"Робишо"-Эскорт для миллиардера". Компиляция. романы 1-7 [Джеймс Ли Берк] (fb2) читать постранично

Джеймс Ли Берк Неоновый дождь

«The Neon Rain» 1987, перевод Д.Махук

Глава 1

С лилового, цвета спелой сливы вечернего неба сочился дождь. Доехав до конца асфальтового шоссе, которое прорезало густую, почти непроходимую поросль молодых дубов и сосен, протянувшуюся миль на двадцать, я затормозил у главных ворот исправительного учреждения, известного под названием «Ангола». Здесь толпились противники смертной казни: священники и монашки, одетые, правда, как все, без сутан, студенты Луизианского университета с зажженными свечами в сложенных чашечкой ладонях — все они читали молитвы под стенами тюрьмы. Но были и другие — разношерстная кучка молодых парней из студенческой организации и деревенской шпаны, они пили пиво из пластиковых термосов, издевательски распевая «Свети, маленький светлячок». В руках у них были плакаты: «Эта крошка для тебя, Массина» и «Джонни, пора разжигать жаровню».

— Я лейтенант Дейв Робишо, полиция Нового Орлеана, — сказал я одному из охранников у ворот и показал свой значок.

— Хорошо, лейтенант. Ваша фамилия у меня значится. Я провожу вас до корпуса, — ответил он, садясь ко мне в машину. Закатанные рукава его защитной рубашки хаки обнажали загорелые руки, темно-зеленые глаза и широкие скулы выдавали в нем уроженца холмов севера Луизианы. От него исходил слабый запах пота, табака «Ред Мэн» и талька.

— Даже не знаю, кто из них меня достал больше — эти религиозные фанатики ведут себя так, будто мы собираемся тут поджарить несчастного нарушителя дорожного движения, а тем парням с плакатами, видно, больше нечем заняться в университете. Вы останетесь тут до конца?

— Нет.

— А это вы его засадили?

— Он был всего лишь пешкой. Я пару раз задерживал его по мелочам, но ничего особенного за ним не числилось. На самом деле он чаще заваливал дела, чем срывал куш. Думаю, его взяли в эту шайку по соображениям политкорректности.

Охранник не засмеялся. Он смотрел в окно на обширный, пустой тюремный двор и прищурил глаза, когда мы проехали мимо заключенного, прогуливающегося по пыльной дороге — привилегия, полученная за примерное поведение. Основная жилая территория тюрьмы — несколько двухэтажных, тщательно охраняемых спальных корпусов за колючей проволокой, которые соединялись крытыми переходами и спортплощадками и все вместе назывались «блок», — была ярко освещена синеватыми лампами дневного света. Вдалеке виднелись идеальные, будто нарезанные скальпелем квадраты плантаций сахарного тростника и батата, на фоне багряного заката чернели руины построек вековой давности да гнущиеся от ветра ивы вдоль набережной Миссисипи, под сенью которых был похоронен не один осужденный на смертную казнь.

— А стул все еще в Домике Красной Шапочки? — спросил я.

— Точно. Вот там-то им и поджаривают задницы. Вы знаете, откуда взялось это название?

— Да, — ответил я, но он не слушал.

— До того как злодеев стали запирать в блоке, их выводили на работы к реке и там заставляли надевать полосатые робы и такие ярко-красные соломенные шляпы. А ночью раздевали догола, обыскивали и гнали в Домик Красной Шапочки, а одежду бросали утром туда же. На окнах не было сеток, и москиты донимали их так, что выходили они паиньками, даже те, которых и бейсбольной битой было не уломать.

Я припарковал машину, и мы вошли на территорию блока, миновали первый корпус, где сидели воры и особо опасные преступники, прошли по длинному, ярко освещенному коридору, по обеим сторонам которого располагались дворы для прогулок, и попали в следующий корпус. Здесь камеры, как и в предыдущем корпусе, запирались на гидравлические замки, а дальше располагалась маленькая комнатка, где за столом сидели двое здоровенных охранников и играли в карты. Над их головами крупными буквами надпись: «Сдать оружие». Затем мы оказались в архиве, прошли столовые, где заключенные в черных робах натирали блестящие полы электрическими полотерами; и наконец оказались у подножия винтовой железной лестницы, которая вела в маленькую, тщательно охраняемую (maximum security) камеру, где Джонни Массина проводил последние три часа своей жизни.

Сопровождавший меня от входных ворот охранник отправился назад, а местный потянул на себя единственный рычаг на двери камеры, расположенный у косяка. На Джонни была белая рубашка, широкие черные брюки, белые носки и черные армейские ботинки. Жесткие, как проволока, черные с проседью волосы были мокры от пота, лицо по цвету и фактуре напоминало потемневший от времени пергамент. Он сидел на койке и взглянул на меня, когда я вошел, — глаза с горячечным блеском, бисеринки пота, выступившие над верхней губой. Желтоватыми пальцами он сжимал сигарету «Кэмел», пол вокруг его ног был усеян окурками.

— Седой! Здорово, что пришел. Я уж думал, ты не успеешь, — сказал он.

— Как поживаешь, Джонни?

Обхватив колени руками, он опустил глаза в пол и снова посмотрел на меня.