтенантом Бримом совместный вылет. Потом они разделятся. Эванс пересядет на «Банши», Брим на новую «Пантеру».

Берег приближался. В этом и состояла сложность. Флот США владел морем; за горизонтом его авианосцы и самолёты были в безопасности. Над сушей придётся лететь на бреющем, скрываясь в каждой складке ландшафта. Но при пересечении береговой линии немецкие зенитчики всё равно их засекут. В отличие от расчётов, прикрывающих неподвижные объекты, стрелки самоходных установок могли выбирать. Морские лётчики не увидят их, пока те не откроют огонь. Получалась игра в ястребов и голубей. Самолёт приближается, зенитчики ждут. Если им хватит терпения, то лётчик попадёт под обстрел, когда уже поздно будет высматривать позиции или отвечать огнём. Если они запаникуют и вскроются слишком рано, то попадут под ракеты или напалм. Эванс предпочитал выжигать зенитки. Другие пилоты его эскадрильи уже устали слушать, насколько он любит запах напалма поутру.

Нервы у зенитчиков были крепкими. Расчёты счетверённых 20-мм и спаренных 30-мм установок сидели тихо, пока истребители не оказались почти у них над головами. Лейтенант видел, как метнулись наперерез искрящиеся белые трассеры. Фюзеляж отозвался глухим «баммм!». Попадание. Но «Терминатор» никак на него не отреагировал. Кому-то другому, напротив, не повезло. Эванс заметил, как чей-то «Гудьир» окутался бешеным пламенем напалма из вспоротого бака, прежде чем исчезнуть в чёрном, маслянистом взрыве на песке. Ещё один F2G уходил в море, густо дымя и быстро теряя высоту. Тяните в море — это стало правилом. Так далеко и так быстро, как только получается. Остальное сделают спасатели. Брим со своей «Госпожой» всё ещё держались в строю и вроде бы не получили повреждений. Они выбрались на берег, не замочив ног.

Сегодняшней целью значился Отён[27], один из аэродромов вокруг Дижона. Судя по карте, он и Брим пересекли побережье точно к югу от Ла-Рошели. Теперь им предстояло пролететь 450 км над пересечённой местностью. В таком режиме F2G шли на пределе возможностей, места для ошибки не оставалось. Было бы легче, если бы они могли сбавить скорость до крейсерской, но замедление увеличивало риск попасть под обстрел зениток. Эти могли прятаться где угодно — в лесах, за заборами, а то и вовсе внутри домов. Немцы ставили их на бронемашины. Если ты попался им в прицел, тебя собьют. А значит, надо прижиматься к земле и гнать на полную. Тогда, если всё сделано правильно, тебя заметят слишком поздно и не успеют открыть огонь.

Реактивные были лучше, почти на 150 км/ч быстрее «Суперкорсаров». Поэтому первыми в тщательно рассчитанную атаку пошли они. Пилоты точно знали, где чья цель и что требуется уничтожить. Важнее всего восемнадцать «Гот», базирующихся в Отёне. «Летающие блинчики», вот настоящая угроза — скоростнее большинства американских самолетов и чертовски манёвренные. Почему бы их просто не скопировать? В общем, место базирования первой цели ясно отмечено на карте, рядом с постройками. Рисунок атаки прост — один удар и ходу. Палубные лётчики описывали это очень просто: долбанул и жопу в горсть. Развернёшься, чтобы сделать второй заход, погибнешь. Неизбежно, как приход налоговой инспекции.

О-па… внезапно на дороге прямо перед носом нарисовался старый грузовичок «Опель». Эванс нажал гашетку и почувствовал краткую дрожь 20-мм пушек. Попал, не попал, неважно, он даже не посмотрел в его сторону. С левой стороны другая пара F2G, «Бензопила» и «Горький плод» тоже кого-то обстреляли. Наверное, там ехали ещё грузовики. Как только «Суперкорсары» стали использовать речные долины как укрытие, появилось предложение прорывать зенитные заграждения с их помощью. Вот по левую руку появилась река Севр. Заманчивый, но фатальный путь. Когда немцы догадались, что именно американские лётчики делают так низко над водой, то стали натягивать поперёк течения тяжёлые сети. Пилоты приняли предложенную игру и стали перепрыгивать сети либо с ходу нырять под мосты. Тогда немцы заменили сети крашеными тросами, располагая их в тени. Так полёт над рекой стал слишком опасен.

Прямо по курсу лежал Приссак[28]. Небольшая деревня, ничего необычного. Эванс направил машину на главную улицу, пронёсся мимо полицейского околотка и вынырнул на дальнем конце. За ним следовал хаос — четыре истребителя на бреющем, летящие ниже крыш, гарантировали это. За два года они разбили, наверное, больше средневековых витражей, чем кто-либо ещё за прошедшие века. Правая рука болела от постоянной борьбы с крутящим моментом двигателя. Сельский дом, чуть левее, между сараями и… уток нет. Ничего смешного, заходя в атаку, можно было от удара утки потерять машину так же надёжно, как от попадания зенитного снаряда.

Теперь немного южнее, в обход Аржантона. Там, вокруг узловой станции, слишком много батарей. Вскоре их накроют другие ударные группы, наверняка «Скайрейдеры». Он догадывался, что так будет со всеми дорогами и железнодорожными узлами. Ехать днём, когда летает морская авиация — самоубийство. За какой же надобностью грузовики так рискуют? Стоит доложить о них по возвращении. Но большая часть грузов всё равно перевозилась ночью, и для этой задачи требовалось решение. На некоторых авианосцах имелись ночные перехватчики F7F. Двухмоторные машины несли радар и целый арсенал вооружения — ракеты, пушки и бомбы. Куда сложнее было находить цели.

Слева промелькнул Монрон[29]. Зенитки, прикрывавшие городок, пальнули в белый свет как в копеечку. Они даже теоретически не могли попасть. Воздушная волна красиво пригибала пшеничные поля. Скоро, если они идут верно, должна появиться станция. А вот и она. На запасных путях стоит состав. Ещё один залп из пушек. Эванс быстро оглянулся. Дым, пар, пламя — они во что-то попали. До цели четыре минуты, пора вставать на боевой курс. Самая опасная часть вылета.

«Колымаги» уже вырвались вперёд, чтобы уничтожить зенитки. Они точно знали, куда бить, разведка указала, и выпустили по шесть ракет. Даже если не будет прямых попаданий, они заставят расчёт залечь достаточно надолго, чтобы подошли F2G первой волны и добили батареи. Тогда вторая волна накроет главные объекты, а после них прилетят «Скайрейдеры». По четыре с половиной тонны под каждым. Раз они атакуют авиабазу, то принесут специальные бомбы для взлома бетонной полосы, 1600-кг чушки с ракетными ускорителям и стабилизирующим парашютиком, который разворачивает бомбу точно вниз. Ракеты разгоняют её и всаживают глубоко под бетон. Потом срабатывает замедлитель… в общем, воронка получается впечатляющая.

Впереди много, очень много дыма. Значит, «Колымаги» и «Суперкорсары» первой волны свою работу сделали.

— Отлично, прижимаемся к деревьям, — майор Джордж Форман, командир их эскадрильи, объяснил предельно доходчиво. Любой самолёт, который вернулся без листьев в радиаторе и затёсов от веток на передней кромке, летел недостаточно низко. Новичкам хватило одного рейда, чтобы понять, насколько это серьёзно.

Разведка не подвела. Здание, которое указано как цель, находится точно по курсу. Эванс вдавил гашетку ракет, выпустив их в обшарпанную постройку. Он не видел, какзаходит в атаку «Госпожа» Брима, но знал, что через мгновение она выпустит напалм, чтобы залить развалины жидким огнём.

По аэродрому бегало множество людей. Кто-то искал укрытие, кто-то пытался отстреливаться. Эванс краткими движениями нажимал на спуск пушек. В такие моменты он предпочёл бы старый «Корсар» с крупнокалиберными пулемётами — выше скорострельность и больше боекомплект. Впереди укрытие 229-х. лейтенант переключился на напалм и сбросил баки. Если повезёт, они подпрыгнут, перелетят обваловку и накроют самолёты. Совсем рядом с законцовкой пронеслись ракеты. Это был Брим, он обстреливал «Готу» на боковой стоянке. Вот теперь повсюду мельтешили огоньки и искры. Сбоку, сверху, 20-мм пушки, пулемёты, винтовки, даже из пистолетов стреляли. По крайней мере один F2G вернулся на авианосец с 9-мм пистолетной пулей в обшивке. Очередной «баммм», теперь «Терминатор» вздрогнул. Что-то зацепили. Но они уже были над кромкой леса и уходили. «Готу», спрятанную в зарослях опушки, никто не заметил.

Брим держался у хвоста. У них ещё оставались бомбы, они по возможности придерживал их на обратную дорогу. Лейтенант не помнил, остались ли ещё снаряды к пушкам — наверное да. Чуть южнее, в Ару, должно найтись несколько подходящих целей, например баржи. Но в звене теперь было три самолёта вместо четырёх. «Бензопила» пропала где-то слева, а «Горький плод» дымил. Позади них на Отёном поднимался густой чёрный столб.



Дижон, Франция. Главная база JG.26 «Шлагетер»



— О чём же это вы спорите, прекрасные господа? — Хильда наклонилась через стойку, положив подбородок на правую руку. Платье немного отлегло, по офицерскому собранию прокатился тихий всеобщий вздох.

— О том, предпочитают в этом расположении блондинок на чёрных простынях или брюнеток на белых, — ответил новичок. Шуман даже не знал, как его зовут. Он уже понял, что не стоит забивать этим голову, пока салага не переживёт хотя бы несколько вылетов. Чаще всего такого не случалось.

Хильда глубокомысленно посмотрела на новобранца.

— Ну, если ты до сих пор не определился, то наверное, так и останешься девственником, — и манерно поправила платье. Другие офицеры рыдали от смеха. Новичок выглядел растерянно, Шуман почувствовал жалость к пацану. Сколько ему, пятнадцать, шестнадцать? У него не было житейского опыта, чтобы тягаться с Хильдой.

— Маленький совет, мальчик. Не пытайся заигрывать с буфетчицей, когда она на работе. А то воткнёшься в землю, даже не взлетев, — прищурилась она. Потом налила вторую кружку пива и передала ему с приятельским подмигиванием. Она служила в женских вспомогательных войсках Рейха, добровольческом корпусе, который обеспечивал быт на аэродромах Люфтваффе и армейских базах. Майор делил их на три типа. Первые — несгибаемые нацистские проповедницы, забивающие головы солдат пропагандой. Стойкие, всегда готовые донести о неверных и колеблющихся пораженцах. Потом шли гражданские. Эти стремились возвыситься и показать своему окружению, на что они готовы ради новой Германии. Они пользовались каждой возможностью, чтобы напоминать войскам о недавних успехах, а также чтобы продемонстрировать — насколько важная особа снизошла до них, обеспечивая обыкновенные потребности. Наконец, третьи. Циничные гарпии, пришедшие заработать состояние, продавая себя одиноким юнцам, которые впервые оказались так далеко от дома. Шуман старался общаться только с ними. По крайней мере, они были честны.

Но такие как Хильда относились к редкому четвертому типу. Девушки, пошедшие на службу потому, что хотели действительно помогать войскам, привнести немного человечности в массовое безумие, пожирающее Европу. Они давали мальчишкам выговориться, выплеснуть ужас понимания, что их хотят убить. Поддерживали тех, кто терял друзей. Помогали командирам находить правильные слова для писем родственникам погибших. Знали, когда нужно просто помолчать и побыть рядом. В основном они приходили с хуторов или из небольших городков, где доброту не расценивали как снисходительность. Шуман был уверен, что Хильда наверняка сделала больше для сохранения боеспособности эскадры, чем какой-либо другой человек на авиабазе. Сейчас она шутила с новичком, позволяя ему немного отыграть позиции. Майор выложил на стойку деньги, и направился к выходу. Потери были слишком велики, чтобы разрешить кредит. Буфетчица немного повернула голову и подмигнула ему. Кажется, она готова помочь пацану повзрослеть. Ещё бы толкового унтер-офицера найти для полноты воспитания.

«Восьмёрка» стояла в лесу, под деревьями, ожидая ремонта. Левое крыло и задняя часть фюзеляжа превратились в лохмотья. Чтобы добраться туда, надо было пересечь всю базу. Он взял велосипед — топливо требовалось самолётам, никто теперь не катался по аэродрому просто так — и уже почти доехал, когда его перехватил Бруно, унтер наземной команды. Бруно Александр Дик, отслуживший на флоте ещё в прошлую войну, был той ещё фигурой. С флота его перевели в армию Веймарской республики, а потом в Люфтваффе. В JG.26 шутили, что Рейх направляет его туда, где требуется уверенность в надёжном развёртывании службы. Ещё один человек, всю жизнь растящий людей из перепуганных подростков.

Ничего срочного, обыкновенная текучка по ремонту потрёпанной «Летучей мыши». Но этим унтер спас ему жизнь — едва он договорил, раздался вой сирен и рёв самолётов. На открытом месте посреди полосы его скосили бы «Локхиды» своими крупнокалиберными пулемётами и ракетными залпами. А если бы Дик не перехватил его на краю, он попался бы в ловушку на рулёжке. Но именно там, где стоял сержант, достаточно близко находилась щель. Он прыгнул в неё и охнул — следом заскочили ещё несколько человек.

Лежа в узкой траншее, придавленный четырьмя откормленными немецкими солдатами, Шуман не мог не думать, что некоторые партийные иерархи были бы вполне довольны таким зрелищем. Он не видел, что произошло дальше, но звуки и опыт разворачивали перед его внутренним взором отчётливую картину. Как будто он сам стоял на краю полосы. Сначала пронеслись «Локхиды», слишком быстро для ПВО, чтобы успеть перехватить. Именно их он сейчас слышал. Завывание, грохот пулемётов, раздирающий небо грохот ракетных разрывов. Даже на дне щели, под тушками солдат, чувствовалось тёплое дыхание реактивного выхлопа.

«Локхиды» могли только догадываться, где стоят зенитки, и редко выбивали все за один заход. Зато следом, на два разных голоса, приближались «Гудьиры». Низкий рокот звездообразного двигателя, и более грубый рык. Вторых стоило бояться больше, они несли 20-мм пушки вместо пулемётов. На них были и ракеты, и бомбы, судя по знакомым взрывам и сотрясениям. Но кроме всего этого разом — напалм, сгущённая горючая смесь. Шуман слышал злой рёв его пламени, жар огня, улавливал крики людей. Амеры были настоящими чертями, раз создали такое. Намешали в топливо загуститель, который заставил его гореть медленнее и горячее, прилипать к любой поверхности и выжигать из воздуха весь кислород. Чтобы даже те, кого миновал огонь, умерли от удушья.

Ещё одна волна «Гудьиров»? Новый ход. Амеры не любили лишних нововведений. Они экспериментировали, находили рабочую тактику, и потом придерживались её. Люфтваффе противостояли первым американским налётам, рассеивая технику в стороны от самой полосы. Амеры ответили с тонкостью, изяществом и изобретательностью, которыми уже прославились — просто разбомбили и сожгли всё на большей области. Однажды Шуман участвовал в допросе морского лётчика. Мужчина в возрасте, около тридцати. Шуман не разбирался в американских флотских званиях, но «прапорщик» звучало весомо. У адмиралов ведь есть личные вымпелы?[30] Следователь спросил, почему он воюет. Немецкий солдат сказал бы, «защищаю Отечество», или «защищаю Европу от коммунизма». Американский пилот ответил: «Я хочу убить вас и перебить вам все горшки».

Даже имена их самолётов сочились ужасом и ненавистью, как у этих рычащих «Гудьиров». «Палач», «Похоронка», «Демон-убийца», «Смертоносец», «Огнемёт». Кто-то из них недавно сбил Шумана. Лежа в траншее, содрогаясь от шума и страха, оглушённый рёвом двигателей и взрывами, окруженный воем ракет и жаром напалма, он внезапно до донышка осознал вовлечённость амеров в войну. Они воевали лично. Это не продолжение политики другими средствами. Не игра или состязание. Амеры ненавидели их. Они решили, что Германия слишком полна зла, чтобы позволить ей жить, и собрались уничтожить её.

Внезапно все части головоломки встали на своё место: тщательное планирование, безжалостное применение силы, мастерство, с которым амеры сносили всё, что вставало на пути. Даже в бою они не проявляли гнева. Они приняли хладнокровное решение сокрушить врага и делали это так эффективно, как только могли. Для них это не крестовый поход, сражение или дуэль. Это работа, неприятная работа, которую необходимо выполнить — как можно быстрее и полнее. А потом и по домам можно. Их заботило не то, что следует сделать прямо сейчас, мысленно они уже были дома. И Шуман, лёжа на дне траншеи, заплакал.

Но даже тогда он продолжил следить за налётом. «Гудьиров» сменили «Дугласы». Неторопливые упитанные бомбардировщики, которые кружили над аэродромом и методично добивали всё что ещё уцелело. Они не торопились, всё равно ПВО уничтожена. Любое ещё стоящее здание, любой самолёт в укрытии. Они выискивали траншеи и входы в бомбоубежища, чтобы залить их адским пламенем напалма. Последним ударом «Дугласы» сбросили бетонобойные бомбы, надолго выводя ВПП из строя. У некоторых тысячекилограммовых бомб стояли замедлители, рассчитанные на неделю, а то более. После нескольких минут тишины прозвучал отбой тревоги. Из-под земли, среди того, что осталось от авиабазы, а теперь достоверно походило на ад, поднимались фигуры выживших.

Воздух вонял горящим бензином, горелой плотью и пластмассой, нагретым металлом и распылённым бетоном. Дым был настолько густым, что забивал ноздри маслянистой копотью, вынуждая людей дышать ртом. Повезло тем, у кого нашлась ткань прикрыть лицо. Шуман, видя как стремительно другие становятся чумазыми, не пожалел свой драгоценный шарф белого шёлка. Даже солнце покраснело от дыма. Горело всё, что могло гореть. Стояла странная тишина, несмотря на пожары и хлопки разлетевшихся боеприпасов. Майор понимал, что сейчас авиабаза опасна почти так же, как во время атаки. Прямо перед ним лежали оторванные крылья «Гудьира». Самолёт грохнулся брюхом на полосу, и въехал в обваловку капонира. Обломки перемешались со стоявшей там «Готой», а хвост встал крестом над общей могилой. Обтекатель двигателя отлетел в сторону, и можно было рассмотреть рисунок. Карикатурная картинка немца с моноклем, в рогатой каске. Его перерезáла бензопила. Шуман поймал себя на мысли, что понимает посыл. Он шёл через разгромленную базу, ошеломлённый, контуженный и истощённый, подсознательно выискивая, где можно прислониться и отдохнуть. Внезапно его остановило заграждение из цепочки. Дальше лежали обгоревшие руины, с длинным рядом укрытых брезентом тел снаружи.

— Простите, герр майор, здесь опасно. Ударили два «Гудьира». Один ракетами, второй сбросил напалм. Стойте, герр майор, не ходите…

Было слишком поздно. Шуман увидел пару женских ног из-под брезента и приподнял плащ-палатку. Он понимал, что увидит Хильду. Она обгорела до неузнаваемости. Руки были подняты как будто в молитве, сжаты и скрючены. Рот застыл в крике. Майор отвернулся, его затошнило и рвало ещё долго после того, как желудок опустел.

— Надо похоронить её вместе с лётчиками, герр майор. Она хотела бы так, — это подошёл унтер-офицер Дик.

— Боже небесный, ей было семнадцать лет. Почему ты думаешь, что она вообще хотела быть похороненной? — в истерике воскликнул Шуман.

— Простите, герр майор, вы правы.

Офицер заставил себя прекратить и обуздать разум.

— Ничего, Бруно. Это я неправ. Верное предложение, доброе. Извини за грубость.

Унтер кивнул, провожая пилота взглядом. Он определённо собирался вскоре умереть — на его лице появилась тень. Возможно, погибнуть в бою, или от ран, или самому свести счёты с жизнью. Но совершенно точно.



ГЛАВА ЧЕТЫРЕ. ИГРА НА ВЫЛЕТ


Франция, Савенэ[31]. Главная база II/KG.40[32]



Подразделение, видимо, по злой шутке, называлось «бомбардировочной авиагруппой» — если вообще когда-либо ею было. Четыре «Арадо»[33] и менее двадцати крохотных Hs-123. В России эскадра понесла тяжёлые потери и была отправлена во Францию на переформирование. Это тоже звучало глупой хохмой. Лейтенант Вийнан никогда не видел столько вражеских самолётов разом. Он слышал, что налёты американских авианосцев ужасающи, но ничего подобного не мог даже вообразить. Их писарь ехал на велосипеде, возвращаясь из отделения полевой почты, когда на него устроили охоту четыре истребителя амеров. И гоняли как собаки, пока не убили. Четыре истребителя на одного человека.

Истребители… все как один с раздутым самомнением. Проносятся по жизни вспышкой, а толку? Никакой настоящей работы, в отличие от экипажей бомбардировщиков. И кто пожирает все ресурсы? Опять же истребители.

Вийнан вспомнил 44-й год, когда у истребительных авиагрупп был полный приоритет в поставках новейшей техники. Чем он управлял тогда? Бипланом! Старый бипланом времён Первой мировой. Даже странно подумать, что его построила та же компания, которая сделала изящный 123-й. И экипажи бомбардировщиков пытались уцелеть в древних «Хейнкелях» и «Юнкерсах», пока их новые «Арадо» стояли на заводе в ожидании двигателей. Это была ошибка Галланда. Он добился успеха политическими способами, обеспечил приоритет истребителей и успех в небе над Восточным Фронтом. Но смогли бы истребители остановить амеров и иванов, купающих свои танки в Ла-Манше? Конечно нет. Это задача для бомбардировщиков. Наземные войска помогли бы им — уничтожать танки с воздуха до сих пор нелегко, но это были наземные части, которые остановили натиск союзников. И развеялись сами.

По правде говоря, сейчас бомбардировочные авиагруппы лишь бледная тень себя прошлых. В славные дни 1940-го и 1941-го они были сливками Люфтваффе, с прямым доступом к уху Геринга. Потом всё покатилось под откос. Сначала встала проблема стратегического бомбардировщика. Ни один из четырёхмоторных самолетов не удовлетворял требованиям, все страдали болезнями роста. Затем беда с налётами B-29. Они базировались в России и пытались разбомбить цели в Восточной Европе. Потери были огромны, несколько рейдов выбили почти полностью. На одно из совещаний с конструкторами бомбардировщиков Старый Толстяк явился в лучшем мундире, весёлый и уверенный в себе. Он спросил Хейнкеля и Юнкерса, способны ли они построить что-нибудь настолько же хорошее? Они мялись и мямлили, но в конечном счете признались, что даже объединив все свои силы — чего раньше никогда не делали — успеха не добьются. Тогда он обратился к Мессершмиту и Танку, и спросил: «Насколько американские истребители хороши по сравнению с нашими?». Ответом было: «Их даже сравнивать нельзя». «А как тогда наши тяжёлые бомбардировщики смогут выжить?» — с цветущей улыбкой спросил Толстяк, и сам ответил, — «не смогут. Так на кой их строить? Значит, не будет на них ни единой марки, ни килограмма алюминия».

Следом шла проблема тяги. Вийнан знал, что на его небольшом «Арадо» стоит четыре двигателя, потому что это был единственный способ получить необходимую мощность. Немецкая двигателестроительная промышленность не могла преодолеть рубеж в тысячу килограммов. Хейнкель предложил мотор на 1300 кг тяги, HeS-011, но потерпел неудачу. Несмотря на экспериментальные испытания и тяжёлый труд инженеров, двигатель просто не могли заставить работать. В конце концов, его бросили как безнадёжную затею. Глубинные недостатки конструкции были слишком укоренившимися, чтобы их устранить. Та же судьба случилась с Jumo-012 следующего поколения и BMW-018. Но даже если проект получался удачным, эти двигатели нельзя было построить. Германии катастрофически не хватало металлов для высокотемпературных сплавов. По этой же причине, когда моторы BMW требовали переборки едва ли не через пять-шесть лётных часов, американские наматывали сотни.

Таким образом, даже для средних бомбардировщиков не было силовых установок, в том числе старых поршневых машин. В России большая часть летала на Ju.88, а одна авиагруппа до сих пор на 111-х «Хейнкелях». Самым везучим достались Ju.388. Лёгкие бомбардировщики Ar-234, как единственные реактивные, применялись в качестве разведчиков. В результате экипажи бомбардировщиков в России несли от союзнических истребителей огромные потери.

Но на Востоке самолёты никогда не применялась таким образом. Они затмевали небо тысячными стаями, уничтожая под собой всё, что двигалось. Вийнан добрым словом вспомнил своего командира группы. В России оберст Каст зарекомендовал себя отличным ведущим, а теперь спас их здесь. Он проигнорировал большие, привлекательный аэродромы, построенные французами, с капитальными зданиями и удобными квартирами. Вместо этого он поселил своих людей в деревянных лачугах и блиндажах, скрытых в лесу. Технику тоже спрятали. «Хеншели» были лёгкими, их спроектировали под наименее возможный размер, и их можно спрятать почти где угодно. Маскировка более крупных «Арадо» представляла задачу посложнее, но они справились и с ней. Каст перебазировал группу как можно ближе побережью. Он заметил, что наибольшие потери амеры несут при пересечении береговой линии. Они стараются проскочить её на максимальной скорости. После переселения амеры проскакивали над ними раньше, чем успевали хоть что-то заметить. Очень он умный, их оберст. Так зачем ему понадобилось увидеть Вийнана прямо сейчас?

Идти следовало с оглядкой. Каст втолковывал всем — никогда не ходите одним и тем же путём. Он показал лётчикам фотографии других авиабаз, где люди не береглись. Неважно, насколько хорошо замаскирована сама база. Тропинки, по которым экипажи ходят каждый день, так же ясно выдавали здания и капониры, как дорожные указатели. Важнейшим моментом, конечно, были снимки тех же аэродромов, развороченных бомбами. Лётчики-истребители не послушали и поплатились за гордыню. Их большие красивые базы систематически уничтожались, а скромная полянка Каста с заброшенными сараями осталась незамеченной. Ну или её просто проигнорировали. Похоже, у амеров имелась одинаковая проблема, чёртовы лётчики-истребители. Вийнан заметил, что они набрасываются на своих коллег-противников, оставляя бомбардировщики и транспортники на потом. Скорее всего, они не считали их достойными внимания и, возможно, были правы. За два года налётов, один разрушительнее другого, бомбардировщики Люфтваффе даже не нашли авианосцы, не говоря уже о том чтобы повредить хотя бы один.

— Ага, мой маленький голландец. Заходите, Вийнан. Наливайте. Для вас есть работёнка.

Семья Вийнана происходила с нидерландско-германского пограничья, и по составу тоже делилась поровну. Немецкие мужчины женились на голландских девушках, голландские мужчины выбирали немецких жён. Как гласила семейная шутка, разговорный язык зависел о того, чья армия только что прошла по огороду. В KG.40 Вийнан всегда был «маленьким голландцем».

— Смотрел я тут на карту и заметил кое-что интересное. Слышали сегодняшние новости? Амеры накрыли главный комплекс вокруг Дижона. Хаос полный, уничтожено шесть аэродромов. JG.26 больше нет. Исчезла. Звено высотных разведчиков в Понтайе[34] уцелело. Думаю, до них просто никому не было дела… Вийнан, что самое главное в Дижоне?

— Там делают хорошую горчицу?

— Это второе по важности. Первое — то, что от него до побережья больше 450 километров. Это далековато для «Гудьиров» и практически на пределе для «Локхидов». Таким образом, они должны были подвести свои авианосцы вплотную. Обязаны. И теперь, если взглянуть на карту, мы увидим, что амеры пересекли побережье здесь и здесь. Мы знаем, что они летят прямо над нами. И я уверен, что они близко. Намного ближе, чем когда-либо раньше. Предполагаю, что авианосная группа находится где-то тут.

Оберст Каст очертил круг на карте.

— Где-то здесь. Для наших «Хеншелей» на краю дальности. Но вы, мой маленький голландец, можете взять «Арадо», слетать и посмотреть. Мы подвесим дополнительные топливные баки, и вы продержитесь в воздухе, пока что-нибудь не найдёте. Заберитесь повыше, чтобы охватить область пошире. От истребителей уходите на скорости. Ваша жизнь важнее любых разведданных.

— А что мне сказать, когда я что-нибудь найду? Я вижу флот амеров. Прощай, жестокий мир?

— Хотя бы. Или, например, ради господа бога, пожалуйста, не стреляйте. Но, чёрт побери, передайте точные координаты, потому что у «Хеншеля» права на ошибку нет. Сделайте всё правильно, мой маленький голландец, и я лично выбью для вас недельный отпуск, а вдобавок самый большой горшок горчицы в Европе.

Пожалуй, вполне безопасное предложение, подумал Вийнан, идя обратно окольным путём. Он совершил множество разведывательных вылетов, и рано или поздно удача должна была закончиться. Два года назад его «Арадо» был неуязвим, благодаря скорости. Теперь он в лучшем случае шёл вровень с противниками.

У него был готовый к вылету самолёт, и он поднялся через главный люк. Сплошной застеклённый нос давал хороший обзор. Сейчас требовалось дождаться перерыва в пролёте истребителей. Майор ощутил толчок двигателей. Стена сарая упала, машина тронулась с места. Взлетно-посадочная полоса выглядела как грязная дорога. Удалившись от сарая, Вийнан включил оба стартовых ускорителя и почувствовал, как «Арадо» поднимается в воздух на одной только ракетной тяге. Большое облако черного дыма, при некоторой удаче, амеры примут за взрыв и не обратят внимания. После сброса ускорителей, пока он не удалится от базы, нельзя набирать излишнюю высоту, чтобы спрятаться от радаров. Потом можно карабкаться наверх, уходить в море и надеяться, что он может найти вражеский авианосец. В голове продолжала крутиться старая поговорка: «Будь осторожен со своими желаниями, они могут сбыться».



Бискайский залив, авианосец «Шайло», боевой информационный центр



Капитана Кевина Мэдрика весьма воодушевляла сама концепция БИЦ. Офицеры, придерживавшиеся старых традиций, до сих пор командовали с мостика, но наиболее опытные уже распробовали новый инструментарий. Это позволяло поставить адмирала на мостик и сказать «ничего не трогай». А самим управлять кораблём отсюда. На «Шайло» всё устроили по последнему образцу — большой вертикальный планшет и дополнительные области для противодействия противнику в воздухе и под водой. Операторы воздушной обстановки сейчас работали в полную силу, остальные законно отдыхали. Ни собственно морские, ни подводные силы давно уже не угрожали флоту. Только воздушная угроза оставалась достаточно серьёзной. Немцы так и не нашли способа перехватывать быстроходные авианосцы на дальних подходах, в открытом море.

— Ух ты, да вы только полюбуйтесь.

Мэдрик не смог опознать голос оператора, но явное удивление указывало, что происходит нечто на самом деле необычное.

— Доклад, — обронил капитан. — Если это настолько из ряда вон, доложите по форме.

— Сэр, многочисленная воздушная цель с запада. Пеленг от 205 до 270. Определитель «свой-чужой» показывает ВВС США. Очень, очень крупная, я такого никогда не видел. Скорость и высота… погодите-ка… странно. Сэр, мы не можем определить ни скорости, ни высоты отметок. Радары не дают достаточных данных.

— Глушат?

— Никаких признаков, сэр. По крайней мере, я их не вижу. Это больше похоже на звук в ангаре или соборе. Как будто импульсы переотражаются и рассеиваются. Даже новый, который указатель высоты, не может определить.

Средневолновой радар установили на верфи прямо перед выходом. Обычные давали только дальность и пеленг. Этот показывал и дальность, и высоту цели. Ходили разговоры о новом поколении трёхкоординатных радаров, которые за один проход луча будут определять все три параметра. Мэдрик надеялся застать их. Но до той поры рассчитывать можно было только на указатель высоты.

Он перешёл к воздушной секции и посмотрел на экраны поисковых радаров. Засечек было очень много, весь западный сектор просто пылал ими. Что бы там ни летело, оно большое и многочисленное. Настолько большое, что вызывало почти гипнотическое восхищение. Операторы уже переносили сведения на планшет. Обычно за каждой отметкой следовало время и местоположение, но сейчас количество засечек просто не позволяло разделить их. Вместо этого вырастала сплошная тень — она затягивала западную четверть и постоянно приближалась. Данные с радаров были неточными, это удивляло и немного пугало. Как будто импульсы не вполне могли охватить цели. Видимая скорость огромного формирования казалась неестественной — теперь, на планшете, стало очевидно, что строй держит скорость не более 450 км/ч, и идёт на эшелоне свыше тринадцати тысяч. Наверное, ближе к шестнадцати. Наблюдатели на мостике пока не могли ничего заметить, тень была на расстоянии около 350 км и никуда не торопилась. Движущаяся раскраска на планшете обрела причудливую привлекательность — каждый новый шаг рисовали пастельными мелками, и тень наполнялась собственной жизнью.

— О боже, а этот-то откуда взялся? — снова послышался возглас. — Сэр, единственный контакт с востока, чёткая отметка, быстро набирает высоту. Примерное положение — где-то над Ваном[35]. Исходя из скороподъёмности и того, что он один, предварительное опознание — разведчик «Арадо». Идёт прямо на нас, сэр.

— Он заметил наше излучение?

— Разумеется, сэр. Раз мы видим его — он видит нас.

— Поднимайте истребители на перехват. Бегом!

— Невозможно, сэр. Нечем, — это был Пирсон, командир авиакрыла. Не самый тактичный офицер, но своё дело знал прекрасно.

— Объяснитесь.

— У нас нет истребителей, годных к вылету. Чёрт побери, сэр, я уже год капаю на мозги командованию. Каждый раз, когда мы выходим в море, у нас всё меньше истребителей и всё больше ударных машин. Сейчас было 36 «Колымаг». Семь потеряно, восемнадцать над Францией, занимаются прикрытием или подавлением ПВО, шесть неисправных, и последние три сели пять минут назад. Требуется по меньшей мере полчаса, чтобы вновь выпустить их. Это если им ещё ремонт не понадобится. F2H или над Францией, или воткнулись в неё, или в ангаре, дырявые как решето. Из «Скайрейдеров» половина над Францией, половина сидит в полной боевой нагрузке и ждёт сопровождения для удара по Нантскому железнодорожному узлу. На «Эссексах» ещё хуже. Я говорил начальству, что у нас нехватка истребителей и мы неспособны защищаться, но меня даже не дослушали.

Мэдрик открыл рот, но передумал. Если нет готовых к вылету перехватчиков, надо обороняться как-то иначе. А как? У него больше сотни самолётов, и нельзя ни один поднять? Всё-таки приказ однозначно требовал нанести как можно более сильный удар по наземным целям. Перечень объектов длинный, а времени мало. Он отдал распоряжения, не подумав, так как знал, что корабль приведён в боевую готовность по части ПВО. Значит, всё не так плохо, как кажется. Он окружён эскортом, который просто утыкан зенитками. Что ему сделает один-единственный самолёт. Много чего, подсознательно понял он. Стоит предупредить другие оперативные группы.



Над Бискайским заливом, Арадо-234C «Красный 2»



Лейтенант Вийнан угадал. Он вылетел из Савенэ, как гласил приказ, на малой высоте, и направился к Вану. Как выполнять задание дальше, целиком лежало на нём. Оберст Каст доверял пилотам выбор способа исполнения. Заслужить его доверие было нелегко, но однажды добившись, всегда можно было рассчитывать на помощь. Это работало в обе стороны. Он никогда не бросал своих людей в беде, и не боялся конфликтовать даже с Гестапо и СС.

А сейчас лейтенант проверял собственную догадку. Он понимал, что амеры пользуются радарами, но скорее всего находятся достаточно далеко от берега и прячутся за радиогоризонтом. На немецких истребителях не было детекторов облучения, а бомбардировщики, попавшись воздушному прикрытию, не могли прожить достаточно долго, чтобы залезть на высоту, с которой можно засечь поисковые импульсы. Но на его «Арадо» такой имелся. И на траверзе Вана он резко пошёл в набор. Уж в чём-чём, а в этом его машинка была сильна.

Конечно же, догадка оправдалась. Детектор заверещал, едва он набрал нужную высоту. Направление не определялось, только одна восьмая горизонта. Откуда-то оттуда. И если держаться посередине, можно подобраться поближе и отыскать оперативную группу. Оберст указал примерное место, а теперь есть ориентир. В тесной кабине было неудобно работать с картой, но теперь следовало разобраться. Он проложил курс — прямо через овал, очерченный Кастом. Пока всё шло хорошо. Похоже, у амеров случилось головокружение от успехов. Побеждая столь часто, нетрудно забыть о возможном поражении. Авианосцы стали самоуверенными. Вийнан передвинул сектора газа до упора, «Арадо» рванул вперёд. Горючее следовало бы поберечь, но это была единственная настоящая возможность выполнить задание. До центра предполагаемого местонахождения оставалось менее пятнадцати минут.

Истребители до сих пор не появились. Удача на его стороне. А что это там? Далеко внизу, чёрточка на поверхности моря. След? След. С кораблём на острие. Нельзя сказать точно, с каким именно, но не меньше линкора. Нос острый, значит не авианосец. А вон у того прямой срез палубы. Значит, авианосец.

— Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир.

Вокруг с хлопками распустились дымные кляксы. Всё ближе, совсем близко. Зенитчики амеров хорошо знали своё дело. И их снаряды всегда взрывались точно вовремя.

— Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир.

«Красный 2» покачнулся и закружился. Вийнан видел пробоины на крыльях и в мотогондолах, из обоих правых двигателей бежал чёрный дым.

— Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир.

«Арадо» терял высоту. Вийнан едва справлялся с потяжелевшим управлением. Двигатели не отзывались на движение рукояток.

— Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир.

Лейтенант дёрнул ручки катапульты. Безрезультатно. Значит, и она тоже повреждена. Что же, его удача исчерпана, и он улетит на своём «Красном 2». Вийнану удалось выровняться и взять курс на север, в открытое море. До берега ему всё равно не дотянуть.

— Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Прощай, жестокий мир.



Бискайский залив, авианосец «Шайло», боевой информационный центр



— Мы достали его, сэр.

— Он передавал наши координаты. Неоднократно, даже пока падал.

Капитан Мэдрик молча выругался. Впервые за два года авианосную группа обнаружили и определили её местоположение. И у него нет истребителей.

— Что с авиагруппой?

— Через тридцать минут будут готовы четыре «Колымаги». «Геттисберг», как только приведёт свои в порядок, тоже пришлёт несколько. Минут десять-пятнадцать. «Чанселорсвилль» отправляет дюжину «Пантер» для нашего прикрытия, будут через полчаса. Адмирал Спрюэнс ходит вокруг да около, но почти всё что у нас есть, или над Францией, или неисправно.

— «Пантеры» прикроют нас на месте… — Мэдрик почуял что-то важное. Внезапно картинка сложилась. Раз немцы выслали разведчик, значит скоро появятся бомбардировщики. А у него два с половиной десятка «Скайрейдеров» в полной нагрузке, готовых к подъёму на палубу.

— Разоружайте ударную эскадрилью. Перекрыть отсеки по-боевому.



Франция, Савенэ. Главная база II/KG.40



Оберст Каст уже лежал в кабине своего Hs-132, когда прибежал радист.

— Координаты 46.8 северной широты, 4.6 западной долготы.

— Уверен, что это был наш Маленький Голландец?

— Он раз за разом повторял «Прощай, жестокий мир». Это его слова.

Каст кивнул. Радист понимал, о чём тот думает. Он покачал головой. То, как было передано сообщение, подразумевало, что Вийнан уже не вернётся.

— Передай координаты всем, кто готов к вылету. Поднимаемся так быстро, как можем. Строй не держать, просто летим к цели. Высоту не набираем, пикировать мы не будем. Сброс по коллиматору.

— Но так не хватит горючего, вы не…

— Мэтью. Нас всего девятнадцать против целого флота. Ты и правда думаешь, что кто-нибудь вернётся? Сегодня мы атакуем целый флот амеров. Вот о чём стоит помнить. И если боги нам не помогут, то какой от них прок?

Ворота перед его самолётом распахнулись, и оберст взлетел быстрее, чем когда-либо раньше. Вокруг Савенэ так же стремительно поднимались в воздух «Хеншели» — из гаражей, из сараев, из-под стогов сена, из домов. Каждый спешил оторваться от земли и встать на собственный курс к одной точке. Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД.



Бискайский залив, авианосец «Геттисберг», FV-1 «Дева Мэриан»



— Задание отменяется. Ждите пока.

Форман выругался, громко и изобретательно. Его звено из четырёх «Колымаг» уже было наготове. Основные баки полные. Концевые крыльевые тоже. Пулемёты заряжены. Ракеты подвешены. Сегодня, чуть раньше, они вылетали на подавление ПВО авиабазы под Отёном. После посадки «Колымаги» дозаправили, перезарядили, и теперь они должны были атаковать другой аэродром, в Понтайе. Там сидели длиннокрылые «Мессершмиты». Но теперь придётся обождать.

— Срочное перенаправление. Все по машинам. Вылетаете к «Топорам» (оперативная группа 57.2, перевёл Форман) и обеспечиваете прикрытие с воздуха. «Ятаган» (тяжёлый крейсер «Пуэрто-Рико») передаёт о приближении рассеянного строя. Перехватите и уничтожьте. Сопровождение обеспечивает «Топор-1» («Шайло»).

— Поехали!

Форман отпустил тормоза, и его «Колымага» помчалась по палубе. Он оказался в воздухе на середине длины и повернул круто влево, ещё не успев убрать шасси. Лёту до «Топоров» семь-восемь минут, а потом ещё надо успеть перехватить налётчиков. Он не знал, что произошло, но судя по всему, действительно следовало торопиться. Его ведомые выстроились пеленгом, и они направились к цели.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, «Hs-132D» «Синий»



Оберст Каст старался не смотреть на индикатор топлива. «Хеншель» и так нёс его немного, а скоростной полёт на малой высоте расходовал запас пугающе быстро. Вместе с ним летели ещё восемнадцать Hs-132, а позади пыхтел единственный «Арадо». Он догадывался, что тому ещё тяжелее — четыре двигателя пожирали горючее с ужасающей скоростью. Но ради груза из трёх тысячекилограммовых бомб это можно было считать несущественным. «Хеншели» несли по одной пятисотке. К тому же на «Арадо» стоял плохонький, но всё-таки настоящий бомбовый прицел. Второму из них и одному из 132-х не повезло, пара «Гудьиров» сбила их, едва они успели оторваться от земли. Но остальные успели оторваться и сейчас стремительно приближались к позиции авианосцев. Маленький Голландец сумел передать только примерные координаты, но и это было чертовски много. Каст, несмотря на крошечную вероятность, надеялся, что он сумел выпрыгнуть.

Оберст поёрзал на лежанке. Креслом это назвать было нельзя. Он расположился навзничь, опираясь подбородком на специальную подставку. У Hs-132 был очень маленький нос, а плита толстого бронестекла придавала некоторую уверенность. Его «Хеншель» получил новую модификацию, пушку MG-213. Он ещё не испытывал её, но роторное орудие, как предполагалось, должно обеспечивать огромную скорострельность. 20-мм снаряды летели как из шланга. Истребители долго жаловались на малую скорострельность, и вот вам, получите-распишитесь. Конечно, ёмкость магазина невелика, на одну недолгую очередь. Прочие 132-е несли старые 20-мм MG.151. Хотя для этого вылета лучше было бы иметь побольше бомб вместо пушек. Пора готовиться…

Каст протянул руку и переключил тумблер на прицеле в положение сброса бомб. Потом выставил настройки режима полёта. Скорость 800 км/ч. Высота 50 метров. Теперь, если он удержит скорость и высоту, то бомба указанного типа попадёт туда, куда будет указывать красная точка в момент сброса. Если ему не придётся отвернуть в последний момент, если всё сработает как надо. Слишком много «если». Не в последнюю очередь, надо достаточно долго прожить. Истребителей до сих пор не было. Он это предполагал. Авианосец способен принять вполне ограниченное количество самолётов. Учитывая, как амеры сейчас долбают Францию, остаться должно совсем немного. Если его ребята смогут выиграть хоть немного времени…

Проклятье, «Локхиды». Четвёрка. Быстро приближаются. Каст пристально наблюдал за ними. Он хотел выдержать прямой полёт как можно дольше, чтобы приблизиться к цели. Один из 132-х избавился от бомбы и запетлял, стараясь увернуться от догоняющего истребителя. Правильно, заставь его потратить столько времени, сколько получится. Тогда ему меньше останется на поиск другой цели. Полковник вздрогнул — «Арадо», летевший прямо за ним, взорвался. Ну хорошо, теперь пилоту не нужно беспокоиться о перерасходе топлива. Ещё один 132-й нырнул в море. Низко, быстро, никаких шансов для лётчика. Аэродинамически вылизанный «Хеншель» скользнул в воду с едва заметным всплеском. Корабли амеров уже виднелись на горизонте и быстро приближались. Устрашающие, гладкопалубные серые чудовища, мерцающие оранжевыми вспышками зенитного огня.

«Локхид» обратил внимание на него. Каст начал хаотически маневрировать, сбивая противнику прицел. Чёрные облака разрывов бушевали вокруг. Четвёрка истребителей следовала за 132-ми прямо в этот шторм. Оберст ожидал, что они отвернут, чтобы не попасть под разлёт осколков, но разрывы вспухали так точно, что миновали своих. Чертовски хорошие детонаторы. Но чёрт своих метит — Каст увидел, как «Локхид» получил прямое попадание и окутался огнём. Пилот катапультировался. Хорошо тебе, амер, рядом с начальством. Сразу подберут.

Вот и его цель. Он выбрал самый большой авианосец, предположив, что уцелевшие после налёта машины будут возвращаться к нему. Зенитный огонь стал ещё плотнее, подключилась малокалиберная артиллерия. Множество трассеров и ярко-алых огоньков летели ему навстречу и мазали. Но их было слишком много. Красная точка прицела наползала на борт, вот она пометила мостик. Сброс! Следом Каст вдавил гашетку и услышал рёв MG.213. Жестокий рычащий гул, не то что отбойный молоток старой пушки. Потом наступила тишина. Всё верно, одна короткая очередь. Он уже проскочил до другого борта авианосца, когда прямое попадание 127-мм снаряда уничтожило его маленький самолётик.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, FV-1 «Дева Мэриан»



— Внимание, «Болеро-1», около двадцати машин с восточной четверти, скорость свыше 800 км/ч. Перехватить.

Это был «Ятаган», более известный как тяжёлый крейсер «Пуэрто-Рико». Спорные корабли, слишком большие для крейсеров, слишком маленькие и плохо бронированные для линкоров, но они хорошо служили контрольными точками для истребителей. Вражеский строй стремительно приближался, и сейчас преимущество «Колымаг» в скорости не играло особой роли. Форман подумал, что сейчас всем хорошим парням пора бы прийти на помощь. Немцы не выдерживали порядка, их самолёты рассекали небо рассеянной массой. Это затрудняло дело. К тому же немецкие самолёты маленькие и почти незаметные из-за пёстро-серого окраса.

Только один выделялся размерами и был ближе остальных. Разведчик «Арадо». Он обладал хорошей грузоподъёмностью и мог нести бомбы. Форман обогнул его с кормы, держась подальше от спаренной 20-мм пушки. «Арадо» начал отворачивать, но манёвренности ему не хватало. Долгий залп. Яркие вспышки попаданий пробежали искрами по носовому отсеку и вдоль фюзеляжа. Он видел, как осыпался плексиглас фонаря, из корневых частей крыла и двигателей хлестнуло пламя. Одна из сдвоенных мотогондол отлетела прочь, а потом весь самолёт исчез в шарообразной вспышке.

Рядом была ещё одна цель, маленький бомбардировщик, беззащитный сзади. Форман нагнал его, приблизился и коротко обстрелял его. Но промахнулся. Пилот немецкого самолёта дернулся в последнее мгновение, и очереди пронеслись мимо законцовки крыла. Во второй раз он понял, что это отнюдь не везение или случайность. Парень знал, что делает. Драгоценное время таяло, как и боеприпасы. Крошечный «Хеншель» уворачивался от попаданий каким-то неестественным способом. Ну ладно, сделаем как в наставлении сказано. Форман слегка сбросил скорость, отстал и, наблюдая за хвостом немца, дал короткую очередь. 132-й увалился вправо, а он вдавил правую педаль и зажал гашетку[36]. Засверкали яркие искры, пробежав через весь фюзеляж и правое крыло. «Хеншель» как летел, так и ушёл в воду.

Теперь они были в опасной близости у авианосцев. И корабли, и их прикрытие сейчас поставят настоящую огненную завесу. Предписание однозначно — держитесь подальше от боевых кораблей, когда они в бешенстве. Но атака не прекращалась. Так что Форман даже не думал об этом, он просто преследовал ведущего 132-х. Начинаем заново. Короткая очередь, но не настолько же короткая! Лейтенант с отчаянием понял: патроны закончились. Некоторые лётчики заряжали в конец лент трассирующие, чтобы заметить заранее. Сам он не видел никакого толку в указании на безоружность. Но он до сих пор мог висеть на хвосте у других, заставляя маневрировать — думая, что их обстреливают. На такой высоте достаточно небольшой ошибки, чтобы булькнуть в море. Низко, быстро, неудачное движении ручки и готово.

Форман с интересом посмотрел, как от крыла отлетел консольный бак и закувыркался в сторону. Он почувствовал, что «Колымага» покачнулась и накренилась налево. Самолёт загорелся, пламя из развороченного крыла охватило брюхо. Пора сваливать. Катапульта сработала, как её и нахваливали. «Колымага» пошла вниз, а он полетел вверх. Толчок от раскрытия парашюта и отвратительный вкус морской воды. Жилет надулся — второе, что сработало. А если считать качество работы сбившей его зенитной артиллерии, то третье. Постоянно правительство вмешивается в чужие дела… О боже, как спина болит.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», боевой информационныйцентр



— Приближаются, пеленг 90. До двадцати единиц. На перехват вышли четыре «Колымаги».

Капитан Мэдрик с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть. Это было плохо. Оперативная группа попалась со спущенными штанами. Он наблюдал за воздушным сражением, глядя на экран радиолокатора. Вражеские метки исчезали одна за другой. «Колымаги» вспороли беспорядочный строй немцев как хорошо заточенная циркулярка. Семь, восемь, девять сбитых. Потом загрохотали строенные зенитные орудия. Скорострельные длинноствольные трёхдюймовки, со снарядами, оснащёнными радиовзрывателем, в отличие от старых 40-мм. За ними подали голос 127/L54[37]. Они были не особенно хороши. Когда разрабатывались тяжёлые авианосцы, кто-то в верхушке флота побоялся атак надводных кораблей и заменил старые, надежные 127/L38 новыми. Эти орудия и правда намного лучше работали по надводным целям, но скорострельность и поворотливость оказались заметно хуже. «Эссексы», наверное, оснащались лучше, но немцы явились не к ним, а сюда. Зенитчики так густо испятнали небо разрывами, что они портили радиолокационную картину.

Потом заскрежетали частые очереди 20-мм установок ближнего радиуса. Последний рубеж. Даже глубоко в недрах «Шайло» завывание немецких самолётов заставил задрожать посуду. Потом корабль угрожающе сотрясся. Свет в БИЦ пригас и снова стал ярким — запустились аварийные генераторы.

— Полная победа, сэр! Все сбиты, — торжествующе воскликнул оператор воздушного планшета.

Мэдрик, посмотрев на панель индикатора повреждений в углу БИЦ, не был уверен, что уже можно радоваться. Кое-что всё-таки случилось. Он метнулся к пульту и вызывал командира ремонтно-восстановительных партий.

— Доклады уже поступают, сэр. Мы получили пять попаданий, все, по предварительной оценке, от 500-кг бомб. Два в носовой части, три в кормовой. Одно из них пришлось прямо под первую 127-мм зенитку, второе легло с недолётом под ватерлинию. Подождите, сэр. У меня там как раз один расчёт, они готовы прояснить обстановку.

— Переключите на них.

— Сообщаю, сэр. Здесь неразорвавшаяся пятисотка. Пробила борт, есть затопление. Мы не можем добраться до боеприпаса, пока не справимся с водой. Дальше она не пойдёт, но пробоину необходимо заделать.

— У вас есть что-либо бесполезное, чем можно заткнуть дыру?

— Только мичман Ципстер, сэр.

В посту захихикали. На каждом корабле был свой мичман-ходячее бедствие. Мэдрик подозревал, что где-то наверху об этом специально заботились.

— Ну и посадите его туда жопой.

— Есть новые доклады, сэр. О трёх попаданиях в корму.

— Что насчёт «Скайрейдеров», которые были снаряжены к вылету?

— Часть успели разгрузить, остальные столкнули за борт, когда поступил сигнал тревоги. Командир авиагруппы говорит, что их стоимость можно вычесть из его зарплаты, если захотите. В ангарах сильные разрушения, есть погибшие и раненые. Но топливопроводы были вовремя опустошены, продуты инертным газом и перекрыты. Кроме этого, есть повреждения на мостике от обстрела и пожар посередине. Похоже, распространение пламени уже остановили. В общем, нас несомненно потрепало, сэр, но корабль в безопасности.

— Благодарю. Подготовьте отчёт о повреждениях для адмирала Спрюэнса и полный доклад для старшего уоррент-офицера[38]. Я на мостик, проведаю адмирала Ньюмана. О, и один вопрос.

— Сэр?

— Если у нас попадания в нос и корму, почему пожар-то посередине?



Северная Атлантика, линкор «Южная Дакота», флагманский мостик



Адмирал Спрюэнс умел распознавать знаки не хуже других, и понимал, что они указывают на конец его карьеры. Он, конечно, мог бы получить работу на берегу — связи с общественностью, или управление базой снабжения, но налёт немецкой авиации поставил крест на будущем. И дело вовсе не в повреждённом авианосце. В конце концов, военно-морская служба подразумевает, что кораблю может быть нанесён урон. Но он просчитался. По-царски. Катастрофически. Идиот, идиот, идиот — теперь он ясно это понимал. Так же ясно, как прежде казалось очевидным предыдущее решение. Выставить авианосцы в первую линию, чтобы усилить мощь их удара. Линкоры, как средство усиления, позади. Если возникнет угроза, они выдвигаются вперёд, со всей своей противовоздушной мощью. И это работало. До сих пор.

Добавление пятой оперативной группы изменило картину. «Убийственная череда» удлинилась, совсем немного. Расположенные по центру, линкоры теперь не могли добраться до концов достаточно быстро. Хуже того, увеличившая протяжённость не позволяла группам поддерживать друг друга. Оказавшись с краю, 57.2 осталась сама по себе. Была и другая проблема. Спрюэнс осознал, что до сих пор размышлял с точки зрения поршневой авиации. Но с реактивными самолётами угроза развивалась намного быстрее. Между появлением разведчика и попаданием бомб в «Шайло» прошло менее получаса. Он совершенно упустил из виду скорость, и в результате пострадал авианосец.

Не было никакой нужды выделять линкоры в отряд поддержки. Их следовало распределить между оперативными группами, чтобы добавить огневой мощи ПВО. Держать их вместе, ради призрачной опасности морского боя… Спрюэнс знал, что рассуждает именно как адмирал артиллерийского корабля. Необходимо выводить их в первую линию, даже если они будут стрелять только из зенитных установок.

С висельным юмором он подумал, а не перейти ли на службу Германии? Всё равно это не повредит его послужному списку больше, чем уже допущенные грубые ошибки. Кто примет Пятый флот? Третьим командует Хэлси. Митшер, Ли, Флетчер, Ньюман или Кинкэйд? Хорошие люди, но слишком молоды. Наиболее вероятной кандидатурой был Киммел. Хасбенд Киммел. Он превосходно справился с работой на Тихом океане, встряхнув тамошний флот, и сделав Пёрл-Харбор современной базой. Он заслужил повышение. И у него будут выводы из ошибок Спрюэнса. Теперь пора исправить то, что ещё можно. Две группы останутся прикрывать потрёпанную 57.2, а он с двумя остальными продолжит натиск на Францию. И готовиться к списанию на берег.



ГЛАВА ПЯТЬ. ПОДРАНОК



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», адмиральский мостик



Мостик выглядел как скотобойня, в которую угодила бомба. Повсюду было развороченное, разбитое оборудование и кровь, распылённая по палубе и переборкам. Старший военврач Стеннис работал над молодым мичманом с обширной раной в груди, а судовой капеллан отпевал связиста, которому уже никто не мог помочь. Капитан Мэдрик разглядел ошмётки, которые, как он догадывался, могли быть собраны в пропавших членов адмиральской свиты.

— Добрый боже, что здесь случилось?

Адмирал Ньюман и капеллан одновременно посмотрели на него.

— Какая-то скорострельная пушка. Один из «Хеншелей» всадил сюда сотню снарядов меньше чем за секунду. Они прошли по нам как сенокосилка. Что с кораблём?

— В нас попали, сэр, но обстановка под контролем. Полётная палуба цела, если не считать дыры диаметром 35 сантиметров перед кормовым подъёмником. Это пробоина от бомбы, которая разорвалась ниже, в ангаре. Там было почти пусто — самолёты разоружили, внутренние коммуникации перекрыли и отключили. По решению командира авиагруппы часть снаряжённых «Скайрейдеров» столкнули за борт, у нас не было времени обезопасить их. Считаю данное решением верным, сэр. Скорее всего, оно спасло нас от пожара в ангаре. Это было единственное попадание в палубу. Остальные пришлись в борта. Одна подводная пробоина в носовой части, вторая там же выше бронепояса. Ещё две в корме. Машинные отделения не затронуты, скорость хода поддерживаем, можем выпускать и принимать самолёты. Готовы занять свою позицию в ордере. В целом, сэр, корабль повреждён, но боеспособность сохранил. Наши ударные машины возвращаются, я хотел бы принять их.

— Пока отложите. Распределим по другим авианосцам. Четыре можно отправить на «Геттисберг». Это честно, мы подстрелили их «Колымагу», одну так точно. Прочие могут использовать нашу технику для восполнения потерь, сегодня они довольно велики. Вы можете держать эскадренную скорость?

— Так точно, сэр, «Шайло» держит ход. Если мы не будем принимать самолёты, я выделю в передней части ангара место для лазарета. Стеннис, Вестовер, когда закончите здесь, пожалуйста, отправляйтесь туда.

Мэдрик нахмурился. Из середины корабля, прямо напротив надстройки, поднимался дым. Посередине, вовсе не оттуда, куда попали бомбы. Густой, чёрный маслянистый дым. Что там творится?

— Сэр, я должен вернуться в БИЦ. Мне кое-что не нравится. Надо разобраться.

Он вернулся в недра авианосца. С мостика в БИЦ вёл долгий путь. Наверное, в будущем для этого придумают отдельный лифт или что-нибудь подобное. В воздухе висела какая-то едва заметная, но едкая дымка. Глаза сразу защипало. Он поспешил дальше и попробовал воспользоваться ближайшим умывальником. Потекла тонкая струйка — давление в водяной системе оказалось слабым. Странно. Ускорив шаги, капитан добрался до БИЦ за рекордно короткое время. Он даже не остановился у командного поста, а пошёл прямиком к ремонтникам — было очевидно, что дела идут плохо. Да и в помещении стало теплее, чем положено.

— Что случилось?

— Сэр, мы стараемся как можем. Но есть проблема. Нам прилетело сверху, с кормы, в сторону миделя. Скорее всего это была бронебойная бомба, так как пробила насквозь несколько отсеков и попала в электрощитовую корабельных генераторов. Мы не совсем уверены, что там произошло, но случился скачок напряжения. Помните, несколько минут мы были на аварийном освещении? Бросок выбил автоматы и питание перешло на резервный источник. Тот же самый скачок и сотрясение от бомбы вывели из строя кормовые опреснители. Они находятся сразу позади генераторной, и прямо сейчас мы пытаемся их восстановить. Затруднение в том, что… та самая бомба, которая пробила подводный борт и не разорвалась, она влетела в отсек носовых опреснителей и затопила его. Мы не можем войти в отсек, чтобы обезвредить её, пока не изолируем пробоину и не откачаем воду. Мы не можем перезапустить носовые опреснители, пока не обезвредим бомбу. То есть на какое-то время у нас обе опреснительных установки выведены из строя. Вместе с потерей больше чем половины электрической мощности получается критически низкое давление во всей корабельной гидросистеме.

Командир БЧ-5 откинулся в кресле. Ховарт занял свой пост благодаря великолепной выдержке и «реалистично-оптимистичному» отношению к работе. Но сейчас он волновался, причём куда более серьёзно, чем мог объяснить.

— А сейчас настоящая беда. Тот самый бросок напряжения. В основном он нигде не навредил, так как вышибло автоматические предохранители. Но не все. Камбуз, посудомоечная и пекарня работали, пилотам после возвращения из рейда нужна горячая еда. Там ни один не отстрелился. Рабочее предположение — заросли жиром или что-то в этом роде, мы уже не узнаем. Главное, они не обесточили электрооборудование и возникло несколько очагов пожара. Повара и стюарды пытались справиться с ними, но у них не было дыхательных аппаратов. Сильное задымление, токсичные пары. Эвакуировались с запозданием, выбрались не все. Когда вы спускались с мостика, сэр, то наверняка прошли довольно близко к зоне распространения огня. Дело вот в чём: у нас посередине корабля свободно распространяется электрический, топливный и конструкционный пожар, а давления воды нет. Системы распылителей, водяной завесы и рукавного тушения отключились. Пожар возник в наихудшем месте. Вот, посмотрите.

Он перелистнул схемы корабля, где уже заштриховал горящие отсеки красным и отметил розовым те, которым огонь угрожает.

— Если огонь усилится, то выведет из строя три котельные правого борта и кормовое машинное отделение. Если пойдёт в корму, то под угрозой будет погреб 127-мм ракет. Если в нос, то снарядный погреб носового 127-мм орудия. Если вглубь корабля, то отсек снаряжения бомб. Если наверх, то вырвется на ангарную палубу. Если ниже и глубже, то доберётся до цистерн с авиационным бензином. Хорошо ещё, что у нас свыше половины авиагруппы реактивных, иначе бензина было бы намного больше. Хотя неважно, куда пойдёт пожар — в любом месте он натворит дел. Какая-то нелепость. Мы отрабатывали борьбу с огнём на полётной палубе, в ангаре, ведь везде, где есть самолёты, может полыхнуть. Но никто никогда не задумывался о возгорании ниже ангара. Три бомбы, попавшие в него, почти не нанесли урона. А две, которые не попали, навредили куда сильнее.

Ховарт прервался, чтобы собраться с мыслями.

— Нам необходимо восстановить давление в водяных магистралях и электропитание. Это означает перевод в схему всей выработки носовых турбогенераторов. Всё, что несущественно, обесточиваем. Мы должны добраться до кормовых опреснителей, блока водоочистки и отсека управления. Давление в первую очередь. Одновременно с этим потребуется помощь извне. «Самоа» или «Пуэрто-Рико» должны встать параллельным курсом и начать проливку горящего участка. В общем, кто-то из них двоих, мы слишком велики для других кораблей. Не дотянутся. Самое главное, сдержать распространение огня, заблокировать его. При том что наше противопожарное оборудование потеряно, оно было практически в середине очага.

Мэдрик вернулся на свой командный пост и передал новости адмиралу. «Самоа» согласился без промедления и начал готовить свои пожарные расчёты. Машинные помещения «Шайло» до сих пор работали и он мог держать курс и скорость. Благодаря этому дым и жар не мешали развёрнутому в носовой части ангара лазарету. Обо всём остальном должна позаботиться БЧ-5.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», третья палуба



— Прочь с дороги, чёрт подери! Вы тут что, клятые демократы или кто?

Голос быстро нарастал, отражаясь от переборок и подволока. Все, кто его слышал, стремительно разбегались куда только можно. Тем более толку от многочисленности было мало. Без давления воды, позволяющего пустить в ход пожарные рукава или распылители, оставалось только перекрывать люк за люком наглухо. Но пожар раскалял переборки настолько, что они воспламеняли содержимое следующего просто тепловым излучением. Поэтому задраивание отсеков замедляло распространение огня, но слабо. Без насосов и воды это было невозможно.

В отсек ворвался главстаршина[39] в сопровождении четверых матросов. Они приволокли передвижную мотопомпу, доставив её из ангара через две палубы и четверть длины корабля, не обращая внимания ни на какие препятствия. Всё это сопровождалось сочной руганью в адрес демократической партии. Теперь у БЧ-5 был насос, а значит можно было ввести в действие рукава и распылительную систему. Самое главное, нашёлся толковый главстаршина. Мотопомпу настраивали и запускали прямо на бегу. Первым делом надо было охладить переборку, чтобы не потерять и этот отсек. От воды, попадавшей на горячий металл, уже поднимался пар. Один насос, и столько опасных мест. Но начало было положено.

Мичман Пикеринг считался номинальным начальником аварийной партии. После охлаждения переборки угроза отсеку уменьшилась, пришла пора перейти в горящий и заняться им. Поэтому он добрался до штурвала, блокирующего запорный механизм люка. В этот момент его перехватили за пояс и отставили в сторону. Оглянувшись, он увидел брючины тяжёлых флотских несгораемых штанов. В штаны был упакован главстаршина.

— Сэр, вы собираетесь нас всех угробить? Не демократ ли вы, часом? Штурвал раскалён мало не добела. Вы сожжёте руки до костей, если тронете его. А если сюда хлынет перегретый воздух, мы получим вспышку, которая спалит нас, всё что здесь есть и несколько соседних отсеков. Вот как мы сделаем. Первыми пойдут люди в несгораемых комбинезонах. У них есть асбестовые перчатки. Они провернут штурвал и приоткроют люк. Возникнет огненный шар. Он сожжет всё, чего коснётся, но кроме этого поглотит весь кислород из воздуха. На несколько секунд пламя схлынет. Потом поступит свежий воздух, и полыхнёт весь отсек. Но если мы делаем всё правильно, и нам не помешают демократы, в промежутке между вспышками мы успеем зайти и охладить всё до того, как получим вторую. Значит, ребята в защитных костюмах идут первыми, потом в обычном снаряжении, но с дыхательными аппаратами. Восстановив доступ в отсек, принимаемся за следующий, а остальные нас поддерживают, следя чтобы огонь нас не окружил.

— Старшина, вы говорите так, как будто огонь живой.

— Так и есть, сынок. О нём так и надо думать. Это чудовище. Он только и ждёт нашей ошибки, чтобы сожрать. Он почти такой же ублюдок, как демократы. Но президент Дьюи победил демократов, значит и мы справимся. Теперь обойдите людей и проверьте костюмы. Рукава раскатаны, никакой открытой кожи. Британцы с их штанишками и рубашками с короткими рукавами сильно страдают от ожогов. Даже слой ткани сохранит вас. Как только закончите, мы будем наготове.

Мотопомпа пыхтела, рукава подрагивали на обрезе люка. Два матроса схватили штурвал, разомкнули запоры и распахнули створку. Конечно же, вспыхнул пламенный шар, но те, кого он мог захватить, были защищены, а те, кому он мог навредить, отошли. Когда шар схлопнулся, они рванулись вперёд, чтобы охладить отсек и не допустить повторной вспышки со свежим воздухом. Сражение с огнём началось.



Франция, Дижон. Главная база JG.26 «Шлагетер»



Майор Шуман прошёл к последней из длинной линии новых могил и отдал честь. Как и предполагал унтер-офицер Дик, Хильду похоронили с пилотами. Компания получилась большая. JG.26 перестала существовать как боеспособная авиагруппа, пока не получит пополнение и новые самолёты. В первой и второй эскадрильях сейчас могло набраться вряд ли больше шести «Хейнкелей». Через некоторое время к ним можно добавить «Готу». Дик сказал, что получилось собрать достаточно частей от разбитых, чтобы отремонтировать его «Зелёный 8». В третьей остался всего один Ta-152C. Только в четвёртой на запасном аэродроме в Понтайе осталось что-то рабочее. Девять BV-155C[40]. Всего построили тридцать длиннокрылых высотных перехватчиков, и почти вся эта сила была сведена на нет авариями и потерями. Кстати, о «Восьмом»…

Перед ним появился оберст Харманн, командующий четвёртой эскадрильи.

— Майор Шуман, как я понимаю, ваша «Летучая мышь» скоро снова встанет на крыло. Мне пришёл приказ о вашем переводе к нам. Прочие остатки авиагруппы отправляются на перегруппирование в Германию, как новая часть. Мы слышали о вас, майор, и с гордостью примем к себе.

Харманн осмотрел разрушенный аэродром, все ещё окутанный дымом, зловонным от догоравшего напалма, взрывчатки и гари. Лучше не думать об этом.

— Если вас это чем-то утешит, уже есть сведения, что KG.40 сегодня утром поразила американский авианосец. Как только ваша машина будет исправна, присоединяйтесь к нам. Берите столько наземного персонала, сколько требуется.



Бискайский залив, авианосец «Киттихок», дежурное помещение авиакрыла



Адмирал Теодор гневно зыркал на трёх молодых офицеров, вытянувшихся перед ним. По правде говоря, он проявлял невероятное самообладание. Сам того не зная, адмирал удивительно походил на печально известного капитана Роберта Корбетта Бичевателя[41], ужаса Вест-Индии в XVIII веке. Окажись тот внезапно в 1947-м, определённо был бы как дома в такой обстановке.

— Объяснитесь, господа.

Троица переминалась с ноги на ногу и переглядывалась, пока один из них не взял на себя инициативу. Это несколько добавило ему очков в глазах Теодора.

— Сэр, всё было так. Группа F2G возвращалась с налёта. Один из них, «Головорез», был подбит. Повредили маслорадиатор, масло стало вытекать. Вы знаете, что там у всех «Корсаров» слабое место. Так или иначе, пилот знал, что до «Интрепида» ему не дотянуть, и нас отправили подобрать его. Примерно в двух милях от берега двигатель заклинило, ему пришлось садиться на вынужденную. Мы быстро посовещались и решили забрать его с суши. Два «Биркэта» расчистили нам путь, наша вертушка нашла пилота и всё. В общем, ничего особенного, сэр.

— Лейтенант Арчин… Мне хотелось бы напомнить вам, что вертолёты, которые у нас есть на борту, медленные и уязвимые. Немецкая счетверённая 20-мм зенитка снесёт его почти мгновенно. А новая спаренная 30-мм сделает это ещё быстрее. Таким образом, пересекая побережье, вы рискнули собственными жизнями, жизнями экипажа вертолета и жизнью пилота, которого вы пытались спасти. У нас есть команда «котиков», которая не занимается ничем другим, кроме высадки на берег и спасения людей. Именно поэтому вертолётам настрого запрещено приблизиться к побережью, не говоря уже о залетать туда.

— Со всем уважением, сэр, никак нет.

— Что?! — в этот миг те, кто отрицал возможность перевоплощения, были бы глубоко потрясены. Из подсознания адмирала Теодора всплыли кадры всевозможных телесных наказаний: килевание, заковывание в колодки, удушение, высадка на необитаемый остров и так далее. Во всех случаях у жертвы было лицо лейтенанта Арчина.

— Вы хотите сказать, что для вас не существует приказов? — вопрос прозвучал подобно мягкому шипению стилета, извлекаемого из ножен.

— Не совсем, сэр. Приказы, если так можно сказать, весьма предусмотрительны. «Вертолёт не должен приближаться или залетать на защищённое побережье». Но это побережье не было защищённым, сэр. Оно было совершенно доступным. Таким образом, приказ не подходил к обстановке.

— Оно было доступным, потому что вы уничтожили зенитки. И, могу добавить, оба ваших «Биркэта» по ходу дела потрепало.

— Так точно, сэр. Но мы были обязаны ответить огнём на обстрел зениток. Инструкции не просто позволяют, а требуют устранить угрозу нам и другому самолету поблизости. Мы так и сделали. Устранили угрозу, никаких зениток не осталось.

— Но если бы вы не нарушили приказ, приблизившись к побережью, они не стреляли бы в вас!

— Но, сэр, тогда они обстреляли бы вертолет, а как вы верно заметили, HO-3 не переносит повреждений.

Адмиралу показалось, что его затягивает в плывун. К счастью, в дверь постучали. Примчался посыльный от связистов, с сообщением. Теодор прочитал радиограмму, и внутри у него всё похолодело. Его лицо, должно быть, выдало чувства настолько, что лейтенант Арчин подошёл ближе. Адмирал видел своё лицо в зеркале, оно стало серо-белым.

— Сэр, вам нехорошо? Что-то не так?

— Это от TG57.2. Около часа назад их группа подверглась нападению немецких бомбардировщиков. «Шайло» подбит и там пожар. Нам приказали увеличить ход, чтобы присоединиться к ним. Наши вертолёты могут помочь в тушении и спасательных операциях.

В дежурке повисла тишина. Начиная с пожара на «Энтерпрайзе» в самом начале войны, огонь был самым большим страхом американских авианосцев. «Энтерпрайз» затонул вместе с немногими оставшимися в живых после того, как подводная лодка выпустила в него четыре торпеды.

— Что же, господа, теперь у нас есть более важные задачи. Считайте, что вам повезло. Командир 214-го дивизиона морской пехоты, некий Бойингтон, просил вас наградить. И, лейтенант.

— Сэр?

— У лейтенантов, которые склонны к мелким придиркам и крючкотворству, впереди долгая карьера.

— Так точно, сэр!

— Итак, лейтенанты. Идите к своему самолёту и проверьте его готовность. Зачем, узнаем позже. Свободны.

Адмирал Теодор вышел на крыло мостика. Отсюда было видно всю его оперативную группу. Собственно авианосец, два крейсера класса «Атланта» и шесть эсминцев «Флетчер». Небольшая группа, но любимая команда. Он знал, что сейчас закладывается основа для чего-то очень важного, чего-то намного большего, чем просто спасение пилотов. Насколько он знал историю военно-морского флота, до сих пор никто не формировал подобные группы боевых кораблей — изначально предназначенные для поиска и спасения оставшихся в живых.

Он видел, как набирают ход крейсера, как под ногами завибрировала палуба. «Киттихок» на испытаниях выдал тридцать два узла. И если пожар на «Шайло» столь же силён, как на «Энтерпрайзе», потребуется каждый из этих узлов. Адмирал осматривал горизонт, ожидая увидеть шапку чёрного дыма. Вместо этого он заметил нечто невиданное за все двадцать лет в море. Странное, сгущающееся белое облако тянулось у нему на большой высоте. Облако состояло из сотен широких лент, ползущих по небу от одного края горизонта к другому, прямо у него над головой. Сам не зная почему, он ощутил пугающее чувство неуверенности, как будто кто-то открыл двери ада, и это была первая волна, вырвавшаяся оттуда.

— Воздушная цель, сэр. Одиночный самолёт, приближается. Всплеск.

На палубе уже взлетали четыре «Биркэта», в то время как пара вертолётов HO-3 раскручивали винты. Они прибыли на место падения ещё до того, как подбитый самолёт утонул. Наверняка у него хороший экипаж. Возможно, тот самоуверенный лейтенант прав. В конце концов, обычай спасения несмотря ни на что может стать доброй традицией. Береговая охрана уже прошла этот путь. Теодор снова посмотрел на зловещее облако, ползущее по небу, и слегка вздрогнул. В мире что-то вот-вот должно было измениться.



ГЛАВА ШЕСТЬ. СУДЬБА НА ВОЛОСКЕ



Бискайский залив, «Арадо-234C» «Красный-2»



Лейтенант Вийнан понимал, что его удаче рано или поздно должен был прийти конец. Три года полётов на бомбардировщике для поддержки фронтовых частей всё-таки исчерпали её. Двигатели отказали — два разбиты вдребезги, два других отказали в неравной борьбе. Даже без тяги его «Арадо» был хорошим планером, но планеры летят в основном вниз. Шанса дотянуть до побережья не было. Катапульта вышла из строя. Он попытался выпрыгнуть сам, но эвакуационный люк наверху фюзеляжа заклинило. Рули едва отзывались. У него получилось чуть-чуть приподнять нос перед касанием. Что это даст, он ещё не знал, но скоро узнает. Море стремительно приближалось. Обе ноги на педали, ручку на себя… нос пошёл вверх. Отвратительный, выворачивающий внутренности удар, когда «Арадо» вспорол волну и заскакал по воде. Самолёт как будто били гигантскими дубинками. Наступила тишина. Бомбардировщик остановился и начал медленно тонуть. Носовое остекление осталось целым, но вода проникала через пробоины в днище, а воздух уходил через пробоины сверху.

Затем самолёт сотрясся от надвигающегося рёва и грохота над головой. Четыре тёмно-синих «Груммана» строем фронта. Чёртовы истребители наверняка хотят заявить его как сбитого. Вийнан продолжал дёргать ручку аварийного выхода, но она как будто примёрзла. «Арадо» задрожал. Над ним зависли два вертолёта амеров. Он никогда не видел их, но уже был наслышан. Послышалось два громких всплеск. Бомбы? Это было бы нелепо. В наполовину погрузившийся фонарь постучали два пловца в чёрных резиновых костюмах. Вийнан понял, что всплески были от них, а не от бомб. Один нетерпеливо и доходчиво махнул рукой: «Уберись от люка». Потом направил на остекление какой-то инструмент, и оно полностью осыпалось. Теперь «Арадо» стал быстро тонуть, но пловцы резво подхватили лейтенанта под руки и вытащили его.

Затем бешеная буксировка по морю. Сквозь брызги и шум Вийнан видел один из вертолётов, который тащил всех их троих в сторону от тонущего самолёта. Кем бы ни были эти парни, они знали, что делать. Потом картинка сошлась. Он слышал, что амеры создали службу для спасения севших на воду пилотов. Они приняли меня за своего? Попытавшись повернуться, он увидел ствол пистолета, прижатый к правому уху. Однако нет. Бултыхаясь в Северной Атлантике с пловцом ВМС США, который одной рукой держал его, а другой Кольт М1911 возле его уху, лейтенант решил, что самое время просто отдаться на волю потока.

Впрочем, долго они не проплавали. Первый вертолет сбросил трос и исчез. Подлетел другой, с широким поясом на конце троса. Второй пловец поймал его и потянул к ним. Вийнан рассмотрел эмблему на чёрном костюме — мультяшный морской котик, балансирующий с земным шаром на носу. И нашивка с именем: Джефф Томас. Джефф застегнул воротник на шее лейтенанта, обернул через подмышки и отплыл, сделав какой-то жест руками. Вийнана выдернуло из воды как морковку из грядки. Лебёдка на вертолёте — действительно всё с умом! Он вскарабкался на люк, и к нему протянулись сильные руки, чтобы втянуть внутрь. Ещё две тёмные фигуры с тюленями на эмблемах. Один расстегнул страховку, другой уткнул устрашающий пистолет-пулемёт прямо в его именную нашивку. Подумав, Вийнан решил, что никогда не представлял, насколько это много — 45-й калибр.

Он видел, как другой вертолет подцепил своей лебёдкой пловцов, потом море внезапно повернулось и они полетели. Снова рядом проревели «Биркэты». Совместная операция. Самолёты нашли его и навели спасателей. Люфтваффе никогда не встречали много «Биркэтов», этот тип выпускался ограниченно, так как реактивные были лучшими перехватчиками, а «Гудьиры» несли большую нагрузку и обладали большей дальностью. Они приблизились к четырёхтрубному американскому авианосцу, развернулись и сели. Участок палубы поехал вниз. Вийнан догадался — они сели сразу на подъёмник.

Ангар был переполнен «Биркэтами» и вертолётами. И людьми, которые вышли посмотреть на пленного немца. И ещё четверо «тюленей» с пистолетами-пулемётами. Лейтенанта приняли и быстро провели по ангару.

— Отправьте его в изолятор, а потом посадите в бриг, — сказал чей-то голос. Изолятор ещё имеет смысл, но что такое бриг? Пробираясь через хаос ангарной палубы, Вийнан сравнивал его с ремонтной мастерской Люфтваффе. Там все работали систематически и спокойно, выполняя всё по инструкции. Здесь люди вопили и орали друг на друга. На каком-то «Груммане» не садился на место обтекатель. Немецкий механик терпеливо подогнал бы его по месту. Амер просто снял с пояса молоток и обстучал, пока деталь не влезла. А как они обращались с инструментами? В Люфтваффе точные инструменты считались за драгоценность, их передавали от одного человека к другому бережно. Никто не знал, сколько времени уйдёт на поиск нового, если этот сломается. Здесь же бригады просто перебрасывали их туда-сюда, будто играя.

Дальше его провели извилистым лабиринтом небольших, одинаковых коридоров. За очередным люком оказался сплошь белый отсек, с койками и человеком в белом халате. На нашивке была фамилия «Ганнинг». Должно быть, изолятор. Один из «котиков» сказал:

— Привет, док! Мы тут вам живого выловили на эксперименты.

Звучало это угрожающе. Он видел, как Ганнинг спокойно переговорил с ним и тот ушёл, а трое остались, разместившись по отсеку с оружием на виду. Доктор махнул рукой, очевидно указывая Вийнану сесть. Посветил ему в глаза, покрутил рукой вокруг головы. Лейтенант бился при посадках достаточно часто, чтобы понимать в чём дело. Проверка на сотрясение.

Вернулся четвёртый «котик», с подносом. Кружка настоящего кофе. И бутерброд. Горячий бутерброд с ветчиной. Свежеприготовленный. Осмелиться попробовать? Вийнан взвесил варианты и подумал, что риск того стоит. Ему и так нечего терять. Стараясь добиться наилучшего произношения, он посмотрел на «котика».

— Простите, у вас есть горчица?

Тот усмехнулся и показал на маленькие бумажные стаканчики с красным, жёлтым и белым содержимым.

— Кетчуп, майонез и горчица. Сливки и сахар для кофе.

Была даже маленькая деревянная ложечка. Вийнан решил, что нападать на четверых автоматчиков с одной только деревянной ложечкой он не станет. По крайней мере, пока не съест бутерброд. Свежий горячий бутерброд с ветчиной, горчицей и кружкой натурального заварного кофе. Внезапно он понял, что удача ему отнюдь не изменила.



Над Бискайским заливом, B-36H «Техасская леди»



— Хорошо выспался?

Дедмон сел в кресло первого пилота и кивнул. Раньше на B-36 были койки, и команда могла спать в настоящих постелях. Программа по снижению массы положила этому конец. Теперь сменным членам экипажа приходилось отдыхать в спальных мешках на кормовой палубе. Сейчас очередь майора Пико. А потом, во время самого налёта на Берлин, все три пилота будут бодрствовать. Надо было кое-что проверить прямо сейчас.

— Оперативная сводка?

— Держим курс согласно плана полёта, сэр. Над Бискайским заливом, на подходе к побережью Франции. Высота шестнадцать тысяч, скорость относительно земли 430 километров в час, расход топлива немного ниже обычного. Нам помогает лёгкий попутный ветер. Идём на поршневых, реактивные заглушены. Все системы работают. Даже странно, сэр, с момента взлёта не было ни единого отказа. «Куколка» и «Шестой пилот» в строю. Примерно через полчаса соберётся вся формация.

Это означало, что они сами себе создают завесу от радарного обнаружения. Каждая тройка летела тщательно рассчитанным звеном, неукоснительно выдерживая дистанцию. Каждый из шести двигателей должен работать на строго определённых значениях оборотов, немного отличающихся. В результате взаиморасположения самолётов и оборотов винтов создавался резонанс и паразитные боковые засветки в радарных импульсах, нащупывающих строй. Нельзя скрыть такой громадный самолёт, как B-36, но звено уже давало размытое пятно. А вся формация выглядела сплошным светящимся облаком вместо чёткого следа.

Капитан Моллинс, офицер РЭБ, уже прогревал своё оборудование в кормовой кабине. Постоянное присутствие на борту — размещение приборов и людей — стало возможно только после того, сняли всё лишнее вооружение. Летящий впереди RB-36 будет первым ловить импульсы вражеских радаров и передавать их характеристики на бомбардировщики. Капитан Моллинс мог подавлять до трёх выделенных частот, и два других самолёта тоже. То есть всё звено глушило сразу девять радарных каналов. Офицер же контролировал, чтобы это действительно было девять разных, а не один девять раз. Кроме того, на борту была резаная фольга, чтобы рассеивать импульсы. Также установка РЭБ могла глушить управление немецкими зенитными ракетами «Водопад». Они, в числе немногих видов оружия, могли достичь рабочих высот B-36. Их радиокомандная система наведения перебивалась до нелепости легко, но рисковать никто не хотел.

— Проходим над флотом, засекли их несколько минут назад. У них неприятности. Мы видели дым даже отсюда. Бомбардир посмотрел в оптику, говорит, что один корабль подбит. Но какой, неизвестно.

— Точно. Поднимаемся на шестнадцать триста. Предварительный сигнал ратьером на «Куколку» и «Шестого пилота». У меня обращение к экипажу.

Полковник Дедмон щелкнул переключателем внутренней трансляции. Перед вылетом каждому командиру корабля дали письмо для прочтения в определённое время. Вот оно и настало. Он откашлялся и начал.


«— Люди Стратегического Авиационного Командования! Сегодня мы и наши B-36 выступили в Великий Крестовый поход, к которому готовились много лет. Весь мир смотрит на вас. Надежды и молитвы свободолюбивых народов повсюду сопровождают вас. Вместе с нашими отважными союзниками и братьями по оружию на других фронтах вы уничтожите германскую военную машину, искорените нацистскую тиранию над угнетёнными народам Европы и принесёте безопасность всему свободному миру.

Наша задача была нелегка. Мы столкнулись с хорошо обученным, выкормленным, закалённым в боях врагом. Он сражался жестоко. Но сейчас 1947 год! С нацистских триумфов 1940-41-го прошло много времени. Воздушное наступление Соединенных Штатов и героические усилия наших русских союзников серьезно уменьшили силы Люфтваффе и их возможность наземных ударов. Наши тылы дали нам подавляющее превосходство в оружии и боеприпасах, и обеспечили большие резервы тренированных бойцов. Нам нужна только полная победа!

Но поражение нацистской Германии — лишь результат нашего Великого Крестового похода, не сам поход. В старину страны вступали в войну из-за страха перед поражением. Поражение означало крах нации, её культуры. Война была ужасом, которого избегали. Её вели из страха. Но более культурные и цивилизованные страны отошли от этого. Они стали вести войны как игры знати. Поражение в них становилось временной неудачей, победа — временным преимуществом. Проигравший властитель скажет, что проблема не решена, а результат сражения неважен. В итоге возник бесконечный цикл войн, где страдало простонародье, а ответственные за конфликты жили в роскоши и удобстве. Наша сегодняшняя задача — прервать этот порочный круг. Переложить страх и ужас войны на тех, кто думает о её разжигании. Сегодня мы дадим им понять, что если они начнут войну с США, они и их страны будут уничтожены. Полностью. С сего дня те, кто начнёт войну против нашей страны, узнают, бомбардировщики Стратегического Авиационного командования прилетят к ним. И что стратеги не отступают!

Удачи вам и высокого полёта! Попросим у всемогущего господа благословение во исполнение этого великого и благородного обета.


Кертис Эмерсон ЛеМэй».


Дедмон отпустил тангенту и несколько минут молчал. А потом снова нажал.

— Ну, ребята, давайте сделаем это.



Германия, Потсдам. Штаб командования Объединённой системы ПВО



Объединённая система ПВО. Название скатилось с языка фельдмаршала Херрика со звучным изяществом. Более того, Объединённая система ПВО Германии! Оригинальное творение, вдохновлённое прозрением немецких ученых, воплощённое добрыми немецкими инженерами и выполненное с мастерством, доступным только трудолюбивым немецким рабочим. Фельдмаршал гордился даже тем, что у него есть бутылка пива, переданная лично фюрером во время Пивного Путча 1923 года.

На самом деле замысел Объединённой системы ПВО занесло из Британии. После перемирия он побывал там и увидел систему, созданную командованием истребительной авиации Королевских ВВС. Пока большинство его коллег тратили время, споря над сравнительными достоинствами «Спитфайра» и Bf.109E, те кто поумнее изучали британскую радарную систему. К их удивлению, они обнаружили, что британские радары не только не лучше немецких, но во многом и хуже. Лишь Херрик и горстка других специалистов разглядели правду.

Британские радары проявили себя не потому, что они лучше. Просто британцы правильно использовали полученную информацию. Однажды, разглядывая взорванный Операционный Центр командования истребительной авиации, он понял две вещи. Первое — после проигрыша англичане могли быть чрезвычайно злобными и мстительными. Второе — значение имеет система в целом, а не оборудование, из которого она состоит. Неважно, лучше ли немецкие радары, или «Спитфайр» лучше чем Bf.109, или нет. Важна общая эффективность. Сумма элементов системы больше, чем любая из её частей. Если вся система хороша, это перевесит любые недостатки техники.

По возвращении Херрик начал продвигать свою доктрину всем, кто был готов его слушать. Тогда никто не полагал, что опасность бомбардировок может настичь Германию. Его вежливо проигнорировали. А потом в войну вступила Америка, направила свои силы в Россию и выставила на сцену B-29 как последнюю модель тяжелого бомбардировщика, способного самостоятельно прорвать вражескую оборону. Только тогда к фельдмаршалу прислушались. С его предложений сдули пыль, и вызвали на доклад к вождям. Как раз когда поступили сведения о первых B-29, севших на базы в России, замысел Херрика одобрили и профинансировали.

Основой ОСПВО стал местный центр управления. Один на каждый крупный города или группу городов поменьше. Они обеспечивали оборону своего района. Малокалиберные автоматические пушки против низколетящих самолётов, тяжелые зенитные орудия для угроз с большой высоты. Зенитные ракеты «Водопад» — после того как они встали на вооружение. И перехватчики ближнего радиуса, Me-163 и Me-263. Херрик без ложной скромности считал, что включить реактивные перехватчики в эту систему было гениальным решением. Они вписались идеально. В то время Геббельс агитировал за формирование Фольксштурма, ополченческой армии. Неизвестно, что должно было из этого получиться, но Херрик поддержал его предложением создать аналогичные части для Люфтваффе. Наберите пилотов старших возрастов, таких, кто слишком стар или травмирован для фронтовой работы, отправьте их домой. Пусть трудятся дома. Дайте им реактивные самолёты. Это сработало. Ветераны учились летать на хрупких бипланах и обращались с новорожденными «свистками» с должным уважением. И пусть Ме-163 получился очень аварийным, его развитие, Ме-263, летал намного лучше.

Местные центры управления передавали свои сведения на следующий уровень, в региональные центры. Те командовали истребительными группами, сначала FW.190 и Bf.109, позже основой воздушной обороны стали Ta-152C и «Хеншель». Наблюдения местных центров определяли направление вражеских налётов и соотношение сил, региональные могли поддерживать их истребителями. Таким образом, авиация и местные зенитные позиции объединялись. Наконец, главенствовал над всем головной центр управления, которому Херрик подчинил тяжёлые истребители под собственным командованием. Это был резерв на случай эскалации сражения, его можно было направить туда, где прямо сейчас есть надобность.

В первые годы это работало. Центры управления находились в надёжных бетонных бункерах. Радары и наблюдатели соединялись защищёнными наземными линиями связи, а вся система обеспечивалась заглублёнными магистралями. Любой местный центр управления мог быстро передать сообщение в региональный или головной и получить ответ за несколько минут. Связь была жизнью ОСПВО. Оказалось, что женщины намного лучше мужчин управляются с коммуникациями и в Люфтваффе объявили призыв, собирая девушек со всех концов страны для работы на коммутаторах. Херрик очень быстро оказался во главе необычной команды, почти целиком женской. Оказалось, что определенные навыки требуются на каждом уровне, и если способности, необходимые головному центру, нашлись у самой обаятельной и привлекательной из новичков… ну, у начальства свои привилегии.

ОСПВО действовала настолько хорошо, что произошло очевидное. Гиммлер попытался подмять её под себя. Херрик стал его ярым сторонником, указав всем, сколько власти это даст рейхсфюреру, сколько выгоды все получат от перехода в его структуру, и что возросшая мощь никогда не будет использована Гиммлером в собственных интересах. Насколько его советы и поддержка неоценимы для всех. Он столь красноречиво его поддерживал, что даже сейчас оставался в числе фаворитов вождя СС. Удивительно, но остальные чины партийной иерархии были убеждены, что включение ОСПВО вимперию Гиммлера идея бестолковая. И только Херрик дорожил тихими словами Герингом: «Превосходно, мой мальчик. С друзьями как вы, малышу Генриху не нужны враги».

Но потом всё пошло кувырком. Для начала, кампания в России поставила Рейх перед лицом бесконечных потерь. Первоначально в составе ОСПВО планировалось двадцать тысяч 88-мм зениток для защиты Германии. Все двадцать тысяч нашли свой конец на Восточном фронте в виде противотанковых орудий. Херрик не мог понять логики. Линия фронта в России была сейчас в четыре раза длиннее, чем в начале «Барбароссы». Объединённых силы русской и американской армий хватало, чтобы её удерживать. Немцы себе такого позволить не могли. Они были вынуждены полагаться на защиту ключевых пунктов и стремительный манёвр подвижными силами.

Херрик благодарил бога, что стратегических бомбардировок Германии не случилось в 1942 или 1943. Если бы «восемь-восемь» не перебазировали на Восток, русские сейчас хозяйничали бы Берлине. Часть потерь восполнили с флота. Уцелевшие корабли и подводные лодки разоружили, а производственные мощности направили на выпуск зениток. 130-мм морские орудия были слишком громоздки для противотанковых, и для них нашлось дело в ОСПВО.

Налёт B-29 стал катастрофой. Для американцев. Херрик ухмылялся. Его система работала отлично. Бомбардировщики сыпались с небес, как он и ожидал. Не ожидал он другого — что они будут валить свой груз куда попало, практически наугад. Ведомство Геббельса растрезвонило, что ценой половинных потерь уничтожили амбар какого-то деда, и на этот почти не соврало. Амеры недолго упорствовали, а затем бросили это безнадёжное занятие. Они не могли лететь на низкой или средней высоте, и не могли ни во что попасть с большой. Угроза стратегических бомбардировок миновала, и приоритет ОСПВО упал почти до нуля.

Авианосцы терзали Францию и Британию — и малокалиберные автоматические пушки отправили туда. Производственная мощь Германии была намного выше, чем кто-нибудь мог мечтать в тридцатые годы, но приходилось учитывать военные потери. Лучшие и самые современные истребители направлялись на фронт, ОСПВО получала старое, устаревшее, изношенное и экспериментальное. Расход топлива был таков, что Германия едва-едва поддерживала текущие потребности. Почти весь драгоценный керосин уходил на Русский фронт. Большинство его истребителей оставалось поршневыми, реактивных была всего одна эскадрилья. Херрик мысленно покачал головой. В его коллекции уродцев оказалось больше четырёхмоторных истребителей, чем реактивных. Четырёхмоторных истребителей! Хотя вероятно, для кого-то это имело смысл.

В середине 1944 был всплеск интереса к постройке дальнего самолета, объединённого из двух одномоторных, соединённых центральным крылом. Дорьне развил эту идею до следующего шага, представив образец двухмоторного Do.335[42]. Получился неплохой истребитель. Фельдмаршал полагал, что это лучшая из тяжёлых машин, которыми он располагал. Но сделать дальний разведчик Do.335Z не получилось из-за постройки 335-й и 317-й модели как бомбардировщиков. В конце 1945 Юнкерс выкатил Ju.635[43]. Четыре «Даймлер-Бенца 603». На истребителе. Безумие. Планировался экипаж из трёх человек: пилот и радист в левом фюзеляже, и второй пилот в правом. Без вооружения, само собой, всё-таки это был дальний разведчик, и весь вес отдавался для запаса топлива и скорости.

Постройку отменили, но саму разработку предложили Херрику. Никаких критически важных узлов Ju.635 не использовал, и его можно было собрать даже тогда, когда ничего лучше построить нельзя. Самолёт немного перекомпоновали, поставив в центральное крыло батарею 30-мм пушек. Раньше, в 1944, группа инженеров придумала управляемую по проводам ракету «воздух-воздух» Ruhrstahl/Kramer X-4. Весом и габаритами она получилась со 100-кг бомбу и мало подходила для истребительных схваток. Однако для ограниченного выпуска хватило политического влияния Херрика, и теперь каждый Ju.635 нёс три таких. Один пилот управлял самолётом, второй ракетами. Таких тяжёлых перехватчиков уже набралось шестьдесят и строились ещё. Двадцать килограммов взрывчатки можно было доставить почти на четыре километра. Это предвосхищало новые способы ведения воздушного боя.

Однако было и разочарование — ракеты «Водопад». Планировалось создать целые батареи у каждого местного центра управления, суммарно почти две сотни. Первая позиция должна была быть устроена в ноябре 1945, при выпуске девятисот ракет в месяц к марту 1946. Россия покончила с этими планами. Производственные мощности требовались для выпуска ракет A-4, Восточный фронт поглощал их в огромных количествах. Та же судьба постигла все остальные проекты зенитно-ракетных систем. Требовались самолёты непосредственной поддержки и истребители для их защиты. Схватки редко выходили за предел тысячи метров или чуть выше. На Западе американские налёты с авианосцев тоже проходили на малой высоте. Ракеты, способные достичь почти двадцати тысяч, просто не требовались. Получилось обустроить всего несколько батарей, в основном в Руре, но всё же система была слабой тенью запланированного.

Фельдмаршал Херрик с гордостью оглядел свой головной центр управления. У него не получилось собрать всё лучшее из того, что можно было и что он хотел. Но он создал лучшую систему ПВО в мире — единственную интегрированную систему в мире! Если американцы прилетят, его истребители и зенитки свалят их. Он ждёт.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», боевой информационный центр



— Мы пробрались туда, сэр.

Капитан Мэдрик наконец-то услышал желанную новость. Пожар длился уже почти час, но его удалось остановить. Похоже, «Шайло» выживет. Давление в гидросистеме, повреждённой попаданием одной из немецких бомб, начало расти. Аварийная бригада нашла поломку и вручную запустила систему. Теперь у пожарных команд, хотя бы у некоторых, была вода. Правда, одновременно обнаруживалось больше очагов. Одна из бригад нашла небольшой ползучий пожар в трубопроводе авиационного бензина. Его подавили углекислотными огнетушителями и водяными распылителями. Особенных успехов добилась аварийная бригада, как-то раздобывшая передвижную мотопомпу. Они доставили её прямо к очагу и применили для подавления пламени, уже отвоевали несколько отсеков и сейчас занимались следующим.

Тем не менее, повсюду случались странности. По всему кораблю то и дело случались перебои электропитания, приходилось постоянно переключать цепи на резервные источники. Автоматизированная система обнаружения пожара всё время давала ложные тревоги, докладывая о возгораниях там, где их нет. Требовалось проверить каждый сигнал, что отрывало людей от тушения главного очага. Потом снова чудила энергосистема, броски напряжения выбивали оборудование. Добавляли забот вспомогательные дизельные генераторы. Один подтопило, а другой пришлось оставить, так как густой чёрный дым грозил удушить расчёт. Однако положительные моменты всё же перевешивали.

Систему подачи авиатоплива перекрыли, продули и заглушили. Это было хорошо, так как неполадки с системой обнаружения огня затрагивали те же области: в центральном посту постоянно звякали тревоги, и приходилось отправлять бригаду то туда, то сюда. Кроме того, задымлённые отсеки полностью эвакуировали и людей оттуда направили в противопожарные команды.

Адмирал находился на мостике. Он поднялся сюда несколько минут назад и спросил, не хочет ли Мэдрик сбавить ход. Капитан тогда отказался. Он был уверен, что столб дыма сейчас виден прямо с берега. Если бы немцы знали, что здесь повреждённый авианосец, то уже заявились бы добить его, без оглядки на потери. Вполне можно было поддерживать двадцать четыре узла. Но сейчас сложилось равновесие. Скорость удерживала пламя на корме, подальше от выведенных на нос людей, но одновременно раздувала его. Бомбы, пробившие ангарную палубу, не нанесли больших повреждений. Однако и их надо было устранять. Пострадавших матросов принимали в лазарете, развёрнутом в носовой части ангара. Пора узнать, как там обстановка.

— Есть что-нибудь от Хоуарта?

— Несколько минут назад он передал, что основные потери вызваны дымом от пожара, водой и электричеством. Сэр, он сказал, что у них много пострадавших, и были некоторые сложности.

— Звучит так, будто у него практически всё в порядке.

— Со всем уважением, нет, сэр. Не забывайте, что Стеннис прикомандирован на время с Королевского флота. Он британец. Когда он говорит «некоторые сложности», то подразумевает чертовские большие сложности. Я бы посоветовал как можно быстрее эвакуировать лазарет.

— Почему англичане не могут говорить на английском языке так же понятно, как и мы? Передайте, чтобы Стеннис подготовил своих пациентов к передаче на «Самоа». Они скоро подойдут для помощи в тушении. «Киттихок» и его поисково-спасательная группа уже в пути, там плавгоспиталь, места на всех хватит. Да, и скажите ему, что раз он попал в ВМС США, то будет просто доком Стеннисом.

Мэдрик вернулся в центральный пост. Воздух становился вязким и горячим, в нём была та же самая взвесь, что час назад.

— Кормовое машинное, доложите обстановку.

— Отказала линия высокого давления номер три, сэр. Это была главная неисправность. Пришлось её отсечь. Потеря мощности затрудняет вентиляцию, температура растёт. Кроме того, есть задымление. Не настолько сильное, чтобы эвакуироваться, но если не сможем восстановить тягу, придётся уходить.

Это примирило его с неизбежным. Мэдрик включил связь с адмиральским мостиком.

— Адмирал Ньюман, сэр? Полагаю, ситуация на борту вынуждает сбросить ход. Пусть оперативная группа уменьшит скорость до восемнадцати узлов. Я приказал, чтобы док Стеннис подготовил раненых к перевозке на «Самоа». Пожары остановлены и отступают. Сейчас мы устраняем затопления и перебои с электрикой. Распространение огня между палубами прекратилось. Прямо сейчас «Самоа» начал проливку. Освобождаем и осушаем отсеки по мере необходимости. Самолёты выпускать и принимать не можем, но на плаву точно удержимся.



Франция, Дижон. Заброшенная база JG.26 «Шлагетер»



— Герр майор, через шесть-восемь часов мы сможем привести вашу «Восьмёрку» в порядок. Нам удалось сохранить весь набор левого крыла с «Тройки», а ремонт хвоста уже заканчивается.

— Спасибо, Дик. Нам потребуется столько запчастей и помощников, сколько получится собрать. Обыщите базу, отыщите всё что может пригодиться, и погрузите на всё, что может ездить. Переезжаем в Понтайе.

Шуман давным-давно научился доверять унтерам, чтобы не беспокоиться о выполнении поставленной задачи.

— Скоро сюда приедет трудовой отряд, попытаются восстановить аэродром. Не надо им ничего оставлять. Как только мой самолёт будет готов, я перелечу к в Понтайе.

Майор оглядел разрушенную авиабазу. Она была его домом всё то время, как он покинул Россию. Очень хорошим домом, по сравнению с Восточным фронтом. Теперь амеры разбомбили и сожгли его. Он покачал головой. Пора уходить.



16500 м над Францией, B-36H «Техасская леди»



— Замолкни, пожалуйста. И это приказ.

Майор Пико больше часа доводил весь экипаж в кабине, насвистывая «Когда вернётся Джон домой»[44]. В конце концов Дедмон не выдержал.

— Простите, сэр. Просто мелодия показалось подходящей моменту.

— Ты очень хорошо подойдёшь к бомбе. Посажу верхом и сброшу. Если хочешь послушать музыку, связист может подобрать волну. Коннорман, есть что-нибудь интересное?

— Можно включить пражское «Солдатское радио», сэр. Или Франкфурт, но после того как туда доберётся «Дитя Бимини», они выпадут из эфира. Здесь не очень хороший приём. Я найду лучшую музыкальную станцию, какую получится, и включу её.

Полковник расслабился. До сих пор рейд был настоящим отдыхом. «Техасская леди» летела сама, даже расход масла получался намного ниже расчётного. Сейчас работали все шесть поршневых двигателей, и реактивные включили, чтобы набрать текущую высоту. Немного выше, чем по плану полёта, но командиры могли решать сами в весьма широком диапазоне. Огромный строй бомбардировщиков САК растянулся широким фронтом. У каждой группы самолётов была своя цель, и чем дальше она лежала, тем сильнее отрывались звенья. «Техасская леди», объект которой находился в числе самых дальних, шла почти впереди всех. Вместе с нею держались те, кто летел на Дрезден, Данциг, Кёнигсберг, Штеттин, Бреслау, Шверин и некоторые другие города. Вели их RB-36, стратегические разведчики. Они вскрывали вражескую воздушную оборону, определяли частоты радаров, уточняли погоду и ветер над целями. Налёты B-29 оказались провальными в том числе и потому, что сброс с десяти тысяч давал слишком сильный разлёт из-за ветров на разных высотах. B-36 будут бомбить с шестнадцати с половиной и выше. Решением стал сбор свежих данных о воздушных течениях и передача этих сведений на бомбардировщики, чтобы настроить радарную систему сброса. Это было проверено в долгих учебных полётах и доведено до того, что B-36 мог точнее попасть отсюда, используя только радар, чем B-17 по оптическому «Нордену» с семи тысяч.

Конечно, с нагрузкой «Техасской леди» это не имело особенного значения. Все четыре изделия М-III были поставлены на боевой взвод и сработают на высоте семьсот метров, что бы ни случилось. Даже если их собьют. Самое главное, ни одна тайна врагу не достанется. Дедмон покачал головой. Четыре заряда примерно по тридцать пять килотонн. Он не мог представить такого взрыва. А Берлину предназначено двенадцать!

На большинство немецких городов упадёт одна или две бомбы, только Берлин и Мюнхен удостоились особого решения. Генерал ЛеМэй решил разгрузить американский ядерный арсенал, приготовив более двухсот бомб. Итог трёх лет производства. В основном М-III, но некоторые несли более старые модели «1561» М-I. Это веселило Дедмона. Он знал, что немцы разочаровались в разработке ядерного оружия, сочтя в 1943 году, что оно технически невозможно. Тем не менее, США нашли иной путь и сделали «невозможную» бомбу. Ходили слухи о третьем способе, с ещё более мощным результатом. С ним все существующие проекты разом устареют. Нечто превосходное. Нечто такое, что исчисляется в миллионах, а не тысячах тонн. Если эти слухи верны, любому городу хватит всего одного заряда.

Как и самому самолёту. Даже сброс нынешних изделий был опасным делом. После него придутся уходить на полном газу и поршневых и реактивных двигателей, и их всё равно достанет. Из-за сочетания размеров и общей предельности конструкции особенно был уязвим хвост. САК потребуется что-то получше, если проект воплотят. Однако сейчас имелись только B-36. По правде говоря, полковник любил свою птичку. Было что-то в этом самолёте, трогающее сердца всех, кто с ними работал. Дедмон знал, что «Техасская леди» в этом отношении выше прочих. Кроме его экипажа, больше никто на ней не летал, и вряд ли будет.

Он знал, что команды RB-36 чувствуют то же самое. Их машины летали выше и быстрее бомбардировщиков, и сейчас подходили к границам Германии на высоте свыше восемнадцати тысяч метров. В отличие от экипажей бомбардировщиков, все двадцать два человека команды RB-36 была в скафандрах — на тот случай, если обстрел повредит герметичные отсеки фюзеляжа. К тому же они летели одни, без поддержки ведомых. Полковник слышал, что по крайней мере один RB-36 добрался до невероятных двадцати километров. Это же почти космос.

— Сэр, это Дирк. Наши датчики уловили излучение поисковых радаров. Идентифицированы как станции типа «Мамонт». Работают в 2.5-метровом диапазоне. Сигналы слишком разбросаны, чтобы определить азимут, но я думаю, что мы подходим к внешнему краю немецкой сети РЛС ПВО. «Мамонт» имеет дальность примерно в триста шестьдесят километров для целей с высотой восемь-девять километров, но против нас? Так высоко? Это что-то новенькое. «Вороны», летящие впереди, докладывают о «Мамонтах» и «Водяных», последние работают в диапазоне 1.2, 1.9 и 2.4 метра. Ни мы, ни «Вороны» не засекли определители высоты. Я предполагаю, что они таятся для одного шокирующего удара, когда получат точное подтверждение контакта. Мне надо задействовать контрмеры, или пока полагаемся на удержание строя и режим двигателей?

Дедмон на мгновение задумался. До цели ещё было далеко.

— Погоди пока, Дирк. Сохраним столько козырей в рукавах, сколько сможем.



Нью-Дели, офис сэра Мартина Шарпа, британского королевского наместника в Индии



Сэр Шарп считал, что смерть Ганди стала невероятной удачей. Он был добродушным человеком, никому не желающим зла, но удачу мог распознать сразу. Новость о трагической смерти Махатмы Ганди в ДТП распространились по Индии как пожар. Антибританские агитаторы пытались утверждать, что его убили британские подсылы, но только выставили себя идиотами. Слишком много свидетелей, слишком много сторонников и независимых наблюдателей, которые видели японский посольский лимузин, летевший вниз по улице на опасной скорости. Слишком многие видели, как Ганди выскочил на дорогу и побежал сломя голову. Шофёр посольства со всей очевидностью был в дымину пьян. Полиция взяла его под стражу, потребовалось пять здоровенных констеблей-сикхов, чтобы спасти его от разъярённой толпы.

Японцы, разумеется, отрицали всё и требовали освобождения их водителя. Они даже придумали забавную байку об угнанной машине, похищенном водителе, которого напоили силком, и таинственном «третьем», который на самом вёл автомобиль. Это было столь смехотворно, что даже японский уполномоченный в Нью-Дели, грустный маленький чиновник по имени Номура, с озвучил её со смущением. Попытка предъявить столь нелепые претензии ещё сильнее подогрела антияпонские настроения. В нескольких крупнейших городах случились беспорядки, в одних сожгли японский флаг, в других повесили куклу императора. Сэр Мартин решил, что водителя, к сожалению, всё-таки придётся передать японцам. В конце концов, дипломатическая неприкосновенность есть дипломатическая неприкосновенность. Всё-таки между странами сейчас мир, пусть и натянутый. К тому же это ещё больше накалит ненависть к Японии, что не может не радовать.

Да, это со всей ясностью трагическая случайность. Хотя однажды, чисто из любви к искусству, надо спросить у тайской принцессы, как она её устроила. Пусть и придётся подождать для этого много лет. Встреча с Неру прошла отлично. Он был разгневан смертью Ганди и японским отказом от ответственности. Наконец-то исчезнет преграда для планов сэра Мартина по развитию военной промышленность и сил обороны. Как и множество британских управленцев, которые всю жизнь провели в этой стране, Шарп попал под очарование Индии. Хотя он никому и никогда об этом не говорил, у него была мечта вновь вывести Индию на достойное место среди великих мировых народов. Объединить местные традиции с западными, отбросив устаревшее и оставив то, что нужно. Скорее всего, падении Британии и рывок Содружества за счёт собственных сил обернутся к добру. Без Ганди и его идиотских воззрений Индия действительно может стать сильной.

Следующая задача — устранить нелепицу с созданием независимого мусульманского государства на Севере. Пакистан? Правда? Что за чушь. Это станет залогом бесконечных религиозных войн между двумя странами. Ничего хорошего из этого не выйдет. Началось всё в 1906 году, когда была основана Исламская Лига. В 1930 они потребовали совершенно отдельную, чисто мусульманскую территорию. Даже название «Пакистан» не появилось на индийском субконтиненте, его выдумала в Англии группа изгнанников-мусульман, утверждая, что означает «Земля чистоты». А что тогда делать с Кашмиром? Кашмирцы не хотят становиться ни частью Индии, ни частью Пакистана. Ещё один повод для войны. Движущей силой исламской независимости был Мухаммад Джинна[45]. Шарп призадумался на мгновение, нет ли у японцев ещё одного пьяного шофёра? Он покачал головой. Одного несчастного случая достаточно.

К тому же требовалось привести в порядок правительственные структуры и экономику. Их надо передавать в руки индийцев — постепенно, чтобы не случилось краха. Сэр Мартин любил Индию, но не тешил себя иллюзиями о её способности сползать в ленивую летаргию. Но теперь она независима, ввиду падения Британии в 1940. Ему хватит времени, чтобы всё наладить, создать крепкую, устойчивую страну, способную стать мостом между Востоком и Западом. Это напомнило о ещё одном деле. Он позвонил секретарю и попросил её вызвать секретаря Кабинета. Как всегда, сэр Эрик Хаохоа явился всего через несколько минут.

— Сэр Эрик, я хочу посоветоваться с вами по поводу политических отношений. Как вам известно, мы намерены заключить с Таиландом торговое соглашение. Наши промтовары в обмен на их рис. Я хочу приложить к письму подарок нашей очаровательной принцессе. Вы ведь встречались с дамами. Что можно придумать подходящего? Духи? Картина? Или какая-нибудь древность?

— Зная её, сэр Мартин, я предложил пару двустволок Пердью[46] хорошей выделки.

— Отлично, сэр Эрик. Пожалуйста, займитесь этим немедленно. Ещё мне нужно проконсультироваться с вами по строительству новой верфи. Такой, на которой можно строить подводные лодки и торговые суда. И я хотел бы узнать ваше мнение насчёт предложения компании «Де Хэвилленд» о переносе сюда самолётостроительных мощностей. У нас нет технологий для создания реактивных машин, но кое-какие самолёты с мощными поршневыми двигателями отлично закроют наши потребности.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», адмиральский мостик



Адмирал Ньюман понял, что он не физик, едва поднявшись на ноги. А это был вопрос физики. Ударная волна распространяется в твёрдых, плотных структурах быстрее, чем в воздухе. И сотрясение надстройки подействовало раньше, чем долетела ударная волна. Не то чтобы от этого было много пользы — вылетевшие стёкла всё равно зацепили его по лбу и щеке. Если бы его не стряхнуло на палубу мгновением раньше, всё могло быть намного хуже. Но что, чёрт побери, произошло? В БИЦ должны знать. Чтобы установить связь, пришлось потрудиться, внутренние линии корабля работали всё хуже.

— Капитан Мэдрик, в чём дело? Что это за взрыв?

— Пока разбираемся, сэр. Я переключу вас на Хоуарта, БЧ-5. Все последние сведения у него.

— Адмирал Ньюман, сэр? Это Хоуарт. Пока не уверены в причине. У нас серьёзные трудности со связью, контакт со многими частями корабля потерян. Сэр, вас не затруднит помочь? Пожалуйста, опишите нам в точности, что вы видите с мостика.

— Нос, кажется, в полном порядке. Корма наоборот. Подъёмник выглядит так, будто его приподняли, а потом уронили. Платформа стоит неровно, искривлена и перекошена. Из шахты поднимается густой дым. Ещё больше выходит с боков ангара по корме. Полётная палуба в том месте выглядит вспученной.

— Вот это очень важно, сэр. Какого цвета дым?

— Дым в передней части подъёмника и в среднем сечении чёрный, очень чёрный, маслянистый. В задней тоже чёрный, но выглядит менее плотным и там много белого дыма.

Ньюман расслышал, как Хоуарт выругался.

— Всё так плохо?

— Очень плохо, сэр. Белый дым означает пожар на ангарной палубе, и теперь огонь может распространиться по подпалубному пространству. Распылители и система водяной завесы ещё не полностью готовы, нам нужно больше людей… пожалуйста, подождите немного, сэр… Вы и капитан должны это знать. Переключаю вас на главного механика Наджа, он во кормовом машинном отделении. Сейчас…

— Положение критическое, сэр. Взрыв сильно нам навредил. Машинное заполняется чёрным дымом, температура быстро растёт. Мы бы справились с этим, но есть два момента. Первый — быстро падает давление пара. Кормовая и средняя котельные правого борта тоже вынужденно снижают мощность, разделяя давление с носовым машинным отделением. Второй — нас топит. Горячая вода от тушения пожара стекает прямо на нас, и она действительно очень горячая. Обжигает. Освещение мерцает, и я ожидаю, что с минуты на минуту нас обесточит. Прошу разрешения покинуть отсек, сэр.

Капитан Мэдрик не колебался.

— Разрешаю. Задрайте машинное и уходите. Будем пока двигаться на переднем. Хоуарт, есть догадки, что случилось?

— Только предположение, сэр, может даже безосновательное. Думаю, одна из бомб, пробивших ангарную палубу, нанесла больше вреда, чем мы считали. Я думаю, она разорвала газопровод. Инертный газ вышел, и стали поступать пары авиационного бензина. Они собрались в кормовой части, у подъёмника. Там есть вытяжная система, отводящая пары за борт, но электросистема в той части корабля неисправна. Вентиляторы не включились, и в какой-то момент искра подожгла скопившиеся пары. Или что-то ещё, неважно. Взрыв произошёл в глубине корабля, и пошёл в подъёмник. Пламя, скорее всего, распространилось между палубами. И, сэр, если я прав, по правому борту, в непосредственной близости к очагу, находится кормовой погреб пятидюймовых снарядов. Его необходимо немедленно затопить.

— Выполняйте.

— Спасибо, сэр. Однако я хотел бы предложить нечто… выходящее за рамки.

— Слушаю вас.

— Сэр, у нас пожар на ангарной палубе, и огонь распространяется ниже. Если у нас не получится его остановить, сначала будет потерян БИЦ, следом носовое машинное отделение. Они не повреждены, в отличие от оборудования в кормовой части, но станут недоступны. Ниже ватерлинии всё пока в порядке. Однако если пожар не сдержать и случится новый взрыв, нам придётся оставить отсеки. Дым, жар, и перегретая вода от тушения. Нас просто затопит. Господин адмирал, пора подумать о переносе флага. Через некоторое время мы потеряем связь и ход.

Капитан Мэдрик вскинулся — предложение Хоуарта было действительно из ряда вон выходящим — но заставил себя успокоиться. Командир БЧ-5 просто делает свою работу и проявляет инициативу. И что хуже всего, он прав. Адмирал Ньюман сказал:

— Я подумаю об этом. Мы пока ещё не в худшем положении и надеюсь, до этого не дойдёт. Капитан Мэдрик, когда к нам подойдут «Киттихок» и его группа, я переберусь вместе с вами на «Самоа» и заберу оставшиеся авианосцы, чтобы продолжить рейд. На «Киттихоке» достаточно «Биркэтов», чтобы обеспечить вам воздушное прикрытие, но у нас ещё есть цели для ударов и объекты для поддержки. После разделения доложите адмиралу Теодору.

Адмирал Ньюман отвернулся от коммуникационной панели, постукивая по зубам карандашом. Глядя с надстройки на кормовую часть корабля, он видел вырывающийся оттуда дым. Чёрный, белый, всех промежуточных оттенков серого. Огонь ещё не показался, значит его до сих пор сдерживают. В основном. Иными словами, обстановка тяжёлая, усугублённая взрывом, но всё ещё можно спасти. Он положил карандаш на штурманский стол и рассеянно подхватил, когда тот покатился. Снова положил и осознал — «Шайло» кренится на правый борт.



Германия, Потсдам, штаб командования ОСПВО



— Герр фельдмаршал, поступил доклад из регионального центра Северной Рейн-Вестфалии. Они сообщают, что их дальние радары обнаружили чрезвычайно крупное формирование вражеских самолётов. Приближаются с запада на очень большой высоте.

Херрик нахмурился. Доклады должны быть точны и подробны. Численность, курс и надлежащие высотные данные.

— Скажите им, чтобы доложили по форме, — и на мгновение задумался. Возможно, это очередной рейд с авианосцев, или атмосферные аномалии. — И свяжитесь со станциями визуального наблюдения во Франции.

— Слушаюсь… Отвечают, что не могут сообщить точные сведения, герр фельдмаршал. Как будто радары не способны зацепиться за строй. Однако уверенно говорят, что численность огромная. Похоже на тень, которая накрывает большую часть Западной Франции. Край размытый, отражённый сигнал размывается. По их оценке высота больше десяти тысяч метров, скорость невелика, около 350 километров в час.

Херрик решил, что это налёт B-29. Амеры достаточно глупы, чтобы рискнуть ещё раз. Чтобы поразить цели Рурского района, им нужно базироваться на Азорских островах. Мозаика сложилась. Она рассчитывают, что постоянные налёты палубной авиации искоренили силы ПВО, и бомбардировщикам никто не помешает? Большая ошибка. Во Франции они нанесли большой урон, но ОСПВО осталась целёхонькой. Херрик начал отдавать приказы, приводя систему в состояние полной боеготовности. Она займётся делом, для которого создавалась, и его уверенность обретёт все основания.

— Оповестите все истребительные эскадрильи, подчинённые нашему центру. Передайте региональным центрам, чтобы они сообщили местным о том же самом.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», носовая часть ангарной палубы



«Медицинская сортировка». Мрачное название для мрачного дела. Разделение раненых на три категории. Лёгкие — с которыми справятся санитары и добровольцы. Док добрым словом помянул адмирала Ньюмана, настоявшего, чтобы каждый матрос оперативной группы имел хотя бы базовые знания первой помощи. А потом лично проверившего, что его приказ выполнен. В результате обстановка с лёгкоранеными была полностью управляема. Люди обрабатывали повреждения сульфаниламидом, накладывали перевязки и заботились о раненых не хуже настоящих специалистов. Тяжёлые — те, кто точно не выживет. Их обезболят и разместят в сторонке, чтобы спокойно отошли. Ими занимается капеллан Вестовер, проводя последние обряды, выслушивая и успокаивая. Он же будет готовить письма семьям. И промежуточная вторая категория — те, за кого можно побороться. Срочная полевая хирургия, которая поможет дотянуть до настоящего госпиталя. Граница между этими группами была весьма размытой. Кого-то из третьей можно спасти, но за время, потраченное на него, умрут три других. Таким образом, его оставляли умирать, чтобы шанс получили те трое.

Несмотря на попадание бомбы в кубрик экипажа, потери оказались не столь велики, как могло бы быть, подумал Стеннис. Пока насчитывалось сто двадцать погибших и сто девяносто восемь раненых. Плюс те, кого не смогли найти.

— Док, не тратьте на меня морфий без толку. Просто стукните по голове, — прошептал матрос из ангарной команды, с осколочными ранами живота. Безнадёжный. Стеннис посмотрел на него с притворной серьёзностью.

— Обойдёшься морфием. Сильнодействующий молоток мы бережём для тех, кому он на самом деле нужен. Всё будет в порядке, сынок.

Последние слова предназначались санитарам, говоря о третьей группе. Краем глаза Стеннис заметил капеллана. Вестовер обратил внимание на раненого и перешёл к нему. Он найдёт правильные слова. Казалось, не имеет значения, был парень католиком, протестантом, иудеем, да кем угодно, капеллан найдёт подход. Иногда док думал, что попадись даже православный пантеист из Внутренней Монголии[47], Вестовер будет знать, как его отпустить.

Этот моряк стал сто двадцать первым. Стали поступать пострадавшие при тушении пожаров в низах корабля. К счастью, весь лёгкие, пока в основном с перегревом, обезвоживанием, вывихами и растяжениями. У некоторых были мелкие ожоги, но ничего серьёзного. Стеннис знал, что американцы достигли высоких умений в борьбе с огнём. Он пересёк Атлантику на «Нельсоне»[48] во время Большого Спасения. «Родни» остался неповрежденным, но их линкор получил три торпеды с подводной лодки. В гавань Нью-Йорка он вполз, сидя в воде почти по палубу. Когда они проходили устье, корабельный оркестр играл «Когда ступают святые»[49], и их сопровождали пожарные буксиры. Док помнил то, чего не показала кинохроника — длинную череду мёртвых. Рубашки с короткими рукавами и шорты очень плохая защита от огня.

— Не беспокойтесь обо мне, док, всё в порядке. Помощь нужна Джо, — Стеннис посмотрел на моряка. Не то чтобы всё в порядке, но и ничего опасного.

— Санитар, позаботьтесь об нём, пожалуйста, — направление в первую группу.

Бруклинской военной верфи потребовались два года, чтобы отремонтировать «Нельсон». Теперь он ходил с канадским флотом, сопровождая конвои в Мурманск, вместе с «Родни» и тремя уцелевшими «Королевами»[50]. А сколько времени уйдёт, чтобы вернуть здоровье этим парням?

Первоочередной задачей было снятие шока и остановка серьёзных кровотечений. Наложение давящих повязок давало возможность дожить до хирургического стола. Санитары фиксировали переломы шинами. Сломанные кости обрабатывали большим количеством сульфаниламида и стягивали полосами распоротой формы. Почти всё по этой части было сделано, и можно переходить к следующему этапу — проникающим ранениям брюшной полости. Стеннис оборудовал под операционную ближайший отсек, всё-таки открытая палуба ангара не лучшее место для этого. Тем не менее, заботы множились. Взрыв в кормовой части забросил пламя на палубу, задымление становилось сильнее. Авианосец сбавлял ход, и пространство проветривалось всё хуже, с нижних палуб потянул дым. Передняя часть ангара скоро станет непригодной для обитания.

Надо готовить эвакуацию. Стеннису приказали переправлять пациентов и пункт первой помощи на «Самоа», но это было невозможно. Корабль стоял у борта, помогая заливать пожар, и повсюду лежала путаница шлангов и рукавов. План стал заведомо невыполнимым. К тому же док знал, что не сможет переместить многих раненых, не убив. Значит, надо придумать что-то новое…

Пожары бушевали в основном по правому борту, как раз там, где стоял «Самоа». Пусть крейсер «Фарго» подойдёт спереди и примет пункт первой помощи на левый борт, чтобы развернуть его на квартердеке. Стеннис мысленно поправился — на корме, там просторнее. Как только прибудет «Киттихок», передать на него наиболее тяжёлых. Там, как и на других поисково-спасательных авианосцах, работает настоящий плавгоспиталь. И вертолёты, которые могут снять жертвы прямо с Шило там.

После этого всё должно наладиться. Если «Фарго» сможет подойти впритык, если «Киттихок» успеет вовремя начать эвакуацию, тогда работа пойдёт как надо. Ангарная палуба останется для сортировки и первичной обработки, лазарет на «Фарго» и госпиталь на «Киттихоке». Но проклятый дым мог нарушить и этот план. Глаза Стенниса слезились, горло першило. Густая чёрная гарь сюда пока не добралась, но в воздухе висела едва различимая дымка, раздражающий глаза и глотку. Док решил найти этому объяснение. Как он нередко говорил любому, кто был готов выслушать, он доктор, а не моряк. Вон тот молодой мичман выглядел подходящим. Его доставили прямо от очага пожара, пострадавшего от высокой температуры и дыма. Лицо закопчённое, глаза красные, кожа со следами мелких ожогов, но он собирался вернуться к аварийной команде.

— Мичман… — Стеннис вытянул шею, чтобы прочитать нашивку, — мичман Пикеринг, я бы советовал вам подольше отдохнуть. Думаю, стоит посидеть на свежем воздухе.

— Спасибо, док, но если меня не будет слишком долго, наш старый мерз… ну, в общем, наш главстаршина, он снова обзовёт меня демократом. Представляете, он сказал, что подбившие нас бомбардировщики управлялись членами Национального демократического комитета. Хотя, по правде говоря, у вас тут не очень жарко.

— Вот об этом я и хотел спросить. Почему?

— Обычно огонь горит на воздухе, верно? Огонь нагревает его, горячий воздух уходит, со всех сторон подтягивается более холодный. Как в дымоходе. Но если процесс выходит из-под контроля, и скорость потока воздуха превышает определенную скорость, то пламя превращается в ураган. Это называется «огненная буря». Вам туда точно не захочется. Но у нас тут всё ещё хуже. Пожары нагревают воздух в глубине корабля, и ему некуда выходить. Поэтому там постоянно растёт температура, как в духовке. Горячий воздух создает давление, которое ищёт любой путь для выхода. К тому же огонь пожирает разные не очень хорошие вещи. Ракетное и реактивное топливо, авиационный бензин, компоненты для напалма, краски, смазки. При горении они выделяют яды. Там же рядом корабельные погреба. И это новый корабль, здесь много пластмасс, мы понятия не имеем, что там в итоге образуется. Как видите, некоторые ребята из аварийных команд надышались до отравления. Мой вам совет, док, если собираетесь остаться здесь, раздобудьте дыхательную маску. И не расставайтесь с ней надолго. А я пошёл, меня ждёт вздрю… инструктаж главстаршины.

Стеннис старательно спрятал усмешку. Если этот молодой мичман думает, что общество главстаршины неприятно, он просто понятия не имеет, каковы в этом отношении аналогичные чины Королевского флота. Главстаршина как жена, вы не цените то, что они для вас делают, пока не лишаетесь этого.



ГЛАВА СЕМЬ. КРАДУЩАЯСЯ СМЕРТЬ



Германия, Потсдам, штаб командования ОСПВО



— Герр фельдмаршал, поступают доклады из региональных центров.

Херрик выдохнул. Последние два часа он провёл на нервах. С того момента, как на тактических планшетах появились американские бомбардировщики, он пытался получить внятные сведения о размере группы, вероятных целях и курсах. Но «Мамонты» и «Водяные» выдавали на редкость нелепые показания. Операторы были уверены, что это не противодействие — картина складывалась такая, будто сами цели расплывались и ускользали. Низкочастотные радары дальнего действия говорили, что надвигается рейд, но не более того.

Фельдмаршал посмотрел в конец зала. На установленном там планшете отображались Франция и западная Германия. Одна из многих карт, выгравированных на больших листах прозрачного плексигласа. Их можно легко менять при необходимости. Несколько женщин отмечали с изнанки последние данные. Сочетание количества отметок и неточных данных превратили карту в облако, накрывающее большую часть Франции.

— Северная Рейн-Вестфалия работает вместе с «Вюрцбургом» и определителем высоты «Заимка». Также приходят доклады от наземных постов визуального наблюдения. Подтверждают многочисленные самолёты на большой высоте. Предположительно больше тысячи. Есть данные по высоте, герр фельдмаршал… Повторите, пожалуйста… благодарю. «Заимка» сообщает, что передний край рейда идёт почти на семнадцати тысячах. Основная часть немного ниже, между пятнадцатью и шестнадцатью.

Херрику показалось, что его пнули под дых. Истребители просто не могут забраться туда. Основой его сил были Ta-152C, способные подняться на двенадцать километров. В нескольких подразделениях имелись высотные Ta-152H, которые, использовав впрыск, могут запрыгнуть на четырнадцать. Но впрыск работал всего несколько минут, и когда он отключится, самолёт из-за своей массы станет мести себя хуже обычных моделей. Это был лучший перехватчик, который есть у региональных центров. Тяжёлые истребители штаба проигрывали им. Do-335 и Ta-154 с потолком в десять тысяч. А что насчёт ночников? He-219 забирается на двенадцать с половиной, в высотном варианте до четырнадцати. Намного ниже, чем летят американские бомбардировщики.

Американцы переосмыслили суть слова «высота». Они решили не прорываться через оборону, а перепрыгнуть её. Истребители сразу выбыли из игры. Он мог бы поднять Ta-152H на тот случай, если какой-нибудь из бомбардировщиков вдруг снизится, но кажется, местным центрам придётся как-то справляться самостоятельно. Один шанс всё же был. Его четырёхмоторные уродцы способны залезть только на тринадцать километров, но у них есть ракеты, которыми можно дотянуться ещё выше. Они кое-чего стоят, так пора их задействовать.

— Есть курс и скорость?

— Пока всё указывает в общем на восточное направление. Скоро относительно невелика, около трёхсот пятидесяти километров в час. Цель, кажется, Германия.

— Я вижу это, г… — Херрик одёрнул себя, чтобы не продолжить «глупая ты сука», — где именно в Германии?

— Герр фельдмаршал, похоже, строй разделяется. Наземные наблюдатели передают, что он состоит из множества звеньев по три машины. Каждое встаёт на какой-то свой курс. Кажется, целей очень много, и они расположены по всей стране.

Херрику поплохело. Подобный план налёта совершенно не имеет смысла. Он надеялся, что данные высокочастотных радаров помогут в обороне, но стало только хуже. Американцы исполняли обманный манёвр, раздёргивая оборонительные силы. А потом соберутся и ударят по настоящей цели. Они уверены, что высотная ПВО Германии малочисленна, а при таком подходе от неё не останется вообще никакого толка. Хорошая уловка, грамотная, не мог не признать он. Но распознав, ей можно противодействовать. Собрать Ju-635 и сосредоточить для отражения удара. Но где?

— Есть новости, герр фельдмаршал. Впереди строя, с заметным отрывом, идёт линия одиночных самолётов. Те самые, которые выше всех. За ними небольшие рассеянные группы, и следом основная масса бомбардировщиков.

Это прояснило обстановку. Первыми летят те, кто обнаружат и вскроют цель. Группы за ними сбросят свой груз первыми и сверят места попаданий с прицельными данными. И тогда главная сила учтёт поправку, чтобы положить бомбы более точно. Херрик не понимал, как американцы собираются поразить хоть что-то с предельной высоты. Теперь, очевидно, они нашли способ и предложили решение. Понятно только, что это не B-29. Ходили слухи не то о шести-, не то о десятимоторных машинах. Да какая разница, по обломкам будет понятно. И если сбить первых, рейд останется без наводчиков. Им снова придётся сыпать бомбы наугад. Теперь понятно, что делать дальше.

— Всем Ju-635 взлёт. Подъём на максимальную высоту. Наводите их на передовую линию. Приказ региональным центрам — выпускать истребители для перехвата подбитых, которые будут терять высоту. Местным центрам атаковать звенья корректировщиков ракетными перехватчиками.

Ме-263[51] может запросто выскочить на шестнадцать тысяч. Если рассеять наводчиков и вторую линию, весь налёт будет под угрозой. Любой местный центр, у которых есть «Водопады», должны атаковать передовую линию. Заявленный потолок ракет — восемнадцать километров, более чем достаточно. Пусть их немного, всего под двенадцать на один местный центр, но зато почти все они в Руре, прямо на пути надвигающихся бомбардировщиков.



Бискайский залив, авианосец «Геттисберг», каюта адмирала



Похоже, домой «Геттисберг» не пойдёт. Его собирались отправить на капремонт, чтобы наварить сплошной борт под полётной палубой от самого форштевня до начала ангара. Только что прибывший «Чанселлорсвилль» уже был достроен с новыми доработками, и они хорошо себя показали. Но подбитый«Шайло» в лучшем случае надолго встанет в док. Это означало, что адмирал Чарльз Скиммер со своим авианосцем должен остаться. А потом началось вот это.

Все знали, что «Великан» идёт полным ходом. Небо выглядело так, будто по нему провели гигантскими граблями. От одного края горизонта до другого протянулись инверсионные следы от B-36. Первая волна уже прошла, вторая быстро приближалась. И приказы на его столе касались именно её. Странные, необъяснимые приказы.

План налёта предполагал заход на большой высоте, чтобы бомбардировщики нельзя было перехватить. Но одна группа, нацеленная на Париж, будет лететь намного ниже остальных. Восемь тысяч это очень низко для B-36. Вот оперативной группе 57.3 и приказали обеспечить истребительное прикрытие. Сопровождение и подавление зенитного огня. План полёта расписан в приказах. Скиммер рассеянно проследил прокладку на карте. Курс пересекает Францию прямо южнее Парижа, потом изгибается сюда и… Это выглядело как-то знакомо. Адмирал присмотрелся. Неужели они думают об этом? Да не может быть? Или может?

Конечно, нет. Скиммер с трудом сдерживал смех. Как они, действительно, могли подумать о таком? Или не могли? Тем временем, подходило время для инструктажа. Форман был снаружи. Адмирал вызвал его.

— Как дела, Пол? Хорошо искупался?

Его спина всё ещё болела после катапультирования. На ангарной палубе стояла «Колымага», только что перекрашенная и переименованная в «Деву Мэриан II». Док признал его годным к полётам.

— Что скажешь на это, Пол? — адмирал пододвинул ему приказы и план полёта, наблюдая за реакцией. Форман прочитал. Его брови немного поднялись, потом он сверил план с картами. Как Скиммер и ожидал, взгляд лётчика бегло зацепился за Париж, потом он присмотрелся более внимательно.

— Они не могли такое задумать. Или могли? Это же просто невозможно. Даже если возможно, они не могли такое спланировать!

Ему пришлось труднее, чем Скиммеру — сначала пришлось поверить, а потом заставить себя не рассмеяться.

— Но если это может быть сделано, и если они именно это и задумали, то получается просто эпическая красота. Французы от такого никогда не оправятся. Сэр, мы должны сообщить мамочке.

Скиммер кивнул, всё ещё пытаясь сдержаться. Потом они оба заржали во весь голос. Столб дыма на горизонте указывал местоположение горящего «Шайло».



18300 метров над границей Германии. RB-36H «Невиноватая Я», отсек РЭБ



Электронные пальцы нащупывают врага. Дотягиваются, касаются, отдаляются. Тихонько распознают найденное, показывая на экранах. Двадцать два человека на борту работают, исследуя надёжность вражеской обороны, находя её сильные и слабые стороны, прокладывая путь бомбардировщикам. «Невиноватая Я» летела в одиночестве, полагаясь на высоту и радиопротиводействие. До сих пор это работало. До сих пор.

Отсек РЭБ располагался в корме. Раньше был пост стрелка-оператора, управлявшего четырьмя спаренными 20-мм пушками, сгруппированными вокруг задней части фюзеляжа. Теперь всё это исчезло, вместе с кушетками, камбузом и прочим, удалённым ради снижения веса самолёта. Осталась одна спаренная установка, под хвостом. Шёл разговор и об их демонтаже. Даже наблюдательные блистеры убрали, наглухо зашив проёмы металлическими панелями. Теперь здесь стояла электронная аппаратура слежения. Оборудование улавливало излучение радаров «Мамонт» и «Водяной» уже несколько часов, задолго до того, как отражённый сигнал станет достаточно ясным. Хотя чёткого эха немцы всё равно не получат — обороты винтов подобрали так, чтобы они вносили искажающие гармоники.

Капитан Марк Шеппард склонился над экраном. В последние несколько минут они обнаружили первые из артиллерийских радаров «Вюрцбург» и определителей высоты «Заимка». В отсеке наступила пугающая тишина. Операторы погрузились в работу. Не прозвучало ни одного лишнего слова, в отличие от болтовни в кабине экипажа, радиста и бомбардира. Вместо этого человеческие пальцы ловко управляли электронными. На такой высоте команде полагалось носить скафандры, но никто здесь этого не делал. Толстые перчатки помешали бы точности настроек. Всё равно самолёт никто не покинет. Команда РЭБ не имела собственного эвакуационного выхода, и весь экипаж давно решил — они возвращаются или не возвращаются вместе. Да и мысль о том, что скоро произойдёт с Германией, исключала спасение из подбитого бомбардировщика.

Самая главная угроза была известна. Основной опасностью являлись зенитные ракеты «Водопад». Только они могли достать бомбардировщики на такой высоте. Но в САК не знали, где они и сколько. Последние сведения датировались 1945 годом, когда стало известно, что четыре установки составляют батарею, три батареи батальон и три батальона полк. Тридцать шесть пусковых в полку. Но сколько полков? И сколько ракет наготове для перезарядки? По оценкам разведки — немного. Логически рассуждая, если «Водопад» использует те же стратегически важные узлы, как и A-4, их просто не могло быть много. Немцы расходовали их сотнями на Восточном фронте, и испытывали постоянную нехватку. Сколько «Водопадов» предназначено для них, они не узнают, пока по ним не выстрелят. Опасный способ разведки.

— Засечка на АПР-4! Обозначаю как «Вурдалак-1».

Это была система оповещения. Их нащупал радар наведения «Вюрцбург». Шеппард подумал, что раз их обнаружили…

Технически АПР-4 не указывал направление, но самолёты были достаточно большими, чтобы засекать сектор с помощью антенн, установленных в носу, под брюхом и на законцовках крыла — если расстояние не слишком велико.

— Тревога на АРН-14! Обозначаю как «Вурдалак-2»

Сработал широкополосный приемник. Этот сигнал сообщал о появлении несущей волны управления «Водопадами». Разведка докладывала, что их наводят наземные операторы, совмещая целеуказатель с мишенью в телеприцеле. Основная траектория задавалась гироскопами, который удерживал крен, тангаж и курсовой угол, а оператор, совмещая метки цели и ракеты, поправлял ошибки угла возвышения и азимута[52]. Именно этот канал был слабым местом всей системы. Если заглушить его, ракета уйдёт на баллистическую траекторию и промахнётся, или, при некоторой удаче, откажут гироскопы и она упадёт.

В дальнем конце отсека оператор пытался выделить частоту, используемую «Вурдалаком-2», чтобы наводить ракеты. Перехваченные диапазоны отображались на длинном экране, отдельными пиками. Теоретически они должны были давать явный пик, но на самом деле оставалась проблема выбора правильной засечки из нескольких.

— На радаре четыре отметки, идут на нас.

Четыре ракеты — именно столько, по предположению разведки, располагались на стартовой площадке. На нижней палубе операторы и камера оптической станции нашли ракеты и теперь старались найти место, откуда их запустили. Погода ясная, значит должно получиться. Радисты уже были наготове, чтобы сразу передать координаты бомбардировщикам и свободным RB-36 — на тот случай, если они ошибутся.

— Поймал! «Вурдалак-2» выделен. Глушу его.

Излучатели включились на частоте наводчика «Водопада», забивая канал. Если всё сделано правильно, ракета оглохнет и полетит дальше как баллистическая. Чтобы достичь их высоты, требуется примерно минута. К тому времени они будут далеко. Подавитель обнаружил изменение частоты, подстроился под неё и продолжил глушить.

— Ух ты, полюбуйтесь, — это был кто-то из наблюдателей, — кувыркнулась как крыса, которую солнечным ударом приголубило.

Им повезло, искажённый управляющий сигнал вывел из строя гироскопы. Шеппард почувствовал, как реактивные двигатели взревели. «Невиноватая Я» резко ускорилась. Она хоть и была крупной дамой, но отличалась подвижностью. Блоки РЭБ продолжали глушить частоты наведения, заливая диапазон белым шумом.

— Остальные ушли на баллистическую и летят мимо нас.

Самолёт немного вздрогнул.

— Это командир корабля. Одна ракета потеряла управление и разбилась, другие прошли на безопасном расстоянии и взорвались в конце траектории. Молодцы, ребята. Оператору подавления отдельная благодарность, быстро и чётко. Давайте найдем ещё несколько.

— Сэр, я перехватил частоты поста управления германских истребителей. Может, повеселимся?

Шеппард одобрил идею. У них на борту был немецкоязычный оператор как раз на этот случай. По внутренней трансляции все слышали этот разговор.

— «Красным» и «Зелёным» истребителям немедленно идти на Саарбрюккен… Нет, Саарбрюккен… Саарбрюккен, тупица!.. Ты кто… Кто я? Как ты смеешь спрашивать, немедленно прекрати засорять эфир… Покинь частоту… Нет, это ты уйди, это канал управления Люфтваффе… Нет, мы — региональный центр, идиот! Мне придётся отдать тебя под трибунал… Пилоты, это вражеская уловка, не слушайте его… Нет, это противник. Амер. Перехожу на аварийную частоту «А». Не «Е», А… Чёрт бы тебя побрал.

Оператор выглядел огорченным.

— Марк, диспетчер Люфтваффе обругала меня и моих родителей. А я родился спустя несколько лет после того как они поженились.

— Я слышал, как ты возмущаешься.

— Несомненно, это был вопрос времени. Они посадили женщину на контроль, лётчики-истребители, выполняя приказы, должны следовать её командам. Не знаю, где она выучила язык. Если мы действительно хотим дурить им головы, нам понадобится брать женщин на борт.

— Никогда такому не бывать. Ни в нашей жизни, ни в жизни наших детей. Баловство. Продолжайте следить за излучением, у врага ещё много невскрытых позиций.

Женщины на тяжёлых бомбардировщиках. Неслыханно…



Германия, Потсдам. Штаб командования ОСПВО



— Есть доклады от пограничных местных центров, герр фельдмаршал. Они атаковали ведущую группу ракетами «Водопад». Подтверждают, что вражеские самолёты летят на высоте около семнадцати тысяч метров. Численность рейда около ста пятидесяти машин в передовой линии, столько же во второй волне, и более семисот в основной группе. Самолёты нового типа, очень большие и быстрые для своих размеров. Когда атакованный разведчик подвергся нападению, то резко набрал скорость. Шестьсот пятьдесят или даже семьсот километров в час. Атака прошла неудачно. Несмотря на массированный запуск ракет, попаданий не было. Похоже, противник использует активное подавление, чтобы заглушить каналы управления. Они смогли увернуться от ракет. Ещё есть сообщения от региональных центров. Враг вклинивается в систему наземного наведения, пытаясь направить наши истребители по ложным направлениям. У них ничего не получилось. Наши пилоты привыкли, что приказы передают женщины, и сразу распознали обман.

— Мудрый шаг был, использовать женщин для такой работы. Определённо, это спасло нас от ряда неприятностей.

Слова предназначались для политического офицера, партийного засланца, ищущего чего бы настрочить в доносе. Это могло быть полезно.

— Какая жалость, что я не могу приписать себе эту идею. Её предложил мой друг, рейхсфюрер СС. Такая изобретательность и предусмотрительность. Если бы только генерал Галланд[53] поддержал нас в самом начале, всё было бы намного лучше.

Через пару дней Гиммлер сам себя убедит, что женщины-диспетчеры — его начинание, и что его друг фельдмаршал видел: общественное мнение на его стороне. А это поддержит требования Херрика по части Люфтваффе. Ну и макнуть Галланда в грязь просто приятно.

Херрик не ожидал, что ракеты добьются заметного успеха, но рассчитывал хотя бы на несколько сбитых. Поступившие сведения беспокоили его не меньше. Раз бомбардировщики действительно идут на такой высоте, то истребителям будет трудно перехватить их. План налёта тоже был неясен. Странные проблемы, накрывшие радары дальнего действия, не затронули высокочастотные «Вюрцбурги», и теперь имелись точные данные о курсе. Основная часть всё ещё находилась слишком далеко, но направление наводчиков вычислить удалось. Каждое звено из трёх самолётов определённо шло к городам в восточной части страны.

Смысл в этом был в одном случае. Если они намерены внезапно изменить направление удара и сойтись на настоящей цели — тогда её узнают в последний момент. Но виделась и какая-то странность. Группа из девяти машин явно двигалась на Берлин, другая, из шести, на Мюнхен. Они, вероятно, первыми повернут к цели. Кроме того, скоро им навстречу поднимутся ракетные перехватчики.

Херрик вновь задумался об эффективности. И его осенило. Это не бомбардировщики быстры и проворны, это расчёты «Водопадов» преувеличивали их характеристики, чтобы оправдаться за провал. Истребители Me-163 и Me-263 справились бы лучше. По крайней мере, сбили бы хоть кого-то. Налёт ясно показал — высотные истребители вновь необходимы. Они много лет пылятся в самом низу списка, но пора их извлечь из забвения. В ближайшее время они будут крайне необходимы. Но только летающие крылья братьев Хортен могли подниматься на предельные высоты. Ими были полностью оснащены всего две эскадры, JG.1 и JG.52, обе на Восточном фронте. JG.26 располагалась во Франции, но всего с одной эскадрильей Go-229 и небольшим вспомогательным отрядом устаревших BV-155. До него дошли слуха о том, что JG.26 больше не существует — уничтожена последними налётами палубной авиации. Оборона от новых бомбардировщиков требовала перебазировать самолёты из России, обязательно под управление ОСПВО. Ловкий перехват попытки Гиммлера захватить власть над частью Люфтваффе позволил втянуть в эту интригу Геринга. К тому же у него оставалась поддержка рейхсфюрера для поставок любых высотных истребителей, и пинок в сторону Галланда сократит возражения со стороны штабных.

Херрик вернулся к ситуационной карте. Передовая волна уже пересекла границу, и следовавшие за ней вот-вот тоже пересекут. Большое облако, которым выглядела основная часть, приближалась. Уже получалось выделить некоторые самолёты. Странно… каждое звено, которое можно было рассмотреть, чётко шло на тот или иной немецкий город. Какой бы ни была реальная цель, они скоро на неё повернут, подумал Херрик. Скорее всего Эссен и его сталелитейные заводы. Или, возможно, авиационные заводы в Регенсбурге. Но в его подсознании нечто царапалось, что-то от давней встречи. Что-то о кошке?



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», адмиральский мостик



«Шайло» потерял ход. Несколько минут назад команда была вынуждена покинуть БИЦ и переднее машинное отделение. Слишком жарко, слишком дымно, слишком много огня. Передача флага стала неизбежной. Адмирал Ньюман теперь был на борту «Пуэрто-Рико». С «Шайло» остались «Самоа» и два крейсера, чтобы помочь бороться с пожарами. Сам он продолжит боевую задачу с остальной частью TG-57.2. Капитан Мэдрик осознал свою недавнюю ошибку — управляя кораблём из информационного центра, он думал, что присутствие адмирала на мостике не приведёт к значительному ущербу. Теперь он понял, что расположить адмирала на другом корабле было бы ещё лучше. А потом развил эту мысль до логического завершения — а что если собрать всех их на каком-нибудь отдельном флоте?

Подошёл «Киттихок». Он встал по правому борту, поодаль, на безопасном расстоянии от задымления и опасности взрыва. Его «Биркэты» кружились над кораблями, обеспечивая прикрытие с воздуха, а вертолёты перевозили раненых прямиком к госпитальному отсеку, где уже ждали медики. Капитан ещё не видел, чтобы HO-3 применяли таким образом. Они поднимали четырёх человек, и на этот раз летали с пилотом, санитаром и двумя ранеными на носилках. Последний взрыв увеличил потери. Много вертолёты не могли забрать, и принимали только самых тяжёлых. Часть переправят на «Фарго». Полтора десятка человек высадили с борта возле кормовых зениток, их переправили на эсминцы. «Сьюзен Б. Энтони», по какой-то необъяснимой причине прозванная экипажем «Лишний Доллар», встала за кормой авианосца.

— Мы неплохо справляемся на самом деле, сэр, — это был командир БЧ-5 Хоуарт. — Отжали огонь на ангарной палубе в кормовую четверть и сдерживаем его. Сейчас пожар стихает и мы рассчитываем скоро полностью подавить его. Пламя на нижних палубах тоже отогнали к месту возгорания. Пожарные расчёты готовятся войти на камбуз, в посудомоечную и пекарню. «Самоа» отрабатывает назад, сэр. Они пролили нас огромным количеством воды, отсюда и крен. Но это обезопасило путь аварийно-восстановительным бригадам, и мы вернули доступ примерно в треть выгоревшего объёма.

Сейчас корабль в безопасности, ниже ватерлинии повреждений нет, насосы поддерживают давление в системах пожаротушения. Наша настоящая проблема — жар и дым. Температура в переднем машинном превышала восемьдесят градусов, когда мы его оставили. И вы сами помните, что было в БИЦ. Нам надо учесть это на будущее, в «Выученных уроках». Надо обеспечить экипаж дыхательными аппаратами. И даже здесь, наверху, у нас не всё ладно. «Самоа» пытался пролить надстройку, но не хватает мощности насосов.

Хоуарт на минуту задумался.

— Больше всего я беспокоюсь за топливные танки и снарядные погреба. Температура в низах опасно высока и растёт. Там у нас безвыходное положение. Огонь горит с небольшим притоком воздуха. Как в печи, горячо, но медленно. Если мы откроем корабль, то снизим температуру, но из-за притока кислорода пожары возобновятся и мы потеряем всё, что уже отвоевали. Я советую оставить всё что можно задраенным. Перегрев это плохо, но управляемо. А если всё полыхнёт по новой, будет намного хуже.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, крейсер «Фарго», капитанский мостик



Носить фамилию Мэхен[54] нелегко. Люди ожидают, что вы будете стратегическим гением. Вас не оставят в покое, пока не назначат на крейсер, управлять которым был бы рад любой настоящий моряк. Эсминцы слишком маленькие, на них постоянно придётся цепляться локтями. Линкоры больше похожи на роскошные деловые конторы, а авианосцы на небольшие самоходные города. Но крейсера… они были тем, что нужно.

Капитан Мэхен любил «Фарго». Головной корабль улучшенного класса «Кливленд», с однотрубной надстройкой и ПВО, выстроенной на основе новейших орудий 76.2/53. Он слышал, что построили всего шесть таких, перед появлением нового класса «Роанок», готового встать в строй. Они несли двенадцать 180-мм орудий и автоматическую универсальную артиллерию в спаренных башенных установках. Но в его глазах «Фарго» был красавцем, намного эстетичнее базового «Кливленда» и более мощным. Пора показать, на что способен настоящий крейсер.

— Всем машинам полный вперёд. Курс 305. Погнали!

Капитан отметил расположение своего корабля, мчавшегося к подбитому и накренившемуся «Шайло».

— Экипажу держаться. Приготовиться к приёму раненых.

Форштевень смотрел на левую скулу «Шайло». Надо было ювелирно притереться по месту. Рулевой старшина слегка вспотел. Казалось, что крейсер собирается врезаться в левый борт горящего авианосца. Требовался точный расчёт времени.

— Право руля до упора! Машинное, правый борт полный вперёд, левый полный назад!

Разваливая бортом воду, «Фарго» пошёл кормой вперёд, будто скользящий на льду автомобиль. Точный расчёт.

— Машинное, всем полный назад!

Он ощущал дрожь винтов. Корабль присел кормой почти до кромки бортов, останавливаясь. Мэхен смотрел, как верхняя палуба «Фарго» аккуратно прижимается под полётную палубу «Шайло». Теперь их разделяло расстояние хорошего прыжка. Вот вам и параллельная парковка, довольно подумал капитан. Обе команды ошеломлённо молчали, а потом радостно завопили. Да, настоящие моряки ходят на крейсерах.

— Хватит галдеть! Передавайте раненых!

Команда «Фарго» протянула концы на «Шайло», передала эвакуационные подвески. Санитары уже развернули пункт неотложной помощи между кормовыми пусковыми установками. Ракеты оттуда перегрузили в бронированный ангар под палубой, чтобы освободить больше места. Люди выстраивались в очередь, чтобы сдать кровь для раненых, а добровольцев для тушения пожара собралось больше, чем было самих пожаров. Хороший экипаж, хороший корабль, что ещё нужно настоящему моряку?



17500 метров над Руром, B-36H «Техасская леди»



— Сэр, вражеские истребители под нами. Ta-152H, далеко, угрозы нет.

Это было неудивительно. «Техасская леди», «Шестой пилот» и «Куколка» находились в своей стихии, далеко за пределом возможности сил ПВО Германии. На их серебристой обшивке переливалось солнце. Позади тянулись толстые белые инверсионные следы. Более чем в километре ниже группа перехватчиков из последних сил цеплялась за воздух в бесполезной попытке подняться хоть чуть-чуть выше. Как раз когда Дедмон смотрел на них, закончилось время работы дополнительного впрыска. Они потеряли избыток мощности, позволивший забраться сюда. Истребители прекратили подъём и сорвались в штопор. Учитывая особенности Ta-l52H, можно было предположить, что они разгонятся до предела, когда их рули заклинят, а потом воткнутся в землю. Здесь, в разреженном воздухе, аэродинамика работала иначе.

Дедмон задумался между делом, поняли ли защитники Германии, что происходит. Если нет, возможно, это будет милостью — ещё какое-то время считать налёт обычной бомбардировкой. Как рейд B-29, просто массированнее. И если немцы ещё не догадались, что для них наступает осень, то вскоре узнают. До первых сбросов оставались считанные минуты. Как только передовые самолёты углубятся на территорию Рейха, начнётся методичное разрушение страны. Единственным тонким моментом был точный выбор времени. Как только из трюмов выпадут первые бомбы, они посыпятся одна за другой, разнося Германию с запада на восток.

Правильно подобрать миг начала сброса требовалось по двум причинам. Всем было очевидно — немцы быстро поймут, что один В-36 на город означает смерть. На землю падёт солнце и сотрёт его с карты. Как там говорил наводчик на постановке задачи? «Мгновенный рассвет»? Едва над городами Германии вспыхнет солнце, они сделают всё что можно, лишь бы остановить оставшиеся бомбардировщики. Включая попытки тарана, чтобы сбить их раньше, чем они доберутся до своих целей. У них, конечно, ничего не получится. Даже падение B-36 приведёт к подрыву от реле высоты. Кроме того, во второй волне шли несколько бомбардировщиков без заранее назначенных целей, на тот случай, если потеря машины приведёт к промаху.

Во-вторых, как объяснял офицер, никто до конца не знал, как это устройство поведёт себя при реальном применении. Атомная бомба была не просто больше и лучше, это совершенно новый класс оружия. Провели всего два испытательных подрыва, один чтобы проверить исходную конструкцию М-1561 и второй, чтобы подтвердить работоспособность модели М-III для серийного выпуска. М-I испытания не требовались. Как сказали, оно настолько простое, что там нечему ломаться. Кроме того, никто не знал, на какую высоту дотянется взрыв, или к чему приведёт их взаимодействие. Первоначально, как считалось, есть крошечная теоретическая возможность, будто взрывы воспламенят атмосферу. Испытания подтвердили иллюзорность этой опасности, но оставались и неизвестные факторы. Дальние бомбардировщики должны не только долететь, но и вернуться, нахватав как можно меньше облучения. Слишком противно звучало слово «радиация».

— Сможем мы подняться ещё немного выше?

Майор Пико задумался на несколько секунд и переспросил у бортмехаников. Кинг и Гордон осмотрели индикаторы состояния двигателей. Всё было в нормальных рабочих пределах, но сколько это ещё продлится, никто не мог предположить. Мнение было единодушно.

— Не стоит, сэр. «Техасская леди» ведёт себя намного лучше, чем рассчитывалось. Мы считаем эту высоту наилучшей, с моторами всё в порядке. Большего и желать нельзя.

— Эй, вы, вообще-то, говорите о моей заднице, — прозвучал по внутренней трансляции уже знакомый женский голос.

— Да кто это, чёрт подери? — фыркнул майор Пико и покачал головой. Кто бы это ни был, у них на борту явно отличный травести. И превосходный комик. Он явно работал не там где надо. Похоже, их штатный клоун мог стать простой и надёжной контрмерой. Хотя здесь не было столько истребителей, как в 1944 и 1945, когда они оборвали налёты B-29.

— Сэр, четыре отметки на радаре. Быстро набирают высоту. На девять часов, удаление около одиннадцати километров. Расчётное время сближения три минуты. Цели предварительно опознаны как ракетные истребители Ме-263.

Дедмон быстро прикинул позицию. Когда «Мессершмиты» достигнут их высоты, они выжгут почти всё топливо и окажутся на вершине длинного эллипса. Она определялась скоростью и запасом горючего. Другой круг слагался из скорости B-36 и его возможности выполнить вираж. Полковник усмехнулся про себя. Немецкие пилоты будут удивлены. Наиболее вероятное сочетание даст 263-м дальность сто километров, когда они окажутся на потолке. К этому моменту времени их скорость упадёт до девятисот с небольшим километров в час, или шестнадцати километров в минуту.

— Полный газ всем двигателям, поршневым и реактивным.

Это даст «Техасской леди» семьсот восемьдесят километров в час, или тринадцать километров в минуту. Если изменить курс и заставить 263-и гнаться за ними, их будет разделять почти сорок километров, когда истребители поднимутся на ту же высоту. Вдобавок к уже имеющимся одиннадцати получится, что с преимуществом в три километра в минуту их всё равно не догонят до точки пересечения. Вот как бомбардировщики с поршневыми моторами могут обогнать ракетные перехватчики.

Вся тройка B-36 синхронно изменила направление и продолжила спокойный полёт. Прицельные радары следили за истребителями, пока те не сдались и ушли в планирование к своей базе. «Техасская леди» и её ведомые вернулись на курс. Немецкие пилоты тоже быстро учились — следующая группа 263-х сразу рассредоточилась так, чтобы перекрыть более широкую область. Одна из них, скорее всего, зайдёт в радиус дальности ракет. Не очень уверенно, но всё же.

— Выстраиваемся для обороны, — приказал Дедмон, наблюдая, как «Куколка» и «Шестой пилот» маневрируют вслед за ними. Теперь три самолета шли так, чтобы не перекрывать друг другу сектора обстрела кормовых пушек, и можно было разворачиваться без риска столкновения. Пара 263-х приближалась с кормы, внезапно их крылья окутались чёрным дымом от запуска R4M. Двенадцать с каждого, итого двадцать четыре ракеты с мощью снаряда 75-мм танкового орудия. Полковник положил «Техасскую леди» в крутой вираж. До сих пор она показывала немцам, что способна летать выше них; совсем недавно, что может перегнать. А теперь преподала ошеломляющий урок. С её огромными крыльями и избыточной мощностью она могла перекрутить и перехватчики, и их ракеты. Все три бомбардировщика ловко уклонились от залпа и вернулись на курс с презрительной дерзостью. «Техасская леди» отслеживает истребители прицельным радаром, и подскажет стрелку, когда открыть огонь. Краем глаза Демон заметил, как «Шестой пилот» дал очередь, позади вспух дымный клубок. Один Ме-263 подошёл слишком близко.

— Неудачник, — женский голос сочился ехидством. Неужели это Мартин, их хвостовой стрелок?

— Это майор Кейс, «Шестой пилот». Стрелок заявляет об уничтожении одного вражеского истребителя.

— Это майор Леннокс, «Куколка». Стрелок заявляет об уничтожении одного вражеского истребителя.

Полковник слегка вздохнул и оглянулся на единственный комок чёрного дыма, расплывавшийся позади. Так это обычно и бывает.

— Майор, запишите в бортжурнал. «Перестрелка с ракетными перехватчиками противника. Три истребителя сбиты. Повреждений нет. Идём к главной цели на полной мощности».

Коннормен, сидевший позади Дедмона, принял передачу с другого звена. Его голос звучал подавленно.

— Сэр, «Ангельский взор» сбит. Немцам удалось окружить их звено, и 263-й поразил его ракетами. Я принимаю радио от них. Все пять левых двигателей выведены из строя. Продолжать полёт не могут. Кормовой отсек разгерметизирован, там без шансов. Остальной экипаж цел. Пилот говорит, что выйдет в лоб на «Мессеры». Так обоюдная скорость будет выше возможной для пуска ракет. Не надо… Передача прервалась, сэр.

— Это бомбардировщик? Какая у них была цель? — с болью в голосе спросил майор Пико. «Ангельский взор» — первый B-36, который будет потерян в бою. Многие разбились в авариях, особенно в первые годы, когда часто отказывали моторы. Но до сих пор ни одного в воздушном бою.

Дедмон покачал головой.

— Бомбардировщик в том звене — «Кристина» полковника Арни Каннингема. «Ангельский взор» был одним из прикрытия, второй «Ледышка Нелл». Они на пути к Дюрену, это возле Аахена. Остаток пути им надо держаться ближе. Немного удачи, и мы дойдём.

Вся немецкая ПВО сосредоточена вдоль границ. Русские передали, что первоначальные планы пошли под нож, и желание насытить надёжной обороной всю страну осталось несбыточным. А у русских разведка налажена отлично. Остался последний отрезок маршрута, и полковник Дедмон решил сделать небольшое объявление для экипажа.

— Ну хорошо, ребята. Мы уже на подходе. Пять лет назад Королевский флот покинул свои гавани и ушёл в Атлантику. Многие из них не добрались, но те, кто спасся, нашли убежище у нас. Немцы потребовали возврата кораблей и команд. Когда мы отказались, наше Восточное побережье покрылось обломками и телами, из-за жестоких нападений их подводных лодок. Затем они потребовали, чтобы мы сложили оружие. Вот сегодня мы это и сделаем. Уложим наше оружие точно в центр их столицы. Над всей территорией Германии наши бомбардировщики встают на боевой курс. Рейх сгорит.



Индия, Нью-Дели, дворец вице-короля, официальный прием австралийского премьер-министра Локока



— Достопочтенный премьер-министр Австралии сэр Грегори Локок и леди Локок!

Зычный голос отразился от потолка и загулял по всей комнате. Премьер пробился через почётный караул и вошёл в приёмную. Когда он покончил с формальностями, началась настоящая политика. Сэр Шарп оказался всего в паре метров, он разговаривал с невысокой крепкой женщиной, коротко стриженой брюнеткой.

— …я думаю, это прекраснейшие изделия, которые я когда-нибудь видела. Сэр Эрик замечательно придумал. Такое мастерство! Удовольствие уже о того, что держишь их в руках. Так как это официальный подарок, я должна телеграфировать своему правительству и спросить разрешения забрать их. Впрочем, они мне никогда не отказывают.

Локок смутился. Женщина обернулась на него, но он не смог ни узнать её, ни поддержать разговор.

— Нам повезло, госпожа посол. В такое время трудно достать «Пердью», но в стране уже была пара штук. Как только ваше правительство одобрит дар, принесите их нам. Специалист подгонит приклад и спуск для вашего удобства.

А, речь о ружьях, подумал сэр Грегори, она, должно быть, посол Таиланда. Ему как раз требовалось встретиться с ним обоими вместе.

— Госпожа посол, позвольте представить премьер-министра Австралии, сэра Грегори Локока. Сэр Грегори, её превосходительство посол королевства Таиланд, принцесса Суриётай.

— Госпожа посол, это великая честь — наконец встретиться с вами. Ваша слава бежит впереди вас.

Это было практически правдой. Его начальник штаба, генерал Беннетт, описал её как «Несчастный случай, происходящий с плохими людьми».

— Я давно восхищаюсь вашим участием в кампании против вишистского Индокитая. То, как вы уничтожили Пятый пехотный полк, просто шедевр тактического планирования.

Принцесса слегка зарумянилась и дружелюбно улыбнулась. Это хорошо. Немного профессионального восхищения — и он вполне может отыграть позиции на фоне дорогих ружей.

— Спасибо, сэр Грегори. Но, если позволите, ваши труды для вашей страны куда более тяжелы и изнурительны, чем у простого солдата. Создавать страну из ничего — нелёгкая и опасная задача. Вы справляетесь, но боюсь, у вас мало времени. Мои люди приязненно относятся к австралийцам, и мы рады помочь вам на этом пути. Мы только что заключили соглашение с Индией, о поставках риса и иного продовольствия в обмен на индийские промтовары. Взаимовыгодный торговый договор. Возможно и наши страны могут найти основание для подобного соглашения.

Шарп немного расслабился. Он не обманывался тёплой и дружелюбной улыбкой принцессы, так как понимал: выражение её лица не имеет никакого отношения к её мыслям. Это отнюдь не преднамеренный обман — просто никак не связанные понятия. Примерно как смотреть «Ромео и Джульетту», а слышать диалоги из «Юлия Цезаря».

— Сэр Грегори, прошу прощения за ненадлежащий приём, но как вы знаете, вчера Индия понесла трагическую утрату. И мы должны проявить уважение к уходу великой личности. Люди этой страны высоко ценили Махатму Ганди и сражены его гибелью в таком нелепом происшествии. Они требуют репрессий по отношению к японцам и я опасаюсь, что ответные японские шаги не поддаются расчёту. Вчера вечером мы были вынуждены освободить того шофёра, и это восприняли с разочарованием. Нелепые обвинения с их стороны тоже воспламеняют страсти.

— Так и есть, — с печалью подхватила госпожа посол, и её лицо отражало сочувствие. — Сегодня прибыл специальный следователь из Индокитая. Мелкий чиновник вызвал Масанобу Тсуи. Полковник, как это ни стыдно признать, — таково же было собственное звание принцессы, — он жестоко пытал шофера. В итоге тот признался, что пил всю ночь, а потом угнал посольскую машину. Это урок для всех нас, — покачала она головой.

Сэр Мартин не был уверен, в чём же тут урок. Не напивайтесь, чтобы не встрять в неприятности, или не пытайте людей, потому всё равно не получите нужных сведений? Он отметил себе отыскать доклад Масанобу Тсуи. Определённо это имя было упомянуто не зря.

— Давайте перейдём к более радостным событиям. Сэр Мартин, сегодня вечером поступили подписанные копии нашего торгового соглашения. Его Наидобрейшее Величество лично подписал его, в знак радости от установления столь тёплых отношений между нашими народами. Сэр Грегори, есть ли возможность для подобного соглашения между нашими странами?

— Увы, госпожа, Австралия находится в совсем другом положении, чем Индия. Наши трудности лежат в совершенно разных измерениях. Давайте я объясню, с чем мы столкнулись?

Госпожа посол кивнула, всем лицом выражая повышенный интерес.

— Перед нами стоит огромная проблема, способная обрушить нашу экономику. Видите ли, австралийская экономика основана на Оттавском соглашении[55]. Мы поставляли в Британию первичные продукты: мясо, масло, сыр, шерсть и так далее. В свою очередь, Британия поставляла промтовары. Даже когда это соглашение выполнялось без помех, наш торговый баланс был отрицательным, так как цена продовольствия относительно промышленных изделий постоянно падала. Конечно, мы развивали собственную производственную базу, но до сих пор остались критические провалы. Лужёный прокат, щёлочи, многое из лёгкой и средней промышленности. Мы создали авиационную промышленность, построили хороший штурмовик, кое-какие учебные модели и так себе истребители, на базе учебных. Внешние поставки сырья регулируются американо-британскими картельными соглашениями, по которым Австралия находится в британской торговой зону. Нам нечем заменить британские товары, поскольку у нас нет доступа к американским рынкам. Австралии не раз отказывали в доступе на них в конце тридцатых. Война там или нет, но я очень хочу увидеть, как Штаты принимают нашу говядину, масло и сыры. Британские кредиты, очевидно, не имеют законной силы. Но остались американские, а механизм для платежей по ним исчез. Нет источников капитала для программ военного времени или индустриализации, и даже для закупок необходимого сырья. Чтобы защититься, мы были вынуждены установить административно-командную экономику, отказаться от построения морских сил и сосредоточиться на создании армии из семи дивизий, чтобы оборонять берега.

— А потом, сэр Генри, вы выяснили, что такая экономика работает из рук вон плохо. Свободная рыночная торговля — единственный путь к процветанию, — принцесса выглядела задумчиво, — я попробую объяснить вам наши трудности, а затем посмотрим, как мы можем помочь друг другу. Простите, сэр Мартин, я знаю, вы раньше это уже слышали. Сэр Грегори, как вам известно, шесть лет назад моя страна вернула земли, украденные у нас французами до 1908 года. Чего мы знали, так это до какой степени французская политика и французская администрация разорили эти территории. За недолгое время они разрушили культуру и экономику, существовавшие тысячелетия, и отбросили сельское хозяйство более чем на пять веков. Я не шучу, господа. Производство на душу населения риса упало до трети по сравнению с основными землями. То есть ниже, чем в четырнадцатом веке. Воистину, у французской администрации Индокитая заседают лучшие умы средневековья.

Теперь мы восстанавливаем разрушенное и вытягиваем сельское хозяйство освобождённых областей на приемлемый уровень. Это означает, что производство риса растёт. Сейчас мы достигли удвоенного объёма по сравнению с 1939-м, а тот год был очень урожайным. Но вы знаете, что происходит, когда поставки растут, а спрос остаётся прежним. Цены рушатся, фермеры беднеют. Поэтому так важно соглашение с Индией. Мы продаём излишки риса и сохраняем внутренние закупочные цены. Доходы с налогов и прибыли направляем на закупку промышленных товаров. Таким образом, уровень жизни людей растёт, наши индийские друзья могут прокормить своё население, и наша промышленность развивается.

Но у нас до сих пор есть проблемы. Разрушенное сельское хозяйство включает в себя и домашний скот. Французы установили правила, по которым фермеры могли растить только рис, который они закупали по заниженным ценам; и должны были покупать мясо у французских импортеров по завышенным. Теперь надо восстанавливать и скотоводство. Сэр Грегори, вы говорили, что американцы не покупают ваше мясо и масло, так продавайте их нам! Отправьте своих фермеров и специалистов, пусть помогут нам заново создать животноводство. С сыром мы вам не помощники, к сожалению. Мне он нравится, но для большинства моих деревенских сограждан это просто чрезмерно перекисшее молоко. Но восстановление сельскохозяйственных общин на освобождённых землях — не самая главная задача.

Мы должны улучшить питание наших детей. Они наше будущее, наша радость и ответственность. Чтобы их жизнь началась хорошо, им надо хорошо есть, в первую очередь больше мяса. Продайте нам мясо, сэр Грегори. Мы заплатим золотом наших шахт. Драгоценностями, сапфирами, алмазами, рубинами, всеми нашими ресурсов. Мы можем продать вам тик и лучший в мире шёлк. Американцы могут не хотеть мяса, сыра и масла, но они точно захотят предметы роскоши — которые вы купите у нас и перепродадите им. Это даст вам валюту для оплаты долгов и импорта того, что требуется для развития собственной промышленности. И ваш «Страус», который штурмовик, очень нужен нам. Всё, чего мы просим — принять наши торговые предложения так же, как это сделала Индия. Открыто, без потайных пунктов или секретных дополнений. Именно из-за них мир сейчас в таком состоянии. Мы хотим, чтобы наши торговые соглашения были ясны, чтобы все видели — дела с нашими партнёрами мы ведём честно и справедливо.

Господа, моя страна невелика. Когда слоны дерутся, мышей давят. Долгосрочное благосостояние всех наших стран зависит от стабильности, а она проистекает только из честной торговли и честных простых отношений. Логично, не правда ли?

Подошёл слуга, принёс шампанское в бокалах на подносе. Тайская принцесса смотрела на собеседников. Неужели европейцы могут быть такими наивными? Она выложила им весь замысел, а они до сих пор его не видят? Как сказал фельдмаршал Пибул в ночь перед её отъездом, «Когда у деревни на одной стороне реки есть рис, но нет рыбы, а в деревни на другой стороне есть рыба, но нет риса, богатство и власть будут не у рыбака или фермера. Они будут у того, кто построит мост через реку». Благодаря торговым договорам её страна станет перевалочным пунктом для всего неяпонского Дальнего Востока. Австралия и Индия будут ведущими актёрами в последующие годы, но роли для них напишет её правительство.

Теперь сэр Мартин чувствовал себя намного лучше. Неожиданное предложение параллельной торговой сделки потрясло его и опрокинуло планы воспользоваться тяжёлым экономическим положением Австралии для возвышения Индии. Но предложенный путь выглядел интереснее. Они вовлекали Австралию в свою орбиту без столь откровенного давления. Рискованная ставка, сделанная несколько лет назад, сыграла куда удачнее, чем он рассчитывал. Вложения в современную военную технику и политический капитал обеспечили ему верного и надежного союзника, дипломатические навыки которого превосходили все ожидания. Да, встреча определённо дала Индии весомое преимущество. Шампанское — хороший способ отметить это.

Впервые за многие месяцы сэр Грегори ощутил, как с его плеч спадает тяжкое бремя. Он приехал в Нью-Дели, ожидая, что ради помощи придётся унижаться. Вместо этого он неожиданно обрёл частичное решение своих проблем, буквально поставивших его на колени. Торговое соглашение — важный элемент этого решения, оно обеспечит и его будущее, и его страны. Даже до подписания оно позволит ему взять дополнительные кредиты, чтобы покрыть неотложные долги и решить связанные с ними трудности. Но ещё важнее был вопрос обороны. Байка о береговой обороне Австралии — просто фарс. Так объяснили ему генералы, и тайская принцесса знала это. Она кадровый военный, а её навыки уже вошли в легенды. Локок не политик и не экономист, в отличие от Шарпа, но понимал, что Австралию не оборонить, сидя на берегах. Слишком они протяжённы, а населения слишком мало. Встречать противника нужно подальше, чтобы задержать его и истрепать прежде, чем он увидит австралийский материк. Сэр Грегори с удовольствием взял шампанское. Впервые он видел перед собой ясный путь.

Все трое переглянулись с восхищением, а затем провозгласили тосты в тёплой дружеской атмосфере уважения и взаимного предательства.



ГЛАВА ВОСЕМЬ. СУДНЫЙ ДЕНЬ



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Шайло», третья палуба, правый борт у миделя.



Они побеждали чудовище. Они освободили все отсеки, потерянные с начала пожара. Следующий шаг должен открыть им доступ в посудомоечную. Именно там вспыхнул огонь, порожденный немецкой бомбой и неисправными выключателями. Несвоевременное обслуживание. Это необходимо обговорить в кают-компании. Однако, обширный опытподсказывал главстаршине, что сражение с огнём выигрывается на всех фронтах. Температура снижается, дым и ядовитый туман рассеиваются. Что ещё более важно, электропитание становится более стабильным, а давление гидросистемы восстановлено. Не настолько хорошо, как должно быть, но куда лучше прежнего. Кроме того, пожарные расчёты у периметра огня регулярно получали свежую воду и солевые таблетки. Правда, закончилось топливо для передвижной мотопомпы и приходилось использовать авиационный бензин. От него небольшой насос перегревался, каждые пять-десять минут его останавливали для охлаждения.

— Господин Пикеринг, сэр, вам стоит проведать людей. Проверьте, что у них достаточно воды и нет обезвоживания. Оно наступает слишком легко. Нам же не нужно, чтобы кто-нибудь хлопнулся в обморок, когда мы войдём в посудомоечную.

— Вы уже проверили их, главстаршина. Вы знаете, что у них есть вода.

Он в отчаянии мысленно вздел взгляд к небесам. Господь милосердный, работа старшин — наставлять молодых офицеров на путь истинный, дабы они стали настоящими моряками, а не диванными воинами или демократами. Но иногда так тяжело сохранять терпение!

— Сэр, — он понизил голос, — люди должен знать, что вы заботитесь о них. Я знаю, что у них есть вода и солевые таблетки. Вы знаете, что у них есть вода и солевые таблетки. Но они должны видеть, что вы о них заботитесь. Так что пожалуйста, сэр, вы обязаны проверить.

Главстаршина проводил мичмана Пикеринга взглядом. Тот говорил с пожарным расчётом. Кроме воды и таблеток он осмотрел их руки — нет ли ожогов? — и проверил глаза. Хотя матросы и так были покрыты копотью и грязью, и то там то здесь они обожглись, это показало, что мичман понял, о чём речь. Неплохой офицер, просто зелёный и многому ещё не обучен. Главстаршина знавал многих, кто был куда хуже. Однако он возглавил пожарную команду, спасавшую «Шайло», и спустя годы его будут просить пересказать эту историю. Теперь самое время проникнуть в следующий люк и войти в посудомоечную. «Самоа» несколько часов проливал эту область морской водой, значит, сложностей не должно возникнуть. Войти, погасить если что-то осталось, и обезопасить отсек. Приказов людям отдавать не требовалось, они сами всё понимались. Чудище ждало.

— Ну что, чиф, вперёд за тарелочками.

Из всех пожарных только он и сам мичман понимали, что это вопрос, а не приказ.

— Хорошо, сэр. Постройте людей… ждём… раз…

Внезапно корабль содрогнулся. Это почувствовали все. Главстаршина нахмурился. Толчок пришёл с другого борта и откуда-то с носа. И как будто глубже? Нехорошо как-то.

— Что это было, чиф? — те, кто вместе с ним начинал службу на «Шайло», тоже поняли — здесь что-то не так.

— Не заморачивайтесь. Наша работа здесь, и её нужно закончить. Занимаемся своим участком. Прочими пусть занимаются другие.

Это замечание заставило Пикеринга бросить на главстаршину острый взгляд. Он ощутил, что толчок случился прямо под ними. Но в прочем всё было верно. Им есть что делать, и беспокойство о других частях корабля только отвлечёт.

— Подготовьте снаряжение. О, чёртова пасть, а это что?!

Теперь, вне всяких сомнений, происходило нечто серьёзное. Это был не взрыв. Дрожь и вибрация больше походили на землетрясение. «Шайло» накренился на правый борт так же заметно, как до этого на левый.

Чиф не знал, почему поступил именно так. Может, ангел-хранитель нашептал, может, долгая череда духов всех главстаршин, начиная с римских галер, вернулась, чтобы предупредить и выручить своего. Или многолетний опыт. Годы, проведенные на всех типах кораблей ВМС США и во всех портах, вопили о приближении смертельной опасности. В общем, что-то заставило прыгнуть через весь отсек и вручную задраить броневой люк. Взрыв, раздавшийся спустя мгновение, не был похож ни на что, испытанное раньше. Грозовой, оглушительный рёв встряхнул палубу и сбил людей с ног. Свет погас, воздух наполнился пылью и обломками. Темноту прорезали только лучи фонарей.

— О Иисусе. Чиф, что случилось? — голос Пикеринга срывался из-за контузии и наполненного мелким сором воздуха.

— Успокойтесь, сэр. Прокашляйтесь. Мы должны убираться отсюда. Что бы там не случилось, кораблю сильно досталось. Предлагаю пройти через посудомоечную на другой борт.

— Если уходить, то надо двигаться по уже известному пути. Но у нас не было приказа.

— Чувствуете жар от люка, сэр? Позади нас снова пожар. К тому же мы не знаем, что повредил этот взрыв. А здесь мы в ловушке. Если сейчас не уйдём, останемся навсегда. Сейчас известно, что возгорание в посудомоечной ослабло. Если мы пройдем через неё на корму, то сможем подняться на две палубы, и перебраться в спонсоны. А оттуда через борт или ещё как. Вот тут план корабля. Подойдите и посмотрите, что я имею в виду. Сэр, осторожно…

В темноте прозвучал мягкий глухой стук.

— Мичман Пикеринг? Сэр? Ты. Да, ты, не тот кто за тобой. Господин Пикеринг ранен. Поскользнулся на палубе, ударился головой и потерял сознание. Мне нужны ещё три добровольца, чтобы вынести его отсюда. Ты, ты и ты. Остальные готовятся открыть люк. Пожарные спереди и сбоку, остальные в середине. Заводите насос. Нам нужно будет прорываться через огонь, если мы хотим выбраться. Теперь пошли!



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД. Крейсер «Фарго», мостик.



Капитан Мэхен чувствовал себя счастливым человеком. Хороший корабль, обученная команда, трудная операция идёт гладко. Чего ещё хотеть капитану крейсера?

Они стояли под носовым подзором левого борта «Шайло», развернувшись транцем к проёму шахты подъёмника напротив ангарной палубы. Третью и четвёртую башни развернули на правый борт, чтобы освободить как можно больше места на корме. Заодно лобовая броня башен прикрывала навесные линии, по которым передавали раненых. Ракетный расчёт сумел так выложить подъёмный кран, чтобы его привод тянул тросы, обеспечивающие работу системы. Раненых теперь крепили на носилках в лазарете «Шайло» и цепляли к закольцованному тросу, пропущенному через шкивы. Иначе пришлось бы долго и мучительно тягать всё вручную. А раненые и так прибывали быстрее, чем его экипаж мог их принимать. Даже с учётом перевозки самых тяжёлых вертолётами на «Киттихок», их было слишком много.

Пожары почти прекратились. По последнему докладу, огонь остался только в одном из пяти отсеков ангарной палубы. Дальше его не пустили бронедвери, они же отсекли и дым. Возгорания в низах отогнали туда, где они начались: в посудомоечную, пекарню и на камбузе. Но даже там «Самоа» вылил столько воды, что пламя притихло. Теперь просто требовалось время, чтобы пожарные расчёты погасили его окончательно. При удаче, раненые скоро будут поступать медленнее.

Он не ожидал взрыва. Мощного, произошедшего в глубине «Шайло», значительно ниже ватерлинии. Прямо на его глазах огромный авианосец перевалился с правого борта на левый, придавливая срезом палубы надстройку «Фарго». Фок-мачта крейсера переломилась с жутким скрежетом и треском металла, утягивая за собой РЛС воздушного обзора. «Фарго» оказался в кандалах, зажатый под бортом «Шайло». Его труба застряла в просвете под полётной палубой. Тягач и разъездной джип скатились на мостик, и прежде чем упасть в воду, отломили левое крыло.

Оба корабля склонились друг к другу, но крейсер оказался повреждён больше. Правую сторону мостика почти смяло, лобовое стекло рассыпалось вокруг стойки репитера компаса, поста сигнальщика и места наблюдателя. Мэхен посмотрел на корму. Раненых всё ещё передавали из проёма подъёмника, но теперь тросы находились почти на одном уровне. Раньше они спускались под углом. Прямо сейчас моряки, работая стрелой крана, старались сохранить систему работоспособной.

Корабль надо было срочно спасать.

— Правый борт самый полный назад, левый самый полный вперёд, руль круто вправо!

«Фарго» начал разворачиваться на месте, со скрежетом выдираясь из ловушки у корпуса «Шайло». Тягой всего корабля, как рычагом, корма выползала из-под накренившейся полётной палубы. Мэхен смотрел, как сминается и вдавливается внутрь основание передней надстройки, срываются со стоек леера, а шлюпбалки просто теряют всякую форму. Труба начала сгибаться, сварные швы уже подавались.

Капитан чувствовал, как мощные двигатели крейсера отодвигают его от авианосца. Почти по всему протяжению правого борта всё, что торчало за габарит, было смято, а обшивка покоробилась и вдавилась сантиметров на пятнадцать. Потом «Фарго» рывком освободился, освободившись от угрозы быть раздавленным палубой «Шайло». Это стоило раздавленного кормового артиллерийского директора, а зенитный автомат над машинным отделением сорвало с опор. Но им удалось вырваться, и самое главное, крейсер теперь мог постоянно подворачивать, выдерживая дистанцию.

— Сигнал от адмирала Теодора, сэр. Передаёт «Браво Зулу»[56].

Мэхен кивнул и посмотрел на корму, за искорёженную заднюю надстройку. Невероятно, но матросам, управляющим краном, удалось сохранить подвесную линию. Носилки с ранеными плыли над расширяющимся зазором воды между кораблями. Оглянувшись на подбитый авианосец, капитан увидел ещё один взрыв. Он произошёл где-то в недрах, и прозвучал подобно протяжному зевку змеи, заглатывающей добычу. Из кормовой части вырвалось большой, плотное облако дыма, серое с примесью чёрных и белых жгутов. В бинокль было видно, как док Стеннис и капеллан Вестовер, окруженные дымом и обломками, продолжают подавать раненых к тросам. Капеллан подтаскивал носилки, а Стеннис крепил их. Прямо когда Мэхен смотрел, они передали четверых. Потом всё скрыло облако дыма, а транспортировочная система оборвалась. Следом мир содрогнулся.

Взрыв был ужасен. Из передней четверти левого борта «Шайло» вырвался небольшой вулкан. Передний подъёмник вылетел из шахты на семьсот метров, кувыркаясь как блин, а потом упал обратно. По воде запрыгали обломки авианосца. Часть обшивки ангарной палубы смяла носовую 127-мм башню как скорлупку. Другие куски осыпали носовую палубу, словно картечь в сражении парусников. Тем не менее, собрав себя в кучку и поднявшись на ноги, Мэхен догадался, что всё могло быть куда хуже. Останься они бортом к авианосцу, последствия были бы катастрофическими. Последний рывок, развернувший их кормой, прикрыл большую часть корабля. Наверняка есть убитые и раненые, но намного меньше, чем мог причинить такой мощный взрыв.

Пошатываясь, Мэхен оглянулся на «Шайло». Он сильно накренился на левый борт, развороченный бак уже погрузился в воду. По носовой части полётной палубы перекатывались волны, всё открытое пространство горело. Там, где капеллан и док Стеннис пытались спасти нескольких последних раненых, остались только развороченные, полыхающие обломки. Бросив взгляд на корму, капитан ощутил нечто, похожее на смирение. Крановщики вытаскивали раненых, другие прыгали за борт, чтобы достать тех, кто оказался в воде. Хороший корабль! Повреждённый, но оставшийся в строю, с отличной командой, поредевшей, но непобежденной. На мгновение Мэхену показалось, что он такого недостоин.

На уголке палубы «Шайло» собирались люди, готовясь покинуть корабль. Было совершенно очевидно, что обстановка безвыходна и авианосец потерян.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Киттихок», адмиральский мостик



— Капитан Мэдрик, почему взорвался ваш корабль? — адмирал Теодор хотел узнать ответ как можно скорее.

— Сэр, мы думаем, причиной была неразорвавшаяся бомба в затопленной части отсека опреснителя. Это, конечно, догадки. Мы не знаем, стояла она на замедлителе, или по ещё почему-то, но она взорвалась. Двумя палубами выше был отсек, где собирали ракеты «Крошка Тим», для ударного вылёта. Хоуарт считает, что они перегрелись и от сотрясения, вызванного взрывом, какая-то из них сдетонировала. Опять же, мы не можем быть уверены, но скорее всего, её осколки повредили остальные. Следом, вероятнее всего, от взрывов начался пожар, проникший в погреб 127-мм орудий левого борта. Это вызвало цепную реакцию в укладках. Погреба разворотило по всей передней четверти левого борта, обшивку вырвало на протяжении почти шестидесяти метров. Число погибших велико, сэр. Мы думаем, что свыше девятисот человек. Очень много раненых, да вы это и сами знаете, сэр. Ваш госпиталь переполнен. Не желая, чтобы люди оказались в ловушке, я приказал вывести наверх всех, кто не занят в тушении пожаров. Я хочу снять с корабля столько, сколько успеем. Сейчас у меня примерно четыре сотни человек. Мы боремся за спасение «Шайло», сэр. Но, честно говоря, он одной ногой на дне.

Адмирал Теодор кивнул, забыв, что по радио это не заметно. Связист выключил передачу. В оперативной группе имелись эсминцы, и следующий шаг становился всё более очевидным. Ход его размышлений был прерван стуком в дверь. Вошёл один из «котиков», Джефф Томас.

— Господин адмирал, наш пленный хочет поговорить с вами. Мне кажется, у него достаточно разумный вопрос.

Теодор негодовал. «Котики» на глазах становились вещью в себе, но они могли сотворить невозможное.

Он махнул рукой. Конвой ввёл немецкого пилота. Лейтенант Вийнан вдумчиво отрепетировал свою речь.

— Адмирал, сэр. Меня содержали недалеко от госпиталя. Я видел, сколько тяжелораненых доставлено на борт. Перед тем, как стать пилотом, я учился на медика. В авиагруппе я был одним из санинструкторов. Хочу добровольно предложить вам свои услуги по уходу за ранеными. В обмен на моё честное слово.

Адмирал вытаращился на молодого лётчика. В иное время он приказал бы вышвырнуть его и вкатил «котикам» выговор на напрасную трату времени, но сейчас его что-то останавливало. Его корабль переполнен пострадавшими, и они продолжают прибывать. Поэтому всего лишь спросил:

— Почему?

Вийнан на мгновение задумался. Он просто знал, что должен что-то сделать. Но попытался объяснить.

— Сэр, я пять лет был пилотом бомбардировщика. Сегодня я впервые воочию увидел, что делают мои бомбы. Для меня война закончена, и пора попытаться возместить нанесённый урон.

— Лейтенант, в моей стране давно нет традиции верить на слово. Слишком часто им злоупотребляли во время нашей гражданской войны. Но у нас также принято отдавать окончательное решение на рассмотрение офицера. Я рассчитываю на доверие и принимаю ваше слово. Назначаю вас к доку Ганнингу, он решит куда вас лучше направить. Томас раздобудет какую-нибудь форму. И советую помалкивать, лейтенант. Вряд ли немецкие лётчики-бомбардировщики популярны сейчас.

Вийнан мысленно посмотрел на армию, приближающуюся к огороду. Над забором мелькнул красно-бело-синий флаг со звёздами и полосами.

— Разве я немец, сэр? Я голландец.

Теодор усмехнулся и вывел его. Адмирал помассировал правый глаз.

Присматривай за ним, «котик»… За этим голландцем. Доверяй, но проверяй.



Германия, Потсдам, штаб командования ОСПВО



Фельдмаршал Херрик чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Веер огромного американского авианалёта продолжал разворачиваться над всей территорией Германии. Каждое звено из более чем двухсот шло к тому или иному городу. Ожидаемого разворота для концентрации на единой цели так и не произошло. Сейчас это уже не было возможно по времени и расстояниям. Но куда они, в таком случае, летят?

Несколько минут назад случился краткий всплеск радости, когда Аахенский региональный центр доложил о сбитии одного из гигантов. И это оказался единственный успех всей системы. Беглый взгляд на отчёт показал, что это была счастливая случайность. Звену Me-263 повезло вовремя попасть в нужное место и победить. Прочие же гиганты уходили от обстрела легко и непринужденно. Да ещё какие гиганты! Теперь ОСПВО располагала свежими данными. Десятимоторные чудовища, с шестью толкающими поршневыми двигателями и четырьмя реактивными. Неудивительно, что они так маневрируют. Казалось бы, есть слабое место — огневая точка всего одна, в хвосте. Американцы должны были превратить Азоры в сплошную авиабазу, чтобы организовать рейд таких самолётов. Но в чём задача налёта?

Настолько крупный самолёт способен нести бомбовую нагрузку больше, чем любой предшественник. Наверное, даже вдвое больше, чем B-29. Херрик видел «Суперкрепость», кропотливо собранную из обломков самолётов, сбитых во время налётов 1944-45 годов. В воздух её поднять, конечно, не удалось, но он впечатлился её размерами и мощью, хотя счёл технологическим тупиком. По крайней мере, именно так выглядел B-29. Но новые бомбардировщики затмили их. Возможно, американцы надеются, что три самолёта способны вывалить достаточно бомб, чтобы уничтожить цель? Глупость. Нужно очень много взрывчатки для уничтожения хотя бы одного завода. Или рассчитывают, рассыпая бомбы на десятками городов, подорвать боевой дух или вызвать политический переворот? Ещё бóльшая глупость. А американцы отнюдь не дураки. Они отличные инженеры, что наглядно показывали плывущие в высоте бомбардировщики, правда, учёные неважные. Всё, что у них есть — реактивные двигатели, радары, ракеты, авиапушки — всё содрано с немецких технологий. Но не глупцы. Так что же они затеяли? Неужели это транспортники, которые высадят парашютный десант по всей Германии?

Его размышления были прерваны внезапным вскриком одной из диспетчеров. Она упала на стол, со стоном зажимая уши ладонями. Причину услышали все. Из наушников хлынуло душераздирающее завывание, сопровождаемое кратким рёвом статических помех. Потом наступила тишина. Женщины с квохчущим шумом бросились успокаивать её. Он засомневался, восстановится ли у неё слух. От звукового удара такой громкости барабанные перепонки бедной девочки наверняка встретились посреди головы.

— Герр фельдмаршал, Аахенский региональный центр на линии.

Это было хорошей новостью. Именно они передали о сбитом американском самолёте.

— Сообщают об огромном взрыве над Дюреном. Даже в Аахене вспышка была очень сильной, и они видят, как оттуда поднимается облако… Грибообразное облако… Говорят, его высота достигла десяти километров и оно подсвечено багровым изнутри. Пытаются связаться с местным центром управления, но все каналы связи с Дюреном отказали. По всей области трудности на коммуникациях. Передают, что звено американских самолётов заходит прямо на Аахен.

Внезапно глаза девушки расширились, и она сорвала наушники. Вовремя. Они упали на стол, как отброшенная ядовитая змея, и тут же разразились уже знакомым электронным воем и взрывом статики. Потом всё стихло.

Херрик посмотрел на ситуационную карту. Девочки отметили Дюрен на ней красным кругом, чтобы отметить место первого взрыва. Тот же круг появился на Аахене. Неожиданно память выдала, при чём же тут кошка. Кот в ящике. Кот Шредингера. Ему рассказывали об этом на собрании, иллюстрируя принцип неопределённость Гейдельберга. Нет, Гейзенберга. Точно. Собрание проводил сам Гейзенберг, в 1943-м, объявляя об остановке немецкого атомного проекта. Исследования показали, что такое оружие технически невозможно. Он помнил описание «невозможной» бомбы. Сотни или даже тысячи тонн обычной взрывчатки по мощности. Единственным ударом можно разрушить целый город. Унести её может один самолёт. К городам по всей стране приближались небольшие группы бомбардировщиков. Возможное объяснение было только одно. Гейзенберг сказал, что это невозможно, но американцы как-то создали такие устройства.

— Святая матерь божья, нет!

В его крике смешались гнев, страх, отчаяние, ярость, унижение и разочарование. Понимая неизбежность полного провала и предопределённой гибели, фельдмаршал опустился на стул, уронив голову на руки. Еле слышно он прошептал:

— Боже милостивый, пощади нас.

Бог его не слышал.



Германия, Дюрен, перекрёсток Шенкельштрассе и Филиппштрассе. Эпицентр.



Сирены воздушной тревоги завыли ещё несколько часов назад, но серьёзно их восприняли немногие. В конце концов, Германия восьмой год воюет, и шесть лет из них ни один вражеский самолёт не замечали над Рейхом. Старый Толстяк сдержал свое обещание. Геринг до сих пор оставался главой Люфтваффе, вместо Майера, которого прочили на эту должность. Кроме того, осведомлённые люди сказали, что к каждому городу направляется всего несколько машин. Говорили, что один из этих гигантов сбит западнее Дюрена, и конечно, остальные тоже скоро получат своё. Небо было ясным, с редкими облачками, инверсионные следы двух самолётов хорошо различались на ярко-голубом фоне. Многие даже специально вышло на улицы, чтобы посмотреть, как их собьют. Самые везучие стояли на перекрёстке, когда «Кристина» полковника Каннингема выпустила свой груз.

По мере падения устройства, сигналы от радара и датчиков давления пробудили электронный блок. С этого момента жить Дюрену оставалось считанные мгновения. Электрический импульс разлетелся по тридцати двум раздельным проводам. Через три тысячных доли микросекунды импульсы достигли детонаторов, размещённых на сфере из взрывчатки. Её отлили из смеси двух разных типов, с быстрой и медленной детонацией. Всё рассчитали так, чтобы тридцать два взрыва создали идеально сферическую ударную волну, направленную в центр с мощью трёхсот килограммов динамита. Через десять микросекунд урановый шар диаметром тринадцать сантиметров был обжат до пятисантиметровой жидкой капли.

Через девятнадцать микросекунд сработал небольшой полоний-бериллиевый запал, размещённый напротив центра сжатия. Он выбросил поток нейтронов в урановую сферу. Первые из них были поглощены атомами урана и заставили их распасться. До тех пор продукты распада обычно покидали сферу. Теперь сверхплотное сжатие заставляло частицы находить другие атомы и вовлекать их в нарастающую цепную реакцию. Это произошло примерно шестьдесят раз за следующую микросекунду.

На двадцатой микросекунде процесс завершился и вышел за пределы боеголовки. Начался распад. Гамма-излучение уже достигло области в четыреста метров в каждом направлении. Участок пространства над Дюреном, размером с грузовик, содержал энергию, равную взрыву тридцати пяти тысяч тонн тротила. Температура урановой капли достигла двадцати двух миллионов градусов — больше, чем в центре Солнца. Гамма-лучи пронзили детонирующую массу со скоростью света. Этот огромный выплеск был поглощён окружающим воздухом, раскалившимся настолько, что он сам стал светиться.

Образовался пылающий газовый шар, испускавший всевозможные виды излучения. Гамма-лучи, рентген, ультрафиолетовое, видимый свет, инфракрасное и радиоволны. Электромагнитный импульс насытил металлические предметы и создал скачок напряжения, который повредил или уничтожил электрооборудование, линии электропередачи и связи. Через пятьдесят микросекунд почти все телефоны и радиопередатчики в Дюрене вышли из строя. На семидесятой микросекунде огненная сфера разрослась до двухсот двадцати метров и продолжала расширяться многократно быстрее скорости звука. Её центр оставался раскалённым, а пограничная область, раздвигавшая воздух, стала остывать. Яркость продолжала падать. На восьмисотой микросекунде она сравнялась с солнечной. В этот момент произошёл срыв, и образовалась ударная волна, начавшая движение на десятикратной скорости звука. Она распространялась так быстро, что за ней создавалось частичное разрежение. В результате её проход сопровождался резким нарастанием и таким же резким падением давления. Потом волна отразилась от поверхности и усилилась. Редкие облака над Дюреном разлетелись в стороны. Спустя девятнадцать секунд, на расстоянии около трёх километров, скорость фронта упала до звуковой.

В этот миг огненная сфера расширилась до двухсот восьмидесяти метров с температурой поверхности около тысячи трёхсот градусов. Так как ударная волна уже отошла, внешний слой вновь разогрелся от внутреннего. Началась вторая, тепловая вспышка. Через секунду после начала взрыва сфера разрослась до трёхсот шестидесяти метров, а температура выросла до шести тысяч градусов — как на поверхности Солнца. Расширяясь, она теряла тепловую энергию и свечение. Достигнув четырёхсот метров в диаметре, шар пламени растратил девяносто процентов своего изначального жара.

Охлаждающаяся сфера продолжала подниматься и расширяться, вздымая след из дыма и пыли, формируя причудливый и пугающий атомный гриб. Он больше не пылал, но сохранял красноватый оттенок, даже когда вырос до десяти километров. По мере падения температуры влага конденсировалась и шляпка гриба побледнела, создавая впечатляющее, многослойное облачное образование.

Солнце для Дюрена погасло. Возникла тёмная область, почти скрывшая опустошение. Сто восемьдесят метров в эпицентре сплавились в стекло. В радиусе двух километров всё пылало. Пыль и обломки падали с неба вместе с чёрным дождём, образованным конденсацией воды на мелких частицах. Дождь шёл несколько часов, но когда он закончился, Дюрен уже был мёртв.

Взрыв и пожары были видимыми проявлениями, но явился и третий всадник ядерного апокалипсиса. Высокоэнергетическое гамма-излучение, частицы атомов, преобразованных во время взрыва, повреждали клетки живых существ. Подобно снегу, радиоактивные обломки падали на разрушенный город, обжигая открытую кожу. Те, кто остался в живых, быстро погибли от больших доз облучения, разрушавшего центральную нервную систему. Конвульсии, кома и смерть за считанные минуты. Те, кто остался в зданиях, продержались немногим дольше.

В медицинский словарь добавился новый термин — лучевая болезнь. Совместное воздействие внутреннего и внешнего кровотечений, повреждения иммунной системы, диареи, тошноты, рвоты, анорексии, язвы, потери волос, бесплодия, повреждения щитовидной железы, лихорадки и поражения печени. Деревья, млекопитающие и птицы погибли от взрыва, огня и радиации.

Из почти девяноста тысяч жителей Дюрена больше чем шестьдесят тысяч умерли через десять минут после пролёта «Кристины». Остальные умрут в течение недели.



Германия, близ Дюрена, 101-й учебный панцергренадёрский отряд



Майор Йохан Люп осознавал, что ему поставили нелёгкую задачу — провести оценку и высказать два противоположных мнения по тактическому применению. Одно из них получалось правильным решением неправильной проблемы, другое — неправильным решением правильной проблемы. Но сделать выводы требовалось. Тактические требования были просты и весомы. В России американская армия стала применять для перевозки пехоты бронетранспортеры. Полностью закрытые, чисто гусеничные, вооружённые пулемётами. Они заменили старые полугусеничники и дали пехоте заметное тактическое преимущество. Понадобился равнозначный ответ.

Прототипы заказали у двух компаний. Хеншель выкатил броневик, созданный на базе восьмиколёсного шасси. Длину увеличили, сделали прямоугольный корпус с амбразурами и отдельной башенкой под 20-мм автоматическую пушку MG-151. Кормовая часть откидывалась для быстрой высадки. Красиво, продуманно, хорошо спроектировано — но на колёсах. А нужна была гусеничная машина.

Порше предложил гусеничный бронетранспортёр. Майор Люп очень хотел когда-нибудь повстречаться с доктором Фердинандом и внести в его анатомию несколько незапланированных изменений. Машина Порше весила втрое больше «Хеншеля» и была спроектирована на грани безумия. У неё тоже имелся пандус, но откидывался он вверх, принудительно. Нет питания — БТР закрыт. Не было амбразур для стрельбы изнутри, зато множество огневых точек с дистанционным управлением, когда-то разработанных для не существующего теперь тяжёлого истребителя Ме.210. А ещё из-за огромной массы он оснащался двумя моторами и пожирал горючее с фантастической скоростью.

Люп передёрнулся. Пожалуй, надо передать разработки Хеншеля в КБ Порше и попросить спроектировать всё заново. Он уселся в машину — к счастью, это был «Хеншель» — и попытался собрать разбегающиеся мысли, чтобы составить письменный доклад. Большую часть утра они потратили, пытаясь вытащить БТР Порше из канавы. Он был тяжелее большинства танков, и это оказалось нелегко. Расслабившись в тусклом свете, он пытался найти подходящие прилагательные для описания, когда внезапно земля под колёсами яростно сотряслась. Землетрясение? Конечно нет, здесь для них неподходящее место. Потом он неожиданно понял, что внутри уже не сумрак. Яркий, ослепительный сине-белый свет лился через каждую щёлку.

Снаружи раздался крик, БТР покачнулся под ударом горячей воздушной волны. Крик был заглушен яростным рёвом, таким, что зубы задрожали. Тряска всё продолжалась и продолжалась. Майор схватился за край корпуса, на него сыпались сорванные приборы. Наконец всё прекратилось, и он выскочил наружу. Над располагавшимся поблизости Дюреном вздымалось огромное, чёрное, пылающее багровым и оранжевым грибообразное облако. Редкие тучки разлетелись в стороны, образовав причудливые кольцевые фигуры. От такого зрелища Люп вздрогнул. Подойдя к своим людям, он увидел, что унтер-офицер и рядовой лежат на земле, а медик перевязывает им глаза. Доктор глянул на майора и покачал головой.

— Когда произошёл взрыв, они смотрели прямо на него, — показал он на облако. Его губы зашевелились бесшумно, но Люп смог прочитать дальнейшее: «Они ослепли навсегда».

— Поднимайте людей, грузите раненых в «Порше». Мы должны быть в Дюрене и оказать всю возможную помощь, неважно что там произошло. Собираем колонну, я ведущий.

Всего насчитывалось пять машин. Два «Хеншеля», два «Порше» и командная. Неплохая подвижная группа, но маленькая — если размах бедствия хоть немного соответствует его опасениям.

Непосредственно перед тем, как они тронулись, полыхнуло вновь. На этот раз в направлении Аахена. Менее ярко из-за расстояния, но Люп отметил, как люди мгновенно спрятались в тень. Снова жестоко содрогнулась земля, через несколько секунд пришла ударная волна. На горизонте стал расти ещё один гриб. Пока они добрались до Дюрена, он насчитал в разных местах полтора десятка таких зловещих знаков. В любом случае это не случайное происшествие.

От холма над городом Дюрен выглядел печально. Масштаб катастрофы трудно было переоценить. Весь город затянуло желтоватым дымным светом. Повсюду полыхали пожары и постоянно вспыхивали новые. Всего за пять минут Люп увидел, как полоса огня делит город надвое. Над одной половиной солнце ещё светило ярко, над другой нависала тьма. И она непрерывно наползала на Дюрен, прямо на глазах.

Луп обратил внимание на необычный дождь. Он пошёл прямо сейчас, чёрный и липкий, пристающий ко всему. Капли, упавшие на деревья и листья, оставались, покрывая всё чёрной плёнкой. Когда они попали на форму, ткань потемнела. Дождь прилипал к открытой коже, вызывая сильный, грызущий зуд. Майор попытался стереть капли салфеткой, но лишь убедился, что они въелись. Как и сатанинский напалм амеров, смыть его оказалось невозможно.

Их маленький конвой поехал дальше к городу. У предместий они встретили обезумевшего голого человека, бегущего прочь. На голове он держал железное ведро, будто скрывая лицо. Люп остановил машину. Человек сильно обгорел и едва держался на ногах. Он раз за разом повторял, что мать разбудила его утром, и что он мыл руки, когда это случилось, а мать была на третьем этаже их дома и её сдуло взрывом. Солдаты попытались снять ведро, но он сопротивлялся. Кричал, что не хочет ничего видеть — неважно, что происходит, просто не хочет. Когда они всё-таки сняли жестянку, им открылось столь опухшее лицо, что нельзя было сказать, открыты его глаза или закрыты. Пока отряд стоял, майор слушал, как стонет и завывает воздух, хотя после взрывов наступила тишина. Загадка. Колонна тронулась дальше, по гребню небольшой гряды холмов.

Дальше, вдоль берега Рура, лежал городской парк. Проезды и мосты были заблокированы стволами упавших деревьев и стали почти непроходимы. Проехать на обычных грузовиках здесь не получилось бы, даже БТР с трудом смог. Искорежённые стволы обуглились с той стороны, которая смотрела к центру города. С противоположной листва уцелела, но уже желтела и умирала. Какая-то лучистая энергия, подумал Люп. Обычно деревья не гибли так быстро. Они до последнего боролись за жизнь, даже переломанные артиллерией стремились выбросить новые побеги. Но здесь сдались не только деревья. Трава и кустарники или почернели, или обуглились, или болезненно пожелтели.

В этот миг майор увидел источник звука. Это был вовсе не ветер. Парк переполняли сотни, а может и тысячи жутко обожжённых, травмированных людей. Волосы жертв скрутились или превратились в пепел, лица опухли и побагровели от ожогов. С открытых ран свисали клочья кожи, одежда обуглилась. Все были окровавлены. Многие лежали на ставнях, служивших носилками. Они были похожи на призраков. Внутренние органы выпирали из-под рук, в тишине раздавались стоны, крики, кто-то неподвижно и молча сидел, ожидая смерти. Люп раньше видел обгоревших. Он вытаскивал солдат из горящих бронемашин, видел жертв ненавистного напалма, но никогда не сталкивался с подобными повреждениями. Выражение «обжечься до кости» было ему знакомо, но как-то раньше не приходилось видеть.

Повсюду простирался ужас в чистом виде. В одном месте сидел человек, у которого с верхней половины тела слезла кожа. У женщины рядом выпали глаза, и она кровоточила всей поверхностью тела. Рядом — мать и ребёнок, словно освежёванные. Отец стоял неподвижно возле них, исполосованный чем-то до кончиков пальцев. Прямо у дороги лежала группа старшеклассников из местной гимназии. Они были на улице, когда упала бомба. Ожоговые пузыри уже начали лопаться, обвисая как тряпки. У некоторых обгорели ступни, там где раскалённый тротуар прожёг обувь. Люп то и дело слышал винтовочные выстрелы. Его солдаты, преодолевая ужас, творили единственно доступное милосердие для тех, чьё состояние было слишком тяжело.

Потрясённый до глубины души, майор отдал приказ трогаться и ехать в центр города. Здесь они ничего не могли сделать. Размах бедствия оказался слишком велик. Ни помочь, ни облегчить страдания. Может, в самом городе получится чем-то помочь. Ошеломленные, молчаливые бойцы уселись по машинам и переехали через Рур по железнодорожному мосту. По счастливой случайности он хоть и накренился, и горел, всё же устоял и вполне мог выдержать вес тяжёлой бронетехники. Рельсы с моста сдуло, а ударная волна, отразившись от воды, приподняла полотно сантиметров на тридцать. Фермы оплыли, как горячая ириска. На бетонной отмостке остались тени от сгоревших человеческих тел, а по другую сторону, на водяном баке, контуры расплавившихся кранов.

Внизу, у реки, люди набирали воду. Но она была хуже цианида. Сверху солдаты видели комья странной радужной пены на поверхности. Те, кто пил эту воду, быстро умирали с криками и конвульсиями. По реке плыли тела тех, с кем панцергренадёры завтракали всего несколько часов назад. Теперь их несло вниз по течению, со вздутыми животами и искажёнными лицами. Люп предположил, что они прыгнули в воду, чтобы спастись от палящего жара. На мосту стояли четыре брошенные лошади, поникшие головами, с обширными ожогами на боках. Майор со своими людьми съел достаточно лошадей, чтобы сразу распознать запах жареной конины. Однажды ему повезло раздобыть «Парабеллум» вместо дрянного «Вальтера». Теперь он пристрелил из него страдающих животин.

Впереди по обе стороны дороги лежало бесчисленное множество мертвецов. БТРы ехали дальше. Майор увидел женщину, ноги которой зажало большим бревном от горящего дома. Она не могла выбраться и звала на помощь, но рядом никого не было. Все спасались как могли. Солдаты подняли бревно тросом, но женщина умерла, как только тяжесть исчезла.

Ближе к центру появились целые толпы обожжённых людей, ищущих спасения. Но их окружили пожары. Дома горели, перекрыв все возможности бегства. Одежда обуглилась дочерна, кожа воспалилась и обмякла, будто виниловая пластинка под солнцем. Чёрный дождь и пепел терзали Люпа, но даже так он не представлял, что чувствует человек в таком состоянии. Он видел ослепшего ребёнка, глаза которого стекали по щекам как слёзы. С криком «Мама, забери меня!» он пробежал дальше, упал и умер. Череда людей ковыляла навстречу, по сумеречной улице, подсвеченная только огнями горящих зданий. Каждый держал руку на плече идущего впереди. Майору показалось, что они одеты в закопчённое рваное тряпьё, но потом рассмотрел — это клочья их плоти отходили от костей. Визжащий грохот турельного MG-42 опередил его приказ всего на долю секунды.

Должно быть, горожанин услышал стрельбу, так как выбрался из-за груды развалин. Он явно успел частично укрыться, левая часть его тела обгорела, а правая осталась нетронутой.

— Стрелять из пулемёта в черте города строго запрещено! — честно сказал он и истерично расхохотался, а потом сказал, чтобы они здесь ничего не трогали. Бедный безумец, подумал Люп, пожалуй, свихнуться — единственный разумный шаг.

Теперь они ехали через часть города, где здания разрушились и полегли в стороны от центра. Будто бетон и кирпич могли сбежать от ярости того, что уничтожило Дюрен. Внутри, под пылающими завалами, оставались люди. Одним из последних уцелевших строений было региональное отделение «Дойче Банка», примерно в восьмиста метрах от места взрыва. На каменных ступенях отпечатался тёмный силуэт человека. Скорее всего, он сидел задумавшись, опустив локоть на колено и подперев рукой подбородок. Может, ему сказали, что его кредит превышен, и требуется взнос. Может, он думал о том, кто из его друзей может помочь деньгами. Невероятная вспышка взрыва запечатлела контуры фигуры, отметив миг смерти.

Далее повсюду лежали завалы. Горящие завалы, окружённые вонью горелого мяса. Центральная часть города, попавшая непосредственно под взрыв, была разрушена почти полностью. Уцелели только немногочисленные железобетонные здания, но даже от них остались только пустые коробки, объятые пламенем. Всё, что не крепилось намертво к бетону, сгорело или улетело. А потом перед ними открылось такое, чего Люп раньше никогда не видел. Там, где находился центр города, образовалась целая площадь из чёрного стекла. Оно называлось тринитит[57], хотя майор и не знал этого. Чёрный вдавленный диск, окруженный горящими зданиями, увенчанный жутким облаком в чёрно-красном небе, походил на какую-то извращённую арену, где демоны устраивают свои сатанинские игрища. Броневики проехали в центр пекла, оставшегося от Дюрена, и остановились, образовав пятиугольник носами наружу, будто защищаясь от окружающего ужаса. Люп смотрел на десятки тысяч мертвецов вокруг. Он ещё не ведал, что и сам мёртв.



Германия, Потсдам, штаб командования ОСПВО



Дюрен, Аахен, Кёльн, Эссен, Дортмунд, Дюссельдорф, Дуйсбург, Бохум, Вупперталь, Билефельд, Бонн, Гельзенкирхен, Мёнхенгладбах. Красные круги двигались по карте Германии, подобно опасной заразе. Электронный шторм, взрыв статических помех, затем полная тишина в эфире. В операционном центре ОСПВО стояла тишина, которую нарушало всхлипывание женщин, плачущих за терминалами связи.

Крёфельд, Оберхаузен, Хаген, Хамм, Эрне, Мюльхайм, Золинген.

Мэр Золингена получил образование в британском университете и бегло говорил на английском. Чудом ему удалось связаться с одним из бомбардировщиков, приближающихся к его городу. На английском языке он просил их не сбрасывать, что в городе только женщины и дети. Ответом было холодное «Мы не говорим по-немецки». Потом вой, грохот статики и мёртвая тишина.

Нойс, Падерборн, Реклингхаузен, Боттроп, Ремшайд, Зиген, Мерс, Бергиш, Гладбах, Изерлон, Гютерслох.

Гютерслох пытался сдаться. Вещал на всех доступных частотах. Передачи закончились в завывании, взрыве статики и молчании.

Марл, Люнен, Вельберт, Ратинген, Минден.

Все ранние цели находились в области, контролируемой региональным центром «Северная Рейн-Вестфалия». Какое-то время фельдмаршал Херрик надеялся, что нападение там и закончится, что американские бомбардировщики всего лишь стремятся уничтожить немецкую промышленность. Но после того, как Рурланд исчез под чудовищными атомными грибами, надежда только таяла. Херрик отчаянно цеплялся за неё, безо всякой причины думая, что налёт всё-таки ограниченный.

Майнц, Людвигсхафен, Кобленц, Трир, Кайзерслаутерн.

Все в области центра управления «Рейнланд-Пфальц». Херрик чувствовал, что его мир рушится. В душе билась жестокая ирония. Он долгие годы строил ОСПВО, интригуя, защищая и обеспечивая ресурсами. Делал всё, чтобы защитить Германию. Теперь система, которая должна была стать венцом его профессиональной жизни, съёжилась до беспомощного зрителя, способного лишь наблюдать за уничтожением страны.

Штутгарт, Мангейм, Карлсруэ, Фрайбург, Гейдельберг.

Тысяча лет истории сносилась презрительно, мимоходом. Фельдмаршал будто наяву видел, как американские бомбардировщики беспрепятственно летят над Германией, вываливая смерть на беззащитную землю. Время от времени раздавался резкий женский крик, когда чей-то родной город исчезал под красной точкой. Другие реагировали иначе. Кто-то просто молча смотрел, кто-то падал в обморок. Одна улыбалась.

Хайльбронн, Ульм, Пфорцхайм, Ройтлинген, Людвигсбург, Виллинген-Швайниген.

Внезапно в операционном центре возникло оживление. Появилась знакомая фигура, лично Старый Толстяк. Правда, теперь не был совсем уж толстяком, и выглядел намного лучше, чем несколько лет назад. По слухам, он избавился от морфиновой зависимости, почти убившей его. Рейхсмаршал спокойно сел в углу, наблюдая, как по большому планшету ползёт краснота.

Эсслинген, Франкфурт, Висбаден, Кассель, Саарбрюккен, Дармштадт, Оффенбах, Ханау.

Новые всплески электронного воя, треск статических помех, зловещая тишина.

— Как мы до этого дошли? — Херрик больше спрашивал сам себя, хотя его потрясённый разум уже слабо различал, что вокруг происходит. Но именно Геринг ответил.

— Иногда во время ночного полёта лётчик берёт курс на неверную звезду, и некому его остановить. Когда он наконец понимает ошибку, то оказывается в неизвестности, и никакая карта не поможет ему вернуться. Всё, что он может сделать, продолжать лететь в надежде, что так или иначе что-то наладится. Но этого не происходит. В конечно итоге падение и пожар. Германия встала на ошибочный курс много лет назад, а остановить нас было некому. Вот теперь мы падаем и скоро сгорим.

Гамбург, Бремен, Бремерхафен, Брауншвейг, Киль, Эрфурт, Оснабрюк, Ольденбург, Геттинген, Вольфсбург, Зальцгиттер, Гера, Хильдесхайм, Йена,Вильгельмсхафен, Флёнсбург.

Три взрыва произошли над Гамбургом и Вильгельмсхафеном, два над Килем. Верфи подводных лодок, тупо подумал Херрик. Они терзали американцев в 1942-м и ещё три года угрожали. Теперь амеры мстили. Боже небесный, какую месть они творили! Воистину, бойся гнева терпеливого человека.

— Но люди не заслужили этого, — снова он не понял, что говорит вслух. И снова ответил Геринг, сидя в углу. Это даже не был разговор, скорее последние слова двух мертвецов.

— Люди? Не заслужили? Друг мой, вы знаете, кто основал Гестапо? Я. Я сделал. Это моё творение. Я создал его из прусской криминальной полиции. У нас были информаторы в каждом квартале, в каждом магазине и конторе, на каждой фабрике. Мы слышали каждый пук! И что, кто-то возражал? Отнюдь. Когда полиция приезжала забирать коммунистов, евреев, профсоюзных лидеров и славян, никто ни слова не сказал в их защиту. Что происходит с арестованными, знали все. Но разве хоть кто-нибудь предупредил их или помог бежать? Почти ни разу. Сколько переворотов и покушений на фюрера задумали? Ни одного.

Мюнхен, Нюрнберг, Ганновер, Аугсбург, Вюрцбург, Ингольштадт, Фюрт, Эрланген.

Восемь взрывов над Мюнхеном. Одна из женщин поперхнулась и её вырвало на пол. Она вышла из-за стола, переговорила с охранником и вышла улицу с его пистолетом. Секунду спустя треснул выстрел. Солдат выглянул наружу и вернулся, убирая «Вальтер» в кобуру.

— А где фюрер? — на этот раз Херрик спросил совершенно сознательно.

— В Берлине. Отказывается верить любым сообщениям о происходящем. Полагает, что налёт был отбит. Отказывается укрыться в бункере. Думаю, не стоит говорить ему, что мы впустую угрохали миллиарды марок на бесполезную систему ПВО. Но не беспокойтесь, фюрер видит иную реальность, не ту же, что и мы. Он давно уже витает в собственном мире. Он слышал голоса задолго до изобретения радио. Вы потрясены? Что он может нам сделать? Убить? Ну так американцы собираются сделать это за него. Если хотите застрелиться, могу одолжить пистолет. Он надёжный.

Лейпциг, Хёмниц, Халле, Любек, Росток, Регенсбург, Шверин, Дессау, Дрезден.

Волна рейда подходила к Берлину. Радары отказывали один за другим, коммуникации разваливались. Прошёл доклад, что большинство американских бомбардировщиков развернулось и встало на обратный курс. Но планшет всё ещё показывал группу из девяти самолётов, направляющихся прямо к столице. В запасе у Херрика имелся последний козырь, четырёхмоторные уродцы Ju-635. Если они смогут остановить эти звенья, то по крайней мере спасут Берлин. Не говоря уже о его собственной жизни.



Германия, 17500 метров над районом Бранденбурга, «Техасская леди»



Добравшись сюда, Дедмон ощущал нечто близкое к разочарованию. Дорога к Берлину заняла почти двадцать три часа. После краткого беспокойства с Ме-263, весь полёт прошёл на грани скуки. RB-36, которые прокладывали им путь, уже развернулись и теперь изучали безопасный курс возвращения над местами, которые миновали взрывы. Ранее они перехватывали безумную всплески в эфире, но теперь стояла пугающая тишина. Подходило время для разделения их девятки.

«Техасская леди» вместе с «Шестым пилотом» и «Куколкой» пойдут на центр города, на Шпандау, Шарлоттенбург, рейхсканелярию и Лихтенберг. «Грабительница», «Марди Гра» и «Серебряный ангел» полковника Монтаны повернут южнее, на Потсдам, Штейглиц, Темпельхоф и Карлсхорст. Наконец, полковник Фридман поведёт «Мир земной», «Счастливую шлюху» и «Тихушницу» на север, чтобы поразить Хённигсдорф, Виттенау, Розенталь и Бланкенбург. Сбросы были тщательно рассчитаны. Дедмону объяснили, как наложение взрывов усилит их эффект и сотрёт с лица земли целый город. Но ещё важнее было то, что схема подрыва даст B-36 удалиться раньше, чем пекло — вполне буквально — вырвется на свободу.

Если всё сработает как надо, все три звена пройдут над городом сходящимися курсами, чтобы собраться за пределами Берлина для возвращения домой. Ещё двадцать два часа в воздухе. Дедмон ещё не решил, пойти ли прямо по большому кругу, или отклониться к Азорам для дозаправки. Смотря по запасу топлива, подумал он. «Техасская леди» почти два часа летела на всех десяти двигателях, но огромные баки всё ещё обеспечивали достаточный резерв.

— Сэр, снизу шестнадцать контактов. Медленные, по сравнению с реактивными или поршневыми перехватчиками. Не ракеты и не Ме-263. Сейчас взгляну.

На «Техасской леди» не было превосходной оптики RB-36, но прицел бомбардира позволял рассмотреть многое. Спустя несколько секунд из носовой кабины послышался озадаченный свист.

— Сэр, похоже, враг сломлен. Нас атакуют летающие выкидыши.

— Растолкуй, что там.

— У истребителей, которые к нам карабкаются, два фюзеляжа, объединённых центральным крылом. На каждом фюзеляже два двигателя, один спереди, другой сзади.

Полковник поднял брови.

— Майор Пико, пожалуйста, спуститесь в нос и проверьте, не заныкана ли там пара бутылок контрабандного алкоголя. Если найдёте, отберите и принесите сюда.

— Это не белочка, сэр. Они настоящие и поднимаются к нам. Но кажется, их предел около пятнадцати тысяч.

— У немцев действительно есть двухмоторный истребитель, «Стрела», с двумя моторами такого расположения. И они экспериментировали с двойными фюзеляжами. Может, это развитие той же линии?

— Сэр, это бомбардир. Один из истребителей выпустил ракеты.

Дедмон посмотрел вниз. Чёрный дым тянулся от причудливого самолёта точно к «Техасской леди». Он знал, как противодействовать, и завалил огромный бомбардировщик в вираж. К его удивлению, ракеты последовали за ним, быстро сокращая отставание.

— Дирк, найдите частоту управления этой хреновины и заглушите.

— Управляющего сигнала нет, сэр. Вообще нет.

Чёрт побери, но что-то же должно управлять ими. Полковник уклонялся, но ракеты не отрывались. Оглянувшись, он заметил, что и другие машины пытаются уйти от атаки. А потом перестали. Исчерпав запас тяги, снаряды упали. Даже с управляемыми ракетами диковинные истребители не смогли до них дотянуться. Дедмон с облегчением вздохнул.

— Знаете, Энди, если плохие парни когда-нибудь освоят подобные фокусы и придумают самолёт, способный залезть на наш потолок, нам будет нелегко. Внимание всем экипажам! Приготовиться к разделению для захода на цели. Перед нами Берлин. Не прозевайте момент сброса, иначе придётся заходить повторно. Это будет невесело. Сверяем начало отсчёта.

На «Техасской леди» пискнула панель командного аппарата, выставляя одинаковое время на борту всех трёх самолётов и в блоках управления всех двенадцати ядерных зарядов. Теперь звено работало по единому времени. Скорость самолёта была рассчитана заранее, каждая серия из четырёх зарядов выйдет одномоментно. Это предотвратит их повреждение от соседних взрывов. Чтобы долететь до высоты срабатывания, первой серии понадобится двести секунд. Когда бомбы сдетонируют, произойдёт сброс последней серии, и бомбардировщики успеют уйти достаточно далеко. «Грабительница» и «Мир земной» уводили свои звенья.

— Готовимся к заходу на цель.

Команда принялась за работу. Все прозрачные части занавешивали тяжёлыми хлопковыми полотнами, простёганными в шесть слоёв с тканью из углеволокна. Всё чтобы предотвратить ослепление экипажа. Лётчики достали чёрные повязки и нацепили их на один глаз — на тот случай, если вспышка всё-таки пробьётся, то второй глаз уцелеет.

— О, ты разбиваешь мне сердце, — снова раздался женский голос. Дедмон был убеждён, что это Мартин, их хвостовой стрелок. Но доказать не мог.

Следом включили внутреннее освещение, чтобы навести в самолёте порядок. Все свободные члены экипажа занялись уборкой. После 23 часов в воздухе «Техасская леди» была порядком замусорена обёртками от еды и мелочами от текущего ремонта. Следовало всё собрать — возможное сотрясение от взрыва способно забросить сор в самые неподходящие места. В кормовом отсеке прятали карты и таблицы частот. Механики закрывали бочонки с запасным маслом для двигателей. Дедмон проверил навигационное оборудование.

Курс 91. Скоро управление перейдёт в руки бомбардира. Он направит самолёт на цель и даст команду на сброс, как только картина на радаре К-5 совпадёт с эталонной. На постановке задачи отдельно упомянули, что объекты атаки ясно видны на экране радара. Полковник только сейчас осознал глубину планирования при подготовке рейда. На борту «Шестого пилота» и «Куколки» экипажи готовили контрольные приборы и камеры. Их роль больше научная, чем военная — важно получить как можно больше сведений о каждом взрыве.

Ну, пора. Освещение погасло. Внутри самолёта воцарилась тьма. Он убрал руки от штурвала и почувствовал едва уловимые движения. Бомбардир выравнивал машину. Затем залязгали механизмы. Это распахнулись створки бомбоотсека, ушёл первый заряд, и отсек снова закрылся. «Техасская леди» слегка шелохнулась. Через сорок восемь секунд всё повторилось. Ещё несколько лёгких поправок, и спустя девяносто шесть секунд произошёл третий сброс. Бряк-бряк-бряк. Ещё поправки и последняя бомба полетела на сто сорок четвёртой секунде. Двигатели взревели. Они уходили на полной мощности.

Первоначально в качестве носителя предполагались B-29. Для них продумали особые манёвры уклонения, чтобы не попасть под удар. B-36 полагались на скорость и высоту. Бомбардир направил «Техасскую леди» в небольшое снижение, раскрутив моторы до упора. Двести секунд или сорок пять километров, начиная с самого первого сброса. Успели. Ударная волны дала лёгкого пинка под зад, но не более того. Но они продолжали гнать, так как их настигали толчки от последующих взрывов. Десять, одиннадцать, двенадцать… конец. Берлин остался в семидесяти с лишним километрах позади, и если всё сделано как надо, вскоре их девятка вновь соберётся.

Команда сняла повязки и занавеси. Наружный слой плотного белого хлопка слегка поджарился. После того, как глаза привыкли к свету, они увидели, что план полета сработал отлично. Два других звена уже приближались. Достаточная дистанция для безопасности, и достаточно близко для поддержки. Дедмон слегка шевельнул рулями, давая место в строю «Грабительнице» и «Миру земному». Берлин лежал далеко по левому борту. Полковник видел грязное, кипящее облако дыма и обломков, которое накрыло город. Над этой бурлящей массой вздымалось двенадцать багрово-бурых атомных грибов. Они медленно тускнели, остывая и бледнее.

— О боже, что же мы натворили? — тихо сказал майор Пико.



Оккупированная Британия, Ноттингем



Как обычно, всё началось с сообщения по радио. «Толстяк поёт для Кэтлин». За дальнейшими приказами Дэвид Ньютон и его ячейка пошли к соответствующей закладке, где хранились оружие и подробные инструкции. И указание цели. Ею была немецкая установка. Неслыханно! Сопротивление старательно избегало таких нападений. Замысел Галифакса сыграл, немцы стали беззаботными. По молчаливому договору позволялось прибить случайного часового или коллаборациониста. Но атакуйте гарнизон, и на вас обрушатся все силы ада. Ирландцы прочувствовали это на собственной шкуре. В 1942-м фрицы заняли Ирландию. Это не было вторжением — они просто высадились и захватили её.

ИРА, считавшая себя закалённой годами партизанской войны против британцев, объявила, что «освободит страну от новых захватчиков». Они напали на немецкий конвой в небольшой деревне с названием Балликиссангел, и уселись наблюдать. Заявятся силы безопасности, начнут расследование, арестуют несколько человек, да и всё. Ну, приехали СС и Гестапо, собрали всех мужчин и заперли в католической церкви. А женщин и детей — в протестантской. Потом сожгли обе дотла. Уничтожили все дома в деревне и разровняли. К вечеру ничего не напоминало о её существовании.

Так немецкий комендант объяснил новые правила игры. «Правило Лидице[58]». Первое и единственное — нет никаких правил. Одно нападение ИРА вызовет уничтожение ближайшей деревни. СС не волновало, виноват ли там кто-нибудь или нет. На распространение этой вести ушло довольно много времени, и погибло немало ирландцев. Но даже ИРА усвоила — нельзя нападать на немцев. Они не играют в ваши игры. Они соблюдают «Правило Лидице». Британское Сопротивление внимательно смотрело на них. Не нападайте на немцев. Но теперь его группе и четырем другим приказали напасть на немецкую установку. А именно армейскую радиостанцию в Ноттингеме, которая обслуживала размещённые в Британии войска. На самом деле её слушали все, включая Сопротивление. Через неё передавали немецкие директивы. В определённое время требовалось вывести её из строя и удерживать до последнего, пока не поступит приказ на отход. Перспектива та ещё. Силы Сопротивления таким не занимались. Они наносили удар и убегали. Так почему же им приказали захватить объект и оборонять его? Что-то затевалось. Салли отметила, что немцы, с которыми она поддерживала деловые отношения, действовали как-то странно. Похоже, связь с Германией весь день прерывалась. Один из её клиентов постоянно волновался по поводу жены и детей. Салли не могла понять, в чём дело. Они жили в небольшом немецком местечке Дюрен, вдали от больших городов.

Ньютон просмотрел сквозь сумерки на радиостанцию. Её почти не стерегли. «Правило Лидице» было лучшей защитой, чем охранники. Но ещё рано. Им надо было подождать. По какой-то причине было очень важно верно выбрать время.



Германия, Потсдам, штаб командования ОСПВО



Для отображения обстановки выкатили новый планшет, частично прикрыв кладбище, образовавшееся на предыдущем. Теперь отслеживали только западные подступы к Берлину. Технически, прикрытие столицы лежало на местном, городском центре управления, который передавал данные в Бранденбургский региональный центр. А уже он — в штаб. Однако в действительности все три находились в одном месте, с одним штатом и персоналом. Фельдмаршал Херрик подумал, что если последний рубеж обороны падёт, ему придётся отдать самого себя под трибунал.

Сейчас отслеживали только двадцать пять самолётов. Их было больше, но значение имели только эти. Девять из них — американские бомбардировщики, прямо сейчас идущие на Берлин. Три звена. На их перехват поднялись шестнадцать тяжёлых истребителей Ju-635. Четыре группы по четыре машины. Глядя на них, Херрику постоянно приходили на память средневековые рыцари, соперничающие в доблести. Только доблесть не имела никакого отношения происходящему. Американцы не обратили на немецкую ПВО ни малейшего внимания и уничтожали страну, не дав шанса защититься.

Последней возможностью спасти хоть что-то были «Юнкерсы». Большинство этих четырёхмоторных уродцев уже потеряно. Некоторые сумели сесть только для того, чтобы «разложиться» на аэродроме, другие оказались слишком близко к взрывам адских зажигалок. Так их назвал один из летчиков-истребителей, пролетевших над Майнцем. Сказал, как будто в городе заполыхало пламя пекла. Но остались шестнадцать Ju-635 с небольшим запасом топлива. Большинство из них не сумели даже поравняться с американскими бомбардировщиками, и просто смотрели, как те проплывают мимо. Двое утверждали, что их ракеты разорвались достаточно близко и заставили цели отвернуть на запад с дымом. Херрик полагал это чрезмерно оптимистичным. Но шестнадцать истребителей, защищающих Берлин, по его приказу выгрузили снаряды к пушкам и сделали всё возможное, чтобы уменьшить вес. Каждый несёт три ракеты. Могут же почти полсотни ракет сделать что-нибудь с девятью бомбардировщиками?

Фельдмаршал наблюдал, как развиваются события. Обычная схема. Амеры шли прямо к цели, полагаясь на скорость и высоту для прорыва ПВО. Пилоты «Юнкерсов», основываясь на опыте предыдущих стычек, рассредоточились, чтобы поймать бомбардировщики в сеть. Но даже забравшись на свой потолок, они всё равно отставали на две тысячи метров. Американцы, как и прежде, уворачивались. Ждали, пока враг не выпустит залп, а потом использовали поразительную высотную манёвренность. Ракеты следовали за ними, но каждый поворот расходовал их энергию. Бомбардировщики уходили в виражи, и промах следовал за промахом. «Юнкерсы» расстреляли весь боезапас, не добившись ни одного попадания.

В зале повисла глубокая тишина. Планшет показывал, как истребители один за другим отваливают в стороны, а десятимоторные гиганты продолжают полёт. Три звена разделились под небольшим углом, с очевидным намерением пройти параллельными курсами над городом. У Херрика перехватило дыхание, настолько густо чувствовалось в воздухе отчаяние.

— Итак, сколько адских зажигалок они на нас сбросят, как думаете? — рейхсмаршал Геринг казался неуместно весёлым.

— Девять. По одной с каждого.

— Есть ещё мнения? С меня плюшки тому, кто окажется точнее.

Вновь наступила оглушительная тишина.

— Я думаю, двенадцать, герр рейхсмаршал. На Мюнхен зашло шесть бомбардировщиков и сбросили восемь бомб. У нас девять, таким образом, будет двенадцать.

Женщина смущалась, что её мнением заинтересовался такой высокопоставленный человек, но Геринг простецки улыбнулся ей.

— И как вас зовут, дорогуша? Кажется, никто больше не хочет сыграть.

— Санни. Санни Брюке.

— Вы замужем?

— Нет. Я надеялась, что мы с моим женихом распишемся в его следующий отпуск. Он сейчас в России, танкист. Но…

Геринг покачал головой:

— По крайней мере, не один из моих летчиков. Давайте поспорим. Если ваше предположение будет точнее моего, то медовый месяц вы проведёте в Каринхалле[59].

По залу прокатился вздох. Каринхалл — легендарный охотничий замок Геринга, названный в честь его первой жены. Фантастически роскошный дворец, заполненный сокровищами со всех концов ограбленной Европы. Некоторые женщины явно пожалели, что не рискнули присоединиться к спору.

— Санни, если я выиграю, вы отдаёте мне браслет, который сейчас на вашей руке. Уговор?

Она кивнула. Браслет был обыкновенной, дешёвая бижутерия. Херрик был заворожён. Геринг легко заставил людей думать о будущем, переведя их мысли на выживание и что делать потом.

Американские бомбардировщики быстро приближались, оставляя отметки на планшете.

— Насколько надёжно мы можем герметизироваться? И сколько после этого продержимся?

Фельдмаршал догадался, что сейчас Геринг обращается к нему. И голос у него твёрдый, ледяной, отнюдь не то приветливое подшучивание, как с девушкой-оператором. Искорки хорошего настроения исчезли из глаз, сменившись холодным командным огнём. Херрик напомнил себе, что Старый Толстяк не клоун и не шут. Если он и произвёл подобное впечатление, то лишь потому, что это служило его целям. Бояться этого человека однозначно стоило.

— Герр рейхсмаршал, нас защищает укреплённый железобетон. Подача воздуха производится снаружи, но он проходит через фильтровентиляционную установку. У нас автономные генераторы и хороший запас топлива. Не очень большой, но можно сэкономить его, отключив второстепенные системы. Еды не меньше чем на две недели. На вкус так себе, но силы поддерживает.

— Значит, мы можем выдержать удар?

— Если адская зажигалка не рванёт прямо над нами, то… да, герр рейхсмаршал.

Херрик был ошеломлен. Его так поразила степень разрушения страны, что он забыл думать о выживании. И настолько упёрся в неудачу его системы ПВО, что не смог представить возможные выгоды. Сколько региональных и местных центров было потеряно из-за растерянности персонала? Всего несколько простых шагов намного увеличат их шансы.

— Вырубите всё ненужное освещение. Проверьте работу ФВУ. Закрепите всё, что может слететь. И держитесь. Будет жёстко.

До сброса прошли минуты, а может быть секунды. Казалось, что время тянется часами. Бомбардировщики уже ползли над городом. Кто-то молился, кто-то писал прощальные письма. Слова Геринга переломили отчаяние и деморализацию, но на самом деле всерьёз никто не рассчитывал уцелеть.

Потом обрушился мощный удар. Всё заволокло пылью и дымом, с потолка падали панели. Людей сбило с ног сотрясением. Херрик видел, что пол действительно задвигался и пошёл волнами. Планшеты изгибались и ползали по направляющим. Угрожающее глубокое рычание заполнило весь зал. Не было какого-то определённого источника, просто сплошной шум. Чашки и блюдца, стоявшие в углу, рассыпались на осколки. Херрик ощутил, что падает, самым пошлым образом приземляясь на задницу. Свет совершенно пропал.

Потом пришла вторая встряска. Она напугала больше, несмотря на то, что сам толчок был намного слабее. Просто всё, что могло сломаться, уже сломалось, и все, кто могли упасть, уже были на полу. Их встряхнуло, и обломки разлетелись во все стороны. Тряска продлилась дольше первой волны, и уже ослабевала, когда пришло эхо третьего удара, ещё более тихое. «Тихое», конечно, относительно. Хотя центр управления строился из расчёта на бомбардировку, при составлении проекта никто не рассчитывал на адские зажигалки. Пружины, подумал Херрик. В следующий раз закрепим всю постройку на пружинах, которые поглотят вибрацию. Наконец, пришла четвертая ударная волна, сильнее прочих, кроме самой первой.

Тряска продолжалась. Безжалостные удары, каждый из которых добавлял беспорядка и разрушения в зале. Они становились всё слабее, но всё больше повреждали бункер. Последний толчок надломил стены и обрушил облицовку потолка. После того, как всё закончилось, в совершенно тёмном помещении наступил спокойствие. И полная тишина. Даже когда включилось аварийное освещение, сквозь пыль, дым и мелкое крошево ничего нельзя было рассмотреть. Но вентиляция работала и вскоре очистила воздух. Зал превратился в руины, от по-немецки чётко устроенных рабочих мест не осталось ничего, кроме воспоминаний. Люди поднимались с пола. Одна из женщин непрерывно бормотала: «Мы живы, мы живы».

В углу бункера как будто что-то взорвалось. Куча битых обломков и разломавшихся потолочных плиток внезапно зашевелилась, потом разлетелась в стороны, и появилась голова Геринга. Тело и ноги всё ещё скрывались в завале, но он улыбался!

— Конечно мы живы, глупышка. Когда-то я летал на триплане «Фоккер». Уж если я это пережил, никакие американцы с их адскими зажигалками меня не проймут. Фельдмаршал Херрик, теперь вы понимаете, чем командуете? И заодно, кто сейчас я?

Херрик задумался на несколько секунд. Внезапно его посетило прозрение. Да, ОСПВО потерпела неудачу именно как противовоздушная. Но не потому, что была построена с ошибками — просто никто не мог предположить, с чем она столкнётся. Зато она оказалось, пожалуй, самой лучшей в мире системой связи. Ни одна другая страна не достигла ничего подобного. Коммуникационные каналы работали превосходно, даже столкнувшись с немыслимыми трудностями. И более того, благодаря высокой защищённости — как только стихнет электромагнитный шторм — они смогут обеспечить координацию восстановления того, что осталось от Германии. А Геринг? Он, вероятно, единственный оставшийся из высокопоставленных членов правительства.

Херрика озарило снова. Он предполагал, что присутствие рейхсмаршала здесь — случайность. Ну или старый лётчик-истребитель решил умереть среди обломков Люфтваффе. Но Геринг наверняка умел просчитывать всё от начала до конца. Он осознал суть американского рейда и продумал всё заранее. Интересно, Гитлер на самом деле настолько впал в маразм, что не поверил в разрушительную мощь налёта, или…

— Да, мой фю… — Геринг остановил его мановением руки.

— Господин президент. Давайте так. У Германии уже был фюрер в этом веке, хватит.

Херрик кивнул, принимая поправку.

— Да, господин президент. Мы восстановим работу линий связи, а что потом? Что вы намерены делать?

— Чтобы заключить мир, неужели неясно? Хотите, чтобы американцы возвратились завтра или послезавтра, чтобы разровнять здесь всё окончательно? Наши армии не устоят, если амеры сбросят на них адские зажигалки. Если нам придётся пойти на унижение, чтобы добиться мира, так тому и быть. Санни, вы угадали. Двенадцать бомб. Выигрыш за вами. Когда вы с женихом воссоединитесь, можете жить в Каринхалле сколько пожелаете.



Точка 46.8 север, 4.6 запад. Авианосец «Шайло», где-то по правому борту в корме



Демократы, подумал главстаршина, это определённо происки демократов. Он и его бригада пробивались через пожары в посудомоечной. Это было не очень трудно. «Самоа» вылил на этот участок столько воды, что большая часть возгораний погасла раньше, чем в отсек вошли люди. Местами ещё горело, конечно, иногда прямо на их пути. Но не серьёзнее, чем случайно пролитое на плиту масло. Они справлялись без труда. Намного худшим препятствием были дым и ядовитый чад. Чиф был весь дочерна закопчён. Нехорошо, совсем нехорошо. Так они пробрались через посудомоечную и достигли вертикальной шахты, проходившей через палубы. Потом вернулись за передвижным насосом, дозаправили его. Проверили, что мичман Пикеринг в порядке. У него на лбу зияла рана, но он дышал. А потом попробовали открыть люк. Он был задраен сверху.

Чиф беспокоился куда больше, чем позволял себе показать. Он чувствовал, что корабль обречён и смерть его близка. С тех пор, как «Шайло» содрогнулся от большого взрыва, всё чаще и чаще докатывались детонации послабее. Десятилетия опыта и множество пережитых ЧП подсказывали ему, что сейчас пожары вышли из-под контроля. С каждым взрывом корабль стонал, получая новые смертельно опасные повреждения. А люк, который был их выходом, закрыт. Сверху.

— Нам надо уходить через корму. По направлению к носу всё горит, дифферент растёт, затопление тоже. Должен быть проход. Гибсон, вы старший. Ждите здесь. Позаботьтесь о господине Пикеринге, пока я не вернусь.

Главстаршина нырнул обратно и исчез в темноте. За его спиной сразу зашелестел ропот, что авианосец уже покинут, и эсминцы скоро его торпедируют, чтобы пустить на дно. Кто останется на борту, утонет с ним. Корабль кренился, устоять на ногах становилось всё труднее. Один моряк положил руку на переборку и в ужасе её отдёрнул.

— Холодно. Мы уже под водой!

Гибсон влепил ему по челюсти и остановил истерику. Сейчас паника убьёт всех. Наконец главстаршина вернулся, с зажмуренными от дыма глазами и несколькими ссадинами. Он проблевался и отдышался.

— Я нашёл выход. Там тесно, но мы пролезем. Надо преодолеть около тридцати метров против уклона. Если упираться локтями и коленями, осилим. Держитесь за ремень того, кто впереди. Не толкаться, не пихаться, иначе все там и останемся. Если у кого нет дыхательного аппарата, прикройте нос и рот тканью. Намочите чем-нибудь. Если нет воды, используйте мочу. Вы трое, с господином Пикерингом, держитесь в середине группы и смотрите, чтобы он не врезался ещё во что-нибудь.

— Я в порядке, чиф. Справлюсь сам, — голос мичмана был слабым и дрожащим, но он всё-таки говорил. Это хорошо, подумал главстаршина, хотя будет лучше, если он скажет что-нибудь разумное. Но он слишком молодой офицер и, вероятно, демократ. Нельзя ожидать от него разумных решений, даже со целой головой.

— Хорошо, сэр. Но вы остаётесь в середине группы и держитесь за ремень Гибсона. Идём.

Люди пошли вслед за чифом. Там было темно, дымно, и необъяснимо страшно. Двигаться можно только вперёд. Ни вниз, ни вверх, ни вбок, только вперёд. Повсюду удушливый дым. Мичман поражался человеку, который вернулся сюда из шахты, по которой шёл свежий, чистый воздух, а затем пришёл за ним и остальной частью бригады. Дым заполнял легкие, и он чувствовал, что не может идти дальше. В какой-то момент главстаршина шепнул ему на ухо: «Не вздумайте застрять, или я пну вас под зад». Он правда сказал это? Или он сказал «Пну вас под зад снова»? Пикеринг не знал и смирился с пониманием, что уже не узнает. Казалось, прошла вечность, когда они добрались до люка. Оказывается, чиф его уже открыл, и оставил открытым. Теперь на ремонтно-восстановительный расчёт лился чистый холодный воздух. Самый крепкий из них отдышался пару секунд, потом вылез и вытащил те, кто слишком ослаб, чтоб самостоятельно преодолеть комингс. Главстаршина и мичман Пикеринг вышли последними.

Они оказались на спонсоне бортовой спаренной трёхдюймовки. Отсюда открывался свободный обзор вперёд, что ясно показывало состояние «Шайло». Его скулы полностью ушли под воду, и волны перекатывались через начало полётной палубы. К тому же крен на левый борт был такой, что шпигаты смотрели в небо, а не в море, как положено. Отовсюду валил клубящийся чёрный дым, слышались взрывы.

Чиф выглянул за край спонсона. «Самоа» стоял по корме, больше не заливая пожары, только сдерживая распространения огня. Оставшиеся в живых покидали авианосец. Значит, слухи были верны. Команда «покинуть корабль» прозвучала, эсминцы ждали. Только для его людей не оставалось способа спастись. На корме всё завалено обломками, впереди огонь и вода. На левый борт — то же самое. На правый… Он посмотрел. Круто, но если найти подходящий трос, можно спуститься.

— Хорошо, ребята. Вот что мы сделаем…

Его голос заглушил рёв двигателей. Главстаршина посмотрел наверх и увидел, что над ними завис один из новых вертолётов. Вниз полетел канат, появилась рука с тремя растопыренными пальцами. Понятно, три человека. Он выбрал троих самых молодых, и они схватились за канат. Вертолёт отлетел в сторону и отвёз их на корму «Самоа», потом вернулся, и курсировал туда-сюда, пока не остались только они с мичманом. Чиф закрепил петлю на офицере, проверил крепление и схватился сам. Лебедка взвизгнула и напряглась, но втащила их обоих на борт.

— Простите за неудобства. Обычно я летаю на «Биркэте», но не хватало пилотов вертушек, чтобы челночить. А я какое-то время назад как раз стажировался. Немного подзабыл, но скоро вспомню.

Это был молодой лейтенант, с фамилией Урчин на нашивке. Главстаршина проводил взглядом тонущий «Шайло», потом с удовольствием осмотрелся в кабине вертолёта. Определённо, к это машине демократы руку не приложили.



ГЛАВА ДЕВЯТЬ. ИСКУПЛЕНИЕ



Оккупированная Британия, Ноттингем



Закат был захватывающим. Огромное, тёмно-красное с пурпуром зарево заливало всё небо. Сейчас оно постепенно тускнело, вслед за уходящим за горизонт солнцем, но всё равно освещало местность жутковатым багровым светом. С научной точки зрения Дэвид Ньютон понимал, что по какой-то причине в атмосферу попало много пыли, но что произошло? Несомненно, рано или поздно станет известно. Он оглянулся. С ним пришло шестнадцать бойцов Сопротивления. Оружие они взяли из различных захоронок. Ньютон не знал, как происходят поставки, кто их распределяет, но там всегда лежало то что нужно. У одной группы была пара РПГ-2, остальные вооружились американскими М3[60] и русскими ППС-43. Но у него самого было нечто особенное, о чём раньше говорили только шёпотом. Карабин «де Лизл»[61]. Он похлопал по ствольной коробке и мягко провёл ладонью. Это было необычное оружие. Механизм и дерево от винтовки «Ли-Энфилд», но переделан под пистолетный патрон Кольт 45 калибра. Весь ствол, от патронника до среза, забран в глушитель. Считалось, что «де Лизл» настолько тих, что единственный шум при выстреле — щелчок бойка по капсюлю.

План был довольно прост. Он снимает двоих охранников у ворот. Тревогу никто не поднимает, ведь стрельбы не было. Его люди заходят, рассыпаются по радиостанции, захватывают установку и персонал. Приказ был таков: убить по возможности меньше, взять в плен по возможности больше. Но это было вторично. Главная задача налёта — взорвать установку ровно в 20:58. В это время традиционно играет «Лили Марлен». Потом, в 21:00, станция обычно передавала новости, начиная с новых директив и распоряжений немецкой администрации.

Но сейчас только семь вечера. Ещё два часа. Атаковать надо как можно позже. После подрыва следует удерживать объект как минимум полчаса. Чем быстрее они захватят станцию, тем меньше времени придётся сидеть в обороне, ожидая эсэсовцев. Значит, необходимо ждать. После трех лет в Сопротивлении Дэвид Ньютон усвоил старый девиз регулярной армии: «Торопись не поспешая».



Над Парижем, F2G-4 «Терминатор»



— Иииииха! — лейтенант Эванс невольно выдал боевой клич повстанцев. Время от времени он получал подтверждение, что Бог был лётчиком-истребителем. Как и сейчас. Ему ещё никогда не приходилось атаковать такой большой город и так радоваться в процессе. Тем более, всё согласно приказам и совершенно законно. А приказы были вполне однозначны. Штурмовать город сколько получится. И теперь двадцать четыре «Суперкорсара» прилежно делали свою работу. Грязную, конечно, но кто-то ведь должен. Даже самолёт вёл себя необычно легко, будто ему самому нравилось.

Эванс не первый раз поражался, как чётко видно всё внизу. Упитанная матрона чем-то яростно размахивала. Присмотревшись, он опознал трость. Потом он увидел лохматый шар из верёвочек — нечто, похожее на собаку. Матрона пропала из виду. Лейтенант немного довернул нос. Она лежала на спине, размахивала в воздухе руками и ногами, как жук, а собака косматой мочалкой бегала вокруг. Нечего жалеть. Просто женщина средних лет, в шубе и явно не из голодающих, даже спустя семь лет немецкой оккупации. Ценный кадр, не иначе.

По радио, бессовестно фальшивя, напевал лейтенант Брим.

— Лечу я над Булонским лесом, лечу, и волосы назад…

Ну да, правда. Булонский лес был совсем рядом, и они летели достаточно низко, чтобы сдуть шляпку с чьей-нибудь головы. Если горожанка окажется достаточно глухой, чтобы не услышать рёв мотора. Подобная забава бытовала среди молодых лётчиков. Но народ заранее попрятался по подвалам и бомбоубежищам, покинув улицы. «Суперкорсар» был идеален для разгона — все во Франции знали, что самолёты с чаячьим изломом крыльев расстреливают и сжигают напалмом всё движущееся.

Эванс развернулся и посмотрел на указатель топлива. В запасе ещё несколько минут, потом их сменит другая группа палубных F2G и продолжит забаву. Они дождутся прилёта B-36. Это ещё одна цель их барражирования над городом — подавлять все зенитки, которые рискнут выдать себя. Но немцы сидели на удивление тихо и не дёргались. Хотя, учитывая случившееся ранее, удивительного ничего нет. Пилотам перед вылетом рассказали, что сделали бомбардировщики. Все примолкли. Лётчики привыкли сеять смерть пятидюймовыми ракетами и пятисоткилограммовыми бомбами, им нелегко было представить бомбы, равные десяткам тысяч тонн взрывчатки. Они разрушали не аэродромы — города целиком. Сотни городов уходили в забвение. Говорили о сотнях тысяч погибших, кое-кто шептал, что может и миллион.

Лейтенант догадывался, что немцы отчаянно пытались связаться с теми, кто уничтожает их дом. Понятно, сегодня в него никто стрелять не будет. Даже на берегу зенитки молчали. С левой стороны появились «Горький плод» и «Укус змеи». Они только что закончили «штурмовать» Ситэ[62], разбив столько стёкол, сколько получилось. Правила были строгими — стрелять можно только в ответ или если зенитку увидите. Поэтому можно позабавиться. Грохот двигателя и ударная волна на бреющем полёте разносили вдребезги всё хрупкое. Эванс принял как очевидное, что кто-то проведал Нотр-Дам. Скорее всего, Джим Хэмнер на своём «Подстрекателе». Он почему-то ненавидел организованной религию.

Похоже, демонстрация удалась. Он и Брим сейчас летели над Монмартром. Хотя «над», пожалуй, было преувеличением. Улицы опустели, только повсюду блестело битое стекло и валялись обломанные ветки деревьев. Когда они проносились буквально на уровне крыши, оттуда им махала руками какая-то девочка. Эванс в ответ покачал крыльями, а потом потянул ручку на себя, чтобы перепрыгнуть поперечные здания в конце улицы. Теперь промчаться над Елисейским дворцом и повернуть домой.



На подходе к Парижу, FV-1 «Дева Мэриан II», эскорт B-36H «Парад Победы»



Какой же он огромный. Не просто большой. Большим был B-29. А B-36 — огромный. Гигантский. Но отнюдь не медлительный. Когда они встретили его над побережьем, бомбардировщик летел на высоте тринадцати с небольшим километров, и «Колымагам» пришлось его догонять. Они заняли место в ордере, и тут B-36 внезапно дал газу и оторвался. Потом вежливо подождал, пока истребители его вновь нагонят. А затем начал поворот. Истребители не могли так же маневрировать в разрежённом воздухе без потери скорости, они остановились. В конце концов B-36 прекратил над ними издеваться. Форман попытался отомстить, сделав бочку у него на виду — подразумевая, что настолько огромный самолёт неспособен даже начать такой манёвр.

— Попробуйте-ка, — сказал он. «Парад Победы» ответил:

— А так можешь?

Несколько минут ничего не происходило, и Форман спросил, что они делают.

— Летим с двумя заглушенными двигателей, — прозвучал ответ.

Но забавы остались позади. Здесь бомбардировщик уже не мог фокусничать. Длинные крылья, благодаря которым он мог летать так высоко, теперь создавали излишнее сопротивление и тормозили его. У сопровождения добавилось забот — внизу «Парад Победы» был уязвим. Двигатели работали на пределе, только чтобы поддерживать полёт бомбардировщика с полным трюмом пятисоткилограммовых бомб. Для выполнения приказа требовалась абсолютная точность, достижимая на меньшей высоте. Форман дал «Деве Мэриан» приотстать и занять место у хвоста. И точно. Гигантское хвостовое оперение в размахе было больше, чем крылья «Колымаги». В наушниках зашелестело.

— Держи дистанцию, флотский. Мы вас любим, но ближе лучше не подходить. Позади у нас сильная турбулентность.

Форман покачал крыльями и принял в сторону. Его эскадрилья осуществляла ближнее прикрытие. Последняя линия обороны «Парада Победы» на случай, если прорвутся вражеские истребители. Другие выдвинулись вперёд и по флангам, чтобы перехватить противника заранее. Были и другие палубные машины, включая новые «Пантеры». Они подошли после того, как закончили штурмовку. Как только расползлась новость о необычном рейде одиночного B-36, всем захотелось обеспечить его беспрепятственный пролёт.

По пути к точке встречи с «Парадом Победы» Форман пролетел над тонущей развалиной «Шайло», и слышал переговоры возвращающихся бомбардировщиков. Авианосец погиб, обеспечивая им возможность удара, и они это понимали. Лейтенант решил, что это зрелище как-то повлияет на дальнейшие действия. Не знал, как именно, но по крайней мере экипажи САК будут знать о цене, уплаченной другими, чтобы они могли выполнить свою задачу.

— Эй, малыши, я встаю на боевой курс, — это был «Парад Победы». Форман нажал тангенту.

— Принято, большой. Будем держаться поодаль. Удачи.



Париж, Елисейский дворец, салон «Марат»



У окна стояли маршал Петэн, президент Франции, маршал Гамелен, министр обороны и маршал Перно, министр внутренних дел. Они наблюдали за тёмно-синими истребителями, проносящимися над городом. Гамелен покачал головой и выругался в адрес «наглосаксов», которые посмели нарушить мир и спокойствие города. Никакого уважения к культуре, совершенно ясно.

— Итак, маршал, что произошло в Германии? — дрожащим и срывающимся голосом спросил Петэн.

— Американцы сбросили бомбы невероятной мощности почти на каждый населённый пункт. Немцы назвали их адскими зажигалками, но думаю, правильное название «атомные», — Гамелен задумался на мгновение. Сама мысль о том, что такая разрушительная сила оказалась в руках варваров-американцев, отталкивала.

— Они доставили их на гигантских бомбардировщика, летевших на очень большой высоте. Наши люди докладывали об их пролёте. Безо всякого разрешения, замечу…

Вот же напыщенное высокомерие… типичный столичный житель, подумал маршал Перно, когда тот встал в вычурную позу. Разве вы не понимаете, что произошло сегодня? Мир навсегда изменился, а вы не замечаете. Перно был коренным бретонцем, и от рождения презирал парижан. Гамелен всё ещё говорил.

— …Тем не менее, теперь очевидно, что Германия серьёзно отброшена назад. Настолько, что может фатально лишиться надежды на успех в войне.

Уничтожение крупнейших городов и почти всей промышленности — это «серьёзно отброшена назад»? Тогда что Гамелен назовёт бедствием? Вино, поданное не с той температурой?

Маршал всё разглагольствовал.

— Мы должны обдумать, как поставить себя в данной ситуации. Американцы подобны детям. Надо решить, как их воспитать и направить куда надо. Им требуется образование и наставления. Мы должны, для их же собственного блага, взять над ними шефство, и убедить положиться на нас как учителей и пастырей. Самое главное, мы должны убедиться, чтобы они приняли нас как старшего члена коалиции, победившей Германию, и относились с заслуженным уважением.

Перно молча кипел. Гамелен был совершенно ослеплён своей англофобией и собственной ограниченной точкой зрения. Он не видел даже того, что само лезет в глаза. Тем временем Перно обратил внимание на нарастающий звук где-то рядом. Тёмно-синий истребитель с изломанным крыльями летел прямо на них. Когда двое других наконец-то прекратили хвалить друг друга как петух с кукушкой и заметили угрозу, он вырос из точки до рычащего зверя прямо за окном. Петэн и Гамелен упали на пол. Перно не стал. Собирайся «Корсар» обстрелять их, на его крыльях уже мерцало бы оранжевое пламя. Но он просто рванул вверх и прогрохотал над крышей. Перно выдержал и проводил его взглядом.

Петэн встал, трясясь больше от потрясения, чем от страха. Гамелен тоже дрожал, и от гнева, и от страха. Но именно Петэн заговорил старческим голосом.

— Скоро немцы покинут Францию. Они не могут остаться. Им надо или убраться, чтобы спасти остатки своей родины, или дождаться прихода американцев, которые высадятся и выгонят их. Мы должны показать им и всему остальному миру, что наше освобождение это наша заслуга. Окончательную победу принесли наши усилия, наша стойкость и готовность переносить лишения. Наши войска должны изгнать из Парижа немецких оккупантов. Тогда мы отметим победу и в центре внимания будет наша армия. Только тогда в историю войдёт истинная картина усилий французов.

Маршал Перно заметил, как барражирующие «Корсары» удалились. Улицы опустели, все попрятались. Вдали показалось нечто странное. Приближался огромный серебристый бомбардировщик, окруженный роем тёмно-синих истребителей. Очевидно, это один из гигантов, разрушивших Германию. Так что американцы задумали?



Над Парижем, B-36H «Парад Победы», штурманскаякабина



Капитан Кэмерон лежал на животе, прильнув к оптическому бомбовому прицелу. Несколько минут назад они сбросили проверочный заряд. Радар K-5 проследил траекторию, и сравнил её с расчётной. Затем вычислил поправку и передал её в обе системы, и радарную и оптическую. Это вовсе не идеально, но так будет до тех пор, пока кто-нибудь не придумает самонаводящуюся бомбу. Кэмерон слышал, что их разрабатывают, но поверит только увидев своими глазами.

В визире прицела разворачивался Париж. Автомат сброса был настроен. Сразу после нажатия кнопки из четырёх отсеков с точно рассчитанным интервалом начнут выпадать полутонные бомбы. И так пока он не отпустит кнопку. Сейчас очень важно точное выравнивание. Поэтому последние несколько минут он тщательно вносил мелкие поправки он вносил мелкие корректировки в курс «Парада Победы», компенсируя ветер и снос. Кэмерон бегло провёл визиром вперёд и назад по цели. Отличный заход. Истребители превосходно поработали, очистив улицы от возможных зевак. Бомбы были настроены на подрыв при ударе, так что люди в убежищах находятся в безопасности. Собственно, задача налёта и состояла в том, чтобы продемонстрировать силу, меткость и политическую позицию без жертв среди населения.

Перекрестие оптического прицела проплыло от садов Тюильри к Площади Согласия. За долю секунды, прежде чем оно коснулось края Елисейских полей, Кэмерон нажал сброс. Он почувствовал толчок от срабатывания быстродействующих створок бомболюка, но уход пятисоткилограммовок не ощутил никак. Он делал это много раз на учениях, но никогда над настоящей целью. Замысел налёта родился при демонстрации огневой мощи B-36. ЛеМэй и наводчик посмотрели и придумали, что ещё можно извлечь из обычной, в общем-то, бомбардировки.

Первая полутонка попала точно туда, где Площадь Согласия переходила в Елисейские Поля. Через долю мгновения вторая легла в тридцати метрах дальше, уже на самих Елисейских полях. И цепочка взрывов потянулась дальше, пересекая Поля, через самый центр Парижа, через квартал Мариньи к Триумфальной арке.

Далеко вверху Кэмерон упорно удерживал перекрестие прицела на нужной траектории. Требовалось пройти с непонятными поворотами и изменениями угла. Кроме того, последние восемь бомб надо было приберечь для заключительного акта. Щелчки автомата сброса продолжались. Кэмерон напрягся. Тяжело было смотреть двумя глазами в разные места — в прицел и на счётчик боезапаса. 72, 73, 74, 75, 76… Он выключил автомат. Теперь предельная аккуратность. Немного шевельнув рулями, Кэмерон увидел Триумфальную арку. И сбросил последние восемь бомб залпом.

— Бомбардир — командиру корабля. Толстушка арию закончила. Давайте убираться отсюда подальше и повыше.

Двигатели «Парада Победы» взревели. Самолёт развернулся, начал набирать высоту и встал на курс к дому. Кэмерон бросил последний взгляд назад. Елисейские Поля были затянуты сплошным облаком дыма, а на месте Триумфальной арки расцвели взрывах. Стратегическое Авиационное высказалось предельно ясно.



Париж, Елисейский дворец, салон «Марат»



Все три маршала потрясённо смотрели, как Елисейские Поля перепахивает длинная череда разрывов. Она закончилась на Триумфальной арке, скрыв её несколькими прямыми попаданиями. Гамелен изрыгал бессвязные проклятия, грязно ругая американцев, способных сотворить такое с центром мировой культуры. Перно понимал, что это просто бессмысленный перебор ругательств. Как у маленького мальчика, когда родители не слышат. Петэн молча стоял, по его щекам текли слёзы. На мгновение Перно пожалел его. Он не был плохим человеком, дураком или некомпетентным политиком. Старик, ослабший под тяжестью лет. Он слишком много повидал в жизни. Действительно, старость подобна кораблекрушению. Не заслужил он такого унижения — чтобы на его глазах американцы так походя вырвали сердце Парижа и Франции.

— Кем надо быть, чтобы сделать такое? Что они хотят нам сказать? — тихо, слабым голосом спросил Петэн. Гамелен был слишком занят, проклиная «наглосаксов», поэтому ответил Перно.

— Они говорят, что мы на парад победы не приглашены. Что мы не на стороне победителей. И доставили послание авиапочтой.

Перно, глядя на гигантскую траншею в центре Парижа, осознавал, что американцы невольно показали больше, чем собирались. Превосходная демонстрация лётного мастерства, технологий, точности, силы и свирепости дала Франции понять, кто теперь встал во главе мира. Властелин и гегемон. Но кроме того, рассыпались мечты о славе Франции. О, парижане восстановят Елисейские Поля и Триумфальную арку, вновь будут проводить парады, но всё это станет имитацией. И все это будут понимать. Слава Франции была наваристым тушёным мясом, густым и подлинным, на основе реальной истории, настоящих успехов, великолепных побед, галантных поражений, великих вождей и влиятельных армий. Сегодня от неё остался одноразовый суп из пакетика.

Вероятно, всё это к лучшему. Возможно, страна станет меньше зависеть от диктата соседей, станет более гибкой и открытой после отстранения от власти самопровозглашённой, дискредитировавшей себя элиты. Вез всего, что составляло сердце Парижа. Но не факт. Франция осталась бы Францией, если бы её лидеры жёстко продвигали к воплощению собственные мечты о славе и своё видение франкоговорящего мира. Между делом Перно задался вопросом — даёт ли звание маршала право на американское гражданство?



16000 метров над восточной Францией, Go-229 «Зелёный 8»



Лотар Шуман набирал высоту. После нескольких лет собачьих свалок с палубными машинами над верхушками деревьев, пришла другая крайность. Здесь крылья едва могли найти опору. И вместо того, чтобы охотиться за маленькими истребителями, он искал самый большой самолёт, который когда-либо видел мир. Такой же, какие разрушили его страну. Отсюда он видел облака, нависшие над Германией. Только это были не облака, а гигантские дымные костры. Сколько людей сегодня убили амеры? Десятки тысяч? Сотни? Возможно, миллион? Кто знает?

Они наблюдал за возвращающимися бомбардировщиками. Не было никакого смысла запускать ракеты сейчас. BV-155 не дотянутся туда. Считалось, что их технический потолок — семнадцать тысяч, но из-за нехватки сплавов для выделки турбокомпрессоров не дотягивали до четырнадцати с половиной, да и то с потерей манёвренности. B-36, по сообщениям, держались на шестнадцати с половиной. Но его «Летучая мышь» могла туда забраться. Подняться, держаться там и поджидать. Поэтому Шуман рассчитывал раздать этим чудовищам заслуженных тумаков.

План Харманна немного отличался. И Лотар был согласен с ним. Его «Гота» способна забраться на большую высоту, но с огневой мощью у неё не очень. Четыре 30-мм пушки с низкой скорострельностью и 24 ракеты R4M. Пожалуй, в одиночку он может сбить двоих монстров. Следом за ним поднимались все девять рабочих «Фосси» Харманна. Они выбрали одну из последних групп вражеских бомбардировщиков. Поставить «зелёную восьмёрку» на крыло было нелегко, но они успели. И им повезло. Девятка амеров, летевших растянутым строем. Замысел был прост. Шуман нанесет урона столько, сколько сможет, чтобы заставить их снизиться. Тогда на перехват пойдут BV-155. При удаче можно сбить все девять.

Тактика, тактика… В атаках B-29 они сначала применяли заход в лоб. Но итоговая скорость была слишком высока для меткой стрельбы. По рассказам об этих монстрах, они разгонялись не меньше чем до семисот километров в час. Слишком быстро. Там, где истребители могли активно маневрировать, можно было попробовать боковой заход, но здесь даже «Гота» вела себя неустойчиво. Нет. Только догон и удар с хвоста, хотя в корме у B-36 стояла огневая точка и они явно умели применять её по назначению. Какая разница, ведь ему теперь всё равно больше некуда и не к кому возвращаться.

Ну хорошо, вот и высота бомбардировщиков. Заметив его, они прибавили газ. В эту игру можно поиграть. Ладно, амеры. Вы думаете, что семьсот километров в час это хорошо. А у меня на двести больше. Это значит, что каждую минуту я опережаю вас на три километра. Через три минуты выбудете у меня в прицеле и огребёте. И к чёрту планы Харманна.



Над восточной Францией, B-36H «Техасская леди»



Смеркалось. Такого заката экипаж никогда раньше не видел. Красные, фиолетовые, оранжевые и золотые сполохи заливали всю западную половину неба. Это захватывающее зрелище продлится ещё почти час, прежде чем действительно начнёт темнеть. Полковнику ждать не хотелось. Скорость и высота делали «Техасскую леди» почти неуязвимой, но именно тьма добавляла в уравнение это «почти». Ещё одна маленькая тайна B-36, сочетание прицельного радара и 20-мм пушек. Ночью хвостовая батарея оставалась такой же опасной, как и при свете дня. Но Дедмон желал наступления темноты и по другой причине.

В кабине никто не разговаривал. Как и в выгородке бортинженера, и в штурманском посту ниже них, и в отсеке РЭБ. Так было со времени, когда они начали разворот, чтобы уйти от последствий взрывов. Германию накрыло плотным низким облаком. Дым, выброшенные в воздух обломки, результат невероятных сотрясений… но несмотря на это, можно было разглядеть, где находятся руины всех двухсот городов. Все светились сквозь дымную пелену болезненным бело-жёлтым жаром. Да поразит проказа того, кто придумал сотворить с Германией такое. Никто не вскрикнул, как майор Пико, но все подумали то же самое. Наступление ночи улучшило бы настроение команды.

— Сэр, самолёты противника. Приближаются с кормы. Один на нашей высоте, ещё девять примерно на две тысячи ниже.

Ну вот, подумал Дедмон, снова здорово.

— Полная мощность всем двигателям. Всем перейти в набор высоты. Приготовиться к отражению атаки истребителей.

Это был «летающий блинчик». Он думал, что все уже уничтожены морской авиацией в боях или на земле. Один, выходит, ускользнул. И выбрал целью «Техасскую леди». Смотрим за ним внимательно, и как только он выстрелит… вот, сейчас. Теперь поворот, не очень крутой, с сохранением скорости и энергии, ровно настолько, чтобы ракеты исчерпали запас тяги, и пока-пока. Дедмон усмехнулся впервые с момента бомбардировки Берлина. Реактивные снаряды даже не дотянулись до границы чувствительности их взрывателей.

— Пустой, фриц? Мартин, он твой.

Хвостовой стрелок, Джон Мартин, поймал приближавшийся истребитель в прицел. У радара было две антенны, одна отслеживала выбранную цель, вторая продолжала осматривать пространство в поиске других. Как только объект захвачен, система автоматически будет вычислять упреждение и наводить пушки в нужную точку. Всё, что оставалось сделать стрелку — нажать гашетку. Мартин пошевелил рукоятку, чтобы поместить силуэт самолёта в небольшую рамку, потом вдавил кнопку захвата.

— Цель на сопровождении, сэр. Держитесь, он… ждём… ждём… ждём… Круто вправо, отрываемся, круто вправо!

Он почувствовал крен, когда «Техасская леди» практически встала на законцовке крыла и завалилась в крутом повороте на правый борт. Немецкий истребитель проскочил мимо хвоста, точно в струю огня из спаренной 20-мм пушки.



16500 метров над восточной Францией, Go-229 «Зеленый 8»



Шуман видел, как гигантский бомбардировщик увернулся от его ракетного залпа. Чёрт побери, разве может подобная громадина так танцевать? А ведь у них есть ещё и пушки. Хотя одно из этих чудовищ сбить всё-таки удалось. Он надеялся не менее чем на два. У него тоже были пушки, а B-36 настолько велики, что промазать невозможно. Немного времени, чуть поближе, и промаха не будет. Бомбардировщик на глазах заваливался в такой крутой правый разворот, что «Летучая мышь», следуя за ним, едва удерживалась в воздухе, на грани срыва в штопор. И тут он понял, что сам себя загнал в смертельную ловушку. Американец разворачивался буквально на месте, а Лотар не мог повторить манёвр. Если продолжать тянуть ручку на себя, он потеряет скорость и сорвётся. А когда восстановит управляемость и вновь наберёт высоту, амеров уже след простынет. Если поворачивать как получается, он проскочит за кормой бомбардировщика, не выйдя на позицию для атаки и подставившись под его пушки как нельзя лучше. Полетит прямо — случится то же самое. Повернёт в противоположную сторону — опять подставится. Если прибавить скорость, радиус виража увеличится и он просто проскочит мимо, а если убавить, гарантированно кувыркнётся. Требовалось пройти по чрезвычайно тонкой грани.

Невероятно. Его истребитель, лучшее что есть у Люфтваффе, проигрывал схватку с самым большим бомбардировщиком, который когда-либо видел мир. Невозможно, но факт. Огромная площадь крыльев давала достаточно подъёмной силы, чтобы без труда маневрировать в разрежённом воздухе. Десять двигателей обладали таким запасом тяги, что в сочетании с крыльями разница между максимальной и скоростью сваливания была огромной. На такой высоте это становилось важнее всего. Наблюдая, как жало кормовой установки следит за ним, Шуман понял, что вариант остаётся всего один. Он рванул ручку на себя и толчком ноги дал до отказа правую педаль. Нос «Готы» рывком сместился, и майор нажал спуск. Самолёт взбрыкнул, перевернулся на спину и сорвался, а пушечные очереди крутой дугой хлестнули в сторону бомбардировщика.

— Получай!

Шуман всё ещё сжимал гашетку, когда 20-мм снаряды вспороли кабину.



14500 метров над восточной Францией, BV-155 «Жёлтый»



Харманн в ярости вскрикнул и врезал кулаком по приборной панели. Он видел, как «Гота» зашла в атаку на вражеское звено, выпустила ракеты и промахнулась. Потом попыталась поразить цель из пушек. Он надеялся, что это заставит одно из десятимоторных чудовищ снизиться туда, где «Фосси» смогут его добить. Но теперь в небе расплывался дымный шар. Бомбардировщик расстрелял «Готу» легко и непринужденно. Он пробежал взглядом в поисках парашюта, но на такой высоте… без вариантов. Пилот погиб, присоединившись ко многим тысячам тех, кто умер сегодня безо всякой пользы. Строй амеров остался невредим. Харманн прищурился. Инверсионный след самолёта, атакованного Шуманом, изменился. Вместо жемчужно-белого он приобрёл серо-чёрный оттенок с левого борта. К тому же бомбардировщик терял высоту и скорость. Наверное, в конце концов, шанс появится? Он и оставшиеся BV-155 бросились в погоню.



16500 метров над восточной Францией, B-36H «Техасская леди»



По внутренней связи раздался мучительный женский крик:

— Он меня ранил, он меня ранил! Я хочу домой.

В другое время экипаж наверняка оценил бы импровизацию, но сейчас у них хватало других забот. Мартин сообщил о сбитом, но похоже, что истребитель их тоже зацепил. Жест отчаяния удался, хлыст предсмертных очередей стегнул по цели. С левого борта было много повреждений. Каких и сколько, они пока не знали, но пост бортинженера переливался красными огнями, и оба пилота упорно старались удержать управление. Гордон и Кинг искали, где и что повреждено, а что уцелело. Посмотрев налево, Дедмон увидел чёрный дым из шестого поршневого двигателя, крайнего на крыле. Он горел. Номер пять дымил светло-серым, но с виду работал нормально. Кинг включил подачу пламегасителя, огонь из шестого двигателя исчезло. Но и сам мотор остановился. Что ещё произошло? Они потеряли довольно много тяги, «Техасская леди» стала медленно снижаться.

— Сэр, докладываю. Слева выбиты оба реактивных и последний поршневой. Пятый двигатель повреждён, но до половины мощности выдаёт спокойно. Четвёртый цел. Справа все исправны. На законцовке левого крыла повреждена обшивка. Насколько плохо, мы не знаем. Надо сбавить скорость, чтобы самим себе ничего не поломать.

Полковник прибрал газ, наблюдая, как альтиметр побежал вниз быстрее. Вдобавок к упавшей тяге, возросло сопротивление на левом крыле и снизилась подъёмная сила. Всё это тянуло машину вниз.

— «Шестой пилот», «Куколка», мы подбиты и теряем высоту. Сохраняйте эшелон и идите домой. Мы уж как-нибудь доберёмся.

— Сэр, мы сбросимся до вас и прикроем.

— Отказано, майор Леннокс. С нами вы станете просто ещё одной целью. Ваша главная задача — доставить полученные сведения, — Дедмон переключился на другой канал.

— СОС, СОС. Это B-36H «Техасская леди». Мы подбиты вражеским истребителем и теряем высоту. Координаты 47 север, 6 восток. Высота 16400. Нас поджидают другие, немедленно требуется сопровождение.

В эфире шумели статические помехи, раздавались щелчки. После взрывов условия связи стали паршивыми.

— «Техасская леди», это палубные F2H с «Вэлли Фордж». Можем быть рядом с вами через полчаса. Наш потолок 14500. Держитесь.

Полчаса, 14500… Он посмотрел вниз, на пост бортинженера.

— Как наши дела?

— Скорость снижения устоялась примерно на ста метрах в минуту. Если мои прикидки верны, где-то с высоты 11700 мы сможем держаться неограниченно долго.

Это было хорошо. Полковник хотел спуститься до девяти километров и попасть в высотное течение, которое понесёт их через Атлантику. Но внизу их, подобно канюкам, поджидали истребители. Пересечь Францию становилось проблематичным. Когда подойдут «Баньши», будет слишком поздно.

— «Техасская леди», это полковник Тринн Аллен с «Ангела-хранителя». Какую скорость можете держать?

— 570 километров в час. Если превысить, от нас начинают отваливаться куски.

— Очень хорошо. Мы сейчас разворачиваемся над Реймсом и пойдём за вами со скоростью 760 километров в час. Расчётная встреча через пятнадцать минут. Протянете?

За пятнадцать минут они просядут на полтора километра. Он бегло глянул на приборы. 14900. Как высоко могут забраться те истребители?

— «Ангел», это практически на грани. Нас догоняют длиннокрылые «Мессеры».

— Не парьтесь. Скажитесь нам, если они станут наседать раньше. Мы прикроем. Смотрите за ними. Хотя, чем позже мы выпустим, тем лучше для вас.

Выпустим? О чём они? Дедмон не удержался.

— «Ангел-хранитель», а вы кто вообще?

— Звено B-36J. «Ангел-хранитель», «Дорогуша Каролина» и «Золотце», 509-я объединённая группа с авиабазы Стюарт, Нью-Йорк. Вставайте на курс 350, повторяю, 350. Идём на помощь.



14500 метров над восточной Францией, BV-155 «Жёлтый»



Харманн терпеливо ждал. Огромный бомбардировщик снижался медленно, но верно. На какое-то мгновение он подумал, что его ведомые последуют за ним в попытке прикрыть. B-29 так делали. Если сбивали один, рядом оставался другой. Бесполезно, конечно. Только потери увеличивались. Но сейчас трусливые амеры вовсе бросили подбитого ведущего на верную смерть. Они остались на безопасной высоте и продолжали держать курс на запад, в то время как этот повернул на север, ещё больше теряя скорость. Через пять, самое большее десять минут, его истребители нагонят подранка.

Внезапно Харманн повернул голову. Появилось ещё одно звено американцев. Гигантские бомбардировщики, летящие далеко за пределами его досягаемости. Значит, всё-таки явились для прикрытия. Наверняка это какие-то нестандартные машины. Амеры показали себя прилежными учениками. Возможно, они решили повторить предыдущий, неудавшийся эксперимент. Два года назад они оснастили B-29 дополнительным вооружением, счетверёнными огневыми точками вместо спаренных. Тогда это не сработало, но что будет сейчас? Новоприбывшие гиганты не собирались спускаться на их эшелон. Харманн рассмотрел, что их трое. Зачем они здесь? Наблюдать, как собьют одного из их числа? Пока он смотрел, их очертания изменились. Они как будто распахнулись во всё пузо — боже, бомбоотсек был просто огромен. И оттуда стало что-то выпадать. Что это? Бомба класса «воздух-воздух»?

Это выглядело бессмыслицей. Каждый выронил по большому заряду. Воздушный подрыв пробовали применять против плотных групп B-29. Успех получился умеренным, даже против крупных бомбардировщиков. А против истребителей? Вообще без толку. Харманна пробил холодный пот. Они хотят сбросить на нас адские зажигалки? Уничтожить и нас и подбитую машину, чтобы мы не могли изучит её хотя бы по обломкам? До сих он не предполагал за амерами такой жестокости. Но видя, что они сделали с Германией, в это придётся поверить. Но нутром он чуял какой-то подвох. Так что, чёрт подери, происходит? На его глазах выпала вторая серия из трёх бомб.



На борту B-36J «Ангел-хранитель», F-85B «Хоккейная шайба»



Капитан Чарльз Ларри подтянул привязные ремни, проверил замки кабины и ждал срабатывания механизма запуска. Его F-85B «Гоблин»[63] сидел там, где раньше был третий бомбовый отсек. Перед ним были ещё два «Гоблина», тоже угнездившихся в бывших трюмах. Ларри считал их самыми странными малоразмерными истребителями, когда-либо построенными. Их специально спроектировали для перевозки внутри B-36. С виду они были причудливыми — повсюду управляющие поверхности и пять стабилизаторов. Их число компенсировало размер. Пилот сидел верхом на небольшом реактивном двигателе J-34. Тут же появились хохмы для посвященных. «Что пилоты „Гоблинов“ едят на завтрак? Жареные булочки». Но внешность самолёта была обманчива. Он получился быстрым, невероятно проворным и очень летучим. Конечно, ценой стала малая дальность и ограниченный боезапас. Но какая разница, если аэродром сам тебя возит?

Маленький истребитель появился несколько лет назад. Изначально планировалось, что по одному будут нести все B-36 и RB-36, на случай угрозы. Бомбардировщики преодолевали ПВО, просто перелетая её, но всегда оставалась возможность повреждений или технических неисправностей, которые заставят снизиться. Сначала подумали о сопровождении дальних истребителей, но любой истребитель такой дальности окажется размерами с B-36. А втиснуть штангу для дозаправки в существующие конструкции не удавалось. Да и большую часть САК тогда пришлось бы перестроить в танкеры. Поэтому, в качестве последнего рубежа обороны, придумали «Гоблина», который помещался в отдельном отсеке. Идея провалилась начисто. F-85A полетел очень хорошо, да и B-36 могли выпускать их без заметных трудностей. Всё упёрлось в сильную турбулентность под брюхом бомбардировщика, из-за которой нельзя было пришвартоваться обратно. Шасси у «Гоблина» не имелось, и жизнь пилота становилась очень интересной. Воплощение замысла отложили, машины вернули на испытательные и экспериментальные полёты. Несколько купил ВМФ — одним небесам известно, для чего.

Потом недостающее звено нашлось. ЛеМэй, как всегда, думал наперёд. Рано или поздно даже B-36 не сможет прорвать оборону, и ему понадобится ракета воздушного базирования, для пуска издалека. В результате появился DB-36, который нес беспилотный F-8 °C на откидной трапеции. Начальные эксперименты проводили с управляемыми самолётами, и они вполне безопасно стыковались с носителем. Потом кого-то посетило вдохновение, и трапецию совместили с F-85.

Построили новую модель B-36, в трюме которого четвёртый бомбоотсек переоборудовали в качестве ангара. «Гоблины» теперь могли отделяться и швартоваться обратно. Оставалась опасность случайного запуска двигателя на борту, и систему управления доработали так, чтобы включить его можно было только на отведённой трапеции. Правда, в случае неудачи всё равно пришлось бы отстыковываться. Закрытый ангар можно было герметизировать, чтобы дозаправить и перевооружить самолёт прямо на борту. Так появилась 509-я объединённая эскадрилья из восемнадцати B-36J и пятидесяти четырёх F-85B. Сегодня они барражировали над восточной Францией, обеспечивая безопасное возвращение бомбардировщиков.

Толчок, и «Гоблин» пополз назад. Конвейер потащил истребитель в корму и поставил тележку на трапецию. Затем распахнулись створки, и маленький самолёт выдвинулся в воздушный поток. Ларри нажал стартер и услышал завывание раскручивающегося двигателя. Расцепка, свободный полёт. Стыковочный узел спрятался в отсек, охота началась. B-36 внизу тянул дымный след и медленно терял высоту. К подбитому приближалась девятка длиннокрылых «Мессеров». Они ещё не вышли на дистанцию уверенного огня, но были опасно близко. Ларри дал полный газ и нырнул на перехват. Пара F-85 присоединилась к нему, и ещё шесть окружили подбитый бомбардировщик, прикрывая его.

Пикирование и тяга двигателя разогнали кроху до скорости свыше тысячи километров в час. Люди не представляли, как здорово летает «Гоблин», пока сами не пробовали. Он был настолько мал, что казалось, будто вокруг пилота вообще ничего нет, и он мчится по небу прямо в кресле. У ранних J-34 были проблемы со взрывами в полете, и тогда лётчики мгновенно гибли. Но небольшой размер всё равно сделал их мечтой пилотов, они чувствовали истребитель как продолжение себя, а не машину. Ларри приближался к одному из «Мессершмитов» по дуге, чтобы ударить сзади и пронестись сквозь их строй. F-85 был таким маленьким и быстрым, что казался дальше и медленнее, чем на самом деле. Другие видели ожидаемое — истребитель обычного размера, довольно далеко, и понемногу нагоняет. Фриц, которого он выбрал для атаки, тоже так решил. Ну или вперился в B-36, не обращая внимание ни на что больше. Или просто не заметил «Шайбу». И это была его последняя ошибка.

Ларри видел, как самолёт вполз в прицел, указатель коллиматора уткнулся в обтекатель двигателя перед самой кабиной, и он дал короткую очередь. Искрящиеся белые вспышки усеяли фонарь. «Мессер» встал на хвост, замер и закувыркался вниз. Капитан видел, как оторвались его длинные крылья. Возникла паника. Другой немец попытался оторваться и развернуться навстречу. Бесполезно, F-85 обладал невероятной манёвренностью. Ларри развернул «Шайбу» вокруг оси и навёл метку на новую цель. Ещё одна короткая очередь, яркая вспышка. На этот раз, прежде чем пули пробили кабину, из-под створок капота потёк чёрный дым. Как бы там ни было, истребитель вышел из боя. Вокруг воцарился хаос. Немцы летели двумя аккуратными четвёрками с ведущим посередине и немного впереди. Звено Ларри только что полностью выбило правую четвёрку — он двоих, и его ведомые по одному. Теперь между подбитым бомбардировщиком и оставшимися «Мессерами» вклинились три «Гоблина», а последняя тройка атаковала ведущего. Прямо в этот момент капитан увидел, как тот отчаянными манёврами пытается увернуться от атаки — но без толку. Выскочил из строя, крылья сложились от перегрузок, и истребитель камнем рухнул вниз. Интересно, кто додумался выпустить в серию такую машину? Однако, дело прежде всего.

Осталось всего одна группа немцев. Звено Ларри набросилось на неё. Плотная четвёрка порскнула врассыпную, едва заметив приближающиеся к ним маленькие истребители. Один не успел. Он пытался развернуться, но его двигатель вспыхнул после попаданий. Пулемёты смолкли — «Шайба» исчерпала скудный боекомплект. Противник пошёл в отрыв, «Гоблины» не стали их преследовать. Это вбивалось в головы пилотов с самого начала. Цель не уничтожить врага, а спасти бомбардировщики.

— Молодцы, «Волки». Я принимаю первое звено на заправку и перевооружение. Остальные пока побудьте с подбитым. Дозаправка каждые двадцать минут, пока не появятся флотские.

— Малыши, это «Техасская леди». Рады вас видеть. Сколько с нас?

Ларри соображал стремительно.

— Девять вражеских истребителей, значит девять ящиков пива каждому носителю. И по ящику тем, кто сбил немцев. Итого тридцать три ящика. Мы вас прикроем до подхода «Баньши» и «Пантер». Вставайте на курс к дому, вы в безопасности.

— Тридцать три ящика. Мы из Мэна. Вам канадское или американское?

Ларри посчитал, что ответ самоочевиден.

— Канадское, конечно. Увидимся, большой.

Пора было стыковаться с маткой и заправляться.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, эсминец «Тиммерман»



— Топите его, — вздохнул адмирал Теодор. Это был тяжёлый момент для любого командира. Капитан Мэдрик смотрел на останки «Шайло». Тот глубоко сидел в воде, по самую полётную палубу, накренившись на правый борт, и тонул мучительно медленно. Следовало ускорить этот процесс. Как и большинство одноклассников, эсминец лишился одного пятитрубного торпедного аппарата в обмен на дополнительные зенитки и улучшенный радар. Второй остался. Капитан Трой Мэтьюс отдал приказ, и установка повернулась на борт, в сторону горящего корабля. Опускались сумерки, пылал невероятный, ошеломительный закат, насыщенные цвета которого как будто отражали пожар на авианосце. Ещё один приказ, и аппарат начал выбрасывать торпеды.

Первая скользнула в море и исчезла без следа. Двигатель не запустился. Вторая пошла прямо и поразила «Шайло» точно под надстройку, ударившись с глухим лязгом. Отказ детонатора. Третья завиляла примерно на полпути, потом окончательно потеряла направление. Не справился гироскоп. Все задержали дыхание — потеряшка попёрла прямиком на «Фарго». Второй раз за день крейсер дал полный назад, просев кормой в воду. Торпеда проскочила меньше чем в десяти метрах от борта. Несколько секунд спустя заморгал ратьер.

— Сообщение от капитана Мэхена, сэр. «Ещё раз так сделаете, и вам придётся на мне жениться». Мне что-нибудь им ответить?

Капитан Мэтьюс невнятно фыркнул, бросил фуражку на палубу и растоптал. Между тем торпеда номер четыре вылетела, преодолела едва треть пути, выскочила на поверхность, помолотила винтами и утонула. Отказ автомата глубины. Пятая и последняя просто последовала за первой, бесследно исчезнув. Мэтьюс пнул измочаленную фуражку в угол. Американские торпеды прославились ненадёжностью, но это уже было смешно — прямо на глаза у адмирала так облажаться. Теперь торпеды выпустила «Сьюзен Б. Энтони». Под корпусом «Шайло» встали два фонтана воды от взрывов. Он начал быстро тонуть, словно его добило предательство друзей. Когда авианосец скрывался в волнах, Мэдрик услышал жалобное взрёвывание сирен. Кораблю отдавали последние почести.

Палуба завибрировала. Эсминец набирал ход. Капитан Мэтьюс обернулся и негромко, так чтобы больше никто не расслышал, сказал:

— Вашингтон захочет получить исчерпывающий рапорт о произошедшем. Кевин, адмирал Теодор передал тебе быть осмотрительным в формулировках и на всякий случай позаботиться об адвокате.

Мэдрик кивнул и посмотрел на заходящее солнце. «Шайло» исчез.



Восточная Атлантика, 46.8 СШ, 4.6 ЗД, авианосец «Киттихок», носовая 76.2-мм батарея



Лейтенант Вийнан облокотился на бронещит и провожал взглядом тёмно-красный шар, садящийся за горизонт. Работу в лазарете он начал с перевязок и переломов, хорошо себя показал и его перевели на более тяжёлые случаи. За долгие часы это был первый перерыв, всего на десять минут. Где-то за его спиной маячил конвой «котиков», но Вийнан не возражал. Он сделал бы то же самое, повернись обстановка зеркально. Раньше он не знал, как выглядят настоящие раны. Численность погибших на «Шайло» была ужасающей, тысяча или даже больше. Но произошло что-то ещё, невообразимо страшное, хотя никто не мог сказать, что именно. Здесь тоже было нелегко. Стоя в сумерках возле зенитной трёхдюймовки, лейтенант пообещал себе вернуться в медицинский и стать врачом. И никогда больше не брать в руки оружие.



Оккупированная Англия, Ноттингем, «Солдатское радио»



Дэвид Ньютон вжал приклад «Де Лизл» в плечо, выбрал охранника слева от ворот и плавно потянул спуск. Отдачи почти не было, как и звука выстрела. Если не обращать внимания, можно было поклясться, что ничего не произошло. Где-то даже пугающе. Охранник свалился как подрубленный. Ньютон передёрнул затвор — даже лязга не было — и снял второго. Тревога так и не поднялась. Отряд сопротивления вышел на рубеж атаки. Они подкрались в сумерках, теперь оставалось пересечь дорогу и проникнуть на территорию. Двери радиостанции стояли нараспашку. Внутри на регистрации сидела девушка, в углу дремал ещё один охранник. Девушка испуганно пискнула, разбудив его, но у обоих возобладал здравый смысл. Она подняла руки, солдат отложил «Штурмгевер». Их отвели в столовую, самое подходящее место для пленных.

Там было пусто, только три женщины из вспомогательных сил прибирались после рабочего дня. Их тоже связали. Бойцы сопротивления занимали здание. В ночную смену здесь почти никого не оставалось. Три сотрудника самой радиостанции и пятеро охранников, всего восемь. Именно так сказали на постановке задачи. Теперь надо было захватить студию.

Дверь вела в аппаратную. Там находилось двое мужчин и женщина. Они сразу подняли руки и были отведены в столовую. Ньютон вошёл в помещение. Если ему понадобится стрелять через открытое пространство, здесь самое удобно место. Да и оружие подходит как нельзя лучше. Диктор готовилась читать объявления на английском, пока мужчины проверяли материал для следующей передачи на немецком. Вот, собственно, и всё. Дэвид разделил силы. Гранатомётчиков направил перекрыть дорогу, а остальных на контроль периметра. На часах было без трёх девять. С момента, когда он застрелил охранников, прошло всего десять минут.

Станция, как обычно, играла «Лили Марлен». Ньютон слышал её, когда точно в назначенное время переключал питание. Лишь небольшая запинка в песне выдавала переход на ретрансляцию. Теперь сигнал шёл с самолёта, кружащего над северной Атлантикой. Раздался очень знакомый голос, насыщенный, с нотками бренди и сигар.



Северная Атлантика, EC-99E «Панцирный всадник»



— Вы в эфире, сэр, — сержант ВВС рубанул в воздухе рукой. Уинстон Черчилль, сидевший в соседнем кресле, проглотил бренди и начал свою речь.

— С тех пор, как несколько наших заблудших соотечественников предали страну и вынудили граждан и армию искать спасения за границей, прошло почти семь лет. За это время в мире стряслось немало катастроф. Были взлёты и падения, успехи и неудачи. Но за последние несколько часов случились события, за которые все мы, кто слышит эту передачу, должны быть благодарны. И мы должны со всей решимостью опереться на них для кардинального улучшения положения нашей страны. Нашего дома. Сегодня невиданный день в истории человечества. С аэродромов в Новом Свете поднялся бомбардировочный флот, чтобы принести нашим врагам смерть и разрушение — как они принесли их нам. На Германию обрушилась мощь атома, и она исчезла с карты. Даже когда мы, британцы, остались практически в одиночестве и без оружия, наши американские кузены поддержали нас. Пусть сейчас мы гораздо лучше вооружены, нам есть за что быть благодарными за неизмеримую силу удара, павшего на головы врага.

Я понимаю вас. Британия долго находится в оккупации. Но нам следует стать одинаково хорошими и в решимости, и в долготерпении. Обычно говорят, что британцы лучше всех во втором. «Они не живут от кризиса до кризиса; они не ждут, что в один прекрасный день им улыбнётся военная удача; вместо этого они вдумчиво трудятся над тем, что необходимо сделать, и работа идёт. Даже если на неё требуются месяцы и годы». Как метко сказал Киплинг, «Встречай триумф и катастрофу одним и тем же „Видели, пройдёт“[64]».

Мы не можем предсказать, что случится дальше. Иногда воображение подсовывает нам вероятности, которые намного хуже настоящего, но без воображения тоже нельзя ничего сделать. Есть люди, способные представить куда больше опасностей, чем вообще существует и намного больше, чем произойдёт. Им следует молиться о ниспослании храбрости, чтобы преодолеть страхи, порождённые их собственным разумом. Отсюда урок — никогда не сдавайтесь, никогда и ни в чём. Ни в большом, ни в малом, величественном или скромном. Не уступайте ничему, кроме соображений чести и здравого смысла. Не поддавайтесь ни силе, ни видимому превосходству противника. Наша страна под пятой врага долгие семь лет. Многим казалось, что нас можно списывать со счетов, что с нами покончено. Но у нас не возникло ни тени мысли о сдаче. За пределами острова это казалось чудом, хотя мы сами никогда не сомневались. Теперь, смею вас заверить, сложилось положение, при котором мы сможем вернуть мир на разрушенный континент.

Не будем говорить о мрачных днях. Поговорим о трудных. Ведь это не мрачные дни — это великие времена для всей нашей страны. Возблагодарим бога за то, что он дал нам возможность сыграть свою роль в истории нашей расы. Теперь покажем всему миру, насколько мы отличаемся от тех, чья омерзительная политика привела их в ядерную бездну. Пусть нашим девизом станет «В поражении — вызов, в победе — великодушие»[65]. Среди нас сейчас много тысяч немцев, оставшихся без дома. Они пришли завоевателями, давайте примем их как гостей. Они пытались возложить на нас ярмо, так протянем же им руку дружбы.

Германия совершила тяжкие преступления, но её наказание стало соразмерным. Пора проявить милосердие, в котором было отказано их врагам. Я призываю вас с миром пустить немцев в наши города и сёла. Дадим им прибежище, укроем от того, что они же сами и создали. И я призываю немцев принять наше предложение. Помогите нам восстановить нашу страну, как мы поможем вам восстановить вашу, дабы сегодняшнее никогда не повторилось. С обеих сторон, конечно, найдутся жестокосердные, неспособные отказаться от мести. Им я говорю — поезжайте в Германию, посмотрите, куда вас приведут поиски отмщения.

Черчилль откинулся в кресле.

— Это их обрадует.

Рядом с ним уселся король Георг VI и заговорил. Следом пойдёт обращение к немецким оккупационным войскам. Их не будут просить сдаться, их попросят принять озвученное предложение. Если сработает, Британия станет свободной без боя. Ну а нет — всегда есть флот и морская пехота. Если же и они потерпят неудачу, есть B-36 и их смертоносный груз.



Оккупированная Англия, Ноттингем, «Солдатское радио»



Передача закончились. Ньютон переключил радиостанцию на музыкальную трансляцию с записи. Она должна продлиться полчаса. Как заменить ленту, или где хранятся другие, он не знал. Покинув студию, Дэвид пошёл в столовую. Пленники сидели на полу, под охраной двух женщин из Сопротивления. Одной из них была Салли. Она сердито щурилась на немецкого солдата.

— Что он сделал?

— Дал мне пощёчину однажды, — резко ответила она. Все шестеро немок сразу же сочувственно посмотрели на неё и неодобрительно — на соотечественника. Это вовсе не было смешно. Если женщины, занимавшиеся тем же что и Салли, заражали немецких солдат, то нередко исчезали. Шепотом передавались смутные слухи про медицинские эксперименты. Ньютон помнил один из таких случаев. Результаты разведывательной деятельности Салли были настолько ценны, что для неё на высшем уровне провернули доставку новейшего чудодейственного пенициллина. Он исправил проблему раньше, чем там успела себя проявить.

Снаружи послышался свист. Считалось, что это птичьи звуки, но на самом деле они откровенно выдавали попытку человека исполнить птичью трель. Ньютон подошёл к двери и задержался в тени. Снаружи стояли три полугусеничника и небольшой немецкий служебный автомобиль. Примерно пехотный взвод. Вермахт, не ССовцы, но никакой разницы это не играло. У Ньютона не было никаких иллюзий насчёт боеспособности его небольшого подразделения в столкновении с регулярными войсками. Пропаганда твердила, что партизаны постоянно сражаются со строевыми частями. Но в действительности партизан разнесут в пух и прах. Дэвид полез в карман и вытащил нарукавную повязку. У всех его людей были такие, обозначая их именно как партизан. ИРА в своё время не сделала этого. Держите оружие на виду, носите опознавательную повязку и соблюдайте правила войны. Тогда Вермахт, скорее всего, отнесётся к вам так же. СС, конечно, плевали на всё, кроме «Правила Лидице». Но немецкие машины стояли неподвижно, никто ничего не делал.

Потом появился офицер с белым флагом на винтовке. Точнее, с шарфом на штыке. Ньютон надел повязку, перебросил «Де Лизл» через плечо и вышел навстречу. У ворот, посреди пустого пространства, они встретили и с подозрением посмотрели друг на друга. Первым заговорил немец. Молодой болезненный парень, с отстранённым взглядом ветерана.

— Вы слышали обращение?

Ньютон кивнул.

— Как считаете, такое вообще возможно?

Он задумался. Так легко было сказать «да», и солгать. И немец это поймёт. Лучше сказать правду.

— Может быть. Но слишком многое понадобится забыть и простить. Я так скажу: если суждено установиться миру, он должен откуда-то начаться. Наш премьер прав. Если мы станем искать месть, она уничтожит нас всех.

Немец посмотрел на радиостанцию.

— Скольких вы убили здесь?

— Двоих. Охранники у ворот. Этого нельзя было избежать. Но все остальные, и солдаты, и гражданские, в безопасности. Мы не можем содержать пленных, я передам их вам, — едва договорив, Ньютон ощутил, что это самые верные слова.

— Очень хорошо. Пусть те двое станут последними. Заключим здесь и сейчас перемирие. Пока обстановка не прояснится, между нами не будет вражды. Вы пойдете своим путем, мы своим, и постараемся впредь не встречаться, чтобы не воевать. Возможно, так всё и закончится, — немец с любопытством посмотрел на оружие Дэвида, — что это?

— Карабин «де Лизл».

— Слышал о них, но их не слышал. Можно посмотреть?

Ньютон снял карабин с боевого взвода и открыл затвор, чтобы обезопасить его, и передал. Офицер взял, осмотрел и присвистнул.

— Хотите глянуть моё?

Дэвид кивнул.

У немца был «Штурмгевер» с инфракрасным ночным прицелом. Ньютон посмотрел сквозь него. Видно ясно, как днём. Мало того, он мог рассмотреть, где находится каждый из его людей — их высвечивал инфракрасный прожектор, установленный на одном из бронетранспортёров. В случае перестрелки все они были бы убиты.

Они вернули друг другу оружие и отсалютовали. После чего разошлись, каждый своей дорогой.



ГЛАВА ДЕСЯТЬ. С ВОЗВРАЩЕНИЕМ


На подлёте к авиабазе «Козловский», B-36H «Техасская леди»



Обратный полёт через Атлантику получился совсем не рядовым. Шестой двигатель придётся менять целиком. Оба реактивных на той же стороне вышли из строя, тоже под замену вместе с гондолой. Мотор номер пять умирал, теряя мощность медленно и неизбежно. На нём прибрали тягу, что отдалило окончательный отказ, но это вопрос времени. Дальше всё зависело от четвёртого мотора. В общем, B-36 мог лететь и управляться на трёх поршневых и двух реактивных, но не с одной же стороны! Так что потеря четвёрого означала бы и потерю самолёта. Примерно на полдороги началась утечка масла из него и из пятого, скорее всего из-за повреждений конструкции. Гордон сходил в крыло, пополнил расходный бак из запасных бочек, протянул все краны и соединения в маслосистеме.

С чем не было затруднений, так это с навигацией. Дедмонвозвращался по большому кругу, минуя дозаправку над Азорами. Большинство бомбардировщиков выбрали её, погодные условия на севере делали южный курс несколько более привлекательным. По их плану, они выйдут к побережью в районе Нью-Йорка, а потом поднимутся на север. Вместительные топливные баки «Техасской леди» позволяли такой фокус. Они, возможно, справились бы даже без дозаправки на первой половине полёта, но разлохмаченная законцовка крыла заметно загребала воздух. Как бы там ни было, остатков хватало. Решив эти вопросы, Дедмон ушёл в кормовой отсек и проспал несколько часов.

Когда он вернулся в кабину, за несколько сотен километров было видно невероятное зарево. Приблизившись, они решили, что в Нью-Йорке включена каждая лампочка. Да так оно и оказалось. Прожекторы пронзали небо, на каждом здании сияли вывески, развёрнутые вверх. Сияли даже коммерческие рекламные полосы и щиты. Отцы города предположили, что Атлантику пересекут повреждённые бомбардировщики, с отказавшими системами и неисправными двигателями, с ранеными на борту, и зажгли маяк, который нельзя не заметить. Включилось радио.

— Это Нью-Йорк. Самолёт над береговой линией, опознайтесь, пожалуйста.

— Это B-36 «Техасская леди», 100-я бомбардировочная эскадрилья, авиабаза «Козловский», штат Мэн. У нас повреждения, три двигателя выбиты, один скоро сдохнет. В экипаже потерь нет.

— К вашему сведению, «Техасская леди», для посадки подбитых самолётов очищены все площадки на Восточном побережье. Просто скажите нам, куда решите садиться, и вперёд. С возвращением вас.

Они развернулись на север и начали неторопливое снижение к базе. Через некоторое время люди на земле услышат необычный, ритмичный пульсирующий гул, своеобразный автограф B-36. Сегодня вся ночь принадлежит им, бомбардировщики возвращаются непрерывным потоком. В Коннектикуте какой-то городок устроил небольшое представление, скорее всего на школьном стадионе. Услышав двигатели, там зажгли огни. «С возвращением». Дедмон спросил сам себя, есть ли кто-нибудь там, на земле, понимающий на что сейчас похожа ночь в Германии? Огни за кормой погасли, потом вспыхнули снова. Скорее всего, ещё один B-36.

Хартфорд-Спрингфилд был превосходно освещён, взлётно-посадочные полосы ясно различались. Самый большой аэродром в Коннектикуте и первый на случай аварийных посадок. Они спустились достаточно низко, чтобы рассмотреть бомбардировщик, остановившийся на повороте к рулёжке. Вокруг стояли прожектора, роилась техника. У кого-то трудности.

— Хартфорд-Спрингфилд, это «Техасская леди».

— Приветствую вас дома. Садитесь, если надо. Полоса чистая, еда горячая, пиво холодное.

— Спасибо. Но мамочка просила нас вернуться на «Козловский». У вас ведь там 36-й стоит?

— Совершенно верно. Это «Смерть и налоги»[66] из 35-й эскадрильи из Макдилла. Сели на вынужденную, подбиты, есть потери. Мы передадим ваши наилучшие пожелания.

— Спасибо, Хартфорд-Спрингфилд, если не затруднит.

Постепенно снижаясь, они теперь летели над Массачусетсом. До захода на посадку оставалось совсем недалеко. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Времени хватит на всё. Ниже трёх тысяч метров стала расти температура двигателей. Пятый до сих пыхтел, но работал, и они не хотели слишком сильно нагружать его. После сорока четырёх часов в воздухе не хотелось остаться ещё и без него в последнюю минуту. Наконец они удачно встроились в транспортное движение над родной базой. Рассвет только-только осветил восточный край неба, так что посадка будет в темноте.

Огни и взлётно-посадочные полосы показались слева. Ладно, даём левую ногу. Приборная скорость 280, высота 800. Выпускаем шасси, закрылки на десять градусов, триммеры на ноль. Теперь поворот направо, повреждённое крыло просело. Тяга несимметричная. Они закончили разворот за концом полосы. Высота 500, закрылки на 20 градусов. Полковник зачитал контрольный список для посадки, дождался, пока ответит вся команда, и ещё раз развернулся направо. Теперь они летели параллельно ВПП, но уже с правой стороны. Закрылки 20, приборная скорость 280. Поворот. Бортмеханики подтвердили, что вся механизация вышла. Двигатели на 2600 оборотов. Заключительный этап. Следующий поворот, снижение до трёхсот метров. Закрылки 30 градусов, поворот и выравнивание по цепочке огней. Вертикальная скорость 160 метров в минуту. Вот сейчас можно.

— Пятый двигатель на полную мощность.

Мотор взревел. Провисшее крыло приподнялось, температура начала стремительно расти и почти сразу заехала в красный сектор. Обороты вновь упали, но они уже почти сели. Скорость 135 процентов от сваливания, касание.

— Реверс третьему и четвёртому.

Для торможения предполагалось использовать все шесть поршневых, но с такой косой тягой это было опасно. Надо обойтись двумя. Шёл дождь, полоса вся мокрая. На реверсе винты подняли облако брызг и водяной взвеси, образовав вокруг «Техасской леди» сферу. Получилась сюрреалистичная картина. Первый луч рассвета осветил облако из которого торчали только нос и хвост самолёта. На девяноста километрах в час Дедмон прижал тормоза и дождался остановки. В голливудских фильмах подбитые машины всегда замирали у самого обреза полосы. У них впереди оставалось не меньше двадцати метров. «Техасская леди» вернулась домой.

Под носом появился джип регулировщика, и они покорно последовали по рулёжке за ним, вдоль строя приземлившихся раньше. Каждый был ярко освещён, возле них работали наземные команды. У двух виднелись повреждения. «Сочной Люси» оторвало половину руля направления. «Мак-Перо»[67] выглядел целым, но рядом стояли машины скорой помощи и лежали укрытые носилки. «Шестой пилот» и «Куколка» уже стояли на своих местах, в ангарах. Техники отмывали и полировали их дюралевую шкурку. Наконец они остановились возле огромного ангара и в воротах полковник отключил бортовое питание. Дальше «Техасскую леди» подхватит буксировщик и поставит на ремонт.

Дедмон спустился по лесенке через нишу носовой стойки, остановился и осмотрел самолёт. Ноги не держали. Сорок четыре часа непрерывной вибрации заставили твёрдую землю стать шаткой. Левое крыло было искорёжено, обшивка свисала крупными лохмотьями, мотогондола и оба реактивных двигателя как будто побывали в мясорубке. Руководитель наземной команды уже изучал повреждения, делая пометки на планшете.

— Не волнуйтесь, сэр. Мы приведём её в порядок. Всё не настолько плохо, как выглядит. Несущие структуры в норме, мы просто заменим двигатели и часть обшивки. Трое суток, и она вновь будет готова к полёту.

— Полковник Дедмон, сэр, босс хочет вас видеть, — это был лётчик на маленьком пикапе. Одном из тех, которые ЛеМэй заказал для своих экипажей, чтобы им не пришлось много ходить сразу после полёта. Под боссом имелся в виду генерал Тиббетс, командир 100-й эскадрильи. Его кабинет располагался в пристройке неподалёку от ангара. Но даже туда не хотелось идти пешком.

Генерал выглядел как выжатый лимон. Намного хуже, чем любой из лётчиков. Дедмон не был уверен, ложился ли он спать с начала рейда. Но спросить было необходимо.

— Какие наши потери, сэр?

Лицо Тиббетса посерело.

— В сотой? Один сбит, два повреждены. Что случилось с «Ангельским взором», вы сами знаете. «Мессер» оказался чертовски удачливым. На «Сочной Люси» случились неполадки с двигателями, и она потеряла высоту. Хватило, чтобы до неё дотянулся ракетой один из тяжёлых перехватчиков, над Гамбургом. Хвостовой стрелок сбил немца и ракета едва не прошла мимо. Разворотила руль. Над Атлантикой отстали от других, вернулись, управляясь тягой. Прекрасный пример пилотского мастерства. Ну и ваша «Техасская леди», конечно. Налёт в целом? Вернулись все ядерные бомбардировщике, других потеряно семь сбитыми, и с дюжину повреждёнными. «Туз в рукаве» — единственный сбитый разведчик. «Водопад» в районе Киля. Упал в Северное море. У «Кометы Хейла» и «Драконицы» то же самое, что и у «Сочной Люси». Неисправности в моторах, снижение, и истребители их сбили. Насчёт остальных ещё неизвестно. Они точно пересекли французское побережье, но здесь пока не объявились. Возможно, неполадки настигли их над океаном.

— Возле «Пера» я видел медиков. Что с ними?

— Несчастный случай, уже после приземления. Член наземной команды шёл рядом с тележкой шасси, не касаясь створки. В общем, он остановился, а самолёт — нет. Завтра генерал ЛеМэй затребует «стоячий доклад».

А вот это плохо. «Стоячий доклад» означал именно то, как звучал. Стоишь у стола ЛеМэя и рассказываешь. Это гарантировало краткость, отсутствие уловок и многословия.

— Хорошие новости: в три часа ночи по нашему времени Германия безоговорочно капитулировала. Очевидно, Геринг выжил, назначил себя президентом и сразу же сдался. Показал больше разумности, чем за все предыдущие годы. Мы не собираемся оставлять его при власти, конечно, но кто-то должен подписать сдачу. Плохие: вермахт и СС, находящиеся в России, не согласны с капитуляцией. Все части окапываются и встают в глухую оборону. Им некуда возвращаться и они рассчитывают остаться там где есть. Бог весть, как всё это закончится. Ещё кое-что хорошее. Немцы, находящиеся в Британии, сдаются под честное слово. Согласились сотрудничать и признать власть нового правительства. Король Георг назначил Черчилля премьер-министром вместо Галифакса, который сейчас, между прочим, сидит в Тауэре. Черчилль уговорил оккупантов «принять британское гостеприимство».

— А что с Германией?

— Сколько мы убили? Сейчас этим занимаются наводчики. Изучают записи камер, регистрационные ленты приборов и доклады экипажей сопровождения. Тот, который работает с нами, придёт как только получит результат.

Наводчики, они же целеуказатели… Разве группка гражданских специалистов могла решить, куда сбрасывать бомбы, какая бы мрачная слава за ними не тянулась? Хороший вопрос. Тиббетс точно мог бы, он в «Манхэттене» с первых лет,

— Сэр, однако можно ли было доверять такое гражданским? Я думал, это задача для ВВС.

— Можно. Куда сбрасывать, выбирали мы. Они всего лишь советуют. И мы всегда прислушиваемся. В первые годы никто не понял истинной мощности этих устройств. Мы думали, что для уничтожения Германии понадобятся тысячи. А они поняли, что мы поразим одно и то же место много раз, сбрасывая две бомбы на две разные цели, даже если они стоят рядом. Никто не хотел брать на себя ответственность выбора. В конце концов президент Дьюи и генерал ЛеМэй сыграли в хорошего и плохого полицейских и потребовали независимого вердикта. Изучение эффективности передали аналитической группе. Они пересмотрели и доработали списки целей, провели исследование и выдали ответы. Если вам угодно, они дают рекомендации командованию, там выносятся решения и превращаются в приказы. Больше, в общем, ничего.

Звякнул дверной звонок. В кабинет вошёл их наводчик, Провидец. У всех были безумные псевдонимы, как и у этого, назначенного в их эскадрилью. Как обычно, полковник ощутил похолодание. Казалось, даже фикус в углу кабинета подобрал листья.

— Слышали про Германию?

Тиббетс и Дедмон кивнули.

— Очень хорошо. Хотя сдаваться там почти некому. Предварительная оценка готова. Все двести основных целей были поражены, некоторые — несколькими устройствами. Предполагаемая численность жертв около двадцати миллионов. Промышленность, транспорт, снабжение и связь прекратили существование. Обнаружено значительное радиоактивное загрязнение, по показаниям приборов оно сильнее расчётного. Для последующих бомбардировок нам придётся пересчитать этот показатель.

— Боже милостивый, вы серьёзно? Двадцать миллионов? — Дедмон помнил слова майора Пико и наконец понял, чем обернулся их налёт. Эта мысль ошеломила его.

— По первым прикидкам да. Германия оказалась необычно уязвимой для нынешнего поколения ядерных устройств. Города отлично подходили для массового уничтожения. Жертв, конечно, будет намного больше. К тому времени, когда умрут раненые и сработают все поражающие факторы, итоговое число как минимум удвоится. Это было неизбежно. Нас подрядили для разработки плана атаки, который полностью разрушит немецкую промышленность, грузоперевозки и их возможность поддерживать боеспособность армии. Что мы и сделали. Проблема в том, что это невозможно сделать, не уничтожая гражданское население. Подчёркиваю, господа. Это невозможно сделать, не уничтожая гражданское население. Ни с одной страной, включая эту. То, что произошло с Германией, однажды может случиться здесь. И случится, если мы ничего не сделаем.

И это только начало. Марк-III, которые мы использовали, уже устарели. Этот налёт освободил от них арсеналы. Им на смену идут новые, М-IV, мощностью почти пятьдесят килотонн. Есть следующая разработка, которая должна выдать восемьдесят. Всегда можно достичь большего. Думаю, почти никто не осознаёт, насколько «Великан» изменил мир. Возможно, поймут, когда увидят фильм и данные с самолёта-наблюдателя. В этом смысле эффект от машин сопровождение может получиться весомее, чем от бомбардировщиков. Как вы сказали тогда, полковник, «выкладки»? Хороший термин, возьмём на вооружение.

— Но… двадцать миллионов? Не был ли… как-то иначе?

— Было много иных вариантов. Мы изучили все. Нам за это Дядя Сэм зарплату выдаёт. Рассмотрели все возможности ограниченных воздействий. Одной из них был показательный сброс на какой-нибудь бесполезный отдалённый остров, например, Гельголанд. А потом сказать немцам, что будет, если они не сдадутся. Были планы, предусматривающие сброс двух, шести, пятидесяти устройств, и больше. У всех нашлись преимущества и недостатки. Среди них два, характерных для всех ограниченных ударов. Как показали исследования артподготовок и воздушных бомбардировок, больше всего урона оказывает самый первый удар. Как с точки зрения физических разрушений, так и психологического воздействия. И каждый последующий удар примерно наполовину слабее предыдущего. Люди учатся, приспосабливаются, и в итоге просто спокойно разгребают завалы. Вторая сторона вопроса — чрезвычайно возросший риск для ваших людей. Немцы не знали, что на них надвигается, не обладали действенной ПВО, и всё равно сумели сбить или повредить приблизительно один процент бомбардировщиков. Это означает, с учётом длительности боевого дежурства, что у экипажа где-то семидесятипроцентный шанс на выживание.

Но если бы немцы знали, то озаботились бы усилением обороны. Даже за эти несколько часов они кое-чего добились. Заметьте, почти все потерянные самолёты подбиты по дороге домой. Они могли снять со своих истребителей всё — вооружение, броню, всё, кроме достаточного запаса топлива — чтобы залезть повыше и таранить бомбардировщики. Лучше лишиться истребителя, чем города. Можно поспорить, что сейчас каждое правительство в мире смотрит на свои авиационные программы и думает, как добавить высотности перехватчикам. Мы не думаем, что они справятся в ближайшие нескольких лет. Пока мощности существующих двигателей недостаточно. Но работу начнут.

Есть ещё кое-что, вполне возможное для нацистов. К счастью, большинство лагерей военнопленных располагались в Польше и той части Германии, которая с ней граничит. Их бомбардировка не затронула. Но немцы были способны переместить пленных и использовать их… мда… в качестве живого щита, скажем так. И если мы представили такое, то и кто-нибудь другой додумается.

Провидец усмехнулся. По всей базе завыли собаки.

— В итоге мы сформировали подборку, с описанием сильных и слабых сторон каждого варианта, и передали их наверх. На самый верх. Там приняли решение задействовать план, названный нами «Великан». Лично я думаю, что это было правильный выбор. Посмотрите на это вот с какого ракурса. Нацистская Германия и всё, что она воплощает, были раком в теле рода человеческого. Повторение такого следует исключить. С раком тоже можно рискнуть обойтись полумерами, пойти по пути наименьшего сопротивления. В большинстве случаев это вас убьёт. И чем дольше вы запускаете рак, тем тяжелее будет лечение и тем большего вам придётся лишиться, чтобы избавиться от него.

Если бы Гитлера остановили в тридцатых, или Британия не сдалась в сороковом, «Великан» так бы и остался на бумаге. Нацистская Германия могла сдаться после вторжения или обычной бомбардировки. Могла. Но мы должны смотреть на вещи без иллюзий, и на самом деле мы даже слишком поздно всё затеяли. Вы видели доклады о лагерях смерти. Там убили девять миллионов евреев, прежде чем объявили Европу «юденфрай»[68]. Сверх того, не менее девяти миллионов цыган, гомосексуалистов, коммунистов, членов отраслевых профсоюзов, масонов и всех прочих, кого они ненавидят. И мы знаем, что они убили по меньшей мере двадцать миллионов русских. Прямо перед началом «Великана» они готовились приступить к следующему списку. Кто там им ещё не нравится? Славяне, поляки, кто-то, у кого нет светлых волос и голубых глаз? Когда они собирались остановиться? Мы, возможно, убили сорок миллионов, или пятьдесят, когда всё закончится, но спасли куда больше. И мы искоренили рак. Любая страна, которой вздумается вступить на тот же путь, сначала посмотрит на радиоактивное пепелище, оставшееся от Германии, и подумает дважды. По крайней мере, мы на это надеемся.

Я думаю, что решение о запуске «Великана» будет обсуждаться и оспариваться, приветствоваться и осуждаться столько, сколько люди изучают историю. Будет написано множество работ, утверждающих, что это решение было неверным и преступным, а в других будут писать, что это было единственным возможным шагом. Переберут и обсосут все виды мотиваций, и кто-то, конечно, окажется прав. Но здесь и сейчас, опираясь на то что мы знаем, на основании наших национальных интересов, можно уверенно сказать: люди, которые приняли окончательное решение, приложили все возможные усилия. Воплощая их, они создали мир, в котором нам придётся жить. И это, господа, всё, что мы можем сделать — жить в том мире, который у нас есть, и сделать из него лучший из возможных.



ЭПИЛОГ



Сорок лет спустя. Штат Огайо, Дейтон, музей ВВС США, сектор Стратегического авиационного командования


Генерал Дедмон шёл по дорожке и думал, что с каждым разом ему всё труднее обходиться без трости. Аллея бомбардировщиков неизменно производила на посетителей впечатление. Хотя сегодня их здесь было немного. По левую руку стояли прорыватели[69] и разведчики, по правую — транспортники. Экспозицию устроили так, что у входа стояли последние, самые современные образцы, и гости постепенно уходили в глубь времени, к самым первым дням САК. Первыми экскурсантов встречали прототип орбитального бомбардировщика B-100 и ударно-разведывательный космический самолёт GRB-105. Чуть дальше справа стояли B-70 «Валькирия» и SR-71 «Чёрный дрозд», слева B-74 «Разоритель». Он оставался самым большой машиной на вооружении САК. Но если посмотреть правее, можно было увидеть его предка, B-36. Немного дальше стояли другие: B-58 «Хастлер», B-60 «Повелитель» и B-52 «Стратокрепость» — вклад Дедмона в ВВС. Кертис ЛеМэй заложил основу, он принял её и провёл в век высоких скоростей. Его преемник направил САК ещё дальше, к сверхзвуковой аэродинамике, всё выше и быстрее. Теперь стратеги вышли в космос.

Почти в конце стояли два B-36, разведчик «Невиноватая Я» слева и «Золотце» справа. То, ради чего он приехал, было впереди. Аллея бомбардировщиков заканчивалась аркой. Под ней, на плитах, увековечили имена всех экипажей, погибших со дня основания САК. На арке золотом тянулся неофициальный девиз: «Стратеги не отступают». Дедмон прошёл под аркой, рассматривая портреты на мемориальных плитах. Вот она, «Техасская леди», красивая и гордая. Одна на площадке, экспонат сам по себе. Бомбардировщик, который вёл рейд на Берлин и закончил Вторую мировую войну. Она оставалась в полном порядке. Как хвастались музейщики, если их закроют, «Техасская леди» может выехать на взлётную полосу и улететь.

Почётный караул, из четырёх русских и четырёх американцев, встал по стойке смирно, как только увидел его. По обыкновению Дедмон остановился, чтобы прочитать строки на памятной стеле. Он знал их наизусть, но всё равно всегда подходил. Частично из уважения к караулу, частично из-за того, что эти строки обнадёживали его как ничто иное в этом неустойчивом мире. На плите был текст письма от президента Жукова, написанного, когда создали аллею бомбардировщиков.

Мы не знаем и не можем знать, какое будущее ждёт наши страны. Останемся ли мы друзьями и союзниками, или наши пути разойдутся, эту историю расскажут внуки. Но мы точно знаем и можем сказать, на чём стоит прошлое — на том, как обе наши страны встали рядом во время серьезной опасности, и вместе победили огромное зло. Вот что мы должны передать внукам. Сохранить B-36 «Техасская леди» в музее — верный и правильный шаг. Она выжгла ядерным огнём сердце врага и уничтожила фашистского зверя. В ознаменование этого русские вооруженные силы и русский народ со всем уважением просят включить их представителей для почётного караула у самолёта.

Президент Паттон согласился. Три года спустя, когда русские основали свой музей Великой Отечественной войны, США направили тоже туда караульную группу. Этот договор было легко нарушить. Без труда представлялся политик, способный набрать дешёвой популярности на отмене совместного поста. Но, как бы там ни было, даже самое продажные политиканы понимали — почётный караул представляет собой нечто большее, чем удобную мишень для политического цирка.

Поэтому, независимо от того, что происходит в мире, они стояли на страже. И были отнюдь не церемониальным отрядом. Несколько лет назад какие-то «борцы за мир» попытались напасть на «Техасскую леди». Их отметелили до потери сознания. Политические сторонники демонстрантов потребовали расследования, а ВВС ответили полномасштабным судебным запросом по инциденту. Вердикт был таков: американцы били демонстрантов чаще, русские сильнее. Поэтому поощрение за надлежащее исполнение служебных обязанностей справедливо распределить поровну. Страна обхохоталась, «борцы за мир» больше проблем не доставляли.

Вокруг «Техасской леди» расположился ряд экспозиций. Одни были постоянными, другие менялись. В этом месяце одна из них посвящалась авианосцу «Шайло», своей гибелью открывшему путь бомбардировщикам. Дедмон усмехнулся про себя. До сих пор находились твердолобые фанатики, которые утверждали, что «Шайло» не затопили, а уничтожили. Сотрудники музея постарались. На большой модели корабля были показаны места попаданий бомб и развитие пожаров, погубивших его. Фотографии, описания, история. Череда мемориальных плит со списками экипажа. Возглавляли его два имени, отмеченных бледно-голубыми ленточками со звездой. Капеллан Вестовер и, согласно специальному распоряжению Конгресса, старший военврач Стеннис. Флот почтил их по-своему. Плавучий госпиталь «Вестовер» приходил на помощь американским союзникам, пострадавшим от разных катастроф. Один из атомных крейсеров назывался «Джон К. Стеннис».

Не было упомянуто всего одно имя. После войны капитана Мэдрика отдали под трибунал за потерю корабля, с формулировкой «за небрежение и необоснованный риск». По сей день приговор считался спорным. Внимание Дедмона привлекла отметка с «Серебряной звездой». Она указывала на мичмана, а ныне адмирала Пикеринга. Небольшой рассказ повествовал о том, как он руководил ремонтно-восстановительной партией, подавляя самые сложные пожары, а потом вывел своих людей в безопасное место. Он знал Пикеринга как хорошего офицера с единственной причудой — когда при нём кто-нибудь упоминал демократов, у него начинался нервный тик. В общем, как-то не так там дело было.

Одна из постоянных экспозиций посвящался президенту ЛеМэю. Дедмон остановился возле неё. После ухода с поста руководителя САК ЛеМэй служил министром обороны при Паттоне, потом, в 1956, был избран президентом. В 1960 он снова выиграл выборы, хотя какое-то время чаша весов колебалась. Харизматичный демократ по имени Джон Ф. Кеннеди отрабатывал программу на все деньги. В качестве президента он стал бы настоящей бедой, но судьба решила иначе. После поздней встречи со своими сторонниками в Массачусетсе, его повёз домой брат Эдвард. На острове Чаппакуиддик, у «Винодельни Марты», машина слетела с дороги в воду. Джона зажало, а Эдвард сумел выбраться и пойти за помощью. Через несколько часов, когда он вернулся, кандидат на должность президента уже был мёртв.

Говорят, каждый американец помнит, где он был и что делал, когда сообщили о смерти Кеннеди. Дедмон был в Индии, как раз обедал вместе с Мартином Шарпом, леди Шарп и их старым другом Эриком Хаохоа. Когда пришла новость об автокатастрофе, сэр Мартин развернул вашингтонский «Дипломатический вестник»[70], нашёл что-то и показал это сэру Эрику. Оба весь остаток вечера сияли каким-то глупыми улыбками.

Президент ЛеМэй, закрыв второй срок, удалился от света. Он достиг самых высоких постов в мирной и военной жизни, чтобы уйти в отставку в ореоле заслуженного почёта и почестей. Его уважали и друзья и враги. Но, по его собственному мнению, он закончил жизнь несчастным человеком. Ведь «Великан» потерпел неудачу, и итогом его службы оказался разгром. Он ненавидел войну. Самой целью «Великана» было показать безумие войны, а в атомный век её требовалось избегать всеми силами. Он стремился продемонстрировать непомерную цену войны, а если она становилась неизбежной, то следовало побеждать как можно быстрее. Он проиграл. Конечно, откровенные захваты и завоевания остались в прошлом, но страны нашли другие способы ведения войн. Такие, которые не подвергают их риску удара САК. Одним из таких способом стал терроризм. Как Дедмон и боялся когда-то, едва культ терроризма и терактов поднял голову, его оказалось чрезвычайно трудным искоренять. Другим — вялотекущая холодная война в Тихом океане. Кроме того, ходили слухи, что Чипан[71] и государства Халифата нашли точки соприкосновения.

Дедмон открыл ограждение и подошёл к «Техасской леди». У него, как председателя музея, был собственный ключ, и он шёл давно знакомым маршрутом. Взобрался в нишу носовой стойки, поднялся по лесенке в штурманский отсек. Потом перебрался в выгородку бортмехаников и оттуда в кабину экипажа. Вот и его кресло. Он сдержал обещание. Больше никто не летал на «Техасской леди». Он и его люди приняли её с завода в Форт-Уэрте, они же перегнали её сюда, на вечную стоянку.

Он проскользнул на место пилота и вновь ощутил дружескую приязнь. Несколько лет назад, когда умерла его жена, он оплакивал её здесь, сидя в одиночестве, если не считать знакомое присутствие бомбардировщика. Восемь лет после «Великана» они вместе властовали в небе. B-36 летали где угодно и над кем угодно. Затем однажды вместе с ними взлетел новый истребитель F-100, на какое-то время составил компанию, а потом газанул и исчез вдали. Команда переглянулась и повела «Техасскую леди» на посадку. Спустя два года были расформированы последние эскадрильи B-36 и GB-36.

Экипаж в основном тоже разошёлся. Майор Пико покинул САК сразу после рейда ради перехода в НОРАД и создания ПВО, способной остановить атаку, подобной той, что разрушила Германию. Теперь у Америки был крепкий щит, способный отразить любую угрозу. Немцы, правда, тоже полагали, что спроектировали такой. Краткая ракетная паника в конце 1950-х вызвала беспокойство в САК, но здравомыслие победило. В конце концов, никто всерьёз не считал, что ракеты способны заменить бомбардировщики. Ракета идёт с неизменной скоростью и траекторией, её легко перехватить, в отличие от пилотируемого самолёта, способного маневрировать как вздумается. На демонстрации способностей новой системы ПРО НОРАД легко сбили атакующую ракету. Закончилось всё очевидным образом — появилось новое поколение бомбардировщиков, объединившее скорость ракет с подвижностью самолёта. Теперь на вооружении САК стояли новые орбитальные машины, способные выходить в космос. Раз уж не получается убедить человечество играть по правилам, придётся приглядывать за ним со стороны.

Это означало, что Стратегическое авиационное командование отныне не просто авиационное. В начале 1960-х оно стало Стратегическим космическим командованием, и занялось военной стороной использования космоса. Гражданские исследования возложили на другую организацию, НАСА, которая стала политизированным бюрократическим болотом. Они сумели добраться до Луны, но перед этим одна из гигантских ракет «Сатурн» сгорела прямо на стартовом столе, убив экипаж из трёх человек. После этой катастрофы большую часть функций НАСА передали СКК. Президент тогда был Джонсон и спас он не столько саму организацию, сколько земляков-техасцев.

Через несколько лет НАСА влезло в дело с шаттлами, многоразовыми транспортными космическим кораблями. Они построили пять и потеряли два, один на старте, второй при возвращении. Другой вопрос, что к этому времени президент уже был другой. Несмотря на актёрское прошлое, он глубоко понимал важность космоса и науки. Он задал главе всего один вопрос: «У вас было пять шаттлов и вы потеряли два. На том же бюджете СКК оперирует более чем сотней бомбардировщиков, и не потерял ни одного. Почему?». НАСА расформировали, передав оставшиеся обязанности военным. СКК официально переименовали в Космическое административное управление, но все прекрасно понимали истинную суть.

Освещение на аллеях постепенно тускнело. Музей закрывался, но Дедмон мог оставаться здесь хоть на всю ночь, если захочет. Иногда он так и делал. Какой мир они с «Техасской леди» создали? Разумеется, такой, где американская власть была абсолютной. Политика была проста — нет лучшего друга и худшего врага, чем США. Один американский посол погасил международный кризис, просто облизав палец и подняв его в воздухе. На вопрос, что он делает, он ответил: «Проверяю ветер. Мы не хотим, чтобы осадки долетели до наших друзей». Но за пределами этой простой уверенности мир был разделён между блоками жёстко враждующих держав. Всё, что требовалось, дабы Америка не обратила на них внимание — всего лишь играть по правилам. Но оставалось много опосредованных способов борьбы, включая терроризм. Получилось своего рода балансирование на грани — насколько можно достать противника, не подвергаясь гневу США. Никто не хотел бы испытать его на себе. Германия до сих пор оставалась жутким примером попытки Геринга сдаться, разумной, но трудной для воплощения. Особенно на Востоке. Немецкие армии не хотели ни возвращаться, ни сдаваться, и поэтому продолжали собственную войну. Немецкие генералы стали вождями, создав собственные феодальные государства на оккупированных землях России. Некоторые из них едва превосходили обычные лесные банды, и были быстро уничтожены. Другие основали настоящие небольшие страны, с промышленным производством и полноценным обществом. Какие-то стали хорошо организованными и достойно управляемыми, какие-то скатились к варварству, для которого описание «Средневековье» стало бы похвалой. Одни мирно вернулись в состав России, другие пали в боях.

Потребовались годы, чтобы покончить с этим. Последнее было ликвидировано в 1960. Из-за этого восстановление России затянулось, и даже сейчас страна оставалась экономически слаба. Германия была лоскутным аграрным государством, почти что парком посреди Европы. Парком, где люди пугали своих детей, рассказывая им о дне, когда чудовище по имени САК пролетело над их страной, обратив её в пепел. Большая часть территории, особенно Рурская долина, до сих пор оставалась пустошью. Британия, напротив, стала ярким примером того, чего можно достичь. Большая часть немцев осталась там. Те, у кого уцелели семьи, вывезли их из Германии. Их ассимилировали спокойно и без суеты. Большинство историков пришло к выводу, что Черчилль был бы неважным военным лидером, но в мирное время проявил себя превосходно. Дедмону довелось однажды прочитать роман, в котором предполагалось развитие событий с безуспешным переворотом Галифакса и Батлера. Война могла бы закончиться на два года раньше и без использования ядерного оружия. Ну, в фантастике всё возможно.

Время, последовавшее за «Великаном», стало бедственными для Европы. Среди выжившего немецкого населения распространялись эпидемии, особенно пищевые отравления, дизентерия и тиф. Без крыши над головой особенно страдали те, кто получил ожоги, а лучевая болезнь повысила восприимчивость к инфекциям пятикратно. В том году и в следующем в Европе не уродились зерновые, температура и осадки повсюду были ниже нормы. Во многих областях поля погубила повышенная концентрация озона, смог и другие атмосферные загрязнения, в других — радиоактивные осадки.

Даже в 1948 температура в северном полушарии была на градус ниже средне-нормальной, сокращая плодородный период. В Германии сельское хозяйство оставалось на уровне простого выживания. Долгосрочное воздействие оказалось даже хуже, чем предсказывали наводчики. Рыба из Балтики и Северного моря слишком сильно фонила, чтобы использовать её в пищу. Люди опасались генетических дефектов, но они обнаружились у считанных процентов населения, родившегося после войны в Северной Европе. Да и среди тех мутаций большинство оказалось незначительными.

Недоедание породило куда больше физических недостатков. Но и это ещё не было концом. Через пять лет после «Великана» Дедмон присутствовал на испытаниях первого термоядерного устройства. Событие было буквально ошеломляющим. Ученые сказали, что единственный заряд развил мощность взрыва больше, чем все бомбы, сброшенные на Германию. В тот же день он вновь встретился с Провидцем. Тот стоял в штурманском отделении флагмана, смотрел на карту Юго-Восточной Азии и улыбался. «Решение найдено», — сказал он.

Чипан был загадкой. Кто победил в затяжной войне Китая и Японии, осталось неизвестным. Япония утверждала, что она, Китай, соответственно, что он. Возьмите по историку из обеих стран, напоите и спросите — оба ответят «не знаю». Война даже официально не закончилась, она просто прекратилась взаимным поглощением. Чипан возглавлял японский Император, а правительство состояло из китайских коммунистов. Ну или как-то так. В любом случае, объединённое государство получилось безжалостно экспансионистским.

Дедмон, удобно расположившись в пилотском кресле, ощущал знакомое, успокаивающее присутствие «Техасской леди». Мир не стал таким, каким он хотел или мог бы полюбить, но им пришлось жить с этим. Уж что получилось. Как тогда сказал Провидец: «Смотрите на вещи не так как вам хочется, а каковы они есть на самом деле. Вряд ли вам это понравится, но вас не застанут врасплох». И он всегда следовал его совету. Руки легли на такой привычный штурвал.

— Наверное, будем прощаться. Не думаю, что приду ещё. Врачи дают мне совсем немного. Но здесь ты в безопасности, на заслуженном отдыхе, окружена заботой любящих тебя людей, вокруг дети и внуки.

Казалось, тихий, пустой самолёт ждал чего-то большего.

Он провёл ладонями по сиденьям и сказал:

— Я люблю тебя, «Техасская леди»

И женский голос, который так озадачивал весь экипаж долгие годы, ответил:

— Я тоже люблю тебя, Боб.





Конец



ПРИЛОЖЕНИЕ


Convair B-36 Peacemaker



Американский стратегический межконтинентальный бомбардировщик, годы службы 1948–1954 РИ. Отличался комбинированной силовой установкой: 6 толкающих поршневых двигателей по 3800 л.с. + 4 турбореактивных по 2300 кгс, доработанных для использования бензина. Модификации RB-36 — разведчик, KB-36 — заправщик, B-36J — гипотетический носитель мини-истребителей.


Экипаж 9 человек

Потолок 15000 м (в книге больше из-за облегчённой конструкции)

Максимальная скорость 685 км/ч (все 10 двигателей)

Крейсерская скорость 380 км/ч (только поршневые)

Вооружение 16 х 20 мм пушек в спаренных установках, до 39 тонн бомбовой нагрузки.




McDonnel F2H Banshee





Американский реактивный палубный истребитель, лёгкий штурмовик. Годы службы 1948–1962 РИ.


Экипаж 1 человек

Потолок 14970 м

Максимальная скорость 937 км/ч

Вооружение 4 х 20-мм пушки, до 700 кг бомбовой нагрузки





Heinkel-162 Folksjager




Немецкий эрзац-истребитель конечного периода Второй Мировой войны РИ, эксплуатировался с декабря 1944 по май 1945 годов. Содержал много дерева и других заменителей в конструкции, отличался путевой неустойчивостью и склонностью к опрокидыванию. Очень плохо подходил для молодых пилотов, которым как раз и пришлось на нём летать. Достоверных сведений о победах нет, в отличие от многочисленный аварий и катастроф.


Экипаж 1 человек

Потолок 12000 м

Максимальная скорость 790 км/ч у земли, 840 на высоте 6000 м

Вооружение 2 х 20 или 2 х 30-мм пушки.




Horten Ho.IX/Go-229 Fledermaus



Немецкий истребитель-бомбардировщик, построенный по конкурсной программе «1000/1000/1000», то есть для доставки 1000 кг бомбовой нагрузки на 1000 км со скоростью 1000 км/ч. Первый в мире турбореактивный самолёт-летающее крыло. В состоянии лётной готовности на конец войны было 3 машины. В боевых действиях не участвовали. Наработки братьев Хортен попали в руки союзников и легли в основу программы Джека Нортропа, венцом которой стал бомбардировщик B-2 Spirit.


Экипаж 1 человек

Потолок 16000 м

Максимальная скорость 1000 км/ч

Вооружение 4 х 30-мм пушки МК-103 или МК-108, 2 х 1000 кг бомбы




Republic F-84F Thunderjet




Американский реактивный истребитель-бомбардировщик. В строю с 1947 по середину 1960-х годов РИ. Как и многие машины первого поколения, отличался изрядной аварийностью, летать учился долго и тяжело.


Экипаж 1 человек

Потолок 13700 м

Максимальная скорость 996 км/ч у земли

Вооружение 6 х 12.7-мм пулемётов (4 в носу, 2 в крыльях), до 1400 кг ракетно-бомбовой нагрузки





Goodyear F2G Supercorsair






Американский палубный тяжёлый истребитель, в РИ в серию не пошёл. Оснащался выдающимся двигателем мощностью от 3600 до 4200 л/с, одним из самых мощных поршневых авиационных моторов.


Экипаж 1 человек

Потолок 11800 м

Максимальная скорость 694 км/ч

Вооружение 4..6 х 12.7 мм пулемётов, 8 х 127-мм ракет, до 750 кг бомбовой нагрузки




Arado-234C Blitz



Немецкий реактивный бомбардировщик, высотный разведчик. Выпущено от 230 до 240 машин в разных модификациях. Применялся в основном как скоростной бомбардировщик, малоуязвимый для перехвата. Активно использовался против войск союзников в конце 1944 — начале 1945 годов РИ.


Экипаж 1 человек

Потолок 10000 м

Максимальная скорость 742 км/ч

Вооружение 2 х 20-мм пушки в носу, 2 х 20-мм дистанционно управляемая кормовая турель, до 1500 кг бомбовой нагрузки



Blohm&Voss BV-155C



Немецкий высотный истребитель-перехватчик, спроектированный изначально для флота в КБ Вилли Мессершмитта как палубный. В связи с фактическим закрытием авианосной программы III Рейха наработки были переданы фирме Blohm&Voss для создания перехватчика, способного в перспективе бороться с B-29. Конструкция несколько раз перерабатывалась. Практически было построено 3 самолёта. Модификация С осталась проектной.


Экипаж 1 человек

Потолок 16900 — 17100 м

Максимальная скорость 420 км/ч у земли, 690 км/ч на высоте

Вооружение 3 х 30-мм пушки МК-108





Dornier Do.335 «Pfeil» (Стрела)



Немецкий тяжёлый истребитель/лёгкий скоростной бомбардировщик конечного периода Второй Мировой войны РИ, один из ярких представителей экспериментального зоопарка Люфтваффе. Обладал двумя моторами с тандемной компоновкой. В боях достоверно не участвовал, хотя есть ведения об одном повреждённом и одном разбившемся самолётах.


Экипаж 1 человек

Потолок 11400 м

Максимальная скорость 758 км/ч (на высоте 6500 м)

Вооружение 1 х 30-мм + 2 х 20-мм пушки



Junkers Ju-635




Проектная разработка дальнего высотного разведчика на основе спаренной конструкции Do.335. В серии не строился.


Экипаж 2 человека

Потолок 12000 м

Максимальная 720 км/ч

Вооружение — в РИ не вооружался, оснащался фоторазведывательным оборудованием.




McDonnel XF-85 «Goblin»



Разработка началась в 1942 году по программе обеспечения прикрытия сверхдальних тяжёлых бомбардировщиков. Выбор пал на постройку прототипа носимого истребителя, который находился бы в отдельном отсеке. Получилась весьма удачная машина, несмотря на компактность и причудливые формы. Длительность полёта на крейсерском режиме превышала час, на боевом — 20 минут. Оснащался катапультным креслом. В РИ серии не строился.


Экипаж 1 человек

Потолок 14250 м

Максимальная скорость 1043 км/ч, крейсерская 689 км/ч

Вооружение 4 х 12.7 мм пулемёта



* * *

Краткий обзор книг


Краткий обзор книг самого качественного известного мне альтернативно-исторического цикла о другом XX веке (1940–1986)


Список в авторской внутренней хронологии альтернативной исторической развилки.


1940. «A Mighty Endeavor»

После начала Второй Мировой страны Британского Содружества не согласились, что выход Британии из войны — повод сдаться, и решили продолжить боевые действия самостоятельно. Немыслимое свершилось, и теоретическая возможность стала неприглядной реальностью. Британия вышла из войны. Содружество предоставлено собственной участи. Как «вытащить» на себе тяготы войны с Германией? Как выжить содружеству, у которого насильно отобрали военное,экономическое и политическое ядро? Мир вокруг наполняют как неожиданные враги, так и ранее немыслимые союзники. Отчаянная борьба потребуется лишь за выживание. А выживание и победа потребуют действительно титанических усилий.


1943 «Kazan Thunderbolts»

Последняя линия обороны России против Германии лежит по Волге, центральной транспортной артерии региона. К 1943 году РККА отчаянно сражается за последние клочки земли на западном берегу против очередного наступления Германии. Американские дивизии, техника и снаряжение щедро идут в Россию. На передней линии обороны — ВВС США. Бомбардировщики B-17 и звенья истребителей P-47 прибывают на аэродромы на восточном берегу, чтобы принять участие в боях за Казань. Необстрелянному американскому пополнению на земле, воде и в воздухе предстоит в полной мере хлебнуть ужасов Русского фронта — но в этих же боях окажется выкован и долгосрочный русско-американский союз. Битва плечом к плечу сплотит две великих нации на долгие годы.


1945 «Winter Warriors»

Наступательная операция Германии проломила Кольский фронт и отрезала армию союзников на промороженных насквозь пустошах заполярья. Даже само выживание требует немалых усилий, но его усугубляет суровая война за ключевые позиции региона, требующая от схлестнувшихся армий невозможного. В отчаянной попытке нарушить шаткое равновесие, германский флот отправляется на перехват конвоев, поддерживающих жизнь и боеспособность Кольского полуострова. В ледяном аду северной Атлантики начинается эпическое морское сражение.

Увлечённые круговоротом событий американский флотский экипаж сверхтяжёлой железнодорожной батареи, русские железнодорожники и суровые лыжники-сибиряки вынуждены пойти на отчаянные усилия по спасению железнодорожной батареи от наступления противника. Закулисная политическая борьба между политическими кланами Америки усугубляет ситуацию ещё сильнее


1947 «The Big One» (ВНИМАНИЕ, ЗАГЛАВНАЯ КНИГА ЦИКЛА)

С лета 1941 Европа расколота войной, которую невозможно выиграть. Нацисты оккупируют Европу от Пиренеев до Волги. Русско-американские войска отчаянно держат Восточный фронт. Авианосцы США доминируют над Атлантикой, бросая новые и новые волны истребителей-бомбардировщиков в синей флотской окраске против любой цели, которую могут обнаружить. Ничто, казалось бы, не в силах положить конец безумию — но у США остался последний козырь… Самая большая флотилия межконтинентальных бомбардировщиков, которую только видел мир, отправляется в бой, чтобы покончить с войной одним-единственным жутким ударом. Когда весь мир катится в ад, остаётся лишь одно — СЫГРАТЬ ПО-КРУПНОМУ!


1948 «Anvil of Necessity»

Хотя Германия как государство физически уничтожена ядерным ударом 1947 года, битва за окончательную победу на русском фронте ещё продолжается. Проблема с радиоактивным заражением и климатические изменения приводят к массовым перебоям с питанием и потере целых регионов для любого хозяйствования. Мир, тем временем, пытается выяснить, как же ему жить дальше — и суровая необходимость выковывает новые альянсы и порождает новые конфликты по всей Азии. Ясно лишь одно — вернуться к прежней жизни уже не получится.


1959 «The Great Game»

Двенадцать лет с момента успешного ядерного удара по Германии Стратегическое Воздушное Командование встретило с новым кризисом на пороге. Совершенствование ПВО ставит бомбардировщики под угрозу. B-58 «Хастлер» должен стать новым ответом на этот вызов. Тем временем, последнее нацистское государство на территории России, баронство Вальтера Моделя, командира последнего дивизиона СС в мире сидит на внушающем опасения арсенале боевых отравляющих веществ. В тихоокеанском регионе Японская Империя нехорошо косится на земли соседей, и, похоже, не прочь заполучить их себе… любыми потребными средствами. Самый большой линкор мира вот-вот бросит вызов последнему линейному крейсеру оставшемуся в строю. Япония, похоже, готова использовать новые военные доктрины — но понимает ли её командование, что в эту игру можно играть вдвоём? На этом фоне поднимает голову новый центр сил, который, похоже, собрался затмить и нацистскую Германию и Японскую Империю по безумству…


1965 «Crusade!»

Новая мировая сверхдержава, Халифат распространяет свой контроль по всему Ближнему Востоку и прилегающим регионам. Окружающий мир видит Халифат неудержимым и несокрушимым монолитом с долговременными планами на господство, но изнутри ситуация выглядит совсем иначе. Нестабильное, скверно управляемое и преисполненное внутренних противоречий аморфное образование удерживается воедино лишь непрерывной экспансией. Мнение дальневосточных конкурентов о Халифате тоже неминуемо сулит конфликт интересов — как минимум в долгосрочной перспективе. Столкновение неизбежно. Хочет того Халифат, или нет, рано или поздно его экспансия встретит на своём пути западные государства… а значит, и ядерные бомбардировщики Стратегического Воздушного Командования. Но понимают ли предводители Халифата всю значимость вероятных последствий такого конфликта? Мир поставлен на грань катастрофы, и остаётся лишь гадать, хватит ли хороших людей и плохой работы, чтобы её предотвратить.


1972 «Ride Of The Valkyries»

B-70 «Валькирия» поступает на вооружение как раз в преддверии нового мирового кризиса. В Северной Африке героическое сопротивление французских алжирских частей оказалось достаточным, чтобы затормозить вторжение Халифата. В южно-китайском море ракетные крейсера Индии вот-вот схлестнутся в бою с Императорским Флотом Японии в первой масштабной битве флотов за четверть века. Мир полыхает от пустынь Северной Африки до роскошных казино управляемой мафией Кубы, а огненным крещением «Валькирий» станет попытка уничтожения центров производства биологического оружия Халифата.


1982 «Lion Resurgent»

Великобритании пришлось совершить долгий и трудный путь чтобы оправиться от коварного предательства и оккупации. Восстановление армии, флота и освоение новых военных технологий вроде прошло успешно — но и люди и техника не имеют никакого боевого опыта и никогда толком не испытывались. Про-нацистская хунта Аргентины тем временем присматривается к Фолклендам. Британскому льву придётся доказать миру, что его голос вновь достоин того, чтобы оказаться услышанным. Стране предстоит беспрецедентная операция на конце плеча снабжения длиной 8000 миль и жестокая схватка против безжалостного противника. Смогла ли армия преодолеть липкие объятия памяти о бесславном поражении 1940, и полностью восстановиться? Может ли Королевский Флот достойно воевать на таком удалении от своих баз? На что способны загадочные «вспомогательные подразделения» само наличие которых отчаянно скрывается? И главное — поднял ли вновь свою голову британский лев?


1986 «The High Frontier»

Жизнь и работа в космосе — самый большой вызов эпохи человечеству. Мужчины и женщины на борту Пилотируемых Орбитальных Лабораторий и Пилотируемых Орбитальных Оружейных Платформ живут и работают на переднем краю самого важного проекта в истории человечества. Покорение космоса гарантирует выживание человечества как вида. Но времени осталось не так уж и много. Последняя империя Земли коллапсирует под грузом политических и экономических внутренних проблем. Для одной из фракций её власти полное уничтожение в ядерном холокосте предпочтительнее чем позор капитуляции. Хватит ли заговора вменяемых политиков и военных, чтобы удержать мир от нового безумия? Удастся ли попытка оправиться после десятилетий неудачной политики и восстановить отношения с окружающим миром? Сколько осталось времени до того, как их противники решатся применить ужасное новое оружие в противостоянии этих интересов? Кризис с таким потенциалом вскрывает давнюю тайну, но даже она меркнет рядом с вопросом, готово ли человечество к подлинному освоению Высокого Фронтира?


* * *

Я по мере времени буду продолжать перевод. Как и прежде, мои тексты можно и нужно улучшать, ибо я не могу уделять достаточно сил полноценной художественной обработке.

Только помните о Boromir smiled :).


Ваш Патыринарга.



Примечания

1

В штате Мэн такого города не обнаружено. Ближайший находится на территории Канады, в штате Онтарио. АИ:).

(обратно)

2

Отсылка к одному из эпизодических героев предыдущей книги «Воины зимы».

(обратно)

3

Стратегическое авиационное командование.

(обратно)

4

Коктейль на основе виски и красного вермута. А ещё — название первой атомной программы США.

(обратно)

5

«Приди и возьми» — ответ спартанского царя Леонида на требование персов сдать оружие.

(обратно)

6

Класс американских крейсеров, в РИ построено два корабля. Были хорошо вооружены (ГК 9х305 мм) в ущерб бронированию.

(обратно)

7

Американский палубный истребитель-бомбардировщик, взлетевший в РИ в январе 1947 года. 4х20 мм пушки и до 700 кг боевой нагрузки в разных вариациях.

(обратно)

8

Американский палубный истребитель-бомбардировщик. В РИ широко применялся в Корее. 4х20 мм пушки и до 1200 кг боевой нагрузки в разных вариациях. Без подвесов развивал скорость свыше 900 км/ч, поэтому применялся и как перехватчик.

(обратно)

9

Старший офицер, отвечающий за обеспечение подъёма авиагруппы.

(обратно)

10

Сражения при Фредериксберге и Чанселорсвилле — одни из самых напряжённых во время американской гражданской войны.

(обратно)

11

Истребительная эскадра Люфтваффе, одна из двух, основная служба которых в РИ прошла на Западном фронте. Названа по имени Альберта Лео Шлагетера, деятеля и активиста раннего национал-социалистического движения.

(обратно)

12

Немецкий реактивный самолёт схемы «летающее крыло», разработка братьев Хортен. В РИ построено 3 экземпляра. Первая машина в этом классе. Послужил основой для американской программы Нортропа, а его правнук — бомбардировщик B-2 Spirit. Из-за аэродинамических особенностей схемы и несовершенства систем управления, научить «летающее крыло» летать получилось довольно поздно. Желающие могут самостоятельно ознакомиться с проблемами ЛК, это выходит за рамки формата сносок.

(обратно)

13

Американский реактивный штурмовик F-84 Thunderjet. Мог нести до полутора тонн подвесной нагрузки и был вооружён 6 12.7-мм пулемётами. Активно применялся в Корее.

(обратно)

14

Фрэнк Уиттл (1907–1996 РИ) — английский инженер, капитан-испытатель ВВС, создатель первого в мире работоспособного турбореактивного двигателя (1930 год).

(обратно)

15

Клеймор, иногда клеймора — двуручный меч шотландских горцев, с длиной клинка до 110 см. Достоверно представлен в фильмах «Горец» и «Храброе сердце».

(обратно)

16

Предстартовая проверка верной установки шага винтов — на тягу, а не на реверс.

(обратно)

17

Кратчайший путь по поверхности сферы.

(обратно)

18

Первая в мире зенитная ракета. Наводилась по сигналу наземного прицельного радара или управлялась оператором через радиокомандную систему наведения.

(обратно)

19

Да-да, то самое «жрать цилиндры», упомянутое в предыдущей книге.

(обратно)

20

B-36 takeoff and landing re-edit in 4K на Ютубе. Торжество дизельпанка!

(обратно)

21

Летающее крыло в некоторых условиях склонно к питчингу (продольной раскачке) и замедленной реакции на управление. В результате самолёт начинает обратный ход, когда пилот уже даёт противоположную команду. Это стало причиной многих аварий ЛК, до появления быстродействующих систем управления и парирования.

(обратно)

22

На большой высоте (или просто зимой) поршневой двигатель, работающий на слишком малых оборотах, действительно мог переохладиться ниже нормальной рабочей температуры. Одна из версий гибели Чкалова учитывает именно эту особенность. В момент, когда понадобилось резко набрать мощность, остывший мотор её не выдал…

(обратно)

23

Британские линкоры серии Royal Sovereign, постройки периода ПМВ.

(обратно)

24

Британские линкоры серии Queen Elizabeth, постройки периода ПМВ.

(обратно)

25

Буквальный смысл слова «терминатор» — «то, что ограничивает, прерывает, разделяет». Терминатором называется линия движения рассвета и заката по планете, граница света и тьмы. В контексте сюжета — разделяющий жизнь и смерть.

(обратно)

26

Тонкий литературный юмор. Энсон МакДональд — псевдоним Хайнлайна, по фамилии жены.

(обратно)

27

Небольшой город в Бургундии, в глубине Франции.

(обратно)

28

Коммуна в центральной Франции, в 250 км южнее Парижа.

(обратно)

29

Коммуна в центральной Франции, в Провансе.

(обратно)

30

Игра слов. В оригинале ensign, что в зависимости от контекста может означать мичмана, прапорщика, и вообще младшего офицера на лейтенантской должности. Шуман, переведя ensign как «вымпел», понял звание как «прапорщик» (исторически — передовой знаменосец отряда).

(обратно)

31

Небольшая коммуна на западе Франции, недалеко от Сен-Назера.

(обратно)

32

KG.40 — в РИ бомбардировочная эскадра, оснащённая средними и тяжёлыми (ФВ-200 Кондор) бомбардировщиками. В основном занималась разведывательными полётами над Атлантикой, принимала участие в транспортном снабжении окружённой 6-й армии под Сталинградом.

(обратно)

33

Arado-234 — немецкий реактивный бомбардировщик. Первый в мире реактивный бомбардировщик, и первый в своём классе, участвовавший в боевых действиях.

(обратно)

34

Понтайе-сюр-Сон — небольшой город в 30 км к востоку от Дижона.

(обратно)

35

Город в провинции Бретань, на западе Франции.

(обратно)

36

В истории нашей авиации приём известен как «скольжение Ворожейкина».

(обратно)

37

Здесь и далее имеется в виду калибр/длина ствола в калибрах. То есть 127 мм х 54, без малого семь метров.

(обратно)

38

Звание в вооружённых силах США, не имеющее прямого аналога в армии России. Передаётся как есть или по контексту. В данном случае старший уоррент-офицер это квартирмейстер/завхоз, отвечающий за материально-техническое обеспечение. В том числе и ремонт.

(обратно)

39

В оригинале Senior Chief (полностью senior chief petty officer), унтер-офицерское звание в американском и некоторых других флотах. Занимают должности, связанные с местным старшинством (отсек, боевой пост и т. п.), аналогичные старшему сержанту сухопутных частей или главному старшине флота.

(обратно)

40

Немецкий высотный истребитель-перехватчик, спроектированный в КБ Мессершмитта как палубный Me-155, но потом переданный фирме «Blohm&Voss».

(обратно)

41

Британский морской офицер, вошедший в историю войн на стыке XVIII и XIX веков своей жестокостью к экипажам.

(обратно)

42

Немецкий двухмоторый истребитель-перехватчик/скоростной лёгкий бомбардировщик тандемной схемы.

(обратно)

43

Немецкий двухфюзеляжный тяжёлый высотный перехватчик, спарка Do.335

(обратно)

44

Американская песня времён Гражданской войны, написанная в 1863 году Патриком Гилмором, композитором и дирижёром ирландского происхождения. При этом музыка, что называется, народная.

(обратно)

45

Мухаммад Али Джинна (1876–1948) — в РИ 1-й генерал-губернатор Пакистана, один из отцов-основателей этой страны.

(обратно)

46

Британская марка охотничьих ружей.

(обратно)

47

Не настолько шутка, как может показаться. Несторианство, распространяясь в раннесредневековой Монголии, замысловато накладывалось на тенгрианство, пантеистический культ.

(обратно)

48

«Нельсон» и «Родни» (иногда «Родней») — британские однотипные линкоры, отличавшиеся необычным расположением башен ГК. Все три установки были смонтированы «в нос».

(обратно)

49

Американская народная песня в жанре спиричуэлс.

(обратно)

50

Британские линкоры класса Queen Elizabeth.

(обратно)

51

Немецкий скоростной ракетный истребитель, оснащённый ЖРД с продолжительностью работы 15 минут, развитие конструкции Ме-163

(обратно)

52

В РИ остановились на варианте полного двухрадарного наведения. Оператор старался совместить и удерживать вместе метки ракеты и цели.

(обратно)

53

Адольф Йозеф Фердинанд Галланд (1912–1996) — немецкий лётчик-истребитель, ас, генерал-лейтенант, один из организаторов и руководителей Люфтваффе, 104 победы. Кавалер Рыцарского Креста с мечами, дубовыми листьями и бриллиантами. Постоянно конфликтовал с Герингом. Был четырежды сбит, семь побед одержал на реактивном Ме-262. С 1947 по 1955 годы работал консультантом ВВС Аргентины. После возвращения занялся частным бизнесом.

(обратно)

54

Отсылка на Альфреда Мэхена (1840–1914), американского адмирала, фактического автора «Концепции морской мощи».

(обратно)

55

Оттавское соглашение — торговый договор 1932 года, по которому метрополия присвоила исключительное право на поставки промышленной продукции в колонии и доминионы, в обмен на поставки первичного сырья.

(обратно)

56

Сочетание флажных сигналов. Значение «Молодцы!», «Отлично сделано!».

(обратно)

57

Стекловидный минерал, образующийся на поверхности земли под воздействием плазменного шара ядерного взрыва. Именован по кодовому названию первых американских испытаний, «Тринити».

(обратно)

58

Чешская деревня неподалёку от Праги, уничтоженная немецкими карателями в 1942 году после того, как в её окрестностях состоялось покушение на Райнхарда Гейдриха.

(обратно)

59

Замок Германа Геринга, находившийся в лесу Шорфхайде, на севере земли Бранденбург. Названо в память первой жены Геринга, Карины фон Канцов, умершей в 1931 году. Прославился богатой коллекцией культурных ценностей, награбленных со всей Европы. Уничтожен бомбардировкой, когда советские войска находились всего в нескольких километрах.

(обратно)

60

Американский пистолет-пулемёт под патрон Кольт 45 калибра, принятый на вооружение взамен технологически сложного и дорогого «Томпсона». По простоте был сравним с британским СТЭНом.

(обратно)

61

Британский лёгкий карабин под патрон Кольт 45 калибра, оснащённый интегрированным глушителем. Использовался в спецчастях, в РИ после войны передан на гражданский рынок тех стран, где разрешено использование подобного оружия.

(обратно)

62

Исторический центр Парижа.

(обратно)

63

Американский реактивный мини-истребитель малого радиуса действия, спроектированный для непосредственного прикрытия стратегических бомбардировщиков. В серии не строился, хотя прототипы были отработаны.

(обратно)

64

Из поэмы Киплинга «Если».

(обратно)

65

Часть подлинной цитаты Черчилля. Полностью «В войне — решимость, в поражении — вызов, в победе — великодушие, в мире — добрая воля».

(обратно)

66

Отсылка к фразе Бенджамина Франклина «В этом мире неизбежны только смерть и налоги».

(обратно)

67

Mack the Knife

(обратно)

68

То есть «свободной от евреев».

(обратно)

69

Такого класса самолётов в РИ не выделилось. Вероятно, автор имеет в виду какие-то машины, способные преодолеть любую систему ПВО с приемлемыми потерями.

(обратно)

70

Периодическое международное дипломатическое издание, в котором публикуют, кроме прочих тематических новостей, списки обновлений в дипломатических назначениях и делегациях. Очевидно, принцесса Суриётай наведалась в США:)

(обратно)

71

В оригинале Chipan, от China и Japan. Китапония? Япотай?

(обратно)

Оглавление

  • Благодарность
  • ГЛАВА ОДИН. НАПЕРЕГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ
  • ГЛАВА ДВА. В ДОБРЫЙ ПУТЬ
  • ГЛАВА ТРИ. ВОЙНА УБИВАЕТ
  • ГЛАВА ЧЕТЫРЕ. ИГРА НА ВЫЛЕТ
  • ГЛАВА ПЯТЬ. ПОДРАНОК
  • ГЛАВА ШЕСТЬ. СУДЬБА НА ВОЛОСКЕ
  • ГЛАВА СЕМЬ. КРАДУЩАЯСЯ СМЕРТЬ
  • ГЛАВА ВОСЕМЬ. СУДНЫЙ ДЕНЬ
  • ГЛАВА ДЕВЯТЬ. ИСКУПЛЕНИЕ
  • ГЛАВА ДЕСЯТЬ. С ВОЗВРАЩЕНИЕМ
  • ЭПИЛОГ
  • ПРИЛОЖЕНИЕ
  • Краткий обзор книг
  • *** Примечания ***