КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706312 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272773
Пользователей - 124661

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Дорога войны [Владимир Борисович Журавлёв] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владимир Журавлев Зита. Дорога войны

1

Зимние клапана станции были раздвинуты на санитарное проветривание, и далеко на склоне сопки сверкала в лучах солнца эстакада. Туда, в пламя светила, скоро должен нырнуть их поезд, увозя к ненасытной глотке Южного фронта.

Она оглянулась — штурмовики без спешки, но привычно быстро строились в шеренгу. Двести бойцов, две сотни белых волчат — все, что осталось от штурмовых отрядов города. Предыдущая волна убыла на Западный фронт, и — ни слуху…

— Город остался без защиты, — озабоченно сказала она. — Сейчас полезет на свет разная дрянь! Чтоб удержали порядок, слышите? Вернусь — спрошу с каждого!

— Для начала — вернись, — хмыкнул спецназовец. — И не факт, что найдешь, с кого спросить. Хоть и охрана АЭС, но дернуть в прорыв могут в любой момент, сама понимаешь. Да, очень просим: офицеров на фронте по челюсти не бей, лады? Это мы ребята с юмором, а в армии такие дубы — загонят под трибунал!

Его напарник криво улыбнулся, обнял Зиту и отошел. Это ему она недавно подвесила от всей души, но… как-то перед фронтом личные обиды потускнели и стали неважными.

Второй боец тоже не пропустил, чтоб ее потискать. Еще и поцеловал, наглец. Она только усмехнулась. Хорошие ребята, как выяснилось.

— Вещи к осмотру.

Ее приказ пролетел шепотком по шеренге. Секунда заминки — и к ногам опустились тактические рюкзаки. То-то же. В «Спартаке» порядок не потому, что штурмовики из скромных милашек, а потому что его неустанно поддерживают. И отправка на фронт — не настолько важное событие, чтоб забыть о дисциплине. Вот и надо посмотреть, не расслабились ли, не потащили ль в расположение «Спартака» спиртное и прочую дрянь. И — все ли взяли, что было приказано. Вдоль шеренги деловито зашагали командиры групп…

— Зита? Зита Лебедь?

Она аккуратно обернулась. Капитан госбезопасности в парадной черной форме смотрел на нее насмешливо. Она повспоминала. Если б не эти отечные мешки под глазами, не дряблая кожа лица…

— Я помню вас, — сказала она тихо. — Вы говорили со мной в кафе у Торгового центра. Давно.

Лицо капитана дрогнуло.

— Лети, птичка, — сказал он и уставился вдаль, на склоны сопок в душном мареве. — Лети и помни: там я тебя защитить не смогу. Береги себя.

Она в порыве чувств внезапно шагнула к офицеру, обняла его и поцеловала.

— Спасибо за все, — шепнула она еле слышно. — Я вас никогда не забуду.

— Иди уж, распутница, — усмехнулся офицер.

Капитан неловко погладил ее по голове и ушел в толпу провожающих.

— Кто он? — настороженно спросил подошедший «телохранитель».

— Ангел, Витя, — ответила она, сглотнув слезы. — Мой личный ангел.

— А что плачешь?

— У него крылья. Черные, атласные…

Она вытерла слезы и пришла в себя. Даже другу детства и верному помощнику не стоило знать, что она чувствует смерть. А работа в госпитале это чувство еще более обострила. До невыносимой боли в сердце.

Сопровождающий офицер выкрикнул резкую команду. Виктор оглянулся на нее, махнул рукой. Штурмовики двинулись к вагонам.

— Витя, передай по цепи — общий сбор немедленно после отправления! — решилась она. — Кое-что должны знать все ребята. И девчата.

Как она орала в военкомате, пытаясь уберечь девчонок от фронта, никто не знал — потому что она проиграла. Ей показали приказ, не допускающий двусмысленностей — что она могла сделать? И теперь девчонки-санинструкторы, а на самом деле бойцы службы собственной безопасности, деловито запрыгивали в вагоны. Они гордились, что едут на фронт! У каждой на боку, как и у любого штурмовика — спецназовская дубинка. У каждой в тактическом рюкзаке — полный комплект санинструктора. У каждой — наработанные десантно-диверсионные навыки. Каждой — не более семнадцати лет.

— А они сейчас нужны, общие сборы? — буркнул Виктор. — Митинги и анархия. Мы теперь как бы армия. Приказ — и вперед.

— Витя, ты просто передай по цепи, — ласково сказала она.

«Телохранитель» кивнул и отошел, а она мысленно вздохнула и отметила — не соответствует. Друг детства, и бесстрашен, и предан лично ей — но что из того? В преемники — не годится. Не дотягивает по личным качествам, и сильно не дотягивает. После одного очень важного разговора с майором Каллистратовым она начала целенаправленно оглядываться вокруг себя. Если с ней что-то случится — кто поведет штурмовиков? И пока что кандидатур не нашлось. Все старшие возраста смёл призыв, и Алексея, да и ее, по факту заменить некем. Не успели подготовить смену. Еще бы года два — но где их взять, если и сама Зита стоит перед военным поездом?

Штурмовики грузились в двухуровневые вагоны, так называемые «казармы». Раскладные сиденья по четыре в ряд, минимум удобств. Можно сидеть, лежать, разместить еду на крохотном выкидном столике. Вагон — сто человек. Два вагона — тактическая рота с группой управления. Столько их и призвалось с Копейки. Следующую пару занимали штурмовики из Тройки, а за ними еще кто-то. По закону должны попасть на фронт в дивизию народного ополчения одним подразделением. Как на самом деле? Она предполагала худшее.

— Успел, — сообщил Давид, остановившись рядом, и аккуратно похлопал по коробке в руке.

Она благодарно кивнула. По распоряжению военкомата штурмовики обязаны были оставить свои телефоны дома. Режим секретности, и вроде как противник отслеживает перемещения войск по телефонным переговорам. Но кто бы из штурмовиков слушал военкомат? Так что она, наоборот, приказала взять телефоны в обязательном порядке, а Давид в последний момент догадался сбегать в штаб и скрутить там автономный модуль синхронизации. Он, оказывается, и такое умеет. И теперь «Спартак» располагал собственной телефонной сетью. Действующей на малых расстояниях, сильно зависимой от рельефа и окружающих конструкционных элементов — но своей, надежно шифрованной, защищенной.

Кстати, Давид. Ее друг, учитель — и второй заместитель майора Каллистратова. Вот он смог бы заменить ее. Всего одно, но непреодолимое препятствие: Давид — из тбилисских армян. На Южном фронте ему не занять никакой руководящей должности, имелся на эту тему соответствующий приказ. И в руководстве штурмовых отрядов — тоже. Просто чудо, что он вообще стал своим среди штурмовиков, поголовных шовинистов, отморозков и громил. Чудо, вызванное к жизни гением майора и уникальной личностью самого Давида. Среди спартаковцев он был не просто своим — лучшим. А в других штурмовых отрядах просто не выжил бы.

— Давити! — озабоченно сказала она. — Надо довести ребятам ситуацию. Выбор они должны сделать сами и сейчас, потом будет поздно. В первом вагоне я сообщу, возьми на себя второй, а?

— Ты, Зита, то поразительно умна, то… — флегматично отозвался Давид. — Командир «Спартака» — ты. Тебе и говорить. Я сеть включу, все услышат.

Она подумала и вынужденно признала, что да, дура. Хотя воспитанный Давид и не сказал вслух.

На командира штурмовых отрядов Виктор не тянул, но на своем месте справлялся на все сто, поэтому, когда Зита вошла в вагон, там уже стоял на входе патруль, а перед патрулем — раздраженный лейтенант сопровождения.

— Извините, господин лейтенант, «Спартак» проводит совещание, посторонние нежелательны, — вежливо сообщила ему Зита. — Если у вас посадочное место в нашем вагоне, вас пропустят через полчаса, подождите. И в любом случае ваши приказы здесь исполняться не будут. Только через меня. По закону «Спартак» идет на фронт отдельным подразделением со своим руководством.

— Доедешь до части — отдам под трибунал за неподчинение! — пообещал белый от злости лейтенант.

— Пока не приняли присягу — вы нам никто, — напомнила Зита. — Когда примем присягу — вы будете выполнять мои приказы как младший по званию.

— Посмотрим, кто будет младшим! — посулил лейтенант и отошел в сторону.

Она удовлетворенно кивнула. Вменяемый, за оружие не схватился, взаимопонимание возможно.

Вагон-казарма оказался плотно забит штурмовиками. «Спартак» поместился в вагон весь, все две сотни бойцов.

Качнулся и поплыл назад знакомый до каждой выщербинки перрон. Пора. Она охватила взглядом штурмовиков, словно притянула и вобрала их спокойные, внимательные взгляды.

— Мы призваны в боевые части, ребята, — сказала она четко. — Там — свое начальство. Которое за неисполнение приказа имеет право отдавать под трибунал и расстреливать на месте. Сейчас каждый из вас должен решить, идет со «Спартаком» — или самостоятельно.

По лицам пробежали волны недоумения. Разом поднялось множество ладоней. Можно гордиться, дисциплину общих советов они с майором Каллистратовым поставили надежно — ни выкрика, ни попытки перебить. Она кивнула одному из штурмовиков. Саша Орлов, «Орел», из закрытого списка кадрового резерва штурмовых отрядов. Регулярный командир боевой пятерки, по самым ответственным заданиям работают именно его ребята. Очень разумный, ответственный парень. То, что скажет он, окажется наверняка мнением большинства штурмовиков.

— По закону мы идем на фронт готовым подразделением, — напомнил штурмовик. — Какой может быть выбор?

Молодец, Саша. Правильно подвел к нужной теме.

— По закону мы вообще не должны идти на фронт. Никому из нас не исполнилось восемнадцати. Мы — вторая очередь народного ополчения, исключительный случай. Нас могли мобилизовать, только если враг стоит под стенами Копейки. Только в этом случае.

Она оглядела штурмовиков. Большинство рук опустилось. Думают, осмысливают информацию.

— Приказ майора Каллистратова на случай чрезвычайной ситуации! — звонко сказала она. — Довести до личного состава «Спартака» следующую информацию: штурмовые отряды являются молодежным крылом политических войск! «Спартак» в первую очередь — солдаты партии! Потому в случае призыва на военную службу решение о принадлежности принимать лично, до принятия присяги! Заявление о выходе из рядов штурмовых отрядов передать по защищенной линии связи до окончания текущих суток!

Она включила гарнитуру и резко понизила голос. Лейтенанту у входа незачем слышать закрытую информацию.

— При решении пусть каждый учитывает, что бойцам политических войск следует опасаться удара в спину. Мы — в политике, а она всегда была очень грязным делом. Есть вероятность, что нас попытаются убить еще до фронта. Штурмовики номерных городов прошли специальную подготовку для ведения боевых действий в условиях Крайнего Севера, и наше место по призыву — в Особом Заполярном военном округе. Но руководство Особого Заполярного — с нами. Итог: мы едем на Южный фронт. Вопреки закону, мобилизационным предписаниям и здравому смыслу. Нас попытаются убить свои. А вне штурмовых отрядов есть шанс послужить родине. Нашим противникам опасна организованная сила, отдельных штурмовиков никто преследовать не станет. Принять решение вы должны до двенадцати ночи. У меня всё. Вопросы?

К ее огромному удивлению, поднялась всего одна рука.

— Там лейтенант прыгает у входа в вагон, — сказал штурмовик. — Он причастен?

Зита усмехнулась. Знал бы лейтенант, что сейчас реально решается вопрос его жизни — наверно, выпрыгнул бы на ходу.

— Вероятно, — сказала она и поставила одним словом над судьбой лейтенанта жирный вопросительный знак.

Штурмовики разошлись по вагонам и уровням, начали кучковаться, чтоб обсудить в дружеском кругу новую информацию.

— Жестокая девушка, — заметил Давид, имея в виду лейтенанта.

Она пожала плечами. Жестокая? А если лейтенант подведет штурмовиков под удар, что тогда? Плакать и каяться, что не предупредила о вероятности предательства? Так плачем ребят не вернешь.

— Значит, поймешь, почему твое место в середине вагона, под защитой штурмовиков, — спокойно заключил Давид. — Я рядом с тобой?

По приказу майора они уже больше года изображали влюбленных, но парень до сих пор спрашивал у нее на все разрешение. Удивительно деликатный товарищ для той работы, о которой она только подозревала.

— А как иначе? — весело бросила она. — Место радиста — в группе управления!

Лейтенант встретил ее кислым взглядом:

— Уже можно, да?

— Пока не знаю, — честно сказала она. — К санинструкторам вас не пустят, бойцы соответствующий приказ получили, не обижайтесь. И здесь «Спартак», а у нас сухой закон.

Лейтенант аккуратно выдохнул в сторону и задумался.

— Поменяйтесь с ребятами из Тройки, — посоветовала она. — У них не так строго. И вам веселей будет с коллегой… и мне спокойней.

-=-=-
Офицер ГБ поправил парадную форму и глянул ясными глазами на официантку.

— Я не пьян, — сообщил он.

Официантка молча собрала со столика пустую тару.

— Не настолько, — пробормотал капитан, — не настолько!

Офицер встал, расчетливо точным движением положил карточку на ридер.

— Не пьян! — повторил он упрямо. Снова поправил форму и вышел из Торгового центра. Оставалось завершить одно дело. Одно последнее дело.

Он нашел их после недолгих поисков. Что хорошо в подкупольнике — молодежные компании держатся своей территории. Даже после чисток штурмовиков держатся. Инстинкты стаи.

— Стоять! — негромко приказал он.

Несколько подростков настороженно смотрели на него. Офицер усмехнулся, подошел поближе, вгляделся. И снова усмехнулся. Они, голубчики. Подросли, но вполне узнаваемы. Сколько их было, десять? Почти на всех он своей рукой поставил крестики. А эти вот пока бегают. Ну, можно считать, добегались.

— Господин капитан, требуется помощь? — осведомился боец проходящего мимо патруля.

— Операция ГБ, продолжайте движение.

Бойцы козырнули и пошли дальше. Подростки заерзали.

— Хорошо, что ходите толпой, — пробормотал офицер. — Впрочем, шакалы всегда ходят толпой… Вы, вы двое! Вам знакомо такое имя — Зита? Вижу, знакомо… Э, нет, не убегайте, вам привет от нее!

Капитан достал из-за пазухи пистолет. В спины убегающим негромко хлопнуло два раза.

— Значит, и это дело закончено, — кивнул своим мыслям капитан. — Ну а дожидаться цирроза — не в традициях офицерских. У меня есть честь! Да и жить по большому счету незачем.

Глухо хлопнул еще один выстрел.

-=-=-
Поезд катил на запад. В вагоне-«казарме» — деловитая жизнь, штурмовики из-за недостатка места тренируются в скоростной фиксации противника подручными средствами, затем будут занятия по тактико-технических характеристикам штурмовой авиации вероятного противника на Южном фронте. Уже изучали, но повторить не повредит. Инструктора назначены, состав учебных групп определен. У Зиты — час свободного времени, затем организация ужина, проверка личного состава, урок по языкам кавказской группы народов… Ее личный мучитель, словно прочитав сокровенные и не очень приличные мысли ученицы, иронично приподнял бровь. В ответ она скорчила жалобную рожицу. Не подействовало, как всегда. Вот что у него за голова, а? Как там помещается полдесятка языков с абсолютно разной фонетикой и лексикой?! Уму непостижимо. Так Давид еще и убежден, что она так же сможет. У, цхварикхалишвили…

Она отвернулась к окну. Тайга, сопки, речки. Скоро Иркутск, открытый всем морозам и ветрам город, так странно и непривычно…

Последней мыслью перед тем, как провалиться в краткий оздоровительный сон, было: поезд идет без зенитного прикрытия. Без зенитного прикрытия…

2

Поезд мощно катил на запад. За окнами мелькали однообразные степи. Штурмовики поглядывали, пожимали плечами — как тут люди живут? Пространства, пространства, ветра, пыль и снег — б-р-р! На редких остановках выходили из вагонов размяться, щурились болезненно — резкое солнце било по глазам. Не привыкли, дети подкупольников.

Зита озабоченно хмурилась, наблюдала. Ее волчата ко многому не привыкли. Хоть и выходили на ежегодные летние сборы в тайгу, детство в закрытых помещениях все равно сказывалось. Солнце уже бьет по глазам, а ведь еще не юг. И никто не знает, что для штурмовиков окажется непереносимым аллергеном. А если что-то повсеместно распространенное типа акации? Или вездесущий сорняк с милым названием амброзия? Он-то точно аллерген. И попадает ее отдельная диверсионная рота, даже не успев вступить в бой. Знающий противник отправил северный спецназ на юг, знающий и безжалостный. И имеющий немалую власть, чтоб отменить мобилизационные приказы.

На одной из таких остановок, когда военный поезд загнали куда-то в район городских складов, она выцепила из толпы паренька со свежими фингалами. Ну и — какого черта?! Почуяв неладное, рядом тут же объявился Давид. Он вообще старался быть рядом с ней, и со стороны несведущему наверняка казалось, что именно он и есть главный. Еще одна ненадежная защита для командира «Спартака».

Она придирчиво разглядывала синяки. Какого?.. Да, штурмовики учились и тренировались непрерывно, и в тренировках бывало всякое, пару рассеченных бровей уже пришлось заклеивать. Но здесь поработали как бы не ногами.

Что произошло? И штурмовик не доложился, и служба собственной безопасности спит. Расслабились ребята…

— Боец! — неприятным голосом сказал Давид. — Все конфликтные ситуации в «Спартаке» разбираются на общем совете, или не знаешь? И виновные вылетают из личного состава вперед ногами! А все боевые контакты с внешним окружением докладываются командиру пятерки либо непосредственно руководству! Вам дали возможность выбора, и вы все остались в «Спартаке»! Или уже забыл наши порядки, об армии мечтаешь?

Боец виновато моргнул. Да, спартаковцы отказались покинуть ряды штурмовых отрядов все до одного, и сейчас он хорошо понимал, что вот-вот получит по всей строгости спартаковских законов.

— Я и есть командир пятерки, — сипло доложил он. — Рабочая ситуация, Давид. Стояли ночью в патруле, лейтенанты в вагон рвались, пистолетом размахивали. Бухие. Ну, скрутили их, отметелили, оружие забрали. Все как обычно, планово. Я пошел доложить, а Зита спала, не стал будить. Потом сам заснул и только-только проснулся. Вот.

Боец, явно осознавая вину, полез за пазуху и протянул Зите ремень с кобурой. С тяжелой такой кобурой.

Зита приняла оружие. Проблема. Большая проблема. Лейтенанты сопровождения поехали в командировку какого-то черта в парадной форме, и вот часть этой формы покачивалась в руке Зиты, ожидая решения.

— Знатные очки тебе навесили, — заметила она, соображая, как поступить. — Рукопашку не изучаешь, боец.

— Наш лейтенант лягался, — криво улыбнулся штурмовик. — Мы его сначала жалели, он вроде вменяемый.

А потом выдали со злости двойную дозу, поняла она отчетливо и вздохнула. Что ж, придется разгребать.

Она застегнула на талии ремень. Проверила оружие. Слабая надежда на травмат растаяла, как дым. Боевое, блин. Травмат — у нее в кобуре скрытого ношения, а это — ПТ «Гром», штатное оружие младшего и среднего офицерского состава. Пистолет траншейный, крупнокалиберный, очень убедительный аргумент в ближнем бою. Ребятам отчаянно повезло, лейтенант наверняка был пьян в дымину, иначе не просрал бы оружие.

И тут к военному составу тихо-тихо подкатил тепловоз. На откидной лесенке нагло сидел солдатик и жевал бутерброд. Она всмотрелась — и облегченно улыбнулась. Наконец-то. Давид тоже посмотрел, но недоуменно. Два тепловоза для небольшого военного поезда — вроде бы слишком?

— На вечернем совете командиров пятерок доложишься, — решила она. — Свободен, дыши пока.

Боец отошел погрустневший. За счет постоянной ротации в командирах пятерок побывал каждый штурмовик не по одному разу, и как дрючат на совете, он представлял красочно и в деталях. А Зита подхватила приятеля под руку и потащила к тепловозу. Солдатик, сидевший на ступеньке тепловоза, прекратил жевать бутерброд и уставился недовольно. Капитанские погоны Зиты он как будто в упор не замечал. Значит, уже побывал в боях. Андрюшка рассказывал, что в боевых частях не принято козырять офицерам вплоть до полковника.

— Давити, представляю тебе наше суперсекретное оружие! — сказала она счастливым голосом. — Подвижной железнодорожный пушечно-ракетный комплекс ПВО «Лава»!

— «Базальт», а не «Лава»! — презрительно сказал солдат.

— А ты не выдавай секретную информацию, — ласково пожурила Зита. — Ведь секретную, да?

Солдат угрюмо промолчал. Учуял наглец, как особым отделом запахло.

— Ну и нафига нам такая дура в тылу? — недовольно сказал Давид. — Где мы сейчас? Как там сказали — в Петрике, что ли? До фронта — три тыщи км! Лучше б эта дура в Краснодаре стояла на боевом дежурстве!

— Мы и так в Краснодар после ремонта, — буркнул солдат и добавил вполголоса:

— Сам ты дура…

Давид зло сверкнул глазами, и тут все шумы перекрыл ревун, они чуть не оглохли.

— Воздушная тревога! — рявкнул громкоговоритель зенитного комплекса. — Повторяю для дебилов: воздушная тревога!

Зита среагировала первой. Может, это учебная тревога, но… но она изо всех сил хлопнула Давида по спине, чтоб опомнился, и опрометью бросилась к бетонным пандусам склада. Какое-никакое, а укрытие. Краем глаза она заметила, как солдат сунул недоеденный бутерброд в карман и нырнул внутрь.

Из-за бетонного ската они завороженно наблюдали за стремительно разворачивающимся действием. Раз — маскировочный кожух комплекса раскрылся лепестками. Два — приподнялась платформа с активными локаторами. Три — бешено завращались, поливая небеса, многоствольные установки, зататакали, загремели захлебывающимися очередями. Четыре — выпрыгнула, как чертик, зенитная ракета, пыхнула, унеслась вверх, совершила сложный зигзаг и расцвела пушистым облачком. И — тишина…

Зита приподнялась, огляделась. Штурмовики стояли, раскрыв рты.

— Давид, — прошептала она, борясь с собой. — Ты можешь сказать серьезно? Я знаю, ты можешь! Так скажи этим идиотам!

Парень усилием воли нагнал на лицо свирепое выражение, вышел на площадь и рявкнул:

— Чего уставились! Командир боевой пятерки Орёл, что положено командовать при объявлении воздушной тревоги?!

— Ложись! — громко выкрикнул боец.

Штурмовики попадали разом, где стояли. Зита отвернулась и беззвучно затряслась от смеха.

— Отбой воздушной тревоги! — снисходительно объявил громкоговоритель. — Ну дебилы…

Жизнь вернулась в мирное русло. Штурмовики поднимались, отряхивались, нервно посмеивались. Из комплекса вынырнул солдат, озабоченно пошел вокруг. Визуальный контроль повреждений, обязательный после боевого режима. Зита аккуратно отряхнула коленки… Динамик невнятно рявкнул, она машинально пригнулась, истошно заорал штурмовик — и тут грохнуло! За комплексом вспухло облако разрыва, осколки с визгом ударили по металлу. Вырвалась из люка зенитная ракета, пронеслась над самой землей и исчезла в яркой вспышке… Из бронекапсулы вывалился кто-то в технической униформе, склонился над путями — и начал отчаянно озираться. Зита сорвалась с места еще до того, как человек закричал — поняла по ситуации.

Солдатик сидел, привалившись к колесной паре, и тихо бормотал:

— Мама, мама…

Сведенными руками он крепко держал живот, и между пальцев капала кровь.

Она резко отодвинула офицера, посмотрела.

— Давид! Мигом в вагон, мой комплект сюда!

Парень кивнул и убежал. Она снова посмотрела — и отвернулась. У нее в рюкзаке лежал очень хороший набор санинструктора, сама комплектовала в госпитале — но толку? Пареньку уже ничего не требовалось. Ничего.

— Не суетись, — хрипло сказал рядом офицер. — Я же вижу. Ему бы сейчас «Морфея», да где взять? Говорил же раздолбаю, сто раз говорил: не спеши выходить из капсулы!

«Морфей» у нее имелся. Сам заведующий хирургией подарил, на память о коллективе. Она расстегнула клапан кармана, достала ударный инъектор и вкатила солдату две дозы. Хотя бы не будет мучиться от боли.

— Спасибо, капитан, — сказал офицер и отвернулся. — Еще не воевала, да? Ты добрая девочка, но на будущее запомни: «Морфей» берегут для себя. Никто не осудит.

— Что это было? — кивнула она на место разрыва.

— Воевать не умеем, вот что было, — сказал офицер и плюнул. — Чуть не подловили нас. Отстрелялись, цель накрыли и расслабились. А нас кэ-эк… Есть такая гадость у соседей, подкрадывается на предельно малой. Наши дела, тебе ни к чему. Хорошо, обманку поставили, а то б поехали вы до Краснодара без «крыши». А так антенны посекло, за час заменим.

Офицер покосился на солдата и скривился. Все верно, жизнь не вернуть и не заменить.

— Хорошо, скажу по-другому — кто это был? — настойчиво спросила она.

— Нам без разницы. Есть цели — сбиваем. А вообще — это до фронта далеко, а до противника близко. Петрик, чего тут непонятного…

Вернулся Давид, посмотрел и даже не стал отдавать рюкзак. Она поднялась с колен, осмотрелась. Штурмовиков от осколков прикрыло корпусом комплекса ПВО, но всякое могло случиться.

Штурмовики снова поднимались с земли. Быстро научились! Она припомнила, кто подал команду. Подошла, коротко кивнула:

— Молодец, Саша.

И решительно отправилась на разборки. Самое то настроение рубить узлы, гаже не бывает!

3

На полпути к вагонам она успокоилась. Когда шагнула в вагон — уже прикидывала, как может пойти разговор. А когда подошла к своему месту, то поняла, что дура, и вовсе остановилась. И задала себе вопрос: а чего она своим походом хочет добиться? Конкретно — чего? Вернуть оружие? Ну, вернет. Скорее, его просто заберут, силой и с матами, но пусть вернет. И? И по прибытию к месту назначения штурмовики получат обвинение в нападении на офицера со всеми вытекающими, то есть ленскими угольными шахтами. И не соврешь, пистолет чипированный, перемещения отслеживаются и документируются при необходимости. Так что можно никуда не ходить, кому надо, сам придет. Или не придет. Результат все равно тот же: обвинение, суд, ленская каторга.

Ей нужно вывести ребят из-под обвинения. Она их поставила на пост, штурмовики поступили, как должно, ей и спасать, как командиру и офицеру.

Закон — формально — на ее стороне. Штурмовые отряды и по факту, и по закону обладали обладали определенной неподсудностью, что ли. Бандитский кулак Ферра мало кто отваживался задеть. Искалечат, и штурмовикам ничего за это не будет. Так обстояли дела в подкупольнике. А в поезде, после призыва в армию? Вроде ничего не изменилось: «Спартак» — действующее подразделение, она — его официальный командир и, кстати, офицер в чине капитана, и звание с нее никто не снимал. По закону она могла лейтенантов в три шеренги строить. А на самом деле? Сейчас, за пределами подкупольника, в неопределенном статусе призывника? Ну кто примет всерьез шестнадцатилетнюю девочку с игрушечными погончиками? Подумаешь, штурмовичка. Игры безмозглых подростков, не более. Так ее воспринимают армейские офицеры, так же посмотрит и суд.

То есть, выходит… Она подумала. И еще подумал. Потом подозвала Виктора и приказала сформировать для нее группу сопровождения из самых сильных рукопашников. Сильных и технически, и по габаритам. Чтоб не допустить обвинения и суда, у нее один выход — построить лейтенантов по закону сейчас. Как старшей по званию. Чтоб и лейтенанты, и суд восприняли ее всерьез. Только так, и никак иначе. Что там полагается офицеру, замаравшему свою честь пьяным поведением, утерей оружия и нападением на комендантский патруль?

Подбежали штурмовики, уставились вопросительно. Достаточно плечистые, высокие и широкие для весомого аргумента в философском диспуте.

— Идем ломать рога! — решительно сказала она. — Учтите, они с оружием и имеют право его применить. Ваша задача — не дать им дернуться. «Спартаку» — боевая тревога, готовность раз на разгон и подавление неорганизованных масс.

Вопросов не последовало, произошедшее ночью было известно всем. Штурмовики подобрались, проверили спецсредства и затопали следом за ней.

Они шли по вагонам сплоченной группой, и перед ними стихал шум и смех. Зита смотрела и осознавала, насколько «Спартак» ушел далеко от штурмовых обрядов. Собственно, отрядов больше не существовало, осталась лишь форма. Штурмовики Тройки сдались все, как доложила служба собственной безопасности. Все до одного написали заявления о выходе из состава штурмовых отрядов. И сейчас в вагонах по четыре в ряд сидели просто призывники: частично пьяные, частично грустно глядящие в окно, остальной частью развлекающиеся игрой в карты или нехитрыми шутками молодежи. Умеренно мусора на полу, много шума и винных запахов. Ребята едут на фронт, расслабляются, пока есть возможность. На них смотрели настороженно, четко понимая, что это идет для кого-то большая проблема. Но они шли быстро и мимо, так что пока не препятствовали.

Офицеры обнаружились в третьем по счету вагоне. А ничего такое гнездышко неги и разврата, все сиденья вокруг освобождены и свернуты, хоть танцуй.

Зита мгновенно оценила ситуацию. Не самый плохой вариант, могло быть и хуже. У лейтенантов, например, могли оказаться в гостях боевые офицеры, сопровождающие военную технику. А так — потерявший оружие валяется в пьяной отключке, лейтенант с фингалом вдумчиво под рюмочку беседует с лейтенантом без фингала. Значит, последний в гости к девочкам не ходил. И оба не готовы к решительным действиям. Великолепно. А то она даже мысленно не решила, готова ли стрелять в своих.

— Этого взять и к нам под арест! — приказала она.

Штурмовики действовали быстро и слаженно, именно такие варианты и тренировали всю дорогу. Выдвинулись, сдернули клиента на пол, в несколько секунд упаковали, подняли под локти и привели в подобие чувства, чтоб стоял.

— Ты понимаешь, сука, что тебе будет за нападение на пост охраны? — прошипела она в лицо лейтенанту с фингалом. — Чтоб через час был с объяснительной, трезвым, выбритым — и офицером! И еще: не встанешь перед старшей по званию — прикажу арестовать, проваляешься в «ласточке» до Краснодара! Встать.

Лейтенанты поднялись.

— Почему срач в вагонах? — спросила она.

Ответа не последовало — впрочем, он и не предполагался.

Зита кивнула штурмовикам и двинулась в обратный путь.

Шли тяжело, пьяный мычал и упирался. Штурмовикам это быстро надоело, дали упрямцу пару раз и дальше просто потащили. Протащили через офицерский вагон… А в следующем их уже ждали. Точнее, не их всех — Зиту.

Она шагала первой и издалека заметила на проходе странную конструкцию. Узнала не сразу, слишком она не вписывалась в реалии. Какой-то умник умудрился протащить в вагон кольцевой проектор Леваневского. Обычно эта модификация использовалась для виртуальных примерок в салонах одежды, но Зита тут же убедилась, что российский дурковатый ум любой вещи найдет похабное применение. Потому что из примерочного проектора хихикающие идиоты умудрились сделать стриптиз-шоу. Направили сканер на Зиту — и готово, перед восторженной аудиторией шагает в воздухе голенькая девушка. Вот почему в вагонах мусор, поняла Зита. Они и проводниц таким же театром встречают.

Следовало что-то предпринимать. В вагоне, наполненном до отказа враждебно настроенной молодежью. Ребята из Копейки не сильно дружили с ровесниками из других подкупольников, и чувства были взаимными.

Первым делом она подала знак штурмовикам за спиной — не вмешиваться. Сделала пару шагов, скептически осмотрела саму себя. Задница — толстовата. И это еще компьютер ей польстил, дорисовал фигуру по модельным стандартам, как положено в салонах одежды. Потом она пнула проектор. Достала из кобуры скрытого ношения полицейский травмат и всадила два заряда. Один в проектор, один — во вскочившего владельца техники. А в левой руке оказалось само собой оружие боевое, так и не возвращенное лейтенанту.

— За нападение на офицера застрелю на месте, — тихо пообещала она. — По местам — сели!

Под ее колючим взглядом ближайшие попятились к сиденьям.

— Были штурмовики, да сгнили, — заключила она вполголоса.

Как ни странно, ее услышали все. Может, потому что в вагоне установилась очень внимательная тишина? Только получивший резиной в грудь тихонько подвывал на полу, но и он старался, как говорится, не высовываться.

В очередной раз она подивилась чудесам распространения информации. Вот как новости обогнали ее, как? Потому что в следующем вагоне царили тишь да гладь, да божья благодать. Сидят мальчики примерно, чуть ли ручки на коленках не сложили. Даже ни в кого стрелять не пришлось, хотя она сильно хотела. И еще: оказывается, не надо решать заранее, стрелять в своих или нет. Оно решается само.

Они притащили пьяного к себе в расположение. Определили рядом с туалетом, зафиксировали, поставили охрану. Через час явился лейтенант, слегка протрезвевший от холодной воды и от нее же мокрый. Доложился по форме, подал рапорт по существу, вину признал (но большую ее часть спихнул на товарища). Получил приказ навести порядок в вагонах призывников из Тройки и облегченно свалил. Надо полагать, пьянствовать его больше не потянет под мысли о скором трибунале.

В Волгограде Зита сдала вонючий груз патрулю комендатуры. Командир патруля, немолодой капитан, долго и недоверчиво разглядывал рапорты, погоны Зиты, потом махнул рукой и принял поганца под свою ответственность. Как она подозревала — чтоб вернуть оружие, когда протрезвеет, да отпустить. Ну и ладно. Когда мерзавец доберется до Краснодара, «Спартака» там уже не будет. Или будет — но вооруженным.

Там же, в Волгограде, случилась забавная и довольно неожиданная сценка. Подошли ребята из Тройки и попросили зачислить их в «Спартак». Серьезная такая группа, решительно настроенная. Зита сначала хотела послать их обратно, но переглянулась с Виктором и сдержалась. Обещала рассмотреть вопрос по существу. Как следствие — на следующей стоянке большинство штурмовиков Тройки козыряли ей, как старшей по званию и командиру, хотя в «Спартак» просились всего шестеро.

Ближе к Ростову явился лейтенант сопровождения, долго оправдывался и извинялся. Она ему не поверила и рапорты сохранила. И в расположение «Спартака» не дала разрешения проходить, пусть призывниками Тройки командует, среди них девчонок нет.

По прибытии на военный терминал Краснодара подтвердились худшие насчет лейтенантов подозрения — они убыли сразу же, и вид имели при этом злорадный и многообещающий. Остановить их не успели, не предусмотрела Зита такой финт. Думала, они все же офицеры, не бросят вверенных им призывников. А лейтенанты быстренько проводили штурмовиков на временный пункт передержки и исчезли. А потом и состав тихонько уполз куда-то на разгрузку военной техники, и офицер комплекса ПВО на прощанье махнул Зите рукой. И остались штурмовики сами по себе, только пара бойцов комендатуры у ворот зевает.

К спартаковцам потихоньку подтянулись штурмовики из Тройки. На фоне общего бардака и неразберихи «Спартак» выглядел оплотом спокойствия и порядка. А Зита — признанным командиром. И ей сразу прибавилось работы.

Может, лейтенанты отправились за машинами для перевозки личного состава. Но скорее всего — за пачкой проблем для «Спартака», иначе бы доложились старшей по званию. Что ж, их ошибка. Ребята по неопытности не оценили, что значит — идти на фронт готовым подразделением. А это значило, что Зите в военкомате выдали все сопроводительные документы. Пусть копии, неважно. Важно, что для дальнейших действий ей офицеры сопровождения не требовались. «Спартаку» по закону вообще сопровождающие офицеры не требовались. Не учли в спешке те, кто забросил штурмовиков на Южный фронт, всех особенностей призыва в ополчение. Проблема лишь в одном: Зита — молоденькая девушка, а таких всерьез в армии не воспринимают, и никакие законы тут не помогут. Посмеются да пошлют за взрослым дядей.

Что ж рецепт правильного поведения она опробовала в поездке. Ну а если нырнула, то теперь плыть, иначе утонешь! Так что она включила телефон, задала вопрос и с удовлетворением отметила два факта: телефон с офицерским допуском — он и в Краснодаре офицерский и все показывает; продовольственно-вещевые склады, указанные в сопроводиловке — в шаговой доступности от военного терминала, как и положено таким объектам. Парочка коротких приказов — и спартаковцы колонной пошли на прорыв в ворота.

Прорыв как таковой не потребовался: бойцы комендатуры оказались жучарами опытными, решительность Зиты и звание оценили сразу, потому просто отодвинулись, еще и козырнули ей. Она в благодарность зашла в дежурку и оставила запись об убытии. Даже если нарушаешь безобразия, делать это следует в соответствии с инструкциями, как принято в армии.

Штурмовикам Тройки Зита сказала честно — взять не может, сами выбрали свою судьбу. Уйдут со «Спартаком» — окажутся дезертирами. Ребята отошли мрачными. Что бы ни говорили о добровольности выбора, рядом со «Спартаком» стало ясно видно — вот штурмовики, «белые звезды», сохранившие отряд, с командиром во главе, а вот предатели. Только Виктор на ходу коротко посоветовал некоторым:

— Не теряйтесь. Держитесь вместе. Еще встретимся.

«Спартак» перестроился, разбился на боевые пятерки, как делал всегда на тренировочных выходах, выдвинул наблюдателей — и зашагал на войну.

Бойцы комендатуры смотрели вслед уходящей колонне.

— Перессал? — хмыкнул один. — Я тоже. Волчата! Мы им на один укус. Посмотри, как идут. Понял, кто у нас побывал? «Спартак», молодежная диверсионная школа Особого Заполярного. По военному терминалу — и все равно с охранением, разведкой и разминерами! Такие даже маме родной не доверяют, их врасплох не возьмешь. Их вообще не возьмешь, на кровь натасканы. У них наверняка и снайпера есть, и не факт, что без оружия. А ты: лейтенант приказал, не имеем права… Прирезали бы и все равно ушли.

— Белые звезды, чистые сердца? — припомнил второй знаменитую песню. — Оно и видно. Сердца, может, чистые — а ручками уже убивали! Ничего, фронт сожрет и не подавится. И не таких съедал. Надо лейтенантикам отзвониться, что штурмовики ушли. Потеряют личный состав — вони будет!

— Отзвонись. Прикрыть задницу — оно всегда нелишне.

4

Бетонная громада продовольственно-вещевых складов выглядела неприступной. Штурмовики поглядывали оценивающе, примерялись. Боевые пятерки соображали, смогут ли составить живые лестницы для мгновенной заброски диверсантов. Мордастый сержант на проходной поглядывал на приготовления нервно.

— Расслабься! — посоветовала Зита. — И просто выполняй инструкции. Проверь журнал заявок. Отзвонись начальству. Главное — не стой столбом, не зли ребят.

— Сержант, что за толкотня у тебя перед режимным объектом? — хрипло осведомился селектор.

— Тащ полковник…

— Вижу! — прервал далекий полковник. — Мышей — не ловишь! Я такого кота на оборонительные линии отправлю, землю копать! У тебя заявка перед носом! Выше меня начальство изображаешь, что ли? Командира ко мне, подразделение к третьему складу!

Спартаковцы колонной втянулись внутрь. Виктор запоминающе оглядел сержанта, мысленно составил словесный портрет и потянулся за телефоном — незаметно сфотографировать.

— Здесь не подкупольник, — вздохнула Зита. — Нас пока не знают. Мы еще много таких встретим.

— Всех зафиксируем! — твердо пообещал начальник службы собственной безопасности. — Расставим по ранжиру. И воздадим по заслугам, как только подвернется возможность.

Зита кивнула. Ну да, конечно. А если возможность не подвернется — ребята ее организуют, опыт большой.

«Тащ полковник» нашелся в подземном складе. Худой, желчный старик наблюдал через прозрачную перегородку за работой подчиненных, одновременно кого-то матеря, что называется, в хвост и гриву и раздавая короткие приказы по селектору. Зита неуверенно остановилась у входа, мешать такой красивой работе не хотелось.

— Ути-пуси! — озадаченно сказал полковник и выключил селектор. — Ну, иди сюда.

Она подошла, коротко доложилась и подала заполненные требования. Полковник мельком просмотрел.

— Впервые вижу настолько правильную работу! — признался офицер.

— Это входит в обязательный минимум при сдаче на офицерский чин, — пожала плечами Зита.

— Вот к этому, — хлопнул полковник по бумагам, — еще голова должна прикладываться! А она мало у кого есть!

Он просмотрел заявку более внимательно. Озадаченно ткнул пальцем:

— Двадцать девчонок?!

— Со мной — да, — кивнула она.

— Слушай, а тебе сколько лет? — неожиданно спросил полковник. — Ты уж прости старика за любопытство, больно личико свежее!

— Шестнадцать, — честно сказала она.

— …! — сказал полковник, в сердцах отпнул кресло и отошел к перегородке. Постоял, успокоился и вернулся к столу.

— У вас там, в подкупольниках, совсем охренели? — осведомился он.

— Вторая волна призыва, товарищ полковник, — объяснила она. — Из Копейки штурмовиков забрали всех, я их командир. У меня нет бойцов старше семнадцати.

Офицер посидел, побарабанил пальцами. Потянулся к селектору:

— На третьем? Горно-диверсионная, полной комплектности, в полном соответствии с заявкой! В полном, понятно? Ошибетесь на размер — сгною на погрузочно-разгрузочных!

Полковник развернулся к ней и усмехнулся.

— С моими только так! — пояснил он. — Работа на снабжении развращает, регулярно постреливать надо… шучу. А может, и нет. Так. На девочек комплектность не наберу, нет в наличии. И не ожидается. Твои предложения?

— Дополните полевым офицерским, — пожала плечами она. — Для штабисток наверняка с перебором завезли.

— С огромным! — с удовольствием сказал полковник. — С тобой приятно работать, капитан! Пойдешь ко мне в команду?

— Извините, но — нет.

Полковник снова побарабанил пальцами.

— Стар для тебя?

— Я — командир отряда, — сказала она, не надеясь, что офицер поймет. — «Спартак» по закону идет на фронт отдельным подразделением. У нас… мне замены нет, не успели подготовить.

— Твою мать! — сказал полковник. — Иди-ка сюда, красавица!

Подошел сам, приобнял приятельски и еле слышно прошептал на ухо:

— На продовольственных помогу, там свои. На оружейные мне власти не хватает, чужая земля. Но тоже помогу, чем смогу. Хотя бы присутствием. Получите штатное оружие обязательно, любым способом! Есть соответствующий приказ. В связи с участившимися случаями атак на колонны с пополнением. Два предыдущих отряда штурмовиков атаковали на марше, такие дела. Делай выводы. Запоминай номер приказа. Удачи, капитан.

-=-
— Как вы их выпустили? Я спрашиваю — как?!

Лейтенанты под генеральским взглядом съежились до почти полной незаметности.

— Никому нельзя поручить! — загрохотал генерал. — Сраных пацанов построить не смогли! Они почемуу вас гуляют по военному терминалу, где захотят?! Самостоятельно вооружились! Вы понимаете, до чего дошло? Мне на них теперь комендантскую роту в бой бросать?! Дебилы! Пошли вон! А ты останься.

Генерал шумно выдохнул, посмотрел, как за лейтенантами закрывается дверь.

— Докладывай.

— Им полковник Машков помог, — угрюмо сказал лейтенант. — Провел на склады и стоял там над душой, пока эти беспредельничали. Он все приказы наизусть знает! Трибуналом грозил.

— С полковником разберусь… а ты где был?

— Только что приехал, — неохотно сказал лейтенант. — Догонял. Меня с эшелона сняли.

— Опять пьянствовал?

— Как обычно! — пожал плечами лейтенант. — Как все. Штурмовики подгадили, патрулю сдали.

— А оружие тебе на что?!

— И оружие сдали.

— Наградил господь сыночком! — тоскливо сказал генерал. — Ты понимаешь, откуда приказ пришел? Не справишься — по тебе все закрытые дела поднимут! И я уже не прикрою! Иди, выправляй! Бери технику, гони к Чапаевским складам. Поведешь колонну правильным маршрутом. Согласованным, понял! Отправление в шестнадцать, чтоб синхронизировать… И побереги там себя. Ну, сам понимаешь, не первый раз.

— А их? — кивнул на дверь лейтенант.

— А они пусть воюют.

-=-
Колонна не спеша катилась на юго-восток. Сборная солянка: тентованные грузовики, пара военных вездеходов и обычные городские автобусы, снятые с рейсов. Через час после начала движения откуда-то из-за холмов вывернула станция РЭБ, в военном просторечии «демоны», пристроилась к колонне, и у Зиты стало немножко легче на душе. Хоть что-то. Но все равно двери автобусов остались открытыми — и основные, и запасные. Водители попробовали надсмехаться, но самый веселый получил прикладом по лбу, остальные присмирели. У выходов сидели снайпера с «реактивками» на коленях, и в каждом автобусе дополнительно — по оператору со «Стрелой» наготове. Так себе защита, только по низколетящим целям, но все равно лучше, чем ничего.

— Мне кажется, или мы никуда не торопимся? — озадаченно спросил Виктор. — Кто-нибудь знает, у городского транспорта какая оптимальная скорость?

— Давид, займись! — решила Зита.

Парень кивнул и забубнил в гарнитуру соответствующие приказы. Хорошая вещь — собственная связь! Секунда — и штурмовики из особо крупных начали пробираться к водительским кабинам. Минута — и колонна резво прибавила в скорости.

— Водитель сказал — лейтенант приказал на сорока ехать! — доложил озадаченный штурмовик, вернувшись.

Зита обернулась, пристально посмотрела. Лейтенант сидел с бледным видом. Бережет технику или?..

И тут громко закричал наблюдатель. Автобус резко затормозил, штурмовики цепочками побежали к выходам, посыпались горохом на землю, веером развернулись прочь от техники… и лишь потом взвыл ревун станции РЭБ.

Зита быстро огляделась. Порядок! Автобусы пустые, боевые пятерки рассеялись по полю, снайпера спешно ищут цели. Есть! Двойка штурмовиков стремительно вывернула из-за горы, автобус приподняло взрывом, полетели клочья от грузовиков… и навстречу самолетам рванули две «Стрелы». Прочертили небо белыми линиями, вспухли безобидными облачками подрывов… и совсем рядом ударила «реактивка». Давид, выпрямившись в полный рост, провожал удаляющийся штурмовик стволом, и на перчатке управления мигали зеленые огоньки захвата цели. И снова грохнуло. Удаляющийся рев, штурмовик развернулся на второй заход, снова грохот разрывов на дороге, рявканье «реактивок» навстречу, вой и глухой взрыв за горой. Всё.

— Быстро! — спокойно сказал Давид и снял перчатку. — Даже прицелиться не успел. Вот она какая, война. Много нам копать придется, Зита, очень много.

И парень кивнул на дорогу. Она оглянулась — колонны больше не существовало. Дым, гарь, крики, водители мечутся вокруг побитых машин.

Короткий приказ, и к колонне побежали из поля санинструктора и штурмовики, только снайпера и операторы «Стрел» остались на боевом дежурстве. Вместе со штурмовиками Зита быстро обошла разбитую колонну. Потери оказались жуткими, но не катастрофическими. Половина машин осталась на ходу, основной дым давал горящий армейский вездеход, да автобус, в котором ехала Зита, валялся у дороги грудой металлолома. Девчонки-санинструкторы смотрели на разгром широко распахнутыми испуганными глазами. Их умения не потребовались. Крупнокалиберные пулеметы не оставили ни одного шанса раненым. Собственно, раненых не было, только разорванные тела.

Они потушили армейский вездеход. Вытащили и разложили за кюветом трупы. Штурмовики из Тройки погибли, даже не успев выпрыгнуть из машин. Три десятка ребят, одна большая могила. Спартаковцы уцелели все. Только в подорванном автобусе нашли мертвого лейтенанта. Он почему-то не выскочил следом за штурмовиками. Почему? Зита повспоминала, кто сидел рядом с офицером. Вспомнила. Два бойца из службы собственной безопасности «Спартака». Понятно. Еще один лейтенант остался цел и теперь бродил вдоль колонны в прострации. Внятных слов от него добиться не удалось. Оставался открытым вопрос, куда делся третий офицер сопровождения. Его не обнаружили ни среди убитых, ни среди живых. Зита подозревала худшее, но — где доказательства?

Она вспомнила, как дико вопил наблюдатель. Вот кто спас спартаковцев, если по большому счету. Не только выучка и готовность, но и феноменальная внимательность одного штурмовика.

Зита нашла штурмовика возле могилы. Парень угрюмо копал вместе с остальными неподатливый грунт. Возможно, впервые в жизни, но точно не в последний раз. Много им придется копать, очень много.

— Мы тебе обязаны жизнью, — сказала Зита серьезно. — Так держать.

Штурмовик неожиданно смутился. Вытер мокрый лоб, помялся.

— А я не заметил ничего, если честно, — признался вдруг он. — Со страху показалось, что блеснуло под облаками. Как заорал — сам не понимаю!

— Вот так и дальше ори, и мы все дольше проживем, — посоветовала Зита, прихватила боевую пятерку во главе с Давидом и отправилась навестить станцию РЭБ. К «демонам» появились вопросы. Значит, неопытный наблюдатель смог разглядеть блеск атакующих штурмовиков под облаками, а «демоны» со всей своей аппаратурой нет?

Вообще-то комплексы РЭБ неплохо бронировались и охранялись в особом режиме, так что в стандартной ситуации у штурмовиков проникнуть внутрь секретной машины не было возможностей. Но Зита из рассказов брата хорошо представляла реальное положение дел. «Демоны» — обычные люди, разгильдяи не хуже прочих. Так оно и оказалось — после деликатного стука бронированная дверь распахнулась, и какой-то мелкий лейтенант в технической робе заулыбался им во весь рот:

— Ну вы супер, белые волки, преклоняюсь! С «Казбеков» отзвонились — упали оба борта! Один рядом, а второй на перевале пропал с радаров! Как вы их, а? Красавы!

Зита посмотрела на его хлипкую фигуру — и моментально поменяла решение. Такого она могла взять и сама. Протянула руку, чтобы поздороваться — и просто сдернула лейтенанта вниз. А потом сбоку прилетел аккуратный кулак Давида, и лейтенант осел. Штурмовики дернулись к открытой двери, проконтролировали и дали отмашку — чисто.

— Ребят не трогайте, — еле шевеля челюстью, вдруг сказал лейтенант. — Пусть спят.

— Спят?! — поразилась Зита. И невольно потянулась за пистолетом.

Лейтенант провел ладонью по губам, вытер кровь о штанину и неуверенно поднялся на ноги.

— Спят, — сказал он странным голосом, словно лениво. — Я приказал. Ребята с боевого дежурства, двое суток без сна. Они все равно уже ничего не соображали.

— Здорово вы сопровождаете колонны, — озадаченно сказала Зита.

— Мы не сопровождали, — равнодушно пробормотал лейтенант. — Мы возвращались в часть. Я вас случайно увидел. Вы какого-то черта поперлись военной рокадой без зенитного сопровождения, а ее часто пасут. Вот, включил постановщики помех и пристроился. Хоть что-то.

— У вас все равно должен быть на дежурстве наблюдатель, — неловко сказала Зита. — По инструкции.

— Погиб, — сказал лейтенант и сплюнул кровь. — У меня пол-экипажа выбило. Я сам на стимуляторах за рулем, чтоб только до части довести. Когда увидел атаку, пока выскочил, пока в пост заскочил, уже все кончилось. Эта война — она быстрая…

— Ну извини, — буркнул Давид. — Мы не знали.

— Да я понимаю, — пробормотал лейтенант. — Здорово бьешь, хоть дурь немножко сняло. Может, теперь засну. Все равно технику ждать, вам же транспорт выбило…

Лейтенант очумело покрутил головой и полез в станцию. Штурмовики подтянулись и не сговариваясь отдали ему честь.

— Блин, — сказал Давид. — Вот кто герой. Помрет на стимуляторах — никто спасибо не скажет. Спас нас, и за это только в зубы получил… Если б не он, самолеты на штурмовку точно не пошли бы. Сверху б нас уработали. И лежали б мы сейчас все вдоль кювета…

Они похоронили погибших. Переписали штурмовиков Тройки. Плотно загрузились в уцелевшие машины. С трудом, но поместились. Лейтенант сопровождения немного пришел в себя, сел за руль станции РЭБ. И «Спартак» упрямо пополз к фронту.

5

В расположение полка приползли уже ночью. Металлические заборы, слепящий свет прожекторов, шлагбаум, часовые при нем. И темные силуэты гор вокруг.

Лейтенант сопровождения сразу куда-то исчез. Вместо него пришел помятый капитан с повязкой дежурного на руке, махнул рукой — заезжайте. Из станции РЭБ выбрался лейтенант-«демон», уселся за руль, прощально махнул Зите рукой и уехал куда-то в сторону во тьму. Зита мысленно пожелала ему удачи.

Дежурный офицер проводил колонну до стандартных ангаров-казарм. Зита выскочила из машины первой, приказала строиться, подошла представиться.

— Располагайтесь как-нибудь! — буркнул капитан Давиду, разглядев у парня лейтенантские сигнатуры. — Сдвоенный корпус — ваш, больше нигде не лазьте! Свет сейчас включу. Матрасы, горячее питание, доклад — всё утром!

На Зиту капитан даже не посмотрел. Открыл личным ключом электрощиток, перещелкнул пару автоматов и ушел не попрощавшись.

— О как! — озадаченно сказал Виктор. — И субординация, и безопасность. Интересно, здесь о кодексе чести российского офицера слышали? Или хотя бы об уставах? В расположение штаба полка заявилась банда со стрелковым оружием, с гранатометами и противотанковыми комплексами, и никому до нас дела нет! Я хренею.

— Привыкайте, — посоветовала Зита и ему, и внимательно слушающим штурмовикам. — И имейте всегда в виду — наша подготовка в разы лучше, чем у обычных мотострелков. Мы — диверсанты, спецназ. Вам многое здесь покажется…

— Размундяйским, — буркнул Давид. — Мы уже поняли. Как ребят закопали — сразу поняли. Командуй, Зита. Кроме тебя, тут больше власти нет.

— Ребят из Тройки направо, нам налево! — решила Зита. — На вход — парный пост. Размещаться по боевым пятеркам. Оружие не разряжать. Давид, Виктор, осмотримся на территории. Лазить не будем, но посмотреть, что тут и как, не помешает.

Давид вопросительно глянул на нее. По приказам Зиты получалось, что они на разведвыходе, а не в охраняемом военном лагере.

— Не по себе! — призналась Зита. — Прожектора эти… больше слепят. Охраны и патрулей не видать, подходи любой…

Виктор кивнул, соглашаясь с ее опасениями. Начальнику службы собственной безопасности никакие меры предосторожности не казались излишними.

Соседние ангар-казармы оказались опечатанными. Возможно, использовались как склады, но охраны при них не обнаружилось. И вообще эта сторона военного лагеря казалась совершенно безлюдной. И Зита, как ни странно, успокоилась.

Они вернулись в свою казарму. Пост уже оказался выставлен, причем один штурмовик охранял вход, а второй сидел в черной тени соседнего ангара, закутавшись в термоплащ и положив на колени штурмовую винтовку. Ребята тоже чувствовали себя неуютно и среагировали соответственно. Она одобрительно кивнула.

Внутри обширного помещения без окон оказались ожидаемые ряды металлических лежаков, пустая оружейная комната — и запертые на замки санкабины в торце. Она пожала плечами — это армия! — и распорядилась замки сломать. После чего душераздирающе зевнула. Что-то умотала ее дорога…

— Зита, ложись спать, без тебя справимся! — сердито сказал Давид.

Она благодарно кивнула, расстелила на лежаке термопленку и заснула быстрее, чем улеглась. Последней мыслью было — «продумать операцию по кодексу чести офицера, и немедленно!»

Утро началось, как положено на выходе, докладом начальника караула. Им оказался, естественно, Саша «Орел».

— Есть у них охрана, — флегматично доложил парень. — На вездеходе катается. Два раза за ночь подъезжали, взаимопонимание достигнуто.

— Это как? — подняла бровь Зита.

— Фарами слепили. Мы попросили их отвернуть, а потом одну выбили.

Штурмовик заметил, как изменилось лицо Зиты, и добавил:

— Травматом, мы же понимаем, что шуметь не надо.

— Это вы молодцы, — пробормотала она вполне серьезно.

Нечто подобное по рассказам Андрюшки она и предполагала. В армии принято с первых дней пригибать новичков и женщин. Насколько согнут — таким и продолжишь служить. Так что она быстренько привела себя в порядок, а потом села в кружок с командирами пятерок и за пару минут набросала план операции по кодексу чести офицера. Так, на всякий случай, чтоб был.

«Всякий случай», к сожалению, подвернулся уже за завтраком. Зита как раз озабоченно прикидывала, на сколько им еще хватит десантных пайков, выданных щедрой рукой полковника-снабженца, когда от входа донесся характерный шум. Кого-то не пускали.

Капитан — не ночной дежурный, другой — яростно матерился и рвался на штурмовиков, при том умудряясь не сходить с места. Зита оценила, прищурившись — чуял, жучара, офицерским нутром, что всадят ему пулю в ногу и даже не извинятся. Два солдата за его спиной с любопытством наблюдали, делали выводы.

— Командир отдельного штурмового отряда «Спартак» штабс-капитан Лебедь, — спокойно представилась она, уже понимая, что последует за ее словами.

Капитан не обманул ее ожиданий. Вообще-то в армии после неоднократных поправок все же пришли к решению, что штабс-капитан — звание повыше обычного капитана, и пришедший, по логике, должен был представиться первым, едва разглядев ее офицерские знаки. Этого, естественно, не произошло, не соизволил взрослый мужчина признать старшинство молоденькой девчонки, и автоматически вступил в силу план только что разработанной операции.

— Штабс-капитан… — оценил офицер. — Хорошая кому-то была подстилка. Проход очисти.

Штурмовики согласованно расступились, Зита, не изменившись в лице, пригласила офицера пройти движением руки. И тем же движением, но уже незаметно, показала: солдат отсечь!

В казарме все произошло буднично и быстро.

— Оскорбление офицера в присутствии подчиненных, — заметила капитану Зита. — Причем — старшего по званию. Капитан, ты кодекс чести российского офицера хоть раз видел? А устав? Я так и думала.

После чего капитана аккуратно взяли. Так как предполагалось, что офицера командование полка отпустит без наказания, ему хорошенько вломили — без замаха и не во всю силу, зато дубинками, по почкам и не один раз. После чего приняли в коробочку и повели к штабу полка, а двух его бойцов назначили проводниками. Капитан шел молча, ему было так больно, что он не то что ругаться — даже дышать мог только сквозь зубы и очень осторожно.

Штаб полка располагался в старых горных выработках. Зита уважительно оценила толщину бетонной стены, перекрывающей вход в тоннель, потом нервные лица бойцов, белеющие в черноте амбразур, и поняла, что внутрь их не пропустят. Вежливо попросила вызвать какое-нибудь начальство, отвела свою группу к курилке, где все спокойно и расположились. Желающие покурить сразу резко исчезли. Вид кривого от боли капитана четко показывал, что тут какое-то серьезное дело, от которого лучше держаться подальше.

Зита поглядывала вокруг, оценивала обстановку, систему обороны, ну и знакомилась с новым местом действия на случай нежелательного развития событий. В смысле, куда бежать, где укрываться и откуда стрелять. Штурмовики аккуратненько делали то же самое, и Зита даже возгордилась — не напрасны были труды! Полярные волчата стали хорошо подготовленной, профессиональной боевой единицей.

Штаб полка неплохо прикрывался от ударов с воздуха, Зита почти сразу заметила на вершине ближайшей горки замаскированную установку зенитного комплекса М-500, в армейском просторечии — «Метлу». Надо полагать, она не в одиночестве там дежурила, комплекс обычно состоял из пяти единиц. Пять «Метелок» — серьезная сила. И все же странное ощущение несерьезности, какой-то декоративности войны как появилось изначально, так и не желало оставлять ее. Фронт явно рядом, не может штаб полка сильно отдаляться от своих подразделений даже при наличии надежной связи, и тем не менее армейский городок лежит как на ладони, толком не замаскирован, не оборудован укрытиями. Как будто…

— Они тут, похоже, договорились с противничком штабы не трогать! — процедил Давид неприязненно в тон ее мыслям. — Загорают!

Штурмовики угрюмо поглядывали и молчали, но явно думали то же самое. Предательства среди руководства, сговор, коррупция… именно против этого они работали в подкупольнике, нагляделись всякого и больше не верили никому в мире. Только своим, только штурмовикам с белыми звездами и шевроном «Спартака».

Время шло, у входа в штаб наблюдалось нездоровое оживление, любопытные лица оценивали вооружение штурмовиков, количество бойцов и исчезали, чтоб тут же замениться другими.

— Кто вел съемку? — спросила Зита.

Ей передали телефон, она с сожалением вздохнула. Хорошая вещь, но отберут. Как вещественное доказательство. Наверняка попробуют отобрать.

Наконец появился старший лейтенант, спросил, в чем дело.

Зита встала и подумала, что для задержанных скоро в курилке не хватит места.

— Соблюдай устав, офицер, — посоветовал из-за ее спины Давид. — Ты стоишь перед старшей по званию.

И добавил вполголоса, но вполне различимо:

— Или сядешь рядом с капитаном, если дурак.

Старший лейтенант оказался не дураком, представился, выслушал суть произошедшего, получил на руки доклад, озадачился и убыл за распоряжениями.

— Сидим, ребята, — усмехнулась Зита. — Мы их сильно озадачили, офицерам надо подумать.

В штаб она попала через полчаса. Прошла сквозь три взрывозащитные стены и оказалась в подземном раю. Чистота, яркое освещение, строгая лаконичная отделка стен и кабинеты, кабинеты. В отличие от военного городка, штаб был подготовлен к войне выше всяческих похвал. Его, похоже, и спецбоеприпасами не достать. Девушки-офицеры, проходя мимо, поглядывали на нее с любопытством. Она только усмехнулась. Женщины! Каждая нашла причину, чтоб покинуть рабочее место и посмотреть на новенькую.

Ее провели в один из кабинетов. Пожилой майор, оказавшийся заместителем командира полка, доброжелательно кивнул на стул.

— Полярные волчата! — усмехнулся он. — Политические войска, кулак Ферра! И званием, гляди-ка, почти меня догнала! За что присвоили?

— По факту исполняемых обязанностей и результатам офицерского экзамена, — сухо ответила она.

Майор разглядел ее квалификационные значки и явно передумал надсмехаться дальше. Специалиста первой категории и мастера-снайпера просто так не давали даже офицерам.

— Посмотрел я твой доклад, — сообщил он. — Грамотно. Коллега?

Она подумала и кивнула. Да, скорее всего, она в «Спартаке» занималась тем же, чем и майор здесь.

— Так вот, коллега! — жестко сказал майор. — Лично ты мне нравишься. И даже очень нравишься. Настолько, что готов взять к себе, должность подберем, а работать ты умеешь. Но политические войска в армии — чужеродный элемент. Вы явились несколько часов назад и уже беспредельничаете. Но здесь — армия. Здесь вы — никто. Понятно?

— Просто выполняйте законы, — тихо посоветовала Зита. — Ваши, армейские законы. «Спартак» всегда требовал только исполнения законов. Ничего больше.

Напряжение в кабинете мгновенно усилилось, Зите показалось, что вот-вот заискрит воздух. И разом исчезло.

— Руку от оружия убери! — насмешливо посоветовал майор. — Верю, что пристрелишь, охотно верю. Озверели вы там, в подкупольнике. Рассказывай, что произошло, разберемся… Зинаида-Татьяна Лебедь.

Она достала телефон, прокрутила запись.

— Говнюк, — оценил майор. — Я так понял, вы ему вломили?

— Ну вы же его отпустите, — усмехнулась она.

— Ну и в расчете, — заключил майор. — Демократию с судом чести никто разводить тут не будет.

Зита снова усмехнулась. Майор дернулся.

— А отомстить тайком, как у вас принято, не успеете, — предупредил он тяжело. — Так, у эсэсовцев что-то есть еще сообщить?

— Все в докладе, — сказала она и встала.

Майор оказался неплохим дядькой. Но — врагом. Из тех армейских, кого давил и не успел додавить перед войной Ферр. Армия у него, видите ли. Территория особых отношений, не совпадающих с государственными законами. Неискоренимые воинские традиции. Значит, именно к нему и везли спартаковцев. И именно он будет штурмовиков убивать. Может, не один, и не главный. Но в том числе и он.

— По отчету «Казбеков» на счету спартаковцев два уничтоженных беспилотника противника, — все же сказала она, желая окончательно утвердиться в мнении о майоре.

— На награды ротик не разевайте, молоды еще, — спокойно сказал майор. — Вы тогда еще не были военнослужащими. Так, мимо проезжали.

— А мы и сейчас не военнослужащие, — спокойно заметила она. — Политические войска — это на всю жизнь. Имеем право на личную символику — и на особое положение в армии. Номер приказа напомнить? Приказ под грифом, но его обязаны были до вас довести — в части, вас касающейся.

— Грамотна, ценю, — усмехнулся майор. — Пожалуй, беру предложение обратно, такие мне в штабе не нужны. Приказ знаю. Но есть нюанс — сегодня вы примете присягу и полностью перейдете под армейскую юрисдикцию. Полностью.

Ну, вот и определилось отношение. Враг.

— Мы свою присягу приняли в Особом Заполярном, еще когда были детьми, — тихо сообщила она. — И держали государство, пока вы пьянствовали на природе. Воевали вместо вас, мужчин. «Спартак» потерял семерых в подкупольнике. И троих убили армейцы. Вот выдержка из приказа, ознакомьтесь, господин майор. В части, вас касающейся. О присяге, об особом статусе штурмовых отрядов, о подчиненности. «Спартак» — политические войска. Был, есть и будет.

И аккуратно положила заранее подготовленный листок на стол. Майор пододвинул, прочитал. Побарабанил пальцами по столу. Подписи на приказе его явно впечатлили. Но не смутили.

— Насчет «будет» — это вряд ли, — заметил рассеянно.

Потом вызвал порученца, уже знакомого сообразительного старшего лейтенанта, приказал провести по штату отдельную диверсионно-разведывательную роту «Спартак», обеспечить всем необходимым для выполнения боевых задач, и чтоб этой роты к вечеру в военном городке духу не было.

И указал рукой на дверь.

6

Надежный двигатель военного полноприводного грузовика гудел мощно и ровно. Старший лейтенант улыбался Зите. Выгнал водителя в блиндер, сел за руль и теперь скалился довольно. За полдня штабной работы он успел с ней познакомиться и теперь был не прочь продолжить отношения. Навязчивое мужское внимание — проклятие и неразрешимая проблема для женщин в мужских коллективах.

Зита оглянулась: колонна грузовиков двигалась следом на правильной дистанции.

— Нервничаешь? — развеселился офицер. — Рано еще! Здесь безопасно, можно считать, тылы!

Она с сомнением оглядела местность. Горная долина, пока что широкая, горы сглаженные, невысокие — тоже пока что. Поля, сады, поля. Трава на пологих склонах выбита овцами. Непременная мелкая река вдоль дороги. И селения через каждые несколько километров. Ну, это понятно, люди здесь живут издавна, не одну тысячу лет, очень уж место благодатное: солнце, вода, земля, лес — все есть.

Она снова обернулась. Держат дистанцию, молодцы, никто не красуется смелостью.

— Да не вертись ты, не съедят твоих мальчиков! — хохотнул старший лейтенант.

— Мы три десятка мальчиков вот так уже закопали у дороги, вообще в глубоком тылу, — напомнила она сухо. — Благодаря армейской манере отправлять колонны без зенитного сопровождения. И, кстати, сейчас без него движемся.

— Слепой случай, бывает, — пожал плечами офицер. — Это война. А дорогу защищает полковой зенитный комплекс, у него достаточная дальность.

— «Метлы?» — усмехнулась она. — «Метла» низколетящую цель за складками местности не возьмет. И хватит на нашу колонну одного ударного вертолета типа «Саранча».

— Не трусь! — подбодрил старлей. — Для этого нас сначала надо засечь. Потом передать сведения. Потом принять решение об ударе. И еще долететь. Мы за это время успеем пару раз туда-обратно смотаться. Тут ехать-то километров пятнадцать осталось, не больше.

Она внимательно посмотрела на лес за рекой и промолчала. Что там замаскировано? Тяжелая артиллерия скорее всего, на случай танкового прорыва. Как она слышала в штабе, на перевале противник вроде бы уже заканчивает пробивать трассу… И когда закончит, «Рабаты» пойдут вперед. Может, этим объясняется миролюбивое затишье? Не желают раскрывать свои возможности перед важными боями?

На блокпосту перед селением боец махнул флажком — проезжайте. Она оглянулась: ни отметок от пуль и осколков, ни сгоревших домов на трех длинных улицах. Легковая машина проехала, и женщины местные встретились, на военную колонну даже не посмотрели. Как будто нет войны.

— Первый раз сталкиваюсь с «эсэсовцами»! — честно признался старлей. — Можно вопрос? Чего вы добиваетесь?

— Исполнения законов, — пожала плечами она.

— А у нас в армии и так…

— У вас в армии? У вас в армии начальник — царь и бог, то есть просто самодур. Офицеры домогаются женщин, если получают отказ, хамят и мелко мстят. Поддерживают дедовщину и жестокость. Мечтают пробиться повыше и занять место потеплее, больше ни о чем.

— Дык! — возразил офицер вроде как шутливо. — Мужской коллектив, надо понимать!

— И про кодекс офицерской чести дружно стараетесь не вспоминать, — усмехнулась она. — Вас, защитнички родины, от карьеризма и подлости еще лечить и лечить. Этим и занимаемся.

Улыбка медленно сползла с лица офицера.

— Вот, значит, как вы про нас думаете, — неприязненно сказал он. — Действительно политические войска. Сложно с вами будет. Но недолго.

Она пожала плечами. Вот и поговорили. Ну, зато не будет дурацких заигрываний, а то товарищ явно настраивался.

— Колонне стоп! — внезапно сказала она.

Офицер посмотрел недоуменно, не собираясь сбрасывать газ. Что ж, ожидаемо. Чтоб мужчина, да подчинялся девчонке? Она протянула руку и сама заглушила двигатель. Потом выскочила из кабины и вызвала командиров пятерок. Вместе они осмотрели сходящиеся к дороге склоны, так называемые ворота. И, естественно, развалины древней башни при них. Предки знали толк в обороне.

— А дружелюбный народ здесь живет, если даже от своих прячутся на ночь в башни! — заметил штурмовик насмешливо.

Она согласно кивнула. Да, это было заметно даже в оставленном позади селении: дома построены так, что не сразу приступом возьмешь. Каждый опасается соседей, и все вместе презирают чужаков. Воинственная, кровавая, жестокая земля, который уже век.

Саша, на левый склон! — решила она. — Пятерка Брюханова — скальный выступ. Связь — внутренняя спартаковская. Действуем.

И спокойно вернулась в кабину.

— Ну и как это понимать? — осведомился старший лейтенант.

— У нас за спиной селение, — пояснила она очевидное. — Передать оттуда весточку кому надо о проходе колонны — минутное дело. За десять минут можно не спеша вылезти из схрона, позевать в кулак, а потом причесать из крупнокалиберного пулемета блиндеры. Например, вон с того скального выступа. И спокойненько уйти. Так что, пока не проверим, будем стоять.

— Интересно, штурмовики все такие трусливые, или только когда ими девочка командует? — усмехнулся старший лейтенант.

Что ж, и это ожидаемо. Уязвленное мужское самолюбие. Она молча опустила стекло и стала ждать. И дождалась. Сначала коротко стрекотнул автомат. Потом застучал длинными очередями. И замолк. Зато забормотала кнопка переговорного устройства в клипсе. Старший лейтенант подобрался и потянулся к автомату.

Все кончилось уже, лейтенант, — заметила она. — Колонне начать движение. Давид, разминеров вперед. Действуем.

Она хорошо представляла, что там, наверху, произошло. Сидевшие в засаде заметили штурмовиков. Пугнули издалека из автоматов и не спеша собрались уходить. Думали, штурмовики бросятся к укрытиям, засядут на полчаса и начнут отвечать плотным, но бесполезным на таком расстоянии автоматным огнем. Не знали, что «Спартак» обучен действовать иначе. Не знали, что штурмовики в ответ на выстрелы сразу бросаются вперед и в стороны, и вцепляются мертвой хваткой. Стремительно сближаются, затем несколько выстрелов, незаметных в автоматной трескотне — и всё. Не просто так стандартное вооружение «Спартака» — штурмовые винтовки, при необходимости способные работать в режиме снайперской стрельбы.

Боевые пятерки дожидались в воротах. Старший лейтенант затормозил без приказа. Посмотрел на валяющийся на камнях пулемет, пару автоматов и отвернулся.

— Стандартная засада, — доложил штурмовик. — Пулемет, гранатомет, два автоматчика прикрытия. Троих сняли, один бросил оружие и ушел. Документов, спецснаряжения нет. Но наглые, ходят, как у себя дома!

— Мин нет! — издалека крикнул Давид.

— Продолжаем движение! — решила она.

Грузовики, негромко рыча, начали втягиваться в ворота…

— Ваши позиции, — сказал вскоре старший лейтенант. — Принимайте. И разгружайтесь побыстрее, мне еще колонну обратно вести.

Зита пропустила его слова мимо ушей. Какой смысл слушать обиженного мужчину? Выпрыгнула из кабины, кивнула старшине роты Кате Короткевич, давая разрешение на выгрузку, ткнула Светке Летяге пальцем в небо — следи. И полезла вверх по склону.

Позиция выбрана превосходно, признала она через десять минут. Сразу за очередным сужением, дорога внизу как на ладони, и вперед более чем на километр — ровный участок. Как только противник вывернет из-за поворота — сразу окажется в пределах досягаемости ротных средств поражения. Если хорошенько пристреляться и изучить особенности места, можно работать даже снайперам. Склон — травянистый, помех для прицельной стрельбы нет. Все здорово. Только раскатают позицию при первом же боевом контакте. Окопы — сильно они защитят от термобарических снарядов? И они уже были основательно перепаханы взрывами, что подтверждало ее мысли.

— Рекомендую проявлять осторожность, — суховато сказал поднявшийся следом старший лейтенант. — Противника поблизости нет, но до вас здесь стоял мотострелковый взвод, и была отмечена работа снайпера по позициям.

Она озадаченно огляделась. Снайпер? Но… как? Стрелял через долину, с противоположного лесистого склона? Через реку, на предельных дистанциях? Или уникум, или такого не может быть. Потом она поглядела вверх по склону и поняла, что все не просто, а очень просто объясняется. С гребня горы позиции внизу — как на ладони. Бойцов как минимум по плечи видно. Дистанция — идеальная. Бей на выбор, кого хочешь. Только так. А как мотострелки пропускали снайпера себе в тыл — отдельная тема. Может, им было запрещено покидать окопы, в армии и не такое случается.

— Разрешите идти? — напомнил о себе офицер.

Она машинально кивнула, и старший лейтенант зашагал вниз по склону и прочь из ее жизни.

Спартаковцы наконец разгрузили ротное хозяйство, и свеженазначенные командиры подразделений поднялись к ней, чтоб определиться, куда все это барахло тащить. Не командиры боевых пятерок, а взводные, их заместители и старшины — непривычно и не совсем удобно. Светка Летяга привычно и легко тащила на плече «Стрелу». Здоровая девка, не зря — Халда.

Вид полузасыпанных траншей произвел на них впечатление.

— А хорошее нам место подобрали, чтоб за один раз перемесить! — высказала общую мысль Светка Летяга, ныне командир первого взвода. — На сколько тут человек позиция, на тридцать? Встанем поплотнее, чтоб не промахнулись…

— Траншеи можно углубить и продолжить, — здраво заметил Давид. — Стрелковые ячейки дооборудовать. Блиндажи и укрытия — то же самое. Только — смысл?

С ним молча согласились. Характеристики вооружения противника на южном направлении наизусть выучили все, соответственно и понимали все, что на эти земляные работы достаточно будет одного ударного вертолета. Вместе с «лисьими норами» и блиндажами — двух. И тут же взгляды всех переместились на горные склоны.

— Не успеем! — озабоченно сказал комвзвода-три Саша Орел. — Вынырнуть из-за сужения или перепрыгнуть через увал — минутное дело. Точно не успеем. Сидеть со «Стрелой» в обнимку в боевом напряжении — через час рехнешься. Как бы систему предупреждения организовать… а?

И штурмовики уставились, не сговариваясь, на горку, из-за которой выныривала дорога.

— Прижим к дороге, — согласилась Зита. — Сколько до него, километра два? Уже не наша зона ответственности, как бы неприятельская. Условно. Но если мы не поставим там пост наблюдения с ротной РЛС, нам конец.

— Потеряем РЛС на чужой территории — тебе голову оторвут, — напомнил Виктор. — Потеряем на своей — ничего не будет.

— Там лучшая точка, — решила Зита. — Ставим. Маскируем. И посты на подходах, чтоб не потерять.

— Я правильно помню, что назначен командиром взвода разведки? — осведомился Давид. — Он же комвзвода-два? Дайте-ка посчитаю, сколько у нас обязательных постов, патрулей и засад…

И Давид действительно посчитал. Пошевелил губами и сообщил:

— Ребята, у нас остается целых двадцать человек, чтоб занять эти поганые траншеи. Остальные будут их охранять!

Ему не поверили, принялись считать сами и переругиваться. Зита мрачно смотрела на дорогу. Приказ — оседлать и не пропускать. А как? Ну, поставить ротную РЛС наверху, да. А дальше? Высунется из-за поворота «Рабат», к примеру, что с ним сделаешь? Его противотанковой ракетой не взять. С двух километров — не взять точно. И на мины ему плевать, с его-то противоминным комплексом. А он траншеи с грязью перемешает за пять минут вместе со «Спартаком». Это если один. Но он не один будет. И? Погибать с надеждой, что вот-вот прискачет Красная Армия? Так майор прямо намекнул — не прискачет.

— Давайте сначала решим, где размещаться! — напомнила о себе старшина роты. — А то все хозяйство у дороги лежит!

— Скрытно, — сказала Зита. — И еще раз — скрытно.

— В лесу за гребнем, что ли? Там воды нет! И до опорного узла — почти километр!

— Воду будем носить, — вздохнула Зита. — Других вариантов, похоже, нет. Но это лучше, чем если нас здесь накроют в землянках первым залпом. Ход сообщения придется копать и маскировать. От гребня и досюда. Действуем.

— Двадцать человек! — напомнил Давид. — Зита, люди не резиновые, не растягиваются. Даже спартаковцы не растягиваются.

— Значит, двадцать! — пожала плечами Зита. — Зачем больше? Сделаем здесь пару бункеров с «лисьими нормами», скрытые окопчики на выходах, восстановим и углубим траншеи, ячейки оборудуем. Как раз для противотанкового расчета, зенитного звена и отделения прикрытия в круглосуточное дежурство. Остальные будут держать зону ответственности. Чтоб снайпера у нас за спинами не гуляли, и никто не гулял! Действуем, ребята, солнце садится! А ночь тут наступает сразу, если кто не в курсе! Давид, пятерки на маршруты! Первый взвод — восстанавливать опорный узел, зенитный комплекс на дежурство! Пятерка Брюханова — пост ВНОС! Всем оставшимся — в распоряжение старшины оборудовать лагерь!

Командиры взводов забормотали, раздавая приказы, и торопливо пошли вниз. Светка осталась ожидать своих наверху. Зита подошла к ней и неожиданно для самой себя обняла. Они с детства дружили, но никогда ранее не проявляли нежности. Это же Светка Халда. Ей привычней в глаз кому-нибудь засандалить.

— Зита… — растерянно пробормотала Светка, не зная, как реагировать.

— Над землей бушуют травы, — прошептала Зита, запрокинув голову к небу. — Облака плывут, как павы. А одно, вон то, что справа — это ты, это я, и нам не надо славы…

Непрошеная слеза пробежала по ее щеке.

— Зита! — встревожилась девушка. — Что?

— Не знаю! — сказала она с отчаянием. — Не знаю… Что я делаю не так? Когда ушла в сторону? Я же мечтала о таком простом: жить с друзьями в радости и мире! А стою на войне вместе с вами, и завтра вас начнут убивать! Как я вас сюда завела, не понимаю… Светка, женщинам не место на войне! Тебе — не место! Тебе детей надо нянчить, а ты «Стрелу» на плече таскаешь! Как получилось, что родина снова прикрывается женщинами?! У нас двадцать девчонок, я куда их спрячу?!

— Всем рога обломаем, — пообещала мрачно Светка. — Пусть они прячутся. Зита, не плачь, а? Мне как-то не по себе.

И она неловко вытерла ей слезы.

Зита прерывисто вздохнула. Успокоилась. Светка — верная подруга, при ней не опасно иногда расклеиться, но остальные слез командира не поймут.

— И вообще — иди к Кате! — посоветовала Светка. — Она одна запарится с лагерем! А я тут с бандурой своих дождусь.

И она похлопала по корпусу ПЗРК.

Зита уже была на дороге, когда это случилось. Вертолет резко вынырнул из-за горы. Стремительно пошел над дорогой. Штурмовики посыпались горохом в стороны, побежали в лес. Зита бросилась к своей реактивке, но она не успевала, как не успевали все — слишком быстрая атака. И тут со стороны разбитых позиций на склоне протянулся дымный шлейф, небрежно коснулся вертолета, и тот рухнул на камни у реки, теряя лопасти.

— Молодчина, Светка! — крикнула Зита. — Ребята, быстрее!

И сама метнулась к склону, утвердилась за деревом, опустила на лицо прицельный щиток. Вертолеты редко атакуют поодиночке, и, если что, следующую атаку принимать ей.

Зенитный расчет на дороге наконец привел комплекс в боевое положение и зашарил по небу, выискивая цель. Штурмовики понимали, что вертолет вынырнул не просто так — его наводили. И тот, кто наводил — он там, в вышине…

Вот оттуда и последовал ответный удар. И позиции на склоне вспухли бурой пылью.

— Света… — прошептала она помертвевшими губами. И не сдвинулась с места. Бой еще не закончен.

— Не берется! — ожесточенно крикнул зенитчик. — Зита, он не берется в захват! Где эти долбаные «метлы»?!

С небес наконец донесся глухой звук разрыва.

— Проснулись, сволочи! — зло сказал штурмовик. — Чтоб в пустое небо пульнуть? Как будто договорились друг друга не атаковать!

И бросил товарищам:

— Сворачиваемся и наверх! Наша очередь.

— Ребята, вы почему не были готовы? — тихо спросила она.

— Света приказала, — неловко сказал штурмовик. — Дежурить на позициях, в стороне, чтоб ответка по нашим не прилетела. Мы как раз сворачивались, когда началось.

Она с усилием кивнула. Да, она приказала бы так же.

Мимо нее вверх по склону торопливо побежали штурмовики…

-=-=
— Ну и где они? — раздраженно спросил военврач.

Водитель покосился на молодого лейтенанта, пожал плечами и посигналил.

— Открой салон, раненую прими, — сказали рядом.

Лейтенант вздрогнул. На него в упор смотрел горбоносый боец. Как подкрался — непонятно.

— Дверь откати! — повторил боец на чистом русском, и лейтенант немного успокоился. Все верно, в полку говорили, что у «эсэсовцев» есть южак. Лейтенант. Точно он, вон на отвороте куртки поблескивают офицерские сигнатуры. Интересно, а ему действительно доверяют? Кровь — она не водица, не раз убеждались…

Дверь откатилась в сторону, санитар выбрался наружу, и тут же на обочине поднялись две фигуры в «хамелеонах» разведчиков. Лейтенант снова вздрогнул.

— Принимай, «крестоцветный»! — привел его в чувство горбоносый.

Лейтенант справился с замешательством и выпрыгнул из кабины. Помог бойцам поместить раненую в кокон-амортизатор.

— Контузия, переломов нет, — предупредил горбоносый. — Положенное вкололи, больше не добавляй. И тебе поручение, лейтенант: если прибегут зенитчики понос полечить, передай им привет от «Спартака». Пламенный. За помощь. Они поймут.

— Да я тоже понял, — буркнул военврач. — Капитан после вашего привета у нас лежит, не разгибается. Только зря вы на зенитчиков, они-то причем? У них распоряжение по одиночным целям не работать, местоположение не раскрывать. Их так частенько провоцируют, на границе дальности.

— Давид, бесполезно, до них не доходит, — подал голос один из разведчиков.

— Будем разъяснять, — усмехнулся Давид. — Пока не поймут. Эй, «крестоцветный», почему дистанционные мины не захватил? К тебе же подходили?

— Я куда их? — возмутился военврач. — В медсалон грязь тащить?

— Под ноги себе, — тихо сказал разведчик.

— И потом ехать с коленками возле ушей?!

— А ты вообще за кого? — спросил Давид и странно усмехнулся. — За противника или за нас? Сегодня не привез мины, завтра повезешь трупы. Выбор простой.

Военврач хотел ответить, что точно не за «эсэсовцев», но вовремя сдержался.

— Чего вообще дымитесь? — примирительно сказал он. — Одна раненая на вертолет, идеальный размен, всем бы так. Ваших предшественников я, считай, всех отсюда вывез на «санитарке», весь взвод. А у вас всего одно выбытие, радуйтесь.

Горбоносый Давид посмотрел на него, как будто хотел ударить, но потом просто приобнял за плечи.

— Коллега двузвездный, слушай сюда, — серьезно сказал «эсэсовец». — Видишь ее? Света Летяга, запомни. Она с нами через все бои прошла. И «Саранча» — тоже ее. Ты просто не представляешь, как мы ей дорожим. И если с ней что-то случится в госпитале… ответишь лично.

И разведчики исчезли, бесплотные, как лесные духи.

— Чтоб в следующий раз мины привез! — донеслось из леса. — Клоп крестоцветный…

Лейтенант поежился и не рискнул ответить.

— Дикая дивизия! — проворчал водитель, разворачивая машину.

— Они правы, — хмуро сказал военврач. — Мины могли бы и захватить. Чего выкобенивался?

— А если б взорвались под ногами?!

— Когда сразу ящик — это не больно! — усмехнулся лейтенант. — Как доктор говорю.

7

Далекие выстрелы прозвучали негромко, но отчетливо. И почти сразу заверещала ротная связь.

— Зита, я, кажется, свою разведку положил! — в паникесообщил срывающийся голос.

— Дробот? — узнала она. — Сашка, спокойней. Доклад.

— Ага, спокойней, тебе бы так! Я на третьей точке лежал, они вышли в лоб! Я их в упор, машинально! А потом проверил — они не пингуются! Зита, это наши! Полковая разведка, наверно!

Она только покачала головой. Все же психология у полярных волчат — с сильными вывертами. Паренек без колебаний застрелил, судя по звукам, троих диверсантов. Даже на полигоне упражнение требовало железных нервов, а тут пришлось стрелять в упор по вооруженным бойцам, ожидающим неприятностей. Тем не менее справился — и тут же ударился в панику, подумав, что ошибся.

— Саша! — мягко сказала она. — Мы тоже не пингуемся — потому что диверсанты. И разведка противника — аналогично. С чего бы на них стоял ответчик «свой-чужой»? У них чье вооружение?

— Снайперка «Фогель-65», израильский крупняк и у второго номера десантный автомат, модель не знаю, — смущенно доложил штурмовик.

— Ждите, сейчас подойдем! — решила она.

Давид, слушавший переговоры, подхватил «реактивку» и вышел из палатки следом за ней.

— Начинается, — заметил он спокойно. — А «Спартак» еще не готов.

— «Спартак» готов, — сказала она твердо. — Сдуру нам дали три дня. Сразу не сбили с позиций, теперь так просто не получится! Мы восстановили оборонительный узел? Восстановили. И оборудовали два бункера, их завалить можно только большими калибрами и с наведением. Мы убрали лагерь за гребень, теперь по нему попасть можно только с воздуха, а палатки пусть рвут в клочья, не жалко. У нас все подходы оборудованы скрытными постами наблюдения, и на дороге три точки засад. И скальный навес заминирован. «Спартак» готов, Давити, не переживай.

— Это война, — мрачно сказал Давид. — К ней никогда не будешь готов.

Что ее беспокоило саму, так это не готовность «Спартака», а сам Давид. Давид Матевосян, ее уважаемый учитель-мучитель. Коренной тбилисец. На него даже ребята из его разведки поглядывали задумчиво, соображали, как он сможет стрелять по своим, наверняка, родственникам. Закавказье — оно такое маленькое, там все друг другу родня. А парень словно не замечал взглядов, работал, как проклятый. И в последние трое суток, похоже, не спал. Он словно поставил цель к определенному сроку сделать для «Спартака» все, что в его силах.

Они вдвоем поднялись на гребень. Вдоль него с противоположной от дороги стороны уже была пробита тропка. По ней можно было скрытно пройти к ротной РЛС и далее, к постам наблюдения. Зита посмотрела придирчиво и удовлетворилась — землянки лагеря на склоне почти не выделялись. Их любовно маскировали каждую свободную минуту, понимали — если засекут с воздуха, то это смерть. А подходы через лес ребята Давида надежно перекрыли объемными датчиками движения и засадами, к одной из которых они и направлялись.

— Давити, я не представляю, как справлюсь без тебя! — вдруг вырвалось у нее.

Парень помолчал, потом усмехнулся.

— Догадалась, да? Зита, ты такая умная, но иногда как ляпнешь, не подумав. Я, между прочим, тебя сейчас должен застрелить, чтоб не болтала. И право такое имею, и четкий приказ.

Он остановился и притянул ее к себе.

— Запрещено, но тебе скажу, — тихо сообщил он. — Я уйти должен. Громко уйти, понимаешь? Поругаться, застрелить командира и уйти. Так приказано. А я в спартаковцев стрелять не буду.

— Если аккуратно, в ногу… — робко сказала она.

— Я в тебя стрелять не могу! — ожесточенно сказал Давид. — Ты дура, да, не понимаешь?

Он вдруг сильно сжал ее плечи.

— Уходи со мной! — жарко сказал Давид. — Живой останешься! Здесь завтра будет ад! Я смогу провести тебя через перевалы, к бабушке уведу, навсегда! У нас в деревне тебя никто не найдет!

— Давити… — беспомощно сказала она.

— Не бойся, предательницей не будешь! — заверил Давид. — По легенде разведки пройдешь, женой! Мне там верная помощница нужна!

Парень мучительно скривился, словно сдерживал слезы.

— А когда все кончится, мы будем вместе жить под благословенными небесами Картли! — прошептал он тоскливо. — Детей растить, под платанами гулять с друзьями. Ты увидишь, как прекрасна моя родина, и полюбишь ее всем сердцем…

Она тихо заплакала.

— Я дурак, да? — печально сказал Давид. — Извини. Очень за тебя боюсь. Я уйду — кто тебя защитит? А там я бы смог. Посадил бы в саду под деревом — никто бы не обидел! Половина деревни — родня, вторая половина друзья, понимаешь?

— Я не оставлю «Спартак», — тихо сказала она.

— Я знаю. Я дурак.

Он заботливо вытер ей слезы, и они молча зашагали по тропе. Где-то там лежали трупы, которые следовало внимательно осмотреть. Где-то там ждала грязная военная работа.

— Когда все начнется, я выберу момент и уйду, — хмуро предупредил он. — Прикроешь? Запишешь, что разорвало бомбой. И ребята пусть молчат, если что заметят.

— Давити, почему ты с нами? — спросила она. — Не со спартаковцами, а вообще — с нами? Я же вижу, ты душой всегда там, на родине.

— А я не с вами, — отозвался парень. — Я работаю в «Мхедриони», в военной разведке, и всегда работал. И отец мой работал, пока ваши его не предали. В «Мхедриони» считают, что нам без России не выжить. Думали сначала, что мир объединится, а не угадали, он, наоборот, начал разделяться, вот какие дела. А маленькой Картли без союзника не уцелеть. Вы плохой союзник, ненадежный, мы тоже — в общем, у нас много общего, сработаемся. Только сначала надо взять власть — нашим в Картли, вашим в России. Вот такие ставки в этой войне.

Давид улыбнулся и снова стал похож на ее друга — прежнего ироничного, непробиваемо спокойного Давити.

— Кого предлагаешь на свое место? — спросила она, стараясь выглядеть спокойной.

— Никого, — хмуро сказал Давид. — Некем меня заменить. И тебя некем. Маленькие все еще.

— А сам-то? — напомнила она.

Давид тонко улыбнулся, и она призадумалась, а сколько ему на самом деле лет.

— Мы для вас, русских, на одно лицо, — подтвердил Давид ее подозрения. — Иногда это очень удобно. Меня по внешности подбирали так, чтоб за старшеклассника прошел. Майор Каллистратов знал, теперь ты знаешь. Мне двадцать шесть, а вы все — маленькие. Кроме тебя. Ты почему-то тоже очень взрослая.

И парень наградил ее испытующим взглядом. Тоже считает, что она — засланный агент, поняла она с досадой.

Убитые лежали там, где их настигли пули. Маленький Саша Дробот прижался к дереву, нервно вглядывался в лес, ловил звуки. Его напарник невидимкой застыл в «лисьей норе». Осмотреть убитых они не решились.

Давид отложил «реактивку», присел и занялся осмотром.

— Турки, — сообщил он задумчиво. — Крупнокалиберный пулемет — это они здорово придумали. Одна очередь — и нет никого в окопах… Наверно, предыдущих так выбили и решили повторить. Только крупняк — это не основное, это, Зита, всего лишь вишенка на тортике. А основное — вот оно.

И парень кивнул на обнаруженное снаряжение. Давид смотрел на нее пытливо, проверял, понимает ли она ситуацию. А что тут не понимать? Спецназеры тащили на себе оборудование для корректировки огня. Одни только мощные горные рации говорили о многом. Из чего следовало — вся их подготовка к бою была бесполезной. Они предполагали — будет прорыв по дороге. Соответственно готовили засады внизу, стрелковые позиции на склоне и минирование дороги. А турки по-умному полезли на господствующую высотку, откуда позиции «Спартака» — как на ладони. А те, что не как на ладони, корректировщики в минуту вычислят и уничтожат высокоточными снарядами, стоит только ребятам обнаружить себя…

— Если спецназ сядет здесь, нам конец, — пробормотал Давид. — Они нас даже в окопы не пустят. А если не сядет — все равно конец, только чуть позже. Стрелковая рота «Рабатам» — на пять минут боя. Вычислят огневые точки, накроют и поедут себе дальше. Здесь, Зита, не мы должны стоять, а артиллерийский полк с очень хорошим зенитным прикрытием, и ничего тут не поделаешь…

— Разведывательной РЛС не хватает, — виновато сказал маленький Дробот. — Наверно, расчет следом шел, а я не заметил. Она тяжелая, отстали… Давид, я затупил, надо было дождаться всех! А они сейчас, козлы, за усилением бегут! Они наверняка на броне подъехали, я моторы издалека слышал!

— Мы им покажем усиление! — прошипел Давид и подхватил свою «реактивку». — Здесь «Спартак»!

— Саша, вытаскивай напарника, крупняк на плечи и за Давидом к дороге! — тут же решила она. — Давити, аккуратней там, выбери позицию со скрытым отходом, не рискуй!

Она проводила взглядом убегающих штурмовиков и схватилась за связь.

— Посту ВНОС срочно перейти на запасную точку! — приказала она. — Шевелитесь, ребята, сейчас здесь будет шумно и дымно!

Выслушала подтверждение, что приказ принят, дернулась было бежать за личной «реактивкой» — и передумала. Ее место в бою — здесь. Не совсем здесь, но точно наверху. Андрюшка когда-то предупреждал ее, что нельзя доверять ротной связи, глушится на раз — она запомнила. Значит, для управления боем оставалась связь спартаковская, через блок синхронизации, а она сильно зависела от местности. Пока она на горе — ее услышат…

И тут в подтверждение словам брата ротная связь заглохла. А потом на скальном выступе вспухли первые разрывы. Все правильно — глушат связь, сносят обороняющих высоту минометным огнем, потом занимают спокойненько высоту сами и выбивают по окопам штурмовиков…

— Здесь «Спартак»! — упрямо прошептала она, закинула на одно плечо трофейную снайперку, на другое тяжелую разгрузку и экономными короткими шажками побежала вперед и вверх. Если стрелковые подразделения при обстреле норовили зарыться поглубже в землю, то «Спартак» был обучен действовать иначе. «Спартак» шел вперед и бил первым. Жизнь диверсантов — в движении. Пусть перепахивают пустую высоту. Она будет руководить боем со стороны и сверху. А если придется — встретит спецназ снайперским огнем.

На бегу она освободила руку и включила телефонную гарнитуру. Проверила связь — ура, ее слышали. Выдала давно продуманные приказы. И распорядилась заранее взрывом перекрыть дорогу. Конечно, было б эффектней похоронить под обвалом вражескую технику, но в бою не до эффектов. Взрывники могли запросто погибнуть под обстрелом, и кто тогда перекроет дорогу? Приказ держать трассу никто не отменял. Потому к обвалу дополнительно — два противотанковых расчета в засаду. И усиление к уже оборудованным местам засад вдоль дороги. И снайперам главный приказ — выбивать средства обнаружения целей! Слепые пушки не так грозны, против слепых пушек шанс устоять есть!

Она успела добежать до выбранного места. Хорошая точка в том смысле, что с нее просматривались и вся высотка у дороги, и позиции спартаковцев вдалеке. Минусы — крутой склон и нет возможности скрытно отойти. Если обнаружат — конец. Как бы ее сами турки не облюбовали для наблюдения. Вчера по ее приказу здесь оборудовали «лисью нору» и лежку снайпера — так, на всякий случай.

Она заползла в нору, надвинула маскировочный куст и спокойно приготовилась к стрельбе. Двадцать минут — столько требовалось дальним постам, чтоб добежать до РЛС на запасной точке, собраться в ударный кулак и оттуда выдвинуться на защиту высоты. Двадцать минут. Максимум — полчаса. Полчаса она обязана продержаться.

На высоте царил ад. Скальный выступ над дорогой окутался сплошной пеленой дыма — по нему били с особым усердием, подозревали, что там оборудованы огневые позиции. Потом султаны разрывов взметнулись на склоне, там, где были отрыты траншеи, после одного удачного попадания вверх полетели жерди крепления откосов. Она не позавидовала ребятам дежурной смены, укрывшимся в бункере. Там, наверно, все подпрыгивает от взрывов. Лишь бы выдержал крепеж.

— Сидим, не высовываемся до команды! — на всякий случай передала она в бункер.

— Да мы уже поняли! — ответили ей на удивление жизнерадостно. — Нам тут не скучно, боевые выходы привалило, откапываем!

Она пригляделась и тихо выругалась — в одной из воронок виднелась фигурка штурмовика, яростно орудующего лопаткой. Выскочил под обстрел, чтоб быстрей освободить боевые выходы! Зита мысленно пообещала, что после боя открутит храбрецу голову, еще раз передала общий приказ сидеть и не высовываться и перенесла внимание на высоту. Ну и где там хваленый турецкий спецназ, «Соколы Босфора»? Пора добавить к трем трупам еще десяток!

Она проверила разгрузку и тихо порадовалась — живем, ребята! Снайпер явно использовал свое оружие в автоматическом режиме, потому что загрузился кассетами по максимуму. Сотня патронов — шикарный запас!

И тут вступил в бой Давид. Далеко внизу резко, отрывисто загавкала его «реактивка». Серия, он вел серию! Она представила, как Давид стоит на открытом месте и лупит с малой дистанции по БТРам, и нервно стиснула кулаки. И ему открутит голову, пусть только вернется живым!

«Реактивка» резко замолчала, и тут же загрохотал пулемет. Так, пока что все правильно делают ребята, принимают огонь на себя, дают возможность Давиду отойти…

Сеть внезапно наполнилась гомоном голосов — расчет РЛС засек цели и торопливо распределял их между зенитчиками.

— Отставить! — успела вмешаться она. — Это проверка обороны! Брюханов, с крайней точки сделай одиночный пуск и сразу меняй позицию, сразу! Пусть израсходуют ракеты!

С шипеньем устремилась к перевалу серебристая стрела. Минута томительного ожидания… и место пуска взбугрилось множественными взрывами.

— Молодцы, ожидаем, цели ведем!..

Ахнуло внизу в створе ворот. И еще раз. Сработала противотанковая засада.

— Бункер, откопались? — торопливо спросила она. — Поддержите ребят в воротах, пусть отойдут!..

И бой закрутился разрывами, ракетными атаками и стрекотней пулеметов. Она координировала работу роты, а сама поглядывала на склон. Неужели она ошиблась, и основной удар все же по дороге?

Она не ошиблась. Сначала затихла стрельба внизу, потом по склону среди деревьев замелькали осторожные фигурки. Она посмотрела в бинокль, поискала. Ага, вот они, контрснайпера. Крутят локаторами, ищут засветки. Она порадовалась, что оказалась на точке не с «реактивкой», а с надежной «Птичкой». Детище германского военпрома локатором не взять! Жаль, не пристреляна, но на трехстах метрах приспособится по ходу.

Она приникла к прицелу и методично начала выбивать бойцов. Полчаса, надо продержаться полчаса, и она продержится. Это не так уж трудно. Сейчас они оценят потери и залягут. «Спартак» бы рванул вперед, а эти — залягут. Подтащат автоматический гранатомет и начнут искать ее, чтоб накрыть. Тут ей, конечно, кисло придется, точку не сменить, склон на виду, но за это время подтянутся штурмовики. Или подаст голос «реактивкой» Давид. Она очень надеялась, что ребята остались живы.

Ее все же накрыли из миномета, она еле успела съехать в глубину «лисьей норы» и сжаться там в комочек. Пронесло, только земли наглоталась. Выползла, когда стихли разрывы. Выстрелила раз и другой, четко понимая, что сейчас ей влепят в лоб — маскировку взрывами снесло к чертовой матери. А что делать? Менять позицию, скакать зайчиком в прицелах двух десятков спецназовцев? Так и нет ее, запасной позиции, как нет скрытного отхода. Выстрелила еще раз и нырнула вниз. Вовремя — вход в нору начал крошиться от попаданий, осколок камня больно царапнул щеку. Все, больше не высунуться. И, похоже, ей сейчас гранату в норку закинут в качестве подарка…

Рявканье «реактивки» прозвучало для нее райской музыкой. Давид, вернулся Давид! Потом четко застучали штурмовые винтовки спартаковцев, через которые прорывались несдержанные очереди, за которые кому-то тоже следовало после боя открутить голову. Наконец-то подошел резерв.

Она выползла из укрытия, протерла слезящиеся глаза. Давид спрыгнул откуда-то сверху и подал ей руку. Дышал парень, как будто бежал на мировой рекорд.

— Я думал, у меня сердце разорвется, — хрипло сказал он и обнял ее. — Ты зачем вылезла под огонь?! Я же кричал, чтоб сидела, ребята уже близко были!

Она поискала рукой гарнитуру и не нашла. Ну и куда он тогда кричал?

— Давити, мы стоим тут, как на свадьбе, на виду у всех, — пробормотала она. — Как засандалят сейчас из десятка стволов.

— А всё, Зита, бой закончился, — сказал Давид. — Кто мертвы, те мертвые лежат, остальные живы. Современная война, она быстрая.

Она еще раз протерла глаза, высвободилась из его рук и огляделась. На высоте штурмовики деловито стаскивали убитых в кучу, собирали оружие. Внизу в створе ворот догорали два БТРа, что-то еще обильно дымило за лесом, там, где поработал Давид. У завала, страшный даже на расстоянии, замер подбитый «Рабат». И везде над позициями «Спартака» — пыль и дым… Бой действительно закончился.

Она спустилась к лагерю на ватных ногах. Странно, вроде бегала всего ничего, а силы в ноль. Огляделась — землянки целые. Заглянула через гребень на бункер. Позиции перепаханы, но сам бункер в стороне вроде цел, ура. Прошла по тропе вниз, посмотрела на разорванную в клочья штабную палатку. Что ж, ожидаемо и не жалко, пустая была. Ротную кухню разнесло, вот это очень плохо. Но склады с ротным имуществом уцелели.

Она опустилась, где стояла, на камень. Выслушала доклады. И сделала для себя вывод: им сказочно, невообразимо повезло. Повезло, что Давид расстрелял блиндеры с личным составом, и остались они там, на дороге, издырявленными в хлам крупнокалиберным пулеметом. Повезло, что БТРы так по-дурацки въехали в противотанковую засаду. В результате в атаку на высоту пошел немногочисленный турецкий спецназ — пошел и остался на склонах. И «Рабат» двинулся на прорыв без пехотного сопровождения, наполовину ослепленный огнем снайперов, отчего удалось всадить ему в брюхо три ракеты, а самоходки уткнулись в подбитые в воротах БТРы, покрутились и вовсе отошли. А вот если б эти силы навалились на них разом, да поддержанные вертолетами, не стоять бы им здесь сегодня живыми.

— Потери? — спросила она с трудом. — Уже считали по взводам?

Она слушала, прикрыв глаза. Погибших было много. Очень много. Ротный узел связи накрыли ракетой по лучу, двух радистов разорвало в клочья. Погиб зенитчик — сменил позицию вовремя, но попал под случайную мину. Отошли с потерями расчеты противотанковых комплексов от дальних ворот. Вообще чудо, что хоть кто-то отошел, били по ним из всех стволов… Полег на месте один из расчетов, уделавших «Рабата» — сработала защита танка. Около десятка раненых в бою за высоту. Пропал напарник Дробота, пока что не нашли. И потерялась связь с дальним постом со стороны левого соседа, успели только сообщить, что на них вышла ДРГ. Туда ушло усиление, но — время…

— Еще пять таких боев, и не останется никого, — угрюмо заметил комвзвода-три. — А полковые даже по самолетам не отработали, клевали нас издалека, как хотели. Какого черта мы их тут прикрываем, непонятно.

— А мы здесь не полк прикрываем, а родину, — заметила она. — Игры олигархов закончились, если кто не заметил. Россию проверили на прочность, убедились, что слаба, и сейчас нас конкретно попытаются уничтожить. Так что делайте выводы. А полк… полк еще не попадал под раздачу. Попадет, потеряет личный состав, восстановится… и начнет воевать по-настоящему. Кто-то снизу, кстати, должен скоро заявиться. Посмотреть, победу себе записать, на «Рабата» полюбоваться… Давид, встретишь господ?

Она внимательно посмотрела на парня и получила в ответ еле заметный кивок.

— Возьмешь с собой дымовуху, — тихо обронила она и ушла к резервной станции связи. Ее ожидал доклад в штаб полка о бое, вызов «санитарок», подготовка раненых к отправке в госпиталь — ожидала работа.

-=-=
— Впереди завал, — доложили из разведмашины.

— Сбегай, посмотри, что там! — бросил майор порученцу. — И шевели костями быстрее, чучело!

Лейтенант выпрыгнул из штабного БТРа и побежал, придерживая автомат. Майор с усмешкой проводил его взглядом. Глуп, но старателен.

Порученец вернулся вместе с командиром взвода разведки.

— Там «Рабат»! — сообщил лейтенант испуганно.

Майор дернулся.

— Подбит ракетой, — уточнил старлей-разведчик невозмутимо. — Экипаж погиб внутри, мы посмотрели. В дальнем створе горят два БТРа. Оборонительный узел, похоже, разбит в хлам. Мы туда не поднимались, не знаем минирования.

— А штурмовики где? — раздраженно спросил майор.

Старлей пожал плечами.

Порыкивая моторами, подползли «санитарки», прижались к обочине. Тут же на склоне из-за деревьев выступили пятнистые фигуры, быстро потащили к машинам раненых.

— Вот и штурмовики, — флегматично заметил разведчик. — Молодцы. Мы их не засекли.

Майор побагровел и полез из салона наружу, автоматчики охраны последовали за ним. Разведчик вопросительно вскинул бровь.

— Не любит, когда без доклада! — шепотом пояснил старлею порученец.

— Удачи, медслужба! — сказал высокий штурмовик в «хамелеоне» и пожал кому-то в кабине «санитарки» руку. — Спасибо за быстроту, лейтенант, береги ребят. И за мины — отдельное спасибо.

Машины аккуратно развернулись и покатили вниз, штурмовик бросил на прибывшее начальство безразличный взгляд, подумал, но все же подошел.

Вблизи штурмовик оказался совсем молодым парнем — грязным, побитым и на первый взгляд сильно усталым. «Реактивка» на его плече в нарушение инструкций висела стволом вниз, без дульной заглушки и без кассеты.

— Заместитель командира отдельной роты спецназ «Спартак» лейтенант Матевосян, — хрипло представился он.

— Почему грязный, как свинья, лейтенант? — бросил для начала майор. — Где командир роты?! Где твое штатное оружие?!

— Воевали, — безразлично сказал штурмовик.

— Личный состав построй! — распорядился майор. — И вызови своего командира, чучело! Да быстрее шевелись!

Лейтенант штурмовиков спокойно изучил лицо майора. Оглянулся — бойцы, переносившие раненых, уже скрылись в лесу.

— Майор, вам тоже зачитать кодекс офицерской чести? — невозмутимо уточнил штурмовик.

Автоматчики охраны насторожились и взяли штурмовика под прицел.

— По положению об отдельных подразделениях политических войск приказать мне вы не имеете права, — напомнил штурмовик негромко. — Только командиру роты. Но даже ей — не приказать, а поставить боевую задачу. В письменном виде. Боевую задачу «Спартак» выполнил. Трасса удержана, секретный танк прорыва «Рабат» подбит и подготовлен к эвакуации. Донесение по итогам боя, список потерь, заявка на боеприпасы, продукты питания и спецоборудование переданы в штаб полка по резервной линии связи, докладная о бездействии полковой ПВО передана напрямую в политотдел Южного фронта в соответствии с положением о правах политических войск.

— Надо же, чурка учит службе целого майора! — весело удивился майор. — Давно ли с пальмы слез, обезьяна? Ты русский язык вообще понимаешь? Тебе сказали — позови командира!

— Командир роты — на стыке с левым соседом, ликвидируют попытку прорыва турецкой ДРГ. Ротный узел связи уничтожен, вызвать немедленно нет возможности. Вестовой отправлен, ожидайте на дороге. Заходить в лес не рекомендую, мины.

Лейтенант-штурмовик вежливо откозырял, развернулся и пошел вверх по склону.

— Арестовать! — распорядился майор.

Штурмовик коротко дернул рукой, не оборачиваясь, неожиданный взрыв оглушил всех, антрацитово-черный дым перекрыл видимость. Заполошно стрекотнул десантный автомат охранника. Крепкая рука неожиданно схватила лейтенанта-порученца за шиворот и выдернула из дыма.

— Тьфу, гадость! — сплюнул старлей-разведчик. — Танковая дымовуха! Мы тоже пользуемся, хорошо лазеры путает. Но вредная, лучше не дыши, лейтенант. И отойди подальше, защитная взвесь долго не оседает. А если осядет на форму — не отстираешь.

Разведчик похлопал лейтенанта по плечу и зашагал обратно к разведмашине.

— Что там, товарищ командир? — подбежал от разведмашины боец.

— Там? — рассеянно переспросил старлей. — Там штурмовики совершили невозможное — завалили «Рабата». За это орден полагается, и не один. А мы вместо ордена обстреляли их лейтенанта.

— М-да! — озадаченно сказал боец. — И что теперь?

— А теперь спартаковцы наведут в полку свой порядок, если то, что рассказывают о волчатах Ферра — правда хотя бы наполовину. У них наверняка вся сцена заранее поставлена, отрепетирована и отснята…

В подтверждение его словам из леса резко ударила «реактивка», и безголовое тело бывшего всесильного заместителя командира полка, диктатора и самодура сложилось на дорогу.

— Стоять! — тихо сказал старлей бойцу. — Не лезь, это политика. А наше дело — воевать.

8

Султан разрыва взметнулся в лесу за рекой, маленькая на таком расстоянии ель величественно завалилась. Потом донесся воздушный удар.

— Достали, — сказал комвзвода-три. — Садят и садят. Однозначно пристреливаются. Только нафига? У нас же внизу ничего нет. Дебилы южные… Ты бы слезла в окоп, а? Не нервируй ребят. С той стороны наверняка корректировщик на дереве сидит. Увидит тебя на бруствере — что будет?

— Тепло, — сказала она тихо и не шевельнулась. — Солнце. Щедрое южное солнце…

Парень крякнул, вытянул руки и без напряжения снял ее вниз. Она не сопротивлялась — ну, хочет подчиненный под благовидным предлогом полапать командиршу, да и ради бога, если деликатно и без наглости.

— Солнце здесь жаркое, — задумчиво сказал штурмовик. — А ветер с ледников ледяной. И здесь всё так, глаза б не видели… И люди такие же. Танкодром бы устроить и забыть. А Давиду нравилось. Он и сам такой… был.

Она слабо кивнула. Давид. Она знала, что за уход Давида «Спартак» с нее спросит. Сама создавала систему контроля командиров, и вот она в действии, думай теперь, как отвечать, чтоб не засветить заброску сотрудника стратегической разведки. Давид ушел навсегда, но, чтоб его там не застрелили, здесь предстояло помалкивать.

— Мы верили ему, как себе, — жестко сказал Саша Орел. — А он предал. Давид — предал. Застрелил офицера и перешел к туркам. А ведь он был заместителем майора Каллистратова. Как и ты. И теперь у «Спартака» вопрос, Зита: можем ли мы доверять тебе? А то что-то от близости гор кое у кого проснулся зов крови, песенки на грузинском запели! Ты ведь грачка, ничем от местных не отличаешься. Сейчас это сильно заметно.

— Давид застрелил майора по моему приказу.

Парень смешался. Посмотрел остро, обдумал новую информацию.

— И ушел — по твоему приказу? — еле слышно уточнил он.

— Не по моему.

Штурмовик крепко задумался.

— Ну и что мне говорить ребятам? — спросил он.

Она кивнула сама себе. Саша Орел понял ее правильно. Ей не обойтись без помощников, и он имеет право знать часть правды. Или догадываться о ней. Она вздохнула и поднялась на ноги.

— Выездная коллегия военного трибунала приняла нашу сторону, — сухо сообщила она. — С учетом предоставленных видеоматериалов. «Спартак» на этот раз отбился, живем дальше. По Давиду поставишь вопрос на вечернем совете командиров. Обсудим и закроем тему приказом по отряду. Если кто-то сумеет реально Давида в чем-то обвинить — с удовольствием посмотрю на необыкновенного умника. Дальше: принимай должность заместителя командира роты. Начиная с этого момента. Взвод передашь заместителю. Разведка выберет командира самостоятельно, думаю, кроме Дробота, больше некого. Он не соответствует, но остальные не соответствуют еще больше. Могла бы Светка, но она в госпитале, а Катя Короткевич на хозяйстве роты. Так, вот еще что: Давид прикрывал меня от ваших петушиных ухаживаний и боев за лучшую самку. Теперь это твоя обязанность.

— Х-хе! — высказался парень. — Ну у вас в штабе и… Давид вообще-то в твоей землянке жил! Мы вообще думали, вы с ним муж и жена!

— Давити — мой телохранитель, друг, учитель, брат,… — тоскливо сказала она. — Знал бы ты, как мне его не хватает! Постарайся быть его достойным, очень прошу!

Новый разрыв поднял землю рядом с дорогой.

— Разведка мышей не ловит! — буркнул парень. — Полдня корректировщика не могут обнаружить… Слушай, мне что, с тобой в одной землянке жить?! Как Давид?

— А будет лучше, если ребята из-за меня начнут драться? — рассердилась она. — Чистоплюй хренов!

— Я не Давид, — пробормотал штурмовик и отвел взгляд от ее груди. — Могу не удержаться.

Ударил еще один разрыв.

— Видишь? — кивнула она. — Вот по сравнению с этим твои проблемы — такая мелочь!

— Понял, не дурак! — торопливо согласился штурмовик.

— Теперь слушай, как заместитель, информацию не для всех: полк отводят на расформирование, это одно из решений выездной коллегии. Там при расследовании много чего открылось, вплоть до сговора с противником. Нас заменят профессионалы, 17-я сибирская ДШБ. И встанут они в том числе здесь, чтоб держать ворота. А теперь оцени, как заблаговременно турки пристреливаются по точкам, где есть возможность разместить технику. Оценил? Полк течет, как дуршлаг, Саша, а нам исправлять. Эту чертову батарею надо вынести, иначе десантуру раскатают, они даже сообразить ничего не успеют. Подготовь до вечера рейдовую группу. Собери в нее всех снайперов-реактивщиков. Всех, имеющих мастерскую квалификацию, включая меня.

— Ты — командир, тебе нельзя…

— Я лучший снайпер после Давида, — напомнила она. — Я иду, Саша, и не от дури или хорошей жизни. Дробот не потянет рейд, и никто не потянет. Вам бы еще годика два на повзрослеть… Выходим с рассветом. Примерное расположение батареи у нас есть, пойдем через горы.

— Днем засекут, — уверенно сказал штурмовик. — Горы — одно название, везде скот пасут, ходят и ездят. Здесь жителей до черта, все глазастые и нас не любят.

— А за что нас любить? — усмехнулась она. — Мы, Саша, здесь за последние триста лет столько налажали. Прийти-то пришли, а порядок навести не сумели… Ночью мы через горы не пройдем. Они хоть и одно название, но — горы, а местности мы пока что не знаем… Пойдем днем, других вариантов у нас нет. Пустим впереди разведчика с рацией.

— Смертника, что ли? — недоверчиво уточнил штурмовик. — Там, кроме местных, и посты, и патрули наверняка, и беспилотники летают. Причем «Грифоны», мы парочку издалека наблюдали. Он рацию включит, а ему на сигнал бомбочку уронят.

— Брюханов пойдет.

Новый заместитель командира роты помялся, подбирая подходящие слова.

— Зита, ты, конечно, командир, но ребята стали замечать между тобой и Брюханом… странности. Как что опасное — так почему-то Брюханов. А я ведь его хорошо знаю. Можно сказать, дружки. Он спартаковец, Зита. Настоящий. Даже если он чем-то тебе не нравится, такая мстительность… недостойна командира. Если он — настоящий командир. Извини, конечно, если что не так сказал.

Она усмехнулась. Работают системы сдержек командного состава, надежно работают.

— Я жила в Доме коммунальщиков, Саша. Там… простые ребята. Во втором классе они меня потащили в подвал. Вдесятером. Отбили ноги до синевы, разбили голову, пальцы… еле вырвалась. Они… пообещали продолжить. С грачкой, Саша, можно делать что угодно, никто не заступится. А за меня заступились. Одного сломали спецназовцы. Двоих убил брат. Еще одному я разбила голову…

— Зита, это все не очень красиво, но… — поморщился парень.

— … один от страха повесился сам. Двое уехали в Магадан по рабочему призыву и там случайно попали под промышленное напряжение, сгорели. Оба сразу. Еще двоих застрелил после нашего призыва мой ангел-хранитель. И остался Брюханов.

— Брюхан — настоящий спартаковец, — тихо сказал штурмовик. — Я знаю. В детстве мы все делаем отвратительные вещи, за которые потом стыдно. И не в детстве тоже. Тогда и меня отправляй смертником, чего уж. Я вот недавно одной нашей руки закрутил и… и ничего, помалкивает. И живем дальше. Улыбаемся друг другу.

Зита усмехнулась. Эта история была ей известна совсем с другой стороны. Как Катя Короткевич отгоняла конкуренток от красивого парня, а потом крутилась перед ним на речке и соблазняла — об этом песню стоило сложить. На пять голосов. А Саша Орел об этом, похоже, не догадывался, как и о существовании в «Спартаке» службы собственной безопасности, которая такие случаи обязана была отслеживать и принимать соответствующие меры.

— Значит, Брюханов, — сказала она. — Брюханов и справедливость. Он пришел в «Спартак» — где я тогда была? Ответственным секретарем в штабе, а это в том числе кадровая служба. Но прошел по требованиям, и его приняли. Получил допуски на все специальные курсы, соревнования, стрельбы и летние сборы — а мог бы не получить, верно? Сдал квалификационные нормативы — и их подтвердили, а это, помимо прочего, повышение социального статуса, то есть зарплата, льготы, форма… В чем я несправедлива, Саша? Хоть один факт?

— Самые опасные задания…

— Самые опасные задания, — неприятно усмехнулась она. — Это, Сашенька, сфера моей и только моей ответственности как командира отряда. Но Брюханов вызвался сам. Подошел и сделал такое предложение. Я согласилась. Еще вопросы?

— Зачем? — пробормотал штурмовик. — Мало ли что было в детстве? Это же давно прошло…

— У меня два месяца ноги были синие, — тихо сказала она. — Пинал он. Если б запинал в подвал — там бы я и осталась. Я запомнила. Хорошо запомнила. Он тоже. Горбатого могила исправит. Повзрослеешь — поймешь. Готовь ребят к рейду, заместитель.

Саша Орел неловко крутнул головой, с чего-то отдал честь и ушел в лагерь. Она расстроенно посмотрела вслед. Не Давид. Ну, зато всякие левые мысли и желания из парня надолго выбило. Как бы в землянку к себе силой не пришлось затаскивать.

Вышли в рейд все же до рассвета. Как ни считали, получалось, что выходить по сумеркам, чтоб вернуться хотя бы в сумерках же. А уж как оно получится на самом деле… Полтора десятка бойцов в «хамелеонах», с толстоствольными «реактивками» на плечах, у каждого на отвороте форменной куртки знак мастера-снайпера, тот самый, за который в плен не берут, а если берут, то пытают с особой жестокостью, до смерти. Одна из бойцов — девушка. Улыбчивая, покладистая, подружка чуть ли не половины отряда — и боец службы собственной безопасности, что было известно только Зите. Тоже — мастер-снайпер.

По дну ущелья тек предутренний туман, редкий, но холодный. Влажная трава касалась ног, роняла тяжелые капли, которые скользили вниз без вреда. Дураков в группе не было бегать в мокрой обуви, потому все заранее подвязали легкие водонепроницаемые бродни — полезную приспособу еще подкупольных времен.

— Мост под наблюдением, — коротко хрипнула рация.

Группа остановилась. Зита осторожно заскользила через кусты. Разведчик приподнялся на мгновение из-за камня, показал рукой — сюда.

Село у склона казалось вымершим — ни огонька, ни звука. Бетонный мост через реку на первый взгляд никак не охранялся. Нейтральная территория, но Зита предполагала хотя бы пост скрытного наблюдения.

— Там он, в домах, — сказал Брюханов. — С удобствами охраняет, не то что мы. Там всего два дома, из которых мост хорошо просматривается, он в левом. Видишь на крыше башенку? Вот, сейчас в окне шевельнулся. Видишь? У него вроде как «ночник» на роже, но побольше наших на первый взгляд…

Она молча забрала у разведчика винтовку. Знакомая по прошлому бою «Птичка», на этот раз пристрелянная — надежное, легкое и, главное, малошумное оружие снайпера. До двухсот метров возможна эффективная работа с глушителем — то, что надо.

Глухо бумкнул выстрел.

— Мост должен быть заминирован, — сказала она. — По логике.

— Посмотрю, — буркнул Брюханов и пошел к мосту.

И она, и он прекрасно понимали — если наблюдатель был не один, сейчас ударит взрыв.

Разведчик пробыл на мосту несколько минут и вернулся.

— МОНки, четыре штуки, радиовзрыватель. Я их в реку скинул.

Штурмовик забрал винтовку и ушел через мост на противоположный склон.

— Склон — чисто, — вскоре хрипнула рация. — Тут скот гоняют наверх, мин нет.

Группа перешла мост и беззвучно растворилась в лесных тенях.

В обед они залегли в кустах. В очередной раз. «Грифоны» оказались надоедливей комаров, которых как раз не было. Но в полдень появилась надежда, что полтора десятка светлых пятнышек потеряются среди засветок от нагревшихся под солнцем камней. Пока что их спасали «хамелеоны», но больше невнимательность операторов. Зита, например, штурмовиков засекла бы и в «хамелеонах», как не раз это делала на летних учениях в составе группы инспекторов.

— Хорошо идем, — мрачно сказал рядом Виктор. — У всех на виду, под зонтиком «Грифонов». Чую, у позиции батареи будет нам засада. С окружением, блин, чтоб трупы далеко не таскать. Надо было по скалам идти.

Она внимательно посмотрела на него, определяя, тянет ли ее «телохранитель» рейдовые нагрузки. Даже на тренировочных сибирских трассах Виктор иногда шел на одной воле. Инвалидность тренировками не сотрешь. Под глазами у парня уже обозначились темные круги. И туда же со всеми — по скалам надо идти! Споры, по скалам идти или по лесу, возникали среди спартаковцев на каждых учениях и были привычны, как небо, земля и вода.

— Дальше — режим радиомолчания, — решила она. — Складчатость такая, что уже могут с разведмашины засечь, и тогда погонят, как зайчиков.

Сжевали по десантной плитке экспресс-питания, запили из фляжек, выдвинули веером трех разведчиков и пошли. И шли, пока не наткнулись на проселочную дорогу. Хорошую такую, накатанную. По карте — перевал в соседнее ущелье, что значило, что они почти добрались до цели. Батарея больших калибров предположительно находилась где-то здесь. Но в том-то и дело, что почти добрались. Дорога — прекрасный, сам собой напрашивающийся контур электронного контроля.

— Гадом буду, объемными датчиками провесили! — предрек Виктор.

В общем-то способы преодолеть защиту имелись, и один они даже могли использовать без применения спецсредств, но был он крайне рискованным, так что потряхивало от нервного напряжения всех.

Группа сжалась в готовности за пределами предполагаемой чувствительности датчиков. Недалеко загудела машина, преодолевая ухабы. И-и… бегом! Датчики — они же заодно контроль прохождения техники, не так ли? И если прямо перед носом этой техники проскочить, очень быстро, опасно близко проскочить — возможно, сигналы наложатся, и оператор-раззява не заметит лишних мышек.

Проскочили. И с блиндера их не засекли, и в растяжку никто не влетел, и «Грифоны» стаей не накинулись. Осталось только обнаружить батарею. Она где-то здесь — но где именно? Было б здорово, если б хоть одно орудие бумкнуло, вот только бумкали они вчера, пока ребята не сняли корректировщика. М-да, упустили возможность. Так что провели быстренький обмен мнениями, пока лежали после рывка. Оказалось, все думали одинаково. В селе стоит батарея, без вариантов. Чтоб, значит, воевать со всеми удобствами. Это штурмовикам надо опасаться местных, а вместе с турками шли всякие разные соседи из-за хребта, чуть ли не родня горцам. А вполне могло быть, что и родня. Кавказ, он маленький, если сравнивать с Сибирью. Ну а с родней всегда можно договориться.

Определились на местности, спустились вниз по склону… и уперлись в первую по-настоящему серьезную проблему. Вокруг села все же были оборудованы стационарные посты. Настоящие, с каменными укрытиями, с оптикой безопасного наблюдения, с минированием, мать их, подходов! С датчиками контроля пространства — наверняка! А еще — с контролем солдат, как принято у цивилизованного противника. Даже если снимешь аккуратненько наблюдателя, у него пульс пропадет, и через минуту в селе начнется крайне неприятная суматоха!

— Непуганые! — зло сказал Виктор, разглядывая село через прицел. — Ходят, как у себя дома! И машины даже не в укрытиях. Как бы дать им по бензобакам!

Штурмовики подобрались, как перед рукопашной, разглядывали цель, прикидывали подходы. По бензобакам — это да, было б неплохо, еще лучше по складу боеприпасов… но как?

— Батарея-то здесь, — сказал маленький Дробот и сплюнул. — И даже не сильно замаскирована. Но вот так, навскидку — я не достану. Далековато. Сразу не достану, а потом нам голову поднять не дадут, не то что стрелять.

— На перчатке — можно!

— С реактивным компенсатором, что ли, на перчатке? На третьем выстреле накроют!..

Зита разглядывала село и прислушивалась к тихому спору. И готовилась принять решение. Очевидное — но тяжелое.

— В селе — две машины разведки, — сказала она, и штурмовики замолчали. Не зря они учили наизусть в дороге характеристики вооружения вероятного противника. Машины разведки западного производства — это, помимо прочего, мощные лазерные комплексы. Предназначенные нейтрализовать таких вот шустриков, как они. Если хотя бы одна дура заработает, им как минимум пожжет глаза. А кроме лазерных комплексов, там и прочего хватало. Например, баллистические вычислители. Стрельнул раз — и тебя определили с точностью до полуметра. Ну и накрыли тут же, естественно.

— Дымовуху им под борт, — неуверенно предложил кто-то.

Она только покачала головой. Дымовуха — хорошее средство, если на несколько секунд. А потом машина переедет — и нет снайперов.

— Там вообще что-то техники с избытком, — буркнул Виктор. — Я вот самоходки видел, и блиндеров на батальон хватит. Как бы они…

И парень замолчал. Она поняла недосказанное. То, что полк отводили на расформирование, пока что не отменило того факта, что «Спартак» находился на расстрельной позиции. То есть — смять их могли одним хорошим ударом… Она торопливо пересчитала технику, и внутри неприятно заныло. Как бы Виктор не оказался прав. Вполне могло быть, батарея по их души пристреливалась. Как дадут из гаубиц, потом самоходками добавят. И вернутся они к дымящимся воронкам на месте лагеря…

— У нас пластуны есть, — неожиданно подал голос Брюханов. — По-другому никак.

Штурмовики замолчали. Пластуны. Днем. На как минимум батальон пехоты. На самоходки и БТРы. Чтоб потом отходить под огнем крупнокалиберных пулеметов.

— По-другому никак, — повторил штурмовик. — Машины разведки надо выносить. Я бы один сделал, но их две. И еще штабной броневик. Пройти можно, там сельхозпосадки. Если медленно, «хамелеон» подстроится.

— Пластуны, — неохотно решила она. — Четверо. Двое на штабной броневик и узел связи. Остальные работают после них, с компенсаторами, на перчатках. Будете подтверждать мастерскую квалификацию. Брюханов, ты не идешь. Твоя задача — снять пост наблюдения, чтоб ребята смогли отойти.

— Готов, — пожал плечами штурмовик. — Только я один, а на посту как минимум трое. В один ствол всех могу не успеть.

— Я с тобой, — спокойно сказала Зита. — И… кто у нас по заподлянкам специалист? Дробот? Тоже с нами,проверишь подходы на всякие неожиданности.

Втроем они медленно подбирались к посту наблюдения, представлявшему собой скальный выступ с пулеметным гнездом наверху. Медленно-медленно. Зите казалось, что ствол пулемета смотрит ей прямо в лицо. И пулеметчик видит ее и специально мучает ожиданием. Дробот пристально разглядывал подходы к посту. Потом еле заметно пожал плечами, дождался, когда пулеметчик отвлечется на разговор с кем-то внутри, и одним рывком переместился к скале. И ничего не произошло. Зита поразилась. Они что, даже не поставили датчики движения?! Или просто не следят за аппаратурой? Ну… да здравствует армейский бардак, значит! Через полминуты она тоже оказалась под скалой, беззвучно положила «реактивку» и приготовилась. Брюханов тенью скользнул в обход. Сейчас их можно было обнаружить, просто высунувшись подальше в бойницу. Опасный момент, но Зита надеялась, что по времени рассчитала правильно, и в селе вот-вот начнется шум.

И тут раздался далекий, но такой знакомый рявкающий звук. Началось! Она в несколько движений подтянулась, перекинула себя через каменную стенку, выстрелила кому-то в растерянное лицо, развернулась… чтоб увидеть, как вытягивается в длинном прыжке маленькая фигурка Дробота, как огромный боец легко сбрасывает его с плеч и остервенело, но почему-то молча бьет штурмовика головой об камень… Она застрелила пулеметчика в упор, сунув ствол пистолета под шлем. Хлопок оказался почти неслышным.

— Мой готов! — сообщил Брюханов и бросился к пулемету.

Всё верно, соседний пост нелишне угостить парой очередей, чтоб не высовывались. Она спрыгнула вниз, подхватила «реактивку», натянула перчатку и активировала прицельный щиток. Пришло время подтвердить в деле мастерскую квалификацию, потому что стрельбище — это одно, а вот когда над головой пулемет грохочет — совсем, совсем другое!

— Никогда не используй реактивный компенсатор! — шепнул из глубин памяти голос брата. — Никогда, слышишь? Я так всех снайперов потерял, нет мне прощения!

— Я помню, Андрюшка! — откликнулась она. — Помню!

Включила рацию на передачу и крикнула:

— Всем! Работать без компенсаторов! Только дульный тормоз! Без компенсаторов!

А сама, наоборот, отошла от скалы. Именно ей как раз без компенсатора не обойтись. Она нашарила батарею… и не начала стрельбу. Она ждала, потому что хорошо помнила, кто и как уничтожал снайперов-десантников.

— Зита, дроны! — крикнул сверху Брюханов.

Она развернула оружие в небо. Вот именно, дроны. Самое то, чтоб подтвердить мастерскую квалификацию! С лихвой, с двойным перекрытием подтвердить, потому что дроны вылетели по их души! Мигнул на перчатке зеленый огонек захвата цели…

Она успела закончить серию, когда прилетел ответ. Скальный выступ содрогнулся и скрылся в дыму. Блин, они там что, научились стрелять триплетами?! А, неважно, потому что она уже бежала среди деревьев. Выбрала открытый сектор — ну, где вы там, голубчики? Еще серия, и две серебристые хищные птицы посыпались огненными обломками вниз.

— Уходим! — приказала она по рации. — Всем — уходим! У кого остались дымовухи — прикройте пластунов!

Она в бинокль напоследок оценила работу группы. Батарея большого калибра — подрыв боеприпасов, можно считать, ее нет. На месте разведмашин — два дымных костра, расстреляны спецпатронами. Штабной броневик — цел, скотина, оказался прикрыт парочкой БТРов. Зато узел связи — в хлам. И, похоже, Брюханов неплохо прошелся из крупняка по блиндерам, вон как их перекосило. Ну и звено ударных дронов она хорошо проредила, больше не рискуют выпускать.

Она бросила последний взгляд на пост наблюдения, развернулась и побежала на соединение с группой. Погибшим — успокоение в смерти, думать следовало о живых.

Обратный путь оказался… коротким. Что такое десяток километров для тренированных диверсантов, если не скрываться? Война в горах — особая, без четкой линии фронта. Все передвижения войск — в основном по дорогам. А с постами наблюдения, засадами и патрулями — расслабились турки, очень неосторожно расслабились. Больше они, конечно, вот так невозбранно гулять по горам не дадут, но в этот раз их просто некому было остановить. Два блиндера с группой перехвата они расстреляли прямо на дороге и ушли от преследования за счет скорости. Снесли кого-то, попытавшегося их обстрелять, с дальней дистанции — а нечего связываться со снайперами. Патрульную группу, выскочившую из села, вовремя заметили и просто обошли по лесу. Реку перешли вброд. Вызвали по рации подкрепление, и БТР, карауливший их на трассе, получил красиво ракету в бок. Защита успела, правда, сработать, но экипаж предпочел не искушать судьбу и удалился на большой скорости…

Потом они стояли на трассе и смотрели, как из-за поворота одна за другой с грохотом выворачивают бронированные коробки. Шла Сила. Десант наконец-то пришел им на смену.

Сверху спустился ее заместитель. Молча пересчитал глазами группу. Посмотрел на Брюханова и еле заметно дернул головой. Понятно, не ожидал увидеть живым. Она и сама не ожидала, после того, как пост накрыло сразу тремя ракетами. Но Брюханов жив, и живы отчаянные пластуны. Живы все. Только Саша Дробот, ее друг с детства, верный, надежный Сашка, мечтательный и задумчивый мальчик — остался на окровавленных камнях. Война целенаправленно и жестоко отбирала у нее друзей, кого она поклялась когда-то вывести к мирной, счастливой жизни.

9

Огневая платформа абсолютной проходимости нагло лезла вверх по склону. Огромный десантник в «Богатыре» сидел на броне и управлял движением с выносного пульта. Картина ярко напомнила Зите недавнее прошлое, последние летние учения «Спартака». Тогда они вот так же стояли на склоне, к ним поднималась платформа, и спецназовцы сидели на броне, рисовались. Дети, какие они все дети со своим хвастовством, с тягой к бессмысленному риску, с постоянными проверками, кто дальше прыгнет и выше плюнет. Все профессиональные военные — дурные дети.

— Выпендриваются! — усмехнулся и Виктор. — Совсем как тогда. Интересно, наедут на бункер или нет? Вроде точно на него держат.

— Наедут — откопают! — хмуро сказал Орлов. — Если он им нужен, бункер, что вовсе не факт.

Зита отметила, что заместитель, как всегда, прав. Десантники внизу размещались с шиком, открыто, и никакой бункер им не требовался. Еще бы, батарея М-500 могла вселить уверенность в кого угодно. Вон, вагон-казармы уже выстраиваются в линию вдоль дороги, и никаких тебе замаскированных землянок.

— Саша, ты стихи, что ли, пишешь по ночам? Выражаешься по-книжному, аж противно! Ты проще будь, проще, и народ к тебе потянется!

— Я заместитель командира роты, если чо, — буркнул Орлов. — Ко мне народ и так тянется, по должности, задолбали уже.

По его лицу было видно, что пишет он стихи, еще как пишет. Зита украдкой показала Виктору кулак. Безопасник хренов, раскопал все-таки больную точку у заместителя!

Огневая платформа удачно разминулась со входом в бункер, рыкнула и замерла в двадцати сантиметрах от Зиты. Какие они все же выпендрежники.

— Я говорил, что заедем? — весело бросил в открытый люк десантник. — Говорил! Не верили? Ну и балбесы! Вы — балбесы!

«Балбесы» выбрались наружу и оказались майором и сержантом. А десантник на броне — целым полковником. Рядом со штурмовиками в своих «Богатырях» они выглядели огромными роботами. Три клешни одновременно поднялись в воинском приветствии, и Зита смутилась — первой представляться должна бы она.

— Штабс-капитан Лебедь? — переспросил полковник. — А кто-нибудь из твоих в Иркутском?..

— Брат, — сказала она коротко.

По лицу полковника прошла тень. Понятно, сталкивался с Андреем в училище. Дрались? Вытеснил с должности? Она в очередной раз четко увидела, что прошлое никуда не исчезает из людей, и вот эти уверенные в себе офицеры, защитники родины — это все те же курсанты, жестоко давившие первокурсников, затевавшие драки по любому поводу. В Иркутском десантно-диверсионном почему-то считали, что жестокость — обязательное качество будущего офицера, и закрывали глаза на небоевые потери во время учебы. И полковник, стоящий сейчас перед ней — по убеждениям, по поведению все тот же курсант. Как он будет воевать, станет ли беречь личный состав? Например, штурмовиков, которые для него — те самые первокурсники, которых он давил, гонял и угнетал всю юность?

— Ладно, об этом позже, — решил полковник. — И наедине. Мы же еще встретимся наедине? Так, отговорки старшим по званию запрещены! Встретимся, я сказал. А сейчас другой вопрос: мы вот спорим, не можем понять, как вы прорыв остановили. «Рабата» только что увезли, а это же, мля, зверь! Вы что, с ракетами в обнимку под него бросались?!

— Расстреляли с близкой дистанции серией пусков, — пожала плечами она. — Так же, как и БТРы в воротах. С нашим вооружением по-другому никак.

— Да, но это ж по сути то же самое… Понятно. А вот эти нехорошие воронки откуда? Вас тут двухсотым калибром гоняли, что ли?

— Это скорее на вас готовились, — пояснила она. — Пристреливались. Пришлось делать рейд, жечь батарею.

А… — полковник замолчал и уставился ей за спину. Она оглянулась. По гребню спускалась на погрузку очередная группа штурмовиков. Санинструкторы. Понятно.

— Дожили, — негромко сказал майор. — Девочек против тяжелых танков прорыва ставим. Как будто мужиков не хватает.

— Мужиков хватает, — криво усмехнулся полковник. — Только сдается мне, многим до этих девочек, как до Китая раком. Особенно мудакам из полка. Ладно, теперь здесь настоящие профессионалы. Благодарю за службу, штабс-капитан, и от всего десанта вам огромное уважение. Отбываете в расположение полка? Не спешите особенно. Мы попытаемся вас забрать к себе. Отдельная разведывательно-диверсионная рота нам самим пригодится.

Десантники козырнули, забрались на броню и поехали по гребню знакомиться с позициями.

— Не рота им нужна, а наши девчонки, — усмехнулся Орлов. — Не соглашайся. Проблемы потом не разгребем.

— Армия, — напомнила она. — Передадут в подчинение ДШБ — пойдем строем и с песней. А проблемы у нас в любой части обеспечены. Женщины в армии — дефицит, сам понимаешь, а у нас целый цветник. Дождешься, этот полковник еще мне нервы примется трепать.

— Да понял я! — буркнул парень. — Кто бы Катюхе объяснил? Вон пусть Витя тебя охраняет, он не против.

Боится, поняла она. Заместитель ее боится. Дожила.

— Виктор по размерам не подходит, — ласково возразила она. — Он убить может, а надо — отпугивать. Но я тебя поняла. С этой проблемой разберусь сама. Так… Землянки на консервацию поставили? Ротное хозяйство загрузили? Тогда чего стоим? По машинам.

В блиндере на нее внезапно накатила усталость. Она прикрыла глаза. Наконец-то исчезло давящее чувство, как будто находишься под прицелом. И главное — исчез страх за ребят. Колонна едет в тыл, впереди бодро пылит мобильный зенитный комплекс «Дуня», за спиной прикрыли небо надежным зонтиком М-500, в селе по пути наверняка военные регулировщики на каждом углу… На войне — год за три. Ну, так оно и получается, воюешь в три смены, и даже когда спишь в землянке, все равно ожидаешь обстрела… О, и спартаковцы повеселели, заговорили, шуточки залетали, и верный заместитель незаметно перебрался к своей Кате. На мгновение можно забыть, сколько могил осталось в укромном распадке под лагерем.

— Как думаешь, куда нас теперь? — спросил рядом Виктор.

Она задумалась. А хороший вопрос, своевременный. Вот и сонливость как рукой сняло, и чувство опасности вернулось. Куда? Еще неделю назад она сказала бы уверенно, что ожидает их самое гиблое место на всем Южном фронте, без вариантов. Но была коллегия военно-полевого суда, и на ней она услышала фамилию. Одну из тех, которые ей когда-то шепотом озвучил майор Каллистратов. И с тех пор в душе поселилась надежда. Их не бросили, о них помнят, и невидимая, но могучая рука покровителя отвела карающий удар слепого военного правосудия. И значит, есть шанс, что при расформировании полка их определят на место, соответствующее их подготовке.

— Мы — разведывательно-диверсионное подразделение, — сказала она. — Из этого и надо исходить. А как разведчикам-диверсантам самое место нам… да вон там, за перевалом, например. Тоннели взрывать, мосты рушить, от егерей по горам бегать. Если отправят туда — будут полностью правы.

В машине стихли разговоры. Ага, шутить шутили, но о будущем думали — и прислушивались на всякий случай к командиру.

— Лучше за перевалом от егерей бегать, чем с одной стрелковкой против танков прорыва, — сказал хмуро Орлов. — Там хотя бы от нас что-то зависит.

С ним дружно согласились. Н-да, впечатлили ребят самолеты, клюющие их позиции с безопасных высот. Теперь куда угодно, хоть в чужие тылы, лишь бы не терять мобильность. И никто не вспоминает результаты спартаковских учений. А по ним выходит, что при нормальных условиях из трех групп хорошо, если вернется одна.

Она помрачнела и в который раз задумалась о том, какой же окажется современная война. Стремительной, да, это уже очевидно. И — непредсказуемой. Вот сейчас 17-я сибирская ДШБ подавляет мощью и кажется непобедимой, но что случится через мгновение? Да что угодно. Заработают системы РЭБ противника, например, и бригада потеряет управление. А с первыми ударами штурмовиков — и зенитное прикрытие. А без зенитного прикрытия и связи существование бригады измеряется не сутками — часами… Она тронула за плечо соседа и переместилась в командирское сиденье, откуда через смотровое окно можно наблюдать вместе с водителем за дорогой и обстановкой вообще. Расслабленность — она в постели хороша.

До штаба полка добрались без происшествий, обилие бронетехники на дороге, видимо, отбило желание пострелять у местных партизан и пришлых диверсантов. На въезде в военный городок уже стоял десантник, и он только махнул лениво — заезжайте. Неужели — всё, вышли из боя?

Она отправила роту к знакомым ангар-казармам, а сама отправилась искать хоть какое-то начальство. Им оказался, к ее удивлению, знакомый старший лейтенант из штаба полка, как его… Коля, что ли?

— Вашими молитвами, — криво улыбнулся он. — Вышестоящее начальство — кого взяли, а кого уже и пристрелили, так что я тут старший на хозяйстве. Руковожу погрузочно-разгрузочными до упора, с последней машиной уеду.

— О! — обрадовалась она. — Тогда полковые склады в твоем же распоряжении?

— Опечатаны! — моментально пресек он.

— Да печати мы снимем! — отмахнулась она. — Ты только покажи, где что находится, дальше мы сами!

— Со мной взвод охраны! — предупредил офицер.

— Коля! — сказала она ласково. — Ко-ля…

— Что вам надо? — сдался старший лейтенант.

Вскрывать склады и переписывать отчетность ему явно не хотелось, но еще больше не хотелось попасть в госпиталь с отбитыми почками.

— Боеприпасы пополнить, чего же еще? Линейку выстрелов к «реактивкам», патроны, «Стрелы»…

— Ракетных комплексов нет, — предупредил Коля. — Никаких. Честно нет, вывезли первыми рейсами. Остальное, что есть, берите, уговорила, языкастая.

— И недельный паек разведчика на полторы сотни личного состава, — мило улыбнулась она и вызвала по рации командиров взводов.

— Не понимаю я вас, — признался офицер, шагая с ней к подземным складам. — Наши все, наоборот, боезапас посдавали, чтоб лишнее не таскать. Зачем вам выстрелы к «реактивкам» в тылу, да еще вся линейка?! Двенадцать килограмм для просто так таскать!

— И еще недельный паек разведчика, — педантично повторила она.

Офицер закатил глаза и замолчал. Впрочем, работал он профессионально и добросовестно, так что через полчаса рота ушла к казармам, загруженная по самое «не могу».

— Коля, ты мне нравишься, — сказала она честно. — Молодец, вот так и служи. И, если что, не теряйся. Мы в юго-западном секторе, ребят я предупрежу, чтоб пропускали.

— Если что — это что? — насторожился старший лейтенант.

Она в ответ чмокнула его в щеку. Добралась до казармы, быстро проверила условия. Вода отключена — ожидаемо. Электричество пока что есть — здорово. Госпиталь убыл в Краснодар, с ранеными ребятами не попрощались — плохо. Полковая столовая сворачивается — значит, вторые сутки без горячего, противно. Зато работает штабное кафе, и, если их запугать, девочки что-нибудь сообразят по минимуму — или хотя бы одолжат на вечер электрокотел, поваров и своих хватает… Она озадачила поручением заместителя, крутнулась по казарме, перехватила укоризненный взгляд Виктора и мысленно согласилась — ну да, перестраховщица и клуша. Уж с размещением в казарме командиры справятся и без нее. Так что она разулась, рухнула на лежак и отключилась, предупредив, чтоб поднимали, если что.

«Если что» прискакало буквально через час в виде старшего лейтенанта Коли.

— Зита, начальство едет! — сообщил он озабоченно. — Строй личный состав!

— Зачем? — не поняла она.

— Приветствовать, вот зачем! Там целый генерал со свитой! И они именно к вам едут!

— Приедут, прикажут — построимся! — решила она. — Мы не рота почетного караула, у ребят вообще личное время сейчас — умыться, постираться, отдохнуть.

Офицер наградил ее очень странным взглядом.

— Ну, что-то подобное я предполагал, — пробормотал он и ушел.

Штабная бронемашина взревела двигателем около казармы через несколько минут, она как раз успела привести себя в порядок и выйти наружу.

Сначала раскрылась боковая бронированная дверь. Потом в ней встала эффектная фигурка, затянутая в десантную парадную форму. Девушка небрежно держала в одной руке плоский десантный автомат, лихой берет еле держался на светлых кудряшках. Потом она картинно отставила ножку, и откуда-то от вещевых складов донесся одобрительный присвист охраны. Потом Зита ее узнала. Лена Сумарокова, она же Алика Смехова, ее ненаглядная подружка детства. Судя по сигнатурам — лейтенант политических войск.

Лена задрала носик и огляделась. Оценивает обстановку, вдруг поняла Зита. Оценивает, как профессиональный телохранитель. И позицию дежурных снайперов заметила, и зенитный расчет у соседней казармы. И два поста охраны — тоже. И автомат она держала вроде для рисовки, но очень и очень уверенно. И готова была применить его в любой момент. Интересное приехало начальство, осторожное.

— Здесь «Спартак», — негромко сообщила она внутрь машины и спрыгнула на землю, легкая, как пушинка.

Следом за ней появился невысокий генерал-майор. Огляделся, не увидел торжественного построения, и лицо его закаменело. Доклад Зиты он выслушал с тем же выражением. Потом распорядился построить личный состав.

— Здравствуйте, герои, — сказал генерал.

Даже по мнению Зиты ответное приветствие прозвучало не очень слаженно.

— Не слышу, повторить! — рявкнул генерал. Выслушал ответную тишину, оглянулся на застывших офицеров свиты — и вдруг усмехнулся.

— Молодцы! — сказал генерал. — Вот так и держать! Мы — политические войска! Мы не на парадах блистаем, а в деле! А в деле вы — герои! Благодарю за службу, ребята. И — разойтись, отдыхайте.

Потом генерал приобнял Зиту за плечи и увлек за собой, прогуляться подальше от глаз и ушей.

— Докладывай, — произнес он деловито и негромко. — Всё, что произошло, подробно. Особо — о боевых возможностях противника. У нас мало своих глаз на фронте, такую херню суют, читать тошно. Вперед, девочка, я внимательно слушаю.

Генерал действительно оказался внимательным слушателем.

— Это даже не бардак, — хмуро сказал генерал после ее доклада. — И не предательство. С предательствами мы знаем, как бороться. А тут… знаешь, что самое ценное в твоих сведениях? Ну, не стесняйся, выскажись.

— Подтвердилась возможность лишить войска высокотехнологичного оружия? — неуверенно предположила она. — Мы легко вынесли батарею, потому что заранее уничтожили разведмашины…

— Тебе точно шестнадцать? — усмехнулся генерал. — Вот именно. Представь, что турки сделают что-то вроде вашего рейда. Я вот представил, и дурно стало! Честно — смогут турки пройти, к примеру, до позиций М-500? Вот прямо досюда?

— Мы проходили, — призналась она. — Через соседей и справа, и слева. Когда проверяли стыки.

— …! — оценил генерал. — Ведь половину офицерского корпуса отправили на каторгу! А надо было всех! Одно остановило — тогда служить некому! Где взять толковых офицеров, где?! Ох, не зря говорят, чем в армии больше дубов, тем она крепче! Но мы это исправим!

— В полку есть достойные офицеры! — твердо сказала она.

Уже подружилась? — беззлобно усмехнулся генерал. — Ну, давай фамилии, защитим. Но за крестников твоих с тебя же спросим, если что, поняла? Надеюсь, ты-то осознаешь, что подошла настоящая, полномасштабная война? Я так и думал, что да. А мы к ней не готовы! Катастрофически! Вот встал полк, перекрыл ущелья, и решили, что всё, задача выполнена! Да их в ущельях за один день и похоронили б! Повезло дуракам, турки силы накапливали! Мечусь теперь по фронту, буду затыкать дыры… и затыкать буду вами! По совести должен отправить обратно в подкупольник — но нет у меня других профессионалов! Надежных — нет! Девочек под ударные вертолеты буду посылать, м-мать…

Генерал остановился, мрачно посмотрел на вход в подскальные помещения бывшего штаба полка.

— Остаетесь здесь, — обронил он. — Отдельной разведывательно-диверсионной ротой при 17-й ДШБ. Это чисто по административным соображениям, чтоб заявки по снабжению обеспечивать. На самом деле задачи будете получать от меня лично и подчиняться только мне. Заодно и за десантурой присмотрите. Те еще дуболомы… Что-то не так, госпожа штабс-капитан?

— У штаба нет других выходов, — решилась сказать она. — Один ракетный удар — и пока вас откопают, много чего произойдет. Если будет кому откапывать.

— Предлагаешь ночевать у вас в казарме? — усмехнулся генерал. — Рядом с твоими девочками я бы не отказался, но она же пулеметом прошивается насквозь. Так что спасибо за заботу, но нет. И знай: у штаба всегда есть запасные выходы! Иди, черноглазая, вон тебя подружка ждет, подпрыгивает!

Генерал небрежно козырнул и ушел — и в следующее мгновение на Зиту с визгом обрушился белокурый вихрь…

Они проговорили до ночи. Выпросили у старшего лейтенанта Коли, отныне ее крестника, доступ в свободную караулку, Зита сдала роту заместителю, они заперлись и наговорились от души. И только тогда она поняла, как сильно ей все это время не хватало равного собеседника. Всегда рядом кто-то был: сначала капитан Ратников, потом сам майор Каллистратов, потом умница Давид. С его уходом образовалась пустота, и новый заместитель никак не мог ее заполнить. Просто не тянул. А тут — Лена. Умница, карьеристка, нахалка, красавица, подружка детства Лена. Главное — взрослая. Невозможно, невероятно взрослая. Понимающая любой намек с лету.

— Мне тебя страшно не хватало! — призналась ей Зита. — Наша взрослая память, конечно, здорово помогает в жизни, но отпугивает ровесников. От меня заместитель шарахается, представляешь?

Лена мгновенно помрачнела.

— Мы достигли всего сами! — упрямо заявила она. — Сами пробивались в жизни, никакой прадед рядом не стоял! А память… может, ее и не было? Может, две одинокие девочки просто выдумали себе сверхъестественных невидимых покровителей, а? А на самом деле есть только наши способности, талант и ум? Задницей перед папиками прадед, что ли, крутил?! Да он в жизни такого не умел! Это я, только я унижалась, выпрашивала и выплясывала!

И Лена расхлюпалась у Зиты на плече.

— Ленка, выходи! — вдруг заорал кто-то снаружи.

Голос Зите не понравился. Мужик явно был пьян и уверен в собственной безнаказанности.

— Явился, придурок, — спокойно отметила Лена. — Адъютант «папы». Так-то он толковый, но, когда подопьет, всё меня ловит. Иногда ему это даже удается.

— Лена! — заорали снаружи, и раздался удар.

— Пошел вон, свинья пьяная! — отозвалась она, достала пистолет и не задумываясь выстрелила в дверь. С той стороны охнули.

— Ты дура, да? — осведомился протрезвевший голос.

— Да! — рявкнула Лена. — Сейчас на звук шмальну! Спорим, попаду?

Тихо прозвучали удаляющиеся маты.

— Глаза поменьше сделай! — хладнокровно посоветовала Лена подруге. — Ну, вот такая у нас штабная жизнь. Веселая.

— А как на это смотрит генерал? — осторожно полюбопытствовала Зита.

— А «папа» адъютанта ценит за деловые качества, а меня-то за что? Задницей вертеть любая танцулька из фронтового ансамбля умеет. Так что ему пофиг. Й-эх, такие посиделки испортил…

Лена лихо вернула пистолет в кобуру, поправила берет, подмигнула Зите и вышла.

— Эй, придурок, провожать девушку по темноте кто будет? — раздался снаружи ее насмешливый голос.

Зита только покачала головой. Когда-нибудь подруга доиграется. Или зарежут из ревности, или пристрелят. Генерал, например, не показался Зите человеком, которому пофиг, как развлекается его юная любовница.

Она еще успела перехватить и успокоить тревожную пятерку спартаковцев, прибежавшую на шум. Даже почти дошла с ними до казармы. И тут рвануло — одновременно у входа в штаб и наверху, в расположении «пятисотых». И продолжило рваться, мощно и часто. Она схватилась за рацию и поняла еще до включения — связи не будет. Случилось то, чего так опасался генерал.

10

Первая ее мысль была — о Лене. Дошла ли беспутная подружка до штаба, попала ли под ракетный удар? Или, на ее счастье, отправилась с капитаном до ближайших кустов? Таковых в военном городке не было, но настоящая шлюха кусты везде найдет… И лишь десятой была мысль о судьбе генерала-покровителя, представителя политотдела фронта. А все предыдущие восемь — о том, что делать!

И первое, что она сделала — с огромным наслаждением выстрелила в прожектор. Светит, падла, в глаза, за пределами светового пятна ничего не разглядеть, зато городок сверху, с позиций «Метелок» — как на ладони! А именно оттуда, как она понимала, и были пущены ракеты. То есть там сейчас — турецкий спецназ, знаменитые «Соколы Босфора».

Потом она схватилась за телефон. Ротную связь глушат, это ожидаемо, но остается надежная спартаковская. Но телефон мигнул — нет связи. Это было непонятно, необъяснимо — и очень, очень плохо! Управление ротой из привычного, годами отработанного действия моментально стало огромной проблемой. Да, они на учениях отрабатывали в том числе и действия в отсутствие связи — и она хорошо помнила, насколько это медленно, особенно когда нет заранее проработанных и доведенных до исполнителей планов!

«Здесь „Спартак“!» — ожесточенно подумала она.

Планы у нее все же были. Еще с того, первого заезда в военный городок они с Давидом начерно прикинули действия конкретно «Спартака» при нападении диверсионных групп. Большой дурак разместил штаб полка под горой! Но — из всякой ошибки можно извлечь пользу…

У входа в подскальные помещения штаба ахнуло так, что заложило уши. По кому они там лупят, если военный городок практически пустой?! Полк убыл на расформирование, штаб десантной бригады еще не прибыл — от десантуры не более взвода охраны, которую проще выбить снайперам, а в штабе только генерал со свитой и отделением личной охраны… И получалось, что именно по генералу били из ракетных комплексов! Конкретно за его жизнью пришли, помимо уничтожения батареи ПВО. Где-то в полку текло, как сквозь дырявое решето…

— Быстро, но осторожно! — крикнула она бойцам тревожной пятерки. — Быстро, но осторожно, поняли?! Найдите генерала или хоть кого-нибудь из его сопровождения! Узнайте, где он! Найдите, выведите за пределы городка, проход будет в юго-восточном секторе! Только осторожно! Наверняка работают снайперы!

И она рванула к казармам вдоль складов, по стенкам, прячась от нехороших взглядов в прицел.

Дурной пример заразителен: к ее прибытию второй прожектор расколотили тоже. Вот же российская техника, работает, когда не надо! У штаба огненный ад, а фонари светят как ни в чем не бывало!

— «Спартак», боевой выход! — заорала она от входа, надсаживая горло. — Уходим влегкую! Повторяю — влёгкую! По боевым пятеркам! Через забор в юго-восточном секторе! По выходу занять круговую оборону, себя не обнаруживать! Движение под стенами, сверху работают снайпера! Орлов — мне нужен взвод разведки!

Мимо нее затопали штурмовики. Она мельком оценила — оружие в руках, тактические рюкзаки за спинами, уже молодцы! — и метнулась за своим снаряжением.

— Саша! — выпалила она прибежавшему заместителю. — Диверсы — на батарее ПВО! Займись! Возьми разведку — всех, у кого «ночники» не разряжены! Ждем вас за юго-восточным сектором! Работаем!

Наконец-то мигнул и погас в казарме свет. Она накинула рюкзак, подхватила «реактивку» и вдоль стен побежала к пролому в заборе. Пляшущего света от пожаров хватало, чтоб не спотыкаться.

За второй казармой ее дожидался Виктор с парой штурмовиков. Молодец, подумал за нее о посыльных!

— Витя, что у нас со связью? — спросила она на бегу.

— Разбираемся! — процедил он. — Радиста ищем!

Она не сдержалась и коротко выругалась. Только когда ушел Давид, стало понятно, сколь многое держалось на нем. При Давиде радист неотлучно находился бы у ее левой ноги, как положено!..

— Стоять! — внезапно заорали сзади. — Застрелю!

Штурмовики мгновенно скользнули в стороны и вниз, она выхватила пистолет, развернулась… и еле удержалась, чтоб не выстрелить.

— Куда? — крикнул старший лейтенант, тыча в нее автоматом. — Куда?! Немедленно принять бой!

Темная фигура приподнялась за спиной офицера, старший лейтенант охнул и выронил оружие.

— Тащите его до забора! — решила она. — Там разберемся!

За спинами загрохотало. Сверху щедро прошлись пулеметом по казармам. Поздно, «Соколы Босфора», «Спартак» уже ушел!

За дырой в заборе их дожидался штурмовик. На мгновение сверкнул фонариком в лицо и тут же выключил.

— Где рота?! — спросила она, злясь на непривычную беспомощность.

— На пятьсот к югу, в лесу! — сообщил боец. — Здесь расчистка, опасно.

Далеко наверху снова застучал пулемет. Она напряглась — засекли разведчиков? — и тут же успокоилась. Рано, пока что рано. Это добивают охрану городка.

— Коля! — развернулась она к старшему лейтенанту. — Ты чего здесь делаешь?

— Дезертиры! — выдохнул старший лейтенант. — Предатели! Трусы! Сбежали при первых выстрелах?!

— Понятно, — кивнула она. — Стоять до последнего патрона, да? Идите за мной, господин старший лейтенант. И лучше держитесь за мою руку, «ночника» у вас нет.

Лес на склоне после пожаров за спиной встретил их непроглядной теменью. Она надвинула на глаза «ночник». М-да. Тропу пробили в высокой траве — можно по трое идти! Диверсанты хреновы.

— В штабе остался генерал и сопровождающие офицеры! — упрямо сказал старший лейтенант. — И обслуживающий персонал! Вы обязаны защищать их ценой жизни! Взвод охраны принял бой, а вы их бросили, сбежали!

— Вход в подскальные помещения накрыли зажигательными, — заметила она. — Что там защищать?

— Подходы! — зло сказал старший лейтенант. — От нападения диверсионных групп!

Она только вздохнула. Старший лейтенант — следовательно, высшее командное за плечами. И не понимает: если диверсионная группа начала работу, защищать уже поздно! Раньше надо было беспокоиться! Окружить городок системами контроля пространства, постами и засадами, а не ставить тупо десантников у ворот да в парные патрули. Охрану выбили в первые же мгновения снайперским огнем, это очевидно. А в караулку влепили термобарическим. Она сама поступила бы именно так. И кого должен поддержать «Спартак», кого защитить? Разве что геройски стоять под огнем и терять личный состав.

Спартаковцев она обнаружила метров за пятьдесят, и то лишь потому, что командир ближней пятерки приподнялся и махнул ей рукой. Она тотчас остановилась, вежливо усадила старшего лейтенанта на собственный рюкзак, распорядилась вернуть офицеру оружие, пристрелить, если снова начнет орать, и отправилась в роту — внутренние дела «Спартака» она по привычке старалась не показывать чужим.

Уже через пять минут перед ней мялся дежурный радист.

— Что случилось со связью?

— Ничего, — виновато ответил штурмовик. — Блок на зарядке стоял. Я его по тревоге выдернул, на грудь и ходу. И, наверно, забыл включить…

— Так включи, — ласково сказала она.

Телефон охотно мигнул — есть сеть. Она осторожно выдохнула. Придержала при себе первые десять напрашивающихся слов. Вызвала на совещание командиров взводов и через «ночник» задумчиво уставилась на радиста. Она его неплохо знала, как, в принципе, каждого спартаковца. Все их документы прошли в свое время через нее, все результаты учебы, учений, сдачи нормативов… Виталий Анишкин, из десятой школы. Спортсмен-рукопашник, как большинство спартаковцев. Снайпер — опять же как большинство. Учился в головном классе — не как большинство. Дополнительные военно-учетные специальности — механик-водитель огневой платформы абсолютной проходимости и радист. Ускоренные курсы, но в минимальном объеме — владеет. По учету службы собственной безопасности — состоит в землячестве десятой школы, склонен к силовым решениям конфликтов. Но они все из десятой состоят в землячестве и склонны помахать кулаками, заводской уголовный район сказался. По ее личному учету — уровень командира боевой пятерки либо заместителя командира взвода по военной классификации. Очень ответственный, грамотный спартаковец. И — дикая невнимательность, которая, возможно, уже обошлась «Спартаку» очень дорого. Разведчики пошли на «Соколов Босфора» без внутренней связи, без возможности хоть как-то координировать свои действия…

— Голова не болит, ничего ей не ломал? — спросила она на всякий случай.

— Болит, — вдруг признался штурмовик.

Она вскинулась, как ужаленная. Чтоб спартаковец жаловался на боль, голова должна не просто болеть — в ней дырка должна быть размером с кулак!

— Еще что?!

— Дышать тяжело. Еле добежал.

— Дурак! — прошипела она и поволокла штурмовика к своему рюкзаку с лекарствами. — Вас же предупреждали, всех предупреждали! Герои сраные! Сдохнуть можешь, понял?!

Как она и подозревала, у парня оказался отек дыхательных путей, аллергическая астма. Быстрый опрос показал — у всей его пятерки тоже. К счастью — только у одной пятерки, на всю роту ей препаратов не хватило бы. Вот во что они влезли, чего нанюхались, идиоты подкупольные?! Борщевик? Купина? Амброзия? Или два десятка прочей южной гадости?

Пока она занималась больными, грохот в военном городке затих, только пожары полыхали. Потом пискнул телефон, и долгожданный голос Орлова сообщил, что высота зачищена. Вроде бы можно возвращаться, но… но она вместо этого отправила группу проверить дорогу, а разведчикам — оставаться на высоте.

Ребята ушли в темноту. Она прислушивалась напряженно, начнется ли стрельба. При современных средствах обнаружения ночь больше не гарантировала скрытности, и спартаковцы вполне могли напороться на огонь. Тот, кто движется, более заметен, ничего с этим не поделаешь.

Так что маты генерала и виноватый голосок Лены она услышала издалека. Сладкая парочка явно выясняла отношения. Нашли место и время! Впрочем, когда генерал продрался сквозь подлесок к роте, он уже выговорился и только тяжело сопел.

— Больше никого! — доложил штурмовик из тревожной пятерки. — Никого из наших. А так — у ворот движение. Кажется.

Она тут же запросила разведку, с горы территория городка просматривалась почти полностью.

— Заходят, — процедил заместитель. — Лежим, смотрим. Пока не стреляем, может, свои.

— Свои на турецком не командуют, — осторожно вмешался в переговоры комвзвода-три. — Зита, на дороге толпа. Ничего не боятся, как у себя дома идут. Я dikkat минимум три раза уловил, так что точно не наши. Как действуем?

— Ждем, — неохотно решила она и отправилась к генералу за приказами.

Спасение генерала выглядело… мягко говоря, невероятным. Как он оказался ночью не в штабе, один, без охраны? Как не попал под огонь снайперов? Или?.. Она только головой покачала. Ох, Лена, блудня наглючая… Напрашивалось лишь одно объяснение — именно ее пошел искать генерал ночью по темным углам. В приступе ревности. И как бы не с пистолетом в руке. Вот интересный вопрос: капитан чью пулю в итоге словил?

Она присела перед генералом, на мгновение осветила себя фонариком.

— Интересные у тебя ребята! — прохрипел генерал. — Целому генералу не подчиняются! Обстрел прекратился, командую возвращаться — а они меня тащат! Стар я для ночных забегов, знаешь ли, чуть не сдох.

Лена рядом невинно кашлянула, и Зита мысленно с ней согласилась. Ну да, как воевать, так старый, а как за юной любовницей гоняться по городку с пистолетом, так натуральный вьюнош.

— Городок занимает подразделение турецкого спецназа, — доложила она негромко.

— Вот суки! — сказал генерал. — У тебя большие потери? Вывела всех? Молодчина… Сможешь выбить «Соколов Босфора»?

— Да, — сказала она, задержавшись с ответом всего на мгновение. Но генерал все равно заметил.

— Можешь, но не хочешь, — усмехнулся он. — Понимаю. Бережешь своих. Понимаю…

— Товарищ генерал! — подал голос из темноты старший лейтенант. — В штабе остались наши офицеры и обслуживающий персонал!

— Забудь! — буркнул генерал. — Стреляли спецбоеприпасами. Там… кто не сгорел, тот задохнулся. И вообще не лезь без разрешения к старшим по званию. Значит, так, госпожа штабс-капитан: отправил бы я вас в атаку, как на войне положено, да вы мне живые нужны… пока что. Да и патронов у вас на один короткий бой. Потому сидим и не высовываемся. Ждем! Вот-вот должно прибыть управление 17-й ДШБ, у них бойцов за три сотни, тогда и постреляем.

Она отошла в сторону и приказала всем возвращаться. В обычном порядке. И через минуту загремело! В грохоте отчетливо были слышны характерные рявки «реактивок».

Генерал появился рядом с ней, как будто видел в темноте лучше кошки.

— Я приказал не высовываться, — напомнил он с непонятным смешком. — Я — приказал. Что за стрельба?

— Отход разведгрупп в обычном порядке, — четко доложила она. — Предполагает максимальный урон снайперским огнем и отход до нанесения ответного минометного удара. Нас так учили, товарищ генерал.

Генерал помолчал. Видимо, выбирал линию поведения. Как она подозревала, решал, застрелить ее на месте или поблагодарить.

— Хорошо учили, правильно, — буркнул он в результате. — А то ходят по нашей земле, как у себя дома. Но берегите патроны.

— Патронов хватит, — серьезно сказала она. — «Спартак» не стреляет очередями. Один враг — один выстрел — один труп. Нас так учили.

На самом деле, конечно, случалось и очередями. Случалось всякое. Но за каждый случай она после боя откручивала виновному голову. Боезапас диверсанта — то, что унес на себе. Потому — один патрон на одного врага, и никак иначе.

Она нашла старшину, Катя нашла для Лены подходящую форму, чтоб спрятала голые коленки, что в темноте оказалось очень непростым делом. Парадная юбка хороша для парадов, для генеральского кабинета, а в лесу лучше «хамелеона» ничего нет. Ну, или хотя бы полевой формы штурмовиков. Лена быстро вникла в ситуацию и нашла при помощи Кати для своего генерала минимальный комплект выживания. Вообще она крутилась вокруг генерала с трогательной заботой, Зита даже умилилась. Ну, артистка!

Вернулись с высоты разведчики. Орлов коротко доложил: поднялись по склону, прикрываясь засветками от пожаров, и перестреляли «Соколов Босфора» в ближнем бою, как много раз делали на летних учениях. Полтора десятка. Полтора десятка спецназовцев в считанные минуты перебили охрану, уничтожили батарею ПВО, заблокировали штаб и перестреляли взвод охраны в военном городке. И сами погибли — тоже в считанные минуты. Зита в очередной раз отметила мощь современных средств уничтожения людей. Ночные прицелы, связь, переносные ракетные комплексы, автоматические гранатометы и крупнокалиберные пулеметы, снайперские винтовки, наконец, превратили небольшую группу диверсантов в страшную силу.

Два спартаковца остались на высоте. Напоролись на случайную очередь. Оба — из ее второй школы, друзья-футболисты…

Вернулась группа от дороги. Без потерь.

— Зита, что-то их много, — озабоченно сказал комвзвода-три, командовавший группой. — И железок у них много. Не похоже, что ножками шли.

Генерал тихо выругался. Зита мысленно согласилась. Если много — это десант. А десант — значит, вот-вот наступление. И подавление ротной связи на то же намекает. А если наступление, то никакая ДШБ им на выручку не придет, им бы самим там удержаться.

— Мне нужна связь! — зло сказал генерал. — Сижу тут, как мышь под веником… любая, хотя бы по телефону! Капитан, у вас же что-то работает?!

— Локальная сеть, — с сожалением сообщила она.

Мысленно она сочувствовала генералу. Каково это — остаться без связи во время боя — она недавно испытала на себе. Но на ней судьба всего лишь роты, причем отдельной, тогда как генерал — начальник политотдела фронта, голос и воля лидера страны в армии. Какие решения без него примет армейское руководство, если действительно началось масштабное наступление — страшно представить. Что, если такие же, как в забытом уже сорок первом — и с теми же катастрофическими последствиями? Уже первые ее дни на войне показали, что противник не щелкал клювом и на все болты России, как говорится, подобрал гайки с соответствующей резьбой. В результате и связь теряется, и превосходство в воздухе очень сомнительное, и вообще современнейшая российская техника что-то не очень убедительна в противостоянии с мировой военной индустрией…

И еще ей пришло в голову, что политические войска считаются палачами армии. И генерал наверняка немало голов уже снял на Южном фронте. Так что у командования 17-й ДШБ мало стимулов спешить на выручку зловещему генералу.

Видимо, о чем-то подобном думал и генерал, потому что подошел к ней и негромко сообщил:

— Я принял решение: идем на соединение с 17-й ДШБ, там должны быть средства эвакуации. Здесь нам дожидаться нечего. Точка выхода — селение Медногорка. И обеспечьте меня штабным планшетом, группой управления и хотя бы вашей локалкой! А то торчу у вас, как…

Она сразу внутренне воспротивилась. Генерал явно забирал у нее управление ротой. Но… что он понимает в рейдах? В возможностях «Спартака»?

— За собой-то получше следи, если уж попала в политические войска! — со обидным смешком посоветовал ей генерал. — А то аж иголки во все стороны встопорщились!

И ей сразу стало легко ивесело. Фамилия генерала — одна из списка руководителей, кому она по приказу майора Каллистратова обязана помогать даже ценой своей жизни. И в замечании генерала ей на мгновение послышались знакомые, майорские, человеческие интонации.

— Так темно же, не видно! — выпалила она счастливым голосом.

Пришли командиры взводов. Вместе они прикинули маршрут. Получилось… опасно. До Медногорки — опасно. Слишком много открытых пространств, сведенных лесов, пастбищных склонов. Атакуют с воздуха. Засекут с дронов и наведут артиллерию. Подгонят броню и расстреляют на дистанции. Или устроят на маршруте засаду тех же «Соколов Босфора». А у них ни одной ракеты, только стрелковка.

— Пройдем! — все же решила она. — Наступление — всегда неразбериха.

Генерал сопел и помалкивал, видимо, прикидывал свои варианты. Зато классно выступил старший лейтенант.

— Куда — пройдем? — недоуменно спросил он. — Мы в наших тылах! До Октябрьского не больше пяти километров, а там артиллерийский дивизион 17-й ДШБ! В двух километрах отсюда — полковые склады ГСМ! И посты военной полиции по всей трассе! Нам только бы добраться до любого узла связи, и через час здесь будут наши танки! Или просто подождать в лесу, тревогу наверняка уже объявили!

— Коля, да? — подал голос генерал. — Мне нравится твой оптимизм. Кстати, артдивизион — это вариант. Чего нам по горкам бродить? Выйдем на трассу, час марша — и мы в Октябрьском, а в дивизионе серьезный узел связи… да, это вариант.

Генерал хмыкнул и приказал начинать движение. К Медногорке.

Ушли вперед разведчики. Доложили — чисто на пятьсот. Командиры пятерок получили строгое напоминание — беречь заряды «ночников»! Только в пассивном режиме! Длинная колонна двинулась вниз по лесистому склону. А одна пятерка невидимками отправилась наверх к разбитой батарее ПВО — новым хозяевам военного городка следовало помахать на прощанье ручкой… На грохот за спиной тут же среагировал генерал, едко осведомился по телефону: мол, правильно ли он понял, что «спартаковцев» именно вот так учили — тайные рейды начинать со стрельбы из «реактивок»? Она заверила, что да, именно так. И подумала, что генерал — очень неплохой дядька. Ей, как всегда, везет на настоящих мужчин. Не зря Лена к нему приклеилась и обхаживает, как родного.

Она прибавила шаг и нагнала старшего лейтенанта, бредущего неприкаянно со своим игрушечным автоматом на груди.

— Коля… старший лейтенант Ченцов? — окликнула она. — Давайте решим вопрос, как вас использовать в рейде. Что вы умеете? Вы отличный управленец, логист, неплохой водитель, что еще?

— Я офицер, — сухо ответил старший лейтенант.

— А мы диверсанты. Понимаете?

Старший лейтенант задумался.

— Ребята притащили израильский крупняк, будет ваш, — решила она за него. — Звено сопровождения сейчас позову. Они передадут вам телефон ротной связи и комплект разведчика.

— Я не претендую…

— Двое наших погибли, — обронила она. — Продовольствие надо кому-то нести, а вы здоровый мужчина. Генерал свой комплект, к примеру, тащит сам, и его помощница, хрупкая девочка — тоже.

— Извините. Можно вопрос? От кого мы прячемся у себя в тылу? Что такое знаете вы, чего не знаю я?

— Конкретно — ничего, — ответила она. — Только то, что глушат связь. И за два часа после окончания боя не пролетел ни один разведчик. И подкрепление не подошло. И…

Ударило и загремело за горой. Понеслись в небо безобидными огоньками зенитные ракеты. Грохнули далекие разрывы. Полыхнуло страшно и красиво, на полнеба.

— … и прямо сейчас уничтожают артдивизион, куда вы предлагали идти, — хмуро сказала она. — Вы попадали в окружение, товарищ старший лейтенант? Мой брат попадал. В этой войне оно… быстрое. Если противник превосходит технически — очень быстрое! Какой-то час — и разгромлен штаб, сожжены склады, подавлены связь и системы ПВО, дороги перекрыты броней и десантом, и с неба давит штурмовая авиация. Вот выше нас по ущелью сейчас стоит батальон, стоит и не знает, что уже отрезан от снабжения боеприпасами. Что он уже убит. Потому что без боеприпасов жить ему — сутки. В лучшем случае. Сначала на него нашлют стаю ударных дронов, а когда зенитные комплексы отстреляются, прилетят штурмовики — и, собственно, всё… В окружении нет тылов, если нас заметят — уничтожат одним ударом. Скрытность — наша жизнь. Наша — и генерала. Мы обязаны вывести его из окружения.

— Солдаты обязаны воевать! — упрямо сказал старший лейтенант. — Они не имеют права прятаться по лесам! Если бы вы обороняли военный городок…

— А мы воюем, — ласково сказала она. — Принимайте пулемет, господин старший лейтенант. И экономьте заряд «ночника», в лесу розеток нет.

11

— Спать хочу! — душераздирающе зевнула Лена. Скептически осмотрела траву вокруг себя и легла на теплый склон. Пристроила голову в тени куста и блаженно улыбнулась. Зита ей тихо позавидовала. Прирожденная артистка, на каждое движение — новая эмоция!

— И в туалет хочу! — проворчала подружка, не открывая глаз. — А некуда! За каждым кустом по спартаковцу! Как ваши девочки ЭТО делают, не понимаю. Эй, Анишкин-тихушкин, куда ходят ваши девочки? Или вместе с вами?

И балерина, легко закинув ногу за голову, ткнула наблюдателя в ботинок. Штурмовик, не отрываясь от трофейного дальномера, отлягнулся.

— В лагере девочки делают ЭТО в туалете, — пробормотала Зита, изучая трофейную рацию. — А в рейде мальчики отворачиваются. Или не отворачиваются. Других вариантов, сама понимаешь, нет. Сходи к своему генералу, он тебе кустик постережет.

— Бесприютная у вас жизнь, — задумчиво сказала Лена и надвинула голубой берет на глаза. — Давно хотела узнать — зачем вам это?

— Нас не спрашивали. Штурмовики, знаешь ли, военнообязанные независимо от возраста.

— Я имею в виду — всё это. Штурмовые отряды, учения, рейды, теперь вот война. И не говори мне, подружка, что вас не спрашивали. Уж я тебя знаю. У тебя были варианты устроиться получше. И наверняка есть. Вон мой генерал на тебя глаз положил, кобелина старый.

Лена села. Аккуратно сложила берет и сунула в нагрудной карман. И уставилась требовательно и серьезно.

— Я, например, карьеру двигаю, — сказала она с обескураживающей честностью. — Помощница начальника политотдела с прицелом на руководителя пресс-службы, а это полковничья должность, между прочим. Со мной всё понятно и просто. А вот что делаете здесь все вы — непонятно.

— Хороший вопрос, — усмехнулась Зита и вернула рацию на крепление. — Родину мы здесь защищаем.

— Мы все защищаем…

— Нет. Вы делаете карьеру. Мы защищаем родину. В том числе от таких, как ты. И в подкупольнике, и здесь.

Лена озадаченно открыла рот… и ничего не сказала.

— Нас устраивает то, что делает Ферр, — пояснила Зита. — Он строит социализм. Кровавый, жестокий, с олигархами — но все же социализм. Государство для всех. Никому не удавалось, а он все равно строит, потому что по-другому не выжить. Это — великая цель. Мы пойдем с ним до конца.

— Полярные волчата Ферра, — пробормотала Лена. — Фанатики. Понятно. Вы поэтому принципиально не пользуетесь броней? Жизнь за идею, да?

Штурмовик наверху фыркнул с презрением.

— Мы просто не повторяем чужих глупостей! — поморщилась Зита. — Мы диверсанты, не забывай. Нас учили в разы лучше, чем любого армейца. Противоосколочная защита бесполезна в современном бою, только лишний вес. Появилась броня — тут же увеличилась ударная мощь стрелковки. Вот, пистолет траншейный, табельное оружие офицера. До тридцати метров заброневое воздействие такое, что подохнешь, даже если латы не пробьет. Но он пробьет. Или наши штурмовые винтовки: как даст по башке — и оторвет вместе со шлемом. Вот и вся твоя броня.

— Основные потери — от осколков, — возразила Лена уверенно. — А осколки броня держит.

— Поэтому у нас в линейке выстрелов к «реактивке» осколочных нет вообще, — усмехнулась Зита. — И если нас сейчас обнаружат, то накроют тоже не осколочными, а термобарическими.

— Успокоила! — нервно отозвалась Лена. — Ну и чего тогда лежим по кустикам средь белого дня? Ждем, когда обнаружат?

— А мы по многим причинам лежим. Отдыхаем после ночного боя и марша. Ждем возвращения снайперов. И еще перед нами «бутылочное горло», а в нем по правилам должен быть пост наблюдения, и мы его ищем. Потому что, если не найдем, он нас на открытом месте в два ствола покосит…

— А что не обойдем?

— «Бутылочное горлышко», — повторила Зита рассеянно и прислушалась. — Конфигурация местности, допускающая скрытное перемещение только в одном месте. Справа село и открытый склон, слева открытый склон, за ним поле и дальше дорога, с нее все поле просматривается… Так что пройти мы можем только тут, за гребнем, из нашего леса вон в те заросли и дальше, через развалины бывшего молзавода… и если поставить в зарослях пост с пулеметом, пять километров местности затыкаются, как горлышко бутылки пальцем… Брюханов, почему так долго?

Штурмовик подполз и устроился на склоне рядом с Леной очень удобно: под одним боком — девушка, под другим — снайперка «Фогель-55».

— Отработали штатно, — доложил он. — Задержались, потому что тащили тело.

— Кто? — спросила она, стараясь казаться спокойной.

— Не из наших, — усмехнулся штурмовик. — Обнаружили двоих выживших из расчетов «Метелок». Один, кстати, твой знакомый, лейтенант из «демонов», мы ему еще рожу разбили в прошлую встречу.

— Серьезно ранен? Хирургия требуется?

— Вообще не ранен, — сказал штурмовик. — Загнулся на марше. Он на стимуляторах сидел, а у них побочных, сама знаешь, сколько.

— Попались, красавчики! — вдруг сказал наблюдатель злорадно. — Наблюдаю двоих! Надоело лежать уродам, шевельнулись! Брюхан, работаем! Сейчас мы их… Уй!

Штурмовик дернулся и съехал вниз.

— Зита, меня, кажется, засекли! — торопливо сообщил он и потянулся за «реактивкой». — Падлы, сейчас устроят дуэль… Они как-то дальномер поймали своим комплексом! Прямо в глаза посмотрели, аж волосы дыбом, суки… Хренова западная электроника, вздохнуть не дают! Как наблюдать, а? Оптикой нельзя, электронкой нельзя — чем тогда можно?!

— Dikkat! — вдруг раздалось настороженное из трофейной рации. — Orada kim var?

Штурмовики замерли. Зита колебалась лишь мгновение. Потом включила рацию и коротко ответила. Выслушала возмущенную ругань и добавила несколько слов, уже явно на другом языке.

— Действительно засекли! — сообщила она, выключила рацию и торопливо сбросила кобуру с табельным оружием.

— Что ты им сказала? — быстро спросил Брюханов.

— Что мы — военная разведка «Мхедриони», оперативная группа, — процедила она, лихорадочно проверяя снаряжение. — И повторила по-грузински, потому что они его, оказываются, знают. Из чего следует… они сказали подойти, в общем. Анишкин, роте тревога, готовность к прорыву, Орлова сюда!

— Готов идти, — хмуро сказал Брюханов и отложил снайперку.

— Куда без знания языка?! — вызверилась она. — Ты бы еще Орлова с собой позвал! По вашим рожам за сто метров видно убийц из сибирского спецназа! Сама пойду!

— По твоей роже видно то же самое.

— А я Лену перед собой выставлю! — бросила она и напустилась на подружку;

— Чего сидишь, глазами лупаешь?! Оружие сняла, тельняшку спрятала! Мальчики, что ей на голову надеть, лахудры закрыть? А то не поверят, что «Мхедриони»! Быстро!

Брюханов молча достал из нагрудного кармана черный берет штурмовика и натянул на голову балерине.

— Зита, какая из меня грузинка?! — запаниковала Лена.

— Такая же, как из меня! Будешь украинской наемницей! У них там бардак, кого только нет!

Она одним движением выхватила из крепления пистолет Брюханова, сунула подруге:

— Пистолет разведчика малошумный, поняла? Стрелять только в крайнюю четверть шлема, чтоб оглушить, поняла?! Влепишь в лоб — пробьешь! У них наверняка контроль сердцебиения — убьем, внизу сразу подпрыгнут! С предохранителя я сняла, сунь за пазуху… аккуратно, корова! Всё, вперед!

— Куда? — прошипел Брюханов и схватил ее за плечо. — Сама с голыми руками пойдешь?! Держи.

И сунул ей в ладонь тяжелый цилиндр. Она бросила взгляд — надо же, спецвооружение штурмовиков, двухзарядный травмат. А свой пистолет она сунула в рюкзак, дура…

— Я еще разберусь, какого черта таскаешь полицейское оружие! — пообещала она и выпрыгнула на гребень.

Лена шла рядом с ней и отчетливо клацала зубами.

— Куда мы премся, куда? — безостановочно бормотала она. — На здоровенных мужиков, с одной пукалкой на двоих, и убивать нельзя! В форме «Спартака», какая из меня нахрен грузинка… А если их не двое, а десять? Ты специально меня под пули ведешь, чтоб себе место у генерала освободить, я знаю! Как дадут сейчас из пулемета!..

— Анишкин видел двоих! — прошипела она, не разжимая губ. — Пулеметчик будет в броне, такие у турок правила — он твой, поняла? Стреляй по готовности, я подстроюсь! И успокойся!

— А если не в броне?! Куда тогда стрелять? А если их там пятеро? А если сразу схватят, а? Сволочь ты, Зита, сволочь, сволочь…

Заросли приближались. Она прищурилась и попыталась разглядеть засаду. Так, вон голова в шлеме. Лишь бы Анишкин не пальнул. Вздумается парню спасти командира — и конец…

Два бойца настороженно встретили их в зарослях. И они встали неправильно! В броне — со стороны Зиты, а его напарник в «лохматке» — возле Лены! И еще третий сидел на краю замаскированного окопчика и пялился на белокурую красотку.

— Чего они на меня уставились? — буркнула Лена и смущенно спряталась за Зиту.

Спиной она почувствовала, как рука балерины скользнула к пистолету.

— Ты не грузинка, — подозрительно сказал боец в броне. — Я слышу!

— Грузинка, — усмехнулась она. — В Украине родилась, понятно?

— И она?

— А что, не видно? — удивилась Зита и развернула кулак в сторону правого бойца. Лишь бы не промахнуться…

Негромко хлопнул выстрел, она тут же освободила защелку травмата. Хлопнуло, дернуло руку. Боец выпучил глаза, схватился за низ живота — она пролетела мимо него и врубилась в сидящего. Врубилась, оплела руками и ногами и свалилась вместе с ним в окоп. Затрещали ребра под тяжестью плотного тела. Турок яростно дернулся.

— Лена! — завопила она. — Стреляй!

Хлопнул выстрел. И еще один. Боец дрогнул и обмяк. Она еле вывернулась из-под тела.

— Куда стрелять? — в панике спросила Лена сверху. — Шлема нет — куда стрелять?!

Она мельком глянула — похоже, подруга влепила в легкое. Ну, как получилось, так получилось. Ага, а вторая пуля — в бедро, по чистой случайности не в ее, они ж там переплелись почище страстных любовников…

— «Спартак» — начинаем движение! — приказала она по телефону, увидела, как выскакивают из леса и бегут почти неразличимые в «хамелеонах» фигурки — и взялась за засаду. Пока штурмовики добегут — эти здоровые кабаны запросто очухаются и свернут двум девчонкам шеи…

Она добавляла бойцам уже по третьему разу, когда за спиной раздался долгожданный топот, и крепкие руки отстранили ее в сторону и успокаивающе сжали плечи. Ну да, запсиховала, чего уж, турок чуть до смерти не забила, хотя они, наверно, не турки, аджарцы…

Она вполне обоснованно решила — ее держит Орлов. Как бы заместитель и вообще приказано оберегать. Обернулась — и уткнулась в напряженный взгляд Брюханова.

— Травмат в разгрузке против меня таскал, да? — тихо, но крайне язвительно осведомилась она.

— Ну не отбиваться же «реактивкой», если что, — в тон ей ответил штурмовик.

— Вы еще расцелуйтесь! — сказала за ее спиной дрожащим голосом Лена. — Ведь только что головы крошила, руки по локоть в крови, и уже обнимается! Вы все в «Спартаке» — чокнутые! Нет чтобы водки сто грамм найти, что-то колотит меня, пистолет на предохранитель ставлю и никак не получается…

Кокетливая помощница генерала сидела на траве жалким комочком, сроду не подумаешь, что только что хладнокровно расстреливала людей, и Зита снова обзавидовалась. Ну, артистка, пробы ставить негде!

Она тихонько вздохнула и высвободилась.

— Возьми свою пятерку и проверь развалины молзавода, — приказала она штурмовику. — Засаду мы убрали, но мало ли что, очень там место подходящее. И выкинь травмат, лишнюю тяжесть таскаешь.

Брюханов посмотрел в ее глаза, выпрямился и вскинул ладонь к виску. Потом потянулся забрать свой берет.

— Э, нет! — криво улыбнулась Лена и отодвинулась. — Он теперь мой. На всю жизнь. Через такое с ним вместе прошли, до смерти не забуду… И вообще — где мой рюкзак, оружие, где всё мое? Зиту обихаживаете, а мне так обратно переться за рюкзаком?!

— Орлов! — раздраженно сказала она. — Да пообнимай ты ее, пусть успокоится, завидушница!

Заместитель молча положил перед Леной ее рюкзак и оружие. А перед Зитой — ее. Похоже, сам и притащил, и даже не вспотел. Здоровый бык, и тем не менее — почему-то опасается своей начальницы. Ну, сам выбрал…

— Лена, ты мне нужна! — бросил на ходу ревниво генерал.

Балеринка подскочила, встрепенулась и как ни в чем не бывало ускакала следом.

Она подумала, поставила заместителя на роту и отправилась искать новеньких. Состояние лейтенанта ее сильно обеспокоило, а у нее все же лучшая медицинская подготовка в роте. Не выдержал пятикилометрового марша — как это понимать?

Лейтенант встретил ее слабой улыбкой. Черный комбез — в саже и крови. Вид — у зомби и то лучше. Она без лишних разговоров устроила экспресс-проверку.

— Я в порядке! — запротестовал лейтенант. — Ночью дыма наглотался, траванулся, когда под машинами прятались, да немного контузило, а так в порядке!

Не был он в порядке. Отечность, почечные колики, и вдобавок боли в левой стороне груди — это порядок, что ли?!

— Госпиталь! — сообщила она зло. — И — комиссию ты не пройдешь, извини! Спишут подчистую!

В чем лейтенант был прав — нести его не получалось, штурмовики были перегружены боезапасом, еще и трофеи тащили. Она достала ампулу со стимулятором, неуверенно покатала в ладони, добавила обезболивающее… блин, нельзя же, сердце подсажено! А не дать — не дойдет.

Она вызвала по телефону Катю, ткнула пальцем — разгрузить товарища! Сунула лейтенанту лекарственный набор, четко ощущая, что отдает неразумному ребенку в руки смерть.

— Дойди, пожалуйста, — попросила она. — Понял? Одна перед тобой задача — идти. Не бежать, не геройствовать. Просто идти вместе со всеми. Нам осталось двадцать километров. Максимум — пятьдесят. Один дневной переход по туристическим меркам. Дойдешь?

— Дойду, — пообещал лейтенант. — Оружие только верните, хорошо?

Она покачала головой — ничего не понял, дурачок, считает себя бессмертным. Или — офицером. Приставила к лейтенанту двух девочек-санинструкторов и ушла, злясь на собственное бессилие.

На месте уничтоженной засады уже устраивался старший лейтенант с пулеметом, и два штурмовика с «реактивками» при нем. Два друга, два Сергея. Оба — мастера-снайперы. Она кивнула: верно решил Орлов. Скоро в селе забеспокоятся и явятся посмотреть, что случилось с засадой. Рация, по крайней мере, уже дважды хрюкала. Любопытных следовало поприветствовать, как принято в «Спартаке».

Старший лейтенант выглядел бледным и сосредоточенным. Похоже, он больше не рвется в бой, а думает, что зря они себя обнаруживают. Правильно в целом думает, но — уничтожение засады обнаружат все равно, а коли так, надо врезать. А то ходят по чужой земле, как у себя дома.

— Сильно не задерживайтесь! — на всякий случай напомнила она. — Перестреляйте, кого получится, и догоняйте. Пулемет бросайте здесь, у нас к нему кассет нет.

— Орлов сказал по возможности вертолет ссадить! — возразил снайпер. — Они против крупняка обязательно пошлют «Саранчу», старлей убежать не успеет!

— Не более одного! — решила она.

Старший лейтенант вымученно улыбнулся. Ему было не до шуток и уже явно начало потряхивать. Ну, хотя бы не обзывает ее сволочью, сукой и дрянью, как Лена. Пока что — не обзывает, так правильней.

Она развернулась догонять роту — и замерла. Снайпера вопросительно оглянулись.

— И когда над вами грянул смертный гром… — прошептала она и мучительно скривилась. — трубами районного оркестра… мы глотали звуки ярости и муки, чтоб хотя бы музыка воскресла…

— Что? — недоуменно переспросил штурмовик.

— Ничего. Берегите себя, ребята. Не высовывайтесь зря.

«Спартак» уже тенями скользил через заросли далеко за развалинами молзавода, когда яростно загрохотал пулемет, и поднялась от взрывов земля…

Старший лейтенант Ченцов догнал роту через два часа. На его плече висела «реактивка» — как принято у спартаковцев, стволом вниз. Без кассеты, разряженная в ноль.

— Госпожа штабс-капитан, задание выполнено, — хрипло доложил он. — Две бронемашины уничтожены, экипажи и десант расстреляны. «Саранче» сбили винт и уронили.

— Что с ребятами?

— Сергея достал антиснайпер, — хмуро сказал офицер. — Прямо из села. Из «Кентукки», наверно бил, у него дальность поражения до четырех километров. Он поднялся, когда серию вел по вертушке, засветился компенсатором. Сразу насмерть, там такой калибр, смотреть страшно…

— А Сергей-два?

— Прикрывает отход, сейчас подойдет.

Из кустов вынырнул штурмовик. В руке он сжимал черный берет с эмблемой «Спартака».

— Тебе, старлей, — сказал штурмовик и отдал берет офицеру. — Хорошо стрелял, продуманно, до последнего. Носи с честью, понял?

— Служу России.

Сергей Десяткин. Ее друг. Боец службы собственной безопасности «Спартака». Умный, находчивый, безжалостный. Именно он уничтожил предателей, когда убили старшего из «телохранителей». Работал — бесстрашно, рискованно работал против московского спецназа. Это он сжег охотничью базу с «варягами» — вместе с ней. Осторожный и дьявольски хитрый разведчик. Уцелел в войнах с молодежными бандами, без царапины прошел. И вот его нет.

— Ничего, Зита, мы еще вернемся, — тихо сказал штурмовик. — Всем выставим счет.

Она стиснула зубы и подняла голову. Высоко в небе плыли легкие белые облака…

-=-
— Встали и бегом! — рявкнул чавущ-сержант.

Солдаты, пригибаясь, засеменили мимо горящих бронемашин. Казалось, страшный пулемет русских выцеливает каждого и вот-вот ударит.

— Не останавливаться! — орал сержант. — Огневые точки подавлены, быстро!

Сам он, тем не менее, тоже бежал пригнувшись и далеко не первым. И таращился напряженно, готовый в любой момент упасть.

Закраина зарослей наверху была буквально перепахана взрывами. Солдаты осторожно пошли через изломанные кусты.

— Ушли! — ощерился чавущ, сплюнул и облегченно развернул плечи.

— Господин сержант! — позвал один из солдат. — Нашли!..

Русскому разворотило грудь — как и обещал мастер-антиснайпер. Окровавленное тело лежало на краю окопа. Сержант без смущения опустился рядом на корточки.

— Молодой, — отметил он. — Совсем молодой. Русские призывают детей.

— Все они бешеные собаки! — заявил за его спиной солдат. — Их всех надо убивать!

Чавущ-сержант промолчал. Аккуратно, двумя пальцами откинул обрывки «хамелеона». Отвернул клапан — блеснул ряд значков.

— Что это, господин сержант?

— Можем гордиться, — усмехнулся сержант. — Мы завалили монстра. Смотри, мальчик, и запоминай. Вот это — мастер-снайпер. Это — специалист первого класса. Это — мастер рукопашного боя. А вот это…

Чавущ задумчиво разглядывал значок — оскаленную морду белого волка с двумя стилизованными S по бокам.

— Ребята с вот такими значками умыли кровью самих «Соколов Босфора», — пробормотал сержант. — Так умыли, что «Соколов» на переформирование отвели… Говорят, у них на форме есть белые звезды. Говорят, это элитное подразделение, «Белые волки». Гордись, мальчик, у нас был очень опасный противник.

Сержант снял значок и убрал в карман. Сфотографировал убитого с разных ракурсов.

— Будем преследовать? — осторожно спросил солдат.

— Э, нет! — усмехнулся сержант. — Я еще не сошел с ума. Это их земля, они тут все знают. Вызовем ударные вертолеты, пусть обработают развалины завода. С большой дистанции. Русские таскают на себе натуральные пушки, вертолетчики боятся летать над лесом. Видел, как они ссадили «Саранчу»? Вот так-то. Это все, что мы можем тут сделать.

Солдат облегченно вздохнул.

12

Над городом вставали султаны разрывов.

— Наши турок мудохают! — с мрачной радостью сказал Орлов.

Радость заместителя она хорошо понимала — наконец-то российская армия давала отпор! После картин страшного разгрома в ущелье работа крупных калибров по городу вызывала приятные чувства. Если забыть на минуту, что в городе остались жители. Кто бы их успел эвакуировать при нынешних стремительных наступлениях?

Не город, поправила она себя мысленно. На юге поселение в тридцать тысяч — не город, станица. А город запросто может насчитывать тысяч десять, как та же Медногорка.

Впереди и внизу шел бой, возможно, там линия фронта. До точки выхода, Медногорки — менее десяти километров. Им остался последний бросок, самый трудный. Предстояло пройти и чужих, и своих, потому что связи не было. Ротная с начала окружения отзывалась белым шумом, а в блоке внутренней спартаковской связи сдохли аккумуляторы, не вечные же они. А без связи полторы сотни непонятных бойцов сначала угостят из крупняка, и только потом спросят, кто такие.

Срочно собранные командиры подразделений изучали местность, отмечали в планшетах ориентиры. Орлов сосредоточенно работал с трофейным дальномером, прихваченным еще в бою у штаба полка. В «Спартаке» он прошел подготовку в том числе и артиллерийского разведчика, и теперь пытался применить навыки, определял с помощью встроенного баллистического вычислителя точку, откуда били по городу. Получалось, что от Медногорки. Значит, прав Орлов, это десантники утюжат станицу, вынуждают турок отойти.

— Хорошо дошли! — сказал генерал и хрипло закашлялся. — Пройдем линию фронта — представлю отличившихся к наградам! Зита, готовь списки.

И генерал снова раскашлялся. Ночевать в горах на земле он явно не был обучен и словил жестокую простуду. Которая могла подвести «Спартак» в критическую минуту. Она даже с беспокойством прислушалась к далекому гулу — по трассе «Транскавказ» непрерывно шли машины противника. Услышать оттуда при любом раскладе не могли, но беспокойство как появилось, так больше не уходило. Может, потому что вышли к заселенным местам, и риск обнаружения многократно повысился? Совсем недалеко от лежки отряда — обзорная площадка с разбитым колесом обозрения, и туда не только канатка ведет, но и асфальтированная дорожка, подъедут с проверкой и заметят чего не надо. Да, там пост наблюдения, предупредят, если начнется прочесывание склонов, но…

— Товарищ генерал, лучше без наград! — решилась сказать она.

— А что так? — с обманчивой мягкостью поинтересовался генерал.

— Невелико геройство — пройти по лесам до фронта! — буркнул Орлов.

— Невелико? — прохрипел генерал. — А сколько вы в рейде техники пожгли, живой силы выбили? «Саранчу» уронили! Десяток беспилотников расстреляли! Все бы так ходили по лесам, давно б врагов не осталось! Я сказал — к наградам!

Орлов молча кинул ладонь к виску — мол, есть представить к наградам! Она подарила заместителю благодарный взгляд — Орлов вовремя увел нежелательную тему в сторону и на себя.

— Высылаем разведку, отдыхаем и вперед, — заключил генерал. И усмехнулся.

Все он заметил, старый волчара политических войск. Весь рейд держался на удивление разумно, в руководство не вмешивался, только, как доложил Виктор, с помощью приданной пары штурмовиков настырно собирал информацию по «Спартаку». Генерала интересовало всё, но особо — структура управления в «Спартаке». Внутренняя, не видимая постороннему глазу. И этот его приказ — по факту первый.

Генерал снова раскашлялся, и она невольно поморщилась. Командиры подразделений ушли к роте — ни один камешек не брякнул, не клацнуло оружие, кусты не зашелестели. А тут — кхе, кхе!

— Не кривись! — беззлобно сказал генерал. — Я все вижу. Не бойся, когда надо, я сдержусь. Сдохну, но сдержусь. Вы, главное, выведите. И задержись на пару минут, есть разговор.

Он осторожно присел на склон под кустом, опустил на лицо сетку и стал почти неразличим в окружающей зелени. Хорошую вещь сделали в Двойке, ничего равного «хамелеону» у противника, пожалуй, нет. Пятерку охраны ни генерал, ни Лена, например, не заметили.

Она присела рядом, чтоб лишний раз не отсвечивать на склоне. Лена нервно дернула головой в сторону дороги и отодвинулась на десяток шагов для лучшего обзора. И автомат пристроила на камне. Белобрыску тоже беспокоил периодический шум с дороги. Как-то не по себе осознавать, что «Спартак» остановился на дневку рядом с трассой, по которой в любой момент может прибыть батальон егерей. Или два батальона. А что делать, если этот склон — самое удобное место для исходной на прорыв? Рядом с фронтом риск обнаружения — везде. Дроны-наблюдатели летают, и уже не собьешь, как раньше — тут же прикатят проверить, кто это стреляет. В лесу, конечно, мало что разглядишь сверху, но случайности никто не отменял…

— Что не так с наградами?

Можно — и нужно было — с дурковатым видом доложить, что никак нет, все рады и счастливы. Но генерал находился в секретном списке майора Каллистратова, то есть был своим. А своим следовало знать правду. И еще он ей очень нравился. Хороший дядька, побольше бы таких. Генерал, а человек.

— В подкупольниках за государственные награды не уважают. Если честно — даже презирают. Потому что их раздают непонятно за что и непонятно кому. Единственная признаваемая в подкупольниках, объективная награда — звание «Герой Сибири». Но оно местное, присваивается Иркутским десантно-диверсионным училищем и только его выпускникам. Так что лучше без наград, не за них воюем.

— Сопляки, — оценил генерал. — Значит, слушай сюда и передашь своим бандюганам: мне, лично мне крайне нужны офицеры нового типа! Те, кто не боятся принимать решения, и не боится начальства! Подготовленные, серьезные профессионалы, но не впитавшие армейских порядков. И — верные стране. Вы нужны, поняла? Потому по выходу из окружения представлю всех без исключения к медали «Воинская доблесть» — потому что она дает льготы, в том числе право на сдачу полевого офицерского экзамена. У нас социализм, социальные лифты должны работать, и они работают! После награждения в ваших планшетах откроются учебники для подготовки, вы уж постарайтесь сдать все.

— Есть сдать всем.

— Не подпрыгивай, разговор не окончен. Что скажешь по результату рейда, черноглазая?

Лена еле слышно фыркнула, и Зита с ней мысленно согласилась. Ну да, кобелина старый, бархат в голос подпускает, но мужчины все такие, если они мужчины, не исправить, да и не нужно.

— Уступаем технически, — коротко ответила она. — Сильно уступаем. Связь, РЭБ, авиация…

— Да ты не деликатничай! — усмехнулся генерал. — Со мной — не надо, со мной только правду. А по правде мы не уступаем, мы разгромлены! Без связи и господства в воздухе — нас бьют за день, максимум за два! А как хвастались лучшим в мире оружием, не имеющим аналогов, как хвастались! Огромные ресурсы потратили, и где всё? Снова подготовились к прошедшей войне! Будем брать количеством, не привыкать!

И генерал тихо выругался.

— «Реактивки» себя хорошо показали, — возразила она. — Очень удачное универсальное оружие! И именно — не имеющее аналогов.

— В подготовленных руках показали, — пробурчал генерал. — В ваших руках. А в армии от «реактивок» отказываются, если не в курсе. Калибр, говорят, не тот, дальность не та, обнаруживаются легко! Но это ладно, с армией я… Будущие задачи «Спартака» как себе представляешь?

— Работа за перевалами, — поколебавшись, сказала она.

— Догадливая. Бить надо не солдат, а тех, кто сидит там и управляет. Но оттуда мало кто возвращается… В «Спартаке» тебя есть кем заменить? Ты мне нужна рядом.

— Нет, — твердо сказала она.

— Честно. Молодчина. И я такого же мнения. У вас уникальный боевой организм сложился, жаль ломать. Значит, потащу вас вверх всем составом. Только доживите.

— Доживем, товарищ генерал, — пообещала она.

— Правильный настрой! — одобрил генерал и тяжело поднялся. Понятно: моральная накачка командира проведена, больше тут делать нечего, отдыхать и готовиться к прорыву лучше в расположении «Спартака».

Она поднималась первой, сильно опережая генерала с Леной, и потому столкнулась наверху с противником одна, что называется, нос к носу. Вернее, сначала она увидела в траве огромные горные ботинки, потом подняла голову и чуть ли не воткнулась в чужое незнакомое лицо. И выстрелила раньше, чем успела что-то сообразить. Хотя егерь по всем правилам должен был ее опередить, он же двигался настороже. Что спасло ее? Возможно, внешность. Боец увидел соплеменницу и на мгновение замешкался. А она открыла огонь не задумываясь.

Выстрел прозвучал негромким хлопком, у егеря внезапно образовалась маленькая дырочка чуть ниже лохматой каски, и он завалился назад. Зрение рывком перестроилось на лесные тени, и она вдруг увидела осторожно двигающихся бойцов в «лохматках». Дневку «Спартака» окружали егеря, проклятие и страшный сон диверсантов, она оказалась за их спинами.

Наконец-то прозвучал далекий предупредительный, сильно запоздавший выстрел от поста наблюдения — и загрохотало! Егеря причесывали лес перед собой длинными очередями, не жалея патронов, и перебежками двигались вперед. Шумно и очень опасно: ребята лежат дальше и ниже, на обратном склоне, их не достанут, но если командиры подразделений не успели спуститься, значит, им сейчас бьют в спину из полусотни стволов…

Она упала, сменила пистолет на табельный траншейный и с двух рук в темпе отстреляла ближайшие спины. Понадеялась, что в таком грохоте никто не расслышит одиночные выстрелы — однако услышали, припали к земле и завертели стволами. Воздух наполнился пулями, только ветки посыпались, пришлось бросать гранату. В руку попалась шоковая, но так получилось даже лучше — удалось рывком переместиться в более удобное место, за камень. Она осторожно выглянула — и увидела, как дернулся, провернулся и упал егерь, выцеливающий ее, за ним еще один, и еще… Заработали снайпера «Спартака». Потом замелькали долгожданные фигурки в «хамелеонах» — одна из пятерок просочилась с фланга и теперь рвалась егерям за спину.

Она попробовала оценить картину боя по звукам — и не смогла, гремело со всех сторон. Ясно было одно — «Спартак» пока что отбивался.

— Брюханов, к дороге! — крикнула она, разглядев знакомое лицо.

Связь, ей нужна связь! Непонятно, что творится вокруг, а без этого не принять правильных решений. Без связи остается только бегать — чем она и занимается, как дура!

На дороге она увидела именно то, что подозревала — колонну «блиндеров» и кишение солдат в «лохматках» вокруг них. И два БТРа сопровождения вращают стволами. Какой черт принес противодиверсионную группу именно сюда, как они смогли заметить «Спартак»?! Ну не вслепую же полезли в чащу! Получили сигнал с разведчика-беспилотника? Так от дронов до сих пор прятались вполне успешно, а пост наблюдения, пока не наступишь, не обнаружишь…

Ребяток на дороге следовало занять важным делом, чтоб даже не думали отправлять подкрепления в лес. И первым делом, для собственной безопасности, нужно убрать БТРы, потому что если оттуда дадут очередью из крупняка по лесу, никакой ствол не защитит. А у них — пара жалких «реактивок» на всю группу…

Она лихорадочно проверила, есть ли в разгрузке «дымовуха». Ура, есть парочка. И сосед показал два пальца. Значит, работаем.

Она приникла к прицелу — и вздрогнула. Боец на БТРе смотрел в бинокль прямо на нее… не в бинокль, что-то другое, крупнее. И он явно докладывал, она четко видела, как шевелились губы!

— Брюханов, сними «глазастика»!

Мягко ударила «птичка», она тут же выстрелила, и еще раз. БТР окутался плотным чернильным дымом. Вот так, поморгайте, потрите глазки, все равно не поможет! «Дымовуха» даже специальными растворителями смывается с трудом!

Ударил вслепую пулемет с БТРа, сучья посыпались на них сверху. Мама, вот это мощь! Настоящая лесокосилка! Она расстреляла коробку на максимально возможной скорости, ожидая каждую секунду, что пулеметчик вот-вот опустит ствол пониже, и тогда… не опустил, не успел. Слабоваты бронемашины против «реактивок»! И второй БТР заткнулся. И пулеметчик короткими очередями безнаказанно стал загонять егерей за «блиндеры». Полежите, «лохматики», потряситесь за свои жизни! «Спартаку» нужно время на отрыв!

Они успели убраться от дороги до того, как пришедшие в себя егеря начали поливать окрестности из всех стволов, скользнули в спасительный лес, побежали, пригнувшись, по редкому подлеску…

— Зита! — вдруг окликнул ее Брюханов и остановился. И опустился на колени.

Он полз к «Спартаку». Пробитый пулями, хрипящий, упорно полз, оставляя за собой полосу смятой травы. Штурмовик из поста наблюдения, не предупредившего о егерях.

— Зита, они засекли нас! — прохрипел парень. — Наблюдатель на броне! Зита, слышишь? Они нас чем-то видят! Берут прибором… Зита…

Он умер сразу, как только договорил. Держался на одной воле, чтоб донести бесценные сведения, и вот ему больше ничего не важно в мире, и лицо расслабляется в покое. Костя Серов, ничем не примечательный паренек из пятой школы. Спартаковец.

«Спартак» избежал разгрома. Просчитались егеря, решили, что в лесу прячется маленькая группа окруженцев, и нарвались на мощный отпор. Большую часть загонщиков перебили сразу, кто уцелел, откатились к дороге и теперь наверняка вызывают все мыслимые подкрепления. Скоро, совсем скоро лес начнут перемешивать из минометов, повиснет над головой корректировщик… И значит, надо уходить. Вот только — куда?

Генералу разбили лицо. Лена разбила. При первых выстрелах сбила начальника с ног и прикрыла собой. Ну, он и ткнулся. Совсем забыла со страху курносая, что штурмовая винтовка на близкой дистанции пробивает насквозь троих, не то что ее жалкий набор косточек, и теперь выслушивала генеральские маты с виноватым видом. А Зита выслушивала доклады командиров взводов, и это было намного тяжелее.

«Спартак» потерял больше десятка бойцов. Среди них — командир первого взвода. Повел штурмовиков в обход, как принято в «Спартаке» — расстреляли в упор. И погиб Орлов. Заместителя срубили первой же очередью. Как он оказался ближе всех к егерям, почему задержался в лесу, уже не узнать. Одна из случайностей войны.

— Брюханов! — решила она. — Принимай первый взвод. И — должность моего заместителя. Проследи, чтоб собрали все переговорники с убитых егерей, нам нужна связь хотя бы между пятерками. Все переговорники и все их оружие.

— Для прорыва? — уточнил штурмовик. — Тогда «лохматки» тоже.

Она кивнула. Для прорыва. Для наглого, сумасшедшего прорыва. В котором нет места раненым. А их у «Спартака» — двенадцать, и половина — тяжелые… Страшный сон любого диверсанта — ранение в рейде. И ее личный страшный сон.

«Спартак» ушел, как всегда — быстро, бесшумно, растворился среди стволов и кустарника, оставил далеко за спиной обозленных егерей обрабатывать из минометов пустое место боя. Раненых несли на руках. Не имели права, в нарушение приказов и инструкций — задыхались, но несли.

Им повезло — до окраин города добрались незамеченными. Добрались сами и дотащили раненых. Там вломились в чей-то особнячок — оказался брошенным — и разместили раненых в подвале. Всё, больше ничего для товарищей они сделать не могли. Оставалось надеяться, что их не обнаружат, что не просто так ведется вытесняющий обстрел, и станицу вот-вот освободят… Оставили ребятам оружие, много оружия — и «хамелеоны». Все «хамелеоны» без исключения. Потому что, как ни крутила Зита полученную информацию, больше ничто не могло быть обнаруженным дистанционно. «Реактивки»? Проверены многократно на учениях, в неактивированном состоянии обнаружить невозможно. Да и не было «реактивок» у поста наблюдения. Значит, «хамелеоны». Что такого прошили в них в Двойке, что материал приобрел способность подстраиваться под окружающий фон? Вот это и засекли, причем на дистанции до километра. Так что на прорыв пошли в полевой форме штурмовых отрядов, не зря хранили в рюкзаках. Замотали «реактивки» обрывками «лохматок», чтоб замаскировать характерные стволы — и пошли. В головной группе — Зита, чернявый штурмовик из девятой школы Александр Димитриади и Брюханов — русский по фамилии, но от чечена не отличить. Или от терского казака. И выражение лица соответствующее, зверское. Остальные спрятали лица под масками и сетками — обычное вообще-то явление у обеих воюющих сторон.

Шли нагло, не скрываясь, колонной. Только на всякий случай прижимались к домам, чтоб излишне не отсвечивать воздушным наблюдателям, да «реактивки» спрятали внутри строя. Шли прямо на звуки разрывов.

Улицы выглядели нетронутыми. Почти нет разрушений, только пара сгоревших домов встретилась. Даже витрины магазинчиков почти все целые. Значит, не было уличных боев, военных уничтожили прямо на местах дислокации. Или — выдавили к Медногорке…

Пару раз их окликали издалека, из дворов — они не отвечали. Неужели не видно, что группа идет на секретное задание? Ах, не предупредили? Ну извиняйте, армейский бардак.

— Перекроют дорогу — что делаем? — спокойно спросил Брюханов. — Я турецкого не знаю.

— Останешься жив — за неделю узнаешь, как родной! — пообещала она серьезно.

Штурмовик невозмутимо пожал плечами. Сказано выучить — без проблем, готов.

На самом деле она рассчитывала, что они не встретят на пути никого. Разве что наблюдателей. Ну, такая она, современная война. Слишком мощные средства уничтожения. И если начинает плотно работать артиллерия, дураков нет оставаться на позициях. Ведется вытесняющий огонь, одни отходят, другие заходят. Практически бесконтактный бой, дистанционный. И только им идти под разрывы, других вариантов нет. И надеяться, что успеют проскочить быстрее, чем полягут все.

Ошиблась — они наткнулись на блок-пост на следующем перекрестке. Вышел из-за самоходки боец в бронекостюме, поднял предупредительно руку — стоять. Еще трое сидели на броне, смотрели внимательно. Один направил на колонну знакомый уже прибор, что-то вроде большого бинокля — и опустил. Первичную проверку, похоже, прошли.

— Военная разведка «Мхедриони», специальная операция! — крикнула она.

Солдат окинул взглядом ее оружие, форму, переговорник, вгляделся в лицо— и ухмыльнулся:

— Говори по-грузински, я понимаю! «Барсы Гомбори», да? Хвастуны. Запомни, гогона, лучшие воины — сваны!

Из самоходки вылез офицер. Сказал что-то неприязненно. Она уловила — его не предупредили о проходе спецподразделения, он должен сделать запрос, получить подтверждение. Ну, не предупредили, что она могла поделать? Только выстрелить ему в лицо, и тут же — по солдатам… Димитриади подбежал и аккуратно закинул в открытый люк самоходки гранату. Глухо ударил разрыв — готово.

Она подхватила с убитого прибор — пригодится.

Наверняка соседи уже запрашивали о причинах стрельбы. Значит, времени у «Спартака» — за сколько успеет подскочить броня с соседнего блок-поста. То есть — несколько минут. Так что — бегом, если жить не надоело!

Они успели. Может, кто-то и прибыл по их души, но «Спартак» уже пробирался по развалинам в зоне обстрела. Теперь главное, чтоб свои не накрыли! А для этого — двигаться дальше! И они бежали! Останавливались, осматривались, сверялись с координатами в планшетах и бежали снова, пересекали улицы, карабкались развалинам домов, а их много уже попадалось… А потом Брюханов тронул ее за плечо и показал вверх. Там, почти неразличимый, над кроной старого платана висел такой знакомый, такой до тошноты надоевший на летних учениях дрон-наблюдатель, противное изделие завода «Системотехника» из Четверки. Она забрала у одного из штурмовиков «реактивку», размотала камуфляж и подняла оружие над головой. Если оператор не дурак, он должен понять.

— Оставайтесь на месте! — прозвучал из динамика голос оператора. — На вас выйдут.

«Летающий глаз» двинулся дальше. Она присела у стены, прикрыла глаза. Вдохнула, выдохнула. Нельзя. Расслабляться — нельзя. Мало ли кто на них выйдет.

— Убраться с улицы! — приказала она. — Занять оборону! Ждать! Командиры взводов — доклад по личному составу!

Генерал тяжело опустился рядом с ней и натужно закашлялся. Надо же, а в прорыве и не слышно было. Там, правда, от взрывов все слегка оглохли.

— Похоже, прорвались, а, черноглазая?

— А я штаны порвала! — радостно заявила Лена. — Представляете? На самом интересном месте! Вот, посмотрите!

И истерически рассмеялась.

-=-=-
От гор надвигались, опускались тяжелые тучи. Вот-вот должен был ударить ливень — первый за все время их пребывания на фронте. Штурмовики торопливо заносили раненых в аэрогоспиталь. Станицу освободили без боя, ребят вытащили, все закончилось хорошо… только в горах остались навсегда тридцать два спартаковца. И еще столько же разбросало по госпиталям, неизвестно, все ли выживут. И пятерку Анишкина при прорыве накрыло прямым попаданием — погибли все. Вера Охрименко, одна из лучших снайперов, одна из надежнейших бойцов службы собственной безопасности и просто любимица всего отряда, шла вместе с ними…

— Теперь вы герои!— сказала Лена завистливо.

Резкий ветер трепал ее короткую форменную юбку, задирал неприлично, но танцовщице ли обращать на такие мелочи внимание?

— Мы просто выходили из окружения, — пожала плечами Зита. — И ты, кстати, шла вместе с нами.

— Вы спасли генерал-майора! — возразила Лена с чувством. — Начальника политотдела фронта! На вашем счету куча подбитой техники! Захватили новейшее секретное средство наблюдения, разведчики пляшут от счастья! А я что? Просто любовница старого пердуна, одна из! Если что и разбила, так только рожу своему начальнику!

И Лена так искренне шмыгнула носом, что Зита впервые всерьез призадумалась, а кто на самом деле в этой парочке главный.

— Мы сейчас убываем в штаб фронта, — сказала Лена. — Может, с нами, а? Генерал тебя возьмет, ты ему глянулась.

Зита только отрицательно покачала головой.

— Снова пойдешь играть со смертью? Ты понимаешь, что вас никого не останется в живых через месяц? Еще два-три таких рейда, и всё, кончится отдельная разведывательно-диверсионная рота «Спартак»!

— Это наша работа, — пожала плечами Зита. — «Спартак» — разведчики и диверсанты, я — командир отряда.

Лена покачала головой:

— Не буду уговаривать, подруга. Уже пыталась перетащить в элитную школу, думала, самая умная, и что в итоге? Я лейтенант, ты майор.

— Штабс-капитан. Командир роты — капитанская должность.

— Майор! — отмахнулась Лена. — Мой сказал, что сделает! Там есть хитрый ход. Командир учебной роты — майор. Будет тебе уникальное подразделение — учебно-боевая рота «Спартак». Офицерская по факту, зацени!

— Мы защищаем родину не за звания и награды.

— Может, ты и права, — задумчиво сказала подруга. — Может, сейчас именно такие, как ты, требуются — честные, добросовестные работники? Возможно, ты верно уловила тренд, и на волне поднимешься выше меня. И встретишься мне в следующий раз при генеральских погонах, и не обратишь внимания на какую-то капитанку из генеральской обслуги…

— Лена! — крикнул издалека генерал. — Шевели задницей!

— Удачи, подруга!

И Лена четко вскинула ладошку к черному берету. Сверкнул и оскалил зубы на эмблеме белый полярный волк.

13

В квартирной службе бригады после сурового рявка генерала «Спартаку» предложили на выбор три места для размещения. Старшина роты категорически отказалась от всех вариантов и выбрала детский сад в глубине жилмассива. Капитальные стены, столовая, туалеты — самое то. В штабе бригады, естественно, заухмылялись. Зита подозревала, что решение Кати им еще аукнется, и кличка «Детсад» останется за «Спартаком» надолго. И не только кличка, но и соответствующее отношение. Так оно и получилось.

Командир 17-й ДШБ встретился ей возле штаба. Остановил, выслушал стандартный доклад, коротко изучил внимательными серыми глазами, скользнул взглядом по ее новеньким майорским сигнатурам и принял мгновенное решение:

— В комендантскую роту! Свободна.

Офицеры сопровождения не сдержали довольных усмешек. Так ей, постельной выскочке.

Генерал-лейтенант запрыгнул в штабной броневик и укатил. Она задумчиво проводила его взглядом. Командир прославленной 17-й сибирской ДШБ. Выпускник Иркутского десантно-диверсионного, естественно. Трижды Герой Сибири, что тоже естественно — генерал-лейтенантов училище званиями не обижало. Григорий Панкратов, в офицерской среде, как принято, Батя. Резкий, мгновенно соображающий, с острым аналитическим умом. Смелый беспощадный боец. Громил Клухорский укрепрайон в прошлый конфликт, и хорошо громил, половину бригады оставил на камнях Кавказа. Способность принимать трудные решения, грозящие серьезными потерями, в руководстве армии ценилась и принималась за смелость. В общем, идеальный генерал-десантник. Но абсолютно не подходящий для нового типа вооруженных сил, которые пытался создать лидер нации. Руководитель, жестко подавляющий волю подчиненных, требующий беспрекословного подчинения, властный в самом прямом смысле этого слова, к сожалению, полностью уничтожал вокруг себя конкурентов, тем самым ослаблял армию, оставлял ее беспомощной после своего ухода — следовательно, для высоких должностей не годился. А Григорий Панкратов именно таким и был — жестким, не терпящим возражений. Прекрасный командир для решения конкретных поставленных задач — и страшный вредитель, разрушающий структуру любой организации, если посмотреть в стратегическом плане. Тиран, самодур, и особенно умный тиран — бомба, заложенная в основание общества.

Одна из задач, поставленных Зите генералом — найти командиру 17-й ДШБ замену. Найти, обосновать, доложить. А среди кого искать, если Батя железной волей вымел из своего окружения всех, имеющих собственное мнение и хоть какую-то гордость? Среди офицеров среднего звена, не обладающих соответствующим управленческим опытом? Очевидно там, больше негде. И придет в руководство бригады какой-нибудь неопытный майор или даже капитан, и наворотит по незнанию да сгоряча таких ошибок! Бригада кровью умоется. А по-другому нельзя, потому что иначе страны не станет, вот такие ставки в игре. Приходит время молодых выдвиженцев — прямо во время войны. Так что властвует безраздельно в бригаде Батя последние недели — потому что не только Зите приказано искать замену, но и начальнику политотдела бригады, и почти наверняка офицерам разведки, и еще кому-то неизвестному, да не одному.

Ну, в комендачи — значит, так тому и быть. По факту «Спартак» возвращался к своему предназначению — именно комендантскими делами занимались штурмовики в Копейке. В том числе — и комендантскими. Работа привычная, работа понятная и чрезвычайно интересная. Но — да, неприметная, мало ценимая. В комендантской роте наград не дождешься, но они «Спартаку» и не нужны.

Так что она пожала плечами и отправилась, куда и шла — в разведотдел бригады. Начальнику разведотдела очень требовались наблюдения тех, кто прошел через ближние тылы противника. И он не кривился при виде ее майорских знаков различия, понимал прекрасно, за что получены. Хотя в свои сорок лет тоже был майором, мог бы и возревновать.

— В комендачи? — задумчиво постучал пальцами по столу главразведчик. — Неожиданно. Были у меня насчет вас планчики… Ну, Бате виднее.

Она согласно кивнула, а мысленно поставила майору плюсик в личной табели о рангах. Главразведчик должности командира бригады соответствовал больше, чем генерал-лейтенант.

Начальник комендатуры при виде ее озадаченно нахмурился. Видимо, решал непростую задачу: как разговаривать с подчиненной, которая выше его по званию. Да, классно пошутил начальник политотдела фронта, при виде семнадцатилетней штурмовички в майорском звании у большинства офицеров проявляются очень нестандартные реакции, просто раздолье для оперативной работы.

— Чтоб через полчаса была здесь с командирами взводов! — решился на покровительственно-командный стиль начальник комендатуры. — Распишетесь в журнале инструктажа. В ногу хотя бы умеете ходить?

Она молча изучала капитана. Нет, не офицер. Рядовой. И это по максимуму.

— А что, в штурмовые отряды грачек принимают? — поинтересовался капитан с улыбочкой. — Хотя если за личные, очень личные заслуги, то я не против! Мне покажешь?

Она даже не поморщилась. Обычная армейская пошлость, обычное мужское хамство… и приговор. По новой национальной политике все граждане страны считались русскими, только разного происхождения. Русские татары, чуваши, армяне… и упоминание нации в оскорбительной форме приравнивалось к уголовному преступлению для гражданских и разжалованию в рядовые в силовых структурах. Закон входил в обыкновение очень тяжело, и одной из задач штурмовиков был контроль его соблюдения — жесткий контроль. Иван Ферр ломал вековой национализм через колено, не обращая внимания на возмущенные писки.

Она достала штабной планшет, включила, нашла нужную закладку.

— Господин капитан, ознакомьтесь с приказом главнокомандующего в части, вас касающейся.

— Приказ семь-семь, о неуставных отношениях? — хмыкнул капитан. — И что?

Капитан был уверен в безнаказанности. Он в своей части, ведет себя как все, руководство прикроет, как всегда. Она без слов пролистнула. Приказ начальника политотдела фронта, удостоверяющий, что майор политических войск Зинаида-Татьяна Лебедь — его личный порученец.

— И что? — повторил капитан.

— Сдать оружие, снять знаки различия. Следовать за мной.

Капитан поглядел на пистолет в ее руке. Пистолет разведчика малошумный — несерьезная игрушка по сравнению с табельным крупным калибром, но на ближних дистанциях…

— Слушай, девочка, здесь тебе не…

Выстрел прозвучал негромко, словно прихлопнули ладонью по столу. Капитан дернулся. Осторожно тронул предплечье. Оценил хладнокровие и мастерство стрелка — все же десантник. Выложил пистолет на стол и неловко, одной рукой отцепил капитанские сигнатуры…

Она сопроводила капитана в штаб бригады, сдала дежурному офицеру арестованного. Путь бывшего капитана — в штрафной батальон и оттуда в рядовые, если выживет. А ей — отписываться и отчитываться в штабе. И продолжать свою неблагодарную, ненавидимую армейцами работу — очищать авгиевы конюшни офицерского корпуса. Начальник политотдела фронта снабдил ее для этого всем, по его мнению, необходимым: собственным приказом и аппаратурой скрытой записи для представления материалов в военно-полевой суд. И — выкручивайся, как знаешь.

— Приютили бездомных девочек! — заметил один из штабных офицеров, не стесняясь ее. — А они вместо благодарности нам сейчас яйца открутят.

— Все бабы — суки! — охотно подхватил другой. — Правильно раньше делали: взяли город — мужиков в расход, баб оприходовать. Вот так и надо по жизни! А у нас развели дурдом. Бабы командуют!

— Вот именно! — резко сказала она. — Разнылись, как бабы! Хочешь, чтоб называли немецким выкидышем или русским дебилом? Не хочешь — забудь слово «грачка», что сложного? Обращаться по званиям в училище не обучили?

— Нас много чему научили! — усмехнулся офицер. — А вас, похоже, нет. Пули на фронте со всех сторон летают, девочка, запомни.

И офицеры ушли, подарив на прощание многообещающие взгляды. Ну и… не привыкать, примерно так и работали в Копейке. Страна очень тяжело отучалась от национализма, от воровства и кумовства, от садизма и обыкновенной начальственной тупости. Но все же избавлялась — тяжело, жестоко и с кровью. Спартаковцы всегда, в любую минуту находились на переднем крае этой борьбы, в определенном смысле тоже на фронте. Ничего, она добьется того, что при ее виде офицеры будут просто козырять, обращаться «товарищ майор» и, главное, заниматься делом, а не отпускать сальные шуточки и грязные намеки.

Новый начальник комендатуры неловко ей улыбнулся.

— Коля! — не сдержала она удивления. — Тебя-то за что сюда?

Старший лейтенант пожал плечами. Понятно, армейский бардак и лень, никто не стал заморачиваться отправкой офицера вслед убывшему на расформирование полку. Случайное, но очень удачное решение — со старшим лейтенантом штурмовики уже сработались. Сам офицер, правда, так не считал. Манеру действий штурмовиков он посмотрел изнутри и с содроганием предполагал, что его ждут веселые денечки.

— Ну что, приступим к соблюдению социалистической законности и охране порядка? — ободряюще улыбнулась она.

— Началось! — вздохнул старший лейтенант. — Где комендантская рота и где социалистическая законность? У нас война, не заметила? Охраняем военные объекты, ловим диверсантов и стреляем на поражение!

— Коля! — вздохнула она. — Коленька! Спорим на что угодно, что главной нашей проблемой будут мародерство в винно-водочных магазинах и пьяные выходки десантников? А главной задачей тебе начальство поставит какую-нибудь ерунду типа… м-м-м…

— Не спорю, — криво усмехнулся офицер. — Уже поставили. Ерунду. Не допускать наличия телефонов у личного состава. А разбитые водочные магазины уже видел. Прямо возле штаба.

— Поэтому — соблюдение социалистической законности и охрана порядка! — твердо сказала она. — Как и положено любой силовой структуре единственного в мире социалистического государства. Так что в первую очередь озадачься добротным, вместительным помещением для содержания задержанных. Тренированных, вооруженных и сильно пьяных задержанных. Все понял?

— Есть озаботиться, товарищ майор политических войск, — сдался старший лейтенант.

— Но и диверсантов не забываем, — дополнила она. — Потому давай-ка присядем к карте и сообразим маршруты патрулирования, систему постов и снайперских засад. И не делай скорбное лицо, сам сказал о стрельбе на поражение. Потому — снайперские засады, и никак иначе.

-=-=-
— Что это такое? — грохнул ладонью по столу командир бригады. — Что — это — такое?! Кто скажет?

Офицеры посматривали на стопку фотографий под властной лапищей командира и благоразумно помалкивали.

Генерал снова просмотрел снимки. Пьяные десантники на фоне выбитой двери магазина, из вещмешка торчат бутылки. Как для доказательства на суде снимались, уроды! Еще компания в тельняшках. Пьяные, разумеется, двое тащат третьего. Еще. Этот, для разнообразия, офицер. Раскинул руки, недоумок, и пытается задержать медсестру. Еще. Снова офицеры, но верхом на броне, у каждого по бутылке, и шифровальщица из штаба бригады скромненько сбоку присоседилась. Еще. Пьяные, но это само собой разумеется — ломятся в закрытый магазин. Еще…

— Я понимаю, что для бригады вот это зафиксированное количество проступков — мелочь, — тяжело сказал генерал. — Но это — я. Я свой. А со стороны по снимкам бригада выглядит сборищем пьяных бандитов! Хотите знать, как называется эта сторона, а? Начальник политотдела фронта и его дружок военный прокурор! Снимки наверняка не только у меня на столе лежат, у них в первую очередь! Вы что творите? Не понимаете, что в случае чего следом за мной пойдете осваивать месторождения Крайнего Севера? Чистки в армии не закончились, они только начинаются, если кто не в курсе! Какой придурок пустил политические войска во внутренние дела бригады?!

— Приказ начальника политотдела фронта, — негромко напомнил начальник штаба.

— Приказ, — задумчиво сказал генерал. — И вы его выполнили. Мои бы так выполняли. Я что приказал? Я приказал загнать их в комендантскую роту, чтоб через день на ремень, чтоб дышали по приказу — по моему приказу! А вы, боевые, мать вашу, офицеры, позволили девчонке иметь вас в любой позе — и фотографировать при этом…

Офицеры отводили глаза. В армии — единоначалие, и решение принимал сам командир бригады, но кто решится сказать это деспотичному Бате? Решительных Батя давно в бригаде вывел.

— А ведь у нее, кроме снимков, на нас имеются еще и рапорты, — многозначительно сказал командир бригады. — Неуставные отношения. Избиение офицерами подчиненных. Или вот конфетка военному прокурору — доведение до самоубийства.

— Он сам, — угрюмо сказал командир автобата. — Девушка у него изменила.

— Ага, — согласился Батя с улыбочкой. — Застрелился. Сам. А акт медицинского освидетельствования от нечего делать к рапорту приложен. Очень грамотный акт, не подкопаешься. Это как? У нас в морге проходной двор, да, или экскурсии водим?

— Тело комендачи привезли, — неловко сказал начальник медслужбы. — На выстрел, наверно, прибежали. А у эсэсовцев каждый второй со специальной медицинской подготовкой, могли сами освидетельствовать. Их старшая до войны операционной сестрой поработала, она могла…

— Шустрая девочка, — сказал начальник штаба. — Слишком шустрая. А работает против нас.

И наступила настороженная тишина.

— Господа офицеры, вы чего? — недоуменно спросил в тишине командир вертолетного полка. — Девочка просто выполняет свои обязанности. И хорошо выполняет, мои бы офицеры так работали. Спартаковцы, между прочим, две диверсионные группы перебили на подходах к моим летунам! Наблюдателя взяли! И в городе порядок держат, не прогибаются ни под кого! Когда «тюльпаны» гонки на гражданских трофейниках устроили, они им из «реактивок» колеса отстрелили и под конвоем на губу пешком погнали!

Офицеры удовлетворенно похмыкали. То, что соседи-артиллеристы получили по самолюбию, конечно, грело душу, но…

— Она нас топит! — раздраженно сказал командир автобата. — Мы по процентам небоевых потерь в пределах нормы, а по ее рапортам получаемся хуже всех!

— Может, просто прикрыть ваши бухаловки да «присяги»? — зло сказал командир вертолетчиков.

— Твои, что ли, не пьют?!

— Моим некогда, у нас боевые вылеты каждый день!

— Так на боевых выходах и наши полосатики не пьют, — заметил командир бригады. — У тебя всё, полковник? Позиция понятна, больше не задерживаю, иди, готовь своих ангелов к боевым вылетам.

Полковник коротко козырнул и вышел. Отошел от зала совещаний, встал у окна и от души выругался. Хлопнула дверь. Командир авиагруппы встал рядом с ним, задумчиво уставился на панораму южного городка, разбитого «тюльпанами», но все равно яркого, солнечного, как будто праздничного. Абрикосы прямо на улицах, надо же…

— Конец девочке, — сказал летчик. — Не вписалась в коллектив.

— Что там решили? — осторожно спросил полковник.

— А меня выгнали! — беспечно сказал летчик. — Типа, летчики и вертолетчики — одна сатана, не вызывают доверия! Выступил ты, а поперли меня!

— Спартаковцы просто выполняют свою работу, — упрямо сказал полковник. — И выполняют хорошо!

— Согласен, — серьезно сказал командир авиагруппы. — Но что мы можем изменить? Здесь армия. Отправят штурмовиков куда-нибудь на выход без поддержки, с эвакуацией еще замешкаются — и нет проблемы. Девочка против Бати пошла, а он этого не любит.

— Что мы можем? — задумчиво сказал полковник. — Что мы можем… Знаешь, я раньше как-то не оценивал свою жизнь. Здесь армия, ты правильно заметил. Это многое объясняет. Как бы объясняет. Мужчины, суровая правда войны, то-се… Но вот сейчас сидят там мужчины и планируют убить семнадцатилетнюю девочку только за то, что она поверила им, выполнила свои обязанности в соответствии с честью офицера. И я чувствую, что этого себе простить не смогу!

— Ах как красиво! — язвительно отозвался летчик. — А когда водил группу на штурмовку города, ничего не ощущал? Мы много чего себе прощать не должны, если по-человечески! Рискнешь пройтись по жилмассиву после штурмовки, в глаза жителям посмотришь? Вот то-то.

— Это другое! — ожесточенно сказал полковник. — Там ответки прилетали — только успевай уворачиваться!

— Да я согласен, — спокойно сказал летчик. — Ты не смотри на меня так, не смотри. Я маленький, но злой, и перворазрядник по боксу. Врежу в ответ, челюсть не соберешь. Жалко девчонку, не спорю. Она за свою жизнь от нас чего только не наслушалась. И грачка, и чурка, и черножопая. А уж проституткой каждый второй считает, типа звания девками только в постели зарабатываются. И ничего, не утратила веру в людей. А мы ее… Но что мы можем сделать, товарищ полковник? Что? Здесь армия.

— Тамбовский волк тебе товарищ, а летуны вертолетам навеки враги! — огрызнулся полковник. — А что мы можем сделать… Вот ты — умный? И я такой же. Мы не тупая десантура, мы элита армии, главная ударная сила! Ну неужели два умных мужика, на которых все держится, ничего не придумают?

-=-=
Я вроде умный мужик, но не понимаю, зачем ты это делаешь, — признался старший лейтенант и потер красные от усталости глаза. — Зачем набираешь компромат на командира бригады и помогаешь местным? Зачем-то открыла приемную для гражданского населения, ребят на разбор завалов гоняешь, на водовозки… а смысл? Все равно будем всех отселять. Завтра начнется принудительная эвакуация, приказ уже поступил. Лучше б замяла по-тихому залеты десантуры. В армии не ангелы служат, обычные ребята, всякое случается. Им, может, завтра в бой, а ты им дело по пустякам шьешь. Артиллеристов опозорила, ладно, так им и надо, чтоб не зазнавались, но свою бригаду зачем? Батю топишь, а он хороший командир, побольше бы таких! Вот потому вас в войсках и ненавидят…

Зита встала с кресла и с наслаждением потянулась. Отметила, что красные от недосыпа глаза офицера тут же уставились на ее грудь. Непроизвольно, так сказать. Ну, мужчина, понятно. Еле сидит от усталости, а туда же. Она опустилась обратно на рабочее место, прикрыла глаза. Пять минут перерыв. И заодно мозги Коле прочистить. Ведь хороший офицер, с задатками честного командира, но армейской дури в голове — как у подростка.

— В автопарке на «присяге» втроем забили на спарринге новичка, — пробормотала она, не открывая глаз. — Чем-то не понравился сержантам. Опозорили, поставили вечным дневальным. Постоянные недосыпы, недоедание, вторично «присягу» в результате не сдал. Это ожидаемый результат, Коля. Все в курсе — если не устраиваешь сержантов, «присягу» не пройдешь. Парень самолюбивый, не выдержал, застрелился. Батя — хороший командир?

— Да он слабак! Другие почему-то не стреляются, пробуют сдать позже!

— На нем приемы отрабатывали, — пробормотала она. — Все тело в синяках. Как он мог сдать? Батя — хороший командир?

— Генерал-лейтенант Панкратов — командир бригады, — сухо сказал офицер. — Ему за всеми не уследить. А в армии бывает всякое.

— Убийц не наказали. Начальник автопарка — не под трибуналом. Батя — хороший командир?

— Им, может, завтра в бой…

— Скажи это родителям пацана. Он мечтал стать десантником. В подкупольниках все мечтают. И его убили свои.

Она открыла глаза и уставилась требовательно на офицера. Старший лейтенант попробовал отвернуться, почему-то прямо в ее глаза смотреть опасался.

— Командиру бригады поданы рапорты на офицеров, поведением порочащих свою честь. Что мне теперь за это будет?

— Если б ты только командиру бригады снимки отправила! — буркнул офицер. — Тогда б просто отругал. Но ты же и в политотдел…

— Что мне будет за честную работу комендантского патруля?

— Батя не любит, когда идут против него, — пробормотал офицер неохотно. — Армия, единоначалие…

— Батя — хороший командир?

— Да было б за что офицеров гнобить! — взорвался негодованием старший лейтенант. — Ну, отпраздновали взятие станицы! Что плохого? Все пьют!

— Да пусть бы пили, — вздохнула она. — Знала я одного офицера, вечно пьяного, замечательный был человек… Если б по пьянке из офицеров лезло что-то хорошее, великодушие там, щедрость… если б они свои пайки детям раздали… или по пьяни помогли владельцам магазинов товар в Медногорку вывезти… а они сломали челюсть хозяину, набрали вина, потом отобрали у местных технику и гоняли на ней по улицам с салютами.

— Это артиллеристы! — твердо сказал старший лейтенант. — Они все дебилы. Им мозги грохотом отшибло.

— А десантники по пьяни на броне через сады дорогу срезают. Люди растили их всю жизнь, а им в душу плюнули.

— Все равно всех в эвакуацию! С собой сады не заберут!

— А еще офицеры подпоили девочек из техотдела, пустили по рукам, потом ославили как шлюх. К ним теперь соответствующее отношение. Такое… ласковое презрение с насмешками. Не дай бог тебе испытать. Одна не выдержала…

— Знаю я эту историю, — угрюмо сказал старший лейтенант. — Сама дура. Истеричная. Ее в компанию силой не тащили.

— Дура, — согласилась Зита. — Не себя надо было стрелять. Но вот что лезет из офицеров по пьяни. Батя предлагает такие пустяки прикрывать. Он — хороший командир?

— В армии везде так, — хмуро сказал старший лейтенант. — Зато 17-я бригада — одна из лучших в бою.

— О! — с удовлетворением сказала она. — Пошло прозрение. Мы еще с тобой по лучшей в бою побеседуем как-нибудь… без свидетелей. Кстати о прозрении — ты чего в глаза мне не смотришь? Накосячил где-то или как?

Офицер стремительно покраснел.

— Коля! — развеселилась она. — А ну признавайся!

— Ну, не смотрю, — буркнул офицер и отвернулся. — Я, может, утонуть в них боюсь. Ты красивая.

— Я не красивая, — с сожалением сказала она. — Ленка красивая, а я так, толстозадое недоразумение. А лет через десять вообще лицо загрубеет, станет мужеподобным. Мы, южанки, быстро взрослеем и так же быстро стареем. Просто в армии мало девушек, вот и кидаетесь на всех подряд. Но ты молодец, сдерживаешься. Так держать.

— А я, может, не хочу сдерживаться, — пробормотал офицер, не поднимая головы. — Только ты не подпускаешь ближе. У тебя кто-то есть, что ли?

— Был, — просто сказала она. — Его убили. Спецназовцы. Мы, южанки, рано влюбляемся. Моя юность, Коля, давно позади, не обманывайся возрастом. Я сейчас к мужчинам ровно отношусь, ко всем без исключения. Вот встретил бы ты меня в двенадцать лет — другое дело. В такого красавца-офицера я точно сразу бы втрескалась по уши. И давай работать, а? У нас на прием еще толпа народу.

— Да нафига?! — возмутился старший лейтенант и поморгал воспаленными глазами. — Днем с документами, ночью в патрулях! И охрана складов на нас! И засады! Еще и гражданских на шею подвесила! Нам не разорваться, Зита! Кто здесь начальник комендатуры, а? Сейчас как прикажу идти спать! Вместе со мной…

Она только усмехнулась. Потрепала парня за уши, чтоб взбодрился, чмокнула в щеку с той же целью и уселась перед терминалом социальной службы. Хороший он мужчина, Коля. Возмущается, брыкается, но тянет. Понимает, что в городке единственная власть — военные. Гражданская администрация как-то быстренько самоэвакуировалась, с собаками не догнать, значит, все вопросы решать им. Эвакуация начнется завтра, но до нее еще надо дожить. Всем нужна чистая вода, маленьким детям спецпитание, пайки кто-то должен распределять, а до этого комплектовать, больным и раненым требуются хотя бы противовоспалительные, на погибших при обстреле — справки о смерти… и весь этот воз теперь на них, потому что больше некому.

— Димитриади, пропускай следующего! — приказала она по связи.

— Зита, здесь посыльный, — откликнулся штурмовик. — Тебя срочно в штаб.

Старший лейтенант изменился в лице. Посыльный. На негласном языке армии это обозначало, что предстоит серьезное задание. По пустякам вызывали через связь, а посыльный — вроде как соблюдение режима секретности… который наблюдает половина города. Детский сад, а не армия.

— Вот и ответный ход хорошего командира генерал-лейтенанта Панкратова, — сказала Зита и встала. — Ожидаемо. Коля, не забывай: социалистическое государство — для людей, не наоборот. Доведи начатое нами дело до конца. Я тебя прошу. Чтоб гражданские убыли в эвакуацию обеспеченными всем необходимым, понял? Пайки, вода, лекарства, транспорт, сопроводительные документы, вещевое обеспечение. Все склады, все магазины в нашем распоряжении, у нас есть такая возможность.

— Я не смогу, — честно сказал офицер. — Мне прикажут не маяться дурью, и все. Это тебя боятся, ты же — эсэс, политвойска.

— А ты постарайся, — ласково сказала она. — Я тебя прошу. Очень и очень лично. Обратись за поддержкой к начальнику политотдела бригады, он обязан помочь. Обязан, понимаешь? Государство — для людей. На тебе — двадцать тысяч человек. Обещаешь, что справишься?

— Нет, — хмуро сказал офицер. — Но сделаю все, что в моих силах. Единственное, что обещаю: если с тобой что-то случится… Знаешь, я армейские порядки спокойно принимал, но когда их применяют против девочек, они выглядят такой мерзостью… есть предел и у моего терпения.

— Ты еще застрелись в знак протеста! — рассердилась она.

— В себя стрелять не стану, не дурак.

14

Она ожидала встретить в штабе злорадные улыбочки. Или сочувственные, встречались и такие, и немало. Но в штабе царила рабочая нервная атмосфера, никто на нее особо не глядел, с наружного поста сразу отправили к начальнику разведотдела бригады, как и положено. Начальник разведотдела тоже оказался на этот раз немногословен. Никаких улыбок и комплиментов, четкая нацеленность на работу, всегда бы так. Видимо, бригаде действительно поставили очень сложную задачу, не до ухаживаний.

Полковник без разговоров передвинул к ней по столу устройство защищенной связи. Подождал, пока она опустит на лицо щиток видеоконференции, и включил запись.

— Привет, черноглазая, — сказал коротко начальник политотдела фронта. — Обещал взять твой отряд под свое крыло — к сожалению, не получилось. Такая ситуация сложилась, что выметаем все подготовленные кадры. Все без исключения, понимаешь? Поступаешь в распоряжение начальника разведотдела бригады, выполняй его приказы как мои. Удачи. Не уроните чести штурмовых отрядов. Постарайтесь выжить. Всё.

Полковник внимательно наблюдал, как она аккуратно упаковывает устройство ЗАС. Без злорадства, без насмешки. Как будто сделал насчет нее какие-то выводы и теперь смотрел, насколько промахнулся.

Во всю стену засветилась интерактивная карта зоны ответственности бригады. Полковник задумчиво покачался перед ней и ткнул световой указкой за хребет:

— Вам сюда. По данным агентурной разведки, на военные аэродромы Душети перебазируется 12-я дивизия ударных беспилотников. Готовятся дополнительные взлетно-посадочные полосы, усиливаются части обеспечения. Операторы уже прибыли. Они — ваша цель.

Под внимательным взглядом полковника Зита постаралась, чтоб ни один мускул на лице не дрогнул. Душети. Далеко, очень далеко за хребтом. Да еще и аэродромы. Мощная, суперсовременная система ПВО. В самом городке наверняка не менее батальона охраны. Скорее даже больше. Плюс плотный контроль дорог: блокпосты, патрули, группы реагирования. Плюс перенасыщенность селений военными частями. И еще довольно высокая плотность населения, не шибко дружелюбного к северному соседу. Но самое главное — далеко.

— Как оцениваете задание, госпожа майор?

— Рядовое, — честно сказала она. — Сжечь огнеметами курортные пансионы — несложно даже при наличии серьезной охраны, подходов хватает. Сложно попасть за хребет.

— Еще сложнее вернуться, — кивнул полковник. — Но — надо. Надо, Зита, и ты даже не представляешь, насколько!

Она все же представляла. Невеликой сложности задача: командованием явно готовится ликвидация вражеского прорыва, и дополнительная дивизия ударных беспилотников в ситуации, когда и так превосходством в воздухе нельзя похвастать — это кость даже не в горле, а гораздо глубже. Дивизия беспилотников десантно-штурмовую бригаду по горам размажет еще на этапе выдвижения. И не на этапе тоже, как только развернут инфраструктуру, так сразу и займутся.

Это не происки командира бригады, поняла она. Это — неприятная правда войны. Диверсантов отправляют за хребет без шансов на возвращение, чтоб бригада могла выполнить боевую задачу. Честный боевой размен. А что в «Спартаке» все несовершеннолетние и полтора десятка девчонок — так добровольцы же, в штурмовые отряды силой никого не гнали. Подготовку получили — отрабатывайте.

— Операторы находятся в трех местах, если верить карте, — заметила она. — Сожжем одну базу, ко второй нас не подпустят.

— Верно, — кивнул полковник. — Но в «Спартаке» полторы сотни подготовленных диверсантов. Пойдете тремя группами. Есть у тебя толковые командиры подразделений? Уверен, есть. По слухам — по нашим слухам — в «Спартаке» подготовка командиров поставлена на поток, не зря получили статус учебно-боевой роты.

Полковник остановился перед ней, как будто собрался обнять, но в результате вздохнул и вернулся за стол.

— Мне нравится, как ты держишься, госпожа майор, — суховато сказал он. — Так и дальше держись. Не урони чести российских офицеров. На подготовку — полдня, вылетаете в ночь. Мои заместители ждут тебя в соседнем кабинете с подробным планом операции. Удачи, Зита. Постарайся вернуться, у начальника политотдела фронта на тебя большие планы. Чтоб ты знала — у меня тоже. Всё, иди готовиться.

Из штаба бригады она вышла через два часа с полным пониманием того, что «Спартак» из-за хребта не вернется. План операции… смех на палочке, а не план! По факту — забросят на «калошах» до зоны альпийских лугов, а дальше между лугами и точками на карте, означающими курортные гостиницы с отдыхающими там операторами беспилотников — полная неизвестность. Ну, не то чтобы совсем полная, это все же преувеличение. Карта, например, имеется, и отметок на ней хватает. Но это и всё. Как она поняла, в руки агенту попала случайная информация, что высококвалифицированная группа операторов беспилотников прибыла на горный курорт заранее подышать целебным воздухом, поправить здоровье — и за эту информацию ухватились, как за последний шанс переломить ситуацию на фронте в свою пользу. За высококвалифицированных европейских операторов начальству не жалко отдать роту штурмовиков. За операторов — не жалко. Потому что уйти из Душети шансов нет. Любой спартаковец это поймет так же хорошо, как и она. И возникнут вопросы — в «Спартаке» вопросы к руководству в норме. А что она им может ответить? Да, ребята, нас отправляют в один конец, пожили и хватит, стране мы не нужны?!

С тяжелым сердцем она вызвала к себе командиров будущих диверсионных групп. Брюханова, естественно, и Александра Димитриади. Старшина отряда, заботливая и строгая мамка всех спартаковцев Катя Короткевич явилась без вызова, и по упрямому взгляду Зита поняла — будет требовать включения себя в рейдовую группу. После гибели ее Орла она словно почернела внутри, замкнулась и только рвалась в бой. Зита не собиралась ее удерживать и тем более приказывать — в этот рейд пойдут все.

Она коротко поставила задачу. И поняла, что до сих пор плохо знает своих ребят. Вопросов не было. Только мстительная радость в глазах у штурмовиков.

— Наконец-то настоящее дело! — удовлетворенно сказал Брюханов и нехорошо улыбнулся. — Пустим крови!

Молодежная политика лидера нации дала свои плоды, и выросли в подкупольниках в атмосфере постоянных драк жестокие бойцы, радующиеся смерти. Она смотрела на ребят грустно, и вдруг защипало глаза. Они не понимают, с чем играют, не понимают, как дети…

На нее вдруг накатило отчаяние.

— Когда запылали пожары в родимой краю… — прошептала она, отвернувшись, — мальчишки, вы первыми встали в суровом строю… Мальчишки, мальчишки, вы первыми приняли бой, мальчишки, мальчишки страну заслонили собой…

Она опомнилась, когда обнаружила штурмовиков перед собой. Два крепких парня и крохотная девушка смотрели на нее серьезно, строго… и понимающе.

— Не плачь о нас, принцесса, — сказал Димитриади негромко. — Даже если нам суждено погибнуть — не плачь.

— Я не принцесса! — всхлипнула она.

— Ты чувствуешь смерть, мы заметили, — усмехнулся Брюханов. — И еще — рядом с тобой мы становимся лучше. Даже я. Ты как светлое и очень доброе чудо. Так что принцесса, не отнекивайся. И знай: мы гордимся, что были с тобой рядом. Гордимся и считаем великой честью. Мы же понимаем — ты здесь, на Земле, только из-за нас. От отряда к тебе всего одна просьба: когда нас не станет, возвращайся на звезды, хорошо? Наш мир слишком жесток для звездных принцесс.

Димитриади подшагнул к ней и неумело вытер слезы жесткими тренированными пальцами каратиста. Она неожиданно поняла, что происходит, окончательно пришла в себя и подобралась. Э, нет, ребята, так не пойдет…

— Не мне служите — России! — напомнила она твердо. — Вы родине присягу принесли, не забывайте!

— Мы-то не забудем! — усмехнулся Брюханов. — А как насчет родины? Она о нас вспомнит? Или отправит за хребет в один конец, и все дела?

Все же поняли спартаковцы, что им предстоит, поняли, но не стали озвучивать очевидное.

— Нет, конечно! — легко сказала Зита. — Как о вас может помнить страна? Она же не разумное существо! Да и… что, здесь кому-то нужны слава, почести, награды?

Штурмовики задумались. Потом три руки вскинулись в воинском приветствии:

— Служим России.

А хулиганистый Димитриади еле заметно улыбнулся и добавил:

— И звездной принцессе!

Он вздохнула и сдалась. Ну, считают звездной принцессой — так тому и быть.

Автобат на прощанье таки устроил мелкую пакость, придержал машины, и на аэродром пришлось выдвигаться пешком. Ну, нет худа без добра, зато приспособились к весу снаряжения. Хоть что-то. Два часа на подготовку операции — курам на смех!

На аэродроме огромные десантные вертолеты — «калоши» уже раскручивали свои винты, прогревали двигатели. Штурмовики разделились на три колонны. Отсюда и до завершения активной фазы операции им действовать автономно. Она придирчиво оглядела бойцов напоследок. На этот раз штурмовики выдвигались на операцию подготовленными совсем по другим, настоящим диверсионным стандартам. Особенно — по части связи. Импульсные передатчики с запасом автономного питания на двадцать суток! Оперативная связь со штабом бригады через спутник, шифрованная, незаглушаемая! Примитивные, но безотказные пехотные «шагай-болтай»… На этот раз Зита твердо держала в руках нити управления отрядом.

— Командирам диверсионных групп немедленно прибыть к командиру вертолетного звена по приказу командира бригады! — вдруг деловито распорядились по оперативной связи.

Зита насторожилась. Такого в планах не предусматривалось. А любое изменение плана — к неприятностям.

Командир вертолетного звена ожидал их у «калоши». Полковник. Зита тихо изумилась: что, командиру вертолетного полка других дел нет, как водить звено на смертельно опасный вылет?

— Ознакомьтесь с приказом командира бригады в части, вас касающейся, — сухо сказал полковник и развернул планшет.

Неприятности оказались очень крупными. В изменение плана операции штурмовикам приказывалось атаковать базы отдыха операторов беспилотников с ходу. Парашютным, мать его, десантом со сверхмалых высот! Ночью! Бойцам, ни разу не прыгавшим с парашютом!

Она понимала логику приказа. Информация из армии за хребет утекала со страшной скоростью, и единственной возможностью обеспечить секретность операции являлось доведение реального плана буквально перед посадкой в «калоши». Но…

Она вопросительно уставилась на полковника. Как-никак, а ему тоже лететь с ними, а значит, получать все плюхи необеспеченной операции, активную ПВО противника в том числе. «Калоши», выбрасывающие десант — идеальная мишень для операторов зенитных комплексов.

— Пойдем под зонтиком РЭБ, — сообщил полковник. — Система шестого поколения, противнику незнакома. Так что доставку мы вам обеспечим, госпожа майор.

А на отходе их собьют, мысленно закончила Зита.

— А на отходе противнику будет не до нас, если правильно отработаете, — усмехнулся полковник. — Так что вы уж постарайтесь.

Он оказался настоящим мужчиной, этот вертолетчик. Поддерживал и ободрял ее, хотя оба прекрасно понимали: как бы ни отработали штурмовики, «калошам» не уйти. Там, за хребтом, системы ПВО не чета фронтовым, и обеспечивают их европейские специалисты… Но все, что могла сделать Зита для офицера — только бросить ладонь к черному берету с эмблемой лютого волка. Полковник усмехнулся и протянул ей небольшую коробочку:

— От нашего стола вашему столу. Это маяк Центроспаса военно-космических сил России. Работает независимо от десантно-штурмовой бригады, наша чисто летная служба спасения. Сумеете дойти до точки эвакуации — активируй, вас вытащат. В Центроспасе такие волки спецопераций работают — десантура им в подметки не годится. Вы только дойдите.

Полковник коряво, как принято у летунов, козырнул, развернулся и неожиданно легко для такого крупного мужчины побежал к «калоше».

Он отдал собственный маяк, поняла Зита. И убегает, как мальчишка, от сентиментальной сцены. «Я вернусь! — мысленно пообещала Зита ему. — Вернусь и достойно отблагодарю за такой поступок!»

Полет оказался недолгим. Четыре винта «калоши» обеспечивали ей крейсерскую скорость в четыреста км в час, чуть зевнешь, и уже над Босфором. В ожидании первого в жизни и чрезвычайно сложного технически парашютного прыжка штурмовики сидели в напряжении, и все равно десантная аппарель открылась неожиданно. В реве вертолетных двигателей перед бойцами распахнулась непроглядная южная ночь. Штурмовики вскочили, опасливо пригибаясь и придерживаясь за металлические сиденья.

Вдоль цепочки бойцов торопливо пробежал выпускающий, накинул карабины вытяжных тросиков на «скользяшку». Потом замер у аппарели, подняв руку и напряженно прислушиваясь к командам штурмана. Десант с предельно малых высот прост, но беспощаден: чуть ошибешься, сразу смерть. Опустишься ниже — десантные крылья не наполнятся воздухом, не затормозят, и десант разобьется, не успев крикнуть «мама». Поднимешься повыше — бойцы зависнут в воздухе беспомощными мишенями, одного хорошего пулеметчика хватит срезать всех. Превысишь скорость — десант растянется по местности, не успеет собраться к точке операции и погибнет в стычках с войсками. Занизишь скорость — и посыплются диверсанты друг другу в парашюты, что означает опять же смерть…

Ну а следом за вертолетчиками — очередь штурмовиков, у них задачи не менее сложные. Выпрыгнуть в одинаковом темпе, наиболее плотно, но не сбиваясь в кучу, иначе перехлест парашютов. Моментально сориентироваться в воздухе за несколько секунд полета, при возможности нанести удар огнеметами по цели с воздуха, и все это ночью, на приборах. Мгновенно отстегнуть крыло, пока не потащило мешком по земле, сбросить подвеску, что при отсутствии опыта да ночью — очень непростое дело… Ну и потом выполнить операцию и чисто уйти по незнакомой и предельно враждебной местности к перевалу…

— Пошел! — рявкнул выпускающий.

Штурмовики лентой скользнули с аппарели во тьму. Мгновения беспомощного падения, удар строп, хлопок несущего крыла…

Зита мгновенно огляделась. Все же вертолетчики чуть подстраховались с высотой, дали штурмовикам несколько секунд парения. Видимо, были уверены, что десант не расстреляют в воздухе. Хорошо, если так, а то у нее все сжалось внутри в ожидании пулеметных очередей… А цель сияла — можно приборы ночного видения не надевать. Светились фонари вдоль прогулочных дорожек, здание-цель вообще оказалось подсвечено снизу, очень эффектно, красиво, совершенно по-мирному…

Не цель, поняла она в следующее мгновение, потому что наконец совместились в голове данные с планшета и увиденное собственными глазами. Цель — за спиной, в темноте!

Торопливо рявкнул огнемет, протянулся огненный хвост, и вход в подсвеченное здание расцвел огненным клубком. Кто-то из штурмовиков поспешил, атаковал с воздуха — и ошибся. И своей ошибкой спровоцировал остальных, потому что ночь тут же взорвалась десятком огнеметных залпов!

— Прекратить огонь! — заорала она по связи. — Ложная цель! Это развлекательный центр, привязывайтесь!

В эфире раздались сочные маты. Вообще штурмовики в присутствии Зиты старались не материться, но тут было не до приличий. Огнеметы — разовые, чем атаковать настоящую цель?!

Земля напрыгнула неожиданно, крепко ударила по ногам. Зита торопливо сорвала защитные колпачки, отжала фиксаторы, и несущее крыло потащило легким ветерком в сторону. Три щелчка — подвеска сброшена.

— Группе — доклад по готовности!

Тотчас отозвались крайние. Четверых штурмовиков вынесло за пределы зоны операции, и теперь они пытались понять, куда свалились. Для ночной выброски, да впервые в жизни — можно сказать, идеальный результат. Молодцы вертолетчики!

— Привязывайтесь по пожару! — решила Зита. — Подтягивайтесь, будете прикрытием! Группе — зачищаем цель вручную! Стрелять всех в форме! Начали!

И первой выстрелила из «реактивки» по темному входу. Там обязательно должен быть пост охраны — вот пусть встрепенутся и залягут, пока они подбегают!

Это была грязная работа. Расстреливать в упор безоружных — грязная работа…

Они на прощанье подожгли гостиницу парой оставшихся огнеметных выстрелов и ушли во тьму. Семь минут. Курортный городок даже не успел толком проснуться.

Тьма Душети оказалась сильно условной и очень мирной. Фонари уличного освещения мягко светили розовыми шарами сквозь кроны платанов, возле ночных кафешек текла неторопливая курортная жизнь, на озере, проглядывавшем иногда за панорамой улиц, ярко светилась набережная, а далеко на глади воды — разноцветные огоньки прогулочных катеров. И везде были люди. Как будто переспали дневную жару и теперь приступили к обстоятельному настоящему отдыху. Многие поглядывали в сторону зарева над гостиничным комплексом, переговаривались вопросительно, но особого беспокойства никто не проявлял. Мол, горит, да и ладно, а нам тут хорошо, утром узнаем, что там сгорело и почему. Цепочке бойцов в «хамелеонах» смотрели вслед с умеренным любопытством. Появление в Душети авиационной дивизии прибавило в местном бюджете денежной массы, вообще оживило сонные будни, но явно не добавило ни грамма милитаризма. Это совсем не походило на то, к чему готовились штурмовики. Не падали сбитые «калоши», не гремела на путях отхода бронетехника, отряды егерей не бежали за ними по следам, не стреляли из-за каждого угла…

Зита посмотрела, посмотрела на это мирное безобразие — и резко изменила план отхода. Изначально предполагалось уходить по горным лесам, но какой в осторожности смысл, когда через четверть часа после атаки на улицах даже блок-посты не появились? А от обзорной площадки возле Белого замка начиналась хорошо оборудованная туристическая тропа как раз в направлении к перевалу. Как раз и Брюханов с Димитриади доложились. У них было все хорошо, а европейским операторам — сильно плохо. Сейчас они уводили свои группы вдоль озера — и тоже тихо недоумевали, почему никто не ловит. У Зиты упал с сердца камень немалого веса, она с облегчением вздохнула и развернула группу к Белому замку.

Вот возле Белого замка они и нарвались. Там гудел какой-то праздник, у ворот стояли мужчины группой, курили, переговаривались, смотрели вниз на пожар, кто-то явно пытался узнать новости по телефону. Мужчины явно с вечера дегустировали благоуханные горные вина, ну как тут не поговорить с бегущими по делу бойцами?

— Э, бичеби, куда спешим? — благожелательно поинтересовался один из мужчин.

И как-то незаметно, как это бывает у пьяных, оказался на дороге отходящей группы. Ну, поговорить ему захотелось, что такого. Зита не успела открыть рот, как среагировал один из бойцов, выкрикнул на турецком, что идет спецоперация. Зита мысленно поставила Брюханову жирный плюсик. Не только сам взялся за турецкой, но и весь отряд припряг, чтоб не в одиночестве страдать.

Мужчины у ворот заинтересованно подтянулись. Зита подала условный знак — не стрелять. Отходить предполагалось максимально тихо, а на мужчинах, между прочим, военная форма, и поведение, как у старших офицеров.

— Понятно, что спецоперация! — усмехнулся мужчина. — А что случилось?

Зита подумала и подняла очки ночного видения. Этот разговор тянуть ей, ребята не настолько готовы.

— Диверсия, — коротко объяснила она. — Перекрываем зону.

Спиной она чувствовала напряжение своих бойцов. Уже разворачивается сеть для их ликвидации, ревут на горных дорогах блиндеры, егеря перекрывают тропы, а они тут стоят, любезничают!

— Это где горит? — озаботился мужчина. — В детском лагере, да?

— Не знаю, — пожала плечами она. — Может, и в детском. Нас недавно перебросили.

— Ты не грузинка, — заметил мужчина.

Она молча подосадовала. Мало занималась с Давидом, отлынивала, дура! А теперь каждый встречный попрекает акцентом!

Как отвечать, она все же знала. Эту ситуацию они с Давидом в свое время проработали досконально — так, на всякий случай.

— Грузинка! — возразила она уверенно. — Просто жила на Украине! Папа грузин, мама тбилисская еврейка — значит, грузинка!

Мужчины вежливо посмеялись. Она наконец разглядела знаки отличия. От полковников и выше. Ого. Это они что, нарвались на день рождения начальника военного округа? Вот угораздило. Эти могут знать, что никого сюда не перебрасывали. Разве что авиационную дивизию…

А папа из чьих? — ожидаемо полюбопытствовал мужчина.

— Деканозишвили.

— Это те, которые в Тбилиси, или…

— Которые в Гори, — стараясь оставаться вежливой, перебила она. — Господин полковник, раз уж мы не можем присоединиться к празднику, разрешите продолжать операцию?

— Да почему не можете?! — искренне удивился мужчина. — Такой красавице всегда рады! Проходите все, вина сейчас нальем, у нас такой праздник!

— Не! — засмеялась она. — Ребята — европейцы, они столько не выпьют! Умрут, не дойдя до боевого поста!

Полковник коротко хохотнул.

— То-то они молчат, — заметил он небрежно. — Спецназ с аэродрома? Понимаю… Переводчицей при них? Умница. Как имя твое, нежная красотка Деканозишвили?

— Зита, — ответила она машинально.

Лицо мужчины помрачнело.

— Неправильно поступили твои родители, — буркнул он. — Имя должно быть грузинским! Нельзя отрываться от своих корней! Это всё твоя мама, тбилисские еврейки — они красивые и хитрые, крутят нами, грузинами, как хотят…

И он легким жестом закрыл разговор.

Бойцы быстро втянулись в тень туристической тропы, послышались облегченные вздохи. Ну да, они же не понимали разговора. Успели напридумывать всякого.

Рядом почему-то оказалась Катя Короткевич, хотя должна была идти замыкающей, как старшина.

— Зита, — неуверенно сказала девушка. — Там, в гостинице, операторы кричали…

— … на русском? — понимающе кивнула Зита. — Я тоже заметила. Это наши, Катя. Бывшие наши. Те, кто уехали за границу за легкой жизнью. Думали, отсидятся. А с них раз — и потребовали плату за комфорт… и доказательство верности новой родине. Вот такие дела. Полковник прав — нельзя отрываться от корней. И нельзя, и невозможно. Для всего мира мы русские и останемся ими, куда бы ни спрятались.

— И не собираюсь! — буркнула Короткевич. — Пусть сами прячутся… все.

И исчезла в темноте, вернулась к роли замыкающей. Ее задача — следить, чтоб никто не отстал, не упал, не потерялся. Как всегда — мамка отряда.

Далеко внизу наконец взвыли сирены военной полиции. Огромная военная машина очнулась и начала реагировать на болезненный укус. Штурмовики невольно прибавили шаг. Бежать никто не пытался, горные учения в Копейке давно отучили штурмовиков бегать по склонам. Умрешь уставшим, только и всего, как мудро подмечено в армейской присказке. Бежать не пытались — но холодок промеж лопаток почувствовали все. Они на чужой территории, вокруг — огромные массы военных, и скоро все захотят их убить. А до перевала — далеко… Зита вспомнила, сколько бойцов потерял «Спартак» в рейде за перевалом, и упрямо стиснула зубы. С шансами или без них, но они все равно уйдут!

-=-
Полковник проводил взглядом уходящих в лес бойцов. Неопытные, неумелые. Но рисковые ребята, не отнять. Залезли в сердце страны, и ничего, не трясутся, только щерятся оружием в стороны. Хоть ума хватило «реактивки» прикрыть маскировочными чехлами. Глупые бичеби решили, что сойдут за европейцев. Глупые. Из них кровожадные звери при каждом движении лезут! Европейцы им — на один бросок до горла, и это чувствует любой настоящий мужчина. Действительно — волчата Ферра!

А старшая ему глянулась. Вот она как раз могла бы пройти до Тбилиси не споткнувшись. Спокойная, абсолютно уверенная в себе, и… какая-то доброжелательная, что ли? В коротком разговоре он не раз поймал ее мягкую улыбку, и каждый раз теплело на душе. Ее он бы с удовольствием взял в напарницы. Жаль, нельзя, засветилась…

— Ф-фух! — показал свое отношение к произошедшему стоящий рядом офицер.

Прожжённый интендант, бессовестная сволочь и жестокий политик встречу с реальной смертью пережил тяжело, и полковник мстительно порадовался. Это не врагов стравливать сплетнями и доносами.

— То ли мы сделали, Леон? — неуверенно сказал интендант. — Может, вызвать егерей?

— Пусть уходят. Ребята сделали для нас сложную работу, заслужили. Или хочешь, чтоб у нас командовали европейцы?

— Нет, но…

Интендант посмотрел вслед ушедшим и поежился.

— Отпускать врага как-то неправильно, Леон.

— Они нам не враги, — задумчиво сказал полковник. — Русские — не враги. Единственная большая нация, с которой мы сможем иметь дело. Надо только немножко сбить с них имперскую спесь. Это сделают за нас европейцы и турки. А мы сделаем так, чтоб европейцы не остались здесь навсегда. Чужих нам не надо. Пусть уходят волчата Ферра, мне с русскими еще работать.

— Они нас чуть не застрелили, — пробормотал интендант. — У девочки-грузинки видел, где рука лежала? На пистолете. Повезло, что наша. Умная, гордая, хладнокровная. Сама удержалась и своих удержала. А если б нет? Зачем столько риска, не понимаю…

Полковник усмехнулся. Да, он любил риск. Потому полковник Леон Габуния занимал немалый пост в разведке «Мхедриони», а его дружок детства — там же, но на снабжении. Кто-то любит деньги, кто-то — риск, соответственно живет, и успех по жизни соответственный. Пусть уходят ребята. Рискового противника стоит уважать.

— «Барсы Гомбори» нам не подчиняются, — заметил интендант. — Вцепятся, упадут на след. Их как остановишь? Вдруг чего-то нароют?

— Пусть падают на след, — спокойно сказал полковник. — Тогда жить им — до первой встречи с волчатами. Ничего они не нароют. Их самих зароют. Гарантирую.

15

— Что это? — озадаченно спросил Димитриади.

— Зонтик РЭБ шестого поколения! — язвительно отозвалась Зита и подосадовала на саму себя. Ведь поверила полковнику-вертолетчику, как дура! А тот и рад посмеяться над наивной девочкой. Система РЭБ шестого поколения, как же! Массированный ракетно-бомбовый удар — вот что это на самом деле!

Место, где на карте были указаны позиции систем ПВО, дымилось до сих пор. Что не взорвалось и не разлетелось к чертовой матери, то сгорело или оплавилось. А подземный бункер управления бетонобойной бомбой выворотило наизнанку и выбросило наружу. Выглядело страшновато даже в бинокль. Машина реанимации без дела стояла в стороне под деревом — кто бы выжил в таком аду, разве что киборг? По обломкам осторожно ходили саперы, обезвреживали территорию. Как теперь понимала Зита, подобное происходило на всех точках системы ПВО турок. Сибирские ДШБ достойно ответили на попытку южаков прорваться за хребет и сейчас наверняка мудохали живую силу противника по всем ущельям, разблокировали попавшие в окружение части. И «Спартак» внес свой вклад в будущую победу — стоят ударные беспилотники, некому ими управлять! И еще долго будет некому, операторов быстро не подготовить!

А сейчас, когда за хребтом гремели бои, «Спартак» спасал сам себя, крался по лесам бесшумным волком, прятал иголку в куче подобных… потому что европейцы буквально взбесились. Каждые полчаса — пролет над головами летающего «глаза», каждый час — грохот ударных вертолетов на барраже, по всем дорогам усиленные броней патрули и мощные блок-посты на перекрестках. Зита сильно подозревала, что сожгли они в развлекательном центре кого-то… не того. Кого-то очень важного. Или много важных. Ну нельзя так тратиться за каких-то операторов. Подумаешь, дивизию посадили на землю. Да вертолеты столько горючки уже пожгли — на пару таких дивизий хватит! А сколько еще пожгут? Активности у врага с каждым часом только прибавляется!

Перед выходом «хамелеоны» спартаковцев модернизировали, специалисты заверили, что теперь никаким прибором их не взять, но кто бы верил словам специалистов? Они соврут не моргнув глазам, потому что — как их проверишь? Так что на отдых отряд остановился в единственно безопасном месте — впритирку к оживленной военной трассе, вплотную к перекрестку. Даже если засекут с воздуха, вполне могут решить, что своя часть расположилась на отдых. Прятать иголку в куче подобных, других вариантов не оставалось. Да, опасно, да, риск случайного обнаружения, но в лесах их могли взять обычным тепловизором и накрыть квадрат из систем залпового огня. Так что — только рядом с дорогой. В селениях — еще бы лучше, но туда рожами не вышли, как и языками. Там Зита могла пройти разве что в одиночку.

Брюханов и Димитриади сосредоточенно изучали окрестности. Прикидывали, куда бежать в случае чего. Катя Короткевич просто лежала в отключке с закрытыми глазами. Ей в рейде доставалось больше всех. Лучший оператор летающего «глаза» — и самая миниатюрная девушка в отряде. Идеальное в некоторых случаях сочетание. Катю несли на себе по очереди самые здоровые парни отряда, а она, накинув на лицо щиток и отключившись от действительности, управляла летающим «глазом». Час за часом. Ни на секунду не теряя концентрации. Четко понимая, что от ее внимания зависят жизни всех. Жуткая, выматывающая работа. Но она пока что справлялась, и уже дважды засекла засады, увела отряд от боя обходными путями. В лесных зарослях заметила, в густом подлеске. А они ее летающий «глаз» — нет. Не зря на внутреннем отвороте формы у Кати — скромный мастерский значок.

Зита поглядывала на подругу с безмолвным вопросом в глазах. Зачем она здесь? Ей сейчас, по логике, самое место в центре отряда, под защитой постов, дрыхнуть без задних ног, завернувшись в верную термоткань. И ей, и еще паре штурмовиков. Кунгурцев и Лялин, новые командиры взводов, присоединились к руководству отряда по еле заметному знаку Димитриади. Зита не протестовала, мало ли для чего Александру потребовались надежные бойцы. Например, просто для усиления. Не протестовала, но поглядывала на них тоже. Зачем они здесь, а не со своими подразделениями? Поглядывала, ждала… и дождалась.

— Как третий по старшинству в «Спартаке» на данный момент, открываю совет командиров, — негромко сказал Димитриади.

Катя открыла глаза и села, сна ни в одном глазу. Значит, в курсе и ждала. Брюханов только усмехнулся по своей привычке и промолчал. Кунгурцев внутренне напрягся, блеснул острым взглядом, как боксер перед боем. Кстати, действительно боксер. Вот, значит, кто инициатор. А Лялин, честный и справедливый Лялин — свидетель от «Спартака», чтоб было кому донести решение совета отряда до всех спартаковцев. Знакомая, многократно проверенная схема, позволяющая безболезненно совместить советскую форму правления «Спартака» с военным единоначалием и секретностью.

— Зита, у отряда к тебе вопрос, — хмуро сказала Катя. — Почему мы оставили живыми офицеров у Белого замка? По всем правилам их следовало уничтожить. По всем правилам, Зита! И по нашим спартаковским, и по диверсионным, не считаясь с потерями и риском! Группа уже выполнила задание! А там была толпа старших офицеров! Ты же сама нас учила: старшие офицеры — первоочередная цель любого диверсанта! Техника — второй очередью! Или есть какие-то причины, о которых мы все почему-то не в курсе? Или все дело в их национальности? В отряде считают, что ты пожалела своих. И у тебя это, Зита, не в первый раз. Отвечай перед советом отряда.

Зита посмотрела на злое лицо подруги и усмехнулась. И она тоже! Только за общим вопросом отряда у нее скрывается еще один, уже от фактического руководителя службы собственной безопасности «Спартака». Катя желает знать, почему мимо службы собственной безопасности проходит что-то важное. Не привыкла подруга быть в неведении, злится, должность уже слегка ее подпортила. Менять? Так-то да, но замена руководителя службы собственной безопасности — дело очень непростое, связанное с множеством секретов, о которых знать за пределами самой службы не следует никому…

Она хотела — честно хотела! — спокойно ответить на вопрос. Тем более что ситуация действительно требовала разъяснения. И спартаковцы имели полное право знать, почему они оставили противников живыми. Но вдруг на нее накатило отчаяние. Все, что удерживала, гасила в себе последние годы, накопилось и прорвалось наружу. По незначительному, на первый взгляд поводу. Может, последней каплей оказалось недоверие подруги детства, той, с которой вместе создавали службу собственной безопасности «Спартака»…

— А мне сколько еще доказывать всем, что я — русская? — тихо спросила она, но в негромкости ее голоса столько звенело эмоций, что хватило бы заполнить полчаса истерик. — Сколько? И чем? Сколько еще застрелить южан, задавить собственными руками, чтоб вы поверили, что я — своя? Сколько?! Сколько слышать за спиной, что я — грачка, чурка, урючка? Чем я виновата? Формой глаз, цветом волос? Это главное, да? Внешность? Дела уже ничего не значат?! Почему из отряда ушел Давид, а обвиняете заодно и меня?! Я же воюю вместе с вами!

— Давид тоже воевал, — хладнокровно заметил Кунгурцев и сплюнул. — А потом грохнул нашего офицера и ушел к своим. Так что отвечай по делам, не виляй. Офицеров у Белого замка по твоему знаку не тронули, было дело? Вот за него и отвечай. А мы послушаем.

— Зита, ты действительно похожа на чурок, — неловко сказал Лялин. — И даже не столько внешностью, а… Разговариваешь с ними, понимаешь их. А они — чурки. И принимают тебя за свою, мы видели. А потом ты их отпускаешь живыми. Тут как-то… непонятно.

— Ах, в языке дело?! — вызверилась она. — А вам кто мешал изучать языки вероятного противника, кто? Понимали бы сейчас, о чем говорим! В «Спартаке» предлагали, так все решили, что лучше в тир?! Что с чурками лучше разговаривать языком автоматов?!

— Ты объясняй за дело, — напомнил Кунгурцев. — Время идет, а мы еще не обедали.

— Я объясню, — яростно пообещала она. — А потом оставлю пост командира «Спартака»! Пусть вами командует русский! Устала от недоверия!

Широко открытыми глазами она охватила всех. Спокойного, уверенного в себе Кунгурцева. Недоверчивую Катю. Смущенного истерикой командира Лялина. Закаменевшего Брюханова. И испуганного Димитриади. Александр, в отличие от остальных, понял, что она не шутит, не сгоряча. Не в порыве чувств. Понял — и испугался.

— Сволочи, — невольно сорвалось с ее губ. Еле слышно, но — слышно. И услышали все.

— По факту у Белого замка — объясняю, — холодно усмехнулась она. — Но сначала — подписка о неразглашении!

— Не понял, — подал голос Брюханов.

— Это значит, что услышанное здесь не должно выйти за пределы совета командиров. И если такое случится — проведу расследование, найду виновного и расстреляю как предателя.

Обещанное проняло всех. Видно было, что Зита не в настроении шутить.

— Подписка, — сказал тем не менее Брюханов. — Я не из болтливых. Остальные тоже.

— Топ-секрет, — сказала Зита спокойно. — Руководство военной разведки «Мхедриони» сотрудничает с политическими войсками России. У них общее видение будущего мира.

— Лучше б я не знал, — пробормотал Димитриади и, похоже, выразил мнение всех.

— Офицеры у Белого замка нас узнали, — пояснила Зита. — Меня точно. Это они навели нас на операторов. Думаю, они, потому что больше некому. И они же обеспечили нам свободный уход. Никого не удивило, как долго просыпались военные? Гостиница горит, по городу идет диверсионная группа — и ни одного патруля! Никого не удивило, да?

— Так, значит, Давид… — наконец понял Лялин.

— Молчи, — ласково посоветовал Брюханов. — Понял — и молчи.

— Я объяснила? — осведомилась Зита. — Вопросов больше нет? Тогда… вот. Димитриади, принимай «Спартак».

Штурмовик с ужасом посмотрел на черный берет, который Зита положила перед ним на траву, и на всякий случай отодвинулся.

— Я тоже нерусский, я грек, — предупредил он и убрал руки за спину.

— Тогда разбирайтесь сами. Свою кандидатуру я назвала.

Рядом с беретом легли командирская рация и планшет.

— Зита! — ахнула Катя.

— Я сказала! — отрезала Зита, и подруга заткнулась.

— Я никогда не отмоюсь от того, что нерусская, — горько сказала Зита. — Сил нет… «Спартак» ваш, русские, берите!

И она отвернулась.

Брюханов поднялся, прошел мимо нее и аккуратно поднял сложенные на траве атрибуты власти. Она проводила его безучастным взглядом.

— Да какая разница, кто какой национальности… н-на! — раздался за ее спиной голос Лялина, затем сочный удар и звук падения тела.

— Неправильно бьешь, — заметил Брюханов. — Встанет, покажу, как надо. А надо бить так, чтоб не вставал.

— Ну-ну, боксеры, — буркнул чемпион города по каратэ Димитриади. — Прекращайте, а то отряд без руководства останется. Разберемся с личными проблемами за перевалом. Возвращаемся к отряду. И решаем, как идти дальше.

Зита встала и пошла первой в густой подлесок, не глядя ни на кого. За спиной на дороге заревела двигателями очередная колонна военной техники — турки спешно подтягивали резервы. Дать бы им по головным из огнеметов, чтоб не подтягивали, но — не ее это теперь дело, пусть решает Димитриади. Да и огнеметов осталось на весь отряд всего три штуки — реально на самый крайний случай.

Она машинально выбрала в кустах нечто вроде тропки. Не то чтобы тропу, просто более удобный проход. Знала, что нельзя, что это — место вероятного минирования, но не будут же минировать все леса? Вот и пошла, не задумываясь, сильно выбитая из состояния вечной диверсантской настороженности произошедшим конфликтом. Потому и опасность — не заметила. Опомнилась, только когда мимо нее, ускоряясь, стремительно пролетел Лялин… а в следующее мгновение она начала стрелять в возникшие из зелени и сумрака фигуры. С левой руки, из малошумного пистолета разведчика. Еще через мгновение в кустах вспыхнул жестокий встречный бой. За спиной Зиты торопливо защелкали пистолетные выстрелы, кто-то сцепился в жуткой рукопашной, затрещали кусты, захрипели предсмертно… Катя Короткевич поднялась из травы рядом с ней и мгновенно выстрелила, и еще раз.

— Саша, добей!

Зита краем сознания оценила правильность действий подруги. Стандартный броник из пистолета разведчика не пробить, и снайперская двойка имела шансы сбежать — но Катя стреляла по конечностям. А потом Димитриади прыгнул в лес, оттуда раздались хэкающие удары — и тишина…

Им повезло, им всем крепко, неслыханно повезло. Во-первых, штурмовиков решили взять живыми. А могли бы срезать парой очередей, и тогда без вариантов смерть, от автоматов не уклонишься.

А во-вторых — командиры подразделений, все без исключения, оказались мастерами скоротечных огневых контактов. Так получалось само собой — умение быстро реагировать, мгновенно ориентироваться в меняющейся обстановке и сохранять железное хладнокровие одинаково нужны и командирам низших звеньев, и специалистам мгновенного боя. Потому у каждого командира взвода на отвороте формы имелся скромный по виду, но грозный по смыслу мастерский значок. Ну а Зита — вообще любимая и лучшая ученица инструктора по стрельбе капитана Ратникова…

А Лялин погиб мгновенно, в первую же секунду боя. Пуля разорвала ему сердце.

Лялин. Скромный мальчик из третьей школы. Музыкант. На конкурсе его и заметила Зита когда-то, заметила, оценила и уговорила вступить в штурмовой отряд. Ей тогда крайне требовались именно такие — скромные, трудолюбивые, готовые без шума и лишних слов выполнить любое ответственное задание. На таких, как Лялин, держался «Спартак». Именно он — «белые звезды, честные сердца». Она привела его в отряд, обещая поддержку и защиту. Не друг, не одноклассник. Просто очень хороший паренек. Он прыгнул вперед, закрывая Зиту от пули, предназначенной ей.

— Серый! — сказал потерянно Кунгурцев и опустился на колени рядом с убитым. — Серый…

Они дружили, вспомнила Зита. Такие разные — а дружили. На операции старались ходить вместе, и грубый боксер Кунгурцев с забавной деликатностью берег друга от травм, оправдываясь, что «он же музыкант»…

Вернулся Димитриади, притащил тело. Парень в диверсантской «лохматке» был белым от боли, но — в сознании.

— Как вышли на нас? — прошипел ему в лицо Димитриади. — Как?! Говори! Глаза вырежу!

Диверсант слабо шевельнул рукой. Зита поняла, склонилась над ним и помогла расстегнуть маскировочную накидку. С отворота формы ей неприятно оскалился снежный барс. Понятно, этот не скажет ничего. Спецназ проходил специальную подготовку по противодействию допросам.

— «Барсы Гомбори?» — ощерился Димитриади и достал финку.

— Как твоя фамилия, бичо? — спросила Зита внезапно. — Скажи, я передам родным, как ты погиб.

— Джаиани, — прошептал парень после молчания.

— Джаиани… Нодар Джаиани — твой дед?! — поразилась Зита.

— Двоюродный, — сказал парень и слабо улыбнулся. — Передай своему командиру — мы вас услышали. С дороги услышали. Есть прибор… Помни, гогона, ты обещала! Тбилиси, улица Маяковского…

— О чем вы с ним? — сердито спросил Димитриади.

— Он внук очень известного грузинского композитора, — виновато сказала Зита. — Представляешь? Музыкант — и бегает в спецназе! Джаиани — все музыканты, такая семья… Он сказал — нас услышали с дороги. У спецназа есть специальный прибор звукового контроля, вероятно, аналог нашего «Волхва». Вот.

— Уходим! — сказал штурмовик и вернул финку в ножны. — Если засекли выстрелы — нам тут станет кисло! Им, конечно, тоже — но сначала нам!

Кунгурцев забрал берет друга и поднялся с колен.

— Дай мне огнемет! — сказал он угрюмо. — Дай!

— Будет тебе огнемет! — пообещал Димитриади. — Даже все три! Но сначала — уходим!

Они ушли, как принято у спартаковцев — дерзко, шумно, чтоб не появилось желания гнаться. Вышли к дороге, дали из оставшихся огнеметов по блиндерам со спецназом, расстреляли все, что движется, рывком преодолели дорожное полотно и ушли вертикально вверх, по скалам, заросшим колючим кустарником. Для бойцов в полной выкладке — непосильная задача, но «Спартак» привык ходить налегке, так что получилось. И штурмовые вертолеты, налетевшие вскоре, как саранча, безрезультатно выместили злость на лесном массиве, таком удобном для отхода, но пустом. Командовал Димитриади с молчаливой поддержкой Брюханова. Сама Зита на такой отход не решилась бы. Достаточно одной очереди не замеченного снайперами автоматчика. Снова оставлять за собой тела ребят?! Но парень есть парень, лихость в крови, а остальные спартаковцы его дружно поддержали. Запустили дымовух и прошли без потерь. И когда вертолеты превратили в ад тот лес, которым отходила бы сама Зита, она призналась себе, что в «Спартаке» появился командир, возможно, получше ее.

И ей стало легко на душе. Словно тяжелый груз соскользнул с плеч. Она шла вместе с бойцами по скалам, укрывалась в кустах при близких пролетах боевых машин, а сама любовалась ребятами. У них все получалось лучше, чем у нее.

И место для ночевки обнаружили сказочно удобное. Длинный скальный навес, весь заросший кустарником. Под ним — глубокая каменная щель. В ней свободно поместились все штурмовики, и теперь их невозможно было обнаружить ни визуально, ни приборно. Осталось распугать местных змей и разместиться с удобствами. Разведчики быстро проверили окрестности. Выяснили, что наверху кусочек леса, дальше снова мешанина скал и кустов — можно сказать, рай для диверсантов. И бесценным бонусом оказался крохотный ручеек, падающий со скал вниз. Вода… больное место в рейде. Нужна всегда, но на себе много не унести, боеприпасы важнее. А тут — крохотная, но постоянная струйка! Это — возможность вволю напиться, смыть пот и грязь. Это — счастье и радость для девушек отряда.

И спартаковцы наконец расслабились. Зазвучали осторожные разговоры вполголоса, залетали смешки, вспыхнул шепотом несерьезный спор об очередности доступа к средству гигиены… а Зита поманила Катю Короткевич и выбралась подальше от чужих ушей на карниз, в еловый кусочек горного леса.

— Зита, ты что творишь?! — прошипела подруга, едва они остались без наблюдателей. — Так нельзя! Что за детские истерики? Ты за отряд отвечаешь!

— Сдай службу собственной безопасности, — сказала Зита ровно. — Кто у тебя в сменщиках?

Девушка осеклась и посмотрела остро.

— Это такой ответ на вопросы к себе любимой, да? Начальство у нас теперь неподсудно?

— Сдай службу собственной безопасности.

Катя помолчала, поковыряла веточкой опавшую хвою.

— Почему?

— Недопустимое расширение зоны ответственности, — коротко пояснила Зита. — Полезла в командирские полномочия. Катя, сдавай службу. Остынь немножко.

Девушка вздохнула — и будто сломалась. Опустила плечики, понурилась. Стало сразу заметно, что рейд дался ей очень трудно. Ей всегда рейды были сверхнагрузкой, сказывалась миниатюрность. Как ни разгружай ее, как ни помогай, железяки есть железяки, крохотную девчушку давят к земле. Она всегда выезжала на предельной собранности, на воле… на пределе сил.

— Наверно, ты права, — вздохнула она. — Только сдавать некому. Сменщиком был Лялин, а он…

— Кто следующий в очередности?

— Подберу. Дело нехитрое, нас всего пятеро осталось в живых. И трое — девчонки… Зита, не бросай «Спартак»! Пока ты во главе, девочки защищены! Ты не понимаешь, на какой ниточке держатся в отряде отношения, а я знаю! Димитриади — кобель, он быстро введет право первой ночи!..

— Катя, сдавай службу, — мягко сказала Зита. — Оставь за собой негласную защиту девочек, и всё. Новый глава службы не обязательно должен об этом знать. Это приказ.

— Кто ты такая, чтоб приказывать? — буркнула оперативница. — Ты теперь никто! А Димитриади о нас даже не знает.

— Катя…

— Да поняла я. Это я так… из вредности. Сменщика подведу завтра на представление. Если останемся живы.

Катя легко чмокнула ее в щеку и исчезла. А Зита загрустила. Пять оперативников службы собственной безопасности — остались живыми. А было сколько? Война выбивала раз за разом самых честных, самоотверженных ребят. Самых лучших. Лялин — закрыл ее собственным сердцем…

Вот такую, зареванную, и нашел ее Димитриади. Посмотрел, посмотрел — и молча притянул к себе. Возможно, он хотел только спросить, как разблокировать командирский планшет, а пришлось гладить по голове плачущую девушку, вытирать ей слезы на грязном лице и целовать в ушко.

— Почему оставил живым «барса Гомбори»? — спросила она, успокоившись. — Ты же хотел убить, я видела.

— Да странное дело, — задумчиво сказал Димитриади. — Он ведь совсем как мы. Тоже спецназ, тоже идейный. Всей разницы — у него барс на эмблеме, у нас волк. Вот и подумалось: война когда-нибудь закончится, и с кем-то придется достигать… взаимопонимания. Так лучше с ним. Свой парень. Вот как-то так. А на самом деле, наверно, от тебя заразился.

Она только улыбнулась. Как же, заразился. «Спартак» среди всех штурмовых отрядов всегда отличался повышенной нравственностью, если такие слова вообще можно применять к банде громил и убийц.

— Ты плачь почаще, — с мягкой усмешкой посоветовал Димитриади. — Вот такой ты выглядишь и ближе, и понятней. А то окружила себя статусными мужчинами, подойти страшно. Сначала подружка самого майора Каллистратова, сейчас половина штаба бригады за тобой на веревочке ходит… Одного не понимаю — как они тебя делят? Я бы конкуренции не потерпел.

— Какой конкуренции? — недоуменно посмотрела она. — Саша, офицеры штаба — просто офицеры, мне с ними по должности надо общаться. И тебе то же предстоит.

— Ну-ну… — снова усмехнулся штурмовик. — А майор? Капитан Ратников? Давид? Скажешь, с ними ничего не было?

Она вспомнила, как безуспешно тащила к кровати майора Каллистратова, покраснела и отрицательно качнула головой.

— У меня вообще не было мужчин.

— Ну, это можно проверить только одним способом, — задумчиво сказал Димитриади.

И прижал ее к себе чуточку крепче.

— Кто ты такой, чтоб проверять? — тихо спросила она и высвободилась. — Кто — ты — такой? Это решаю только я!

— Так реши, — безмятежно улыбнулся парень и взял ее за руку. Крепко взял, не сразу вырвешься. Но она вырвалась.

— Пошел к черту.

Лицо парня внезапно затвердело и сделалось злым.

— По статусу не подхожу? — угрожающе спросил он. — На рядовых штурмовиков — ноль внимания, фунт презрения, да? Таких девушек имеют только командиры бригады, да? Слишком гордая, да?

Она отступила от него к дереву. И еще отступила. Димитриади со злым блеском в глазах шагнул следом… и остановился. Зита оглянулась — сзади нее стоял Брюханов, молчаливый и бесстрастный.

Между парнями мгновенно возникло, разлилось нехорошее напряжение.

— Брюханов! — бросила она. — Расскажи ему, почему я тебя никогда не называю по имени! Честно расскажи, в подробностях!

Штурмовик подумал.

— Он меня убьет.

— Не убьет! — зло сказала Зита. — Пусть на себя сначала посмотрит!

Брюханов снова подумал. Пожал плечами, положил рядом с Зитой оружие и поманил Димитриади в сторону.

Они вернулись к ней нескоро. Зита бегло глянула — вроде оба без внешних повреждений. Только Димитриади выглядел… пожеванным, что ли? Блеклым голосом спросил у Зиты код от планшета и ушел. А Брюханов остался, присел с ней рядом. Помолчал по своей привычке.

— Правильно сделала, что отказалась от «Спартака», — наконец сказал он. — Мы чужие тебе. По сути своей — звери. Скоты. Ты и так с нами долго… продержалась. Александр со мной согласился. Ну, в итоге. Мы выведем отряд к своим, обещаю. Но и ты нам помоги, ладно? Опыт есть опыт, ничем не заменяется. Димитриади просит у тебя прощения. Через меня. Самому — стыдно. Но я на всякий случай побуду с тобой рядом. Не против?

— Будь, — безучастно сказала она.

— Тогда пошли спать, — сказал Брюханов. — Посмотрела бы на себя со стороны. Одни глаза остались. Я сказал — пошли! Нам завтра через горные выпасы идти, и никто не знает, как, одна надежда на твою светлую черную голову…

Он взял ее за руку, и они действительно пошли спать. Засыпая, она чувствовала рядом с собой его суровое, надежное присутствие. И впервые после ухода Давида заснула по-настоящему, крепко и безмятежно.

16

Они дошли. Обошли засады и посты радарного контроля, укрылись от хищных глаз дронов-разведчиков, растворились среди камней, кустарников и лесов Кавказа. «Хамелеоны» показали себя с наилучшей стороны, пролетающие вертолеты спартаковцы быстро привыкли проводить равнодушными взглядами. С неба их не обнаружить, по горам не догнать! И теперь бойцы аккуратно копошились на безлесном склоне, рассредотачивались, устраивались на отдых пятерками среди камней и кустов, доставали сухпай, которого почти не осталось. Хорошо, хоть вода имелась в достатке — переходили речушку, мелкую, но страшно быструю и шумливую, запаслись по максимуму.

Руководящая группа «Спартака» скромно удалилась в сторонку для связи с бригадой. Вообще-то в «Спартаке» не принято было утаивать от бойцов оперативную информацию, ориентироваться в боевой обстановке полезно каждому, но то «Спартак», а вот начальник разведки бригады вряд ли понял бы, если б по жутко защищенной секретной линии связи прорвался, например, смех Ангелинки, санинструктора и снайпера от бога, но великой хохотушки. Так что — в стороне. Зиту не позвали. Димитриади вообще старался с ней не встречаться взглядами, как и подружка детства Катя Короткевич. Так что она просто лежала в траве, отдыхала, ловила на себе изредка озадаченные взгляды штурмовиков и лениво соображала, по какой причине именно это место выбрано точкой эвакуации. На душе было непривычно легко и спокойно. Глубокие тылы противника на проверку оказались не настолько опасными, задачу выполнили, к точке эвакуации вышли, ночью скользнет вдоль распадка огромная туша «калоши», бортмеханик сердито крикнет, чтоб поторапливались с погрузкой… Да, скорее всего, место эвакуации выбрано именно из-за распадков. Над которыми на предельно малой высоте можно скрытно от радаров достичь хребта. Если не увидят со спутника, если… много чего «если», но можно.

— Зита, кажется, тебя кто-то вызывает! — растерянно сказал рядом дежурный радист.

— Так кажется, или вызывают? — не поняла она.

— Кажется, вызывают! — сердито сказал парень. — А как еще назвать, если на нашей боевой частоте открытым текстом шпарят вызов? По имени, представляешь? Сама послушай! Я вообще случайно поймал, на всякий случай эфир прослушивал…

Она озадаченно нахмурилась и потянулась к наушникам. Такого в планах операции не было. Впрочем, и участия руководства «Мхедриони» тоже не было, так что…

— Калоша ша-эс-же Зита, калоша ща-эс-же Зита… — монотонно повторял усталый голос.

— Здесь «Спартак», — ответила она не задумываясь.

Радист изменился в лице. Понятно, парень испугался, что это провокация и сейчас по лучу прилетит подарок от южного противника. Так-то оно так, только она узнала голос. Не раз и не два обсуждала с обладателем баритона систему защиты аэродрома, запомнила.

— Подключай Димитриади! — прошипела она радисту.

С топотом прибежало руководство. Могло б не бегать, радист включил передачу в общую сеть, но — юность, силы брызжут.

— Лапонька, если б ты знала, как я рад тебя услышать, — пробормотал далекий голос. — Мы на земле, такие вот дела. И у меня раненый с открытым переломом. Сможете вытащить?

— Смотря где вы, господин полковник, — честно сказала она. — Мы на точке эвакуации.

— Да мы там же, почти дошли. Бери координаты. Я бы сам, но капитан тяжелый…

Она вопросительно посмотрела на Димитриади. Губы нового командира «Спартака» беззвучно шевельнулись. Матерится, поняла она и внутренне согласилась с оценкой ситуации. Тяжелый раненый — страшный сон любого командира диверсантов. Куда такого? Нести? Там, где ходит «Спартак», не всякий здоровый мужчина пройдет, горные диверсанты все же, тем более не протащить носилки. Скрытно и быстро — не протащить. Тяжелый раненый — потеря мобильности, изматывающие нагрузки во время рейда и верная смерть отряда в случае преследования егерями. Поэтому у «Спартака» было право не откликаться на призывы о помощи, жестокое право войны, не раз подтвержденное кровью. Димитриади вполне мог — и обязан! — просто прервать связь. И если все труды майора Каллистратова и Зиты по «Спартаку» неэффективны, сейчас так и сделает.

Димитриади в настороженной тишине коротко отдал распоряжения. Пятерка Калемина ушла за раненым, бесшумно растворилась на пятнистом склоне горы. Сам же новый командир «Спартака» устало опустился на землю и включился в общую сеть.

— Кабздец, ребята, если коротко по новостям. Всему — кабздец. Если желаете подробностей, они есть у меня, слушайте и не жалуйтесь. Операция по деблокированию окруженных частей накрылась по полной. Как-то наших перехитрили, не всё увидели наши стратеги. Мыпосадили на землю дивизию беспилотников, зато две других ровняют сейчас нашу ДШБ с грунтом. Аэродром вертолетчиков снесли в ноль, эвакуировать нас нечем. И вообще воздух мы потеряли. Десантура пока держится, но… есть сведения, что турки пошли в наступление по земле тоже. И вот это — полный кабздец. К перевалу идут «Рабаты».

Зита представила «Рабаты» на просторах степей возле Медногорки, и ей стало неуютно. Танки прорыва с хорошим зенитным прикрытием, с четкой управляемостью — гарантированная смерть наземным войскам. «Спартак» остановил одного только за счет хитрости, горного рельефа и ценой жизни двух групп ракетчиков. И еще им сильно повезло. А в масштабной войне везению нет места.

— В общем, нам приказали закрыть трассу «Кавказ-Западный» на двое суток, — хмуро сказал Димитриади в полной тишине. — Любой ценой.

— Саша… чем? — робко подала голос Короткевич. — Снайперками?!

— Не знаю! Чем — не знаю! Я знаю, что кроме нас, у трассы никого из наших нет, и перебросить не дадут! Я знаю, что если не заткнем трассу, десантуре кабздец, и западному узлу обороны тоже! И пойдут «Рабаты» на Краснодар! Вот это я знаю, а больше ничего!

— Не ори, — сказал Брюханов. — Не на базе.

Димитриади сверкнул глазами — и успокоился. Правило не шуметь в рейде в свое время крепко вбили в каждого, на уровне рефлекса. Даже Ангелинка смеялась вполголоса.

— У нас по полтора десятка зарядов на «реактивку», Саша, — рассудительно сказала Короткевич. — Я на прошлом привале считала. Еды — ноль, сегодня последнее подберем. И к снайперкам боезапаса на пятнадцать минут хорошего боя. Нам нечем закрывать трассу, разве в штабе не понимают? «Рабаты» из «реактивки» не взять!

— Их убивают сейчас там, в штабе, — заметил Димитриади. — За любой шанс хватаются. Мы — тот самый шанс. Ну, нет здесь никого, кроме нас! Разведка десантуры за хребтом займется тем же, но их прессуют с воздуха так, что головы не поднять, а здесь как бы тыл…

— Ага, и колонны без противодиверсионного сопровождения пойдут, что ли? — недоверчиво подал голос Кунгурцев.

— С сопровождением, — буркнул Димитриади. — Но — только с сопровождением. Уже можно работать. Воевать против разведмашин нас учили.

— А боеприпасы, а еда?

— Возьмем боем. Думаете, нас за просто так вооружили трофейными «Птичками»? Как раз для такого вот случая.

Штурмовики мрачно переглядывались. Каждый хорошо представлял, что такое — взять боем. Сколько ребят останется после штурма колонны в живых? Может, и никого, тут как повезет.

— Ребята, других вариантов нет, — сказал Димитриади.

— Ну, нет так нет, — буркнул Брюханов. — Командуй… командир.

Зита снова ощутила на себе озадаченные взгляды штурмовиков. Похоже, ее отказ от руководства не вышел за пределы совета командиров. Почему-то. Надеются, что передумает? Тогда ребята плохо ее знают. Но они ее знают хорошо, особенно Катька…

— Несут, — сказал кто-то.

По склону, двигаясь зигзагами, штурмовики осторожно несли тело. Полковник тяжело шагал рядом. Плоский, словно игрушечный, десантный автомат болтался на груди, аварийная разгрузка топорщилась, и сам вертолетчик выделялся на склоне чужеродным пятном, хотя вроде и был одет в камуфляж. Штурмовики рядом с ним практически сливались с кустами.

Рука раненого пилота соскользнула с носилок и бессильно закачалась в воздухе. Штурмовик вернул ее в носилки. Через пару шагов она снова соскользнула.

— Что-то как-то он… — пробормотал Димитриади озадаченно, потер слезящиеся глаза и скомандовал:

— Медицина… Зита! Посмотри с девочками, что с пилотом! Что-то он как неживой! И вообще оцени состояние и транспортабельность!

Зита снова перехватила на себе множество недоумевающих взглядов, кивнула и полезла в укладку за медицинским набором. Подумала, извлекла тюбик из неприкосновенного запаса и сунула на ходу Димитриади.

— По две капли в глаз, трижды в сутки, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд. — И со снайперами поделись, насколько хватит. У вас глаза непривычные к южному солнцу. Дети подземелья.

Про детей подземелья штурмовик не понял, но кивнул благодарно. О лекарстве для всего состава благоразумно не спросил, и так понятно, что нету. Антидота против змеиного яда — завались, это при том, что ни одного укуса не было — а о протекторах глаз кто бы подумал? И этот-то тюбик не сама Зита взяла, сообразили врачи, собиравшие ей меднабор в госпитале, опытные военные медики.

Она опустилась рядом с носилками на колени. Лицо капитана ей не понравилось, сильно не понравилось. Видела она такие, когда человек уже не здесь, а где-то там, на пути… Осторожно убрала фиксаторы, повязку и чуть не охнула в голос. Могучий у капитана иммунитет! Столько грязи в ране, и еще жив!

— Девочки, готовим операционку! — свистящим шепотом распорядилась над ее плечом Катя. — Быстренько!

Она согласно кивнула. Минимальный набор для полевой хирургии в отряде имелся, но как-то… как-то состояние вертолетчика не объяснялось переломом.

— Сотрясение, травма позвоночника, что ли? — в тон ее мыслям пробормотала озадаченно Катька.

— Да не, он сначала сам шел, — подал голос полковник. — На стимуляторе, но сам.

— А потом?

— А потом потерял сознание, — хмуро сказал полковник. — Не видно, что ли?

— Какой именно стимулятор? — резко спросила Зита. — Летный реактивный, в вашей классификации «Двойка», или что-то другое?

— Ваш стимулятор, — криво улыбнулся полковник. — Для диверсантов. Мы его на всякий случай держали… на такой вот случай. Если выбираться ногами.

— Дебилы! — не сдержалась Катька. И пробормотала что-то еще, малоразличимое, но злое.

— Ну, ты! — мгновенно озверел полковник и начал подниматься.

Зита недовольно качнула головой. После гибели Орлова Катька как будто сама искала себе неприятности. Полковник — он ведь и застрелить может. И будет прав по военным законам. Правда, потом его убьют штурмовики — уже в соответствии с законами штурмовых отрядов, о чем полковник наверняка наслышан, как и все в стране.

— Простите несдержанность моей подруги, — спокойно сказала Зита. — Дело в том, что вы чуть не убили своего капитана. А может, и убили, еще неизвестно. Полетные стимуляторы с нашими несовместимы, разве вам не объясняли?

— Кто бы? — рыкнул полковник, бросил на санинструктора тяжелый взгляд, убедился, что крохотная девушка сама готова его пристрелить, и опустился на землю. — А вам, значит, объясняли?!

— И нам не объясняли, — пробормотала Зита и склонилась над раненым. — Более того, боевая фармакология закрыта грифом секретности даже от армейского медперсонала. Но к нам в госпиталь попадали раненые, кое-что удалось установить опытным путем. Знаете, когда пятый пациент подряд умирает сразу после введения безобидного лекарства, выводы напрашиваются. Наш анестезиолог их оглашать не стеснялся, громко и матерно… Я запомнила, соответственно, необходимый минимум «Спартаку» известен тоже… и еще анестезиолог говорил, что на тюбик-шприцах боевых стимуляторов нанесена специальная маркировка, напоминающая, с чем нельзя совмещать. Для неграмотных — картинками. Ведь нанесена?

Под ее строгим взглядом полковник заметно увял.

— Мало ли что там нарисовано! — пробурчал он. — Алкоголь там тоже под запретом, а идет, между прочим, за милую душу без всяких побочных…

Димитриади, молча слушавший разговор и готовый в любое мгновение вмешаться, деликатно кашлянул.

— Перелом грязный, но хороший, — сообщила Зита результат осмотра. — Капитан у нас настоящий богатырь, иммунитет зверский. Почистим, сложим, зафиксируем. Но сильнейшее отравление боевой химией. Возможно, пойдет каскадная реакция, состояние будет меняться разнонаправленно. Его все время придется держать, иначе не доживет до госпиталя. Если вообще доживет. Я не знаю, что у него поражено внутри, и у нас минимум средств. И никакой диагностики, только на опыте и интуиции.

— Вы сделайте все, что в ваших силах! — подал голос полковник. — А уж капитан выкарабкается! Мы с ним всю войну вместе, друзья…

Штурмовик выслушал с непроницаемым лицом. Бросил короткий взгляд на раненого, на полковника, что-то прикинул.

— И которые сутки он вот так? Сбили сразу после нашего десанта?

— Нет, это мы уже вторым заходом десантуру на трассу бросали. Меньше суток без сознания, так получается.

Зита бросила мгновенный взгляд на штурмовика. Понял ли Димитриади, что именно только что услышал, оценил ли? Судя по каменной роже Александра, и понял, и оценил. Вот и она поняла, что безумный десант на Душети — всего лишь малая частичка огромной и сложной операции. В которой был предусмотрены и маловероятный ответ турок, и совсем уж невероятная потеря воздушного пространства тоже. Потому бросали на операторов спецназ, вместо того чтоб снести гостиницы ракетными ударами. Работа диверсантов — более надежная, более чистая, это важно, но важнее то, что рядом с трассой «Кавказ-Западный» в случае катастрофического развития ситуации оказались хорошо подготовленные группы спецназа — на крайний, самый крайний случай. А хорошо подготовленный спецназ может много чего натворить даже снайперками, даже с ограниченным боезапасом. «Рабатов» из реактивки не взять, верно, но колонны не из одних танков состоят, там и заправщики, и ремонтные мастерские, и прорва машин с боеприпасами… Конечно, глубоко в тылу диверсантов быстро вычистят, но трассу вполне возможно остановить. Особенно — горную трассу. Другой вопрос, насколько. Видимо, чтоб перекрыть на пару суток, и пытались забросить десантников. Не получилось, и теперь вся тяжесть задачи ложится на «Спартак». Тот самый крайний случай.

Димитриади пришел к какому-то решению, кивнул своим мыслям и положил рядом с полковником коробочку маяка Центроспаса.

— Все, чем можем помочь, — вежливо сказал штурмовик.

Полковник дернулся и потемнел лицом.

— Мы не этим сюда шли! — зло сказал он. — Что дарено, не забирается!

— Тем не менее возьмите. Потому что нам не потребуется, «Спартаку» поставлена другая задача, а вам эвакуация крайне необходима. Да и… в штурмовых отрядах не принято спасать командование раньше рядовых. Центроспас не занимается эвакуацией больших групп, он для командного состава, я правильно понял?

— Само собой разумеется! — буркнул полковник и неловко пододвинул к себе маячок. — Экипажи как бы не из рядовых состоят! Если выделишь из запасов штурмовую винтовку вместо этой трещотки и пару комплектов сухпая, вообще будет здорово. И… спасибо, лейтенант. Сочтемся, вертолетчики добро помнят.

Димитриади кивнул и отошел. Полковник озадаченно проводил его взглядом, покосился на Зиту. Она сделала вид, что не заметила молчаливого вопроса.

Зита заканчивала обработку перелома, когда раздался четкий, громкий голос Александра:

— «Спартаку» — внимание! Властью, данной мне здесь и сейчас, приказываю!..

Лица штурмовиков посветлели. Вот и объяснилась странная ситуация с Зитой. Формула «властью, данной мне» обозначала всего лишь привычную для «Спартака» ротацию командиров. Каждый штурмовик по решению совета командиров не раз вот так вставал уже и принимал командование на себя. Чаще всего — пятеркой, но постоянная подготовка командного состава касалась и более серьезных должностей и обязанностей. Так что Димитриади просто объявил, что в учебных целях становится временным командиром «Спартака» — для боевого рейда дело не совсем обычное, но тем не менее понятное.

— Брюхан, с четырьмя пятерками — обеспечить отряд боеприпасами! Кунгур — на тебе питание! Всему «Спартаку» — разделиться на боевые тройки, быть готовыми к свободной охоте! Выдвигаемся на исходную к Старому храму немедленно! Катя…

Димитриади скользнул взглядом по Кате Короткевич, замершей с кислородным баллончиком в руке возле носилок, и мгновенно передумал:

— … отставить… Зита Лебедь! Медицинское сопровождение раненого вплоть до эвакуации! Всем — находиться в общей связи! Работаем!

Спартаковцы деловито задвигались, Брюханов и Кунгурцев жестами подзывали командиров нужных им пятерок. Пробежала Катя Короткевич, бросила рядом с полковником рюкзак погибшего Лялина и штурмовую винтовку, подарила офицеру дерзкий взгляд… и через пять минут на горном склоне о штурмовиках уже ничего не напоминало. Разве что трава кое-где осталась чуть примятой.

— Х-хэ! — озадаченно сказал полковник, поискал взглядом штурмовиков и не нашел.

— А я думал, ротой командуешь ты! — сказал он в результате вовсе не то, что просилось на язык. — Что у вас вообще творится? Анархия и партизанщина, а не боевое пдразделение!

— Учебно-боевая рота у нас творится, — спокойно объяснила Зита. — Лейтенант Димитриади сдает экзамен на командира роты.

— А если не сдаст?!

— Отряд уничтожат, — пожала она плечами. — Господин полковник, нам тоже пора уходить. Здесь не лучшее место для ожидания помощи.

— А где лучшее? — буркнул офицер. — В этих чертовых горах все места худшие, век бы их не видеть… То туман, то ливни, то ветер ледяной, зимой лавины… А вы тогда почему здесь остановились?

— Потому что здесь меньше будут искать. Но у нас раненый, нужны тень и вода. Беритесь за носилки, господин полковник. Вы выше, значит, идете первым.

Вдвоем они кое-как дотащили раненого до леса. Капитан действительно оказался очень тяжелым мужчиной. Полковник посмотрел, как она устраивает раненого, потоптался, ушел к ручью, с шумом вернулся… Она озабоченно посматривала на него. Не диверсант. С его летной формой — засекут с первого же пролета «Саранчи»!

— Присядьте! — не выдержала наконец она. — Лучше — к стволу дерева. И поменьше двигайтесь. Пожалуйста.

К ее удивлению, полковник сразу понял, не стал вопить, что старше по званию, или что никого же нет, сел к дереву и затих. Вот что значит — попросила девушка. Димитриади с подобной просьбой наверняка послал бы матом.

Она поглядывала на раненого, следила за пульсом и слушала сеть. Штурмовики пока что шли на исходную, тихонько переговаривались, прикидывали, на кого и как устраивать засаду.

— Блок-пост! — донесся резкий голос Кати. — Блок-пост у Старого храма! Уж там гарантированно боеприпасов на весь «Спартак»!

— Ага, а как подойти?

— Скрытно, вот как!

— Ну да, вокруг война, а они по сторонам не смотрят?

— А когда конвой идет, куда смотрят, как думаешь?

— Думаю, нам из конвоя так дадут, и блок-поста не потребуется…

Зита беспокойно слушала. Идея, очень опасная идея постепенно овладевала бойцами. Блок-пост! Предназначенный как раз для противодействия таким вот наглецам. Если заметят — положат всю группу, без вариантов! А ведь заметят, вокруг любого блок-поста положено расчищать подходы! И снайперами пулеметчиков не нейтрализовать, там наверняка удаленное управление огнем… Она бы точно не решилась. Но Димитриади, не вмешиваясь в само обсуждение, четко принял решение:

— Блок-пост. Наблюдаем. Если есть возможность — берем.

И у нее сжалось от нехороших предчувствий сердце.

Отделилась от отряда и ушла вниз группа Кунгурцева. Им — добывать для «Спартака» еду, это только на трассе… либо в селении, но там опасней вдвойне. Там из любого дома на заходе можно получить очередь, а на отходе атаку вызванной жителями «Саранчи».

Полковник поерзал. Достал сухпай и стал жевать, запивая из фляжки. Потом спохватился и предложил Зите. Она вежливо отказалась. Послушала раненого и решилась поставить кардиопротектор. Поставила, послушала… вроде пронесло, реакция положительная. Но пальцы от волнения немножко подрожали, видела она в госпитале, как после таких вот безобидных уколов хрипят в пене и выгибаются в жутких судорогах.

— Это вы принципиально отказываетесь со мной есть или как? — полюбопытствовал полковник.

У него уже явно появилось вокзальное настроение. Вот-вот прилетят волшебники из Центроспаса, почему б не поболтать с хорошенькой девушкой в целях борьбы со скукой?

— Это вы сейчас доедаете мой двухсуточный рацион, — суховато заметила она. — Или не в курсе, что в «Спартаке» еды ноль?

— Откуда бы в курсе? — зло сказал полковник и отложил плитку сухпая. — Вы ж политические войска, главнее всех, для вас полковник авиации еще не офицер, сопливые девчонки хамят в лицо, не боятся, командир доложиться старшему по званию не соизволил! Были б на вашем месте разведчики из ДШБ, их командир ко мне с докладом на коленях подбежал бы! Вот там я был бы в курсе! А здесь СС, особая каста!

— Отвлекаются на конвой, — пробормотал в клипсе голос Брюханова. — Отвлекаются… работаем!

Она замерла в тревоге. Сейчас ее ребята стремительно бегут к блок-посту, на бегу ловят в прицелы стрелков конвоя и смену блок-поста…

— Скажете, я не прав? — с вызовом спросил полковник.

— И что, даже не догадывались, что у диверсантов жестко ограниченные ресурсы? — спросила она, с трудом переключив внимание.

В клипсе ударил дикий рев, резкие щелчки выстрелов… скоротечный огневой контакт!

— Тихон, мля, фиксируй конвой! — прорвался яростный голос Брюханова.

Она сжала в бессилии кулаки. Олег Тихонов. Ее гвардеец. Надежный, самоотверженный боец, но да, в желании помочь товарищам излишне старательный, увлекающийся не в пользу дела. Наверняка бросился прикрывать кого-то в ущерб своей непосредственной задаче…

— … что? — переспросила она.

— Я сказал, неужели для командира не нашлось заначки? — раздраженно повторил полковник.

— В «Спартаке» за заначки выгоняют, — сказала она, всей душой прислушиваясь к происходящему на трассе. — Приравниваются к воровству у своих…

— Есть, командир! — выдохнул Брюханов. — Есть боеприпасы! Два ротных миномета, десяток «тубусов», станковый граник! Патроны под стандарт! Держите повороты, нам нужно двадцать минут, чтобы унести! Двадцать минут, командир!

— Будут вам двадцать, — отозвался далекий Димитриади. — Потери?

— Тихона зарезали. Прыгнули из блиндера втроем, не успел…

Она прикусила губу и судорожно вздохнула. Олежка… всё он успевал! Наверняка снова прикрыл чью-то спину, на себя времени не хватило…

— Можно нескромный вопрос? — снова подал голос полковник. — Что такая экзотическая девочка ищет в политических войсках? Неужели привлекает палачество?

Она опустила голову, чтоб скрыть блеск в глазах. Олежка…

— Нижний пост, — спокойно сообщили в сети. — Идет броня. Повторяю: броня. Наблюдаю машины сопровождения типа «Алсу», разведборт, трал-разминер.

— Остановишь, Калемин? — спросил Димитриади напряженно. — Брюхан просит двадцать минут!

— Принимаю бой, — так же спокойно отозвался командир пятерки.

Зита подняла голову и напряженно прислушалась. Далеко-далеко внизу заметалось грохочущее эхо. Машины сопровождения колонн… специально предназначенные для уничтожения диверсионных групп…

Раненый капитан захрипел. Она вскинулась. Спазм горла, отказ дыхательных центров? Кислородный баллончик привычно скользнул в ладонь… нет, кажется, ложная тревога…

На всякий случай она прослушала, как могла, дыхание. Остро почувствовала собственную беспомощность. Как вытащить раненого, если она только догадывается, что с ним происходит? Она же не военный токсиколог!

— Ты можешь, конечно, не отвечать, — благожелательно сказал полковник. — Но молчание — тоже ответ, и очень красноречивый!

Она огромным усилием воли вернулась в действительность, внимательно посмотрела на полковника. При совместной работе на аэродроме он показался ей одним из самых человечных офицеров бригады. И вдруг язвительность на ровном месте, нападки… почему? Ее взгляд случайно зацепился за коробочку маяка. Понятно. Чувствует старший офицер нравственную ущербность ситуации, когда он сматывается в тыл, а молоденькие девчонки остаются на верную смерть. Чувствует и защищается тем, что старается принизить их, запачкать, опустить до своего уровня. Знакомо. Грязненько, но понятно. А она-то планировала рекомендовать его кандидатуру на должность командира бригады.

— Я пришла в штурмовой отряд в двенадцать лет, — спокойно сказала она. — Пришла за помощью, чтобы бороться с детским бандитизмом и бытовой преступностью. Помощь я получила, поэтому осталась. «Спартак» предназначен для борьбы со звериной сущностью людей, как и все штурмовые отряды. Как, собственно, и политические войска в целом. Мы строим социализм, государство для всех, люди по своей жлобской сути сопротивляются, политические войска это сопротивление призваны давить, где вы увидели палачество, господин полковник? Или вам политотдел указывает, как управлять вертолетом, как планировать и проводить боевые операции? Воюйте, кто вам мешает? А политотдел искореняет феодальные порядки в армии, защищает людей от самих себя, это его работа…

В клипсе внезапно взорвался дикий женский крик.

— Брюхан, кто у вас?! — прорвался сквозь крик голос Димитриади.

— Короткевич ушла на снайперскую позицию! — отозвался далекий Брюханов.

— Проверь!

— Уже бегут!

Зита в отчаянии прикусила губу. Крик оборвался так же внезапно, сменился тяжелыми хрипами, потом затихли и они. «Катя!» — беззвучно взмолилась Зита.

Полковник снова что-то говорил, она четко видела его губы — и не слышала.

— «Морфей», сладкие сны навей! — хрипло сказала в клипсе Катя. — Зита, слышишь меня?

— Кети…

У Зиты перехватило горло. «Морфей», ампулу которого каждый хранит лично для себя, чтоб избавиться от сводящей с ума боли перед смертью…

— Я люблю тебя, Зита, — ясно сказала Катя. — И всегда любила. Ты для меня была мамой.

— Кети…

— Помнишь, ты говорила, что выведешь нас к лучшей жизни? — шепнула Катя. — Помнишь? Я только сейчас поняла — ты и вела нас, все детство вела. Сама маленькая, надрывалась — а вела. А мы, дурачки, сопротивлялись… Прости меня, дурочку, ладно?

— Кети, не сдавайся! — отчаянно сказала Зита. — Ты же сама медсестра, знаешь, что нельзя сдаваться! Ребята вытащат тебя, уже бегут!

— Зита, как? Я на мину наступила, не убереглась… У меня весь низ разорван. «Морфей» кончится, умру от болевого шока. Но я ждать не стану. Я боли боюсь, Зита, я не выдержу! А ребята — они же меня потащат, а надо патроны нести… Зита, слышишь меня?

— Слышу, — шепнула она.

— Спой обо мне, Зита! Потом… спой, ладно? Пусть на своем, на грузинском — я пойму! Я тебя ждать стану… там. Хорошо?

— Кети… — сказала Зита и не смогла продолжить.

— Папа! — жалобно сказала Катя. — Папа, больно…

Щелчок выстрела.

— Что это было? — глухо спросил полковник.

Он наконец-то сообразил включиться в общую сеть и теперь слушал, черный от гнева.

— У Кати не было мамы, — сказала Зита тихо. — Ее отец воспитывал. Она одна в «Спартаке» звала папу, когда больно…

Фигура полковника под деревом дрожала и расплывалась, и дерево дрожало тоже.

— Брюхан, не спешите! — приказал далекий Димитриади. — Слышал, там мины? Заберете средства связи, планшет и оружие — и уходите. Калемин! Уходим, Брюхан закончил!

— Принято, командир! — отозвался кто-то из штурмовиков. — Уходим!

— Где Калемин?!

— Сожгли Калемина. «Алсучка» накрыла. Он смену позиции прикрывал…

Зита в бессилии заплакала в голос.

— Ты слушала сеть и не могла меня предупредить? — рявкнул полковник. — А я с тобой, как дурак, разговоры вел!

Она дрожащими руками вытерла слезы. Успокоилась.

— Вы же слышали приказ находиться в общей сети. У диверсантов уход со связи без уважительных причин приравнивается к дезертирству. У летчиков не так?

Полковник осекся. Понятно, у вертолетчиков так же, но для старших офицеров приказ ничего не значит, приказы — это для нижестоящих…

Общая сеть тихо шелестела голосами. Вернулась группа Кунгурцева — без потерь. Повезло, удачно взяли именно машину с продовольствием. Удачно взяли и удачно ушли. На точке общего сбора распределяли боеприпасы и пайки, Димитриади нарезал тройкам участки для вольной охоты, она внимательно слушала и не вмешивалась, все у Александра получалось хорошо, даже лучше, чем у нее…

Грозный рокот накатился внезапно. Она машинально дернулась к «реактивке», потом спохватилась и сделала единственное, что могла — наклонилась и прикрыла собой раненого капитана. Не для защиты от пуль, конечно, вертолетный крупняк рвет тела в клочья, а чтоб замаскировать своим «хамелеоном». Вот что за форма у вертолетчиков? Вроде защитного цвета, а выделяется на фоне травы, как посадочный прожектор, мол, вот он я, тут, стреляйте. Краем глаза она отметила, что полковник вжался в ствол дерева, и одобрила.

Двойка ударных вертолетов прошла совсем близко, показалось даже, что кроны деревьев закачало и земля затряслась. Рокот удалился так же быстро. Она прикинула направление и помрачнела. Нехорошо летели вертолеты, слишком направленно. Прямо на точку общего сбора, если она не ошиблась. Засекли? Перехватили внутреннюю отрядную сеть? Или просто обрабатывают подозрительные места, как сделала бы она лично?

— Александр, «саранча» идет прямо на вас! — торопливо сообщила она. — Двойка у меня над головой прошла!

— Разбегаемся! — мгновенно среагировал Димитриади. — М-мать, не успеваем, ящики засветятся! Дальний пост… Бережной! Оттяни «саранчу» на себя, не успеваем свернуться! Только аккуратно! Один выстрел, и уходи!

Томительно потянулись секунды… потом вдалеке загрохотало. Зите показалось, что перед грохотом она расслышала одинокий рявк «реактивки».

— Молодцы! — гаркнул Димитриади. — С одного выстрела ссадили! Уходи, еще звено идет!

— Дашу накрыли, — неестественно спокойным голосом отозвался далекий Бережной. — Она с компенсатором стреляла, чтоб наверняка, засветилась. Я остаюсь с ней, командир.

— Бережной, приказываю уходить! — заорал Димитриади. — Воинский долг забыл?!

— Мы с Дашей свои долги родине отдали, — так же спокойно сказал Бережной. — С лихвой.

Сжав кулаки в бессильной злобе, она слушала далекие разрывы. Рядом матерился полковник, поминая сопливых пацанов, военную дисциплину и почему-то детсад. Его тоже корежила бессильная злоба.

— Господин полковник, мы воюем вместе с детства, — тихо сказала она. — Не думайте, что в подкупольниках у нас была безопасная жизнь. В результате в «Спартаке» сложилось особое отношение к девушкам. Не только личное, но и… это не закреплено отдельным приказом, но командир пятерки, допустивший смерть санинструктора по собственной оплошности, обычно не выходит из боя. Сам принимает такое решение. Можете считать это глупостью, но на самом деле это совесть.

Полковник сгоряча приложил матом и совесть, но потом осекся и замолчал. Видимо, сравнил поведение штурмовиков и офицеров. С точки зрения человечности.

— А Даша для Данила была всем, — тоскливо сказала Зита и отвернулась. — Подругой, любовью, напарницей. Жизнью. Она вытащила его, когда Данил разбился на скальных учениях.

— А кто из ваших дураков полезет на смерть, если убьют тебя? — язвительно поинтересовался полковник.

Она устало пожала плечами. Кто… да все, но полковнику не объяснить. Сколько уже погибло, закрывая ее от пуль, оттягивая огонь на себя, сколько еще погибнет? Ребята считают ее принцессой и берегут, как могут.

— Извини, — неловко буркнул полковник.

— Меня защищает весь отряд.

— Я же сказал — извини! — проворчал мужчина. — Это я от беспокойства что-то не то говорю.

— Просто напоминаю, — пояснила она. — На будущее. У ваших полетных стимуляторов имеется спорадический побочный эффект — иногда тянет на женщин. Просто помните, что если обидите кого-то из девушек отряда, вас убьют, это поможет вам удержаться.

— Вертолетчиков смертью не испугать! — усмехнулся полковник.

— Все же постарайтесь испугаться, — мягко посоветовала она.

Далеко-далеко Димитриади объявил общий уход, боевые тройки двинулись к своим участкам трассы, и сеть притихла. Сам Александр сообщил Зите, где для нее оставлены боеприпасы и пайки, и тоже замолчал. Время от времени доносились отзвуки далеких взрывов, но это было не опасно, это противник на всякий случай обстреливал подходы к трассе. Пока не опасно. «Спартак» начнет работу утром.

Зато у раненого резко ухудшилось состояние. Она лихорадочно перебирала препараты, вспоминала все, что услышала когда-то в госпитале, и делала мучительный выбор. Применить поддерживающие средства и, возможно, этим убить пациента — или просто дождаться эвакуации?

— Ты красиво рассказывала о задачах штурмовых отрядов, не спорю, — сказал ей под руку полковник. — Такие вы получились… ну просто ангелы. Хотя на самом деле штурмовики — те же политические войска. А уж за политическими войсками столько мерзостей тянется! Одни чистки армии чего стоят! Командиру нашего вертолетного училища впаяли шпионаж на пять разведок и загнали на путоранские рудники, уж это никак не объяснить и не оправдать! Пять разведок! Настоящий дебилизм! И таких примеров масса!

Она решилась и выдернула из набора щприц-тюбик. Комплексный препарат, что очень плохо, велика опасность атипичной реакции, но в его основе — мощнейшее противовоспалительное средство…

— А сколько крови мелких частников на руках штурмовиков, а? — с удовольствием сказал полковник. — Как вспомню национальные погромы, так вздрогну! Озверевшие молодчики носятся по столице, громят, грабят, насилуют, избивают всех с неславянской внешностью — ах какая сладкая борьба против звериной сущности людей!

Она машинально убрала пустой тюбик в медицинскую укладку. Можно бы прикопать, но — диверсионные навыки. Сама возможность обнаружения лежки противником вызывала сильное неприятие. Взгляд непроизвольно скользнул по тюбикам. Вкатить бы господину полковнику успокаивающего, да нету. Офицер все больше беспокоил ее своими нападками. У него перед глазами умирает боевой товарищ, сам сбит, неизвестно, спасется ли, а у него все помыслы о том, как бы побольнее уязвить девушку…

Спорадическая реакция, поняла она вдруг. Все же зацепил вертолетчика боевой стимулятор. Печально. Крутит здоровенного мужчину любовное томление, вот и привлекает ее внимание, как умеет. А умеют в армии только так — грубо, нахраписто, хамски. Настоящие мужчины, блин, самцы. Плохо-то как. Полезет в «тесный контакт», оно вроде не смертельно, но без чувств — противно. И убивать человека за химию нехорошо, полковник вообще молодец, вон как сопротивляется, и купировать любовный приступ неизвестно чем. А ведь полезет, обстановка располагает. Лес, романтика, свидетелей нет, юная девушка рядом. И война все спишет. Увести разговор на серьезную тему, отвлечь? Ох, вряд ли…

— На пять разведок, говорите? Значит, так оно и было.

— Это как? — не понял полковник.

— А так, что ваш генерал плевал на прямые запреты! — зло сказала она. — Отправил любовницу на учебу в Англию, золото в двух иностранных банках держал, племянник его подставной фирмой в Голландии владел, дядюшкины деньги крутил, жена — ах, какая приятная неожиданность! — огромные гранты от иностранного издателя получила… и он считал, что никак не связан с иностранными разведками! Да одна его любовница столько секретов наболтала, что на два Путорана хватило бы. Вы же перед красивыми женщинами языки не придерживаете и вообще себя не контролируете.

— При чем тут жена? — мрачно возразил полковник. — Даже если это правда — ну и судили б ее, а не генерала. За получение гранта, то есть за признание таланта, х-ха! Наш генерал был кристально честен! Кристально!

— Это правда, — усмехнулась она. — Нам в «Спартаке» по вашему генералу лекцию читали, приводили как пример непредумышленного предательства. Запрет для высшего руководства на любые контакты с зарубежьем не просто так появился. А вы его нарушаете любыми правдами и неправдами, манит вас сладкая жизнь, и путоранские рудники не страшат. При чем тут жена… Дурачком не прикидывайтесь, господин полковник. Жена с этих грантов стала вхожа в столичную богему, а там и дипломаты иностранные крутятся, всякие посольские работники. Жене нужный взгляд на жизнь было кому создать, уж поверьте. И когда ваш генерал ночью жаловался ей на служебные проблемы — а вы все жалуетесь, есть такая странная особенность у сильных мужчин! — она давала ему вполне определенные советы. Опасные вдвойне оттого, что говорила верная спутница жизни, любящая жена, а вовсе не поганый шпион.

— Столько грязи вывалила на армию, что я даже не знаю, что делать с тобой, — признался полковник. — То ли обматерить, то ли зацеловать.

И уставился в ожидании ее реакции. Отвлечь не удалось, поняла она обреченно. И сейчас он полезет. Плевать полковнику сейчас и на генерала своего, и на путоранские рудники, и на ясное предупреждение Зиты, у него кровь кипит и в одном месте чешется. Врезать с левой в глаз? Так еще хуже будет, выброс адреналина только усиливает влечение…

— И национальным погромам имеется такое же красивое объяснение? — с любопытством спросил полковник. — Ведь избивали всех нерусских подряд, не разбирались, кто виноват, кто нет!

Ей не понравилось слово «красивое», но она решила ответить. Мужчина явно сопротивляется своей животной тяге, ищет более человечный повод снять с нее одежду, стоит потянуть время, вдруг справится с инстинктами сам, вроде бы действие стимулятора строго ограничено по времени…

— Есть объяснение, и его может найти любой интересующийся прошлым России, — спокойно сказала она. — Объяснение кроется в так называемом «еврейском вопросе». Был в истории Советского Союза момент, когда вдруг обнаружилось, что всей культурой в стране распоряжаются евреи. В книгоиздании — они, и в музыкальном исполнительстве тоже, а уж в эстраде — исключительно они. Вроде ничего криминального, просто ребята помогали по жизни друг дружке. Бедного одесского инженера Жванецкого пригрел Райкин, безвестного донецкого боксера Кобзона взяла к себе на подпевки великая Брзжевская, те поднялись и облагодетельствовали в свою очередь тоже кого-то из своих… и миленько и со вкусом оттеснили всех остальных. И закрутились в тесном еврейском кругу немаленькие деньги, из-за родственных и дружеских связей не вполне по государственным схемам, а больше по своим, по семейным. А это уже криминал, и еще какой. Тогда государство среагировало, появился Лапин, и полетели известные и талантливые — кто за границу, кто в безвестность. Обиженные подняли вселенский плач в литературе и средствах массовой информации, благодаря ему история стала широко известна. Когда ребята лезли наверх, пользуясь в конкурентной борьбе нечестными приемами, их все устраивало, но почему-то не понравилось, когда так же нечестно ответило государство. Вот, собственно, это и есть «красивое» объяснение. А если говорить простым языком — в национальных общинах нет непричастных. Невинные мальчики и девочки, которых гоняли и унижали штурмовые отряды, поднимались по жизненным ступенькам не сами по себе, не своим талантом и силами. За ними была могучая поддержка общин. А за ребятами из подкупольников, к примеру — никого. Вот эту социальную несправедливость штурмовики и уничтожали, если совсем просто. Грубыми, нечестными, грязными способами, совсем как когда-то в еврейском вопросе. И точно так же раздавался вселенский плач по невинным жертвам кровавого режима.

— А погромы частных магазинов и фирм? — поддел ее полковник.

— А владельцам частных фирм и магазинов напоминали, что в погоне за прибылями не следует забывать о кодексе законов о труде! — в тон ему ответила она и тут же пожалела о недопустимо мягком тоне голоса, потому что мужчина непроизвольно потянулся к ней.

Она так же непроизвольно отодвинулась и положила руку на кобуру бесшумного пистолета. Полковник отследил движение и замер.

— Даже так? — спросил он задумчиво. — Ну, так даже интересней…

И вернулся в прежнее положение. Не отступит, поняла она с досадой. Выберет момент, навалится вроде бы в шутливой борьбе…

И тут в небе тихо-тихо застрекотало. Полковник вскинулся, она схватилась за «реактивку» — и опустила оружие. Эвакуация все же пришла им на помощь.

С каменным лицом полковник смотрел, как на крохотную полянку перед ними опускается диковинная, словно воздушная, конструкция. Пилот летательного аппарата, затянутый в полетный комбинезон, словно висел в воздухе. «Стрекоза», вспомнила Зита. Прославленный мини-вертолет горноспасателей, им в Копейку обещали поставить эскадрилью, но так и не успели из-за войны…

— Господин полковник, давайте побыстрее! — невежливо сказал пилот. — Здесь «саранчи» летает больше, чем хотелось бы, а моей «Стрекозе» одной пули хватит, чтоб рассыпаться!

— Почему прибыла одна машина?! — с черным от гнева лицом рявкнул полковник. — Почему не звено?

— Что осталось в строю, то и отправили, — буркнул пилот и наконец поднялся с сиденья. — Вам хватит. Или напомнить, что силы Центроспаса предназначены исключительно для эвакуации старших офицеров и генералов? Мне за нарушение инструкции ленская каторга раем покажется! Занимайте спасательный кокон, господин полковник, время уходит!

— Как обращаешься, рядовой? — прошипел полковник. — Какой я тебе «господин»? «Товарищ полковник», понял?!

— Гусь свинье не товарищ, — без всякого страха заметил пилот. — Залезайте.

И выдвинул в погрузочное положение полупрозрачную капсулу.

А в голове у Зиты словно щелкнуло что-то. Сложились вместе слова пилота, его крепкая фигура, уверенные движения… Гусь свинье не товарищ! Он же от нее когда-то перенял эту малопонятную фразу!

— Алеша! — завизжала она и с разбегу бросилась пилоту на шею.

Пилот поймал ее, аккуратно поставил на землю. Потом поднял руки и снял летный шлем. На Зиту уставились такие знакомые, такие восхитительно спокойные, бесстрастные глаза Алексея, бывшего командира штурмовиков Копейки, ее крестного, ее друга. Все же уцелел, выжил в бойне Сувалкинского прохода!

— Ну что ты творишь, дурочка? — укоризненно сказал парень. — Я же говорил: встретишь — не узнавай! Мне же тебя теперь по инструкции пристрелить надо!

— Стреляй! — всхлипнула она счастливо и залилась слезами.

Штурмовик вздохнул и осторожно прижал ее к себе. Она принялась осыпать его бестолковыми поцелуями.

— Обслюнявишь забрало — сама будешь протирать, — предупредил Алексей. — Спиртом.

И поцеловал ее сам. И еще раз. Со стороны за их жаркой встречей ревниво наблюдал полковник.

— Что со «Спартаком»? — тихо спросил Алексей. — Живы? Или одна осталась?

Она вздрогнула и пришла в себя.

— Из старшего набора я один, — хмуро сказал парень. — Повезло. Остальные… кто где. В основном — там… Как у вас?

— Сто тридцать в строю, — так же тихо сообщила она. — Пока что. Нам приказано закрыть трассу «Кавказ-Западный».

— Кто погиб?

Закрыв глаза, она перечислила убитых. Каждое имя отзывалось в сердце болью и виной.

— Молодец, — сказал Алексей. — Сохранила отряд. Тебе удалось невозможное. Я вот… потерял почти всех.

— А отряд сейчас на Димитриади, — призналась она.

— Это ничего не значит, — ровным голосом заметил Алексей. — «Спартак» — это ты. Не я, не Димитриади. Ты. Береги себя и ребят. Вы можете потребоваться майору Каллистратову. Он сейчас… высоко.

— Пилот! — внезапно подал голос забытый ими полковник. — Забери капитана. Как человека прошу.

— Кокон — одноместный.

— Плевать. Я здесь останусь. Так и запиши — отказался от эвакуации.

— Есть забрать капитана, — спокойно сказал Алексей. — Помогите загрузить тело, товарищ полковник.

— То-то же. А то выеживался перед российским офицером, центроспас сраный…

— Алеша, передай медикам, у капитана острое отравление боевой химией! — торопливо предупредила она. — Стимулятор для диверсантов наложился на летный. Обязательно передай!

— И он еще жив? Я передам капитану, чтоб молился на тебя до конца жизни.

Призрачная «Стрекоза» растаяла в темном небе, унося в захватах ценный груз.

— Вроде бы бесполезная игрушка, гражданская, а как пригодилась в войне! — завистливо сказал полковник. — Малозаметная, радарами не ловится, меж деревьев да по оврагам потихоньку в любой тыл проберется и обратно! Раз — и мы свободны в передвижениях! Ладно, принимай в диверс-группу нового бойца! Надеюсь, целый полковник авиации окажется не хуже твоих девчонок?

Полковник улыбался лихо, бодрился, а у нее перед глазами резко встало конопатое лицо Кати Короткевич, родное и знакомое с детства.

— Иа Кети, вардо Кети, — прошептала она онемевшими губами. — Не подруга, не сестричка… лишь — души моей частичка… Вот и нет тебя на свете. Чеми гого, чеми гули, крошка Кети, сикварули…

Слова словно сами приходили к ней, в причудливой смеси языков. Иа Кети… что значит — фиалка Кети. Давным-давно они спорили с Ариадной Давидовной в школе, какому цветку соответствует шустрая, деловитая Катюшка Короткевич. Она считала, что холодной фиалке. Мудрая Ариадна Давидовна, наоборот, разглядела в невзрачной девочке страсть и огонь южной розы. Роза по-грузински — варди. Так и осталось в памяти — иа Кети, вардо Кети…

В небесах громыхнуло. В венке черных туч на горы наступал страшный ливень. Резко ударил холодный ветер. Она зябко, совсем как Ариадна Давидовна когда-то, обхватила руками плечи. Оказывается, стихи отнимают все силы. Вот почему мерзла удивительная поэтесса и художница Ариа Кахиани, вовсе не из-за ленской каторги…

Ветер ударил со страшной силой.

— Что-то сейчас будет! — озабоченно сказал полковник. — небо аж черное! Ненавижу горы! Здесь такие ливни — ни под каким деревом не укроешься, пробьет в момент!

Зита подняла воспаленные глаза к черному небу. Катя просила спеть о ней. И сейчас в небесах грохотала самая лучшая песня о крохотной бесстрашной девочке, сгоревшей в пламене войны.

17

— Саша, раненого эвакуировали, — сообщила она по сети. — Товарищ полковник остался.

Она ожидала от ехидного Димитриади привычных шуток насчет своей привлекательности и неотразимого воздействия на пожилых офицеров, но штурмовик только тяжело выругался. Полковник авиации — совершенно лишняя фигура среди диверсантов. Лишняя, страшно мешающая, неумелая.

— Базу Центроспаса разгромили, — пояснила она в защиту полковника. — Сумели прислать только одноместную машину.

— Я хотел отправить тебя вниз, — озабоченно сказал Димитриади. — Из нас ты самая подготовленная для работы в глубоких тылах, если что, за местную сойдешь. Но сейчас, с таким довеском, даже и не знаю… а сама что думаешь?

Вниз. Она прикинула, что там. Храмовый комплекс Мамаадамия? И? Поселок при нем переполнен войсками, мост сверхзащищен. Что онатам сможет в одиночку? Да пусть даже с полковником? Что-то крылось в предложении Димитриади очевидное для него, но непонятное ей.

— Вниз, — подумав, все же решила она.

— Отправлю к тебе Мечёва, — с явным облегчением сказал Димитриади. — Будет тебе полноценный напарник. Встретитесь у захоронки с боеприпасом утром. Устраивайтесь надежно, тут такой ливень идет — смоет к чертовой матери…

Саша Мечёв. Один из самых рослых, физически сильных штурмовиков. Мастер скоротечного огневого контакта. Каратист. Способный, если что, начистить рыло даже здоровенному полковнику авиации. В груди у Зиты потеплело. Димитриади в обрушившихся на него заботах не забыл о традициях «Спартака», отправил к ней защиту. К сожалению, Мечик подойдет утром, и как-то с полковником придется проводить ночь одной. А у мужчины, как назло, приступ любовного томления.

— Как понимаю, телохранителя отправили? — криво усмехнулся офицер. — Боксер, да?

— Каратист, — сказала она и подарила офицеру внимательный взгляд. Показалось, или полковник вернулся в адекватное состояние?

— Это лишнее, — подтвердил ее догадку мужчина. — Я в норме. Уже в норме. Ох и гадость эта химия! Чуть было… в лесах Кавказа не остался! Признайся: если б полез к тебе, пристрелила бы?

— Идемте, товарищ полковник, — вместо ответа сказал она. — Надо устроиться на ночевку до ливня.

И первой зашагала вверх по склону. Ответ она знала. Не пристрелила бы. Но скажи она такое — сразу же поймет как предложение сблизиться!

— Ненавижу горы! — с чувством произнес ей в спину полковник. — А… почему наверх? Какая разница, где прилечь? Здесь хотя бы деревья прикрывают.

— Нас ищут, — пояснила она не оборачиваясь. — На «Саранче» хорошие приборы поиска. Лучшее укрытие от «Саранчи» — пещера. Или что-то максимально близкое к ней по характеристикам. Таких мест очень немного, мы ищем их целенаправленно, отмечаем… и одно там, наверху. Давайте быстрее, товарищ полковник.

Мужчина тяжело задышал ей в спину. По горам не ходил, поняла она с сочувствием.

Подходящее укрытие напоминало каменный мешок на склоне, надежно укрытый колючим кустарником — то, что надо. Она прикинула — дождем не должно залить, очень хорошо. Пробралась осторожно через кусты, выдернула из каркаса рюкзака термоткань, развернула, расстелила. Открыла клапан — получился не то спальный мешок, не то походная палатка, что называется, «в облипку».

— Залезайте, товарищ полковник, — вздохнула она.

— А ты? — не понял мужчина.

— А я следом. Если место останется. Но вы ужмитесь как-нибудь.

— Да я и один могу, — пробормотал полковник.

Не доверяет, поняла она. Не доверяет себе. Молодец.

— Не можете, — покачала головой она. — Ночью в горах холодно. Вдвоем теплее, уж поверьте опыту «Спартака».

Полковник мялся. Живот у него крутит, что ли, боится опозориться? Она вспомнила, сколько полковник сжевал сухпая, и поняла — стесняется. Представляет хорошо, как будет его ночью пучить. Сухпай — он такой, невероятно сытный, но коварный. Блин, авиация на земле — ходячие проблемы… Со спартаковцами таких проблем не возникало, они с летних тренировочных лагерей ко всему привычные.

— Уж как-нибудь потерпите запах моего немытого тела! — хмыкнула она. — Как и я вонь ваших потных носков. Поторапливайтесь, сейчас ливень начнется!

Полковник сдался. Она забралась следом за ним в спальный мешок. Получилось… тесновато. И руки мужчина мог разместить только на ней, а он же мужчина…

— Пистолет передвинь куда-нибудь от моей промежности! — сердито сказал полковник. — И без намеков понимаю!

Она слабо улыбнулась. Похоже, офицер действительно полностью пришел в себя, снова стал тем, кто так глянулся ей в штабе 17-й ДШБ.

Ливень ударил со страшной силой. Полковник в очередной раз помянул неласковым словом горы, кое-как прикрыл клапан спального мешка, поерзал, устраиваясь удобнее на камнях… но всё это она услышала словно сквозь вату, мгновенно проваливаясь в забытье. Вот таким странным образом на нее, южанку, действовали мужчины. Стоит прижаться к надежному плечу — и всё, в аут, а все заботы пусть разгребает сильный и умный самец.

Ночью она просыпалась дважды. Первый раз — когда совсем рядом по склону хлестнул пулеметной очередью ночной дрон-убийца. Она не сильно обеспокоилась, подняла голову, прислушалась и устроилась спать снова. Камни в горах Кавказа имели странную особенность остывать по-разному и в результате давали на поисковых приборах причудливую картинку. Ну, и лупили дроны по любому подозрительному пятну, жгли недешевые боеприпасы, топливо и время боевого вылета, а штурмовики каменистыми склонами охотно пользовались. Так что — рабочая ситуация. Только немножко напрягала обширность поисковой зоны. Лежку она выбрала далеко от трассы в расчете на спокойный отдых, однако вот он, беспилотник, рыщет. И если б не каменная впадина в склоне, не валун прямо перед ней и плотные кусты — остались бы на горе два разорванных в клочья трупа.

А второй раз она проснулась оттого, что грудь ей гладила тяжелая мужская рука. Все же не удержался, мужчина есть мужчина. Она замерла в ожидании продолжения. А потом она поняла, что рука-то — горячая. И вообще как-то в мешке подозрительно жарко. Это при том, что лежали они фактически на камне, а термоткань при всех ее достоинствах все же не идеальный теплоизолятор. Она кое-как извернулась и потрогала лоб офицера. И с тревогой поняла, что у офицера жар. Блин, болен, а туда же, за пазуху лезет! Он что, в луже спал прошлой ночью? Дождя не было, как он умудрился простыть? Хотя лес, сырость, утренние зябкие туманы… Не зря ненавидит горы, чувствует свою с ними несовместимость.

— Ничего, — хрипло сказал полковник. — Оклемаюсь. Я спортсмен, морж, у меня простуда больше суток не держится.

Она разозлилась, прописала полковнику порцию ругательных определений с упоминанием моржей и мощный противовоспалительный комплекс. Он перенес ругань и укол в задницу молча, как виноватый ребенок. Ну, зато забыл о любовных приключениях и вскоре заснул, а следом за ним и она, уже до утра.

Они поднялись в предрассветных сумерках. Поделили последнюю упаковку сухпая, напились. Полковник прогулялся до кустиков. Поднялся обратно и неожиданно спросил:

— Выйдешь за меня замуж?

И уставился серьезно-серьезно.

— Вот так сразу? — уточнила она с изумлением. — Без чувств, без знакомства даже?

— К черту знакомство! — раздраженно сказал полковник. — Думаешь, не понимаю, что это разврат и ничего больше? Мне шлюхи в женах с первого раза за глаза хватило, спасибо, больше не хочется!

— А что, если…

— Не если! — отрезал полковник. — Не мальчик, в людях разбираюсь! Я тебя всю жизнь искал!

— Меня — это кого?

— Жену, — прямо сказал офицер. — Верную подругу, надежную опору, нежную и любящую женщину.

— Так нет любви, — напомнила она.

— Будет, — уверенно сказал офицер. — Соглашайся, Зита. Слово даю — не подведу. На всю жизнь, до смерти.

Она смотрела в его волевое лицо и понимала — так и будет. Не подведет, не предаст, не обманет. Настоящий, надежный мужчина. Не зря ей так спокойно спалось в его руках. А еще — старший офицер. В России это означало очень обеспеченную жизнь. Старший офицер — это ежегодный ведомственный курорт, прекрасная квартира в закрытой зоне типа центра в Копейке, это элитные учебные заведения, качественная медицина… и большая личная ответственность. Загреметь из прекрасной квартиры на ленские угольные шахты — вполне вероятный жизненный поворот. Но она — спартаковка, ее опасностями не запугать.

— Скажи что-нибудь, — попросил офицер. — Понимаю, что неожиданно, что не к месту, но все же — есть у тебя хоть что-то мне сказать?

— Я южанка, — улыбнулась она. — Раннее взросление, но и остальное так же. В шестнадцать лет — милашка. В двадцать — женщина с резкими чертами лица. В тридцать — мужиковатая тетка с усиками под носом и весом за сто килограмм. Что, и толстуху будете любить?

Мужчина под ее взглядом заколебался. Еще бы, она хорошо знала, чем остудить горячую мужскую голову. На шестнадцатилетнюю красотку многих тянет, но клянутся в верности до гроба именно ей, не будущей тумбе в складках жира, вот в чем неприятный нюансик. А юность — она вообще-то преходяща…

— Такого не будет, — пробормотал офицер. — У тебя — точно не будет. Тебе гордость не позволит опуститься.

— Да посмотрите на мои бедра! Они еле в комбез влазят! Гордость против генетики не катит!

— Гонять буду на полигоне, как сидорову козу, чтоб не толстела! — пообещал полковник серьезно. — И сам рядом побегу, чтоб тоже… Зита, что мне сделать, чтоб сказала «да»?

— Выжить, — вздохнула она. — Для начала — выжить. Идемте, товарищ полковник, пока дроны не повисли. Форма у вас сильно не для гор.

— Выживу! — серьезно пообещал офицер и тяжело зашагал следом за ней.

Зашуршали мокрые кусты, она незаметно поморщилась. На ней «хамелеон», прекрасная водоотталкивающая ткань, а вот полковник промокнет за пару минут, и ничего с этим не поделаешь. А он и так не очень здоров.

Они благополучно добрались до буковой рощи, без подлеска и оттого словно прозрачной, и полковник облегченно зашагал среди деревьев, чавкая мокрыми летными ботинками. Она придержала его рукой. Огляделась. Еще огляделась. И осторожно пошла первой. Прекрасный пилот, полковник вряд ли понимал, что именно в таких вот удобных для передвижений местах и ставят всякие пакостные ловушки типа «попрыгунчиков» или «висюлек». И уж точно не умел их находить и обходить. Но пока что им по-серьезному ничего не угрожало. Подумаешь, «висюльки». Их опытным глазом за полсотни метров видно, потому что ставят не руками, а разбрасывают с вертолета. А вот через пару часов, когда они достигнут ухоронки с боеприпасами и едой, станет по-настоящему опасно. И прежде всего — у самой ухоронки. Прекрасное место для засады, она сама бы его выбрала. Всего-то дел — с «саранчи» засечь скопление боевого железа, выбросить спецгруппу, и голубчики-диверсанты сами притопают в руки…

-==-
— Я не могу! — сказал Димитриади и сжал голову руками. — Брюхан, я — не могу!

— Не ори, не дома! — хмуро напомнил штурмовик.

— Я не могу! — ожесточенным шепотом повторил Димитриади. — Не могу отправлять ребят на верную смерть, а сам сидеть в стороне на управлении, понимаешь? Нас перебьют у трассы за день! Как только остановим трассу — подвесят вертушки, подтянут части для прочесывания — и все, нам конец! И приказ не выполним, и поляжем все!

— Предлагаешь вернуть Зите власть? — угрюмо осведомился Брюханов. — Свалить ответственность на шестнадцатилетнюю девочку? Я тебе сам голову оторву, до турок не дойдешь!

— Я не понимаю, как она тянула «Спартак»! — признался Димитриади. — Со стороны оно так легко казалось!

— Принцесса, — напомнил Брюханов.

— Сам веришь?

— Знаю.

— Вот и я — знаю, — вздохнул Димитриади. — Как у нее получается, не понимаю. Вроде ушла из командиров, а чувствую, что стоит рядом и смотрит… строго-строго. И только попробуй не оправдать ее доверия. Так-то вариант выполнить приказ есть. Спуститься вниз, занять Мамаадамию, прикрыться жителями и перекрыть трассу на мосту. Серьезными средствами нас тогда не взять, побоятся городок снести, там же святыни Кавказа, а против десанта мы двое суток продержимся. Правда, все там останемся, но хоть приказ выполним. Только Зита не одобрит. Она южанка, ей не понравится, что ее соплеменниками прикрываемся. Как думаешь? Ты же ее с детства знаешь, из одного двора как-никак.

— Я ее в детстве боялся до усрачки, — хмуро сказал Брюханов. — Причем в самом прямом смысле. Ночами и прудил в постель, и валил иногда. Ты-то ее с этой стороны не знаешь, повезло. Она своих обидчиков сама убивала, понял? Заточкой. В десять лет. Так я ходил и каждый день ожидал… Еще чуть-чуть — и сошел бы с ума.

— И ты ее считаешь принцессой?!

— Она принцесса, — непримиримо сказал Брюханов. — Всегда была. А такой ее мы сделали! Мы! В частности, я, чего себе никогда не прощу. И ты тоже руку приложил, помнишь?

— А зачем тогда в штурмовики пошел? — поразился Димитриади. — Если так боялся? Она же в «Спартаке» все, что угодно, с тобой могла сделать!

— Потому и пошел, чтоб перестать бояться.

— Ну и как, помогло?

— Нет.

— Но теперь спите вместе, — задумчиво сказал Димитриади.

— Она меня простила. Почему-то.

— Понял.

— Нет, ты не понял! — усмехнулся Брюханов. — Если прикроешься мирными жителями, она не рассердится — она тебя убьет. Лично. Поверь моему опыту. Так что давай думать, как остановить трассу на двое суток другими способами.

— А если не получится?

— Тогда остановит она, — убежденно сказал штурмовик. — Остановит и будет держать, сколько потребуется. И нам на том свете станет стыдно. Так что давай, Грека, шевели мозгами!

— Как дам сейчас за греку! Мы все — русские, понял?

— Понял, но мозгами шевели все равно.

— Да я шевелю, — хмуро сказал Димитриади. — Будем растягивать «Спартак» на двое суток, ничего другого не остается. И ты со своей пятеркой — в моем оперативном резерве, понял?

— Не понял. Зачем тебе на точке управления резерв? Мы никуда добежать не успеем.

— Будете прикрывать работающие тройки от вертолетов. Ребята оставили вам все бронебойные выстрелы к «реактивкам».

Брюханов молча смотрел на друга. Прикрывать от вертолетов. На которых стоит система защиты как раз от таких стрелков. Задача для смертников. Именно так погибла Дашка, и так погиб Данила.

— Без прикрытия от «вертушек» ребятам не удержаться у трассы, — тихо сказал Димитриади. — Это не приказ. Я тебя прошу. Как Зита бы просила. Сделаешь?

— Разреши идти на задание одному.

Голос Брюханова неуловимо дрогнул.

— Одного тебя не хватит надолго! — жестко сказал Димитриади.

— Хотя бы санинструктор…

— Кто у тебя — Дегтярева? Киса? Понятно. Ты думаешь, она оставит пятерку без медсопровождения? Дурак, да? Не спорь со мной, татарва вреднючая, я уже все продумал! Нет у нас других вариантов, нет!

— Есть прикрыть от «вертушек», командир. И я русский, если что.

-=-=
Полковник дышал шумно, но на удивление мощно. Действительно спортсмен. Но все равно — дышал и мешал ей слушать. Она недовольно подняла ладонь и еще раз оглядела открытое пространство. С особым вниманием — дальний склон.

— Что случилось? — шепотом поинтересовался полковник и сунулся вперед. Она легонько придержала его и неодобрительно покачала головой. Может, в воздухе полковник бог, но в горах — не спецназ, точно.

— Пока что ничего. Но впереди — простреливаемая зона. Если посадить стрелка с антиснайперкой на склон, он перекроет всю луговину.

— Ну, это уже паранойя, — пробормотал полковник. — Что, на Кавказе на каждом склоне по снайперу, и все охотятся на вас? Не преувеличивайте собственную значимость. В масштабах войны «Спартак» — всего лишь диверсионная группа. Одна из. И не самая крутая. У нас сейчас ребята под Тбилиси работают!

Она покачала головой и снова прикинула предполагаемый маршрут.

— Бежать! — приняла она решение. — Только бежать, и быстро! На двух километрах баллистический комплекс антиснайперки по бегущим не очень эффективен. Вы быстро бегаете, товарищ полковник?

— Уж от тебя не отстану!

— А вот я — медленно! — вздохнула она. — Задница к земле тянет. Так что потащите все оружие.

— Бардак! — зло сказал полковник. — Вечный армейский бардак! Вот кто бы объяснил, зачем останавливать трассу силами диверсантов, когда ее давно можно было снести к чертовой матери одним вылетом авиаполка? И ведь спецбоеприпасы имеются, на складе в Краснодаре лежат! Но — не было приказа! Как дали бы — до сих пор бы земля дымилась! А так бегай теперь по горам с мелкашкой, изображай супермена!

Она замерла. Полковник, не задумываясь, только что выдал очень важные и наверняка сверхсекретные сведения. Значит, не было приказа, хотя возможность закрыть трассу имелась всегда? Наверняка и сейчас имеется, ведь для доставки спецбоеприпасов не только штурмовые вертолеты годятся, но и крылатые ракеты, и суборбитальные ракетоносцы, и те же «Стрекозы» в крайнем случае… Фронт трещит, Краснодар под ударом, но дорогу тем не менее не трогают. Берегут. А для чего? Или — для кого? Интересно…

— Ну а теперь скажи от лица политических войск, что я неправ! — сердито буркнул полковник. — Вы же, политические, всегда считаете себя умней армейцев!

— Вообще-то использование оружия большой мощности означает разрушение инфраструктуры и огромные потери среди гражданского населения, — заметила она. — И неподъемный объем работ по восстановлению разрушенного после войны. А в остальном — да, правы.

— Они все — враги! У нас за Кавказом друзей нет!

— Кто враги? — не поняла она. — Горничные на курортах Душети?

— Все враги! И армия не разбирает, горничные там или кто еще! Наша задача — уничтожать! И все неуспехи армии именно из-за того, что ей ставили непрофильные задачи! Там поддержи нужный режим, здесь отсортируй из мирных жителей боевиков и предай суду… а мы — армия! Наше предназначение — бить врага! Дай приказ уничтожить — весь Кавказ сотрем и под танкодром закатаем!

— Товарищ полковник! — укоризненно сказала она. — Ну что вы несете? Вы же умный, думающий офицер!

— Да знаю я, что армия — инструмент политиков! — вздохнул полковник. — Но иногда такая злость берет…

— И перед девушкой погеройствовать хочется, — понимающе кивнула она. — Ну, давайте я поцелую вас для душевного равновесия? И побежим.

— М-да, — усмехнулся полковник. — Южанка. А все южанки, говорят, немножко еврейки. Ладно, уела. Но скажи, вот от кого мы сейчас бегать будем? Не от врагов?

— От «Соколов Босфора», скорее всего, — пожала плечами она. — Вы готовы, товарищ полковник? Тогда — не отставать. Но и не опережать!

И она припустила изо всех сил через луговину, только трава хлестанула по ногам. Полковник тяжело забухал следом. Теперь главное — рвать темп, чтоб баллистический комплекс сошел с ума…

Лес приближался быстро, но усталость накатывала быстрее, в груди горело, и ноги наливались тяжестью. Показалось, или был звук выстрела? Показалось или нет?

Они влетели в подлесок, как два носорога, проломились по инерции несколько шагов и рухнули.

— Паранойя! — прохрипел полковник. — У политических — врожденная паранойя! И я следом, как дурак!

Полковник был неправ. На летних учениях в Копейке инструкторы очень доходчиво объяснили каждому штурмовику, насколько опасны открытые пространства. Специально, садисты, стреляли по мягкому месту, а оно ж без защиты…

Крупнокалиберная пуля со шмяком врезалась в ствол над их головами, пробила его насквозь, вырвала кусок дерева, осыпала полковника трухой и улетела дальше. Снайпер со склона, упустивший цель, таким образом выразил свое неудовольствие. И наверняка готовился выразить еще. Полковник открыл и закрыл рот. Потом упал на живот и без понуканий очень быстро пополз вглубь леса. Но молодец, про оружие не забыл, потащил волоком.

— Приношу свои извинения! — выдохнул офицер через сотню метров. — Был дурак, исправился! Блин, в небе легче, там ползать не надо!

Она не отреагировала на его слова, изучала на планшете местность и напряженно соображала, одиночная это засада или сейчас за ними погонится рота егерей.

— Саша, на подходе к ухоронке снайпер! — в результате сообщила она. — Возможно, не один.

— Сейчас уйдет! — пообещал далекий Димитриади. — Мы начинаем останавливать трассу. Все засады туда побегут, гарантирую! Но все равно будь поосторожней!

Побегут? Она зло усмехнулась. Ну-ну. А ведь бежать со склона можно только одним маршрутом. Максимум — двумя, но второй через крутизну, там с тяжеленной антиснайперкой будет ой как некомфортно! А комфортный путь она сейчас перекроет.

— Товарищ полковник, хотите познакомиться со снайпером? — поинтересовалась она. — Лично? Если да, то пойдемте быстрее, надо выбрать место для горячей встречи!

Полковник оказался неплохим напарником, как и обещал. Неопытным, тяжелым, шумным — но в целом неплохим. Признающим ее главенство. Вот и сейчас — лежал не отсвечивая, слушал далекую стрельбу, переговоры в спартаковской сети и помалкивал. Она тоже слушала, не отрываясь от наблюдения. Димитриади — молодец, руководил атакой на трассу, как опытный дирижер слаженным оркестром, берег ребят, уводил из-под ударов машин охранения, менял точки атаки… и держал, держал трассу! Он справлялся с обязанностями командира гораздо лучшее ее, она даже немножко возгордилась — ее воспитанник!

Чуть заметно шевельнулись далекие кусты. Вот они, голубчики. Те самые, со склона, здоровенная дура антиснайперки у одного на плече. Пришли. Ну а куда им деться от этой проплешины? Здесь столетиями пасли скот, ни кустика, даже трава невысокая. Желаете побыстрее к трассе на призыв начальства — пожалуйте на открытое место! А если желаете проявить нерешительность или вздумаете обойти — извините, она такой возможности не даст. И пересечь проплешину бегом тоже не даст. Двести метров — для снайпера ее уровня идеальная дистанция.

«Птичка» негромко щелкнула два раза. И еще два, но это уже контроль. Она закинула снайперку на плечо и спокойно зашагала через поляну. Двое их было, всего двое, иначе никто не позволил бы ценному антиснайперу-специалисту проверять местность. Мастер-стрелок и его второй номер.

Они лежали в кустах без движения, забрала разбиты и в крови. Извините, ребята, не до красоты, дураков нет стрелять из «птички» по бронированному корпусу… опа. Не «Соколы Босфора». Остатки лиц — вполне европейские. И кто это бродит по горам Кавказа? «Морские котики»?!

— Началось, — хрипло сказал за ее спиной полковник. — Европейцы в бой пошли. Похоже, турок мы пережевали. Совсем немного осталось, продержаться бы…

Что-то крылось в его словах чрезвычайно важное, не подлежащее огласке, но ускользающее пока что от понимания. Она досадливо качнула головой и попробовала поднять антиснайперку. Тяжелая, зараза. Но для дела, которое она втайне запланировала — крайне необходимая. Родная «реактивка», конечно, лучше, но к ней осталось всего несколько выстрелов. И из ухоронки запас не пополнить, там только для «птички»…

— Унесете, товарищ полковник?

— Вот эту дуру? А надо?

— И автомат, — обрадовала она офицера. — И укладку с патронами. И сухпай.

— Сухпай не понесу! Здесь съем!

Полковник посмотрел на ее исхудавшее лицо и неловко поправился:

— … То есть съедим.

Она невольно ему посочувствовала. Крупный мужчина наверняка страдал от постоянного чувства голода. Не привык, у летно-подъемного прекрасное и, что важнее, регулярное питание. А спартаковцы, как волки, умели наедаться впрок и потом неделю шастать по горам с парой плиток НЗ в кармане «хамелеона». Она, например, пока что о еде не мечтала. Ну, посасывает в желудке, но силы есть и на ходу не качает, так что все в порядке.

Кроме оружия они забрали маскировочный комплект одного из убитых, и теперь полковник хотя бы не отсвечивал на фоне леса своей летной формой. Но все равно к ухоронке с ним идти было опасно, офицер по-прежнему тяжело дышал, громко топал и ничего не видел по сторонам. Саша Мечёв вышел им навстречу, посмотрел издалека и только покачал головой. Полковник его, естественно, не заметил. Ну, зато здоровенный лось, тащит гору оружия, потеет и матерится, но не отстает. И это при том, что еще ночью горел от высокой температуры. Она осмотрела напарника критически — и решила, что идти к ухоронке все же придется всем троим. Следовало оставить там лишнее оружие, а оно как раз на полковника навешано.

— Товарищ полковник, наберите дистанцию! — попросила она. — Мы пройдем вперед, осмотримся немного.

— Кто — мы? — не понял полковник.

— Ну, допустим, я, — сказал штурмовик намеренно громко.

Зита исподтишка показала ему кулак. Нашел время и место развлекаться! Полковник при резком звуке голоса дернулся к оружию и завертел головой, а потом явно разозлился — и на штурмовика, и на себя. Ей же его реакция в целом понравилась, после небольшого обучения получился бы вполне годный диверсант.

— Глупость Грека сделал, оставил станковый гранатомет в тайнике! — озабоченно сказал штурмовик, когда они отошли от полковника подальше. — Он же не диверсионный, а мотострелков, вполне может быть чипирован. И тогда нам у тайника устроят встречу. Я пробежался по округе, вроде тихо, но, сама понимаешь, скрытно ходить не одни мы обучены…

— А что не подсказали Александру, если глупость? — рассердилась она.

— Да по факту некому было. Катя погибла, Кунгур ночью трассу гонял, а Брюхан лишнего слова никогда не скажет…

А сам что молчал, если сообразил?

— Да я только что понял, что Сашка ошибся, — признался штурмовик. — Усталость накопилась, все начали ошибаться, по себе знаю. То не вижу ничего вокруг, то чудится всякая хрень. Кажется, что на меня смотрят, и всё тут! Я уж и уши потер, и пожевал…

Штурмовик вдруг замер, вскинул голову и разом превратился в хищного настороженного зверя. Даже ноздри шевелились, улавливая враждебные запахи, и прищуренные глаза на уродливом лице подозрительно скользили по зарослям впереди по ходу движения. Лицо парня с детства пересекал неаккуратный шрам — напоминание о не очень законном увлечении холодным оружием — и тем самым придавал ему еще большее сходство с волком, матерым и недоверчивым.

Она сама не поняла, как у нее в руке оказался пистолет. А потом штурмовик сделал невероятный кульбит: подпрыгнул, развернулся в воздухе, уперся в нее ногами и мощным толчком отправил ее в полет вниз по склону. А сам упал на спину туда, где она только что стояла. От чувства опасности зрение у нее рывком прояснилось, и еще в полете она четко разглядела, как вокруг парня задергалась трава от множественных попаданий пуль. И он — тоже… Потом она пробила спиной кустарник, рухнула на землю, перекатилась, освобождаясь от рюкзака — и на нее кинулась сверху фигура в лохматом наряде горных егерей. Она встретила ее выстрелом в упор. Егерь захрипел, навалился и начал выкручивать руку с пистолетом. Броник, на нем броник! И пальцы у него оказались словно стальные. Она завизжала от отчаяния, дернулась изо всех сил, сумела провернуться и выстрелила с другой руки нападающему в бок из траншейного пистолета. Егерь зарычал и усилил хватку. И начал подбираться к горлу. Да он что, бессмертный?! Она стреляла раз за разом, задыхалась под тяжестью мужского тела в броне и слышала словно сквозь вату, что Мечёв стреляет тоже…

Егерь отвалился в сторону, когда она уже решила, что всё, ей конец. Она кое-как села, нашарила пистолеты. Полковник со слепым остервенением бил егеря по голове трофейным автоматом и, похоже, от ярости потерял соображение. За его спиной на мгновение поднялась лохматая фигура — она тут же выстрелила с двух рук. Полковник опомнился, упал на землю… и наступила тишина. Враги или ушли, или кончились.

Пули изорвали тело Мечёва, искалечили до неузнаваемости. Он принял на себя всё — и свое, и Зиты, и теперь лежал в луже крови. Тем не менее он был еще жив. Хрипел пробитой грудью, захлебывался кровавой пеной — и тянулся, тянулся вверх. Словно хотел сообщить что-то чрезвычайно важное.

— Я слышу тебя, солдат, — сказал полковник дрогнувшим голосом. — Говори.

Парень невнятно захрипел, Зита не смогла разобрать ни слова. Но полковник понял.

— Я защищу ее, — сказал полковник твердо. — Слово офицера.

Парень медленно потянулся окровавленными пальцами к нагрудному карману. Она подумала, что за ампулой «Морфея», торопливо помогла расстегнуть клапан… Штурмовик достал левой, не перебитой рукой из кармана черный берет спартаковца и протянул полковнику. Офицер машинально принял окровавленный комок. В глаза ему свирепо оскалился белый волк…

Потом она долго сидела, прислонившись спиной к стволу ели, избитому пулями, и ветви кружились над ней медленным хороводом. В груди горело, глотать было больно — проклятый егерь чуть не свернул ей шею. Полковник шумел в кустах, потом вернулся и тяжело опустился рядом.

— Он застрелил троих, — сообщил полковник задумчиво. — Троих. По сути, мертвым стрелял. У вас все бойцы такие?

Она не ответила. Мечик… Мечик любил технику. С детства работал на универсальном манипуляторе, подменял больного отца. Когда увидел платформу абсолютной проходимости — не отодрать было. И если б не война, гонял бы он сейчас вездеход на плато Путорана и был бы счастлив…

— Месяц назад меня приложило на возвращении, — так же задумчиво сказал полковник. — Как посадил вертолет — не помню. Телеметрия утверждала — был без сознания. Вот такие дела. А он еще и стрелял. И попадал. Парень — герой, я бы таким сыном гордился.

Она переборола боль в горле, включила передачу и доложила — четко, сухо, бесстрастно:

— Саша, тайник засвечен. Попали в засаду. Мечёв погиб. Засада уничтожена. Уходим вниз.

18

— Отдыхаем, — решила она.

Полковник огляделся, сложил на землю брякающий груз, вытер испарину и присел рядом с ней, хотя удобнее было бы рядом с оружием. И удобней, и правильней. Но — мужчина. Она с беспокойством потрогала его лоб. Офицер держался хорошо, но весь опыт работы в госпитале кричал ей, что именно держался. Жестокое воспаление никуда не ушло, лекарство только сгладило кризис. И скоро ему станет очень плохо. И куда она тогда со старшим офицером, мечущимся в бреду?

— Что ты меня всё щупаешь, как девочку? — недовольно сказал полковник, но руку ее у своего лица задержал. — Я здоров!

— Как бык, — согласилась она. — То есть если свалитесь — не утащу.

Аккуратно высвободила руку и бросила взгляд на дорогу. Далеко внизу замерла колонна военной техники. Заправщики, реммашины, блиндер, трал-разминер… а броня сопровождения за поворотом и назад никак не сдаст. То, что надо для ее плана.

— Долго еще идти? — как бы невзначай поинтересовался офицер.

— Уже пришли. Товарищ полковник, а вы чужой санитарный вертолет сумеете увести?

— Обижаешь! — хмыкнул вертолетчик. — Перед тобой, между прочим, неоднократный призер соревнований по высшему пилотажу! Я уведу всё, что летает.

— Тогда мы сейчас вызовем санитарный вертолет, и вы улетите! — решилась она огласить свой безумный план.

Офицер замер. Потом повернул голову в сторону дороги.

— Раненых я вертолетчикам обеспечу! — пообещала она.

Полковник смотрел на дорогу и молчал.

— Товарищ полковник! — настойчиво сказала она. — Вы нужны не здесь — за хребтом! Улетайте, прошу вас!

— Нет, — твердо сказал мужчина.

— Товарищ полковник, вы взяли берет спартаковца, — усмехнулась она. — Взяли. Это… ответственность. Огромная ответственность. Выполняйте приказ начальника штаба объединения штурмовых отрядов номерных городов. Мой приказ.

— Нет.

— Почему? — полюбопытствовала она.

— Я дал слово офицера защищать тебя, — хмуро напомнил полковник. — Кому как, а для меня слово офицера не пустой звук. Так что не старайся, мы погибнем вместе. Нам ведь не уйти отсюда, даже я вижу.

— Мы погибнем, если не уберешься отсюда! — взорвалась она. — У тебя воспаление легких, дубина! Ты уже еле стоишь! Скажешь, не так?

Офицер угрюмо уставился вниз.

— Так, — неохотно признал он. — Но на один бой меня хватит.

— Тебя должно хватить на один полет, вот на что! А без тебя я легко уйду! Брошу антиснайперку и уйду, меня по горам фиг догонят!

— Куда ты уйдешь? — тоскливо сказал офицер. — Вы привязаны к трассе приказом. Не считай меня дураком. Я сказал — нет!

— Ну, не так уж и привязаны, — усмехнулась она. — У нас приказ остановить трассу, а как и где — на наше усмотрение. В передвижениях мы свободны, так что еще повоюем! Улетайте, товарищ полковник, я вас очень прошу.

— Ты считаешь меня такой же сволочью, как Батя, да? — тихо уточнил офицер. — Я, конечно, российский офицер, грязи на моей совести предостаточно, но бросить семнадцатилетнюю девчонку перед смертным боем — это даже для российского офицера… слишком далеко за пределами морали. Я поклялся тебя защитить — твоему бойцу поклялся. И себе тоже. Я — поклялся, понимаешь?

— Так защищай! — разозлилась она. — Но не здесь же!

— Не понял…

— Мы в рейде по глубоким тылам противника, если вы не заметили, — суховато сказала она и принялась разворачивать стрелковый комплекс. — Когда вернемся — к нам возникнут вопросы. Они всегда возникают к тем, кто почему-то вернулся. Очень много очень неприятных вопросов. Почему утрачено табельное оружие, например… или почему остались живы. И не сдались ли мы врагу, не завербованы ли. Очень много очень неприятных вопросов.

Баллистический комплекс антиснайперки оказался ожидаемо хорош. Она с удовлетворением понаблюдала за дорогой, развернулась к полковнику.

— Руководством политотдела фронта передо мной была поставлена задача подобрать замену для командира 17-й ДШБ, — так же сухо продолжила она. — Я рекомендовала вас. Вы по основным характеристикам соответствуете требованиям, предъявляемым политическими войсками к командирам нового, социалистического типа. Возвращайтесь, товарищ полковник, принимайте бригаду. Там, на посту командира ДШБ, вы гораздо лучше сумеете нас защитить от всяких очень неприятных вопросов.

— Ну ни хрена себе… — отмер полковник. — Семнадцатилетней девочке поручили распоряжаться судьбами генералов?!

— А кому еще? — хмуро спросила она. — Вам, что ли? Так вы, лично честный, справедливый и адекватный мужчина, даже в частных разговорах с несовершеннолетней штурмовичкой с пеной у рта отстаиваете неприкосновенность армейского уклада! Вопреки собственным представлениям о морали! Поставь вам любую кадровую задачу — обязательно продвинете «своего»! А «свои» и так уже завели армию… вот сюда. Улетайте, товарищ полковник, я вас прошу. Вы очень нужны там, за хребтом.

Полковник нерешительно посмотрел на трассу. Она хорошо понимала его смятение. Легко сказать — захватить вертолет. А как сделать? Выйти в одиночку к колонне, и?.. С автоматом наперевес на батальон мотострелков?! Да к колонне даже выйти нереально. Они там после обстрелов дерганые, дадут очередью на любое шевеление в кустах.

— И лично мне вы нужны не здесь, а там, — неохотно сказала она. — Очень нужны. Вопрос жизни и смерти. Я же грачка. Ко мне после рейда будет особое отношение, очень особое.

— А как же политические войска? — саркастически осведомился полковник. — Своих не защищают?

— Защищают, — серьезно ответила она. — Только политические войска — важная часть политической жизни государства. Там… своих течений и конкуренции больше, чем хотелось бы. В результате на выходе может случиться всякое. Если нас встретит лично начальник политотдела фронта — ваша помощь не потребуется. Если он погиб… может быть всё, от торжественного оркестра до пулеметных очередей в упор. Но скорее всего меня арестуют сразу же. Если из-за сложной ситуации на фронте политический контроль ослаб, меня арестуют безусловно, армейцы не упустят момента отомстить «эсэсовцам» за все предыдущие унижения. А потом извинятся, мол, не разобрались и случайно расстреляли. Политика — грязный котел интриг, сами понимаете, а штурмовики в самой его середке. Так что попробуйте улететь, товарищ полковник. Поддержка честного и справедливого офицера для «Спартака» требуется именно там, у своих. Здесь мы… сами.

— М-да… — задумчиво протянул полковник. — А я почему-то думал, вы по молодости до таких выводов не додумаетесь… Вы вообще как тогда воюете, если все понимаете? Вы же за режим Ферра жизни отдаете не задумываясь! Чем вас так социализм манит, что вы ему все готовы прощать?!

— А при чем тут социализм? — не поняла она. — Скажете, при капитализме не так? Совсем недавно же проходили, можно вспомнить и сравнить! Как бы не хуже было, если судить по воспоминаниям… родителей. Это — человеческое зверство, оно от режима не зависит. Карьеристы, жополизы, просто сволочи лезут и всегда лезли во власть, вот они меня и встретят с нашей стороны фронта, вовсе не режим. Но социализм с ними хотя бы как-то борется. Просто я — в особой группе риска, так уж пошла наша история, национальным путем. И как командир штурмовиков, и как нерусская, с двух сторон могу получить. Улетайте, товарищ полковник, прошу вас. Улетайте и долетите, чтоб мне было куда возвращаться.

Полковник сглотнул. Снова непроизвольно посмотрел на трассу, забитую противником.

— Я буду ждать тебя за линией фронта, — твердо сказал офицер. — Я — буду — тебя — ждать. И я долечу. Мне бы только до «вертушки» добраться. Шансов, конечно, маловато, но и тут я тебе обуза, против правды не попрешь… Командуй, Зита.

Она удовлетворенно кивнула. Понял, все же он понял и принял ее правоту. Задавил офицерский свой гонор, презрение к женскому роду, к младшим по званию. Она не ошиблась, рекомендуя его на высокую должность.

— Оставьте здесь наше оружие, — посоветовала она. — Даже личное табельное. С ним — никаких шансов, если заметят. Возьмите автомат, израильскими трещотками половина турецкого спецназа вооружена. Вместе с маскировочной накидкой на пару минут должно хватить, а больше и не потребуется, за это время или убьют, или прорветесь. И выдвигайтесь заранее к дороге, там безопаснее будет. Когда начну стрелять, они тут небо с землею перемешают… Приземлится «санитарка» — дождитесь от меня знака готовности и выходите на дорогу. Главное — не скрываясь и не спеша, это важно! Сетку не накидывайте, все должны видеть ваше лицо! И — танком к вертолету, мол, срочно надо! Местные перед европейцами заискивают, вполне могут пропустить без лишних вопросов. Должны пропустить! Вид у вас действительно больной, и неспециалист заметит! И обязательно что-нибудь мысленно проговаривайте на английском, обязательно!

— Я им проговорю! — мрачно пообещал полковник. — На великом и могучем!

— Товарищ полковник! — взмолилась она. — Это важно! Фонетика накладывает на мимику мельчайшую сетку, в обычном состоянии незаметно, но здесь война, нервы на пределе, может у кого-то сработать интуиция! Вы должны выглядеть «морским котиком», пожалуйста!

— Да понимаю я! — досадливо сказал полковник. — Это я так… по привычке. Жетоны-опознаватели снайперов ты поэтому сказала забрать, да? Еще тогда все запланировала?

— Идите, товарищ полковник, — тихо сказала она. — Удачи. Обязательно встретьте меня за линией фронта. Я буду надеяться и ждать.

— Х-хе! — с удовольствием сказал офицер. — А вот это лучшее, что я услышал за день! Ну, теперь я точно долечу, с такой-то морковкой под носом!

Полковник подмигнул на прощанье и ушел. Она печально посмотрела ему вслед. На самом деле шансов у него было очень мало. Что, если между разнонациональными подразделениями приняли систему паролей? Или в колонне находится непосредственное начальство «морских котиков»? Или найдется офицер, свободно владеющий английским — а он обязательно найдется… Да и одно дело — захватить вертолет. Пусть даже на дороге, забитой солдатами противника. Это, в принципе, не настолько невозможное дело, бывают операции и покруче. Вот улететь на нем за линию фронта — как? Ведь и свои, и чужие постараются сбить! И собьют, естественно…

Она сосредоточилась и выкинула лишние мысли из головы. Чтоб полковник дошел до вертолета, ей требовалось стрелять безошибочно.

И — начали… Негромко хлопнула безотказная «Фогель-65», далекая фигурка возле блиндера крутнулась и рухнула. Она не сомневалась, что это офицер. А кто бы еще бродил внаглую по дороге, когда бойцы дисциплинированно сидят по местам? Только офицер, им же законы не писаны. Что в российской армии, что в любой другой.

Упали пятеро, когда в колонне поднялась реальная суматоха. Тэкс, сейчас прилетит ответка, и лучше б мимо… она непроизвольно втянула голову в плечи. И ответка прилетела, да такая, что она чуть не оглохла. Машины сопровождения лупили вслепую, но зато мощно. Лупили и ожидали от нее дальнейших действий. От нее — действий. А от корректировщиков из колонны — поправок. И тогда ей конец, потому что надежного укрытия в ее распоряжении нет. Но она больше не стреляла. Зачем, собственно? Ранеными она противника обеспечила, причем тяжелыми, вон пятеро валяются… о, уже не валяются, прибрали. Так что пусть считают, что уничтожили снайпера массированным огнем. Или отогнали. И вызывают наконец санитарный борт, а не ударные вертолеты.

«Вертушка» прилетела как по расписанию. Все же эвакуация офицеров у противника поставлена неплохо.

— Готова! — улетело по связи.

— Выхожу! — тут же напряженно откликнулся далекий полковник.

Она приникла к прицелу. Начнут стрелять на движение в лесу или нет? Если начнут — она ничем полковнику не поможет. Но не должны бы сразу стрелять, как-то же к ним выходят собственные разведчики? И если полковника пропустят до колонны, но не пустят к вертолету, дальнейшее почти целиком зависит от нее. От ее точности, скорости реакции, правильной оценки ситуации.

Полковник уверенно шел по дороге к «вертушке». Она невольно восхитилась им. Как держится, как он все же держится! Брезгливо, заносчиво — настоящий европеец! И ведь даже отвечает что-то бегущему рядом бойцу! Интересно, на каком языке?

Полковник не дошел до вертолета. Ну, он и не должен был дойти, если честно, не настолько же турки беспечные, но жила внутри надежда, жила… Ему преградили путь, когда до «вертушки» осталось не более пары десятков метров. Видимо, начальство, имеющее право потребовать объяснений. В сопровождении бойцов, к сожалению. И тогда она выстрелила. Не в патруль, нет — в пулеметчика на броне. И продолжила стрелять, быстро и избирательно. Главное — не сколько убить, а кого именно…

Полковник ждал и среагировал мгновенно: пригнулся, заорал, вроде как предупреждая об опасности, метнулся вбок, потом одним стремительным рывком — к вертолету, в который торопливо заканчивали грузить раненых. Зита парой выстрелов подчистила ему путь, потом ей — нет, им с полковником! — несказанно повезло, ибо пилот решил высунуться из кабины, чтоб поторопить с погрузкой. Она тут же влепила ему в голову, полковник прыгнул, выдернул тело и исчез под колпаком. Все, дальше он сам, она могла только отвлечь внимание. И она отвлекала изо всех сил, только броня на дороге гремела. Трупов, правда, не прибавлялось — попрятались, сволочи. Потом вертолет подпрыгнул и косо ушел вверх, и ему вдогонку не понеслась зенитная ракета. Или не сообразили, что произошло, что скорее всего, или… А потом на нее посыпалось столько, что пришлось срочно уносить ноги, даже полковнику на прощанье помахать ручкой неполучилось. Хорошо, корректировщики решили, что она засела гораздо дальше, туда и направили основной удар. На это тоже был расчет, обычно снайпера и работали с дальних дистанций, берегли себя любимых. Ну а она стреляла с двухсот, сквозь кроны деревьев, из малошумной «птички». И успела смыться до того, как началось прочесывание.

— Зита, что у вас? — поинтересовался далекий Димитриади.

— Полковник улетел на трофейной «вертушке», — доложила она кратко. — Иду вниз.

— Фокусники, — после молчания сказал Димитриади. — Не геройствуй там. Мы пока что держимся.

«Пока что держимся…» Она поняла все, что не захотел сказать штурмовик. Пока что держатся. А потом останется надеяться на чудо. Или на то, что некий отчаянный боец проберется к мосту возле храмового комплекса и закупорит его десятком точных выстрелов хоть на сколько-нибудь. Боец, похожий на местных, владеющий языком. Никому другому сквозь забитый войсками городок не пройти. И по-другому там никак, мост возле Мамаадамии — единственный, не имеющий скрытых подходов. Лес вокруг сведен за столетия подчистую, голые склоны, любого видно за несколько километров, никакой «хамелеон» не поможет…

Она упрямо сжала губы и прибавила шагу. Тяжелая антиснайперка повисла на плечах давящим грузом.

19

— Нет.

Сухопарый полковник смотрел со спокойным презрением. Его собеседники, наоборот, заметно начинали злиться.

— Полковник, трасса стоит с начала наступления! Проезжая часть забита войсками, «Рабаты» не могут пройти дальше храмового комплекса! Надо что-то делать с этими чертовыми русскими диверсантами, а вы говорите «нет»!

— Делайте, — неприязненно посоветовал полковник.

— Что делать?! У нас потери! Вы знаете, какие у нас потери?! Они сбивают «вертушки»! Пилоты боятся заходить на атаку! А без воздушной поддержки спецназ уходит в горы и не возвращается! Этот чертов лес жрет «Соколов Босфора» целыми подразделениями!

— Воевать не умеют, — заметил полковник.

— Вот и покажите, как надо воевать! Советовать все мастера!

— По приказу мы осуществляем техническую и информационную поддержку наступления, не более.

— Уже нет! Ознакомьтесь с мнением объединенного командования! На этот раз вам не отвертеться, полковник! Пусть альпийские стрелки покажут, каковы они в деле!

— Собственно, что-то подобное я предполагал с самого начала, — буркнул полковник и выплюнул воображаемую зубочистку. — Мои ребята уже на трассе, присматриваются.

— Надо не присматриваться, а деблокировать трассу!

— Деблокируем, — равнодушно сказал полковник. — Ребята посмотрели, сказали, что сделают.

И полковник вышел не попрощавшись. Ему проводили злыми взглядами.

— Эти сделают, — прозвучал неохотный вывод. — Все же — альпийские стрелки. Их слава не на пустом месте появилась.


Она ошиблась. Ошиблась глупо, по-детски, именно так, как ошибаются неопытные штурмовики на первом полевом выходе. Возможно, оттого, что устала. Устала настолько, что не заметила, как взвешенность решений уступила место импульсивности. Возможно, на нее повлиял голос Димитриади. Для кого-то, может, он и казался спокойным, уверенным, но только не для нее. Она-то четко слышала в приказах нового командира «Спартака» отчаяние. Сашка сделал со спартаковцами невозможное — остановил трассу. Горели бензовозы, взрывались машины с боеприпасами, вываливались из кабин водители, пораженные снайперским огнем… Спартаковцы раз за разом выворачивались из-под ударов, скупо расплачиваясь жизнями снайперов, оттягивающих огонь на себя… но когда-то должны были кончиться боеприпасы к «реактивкам», и вот этот момент наступил. Больше Сашке нечем было ответить на угрозу с воздуха. И «Спартак» начали медленно, безнаказанно уничтожать… Да, скорее всего, она сглупила именно тогда, когда над дорогой нагло, не скрываясь, прошло звено ударных вертолетов — чтоб убить ее «Спартак»…

А еще она увидела «Рабаты». Проклятые неуязвимые «Рабаты». Оснащенные активной, практически непробиваемой защитой, противоминными тралами, собственной системой ПВО… А тут танки прорыва просто стояли возле трассы, стояли с отключенной электроникой! Рядом в нарушение всех инструкций ползал топливозаправщик, танкисты торчали в люках и ходили туда-сюда, и машина-боеукладчик беззаботно подставила борт… И вспомнилось рывком, как горел расчет, заваливший первого «Рабата», ненависть пеленой заволокла сознание, и дальше руки действовали автоматически. И пофиг, что укрылась она на дорожной петле, что отступать некуда, что вышла она только разведать обстановку! Единственное, что крутилось неотвязно в голове: как жаль, что нет под руками противотанковых ракет! В ее распоряжении — только тяжеленная крупнокалиберная антиснайперка. Она — ничто против брони «Рабатов». Против танковой брони — да, а вот против топливозаправщиков, а еще лучше против боеукладочной машины… Подготовленный снайпер с крупным калибром в руках многое может! Вот она и влепила боеукладчику в двигатель, чтоб не вздумал менять такое удобное для нее положение. И продолжила стрелять в максимально быстром темпе, используя до конца немногие минуты, отведенные для жизни снайпера в современном бою — и остановилась, только когда на площадке с «Рабатами» воцарился настоящий ад. Топливозаправщик взорвался, огонь жадно плясал по стоянке, танки торопливо отползали, расталкивая и давя в лепешку подвернувшиеся под гусеницы машины. В манипуляторе боеукладчика сдетонировал снаряд, ближайшему «Рабату» свернуло набок башню… И на сердце стало немного легче. Она отомстила за смерть ребят в первом, самом жестоком бою, отомстила сполна. Выстрелян в ноль боезапас к антиснайперке, повисли на броне трупы танкистов, и осталось только уйти… да некуда. Справа и слева — широкая петля горной дороги, за спиной торопливо замыкают кольцо окружения егеря, а прямо перед — огонь, стрельба и суматоха колонны, попавшей под обстрел.

Она могла бы еще принять бой. Боезапас к антиснайперке кончился, но осталась безотказная «птичка» и сотня патронов к ней. Сто патронов для снайпера — очень много. Укрыться в лесу, почаще менять позиции… да кто ж даст? По переговорам спартаковцев она четко представляла, что ее ожидает в таком случае. Никто на нее в атаку не пойдет, нечего и надеяться. Вывесят несколько «летающих глаз» с хорошей поисковой аппаратурой, засекут позицию и накроют одним плотным ударом. Вон они, многоствольные пулеметные установки, ищут ее прицелами, ждут координат… Именно так погибают сейчас ребята возле трассы. Именно так должна погибнуть и она. Только не дождутся.

Там, на дороге, наверняка представить не могли, что страшный разгром учинен всего одним человеком. Тем более — девушкой. Юной, так похожей на местных красавиц девушкой… она зло усмехнулась, машинально, как последнее средство, проверила легкость хода клинка. Достала из нагрудного кармана спартаковский берет. Откинула с головы маскировочную сетку. Повесила на плечо по диверсионной привычке стволом вниз верную «Фогель-65» и легко зашагала к дороге. Могла скромная, уважающая себя девушка удалиться в кустики перед самой заварушкой? Могла. Да в кустах наверняка полколонны попряталось при первых же выстрелах! И вот теперь, когда все закончилось, храбрые бойцы выползают из канав — ну, и она тоже возвращается под надежную мужскую защиту. А на все нехорошие вопросы у нее имеется жетон-опознаватель, снятый с одного из «морских котиков». Ну не могут же рядовые бойцы из колонны иметь доступ к личным данным европейского спецназа! А на все любопытные расспросы имеется хорошо проработанная еще с Давидом легенда, подкрепленная неплохим знанием грузинского, средним турецкого, откровенно слабым, но тем не менее тоже знанием армянского, абхазского…

Что она сразу не сообразила — по трассе никто не ходил пешком, только ездили. И, естественно, фигурка девушки, бредущей непонятно куда, мгновенно привлекла к себе внимание.

— Кого потеряла, гогона? — тут же поинтересовались у нее. — Ты чья?

Вопрос, конечно, благожелательный, но и на него требовалось отвечать. Она молча предъявила жетон-опознаватель. Бойцы военной полиции переглянулись в затруднении.

— Европейцы, вроде, дальше по движению… — неуверенно сказал боец. — Так ты отстала или догоняешь?

И что отвечать? Ребята ведь сообразят проводить ее до указанной машины, и что тогда?

— Эти, что ли, твои? — внезапно спросил боец. — Иди, видишь, ждут!

Она развернулась. Из боковой дверцы подъехавшего броневика на нее уставилась такая знакомая по военным фильмам квадратная физиономия под тактическим шлемом, такая холодная, равнодушная, такая «исконно» фашистская, что у нее невольно вырвалось:

— EntschuldiegenSie bitte…

Остальные слова от волнения, как назло, словно волной смыло. Вообще-то она в свое время получила необходимый минимум из армейского разговорника по основным европейским языкам, но когда это было? А тут — только что говорила по-грузински, лихорадочно думала по-русски, и вдруг потребовалось на немецком. И не с такой подготовкой растеряешься.

Она жалобно моргнула и сделала шаг вперед. Бойцы военной полиции не воспрепятствовали. Офицер в броневике посмотрел холодными бесцветными глазами несколько мгновений, протянул жесткую ладонь и задернул ее внутрь. Два бойцы тут же сдвинулись на сиденье, освобождая для нее немного места. Броневик мягко покатил вниз.

— Прекрасную фройнлейн обучал плохой инструктор, — заметил офицер. — Так и передайте начальству вашей разведшколы. Инструктор — плохой. У него отвратительный немецкий.

Она внезапно для самой себя разозлилась. Казалось бы — что ей до мнения немецкого спецназовца о разведшколах Грузии? Однако европейское высокомерие ее не на шутку взбесило.

— Однако я вас понимаю, — заметила она холодно. — А вы нас — нет.

Фройнлейн полагает, это важно — понимать всяких туземцев? — рассеянно спросил офицер и знаком приказал водителю остановиться.

— В чужой стране и именно для вас — понимание есть жизнь.

Офицер не ответил. Облокотившись на выставленную в дверь коленку, он внимательно наблюдал за происходящим на дороге и особенно — возле нее, в прилегающем лесочке. Том самом, из которого она вышла совсем недавно.

Они дождались, когда цепь солдат покажется из леса.

— Поехали! — бросил офицер водителю. — Цирк окончен, никого в лесу не было.

— Но кто-то стрелял, — заметил сидящий рядом с Зитой боец. — И хорошо стрелял! Лучше, например, чем я, а я штатный снайпер группы.

— Кто стрелял, тот сейчас на дороге, — сказал офицер и вежливо улыбнулся Зите одними губами. — Больше ему деваться некуда. Или ей. Не так ли, прекрасная фройнлейн? Кстати, разрешите глянуть на опознаватель? Не обижайтесь, это просто формальность.

Он забрал жетон-опознаватель одним коротким движением, она даже не успела среагировать. Забрал, еще раз извинился, передал жетон водителю и равнодушно уставился в окно. Водитель сунул жетон в считыватель и коротко хохотнул:

— «Морские котики», капитан! Она — «морские котики»! Смешно, правда?

Офицер небрежно скользнул взглядом по ее оружию. Посмотрел на рукоятку ножа в набедренных ножнах. Она порадовалась, что взяла в рейд финку вместо стандартного ножа разведчика. Порадовалась, но четко поняла — выхватить финку ей не дадут. Кашлянула и деликатно прикрыла рот ладошкой. Талисман, подаренный Андрюшкой, послушно скользнул в ладонь…

Бойцы сидели рядом с ней вроде бы без напряжения и даже без особого к ней внимания, но она чувствовала — у нее в распоряжении всего одно мгновение, потом скрутят. Ну что ж, мгновения ей хватит. Офицер, можно считать, уже не жилец. В крайнем случае — не боец. Резануть по глазам — мало ему не покажется. А потом? У сидящего рядом бойца призывно выглядывает из кармашка разгрузки граната. Но он настороже, это факт. Тогда — обратной отмашкой и ему по глазам, а потом граната. Спецназовцы, конечно, в противоосколочной броне, но в закрытом помещении да между ног граната много дел натворит… и она уйдет сразу и легко, что немаловажно.

— Прекрасная фройнлейн — «морской котик»?

Офицер смотрел холодно и требовательно. Такого ласковой улыбкой не пронять.

— Нет, из «Барсов Гомбори». Переводчица.

— Считаете, что на английском разговариваете лучше, чем на хох-дойч? — легко перешел на английский офицер.

Выслушал ее ответ и поморщился. Понятно, английский его тоже не впечатлил. Даже обидно как-то, она сама считала свой английский вполне на уровне.

— И этот инструктор — плохой! — заключил офицер. — И что же фройнлейн делала на дороге одна? Переводчица должна переводить, не так ли? Где ваша группа?

— Уничтожена, — сказала она правду.

Бойцы быстро переглянулись. Поверили? Уже знают, что «морские котики» нарвались?

— И теперь фройнлейн…

— Возвращаюсь в наш штаб, — пожала плечами она.

— И размахиваете жетоном-опознавателем «морских котиков», — ласково сказал офицер. — Чужим жетоном. Кстати, он мужской, вы не знали?

— С опознавателем быстрее передвигаться! — сердито сказала она. — Наша военная полиция уважает иностранцев больше, чем своих героев!

Офицер в затруднении побарабанил пальцами по коленке. Снова бросил взгляд на ее оружие.

— Такое вполне может быть, — признал он. — Жетон союзных сил пользуется заслуженным уважением… кстати, где вы его взяли?

Она поняла, что попалась. Тут как ни ответь, всё плохо. Сказать, что дали? А кто, если группа уничтожена? А если не уничтожена, чего тогда бродит одна? Сказать, что сняла с убитого на месте боя? Тоже не лучше. «Морские котики», суперпрофессионалы, значит, полегли, а она цела и разгуливает под пулями? И именно с целью снять жетон-опознаватель, который ей, как выяснилось, не годится?

Секунды ползли, броневик не спеша катил вниз, офицер благожелательно ожидал разъяснений.

— Сняла с убитого, — в результате снова сказала она правду. — Мастер-снайпер попал в засаду и погиб первым, основная группа была уничтожена позднее и без меня.

Она заметила легкий кивок водителя, подтверждающий ее слова. Получается, жетон они прочитали полностью? Тогда странно, почему не арестовали сразу. Впрочем, ее положение от ареста чем отличается? Ну, с их точки зрения? Они же не в курсе уровня ее подготовки.

— Господин капитан, не слишком ли много вы задаете вопросов? — сердито осведомилась она. — Для военного времени? У меня имеются инструкции от собственного начальства, им я и следую!

— Скорее мало, — улыбнулся офицер. — Очень неоднозначная ситуация. Чужой жетон-опознаватель, ваше явное нежелание общаться с собственной военной полицией… Впрочем, недоразумение легко можно разрешить. Всего лишь назовите ваш личный номер. Мы его проверим, и всё.

— У вас есть доступ к личным делам военнослужащих другого государства? — не поверила она.

— Нет, но нам и не нужно. Остановимся у любого поста вашей военной полиции, и они нам любезно окажут такую услугу.

Шах и мат. Нет, она могла бы назвать номер. И он бы даже выглядел похожим на настоящий. Но на этом все. В базе данных ее личного дела нет.

— Если вы так желаете, — легко согласилась она.

Броневик мягко затормозил и остановился. Офицер откатил боковую дверь. На нее хмуро уставился наряд военной полиции. Она мгновенно сделала то, что подсказала интуиция — дернулась выпрыгнуть. Сидящий рядом боец машинально придержал ее. За грудь. Она увидела, как гневно расширились глаза полицейских.

— Дядюшка, помогите мне! — жалобно воззвала она к старшему наряда.

Дядюшка. В грузинском дядя по отцу и дядя по маме — разные слова. Она обратилась за помощью к дяде по отцу… Пожилой майор с сединой на висках, действительно похожий на дядьку-грузина из анекдотов, решительно поднял автомат, шагнул и выдернул ее из броневика.

— Чего от тебя надо этим собакам? — злобно осведомился он, сверкая глазами.

Она мгновенно огляделась. Бойцы наряда окружили ее и ощерились автоматами. Здорово, главное, не устроили б стрельбу. Спецназовцы в броневике — ребята серьезные, положат наряд и ее заодно на счет раз. Она вздохнула и коротко изложила ситуацию. Очень, очень близко к правде.

— Эти европейцы ведут себя на нашей земле, как завоеватели! — хмуро сказал майор.

— У них сила, — рискнула заметить она.

— Хе, у всех сила! — презрительно сказал майор. — Картли всегда была в окружении сильных соседей, и что? Где они сейчас? Где греки, персы, османы? Нынешние турки, что ли? Дешевая подделка под османов, вот кто они! А великая Картли стояла и будет стоять под благословенным солнцем гор, неизменная в веках!

Она в сомнении посмотрела на хмурое предгрозовое небо.

— Солнце — оно там, выше! — сердито сказал грузин. — И всегда светит на благословенную Картли! Ты из чьих, что не знаешь таких простых вещей?

— Деканозишвили.

— Это которые в Тбилиси или…

— …которые в Гори, — вздохнула она. Не ей бороться с тысячелетними традициями местечковой гордости, и все тбилисские Деканозишвили всегда будут ставить себя выше остальных. Естественно, пока не попадут в Гори, где им с удовольствием укажут их место.

— Славная фамилия, — признал майор. — Даже в Гори живут неплохие ребята, знаю некоторых… а вот девушки-гурийки ведут себя опрометчиво! Ты зачем к европейцам полезла? Они наших традиций не знают! Обратилась бы к своим ребятам на любом посту, тебя посадили бы в правильную машину!

— Прекрасная фройнлейн! — подал голос из броневика офицер. — Мы ценим вашу радость при встрече с соплеменниками, но нельзя ли побыстрее? Личный номер, пожалуйста.

Офицер-грузин недовольно развернулся и коротко переговорил с союзником на английском. Потом озабоченно повернулся к ней.

— Придется пробить твой номер, иначе не отвяжутся! — хмуро сказал майор. — Служба у них такая! Мы-то видим, что ты своя!

— Мне нельзя называть свой номер, — еле слышно сказала она. — Арестуют. Я… без разрешения. К жениху еду.

— Ничего не понимаю! — признался офицер. — Твой командир не мог дать такой красивой девушке отпуск для поездки к жениху?!

— Ревнивый, — слабо улыбнулась она.

Майор крякнул. В затруднении потоптался.

— Бывают же козлы! — выругался он. — Ну и… а жених у нас кто?

— Давид Матевосян, — невольно вырвалось у нее.

Майор дернулся и уставился на нее, как на привидение.

— Наш Давити? Тбилисский? С улицы Мамардашвили?!

Она на всякий случай кивнула.

— Девочка, а ты знаешь, кто он на самом деле? — спросил вдруг офицер на армянском.

— Давити… он герой, — тихо сказала она.

Глаза офицера заледенели. Теперь он не походил на развеселого грузина из анекдотов. Так мог бы смотреть матерый контрразведчик. Кем он, скорее всего, и являлся.

— И где ты с ним познакомилась?

— За перевалом Берой, — шепнула она.

Это был условный знак для посвященных. За перевалом Берой в прошлую войну геройски погибла рота грузинского спецназа, прикрывая отступление тыловых служб, в числе которых — военный госпиталь с преимущественно женщинами-врачами… Рядовое событие для любой войны, в Грузии оно приобрело совершенно особое, священное значение. И совершенно особый смысл. С названием перевала шутить было не принято.

— Я не знаю, кто ты, — медленно сказал майор. — Даже представить боюсь. И не знаю, через что тебе довелось пройти. Но… послушай старого грузина, плохого не скажу. Не доверяйся европейцам, девочка. Они пока что нужны нам, чтоб сбить с русских лишнюю спесь. Но они пришли, и они уйдут. А Картли останется. Родина… родная земля… она всегда примет тебя! Где бы ты ни родилась, где бы ни жила прежде! Примет, укроет своими каменными ладонями, согреет жарким солнцем! Пока светит жаркое солнце, поют наши мужчины! Пока поют мужчины, девушки расцветают подобно розам! Пока поют мужчины и танцуют девушки-розы, будет жить благословенная Картли! Только здесь должно оставаться твое сердце! Понимаешь меня, гогона?

— Понимаю, — ответила она. И пропела еле слышно:

— Тбилисо, мзис да вардэбис мхарео…

Тбилиси, солнца и роз край… Никто, кроме грузин, не чувствовал, не понимал магии этой песни, ее переполненности страстной любовью к своей земле. Она — понимала.

Майор при первых звуках песни просиял и подхватил. И над военной дорогой, назло грохоту пролетавших над головой ударных вертолетов, разлилось вибрирующее грузинское многоголосие…

— Сад арис тчагара мтацминда… — закончил майор и вытер невольные слезы.

— Мтацминда вас ждет, — тихонько сказала она. — Я верю. Не сейчас. Но ждет.

Этого тоже никто, кроме грузин, не понимал. Никто не замечал, что в грузинских песнях любовь, радость жизни и смерть — неразрывны… И рядом с радостью — всегда грусть. И та же Мтацминда из песни — не просто красивый холм над столицей, но и древний пантеон, место захоронения самых известных, прославленных жителей Картли. Найти вечный покой на Мтацминде — лучшее окончание земной доли для честолюбивых, страстных грузин. Потому в песне рядом с солнцем над Тбилиси, рядом с пышными розами — одновременно и вечный покой древнего пантеона, и непонятная тоска в глазах поющих мужчин…

— Вот теперь вижу, что своя, — сказал майор гордо. — И все видят! Верно, ребята? Из «Барсов Гомбори», говоришь? Ну и какой им личный номер, детям собаки?! В элитном батальоне спецназ «Барсы Гомбори» личных номеров нет, то все знают! Для чужих — нет! Они бы еще личные дела наших разведчиков затребовали, идиоты! Иди, ламази гогона, ребята проводят тебя до Мамаадамии, в хороший дом поселят! Девушке после трудной дороги надо умыться, привести себя в порядок, верно? А там и Давид подъедет! Я ему сообщу! И этим сообщу, что надо, уедут довольные на своем броневике!

Она легко шагала по дороге вниз к древнему храмовому комплексу в сопровождении двух бойцов и счастливо улыбалась. Да будут благословенны сияющие небеса Картли и ее болтливые, хвастливые, беззаветно храбрые мужчины, для которых вообще не существует такого понятия, как секрет! Ну надо же! Нарваться на заурядном дорожном посту на офицера, лично знающего Давида, можно сказать, его соседа! Знающего, что он — разведчик из «Мхедриони»! И потому поверившего ей! Надо полагать, половина Грузии это знает тоже. А другая половина сейчас, наверно, азартно обсуждает, что к Давиду пробралась невеста из-за перевала, наверняка тоже разведчица! Для чего еще созданы телефоны, э?

Она представила, что придется стрелять, возможно, в этого самого забавного майора-грузина или в его ребят, защищавших ее от европейцев с автоматами наизготовку, и улыбка ее поблекла. Как-то незаметно жаркая земля Картли проникла в ее сердце, прочно обосновалась там вместе с ее громкоголосыми жителями, с их сплетнями и мелкими интригами, с их сложнопереплетенными родственными связями, с песнями и вечными праздниками, с виноградниками на горных склонах, с шумными светлыми речками… и теперь она не представляла, как поднять на нее оружие. Интересно, как с этой проблемой справился Давид?

-=-=
— Что они говорят? — хмуро осведомился капитан.

— Не очень понятно, — виновато отозвался снайпер. — Быстро, громко и, кажется, на разных языках… Но она назвала его дядей.

— А он?

— Нас ругает, — усмехнулся боец. — Сержант лажанулся, зачем-то ее за грудь схватил. Они такого не любят.

— Он не лажанулся, — задумчиво сказал капитан. — Девочка очень грамотно его спровоцировала… Еще что понял?

— Называла фамилии, — доложил боец. — Возможно, своих офицеров. Или родственников. А сейчас они поют.

— Это я слышу, — поморщился капитан. — Все понятно, нам ее не вернут. Поехали.

— А личный номер?

— Так хочется слушать вранье? Поехали.

— Кэп, а ведь вы впервые ошиблись, — заметил снайпер. — На моей памяти — впервые.

— Не ошибся, — усмехнулся офицер. — Она — диверсантка. Как она держала винтовку, а? И как держалась сама? И она все время была готова меня убить. И убила б, если б ты не подпирал ее бедром. Обратил внимание на ее нож?

— Пфе! — презрительно отозвался снайпер. — С тех пор, как армию одели в броню, ножи утратили актуальность!

— Суоми, — пробормотал капитан. — У нее финский нож, редкость вообще-то, но против брони, действительно… но на что-то же она рассчитывала? Она была уверена, что успеет меня убить! Я, кстати, тоже был в этом уверен. Опасная девочка, очень опасная.

— Граната, — усмехнулся снайпер. — Она рассчитывала, что успеет выхватить у меня гранату! Я заметил, как она смотрела, и специально повернулся, чтоб было удобнее выхватывать. Но она не успела бы.

— Нет, тут что-то другое, — возразил капитан рассеянно. — Она планировала сначала убить меня… Мики! Ты сидел напротив — что она спрятала в руке? Я-то подумал, что крестик, они тут все верующие — а на самом деле?

— Точно не крестик, — уверенно сказал боец. — Она быстро это сделала, я не разглядел — но не крестик.

— Я разглядел, — вмешался его сосед. — Только не понял. Может, талисман? Такая штучка, вроде из дерева, продолговатая, меньше ее ладошки в длину… Капитан?

— Юпи? — пробормотал капитан. — Дитрих, ты же был с нами в Родопских горах? Помнишь, мы находили на русских десантниках такие штучки? Похоже на нож, но на самом деле бритва?

— Помню, их еще продавали в Салониках в сувенирных магазинах, — отозвался Дитрих. — Вроде как из Мексики, оружие ихних мафиозо… Поганая вещь! В ладони незаметна, но горло режет со свистом! Один из русских такой штукой вырезал наш патруль и ушел, когда они уже решили, что парень в их руках. Вот тогда я и запомнил, на всю жизнь!

— Спасибо, ребята, спасибо, мои славные! — пробормотал впечатленный капитан. — Вы мне здорово помогли, а главное, как вовремя! Вот почему она была уверена! Дала бы мне по глазам, снайперу обратной отмашкой, а потом гранату под ноги! И допрашивай ее тогда на том свете… и нас всех, кстати, тоже. Поняли?

— Возвращаемся? — спросил побледневший снайпер.

— Поехали! — раздраженно сказал капитан. — Нам ее не вернут! Надо было сразу убивать, в броневике.

— Но она русская шпионка!

— Она местная прежде всего! — усмехнулся капитан. — Или сумела себя выдать за таковую, что более вероятно. А местные своих не выдают. Они тут все друг дружке родственники. Девочка нас переиграла, всё, поехали.

— Один выстрел… — неуверенно предложил снайпер.

— А потом окажется, что она не русская шпионка, а, наоборот, разведчица или вовсе диверсантка из ихнего спецназа, есть, говорят, у местных и женские подразделения… и что тогда? И полетишь ты из альпийских стрелков с пинка под зад в сраную мотопехоту, и твой командир следом. Нет уж. Доложим по инстанции, пусть разбираются на своем уровне. А наша задача — очистить трассу от русских диверсантов. Этим и займемся. Поехали.

20

— Русский маскировочный костюм, — насмешливо сказал боец, вроде как ни к кому не обращаясь. — «Хамелеон», да? Хороший костюм, лучше наших. Русская рация. Русский нож. И личного номера не знает. А мы ее отпустили. Даже не посмотрели, что в рюкзаке и карманах. Интересно, что у нее там?

Майор недовольно нахмурил брови. Молодой боец нагло улыбался и смотрел в сторону. И ведь по стойке смирно не поставить! Сын очень уважаемых родителей, начальство попросило пристроить паренька, как отказать? А он старших не уважает. Думает, самый умный. Майор к его наблюдениям мог бы и свои добавить, посерьезнее. Подумаешь, «хамелеон» и рация. Скажет, трофейное, для работы требуется, и всё. А вот манера гогоны ходить, направляя носочки точно по движению — это уже серьезно. Так делают те, кто много ходят в лесу — чтоб трава за ноги не цеплялась. Или ее согласие прогуляться до Мамаадамии пешком — тоже очень серьезно. Не переводчица она. Или не только переводчица. Переводчица два километра пешком не пойдет, машину попросит. А вот диверсанту два километра не расстояние, даже обрадуется, что пешком, рассмотреть всё хорошенько будет время… И много чего еще приметил майор. Профессия у него такая — примечать. Только… девочка назвала фамилию. Очень важную фамилию, и назвала верно. И еще она — своя, это сердцем чувствуется. Так что правильно поступил майор, взвешенно. А молодого надо по носу щелкнуть. Вежливо, чтоб не сильно обиделся. Но щелкнуть. Старших надо уважать, пока своей мудрости в голове не завелось.

— Гоги, — ласково сказал майор. — Видишь вот эту девочку? Нет, ты не видишь. Ты внимательно посмотри и запомни. Она — «Мхедриони»! Ты хочешь залезть в дела «Мхедриони»? Или, может, твой дядя, уважаемый Нодар Мдимарадзе, хочет? Так я его сейчас спрошу!

— Не надо, — сказал неохотно боец.

— Не, я все же позвоню! — усмехнулся майор. — Давно с Нодаром не разговаривал, а он о тебе всегда интересуется, беспокоится!

— Я же сказал — не надо!

— Мы девочку не отпустили, — серьезно сказал майор. — Мы ей обеспечили охрану. И передадим с рук на руки в «Мхедриони». Пусть разбираются, чья она разведчица и куда направляется. Это их работа. А ваша работа — обеспечивать движение по трассе. Важная, нужная работа. Без вас тут все встанет. Вот куда лезут бульдозеры, куда? Понятно, что разгребать битую технику, но без сопровождения разве их пропустят, уступят дорогу? Так что, Гоги, давай быстро в машину и вперед, очищай бульдозерам путь! И из-за брони не высовывайся лишний раз, понятно? Там стреляют!

-=-=
Городок выглядел стандартно для горной Грузии: панельные дешевенькие трехэтажки по окраинам и солидные, богатые особняки, окруженные садами, в центре. Только в этом везде — военная техника. Стоит, не может двигаться к перевалу. Вот и пусть стоит, только под Краснодаром их и не хватало. Но ситуация, к сожалению, скоро изменится. Она заметила, как поползла вверх по трассе дорожная техника. Доползут, сбросят с дороги горелую технику, заровняют ямы и воронки, потушат разлитое топливо, и двинется военная сила нескончаемым потоком через перевал, на просторы Ставрополья и дальше… И остановить их Сашке больше нечем. Отстрелялись спартаковцы в ноль. Что-то еще осталось к «птичкам», но малокалиберной снайперкой трассу не остановить. Пулю из «птички» даже блиндер держит. Хрипит Димитриади, ругается страшно и отводит спартаковцев от трассы, больше ничего ему не остается…

— «Хамелеон», да? — уважительно спросил идущий рядом боец. — Хорошая маскировка, очень хорошая!

— «Хамелеон», — согласилась она. — Выдали для сопровождения «морских котиков».

Боец помолчал, искоса поглядывая на нее.

— Рация — русская? — последовал очередной уважительный вопрос.

— Русская, слушала их переговоры, — коротко ответила она.

Получается, рано она обрадовалась. Вовсе не поверил ей майор-полицейский, и идет она сейчас под арестом. Ну да, при оружии, но толку с него, когда весь городок забит войсками? Убить сопровождающих не проблема, потом-то что делать? Тут у каждого «шагай-болтай» под подбородком. Объявят тревогу, передадут приметы, далеко не убежишь. Она прикинула, куда ее могут вести. Получалось, что только к офицеру «Мхедриони». Ну, не самый худший вариант.

Несмотря на обилие техники и военных, городок жил своей обычной мирной жизнью. Она с завистью посмотрела на открытое кафе и сглотнула слюну. Да, от голода пока что не шатает, но сухпай есть сухпай, нормальную пищу не заменит.

— Можем зайти! — с готовностью предложил боец.

Еще одна проверка. У переводчицы при «морских котиках» должны быть местные деньги или их аналог. А у нее? Она опустила руку в карман. С убитой двойки снайперов она забрала всё необходимое, еще тогда понимала, куда идет. Но кто бы ей рассказал о местных ценах?!

Сопровождающие бойцы заметно напряглись, когда она полезла в карман. Дети. Если б она решила их убить, они б движения не заметили.

— Европейская карта! — откровенно позавидовал боец. — Нам такие не дают!

Она резко остановилась. С начала улицы открывался прекрасный вид на мост. Защищенный с боков щитами, он выглядел, как тоннель над бездной. И по нему неторопливо ползли и ползли машины. Да, если стрелять, то только отсюда. Улица имеет легкий наклон к мосту, обзор прекрасный, а вот с других точек прицельной стрельбе помешают щиты…

— Сила! — с удовольствием сказал боец.

— Мужчины, что ж вы допустили, что по родной земле идут чужие солдаты? — невольно вырвалось у нее. — Еще и радуетесь!

— А что нам делать? — возмутились бойцы хором. — С Россией в одиночку воевать?! У России в одной области больше людей, чем во всей Картли!

— Лучше, если турки здесь останутся? — едко осведомилась она. — А турки, если пришли, останутся навсегда!

— Это забота руководства страны, — хмуро сказал боец. — Или, может быть, «Мхедриони». А мы за порядком на трассе следим. Идемте, госпожа офицер. К хорошей хозяйке вас поселим, не пожалеете.

Она вежливо улыбнулась. Наведенное восхищение страной постепенно проходило. Теперь она вполне сможет убить этих солдат, ничто не дрогнет. В очередной раз мелькнула мысль, насколько многому научил ее Давид. Вроде бы преподавая языки, а на самом деле? Чтоб говорить, как грузинка, нужно прежде всего себя убедить, поверить, что родилась на этой жаркой земле. И тогда тебе поверят слушатели-грузины, но ведь также и контрразведчики, не так ли? Там, на посту, она искренне любила Грузию, и майор это почувствовал. И, да, поверил. Ну, как контрразведчик поверил, с подстраховкой. Так чему ее учил Давид, к чему готовил?

Перед уходом она еще раз оглянулась на мост. И чем его заткнуть, кто бы подсказал? А ведь достаточно одной тактической ракеты… ну, пусть не одной, средства ПВО здесь наверняка серьезные, но достаточно одного хорошего удара, чтоб от моста остались одни воспоминания! Но не только мост — всю трассу берегут. Для чего?

Она представила, как рвутся по трассе вглубь страны огневые платформы абсолютной проходимости, и неверяще покачала головой. Фронт трещит и разваливается, воздух полностью потерян — какое еще наступление, тем более по дорогам?! И тем не менее — это единственное разумное объяснение.

«Хорошая хозяйка» жила совсем недалеко от главной трассы. В узеньком переулочке под сенью деревьев прятался добротный особняк. Капитальный забор отделял его от уличных шумов и нескромных взглядов. Боец позвонил, помахал ладошкой перед видеокамерой, коротко переговорил с выглянувшей женщиной, и Зите предложили жестом пройти внутрь.

— Майор сообщил, Давид скоро подъедет! — щедро улыбнулся ей боец. — Мы его тут подождем, передадим вас в сохранности! Готовьтесь, госпожа, к приезду жениха! Софико вам поможет привести себя в порядок!

Она кивнула. Ну да, Давид, а как же. Делать ему нечего, как проверять звонки с поста военной полиции. Да и где он сейчас, ее верный друг? Наверняка еще проверку не прошел. Нет, офицер из «Мхедриони» будет точно, но это просто означает, что зажился офицер…

Она повернулась к женщине — и уставилась поверх голов сопровождающих. Из подъехавшей машины легко выбрался офицер в парадной форме. В левой руке — металлический, особо защищенный кейс для секретных документов. Спецкурьер генштаба, первейшая цель любого диверсанта. Давид.

Офицер сделал пару шагов, неотрывно глядя на нее. За его спиной тут же встали два автоматчика очень внушительного вида. Она машинально тоже сделала пару шагов. И остановилась. Давид. Ее друг, учитель, защитник. Но — кто он теперь, этот лощеный офицер? Разведчик из «Мхедриони», вернувшийся с опасного задания? Или — российский разведчик под прикрытием «Мхедриони»? Или кто-то третий, ей неизвестный? Как он воспримет появление на узкой улочке грузинского городка непрошеной гостьи? Если она ломает его планы — обязан застрелить…

Давид сделал еще два шага, автоматчики следом за ним. Краем сознания она отметила юмор ситуации: они оба — под охраной. Встреча двух любящих сердец, подкрепленная автоматами, блин…

Давид замер и четко вскинул ладонь к фуражке. Не оглядываясь, она точно знала, что у ее охранников раскрылись рты. Ну, судя по аналогичной реакции бугаев за спиной Давида. Еще бы, курьер генштаба, а приветствует как старшую по званию непонятную грязную девчонку в диверсантском «хамелеоне»!

Она замерла, лихорадочно соображая, выбирая линию поведения. А потом внезапно поняла: это знак! Знак того, что Давид — прежде всего спартаковец! Был и остался им! Ведь она же — его командир, всегда была, и он ее старшинство признавал безоговорочно, несмотря на возраст и подготовку разведчика. Чуял южной своей душой, что не все так просто с командиром «Спартака», что она гораздо старше и штурмовиков, и его самого… а через мгновение она уже уткнулась лицом в его надежное плечо, стараясь сдержать слезы.

— Что ж ты личный номер забываешь? — еле слышно прошипел он ей в ухо. И тихо, но четко продиктовал ряд цифр. Она закрыла глаза и счастливо улыбнулась. Надеялся, что она придет к нему, надеялся и готовился! Даже подготовил легализацию!

— Это наш номер, — так же тихо сообщил Давид. — Закрыт грифом, пользуйся.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала парня.

— Фу, замарашка! — последовал ожидаемый комментарий.

И тогда она рассмеялась, легко и свободно. Давид снова рядом, что еще нужно для счастья?!

Кажется, он занес ее во внутренний сад на руках, она толком не поняла. Они стояли под айвой, целовались и шептались. Хозяева дома вместе с ребятишками молча ушли из беседки, бросая на нее любопытные взгляды. Ну да, сейчас вся Грузия узнает, как выглядит избранница их Давити!

Она коротко изложила Давиду задачу «Спартака». Парень мучительно поморщился, а потом взгляд его принял нехорошее, отчаянное выражение. Как будто он в мыслях уже стоял рядом с ней с «реактивкой» в руках.

— Нет, — яростно сказал он после молчания. — Не могу! Задание… очень важное! Для всех важное! Зита, я хочу, но не могу! На меня слишком многое завязано!

— Лейтенант Матевосян! — зло прошептала она. — Возьми себя в руки! И не ори!

— Ты не понимаешь! — жарко возразил Давид. — Ничего не понимаешь! Остановить трассу — действительно важно! Это — часть плана! И моя миссия здесь — часть плана! Сейчас решается, пойдут наши государства дальше вместе или нет! А я стою здесь и не могу разорваться! Твоя цель — мост, да? И как ты его закроешь с одной снайперкой? А я даже оружие тебе дать не могу, по оружию нас сразу вычислят!

— Тебя по встрече со мной вычислят, — хмуро заметила она. — Ты зачем примчался сам?

— Э, нет! — усмехнулся Давид. — Такое дело заместителю не поручишь! Зита, когда все кончится, будешь моей женой? Обещаешь?

Он смотрел на нее с безумной надеждой. Понимал, насколько мал шанс получить утвердительный ответ.

— Да, — тихо сказала она.

Он мягко обнял ее. Склонился к уху и еле слышно проговорил:

— Я посредник между Заполярным особым округом и Картли. Не спецкурьер генштаба. Разовая фигура, понимаешь? Закончу переговоры — меня попробуют убить, чтоб не болтал. Если кто скажет, что погиб — не верь, а сделай вот что…

Он проговорил ей краткие инструкции. Потом сжал так, что ребра затрещали, отшагнул, развернулся и быстро ушел. Она осторожно вздохнула. Кажется, ничего не поломал, повезло. Правильно ли она поступила, дав обещание? Себя не обманешь — в ее сердце нет любви. Ее любовь давно расстреляли из танка. Но для Давида ее «да» важнее жизни. Значит, «да».

Она тоскливо поглядела на особняк. Там, за мощными кирпичными стенами, ее ожидали ванная с горячей водой, щедрый грузинский стол и отдых. Давида здесь явно уважали, а в Грузии уважение дороже денег. Только в лесах возле трассы сейчас убивают спартаковцев… Она поправила снайперку, машинальным движением проверила, на месте ли финка, и решительно вышла на улицу.

Ее охранники, на их счастье, ушли. Ну да, сдали подозрительную девочку офицеру «Мхедриони», дальше пусть разбирается разведка.

Улочка вывела ее кривым путем на приметное место. Мост снова предстал перед ней великолепной мишенью. Только — чем стрелять? И как потом уйти? В инструкциях Давид проявил абсолютную уверенность в том, что мост она заткнет и уйдет беспрепятственно. Значит, видел какой-то вариант. Только ей забыл сообщить! Она зло посмотрела на ползущий по мосту блиндер, автоматчиков возле блокпоста и задумалась. Тут же подошел патруль, она машинально назвала личный номер, бойцы проверили по ридеру, уважительно откозыряли и ушли от греха подальше. Стоит сотрудница «Мхедриони», смотрит нехорошо на мост — значит, именно здесь ей и требуется стоять, и желательно, чтоб патрули не мешали, как-то так.

Внезапно требовательно защелкала рация. Это было невозможно, связь с Димитриади прервалась еще на подходах к городку, но…

— Здесь Зита!

— Здесь Ящер! — хрипло отозвалась рация. — Зита, воду сможешь передать? Еще чуть-чуть, и сдохну от жажды.

Ящер. Жилистый, маленький спартаковец, один из лучших скалолазов отряда, снайпер, дополнительная специализация — оператор огневых платформ… Как он попал сюда?!

— Ты где? — уточнила она, быстро, но незаметно оглядывая улицу.

— Вниз по движению, справа козырек над входом, я на нем.

Она нашла козырек и пошла к нему, стараясь не спешить. Если Ящер сказал, что помирает, значит, так оно и есть… Но до чего наглый тип! Лежит над входом в прокуратуру, прикрыт лишь виноградным плетением да «хамелеоном», а под ним патруль пристраивается в тенечке!

Патрульные при ее приближении на всякий случай ушли. А побаиваются здесь «Мхедриони», что просто здорово! Она остановилась, прикинула расстояние, стрельнула глазами по сторонам, выбрала момент и мягко отправила вверх фляжку. Руку спартаковца она не заметила, но фляжка пропала без звука.

— Ф-фух! — донеслось через пару секунд. — Хреново солнце! А я уж решился идти на захват, когда тебя увидел! Сознание начал терять, тут без вариантов.

— Ты как сюда попал? — прошептала она.

— По реке, — лаконично отозвался спартаковец.

По реке. Ну да. Она вспомнила, какие у реки скалы, и содрогнулась. Наверняка ведь по вертикалке шел, ночью, чтоб сигналки не зацепить. На такое только Ящер способен.

— Ты же плавать не умеешь! — спохватилась она.

Плаванье для «Спартака» было слабым местом. Дети подкупольника, этим все сказано. Из всех спартаковцев, пожалуй, только она и умела плавать.

— Не умею, — мрачно отозвался Ящер. — Наглотался воды, думал, на всю жизнь напился. А полежал денек на солнышке — еще бы столько же выпил.

— Что у тебя с оружием?

— Траншейный пистолет. «Реактивку» в реке утопил, но там без вариантов было, или она или я. Ну… нож еще.

— А что ты делать здесь должен без оружия? — изумилась она.

— Димитриади к тебе отправил. Мечик же погиб. И у меня тройку выбили антиснайпера.

Она хмуро кивнула еще раз оглядела спуск кмосту. Видимо, у «Спартака» совсем отчаянное положение, если Сашка отправляет к мосту одиночных бойцов фактически без оружия. В слабой надежде раздобыть оружие на месте и остановить эту чертову трассу… И тут она увидела ОРУЖИЕ.

— Ящер, ты броневик уведешь? — торопливо спросила она.

Спартаковец поперхнулся остатками воды.

— Я даже не знаю, как он изнутри выглядит!

— Ты же водил огневую платформу, я сама видела!

— То платформа! Там сенсоры и джойстик! А с броневиком — без вариантов!

Знакомый броневик альпийских стрелков неторопливо катился по спуску прямо к ней. Она лихорадочно соображала, сумеет ли управлять незнакомой техникой, хватит ли ей знаний, доставшихся от прадеда… или действительно, как сказала Ленка, мудрый прадед в ее голове — всего лишь выдумка маленькой девочки, отчаянно нуждающейся в защите и поддержке?

— Так, а с вон той дурой наверху броневика управишься? — спросила она, еле двигая губами. Броневик был уже опасно близко, там могли заметить ее странные разговоры.

— Немецкий крупняк? Ну, изучали его…

— Работаем.

-=-=
— Какая встреча! — озадаченно протянул капитан альпийских стрелков и ткнул водителя в плечо:

— Доверни-ка вон к той девочке. Мы с ней не договорили в прошлый раз.

— Кэп, ты же сказал — передадим по инстанции, — на всякий случай напомнил снайпер, по совместительству переводчик, а по слухам еще и стукач начальства.

— А мы и передали, — процедил капитан.

— А они?

— А они сказали с местными не церемониться. А раз так, то мне диверсантка в тылах батальона альпийских стрелков не нужна, — пояснил капитан и откатил дверь.

— Какая встреча! Прекрасная фройнлейн одна и без охраны?

Он еще успел заметить, как вскинулось дуло снайперки прямо ему в лицо. Но сделать ничего не успел, как, впрочем, и подчиненные.

-=-=
Они управились за несколько секунд, благо мишеней оказалось всего три, где-то офицер сбросил своих волкодавов. Ящер помог ей вытащить из сиденья тело водителя и метнулся на верхнюю огневую точку.

— Зита, живем! — радостно сообщил он оттуда. — Здесь два станковых «тубуса» в боевом положении!

— Ищи цель, не спеши! — процедила она и взялась за рычаг. Вроде бы оно включается так… Или память прадеда ей подсказала, или краем глаза усмотрела нужное, пока ехала в броневике к городку, но сделала она все правильно, и броневик мягко развернулся в боевую позицию. На глухие выстрелы внутри броневика пока что никто не среагировал, только патруль издалека смотрел озадаченно да за дверью прокуратуры что-то происходило нервное. Наверняка прокурорские прятались по коридорам. Значит, несколько секунд у них есть… все же нету. Патруль придется снести, они читали ее личный номер, а это ниточка к Давиду. Одна из ниточек.

— Зита, сегодня наш день! — весело сказал сверху штурмовик. — На мосту колонна на марше, и стволы зачехлены!

Ящер радовался, как ребенок новой игрушке, как будто не понимал, что при нехорошем раскладе жить ему осталось не более нескольких минут. Если вывернет сейчас на улицу любая броня — им конец на первых же выстрелах.

— Давай! — выдохнула она.

И Ящер дал со всей широтой сибирской щедрой души! Она же высунулась из боковой дверцы и аккуратно отстреляла патруль, стараясь попадать в голову. Одна ниточка оборвана, уже хорошо. Наверху грохотало и звенело, Ящер орал ликующе, потом сорвались и унеслись к цели «тубусы»…

Им повезло: и броня не вывернула, и сообразительная пехота не отсекла отход, и преследование никто не организовал вовремя, и хваленый европейский порядок оказался не так уж страшен при близком знакомстве. Правда, и провернули операцию они ну очень быстро, тут среагировать правильно никто бы не успел. А от случайностей их уберегло обычное везение. Да, и двигатель не заглох, кстати — завести самостоятельно она не смогла бы точно. А так — просто праздник какой-то! Мост горит, что-то там рвется непрерывно, охрана лупит со всех стволов неизвестно куда, а броневик катится себе прочь из Мамаадамии, и храмовый комплекс на горе словно проворачивается перед глазами и удаляется, удаляется… Проплыл мимо пост военной полиции, она кивнула знакомому майору, потом сообразила по его озабоченному виду, что стекло с односторонней прозрачностью. Потом они уперлись в затор на дороге. С третьего раза она сообразила, как сдать назад, свела броневик с трассы, притерлась к кустам за обочиной, и две фигурки в «хамелеонах» скользнули в спасительную тень леса. Ящер на ходу проверил связь, удовлетворенно хмыкнул и доложил:

— Здесь Ящер и Зита. Мост горит, возвращаемся.

Выслушал недоуменные вопросы Димитриади, покосился на Зиту и пробормотал:

— По улице шла. А я откуда знаю, как? Как-то. Вот у нее и спроси.

— Зита? — прорвался через расстояния голос Димитриади.

Она затребовала личную связь, отошла от Ящера и коротко объяснила:

— Там был Давид, прикрыл.

— То есть, хоть я и командир «Спартака», имеется информация не моего уровня? — аккуратно уточнил Димитриади.

— Это дела майора Каллистратова… и выше, — вздохнула она. — Лучше не лезь, Саша, убьют.

— А ты?

— А я вляпалась.

Димитриади подумал, выругался и приказал идти на соединение с отрядом. «Спартак» расстрелял весь боезапас и теперь отходил к перевалу. Над ним густо висели дроны, пополнить боеприпасы лихим налетом не было никакой возможности. Штурмовики сделали все возможное, чтоб остановить трассу, теперь осталось совершить невозможное — вывести из-под удара взбешенного противника остатки отряда.

Сначала Зита хотела возразить. Объединять отряд, когда в небе полно дронов — смертельно опасно. Лучше, со всех сторон намного лучше уходить к перевалу малыми группами. Но она сдержалась. Передала «Спартак» Димитриади? Передала. Парень справляется? Если честно — гораздо лучше ее. Ну и зачем тогда вмешиваться? Видимо, есть у Александра важные причины, чтоб собрать спартаковцев в один кулак.

Она определила точку встречи, прикинула маршрут, поделила набранные Ящером в броневике трофеи. Потом они перекусили европейским сухпаем, напились вволю, даже полежали немножко, отходя от напряжения… а потом принялись вышагивать усталыми ногами очередные десятки километров по враждебным горам. Хорошо, местные жители перед войной благоразумно убрались подальше от границ, и можно было стрелять в любую подозрительную тень, и не ошибешься, обязательно попадешь во вражеского солдата, а не в пастуха.

21

— Значит, рассказать с самого начала и до конца, подробно и не утаивая? — переспросила она. — Значит, доклада по существу недостаточно? Ребята, это что, допрос?

Димитриади покосился на замершего Брюханова и заерзал.

— Ну, пойми и ты нас! — принялся оправдываться он. — Ну фантастическая же история! Ящер, значит, в ухоронке от жажды подыхает, высунуться не может, а ты спокойно ходишь везде, как своя, патруль тебе козыряет… И еще много всякого. Ну странно же, так, нет?

— Ты Ящера хорошо расспросил? Он подтвердил, что мы мост закрыли?

— А то ты Ящера не знаешь! — досадливо сказал Димитриади. — «Как дал из двух стволов, всем кабздец, без вариантов!» — вот и все его объяснения! Ящер парень простой как дважды два, ему только по скалам лазить! Зита, не виляй, я все вижу. Мне надо разобраться в этом деле. Потому что мне зададут вопросы! Я должен знать, что ответить!

Она помолчала в сомнении. «Спартак», вот в чем дело. В очередной раз уникальная форма руководства «Спартаком» вошла в противоречие с армейским принципом единоначалия. Сам Димитриади ей доверял. Точнее, теперь доверял. Но штурмовики имеют и право, и возможность с него спросить. И спросят обязательно, как понимать тот факт, что спартаковка нагло разгуливала по забитому врагами городку, и ей ничего за это не было. Кунгурцев — точно спросит. А у Димитриади нет еще такого авторитета, как у Зиты. Он-то свой в доску, а Зита всегда была представительницей штаба, она и знала, и умела намного больше рядовых штурмовиков. Что, впрочем, не мешало спросить и с нее. Так уж устроен «Спартак», она сама его сделала таким. Так что? Рассказать, как было? Раскрыть Давида? А если кто-нибудь из посвященных попадет в плен, что тогда? А не рассказать — значит, убить суть и дух «Спартака», вычеркнуть уникальные результаты работы своей и майора Каллистратова…

— Топ-секрет, — сказала она в результате. — Поняли? Вижу, что нет. Посвященный не имеет права попадать в плен, вот так-то, ребята.

— Да мы и так не рвемся, — хмуро заметил Димитриади.

— Ты не понял, — ласково сказала она. — Послушаешь — и будешь обязан застрелить себя при любой угрозе захвата. При ранении. При окружении. Не успеешь сам — это должна сделать твоя пятерка. При любой угрозе захвата, ребята, при любой.

— Подписываюсь, — подал голос Брюханов.

Димитриади помялся. Осторожный и увертливый, как черт, он почуял, что от слов Зиты несет смертью, и теперь не знал, как оказаться в стороне.

— Подписываюсь, — сказал кто-то за спиной Зиты.

Она обернулась. Кунгурцев насмешливо смотрел на Димитриади.

— Отошли в сторонку и соображаете, как подружку втихаря отмазать? — заметил он. — Не выйдет.

— Подписываюсь, — сдался Димитриади. — Ну, что мы еще не знаем из секретов «Спартака»?

Она вздохнула и рассказала все. И о Давиде тоже.

— М-да, — поежился Димитриади. — Тут точно лучше в плен не попадать… Ты не могла что-нибудь соврать, а?

— Что могла, соврала, — заметил неожиданно Кунгурцев. — Ну, мы-то все свои. Сделаем вид, что не заметили. Но с броневиком ты сильно подставилась. Мы же тебя с детства знаем, негде в подкупольнике научиться вождению. Будь осторожней… в следующий раз. В особом отделе такое не проскочит. Принцесса.

Штурмовик подарил ей нагловатый взгляд и ушел. Повисло неловкое молчание.

— Ну, так-то он прав, — пробормотал в результате Димитриади. — Как бы придумать что-то такое… складное? Ну, ты придумаешь, лады? Отдыхаем, ребята. Завтра у нас тяжелый день. Да и сегодня был не из легких.

«Спартак» забился в щели меж камней и кустов на склоне горы. Далеко внизу раз за разом полыхал огонь — «алсучки» по наводкам от беспилотников прямо с трассы расстреливали все подозрительные овраги, распадки и ручьи, где могли бы укрываться диверсанты. «Спартак» застрял костью в горле у турецкого командования, и Зита подозревала, что завтра против них начнут войсковую операцию. Погонят по горам и лесам под выстрелы, как диких зверей. А отбиваться «Спартаку» нечем, патроны наперечет.

Приполз Брюханов, притащил ей пакет с водой и вежливо отвернулся. Два литра, настоящее сокровище! С водой в «Спартаке» была напряженка, но девушек традиционно обеспечивали в первую очередь, так же традиционно без всякого стеснения этим занимались напарники, вроде все штатно, но ее смутила некоторая зажатость парня. Хочет подсмотреть, как она раздевается, что ли? Так это зрелище разве что для психопатов, ничего эротического в девушке, выполняющей гигиенические процедуры, нет… Тогда что? Она испытующе уставилась в спину парню.

— Дырку просверлишь, — буркнул он.

— Брюханов…

— Да в норме я. Могу я просто радоваться, что вернулась живой?

Она обдумала неожиданное признание. Брюханов — и радоваться? Ей?! Ну… Так ничего и не надумав, она забралась в палатку, штурмовик втиснулся следом. Повернулся на бок, подложил ей руку под голову, другую на ее бедро, потому что больше некуда… А зажатость из него так никуда и не делась.

— Брюханов! — угрожающе сказала она и толкнула его задницей в живот. — Ну, что?

— А то сама не понимаешь! — досадливо сказал он. — Каждую ночь у меня в руках, задницей еще толкаешься… а я вообще-то мужчина.

— Могу уйти, — обдумав его признание, предложила она.

— Нет, лучше уж ты, — непонятно отозвался парень. — Я контролирую себя, честно. Спи.

Он обнял ее, откинулся спиной на камень и ровно задышал. Она благодарно уткнулась в его надежное плечо и наконец по-настоящему почувствовала, что среди своих. Среди своих…

— Брюханов, — тихо спросила она. — Почему Сашка собрал отряд? Это же опасно.

— Ребята так решили, — неохотно пробормотал штурмовик.

— Почему?

— Страшно, — еще более неохотно сказал парень. — Погибать в одиночку — страшно. Это ты у нас железная, а ребятам, если забыла, еще восемнадцати нет. Дети. Нервы на пределе, Сашка решил, вместе будет легче. Может, и прав…

— Я железная, а ты?

— А я бесчувственный. Спи. Утром нас погонят по горам, как зайцев, а у меня всего одна кассета к «реактивке». Единственная на весь отряд.

Засыпая, она чувствовала, что парень гладит ее нежно и очень осторожно, чтоб не проснулась, сначала решила возмутиться, но потом сделала скидку на мужские гормоны, махнула мысленно рукой и отключилась. Но закладку в памяти оставила: напарника надо менять. Срочно.

Их погнали еще ночью. То ли кто-то из штурмовиков не выдержал и развел огонь, то ли просто собрались вместе и засветились на тепловизорах, но скорее всего просто поисковая сеть на этот раз оказалась более обширной и плотной. Так что ночь закончилась тем, что зависший дрон-ракетоносец влепил точно по расположению отряда. Зита проснулась мгновенно, вывернулась из палатки, огляделась — центр лагеря полыхал. Из-за спины Брюханов сунул ей «реактивку». Все верно, она — лучший снайпер отряда. Визир торопливо обшарил ночное небо… вот он, гад, светится двигателями! Она сбила его со второго выстрела, а толку? Наверняка координаты отряда уже сброшены оператором дрона всем, жаждущим крови спартаковцев, и совсем скоро здесь воцарится ад, «алсучки» выжгут склон до гранитного основания!

— Уходим к трассе! — прилетело по связи распоряжение Димитриади. — Кунгур — обеспечь передовые дозоры! Зита, на тебе раненые, проверь! Ходу, ребята!

Она хотела возразить, что это неправильно и смертельно опасно, что их там ждут, что надо рассеиваться малыми группами и уходить к перевалу, но только прикусила губу и заспешила к месту ракетного удара. Командир — Александр, ему и решать!

Раненых не было. Ракетой накрыло пятерку Чукреева, всех насмерть. Ребята почему-то собрались вместе. Неужели прав Брюханов, и им страшно умирать в одиночку? Она прислушалась к собственным ощущениям — и ничего не поняла. Лично ей вообще не хотелось умирать, ни в одиночку, ни как-то еще.

«Спартак» скользнул размытыми тенями среди кустов и камней, на последних крохах энергии в «ночниках» втянулся в лес и пропал, а склон за их спинами взорвался огненным пеклом — огнеметные системы «Алсу» били по координатам на пределе скорости заряжания. Но — поздно…

Их не пустили к трассе, как она и предполагала. Вынырнул из рассветных сумерек разведчик и хрипло сообщил — ждут. Ожидаемо, но все равно мерзко. Как ощущение стягивающейся петли на горле. Димитриади огляделся загнанным зверем, глянул отчаянно на Зиту. «Прорвемся!» — пообещала она ему взглядом.

— Ищем другую точку прорыва! — решился Димитриади. — Вдоль трассы — ходу! Всем с боезапасом — в первую линию! Кунгур — отсекаешь хвосты!

Штурмовик развернулся и схватил Зиту за плечи.

— На тебя надежда! — жарко прошептал он. — Катька погибла, нет у нас больше оператора «летающего глаза»! Ты же на летних учениях ходила с инструкторами, работала с камерой! Сможешь? Сможешь, Зита?! Проведи отряд на исходную, больше ни о чем не прошу!

— Саша, надо уходить к перевалу! — решилась она.

— У нас приказ — держать трассу! — угрюмо сказал Димитриади. — У нас — приказ! Я не имею права отвести отряд!

Штурмовик резко замолчал и отвернулся. Она поняла недосказанное. Александр всеми силами пытался уберечь «Спартак» от гибели. И в данном случае, выбирая между безнадежной атакой на трассу и военным трибуналом у своих за невыполнение приказа — выбрал атаку как более безопасную. Вполне могло быть, что правильно выбрал. Вполне могло быть, что и самоубийственное решение держать трассу до последнего — правильное, и полчаса задержки движения техники окажутся решающими в неразберихе войны. А «Спартак»… это она бы увела ребят за перевал, к своим. А высокое начальство жертвует подразделениями, как пешками в шахматной партии. Одна из неприятных правд войны.

— Бежать и работать — не смогу! — твердо сказала она.

— Брюхан, на руки ее! Блин, отрастила задницу, красивая, спасу нет, да хрен утащишь…

Качалась земля, качались железные плечи Брюханова, но она целиком была там, впереди, скользила над кронами деревьев, высматривала врага, ловила чутко дрожание ветвей, прятала «летающий глаз» в листве. Дважды, заметив камеру, ей приветливо махали руками сидящие в засаде егеря — принимали за свою. Потом давно уже помаргивающая красная точка в углу экрана опасно разгорелась, предупреждая — ресурс автономного полета на нуле. Она еще бросила камеру вверх, пытаясь напоследок оглядеться — щиток управления мигнул и налился чернотой.

— Всё, Брюханов, отъездилась, ослепли мы, — прошептала она и сползла на землю. Штурмовик без сил опустился рядом.

— Чтоб я еще раз взял тебя на руки!.. — прохрипел он и смолк. То, что она сука толстожопая, она поняла без слов и мысленно согласилась.

Они снова бежали. Димитриади упорно выводил отряд к трассе. Потом случилось то, что давно должно было произойти — в лесу отряд вломился в засаду. Разведчики погибли первыми, но успели предупредить выстрелами. Спартаковцы пошли на прорыв, и в густом подлеске закипела мгновенная, яростная и кровавая схватка…

Они прорвались. Их спасло то, что бой развернулся в лесу, в условиях ограниченной видимости. На поле — положили бы всех. В лесу же больше значили не численное преимущество и плотность огня, а мгновенная реакция и мастерские навыки стрельбы. И еще — безрассудная, отчаянная храбрость. Так что они оставили за спиной десяток трупов рослых солдат в незнакомой камуфляжке, выскочили на границу леса… Димитриади болезненно охнул и скрутился в траву. То ли догнала слепая пуля, то ли достал напоследок снайпер.

— Кунгур, кабздец, принимай отряд! — прохрипел штурмовик и потянул из разгрузки пистолет.

— Только попробуй! — зло закричала она. — Прибью! Брюхан, прими раненого!

И тут навстречу им снизу от трассы поднялась двойка ударных вертолетов. Поднялась не спеша, торжествующе. Пилоты явно понимали, что «Спартаку» на этот раз нечем их встретить, и наслаждались ситуацией.

— Нет! — выдохнула она. — Не позволю!..

И подхватила с травы «реактивку». Кассета — последняя, но она есть!

Тяжелая рука опустилась на оружие. Лицо Брюханова оказалось совсем рядом.

— Ты права, принцесса! — сказал он и страшно улыбнулся. — Горбатого могила исправит. Я был и остался зверем. Там, в душе. Только ты меня держишь. А без тебя мне на земле нет места. Уходи, тебе жить.

Он забрал у нее оружие. Опустил на лицо щиток. Мигнула зелеными огоньками захватов перчатка.

— В конце концов, когда еще посчастливится отдать жизнь за звездную принцессу? — отчетливо хмыкнул он и расставил пошире ноги…

«Спартак» отчаянным броском рванулся к трассе, оставив за спиной грохот разрывов. Как и прежде — меняя жизнь снайпера на существование отряда. По отрядной связи четко распоряжался Кунгурцев, на ходу собирал из оставшихся в живых боеспособные двойки, ставил задачу — максимально сблизиться и выбить у брони средства наблюдения к чертовой матери! Ну а что еще можно сделать технике маломощными «птичками»? Она бежала вместе со всеми и четко понимала, что даже этого им не позволят — над трассой висели дроны-наблюдатели. При первых же выстрелах их накроют из всех стволов. И когда, казалось бы, пришло время ставить точку в повествовании о боевом пути «Спартака», дроны вдруг разом, как по команде, клюнули носами вниз…

— Кунгур, отбой! — всхлипнула она и без сил опустилась под дерево. — Отбой! Работают «Вулканы»! Понимаешь?! «Вулканы» вышли на боевой режим!

— Понимаю, — выдохнул Кунгурцев и опустился рядом с ней. — Аппараты подавления беспилотников высшего уровня секретности, да? Производства завода «Машточприбор»? Ну кто в Копейке не знает о «Вулканах»? Только конченый дебил, но я-то умный. «Спартаку» — залечь и не высовываться!

Она с удивлением покосилась на штурмовика. Кунгурцев и юмор?! Удивительное сочетание…

— А красивый план! — с мрачным удовлетворением заключил Кунгурцев. — Заманили турок, растянули по всей трассе и остановили! В походном положении! И сейчас, если правильно понимаю, десантура начнет их мудохать!

— Увидим.

И они увидели. Сначала с ревом прошли в сторону храмового комплекса оперенные стрелки — ракетный десант вновь подтвердил свою мрачную славу смертников. Потом воздух задрожал от слитного гула двигателей — вертолеты звено за звеном накатывали из-за перевала, десантники сыпались на склоны, торопливо разворачивали ракетные комплексы…

А для «Спартака» война как-то неожиданно закончилась. Застрявшие на марше колонны турок после пары ракетных ударов благоразумно сложили оружие. Разом восстановились все виды связи, в эфире стало тесно от начальственных приказов и запросов. Батальон десантуры прочесал окрестности и помножил на ноль всех, не успевших поднять руки. Оказалось — альпийские стрелки, военная суперэлита европейцев. Ну, помножили на ноль и суперэлиту, убились не хуже прочих. Отправленные Кунгурцевым штурмовики принесли раненого Димитриади. Вместе с ними прихромал — вот чудо! — живой и в общем невредимый Брюханов, на закономерный вопрос, а не бессмертный ли он, только пожал плечами и вернул Зите «реактивку» с расстрелянной в ноль кассетой. Белого от боли Димитриади торопливо унесли к санитарному вертолету… Потом штурмовики просто сидели на пригорке у дороги и смотрели, как идут вдоль обочин на Карс нескончаемой лавиной огневые платформы абсолютной проходимости, наконец-то доведенные до ума. Бравые операторы лихо сидели на броне и с недоумением поглядывали на группу оборванцев. Вряд ли кто из наступающих понимал, что и толпы пленных вдоль дороги, и колонны трофейной техники — по сути заслуга в том числе и вот этих нескольких десятков страшно усталых ребят в «хамелеонах». Потом прилетел большой десантный модуль, загрузил в свои недра оставшихся в живых, мощно потянул к перевалу, и склоны Кавказского хребта вместе с погибшими на нем спартаковцами далеко внизу медленно поползли в прошлое…

Уютного городка, места дислокации 17-й десантно-штурмовой бригады, больше не существовало. Десантники стояли насмерть. Зита разглядывала руины детсада и боролась с предательским комком в горле.

— Виктор погиб здесь, — сказала Лена.

Лощеная помощница начальника политотдела фронта выглядела неважно. Она как будто собрала на свой комбез всю грязь и копоть оборонительных укреплений, лицо украшали порезы, обветренные ладони устало скрестились на автомате, и только в глазах по-прежнему светилось неистребимое нахальство.

— В штабе сказали — его взяли в плен и забили насмерть, — тихо сказала Зита.

— Врут. Штабных перебили всех, это новенькие, что они могут знать? Виктор умер при мне. Помогал переносить раненых, упал и умер. От перенапряжения. Он же на инвалидности был, внутри что-то отказало. А пинали его, наверно, потом, злость вымещали. Мы тут накрошили турок — кучами валялись.

Лена откашлялась, выплюнула тягучую слюну и поморщилась.

— Черт меня занес прямо под прорыв! — пожаловалась она. — А все мой придурок! Езжай, говорит, мне нужна объективная информация с поля! Как приложило взрывом — два раза через голову кувыркнулась, думала, все ребра поломаю! Информацию ему…

Лена потерла бок, выпрямилась — и преобразилась. Разом куда-то исчезли и усталость, и побитый вид. Зита в который раз позавидовала ей — ну, актриса!

— От 17-й ДШБ за штурмовиков тебе отдельная благодарность! — четко и деловито заговорила она. — Если б не твои волчата — вырезали б госпиталь. Сами все раненые, но эвакуацию прикрыли! Сказали — можешь просить, чего хочешь, сделают. Так что с десантурой вы теперь друзья навеки, прошлое решили не припоминать. Далее: решением политотдела фронта ты причислена к кадровому резерву политических войск, гордись.

— А ты?

— А я нет, — пожала плечами Лена. — Подумаешь, одна из девочек генерала. У него там целый цветник. Не сбивай. Кадровый резерв прикрывают от репрессий, и тебя прикрыли. За все грехи в рейде не расстрел, а всего-навсего введение политического надзора в «Спартаке». Чтоб уставы соблюдали и не своевольничали. Ну и наградами обошли. В общем, легко отделались.

— Пока неизвестно, — заметила Зита. — Смотря какого куратора пришлют. Дуболом спартаковцев запросто под уничтожение подведет. Или под тот же расстрел, что вероятнее.

— Куратором в «Спартак» назначена я, — заметила Лена. — А я не дуболом. Говорю же — легко отделались.

Зита по-новому взглянула на подругу. Вот так поворот…

— Папик меня отпустил, — легкомысленно сказала Лена. — Надоела я ему со своей заботой, и вообще… новенького ему, видите ли, хочется. В смысле, новеньких. Так что я теперь с вами. Спартаковский берет у меня, кстати, уже есть.

— И кем ты с нами будешь? Прикрепленным офицером политотдела?

— Э, нет! — усмехнулась балеринка. — Знаю я диверсантов! У вас прикрепленный надзиратель обязательно в первом же рейде на пулю наткнется. Случайно. И следующий надзиратель — тоже. И тоже случайно. Так что принимай в «Спартак», подруга. Примешь?

— Лена, — осторожно сказала Зита. — «Спартак» — очень необычное подразделение, закрытое, с уникальной структурой, в которой не так просто разобраться…

— Обижаешь! — оскорбилась подруга. — Да я «Спартак» получше тебя знаю! Я же по нему выпускную работу сдавала в спецшколе ГБ!.. Ой.

Лена растерянно похлопала ресницами.

— Кажется, лишнего сболтнула… Но ты же никому не скажешь? Ведь не скажешь, да?

— Подружка, а ты вообще на кого работаешь?! — не сдержалась Зита.

— Ну…

Лена неопределенно покрутила ладошкой в воздухе и глубоко задумалась.

— Генерал считает, что лично на него, — в результате сообщила она. — ГБ, понятное дело, что на них. Лучшая выпускница спецшколы, прекрасно выполненные серьезные задания, то-сё… Армейская контрразведка тоже считает, что на них… почему-то. Ну и по мелочи еще всякие претендуют…

— А на самом деле?

— А на самом деле на тех же, что и ты, и твой «Спартак». Есть группа лиц, идущих к власти. Вот на них мы и работаем, подружка. Штурмовые отряды, между прочим, создавались как молодежное силовое крыло этой организации. С дальними и очень серьезными планами. Ни разу не удивило, чего забыл в номерном городе твой монстр Каллистратов и зачем нацепил липовые майорские погончики, ни разу? Ну ты и дура тогда.

— Штурмовые отряды структурно находятся в ведении Заполярного особого военного округа, — заметила Зита.

— Так и я о том же… Ты берешь меня в «Спартак» или нет?

— Кем?

— Старшиной, — не задумываясь сказала Лена. — На снабжение! Ох и люблю распределять!

Зита посмотрела в наглючие глаза подруги и внезапно поняла, на какое дело ее поставить. И усмехнулась. Значит, знает о «Спартаке» побольше создательницы, да?

— Я понимаю, что ты сейчас не главная в «Спартаке», но это неважно, твое мнение все равно весомей остальных вместе взятых! — заторопилась Лена. — Кто у вас сейчас рулит, Кунгурцев? Ну, он-то меня возьмет, мы с ним старые друзья, м-да… И все равно вам пополнение принимать, штурмовиков Тройки переводят из десантных частей к вам, слишком конфликтные оказались, придурки, не признают армейских традиций…

— Беру, — улыбнулась Зита.

— Кем? — жадно спросила Лена.

— Старшиной, но основной твоей работой будет руководство службой собственной безопасности «Спартака». Предыдущий руководитель погиб в рейде. Справишься, лучшая выпускница спецшколы ГБ?

С огромным удовлетворением она наблюдала, как недоуменно вытягивается лицо Лены.

— А что, у вас и такая имеется, значит? — промямлила она. — Вот это открытие… Ну… ты только в ГБ о моем проколе ни слова, ладно? А я тем более помалкивать буду! Ох и позорище…

Требовательно щелкнула рация.

— Майор Зинаида-Татьяна Лебедь? — осведомился знакомый сочный баритон. — Командир 17-й ДШБ тебя беспокоит. Если б ты знала, девонька, как я рад, что ты выжила!

— Я знаю, товарищ полковник, — тепло откликнулась она.

— Как «Спартак»? — серьезно спросил полковник.

— Семьдесят пять в строю, командная структура восстановлена, получили двое суток отдыха, готовы к заданиям.

— Это хорошо, что готовы. Вечером в рейд.

Она промолчала.

— Мне некого больше послать, — хмуро сказал полковник. — Честно некого. У бригады огромные потери. Из разведчиков не осталось никого.

— «Спартак» готов, товарищ полковник. К кому подойти за заданием? К начальнику разведотдела бригады?

— Нет начальника, погиб, — буркнул полковник. — Никого из старых нет, штаб бригады уничтожен полностью… Ко мне подходи вместе со старшиной, сориентируемся, что нужно для рейда. Жду.

22

«У меня не было выбора! — зло подумал командир бригады. — Не было!»

У него действительно не было выбора, но внутри все равно копошилось гадкое чувство. Как будто предал лучшего друга. Собственно, а как иначе оценить, а? Девочка ведь спасла ему жизнь, и не единожды. Наорала, убедила, что подхватил воспаление легких, воодушевила на авантюру с захватом вертолета — и верила в его успех так, что он из кожи чуть не вывернулся, превзошел себя, но смог улететь и долететь! И она просила у него так мало, всего лишь справедливого отношения при возвращении. А он отправил ее обратно за перевал погибать во славу начальственной подлости!

Возле мобильного склада штурмовики заканчивали получать снаряжение. Она стояла спиной к нему, укладывала в разгрузку линейку выстрелов к «реактивке», деловито и быстро переговаривалась со спартаковцами. Она мыслями явно уже была там, за перевалом, обдумывала свалившуюся на плечи спецоперацию, и не было ей никакого дела до душевных терзаний бывшего командира вертолетного полка, а ныне с ее благословения — нового командира 17-й ДШБ. С точки зрения спартаковцев — все нормально. Вернулись, отдохнули, отмылись и отъелись, довооружились и снова в рейд. Свирепые волчата войны. Даже не задумываются, что по всем законам — и нравственным, и государственным — им не место здесь. Что отправлять подростков, и уж тем более девчонок, в боевой рейд — преступление, от которого не отмажешься до конца жизни. Ведь дети же! Им еще расти, дружить, любить, учиться и работать, наконец! Что, мужчин в стране не осталось?! Сколько их вернется из рейда? И вернутся ли?

С другой стороны, может, и хорошо, что в рейд. Там штурмовики в своей стихии, там понятно, кто враг. Там врага можно убить. А здесь… здесь ожидается визит члена Высшего Военного Совета с сопровождающими лицами. По слухам, резкий и жесткий руководитель, не терпит возражений. Что самое опасное — одновременно представляет и военную, и политическую власть. Не по душу ли спартаковцев он летит? Политика — грязная работа! Что будет, если он столкнется в военном городке со спартаковцами, а? Столкнется и что-нибудь скажет. Или, не дай бог, прикажет. А эти отморозки, например, недавно целого полковника на три буквы послали. Прибегал уже жаловаться на беспредел политических войск. Но если начальник АХЧ утерся да злобу затаил, то член Высшего Военного Совета просто вызовет расстрельную команду. Начальство и штурмовики несовместимы в армейских рамках, не зря их собирают из частей, чтоб запихнуть в «Спартак» от греха подальше. Штурмовики признают только собственное руководство. С другой стороны, начальник комендатуры как-то же с ними сработался…

— Капитан, а тебя почему штурмовики не посылают? Начальник АХЧ жаловался — его вот послали. Далеко.

Главный комендач осторожно повернул страшноватое лицо: один глаз заплыл полностью, второй еле открывается, на пол-лица жуткий синячище. Вместе с ранеными штурмовиками прикрывал эвакуацию госпиталя, прилетело обломком стены. Сотрясение, рассечения, тем не менее — в строю. Хотя мог бы — и должен бы — сейчас находиться в госпитале в Медногорке. Почему здесь — очень интересный вопрос.

В этот момент Зита наклонилась к рюкзаку со всей грацией юности, и командир бригады мгновенно понял, почему капитан остался в части и куда сейчас пялится единственным заплывшим глазом. И сразу накатило раздражение, захотелось наглеца построить в три шеренги и отправить бегом рыть траншею отсюда и до обеда. Командир бригады еле сдержался.

— А я делом занимаюсь, Игорь Николаевич. И спартаковцы тоже. Вынуждены находить общий язык. Видимо, поэтому.

Командира бригады покоробило от недопустимо гражданского «Игорь Николаевич». И вот это непонятно что — кадровый офицер?! Он даже открыл рот, чтоб резко напомнить о субординации… и вдруг понял, что прямо сейчас его проверяют на какие-то неведомые качества. Ну, судя по внимательному взгляду капитана в полглаза. Все же какой наглец! Совсем как штурмовики. Нахватался от малолеток дурных привычек!

— А начальник АХЧ, по-твоему, груши околачивает, да? — в результате буркнул он, потом вспомнил, как полковник орал что-то насчет «я его всего лишь с поручением отправил, всего лишь!», и поморщился. Ну да, отправлять диверсанта спецподразделения, только что вернувшегося из рейда, смертельно уставшего, с массой собственных обязанностей и ответственностей, за водкой на разбитые склады — это, как бы помягче выразиться… где-то рядом с заготовкой груш и находится. По армейским меркам вроде как и правильно — любой целый полковник имеет неотъемлемое право приказать любому сержанту, чего ему вздумается — но на самом деле?..

— Товарищ генерал, а вы не похожи на дубы, которыми крепка армия, — без всякого страха заметил капитан. — Поэтому вам, наверно, лучше узнать следующее: офицеры бригады считают отправку «Спартака» в рейд через двое суток после возвращения вашей личной местью командиру штурмовиков. Личной местью по личным причинам. За женское невнимание, например.

Командир бригады огромным усилием воли сдержался от необдуманной реакции. Потом и от обдуманной тоже. Постоял, поморщился, кашлянул и невольно потер грудь. Пневмония или нет, но прицепилась гадость, никакими антибиотиками до конца не сбивается. К концу дня не остается сил держаться на ногах. А новые офицеры штаба наверняка считают, что генерал ездит вечером бухать к любовнице, вон какие выводы делают насчет «Спартака» …

— Значит, офицеры бригады, — нехорошо усмехнулся он, придя в уме к определенному решению. — То есть ты.

— В том числе я.

В изуродованном лице капитана ничего не дрогнуло. Действительно, чего ему бояться? Смерти? Так встречался с ней недавно, еле откопали.

— Значит, так, умник, слушай тихо, — зло сказал командир бригады. — В курсе, что наша ударная группировка взяла Карс? Вижу, в курсе, хотя никого не информировали. Так вот, супостаты запросили перемирия. И наше руководство, естественно, пошло им навстречу! Ну, как всегда, понимаешь? Договорились, вплоть до закрытия полетной зоны. Над наступающими войсками! В курсе? О, наконец не в курсе, хоть что-то не разболтали… И сейчас наши войска стоят там от Гори до Карса, как, м-мать… без поддержки с воздуха стоят, без разведки, без снабжения — и без приказов, мать их! Перемирие, понимаешь? Когда можно одним ударом взять Стамбул и переименовать к чертовой матери в Константинополь! Что более погано — у нас перемирие, но кто-то бьет и бьет по десантникам, и ничего, все улыбаются! Понимаешь? И часть ударов — сразу за перевалом, в зоне ответственности бригады! Вот что я, по-твоему, должен делать? Смотреть и улыбаться?! Или отправить за перевал, мать вашу, единственное у меня надежное и боеспособное подразделение, чтоб отбили всем желание нападать вместе с, мать вашу, почками и бошками?!

— Извините, товарищ генерал, — тихо сказал капитан.

— Меня попросили друзья с той стороны помочь, потому что терпеть нету сил, — хмуро сказал генерал. — За ними плотный контроль, перемирие же, а мы можем кое-что сделать, не афишируя. Мы же как бы на переформировании, небоеспособны. Точнее, штурмовики могут. Они армии не совсем подчиняются, за ними контроль меньше. И умеют держать язык за зубами, в отличие от нас. Вот я и попросил несовершеннолетнюю девочку выполнить за мужчин грязную работу. На коленях попросил!

— Послезавтра прибывает пополнение, рота разведки в том числе, — пробормотал капитан. — Можно было…

— Заткнись, а? — устало сказал командир бригады. — Не считай себя самым умным. Что мне послезавтра, если завтра прибывает с инспекцией член Высшего Военного Совета с шоблой сопровождения? И хрен его знает, нас он летит проверять или штурмовиков вычищать! У них там вверху сейчас нехилая драчка, и штурмовики на другой стороне, если не в курсе. На штурмовиков у него власти хватает, сам понимаешь. А в любом рейде накладок столько, что при желании можно под расстрел хоть кого подвести. При таком раскладе «Спартаку» безопасней находиться за перевалом. Там они хотя бы отстреливаться могут. Вот такие дела, капитан.

— Первый раз передо мной оправдывается генерал-майор, — криво улыбнулся капитан. — Очень непривычно. Очень. Могли бы просто арестовать.

— Не бери в голову. Так в «Спартаке» принято, вот я и решил попробовать, как оно — быть подотчетным перед подчиненными. Хреново, если честно.

— Все равно непривычно. И непонятно.

— Ну должен же я кому-то доверять? — усмехнулся генерал. — Почему не своему заместителю? Пусть даже третьему заместителю?

— ???

— Мне в штабе нужны свои люди, — хмуро сказал командир бригады. — Как воздух нужны. А за тебя поручился «Спартак». Так что идем, капитан, как ты говоришь, заниматься делом. Перевод тебе уже оформлен, ознакомишься в штабе.

Перед уходом генерал не выдержал и оглянулся. Штурмовики без спешки, но сноровисто и быстро запрыгивали в блиндеры. Две девичьи фигурки чуть задержались, одна прощально подняла руку. У генерала внезапно защемило сердце. Когда и как он успел привязаться к юной девочке?! И ведь привязался так, что отрывать только с кровью. На молоденькую потянуло? Так не похоже, вон их сколько в Медногорке, стройных, молодых и очарованных энергичным генералом — и в госпитале, и в штабе, и в службах обеспечения. Бери любую, насыщайся — так нет же. Да Зиту и не назвать неотразимой красавицей, та же ее подружка намного эффектней, и себя подавать умеет… Да похрен вся их красота! Зита — подруга, вот в чем дело! Юная, но одновременно и взрослая. Надежная, верная, заботливая, часто ироничная, с ней можно спорить на равных, быть мальчишкой, слабаком — она все поймет правильно! Она верит в него! И — она не предаст. Никогда.

Генерал скрипнул зубами. Внутри со звоном как будто сломалась какая-то важная деталька. Наверно, ограничитель. Потому что генерал четко понял: он убьет любого, кто попытается уничтожить Зиту. Убьет собственными руками, никому не передоверит.

Он хорошо представлял, что своим решением перечеркивает всю предыдущую жизнь, всю службу, карьеру, все свои достижения. Но ему было все равно.

Чего он не знал: именно так теперь начинались в России перевороты. Без предупреждения, без серьезных причин. Копится, копится, а потом раз — и катится кровавым валом по стране, например, революция Ферра. Или просто — революция. В России предупреждения, демонстрации, угрозы и переговоры бессмысленны. Зачем? Предупредил — и тебя вычистил спецназ, раздавили танками, сожгли ракетами. Потому только так — внезапно, без видимых причин. Но сразу насмерть. И все равно, что будет потом.

-=-=-
Блиндер мягко качался, полз по разбитой военной дороге, и мягко качался в башенной подвеске стрелок-наблюдатель. Вообще-то грузовики для перевозки личного состава раньше не несли собственного вооружения, но в данном случае конструкторы решили отойти от принципа специализации боевой техники. Привычный для армии вариант — блиндеры везут людей, за воздухом следят «демоны», от удара с ближней дистанции защищают машины сопровождения, то есть боевая техника максимально сильна группой. У противников, кстати, наоборот. Те же «Рабаты» защищены от всего на свете, даже пару высотных ракет на себе тащат. «Рабат» — сила сам по себе, монстр. А тут добавили всего лишь башенку наблюдения, пару ракет с потолком поражения вряд ли более 7 км, крупнокалиберный пулемет, еще кое-что по мелочи… казалось бы, несерьезная защита, но у Зиты стало гораздо спокойней на душе. И у командира первого взвода тоже. Вон он даже оторвался от наблюдения за дорогой и сел, решил дать отдых глазам. Кстати…

— Брюханов, давно хотела спросить — а ты почему живой? — негромко поинтересовалась она.

Лена рядом еле слышно хрюкнула. Ну да, формулировка скользкая, многосмысловая, но Брюханов наверняка должен понять. В последнее время они неплохо стали понимать друг друга.

— По глупости, — буркнул парень. — Решил, что самый крутой снайпер. А «дымовуху» из серии не убрал, забыл, как последний размундяй. Ну и влепил по «вертушке» «дымовухой» первым выстрелом. А там как раз пуск. Ракетам датчики залепило, пошли по неуправляемой, накрытие сильно в сторону сместилось. Повезло, в общем.

Размундяй, как же. Она представила себя на его месте, стоящей под прицелами двух «вертушек», и содрогнулась. Там не то что про «дымовуху» забудешь, там не вспомнишь, для чего управляющая перчатка на руке!

— А ведь это может быть способом борьбы с «саранчой», — задумчиво пробормотала она.

Брюханов отрицательно покачал головой. Она подумала и согласилась с ним. Не пойдет. Чтоб сработала «дымовуха», надо подпустить «вертушки» на смертельно близкую дистанцию, а потом еще как-то угадать момент пуска ракет. Брюханову невероятно повезло. Как, кстати, и Димитриади, накрыть-то должно было обоих. Как он там, в госпитале? Как они там все, раненые спартаковцы? Светку Летягу как увезли, так и с концами, никакой информации…

Колонна внезапно остановилась.

— Кунгур бежит, — озабоченно доложил наблюдатель.

Шуточки и смешки тут же стихли, коротко брякнуло оружие. Исполняющий обязанности командира «Спартака» легко запрыгнул в блиндер, оттиснул Лену и опустился на сиденье. Осторожно потрогал распухшую губу.

— Ну почему — как водитель, так говнюк? — задумчиво вопросил он. — А уж если водитель из десантуры — так вообще пуп земли? Он, видите ли, лучше меня знает, с какой скоростью двигаться колонне… В общем, в головном блиндере водителя больше нет. А ехать надо. Лена, тебя на курсах кадрового резерва блиндер водить не учили? Учти, даже если не учили, все равно сядешь заруль, больше некому. Ты автомобили хотя бы вблизи видела, может, что-то запомнила. Папик тебя часто катал.

— Не ссы, прорвемся! — буркнула Лена и начала выкручиваться из-под штурмовика. — Меня — учили. Все будет в шоколаде. Водитель хоть жив или мне вспомнить, что я тут политическое начальство?

— Зиту возьми, — безразлично сказал Кунгурцев. — Пусть тоже поучится. Пойдете головными, я с Брюханом тут… кое-что обсужу.

— У меня нет слов! — сердито сказал Лена, запрыгивая в водительскую кабину. — Ну вот как у тебя это получается?! Кунгурцев, сам Кунгурцев старательно лепит тебе алиби! Задним числом твои водительские навыки объяснить планирует! Думает, я не в курсе, как ты броневик угнала! Садись за руль, ученица! Наверняка получше меня водишь!

— Как я броневик вела, вся турецкая колонна наверняка ухохоталась! — хмыкнула Зита. — Но вообще да, с блиндером справлюсь, обычный грузовик.

Глухо заурчав мощным двигателем, блиндер покатил вверх, к тоннелю. Зита аккуратно объезжала выбоины и воронки и размышляла о Кунгурцеве. Ведь нормальный же парень, толковый, не за просто так Димитриади его выбрал заместителем. Она вспомнила его наглый взгляд и поморщилась. Ну вот когда они стали врагами? Что-то никаких объяснений в голову не приходит. Или пересеклись где-то с конфликтом, да забыла? Да ну, вряд ли…

На всякий случай она повспоминала. Кунгурцев. Приехал с родителями в Копейку во втором классе. Мать погибла во время аварии на Химмаше, отец работал там же, срок поражения в правах — десять лет… Не ужился с дворовой компанией, гордый, пошел мелким в уличную банду, чтоб иметь защиту. В банде ничем особо не запачкался. Маленький был, его там больше гоняли, чем защищали… но все же защищали. На следующий год после уничтожения уличных банд пришел в «Спартак», в штурмовую группу третьей школы. Дальше — как все спартаковцы: спортсмен-боксер, полиатлонист, снайпер, мастер скоротечных огневых контактов… и, как ни странно, военный переводчик по дополнительной специальности. Специализация — немецкий язык. В лидеры выдвинулся уже здесь, на войне…. Может, что-то из детства тянется, может, ненависть к нерусским? Откуда они приехали, не вспомнить, если из Южного пояса, тогда могут быть причины, детская ненависть — она сильная…

— Слушай, начальница службы собственной безопасности, у меня к тебе вопрос, — неожиданно для самой себя сказала она. — Где я Кунгурцеву на ногу наступила? Что-то не могу понять, как мы врагами стали, а надо бы!

— Дура ты, Зита, — вздохнула Лена. — Круглая. Нигде ты не наступила. Не обращай внимания. Это… комплекс младшего. Ты же всегда гуляла со взрослыми. Каллистратов там у тебя в любовниках, Ратников, инструктора всей кучей… а на него ноль внимания. А он так тянулся! Даже переводчиком стал ради тебя! А ты даже не заметила, все со своим Давидом обнималась. Вот и ожесточился. Кстати, не он один. Что плохо — это не лечится, ты ему по самолюбию хорошо прошлась. Что хорошо — быстро пройдет. Или его убьют, или тебя.

— Я им что, медом со всех сторон намазана? — буркнула смущенная Зита. — Как будто в «Спартаке» красивых девчонок нет!

— Да пофиг им твоя красота! — нахально отозвалась подруга. — Которой, кстати, и нету! Тут статус манит! Завалить на спальник саму заместительницу майора Каллистратова — это ого-го! Это как бы прием в высшую лигу управленцев! Э, что б ты понимала, наивная душа…

— Что у нас с новичками? — сменила Зита неудобную тему.

— Плохо у нас с новичками. Приняли девятерых из Тройки. Четко разделены на две группы, и они, подлюги, враждуют. Шестеро — явно наши ребята. Очень хотят быть спартаковцами. Пока что осматриваются, учатся жить совместно. А вот трое остальных — совсем другая песня. Они там, в Тройке, кем-то были. Наших презирают скрытно, своих — явно. Скоро что-то будет. И приткнуть их некуда. Одну пятерку из новичков сформировали, там все нормально. Зато вторая мало того что с недобором, так они чужого долбить начали! А растаскивать их по пятеркам — множить конфликты. Я уже подумываю оставить их за перевалом, честно!

Зита мрачно обдумывала ситуацию. Свалилась проблема, откуда не ждали. «Спартак» несокрушимым монолитом вставал против внешней угрозы, но тут — чужеродные силы внутри структуры отряда. Это, кстати, слабое место: стоит разбавить отряд хотя бы наполовину, и «Спартак» как явление кончится. И что делать? В принципе, системы самоочистки имеются, для того служба собственной безопасности и существует, но… свинюха Лена сразу предложила самый радикальный вариант, а он только за предательство. А на другие варианты в рейде нет времени!

— Я поговорю с ними, — все же решила она. — Если не достучусь до разума, то… оставим.

— Поражаюсь я вашей системе руководства, — серьезно сказала Лена. — Вроде и специально разбиралась, и сильные профессионалы помогали, а все равно поражаюсь. Вот ты сейчас кто? Да никто. Командир отряда — Кунгурцев. Командиры взводов тоже известны. А ты никто. Так, старший санинструктор отдельной учебно-боевой диверсионной роты. Мне, кстати, подчиняешься. Но по службе собственной безопасности докладываю я тебе, и решения по личному составу принимаешь ты. Кунгурцев, как я понимаю, вообще не в теме?

— Не в теме, — очень неохотно сказала Зита. — Рано ему, не дорос. А поражаться нечему, система в «Спартаке» простая. По сути это учебное подразделение, где подростки учатся руководить и принимать самостоятельные решения. Оттого частая ротация кадров, учебные сборы, освоение дополнительных военных специальностей, и должность исполняющего обязанности командира отряда вполне укладывается в схему. Только и всего.

— То есть… в «Спартаке» есть и те, кто учит?! Тайная структура?

— Уже нету. «Гвардейцы», с кем я создавала «Спартак»… они погибли все. Война забирает лучших. Я осталась, да ты вот теперь.

Она сглотнула подступивший к горлу ком и уставилась вперед, на дорогу. Стало еще хуже — мимо проплывали напрочь разбитые, изуродованные снарядами, сожженные склоны их укрепленного пункта, где они приняли первый бой, где осталось так много спартаковцев, и среди них — ее «гвардейцы», ее футболисты и просто друзья…

Блиндеры пришлось оставить перед тоннелем. Дальше начиналась зона особого контроля по условиям перемирия. Дождались темноты и тремя группами прошли перевал поверху, потом броском преодолели неширокую альпийскую зону. Тут оставалось надеяться только на модернизированные в очередной раз «хамелеоны», ну и еще на рассредоточенность. Вроде обошлось, и сверху не прилетела ракета с ласковым предупреждением «а вот щас сожгу!».

Но проблемы все равно появились. Как только добрались до ближайшего ельника, впереди тихо хлопнули два выстрела. Зита мгновенно опознала негромкий, но убедительный голос малошумного пистолета разведчика. То есть стреляли свои, и это было непонятно. Зато Лена, идущая с ней в одной пятерке, что-то сообразила, потому что грязно выругалась и рванула на разборки.

Он так и стоял с пистолетом в левой руке и смотрел на дело рук своих. Штурмовик из Тройки, новенький, тот самый из неполной пятерки новоприбывших. Два трупа валялись у его ног. Еще один потенциальный труп вжимался в ствол и жалобно бормотал:

— Пожалуйста, не надо, я прошу, не надо…

Из темноты выныривали спартаковцы, смотрели на произошедшее… и молчали. Всем все было понятно. Два «авторитета» из Тройки выпросили свою порцию свинца, третий сломался и осознал, и все это в боевом рейде. Картина Репина.

Объявился Кунгурцев, быстро оценил ситуацию и беззвучно шевельнул губами. Зита мысленно с ним согласилась.

— Пистолет в крепление верни, — буркнул штурмовику в результате недолгих размышлений Кунгурцев. — Переходишь пока что в группу управления радистом, от комвзвода-два ни на шаг. Брюхан, убери следы. А ты, тряс-сущийся, со мной в головное охранение, поговорим за жизнь. И за смерть. Решение по факту — на совете командиров по возвращении из рейда. Отряду — продолжать движение до точки ночевки.

Зита мысленно одобрила решение. Сама бы она поступила иначе, но то она, а Кунгурцев просто отложил разборки на потом. А «потом» на войне — такое непредсказуемое… и вообще неизвестно, будет ли оно и для кого.

Лена шагала рядом и злобно сопела. Понятно, переживала неудачу. Глава службы собственной безопасности — и не предотвратила стрельбу. Не оценила скоротечность конфликта, думала, у нее еще есть время.

— Зита, я не могу замолчать ЧП! — наконец сказала она. — Два трупа — это слишком!

— В смысле? — не поняла Зита. — Первые потери, только и всего. Или ты считаешь иначе?

— Мне голову оторвут, если промолчу! — прошипела Лена. — Я же ваш куратор! У меня ежесуточные отчеты!

Зита подумала. И еще подумала. Так. Подруга Лена не хочет прикрывать «Спартак». Или не может. Судя по тону — не может. Точно знает, что обман откроется, и тогда ее карьере конец. Из чего следовало — из «Спартака» течет информация. И Лена об этом знает, не знает только, кто именно сливает. Так…

Сначала накатила дикая злоба. Удавить предателя! Но ходьба по ночному лесу — дело такое, требующее внимания, следовательно, очень успокаивающее. Так что она успокоилась и решила — не предательство. Не может такого быть. В спартаковцах она уверена на все сто. И проверены неоднократно в деле, и… уверена, и всё тут. Это ее ребята, они не могут предать!

Предать не могут, а вот своим… если подошел кто-то авторитетный, вызывающий уважение, и сказал про интересы страны, про… да много чего можно навешать фанатично настроенному штурмовику про родину, про высшие цели, про разведку и контрразведку! Нет, такой штурмовик все равно не предаст — но внутреннюю жизнь «Спартака» авторитетному, уважаемому человеку, например, начальнику политотдела фронта или там представителю Главного разведуправления освещать будет. Особенно если не до конца уверен в чистоте помыслов командира «Спартака». То есть — ее, Зиты, помыслов. Потому что контакт не вчера образовался, если уж Лена о нем в курсе.

Зита грустно усмехнулась и принялась перебирать в памяти личные дела спартаковцев. Ну и кто тут любит родину больше, чем спартаковское братство и ее лично? Вообще-то все, но любовь любви рознь, встречаются и фанатичные ее подвиды… А если наложить на недоверие к Зите — очень интересно получится, почти что триангуляция…

В результате размышлений нарисовалась парочка неожиданных персон. Она не поверила результату, произвела отсев заново и снова вышла на те же лица. Подумала — и решительно отбросила одно. М-да…

Рука непроизвольно проверила, легко ли выходит из ножен финка.

— Остановимся на ночевку — берешь снайперку и страхуешь, — тихо приказала она подруге.

— Кого убивать? — деловито поинтересовалась Лена.

— А с кем разговаривать буду. Дернется — стреляй.

— Весело живете, даже завидно…

На ночевку отряд рассредоточился по лесу, зазвучали негромкие голоса, командиры прошагали на ночное совещание. Ее не позвали, нечего делать там старшему санинструктору отдельной диверсионной роты, но и не прогнали, так что она тихонько присела неподалеку. Дождалась окончания, проследила, как командиры подразделений уходят. Потом негромко сказала:

— Брюханов…

Командир первого взвода прекратил обсуждать с Кунгурцевым подходы к цели, бросил быстрый взгляд на нее, на командира отряда… поднялся и встал за ее спиной. Она тоже встала.

— Ничего не хочешь сказать?

Кунгурцев не удивился, не переспросил. Просто молчал. Как будто давно ждал этого вопроса. В темноте его лицо показалось Зите несчастным. Конечно, она выдала желаемое за действительное, конечно. У боксеров лица вообще ничего не выражают, напрочь отбиты на тренировках.

— Я…

— По существу!

— По существу — «Спартак» не предам! — тяжело сказал Кунгурцев. — Так и передай своей… куратору.

Она подумала над его формулировкой. Удовлетворилась, кивнула и отправилась обратно. Пора спать, ночь коротка. Брюханов беззвучной тенью скользнул следом за ней.

— На чем вы меня поймали? — спросил в спину Кунгурцев. — Мне надо знать… для повышения квалификации.

Она на мгновение остановилась. Иронизирует?! Да еще и над собой? И ведь наверняка понимает, что под прицелом! Везет «Спартаку» на командиров, неслыханно везет…

— На самом факте твоего существования.

Конечно, это прозвучало очень обидно. Потому что любой не дурак — а командир «Спартака» далеко не дурак! — запросто продолжит ее мысль: мол, когда точно знаешь, что кто-то стучит, вычислить легко, ибо он один такой урод на весь отряд. Ну и пусть обижается. И радуется, что не пристрелили, если не совсем дурак.

Брюханов аккуратно почистил землю от веток и шишек, раскатал спальник-палатку. И замер.

— Давно подозревал, что есть в отряде особая структура, — сказал он с непонятной усмешкой. — Такая… приглядывающая за поведением.

— Брюханов?

— Кунгур тоже подозревает, — сказал штурмовик. — Он спросил — «на чем вы меня поймали?» Не ты — вы.

Парень распрямился и разом стал выше нее на полголовы.

— Прошу разрешения вступить в эту организацию.

Она помолчала.

— «Спартак» для меня всё, — тихо сказал штурмовик.

— Я знаю.

— Ты же доверяешь мне! — упрямо сказал Брюханов. — Когда я встал за спиной, не дернулась, была уверена, что тебя защищаю!

— Доверяю.

Из темноты вынырнула Лена, деловито убрала снайперку в чехол.

— Канал утечки закрыт, — сообщила Зита. — Он обещал.

— Точно? А по мне, так лучше бы пристрелить… Да и черт с ним. Мне больше интересно, о чем вы тут ругаетесь, как любовники? Или уже не как, а просто любовники?

— Да вот сообщила, что с тобой теперь сплю, не с ним, — хмыкнула Зита. — Видишь, как обрадовался? Задницей, говорит, толкаюсь, спать мешаю. И еще толстая.

— С последним не поспоришь… А ты чего молчишь?

— Нет, — сказал Брюханов напряженно. — Не уходи. Пожалуйста.

— Послушайте, у нас не диверсионная рота, а натуральное индийское кино! — восхитилась Лена. — Чего я в штабе торчала, когда тут такие страсти, не понимаю!

— Брюханов! — сердито сказала она. — Ты себя в последнюю ночь в рейде помнишь? Хорошо помнишь? Ну?

— Не уходи, — странно спокойным голосом сказал штурмовик. — Уйдешь — застрелюсь. И это не шантаж, не думай. Так для «Спартака» будет лучше.

— Я, пожалуй, отойду, — серьезно предложила Лена. — Поговорите тут сами…

— Сиди и слушай. Тут, похоже, не в чувствах дело. Брюханов, рассказывай.

Штурмовик сел и угрюмо уставился в никуда.

— Да нечего рассказывать, — буркнул он. — Ты правильно поняла — зверь я. У меня с детства в голове что-то… перемкнуло, что ли. Ну, с ума сошел. Мамаша, наверно, постаралась, та еще кадра была… Женское кокетство терпеть не могу. Реально — не могу, убить тянет! Все эти бабские хитрости, глазки, вранье, вилянье жопой, ножки голые как бы невзначай…

— А дружить с девчонкой не пробовал? — осведомилась Лена сердито.

— Пробовал. То руку заверну так, что до хруста, то… как только начинает врать, сразу зверею. А вы все врете, как дышите. И почему-то уверены, что это незаметно. А меня от бешенства убить тянет, и с каждым годом сильнее. Болезнь прогрессирует, наверно.

Она помолчала в раздумьях. Вот оно что. Теперь давняя и страшная история из детства приобрела другое объяснение. Впрочем, не менее страшное.

— Ну, а я тут с какого боку?

— Ты не врешь, — просто сказал штурмовик. — Никогда и никому. Не кокетничаешь. Не строишь глазки. Обнимаешь только тех, кого хочешь обнять, и улыбаешься тем, кому хочешь улыбнуться. И если ложишься спать со мной, значит, ты хочешь спать со мной. Я… я с тобой рядом остаюсь человеком. Могу дружить, разговаривать… Без тебя мне голову переклинит, сделаю что-нибудь… лучше сразу застрелиться, так безопасней для всех. Вот такие дела. Психопат, да?

— О! — подпрыгнула Лена. — А как насчет меня?

— А ты как Зита, — сказал Брюханов с озадаченной усмешкой. — Так странно! Посмотришь — вроде шлюха конченая. Приглядишься — похожи, как сестры. Я вас, если честно, сестрами и считаю.

— Решено! — легко сказала Лена. — Ночи в горах холодные, будешь греть меня! А эта толстуха и одна не замерзнет.

— Вы как сестры, — сказал без улыбки Брюханов. — Только я Зиту еще и боюсь до полусмерти.

Лена открыла и закрыла рот. Потом возмущенно уставилась на подругу.

— Зита… — подал голос штурмовик.

— Да останусь я, останусь, — вздохнула она. — Шантажист. После рейда отправишься в госпиталь, понял?

— Понял. Я и сам хотел, да нас сразу в рейд, получилось бы, как будто струсил…

— Слу-ушай! — бесцеремонно влезла Лена. — Ну если мы сестры, можно к вам третьей? Ну реально же ночью холодно!

— Можно, — сказал Брюханов, и Зита поняла, что он улыбается. — Только у меня плечи широкие, а у Зиты задница, так что не поместишься. Палатка вообще-то одноместная.

— Вот так всегда! И что вы, мужики, в ней находите такого-разэтакого…

23

— Пришли, увидели, убили! — бормотала Лена, осторожно пробираясь сквозь подлесок слева от Зиты. — Всегда бы так…

Зита невольно поморщилась — у спартаковцев не принято было попусту болтать в рейде. Инструктора в свое время хорошо вколотили, что лишние звуки — к выстрелам. В смысле, выстрелам в тебя. И вроде бы до исходной еще далеко, можно бы поговорить вполголоса, но — привычка…

Но вообще-то Лена права, странно проходил рейд. Непривычно. Координаты базы диверсантов — пожалуйста. Орбитальный снимок — без проблем, вот он. Подходы — скрытые, расположена как на ладони, по-глупому, оборонительных сооружений нет… И альпийскую открытую зону проскочили без проблем. Ну, если не считать двух трупов, оставленных в яме под елью, но это внутренние дела «Спартака», рейда не касаются… До того похоже на ловушку, что у Зиты неприятно заныло внутри. И не успокаивало, что командир бригады не мог ее отправить на смерть.

— Снайперам — определиться по позициям! — напряженно сказал в рации Кунгурцев.

Зита осторожно зарыскала вправо-влево, выискивая удобную для стрельбы точку. В их тройке снайпер — она, ей принимать решение. Штурмовик с позывным Кенга беззвучно сопровождал ее в десятке метров сзади.

Позиция нашлась, да такая, что вписывалась по всем показателям в идеал. Каменистое возвышение, с которого домики базы внизу прекрасно просматриваются сквозь редкий лес, нагромождение валунов предлагает пару вариантов скрытного отхода для смены позиции, две гранитных плиты образуют натуральную амбразуру, и кустик посередке словно специально растет, чтоб замаскировать оружие и частично погасить звук выстрела… и бревнышко для упора валяется именно там, где и должно быть. Она, как увидела бревнышко, так и замерла с поднятой ногой. И Лена рядом замерла не дыша. Когда надо, подруга четко соблюдала правила диверсионной работы.

Взгляд настороженно скользил по ветвям над головой. Сколько раз на учениях она сама находила и оборудовала для неосторожных штурмовиков такие вот идеальные позиции на подходах к дневке! А инструктора потом их минировали с ухмылочками. И теперь она искала подарочек уже для нее. «Сосулька» или «попрыгушка»? «Пищалка»? Может, «кротик»? Или банальная растяжка? Лена рядом медленно повела сканером, развернулась на одной ноге, плавно, как Принцесса-Ночь из балета «Звезды Путорана»…

«Сосулька», все же «сосулька», самый распространенный способ минирования. Впрочем, оттого не менее опасный. Взрыв сверху, головы сносит гарантированно. Не так уж беззащитна оказалась база диверсантов, как уверял командир бригады.

— Кунгур, позиция-ловушка! — прошипела она и аккуратно подалась она. Хоть бы без кратных датчиков движения, хоть бы без датчиков, иначе на отходе случится большой бум… Кенга скользнул вперед, прикрыл ее собой от взрыва. Осторожно протянул руку, коснулся мины. Тихо-тихо щелкнул предохранитель. Всё. Лена рядом вытерла рукавом вспотевший лоб. Простое минирование, дистанционный подрыв, повезло.

— Понял, позиция-ловушка, — прохрипел Кунгурцев. — Всем — занять неприспособленные позиции! Неприспособленные! Наблюдать! Зита, Брюхан, Полтос — снять часовых! Ожидаем!

Она прикусила губу. Кунгурцев изменил первоначальный план операции. Снятия часовых там не было, был штурм с предельно близкой дистанции. Значит, опытный, битый жизнью боксер тоже чуял опасность своей звериной сущностью — чуял, но не знал, как избежать. И потому отправил вперед лучших. Что ж, его право. Сама бы она убрала подальше отряд и провела осторожную разведку, но командир сейчас — Кунгурцев.

Она оставила Кенге «реактивку» и осторожно заскользила вперед. Теперь вся надежда на «хамелеон», на непревзойденные качества продукции номерных городов атомного пояса Сибири. Где-то с другой стороны сейчас так же скользит к базе Брюханов, растворяется в полутенях подлеска — и щерится при этом, как бешеный пес. Имелась у штурмовика такая странная особенность — в момент наивысшего сосредоточения оскаливаться подобно загнанному в угол зверю. Жутковатое зрелище, если честно.

Она ползла, а тревога внутри неотвратимо перерастала в панику. Чуть шевельнулся часовой, сменил положение тела, и она замерла. Хорошо устроился, сволочь, сидит в чем-то вроде анатомического кресла, укрылся кустами, только панорама из веток торчит. Понятно, почему в кресле — пост на тропе подхода, ему дожидаться ушедших на задание, чтобы… чтобы отключить охранный контур? Блин… «Периметр» или что похуже? А что может быть хуже «Периметра»? Спринг-мины через каждые два десятка метров, с датчиками движения, с возможностью дистанционного управления, с секторами, завязанными на сердцебиение часового… И устанавливается за пару часов, всего-то и требуются минер со стандартным пуансоном да помощник, чтоб мины подтаскивал.

Она медленно повела сканером вправо-влево. Ничего, только слабое эхо от магнитных пород. Приподнялась на руках, чтоб продвинуться вперед — и не смогла. Паника накатила волной. Сканер… сканер не всесилен, новейшие виды взрывчатки не обнаруживает. Да и поджидать может не только взрывчатка. Она снова приподнялась на руках… опустилась и твердо решила стрелять с запредельной дистанции. Из пистолета разведчика — опасно, смертельно опасно, но заставить себя двинуться вперед хотя бы на метр она не сможет. Вперед — нет, а вот в рытвину с краю тропы с большим удовольствием. Подумаешь, грязь, свиньи грязи не боятся. Грязь — не осколки, отряхнулся да живи.

Часовой снова шевельнулся. Что на нем — тяжелый броник или диверсионная облегченка, что? Отодвинь ветку, гад, дай взглянуть… лучше считать, что тяжелый. Значит, корпус исключить. Стрелять в забрало? Оно должно быть поднято, регулярно прикладывается к панораме. Значит, в забрало. А как именно упадет, если в забрало? Откинется в кресле или сползет вниз? Куда добивать, если что?

Тук. Часовой дернулся и обвис. Ага, все же в облегченке. Тогда пару добавочных в грудь! Тук. Тук.

— Зита — мой готов! — доложила она.

— Мой готов! — почти сразу за ней откликнулся Брюханов.

После долгого ожидания отклик Полтоса. И он справился. Наверно, подползал ближе, чтоб наверняка. А вот Брюханов явно работал тоже с запредельной. И он что-то чует? Так, Кунгурцев не командует выдвигаться. Чего-то выжидает? Она с запозданием припомнила время задержки «Периметра» и непроизвольно втянула голову в плечи.

И тут мир взорвался. Сверкнуло на мгновение перед глазами небо, землей больно хлестнуло по лицу… «Периметр», все же «Периметр»! Молодец, Кунгурцев, а она — дура забывчивая!

Она выплюнула землю, огляделась. Так. Если б стреляла с дистанции уверенного поражения — сейчас бы уже не дышала, опытный минер устанавливал систему, хорошо знающий повадки диверсантов. А какой на базе шум! Команды, беготня! О, пулемет тащат! Интересно, и куда его? Прямо на полянке поставят? Точно, так и сделали! Все же прав был командир бригады — нет у базы настоящей защиты, не успели окопаться… Через мгновение она с горечью поняла, что ошибается. Не то чтобы не успели — не захотели! Поленились. Потому что точно знали — надежней мешков с землей их прикрывает перемирие. И собирались не спеша уничтожать десантников на замершей трассе, похихикивая и будучи в абсолютной уверенности, что русские не ответят. Потому что никогда не отвечали. Никто и никогда в России не берег солдатские жизни. Только на этот раз вчерашний полковник плюнул на последствия и попер против сложившейся системы. И не он один, кто-то же ему помогал и с трассы, и из управления картографии. Из чего следовало — что-то в России изменилось. И скоро ударит.

— Сработал «Периметр»! — донесся голос Кунгурцева. — Всем не двигаться! Ожидаем, когда откроют коридор для прохода! Пластунам — отклик!

— В норме! — отчиталась она.

— Полтос подорвался, — сообщил Брюханов. — Мне его зону видно, лежит изломанный.

Она стиснула зубы. Полтос. Максим Полторанин, маленький, верткий, казавшийся неуязвимым боец. Большой любитель девочек, ни разу не получавший с их стороны знаков внимания… Скалолаз, так же, как и Ящер, два друга-адреналинщика…

Впереди замелькали пригнувшиеся к земле фигуры. Уверенно двигаются, сволочи! Сейчас осмотрят часового, а потом… что потом? Возьмутся за нее или начнут окапываться?

Она вжалась в землю. «Хамелеон», спасай! Так, обследуют места взрывов. Пойдут дальше или нет? Кунгурцев считает, что отключат «Периметр» и пойдут. Возможно, прав, парню мужчин понять проще, все они рисковые придурки…Лично она бы не пошла. Так, идут, идут дальше, придурки… прошли «Периметр»! Значит, этот сектор отключен! И как смело идут! Что ж, ребята ошиблись, а на войне это означает смерть.

«Хамелеон» сработал выше всяческих похвал, ее не заметили. А может, грязью забросало так, что от земли не отличить, уже неважно… Она дождалась, когда фигуры в лохматом камуфляже пройдут мимо, развернулась, поднялась на колено и хладнокровно расстреляла их в спину. Кто-то попытался залечь, откатиться — бесполезно! Мастеру скоротечных огневых контактов в ближнем бою противостоять невозможно! Выстрелы гулко заметались по лесу. Траншейный пистолет — это не бесшумная пукалка разведчика, заброневое воздействие такое, что с тридцати метров отправляет на тот свет гарантированно даже без пробития доспехов!

— Кунгур, есть коридор! — коротко доложила она. — Кенга, «реактивку»!

Она дождалась второго номера. Взяла из рук Кенги подготовленную к стрельбе «реактивку», накинула на лицо прицельный щиток, активировала перчатку и принялась вычищать базу. Сначала — пулеметный расчет. Потом — по укрывшимся в домиках. Что здесь было раньше? Турбаза, охотничье хозяйство? Щитовые стены — никакая защита от крупнокалиберного оружия. Светились багровым укрывшиеся фигурки, она стреляла по ним прямо сквозь стены. Это «реактивка», придурки!

Спартаковцы ворвались на базу, и началась кровавая, жестокая работа…

Они нарвались на отходе. Ну кто бы мог предположить, что на базе расположилась не обычная ДРГ, а полноценная рота спецназа? И что она именно в этот момент возвратится с боевого выхода? Что передовое охранение правильно сориентируется, перекроет им коридор отхода и ударит со всех стволов? Мог бы предусмотреть Кунгурцев и поставить бойцов на дальних подступах, но командир «Спартака» на этот раз совершил ошибку…

Ну, а конкретно Зите повезло. Она вышла из разгромленной базы первой и увела свою тройку, даже успела соединиться с тройкой Брюханова, и стрельба полыхнула за их спинами. Брюханов среагировал мгновенно, махнул штурмовикам и бросился обратно…

А они с Леной не успели. Ну не дано ей быстро бегать с такой задницей! А уж балерине тем более, у нее гибкость, суставы не закреплены, любой прыжок под нагрузкой грозит вывихом. Только и сделали, что добили двух раненых диверсантов.

Брюханов погиб. Дорвался до ближнего боя, все сделал правильно, стрелял с двух рук… у него просто кончились патроны. Когда Зита его нашла, она лежал с финкой в руке, под ним два зарезанных диверсанта. Продуманно достал, хладнокровно, четко под шлемы. Спина изорвана очередью в упор. Рядом обвис на камне Кенга, видимо, прыгал через валун и встретился со случайной пулей. Он хорошо умел прыгать, умел и любил, оттого и Кенга… Ящер лежал далеко в стороне, изуродованный взрывом из подствольника. Своими жизнями штурмовики исправили ошибку командира и дали «Спартаку» возможность вырваться с базы. Отстреливаясь, теряя бойцов — но вырваться.

Уходили неожиданно легко. Перемирие же, бесполетная зона, ни дронов-наблюдателей, ни ударных вертолетов. Вообще считалось, что «Спартака» здесь нет. И диверсантов неизвестной принадлежности тоже нет. А стрельба… Ну, мало ли кто стреляет на войне. Может, оружие пристреливают. Или тренируются.

Только спецназ оказался на удивление упорным. Вместо того чтоб уцелевшим оттянуться и зализывать раны, они вцепились «Спартаку» в спину, как охотничьи псы. Сближались, и тогда вспыхивали мгновенные перестрелки, каждый раз забирающие чьи-то жизни… Кунгурцев, озверевший от потерь, устроил классическую засаду, и диверсантов перебили всех. Выманили на открытое место и перестреляли с дальней дистанции. Наконец свое веское слово сказали штурмовые винтовки. Это не маломощные «фогель-65», от штурмовой винтовки броня не спасает! Последнего сняла Лена с почти километровой дистанции. Выстрелила, проверила результат, хрипло выругалась, легла в траву и уставилась куда-то далеко в небо. Зита без сил опустилась рядом.

— У тебя слезы, — отстраненно сказала Лена. — А я вот не могу. Не плачь. Мы сделали великое дело. Диверсанты — из европейцев. У нас главная задача была — чтоб европейцы начали нести потери, не турки. Не любят европейцы потерь. Может быть, сейчас война и кончится. Установим новые границы, ты к своему Давиду в гости поедешь… не плачь, сестра. Жизнь продолжается. Не хочешь к Давиду, тебя в Медногорке красивый генерал дожидается. Завидую, таких мужчин вокруг себя собрала…

— Игнат — последний из нашего призыва, — тихо сказала Зита. — Понимаешь? Никого не осталось в живых. Только ты да я. Никого. Проклятая война…

— Игнат?

— Брюханов. Игнат.

— А… а я в подкупольник хочу. Представляешь, все детство мечтала вырваться, а теперь обратно тянет — сил нет! Торговый центр, кафе «Апельсинчики», помнишь? Все же родина — это важно… и главное, там не стреляют.

Пришел Кунгурцев. Посмотрел на подруг безразлично сверху вниз.

— Сколько? — спросила Зита.

— Двадцать, — пробормотал штурмовик. — Двадцать погибших, двое раненых, не донесем. Зита, принимай отряд. Я…

— Иди командуй! — зло сказала Лена. — Не видишь, у нее друга убили?! Дай ей хоть немного побыть без вас всех!

— Командуй, лейтенант, — тихо сказала Зита. — Это война. Ни у кого не получилось бы лучше.

Она подняла голову и посмотрела на него своими удивительными, невозможными для русской девочки темными глазами.

— Я верю в тебя, Сергей.

Штурмовик отвернулся и помолчал.

— Значит, командовать, — пробормотал он. — Я, собственно, с чем пришел… пришла квитанция по спецсвязи, куратора от политотдела вызывает Москва. Получается, Лена, это тебя. Иди, радист держит линию.

Лена изменилась в лице, подскочила и убежала. Кунгурцев поглядел ей вслед, опустился рядом с Зитой на траву.

— Давно хотел спросить. Она тебе сестра, что ли?

Зита подумала и кивнула.

— Понятно. Для вас, южан, родство всегда было важно.

Зита слабо улыбнулась.

— Дурак, да? — усмехнулся Кунгурцев.

— Да.

— Знаю, — вздохнул парень. — Как-то у нас с тобой с самого начала наперекосяк пошло и никак не выправится. А надо, чтоб выправилось! Мне штатную сетку заполнять некем, руководящий состав выбило полностью. Ты, да я, да вон еще Лена.

Она безразлично пожала плечами. «Спартак» — самовосстанавливающаяся структура, на место убитых встанут новые командиры, опыт руководства имеет практически каждый спартаковец. Только погибших им — не заменить.

— Как не понимал тебя, так и не понимаю, — сказал Кунгурцев хмуро. — Ты действительно нерусская. Совсем другое мышление. Все же чуждые русскому языки сильно влияют! Русским вообще не стоит учить иностранные языки, предателями становятся! Как услышу твое «аэнтэба иа да», так внутри все дыбом встает! Извини.

— Знание языка помогает узнать народ, — тихо сказала Зита. — А узнать — значит, и полюбить, потому что в языке его душа. Да, я люблю Картли, в этом смысле ты прав. Но там… такие же люди, понимаешь? С теми же бедами и заботами, они так же любят детей и ненавидят врагов…

— То есть нас, — жестко сказал Кунгурцев.

— То есть нас, — согласилась она. — А мы — их. И я — посередине….

Кунгурцев остро глянул на нее, словно попытался заглянуть в душу.

— Тяжело?

— Сердце рвет, — призналась она. — Проклятая война…

— И на чью сторону встанешь в итоге?

— А у меня нет сторон. Я всех хороших людей люблю. И тебя, и того паренька из «Барсов Гомбори», помнишь? Джаиани — удивительно талантливая семья, они все музыканты, композиторы во многих поколениях… и очень, очень порядочные люди. Это у них наследственное.

— Как они свою Грузию воспевают — уржаться можно! — буркнул Кунгурцев. — На карте фиг разглядишь, а туда же, великая нация! В каждой песне или Руставели, или Пиросмани, потому что больше никого у них нет, но гордятся как!

— Есть немножко, — улыбнулась Зита. — Такой забавный национализм. Но из него выросли и страстная любовь к родине, и букет чудесных песен… А у нас угрюмый имперский национализм, и из него тоже выросли и патриотизм, и букет чудесных военных песен…

— Все равно не понимаю. Я вот знаю немецкий язык, переводчик второго класса как-никак, а что-то особой любви к Германии нет.

— А ты плохо его знаешь, — снова улыбнулась Зита. — Тебе бы Давида в инструкторы на пару лет, по-другому бы запел, по-немецки… О, Лена идет. Сейчас что-то скажет, вон как глазки сверкают.

— Значит, так, голубки влюбленные! — сердито сказала Лена и плюхнулась рядом. — Вас на минуту оставить невозможно, уже снюхались! Зита, я тебя поколочу когда-нибудь!

— А по существу? — усмехнулся Кунгурцев.

— А по существу мы, ребятки, переходим в прямое подчинение Главному политуправлению ВС, и предстоит нам сейчас двигать обратно! — сказала мрачно Лена. — Ибо на Южный фронт прибыл аж целый член Высшего Военного Совета. И какого-то хрена его понесло в Карс! Представляете?! На вертолете. Наверно, поверил, что наши технологии невидимости — самые невидимые в мире! Не, ну каков идиот?! Ну, его и сбили над бесполетной зоной. Типа вслепую, случайно. И тут же извинились. Вертолетчики, правда, молодцы, приземлились на спас-режиме, и даже почти никого не покалечили. Недалеко, километрах в пятидесяти от нас. Правда, и в тех же пятидесяти километрах от трассы. И сейчас они тащат этого мудака по горам к перевалу, ему там ножку, что ли, прищемило. А вместе с ним тащится вся шобла сопровождения, десяток рыл высокопоставленных офицеров при парадной форме! А за ними, надо полагать, выдвигаются егеря, кто ж такой жирный кус из зубов упустит… Да и хрен бы с ними со всеми, но там еще встрял один очень серьезный спец. Очень серьезный. Ведущий специалист по «хамелеонам». Если кто не понял, это благодаря ему мы все неоднократно оставались живыми. И вот у нас приказ Москвы, ребятки: вытащить всю эту шоблу за перевал. Не получится всех — хотя бы члена Военсовета и спеца. Не получится обоих — хотя бы спеца. Живым. Именно в такой последовательности. И без него нам лучше не возвращаться. В прямом смысле, так и предупредили. И теперь самое смешное: ты, подруга, его хорошо знаешь.


«Спартак» быстрым маршем шел по горам, не выбирая дорог. Правда, их здесь и не было. В нужном направлении — не было. Пятьдесят километров. Час для огневой платформы абсолютной проходимости по нормальной грунтовой дороге. Два — по плохой. И два дневных перехода ножками по горкам. Три, если нести раненого. Четыре — с неподготовленной группой… И нисколько, если на след встали егеря. И потому «Спартак» спешил.

Шли быстро, но аккуратно, с проверкой на мины и засады. Лена после очередного сеанса спецсвязи сделалась мрачной и предрекла, что сдохнет к ночи. Кунгурцев обнадежил — пойдем и ночью тоже. Логика проста: если сбили вертолет с эксклюзивными пассажирами, то обязательно отправят егерей проверить место падения. А у группы сопровождения и вертолетчиков — только легкое стрелковое, десантные «трещотки», удобные в ближнем городском бою и бесполезные для действий в горах. Значит, надо успеть раньше егерей. Всего-то делов — суточный марш-бросок. Оставили сверхкомплектный боезапас— не бросили, именно оставили! — и помаршировали, где ползком, а где бегом. Горы — они такие, ровного темпа не допускают… Возвращаться планировали тем же маршрутом, потому боезапас оставили с прицелом на бои прикрытия. С тем же прицелом в двух особо удобных для обороны местах оставили легкораненых. Главное — темп! Лена хрипела и беззвучно плакала. Оставили и ее с двумя девчонками-санитарами, тоже потерявшими все силы. И к утру вышли по сигналу маяка точно на группу. Вышли, услышали далеко внизу, в ущелье, рычание брони и облегченно вздохнули — успели! А броня… и что — броня? По горам броня не пройдет, даже огневые платформы абсолютной проходимости не пройдут. Ну а егеря — противник знакомый, предсказуемый, егерей есть чем встретить.

Кунгурцев по каким-то своим соображениям поделил отряд надвое, и к офицерам генштаба вышла малая часть «Спартака» во главе с Зитой. Хоть и предупредили заранее, что выйдут, но офицеры все равно вздрогнули и схватились за автоматы. Все же хорошая вещь — «хамелеон», лучше только «реактивка»…

Зита быстро оглядела подопечных. На легких носилках из аварийного комплекта вертолета — среднего возраста генерал, нога в бинтах. Эффектная женщина-военврач при нем — ну, это как полагается, удивительно, что всего одна. Группа личной охраны, пятеро мрачных бугаев в форме горных стрелков — тоже как полагается. Несколько офицеров, действительно в парадной форме. Отдельно — пожилой полковник, по виду совершенно не военный. И юный худой лейтенант рядом с ним. Тот самый серьезный военспец. Богдан Джепа, ее друг детства.

Она встретилась с ним глазами. Узнает или нет? Последний раз они виделись совсем маленькими… Она бы — не узнала. От прежнего Богдана в худом лейтенанте — только упрямый взгляд. Соответственно, и от той пухлой девочки из детства в ней нынешней мало что осталось, разве что цвет волос…

Лейтенант посмотрел на нее и равнодушно отвернулся.

— Подойди ближе, майорша! — раздался насмешливый голос от носилок. — Хоть посмотрю на знаменитую командиршу знаменитого «Спартака»!

Член Высшего Военного Совета смотрел на нее с легким превосходством… и презрением.

— Сдать оружие, майор! — жестко сказал он. — Арестована!

24

Тупо ныла сломанная нога, и член Военсовета раздраженно морщился при каждом покачивании носилок. Впрочем, боль не мешала размышлять и оценивать ситуацию, чем он и занимался. Тут, как говорится, каждому свое: телохранителям тащить высокопоставленное тело и зыркать по сторонам, наложнице и по совместительству врачихе — проявлять нежность и заботу… олухам-вертолетчикам — сдерживать автоматами погоню, раз уж лопухнулись в воздухе, ну а ему размышлять и принимать ответственные решения. Искать причину своего нынешнего очень опасного положения. И кто виноват. И кто за это ответит.

И получалось, что виноват прежде всего сам. Надо было лететь правительственным самолетом, под эгидой Межгосударственных сил контроля. Неправильно расставил приоритеты. Нужно было переговоры в Карсе по условиям развода войск поставить в исключительную позицию. Сначала и прежде всего — переговоры. Да, виноват он сам. То, что кто-то слил маршрут и сам факт его полета, кто-то отдал приказ на поражение, несмотря на четкие негласные договоренности сторон — все это важно, но второстепенно. С этим он разберется, и предателей найдет, и мало им не покажется. Но ошибку допустил прежде всего сам. А почему?

Испугался, признал он неохотно. Он — испугался. Слишком мощно, слишком неожиданно проявила себя новая группировка в окружении Ферра. Слишком целеустремленно. У них чувствовалась цель! Да еще этот Особый Заполярный выскочил, как чертик из табакерки… Как они все упустили, что округ фактически оказался неподконтрольным? Почему решили, что он не опасен, что он ничтожен, что там всего лишь вертухаи для охраны заполярных каторжных зон? Охранники, да, кто бы спорил. А ничего, что у них автономное снабжение от номерных городов атомного пояса Сибири? А комплектование офицерами исключительно из своих сибирских военных институтов? А численность личного состава, которую невозможно проверить? А подготовка якобы охранников по нормативам войск для специальных операций? Причем — всех бойцов, включая поваров и каптерщиков? Что-то заподозрили, лишь когда всплыло, что мощнейшее движение штурмовых отрядов финансируется, материально обеспечивается, комплектуется высококлассными инструкторами тоже оттуда, из Особого Заполярного военного округа. А ведь оно уже — всероссийское, штурмовики и в столице имеются! Вооруженные, идейно мотивированные фанатики под стенами Кремля! Вот тогда забегали. Ликвидировали угрозу в последний момент. Удачно война началась, без нее могли бы и не справиться. А так… подготовлены, обучены? Здорово, молодцы, на фронт! А уж на фронте любое подразделение за месяц стачивается в ноль, если, конечно, не сидит на тыловых складах. Но штурмовикам сидеть не позволили…

С угрозой справились, а страх остался. Потому что Особый Заполярный — он никуда не делся, висит над Кремлем далекой, но опасной ледяной глыбой. Его тоже удалось связать военными действиями, но… война — дело такое, неоднозначное. Она и выкашивает кадры, но она же их и готовит. И пришедшие на смену как бы не более опасны, потому что крови не боятся. Они крови вообще не замечают…

Да, вот тогда он со страха и допустил ошибку. Узнал, что в одном из штурмовых отрядов на Южном фронте спрятана то ли дочка одного из лидеров новой группировки, то ли любовница, и решил, что такой козырь лучше иметь в своих руках. В смысле — в своей тюрьме.

И вроде дело казалось простым — прилететь да арестовать сучку. И в тот же день — обратно в Краснодар и оттуда спецрейсом в Карс. По статусу полномочий у него хватало, чтоб арестовать кого угодно без объяснений. Вот только арестовывать оказалось некого. Девочка-то — боевая, настоящая. В рейде! Попробуй ее достань из-за перевала. Ему бы тогда отступиться, вернуться в Краснодар и воспользоваться правительственнымсамолетом. Но он вместо этого дал волю чувствам… а в состоянии озверения его даже ближайшие коллеги побаивались. Рвал и метал, и никто его остановить не мог. Наложница сунулась было с успокоительным — чуть руку не поломал. Забрал вертолет у какого-то военспеца и приказал лететь в Карс. Военспец попробовал вякнуть — сунул кулак под нос. Подумаешь, гений, подумаешь, главный специалист по «хамелеонам»! Нагнуть можно и нужно всех, и гениев прежде всего, чтоб не воображали о себе много! Загнал гения в грузовой отсек — сиди и не высовывайся! И полетел. С ТОЙ стороны заверили — пропустят, безопасность обеспечат. Поверил, идиот… А как не поверить, если столько совместных дел уже было, если считались надежными, проверенными партнерами? Может, не предательство, просто самовольство кого-то внизу? Ну-ну. А егеря за спиной — тоже самовольство нижестоящих?! Восток — дело тонкое и подлое, сравнять бы его с землей да устроить танкодром…

Получается, виновато его самодурство? Держал бы себя в руках, не распоясывался во всю ширь русской души… Ну-ну. Так выглядит со стороны. Вот пусть так и выглядит. Только на самом деле он никогда не терял контроля над собой. Никогда. Его дикие выходки — всего лишь отработанная реакция на неповиновение… нет, не так. Кто бы сейчас рискнул открыто не повиноваться? Таких давно повывели, еще три поколения назад. Неповиновения нет, не рискуют. А вот глухое сопротивление встречается. И тогда он мгновенно выходит из себя, бесчинствует, рвет и мечет, давит всех без разбору! Запугать! И до сих пор срабатывало. И настолько пришлось по душе, что стало частью характера. И вот теперь эта манера действий его подвела. Бывает. Но это не причина отказываться от самодурства. Один раз оно подвело, но сколько раз помогло? Вот то-то же.

А в армии дела обстоят далеко не так хорошо, как докладывали! Стоило упасть в горах за перевалом, как сразу выяснилось множество неприятных подробностей. Например, превосходство неприятельских средств РЭБ. Связи — нет. Средств эвакуации — нет. А егеря за спиной — есть. Десантники, запертые на трассе Межгосударственными силами контроля, абсолютно бесполезны. Провести тайную спасательную операцию не решаются! Или, кстати, не хотят, тут надо еще разбираться. Нет, сам он мог бы организовать эвакуацию хоть из коренной Турции, но для этого требовались время и надежная связь, а их-то как раз и не было. Хорошо, в Москве решили, что он пока что ценный кадр, надо спасать, задействовали ресурсы и по политическим каналам смогли направить на помощь группу каких-то разведчиков чуть ли не из дивизии народного ополчения. И тут удача ему снова улыбнулась — это оказался «Спартак»! Девочка-командирша пряталась от него за перевалом и не спряталась! Еще одна удача — у лохов-вертолетчиков оказался с собой маяк Центроспаса, и они прожили достаточно долго, чтоб штурмовики определились с координатами и нашли их в этих чертовых горах. А там уже и «шагай-болтай» заработали…

Сама она ему, кстати, понравилась. Прежде всего, эффектным появлением. Со вкусом девочка. Вроде не было никого, сосновый лес насквозь просматривается, и внезапно — раз! — чуть ли не из воздуха проявляется группа разведчиков. И она во главе банды. Рослая, стройная. Уверенная в себе. На плече «реактивка», на поясе полная линейка выстрелов к ней. Прямо поверх «хамелеона», чтоб подчеркнуть достоинства фигуры. По виду не скажешь, что всю ночь шла. Сопровождающая врачиха как увидела, так сразу ядовитыми иголками покрылась — почуяла конкурентку! А он сам, как увидел, сразу понял — не дочка она тому деятелю из новой группировки, не внучка. А вот любовница — запросто. И юный возраст тут не помеха. Встречал он в своей жизни таких вот девочек, рано и стремительно повзрослевших, они в свои пятнадцать по разумности, по жизненному опыту многим взрослым мужикам не уступали. А если честно — то превосходили. У него самого такая была, из бывших фигуристок, так он с ней обсуждал дела, которые не всякому приятелю доверил бы. И умница, и подержаться было за что, и юность фонтаном чувств, а уж гибкость такая, что прямо в руках плавилась и растекалась…

И проверку она прошла хорошо. Когда попробовал сломать, приказал сдать оружие — даже в лице не изменилась. Зато телохранители наверняка липким потом покрылись с головы до ног. Неуютно оказаться под прицелами десятка стволов! А ведь она своей банде даже сигнала никакого не подавала, он специально смотрел. Выслушала его, заметила мимоходом, что у нее приказ от Главного политуправления ВС сопроводить группу офицеров за перевал — и именно этим и занялась. Офицеры свиты оцепенели в ожидании взрыва. Они, идиоты, считали, что хорошо знают своего начальника, что сейчас он пойдет вразнос, что наглую девчонку пристрелят на месте… идиоты. Его, во-первых, полностью устроила ее реакция. Теперь она — законная его добыча! Не выполнила приказ члена Высшего Военного Совета, а за одно это полагается расстрел. Во-вторых, дурью исходить — это здорово, это приятно, это хорошо для чувства собственного величия… но не здесь же, не в этих чертовых горах! Это можно и нужно — но там, за перевалом! А здесь они полностью зависят от действий вот этих смертельно усталых, до зубов вооруженных подростков. Штурмовики получили великолепную диверсионную подготовку, здесь они в своей стихии. И выйдут ли они к своим или попадут в плен — зависит только от них. Так что он только усмехнулся и приказал продолжить движение. В ответ на что она, кстати, устроила отдых у ближайшего ручья, чем еще больше ему понравилась. Отправила на помощь вертолетчикам — если они еще живы — тройку штурмовиков, и скоро внизу страшно загрохотало. Тут и без опыта военных действий всем стало понятно, что егеря перебросили по ущелью броню, и сейчас штурмовиков перемешивают с камнями и ветками. Офицеры свиты мрачно переглядывались, зато он впервые почувствовал уверенность в том, что они выберутся. Девочка явно понимала, что делает.

Отдохнули и пошли, вверх и вверх, через ельник, через густой подлесок, через траву в распадках выше роста. Телохранители обливались потом под носилками, офицеры свиты скользили в своих парадных ботинках по траве, цеплялись за кусты, подтягивались вверх с хриплыми матами, согревалка-врачиха, дура конченая, подвернула ногу и еле тащилась где-то позади с помощью полковника-инженера… но шли все. Потому что погоня вцепилась и не отставала.

Девочка же хладнокровно разменивала штурмовиков на время. Получив беззвучный приказ, штурмовики уходили двойками и не возвращались. Зато за спиной ненадолго вспыхивал ожесточенный бой, вспыхивал и удалялся. Своей расчетливой жестокостью она еще больше ему понравилась. Если б не политическая необходимость — взял бы к себе. А еще он испытывал законную гордость. Какую страну подмяли, запугали, поставили на колени! Вот, идут штурмовики, выводят высокопоставленную группу офицеров. Точно знают, что идут под военный трибунал — и все равно выполняют приказ! Потому что даже помыслить не могут о неподчинении! Вооруженные, натренированные — и абсолютно беспомощные перед властью! Что они могут, кроме как выполнить приказ? Ничего! Убить его? Это то же самое, что убить себя и сразу заодно всех своих близких. На такое только психопат решится, а все психопаты давно по зонам сидят, уголь для химической промышленности на-гора выдают. Подать в условную отставку? Да вперед и с песней! Куда ты денешься от государства, куда?

Ночевали неожиданно в палатках. Как пояснила девочка — промежуточный лагерь «Спартака». Палатки-спальники, сухпайки, вода. Он приказал ей подойти с докладом. И узнать ее поближе хотелось, и вопросы накопились, и ей забывать не стоило, кто тут решает, кому жить, а кому нет… Она исчезла в темноте раньше, чем он договорил. Это его серьезно обеспокоило. Появилось внутри предчувствие… чего-то. Это ведь даже не самостоятельность, не независимость, не наглость. Это бунт. В армии. Психопатка или на что-то надеется? Да на что она может надеяться, если своим неповиновением подписала себе все мыслимые приговоры?! Свидетели случившегося — все офицеры свиты! Ему, допустим, подстроит случайный подрыв на мине, ладно. А остальных как, тоже уничтожит? Всю делегацию?! Ну, штурмовики могут. Теоретически. А смысл? За невыполнение приказа, за гибель группы высших офицеров им всем что будет? Да они на Кавказе такого камня не найдут, под который можно спрятаться!

На следующий день стало понятно, на что она надеялась. Ни на что. Ей просто уже было все равно. Заранее просчитала ситуацию, умница, и на короткое время стала вольной, как птица. Он даже на мгновение пожалел, что такой незаурядной девочке предстоит погибнуть.

Внизу на проселочной дороге растянулась колонна военной техники. Стояли, поджидали… А им нужно как раз туда, вниз, потом вверх по пологому склону, за которым в паре часов хода — трасса «Кавказ-Западный». Там — десантники, там огневые платформы абсолютной проходимости, там спасение. Но туда никак не пройти. И оттуда, сволочи, не двинутся на помощь, даже если и знают. Потому что сойти с трассы — значит, нарушить соглашение о перемирии, достигнутое очень, очень дорогой ценой…

Вот тогда она и подошла к носилкам сама.

— Товарищ член Военсовета, разрешите обеспечить прорыв группы.

— Рассчитываешь красиво погибнуть, исполнив долг? — насмешливо поинтересовался он.

Ответ его удивил.

— Смерти нет.

— Уверена?

— Знаю.

Он с сожалением разрешил действовать. Хотелось бы иметь козырь в переговорах с новой группировкой, особенно такой, но жить хотелось все-таки больше. Она легко вскинула на плечо дополнительную укладку с выстрелами — кстати, где взяла, интересный вопрос — и беззвучно растворилась в лесных полутенях. Телохранители молча смотрели ей вслед, ему даже показалось на мгновение, что они смущены.

Все же штурмовиков готовили высококлассные профессионалы. Точку прорыва девочка им определила безошибочно, и когда вдалеке свирепо зарявкала «реактивка», они без помех перебежали дорогу и заспешили вверх по противоположному склону. Ну, как заспешили… тяжело пошли, так вернее. Умотали всех горы до полусмерти. А «реактивка» рявкала за их спинами раз за разом.

— Сейчас ее определят! — сказал кто-то из свитских и замолчал.

Его поняли без слов. Пять минут — таково время жизни снайпера в современном бою. Потом его определят баллистическими комплексами машин сопровождения и накроют из автоматических минометов. После чего примутся за беглецов.

«Реактивка» замолчала, все невольно втянули головы и прибавили шаг, хотя, казалось бы, сил на это ни у кого не осталось. Но нет, выстрелы загремели снова. Упрямая девочка не желала погибать.

— Молодчина! — не сдержался инженер-полковник. — Сколько она их уже покрошила!

— Может, садит в белый свет? — ревниво возразил кто-то из свитских.

— Нет! — уверенно сказал полковник. — Если б в белый свет — тогда бы они ее бросили и за нас принялись. Девочка жжет боевую силу, каждым своим выстрелом! И держит их на месте!

Они шагали и шагали вверх по склону, каждую минуту ожидая, что им в спины полетят пули. Но внизу разгорелся самый настоящий бой, непонятно, кто там вмешался, одно ясно — противнику уже не до них. А потом замелькали среди деревьев, рассыпались цепью долгожданные десантники. Пришли все же на помощь, сволочи, в последний момент, но пришли! Крепкие руки подхватили носилки, и земля закачалась в быстром беге… а потом была спокойная поездка в уютном чреве «санитарки» через перевал и вниз. По условиям перемирия только вперед нельзя было двигаться, обратно пожалуйста, пусть хоть вся ударная группировка убирается, только спасибо скажут.

Член Высшего Военного Совета проспал всю дорогу. Наконец-то перестал отзываться на каждое движение надежно зафиксированный перелом, мощное обезболивающее приятным дурманом обволокло сознание, вот и выключился.

В себя он пришел от свежего воздуха и резких звуков. Носилки уже выгрузили из машины, невдалеке раскручивал винты мобильный аэрогоспиталь. Молодой генерал-майор стоял рядом навытяжку.

— Товарищ член Высшего Военного Совета, спецборт на Москву ждет! — доложил он.

Ему не понравилось, как говорил генерал, сильно не понравилось! Вроде бы тянется, но где почтительность, где неуверенность в глазах?

Потом через телохранителей начал рваться какой-то капитан.

— Зита! — крикнул он. — Зита Лебедь! Она вас выводила! Где она?

— Осталась прикрывать наш отход, — сочувственно сообщил инженер-полковник.

Впервые член Военсовета увидел, как страшно может побелеть человеческое лицо.

— А что там делали вы, офицеры?! Девчонкой прикрылись, сволочи…

Капитан рванулся вперед, его тут же скрутили.

— Что за бардак у вас? — недовольно спросил член Военсовета.

— Да Зита, — неловко сказал генерал-майор и оглянулся. — Она у нас тут вроде легенды… Многие ей жизнью обязаны, как и вы… Товарищ член Военсовета, борт ждет!

— Потом разберусь! — неохотно решил он. — Но разберусь! Грузимся!

Генерал-майор шагал рядом с носилками до самого спецборта. Даже помог подать носилки внутрь. Заглянул, осмотрел пассажиров и неожиданно сказал лейтенанту-военспецу:

— Тебе здесь не место.

Лейтенант, видимо, что-то уловил в его взгляде, потому что без слов покинул люкс-салон, даже не заикнулся, что крутой военспец и гений. И инженер-полковник — следом, хотя его не выгоняли.

— От семнадцатой гвардейской трижды орденоносной… — сказал генерал-майор и улыбнулся одними губами. — Вам подарок, гниды. За Зиту Лебедь. И за всех ребят, кто лег в этих проклятых горах.

Положил на носилки зеленый цилиндрик и аккуратно закрыл бронированную дверь. Последнее мгновение своей жизни член Военсовета потратил на то, чтоб понять, что же такое ему подарили. Возможно, кто-то из свитских мог бы ему подсказать, что это — обычная спринг-мина, вышибной заряд обеспечивает подрыв трех боевых головок на высоте более двух метров, площадь эффективного поражения до четырехсот квадратных метров… Мог бы, если б успел. Громкое «бум» раздалось через секунду после того, как закрылась дверь.

Генерал-майор постоял как будто в задумчивости. Развернулся и равнодушно посмотрел на пистолет в руке лейтенанта.

— Аккуратней не мог? — брюзгливо осведомился лейтенант.

— Что?

— Ничего.

Лейтенант спрятал пистолет, заглянул внутрь салона и поморщился.

— Товарищ полковник! — позвал он. — Посмотрите, цела ли аппаратура спецсвязи. Если цела — передайте, что началось!

— Но… — пробормотал полковник и полез внутрь.

— Знаю, что рано, что ничего не готово! — раздраженно сказал лейтенант. — Но вы же понимаете, что такое невозможно прогнозировать? Или вы сумеете в одиночку остановить десантно-штурмовую бригаду?

— А если бригада ему не подчинится? — буркнул полковник изнутри. — И получится пшик.

— Да куда она денется… ведь подчинится, генерал?

— Да куда она денется… — машинально пробормотал командир бригады. — А вы кто такие?!

— А заговорщики, — безразлично сказал лейтенант. — Вот, берем власть в свои руки. Ты с нами?

— …

— Значит, с нами. Прямо сейчас садишь бригаду в «калоши» и на Краснодар, там вас встретят и обозначат цели. Ну, по классике: связь, финансы, штабы и пункты управления, водка-закуска… И чего стоим, думаем?

— Хотя бы вкратце позицию обозначьте, — криво усмехнулся генерал-майор. — За что биться будем? Кроме собственной жизни?

— Да в основном как раз за собственную жизнь! — пожал плечами лейтенант. — Ну и за социализм, естественно — в смысле, государство для всех. Другого пути у России нет. Только — за честный социализм, в отличие от нынешнего. Сам понимаешь, они могут быть сильно разными. Ну? Кстати, насчет «Спартака» ничего не планируй, у них своя задача.

— Что?!

Лейтенант помолчал в сомнении, продолжать или не стоит, но все же добавил, раздельно и веско:

— И насчет Зиты не планируй. У нее тоже своя задача.

Потом отвернулся и заговорил с полковником.

Через полчаса слитный рев вертолетных двигателей обозначил начало новой главы в истории России…

25

— Я его убью.

Она открыла глаза. Штурмовик смотрел на нее упрямо и зло. Так. Поляков Вячеслав. Из недавнего пополнения. Лена отзывалась о нем одобрительно. Штурмовики Тройки вообще-то отличались на всех соревнованиях своей приблатненностью, уголовными традициями, отчего были естественными врагами «Спартака», однако этот парень сумел и в такой среде остаться честным и незамаранным. Свои его снисходительно уважали за спортивные успехи.

— Члена Высшего Военного Совета убьешь? — уточнила она на всякий случай. — Одного из главных руководителей российской армии?

— А мне пофиг, насколько высоко стоит козел. Козлов положено стрелять. На мясо.

— Да ты поэт, — усмехнулась она и села.

Пара часов дремоты помогла, голова прояснилась, чугунная тяжесть в ногах от ночного марш-броска сменилась просто тяжестью. Все же юность — прекрасная пора, силы бурлят и выплескиваются, и кажется иногда, что невозможного нет…

Штурмовик на ее замечание обидчиво набычился, и она поняла — действительно убьет. Не выдержала, душераздирающе зевнула, потом потянулась от души, потерла лицо ладонями и внимательно уставилась на парня.

— Ты молодец, что предупредил, — серьезно сказала она. — Запрещаю.

— Я…

— А я — запрещаю.

— Я только хотел сказать, что у санинструктора как бы такого права нет, — криво усмехнулся штурмовик. — Ты же сейчас санинструктор, а командиром Кунгур, так?

— Не совсем. Разберешься потом в наших тонкостях. Я — запрещаю. Включи голову, Слава. За покушение на убийство члена Высшего Военного Совета «Спартак» расстреляют, остальные штурмовые отряды расформируют, командный состав загонят на ленские шахты. Покушение на одного из руководителей страны не из-за внутренних разборок, а снизу — это покушение на основы государственности, нам такого не простят. Мечтаешь одним движением пальца уничтожить штурмовые отряды?

Штурмовик сразу не нашелся с ответом, оглянулся на ночной лагерь внизу.

— Не покушение, а убийство, — буркнул он в результате. — Застрелить его даже отсюда — раз плюнуть. Торчит у огня, как мишень с подсветкой, урод… Сказали же, четко сказали — костры не разжигать! Нет, запалили! Холодно им! Ты, значит, должна спать под деревом, тебе не холодно, а здоровенные мужики замерзли!

— Там женщина, — заметила она. — Нетренированная, в неподходящей одежде. В юбке. Ты сидел ночью в горном лесу в юбке, с голыми ногами? У нее даже у костра зуб на зуб не попадает. И еще — раненый, ему тоже необходимо тепло.

— Егеря в трех километрах, а они тут сидят, греются! — неуступчиво сказал штурмовик. — Как дадут сейчас самонаводящейся с тепловой головкой! Вообще был бы идеальный вариант…

— Слава, включи голову, — терпеливо повторила она. — Там, в лагере, между прочим, находится один из разработчиков «хамелеонов». По нему тоже ракетой?

— А это интересный вопрос, — с неожиданной разумностью заметил штурмовик. — О личной ответственности. Те, кто рядом с этим уродом — они непричастны к его преступлениям, что ли? Вот он приказал тебя арестовать. Его охранники, между прочим, выполнили б приказ, если б не оказались под прицелом десятка стволов. И твой военспец стоял рядом и помалкивал. И офицеры генштаба. Они все ноги тебе целовать должны за то, что ты, девчонка, тащишь за мужиков войну! Ноги целовать! А они стояли и помалкивали! Он ведь за твоей жизнью на фронт приперся, скажешь, нет? И что, тоже помалкивать и стоять рядом, как его телохраны, да? Мы не для того в штурмовой отряд пришли! Нет, Зита, придется убирать этого козла, я его вместе с сопровождением приговорю, причем с огромным удовольствием! Они его поддерживают, обслуживают, прикрывают, молчаливо одобряют — они тоже ответят!

Штурмовик смотрел на лагерь жестоко и непреклонно. Юный, категоричный фанатик.

— У тебя очень грамотная, правильная речь, — заметила она. — Пишешь?

— В школьном театре играл. Зита, я его все равно убью. За тебя. За всех, кого мы потеряли в горах. Учти, это не только мое решение. Все ребята поддержали.

— Но не здесь же, — еле слышно заметила она. — И не ты.

Штурмовик помолчал, потом усмехнулся.

— Вот оно что. Мы в Тройке давно подозревали. Ходили слухи, что «Спартак» никому не прощает. Что есть у вас группа специально обученных неприметных товарищей. Оказывается, не слухи. Товарищ майор, прошу включить меня в группу ликвидаторов! Я выполнил мастерский норматив по боевому самбо, а как стреляю, сама видела на соревнованиях… Зита, я «Спартак» не подведу!

— Просто будь настоящим спартаковцем.

— Зита, я…

— Слава! — сказала она серьезно. — Мы в первую очередь и на всю жизнь — политические войска. Прежде всего — бойцы внутреннего фронта. Спецназ, диверсанты — это все временно, потому что война. Мы все давали присягу стоять на страже социализма. На всю жизнь давали. Одна из наших задач — стрелять врагов социализма. Война закончится, а задача останется. Просто будь настоящим спартаковцем. Поверь, это очень и очень много для человека, далеко не каждый достоин, а из достойных — далеко не каждый справится. Понял?

— Кажется, начинаю понимать, — снова усмехнулся штурмовик. — В смысле, почему командиром Кунгурцев, но решения принимаешь ты. Наши внутренние тонкости. Я понял. Разрешите идти?

— Останься пока неподалеку. Похоже, предстоит важный разговор, присмотри, чтоб никто не болтался рядом, кроме тебя.

Она непроизвольно села ровнее, поправила волосы. Узнает или нет? А если узнает, то как? А…

Лейтенант инженерно-технических войск, серьезный военспец и разработчик уникального «хамелеона», а в далеком детстве гениальный мальчик и просто ее лучший друг Богдан Джепа пошарил рукой по лесной подстилке, отбросил шишки и сел аккуратно рядом с ней.

— Это ты? — спросил он негромко.

— Это ты? — эхом откликнулась она.

Лейтенант призадумался.

— Что, настолько непохож?

— Да, — призналась она. — Только взгляд остался прежним. А я… сильно изменилась?

— Даже взгляд стал другим. Встретил бы на улице — не узнал.

Они помолчали в затруднении.

— Знаешь, я в детстве часто мечтал, что вернусь в Копейку, — тихо сказал лейтенант. — Что выбежит мне навстречу черноглазая девочка, с визгом бросится на шею… я упаду, естественно, под таким-то весом… и скажу потом ей много-много слов, какая она замечательная, красивая, как спасла мне жизнь… и назову звездной принцессой. И возьму на руки. Почти каждый день мечтал, представлял в подробностях. И чем старше становился, тем отчетливей представлял… А сейчас сижу рядом с тобой, смотрю на совершенно незнакомую, чужую девушку, и ни одного слова в голову не приходит. И почему так — не понимаю.

— Откуда узнал, что жизнь спасла? — полюбопытствовала она.

— От отчима. Он — главврач того самого госпиталя, где ты вокруг охранника прыгала и орала. Настолько впечатлился твоим выступлением, что специально разыскал нас в Иркутске. Захотелось посмотреть на такого необыкновенного парня, как я. Ну, я ему понравился, а потом и мама, а дальше оно как-то само… Так что ты еще и нашу семейную жизнь устроила. А я сижу, как дурак, и не знаю, о чем говорить.

Боится, поняла она с грустью. Боится узнать, что у меня кто-то есть близкий, любимый. Не наивный мечтатель, и не был им никогда, понимает хорошо, что не может девочка до семнадцати лет дожить и ни с кем не дружить, не обниматься, не целоваться… По-прежнему гордый, по-прежнему властный Богдан, не хочет и не может оказаться вторым… А его девочка из детства давно стала взрослой.

— Давай тогда поговорим о деле, — тихо предложила она.

— Значит, о деле… В курсе, что этот… член Военсовета конкретно за тобой в бригаду прилетал? Ну вот, будь в курсе. И делай выводы. И будет очень хорошо, если в результате твоих выводов он останется где-нибудь под кустом в горах. При любом другом варианте тебя арестуют сразу, как только окажемся у своих. У условно своих. Понятно?

— Нет.

Лейтенант хмыкнул, в затруднении прищелкнул пальцами.

— В руководстве страны есть группировки, — осторожно сказал он в результате. — Иногда враждебные друг другу. Так вот, данный член Военсовета и штурмовые отряды — по разные стороны условной баррикады. Штурмовики — креатура новой «сибирской» волны, ваши сейчас уверенно теснят старичков… Я не знаю, каким непостижимым образом ты связана с высшим руководством страны, но совсем не удивлен, между прочим. Кому-то ты там, наверху, очень дорога. Это — такой козырь в переговорах о власти, который никто не упустит! Зита, что бы ты ни делала, тебя все равно арестуют. Это политика. Теперь понимаешь?

— Нет. Что мне даст устранение одного человека?

— Отсрочку, — серьезно сказал лейтенант. — Два-три дня — это иногда очень много. Зита. Я его сам застрелю, вы только не мешайте.

— И тем самым подведешь под уничтожение «Спартак»? Нет.

— «Спартак», — задумчиво сказал лейтенант. — Белые звезды, чистые сердца? Слышал. Да, это важно. Но… вас же почти всех перебили? Сколько у тебя бойцов? Восемь? А сколько останется, когда прорвемся к своим? Я, кстати, не представляю, как мы это сделаем. Что-то мне не верится, что нас так вот запросто выпустят из гор. Политика, блин…

— Восемь — группа сопровождения, — слабо улыбнулась Зита. — «Спартак» — там, позади, держит егерей. И частично впереди, проводит разведку. Ты сказал — три дня отсрочки? Три дня у меня будут.

— Ну вы и!.. Что, уже все сами распланировали?

— Держись подальше от члена Военсовета, — серьезно посоветовала она. — Если жить хочешь. Мы-то распланировали, но ребята могут не удержаться. Многим хочется оставить его под кустом в надежде, что война спишет. К сожалению, не спишет, гибель политика такого уровня будут расследовать очень серьезно и до правды все равно докопаются. Только не все это понимают. Как тебя вообще угораздило в его свиту?! Вроде такой правильный мальчик был!

— Да я не в его свите, — хмыкнул лейтенант. — Он мой вертолет забрал. Я с помощником по делам КБ в бригаду прилетел, результаты боевых испытаний «хамелеона» собирали, ну и нарвались на самодура. Не стрелять же его при свидетелях? Кстати, о боевых испытаниях: претензии к «хамелеонам» есть? Давай, начинай ругаться матом, не стесняйся.

— Ребята восхищены твоей работой. Если б не «хамелеоны», нас бы уже давно в живых никого не осталось.

— Ну, не совсем она и моя, — честно признал лейтенант. — Я так, в основном программное обеспечение для модулей писал. Но все равно лестно. Так что? Претензий, замечаний и пожеланий нет?!

— Ну почему же нет? — оживилась она. — Так не бывает! Записывай! Во-первых, холодные…

— Э, у вас же летний вариант!

— Ну и что?! Ночью спать — холодно! Чуть не околела под деревом! Вот, потрогай, какие руки ледяные!

Он осторожно коснулся ее рук… и вдруг порывисто обнял. Она с готовностью уткнулась в его грудь.

— Ты ничуть не изменилась, — тихонько заметил он спустя некоторое время. — Носом хлюпаешь… И в детстве такой же была. В деле — как сталь. В дружбе — нежная…

— Да и ты такой же, как был! — всхлипнула она. — Умненький, рациональный… и упрямый, как баран. Богдан, не трогай его, не подставляй «Спартак»! Дай нам их всех вывести!

— Обещаю, — неохотно сказал лейтенант. — Здесь — не трону. Хотя очень хочется. Очень.

Утро началось предсказуемо — с сухого кашля у доброй половины офицеров свиты. Вряд ли кто из них имел диверсантский навык утыкаться носом в теплое на горных ночевках, вот и наглотались стылого воздуха. Тут палатки-спальники не помогали, они исключительно против ветра и дождя. Не просто так спартаковцы предпочитали ночевать в одной палатке вдвоем, но разве офицерам генштаба что-то докажешь?

Она прошлась, послушала. Вроде ничего особо серьезного, так, раздражение верхних дыхательных… Скептически посмотрела на ободранные ноги под короткой юбкой красавицы-военврача, поколебалась, но все же отдала ей запасные брюки. Не личные, Лена ночью передала свою десантную полевую. Было серьезное опасение, что женщина откажется терять привлекательность перед хозяином, но военврач оказалась не только красивой, но и благоразумной, переоделась мгновенно. И ни слова никому о том, что форма явно не с широких бедер Зиты. Ну да, приближенное лицо, старается лишний раз умом не отсвечивать, у нее совсем другие обязанности.

Сам выход к перевалу оказался на удивление легким. Не давила постоянная угроза обнаружения, не грохотали в вышине зловещим предупреждением двигатели «Саранчи». Егеря пару раз нарвались на снайперские засады и теперь осторожно следовали в приличном отдалении. Даже минами не пытались накрыть возможные пути отхода группы. Наверняка приберегли какую-то пакость напоследок типа парочки «Рабатов» в альпийской зоне, где от них не спрятаться и не убежать. Когда убедятся, что упускают группу — запросто могут наплевать на условия перемирия, как плевали раньше.

Группа передвигалась медленно, и Зита фактически отдыхала. Шла потихоньку в передовом охранении, поглядывала по въевшейся привычке на предмет мин и засад, хотя спартаковцы, проверявшие маршрут отхода, кратко сообщали, что все чисто. Рациями почти не пользовались, потому что у охранников члена Военсовета были такие же «шагай-болтай», а им ни к чему знать, что «Спартак» уцелел. Поэтому Лена появилась рядом без предупреждения. Вроде не было никого, а потом от дерева отделилась почти неразличимая в «хамелеоне» фигурка. Научилась, засранка, спартаковским фокусам, начала чувствовать лес. Следом за ней появился Кунгурцев. Он просто подошел, не скрываясь, понимал отлично, что за внезапное появление можно и пулю схлопотать. Штурмовик безразлично жевал какую-то травинку и на Зиту не смотрел. Понятно.

— Нет, — сказала она.

— Подруга, а ты понимаешь, что тебе до ареста остался один день?

Лена сердито помахала пальчиком перед ее носом:

— Один — день! А ты говоришь — нет!

— Убийство члена Военсовета поставит крест на штурмовых отрядах, — напомнила она очевидное.

— А нам пофиг! — зло сказала Лена. — «Спартак» своих не сдает! Еще посмотрим, кто на ком поставит крест! Он у нас сам застрелится! И толпа свидетелей подтвердит! Хором! А еще лучше — егеря догонят и в стр-рашной схватке прострелят ему башку! Случайным метким снайперским выстрелом! Это вообще влегкую организовать!

— Космическую видеосъемку куда денешь? — напомнила Зита. — Показания свидетелей? Он под постоянной охраной, и охранники — профессионалы. Уж они заметят, откуда и как прилетела пуля.

— Пфе! — пренебрежительно сказала Лена.

— Вообще-то есть другое решение, — сказал Кунгурцев лениво. — Уйти.

— Куда уйти? — не поняла Лена.

— А куда хочет. К своему Давиду. Или просто вниз. Поживет под любимыми небесами Картли, песенки попоет, хачапури покушает… с виноградом. Она — не ты, она как бы кадровая разведчица «Мхедриони» по документам. Или на самом деле, пока не очень понятно. Ей везде свободная дорога, Ящер видел. К «Спартаку» вопросов ведь нет? Только к ней? Ну и… нет человека — нет вопросов. Не она первая.

Кунгурцев выплюнул травинку и ушел.

— И многие так думают? — спросила Зита.

— В наличии, — хмуро сказала Лена. — Только по разным причинам. Мы действительно не видим возможности вывести тебя из-под удара. Устранение члена Военсовета — это так, от отчаяния… не будет его, еще кто-нибудь появится по твою душу, это все понимают. Может, и вправду?.. Останешься живой, это уже очень много! На юге поживешь, в море покупаешься…

— А ты сама бы ушла?

— Я? Я-то, конечно…

Лена сбилась и озадаченно задумалась. Результат размышлений ее, похоже, неприятно поразил, потому что ее подвижная мордашка вытянулась от удивления.

— Знаешь, когда мы на курсах кадрового госрезерва изучали историю, — пробормотала она, — ну, настоящую историю, а не то, что толкают в школах… я тогда не могла понять, почему в эпохи репрессий никто реально не сопротивлялся. Ладно простые граждане, у них особых возможностей не было, хотя даже они могли бы, например, прихватить с собой на тот свет парочку палачей… но высшее руководство?! Почему никто не сбежал за границу? Уж у них вариантов хватало! Никто не сбежал, никто не окружил свой особняк преданными военными частями! Даже не отстреливался никто! А вот сейчас ты задала вопрос, и чувствую я, что тоже повела б себя, как те дураки… Ну кто я без России? Кому я там нужна, на Западе? Кто мне там нужен?! Всей-то разницы — я бы отстреливалась! Кровушки на прощание пролила бы, насколько руки дотянулись бы!.. Значит, не уйдешь? Ох ты и дура… и я тоже.

Лена вдруг остро глянула на подругу:

— А признайся-ка, дорогуша, ты ведь против ликвидации члена Военсовета не столько из-за того, что это навредит штурмовым отрядам, сколько из жалости! И не пытайся соврать, я тебя знаю!

— Он — один из тех, кто воссоздал нашу страну, — тихо напомнила Зита. — Плохо, через кровь, но воссоздал. Он совершал великие дела…Бесстрашный и сильный мужчина. Почему непременно надо убивать? Не понимаю… Может, он искренне считает, что его путь, выбранный для России — единственно правильный, и удержать страну можно только в беспрекословном подчинении…

— Вот, я так и знала! — с удовлетворением отметила Лена. — Подруга, твоя доброта тебя погубит. Он — наш враг. Вот почему надо убивать! Грохнуть и забыть!

— Слушай и запоминай! — негромко, но четко сказала Зита. — Бойцов сопровождения я попарно отправлю в прикрытие. Оставьте их в отряде. Последней уйду сама. Сопровождать группу офицеров генштаба на последнем переходе скрытно. Пусть их выведут через перевал десантники, нам лишняя слава ни к чему. «Спартаку» выходить самостоятельно через двое суток. Передай Кунгурцеву к исполнению.

— А если не подчинится? Он как бы сейчас командир…

— Передай так, чтоб подчинился. Ты это умеешь.

— Ну, так-то да… А жаль. За спасение высшего военного руководства нам всем светило звание Героя России, а это, не много не мало, а пожизненные льготы!

— Обойдемся, — усмехнулась Зита. — Воюем не за награды.

— Э… так ты, получается, уже и с членом Военсовета снюхалась, и вы все промеж себя порешали? — вдруг восторженно округлила глаза Лена. — Типа выйдем позже, и он как бы тебя потеряет? Ну ты и… еврейка тбилисская! В рейде, в присутствии официальной наложницы — как?! А мы головы ломали, как тебя от ареста спасти! Нафига, спрашивается? Там, где мужики, ты как рыбка в воде! Завидую! И когда-нибудь поколочу!

Лена подпрыгнула, чмокнула ее в щеку и убежала. Она с улыбкой посмотрела подруге вслед.

Щелкнула рация.

— Зита, старший телохран ушел в твою сторону! — доложил один из штурмовиков.

Ей не понравился его голос. Такой… бодрый, молодцеватый. Врут таким голосом, преданно уставясь в глаза начальству.

— Когда ушел? — на всякий случай уточнила она.

На том конце ожидаемо замялись. Понятно. Ну, вот и повод отправить очередную пару к отряду.

— Выдвигаешься с напарником в прикрытие! — холодно распорядилась она. — Кунгурцев поставит задачу.

— Зита, мы…

— Вы не должны были замалчивать важные факты, — перебила она. — Из-за ложного чувства стыда. Будете отвечать на совете отряда. Отправляйтесь.

Потом она не спеша развернулась. Что ж, когда-то это должно было произойти. «Спартак» — вовсе не подразделение суперменов, служба охраны высших должностных лиц превосходит штурмовиков на голову. В своей, разумеется, сфере деятельности.

Он стоял за ее спиной, автомат беспечно заткнут в крепление. Старший группы телохранителей. Высокий немногословный мужчина. Впрочем, телохранители все не отличались разговорчивостью.

— Зита? — уточнил он. — Зита Лебедь? Сестра трижды Героя Сибири Андрея Лебедя?

Они кивнула.

— Меня попросили донести до вас, что общество ветеранов войск специального назначения в сложившихся политических условиях отзывает свое обещание охраны и покровительства, — неторопливо сказал мужчина. Помолчал и буднично добавил:

— Но не я лично.

Охранник подумал, кивнул собственным мыслям и достал из крепления десантный автомат.

— Информация, которая наверняка будет вам полезна в будущем: вот эта коробочка на прицеле — «Вектор», дополнительное приложение для стрельбы на слух. В последующих модификациях прицелов от него отказались ввиду малой эффективности, но на первой серии он имеется. Что следует знать и учитывать в дальнейшей работе — у «Вектора» есть незадокументированная возможность. Если его немножко подкрутить, он может работать в режиме звукового сканера на дальностях до сотни метров.

Телохранитель внимательно посмотрел на нее, проверяя, все ли правильно поняла глупая девочка.

— Я правильно догадываюсь, что нас не собираются выпускать из гор? — сменил он в результате тему. — И что именно впереди? Броня или ударные дроны? Или просто егеря?

— Броня. И егеря. Ударные дроны не летают, боятся «Вулканов».

— Наша помощь требуется? — деловито поинтересовался телохранитель.

— Разве что у вас найдется в разгрузке парочка противотанковых ракетных комплексов, — с сожалением сказала она.

— М-да, наши трещотки против брони, конечно, не тянут… ну, тогда удачи, госпожа майор. Да, ваше лестное мнение о неких членах Военсовета я Главному передам. Попозже. Он наверняка заценит.

Мужчина еле заметно улыбнулся и ушел. Еще один настоящий мужчина, встретившийся ей на жизненном пути.

Все же война — суровая учительница. Погибшие похоронены, зато выжившие спокойно проводят операции, на которых совсем недавно полегли бы все. Их бы нынешний опыт тем ребятам, которые сгорели в атаке на «Рабата»… И не только штурмовики, но и военные производства научились многому. Научились главному — мгновенно реагировать на вызовы войны. И вот уже в линейке выстрелов к «реактивке» нашли свое место спецбоеприпасы. Очень дорогие, очень редкие, зато как дашь такими по броне — и вся электроника вокруг горит к чертям. И превращаются суперсовременные, роботизированные машины для уничтожения людей в обычные железки уровня середины двадцатого века, в которых все зависит только от экипажей. Ну а экипажи и перестрелять можно, или на крайний случай ослепить…

Так и сделали. Подобрались к грунтовке, как рекомендуется в наставлениях, «умело используя особенности местности». Еще месяц назад не смогли бы, а сейчас — привычно, рутинно. Подобрались, заглушили машинам сопровождения связь и ослепили дымовухами. И прошли офицеры генштаба через просматриваемую зону прогулочным шагом, и носилки с собой пронесли без проблем. И потащились вверх по редкому лесу без помех, хотя должны были по договоренности зайцами скакать!

Зита уходила следом за ними. Сначала хотела присоединиться к «Спартаку», но словно толкнуло что-то тревожное в груди. Уж слишком настойчиво шли за ними егеря. Теряли людей в засадах, но шли. Непохоже на «Соколов Босфора». Тем более непохоже на европейских спецназовцев, уж они свои жизни ценили…

Так что, когда посыпались из-под защиты брони бойцы, когда бросились цепью вдогонку, ей пришлось принимать бой в одиночку. Странно, но она не волновалась. Накинула на лицо прицельный щиток… и словно встал рядом с ней, расставив ноги, любимый брат Андрюшка, шепнул, как когда-то в видении: «Нельзя использовать компенсатор, это опасно, смертельно опасно! Но иногда — необходимо!» Он стрелял вместе с ней, и бежал вместе с ней, прикрывая ее своим телом от пуль. Это было невозможно, но именно так она ощущала бой.

«Спартак» подоспел, когда уже улетела в хвою пустая кассета, когда она хладнокровно добивала последние выстрелы к «реактивке». Бронебойными по живым телам. Преследователей расстреляли в спину, с близкой дистанции. Она не пошла смотреть на убитых. И не отличить русских от европейцев, и… и что бы дало ей это знание? Но внутри все равно было пакостно. Сколько русских уехало в свое время за границу? Не их ли она расстреливала только что?

За нее посмотрел Кунгурцев. Посмотрел, помрачнел и молча пробежал мимо нее.

Потом они двое суток отлеживались в лесу. И все это время на трассе происходило непонятное движение. Кто, куда и почему — спросить не у кого. Кунгурцев в категорической форме запретил все виды связи, и Зита с ним была согласна. Для пользы дела — штурмовиков сейчас нет! А спецсвязь… и что — спецсвязь? Ну, пуля попала в блок! Крупнокалиберная! Для надежности — действительно попала. Лена мрачно бурчала, что за такие фокусы ее вздернут на рее, но без огонька, слишком умотал ее рейд. Да и всех умотал.

Выходили к тоннелю, как всегда, ночью. По привычке — рассредоточенно. Зита машинально, как перед боем, проверила легкость хода финки в ножнах. Потом сама на себя рассердилась: ведь знает же, отлично знает, что бесполезна финка в бою, что пистолет и быстрее, и надежней! Но прицепилось паразитное движение, и фиг отучишься!

Она ожидала у тоннеля большие неприятности, потому и готовилась ко всему. В том числе и к бою. Мало ли что обещал друг юности, пусть и обещал очень уверенно. И мало ли что навыдумывала подружка Лена! Да, ей глянулся член Высшего Военного Совета, и она, судя по некоторым деталям, тоже привлекла его внимание, но какое это имеет значение в политике? Так что готовилась ко всему. Но действительность превзошла все ее самые мрачные прогнозы.

— «Спартак»? — радостно оскалился им знакомый десантник из встречающего наряда. — Медленно ходите! Самое интересное пропустили! Что, не знаете еще? Ну так знайте: У НАС ВЛАСТЬ СМЕНИЛАСЬ!

26

— Власть сменилась, и что?! — мрачно заявила Лена и сдула с носа очередную каплю. — Такое ощущение, что мы больше не нужны! Никому! За перевалом и то лучше было, там нами хотя бы егеря интересовались…

Зита усмехнулась, выкинула из окопчика очередную горсть земли и ничего не ответила.

Вторые сутки в горах лил дождь. Река внизу резко вздулась, помутнела и начала проявлять признаки неукротимости. Дорогу кое-где залило, и военные грузовики осторожно двигались сквозь стремительное течение, медлили на каждом повороте. Спартаковцев дождь захватил во временном лагере, под укрытием всего лишь пары взводных палаток — не очень радостный вариант после тяжелого рейда.

Лена была права. Точнее, на первый взгляд права. Да, о спартаковцах действительно словно все забыли. Ни встречающих, ни проверяющих — никого. Но если отсутствие офицеров особого отдела радовало, то отсутствие снабжения — совсем наоборот. Эти жалкие две палатки и то удалось раздобыть благодаря не офицерской даже, а солдатской взаимопомощи — знакомые десантники поделились. Им-то подогнали наперевал мобильный военный городок, вот и отдали, что уже не нужно. С возвратом. На доклад в бригаду по связи прилетело короткое: расположиться в точке такой-то, ожидать распоряжений. И — тишина.

Указанная точка представляла собой голую поляну возле реки со следами недавней стоянки автохозяйства. Спартаковцам она решительно не понравилась, и штурмовики переместились значительно выше и дальше от дороги и реки. Установили палатки, разместились, что называется, «в тесноте да не в обиде», и принялись ожидать распоряжений, прислушиваясь к бурчанию в пустых желудках — сухпай за время рейда истратили практически весь. На вторые сутки Кунгурцев плюнул и отправил группу штурмовиков к ближайшему селению — на разведку и что-нибудь раздобыть из еды. Ребята ушли и вернулись ни с чем: местных жителей отселили, селение занято крайне недружелюбными мотострелками. Оставалось только глотать голодные слюни, оборудовать по въевшейся привычке снайперские точки, посты скрытного наблюдения — и ждать неизвестно чего. Чем Зита и занималась: копала при помощи финки крохотный окопчик под елью и ждала. А Лена сидела рядом и угрюмо ворчала. После изобилия штабной жизни переносить тяготы и лишения службы ей было потрудней других.

— Дымом на всю жизнь пропиталась! — буркнула Лена и протянула озябшие руки к крохотному костерку из шишек и веточек. — К столу будут подавать балериной холодного копчения, блин! Подруга, ты что-нибудь понимаешь?

Зита не спеша обтерла грязные руки мокрыми ветками и травой, почистила и убрала нож, потом подсела к костерку. Лена глядела на нее жалобно и простодушно. Ох, актриса…

— Я много чего понимаю, — заметила Зита. — Чего я не понимаю, так это какого черта делает здесь старшина отряда? У старшины по определению не должно быть свободного времени.

— Могу я соскучиться по подруге?! — бурно возмутилась Лена.

— Можешь. Но не со штурмовой винтовкой наперевес.

— Блин… — проворчала с досадой Лена. — Я уже путаюсь, кто из нас с отличием закончил школу ГБ — ты или я? Глазастая, спасу нет… Ну, Кунгур отправил тебя охранять, и что? Он тоже ничего не понимает. Просто у него чутье. Звериное. Он посты выставил на подходах к лагерю и наблюдателя у дороги. В дождь. У своих в тылу! Представляешь, какой параноик?

— Молодец! — серьезно оценила Зита.

Лена глянула испытующе.

— Я — разовая фигура, — всплыли в памяти Зиты спокойные слова Давида. — Посредник на переговорах. Когда война закончится, меня обязательно захотят убить. Информация, что войну начали заговорщики с обеих сторон по взаимному соглашению, чтоб решить свои внутренние проблемы — не из тех, которые когда-то предадут огласке. При таком раскладе промежуточные технические фигуры принято убирать под землю. Меня. Возможно, «Спартак» тоже. Вы оказались слишком близко к тайне. Именно — ты. И тут важно, кто придет убивать. Для тебя важно. Меня-то в любом случае будут убивать свои…

— Ты что-то знаешь, — убежденно сказала Лена. — Колись, подруга.

— Ты — тоже.

— Ну, у меня только общие соображения, — задумчиво сказала Лена. — Власть в стране сменилась, так? Так. У руля встает новая волна, так? А штурмовые отряды и в частности «Спартак» — как раз фанатичный, прекрасно подготовленный боевой кулак этой волны. И по логике мы не здесь сейчас должны мокнуть, а действовать во весь размах как минимум в Краснодаре, потому что надежных сторонников всегда не хватает. Ну и какого черта? Забыли про нас, боевики уже не нужны? Да ну нафиг, не верю. Значит… значит, новая власть прямо сейчас решает, нужен ей «Спартак» или списать его в расход. Чем-то мы новой власти опасны, других вариантов нет. И если честно, я этого решения боюсь до усрачки! Если б хоть что-то ела в последние двое суток, уже бы обделалась. И ты молчишь, а это вообще кабздец, как говорят в «Спартаке»! Подруга, я ведь не дура! Ты что-то знаешь! А если молчишь, значит, информация смертельно опасна сама по себе! Нас бережешь? Так нас вместе с тобой спишут! Во что ты снова вляпалась, а? Ведь наверняка как-то связано с твоими мужиками…

Лена задумалась, потом неприятно усмехнулась.

— Кунгур тоже знает, — заключила она. — Потому что трясется от страха. Кунгур — трясется! Вот сука ты конченая, Зита, так бы и придушила тебя, если б не любила! Кунгур, кстати, тоже придушил бы, если б не любил…

— Есть вариант, что про нас действительно забыли, — неохотно возразила Зита. — Сама должна представлять, какая это сложная и напряженная операция — перехват власти. Тут не до какой-то там ДРГ.

— Сама-то веришь? — иронично спросила Лена. — А твой генерал? Он же — твой! Он-то чего не прилетел тебя встретить? У мужиков бабы всегда на первом месте!

— Он в Краснодаре, — напомнила Зита. — Вместе с бригадой. Как и твой, кстати. Заняты они, не до баб. Власть забирают. А власть, она слаще любой девочки.

— Врешь, — уверенно определила Лена. — Ты что-то знаешь. Кунгуру сказала, а лучшей подруге нет. И не говори, наверняка там что-то такое, что умру от страха раньше, чем от голода… ну ладно, допустим, забыли, хоть и не верится. А без снабжения нас оставили — это как понимать? Что, и сраные кладовщики за власть дерутся? Вторые сутки без еды, мутит уже… я им, уродам, в день по десять запросов отправляю — и тишина! Это — как?

— А это значит, что на нижнем уровне ничего не поменялось, — вздохнула Зита. — Пока что не поменялось. Это… такая старая, очень старая уловка любого начальства — заставить всех нарушать законы, чтоб было за что наказать. Как ты любишь выражаться, старая, как дерьмо мамонта. Вот сейчас Кунгур прикажет остановить машину с продовольствием, и попадем мы под мародерку. Или не попадем — как начальство решит. А не остановим машину, начнем загибаться с голоду — тоже здорово, тут Кунгур попадает под расстрел за небоевые потери. Или не попадает, в зависимости от благосклонности начальства…

— Грохнуть бы их через одного! — с ненавистью сказала Лена и сглотнула.

— Чем «Спартак» и призван заниматься, подруга. А его за это все ненавидят…

Щелкнула рация, Лена насторожилась и подхватила штурмовую винтовку.

— Атас! — озабоченно сказал наблюдатель. — Блиндеры, четыре, в пределах видимости! До полубатальона стрелков! В «Ратниках»! Повторяю — бойцы в «Ратниках»! Разворачиваются скрытно, за поворотом! Охват — точно на лагерь! Блин, быстро бегут, тренированные… Кунгур, у них огнеметы!

— Уходи! — приказал далекий Кунгурцев. — Уходи на снайперскую! Держи блиндеры, причешешь на отходе, если что! «Спартаку» — занять укрепленный периметр! Встречать предупредительными на дальней дистанции, за пределом поражения огнеметами! Ангелинка! Выбьешь кому-нибудь из командиров поисковик в знак серьезности намерений! Только аккуратно, не подставляйся!

— С-суки! — выдохнула Лена, подхватила штурмовую винтовку и выкатилась из-под навеса под дождь.

— Однако! — заметили почти сразу же с нижнего поста. — Сам командир 17-й ДШБ к нам пожаловал! И он вроде как отдельно, снизу идет…

— Если бы к нам! — донесся язвительный голос Кунгурцева. — Не, ребята, это очередной хахаль к нашей недотроге. Нашел наконец время, идиот… Постам — пропустить, себя не обнаруживать! Зита! Выйди к нему, прояви внимание. Как бы наше начальство все же. Чего надо, можешь не узнавать, и так понятно. И не обнимайтесь там на глазах у всех, не раздражайте голодных бойцов!

Зита только покачала головой. Как не сложились сразу отношения с нынешним командиром «Спартака», так ничем это и не исправить…

Генерал поднимался по скользкому склону, широко размахивая руками. Один. Укрепленный периметр он прошел чуть ли не по головам штурмовиков, ничего не заметив. Все же «хамелеон» — гениальное изобретение!

Он увидел ее сразу, как только Зита вышла из-за дерева. Увидел, замер на мгновение, жадно разглядывая, потом подошел и решительно обнял.

— Живая! — пробормотал он еле слышно. — Жива, черноглазая моя! У меня сердце чуть не разорвалось! Как ты?

Она, насколько смогла, отклонилась, чтоб заглянуть в глаза мужчины. Он встретил ее взгляд с абсолютной уверенностью в себе. Понятно, победитель. Снова всплыли в памяти слова Давида: «… и тут важно, кто придет убивать…» Он?!

— Как вы нас нашли, товарищ генерал? — тихонько спросила она. — Мы же не на указанной точке.

— Х-ха! — весело отозвался он. — Уж что-что, а возможностей у чрезвычайного и полномочного представителя Ставки хватает! У нас полный видеомониторинг дороги, чтоб ты знала! И где вы стояли, и куда спрятались — с одного клика можно посмотреть!

— То есть — вы наблюдали за «Спартаком»? — негромко уточнила она. — Все это время — наблюдали?

Улыбка медленно сползла с лица мужчины.

— Что-то случилось? — осторожно осведомился он.

Она кивнула, не объясняя.

— Ну и к черту все проблемы! — раздраженно решил генерал. — Потом! Потом все объяснишь и во всем разберемся! Что мы под дождем торчим, а? Я тебя забираю! Бегом до штабного броневика, там и переоденешься, и согреешься! У меня, конечно, не так комфортно, как в центральном командном пункте, но кое-что можем, можем себе позволить!

Она невольно ухватилась за ствол дерева.

— Да Зита, что с тобой?!

Он попытался увлечь ее вниз, она схватилась покрепче и тихо предупредила:

— Не забывайте об офицерском кодексе чести, товарищ генерал. Застрелят. Уберите руки.

Генерал медленно отстранился. Огляделся. И наткнулся взглядом на ствол штурмовой винтовки.

— Видеофиксация для трибунала включена, — безразлично сообщила Лена, не поднимаясь с колена.

Установилось тяжелое молчание. Генерал размышлял, оценивал теплоту приема. Лена держала его под прицелом. Зита стояла настороженная и готовая ко всему. Только финка еле слышно скользила в ножнах. Туда — и обратно.

— У меня такое ощущение, что я только что сдавал экзамен, — криво усмехнулся генерал. — И не сдал.

Зита еле заметно кивнула.

— И что я сделал не так?! Могу я встретиться с любимой девушкой или нет?!

— «Спартак» вышел из рейда двое суток назад! — зло сказала Лена. — И сидим тут под дождем, как… без еды, боеприпасов, тепла и медицинской помощи! А командир бригады у нас, видите ли, по девочкам бегает, некогда ему выполнять обязанности!

— Да при чем тут снабжение? — взорвался генерал. — Мало ли накладок случается в армии?! Говно вопрос, сейчас вкачу дыню заместителям, через полчаса всё будет! Тоже мне, неженки! Диверсанты, двое суток в автономке не можете прожить?! Зита! Ну, что ты вбила себе в голову? Идем! Я приказываю!

— Мы — политические войска, — напомнила Лена нахально. — Приказывать будете жене, а нам можете только поставить боевую задачу. С разрешения политического руководства фронта.

— А я и приказываю жене, — усмехнулся генерал. — Будущей жене. Зита, мои слова в силе, но готов повторить: будь моей женой! На всю жизнь. Не предам и не подведу, слово. Ну?

— О! — сказала Лена ошарашенно и опустила ствол. — Ого! Ну… это ж совсем другое дело… А я вот от своего не дождалась… правда, и не ожидала.

— Зита?

— А дура она, — безнадежно вздохнула Лена и поднялась с земли. — Круглая. Она ведь вас сейчас пошлет. Ей «Спартак» милее всех на свете, если еще не поняли. И как бы оно правильно, послать-то, за такое отношение к «Спартаку», но я бы, к примеру, не послала…

И тут ударила короткая злая очередь. И через мгновение — с другой стороны лагеря. И еще. И закричали со всех сторон яростно и матерно. И тут же эфир заполнился белым шумом, как обычно случалось при проведении спецоперации.

«… и кто тебя придет убивать…»

Рукоятка пистолета привычно скользнула в руку. Она подняла голову и посмотрела в глаза генералу — открыто и внимательно.

— Зита! — заорала Лена и прыгнула на нее кошкой. — Стой, дура!

Зита отшагнула и пропустила подругу мимо себя. Лена извернулась, обхватила ее сзади, повисла — и не смогла сдвинуть. Даже руку с пистолетом не смогла пригнуть. Побелевший как мел генерал смотрел на ствол пистолета и не шевелился. Время застыло… А потом шаги Кунгурцева разрушили напряжение.

— Извините, что мешаю очень интересному свиданию, — в своей ленивой манере заметил штурмовик. — Но там пришли. В броне по глаза, типа арестовывать. Получили люлей и теперь требуют старшего. Я бы сам, но лейтенант им не катит, а тут как бы целый генерал и майор дурью маются. Кто пойдет? Или сначала постреляетесь?

— Кого пришли арестовывать? — с трудом спросил генерал.

— Нас. А может, и не арестовывать, а убивать, вот так сразу не понять.

— Кто пришел?

— А не представились. В «Ратниках», в обвесах от жопы до глаз — спецназ какой-то, наверно…

Генерал развернулся и тяжело зашагал вниз. Лена разжала мертвую хватку на руках подруги, выдохнула «дура!», подобрала винтовку и заспешила следом.

Офицер в «Ратнике-2» смотрел уверенно и нагло, и так же смотрели бойцы за его спиной. Автоматы при виде генерала они и не подумали опустить, возможно, из-за того, что под плащом знаков различия не было видно.

— Чрезвычайный представитель Ставки генерал-лейтенант Черкасов, — неприязненно сказал генерал. — Что здесь происходит?

Офицер посмотрел прицельно. Звание его явно не испугало. Но автомат он все же убрал в крепление.

— Командир отдельного батальона охраны майор Иванюто, — насмешливо представился он.

— Отдельный батальон спецназ? Это который должен охранять склады спецбоеприпасов под Краснодаром? Вы что тут делаете в горах?!

— Приказано арестовать бойцов диверсионно-разведывательной группы «Спартак».

— Кем приказано?

— А вас не поставили в известность? Тогда — не имею права разглашать. Не препятствуйте проведению спецоперации, товарищ генерал-лейтенант.

— А мне плевать! — тяжело сказал генерал. — Я тут высшая власть! Я — высшая власть! Пошли вон!

Офицер подумал. Потом пожал плечами, мол, начальству виднее, пусть сами меж собой разбираются — и отдал негромкую команду. Бойцы в штурмовой броне неохотно развернулись и ушли вниз, оглядываясь и бросая назад многообещающие взгляды.

— И чтоб глушилку заткнули! — бросил генерал. — Немедленно! Потому что вон там стоит мой штабной броневик, и если маяк не выйдет на связь через пять минут, через двадцать здесь высадится десантный полк и сотрет вас нахрен в порошок!

— Это само собой разумеется, — невозмутимо заметил майор.

Пискнула связь, торопливо доложились посты и наблюдатели.

— Разрешите идти?

Генерал как будто не услышал. Молчание затянулось.

— Разрешите идти?

— Майор, а ты ведь нас пришел убивать, — вдруг произнесла Зита. — Палач.

Офицер развернулся к ней, удивленно приподнял бровь… Выстрел прозвучал негромко и тут же заглох в дожде. Офицер опрокинулся на мокрый склон, дернулся и замер.

— Чистюли-офицеры грязную работу не любят, — тихо, но внятно пробормотала Лена. — Привыкли на других сваливать, чтоб не отвечать…

— Через полчаса прилетят «Калоши», — сообщил генерал, не оборачиваясь. — Перебазируетесь в Краснодар, под защиту 17-й ДШБ. На отдых.

И зашагал вниз, ссутулившись под дождем.

— Пистолет убери, — посоветовала Лена. — Зита. Убери пистолет. А то в спину ему выстрелишь. А вдруг он ни при чем? Вдруг просто приехал на свидание?

Зита убрала пистолет в крепление. И покачала головой.

— Он знал.

— Вот и я так же считаю, — вздохнула Лена. — А какой на вид мужественный, благородный! Чуть не влюбилась в него, представляешь? Если б еще привез еды — отдалась бы ему прямо здесь! Козел.

— Он спас нас, — заметила Зита. — Против двух рот спецназа с огнеметами «Спартаку» не устоять.

— А все равно козел! И ведь снова защищаешь, а? Я говорила, что твоя доброта тебя погубит? Вот повторяю еще раз!

-=-=-
Водитель броневика посмотрел вопросительно.

— Подождем, капитан, — обронил генерал-лейтенант. — Подождем, мне надо…

Он медленно почистил обувь прутиком от налипшей грязи, забрался на сиденье и угрюмо замер.

— Отказалась? — подал голос капитан.

— Чтоб спасти ее, я переворот устроил! — ожесточенно сказал генерал. — А сегодня жизнь на кон поставил! Что ей еще надо?!

Тяжелый кулак ударил по приборной доске, возмущенно пискнула рация. Генерал угрюмо уставился в окно. Мимо по грязной дороге проползли вниз блиндеры со спецназом.

— Вы знали о них? — негромко спросил капитан, кивнув на блиндеры.

— Догадывался, — криво усмехнулся генерал. — Политотдел фронта как-то нехорошо о штурмовиках замолчал, а это очень характерный знак для тех, кто понимает… Потому и примчался, чтоб хоть ее вытащить. Для себя, м-да. А она это поняла. Сволочи мы с тобой, капитан, обыкновенные сволочи. Жизни героев на карьеру обмениваем. Пристрелила б, и правильно сделала бы. Она хотела, я видел, подружка остановила…

— И что дальше? — подал голос капитан.

Генерал вздохнул, поморщился.

— А дальше, капитан, ты аккуратно разберешься, кто, почему и с чьей подачи оставил «Спартак» в горах без еды и медицинской помощи. Разберешься и виновных пристрелишь. Мне старые порядки в бригаде не нужны, и двоевластие не нужно тем более. Не для того переворот устроил… Не можешь — я сделаю это сам. Но тогда ты рискуешь остаться без покровителя.

— Сделаю, — бесстрастно сказал капитан. — Но — что дальше?

— Дальше — будем жить, — вздохнул генерал. — Будем жить, менять страну. И менять себя. Чтоб больше никакая сволочь не посмела…

И генерал тяжело посмотрел вслед машинам со спецназом.

27

Тентованный грузовик на полигоне дернулся и заглох. Инструктор-десантник выдал неслышимую из-за расстояния краткую оценку мастерства курсанта. Штурмовик за рулем озадаченно наклонился, разглядывая, очевидно, педали…

— Мешок! — беззлобно оценил Кунгурцев и выплюнул очередную травинку.

Зита сдержанно улыбнулась. Командир «Спартака» мог посмеиваться над подчиненными с полным правом, потому что полчаса назад мучился так же. Но вождение под чутким руководством Зиты все же сдал, молодец.

— Ангелинка наконец осилила офицерские экзамены, — сообщил Кунгурцев. — Кое-как. Последняя. Балда развеселая… Лейтенантское звание уже прилетело, хорошая вещь электронное делопроизводство… «Спартак» теперь — рота офицерского состава. Уникальное явление в армии. Не в курсе, куда нас теперь, таких необыкновенных?

— Мне откуда знать? — удивилась Зита. — Я же тут, вместе со всеми, на полигоне.

— Ну, у тебя регулярно проявляются очень неожиданные знакомства. И невозможные знания. Я и подумал — а вдруг?

Зита бросила на парня вопросительный взгляд. Такого Кунгурцева она прежде не видела. Без язвительности, без колючего презрительного взгляда, миролюбивого и добродушного. Заболел, что ли? Она не выдержала, так и спросила.

— Повзрослел, — усмехнулся Кунгурцев невесело. — Знаешь, я ведь тебя презирал все годы. За то, что ты постоянно в чьих-то руках. Что никогда не проводишь свободное время в спартаковской компании, все где-то в сторонке с командирами, шушукаешься о чем-то, секретничаешь… за многое, в общем. Но вот стал командиром «Спартака», и кое-что начало доходить… Я ведь считал, ты свое офицерское звание через постель получила. Многие, конечно, считали так же, но это не оправдание личной дурости… а на самом деле? Во сколько лет ты сдала офицерские экзамены, если не секрет?

— Не помню. Лет в тринадцать. А что?

— А то! — ожесточенно сказал штурмовик. — Дурак, вот что! Ты в тринадцать, а я в семнадцать, и то с огромным трудом! Я только сейчас, командиром «Спартака», начинаю понимать, какую работу ты тянула в штабе штурмовых отрядов! Маленькой девочкой! А мы все — шлюха, шлюха… Очевидного не желали замечать в упор! И насчет «шлюха» тоже совсем недавно дошло. Когда увидел, как тебя генерал обнимает и за собой тянет. Он ведь тебя не спрашивал! Мужчина, блин, самец-победитель… они все тебя не спрашивали, тянули и тянули руки. Тебе работать надо, вопросы по «Спартаку» решать, а они все ручонками под рубашку… Если честно, поражаюсь, как ты еще не возненавидела весь род мужской.

— Ну, мужчины так устроены, — слабо улыбнулась она.

— Вот и я о том же, — вздохнул Кунгурцев. — Так что прости дурака за все прошлое, ладно? Я ведь еще неделю назад зубами скрежетал. Как увижу, что ты снова с кем-то из командиров в сторонке — ага, думаю, с простыми спартаковцами брезгует дружить, ей мужиков подавай, полковников-генералов! Так бы и убил…

— А что изменилось? — полюбопытствовала она.

— Говорю же — повзрослел. Как сам потянул твою работу, так сразу повзрослел, идиот…

Кунгурцев в задумчивости снова сорвал травинку и покрутил в пальцах.

— Любому спартаковцу ничто не мешало подойти к тебе с любым вопросом. Или с разговором. С шутками. С дружбой той же, блин… Ничто не мешало! Ты не отталкивала никогда. Мы сами сторонились! Знаешь, это подсознательно чувствуется — чтоб подойти к тебе, надо самому сначала подняться до твоего уровня. Са-мо-му. А это очень непросто. Даже осознать — непросто. Я вот осознал, только когда заметил, что тоже… отдаляюсь. Другой уровень ответственности, другие умственные нагрузки. Соответственно, и шутки другие, и вообще сами разговоры…

Кунгурцев ожесточенно выкинул травинку и уставился в чистое небо.

— Неравенство людей — такая мерзость! — признался он. — Почему-то даже при социализме люди остаются разными! Вроде возможности одинаковые, а люди все равно разные, и сильно разные! По нравственности, по уму, по устремлениям. И по уровню разные, что особо противно! И никуда от этого не деться! Мне сейчас интересно, например, с тобой разговаривать, понимаешь? Не с Ангелинкой, не с Кирой — с тобой! Да еще с Леной. Удивительно умная и очень взрослая, хотя и конченая шлюха, конечно. Если б не ее тяга к мужским рукам… Но теперь я понимаю, почему ты дружила с Ратниковым, или с Каллистратовым, или еще с кем из взрослых… обидно все равно, но хотя бы понимаю!

Зита не смогла скрыть улыбку. Не очень-то он и повзрослел, если считает Лену шлюхой.

— Правильно сделали, что ввели сетку военно-гражданских званий! — убежденно сказал Кунгурцев. — Вопреки теории построения социализма, но все равно правильно! Хотя бы честно и понятно! Вот старший офицер, а вот сержант коммунальной службы! И…

— … и красивые умные девочки будут дружить только со старшими офицерами! — рассмеялась Зита.

Кунгурцев хмыкнул и спрятал улыбку.

— Ну, как-то так оно и представляется! — пробормотал он смущенно. — Селекция, направленный отбор… а что? Неплохой стимул для развития! Или я неправ?

— Прав, и даже не представляешь, насколько! — серьезно сказала Зита. — Мы не знаем, какова теория социализма. Мы — не знаем. Потому что снова идем первыми. Нащупываем путь во тьме. И ленские каторжные шахты, и абсолютная табель о рангах, и штурмовые отряды — это всё попытки нащупать путь к социализму, способы борьбы с человеческим зверством. «Спартак» в этом ряду является следующим шагом, прорывным в будущее. Командная структура «Спартака» уникальна и выходит далеко за сетку военно-гражданских званий, далеко и выше. Кстати о командной структуре «Спартака»… пожалуй, ты как его командир должен кое-что знать.

— Очередная тайна, не предназначенная для таких дурачков, как я? — спросил Кунгурцев, мгновенно помрачнев. — И много их еще?

— Эта — последняя. Так получилось, не обижайся. Войной выбило старшие возраста штурмовиков, всю командную линию, вы все пришли к руководству не совсем готовыми. Слишком детьми. Кое-что нельзя было доверить ни Орлову, ни Димитриади. Но ты действительно повзрослел. Готов слушать?

— Топ-секрет, расстрел сразу после ознакомления? — усмехнулся штурмовик.

— Нет, что ты, это наши внутренние дела. Так вот, для начала: Лена — не шлюха. В «Спартаке» она прежде всего — глава службы собственной безопасности. И еще старшина, что тоже немаловажно. Она реально вторая после тебя, вовсе не твой заместитель. А вне «Спартака»… догадывайся сам. Принимая во внимание, что ее увивания вокруг генералитета могут быть всего лишь малой частью, очень неприятной частью сложной, ответственной работы. Мы — политические войска, понимаешь? Желаем или нет, но мы в политике. Стоим на страже завоеваний социализма, но и одновременно состоим в определенной властной группировке. И у этой группировки имеется наверняка своя разведка и прочие неафишируемые службы…

— Значит, в «Спартаке» есть служба собственной безопасности, — хмуро пробормотал Кунгурцев. — Так-так. И всегда была, теперь это очевидно… Очень интересно. А сотрудников этой службы я имею право знать или как? Или все еще не дорос?

— Сергей, ты — командир, — пожала плечами Зита. — Ты — командир, понимаешь? Решай сам.

— А ты знаешь всех?

— Да, но только потому, что я ее создавала. Вместе с Алексеем. Вот, таблетка информносителя, тут всё. Структура, область компетенции, схемы проведенных операций, личные дела спартаковцев… в общем, всё. Дальше решай сам. Уверена, с Леной как-нибудь договоришься. Вон она, кстати, идет к нам. Сейчас что-нибудь скажет. Не просто же так ее вызывали в штаб.

— Спасибо, — тихо сказал Кунгурцев и мягко положил ладони на ее плечи. — Извини дурака. Ну, дурак я, это не лечится.

Она повернула голову. Парень смотрел ей прямо в глаза, и она отчетливо поняла, что сейчас он ее поцелует.

— Сестренка, ты вообще хоть кого-нибудь из командного состава пропускаешь? — хмуро спросила Лена. — Ни совести, ни скромности… Этого оставь мне, поняла?

Балерина отпихнула Зиту и улеглась на траву, бесцеремонно разместив голову на ноге Кунгурцева. Парень хмыкнул и щелкнул ее по носику, нежно, еле коснувшись.

— Значит, так, любовнички! — недовольно заявила Лена. — Забыли друг о дружке и слушаем сюда! Первое — попытки захвата спецназом «Спартака» не было. Вот совсем не было. Привиделось, понятно? И майора не было. Закопали и забыли. Вы бы видели, как мой генерал невинно глазками хлопал, обхохочешься! Но это ладно, это ожидаемо, хотя приятно… Второе! Кунгур, с капитаном тебя! Подтверждение только что пришло.

— А ты?

— А я нет, — легко сказала она. — Много нас таких задницами по штабу крутит, на всех званий не напасешься… не перебивай. Третье… мелочь, но вы оцените. Война закончилась. Супостаты спешно сдались, снова не удалось переименовать Стамбул, а жаль!

— Опа! — ошарашенно сказал Кунгурцев.

— А то! — с удовольствием подтвердила Лена. — Пока вы тут обцеловывались, мир изменился! Кстати, на Западном фронте тоже мир, сдулась нордическая раса, как только потери возросли! Война закончилась! Понимаете? Война — закончилась! И больше никто не погибнет! Будем жить, ребята!

Лена не выдержала, подскочила и с визгом повалила Кунгурцева на траву. Парень охотно принял ее в объятья… посмотрел поверх светлой макушки балеринки на Зиту, и улыбка медленно сползла с его лица. Лена мгновенно извернулась, глянула на подругу… приподнялась и схватила ее за плечи.

— Кто?!

Зита отрицательно покачала головой. Попыталась справиться с дрожащими губами — и не смогла.

— Песней станем мы, сказкой станем мы, будем, как правда, прямы… — прошептала она и мучительно скривилась. — Жили мы не зря, были, как заря, в небе победно горя…

— Кто?! — страшным шепотом спросила Лена. — Кто, Зита? Нахрен судьбу! Мы его из расположения бригады не выпустим! Кто?!

Зита молча смотрела на подругу, и слезы катились по ее лицу.

— Понятно, — мрачно сказала Лена. — А я уже размечталась, планы начала строить… Да и похрен! Судьбы нет! Еще посмотрим, кто кого!

— Я снова чего-то не должен знать? — сердито поинтересовался Кунгурцев, поднимаясь с травы.

— Чего тут знать? — буркнула Лена. — Видения у нее! Напридумывает чего попало, а потом сердце себе рвет на части… Судьбы нет, понятно?! Все от нас зависит! Кстати, четвертое — тебя, подружка, вызывают в штаб. Правительственная связь. Беги, он уже заждался. Да, есть еще и пятое, но это подождет!

Штаб бригады на этот раз расположился с комфортом в бывшем командном центре системы «Огненный вал», глубоко под землей, но Зиту от входа перенаправили к неприметной машине спецсвязи. Внутри ее ждали. Бледнолицый капитан, явно нечасто бывающий под солнцем, протянул ей похожее на противогаз интерфейс-устройство, пояснил, как пользоваться, и вышел из машины.

— Здравствуй, черноглазая.

Майор — майор ли? — Каллистратов смотрел на нее с экрана с непонятным вопросом в глазах. Она тоже пристально вглядывалась в такое родное, такое до мельчайших подробностей знакомое лицо. Ее учитель, командир, ее… почти что бог ее маленькой личной вселенной.

Молчание длилось и длилось, но совершенно не мешало им, им достаточно было просто смотреть друг на друга, и больше ничего на свете не требовалось.

— Вот такие дела, Зита, — наконец сказал майор. — Мы победили. Россия восстановлена в прежних границах, Кавказ и Закавказье получили статус доминионов… Но самое главное — Особый Заполярный военный округ вошел отдельным блоком в руководство страны. Мы победили.

— Кто вы теперь, Владимир Данилович? — тихо спросила она.

— А сама как думаешь? — вдруг заинтересовался майор.

— Ферр, — пожала плечами она. — Коллективный Ферр.

— Ну почему так сразу Ферр? — пробормотал майор. — Он, между прочим, на месте, очень удобная говорящая голова… Но в целом да. Как догадалась?

— Заметно. За последние семь лет внутренняя политика страны менялась трижды. Вывод озвучить?

— Четырежды, — хмуро поправил майор. — Но в целом ты верно поняла: тайная борьба за высшую власть и дворцовые перевороты при неизменности общего курса. России без социализма не выжить, это понимают все. А вот что такое социализм и каким путем к нему двигаться — мнения уже расходятся. Причем радикально… И вот тут у нас имеется очень неприятная новость. Очень, очень неприятная. Мы — победили. А я — проиграл.

Майор устало потер отечное лицо.

— Война, — признался он. — Проклятая война. Не все учел я, Зитонька. Не просчитал последствия. Штурмовые отряды выбиты под корень. «Соколы России» выбиты под корень. Мне не с кем строить новое общество, кадровый конвейер уничтожен. Не с кем. А без своих кадров… недалеко уйдем от того, что нагородил Ферр. Так и останемся больше олигархатом, чем социализмом. Россия оказалась более неподъемной, чем подкупольники, вот какая гадость. Особенно — Москва. Другой менталитет, по сути совсем другой народ. Другая страна. У нас не хватает на нее кадров. А вот все остальные силы устраивают те кадры, которые там уже есть…

— «Спартак» жив, Владимир Данилович! — твердо сказала она. — Значит, жива надежда! Война закончена. Восстановим систему подготовки штурмовых отрядов и, пусть и с отсрочкой на несколько лет, вырвемся из подкупольника!

— «Спартак», — сказал майор и опустил глаза. — Значит, «Спартак»… в раскладах не учтен, считается слишком незначительной силой… Зита, вы нужны мне здесь! Нужны все, способные держать оружие! Без верных лично мне боевых частей мне просто не вырваться из столицы. Если доберусь до «Атомного пояса Сибири» — тогда еще поборемся, тогда не все потеряно… Вот так обстоят наши дела, если совсем честно.

Майор поднял голову и словно преобразился. На нее смотрел жесткий, уверенный в себе лидер.

— Организуй борт до Кубинки! — приказал он. — Сумеешь? Переворот начался от вас, значит, должны быть наши сторонники! Сумеешь?! Отлично! В Кубинке вас встретит мой человек, дальше — по инструкциям. Инструкции получит текущий командир «Спартака». Кто у тебя сейчас?

— Кунгурцев.

— Самое то! — усмехнулся майор. — Жесток и умен! Напьемся на прощание московской кровушки досыта… А для тебя у меня отдельный приказ! Ты не летишь.

Майор наклонился вперед, словно пытаясь заглянуть ей в глаза поглубже.

— Уходи, — четко сказал он. — Поняла? Уходи. Останься живой. И если я не смогу… продолжи начатое нами! Потому что «Спартак» — это ты! Не я, не инструктора — ты! Не знаю как — но возроди «Спартак»! Наш опыт бесценен, он не должен пропасть в волнах истории! Это — приказ, поняла?

А у нее вдруг всплыл в памяти спокойный голос Давида: «Меня в любом случае будут убивать свои… И тут очень важно знать, какие именно свои.»

— Товарищ майор, — тихо спросила она, не глядя на мужчину. — Вы можете сказать, где сейчас Давид Матевосян?

Ответ прозвучал, когда она уже решила, что его не будет.

— Давид погиб. Мы сдали его туркам… по политическим причинам. Таково было необсуждаемое условие мира. Я лично был против, но мой голос — не решающий. Он укрылся в родовом селе и отбивался до последнего. Его расстреляли вместе с домом. Это все, что мне известно.

Она поняла несказанное. Майор предупредил своего ученика. Предупредил вопреки коллективному решению зачистить носителей опасных знаний. Сделал все, что смог. Давид успел добраться до родового села. И еще она поняла — майор не доверяет даже правительственной спецсвязи.

— Ты нужна мне! — вдруг сказал майор с тоской. — Если б ты знала, как нужна! Здесь, рядом со мной! Но еще нужнее, чтоб осталась живой. Уходи немедленно, поняла? Позови Кунгурцева. И прощай.

Воздух над раскаленной плоскостью военного аэродрома дрожал и плыл прозрачным маревом. Транспортная «калоша» вдалеке бешено раскручивала винты. Зита озадаченно посмотрела на выстроившихся спартаковцев. Как-то раньше она не замечала за штурмовиками тяги к парадным выкрутасам.

— Ребята хотят с тобой попрощаться, — сказал над ухом Кунгурцев.

— Я не заготовила речь, — попыталась воспротивиться она.

— Говорить не надо. Ребята просто хотят попрощаться.

Она осмотрела строй. Пятьдесят оставшихся в живых спартаковцев из прибывших вместе с ней двухсот. Отделение новичков из Пятерки — все, что осталось от их штурмового отряда. Загорелые худые лица, жесткие спокойные взгляды. Оружие, оружие. Настоящие волки войны. Совсем не те, кому она обещала когда-то вырваться из подкупольника. В чем-то неуловимо чужие. Может, просто повзрослели? Она внезапно отметила, как за лето вытянулись ребята — Лена, совсем недавно не сильно уступавшая штурмовикам в росте, теперь едва касалась черным беретом их плеч. Но задирала свой носик по-прежнему задорно.

— Командуй, Сергей! — усмехнулась она. — «Спартак» теперь твой, по-настоящему твой. Никакие грачки не мешают.

Кунгурцев почему-то иронично хмыкнул.

— Смирно! — разнесся над аэродромом его голос. — Решение общего совета отряда «Спартак»! Майора политических войск Зиту Лебедь считать бессменным командиром «Спартака»!

Вскинулись к черным беретам в воинском приветствии ладони.

— Независимо от ее желания и местонахождения, — пробурчал тихонько Кунгурцев. — А все прочие — всего лишь исполняющие обязанности! Здорово, да? Я, кстати, был против, но меня не спросили.

Она не выдержала, порывисто развернулась и расцеловала недовольного штурмовика.

— Ну вот! — раздался язвительный голосок Лены. — Еще один! Поздравляю с приемом в высшую лигу!

Кунгурцев посмотрел на белокурую злюку. Подумал. Отстранил Зиту, подошел к строю, легко поднял оттуда Лену, что-то шепнул ей — и поцеловал. И прижал к себе, как будто боялся потерять.

— Дождалась! — вдруг разрыдалась Лена. — Дурачок мой ненаглядный! Все же дождалась! Теперь я тебя не отпущу, понял?! До конца жизни!

Лена подняла заплаканное, но сияющее от счастья лицо и показала Зите язык.

Штурмовики уходили к транспортному вертолету, и Зите казалось, что они словно идут по раскаленному дрожащему воздуху и поднимаются в небо.

— Жили вы не зря, — прошептала Зита и смахнула слезы. — Были, как заря… в небе победно горя…

В памяти снова зазвучал голос Давида: «… и если меня будут убивать в моем доме, значит, не всё предано, и я жив…»

Она поправила на плече верную снайперскую «птичку», подхватила диверсионный рюкзак и зашагала к ожидающему ее штабному броневику.

Даже в родном селе Давида мало кто знал, что дом его деда стоит на основании бывшего подземного храма. Из которого еще во времена османского владычества осторожные монахи пробили тайные ходы… Так что Давид жив. Осталось найти его и решить, как, под каким видом вернуться с ним в подкупольники и продолжить дело, начатое их учителем. А еще ей страстно захотелось иметь детей, много детей… Сможет ли она? Да почему нет? С таким стимулом до самого Тбилиси дойти можно! Тем более что до перевала капитан Ченцов пообещал подбросить.

Эпилог

Через неделю после заключения мира в подкупольниках приняли программу обогрева подкупольных пространств и озеленения, а также начали целый ряд социальных изменений. Еще через неделю Россия внезапно и совершенно необъяснимо для сторонних наблюдателей раскололась на два образования — собственно Россию и «Атомный пояс Сибири». Еще более необъяснимым образом самостоятельных и одновременно составляющих единое социалистическое государство. Раскололась и просуществовала в таком виде более шестидесяти лет…


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • Эпилог