КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706123 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124650

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Короли Севера (СИ) [Funny-bum] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========


— Жениться — это хорошо.

Осень уже покинула эти края. Шир готовился к зиме.

Нет, она не была ни холодной, ни продолжительной — ровно такой, чтобы налюбоваться пушистым снегом, накататься на широких коротких лыжах и на коньках на замерзшем мелком прудике, и, не слишком утомившись холодом, встречать весну.

— Но можно и не жениться.

Взгляд Бильбо, приготовившегося выкурить трубочку на лавке у норы (для такого случая у мистера Бильбо был приготовлен пушистый плед, сшитый одной стороной из кроличьих шкурок, а другой — из слегка потертого, но очень красиво узорчатого бархата), упал на соседей через два плетня, мистера Томкинса и миссис Мальву Томкинс.

Миссис Мальва только что кинула в мистера Томкинса горшком, сорвав его с кола, а сам мистер Томкинс, укрываясь, как от града орочьих стрел, зигзагом бежал в сарай, прижимая к груди изрядную бутыль эля.

— Можно ведь еще раз отправиться в путешествие!

Снежинки первого дня зимы медленно опускались на еще не отцветшие окончательно розы, на зеленую траву и оголившиеся пару недель назад кусты. Очень скоро все это великолепие окажется под пушистыми сугробами, но совсем ненадолго.

Бильбо подумал о катании на санях, о зимнем празднике, на который непременно явится старый волшебник. Настроение улучшилось.

Как хорошо!

Путешествие, гора, дракон, гномы — все это точно подернулось дымкой. Точнее, дымком из раскуренной трубочки. Мистер Бильбо подумал о плотно набитом всевозможными золотыми штучками сундучке и мечтательно заулыбался. Гномы дали немало подарков в дорогу, да еще и клад, зарытый в пещере троллей…

В той самой, в которой Торин отыскал Оркрист.

Бильбо отчего-то закашлялся.

Вот уже три года он спокойно жил в Шире. Однако временами на него накатывала странная тоска — будто у него было нечто важное, а он это забыл.

И ничегошеньки не вспоминалось, кроме прекрасного лица эльфийского короля, мерцающих блесток в воздухе дворца, сверкающих бриллиантов в русо-седых волнистых волосах Ольвы Льюэнь.

— Верно, тогда и забыл, — безмятежно проговорил мистер Бильбо. — Эльфы, что с них взять. Подшутили.

Вон там, через неширокий ручей, пустовал отличный участочек. Огород постепенно забивался цепкими сорняками, покосившийся забор из некогда крепких жердей обвил дикий виноград, достойную нору, в свое время выкопанную с размахом, с высокими потолками, постепенно грызла изнутри сырость, опасная хоббитским жилищам. Вокруг крыльца раскинулись пять исправно плодоносящих яблонь. Какие-то планы были у мистера Бэггинса на этот участок. Вроде бы хотелось расшириться. А с другой стороны, и зачем?

У соседей через два плетня произошло примирение. Мистер Томкинс, почтенный хоббит с достойным всяческого внимания брюшком, нес обратно бутыль, а миссис Мальва шагала за ним, держа на вытянутых руках славный тыквенный пирог, на который она и приманила мистера Томкинса и даже его эль.

— Или все же жениться? — вопросил Бильбо огромный дуб, растущий над норой.

Но дерево молчало, уснув на зиму.


========== Глава 1. Пять яблонь ==========


Если бывает на свете абсолютное счастье — то это случилось именно оно.

Ольве не слишком часто вспоминалась ее прежняя жизнь. Ни та, которая была в другом мире, ни та, которая настигла ее в Средиземье — ее горести и тяготы, ее открытия и свершения. Она разрешила себе просто-напросто быть счастливой, доверилась мужу и отдавала все свое время детям.

Быть матерью-повелительницей оказалось совсем несложно — крохотные полуэльфы постоянно находились под присмотром неусыпного Мэглина и такой же неусыпной Эллениль. Таких дел, которые сколько-нибудь требовали бы от Ольвы сил и стойкости, не замечалось. Она могла сколько угодно играть с малышами, и также вволю спать и отдыхать, когда ей хотелось.

Отчего-то Ветка точно знала, что имеет полное право толстеть, не тренироваться, пить легкое эльфийское вино, щедро сдобренное ароматными травами и ягодами, ездить верхом, плавать в горячих источниках, скрытых в Лесу и под корнями могучих древ. Она заслужила это право — право на жизнь, счастливую, как первое летнее утро, безоблачную, как небо в июле, сладкую, как лесная земляника.

Вкусная еда — такая вкусная, какую только можно было вообразить; много сна, превосходная одежда и крепкие руки, обнимающие ее, казалось бы, с утра до вечера…

Трандуил лишь посмеивался покладистости Ольвы.

Правда, с некоторых пор повелительницу ограждали от любых новостей извне, особенно от дурных новостей.

С тех самых пор, как дворец посетил гном.

***

…— Ты должна знать, — голос Двалина звучит скорбно и размеренно, — ты должна знать, лапушка…

— Нет, — прошептала Ветка, прижимая к груди обоих детей, и розовая вуаль бездумного счастья словно отдернулась перед ней. Забряцало оружие, налились усталостью лица лесных стражников, понурили лепестки цветы, украшающие стены Сумеречного дворца.

— Ты должна знать. После твоей свадьбы Торин и Балин вновь собрали ватагу и отправились в Морию… с Флои, Фраром, Лони, Нали и многими другими. Я остался с Фили и Кили… сперва Торин прислал весть, что все идет, как надо, и отряд даже начал очищать верхние галереи. Но уже несколько месяцев мы не имеем оттуда никаких новостей. Фили собрал новый отряд и также двинулся к Кхазад-Думу. Кили не пожелал оставить Полуденный приют, а потому в Эребор прибыл Даин, дабы держать трон… который, в случае чего, все же должен перейти к Кили, а затем к Трорину.

Сердце Ветки заныло.

Трандуил не сводил с нее взгляда.

— Это не все, что ты должна знать, — сказал он. — В стычке с пиратами возле реки был сильно ранен Тенгель. Морвен Стальной Блеск из Лоссарнаха, его супруга, увезла его и его старшего сына Теодена в Гондор. Рохиррим правит наместник… народ остался без короля.

— Эорлинги не пропадут, — выговорила Ветка. — Ими издавна правило вече, если король был слаб, ранен или мал по годам. Именно вече избирает наместника и помогает ему во всем. А вот Торин…

— Дис сковали дурные предчувствия, — грустно сказал Двалин. — Признаться, и я бы пожелал пойти туда, в подгорные чертоги Мглистых Гор. Но за самим присматривающим тут Даином Железностопом требуется присмотр.

Ветка обняла сидящих у нее на коленях детей. Поцеловала в лоб одного и другого.

— В общем, жизнь продолжается… со всеми ее тяготами и страхами, со всеми ее возможностями и тупиками, с радостями и невосполнимым горем. Но теперь, мне кажется, мой Трандуил, мне пора восставать ото сна… Гостю — лучшие палаты, ужин и добрую постель, — Двалин поклонился. — Мне завтра на рассвете выведите на поляну гнедого. Посмотрим, что за зверь. Сколько в нем от Голдшлегера Герцега. Я заезжу его сама.

— Как скажешь, Ольва Льюэнь, — по губам Владыки пробежала тонкая улыбка. — Как скажешь.


Вечером, стоя перед зеркалом в опочивальне, Ветка скептически осматривала свое тело. Пыталась вспомнить, когда она в последний раз подтянулась, или, к примеру, присела. Эльфы, хоть и не нуждались в спортивных упражнениях, занимались ими беспрестанно — просто для удовольствия и радости, или же восстанавливаясь от ранений.

Ветка пренебрегла этим важным моментом. Прежняя жизнь, казалось ей, давала право на передышку. Воспоминания о подъемах в пять утра и неистовых тренировках, выжимавших все силы, казались отвратительными.

Только вот теперь ее ожидал молодой и рьяный жеребец неизвестных ходовых и эмоциональных свойств. А передышка показалась слишком затянувшейся.


— Что ты собираешься делать? — будто невзначай спросил Трандуил, ставя на столик около Ветки бокал с легким эльфийским вином. Второй бокал он оставил себе и с ним прошел к ложу.

— Пора выбираться из Леса, Трандуил. Я думаю, надо навестить друзей… да и врагам показать, что мы не превратились в коряги, — ответила Ольва, размышляя о чем-то своем.

— Посмотри на меня.

Ветка повернулась… помолчала, потом звонко рассмеялась.

— Нет, это нечестно. Ри*, ты же знаешь, это всегда действует неотразимо…

— Ну ты же не уедешь, не подготовив себе коня? — лукаво спросил король.

— Ни в коем случае, — Ветка хлебнула вина. — Но готовить его начну уже завтра. И я думала, мы поедем вместе.

— Может быть, может быть, — задумчиво проговорил король. — Ты знаешь, я неохотно покидаю Лес. Может быть, с надежной свитой, под охраной, ты сможешь путешествовать и без меня…

— Мне не нравится такой тон, — заявила Ветка.

— И дети, разумеется, останутся тут…

— Так.

— Вот что, — Трандуил позвал жену к себе жестом. — Давай мы все хорошо обдумаем. Кто, куда, когда, сколько. Ты больше не можешь мотаться по Средиземью, как лист по ветру, и ввязываться в приключения. Ты больше не можешь сесть на лошадь и одна отправиться, куда заблагорассудится. Я не запрещаю. Но давай все подготовим.

Ветке немедленно захотелось подискутировать на тему запретов, но она научилась останавливаться в такие моменты и сдерживать излишне бойкий язык.

— Подготовим. Давай. Конечно. Как ты скажешь. Я все понимаю.


Ночью Ветке впервые за долгие месяцы приснился кошмар. В ее объятиях умирала Нюкта. У груди снова рыдал окровавленный, голодный сын, которого было нечем накормить. И за спиной тянулись бесконечные выжженные тропы вдоль ледяного Андуина…

А наутро оказалось, что Трандуил давно встал и уже в главном зале решает неотложные государственные вопросы.

Ольве передали, что засветло покинул гостеприимный дворец Двалин, спеша на помощь к своему королю.

Молодого жеребца почистили и подготовили.

Ветка, легко позавтракав, стояла во дворе перед мощным, играющим мышцами конем, и не знала, с чего начать. Она не могла решиться подойти к жеребцу и сесть на него. Постояв с полчаса и подумав, Ветка отвязала Геста и пошла с ним в поводу по кругу вытоптанной поляны, давая умному животному привыкнуть к себе, и сама привыкая к нему. Сегодня, подумала она, с ним можно позаниматься и с земли. А уж затем я его объезжу.

Ветка не заметила, что Трандуил смотрит на нее с галереи дворца. И не видела едва заметной, немного печальной, немного ироничной улыбки на его лице.

Не заметила она и легкой тени, которая легла на лоб Мэглина, гулявшего неподалеку от плаца с Анариндилом. Легкой, как тень от земляничного листа.


Работа с конем затянулась.

Ольва хотела сперва ехать прямо за Двалином, лишь на несколько дней отстав от него, потом назначила иные сроки. И еще раз.

Языки и этикет, бесконечная возня с детьми и лошадьми, эльфийские праздники и эльфийское же чуткое внимание к смене времен года — все это отматывало время, месяц за месяцем… год за годом. И это было так невероятно сладко и спокойно, что Ветка… откладывала.

— Я обязательно должна узнать, что делается в Эреборе… ты же понимаешь.

— Конечно. Для тебя сшили теплый плащ на беличьем меху. Все готово, чтобы отправиться в путь. Гест достаточно послушен?

— Нет, конечно, — сердито отвечала Ольва. — Этому оболтусу поможет только хороший поход. Он выездится, когда будет достаточно нагрузки. И знаешь, я, пожалуй, хочу посмотреть Шир. Бильбо так убедительно рассказывал мне про домик и пять яблонь…

— Я помню. Он звал тебя туда, чтобы укрыться от ран, отдохнуть… ну и от меня… укрыться.

— Именно. Если уж путешествовать, то… путешествовать?

— Ты права. С тобой поедет Даэмар и Иргиль. А еще ты кого возьмешь?

— Мы этот список уже десять раз переписывали, — рассмеялась Ольва. — Кто поедет, тот и поедет. Мэглин и Эллениль точно останутся тут. С детьми.

— С детьми, моя Йул, останусь я… а в путь ты можешь взять с собой кого пожелаешь. Может, в странствиях ты отыщешь и Леголаса.

— Мне обязательно повезет. Я его отыщу… — и Ветка засыпала в руках Трандуила, которые покачивали ее, как мощные ветки древ — птичку.

***

Фили сидел за столом. Ольва носилась вокруг, потчуя гостя и постоянно забывая, что подливать и подкладывать ей уже не по чину, а следовало бы призвать специально обученных виночерпия и стольничего, но…

Трандуила не было в уютной гостиной — он стоял на одном из высоких балконов дворца и, заложив руки за спину, глядел, как во дворе пируют гномы из ватаги Фили, идущие из Мории к Эребору. Гномам накрыли на воздухе около старинного фонтана с выщербленными временем резными краями чаши. Хотя нынче стояла ранняя зима, только-только простившаяся с осенью, Владыке Эрин Гален все равно казалось, что бородатые гости, пришедшие по старинной тропе с западной стороны Леса, полезут барахтаться в фонтан.

Им были приготовлены покои снаружи дворца и горячая баня, но пока что вымотанные войной с гоблинами и длинным переходом гномы ели, пили, и, сняв доспехи и тяжелые дорожные одежды, пахли так, что Трандуил Ороферион едва не закрывал нос пальцами.

Фили пах так же, и это совершенно не смущало Ольву.

— У нас купальни ничуть не хуже ваших горячих подгорных источников… рассказывай же!

Под столом в зале, вокруг стульев, по всему помещению, задевая и роняя предметы, носились три создания. Все трое были босиком и в самых легких штанишках и рубашонках, несмотря на очевидную прохладу; два покрупнее, одно помельче — они чирикали на синдарине, а русые, темные и совсем светлые, наполненные лунным сиянием волосы, которые уже теперь спускались до лопаток, развевались и путались.

Лаириэль в данный момент была чуть выше своего молочного братика и намного тоньше его. В ее темные волосики заботливая рука Тиллинель вплела тонкие ниточки бусиков. Даня норовил поближе рассмотреть, а то и потрогать оружие настоящего гнома, но Фили присматривал, чтобы маленький принц не уронил на себя тяжеленный меч или того хуже булаву.

Йуллийель поспевала за старшими изо всех сил — и у нее получалось.

Фили, несмотря на тяготы Морийской кампании, не похудел, а расширился в плечах, отяжелел и в поясе — однако светлые глаза все так же озорно блестели.

— Очистили несколько галерей, отковали внутренние врата и решетки. Удерживать подгорных врагов не так просто, но не сказать, что нестерпимо, — говорил он. — Видели опаленные стены, оплавленный металл. Жареных гоблинов тоже видели — где бич ударил, скелеты прямо вплавлены в камень. Балрог там, Ольва. Где-то внизу. Никуда он не делся и никто его не оборол, и сам он не сгинул. Но Торин неукротим, возвращаться не желает. Однако Дис прислала с Ранком такое письмо, что пришлось выступать и двигаться в Эребор — Даин совсем границы потерял. Он переселил в Эребор изрядно гномов из Железных холмов, берет слишком большую власть. А там Бус… и Трорин. А у тебя, я смотрю, гостит Синувирстивиэль?

— Ой, так много всего случилось… Виэль прислала к нам Лаириэль с Тиллинель, а Эллениль уже занимается с детками верховой ездой, и я тоже — Трандуил слал специально в Шир за особыми пони, они невысокие и покладистые… и лохматенькие! Синувирстивиэль и Бард отправились с посольством, Бард все прорубает окна и налаживает торговые пути. А Тенгель пока что в Гондоре — нога оказалась сильно покалечена, он не хочет возвращаться в Рохан таким… ищет целителей, живет со своей лоссарнахской девой. Иногда пишет. Я собираюсь навестить Гондор и его, может, даже взять целительницу из Леса, не Виэль, конечно, но у нас и другие есть просто прекрасные, Иримэ, Фириэль. Я уже почти собралась. Придет весна, потеплеет, и я выеду…

Ольва осеклась.

Фили, с торчащей изо рта веточкой какой-то зелени, смотрел на нее не отрываясь.

— Прости, пожалуйста, — Ветка присела на край стула. — Ешь!

Фили вытащил зелень, и оба рассмеялись.

— Теперь то же самое, но в два раза медленнее, — выговорил Фили, улыбаясь. — В три.

— Ладно… я так рада тебя видеть!

Все-таки загрохотало — беловолосый Даня отскочил бельчонком, потом бросился посмотреть на выбитые из пола кусочки самоцветной мозаики.

Фили нагнулся и выдвинул щит.

— Как поднимешь — подарю!

Ребенок, не ожидая ни секунды, бросился вперед и вцепился в окованную железом, иссеченную почерневшую громадину щита, обшитую заскорузлыми кожаными ремнями. Но, как ни тужился, поднять покамест не удалось… тогда мальчишка чирикнул пару слов и покатил щит — тот, хоть и не был идеально круглым, поддался усилиям, хотя на пятом шагу все же вырвался из ручонок и загремел, как чуть раньше булава.

— Ладно, — рассмеялся Фили, — забирай!

— Принц, — у арки появился Мэглин, одетый в великолепный изумрудный камзол. — Выпал снег. Можно слепить крепость!

— Они не ели! — воспротивилась было Ольва, но нандо только улыбнулся ей глазами и показал сверток с лембасом.

— Устанут — поедят.

Малыши гуськом бросились наружу.

Фили встал из-за стола и пошел следом.

Широкий двор был впрямь присыпан пушистым снегом и от этого сиял серебром. Около выхода Мэглин ухватил каждого из троих детей за подмышки и вставил в войлочные сапожки, расшитые бисером… накинул на плечи меховые плащи по росту, подбитые беличьим мехом.

Во дворе, припорошенные снегом, стояли три пони — толстенькие, едва выше табуретки, без уздечек или седел. Малыши, включая кроху Йуллийель, не задерживаясь ни на секунду, бросились к своим скакунам — Даня подсадил сестренку.

Просторный, можно сказать, огромный двор был полностью обсажен вокруг кустами — пока что непроходимыми как для малышей, так и для их крохотных лошадок. Лаириэль по ходу дела ухватила горсть свежего снега и жевала его теперь; Даня пихал лошадку ногами, чтобы та поскакала галопом…

— Да, — сказал Фили и собрался было вернуться к еде и разговору.

Ольва стояла рядом и смотрела.

Просто смотрела.

И гном вздохнул, сгрёб повелительницу Эрин Гален в охапку и притиснул к кольчуге и тяжелой кожаной куртке. Подержал так.

Ольва показалась ему почти бесплотной — настоящая эльфийка… Фили отпустил повелительницу и воззрился с уважением и любовью.

— Что Торин? — спросила Ольва, продолжая смотреть на детей.

Мэглин в развевающемся плаще носился между пони, смеялся, пулял в лошадок снегом — и дети то спрыгивали и отвечали тем же, то заскакивали на своих пушистых друзей и пытались ускакать.

Фили помолчал.

— Помнит. Не забывает.

Ветка чуть понурилась. Затем снова вскинула подбородок.

— Пойдем. Ты закончишь обед и тебя сопроводят в купальни. Щелок, кипяток, пятнадцать мочалок повышенной жесткости и дезинфицирующие травы! — решительно закончила она.

— Как скажешь, — рассмеялся Фили. — Война в Мории идет не на шутку… что уж Балину и Торину в ней, не совсем понимаю — уже и гномов столько нет, чтобы заселить ее заново. Может и будет, только это пройдёт не одно поколение. Однако же… вот. Взяли Эребор, и Морию взять хотят.

— Ты поедешь к нему обратно?

— Как только разберусь с тем, что делается в Горе, Ольва… как только. Было бы возможно гномам второй раз жениться или выходить замуж — так нет. А то вышла бы Дис замуж, сколько бы проблем можно было избежать, — чуть сердито закончил Фили. — И кстати, Ольва…

— Купальни для тебя готовы, принц Фили, — сухо сказал выросший из-под сугроба Иргиль. — Пойдем.

— Да, правда. Мы еще поговорим… — и Ольва взмахнула широким расшитым рукавом.


… — Покоя нет нигде на дорогах Севера, — рассказывал позже чистый и сытый Фили. — И темные воинства не уничтожены, как можно было бы ожидать. Все кипит, точно котел, везде идти бывает надо с боями. Может, и остались оплоты покоя и радости, да только… Рохан неуклонно блюдет свои границы, как я слышал, но нищает — не осталось там городов, только поселки, обнесённые частоколами. Тенгелю бы вернуться к делам, взять надёжных советников. В Гондоре, как говорят путные люди, тоже не мирно — наместник пытается вовсе объявить, что король как таковой канул и более не вернется, и править единолично. Воспоминания о Нуменоре ветшают…

— У него вообще характер не очень, — вставила Ветка, — у наместника.

— Среди гномов зреют распри. Это уж совсем никуда не годится. А говорит это все о том…

— Что Саурон не успокоился, — проговорила Ветка. — Трандуил говорит так же. Лес обережен его защитой, нашим счастьем. Даже орки перестали сюда соваться, пауков вывели… жестоко, но вывели. Я рассказала, как в моем мире травят насекомых. И… кое-что получилось. Но прочий Север…

— Да. Мы шли по Тропе наугрим, и все улыбалось нам, — грустно сказал Фили. — Как только стражи проверили, кто мы, и позволили войти под сень — тут же началась сказка, с первых же шагов внутри Леса. Я помню, как мы шли, когда двигались к Эребору впервые, с хоббитом. Паутина, запустение… теперь же словно сами древа стали моложе, задышали счастьем. Это хорошо. Правда, есть и не очень хорошее… орки возвращаются в Дол Гулдур,

— Трандуил уступил ту часть леса, она все равно выжжена и мертва, — сказала Ветка. — Хотя и не все были согласны с этим, так как крепость можно оживить и сделать гарнизоном. Но вроде как Враг… единый… временно отступил и без плоти не так скоро обретет мощь и союзников. Кордоны отошли и держат новые границы. Мы знаем о бедах внешнего мира, Фили. Но сами пережили их столько, что пока не готовы уходить отсюда и включаться в войны. Но я собираюсь отправиться в путешетвие. Весной.

— Я понимаю… понимаю, — улыбнулся Фили. — Ты собираешься. Дядя одержим долгом. Это то, что у него осталось. Сражаться за честь и могущество гномов. Я буду рядом с ним. Но я также хочу побыть и с Бус, и с Трорином. Он такого же возраста примерно, как Даниил и Лаириэль. Вот так-то. А я видел его всего ничего. Пришлось вот… двигать на войну. Ладно. Я пойду к своим. Надо спать… и отправляться в поход.

Ольва еще раз обняла старинного приятеля, и тот ушел.

Правительница встала у арки — глядя на двор, детей, Мэглина, сверкающий снег, зелень хвои, рубины ягод, пылающие под ослепительными белыми шапочками.

На ее плечи легли сильные узкие руки.

— Я никого не пускаю в Лес, — вкрадчиво проговорил на ухо Трандуил. — Никого-о-о, Ольва… мы договаривались… ты теперь обязана мне. Я пропустил сюда гномов. Позволил им отдыхать, есть и пить.

— Я знаю, что ты ничего не делаешь просто так, — усмехнулась Ветка. — Я найду способ отдать долг. Но… все равно или война найдет нас, или мы нарвемся на войну.

— Как договорились, — произнес Трандуил. — Пока события не коснутся никого из нас лично, пока новые границы Леса мы удерживаем своей силой — никаких войн. Десять, двадцать лет для людей много, а для эльфов — ничто. Должны подрасти и окрепнуть наши дети, должны родиться все те, кого вместе с ними будут называть Новой зарей эльфов. А потом… мы вмешаемся в борьбу с Сауроном снова, Ольва. Потому что — да, его Око никогда не перестанет тебя искать. Уязвленность тем, что и как ты с ним сделала, слишком велика. И по мере того, как он заново набирает силы, заново будет пробуждаться и его желание мести.

Ветка вздохнула.

— Но Враг не учитывает одного.

— М?

— Пока он думает о тебе, пока он гневен и собирается мстить, — усмехнулся Трандуил, — он невольно подпитывает и тебя, дает тебе больше сил, больше, чем смог бы дать даже я. Это… побочный эффект его магии. Так что… мы подержим Лес закрытым, Ольва. Подержим. Лет двадцать.

— Я верю тебе. — Ветка прижалась щекой к парчовому кафтану. — Иногда все это для меня сложно… но вон там самое важное, что есть у меня в жизни. Детство проходит так быстро, и пока наши дети — дети, я хочу быть с ними. Пусть будут двадцать лет в заколдованном Лесу, Трандуил. Пусть будут. Все равно Гест пока еще недостаточно готов. Хотя…

— Пусть будет двадцать лет, — Владыка протянул супруге бокал с эльфийским вином, сладким, как мед, и легким, как аромат летних трав.

И Ветка пригубила.

Комментарий к Глава 1. Пять яблонь

*Ри - “корона”

Домашнее прозвище Трандуила, так его называет только Ольва Льюэнь

Rie - квенья, ri - синдарин

Во всех своих средиземских словотворениях пользуюсь этим словарем

https://tolkienists.ru/vocabularies/vocabulary.html


“- Iul…

- Что? Йул?

- Уголек… синдарин… Или Ула - уголек на квенья… я могу тебя так звать?..”

Словарь тот же

Домашнее прозвище Ольвы, так ее называет Трандуил, когда никто не слышит )))

https://ficbook.net/readfic/5670212/14636081


========== Глава 2. Эстель ==========


Ветка боролась с незнакомым языком, надеясь, что однажды ей откроются все тайны, что чувство эльфийской речи придет, как дыхание, как волна под доску, как внезапное пробуждение чего-то внутреннего, самого сокровенного.

Она понимала красоту русского, уже несколько лет как трансформировавшегося здесь в ее сознании во «всеобщий», вестрон. У эльфов же музыкальный слух и память цепкая и бездонная. Они жили вечно и помнили все, что видели, ни на волосок не утратив способности к обучению.

Наверное, если бы она попросила, через недельку-другую они могли бы в оригинале цитировать Блока или Пушкина, растягивая «а-а» по-московски, копируя и манеру, и интонации. Ветка так не могла. Синдарин был на первый взгляд логичен, а на поверку — извилист и вовсе непрост.

Пока что Ветка читала сказки. Точнее, короткие сказания о звездах, сотворении мира — все, что могла складывать в уме из уже известных слов. Иногда, когда сердилась, она поминала дурным словом неизвестно куда девшегося Ому — дескать, это в плену в Минас Моргуле, на перевале Кирит Унгол она получила первые уроки эльфийского языка… и с тех самых пор у нее на такие занятия непереносимость!

Мэглин был терпелив и совсем чуть-чуть ироничен. Трандуил бы такого попросту не выдержал, хотя иногда и он подолгу валялся с Ольвой на траве, чертя тонким пальцем по манускриптам и смеясь.

— Ма-ма мы-ла ра-му, — заявила Ветка в очередной раз и стукнула себя по лбу тяжелым свитком, — я дерево. Дуб. Ветка дуба!

— Ты Оль-ва. Ветвь дерева, но не дуб.

— М-м?

— Ты скорее уж ива!

— Вечно склоненная в плаче над рекой? Ладно, Мэглин. Что там он сделал с этой… вакуолью?

— Валлиэлью?

— Ой, ну! Во время ее… я не знаю это слово…

— Полнолетие, — засмеялся Мэглин, — время, когда ребенок становится юным взрослым.

— Совершеннолетие?

— Да, точно.

— Подожди. Какое совершеннолетие? Ей полвека! Вот. Это «пять», это «десяток».

— Верно.

Ветка опустила ресницы, а потом подняла — заходящее солнце проделало свой излюбленный трюк, рассыпавшись пламенными искрами в светло-карих глазах.

— А как будет «лжец», Мэглин? Нормально вообще… пятьдесят…

И, не дожидаясь ответа, встала, скрутив в узел непослушные волосы. Плеснул шелковый подол — повелительница Темнолесья покинула свою комнату для занятий. Не обернувшись. А зря.

Мэглин глядел ей вслед с надеждой.


— Пятьдесят лет?

— Тебе не о чем беспокоиться, — Трандуил отложил письма и перо.

— Через двадцать лет мои дети останутся — детьми! И ты знал!

— Они всегда будут твоими детьми. И в двадцать. И в тысячу.

— Трандуил!

— Ольва?

— Двадцать лет нас не спасут. Нет смысла откладывать поход, ждать, пока они станут взрослыми. Ри… ты мне соврал? Ты говорил о двадцати годах…

— Конечно, нет. Ты читала о полнолетии эльфов. Об эльфинитах старинные рукописи не говорят. Но я спрашивал у Элронда… к двадцати он был полным сил молодым мужем. Не ребенком. А я говорил о десяти… о двадцати. Мы не договаривались в точности, — Трандуил смотрел мягко и укоризненно.

Ветка смутилась.

— Я сижу тут… да, я счастлива, да… но пятьдесят лет! Дети Фили не просто вырастут, они родят собственных детей — а я даже не увижу их маленькими! Виэль и Бард и… Торин… выживут, а сколько тех, кого я не хотела бы выпускать из своей судьбы, уйдут бесследно?..

— Ольва. Нам нужно время. Мы решим, будем ли действовать вне Сумеречного Леса лично и как именно. Я не говорил о том, что мы будем вовлекать во все… это… наших детей. Время гармонии. Передышка. Я должен убедиться, что Анариндил и Йуллийель взрослеют как эльфиниты. В чем я сказал неправду, Ольва?

— Они не будут готовы! А не готовить — особенно не будут!

— Ты предлагаешь открыть границы немедля? И дать миру разрушить их иллюзии, как это было с тобою? Есть разница, Ольва. Она — дочь короля. У нее есть отец и мать. У нее будут лучшие учителя. Ты считала Синувирстивиэль беззащитной белоручкой, пока не увидела ее в бою. Не повторяй свои ошибки. Ни Анариндил, ни Йул не вырастут беззащитными. Просто дай им время. Слишком многое происходит там, снаружи. Гортхаур ищет опору для власти, ему всегда нужна была власть и месть. Власть — это Мордор и легионы орков. Месть задевает тебя, Ольва. Он не сосредоточит все мысли на тебе, но обязательно вплетет тебя в паутину своей недоброй воли. Разве я лгал тебе, говоря, что пределы моего Леса я удержу нерушимыми в течение нужных нам лет?

— А что будет потом? — прошептала Ветка.

— Потом будем мы. Если понадобится — против всего мира.

И Ветка прижалась к ткани кафтана, вдыхая родной запах леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужа.

***

Столько цветов Сумеречный замок не видел никогда.

Зацвели и засияли бриллиантовой пыльцой самые невзрачные выступы и ниши в стенах, кованные столики и обитые бархатом пуфы, заимствованные у людей. Повелительница Сумеречья бродила по галереям слегка потерянная.

Знакомые эльфы, стража дворца, какие-то пришлые гости — вся эта публика, сверкая камнями и шелком одежд, заполонила дворец, в тронном зале которого делалось нечто невероятное.

Пол застелили лучшими шкурами и шелковыми коврами заморской работы.

В Сумеречный дворец свезли всех детей, которые родились в Лихолесье.

Даня, вскарабкавшись на пустующий пока трон отца, обозревал несколько десятков карапузов обоих полов с видом завзятого собственника. «Это будет моя армия», сообщил он Ветке. При каждом карапузе был его питомец — рысь, волчонок, зайчонок, совенок…

Каждый из прибывших старался хоть слегка прикоснуться к кому-то из деток, малышей и карапузов. Лица у эльфов были восхищенно-застывшие. Великая радость и великая скорбь их народа перемешалась в этом выражении лиц.

Парадная часть должна была начаться вот-вот. Ветке одинаково надоело и желтое, и коричневое, и алое, поэтому она была в синем платье, расшитом прозрачными, как слеза, хорошо ограненными алмазами и золотом.

После окончания праздника предполагалось говорить о важном. Даже об очень важном.

Прибывшие гости уже располагались в Лесу — но, как уже знала Ветка, в поселениях эльфов по соседству с дворцом. Там гости приведут себя в порядок, отдохнут после дороги, и торжественно, на вычищенных лошадях, вступят в пределы сумеречных покоев, как и подобает посольствам.

С гостями из Ривенделла приехали пятеро ривенделльских детей, а из Лотлориена всего трое, и, как знала Ветка, это было печалью и Галадриэли, и Келеборна. Дети Новой Зари эльфов родились в основном в Лихолесье.

Трандуил по этому поводу тихо торжествовал, но Ольва знала — на самом деле этот вопрос не был поводом для соревнований и не подразумевал победителя. Древний народ воспрял весь, осознав, что так или иначе сможет продолжится и конец эпохи эльфов еще не пришел, хотя корабли гордо и торжественно ждали в Серебристой гавани.

Йуллийель была всеобщей любимицей. Поэтому никакой управы на нее не существовало, границ малышка не признавала, слегка слушаясь только старшего брата, и то не всегда, и Ветка не раз и не два подумала, что в Москве это был бы очень гиперактивный ребенок. Из таких, которые ревут во все горло и смеются на весь салон самолета, долбят ногами других людей в транспорте, все портят и ломают, не подчиняясь никаким правилам, и выносят головы своим изнемогшим родителям.

А тут ее с выражением непередаваемого умиления и радостным смехом снимали с крон древних деревьев, отнимали у диких зверей, вытаскивали из озер и болот, не кормили, когда не хотела, давали есть только то, что просила, не заморачиваясь никакими аллергиями, и лечили песнями и травяными отварами, если начинала кукситься и чихать. И все, что делала Йул, целым народом воспринималось на ура и с радостью. Теоретическое Веткино «воспитывать ее надо построже» было воспринято с веселым недоумением.

Ветка открыла дверь собственных покоев и замерла…

На полу было раскинуто ее самое любимое светло-желтое платье, расшитое солнечными лучами. То самое, в котором Ветка выходила замуж.

Йуллийель сидела на подоле с ножницами, выкраивая что-то свое. Девочка была до ушей измазана вареньем, в покоях оглушительно пахло разлитыми благовониями, украшения разбросаны по кованому столику. На развесистых рогах лося притаилась Йулова белка.

Девочка посмотрела на маму и восхищенно чикнула себе по прядке волос — локон упал на измордованное платье.

Ветка выдохнула на счет три и ласково спросила:

— А где Эллениль?

— А я убизяла.

— Скоро прибудут гости, Йуллийель. А ты измазана и потерялась. Что будем делать?

— Нихасю.

— Там же столько деток. И Анариндил тебя ищет!

— Диль? — Йул встала, по возможности оправилась и шурхнула мимо мамы в оставленную открытой дверь. Ветке показалось, что там порхнул прохладный ветерок с легким смешком Эллениль, но вслушиваться и всматриваться она не стала. Просто сказала, не поворачиваясь к двери:

— Принцесса должна знать, что каждый наряд — это большая работа. Покажи ей, как ткут и вышивают, пусть проведет день с златошвейками. Чужой труд необходимо уважать.

Ольва огладила огромный кованый сундук с хитрым замком, где хранила все по-настоящему ценное.

Белка убежала за маленькой хозяйкой.

Ветка осмотрела себя в зеркале. Выпрямилась. Провела руками по волосам.

На плечи легли сильные прохладные ладони.

Ольва откинулась назад и прикрыла глаза.

Трандуил медленно опустил на ее голову желтую диадему.

— Посольства вот-вот прибудут, — теплое дыхание Лесного Короля тронуло шею и ухо, и Ветка в миллионный раз замерла и возликовала этому чуду, которое не переставало поражать и дарить счастье. — Вот-вот. Пора идти, повелительница Пущи.

— Иду…

***

Детки тихо гудели, но не расползались и не безобразничали. Ветка подозревала, что тому причиной был легкий дымок из чаши, с которой обошла зал Синувирстивиэль.

Обитатели Сумеречного дворца стояли полукругом, освободив место Ривенделлу и Лотлориену.

В соседних галереях было приготовлено угощение, бальные залы расчищены, музыканты наготове.

Ветка на полшага вперед, Трандуил в стекающей на ступени мантии следом — повелители Леса поднялись на свои места. Едва слышная музыка и сияние цветов сделали тронный зал совершенно волшебными. Ветка мельком вспомнила изобилие навезенных из Дейла подвод с бочками и бутылками вина со всего Севера и Юга, доставленных сухопутным и водным путем, и усмехнулась.

Здесь почти не было инородцев, лишь несколько людей, избранных эльфами и ставшими родителями эльфинитов — Ветка знала в лицо и поименно каждого.

Глашатаи подняли горны провозгласить посольства.

Лорд Элронд был великолепен как никогда.

Галадриэль в белоснежном платье текла бриллиантовым водопадом.

Ветка сидела — спинка прямо, о подлокотник не опираться — слушала мужа и рассматривала зал. Многих здесь она знала и любила, но высокой золотой фигуры, до ушей заклепанной в доспехи, пока не углядела.

Да и вообще чего-то недоставало.

Праздник Новой Зари приурочили к дню рождения Йуллийель, который пришелся на первый день лета. В этом многие усмотрели особую волю Эру — и решили в нынешнем году в этот день собрать всех деток, родившихся у эльфов, вместе. Виновница торжества затерялась где-то среди других малышей, светлых длинных волосиков, меха, пушистых спинок и хвостов питомцев.

И только когда по мехам и коврам прошел старый волшебник в серой шляпе, аккуратно ставя ноги в стоптанных сапогах между детишками и зверятами, подметая меховой ковер истрепанной серой мантией, и произнес пламенную речь, для Ветки торжество, наконец, обрело законченность и понятную средиземскую форму.

Эльфы пили, ели и танцевали во всем Сумеречном дворце, передавали малышей из рук в руки. Все было настолько чисто и радостно, как только вообще возможно; цветы благоухали, каждый ребенок ощущал себя королем или королевой, Йул с помощью брата подпалила весь запас фейерверков Гэндальфа разом, и бахнуло так, что даже принцесса присмирела, а власть имущие, не желая созерцать размеры ущерба, удалились на совещание в уединенную залу, где также был накрыт стол.


Зала, укрытая от общей суеты, вмещала чуть больше десятка эльфов, допущенных к этому разговору.

— Уже теперь, — спокойно выговорил Трандуил, занимая место во главе стола, — несмотря на детей Новой Зари, понятно, что столь же могущественным как прежде народ эльфов уже не станет. Нам улыбнулось напоследок счастье, но рассчитывать, что наши дети сделаются воинами грядущих битв или возродят прежнее величие во всем великолепии, нельзя.

— Битв не избежать, — выговорила Галадриэль. — Вы знаете это, каждый из вас. Око возжглось… и война непременно грянет.

— Что светлейший?

— Глорфиндейл во власти своего Предназначения, и пока что в странствиях, — сказал Гэндальф, набивая трубочку. — Витязь придет в миг, когда будет нужен.

— Он всегда нужен, — буркнула Ветка. Трандуил чуть склонился к ней и продолжил:

— Моя супруга обеспокоена событиями в Мории. Даэмар и два других лесных разведчика посетили Морию и прибыли с докладом.

— Трандуил, — с досадой проговорил Элронд, — мы знаем, что твоя супруга… словом, понятно, что то, что происходит в недрах Кхазад-Дума, беспокоит ее. Торин не смог оценить верно свои силы. Одна… авантюра ему удалась, и он вообразил себя избранником Ауле. Гномы гибнут там и это несомненно. Они гибнут, попутно убирая сомнища гоблинов и орков, избравших павшие галереи своим обиталищем… что нам до этого? Пользы это не принесет даже Лориену, расположенному возле Черных ворот Казад-Дума. Потому что гоблинов неисчислимо много. Это поражение надо было просто признать. Лучше думать о судьбах людей. Рано или поздно извечное сражение за подгорные богатства гномов и орков уйдет и вовсе под землю, и оставшиеся забудут об обоих этих народах.

— Не рано ли хоронишь гномов? — спросила Ветка.

— Нам надо думать о судьбах людей. Людские королевства и державы разобщены и заполнили все Средиземье. И я привез с собой то, что является их единственной надеждой, — чопорно выговорил Элронд. — Пусть также не навечно. Но на какое-то время.

— Я видела в твоем посольстве подростка, — сказала Ветка.

— Ты поняла, — Элронд наклонил голову. — Это Эстель. Единственная надежда людей в тех битвах, которые предстоят.

— И эту единственную надежду ты сделал воспитанником эльфов?

— В силу обстоятельств, его пришлось прятать в Ривенделле и скрывать его имя, — неспешно сказал Элронд. — Все Мудрейшие и Белый совет одобрили это. Эстель растет в моем доме. Сегодня я доставил его в Лихолесье, чтобы и ты, Трандуил Ороферион, дал ему то, что сочтешь возможным и достаточным для того, чтобы рано или поздно он выполнил свое предназначение.

Галадриэль кивнула, улыбаясь так загадочно, что Ветка невольно вспомнила, как знаменитая дева-воин-маг лихо умеет потреблять спиртное. Возможно, Владычица уже приложилась по пути к паре кубков. Келеборн, остающийся пока что для повелительницы Сумеречья фигурой неизвестной, участвовал в разговоре, кивая согласно или отрицательно.

Галадриэль подняла бокал и салютовала Ольве, хитро сверкнув глазами.

— Саурон не успокаивается и не успокоится никогда, — сказал Трандуил. — Мы считаем этого врага своим личным и скапливаем все силы, которые позволят когда-то стереть его с лица земли. В том грядущем, что мы пока лишь провидим, Лихолесье встанет великой армией. Но пока мы будем оберегать наши границы… что до людей — я не стану вмешиваться в дела людских городов и держав. У нас есть друзья, обретенные в нелегких испытаниях. Это так. Мы не оставим их, но предлагать человеческим правителям те или иные решения не станем.

— Эльфы не выстоят перед Сауроном, когда он снова будет готов к атаке, даже если мы соберемвоинства Эрин Галена, Лориена и Ривенделла воедино. Ты уже уступил часть Пущи и развалины Дол Гулдура, где снова копится зло, — сказала Галадриэль. — Без союза с людьми нам не справиться. А ведь уже теперь многие из них считают нас старой сказкой, лишенной силы, обходят стороной наши последниие владения, словно могильники. Тому виной и та жизнь, которую мы избрали… и наше число, и наши корабли, уносящие нас из Гавани в вековечный Валинор. Но те, кто еще здесь — они должны решить, что делать. Новая Заря заставляет жить.

— Гномы тоже могут быть союзниками в этой столь ожидаемой вами войне, — сообщила Ветка, усмотрев подходящую паузу в беседе.

— Никто из эльфов не пойдет на выручку Торину, — мягко сказал Трандуил. — Даэмар рассказал все, как есть. Мория — это не Эребор. И он велик, а Кхазад-Дум вовсе необъятен. В эти пещеры могут войти все народы Средиземья как есть и еще останется место для мумаков и харадримов. Войска Торина и племянников тают, они с трудом держат несколько галерей. Когда этот упрямец образумится, они попросту отступят. А уцелевшие вернутся по домам. Мория отдана Злу безвозвратно.

— То есть все, что можно сделать — посоветовать ему отступать? — прошептала Ветка.

— Мы призваны решать более… долгосрочные задачи, Ольва.

— Нельзя смотреть свысока на тех, с кем вы в пределах не очень длинного для эльфов срока собираетесь воевать плечом к плечу. А нельзя ли как-то раз и навсегда закрыт тему Зла в Средиземье?..

— Можно, — звучно выговорил Гэндальф. — Ты должна понять, Повелительница, что пока в Средиземье свет открыто противится Тьме, есть и эльфы. Как только Саурона и тьму, стоящую за ним, повергнут окончательно, Свет и Тьма уйдут в душу человека, и продолжат борьбу там. Легко отделять черное от белого, тьму от света, когда и тьму, и свет без всяких затей попросту видно. А людям не уготован простой путь. А эльфы покинут этот мир и отправятся в благие края, так как их назначение здесь завершится. Мы говорим не только о той войне, которая грядет, но и о судьбе народа, к которому ты теперь наполовину принадлежишь. Как только баланс сил станет таков, что Зло будет окончательно побеждено… Зримое Зло в виде башен, замков, Мордорской пустоши и Саурона, орд орков…

— Я поняла. Тогда отплывут и последние корабли из Серебристой гавани, — выговорила Ольва.

— Верно, Ольва Льюэнь. Уже теперь Свет и Тьма сражаются также и в каждой душе, — тихо сказал Трандуил. — Уже теперь эта битва не только та, что видна глазу. Я думаю, грядущее подкинет нам сюрпризов о том, кто и почему выберет в итоге себе сторону. Оставляй Эстеля, Элронд.

Ветка умоляюще воззрилась на Галадриэль. Та украдкой заглянула в кубок и внезапно пришла на помощь Ольве, невзирая на отрицательные покачивания Келеборна.

— Только одно должно и может привлечь наше внимание к событиям в Мории, — сказала волшебница Лотлориена. — Гномы своим копошением пробудят валараукар. Пробудят, как пить дать. Застывшее в недрах Зло поднимется снова. Мы считаем, что уцелел лишь один балрог, которого называем Проклятием Дурина. Но и про Смауга мы думали, что он остался один. И я не уверена, что светлейший сладит с огненным майа, присягнувшим Мелькору, и на сей раз. Мория окажется во власти не жалких гоблинов, а Испепеляющего Огня. А это уже затронет Лориен.

Трандуил уставился на Владычицу без особого одобрения. Элронд прошипел что-то себе под нос, и Ольва с восторгом узнала одно из старинных редких словечек, по секрету сообщенных ей Мэглином в рамках изучения языка. Келеборн вздохнул и закивал правильно.

— Ну и как мы будем помогать Торину? — очевидно недовольным тоном выговорил Трандуил. — Я не беру в расчет вариант как-то добавить ему мозгов и убрать его гномье баранье упрямство…

Ветка поняла, что дальше лучше пока палку не перегибать.

— Решим завтра, — выговорила она. — Я покажу вам, Владыки, наших жеребят, которых мы подготовили в подарок вам. Это внуки и правнуки Герцега и от лучших кобыл, присланных нам Роханом. А что до Торина… не должны короли Севера оставлять друг друга в опасности. Если барлог — это аргумент, пусть будет барлог.

***

Позже, вечером, когда праздник завершился, а уставших и счастливых деток развели по спальням, Ветка причесывалась у зеркала. Это был небыстрый и не всегда простой процесс.

Во дворце еще звучали отголоски пира, гостей разместили, деток раздали родителям — но то тут, то там вспыхивали огоньки веселого смеха и начиналась возня и игры.

Трандуил, полностью обнаженный, стоял у окна с бокалом, вглядывался во тьму Леса.

— Ну и кто этот Эстель? — спросила Ветка.

— Он из Гондора. Ну, или нуменорец, если смотреть шире.

— Зря ты это сказал, — хмыкнула Ольва. — У меня с нуменорцами так себе ассоциация.

— Иди сюда, — Лесной Король повернулся и улыбнулся. — Все идет так, как должно.


========== Глава 3. Сладкое вино ==========


Ветка работала Геста на ровной, плотной площадке, посыпанной песком. По ее просьбе и приказу Трандуила плац не просто выровняли, но даже огородили. Конные соревнования тут были, но исстари проводились они на полянах, дорожках, лугах и полях — специальные выгородки никогда не ставили.

Гнедому было вроде бы не понять, зачем ограда, что от него хотят. В далеком прошлом, в другом мире повелительница Пущи получала готовых лошадей, и премудрость конного дела знала лишь с такого момента, когда конь уже обучен и должен слушаться определенных команд. Здесь же она желала заездить сына Герцега так, чтобы ей было привычно, но он не слушался. На прогулке он мог прянуть галопом так, что только держись; пугался одному ему видимых врагов в кустах, животных, ручейков и теней. У него не было решительной самоотверженности павшего ганновера, только лишь его стати и масть.

Трандуил относился к Гесту скептически. У Ветки был еще белоснежный конь из Рохана, теперь жеребец был совсем взрослым и очень одичал.

Были и другие потомки Герцега, но более похожего внешне не случилось.

Гест был балованным, толстым, ленивым. От Герцега в точности был унаследован только истошный страх собак. На нем нельзя было не то чтобы воевать либо охотиться, но даже гулять оказалось опасно. Пару раз Ветка была близка к моменту, когда конь бы вернулся домой отдельно, она отдельно. После этого она попросила построить плац, но в работе с конем что-то не клеилось. Животное оставалось животным и никак не становилось Герцем.

Ветка его не «слышала».

К плацу подъехал Трандуил на олене. Несколько мгновений смотрел на взмыленного, сопротивляющегося Геста и такую же взмыленную Ветку. Затем окликнул ее.

— Я уеду на один или два дня.

Доспехи блистали, выглаженные белоснежные волосы лежали плащом.

Ветка кивнула, затем до нее дошло, она осадила Геста и по возможности близко подъехала к ограде плаца.

— Как? Куда? Я с тобой!

— Совсем нежелательно, — голос Владыки звучал холодно, как звон льдинок в весеннем ручье. — Я прошу тебя, Ольва, остаться дома. Я заберу часть дворцовой стражи с собой. Может быть, даже Эйтара. Он очень давно не покидал Сумеречный дворец. С тобой будут Эллениль, Мэглин, Фириэль… Пожалуйста, не покидай дворец.

— Это… это…

— Это связано с Дол Гулдуром. Там закрепился отряд очень упрямых орков, а я хоть и отступил от крепости, не желаю таких соседей. И я не желаю брать в Дол Гулдур тебя. Дольше двух дней мой выезд не продлится. Но если вдруг задержусь, не тревожься.

— Это первый раз, когда мы разлучаемся с самого дня свадьбы, — сказала Ветка.

— Это так. Но время идет, и не все дела я могу решить, не покидая своего трона… и своей семьи, — едва заметно улыбнулся Трандуил. — Ты сама чаешь скорее отправиться в Эребор.

— Не в Эребор…

— В странствия. Навестить друзей. Напомнить о себе врагам. Готовься, Ольва. Дети подрастут, и тогда… что до меня, на моих руках Пуща.

Ветка спрыгнула с Геста, который неровным галопом тут же умчался в дальний конец плаца, пролезла под перекладинами ограды, подошла к огромному оленю. Трандуил отдал ей стремя; Ольва поднялась к нему, на седло.

Трандуил коснулся губами соленых, запыленных губ Ветки… и на секунду засомневался, стоит ли уезжать. Это что-то напомнило ему — до боли драгоценное, до сумасшествия родное, безгранично ценное…

Морок спал, Ветка слезла, немного растерянная, но исполненная решимости быть истинной Повелительницей. И отправилась в купальни.

Днем спустя прискакал гонец — Владыка все же задерживался.

***

Умиротворение Сумеречного дворца было невероятным. Тишина в покоях, солнечные зигзаги и кляксы там, где в покои пробирался свет, поверхности отполированной либо покрытой тонкой резьбой древеснины, кружева ковки… Здесь бесконечно можно было находить новое, бесконечно гулять, ни разу не пройдя дважды по одной и то же галерее. Имелись во дворце и свои сокровищницы, вот только хранилось все иначе, чем у гномов. Ветка полюбила подолгу гулять по этим коридорам и переходам, мостикам из ветвей и корней, подставлять пальцы под струи десятков крошечных водопадов Сумеречья. Сокровищница могла выглядеть так: идешь и видишь углубление в корне старинного древа, широкое и глубокое, как чаша; в него течет тонкая струйка воды, а дно этой древесной чаши выстлано драгоценными камнями. И это вправду драгоценные камни — бриллианты, рубины, а то и кольца либо диадема.

В покоях была не одна и не две спальни с широкими кроватями, застеленными громадными шелковыми покрывалами. Нынче одежды и ткани не делались самими эльфами — но время от времени отправлялись экспедиции в старинные ремесленные города, тайные города, давно заброшенные и погибшие. Оттуда доставлялись одежды, оружие, ткани, предметы быта, которые использовали эльфы. Из многих ремесел тут осталось кузнечное дело… да врачевание. Эльфийки вышивали, вели дома, но зачем ткать, если можно привезти ткани, которых хватит до самого Заката Эльфов…

Время здесь стояло. И хотя во дворце снова звенели детские голоса, это ощущалось во всем — в тихом танце почти незримых пылинок, в чистейшей нетронутой воде, готовой напитать тысячи и сотни тысяч эльфов. Как Эребор был величественен и… почти пуст по сравнению с прежними временами, так Сумеречный дворец был величественен и почти пуст.

Ветка разглядывала картины и гобелены, показывающие огромные толпы, парады, города, заселенные дивным народом. И пыталась представить ту далекую даль, куда уходили эльфы.

И иногда еще немного грустила о том, что не эльфийка сама.

— Дружок, — раздался голос сверху.

Мэглин стоял на галерее над небольшой залой, где устроилась Ветка. Обтянутый изумрудным камзолом в талию, шитым золотом, с распущенными и гладко расчесанными каштановыми волосами, Мэглин выглядел как минимум королем.

— Как ты меня назвал?

— Повелительница, опочивальня готова. Анариндил и Йуллийель ждут, когда ты почитаешь им на ночь, — мягко выговорил лаиквенди.

— Ах да. А мне казалось, я только пришла сюда. Я думала посмотреть свитки и гобелены…

— Ты задремала? Ты ушла сразу после завтрака, и оставалась тут весь день, — так же мягко продолжил лесной эльф. — Гест сегодня без занятий.

— Он безнадежен. Я, наверное, стану ездить на ком-нибудь еще. Надо будет осмотреть конюшни и табуны.

— Будет так, как ты решишь. Ты пойдешь к детям?..

Ветка легко поднялась и пошла за Мэглином. Подол шелкового платья тек змеей, рукава платья, почти полностью покрытые тончайшим шитьем, почти что мели пол.

Нянька или гувернер, телохранитель и надежная защита — у эльфов «друг по играм» назывался древним словом тайли. Мэглин был тайли Анариндила, а Эллениль — тайли Йуллийель. Оба тайли неотлучно находились при принце и принцессе.

Сейчас дети контролируемо бесились под присмотром Эллениль. Правда, Даня разлил кувшин с легким вином, который всегда стоял в опочивальне у Трандуила и Ольвы, но это никак не омрачило вечера. Ветка перекусила вкусными булочками вместе с детьми, выпила молока, почитала сказку, а после долгой и веселой возни отправила детей спать.

День был восхитительным. Теплая звездная ночь дышала в широкие окна Сумеречного дворца.

Трандуил задерживался, но ведь он сообщил, что все хорошо?..

Ветка разделась, омылась в купальне, разобрала волосы. Сейчас она ляжет и сладко выспится.

На ноге саднила потертость от седла — накинув легчайший пеньюар, она подошла к двери, распахнула ее…

Коридо был пуст — впрочем, как всегда; не видно никого, кроме Мэглина, сидящего на бархатном табурете неподалеку.

Лаиквенди поднял на повелительницу зеленые глазищи.

— Чего-то желаешь?

— А где Иримэ?

— К сожалению, нескольких эльфов из дозорного патруля ранили на границе. Целительница отправилась к ним.

— А ее помощница?..

— Что тебе нужно?

— Я стерла ногу, и хотела приказать принести мази…

— Я могу спеть. Я уже пел тебе.

Ветка подумала. Да, правда, пел.

…Белые лилии…

Желтые лилии. Иногда Трандуил называл ее так. Желтой лилией.

— Я думаю, не стоит, Мэглин. Теперь все иначе. Царапина заживет.

— Как скажешь. Я сегодня буду тут.

— А Анариндил?

— Эллениль останется с детьми, но пока нет Владыки и Эйтар упросился с ним, я побуду рядом с тобой.

— Как-то непривычно, — сказала Ветка. — Ну ладно. Что мне, Повелительнице, может грозить тут, в сердце Сумеречного дворца… обойдусь и без личного телохранителя.

И она вернулась в опочивальню.

Постояла.

Спать не хотелось.

Вышла снова.

— Я хочу пить.

Мэглин беззвучно поднялся и через миг был рядом — с кувшином чистейшей, как слеза, воды, в руках.

— Вода у меня и в покоях есть…

— Чего тебе принести? Меда? Может… мирувора?..

— Вина.

— Сегодня погреба уже закрыты, — уважительно поклонился Мэглин. — Я принесу тебе вина завтра.

Что-то беспокоило. Вот примерно как царапина на бедре. Как это погреба закрыты? Что за ерунда?

— С утра.

— Если хочешь, конечно, с утра. С завтраком.

— Сразу же! Как взойдет солнце!

Мэглин поклонился.

Ветка снова вошла в опочивальню и прижалась изнутри к дверям. Что за глупости…

Легла. Полежала. Поворочалась с боку на бок.

Не хватало волшебных широких плеч рядом, запаха волос Владыки леса…

«Балрогова Лесная Фея», — произнес в голове Ветки чей-то голос. Хорошо знакомый голос. «Хитрющий и изворотливый лесной маг. Опасный. Он не даст тебе того, что ты хочешь, Ольва, майа гномов».

Торин.

Ветка села.

Беспокойно поерзала, легла на левый бок, на правый.

Вот после Фили же никто и не приезжал. Не было никаких гонцов. Как там Торин, в этой своей новой битве?.. Были лазутчики… какие-то вести… посольства… гномов не было.

Лазутчики рассказали, как шли дела в Мории, но это было не в этом году. И не… в прошлом?..

Ветка встала, дошла до купален, и, как была, в пеньюаре, чебурахнулась в самый холодный из бассейнов. Вылезла.

Подошла к двери, открыла ее.

Мэглин не сидел — стоял рядом. Прямо перед дверьми.

— Пойди, — голос Ольвы был ледяным, как вода, в которой она искупалась, — и разбуди виночерпия. Пусть мне принесут вина.

— У меня тут есть немного, — Мэглин протянул Ветке флягу. — Не будем поднимать шум во дворце. Все спят.

Ветка вырвала фляжку из рук лаиквенди, вернулась, набросила плотный пеньюар поверх мокрого, и пошла по галерее спящего дворца прочь из покоев.

Мэглин тенью следовал за ней.

— Звездами буду любоваться.

— Отличное решение, Повелительница.

Ветка уселась на широкий подоконник… обняла руками колени. Потом плечи. Хлебнула из фляги раз, другой. Но это был не то вино. Слишком крепкое. Слишком… мужское. Не такое сладкое и радостное. Кувшин с ароматным легким напитком, который всегда стоял в опочивальне, был наполнен чем-то совсем иным.

— Это другое вино.

— Конечно, другое.

— Балрог… черт.

Черт?..

Черт! Блин!

— Да что происходит! — закричала Ветка и закрыла лицо ладонями.

— Я спою тебе.

Мэглин стащил ее с подоконника, провел обратно в опочивальню.

— Не надо, чтобы тебя видели. Ложись.

Накрыл меховым одеялом. Ветку колотило, она потела и мерзла одновременно.

Неожиданно все стало понятно.

— Я заболела?..

— Да, немного.

— Ладно…

В ладонь Ольвы легла угловатая, холодная бляха из черного металла.

— Сожми покрепче.Станет лучше.

— Я давно перестала ее носить… она такая грубая…

— Вот именно. Сожми и слушай…

Ветка слушала тихий голос нандо… и задремала — но это была худшая ночь в Сумеречном дворце с того самого дня, как она узнала, что беременна Йул.

***

Утром Мэглина в покоях не оказалось. Ветка подошла к зеркалу… и некоторое время с ужасом рассматривала то, что там отразилось. Потом схватилась за лицо, за щеки — круги под глазами, отпечаток от складок подушки на коже, цвет синюшный.

Она не помнила, чтобы так плохо выглядела. Хотя выглядела и хуже. Когда? Во время войны. Скитаний по Средиземью. В плену у… это же было?..

Но она точно помнила, что каждый день сидела тут, перед зеркалом, как кукла, с радостью разглядывала в зеркале — себя, выбирала украшения, причесывала густые пряди… и это занимало ее всю, и занимало надолго.

Вошла тоненькая эльфийка, Фириэль. Внесла кувшин с ягодным соком, булочки в плетеной корзинке, вареные яйца. Ветка уставилась на нее свирепо… и девчонка выскочила прочь.

Впрочем, какая она девчонка? Ей тысячу лет, полторы?.. Пять?

Здесь все не то, каким кажется. И она сама не такая. От этого ощущения из глаз чуть не брызнули слезы.

Вина не принесли.

Ветка зло пнула подушку, упавшуюу на пол, и пошла одеваться.

Платья, платья, платья…

Постояла перед бесконечными вешелами.

— У Елизаветы Английской не было гардероба для одежды, потому что ей все наряды приносили ее стилисты. И хранили одежду где-то в отдельных помещениях. И занимались барахлом специально обученные люди. Хорошая же идея. Почему у меня тут?..

Елизавета Английская и ее фелл-пони вспоминались неотчетливо.

Без удовольствия поковырялась в одежде, что-то выбрала. Оделась.

Вышла к окну и зажмурилась от яркого солнца.

Вернулась к туалетному столику, надкусила булку, бросила обратно. Начала расчесывать волосы, застряла гребнем. Собрала, ощупала толстый пук сзади — волосы достигали пятой точки. Поразмыслила, накинула на волосы веревочку, завязала хвост. Ей же кто-то иногда плел сложные эльфийские прически, вот эта девочка, которая принесла завтрак, и плела.

Эльфийка меж тем проворно скинула легкие туфли, обула мягкие сапожки и выводила из конюшни поседланного боевого коня. Причесывать Ветку сейчас она не собиралась.

В дверь постучались.

— Да, — уныло проговорила Ветка.

— Повелительница… прибыл Светлейший!

— Я готова. Я сейчас выйду к гостю.


…Ветка шла по галерее тронного зала.

Посередине перед рогатым троном стояли трое — высоченная фигура, закованная в золотые доспехи, Иргиль — в черном, как обычно, и сияющий изумрудами Мэглин.

— Ты увидишь сам…

— Ты не имел права, нандо…

— Так продолжаться не могло…

— Витязь, если ты решишь не вмешиваться, не вмешивайся…

— Если Владыка решит тебя казнить, никто не заступится…

— Как у вас все интересно… поэтому я не живу во дворцах и более не управляю городами…

И все стихли.

Ветка проследовла мимо троицы, приветливо кивнув им, поднялась на трон и заняла свое кресло — науку восходить сюда, не запутавшись в подоле, она осваивала вместе с мужем.

— Мы счастливы приветствовать тебя в Сумеречном дворце, Глорфиндейл. Ты давно не показывался у нас. Мы скучали.

Троица безмолствовала, хотя все было сказано верно и по этикету.

Верно ведь?

— Это что сейчас было? — негромко спросил витязь и снял шлем. Волосы растеклись стремительным золотым водопадом по бронированной спине и завились вопросительными знаками. — Ольва?..

— Что не так? — уточнила Ветка. — Ты не доволен приемом? Тебе предложат покои, пищу. Все гостеприимство Сумеречного дворца для тебя.

— Э-э, — выговорил Глорфиндейл.

— Это не наше решение, — жестко сказал Иргиль. — Если это продолжится, я отправлю к Трандуилу гонца.

— Да. Пусть это будет мое решение, — сказал Мэглин. — Отправляй. И я думаю, все уже случилось без нашего ведома.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — вмешалась Ветка. — Что-то происходит, а я не знаю? Рассказывайте.

— Спускайся, побеседуем, — устало выговорил Глорфиндейл. — Есть о чем рассказать, балрог это все подери. Я думал, ты знаешь.

— Что знаю?..


Сказать, что вечером было плохо — ничего не сказать.

Ветка сидела на небольшом диванчике в малом кабинете Трандуила потная, растрепанная, обнимаясь с подушкой. И да, тут фигурировал тазик и кувшин с чистой водой. Но Ветка уже не просила вина.

Уже нет.

На шее висела черная, колючая бляха, которая не подходила ни к одному наряду. Зато она отменно подходила к самой Ветке.

— Я же все это знала. Но знала… как-то иначе. Мне все рассказывали. Ри… Трандуил ничего не скрывал. Но такое ощущение, что я как-то не слышала. Как часть мозгов отрубило. И что, выходит, что Бус с ребенком буквально нужно убежище, а Трандуил не пустил?

— Не пустил. Дис передали, что ты более не относишься к Эребору, поскольку на его престоле не восседает Торин, и потому Лес закрыт для чужаков, так как хранит наследников Трандуила, — выговорил Глорфиндейл. Вокруг него как раз стояло около десятка пустых бутылок, но витязь, вливая в себя литры хмельного, не пьянел, только вышел лишний раз в уединенную комнату.

— И Синувирстивиэль перестала приезжать.

— Вокруг Дейла сейчас бродят несколько больших отрядов орков. Пустошь снова полна опасностей, а поселения превращаются в крепости. Я думаю, Трандуил не желал, чтобы Виэль видела, что тут творится, — вздохнул Светлейший. — Целительница бы вмешалась.

— Не суди никого, Ольва, — сказал Мэглин. — Ты не спала, тебе снились кошмары. Благая сила эльфийского младенца защитила тебя лишь на время. Все произошло случайно. И так… просто. Ненарочно. Я был рядом все время. Все мы были рядом все время.


…Да, это было.

Ветка кормила Йуллийель, но молоко портилось — после целого года отдыха Ольва начала вспоминать подробности своих ужасающих странствий, плена. Она волновалась, восходя на трон, на обязательных торжественных процедурах; не спала ночами. Вскакивала ночью и проверяла детей, отталкивая тайли. Не верила никому. Ждала воронов из Эребора. Рвалась в дозоры, самолично посмотреть, что делается на границах Леса. Намеревалась помогать Торину, грубила на советах. И тогда новая целительница, Иримэ, всего лишь разок добавила ей в вино капли, которые давали обычно молодым мамам эльфийкам в незапамятные времена.

Эти капли дарили молоко… и спокойный сон, позволяли принять свое материнство мягче и проще.

Но Ветка была человеком.

Эльфийские капли дали неожиданно мощный эффект. Ветка сделалась спокойной, умиротворенной; ее перестали интересовать оружие и боевые вылазки; как по маслу улегся этикет и гардероб, характер и даже волосы. Правда, молока не прибавилось.

Неизвестно, что подумал об этом Трандуил, но когда действие капель завершилось, он снова попросил их у Иримэ для Повелительницы.

Прочие эльфы, кроме самых приближенных, ничего не знали — и не задумывались. Это было так правильно — человеческая женщина, избранная самим Трандуилом, ставшая его женой в глазах эльфов и всего Средиземья, изменилась рядом с его благой силой. Стала более похожей на эллет, на эльфинита — только не на себя прежнюю.

Пытался ли Трандуил перестать давать Ветке эти капли? Раньше?..

Только кувшин со сладким вином теперь всегда стоял в их опочивальне.

На мужчин эта древняя магия не действовала.


— Буэ, — сказала Ветка, прижимая к груди тазик. — У меня куча дел.

— Понятно, — кинвул Глорфиндейл. — У Трандуила тоже. Орки собрали приличный отряд в Дол Гулдуре и атаковали Сумеречье. Трандуил сколько мог обходился патрулями, но теперь выехал на границы лично. Саурон выводит новых искаженных тварей, а тут ему медом намазано.

— Так. Здесь точно безопасно?

— Это самое безопасное место всего Средиземья, — сказал витязь. — В этом можешь не сомневаться. Особенно пока тут остается Трандуил.

— А ты! — Ольва прожгла взглядом две дырки в кафтане Мэглина. — Друг называется!

— Мне тоже поначалу казалось, что тебе нужна передышка… от себя самой. Прости. Потом я понял.

— Гад!

Ветка встала, вытерла лицо.

— К детям. И потом поймай мне гнедого. Это не может продолжаться так.

Посмотрела на Глорфиндейла.

— Кинжал.

Витязь безропотно вытащил и протянул ей тонкий клинок, забитый рунами. Ветка взяла хвост и чикнула весь пук волос примерно на уровне лопаток, куда дотянулась. Правда, ей показалось, что все три эльфа, включая безмолвного Иргиля, в этот момент как-то пискнули.

Густые, плотные локоны поднялись и образовали нечто вроде шара. Отрезанный хвост Ветка кинула в камин.


В детской комнате Эллениль поднялась навстречу Ветке… и лицо ее то ли озарилось, то ли омрачилось — такая сложная гамма чувств отразилась на нем.

Ветка же, остолбенев, смотрела на детей.

Даня тоже выпрямился и смотрел. Потом неуверенно произнес:

— Мама?

— Сколько тебе лет?

— Будет одиннадцать. Мама…

Ветка повернулась и испепелила Мэглина взглядом.

— Ты раньше не мог ничего придумать?

— А что надо было придумывать? Ты знаешь, сколько ему лет. Ты была рядом с ними, с нами всеми. Каждый день. Все дни рождения. Все зимние праздники. Счастливая и…

— И с-с-спокойная, — прошипела Ветка. — И частично в склерозе. Спасибочки большое вот. Вот спасибо.

Мэглин пожал плечом.

— Ну это так и должно быть, сперва мне достанется от тебя, потом снимет голову Трандуил. Конечно, я влез не в свое дело.

Йуллийель смотрела скорее испуганно, Даня — восторженно.

«Конечно, — подумала Ветка. — Даня должен помнить, как это все было. Не умом, сердцем. Значит, ему будет десять. Год он жил в Нюкте, эльфы считают от зачатия, и они правы. Год до зачатия — вполне считается. Значит, Йул девять, а по эльфийски будет десять. Значит, и Гесту десять… одиннадцать?»…

Нет, не все так страшно. Не так страшно.

Ветка смотрела на детей и понимала, что самое ценное сохранено — их первые слова, шаги; обьятия, сказки, прогулки, все. Рядом с ними она была всегда настоящей. И ничего не забыла, ни одного мгновения. Прежняя жизнь, все прежние жизни, вытаивали теперь, словно из-под снега прошлогодняя трава. Колкая, неудобная. А это, самое сладкое, самое чудесное — в ней и навсегда в ней останется.

А теперь на нее смотрели два эльфинита. И это было прекрасно.

— Я даже не знаю, что хочу больше, — беспомощно прошептала Ветка. — Убить Трандуила или поблагодарить его за это. За вот это вот. За.

— Приедет, разберешься, — негромко сказал Мэглин. — Вы все же давно вместе.

Ах, да. Он же приедет.

Сердце внутри Ветки подлетело и выдало некислый пируэт. И снова затошнило.

Это эльфийское зелье для улучшения лактации оказалось редкой дрянью.


…Понимать и чувствовать друг друга через камень и дерево, и вдвоем ощущать каждый вздох, каждый удар сердец подрастающих детей — вот что такое обретение второй половинки. Доверять, не задавая никакого лишнего вопроса, и раз и навсегда переплести пальцы, чтобы, наконец, идти в одну и ту же сторону, что бы ни предложила судьба.

Это любовь.

А это?..


========== Глава 4. Балрог ==========


…Из радушия и гостеприимства великолепного дворца Трандуила, из объятий Ольвы Льюэнь Фили словно бы попал в холодный водопад.

Возвратившись в родные эреборские покои, гном не обрел тут ни покоя, ни даже должного понимания. И вроде бы он принц. И вроде бы в своем праве. Радушно обнимает мама. Смущаясь, ожидает, пока все отойдут, молодая жена. Визжит, прыгая на шею, сын.

— Время войн прошло. Сейчас мне нужны крепкие работники. А Мория — блажь, — Даин Железностоп щурил зеленоватые глаза, рассматривая пивную пену на высокой кружке, сверкающую в свете факелов, — достойный гном, уже женатый, и ремесленник не последний, и что — не наигрался еще? В походы и подвиги? Сколько можно испытывать судьбу, Фили, потомок Дурина? Неужто ничего не значат для тебя камни, политые кровью предков? Или от нее в пустой породе самозарождаются алмазы? Может, в бесплодные штольни Мории вернется мифриловая жила, если там умрут потомки первых королей? Что вы ищете в пустых руинах павшего королевства, сражаясь с неисчислимым врагом?

Даин был отчасти прав. Кто-то завоевывает новые земли, кто-то ими потом правит.

А кто-то лишь мечтает вернуться в легенду, потому что не о чем больше мечтать.

Торин Дубощит отвоевал Эребор! Он собирается выбить орков из Мории и возвратить гномам еще одно древнее королевство! Не всем охота тачками вывозить мусор из подвалов, когда самое интересное уже кончилось!

— Я не наигрался, Даин. И я не брошу Торина там одного. Уж так повелось, мы или вместе, или никак. Я думаю, если и ждут нас великие дела, так только если мы там снова все и соберемся, — сказал Фили. — Я не буду никого принуждать. Пусть со мной пойдут только те гномы, которые, как и я, верят дяде. А кто не верит, пусть остаются тут, с эреборским золотом, охранять наш оплот и уходить глубже в гору. Потому что мало ли, когда и какое лихо еще придет с пустоши.

— Не больше сотни дам! Самому гномов мало!

— Давай сотню.

Прощание с Бус было коротким, но в нем было все, чего желал Фили. И он верил принцессе, Бус — настоящая гномская женщина, ожидание у нее в крови.

— Береги себя… береги Трорина. А если в Эреборе станет плохо, отправляйся в Сумеречный лес к Ольве. Полуденный приют и затем Синувирстивиэль с Бардом тебе помогут, — шепнул ей Фили. — У Ольвы очень хорошо. Детки… пони. Возьми кого-то из старой ватаги дяди… Ранка… Гаина… и ступай.

И Бус согласно кивнула.


Спустя несколько дней Фили и сотня вооруженных гномов, покинувших ожившие и налившиеся силой шахты и мастерские Эребора ради призрачной славы копей Мории, прибыли в Полуденный Приют к Кили.

Кили не был настроен бросать свое детище. Обучившись строить на равнине, Кили остался в восторге от такого занятия — и небольшое укрепленное поместье на Пустоши и постоялый двор росли и хорошели.

С ним же был и Двалин, который на дух не переносил Даина.

— Пока узбад не вернется в Эребор, моей ноги там не будет, — говорил Двалин. — Я обещал ему присматривать, и я присмотрю. Я не пойду и не потащу его назад, но… никогда гном не бросал землю своих предков без серьезного на то повода!

— Мория принадлежит Дурину и его потомкам! — возразил Фили. — Мория наша исконная вотчина, еще более величественная, чем Эребор! И если в Эреборе мы нашли сокровища и даже Аркенстон, то что же мы отыщем в подземельях Мории! Никто не знает об этом, но никто и не отрицает, какими богатыми там были копи и прииски!

— Если в Эреборе мы к Аркенстону впридачу нашли дракона… трех драконов, — сказал Кили, — то в Мории мы точно найдем Балрога. А с эльфами мы уж не так тесны, чтобы рассчитывать на помощь Светлейшего.

Во внутреннем дворе, залитом солнцем, тренировались новобранцы. Отлично выкованные мечи били в щиты, и все же это была не старая закалка, вовсе не старая.

С Фили в числе сотни пошли десятка два романтически настроенных Железностопов, чем изрядно разозлили Даина, и они теперь пытались быстро натаскать переселенцев из Синих гор, еще не поднаторевших в битвах.

— Трон Эребора, трон, отвоеванный у дракона, ожидал Торина, а не Даина, — горько вымолвил Двалин. — У Даина достаточно было добычи. Мория — печальная легенда. И нет, там не найдется новой Ольвы Льюэнь. Эребор — ваше наследство, Фили, Кили. Аркенстон, ради которого легли в землю столько гномов! Он отдан в дар… несбыточной любви короля-под-горой. Где, наконец, светлые, точно звезды в глубине Келед-Зарам, драгоценные камни? Камни у эльфов… так какой смысл бороться за что-то и не удерживать этого…

Тауриэль молча поставила на стол блюдо с запеченым поросенком и пошла за овощами, хлебом, пивом.

— Я обещал подкрепление, и я сдержу свое слово. Кили, ты со мной?..

Кили помолчал.

— Прости, брат… У тебя есть наследник. У меня нет.

— Я еще дочку хочу, — вздохнул Фили, — Бус обещала.

— Обещала? — Кили расхохотался, — Ох, братец. Обещала! Неужто у нее ручные вороны летают к самому Махалу?

— Бус — она такая, — усмехнулся Фили и невольно глянул на Тауриэль.

Семя наугрим, тяжелое, как свинец, не прорастало в лоне человеческих женщин. Что говорить о невероятном союзе лесной эльфийки и гнома из рода Дурина?..

Да, любовь.

Но любовь, которая вряд ли подарит плод.

В Полуденном приюте нынче постоянно жили несколько эльфов, которые оказались неспособными усидеть на одном месте. Они переносили вести в новом Севере, от двора к двору. И Тауриэль слышала о детях, о новом ребенке, который родился в Лесу, в Ривенделле, в Лориене…

Сын и дочь Трандуила.

Дочь Синувирстивиэль и Барда.

И еще десятка два детей Новой Зари.

Сочувствие Фили было неповоротливым, как ворота Эребора. Эльфиниты были, да. О детях эльфов и гномов никто даже никогда не слыхивал.

— А может, я и соберусь, — неожиданно выговорил Кили.


И когда гномы выходили из добротных ворот Полуденного приюта, Фили радовался. Как в старые времена — вместе! И все же сердце его сжималось: они оставили любимых. Они оставили мать и оставили свое наследие, Одинокую гору.

— Мы вернемся быстро, — сказал вслух Фили то, во что не верил сам, только чтобы подбодрить брата. — Выгоним трусливых орков и запрем Западные Ворота. Наши жены даже не успеют вышить нам новые рубашки.

— Конечно, не успеют! Тауриэль не умеет вышивать! Не будет даже браться!

Смех взлетел над походным строем.

***

— Ты не доверяешь Железностопу, — вздохнул Балин, пока Торин вглядывался в камни морийских коридоров.

Сегодняшняя атака мелких и злобных орков была настолько хаотичной, что не составило труда их перебить. Но не оставляло предчувствие, что это неспроста, их просто хотят ослабить, посылая тучи голой и безоружной саранчи. Что-то крылось в подвалах Мории, что-то, что дремало там издавна и лишь иногда подымало голову.

Возможно, на подходе мордорское подкрепление. Один Махал знает, куда на самом деле ведут туннели Мории. Особенно те, которых нет на огромной карте в тронном зале.

— Я никому не доверяю, — ответил Торин.

— Надо поспать хотя бы пару часов. Ты смотришь в потолок уже третью ночь. Нет там ничего, только твои грезы.

— Может быть, я грежу о подмоге в пару сотен копий, которая мне бы сейчас пригодилась?

— Торин, Даин долговато запрягает, да, но подмога придет.

— Я не сдамся, — проговорил Торин во тьму. — Я уже здесь. Мы очистили и укрепили несколько галерей. Нашли столько мифрила. Мориия велика, и единственная наша беда, что мало гномов с нами пошло…

Тьма Мории была теплой и слепой. В ней не горели глумливые драконьи очи, не слышался еле уловимый шелест чешуек. «По-орченая кровь… Оукенш-ш-шильд.» А еще в Мории не хватало воды — как и во всех пещерах, она была там, ниже — где родники сливались в реки и потоки, а потоки впадали в огромное море, но спуститься вниз пока не удавалось. Здесь же, на укрепленных галереях, сыны Дурина довольствовались лишь парой тонких родничков, а потому изрядно провоняли.

— Когда придет поддержка, надо будет искать воду.

— Да и пищу тоже, — грустно сказал Балин. — Не варить же нам гоблинов. Припасы скоро вовсе завершатся. Тут нет славных запечатанных тайных комнат с вином и зерном… это в Эреборе мы нашли все, чего только пожелала душа. В схронах пустота, отчаяние и истлевшие скелеты гномов…

Торин никому не доверял.

Балину — возможно. Балин, сын Фундина, помнил погребальные костры Азанулбизара.

И узбад снова уставился на камень сводов.

Золото и янтарь. Янтарь глаз, обсидиановый бархат ресниц, желтые камни в диадеме, шелк порванного платья.

Говорят, ревнивый эльф запер отвоеванную у Саурона жену в полном колдовских иллюзий лесном дворце, запер так прочно, что уже несколько лет никто не проникает туда и никто не выходит оттуда.

«Я войду в чертов Сумеречный лес победителем, повелителем Мории. Я найду такие сокровища, перед которыми склонится даже жадный эльф».

В котомке Торина, кроме всякого нужного в таком путешествии хлама, лежал разрубленный шлем Ольвы. Легкий и в то же время прочный, точно металл. Даину он точно не нужен.

Король-под-горой коротко вздохнул и перевернулся с боку на бок, наконец проваливаясь в долгожданный сон.


Его поднял громкий голос Балина, отдающего приказы. Вокруг почему-то было светло, как в Эреборе, или глаза уже привыкли?

— Пришли? — спросонья не попадая в пряжку пояса, спросил Торин.

— Пришли, узбад! — крикнул Балин. — Пришли, оба твоих племянника пришли, держат входы на лестницу! Второй ярус полон орков, лезут, выпучив глаза, как будто у нас в руках не топоры, а пироги! И знаешь, что я думаю?

Торин только коротко глянул на Балина, опоясыввясь мечом.

— Кто-то их на нас гонит, вот что!

— Мордорские тролли?

— Хорошо бы тролли. Под ними можно обрушить галерею.

Балин торопился, и Торин заразился этой спешкой.

— Сколько привели?

— Фили сотню. И полсотни — Кили. Двалинова выучка, из полуденных, которые доделывали там стены. У карнизов я их поставил.

— Хорошо. Я пойду обнимусь с племянниками.

Орки действительно текли визжащей рекой, не обращая внимания на уколы мечей и удары топоров. Десятками летели они вниз с узких переходов, вскипали в раскаленной смоле, долгие годы спавшей тут в бочках и пробужденной огнем; и десятками же лезли напролом, сметая одиноких воинов, если те не успевали отшатнуться.

А потом гулко ухнуло, и внутри каждого наугрим что-то отозвалось, оборвалось как струна. Когда лопается канат шахтного лифта, пол еще вроде бы на месте, но сердце, ощутившее невесомость, прилипает к желудку.

По стенам пробежали алые блики.

Торин кинулся к тому месту, где разгоралось дрожащее зарево.

Орки бежали не от троллей.

Их гнал на гномские копья древний невыразимый ужас, который когда-то назвали «проклятием Дурина».

— Балрог, — прошептал Балин.

— Это Балрог — заорал Торин. — Фили, Кили, ко мне! Мы отступаем на укрепленные галереи!..

***

Вестей из Мории не было.

Даин все прочнее утверждался на троне в Эреборе, и огорчало его лишь одно — пустая выемка на высокой спинке над головой. Аркенстон. Все чаще Даин поговаривал о том, что не имел права никакого Торин делать такие подарки. Вот не имел и все. И надо бы тряхнуть трусливую лесную фею, отобрать достояние рода Дурина.

Мечты и думы о войне приманили на Пустошь несколько ватаг орков, которые, разбившись о ворота Эребора, накинулись всей мощью на Полуденный приют.

Ослабленный приют, отправивший бойцов на поддержку Торину, не выдержал атаки. И там, где создавался любовно, по камешку, постоялый двор, легли дымящиеся руины.

Двалин, Тауриэль и еще немного уцелевших людей и эльфов достигли Эребора и получили там убежище. Но Дис и Бус, напуганные разговорами Даина о войне, не позволили беглецам задержаться надолго.

— Даин всегда был слабоват на голову, — говорила Дис. — Им овладела драконья болезнь, он уже и теперь пытается закрыть Эребор, а пройдет еще чуть времени, и он вовсе невыпустит отсюда никого и ничего… я останусь и попробую его увещевать, хоть и не ждала больше таких лихих времен. А вы уходите в Дейл, а может, и дальше.

С Двалином, Тауриэль пошли Бус, подросший Трорин и его крошечная сестренка, а также те из прежней ватаги Торина, кто уцелел, но не ушел с Фили и Кили, эльфы, гномы и люди Полуденного приюта. И едва за ними закрылись ворота, так Даин и вправду повелел их отправить в казематы, опоздав лишь на чуток… но преследовать не стал — глянув на Пустошь, решил, что варги, орки и холод прикончат их и без его вмешательства.

С боями путники добрались до Дейла. Бард, который и без того был весьма не рад новостям из Эребора, с готовностью и почтением их принял и отправил весть Лесному королю, письмо, в котором просил убежища для Бус, Трорина, его маленькой сестры и право вернуться Тауриэль и нескольким эльфам. Однако ответ не утешил, и все спасшиеся из Эребора и Полуденного приюта остались жить в Дейле.

Тауриэль не могла найти себе тут места и в какой-то момент ушла к Мории.

Орки на Пустоши навели Барда на печальные мысли — город дополнительно укрепили, вооружили, пополнили запасы. И хотя караваны шли, торговать становилось все опаснее, а с Эребором — все труднее. Гномы становились несговорчивыми и скрытными, обманывали и подолгу не исполняли обещанного. Шли новые трудные времена, но Бард продолжал верить, что это всего лишь новый шаг на пути к настоящему процветанию.

— Зачем же ты дал подмоги Торину? — спросила опечаленная Дис у Даина. — Зачем позволил уйти Фили и гномам?..

— Если бы к нему никто не пришел, — усмехнулся Железностоп, — он бросил бы свою затею и вернулся бы сюда сам. А так он будет ковыряться там до последнего бойца… вместе с твоими детьми, извиняй покорно. Пусть Эребор привыкает, что правлю им теперь я. И уж правлю как пожелаю. Смирись.


========== Глава 5. Карма черная и белая ==========


— Как ты?

— Пока что — очень странно. Просматриваю свою жизнь, как кино. Знобит, — ответила Ветка.

Мэглин сел рядом.

— Я помню все. Но чувства… все словно через лед… стекло… хрусталь… дым. Все, что связано с детьми, ярко. Пока не пойму главное, остальное не имеет смысла, — сказала Ольва. — Зачем? Зачем он так поступил? Я понимаю, может, со мной было трудно. Может…

— Тебе было трудно, Ольва. И еще… эльфам, которые избрали друг друга, которые стали семьей, не бывает трудно, — задумчиво сказал Мэглин.

Ветка помолчала.

— Понятно.

Еще помолчала.

— Но я не эльф. Со мной трудно.

— Услышь меня правильно. Трандуил, как и все, искал способ помочь тебе.

— Как и все, — уныло выговорила Ветка. — Но он не все. Нам… ему… в семье не годятся те способы, которые ищут все. Ну, по крайней мере, я так считала. Всегда. Там, где мне было трудно, мы должны были просто идти через это вместе. А теперь… что, если бы Трандуилу надо было бы идти рядом с нами, со мной и Нюктой, через все Средиземье? А он устал через пару лет семейной жизни. Хотя я помню, что была слегка неадекватна. Но эльфы… эльфы не бывают неадекватны?

— Эльфы помогают себе и друг другу, если надо, с помощью магии и волшебных зелий. И еще — десять лет для эльфа совсем маленький срок.

— Но для человека большой. А для некоторых вещей слишком большой.

— Что ты будешь делать? — и вот тут голос нандо дрогнул. Как Мэглин ни пытался сохранять мягкую доброжелательность внешне, внутренне его разрывала боль и сомнения.

— Ну… главное — дети. Ты согласен?

— Да.

— И поэтому мне надо как можно скорее найти им новый дом.

— Что?!..

***

— Ольва, это полный бред! Я силком сейчас напичкаю тебя этими балроговыми каплями! — кричал Мэглин.

— Они отбивают характер и темперамент, но не память! И не смей мне указывать! И особенно угрожать! Я твоя Повелительница, а не только дружок!

— Эльфиниты должны остаться здесь, в Пуще!

— Останутся, пока я не найду для них место лучше! Мэглин, послушай. Просто послушай. Они живут тут с отцом и матерью, с замечательными друзьями — тобой и Эллениль, с другими детьми Последней Зари. У них есть все, что можно представить, они не испытывают никаких трудностей. Это прекрасно. И ужасно. Потому что после такой жизни… после такого взросления их ждет единственный путь — путь эльфов, вместе с остальным народом, в Серебристую Гавань и Валинор. Они не смогут выбирать. Они не подружатся с детьми Фили, Барда. Он не будут знать инородцев, только эльфов. Их растят в ватке. А им ведь еще предстоит избрать стезю.

— Ольва, они вырастут, смогут решать, честно. Смогут общаться и с гномами, и с людьми. Они… дай им вырасти! Дай им время любви, покоя и безопасности! Дай им выбирать самим! А пока не окрепла фэа, до седьмой весны, мать и отец вообще не должны отлучаться от ребенка…

— Они не совсем эльфы, Данька и Юля наполовину я! И у них уже была эта седьмая весна, мы с Трандуилом всегда оставались рядом с ними, каждый день, ведь он говорил мне об этом! И так я уважила то, что они полуэльфы… возможно, и не совсем по доброй воле. Но детство быстротечно — а люди самое главное познают в детстве, опыт получают в детстве! И они не могут остаться в Пуще, в защищенном мире, оплоте древней мощи эльфов и все такое — если они Новая заря, то и взрослеть должны по-новому! А мир — это не только Лихолесье, это все Средиземье, если не больше…

— Хорошо, — Мэглин закрыл руками лицо и посидел так. — Что ты хочешь делать?

— Посмотри на меня… дружок. Послушай. — Ветка силой отвела ладони Мэглина от его лица. — Посмотри на меня. Я отправлюсь в путешествие. Найду дом и вернусь… поговорю с Трандуилом. Он поймет. А они пока останутся тут, с Эллениль, с тобой… с отцом, если он проявит благоразумие. Трандуил же благоразумен, нет? Светлейший сказал, Пуща полностью безопасна. И пусть так останется на все время моего странствия.

— Трандуил благоразумен?.. А куда ты хочешь увести детей? В Эреборе Даин. Полуденный приют разрушен… Дейл? Это место, где есть и люди, и эльфы, и гномы… Рохан?..

— Мэглин… Я найду место. И не думаю, что скажу о нем кому-либо.

— Трандуил не отдаст Анариндила и Йуллийель!

— Это уже следующая задача. Сперва я должна буду объяснить ему, как я обижена. Затем — что я думаю, чувствую и что хочу сделать. А чтобы все это обьяснить, я должна быть собой.

— Дождись Трандуила! Поговори с ним уже сейчас!

— Н-не думаю… я н-не готова встречаться с ним сейчас… есть один момент, который меня сильно смущает.

— Тебе будет трудно!

— Это верно, — Ветка тяжело вздохнула. — Я не принимала никаких нормальных решений… почти десять лет. Я разучилась. Мне страшно. У меня внутри все дрожит. Тем больше причин встать и пойти. Я потеряла мышцы. Похудела, но это вариант скинни фэт…

— Чего?

— Эльфийская худоба, — злобно сказала Ветка. — Стройность без силы, без функциональности. Понимаешь?

— Нет.

— Я ослабела. И… тем больше причина встать и пойти… а если он приедет и я поговорю, я уже никуда не уйду и без этих ваших капель. Я не в форме. А Ри есть Ри… он всегда в форме. Коней привели?

— Да, белый роханец и Гест в загоне. Светлейший позвал жеребцов. Сет рыскает рядом. Он так и не привык к Лихолесью и… к банным дням.

— Вот и хорошо. Я готова, — Ветка встала.

Обрезанные по лопатки волосы легли пышно, как будто все эти годы мечтали о свободе — отделаться от избыточной длины. Удивительный русый с седым, с золотистым отливом сложный цвет переплетался прядями, как струи водопада. Ветка была в узких брючках, в мужском кафтане, коричневом с золотой отделкой. Высокие узорчатые саапожки, на поясе — ремешок с кинжалом, огнивом, кошелем.

А на полу стояли собранные дорожные чересседельники.

— Позволь хотя бы кому-то пойти с тобой, — отчаянием проговорил Мэглин. — Я не могу, а Эйтар как назло отпросился в Дол Гулдур… я думал, что ты захочешь выехать из Пущи, но не так, не одна - а поговорив с Трандуилом, дождавшись его, вместе с ним…

— Мэглин… не надо. Пойми, после того, что тут случилось, мне надо найти себя. И дом. И я вернусь. Эта… забота со стороны Ри… слишком уж сомнительная. Ты понимаешь?

— Поговори с Владыкой! Я прошу! Вспомни Азара… вспомни дворец Барда в Дейле… если бы ты тогда остановилась!..

Ветка замерла. Потом медленно выговорила:

— Мне больно, что ты напоминаешь об этом. Но — нет, Мэглин. Я не могу видеть сейчас Трандуила. И я не бегу очертя голову на чужой лошади.

— Ты и тогда хотела всего лишь прокатиться!

- И я прокатилась. С ветерком. За все, что я делаю, я отвечаю сама. Пойдем-ка, у меня тут есть дельце одно. Мы быстренько.

Ветка с Мэглином спустились в казематы и через них вышли в тесный тюремный дворик.

В середине двора сидел Горлум, привязанный за ногу — на дереве. Странное голое создание смотрело наверх, в смеркающееся небо, на звезды.

— Повелительница, — лучник, приставленный к Горлуму, почтительно поднялся.

— Принеси ему сырой рыбы, видишь, какой худенький, — приказала Ветка. Горлум, похожий на огромный спелый арбуз с тонкими руками и ногами, спустился с дерева чуть ниже и вопросительно уставился на гостей странными, сияющими прозрачно-голубыми глазами.

Когда странник ушел, пленник заговорил:

— О, они вернулись! Красивые, такие красивые, но немного мертвые, они приходили к нам, а теперь они вернулись сюда живыми?

— Ну не совсем мертвая, не преувеличивай, — буркнула Ветка. — Значит так. Вот тебе веревка, не эльфийская, роханская. Вот кинжал. Или ты остаешься тут на всем готовом — и толстеешь дальше, или сваливаешь восвояси. Что выбираешь?

— Тут сытненько, — захихикал Горлум. — Тут уютненько. Кормят вкусненько. Но нам бы обратно в наши пещеры, к нашей рыбке, которую мы сами можем ловить себе на зсссавтрак, сами. Нет уж, кушайте вашу тухлую рыбку в плену, а мы бы на свободу, если они такие добренькие и красивенькие нас отпустят.

— Даже этот предпочитает свободу. И — выбирать. Понимаешь, Мэглин? — И Ветка рассекла привязь Горлума, бросила на землю сверток роханской веревки из белого конского волоса и вышла, не оглядываясь.

***

Тонкая, как юный мальчик-подросток, эльфийка скакала верхом напролом через Пущу. Ее взор видел следы проходившего тут несколько дней назад отряда эльфов. Конь, потомок легендарного Герцега, несся как под воздействием гончего листа; деревья сливались единую полосу, и вот, наконец, лагерь Трандуила.

Королевский шатер стоял в стороне — и эльфийка, не сомневаясь ни единого мига, стрелой поскакала прямо к ней. Ее окликали, но она не обращала никакого внимания, пока не скатилась с седла прямо около плотного шелка временного жилища Короля пущи.

Не докладываясь охране, вошла.

Трандуил, с открытым торсом, сидел на резном походном троне. Иримэ шила тонкой ниткой черную рану на плече и сейчас пела, смачивая плечо зельем.

Трандуил вскинул брови.

Ириэль нахмурилась.

— Владыка, — сказала эльфийка. — Ты велел скакать к тебе, если у Ольвы Льюэнь изменятся глаза. Они изменились. Прости меня. Я не уследила за кувшином.

***

— Так, — сказала Ветка.

Два толстых, как дирижабли, коня, привязанных за недоуздки, вопросительно смотрели на нее.

— Я же почти каждый день работала его, скотину.

— Я могу помочь, — словно невзначай выговорил витязь.

— Ну нет. Это моя карма. Белая и это… того. Черная. Коричневая то есть.

Гест покопал копытом песок и скосился.

— Очень, очень плохо быть не собой.

Гест хрюкнул.

Ветка еще поколебалась и вздохнула.

— Ну ладно. Надо так надо, — подлезла под тонким стволиком дерева, которыми был огорожен плац, и запрыгнула на жеребца.

Круг, другой, третий…

— Да ты просто тролль!

Гнедой не сопротивлялся. Он давно усвоил грамоту и просто проверял намерения всадницы. Да, не очень доброжелательно, но махина в шестьсот килограммов и не может быть особенно ласковой. Как только Ветка давала слабину — конь усиливал сопротивление.

— Ты умница!

Гнедой фыркнул. Всадница была настоящая.

— Ты мой хороший!

Птичка в кустах — и полуганновер прянул в сторону, скрутив шею в тугой бублик. Ветка усидела и похвалила жеребца.

— Хватит, дурачок. У нас будет где поскакать. Я тебя уже раскусила. Ну, а серый?..


— С тобой точно не поехать, по крайней мере, сперва? — спросил витязь.- Правда, у меня тут другие дела…

— Ты можешь мне очень помочь, Светлейший. Ты же не зря сюда прибыл.

— Я не зря. Я прибыл помочь Трандуилу с Дол Гулдуром. Снаружи Пущи совсем неспокойно, Ольва. Тебе надо это знать.

— Вот и помоги. И… если сумеешь, удержи погоню.

— Дело сложное, но я постараюсь.

— И тебе спасибо, — Ветка поглядела на Иргиля. — Хотя бы за то, что ты не мешал.

— Удачи тебе, Повелительница, хотя я и не уверен, что ты права.

— Мне нужно несколько минут, проверить снаряжение и попрощаться с детьми.

Ветка поставила на пол чересседельники и зашла в спальню.

Ароматы леса, трав, цветов и меда. И лилий.

Широкое ложе, которое видело столько часов нежности и любви, слышало столько часов разговоров вполголоса… когда же они заблудились в волшебном лесу и ушли друг от друга, начав вместо голосов слышать только эхо?..

Туалетный столик, за которым Ольва Льюэнь в сладкой дремоте последних лет причесывалась и одевалась, вправду считая это занятие очень важным. Ветка улыбнулась немного иронично. Провела рукой по волосам — Трандуилу нравилось, когда волнистый поток закрывали ее ягодицы, как носили эльфийские девы. В минуты милых ссор она грозила подстричься, хотя прочесывать шевелюру и держать ее в порядке, достойном Повелительницы пущи, было и правда сложно.

Ветка присела к столику, взяла лист бумаги, перо. Подумала.

Начала писать, тщательно вырисовывая эльфийскую вязь.

«Ри, я должна побыть собой и подумать. Не бойся за меня. Мое сердце остается тут. Когда-нибудь я тебя спрошу — зачем, и я надеюсь, ты ответишь мне».

Сложила листок вдвое, воткнула записку в резьбу туалетного столика.

И пошла вошла в детскую.

— Даня, Юлька… идите ко мне.

— Мама, ты уезжаешь? — закричала Йуллийель. — Ты в дорожном!

— Я уеду ненадолго, малышка. А потом я вернусь и заберу в путешествие вас, — ответила Ветка. — Идите ко мне.

— Не уезжай! Ты никогда так не делала!

— Всегда настает день, когда ты что-то делаешь впервые, — сказала Ольва. — Правда, иногда ты это делаешь в первый и последний раз, но это уже содержание другого урока. Я преподам вам его потом. А пока слушайте.

Ветка помолчала, собираясь с мыслями и переворачивая в голове вестрон.

— Далеко-далеко, в королевстве, которого вы не знаете, жил-был прекрасный принц. Он любил молодую королевну, но однажды ее похитил… ну допустим, злой колдун. Кажется, так. Похитил и усыпил. И спала она в хрустальном гробу, долго-долго. Но спать вечно нельзя, если ты не умер. И вот королевна проснулась.

— А что ее разбудило? — спросила Йуллийель.

— Принц нашел свою любимую и поцеловал ее.

— И были они вместе долго и счастливо? И тут и сказке конец? — уточнила Йул.

— На самом деле тут она только началась. Я эта королевна, Юленька. Так получилось, что я была тут с вами рядом, но я… спала. Дремала. Сейчас я проснулась. И на самом деле, после того, как принц целует свою королевну, все только начинается. Потому что только после этого они узнают друг друга по-настоящему. И никогда не поздно узнать друг друга еще лучше. Я очень люблю вас, маленькие мои. И я приготовила для вас приключение. Ездите верхом, бегайте побольше, плавайте, учитесь мечу и луку. Когда я вернусь, мы поедем в дальние странствия, в такие, как описаны в сказках и старинных легендах. Может быть, даже вместе с ада. Хорошо?

— Ты не хотела, чтобы я училась мечу! — заявила Йул. — Ты говорила, это не занятие для девочки!

— Для маленькой девочки, которой еще нет семи лет. Просто теперь ты подросла, и я уже считаю иначе, — сказала Ветка. — Вот, смотри, у меня на боку меч. А моя дочь должна уметь все то же самое, что и я. Учитесь тому, что поможет вам в путешествии. Мэглин и Эллениль будут с вами. И ада скоро вернется.

Дверь распахнулась, вошел Глорфиндейл.

— Ольва Льюэнь, если ты хочешь ехать, тебе лучше поторопиться. Если ты хочешь поговорить с Трандуилом…

Ветка вскочила. Даня вскочил за ней.

— Мама…

— Что?

— Мама, — эльфинит смотрел ей прямо в глаза. — Я не прошусь поехать с тобой. Но если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь меня позвать. Я готов. Пришли Сета.

Ветка застыла. Нагнулась.

— Я знаю… знаю, мой маленький боец. Мой богатырь. Но это время еще не пришло. Оставайся здесь и защищай сестру.

— От… кого?

— Надеюсь… пока просто от комаров, — Ветка постаралась рассмеяться.

— Я буду, — серьезно выговорил Даниил Анариндил и обнял сестренку.

Ветка втянула слезы и бросилась на выход.

***

Трандуил скакал на олене — так, как будто под копытами его друга горела лесная земля. Ни рана, ни сумерки ему не мешали.

Владыка старался изгнать из головы всякие мысли — за ним, как тени, неслись на лошадях эльфийка, прислуживавшая Ветке, целительница Иримэ, следом Эйтар и еще два или три эльфа его ближайшей стражи.

Владыка скакал так, как никогда в последние годы — хотя он сам не смог бы обьяснить, что за беда может случиться.

Ведь даже если Ольва перестала принимать волшебное зелье, что же приключится в одночасье?..

Хотя…

Сердце в его груди билось коротко и резко, так, как тоже не билось долгие годы.

Копыта прогрохотали по спущенному мосту — не останавливаясь, Трандуил закричал:

— Закрыть дворец! Все выходы и входы! Никого не впускать и не выпускать!

Стража дворца пришла в движение — пали на свои места врата и поднялись мосты… и лишь за секунду до того, как поднялся дальний мост возле казарм, по нему пронеслась всадница на гнедом жеребце, за которой следовал белоснежный полумеарас, навьюченный чересседельниками, и следом тихими прыжками скакал Сет, ничего не забывший и никогда не дремавший.

Трандуил вскричал, горяча оленя:

— Повелительница! Где она?

Пока дворцовые эльфы пытались разыскать Ольву или понять, куда она делась, на галерее над широким двором появились три фигуры — золотая, черная, изумрудная.

Трандуил замер.

— Ольва Льюэнь покинула дворец, — спокойно сказал Мэглин.

— Что?.. Когда?.. Как?..

— Я прибыл помочь тебе с Дол Гулдуром, — низким, певучим голосом проговорил Глорфиндейл. — С Повелительницей я говорил и попрощался, она решила отправиться в странствия.

— Иргиль?..

— А я не воспрепятствовал, мой Владыка.

— Мэглина и Иргиля в казематы. За измену! — вскричал Трандуил. — Витязь… ты!

— Я заменю тебя там, откуда ты прибыл, — заявил Светлейший. — А ты подумай, так ли верно сажать в казематы тех, кто истинно предан.

— Предан, но мне ли? Да и предательство происходит от того же слова! — Трандуил был вне себя от гнева. — Когда она ускакала? Каким путем? Следопытов на тропы… стражу на главные пути к Эребору, на север, и к Мории, на запад! Отыскать!..

— Мы пошлем следопытов, — сказал Мэглин. — Но разве Повелительница была в заточении?.. И… она оставила тебе записку, Владыка.

***

Ветка же меж тем скакала на юг, к Дол Гулдуру, туда, где стояли эльфийские войска и шла битва.

И ее сердце тоже билось коротко и резко — так, как давно не билось.


========== Глава 6. Дороги Средиземья ==========


— Она же не могла взлететь.

— Но она могла остаться тут, мой король, — сказал Даэмар. — Побыть собой можно и во дворце. На дорогах, которые вы указали, следопыты не нашли никаких следов. А у нее трое животных. Они непременно оставили бы хоть волос, хоть отпечаток.

— Думаете, Ольва, подобно гному, заползла вглубь моего дворца с двумя лошадьми и варгом и затихла там?

— Характер Повелительницы слишком памятен многим, — примирительно выговорил Арвиль, нынешний начальник стражи Сумеречного дворца. — Ведь и правда не было никаких указаний не выпускать ее или хоть сколько-то относиться как к пленнице. Она была вольна выехать куда ей вздумается или спрятаться внутри, если ей необходимо уединение. Она твоя супруга.

— Мать не уйдет от своих детей далеко и надолго, — сказала целительница. — А Повелительница хорошая мать. Подожди. Подземелья ли Сумеречного дворца, дороги ли Леса или даже Средиземья остудят ее голову, она вернется. Что и где ей еще нужно? Когда все, что принадлежит ей — здесь?

— Валар, — Трандуил потер лоб. Его гнев, немного затихший было, отчего-то начал разгораться вновь. — Что и где! Понятно, что и где ей нужно! Зачем я впускал гномов в Лес, почему не оберег рубежи сразу! А ты, Мэглин! Ты вмешался туда, куда не имел никакого права вмешиваться! И сразу, как только мне пришлось покинуть дворец! Исподтишка! Почему ты думаешь, что ты самый умный и всевидящий!

Мэглин стоял, скромно сложив руки на животе.

— По обычаям и законам эльдар, у меня есть такое право, право тайли Даниила Анариндила, первенца вашего союза с Ольвой Льюэнь. Ты сам даровал мне это право, Владыка, потому что признавал некоторые мои достоинства. Ты каждый день собирался сам убрать зелье, мой король, — тихо произнес он. — Но ты собирался очень долго. Когда ты убедился, что Повелительница отныне в здравом теле и духе, ты все равно не изменил того, что делал. А годы для человека не то, что для нас. И я говорил тебе, если ты не решишься, решусь я. Ты знал. Я никогда не предам тебя… и не сделаю ничего исподтишка.

Трандуил смолчал — только раздувались ноздри. Потер лоб пальцами, унизанными перстнями.

— Глорфиндейл. Ты выйдешь к Дол Гулдуру?

— Да, Владыка. Я прибыл для этого и оберегу Пущу, встав во главе твоих войск. Я отправлюсь на юг немедля. Благодарю за такую честь.

— Если случайно… ты найдешь следы или увидишь ее там… ты не пропустишь белого коня Рохана… отправь ее ко мне.

— Отправить?

— Как угодно. Под конвоем. В сундуке. Обмотав паучьей паутиной. Пошли мне весть и я прискачу.

— Повелительницу в сундук? — уточнил златой витязь. — Я — могу. А что ты скажешь вашим детям?

— О, я найду, что сказать… нет. Задержи ее. Не надо в сундук. Я прискачу… а вообще… я знаю, где она, знаю, — прошептал Трандуил, и глаза его стали темными, как драгоценные подгорные сапфиры. — Знаю, где ее искать. Забудь. Ты все равно ее не встретишь. Войска ждут тебя, отправляйся. Я благодарен тебе.

— Забыл, — кивнул Глорфиндейл и поднялся. — Отправился. Не кручинься, Трандуил. Все образуется. Ты не потерял ее. Тебе просто надо было…

— Ты хочешь посоветовать мне что-то о семейной жизни? — надменно выгнул бровь Трандуил, который топил в себе ярость, не сумев выплеснуть ее на Мэглина. — Ты, не имевший ни жены, ни детей?

— Спасибо, что напомнил, что моя невеста погибла, не став супругой.

Глорфиндейл поклонился, выпрямился, отбросил волосы назад и вышел.

— Будь осторожнее, Владыка, — сказал Мэглин, глядя в пол.

Трандуил скривился и тоже встал.

— Если бы не Анариндил… если бы не право тайли… ты остаешься с моим сыном, нандо. Как наказать твое своеволие, я подумаю позже, так как все равно считаю тебя виновным. Но сейчас… витязь прав, не те времена держать эльфов в казематах. Я знаю, куда поехала Ольва, я осмотрел ее шкатулку. И я направлюсь туда же. Доспехи… свиту. Лошадей. Оленя я оставлю.

— Не желаешь выждать день или два? — поинтересовался Иргиль. — Вдруг вернется?

— Нет. Ты поедешь со мной. Даэмар, Иллуир. И еще десяток стражников. Я надеюсь ее нагнать, так что выезжаем быстро и налегке.

— Двадцать стражников, если ты собираешься покидать пределы Пущи.

— Двадцать… да. Двадцать, — и Трандуил, отбросив назад подол мантии, шитой птицами и цветами, удалился.

— Как только он выйдет из леса, благая сила, оберегавшая Пущу, ослабнет, — сказал Мэглин. — Я оповещу Арвиля и всех стражников, что останутся здесь, чтобы собрать все силы. Воины будут готовы. Наше мирное время завершилось.

— Скажи лучше, ты его завершил, — нейтральным, почти холодным тоном сказал Иргиль.

— Поверь, — выговорил Мэглин, — если бы это произошло позже или как-то иначе, могло бы быть намного хуже. И в разы хуже было бы, если бы мирные времена завершила война, которая уже медленно подползает к окраинам Леса. Короли Севера ослабли. Одинокая гора не обрела мощи. Надо что-то делать… или уходить за Море. И конечно, мне драгоценнее всего Даниил и Йул… а они должны знать, какова на самом деле их мама.

…Бегство одного маленького и очень странного существа осталось почти без внимания. Иначе его, упивающегося свободой у ручьев Лихолесья, схватить оказалось бы совсем нетрудно.


Спустя совсем немного времени, отряд эльфов, закованный в легкие доспехи, с зелеными и коричневыми плащами поверх, на лучших лошадях, покинул чертоги.

Отряд во главе с Трандуилом отправился на запад, чтобы скорейшим путем по гномьей дороге выйти к Андуину и вдоль великой реки спуститься в Лориен, а может, и воспользоваться ее силой, чтобы ускорить путь.

Во дворце же шли приготовления к большим переменам. Нет, суета не коснулась эльфинитов, обереженных в самом сердце Сумеречья, но лица воинов вновь обрели чеканную четкость, вести, передаваемые с границ Лихолесья в его сердце, сделались тревожными, а мастера каждый день готовили колчаны новых стрел и точили и без того сияющие мечи.

***

Ветка преодолела всего несколько лиг и свернула с широкой тропы, на которой отпечаталось множество следов, ведущих в обоих направлениях. Двигаться дальше она не хотела и не могла, а бодрое начало пути сменилось усталостью и сомнениями.

Ветка когда-то случайно нашла этот потаенный грот с крохотным ручейком и небольшой поляной, закрытый свисающими плющами и подлеском. Сейчас он пригодился.

Ольва завела в убежище лошадей и варга. Сет мирно развалился в прохладной глубине пещерки, лошади стояли в кустах и сочной траве, укрытые от любых проезжих глаз.

Седло натерло ноги. Ветка пригорюнилась — не могла же она испортить себе посадку праздным образом жизни!

Белый конь из густой зелени светился, как серебряный. Ветка уважительно подумала про Гэндальфа и Глорфиндейла. В Средиземье на такой ослепительной лошади мог себе позволить путешествовать только великий маг или воин.

Мысль взять вьючную лошадь, сперва удачная, теперь выглядела провальной.

Дорога была выбрана не случайно, а лишь как наиболее натоптанный сейчас путь. Магическим образом скрыть от эльфийских следопытов двух жирных и неповоротливых жеребцов и одного обленившегося варга Ветка не могла и иллюзий не питала. Оставалось одно — удрать, спрятаться и подумать.

Она уже была голодна, утомлена. Вспотела. Азарта и обиды хватило лишь на один короткий рывок.

Да так ли страшно, что сделал Трандуил? Ну попичкал ее успокоительным. Сама виновата.

Дети.

Вернуться?

С такими мыслями, так и не разведя костер, Ветка неспокойно уснула, сжевав краюшечку лембаса, под тихий звон ручья. «Ехать. Куда… зачем. Что я докажу себе… ему… что. Зачем это. Найти себя? Я — вот. Потерять его, чтобы оценить? Нет. Это хороший путь, но совсем не мой».

И хотя мысли так и не выстроились, Ветка все же была уверена, что поступает верно, потому что иначе нельзя.

«Так бывало и раньше. Тогда меня вел голос Саурона».

«А теперь?»


Утро принесло новые проблемы в виде завтрака, огнива, утреннего умывания в ледяной воде и вообще массы дискомфорта, сопутствующего любому туризму. Природа, птички, ручей не порадовали, поскольку этого богатства было предостаточно и в Сумеречном дворце.

Ветка уже приняла решение отпустить лошадей, но пока не делала этого, так как жеребцы мгновенно выдали бы ее местоположение. И хотя она уже решила, куда поедет, колебалась.

Ее теперь пугал дождь, холод, враги, дискомфорт и одиночество.

Она ощущала громадную ответственность за себя — и понимала, что вернуться к своим детям и мужу должна только живой. Это понимание делало ее слабой. У нее не было спутника. Не было никого, на кого можно положиться. С кем хотя бы поговорить.

Как она вообще решилась на такое?..

Сет ухмылялся клыкастой пастью и ждал. Он был совершенно расслаблен. Дороги звали его, но он ждал, пока хозяйка, наконец, соберется с духом. Огромный, пушистый, бело-седой зверь, набравший невиданную сытость, мощь и силу у эльфов, жаждал вновь пахнуть пылью дорог и кобелем — а не эльфийскими мыльными благовониями.

Пару раз Ветка, вспомнив прикосновение губ к волосам дочки или щеке сына, чуть не разревелась. Ну надо же. Дурная голова ногам покоя не дает.

Можно вернуться.

Нельзя.

Подсознательно Ветка ждала, когда ее найдут.

И ее нашли.


Ночью она слышала, как поодаль, едва уловимо бряцало оружие. Не знала, кто идет, но поняла, что стража, с которой прискакал Трандуил, возвращается к Дол Гулдуру. Ночные звуки рассказали ей, что не все благополучно в ее мирном королевстве, и очаги войны уже разгораются на его границах. И вроде бы ночной ветерок принес запах металла и песка, солнца и липы… но это было бы слишком хорошо…


А наутро в ее грот проскользнул Мэглин в неприметной одежде лесного следопыта.


Ветка едва глянула на него. Она сидела у воды, обхватив руками колени и сопела.

В гроте были разбросаны вещи, которые Повелительница набрала с собой в расчете на вьючную лошадь.

— Все? Мне возвращаться?

— А ты сама этого хочешь? — тихо спросил Мэглин, усаживаясь рядом.

— Нет, не хочу. Но знаешь… так страшно. И я уже соскучилась.

— Страшно вновь становиться собой? Рисковать ради того, что ты считаешь правильным?

— Да я не собиралась рисковать, — задумчиво проговорила Ольва. — Я собиралась путешествовать.

— Расскажешь?

— Тебе — да. Куда он поскакал?

— Через Лориен в Морию.

— Я собираюсь перебраться через Мглистые горы, — сказала Ветка. — Но севернее Мории. Проехать через Ривенделл или мимо него.

— А дальше Западный тракт, Вековечный лес и Шир. В какой-то момент ваши с Трандуилом пути пересекутся, не забывай этого.

— Да. И Серебристая гавань. Я хочу ее увидеть. Я хочу увидеть корабли, которые еще стоят у причалов и ждут.

— Это грустно, дружок, — тихо сказал Мэглин. — Подчас невыносимо. Гавань теперь не навещают просто так, слишком манящ голос моря для эльфа.

— Но мне это нужно. Чтобы понять все до конца. И я не эльф.

Ветка посидела, пригорюнившись. Потом ее взгляд упал на руки Мэглина, спокойно лежащие на коленях, на теплой замше коричневых штанов.

— Я так давно не прикасалась к тебе.

Мэглин помолчал.

— И не нужно. Теперь все иначе, Ольва.

Ветка подняга голову и посмотрела ему в глаза. В Мэглине, как и раньше, были свет и тепло.

Другие свет и тепло.

— А я каждый день касаюсь тебя. Я касаюсь Даниила Анариндила. Я обнимаю и целую его. Я с ним… с тобой.

Ветка отвела взгляд.

— Чувства Владыки к тебе безупречны. Но в его душе есть всего одна заноза, которая заставляет его делать глупости.

— Ну они иногда кстати, эти глупости, — чуть сердито проговорила Ветка. — Сейчас он расшвыряет гоблинов Мории ради того, чтобы добраться до Торина, и тем самым поможет узбаду. Неплохой план, да? Я специально выгребла с собой все гномские украшения. Этой парочке иногда надо добираться до печенок друг друга.

— Ты почти права, — кивнул Мэглин.

— Мои чувства к Владыке тоже почти безупречны. За исключением всего одной занозы.

— Ты думаешь о своем пленении у Саурона?

— Что?.. нет. Что было, то прошло. Трандуил иногда мелочный, но не… не подлый… не знаю как сказать. Я не была эльфийской девой и он это знал. Но…

— Но это беспокоило тебя, когда Владыка решил давать тебе капли. Ты не спала и из-за этого. Ты не понимала, управляет ли тобой кто-либо. Боялась, что это возможно вновь. Боялась пленения.

Ветка прислушалась к себе.

— И насилия боялась. Нет. Теперь нет. Иное. Не пытайся догадаться. Ты… ты знаешь обо мне и о Трандуиле больше, чем мы знаем каждый о себе. Но некоторые вещи ты знать не можешь. О нас двоих. И не должен знать. Прости уж. И даже сейчас… я остаюсь твоей Повелительницей.

— Остаешься.

Словно пошел снег.

Снег с Пустоши, который навалил тогда мягкие сугробы около шелкового шатра.

И завыли варги, и взметнулись флаги эльфийской стражи, и загремела боевая сталь…

И все прошло, как мимолетный сквозняк.

— Трандуила очень огорчало, что ты боялась даже рядом с ним, и он не мог победить этот страх. Он старался победить. И нашел вот такой путь.

Помолчали.

— А еще… я привел тебе попутчика, — совсем другим тоном сказал Мэглин.

Ветка удивилась.

— Кого?

— Человека.

— Человека? Зачем мне человек? Они шумные… медленные. И где ты добыл человека в Лихолесье?

— Ты почти не обращала на него внимания, потому что лорд Элронд привез его с определенной целью, — сказал Мэглин. — А ведь Эстель сдружился с Анариндилом. Он обучался у наших следопытов всей грамоте, которую только Лес мог ему дать. И он обучен. В последний раз на вылазке нуменорец обхитрил Даэмара. Ему осталось лишь пройти немного странствий, чтобы окончательно стать тем, кем он должен.

Ветка подумала.

— Знаешь… это немного странно. Но я благодарна тебе. Мне страшновато уходить. Я отвыкла от жизни в лесу.

— А он нет. Он провел все эти годы, закаляясь и обретая силу. И мне будет спокойнее, что вы пойдете в такой путь вместе.

— Он подросток.

— Совсем нет. Он вырос, Ольва.

— Ой мамочки мои, — Ветка взлохматила свои гномьи кудри и выдохнула. — Все так торжественно и… бестолково. Ладно. Помоги мне собраться. Я отпущу лошадей и поеду на Сете. Я нахватала кучу барахла. Отними у меня лишнее.

— С удовольствием, — рассмеялся Мэглин. В гроте словно посветлело, а ручей зазвенел серебром. — У меня не так много времени. Я помогу тебе собраться, Ольва, и вернусь в Сумеречный дворец к Анариндилу, чтобы больше не отходить от него ни на шаг. А пока… Эстель!


Парень был высокий, темноволосый, лет двадцати. Ветка вспомнила, что вроде бы видела его, и не один раз, в одежде следопытов в пикетах эльфийской стражи… но как-то после того дня, когда Элронд привез его, и не случилось с ним разговаривать. Стало стыдно. А еще у него с лицом было что-то не то. Что-то…

— Повелительница.

— Ты же понимаешь, что, сопровождая меня в моей… причуде, грозишь навлечь на себя гнев Трандуила? Заметят, что тебя нет.

«И вообще балрог знает, что подумают».

— Пройти с тобой любой путь по Средиземью — честь для меня. Все равно пришло время возвращаться в Ривенделл, — негромко выговорил Эстель. — Лорд Элронд установил именно такой срок для моего обучения в Сумеречье. А что до гнева Трандуила, то на любого эльфа, который осмелился бы пойти с тобой, его обрушилось бы много больше.

— На ком ты поедешь?

— У меня кобыла, Крошка. Она хорошо выучена и неброского цвета, — усмехнулся Эстель. Но от варга не отстанет. Она умеет ложиться и замирать, приходит по свисту и проверена бесчисленное количество раз.

— Ладно, — проворчала Ветка, наблюдая, как Мэглин потрошит ее запасы. Точно, у парня было нечто вроде зачаточной бороды, растительность на лице, а от нее повелительница Сумеречья успела начисто отвыкнуть. — Пойдем вместе. Мне нужно… проветриться, а я немного… расслабилась во дворце, Эстель. Надеюсь, ты не дурак и не предатель. До Ривенделла дойдем вместе. Дальше как получится.

— Я много слышал о тебе, Повелительница. О твоем прошлом. О твоем пути в Лихолесье. Мы дойдем, — улыбнулся Эстель. — Мэглин?

— Я закончил. Береги ее. Ольва… и ты береги дунэдайн. Он все же очень… юн. Вдвоем вы сможете больше. И мне так будет спокойнее. А я возвращаюсь во дворец.

Ветка подошла к Мэглину и прошла с ним несколько шагов, выйдя из-под сени грота. Эстель остался внутри.

Нандо остановился и взял Ветку за плечи.

— Я права?

— Ольва, — выговорил Мэглин. — Сомнения, которые поселились в тебе, делают тебя слабой. Только они и ничто другое. А очень скоро твоим детям будет нужна вся твоя сила. Я чувствую это. Ты находишь силу на дорогах Средиземья. Возвращайся к нам… к Трандуилу от Серебристой гавани той, кем ты являешься. Прости, если я что-то сделал не так.

Ветка прижалась лбом к кафтану Мэглина.

— Очень хочется домой и в люлю. К детям.

— Я понимаю. В любой момент ты можешь повернуть назад и считать свои странствия завершенными.

— Хорошо, — Ветка выпрямилась. — Спасибо за спутника. Мы… готовы!

«Меня вел голос Саурона. Затем мной управлял Трандуил, с помощью волшебства и зелий я сделалась такой, какой он, наверное, хотел меня видеть. А теперь меня ведет голос Мэглина. С этим надо, наконец, разобраться. Где же в этой истории я? Я сама?»

Ветка смотрела в спину Мэглина, последний раз мелькнувшую среди зелени.

«Самый первый ответ, который я себе дала, мне не понравился. А ведь говорят, что первая мысль самая верная. И эта же мысль пришла в голову и Трандуилу, раз он поскакал в Морию. Тем больше причин мне не ходить туда».


Спустя немного времени два странных всадника почти беззвучно двинулись сквозь густые кусты на запад. Тонкая фигурка в добротном дорожном плаще на здоровенном и пока еще пушистом, вычесанном варге и высокая крепкая фигура в замшевом плаще следопыта на невысокой гнедой лохматой лошадке с изрезанными ушами, ступающей легко, как кошка.

Два шарообразных жеребца остались у грота. Они вострили уши и глядели то вслед лошади Мэглина, то вслед Ветке и Крошке.

Сет и Эстель в расчет не брались.


Глорфиндейл выслушал доклад двух разведчиков и пожал плечом. «Я все забыл, такова воля Трандуила. Займемся орками».


========== Глава 7. Туда и обратно ==========


Трандуил немного успокоился в дороге. Настолько, что ему хватило ясности ума еще раз тщательно перебрать в голове все, что он знал о жене — и убедить себя, что она отправилась именно туда, куда он подумал.

***

С любыми волшебными зельями была одна проблема, особенно если применялись они на людях, а не на эльфах.

Действие их было непредсказуемым.

Не раз и не два Трандуил пробовал убрать сладкое вино с волшебными каплями из их спальни. И каждый раз Ольва кричала во сне или заболевала, начинала требовать или делать нечто странное либо неприемлемое в этот момент — или попросту впадала в оцепенение, словно в сон наяву. Владыка был уверен, что силой своей любви он вернет Ольву… и все же каждый раз пугался, что повредил ей необратимо, что она могла и впрямь потерять себя — или рассудок под действием чар. И возвращал зелье.

И корил себя за то, что в тот самый первый раз не прекратил это, сразу, как только Ольва Льюэнь выспалась и немного пришла в себя, после самого первого кувшина отравленного вина. Он проявил малодушие тогда и не знал, что с Ольвой сейчас — несется она напролом сквозь Лес, гонимая внутренним ужасом, который сладкие капли загнали вглубь ее души; осознает ли она, что делает, каково ей.

И да, он был готов все обьяснить, но…

Фириэль скакала рядом. Облаченная в мужские доспехи, помощница целительницы поехала с отрядом. Эллет внимательно вглядывалась в лицо Владыки.

Эльфийскому Королю было невыносимо горько, что его любимая снова поступила как и раньше — в беде, она помчалась одна на неведомые тропы, в обиде и недоверии к нему и к тому миру, в котором теперь жила. Как бы ни подействовали эльфийские зелья, поступок ее оказался таким же, как и тогда, многие годы назад. Она помчалась к Торину. Не к Эребору, она знает, что в Горе Даин, но — к Торину. В котором она видит больше поддержки, чем в нем, древнем, могущественном Короле. В муже и отце ее детей.

К Торину, с которым она может быть собой.

…Чтоон сделает, когда нагонит Ольву?

Будет просить прощения.

Нет, не будет.

Убьет Торина.

Убьет Ольву… если вдруг…

Трандуил встряхнул волосами, которые сейчас сдерживал только сияющий венец вместо короны, забросил их назад, в капюшон, чтобы не мешали. Прошептал пару слов, и конь поскакал еще быстрее.

Фириэль поравнялась с Владыкой.

— Позволь говорить, мой король?

— Говори, — бросил Трандуил.

— Отчего вы все думаете, что она смогла скрыть следы от эльфов? Что она прошла этим путем?

— Может, и не этим. Я направляюсь туда, куда она рано или поздно придет, как бы ни пошла.

— Почему вы и ваши стражники считаете, что она всемогуща?

— О чем ты? — Трандуил повернулся к тонкой, как олененок, эльфийке. Вспомнил — Фириэль была ученицей Синувирстивиэль, жила в отдаленном поселке в Пуще, однако когда Синувирстивиэль уехала в Дейл, отправилась с ней и завершила свое обучение в городе людей. Затем вернулась в Лес — почти тогда же, когда нашлась Ольва. Осталась в Сумеречном дворце и стала помощницей новой целительницы Трандуила, Иримэ, а попутно все эти годы прислуживала Ольве — когда надо было выбрать платье, одеться, причесаться к балу. Возле жены всегда кружили и другие эльфийки, и все же Фириэль была с Ольвой чаще других. Ей и было поручено следить за тем, чтобы в спальне всегда стоял кувшин с вином, то есть — доверена тайна семьи Трандуила…

— Она человек, Владыка. Ты много думал и беспокоился, насколько трудно ей будет привыкнуть к порядкам и правилам дворца. К распорядку, укладу и обычаю эльдар. Заботился о ней, хотел, чтобы она стала, как мы, приняла Пущу в свое сердце. Но мне кажется, никто на свете не подумал о том, как трудно тебе… рядом с человеком.

— С чего этот разговор? — надменно спросил Трандуил. — Тебе многое известно, да, я пожаловал тебя своим доверием, но что дает тебе основание судить… и высказывать свое суждение? — Лошадь устала, Трандуил перевел жеребца на рысь и затем на шаг. — Что ты пытаешься мне сказать?

— Только то, что сказала… мой король. Ты должен беречь и себя. Ради Пущи… ради Анариндила и Йуллийель.

— Я берегу.

— И фэа тоже, мой король. Твоя фэа так или иначе страдает рядом с этим человеком, — тихо сказала Фириэль. — Ты страдал, пока ее добивался, ты страдал, когда с ней жил, ты страдаешь сейчас. Если бы зелье убрали раньше, она просто раньше покинула бы детей… и тебя. И все. И ты это знал и потому не делал.

Трандуил подумал.

— Ты говоришь о моей жене. Отправляйся в конец отряда. Я не просил тебя о таких словах и они несправедливы. Ты глупа говорить со мной и не поняла, что иногда счастье и страдание всего лишь стороны одного и того же. Жизни. Я был неправ, приблизив тебя. Если в твоих словах жалость, она неприемлема.

— А если в моих словах правда? — тихо спросила эльфийка и придержала лошадь, послушно выпуская Трандуила вперед, — и стороны получились уж слишком неодинаковыми?

К Владыке приблизились другие всадники, а Фириэль затерялась среди серых плащей позади.

— Если мы будем скакать так же, как и до сих пор, — сказал Иллуир, — еще через два дня древняя дорога наугрим приведет нас на окраину Леса. А еще один день — и мы у Андуина. Что будем делать дальше?

— Если нигде не нагоним Повелительницу и не получим о ней вестей от воинства Дол Гулдура либо из дворца, оставим лошадей, свяжем плот и отправися в Лориен.

— Это славно, — выговорил Иргиль, — я давно не был в заколдованном лесу леди Галадриэль. Это доброе посольство, хоть и сложилось немного поспешно.

— Ты поддерживаешь меня?

— Вполне.

— Могу сказать, что этой дорогой Ольва точно не шла, — поддержал разговор Даэмар. — Но она могла идти и вовсе не тропой. Ольва Льюэнь есть Ольва.

— Деревья говорят мне, — медленно выговорил Трандуил, — она еще под сенью Леса. Она еще в его великом Чертоге. Возможно, она еще думает.

— Как бы то ни было, — сказал Иргиль, — я видел разное. Ваши пути сплетены, Трандуил, и никакая обида не может это разрушить. Все вернется на круги своя.

Владыка вздернул подбородок, показывая, что не желает продолжать разговор.

Эльфы отстали, оставив своего короля наедине с его думами.

***

Очень медленно, шаг за шагом Ольва возвращалась в свои миры и в свои мысли.

В первые два дня пути ее мучило все сразу — холод, голод, необходимость спать на корнях и камнях. Отчего-то простые трудности пути, такие, как завонявший зверем Сет или многочасовой переход, питание утром и вечером однообразной дорожной пищей занимало почти все ее мысли.

Даже не мысли о детях.

У нее то кружилась голова, то она соскакивала с Сета, чтобы ее вырвало под кустом. Ощупывала свое тело и не узнавал его.

Эстель молча помогал во всех делах и один день даже провел на своих двоих, уступив кругленькую и умную Крошку Ветке. Сет рыскал вокруг, охотился для себя и для них. Варг угощал даже кобылу, но та гордо отказывалась от рваных окровавленных кусков мяса.

Во всех поисках правильной внутренней формулы Ветка сперва вывела одну — «Просто двигайся». Потом вторую — «Туда и обратно».

Туда. И обратно.

До Гавани и домой к мужу. И все. Это несложно, хотя и несколько внезапно. Просто пройти квест.

Ради чего?

«Ради детокса». Вот и третья формула. Вон как колбасит. Кто его знает, это эльфийское зелье, какая у него побочка. Пройти детокс, убедиться, что свободна от какой-либо внешней воли, ответить себе на все самые важные вопросы — и вернуться к Трандуилу. И разрешить все сомнения.

Мир стал попроще.

И только на третий день Ветка ощутила удовольствие от дороги, от привычного и яркого состояния «здесь и сейчас». Дискомфорт отошел на второй план, а Лес из лабиринта кошмаров стал собой — громадной колоннадой древних древ, по которыми пробивался, точно подлесок, обычный лес, а под ним — лесной кустарник, а под ним — зеленая трава, цветы и земляника.

Они двигались без дороги. Когда способность анализировать вернулась к Ветке, она удивилась странным пустым местам в Пуще — там, где Древа росли теснее, где солнца не хватало для обычных кустов и трав, не было ничего, кроме громадных корней и слоя полуистлевших листьев. В таких местах не было воды, всю ее выпивали Древа, не было никакой другой жизни — она поднялась выше либо ушла отсюда, и только иногда под листьями на земле шуршали какие-то неведомые Ветке насекомые или змеи. Таких пустых мест, которые и дали имя Лихолесью, не было вблизи от Сумеречного Дворца, и Ветка их не видела раньше.

Эстель рассказал, что именно в таких местах и происходят основные бои с орками. Но древний Лес рассказывает о любых врагах — слой опавшей листвы словно шепчет, и шепот этот слышит Трандуил, без труда определяя, где нарушена граница.

Но тех, кто движется по кронам, кто смог подняться выше, хотя Древа неохотно пускают на свои ветви чужаков, услышать или засечь не так легко. Оттого-то Враг так стремится выводить создания злобные, легкие, беззвучные, цепкие, с тонкими длинными лапами.

Там, где не было воды, путники пили из фляг. Когда вода закончилась, Эстель научил как добыть немного сока Древа. Сквозь толстую кору не могла пробиться никакая сталь и никакой дятел, но она становилась тоньше, если подкопать корень и прорезать его снизу. По тонкой веточке сок стекал во флягу, а деловитый и молчаливый Эстель обустраивал привал.

Ближе к границе Леса Древа делались реже, а удивительной цепкости кусты прочнее, образовывая заграждения. Это вроде бы были простые кусты — боярышник, шиповник, дикие розы, дикий барбарис и приземистые деревья облепихи, но они сплетались в стены, не выпуская животных из Леса и не впуская никого в него. Не желая тревожить защиту Лихолесья, Эстель подолгу искал проходы, которые позволили бы не рубить эту живую изгородь, а пролезть внутри нее.

Ветка думала, что тоска погонит ее назад. Что желание вернуться к детям и повиниться перед Трандуилом окажется сильнее нее самой. Что она не сможет решиться переступить границу Леса.

Но тоска не погнала, хотя каждый день Ветка вспоминала маленькие руки, нежные кудри Йул, неожиданно взрослый серьезный взгляд Дани, его детскую, но уже мужественную стать.

И уже с наслаждением, с радостью готовилась выехать из-под сени Леса туда, так как вспомнила, каким прекрасным, помимо Лихолесья, было и остальное Средиземье.

Возвращающийся вкус к жизни — к вот такой жизни, когда каждый день она сама решала, что будет делать — заставил ее, наконец, присмотреться и к Эстелю.

Парень умел буквально сливаться с пейзажем. Когда он не хотел, чтобы его замечали, его не замечали. Когда был нужен, словно вытаивал рядом с Веткой из кустов и высокой травы, охотился, готовил пищу, по мере сил помогал Ветке, и каждую ночь был рядом — его высокая фигура торчала около крошечного костерка.

По мнению Ольвы, парень был уж больно неразговорчив для своих двадцати лет, слишком хмур. Но и он все больше привыкал к ней, чаще улыбался, смеялся, и тогда делался очень симпатичным.

— Что будем делать, когда выйдем из Леса?

— Я хочу переправиться через Андуин. Вдоль Леса идти вверх безопасно, но могут засечь стражники Сумеречья. Стало быть, надо сразу уйти прочь, переправиться через реку.

— Мы выйдем в Росгобел, — задумчиво проговорил Эстель. — Если двинемся к Андуину прямо тут, нам придется идти до Мглистых гор через Ирисную долину, но это опасный путь, не совсем годный для Крошки и Сета. Хотя пройти можно. Дальше главное не подниматься к Карадрасу, идти его северными предгорями. Там есть одна очень древняя тропа, которая в прежние времена была тайной дорогой через перевалы, проложенной эльфами от Лотлориена до Ривенделла. Возможно, я смогу ее найти, я видел карту, когда жил в Ривенделле.

— А дальше?

— А дальше мы пойдем по землям Эрегиона, по той части, которая простерлась близ Мглистых гор и до Ривенделла — с западной стороны Карадраса. Там богатые, но мало обитаемые места, где изредка селятся люди и так же изредка бродят тролли, гоблины и орки. Там сухо.

— Ты уже обсыхаешь после Ирисной долины?

— Долина — сырое, старое, плохое и опасное место, — серьезно сказал Эстель. — Много легенд связано с теми краями. Но я пройду там. У меня есть и свои цели в этом путешествии. По окраине Эрегиона и по той же скрытой дороге мы пройдем в Ривенделл. Но если ты разрешишь, я бы отвлекся… немного. Где-то там есть развалины Ост-ин-Эдиля, великой твердыни, разрушенной и оставленной много лет назад. Наставник не разрешал мне искать город, но, мне кажется, я понял, где он. Если ты хочешь увидеть Серебристые Гавани, возможно, ты хочешь посмотреть и старинную уснувшую столицу эльфов. Я думаю, там не опасно, и такое приключение задержит нас ненадолго.

Ветка улыбнулась.

Не только она нуждалась в спутнике, этот мальчик в облике сурового равно позврослевшего воина тоже был рад компании.

— Я согласна. И еще. Раз уж нам теперь так долго идти вместе, давай начнем разговаривать.

— Я готов, Повелительница. Могу я сразу задать один вопрос, который очень беспокоит меня?

— Конечно.

— Ты не… не… ты не беременна?

Ветка уставилась на Эстеля ошеломленно. Потом подумала — перепады настроения, тошнота, причуды, заскоки. И расхохоталась. Потом так же внезапно оборвала смех, словно ее взяли за горло, и решительно покачала головой — нет.

— Не беспокойся. Это было бы слишком… даже для меня. Шляться беременной по Средиземью без охраны. Слишком.

У парня очевидно отлегло; он заулыбался.

— Ты не замечаешь, Повелительница, но ты опытный путешественник. Даже когда тебе плохо, ты все делаешь, как закаленный воин или следопыт. Узлы на поклаже, расчет сил во время дороги, костры, привалы — ты все вспомнишь, если ты идешь для этого. Твое тело помнит и так. Я думаю, это будет отличное путешествие.

— Ага, — сказала Ветка. — Надо только не попасться Трандуилу на Андуине или близ него. Но в Ирисную долину он точно не полезет.

— Мы не попадемся.

Повеселевший Эстель пошел собираться к последнему переходу. Ветка посидела, подумала. Фыркнула и начала собираться тоже.

***

Гномы сумели обустроить часть галерей на самом верху того отрога великой Мории, который оказался самым безопасным.

Морийские пещеры, долгие годы считавшиеся пустыми и безжизненными, оказались на деле наполнеными сокровищами. Истощенные жилы таили в себе изрядные богатства, до которых не было никакого дела гоблинам и оркам. Балрог прогнал гномов от немыслимого провала, в котором обитал, наверх… и тем самым сделал для них благое дело. Высокие восточные галереи Мории оказались нетронутыми гоблинами, здесь не было слоев их кала и груд костей их жертв, сохранились остатки чертогов и разработок гномов, кровати, утварь, гномьи схроны. Правда, здесь воинство Торина, Фили и Кили встретились с несколькими троллями, но их удалось изгнать без труда — огромные и не слишком умные обитатели пещер и скал уступили место подлинным хозяевам.

Балин отыскивал кладовки и тайные залы этих пещер, которые именовались Вахрам Бунд — или Белая Вершина, которая была видна из Лориена.

И Лориен был виден из галерей Белой Вершины, так как на восток из нее открывалось множетство скальных балконов и проемов. Невидимые снизу, они все же представляли бы угрозу в случае нападения драконов, поэтому в прежние времена эта часть Казад-дума была оставлена, еще до того, как Казад-Дум начал приходить в упадок. Вахрам Бунд примыкал к Первому залу и устремлялся выше него, а за Первым залом с востока находились Врата Черноречья, через которые когда-то осуществлялась торговля между гномами и эльфами.

Через Врата, мертвые и разбитые троллями, и вошли в Морию гномы.

Великий Мост Казад-Дума широкой лентой уходил во тьму. В бездне под ним обитал Балрог. Пройти вглубь Мории получилось бы краями великого царства гномов, по пристенным лестницам и галереям, либо прямо по мосту. Однако трем сотням воинов, пришедшим сюда с Торином, Фили и Кили, хватало покамест и Вахрам Бунда, который по площади залов и галерей равнялся почти что подгорному королевству Одинокой горы. Кроме того, сюда вели относительно неширокие коридоры, которые было возможно защищать.

Балин, наблюдая, как Торин охотно стоит в широких проемах, дававших свет и воздух значительной части Казад-дума, думал о том, что жизнь в скитаниях изменила многих гномов, и далеко не все они готовы теперь уходить в темные пещеры, отринув свет Солнца, звезд и ощущение ветра на щеках.

— Может, вернемся? — с надеждой спросил Балин. — О нас уж давно никто и ничего не знает. Нас сочтут погибшими, если мы не дадим о себе знать. Мы нашли столько мифрила, что, если сумеем вывезти его отсюда, оденем в княжеские доспехи всю стражу Одинокой горы.

— Зачем нам вывозить его отсюда? Мы уже запустили малые кузни Первого зала. Да, их приходится дополнительно охранять, но мы откуем себе мифриловые доспехи и тут.

— Кузни не понравятся Балрогу, ты же знаешь, — с тихим отчаянием очень пожилого гнома сказал Балин. — Твои племянники хотят вернуться к своим женам и навести порядок в Эреборе.

— Они привезут жен сюда. Скоро я отпущу их за ними. Привезут жен, приведут тех, кто поверит в меня и в силу Казад-дума. Я стану править здесь.

— Внутри Горы нет врагов, — продолжал Балин. — Там наш народ рано или поздно обьединится и долгие столетия сможет удерживать безопасность и благополучие, растить детей. Я бы хотел увидеть еще мир и процветание.

— Так не шел бы со мной, — отрезал Торин. — Узбад Казад-Дума это иное, нежели Подгорный король. Мне нужна вся Мория, а не один ее коридор. Мне нужны все ее сокровища. Мне нужно то, за что я смогу купить все Лихолесье.

— Ты никогда не сумеешь купить то, что тебе желанно, — тихо сказал Балин.

— Я не буду покупать ее. Ей станет холодно, и она сама придет туда, где теплее, — мягко сказал Торин. — Я не ради нее пришел и занял Казад-Дум. Я совершил один подвиг и собираюсь совершить еще один. Надо лишь верить в наш народ. В наше будущее.

— Наше будущее так бы обрадовалось, если бы увидело твоего сына, — тихо выговорил Балин. — Даже пусть и среди воинов тут, нашлась бы девушка.

— Да, жены и дочери гномов стали сражаться наравне с мужчинами, как это было заведено у эльфов.

— И одна из наших воительниц очень неравнодушна к тебе.

— Я знаю про Келлис, — сказал Торин. — Трудно не заметить ее взглядов. Я отошлю ее служить подальше, потому что возле меня не бывает безопасно.

— Торин…

— Я не обсуждаю это, старый друг.

— Торин. Рано или поздно нас атакуют тут, — грустно сказал Балин. — И атакуют такие силы, которые мы уже не отобьем. Или Балрог придет стереть в порошок наши кузни и нашу жизнь.

— Один раз мы ушли от него.

— Давай заберем все, что сможем нести, и вернемся в Эребор. Мы слали двух гонцов и ни один не вернулся. Мне тревожно, Торин. Послушай меня…

— Нет. Мы останемся здесь.

— Узбад?.. — в небольшие чертоги, что занимал Торин, вбежал один из гномов. — Узбад! На нижних галереях раскалился пол! Мы не понимаем, что происходит — все спокойно, но жар словно идет сквозь толщу камня…

— Ну вот, началось, — грустно выговорил Балин. — Мы еще можем уйти прямо сейчас через окна Казад-Дума…

— И попадать в пропасть? Гномы не умеют летать! — вскричал Торин. — Сперва посмотрим, что там за беда — может, просто вскрылся горячий гейзер! Хоть помоемся!

— Нету тут гейзеров, — тихо сказал старый гном. — Это не Эребор. Прости, узбад. Все годы я был с тобой… и не смог уберечь тебя — от тебя самого.


========== Глава 8. Тридцать восемь ==========


Лес отпускал Ветку неохотно, как будто она была опутана тонкой тканью. Тканью голосов, воспоминаний, мыслей; сердце звало ее обратно, ум подсказывал выйти к Андуину и встретиться с Трандуилом. Но кроме ума и сердца, имелась еще обиженная женщина — плюс расчет на то, что Трандуил сможет переломить ход бессмысленной морийской операции Торина, и Король-под-горой вернется на свой законный трон. У Ветки создалось впечатление, что Торину не хватает или последней оглушительной победы, чтобы сказать, что он отступил достойно; или последнего такого же провала, о чем думать не хотелось, так как там воевало слишком много дорогих веткиному сердцу гномов. Правда, в последнем пункте, подразумевающем вмешательство Трандуила в подгорные события, были изрядные изъяны. Ветке не до конца верилось, что Владыка в самом деле оставит детей и Лес, чтобы отправиться в Морию. Она думала, что с полпути он может и вернуться, к примеру, не обнаружив никаких ее следов близ Андуина и тракта — и мысли эти крепли, когда она вспоминала двор, пиры, праздники, ровную и радостную жизнь, оберегаемую их союзом, его благой мощью; охоты, счастье смен времен года, невыразимое блаженство от того, как беззаботно росли их дети, окутанные любовью. Все это создал Трандуил, но не он один. Все это делалось ради тех лет безопасности, о которых он много раз говорил ей как о великой ценности. И принес эти годы безопасности в Пущу их союз.

Поэтому первый день в лесу за границами Леса Ветка была задумчива, молчалива. Она рефлексировала, как сказала бы раньше. Думала о том, что происходит в Лихолесье, справятся ли воины и стражники, если придет беда. Надежно ли обережены ее дети.

Мышцы ее вспоминали навыки многодневных верховых переездов, а внутренняя требовательность к себе, задремавшая было на шелковых простынях, возвращалась к положенной ей чуткости и непреклонности.

Двигались они небыстро, так как никуда не опаздывали и ни от кого не бежали, но шли весь день, пока было светло.


— Здесь недалеко дом одного из великих магов, Радагаста, — сказала Ветка. — Дом этот, как рассказывал Трандуил, это огромное дупло живого дерева, которое может перемещаться. Спутать его ни с чем нельзя. Днем дерево стоит на месте, ночью его освещают тысячи светлячков, и оно идет, куда надо Радагасту. Дом зовется Росгобел, и по этому имени стали назызвать и весь заколдованный край. Тут обычный лес, не Древа, и лес этот со всеми его полянами и тайнами, рощами, ручьями и перелесками — Радагастов, до самого тракта. Он не дает тут селиться никому. За харадский тракт Росгобел не простирается, от тракта до Андуина — полоса ничейной земли, земли путешественников и торговцев. Ты видел магов?

— Гендальфа конечно. Радагаст гостил разок в Ривенделле, когда я был еще… ребенком. Я мало что запомнил.

— Тогда нам можно поискать Радагаста. Есть честный и нечестный способ встретится с ним, — выговорила Ольва. — Честный — походить зигзагом, неспешно, он очень не любит суеты, хотя у него самая быстрая кроличья упряжка в Средиземье. И нечестный — помучить какую-нибудь здешнюю мелочь. Ежика, зайчика.

— Вообще я планировал на зайчиков охотиться. Я уж не говорю про Сета.

— Ну, если убивать их не сразу… а медленно вытягивать кишки, отрывать уши… то как раз может подоспеть и разозленный Радагаст, если он не занят.

— Я предпочел бы ожидать не тут, а около Андуина, — рассудительно сказал Эстель, — и не рвать зайчикам ушки. У Андуина мы сможем сделать небольшую засеку и выждать, пока по реке или вдоль нее не спустится к Лориену Трандуил. Они станут поить лошадей и не пойдут никак иначе.

— А если он повернет обратно? — спросила Ветка. — Он может. Зов Леса и фэа детей очень сильны. Даже я слышу. А Трандуилу всегда непросто покидать свои владения.

— Поворачивать обратно — вовсе не в стиле Владыки, как я понял, — улыбнулся Эстель. — А я ведь несколько раз был удостоен бесед с ним. Он знает о том, что меня ждет, и говорил со мной… рассказывая о власти и королевском достоинстве.

— Ну то есть загрузил по полной, — улыбнулась Ольва, но на душе стало тепло. — И ты почерпнул что-то важное?

— Конечно. — Эстель помолчал, помешивая палочкой угольки. — Повелительница, если ты так любишь его… отчего уехала так поспешно и тайно?

— Любовь это такая штука, — задумчиво сказала Ветка. — Я раньше понимала ее иначе. Мне казалось, упал в нее, как в перину, и это сразу и навеки. И ничто внутри любви не может поменяться. Я долго ее искала и заглядывала в глаза многим мужам. Пока не увидела глаз Трандуила, сына Орофера.

— Именно так и любят эльфы.

— Но я не эльф. Но мои чаяния… почти оправдались. Эстель, если долго лежать в перине и ничего не делать, что будет с человеком?

— Ну если он вкусно ест, много спит, — усмехнулся парень, — то этот человек не сможет быть дунэдайн. Надо быть голодным и поджарым.

— А они тут при чем? — встрепенулась Ветка.

— Хотел бы быть одним из них, — сказал Эстель.

Ветка подумала.

— Это очень круто! Расскажу тебе кое-что… в свое время дунэдайн спасли меня и принца Анариндила, определив по обрывкам одежды Глорфиндейла и остаткам упряжи Асфалота, что я не враг. Я бежала тогда из Мордора в Лихолесье, выбилась из сил, потеряла надежду. Правда, на том пути я теряла ее бесчисленное количество раз — маленькие надежды, которые то возрождались, то исчезали. Но одна, самая главная, вела меня вперед и ты с ней знаком.

— Даниил замечательный, — уважительно наклонил голову Эстель.

— А тебе — урок от Повелительницы, — улыбнулась Ветка. — Когда, идя к цели, ты теряешь путь, ищи новый. Но если, потеряв путь, ты ставишь иную цель, ты никуда не придешь.

— Благодарю. Я услышал тебя. Ночь сегодня будет прохладной, — парень поднялся, — советую тебе улечься с твоим варгом, он теплый.

— Охохо. Если бы ты знал о том, каково спится на варгах, — тихо произнесла Ольва. — Так вот. О перинах и любви. Перина здесь — это принять все как есть и ничего не делать, в первую очередь, с собой.

— Если и без того все счастливо и справедливо, то почему нет? — мечтательно сказал молодой человек. Ветка промолчала и начала готовиться ко сну.

Сет не был мирной, нежной, терпеливой Нюктой. Здоровый кобель возился, перекладывался с бока на бок, спихивая хозяйку, принюхивался к ароматам леса и ночи, и в конце концов Ветка вместе со своим пологом перебралась к молодому мужчине, прижалась к нему спиной. Эстель уважительно окаменел.

— Спи спокойно, — сказала Ветка. — Я не помешаю.

— Это честь для меня…

— Да прекрати ты. Дорога есть дорога.

Женщина впервые подумала о своем возрасте — для паренька она, наверное, королева-мать, почтенная старуха. Он привык к эльфийкам и не обольщался юным видом.

— Есть для тебя задание.

— Слушаю! — Ветке показалась, что Эстель лег по стойке «смирно».

— Мэглин сказал, ты обыграл в лесу самого Даэмара?

— Ну это было разок… Даэмар великий следопыт, — было по голосу слышно, как застеснялся парень.

— Надо оставить следы на Харадском тракте и около Андуина, которые показали бы эльфам, что я правда ушла в Морию. И никак не указали бы на Ирисную низину.

— О!

— Я бы пустила свою ленту или клок вышивки с рубахи по течению…

— Можно. Но это не должен быть любой клок, потому что даже нитку, которую отовали нарочно, нетрудно определить. Твое снаряжение очень хорошее, — сказал Эстель. — Сложно предположить, что с него что-то будет отпадать или отрываться само собой.

— Отрезать ударом меча, как будто был бой.

— Это вариант. Наша задача не только увернуться от Владыки, но и сделать так, чтобы он помог Дубощиту? — прямо уточнил парень.

— Да. А теперь спи.

— Если ты согрелась, я встану и буду сторожить у костра.

— Сет и Крошка посторожат. Спи, ты тоже не железный.

«Еще через десять лет Анариндил будет таким, как ты, а Йул — юной барышней всего на год, а по меркам эльфов, на два года младше».

Лес казался таким тихим, а уютный полог на меху таким согретым, что Эстель, сказав еще пару протестующих слов, все же уснул, как и Ветка.

И зря.


Утро встретило их копошением, шуршанием и топотом маленьких лапок.

— Вот и слава валар, проснулись наконец!

Пахло горячей водой с травами; кролики, давние знакомые Сета, копошились повсюду, побросав свои шлейки, тыкались носами в лица и руки. Эстель подскочил, сразу выхватив меч. Ветка зевнула, схватила пару кроликов и затащила их к себе поближе, теплых и мягких. Сет играл с парой кроличьих вожаков на лужайке; Крошка сонно щипала сочную росную траву, не обращая никакого внимания на оживленное утро.

— Не маши на меня! И ты вставай, Повелительница Пущи, — сердито выговори Радагаст. — Некогда лежать да разлеживаться. Близ тракта происходит какая-то скверна, мне без вас не сладить, я лишь увел орков, орчищ от Росгобела, а драться, махать мечами, это уже ваша работа!

— Орчищ? — Ветка села. — Зачем нам на них нападать? Особенно если их много? Мы напротив, укроемся тут у тебя. И здравствуй, Радагаст!

— Здравствуй, здравствуй, — проворчал Бурый маг. — Топали, пугали птиц, пугали кузнечиков, змей, пришли без приглашения. Пейте вот отвар, будет как завтрак. Убери, убери железо!

Ветка точно знала слабость старого мага. Она прыснула на минутку за кустики, попутно умывшись росой с зеленой листвы, потом вернулась, порылась в поклаже, вытащила несколько кусков лембаса, завернутого в свежие листы Древ, протянула подарок Радагасту. Маг схватил и убрал в свой зипун подношение с такой скоростью, что Эстель едва успел заметить, что это такое вообще было.

— Мучают они кого-то. Поэтому не помочь никак нельзя, — сказал Радагаст. — Орки мучают, а теперь, когда нас тридцать восемь, мы непременно победим.

— Нас тридцать восемь? — спросил Эстель.

— А орков сколько? — задала Ветка, зная причуды мышления бурого мага, более правильный вопрос. — Грибы клал в чай?

— Положил маленько сушеных. Их семь. Два больших, пять маленьких. И пленники, пленники…

На секунду Ветке подумалось, что Трандуил мог попасть в плен… сердце ее беспокойно ударило в ребра, но только на миг. Семь орков? Их должно быть семьдесят. На одного Владыку.

— Кто в плену? — уточнил Эстель.

— Кто бы ни был, а выручать надо! Такое непотребство, такая скверна, что и рассказать не могу!

— А сколько у тебя сейчас кроликов в цуге? — спросила Ветка.

— Тридцать два!

— Хорошо. Мы с Эстелем, Крошка с Сетом, ты. Не сходится.

— А он? — и Радагаст указал посохом на ближайшие кусты. Дунэдайн снова обнажил клинок и скользящим шагом встал к толстому стволу. Ветка не пошевелилась, расслабленно попивая горячий лесной чай с тайными радагастовыми грибочками.

— Раз он наш, — сказала она, — то сейчас придет к огню.

С невысокой развилки дерева спрыгнул Эйтар.

Эйтар выглядел не как путник, готовый к длинному путешствию — посеченная и чуть опаленная сталь доспеха, оборванный яркий плащ, боевой тяжелый меч. Он прошел к огню, попутно кивнув Эстелю, снова убравшему свой клинок, и поклонился Ветке и магу.

— Обьясни, — сказала Ольва.

— Глорфиндейл понял, каким путем ты ушла, и провез меня часть дороги на Асфалоте. Дальше я догонял вас сам. Близ окраины Леса вы уже не скрывали кострищ и следов, — чуть сердито сказал личный телохранитель Повелительницы, — Сет бегал ко мне здороваться по ночам. Я же не мог отпустить тебя одну и витязь это знал. Трандуил не просил его выслеживать или задерживать тебя, и Светлейший поступил так, как счел нужным. Что у вас там произошло, во дворце?

— Небольшие разногласия, — кратко проговорила Ветка. Эйтар рассматривал ее внимательно. — Все в порядке. Завтракай с нами, и будем разбираться с орочьими непотребствами.

— Куда мы идем? Где Владыка? — спросил Эйтар.

Ветка увидела, что Эстель чуть сник — еще бы, без Дивного народа, одному сопровождать Повелительницу было куда завлекательнее и почетнее. Зная, что Эйтар ее телохранитель, молодой дунэдайн словно отходил на второй план.

— Мы идем убивать орков, орчищ! — выпалил Радагаст. — И быстрее, пока они в правильном месте!

— Это сперва. А потом?

— Где Трандуил, я не знаю, — медленно выговорила Ветка. — А я иду в Ривенделл. Иду с Эстелем, наследником правителя дунэдайн, воспитанником лорда Элронда. Там я решу, что буду делать дальше.

Эстель отвернулся, занимаясь поклажей и скрыв едва заметную улыбку. Ольва Льюэнь рассказала ему все свои чаяния. А телохранителю лишь часть таковых.

— Недоговариваешь, — заявил Эйтар. — Впрочем, не моего ума дело. Я не Мэглин, потакать тебе в пути не стану, но пойду куда прикажешь и верну во дворец целой и невредимой. Пока идем в Ривенделл — этого мне достаточно. Следопыт?

— Я видел карты, где была начерчена тайная дорога через горы. Наш путь — через Андуин, по Ирисной долине к Мглистым горам, где я надеюсь найти эту дорогу. Она все еще езжая, — сказал Эстель.

— Вот и отлично, вот и прекрасно, — Радагаст подпрыгивал от нетерпения, а его кролики сами собрались в ездовой цуг и влезли в упряжь. — Все попили, поели, какие молодцы! А теперь, теперь уберите отсюда, из моего леса орчищ, пока они не натворили бед!

— А тебе, — выговорил Эйтар, глядя в глаза Эстелю, — помимо советов от Владыки и Повелительницы, рекомендация от меня. Как бы ни хотелось спать в пути, спать надо по очереди. Даже если с вами варг. Понял? Если все готовы, пойдем, посмотрим вправду на орков. Втридцативосьмером.


========== Глава 9. Пересечения путей ==========


Вечером Иргиль, выставив стражу у шатра Трандуила, вошел к Владыке.

— Фириэль хочет осмотреть плечо, раненое у Дол Гулдура. Но боится приблизиться к тебе.

— Осмотри сам.

— У меня нет и пылинки свойств целителя, я не Мэглин, — усмехнулся Иргиль. — Что-нибудь отсечь мечом или кинжалом, это пожалуйста. Раны, которые я врачевал, кроме своих собственных, воспалялись и заживали дольше, чем на людях. Так что…

— Что ты о ней знаешь, о Фириэль?

— Она вдова. Иримэ говорила, она стала учиться целительству, потеряв мужа, сына, дочь. Истории много сотен лет. Муж пал еще в войнах эльфов с эльфами, на орков не спишешь. У Фириэль был дар, ее магия проявлялась в вышивании. Она могла вышить удачу или судьбу, оберег или проклятие, и отдать такую одежду тому, кому желала того или иного. Она ошиблась, вышивая свои заклинания, и всю жизнь считает гибель мужа своей виной и следствием той ошибки, потому не трогает больше шелка и иглы.

— Драматично, — равнодушно сказал Трандуил. — И что, такая эллет должна коснуться моего плеча — иглой и шелком?

Иргиль осекся, затем засмеялся и проговорил:

— Тоже верно. Но Фириэль давно и славно служит тебе, исцеляет стражников, ни за чем предосудительным не замечена. И не бойся, Иримэ тебя зашила, Фириэль лишь наложит зелья.

— Не хочу. Она говорила о том, о чем не должна была. Само заживет. Или позови Иллуира, Даэмара, они не такие тяжелые на руку, как ты.

— Может, вовсе ее отослать?

— Тоже нет. У меня нет к ней особого отношения, чтобы как-то карать или выделять. Мы хорошо прошли, орков нет.

— Видно, все у Дол Гулдура.

— Я решил выбить их из пустующей крепости, когда следопыты доложили, что там выросло уже второе поколение орков. А то, что они размножаются, это очень плохо. Обычно орки приползают сонмищем откуда-то из Мордора, или из гор, где они спариваются с гоблинами, — проговорил Трандуил задумчиво. — И когда они идут, их можно успешно прореживать. Теперь они таскают с собой какое-то количество самок и увеличиваются в числе прямо в боевых походах. Цепляются за пустующие селения, за разрушенные замки… не помню такого прежде. Но памятуя особое отношение Саурона к вопросам… размножения… могу предоположить, что это прямой его приказ, и он в своем бессилии плоти требует хотя бы от подданых плодовитости и безудержной неумеренности.

— Все знают и думают о большой войне, Владыка.

— Зеленолесье без сомнения будет биться. Но позже, много позже. И этот миг я стремился отсрочить, защищая Пущу магией и песнями. К той войне, которая грядет, и мои дети должны вырасти и выбрать стезю, окрепнуть и сражаться рядом со мной. А не только орочьи колена, — несколько сердито сказал Трандуил. — Мэглин был в своем праве, но поторопился. А орки… они выполняют приказ и стараются создать армию, равной по величине которой не было в Средиземье.

Иргиль промолчал.

— Иргиль. Ты поддержал Мэглина, значит, ты с ним согласен.

Иргиль снова промолчал.

— Ну? — уже раздраженно рявкнул Трандуил. — Ну скажи мне, сколь я был не прав!

— Ты сам это знаешь, сын Орофера. И могу тебя заверить, твой отец не смел бы так поступить с твоей матерью, что бы с ней ни происходило, — несколько заносчиво сказал Иргиль. — Я бы ни за что не позволил себе вмешаться, но когда вмешался Мэглин, я был рад.

— Ольва не эльф. Ей становилось невыносимым бремя эльфийской Правительницы. Она… не могла держать себя в руках. С зельем ей было проще и это увидели все.

— Увидели. Но также увидели и то, что ранее каждое ее появление вызывало или смех, или слезы радости, или крики гнева. А последние годы она была лишь женским силуэтом подле тебя и материнским подле ваших детей.

Трандуил вздрогнул и замолчал. Три удара сердца, пять. Потом прошептал:

— Печально…

— Что случилось, то случилось. Сам знаешь, сожалеть или горевать нет никакого смысла. Я вижу сейчас смысл в том, что Дол Гулдур зачищает Лаурэфин, ты сидишь в шатре на берегу Андуина, Повелительница шляется незнамо где, возвращая себе себя, а Пуща осталась без Владык.

— Почему незнамо где? Знамо. Как и мы, идет к Мории. Она забрала с собой Аркенстон.

— Да и слава Ауле, не нужна в Сумеречье эта опасная стекляшка. Надеюсь, она выкинет камень в бездонную Тьму Мории, — спокойно сказал Иргиль. — Пока так никто и не понял, что это такое. Ты же не думаешь, что Аркенстон просто алмаз.

— Эта штука несомненно имеет свою волю. И пока камень висел на троне в покоях под Горой, он выглядел куда как более манким, — задумчиво сказал Трандуил. — Я видел Аркенстон еще до падения Эребора. И думал, что многое бы отдал за право обладать им. Но когда он стал принадлежать Лихолесью, я едва взял его в руки. Дети иногда кололи им орехи, Ольва позволяла. Говорила, если камень повредится, то он подделка. А Торин определенно обладает чутьем и даром мага, хотя и не пользуется этим. Скинул туда, где эта вещь могла бы хотя бы уснуть. Впрочем, — ухмыльнулся Владыка, — Торину это не помогло и теперь он погибает в Мории.

— Ну, — философски заметил Иргиль, — вытащим. Пусть погибает хотя бы на солнышке.

— Солнышко не порадует гнома, особенно такого упертого.

— Ужин?

— Да.


На следующий день, после комфортной ночевки, эльфы собирали плоты. Снимали и прятали седла и узды, поводьями и подпругами вязали прочные и надежные плоты. Было решено сделать три плота и спуститься по Андуину до Лориена. Трандуил счел конное путешествие слишком длительным и обременительным для себя. И его можно было понять — лето вступило в свои права, ночи случались еще очень холодными, но дни делались жаркими и томными, река блистала и манила, быстро несла свои воды к заливу Белфалас.

К морскому заливу.

Водные путешествия, редкие в последнее время, особенно для эльфов Лихолесья, таили невыразимое очарование, звучали голосами чаек, манили голубой далью.

— Если получится, — выговорил Трандуил, — я перехвачу Ольву по дороге. Если нет, мы встретимся у Мории или внутри пещер.

Иргиль, сидя на плоту спина к спине со своим Владыкой, глядел на западный берег Андуина и думал о своем.

Он думал об истории Фириэль. О том, что в жизни каждого эльфа есть невыносимая боль, которая гложет душу — о родителях, детях, любимых, друзьях. И что бережнее всего эльдар хранят эту боль, чтобы с ней, как с сокровищем, отправиться в Валинор. Что вся боль и вся печаль народа эльфов сносится, как золотинка к золотинке, в Благословенный край, где они желают возродиться к радости и свету. Но что же на самом деле будет там — в этой сокровищнице бед и страданий? Потерявшие встретят потерянных, вновь пришедшие увидят ушедших раньше, и все плохое отступит?

Отчего-то теперь это перестало казаться Иргилю Ключнику таким уж бесспорным.

Он не найдет в Валиноре потеряных любимых или детей, разве что родителей. А вот люди — обычные смертные люди — живут с такой потерей не оглядываясь, отпустив своих ушедших и лишь надеясь, что за чертой есть что-то и для них.

А он сам найдет в Валиноре женщину, которая никогда не любила и не полюбит его, и снова будет тенью при ней и при ее счастье.

Иргиль с огромным уважением посмотрел на тень Трандуила, скользящую по светлой воде Андуина. Вот он, другой путь. Надо не просто открыться Новой Заре, надо не просто радоваться детям Новой Зари. Надо стать Новой Зарей. И Владыка это сделал.

А может, стоит даже изменить законы и обычаи эльдар. Потому что все же, если честно, то за Великое море уходят лишь тогда, когда тоска по потерянному превышает радость от пребывания в этом мире.

И радость эта велика.

Фириэль плыла на соседнем плоте и сегодня она была в женском платье. Открыв ноги выше колена, спустила их в воду. Волосы ее вились, подчиняясь ветерку, а тонкий стан был обянут льющимся шелком. И это было прекрасно.

А вокруг целительницы работали шестами эльфийские мужи, босиком, в тонких рубашках, обтягивающих их торсы. В шаге от Фириэль стоял высокий, сильный Иллуир, который точно так же потерял когда-то жену и сына, а дочь его жила в Лориене и была замужем, но в бесплодном браке.

Иллуира от Фириэль отделяло всего одно дыхание… и сотни лет верности тем, кто давно пировал в Чертогах Манве.

И тем не менее, оба они были тут, прекрасные, бессмертные, не желанные никому.

Трандуил тоже смотрел на деву.

— Что мешает любить второй раз? — спросил Иргиль.

— А ты смог бы?

— Я просто никогда не задумывался, храня память о твоей матери. Не присматривался… ни к другим, ни к себе.

— Все так. Но когда этот дар приходит, его ни с чем не спутаешь и от него ни за что не откажешься, — задумчиво сказал Владыка, и голос его звучал бархатом и медом, грустью и счастьем. — Однако… сейчас мне кажется, что эльда все же должен позволить этому быть. Что-то решить, как-то иначе повернуть свою фэа, чтобы ее свет снова стал заметен. Я не могу приказать или навязать такие вещи. Справедливости ради, я не присматривался к Ольве, но сразу увидел ее, как будто она была единственной девой в Средиземье. Только принять это было непросто.

— В некоторых вопросах эльфы каждый сам за себя…

— Но из права полюбить второй раз, — и тут мягкие обертоны голоса Владыки зазвучали грозными речными перекатами, — исходит иправо полюбить в третий, в четвертый раз… И это всего лишь полшага, край обрыва к неразборчивости людей. Поэтому все будет так, как идет.

Трандуил резко встал, сбросил сапоги и сорочку и прыгнул в воду, разрезав сильным светлым телом речную воду.

Фириэль смотрела на Владыку не отрываясь.


Плоты не останавливались. Эльфы понемногу ели лембас и прихваченные припасы и не тратили время попусту, сменяя друг друга у шестов.

На полпути к Лориену на берегу в сумерках заметили огни костра. Подошли ближе — но это был лишь небольшой отряд орков, запаливший для себя целое огромное дерево. Орки кривлялись и грозили с берега, но Трандуил пожал плечом и плоты прошли мимо.

Впереди ждала Мория.

***

— Видишь, твоим сородичам наплевать на тебя, — грубо хохонул огромный рослый орк, пнув бессильный силуэт в грязных плащах. — Никакой надежды. Никто не остановился тебя спасать и не услышал эту твою… фэа. А все потому, что фэа твоя теперь так себе. Наши орочьи зелья в чем-то получше ваших, хоть и готовятся из грязи и крови. Так что будешь делать, что прикажу, останешься с нами. Ничего лучшего тебе уже не увидеть.

Сверток тихо застонал.

***

Крошка осталась вместе с кроликами на потаенной полянке недалеко от того места, где, как говорил Радагаст, творилось орочье непотребство.

Орков вправду было семь, и двое из них, один огромный, посеченный шрамами, и совсем молодой со светлой, почти нетронутой кожей, напомнили Ольве Азога. Такие орки, она слышала, обитали в Серых Россыпях и не так уж часто прибивались к темным воинствам.

Орки говорили негромко, но на вестроне. В середине яркого, солнечного дня эти бойцы были слабее, так как орочьи глаза не слишком хорошо переносили свет, а вот Ветка, Сет, Эстель и Эйтар, рассредоточившись и обговорив план нападения, понемногу занимали оговоренные для атаки места. Радагаст устроился на развилке замшелой старой ивы почти слившись с ней, и готовился поддерживать бой силой магии.

Орки путешествовали не на варгах, а на маленьких, толстых и невыносимо косматых лошадках. Неперелинявшие животные показались Ветке больными.

Около поваленного дерева, где орки запалили громадный костер, стояло нечто вроде рваной и видавшей виды палатки из грязной мешковины. И в палатке несомненно что-то происходило. То один, то другой орк по одному ныряли туда и появлялись снова через некоторое время, довольные и ухмыляющиеся.

После очередного непродолжительного отсутствия большой иссеченный орк вылез наружу, таща за собой тело женщины, человеческой женщины. У Ветки натянулась на лице кожа и она физически ощутила, как побелела от бешенства — у орков были пленницы и они их насиловали.

Слишком живо вспомнился Азог Осквернитель.

Слишком живо вспомнилось то, что он тогда делал. Только теперь в роли эльфов-спасителей была она и ее маленький отряд — а там в палатке оставалась, видимо, еще одна живая женщина.

Погибшую бросили у костра, совершенно очевидно собираясь сожрать тело.

Солнце дошло до нужной точки.

Сет беззвучно скакнул к орку, сторожившему лошадей, и одним движением челюстей перекусил его. Потом рявкнул на несчастных животных — лошадки бросились врассыпную.

Эйтар, защищенный броней, встал во весь рост и без малейшего промедления накрыл стрелами еще двоих — до того, как они успели отправить тело девушки в суп или хотя бы протянули лапы к своим черным арбалетам.

Эстель взял еще одного на клинок сзади и сбросил с меча. Осталось трое — два огромных серых скальных орка и еще один, который выползал из палатки.

Ветка, также не таясь, встала и подошла к орочьему стану.

— Кто вы такие? Откуда идете?

— Мы дезертиры, с Дол Гулдура, — ответил мелкий, трясясь. — Мы просто идем к Мордору, никого не трогаем…

— Так уж никого? — Ветка смотрела первому заговорившему в глаза, но отлично видела, как более молодой из скальных тянется лапой к кинжалу. По воздуху прошелестело — Сет сбил его и встал лапами на широкую спину, оскалившись.

— Я тебя знаю, — неспешно заговорил большой серый. — Я Кхзыр, и я в родстве с Азогом Осквернителем. Ты шлюха из Пущи, которая спала с орком. Тебе понравилось? Хочешь еще?

Ветка так удивилась, что даже не обиделась.

— Я была в плену у Азога, только откуда такая версия?

— Все орки знают, кого ты воспитываешь. Эльфийский царек не был бы способен зачать сильного потомка. Его род выродился, — рыкнул орк.

«Нормально вообще, — подумала Ветка, — вот так сидишь и ничего не знаешь»…

На секунду она отвлеклась — и этой секунды хватило, чтобы побежденные напали, а победители снова отвоевывали свое преимущество. Варг таки перекусил шею молодому скальному орку, Эстель разделался с последним мелким, а Эйтар готовился зарубить Кхзыра, но… Ольва взмахнула рукой, и Эстель с Эйтаром вцепились орку, который был в два с половиной раза больше каждого из них, в плечи, чтобы Повелительница могла поговорить.

Ветка еще раз осмотрела скального — никаких сомнений в его родстве с Азогом не было.

Затем нырнула в палаточку.

— Иди-иди, тебе понравится…

Вернулась непроницаемым выражением лица. Развернула ладонь.

— Это что?

На ладони лежал, мерцая голубым, крошечный флакон.

— Это такое средство пытки, — с иронией проговорил орк. — Бери, дарю. Тебе пригодится.

— Из чего это делают?

Эйтар ощутимо воткнул в орка кинжал, чтобы тот говорил.

— Из гончего листа. И крови эльфа…

Ветка подошла совсем близко и заглянула в маленькие, высвеченные солнцем глазки орка.

— Это действует так, как я думаю?

Орк ответил не менее длинным взглядом и проворчал:

— Попробуй, увидишь… одной капли хватит, сучка… и тут нет никого, кто сможет тебе помочь… кроме меня, конечно… бесполый эльф, ребенок и старик…

— Ага, — сказала Ветка. Вытащила свой кинжал, вогнала под сердце орку и начала медленно вращать.

— За ложь, за скверну, за подлость… — вырвала меч и одним ударом снесла голову. Мужчины пригнулись от брызнувшей крови и отскочили в стороны.

— А это за Азога, — подытожила Ветка. Затем нагнулась и сорвала с пояса трупа кисет, плотно чем-то набитый. — Глядите, у него есть гончий лист! Заберем, пригодится.

— Что там внутри? — спросил Эстель.

— Не заходите. Эйтар, принеси мою поклажу и позови мага. Уберитесь тут… мне нужна вода. Мы на какое-то время останемся здесь.

И Ветка нырнула обратно в палатку.


========== Глава 10. Делай, что можешь ==========


Кили бился в Мории.

Тауриэль не могла найти себе места в Дейле, хотя Синувирстивиэль и Тиллинель старались помочь ей, как могли.

В страже с людьми Тауриэль не прижилась, с разведчиками, которые несли дозор вокруг города, подгорной принцессе тоже оказалось не по пути.

В целительницы Тауриэль не хотела.

Чаще всего девушка грустила на сеновале, где когда-то скоротала ночь в разговорах с Мэглином. Мысленно она перебирала каждый камень, каждую балку разрушенного Полуденного приюта — и теперь, когда его не стало, вспоминала его как истинный дом, как место, где ей было счастливо. Было безопасно вспоминать это — так, поскольку вернуться все равно было нельзя.

А тогда, в самом Приюте, сложнее всего было выносить взгляды путников — а путники смотрели на нее, на Кили, на них двоих.

Кили гордился и наоборот, стремился встать к ней поближе.

А Тауриэль никак не могла начать гордиться.

Вместе и наедине они были счастливы, а при всех, публично, лесная эльфийка ощущала себя как с содранной кожей.

Ее вечно тянуло в странствия — обратно в Лес, в Ривенделл, в Лориен.

Ей всегда было сложно найти место для себя. Ей было трудно выразить себя в разговорах с другими эльфами. В точности сказать то, что она думала.

Она и раньше делала странные вещи, и потом жалела.

А больше всего, всем сердцем, ей хотелось попасть в другой мир — туда, откуда пришла Ольва. Почему-то теперь Тауриэль казалось, что именно там она найдет то, что безотчетно ищет всю жизнь. Какую-то такую форму свободы, которая невозможно здесь, в Средиземье. Даже мысленные поиски этой свободы больше всего походили на детскую задачку на логику — «представь то, что представить невозможно». Быть с тем, кого любишь — но не положив при этом себе на плечи великое бремя осуждения и обсуждения, традиций, обычаев и правил; делать то, что хочешь — но без риска гибели или насмешки…

И даже не расспросить Повелительницу — когда появилось на это время, с Ольвой Тауриэль разделили судьбы и расстояния.


Когда-то в поисках внутреннего комфорта она пожелала отправиться к Морю Рун. Путь туда непрост и долог, путь обратно еще сложнее. Добралась и собрала драгоценные ракушки из перламутра на его берегах, но вернулась из дальнего странствия опустошенная и так и не нашедшая себя. Чуть не погибла уже возле Пущи.

Стремясь загладить вину перед Владыкой и перед Лесом за свое путешествие, оправившись, она бросилась в Ривенделл и воевала с гоблинами вместе с Элладаном и Элрохиром. Ей показалось тогда, что один из сыновей Элронда затронул ее сердце и она навеки останется в Ривенделле… но когда гоблинов разбили, и наступили мирные времена, и эльда начал ухаживать за ней, петь песни — испугалась и вернулась в Лес.

А в Лесу всегда был Леголас.

Тауриэль с его помощью сделалась капитаном одной из лесных страж, и Трандуил лично выходил с ней на вылазку и смотрел, какова она в бою. Тауриэль вызвала уважение к себе, заставила признать все ее безрассудства… и поняла, что Леголас готов быть с ней — а она не готова. Или не знает. Или… не любит. В общем, не сейчас.

И тут случился Кили. Гном, который разорвал все рубежи, сдвинул все пределы. Мужчина другого народа, который дал рыжей нандо почуять запах свободы. И война за Ольву Льюэнь, и сражения с драконами — и ко всему этому Тауриэль оказалась готова. Ко всему… кроме мирного обустройства Приюта в положении замужней дамы, когда все завершилось. Гномьей принцессы. Потому что сама она чаяла и дальше объезжать пределы Средиземья, так, как делал это например Глорфиндейл — но у витязя было столько силы, столько уверенности и спокойствия! Он отказался от дома, он не искал ничьего внимания или гостеприимства и был везде желанен. Он никогда никуда не торопился и всюду успевал…

А еще — гномы не стеснялись желать плодовитости, деток и внуков, да еще и спрашивать, как у молодых дела в постели.

И Тауриэль точно знала, что не принесет Кили долгожданного сына, и как бы он ни утешал ее и себя, это так и останется между ними. Бездетный, но женатый гном — горе и позор всего рода. Иногда Кили говорил, что усыновит троих-четырех детишек, если кто-то вдруг останется без родителей, и будет у них дом, полный малышей. Это пугало Тауриэль больше всего. Стать эльфийской матерью… деткам наугрим!

И больше всего не желала понести, нет… а боялась этого. Боялась даже представить, каким может быть их ребенок. А как можно желать мужчину и восходить с ним на ложе, удерживая в сердце такой страх…

Кили ощутил это все кожей, не головой; и пока голова не поняла — ушел с дядей и братом. Он был уверен, что оставляет Тауриэль счастливой и гордой хозяйкой Приюта, что Двалин позаботится о ней, а не Двалин — так Дис и Эребор.

А затем разрушили и Приют, который так и не стал Тауриэль домом.

Возвратиться в Лес без разрешения Трандуила, точнее, с прямым запретом, Тауриэль не решилась. Сперва с двумя или тремя эльфами, такими же бродягами по натуре, как она сама, они дошли до Ривенделла и немного побыли там. Тауриэль успокоилась и приняла решение отправиться в Морию к Кили. С ней пошли два эльфа, но по пути их настигло известие, что Трандуил привел часть войск к Дол Гулдуру и выбивает оттуда орков. Решение изменилось — все трое направились в Дол Гулдур.

Стычка с отрядом из двадцати орков была совершенно неожиданной. В итоге остались в живых восемь орков и Тауриэль.

***

Ольва снова выскочила из палатки.

Эстель и Эйтар заканчивали хоронить несчастную женщину из людей, наваливали камни на ее скромной могиле. Эстель срезал с ее шеи скромный домодельный амулет — может, получится узнать, кто она, откуда.

Крошка собрала и привела оркских лошадок, и с несчастных животных сняли жестокую сбрую, местами вросшую в кожу и десны, натершую до крови и гнойных язв. Под тяжелыми широкими седлами лошади оказались почти лысыми, в ранах копошились опарыши. Радагаст обьяснил лошадям, что отныне их дом — Росгобел, и здесь им можно выздоравливать, набираться сил и приносить жеребят. Кролики несколько разволновались. Крошка бдительно следила и слушала.

Там, где валялись тела орков, их вещи, оружие, из земли земли поднимались корни древ. Не быстро — отвернешься, и вот новый корень обхватил руку, еще миг — и щит словно втянулся в землю, как будто лежал тут сотню лет. Зеленела трава, густея и наливаясь соком.

— Эйтар! — крикнула Ветка. — У нас проблемы.

Телохранитель, отряхивая ладони от земли, подошел к Повелительнице.

— Мне нужна палаточка, но около самой воды. Не эта, там ужас, пусть ее тоже Радагаст изничтожит. Мне нужно… даже не знаю что. В моей поклаже есть баночка такая, с личным клеймом Иримэ — для потертостей, порезов. Просто то, что у вас заживает два часа, у меня неделю, и я попросила… неважно. Найди, принеси. Пахнет фиалками. Найди мою чистую запасную одежду. Платье… или длинную сорочку. Дай свой плащ.

— Я все сделаю, палатка будет быстро. Кто там?..

— Ой, молчи, грусть, — буркнула Ветка и юркнула обратно. — Там пи… печально все.

Эйтар понял приказ по-своему — с молодым дунэдайн они, как смогли, обустроили крошечное уютное жилище у самой воды. Снизу в пару мгновений сделали пол из нарубленного и уложенного накрест рогоза, набрали ложе из мягких ветвей, внутри соорудили из ровной деревяшки столик, принесли пищи, воды. Когда все было готово, Ветка обернула того, кто находился в орочьей палатке, длинным и широким боевым плащом Эйтара и отвела к воде, за заросли ивы, и там начала купать, судя по плеску и вскрикам.

Но и длинные уши Эйтара, и круглые человеческие, но достаточно чуткие уши Эстеля ловили одно и то же — какие-то чрезмерные вздохи и всхлипы, стоны, а не рыдания, как можно было бы ожидать. Ветка временами говорила голосом строгим, как иногда с детьми: «А ну убери руки! Успокойся!.. Прекрати!»

Радагаст закончил заклинать траву и древа и прислушался тоже.

Затем сказал:

— Охохо!

И потом еще раз:

— Айайай!

День перешагнул далеко за середину и клонился к вечеру; эльф, юноша и маг собрали небольшой костер. Эйтар поднялся выше по течению, где рыбу не успели напугать, набил сомов и пек их в костре.

Ветка появилась из палаточки, принюхалась. Потом окликнула:

— Радагаст, пойди-ка. Со всеми своими грибами. Ее надо усыпить.

Выражение лица у Ольвы было очень странным. Позвав Радагаста, она вышла к костру и уставилась на Эйтара и Эстеля — примерно так, как кобра смотрит на двух жаб, выбирая, какой пообедать.

— Повелительница? — с некоторым сомнением спросил Эйтар.

Маг сноровисто двинул к палатке, приговаривая: «Я же говорил, непотребства, неслыханное дело»…

Старый волшебник скрылся в палатке не слишком надолго — снова возня, придушенный возглас старца, вспышки волшебных заклинаний… и Бурый маг кубарем выкатился к костру.

Это было даже забавно — Эстель улыбнулся; но Радагаст совсем не улыбался.

— О, нет, нет, я не гожусь на такие дела… Это новая магия, но такая темная, какую я и представить себе не мог… Ольва, она поспит, но совсем недолго. А потом, если не получит своего или не понесет, она умрет. Мне тут не помочь никак, никак; и раньше были похожие зелья, но они никогда не попадали в руки магам, чтобы можно было составить противоядие… да и сама мысль не шла в такую ужасную сторону…

— Ну да, насиловали так насиловали. Все по-честному, никакого удовольствия. У этой пакости же есть срок действия? — Ветка вытащила сияющий флакончик. На стекле была черная сургучная печать с изображением Ока Барад-Дура.

Не прикасаясь, Радагаст рассмотрел пузырек с возрастающей печалью.

Палатка молчала.

— Вся сила некроманта тут… все его чаяния на большое войско, — затем выговорил он. — Женщина любого народа сможет с этим становиться матерью орка, и не один раз. И по доброй воле и с радостью. Понятно теперь, что за силу я ощущаю, что за вести несут мне темные ветра — Саурон и вовсе ушел за границы дозволенного и играет с самой жизнью и ее таинствами… его тьма, и без того темнейшая в Средиземье, углубилась и сделалась зловещей…

— Хорошо сказано, — буркнула Ветка. — Генетик-гинеколог, балрогов любитель… на пальцах, что мне делать?

Радагаст замолчал. Посмотрел на двух воинов у костра.

— Ольва, — спросил Эйтар, — кто там?

— Там Тауриэль.

Эйтар, который годами ходил с рыжей эльфийкой в дозор, вскочил.

— Сядь. Сейчас она спит, — устало и как-то досадливо сказала Ветка. — Но она проснется, сколько-то помучается и затем умрет. Радагаст?

— Умрет, если не получит радости телесной от мужа или не понесет, — проговорил маг, не поднимая глаз от флакона и как-то неловко скрывшись ушанкой от взглядов Эстеля и Эйтара.

— Где мы тут возьмем ее мужа? — вскричал Эйтар. — Принц Кили в Мории! Мы не успеем!

— Да. — Ветка села у костру и взяла кусок ароматной рыбины. — Хороший вопрос.

«Бесполый эльф, мальчишка и старик».

— Я так понимаю, что эта Тауриэль отравлена и желает любого мужа, — тихо сказал Эстель. — Отравлена зельем, победить которое Бурый маг не может. И если она не получит… любого мужа, то умрет.

— Если перевести эту ситуацию на язык журнала «Крокодил», офигеть как смешно, — мрачно, очень мрачно проговорила Ветка. — Давайте… что там у вас к рыбе? Я хоть поем, если мне ее до утра успокаивать…

— Как ты будешь успокаивать эллет? — рассудительно и как-то очень по-взрослому сказал Эстель. — Ты не муж. И что бы ты ни сделала, она все равно умрет?

Ветка без аппетита проглотила кусок ароматнейшей свежайшей рыбы.

— Ну сделаю что смогу, чо. Я не готова дать Тауриэль умереть в такой ситуации. Как я буду смотреть Кили в глаза?

Радагаст, втянувшись в зипун по плечи и накрывшись ушанкой, на своем лесном языке костерил орков. На сидящих у костра он старался не глядеть.

— Я его так хорошо убила… и Глорфиндейл. Мы убили. Почему он жив, Радагаст?

— Великий дух ведет великая цель, — из глубины ушанки прошептал маг. — А великая цель требует великой армии…

Ольва подкинула на ладони флакончик.

— Я встречусь с ним. И если будет куда, волью ему эту дозу целиком. Все равно в какое отверстие. Мне надо сказать спасибо за подарок на свадьбу. Ну почему тут нет Мэглина! Или Трандуила! Они придумали бы что-нибудь…


========== Глава 11. Лориен ==========


Воды Великой реки были тихи, но коварны.

Ширина Андуина была такова, что только самый сильный лучник мог перекинуть стрелу с одного берега на другой.

Красота реки была многократно воспета людьми и эльфами… и Трандуил, и его стража получили огромное наслаждение от путешествия по воде. Но оно подходило к концу.

У причалов Лориена, спускавшихся ступенями к самому Андуину, уже стояли эльфы леди Галадриэль, встречающие отряд Трандуила.

Владыка оделся заранее и стоял на своем плоту, точно статуя — в мантии и короне, скрестив руки на груди. Вольное или невольное посольство беззвучно причалило… и Трандуил ступил на землю Лотлориена, великого и таинственного Золотого Леса, еще более закрытую и обереженную, нежели даже Пуща.

Их приветствовал Халдир.

— Владычица предвидела твой приезд, Владыка Трандуил. Она разомкнула для тебя магические границы вокруг Заколдованного леса. Если ты готов к дальнейшему пути, тебя и твою стражу ждут лошади — мы отправимся в Карас Галадон.

Трандуил удивился.

— Я несколько раз был во владениях Галадриэли и Келеборна… и ни разу не оказался ранее удостоен такой чести; что изменилось теперь?

— Теперь… лучше бы Владычица рассказала тебе сама, но раз ты спросил — я отвечу. Теперь пробудился Балрог и Галадриэль собирает отряд для того, чтобы пробраться в Морию и не допустить беды для всего Средиземья, — Халдир поклонился.

Трандуил вздрогнул и прошептал:

— Я так и знал… так и знал.


— Мы видели отблески балрогова огня на восточных утесах Мории, — говорил Халдир, пока гости вместе с хозяевами ехали сквозь Лес. — Затем услышали и характерный рев. Гора сотрясалась, срывались камнепады, которые оказались опасными для наших западных границ. Галадриэль не сомневается, что нечто выгнало Балрога из бездны, растревожило его — и скорее всего это были гномы. Надо прекратить бессмысленный поход Торина Дубощита, Одинокая гора нуждается в нем сильнее Мории. Надо загнать вглубь Великое Зло, Проклятие Дурина… и запечатать все выходы из Мории к Лориену. Галадриэль призывала силой своей магии всех лучших бойцов Средиземья на помощь. Глорфиндейл пока не явился, но явился ты.

— Я как раз иду в Морию.

— Что тебя заставило прибыть? Ты услышал зов леди Галадриэль?

— Были и свои причины, — вальяжно ответил Трандуил. — Правда, я не предполагал, что эльфы Лотлориена также войдут в мой отряд и собирался обходиться в этом шуточном походе своей стражей. Что Лантир?

— Превосходный боец. Сейчас с небольшим отрядом он сопровождает в Ривенделл Арвен. Она гостила у бабушки достаточно долго и уже соскучилась по отцу. Галадриэль обучила ее всему, что Арвен сумела взять. Они поедут в обход Мории по древней дороге. Братья должны встретить Арвен по ту сторону Мглистых гор. Но Лантир не уверен, вернется он сюда или останется в Ривенделле. Наш лесной уклад не во всем пришёлся ему по вкусу. К таланам он так и не привык и предпочитал оставаться в жилищах у корней древ.

— Я смотрю, — усмехнулся Трандуил, — вкус у моего оруженосца весьма капризный. Впрочем, ладно. Ему нигде не отказано, может вернуться и ко мне.

— Может, он так и поступит, если смирится с новой Повелительницей Лихолесья. Кстати, Ольва Льюэнь призывала в свое время помогать Торину. Но мы пойдем не помогать. Мы пойдем заставить его выйти из Подгорного королевства Дурина и не тревожить призраков более, — выговорил Халдир. — У нас есть вести из Дейла и Эребора, которые повлияют на этого упрямца. Но для начала надо до него добраться и заставить с нами говорить. Пока это удавалось лишь дважды и оба раза он менял мифрил на припасы и снаряжение. Это все, что он хочет. Конечно, мы беспокоимся в первую очередь о нашем Лесе. Он не столь велик, как Пуща, и даже небольшой ущерб его границам будет тяжел для нас. Кроме того, мы привыкли к безопасности.

— Каким бы ни было владение эльфов, огромным или маленьким, любой ущерб тяжел теперь, — печально сказал Трандуил. — Ибо каждый показывает, как мало нас осталось и как невелики теперь силы Перворожденных. А безопасность эта мнимая, Халдир.

— Согласен, — уважительно склонил голову Халдир. Помолчал.

— А все же… что привело великого Владыку Трандуила в Лотлориен?

— По сути, то же самое. — Владыка подумал, стоит ли сообщать вот так, по пути, то, что было предназначено для ушей Галадриэль. — Я пришел поставить коротышку на место и вынудить его вернуться домой. А еще… я имею основание предполагать, что там, в Мории, Ольва Льюэнь.

Теперь помолчал Халдир, перебирая в памяти кое-какие события десяти-одиннадцатилетней давности.

— А, ну тогда понятно, почему пробудилось Проклятие Дурина.

— Вот и я о том же, — спокойно и невыносимо величественно выговорил Трандуил и задрал подбородк. И Халдир так и не понял, смеяться ему сейчас — или выразить сочувствовие.

***

— То, что Ольва давным-давно говорила о Торине, это понятно. Но с чего ты решил, что она пошла именно к нему?

— Она всегда шла к нему, когда… огорчалась или обижалась… на… меня, например, — сказал Трандуил. — Почему теперь она должна поступить иначе?

— Но с чего ей обидеться на тебя?..

Галадриэль, Келеборн, Иргиль, Трандуил, Даэмар, Иллуир и еще два или три эльфа из самых приближенных Галадриэли сидели на самом высоком талане Карас Галадона. Ни один человек, если бы его чудом поместили бы сюда, не признал бы в круглом зале с превосходным шлифованным полом всего лишь платформу, устроенную на Древе. Ветви стен переплетались очень плотно, оставляя открытыми оконные проемы. Талан выглядел ничуть не менее великолепным, чем дворец Трандуила — правда, все огни тут были закованы в светильники из толстого стекла, и каминов на таланах не устраивали.

Зато для каждого гостя, на каждом кресле были приготовлены теплые покрывала, а две эльфийки принесли теплое вино — как раз для прохладного позднего вечера. Таланы были одним из древнейших жилищ эльфов, и сохранились они только здесь, в заповедном Золотом лесу.

— Есть причина, леди, — сказал Трандуил. — Если позволишь, я бы хотел просить тебя припасть к силе Зеркала.

— О, мое Зеркало не всегда показывает именно то, что спрашиваешь, — усмехнулась Галадриэль, — а если и покажет то, что спросил, то не обязательно это правда. Иногда волшебная вода показывает страхи или сомнения, развилку пути, прошлое или будущее.

— И все равно. Я бы хотел… если ты позволишь.

— Конечно. Ты Владыка всех эльфов Средиземья, ты наш король, — Галадриэль наклонила голову. — И ты так давно не ступал в Лориен, что тебе здесь все открыто и все позволено. Мы живем магией и тайной, мы защищены от нападений, просто потому, что мой Золотой Лес так расположен. И Мория долгие тысячелетия была нашим союзником, а затем, после ее падения и гибели, просто безмолвным соратником, оберегающим с запада. Орки не могут подойти к нам, а гоблины Мории, даже если иногда и вылезали в эту сторону через окна Белой вершины, не причиняли никакого вреда. Вход же, Восточные врата, мы зорко охраняли. Мы были в безопасности и желаем остаться так и далее. Галадрим будут счастливы и обережены здесь, до самой Великой Битвы, и далее, сколько позволят валар.

Трандуил кивнул.

Он с трудом вынес церемонный ужин и множество комплиментов и приятностей, которые говорились эльфами Лориена телохранителям и охранникам Трандуила и ему самому; и сам бесчисленное количество раз сказал все, что только мог, Галадриели и Келеборну, их мудрости, мощи и красоте. Сам же он с раздражением думал, что уже положил бы спать свою свиту, лег бы сам, а наутро продолжил бы путь к Мории через Лориен…

Но когда на небе сложился некий узор из звезд, появления которого ждала Галадриэль, леди легко встала, поманила за собой Владыку; они спустились с талана, оставив прочих наслаждаться десертом, ночью и небом.

Галадриэль шла, невесомая и прекрасная, молча давая возможность Трандуилу собраться с мыслями и рассказать о том, что его терзало.

— Волшебница… — сказал, наконец, Трандуил. — Пожалуйста, постарайся меня понять.

— Я слушаю, Владыка, — тихо проговорила Галадриэль.

— Все, что будет сказано… это лишь следствие моего страха. Я боялся и боюсь, Галадриэль.

— Страх всегда порождает темноту и ошибки, — мягко выговорила леди Золотого Леса. — Я уже понимаю, что ты сделал нечто, недопустимое при достоинстве и мудрости короля. И, кажется, понимаю, почему.

— Я не всегда чувствовал ее. Она уходила в себя, в свои страхи и мысли. И каждый такой раз я начинал понимать, что теряю ее. Она предоставила мне право думать о жене на закате, уходить ненадолго в свое прошлое… но я никак не мог предоставить ей такое же право. Мне надо было каждую минуту ощущать ее.

— О, — сказала Галадриэль. — Это ревность, мой король.

— Это она.

Трандуил помолчал.

— Но через какое-то время я увидел, что это слишком давит ее. Что она не может каждую минуту и секунду оставаться моей. Просто не может, потому что она не эллет, которая была бы счастлива такой судьбой.

— Да, почти любая эллет так и чувствует своего эльда, — сказала Галадриэль, — но вовсе не обязательно и не всегда непрестанно. Ну разве что первые пятьдесят… сто лет… далее чувствование друг друга, ты помнишь сам, становится иным.

— Да. У эльфов. Ольва… начала рваться из леса. Когда только Йуллийель встала на ножки, сразу начались разговоры о… о…

— О Торине?

— Не только, — сердито сказал Трандуил. — О Барде, о Рохиррим, о морях — любых, разных. На деле же я понимал, что происходит. Ольва не могла мне сказать в лицо, как тяжела ей моя любовь. И она старалась убежать от нее. Попросту убежать. Не понимая в точности, что ее давит и от чего она бежит. Я не знал, что делать. Я не мог любить ее поменьше или с перерывами. Я не мог перестать думать о том…

— Ну же. Скажи.

— О том, что она человек и в силах и в праве попросту разлюбить, — прошептал Трандуил.

С его кафтана, с широких плеч снялась целая туча черных, бархатных, как ночь, бабочек, и растворилась во тьме. — Разлюбить, и в одно утро встать — и увидеть рядом с собой чужого ей мужчину. А кто-то новый занял бы ее сердце. Ведь так делают люди.

— Это серьезный страх для эльда, — прошептала Галадриэль. — Такое случалось и у нас, и расставания тоже, но так нечасто, что почти каждый случай описан в свитках законов и обчаев и стал нарицательным… каждый день стремиться усмирить голос своей фэа, ограничить силу своего духа ради того, чтобы не раздавить ее ежесекундным присутствием в ней… а ты объяснил ей, что истинный брак эльфов именно таков, и он много превыше слияния хроа?

— Все объяснял, — грустно проговорил Трандуил. — Более того, она всегда ощущала, когда я с ней… в ней… и когда отвлекаюсь. И когда отвлекался, она веселела, щебетала с детьми, каталась верхом. Понимаешь, я видел, как она начинала от меня… отдыхать. С удовольствием. И это было невыносимо. Так больно. Так… странно.

— Это одна из причин, почему такие союзы не одобряются. Почему это бремя. И почему так мало эльфинитов. Было. Ранее, — проговорила задумчиво Галадриэль. — Не всякому человеку вынести нашу любовь… и не всякому эльфу вынести любовь к человеку. Это могут быть встречи, но только не одна жизнь на двоих. Одно дело, когда и тело, и дух слитно, вместе стремятся к победе, презрев опасность и тяготы, когда под свист мечей и стрел ты клянешься в любви и отдаешься страсти. Да, я тоже знаю, что такое страсть, Трандуил. Я мятежник, воин и маг. А еще я… женщина. Но другое дело жить изо дня в день с тем, что ты описал… послушай, а ты не думал, что вы вправду можете расстаться?

— Но я люблю ее. И она любит меня. Но она любит… сложно. Так, как это делают люди. Так, как это делает… она. Мне следовало бы отрешиться от ревности… от таких мыслей. Принять все так, как оно есть. Но мы можем расстаться, Галадриэль. Я уже оставался так — когда меня поддерживали лишь Лес и мой ребенок. Когда моя жена ушла за Море, сделав выбор в пользу моей крошечной слабенькой дочки. Это уже было… и, может быть, валар просто не предназначили мне ничего иного. Счастье, превыше которого почти ничего и нет… и потерю, горше которой тоже сложно что-то придумать. Обычному эльда, не королю. Король вынесет все.

— Не говори глупости, мой друг, — мягко сказала Галадриэль и положила руки на оба предплечья Трандуила. — Все не так. Ты пришел сюда искать средство от боли…

— Погоди. Я не договорил.

Трандуил всмотрелся в звезды.

— Ольва не спала ночами. Иримэ дала ей цветочные капли, которые делали эльфийкам, ставшим матерями. Чтобы улучшить молоко… успокоить сон.

— Иримэ ошиблась! — почти испуганно вскрикнула Галадриэль.

— Она хорошая целительница. Из многого, что мы давали Ольве, чтобы она могла спать ночью и перестала беспокоиться днем, эти капли подошли лучше всего. Она полностью раскрылась передо мной и впустила меня внутрь. Ее фэа стала податливой, нежной… душой эллет. Я не мог поверить сам себе. Она перестала испытывать боль и рваться за пределы Пущи…

— Сколько лет ты продержал ее на зелье? — резко спросила Галадриэль.

— Немного… семь или восемь…

— Ты с ума сошел, Трандуил Ороферион. Я уж не говорю о том, что действие капель неизвестно для людей, но и эльфийки принимают его лишь иногда. Несколько раз. Когда матери всего лишь надо привыкнуть к ее новому положению. И Иримэ не остановила тебя?

— И Иримэ, и Фириэль, и Мэглин… все, кто знали, говорили, что от капель не будет добра. И что Ольва не простит, когда очнется от своего сна наяву…

— И я ее понимаю, между прочим. — Галадриэль помолчала. — А то, что еще порождают цветочные капли, ты заметил?

— Да. Но я каждый день думал, что уже завтра откажусь от них… и каждый день, когда Ольва всецело принадлежала мне и нашим детям, забыв о внешнем мире, когда она была такой… теплой, родной и открытой… я наслаждался, оставаясь в ней, и я… откладывал.

Волшебница помолчала.

— Что же. Давай узнаем, где сейчас Ольва.

Разговаривая, они пришли к Зеркалу Галадриэль. Оно находилось в саду, на южном склоне Карас Галадон. Там на невысоком каменном постаменте стояла большая чаша, а рядом — серебряный кувшин, наполненный особой водой.

Поверхность наполненной чаши и была вещим Зеркалом. И сколько бы там ни было воды, всегда входило еще — ровно столько, сколько содержалось в серебряном кувшине.

Галадриэль остановилась около Зеркала и обратилась к звездам. Она просила помочь увидеть, где была сейчас повелительница Ольва Льюэнь, что она делала… затем вылила воду из кувшина в чашу — тонкой струйкой. Коснулась воды пальцами… то же самое сделал Трандуил.

И поверхность чаши ожила.

Хорошо была видна Ольва, которая положила кому-то на щеку руку и целовала его… по-настоящему, в уста, прикрыв глаза пушистыми ресницами. Трандуил вскрикнул, как будто ему вогнали кинжал в бок; по воде прошла рябь и все исчезло.

— Ты был не так уж неправ в своих опасениях, — проговорила Галадриэль. — Это несомненно то, что происходит прямо сейчас… но ты рассмотрел мужчину?

— Я нет, — жестко ответил Трандуил. — Если она уронила честь мою, честь повелительницы Лихолесья, мне придется ее убить. А она…

— Не торопись, сын Орофера. Мне показалось, я не вижу бороды, это, возможно, был эльф, — мирно сказала Галадриэль. — А мы целуем друг друга, не так ли?

— Да, — прорычал Владыка. — Тогда и так, когда и как это дозволено!

— Зеркало не станет больше говорить с нами сегодня. Надо спать. Утром мы обсудим состав отряда и выйдем к Мории. Это отвлечет тебя… и, возможно, позволит найти Ольву. Ты сумеешь уснуть?

— Разумеется, нет! — Трандуил сделал резкое движение у воды…

И в зеркале появилась черная морда оскаленного чудовища — длинные клыки, кожистая шея; затем крылья, когтистые лапы… чудовище промелькнуло и исчезло, а вода и вовсе замерла.

— Это был… рамалок?

— О нет, — напряженно проговорила Галадриэль. — Это крылатые чудовища, которые жили в Арде неисчислимое количество лет назад. Отчасти для борьбы с ними Манве и дал нам Великих Орлов… я думала, они все погибли. Но этот жив и полон злобы и темной воли, которой, несомненно, одарил его наш Враг… Трандуил, я безмерно сочувствую твоей ошибке. Но становится особенно важным как можно быстрее разрешить вопрос с Морией. Поверь мне.

— На рассвете мы выступаем, — проговорил Трандуил.


========== Глава 12. Зелья и их опасности ==========


У костра зависла короткая, но очень емкая пауза.

Ветка старалась больше не смотреть на эльфа и молодого человека, сидящих рядом с ней.

Радагаст совсем втянулся в зипун и весьма напоминал замшелый, трухлявый пень.

— И никакого способа помочь Тауриэль иначе нет? — спросил Эйтар. Спросил как-то мягко и уверенно, как… Мэглин?

— Мы ничего не знаем, Эйтар, — ответила Ветка, но посмотрела на него уже с надеждой. — Мы не знаем. Радагаст говорит, умрет. А может, выспится и не умрет, и ничего не нужно. А может, нужен какой-то определенный муж. Орочий. Поймать орка, и… ну кто ее знает.

Эйтара Ольва все время видела словно рисунок в манге — с одной стороны, вот он. Всегда на виду. А с другой стороны, как будто лишен трехмерности.

Подай, принеси, поседлай; огурчика, молочка, яблочка. Раньше Ветка чуть стыдилась, что гоняет своего личного эльфа в хвост и в гриву — по своим нуждам и нуждам детей. Формально он был телохранителем, но так как опасностей в Лесу не было никаких, стал вроде услужливой тени, царедворцем, слугой. И ни разу не возразил против такой участи, не возвысил голос, не потребовал к себе иного отношения.

Одевался Эйтар неброско, даже на праздниках умудрялся выбирать кафтаны мышиного или коричневого цвета, шитые тонкой нитью и мелкими каменьями, которые шли ему… но делали почти незаметным. Бегал быстро, поручения исполнял мгновенно. Выдавливал сок из плодов, выносил горшки, когда тайли либо Ветка не успевали. Если надо, сторожил, если надо, играл с детьми или советовал, какое платье надеть. Пару раз даже помогал причесаться. Привычное, спокойное… удобство?

А сейчас Ветка разглядела серо-зеленые глаза в тени каштановых ресниц, русые с рыжим блеском, очень густые, красиво заплетенные у висков волосы волной, немного капризный изгиб полных губ, твердый подбородок, прямой нос. На скулах была небольшая россыпь мелких веснушек. Изящные, мощные кисти рук — артиста и воина, Трандуил не приставил бы к ней стражника, скверного в бою. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги…

Эйтар ощутимо поежился от такого детального осмотра и легко встал.

— Я пойду к ней. Не суйтесь. Отдыхайте. Если мы продолжим наш путь затем, надо использовать привал для сна.

Ветка чуть не разразилась благодарственным спичем, затем осеклась — это определенно было бы неуместно. Встала, подошла к Эйтару, обняла ладонями его лицо. И поцеловала.

— Ну-ну, — сказал Эйтар, — Повелительница, ты сильно преувеличиваешь… ужас ситуации. Как орк преувеличил бесполость эльфов. А ужас… будет потом. Вспомни историю Келебриан. К сожалению, я даже и не вспомню эллет, пережившую насилие и способную жить дальше. Так что… так уж вышло.

Эйтар разулся, снял доспехи, скинул стегач и рубашку, на минуту или две окунулся в воды Андуина, и, закинув рубашку на плечо, подошел к палатке.

— Я не эллет, конечно, — сказала Ветка.

Эйтар повернулся.

— И слава валар.

— А еще… я думаю, те, кто пережили и смогли жить дальше… попросту не треплются о таком. Вообще-то это очень тяжело.

Эйтар поднял брови.

— Кстати… я не думал о такой вероятности. Но это… дает надежду. Спокойной ночи.

И скрылся за пологом маленького жилища, наскоро собранного из дорожных плащей.


Радагаст так и не отмер.

Эстель выглядел весьма замкнутым и такое чувство, что… разочарованным? Сам хотел стать спасителем для эльфийской девы?

Ветка чувствовала себя так, как будто три дня грузила уголь. Когда ответственность на себя принял Эйтар, у нее словно отпустило узел, затянувшийся где-то в кишках. И теперь отлично пошел отвар Радагаста, сом и какая-то лесная зелень, собранные к столу… Эйтаром?

Порубил орков, поставил палатку, добыл еды, приготовил ужин, успокоил всех, ушел к Тауриэль…

А как у него с техникой секса?

Может, что-то надо подсказать?

Ветка затихла, ковыряясь в голове сома. Даже это. Она любила разбирать рыбьи головы — и хотя сами эльфы их обычно просто выкидывали, Эйтар знал, что и тут Повелительница с чудиной, поэтому убрал жабры и голову запек с остальной тушей…

Ну почему она такая плохая, а эльфы такие хорошие!

Навернулась слеза, очень похожая на пьяную.

И люди хорошие! Вот Эстель. Какой красивый паренек, настоящая гордость человеческого рода. Какая у него замечательная осанка, а повадки — просто королевские. (Эстель в это время наворачивал сомий хвост, деликатно, но быстро, временами прислушиваясь к тому, что происходило в палатке. И да, оттуда доносились какие-то… некоторые! Звуки…)

Рядом с таким юношей можно всю жизнь быть счастливой! А каким он оформится мужчиной! А какие у него будут дети!

Ветка посмотрела на Радагаста, смахивающего на столетнюю колодину, обросшую мхом и опятами. Почтенный, могучий старец, гордость истари. Благородный, но не потерявший силы…

Очень вовремя из-под ушанки появился хвост птички, и на волосы и лицо благородного старца потекло…

Ветка замотала головой. И обнаружила, что и Эстельперестал жевать и смотрит на нее с подозрением.

— Ольва, — сказал юнец, будущий муж и суперпапаша, — там точно пробка не подтекала, у этого зелья? Ты странная.

— Слава Ауле, я заметила, — буркнула Ветка. — Нет, флакон закрыт плотно. Это… эманации. Мы же люди. Реагируем. Ты тоже?

— Ну… немного. Нельзя остаться равнодушным. И жаль, нельзя убить орка еще раз. Раза два. Три.

Ветка повертела головой. Надо было и правда устраиваться на ночевку.

Почти все дорожные принадлежности пошли на устройство палатки для Тауриэль.

Эстель, взяв легкий плащик, выбирал место помягче, посуше и подальше от Тауриэль и Эйтара. Крошка с хрупаньем питалась какими-то приречными травами, Радагаст сидел неподвижно и без признаков жизни, Сет умчался охотиться.

Ветка пришла к Эстелю. Путники молча улеглись, Эстель обнял Ольву, прижал к себе и замотался плащом.

Не спалось, совсем не спалось.

Временами слышались тихие стоны, разговоры на квенья. Звуки, которые доносились до Ветки и Эстеля, были столь же красноречивыми, сколь и таинственными.

И Ветка, и Эстель раскалились до крайней степени. И все же руки молодого человека лежали спокойно, а Ольва не вертелась и не пыталась целоваться, хотя очень хотелось.

— Все обойдется? — шепотом спросил Эстель. — Я не знал Тауриэль лично, но, конечно, слышал ее историю…

— Эйтар воевал вместе с ней, когда она была еще в дворцовой страже. А обойдется или нет, утром узнаем…

***

Утром Ветка заболела.

У нее болел низ живота, под коленками, в паху, подмышками. С утра она вообще решила, что умирает, так как ощущение повышенной температуры здесь, в Средиземье, она забыла начисто. Но жар накрыл ее, как после раны, лоб залил пот. Эстель тронул пальцами щеку Повелительницы и вскочил — звать Радагаста.

— Может, от орков что-то подхватили, — лепетала Ветка. — А может, я просто простыла… не помню, чтобы я так болела, правда… извините…

Радагаст очнулся и принялся хлопотать у костра, согревая травы, изготавливая отвары.

— Ты как-то тоже не совсем просто так занедужила, — сказал он. — А ну-ка, расскажи мне, не болела ли ты в Пуще? Я так давно там был, что не помню, какие там есть растения, цветы…

— Не болела…

— Что ела? Что пила? Ты отравлена, Ольва, и как я вчера не заметил, где были мои глаза, — сердито бурчал Радагаст. — Не ждал увидеть это в тебе… отравлена… беладонной, корнем фиалки, дурманом… кто же тебя так?

— Я… принимала цветочные капли… от бессонницы…

— Да что они там, целительницы, в Сумеречье совсем ополоумели! — сердился Радагаст. — Но тут я хоть понимаю, что произошло, и могу помочь… хоть это и женская магия, давняя, древняя, но эльфийская, а потому мне понятная… тут пока вся беладонна из твоего тела не выйдет, придется помучиться…

— Самое главное, это не заразно…

— Не заразно, не заразно… но тебе бы быстрее к Трандуилу.

— Зачем?

— Жар тела будет охватывать. И жажда. Как у нее, — Радагаст кивнул в сторону палатки. — И плохеть будет, шла здоровая и упала больная. Не годится это для пути.

— Но я-то не умираю… от этого вот? — уточнила Ветка. «Этого только не хватало!»

— Ты-то нет, да только не легче от этого. Ты сможешь и управлять собой, и головой думать, но сколько яд будет тебя оставлять… — Радагаст покачал головой. — То-то я думал, что меня к вам словно криком вело, никак нельзя было вас пропустить… лучше вы тут на день, на два останьтесь… ты сколько раз принимала цветочные капли?

— Раз? — спросила Ветка. — Года… три. Каждый день. Может… больше.

— Охохо, охохо…

Полог палатки откинулся, вышел Эйтар. Глянул на Ветку, подскочил:

— Что случилось?

Пока Радагаст пояснял, что же происходит, а Эстель собирал хворост для костра, Эйтар порылся в остатках вещей, вынул запасную Веткину одежду, коротко сказал: «Я сейчас», и ушел внутрь.

Еще через некоротое время вышел, а затем вышла и Тауриэль.

Рыжая эльфийка выглядела прекрасно. Она словно осунулась, немного похудела, и на лице лежали глубокие тени вокруг глаз, заострившегося носика, но поток ярко-рыжих волос бурно тек по ровной спине, Веткины вещи сидели отменно; одежда скрыла раны и царапины, многие из которых со вчера успели затянуться. Эйтар не смотрел Тауриэль в лицо, но и не уворачивался от ее взглядов, но теперь его внимание было приковано к Повелительнице.

Эстель сдерживался, чтобы не пялиться на Тауриэль. Воспитание Элронда давало о себе знать.

Тауриэль сразу включилась в хлопоты, связанные с Ольвой — Ветку перенесли в палатку, уложили, укрыли, напоили…

В походе всегда есть, чем заняться. Через полчаса суета улеглась, Веткин жар пошел на спад. Радагаст наварил зелья на будущее, которое налили во фляги.

— Надо вернуться в Пущу, — сказал Эйтар. — Надо отыскать Трандуила.

— Трандуил спустился на плоту к Лориену, — тихо проговорила Тауриэль. — Я видела их и даже кричала, но они не услышали меня. Можно нагнать его в Золотом Лесу.

— Нене, — сказала Ветка. — Пойдем как и планировали. Радагаст сказал, будет еще несколько приступов. Не страшно. Я же затем и пошла, чтобы прийти в норму. Прежде, чем вернуться к мужу, мне надо проветриться… выветриться.

— Мы проведем тут пару дней. Я сейчас похожу вокруг, поищу более подходящее место для стана, срублю шалаш.

— Эйтар, ты такой хороший!

Эльф глянул на Ветку, валяющуюся на лежанке, на Тауриэль, которая сидела около супруги Трандуила с питьем; обе женщины признательно смотрели на него. Эйтар прыснул в кулак:

— Вы без перегибов мне тут, девочки. На войне как на войне. Будет шалаш, будет отдых, завтра-послезавтра решим, что дальше. Эстель, ты останешься сторожить. Пришел Сет, если что, он тебе поможет. Радагаст?

Но Бурый маг снова ушел в себя, помешивая палочкой в котелке на огне какое-то варево и несвязно бормоча.

— Отличный повод разжиться крольчатиной, — хмыкнул Эйтар и, подхватив легкий топорик из снаряжения Эстеля, ушел.

***

— Ты как? — почему-то шепотом спросила Ветка.

— Как в странном сне.

— В страшном?

— Нет, именно в странном, — ответила Тауриэль. — Причем не только из-за того, что случилось тут, а еще со свадьбы с Кили. Со сватовства Трандуила, когда он привез меня в Эребор, не дав… не дав…

— Не дав додумать твое желание до конца? Ты уже была близка с Кили. Тогда все зацепились за это.

— Я вот думаю, — упрямо сказала Тауриэль. — Кому какое дело, кто с кем близок? Отчего все должно идти только по предписанному? Я была бы счастлива, если бы этой свадьбы не было. Я бы встречалась с Кили… иногда. И любила бы его больше. И была бы свободна. И…

— Да, мощное зелье замутил Саурон, — с уважением сказала Ветка.

— Думаешь, это от него? — усмехнулась нандо. — Нет. Я и до этого так думала. А орки… грязно, больно. Вначале они… ну без капель. Орки воняют. Угрожают оружием, тыкают. Унижают. И да, я понимаю Келебриан. Это почти невыносимо принять. Потом стало… потом…

— Ты все помнишь?

— Да, память никуда не уходит. Они капнули зелья… мне на живот. И стало иначе. Старший из серых учил младшего, как это делать. И я… помогала. Понимаешь? Ну…

— Серые еще ладно, — буркнула Ветка. — Ты же понимаешь, что это не ты?

— А вдруг это… я? — и вот тут глаза Тауриэль заблестели.

— Ну нет, конечно.

— Я же и с Кили… а он инородец…

— Кили твой муж и принц. И уж надеюсь, никак не оскорбил тебя, — чуть суше сказала Ветка.

— А ты… — спросила Тауриэль. — Что ты тут делаешь?

— Еду устраиваться ученицей к Галадриэль. Мне срочно нужен прикладной курс зелий и ядов, — сказала Ветка. — Срочно. Тема становится актуальной. Ищу преподавателя зельеварения.

— Похвально… а отчего так странно едешь? С единственным… стражником? И человеком? Где свита, где лошади?

— Я немножко убежала, Тауриэль. Длинная история.

— Опять, — улыбнулась Тауриэль.

— Дорогая, — спросила Ветка. — Два вопроса.

— Задавай…

— Ты не собираешься потихому утопиться или зарезать себя кинжалом?

— Вообще-то н-нет… или пока не дошло, что это единственный выход… не знаю. Раны… везде затянулись, я чувствую себя… неплохо. Воспоминания… не нестерпимы, хотя… хочется тошнить, но… нет, пока я не готова убить себя. Может, потом. Но я знаю то, что расстроит тебя, — сказала Тауриэль.

— Говори уж сразу.

— Это зелье… его дают предводителям орков. Оно есть у многих. И они его называют… Ольва.

Ветка растерянно моргнула. Потом выкрикнула:

— Гад! Вот за это ненавижу! Ненавижу! Это значит, каждая девочка, которую они поймают… гад!

Мгновенно нарисовались Эйтар и Эстель. Убедившись, что все в порядке, снова ушли переносить лагерь.

— Какая же сволочь…

— Саурон помнит о тебе, да…

Ветка помолчала, подышала, успокаиваясь.

— Ладно. Что есть, то есть. Что с этим делать, потом решу вместе с Трандуилом.

— Они… орки и прислужники Врага… считают, что Анариндил сын Саурона, и именно поэтому Трандуил прячет его в Пуще.

— Я в курсе.

— А второй вопрос? — напомнила Тауриэль.

Ветка еще помолчала, возвращая к относительной норме разбитый вдребезги эмоциональный баланс.

— Прости, если вопрос некстати… но… как тебе Эйтар?

Тауриэль замолчала, разглядывая Ветку так и эдак.

— Прости, прости пожалуйста…

— А знаешь, — сказала нандо, — очень хорошо. Бережный, терпеливый. Могучий. Очень красивый… телесно. Если это увидеть. И замечательный друг. Благодаря ему и хочется жить. Я недооценивала его раньше.

— И я недооценивала…

— Пойдем, я слышу зов, твой телохранитель, Повелительница, разбил новый лагерь. Нам надо перейти в шалаш, а Эйтар и другой ваш спутник разберут палатку, — мирно сказала Тауриэль.

— Ты не обиделась?

— Нет. Но мне нужно время. Прийти в себя. И в ответ я тоже хочу знать кое-какие подробности, — проговорила Тауриэль.

— Какие?

— О твоем пленении у Саурона. О твоем мире. О том, как темный майа нашел тебя там. О том, о чем ты никогда не рассказывала при эльфах, — сказала Тауриэль.

Воспоминаний нахлынуло так много, так много подошло комком к горлу, что Ольва чуть не задохнулась. Потом кивнула.

— Я рассказывала это только Ри, и немного — Мэглину… хорошо, я расскажу. Это… странно.

— Страшно?

— Нет, именно странно, Тауриэль… ты теперь точно поймешь. И может, это позволит и тебе принять какое-то… нормальное… решение.

Ветку повело, она чуть не упала на руки подошедшего Эйтара.

«Вот и умница, вспоминай меня чаще, — раздался в ее голове вкрадчивый голос. — Зови меня по имени, хвали мои зелья, храни в своем кармане флакон с моей печатью, рассказывай обо мне эльфийке… мы скоро встретимся, я надеюсь, верю… я здесь…»

Ветка выхватила флакон из кармана дорожного кафтана, точно он был раскален; Эйтар, поняв без слов, вырвал склянку из ее рук и, отскочив в сторону, бросил на камень, раздавил другим камнем. Обе женщины шарахнулись от этого камня подальше, чтобы не дай валар не вдохнуть даже запаха.

С шипением камень проело. Осколки поблескивали на солнце.

Погода была чудесная.


========== Глава 13. Бездна ==========


И вновь мантия и пышный камзол меняется на серебристые доспехи, и вновь вязь драгоценных колец меняется на латные рукавицы и длинные наручи, закрывающие запястья.

— Это Лориен, Владыка. Я пойду с тобой, — сказала Галадриэль, сияя мифриловыми доспехами, как Оромэ в женском воплощении. — Келеборн останется оберегать наш Лес.

— Стоит ли тебе подниматься в горы? Голые скалы не лучшее место для Мудрейшей.

— Стоит, мой король. Иногда очень полезно покидать свои владения и смотреть, что же творится в мире, который постепенно уходит другим хозяевам. Лошади готовы. С тобой двадцать воинов. Лориен даст тридцать. Я думаю, этого хватит.

— Мы же не воевать, — выговорил Трандуил. — Мы… воздействовать.

— Вот что смущает меня, — говорила Галадриель уже позже, когда большой отряд выехал на лесную тропу и двигался к Восточным воротам Мории. — Я ощутила бы фэа Ольвы, если бы она вошла в пределы Золотого Леса. Но я не слышала ее. Я думаю, она не проходила через Лориен.

— Лориен не единственный путь к Восточным вратам. А с ее… везением… пройти стороной, вне дорог, пролезть в какую-нибудь щель…

— А перед этим переплыть Великую реку, опередить тебя, проявить чудеса скорости и изобретательности.

— Ты хочешь сказать, что ее там нет?

— Я думаю, нет.

— А я думаю, есть. Она взяла с собой все вещи гномов. И… Аркенстон.

— О, - проговорила Галадриэль. — Тогда… возможно, ты и прав… если ею руководила обида… плюс беладонна…

Помолчали. Лошади двигались спокойно, ритмично, некоторые эльфы негромко пели.

Невзирая на доспехи и вооружение, это не было военным походом, и многие воины были рады просто прогуляться.

— Здесь у тебя несколько эллет, — сменила тему Галадриэль.

— Да. Одна из них помощница Иримэ.

— Я это и хотела узнать. Призови ее сюда?

Трандуил чуть кивнул едущему рядом Иргилю. Тот отстал. Через минуту Трандуила и Галадриэль нагнала Фириэль.

— Итак, — сказала Галадриэль, — что ты знаешь о цветочных каплях?

— Достаточно, леди Галадриэль.

Галадриэль сделала движение рукой — всадники отстали, Трандуил, Галадриэль и Фириэль выехали далеко вперед, чтобы говорить уединенно.

— А скажи, тебе довелось применять их?

— Я сама использовала цветочные капли, моя госпожа.

— Как много?

— Пять раз. Более не потребовалось.

— И сколько ты принимала их?

— По семь капель каждый раз, госпожа, как и положено, как и назначают эллет после разрешения от бремени.

— А сколько назначила Иримэ Повелительнице леса?

— Одну каплю на кувшин вина, моя госпожа.

— Из этого кувшина пила только Ольва?

— Нет, — стушевалась Фириэль. — Также иногда Владыка.

— И как долго? — вкрадчиво выговорила Галадриэль.

— Семь лет и несколько месяцев, моя госпожа…

— И ты либо Иримэ рассказали все в подробностях Владыке Трандуилу?

Трандуил мало что понимал, но на всякий случай ехал с каменным лицом и внимательно слушал. Женские разборки из-за количества капель в данный момент казались ему несущественной мелочью.

Фириэль молчала.

— Трандуил знал все особенности применения… этих капель? Почему их используют мало и редко, и лишь тогда, когда это вправду необходимо? — мягко сказала Галадриэль.

— Иримэ поручила мне говорить с Владыкой…

— И ты?

— Я ждала подходящего случая… и я много раз говорила, что от капель надо отказаться. Мы отказывались, и у Повелительницы Ольвы ухудшалось самочувствие… настроение. Она делалась… больной и… сложной. И Владыка сам возвращал капли снова.

— Ты говорила, что в них есть яды — беладонна, корень фиалки, например?

— Я говорила, что капли могут быть не полезны…

— Я вижу, ты в доспехах, — любезно сказала Галадриэль. — Я оставлю тебя в Лориене стражницей. А если на то будет моя добрая воля, обучу тебя целительству и зельеварению, если, конечно, ты докажешь свой добрый нрав и готовность нести истинное выздоровление тем, кто болен.

Низко опустив голову, Фириэль отстала от Трандуила и Галадриэль.

— Обьясни, — сказал Трандуил. — Ты забираешь у меня эллет? И собираешься ее карать, как я понял? Я могу узнать, в чем дело?

— Цветочные капли — это хорошее успокоительное средство, — мирно сказала Галадриэль. — Почти все эллет используют их, когда живут рядом с мужем, родили и счастливы. В прежние времена капли эти были в каждом доме. Рождение ребенка у эльда — редкое событие, и оно иногда чрезвычайно сильно заставляло биться сердца. Капли успокаивали сердца… и временно, если их тайно подлить мужчине, успокаивали хроа супруга, чтобы он не нуждался в близости.

Трандуил вздрогнул.

— Если применять их долго, это яд.

Трандуил вздернул брови.

— «Не полезно» и «она будет отравлена» — не одно и то же, мой Владыка. Твои целительницы не хотели, чтобы Ольва Льюэнь жила долго и счастливо. С тобой. Прости, что спрашиваю. Но…

— Да, — горько сказал Трандуил. — Последние годы мы почти не были близки. Как-то и так… все шло…

— Хорошо? Спокойно? Счастливо?

— Да…

— Теперь слушай. Я не знаю, где Ольва и с кем она уехала из дворца. И я могу лишь догадываться. Когда такие капли применяются правильно и их использует только эллет, затем, когда она успокоится и выспится, привыкая к материнству, ей бывает нужна близость.

Трандуил молчал.

— Очень нужна, пойми меня правильно. Если близости нет, это может тревожить до потери самообладания.

Трандуил молчал.

— Тебе, видимо, никто не рискнул это говорить… одну каплю в кувшине легко не заметить, особенно такому могучему воину, как ты. Ею можно пренебречь, это очень мало. Но… семь лет, Трандуил.

— Да, — сказал Владыка. — Это слишком похоже на предательство. И даже на то, что отравить желали и меня. Знал ли нандо Мэглин о таком свойстве капель?

— Он образован, но не всеведущ. Капли всегда готовили и знали их тайны лишь целительницы. Это тайна именно от мужей, понимаешь? Чтобы муж и не заподозрил ничего, а эллет после родов могла… улучшить и свое самочувствие, и, если надо, ненадолго направить поведение супруга. Он мог знать, что длительно их применять нежелательно, и знать из сорока трех ингредиентов два или три. Или пять. Теперь скажи мне. Ольва Льюэнь, отравленная, бесконечно страдающая телесно, где она? Думаешь, у Торина?

Молчание длилось очень долго.

— Думаю, да.

— Ты очень ревнив, Трандуил. А ревность — она как бездна. Упадешь, и ты пропал.

— Да.

— И скажи, тебя не смутило, что ты перестал желать ее, а она тебя?

— Но я не перестал… а подобные… перерывы случались и у меня с Королевой.

— И у меня с Келеборном. Но… на какой сотне лет семейной жизни? — спросила Галадриэль. — Словом, от странствий Ольвы я не жду хорошего. Твоя ревность может и стать тем балрогом, который в итоге сделает кошмар реальностью. Мы разберемся с Торином — и ищи жену дальше, если она не здесь, пока не случилось беды.

— Не могу сказать, что ты ободрила и успокоила меня, леди. Предательство в Сумеречном дворце, опасность для Повелительницы…

— Сперва делай то, что собирался — если ты не будешь уверен, что у Торина ее нет, не будет тебе покоя все равно. Поэтому — Мория.

Путь занял три дня. Все это время Трандуил видел, что Фириэль ищет случая говорить с ним, но был непреклонен.

Отряд выехал к Черноречной долине, отделяющей Золотой Лес от предгорий Мглистых гор.

Здесь, прямо на краю Золотого Леса, была широкая площадь, мощенная камнем. Из Мории к Лесу сперва тянулся мост — широкий и прочный, на высоких могучих опорах, с широкими прекрасными арками. Затем дорога от моста миновала Зеркальное озеро, тонула в рощицах и перелесках и снова показывалась на виду серой лентой. Еще два моста поменьше изгибались волнами и спускались прямо в низину Черной реки, а оттуда уводили дорогами к северу и к югу вдоль горного хребта. Это место видело битвы и праздники, взлеты и падения. Но последние столетия — больше падения… и гоблинов…

Мория в лучшие годы была дружна с эльфами и открыта для них, а также торговала со всем Средиземьем. Отсюда выходили целые обозы, запряженные волами, которые тащили первоклассные мечи и кольчуги, а также поделки более мирные и более драгоценные.

Эти эпичные сооружения точно подернуло слоем мути или пепла, как и сами Мглистые горы… Время оказалось безжалостным для крупнейшего из государств гномов, но мост все так же стоял, и чёрные врата были наглухо закрыты.

— Когда прошел Дубощит, — выговорила Галадриэль, — а также когда в обход Лориена сюда пришли его племянники, мы открывали врата. В прошлом же здесь полегло сонмище гномов в битве за Нандухирион, долину Азанулбизар. Вон она между горами и озером. Еще раньше вблизи этих врат из Мории вышел Азог Осквернитель, чтобы отправиться с набранными им отрядами орков и гоблинов на службу к Саурону, и он же убил здесь Трора и осквернил его голову. Конечно, это место манило Торина Дубощита. И месть, и память его народа, народа Дурина, и остатки мифрила… но древнее величие восстанавливать более никому не по плечу, поэтому и мы лишь бережем оплоты и не стремимся вернуться в заснувшие города. И поэтому же мы постоянно оберегаем этот рубеж Золотого Леса и готовы ко всему.

В горах что-то загрохотало; на самом краю остроты зрения даже эльфов стал виден оползень, камнепад, словно гору — полую изнутри, как знали все присутствующие — изнутри кто-то ударил.

— Там что-то происходит, — сказал Трандуил.

— Вперед.

Эльфы встали боевым строем и подняли лошадей в рысь. До Врат было еще не меньше двух переходов.

Едва эльфийское воинство, вооруженное до зубов, в доспехах и шлемах, с мечами и луками наизготовку, вошло в Восточные ворота, стало понятно, что нынче будет не до переговоров.

Трупы гоблинов и гномов вперемешку; остывающие, но не погасшие до конца печи; отблески огня и крики, дым и пепел, звон металла… Некоторые галереи были обрушены, но, к счастью для пришедших, события разворачивались не в глубине скальной страны, а вблизи от ее восточной же окраины, и идти пришлось не вниз, в бессветные тоннели гномов, а наверх — к окнам Мории, по лестникам и переходам, вырубленным в скалах у восточной стены.

К отряду выбежал гном и закричал:

— Подмога! Подмога! К нам пришли эльфы! — и пал, сраженный камнем, который запустил в него гоблин.

И настала битва.

— Отличный способ воздействовать! — крикнула Галадриэль Трандуилу, едва он выхватил мечи. — Переговорами мы не обойдемся! Ты слышишь его? Чуешь?

— Да! Балрог забрался выше! Пахнет огнем и серой! Я поднимаюсь! Торин наверняка там!

— Ступай, мы очистим галереи, чтобы и наш отряд, и гномы смогли выйти!

Трандуил, Иргиль, Иллуир и Даэмар, который в боевых доспехах всегда тянул как минимум на майа, а также несколько доверенных бойцов прорубились сквозь сонмище неуклюжего и мягкотелого, но очень многочисленного врага выше…

Гномам, которые попадались на пути, эльфы кричали:

— Выходите прочь, выходите к Восточным вратам!

— Где Торин? — спрашивал Трандуил…

«Торин выше».

Выше, еще выше…

Поднимались и опускались мечи; полыхали факелы. Гномы, закованные в доспехи с ног до головы, истинные сыны Дурина, сражались до последнего — но им было не победить. Трандуил и его отряд увидели, как длинным огненным бичом Балрог, повисший на одной из галерей, скинул в бездну трех или четырех бойцов Торина; и гномы, хоть и намеревались сражаться тут до последнего, гибли или теряли надежду, не отступая, но и не сражаясь…

Нежданные союзники уже не могли переиначить ход этого боя и могли лишь спасти оставшихся.

— Это конец…

— Мы даже не вынесем отсюда мифрил…

— Балрог уничтожит всех…

— Где Торин? Где этот упрямец? — кричал Трандуил.

Балрог ревел, распространяя вокруг себя немыслимый жар: последний рывок — и Трандуил преодолел баррикаду, наваленную Торином и его ближайшими соратниками… Взметнулся над опаленными камнями, в сияющих доспехах, подобно витязю из легенд прошлого; два меча сверкали и свистели. Удар — и упал на камни и обуглился, перестав пылать, один из хвостов бича Балрога.

И тут Трандуил увидел Торина. И встретил твердый взор синих, как небо над Эребором, глаз…

— Где она? — закричал Трандуил.

Удар сердца, длинный, как целая жизнь — и Торин расплылся в ослепительной улыбке и расхохотался.

— Что, лесная фея, упустил?.. Ее здесь нет! И не было никогда!

— Эру! — выкрикнул Трандуил… и в этот момент скальный кряж, на котором он стоял, дрогнул по ударом снизу — Торин схватил Владыку эльфов за руку, рывком дернул к себе. Короли покатились, сцепившись; но это уже не помогло — удар огненного кулака Балрога пришелся в то место, где миг назад стоял Трандуил. Скала дрогнула, откололась, и в камнепаде летящих осколков два короля Севера пропали во тьме Мории.

— Дядя! — закричал Фили вне себя от ужаса… Кили обхватил его за пояс и оттащил от края провала:

— Ничего больше сделать нельзя! Уходим!

Эльфы Трандуила и Галадриэль, остатки гномов — от трех сотен едва пятьдесят, отступили… как только исчез Барлог, заполучивший свою добычу, неопрятной волной откатились в черные щели и гоблины.

Бойцы выбирались наружу, и как только убедились, что последние гномы и эльфы вышли вон — захлопнули восточные ворота Мории.

***

Серый варг, до сих пор мирно дремавший в небольшом лагере у реки, вдруг насторожил уши. Напрягся. Вскочил.

— Сет? — удивилась Ветка.

Кобель коротко щелкнул зубами, развернулся и мягкими прыжками умчался от Андуина обратно к Пуще.

Ветка подняла брови.


========== Глава 14. Во тьме ==========


Крики раненых и обожженых; крики отчаяния и потерь.

Фириэль и целительница Лориена метались от эльфа к гному.

Балин прижимал к груди свитки — хроники Мазарбул, по имени единственного достойного чертога, восстановленного в Мории… и в свитках этих был описан каждый шаг гномов, пришедших сюда ради восстановления Казад-Дума. Галадриэль видела: мудрейший учитель гномов, хранитель их обычаев и летописец, шагнул сейчас за ту черту возраста наугрим, которая является последней. К Балину пришла старость. Он устал противостоять вечным невзгодам и лишениям, походам и потерям…

Кили и Фили сцепились с эльфами, не позволяющими снова открыть Восточные врата и немедля отправиться на поиски королей. Гору сотрясал рев Балрога едва слышный здесь, и удары, заставлявшие вибрировать склон.

Халдир послал двух гонцов к Келеборну — прислать обозы для раненых, провиант и целителей…

Эльфов погибло лишь двое.

И еще один канул в неизвестность Великих глубин Мории.

***

Трандуил лежал на камне.

Медленно, очень медленно после страшного падения сознание возвращалось к королю эльфов. Вокруг стояла непроглядная тьма.

Трандуил приподнял голову, стащил шлем. Светлее не стало. Собрал руками волосы, выбившиеся вперед… и понял, что лежал не на камне и не на собственной шевелюре, накрывшей валун — он лежал лицом, щекой на бороде и волчьем оплечье Торина.

Пошарил руками вокруг — всюду нагромождения острых булыжников, но провала не ощущается, скатиться вниз некуда.

Торин был самым мягким, что нашлось во тьме. Эльф сполз вбок. Острые грани разбитых камней впились в ягодицы и ноги, но доспехи смягчили ощущения до приемлемых.

«Ревность — это бездна»…

Сожаление было молниеносным и острейшим, как удар кинжала. Рассудок прояснился, как от едкого запаха.

Трандуил стащил латные рукавицы, кончиками пальцев ощупал лицо узбада. Казалось, Торин не дышал. Трандуил прислушался, не ушами — сердцем… и понял, что король наугрим жив.

Сам Трандуил был избит летевшими вокруг и сверху камнями, но цел.

Он провел руками по плечам, торсу Торина, ощутил на пальцах кровь, которая вытекала пока что неизвестно откуда… мельком сжал руку гнома:

— Держись, король…

Взял свой шлем, нащупал губами крупный желтый камень в навершии. Сосредоточился… подышал. Произнес:

— Унтул арэ!

Когда-то Ольва рассказала ему о чудесных светильниках, которые люди из ее мира могли носить прямо на голове. И по необходимости включать. Случаи, описанные Ольвой, не подразумевали бездны Мории, но здесь свет был нужнее всего. Истинный свет, который никогда не гаснет и не теряет яркости, свет Солнца. Трандуил ради забавы заколдовал камень на своем новом шлеме — большой желтый бриллиант. И почти забыл об этом.

Но свет вспыхнул.

Он был не столь ярок, как рассчитывал Трандуил, но его хватило рассмотреть бледное лицо Торина, бессильно раскинувшегося на камнях. Падение было делом случая, но так уж вышло, что король гномов своим телом смягчил его для Трандуила.

Владыка подумал секунду.

Полная тишина. Душно, очень душно, словно воздух не проходил в их гробницу. И жарко, как будто Балрог дремал прямо по ту сторону каменной стены.

Здесь нельзя было выпрямиться во весь рост. Их не завалило камнями только потому, что поверх королей ребром встала громадная каменная плита, создавшая своего рода гробницу. Со всех сторон были камни. И только они.

Зато можно было сесть.

Трандуил, чувствуя, что уже начинает дышать чаще и тяжелее, теряет силы в разогретых доспехах, отстегнул плащ, как смог, расстелил его на булыжниках. Осторожно снял с Торина шлем, ощупал голову, шею гнома. Вроде все цело. Ругаясь на синдарине, начал разбираться в сложном снаряжении, кованом оплечье, ремнях и пряжках. Некоторые были вправду сделаны хитро нарочно — чтобы враги, покусившиеся на павшего или раненого наугрим, не смогли легко завладеть его имуществом.

Нагрудник, наручи; затем какие-то ремни, которые крепили уйму дополнительных ножен, мешочков и кисетов, затем волчий мех, который частично заменял стегач у эльфов, затем еще и кольчуга, не простая, мифриловая. Трандуил пригляделся, прищуриваясь в свете своего волшебного камня — это была свежая ковка. Кольчугу отличного тонкого плетения изготовили совсем недавно и на ней были новые символы, видимо, которые гномы присвоили возрожденному, как они думали, Казад-Думу.

— Везучий, сын Ауле… если бы не Балрог… ты почти сделал это…

Гном был тяжеленный, будто налитый свинцом — и Трандуил ощупал этот свинец, могучие мышцы, массивные руки, предплечья, оплетенные выступившими венами… на запястьях были потертости от вечных наручей, руки обожжены огнем горнов. Из-под спины текла кровь — где-то острые камни, на которые упал Торин, прорвали таки защиту и добрались до тела.

Трандуил повозился, устроив из доспехов Торина и своего плаща нечто вроде лежанки, обхватил узбада за плечи и потянул, снимая его тело, ноги с острейших камней Мории.

— А, — негромко проговорил гном, — так ты не Ольву ко мне ревновал, а меня к ней… вот дорвался-то…

Тем не менее, обхватил Владыку за шею и помог себя переместить.

— Куда ты ранен?

— Я просто расшибся… тебе же обязательно надо быть сверху… — прошептал Торин и забылся вновь.

Трандуил, не в состоянии сейчас даже улыбаться, расстегнул широченный пояс, который в доспехах гномов мощной пряжкой осуществлял защиту живота. Стянул ремень с узбада и рухнул, потеряв силы.

Тут было слишком жарко и нечем дышать. Но теперь Трандуил слышал еще и очень тихие царапающие звуки, словно кто-то острым когтем проверял снаружи прочность их убежища. И этот кто-то был недалеко; но как они находились замурованные в каменном саркофаге, так и их враг не видел, хотя и ощущал, что пленники Бездны неподалеку. Временно это положение было выгодным.

Трандуил нащупал в полутьме свое оружие — один меч потерян, другой нашелся. На поясе кинжал. Снял часть доспехов, извиваясь и ругаясь вполголоса, поскольку это был парадный сбор, рассчитанный на помощь оруженосца. Сидя на коленях, ловил руками непокорные застежки, откидывая волосы и шипя сквозь зубы… наконец, справился, оставил на себе лишь сапоги, штаны, рубаху, тонкий ремень с кинжалом; начал надевать обратно портупею для уцелевшего наспинного меча — ушибся макушкой. Ахнул, потерся…

— Когда выберемся, — сказал негромко узбад, — скую тебе нормальные доспехи. Эти хороши, но…

Трандуил замер в не самой удобной позе, выгнувшись и заведя руки назад, пристраивая меч. Плечи и руки напряглись, обрисовывая в тусклом свете камня отличную мускулатуру, скрытую тончайшим шелком.

— Продолжай-продолжай, — Торин белозубо усмехнулся. — Мне нравится. Жаль нет монетки, кинул бы.

Камень на шлеме погас.

— Махал!

— Эру!

— Не мог понадежнее колдовать, фея?

— Он не должен был так быстро погаснуть…

— А если снаружи бродит Балрог или какое иное подгорное зло?..

— Какое зло? Тебе виднее, конечно! Ты пробудил здесь это зло! Мория давно отошла гоблинам и почила в толще времени… нет, потребовалось сюда тащиться… Воевать, бросив Эребор…

Торин попробовал сесть и болезненно застонал…

Трандуил в полной тьме протянул к нему руки, нащупал каменные широченные плечи. Торин схватил эльфа за запястья.

— Где болит?

— Ты же на меня упал… я зашиб спину… поясницу…

— Это теперь так называется? — ядовито спросил Трандуил. — Поворачивайся! Мне да, надо быть сверху!

— Ну повернусь, что ты сделаешь? У меня рассечена ягодица!

— Да, и из нее течет кровь, каменный ты дурак! Чем больше вытечет, тем больше ослабеешь! Если не остановить, как мы будем отсюда выбираться? Буду петь твоей заднице…

Торин на секунду замолчал, а затем расхохотался.

— Как ты себе это представляешь?

— Будешь лечиться или нет? — рассерженной гадюкой засвистел Трандуил.

— Буду! И запомню это навеки, клянусь Махалом! Надеюсь, останется красивый шрам с эльфийскими рунами… только вот… — Торин протянул руку и коснулся плеча Трандуила, его шеи. Эльф не отшатнулся. — Не проще ли сейчас уже со всем разобраться? И один оставшийся и пусть выбирается отсюда.

Трандуил убрал руку гнома.

— Вдвоем у нас в четыре раза больше шансов. А если сгинем в Мории оба, она…

— Она нам не простит.

— Нет, она просто останется одна, узбад. Кто-то должен выбраться. И оставь это. Поворачивайся. Снимай штаны.

Переход темы был такой крутой, что гном захохотал; не удержался и Трандуил. Короли смеялись до слез, до коликов в животе; темные своды Мории словно посветлели, а в шлеме едва заметно опять затлел огонек.

— Если что, я уже видел все твои достоинства, — сказал Трандуил, отсмеявшись. — В ваших купальнях. Приятное местечко.

— И я твои видел, — негромко сказал Торин, с трудом переворачиваясь на живот. — Ты хорош. Я думал, эльфы под своими тряпками все здыхлики.

— Кто?..

Узбад распустил завязку штанов.

— Что мне надо делать? Как-то… участвовать?

— Просто лежи.

— Imrid amrad ursul, — выговорил Торин и уперся лбом в кулак.

— Смотри, твое пожелание вполне может исполнится.

Трандуил не побрезговал самолично стянуть штаны с подтянувшего от неловкости мышцы наугрим и в мерцающем, исчезающем свете ошупал рану. Гранью каменного осколка, острого, как нож, Торина рассекло от копчика к бедру, достаточно глубоко. Крови гнома, тяжелой, остро пахнущей железом, натекло много.

— Не все так плохо.

— Ну я рад, что нравлюсь тебе и с этой стороны, — буркнул Торин.

— Рана чистая, не рваная. Я сведу края и постараюсь ее закрыть. Ты не должен терять кровь. Нам нечего пить… нечего есть. Мы отдохнем, чтобы собрать все силы, и решим, в какую сторону пробиваться. Возможно, нас ищут. Мы обязаны спастись. У меня дети, у тебя племянники и их дети. Поэтому постарайся не хохотать!

— Дети? — с интересом спросил Торин. — У тебя двое, я слышал.

— У меня четверо. Маленькие, которые со мной — дочь и сын. У Фили дочь и сын. — Трандуил собрался с духом, положил ладони на края раны и с силой свел края. Торин взвыл в кулак. — Теперь молчи.

— Ты… х-хорошо делаешь, приятно… ф-фея…

Трандуил не отозвался на подколку и негромко запел. Постепенно боль отпустила Торина и он словно погрузился в низкий, бархатный голос, выпевающий старинные эльфийские заклинания на синдарине. Это было очень красиво. Словно сияющие бабочки полетели во тьме вокруг королей; кровь перестала течь, повинуясь целительной песне, края раны схватились даже без нитки и иглы.

Закончив, Трандуил опустил плечи, сник; длинные волосы касались поясницы Торина, щекотали его.

— Ты чего там? — грубовато спросил узбад. — Присох? Или будешь целовать для пущего эффекта?

— Погоди. Я пока подержу руки, чтобы рана затянулась хотя бы поверху. В ближайшее время… попробуй… это место не напрягать.

— И рад бы, да боюсь, не получится. Нам же выбираться. Ты чего, фея?

— Темно… душно. Нет… воздуха. Враг недалеко. Я чувствую гору над нами. Здесь сложно обращаться к магии эльдар. Погоди, не возись. Еще… немного…

Торин замер, пытаясь вывернуться так, чтобы увидеть лицо Трандуила, но это ему не удалось; а еще через несколько биений сердца Владыка Лихолесья тихо упал на спину узбада без чувств.

— Ну вот, — сказал Торин, которому как раз заметно получшело. — Моя очередь.


========== Глава 15. Трудные решения ==========


— Мы спускались сутки, — мрачно выговорил Кили. — Ну и поднимались полтора суток. Нет и следов. Нашли вот, — гном протянул Галадриэль один из парных мечей Трандуила. — Только это. Они сорвались в Бездну, и один Ауле знает, как и где их искать. Надо собрать провиант, подготовить факелы, веревки. Балрог ушел, гоблины ушли. Эта экспедиция будет не на один день. Ты, колдунья, точно знаешь, что короли живы?

— О, пока что — я уверена, — прошептала Галадриэль. — Они еще присутствуют тут… но даже я не могу сказать, где их искать и что их ведет. Голоса их… сердец… столь тихие, едва различимые среди молчания камней…

— Ну кто вас звал, а!

— Мы погибли бы без эльфов, — тихо, дребезжащим голосом проговорил Балин. — Будь справедлив. Благодарить надо. Мы погибли бы, и они пришли как друзья, помочь в смертный час. Балрог в Казад-Думе опасен и для Лориена. Так что спасибо и за те пять десятков спасенных сынов Махала, которые вышли наружу. А Балрог… теперь он будет спускаться в вековечную тьму, раскапывать своими когтями завалы, пока не найдет королей и не сумеет их сожрать. И никто и никак не поможет им.

— Не каркай! — оборвал речь старца Фили. — Мы своих не бросаем, найдем узбада!

— Боюсь, судя по тому, что вы видели, пока спускались — они провалились на самое дно, к Огненной реке… никто из живущих ныне гномов не достигал ее. Последняя проходила в глубине Мории Заповедная галерея, на которой уже было так жарко, что в металлическом доспехе по ней было невозможно пройти. С нее лишь виднелись отблески вечно горящей реки, пламя бездны, в которой и живет Балрог. Его огню, его ненависти надо чем-то питаться. Он изгнан в Бездну Мории навек, но нашел там для себя источник силы. Там нечем дышать, потому что скапливаются рудные газы, которые отравляют тебя исподволь или волной взрываются от пламени реки. И все. Там нет больше ничего. Ничего…

— Но я читал, — подал голос Ори, — я читал, что надежда все же есть, хотя ни один из наугрим и не видел ее доподлинно…

— Ты говоришь о сказке, малыш, — печально выговорил Балин. — О сказке, в которую давно никто не верит…

— Пусть говорит, — сказала Галадриэль. — Если есть хоть какая-то надежда, мы должны знать.

Ори сглотнул.

— Зеркальное озеро. Оно никогда не замерзало, не покрывалось льдом. В нем всегда можно купаться, даже зимой. В Мории трудно с водой, ее собирали в резервуары, выбитые на вершинах скал, от дождя или снега… и оттуда уже направляли по трубам и каналам в города и поселения наугрим, поселения Казад-дума. Высоко над Морией было и чистейшее озеро, которое питали ледники, но после падения Казад-дума, надо предполагать, оно пересохло, так как вытекло все по трубам, проложенным гномами. Их перестали перекрывать, за ними перестали следить. Но воду искали внутри величайших пещер Мории, но находили мало или горькую. Здесь вышло не как в Эреборе. Но была легенда о великой горячей реке, которая течет, сплетаясь, но не смешиваясь, с огненной рекой Балрога — и под землей выходит наружу, в озеро, делая его воды теплыми в любое время года. Эту реку искали, чтобы использовать ее мощь и силу, но отсупали из-за жара, рудных газов и страшной глубины. Только до Заповедной галереи хорошо подготовленным гномам со всем нужным снаряжением спускаться не меньше пяти дней, а теперь, когда часть переходов и балконов разрушена, и дольше… и неизвестно, получится ли…Мория слишком величественна. Но если река есть, ее воды могут вывести наружу Торина… и Владыку Трандуила.

— Если есть, если выживут, если не отравятся газами, если они не лежат там с переломанными костями и не умирают медленно и мучительно… если воды этой реки не сварят любого живого, попавшего в них… — проговорил Балин, и слезинка, теперь уже приличествующая патриарху, стекла по его носу.

— Я должна подумать, — резко сказала Галадриэль. — Подумать. Отдыхайте пока, завтра подойдут обозы с припасами, веревками, факелами. Если за ночь голоса их фэа не затихнут, я пойму, что нам делать.

— Да, — сказал Фили. — Нам отлично помогло бы что-то летающее. Ольва рассказывала о… летательных механизмах… дельтапланах…

Уцелевшие гномы выносили мифрил, который удалось найти или добыть, переплавить и не потерять в последней битве. Халдир давался диву — Мория в очередной раз потрясла мир своими несметными сокровищами, которые казались давно ушедшими в мир легенд. Врата приветственно распахнуты, разбит лагерь… Картинка мирная — казалось, заходи обратно в Казад-дум и располагайся.

Но оставшиеся гномы спорили, их раздирали противоречия.


Галадриэль отправилась к своему шатру. По дороге она столкнулась с Фириэль, бегущей к ближайшему ручью с грудой окровавленного полотна.

Владычица Золотого Леса сцапала помощницу целительницы за рукав и подтянула к себе.

— Если Владыка погибнет… в этом будешь виновна ты. Ты не просто травила Повелительницу Ольву, ты еще и ослабила его мужскую и воинскую мощь. Когда Трандуил вернется, он будет судить и казнить тебя. Если не вернется, это сделаю я, и поверь, он явно милосерднее меня.

***

Летний стан у реки был напоен теплом и запахом цветов.

Эйтар срубил отличный шалаш, который не пропускал даже капель летних дождей. В нем было и просторно, и уютно.

Ветка с наслаждением плавала в широкой реке. В Лихолесье было достаточно озер и прудов, но Андуин оказался чем-то особенным.

Эстель оказался гурманом и ловил раков, сетуя, что нет масла или сметаны сделать достойный соус. Радагаст принес полную ушанку грибов и уверял, что они съедобны. Но, рассудила Ветка, сморчкам и строчкам поздно, белым рано, подозрительных веществ развелось пруд пруди — и маг обедал своими грибами в одиночестве.

Тауриэль медленно приходила в себя. Следующую ночь эллет крепко спала, усыпленная и успокоенная отварами Радагаста.

Ветка тем временем соображала. У них не хватало снаряжения. Для Тауриэль одежда нашлась, но ни у кого из путников, кроме Эстеля, не было ничего сменного или запасного. С оружием также затруднения.

Сет убежал и не возвращался.

Из верховых животных были только орочьи лошадки, которые вообще не соответствовали пока что представлениям Ольвы о том, на чем можно ездить. Ну и Крошка, но строгая маленькая кобылка явно не вывезла бы всех путников, разве что их не слишком богатые в данный момент пожитки.

— Радагаст, — спросила Ветка, — а где бы и как бы разжиться шмотками? Вещами, одеждой? Мы как-то быстро разорились на этом пути.

— А куда вам идти? Деву подобрали, ну и возвращайтесь к себе в Лихолесье, — буркнул маг. — Что до меня, то и я пойду по своим делам. Слишком уж надолго я покинул Росгобел.

— Как скажешь, вам, магам, никто не указ, — улыбнулась Ольва.

— Отойдите от Андуина. Пойдут по харадскому тракту торговцы, возьмете у них и одежды, и оружия, — сказал Радагаст. — Только ходят разные. Если поймут, что у вас есть гномьи каменья, нападут и все отнимут. А я пересеку дорогу и вернусь к себе. Не могу я подолгу отсутствовать, мне лес свой надо блюсти.

— У орков могли быть неплохие вещи из награбленного, — сказал Эстель. — Там все затянулось травой, но проверить могу сходить. Не все маг похоронил под землю.

— Награбленное, — поморщилась Ольва. — Сходи, лучше, чем ничего…

В кустах затрещало и на поляну выломились два жеребца, гнедой и белый. На круглом крупе белого отчетливо был виден отпечаток мощных челюстей и несколько чувствительных, но неопасных царапин — когда хотели не съесть, а напугать.

Ветка вскочила.

— О! Сет прислал себе замену! Только куда же он сам умчался-то…

— А где мы с лошадей снаряжение срезали? — поднялся Эйтар. — Уж два комплекта годных я соберу… Повелительница, ты не передумала переплывать Андуин? Идем дальше, или, может, вернемся?

— Я не пойду в Лес, — сказала Тауриэль. — Теперь не пойду.

— А куда?

— Думала с вами. До Ривенделла.

— А в Морию? — задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке, Ветка.

— К Кили я не вернусь. Не спрашивай и не уговаривай. Нет.

— Я, видно, одна такая толстокожая, что смогла, — буркнула Ольва. — И, как видно, не следовало этого делать, потому что все равно неприлично. Особенно когда все знают. Ладно. Тебе жить, тебе решать.

Все путники с удовольствием наслаждались остановкой. Эстель без малейшей брезгливости собрал из снаряжения орков то, что могло пригодиться для жеребцов, отмыл и отстирал то, что могло пригодиться им самим. Трупы после заклинаний Радагаста уже давно втянулись корнями в землю, а вот вещи лишь забила высокая трава. И да, отряд дезертиров и грабителей тащил с собой немало полезного.

Радагаст запряг своих ушастых и удалился, не попрощавшись.

Вечером Эйтар пришел к Ветке. Улучил момент, когда та была одна, а Тауриэль с Эстелем готовили на огне мясо.

— Повелительница, я уважаю твое желание путешествовать. И уважаю решение Тауриэль не возвращаться ни в Лихолесье, ни к мужу. Но все же — не было бы сейчас разумным пойти назад? Да, мы собрали все необходимое для продолжения пути. И твой варг пригнал сюда лошадей, они, видимо, так и брели невдалеке за Крошкой Эстеля. Она очень строгая кобыла. Но, может, ты поговоришь со мной о том, что ты сейчас думаешь?

Ветка помялась. Откровенничать с Эйтаром она не привыкла, обычно на этом месте был Мэглин. Но…

— Хорошо. Во-первых, еще раз благодарю тебя за Тауриэль. Во-вторых, я рада, что ты догнал нас. Я действительно рада тебе. В-третьих… после того, как я заболела, после того, как выяснилось название этой отравы орочьей, я могу думать только о Сауроне. И ни о чем, кроме. Трандуил ни одним словом не лгал мне, когда говорил, что Лихолесье — это убежище. И как только я высунулась из Пущи, я поняла, до какой степени. Там, дома, когда я была обижена, мне все представлялось иначе. Что орки, убийства, войны — что это все было только вокруг меня, из-за меня, из-за магии Саурона, которой больше нет… так хотелось в это верить. А оно есть и совершенно отдельно от меня, оказывается. А я хотела безопасных дорог, новых впечатлений, встреч со старыми друзьями.

— Ты не вполне здорова. Я бы предложил тебе вернуться. В этом отряде только Эстель в точности знает, куда и зачем он едет. Мы оставим одного жеребца Тауриэль, если она хочет в Ривенделл — поедет с нуменорцем. А мы с тобой возьмем Геста и отправимся домой. И Сет, я думаю, убежал не просто так. Где-то что-то происходит, а мы не знаем.

— Сны мне снятся ужасные… но я думала, это из-за зелья, из-за беладонны, которая покидает мое тело. Чуть больше пить, чуть больше спать…

— Повелительница, — проговорил Эйтар. — Я никогда не позволял себе оспаривать твои решения или высказывать свое мнение. Но сейчас я это делаю. Пожалуйста, послушай меня. Или вперед, через Великую реку — как пойдут дальше Эстель и Тауриэль, или назад, домой. Я бы предпочел стократ домой. Вот правда. И еще. Чем более ты думаешь о Враге, тем больше вероятность, что его Багровое Око, его слуги начнут тебя искать. В Пуще ты и ваши с Владыкой дети недостижимы и защищены.

— Я тебя услышала. Эйтар… ты замечательный. Разреши мне подумать еще день или два и принять решение. Кроме того, отдых и… детокс не повредит ни мне, ни Тауриэль. Здесь вода, птички, красотища…

— Красотища и дома есть, — чуть сухо сказал Эйтар, вставая. — Один день, Повелительница. Две ночи, сегодня и завтра. Послезавтра утром жду твоего решения. Опасно вот так стоять лагерем недалеко от Харадского тракта и от Андуина с его пиратами. Думай.

— Ага, — проговорила Ольва в спину Эйтару, который как-то резковато удалился. Несколько непочтительно, надо сказать!

А еще позже вечером, когда уже заснувшая было Ветка встала с желанием на секундочку выскочить в кустики с целью детокса, она обнаружила, что Тауриэль и Эйтара нет. Почувствовав себя Чингачгуком на тропе войны, замирая от целой гаммы ощущений, Ветка прокралась к речке — и да, ее телохранитель и супруга Кили были здесь, нагие, в воде. Их действия, силуэты, начерченные луной на серебристой глади Андуина, тихие, почти беззвучные слова ни о чем, легкий смех, шепот, полный летней ночи — все это было так же восхитительно, как и сумасбродно.

— Нет, ну вы поглядите, — одними губами проговорила Ольва. И пригорюнилась.

Нет, Тауриэль не вернется к Кили. Увы. И кому-то надо будет ему об этом сообщить.

Эстель вторым Чингачгуком появился рядом и подергал ее за рукав — не надо мешать.

И неприлично подсматривать.

Ветка, удавив смешок-вздох, ушла в шалаш и долго не могла уснуть, так и эдак дорисовывая увиденную картинку.

***

Одним днем решить, что делать, не получилось.

Пришли обозы. С ними, узнав о великой беде, приехал Келеборн.

Держали совет с Иргилем, Даэмаром, Иллуиром. Оруженосцы и ближайшая свита Трандуила считали, что надо идти вниз, в бездну Мории, и искать своего Владыку.

Кили и Фили оба одновременно доказывали, что идти нельзя, и глубина слишком большая. Идти долго — и кто знает, куда именно получится спуститься. И тут же утверждали, что бросать королей никак нельзя…

Балин тем временем, пораженный теперь своей телесной немощью, вместе с Халдиром и несколькими гномами (и одной неутешно рыдающей гномкой) связали десять или двенадцать тючков с нехитрыми припасами, от которых в бездне может зависеть жизнь. Затем эта компания прошла Ворота и потратила полдня на то, чтобы сбросить спасательные свертки в разных местах — там, где нашли меч, и с моста, ведушего из первого зала Мории вглубь Казад-дума, и там, где, как казалось сверху, легче всего таким подношением достичь дна. Мощная рука Халдира отбрасывала свертки подальше от всевозможных уступов и неровностей, где они легко могли зацепиться.

— Торин будет искать помощь, — говорил Балин. — Если узбад жив, он знает, что гном для гнома всегда сделает такое, особенно если некогда или невозможно спуститься и отыскать…

— Это жестоко, кстати говоря, — прокомментировал Халдир. — Вода и пища могут отсрочить, но не предотворатить смерть. И тогда это лишь затянет агонию.

— А многим гномам этот обычай спас жизнь. Мне, например, — примирительно выговорил Балин. — Беднее мы от десятка кирок и мотков веревки не стали, а вот там, в Бездне… иногда спасаешься с голым задом, ничего не сумев прихватить.

Эльфы, оруженосцы Трандуила, также попробовали спуститься вниз на одну или две галереи — и убедились, что дело это непростое. Спуск занял почти весь день, факелов не хватило; тьма поглощала скальные выступы и балконы, по которым надо было идти. Эльфы теряли в глубине ориентацию, дыхание, силы. Спасатели вернулись, как раньше вернулся первый поисковый отряд.

Тем временем гномы начали роптать. Появились недовольные, которые считали, что Торину следовало бы давно завершить свой поход — и тогда столько их братьев не полегло бы во тьме, под ударами огненного бича. Мифрил позволял вернуться в Эребор с почестями и быть принятыми с уважением.

Кили услышал о разрушении Полуденного приюта. Где была Тауриэль, в Лориене не знали. Знали, что она просила убежища в Дейле… и вроде как там и осталась.

Фили услышал о том, что Гора запечатана, а Даин Железностоп провозгласил себя королем Эребора. О том, что его жена и дети, наследники рода Торина, также бежали и скрылись у Барда. А также о том, что Пустошь, дремавшая десять лет, снова опасна варгами и орками…

Сердца принцев разрывались. И только Балин негромко говорил, что надо уходить и делать те дела, которые по силам, а короли — что поделать, отныне предоставлены собственной судьбе.

Сомнения и сборы ватаги длились и длились. Честь с любовью к Торину с одной стороны и здравый смысл с любовью к своим оставленным близким с другой — вели бой не на жизнь, а на смерть. Гномы после чьей-то пламенной речи то собирались в Морию, то отказывались от экспедиции — и бросалась паковать обоз, чтобы уйти к Эребору. А это даже по лету был длинный и не такой простой путь. С телегами, двигаясь шагом, с учетом переправы через Андуин, и даже если можно будет воспользоваться дорогой Мен-и-Наугрим — к осени бы дошли… до дождей и тем более морозов.

Гномам привычно было переселяться огромными отрядами, кланами или родами. Нынче все оставшиеся в живых после попытки оживить Морию считали себя единым новым народом, народом Мазарбул.

Были и такие, которые говорили, что Мория не единая твердыня Мглистых гор. Что можно пройти от Лориена к северу и поискать хорошую пещеру, с которой начать построение новых чертогов — обосновался же Торин в ранние годы своих скитаний в Синих горах, так отчего же не начать все снова? И зачем идти на поводу у Даина, искать с ним общий язык, если можно просто сделаться новым городом наугрим без такой радости, как Балрог под полом?..

По давним преданиям, в Мглистых горах была всего одна волшебная жила мифрила. Но любые горы по-своему богаты, так можно же и поразведать, прежде, чем уходить; чего сразу бросаться в Эребор.

Но Кили и Фили были непреклонны и желали как можно скорее дойти до Дейла. Зрела распря, причем не только между гномами, но и в их душах и сердцах, а страшнее такой распри мало что можно придумать.

И завершилась она, когда Галадриэль пришла на совет старших из оставшихся наугрим…

— Я не могу лгать вам. Я не слышу более фэа Владыки. Гора поглотила его окончательно, либо же нечто более могучее скрывает его дух от меня. Не слышу я и мятежных мыслей Торина. Не стоит рисковать теми, кто остался, и слать их во Тьму наугад, тем более, что и старейший и мудрейший из вас с самого начала говорил, что это бессмысленно. Слишком велики подземные чертоги Балрога… слишком глубоко во тьму сгинули короли.


========== Глава 16. Огненная река ==========


Торин все же немного растерялся. Он аккуратно повернулся на спину, стараясь не столкнуть эльфа; потряс Владыку за плечи — тот не отозвался.

— Н-да, — сказал узбад. — Вот и возможность бросить его тут и спокойно подняться наверх.

Вместо того, чтобы начать исполнять сказаное, Торин пошевелил починенной половинкой — ягодица работала. Однако до того, как они с Трандуилом упали сюда, в бездну, гном долго бился и изрядно устал. Он убедился, что Владыка дышит, хотя и слабо; подтянул короля эльфов себе на грудь, обнял, чтобы тот не скатывался в камни. Ему тут было привычно — чувствовать пульс горы, запахи пород вокруг, неслышный шепот камней; сухие острые булыжники и тьмы не пугали узбада, более того — он понял, где они и что с ними. И хотя это было наихудшее положение во всем Средиземье, он не собирался тут гибнуть, а собирался пробиваться к свету и жизни вместе с одним из сильнейших эльфийских витязей этого мира.

«Наша сила лишь в единстве».

Сильнейший витязь пах лесом и медом, цветами и неведомыми травами. Его шелковые волосы волной лежали на плече Торина Дубощита, щека прижималась к широкой груди узбада, а сам гном обнимал узкую, достойную эллет талию, ощущая под пальцами жгуты мышц, пробегавшие по бокам от таза наверх, мышцы фехтовальщика и танцора.

— Феечка ты моя, — мирно сказал Торин и честно уснул, не теряя время попусту. Последней мыслью было — надеюсь, и эльф выспится и взбодрится, Махал его подери. Снулый Трандуил будет скорее обузой, нежели подмогой.

Время под горой идет не так, как в мире подлунном. Здесь теряется ощущение пространства, направления, самой жизни. Торин восстановил силы, определился с местонахождением, но даже он не смог бы сказать, сколько они провели тут времени. И да, надо было выбираться из каменной гробницы.

Выспавшись, узбад принялся будить и эльфийского короля.


— Ау! Подъем! Пора вставать!

Нет. Тьма не отзывалась никак. Камень на шлеме окончательно погас.

Торин нащупал лицо Трандуила, коснулся огрубевшими пальцами губ — сухие, потрескавшиеся.

— Ну ладно.

Пошарил вокруг одной рукой, отыскал свою портупею. В кармашках нашел горняцкую лампадку, вытащил. Ударил металлом о камень — запалил огонек.

Трандуил выглядел мертвым, но дышал. Половина лица проступила страшным ожогом.

— Да, плохо тебе тут. Мы-то слеплены как раз для таких подземелий, Владыка.

Вытащил крошечную фляжку. Подумал.

Это был крепчайший самогон на мумие — слезах гор. Как считали наугрим, зен-зарар, огненное пойло, намного круче мирувора — который, впрочем, мало кто из гномов пробовал.

Торин для начала совсем чуть капнул себе, смочить язык. И от души влил зелье в рот Трандуилу, прижав его горло, чтобы точно проглотил.

С воплем эльф подскочил и сразу закашлял. Свалился с мягкого гнома — попал на острые камни, взвыл от боли.

— Вот, — сказал Торин. — Так лучше. Собирался уже будить тебя поцелуем. Ты так похож на девочку, Эру клянусь.

Девочка в данный момент выглядела угрожающе и попробовала величественно выпрямиться — ударилась макушкой о свод и заругалась на синдарине.

— Не годится никак, — проговорил Торин. — Глорфиндейл ругается на орочьем наречии, это звонче. Ты бы хоть кхуздул освоил.

— Мы все еще здесь?

— Ну, а кто же нас откопает? Разве что местный хозяин. Мы на самом дне, Владыка. Мы около огненной реки. Вон с той стороны можно пробиться, лампадка показала там сквознячок. Но надо быстрее, чтобы нас не придавила плита. Я нашел свои и твои рукавицы, надевай. Еще пригодятся наколенники, может, шлемы. Много металла нельзя, изжаримся внутри доспеха.

— Эру Илуватар, — выговорил Трандуил. — Ладно. Веди, гном.

Дышать было тяжело. Жар и духота прилепили рубашки к королям, но отдых, пусть и невольный, пусть и схожий с обмороком, помог немного восстановить силы.

— Сидеть ждать помощи не следует, — сказал Торин, откидывая горячие камни. — Сюда спускаться без галерей, наверное, десять дней, может, больше. Когда откопаемся, будет жарче, но будет свет от огненной реки. Возможно. Надеюсь…

Труд был тяжелым и однообразным. Рукавицы защитили пальцы.

И спустя вечность, как казалось узбаду и эльфу в мерцающей полутьме, они вправду пробились наружу…

Торин выполз как-то особенно поспешно и дернул за собой Трандуила — плита, которая спасла их, упав с высоты в виде наклонной крыши, потеряв опору под одним из краев, зашуршала и тяжело осела.

И да, тут было намного жарче. Зато по черным закопченым скалам метались огненные отблески, позволяющие видеть отвесные рваные скалы, уходящие в бессветную высь, огромные залы и переходы, сотворенные точно не руками гномов, а скорее волей Моргота, и ниже на полет стрелы, в ущелье — поток сплошного пламени, который двигался, собираясь в завитки, иногда полыхая вверх столбами яркого огня.

— Древнее диво, — сказал Торин. — Ты понимаешь, что видишь легенду моего народа? И хорошо, что река есть, она сжигает рудничный газ. Иначе мы бы уже задохнулись или взорвались, когда я запалил лампаду.

— Я тут и так задохнусь…

— Не хнычь, моя красавица. Выберемся. Раз пришло время легенд, вспомним еще одну.

Восстанавливая силы, оба сели на обломки скал.

— Мы полезем наверх?

— Это займет много дней, а нам нечего пить и есть. Трандуил, это конец.

— Нам могут помочь сверху.

— Разве что догадаются скинуть припасы и воду, — усмехнулся Торин. — И то груз будет падать долго, а то и зацепится по дороге. Видишь, наугрим погибло много, а трупа ни одного не видно. Не долетают.

— Если закричать?

— Путь наверх — не один день. Рискованных дней, если нет веревки и крючьев. Без воды и пищи. Пойми меня правильно, горы отменно проводят звук, но мы не докричимся. И это очень опасно. Камнепады, оползни, обвалы. Нас просто похоронит тут либо на вопли явится Балрог. Мы будем искать реку, Трандуил. Подземную реку настоящей воды, которая выходит из недр Мории наверх, в Зеркальное озеро. Правда, вода может быть горячей.

— Вода, — прошептал Трандуил.

— Не надейся, ее скорее всего нельзя пить. Но по ней можно плыть наружу, если хватит дыхания и сил рук. И пока мы тут сидим, вместо обеда и пива, расскажи, что случилось с Ольвой.

Трандуил вскинул подбородок и молчал.

— Ну то есть ты виноват, — подытожил Торин. — Ты обидел ее и она убежала. И ты решил, что ко мне. Ты так себе муж, тебе не кажется?

— Это… недоразумение, — неохотно проговорил Трандуил. — Ольва… легка на подъем. Она же не пленница в Лихолесье, а его Повелительница. Но да, мы расстались плохо и она уехала.

— Хотел бы я дождаться ее, — ухмыльнулся Торин. — И поверь, я бы не упустил своего шанса. Мне кажется, я знаю и понимаю ее лучше чем ты, эльф.

— Узбад… не забывай, что теперь речь идет не о маленькой иноземке, потерянной в чужом мире. Речь идет о моей жене и о матери моих детей.

— Очень повезло тебе, что Эру Илуватар одарил тебя детьми, — с уважением и болью одновременно сказал Торин. — Ты счастливый… самодовольный, самовлюбленный, эгоистичный… эльф. Иначе я потягался бы за ее внимание, будь ты хоть десять раз король и муж. И вообще, в Средиземье к первому она пришла ко мне.

Трандуил помолчал.

— Ко мне. Ты тягался. Она выбрала меня. Мне кажется, я слышу воду. Но вода глубоко, она точно бежит… по трубе… по сплошной пещере. Поищем ее.


Подземную реку они нашли еще на ступень ниже.

Жар от огня здесь был почти нестерпимым. И Трандуил, и Торин связали волосы шнурками сзади, сплели косицами — иначе отдельные волоски пересыхали и скручивались, чернели. Трандуил тяжело дышал, но ни в чем не желал уступить гному. Наугрим, хоть и показывал свою приспособленность к тутошним местам и условиям, в глубине души совсем не был уверен, что у них получится выбраться.

Зато, выслушивая и выстукивая камни, они нашли сверток, который, видно, и впрямь скинули сверху — им в помощь.

В широкий плотный плащ был увязан мех с водой, кирка, веревка с крючьями, парочка горняцких ламп, огниво, лембас. Вода подняла настроение, еда придала сил. Сделав по несколько глотков, путники приободрились.

— Леди Галадриэль чувствует, что мы живы, — выговорил Трандуил. — Попробуем пробиться к воде или посмотрим, где она откроется сама?

— Сперва пойдем вдоль по руслу, а затем…

Звук снизу заставил обоих замолчать и замереть.

По берегу огненной реки двигался Балрог.


Гномы не знали, как зовут Проклятие Дурина. Балрог, изгнанный в неведомом уже прошлом, просто жил здесь и не так уж часто поднимался наверх — поднимался, только если его тревожили. А еще огненное диво Мории никогда не выходило из пещер и не искало своего господина… либо уже не признавало себя подчиненным Саурону.

Балрог, в два роста Трандуила, широкий, с черным плащом крыльев, стекающим со спины на камни, стоял около огненной реки, нагнув рогатую башку. Сейчас он двигался не так быстро, как обычно, и не пылал, окутываясь тенями. Кроме того, Балрог горел, светился сам — можно было разглядеть роскошный меч на бедре, боевой топор, длинный многохвостый бич, свернутый сейчас кольцом. Торин и Трандуил не дышали, не зная, как огненный майа определяет чужаков в своей вотчине; балрог тем временем вздохнул и снял…

Огромный рогатый шлем.

На плечи упали длинные черные волосы, по которым пробегали сполохи огня. Балрог нагнулся и зачерпнул ладонью огня, совсем так, как делает уставший человек. Между пальцев протекали и капали вспышками капельки того, что текло в речке — то ли смолы, то ли какой-то иной крови земли; умылся, пригладил назад волосы.

Трандуил чуть задел мелкий осколок камня; прошуршал небольшой оползень. Балрог вздернул подбородок и обернулся.

И да, он был красив.

Торин и Трандуил не дышали.

Повертев головой, майа-демон снова надел свой рогатый шлем и тяжело направился куда-то в верховья огненной реки и через некоторое время скрылся из виду.

— Теперь мы знаем тайну Проклятия Дурина, — медленно проговорил Торин.

— И да, это легенда из стародавних времен… — отозвался Трандуил.

— Он похож лицом на эльфа.

— Он майа, Торин. По сути, сколь много майар живет среди нас… единицы. И каждый из них теперь бесценен, потому что с ними, как и с эльфами, из Средиземья уходит былое могущество.

— Он не будет нас выслеживать?

— Похоже, нет. Он… тоже бился много дней.

— И унес много жизней гномов… очень много, — горько сказал Торин. — Почему он не говорит? Почему сразу атакует? Может, можно было бы договориться…

— Вот поэтому.

— Да.

— Выждем еще или пойдем по воде?

— Я очень надеюсь, что вода откроется нам. Если нет, надо будет пробивать отверстие. Одной киркой…

— Мы справимся, Торин. Мы нашли гостинец сверху, который говорит, что о нас думают. А пока о нас думают… помнят… мы не пропадем.

— Ох уж мне эти высшие материи, — сказал узбад. — Ох уж мне эти изысканные сложности. Просто давай не дадим друг другу сдохнуть, и все. И да, реки текут в одну сторону. Балрог пошел в верховья — а мы идем вниз, туда, где горячая подгорная речка выбивается наружу и вливается в Зеркальное озеро.


Путь под землей за звуками воды, текущей на глубине под камнями, потребовал много времени. Пройти лигу по лесу Трандуилу было за игру, да и Торину по галереям гномов в удовольствие. Здесь же острые камни, необходимость почти в полной тьме то карабкаться, то лезть, страхуя друг друга веревками, задерживала и обессиливала гнома и эльфа. Раз или два они теряли реку — шум оказывался неслышим из-за большой толщи камня. Но, наконец, и огненная река, и та река, которую было слышно, но не видно, сделали резкий поворот — и путники увидели оба потока в руслах, пробитых чуть выше и чуть ниже в крепчайшем черном камне самых корней Мглистых гор.

Верхняя река дымилась ядовитыми испарениями, вода в ней казалась черной, воды текли бурно. Ниже на треть полета стрелы в таком же русле текла река сплошного огня. Еще половина лиги — и Торин с Трандуилом дошли до площадки, покрытой окатанной галькой; она образовывала нечто вроде пляжа к воде, мимо которого с глухим устрашающим ревом текла горячая река.

— Что дальше, узбад? — спросил Трандуил, растягиваясь на гальке.

— Пойдем вдоль воды, сколь сможем. Когда не сможем, прыгнем в воду и поплывем.

— Если мы будем в трубе, негде будет дышать. А проплыть столько, сколько мы прошли, мы не сможем, не вдохнув. Это верный способ утонуть, гном.

— Можно вернуться туда, где нашли сверток. Лембаса и воды нам хватит еще на один раз, только на один. Лучше не ждать, пока кончатся силы, а попить и поесть сейчас, и решать. Или уж мы рассчитываем на себя, или уж на тех, кто наверху. Но поверь… я их учил. Фили будет старшим после меня. И так потери огромные. Никого он вниз не пустит, понимая, что это не Эребор… это Казад-дум, бездна Мории, — проговорил Торин.

— Я… забываюсь, — тихо сказал Трандуил. — Река отравляет меня. Мы отдохнем сейчас немного и надо идти. Делать, как ты сказал. Я вроде и могу придумать иное, а не придумывается.

— Ты мне это… не дури, — проговорил Торин. — Воняет, да, но не так уж ядовито. Выберемся. Свяжемся веревкой.

— Нет, Дубощит. Тогда мы пропадем оба. А надо чтобы хоть один да точно выжил.

— О детях своих думай.

— Гора придавила меня, — пробормотал Трандуил. — Я не собираюсь сдаваться. У детей есть Леголас. Ольва. Одни не останутся. Но странно будет, если все закончится так. Я шел… говорить. Не воевать. Это не… дракон. Не Майрон. А обернулось иначе. Отчего вы не сообщили в Лориен, что такая беда?

— Мы сообщали. Слали гонцов и в Эребор, и эльфам. Но просить подмоги могли только у Даина. У него и просили, не прислал, — буркнул Торин. — Оно временами шло хорошо, а временами хуже не придумаешь. И все считали, что нам надо просто покинуть Морию. Все думали, это блажь, как когда-то с Эребором.

— Ну блажь же и оказалась.

— Да, — горько сказал Торин. — Не одни вы, эльфы, думаете о своем Море. И мы, сыны Махала, считаем наши дни, оставшиеся нам в Средиземье. Некоторые вовсе думают, что надо уходить к самым корням гор и перестать выходить наверх. Другие — что лучше идти к людям и жить с ними, сколько выйдет. Вот и пойми, какой путь избрать. Здесь, в Мории, можно было бы затихнуть… жить малым отрядом, добывать и выносить руду мифрила… печей не разжигать, не возрождать. И то смели бы гоблины. И что это за Казад-дум, так, старательская партия. А я иного желал.

— У тебя почти получилось.

Надолго замолчали. Трандуил дышал тяжело, как будто боролся за каждый вздох. Воздух с ядовитыми подгорными испарениями словно наливался ему в грудь свинцом и не давал сил и облегчения.

— У тебя этот твой напиток во фляжке еще есть?

— Есть немного, — сказал Торин и без лишних уточнений протянул флягу эльфу. — Пей уж и выбрасывай ее. Воды не осталось. И на том спасибо, кто-то кинул точной и крепкой рукой. Прямо в бездну. Весь металл снимем, где река уходит в камень. И поплывем.


========== Глава 17. Око ==========


Эйтар сдержал слово и целый день Ветка отдыхала на берегу реки.

Увиденное ночью и блуждания остатков зелья в собственном теле побудили ее уйти за куст плакучей ивы, убедиться, что ее не видно ни от воды, ни от лагеря, и там загорать на солнышке, полностью раздевшись. Тауриэль не нашла в таком времяпровождении никакой радости и сказала только, что так себя ведут змеи и ящерицы, нагреваются солнечным теплом впрок, чтобы потом скрыться в расщелины. Ветка расхохоталась. «Змеей подколодной назвала — и нормально. Люблю эльфиек».


Трандуил.

Когда грезишь с закрытыми ресницами на теплом песке, мало ли что может вспомниться.

Узкие сильные руки, широкие плечи. Сияющие глаза удивительного голубого цвета. Длинные, просто замечательно длинные ноги. Восхитительный запах тела, волос — леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины. Ласкающие, сильные, уверенные движения. Периодические приступы мелочности и занудства. Несносный гордец и позер. Коллекция роскошных халатов, похожих на мантии, и мантий, смахивающих на шикарные халаты. Коллекция драгоценностей. Коллекция хороших вин.

Магия, которая живет на кончиках его пальцев…

Король эльфов. Возможно, последний истинный Владыка.

Ветка чуть было не убедила сама себя отправиться в Лориен, причем побыстрее. Нагнать Трандуила, устроить ему семейную разборку…

Да.

Нет.

Потому что вспоминалось и то, что так сильно резануло Ольву еще дома, когда она только освобождалась от действия цветочных капель.

Эти капли — они холодили.

В первый год после рождения Йул они были с Трандуилом везде. И почти что всегда.

Они реагировали на антураж, на смену одежды, погоды, настроения, вкусную еду, правильную музыку, правильное освещение… словом, любой пустяк, вроде мотылька, припавшего к цветку, мог вызвать приступ страсти подобный тому, который сокрушал когда-то дворец Барда.

Кровать была ненужной условностью — подходили выступы деревьев, камни, ниши, лавочки, оружейные мастерские с наковальнями. Сумеречный дворец не был заселен особенно густо, и все же временами эльфы прыскали от Владыки и его жены напуганными тенями, когда первая пара Средиземья забиралась на сеновал при дворцовых конюшнях или в винный погреб. Он всегда желал и даже на некоторое время сменил привычные одежды на более просторные, чтобы избегать неловкости; она всегда была готова к чему угодно и согласна на все. Беспокойство страсти было восхитительным. Даже когда они просто шли по парку около дворца, встречные придворные эльфы и стража краснели ушами и невольно начинали застенчиво улыбаться. Разок они все же выбрались с детьми в Дейл, когда Трандуилу еще не пришла в голову мысль закупорить Сумеречный лес наглухо, и обе дороги, туда и обратно, Ольва могла бы в деталях вспомнить по куче тайных и приятных убежищ, которые они отыскали для себя в путешествии прямо возле ночных стоянок.

Дальше первый голод был утолен и пошли деликатесы.

Близость стала реже, но глубже и церемоннее, а главное, они спали рядом, вместе, обнявшись, прикасаясь к телу друг друга — Ветка вообще не думала, что такое возможно, и там, тогда, в прошлой жизни, всегда высказвалась за отдельные спальни для супругов, а лучше за визитный брак, а лучше за гостевой, а лучше за свободные отношения. Так думают многие, пока отношений нет.

Но они были, да, две отдельные спальни. Как факт — они существовали, покои Владыки и покои его Повелительницы.

А пользовались Трандуил и Ольва только одной. И одной кроватью. А может, хватило бы и одной половинки одеяла.

Тогда Ветка придумывала безумные ночные наряды, которые, краснея, шили ей придворные эльфийки. Требовала алого, белого, черного, кожаного, перьев и бус. Косые взгляды дев и их перешептывания в зачет не шли — Ольве хотелось шалить и она не отказывала себе в этом. Платье для фламенко в конечном итоге было разорвано на такие маленькие тряпочки, что все же ушло в камин, но один лоскут в память об особенном вечере — когда Дане исполнился годик по человеческим, два по эльфийским меркам — Ветка оставила в своей шкатулке.

Сейчас Ветка уже точно понимала, когда близость начала гаснуть… и вовсе сошла на нет. Они спали рядом, шептали друг другу слова нежности, но после того, как в спальне поселился кувшин с легким вкусным вином, свидания происходили после праздников… после каких-то тревожащих душу событий… десять раз в год… пять… три… а потом и вовсе сошли на нет. Года, наверное, три или четыре уже. Не было отказа, но не было и желания. Была радость ежедневных встреч, но не было остроты, кидающей двоих друг к другу. Они друг у друга были… и все.

И это мучило Ветку невыносимо. Основательная такая заноза во всех ее счастливых семейных воспоминаниях.

Трандуил начал давать ей эту дрянь, потому что перестал ее хотеть?

Она была для него… слишком активной, похотливой?

Надо начинать ощущать стыд за те наряды и за свою несдержанность?

Как часто вообще эллет прилично желать близости, даже если она не эллет?

Тауриэль вон вроде вполне освоилась с Эйтаром… и, видимо, успешно перекрывает негативные впечатления. И годичных пауз не делает.

Отчего-то происходящее между Тауриэль и Эйтаром несколько нервировало Ветку и вызывало чувство, что она что-то прощелкала. Недосмотрела. Упускает.

Допустим, Мэглина она не прощелкала. Как минимум одна бабочка в ее животе всегда пролетала, даже если он просто играл с ее ребенком или делал ей внушение за грамматику или манеры. Она видела и ощущала мужскую красоту, умела ей радоваться, реагировала на нее остро, что старалась не показывать Трандуилу, но это очень украшало ее жизнь. Ведь вокруг теперь было столько красоты! Голод из прежней жизни по таким красивым людям… ладно, высшим существам, не отпускал — и Ветка не видела никаких причин, чтобы себе в этом отказывать…

А такого замечательного Эйтара не заметила. Смотрела на него, и не смогла рассмотреть.

Ветка негромко захихикала, вспомнив свой приступ нежности к Эстелю и Радагасту. Видимо, так выходили накопленные за годы невольного лекарственного воздержания телесные желания.

Ну, с этим мы сладим. Хотя это было бы даже забавно, напасть на школьника под влиянием отравы. Интересно, сдюжил бы молодой нуменорец?..

Да, последствиями приема зелья ее накрывало — благо, температура уже не поднималась или пока не поднималась. Но с этим можно было жить. Это можно было контролировать. И даже получать кое-какое удовольствие от игривых мыслишек.

Ветка перевернулась на живот.

Прошелестели легкие шаги, ниже пояса легло полотно, накрывая бедра.

— Ужин скоро будет готов, Повелительница.

Ветка искоса глянула на узорные носки сапог Эйтара. Ей не надо было представлять, как он подошел — так, чтобы тоже «видеть, не видя», не вглядываться, не оскорбить взором. Ну, да голых дев ему сейчас будет достаточно.

«Эйтар, сбегай, Эйтар, сделай, Эйтар, ой, я забыла, забила, разбила; Эйтар, а где Владыка»…

И так десять лет. Да он уже родной ей.

При этом по дворцовому статусу вроде как тайли, Эллениль и Мэглин, и Эйтар — равны.

И все дежурные вопросы к нему, но только тогда, когда рядом нет никого другого — «А мне это идет?», «А что прилично туда надеть?», «А кто будет?», «А как к ним обращаться?»

Ну и видел ее во всех видах, да. И так как обязан был постоянно находиться на «расстоянии голоса», то и слышал много чего. Понятно, что в итоге воззвал к Трандуилу и удрал на Дол Гулдур биться с орками, все приятнее, чем с такой дурой в хозяйках.

Был ли он женат? Были ли у него дети? Какие потери в бесконечной жизни эльфа нес? Как и почему избрал для себя такую жизнь — при дворце? Как относится к необходимости пасти иноземную Повелительницу? Вроде бы он ровесник Леголаса и признает Мэглина и Даэмара за старших…

— Эйтар, — спросила Ветка, приподнимаясь и закрывая руками грудь, — а какую еду ты любишь?

Спросили — отвечает.

— Ягоды, пироги, в дороге лембас. Люблю кашу с сушеными ягодами и орехами.

— Углеводный какой! А какой у тебя самый любимый праздник?

— Весеннее равноденствие.

И не скажешь, что скрытный жук.

А если спросить про Тауриэль? По идее, у нее, как у Повелительницы Пущи, есть такое право.

— Иди, я ополоснусь и скоро буду у костра.

«Готова ли я ехать домой? Готова ли я разговаривать с Трандуилом?»

Получалось, что нет.

И не потому, что не могла спросить.

А потому, что не была готова услышать ответ.

«И ведь мы часто не спрашиваем… потому что не хотим определенности, которая уже не оставит никакой надежды, и предпочитаем блуждать во тьме или тумане, но не зажигать светильника».

***

Ветка, завернувшись в плащ, проскочила до шалаша, оделась. Пришла ужинать.

— Мой телохранитель дал мне сутки на раздумья. Он считает, что мы с ним должны вернуться в Сумеречье. Но я все же принимаю решение двигаться дальше, — спокойно и эдаким «окончательным» тоном, заимствованным у мужа, сказала Ольва. — Я поеду на Гесте, Эйтар и Тауриэль на белом. Эстель?

— Крошка не отстанет.

— Как нам переправиться с лошадьми и вещами? Переплывут ли они такую широкую реку?

— Это сложная задача, Повелительница, — проговорил Эйтар, соглашаясь, как и обещал, с ее решением. — Скажу в последний раз. По моему мнению, направляться надо в Пущу или на крайний случай в Лориен, куда поехал Трандуил. Я чувствую недоброе и твои сны, точнее, бессонница, говорят о том же самом. Все вопросы задать, все, что неясно — прояснить. Но если это невозможно, тогда нам надо подняться чуть выше. Тут река кажется уже, но это стремнина. Нас снесет очень сильно, а я бы хотел рассчитать место, куда мы приплывем, чтобы выбираться поудобнее. Лучше всего было бы переправляться на Летнебродье, но это еще переход. Плюс… лето только началось, бродов как таковых может и не быть, но там широкое и неопасное место.

— Пойдем до Летнебродья, — сказала Ветка и затихла, погрузившись с открытыми глазами в грезы.

Два стареньких гнома, перешагнувших последний рубеж.

И они с Нюктой.

— Все спрашивали, — невпопад выговорила Повелительница Сумеречья, — как я прошла тот путь. Как выдержала тот год. Самое главное было не думать, просто делать. Понять, что надо делать, это секунда, но если начать это жевать в голове, короткая задача становится длинной, простая — сложной, будущее — неопределенным, страхи берут верх, а силы кончаются от одних мыслей.

Возле костра зависла тишина.

— Ой, — отморозилась Ветка. — Забудьте! Это я так. Вольно, ужинайте. Я нечаянно. Аплодисментов не надо, комментариев тоже. Я проходила Летнебродье, правда, зимой. Завтра на рассвете идем к бродам, дальше по ситуации.

— Хорошо, — осторожно выговорил Эйтар. — Тогда я рано подниму всех — надо снимать лагерь, чтобы ограничиться всего одним переходом.

Вечер прошел прекрасно. Компания дурачилась. Эльфы знали десятки игр, позволяющих прекрасно скоротать досуг, тихих и подвижных, и четверка путников, еще пару дней назад переживших схватку с орками и ужасы пленения Тауриэль, бегали и смеялись, какдети. Когда напускная серьезность скатилась с Эстеля, точно речная вода, все его двадцать истинных человеческих лет предстали во всей красе. Эйтар и Тауриэль выглядели влюбленными и юными, сама Ветка временно выкинула из головы всевозможные ужасы и дала себе слово назавтра все обдумать — где, что, как могло быть неладно, не с Трандуилом же. С ним — нет, конечно. Мужа Ольва искренне считала полубогом. А дети в Сумеречном дворце, под надзором Мэглина и Эллениль. Что может случиться? Где? С кем?

Ночью Эйтар и Тауриэль так и не ложились — Ольва сладко дремала, сквозь полусон наслаждаясь запахами реки и цветов, а также тихим смехом и разговорами двух существ, нашедших друг друга и подаривших друг другу тепло и счастье. Ах, если бы не Кили, как славно все бы сложилось…

А затем настало утро.

***

Спал (если не притворялся) только Эстель. Для остальных летняя ночь у реки, последние ее утренние часы, были слишком волнующим моментом.

Некоторые недоразуменя возникли при седловке жеребцов, которые привыкли идти за своей хозяйкой в свободном режиме, но справились и с этим. Эйтар погонял по кругу обоих зарвавшихся животин, подарив дополнительное удовольствие зрителям — кони сопротивлялись, свечили, брыкались; потом с трудом затянул подпруги на круглых боках.

Крошка смотрела неодобрительно, наставив топориками рваные уши. Двум дурням, попавшим в ее подчинение, еще надо было разъяснить некоторые вещи.

Переход прошел легко и вечером путники расположились в полуразрушенном домике Летнего Брода, столь памятного Ольве. Гномья работа выдержала время — здесь все оставалось именно так, как Ветка и запомнила. Это место было сложным для нее, и печальным, и радостным одновременно.

Вечером у очага, который затопили для уюта, пили чай и тихо беседовали.

— Я обязался вернуться в лорду Элронду и матери, когда освою науку следопыта, — говорил Эстель. — Я готов принять службу у дунэдайн. Ривенделл после смерти отца стал для меня домом, и я еду туда с радостью. Но и годы, проведенные в Лихолесье, бесценны.

— Мне было бы интересно снова посетить Хеннет Аннун, — сказала Ветка. — Заодно надо поинтересоваться и политикой Гондора, как-то я упустила, что там сейчас делается… Но для начала — да, Ривенделл.

— И затерянный город по дороге, — вставил Эстель. — А Хеннет Аннун всегда будет ждать тебя, Ольва Льюэнь.

— Город — это уже после гор…

— Уж не говорите ли вы об Ост-ин-Эдиле? — спросил Эйтар. Больше он не комментировал это путешествие, но и особой радости не выражал. — Не так уж и безопасны равнины Эрегиона, да и город-призрак — странное место.

— Ты был там?

— Нет…

— Ну, а ты, Тауриэль, — задала Ветка, наконец, вопрос, который мучал ее уже давно. — Какова теперь твоя цель?

— Пойду с вами до Ривенделла. И мне тоже интересно посмотреть затерянный город. Если некоторые мужчины боятся, могут с нами не ходить, — прыснула рыжая эльфийка.

Следов пережитого по ней было уже не прочитать — наоборот, она светилась счастьем и силой. Ветка уточняла накануне, не понесла ли Тауриэль… от кого-нибудь. Но та сказала, что нет, и это к счастью. Не просто опозорить Кили в руках насильников, не просто изменить ему со стражником из Сумеречья, но еще и родить незаконнорожденного… орчонка либо эльфа — это было бы чересчур. И так все сложно.

И тут Ольва была согласна. И в общей беседе как бы невзначай задала и следующий вопрос.

— Ну, а в Ривенделле… после него, что ты собираешься делать?

— У меня есть одно дело в Средиземье, да. Я буду искать Леголаса.

— Лего… ласа? — Ветка поперхнулась травяным чаем, и, как ей показалось, Эйтар поперхнулся тоже.

— Да, — задумчиво проговорила принцесса Эребора. — Слишком много у нас осталось… несказанного. Теперь я не чувствую больше себя соединенной с Кили. Наверное, это поменялось бы, если бы я увидела его… а может быть, и нет. Я на многое посмотрела… иначе. Так или иначе, Леголас в странствиях, которые Трандуил связывает с будущим всего Средиземья… а то и всей Арды. И уже после этой встречи я пойму, могу ли я остаться с Леголасом, или должна уйти в Гавани, чтобы не причинить никому боль, или предписан какой-то третий путь.

Ветка сидела не дыша.

То, что она сейчас ощущала, не вписывалось ни в какие рамки.

Тауриэль же беззаботно помешивала палочкой огонь и улыбалась каким-то своим мыслям.

Потом встала.

— Я буду ночевать снаружи. Погибшее жилище слишком душно для меня.

Эстель глядел то на Ветку, то на Эйтара, то на Тауриэль, которая, запахнувшись плащом, вышла на воздух. И было понятно, что идти за ней не надо. Никому.

Через несколько мгновений Эстель встал и, пробормотав, что надо проверить лошадей, тоже ушел прочь.

Ветка осторожно, по сантиметру передвигая ягодицы, подсела к Эйтару.

— Ты… ты живой?

— Не знаю, — честно сказал лаиквенди.

— Ох ты божечки, — Ольва встала и обняла эльфа за голову. Эйтар секунду посидел недвижно, затем обхватил Ветку за талию, как ребенок мать, прижался щекой к ее животу.

— Она все время говорила мне, какой я хороший друг.

— Друг… такое теплое слово, да? — тихо сказала Ветка. — Друг. Но не любимый. А ты?..

— Не знаю… она окрепла и не нуждается во мне больше.

— Так, — сказала Ольва. — Сегодня спишь со мной. Эстель сделает там, что надо, с лошадьми и с поклажей. Это пройдет, Эйтар. И это тоже пройдет. Понимаешь? Но теперь у меня еще больше счетов к Саурону.

— Думаешь, это зелье?..

— И ты так думаешь. Потому что если это не зелье, то это… Тауриэль. А так считать… нельзя. Она… посмотрела на многое… иначе. Другим Оком. Понимать по-другому то, что случилось только что, я отказываюсь.


========== Глава 18. Договор ==========


— Ну, что? Пошли, что ли?

— Погоди… мне нужно немного времени… погоди.

— Что-то ты совсем расклеился, Трандуил, — буркнул Торин. — Засыпаешь у меня в обьятиях, развозит тебя с гномьего самогона, идти вон не можешь.

— На то… есть причины… погоди, гном…

Трандуила скрутило; изнутри поднимался словно горячий ком. Эльф встал, сделал несколько нетвердых шагов в сторону, в беспросветную тьму, и там за камнями его вырвало — черной желчью. Вытерев лицо подолом рубашки, он вернулся к Торину, который сидел, крепко утвердившись на камне у самой реки, на сложенной в четыре раза мифриловой кольчуге.

— Все, — Трандуил потер лицо ладонями. — Теперь будет лучше.

— Пойдем вдоль реки? Я бы и рад предложить тебе попить, поесть, умыться, — сказал Торин. — Мы в моем мире, в пещере, глубже и древнее которой я не видел. Только нет тут ничего, и не будет. Максимум сверху свалится труп гоблина.

— Свалился бы, мы бы его изжарили в реке, в той, второй, и съели.

— Это не решает проблему питья.

Трандуил сделал пару шагов к черной дымящейся воде, над которой поднимался вонючий пар. Опустил в воду руку, быстро вынул.

— Горячо и да, в ней яд…

— Нам в ней плыть, синда.

— Дашь мне еще немного времени?

— Дам. Может, и стоит поспать чуток, прежде чем бросаться в эту водицу, — сказал Торин. — Крепкий мужской сон в обнимочку — единственное, что у нас есть из способов поддержать силы.

— На тебе было вполне удобно, — надменно сказал Трандуил.


Торин пристроился на гальке и захрапел. Трандуил полусидя прислонился к огромному горячему валуну. Тут все было против эльфа, противно его сущности. Яд вышел из тела, и эльф это ощущал. Но яд не вышел из души. Сейчас, когда ему было так плохо, он отчего-то до глубины души осознал, сколь ужасно поступил.

И каким искажением стали цветочные капли эллет.


Трандуил закрыл глаза, изнемогающие от сполохов огненной реки, и попробовал полностью расслабить руки и ноги, задремать, восстанавливая баланс.

…Тогда Владыка решил избавиться от зелья. Самый-самый первый раз, когда показалось, что вся польза от капель уже проявила себя — Ветка порозовела, хорошо спала, много возилась с детьми и никуда не рвалась.

Король убрал вино из спальни. И все шло хорошо, настроение Ольвы не слишком поменялось, сон не нарушался.

Но ночью король эльфов проснулся от того, что Ольва металась по подушкам, сжимала пальцами шелк простыней, стонала, выгибаясь сквозь сон. Такие сны, кошмары, схожие с приступами неистового желания, случались тогда, когда Ветке снился Саурон — Трандуил будил ее или прогонял кошмар негромкой песней, каждый раз прекрасно осознавая, что противостоит Врагу в самом прямом смысле слова.

Но здесь было иное. Лицо и шея иноземки горели, и сквозь сон она сперва тихо, затем громче повторяла:

— Торин… Торин, Торин, Торин! — почти до крика.

Трандуил попробовал успокоить сон, но лишь разбудил Ветку — залитую потом, встревоженную.

— Мне снился узбад, — сказала она мрачно, даже не предполагая, какую бурю в душе короля эльфов вызвала, — он погибал в подземельях, в какой-то черной реке, ему нужна была помощь. Моя помощь. Нельзя отсиживаться здесь, когда наши друзья…

— Торин мне не друг, — певуче сказал тогда Трандуил.

Ольва Люэнь посмотрела на него, и, желая успокоить, сказала ужасное.

Она сказала, что точно так же Торин переживал, когда она произнесла сквозь сон имя Трандуила.

Да, Трандуил понимал, что имела в виду жена, которая не собиралсь от него ничего скрывать, то есть вообще ничего; но алая волна ударила его по вискам, смутила способность трезво мыслить. Она говорила его собственное имя во сне, хорошо. Она и теперь его часто говорила. Но в ней оставался уголок, не закрытый для узбада. И когда-то этот наугрим был рядом с ней сонной… и мог слышать, чье имя она произносит. На секунду Владыке привидилось, что Торин тут лежит третий, что он, Владыка Сумеречья, спит чуть ли не в обнимку с Дубощитом и слышит его глубокое дыхание…

Трандуил закрыл границы Пущи. И в тот же вечер по его приказу Фириэль снова поставила кувшин в спальне.

И уже назавтра Ольва вполне соглашалась с тем, что да, сейчас неразумно покидать обереженное Лихолесье, а надо дать подрасти детям. Уж до семи лет точно.

И ластилась к Трандуилу, играя, как милый котенок, придумывая свои невероятные наряды, некоторые из которых смешили до слез… а другие радовали душу и тело.

А Трандуил так и не поверил, что это был страшный сон. Слишком часто Ольва дышала, слишком говорящим было ее тело, ее заломленные руки… не страшным был тот сон, а совсем другим.

В его власти, мужа и мага, было оберечь Сумеречье, в его власти было оберечь душу Ольвы от любых воспоминаний о другом короле Севера, короле без королевства, добровольно ушедшем в скитания. И он это сделал.

Трандуил был уверен в сердце Ольвы. Но он желал царить в ее памяти и мыслях, царить безраздельно. Нежная симпатия к Мэглину, приступы любования дворцовой стражей, воспоминания о Торине… зачем это все Ольве?

Зачем, если есть он?..

И Эйтар был выбран в свое время потому, что Ольва никогда не вглядывалась в этого стражника вот так. С интересом.

И вообще, телохранитель Ольвы — дело семейное. Эйтара Трандуил считал почти племянником. Не по крови, но потому, что тот рос вместе с Леголасом.


Трандуил приподнял ресницы.

Да, он спал в обнимку с Дубощитом и слышал его глубокое дыхание. И стук мощного сердца там, под плитами мышц.

И вот она черная река.

Ольва видела будущее? Они оба видели будущее? А он, маг Лихолесья, не распознал этого?..

Гном тем временем потянулся, легко встал. Привычно прочесал руками бороду и волосы. Уединился за камнями, вышел к Трандуилу.

— Полегчало?

— Да. Пойдем.


Но не успели короли пройти и пол-лиги вдоль бурлящих черных вод, как камни под их ногами сдвинулись, потекли, будто живые; их сбило с ног, и вместе с оползнем, с окатанными и рваными камнями вперемешку, опрокинуло вниз, на новый уровень бездны.

На сей раз Торин приземлился на Трандуила. Он был без кольчуги, плетеная одежда из драгоценнейшего металла лежала у него в кармане штанов. Осколком рассекло ключицу, больно…

Эльф сел, спихнув гнома, ощупал плечи и руки, тоже исцарапанные в падении.

— Цел? — спросил Торин.

Трандуил собрался что-то сказать, но…

Торин нащупал, что они находятся на гладко отшлифованном полу, и вскочил. А еще здесь было намного светлее, чем там, выше. Как они пересекли реку — осталось загадкой.

Трандуил смотрел куда-то за спину наугрим… глаза его расширились, губы округлились. Торин прыжком развернулся, хватаясь за рукоять меча, и тоже замер.


Это было нечто вроде чертога, окутанного с двух сторон двумя реками — черной рекой ядовитого кипятка и огненной рекой, пылающей нестерпимо. Отшлифованный пол из вулканического стекла, базальтовое кресло… или даже трон. Лежанка из того же мягкого и уютного материала. Скалы вокруг не отесаны, но покрыты сияющими рунами, которые и делали это место более освещенным. И рун было неисчислимое множество. Почему-то это давало понять, какую громадную толщу лет обитающий здесь наносил руны на скалы, наслаждаясь их углами и завитками, и затем заклинал каждую…

Балрог стоял в нескольких шагах.

Кровь запеклась прямо на королях — а волосы даже в косах затрещали, как и в бороде Торина.

Демон огня поднял руку и сделал какой-то сложный жест — свет стал больше из огненного белым, а нестерпимый жар немного уменьшился.

И балрог заговорил.


Речь его напоминала синдарин, но согласные произносились, точно звуки кхуздула. Он сказал несколько фраз рокочущим, низким голосом и замолчал. Потом заговорил снова и снова замолчал.

— Что это? Что это за речь? — взволнованно зашептал Торин.

— Погоди… отец бы разобрал… я не все улавливаю… это… это валарин.

— Ты сможешь его понять?..

— Зато понятно, почему он и говорить-то с гномами не пробовал… вы-то не изучаете древние наречия.

Трандуил сосредоточился, выпрямился. С достоинством поклонился.

— Не выпендривайся, он нас все равно не видит…

— Он слышит наши движения…

И Владыка заговорил. Не быстро, подгоняя слова и звуки один к другому, не торопясь, четко выщелкивая слова древних эльфийских наречий, выговаривая их на новый лад. Ошибаясь и поправляя сам себя.

Торин чуть не плясал от нетерпения.

— Он отпустит нас? Отпустит?

— Погоди…

Балрог снова сказал несколько фраз и протянул к Трандуилу огромную руку, почерневшую прямо на глазах — демон убирал из нее свое пламя, чтобы эльф не обжегся. Развернул пальцы…

— Ого, — сказал Торин.

На ладони демона лежал если не Аркенстон — то его двойник. Овальный камень такой же чистоты и формы, только разбитый пополам, лишенный внутреннего света.

Трандуил сжал зубы, стиснул челюсти так, что желваки выступили, скулы заострились. Снова сказал несколько фраз. Обернулся вокруг, влево, вправо… балрог небрежно, пинком подкатил к королям пару валунов без острых граней. Трандуил сел.

— Да что он говорит?

Трандуил вздохнул.

— Он говорит, что отпустит одного. И этот один должен принести ему его глаз. Ты видишь, глазницы пусты. Он чувствует, что мы касались его глаза, и, следовательно, знаем, где он. Говорит, поэтому мы еще живы. Это вот — его разбитый глаз, который он хранит на память. Но целым сможет видеть. Это очень древний и могущественный майа, Торин.

— Аркенстон!

— Да.

— Он у тебя в Лихолесье!

— Нет, — досадливо сказал Владыка. — Он у Ольвы. Она забрала его с собой, когда удрала. Я же поэтому и решил, что она побежала к тебе. Она взяла все драгоценности, которые получила в подарок в Эреборе или от Эребора. Все.

— Девочка моя, — польщенно сказал узбад.

— Моя, — припечатал Трандуил. — Жена. Итак. Он отпускает одного и ждет, пока тот вернется. Обещает сохранить второго и также отпустить, если и когда глаз будет доставлен.

— Отлично, проваливай, — сказал Торин. — Я как раз поучу с этим вот… этим… как его… валарин.

— Он не хочет тебя. Он хочет меня.

— С какой стати?

— Потому что я прекрасен, умен и образован. Потому что я могу с ним говорить. Потому что я Перворожденный и, следовательно, не наугрим, к которым у него счеты.

— Счеты! — вскричал Торин. — А у меня к нему не счеты? Скольких гномов он перебил! Зачем? Что плохого мы делаем?

Балрог зарокотал — Трандуил выслушал его, сказал несколько слов. Затем принялся переводить.

— Мифрил — кровь балрогов. В Мории в такие времена, когда Моргот только призвал его народ из огненной бездны, было большое сражение. Пролилось много крови балрогов. И когда гномы пришли и стали выковыривать ее из камней, в которые она впиталась… это для него, как для нас осквернение могил, Торин. Он не смирится с этим. Ослепнув, он теперь просто идет на любой металлический шум, на все, что отличается от копошения гоблинов. И разит.

— Я не могу уйти отсюда и бросить тебя, — сдавленно выговорил Торин. — Не теперь. Никогда. Ты должен сказать ему, что я останусь на любых его условиях. Ты должен уходить. В конце концов, ты лучше плаваешь. Я плаваю… как гномий топор. У тебя дети. У тебя Ольва.

— Боюсь, у нас нет выхода. — Глаза Трандуила были прикрыты пушистыми ресницами, осанка и негромкий голос — как в тронном зале. Впрочем, зал и вправду был торжественным — таким, как не видел ни один из земных владык. Все достоинство и сила Трандуила вернулись, а то, что уменьшился жар и прибавился свет, позволяло чувствовать себя лучше. — Он древний воин, оставшийся один. Он хочет увидеть, во что превратился мир. Это позволит сделать Аркенстон… который, как оказалось, око балрога. Он не хочет тебя. И он напоследок проклянет тебя, чтобы ты точно вернулся.

— Ну здрасте, — сказал Торин. — Нечестно! А если я опоздаю?

— Срок не оговорен. Он никуда не торопится. А я буду вечно его говорящей игрушкой. Ты выиграл. Ты передашь Ольве и моим детям всю мою любовь. И ты сделаешь ее счастливой.

— Я принесу Аркенстон!

— Ты не расслышал, что я сказал? — томно и немного устало выговорил Трандуил. — Он хочет увидеть мир. Без глаза боль от солнечного света в пустых глазницах нестерпима. Он не может выйти из Мории. Но с глазом — сможет. Камень нельзя сюда нести.

Торин выругался на кхуздуле.

Балрог взревел. Сейчас, когда короли видели его лицо, это выглядело как крик воина в битве — искаженный гневом и болью прекрасный, но обезображенный лик…

Рогатый шлем лежал на полу…

— Не разговаривай на кхуздуле, — шепнул Трандуил. — Говори только на вестроне. Он и так отпускает тебя с большим трудом.

Балрог шагнул к королям — их снова обдало ужасным жаром. Указал на руку Торина и заревел.

Трандуил попробовал возразить, но рев не прекратился.

— Он говорит, вытяни руку…

Торин без сомнений шагнул вперед, и, не сводя яростного взора с пустых глазниц, сделал непристойный жест. Демона это устроило — он вонзил коготь в запястье гнома. Торин закричал.

Балрог продолжал что-то говорить, затем вырвал коготь и отступил.

— Вместе с твоей кровью в тебе теперь течет жидкий мифрил, — сказал Трандуил, — который ты так жаждал здесь, в Мории. Если ты заполучишь в свои руки Аркенстон и не принесешь его сюда, он остановится и ты погибнешь. Но если ты не возьмешь камень в руки, ты будешь жив. Мифрил защитит тебя изнутри от множества опасностей. От всего, кроме предательства сделки, говорит балрог.

— Каковы гарантии, раз это сделка?

Трандуил спросил.

Балрог ответил.

— Он говорит, что слишком стар, чтобы лгать, а эльфов и гномов достаточно, чтобы было кого убить. Он желает свой глаз, который потерял в битве неисчислимое количество столетий назад. Он сохранит меня живым сколько будет надо и не ограничивает тебя во времени. Но он узнает, если ты умрешь или будешь убит, и тогда умру и я. Я стану ему не нужным, а он не так великодушен, чтобы пережить крушение такой недежды, какую питает теперь, и никому не отомстить.

— Никогда больше не буду ругаться балрогом, — сказал Торин. — А если ты сбежишь, я, надо думать, умру?

Трандуил бесстрастно перевел, — Балрог гулко рассмеялся.

— Говорит, если эльф сбежит, мифрил вечно останется в твоем распоряжении. Сам он выполнит любое твое желание. Интересно, почему не мое? Он считает, отсюда невозможно сбежать.

— Ну что же, — неспешно сказал Торин. — Сделка так сделка. Я согласен. Я услышал тебя. Ты будешь запредельно умным, когда я тебя вызволю отсюда.

— Ты же понял меня? Не вздумай. Защищай Средиземье.

— Я услышал. Что, ревность паршивая штука? — вздохнул Торин. — Ты плохо соображаешь.

— Я наказан, как никто и никогда, — ровно выговорил Трандуил. — Пока этого достаточно. Леголасу… я люблю его. Он будет хорошим Королем. Ольве… я прошу у нее прощения и каждый миг буду вспоминать всю ту радость и счастье, которое у нас было. Детям… просто присматривай за ними. В них мое сердце и моя душа… а ты сам… верни Эребор. И… я отлично соображаю, слава валар. Я сделаю все, что в силах эльфийского Владыки.

— Иди ты в задницу, передавать такое, — грубо сказал Торин. — Сам всем все скажешь… брат. Переведи этому… я готов.

Балрог взревел и раскрыл дымные крылья.


========== Глава 19. Телохранитель ==========


— Может, все же поговорим?

Эйтар лежал на спине, закинув руки под голову, смотрел в потолок. Они остались в доме, сработанном гномами, и не пожалели. Снаружи лил дождь. Тауриэль устроилась где-то в пристройках — был слышен ее голос, она пела и сплетала ноты со звуками льющихся струй.

Ольва и Эйтар устроились на высокой полке над печью, где и Ольва отогревалась в свое время. Эстель позаботился о лошадях и теперь сидел внизу, понемногу подтапливая печку.

Юноша очевидно наслаждался жильем, огнем, и — как ни странно — всем, что тут происходило. Ветка могла это обьяснить, эльфы много учили его охоте, науке следопыта, выживанию, воинскому делу, но скорее всего мало показывали вот таких чувств, эмоций. А вопрос отношений у эльфов вообще беда, мысленно вздохнула Ольва. Духовных отношений пруд пруди. Физических?.. Да, они обнимают и целуют друг друга, легко ложатся вместе спать обнявшись и берутся за руки, вне зависимости от пола и возраста, купаются нагими и вообще прекрасны. Но когда речь доходит до какого-то рубежа, они скованы своими правилами и уложениями, врожденным благородством, а также всевозможными сложностями в ассортименте… а парень и вообще даже не эльф, а человек. Ему уже очень должно быть интересно, да.

Эйтар был к вечеру приторможен и Ольве пришлось отправить его наверх прямым приказом. Телохранитель забился поглубже и лежал там очень тихо. Хотя по всем протоколам он должен был бы занять место с краешку подобного «убежища» и всю ночь лежать с мечом наголо.

— Послушай, — прошептала Ветка, — я поговорю завтра с Тауриэль.

— Не надо, — чуть ожил Эйтар. — Она права. Просто я уже слишком много всего… подумал. Что мы будем вместе, что мне надо ехать искать принца Кили и обьяснять ему все. Зачем, почему она позвала меня второй и третий раз? У эльфов так не бывает…

— Почти не бывает. Я тоже читала ваши легенды, хотя и не так подробно. Иногда случается. Не могу вспомнить, какой-то там король древности… и его жена, которая полюбила другого короля и ммм… возлегла с ним. Что-то такое. А Тауриэль… и ты… то есть один раз сошел нормально, а второй и третий уже не относились к последствиям беды, и именно они заставили тебя что-то думать, на что-то надеяться?..

— Разумеется. Это без зелья, была ее добрая воля.

— Ты же слышишь, — сказала Ветка. — Она счастлива. Она что-то поняла для себя… определила. Она спасена. Она везука, мы могли бы мимо и не ехать, на все воля Эру, понимаешь? И, Эйтар, твоя добрая воля тут тоже присутствовала. Она звала — ты шел. И это хорошо. А насчет зелья… я Саурону не доверяю вот вообще ничуть. Может быть и пролонгированный эффект. Она уже не умирает, но живет иначе. В искажении. Я на себе знаю, как это на самом деле недалеко… и как надо с этим бороться. И чем.

— Тауриэль хорошо поет… когда поет.

— Эти вот песнопения… не означают же они, что она там наточит кинжальчик и прирежет себя? — спросила Ветка. Тема самоубийства эллет ее не оставляла в покое.

— Н-не думаю…

Ольва свесилась с кровати.

— Эстель. Пойди, пожалуйста, к принцессе. Будь вблизи нее, так, чтобы ее видеть. Если нужно, до утра. Хорошо?

Нуменорец легко встал, кивнул, накинул плащ и исчез за дверью.

Ветка смотрела на телохранителя и примечала.

Вздрагивают веки — воин мысленно плакал, как умеют делать эльфы. Мышцы у шеи напряглись жгутами, вся боль сейчас здесь. Плечи, даже лежа, подтянуты вверх — маленький мальчик внутри этого высоченного крепкого мужчины, которому пара тысяч или сколько там лет, защищался. Ну и ягодицы тоже подобраны — ощущает себя… использованным?..

— Ты любишь кого-нибудь?

Эйтар вскинул ресницы и долго смотрел на Ветку. Как-то очень долго. Ему надо было решить, доверяет ли он ей. Он знал о ней все, что только возможно, но не был готов впускать ее в свой мир. Их отношения госпожи и телохранителя очень долго были невзаимными.

— Думаю, что да. Понял это в Дейле…

— О!

— Я люблю без ответа, Повелительница. И так как знаю ее с детства, не сразу понял это. Очень рано полюбил, это трудно было осознать, став взрослым. Отделить от детских воспоминаний, воспоминаний радости и света. Но она не любит меня.

— Синувир… Тиллинель?

— Да.

— А она?.. Владыка, да?

Эйтар помолчал. Затем тихо сказал:

— Случившееся все же прекрасно. Я не говорю об орках, конечно. И это… меняет, Ольва. Этого никто не поймет, пока не… просто поверь мне, эльфу.

Ветка чуть не хлопнула себя ладонью по глупой голове.

— Это же у тебя было впервые?

— Да, — и очень тихо, но сердито добавил:

— Ты еще уточни, как я справился…

— Мне не надо уточнять. Мне достаточно того, что я слышу, как поет Тауриэль, — строго выговорила Ветка. — Женщина, которая осталась несчастной, не поет. И мне надо, чтобы ты жил и гордился. И радовался. Я очень горжусь тобой и… ты прости меня… только тут поняла, какой ты замечательный. И как я рада, что ты у меня есть. Вот правда.

«Я так привыкла к Ри и Мэглину, что перестала держать в голове тему эльфийских девственников… тоже мне, Повелительница — балрог, внимательнее надо быть!»

Эйтар смотрел спокойно, улыбался. Ничего не ответил и не распахнул душу. Определенно был рад, но… головой.

Ветке стало досадно. И одновременно она вспомнила, какими именно словами Трандуил «назначал» к ней Эйтара — видимо, знал это его свойство оберегать себя внутреннего, удерживать границы.

«Ну что же, так тоже можно», — подумала Ветка и в ужасе подпрыгнула.


— Ты что? — подпрыгнул за ней Эйтар и долбанулся головой о пыльную балку. — Что такое?

Ветка озиралась, разглядывая комнату, на которую ложились алые отблески гаснущего огня из камина. Схватилась за кинжал, потом за эреборскую бляху на шее, потом за перстень, который сделал для нее Трандуил и который она никогда не снимала…

— Ты… ты ничего не слышал?

— Я уже какое-то время что-то слышу, поэтому и зову тебя домой, — сказал Эйтар.

Ветка спрыгнула с полки, выскочила под дождь. Стояла, растягивая ворот рубахи, чтобы летний дождь стекал по шее, лицу, груди; ловила дождинки ртом.

— Случилось что-то плохое, Эйтар. Возможно, Враг нашел меня. Я почти не думала о такой возможности. Я думала о себе и своей обиде. Я уже второй раз… слышу его голос в себе…

— Можно вернуться, прямо сейчас. Оставим Тауриэль с Эстелем, им ничего не грозит. И даже если что-то… потребуется Тауриэль, дунадайн будет рядом, он сказал мне. Или, если опасность близко, можно войти в Великую реку и отправиться на тот берег. Андуин смывает все магические следы, стирает любые метки…

— Да нет… все хорошо… наверное… — Ветку трясло, она невольно начала плакать, поскуливать, промокнув до нитки.

Из темноты явился Эстель.

— Тауриэль спит. Я нужен вам здесь?

— Нет, — спокойно сказал Эйтар. — Иди к Тауриэль и оберегай ее. Если мы уйдем до утра, значит, так было надо. Вы просто продолжите путь к Ривенделлу.

Эстель внимательно поглядел на госпожу и телохранителя.

— Хорошо. Было честью делить с вами путь, костер и пищу.

Юноша ушел, а Эйтар затащил Ветку в дом.

— Что-то произошло… куда-то надо бежать, кого-то спасать, — бормотала Ольва. — Дура я, дура…

— Есть немного, — сказал Эйтар… и вот тут, после такого признания, Ветка, наконец, поняла, что к безграничной верности этого эльфа прибавилась еще и симпатия в ее адрес.

Но это не успокоило ее и в данный момент было неважно.

— Раздевайся. Надо переодеться. Ты еще недавно плохо себя чувствовала. Жар… он может вернуться, так сказал старый маг.

У Ветки двоилось и троилось в глазах, сознание плыло. Отблески камина сделались словно плотнее, а летний гром рокотал чьим-то страшным голосом.

— Огонь и вода… огонь и вода… так тоже можно, так тоже…

Черное и красное ложилось на стены пылающими рунами, и текла непроглядная река, в которую нельзя было войти, и хлопали туманные, дымные крылья…

Она сама не заметила, когда начала бредить. И да, долгое время она была избавлена даже от малого страха — слишком было все надежно, красиво, удобно, радостно, светло. Орки были отвратительны, но у Ольвы не возникло даже каких-то сомнений, что они победят, в том числе и огромных скальных. Эйтар применил любимый прием эльфийских лучников — встал и просто быстро перестрелял в упор…

А такого страха, который хватал изнутри ледяной рукой, который уничтожал саму способность сохранять хладнокровие, Ветка не испытывала уже десять лет.

И вот он, как никуда не девался.

Ветка металась, отбивалась от сильных теплых рук, которые ее раздевали, стаскивали с тела мокрое. Стонала, даже скорее пищала, ощущая, как из тела уходит сытое и спокойное благополучие, бережно взращенное в Пуще Трандуилом, и снова вызволяется на свет дикое создание, которое когда-то явилось в этот дом к стареньким гномам на постой, лютой зимой, с орочьим черным мечом и драгоценной волчицей…

Поднималась температура; Эйтар даже растерялся, ощущая, как тело Ольвы раскаляется под его ладонями. На миг бросился достать флягу с отваром Радагаста — и в этот миг Ольва скатилась с лежанки и чуть ли не заползла под нее. Так делают маленькие дети, когда за ними следят неусыпно и отворачиваются всего на один удар сердца.

Вытащил Повелительницу Лихолесья из сухой пыли, скопившейся в старом доме; замотал плащом, как десятки раз делал Мэглин. По недоброй силе, с которой Ольва выгибалась в его руках, вспомнил пустошь перед Эребором, обожженного Барда в горах, поход на выручку Даину Железностопу…

Подул Ветке на лицо, попробовал спеть, но сам так разволновался, что ноты срывались, теряли целительную силу. Дал напиться зельем и уселся баюкать перед печуркой, подкинув пару толстых веток.

Через некоторое время Ветку немного отпустило и она завертела головой, соображая, где она и что с ней.

— Ладно… я в порядке. Растопи посильнее и полезли наверх. Там очень тепло, я помню. Что-то меня… срубило. Ты тоже мокрый… зелье возьми с собой…

И вот тут Эйтар уже устроился на самом краешке полатей, напружиненный, готовый в одну секунду и биться, и бежать, и держать. Жизнь готовила стражника Трандуила почти ко всему. А теперь, после Тауриэль, наверное, и вовсе — ко всему.

Дождь усилился и хлестал тугими жгутами. Дом кое-где начал подтекать, и капли внутри умирающего жилища придавали происходящему оттенок странный и страшный. Огонь горел, борясь со сквозняками. Ольва затихла ненадолго, затем подскочила снова. Эйтар ощупал лоб, плечи — горячая.

— Пить?

— Давай… какая же я все же дура… надо было проблеваться во дворце и никуда не нестись… Йулька… Даня… надо было оставаться там и поговорить, как предлагал Мэглин… зелье… фигня… такая фигня по сравнению с этим… ведь Трандуил прав — ничего не закончилось и никто никого не забыл… он здесь, Эйтар, я ощущаю его злую силу, Саурон не отвяжется, он будет искать меня снова…

Эйтар прислушался. Громыхнуло, домик высветился вспышкой молнии, белым, мертвенным светом.

— Ольва, поверь… его здесь нет.

— Откуда ты знаешь?..

— Я бы почувствовал. Даже если он ищет тебя, пока не нашел.

— Во всяком случае, мне так плохо, что я простила Ри… простила Трандуила… я больше поняла о нем… о себе. Как же я хочу быстрее увидеться…

— Он в Лориене. Нет ничего проще. Вон Андуин. С утра мы…

— Не знаю… в Лориене ли он… пожалуйста, оставайся со мной сегодня, мне почему-то очень страшно…

— Я и так никуда не уйду. Ольва, это остатки зелья, я думаю, самые-самые последние. Завтра ты на все посмотришь иначе.

Телохранитель вывернулся, стащил и сбросил вниз мокрую рубашку. Притянул к себе Ветку, не давая той выпутаться из плаща, прижал. Голос вернулся к лаиквенди вместе с самообладанием, и телохранитель негромко запел, укрощая дождь, убирая страхи, возвращая надежды, приближая сон, утихомиривая жар.


С утра самое первое, что увидела Ветка — твердый подбородок и замечательную шею. Отползла — торс у Эйтара был прорисован намного рельефнее, чем у большинства всесторонне прекрасных эльфов дворца. То, что он такой мощный, обычно удачно скрывала одежда, и это никак не сказывалось на легкости движений и скорости.

Телохранитель смотрел встревоженно и еще до того, как Ветка заговорила, сунул ей флягу с отваром.

Солнце расчертило крошечный домик яркими полосами света. То, что ночью это жилище было похоже на преисподнюю, залитую огненными всполохами, как-то и не вспоминалось.

— Ты как?

— Горло болит, — прошептала Ольва. — И голова. Но жара нет… все вроде нормально.

Эльф смотрел внимательно.

Ветка уставилась на него в ответ.

Потом сказала:

— Ну нет, ничего такого не было. Я знаю точно.

— Не было, — неспешно сказал Эйтар.

— А что было?

— Металась. Обнималась. Отпихивала. Было видно, как тебе плохо, — признался телохранитель. — Это было в общем понятно и по тому, что ты делала… и по тому, что ты говорила.

— Пошлятина какая-нибудь? Ох ты мамочки мои… — Ветка обхватила руками голову. — Ну прости…

— Ты звала Трандуила. И раз двадцать проверила, что я это не он. И я не подошел, хотя тебе определенно понравилось мое тело.

— Ну конечно не подошел, с чего бы, — сказала Ветка. — Но приставала — тоже плохо, прости пожалуйста.

— Я не об этом.

— Эру Илуватар, ну что еще? — сипло заныла Ольва. — И так новости не самые приятные!

— Это не о тебе.

— Ну говори уже!

— Тауриэль ни разу не позвала Кили, — сухо сказал Эйтар.

— Ну значит, не любит, — брякнула Ветка и осеклась.

— Это важно, Ольва. Ты даже не представляешь себе, как.

— Ты… в порядке? Ты живой?

— Вполне да, — спокойно сказал Эйтар. — И ты в порядке. Я думаю, теперь уже все зелье покинуло твое тело. Убедился в своих ощущениях. Сейчас позавтракаем и решим, куда нам отправляться.

— Ага…


В домик неслышным шагом вошла Тауриэль; за ней Эстель.

Эльфийка отчего-то резко вскинула подбородок.

— Тауриэль?.. — спросил полуобнаженный Эйтар, соскакивая с полатей. Подобрал высохшую за ночь Веткину одежду, забросил наверх. — Что такое?..

— Ты, я смотрю, просто отличный… утешитель, — резко ответила рыжая эльфийка и вышла.

Эйтар снова окаменел спиной.

— Обидно не то, что она сказанула глупость, — сказала Ветка, спрыгивая сверху. — А то, что она ее правда подумала. Вот так и работает искажение. Эстель, мне было плохо ночью, жарило, я хочу пару ведер горячей воды помыться. Сможете с Эйтаром устроить? А я пойду поговорю с ней. Что-то мне не все в этой истории нравится. Мне надо прояснить.


========== Глава 20. Штурм Мории ==========


Трандуил ощутил нечто вроде головокружения; было чувство, что он падает с огромной высоты, желудок свело, сердце пропустило удар. Балрог летал не только и не столько опираясь на крылья, сколько с помощью магии; когда все прошло — хозяин снова был здесь, а Торина не было.

— Куда ты дел гнома? — спросил Трандуил.

— Вышвырнул его наверх, туда, где они уже натоптали, — пророкотал демон. — Как вышло, что ты понимаешь меня?

— Я маг Зеленолесья, Трандуил, я сын Орофера. Я изучал древние языки, но валарина никогда не слышал. Я изучаю его сейчас с тобой.

— Твои слова ничего не значат для меня… что бы ты ни сказал о своем происхождении, это ерунда и тлен… но то, что ты можешь говорить — хорошо.

— Я не равен тебе, — Трандуил помолчал. — Но почти равен. Я король эльфов.

— Опять пустые слова. Я видел истинных королей твоего народа, начиная с самой первой войны за главенство над ним. Будешь развлекать меня описаниями того, кто же ты… пока не убедишь… что почти равен. Ты ешь и пьешь то же, что и гномы? Или попросту заколдовать тебя, чтобы ты не нуждался ни в чем?

— Можно сперва кресло поудобнее? Хотя бы такое, как у тебя.

Огненный майа покачал головой — выражение его лица сложно было понять. Затем он простер руку — из огненной реки плеснуло; застывая, лава образовала высокое кресло с удобной спинкой.

Трандуил подошел, и, заложив руки за спину, осмотрел предмет мебели, где ему предстояло коротать вечность, со всех сторон.

— А нельзя ли повыше? Чтобы я мог видеть лицо собеседника.

— А ты наглец.

— Я не понял последнего слова, — не менее заносчиво заявил король эльфов. — Ты разьяснишь его мне, если хочешь, чтобы я всецело понимал тебя и мог поддержать беседу. Сделай трон выше.

— Трон? — балрог расхохотался, но хлопнул в ладоши — снова плеснула лава и натеками, точно складками полотна, подняла кресло для Трандуила повыше. Натеки, застывая, образовали нечто вроде ступеней.

— Так замечательно. Ты великий творец. Как мне обращаться к тебе?

Трандуил шаг за шагом, точно был в родном Сумеречье, поднялся на импровизированный трон и откинулся на раскаленную спинку. И все же подлокотники поддерживали локти — и в целом было удобно. Ноги дрожали, нестерпимый жар отбирал последние силы. Трандуил убедился, что сидение это достаточно надежно удержит его, если он лишится сознания.

— Вода, пища… мягкие меха и ткани… — проворчал Балрог. — Прохлада… мне проще тебя заколдовать. Заклятье Хрустального принца подойдет.

— Что это такое?

— Ты будешь словно окован хрусталем. Ты сможешь немного поворачивать голову и разговаривать. Твое тело не будет ни в чем нуждаться. Снаружи… снаружи ты будешь выглядеть, как статуя.

— Какое неприятное для эльфа положение. Скажи… ты любишь красоту. Давно ли ты потерял очи? И как все же мне обращаться к тебе?

— Я еще видел победу над Гондолином… и то, как был повержен его последний истинный рыцарь. Ваш рыцарь. Вот он был почти равен нам, сотворенным по образу Мелькора. Позже эльфы сумели опрокинуть на меня огромный обломок скалы, один мой глаз потерялся, другой был расколот. А я сам по подземным рекам лавы пришел сюда, полагая, что в этих чертогах тьмы и огня останусь недоступен. Однако явились гномы.

— Отчего ты ненавидишь их больше, чем эльфов?

— Они раздражают. С эльфами всегда было приятно воевать… на равных. Почти на равных. Понимая, что ты все же много сильнее.

— Так себе удовольствие, — выговорит Трандуил. — Бороться с заведомо слабым противником, кем бы он ни был. Твой лик прекрасен. Что заставляет тебя носить рогатый шлем?

— Волшебные шлемы Мелькор собственноручно сотворил для каждого из валараукар. Они защищают нас в бою и преумножают многократно волшебную мощь, срастаясь с телом. Но иногда утомляют, ибо сделаны из истинных жил Арды и очень тяжелы. Скажи, известно ли в мире о других балрогах?

— Нет. Известно, что здесь, в Мории, живет последний из вас. Тебя называют Проклятием Дурина.

— Дурин, Дурин… не знаю, кто это. Мое имя Гротмор.

— Один из гномов, — Трандуил развалился в кресле свободее. —Ничего особенного. Не утруждайся запоминанием их имен. Я и сам не особенно утруждаюсь.

«Я хочу жить».

«Я погибну от жары».

«У меня есть меч».

«Когда он без шлема, я могу попытаться».

«Торин бросил мне кольчугу из мифрила».

«Река с черной водой не так далеко».

— Ладно, — проворчал Балрог. — Будет тебе убежище от жара, вода и пища. Сделка есть сделка. Ты учтив… образован. Как король ты ничто, раз ты здесь. И как воин против меня ничто. Но говорить ты умеешь.

Трандуил улыбнулся уголками губ. Он знал, что столь малое движение балрог не услышит. И знал, что может очаровывать голосом, меняя малейшие нюансы тембра и произношения.

Вечность обещала быть любопытной.

— И у меня для тебя новость, лорд Гротмор. Глорфиндейл жив и он с эльдар. Сейчас он призван мной и возглавляет мои войска.

— Ты назвал это имя! — загрохотал балрог. — Зачем ты назвал его? Как он жив! Я видел, как он был убит…

— Смерть — такая относительная штука, — отчеканил Трандуил. — Хочешь узнать, как и почему рыцарь Гондолина вернулся? Придумай, как мне попить… и устроиться поудобнее, иначе я испекусь.

— Я закую тебя в хрусталь!

— А я откажусь говорить! Это будет в моей власти, валарука!

Балрог вскочил, сжимая и разжимая огромные ладони.

— Хочешь сказаний? Хочешь узнать, что же происходило наверху все эти столетия? Исполняй условия договора. Сохрани меня живым!

***

Торин, едва успевший швырнуть Трандуилу мифриловую кольчугу, поднял голову. Он лежал на одной из самых нижних, но все же галерей Мории — одной их тех, которые он лично проходил, когда наугрим выбирали чертоги для себя, для возрождения Казад-дума.

Это было место, прилично удаленное от Восточных врат Мории, но известное — и это уже были галереи наугрим, и сюда уже немного, но достигал свет из верхних пещер Мории.

Торин поднес руку к лицу — по краям раны блестело нечто серебристое.

Торин от души выругался на всех доступных ему языках, и, не мешкая, бросился наверх. Подъем был не из простых, гоблины не исключались, времени терять было никак нельзя.

***

Наконец, было достигнуто полное единодушие. Гномы решили не разделяться и единым караваном следовать в Эребор. Сыграло большую роль и то, что, даже если бы подходящая новая гора и новая пещера обнаружились бы, обживаться заново с нуля все же большинству не захотелось. Снова вырубать комнаты и переходы, налаживать водопровод, с нуля строить печи… народ Дурина, а также Торина и Балина, захотел вернуться домой вместе со всеми добытыми сокровищами.

Напоследок Фили и Кили отвоевали право спуститься вниз еще раз, покричать. Договорились, что спускаться они будут не дольше одного дня… и если не вернутся на четвертый, то на пятый караван под предводительством Ори двинется в путь, а там дальше — как Махал решит.

С племянниками Торина вызвались еще три гнома, а также эльфы — Иргиль, Даэмар, Иллуир, Халдир. Эльфы приготовили заговоренных светильников, гномы факелов, все вместе прочных веревок, и спуск начался.

И ровно на излете оговоренного дня спасательный отряд нашел ободранного, окровавленного Торина, решительно поднимавшегося наверх.

***

— Каждое слово, сказанное узбадом — истина, — выговорила Галадриэль. — И я понимаю теперь, почему не слышу фэа Трандуила, находящегося в плену у такого могущественного существа.

— Никто и никогда не пел и не писал о том, что Аркенстон — глаз балрога, — сказал Келеборн. — Чудеса и древние легенды снова оживают.

— Нельзя давать ему глаз, — с мукой в голосе произнес Иргиль. — С глазом он, возможно, пожелает… присоединиться к Саурону, и тем самым…

— Нарушит Равновесие, — вздохнула Галадриэль.

— Мы должны пожертвовать нашим Владыкой? — спросил Иллуир. — Кто из эльфов и когда бы поступил так?

— Я решил так, — прорычал Торин. — Мы вернемся в Морию. Я понял, что гномы несказанно раздражают эту тварь, и понял чем. Надо отвлекать его, надо воевать. Надо, чтобы он отстал от Трандуила хоть ненадолго. Не буду врать, вашему Владыке там паршиво, но не зря же вокруг него ходит столько легенд. И боец он хоть куда, и маг. Я не дурак жертвовать собой, но если Трандуил бежит… а для этого ему надо дать шанс… балрог обещал не лишать жизни и меня. Сказал, поскольку это невозможно, бежать оттуда… таким будет условие сделки.

— Сделки нарушаются, — сказала Галадриэль.

— Нельзя его бросить там. Во тьме. В огне. Никто так не делает, — рявкнул Торин. — Народы гибнут за своих владык, так что же, отряхнуть руки и пойти прочь? Я-то могу дожить оставшуюся мне жизнь, но буду ли я при этом жив? Предателям не место ни под этим небом, ни под сводами наших пещер!

— Ты сможешь найти туда путь? — спросил Даэмар. — Может, послать подмогу… позвать Глорфиндейла… он знает, как такое убивать.

— Нет туда дороги. Это магическое убежище самого Балрога, где-то у двух рек. Спускаться туда мы будем только месяц, и то если повезет, а у корней горы блуждать и того дольше. Там нет ничего, что позволит продержаться, а вода закончится на половине спуска. И Глорфиндейл, если я правильно понимаю, смог только сам погибнуть вместе с Балрогом.

— Можно направить рудничный газ и взорвать гору у Зеркального озера, — сказал Фили. — Вода пойдет в подземелья Мории и затушит огненную реку…

— Будет взрыв и землетрясение, которое достанет до Лориена, — проговорил Торин. — Андуин выйдет из берегов, и Мория так изгрызла скалы, что они обрушатся и навсегда похоронят не только Трандуила и балрога, но и еще Махал знает кого. Но мне нравится ход твоих мыслей, думай еще.

— Что ты предлагаешь?

— Все то же самое. Гномы возвращаются в Морию и начинают беспокоить тварь. Я беру пару всадников… и несусь искать Ольву Льюэнь.

— Неожиданно, — сказала Галадриэль. — Но да, и я знаю, что Аркенстон у нее. Положим, мы выменяем Владыку на глаз чудовища. Положим, он даже отпустит пленника и менщиков. Что потом делать Средиземью? Лориену? Сколько гнева и злости накопилось в детище Мелькора?

— А это уже вы думайте, — проворчал Торин. — Мы обсудим сейчас, как тревожить балрога, и в путь. Время не ждет. Вы, сильные и мудрые, можете собрать ваш Белый Совет, собрать все силы, и если тварь обретет зрение, встретить его. Можно запечатать все врата Мории, хотя мне кажется, что врата ему и не нужны, он летучий. Если нужно, он проломит себе путь. Что до меня, то я пошел говорить со своим народом. Наугрим еще надо убедить, чего ради им класть свои головы за жизнь инородного короля, от которого, по правде-то, народ Дурина никогда ничего хорошего и не видел.

***

Торин говорил долго.

Гномы слушали, спорили, кричали. Затем пятнадцать наугрим забрали весь спасенный мифрил на одну из повозок, самых крепких пони, самое лучшее оружие — и отправились в путь домой, в Эребор. С ними отказался ехать Балин, который теперь все больше лежал, завернутый в шкуры и одеяла, приводил в порядок свои записки, вел летопись, натаскивал Ори.

Торин отобрал Кили и еще одного гнома, Гаина, чтобы они сопровождали его в поисках Ольвы. И конечно, с ним собирались Даэмар и Иллуир — Иргиль Ключник оставался возглавлять отряд, с которым сюда прибыли лихолессцы.

Фили возглавил «штурм Мории». В планах было обрушивать галереи с помощью рудничного газа и запалов, чтобы раздразнить балрога, греметь молотами, петь непристойные песни, запустить все оставшиеся печи и плавить в них что угодно, словом, бесчинствовать. Фили, который безмерно скучал по жене и сыну, новое поручение снова зажгло взор весьма юным задорным огнем.

Галадриэль и Келеборн на всякий случай немного отошли от Восточных врат Мории и встали лагерем между горами, Лориеном и Зеркальным озером.

Фириэль сидела под домашним арестом.

Галадриэль, в шелковом шатре, в платье, шитом драгоценными камнями, вооружилась свитком первоклассной бумаги и отточенным пером. Когда нужные письма были написаны, гонцы поскакали во все стороны.

Затем леди Золотого леса открыла новый свиток и призвала Балина и Фили. Повелительница готовилась переводить на валарин самые разухабистые ругательные частушки гномов.


========== Глава 21. Воля Эру ==========


Помывшись и приведя себя в порядок, Повелительница передумала бродить с Тауриэль по кустам и расспрашивать ее наедине.

— Завтрак, — сказала она. — Вот сейчас вот сюда. За стол в дом.

Почему-то для серьезного разговора, так показалось Ольве, сидеть на стульях и за столом было уместнее, чем на травке вокруг костра на солнышке. Тем более, травка не успела просохнуть с утра, когда жарило вовсю — а сейчас снова собирались тучи.

— Тауриэль. Сядь. Эйтар.

Села и сама Ветка, выбрав место, которое условно можно было назвать «во главе стола».

— Ты мне не повелеваешь, — сказала Тауриэль.

— Я не повелеваю. Я прошу сесть и поговорить. Как супруга короля может просить принцессу, — сказала Ветка и подняла подбородок.

— Но тон!

— Тауриэль, пожалуйста, сядь. Эйтар? Эстель?

— Этот разговор будет касаться меня? — спросил дунэдайн, как-то тревожно поеживаясь.

— Мы определим, что происходит в нашем отряде и куда мы все же едем, — сказала Ольва.

Юноша подошел к ней и нагнулся к уху.

— Позволь мне пройтись и проверить окрестности, Повелительница. Ночью в дождь я слышал варгов, много варгов. Под утро, когда вы готовились лечь спать и я подошел к тебе и телохранителю, я немного прошелся — не до самого тракта, но я видел орочьего дозорного, который ехал с юга на север. Он тоже заметил дым, вы много топили, но не остановился разведать, ибо вести нес срочные. Мне не нравится это, и пожалуйста, решайте скорее. Мое мнение — надо немедля переправиться через Андуин и дальше решать, как быть. Но уже на той стороне. Может так статься, что дорога в Пущу будет временно закрыта для тебя и Эйтара.

— Хорошо. Иди. Разберешься, возвращайся, мы будем готовы, — сказала Ветка.

— Вы, все трое, увлечены друг другом, — и человек очень искренне, немного лукаво улыбнулся, — но когда Перворожденные так заняты, кто-то должен проявлять осмотрительность…

Ветка хотела одернуть Эстеля… и передумала. Только улыбнулась и слегка кивнула.

И когда человек вышел, сплела пальцы на столе возле глиняной чашки с отбитой ручкой, наполенной отваром Радагаста, и посмотрела.

Это был тоже не простой взгляд, а невольно заимствованный у Трандуила — именно по принципу «с кем поведешься, от того и наберешься».

Эйтар был собран и заинтересован, Тауриэль сидела как на гвозде.

Взгляд имел целительное и волшебное влияние. В прежние времена Ветка и на себе его действие многократно испытывала.

Еще через миг Тауриэль заговорила. Сама, без вопросов.

— Я отлично понимаю, куда и каким образом я уронила свою честь и честь Кили! Но и вы! Эйтар, она твоя Повелительница, как ты мог так оскорбить Владыку! Как… ты сам — как так можно! Еще вчера… и уже сегодня… кто ты после этого…

Ветка подняла руку — остановила Эйтара, который собрался то ли возразить, то ли выскочить отсюда прочь, и неспешно произнесла:

— Он не оскорбил. Он спасал и исполнял долг телохранителя. Но если ты хочешь знать больше, между нами не было и не может быть близости. Мои чувства к Трандуилу — истинные, и измена хроа неприемлема.

— А я вот такая неправильная! — выкрикнула Тауриэль. — Мне стыдно перед принцем, но я даже не вспомнила о нем! Ни с орками, ни с… — и осеклась.

— Нет, ты отлично все помнила, — сказала Ольва. — Просто твое сердце остыло, а твоя беспокойная за… душа ищет новых рубежей. И не забудь про зелье. То, что тот самый день прошел и твое тело восстановилось, не значит, что зелья не было. Это такая штука, о которой придется помнить какое-то время. Проявлять внутреннюю дисциплину. Отличать собственное от чужого. Понимаешь? Не оскорблять друзей. Не разочаровываться в них, не разобравшись, в чем дело. И если ты хочешь быть поистине храброй, ты не будешь избегать разговора с Кили, встречи с ним. И только затем отправишься туда, куда хочешь. И кстати, между вчера и сегодня ты сказала Эйтару, что будешь искать Леголаса.

— Ольва… и ты… Эйтар… поймите, — Тауриэль закрыла ладонями лицо. — Это так сложно. Леголас… Кили. Мы же росли все вместе, Эйтар, ты помнишь? И я так удивилась, когда вдруг много позже Леголас открыл в себе любовь ко мне… я видела в нем брата. Как и в тебе. Я так думала. Оказывается, все может быть иначе. Все. И даже с братом можно… ох. Я не хотела сделать Леголаса несчастным и убегала из Леса — то просто убегала, то с Кили. Я…

— Погоди, — сказал Ветка. — Пока не наговорила лишнего. У людей есть такое — влюблен или люблю. Это разное. Влюблен — хочется быть вместе, петь и бежать в закат, а еще обняться покрепче. И мы обычно разрешаем себе это. Но такое волнение крови затем проходит, хотя может возвращаться после разлуки и потом снова безболезненно… или не безболезненно… уходить. А люблю — это когда набегавшись в закат, ты понимаешь, что готов делить с другим любые радости и беды, быть рядом в любом случае, и нет ничего драгоценнее, чем его благополучие — раньше, чем свое.

— Как же вы отличаете? — прошептала Тауриэль.

— Иногда с трудом. Не сразу. Иногда не отличаем. Так и маемся.

Невольно Ветка подумала о Торине. Да, до сих пор так и не отличила, что же было тогда… с ним.

— Ты, может, почувствовала сейчас, что влюблена в Эйтара.

Эйтар шевельнул ушами. Ветка помнила по Мэглину, что это есть признак сильнейшего душевного волнения.

— Может, зелье дало тебе возможность не только думать хроа, телом, и желать, как желает всякая женщина, а именно чувствовать, как человек. А может, ты всегда так чувствовала. Вы же не одинаковые, как грибы в лесу. И ты, Тауриэль, ты особенная.

Тауриэль смотрела в доски стола.

Потом заговорила.

— Я считала, что я очень плохая, грязная. Поэтому убегала, хотела стать разведчиком Дальних Пустошей, даже с Глорфиндейлом просилась в его странствия. В ответ он сказал мне, что мне еще надо стать собой, а он в основном сидит в своей лачуге в Ривенделле и пьет, если не нужно ехать на подвиг. И это его выбор сейчас. И компания ему не требуется…

Эйтар и Ольва молчали.

— Я правда влюбилась в Кили. Еще и потому, что он… наугрим. И принц. Стать принцессой Эребора… а не просто… быть какой-то… это все так… заводило. И еще я подумала, что могу избавить Лес от себя. И себя — от себя. Правила и обычаи эльфов давили и давят на меня, как каменная плита… и все эти дела, сватовство, свадьба, Полуденный приют… правда заняло меня на время — и дало радость. Но… я не смогла стать гномкой… и там своих правил оказалось предостаточно…

— А не выйдет избавиться от себя, — сказала Ветка. — Тебе с этим жить, и Тауриэль, это совсем неплохо, разобраться наконец. Но тебе точно стоит, это оставаться все же другом — друзьям, помнить самые главные обязанности, быть честной с собой. Кили будет больно, но он поймет. Он сам многократно предпочитал долг — любви. А ты предпочтешь любви и долгу — себя. Так тоже можно. Но это надо понимать и идти к такому с открытыми глазами и открытым сердцем. Ты понимаешь, что, например, Эйтар уже готов был тягаться за тебя с Кили? Что он принял тебя?

Тауриэль вскинула взгляд на стражника. На лбу ее нарисовалась скорбная морщинка.

— Прости меня… и спасибо тебе. Ты…

Эйтар сделал неопределеное движение головой и Тауриэль не договорила, подчиняясь его невысказанной просьбе — не ворошить.

— Он хорош, — озвучила Ольва. — И он — друг.

— А ты… ты сама… с Мэглином?..

— Нет. Ни с кем и никогда, только моя цветущая весна. И темный майа… но это, мне кажется, видело все Средиземье.

— А я думала…

— А ты не думай. Надо просто спросить.

Мысленно Ветка в этот момент била себя в лоб кулаком. Какие мы все умные, задним числом — или когда поучаем других!

— Даже не меня спросить. Самого Мэглина.

— А Аннатар…

Ветка ощутила себя на совсем тонком льду и подумала, что только крайняя честность позволит ей сейчас вытянуть Тауриэль…

Эйтар не дышал. Происходящее, такие разговоры, были для него, даже знающего все, чрезмерны.

Ветка заговорила очень осторожно.

— Он бог все-таки… майа. Он прекрасен и совершенно омерзителен в его стремлении властвовать и подчинить все. Если бы в нем не было величия, он не набрал бы такое могущество. Он страдает по красоте — но сам не может ее создать. Он страдает по любви — но сам может вызвать только страх и отвращение. Он страдает по акту творения — но не может стать отцом… или сотворить нечто достойное. Орки — его дети, орки — его творчество. Его сила. Его максимум. И он понимает, что это очень сильно не дотягивает до того, чего он желает. Он желает всем собой… это желание очень ощутимо, Тауриэль. Да, мне иногда было хорошо с ним, хорошо так, что я вставала на очень опасную грань. Потом тошнило от этого. Потом я ненавидела его и хорошо уже не было, только больно. Но было одно, что провело меня через все это.

Эйтар кивнул. Он уже давно все понял.

Тауриэль слушала очень жадно.

— Любовь.

Ветка помолчала.

— Любовь к сыну. Любовь к мужчине, который был его отцом. Только это.

Тауриэль смотрела в свою чашку.

— Значит, я все же пока не любила… только влюблялась.

— И твое время придет, — мягко сказала Ветка. — Я нашла любовь, когда совсем вычеркнула саму возможность любить из своей жизни.

— А Торин?..

Вот балрог, так надеялась, что она не спросит…

Но и тут придется быть честной.

— Была влюблена. Так, что почти теряла сознание, Тауриэль.

— И все равно не…

— Нет. Но именно потому, что это чувство было… и было сильным… мы и сидим здесь сейчас, — подытожила Ветка и подняла голову выше. — Потому что я не смогла его скрыть или забыть. Потому что Ри знал.

Эйтар и Тауриэль сорвались с мест одновременно, бросились к Ветке обняли ее с двух сторон. Эйтар дрожал, крепко сжимая Повелительницу, а Тауриэль расплакалась.

— А я… а мне… это такая ерунда — со мной…

— Тауриэль, — сказала Ветка. — Никогда не сравнивай. Но ты знаешь, да, похоже. Твоя история делается похожей на мою. В… миниатюре, слава валар. Не надо полную программу. Цени свое и не рань себя. Будь счастлива, ты сама можешь стать счастливой, найти свое счастье, распознать рано или поздно, в ком или в чем оно. Поговори с твоим гномом… с Кили. Найди своего эльфа, своего принца… Леголаса. Ищи правильные слова, чтобы объяснить, что ты чувствуешь. Определяйся. Это неважно, что только сейчас. Все равно это твоя жизнь, она у тебя здесь — в Средиземье — одна.

Все трое расцепили обьятия, и напряжение, висевшее в стареньком гномском доме, наконец, растаяло, сменившись пониманием и любовью.


Вошел Эстель, сбросил с головы мокрый капюшон — дождь снова шел.

— На расстоянии четырех полетов стрелы отсюда, — отрывисто сказал он, — с юга на север вдоль Андуина идет большой отряд орков. Это не сборная шайка, регулярные войска, хорошо обученные и в походном строю. Не затапливали пока?.. Ни в коем случае, никакого дыма. Сейчас собираем всех животных, вьюки, и надо переправляться. Возможно, это отряд в помощь Дол Гулдуру, возможно, в иное место. Никто сейчас не проберется в Эрин Гален. Да и, я думаю, разведчики лорда Глорфиндейла уже все знают. А вот нам не поздоровится, если мы попадемся в поле зрения. Вы все выяснили?

— Все, — сказала Ольва. — Вот и подсказка Эру. Собираемся.

Кони были навьючены очень быстро. Крошка волновалась и принюхивалась к дождю, задирая вверх морду, точно высматривала что-то за тучами.

— Мы перейдем по песчаной косе, сколь получится, — сказал Эстель. — Дальше надо будет плыть, и поплывем намного ниже, чем просто на другой берег. Ирисы цветут, мы не ошибемся даже в дожде и сумерках. Посередине Ирисной долины течет небольшая речка с плотным песчаным дном, по ней мы пройдем до ее верховий — она вытекает из Мглистых гор. Если не отвлекаться, этот путь на двое суток, почти без сна и без огня. Дальше мы возьмем правее и поищем древний путь в Ривенделл через Мглистые горы.

Эстель выпил чашку воды и продолжил.

— Но если тебе, Ольва, и твоему телохранителю предпочтительнее попасть в Лотлориен, вы можете спустится по течению Андуина вниз. Берегитесь бурунов. Когда закончатся заросли ирисов, пойдут отмели с той стороны, и там уже может иногда ходить лориенская стража. Но это не точно. В Лориен попасть просто — надо лишь идти дальше вдоль Андуина по течению. Это примерно день, два.

— Что же… — сказала Ольва. — Мы тогда заберем жеребцов, Эстель. Вы с Тауриэль возьмите на Крошку все, что вам потребуется в Ирисной долине. Вперед.

Ветка взяла повод Геста, Эйтар — белого роханского коня. Тауриэль запахнулась в плащ, Эстель позвал Крошку тихим, почти неслышным свистом…

Путники вышли на улицу, под моросящий дождик, чтобы пройти к песчаным отмелям бродов и начать переправу через Великую реку.

И тут Эйтар вздрогнул и схватил Ветку за рукав.

В вышине, между тучами, стираемый серыми клубами дождевой воды, двигался крылатый силуэт. Нечто темное и могучее летело под самыми тучами, беззвучно, бесстрашно; нечто, не похожее на что-либо живое этого мира.

Только на мертвое…

— Дракон, — в ужасе прошептала Ветка…

И путники, и их лошади замерли в широком дворе брошенного десять лет назад, умершего Летнебродья. Не дымили трубы, лошади в предельном страхе не издавали не звука, заложив уши и замерев. Не двигались и эльфы с людьми.

Силуэт сделал круг над Летним Бродом и удалился через Андуин в мокрую мглу.

— Это… это?..

— Это не дракон, — напряженно сказал Эстель. — Но очень похож. Оно… это… оно намного меньше дракона. Легенды гласят, что кроме рамалоков и Великих Орлов, в незапамятные времена были и какие-то еще черные твари, способные летать.

— Ну генетик-любитель у нас тут есть… — проговорила Ветка. — Поклонник авиации и космических технологий. С большим количеством ресурсов и дури в голове…

— Направление — запад, северо-запад, — сказал Эстель. — Вот это, оно полетело к Ривенделлу. И оно точно кого-то или что-то искало. Охотилось.

— Двигаемся к Ирисной долине, — сказала Ольва. — Там мы скроемся и никого не потеряем. Даже злые глаза Арды не видят то, что происходит там. А когда выйдем к горам, там будет видно, уместно ли разделиться. Мы последуем за чудовищем.

— Если оно не слишком волшебное, — сказал Эйтар, — боевая стрела его снимет, меч тем более. Голова у него примерно с лошадиную, то есть…

— Или если оно не слишком бронированное.

Вот так, разговаривая о новой напасти, телохранитель и Эстель вошли в воду…

Ветка и Тауриэль, забрав жеребцов, чтобы было легче плыть вместе с сильными лошадьми, пошли за ними, прислушиваясь к тихой дискуссии над водой.

— Интересно, есть ли когти… а может, крючья на сгибах крыльев… умеет ли приземляться на воду… сможет ли нести всадника…

— Мужчины, — проговорила Тауриэль, улыбаясь. — Воины.

— Строго прикладной интерес! — поддержала ее Ветка.

Ей показалось, что и Эстель, и Тауриэль были рады тому, что их отряд пока не распался.

А вот самой Ольве было тревожно. Не ошиблась ли она?


========== Глава 22. Перевал ==========


Ирисы, нежные цветы.

Ирисы, выше Эйтара с поднятой наверх рукой, с цветками, каждый из которых закрывал две Веткиных ладони, и с копейно-острыми твердыми листьями.

Корни ирисов змеились скользкими коричневыми клубами, готовыми ловить ноги путников. Стоял настойчивый, не сильный, но очень плотный аромат, от которого тяжелела голова.

В первые же минуты пребывания в Ирисной долине Ветка порезалась — схватилась за лист, край которого оказался кинжальной остроты.

Это было громадное, неглубокое болото. Трясин на нем нет, говорил Эстель, но от этого не легче — пройти почти невозможно из-за узловатых корневищ, омутов и ловушек.

Единственный путь среди угрожающей чащи прекраснейших цветов, конца и края которой не было видно — неглубокая река Ирисная. Холодная вода, стекающая с Мглистых гор и впадающая в Андуин, промыла песчаное и слегка каменистое дно, проходимое для лошадей и людей. Ирисы не забегали в русло реки, но угрожающе толпились с двух сторон.

— Надо же, какой грозной бывает красота, — завороженно сказала Ветка. В итоге они вдвоем с Тауриэль ехали на Гесте, а поклажу распределили на двух оставшихся лошадей. Белого взял Эйтар. Кони шли по брюхо в холодной воде.

— Это говорит жена Трандуила? — спросила Тауриэль и рассмеялась.

— А сухие места тут бывают?

— Бывают, — отозвался Эстель. — Но их надо или знать, или искать, а искать — это лазить под стволами ирисов. Есть и поляны, и небольшие пригорки, и птица. Даже какой-то народец проживает, те, которые готовы всю жизнь питаться корнями аира и рыбой. Случайный путник, такой, как мы, наткнется на все это только волей доброго случая. А значит, мы не теряем время и силы лошадей и идем руслом реки наверх. Цветы закрывают нас даже сверху. Следопыты говорили мне, главное — не поддаваться ароматам и тишине, не притормаживать и не засыпать. Просто идти.

— Мы будем двое суток вот так брести по этому руслу?

— Я же предупреждал. Теперь или вперед, или назад к Андуину и снова плыть, пока не выплывем за пределы Ирисной низины. Я нашел там, в разрушенном жилище гномов, хорошего самогона, думаю, нам на эту дорогу хватит, чтобы не замерзнуть в воде с гор. Лошадям тут тоже нечего есть, ирисы и рогоз они не станут. Так что…

— Зато вода хорошая, — сказал Эйтар. — Даже жаль, что столько воды отнимают заросли цветов… если бы не они, это была бы могучая и глубокая речка.

— Ну, а так — есть что есть, — мирно отозвался Эстель.

Иногда прямо под ногами лошадей проплывали рыбы — их было много. Никто не ловил их тут, и они что-то быстро обирали с шерстинок на ногах лошадей. Не стали их ловить и путники — потому что приготовить рыбу все равно было не на чем, а любителей сырой не нашлось.

— Ты не зря хотел пройти этим путем, так? — спросил Эйтар.

Эстель помолчал, потом ответил:

— Да. Здесь, в Ирисной низине, в болотах, погиб король Гондора, сын Элендиля, Исильдур. Исильдур сражался с Сауроном, когда тот был еще воплощен в своем теле, и отсек у него палец с могущественным кольцом. Но не сумел использовать кольцо ни во благо, ни во зло. Ирисная низина — для меня особенное место, и да, я мечтал пройти путем Исильдура от Темнолесья до Ривенделла.

— Ну собственно как мы и едем сейчас, — отозвалась Ветка. — Как ты и хотел.

— В этих… цветах… по преданиям, водятся странные и злые существа. А также в них иногда прячутся орки. Любой беглец, желающий скрыть себя от посторонних глаз, может затаиться тут. Много рыбы, если ты не привередлив, с голоду не пропадешь. Но много ядовитых водных змей и всякого рода ловушек. В Ривенделле мне говорили, что самое безопасное и в то же время самое опасное место Ирисной низины — это река, по которой мы идем. Она как единственная дорога среди этих цветов. И те, кто желают по ней идти, обязательно встретятся, а мирно или войной — это как Эру даст.

— Лошади устанут, — задумчиво сказала Ветка.

— Твоим толстякам это на пользу, — проговорил Эйтар.

— Крошка привыкла ко всему.

И правда, гнедая кобылешка уверенно шла против течения наравне с упитанными жеребцами, каждый из которых был на две ладони в холке выше нее…

Эстель негромко рассказывал. О правлении Ар-Фаразона, о пленении Саурона. О том, как темный майа, по сути, сдавшись сам, обольстил и исказил последнего короля Нуменора. О неуемном стремлении людей к вечной жизни. Об их морском походе к берегам Валинора… о падении Нуменора и о том, как его поглотила морская пучина. Ну и заодно об основании Гондора и Арнора в Средиземье.

Ветка это все частично слышала, но не придавала большого значения этим древним историям. Ну да, Нуменор смахивал на Атлантиду. Бодрый дед, его последний король, неплохо устроился в плане женитьбы.

— Но Майрон каков поганец, — выговорила она под конец истории, — везде в доверие втирается. И это самое кольцо уговорил сковать. Не силком же заставлял работать кузнецов. И вот по сути Нуменор пал из-за него. И Нимлот из-за него же сожгли. Понятно, что он хочет обратно себе свою плоть и свой облик. Ну и свое обаяние, Ish ka khe ai dor gnur.

После нескольких звонких слов на кхуздуле из зарослей ирисов в воздух поднялась целая туча водоплавающих птиц…

— Тут пало немало славных воинов. И останки Исильдура ищут до сих пор. В них искатели надеются отыскать так давно потерянное кольцо Всевластия, — тихо проговорил Эстель.

— И если оно отыщется, и не дай Эру попадет в руки Саурона, будет большая беда, — добавил Эйтар.

— Интересно, что Аулендил Аннатар объявил себя именно королем людей, — выговорила Ветка. — То есть именно в них он усмотрел то, что может поддерживать его темную власть, перетопиться в нее. И несмотря на существование Верных… в целом он выиграл. Если бы Ар-Фаразон направил мощь своей Армады не на достижение Валинора, а на покорение Средиземья, все было бы иначе. Но тут уж как карты легли. Мы заложники наших комплексов и страхов. И результат действий зависит от того, умеем ли мы это понимать… и корректировать поступки.


У любого путешествия свои законы.

Это — проходило в странном и волшебном месте. Когда ноги у путников совсем замерзли в ледяной воде, они пустили по кругу изрядную бутыль с самогоном. Через какое-то время стало очень, очень тепло и совсем не скучно.

Потом по очереди рассказывали различные истории. Эстель был образован (Ветке прямо до зубовного скрежета было жаль парня, которого видимо нещадно муштровали в архивах), а Эйтар мог вспомнить кучу приключений и смешных случаев, связанных с ним, Мэглином, Лантиром, Тиллинель, самой Тауриэль, Леголасом, Даэмаром…

Тауриэль рассказывала о своем путешествии к Морю Рун, а Ветка удивлялась, почему такое удивительное приключение замалчивается, как нечто неприличное, и о нем не сложили никаких достойных песен.

Потом наступила непроглядная ночь, и только в воде плавали какие-то крошечные огоньки, подсвечивающие русло Ирисной реки. Эстель поймал один — это оказалось какое-то водное насекомое или личинка. Еще немного посветив на ладони, существо угасло.

Крошка шла первой, уже устало свесив уши, за ней плелись жеребцы, демонстрируя, как им было хорошо в Пуще — и как плохо тут.

Почти к полудню следующего дня ирисы расступились, появились более-менее твердые берега с обычной травой, река сузилась и обмельчала, ноги всадников и животы коней высохли, а затем маленький отряд почти уперся в предгорья Мглистых гор. Величественный хребет вознесся перед ними.

Дальше люди и эльфы отжимали и сушили свою одежду, бегали по берегу, чтобы согреться, приготовили горячей еды и чая из ароматных травок, лошадей отпустили пастись. Вечер снова был прекрасен, словно двумя днями ранее не хлестал дождь с громом, а затем над Летним бродом не пронеслась крылатая тень, так похожая на дракона. Путешествие снова захватило путников, как и лето снова вернулось в свои права.

Перед сном играли в крепости, города и королевства. Ветка и Тауриэль уже закемарили возле костра, а Эйтар и Эстель упрямо отыгрывали друг у друга право первого «сухого» дежурства на этом берегу Андуина.

— Ривенделл…

— Лориен…

— Нуменор…

— Рохан…

— Нарготронд…

— Дол Амрот…

— Тарбад…

— Дуртанг…

— Гундабад…

И перед сном перед мысленным взором Ветки разворачивался свиток Средиземья — такого, какое она хотела увидеть, пройти своими ногами, узнать до конца.

***

Медленно двигаясь вдоль Мглистых гор, на следующий день отряд искал выход на древнюю дорогу, ведущую через горы от Лориена до Ривенделла.

Эстель знал приметы, поэтому он сновал окрест, отыскивая какие-то особые камни и кусты, деревья и следы, оставленные здесь прежними следопытами и просто путниками. Дорогу скрывали от орков, следовали по ней всегда тихо, но она была.

Ветке было несказанно интересно — вот лесную науку она пока не освоила, было и некогда, и незачем. Поэтому она шла на пару шагов позади Эстеля и пыталась рассмотреть то же, что и он.

Вот он поглядел на веточку — Ольва подошла и тоже изучила куст. Ничего, кроме гусеницы, не нашла.

Погладил ладонью куст осоки — Ветка сделала то же самое, из кочки выбежал еж, держа во рту лягушку.

Внимательно осмотрел и обнюхал камень — Ветка, когда Эстель отошел, тоже принюхалась. Ну камень и камень.

Затем Эстель присел на корточки и старательно разворошил что-то на земле. Поднял, с многозначительным видом пожевал.

Ветка дождалась, пока он отошел, нагнулась — заячьи какашки. Что может сообщить их вкус?..

Подняла одну, задумалась.

В сторонке грянул хохот в три горла.

Эстель выкинул какашку из рукава и заливался громче всех.

— Ну ты, тролль, сейчас у меня получишь…

Ветка пожалела о верных нунчаках — и все равно бросилась на парня, желая извалять его голыми руками. Эстель перехватил ее запястья и закружил вокруг себя.

Отсмеялись.

Оказывается, на ветке был оборван лист. Ежа загнали в осоку ночью — днем они не очень-то охотятся, а так он напугался, что ждал новых сумерек, чтобы уйти в свой сухой валежник. На камне не было меток варга, он был чистым.

— Тут прошли путники, наверное, ночью. И шли они точно к тропе. Судя по тому, как быстро выпрямилась трава, это были эльфы. Мы отстаем от них на один переход, — сказал Эстель. — Мы идем правильно, я найду и другие следы, и скоро мы окажемся на тропе…

И в этот момент благолепие дня было нарушено — прямо над ними пронеслась черная тень.

— Это тот же кружит или новый? — прошептала Ветка.

— Вздеваем, — коротко проговорил Эйтар.

У самого телохранителя был полный боевой доспех, даже плащ. Ветка везла с собой тонкую кольчугу из мифрила — легкая, плотная, не занимает много места. Ее и надела поверх дорожного платья. Эстель и Тауриэль довольствовались тем, что подобрали у орков — у Тауриэль были наручи и защита плеч, широкий кольчужный пояс; у Эстеля обычная кольчуга с бляхами.

Тем временем высоко в горах, видимо, на перевале, что-то происходило. Тучей снялись птицы, затем черный силуэт, еле видный отсюда, пал вниз, скрылся за деревьями; затем снова взмыл вверх и снова пал.

— Тварь охотится, — сказал Эйтар.

— Надо помочь.

— Мы далеко.

— Никаких проблем, — и Повелительница достала кисет с гончим листом.

Лошадьми вновь поменялись — Эстель сел на Геста, Тауриэль с луком наготове позади. Ветка — на Крошку, Эйтар, как самый снаряженный для боя, на роханского Серого.

— Это не так далеко, — прошептала Ветка. — По половинке листочка хватит…

И кони поднялись в галоп.


Этот подъем, одолевай они его без листа, был бы труден — но, подгоняемые колдовством, лошади неслись, как на крыльях перескакивая камни и расщелины, огибая валуны, перекрывающие дорогу, скачком поднимаясь наверх, там, где круто поднималась и еле видная тропа. Ветви хлестали по лицам — но вот уже слышны крики, вот навстречу вырвалась обезумевшая лошадь, залитая кровью, вот они на перевале…

Раскиданные трупы лошадей и эльфийской стражи Лориена; поломанные, втоптанные в траву вымпелы; разбросанные вещи…

Прямо на дороге неуклюже топталась черная тварь, пытаясь захватить когтями не самых приспособленных для ровных дорог лап лежащую девушку в синем платье. Крючья на крыльях, короткий хвост, длинная шея, черная башка в короне…

В короне?

Увидев новых противников, зверюга отвлеклась от своих тщетных трудов и зашипела. Эйтар выслал Серого, еще не остывшего от скачки, вперед; Эстель нагнулся в седле, и Тауриэль, опершись на его спину, начала натягивать лук Эйтара.

Эйтар тем временем подскакал ближе. Управляя одной рукой, уклонился от острых зубов и крючкастых крыльев раз, два; и с третьего захода чисто снес черную башку. Одновременно тренькнула стрела — и пробила шею чудовища еще до того, как оно упало.

Туша повалилась на деву…

Ветка спрыгнула, соскочил и Эстель. Все вчетвером уперлись в кожистую тушу и спихнули ее с эльфийки.

Эту деву Ветка видела — в день их свадьбы с Трандуилом. Помнится, еще хотела подрезать координаты ее косметолога: идеально алые припухшие губы, идеально угольные ресницы, как будто выщипанные тонкие бровки стрелками… и да, декольте несколько более просторное, чем носили эльфийки Сумеречья.

И сейчас на эллет был такой же фасончик.

Эйтар, встав на одно колено, приподнял леди; Эстель бросился за флягой к лошадям.

Дева открыла глаза и уставилась на Эйтара в полном доспехе, даже в шлеме — восхитительно воинственного в данный момент.

— Кто… ты…

— Приветствую, леди Арвен, дочь лорда Элронда, — сказала Ветка, выходя вперед. Еще не хватало! — Я Ольва Льюэнь, повелительница Эрин Гален, супруга Трандуила Орофериона и мать Даниила Анариндила и принцессы Йуллийель.

— О, — сказала эллет.

— Это Тауриэль, супруга Кили из рода Дурина, принцесса Эребора и Полуденного приюта. И Эстель, воспитанник Ривенделла и Эрин Гален. Ну и мой телохранитель, Эйтар.

Эйтар, улыбнувшись одними глазами Ветке, поставил немного помятую деву на ноги и спросил:

— Что тут произошло?

— Это… чудовище… напало внезапно. Мы ехали из Лориена в Ривенделл. Встали лагерем обедать. У меня было десять эльдар свиты… оно разметало всех… могло бы убить и меня, но мне показалось, что оно пробовало захватить меня живой… — со слезами в голосе сказала Арвен. — Мои… мои стражники…

— Этот мертв, — говорил Эстель, передвигаясь от одного к другому. — Этот тоже… А этот жив… и он единственный в полном доспехе, кстати. Эйтар, помоги…

— Это лихолесец, — проговорила Арвен. — Он дал отпор этому… зверю, — дева указала на пару разрезов на плече и крыле чудовища. — Затем оно схватило его зубами за плечо и кинуло в скалу…

— Скале не повезло, — произнес Эйтар, пытаясь поднять на ноги злющего, как демон, Лантира. — Ты как?

— Я цел, но пожеван, — сказал Лантир. — Сломана и поранена рука. И будет шишка. Очень будет. Но чего я хочу, если на дороге Ольва Льюэнь?

И уставился на Ветку пылающим искренней неприязнью взором.


========== Глава 23. Глаз ==========


— А твое зеркало… или какие-то иные колдовские методы… не могут сказать, где нынче Ольва?

Торин сидел на гарцующем вороном жеребце с длиннейшей гривой. Кили, Гаин, Даэмар и Иллуир также изготовились в путь.

— А твое сердце, узбад, не подскажет того же? — чуть грустно сказала Галадриэль. — В дни, когда моему волшебству противостоит нечто более могучее, только на это и приходится надеяться.

— Надо подумать, — прошептал Торин. — В Эребор… вряд ли. Не поедет Ольва туда, раз там нет меня. Но ко мне она не поехала. Я точно знаю, она хотела увидеться. Но… почему же нет-то?.. Потому что боится… не меня же… стало быть, себя.

— Ты мудр, гном, — сказала Галадриэль. — Куда Ольва поедет, если пожелает убежища от себя? В Дейл?

— Тоже нет, место слишком памятное… туда она поедет, где никогда не была. Ольва успокаивается дорогами.

— А может, — проговорил Иллуир, — Ольва осталась в лесу, и там…

Разговор был нарушен топотом копыт вестового. Эльф в цветах Ривенделла въехал в лагерь.

— А вот и подсказка, — прошептала леди Золотого Леса, даже еще не прочитав письма.

— Что здесь за лагерь? — вопросил гонец. — Я вижу тут шатер леди Галадриэль, что случилось?

— Я здесь. Спешивайся, отдыхай. Что за письма ты привез от лорда Элронда?

Эльф протянул небольшой свиток и отправился к воинам — узнать, что приключилось у Восточных врат Мории, отчего тут так много наугрим и неужто Торин Дубощит завершил свой поход ради восстановления Казад-Дума.

Леди развернула свиток.

— «Леди Галадриэль, над восточной оконечностью Ривенделла и над Мглистыми горами летают два или более чудовища, по размеру схожие с крылатым воинством, меньше драконов. Я встревожен и отправляюсь встречать Арвен, которая, как я надеялся, выехала со стражей в условленный день. Лорд Элронд».

class="book">— Ну, — сказал Торин, — где чудовища, там и Ольва. В Ривенделл?

— В Ривенделл!

— Ох и не люблю я это место… как и другие ваши эльфийские гущи-пущи, — буркнул узбад, разворачивая вороного. — И Лихолесье не люблю, и правителя его, но что поделать…

— Зато Повелительницу любишь, — холодно, но очень внятно выговорила Галадриэль.

Торин только глянул через плечо и огрел коня плеткой. Кавалькада снялась вскачь.

— Остался только один вопрос, — выговорила Галадриэль, глядя вслед всадникам. — Когда тут творятся такие дела… где Митрандир?

— Вестовой от Ривенделла разъехался с нашим, — сказал Келеборн. — Мы послали письма Саруману, Элронду, королю Барду — и в Лес Галиону. Если где-либо гонцы или адресаты писем столкнутся с Гэндальфом, его направят сюда. Может, он что-то подскажет с барлогом. В противном случае Проклятие Дурина мы будем встречать во всеоружии, Белым Советом.

***

— Я бы послушал и тебя, демон. Я устал говорить, — чуть капризно заявил Трандуил. Да, у него был столик с несколькими бутылками вина, ложе с постелью, пища. Но у него не было свободы, а жар, когда балрог забывал его утишать, все так же нещадно лизал тело и волосы. Своды черной пещеры, светящиеся рунами, сдавливали рассудок и выедали глаза. Однако надо было жить. — Положим… что ты хочешь увидеть своим глазом наверху? Тех, кого намерен уничтожить? Чего ради ты живешь, что тебе мешает отдать плоть огненной реке и не мучиться?

— А что мешает тебе поступит так же? — проворчал Гротмор. — Не мучиться от жары, не терзать себя ожиданиями. Ты сам знаешь… каков шанс, что гном принесет Аркенстон. Почти что и никакого. Мы просто славно развлечемся вместе и когда ты наскучишь, умрешь. Хорошо еще, что этот жадный народ не попробовал гранить или сверлить око балрога. Оно угасло бы.

— Торин редкий наугрим, — пропел Трандуил. — Он имеет некоторые представления о чести и слове. Если он найдет Аркенстон, то попробует его доставить сюда. Беда, что камень не принадлежит ему — он подарен и им распоряжается другой… человек.

— Человек. Люди. Плодятся хуже гоблинов, — проговорил балрог. — Теряют страх, рубятся друг с другом. Самые сильные их колена уже ушли, остался мусор.

— Как ты терпишь гоблинов?

— А как ты терпишь мышей или слизняков? Никак не терплю, не обращаю на них внимания. Они не пользуются металлом, не добывают руду, не спускаются вглубь великих пещер и вообще не занимают меня. Это какой-то побочный продукт магии.

— Магии Саурона.

Гротмор помолчал.

— Что же, его имя перестало наводить трепет? Ты выговариваешь его так запросто?

— Какое из? Да, перестало. Мы понимаем его как Врага, но не трепещем пред ним. И это еще один майа, живущий в Средиземье.

Балрог надолго замолчал. Трандуил украдкой хватал воздух ртом — когда демон забывался, становилось нестерпимо жарко. Но показалось, что, наконец, в разговоре было нащупано что-то важное… то, что сможет помочь…

— Мир мельчает без истинно великих, — сообщил Гротмор.

— Как истинно великий… проветри свои чертоги, — сказал Трандуил.

— Я велик в своем. Мы созданы для разрушений. Разрушение — моя поэзия и предназначенность. Мы не можем и не хотим любить, не имеем пола, не стареем, так как неподвластны времени, а живем вне его. Но время могло разрушить те обстоятельства, которые нам были дороги. Нам чужда жадность к ценностям — любым. Мы повелеваем всем богатством корней Арды. Нас не очаровывает ни свет Сильмариллей, ни Древ, ни звезд.

— Звучит грустно.

— Нет, эльф. Это звучит истинной чистотой и первозданной силой. Все, чего не хватает вашему наружному холодному и слабому мирку — это правильный правитель.

— Правитель?

— О да.

И снова стало жарче.

И снова Трандуил боролся за каждый вздох. Чтобы отвлечь демона от его мыслей, начал очередную сказку…

— А что, — перебил его Гротмор, не желая слушать эльфийское сказание, — Ородруин все так же высок и велик, как был ранее?

— О да. Огненная гора стоит в сердце Мордора, — ответил Трандуил. — Лава ее пылает. Она принадлежит Саурону.

— Когда-то, — проворчал Гротмор, — гора была обещана в вотчину одному из правителей балрогов… как дворец, полный всеми нужными нам благами. Лучшее обиталище. Мы должны были жить там, при правителе, его народом и гвардией. И выходить наружу лишь по приказу Мелькора — дабы разрушать красоту, созданную теми, кто неугоден ему.

— Моргот не властен более в Арде, — сказал Трандуил. — Он потерял силу и плоть и изгнан за Двери Безвременной Ночи.

— Он исказил сам себя, — проворчал балрог. — Он исказил, допустив в свое нутро любовь и желание. Был чист и темен, а стал испачкан страстишками. Он потерпел поражение, еще когда добивался Варды. И все, что он вытворял потом, было лишь чтобы она изменила свое мнение и пришла к нему, признав его силу и мощь. Все это — ради какого-то существа, скроенного лишь немного иначе, чем ты сам. Ради того, чтобы дух этого существа сделался твоим. Все это — в страданиях ревности и муках того, что кто-то тебе не принадлежит. Все самое лучшее создано без деления на мужчин и женщин. Так сотворены мы, в нас нет лазейки для этой слабости. Те, кто созданы из двух половинок, всегда будут поражены и несчастны, если одиноки. Но мы не таковы. Мы, валарукар, совершенны.

Трандуил вздрогнул. Ненадолго он даже перестал ощущать невероятный жар, мучающий его тело.

Медленно проговорил, думая о своем:

— Мелькору наследовал Саурон.

— Расскажи о его деяниях. Майрон был хитер и мог играть на таких слабостях малых народов, какие не совсем понятны нам, балрогам. Я не сомневался, что он станет одним из царей вашего мира. Он претендовал на людей.

— А правит лишь орками. У него есть союзники среди людей… но только союзники. А в подчинении у него искаженный и порабощенный народ, — сказал Трандуил. — И он тоже стремится к… обретению половинки.

— Этот майа отлично понял, какова сила во взаимности. Сила тех, кто создан половинчато — в слиянии. Он сам половинчат. Эру Илуватар лишен половинки и пола, но он поддался искушению света и тьмы, двоичности сути, и потому все, что он создал, половинчато. Мы, балроги, цельны, сродни природе самого Эру. У меня было время над этим поразмыслить. Сам же Майорн никогда не обретет ту, которую возжаждет — просто потому, что он слишком много себя в свое время отдал Мелькору. И ему нечем принять женщину. Он хочет, но не может.

— Но он все же ее жаждет, — проговорил Трандуил. — Потому что на слиянии того, что ты назваешь половинчатостью, нанче в Арде рождается жизнь.

— Отсутствие красоты — это шаг к провалу, — выговорил Гротмор. — Я понимаю красоту. Когда нет красоты, нечего разрушать. И Саурон понимал ее прежде. Красоту можно создавать и без всякой жизни.

— Понимал. Возможно, понимает и ныне. Но предпочитает живую красоту… или созданную живыми руками.

— Я обожал ее крушить. Наслаждаться… и уничтожать. Я и тебя бы уничтожил с радостью, так как даже по голосу понимаю, как ты красив.

— Ты и сам красив, Гротмор. Моргот завидовал тому, что было даровано эльфам. Мы скроены по лучшему образцу… который часто пытались заимствовать. Ты похож лицом на эльфа… но с крыльями… а у нас есть лишь крылья фэа. Ты несомненно более прекрасен и велик в своей целостности.

— Полно. Что может быть красивым в лике без глаз?..

— Зачем мне тебе лгать? И как бы ни сложилась моя судьба, я счастлив, что видел тебя… в твоем истинном обличии и в твоих чертогах. Конечно, я, скорее всего, не смогу об этом никому рассказать… но я видел.

— Ты не обольстишь меня, — проворчал демон. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Но я обойдусь без твоих воспеваний. Когда я выберусь отсюда, я направлюсь прямиком к Ородруину. Награда, обещанная моему народу, должна быть принята. Затем я подчиню Саурона. Он столько раз исказил и расщепил себя в своих опытах некромантии, а я так усилился здесь, в самых корнях Арды, что без труда добьюсь своего. Я заберу его войска и я заберу Мордор. А потом… потом мы посмотрим, кому же назначено править этим Миром.

— Желаешь власти над мышами и червями? — усмехнулся Трандуил, ощущая как ледяной пот остужает его лицо, пропитывает корни волос. — Быть единоличным правителем?

— Отчего же единоличным… — задумчиво проговорил балрог. — Нас будет сперва двое, а затем сонм.

— Каким же образом?

— Много столетий назад один из нас, Рорк, добрался до Ородруина. В раскаленном нутре Огненной Горы он призывал сам себя — и создал себя. Мощь Ородруина такова, что позволяет увидеть собственное огненное отражение в потоке безупречного пламени, — задумчиво проговорил демон. — И это красиво. Однако когда отражение вышло, оно сказало, что оно отныне Рорк. Истинный, из чистой первоначальной лавы и незамутненный ничем, от самых корней Арды первосотворенной, не касавшейся распрей и передела сил, не испытавшей диссонанса. Рорк вступил в единоборство с Рорком и оба пали и расплавились в лаве. Прочие валарукар наблюдали за этим, и не вмешались, поскольку считали, что акт самосотворения сомнителен и должен разрешить сам себя. И Моргот также не одобрил его и попросил покинуть Ородруин, сказав все же, что рано или поздно все же отдаст его нам в дар.

Трандуилу стало совсем прохладно.

— Ты хочешь повторить опыт Рорка? Но отчего ты думаешь, что ты и твое отражение смогут поладить?

— Рорк был глуп. Я умен. И я скажу ему, когда он выйдет из огня, что нас осталось всего двое. И что оба мы - это мы. И чтобы ни один не желал быть я. А потом мы повторим это еще раз… и еще. Пока нам не будет нас достаточно… Но для того, чтобы увидеть свое отражение, мне нужен глаз… и для того, чтобы достичь Ородруина, мне нужен глаз…

Балрог нагнул свой прекрасный лик и словно отек, расплавился на троне… надолго замерев и замолчав.

Трандуил ловил ртом остатки раскаленного воздуха, из последних сил борясь за ясность рассудка.


========== Глава 24. Ривенделл ==========


— И я тебя рада видеть, синеглазый, — сказала Ветка, в очередной раз поразившись, до чего же злюка Лантир хорош. — Всех осмотрели? Возможно, остался жив кто-то еще.

Крошка тем временем нарезала круги по поляне и окрестным кустам, насколько позволяли горы — собирала разбежавшихся лошадей.

— Тауриэль, почему ты не сразу выстрелила? — спросил Эйтар.

— Это твой лук, я не вдруг смогла натянуть его и прицелиться… — эльфийка была расстроена. — Надо было сообразить…

Эстель, который сменил Эйтара около леди Арвен, пнул ногой башку с зубастой пастью.

— Что у него на голове?

Ветка присела к отрубленной части зверюги. Кость, кровь, жилы — оно определенно живое, не волшебное.

Голову чудовища охватывал золотой венец. На затылке было сооружено сложное украшение. Ветка ковырнула кинжалом — летающей пакости кто-то просверлил затылок и вставил украшение внутрь, почти до самого мозга.

— И кто это у нас тут развлекается, — выговорила Ветка. — И кто это у нас тут джойстик приспособил…

— Что ты видишь? — спросил Эйтар. Тауриэль сняла оплечье и наручь с Лантира, бинтовала ему предплечье и плечо.

— Видимо, скотинка от природы тупая, неразумная. Чтобы она слушалась, Саурон приспособил фигню, чтобы ею управлять. Поэтому данное животное так неловко скребло вокруг леди Арвен, не могло ее ухватить. И не должно было поцарапать. Может, Майрон так и ищет свою первую леди Мордора. И еще, видимо, непросто дотянуться досюда из Барад-Дура.

Осмотрели поляну еще раз, собрали ценные вещи леди Арвен.

Нашли троих живых.

Один — бледный до прозрачности лютнист, был совершенно цел, просто когда его сшибло с лошади, он так и остался лежать, где упал, не двигаясь. Ветке еще не доводилось видеть эльфов чисто гуманитарной профессии, вообще никак не приспособленных к битве — видимо, Элендар стал первым. Даже у Галиона под широкими одеждами царедворца скрывался отличный кинжал, а доспехи лежали наготове.

И еще два воина были оглушены, ушиблись, но все же уцелели — Ородиль и Бельмар. Итого, внезапным ударом с воздуха черное летучее создание убило шестерых эльфов Лотлориена.

Лошадей собрали достаточное количество.

— Леди, — обратилась к Арвен Ветка. — Мы следовали в Ривенделл, в гости и по своим делам. Теперь мы сопроводим и тебя. Однако у меня просьба. Мы с Тауриэль немного потеряли наш гардероб по дороге — ты не поделишься приличными шмо… одеяниями?

Арвен с радостью согласилась.

Ветка тем временем сообщила ускорение лютнисту, который резво отыскал в своей поклаже бумагу и перо. Села. Подумала.

Написала.

«Находясь в странствиях, я, Ольва Льюэнь, Повелительница Эрин Гален, супруга короля Трандуила Орофериона, встретила в Мглистых горах на…

— Эстель?

— На Первом Утреннем перевале.

«… на Первом Утреннем пире… перо…»

— Эстель, проверь, я правильно руну начирикала?

— Все верно, Ольва.

— Человек поправляет Повелительницу Пущи? — удивленно сказала Арвен, повернулась к Эстелю, и…

И поляна затихла.

Эллет стояла и смотрела в серые глаза ничем не примечательного, совсем юного дунадайн, который помогал ей развязать шнурки поклажи, чтобы достать вещи для Ольвы и Тауриэль.

Ветка, Эйтар, Лантир, эльдар Лориена — замерли все, и, как водится, только Эстель и Арвен не замечали ничего.

Даже крохотной искорки, которая пробежала по темным волосам эллет.

Эйтар первым что-то начал делать — громыхнул мечом в ножнах, позвал Крошку, и словно включили звук. Лантир зашипел, как чайник, проклиная день, когда под этим небом появилась Ольва Льюэнь. Ибо что за новый позор для эльфов! Она виновна и в этом!

Ветка сидела неподвижно с капающим пером в руке.

Вот так. Посреди битвы. Возле трупов эльдар и лошадей.

Эта капризная девочка, которой опять же пара тысяч лет.

И человек.

И скажете, это не Новая Заря?.. Скажете, это не какие-то поразительные ключи к новому миру, который так неуклонно близится?

— Госпожа, — позвал Элендар.

Ветка вздрогнула, посмотрела на бумагу. Попросила новый лист.

«Леди Галадриэль, лорд Келеборн. Находясь в странствиях, я, Ольва Льюэнь, Повелительница Эрин Гален, супруга короля Трандуила Орофериона, встретила в Мглистых горах на Первом Утреннем перевале леди Арвен и сопровождающих ее эльдар. К сожалению, они подверглись нападению нового чудовища. Оно черного цвета и летает. По размеру как три лошади, но с длинной и тонкой шеей. Шестеро эльфов свиты погибли. Далее я, мой телохранитель Эйтар, а также следующие с нами принцесса Тауриэль и Эстель, воспитанник лорда Элронда, а также уцелевшие Лантир, Элендар и Ородиль, сопроводим леди Арвен до самого Ривенделла и передадим ее в руки лорда Элронда. Бельмара я отправляю к тебе с уверениями в своей дружбе — Ольва».

Ветка поставила шикарную закорюку, которой научилась подписываться, свернула послание.

— Бельмар? Какую из лошадей выберешь?

Эльда прошелся вдоль табуна, собранного Крошкой. Взял одну из лошадей.

— Эту, госпожа. Это моя, я рад, что она уцелела.

— Как ты определила, что Бельмар и вправду хороший всадник? — спросила Арвен, немного придя в себя. Теперь эллет всеми силами старалась не смотреть на Эстеля.

— По за… по ногам, — сказала Ветка. — Ну и по взгляду. Он смотрел не на тебя, леди, он смотрел на лошадей, чтобы пересчитать их и понять, какие остались. Бельмар, вот тебе гончий лист. В горах не советую его давать, выходит слишком тряско и опасно для копыт, но когда ты спустишься туда, где можно набирать приличную скорость, скорми его своей лошади. Пусть леди Галадриэль скорее получит весть. Это особенно важно, если они тоже видели эту летучую… гадину.

Далее собрали погибших эльфов. Двоим попросту откусили головы… одного сбили с лошади в каменистое ущелье; он был еще жив, когда Эстель и Эйтар подняли его, но в себя не пришел и дух его в тело не возвратился. Еще одного гадина раздавила и двоих, которые ехали без доспехов, убила шипастым хвостом и когтями на крыльях, которые, видно, были ядовиты, так как тела эльдар почернели.

Уцелевшие и неожиданная подмога собрали общую могилу, которую тщательно заложили камнями. За это время Элендар сложил несколько строк, которые Ородиль выбил на камне возле могилы.

— Они теперь вечно останутся стражами Первого Утреннего перевала, — выговорила Арвен.

Запалили костер.

Эйтар отковырял и аккуратно завернул в кусок кожи пару ядовитых шипов с крыльев чудовища. Затем нашел копье. Кинжалом выкроил из спины собственного боевого плаща длинный треугольный вымпел с вышивкой герба Лихолесья, насадил башку на копье, нацепил на него же вымпел. Встречаться с ривенделльцами Эйтар был намерен по полному протоколу — как представитель Пущи и телохранитель Ольвы Льюэнь.

Поляну убрали; тайный путь должен был остаться тайным.

Тушу животного сбросили в пропасть, откуда подняли тело эльда, и закидали камнями, словно это был оползень.

Поставили шатер для Арвен и дев, чтобы переночевать и далее двинуться в путь с утра. Там Арвен предложила Ветке и Тауриэль выбирать из своих нарядов. Ветка примерила пару вещей…

— Богата ты формами, леди, — сказала она. — И тря… платьями, достойными тебя.

— Это тебе не повредило бы быть пышнее, — улыбнулась Арвен. Ее декольте сваливались с Ветки чуть ли не до талии. — Владыка Трандуил очень рослый эльда.

— Ничего, — буркнула Ветка, — его мои… достоинства… весьма устраивают…

Но разобрались, поделили шелк,бархат и парчу, причесали и заплели друг друга - и в итоге вид у всех троих дев получился на диво хорош.

Распределили поклажу, лошадей.

И до первой звезды, так и не ложась спать, сидели у костра и пели в честь павших.

Ольва прислонилась спиной к Эйтару, который для такого случая снял доспехи и дал отдых телу. Ветка разглядывала профиль Эстеля, подсвеченный отблесками костра, слушала его голос, когда юноша пел вместе с эльфами. Смотрела на прекрасную Арвен Ундомиэль, красота и женственность которой так воспевались эльдар.

И думала, что любимейшая звезда эльфов, вечерняя звезда, звезда надежды Эарендиль, названа в честь эльфинита, родившегося в результате союза эльфа и человека. Эарендиль был такой же, как Даня или лорд Элронд. И в прекрасной Арвен течет четвертинка крови человека. И что уж говорить об истории о Берене и Лютиэнь…

Эйтар укрыл Ветку половинкой алого бархатного плаща и прижал к себе поплотнее.

***

Утром выехали очень рано.

Лантир, несмотря на то, что шел из Лориена, как-то невзначай прибился к лихолесцам.

На Сером ехала Ольва — в мифриловой кольчуге поверх платья и в диадеме Торина Дубощита, поскольку в свой побег она захватила только и исключительно украшения гномов. На шее — эреборская бляха.

На собственной белой лошади сидела Арвен, одетая в великолепное платье и окутанная плащом. У нее не было ни оружия, ни кольчуги.

Тауриэль была в платье, подаренном ей нежадной леди Ривенделла, но при этом в своих наручах, с новым легким луком за спиной, колчаном стрел, с мечом на боку. Ей Ветка выделила несколько очевидно гномьих украшений Даина из собственных запасов, которые так и кочевали в чересседельной сумке, в том числе легкую диадему из золота с черными бриллиантами.

Эйтар ехал в полном доспехе и с полным вооружением, в алом плаще, также взятом у кого-то из эльфов Лориена. Он держал вымпел Лихолесья с насаженной на него головой поверженного чудовища. Ему достался Гест. Рядом — Лантир в сверкающем металле, в ярко-синем плаще, покрывающем круп его лошади…

Также с лихолесцами ехал и Эстель — на лошади из Лориена. Крошка и еще пара лошадей с поклажей шли позади.

Со стороны леди Арвен скакали лютнист и последний оставшийся лориенский воин, Ородиль. Он был в кольчуге, длинном плаще и держал вымпел Лотлориена.

И приготовления, как и парадный вид, не были лишними — после полудня, когда, выйдя с первой утренней звездой, путники уже прошли Второй Утренний и даже Обеденный перевалы, и готовились встать на привал около Стального водопада, им навстречу выехала кавалькада воинов.

Во главе ее ехал лорд Элронд с обоими сыновьями, Элладаном и Элрохиром… а также вместе с ривенделльцами скакал сосредоточенный и серьезный Леголас.

Ольва присмотрелась — вымпелы Ривенделла, эльфы, знакомые по битве с драконами — Финель, Ларратрин… и еще десятка два эльдар в полном вооружении и доспехах.

— Tawar tar! — выкрикнула Ветка, и ее поддержал Эйтар, Тауриэль и даже Лантир. — Лихолесье приветствует тебя, лорд Элронд!

Леголас тут же отделился от войска Элронда и перебрался под сумеречный стяг.

Тихо спросил:

— Что происходит? Ты почему тут, Ольва? И… Тауриэль?..

— Все потом, — сказала Ольва так же тихо. — Что привело тебя, лорд, на эту тропу?

— Мы видели, как над Мглистыми горами летало чудовище, — выговорил Элронд. — И не одно. Такое, чья голова сейчас насажена на вымпел твоего оруженосца, Повелительница Ольва Льюэнь. Это встревожило нас и мы отправились навстречу нашей Арвен.

— Со мной все хорошо, ада, — сказала Арвен. — Но Лихолесье подоспело вовремя. Летающее чудовище уничтожило мою свиту… и чуть не уничтожило меня.

— Эстель?

— Да, лорд. Я закончил мое обучение в Пуще и возвращался… в Ривенделл.

— А мы присоединились к нему, — небрежно сказала Ветка. — Чтобы посетить твои владения лорд, и еще раз посмотреть на Средиземье поближе.

— Без… Трандуила?

— Без. Я могу рассчитывать на твое гостеприимство?

— Разумеется, Повелительница. Но…

— Средиземье в восторге от Ольвы, — буркнул Лантир. — Очень соскучилось и даже выслало новое крылатое чудовище навстречу.

— Знаешь, нолдо, — сказала Ветка, поворачиваясь к брюнету, — мне ведь когда-нибудь надоест.

— Говорю, что думаю, — огрызнулся воин.

— Не будем слишком долго задерживаться на тайной тропе, иначе она станет всеобщим достоянием, — сказал лорд Элронд. — Я благодарен тебе, Повелительница, за помощь, оказанную Арвен. Далее я предлагаю проследовать в Ривенделл, отдохнуть с дороги… и обсудить все последние новости.

— Разумеется, лорд. — Ветке стало печально от того, что их путь вчетвером завершен… больше не будет веселых песен и сна в обнимку с Эстелем или Эйтаром. Все, теперь протокол и этикет. А как славно проехались, как будто…

И Ольва задумалась, с чем же сравнить такое путешествие.

Но Повелительница Пущи — она и есть Повелительница Пущи.

Ольва подогнала Серого, поровнялась с Элрондом и Арвен, и приготовилась терпеть и произносить речи любой степени занудности.

— Она немного воспиталась, — сказал Лантир. — Но не могу не отметить все же, где Ольва — там неприятности. И предрекаю, что это, — он кивнул на голову летающего гада на вымпеле Сумеречья, — только начало.

Эйтар покачал головой.


========== Глава 25. Арагорн ==========


— Эти летающие… звери определенно создают беспокойство, — сказал лорд Элронд. — По-видимому, придется выследить и убить их… пока они не расплодились. И это несомненно итог новых опытов Саурона.

— Эти опыты и заставили меня сесть в седло, — ответила Ветка. — Мне не нравится то зелье, которое распространяет Враг. Мне не нравится, как оно именуется.

— Как Трандуил допустил, что тебе стало такое известно? — спросил Элронд.

— Так получилось. Я не могла бездействовать. Мне надо было понять… самой понять, что делается на Севере.

— Что же, леди… Аулендил Аннатар затаился в Барад-Дуре. Сам он, по всей видимости, не может более предстать в Мире во плоти. Но его задача — сильное войско. Быть может, он все еще чает возвращения Моргота, а быть может, намеревается сам захватить власть в Арде. Тревожные вести приходят отовсюду. Недавно говорили, что по Харадскому тракту неслась самая большая стая варгов из тех, кто еще пару столетий назад умели говорить. Теперь вот это животное… морн. На примере воинов моей дочери оно продемонстрировало, сколь опасным бывает нападение с воздуха.

Арвен, по версии следствия, дико соскучившаяся по отцу, ехала рядом с Эстелем.

Молодой следопыт показывал ей растения, называл их на различных языках Средиземья, рассказывал свойства. Леди весело изумлялась.

— Твой телохранитель — хороший боец. Я помню, Трандуил постоянно держал его в своей личной охране.

Эйтар ехал рядом с Лантиром, воины негромко разговаривали. Эйтар вез стяг Лихолесья и голову морна.

— Леголас заехал к нам отдохнуть и пополнить запасы, а также узнать, что происходит в Пуще. Нас встревожил неожиданный отъезд витязя.

— Глорфиндейл сражается у Дол Гулдура. Трандуил решил выкурить оттуда орков, так как они начали там размножаться. Но он не хотел надолго оставлять семью… и потому попросил златого возглавить этот бой, — сказала Ольва.

— Так где же сам Владыка?

— Отправился в Лориен и Морию, помочь Торину Дубощиту, — и Ветка хлопнула глазами — раз, два.

И Элронд хлопнул глазами — раз, два.

— В Пуще он оставил вместо себя Глорфиндейла… а сам отправился в Морию?

— Ага. Кстати, Эстель тоже слышал варгов, когда мы ночевали в Летнебродье. Надеюсь, Сет не прибился к ним.

Элронд помолчал.

— А что Тауриэль?..

— Она направлялась в Морию к своему супругу. Но по пути она попала в плен к оркам, и это временно лишило ее сил. Она поедет с нами в Ривенделл и будет там до тех пор, пока восстановится. Она не готова сразу сражаться в подземельях вместе с гномами.

Элронд вздрогнул и прошептал:

— Бедняжка… конечно, мы окажем ей всякое гостеприимство.

Элронд оставил Ольву и отправился выражать свое сочувствие Тауриэль, которую это скорее стеснило, чем подбодрило. Собственно пленение она пережила легче, чем то, что последовало за ним.

— Значит, путешествие в заповедный город накрылось, — скорее сама себе, чем кому-либо проговорила Ольва.

И правда, лишние пять или десять дней, как казалось, ничего не решили бы — но только не в том случае, когда тебе навстречу выехал лорд Элронд. Теперь отделяться от кавалькады и скакать на поиски приключений было бы крайне невоспитанно…

— Мы еще съездим туда с тобой, Ольва, — весело сказал Эстель, догоняя Ветку. Взгляд его… изменился.

— Что, попался? — спросила она.

— Мне кажется, это прекрасно, — сказал юноша, еще не учуявший всех сложностей, которые последуют за внезапно нахлынувшими чувствами, еще не научившийся сдержанности и отстраненности, еще умеющий радоваться, не ожидая никакой кары за свою радость.


В Ривенделле Ольве понравилось. Узкие дороги скального города, прекрасные анфилады и галереи — она сочла, что увиденное напоминает ей «Эребор наизнанку», чем чувствительно обидела лорда Элронда. Обнаружилась мать Эстеля, чего Ветка никак не ожидала — ее звали Гильраэн и она жила среди эльфов в Ривенделле.

Вечером после прибытия немного отдохнули, а ближе к полуночи Элронд прислал к Ольве дворецкого. Тот объяснил, что процедура предстоит ответственная, привел эллет для помощи в выборе наряда и принес кучу пышных платьев. Ветка подивилась — даже мелькнула мысль, что это будет уже помолвка Эстеля с Арвен… и правда, чего время терять…

А когда причесанная, заплетенная и идеально одетая Ольва Льюэнь прибыла в тайный зал, куда ее провела эллет, сомнения и вовсе почти отпали.

Здесь была сияющая, как звезда, Арвен; лорд Элронд, Элладан и Элрохир, одетые как принцы. Леголас в придворном платье, что случалось нечасто, и в светлом венце. Тауриэль в подаренной ей Веткой диадеме и пышном наряде, а еще Эстель и его мать.

— Восемь, — сказал Элронд. — Не лучшее число. Призовите воина из Лориена.

И когда Ородиль пополнил круг, Элронд заговорил.

— Мы собрались здесь в честь и во имя юноши из рода людей, который стоит с нами.

Эстель, одетый в черное и выглядящий восхитительно, подпрыгнул — Ветка видела, что ему неожиданна эта новость.

— Ты не помнишь своего отца, Эстель. И знаешь лишь то, что он погиб, когда ты только родился. По нашей просьбе твоя мать, Гильраэн, не открывала тебе твоего происхождения. Я принял тебя в свой дом и воспитывал.

Эстель наклонил голову.

— Пусть все присутствующие знают и хранят в тайне твое происхождение и далее, до тех пор, пока ты не сможешь достичь предназначенного тебе. Сумеречный Лес, Золотой Лес и Ривенделл будут свято оберегать то, что призвано стать открытым еще не скоро. Твое истинное имя — Арагорн. Ты сын Араторна Второго, прямой потомок Исильдура, старшего сына Элендиля и последнего Верховного короля дунэдайн. Ты единственный законный наследник трона Гондора.

Ветка запуталась примерно на Араторне, но Трандуил учил ее запоминать титулатуру; однако имя Исильдура было знакомо и ей.

Эстель же определенно выглядел потрясенным.

— Тебе предстоит отправиться в Дикие Земли и возглавить дунэдайн. Они признают тебя. Множество испытаний и трудностей встанет на твоем пути прежде, чем ты обьявишь открыто, кто ты есть. Я передаю тебе кольцо Барахира. Обломки Нарсиля и скипетр Аннуминаса будут храниться у меня.

— Нарсиль… мой по праву?

Элронд помолчал.

— В истинном золоте блеска нет;

Не каждый странник забыт;

Не каждый слабеет под гнетом лет —

Корни земля хранит.

Зола обратится огнем опять,

В сумраке луч сверкнет,

Клинок вернется на рукоять,

Корону Король обретет!

Горели факелы. Представители Сумеречья, Лориена и Ривенделла стояли молча, торжественно.

— Нарсиль твой по праву, Арагорн, сын Араторна. Ты всегда будешь желанным гостем в Ривенделле, где тебя растили, как сына. Но дороги ожидают тебя: отдохни и отправляйся в путь чтобы приблизить грядущее. И помни о том, кто ты есть.


Когда Ветка вернулась в покои, которые назначил ей Элронд, то увидела (и не поверила своим глазам) на страже около ее палат Лантира. Взор блистал, синий плащ богато стекал до пола.

— А что ты тут делаешь, зайчик?

Нолдо вспыхнул.

— Эйтар отдыхает. Я встал на стражу, потому что негоже Повелительнице Пущи шля… оставаться без должного почета.

— А почему ко мне, а не к допустим Леголасу?

— Леголас здесь свой и принят давно. А ты гостья. Не знаешь этикет, подучи. Но ты не переживай, как только Эйтар отдохнет, я отсюда с великой радостью уйду.

— Ты, помнится, разок стоял на… страже у моей спальни, в Эреборе? — лукаво спросила Ветка, которую вдруг обуяла жажда чуток пошутить.

Уши Лантира оттопырились.

— Желаешь напомнить мне о том темном колдовстве?

— Ну не такое уж оно было и темное, — сказала Ольва. — Я вот думаю, может, тебя поцеловать? Эйтара поцеловала, он не умер.

И скрылась за дверью спальни.

— Повелительница Пущи заигрывает со своей стражей, — задумчиво сказал Элронд на другом конце коридора.

Ветка, которой не спалось, в ночи прислушивалась к смене своего караула. Лантир, кажется, пытался то ли пожаловаться Эйтару, то ли что-то у него выспросить.

***

После того, как Галадриэль получила письмо от Элронда, прискакал и другой всадник — с посланием от Ольвы Льюэнь.

Галадриэль прочитала — и поняла, что Торин Дубощит не ошибся, выбирая путь, куда скакать. Также поняла, что ее собственный посланник, сообщающий о том, что случилось с Трандуилом, не достиг пока цели — просто потому, что гонец Ольвы приехал на лошади, накормленной гончим листом.

По просьбе Балина, для него начали строить гробницу в чертогах Мазарбул. Очень тихо, тесали камень снаружи, выбивали надпись; Фили и слышать не хотел о том, что Балина подстерегает тут конец… но пожелания Балина все же выполнили. Отрицать его возраст уже никто не мог; старый гном почти не вставал с небольшого креслица, полностью укрытого шкурами.

Вскорости прибыл и Саруман. Белый маг, призванный обсудить ситуацию с балрогом, теперь путешествовал в повозке, а лошадей он приноровился подстегивать так, что они могли дать фору меарас. Правда, после этого не жили долго. Саруман был недоволен тем, что его потревожили, а также тем, что принимают его во временном лагере без должных удобств. Все же выслушал историю про Торина и Трандуила, заметил, что один на один с балрогом никто не сладит, и отправился отдыхать.

Торин и его небольшой отряд торопили лошадей, чтобы скорее выехать на перевал, на тайную дорогу к Ривенделлу. Торин был молчалив. На привалах он рассматривал свои крепкие руки, гляделся в отшлифованный доспех — и ему все казалось, что глаза, ногти, зубы, все приобрело отблеск серебра.

— Дядя, — спросил его Кили. — Ты боишься, что умрешь? Что сам сделаешься балрогом? Что смущает тебя?

— Смерти я не боюсь давно, иначе не вышел бы никуда из Эребора. Балрогом… — Торин усмехнулся. — Балрогом делает не мифрил. Балрогом каждый делает себя сам. Так что нет.

— Встречи с Ольвой?

— Я думаю, — неспешно выговорил Торин Дубощит, — что долгие годы потратил на скитания. Затем удача улыбнулась мне… нам, народу Дурина. А я профукал эту удачу, своими руками подарил ее Даину. Я думаю, что если это все закончится как-то благополучно, я отправлюсь в Эребор и сделаю все, чтобы вернуть власть.

— Я буду с тобой, дядя. Только надо отыскать Тауриэль, как-то не верится мне, что она сидит в Дейле, — грустно сказала Кили. — Такая была хорошая затея с Полуденным приютом.

— Гостиный двор не устоял перед орками. Отстроишь заново, взяв больше воинов. Или… придумаем, где вам жить. Я не присматривался к твоей рыженькой. Она хороший воин. Надеюсь, и жена хорошая, — Торин пихнул племянника локтем. — Все же она теперь наша принцесса.

— Ну да… только мне кажется, она не счастлива со мной, — тихо сказал Кили. — Боялся себе в этом признаться. Потом вспомнил, как матушка обьясняла ей, зачем гному жена. И как Тауриэль слушала. Лучше бы я ее вовсе не приводил в Эребор. Встречались бы где-нибудь…

— Так ты от этих мыслей в Морию воевать пошел?

— Ну да…

— Ольву найдем, — решительно проговорил Торин. — И Тауриэль найдем. Есть в твоей рыженькой то же, что и в Ольве есть. Беспокойство какое-то, жажда. Обеих отыщем. И все у нас будет хорошо, парень. Вернемся в Эребор. Разберемся с Даином. Жаль лет, которые я отдал за пару повозок с мифрилом. А теперь надо еще побратима выручать…

— Кого?

— Это я так. Оговорился. Трандуила, кого же еще.

— Дядя…

— Не брошу я его там, — тихо сказал Торин и лег, завернувшись в волчью шкуру. — Не найду Аркенстон, сам на этого балрога пойду.

— Что-то новое…

— Новое, старое… спи уже. Нам до Ривенделла еще скакать и скакать. Надо отдохнуть.

На следующий день гномы и эльфы настигли гонца Галадриэль к Элронду — его лошадь поломала ногу в кротовине, и, упав, придавила и ушибла эльфа. Ему помогли и на одной из запасных лошадей отправили назад; Торин забрал письмо, чтобы доставить его самому.

***

Эстель, после получения своего имени и своей судьбы, уснуть не мог, долго гулял с Арвен по темным галереям Ривенделла и его подвесным садам. До тех пор, пока леди не напомнили о приличиях и слишком позднем часе.

Леголас же отправился побеседовать с Тауриэль и говорили они долго.

Сперва говорили в саду, а затем, так уж вышло, ушли посидеть перед камином в покоях Зеленолиста.

Тауриэль не скрывала своих мыслей и того, что случилось, о пленении и об орках. Разве что умолчала, сколько раз и почему Эйтар ее спасал.

Говорила о Келебриан. Об Ольве.

Сказала Тауриэль и о том, что искала встречи с ним, жаждала ее. И как хотела бы утолить эту жажду…

— Кили не будет противиться нашему союзу, — сказал ей принц. — Я всегда просил тебя стать моей женой, прошу и сейчас. Нет ничего проще объявить ошибкой то, что ошибкой и является. А если будет противиться…

— Это потом, Леголас, — сказала Тауриэль. — А сегодня… мы вместе. Смотри, какая ночь. — И положила ладонь на грудь эльда.

Леголас взял ее руку и поцеловал пальцы.


…- Лорд…

Элронд отвлекся от карт и свитков.

— Вы должны знать, лорд. Одна из гостий…

— Ольва, — уверенно проговорил лорд Элронд.

— Вовсе нет. Принцесса Эребора ночевала сегодня в покоях Леголаса Зеленолиста.

Элронд подумал.

— Не говори никому. Все равно это Ольва. Пока она не появилась, такого не происходило. Я поговорю с принцем. Негоже ронять честь Трандуила и Эрин Ласгален, равно как и Эребора. Что Арвен?

— Ушла спать, мой лорд, но лишь после напоминания. Гуляла с Эстелем.

— Надо сказать Арагорну, чтобы быстрее выходил на назначенную ему тропу, — задумчиво сказал Элронд. — Нам не нужно такого здесь, в Ривенделле. Повелительница Ольва… я надеюсь… уж чтобы дополнить разгул бесчестья и беспредела… не позвала к себе в покои своего телохранителя?

— Нет, лорд. Лаиквенди сменил нолдо, тот ушел спать. Лесной эльф стоит на страже со всем почтением.

— Слава валар, я уже жду чего угодно. Еще меня мучает тревога… я чувствую, что собирается Белый Совет. И думаю, в самое ближайшее время будут новости от леди Галадриэль либо от Трандуила либо от истари. И это будут не добрые вести. В чем-то надменный нолдо прав — когда Льюэнь в пути, добра не жди.


========== Глава 26. Морн ==========


Эйтар на самом деле вовсе не стоял на страже, а, когда неприметный эльф, видимо, собиравший какие-то сведения для лорда Элронда, ушел, бочком просочился в опочивальню, выделенную супруге Трандуила Орофериона.

Когда-то много лет назад, когда на страже возле покоев Владыки стоял Мэглин, случилось непоправимое.

Лантир, Эйтар, стражники Барда — тогда все они не торопясь приводили в порядок себя и оружие, беседовали возле дворца в Дейле. Погода была отличной — наконец-то стало заметно, что уже не зима с ее ледяными метелями и пронизывающим ветром, а начало весны. Небо голубое; яркое солнце золотило камни и стены возрождающегося города.

Пройдя мимо лаиквенди, пройдя мимо него самого, Ольва Льюэнь, ужаленная в сердце каким-то недоразумением, вскочила на роханского коня Азара — и унеслась в свое страшное будущее.

Эйтар — как и все, кто был тогда во дворе, за исключением разве что, может, Лантира — не раз и не два мечтал вернуть эту минуту. Удержать Ольву. Не дать ей совершить тот поступок. Задержать ее всего на несколько мгновений, чтобы ее нагнал Трандуил.

Эйтару казалось, что он что-то почувствовал тогда и даже окликнул Льюэнь — но она не обернулась, а его отвлекли.

Что бы сделал он, если бы стоял на страже, как Мэглин? Если бы имел такие же права дружбы на Повелительницу, как нандо? Остановил бы ее, держал бы силой, что?

Но теперь Эйтар предположил, что после дождливой ночи в Летнем Броде, когда Ольва то целовала его, то плакала, что он не Трандуил, то извивалась в его руках, пытаясь погасить жажду тела, то замирала от недомогания и слабости, они достаточно близки. И сделал то, что делал Мэглин — а именно вошел в опочивальню и тихо устроился в кресле. Что было намного удобнее в плане караульной службы, чем стоять за дверью.

Правда, менее парадно.

Эйтара что-то тревожило. Что-то, что было и тогда, и, как ему казалось, что он запомнил. Тонкий писк тревоги в свежем весеннем воздухе Дейла.

Он был слышен и теперь. И лаиквенди хотел быть готовым не упустить Ольву… ни в коем случае. Словно в оправдание того раза.

И действительно, когда Ветку выбросило из постели, словно пружиной, Эйтар схватил ее на взлете и сжал, не давая вырываться и куда-либо бежать.

По лицу повелительницы текли слезы, она, запинаясь, начала что-то рассказывать, сбилась. Начала снова, сбилась.

Перестала трепыхаться.

Попила воды.

Бросилась за ширму и начала одеваться, попутно что-то поясняя.

— Тебе приснился вещий сон? — спросил Эйтар. — Я слышал его, но не мог в точности распознать.

— Вот ты правильно сказал! Сон… он был такой явный! Я теперь точно знаю, случилась беда. В любом случае, мы собираемся и срочно отбываем домой.

— Я собран, лошади отдохнули. Кого мы берем с собой?

— Я иду к Леголасу.

Эйтар схватил полностью одетую Ольву за предплечье.

— С кем беда,Ольва?

— С Ри… с Даней… с ними. Они зовут меня, Эйтар. Надо бежать. Может, они и раньше звали.

— Может, — согласился лаиквенди. — Но мы переплыли Андуин, потом шли по Ирисной реке, потом горы и чудовище… мы, скорее всего, не расслышали их. Я подтверждаю твои слова, я также слышу тревогу.

Ветка распахнула двери своих покоев — и чуть не пришибла дубовой дверью лорда Элронда, который шел по галерее под руку с Арвен. И все-таки вышла из опочивальни в сопровождении телохранителя.

— Что произошло, Ольва Льюэнь? — резко вопросил лорд.

— Я отбываю немедленно. Я… имею основание предположить, что моему мужу и сыну грозить опасность. Сейчас я иду к Леголасу Зеленолисту.

— А завтрак? — осведомился Элронд.

— Нет времени… я могу захватить до половины пути эльфов Лориена, если им надо возвращаться домой.

Пока Ветка вприпрыжку бежала до покоев Леголаса, она успела немного успокоиться и даже постучала. Старший сын Трандуила ответил ей неохотно, но Ольва все же вошла. И, так как была осведомлена о намерениях Тауриэль, совсем не удивилась прядям рыжих волос, выбившихся из-под одеяла и золотой диадеме с черными бриллиантами на туалетном столике.

— Леголас, я срочно еду домой. Я думаю, с твоим отцом… и братом беда. Скажи, не чувствовал ли ты какой-либо тревоги в последние дни?

— Сегодня ночью… нет, но я не… вслушивался, — проговорил Леголас. — Конечно, я с тобой.

Очень быстро во дворе набрался небольшой отряд — Эйтар, Лантир, Тауриэль, Леголас, Ольва, лориенский Ородиль, Эстель. Эстель — теперь уже Арагорн — собирался пройти с ними часть пути в сторону Пустых Земель и помочь, чем получится, по дороге.

Лорд Элронд снабдил всех нужным оружием и пригодным в дороге снаряжением, лошадьми и шатрами, не выказав никакого удивления тому, что Ольва Льюэнь, супруга богатейшего Лесного Короля, путешествует столь налегке. Спасибо, что хоть одета — хотя, если подумать, она была одета в вещи Арвен.


Ветка ехала насупленная, собранная.

— Я же не маг, — сказала она. — И мне казалось, что я давно что-то ощущаю, но не умела это прочесть. А сегодня сон был таким явным, Даня звал меня. И говорил, что Трандуил в опасности и может погибнуть…

— Обратный путь снова проляжет через Мглистые горы, — сказал Эйтар. — Ольва, может, мы используем гончий лист для части дороги? Мы не торопились сюда, но мы определенно торопимся обратно…

— Мне жаль лошадей. Только Гест выдержит много листа. Но чтобы хорошо начать путь тут, на пути из Ривенделла, пока дорога хорошая и мы еще не поднимаемся в гору — да.

Ночевать остановились только тогда, когда силы и скорость лошадей иссякли; путь проделан был немалый, и изможденных лошадей поставили копытами в холодную горную речку. Животные пили и не могли напиться.

Путники раскинули шатры и устроились на ночевку. Арагорн вызвался дежурить.

Тауриэль заночевала с Леголасом. Ородиль и Лантир спали, чтобы восстановить силы, а Эйтар составил компанию Ольве Льюэнь, которая даже не разделась.

Ветка напряженно смотрела почти всю ночь в складки шатра, блуждая где-то мыслями, а может, и духом; и напряжение это было столь велико, что и Эйтар не спал.

Лишь под утро Ветка сказала ему:

— Тауриэль не права. Ты не станешь говорить с Леголасом?

— Он, как и я, не бесполый эльф. И он не мальчишка и не старик. Он принц и сын короля. Я думаю, Тауриэль достаточно открыто пояснила свои намерения. Что она хочет… попробовать для сравнения и выбрать того, кто радует ее больше остальных. Но так судьбу не ищут. Я предчувствую беду, — сказал Эйтар, одним разом выговорив все, что было у него на душе.

А утром Ольва, рывком вскочив, вышла из шатра — и уперлась взглядом в широкую грудь вороного жеребца Торина Дубощита, залитую потом и пеной.

***

Ольва никогда не умела скрывать то, что чувствовала. Торин бросил стремя; Ветка взлетела к нему на седло и обняла, сразу закопавшись лицом в пахнущие гарью и металлом волосы.

Камнем, огнем, мужчиной, горной дорогой, туманным утром, волнением крови… потянулась поцеловать.

— Погоди, — сказал Торин, отстраняя ее. — У меня письмо к лорду Элронду от Галадриэль. Но я и так знаю, что в том письме.

Ветка оглянулась — Даэмар, Иллуир, Гаин… Кили?

И да, в ту же секунду Тауриэль выходила из палатки… а следом Леголас.

— Говори, Торин Дубощит.

— Трандуил сгинул в Мории. Балрог, что обитает на ее дне, взял в плен меня и его. Меня выпустил, чтобы я доставил выкуп. Выкуп — то, что есть у тебя, Ольва.

— У… у меня? В… выкуп? Сгинул?..

Кили смотрел на Тауриэль, не отрываясь. Эльфийка глядела на мужа, но не шла к нему. Леголас опоясывался мечом возле Тауриэль.

— Так, — проговорил Торин. — Спешимся, отдохнем. Наши лошади не могу разом поворачивать назад. Кили, ты можешь идти и говорить с женой.


Арагорн варил чай на костре. Почти все путники, собравшись в единый круг, сидели возле огня — и вроде бы никто никуда не торопился.

— Трандуил и его эльфы пришли к нам на помощь в Мории, — говорил Торин. — Только благодаря ему вышли почти пятьдесят наугрим, иначе бы все полегли. Мы с ним упали ниже и попали во власть балрога. Фея… Король Трандуил, как оказалось, может с ним говорить. Балрог ослеп много веков назад, и его глаз — Аркенстон. Он желает свое око назад.

— Аркенстон в поклаже, — отмерла Ветка. — Дети им орехи кололи… но вроде не разбили… мы перекусим и поедем. Я могу накормить Геста гончим листом и поскачу вперед.

— Так-то оно и неплохо, — вговорил Торин. — Только, видно, Саурон нашел эту тропу под Красным Рогом.

— Нашел. Он присылал сюда свое чудовище, морна.

— Ну, а мы видали орков и даже размялись немного. Веревочка через тропу, а тут никуда не свернуть, и вы с лошадью упали, а Аркенстон у врага. Оно нам надо?

— Ри выдержит, — прошептала Ветка. — Но почему Даня? Почему мне снился Даня?.. И Йулька пела так грустно… маленькая моя…

— Беда в другом. В том, что камень нельзя отдавать балрогу. По крайней мере, отдавать не подумав, — проинес Торин Дубощит. — Трандуил запретил мне — и велел оберегать Средиземье. Потому что если это зло присоединится к злу Саурона, равновесие будет нарушено, и та война, которую все ждут, грянет.

— А может это и неплохо, — буркнула Ветка. — Мне не нравятся методы Саурона наращивать свою армию. Может, Север и не готов… но Саурон тоже не готов. Решим все сейчас. Галадриэль соберет Белый Совет.

— Ну уж отправиться к Восточным вратам необходимо, — проговорит Торин. — А там и подумаем вместе с мудрыми. Я рад, что… не ошибся с выбором пути и… встретился с тобой, Ольва. Хоть и не все тут меня радует.

Торин поднялся и пошел в сторону, к камням, где стояли Кили, Тауриэль и Леголас. С ним пошла и Ольва; прочие остались у костра и утеснили круг, несмотря на то, что было раннее и теплое утро.


— Что же, — проговорил Кили. — Ты не обнимешь меня, Тауриэль?

— Прости.

— Ты выбрала его?

— Я не знаю.

— Но ты с ним.

— Я люблю Тауриэль давно, — спокойно сказал Леголас. — Ее чувства к тебе, гном, были не настоящими. Ее сердце слишком горячее и мечется. Тебе придется отпустить ее. Ну какая Тауриэль принцесса Эребора, посмотри. Она вольный ветер… ей будет плохо в чертогах наугрим, какими роскошными они бы ни были. То, что вы строили, разрушено. То, что вы желали… — желваки на лице принца напряглись, — вы сделали. Вы были заложниками страсти отца к Ольве. И сватовство это… и свадьба. Еще не поздно исправить ошибку.

— А ты, Зеленолист, — сказал Кили. — Как ты мог совершить такую подлость?..

— Не говори глупости, — холодно проговорил Леголас. — Ты королевского достоинства, Кили из рода Дурина. И я не ниже — я Леголас, сын Трандуила Орофериона, наследник престола Эрин Ласгален. Я не сделал ничего, чтобы уронить либо запятнать твою или свою честь. Я не прикоснулся к Тауриэль — только как друг. Как только вы решите с вашим Балином, как признать ваш брак недействительным, я также забуду, что он был, и женюсь на Тауриэль. И лишь тогда она станет моей.

— Что же вы, эльфы, за проклятие такое на мой род, — жестко сказал Торин. — Что же за наказание такое…

Леголас чуть наклонил голову.

— Хорошо же вы меня делите, — выговорила Тауриэль. Она стояла возле самого обрыва, глядя вниз. — Леголас, разве я сказала, что хочу за тебя замуж?

Легалас поднял голову.

— Или ты думаешь, что после унижения, после плена у орков, после… я согласна на все?

— Плен у орков? — вспыхнул Кили.

— Тауриэль, остановись, — сказала Ветка. Она спиной чувствовала тепло — сзади подошел Эйтар, который молчал, но был уверен, что происходящее имеет отношение и к нему. — Может, ты еще не совсем очухалась. Просто за… заткнись, пожалуйста, не делай хуже всем.

— С чего я должна слушаться? Я и так слишком долго молчала. Тебе, Ольва Льюэнь, можно все. Ты рассказываешь о диковинных обычаях якобы твоего народа и устраиваешь все, как хочешь. Целуешь узбада на глазах всего лагеря! А я просто… просто собираюсь жить так… как удобно и радостно мне. А ты, — Тауриэль повернулась к Леголасу. — А ты… я пришла к тебе, но разве я сказала, что хочу за тебя замуж?

Ветке показалось, она слышит, как оба гнома скребут пальцами в затылках, хотя ни один не шевельнулся.

— Ты пришла к нему? — спросил Кили. — Сама?

— Глупцы, — прошептала Тауриэль. — Вы все, все бесчувственные глупцы! И ты! — Она ткнула пальцем в Эйтара.

— А он тут при чем? — загрохотал Торин.

— Тауриэль, — сказал Кили. — Орки… я понял. Мы переживем это. Просто поверь мне. Я люблю тебя. Я… твой муж. Я… мы все сможем преодолеть. Не делай хуже. Не давай надежду Зеленолисту. Ты говорила мне о нем… друг детства… и все. Пожалуйста.

— Вы говорили обо мне? — возмутился Леголас. — Тауриэль… ты говорила обо мне… с наугрим? И да, мы переживем орков — мы с Тауриэль! Потому что она говорила мне — ты просто гном, Кили. Просто гном! Со всякими гномскими родственничками!

— Их надо как-то развести всех троих, — прошептала Ветка Торину. — Нам бы уже ехать. Забирай Кили, я заберу Леголаса. Эйтар… успокой Тауриэль.

И в этот момент с неба пал морн.

Лошади бросились врассыпную. Торин закричал, хватая топор:

— Что это за тварь? Маленький дракон?

— Это морн! Выведен Сауроном! У него ядовитые ши-и-и-п-ы-ы…

Когда что-то происходит очень быстро, время замедляется.

Кили бросился к Тауриэль, но она спряталась за спину Леголаса…

Эйтар с боевым мечом наголо рванул вперед; к нему присоединился Лантир…

С другой стороны подступил Ородиль, не успевший вздеть доспехи; коготь с крыла пропахал в его груди и животе длинную рану…

Кили смотрел на жену:

— Та-у-р-и-эль… — протянул руку…

Морн развернулся, чтобы уйти от ударов мечей; Даэмар и Иллуир, поднявшись, синхронно вскинули луки…

Два выстрела, чудовище продолжило двигаться, несмотря на стрелы, застрявшие в шее…

Вытянулось вперед, схватило зубами Иллуира; зубы срежещут по броне…

Арагорн закричал — «Орки»…

Эйтар и Лантир ударили мечами бок чудовища — шея недоступна…

Морн развернулся и достал шипованным хвостом Кили, отбрасывая его прочь…

Даэмар снова выстрелил: одна из стрел попала зверю в глаз…

И морн тяжело снялся с места… а снизу, с восточной стороны мглисты гор, атаковал отряд орков.

Отлетев чуть дальше досягаемости стрелы, чудовище уселось на обломок скалы и зашипело, выдергивая лапами наконечники.

Лагерь вмиг превратился в побоище. Шатры были снесены, лошади распуганы, поклажа раскидана. Ородиль умер сразу — и плоть его почернела. Гаин, гном из Мории, упал с лошади и ударился головой, лежал неподвижно. Иллуир в доспехах, вмятых в тело, корчился от боли…

Прочие же принимали бой.

Орков было немного, пять или шесть.

Ольву заботил теперь один важный вопрос — она покинула поле боя и успокоилась, только отыскав в расщелине между камнями Крошку, в поклаже на седле которой был Аркенстон.

Тауриэль так и не вступила в бой — ее прикрывал Леголас.

Кили, задетый ядовитым шипом, катался по земле, зажимая жгущую рану на шее… и замер, побледнел, раскинув руки.

— Я не хочу здесь оставаться, — сказала Тауриэль, глядя на морна. — Я не хочу больше ничего этого. Пожалуйста.

У Ветки закаменело лицо…

— Тауриэль, замолчи сейчас же! — она выскочила из расщелины и побежала к девушке. — Замолчи, пока не случилось ничего ужасного, заткнись сейчас же!

— Ты говорила мне о Сауроне… об Аулендиле Аннатаре… вы все говорили мне о нем. Всю дорогу.

— Тауриэль, нет! Ты не так все поняла!

— Я поняла правильно. Я… наделала глупостей. Я не хочу здесь оставаться. Он поймет меня.

— Леголас, держи ее! — но и Зеленолист, и Эйтар были сейчас в нескольких шагах…

— Меня не любят короли, как они любят Ольву, — твердо выговорила Тауриэль. — Но меня любят принцы, — она поглядела на Кили, лежащего неподвижно. — Я не хочу любить никого смертного. Я не хочу никакой боли… я не хочу это переживать.

Морн в золотой короне с интересом разглядывал ее.

— Я могу быть правительницей Темной страны.

— Заткнись! — закричала Ветка.

— Мне нечего тут больше делать. Я… вдова Кили из рода Дурина… выражаю свою волю. Если ты… слышишь меня…

Торин отбросил пару орков, чтобы добраться до Тауриэль; ее слова слышали все и каждый попробовал ее остановить…

Но как и тогда, когда все воинство было в Дейле, а Ольва неслась на белоснежном Азаре — никто не смог остановить его… не сумели и теперь.

Морн неспешно снялся со скалы и сделал два взмаха крыльями — лишь слегка коснулся лапами Тауриэль и взмыл вместе с ней выше досягаемости луков.

Последним не торопясь, стоя в медально четкой позе, целился Эйтар — и он попал бы. Но морн поднялся уже высоко, и Тауриэль неизбежно упала бы на камни. Лаиквенди опустил лук… и низко опустил голову.

Даэмар отрубил голову последнему орку, отер клинок и спросил:

— Что это сейчас было?..

Леголас в отчаянии прижал руки к лицу.

Торин бросился к Кили.


========== Глава 27. Голос сердца ==========


Без Владыки и Повелительницы Сумеречье словно замерло. Да, дети все так же смеялись и играли, но стража посуровела лицами, дворец был переведен на максимальную охрану, несмотря на то, что от Дол Гулдура вести поступали самые хорошие — Глорфиндейл теснил врага и готовился заново спалить старую крепость, сделав ее на какое-то время непригодной для жизни — даже орков.

В последние дни Даниил и Йуллийель много шушукались, играли во что-то свое, не привлекая тайли.

Мэглин отлично знал, когда Даниил готовился к побегу. Знал и на этот раз: принц уже приготовил кольчугу, легкий меч, лембас в листе. Улыбаясь, Мэглин дежурил неподалеку от покоев мальчика.

Однако Даниил не удрал через окно или купальню, не попробовал пробраться в спальню сестренки через балкон и вьющиеся растения и даже не устроил отвлекающий пожар — он вышел к телохранителю в полной боевой готовности.

— Мэглин, мы отправляемся в путь.

— Это хорошо сказано, мой принц, — наклонил голову лаиквенди. — Но позволь спросить, куда и зачем? Особенно ночью? Может быть, на дальнее поле для ристания или в сад…

— Ночью, потому что Сет уже близко, я ждал только его… Я позвал его. Сет и еще один волк. Лошади нам не помогут. Ада в опасности.

— Это неправильная игра, мой принц.

— Это не игра.

Эльфинит приложил обе ладошки к голове Мэглина…

И через одно биение сердца оба уже бежали к выходу из дворца — бежали как есть, Мэглин в дворцовом кафтане, с легким мечом у бедра, без доспехов…

— Я подниму стражу!

— Мы не успеем, тайли! Нам помогут только волки, только волки! Только они пройдут лес напрямую!

Ворота были приоткрыты. Сета тут знали, но Сет на мысленный призыв принца пришел не один: он пришел со стаей здоровенных диких варгов, которые не допускались в Пущу. Однако Сет знал тайные ходы и позвал воинов своего народа прийти ими.

Стража врат решала, что делать — а заодно пыталась выяснить, как звери попали сюда, не обратив на себя никакого внимания разведчиков в лесу…

— Галион, — крикнул на ходу Мэглин, — собирай отряд и отправляй в Лориен, Владыка в беде!

Мальчишка же не задержался даже тут — он пронесся к Сету и запрыгнул на огромного варга. Мэглин едва успел схватить одного из диких, того, что покрупнее, за уши…

И стая понеслась по тропам Лихолесья.

— Как ты узнал?

— Я несколько дней уже что-то чувствую… а сейчас понял наверняка! Увидел!

— Мы быстро не доедем…

— Мы должны быстро… мы должны успеть в одно место…

— В какое? Куда мы едем?

— Я не могу его назвать, я не видел его еще на карте! Там горы и большое озеро… там рядом эльфы, Лориен… я знаю место, и если мы не успеем туда, отец погибнет!

— Если истино то, что ты показал мне, Трандуил в огромной беде!

— Он может погибнуть, Мэглин! Я просил Йул петь для тебя и меня, и для папы, и для мамы — чтобы она нас услышала и тоже пришла…

— Мы отправились в путь без припасов!

— Сейчас лето! Мы проедем! Волки будут сменяться и привезут нас куда следует! Отряд не догонит нас, но пусть они попробуют! Может быть, они тоже сумеют помочь! Как жалко, что у нас нет никого, кто умел бы летать!

Мэглин сказал несколько слов из того арсенала, который юному принцу пока был никак не положен…

— Папе и маме не стоило разделяться! — крикнул Даня. — С первого дня, как уехала мама, мне снятся плохие сны!

— Мы скажем им это, мой принц! Я буду с тобой днем и ночью…

Никогда и никто еще не преодолевал гномью дорогу без гончего листа так быстро, как стая варгов. Даниил и Мэглин перепрыгивали с одного волка на другого, и стая неслась, как темные признаки. На самой границе леса варги напугали лошадь гонца в цветах Лориена; эльф упал.

Отряд Галиона действительно безнадежно отстал, хотя и был собран и даже выехал в рекордные сроки.

Варжья стая мчалась Харадским трактом, пугая путников, вызывая пересуды. Если попадались орки, они выскакивали на дорогу и приветственно кричали. Если попадались люди, они живо сходили с дорогии, не зная, что и подумать и как толковать такое странное диво…

И над дорогой тихо, но внятно неслось — волчий принц, волчий принц, волчий принц…

И лишь когда выбились из сил и варги, и ребенок, стая остановилась на привал. Мэглин обнимал Даню и думал, что когда мальчик заснет, магия рассеется — но нет, варги встали вокруг них станом и охраняли их сон, так, как будто и вправду признали Даниила Анариндила своим принцем.

— Это твой первый поход, мой милый, — прошептал Мэглин, целуя ребенка в лоб. — Так странно и так волшебно… ты истинный сын Ольвы Льюэнь. А еще у тебя дар провидца. Ты будешь сильным магом… а пока нам надо спасти твоего отца. Моего Трандуила.

***

— Ты наскучил мне со своими эльфийскими сказаниями. Я наговорился.

Трандуил, выпрямив спину, сидел на своем троне из лавы.

— Твой голос стал мне надоедать.

Трандуил молчал.

— Отчего ты не возражаешь мне?

— Что мне ответить, лорд Гротмор? Я твой пленник. И могу лишь говорить или молчать.

— Что с тобой?

— Мне жарко. И мне недостаточно той воды, которую ты даешь мне, — выговорит Трандуил.

— Ты ноешь и ноешь… а еще хвалился, что почти равен мне! — загрохотал балрог.

Владыка Лихолесья ощущал, что сознание его уплывает. Волосы вновь трещали и плавились. Тело сделалось сухим и прозрачным. Его хватало на какие-то движения, но силы в руках уже не было. И удерживать контроль он более не мог — подземелье выпило его мощь.

Балрог сорвался со своего трона, и, хлопая крыльями, взлетел. Трандуил едва смог поднять голову, чтобы понять, куда бросился его хозяин. Однако прошло совсем немного времени — и Гротмор вернулся, держа в руках огромный валун прозрачнейшего льда. Руки Гротмора остыли, почернели и вплавились в поверхность глыбы; он бросил лед у ног Трандуила и проворчал:

— Вот тебе, слабак. Напейся, остынь, восстанови свои жалкие силы. Ты в моей власти и останешься в ней столько, сколько я захочу. Или пока твой наугрим не принесет мне желаемое.

Трандуил сполз вниз — драгоценный лед плавился и шипел на раскаленном полу. Во впадинах натаяла вода…

И это была настоящая вода с чистейших ледников Мглистых гор. Та, которая впитала солнечный и лунный свет, та, которая хранила первозданную силу природы и ее мощь…

Король эльфов растянулся на куске льда, всем телом восстанавливая свои силы, напитывая влагой иссохшую кожу. Он почти потерял сознание, себя в этой черной пещере; балрог прислушивался с тому, как пил эльф, вроде даже с жалостью. Потом задрал голову наверх.

— Да что там происходит…

— Я ничего не слышу.

— Я слышу. Твои друзья гномы бесчинствуют в моей пещере.

— Это… была их… пещера… их государство, Казад-Дум.

— И что от него осталось? — Гротмор сел в кресло. Подскочил снова.

— Я посмотрю, что они там рушат… — и взмыл ввысь, окутавшись мглистыми крыльями.

Трандуил начал считать до ста.

На двадцати он сделал последние длинные глотки воды.

На тридцать он был уже в мифриловой кольчуге Торина и с мечом за спиной.

На сорок он мчался вдоль черной реки кипятка, слыша, как сзади захлопали крылья…

На сто он добежал до излучины, за поворотом которой река закрывалась — исчезала под сводом каменной стены, превращаясь в наполненный кипятком тоннель.

— Куда ты бежишь? Ты не выживешь в этой воде! Тебя затянут подземные сифоны и ты глупо погибнешь! Из Мории нет выхода… нет… выхода-а-а…

Всего лишь десять гребков в раскаленной воде, разъедающей кожу и глаза; Владыка не смог плыть дальше, потерял силы и просто отдался стремнине — не понимая, куда его несет, не управляя ситуацией, утратив сознание.

— Ты все равно не выберешься! — и в скалу над местом, куда умчался ручей, ударила огненная молния. Балрог, поняв свое упущение, обрушился на бездушные камни со всей своей яростью и силой.

***

— Варги, — сказал Халдир, вглядываясь в движение на самом горизонте. — Стая варгов бежит сюда, в долину Нандухирион, к озеру Келед Зарам.

— Какие странные варги, — прошептала Галадриэль. — Словно… словно…

— Словно их направляет рука?

— Да.

— Мне кажется, я вижу всадника на одном из них…

— Ольва?

— Нет, показалось…

Варги промчались — и скрылись в камнях и за деревьями, за древними изваяниями гномов Казад-дума.

***

— Даниил!

— Сейчас! Мы уже почти нашли его! Почти нашли…

Сет неистово копал горячий ил.

Даня тонул в грязи до талии; Мэглин всматривался и вслушивался…

— Мэглин! Я не могу, не могу, больше не слышу его фэа! Но ада где-то здесь…

— Что за роковая судьба… Анариндил, ты уверен?

— Я да! Я говорил, надо было успеть…

Мальчик разрыдался и снова, снова погружал руки по плечи в грязь.

— Мэглин, сделай что-нибудь, помоги мне… мне кажется, мы опоздали…

Копал не только Сет — все варги, пришедшие с вожаком, рылись и совали в ил мокрые носы, страшные клыкастые морды.

— Даниил! Погоди, прекрати…

Даня плакал уже во весь голос, в отчаянии колотя руками по грязи.

— Мы не успе-е-ели! Не успе-е-ели!

И в этот момент завыла молоденькая волчица.

Она нашла что-то и стояла над ямой, заполнявшейся водой…

Мгновения не прошло — четыре руки и две передние серые лапы откопали тело; Мэглин вытянул и встряхнул странного, худого мужчину, так не похожего на великолепного повелителя Лихолесья…

— Даня, набери чистой воды, во что угодно, скорее! Надо промыть нос, горло…

Варги разбегались — все, кроме Сета и крупного самца, на котором ехал Мэглин.

Даниил, всхипывая, размазывая по лицу слезы и сопли, принес воды — Мэглин промыл лицо Владыки, которое, вопреки перенесенным трудностям, казалось сейчас светлым и юным, очень юным…

Так бывает, когда эльда стоит на самой черте, разделяющей миры.

— Нет-нет, — проговорил Мэглин, и, зажав Владыке нос, начал вдувать воздух в его рот. Вдох, еще вдох. Оттащил на место посуше, принялся нажимать на грудь, из последних сил взывая к надежде и любви.

Даня пробовал успокоится и тоже пристроил маленькие крепкие ладошки отцу на голову. И запел.

Детский голос, очень чистый, очень высокий, полетел камышами, рогозом, кустами ивы. Мэглин запел также — и голоса сплелись, призывая Трандуила, рассказывая ему, как чиста любовь сына, как высока преданность друга…

Анариндил срывался на рыдания — но Мэглин вел свою партию, отдавая Трандуилу собственное дыхание, собственную жизнь.

— Не помогает! Не помогает! — закричал Анариндил.

— Просто пой… зови его фэа, зови его сердце…

В двадцати полетах стрелы леди Галадриэль вдруг страшно побледнела и медленно поднялась.

— О великие валар, Эру Илуватар. Как я была слепа… — и Владычица Золотого леса, вытянувшись белоснежной струной, вплела свой голос в песню Мэглина и Даниила Анариндила, которую невозможно было услышать.

— Не пойму, что ты делаешь, — говорил прибывший недавно Саруман. — Кому ты хочешь помочь и на что тратишь столь великую силу, которая…

— Замолчи, мудрейший, — Келеборн был уже рядом с женой и с тревогой вглядывался в ее лицо.

И спустя еще несколько мгновений сердце Трандуила ударило в ладони Мэглина…

Владыка медленно открыл глаза, и, глядя на лаиквенди, тихо сказал:

— Отец…

Даня бросился ему на грудь.

— Сын…

Сет ликующе взвыл.

Но спасенный едва успел вздохнуть.

Каменная стена Мории прорвалась — и стена черного кипятка обрушилась на болотистую низину между скалами и озером, где отыскали Трандуила. Вода смыла всех, и эльфов и варгов, и, кувыркая и затягивая на дно, понесла в воды Келед Зарам.

***

Гномы Фили вышли из Мории и вместе с эльфами рассыпались цепочкой в долине близ озера.

Конные и пешие, эльдар искали своего Короля, заглядывали под все кусты, во все щели; кричали, звали.

Огромное количество горячей черной воды, вырвавшейся из-под гор в Азанублизар, вмиг неузнаваемо изменило долину и озерные берега и сделало непроходимыми и топкими привычные места и тропы.

Галадриэль в отчаянии вопрошала доступные ей силы, но не могла определить, где же Владыка с его отпрыском, есть ли с ними кто-то еще, живы ли они. Было впечатление, что ядовитый кипяток, валом пройдя по долине, отравив воду в Зеркальном озере, смыл их бесследно.

Халдир и Иргиль во главе своих эльфов каждый пошли вокруг Зеркального навстречу друг другу; и лошади, и сами эльдар вязли в черном иле, который окружал озеро с некоторых сторон. Были ранее и чистые сухие подходы, и места неописуемой красоты; но пока что все оказалось смыто и перевернуто вверх дном.

Рыба в озере всплыла вверх брюхом, и было ее так много, что о славной рыбалке здесь надо было забыть на долгие годы.

Леди Галадриэль по пояс в грязи, в черной горячей тине, шла вместе с Келеборном и звала — звала душой и голосом:

— Анариндил! Трандуил! Даня-я!

И ничто не отзывалось ей.

— Как же я не услышала фэа ребенка… как же я не смогла…

Саруман остался в лагере и неспешно наслаждался приготовленными там яствами и хорошим полевым шатром Галадриэль.

— Я не слышу их и не вижу среди живых, — важно сказал он. — А раз так, есть ли смысл бегать по грязи и терять зря время? Гномы могут отправиться восвояси. Эта история завершена. Когда Леголас Зеленолист изволит вернуться, он примет корону… и Пущу.


========== Глава 28. Стреломет ==========


Иллуира выковыряли из помятых доспехов. Плечо его было сильно поранено, рука не слушалась; но справиться с лошадью эльф мог.

Эйтар мельком обнялся с Даэмаром. Синда потрепал лаиквенди по плечу сочувственно.

Леголас ушел прочь, за камни — и за ним никто не решился последовать, кроме Арагорна.

Гаина привели в чувство. Кроме шишки, никаких иных повреждений не обнаружили.

Павшего эльда похоронили в камнях, имея в виду, что за телом могут позже послать из Лориена или Ривенделла…

Кили оказался жив. С ним хлопотали Торин и Ольва. Однако яд так быстро распространялся по шее и руке, что это вызывало огромные опасения. Гном был белым как полотно и в себя не приходил.

— Ольва, — сказал Даэмар. — Я сопровожу в Лориен Иллуира и отвезу туда Кили. Элронд поможет; а вы, не теряя времени, идите к Мории.

Иллуир мог ехать сам. Кили привязали позади Даэмара, и оба эльфа подняли лошадей вскачь, подкормив половинками гончего листа.

Затем последовали короткие сборы. Всадники и вьючные лошади выстроились и двинулись своей дорогой, спеша на помощь королю Трандуилу.

Ольва была подавлена и ехала молча, глядя в гриву лошади. Торин был рядом и внимательно вглядывался в лицо своей майа.

Больше десяти лет хлопот и трудов, боев — на грани гибели; слитки добытого и выплавленного мифрила, воспрявшие и разрушенные надежды… Все это расчертило гриву и бороду Торина дополнительными серебряными нитями, а лицо — морщинами. Ольве показалось, что даже глаза короля-под-горой как-то потускнели. Засеребрились?

— Кили обязательно помогут, — выдавила Ветка.

— Буду надеяться. Рана неглубокая, но выглядит зло.

— Эйтар отдал целительницам Ривенделла когти морна… они, наверное, уже сумели сделать противоядие.

— Кили парень крепкий. Тело выдержит. Выдержит ли сердце, не знаю, — задумчиво проговорил Торин.

— Ты же сидел там у себя под горой, новостей не получал, да? — горестно поинтересовалась Ольва. — Я тут думаю над сменой имени.

— Почему?

— Не суди Тауриэль.

— Не судить?.. Да я ее…

— Нет, погоди. Она попала в плен к оркам. Они использовали новый яд, чтобы сломить ее волю. Яд этот орки называют — Ольва. Вызывает жар и похоть. Когда мы подобрали ее, она была не в себе. Возможно, она и до сих пор отравлена. И поэтому сделала то, что сделала. Я и Леголасу это сказала. Эх, Эйтар предвидел ужас… он же говорил…

— Мне она не показалась такой! — возвысил голос Торин. — Отравленной! Наоборот, она хорошо понимала, что делала! Что до эльфийского принца…

— Тише.

— А что, пусть слушает! То не в свое дело он полез! Это вопрос семейный. И что бы он ни говорил, а спала она сегодня в его шатре!

— Эру, — с досадой сказала Ветка. — Вот я сегодня спала в одном шатре с телохранителем. Что теперь? А сегодня небось если и встанем на привал, будем с тобой в одном шатре. Хотя бы потому, что я соскучилась, Торин Дубощит. Хочу тебя рассмотреть и обо всем расспросить. Тауриэль… она все же странная была после зелья. Так в себя и не пришла. Ну и я хороша. Она после орков стала расспрашивать все о Сауроне. И я ей рассказала.

— Какой он хороший?

— Какой он сложный. А он сложный, — уныло сказала Ветка. — Надо было в духе черное — белое, никаких душевных увертюр. Рельса прямая, Майрон плохой, точка.

— Что прямая?

— Неважно. Просто… прямая. Расскажи о Трандуиле.

Торин помолчал.

— Не так я хотел с тобой встретиться… Ольва Льюэнь.

Ветка грустно усмехнулась.

— А как? Въехать в Лес во главе каравана подвод с бриллиантами и серебром, чтобы Трандуил восхитился и пал ниц?

— Примерно так, — сказал Торин и долго ехал молча, глядя в сторону. Затем их с Ольвой догнал Леголас.

— Что с отцом, узбад?

Торин глянул исподлобья и все же начал свой рассказ.

Ольва ужаснулась.

Леголас ужаснулся…

***

Этот день, чтобы не сжечь лошадей, ехали без гончего листа. На следующий день начинался каменистый спуск, где лист также скорее бы навредил.

Вечером поставили шатры под скальным карнизом. Первыми остались дежурить у костра Леголас и Арагорн.

Эйтар без лишних слов поставил шатер для Повелительницы, накидал там два ложа из веток и плащей и молча ушел в темноту, прихватив свой собстенный плащ — алый. Он и гном Гаин готовились сменить Леголаса и Арагорна, надо было выспаться. Лантир брал третий дозор на рассвете.

Торин с Ольвой сидели на камнях у обрыва, а перед ними в небе возжигались звезды.

— Ну вот теперь здравствуй, Ольва, — сказал Торин.

— Я очень рада тебе, — выговорила Ветка.

— Как тебе живется в Лихолесье?

— Хорошо. Очень счастливо. Спокойно.

— Он же понесся как ненормальный, — сказал Торин. — Он же свихнулся от ревности. Ворвался в Морию, уверенный, что ты там. Почему бы?

— Да все потому же, — сердито сказала Ветка. — Снилось мне один раз на день Дурина, что ты гибнешь в пещерах. Звала тебя по имени.

Торин помолчал.

— Один раз снился?

— Снился больше. А звала вслух… один раз. Кажется… Я хочу спросить, узбад. Я же тогда не понимала ничего. Скажи, там, в Эреборе, ты же просто покупал меня? Этой желтой диадемой?

Торин резко отвернулся. Потом нехотя проговорил:

— Ты предлагала себя как людская девка. Без свадьбы, как-то наобум. Да, я заплатил диадемой, она подвернулась под руку. Ты вспомни сокровищницы Эребора, на которых валялся Смауг. Уж мне не убыло. Но тогда же, когда я провел у тебя ночь и не овладел тобой, я понял — ты правда другая. Для тебя нет королей и подданных, равны мужчины и женщины, хоть ты и называешь меня узбадом, а сама теперь именуешься Повелительницей. Ты не давала спуску другим, но и себе не давала его ни в чем. И позже я только убедился, что ты не выбирала между гномом и эльфом — а лишь между мужчиной и мужчиной. Я понял это, затем поняли другие. Но ты не представляла еще, как важно было тебе быть чьей-то в Средиземье, а не оторванным от веточки листиком на ветру — поэтому я дал тебе покровительство Эребора. Был, — Торин посмотрел на свои руки, — был уверен, что ты придешь. Что эльф не полюбит, выгонит, или что ты сама не сможешь.

Ветка помолчала.

— Спасибо, что сказал правду.

— Ты тряслась от желания… и от страха. И да. Я много раз хотел бы вернуть ту ночь. И все было бы иначе, — голос Торина сдавился до рыка. — Я бы… я бы не… но теперь… я же никогда не возьму чужое… но если ты остынешь к своему эльфу душой, я тут. Всегда буду тебя ждать.

— Я люблю его, — выговорила Ветка. — Люблю так, что прощу все. Я люблю, когда он сердито скрипит пером или когда копается в бутылках вина, когда играет с нашими детьми или когда принимает послов. Я люблю все грани его настроения, которых миллион. Я понимаю, почему ты называл его холодным, взбаламошным, хитроумным, коварным. Он такой и есть. Я люблю все это. Его глаза и руки, его капризы и его благородство. Есть люди, которые живут легко — я, например. Мне все в радость. А есть такие… ладно, скажу тоже люди — на плечах которых лежит груз этого мира. Им все усложнено, они за все в ответе. Они так видят. Это вот он. И ты. И, балрог его побери, Саурон. Только со своего конца булки. Я могу только с такими. Любить. Восхищаться. Радовать.

— Если Трандуил… — начал Торин.

— Даже не думай говорить о том, что он погибнет.

— Если Трандуил обидит тебя…

— Ну он меня немножко обидел, — улыбнулась Ветка. — Но получается, сам себя он обидел страшнее. Пойдем спать? И… Торин… повторюсь, я так рада тебя видеть. Я так хотела тебя увидеть. И ждала этой встречи много лет, поверь.

— И я ждал. И буду ждать другого раза, когда фея все же опростоволосится. А пока ты все собираешься и откладываешь, он, хитрец, опередил тебя — умудрился переспать со мной, — проворчал Торин. — Чтобы уж таким образом разделаться с ревностью, видимо.

Ветка слабо улыбнулась.

— Ну и как тебе?

— Как-как… темновато было, а так-то ничего! — ухмыльнулся наугрим.

— Трандуил и тебя очаровал? Просто не можешь признаться в этом? — спросила Ольва.

Торин помолчал.

— Если начистоту… скажу разок. У него под кучей всякой рванины типа любви к выпивке и камешкам, показухе и капризам скрыто что-то на диво твердое. Он заговорил с балрогом на этом… на валарине. Я считаю, что я образован. Но он… и тогда… я увидел, что происходит что-то, как в древних легендах. И сам фея — из этих легенд. Как серебряный клинок, стоял он перед балрогом. Он не просто сумеречный король, утопивший себя в дорвинионе. А кто-то… кто-то…

— Не пытайся говорить, у тебя такое лицо, что если ты его еще хоть словом похвалишь, тебя разорвет, — рассмеялась Ветка. — Кто-то равный майар, пытаешься ты сказать. Я понимаю. Я вижу его таким. Каждый день вижу.

— Придумала тоже, майар… не разорвет. Похвалю. Зад он мне отменно вылечил, — усмехнулся Торин Дубощит.

— О да, он тот еще доктор, — фыркнула Ветка.

***

Арагорн и Леголас наговорились всласть о Диких землях и их сменил Эйтар с Гаином. Этим говорить особо было не о чем, поэтому вдумчиво доедали ужин — все, что осталось, поделив на двоих. Затем добавился Лантир, как водится, не одобряющий все, что сделал в этом мире Эру Илуватар.

Торин сбрасывал в шатре с себя металл, сколько мог — пояс с бляхой во весь живот, наручи, оплечье. Пнул свою лежанку поближе к Ольве, растянулся, особенно не раздеваясь. Поглядел на Ветку.

— Иди сюда, не бойся. Расскажи о детях. О дочке, о сыне.

Ветка поглядела на Торина чуть настороженно.

— Ну я же сказал, — с досадой проговорил Дубощит. — Не трону и не тронул бы. Все между нами ясно, Ольва. Мы падали с твоим Владыкой. Исцарапались… и вроде как побратались там, у балрога. Хотя на самом деле много раньше, у Амон Ланка. Только не понимали. А я просто соскучился по тебе и знаю тебя — иди, обниму. Тебе надо.

Ольва осторожно угнездилась рядом и положила затылок на каменный бицепс гнома.

— Ну вот, — сказал Торин. Накинул на себя и на нее плащ. — Ну вот. А на день Дурина я как-то и впрямь погибал. Балрог зажал меня и десяток гномов в нише, не выйти никуда. Думали, не выберемся. Тогда вот что случилось, — узбад взял руку Ольвы и засунул себе под рубаху. — Чуть пополам не рассек.

На плотной коже проступал длинный тугой рубец — от плеча и до самого бедра наискосок, прошедший сквозь шерсть на груди и животе гнома. Ветка ощупала вверх, вниз…

— Могу еще один рубец показать, — хмыкнул Торин. — Который все ж Трандуил лечил. Я просил, чтобы он с рунами сделал. Только мне самому никак не посмотреть.

— Ой, узбад, не шути так. Сердце давит… почему-то не только о Ри, о детях. Что-то я чувствую, но я же не эльф, а так. Что попало, — буркнула Ветка. — В точности не могу разобрать. Будут хорошие времена, с радостью посмотрю на твой зад, может, даже в купальнях Эребора. Очень они всем нам памятны.

— Что может быть с детьми? Они во дворце, Сумеречье Златой витязь охраняет. Вот новости, которые Фили доставили, они поплоше будут. Бус и Трорин и малютка у Барда в Дейле. Совсем там Даин взбесился… как все закончится, поеду разбираться. А ты… ты повзрослела, Ольва. Ты изменилась.

— Никаких других вариантов не бывает, узбад. Человек меняется. Он взрослеет. Что бы там ни было, а я была в Пуще и была ее Повелительницей, — задумчиво сказала Ветка. — И остаюсь. И то, что Трандуил всегда называл ответственностью за свой народ… оно впитывается в кожу, как… как яд. И меняет.

— Расскажешь, что там у вас приключилось?

— Нет. Это неважно теперь. Спи, Торин. И я попробую.

***

К костру пришел Лантир. Все трое дозорных поговорили о чем-то, даже чуток посмеялись. Затем Гаин ушел отдыхать, а два эльфа тихо спорили о своем; затем оба вскочили — и тихо, но весьма энергично, сцепились. На звуки стычки явился Леголас и выговорил обоим поединщикам; лагерь, наконец, окончательно затих и уснул на последние пару часов перед рассветом и новой дорогой.

***

Утро встретило путников уже в другом настроении.

Торин потягивался, Ветка была хмурая и с отпечатками кожи, блях и швов на щеке — так и дремала нагрубой куртке Торина, на его руке. Узбад же собрал всех у костра.

— Леголас, а что, после того, как мы драконов стреляли, где нынче стреломет? В Дейле или на Вороньей высоте остался?

— Не знаю, может, Даин или Бард переставляли его. А что?

— Забирай кого-нибудь из отряда. Скачите к Барду, найдите стреломет и черные стрелы. У меня есть план, — сказал Торин. — Даже не представляю, сколько сил потребуется притащить стреломет к Мории. И будет ли он еще нужен. Он в прежние времена вроде хранился в Лориене, так пусть в Лориен и вернется, а там разберемся.

Какое-то время Торин рассказывал, что придумал; Ветка немного воспряла, а Леголас Зеленолист, всерьез собиравшийся отправляться в Мордор, согласился, что против балрога стреломет вовсе не повредит, а в Мордор — потом. Леголас забрал Лантира и Арагорна, а также часть гончего листа. Арагорн перевесил вьюки с Крошки на Геста, удостоверившись, что Аркенстон нигде не вытрясло на горных перевалах, а совсем маленький отряд из Торина, Ольвы, Эйтара и гнома Гаина двинулся дальше — к долине Азанулбизар.


========== Глава 29. Ожидание ==========


— Я бы не торопился кидать камень в бездну, — неспешно говорит Торин. — Мы не полностью уверены, что Трандуил выбрался. Мы даже не уверены, что где-то тут сын Ольвы, а не дома. Откуда бы он тут взялся, маленький мальчик? Из Пущи путь не один день. Сейчас, когда мы знаем настоящую цену Аркенстону, торопиться не следует. Единственное существо, которое заплатит за него полную виру — балрог.

— Я в точности слышала душу ребенка! — возмутилась Галадриэль. — А прибыл он… уже позже мы получили известие о волчьем принце. По дороге вдоль Темнолесья неслась огромная стая варгов, и на них были всадники, но не орки. И мы видели варгов здесь — но стая разбежалась прямо перед тем, как вырвалась вода…

Ветка закрыла руками лицо.

В шатре Галадриэль были Ольва и ее телохранитель, Торин, Фили, Балин, Галадриэль, Келеборн, Халдир, Иргиль…

— Почему не слышишь Даниила и Трандуила сейчас? Почему не слышишь их обоих?

— Возможно, они…

— Даже не говори этого вслух, — сказала Ольва. — Пока я не увижу тел Трандуила и Дани, они живы.

Отчего-то в шатре стало очень тихо — и все, кто присутствовал при этом разговоре, повернулись к ней.

Ветка стояла очень прямо, подняв подбородок. Сидеть она не могла — пробовала несколько раз и у нее не получилось. Такие новости и такие разговоры она была способна переносить только стоя на ногах и положив руку на рукоять меча.

— Не начинай себя казнить, — сказала Галадриэль.

— Когда-то давно, — с усилием сказала Ветка, — неосторожное слово Трандуила, которое не имело под собой никакой темноты или предательства, привело к неосторожному моему поступку. Теперь случилось похоже. Я последовала за своей обидой, а он — за мной… и за своей ревностью. Но теперь я здесь в окружении войск и стражи, а он вместе с нашим сыном — где-то там… близ озера Келед Зарам. Как и я была с нашим сыном одна на дорогах Средиземья. Жив или мертв, цел или ранен — это отголосок той истории. Я прошу Эру, чтобы его путь был проще моего. И пока я не увижу их тел, мой муж и мой сын живы для меня.

— И он так говорил, — тихо произнесла Галадриэль. — Пока не увижу сам…

— Кто и чего там у вас в семье сделал первым, — буркнут Торин, — еще неизвестно. И не о том речь. А вот что делать сейчас… не штурмовать же Дол Гулдур. И, надеюсь, не в Мордор следовать.

— Кто знает, — проговорила Галадриэль. — Из Нен Келедриля вытекает одна река. Она вливается в Келебрант, а Келебрант — в Нимродель, но уже в Лориене. А вот после Лориена Нимродель становится широкой и сильной и уходит в Андуин, а Андуин течет на юг, мимо Мордора.

— Владыка не щепка, — подал голос Келеборн. — Если пустить по течению сухую ветку, она, может, и доплывет до Андуина. Но это все не великие реки, а малые, извилистые, с затонами. У них не так много силы и воды. И это реки нашего народа, способные поддержать силы эльфа и сохранить его жизнь. Дозоры, сколь позволяет бедствие, ходят вокруг озера, а половина отряда Трандуила ушла вдоль реки вниз, хотят обшарить берега до Лориена. Это предгорья, не ваша пустошь близ Эребора, где все ровно, просто и понятно. Тут есть утесы и скалы, ручьи, опасные овраги-ловушки. Но если предположить, что Трандуил и сын его доплывут хотя бы до Келебранта, дальше Лориен поможет им. Мы неизбежно отыщем их. Зачем тебе нужен был стреломет, узбад?

— Я хотел установить его против ворот Мории. Мы широко распахнем ворота, и если переговоры пойдут не так, как я задумал, стрелометчики выстрелят. Не знаю, какой металл может взять балрога… но это точно не мифрил, — задумчиво сказал Торин. — А уже если и совсем не так все пойдет, будете палить по нему в воздухе.

— В Лориене есть стреломет, — спокойно сказал Келеборн. — Он сломан и многие столетия починить его не удавалось. Мы оставили его как образец на случай, если потребуется строить новые. Ты сказал, узбад, что балрог много меньше дракона. Могут твои мастера выковать и соорудить пару стрелометов поменьше? Тащить большой от Дейла — месяц.

— Твоя правда. Но тогда надо и Леголаса вернуть, — выговорил узбад. — Что, Ольва, есть у тебя еще гончий лист с собой?

— Есть немного, он как-то резво пошел в этом… путешествии.

— Иначе лихолесского принца не нагнать. А ты, лорд Келеборн, показывай свой стреломет. Мои мастера готовы. И песенками балрога развлечь, и работу выполнить.

— Здесь был Даня, Даниил Анариндил, — снова обратилась к главному Галадриэль. — Его фэа я слышала так отчетливо… он спасал отца и звал благие силы на помощь… но самого Трандуила я так и не расслышала. Кто знает, что могло случиться с ним…

— Не слышно фэа ни отца, ни ребенка, — важно выговорил Саруман; все время, пока в шатре здоровались и разговаривали, он вкусно доедал жареную куропатку. — Уж конечно, два таких великих мага, как я и леди Галадриэль, не пропустили бы такую мощь, как Трандуил. И уж конечно, не следует злить такую силу, как балрог. Мы же не желаем великих горестей Средиземью? Кто знает, какой гнев он, раненый, обрушил бы на Лориен в первую очередь, ибо Золотой Лес ближе всего к Восточным вратам. И я, как старейший здесь, готов взять Аркенстон и исполнить договор. Если Владыка у балрога и в магическом сне, то понятно, отчего мы его не слышим. И тогда, получив камень, он вернет Трандуила. Что же до его отпрыска…

— Не дам Аркенстон, — сказал Торин.

— Но камень не принадлежит тебе, Торин Дубощит. Или же ты забыл, что подарил его эльфам Лихолесья?

— Я его подарил Трандуилу и Ольве. И никому больше. Ей решать, раз уж так.

— Торин там был, мудрейший, — сказала Ветка. — Говорил с чудовищем. Он договаривался. Ему идти.

— Что же, — проговорила Галадриэль быстро, — вы устали. Вы спускались с перевала и затем скакали с помощью гончего листа. Все прибывшие должны отдохнуть… и завтра принимать правильные решения. Келеборн, пошли за остатками стреломета. Тут оружие, способное бить в воздух, и верно будет не лишним. Иргиль, ты дашь кого-либо из своих эльфов, кто поскачет за Зеленолистом?

— Морны, варги… я пошлю двоих. Мы отослали уже твоих и наших лихолесских воинов в разные стороны, наугад, — чуть сердито сказал Ключник. — Если что, все силы рассредоточены, все разбрелись и даже нас здесь никто не охраняет, лишь мы сами. Я бы поговорил с лордом Келеборном — поисковые отряды покамест вернуть, лагерь на всякий случай укрепить, дальше действовать спокойнее. Мы двое суток не спали и прочесали все окрестности озера. Искать не перестанем. Но нужно подумать. Никаких следов не видно — кроме того, что почувствовала леди Галадриэль. Варги разбежались. Что делается в Сумеречье, мы не знаем. Хорошо хоть Повелительница нашлась.

— Я не терялась, — буркнула Ветка. — Правда, пойдемте спать.

— Ты можешь остаться в этом шатре, — сказала Галадриэль.

— Я пойду к своим кхазад, — Торин поднялся, искоса глянув на Ветку. — Они заслужили благодарность узбада.

— Что же до планов вернуть поисковые отряды, — говорил Саруман в спину Келеборна, выходя из палатки вслед за прочими, — то он мудр. Ибо что же попусту тратить время и силы. И так очевидно, что…

— Какой же противный дед, — выговорила Ветка тихо. — Хоть бы шляпа приехал, без него чего-то не хватает. Эйтар, ты сегодня не будешь стоять на страже. Ступай и выспись. Иргиль найдет кого-нибудь… или Халдира попроси прислать.

— Да…

Ветка тормознула около ложа.

— Что такое? Ты в порядке?

— Н-не совсем…

— Так. — Ветка села. — Иди сюда и рассказывай.

— Я не сказал Леголасу, что…

— Увы… это придется сказать. И ему, и Кили. Я бы скрыла, если честно, — грустно произнесла Ветка. — Арагорн, видимо, не трепло. Я тоже. Радагаст… как повезет. Но такие вещи открываются всегда в неподобающий момент и меняют все. Это как носить в кармане флакон с ядом, прольется — не прольется.

— Я рос с ним… мы друзья с детства.

— Охохо. Кили я возьму на себя, когда поправится…

— Не нужно. Это мое дело.

— Эйтар, — выговорила Ветка, пытаясь стащить сапог. Телохранитель встал на одно колено и помогал ей разоблачаться. — Я могу догадаться, о чем ты думаешь. Тауриэль не будет хорошо в Мордоре. Она не станет Темной владычицей. Ей не будут поклоняться народы. У Саурона есть силы и время лишь на тех, кто ему интересен. Ее будут мучить, причем скорее всего не сам майа, а его евнухи. Но это был ее выбор. Выйти замуж за гнома — был ее выбор. Позвать тебя во вторую ночь… был ее выбор. Но спасти ее — был твой выбор. Если бы тогда ты… мм… поступил как бесполый эльф, во-первых, не факт, что не вмешался бы Эстель — я видела, что именно он думает. Что справился бы не хуже. И во-вторых, если бы она тогда умерла, никто не простил бы себе до конца дней. Мы попросту дали бы ей сгореть в ее собственном ядовитом огне…

— Но и затем быть с ней — был мой выбор, — проговорил Эйтар. — А это уже предательство. И мое, и ее.

— А тогда чем думал?

— А на что это было похоже?

— На то, что у вас любовь, — честно сказала Ветка. — К вам даже кролики набежали поближе, энергией заряжаться. Вода в реке светилась.

— Я был ошеломлен. Я не думал, что это так прекрасно. Даже без… без истинной любви. Просто голос тела. И как ты говорила… влюбленность. И еще я думал, ей все еще… надо. Вдруг она без этого снова начнет погибать, — убитым тоном сказал Эйтар.

— Ну на этом и остановимся. Ей было надо. Я подозреваю, что в этом зелье может вообще наночипы, и поэтому действие такое длинное… Тауриэль, конечно, бросилась в пасть морна от смущения и от ужаса, и Леголас тут, и Кили… я бы на ее месте, может, тоже так же сделала… но слава Эру, я на ее месте не была… но может, Тауриэль так поступила и потому… что действие зелья не такое простое, как кажется… женщины должны рожать орков… и хотеть рожать еще, чтобы надолго… прости, я засыпаю…

Эйтар стащил с Ветки кольчугу, уложил ее и накрыл. О чем хотел спросить — о том не вышло.

Бросил себе на пол плащ, подобрал одну из упавших подушек и сел, прислонившись к ложу Ольвы. Он так устал, что идти куда-то не счел нужным, и затем — варги. Морны. Наугрим. И мало ли кто еще.

Повозившись, телохранитель уснул крепко, но неспокойно.

***

Только теперь Торин сумел оценить все бедственные последствия попытки овладеть Морией.

Наугрим, пользуясь передышкой, считали павших, собирали воедино остатки имущества, доспехов; мифрил уехал вперед и двигался к Мории — и узбад, глядя на оставшихся преданных ему безмерно гномов, понимал, что это и есть его единственная ценность. Не власть и не новые владения, а те, кто доверился ему всей душой, и то, что они могут все вместе.

Еще бы Ольву. Но, что же.

Фили открыто считал дни, чтобы поехать, наконец, в Дейл. Но честь и преданность всех пока что удерживали здесь.

Торин задумчиво катал Аркенстон в ладонях.

Балину тесали гробницу. Сам он следил за работой со своего стульчика. Торин велел указать Балина государем, так как «я-то король-под-горой, все же, Эребор мой; а ты всегда был нашим истинным предводителем в силу мудрости и опыта».

Возле Мории поставили временные печи и кузнецы готовились к работе.


Прибыл вооруженный до зубов отряд из Сумеречья.

И сомнений никаких не осталось — Галион, покинувший ради такого случая дворец и его винные погреба, рассказал все о том, что Даниил Анариндил и его тайли лаиквенди Мэглин отправились в путь на варгах, которых привел Сет.

— Долг Гулдур вычищен и полыхает, полыхает снова, — проговорил он. — Глорфиндейл, учитывая последние события, останется при Йуллийель, чье сердечко рвется в тревоге, и при ее тайли Эллениль, как только вернется с южных границ во дворец.

«И при наших запасах алкоголя», — прочиталось в недосказанном, но Ветка даже не улыбнулась.

«Бедные мои дети, я же сама пожелала им реальной жизни, полной опыта и тревог. Воистину… бойся своих желаний. А Мэглин… Мэглин с Даней. И это дает надежду»…


Эльфы Лориена доставили стреломет. Мория молчала. Вестей из Ривенделла также не было пока что. Не прилетали новые морны, не вернулся пока что Леголас Зеленолист.

Леди Галадриэль пришла к Ольве Льюэнь с Фириэль.

Ветка была не в духе.

— Я не хочу никаких подробностей, — резко сказала она. — Но разбираться все же надо, как это ни омерзительно. Давай я сама скажу. Ты влюбилась во Владыку и считала, что станешь наилучшей Королевой.

— Почти так, Повелительница. Трандуил дозволил мне прислуживать тебе, но я видела, сколь ты ничтожна, — спокойно сказала Фириэль. — Иримэ предписала тебе другое зелье — в другом разведении, которое и вправду лишь успокаивало бы сон, убирая кошмары. Я оставила цветочные капли, чтобы ты понемногу лишилась того, что Владыка считает твоей силой. Я не учла, что и Трандуил будет пить это сладкое вино, которое обычно ему не по вкусу, вместе с тобой. Но так было даже лучше. Вы отдалялись друг от друга. Не знаю, нашлось ли бы там место для меня, но то, что не каждый в Сумеречье принял тебя, ты должна знать. А что до меня… я люблю мужа, как далеко бы ни ушел он от наших нынешних рубежей.

— Идейная, значит. Да никуда мы не отдалялись, — буркнула Ветка. — Если ты подслушивала и подглядывала, могла это понять. Просто иногда малая капля приводит к большой беде, если подлита она рукой предателя. Леди Галадриэль, как у вас казнят, если случается подобное?

— Тебе решать, Повелительница Сумеречного Леса, Ольва, — Галадриэль невольно прихватила кинжальчик на талии за рукоять. — Вообразить не могу такую нечестность и нечистоту кого-либо, приближенных к нам с Келеборном. С Иримэ также поговорим со временем, ибо я Фириэль не верю и Трандуил рассказывал немного иное.

— Ну есть у меня один вариант казни, выдать ее замуж за Лантира, — буркнула Ветка. — И поскольку подобное лечат подобным, накапать на нее орочьего зелья. Раз десять. Чтобы обоих немного прожарило. Но пока ищем Ри… Владыку — казнь будет иной. У нас в друзьях наугрим. Многие из них годами не лечили свои раны, не мылись, не… ну словом, я отправляю Фириэль к узбаду. Я обрисую ему, чем она виновна. Мыть, лечить, разбираться, что болит, готовить правильные зелья, и ни разу не показать, что ты расист… Что гномы неприятны тебе. Все им отстираешь, приведешь в порядок. Когда последний из кхазад будет здоров, причесан, чист и пахнуть станет прекраснее, как эльфийский принц — поговорим далее.

Фириэль не то чтобы изменилась в лице, но пригорюнилась.

— Если могу выбирать, предпочла бы кару с синеглазым нолдо, Повелительница.

— Явится — спросим его. Я понимаю так, что в Сумеречье ты не вернешься. А вот где и на каких условиях будешь жить дальше — решит Трандуил.


Гномы ковали два стреломета, взяв металл от старого, изломанного.

Иргиль, Галадриэль, Ветка, Галион, Торин и многие другие спорили около свитков карт, вспоминая малейшие заводи, затоны и тайные заимки у Келед Зарам и прилежащей реки.

Спустя еще два дня вернулись Леголас с Лантиром.

Фириэль несла свою кару — когда Торин узнал, в чем было дело, решил не стесняться. Целительнице выложили все — загнившие раны и опрелости, натоптыши и почерневшие ногти, отбитые в железной обуви; грязную одежду, спрессовавшуюся за дни в Мории потом и кровью, пропахшую гномами; сопливые носы и прокуренные рты с коричневыми зубами. «Собственно, и такой бывает карма врача, — бурчала Ветка. — Пусть практикует. А то дворцовая жизнь бабе как-то не зашла, раз на отравительство потянуло».

Галадриэль заметила, что будь тут Синувирстивиэль, ей бы в голову не пришло считать такое карой — для той не было малых и больших ран, малых и больших телесных бед. Просто труд целительницы.


========== Глава 30. На помощь! ==========


Мэглин, почти потеряв силу и жизнь, попробовал вдохнуть грязь — и закашлялся. Рывком сел, выдирая из липкого плена руки и ноги; очнулся окончательно — вспомнил, вскочил, и тут же начал тонуть.

Он был где-то в стороне от озера, там, куда докинула волна, поднятая кипящим валом, среди камней и скал.

Мэглин не сомневался ни секунду, свет сердца вел его — он бросился по грязи, которая держала, как патока муху, ползком, плашмя; и сперва нащупал, откопал Даню; мальчика крепко прижимал к себе Трандуил. Не было времени, не хватало рук; и Мэглин снова вдыхал и вдувал жизнь в одного и во второго, до тех пор, пока Даниил не приоткрыл глаза… пока грудь Трандуила не поднялась для вздоха. И только затем упал сам — сумел еще отползти в сторону, к камням, чтобы снова не утонуть.

Второй раз лаиквенди очнулся, когда ощутил, что кто-то обдирает ему кожу с лица. Это был Сет: жестокая псина размером с лошадь, выведенная как ездовое животное орков, доползла до своих эльфов и всем вылизал лица, вынуждая дышать и приходить в себя. У Сета были перебиты задние лапы. Второго варга, подчинившегося вожаку и исполнившего приказ, видно не было.

Мэглин разглядел два бессильно раскинутых тела и снова собрал все мужество в кулак. Мальчик был прав — только на волках они могли попасть в нужный момент в нужное место. Нужна была великая неосмотрительность… или мудрость, чтобы поверить ему и пуститься с ним в такую дорогу, подвергая опасности…

Но кто же из детей провидец, кто обладает такой великой мощью прозрения?.. Кто маг от рождения и маг по сути — Даниил или Йуллийель? И как же они с Эллениль прозевали такое, отпустив себя в радости и счастье возни с малышами…

Огромная стая варгов, копаясь в грязи, нашла короля. Двумя парами рук это было бы невозможно.

Подтягивая сломанную ногу, Мэглин дополз до Дани — мальчик дышал шумно и часто. Ощупал — цел. Подышал в лицо, сказал несколько целительных слов, сдувая жар с обожжженой кожи, вытянул повыше — положил к Сету, который бессильно валялся, подставляя маленькому хозяину обляпанный горячей глиной мокрый бок. Анари вздохнул глубоко и сразу перестал частить, засопел тихо и ровно. Волчий принц.

Трандуил оказался невероятно длинным и, несмотря на хрупкость, тяжелым, словно его изваяли из мрамора. Его вытащить было сложнее, но Мэглин, много раз возвращавшийся сам и возвращавший других от самой дальней черты, не сдавался. На птичий скок, еще немного; руки, ноги по очереди. Стащил и бросил кольчугу. Да, эта возня в остывающей черной жиже ничуть не походила на благородное спасение, но…

Наконец, они оказались на пригорке. Спал Сет. Спал Даня. Трандуил лежал недвижно, изредка и неровно вздыхая, вне всякого сомнения живой, но потерявший все силы, сколько их могло быть у эльфа, у мага и у короля. Черная ядовитая вода разъела его безупречную кожу, она сходила лоскутами, язвы начали кровоточить. Иссушенные воздухом близ огненной реки волосы попросту обломились, и больше всего голова Владыки Лихолесья сейчас напоминала непокорную головушку Ольвы Льюэнь, когда она только ступила на землю Арды копытами неугомонного гнедого Герцега. Одежда была разорвана в клочки и то ли обуглилась, то ли оплавилась, то ли истлела от жара и яда — его величество был практически наг.

Мэглин оглянулся — вода! Где здесь чистая вода? Во что ее набрать?.. Задача не из простых… вся долина, все укромные роднички, питавшие Келед Зарам, все было уничтожено бедствием, и там, где раньше без труда проезжали конные, стыла и схватывалась потрескавшимися плитами черная грязь.

Сет заскулил и снова пополз. Один распадочек, еще один — лежа на боку, варг, вывалив язык, начал копать, скрести широкой когтистой лапой — и докопался до уцелевшего ключа чистой, ледяной воды. Тут даже осталась небольшая ложбинка с нетронутой летней травой и парой деревьев. Мэглин сперва перетащил Даню, и дорога в двести шагов далась ему как путь через Мордор. Затем сам ползком, волоком дотащил Трандуила, понимая, что сдирает его и без того поврежденную кожу и еще больше калечит свою ногу. Но…

Родник, трава — все это внушило надежду.

Мэглин промывал лицо Дани под чистой тонкой струйкой, когда полянку накрыла крылатая тень. Мэглин замер и медленно поднял взгляд вверх.

Морн не заметил их, но летучая тварь явно кого-то выискивала, вертя башкой на длинной тонкой шее. Мэглин выдохнул, когда существо, видно, не отличавшееся умом драконов и их зловещим чутьем, улетело, и занялся Трандуилом и собой.

Нарвал лоскутов из остатков одежды — наложил шины себе и волку. Отправил варга сохнуть на пригорок, пока солнце не скрылось за горизонт — чтобы тот смог служить теплой постелью ночью. Еще раз провел ладонями по волосам Анариндила и убедился, что мальчик нигде не поранился, а лишь потерял силы, исполняя великую магическую задачу — собрать волков, спасти отца. Уложил Даню поглубже под навес камней, в пещерку, на случай нового визита морна.

И затем сел, прислонившись к живому дереву спиной, обнял Трандуила, положил его к себе на колени. Зачерпывая светлой воды, начал омывать ему лицо и плечи, тысячекратно жалея, что все, что у них есть — лишь вода, но и та была благом и спасением. Высокий лоб, царственный профиль… на руках у лесного эльфа лежал мальчишка, которым Трандуил был столетия назад. Исхудавший, но не утративший божественного рельефа плеч, рук ног; потервший свои длинные волосы, но ни капли своей невероятной красоты — даже теперь, когда кожа сходила лоскутами и кровоточила.

— Возвращайся, йон, возвращайся, мой король, — шептал Мэглин. — Ты прошел через такой ужас, который я не могу себе представить… что же выкинуло тебя без сил, без веры, в черную грязь долины Азанулбизар… что преследовало тебя и питалось тобой… но сейчас твой Анари тут, и маленькая Йуллийель поет тебе, и все эльдар этого подзвездного мира ищут тебя и отдают тебе тепло своих сердец… я буду петь тебе, позову тебя от самых дальних границ, или уйду вместо тебя, потому что мне нет прощения… это я позволил Ольве уйти, не поняв до конца, как сильно ты теперь опираешься на нее… люблю тебя, мой мальчик, как всегда любил своего сына, и никогда не делал никакой разницы… приходи в себя, открывай глаза…

И только когда на небе ярко засияла звезда Эарендиля, Трандуил пришел в себя.

— Анари?..

— Он здесь… он спит…

— Как вы… что…

— Все потом, мой мальчик, все потом…

Все трое обнялись на боку тяжело дышашего варга и уснули — уже не зловещим сном смерти и последних рубежей, а живительным сном, возвращающим силы.

***

Утром солнце не сразу достигло убежища спасенных. Мэглин просыпался тяжело, а когда проснулся — понял, что одна рука обнимает Трандуила, но вторая просто лежит на варге. Где-то очень далеко, на грани слышимости звенели голоса эльфов, а вот Даню, который кричал, стоя на камне, было слышно очень хорошо…

Мэглин распрямился, потянулся наверх и сдернул мальчика под камень:

— Тсс!

— Что такое? Это же… это же нас ищут, ищут ада!

— Погоди кричать. Найдут обязательно, долина не так велика. Но вчера я видел тут опасное существо, с крыльями. Черного морна. Они служили когда-то Саурону… и, возможно, он разыскал их снова. Морн будет здесь быстрее эльфов.

— Анари! — воскликнул Трандуил, садясь, — Анари…

Даниил и Трандуил обнялись и сидели так очень долго.

— Ты на себя не похож, — сказал Даня. — Ты… без волос! И голый!

— Я спасался от балрога, — серьезно проговорил Трандуил. — Счастье, что я вообще здесь, с тобой… но как… как вы попали сюда? Мэглин? Даня?

Мэглин взобрался на камень и следил за краешком плаща эльфийского всадника, исчезающего на самом пределе видимости в серых камнях почти по ту сторону озера.

— Они ищут нас ближе к Келед-Зарам. Мы в стороне, так как я оттащил вас к воде… к этому ключу. Мне кажется опасным кричать, что-то не так… Владыка, тебя держал в плену балрог?

— Я расскажу, но… обьясни сперва, как тут оказался мой сын… как?.. Как ты посмел вывести его из Леса, допустить, чтобы он был подвергнут великой опасности?..

— Папа, я пошел сам, я приказал! Я же принц! Мэглин не виноват…

— Я сам буду решать это… кто виновен. Лаиквенди?

— Да, мой король. Я пошел с Анариндилом как его тайли, послушав его приказ, так как и он, и твоя дочь Йуллийель были уверены, что ты в опасности. Дети знали, когда и как тебя искать. Мы прибыли сюда на варгах, во главе великой стаи, которую видело, наверное, все Средиземье, — сказал Мэглин. — Варги отыскали тебя в грязи… и мы были бы спасены, так как эльфийские станы совсем неподалеку, но из-под Мории хлынула черная горячая вода, которая смыла нас в сторону. Вчера я видел над нами морна, и поэтому сейчас запретил Дане кричать. Вот и все.

— Я так думаю, — выговорил Трандуил медленно, — что и Ольве именно ты помог уехать. Что за черный год. Предательство в моем дворце от тех, кого я и заподозрить не мог.

— Я никогда не предавал и не…

— Даже не начинай. Мой сын здесь, в опасности, и морн летает над расщелиной, отыскивая нас.

— Папа, но Мэглин спас тебя! И меня тоже!

— Спас, — тихо сказал Трандуил. — После того, как его виной мы чуть не погибли. Я буду решать его судьбу.

— Папа… но ты назвал Мэглина отцом, — тихо, с нажимом выговорил Даня. — Ты не сказал бы так, если бы не чувствовал на самом деле…

— Погоди, Анари. Ты решишь, Владыка. Но давай сперва доберемся до эльфов. Нас ищут, я видел поисковый отряд, — Мэглин заговорил совсем размеренно и спокойно, стараясь не морщиться из-за пульсации в сломанной ноге. Затем отвернулся, подобрал пару ровных палок. Оторвал от своей одежды рукава и принялся мастерить шину.

Трандуил, шатаясь, встал. Любое прикосновение к чему-либо давалось ему нестерпимо больно.

— Мое оружие?.. Кольчуга?

— Все пришлось бросить, когда мы нашли тебя. Ты тонул в горячей грязи.

— Ада, мы же не оставим Сета? — взмолился Анариндил. — Только благодаря тому, что он повез меня, привел варгов, мы сумели тебя отыскать!

— Мы не очень далеко от лагеря перед Восточными вратами Мории, — негромко сказал Трандуил. — Думаю, мы без труда дойдем до эльфов, возможно, за день, и приведем помощь Мэглину и Сету. Пойдем мы с тобой. Анариндил, ты же готов идти как настоящий воин, настоящий разведчик, тихо и не оставляя никаких следов?

— Я готов!

— Сет и вправду не сможет идти, — сказал Мэглин. — Я наложу ему шины, но лапы его перебиты. Вы пойдете за подмогой, я останусь сторожить варга. Наберу рыбы, пока она не начала тухнуть, накормлю его.

— Все бы хорошо, — задумчиво выговорил Трандуил. — Да вот только…

— Да, Владыка. Это семейное. Хотя в твоем случае это свойство проявилось впервые, — с почтением сказал Мэглин. — Ты голый.

— Куда поехала Ольва?

— В Ривенделл и затем в Шир и в Гавань. Она хотела понять. А заодно избавиться от действия зелья. Она сочла, что вашим детям нужен новый дом, который позволит им видеть не только и не столько Сумеречный Лес, живущий по своим законам, сколько все Средиземье, и с полным пониманием выбирать между уделом эльдар и людей.

— Одна?

— Нет.

— С кем она поехала, лаиквенди? — грозно рыкнул Трандуил.

— С Эстелем, воспитанником лорда Элронда. Также я договорился с Глорфинделем, что он при возможности отправит к ней ее телохранителя, Эйтара.

— И Лаурэфин! И он!

— Ты обидел его. Ты был неправ. Ты оскорбил при нем Ольву Льюэнь, честью и жизнью которой он весьма дорожит, — нейтральным тоном сказал Мэглин.

— Я оскорбил?.. Ольву?..

— И витязя одновременно. Ты попросил, чтобы он положил ее в сундук и в сундуке доставил тебе.

Трандуил помолчал. И прошептал:

— Я сказал это в сердцах… почему она снова бежала, точно не было всех этих лет… почему не поговорила?

— Но она написала тебе. Владыка, у нас один комплект штанов на двоих, — тем же подчернуто спокойным, нейтральным тоном выговорил Мэглин. — Я охотно уступлю их тебе и останусь с варгом, однако…

— Я целиком одет, — сказал Даня, — хотя и очень грязный. У меня сохранился мой кинжал. Я быстро найду помощь и приведу ее. Отпустите меня!

— Нет! — сказали хором и Мэглин, и Трандуил.

— Я призову варга, дикого варга, и доскачу в миг!

— Зови двух варгов, — проворчал Трандуил. — Мэглин…

— Я понял, мой Владыка. Сейчас…

Даня отошел на камень и начал озираться; он знал, что его воинство не разбежалось слишком далеко. Затем принялся тихо посвистывать.

Сет заворчал, поднял клыкастую башку и завыл.

На всех троих у них был кинжал Мэглина, так как колчан со стрелами, лук и портупею с мечом сорвало во время потопа, и короткий кинжал Даниила. План был прост, а подмога недалека, и несмотря на то, что Трандуил страдал от ожогов, ощущая себя так, будто его ободрали заживо, мир начал приобретать некие понятные формы.

Из кустов выскочила некрупная серая волчица, облизала руки Даниилу, затем нос Сету. Мэглин готовился ожидать вместе с Сетом, и вдруг вскинул подбородок и повел ухом…

Трандуил также насторожился и схватил Мэглина за запястье. Потом максимально спокойным, ровным тоном выговорил:

— Анари, я все же думаю, что мне негоже оставлять тут моего… оруженосца… твоего тайли без штанов. Скажи, ты сможешь управлять волчицей?

— Конечно!

— А сможешь сам добраться до стана эльфов и привести помощь?

— Ада? Ты правда позволишь?

— Только скачи очень быстро… очень быстро. Под деревьями. Не оборачиваясь. Хорошо? Не слишком-то прилично нам быть здесь в таком виде, а тебе на это смотреть.

— Я быстро! Папа, Мэглин, спасибо! Я очень, очень быстро!

— Поезжай! — голос Трандуила едва не сорвался, но все же он овладел собой:

— Прямо сейчас!

Мальчишка запрыгнул на спину варжихи и свистнул — молодая волчица мгновенно поскакала широкими плавными прыжками.

Мэглин с Трандуилом спина к спине прижались друг к другу возле оскаленного Сета — и всего несколькими мгновениями позже встретили атаку орков. Встретили без малейшего шанса на победу.

Даниил несся тенью, вжавшись в шерсть волчицы. Услышав крики, мальчик затормозил и повернулся… вскрикнул, и снова погнал волчицу вперед — туда, где за топкой грязью была помощь.

Огромные ездовые варги с заточенными клыками в смрадных пастях, с орками на спинах преследовали его.


========== Глава 31. Король остается королем ==========


Молодая варжиха легко стелилась над камнями, а боевые ездовые варги под орками, несмотря на их мощь и стать, заметно отставали. Серая варжиха выпрыгнула на сухой распадочек, поляну, усыпанную огромными валунами. Даниил остановил волчицу и развернулся лицом к преследователям.

Орки вскинули луки и арбалеты; на мальчика были направлены четыре болта.

— Не глупи, слезай давай, — проворчал орк в черных доспехах из толстой кожи буйвола и меха гиены, — твои уже в плену и ты будешь с ними.

Даня откинул со лба светлые волосы (серебряный ободок давно потерялся) и произнес:

— Положите оружие и сдавайтесь. Я Даниил Анариндил Трандуилион, волчий принц, и я приказываю вам.

— Кто-о?

— А верно, — подал голос другой орк, — похоже. Это видно и есть тот мальчишка, за которым Хозяин послал морнов…

— Сын Самого? Сын Хозяина?

— Я сын своих родителей, — сказал Даниил. — Ваш Хозяин мой враг. И вы мои враги. Надо было стрелять, пока было время.

Все четыре боевых варга вывернулись из-под всадников и набросились на них… Анариндил заранее присмотрел, за какой камень падать; тренькнули спущенные с тетив стрелы. Крики, кровь; еще мгновение — и четыре боевых варга стояли перед Даней с окровавленными пастями, ворча, слизывая с морд кровь.

Мальчик посмотрел на них секунду, потом упал на четвереньки и его вырвало.

Варги ждали, негромко ворча.

Даня полежал чуть-чуть, удерживая слезы и крики. Эти варги слушались его, как и Сет, как и остальные варги, как… как Йулины куклы, когда они вдруг разыгрывали сказки и легенды. Но по-настоящему — это оказалось очень страшно.

Потом медленно встал. Залез на волчицу.

— За мной.

Вернулся к месту, где оставил отца, Мэглина и Сета.

Полянка была пуста. Питьевой ключ, раскопанный Сетом, осквернен и затоптан. Валялся сломанный пополам кинжал Мэглина. Даниил подобрал его.

— Что мне делать? Что мне делать?

Рядом ворчали и перетаптывались огромные варги. Больше них был, пожалуй, только Сет… но и Сета тут не было. Варги тем более не знали, что делать… но знали одно — их вожак должен быть самым сильным и никогда не сомневаться.

В середине поляны торчала стрела с навязанным узлом, какими-то окровавленными палочками. Даня знал, что это послание, но не мог его расшифровать. Те, кто увезли тайли и отца, оставили это тем, кто должен был вернуться сюда с ним вместе.

Варги представляли большую боевую мощь. И варги ждали его приказа.

Молоденькая волчица трусила и держалась близ Даниных рук.

И Анариндил точно мог призвать еще волков. Он мог собрать огромную стаю… собрать ее снова…

— Йулька! Что мне делать? У меня есть воины… они найдут след отца и Мэглина… Йуллийель!

Затихло. Даниил вслушался в молчащую поляну, всмотрелся в варгов, в небо. Ощупал свой кинжальчик у пояса.

Он всегда был не один. Или с тайли, или с сестрой, с друзьями, родителями; с десятками эльфов Лихолесья, которые были готовы в любой момент бросить все и играть с принцем.

А сейчас он лишь слышал пение сестры, ее еле уловимый голосок, ощущал тепло ее сердца. Она поддерживала его и… что-то подсказывала…

Он был один.

Ворчание варгов стало опасным. Промедление не нравилось боевым волкам.

Даниил выхватил кинжал и срезал снаряжение со всех варгов. Обнял двоих самых огромных и страшных за шеи и зашептал им, отдавая непростой приказ.

Но…

«Следуй за Трандуилом, мой мальчик. Следуй за Трандуилом, и ты придешь к своему назначению, мой желтоглазый принц».

Даня подскочил и заозирался. Голос был слышен так отчетливо!

И… он не был опасным.

«Твой народ ждет тебя. Я жду тебя. Ты же не можешь оставить тайли и Владыку одних? Ты же должен их спасти? Ты управляешь варгами… ты справишься. Что такое кучка орков, когда у тебя такая мощь»…

— Ну, да, — неуверенно вслух сказал Даня. — Кто ты?

«Ты же ждал подсказку? Вот она. О, а меня ты знаешь очень хорошо. Просто прислушайся к своему сердцу, малыш. Мы с тобой одно целое, мой родной»…

— Я правда не могу оставить отца…

«Вот и решай быстрее, мой хороший»…

И еще один голос — неразличимый, но словно имеющий форму и цвет, температуру и путеводную силу…

Прямой, как стрела, белоснежный, как лепесток водяной лилии, прохладный, как родниковая вода — и указывающий дорогу.

Даня потряс головой и отпустил обоих варгов:

— Ищите! Не упускайте! Я призову вас!

Решительно развернулся и запрыгнул на волчицу.

— А мы с тобой поищем эльфов… я должен сказать, что отец жив, что он в беде, а варги потом помогут его отыскать. Никто не знает, что случилось. Я тоже не знаю, но… надо ехать… нам с тобой, Серая, нельзя никому попасться. Никому. Нам надо найти эльдар.

Путеводные голоса, едва различимые в сознании, погасли; Даниил снова был один.

Волчица повернулась носом к Мглистым горам и потрусила по краю затопленной долины, залитой грязью, к Восточным воротам Мории — в ту сторону, куда скрылись эльфы, замеченные поутру.

***

Мэглин и Трандуил были грубо завернуты в шкуры и связаны. Сет и они ехали на повозке, в которую запрягли двух варгов.

Владыку, голого, обожженого и кровоточащего, без волос и со сползающей кожей, оставили без внимания. Мэглина же узнали — как одного из самых лютых бойцов Холодных водопадов и как оруженосца короля Лихолесья.

Трандуил сперва даже растерялся, пока враги отплясывали вокруг Мэглина и перечисляли его прегрешения — по сути, те вылазки, которые Трандуил поручал ему, и об исполнении которых слушал доклады в Сумеречном дворце, разглядывая верного лаиквенди через бокал с вином. Он думал, орки будут ликовать, что захватили его в плен; окажут почтение, хотя бы оденут. С помпой повезут в Мордор… Барад Дур, Дол Гулдур, куда угодно. Каждое из таких положений давало какие-то преимущества. Но его небрежно закатали в какую-то вонючую овчину и связали так, что трудно было даже дышать. Что до Мэглина, то он ехал в каком-то более почетном виде. По крайней мере, в штанах, которые он так и не успел уступить своему королю.

Невзирая на плачевную ситуацию, Трандуил был готов возмутиться или рассмеяться. После того, что он вынес у Гротмора… после побега и спасения, достойных легенд прошлого… вот он наконец в плену у своего злейшего врага, но его не сумели узнать.

Трандуил чувствовал, что сын на свободе, и, пользуясь моментом, сосредоточился на нем. Он почувствовал, что мальчик хочет идти их спасать… как? Зачем? «Я же велел ему искать эльфов»…

Магические силы Трандуила были слабы сейчас, а былое могущество расплавилось, вытопилось в плену более страшного врага, чем горстка орков. Но и он расслышал грозное темное бормотание. Даню нашел не только он, но и Враг.

Собрав все, что у него еще оставалось, все силы воедино, всю волю и магию Темнолесья, Трандуил обратился к сыну — и указал ему путь к лагерю эльфов. Только туда. Туда, Анариндил. Ступай.

Эта попытка исчерпала его силы, и Владыка провалился в черную кипящую реку и снова начал тонуть, бессильно свесившись, ослабев без сознания в своем свертке.

Трандуил пропустил момент, когда орки встали на привал, и, выкатив его из шкур, собрались приготовить полумертвого пленника на ужин. Он не слышал, как Мэглин обещал веселить их весь вечер, если они откажутся от еды и попробуют просто поохотиться. Не слышал взрывы хохота у костра. И Мэглин, и орки были воинами — бесконечные походные байки были близки всем, кто носил оружие и служил своему господину, кем бы он ни был. Эльфийские истории и развлекательные воинские сказочки отлично подошли — в небольшой редакции, конечно. Под утро у Мэглина было немного грубой одежды и плошка с водой. Лаиквенди, ногу которого разнесло, подполз к Трандуилу, как смог, одел его, напоил через беспамятство. Затем обоих снова связали.

Мэглин сейчас просил Эру лишь об одном — и добрые силы Арды услышали его, послав оркам жирного кабана. Враги наелись, и, оставив дозорного, легли спать.

Больше Мэглин ничего не мог — и так же, как и его Владыка, потерял сознание.

***

— Что с тобой делается?

— Я растеряна, Торин. Я разучилась выбирать и действовать. Я не знаю, что мне предпринять.

Ветка сидела на кресле, покрытом мехами и бархатом, и неотрывно смотрела на Восточные врата. Кресло для нее вынесли из шатра Галадриэль и поставили на пригорке.

— Стрелометы почти готовы, — неспешно сказал Торин, садясь рядом. — Как только скуем стрелы, я пойду к балрогу. Найдем, куда твой фея делся, спасем уж как-нибудь. И сыночка твоего тоже.

— Вернулся Леголас. Кто-то из нас, или я, или он, должен вернуться в Пущу. Витязь это хорошо. Но там Юленька… одна. С Эллениль только. А такого никогда раньше не случалось, — бесцветно сказала Ольва. — Я вот хотела проверить, осталась ли я собой. Могу ли я действовать как раньше. Не осталась. Не могу. Я стала матерью, и я больше не в одном месте. Мое сердце разделено на три части. То, что Саурон делает со своей сутью — делит себя на части и помещает в разные места, чтобы добиться бессмертия, каждый человек… или, может, эльда, не знаю, делает с собой сам. Сердце поделено на столько частей, сколько у тебя любимых.

— Твои дети и Трандуил.

— Да. Я даже сама себе не нужна. Как такое может быть? Я большене нужна себе без них.

— Ольва, — мягко сказал Торин. — Ведь знать это — уже прекрасно. Ты не знала, потому что безвылазно сидела в этом своем Лесу. Забыла друзей, прикипела к дворцу. Против этого ты и пошла, верно ведь? А теперь ты знаешь. Соберешь семью воедино. И уже никогда не бросишь. Только ты с нужностью-то не перегибай. Не было бы тебя — не было бы их.

— Я раньше не понимала.

— Чего?

— Ну вот появились у… человека дети. И он от всего отказывается. Ради них. Как будто все остальное перестает иметь смысл. Если рисовал — бросает рисовать, если занимался спортом — бросает спорт, а если…

— А если бродяжничал — бросает шляться по дальним дорогам? — улыбнулся Торин.

— Да. Я таких курицами называла. А сейчас мне ничего не надо, раскинуть крылышки и прижать Даню и Йульку. И чтобы Ри сзади. И все. Голова не думает, не могу сообразить, куда бежать, где и какой помощи просить, верно ли я поступаю, самой ли поехать в Лихолесье или отправить Леголаса… кстати… а где Леголас?

— Он с твоим телохранителем и Лантиром ушел. И с этим… дунадайн.

— Манве, — нервно сказала Ветка и поднялась, — стенка на стенку что ли? Что происходит вообще? Ты видел, куда они пошли?

— На полянку к реке. Пойдем и мы. Думаю, там будут говорить о Тауриэль.

Но картинка у реки была более мирной, чем ожидала ее застать Ветка.

Эйтар и Леголас стояли у самой кромки воды и тихо разговаривали, так тесно сблизив лица, что волосы воинов почти переплелись.

Лантир с Арагорном пекли картошку. Когда пришли Торин и Ольва, нехитрая еда была готова — гордый нолдо, поругиваясь на квенья, выкатывал обугленные картофелины из костра по травке, чтобы чуть оббился уголь. Арагорн напластовал бело-розового подкопченого сала, выложил на плотный лист щепотку крупной серой соли.

Ольве и Торину не то чтобы обрадовались, но место у костра дали. Ветка тут же схватила черную картошинку — и отчего-то хрупкий пачкающий уголь словно вернул ее от рубежей отчаянных, беспросветных мыслей в день сегодняшний.

— Они поговорили?

Арагорн посмотрел в сторону реки.

— Да. Леголас хочет, как разыщется отец, идти в Мордор. Никто не представляет себе даже, что может случиться с Тауриэль.

— Ну я представляю, но лучше мы не будем домысливать, — сказала Ветка. — Придет время, и так узнаем. Они не… дрались?

— Эйтар призвал меня в свидетели. Я рассказал все как было, — задумчиво сказал дунадайн. — Когда такое между друзьями, всегда тяжко. Но они смогут… смогут…

— Но друзьями не будут более, — отрезал Лантир. — Торин? Сала? Есть еще хлеб. Арагорн и Леголас выезжали на проезжий тракт и выменяли кое-чего у торговцев-людей.

— Лантир, ну чего ты такой злой все время? — спросила Ветка. — Я давно хочу узнать. Вот можешь мне лично, прямо в лицо сказать, что не так? Чего ты бесишься? Если бы ты был человек, я бы решила, что ты в меня влюблен и в таком виде ревнуешь. Типа как Тиллинель раньше.

Лантир посмотрел ей в лицо.

— Люблю? Тебя? Во-первых, я как считал, так и считаю, что твоя связь с Темнейшим не прервана и сильна. Ты его ставленница и призвана губить королей Севера. Доказать? Пожалуйста. Если и не брать то, что было ранее, что видим теперь? Великий гном, уж всяко не последний из наугрим, бросает отчий престол и уходит на заведомо глупую войну, уничтожает свой народ.

Торин перестал жевать и уставился на Лантира.

— А Тауриэль и Кили? Считаешь, Ольва, ты и тут не при чем? Да не было бы тебя, какая эллет поглядела бы на… ммм… на гнома, будь он пять раз принц? Это ты научила дев смотреть куда ни попадя и творить балрог знает что. Хорошо получается? Не очень.

На повышенные тона в голосе Лантира пришли Эйтар и Леголас, также уселись к костру и картошке.

— Где нынче Владыка? То-то и оно. А почему он неизвестно где? Потому что он помчался догонять тебя — невоспитанную, неспособную оценить оказанную честь, любящую так мало, что даже не поговорившую с Королем. Нет, тебя погнала в путь прихоть. И сколько уже погибло эльдар… и наугрим на твоем пути. Само твое присутствие тут ослабляет Север, сеет раздор, не несет никакого света. Пока ты жива, Ольва Льюэнь, все короли Севера в великой опасности, даже роханец и Бард. Я убежден в этом.

Ветка смотрела на Лантира и не находила, что сказать.

— Ты не в свои дела лезешь, нолдо, — сказал Торин. — Если не перестанешь околесицу нести, перекину через колено и отшлепаю, как дурачка. А за глупую войну и головы лишиться можешь.

Лантир встал.

— Я отдам за тебя жизнь, не задумываясь, Ольва Льюэнь. Потому что ты избрана моим Владыкой и на то его воля. А я не предатель. Но думать мне никто не запретит. Что до принца Анариндила… будущее покажет. Ведь не зря орды орков кричат его имя и называют принцем Мордора. И не зря зелье, уничижающее дев, названо именем твоим. Это не Леголас и Эйтар должны идти в Мордор. Это ты должна идти к тому, кто тебя сотворил, дева-рамалок.

Эйтар и Леголас поднялись, обступили Лантира.

— Я думаешь не переживала, что этот козел управлял моей жизнью? — сказала Ветка. — Мне кажется, эта история закончилась. Я больше не под его властью.

— Сама подумай. Выходит, под его. И что ты ни сделаешь, ему на пользу.

— Лантир, ты забываешься, — сказал Эйтар, заступая нолдо плечом к плечу. — Это твоя Повелительница.

— Я ушел из Леса и принесу другие присяги, она не Повелительница мне, — сказал Лантир. — И лишь Король всегда останется моим Королем. Она спросила — я ответил.

— Сядьте все, — устало сказала Ветка. — Только этого мне и не хватало. Распрей среди своих. Ты сам, Лантир, говоришь, где я — там распри. А где ты — там что? Мир и покой, что ли? Леголас… кто отправится в Лес, ты или я? С Йуллийель должен быть кто-то из семьи.

— Давай решим утром, Ольва, — произнес Зеленолист. — Вечер не задался. Поедим в тишине, и если узбад не станет убивать нолдо, отправимся спать.

Вечер завис настоящий, летний — беспросветная синь, усыпанная звездами, силуэты деревьев и скал, нависающая громада Мглистых гор. Видно, снова шел дождь — плотный воздух можно было резать ножом. Где-то у самых глаз у Ветки остановились слезы, беспомощные, как у ребенка, и густые настолько, что они никак не могли выйти наружу. Постоянная тревога меняла ее еще сильнее, чем цветочные капли злонамеренных эльфиек.

Картошка была вкусная и ароматная, сало — первоклассное, соль горчила.

Комментарий к Глава 31. Король остается королем

https://vk.com/club93970104?w=wall-93970104_6611


========== Глава 32. Я здесь ==========


— Этот парень из людей, видно, будет со временем великим, — произнес Торин.

— Ты хочешь поговорить со мной об Арагорне? — спросила Ветка, глядя куда-то внутрь себя. — Давай не сегодня.

— Уж заполночь, провожу тебя в шатер, — выговорил узбад, но в голосе его гремели перекаты подземных рек и шуршали горные оползни. Весь стан спал, только дозорные недвижно стояли на высоким камнях — отдыхали наугрим, закончившие кузнечные дела, отдыхали эльфы Лихолесья и Лориена. Ветка пошла вдоль течения реки, заступая легкими узорчатыми сапогами на песчаное мелководье, как делают иногда дети, ожидая, что им влетит, но при этом не в силах противостоять магии воды.

— Сейчас я пойду.

— Этот нолдо! — рявнул Торин, уже не скрывая своего настроения. — Только его рассуждений и не хватало! Я сделаю из его кишок себе портупею!

— А вдруг он прав, — тихо сказала Ветка. — Вдруг мне вообще ничего нельзя делать. Просто не делать и все. А вдруг… а вдруг Ри погибнет… потому, что поехал искать меня туда, где меня нет…

Торин собрался сказать, что еще день назад Ольва запрещала кому-либо думать или говорить о том, что Владыка не найдется.

О том, что она собиралась любой ценой искать его тело, его… и тело их сына, либо же никогда не поверит в их гибель.

О том, что она — майа наугрим, дева, которая совершала немыслимое, что никому не под силу. О том, что она всегда побеждала.

О том, что он всегда будет ее другом, всегда поддержит. О том, что хочет видеть ее счастливой.

О том, что хочет…

Торин сграбастал Ветку — во всех ее сложных нарядах от Галадриэль, шитых камнями, в мантии и в желтой диадеме; сжал и рывком прислонил к валуну, поросшему сухим мягким мхом. Ольва пискнула; узбад приблизил свое лицо к ней и прошептал прямо губы в губы:

— Давай тогда оба скажем, что думаем… если только твой морготов эльф посмел сбежать и погибнуть, как только это станет известно, ты в тот же день станешь моей… Махал, мы такие рассудительные, что как будто перестали быть живыми, Ольва! Я здесь! Я рядом с тобой и никогда никуда не отступлю!

Мощные руки Торина сжали Повелительницу пущи с такой силой, что из нее словно выпустили воздух; она выдохнула, но по жилам побежал огонь, сравнимый с тем, что тек в реке балрога под Морией.

— Торин!

И — вот оно; огонь и металл, горелая кожа наручей, запах кремня и стали в огниве… слезы брызнули из глаз Ветки — но это были не слезы горести и скорби, а жизни и страсти. Торин притиснул ее к камню, прижал бедрами; сдернул платье с плеча и впился в него губами. К плечу, ключице, шее; Ольва перестала видеть что-либо возле себя, так как глаза были залиты слезами, зато она всем телом ощущала горячие толчки сердца гнома, невольно обхватила его ногами за бедра, закинула руки на шею.

— Давай же, — рычал Торин, — к Морготу все эти возвышенные разговоры, рассуждения, живи! Дыши! Ты все можешь… и ничего не потеряла… — и целовал виски возле ушей, лоб, щеки — и наконец жарко и глубоко захватил губы.

Ветка больше не могла скорбеть. Ей надо было пережечь горе и ужасные мысли, как яд, в себе, в крови и теле. Она вжалась в Торина, вцепилась руками в его волосы, губами прильнула к губам, и целовалась, выбросив из головы любые, какие угодно, страхи, мысли.

Торин целовал глубоко, страстно, не давая вздохнуть, не давая думать, выпивая ее дыхание, ее слабость, ее ужас…

Колкая борода; тяжелые длинные волосы — здесь все было другим, иным, но цепляющим сердце, зажигающим пламенем. Истинным пламенем, ревущим в горне. Царапающие бляхи на одежде узбада, толстая кожа его одежды… драгоценная расшивка платья Ольвы терлась о металл и грубые швы одежды гнома и дождем бисера и каменьев осыпалась в мох и траву.

Бедра сквозь одежду ощутили плоть узбада. Ольва охнула, подалась, прижимаясь теснее, желая слияния… Торин, не выпуская поцелуя, потянул платье ниже, порвал его — обнажил Ветку до половины, и она сама обнимала, притискивала его к себе; руки плыли по каменным плечам, по шее, отыскивая пути близости.

— Я здесь, Ольва… я здесь… отвечай мне, живи…

Ветка молчала, но вжималась в гнома неистово, бедрами, грудью; целовала так, как будто была готова умереть сейчас, расплавиться в этом огне на берегу речушки близ древнего государства кхазад возле Келед-Зарам. Узбад ласкал ее грудь, прижимая к себе все теснее, теснее… Ольва плавилась в его руках, сделавшись горячей, влажной…

— Да, Торин, да-а…

И вдруг Торин коротко выдохнул и замер.

И Ветка, дыша тяжело, часто, наконец, проморгалась от слез.

Позади Торина стоял Эйтар, уперев королю-под-горой меч в спину напротив сердца. Не предлагая поединка, не произнося ни слова.

Ветка откинулась назад на замшелом камне, закрыла глаза, силы оставили ее.

Торин выпрямился. Потянулся было к мечу… передумал, встал ровнее.

— Ольва, — получилось почти спокойно. — Вместе с моей кровью во мне теперь течет жидкий мифрил. Условие было таким. Если я заполучу в свои руки Аркенстон и не принесу его балрогу, мифрил застынет и я погибну. Твой телохранитель не сможет меня убить, я теперь сам себе доспех.

— Почему ты раньше не сказал? — прошептала Ветка, поднимая на плечи порванное платье, закрывая грудь.

— Всему свое время. Балрог не ставил сроков. Но он узнает, если я умру. Так говорил, по крайней мере. И если я умру, то и Трандуил, если он еще там, умрет тоже. Поэтому демон и дал мне мифриловую защиту. Очень хочет Аркенстон.

— Я потеряю всех, — проговорила Ветка. Сердце ее все еще колотилось, а живот, бедра требовали страсти… но Эйтар не опускал меча, а голова делалась ясной.

— Трандуил велел тебе быть счастливой… если что. И… надежда для всех — была одна. На то, что Владыка бежит. Для этого мы и отвлекали Проклятие Дурина. Пели частушки и рушили камни в бездну. Дать шанс твоему королю. В таком случае балрог обещал не вредить, а мифрил должен остаться жидким. Сменю имя, — проворчал Торин. — Сделаюсь Серебряным узбадом.

Торин шагнул вбок, ударил кулаком плашмя по клинку Эйтара так, что выбил меч из рук лаиквенди, и, застегивая рубаху, зашагал прочь — к стану.

Ветка ловила воздух, как рыба на берегу реки.

На берегу реки.

***

— Ольва… — Эйтар не осуждал. Он страдал. Ему было немыслимо больно.

— Помолчи минутку. Все хорошо. Ты прав. Мы не должны.

— Ольва! Он жив.

— Я знаю. Но знание это… эта вера… такие тяжелые… если не видеть и надеяться только на чудо… — прошептала Ветка.

— Я сделаю все, только прикажи.

— Я не знаю, что приказать… ты и так всегда рядом, Эйтар, — Ольве удалось привести себя в относительный порядок с помощью пряжек и броши, и она отслонилась от камня, шагнула к воде, умыться и сделать пару глотков. В животе сводило, а сердце никак не желало успокоиться. Эйтар был белого цвета, казалось, сейчас свалится в обморок.

— Ольва… пожалуйста, пойдем в шатер. Я сделаю тебе горячего чая с медом. Ты ляжешь спать.

— Ты представляешь себе, как это хило звучит? — спросила Ветка.

— Это все, что я сейчас могу для тебя сделать.

Ветка повернулась спиной к лагерю и медленно побрела вдоль воды.

— Ольва! Я и представить себе не мог…

— Что так бывает, да? — грустно спросила Ветка. Тело болело, как после драки; огонь уходил, оставалась печаль.

— Что… да.

— С Тауриэль так не было?

— Даже похоже не было. Но я понял ее боль, Ольва. Я понял, как тяжело… любить двоих. Это разорвало ее. Не зелье, нет. Ее сердце на самом деле не могло остановиться.

— Ну вот и славненько, вот все и прояснилось, — с досадой проговорила Ветка. — Только уточнение. Я люблю Трандуила. Если ты не все понял, лучше молчи. И я вообще… никогда… не желаю обсуждать то, что тут было, никогда. Ты понял?

— Да. Прости. Ольва…

Ветка остановилась.

— Ну ты еще заплачь… ладно. Иди сюда.

Она обняла лаиквенди за плечи и погладила по волосам — как гладила Даню, с одной лишь поправкой, что эльф был выше нее на полторы головы и старше на пятьсот лет.

— Тебе досталось тут. Я надеюсь, Леголас понял. Я и Торин — мы точно поняли. Просто это бывает сильнее нас. Ты все сделал верно, говорю еще раз… а сейчас, пожалуйста, оставь меня одну. Пришли караулить Лантира, что ли. Все равно ведь кто-то будет брести за мой по кустам. Я хочу побыть одна. Очень хочу. Ладно?

Эйтар кивнул, взял Ветку за руку и нежно поцеловал пальцы. Потом мгновение подумал и коснулся губами ее виска.

— Повелительница…

Ольва знала, что за Лантиром или кем-либо еще Эйтар не пойдет. Он отпустит ее сейчас вперед на двадцать или тридцать шагов и всю ночь будет рядом.

Запахнулась в расшитый плащ, очень похожий на мантию, и пошла вдоль ручья дальше. Сапоги из кожи промокли, но это не имело никакого значения.

Когда она устала, нашла небольшой сухой уголок около камней и кустов, и, завернувшись с плащ, устроилась там. Она дремала с открытыми глазами, зная, что Эйтар неподалеку, и краешком сознания наблюдая, как на небе загораются звезды — одна за другой.

А под утро ей приснился прекрасный сон.

Как будто ее обнимает Даня и зовет:

— Мама!

***

Даня много раз ночевал в лесу с Мэглином. И с Йуллийель, и с Эллениль, и с родителями. Но одно дело — ночевать с кем-то, а другое — устраиваться на ночлег самому.

Когда они с Серой прошли сухую часть пути, начались наплывшие черные грязи — они держали, как клей, как мед муху; волчица вязла в них, а на предгорья опускался вечер.

Выкарабкиваясь из очередной трясины, Даня понял — пора останавливаться. Впомнив уроки следопытов, отыскал нишу под камнем, проверил направление ветра, уложил волчицу, улегся сам, не зажигая огня.

Мальчик потерял присутствие Йул. И другие голоса потеряли его тоже, как будто тот, который был белоснежным и прохладным, отсек тот, который так понятно и отчетливо разговаривал. Но от каких-то бесед Анариндил не отказался бы. Правильно ли он делает? То, что отец или Мэглин могут погибнуть, Даня не верил. А скорее, всем своим детским пока сердечком, которое в этом походе подернулось самой первой воинской кольчугой закаленности и решительности, он был убежден, что его родные обязательно уцелеют.

Он был голоден. Когда накатил вал горячей воды, его тоже ударило и обожгло, но его защитила и одежда из хорошей замши в несколько слоев, не жаркая для лета, не холодная для осени или весны, а также легкие доспехи, сработанные для него по размеру. Эльфинит хотел пить, но когда спустились сумерки, было уже поздно искать себе что-либо. Он поймал пару улиток, которых когда-то они с Мэглином на спор пожарили и съели… но сейчас не было огня, и разводить его не стоило. Сырые, живые, улитки не вызвали никакого аппетита.

Повозившись, Даня зарылся в серую пушистую шерсть, уснул, вспоминая перед сном своих первых поверженных врагов — окровавленные морды варгов, откушенные головы орков, растерзанные тела.

И конечно, долго мальчик не проспал. Он встал почти затемно, подремав совсем немного — просто чтобы восстановить силы.

Больше всего хотелось пить.

Пошел крапкий летний дождик, который обещал стать грозой; Даня слизывал капли с широких листьев, пока не приметил речку. Здесь он немного отмылся, напоил Серую и пошел дальше — к серым уступам Мглистых гор.

Он уже очень устал, в желудке урчало; мальчик присматривал корягу, чтобы попробовать поймать сома, как вдруг…

***

— Мама!

Эйтар появился, словно из-под земли; схватил обоих — Ольву и Анариндила, которые ревели в три ручья каждый, обнимаясь изо всех сил. Накрыл широким плащом, почти взял на руки — обоих, и повел в стан, окликая попутно стражу.

Загремело; тучи, собиравшиеся с вечера, наконец, прорвало роскошным ливнем с молниями и громом. Проливной дождь начал понемногу смывать черную грязь долины вокруг Келед-Зарам, замутил серебряной рябью поверхность озера, унес запахи гари и страха.


========== Глава 33. Свобода ==========


Весь стан поднялся.

Эльфы и гномы окружили шатер Галадриэль, где находился Даня. Серая варжиха лежала снаружи — но и она вызывала такие трепет и почтение, что была обласкана, накормлена и уложена на нарядную подстилку, а теперь стеснялась и закрывала тяжелой лапой половину морды, поглядывая любопытным оранжевым глазом вокруг.

Дамы накинулись на Анариндила, желая его отмыть, переодеть и накормить. Главное он уже выкрикнул звонким голосом — Трандуил жив, но его надо спасать. Мгновенно собранные отряды столкнулись с затруднением — вести их мог лишь сам Даня, так как следили за передвижением отряда орков его варги. И толком показать, куда следовать, Анари не мог, мог только провести сам — с помощью Серой.

Ольва была не в состоянии отлепиться от сына, но кое-что в его словах, в манере держаться навело ее на новые мысли. Она отдала приказ Эйтару и Лантиру и вышла из шатра, вытащив с собой и Галадриэль.

Великая эльфийка, маг и воин, возмутилась было, так как ей ужасно хотелось искупать и причесать сына Трандуила, но Ветка в момент вернула ее на землю суровым вопросом:

— Запасная детская одежда есть? Дане по росту?

Эльфийка подскочила и засуетилась. Это была проблема.

Чуйка подсказала Ольве, что ее ребенку больше не грозят пенные игры с утятами и щенятами в огромном корыте в компании умиляющихся женщин. Он прошел боевое крещение и нуждался в опоре молодых воинов, которые помогут ему принять новое положение дел и шагнуть к своей стезе — витязя и принца.

— Бойся своих желаний, — проворчала Ветка. — Хотела же, чтобы дети видели настоящую жизнь? Пожалуйста, Анари досталось полной лопатой.

Походила около шатра, подумала. С совсем молодыми были определенные проблемы. Но вроде бы кое-кто из относительно молодых имелся.

Пришел и Торин — на сей раз вздет в доспехи, в короне, при полном параде.

— Что же. Не все так дурно, верно, Ольва?

— Спасибо тебе, узбад. За все.

— Полно. Телохранителя своего благодари.

Ветка кивнула гному и тихонько вернулась в шатер.

Анари стоял в медном чане, наполненном теплой водой, и, не останавливаясь, рассказывал что-то внимательно слушающим Лантиру и Эйтару. Парни оттерли от Анариндила черную грязь — стали видны синяки, но ран или переломов не было. Ветка сглотнула, мысленно прижала куриные крылья поплотнее к бокам и мысленно же растопырила корону Повелительницы на голове. Подошла ближе. Трое заговорщиков… иначе и не сказать — все трое почтительно замолчали.

— Мама, я скоро выйду! — сказал Даня. — Отряд готов?

— Иргиль и воины ждут тебя, мой принц. Леголас сейчас придет сюда, ему тоже надо слышать то, что ты говоришь. Лантир, ты у нас тут сейчас один не пришей кобыле хво… воин в поиске. Я прошу тебя стать тайли Даниила Анариндила Трандуилиона. До тех пор, пока мы отыщем Мэглина, и далее, если лаиквенди погиб.

— Я не пришей ко… — Эйтар ощутимо пихнул Лантира, перемещая более важную информацию в голову. — Я благодарю за честь, Повелительница Пущи, и принимаю ее с достоинством, — синеглазый нолдо поклонился.

— А я не знаю тебя, ты кто?

— Я много лет был оруженосцем Трандуила.

— И почему же ты пропал? Я всех оруженосцев ада знаю!

— Ронином он стал, — сказала Ветка, выходя из шатра. — Из сугубо принципиальных соображений.

Было решено взять только самых легких всадников на резвых лошадях. Анариндил отказался от сна, только поел немного вяленого мяса. И хотя Лантир желал взять его на боевую лошадь и везти у себя на передней луке, собирался ехать на Серой.

— Что мы решаем с балрогом? — хмуро спросил Торин. — Я ковал всю ночь. Стрелометы и стрелы к ним готовы. Аркенстон у меня.

— А нужен ли нам теперь балрог? — уточнила Галадриэль. — Пусть и дальше бродит себе по пустым галереям Мории и наводит ужас на гоблинов. Я не стала бы вести переговоры с Проклянием Дурина, уж хотя бы до тех пор, пока не отыщется Трандуил.

— Есть нюансы, — быстро проговорила Ветка. — Видимо, беседовать с демоном нам все же придется. Но да, мы будем знать о нем больше, когда отыщем Владыку.

— Ольва, Анари рассказал, что Йуллийель поддерживает его песнями. Так далеко, такая маленькая… я подожду еще день или два, и если Трандуил не отыщется быстро, отправлюсь к сестре, — проговорил Леголас. — Здесь достаточно воинов, способных вести поиск и сражаться, а Йул нужна поддержка родной крови. Она не может знать, что вы с Даниилом воссоединились. Я возьму гончий лист, если еще остался. Ей должно быть очень страшно и одиноко.

— Спасибо, — Ветка с большой признательностью склонила голову.

— Но потом…

— Конечно, Леголас. Все Сумеречье поддержит тебя, я думаю. Жаль, что история повторяется… так.

— И гномы пойдут, — выговорил Торин. — Тауриэль наша принцесса, что бы ты ни возомнил себе, Леголас Зеленолист. Она в браке с Кили, а он, надеюсь, поправляется в гостях у хитроумного лорда Ривенделла.

— Обсудим позже, — сказал Леголас.

— Торин, — Ветка кивнула узбаду, и в суете сборов и подготовки отрядов отвела в сторону. — Торин…

Лицо гнома было непроницаемым.

— Когда ты обнял меня, диадема упала, — убитым тоном сказала Ольва. — Где-то там, у камней. Я забыла про нее. Я про нее никогда не забывала. Она… она…

— Потерялась? Вот и хорошо, — резко сказал Торин и повернулся, чтобы пойти прочь. Задержался.

— Не жалей о камешках, Повелительница Сумеречья. Все находится и теряется… в свое время. Вот и муж твой… потерялся и нашелся.

— Не нашелся пока… но ты прав.

Ветка втянула слезы и пошла к лошадям.


Отряд составили всего лишь из десяти лихолессцев и десяти эльфов Лориена. В первой десятке была Ольва, Анариндил, Эйтар, Лантир; во главе отряда поскакал Иргиль. Вторую вел Халдир.

Даня споро и безошибочно нашел место где он ночевал и затем уже к вечеру эльфы достигли поляны, где орки захватили пленных и оставили для своих стрелу с посланием. Отсюда следовать надо было уже полагаясь на чутье варгов.

Анариндил, глаза которого слипались, настаивал на продолжении поиска — но силы оставили мальчика и Ольва решила остановиться на несколько часов, дать сыну поспать. Ставить шатры не стали — Ольва и Даня улеглись на сухой пригорок, рядом устроились Лантир и Эйтар, запахнув повелительницу и принца своими плащами. Засыпая, Ветка подумала, что у Лантира обалденная улыбка — если убрать с этой породистой мультяшной морды вечную унылую фигу, получается очень даже ничего… новая должность определенно внушила синеглазому нолдо оптимизм и уверенность в завтрашнем дне.

Синие глаза…

Ветка завздыхала, придушила от большой любви своими обьятиями Даню, который тоже запыхтел сквозь сон — Эйтар осторожно потянул Повелительницу за рукав. Ольва ослабила хватку. И все уснули.

***

Отряд орков, захвативший Трандуила и Мэглина, был невелик — осталось их всего шестеро. В прежние времена для Мэглина и Трандуила это вообще не было задачей; но теперь, без сил, без одежды, с покалеченной ногой лаиквенди, рассчитывать можно было только на помощь извне.

На следующий день пути Мэглин разглядел, что Трандуил очнулся. Эльфы встретились взглядами — упакованные в веревки и грязные шкуры, притороченные, вместе с постанывающим Сетом в качающейся повозке.

— Ты со мной? — спросил Мэглин, вглядываясь в лицо Владыки и избегая называть его по имени. — Тебе немного лучше?

— Ну, — сказал Трандуил, — с учетом того, что я гол, обожжен, изранен, истощен и голоден, все просто отлично. Если ты спрашиваешь, в своем ли я уме — то да. Я отлично понимаю, кто я, где я и в каком положении. Увы.

Мэглин улыбнулся.

— Как кстати было бы сейчас по дороге озеро с лилиями, правда?

Трандуил вспыхнул.

— Ты что, решил в такой момент… попрекнуть меня ошибками прошлого?

— Я никогда и ни в чем не попрекал тебя и лишь слушался и поддерживал. Но я все утро думаю… сколько раз она была в таком же положении — голая, израненная, избитая и не понимающая, придет ли помощь и когда. Мы, воины, и то почти бессильны. А еще — гнев всегда возвращает тебе силы, йон.

— Понимаю, — прошептал Трандуил, — понимаю…

— Я раздобыл тебе штаны.

— Спасибо, Мэглин. Куда нас везут?

— Для начала к Андуину. Десятник собирается там соединиться с отрядом побольше, поэтому, если что-то делать, то быстрее. Потому что потом будет сплав… и Мордор.

— Я не могу пошевелить даже пальцем.

— Будь готов ко всему. И еще. Моя нога… если ты сумеешь бежать — беги, не оглядываясь… я, конечно, постараюсь…

— Разговорились! — орк грубо пихнул по свертку Мэглина, намеренно попадая по сломанной ноге. — Расчирикались тут! Хозяин хочет тебя, ты, убийца с Холодных водопадов… тебя повезут в Мордор. Тебя — и предателя-варга. А вот твою подружку — можно и не везти, кстати говоря. Встаем, привал! Жрать охота!

Мэглин знал, что у орков есть еще половина туши кабана.

Пожрав, воины Мордора раскупорили бурдюк с брагой и основательно пригубили.

Полдень был жарким; плавился даже воздух. Мэглин и Трандуил потели в своих вонючих овчинах, им не дали ни капли воды. Но орки, расположившиеся в тенечке, начали другую игру.

— Мэглина мы знаем. И Хозяин его знает. А что же второй? — рыкнул один из орков. — Не зря же этот Мэглин Проклятый Убийца так за него заступается…

— Давайте-ка посмотрим, кто у нас там, что за воин нам попался, рассмотрим его получше, — поддакнул второй орк.

— Где этот дурак Бздрыг, всего-то задача была поймать мальчишку и доставить сюда…

— Не иначе мальчонка попался шустрый…

— А вдруг там в свертке, — вернулся орк к своей теме, — вовсе и не мужик, а эльфийская баба? А насчет баб у нас свои правила теперь, правильно?

— Правильно… но этот хоть и больной, весь в проказе, но все же мужик.

— Проверим?..

Ремни на свертке Трандуила рассекли и Владыку, одетого в грубые орочьи штаны, выкатили на поляну.

— Непонятно.

Трандуил попробовал подняться, но орк ударил его сапогом в висок, и Владыка снова упал без сил на траву, разогретую солнцем. Десятник поддел секирой штаны и содрал их. Как ни был опасен и страшен был момент, Мэглин чуть досадливо охнул — даже такая одежда для короля Лихолесья далась ему дорого.

— Мужик, — разочарованно сказал орк. — Даже не понятно, эльф, эльфинит… уши вроде длинные. Эй, Проклятый Убийца, кто это?

— Менестрель из лесного поселка. Это не воин.

— Менестрель… — облизнулся один из орков. - Это значит, ни мужик, ни баба? Ходит в платье? А чего бы и нам не перепутать?..

— Ольву нам дали для баб. Чтобы больше рождалось орков, — сказал десятник. — Да и не действует она на мужиков.

— А ты почем знаешь? Пробовал, что ли?

— Я-то нет.

— Так давай попробуем. Орчат не заделаем, так хоть повеселимся. А этот, не будь он таким жареным, был бы хорошенький, как девчонка…

— И кто же его уже жарил до нас? — орки заржали.

Трандуил с трудом поднял голову и посмотрел прямо в глаза Мэглину.

— И не подумаю, — сказал лаиквенди.

Владыка приказывал — если я буду осквернен, убей меня.

— Ольва Льюэнь, — сказал Мэглин.

Трандуил без сил уронил голову на траву. У него не укладывалось в голове, что сейчас ему придется пройти еще и через такой немыслимый позор. Сознание, от голода, истощения, поплыло…

Мэглин скосился в сторону — Сет, стараясь не повизгивать, тихо грыз веревку на лаиквенди. Из глаз варга катились слезы. Здесь же, на повозке, валялось старое поломанное в черенке копье.

За кустами уже не первый раз мелькнула тень, и варги, запряженные в повозку (а их и не подумали распрячь и напоить), встревоженно поднимали головы, но — молчали. На повозке лежал вожак.

Орки лениво переругивались за остатки браги и костей. Десятник достал сияющий голубым пузырек и изучал клеймо Барад Дура на сургуче.

— Жалко на мужика тратить. Хозяин сказал, зелье дается дорого, расходовать попусту не велел.

— А мы одну капельку, — залебезил самый похотливый из орков. — Мы только посмотрим, работает или не работает. Чтобы менестрель этот нам любовные песенки запел…

Мэглин сжал рукой горячий потрескавшийся нос Сета. Спасибо.

Трандуил снова очнулся и приподнялся на руках, оглядываясь.

— Ладно, — сказал десятник и, открывая крышку на флаконе с зельем, сделал шаг к Трандуилу…

Владыка вскочил, выхватил ятаган из ножен самого десятника — и отрубил голову орку. Зелье плеснуло на слезающую, красную кожу Трандуила, на его плечи, грудь… и флакон выпал из мертвой лапы на землю…

Мэглин вывалился из своего свертка, в котором он чуть не отдал концы из-за перегрева — и тут же схватился рукой за ухо страшного боевого варга, выскочившего из леса. Второй варг прыгнул к Трандуилу — эльф рывком оказался на его спине и вжался в шерсть.

Переполох на поляне, крики, вопли и свист стрел; ездовые варги орков отчего-то отказались преследовать пленников и только валялись на животах, скуля и поджимая хвосты.

Два бывших пленника на огромных боевых волках мчались напролом через лес, надеясь на мощь и силу крепких лап.


========== Глава 34. Дейл ==========


Отряды Халдира и Иргиля вырвались из леса на поляну в тот самый момент, когда с другого конца на нее же въехали орки.

Более тридцати хорошо воруженных, из которых почти треть — здоровущие скальные, не уставшие в дороге, не истощенные никакими битвами, ростом каждый в две головы выше эльфа.

Помня о морне, Эйтар и Лантир прикрыли Ольву и принца широченными щитами, использовав пару камней как естественное убежище. Серая залегла под ноги лошадей.

Рядом с ними остались еще два сумеречных воина, которые не подпускали к Повелительнице и ее ребенку врага. Щиты перехватывали стрелы, а бойцы рубились с наехавшими орками.

Анариндил выворачивался и пытался как-то вмешаться в процесс, но тут Ольва, признавшая и уважившая взросление сына, вцепилась в него крепкой хваткой, да и тайли с телохранителем были готовы в любой момент удерживать беспокойное племя на месте. Что ребенка, что мать.

— Трандуил! Вы видите его?

— Пока нет!

Стычка не оказалась легкой — свистели черные болты, вздымались мечи. Эйтар, вглядывавшийся в происходящее, уже был склонен отступать — а главное, уводить от битвы Ольву, как вдруг…

С дальнего конца поляны словно шелест прокатился — эльфы кричали друг другу «подмога», и над битвой, над повозкой, на которой лежала, видно, туша варга, взмыла всадница с обнаженным мечом.

Эльфийка в полном сборе, воздетая с ног до головы в блистающие чеканными узорами доспехи, разила на лету — шелковый плащ полоскался куском синего неба… Эйтар открыл рот и слегка опустил щит. То же самое сделал Лантир…

— Кхе! — выговорила Ольва, — я тоже вижу, что это Тиллинель. А значит, нам на помощь пришел Дейл!

И верно — люди Дейла путешествовали отрядом поболее, и, ударив со сторой стороны, помогли разделаться с орками, оставив пару пленных — для допроса.

Как только битва утихла, Даня бросился к повозке. Сет, заморенный жарой и скверным обращением, тяжело дышал. Но Трандуила и Мэглина тут не было, хотя нашлись и куски овчины, обмятые по форме тел, и пожеванные веревки в слюне варга.

Эйтар и Лантир помогали мальчику развязывать, ощупывать, поить Сета. Тиллинель, едва кивнув, поскакала куда-то прочь.

А Ольва бросилась к Барду, попутно отмечая перемены. Если сам Бард, драконоборец, как и она, выглядел в точности так, как они расстались — люди его повзрослели, выпустили бороды, расширились; все — в хороших, но достаточно простых доспехах без каких-либо украшательств, прочных и проверенных, с таким же добротным, но сработанным без лишней помпы оружием.

— Бард!

— Ольва!

— Какими судьбами?

— Гонец от Галадриэль… мы пошли на помощь к Мории, чтобы сделать, что можем и что должно… Эребор более не друг нам, но потерять Лихолесье Дейл не может.

— Виэль с тобой?

— Да! Попробуй удержи ее, когда Трандуилу грозит опасность! Впору мне ревновать, наверное, кабы не ты!

— Где, где же он? Мы думали, он в этом обозе…

— Так он не в Мории больше?..

Убедившись, что опасности больше нет, поверженные враги мертвы, на поляну выехала Синувирстивиэль…

Королева Дейла была ослепительна всегда — и, по чести, всегда питала страсть к тряпкам и драгоценностям. И теперь ее обливало серое платье с радугой перламутра, лишь отчасти прикрытое бархатным дорожным плащом, подбитым шелком, с опушкой из перьев неведомых птиц. Перед ней на седле боком сидела девочка неописуемой красоты — в точно таком же безукоризненном платье с богатой ручной вышивкой. Темную голову венчала светлая диадема, от которой по каскаду волос стекали цепочки с бриллиантиками. Лаириэль была похожа на куклу из дышащего фарфора, безупречную до мизинчика ножки в тонком кожаном сапожке, тисненом лучшими мастерами.

А еще в повозке, хорошо защищенной щитами, тут была Бус и двое рыжих гномиков!

— Ольва! — воскликнула Синувирстивиэль. Рядом с ней ехала Тиллинель и еще один эльф из тех, что защищали до последнего и затем все же покинули Полуденный приют, Бригель, а также два стражника-человека, одним из которых был Илс, со временем обзаведшийся пышными седыми усами. Илс был со своим знаменитым луком и громадными стрелами с мифриловыми наконечниками. Ольве он помнился высоким ростом, громадной силой, хорошим зрением и непролазной тупизной.

— Виэль! Твоя дочка!

— Твой сын!

Даня сейчас самозабвенно обнимался с Сетом, измазанный слюнями, кровью и гноем варга; в одежде не по росту, взъерошенный… Лаириэль посмотрела на него строго, как птичка, и чуть склонила тщательно причесанную головку набок. Ветка мельком усовестилась, попытавшись вспомнить, когда она занималась волосами Анариндила. Росли сами… мылись под дождем… надо было Галадриэль с расческой допустить до тела Даниила Анариндила Трандуилиона…

— Но мама! — кричал Даня, — где же ада, его нету тут! Но я точно знаю, он тут был…

— Да, — посуровела Ольва. — Допрос. Не морн же унес его.

Орки, оставшиеся в живых, долго не отпирались — были пленные, проклятый Мэглин и какой-то менестрель еле живой… бежали. Вон туда.

Не ждали — поделили кипящий отряд, соединенный теперь уже из эльфов Лихолесья, Лориена и людей Дейла; десять всадников вместе с Анариндилом на Серой отправили по следам варгов. Но погоня оказалась напрасной — за распадком начиналась Ирисная низина, и Серая потеряла след. Беглецы закономерно ушли в самое труднодоступное для выслеживания место этой части Средиземья, спасшись, но не дождались при этом и идущую к ним помощь.

Вечерело; решено было встать лагерем на ночь под кронами деревьев, чтобы морн не подлетел незаметно, если буде он случится здесь. Отобрать половину отряда, эльфов, и отправить их в Ирисную низину назавтра, теперь уже с наказом не возвращаться без Владыки. Иргиль и его лучшие следопыты собирались возглавить этот поиск, а Ольву с отрядом Барда отправить обратно к Лориену, в стан Галадриэль возле Восточных врат Мории.

Ольва, в шатре, поставленном для Барда и Синувирстивиэль, наобнимавшись с Бус, Трорином и Ирис, которые немного застеснялись таких бурных эмоций со стороны совсем незнакомой тетеньки, призвав Эйтара, подробно рассказывала про зелье и Тауриэль. Следопыты, прочесав полянку, нашли полупустой флакон, и еще один, полный — у застреленного из эльфийских луков десятника скальных орков. Виэль покачала головой, взяла флакончики двумя палочками, точно пинцетом, и убрала в сафьяновый футляр. История ей не понравилась.

— Галадриэль знает… со времен битв среди валар, со времен передела мира, сторона Мелькора может манить и обольщать. И не только орки искаженные служат Гортхауру нынче — были и назгулы, и Голос, ранее являвшийся нуменорцем, и иные помимо них… Сила Аулендила Аннатара столь велика, что среди людей целые народы внимали ему и шли ему служить. Тауриэль разочаруется… любви она там не найдет. Что до зелья, я исследую его. Может, и испытаю.

Ветка подняла брови. Ну да, пенницилин, радиология, прививки всякие… что, одного порядка явления?..

Виэль увидела взгляд Ольвы и усмехнулась:

— Как вернется Владыка, могу и на тебе испытать… но без этого мне не сделать противоядия. А оно должно быть.

— Назовем Трандуил, — ляпнула Ольва.

Ветка чувствовала себя крайне взбудораженной — Бус, Барда и Виэль она не видела десять лет и теперь выкладывала им все накопившиеся у нее новости… и выслушивала новости от них.

Дети сидели на повозке возле Сета. Лаириэль руководила промыванием ран и перевязкой, и одновременно выговаривала Анариндилу за вид, неподобающий принцу. Даня отчего-то слушался и даже пытался экстренно привести лицо и волосы в порядок, используя для этого немытые руки. Бус позволила пойти к Даниилу и Лаириэль и своим детям.

Когда Ольва и Виэль отпустили Эйтара, тот бросился к повозке — и да, за ней Лантир уже разжег небольшой уютный костер, возле которого беседовал с Тиллинель, частично снявшей доспехи. Так оба тайли видели своих воспитанников и могли при этом уединиться и посидеть своей компанией.

Сел с ними и Эйтар. Здесь ему предстояло рассказать о Тауриэль еще раз, и, наверное, это было сложнее, чем в шатре у Синувирстивиэль.

— А ты взяла в такой далекий поход дочку, — говорила тем временем Ольва, — и ты, Бус! Я думала, я одна такая, считаю, что детей не стоит держать взаперти. Мир вокруг них непростой, а им в нем жить…

— Я не то чтобы взяла, — спокойно сказала Виэль, — это она взяла нас. Когда они с Даниилом были детьми, они пили мое молоко. Они молочные брат и сестра. Лаириэль отлично чувствовала все, что тут происходит, и даже пробовала петь, присоединяя свойголос к Йуллийель. И у нее бы вышло, если бы дети чаще общались. Кроме того, мы шутили, что Лари и Даня — жених и невеста. У эльфов, а как выяснилось, и у эльфинитов, такие штуки даром не проходят. Так что Лаириэль прибыла, прихватив мать и отца, ну и небольшую свиту, чтобы спасать своего суженого.

Ветка подобрала челюсть.

— Ладно… а Даниил знает?

— Смотри.

Анариндил и Лаириэль сидели рядом на краю повозки. Сет благостно задремал, а дети вместе смотрели на костер своих тайли, взявшись за руки. Потом поднялся Эйтар и накрыл обоих детей общим плащом.

— А вырастут — сами решат.

Помолчали.

— Что до меня, — заговорила Бус, — так я очень соскучилась по Фили. По своим. Когда бы они уже это завоевание закончили… вот и поехала, раз вышла оказия.

— Ольва, — сказал Бард. — Судя по всему, самое сложное уже позади. Трандуил дважды бежал из плена, он не один. Если ему помогают варги, твой Волчий принц прикажет им, его разыщут. Ирисная низина не лучшее место, но и не худшее, чтобы прятаться и спастись. Надо просто ждать. Эльфы прочешут низину, нужно лишь время. Мы поедем к леди Галадриэль и поговорим с Торином. Отвезем Бус и ее семью к Фили. Задачка с балрогом непростая, я бы согласился с Владычицей Золотого Леса и попрочнее запер бы ворота Мории, завалил бы их, чтобы они никогда не открылись… и, раз Трандуил тут, почему бы так и не сделать. Но жизнью узбада мы также не можем рисковать. Надо подумать.

— Даже политически не можем, — сказала Ольва. — Он должен вернуться и прогнать Даина. Не дело то, что происходит с Эребором.

— Не дело, — согласилась Синувирстивиэль. — Бус, Трорин и Ирис живут с нами. Дети Фили — большие друзья Лаириэль. Еще с ними приятельствует сын Бригеля и Тихе. Компания хорошая, детки защищены. Но все же Трорин в лицо отца не помнит, а Ирис его никогда и не видела, она родилась, когда он уже ушел в Морию воевать. Так-то…

И уже почти под утро, так и не уложившись спать, Ветка рассказала Синувирстивиэль про цветочные капли, обиду и свой отъезд из Сумеречья.

— Иримэ… Фириэль. Не ожидала я. Что же, доедем в стан, разберусь, — мелодичным, нежным, но очень недобрым голосом сказала Виэль.

Лаириэль, словно прелестная куколка из фарфора, спала в плаще на коленях Тиллинель, Даню обнимал Лантир, слишком мягко обнимал для такого надменного и колкого нолдо. Оба гнома захватили Эйтара и сопели у него в руках в два немного сопливых носа. Но сами тайли и телохранитель продолжали вполголоса беседовать. Видно, много накопилось тем.

Ветка прошла вдоль лагеря, погладила Сета по морде.

Дошла до края поляны и долго вглядывалась в темноту, пытаясь представить, где же дорогие ее сердцу эльдар.

Где ее муж.

***

Трандуил и Мэглин скакали столько, сколько сил хватило у варгов.

Но в Ирисной низине животные забеспокоились, начали метаться; сперва не удержался Мэглин, затем свалился и Владыка.

Варги ускакали в гущу цветов, выбираясь из ароматной западни, а беглецы еще какое-то время по инерции шли из последних сил, шли, чтобы оказаться как можно дальше от возможных преследователей.

Наконец, нога совсем отказала Мэглину, и силы Трандуилу — также; оба волею случая нашли просторную кочку с почти не сырым мхом, и повалились на нее. Мэглин сорвал с ноги пропитанную тяжелым гноем повязку и сунул пострадавшую конечность в бочаг с чистой водой. На том врачевание закончилось.

Действие зелья себя пока что также не проявило, а может, оно просто отступило перед предельным напряжением сил.

Великий маг, Король Эрин Ласгален, Владыка Трандуил, сын Орофера, неопрятно обкорнанный, без своих прекрасных серебряных волос, уснул голым во мху, раскинув руки, как будто не мог надышаться летним ночным воздухом; рядом таким же беспробудным сном, в предельной усталости, спал его верный правый телохранитель, тайли его сына, Мэглин.


========== Глава 35. Бобер ==========


Несмотря на то, что стояло лето и дни делались все жарче, Трандуил и Мэглин озябли в росное утро. Оба эльфа проснулись, прислушались, напились всласть воды… и, так как пищи или огня не было, уснули вновь.

И сон был так крепок, что они не слышали отдаленных кличей отряда, разыскивающего их. Ирисная низина и грозные воины-ирисы уводили конных прочь, все время возвращая их в русло реки; а Мэглин и его Владыка восстанавливали силы крепчайшим сном, на свежем воздухе, на свободе, с помощью чистой питьевой воды.

Очнулись оба уже близ сумерек.

Трандуил сладко потягивался, сочтя нынешнее положение за истинное счастье; что огненный плен у Гротмора, что ужасное пребывание в свертках из вонючей овчины у орков… все это отступило. Прекрасный эльф в окружении прекрасных цветов, близ быстрой, прозрачной питьевой воды — это было много лучше.

Прекрасный нагой эльф.

Мэглин вытащил из воды ногу. Воспаление чуть снизилось, вода промыла гной — перелом был сложным, но теперь его можно было лечить.

— У нас есть оружие, мой король, — Мэглин показал обломок копья. — Не пропадем.

— Огонь развести почти и не из чего, — прошептал Трандуил. — Но мы спасены, Мэглин.

— Нет пока. Однако… для спасения нам нужен бобер.

— Бобер?..

— Да, Владыка. И за бобром мы сейчас и отправимся.

— Мэглин, зелье вроде бы попало на меня. Оно может отравить меня как угодно, даже помутить разум. Ты-то чего бредишь? При чем тут бобер?

Мэглин звонко рассмеялся.

— Ты давно не бродил по лесам, мой король. Я слышал, что бобер строит себе хатку. А это значит, что не очень далеко есть сухой остров, который еще не захватили ирисы, есть деревья и можно развести костер, а главное, сам бобер — это очень вкусно… ну и жир из хвоста поможет врачевать твою кожу. Смотреть страшно.

Трандуил вдруг о чем-то вспомнил и схватился за голову.

— Оооо!

— О да, мой король. Очень… как говорила Ольва?.. Модно.

— Мои волосы!

— Их нет.

— Проклятый балрог, все дожди Йаванны на его голову!

— Возможно, они не достигают подземелий Мории.

— Я… я весь в язвах! Я обезображен!

— Поэтому, мой король, мы и идем на бобра. Рыбий жир тоже годится, но все же хвост бобра, он для этих целей…

— Я не выйду отсюда, пока полностью не поправлюсь!

— Ну и пока мы не найдем какую-нибудь одежду, — спокойно сказал Мэглин. — И от моих штанов уже осталось так мало, что предлагать их тебе смысла нет. Или ты предстанешь перед Повелительницей Пущи в набедренной повязке из шкуры бобра.

Трандуил глянул на Мэглина совершенно очумело и захохотал.

Презрев опасность, оба насмеялись всласть. Кто-кто, а эльф у реки, на свободе, никогда не пропадет.

Шаг за шагом, опираясь друг на друга, король и его оруженосец пошли туда, где Мэглин слышал бобров. Это оказалось непросто: каждый шаг по узловатым, толстым корневищам ирисов давался с трудом. В иле водились пиявки и змеи, между корнями были глубокие ямы и провалы, в которые было очень просто угодить и намертво застрять. Листья ирисов резались.

— Позже можно будет поискать останки воинов Исильдура, — сказал Мэглин. — Мы как раз близ северной части Ирисной низины. Здесь они пали под натиском орков. Хоть и прошло немало времени, возможно, уцелели мечи, доспехи…

— Штаны, — буркнул Трандуил.

— Это, скорее всего, нет… как хорошо, что сейчас лето, правда?

— Да, зимой этот отдых у воды был бы отвратительным… что же, найдем остатки доспехов Верных, возденем на голое тело. Тоже вариант…

И оба снова беспричинно смеялись.

Сухой остров был найден. Обобрав с ног пиявок, эльфы обследовали небольшой пригорочек с деревьями и кустами. Да, тут была громадная, старая хатка бобра, перегородившая ручей — запруда сдерживала воды незримого под стволами ирисов ручейка и образовала озерко, в котором можно было даже искупаться. Нижние ветви и стволы деревцев хатки уже полностью прогнили, посерели, поросли мхом — эта семья бобров тут жила очень давно.

Сухой берег и дрова. К ночи глава семьи бобров уже жарился на огне, а Мэглин вытапливал жир из его хвоста. Это было непросто при отсутствии какой-либо посуды, но кора деревьев, шкура самого бобра, горячие камни и немного смекалки — и все получалось. Также Мэглин наточил наконечник обломанного копья, сделав из него сносный кинжал, нарезал молодых корневищ ириса и запек их в золе. Еще и рыбина; ужин получился вполне съедобным, хотя на привередливого носа чрезмерно ароматным, так как и мясо бобра, и корни ирисов изрядно пахли, как и пресноводная рыба.

— К утру мазь остынет, — сказал Мэглин. — И я разотру тебя. Бобровый жир подлечит и мою ногу.

— Давай сейчас… волдыри полопались, царапины и порванная кожа болят, слоятся. Остуди бобровый жир в воде.

Как только ладонь Мэглина с целебной мазью коснулась спины Трандуила, Владыка вздрогнул. Вздрогнул и Мэглин, но не сказал ни слова.

Плечи, шея, спина, поясница… Трандуил лежал ничком, а Мэглин тщательно растирал пострадавшую кожу. Спокойно, легкими уверенными движениями, не причиняя боли, не останавливаясь. По спине Владыки шли волны мышц; он лежал, уперев лоб в кулаки и почти не дышал, не издавая ни звука.

Бедра, икры и даже стопы.

— Переворачивайся.

— М-м-м…

Руки, от кистей до плеч. Плечи, грудь, плоский живот. Кубики мышц подбирались под ладонями Мэглина, плечи и бедра напрягались мягкими волнами.

Бедра, ноги…

— Готово. Лицо смажешь сам.

— М-м-м.

— И терпи до утра. Жир станет немного печь, он так лечит. Утром можно будет искупаться.

— М-м.

— Ты… потерпишь?

— Молчи.

Мэглин растер свою ногу, выдавив остатки зараженной сукровицы. Снова свел кость, разорвал на себе последние остатки одежды и заново наложил плотные шины, которые позволяли ему хоть через боль, но ходить.

Трандуил глубоко вздыхал, переворачивался то на спину, то на живот, чтобы не сказать — извивался. Полуприкрыв глаза, иногда немного постанывая, терся о траву, касался себя пальцами… Мэглин старался не смотреть на Владыку, и одновременно понимал, что в отблесках Луны и звезд, и мягком свете догорающего костра, то, что он видит — одно из самых прекрасных зрелищ в Средиземье.

Только бы уж оно скорее завершилось.

Наконец, Трандуил затих… Мэглин подсел ближе, положил руку на блестящее от бобрового жира плечо…

Убедился, что Владыка, как минимум, жив. Лег рядом, обнял, прижался сзади.

— Спи.

— М-м.

И Мэглин негромко запел. Подходящей песни на такой случай у него не было, поэтому он пел то, что первым пришло на ум.


Наутро, доев рыбу, оба всласть наплескались в озерке. Скорбящая бобриха со своим потомством была возмущена, но что поделать.

— Когда бобры строят хатки, — сказал Мэглин, — они часто прикатывают вниз камни. И для запруды тоже. Я пороюсь под илом, может, они принесли сюда что-то нужное.

Трандуил выбрался на берег и осматривал руки и ноги.

— Моя кожа больше не болит, Мэглин. И не кровоточит. Твой бобер оказался на диво целебным.

— Не только он, мой Владыка… может, и орочье зелье помогло. Гончий лист…

— Не напоминай.

— Прости. Я… я не знал, что делать. Чем помочь…

— Никогда! Не напоминай!

— Но ты…

— Я сказал же!

— Слушаюсь, мой король.

— У меня лично, — выговорил Трандуил, — очень, очень большие счеты к Саурону. И я буду делать все, чтобы Аулендил Аннатар и его дела навсегда канули в пропасть Мории, и само имя его забылось, и твердыни его были стерты с лица Средиземья.

И для убедительности Владыка Лихолесься добавил несколько слов на кхуздуле. Мэглин рассмеялся.

— Мы пойдем отсюда куда-нибудь? — спросил Трандуил позже, немного успокоившись.

— Хороший вопрос. Я не слишком быстрый ходок, мой король. Мне надо подлечить ногу. Однако мы можем выйти к руслу Ирисной и по ней плыть. Там глубина по грудь лошади, так что…

— Воображаю, если нас ищут и найдут, — Трандуил поежился. — Это будет незабываемая встреча.

— Вопрос одежды неразрешим, разве только сплетем циновки из травы. Или если мы не выйдем на окраину низины и не подстережем каких-то путников, чтобы их ограбить.

— Мы дадим отдых твоей ноге. Сегодня выспимся. Спать сытыми, у костра, напившись хорошей воды — уже недурно, — проговорил Трандуил. — По Ирисной мы быстрее доберемся до Мглистых гор и Восточных врат. Поищем ее завтра. А пока я очень, очень рассчитываю на сон без сновидений. Просто. Сон. Мне очень нужно.

***

Воздух словно очистился от тяжкого предвосхищения беды.

Ольва, Бард и все, кто были с ними, вернулись в стан Галадриэль. Леди немедля собрала еще два отряда только из своих эльфов и отослала их в Ирисную низину. От радости встречи не хотелось переходить к скорби и перечислению многих опасностей, которые могли бы подстерегать Владыку и его оруженосца. Хотелось немного выдохнуть, верить и надеяться — уже не через силу, а просто ждать, пока один из отрядов вернется со спасенными.

Фили встретился с семьей. Криков, визгов, радости и даже слез было предостаточно. Торин стоял поодаль и улыбался.

К вечеру приключилась и еще одна неожиданная радость — прибыл лорд Элронд вместе с Кили, который чуть кособоко, но вполне уверенно держался в седле. С ним же вернулся Даэмар.

Весь вечер великие и мудрые пировали в шатре Галадриэль. Откуда-то взялись яства и вина, изысканные хлеба, пироги и крепкий мед. Ольва, Галадриэль, Синувирстивиэль от души приняли вкусных напитков и разговаривали о своем, о женском так, что позже Келеборн, Элронд, Бард и прочие свидетели происходящего просто бежали, оставив поле боя дамам.

В стане гномов было потише. Там происходило что-то свое.

А возле реки у костра Эйтар, Лантир, Тиллинель и Леголас пили цветочную брагу Лориена, ели изысканнные кушания, которые прислала им Ольва Льюэнь, и беседовали. Даниил и Лаириэль тоже тихонько разговаривали, пока не улеглись спать тут же на берегу, рядом со своими тайли. За ними присматривал Арагорн. В общей беседе в юношеской компании Леголаса он принять участие постеснялся, но с Даниилом был знаком хорошо и остался на ночь с детьми с большим удовольствием.

К утру Даэмар немного отоспался после длинной дороги через Мглистые горы и пришел к костру. Забрать Тиллинель и Лантира он сейчас не мог. Что до Эйтара, то телохранитель испросил дозволение у Повелительницы (настроенной в данный момент чрезвычайно благодушно) — и вместе с Даэмаром, Арагорном и Леголасом отправился в путь. Надежд на то, чтобы отыскать Трандуила, стало больше — и Леголас собирался пройти с непревзойденным следопытом Лихолесья Ирисную Низину и лишь затем отправляться к Йуллийель. Если, конечно, Трандуил не найдется.

— Иногда то, что потеряно, не сыщещь с лошади, — лукаво сказал Даэмар. — Если Владыка бродит в Ирисной низине, она будет колдовать, водить его кругами. Его — и тех, кто его ищет. И только того, кто тих и невысок, спокоен, как вода, уверен, как камень, она пропустит. Мы не будем брать лошадей и доспехи. Простую лесную одежду, по паре запасных плащей в свертки, и в путь, друзья мои. Затянулась эта история. Надо уже отыскать нашего Короля.


========== Глава 36. Ожидание ==========


Когда уехали два отряда эльфов Лориена, а с ними — только до Ирисной низины — и Даэмар с Эйтаром, Леголасом и Арагорном, намеревающиеся далее лошадей отпустить, лагерь погрузился в странное, словно предпраздничное состояние.

Галадриэль снова послала в Карас Галадон за припасами, одеждой, вином. Лориен не отличался ни бедностью, ни жадностью, однако содержание стана выходило затратным.

Замершее на десять лет северное Средиземье заговорило — казалось, вместе с затворением Ольвы Льюэнь и Трандуила Орофериона в Эрин Ласгален по всему краю настало молчание, а теперь короли и властители словно вновь увидели и услышали друг друга. Обнялись, поделились горестями и радостями. Да, здесь не было предводителя рохиррим… и здесь не было Митрандира, но и без того хватало вестей и рассказов, и, хотя Трандуил все еще не нашелся, тихое ликование ничуть не было похоже на тяжелую скорбь, царившую возле склонов Мглистых гор и Келед Зарам совсем недавно.

Особую прелесть происходящему придавали Анариндил и Лаириэль. Ветка не знала, как реагировать, что говорить: вот девочка серьезно и очень тщательно расчесывает ее парня и плетет ему правильные косички у висков. Заставляет надеть светлый венец принца и не менять его при первом случае на лоскут засаленной кожи. Вот Анариндил бережно подсаживает девочку на Серую, и слова Лаириэль «Ой, волчица линяет», почему-то напоминают Ветке Мальвину из старой-старой сказки ее детства. Множество мелочей были очень важны Лаириэль — не замочить ног, переходя ручей, не есть немытое или невкусное, не надевать некрасивое. Для Анариндила мир открылся с неожиданной стороны и он пока не знал, восхищаться ему или презирать внезапную невесту за такую неприспособленность к правде жизни. С другой стороны, она лечила Сета, и Сету становилось лучше, а это стоило уважения и внимания Трандуилиона. Ольва в силу великой растерянности попросту к детям не приставала, и точно так же вела себя Виэль.

Трор даже не пытался конкурировать с принцем Лихолесья за внимание Лаириэль, поддерживал компанию — время от времени, потому что он и Ирис больше держались своих, постигая после города людей — законы и порядки наугрим.

К обеду ближе Торин, собранный и серьезный, прискакал на своем черном, как смоль, жеребце, и позвал с собой Барда, Синувирстивиэль, Галадриэль с Келеборном, Ольву и Элронда. Ольва заозиралась в поисках телохранителя, потом вспомнила, что Эйтар уехал и забрал белого роханского жеребца, велела кому-то из лихолесцев собрать себе Геста. Леди Золотого Леса кликнула несколько галадрим для сопровождения.

Торин, Фили, Кили и еще пара гномов поскакали вместе с эльфами и Ольвой предгорьями Мглистых гор к северу, туда, где рухнула скала, выпустив вал черного кипятка и пара, уничтожившего долину Келед Зарам. Путь занял все время до заката.

Долго пояснять не пришлось. Торин отлично знал тайны гор. Такое крушение, как приключилось здесь волей балрога, не могло не открыть каких-то секретов, лежащих в самом основании Красного Пика, и он послал Фили и несколько других верных гномов проверить. И верно: в проломах скалы образовался проход, за ним — просторная низкая пещера.

А в пещере лежало злато, ожившее тусклым блеском в свете факелов.

Часть драгоценностей смыла вода, но оставшегося было столько, что, будь Смауг жив и в Эреборе, он немедля бросил бы свою жалкую подстилку и устремился к Мории.

— Это не злато рода Дурина, — сказал Торин. — Это собирали какие-то колена гномов-карликов, в те времена, когда они, видно, пришли сюда из Белерианда. Давно, когда они не ушли еще в камень. Может, даже пытались основать тут свой город до Казад-Дума. Может, не нашли морийских пещер, только эти, нижние. Может, им и не захотелось подыматься выше… с родичами, канувшими в прошлое, народ Дурина не очень-то и имел дел, они для нас были… словно для Верзил — Полурослики. Махал имел на них свои планы, наверное, собирался поручить им вечно укреплять корни Арды, чтобы твердыня стояла как следует. Я и представить е мог ничего подобного. Мир в те времена был намного богаче.

— Здесь есть выплавленное золото и вещи эльфов и людей Нуменора, — зачарованно сказала Галадриэль. — Неограненные камни неслыханной величины и ценности. Видно, эти гномы-карлики были рудокопами, но немножко и грабителями. Подбирали то, что плохо лежит… и это было так давно…

Слитки и кубки, золотые доспехи, короны, диадемы и драгоценные каменья — все это скопом лежало грудами в очень большой пещере, в которой эльф едва мог выпрямиться во весь рост. С потолка свисали каменные сосульки, сверкающие разноцветными кристаллами, кое-где сливаясь в сплошные столпы или колонны.

— Вот и сбылась твоя мечта, Торин Дубощит, — сказала Ветка, когда все выбрались наверх и садились на своих лошадей. — Теперь ты богаче какого-либо иного правителя Средиземья. Ты же хотел… пустить пыль в глаза. Думаю, это ваше по праву.

— Ничто не купить на сокровища. Все, что правда ценно, не покупается за злато и не продается за него. Север стал слабее оттого, что я, не подумав, отдал Эребор Даину, — сказал Торин. — Да и жизнь меня многому научила. Да, это по праву принадлежит мне и моим наугрим, которые прошли со мной все тяготы десяти лет завоевания Мории. Однако одному народу такое наследие не вынести. Я предлагаю поделить клад и всем вам, Сумеречью, Дейлу, Ривенделлу и Лориену взять по доле, а также отправить подарки Рохану, а если решите, то и Наместнику Гондора — в дар и с почтением от наугрим. Короли Севера должны быть едины и во всем поддерживать друг друга, потому что, как говорят мудрые, главная битва еще грядет. Я заберу свое и затем вы разделите оставшееся. Еще несколько дней назад мы думали, как нам уцелеть, как дойти, не растерявшись окончательно, до Эребора. Но теперь нам, народу Дурина, по силам любое решение. Все поворачивается в тот миг, когда ты дошел до своего предела и больше не видишь пути. Но если ты шел честно, Эру дает тебе новый шанс и новый путь.

— Ты великодушен, король-под-горой, — сказал Бард. — И мудр. Дейл принимает твой дар с великой благодарностью.

— Ривенделл присоединяется, — поклонился лорд Элронд.

— И Лориен.

— И Сумеречный лес, — помедлив, выговорила Ольва. — Хороший повод навестить Тенгеля…

— Видишь, к чему иногда приводит одна потерявшаяся диадема, — усмехнулся Торин, — кто-то что-то потерял… кто-то что-то нашел, — развернул своего коня и поскакал обратно к стану.

Галадриэль и Синувирстивиэль синхронно вздохнули.

Ольва рассказала им, что желтая диадема, известная всему Северу, потерялась на берегу речки, когда она беседовала с Торином Дубощитом. И хотя более ничего не было добавлено, обе девы слишком давно жили под этими звездами, чтобы не дорисовать возможные обстоятельств данной потери.

Эльфы и Ольва неспешно поехали назад. Торин же с гномами умчались, не щадя своих коней.

Следующий день прошел уже спокойнее. Обдумывали, как вывезти сокровища. Надо было торопиться — Торин считал, что великая скала над пещерой, Красный пик, в любой момент может осесть и уничтожить чертоги с сокровищами, так как неистовство балрога ослабила мощь горы. Наугрим уже использовали свое право первых и разбирали клад, брали то, что им казалось лучше всего иного.

В Ветке копилось напряжение, она ждала возвращения поисковых отрядов. Но никто не пока возвращался. Путь до Ирисных низин был не так уж близок, и поиски там должны были занять время. Да и тщеславие — каждому из посланных отрядов хотелось отыскать Владыку ранее других, а потому все проявляли тщательность и не торопились назад.

Синувирстивиэль вызвала из лагеря наугрим Фириэль и долго ее выспрашивала. Ольва пришла ближе к концу экзекуции и прослушала часть финального доклада о свойствах пары десятков различных трав и растений. Прелестная тоненькая эльфийка была полностью разбита морально и физически (после пятидесяти пар основательно растоптанных гномьих лап и такого же комплекта всех прочих скорбей тела, накопленных в Мории за десять лет), а сухие четкие вопросы Виэль чрезвычайно напомнили Ветке экзамен.

— Врачевать эльдар я ей воспрещу, — сказала затем Синувирстивиэль, отослав Фириэль прочь. — Если коротко, она действительно обманула Иримэ и занималась алхимией. Но бездарно.

— А что такое алхимия в понимании эльфов? — изумилась Ветка. — В данном конкретном случае?

— Она желала изгнать из сердца Трандуила любовь к тебе и поселить любовь к ней самой. Это если в общих чертах. Сумеречью, как она и сказала, по ее убеждению, нужна королева — эльфийка. И она, по ее мению, вполне подходила. Момент, когда ты… беспокоилась… оказался удобным для нее и она начала реализовывать свой план. Еще проще говоря, она создавала любовное либо же приворотное зелье, — сказала Синувирстивиэль. — Видишь, пути мысли в нашем мире под звездами идут близкими путями. Фириэль не учла только одного. Чтобы делать такое, надо быть самому неистово влюбленным. Во что-то, идею, например, или в кого-то. В другое существо. Гореть, пылать. Жаром души плавить камни. С холодным сердцем и холодным расчетом подобное не сделать. А она не любит. Точнее, не любит Трандуила так, как это следовало бы.

— Другими словами, Трандуил правда поручил и позволил ей капать что-то в мое вино, но Иримэ была уверена, что это цветочные капли в безопасном разведении, а Фириэль вместо этого на нас эксперименты ставила?

— Она не желала зла Сумеречью и Трандуилу. Наоборот, блага, процветания и истинного соответствия законам и обычаям эльдар. Твоя судьба была ей безразлична, но поверь, она могла бы запросто отравить тебя насмерть. В ядах она понимает. И даже я, возможно, не определила бы отравления.

— И почему не отравила?

Синувирстивиэль помолчала.

— Дети. Она обожает твоих детей. Детей Владыки. Пока ты кормила Йуллийель, ты вообще была для нее священной. Тогда она напросилась к тебе в услужение — одевать, причесывать, чтобы быть ближе к Анариндилу и Йул. Она не могла их обездолить. Затем… она присмотрелась и к Трандуилу, от которого так близко никогда не была. А он оказался не вала, а лишь эльф, хоть и могучий. У нее стали появляться мысли. Разные. К Иримэ у меня, конечно, тоже есть вопросы. Я поручила ей Сумеречье. Хотя если она видела следствие — ты была весела, радостна, не болела, вы с Владыкой публично продолжали проявлять друг к другу заботу и любовь, ей и впрямь могло прийти в голову, что такое успокоительное для тебя — то, что надо.

— Ох уж эти мне эксперименты графа Калиостро, — буркнула Ольва.

— Не знаю, кто это. Но одна страстная натура, влюбленная во что-то или в кого-то, да еще и одаренная магически, в Средиземье есть, — Синувирстивиэль открыла сафьяновый чехол, в котором лежали два голубых опалесцирующих флакона с символами Барад Дура. — Это не про любовь как чувство фэа. Но это про страсть как тягу хроа. И это тоже не получилось бы, не будь у творца… ярких эмоций.

— Вот же гад, — с душой проговорила Ветка. — Эта пакость…

— Ее трудно сделать. Я не думаю, что зелья будет много, ведь гончий лист вырождается, его почти не осталось. Да и пленников-эльфов, на крови которых он… творит… трудно достать. Мы не можем повлиять на то, что происходит в сердце Мордора, — спокойно сказала целительница, — и особенно на то, что происходит в голове… и сердце Аннатара. Но мы можем вырубать куст везде, где встретим, уничтожать его, каким бы он ни был полезным, и не попадаться в плен Врагу. Ольва, Фириэль достойна казни или изгнания. Что ты будешь с ней делать?

— Я решу, когда вернется Трандуил.

— Хорошо. Если что, я заберу ее в Дейл, в человеческий госпиталь. Люди начинают болеть с первого молочного зуба и делают это до последнего вздоха, — сказала Виэль. — На диво непрочное племя. Даже такая отравительница, как Фириэль, мне нужна там. Но если Трандуил и ты придумаете иное…

— Хорошо. Я поняла. Я пока вообще не понимаю, что я хочу с ней сделать. Точнее… есть одна идея. Может, она понравится и Ри…

— Ольва, — мягко сказала Синувирстивиэль, — вы объяснились с узбадом?

— Ну почти… д-да… — промямлила Ветка, сникая.

— Хочешь совет? Отпусти его.

— Я…

— Ты держишь его. Не знаю как. Силой сердца, силой страсти. Собой. Отпусти. Он что-то решил, посмотри на него. Он достойный и сильный муж. Даже его обещание чести балрогу… отпусти. У тебя есть великий Владыка, который пошел ради тебя на все, отец твоих детей. Разве мало тебе?

— Как отпустить, Виэль? Сказать — иди своей дорогой, ты мне больше никто? — уныло спросила Ветка. — Мир померк для меня, когда я думала, что Даня потерялся… что Трандуил погиб. Я не жила в те дни и думала лишь о том, как Владыка… как короли Севера штурмовали ради меня Дол Гулдур, даже не зная, там ли я. И даже при всем этом… когда потерялась диадема, мне было больно, словно от меня… отрубили кусок… прямо от сердца.

— Вот и отдай этот кусок ему, — сказала Синувирстивиэль, вставая. — Ему он очень нужен. А сделать это просто. Пожелай ему счастья. Всей своей силой, всем светом своей фэа. Как я когда-то пожелала Ороферу. Как Мэглин тебе. Счастья Торину. Не удерживая ничего в узбаде для себя. Тебе это все равно не нужно, даже если кажется иначе.

Ветка прижала ладони к лицу.

— Ничего не сохранить в секрете. Флакон с ядом, если носить его в кармане, рано или поздно прольется, — прошептала она.

***

— Плеск и блеск, моя прелесссть, плеск и блеск… Что же, они теперь совсем как мы, наша прелесть, как мы-ссс, — услышал Трандуил, открыл глаза и сел. — Ш-шляются по болотам, едят рыбку…

На пригорочке рядом с ним, подобрав под себя тощие ноги, сидел его недавний пленник… кажется, Горлум?

Голое белесое существо разглядывало гордого… но также голого короля эльфов.

— Не велика и разница, не так ли, горлум-горлум? Мы были обижены, мы были брошены в твои застенки. Нас кормили отвратительными остаточками, которые гордые и красивые нам оставляли, оставляли мерз-ские остаточки, головы и плавники, головы и плавники… А теперь вы в моих угодьях, такие же, как я, голые и беспомощные… как же это понимать, наша прелес-сть?

— Мэглин!

— Я слышу, Владыка. Ольва отпустила его. У нее были к нему обязательства.

— Ольва, — оживился Горлум. — Красивая, несчастная девочка. Она тонула, наша прелес-сть. Тонула в холодной водичке, водичка тянула ее на дно… мы вытащили ее из воды, мы накормили ее рыбкой. И она нам сгодилась, сгодилась. Мы сделали добро, мы умеем делать добро, но мы хотим справедливос-сти, вернуть нашу прелес-сть! Подлый вор украл ее унас, но мы будем искать вора, будем искать… а для этого нам надо быть свободными… мы даже сытыми любим быть не так, как свободными…

— А нам добро сделаешь? — спросил Мэглин. — Нам нужна одежда, Смеагорл. Мы с Ольвой отпустили тебя… сдержали слово… ты на свободе. Нам нужна одежда и оружие.

— Одеж-шды здесь нет, не найдете… когда-то была одеж-шда, но много лет прошло, все протухло и сгнило, наша прелесть, протухло и сгнило. Но мы знаем, где мож-шно взять оружие, да, кусачее и блестящее оружие древних воинов. Пойдете голыми и с мечами. Это смешно, смешно, — захихикало существо. — Мы повеселимся, да, глядя на вас, повеселимся!

— Я понятия не имею, отчего Митрандир наговорил гору пафосных речей и заставил нас это сторожить, — сказал Трандуил. — Это что-то совсем жалкое и слабое. Ты… откуда у тебя тут мечи?

— Найдутся, найдутся… а что будет миленькому, хорошенькому слабенькому обиженному Смеагорлу за помощь?

— А что тебе пообещала тогда Ольва?

— Выручить нас-с-с. Когда-нибудь. Когда мы попросим… мы жалкие, нас надо выручать, надо…

— Ну и мы пообещаем тебе то же самое, — спокойно сказал Мэглин. — Придет день, и тебе потребуется помощь Верзил, помощь кого-то сильного. Тогда ты сможешь испросить ее у меня. Я тебя не забуду.

— Что же, хорошая мена, хорошая мена. Я покажу вам мои мечи, — усмехнулся Горлум почти беззубым ртом. — Покаж-шу, и может, вы сможете взять их…

— Тут какой-то обман, — произнес Трандуил. — Я не велю этой твари ни на каплю.

— Мечи, Трандуил. А если орки или морн? А мы и без штанов, и без оружия.

— Пойдемте, — засуетился, завозился Горлум, — надо будет пойти. Недалеко.

И эльфы вошли в воду, аккуратно наступая босыми ногами на скользкие корни, следуя за своим странным провожатым.


— Да, — проговорил Мэглин. — О да.

— Да что за бобры тут обитали, — прошептал Трандуил.

Возле почти такого же сухого взгорка, как тот, который стал им прибежищем, разрушалась старая бобровая плотина. Время вымыло из нее глину, сточило сгнившие ветви и стволики деревьев. Дыры в плотине выпустили воду из запруды, и вся бобровая хатка… нет, бобровый дворец, был виден целиком и полностью.

Потускневшие в воде, с потемневшими драгоценнейшими камнями, его теперь слагали мечи, щиты и шлемы. А еще крошащиеся скелеты и черепа неведомо когда павших воинов.

— Множество призраков живет тут, моя прелесть, — выговорил Горлум. — В Ирисной низине живут танцующие огни, в среди цветов… их боятся, сюда не ходят живые, и правильно делают. Плеск и блеск, духи и призраки… только они сторож-шат эти места, только они хотят тут ночами, путают следы, перекладывают русло реки. Каждый ирис — погибший гордый воин. Ирисы выросли из разрубленных сердец. А мечи этих воинов…

— А мечи и останки растащили бобры, — произнес Трандуил, не в силах отвести взора от плотины.

— Возь-смите по мечу. Если вы сильные, как говорите, вы сумеете. Вз-зять. И затем подите прочь. Это наши угодья и наши пиршественные залы, мы тут хоз-сяева.

— Мы… уйдем.

Мэглин подошел ближе, разглядывая страшную находку. Черепа скалились на него, а мечи были всякие — и эльфийские, древнее которых не придумать, и мечи гордого, но давно павшего Нуменора, и черные орочьи, но такой тонкой работы, какой нынче уже не встречалось, покрытые чеканкой и темными знаками…

— Все они хотят крови, — захихикал Горлум. — Все эти штучки снова хотят стать острым зубом в руке воина. Они пили кровь… и жаждут ее еще. О, они лили реки крови, и кто знает, какую виру они попросят за свою помощь… не то, что бедный Смеагорл — ему-то и немного надо, свободу, чтобы отыскать нашу прелес-сть, и чуть-чуть свеж-шей рыбки…

— Я бы не брал, — сказал Мэглин.

— Невозможно не взять, — выговорил Трандуил. — Мы уже здесь. Нельзя просто уйти. Разве ты не слышишь голос своего меча? Того, который идет к тебе в руку, просит спасти его из этого плена? Смотри, — Владыка поднял ладонь, и один из мечей, в самом низу плотины, вдруг засиял синим камнем навершия. — Вот мой.

— Тогда… — Мэглин сделал шаг вперед, и другой меч отозвался зеленым огнем изумруда, — тогда этот — мой.

— А послушай, как отсюда… — Трандуил обернулся — но Смеагорла и след простыл. Странное существо убежало, прихватив единственное имущество Мэглина и Трандуила — нож, сделанный из обломанного орочьего копья.

— Побоялся, что мы его же этими мечами и зарубим, — сказал Мэглин. — Он странный, но Митрандир говорил, что у сего малого будет великая роль в великой истории…

Владыка не слушал, смотрел на голубой огонь сапфира.

— Берем? — и сам себе ответил:

— Берем…


========== Глава 37. Венец ==========


Торин теперь был постоянно страшно занят. Его вороной жеребец, вечно в мыле, скакал вдоль Мглистых гор до хранилища злата, которое спешно вывозилось. Стрелометы стояли напротив входа в Морию. Кили и Фили получали массу инструкций на тот случай, если из истории с Аркенстоном и балрогом узбад не выйдет живым.

Галадриэль предоставляла гномам все, что они требовали, безропотно и щедро. Свой лагерь наугрим временно огородили и поставили стражу — в общем-то не препятствующую проходу, но обозначающую суверенность. Определенно, эльфы видели суету и приготовления — гномы просили коней, столы, провизию, мешки, кожи, да мало ли что еще; и, не останавливаясь, работали.

С теми, кто был в пещере, трудились также и галадрим, и люди Дейла — Бард решительно не хотел никаких древних артефактов, для своего города он желал попросту золотые слитки, из которых можно было начеканить набирающую силу монету. Элронд и Келеборн, напротив, придирчиво разыскивали в первую очередь древние вещи народа эльфов и вели целые научные дискуссии возле каждого уникального сокровища.

Ольва отнеслась к разделу без души; что останется, то останется. И не принимала в процессе никакого участия. Разве что проследила, чем набили два сундука, которые под конвоем эльфов Лориена отправили в Рохан и в Гондор, снабдив соответствующими письмами, написанными рукой Торина Дубощита.

Из одного рейса Торин вернулся с грубым холщовым мешком. Он подскакал к Ольве, Галадриэль и Синувирстивиэль, сидящих перед шелковым шатром, и сбросил мешок на траву. Сверкнул улыбкой:

— Вот вам, дамы. В подарок! — и умчался снова.

Мешок открыли — там было два десятка корон, диадем и венцов на все вкусы и все случаи жизни.

— Он умеет быть жестоким, — сказала Ветка.

— Торин Дубощит никогда не был добрым и мягким.

Ветка чуть было не сказала — «нет, был», но удержалась и спорить не стала и к подарку не прикоснулась.

— Что там происходит у наугрим?

— Они стали скрытными, — ответила Галадриэль. — Знаю лишь, что большие планы принца Кили на завоевание Мордора ограничены невеликим числом сторонников Дубощита, которыми он может располагать в данный момент. Судьба Тауриэль также сложна. Выйдя замуж на наугрим, она вроде бы передоверила свою судьбу именно этому народу. Но если не они, то заступиться за нее и попробовать выручить должно Сумеречье. А Эрин Гален, понятное дело, помогут все эльфы Средиземья. Также гномы послали гонцов за своими мифриловыми обозами. Их хотят вернуть обратно.

— Торин раздумал ехать в Эребор?.. — прошептала Ветка.

— В свое время он все сообщит, — мелодично выговорила Синувирстивиэль. — С пятью десятками подданных и богатством, сравнимым с богатством самого Эребора, у него появился выбор, но выбор этот не так уж прост.

— Что можно еще сделать, чтобы отыскать Трандуила? — задумчиво спросила Ольва.

— Четыре отряда и пятый под предводительством Даэмара ушли в Ирисную низину.

— А если он не в низине? Если допустим они поплыли по Андуину и их снесло ниже? Если их захватил морн?..

— Отряды будут искать Владыку пять дней, и еще два дня на то, чтобы все снова собрались тут, — сказала Галадриэль. — Далее мы постараемся обдумать ситуацию и решить, что делать. Но и Владыка Трандуил не малый ребенок. Если он и его оруженосец, тайли твоего сына, не были искалечены, они и сами заботятся о своем спасении.


Поддавшись приступу малодушия, обиженная мешком корон, небрежно брошенным первым леди Севера узбадом, Ветка прошлась берегом реки. Вот замшелый валун. Здесь ее обнял Торин. Дальше по берегу, вот здесь, она дождалась Даню.

Но диадемы не было.

«Оставь прошлое — в прошлом».

Прошлое…

Ветка потрогала черную бляху на шее. Черную бляху Эребора, которая была так драгоценна для нее…

Сняла и размахнулась было, выкинуть в реку, но все же не смогла… убрала в кошель у пояса.

***

Ожидание всегда было самым слабым местом Ольвы Льюэнь. Сидеть, терпеть, выдерживать время…

Поэтому в один из означенных дней ожидания, когда весь лагерь еще спал, она сама потихоньку поймала Геста. Орочьи седла, подогнанные Арагорном, уже давно канули в прошлое. Для полуганновера подобрали роскошное седло с бархатным чепраком почти до земли. Так как рассвет еще не занялся как следует, стоял сырой туман, Ветка, одетая в одно из струящихся платьев Галадриэль, накинула широкий плащ. И, нежно погладив нос жеребца, скормила ему половинку гончего листа.

В ее планах не было уезжать слишком далеко и надолго — Ольва хотела всего лишь прокатиться, пользуясь отсутствием телохранителя. Постоянное зримое и незримое присутствие в ее жизни Эйтара и согревало ее, и радовало, и одновременно немного смешило и тяготило. Так отчего бы не использовать утро для такой редкости в последнее время, как прогулка в одиночестве?

Морны, орки ее не беспокоили — окрестности наводнили эльфы, и каждый их них желал выиграть приз, равного которому еще не было. Ощущение, что Трандуил совсем рядом, не покидало никого из эльдар, сменяясь тревогой, а она снова сменялась надеждой.

Гест, который, как и его легендарный отец, отлично переносил лист, понес всадницу краем долины Азанулбизар в сторону Андуина, к западной оконечности Ирисной низины. Здесь уже прошли конные, и не раз, в обе стороны — Ольва уверенно скакала по явственно видимой тропе, которая, конечно, не превратилась в дорогу, но и не пряталась от обычных глаз.

Когда сладковатый запах ирисов стал явственно ощутим, а ночной туман постепенно отступал, укладывясь седыми косами в низинах, Ветка выехала на небольшой холм, с которого были видны бескрайние заросли прекрасных, опасных и очень странных цветов, целая цветочная страна со своими законами и тайнами.

Гест отфыркался. Шея и плечи его блестели от пота, крутая шея выгибалась, грива стекала волнами. Ольва Льюэнь сидела в плаще, ниспадавшем со спины на круп лошади и дальше, закрывая задние ноги скакуна. Она вглядывалась в Ирисную низину.

Вдруг…

Ей померещилось?

Но нет…

Ольва тронула Геста ногами — и жеребец поплыл в высокой траве,раздвигая ее грудью.

На пригорке, окутанный последними туманными покрывалами, которые таяли, пронизанные лучами восходящего солнца, совершенно нагой, выпрямившись во весь рост, стоял витязь.

Витязь опирался на длинный двуручный меч из непроглядно черного металла, на вид подобного металлу Темной страны. Рукоять искрилась россыпью бесценных бриллиантов, каждый из которых, казалось, горел ярче звезды; венчал меч огромный синий сапфир, но и его блеск не мог затмить свет голубых, опаловых глаз. Коротко и очень небрежно обрезанные волосы лежали, подобно шлему.

Трандуил, так и не решивший вопрос со штанами, услышал жену душой, фэа — и вышел к ней.

Мэглин далеко за его спиной с облегчением свалился под куст, раскинул руки и закрыл глаза. Он был уверен, что их вот-вот отыщут, так как уже пару раз обнаруживал заломленную секретным образом траву — и заломил ее в ответ, указывая, что он тут был, что они покинули Ирисную низину и двигались на запад, в сторону Азанулбизара. «Ступай к ней… потом вернетесь за мной, если я не доберусь в лагерь сам».


Ветка замерла, вглядываясь.

Время остановилось; казалось, даже стрекозы зависли в воздухе, и их хрустальные крылья оставались на месте. И в этой тишине, в неподвижности утра возле Ирисной низины медленно раскрывались цветы, которые росли тут — ромашки, колокольчики, дикие пионы, люпины, дикие герани.

Зная, что ее Владыка ни за что не побежит вперед, Ветка отмерла, снова тронула Геста ногами. Подъехала вплотную. Спрыгнула.

На ослепительной коже Трандуила, несмотря на целительные усилия Мэглина, была сейчас видна вся летопись его похода. Каждая жилка, каждая мышца прочертилась, подобралась и обрела чеканный рельеф, а лицо выглядело совсем юным, таким, каким Орофериона помнили лишь знавшие его в молодости. Владыка внимательно смотрел в лицо жены.

Ольва сбросила с плеч плащ и окутала плечи Владыки… одновременно прижимаясь к нему, прячась под бархатными крыльями вот так — вместе.

Трандуил обнял ее одной рукой, прижал к себе. Зажмурился.

Ветка продышалась, отслонилась, заглянула в лицо, улыбаясь:

— Ну и у кого в Средиземье проблемы с одеждой?..

Трандуил не мог больше сдерживаться — обнял Ольву, закопался лицом в ее седые с русым волосы, прижался поцелуем ко лбу, к губам…

Потом…

— Мэглин?

Трандуил обернулся — на растоянии полета стрелы Мэглина поднимал с земли и обнимал Даэмар. Следопыты и Леголас нашли пропажу почти одновременно с Ольвой. Ее вела интуиция, случай и любовь, их — навыки, рассуждения… и любовь также, потому что нет силы, более путеводной.

Ветка прикусила губу, глаза ее улыбались. Она выхватила кинжал и в мгновение ока обкорнала свою пушистую шевелюру почти под корень; Трандуил не успел даже выкрикнуть «Нет!», только сдавленно охнул.

Рассмеялась; они рассмеялись оба.

— Ольва…

— Давай скорее в лагерь. Там Анари. А потом… скорее разобраться с твоим балрогом и домой к Йульке.

— Ольва?

— Да, Торин там. И Аркенстон. Очень не хватало только одного великого Владыки.

— Ольва! Ты…

— Я люблю тебя!

— И я тебя… всем сердцем… прости…

— И ты меня прости, — серьезно сказала Ветка. — Давай поговорим уже там? Я так счастлива, что ты жив. Я не могу передать тебе это словами. Не знать, где ты, это как будто умирать каждую минуту. И да, я думала про тот год. Каждый день думала. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя…

Поцелуй затянулся. Где-то краем поляны деликатно мелькнул Леголас, затем Даэмар. Затем эта компания, решив не мешать Владыке и его Повелительнице, загрузили Мэглина на Крошку, которая приняла участие в их походе, поскольку за целую лошадь не сошла, и потихоньку двинули в сторону стана.

— Так, — сказала Ветка, выдыхая. — Негоже нам возвращаться к эльдар без корон. Погоди.

Она отдала Трандуилу витой поясок своего платья, чтобы он смог приторочить к седлу обретенный меч. А сама, пока муж возился с оружием, быстро сплела два пышных венка. И по роскоши и цене венки эти много раз превосходили те короны из серебра и злата, которые подарил девам Севера Торин Дубощит.

Трандуил увенчался цветочной диадемой, Ольва тоже. Владыка вскочил в седло, поднял жену перед собой, запахнул длинный плащ, скрывший его фигуру. Прижал Ветку к себе; и только лишь длинно выдохнули оба от этого прикосновения.

Ветка зажмурилась на миг. Вот он — запах леса, ирисов и меда, цветов и мужчины… запах отца ее детей, запах счастья.

Ольва потянулась и отдала Гесту последнюю половинку гончего листа; гнедой поднялся в ровный размеренный галоп, без труда обогнав следопытов, Мэглина и Крошку, которая состроила вслед глупому жеребцу отличную «крысу».

***

Но в лагерь Ольва и Трандуил въехали шагом. Неспешным шагом лошади, идущей во главе целой армии на параде.

Эльдар приветствовали Владыку криками в голос: это выглядело так, что даже и сравнить было не с чем. Абсолютно нагой Трандуил, в плаще, откинутом назад, на круп лошади; он и Ольва в цветочных коронах; неведомый черный меч, достойный вала… Так могли въезжать в захваченный город великие древние короли. Так мог въезжать в стан друзей истинный Владыка Леса.

Лантир даже прихватил Даниила за пояс, не дав тому броситься вперед и испортить торжественность момента; каждая секунда была неповторимой и насыщенной невероятной силой, исходящей от этих двоих.

С другой стороны в стан эльфов галопом ворвался Торин Дубощит на своем вороном. Загарцевал.

— Приветствую, побратим. Ты многое пропустил, надо бы тебе послушать, что тут у нас делается.

— Приветствую, брат, — низким, чарующим голосом отозвался Трандуил, и эльдар замерли. — Я немного задержался на прогулке.

— Ну ты и щеголь нынче, — ухмыльнулся Торин. — Благо, спереди все ценное у тебя прикрыто юбкой жены, а сзади плащом.

— Ничего. Лето жаркое. Могу себе позволить.

— Добро пожаловать в Лориен еще раз, Владыка Трандуил, — сказала Галадриэль. — Весь Север счастлив твоему возвращению. Шатер и Синувирстивиэль ожидают тебя. Милости прошу.


========== Глава 38. Страх и ревность ==========


Виэль церемонно поклонилась Владыке, подставила лоб для поцелуя, осмотрела короля — и, не найдя ничего достойного ее внимания, пообещала прислать лечебные мази для подживших ожогов и мелких ссадин. И гордо уплыла к Мэглину.

Трандуил едва сел после осмотра — на нем повис Даня. Ветка обнимала обоих. Трандуил был на диво свеж и сыт после своих скитаний, и, как только Владыке доставили одежду, облачился и немедля принял в шатре всех, кто желал его видеть — Элронда, Торина, Фили, Кили, Галадриэль, Келеборна, Барда, Леголаса и недовольного суетой Сарумана. Элронд пригласил также Арагорна, который оторопел за одним столом с такими великими и мудрыми, но осанку держал гордую. Халдир, Иргиль и часть других лаиквенди и галадрим были пока что в Ирисной низине, так как до конца условленного поиска еще оставалось время.

На Владыке Сумеречья благоухал цветочный венок, который и не думал вянуть. Ему подобрали обувь, одежду по росту — роскошного синего цвета, шитый каменьями кафтан и тонкую золотистую сорочку и штаны. Трандуил без малейшего труда занял положенное ему место — в высоком кресле во главе стола. Его заострившееся, благородное лицо словно светилось изнутри, подбородок был гордо поднят.

Ветку живо интересовал вопрос, касающийся балрога, мифрила и Аркенстона. А еще вопрос Тауриэль, сокровищ и когда все это закончится и можно будет сперва остаться наедине с мужем, а потом рвануть домой к дочке. Послушав сводку планов Гротмора по клонированию и захвату власти в Средиземье, Ольва решила быстренько добежать до Мэглина, глянуть, как он там.

Вокруг Мэглина также собралась толпа, но совсем другая. В шатре все чинно сидели за накрытом столом и неспешно рассуждали о важном. Тут — хохотали, обнимались и пели. Синувирстивиэль пыталась распихать лишних помощников и заниматься ногой эльфа, но к ней тянулось слишком много рук — с тазиками, полотном, целебными травами и проверенными семейными бальзамами. Лаириэль рядышком стояла тихо, с непроницаемым личиком и маминой корзиной со снадобьями. Даня тоже уже был здесь и тискал тайли. Лантир ошивался за спиной своего давнишнего напарника. Эйтар, Тиллинель, оставшиеся в лагере лаиквенди и те из галадрим и эльфов Ривенделла, которые знали Мэглина и не удостоились пребывания в шатре — все, все были здесь и образовали шумную и бурлящую толпу.

Голый Мэглин смеялся в голос и просил для начала штаны. Но! Именно этого ему пока что и не досталось — лаиквенди накрыли плащом, сломанная нога была выложена на пенек для манипуляций Синувирстивиэль. По волосам лесного эльфа пробегали крошечные огоньки, и было понятно, что адресованы они никому конкретному — а всем тем, кого он так сильно, всем сердцем любил. Может быть, именно поэтому к Мэглину все хотели обязательно притронуться — его тискал Даэмар, пыталась причесать Тиллинель и даже синеглазый нолдо, теряющий в данный момент важную должность при принце, нагнулся и мельком обнял Мэглина за плечи…

Виэль и Лаириэль обменивались птичьими, чирикающими и страшно таинственными наименованиями. Ветка умилилась на такое зрелище, однако растолкала группу поклонников и тоже от души обняла Мэглина.

— Ольва…

Мэглин улыбался. Он был счастлив.

Ветка прижалась к виску эльфа губами и отошла — очередь по праву нарушал только Анариндил.

Однако Ветка пришла сюда по делу. Как она предполагала, позже на нужные слова у нее может не оказаться времени или не будет подходящей ситуации.

«Побратим».

Протолкавшись к другому концу компании, Ветка подошла сзади и обняла Эйтара, прижалась к нему. Прислонилась щекой к широкому плечу. Ухо, щеку телохранителя защекотали чудесные цветы венка.

Эйтар как-то провернулся внутри ее обьятий и тоже мягко, заботливо обнял Ольву.

— Повелительница? Что-то необходимо?

— Ты у меня такой молодец, — сердечно сказала Ветка, глядя в глаза лаиквенди. — Я так благодарна тебе. Ты все сделал правильно. Вот вообще все. Поверь мне. Не думай о том, кому и почему было больно. Так было надо. Я в долгу перед тобой.

Эйтар помешкал секунду, потом нагнулся и мягко, медленно поцеловал Ольву в губы — как на Зимнем празднике. Ветка благодарно опустила веки, потом выговорила:

— Пойду обратно в шатер. Мэглин, смотрю, в дополнительном внимании не нуждается.

Мэглин меж тем смотрел на Ольву с Эйтаром и затаенно улыбался.

***

Ветка вошла в шатер…

— Ага. То есть когда все почти закончилось, тут-то ты и появился.

— Приветствую тебя, Ольва, Повелительница Лихолесья, — заговорил, поворачиваясь к ней, Гэндальф. — Рад видеть тебя в добром здравии!

В руках волшебник держал черный клинок с сапфиром. Когда Ольва прошла на свое место возле Трандуила, маг продолжил речь, начатую до ее прихода.

— Вне всякого сомнения, это галворн, родственный тому металлу, из которого мы делали черные стрелы. Меч этот был создан Темным Эльфом в незапамятные времена, но, к великому счастью, это не Англахель. Этот клинок не был перекован и не пил крови своего витязя, а потому может и далее служить светлым силам. Я полагаю, это Ангуирэл, который проделал длинный путь сюда после падения Гондолина, быть может, даже в лапах орков. Глорфиндейл скажет точнее. Я не вижу на мече темных заклятий, и, коль скоро он сам позвал Владыку Средиземья, то пусть ему и служит отныне и впредь. Меч Мэглина я посмотрю позже.

Старый маг пристроился к столу и тут же налил себе вина.

— Я принял все меры к тому, чтобы оберечь лагерь, — заговорил Келеборн. — У Лориена достаточно сил. Ривенделл и Лихолесье представлены здесь совсем небольшими отрядами. Опыт показывает, что такие сокровища, как то, которое только что было открыто наугрим, не остаются незамеченными. Изнутри лорд Гротмор, который пребывает в неведении относительно своего ока. Снаружи Некромант с его потугами создать армию. Могут подоспеть и другие грабители. Посылать за поисковыми отрядами бессмысленно, хотя было бы желательно — сроки и порядок действий оговорены.

— Не считаю нужным предпринимать какие-либо действия, — выговорил Саруман. — Владыка Трандуил счастливо спасен, причем собственными силами, кто бы сомневался. Ортханк получил свою долю сокровищ и уже отправил ее. Торин Дубощит жив и может продолжать совершать свои неосмотрительные путешествия. Чего мы ждем? Самое время ускорить работы по спасению сокровища, и, как только пещера опустеет, мирно разойтись.

— У меня есть план, — сказал Торин. — Я хочу еще пожить, но мифрил в моих жилах может остыть в любой момент и превратить меня в серебряную статую.

— Что же. И ты, узбад, считаешь, что за твое право пожить должно полечь еще несколько сотен эльдар и наугрим? — холодно выговорил Саруман.

— Балроги майар, — вмешался Гэндальф. — Данное ими слово исполняется всегда… даже вероломнейший из них, если уж обещал что-либо, исполнял. Так или иначе, но исполнял. Надо следить за формулировками. Таким образом, я считаю…

Ольва потихоньку подсунула руку под ладонь Трандуила. Тот горячо сжал ее пальцы. Ветка спрятала вздох; по спине от копчика вверх пробежала сладкая волна.

Торин часто поглядывал на Трандуила, но ни разу не встретился взглядом с Ольвой.

— Кто и когда имел какое-либо дело с балрогом? Может, наш уважаемый Глорфиндейл смог бы просветить нас на сей счет, но, к сожалению, в данный момент он отсутствует, а значит…

— Я решил, — Трандуил заговорил негромко, но все за столом услышали его. — Мы отложим этот вопрос до завтра. Кроме того, я считаю, что все эльдар, которые выехали в Ирисную низину, должны вернуться. Я и мой ору… я и тайли моего сына, мы должны выспаться и привести себя в порядок. Я охотно побеседую со всеми вами, наедине и вместе, но уже завтра. Прошу меня понять. Тянуть с решениями никто не станет. Пока ожидаем поисковые отряды, ускорим работу по опустошению пещеры. В этот раз драгоценный блеск не замутил разума уважаемого узбада, и он поступил благородно и в конечном итоге выгодно.

— Отлично, завтра, — Саруман начал подниматься.

— Но я согласен и с Келеборном. Пусть дозорные все время будут начеку. Эстель… Арагорн. Ты сумеешь проявить те знания, которые обрел в Лихолесье, и взять под свое начало следопытов? Даэмар поможет тебе, если ты растеряешься. Но если ты рожден возглавить дунэдайн, такой опыт будет для тебя бесценным, — церемонно выговорил Трандуил. — Буду рад услышать успешный отчет.

— Почту за честь, Владыка.

— Мы ожидаем любую угрозу. Какую угодно, от морнов и до орков, — сказал Владыка. — Разве что, пожалуй, кроме варгов. Варги нам теперь… подвластны.

***

Ночь опустилась бархатным покрывалом.

Даниил долго валялся на ложе между отцом и матерью, рассказывая о своих похождениях, до тех пор, пока не заснул крепко; тогда Лантир беззвучно вошел в шатер и забрал мальчика в свой плащ, церемонно поклонившись Владыкам.

— Слишком много народа, — прошептала Ветка. — Так много, что снова нет времени друг на друга…

— Вот оно, наше время, — Трандуил растянулся во весь рост и сладко, но устало вздохнул. Ольва присела рядом и начала расстегивать его кафтан. Владыка смотрел на нее, не отрываясь.

— Скажи честно, я так тебя достала?

— Ольва…

— Тебе надо было, чтобы я была похожей на эллет?

— Мне нужна только ты. А тебе становилось плохо в Сумеречном дворце. Я полностью прощен?

— Конечно… я даже не уверена, что обижалась, просто напугалась. Очень сильно.

— Ольва, я…

— Погоди, Ри. Страх… это большое зло. Эти твои капли… они уже выветрились. Они не имеют ни малейшего значения. Я же точно так же виновата перед тобой, мой король. Мы ошиблись. Даже спаянные воедино Даней и Йул, мы умудрились ошибиться… оба. Я только здесь разобралась, что же с нами было, — сказала Ветка. — Послушай… узбад, конечно, много значил… и значит для меня. В прежней жизни я и понятия не имела, что такое счастье и надежность. Как так можно — доверять. И на случай, если ты прогонишь меня, если я не удержусь у дивного народа, мне нужно было знать, куда я пойду. Знать точно, где меня примут и дадут приют. Я нашла этот приют не в Эреборе, нет. Я видела его в сердце Торина Дубощита. Выходит, я действительно не сумела довериться тебе полностью. И это причиняло боль. Я только здесь, только после этого… приключения… я поняла, какую боль. Тебе. Себе. Торину. Всем.

Ветка вздохнула.

Трандуил смотрел очень внимательно.

— Я говорила имя Торина в страшных снах. И потом пыталась свести все к шутке. Но ты знал, что это не шутка. И когда мне страшно, я зову не тебя, а его.

Ветка замолчала, сжимая руки. Глаза ее были мокрыми. И продолжила:

— Тебя ранило не то, что мне может нравился Торин, и не то, что я человек и могла бы кого-то когда-то полюбить, нет. Зачем страшиться и страдать от того, что еще не произошло… а именно вот это… ты чувствовал, что у меня уже есть такое убежище, что я словно боюсь и собираюсь бежать. Бежать от тебя, спасаться. И ты попробовал сладить с этим, когда увидел, что слова… и твоя любовь… и даже наши дети… не помогают. Дело было во мне. Я никуда не собиралась. Но выглядело это иначе.

— Ольва, — сказал Трандуил серьезно, — ты изменилась. Ты плачешь, потому что тебе и сейчас страшно. Страшно обрубить все мосты. Ты обрубила их сейчас, своими словами… и ты в ужасе. Ты… все же боишься меня?

— Ты самый лучший, самый любимый, самый сказочный мой Владыка. Я отдаю тебе всю себя, сколько есть, поистине и от всей моей души, и обещаю любить тебя вечно, столько, сколько лет даст мне сила дракона, — прошептала Ольва. — Пожалуйста, помни только, что ты маг и витязь… а я всего лишь человек, и не все мои собственные мысли мне подвластны. Играй в меня… осторожно…

Трандуила швырнуло к Ольве с такой силой, какую он не ощущал, пожалуй, никогда. Это был могучий вал чувств, в котором прошлое сплелось с будущим; сознание и время отступили…

А снаружи от стен шатра отступили вставшие на караул Эйтар и один из эльфов Лориена…

Сила, ударившая из шелковых чертогов, походила на вспышку молнии, она сбивала с ног и заставляла отвернуться, и ни в коем случае не поворачиваться и не прислушиваться.

Земля вокруг шатра взорвалась — вьюны и гибкие плети плюща хлынули по легкому шелку палатки, оплетая ее и превращая в подобие маленького зеленого дворца, усыпанного цветами. Свет звезд опустился на землю пыльцой — и семенами растений, которые немедля всходили…

А в шатре, в котором сливались фэа Трандуила и Ольвы Льюэнь, ярким синим огнем светился сапфир в навершии рукояти черного меча.

Галадриэль выбежала на холм поодаль и стояла, совершенно ошеломленная.

И много еще душ ощутили, насколько странная была эта ночь в полевом стане у подножия Мглистых гор, близ Восточных врат Мории, недалеко от озера Келед Зарам.

Возможно, текущую здесь силу ощутили даже те, кому совсем не следовало бы.

***

— Теперь мы действительно поженились, — серьезно сказал Трандуил наутро, глядя в лицо Ольве, лежащей на его руке. — Ольва, моя йул, мое дыхание, мой огонек… я счастлив был услышать то, что ты сказала. Прости и ты меня. Ревность — это бездна… и я в ней был. И… я думаю, мне не потребуется более вечерних часов уединения на закате. Не потому, что я забыл. А потому, что наконец всецело принял тебя, не оставляя себе никакого убежища в прошлом. Ведь и я позволял себе быть не целиком твоим.

Ветка приподнялась, потянулась ответить, и тут…

В полог шатра поскреблись.

Ольва, уверенная, что это Даня, накрылась легким покрывалом, набросила второй его край на Трандуила и крикнула:

— Заходи!

Вошел Эйтар. И тут же попробовал попятиться, но Владыка остановил его и указал на стул.

— Что ты хочешь, телохранитель?

— Я… — Эйтар обернулся. Вошла Тиллинель, опуская взгляд вниз. — Я хотел бы…

И в эту же секунду взревели боевые рога дозорных.


========== Глава 39. Тауриэль ==========


Звуки рога были столь однозначно тревожными, что Трандуил немедля начал облачаться — Эйтар помогал ему, а Тиллинель Ольве, но когда Ветка оказалась в своей кольчуге, Тиллинель убежала. Долг звал ее в другое место.

Как только она выскочила, Ольва тут же спросила у Эйтара, опоясывающего Трандуила ремнями:

— Вы пришли просить разрешения пожениться?

— Да.

— Потом, — сказал Трандуил. — Это надо обдумать. Тиллинель тайли Лаириэль и отдала свою преданность Дейлу, а что до тебя, Эйтар… то я не намерен отпускать тебя из Леса больше, чем на месяц в год.

Эйтар просиял.

— Может, придумаю и другие условия. Такие решения принимаются не впопыхах.

Но Эйтар, видимо, отлично знающий своего короля, уже не пугался.

— Эру, — от всей души проговорила Ветка, — наконец-то я увижу не только свою свадьбу! Какое счастье!

Трандуил собрался что-то сказать, но снаружи определенно что-то происходило. Ольва и Владыка Сумеречья вышли…

Трандуил обернулся, посмотрел на увитый зелеными стеблями, цветущий шатер, на площадку вокруг него, которая еще вчера была основательно вытоптана, а теперь покрылась буйной порослью полностью распустившихся цветов, и только коротко сказал:

— Н-да.

Ветка хихикнула.

«Может, нам с Ри надо быть в центре внимания, чтобы было так, как сегодня? Я не сомневаюсь, что весь стан был в курсе, а то и до наугрим дострелило»…

— Что случилось? — спросил Трандуил у подошедшего Келеборна, полностью облаченного в доспехи.

— Рано утром вернулись почти все поисковые отряды. Арагорн, Даэмар и несколько моих следопытов сумели направить их в стан, так как обнаружили воинство орков, подходящее сюда. Кроме того, дозорные затрубили, когда увидели морна.

Келеборн помолчал.

— Не просто морна. На нем сидел всадник.

Собирались воздетые для битвы Элронд, Галадриэль; Синувирстивиэль и Лаириэль, а с ними и Даниила с Лантиром и Мэглином спрятали. Наургрим из своего стана отступили прямо под стены Мории, чтобы при обороне за спиной были привычные им скалы. Торин и Кили прискакали к эльфам, разведать, почему трубили рога.

С девами и детьми укрылся на всякий случай Саруман, сказав, что будет оберегать слабейших, поскольку он — наиболее могучий маг из всех, кто здесь есть. Гэндальф, хорошо выспавшийся за ночь, вкусно пахнущий табаком, напротив, пришел к шатру Трандуила и Ольвы.

— О, — сказал он, и веселые морщинки разбежались по его щекам, — вот теперь точно видно, где же обитают правители Эрин Гален…

Воины приводили себя в боевую готовность; Иргиль с Халдиром, вернувшиеся из Ирисной низины, снова обьединяли разделенные для поисков Трандуила и Мэглина отряды эльдар.

И долго ждать не пришлось — морн снова появился в небе; медленно, с достоинством, не нападая, черное крылатое животное опустилось на открытую поляну неподалеку от шатра Трандуила.

На шее морна в удобном седле сидела Тауриэль.

***

Леголас бросился вперед, но Трандуил ухватил его за плечо и отшвырнул назад.

— Погоди. Я знаю этот взгляд.

— Взгляд?..

— И я знаю, — прошипела Ветка.

Торин удерживал Кили.

Тауриэль тем временем не торопилась спешиваться. Медленно осмотрела всех собравшихся.

Рыжие волосы лесной девы были собраны роскошной черной короной со светящимися камнями. Она была одета в доспех, сработанный по фигуре с великой точностью и красотой, украшенный чеканкой и драгоценными камнями, как будто Мордор только лишь ждал лихолесскую стражницу, дабы облачить ее как королеву. За спиной на тушу морна спадал широченный плащ, черный со сполохами красной подкладки. Но что-то не увязывалось воедино — это была Тауриэль… и в то же время не она. Может, слишком велик был меч у бедра. Может, нет привычного лука или привычного ясного взора, который становился таким острым и точным при стрельбе…

— Это не Тауриэль? — прошептал Леголас.

— Нет. Возможно, — проговорил Трандуил, — она уже мертва.

— Приветствую доблестных владык, — заговорила всадница… и ее голос не был женским голосом. — За неимением плоти, приходиться довольствоваться тем, что найдешь. Я вижу, вы ведете здесь совет о судьбе балрога, Аркенстона и сокровищ. Я хотел бы принять в нем участие.

— Аулендил, — строго произнесла Галадриэль. — Что за новое черное волшебство? Что за ворожба, которую никто и никогда не видел?

— Ничего нового, — с ленцой произнес… произнесла Тауриэль, перекидывая ногу через шею морна и спрыгивая на землю. — Кое-что заимствованное за пределами мира, куда вы доброжелательно меня забросили, кое-что из практики некромантии. У меня недавно был очень успешный опыт… с нерожденными детьми. Ваша стражница пришла ко мне по доброй воле, в поисках истинной себя и истинного призвания. Я воспользовался этим, хотя она и не была той девой, которую я желал изначально. Странно, но все получилось.

— Ты захотел пожить в женской ипостаси?

— Я привязан к этой глупости, которую вы зовете плотью, — растягивая звуки, говорил Аулендил Аннатар, — но с каждым разом становится все сложнее находить силу для этого. Однако я нахожу. И пока вы, многочисленные и мудрые, сражаетесь со мной одним, убивая меня, я снова и снова возрождаюсь. Да, эта плоть не совсем то и это определенно не мое истинное обличие, которое я не променял бы ни на какое иное. Но лучше, чем ничего. По-своему она даже хороша, как думаете? Но к делу. Пригласите к столу?

— Разговаривай здесь, — произнес Трандуил. Голос его был сдавлен — сомневаться в том, что Владыка пребывал в бешенстве крайней степени, не приходилось.

— Это хороший ход, не так ли? Ты хочешь убить меня… но ты не поднимешь руку на рыжую стражницу, — усмехнулся Саурон. — Она же росла вместе с твоим сыном, да?.. О, я интересуюсь делами… соседей. Здравствуй, Ольва. Ты желала влить зелье мне во все отверстия тела, если оно у меня будет. Дать тебе флакон? Я готов… и я буду счастлив.

— Заткнись, Эру ради, — буркнула Ветка. — Ты пришел показать, как издеваешься над Тауриэль — или предложить что-то конкретное?

Саурон обвел всех взглядом.

— На подходе армия моих самых обученных орков. Это так, к сведению. Я хочу половину сокровищ, которые вы нашли здесь. И я хочу Аркенстон. За это я отдам вам рыжую стражницу через год. Возможно, она даже не будет помнить, что ее тело служило мне.

— Почему не сейчас? — с ужасом спросила Ветка, уже зная правду.

— Ну можно догадаться, не так ли? — небрежно выговорил Саурон. — Она… ее тело выполнит задачу. И станет не нужным более. Мне — не нужным. Иначе вам ее никогда не вернуть.

Морн шипел на лошадей, извивался, щупая воздух языком.

— Зачем тебе Аркенстон? — выкрикнул Торин.

— Так просто, что даже скучно. Я куплю за него покорность Гротмора. Чего пропадать такой силе? Раньше он попросту отказывался говорить, точно превратился в груду ненужной лавы, — сказал Саурон. — Уходил вниз, в тягостные свои чертоги, и после Моргота никому не считал нужным подчиниться… Он майа, как и я. Мне нужны такие сторонники.

— Тебе нужны такие батарейки, — прошептала Ветка. — Тебе нужна его сила, его бессмертие, чтобы ребенок, которого родит Тауриэль, в самом деле стал тобой!

— Именно так. Видите, какой я открытый и честный с вами. А вы строите против меня козни, унижаете мои труды, убиваете моих слуг. И никто из вас, — Саурон в теле Тауриэль протянул руку в обвинительном жесте и обвел всех присутствующих, — никто из вас не пробовал поговорить со мной, принять меня. Только насилие и убийства. Вот что я вижу от вас, мудрых и светлых. Я, тысячекратно убитый, потерявший своего господина, я все еще честен с вами! Достойны ли вы такого? Я не знаю, но не могу быть иным.

— Более-менее прояснилось, — пробурчала Ветка. — Трындеть умел, умеет и будет уметь.

Тауриэль обворожительно улыбнулась Ольве.

Кили и Леголас, в разных концах поляны, одинаково дрожали в напряжении, наложив стрелы на луки.

— Я не требую ответа немедленно. Но я вернусь к ужину, — Саурон пошел к морну и изящно взобрался в седло. — Я надеюсь быть принятым за столом на равных… и так давно не вкушал эльфийской пищи. Не пировал в доброй компании… друзей. Вы же будете моими друзьями сегодня, не так ли? Один вечер. Чтобы утрясти сиюминутные вопросы и противоречия. Переговоры. Это хорошая стратегия после столетий войн. А вдруг мы договоримся?

Морн взмыл в воздух, сделал два круга над лагерем и улетел.

— Даня, — сказала Ветка. — На самом деле он ищет Волчьего принца. Мне надо уберечь моего ребенка.

— Но и лорд Гротмор ему не бесполезен, — проговорил Трандуил. — Но думаю, здесь найдет коса на камень. В шатер, нам надо все обсудить.

***

… — Ни орки, ни морны не войдут в Лотлориен. Но пока мы находимся тут на открытом пространстве, на ничьей земле — мы под ударом любых врагов.

— Отправляем немедля детей со стражей, и с ними — всех раненых и тех, кто не сможет встретить тут врага лицом к лицу…

— Что мешает попросту отдать Аркенстон Саурону — и пусть два зла истребят одно другое? Уцелевшего уничтожим стрелометами наугрим…

— Ада, как же можно… как еще можно спасти Тауриэль?..

— Мы думаем, Леголас. Все зависит от того, сколь укоренился в ней дух Гортхаура… и сколь было повреждено тело, пока он внедрялся в нее.

— Тауриэль в бремени, видно, Саурон решил пройти заново рождение и заново вырасти… рискованная затея — что будет с великим духом, пока он мал? Пока он ребенок?.. Кому он доверит заботу о себе?

— О, я бы взяла такого пупсика в семью! Как много тогда можно будет исправить с помощью ремня и правильных назиданий!..

— Ольва, не надо подобных фантазий…

— Когда Тауриэль бросилась к морну, она точно не была в тягости… значит, уже в Мордоре…

— Келеборн, — сказала Галадриэль, — я могу просить тебя уйти с детьми и ранеными? Проводи их прямиком в Карас Галадон или в иной, более потаенный талан… даже лучше в иной — и не говори нам сейчас, куда, хотя Врагу и не должно быть известно внутреннее устройство нашего Леса. Пришли еще подмоги, обереги Лотлориен, и главное, наших бесценных Анариндила и Лаириэль.

— Я выеду немедленно, — сказал Келеборн, вставая. — До границ Лориена я возьму стражу, но оттуда воинов верну, оставлю лишь тех, кто необходим. Вы не будете знать, где мы.

— Но почему не укрыть детей в пещере? И помимо Мории тут немало тайных убежищ, — сказал Торин. — Я более доверяю камню, а не дереву.

— Ты сам сказал, пещера с золотом может опуститься, осесть. Это будет сотрясение, которое всколыхнет горы. Нет, Лес надежнее, тем более что морн — не дракон и огнем не дышит, — сказал Трандуил.

Келеборн вышел. Ольва встала и вышла за ним, решив упустить часть дискуссии. Позвала Эйтара, стоящего возле шатра и вместе с ним пошла к Даниилу, Мэглину и остальным вместе с Келеборном.

Пока лорд Лориена распоряжался о сборах, Ветка подозвала Лантира, Эйтара и Анариндила.

— Данечка… надо поехать в Золотой лес с лордом Келеборном. Мы поговорим с Трандуилом, и возможно, кто-то из нас догонит вас в дороге. Ты показал себя настоящим воином, бойцом. Сейчас так надо. Скажи, если я попрошу тебя вернуться к своему тайли Мэглину, что ты скажешь?

— Я буду рад… но и Лантир очень хороший!

— Я понимаю. Но мне очень надо, чтобы Лантир остался со мной, а Эйтар отправился с Мэглином и тобой. И Лаириэль с Тиллинель. Лантир… пожалуйста. Тебе очень отвратительно будет исполнить долг моего телохранителя? Ради многих из нас. Не только лишь ради меня.

Нолдо стоял молча и выражение лица его было скорее отрицательным.

— Я прошу тебя.

— Ты не приказываешь мне?

— Нет. Я прошу тебя ради Анариндила, Мэглина, Эйтара и Тиллинель. И Леголаса. Если ты согласишься, ты останешься со мной и Владыкой и примешь возможный бой с Сауроном. Если нет, ты отправишься вместе с Келеборном и будешь оберегать слабых, а в бой с нами пойдет Эйтар.

Лантир откровенно маялся. Все стояли молча, чтобы не давить на стражника.

— Ну что же, — выдавил нолдо. — Я клянусь, Эйтар, выполнять твои обязанности телохранителя Ольвы Льюэнь вплоть до ее благополучного возвращения в Эрин Гален. Там я просил бы пересмотреть эту присягу.

— Спасибо тебе, — от всего сердца проговорила Ольва и пошла обратно в шатер; Эйтар остался собирать Даниила и Мэглина в дорогу, подчиняясь приказам Келеборна, а Лантир с лицом великолепной статуи отправился следом за Веткой и замер в чеканной позе возле шатра.

— Пусть ребята хоть немного побудут вместе, в безопасности, — тихо сказала Ветка Трандуилу, садясь на свое место. — Я отсылаю Эйтара с детьми и Тиллинель.

— Это твое решение, — спокойно сказал Трандуил. — Я принимаю его. Бард… разведчики докладывают, что огромный отряд орков и впрямь подходит к нам. Все идут пешком, без варгов. Мне прискорбно, что ты и твои люди оказались тут в ловушке.

— Нам не в первый раз биться плечом к плечу, — усмехнулся король Дейла. — Синувирстивиэль отправится вместе с Келеборном, тем более, она давно мечтала погулять по Золотому лесу, — Бард поклонился Галадриэль. — Ну, а мы постараемся закончить тут все с балрогом, Аркенстоном. И золотом. Даже Темной стране оно нужно, так как на него покупаются союзники, в частности, харадрим и мумаки. Следовательно, я бы и за золото сразился.

— Я уеду в Лориен, — выговорил Саруман, вставая. — К моим советам не прислушиваются тут и ничего значимого здесь не произойдет. Как бы ни обернулись события, один плюс один всего лишь два. У нас и так есть балрог и Саурон. Если сложить их вместе, количество зла в Средиземье не увеличится. И я советовал бы прислушаться к словам майа и попробовать пойти путем переговоров.

— Но ты нужен нам тут, — удивился Элронд.

— Гендальф лучше справляется с битвами, а я с мудрыми советами, — с достоинством выговорил Саруман. — И я дал вам один. Прислушаетесь ли вы — зависит уже от силы вашего разума, — и Белый маг с достоинством покинул палатку.

— Возможно, и лучше будет, если Саруман своей силой обережет детей, — быстро сказала Галадриэль.

— Я никогда не доверял старикашке! — рявкнул Торин. — Он вечно предлагает бежать, прятаться и отступать! Что будет с женой моего племянника? Дела моей семьи и так уже стали всеобщим достоянием, но обесчещенную или нет, мы хотим ее выручить! Мы не бросаем своих!

Ветка посмотрела в пол и нащупала в мешочке на поясе угловатую бляху. Она не была больше своей в мире наугрим.

— Никто не скажет тебе, Торин Дубощит, сколь силен дух Тауриэль, чтобы принять в себя бремя разума Гортхаура… и уцелеть, — изрек Гэндальф. — Воинство Саурона придет сюда к вечеру и думаю, станет лагерем напротив нашего. Саурон хочет хвалиться своей силой. Пусть хвалится. Он не знает, что одно неосторожное слово балрога и доблесть Владыки Трандуила все меняют. Мы подумаем, как мы сумеем обхитрить Темнейшего, но и без боя, полагаю, нам не обойтись.


========== Глава 40. Лантир ==========


— Я не понимаю, — сказала Ветка. — Если Саурон может захватывать любое тело… как он захватил Тауриэль… почему он раньше не сделал этого — не взял в плен какого-либо могучего воина, достаточно красивого для него, да и не вселился…

— Не может он так, — сказал Гэндальф. Сейчас в шатре остались лишь маг, Трандуил, Элронд и Галадриэль. — Это слишком великое колдовство, переносить свой разум в иное смертное тело. Даже такой майа, как Аннатар, мудрый и по знаниям превышающий многих иных, не сможет сделать это.

— Но Тауриэль…

— Едва зачатый ребенок, видно, оказался доступен ему, — выговорила Галадриэль. — Саурон всегда желал больше сторонников, больше войск. И, конечно, телесность. После… прости, Ольва…

— После эксперимента с Анариндилом он решил продолжить научную работу в этом направлении, — сказала Ветка прохладно. — И у него получилось. В сущности, Саурон нынче не в Тауриэль как таковой, а в ее ребенке. Кто мог стать отцом? Нуменорец? Красный орк?

— Боюсь, что нет, — еле слышко прошептала Галадриэль. — Я изучала зелье, которое придумал Гортхаур. Для него нужна живая кровь… живая кровь эльфа, мужчины. В плену у Саурона, видно, много лет уже томится кто-то из эльфийских витязей… силы человека или тем более орка не хватило бы для такого, только мощь истинного эльда… светлого и неискаженного…

Ольва вздрогнула.

Темные своды, покрытые скользкой слизью… свет факелов…

Светлый силуэт с длинными волосами…

Сбитые в кровь руки, колени, поскольку встать во весь рост пленник не может…

Цепи и кандалы, удерживающие тело, но не дух…

Руки Трандуила подхватили Ольву, у которой закружилась голова. Ее затошнило, реальность поплыла; Владыка прижался губами ко лбу жены, возвращая ее.

— Кто из сильных нашего мира может томиться у Моргота столь долго? Келебримбор?.. — проговорил Элронд. — Темнейший говорил, что Келебримбор погиб после неимоверных пыток, сломивших его волю и заставивших предать тайну Колец… но… если болью и страданиями Темнейший извратил волю Келебримбора…

— Келебримбор… или, может… Финрод… в Арменелосе Саурон делал страшные вещи, — сказала Галадриэль сдавленным голосом, нервно теребя одно из своих колец. — Человеческие жертвоприношения происходили каждую полную луну. Страшные жертвоприношения, но, когда Эру пожелал уничтожить храм, Саурон уцелел… все мудрые понимали, что прячет Гортхаур нечто еще более ужасное. Его опыт, знания росли. Он погибал и расщеплялся… но, как он и сказал, вновь и вновь возрождается… иногда для этого нужно время, иногда какая-либо заимствованная сила… а я никогда не верила, сердцем не верила, что Финрода мог загрызть какой-то волк… — Галадриэль так же, как и Ветка, ослабла и осела; Элронд подхватил ее.

Ветка перестала понимать диалог, имена ей были незнакомы.

А думала Ольва свое.

— Не простив Лютиэнь, впервые лишившей его телесности, — с гневом сказал полуэльф, — Саурон и до сих пор ненавидит женщин и мстит им. Бедная Тауриэль, плен у орков и насилие сломило, исказило ее, и она сама отправилась навстречу такой страшной участи…

Ветка пришла в себя и выпрямилась.

— Ри, я хочу догнать Келеборна. Хочу быть с Даней в Лориене. Вы с Торином здесь разберетесь сами.

— Они уже давно в пути, а гончего листа не осталось. Я не позволю тебе ехать, тем более, что и воинов я не смогу тебе дать. Ни я, ни Галадриэль. Ослабив здесь стан, мы поставим под угрозу всех, и тех, кто уехал, тоже. Очень скоро Келеборн въедет в Золотой Лес и все они будут в безопасности.

— Послушай… — быстро зашептала Ветка, — я понимаю его, его мотивы, его поступки. Он хочет показать себя. По-своему он нуждается в обществе… если угодно… нормальных существ, не искаженных. Орки — они же как муравьи при матке. Идут только за тем, кто управляет, сами по себе, без предводителей, они туповаты. Они не понимают прекрасное, не способны оценить все мастерство, пусть и темное, Гортхаура… он готовится к ужину, он хочет потрясти и очаровать вас… нас. Он не будет заниматься мной. До Лориена рукой подать. Балрог — хорошая ставка, особенно если он смекнет, что Даниил недостижим. Ну и я быстренько доскачу и тоже в Лес спрячусь. Что плохого?

— Едва Ольва въедет в Золотой Лес, она будет в безопасности, — подтвердила Галадриэль. — И даже без листа добрый конь донесет ее туда довольно скоро, по крайней мере, она догонит Келеборна и его отряд.

— Давайте не будем тратить время, — Ветка встала. — Я заберу Лантира. Я в кольчуге. У нас будут Гест и роханский Серый. Это добрые кони. Я не хочу больше видеться с Сауроном, я хочу быть со своим сыном. Зря я с ним не поехала сразу…

Трандуил покачал головой.

— Не могу решиться. Мне что-то не нравится.

— Мы просто сядем и поскачем, — сказала Ветка. — Орки все равно подходят с другой стороны. И морн улетел на восток, а мы поедем на запад. Они попросту не могут оказаться возле Лориена с той стороны. Отпусти. Пожалуйста.

— Что же, — медленно проговорил Владыка. — На моей памяти ты впервые хочешь уехать оттуда, где грядет сражение, туда, где безопасно. Скорее всего, это правильно. Сердце мое неспокойно, но — ради нашего сына — поезжай.

Ольву сдуло во мгновение ока.

Она выскочила наружу… затем вернулась, на миг повисла на шее своего Владыки с поцелуем и вышла уже окончательно.

— Лантир, готовь коней. Мы едем следом за Келеборном.

***

class="book">От Мэглина или Эйтара всегда исходило тепло.

Лантир же, несмотря на уникальную даже для нолдо красоту, все время выглядел так, как будто у него во рту находилась живая лягушка. И от него веяло холодом.

Ветка скакала и думала о том, что могла бы выбрать вот хоть Иллуира, хоть самого Иргиля, но что-то в тот момент, когда она приняла решение отпустить Эйтара с Тиллинель и детьми, ей никто больше не пришел на ум. Да и Лантир там околачивался рядом, просто подвернулся под руку.

С Лантиром она не чувствовала свободы. А ну как надо будет остановиться и пойти в кустики? С лаиквенди такие фокусы происходили вообще без какого-либо внимания к событию. А Лантир, казалось ей, будет осуждать все — неуместность момента, неподходящую высоту куста, недостойное жены Трандуила направление ветра, не ту звезду на горизонте и сам факт наличия естественных потребностей тела…

Как рассчитывала Ольва, с переходами на рысь и отдыхом для лошадей, они нагонят Келеборна и всех тех, кого он защищал, часа через три, может, четыре. А к закату, когда Саурон обещался прибыть к ужину, все, уехавшие с лордом Золотого Леса будут уже в Лориене. Там стража, там защита доброй магии.

Лантир, неодобрительно сверкающий всеми деталями доспехов, скакал на роханском Сером. Синий плащ полоскался по ветру. Ветка ощутила досаду — Серый отставал. Лантир взял тяжелый щит, длинное копье, лук, полный колчан стрел. «Вот зачем? Все вместе он все равно не сможет использовать, а лошадь перегружена. Еще и в металле весь». Сама Ветка по настоянию Галадриэль была в легком шлеме, мифриловой кольчуге, с мечом у бедра.

Гнедой, несколько сбросивший за время похода, подыгрывал от избытка сил.

— Ничего, — сказала Ветка вполголоса, — нагоним. Если что, брошу Лантира. Не потеряется.

***

В стане, покинутом Веткой, тем временем шли приготовления.

То, что должно было произойти на закате, разъяснили абсолютно всем оставшимся бойцам. Здесь и вправду не осталось слабых — Балина, Бус, Трорина и Ирис отправили вместе с Синувирстивиэль, детьми, Мэглином, Фириэль и Келеборном; прочие же наугрим были закалены подобно своей боевой стали. Среди эльфов также каждый был бойцом, многократно проверенным в сотне сражений.

Лагерь украшали огнями и цветами, выставили новый легкий шатер с длинным столом. Все воины были в доспехах, но и в нарядных плащах, словно предстоял не бой, а праздник. Бард с Илсом и несколькими эльфами из Ривенделла, сведущими в управлении стрелометом, были возле этих сооружений перед Восточными воротами Мории.

Отдельный совет держали Торин, Фили, Кили, Леголас, Трандуил и Элронд, Галадриэль и Гэндальф.

— Отчего же ради Ольвы Льюэнь народы пошли на великие жертвы, — грозно говорил Торин, — а ради Тауриэль никто не готов? Вы что же, все поджимаете хвосты? Кили принц, а Тауриэль — твоя подданная, Владыка Трандуил. И ты готов отступиться от возможности ее спасти?

— Есть разница между Ольвой и Тауриэль, узбад, — сказала Галадриэль. — Тауриэль пошла к Темнейшему по доброй воле! А это меняет все.

— Просто никто не сумел помочь ей, — крикнул Кили. — Тауриэль попала в плен, она была потрясена! Должен ли я тут кому-то напоминать, что деве эльфу почти невозможно пережить насилие? Она скрывала свою боль, и никого, кто был бы ей другом, не оказалось рядом!

— К тебе она тоже не очень-то бросилась, — сухо сказал Леголас. — Не знаю, о какой помощи ты говоришь, но Ольва, Арагорн и… Эйтар оказались и были рядом. И даже Радагаст вначале. Вызволили ее от орков.

— Эйтар! Насильник! — выкрикнул Кили. — А ты сам!..

— Я тебе все уже сказал, — коротко выговорил Леголас. — Я пытался помочь. Я пел ей, звал ее фэа.

— Мы больше не говорим о том, что привело к нынешней ситуации, — обрубил Элронд. — Не осуждаем друг друга и не позволяем распрям овладеть сердцами. Нам надо понять, что делать теперь. Это мы и решаем.

— Послушай, принц Кили, — сказала Галадриэль. — Я знаю Аннатара… мне уж кажется, я знаю его столько, сколько живу сама. То, во что он вторгся, не останется неизменным. Что ты хочешь получить — безумную, опустошенную, окончательно потерявшую себя Тауриэль? Ты станешь кормить ее с ложечки до конца ее дней? Стражница… принцесса наверняка поняла свою ошибку, но, видимо, слишком поздно. Меня очень тревожит ее плод. Если уже теперь он говорит голосом Майрона и обладает такой силой… мы столько раз бились, изгоняя и уничтожая Темнейшего, и вот теперь он может вернуться во плоти и восстановив свою мощь. Прости. Тауриэль надо убить.

— Нет! — крикнул Кили. Леголас, сжимая лук, молча смотрел вниз.

— Ей нельзя дать выносить и родить. Если бы Эйтар, которого ты, принц Кили, назвал насильником, не… решился бы на то, что он сделал, она уже была бы мертва. Мертва и все. По сути, и теперь она уже мертва, — тихо сказала Галадриэль. — Смирись.

— Я виноват, — сказал Трандуил. — Мне следовало подумать, когда я выдавал ее замуж тогда.

— Я тоже мог не принимать эльфийку в свой род, — буркнул Торин. — Понятно же было, что ладно не будет. Но как и Ольва, Тауриэль оказалась с нами с самого начала. Она была с нами, когда мы пытались удержать драконов внутри Эребора. Была с нами и позже. Вот и подумалось… может, у них с Кили что-то и выйдет…

— Все вы тогда были помрачены, — сказал Элронд. — Не буду говорить, кем и как. Великие силы пробуждались и переворачивали мир. И думаю, переворачивали его, возвышая людей, ведь Ольва человек. Им мы оставим Арду. Но лишь тогда, когда выиграем решающий бой с Гортхауром. А чтобы выиграть его, мы не можем дать Темнейшему возродиться. Он так радуется плоти, что показал себя немедля. И это его слабость. Затаись он… мы не знали бы, что происходит. А то, что мы переживаем сегодня, здесь — это лишь следствие тех событий. Они завершаются именно теперь. Ошибки исправляются, все делается таким, каким назначено. Но… то, что Тауриэль покинула Дейл и попала в плен к оркам, никак нельзя было предугадать. Принц Кили… твоя скорбь понятна.

Галадриэль и Гэндальф согласно наклонили головы.

— Леголас, Кили. Если вам тяжело то, что, возможно, произойдет сегодня вечером, я отошлю вас, — сухо сказал Трандуил. — Надеюсь, узбад поддержит мое решение. Я не хотел бы, чтобы в решающий момент кто-то из вас бросился бы на помощь Саурону лишь потому, что Темнейший сумел воспользоваться телом Тауриэль. Обдумайте свои силы.

— Это не шутки, — грустно выговорил Гэндальф. — Это взаправдашняя правда. Некромант набирает силу, и мы не можем позволить этому происходить.

— А Аркенстон… — сказал Торин. — Помнится, и тогда это камень был с нами. Когда я предлагал его в качестве выкупа за Ольву Льюэнь. Брал бы, чего уж… Теперь, думаю, камень все же отойдет тому, кому он назначен.

— Великий риск, — сказал Гэндальф.

— Да, — согласился Трандуил. — Мы рискуем, и рискуем сильно. Но… мы с узбадом были там, в подземельях Мории. Мы были в Мордоре. Нам кажется, наш план — это единственный шанс отыграть у Гортхаура хотя бы очко.

***

Лантир погонял Серого, с досадой глядя в спину Ольве Льюэнь.

Та очевидно желала ускориться - и ее конь ей это позволял.

В какой-то момент показалось, что впереди уже мелькнул край повозки, блеснули шлемы сопровождающих воинов — и Ольва, уже не оглядываясь на своего временного телохранителя, выслала гнедого жеребца в полную силу. Лантир ругнулся на синдарине, собрал Серого строже и сжал его ногами без жалости, совершенно не считая нужным оставлять ненормальную Ольву Льюэнь без надзора.

Морн рухнул на него сзади, выбив из седла и проскрипев страшными когтями по доспехам, однако не пробив их. Падая, Лантир успел крикнуть:

— Ольва! — и бросил копье, но оно задело морна лишь вскользь.

Морн тем временем разделалася с Ольвой и заходил на второй круг. Лантир побежал к Повелительнице — она лежала на земле под упавшим Гестом, который катался, силясь встать.

Морн, направляемый всадницей, нападал — пытался укусить, шипел, раззявливая пасть, полную ядовитых зубов. Лантир прикрывался щитом. Достиг Ольвы, дернул Геста за повод, вынуждая его подняться на ноги. Оглушенная Повелительница лежала, не шевелясь.

Морн отступил; всадница спрыгнула с него и медленно пошла на Лантира.

— Что же, давай выясним, насколько хорошо рыжая девчонка дерется. Или, может, ты просто пойдешь прочь? Мне нужно лишь поговорить с Ольвой. Простая приватная беседа. Я соскучился. Нам… есть что вспомнить.

Лантир встал, утвердившись для боя — краем глаза заметив, что Ольва все же пришла в себя и садится.

Изготовил меч.

— Ой, как страшно, — процедил Аулендил Аннатар. — Ты жалок, телохранитель. Ты не веришь в то, что защищаешь. Брось ее.

— Ольва, — спокойно выговорил Лантир. — Бери Геста и скачи прочь, скачи к деревьям.

И бросился вперед.

Саурон также выхватил меч. Сталь ударила о сталь — бой завязался.

Тауриэль никогда не была сильной мечницей, но тут ей помогал великий дух внутри нее — маг и воин, прошедший тысячи битв. Меч Аннатара тяжел, но и рука уже не являлась только лишь женской…

Ветка встала, и…

Она могла схватить коня и ускакать. А могла ввязаться в бой и помочь Лантиру. А могла ускакать, да…

Ольва Льюэнь тоже вынула меч из ножен и бросилась вперед.

Морн вырвал брюхо Серому и крался теперь за Гестом, который взвизгивал, крутился, но не убегал…

— Это неверное решение, Ольва, — сказала Тауриэль голосом Саурона. — Говорят бежать — беги. Когда же ты научишься слушаться мужчин?..

Майрон внезапно бросился вперед — обманным маневром сбил с ног, ранил Лантира, который упал на колено, и занес меч для того, чтобы поразить Ольву. Ольва вскрикнула и открылась, пытаясь прийти на помощь воину… но Лантир успел вскочить и принять удар меча Саурона. Сила Аннатара была столь велика, что пробила доспехи, пронзила телохранителя насквозь; из-под металла хлынула кровь, Лантир упал.

Ветка вскрикнула.

Саурон коротким резким ударом выбил из ее рук меч — оружие отлетело далеко в кусты.

— Я же сказал ему не соваться… я просто хочу поговорить, — Саурон опустил меч. — Скучно все знать наперед. Эти нолдор такие предсказуемые… когда невозможно драться на равных и побеждать, они шикарно жертвуют собой.

Ветка отступала.

— И ведь ты знаешь, — задушевно выговорила Тауриэль знакомым мужским голосом, — эта жертвенность никогда не надоедает. Когда мой меч пробивает грудь воина, когда его глаза закрываются, а чело бледнеет, слабеют руки, падает оружие… это красиво, Ольва. А я люблю красоту, ты помнишь?

Лантир, шатаясь, поднялся — встал на одно колено, натянул лук. Первая стрела чиркнула по доспехам Саурона, но вторая нашла крошечную щель в сочленении у плеча и вонзилась в плоть…

Аннатар развернулся, в один шаг достиг Лантира и вонзил меч еще раз. Повернул клинок. Лантир снова упал, дернулся и затих, раскинув руки.

Ольва закрыла лицо ладонями.

Мир стал черно-белым и немым.

Как немое кино.


========== Глава 41. Целительница ==========


— Послушай, — сказал Саурон, — ты меня пугаешь. Ты выглядишь слишком озабоченной. Один телохранитель, что тут такого? Из-за тебя случались и более масштабные смертоубийства. Ты же живешь, не тяготясь всеми теми эльфами, которые погибли у Дол Гулдура. Копаешься в своих мелких комплексах, строишь глазки гному. Те, кто умер за тебя, не мешают тебе жить. Ты попросту не помнишь о них.

Ветка убрала руки от лица и посмотрела в глаза Тауриэль.

— Не рыдаешь каждый день, пересчитывая жертвы, которые принесли тебе короли. Даже в голову не приходит… рыдать. Что теперь? Подумаешь, один нолдо. Ну и я надеюсь, — Саурон вырвал стрелу и бросил ее наземь, — этот небольшой эпизод не испортит нашего свидания. Я так рад тебе, Ольва. У тебя чудесная новая стрижка…

— Я все время забываю почему-то, какая ты… сволочь, — сдавленно выговорила Ветка. — Хотя не хочу забывать ничего, что связано с тобой. Ну понятно было же, что Аркенстон и балрог — это предлоги. Что ты охотишься или на меня или на Даню. Ну почему все опять тебе поверили?

— Дар у меня такой. Я же маг. По большей части, и люди, и эльдар делают то, что я хочу, — задумчиво выговорила Тауриэль, подходя вплотную к Ветке. Из раны, нанесенной стрелой Лантира, по доспехам текла кровь. — Но никогда не исполняют желаемое до конца. Охотно кидаются делать то, что я сказал, и передумывают. Это прямо рок какой-то. Но ты… Ольва, ты — мое творение. Я вложил в тебя столько времени, столько сил. Я воспитывал тебя с детства. Я даже не мог внедряться в тебя, потому что эти мнительные интуитики немедля ощутили бы мое присутствие, и все бы пропало. Поэтому действовать пришлось… опосредованно. Но ты моя. Я пришел просто сказать тебе это. Телохранитель мог не выпендриваться. Я же обычно говорю правду. Я всегда говорю правду… иногда не всю, но все же. Это уже нюансы. Ольва… ты моя и всегда будешь моей. Не потому, что ты красавица или обладаешь волшебной силой. Просто ты нравишься мне… как нравится Гэндальфу трубочка, которую он вырезал… или как нравится меч мастеру, который его ковал… ты же понимаешь, что тебе не отделаться от меня никогда? И ты можешь оказать мне большую услугу… огромную… я попрошу тебя… пожалуйста… смотри мне в глаза…

Ветка отступала, пока не уперлась спиной в дуб. Тауриэль была совсем близко — глаза именно те, с глубинными сполохами огня. Те самые.

Саурон упер ладони в дерево, не отрывая взгляда от лица Ольвы.

— Так хочется тебя поцеловать… но я же должен уважать то, что ты жена другого?.. и верна ему, правда, Ольва?.. обнимашки с лаиквенди… и Торином… в счет не идут… такая верная, чистая, незапятнанная супруга лесного короля… но я скучаю. Я очень скучаю… с этим телом я могу удовлетворяться другими способами… ранее недоступными… они по-своему милы… дают возможность пофантазировать… я бы даже переспал с гномом, например… или с принцем… или с Трандуилом… Элронд нет, он зануда… но когда Тауриэль родит…

Ветка стояла неподвижно, подняв подбородок.

Саурон потянулся вперед и едва заметно прикоснулся губами к губам.

— Когда тебе захочется развлечься… я всегда буду неподалеку, поверь. Торин не оправдал твоих надежд, а ведь тебе хочется чего-то более яркого, чем законный супруг… Ольва… сделай для меня одну мелочь…

— А какой будет плата? — хрипловато спросила Ветка. — Если ты хочешь что-то от меня, ты готов мне что-то за это дать?

— Ты собиралась проехаться по Средиземью. Это было бы хорошее путешествие. Отличный маршрут. Мне нужна одна потерянная давным-давно безделушка. Ты поймешь, что это она, я помогу тебе понять, — Саурон говорил, не убирая губ от губ Ольвы. Темнейший шептал Ветке прямо в рот, и ей казалось, что слова в виде каких-то туманных полотен укладываются в ее сознании… — найдешь, привези мне… дары, которые ты получишь, будут непревзойденными… моя благодарность не будет знать границ… темными силами эту мелочь не отыскать, но ты сможешь… пожалуйста…

Ольву трясло. У нее тянуло низ живота, как будто перед ней не стояла Тауриэль, а вправду Аннатар, как она запомнила Темнейшего там, в башне, когда его тело выходило из тела дракона. Одновременно страх и крайнее отвращение скручивали желудок — отвращение еще и к себе, потому что многое из того, что говорил Майрон, было правдой.

— Не знаю, что тебе надо искать, — сказала Ветка, — но мой ответ — нет. Ничего из того, что тебе нужно, ты не получишь. Ты убийца и насильник. Я люблю Трандуила.

Саурон чуть отшатнулся. Ветка показалось, что и сумерки, постепенно спускающиеся на землю, отступили.

— Я! Люблю Трандуила!

— Защищаешься, — усмехнулся Аннатар. — Что же. Любишь. Но и меня — немножко, — Некромант потянулся и глубоко, страстно поцеловал Ветку. Ольва едва заметно ответила… и когда поцелуй был разорван, ехидно сказала:

— Увы. Мимо. Ты девочка, дорогой.

— Это у меня просто времени мало, — выговорил Саурон, также усмехнувшись. — Я изобретательная… девочка.

— Если хочешь, чтобы я о тебе хотя бы помнила, — быстро сказала Ветка, — о тебе, о твоей просьбе, дай и мне что-то полезное.

— Что тебе нужно? Точнее так — что еще тебе нужно от меня, помимо массы бесценных даров, уже полученных? Нового мира, новой судьбы…

— Кто стал отцом ребенка, которого носит Тауриэль?

— О, — усмехнулся Темнейший. — Догадываюсь, откуда ветер дует и какие надежды питает Галадриэль. Я скажу тебе имя. Ты будешь его знать. Но сумеешь вспомнить, только когда сложатся определенные условия. Ну Торин рассказывал — ему надо было дождаться дня Дурина, лунного света, вот нечто такое. Согласна?

— Какие условия?

— Этого я тебе не скажу, — Саурон нагнулся и что-то прошептал Ветке прямо в ухо, снова касаясь ее — щекой, губами. — Вот. Теперь ты знаешь. Просто жди. И старайся выполнить мою просьбу. Ты вспомнишь.

И резко отшатнулся, убрал руки — но Ольва, которая прочно стояла у дерева, почему-то потеряла равновесие и упала на колени.

— Мне пора. Меня ждут к ужину всякие мудрые и сильные. Я давно не ел за таким столом и не намерен себе в этом отказывать. Помни, Ольва. Мелкие страстишки, тайные желания, голос тела — я в тебе, во всей тебе. Я — это ты. Ты создана мной.

Ветка пробовала встать, но силы ей изменили — она приподнималась и опять падала.

— Н-да, — сказал Саурон. — Трандуил держит тебя на голодном пайке. Тогда ты была пободрее. Верное замужество как-то не на пользу тебе, Ольва. До свидания, любимая.

Ветка, как сквозь поток воды, смотрела — Саурон подозвал морна. Морда животного была обляпана кровью, он жрал кого-то, но за высокой травой не было видно, кого именно. Тауриэль взобралась в седло, чисто женским движением роскошно раскинула по туше животины плащ — чтобы смотрелось красиво. Морн разбежался парой прыжков и взлетел.

Тогда Ветка поползла — к Лантиру. Встать у нее не получалось — она не была ранена, но ей показалось, что ноги набиты ватой, мышцы не слушаются.

Какие-то звуки, суета, крики — появились ноги, в количестве. Ветка зачем-то попробовала эти ноги посчитать… и неожиданно заснула, ощутив, что очень сильно устала.

***

— Ольвааа, Ольвааа! Возвращайся, ты нам нужна…

Приоткрыв глаза, Ветка сразу ощутила, что лежит на знакомых руках — теплых, надежных.

— Эйтар? Ты оставил Даниила?.. Мэглина?..

— Келеборн и дети, все уже в Лесу. Мы въехали в лесные чертоги, передали всех лориенским лучникам и прискакали тебе на выручку. Мы видели, когда напал морн, но было не разобрать, на кого, — сказал Эйтар. — Доехали до Леса и только тогда смогли броситься к тебе…

Ветка постепенно приходила в себя.

Лантира перетащили ближе. Здесь была Виэль, Тиллинель, Фириэль — и двое воинов из тех, что сопровождали повозки до Лориена. Тиллинель в голос рыдала, сняв латные рукавицы и размазывая слезы по лицу. Синувирстивиэль и Фириэль в четыре руки разоблачали нолдо.

Но даже Ветке было понятно — эльф мертв.

— Если бы не второй удар! — выкрикнула Виэль. — Второй удар…

— Третий, — сказала Ветка. — Еще на плече…

— Это царапина… мальчик, ну не покидай нас, ты нам так нужен… — Виэль выговаривала мягкие, зовущие заклинания, но черная, развороченная грудь выглядела слишком страшно.

— Виэль… он умер, — сказала Ветка. — Совсем умер. Из-за меня.

— Нет, — сказал Эйтар. — Из-за меня. Я должен быть на его месте.

— Никто не умирает за кого-либо! — выкрикнула Синувирстивиэль. — У каждого своя судьба и свой конец… просто я не успела…

Тем временем Фириэль села рядом с Лантиром и положила его голову себе на колени.

— Этого витязя ты, Повелительница, назначала мне в наказание?

Высокий, красивый голос прозвучал неожиданно звонко и чисто. Даже Тиллинель замолчала.

— Да. Лантира, — убитым тоном выговорила Ветка.

— Ну тогда еще не все потеряно, — сказала Фириэль. — Сила даже мельком сказанного Повелительницей Сумеречного леса слова весьма велика. Ты просто еще не поняла этого. Я отдам ему силу моей фэа, как ты и хотела. И без всяких зелий. Мне давно пора к берегам Амана, к мужу. Но во мне еще хватит любви, чтобы нолдо жил.

— Фириэль, — предостерегающе проговорила Синувирстивиэль. — Такое решение…

— Я знаю, что это за это решение, — перебила Фириэль. — После смерти мужа я пробовала ткать и шить, стала помощницей целительницы Иримэ, искала новой любви, новой жизни. Но мне ничто не радостно. Теперь я виновна в страшном преступлении, потому что это и правда предательство. Я предала Владыку Трандуила. И чем ждать, что же вы придумаете для меня, пятки гномов или проказу людей, я отдам свою жизнь этому доблестному эльфу, по которому вы так скорбите, и отправлюсь туда, где ждет меня мой муж.

— Один раз, — прошептала Синувирстивиэль, — один раз целительница и вправду может отдать свою жизнь тому, кто умер у нее на руках.

— Я как раз приняла последний удар разрубленного сердца нолдо… Лантира, — сказала Фириэль. — Он прекрасен, как Тулкас. Я смогу. Не мешайте мне.

— Красота Лантира имеет значение? — шепотом спросила Ветка.

— Целительница должна питать… что-то… к тому, кому отдает жизнь, — так же шепотом ответил Эйтар. — Любовь, благодарность, приязнь, что-то хорошее… восхищение красотой и храбростью, если оно искреннее, тоже сойдет…

— Я приму твое решение, — сказала Синувирстивиэль. — Теперь я лучше чувствую твою фэа, Фириэль. Ты имеешь право на такой поступок. Ольва?

— Да, — сказала Ветка, — да.

Объяснить она не смогла бы… но ощущала, что это нечто очень правильное. То самое — правильное, на чем держалось единство эльдар, их сила, их род. И иначе быть не может.

Внешне ничего не происходило — разве что Виэль перебирала свои полотна для перевязки, баночки с зельями и травами.

Фириэль медленно гладила черные волосы Лантира, прикасалась к его лицу тонкими пальцами. Разглядывала, изучала черты. Затем зашептала; слова образовывали вязь, как будто дева рисовала руны на воздухе. Затем запела.

Ветке начало казаться, что щеки Лантира чуть розовеют. Она почти не ощущала, что в это же время Эйтар гладит ее саму по стриженной голове, возвращая силы, и что-то негромко напевает. Тиллинель была рядом с ними.

Виэль протянула один флакон Эйтару:

— Темнейший вытянул силы и из Ольвы… он колдовал, дай ей это, твоей песни не хватит…

Фириэль меж тем набросила край плаща на грудь Лантира, закрыла его раны. Нагнулась ниже.

Смеркалось.

По волосам девы потекли огоньки. Сперва крошечные, едва заметные, затем все ярче и ярче… они, точно капли воды, текли к Лантиру и терялись в его волосах, скрывались, как маленькие звезды. И с каждой капелькой Лантир все более походил на живого.

Фириэль плакала — слезинки падали на лоб нолдо, вспыхивали и исчезали.

— Эру… это прекрасно… а все же правильно ли это? — шепотом спросила Ольва.

— Отпусти деву, — строго сказала Синувирстивиэль. — Не мешай. Она не лжет и делает свой выбор от сердца. Это самый правильный ее шаг за последние десять лет. Она и сама в одном волоске от искажения… как была Тауриэль. А Лантир прошел не весь свой путь, назначенный ему здесь. В Благословенные Края он еще успеет.

Волосы Фириэль погасли.

Дева закрыла глаза и мягко легла на руки стражников, которые были возле нее. Один из эльфов поднял ее на руки и завернул в плащ.

Лантир глубоко вздохнул и застонал… Виэль бросилась к нему.

Ветка встала, опираясь на руки Эйтара. Посмотрела в сторону Восточных врат Мории.

Там, в лагере, что-то происходило… Ольве показалось, что она видит сполохи огня на камнях вековечных скал… слышит какой-то гул…


Геста поймали. Растерзанного коня оставили, где был. Лантира взял на Геста Эйтар, ушедшую деву повез другой воин.

Ольве дали лошадь Фириэль.

Синувирстивиэль ехала рядом и зорко присматривала за Веткой.

— Мы сейчас доберемся до ближайшего талана… и ты сможешь отдохнуть… побыть с детьми. А я займусь Лантиром, но жизни и сил у него теперь хватит, чтобы побороть раны. Фириэль соединила его сердце, оно бьется. И легкие. Он дышит.

— Я вот думаю, — сказала Ольва. — Не надо ли очертя голову скакать обратно.

— Пока не надо, — выговорил Эйтар. — Мы по дороге отбивались — на нас напали орки. Темнейший точно знал, куда мы едем. Это были пешие орки, а значит, засаду он выслал точь в точь в тот момент, когда мы выехали. Ранили Серую, но больше никто не пострадал. Воины Келеборна сработали отлично, а еще он послал малый отряд из трех разведчиков — они шли не с нами, а рядом, незримо. Об этих воинах вообще никто не знал, и это тоже очень помогло.

— Ого, — сказала Ветка. — Среди нас предатель?

— Да, — сказал Эйтар. — Его надо поискать. Но мы будем держать лошадей оседланными, Ольва. Потому что и мне неспокойно.


========== Глава 42. Судьба Аркенстона ==========


Комментарий к Глава 42. Судьба Аркенстона

Глава была немного изменена и дополнена. Большое спасибо комментаторам и бете. 3.01.21

Морн опустился на поляну, когда уже смеркалось.

Пасть летающего животного была окровавлена. На доспехах всадницы, спрыгнувшей с седла, также была видна кровь.

— Ну что, посчитали мои отряды? Устрашились? Я привел лучших, — выговорил Саурон. — Независимо от итога я оцениваю потери как половину своих воинов и половину ваших. А вот победа — всегда вопрос удачи, верно? Я готов присесть к столу, отведать вина и пищи и поговорить о возможной сделке.

— Кого сожрало твое животное? — спросил Трандуил.

— Лошадь. Просто лошадь. Оно должно питаться, — вздохнул Саурон. — Оно не магическое. И туповато, если честно.

— Столы накрыты, — выговорила Галадриэль. — Я буду счастлива вспомнить того Аннатара, который еще не избрал Моргота… вдруг в тебе добрый ужин всколыхнет нечто хорошее?

— А я бы не рассиживался, — решительно сказал Торин. — Я бы закончил сперва то, что необходимо, а потом можно пировать хоть до утра. Так делают гномы. Если все честны и исполняют свое слово, сперва дело, затем праздник.

— Что же. Золото. Аркенстон, — Саурон надменно вскинул голову, сколь позволял рост Тауриэль. — В обмен на рыжую принцессу наугрим. Через год.

— Мы взяли золота, сколько нам надо, — спокойно сказала Галадриэль. — Остальное твое. Мы вообразить не могли, что его там столько. Пещера только кажется невысокой, на самом деле она уходит вниз на огромную глубину и полностью забита слитками, как будто у Красного Рога златые корни, тянущиеся в самое сердце Арды. Ты можешь послать своих орков за добычей хоть сейчас.

— Сейчас воздержусь, — Темнейший налил себе бокал вина и пригубил. — После урегулирования… остальных вопросов. По золоту, стало быть, мы договорились. Странно правда, что вы так легко уступили…

— Будешь пить много вина, родишься идиотом, — холодно сказала Галадриэль. — Аркенстон.

— По камню, который Ольва и Трандуил вернули мне, — заговорил Торин, — у меня свои обязательства. Я предлагал тебе его разок, помнится. И уж ты-то мог бы знать, что это глаз балрога. Я отдам камень лорду Гротмору… но ты можешь присутствовать при сделке и тряхнуть своим обаянием. Как мы поняли, у него схожие с твоими взгляды на мировое господство. Правда, он чуток подвинулся головушкой от одиночества и слепоты. Но это все, на что ты можешь рассчитывать. В противном случае — уходи.

Саурон думал.

Взгляд Тауриэль медленно скользил по лицам Галадриэли, Трандуила, Торина…

— А где же мои возлюбленные принцы?

— Мы выстроили стрелометы, — неохотно сказал Торин. — Не те стрелометы, что годились на дракона, а копии, поменьше. Но эти — могут подстрелить балрога. Если, положим, он пожелает нарушить договоренность. Кили и Леголас — у стрелометов.

Саурон внимательно смотрел на Дубощита.

— Я могу и сам убрать металл из твоей крови, — медленно сказал он. — Ты хочешь жить, узбад. Кому, как не мне, понять это. Отдай мне глаз, и тогда…

— Нет уж, — отрезал гном. — С балрогом я договаривался, ему и отнесу. По золоту мы уступили. Вроде бы ты больше ничего не требовал. Итого, если мне не изменяет знание торговых сделок, ты без боя получаешь три четверти желаемого. Золото и право переговорщика у Гротмора. Хороший процент.

— Слишком просто, — снова задумчиво проговорил Саурон. — Что же, с балрогом я слажу… я вижу, что стрелометы направлены на ворота Мории. Если открыть их и войти, я буду под прицелом?

— Стрелометы направлены наверх. Мы хотели защитить наши отряды, если лорд Гротмор будет в игривом настроении, когда, наконец, покинет пещеры, — сказал Трандуил. — Если ты не намерен залетать туда на морне, тебе ничего не грозит. Но я могу зарубить тебя здесь и сейчас. Равно как и леди Галадриэль, например. Неужто мы не напали бы, если бы у нас были такие намерения? А ты, великий майа, опасаешься механических луков.

— Ради Ольвы, — сказал Элронд, — весь Север выставил войска. Мы отбивали ее огромной ценой, ценой жизней. За Тауриэль просят принцы двух величайших народов, неужто мы сделаем ради нее меньше?

— Тема сентиментальности, — проворчал Саурон. — Да. Я на нее рассчитывал, на вашу сентиментальность. Верю… и не верю. Предпочел бы посмотреть в глаза Зеленолиста. Тогда моя уверенность была бы выше…

— Ее супруг — Кили! — рявкнул Торин.

— Хорошо, — смягчил тон Саурон. — Я желаю видеть их здесь, их обоих. Мне не нравится, что вы спрятали их от меня. На Плоской скале — Торин и Трандуил. Здесь — Леголас и Кили. Обожаю треугольники. Призовите принцев. Я поговорю с ними.

Торин обменялся с Трандуилом быстрыми взглядами.

— Быть может, отправимся к вратам и стрелометам? Там и поговоришь? — медленно спросил Трандуил.

— Отчего не у стола?

— Мы все же не закадычные друзья, — сказал Элронд. — Мне не очень-то хочется есть за столом с тобой. Тем не менее — я здесь и я гостеприимен, раз уж таково твое условие. Я… пошлю за принцами.

— О, непримиримый полуэльф, — усмехнулся Саурон. — Пока мы ждем… может, расскажешь, что ты думаешь об Анариндиле? Мой волчий принц прекрасен…

— Мой волчий принц, — сказал Трандуил, выделив тоном слово «мой».

— Я держал его в чаше, — Саурон салютовал бокалом вина, — и мог выпить. Это мой волчий принц. Ты был беспомощен тогда, полностью беспомощен, ничтожен, великий Трандуил. Только моя добрая, подчеркну, добрая воля сохранила ему жизнь. Я всегда буду относиться к этому ребенку как к своему сыну, эльф.

— Это спорный вопрос, — громко заговорил Элронд. — Раз ты спросил меня, то я тебе отвечу. Анариндил и Йуллийель — прекрасные дети, которые не имеют к тебе никакого отношения. Здесь, слава Эру, достаточно магов, чтобы определить любое темное волшебство…

Галадриэль тем временем обошла стол и встала возле Трандуила, позади серого мага, сидящего у стола. Еле слышно произнесла:

— Саурон не спросил об Ольве.

Владыка остановил взгляд на крови, запекшейся на доспехах. Вздрогнул.

— О, Манве…

— Нам придется держаться плана. Выдержат ли принцы?

— Мы не предусмотрели этого. Я уверен в Леголасе, но…

— Но муж — Кили… и он не согласен…

— Как же так, — проговорил лишь губами Трандуил, — мы опять не вычислили намерения Гортхаура…

— … а также должное воспитание, которое Анариндил получит в Сумеречном Лесу. А если твое влияние там покажется слишком заметным, то в Ривенделле. У меня лучшие библиотеки в Средиземье, и я могу обеспечить образование юноше, — закончил Элронд какую-то длинную мысль.

Подъехали два всадника.

Леголас и Кили спешились, подошли к столу. Леголас смотрел прямо, Кили — в землю. Эльфийский принц выглядел очень спокойным — отстраненным, углубленным в себя.

— Что же, мои дорогие, — Саурон встал. — Раз вас видеть… обоих. Жаль, нет времени пообщаться подольше и поближе, было бы интересно… Что вы скажете о вашем желании ждать это тело год? После всего, что с ним приключилось?

— Мне было бы проще, если бы ты дал мне поговорить с Тауриэль, — сказал Леголас. — Если бы ты отпустил ее рассудок и я убедился бы, что она еще цела. Что твое темное сознание не поглотило ее. Я думаю, Тауриэль будет в ужасном шоке, когда вернется. Но здесь найдутся друзья, способные ей помочь. А если ты нарушишь слово, я соберу армию и пойду войной на Мордор. Ты уже видел подобную войну, Темнейший.

— Не уверен, сможет ли она говорить сама, — сказал Саурон. — И у меня нет ни малейшего желания отступать, когда тут истари, — он указал на Гэндальфа, — и сильнейшие маги Срезидемья… Отложим это. Быть может, позже, наедине… я был бы и не против…

— Я не могу на это смотреть, — буркнул Кили и отвернулся. — И не желаю слушать. Тебе должны были передать мое решение. Принц Лихолесья много на себя берет… я супруг Тауриэль, и я буду ожидать ее и сражаться за нее.

Саурон встал и медленно пошел к принцам.

— Даже не знаю… вы оба такие симпатичные… — он провел рукой по щеке Леголаса. Эльфийский принц грустно улыбнулся.

— Не старайся, Гортхаур. Я слишком хорошо знаю Тауриэль, я рос с ней. Я отличаю тебя в ее теле без труда и ты это не изменишь. Да, мне тоже тяжело смотреть на это. Она… испытала боль. Испытывает ее и сейчас, я знаю. Она ошиблась. Когда ты вернешь ее, мы все исправим.

— А если я нарушу слово?

— Тогда будет война.

— Ну, а ты, — Саурон коснулся густых волос Кили. Гном дернул головой. — Ты на меня совсем не смотришь. Разве мне не идут доспехи?

— Доспехи? — сердито сказал Кили, все так же отводя взор. — Мордорская работа, дрянь. Выглядит красиво, а на самом деле пустышка. Я вижу черенок обломанной стрелы, мои доспехи стрела бы не пробила. А ты, Саурон, получше бы обращался с моей женой. Тебе ее возвращать.

— Ладно, — задумчиво проговорил Саурон. — Положим, я поверил в ценность рыжей эльфийки для вас. Это гарантирует мне кое-какую безопасность. Что же. Золото завтра… Аркенстон сегодня.

— Наконец-то, — прорычал Торин. — От слов к делу. Едем к Вратам.


У Восточных Врат Мории дежурили гномы, готовые по первому же приказу открыть или закрыть тяжеленные створки, высеченные из единых глыб камня.

Люди Барда и он сам располагались у стрелометов.

Галадриэль и Элронд, Гэндальф, Трандуил, Торин и оба принца достигли Врат; Саурон воспользовался своим морном, но приземлялся очень осмотрительно, подальше от стрелометов. Черная тварь шипела, прижималась к земле.

Опустилась летняя ночь; небо усыпало звездами. В эту ночь Луна была почти полная и с красноватым оттенком…

По сигналу Торина гномы медленно открыли Врата.

Торин, Трандуил и Саурон запалили факелы вошли в древний Кхазад Дум. Галадриэль, Гэндальф и Элронд остались снаружи.

Путь через первую залу к мосту занял полчаса.

Здесь, в Мории, стояла тишина, никем — теперь, после выдворения гномов — не нарушаемая. Тьма пещеры — беззвездная и страшная, сухой воздух, насыщенный каменной пылью… Торин поразился, как быстро все их труды обветшали и словно рассыпались — нет, не стоило тревожить эти пещеры, эти иссушенные копи и Проклятие Дурина их надеждами и их кузнями. Теперь он видел это отчетливо.

— Мы пришли, лорд Гротмор, — на валарине сказал Трандуил.

— Не думал, что ты знаешь это наречие, — на том же языке заговорил Саурон. — Что же, балрог не понимает иных языков?

— Нет. Лорд Гротмор!

— Аркенстон здесь! — прокричал Торин и поднял над головой сверкающий камень.

Тишина охватывала, словно чем-то материальным — в нее можно было закутаться. Все звуки делались приглушенными, теряли яркость.

Пришедшие ждали.

— Торин, ты и твой народ, вы отважны, — негромко сказал Трандуил. — Вы продержались тут почти десять лет.

— Наверху, около окон и балконов, получше, — сказал Торин. — Воздух свежее… там мы в основном и бились. Именно потому, что туда попадала дождевая вода и свет, там была тьма гоблинов. Я вот подумал… а что, если балрог погиб, когда хлынула вода?.. попросту погиб, и к нам никто не придет…

— Тогда договоренность, разумеется, придется пересмотреть, — сказал Саурон. — Только лишь золото — не слишком высокая цена за деву. Но балрог переживал и не такие катаклизмы…

— Идет, — сказал Трандуил и невольно поднял плечи, точно защищаясь. — Я слышу Проклятие Дурина. Я слышу великое зло.

Все трое невольно встали ближе друг к другу, точно и не были заклятыми врагами.

Балрог поднимался беззвучно, без привычного рева. В рогатом шлеме, в дымных, пылающих шлейфах своих призрачных плащей, взмахивая огромными крыльями — демон поднялся на морийский мост и выпрямился перед посетителями.

— Какие у меня гости… майа Аннатар… и вы двое… зачем вы пришли? Красивый король бежал. Вы не должны мне ничего. Наугрим будет жить с даром мифриловой крови.

— Мы принесли тебе твое око, — сказал Трандуил. — Я бежал, да. Но мы приняли решение отдать Аркенстон тебе…

— И как только ты прозришь, я буду счастлив призвать тебя в свои владения, в Мордор, — перебил Владыку Саурон. — Достойному майа — достойный прием… владения и почести по его рангу. Мы из одного братства, лорд Гротмор, и, хотя Мелькора более нет…

Балрог принялся разворачивать огненный бич. Неспешно, словно невзначай.

— Пусть сперва король гномов скажет то, что желает. У нас был уговор. Лишь потом я буду говорить с тобой.

Саурон метнул острый взгляд на Торина:

— Какой уговор? Я не знаю ничего об уговоре…

— Пари. Если эльф сбежит, — загрохотал Гротмор, — я обязался сохранить жизнь Торину Дубощиту, оставить ему мифрил — а еще выполнить любое желание коротышки! И эльф сбежа-а-ал!

— Любое? Желание? — Саурон вдруг, сообразив что-то, попятился по мосту прочь, к Вратам.

— Переводи! — заорал Торин. — Мы отдаем тебе проклятый камень, лорд Гротмор, чтобы он более нигде и никогда не сеял смуту и не причинял зла! И единственное мое желание, которое я выиграл у тебя благодаря Владыке Лихолесья — никогда! Ни при каких условиях! При нашей жизни и после ее окончания! Не покидать Морию! Ты можешь жить здесь у своей огненной реки и выходить на Красный пик — чтобы полюбоваться миром при свете солнца и луны, но ты никогда и никуда не отправишься дальше своих собственных владений! Вот мое желание! — И Торин кинул камень на мост — так далеко, как только сумел.

— Да будет та-а-ак! — заревел Балрог, бросаясь за камнем. — Но условие будет и у меня-я-я! Я никого и никогда не пропущу через Морию, будьте вы все прокляты, вы, обитающие как в скалах, так и в лесах, и под солнцем! Мое королевство навеки останется только моим!

И хотя Торин не понял слов, смысл того, что говорил балрог, был ему совершенно ясен.

Гротмор схватил камень и выпрямился, наугад замахнувшись. Бич ударил раз, два; Торин упал и покатился; Трандуил выхватил черный клинок — и один из огненных хвостов скорчился и почернел, отсеченный.

Трандуил подал руку узбаду — и оба короля побежали вслед за Сауроном. Балрог не преследовал врагов — он скорчился на мосту, оглаживая, ощупывая вожделенный камень…

Саурон тем временем был уже у Врат — обе створки распахнулись. Здесь Темнейшего майа встретил полукруг лучников.

Кили, Бард, Илс, Леголас, Халдир.

Без всяких стрелометов они приветствовали Саурона… который остановился и попятился назад, во тьму Мории; но сзади подбегали Трандуил и Торин.

— Вероломство, — заговорил Саурон голосом Тауриэль. — Вот она, цена ваших слов. Цена вашей любви. А ведь я знала, что не найду тут ни опоры, ни поддержки. О, Ольву поддерживали истинные короли… а мне не повезло. Я отлично все понимала, когда уходила от вас, предателей, бесчувственных предателей…

— Я так не могу! — крикнул Кили и отвернулся, опустив лук…

Морн с криком взлетел, стремясь прийти на помощь к своему господину… его сбили лучники, дежурившие у стрелометов.

— Леголас! Ведь я пришла к тебе, Леголас! Потому, что ты…

Леголас стоял спокойно, как на учениях. Лицо его не исказилось. Стрела лежала на луке.


Саурон взревел. Темная корона на голове рыжей стражницы вспыхнула, а по волосам побежали огненные искры — тело Тауриэль запылало.

— Хотите драться со мной? Заманили в ловушку? Навалились все вместе? Что же! Я готов! Вы еще раз показали свою слабость и трусость!

Гортхаур выхватил меч; его фигура словно выросла на голову и окуталась дымными тяжами. Майа призывал всю силу, всю злую мощь своего колдовства.

В этот же миг воинства орков, стоявшие лагерем напротив стана эльфов, пришли в движение и бросились в атаку. Их встречали кордоны эльфов Лихолесья, Ривенделла, Лориена.

Балрог выпрямился, воссияв взором; свет Аркенстона каким-то образом заполнил обе глазницы. Лорд Гротмор двинулся к Вратам; он ревел и бил бичом. Стены Мории тряслись, посыпались камни.

— Прочь! Прочь! Все прочь отсюда, это мои владения!

Леголас начал поднимать лук; Кили бросился к нему и схватил за руки.

— Посмотри, посмотри на нее, гном! Там уже нет ее, нет Тауриэль! — закричал Леголас. — Саурон пожрал ее! Ее рука коснулась меня… и я почувствовал это…

Илс напугался и отступил. Халдир чуть опустил лук, и лишь Бард оставался наготове, зорко следя за поединком.

Позади лучников стояли Галадриэль, Элронд и Гэндальф…

— Неужто все может и закончится сегодня, — прошептал старый маг. — Неужто мы сумеем удержать и уничтожить великий дух, не допустить дальнейшей войны, разрушить Темную страну… Мория, огненный балрог… кое-что из этого я наблюдал в своих видениях…

— Была надежда, что два Зла схлестнутся, — сказала Галадриэль, — и ослабят друг друга.

Силуэты леди Золотого Леса и Элронда пылали белым.


Трандуил тем временем бился с Сауроном: Ангуирэл в руках Владыки Лихолесья был темнее ночи, но лезвие его сверкало белым, а клинок Саурона пылал алым огнем. Искры осыпали поле боя.

Торин повернулся к балрогу и готовился встретить владыку Мории.

Темный майа выкрикивал заклинания. Вокруг сгущалась тьма, и без того почти непроглядная — битву освещало сияние звезд через раскрытые врата, пламя волос и меча Саурона, пламя тела балрога и огонь брошенных наземь факелов… а еще ярким голубым огнем светился сапфир в навершии клинка Трандуила.

Раненный, в чужом теле, Саурон не сдавался.

— Кто тебя подстрелил? — закричал Трандуил. — Чья стрела в тебе?

— Ты знаешь! — ответил Саурон и расхохотался. — Как я мог не повидаться с ней?.. Ко мне, лорд Гротмор! Мы на одной стороне… и мы победим этих предателей…

Балрог и без того нападал — с намерением ли помогать Гротхауру или без такового…

Новый удар бича пришелся по Торину — доспехи выстояли, но узбад закричал и откатился, затем отступил к воротам; Фили и еще один наугрим вытащили его прочь.

Трандуил пытался развернуться в бою так, чтобы оказаться у выхода, ближе к лучникам, однако Саурон теснил его… а балрог подходил все ближе.

Гротмор ударил бичом по королю эльфов, рассекая плащ в клочья, разрубая доспехи. Трандуил вскрикнул и упал на одно колено; лучники изготовились. Но Саурон также бросился к Трандуилу и расхохотался, занося меч — и открылся; снизу, под нагрудник Темнейшего майа, Владыка Лихолесья смог нанести свой удар первым.

Саурон, пронзенный от ребер до шеи, вздрогнул от боли и зашатался. Выронил огненный меч.

Балрог был уже слишком близко; Трандуил подхватил легкое тело стражницы и бегом бросился прочь, оставив оружие Гортхаура балрогу. Как только они оказались снаружи, гномы захлопнули ворота — и сразу же услышали тяжелый удар изнутри и страшный рев, сотрясающий каменную стену. Створки держали по десять наугрим с каждой стороны; еще четверо заложили на место особый тяжеленный засов…

Гора содрогнулась.

Орки атаковали с востока; бой шел по всему стану эльфов.

— Фили! — крикнул Торин. — Когда сработают запалы в золотой пещере?

— Вот-вот!

Землю потряс еще один глухой удар. Часть Красного пика, под которым обнаружили сокровища, тяжко осел и навеки похоронил злато неизвестного древнего рода гномов. Так решили мудрые, чтобы столь великий клад не привлекал сюда более никакого злого взора, никаких войск и битв. С вершин пошли камнепады и осыпи; эхо загремело по всем Мглистым горам…

Трандуил положил Тауриэль на землю, опустившись на одно колено. Их окружили Торин, Кили и Леголас — чуть поодаль стояли Гэндальф, Галадриэль, Элронд.

Тело девушки выгнулось, кровь из горла ударила алым потоком… и вместе с кровью из тела стражницы вырвалось нечто темное, крылатое…

Трое магов синхронно вскинули руки, будто натягивая сеть. Очертился силуэт громадной летучей мыши, которую невидимыми силками пытались удержать, прижать к земле. От огромного напряжения сил Галадриэль закричала — но это был крик торжествующий, крик победы. На ее пальце ярко светился камень в прекрасном кольце. Лучники осыпали пойманного Гортхаура стрелами — но увы, стрелы проходили насквозь, не причиняя вреда.


Освобожденная Тауриэль тем временем открыла глаза.

Посмотрела на Трандуила… Леголаса… протянула руку Кили.

— Благодарю…

И угасла.

Кили обнял Тауриэль и прижал к себе.

— Прости… я так хотел быть с тобой… и так надолго оставил…

Трандуил медленно встал с колена.

— Не лучший мой бой.

— Зато враг что надо, — буркнул Торин.


Внутри Мории бесновался балрог, сотрясая горы.

Белый Совет удерживал пленника и уже почти торжествовал победу… Гэндальф поднял посох, собираясь творить заклинение — но тут внутри темного силуэта что-то сверкнуло: невероятным усилием воли Саурон разорвал магические путы и, не задерживаясь ни на миг, устремился на юго-восток, к своим владениям.

— Проклятые твари… ненавижу… — донеслось с высоты. — Не прощу никогда… горите в огне!

— Опять, — сказала Галадриль и осела. — Нам не хватило силы… он слишком гневен… мы не справились.

— Он снова без плоти, — выговорил Элронд. — И уже не возродится. Это не так плохо.

— Предначертанное не изменить, — изрек Гэндальф. — А так хотелось…

— С нами не было Сарумана, — сказал Элронд. — Он не одобрил план, но именно его силы и не хватило. Гэндальф Серый не смог заменить Белого мага.


К Кили подбежали еще гномы, помогли завернуть тело Тауриэль и унести его.

— Что у тебя? Покажи, — потребовал Трандуил и дернул Торина за рукав.

Торин неохотно вытянул левую руку — кисть была отрублена балрогом.

— Что же… — начал говорит король эльфов, но тут…

На краях обрубка начало скапливаться серебро. По капле, по капле — выходило оно из тела Торина Дубощита, и вот через невеликое время гном потрясенно сжимал и разжимал мифриловую руку… схватился за бороду, прочесал волосы:

— Работает как настоящая!

— Что же, Торин Серебряная Длань, — сказал Трандуил серьезно, — может, подарок балрога и послужит тебе верой и правдой. В конце концов, мы честно отыграли его, побратим. Где твой жеребец?

— У скал, возле лошадей дежурят Ори и Келлис.

— Я возьму его. Поскачу в Лотлориен. Вы справитесь с орками?

— Мы запросто, — прошептал Торин, перекидывая меч из руки в руку, — ого! С орками! Нечего делать! Барук Казад!


========== Глава 43. Талан ==========


В Лориене, на безымянном талане близ границы, почти никто не спал. Разве что из походного жилища на колесах Сарумана, оборудованного со вкусом и с удобством, доносилось размеренное похрапывание.


Под руководительством Келеборна для лихолесской целительницы подготовили отдельную повозку. Фириэль уложили на нее, украсили цветами и сверху пока что укутали огромным шелковым полотнищем. Принять решение о прощании требовалось королю Трандуилу.


В легком шатре, в который принесли множество свечей и светильников, Синувирстивиэль шила Лантира. Лаириэль помогала ей, нашли и лориенскую эльфийку, способную к целительству. Времени сварить сильное снотворное или обезболивающее не было. Лантира напоили готовыми зельями, но силы их не хватало.

Лориенская дева пела.

Эйтар держал Лантира, заведя тому руки за голову и обхватив изо всех сил. Красавец эльф зажал в зубах толстую щепку и периодически выл в голос. Виэль и Лаириэль, спокойно переговариваясь на своем птичьем наречии, зондировали раны, убирали сукровицу и кровь, закладывали снадобья, зашивали рваную поворотом меча плоть тонким, еле видным шелком. Лишь один раз Синувирстивиэль укоризненно сказала Лантиру:

— В два раза больнее могло бы быть… потерпи еще чуть-чуть…

Когда девы закончили, с Лантира и с Эйтара, с обоих, градом лил пот… Эйтар отпустил нолдо, и тут Виэль спокойно добавила:

— А теперь зашьем плечо.

Оба в один голос вскричали:

— Нет!

Тогда Лаириэль со всей серьезностью десятилетней девочки наложила на руку целебную мазь, забинтовала и сказала:

— Хорошо, здесь зашьем завтра. Ты отдыхай. За ночь твои раны в груди уже должны немного зажить и будут болеть не так сильно.

После этого Лантир получил отвар, погрузивший его, наконец, в сон. Эльф крепко уснул, восстанавливая силы.

Цену своей жизни он пока не знал.

Эйтар и Тиллинель пока что остались с ним — Лаириэль была с мамой, как и Даниил Анариндил.


Мглистые горы ревели и грохотали. Что происходило в стане, было не разобрать — слишком далеко. Ветка сидела между Мэглином и Даней. Все трое накрылись одним плащом, обнялись и смотрели в сторону Восточных врат Мории.

— Я почему-то думала, что отдать балрогу камень будет проще, — прошептала Ветка.

— Там три воинства, — спокойно выговорил Мэглин. — Наугрим, людей, эльдар. И почти весь Белый Совет. Лучшие бойцы трех эльфийских вотчин. Даже если Темнейший прислал свои войска, пешие, без варгов, они будут повержены.

— На душе неспокойно.

— Еще бы. Ты видела смерть сегодня. Дважды.

— Нет, я про другое беспокойство… там Ри… то есть и про это тоже… Мэглин, я ж наверное жаба бездушная…

— Король Трандуил будет биться с Сауроном.

— Он? Почему он?

— А кто? — очень спокойно, мягко спросил Мэглин и заглянул Ветке в глаза. — Кто?

— И верно… Эру, что же они горы-то рушат…

— Жаль, что я не вижу, что там происходит, — с завистью сказал Даня. — Ада конечно всех победит.

— Увидишь. Посмотришь потом, что получилось. А горы… ну под руку попались, наверное, — усмехнулся лаиквенди. — Ложитесь-ка оба спать, вот что.

— Да, отличный план, — буркнула Ветка. — У меня еще ноги не отошли после задушевной беседы. Ну как так можно — дал информацию, но не дал условия ее получения. Классическое поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Торин знал — день Дурина и так далее. А я…

— Надо было правильно задавать вопрос, — сказал Мэглин. — И потом. Ну вот ты узнаешь имя. И что ты будешь с ним делать?

— Ну… не знаю. Галадриэль говорила о своем брате…

— Владыка Финрод? Ну положим, он в заточении в Мордоре много тысяч лет и не поддался искажению, — задумчиво сказал Мэглин. — Представить его в ясном рассудке я не могу… хотя если он доселе эльф и не перевоплотился в наисильнейшего из орков Гортхаура… страшно.

— Наверное. Но Галадриэль просияла от одного предположения, что он жив, — проговорила Ольва. — И она бы хотела знать.

— Что теперь гадать, — легко сказал Мэглин. — В нужный момент ты вспомнишь имя. Саурон как-то заморочил тебя, он колдовал. Чего-то хотел… ты еще не вполне очнулась. Чего он хотел? Что просил?

— Ууу… что-то принести… отнести… не помню.

— Вот когда найдешь то, что ему нужно, и отнесешь, узнаешь и то, что нужно тебе. Спи, дружок, — сказал лаиквенди. Потянулся к Ветке, мягко коснулся губами виска, щеки, провел потяжелевшей, потеплевшей ладонью по плечу. Ветка потянулась к нему… и колдовство пропало — Мэглин поднялся, стащил с Ольвы плащ, укутал Даниила. — Я пойду уложу принца.

Ветка пару секунд посидела, жмурясь.

Лесной эльф, прихрамывая, отправился к своему шатру на талане, держа на руках сонного мальчика.

Прошуршали легкие шаги — подошел Келеборн.

— Тебе повезло, Повелительница Сумеречного леса. Саурон не похитил тебя и не причинил никакого вреда. Все мои гости спят. И тебе приготовлен отдельный шатер на талане.

— Лорд, а можно внизу, у корней? Мне непривычно тут, на высоте.

— Всех раненых, детей и женщин мы подняли повыше… хорошо, я скажу твоему телохранителю, чтобы занял свой пост. У корней есть один небольшой шатер, можешь его взять себе на эту ночь, хотя я и нахожу это неразумным.

— Мне просто так удобнее, лорд…

— Но, — продолжил Келеборн, — я наслышан, что Ольва Льюэнь из всех решений обыкновенно предпочитает именно неразумные. Шатер ждет тебя.

Ветка благодарно кивнула. Сидеть на высоте и продолжать таращиться в темноту на горную гряду, домысливая происходящее там, было невмоготу.

Она спустилась; увидела и Эйтара, который пришел к шатру и занял привычное место. Лаиквенди выглядел уставшим, помятым. Ветка чуть притронулась рукой к его щеке, потом порылась в шатре — нашла большое толстое одеяло, сунула Эйтару.

— Ложись. Спать на посту сегодня можно. Галадрим охраняют на совесть, даже я вижу парочку дозорных, а я обычно эльфийскую стражу не замечаю. Келеборн начеку, не хуже Элронда.

Эйтар с благодарностью завернулся в теплую мягкую шерсть и уселся возле шатра. Только лишь задремал…

— Эйтар! Мы же с утра поедем туда?

— Я думаю, они сами пришлют гонца.

— В любом случае пришлют?

— Если будет кому ехать.

Ветка замолчала. Потом:

— А такое может быть… что некому ехать?..

— После некоторых битв бывало…

Еще помолчали. Эйтар выпутался из одеяла и зашел внутрь шатра.

— Так. Я зря это сказал. Конечно, с утра будет гонец. Все будет хорошо, Ольва. Принести тебе попить? Еды? Снотворного от Виэль?

— Нет. Спасибо. Извини.

— Охохо, — сказал Эйтар. Сел рядом и начал поглаживать Ветку по волосам. Затем негромко запел. И как только Повелительница уснула, снова вышел, завернулся в вожделенное одеяло, упал бревном и отрубился.


Но Ольва не заснула крепко. Она находилась в странном забытьи, в котором вокруг нее свистел огненный бич, пели стрелы…

Потом ее пронзила невероятная боль — Ветка силилась сквозь сон закричать…

И затем она услышала голос…

«Я снова прощаюсь, Ольва… не сопротивляйся тому, что чувствуешь… ты же знаешь, что рано или поздно, в этой или иной жизни, мы будем вместе… я вытачивал тебя для королей… и попались оба, потому что мне удался шедевр… но, доделав тебя, я понял, что это и был тот акт творения, которого я так жаждал… я создал тебя и полюбил как самое лучшее, что у меня получалось… ты не можешь это не ощущать, и рано или поздно придешь к своему творцу… у меня много времени… я умею умирать, не умирая… хотя мне снова больно… очень больно, Ольва… больно… снова предан… снова убит… мне больно… я жду тебя… помни о моей просьбе… жду».

Ветка с криком подскочила — движение получилось слишком резким… легкий столик упал, с него посыпалась и покатилась металлическая посуда. Отпрянув, Ольва задела шелк шатра и почти содрала его с опор, запуталась — показалось, что ее кто-то схватил… взвизгнула.

Ее и впрямь схватили крепкие руки, в один миг выпутали, встряхнули.

Эйтар заглядывал ей в лицо; у входа в шатер уже стояли трое галадрим с луками наготове.

— Повелительница?

— Саурон пал, — прошептала Ветка. Сейчас она выглядела как прорицательница из страшной сказки — волосы встрепаны, короткие густые пряди стоят дыбом, глаза обведены темным, дышит тяжело… — Саурон пал… битва с ним окончена, но эльдар, люди и наугрим сражаются с орками… там идет бой, Эйтар… Трандуил жив.

— Владыка Трандуил победил в бою, — сказал Эйтар эльфам Лориена. — Можете возвращаться в дозор и передать эту новость лорду Келеборну. Саурон лишен телесности и изгнан.

Когда стражники ушли, Эйтар вкусно зевнул и сказал:

— Я понял. Я сейчас.

Принес выданное ему одеяло и нацелился спеленать Ветку — но, хотя обычно такие манипуляции Повелительницу Сумеречного леса и правда успокаивали, сейчас она отстранила телохранителя.

— Эйтар… а есть тут какой-нибудь… не знаю… водопадик, озерко? Водоем? Составишь мне компанию?

— Есть, — сказал лаиквенди, окончательно (усилием воли, похожим на движение мышц) прогоняя сон. — Ты хочешь что? Что именно?

— Ну… костер… посидеть… поплавать.

— Я быстро.

Вблизи каждого из великанов-деревьев в Лориене и впрямь была купель. Воду для питья и еды брали из родников, а здесь мылись и плавали. Корни у основания дерева образовывали могучую арку, а под ней было светлое озерко с чистым песчаным дном.

Эйтар развел огонь в кованой костровой чаше. Ветка подобралась поближе к воде и смотрела на прозрачные блики.

Телохранитель уже очень хорошо знал свою Повелительницу, а потому, когда она немного успокоилась, начал как бы невзначай подавать ей снедь из корзины, прихваченной у Келеборна. Булочка, потом яблоко, потом ломоть хлеба с хорошим копченым мясом, потом кусок пирога, потом попить. Ветка автоматически забрасывала в себя провизию. Эйтар улыбался.

Наевшись, Ветка встала, сбросила одежду, кроме длинной сорочки — и вошла в воду. Эйтар растянулся на одеяле и наблюдал совершенно умиленно, как Ольва трогает ногой прохладную чистую воду, потом ежится, потом забегает в купальню и плывет.

— Я не вынесу, если ты останешься ее телохранителем, — сказала Тиллинель, неслышно подошедшая из темноты.

Эйтар улыбнулся невесте.

— А какие могут быть варианты?

— Просись к Синувирстивиэль.

— Лучше ты просись в Лес.

— Я тайли, — гордо сказала Тиллинель. — И пока моя подопечная не вырастет…

— Ты оставила Лантира?

— С ним лориенская дева. Я выслушала ее впечатления о том, какой этот нолдо красавец, — грустно сказала Тиллинель. — А сам Лантир пока не знает, что именно его красота спасла ему жизнь. И вообще, может быть, не знает о красоте. Когда же он сможет полюбить?..

— Он влюблен во Владыку, на свой лад, — проговорил Эйтар. — Может, тоже искупаемся, раз спать не удается?

Тиллинель присела, выудила кусок пирога.

— Ты полную корзину еды ей принес? А мне?..

— Был уверен, что этого хватит вам обеим. Но надежды немного, это правда.

Ветка, наконец, отмылась от страшного сна и вышла из воды. Сорочка облепила ее тело. Потянулась привычно отжать волосы — вспомнила, что волос больше нет.

— Тиллинель?

— Да, Повелительница. Если я помешала, я пойду…

— Да нет, сиди… Я вот подумала… — но размышлениям не удалось быть озвученными — Эйтар встал, тьма раздвинулась широкой грудью вороного коня, залитой потом и забрызганной пеной.

— Торин? — вскрикнула Ветка, но…

С вороного жеребца соскочил Трандуил и молча протянул к Ветке руки… та бросилась вперед — броня пахла серой, огнем, кровью, пылью каменных подземелий. Обняла, прижалась.

— Владыка? — Эйтар был рядом, готовый помогать, чем только можно.

Трандуил скинул рассеченный обугленный плащ. Повернулся к Эйтару спиной — на доспехах огненные бичи проложили глубокие оплавленные борозды.

— Помоги снять.

— Владыка? — прошептал Эйтар, берясь за пряжки. — Что случилось?..

— Я убил девочку, которая росла на моих руках вместе с моим сыном, — горько выговорил Владыка. — Но я хочу знать, что произошло тут у вас.


========== Глава 44. Жимолость и ломонос ==========


Трандуил искупался и доел все, что еще оставалось в корзинке. Это немного восстановило его силы.

Эйтар и Ольва в два голоса рассказывали о Лантире и целительнице. Тиллинель молчала, правда, сбегала за огромным мягким полотнищем, которое и подала, когда Владыка вышел из воды. В другое время Ветка бы обязательно отметила бережность, с которой дева накрыла плечи своего короля… но сегодня впечатлений иного рода было более чем достаточно. Кроме того, благоговение Тиллинель, даже избравшей, наконец, более доступного жениха, чем сам лесной Владыка, было вполне понятно. Ветке и самой хотелось потрогать Трандуила как статую или произведение искусства — после плена у балрога, после испытаний и нынешней битвы, с обрезанными волосами, он выглядел странным, прекрасным и отчего-то хрупким, хотя его могучие плечи, перевитые мышцами, остались прежними…

Поднималось солнце. Небо посветлело, а многие в эту ночь, которая миновала так быстро, спать даже не ложились.

Трандуил поглядывал на жену и совершенно очевидно желал расспросить ее более подробно. Но тут пришел лорд Келеборн и его приближенные эльфы, и Владыка Эрин Галена, как мог коротко, поведал о принятых решениях и о произошедшем в Мории. Видно было, что никакие подробности ему не приятны и пережевывать их он не желает.

О многом Келеборн был предупрежден заранее и лишь выслушал, как именно все прошло.

— Уголок земли между Азанублизаром, территорией, прилегающей к Мории и Лориеном, словно ничей, — сказал Трандуил. — Там простимся с обеими девами, если Кили и Торин не решат иначе. Я более не властен над Тауриэль… и не смогу оспаривать решение ее мужа, если он изберет погребение по традициям наугрим.

— Это в пещере, в камне, — сказал Эйтар. — Тауриэль вряд ли хотела бы так…

— Мы ожидали, что балрог нападет на Саурона. Жаль, этого не случилось, — сказал Келеборн, — но теперь есть определенность по нескольким вопросам, и это совсем недурно.

— Да, я думал увести Гортхаура глубже по Морийскому мосту, навязать ему переговоры… но увы, он словно прилип к нам, разве что за ручки не взялся, — сказал Трандуил. — Радовался телесности, и, как часто уже бывало, поддавшись эмоциям, не оценил риски. Я рассчитывал на его неосторожность… позерство. Но он себя берег более чем обычно. Двигался аккуратно, не говорил лишнего. Может… из-за бремени Тауриэль. Пришлось на месте немного изменять план. Но… все закончилось. Для Тауриэль. И многое закончилось для Леголаса…

— И для принца Кили, — сказала Ольва.

— Да, и для него. Но думаю я сейчас в первую очередь о своем сыне, — чуть сердито сказал Трандуил, — и считаю, что имею на это право. Ни время, ни странствия не лечат эльфа. Мы отлично помним все спустя столетия и даже более. А я даже не уверен, достигла ли фэа Тауриэль берегов Амана… Кто знает, что сталось с ней после такого?..

— Что собираются делать гномы? — спросила Ветка, вложив в этот вопрос чуть больше волнения, чем, наверное, стоило бы.

— Уходить отсюда. Напоследок они желают общий пир. Здесь, у стен Мории. Разумеется, после битвы и после того, как мы все вместе уберем трупы орков. Мы победим, я не сомневаюсь. Орки всегда теряются, когда исчезает их предводитель. Отступают до тех пор, пока не явится новый военачальник.

— Уходить… а мы когда домой?

— Уладим кое-какие формальности. И к Йул. Но я уверен почему-то, что дома все хорошо. Я… уже много лет, все годы с рождения Йуллийель, в свои вечерние часы не обращался мысленно к благословенному Валинору, хотя и предназначал это время для памяти и дальних берегов… как-то так вышло, что в это время, оставаясь один, я обращал просьбы о благодати и защите к Эру с желанием оберечь Лес и всех, кто скрыт в нем. Это стало для меня важнее, Ольва. Но я и сам не понял, когда и насколько. А ведь я точно так же всей силой своей души молил о защите для тебя и ребенка, когда мы были не вместе. Такая магия очень сильна… магия, которая возникает сама по себе. Когда маг думает одно, а делает другое. То, что не может не делать.

Зависла короткая пауза…

Келеборн нарушил ее, спокойно спросив:

— Поднимать ли мне лагерь? Торопимся ли мы обратно?

— Нет, — сказал Трандуил, словно просыпаясь, — мы дождемся гонца. И лишь затем отправимся в стан, когда будет полностью и всецело безопасно покидать владения Галадриэль. Кроме того, я хочу немного отдохнуть. Ольва…

— Мой шатер там… внизу. Я не полезла на дерево. На этот… талан.

— Хорошо. Эйтар, ты свободен до самого отъезда. Тиллинель, если Виэль отпустила тебя, ты тоже. Лорд, на несколько слов…

Трандуил негромко побеседовал с Келеборном — тот кивал, соглашался. И затем они с Ольвой, наконец-то, смогли отправиться в шатер.

Ветка еще не привыкла к такому Трандуилу — совсем юному, очень напряженному, стриженому… как будто ей в мужья достался незнакомец. Но это вне всякого сомнения был он — и сегодня именно ей надо было быть мудрой, терпеливой, ласковой, все понимающей. Позже, поглаживая короткие лунные волосы, Ветка мельком подумала, что, возможно, ей этого и не хватало — возможности хотя бы иногда поддерживать Трандуила, а не просто жить в потоках его неисскаемой мощи и славы. По крайней мере, она напомнила себе, что статус жены, матери двоих детей, а еще дамы, если подумать, уж близ сорока (и неважно, как ты выглядишь) — он обязывает.

***

Ожидаемый гонец явился — орков разбили, лишь некоторым удалось бежать.

Спрятанные в Золотом Лесу собрались и двинулись обратно в стан.

Саруман сообщил, что его сила тут не требуется, а неотложные дела более не терпят промедления — и уехал своей дорогой.

Бус с детьми торопилась к Фили.

Трандуил и Ольва ехали рядом, в венках, свернутых из можжевельника и украшенные цветками ромашки. После того, как лесной король пошептал над венками, можжевельник не кололся. Келеборн предложил сумеречным владыкам одинаковые мшисто-зеленые плащи, шитые золотом. Мэглин, который провел сутки под неусыпным надзором Синувирстивиэль, уже мог садиться в седло — ему и Даниилу подобрали лошадей. Тайли, Эйтар и Анариндил ехали за Трандуилом и Ольвой. Далее следовали Виэль, Лаириэль и Тиллинель и повозки.

Сета оставили долечиваться у галадрим.

К обеду удалось достичь поля боя — бывшего стана у Восточных врат, ныне ставшего местом сражения.


Дни после любых битв схожи.

Павших орков стащили к оврагу и там засыпали с помощью взрывных запалов гномов. Галадриэль бросила горсть семян дикого шиповника и произнесла заклинания — со временем тут должны были образоваться огромные колючие заросли, а прекрасные цветы с небесным ароматом и острыми шипами вечно будут убивать любое зло, которое еще могло таиться в черных рунах на доспехах и оружии орков.

Павших гномов и Тауриэль наугрим подготовили к погребению по своим правилам. Хотя потерь было немного, павшие гномы в основном остались внутри Мории еще до того, как сюда пришли эльфы Лихолесья.

Двух погибших эльфов вместе с Фириэль погребли на небольшом кусочке ничейной земли, о котором говорил Трандуил. По странному совпадению, один из них оказался из Лориена, другой — из Ривенделла. Лорд Келеборн сказал, что подумает, каким знаком, показывающим единство трех уцелевших эльфийских вотчин, обозначить эту могилу, чтобы она всегда напоминала о долге и благородстве.

Галадриэль и здесь высыпала горсть семян — избрав для павших воинов и для целительницы, сумевшей искупить свою ошибку, те, что будут цвести тут с ранней весны и до поздней осени, сменяя друг друга, наполняя воздух ароматом. Кроме цветов, были посажены желудь, орех и семечко яблони.

Леголас и Эйтар помогли добраться на могилу Лантиру и надолго оставили гордого нолдо тут одного, как он и просил.

Ольве было понятно все происходящее… но… не полностью, словно от нее что-то утаивали. Словно все, кто заговаривал с ней, были не до конца искренни. И Ветка непременно заметила бы это, если бы не была занята мыслями о муже, детях, Сауроне.

Уже к вечеру того же дня Келеборн, поначалу оставшийся в Золотом Лесу, явился с подводами, тканями и свечами, факелами и нарядами. Поставили новые прекрасные шатры, установили длинные столы, которые накрыли шелковыми скатертями в пол.

— Будет пир в честь победы? — спросила Ветка у Трандуила.

— Будет пир, — уклончиво ответил тот. — Завтра после полудня, когда мы отдадим дань скорби тем, кто ушел, будет великий пир, Ольва. Что, отпустишь Эйтара в Дейл?

— А он сам хочет туда?

— Нет. Месяца в год ему покамест достаточно, — задумчиво проговорил Трандуил. — Пока — если Тиллинель не понесет, а ведь такое теперь снова случается у эльдар. Есть одно верное сердце, которое сможет его сменить возле тебя, которому я всецело доверяю.

— Ой, не надо Иргиля! Его за соком точно не попросишь сгонять! Я его боюсь!

Трандуил рассмеялся.

— Верно, я думал о нем. Даэмар не годен, он зачахнет, так как слишком любит свободу. Иргиль предан так, как сложно даже вообразить. А Лантир?

— Не знаю, — проговорила Ветка. — Я не знаю, как ему будет лучше, но точно не возле меня.

— Но возле меня. Я уверен, он хотел бы снова стать моим оруженосцем. Но не будем заглядывать так далеко. Нам подвластны любые решения. Да и Лантир должен восстановить силы и осознать свою вторую жизнь. А пока мы отдохнем и славно попируем. Дейл, Ривенделл, Лориен и Эрин Гален будут приветствовать молодоженов.

— Ребята они не очень публичные. Может, не надо их выставлять напоказ вот так? — задумчиво сказала Ольва. — Может, они бы хотели дома, потихонечку…

— Будет так, как уже решено.

Позже Трандуил, Леголас, Эйтар, Тиллинель и пока что полуживой Лантир — и Торин с Кили долго обсуждали что-то в отдельном шатре. Ветка, зная, что, скорее всего, речь пойдет о похоронах Тауриэль, согласилась не присутствовать… и провела это время с Виэль, Даней и Лаириэль.

Переговорщики с большим трудом достигли общего мнения. С Тауриэль простились на закате, возле самых стен Мории, но все же не внутри, а снаружи. С ней же погребли и павших гномов. В этом месте у серых скал Галадриэль посадила вьющиеся жимолости и прекрасные ломоносы, которые должны были со временем укрыть скалу над могилой. И отчего-то, когда тело бывшей лихолесской стражницы оказалось в земле, все словно вздохнули свободнее. Даже временный сосуд, содержавший Саурона, тяготил живущих.

Кили остался здесь на ночь. А Леголас, Тиллинель, Эйтар и Лантир до самой полуночи жгли костер на берегу речки. Затем телохранитель и тайли вернулись к своим обязанностям, Лантир перебрался в шатер, Леголас отыскал Арагорна, и нежданные приятели до самого утра обсуждали свой маршрут в Дикие Земли.

На рассвете Леголас сказал Арагорну:

— Я думаю, я никогда не смогу водить дружбу с гномом. И не собираюсь возвращаться в Лес, если только не потребуюсь отцу или брату с сестрой. Моя дорога теперь пойдет рядом с твоей, а сам я собираюсь жить и воевать вместе с людьми — против Тьмы в любом ее виде.

Элронд, Келеборн, Галадриэль, Бард, Виэль, Гэндальф, Трандуил и Ветка также долго не спали. Мудрые быстро пришли к пониманию того, что просил Саурон у Ольвы, что он поручил ей отыскать. Сама Ветка беседы с Темнейшим помнила не так четко, как хотела бы, и подтвердить их догадку не смогла.

— Значит, он что-то чувствует, — задумчиво сказал Гэндальф. — Единое Кольцо где-то появилось на свет. Время схватки за него близится неумолимо. И более того, Ольва либо касалась кольца сама, либо разговаривала с тем, кто сделался его владельцем, может, не ведая, какой силой обладает. Гортхаур обратился именно к ней не зря — значит, он понимает, что ей по силам такое поручение.

— Я не собираюсь для Саурона ничего искать, — решительно сказала Ольва. — Даже ради возможности вспомнить, что же за витязь томится у него в плену.

— Мы не все делаем, подчиняясь разуму, — усмехнулся старый маг. — Тебе ли, Ольва Льюэнь, не знать этого. Будем осторожнее, чем когда-либо.

В самые темные часы пред рассветом правители своих земель разошлись спать; только галадрим, как тени, бродили по поляне, развешивая фонарики, выставляя длинные лавки, подготавливая корзины снеди. Ветка мельком подивилась пышности приготовлений — но, едва руки Трандуила коснулись ее, забыла обо всех тревогах. Пусть снова ненадолго, но они остались одни.


========== Глава 45. Повелительница ==========


Ранним утром Ольва лежала в постели, перебирая пальцы Трандуила. Она обожала, когда муж был в перстнях — но увы, перед боем он их снимал. Перед тем, как эльфы вошли в Морию, он снял перстни… и пока не было случая их поискать, уцелели ли.

— Ри… я хочу пройтись по лагерю. У меня есть пара вопросов к тому, что происходит.

Владыка приподнял голову. Посмотрел на Ветку.

— Не советую.

— А, значит, я не ошиблась. Что же, может, ты сам скажешь мне, что происходит?

Трандуил помолчал.

— А куда ты собралась?

— О, у меня обширные планы, — усмехнулась Ольва. — Ты желал меня уберечь от неудобных и неприятных бесед, подставил Эйтара, но вот в чем дело. Десять лет ты каждый день повторял мне, что я теперь Повелительница и несу ответственность за все, что происходит с нашим народом. Леголас не сын и не пасынок мне, но я несу ответственность перед ним за то, что случилось. Кили больше не мой народ, но я несу ответственность и перед ним. И перед родом Дурина. Поэтому я все же поговорю с принцами. Да, я сперва хочу найти Леголаса, а затем я пойду к наугрим. И… и…

— Договаривай.

— И если они отторгают меня, пусть скажут об этом прямо. Кое-что наводит меня на такой вопрос. Да, Эребор больше не принадлежит Торину. Я не принадлежала и не принадлежу Торину. Я хочу узнать, кто я теперь, если не дочь наугрим, принятая ими в бою на равных. И какие у нас нынче обязательства.

— Ольва, — совсем тихо сказал Трандуил, — тебе все еще нужны подсказки? Чтобы определиться, кто ты? Ты когда-то сказала сама, ты — русич. И никаких подсказок тогда не требовала. Неужели Эребор и… убежище в сердце Торина Дубощита было настолько важно для тебя?

— Ри… я да, я русич, я жена и мама. А еще… я немножко воспитанница Саурона. Все понято и принято. Что возможно, прощено. Даже Фириэль рассчиталась за все сполна, и я рада, что никто не оказался обязанным ее карать. Но меня вносили в списки наугрим Одинокой горы, Балин вносил. И Торин отдавал меня тебе замуж. Ты мне должен украшения, кстати, если надолго оставишь, я все помню. Ты хочешь это все просто замолчать, точно и не было? Прости, но я пойду.

Трандуил помолчал.

— Пойти с тобой?

— Нет. Это мои разговоры. Я же могу… без тебя? Как делает Галадриэль?

— Хорошо, — сказал Владыка. — Я не буду тебя останавливать. Хотя учти, я немного не Келеборн, при всем моем к нему уважении.

Ветка была уже одета. Остановилась у выхода из шатра.

— Ри, что все же происходит?

— Хорошо, — Трандуил встал и потянулся за покрывалом — укрыть наготу. — Завтра будет тризна, такая, как бывает принято у наугрим. Пир, который готовится — он в честь Балина. Балин утратит силы и жизнь, а еще, когда орки напали на повозки возле Лориена, в него попала стрела. Великий мудрец рода Дурина, который долгие годы помогал Торину в его свершениях, уходит, и желает быть похоронен здесь, в Мории. После пира мы попробуем установить плиты для саркофага в зале Мазарбул — это одно из его последних желаний. Попробуем, несмотря на балрога. Имеется в виду, что я его уболтаю…

— Но Балин же еще жив! — воскликнула Ольва. — Я видела его, когда мы возвращались сюда, в стан…

— Да, Виэль перебинтовала его и дала сильные зелья, чтобы он выдержал завтрашний пир. Свою тризну. Затем целительница вытащит орочью стрелу и Балин умрет.

— А это нормально, на таком… мероприятии… играть и свадьбу? — прошептала Ветка.

— По меркам наугрим, более чем. Это честь и уважение патриарху, завершающему путь земной. Точнее, выражение максимального почтения. Он благословит молодых. Ты права, Эйтар и Тиллинель хотели пожениться позже и в других условиях. Но я… я лично просил их сделать это тут. Кроме того, пока здесь Леголас и Лантир. Кто знает, как потом этих детей расшвырет судба, — прошептал Трандуил. Как обычно, покрывало с постели село на нем царственной мантией. — И соберутся ли они еще хоть раз вместе…

— Да, я медленно, но смекнула, что они много значат друг для друга… что они когда-то были детьми и росли вместе… охохо. Ри. Не надо меня беречь. Я крепкая девочка. Не надо успокаивать и лишать меня моих кошмаров. Пожалуйста, услышь меня. Если не веришь до конца сам, спроси Глорфиндейла. Он знает.

Трандуил колебался.

— Ну что же… если ты настаиваешь… ступай, Ольва. Я тебя предупредил. Я не делал бы этого… пожалуй. Но — ступай.


— Где завершается один путь, там начинается другой, — бормотала Ветка. Где-то она слышала это, или читала… или Двалин, вкусно называвший ее лапушкой, что-то рассказывал, когда был уверен, что она навеки останется в Эреборе, втолковывая правила и обычаи наугрим… — Где завершается одна жизнь, начинается другая, и торжество огня над металлом, жизни над смертью да будет вечным… ох, Балин, Балин, а я могла бы догадаться, хоть посидеть с тобой в обозе… как-то события закрутились, слишком быстро. Теряю хватку… ничего не успеваю.

Первой на ее пути попалась палатка, где обитал Лантир — неподалеку от жилища лориенской целительницы, которой Виэль передала контроль за воскрешенным. Ветка, не испытывая ни малейших сомнений, сунулась внутрь.

— Лантир!

Нолдо подскочил.

— Прости меня.

— Ольва, — недовольно выговорил эльф, — за что прости? Если за то, что я защищал тебя — это весьма оскорбительно телохранителю. Если за то, что разбудила — принимается. Это все?

— Скажи, где и кем ты хотел бы служить? Вот в идеальном раскладе?

— В идеальном раскладе тебя не было бы в Лесу, и я служил бы Трандуилу, собственно, как оно и было, — проворчал Лантир. — Но. Есть то, чего я желаю. Я хочу быть вторым тайли Анариндила, несмотря на твое присутствие во дворце. Принц — невероятный. Я не буду мешать Мэглину и не смогу его заменить, но…

— Принято, — сказала Ветка. — Выздоровеешь — приступай. Мне всегда было приятно на тебя смотреть. Ты очень красивый, Лантир, а если бы выражение лица…

Нолдо неожиданно закрыл лицо двумя ладонями.

— Можно не надо про внешность…

Ветка осеклась.

— Прости… я не хотела…

— Ты никогда не хочешь. Но получается, как получается, — жестко сказал Лантир, отнимая руки. — А теперь я могу еще немного отдохнуть?

Ветка попятилась. Нет, подружиться с этим парнем никак не выйдет…

И тут Лантир вроде бы смягчился.

Вроде бы.

— Ольва… если что… если ты вдруг опять чего-то недослышала или не поняла. Поединок с Сауроном — большая честь. Мало кто удостоен боя с ним один на один. Фириэль отдала свою жизнь не только за красивый нос, но и за нечто более великое — это светлая капля в общей войне с Темнейшим. Важно было, чтобы воин, сразившийся с Гортхауром, остался жить. Да, это оказался я. И да, моя признательность ей… и тебе за такую возможность — невероятно велика. Я даже почти примирился с тобой, но после того, что я видел перед… смертью, мне еще очевиднее твоя связь с Барад Дуром. Я буду рядом с тобой, Анариндилом и Трандуилом на тот случай, если потребуюсь. Ты меня хорошо поняла?

Ветка посмотрела прямо в глаза нолдо.

— Поняла. И чтобы и ты меня понял хорошо, говорю — если решишь убивать, смотри в глаза.

И вышла.


Пыхтя от гнева, Ветка примчалась на берег реки. Здесь, как и ожидала, она застала Леголаса и Арагорна. К ее изумлению, всегда подтянутый и собранный принц был несколько пьян — как и человек, составлявший ему компанию.

— Леголас?..

— Ольва?.. Садись… у нас еще осталось пиво.

— Ты успеешь прийти в порядок к началу тризны?

— Я да.

— Мы не ждали тебя, — сообщил Арагорн, пытаясь подняться.

— Ну хоть кто-то скорбит по-человечески, — прошептала Ольва, усаживаясь на край плаща, предложенного ей Эстелем.

— Ты зачем тут? — выговорил Леголас.

— На всякий случай. Я не знаю, что сказал тебе Эйтар. Я не вмешивалась в ваши беседы. Но я там была. И истари был. Ничего другого нельзя было сделать, чтобы Тауриэль жила, — решительно выговорила Ольва. — Если есть виноватый, то это я.

— Какая теперь разница, — сказал Леголас. — Все вышло… так… так… я должен был иначе повести себя в Ривенделле. Просто забрать ее и скрыть в Лесу. Сделать своей. Я скорблю об этом. А я поступил…

— А ты поступил, как принц, — сказала Ветка.

— И я ему говорю то же самое, — согласился Арагорн.

— Теперь другой будет помнить, какая она, — выговорил Зеленолист. — Другой. Эльф. Будет помнить. А я — нет, только ее шепот и поцелуи. Она так больно погибла. А еще я не могу простить отцу.

Ветка растерялась.

— Что?.. что, Леголас?

— Леголас, — предостерегающе выговорил Арагорн.

— Все. Что он убил ее. Что проплыл на плотах мимо, хотя видел орков — так торопился за тобой, что неостановился, — горько сказал Леголас. — Что выдал замуж за Кили… торопясь за тобой в Эребор. Что у него не было времени остановиться и присмотреться ко мне и к Тауриэль. Быть может, помочь нам. Не могу простить за один разговор в прошлом. Когда он сказал мне, что те, кто дружат с детства, не могут жениться, у них, по его словам, навсегда иная связь. И Тауриэль не сможет меня полюбить, потому что я ее друг. А ведь оказалось, что Эйтар и Тиллинель… и неважно, сколько лет прошло… я потерял всех, всех друзей детства, всё… а еще не могу простить, что у него… у вас… есть Анариндил. Странно, брата и сестру я люблю, очень люблю, но отца простить не могу. Я помню мать и сестру. Родную, не сводную. Я старался. Не мешал вам. Извини, Ольва, во многом я думаю, как Лантир. Поэтому я ухожу. Лес изменился с тобой. А я — нет, хотя и прожил менее лет, чем многие иные эльфы.

— А вот Лантир как раз остается, — сказала Ольва. — И ты, который потерял все и всех, мог бы тоже остаться с этим твоим последним другом — который, выходит, единственный не предавал тебя. Сохранить его. Леголас… это больно очень, все, что ты сказал. Если любишь Трандуила… никогда не повторяй этого ему. Пусть это останется только между нами. Чем я могу облегчить твою боль?

— Отец знает. Ему не надо слов. А боль… дороги облегчат, — сказал Леголас. — Они уже дали мне нечто новое. Арагорна. И его стезю. Я пойду к людям. Ты — не можешь помочь мне ничем.

Арагорн смотрел на Ольву строго и печально.

— Ольва… Зеленолист потом пожалеет.

— Ничего, — сказала Ветка. — Зато он выговорился. Слышать и знать правду — бремя правителя. Правительницы. Я думаю, Арагорн, и этот урок тебе пригодится.

— Я усмотрел тут иное, — спокойно сказал дунадайн. — Любой правде — свое время, Ольва. Я уложу принца спать и мы вовремя будем на пиршестве. Ступай… не беспокойся.


Ветка брела в сторону лагеря наугрим.

Если первые два разговора задались так ударно, думала она, что же ждет ее у гномов…

Выжить бы.

Остановилась, достала из сумочки на поясе черную эреборскую бляху. Подумала, надела на шею.

И, как она и предполагала, у гномов тоже мало кто почивал.

Здесь были выставлены дозорные. Однако суровый воин наугрим, узнав Ольву Льюэнь, тут же отвел в сторону топор на длинной ручке — пропустил без лишних слов.

Ветка, снова стриженая, в венке мз можжевельника, в длинном мшистом плаще, защищающем от утренней сырости, пошла по лагерю. Наугрим не улыбались ей, одеваясь для пира — все лучшее, множество золота из обрушенной пещеры, множество металла, кожи и тяжелого бархата, шкуры животных, цепи и оружие.

Вышел Гаин.

— Раз пришла, Торин зовет тебя. Он там, в шатре. Принцы тоже там.

И верно — в шатре, щедро подаренном Келеборном, на сундуках сидели Кили, Фили, Торин, Бус и еще один незнакомый Ветке, совсем юный наугрим. Здесь же стояло креслице на колесах, в котором, накрытый двумя меховыми одеялами, дремал Балин.

— Что привело Повелительницу Сумеречного леса к гномам? — спросил Торин. Где и каким образом он смог добыть точно такую же синюю рубаху, как была у него в Эреборе, Ветка не знала.

Посмотрела в глаза узбада.

— Я пришла поговорить с Кили.

— Ему уже все сказали! — рявнул Торин. — Его опозорили на все Средиземье, на всех углах обсуждая все, что же такое случилось с его женой!

— Ей надо было дать умереть? — терпеливо спросила Ветка. — Ты смог бы принять такое решение? Ты пробовал представить себя на… на моем месте? Я Повелительница. Все, что было там решено и сделано — моя ответственность.

— Что теперь говорить, — горько сказал Кили. — Тауриэль, моя мечта, спит у стен Мории, и, как обещала леди Галадриэль, прекрасные цветы вырастут на ее могиле.

— Твоя мечта без тебя обороняла Полуденный приют и ушла в Дейл, когда он пал, — сказала Ветка. Раз ее тут никто не жалел, значит, и она имеет право говорить правду? — Тауриэль сражалась с орками два года, потому что после того, как Даин закрыл Эребор, умерли и торговые пути между Дейлом и Одинокой горой, а стало быть, иссякла и поддержка Приюта. Дейл помогал как мог и принял беглецов. Эребор не помогал, сказать почему? Потому что там уже не было никого, родного Приюту, никого, с кем Тауриэль билась с драконами в подземельях Эребора. Кто понимал вашу любовь. И она пошла искать тебя. Одна. Кто отвечает за это? Я ли?

— Обвиняешь? — рявкнул Торин. — А какое право ты имеешь обвинять?

— Право подданной Эребора! — рявкнула в ответ Ольва. — Ты отдавал меня замуж и обещал поддерживать в случае нужды! Ты, не Даин! И Балин делал записи в эреборских свитках! Скажи, если это не так! И не повышай на меня голоса, Торин Дубощит!

Торин молчал, сжимая и разжимая кулаки — на одной руке была перчатка из тонкой кожи. Потом негромко сказал:

— Выйдите все.

— Но… — пискнул молоденький гном.

— И ты.

Ветка пригляделась — ого.

Холодно спросила:

— Невеста?

— Да, — бросил Торин.

— Это мое последнее желание, — очень тихо заговорил Балин. — Желаний, собственно, было так мало. Упокоиться в Мории, в месте моих последних надежд и сражений. И увидеть Торина Дубощита если не счастливым, то хотя бы женатым. Жена из рода наугрим принесет ему сына, я знаю. Мне многое ведомо перед самым концом.

— Балин, — сказала Ветка, бросаясь на пол — к креслу старца. Взяла его руки.

— Келлис все известно о тебе… о Дубощите, — точно так же едва слышно прошептал Балин. — Но идет замуж она за доброго правителя и воина из рода Дурина Торина Серебряную Длань. Еще вчера мы отослали в Эребор дубовый щит и Оркрист в знак того, что Торина Дубощита более нет под этими небесами. Мы не вернемся в Эребор. Даин не такой скверный правитель, как можно подумать, хоть и не любит инородцев. Мы пойдем в Чертоги Торина. Они… пойдут. Я буду спать тут. А жаль. Я бы еще побродил… побродил. Подышал бы морским воздухом, который веет над Синими горами.

Ветка ждала. Щеки ее были мокрыми.

— Что бы ни сказал тебе этот упрямец, — продолжил Балин, отдохнув. — Он всегда окажет тебе любую помощь. Свободен каждый из вас или в браке, вас связывает нечто намного большее, чем вы можете себе представить. Это клятвы, данные в Эреборе. И имена, внесенные в эреборские свитки. И я предвижу, вы еще встретитесь.

— Вряд ли, — сказал Торин.

— Не думаю, — сказала Ветка.

— Я отдохну теперь. А вы выясняйте, что собирались, — глаза Балина закрылись.

Келлис и не думала уходить, как и Бус, и два эреборских принца.

— Дядя, — осторожненько проговорил Фили. — Лично я Ольву люблю, ну как сестренку, и ссориться с ней не желаю. Да, Бус?

— Лес отказал мне и детям в приюте, — сказала та. — Наверное, дружбы нет более.

— Мне не в чем ее особенно упрекать, — сказал Кили. — Но и благодарить не за что.

Торин покосился на Келлис… затем откинул крышку сундука. Достал запыленный, почти поломанный надвое кевларовый шлем. И погнутую, но отыскавшуюся желтую диадему. Положил это все перед Веткой.

— Фили…

Фили подал шкатулку гномьей работы.

Ветка, как зачарованная смотрела, как Дубощит положил в шкатулку шлем, диадему, затем подошел к ней вплотную (металл, огонь, кожа, волчий мех), поднял руки и снял с ее шеи черную эреборскую бляху. Добавил к тому, что было в сундуке. Запер на ключ. Показал Ветке на ладони два ключа — и затем один сунул к себе в карман, а другой протянул ей.

— Обитая в Сумеречном Лесу, живя так, как требуют эльфы, не забывай, кто ты есть на самом деле. Кем ты пришла в наш мир, Светлана.

И протянул шкатулку ей.

Ветка посчитала до пяти, чтобы не упасть в обморок, затем взяла шкатулку и вышла.


========== Глава 46. Пир ==========


Ольва сама не знала, как ей удалось дойти до шатра. Ноги немели, а тяжесть шкатулки в руках казалась непомерной.

Перед шатром, все так же, в покрывале на голое тело, стоял Трандуил.

Ветка уставилась на него — не отдавая себе отчета, до какой степени ее взгляд напомнил сейчас Владыке тот момент, когда она пряталась за Сетом в незапамятные времена в Дейле.

— Это бремя Правительницы, — спокойно сказал король леса. — Ты пожелала принять его. Но самое главное не то, что тебе сказали. А то, что ты сама думаешь о себе и о событиях, за которые решилась отвечать.

— Ри… Фириэль меня травила. Леголас, оказывается, не любит. Торин теперь ненавидит. Любит и ненавидит, пощади Махал его невесту. Когда он коснулся меня… когда снимал бляху… мне показалось, что он готов меня удушить. И не душит из уважения к тебе. Лантир дал понять, что при случае убьет, если усомнится в эльфийской лояльности. Чем я тут живу? Чем? Что меня тут держит? Что меня вообще держит? Ты. Дети. А остальное…

— Тебя любят, — так же спокойно сказал Трандуил. — Тот же Глорфиндейл, на которого ты ссылалась. Ты не видишь, но Златой охотно выхватил бы тебя из моих рук. С того самого момента, когда он услышал иную музыку в чертогах наугрим. Но он понимает, что его неимоверно манит другой мир, не ты сама. А Мэглин? Эллет, сумевшие обрести детей. Их супруги. Синувирстивиэль. Галадриэль. Не нужно строить стен, Ольва, даже если у тебя было жестокое утро.

— Я оказывается, жила как раз за стенами, — прошептала Ветка. — За стенами из иллюзий и волшебного зелья…

— Что же, его не будет больше. Пойдем в шатер.

Ольва кивнула и вошла за Трандуилом в шелковое пристанище. Поставила шкатулку.

— Там мой шлем… в котором…

— Странный шлем странной всадницы, — сказал Трандуил. — Я помню его так хорошо, что мог бы нарисовать в точности — ты была в нем, когда появилась в стае варгов возле меня на Герцеге Голдшлегере.

— Диадема. И бляха.

— Торин уведет остатки своего отряда в Синие горы, — сказал Трандуил. — В созданные им и оставленные ради мечты Чертоги. Все правильно. Он не может более оказывать тебе покровительство. Он просто будет слишком далеко. И ему тяжело нести туда свою любовь к тебе. Он запер ее на ключ. Или думает, что запер. В любом случае, побратим прав. Ни желтая диадема, ни эреборская бляха тебе больше не пригодятся. Пришло время выбрать, Ольва.

Ветка уставилась на Трандуила, словно увидела его впервые.

— Ри… ты серьезно? Я сделала выбор очень давно. В стае варгов, около камней, на пути между Лесом и Дейлом. И между нами нет теперь никакой недоговоренности, хвала Эру. Но мне очень больно, что я… например… что я разрушила твои отношения с Леголасом. Что ты теряешь его.

— Я не потеряю Леголаса. Он просто избрал свою дорогу. Он слишком взрослый, чтобы чувствовать себя ребенком, старшим братиком рядом с Анариндилом и Йуллийель, но слишком маленький, чтобы мудро и спокойно принять перемены и сжиться с ними. У каждого своя боль, но все мы достаточно сильные, Ольва. И ты. И ты тоже. Что сказал тебе узбад?

— Что я должна помнить, кто я и откуда… Что я — Светлана Иванова.

— Поблагодари его за это, — серьезно проговорил Трандуил. — И прими его дар. Отпусти его, как он отпускает тебя, Светлана.

Ветка подошла к Владыке, скинула с него покрывало, обняла и прижалась. Трандуил расстегнул ее плащ, который тоже упал на пол.

Прошептал, касаясь губами уха:

— У нас есть еще немного времени, Ольва… немного… но мы всегда укладывались, верно? Верно, Йул?..

— О да… Ри…

Ладони короля эльфов сперва были легкими и прохладными, а затем наполнились огнем и потяжелели.

Ветку, после всего услышанного и обдуманного, трясло, как будто они были друг с другом впервые — и впервые надо было отдать себя, свою наготу, свои секреты другому. Который брал.

Как будто Трандуил впервые раздевал ее, безошибочно ориентируясь в тайнах женского платья, укладывал на походное, не слишком широкое, не слишком удобное ложе, раскрывал ее ладони, сгибы локтей поцелуями, лепил своими губами ее шею, плечи, острые ключицы… «Все будет хорошо, моя горячая, мой огонек, моя искра… мы снова прошли теми дорогами, которыми были должны… и снова нашли друг друга — это ли не счастье… оно бывает таким, с привкусом гари и крови, а те, кто живут тысячелетия, иного и не пробовали… и тем важнее принять то, что есть, всем сердцем радоваться любому свету, любой минуте ласки и добра… я радуюсь тебе. И ощущаю твою радость… вот здесь… и вот здесь… вот так… а еще тут».

Ветка не удержалась, закричала, откинулась, как будто отбивалась — но разве от таких рук отобьешься?

А Трандуил подхватил ее снова и снова затеял эту игру — уже для себя, чтобы молча ткнуться в шелк лицом, сдерживая неподобающие королю стоны, чтобы мышцы свело, как в бою.

Но только не от боли или страха, а от жизни.

***

Пир начался великолепно и грозно.

Совсем недавно тут была битва — но теперь цвели цветы, сияли огни, расстилались ковровые дорожки, бегали дети (когда забывали, что они уже «почти взрослые» и должны вести себя сообразно торжественности момента); эльфы, гномы и люди в самых нарядных одеждах, какие только нашлись, уселись за длиннейшие столы, чтобы все видели и слышали всех, чтобы удивительные блюда и напитки, приготовленные галадрим по приказу леди Галадриэль, доставались всем.

Столы были выставлены пятилучевой звездой. Во главе одного луча сидели Торин и Келлис, а между ними — Балин. Во главе другого — Трандуил и Ольва в венках сияющих свежестью и прелестью луговых цветов. Во главе третьего — Галадриэль и Келеборн. Четвертый возглавил Элронд, по правую руку от него сидел Арагорн. Пятый достался Синувирстивиэль и Барду.

В теле Ветки была приятная, легкая пустота. Как и в голове. Она рассматривала невесту Торина и очень жалела, что сидит так далеко от Галадриэль и Виэль и не может как следует обсудить молодую.

Возле Ветки было место Анариндила и далее сидел Мэглин в изумрудном и следом за ним - Леголас. А рядом с Трандуилом на сей раз оказались Эйтар и Тиллинель. Тиллинель Ветка мысленно определила как «расфуфыренную» — на самом деле деве-тайли достались запасное платье и украшения Синувирстивиэль, и, конечно, они не могли не быть великолепными. Слабость лучшей целительницы Средиземья была всем отлично известна. Справедливости ради, и на Тиллинель наряд сел на диво хорошо. Но Эйтар? Где он взял этот скромный серый кафтан? Правда, умелые руки распустили ночью несколько бриллиантовых низок с платья Тиллинель и брызнули звездного света на плечи и грудь телохранителя, а его волосы были украшены серебряным венцом с сияющей каплей драгоценного камня посередине. Итог был замечательным — вместе пара выглядела ослепительно. Мысли Ветки сбились на нунчаки и синяки, Тиллинель подняла на нее взгляд и свела бровки к переносице. Повелительница устыдилась и постаралась максимально искренне улыбнуться. Это удалось — вне всякого сомнения, Ольва Льюэнь всем сердцем желала счастья Эйтару. Если его счастье таково — прекрасно!

И когда пиршественные столы были готовы, а все уселись, первым заговорил Балин.

Поскольку старый гном знал, что это будет его последняя речь, то и подготовился основательно. Он вспомнил историю сотворения гномов и их ветви и колена, наимудрейших правителей и самые достойные города и поселения, города и дворцы, которые строили наугрим на радость всему Средиземью. Детально рассказал о роде Дурина и героических предках Торина Дубощита. О завоевании Эребора и драконах, о решении покорить Морию — и о победах и провалах на этом пути. (Ветка видела, что Арагорн, сидящий рядом с Элрондом, шевелит губами от усердия — ловит каждое слово и мысленно конспектирует).

Дошли до дел сегодняшних. Пленение королей, вызволение королей. О несметном кладе, о падении Саурона. Это неважно, что бою Трандуила было отведено одно предложение, а роли Торина и его потере руки — десять. Слушатели внимали старцу, потихоньку отщипывая румяные бочки от стынущих пирожков, так как открыто жевать во время такой речи было бы неприлично, а есть хотелось.

Завершил Балин речь тем, что Торин Серебряная Длань и Келлис из рода Дурина, дальняя родственница Даина Железностопа сочетаются у врат Мории законным браком наугрим, который уже вписан в летопись Мазарбул и да будет он счастливым, продолжительным и плодовитым.

Торин и Келлис встали и церемонно поклонились.

Ветка отметила, что ее имя Балин ни разу не произнес.

И это было правильно, хотя и не сказать, что приятно. Но время, когда имя Ольвы Льюэнь гремело по всему Средиземью, прошло.

После речи Балина пирующие положили себе закусок и налили вина… но далее встал Трандуил. Ветка поняла, что это надолго, еще когда церемонно, со змеиным шуршанием разворачивались складки его мантии, и пригорюнилась, сохраняя осанку, подобающую Повелительнице.

Трандуил был в лучшем здравии, нежели Балин, и склерозом не страдал. Его речь была вдвое длиннее речи Балина. Он начал с дыхания Эру и завершил очередной гибелью Саурона, пройдясь по всем эльфийским войнам (между Домами и с силами зла). Упомянул балрога, доблестного Торина Дубощита, огненные реки и реки кипятка, славное пари и полную победу. Солнце заметно направилось к закату, еда окончательно остыла, гости глотали слюнки.

— И здесь, около древнего и непревзойденного Кхазад Дума, два сердца открылись друг другу. Великая честь для всех эльфов праздновать сегодня две свадьбы — свадьбу досточтимого узбада Торина Серебряной Длани и его избранницы Келлис и свадьбу Эйтара из Эрин Гален и Тиллинель из Дейла. Этой свадьбой мы выражаем наше почтение многоуважаемому Балину из рода Дурина, Торину Серебряной Длани и нашему союзу, союзу наугрим, эльдар и людей, который вновь был проверен на прочность великим горем и великим боем, а завершается великой радостью.

Эйтар и Тиллинель встали и поклонились, как ранее Торин и Келлис.

Ветка отметила, что и Трандуил ни разу не произнес ее имя. Фыркнула.

На сей раз почти успели положить себе кушаний и налить по бокалу… и поднялась Галадриэль…

Анариндил со стоном сполз под стол. Пролетел легкий шелест — все попробовали незаметно откусить по кусочку или по глоточку отхлебнуть, чтобы утолить голод и затем с должным почетом внимать речи Леди Золотого Леса, которая, несомненно, могла говорить и в два, и в четыре раза дольше Трандуила.

Галадриэль обвела присутствующих лукавым взором своих лисьих глаз… подняла бокал и выразительно произнесла:

— Выпьем!

Грянули аплодисменты.

Гномы, эльфы и люди от души хлопали в ладоши — и пир начался.


========== Глава 47. Счастья тебе ==========


Конечно, позже Галадриэль сказала целую речь. О гостеприимстве галадрим, о союзе трех народов и общем враге; о том, что уже сделано — и что еще предстоит. Но говорила она только тогда, когда гости насытились и расслабились. И вовсе не настаивала на том, чтобы ее слушали, затаив дыхание. Эта привилегия на таком пиру досталась Балину и Трандуилу, и торжественное молчание быстро сменилось песнями и раговорами.

И Элронд сказал речь. Пробовал постучать ножом по бокалу — но и ему пришлось говорить для тех, кто хотел слушать, а не для всех присутствующих. Все присутствующие уже вовсю отвлекались от битв и тягостей ради хорошего стола и друзей рядом. Элронд был серьезен, а от серьезности все устали.

Во времена великих радостей и великих потерь одни поют, другие прощаются.

Балин совсем потерял силы. В какой-то момент его тихонечко увезли подальше от стола. С ним были Ори и Кили, чье настроение как раз соответствовало предстоящему событию.

Жизнь покидала старого гнома, но он хотел уйти так, чтобы до последней секунды видеть пирующих.

За ним потихоньку пошла Синувирстивиэль — дать новых зелий и помочь продержаться до утра.

Воспользовавшись тем, что кто-то уже встает и уходит, незаметно исчез из-за стола Леголас. Лихолесский принц на миг появился за спиной Трандуила, потрепал по макушке Анариндила, потом сжал плечи Эйтара и Тиллинель, затем мелькнул возле Лантира — сказал нолдо несколько слов.

С Леголасом, глубоко поклонившись Элронду, отправился и Арагорн. Дунадайн и лихолесский принц быстро переоделись, и, забрав Крошку, навьюченную всяким ценным для путешествия скарбом, растворились в темноте. Дорога звала их, каждого — в силу своих причин. Обьединившая человека и эльфа дружба освещала им ночной путь.

Те, кто хотел, говорили тосты, желали счастья, долголетия и детей гномам и эльфам. Торин и Келлис сели ближе, чтобы закрыть пустоту, образовавшуюся на месте Балина, но из-за стола не уходили. Торин подпирал рукой голову, хмурился. Келлис, в богатейшем золотом убранстве, сидела очень прямо и удерживала одно и то же выражение лица, которое, возможно, считала достойным жены узбада. Юная по годам, быстрая и высокая для гномки, сильная физически и вполне привлекательная, Келлис еще не поняла своего места при Торине и не знала, что и как ей можно делать, чего ждать, чего требовать.

Очень спокойно сидели рядом Эйтар и Тиллинель, превыше прочего понимавшие в это время свой долг. Эйтар накрыл рукой руку жены, и, казалось, иногда смотрел куда-то вглубь себя, но чаще — на Тиллинель. Это время за пиршественным столом, вдвоем, было для обоих очень ценным, и они не торопили себя и других.

Ветка случайно бросила взгляд на скальные склоны Мории, возвышающиеся над поляной. И потянула за рукав Трандуила.

Лихолесский король поднял голову — на огромной высоте, в одном из проемов, которые когда-то снабжали Кхазад-Дум воздухом, на каменном балконе виднелась огненная фигура. Балрог сидел в дозволенных ему границах, как мальчишка на подоконнике, и смотрел на пиршество — беззвучно, не нарушая обета. Трандуил чему-то затаенно улыбнулся.

— Он не нападет? — шепотом спросила Ветка.

— Нет. Не мировое господство ему было нужно. А друг. Только как попросить о дружбе, если ты не знаешь, что это такое… разве что взять в плен, показать свою силу, присвоить, мучить. И к Ородруину он хотел по тем же причинам — создать свою копию, чтобы не быть одиноким.

Трандуил встал, отошел от пирующих на небольшой холм, взмахнул рукой — появились светлячки, которые обрисовали его силуэт. И какое-то время спокойно стоял, подняв голову наверх, глядя на лорда Гротмора.

— Зачем ты показался ему?

— Завтра нам надо будет войти в Морию. Занести плиты для саркофага, упокоить Балина в зале Мазарбул, как он и пожелал. Возможно, балрог позволит нам это сделать.

— А если не позволит?..

— Ну… Балин — беспокойная душа. Даже его последние желания… я вот не уверен, что их было всего два, саркофаг в Мории и женитьба Торина, — усмехнулся Трандуил. — Есть запасной вариант, как исполнить его волю касательно погребения. Об этом поговорим в свой срок. Касательно свадьбы — она состоялась.

Мэглин увел Анариндила и уложил мальчика спать. С Лаириэль сегодня была не Тиллинель, а в тайли напросилась сама Леди Золотого Леса. Детей Фили увела Бус…

Постепенно свадебный пир затухал — а небо светлело. Ветка попробовала уловить момент, когда и куда исчезли Тиллинель с Эйтаром, но не смогла. И подумала, что эти двое заслужили хотя бы немного полного уединения.

Когда последние гости разошлись для отдыха, а Торин за руку с Келлис подошли к Балину, Синувирстивиэль твердой рукой целительницы выдернула черный наконечник орочьей стрелы. Тут были Фили и Кили, Ори, Гаин, а еще Гэндальф — все самые близкие, кого любил и ценил Балин, кто выжил в Мории… и перед самым концом взгляд старика горел все тем же ярким огнем жажды жизни и приключений.

— Великая эпоха наугрим завершена, — произнес маг.

Келлис попробовала заглянуть Торину в глаза — но тот глядел, как Балина готовят к погребению, и не ответил на ее взгляд.

***

В полдень следующего дня Восточные врата снова были открыты.

Здесь были наготове и стрелометы и воины в доспехах и с толстыми щитами; траурная процессия, в которой огромные плиты саркофага с высеченными на них знаками готовились нести так же торжественно, как и тело самого Балина.

Через толпу тяжело вооруженных воинов, каждый из которых знал свое место, прошел Трандуил в венке из цветов, без доспехов, в мантии, текущей за ним по древним камням сверкающей рекой. С ним шла также безоружная Галадриэль в ослепительно белом платье, усыпанном по легчайшей ткани драгоценными камнями. На голову она также надела венок из белых цветов. Элронд не смог вынудить себя разоблачиться и безоружным присоединиться к Владыкам; воздержался от участия в переговорах и Гэндальф.

Гномы вереницей двинулись по боковым галереям в зал Мазарбул, назначенный для погребения Балина, понесли все необходимое.

Балрог пришел к гостям — и голос его рокотал кипящей черной злобой, а силуэт овевался дымными и пламенными плащами. И он был зрячим — обе глазницы демона сияли белым светом. Никто не слышал, а кто слышал — тот не понял, о чем Трандуил и Галадриэль говорили с Проклянием Дурина, чем увещевали его — но балрог в итоге остался на мосту, наблюдать за последними непрошенными гостями в его царстве, а гномы быстро соорудили из заранее подогнанных плит саркофаг, погребли в нем тело Балина. Убирать тела павших наугрим, которые лежали тут уже много дней — с того дня, как в Морию вошли эльфы, было некогда — саркофаг возвысился словно прямо в середине битвы, увенчав последнюю попытку рода Дурина вернуть Кхазад-Дум.

— Эти воины с их оружием, в их доспехах останутся здесь как воинство Балина, — тихо сказал Торин. — А мы, пока что живые, уйдем в края, в которых попробуем обрести покой и новую, мирную судьбу. Она уже была нашей, но тень Одинокой горы и прежнего величия наугрим смутила наш рассудок… и заставила бросить обжитый приют.

Ветка, ожидая Трандуила из Мории, висела на рукаве Гэндальфа.

— Ну почему без доспехов… что за бравада…

— Трандуил узнал лорда Гротмора довольно близко, — сказал старый маг, улыбаясь. — Будем надеяться, интуиция и сила мага не изменила лихолесскому правителю, и все будет хорошо.

И верно, когда из Ворот вышли последние гномы, за ними, спустя некоторое время, последовали и Галадриэль с Транудилом. Видно было, что, несмотря на внешнюю легкость переговоров, обоим пришлось несладко.

— Теперь, — сказала Галадриль, — балрог требует закрыть его пещеру и обещает карать каждого, кто нарушит его покой. Также он сказал, что обрушит камни вокруг врат изнутри, чтобы более никто не проникал сюда.

— Сказать — не значит сделать, — выговорил маг, и лицо его разбежалось морщинками улыбки.

Трандуил обнял Ольву за плечи.

— Наши дела тут завершены. Гномы уже собрали свои обозы с золотом и мифрилом. Они готовятся выступать. Соберемся и мы.

— А Лориен отправит великое посольство в Рохан, — сказал Келеборн. — Мы отдали гномам и… прочим гостям всех наших лошадей. Требуется пополнить табуны. Да и золото, долю, назначенную Тенгелю, надо сопроводить с должной охраной.

— Рохан! — с завистью сказал Анариндил, высовываясь из складки мантии отца.

— Сперва, — спокойно проговорил Трандуил, — мы отправляемся в Сумеречные чертоги. Нам надо убедиться, что в нашей вотчине все спокойно.

— А потом? Ада, а потом?..

— А потом будет видно, — рассмеялась Ольва. — Но мы же не говорим «нет», верно, Трандуил?

— Ну разумеется, я бы сказал «нет», — проворчал Владыка Лихолесья. — Но что теперь поделаешь. Ослаб магический оберег, укрывавший мой лес. Мы словно опять приблизились к Средиземью и всем его делам, от которых так старательно отдалились.

— И это не так плохо, сосед, — сказал Бард. — Мы тоже отбываем. Я подошел попрощаться. Очень хочу видеть вас в моем городе и буду с надеждой ожидать. Я забираю новобрачных?

— Забирай. Пусть проведут медовый месяц у тебя. Роль телохранителя Ольвы Льюэнь я возьму на себя на какое-то время, — спокойно проговорил Трандуил. — А далее мы решим, как нам следует поступить.

Эйтар, уже в дорожном, подошел к владыкам и преклонил колено. Ветка положила руку ему на голову.

— Спасибо за службу, лаиквенди. Я надеюсь, мы еще увидимся.

Эйтар коснулся губами пальцев Ольвы и ушел.

— Остался один вопрос, — проговорила Галадриэль. — Один маленький вопросик.

Бард, Трандуил, Келеборн — все присутствующие вопросительно поглядели на Леди Золотого Леса.

— Кто же подал знак Саурону для нападения на обоз?

— Я думал об этом, — медленно сказал Трандуил. — Приходится решить, что это была Фириэль, возможно, невольно. Пустив зло, сомнения и предательство в свою душу, она сделалась маяком для Темнейшего. Такие вещи ценны и зримы для него. Да и его явления прекратились с ее гибелью… и с гибелью Тауриэль.

— Сомневаюсь, — выговорила Синувирстивиэль. — Фириэль почти всю дорогу сидела с Мэглином, исполняла мои указания. Ставила припарки, массировала ногу. Но вроде как думать более и не на кого. Это были дети, раненые и наугрим.

— И Саруман, — сказал Гэндальф. — Великий маг, член Белого совета. Неужто он не укрыл бы беглецов от злого глаза? Само его присутствие могло бы сделать нападение орков Саурона невозможным.

— А может, — произнес Келеборн, — как раз Саруман и стал слишком ярким огнем, который заметило Око? Может, магу следовало путешествовать отдельно, не привлекая к себе внимания?

— О, магия истари весьма сильна и многообразна, — выговорил Гэндальф. — Если бы Саруман предполагал, что будет нападение, он, конечно, использовал бы ее, чтобы защититься от такового… но мы так хорошо убедили всех, что повозкам не грозит опасность, а Золотой Лес так близко…

— В любом случае, иных предположений пока что нет, — подытожил Трандуил. — мы запомним эту засаду и всех, кто был в повозках…

— Прости, Трандуил. Кто-то должен сказать, — выговорил Элронд. — Там был…

— Даниил Анариндил, — упавшим тоном произнесла Ветка, отвлекаясь от созерцания отъезжающих гномов. — Там был Даня. Темнейший может чуять его, как хищник… добычу.

— Наш сын не добыча и никогда ею не будет, — спокойно сказал Владыка. — Но мы учтем и это.

— Что еще нужно, — проворчал Элронд. — Фириэль глупая девчонка, которая сполна заплатила за свою ошибку. Саруман слишком могучий маг, чтобы подставиться под Око. Саурону нужен Волчий принц. За ним орки и пришли, его и требовали. Его и почуяли.

— Остановимся на этом, — с достоинством сказал Трандуил. — Очевидное не всегда истина. В моем сыне нет зла и не может быть, слишком много света, любви и надежд было вложено в его рождение и воспитание в укрытом Сумеречье. Притягательность его для Темнейшего не могу отрицать — но именно поэтому, потому что он, словно драгоценный камень, собрал в себя слишком много света. Именно поэтому был защищен от сторонних глаз столько, сколько оказалось возможным. А теперь мы тоже собираемся в дорогу. Нам остается лишь поблагодарить Лориен, чья щедрость подверглась изрядной проверке, и отправиться в путь. В любой момент ждем Владык эльфийских земель и короля Дейла в гости. Теперь рубежи Сумеречья открыты.

— О какой щедрости ты говоришь? — усмехнулась Галадриэль. — Благодаря пещере с золотом, мы сможем купить себе лучших лошадей хоть в Рохане, хоть в Гондоре. Этот поход обогатил все наши королевства. И самих гномов, конечно. Они идут в свои Синие горы с огромным богатством на повозках.

— Может, — сказала Ветка, провожая взглядом последнюю повозку наугрим, тщательно укрытую кожами, — их следовало бы проводить? Защитить?

— Нет. Гномы — сильные бойцы. Это их путь, — выговорил Трандуил. — И их судьба. Настает момент расставания. Он всегда настает. Но какое-то время с гномами пойдут Леголас и Арагорн, послужат им разведчиками — пока их пути следуют в одну сторону.

— Я так и не добралась до Шира, — прошептала Ветка.

— Я думал о хоббитах, когда пустился вслед за тобой, — улыбнулся Трандуил. — Но все же решил, что гномы тебе… интереснее.

Вдоль обоза гномов скакал Торин на вороном жеребце.

— Анари, — проговорил Владыка. — Пойди с Гэндальфом. Нам надо попрощаться с узбадом.

Бард, Элронд, Галадриэль, Келеборн и старый маг — все отошли прочь, а Трандуил, взяв Ветку за руку, сделал несколько шагов навстречу Серебряной Длани.

— Как твоя рука, брат? — спросил эльф, когда Торин подъехал.

— Как родная. Служит не хуже. Балрог держит свое слово, — усмехнулся Торин. Жеребец под ним горячился, ронял пену, а длинная волнистая грива лежала, как волосы самого узбада — разве что серебра седины в ней не было. — Я прощаюсь с вами. Ольва, ты знаешь и без того. Я люблю тебя. И я правда думал, всем сердцем верил, что ты заблуждаешься. Не понимал эльфов, живущих без страсти, без огня. Не видел я этого огня, пока не побывал в бездне Мории. Ждал я, пока морок с тебя спадет и ты очнешься. Но… понял я, что твои чувства ко мне… они как мечта, как поцелуй на льду, Ольва. Есть-то есть, а взять нельзя. Посмотрел и на Кили с Тауриэль. Свои должны держаться своих, Ольва. Бард, кажется, говаривал тебе это… и был он прав. Дай тебе Эру все же никогда не разочароваться в твоем выборе. И я свой сделал. Я соскучился по морскому ветру, по дому, который не унаследовал от пращуров, а создал своими руками, по Чертогам Торина в Синих горах. Я боролся за наш народ, пока Таркун не отдал ключа и карты. Но проклятое злато Смауга не приносит блага. В добрый час я ушел из Эребора и освободился, а власть злата охватила Даина… Эребор заперт от орков и от глаза Саурона, все, как хотел Таркун. Они, эти мудрые, изрядные хитрецы. Я же принял решение и сделал свой выбор свободно, хоть и по пожеланию Балина. Всем своим сердцем я попробую принять Келлис — может, без страсти, но как преданный супруг.

— Счастья тебе, — тихо произнесла Ольва.

— А ты, брат, — Торин обратился к Трандуилу. — Хоть и невольным было наше побратимство, но мы оба признали его. Да, ваш союз с Ольвой теперь священен для меня. Я никогда не нарушил бы закона чести. Прости за… фею. И балрог с тобой, зануда лихолесский!

— И с тобой, Торин Серебряная Длань. Легкого пути тебе и твоему народу! — Трандуил обнял Ветку за плечи.

А она смотрела вслед улетающему вороному жеребцу.

И в теле, и на душе Ольвы снова было легко. Все слова оказались сказанными. Нужные слова.

И позже, когда Ветка уже ехала на Гесте рядом с Трандуилом во главе их отряда по направлению к Ирисной низине, отзвуки стука копыт черного, как смоль, коня звучали в ее душе, постепенно затихая.

Затихая навсегда.

Так она думала.

«Сказать — не значит сделать».

Комментарий к Глава 47. Счастья тебе

Кто в плену у Саурона? А - Финрод (Ном), Б - Келебримбор, В - ОМП, С - ваша версия. Если можно, развернуто ))))

Появвились еще версии Маглор, Даэрон.


========== Глава 48. Домой! ==========


— Ну что же, — проговорил Гэндальф, стоя рядом с лордом Элрондом. — Вот все и разъехались. Пора и нам, друг мой, перевалить Мглистые горы. Ты поедешь в Последний домашний приют, я — в Шир… что-то давненько я не навещал полуросликов, да и фейрверков у меня скопилось пруд пруди.

— Вышло совсем недурно, — кивнул полуэльф. — Хотя и потери были велики. Саурон обрел телесность и снова лишился ее. Такие события надолго ослабляют Темнейшего. И все же не убивают его.

— Очень сложно убить того, — сказал маг, набивая и раскуривая трубочку, — кому мы сами невольно показали дорогу за пределы Арды. За пределы мира, сотворенного Эру.

— Ты думаешь, он будет черпать силы на родине Ольвы Льюэнь и возвращаться вновь? — Элронд смотрел на истари, пытаясь прочитать будущее в серых глазах волшебника.

— Будет возвращаться. До тех пор, пока не потеряет надежду обрести Единое кольцо… и пока не сообразит, что в ином мире также живут люди, — грустно выговорил Гэндальф. — Люди, которыми можно управлять… которых можно исказить.

— Митрандир… но это значит, что мы попросту гоним Темнейшего туда, где он не опасен нам…

— Да. Но туда, где он опасен другим, — сказал маг. — И где нет ни Белого совета, ни волшебства, ни эльфов. Но у нас еще есть время, мой друг. Есть время подумать, что же с этим делать…

Вереница лихолесских всадников, за которой следили собеседники, скрылась из вида.

Элронд тронул повод своего коня — и ривенделльцы вместе с Гэндальфом направились мимо Келед-Зарам, уже немного восстановившего свой вид и прозрачность вод, к тайному перевалу.

***

Одно дело, когда Ветка ехала этой рекой среди ирисов с Эйтаром, Арагорном и Тауриэль. Тогда, несмотря на недавний плен и страшные испытания рыжей стражницы, было странное ощущение свободы от любых забот, радости и легкости. Каникул. Колдовские цветы грозили мечами листьев, вода была прозрачной и ледяной…

Сейчас, во главе конного вооруженного отряда путешествие звучало совсем иначе. Блестели кольчуги, развевались вымпелы, звенел металл. У каждого всадника были чересседельники из крепкой кожи, туго набитые золотом — неожиданный дар Красного пика. Воины-ирисы словно отступили, с уважением давая дорогу отряду, признавая его право проехать тут.

Кроме того, Трандуил пустил окрест стражников — искать разрушенную бобровую хатку. Клинки, которые еще оставались в этом сооружении, манили Владыку. Однако, как это часто бывало в Ирисной низине, то, что ищешь специально — не находишь, а проводника к местным тайнам уже не было.

Даэмар по приказу Владыки набил рыбы на копье и оставил на единственном найденном по дороге сухом пригорке. Вдруг странный голый друг Ольвы, отпущенный ею на свободу, найдет благодарность и подарок?.. Отряд не поместился бы на этом возвышении, а потому не стали и останавливаться — так и двигались до Андуина, повторив переход, который проделал отряд Ольвы, но — в другую сторону.

— Ольва, — спросил Трандуил, — а ты, кстати, успела сказать Митрандиру, как распорядилась его узником?

— Ой… ты прав, надо было — но столько событий…

— Не переживай. Я сказал. Он не обрадовался.

Близ Великой реки отыскали намытую песчаную косу у воды, отдохнули как следует, а затем прошли к отмелям, чтобы переправиться на другой берег.

Ольва провела волшебную ночь… с собственным мужем. Теперь лето вошло в свои права и даже ночи стали теплыми — достаточно теплыми, чтобы из шатра выйти купаться в самый звездный час, ничем не прикрывая наготы; чтобы без покрывала обнимать друг друга на легких дорожных постелях, на ворохе рогоза, который притащили Иллуир с Даэмаром. Рогоз предательски шуршал, но это не смущало владык Лихолесья, так истосковавшихся друг по другу.

У шатра горел небольшой костер, на котором грелся котелок с отваром из трав — и был этот напиток слаще меда, пьянее вина.

— Ты самый лучший, самый прекрасный, самый любимый…

— Что-то ты изменила своим обычным заклинаниям, Ольва, — шептал в ответ король эльфов. — Мне не хватает их, давай-ка повторим — высокомерный, надменный, капризный, невыносимый…

И пахло лесом и цветами, теплом и мужчиной.

— Ох…


Утром, которое наступило так быстро, прошли до бродов и переправились через Андуин. Если вниз воины Трандуила спускались на плотах, то вверх надо было двигаться только верхом — на лошадях из Лориена.

Все время путешествия Анариндил, который по дороге сюда, гонимый страхом и дурными предчувствиями, толком не успел ничего рассмотреть, вертелся на седле перед Трандуилом и расспрашивал обо всем, что видел — о растениях и рыбах, о птицах, животных; о краях, горах и реке. Учить историю и слушать об Исильдуре, Сауроне и великих войнах было намного интереснее тут — в местах сражений. И Владыка с неохотой согласился, что дети действительно подросли настолько, чтобы посмотреть мир за пределами Сумеречья.

Сета оставили пока в Лориене — до полного выздоровления. Потом, как считали и Даниил, и Трандуил, варг сможет добраться домой самостоятельно.

Пару раз Ветка расспрашивала сына о Йуллийель — о ее песнях, о том, как она помогала Анариндилу и Мэглину разыскать Трандуила… толком Даня сказать ничего не сумел, но заметил, что «когда все стало хорошо», и песни сестры прекратились. Он не слышит ее. Но она знает — все целы и все едут домой. И с ней самой все прекрасно.


Еще пара переходов.

Ольва не ожидала, что настолько обрадуется Лесу. Птичьему говору дозорных, могучим деревьям в четыре и даже десять обхватов, привычному воздуху, влажному и живому под деревьями-великанами, насыщенному летними ароматами на полянах. Лесу — и Трандуилу, который в родных владениях также начал успокаиваться, набирать силу, словно заново взрослеть — от беспокойного худощавого юноши к обычной зрелой властности. Ночи наводили на мысль, что, даже не покидая Леса, королевской чете следовало бы чаще выбираться «на природу» — подальше от дворца и дворцовых правил…

На первой же стоянке Мэглин собрал земляники и принес ей. Ветка преисполнилась умиления ивоспоминаний. Попутно придумала себе герб — белую водяную лилию и веточку спелой земляники в окружении зубцов короны.

Она лежала в Сумеречном лесу на мантии Трандуила, рядом с мужем, ела ягоду, и, глядя в высокое летнее небо над Пущей, думала о том, как же завершились многие недописанные истории. Думала о гномах — о Келлис, чьи достоинства так и остались не обсужденными, а если по честному — то и неизвестными. Она не успела спросить о гномке даже Фили. Думала о скорой поездке в Дейл, как теперь от нее воздержаться! Анари держал себя в руках, но нет-нет да и спрашивал о Дейле и Лаириэль.

Или даже о путешествии в Рохан. Сумеречному лесу тоже не помешало бы иметь побольше лошадей.

О Кили и его разбитом сердце. Об Оркристе, который доставят Даину Железностопу… вместе с письмом для Дис и приглашением в Синие горы всех, кто пожелает идти за Торином.

О том, как идет караван гномов через половину Средиземья, возвращаясь туда, откуда начал свой путь к завоеванию Одинокой горы Дубощит — и о том, как будет житься на «старом новом» месте народу Мазарбул.

— Ри, а гномы дойдут? Вообще говоря, у них полный обоз мифрила и золота.

— Но и почти пятьдесят клинков воинов. По ту сторону Мглистых гор, когда они пройдут тайными перевалами, орков меньше. Правда, есть и просто люди-бродяги, грабители. Но гномы справятся.

— Сколько едет гонец до Синих гор?

— Долго, Ольва. И путь этот опасный.

— Ну, а когда Торин ввязывался во что-то неопасное и милое, — буркнула Ветка. — Я хотела бы знать, когда он доедет. Знать, что у него все хорошо.

— Можешь попросить Глорфиндейла, — коварно пропел Трандуил. — Златой никогда ни в чем не отказывал тебе, что за труд сгонять до Моря?

— Не подкалывай. Может, и попрошу.

— И это стократ лучше, чем если бы ты сказала, что поедешь сама, — проговорил Трандуил и потянул Ольву к себе — для поцелуя.

— Что уж теперь. Эта история завершилась тоже.


Поскольку отряд двигался с юга на север, Трандуил без труда узнал у лесной стражи, приветствующей владык, что Дол Гулдур снова разбит и сожжен. Границы Леса охраняются, а Глорфиндейл умчался в Сумеречный дворец. Никаких особых вестей не было и нет, Темнолесье не тревожили орки или иные враги. Морнов замечали у южных границ, но над великими древами черные твари предусмотрительно не летали.

Дворец встретил Владык спущенными мостами, распахнутыми воротами.

Но бегущей к приехавшим девочки или Златого витязя видно не было.

Эльф, замещавший Галиона — Этиль — приложил палец к губам и провел Трандуила и Ольву Льюэнь вглубь покоев, на необитаемые галереи.

Картинка открылась поразительная и настолько неожиданная, что владыки замерли. Трандуил придержал Даню за плечо.

В заброшенный коридор чьи-то заботливые руки притащили все, чем может старый солдат развлекать маленькую девочку. Здесь была пара кресел, давно потерявших вид и половину резьбы, но все еще мягких. Ворох шкур, на которых можно было сладко отдохнуть. Лук и стрелы, меч, часть доспехов. Плащ, шитый золотыми цветами, был натянут на пару стульев как шатер. Великое, неисчислимое множество бутылок самого разного вида и фасона. Перекошенный столик — было ощущение, что Златой собрал по богатейшим чертогам, отчасти повторяющим покои Менегрота, самую страшную рухлядь нарочно. Клетка с совой. Корзины со свитками и чистой бумагой, чернила, перья и кисти, музыкальные инструменты, подсвечники и оплывшие свечи, куклы Йул вперемешку с ее же платьями — у Ветки возникло острейшая ассоциация с гнездом сороки или лавкой старьевщика…

Сам Глорфиндейл, с волосами, распущенными по спине поверх легкой сорочки, в шелковых штанах и босиком, стоял около корзины с недозрелыми яблоками. Золотые кудри вились, почти дотягиваясь до колен витязя.

Рядом была Йуллийель — принцесса Эрин Гален. Босая, чумазая и нечесанная.

Ветка сделала стремительное хватательное движение вперед — Трандуил остановил и ее.

Вдоль галереи, из стрельчатых окон которой лились потоки солнечного света, были выставлены пустые бутылки. Искры бегали по разноцветному стеклу, придавая причудливости происходящему.

Глорфиндейл укусил одно яблоко, примерился и пульнул его по полу — несколько бутылок со звоном упали. Йул рассмеялась. Тоже выбрала яблочко, прицелилась… пульнула.

Появилась Эллениль с шикарным пирогом на подносе — аромат распространялся такой, что немедля захотелось идти за этим пирогом на край света.

— О, еда! — оживился Лаурэфиндэ, повторачиваясь к тайли…

Повернулась и Йуллийель — и закричала:

— Данька! Мама! Ада! — и бросилась к своим родным. — Вы приехали! Вы все живы! Я вас слышала! Давайте играть вместе!

Ветка не успела ответить — дочка обхватила ее за талию, за бедра и спросила прямо в живот:

— Ну, а ты кто? Тебя как зовут? Ты братик или сестричка?

— Ага, — сказал Трандуил, глядя как-то поверх происходящего. — Дар ясновидицы — у Йуллийель. Даниил воин, как я и предполагал, и исполнил то, что велела дева.

— Ну вы не могли чуть позже явиться? — спросил Глорфиндель, отламывая половину пирога и запихивая ее себе в рот. — Мы партию не доиграли. Пирог не съели. С прекрасными вестями вас, владыки.

— С принцессой все хорошо, — быстро сказала Эллениль, — за исключением того, что она отказывается посещать купальни, поскольку туда не ходит Златой витязь. И за исключением того, что они понарошку ммм… помолвились. И за исключением…

— Что?.. — спросил Трандуил.

— Ну это же игра такая, — мирно сказал Глорфиндейл. — Принцесса ребенок.

— Так себе игра, надо сказать! То, что понарошку говорят эльфы… сколько тебе лет, витязь?

— Подумаешь!

— Что?.. — спросила Ветка, когда очухалась. — А можно! Иногда! Без последствий! Или хотя бы предупреждать! Это народ, который плохо размножается, а! У которых детей не стало!

— У Феанора было семь сыновей, — назидательно сказал Трандуил, — и приличное количество внуков и правнуков, с одним ты знакома… чем я хуже?

— Семь! Это что, пример для подражания?.. Юлька, ты почему не моешься?

— Глорфиндейл моется в водопаде, и я попробовала, но мне холодно и сносит!

Даня тем временем тоже добрался до пирога и отъел добрый кусок.

— Сейчас принесу еще, — спокойно сказала Эллениль. — Привет, Мэглин. Хорошо проехались?

— О, отлично. Все, как обычно, Эллениль. Все, как всегда, когда путешествует Ольва Льюэнь…

— Вот и славно. Вот и замечательно!

— Ри!..

— Я думал, тебе лучше узнать об этом дома…

— Ри!!!

— Ты не рада?

— Я очень рад, — сообщил Глорфиндейл, садясь в кресло, которое подозрительно хрустнуло и провисло. — Не могу передать, как я рад, — и убрал за спину отломанный подлокотник.

Йуллийель бросилась к нему, залезла на колени и обняла двумя руками, спрятала лицо у шеи витязя.

— Правда, он замечательный? Он подарил мне котенка!

Эллениль безмолвно показала в неприметный уголок, где на шкуре медведя спал детеныш снежного барса.

— Это все? — спросил Трандуил.

— Зато мы хорошо подучили историю, — сказал Глорфиндейл, проверяя содержимое бутылки рядом с креслом. — Славно постреляли, отлично поездили верхом…

— Переломов почти нет, — быстро сказала тайли. — Синяки уже заживают.

— Я тоже так хочу! — закричал Даня.

— Но ты путешествовал по-настоящему, — сказала Йул. — А я только через тебя подглядывала. А теперь ты можешь играть с нами…

— И у меня теперь есть невеста!

— Лаириэль, я знаю, — сморщила нос Йуллийель. — Она маленькая. А Глорфиндейл большой!

— Ну и что!

— Предлагаю, — спокойно проговорил Трандуил, — когда все отдышатся и смогут говорить, собраться в малом зале и нормально поесть за столом. Мясо. Салаты. Напитки!

— Ну вот, — в один голос сказали Глорфиндейл и Йуллийель.

— Ладно, — добавил гондолинец. — Раз напитки…

— Отшлепать их, что ли, — тихо сказала Ветка.

— Не надо, пусть играют, — Трандуил коснулся уха жены губами. — Я так счастлив, что все обстоит именно так… я хотел, чтобы ты узнала дома. Я люблю тебя.

— И я, — вздохнула Ольва.

И рассмеялась.


========== Эпилог ==========


Гэндальф въехал в Шир на телеге, груженой самой разной всячиной. Тут были и бумажные фонарики, и искристые свечи, и фейрверки с петардами — все, что так любил маленький народец.

Само его появление всегда было праздником — лошадка, запряженная в телегу, бодро трусила в окружении целой стайки детишек самого разного возраста, включая и двух столетних хоббитов.

Бильбо с радостью приветствовал старого мага и даже позвал его ночевать в свой дом — но Гэндальф отказался, сообщив, что останется со своей поклажей, иначе к завтрашнему дню не сохранится ни единой самой завалящей петарды.

Тогда Бильбо набрал целую корзинку самой вкусной снеди и пришел коротать ночь вместе с магом — за трубочкой отличного табачка и воспоминаниями.

— Торин пройдет со своими гномами совсем неподалеку, — рассказывал Гэндальф. — Может, и завернет на огонек. Набей на всякий случай кладовку добрыми припасами и пивка навари, ты же знаешь гномов. И да, он женился. Ну, а ты?

— Я вот думаю, — сказал Бильбо. — А вдруг я снова отправлюсь в путешествие? Вдруг снова Приключение? Как я тут оставлю жену? Я уж пока подожду. Торина, например.

— Ольва Льюэнь тоже собиралась тебя навестить. Да не доехала пока. Отвлеклась. Где, ты говоришь, для нее тут есть яблоневый сад?..

И Бильбо вспомнил!

— Вон там он! Все руки не доходят купить его и привести в порядок…

— Пусть у Повелительницы будет домик в Шире, — неспешно сказал Гэндальф, доставая из кармана пригоршню золота. — Этого хватит? А я уж как-нибудь передам ей, что ее тут ждут. Мало ли. Вдруг снова Приключение? И ты теперь не забудь.

— Я не забуду, Гэндальф! Сделаю как для себя, в самом лучшем виде! И норку поправлю, и двери переделаю!

— Ну-ну, — и истари заулыбался. И хоббиту занятие, и Ольве подарок.

А там… там видно будет. Вдруг и впрямь пригодится?