КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124645

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

За пределом [Кирико Кири] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

За пределом

Интервью

Это была одна из телевизионных программ, где берут интервью у различных людей. В углу экрана светились белые хорошо читаемые буквы.

«Марк Мюллер. Главный детектив отдела по борьбе с организованной преступностью».

В кадре сидел мужчина в строгом костюме на фоне небольшого кабинета. Он имел аккуратные чёрные волосы, зачёсанные назад, пронзительно голубые глаза, слегка вытянутое лицо и короткие усы, идущие линией над верхней губой. Мужчина слишком сильно походил на какого-нибудь следователя девятнадцатого века, не хватало лишь котелка на голову. Приблизительно тридцати пяти лет, он мог быть как старше, так и моложе, так как его строгие, деловые черты лица мешали точно определить возраст по лицу. На нём пиджак, белая рубашка, галстук — ничего выдающегося. На краю воротника пиджака проглядывается небольшой чёрный микрофон, который чаще всего используют, когда берут какое-нибудь долгое интервью в различных ток-шоу.

На фоне виднелось небольшое заставленное шкафами помещение, где в глаза сразу бросалось огромное количество макулатуры. Кипы бумаг, какие-то документы, папки, большие записные книги, кипы перевязанных шнурком стопок листов — они лежат везде, где только можно, торчат из шкафов и колонн документов. Некоторые даже стоят на полу. Кажется, что любое свободное место здесь просто обязано быть завалено документами.

Но это чьё-то рабочее место, пусть и заставленное документами, было по своему уютным и сразу настраивало на нужный лад.

Позади мужчины виднеется аккуратный чистый стол, который явно выбивается из общего беспорядка в самом кабинете. Невольно понимаешь, что обычно он ничем не отличается от тех же шкафов, но в этот раз был специально убран. Теперь там красовался монитор, стоящий на одном углу, и аккуратная стопка документов на противоположном.

Интервью было в самом разгаре.

— Никто бы не удивился, если бы это происходило в Нижнем городе или ещё где-то. Но Ханкск…

Он сидел, закинув ногу на ногу и сцепив руки в замок на колене. Его взгляд был таким, словно он сам вернулся в те времена.

— Это не то место, где привыкли к подобному. Сначала ведь никто и не думал, что те грабежи были между собой связаны. В любом городе есть такое — мелкое воровство, грабежи, налёты. Поэтому никто не обратил особого внимания на происходящее, когда всё только начиналось. Ещё один грабёж, ещё одно преступление. Просто не представляли, что в конечном итоге за этим последует. Вы же знаете, как это — что-то происходит, и все надеются, что оно само собой разрешится. Но такое никогда само не решается.

— И что же произошло? — закадровый голос был женским.

— Вы и сами знаете, не так ли? — усмехнулся он как-то грустно.

— И всё же нам бы хотелось узнать это от вас, — ответила женщина с нажимом.

— Волна насилия, — он замолчал, словно что-то вспоминая. — Дело шестьсот два — это не то, к чему хочется возвращаться, уж поверьте. Ханкск пусть и большой город, но слишком спокойный. Процент подростковой преступности всегда был здесь низким. Два с половиной процента, и то только мелкие правонарушения, из-за чего многие отделывались лекциями или штрафами. Потому, когда всё закрутилось, когда последовала череда грабежей, никто не мог предположить, кто за этим стоит и чем всё закончится. Произошедшее буквально подняло город на дыбы.

— Никто даже не предполагал этого?

— А что именно они могли предполагать? — кивнул мужчина. — Такое было всегда уделом Нижнего города. Это там подростковая преступность составляет едва ли не двадцать процентов. Может ещё Чинь-Жуй, но точно не здесь. Само по себе подобное было нетипично для города. Никто не знал, что делать, как с этим работать, потеряли слишком много времени. Нас отправили в Ханкск из Чинь-Жуй, как помощь, но сами понимаете, местная полиция восприняла это как вторжение на их территорию, из-за чего не сильно спешила с нами сотрудничать. Потом же было поздно. А теперь все только об этом и хотят поговорить.

— Как мы знаем, одному было шестнадцать, второму семнадцать, третьей восемнадцать и четвёртому девятнадцать, — напомнила женщина ему. — Многих родителей беспокоит, что трое вступивших в банду были ещё школьниками. Ведь нет гарантии, что в подобное не будут в будущем втянуты другие.

— Навряд ли, хотя и исключать такого нельзя. Нередко несовершеннолетних в такое приводят. Однако практически всегда это определённый контингент детей. Заманивают деньгами, уважением, пониманием и всем тем, чего им не хватает в жизни.

— Я так понимаю, их тоже привели в это?

— Да. Главному было девятнадцать, — кивнул мужчина. — Один из двух совершеннолетних в группе. Он уже привлекался за воровство и угон машины, но каким-то чудом отделался лишь условным сроком. Он был… типичным представителем потерянного ребёнка.

— Потерянного ребёнка?

— Родители были алкоголиками, да и отец постоянно бил. Школу мальчик прогуливал. Постоянно стоял на учёте, как неблагополучный ребёнок. Такие дети, если не находят любви и понимания дома, ищут его на улице — типичная картина потерянного ребёнка. Так что было неудивительно, что он пошёл по такой дороге. Другим просто не было дела до него, хотя у нас есть органы, которые должны заниматься этим и которые получают за это зарплату.

— Почему его не забрали из семьи тогда? — поинтересовалась ведущая.

— Законы, — пожал он плечами. — Пусть лучше побитые дети без надзора насмотрятся фильмов о бандитах, о их криминальной чести, семье, как круто стрелять в других, курить, материться и нарушать закон, после чего у нас появятся такие вот кадры. Действительно, романтика… У нас забирают всех, кроме тех, кого надо.

— Раз вы затронули эту тему, были ли другие из такого контингента? Имели ли другие предпосылки к подобному?

Он вздохнул и, не вставая со стула, потянулся к какой-то папке, что лежала на тумбочке сверху стопки документов. Полистал её, после чего вновь взглянул на ведущую, что была за кадром.

— Ещё одна была восемнадцати лет, но училась ещё в последнем классе шестой школы. Должна была, по крайней мере. Насколько нам известно, в школе она была редким гостем. Из неполной семьи. Мать умерла, остался отец, однако ничего серьёзного на неё не было. Из нарушений: ловили за курением в туалетах и распитии алкогольных напитков в парках, но ничего больше. Таких детей немало, так что особо она не выделялась. Двое остальных из полных благополучных семей. Никаких приводов, никаких отметок о нарушениях, хотя и с ними не всё так чисто, как хотелось бы.

— Значит, предпосылки были.

— Они у всех есть, если уж так брать, — пожал мужчина плечами и взглянул куда-то в сторону от объектива, где, видимо, сидела ведущая. — У меня были предпосылки. Я родился в бедных районах Чинь-Жуй, где грабили чаще, чем приезжала полиция. И вот я главный детектив ОБОП-а. С ними, судя по тому, что мы имели на них, всё обстояло иначе. Просто в какой-то момент что-то действительно сильно подтолкнуло их переступить страх перед законом.

— И что же это?

— Их собственные убеждения и цели, — он вновь начал листать папку с делом, на котором теперь отчётливы видны цифры: шестьсот два. — Мы смогли добиться от местной полиции полной передачи дела только тогда, когда исправить ничего уже было нельзя. Всё, что оставалось нам, когда мы наконец смогли приступить, это лишь понять, что произошло, — тихий вздох. — Четыре человека. И вереница трупов за ними. На тот момент мы знали только их прозвища, но никого найти уже не могли.

— Почему?

Мужчина посмотрел на ведущую за кадром таким взглядом, словно спрашивал, не дура ли она часом. Однако всё равно ответил.

— За то, что они устроили, не прощают. И что дома, что кланы не сильно горели желанием, чтоб мы влезли до того, как всё решится.

Глава 1

Одиннадцатый класс. Начало сентября.

Буквально на днях мне стукнуло шестнадцать.

Это было обычное внеочередное утро в уже практически родном кабинете, где я учился. Если бы меня спросили, с какого дня всё началось, то я вне всякий сомнений назвал бы именно сегодняшний день. Я бы даже смог сказать, с какого именно момента всё началось, и не последнюю роль в этом сыграло небольшое событие, которое произошло со мной тогда.

— Она точно смотрит на тебя. Я тебе отвечаю. Вот прямо отвечаю, видно же со стороны.

Да-да, именно это событие. Я могу с полной уверенностью сказать, что проблемы нередко начинаются именно со слов «я отвечаю». Не знаю, от чего у меня сложилось такое мнение, однако уверенность моя в этом была непоколебимой. Возможно, всё дело было в слове «отвечаю», которое каждый второй растягивал, как жевательную резинку, чтоб собеседник прочувствовал, насколько он готов ответить за собственные слова. И насколько он потом окажется неправ.

И всё же, будучи парнем, я не стану врать, что мне не льстило женское внимание, да и любопытство никто не отменял. Потому, оторвав глаза от книги, я посмотрел на своего друга.

— И кто же на меня смотрит? — поинтересовался я с небольшой толикой интереса.

Тот лишь хитро улыбнулся и глазами указал нужное направление. Там, в углу класса, стояла наша помощница старосты, которая, заметив мой взгляд на себе, тут же смутилась, опустила глаза и отвернулась.

— Во! Что я тебе говорил, а? — он ткнул меня в бок локтем. — Я говорю, ты ей нравишься.

— То, что девушка смущается, когда ты на неё смотришь, ещё ничего не значит, — пожал я плечами и уже собирался вернуться к чтению, когда мой друг захлопнул мою книгу.

— Да задолбал читать! Ты оглянись вокруг! Осень, летняя форма, девчонки! — он словно был готов взлететь на потолок от одной только мысли о лете.

— Жара, комары, сломанные кондиционеры, — продолжил я дальше.

— Мокрые футболки и рубашки на женских телах! — кажется, моей вставки он даже не услышал. — Ты только подумай, чего можешь добиться!

— Аритмии и обильного потоотделения, — мой ответ последовал без промедления. — А может быть и инфаркта, как знать.

Я был прав, в Свободной Маньчжурской Республике, особенно на юге, где я и жил, сентябрь всегда был тёплым, и только во второй половине сентября начинало холодать. Так что нас ожидали действительно тёплые, ничем не отличающиеся от лета дни ещё до середины сентября.

— Ой, да ну тебя, — отмахнулся он. — Только и делаешь, что ноешь. Тебе нравится быть настырными пессимистом?

— Это называется ещё и реализмом, — пожал я плечами и открыл книгу в поисках того, где остановился.

— Неужели книга интереснее девчонки?

— Да. Во много раз.

— И ты оставишь все её намёки? — прищурился он. — Реально?

— Какие намёки? — на этот раз я поднял взгляд к нему сам, заинтересовавшись словами. Намёки? От девушки? Мне? Даже интересно стало.

— Ну да! Она же тебе подмигивала, — он загнул указательный палец. — Принесла резинку с другого края класса, — загнул средний. — Постоянно помогает тебе и становится в паре с тобой, — загнул безымянный и мизинец.

— И всё? — скептически посмотрел я на его руку. Честно говоря, ожидал большего, от чего мой скепсис сквозил буквально из каждой буквы, причём неприкрыто.

— А этого мало?

— Мало для такого, как я.

— И чем же ты отличаешься от нас, о великий, что тебе требуется куда больше признаков? — поинтересовался он с усмешкой.

— Тем, что я… толстый? — развёл я руки в стороны, показывая очевидный факт.

Однако я немного льщу себе. Правильнее будет сказать, что я не просто толстый.

Я жирный.

Я очень жирный.

В свои только что стукнувшие шестнадцать лет я с ростом в сто семьдесят шесть весил целый центнер, или, переводя в килограммы, целую сотню, что не было хорошо. Небольшой расчёт моего индекса массы тела говорил о том, что у меня и вправду не всё лады с весом — первая стадия ожирения. Вот такой я жирный.

И всё же это мне никогда не мешало, так как я не чувствовал себя ни ущербным, ни закомплексованным, ни, тем более, затравленным. И класс ко мне относился хорошо, никто не приставал, никто не доставал и не унижал. Были, конечно, иногда инциденты, так как дураки везде найдутся, однако ничего действительно серьёзного. Можно сказать, идеальная школьная пора, где все школьники действительно нормальные, а не свора волков, за некоторым исключением.

Моя лёгкая отчуждённость, которую другие люди могли воспринять как задавленность, объяснялась моей незаинтересованностью к окружению. Шумным компаниям я предпочитал тишину и книги. Спорту небольшие прогулки или посиделки в теньке на лавке с мороженым. Всяким мероприятиям библиотеки. Просто… как бы выразиться правильно… они были мне не очень интересны.

Это не значило, что я какой-нибудь затворник. Если мне что-то было интересно, то я сразу принимал в этом участие, просто случалось такое нечасто. Поэтому знали меня все как очень тихого, замкнутого человека, который любит читать, в чём я не спешил их переубеждать.

Единственным человеком, который мог меня растолкать, был Алекс. Нормального телосложения семнадцатилетний парень с короткими волосами, которого я знал едва ли не с начальной школы.

Вечно весёлый, вечно улыбчивый, даже когда ему влетало от преподавателей. Я вообще не видел, чтоб он когда-либо унывал, как и не видел, что с его губ сползала радостная улыбка. Словно заряд бодрости и настроения он черпал из воздуха.

Когда-то я помог ему и его друзьям в… кое-какой нестандартной ситуации, после чего мы и стали общаться. По крайней мере, я мог назвать его своим другом, которому я мог бы доверить если не спину, то хотя бы собственные деньги.

И теперь Алекс уверял меня, что та девушка, Алина, строит мне глазки. Я тоже это замечал не раз, он не раскрыл мне глаза на новые подробности. Однако… подмигивает глазами, постоянно смотрит на меня, помогает, встаёт в пару… может быть он прав?

Мне не очень хотелось бы заморачиваться на этот счёт, однако иметь девушку — это было бы довольно интересно. Как-никак новый опыт же. Да и чувство собственного достоинства сразу поднимется, хотя я бы не сказал, что оно было у меня на низком уровне.

— То, что ты жирный, не значит, что тебе теперь требуется в два раза больше внимания, чем другим, — отмахнулся он. — Или тебя вообще девушки не интересуют?

— Интересуют, — я ещё раз внимательно посмотрел на Алину, помощницу старосты. Хотя в чём помощь её заключалась, я не понимал. Ничего не делать, наверное? — Просто не знаю, будет ли время на девушку.

— Ты типа так занят?

— Работаю, знаешь же.

— Ну так и время для неё найдётся, — улыбнулся он.

— Может ты и прав, — пробормотал я. Хотя действительно, чего думать? Пойти на попятную всегда успею при необходимости. А время… время всегда найдётся, было бы желание. — Ладно, чего гадать…

Я начал медленно вставать из-за парты. Нет, мне было не тяжело встать, при необходимости я мог быть довольно резвым. Просто не видел необходимости сейчас сильно напрягаться. Алекс же хлопнул меня по спине, подбадривая:

— Верно говоришь, давай, задай ей жару. Под упорством ломаются скалы.

Или лбы упёртых. Мне так и хотелось ответить ему, что я не спать с ней иду, чтоб жару задавать, но промолчал. Не место.

А вернулся я столь же быстро, как и ушёл, получив очевидный ответ. Честно говоря, подсознательно именно этого и ожидал.

— Нет. Она сказала нет, — сообщил я, садясь на стул, который жалобно подо мной скрипнул.

— Нет? В смысле нет? — кажется, подобный ответ был не тем, что он хотел услышать от меня. — Нет, ты не подошёл к ней, или нет…

— Нет, значит, она отказала мне, — ответил я спокойно.

— Но… ты же… погоди, ты же не спрашивал её в лоб, нравишься ты ей или нет, при остальных? — посмотрел с подозрением Алекс мне в глаза.

— Нет, просто подошёл и предложил после уроков погулять. И нет, никого рядом не было, — предугадал его вопрос. — Но она сказала, что просто я хороший друг, и она не имела ввиду ничего подобного, — пожал я плечами.

— Но… она же… она ведь подмигивала тебе и…

Дальше я его не слушал. Не было смысла, так как вряд ли смогу узнать от него что-то новое. Не в обиду Алексу, но он вообще ничего нового мне, кроме сплетен, не мог рассказать. А здесь ещё и настроение немного испортилось из-за отказа, от чего слушать его не было никакого желания. Что он мне скажет? То, что все бабы стервы? Или то, что он не мог ошибиться?

Я на это уже натыкался много раз и не был удивлён или сильно расстроен, хотя обидно немного было. Ведь смотришь на девушку, а она и улыбнётся, и подмигнёт, и все-все-все признаки того, что ты ей нравишься, выдаст, но стоит подойти — получаешь от ворот поворот. Спрашивается, зачем тогда были все эти знаки? А это признак того, что ты просто хороший человек!

Потом они удивляются, что парни первыми всё реже подходят.

Но я не унывал. Отказ и отказ, на этом мир клином не сошёлся. Я знал, что Алекс искал девушку только для одного — секс. Для него это было едва ли не больная тема, словно если ты в шестнадцать не переспал, то прожил жизнь зря, и мир вычёркивал тебя из своих списков. Я не был столь категоричным, хотя подобные повторяющиеся отказы точно не укрепляли мою самоуверенность.

— …и тогда ведь тоже! — Алекс всё продолжал вещать о том, какого чёрта она так поступила. — Тогда нахрена делать всё это? Чтоб послать? Заставить чувствовать тебя неудобно? Нет, ну ты понимаешь это?

— Понимаю, — ответил я, даже не вслушиваясь в то, что он говорит.

Хотелось дочитать всё-таки книгу, прежде чем начнётся урок, так как потом уже времени до вечера не будет. После уроков будет работа, или, правильнее сказать, подработка. А там уже надо будет уроки сделать, да и спать лечь. К тому же, он нередко плавно переходил к тому, чтоб я сбросил лишний вес и так далее. А объяснять тот факт, что меня всё устраивает, я уже устал, от чего просто соглашался с его доводами.

Так что, кивая в нужные моменты и поддакивая, я продолжил своё погружение в куда более счастливые миры с куда более интересной жизнью, где мне не приходилось сталкиваться с неприятной реальностью. Мне было, от чего бежать, пусть Алекс этого пока и не знал. Но это я так думал. Очень скоро мне действительно предстояло узнать, что такое неприятная реальность.

— Эй, ты же меня слушаешь? — потормошил он меня за плечо. Кажется, меня раскусили.

— Да, конечно… — пробормотал я.

— Нет, серьёзно, я же тут распинаюсь, а ты сидишь с таким видом, словно уже и не здесь.

— Здесь, — вздохнул я. Нет, он мне точно не даст дочитать сегодня. Вот прямо чую это, будет доставать, пока сам не устанет. — Видишь, я слушаю.

— Просто я поговорить тобой хотел кое о чём...

— Уже же разговариваешь, нет? — покосился я на него с усмешкой. — Прямо сейчас.

— Нет, по делу, в смысле.

— По делу?

Не сказать, что я был плохого мнения об Алексе, но он… не тот, кто может поговорить по делу. По реальному делу. Об играх, о девчонках, о том, куда пойти вечером или сходить на выходные, о безумных идеях — об этом да. Но именно что-то серьёзное, типа работы или важного задания, то это точно не про него. Сейчас мне оставалось угадать, какой из вариантов предложит он сейчас.

Алекс понизил голос.

— Ты не хочешь немного заработать?

Понятно, о безумных идеях. Что-то типа этого я и ожидал. Честно.

Он всегда был авантюристом, который только и делал, что искал, где бы подзаработать. Это было неплохой чертой, особенно в нашем капиталистическом мире. Но явно не относился к тем, кто чувствует денежную жилу.

И каждый раз, придумывая внеочередную идею того, как срубить денег, он сразу подходил ко мне и спрашивал заговорческим тоном: «Ты не хочешь немного заработать?». Пытался втянуть в свою авантюру, которых у него были десятки, если не сотни. Могу даже припомнить последние.

Например, сборка компьютеров и их продажа. Покупать запчасти, собирать и продавать дороже. В его защиту можно было сказать только то, что он ушёл в ноль, а не минус. Или открыть свою лавку, но там он просто слил все деньги впустую, ничего не добившись. И каждый раз он пытался затащить в это меня. Мне, конечно, были очень нужны деньги, но не настолько, чтоб вкладываться в авантюры. Хотя я бы предпочёл, чтоб он столько интереса проявлял к учёбе. Всяко полезнее.

Я уже собирался отказаться, однако мне было просто для себя интересно, что он мне предложит на этот раз.

— И каким образом? — поинтересовался я нарочито скучающим голосом.

— Ну… — он оглянулся, словно проверяя, есть ли кто поблизости. — Помнишь, ты мне помогал?

Да, это было стандартное начало: помнишь, мы говорили; помнишь, ты помогал мне кое в чём; помнишь, я говорил. Но я даже не представлял, во что меня втягивают.

— Помогал с чем? Я тебе много с чем помогал, — пожал я плечами, отложив на мгновение книгу. — Домашка, уроки, уборка твоей комнаты… — слегка улыбнулся, — твой бизнес.

— Ну чё ты начинаешь, — поморщился он. — Мы все ошибаемся. Да и не про эту хрень я, — замахал он головой. — Помнишь, тогда, в младшей и средней школе… — Алекс перешёл на шёпот. — Ну, с сейфом…

— Взлом? — спросил я.

— Да тише ты, — зашипел он и ещё раз оглянулся. Но всем, естественно, было наплевать на нас и на то, о чём мы говорим. — Тут просто у меня знакомый. Надёжный знакомый. У него есть сейф. Ему надо его открыть. А ты тогда его вскрыл, как консервную банку.

— Ну, тот сейф был действительно консервной банкой. Пусть лучше наймёт мастера или возьмёт какой-нибудь…

— Да нет же, ты ни хрена не понял. Надо открыть его аккуратно, без ломания стен.

Возвращаясь мысленно к этому моменту, я понимаю, что после этих слов мне не надо было даже спрашивать про это. Просто безапелляционно сказать «нет». Я прекрасно понимал, что имеют ввиду, когда предлагают «немного заработать» и мягко описывают суть, не маленький. Это было настолько очевидно, что догадался бы даже ребёнок. Но интерес был сильнее, и никто тогда не знал, чем может обернуться любопытство.

— Ты понимаешь, что сейчас мне предлагаешь? — поинтересовался я.

— Естественно, — кивнул он. — Тебе просто надо прийти, открыть его и всё.

— Взломать, помочь обокрасть, — уточнил я. — Криминал.

— Нет, обкрадывают те, кто забирает что-то. Ты же просто поможешь открыть его. Да и заплатят тебе за это.

Заплатят. Слово сказано, именно к этому слову я вернусь потом. Если бы я его не услышал, то никогда бы не вернулся к этому разговору и никогда бы не вспомнил о нём. Ничего бы не произошло. Но, как говорят у нас, река начинается с маленьких незаметных ручейков.

— Дело не в деньгах. Ты сейчас на полном серьёзе мне это предлагаешь? — решил уточнить я.

— Естественно.

— Нет.

— Так безапелляционно, — вздохнул он. — Тебе же нужны деньги. Ты сам говорил, что и делаешь только, что работаешь, разве нет?

— Нужны, но не такие, — вернулся я к книге. — Да и тебе не советую. Серьёзно, как другу говорю, брось эту хрень.

Я знаю такую работу для подростков. В первую очередь потому, что у меня папа работал в полиции. От него я таких историй очень много наслушался. Как наслушался и того, что таких работников берут в первую очередь потому, что от них потом легко избавиться в случае чего. К тому же, с его слов, немало детей идут на это, потому что это круто в глазах других. Но я подобной необходимостью не страдал, как и не желал впутываться в подобные дела даже за деньги.

— Да ладно, ты чего, зассал, что ли? — усмехнулся он и толкнул меня в плечо. — Лёгкие деньги. Сколько ты получаешь, восемь баксов за час? И работаешь грузчиком в магазине, полы потом трёшь ещё. А здесь тебе заплатят целых пять сотен, ты прикинь!

Алекс знал, куда бить, чтоб поддеть меня. Но пять сотен долларов... Это много, очень много для меня. Учитывая тот факт, что подработка у меня всего четыре часа, и за день я могу заработать всего тридцать два доллара, мне бы пришлось ради таких денег горбатиться непрерывно чуть больше полумесяца. А здесь за один день…

— Нет, — покачал я головой.

— Да ладно, это же пять…

— Нет, я серьёзно. Ещё не хватало, чтоб потом меня собственный отец в тюрьму вёз.

— Да не будет…

— Нет, — твёрдо ответил я, посмотрев на него серьёзно. — Прекращай это. Я не стану подобным заниматься.

— Да я просто предлагаю, — поднял он руки, улыбаясь. Всего мгновение, и туча тайны, которая зависла над нами, рассеялась. — Нет так нет. Разговора нет, раз не хочешь.

— Разговора нет… за такое твои собственные родители тебе настучат по голове.

— Да чего ты за родителей-то сразу?

— А разве нет? Ты пойди маме своей скажи, где решил поработать.

— Да хрен с тобой, — отмахнулся он. — Я же просто предложил. Однако, если что…

Алекс сделал знак рукой около уха, типа перезвонить ему, если вдруг передумаю.

Но я не передумаю. По крайней мере именно так я думал в тот момент.

Глава 2

Я был на работе, когда мне позвонила мама. Натирал шваброй полы в отделе овощей, понимая всю тщетность занятия, да и бытия моего тоже, так как каждый подходящий покупатель, которых здесь было немало, тут же оставлял на белом кафеле отпечатки. Это была бесконечная работа. И я подозревал, что меня на неё поставили только для того, чтоб занять чем-нибудь, лишь бы не сидел на месте. Словно пытались выбить каждый доллар, который мне платили. Потому я медленно, монотонно тёр шваброй, радуясь, что здесь было прохладно, и я не потел, как последний толстый свин.

Бесполезная работа для бесполезного человека.

— Да, ма, что такое, я на работе, — выдохнул я в трубку, прекратив на мгновение своё бесполезное занятие. Выдохнул так, словно был занят действительно чем-то важным.

Но уже через пять минут, отпросившись, собирал свои вещи и прикидывал, за сколько успею доехать до больницы. Рука невольно тянулась к крестику, а в голове проносилась самая быстрая молитва из всех, которых я знал, чтоб на этот раз всё обошлось.

Кажется… седьмой маршрут должен был быть самым коротким. Этот автобус был всегда забит до отказа, и я предпочитал им не пользоваться, однако в этот день это не играло никакой роли. Едва ли не с разгона я втиснулся в него, пользуясь своей массой и не обращая внимания на возмущения людей. Они меня интересовали ровно так же, как грязь на земле.

То, что сказала мне мама по телефону, не стало новостью, однако каждое такое событие я встречал со страхом.

У моей сестры вновь приступ.

И если её вновь увезли в больницу, это лишь значило, что самостоятельно его она пережить не могла. В свои шестнадцать я отлично представлял, что происходило. Потому каждый раз ехал в уже знакомую больницу, боясь, что сестра в больничной сорочке — последнее, что останется в моей памяти о ней.

Я с неприятной болью в душе чувствовал, что устал от этого, устал ждать новости о том, что дорогой мне человек на этот раз до конца останется в больнице. Я ненавидел себя за эти мысли, за собственную слабость, что были во мне и моей голове, но ничего не мог поделать. Я устал бояться и ждать, когда всё будет кончено.

Думаю, устала от этого вся моя семья, хотя со слезами на глазах мы каждый раз срывались в больницу к моей сестре. Просто иначе мы не могли — она была частью нас, мы — частью неё.

Наша семья изначально даже считалась многодетной. Папа и мама умудрились нарожать сразу четверых, хотя тут надо сказать спасибо сёстрам — они у нас близняшки. Старший брат, две близняшки и я, младший. Мама — учитель литературы, которая привила мне любовь к книгам настолько, что я им предпочёл общение со сверстниками. Папа — полицейский, который всё собирался стать детективом. Он научил меня… быть настолько реалистом, что я начал выглядеть пессимистом. Однако благодаря ему, как говорила мама, я был куда взрослее своих одноклассников.

Чуть раньше я сказал, что нас можно было бы назвать многодетной. Это потому, что теперь мы таковыми не являемся.

Брата сбила машина.

Просто несчастный случай на переходе, таких случаев по одной нашей стране десятки, если не сотни. Кто-то гнал, не успел остановиться, сбил его, непродолжительный полёт, и мой брат разбивает свою голову о бордюр, неудачно на него приземлившись. Когда он погиб, ему было четырнадцать, мне же шесть.

Нас осталось трое.

Кажется, в тот момент мои сёстры получили психологическую травму. Иначе объяснить их навязчивую заботу я не мог. Они едва ли не заменяли мне родную мать: готовили, стирали, помогали с уроками, опекали так, как не снилось другим. Возможно, потеряв любимого старшего брата, теперь боялись потерять и младшего.

Сначала меня это раздражало, я всячески противился этому, ругался с ними, доводил до слёз и истерик, но потом смирился с этим. Я их любил, и это, можно сказать, показ моих чувств им. Они были старше меня на четыре года.

А восемь лет назад у обоих сестёр обнаружили импульс. Ерунда, которая добивала теперь нашу семью, словно смерти моего брата для неё было недостаточно.

Если быть кратким, то импульс — возможность человека воздействовать на окружающую материю посредством мозговой активности. В отличие от обычных людей, у таких вот носителей импульса мозг может вырабатывать волны, импульсы или поля, которыми они способны влиять на окружение на молекулярном уровне. Железо в золото не превратят, однако подогреть воду в чашке смогут без проблем. И это не предел их способностей.

Импульс, как и многие другие генетические особенности типа родимых пятен или цвета волос, передаётся по наследству: чем больше родственников владеют таковым и чем сильнее в импульсе родители, тем сильнее вырабатывает волны их ребёнок. Правда, не до конца известно, почему этот самый импульс иногда проявляется и у обычных людей, которые не имели подобных родственников.

Это всё я вычитал из книг, но не сказать, что это мне помогло понять проблему, которая возникала едва ли не у тридцати процентов носителей этого импульса. Почему со временем эта способность иногда убивала обладателя.

В семнадцать лет у одной из близняшек случился первый приступ — первый признак того, что человеку пора отсчитывать время до своей смерти или копить деньги на лекарства. Или на операцию.

Он произошёл прямо на моих глазах. Мы сидели за обеденным столом, девчонки баловались своей способностью и злили отца, когда одна из них неожиданно замерла. Она выглядела так, будто остановили время. Её кожа побледнела, глаза стали пустыми, после чего моя сестра со всего маха уронила голову прямо в тарелку с едой.

Это выглядело жутко, неестественно, ненормально. Я и позже становился свидетелем этого приступа, и каждый раз меня не прекращало бросать в холод от вида этой неестественной реакции. Словно она за мгновение лишалась всех сил.

Способность убивала её. Можно сказать, откачивала из неё всю энергию, от чего с каждым разом она выглядела всё более болезненной, хрупкой и уставшей. В конечном итоге всё кончится тем, что её сердцу не хватит силы даже биться. Это понимал я, это понимали все. И под улыбками и ободрениями я видел лишь страх и отчаянье.

Лечилось ли это?

Да, лечилось. Медикаменты или операция на мозге. Но что одно, что другое стоило таких денег, какие просто не могли водиться в обычной семье. Речь даже не шла про то, чтоб стабилизировать её — вылечить от приступов, при этом сохранив способности. Такое стоит вообще баснословных денег, и обычно этим пользуются богатые обеспеченные люди, которым важно оставить ребёнка с импульсом. Речь шла о том, чтобы уничтожить сам импульс, который и служил причиной приступов. Это стоило дешевле, но не настолько дёшево, чтоб подобное потянула обычная семья типа нашей.

И тут плавно я подхожу к тому, почему устроился на подработку, почему мои отец и мать впахивают по-чёрному, а сестра отказалась от университета в пользу работы в какой-то захудалой фирме. Мы зарабатывали деньги, как могли, чтоб оплатить лечение и лекарства, а заодно не умереть с голоду.

У Наталиэль была тяжёлая форма. Срочно требовались деньги, чтоб не дать ей умереть в ближайшие недели от первого приступа. Моя семья продала свой дом, продала всё, что можно было продать, продала машины, как свои, так и машины покойных бабушек и дедушек. Возможно, мы бы и дедушек с бабушками покойных продали, будь от этого хотя бы копейка. Моя мама сама продала фамильное кольцо, и я помню, как она долго плакала над ним, когда думала, что никто этого не видит.

И пусть опасность того, что она не переживёт даже первые приступы, прошла, лучше ей не стало. Большая часть денег ушла сразу же, в самом начале, когда её стабилизировали. А оставшихся не хватало ни на терапию, ни лекарства, что ей, кстати говоря, не помогали. Моей сестре выписывали новые, более сильные, более дорогие, которые, прими она сразу, могли бы помочь, но уже были бессильны. Мы словно пытались выгребать воду из пробитой лодки, куда поступало её больше, чем мы могли вычерпать.

Но мы не сдавались, потому что она была нашей семьёй, и мы были готовы бороться за неё до последнего вздоха. Меня с детства учили, что семья превыше всего, даже собственных интересов. Это было практически у нас в крови, иначе и быть не могло. Потому я делал всё, чтоб внести как можно больший вклад в нашу борьбу. Работал, когда была возможность, не отказывался от лишнего цента, когда выпадал шанс.

Три года мы жили этой жизнью. Три долгих года.

Может от этого меня крутило внутри всего, когда я думал о том, что устал от этой борьбы. Устал бороться за жизнь родного человека. Устал отдавать всё до копейки на её лечение, пусть меня никто и не просил, устал жить с мыслью, что завтра получу звонок, который принесёт последнюю новость о моей сестре.

Если честно, то лучше бы это я помирал там на койке, чем она — так я хотя бы перестал волноваться.

Больница привычно встретила меня суетой. Бесконечным потоком людей, которые расходились по коридорам, словно муравьи, каждый спеша куда-то по своим делам. Над головами тускло горели табло, сообщающие, где какое отделение находится. Из динамиков разносились голоса, просящие такого-то доктора пройти в такую-то палату или в такое-то отделение. Городская больница жила своей жизнью, даже не подозревая или же просто не замечая, кто здесь умирает. Мы не были особенными в своём горе - таких же уставших, но сопротивляющихся неизбежному были тысячи.

Уверен, что эта мысль посещала не только меня.

Я уже наизусть выучил маршрут к отделению, где лежала моя сестра. Быстро и без каких-либо проблем влился в поток, который вывел меня к лифтам. Я бы не стал ждать их и поднялся по лестнице, но сейчас мне повезло — один из них раскрылся, выпустив людей наружу, так что наверх я прокатился.

Вышел в куда более пустые коридоры, чем внизу, после чего свернул направо и двинулся дальше. Здесь несколько раз повернул то влево, то вправо, после чего остановился перед дверьми, на которых красовалась надпись: «Импульсионологическое отделение». С таким же успехом я мог стоять перед вратами в ад.

Внутри был самый стандартный коридор, в который выходили палаты пациентов. Практически на самом входе меня уже поджидала медсестра. Медсестра с недовольным лицом, по виду обиженная не только жизнью, но и всем человечеством, явно пыталась испепелить меня взглядом за нарушение её покоя.

— Я к Лапьер, — тихо сказал я.

Я вообще тихо говорю, не люблю повышать голос, от чего выгляжу каким-то слишком тихим, словно пытающимся слиться с обстановкой. Правда, почему-то некоторые воспринимают это как сжатость, забитость или чрезмерную скромность. А некоторые как слабость, от чего пытались прокатиться на моей шее или прокомпостировать мозги. Вряд ли я смогу объяснить им, что спокойствие не есть слабость и мне необязательно быть активным, чтоб послать их.

— К какой Лапьер? — если я пытался не нарушать тишину, то её недовольный голос буквально разрезал её на части.

— Лапьер Наталиэль.

— А какое отчество? — верхние края её губ приподнялись, словно я вызывал у неё отвращение. Мне очень хотелось знать, много ли у них лежит Наталиэль Лапьер, но тратить на это времени желания не было. Я предпочитал решать дела тихо и быстро, даже если мне капали на мозг.

— К Лапьер Наталиэль Ерофеевне.

— Она в шестой палате, — недовольно бросила она мне. И уже вдогонку, когда я пошёл дальше, крикнула на всё отделение. — И не шуми здесь!

Иногда мне становилось интересно, зачем такие люди вообще идут в медицину, если им люди сами по себе противны? Желание травить им жизнь, даже когда они умирают?

В палате меня уже ждала вся моя семья в полном составе, которая сосредоточилась около больной, о чём-то болтая. На меня обратили внимание, только когда я подошёл достаточно близко, чтоб мои шаги были слышны.

— О, ты всё-таки пришёл, — улыбнулась мама. Её красные, пусть и уже сухие глаза, нескромно намекали на то, что она делала минут десять назад. — Прости, что оторвали тебя от работы.

— Не говори глупостей, ма, — ответил я и тут же перевёл взгляд на лежащую на кровати девушку. — Привет, Наталиэль.

Всем пришлось потесниться, чтоб я смог подойти к ней, наклониться к тянущейся ко мне девушке и чмокнуть в щёку.

— Малыш пришёл, — улыбнулась она несмотря на то, что сама была белее простыней. На секунду её руки обвили мою шею — сестринские объятия.

— Этот малыш весит столько же, сколько вы с сестрой вместе взятые, — проворчал папа.

— Но это не перестаёт делать его малышом, — тут же вступилась мама.

— Этому малышу жрать надо меньше.

— Это я на голодные времена запасаюсь, — негромко ответил я. — К тому же, я мягкий, и сёстрам это нравится. Всё ради них, а остальное меня не волнует.

— Ага, как плюшевый медведь, — кивнула Наталиэль, наконец отпустив меня. — Кому нужны дрыщи, если есть такие мягкие парни?

— Жирные парни, — тут же вставил па.

— А нам худой и не нужен! — это уже вступилась за меня моя вторая сестра. И звали её, конечно же, Натали. Именно поэтому я никогда не сокращаю имя Наталиэль. Вот такая вот фантазия у моих родителей. Мало того, что они близнецы, так ещё и имена похожи — одна Наталиэль, другая Натали.

И обе меня любят, что не может не радовать. Знали бы они, как я их люблю, тогда бы вообще, наверное, затискали. А всё потому что я большой и мягкий.

— Злой ты, па, — буркнула недовольно Наталиэль, пытаясь скрыть улыбку.

— Так как ты? Как себя чувствуешь, — опередил я отца, прекращая этот бессмысленный спор о том, насколько же я толстый. Ещё успею наслушаться.

— Да нормально, — пожала она плечами. — Всё так же, слабость, головокружение. Но вечером буду дома, — подмигнула она мне.

— Может тебе лучше полежать здесь, доча? — ласково спросила ма. — Как-никак больница.

— И что? Ну вставят мне капельницу, вколют витамины и введут ещё одну анальную свечу, — при этих словах наша семья дружно скривила лица. Представили разом это внеземное наслаждение. — Но ты сама знаешь, что это не поможет.

— И всё же здесь врачи… — начала было мама.

— Которые ничего не могут поделать, — закончила Наталиэль за неё.

— По крайней мере без денег, — добавила Натали.

— Которые они высасывают из пациентов.

— И делают их куда бледнее, чем от болезни.

— От чего иногда путаешься.

— Болен он.

— Или наша доблестная медицина его до такой степени излечила.

А потом они улыбнулись друг другу и дали пять. Натали и Наталиэль просто обожали проводить этот трюк, не договаривая фразу и позволяя закончить её другой, беся ма с папой. Удивительно, насколько они слаженно это делали, у меня никогда так не получалось с ними. Это лишний раз доказывает, насколько они неразрывны друг от друга.

— В любом случае, ма, не парься, я же здесь до вечера пробуду. Успеют они мне ещё свечку запихнуть, — подмигнула она маме, но точно не проняла её.

— Уж надеюсь на это, иначе я тебе сама свечку вставлю, — но даже сквозь её серьёзный тон было слышны весёлые нотки.

Можно было догадаться, в кого пошли характерами сёстры — активные, весёлые и заботливые. Ну и, конечно, можно было предположить, в кого пошёл я, методом исключения.

Я покосился на отца, который молча погрузился в собственные мысли. Он тоже предпочитал больше молчать, чем говорить, проводить досуг в тишине и спокойствии, в отличие от ма, которая всегда его куда-то тащила. У нас скорее всего даже лица похожи, когда мы думаем.

Ма с сёстрами продолжали прикалываться друг над другом, смеясь и подшучивая, в основном над Наталиэль, которая, даже лёжа в кровати вся бледная, оживилась. Три года импульс упорно точил её, откачивая все её силы из тела, но так и не смог сломить. Признаться честно, я гордился ею, гордился тем, что она сопротивлялась этой болезни, — иначе я её не назову, — и даже сейчас была бодра.

А ещё, поняв, что на этот раз пронесло, и я могу вздохнуть спокойно, мне стало неприятно от самого себя за мысли об усталости. Ведь если устал я, то как устали родители? Как устала Натали и сама Наталиэль, которой приходилось бодриться, чтоб не расстраивать нас? Через сколько каждый из нас проходит, чтоб в семье сохранялось пусть такое, но счастье?

Я знаю ответ, глядя на бледную сестру, которая сейчас смеялась над шуткой мамы. Каждый выкладывался так сильно, как мог, не жалея себя ради семьи. Потому что для нас семья была всем.

Абсолютно всем.

Глава 3

Пока наше женское общество общалось и поднимало друг другу настроение, па медленно и тихо вышел из комнаты. Я двинулся следом. Возможно, ему, как и мне, было слишком больно смотреть на это всё и понимать, к чему всё идёт.

В коридоре никого не было, кроме стервозной медсестры, однако у моего отца всегда было лицо из разряда: не подходи, а то изнасилую. Последнего она явно не пожелала себе, так как, уже собираясь что-то сказать, отвернулась и не проронила ни слова.

— Ей не помогают лекарства, — выдохнул он, когда мы вышли. Видимо, ему было необходимо кому-то выговориться, объяснить ситуацию. — Казалось, что вот оно, болезнь отступает, но потом вновь берёт своё. Ей прописали новые таблетки, словно они могу решить проблему.

— Ещё более дорогие и сильные?

— Верно.

Хотя могло быть иначе? Ни разу не слышал, чтоб кто-то прописывал слабые препараты взамен сильных.

— Но почему тогда сразу не вбухнуть самые сильные?

— Ага, самые сильные. Может ты и цены на них видел, а? — покосился он на меня с горькой усмешкой.

Мне было достаточно лишь взглянуть в его глаза, чтоб понять, что он чувствует. Отчаяние. Оно буквально светилось в его глазах. И пусть он этого никогда не показывал, не говорил обэтом и вообще не подавал виду, сейчас я видел, до какого предела он был доведён.

Он всё понимал. Понимал с самого начала, но до последнего надеялся на победу.

И надеется сейчас. Но только после его слов я понял, каково ему смотреть на всё это и понимать, что через пару месяцев нашей Наталиэль уже и не будет. А какую выдержку и силу воли должна иметь моя мама, чтоб знать это, но продолжать улыбаться своей дочери, которой осталось несколько месяцев, я даже не пытался представить. Просто не смогу понять, чего это ей стоит.

— Мы потянем те новые, что прописали ей? — Мы были открытой семьёй. Наше финансовое состояние теперь не было ни для одного из нас секретом. Стоило просто посмотреть, где мы работаем.

— Если затянем пояса, то потянем. Но… всё будет нормально, — выдохнул он и похлопал меня по плечу. — Всё будет нормально.

Он не верил в то, что сам говорил. Я это чувствовал в его голосе.

— И… сколько стоит новое лекарство? — не то что мне так хотелось узнать цену, просто решил сразу понять, насколько всё плохо.

— Тысячу, — и, сразу предсказывая мой следующий вопрос, добавил. — Самое сильное — около пяти за упаковку.

— Ну… дорого, конечно, но… — начал было я.

— Одну такую в неделю, — порадовал па меня отличной новостью, и мне стало понятно, почему мы не потянем самое сильное лекарство. — А ты думал, я об этом не размышлял?

— Просто… каждую неделю?

Он лишь кивнул.

В коридоре повисла неприятная тишина.

Пять штук каждую неделю. Пять штук… Это полная зарплата отца и одна треть матери. Можно сказать, после такого нам придётся не просто затянуть пояса. Но каждую неделю… Наша семья и так была на последнем издыхании в плане финансов, но теперь было точно ясно, где закончится наша борьба за сестру.

А всего-то всё упиралось в деньги. В обычные бумажки, которых у некоторых пруд пруди. И потрать они на мою сестру хотя бы немного, даже и не заметили бы этого. А нам требуется, по их меркам, не так уж и много…

Не знаю, о чём он думал в тот момент, но мои мысли невольно крутились вокруг разговора, который у меня был с Алексом утром. Как бы ни старался и ни пытался прогнать эти мысли, я не мог выбросить из головы ту сумму, которую он назвал. Да, единичная подачка, но всё же они были бы сейчас нам очень кстати. Любой шанс, любая возможность склонить победу на нашу сторону должна была быть использована. К тому же, меня не просили идти на дело. Надо было лишь прийти, открыть какой-то сейф, и всё.

Да, надо было тогда не слушать его и отказаться…

Если бы не моя нужда в деньгах. Потому что теперь соблазн был сильнее некуда. Я мог наплевать на себя, но были вещи, ради которых я был готов пойти на многое. Действительно на многое.

К тому же, внутренний голос тихо мучал мне мозги: А что будет от одного раза? Всего один раз, да и отказаться я пока могу. Если что-то незаконное или опасное — скажу нет. Да даже если незаконное, ну нарушу один раз закон, хуже ведь никому от этого не будет? Столько людей нарушает каждый день законы, и что? Да и вообще, кто сказал, что сейф ворованный?

Никто не сказал. Как никто не сказал, что это незаконно. Я ничего не знаю и ничего не слышу, просто открою сейф, и всё. Меня попросили, я сделал, привязать меня к ним будет сложно.

Да, я мог оправдать своё решение. Мог привести тысячи доводов, чтоб доказать, что могу так поступить, и это будет правильно. Но ирония в том, что я прекрасно знал правду. И понимал, что любой начинающий уголовник начинает всё именно с этих слов — это всего лишь небольшое дельце, до которого никому не будет дела.

И всё же…

Деньги.

Даже сестра, которая давно могла найти себе мужа и съехать от нас, впахивала ради нашей семьи, как проклятая, отдавая свои деньги на лечение сестры. И отказаться от лёгких денег, за которые, в принципе, мне даже не надо преступать закон, было бы кощунством. Я ничего не знаю про сейф — лишь открываю, не более.

В любой другой ситуации я бы даже не стал задумываться над подобным вариантом, однако сейчас речь шла о моей сестре. О той, кто следила и заботилась обо мне много лет. Она была практически одной из моих матерей, которые меня вырастили, и ради которой я был готов пойти практически на всё.

— Па, — позвал я. — Если бы у тебя была возможность спасти сестру, но при этом поступить неправильно, что бы ты выбрал?

Глупый вопрос, но в этот момент мне требовалась хоть какая-то поддержка. Я боялся. Я не горел желанием влезать в это дело, понимая, во что это может вылиться, но и выхода иного не видел. Удержаться от соблазна получить лёгкие деньги не мог.

Он хмуро скосился на меня.

— Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

— Да, но… ты бы пошёл на всё ради семьи?

— Да, — без промедления ответил он. — Ради семьи я бы пошёл на всё. Потому что, в конечном итоге, что бы ни произошло, именно она является самым важным в жизни. И если необходимо, то надо сделать всё, что в твоих силах, ради неё.

Надо сделать всё, что в твоих силах.

В моих силах было заработать немного денег. Ради сестры, дорогого мне человека, который затухал на моих глазах и голос которого я мог уже в следующий раз и не услышать. Возможно, это была даже судьба, возможность, данная свыше, чтоб я смог немного поправить ситуацию.

Уже выходя через полчаса из больницы, я набирал номер Алекса. Телефон подрагивал в дрожащих руках, и я чувствовал, что вступаю на зыбкую почву. Даже не с первого раза смог попасть на его имя, случайно позвонив сначала старосте, а потом маме. После посещения больницы его весёлый голос раздражал, как никогда, однако я спокойно мог удержать себя в руках.

— Алло, здоров, Руд, что случилось? — телефон вибрировал от его звонкого голоса.

— Да, привет… — я немного запнулся. При всей своей уверенности у меня в этот момент ёкнуло сердце, словно я собирался сдавать важнейший экзамен в своей жизни. От напряжения голос стал неожиданно писклявым. — Я по… поводу твоего предложения. Оно ещё в силе?

Я буквально видел, как на другом конце телефона в улыбке растягивает рот Алекса.

— А я уже думал, что ничего не выйдет у нас. Так что да, конечно в силе!

У меня было такое ощущение, что я добровольно сую голову в медвежий капкан.

Мог ли я доверять Алексу?

Я мог сказать, что да, мог. Смог бы доверить ему свою спину в случае необходимости. Я был не из тех циников, которые не верят в дружбу и верность, считая, что все могут предать. Просто я полагал, что не все способны быть верны своему слову. Твой друг должен быть действительно идеалистом, который искренне верит, что преданность превыше всего.

За всю нашу дружбу Алекс никогда не давал мне повода сомневаться в себе и никогда меня не подставлял.

Да и познакомились мы с ним интересным и необычным способом. Примерно за той же ситуацией, в которую он сейчас втягивал меня. Он с друзьями в четвёртом классе пытался взломать сейф.

То был старый, громоздкий и очень тяжёлый сейф с механическим вводом комбинации, который можно было использовать в разных целях — для хранения документов, для наказания провинившихся учеников, для наказания провинившихся учителей, для того, чтоб спрятаться при ядерной войне, или просто как столик, на который можно что-нибудь ставить.

Учителя использовали его, по-видимому, для первого и последнего варианта, хотя Алекс до сих пор утверждал, что был свидетелем того, как там запирали плачущего ребёнка.

Возвращаясь к истории, Алекс и трое его друзей хотели открыть этот сейф, чтоб получить ответы на будущий тест, который решит, перейдут ли они в следующий класс или нет. На тот момент это была суперважная и ответственная задача, которую им надо было выполнить любой ценой и от которой зависела их жизнь и целостность кожных покровов на пятых точках.

Будь я немножко постарше, то отказался бы от этой затеи, однако в тот момент для меня взлом сейфа выглядел как приключение. Я не осознавал опасности и последствий, воспринимая всё как опасное приключение, из которого я точно выйду победителем. До сих пор помню то волнение и мандраж, словно я собирался открыть все тайны мира. А ещё как своеобразный вызов моим знаниям и способностям, которые я приобрёл за книгами.

Так что, увидев их безуспешные попытки пробраться в кабинет после уроков, я вызвался им помочь. Я имел опыт во взломе дверей, так что в конечном итоге мы попали внутрь. Однако с сейфом у меня всё получилось не с первой попытки, пусть я и смог его открыть. Здесь роль сыграл и его возраст — диск ввода был настолько старым и потрёпанным, что я отчётливо слышал щелчки и лёгкое сопротивление, когда прокручивал нужную цифру. Видимо, никто даже не подозревал, что ученики будут взламывать учительскую ради ответов.

Можно сказать, что свою криминальную деятельность я начал ещё в девять лет, задолго до этого момента.

Этот фокус я повторял до конца начальной школы, помогая Алексу и его дружкам каким-то чудом переходить из одного класса в другой. И так вплоть до средней школы, когда мы перешли в другой корпус школы. А вот там вышла заминка, так как сейф уже был не механическим, а электронным. И пусть замки на дверях я умел открывать вполне успешно к тому моменту, но вот с электроникой у меня возникли проблемы.

Не надолго.

Несколько гайдов в интернете, несколько инструкций профессионалов и инструкций от сейфов, чтоб понять, что за модель, и готово — я ломал уже и электронные сейфы. И дело было не в моей гениальности или предрасположенности к этому. Просто сами сейфы были ненадёжны, слабо защищены, и куда более умные люди, чем я, уже знали, как их взломать. Будь там настоящий качественный сейф, и вряд ли бы нам удалось что-либо сделать.

Так что и в средней школе я помогал ему, чем мог. Вплоть до старшей, где он уже сам начал справляться со своими обязанностями. Нет, не взламывать сейфы, а учиться. В последний раз я ему помог, когда он переходил из средней в старшую — из восьмого в девятый. А вот дальше он перешёл сам, без взломов и списываний, словно взялся за голову.

Но видимо, моим навыкам он нашёл новое применение, и оставалось надеяться, что это не выйдет мне боком. Но в итоге на кону стояли лёгкие деньги и жизнь сестры. Я искренне верил, что это может хоть как-то исправить нашу семейную ситуацию. Если же что, то я действительно ничего не знаю.

Так себе успокоение, однако я даже поверил сам себе на мгновение.

К вечеру я приехал на автобусе на какую-то окраину, где раньше располагались заводы по производству бетона. Их закрыли много лет назад, но пустые цеха и старые трубы до сих пор возвышались позади множества не самых презентабельных пятиэтажных домов.

Раньше мне здесь бывать не приходилось, однако по рассказам отца знал, это одно из самых криминогенных мест в нашем городе. Такие есть во всех городах, и наш не являлся исключением.

Да, собственно, об этом же говорило и окружение. Словно показывая всем видом, где ты очутился, округа настраивала на нужный лад. Дома были серыми и невзрачным, дороги пестрили заплатками, вокруг была какая-то безликость. Пусть вдоль дорог и было чисто, но шаг в сторону, и глаза мозолили окурки, целлофановые пакеты и прочий мелкий мусор на вытоптанных газонах. Ну хотя бы гор мусора не видно.

На глаза попадались люди, которые будто спешили убраться подальше с улиц. Проходя по тротуару и заглядывая во дворы, на глаза сразу попадались группки не самых радужных парней, которые на безвозмездной основе могли вполне спросить с тебя телефон.

Однако, по правде говоря, этот район не выглядел столь уж пугающим и криминализированным, как описывал его па. Да, немного серый и не самый приветливый, однако точно не гетто в Южной Америке, где ты просто мог схлопотать пулю ни за что. Да и не сильно отличался он от того места, где теперь жили мы, правда, если здесь были пятиэтажки, то у нас были частные небольшие дома, похожие на коробки. Просто не стоило делать того, что могло привлечь к тебе слишком много внимания.

Пройдя во дворы, прошлёпав по грязи на дороге, где не было асфальта, я вышел во внутренний двор, ещё более ущербный, чем те, которые мне доводилось видеть до этого. Если снаружи он выглядел ещё более-менее, то внутри, где дома создавали коробку, он представлял собой версию человеческого свинарника.

Некогда большая лужайка в центре стала болотом, и вся грязь буквально затопила округ, оставив только небольшие асфальтированные тропинки вдоль домов. Здесь же парковались машины, заполнив собой всё. Стены домов облупились вплоть до кирпича, который уже крошился.

Но стоило мне добраться до подъезда, как я прочувствовал весь спектр страха. Сердце, до этого спокойно отбивающее ритм, понеслось с такой скоростью, что у меня застучало в висках, а удары я чувствовал едва ли не у горла. Живот скрутило, как от спазмов, а ещё ужасно зачесались зубы — хотелось что-нибудь погрызть, чтоб хоть как-то облегчить эти ощущения. Про дрожащие руки я уже и не вспоминаю. Мне казалось, что от волнения в голове было столько крови, что я вот-вот потеряю сознание.

Постаравшись взять себя в руки, я вошёл внутрь.

Очень скоро мне предстояло взглянуть на то, что мне суждено было открыть. Перед этим я даже просмотрел несколько роликов в интернете и почитал статьи на эту тему, чтоб освежить память и узнать что-нибудь новенькое. Плюс захватил с собой несколько инструментов, что использовал ещё в школе. Но это было равносильно быстрому просмотру ответов на вопросы перед экзаменами.

Мне просто надо открыть сейф, получить деньги и уйти. Просто открыть сейф, получить деньги и уйти. Сейф и выход, сейф и выход…

Я повторял эти слова про себя, как мантру, поднимаясь по удивительно чистому подъезду. Видно, что о нём люди заботились куда больше, чем об улице.

По крайней мере здесь стены не были расписанными, всего лишь немного облупившимися.

Поднявшись на нужный этаж, я остановился напротив двери с гулко колотящимся сердцем. Сказывалась как лестница, так и дикое волнение, как будто перед экзаменом. Казалось, что ещё немного, и кровь хлынет из всех щелей от такого давления. Лицо просто горело. Я пытался себя убедить, что если ничего не получится, я просто развернусь и уйду, это не конец света, но помогало это, скажем так, не очень. Как и молитва в голове, которая крутилась как заведённая.

Сделав глубокий вдох и задержав дыхание, я медленно выдохнул и слегка трясущейся рукой постучал в дверь.

Замер. Прислушался.

Подождав минуту, постучался ещё раз и вновь замер.

На этот раз за дверью послышались шаги, какая-то возня, и через десяток-другой секунд дверь передо мной открылась.

— Э-э-э… эм… ну… — мне пришлось выдохнуть, чтоб хоть как-то собраться с мыслями и вернуть себе возможность разговаривать, потерянную от волнения. — Добрый день.

Передо мной стояла девушка. Самая обычная девушка с чересчур хищными чертами лица, длинными светло-розовыми волосами и вертикальным шрамом, проходящим по правому глазу. Она была приятной девушкой пониже меня, даже несмотря на шрам. Твёрдый среднячок по красоте, однако её хищные черты меня сразу же оттолкнули.

В её глазах читалась неприкрытая агрессия и вызов. Она выглядела так, словно её раздражает уже одно то, что ей пришлось открыть дверь. В голове крутилось подходящее определение для её внешности — стерва.

Она с каким-то раздражением пробежалась по мне взглядом.

— Ну и? Чего забыл тут?

Глава 4

Интересная фраза для встречи гостей в своём доме. Приходят к тебе, а ты их спрашиваешь, что они тут забыли. Но видимо, девушка была не очень знакома с этикетом. Я уже мог дать ей более точное определение, чем стерва — гопница.

— Я пришёл к Али. Он сказал мне прийти сюда.

По приходу сюда я должен был сказать, что я к Али. Так подозреваю, что так зовут Алекса. Правильно, конечно, называть себя иначе, учитывая тот факт, что лучше своего имени в такой компании не называть. Но мог бы подобрать себе что-то более презентабельное, чем Али. Но это я скорее так, от нервов над этим думаю.

— Что ты там мямлишь, громче говори! — рыкнула девчонка. Не рявкнула, а именно рыкнула, практически зашипела, как кошка какая-то.

Я всегда тихо говорю и тихо себя веду. Однако не настолько, чтоб мне говорили об этом. Скорее у неё имелись какие-то проблемы со слухом. Но своё мнение я оставил при себе, мне было наплевать на девушку и её мнение, как и грубый голос меня ни капельки не трогали.

— Я к Али. Он сказал, чтоб я подошёл сюда, — повторил я громче.

— От Али? Ты? — я прямо слышал в её интонации вопрос: «Ты смеёшься надо мной, что ли?».

— Да. А вы…

— Не выкай, — поморщилась она и обернулась назад. — Али! Глянь, твой парень?!

Послышался топот, и уже через несколько секунд откуда-то из комнаты в коридор выскочил Алекс.

— Что? Где? — сфокусировал на мне взгляд и растянул улыбку до ушей. — О-о-о! Ты чёт припозднился, чё так долго?

— Кое-что забрал с собой, — я окинул обшарпанный коридор взглядом. — Где сейф?

— Сейф в комнате, — ответила девушка. — Проходи давай. Хер ли в проходе встал?

Я ничего не ответил, лишь прошёл дальше. Таким вообще не имеет смысла отвечать — то же самое, что гавкать в ответ на собаку.

Это место больше напоминало притон, в котором если и ночевали, то буквально одну ночь, чтоб переспать с кем-нибудь или отойти от галлюцинаций. Стены были с облупившейся краской, в некоторых местах едва ли не до кирпича. На полу паркет, наверное, ещё с постройки, скрипящий, неровный и настолько грязный, что по краям, где не ходят, образовался слой грязи. Квартира выглядела ещё хуже, чем сам дом снаружи.

В комнате, куда меня провёл Алекс, дела обстояли не лучше. Два матраса на полу, укрытые грязными простынями в пятнах, мусор по углам, три потёртые табуретки и стол в центре. Над потолком одиноко висела лампочка, а в углах покачивалась паутина из-за сквозняков. Скорее всего это место, когда они им не пользуются, является притоном. Или превращается в него ближе к ночи.

На столе-то я и увидел сейф, который мне надо было вскрыть. По виду это был один из вариантов, что вставляется в стену. Он слишком сильно выделялся на фоне всей квартиры слишком чистым и новым пятном, хотя стенки его явно указывали на тот факт, что его выковыряли из стены. Высотой и шириной в локоть, длиной в полтора локтя, сделан из чёрного немного рифлёного металла. На дверце была ручка отпирания засовов, замочная скважина и кнопочный кодовый замок с тремя лампочками над ним.

Когда я его увидел, на душе стало неожиданно легче, и всё волнение практически сразу улетучилось. Нет, модель мне была незнакома, просто пугала меня сама неизвестность. Непонятки с тем, с чем мне придётся столкнуться. А сейчас я видел, с чем буду иметь дело.

Подобное можно сравнить с тестом для перехода в следующий класс — ты волнуешься перед ним, потому что не знаешь, что тебе попадётся. Волнуешься из-за неизвестности. Но получаешь бланк и сразу успокаиваешься, так как уже осведомлён, с чем имеешь дело. Знаешь, не знаешь, всё равно, ты просто начинаешь решать его.

— Это он? — кивнул я на железный ящик, скидывая портфель.

— Да, но погоди, должен ещё один подойти, — положил мне на плечо ладонь Алекс.

— Почему?

— По кочану, — тут же встряла девчонка. — Ты что такой тугой? Тебе сказали ждать.

Её грубый голос вызывал желание если не ударить, то послать её куда подальше. Честно говоря, я не помню, чтоб у меня кто-то вызывал в последнее время такое желание.

— Сирень, хватит тебе, — миролюбиво и слишком по-дружески такому хамлу ответил Алекс. — Парень, который отвечает за сейф, должен ещё прийти. Ему отвечать за него, потому он тоже должен присутствовать, чтоб сразу увидеть, что внутри.

— Я понял, — спокойно кивнул я и, не сказав больше ни слова, сел на табуретку. Остальные поступили так же. И если Алекс игрался со своим телефоном, то девчонка, как её назвал он, Сирень, не сводила с меня хмурых глаз, словно само моё присутствие её раздражало.

— Тебя как звать? — неожиданно спросила она.

— Меня? — переспросил я.

— Ну не меня же! Ты реально тугой, — тут же взвилась девчонка.

— Не обращай внимания, — сказал Алекс, не отрываясь от телефона. — Она милашка. Просто с чужими так щетинится. Боится, наверное.

— Слышь, умник? — тут же перебросила она свой гнев на него. — Ты вообще бы не кудахтал тут. Малу тебя из жалости взял, так что замолкни там.

— Малу взял меня, потому что он меня знает, — весело возразил Алекс, словно беседа с, как он её назвал, Сиренью его лишь радовала. — Я тебе говорю, она милашка.

— А Малу — это главный? — уточнил я.

— Можно и так сказать, — кивнул он.

— А где ты с ним познакомился? — поинтересовался я.

— Тебя это вообще колыхать не должно! — она была просто наглой гопницей, которая раздражала, однако я сохранял спокойствие, словно ничего и не слышал. Даже голоса не поднимал, говоря всё так же тихо.

— Я? — Алекс на мгновение оторвался от телефона, задумавшись. — Да год назад случайно пересеклись. Летом. Нас… познакомили общие знакомые, мы поговорили, нашли общий язык и вот, работаем вместе. Держим контакт, как говорится.

— Понятно… А сколько ему?

— Девятнадцать, — тут же встряла девчонка. — Всё узнал или ещё чего спросишь?

— Да, спрошу, пожалуй, раз предлагаешь, — кивнул я. — Але… Али, ты давно работаешь с ним?

— Да год уже, — он усмехнулся, глянув на меня. — Хочешь узнать, почему нас ещё не посадили?

— Нет, мне всё равно, чем вы занимаетесь. Я пришёл за ним, — кивнул я на сейф.

И всё же, год? Получается, в начале десятого класса? Я быстро промотал в голове все свои воспоминания по этому поводу, пытаясь припомнить хоть какие-то изменения в Алексе. Не то чтобы это было важно, но хотел проверить правдивость его слов про то, сколько он с ним работает. То, что это незаконно, я даже не сомневался, хотя вид их деятельности пока был для меня загадкой.

Промотав последний год в голове, я наконец нашёл отличия между ним прошлым и настоящим. Телефон. Алекс был из не самой богатой семьи, однако телефон мог себе позволить, но совсем не такой, который он имел сейчас.

А ещё он неожиданно начал учиться. Правда, насколько знаю, взялся он за учёбу как только в старшую перешёл, в девятом. Раньше, несмотря на всё моё к нему отношение, Алекс был обормотом. Прогуливал, хулиганил, занимался ерундой и точно не походил на человека, который собирается поступать в университет. Однако сейчас передо мной был другой человек. Тот же Алекс, но всё же другой, более ответственный. Но это было за год до их встречи, если только Алекс мне не соврал. Но и сомневаюсь, что такая работа положительно сказалась бы на учёбе, так что вряд ли это как-то связано.

Не то чтобы меня это прямо сильно волновало, однако за такими мыслями я мог скоротать время, попутно поискав в интернете на телефоне описание данного сейфа. И способа его взлома. Про взлом не нашёл, но вот инструкция попалась, причём довольно подробная. Интересный сейф, но не из разряда невзламываемых. Обычный сейф. Надо бы его потрогать, пощупать, чтоб понять, как вскрывать будем.

Мы просидели ещё минут десять, прежде чем вернулся последний член их команды.

Это был примерно моего роста парень с русыми волосами и очень хмурым лицом, словно он соревновался с Сиренью по тому, у кого настроение хуже. Типаж его лица можно было описать как бандитский. Выглядел как школьный задира или парень, который просит у тебя позвонить телефон в подворотне. Не хочу оговаривать, но, учитывая его род деятельности, я не сильно ошибся.

Войдя в комнату, он бросил на меня пронзительный взгляд, как если бы хотел просканировать, будь у него встроен рентген в глаз.

— Всем здорова, — кивнул он, походя ко мне. Низкий, слегка хрипловатый голос, в котором я почему-то слышал будто бы вызов. Скорее всего мне просто уже кажется. — Здорова, Малу.

— Добрый день, — встал я и пожал руку. — Я Бэн.

Своё настоящие имя я решил придержать при себе.

— Бэн? Биг-Бэн блин, — усмехнулся он, но сразу вернул себе серьёзность. — Короче, Биг-Бэн, дело такое. Али мне нашептал, что ты вскрывал уже сейфы и двери, опыт имеешь. Он ручался за то, что ты правильный пацан и всё сделаешь тип-топ, тихо и ровно. Поэтому слушай сюда. Видишь этот сейф?

Его эти «правильный пацан», «нашептал», «слушай сюда» и прочие диалекты дворов буквально резали слух. Звучало, как из уст школьника, который пытается быть «ровным пацаном». Плюс и его тон, с лёгким наездом, будто он уже пытается взять надо мной верх, хотя мы едва знакомы. Всё это вкупе меня просто отталкивало.

Удивительно, как Алекс с ним вообще общается, или он уже привык быть вторым?

— Вижу, — кивнул я, оставив мысли при себе.

— Вскрой его. Без всяких царапок и прочего дерьма.

— А оплата? — тут же напомнил я. Почему-то мне показалось, что такие люди обожают забывать о ней.

— Будет, не ссы. Приступай. И перчатки обязательно надень.

А без «приступай» я бы не догадался, да? Видимо, ему прямо надо показать, кто здесь главный. Хотя про перчатки, конечно, спасибо, я даже и не подумал сначала об этом. Было бы неловко на нём свои отпечатки оставить. Они бы ничего не дали, конечно, так как меня нет в полицейских базах данных — ещё, слава богу, в полицию приводов не было. Но лишний раз по-глупому рисковать не стоило.

Я подошёл к сейфу и ещё раз оглядел его. Да, примерно такой я видел и в интернете, только белого, а не чёрного цвета. Постучал по нему пальцем, после чего покрутил ручку отпирания засовов. Он дёргался влево-вправо, но не спешил открываться. Пощёлкал по кнопкам, вбив сначала наугад, а потом запасной код отпирания, который иногда использовали производители.

Пусто.

— Слушай, если бы всё было так просто, то тебя бы никто не звал, — начала возмущаться стерва, но я лишь спокойным без какого-либо вызова взглядом посмотрел на неё и вернулся к делу. — Или ты думаешь, что…

— Сирень, захлопнись, — оборвал её Малу.

— Да просто… — интонации её голоса сразу же сменились с борзого на оправдывающиеся-обиженные.

— Завались, тебе сказал, — поднял он голос, и Сирена, обиженно надув губы, смолкла. А Малу обратился ко мне. — Ну чо там?

— Присматриваюсь.

— Присматривайся реще.

Я промолчал, не видел нужды в этих пререканиях, я не членом мериться сюда пришёл.

Достав из рюкзака набор инструментов, среди которых были и отмычки, я попробовал сначала ковырнуть замок. Однако буквально через несколько минут отказался от этого варианта, по крайней мере пока. Слишком долго.

Взамен этого я достал длинную проволоку, после чего аккуратно принялся выдавливать ближайшую к замку лампочку — маленький обычный светодиод зелёного цвета. Если это не получится, то вернусь к замку.

Аккуратно, чтоб случайно чего там внутри не сломать, так как, по идее, мне надо было вернуть его целым, продолжал надавливать до тех пор, пока просто не вдавил светодиод внутрь корпуса. На его месте осталась небольшая дырочка под стать проволоке.

После этого я согнул её буквой «Г», просунул в образовавшееся отверстие и начал аккуратно крутить его, пытаясь найти механизм запирания, другой рукой крутя ручку отпирания засовов.

Принцип был очень прост — ручка отодвигала засовы. Однако эти засовы блокировались небольшим рычагом, который открывался или ключами, или кодом. И сейчас, попав за стенку и согнув проволоку буквой «Г», я пытался нащупать и надавить на этот рычажок, чтоб разблокировать засовы.

Надо сказать, что получилось у меня это не сразу, примерно минут за десять, за которые Сирена уже успела несколько раз вздохнуть, а Малу, судя по запаху, выкурить не одну сигарету.

Но в конечном итоге мне сделать это удалось. Послышался долгожданный щелчок, и ручка отпирания засовов крутанулась до упора в бок.

— Готово, — отошёл я от стола. — Теперь, пожалуйста, мои деньги.

— Да, да, конечно, — тут же встрепенулся Малу, вытащив из заднего кармана скомканные банкноты. — На, держи, пересчитывай.

Сам же подошёл к сейфу. И пока я аккуратно расправлял банкноты, считая их…

— Чо за хуйня? — Малу сказал это с таким удивлением, словно никак не ожидал это увидеть внутри. — Они дрочат нас?

— Ещё одна дверь? Серьёзно? Это шутка? — это была уже Сирена.

— Скорее перестраховка, — заметил Алекс. — Это не дверь, это ещё один сейф, только маленький.

— Да он больной! — воскликнула истеричка. — Какого хрена? Что нам делать теперь?!

— Дура, чо ли? Эй, Биг-Бэн, тут ещё один сейф так-то.

Я обернулся, протянув раскрытую ладонь, нетонко намекая, что нужно сделать. Да вот только это явно не понравилось Малу.

— Эй, слышь, я тебе так-то заплатил уже.

— За один сейф, — возразил я. — Это второй сейф. За бесплатно я его открывать не буду.

— Ты не зарывайся. Я тебе дал деньги, чтоб ты открыл мне этот сраный гроб.

— И я открыл его.

— Не полностью. Или что это, по-твоему?

— Другой сейф, — ответил я совершенно спокойно своим тихим голосом, скрывая волнение. Я его боялся, конечно боялся, потому что он был обычным гопником. А получить в нос мне как-то не хотелось. Будь ситуация другой, я бы открыл сейф. Однако мне нужны были деньги, и сейчас у меня была возможность заработать ещё немного.

Или получить по лицу. Но я был готов добиваться своего, так как понимал, что ему сейчас нужен. Риск был оправдан.

— Если бы там было две дверцы и сорок замков, я бы открыл их и взял пять сотен, так как это такой сейф, — спокойно продолжил я. — Но ты мне предлагаешь сейчас открывать за бесплатно второй. Ищи другого лоха или заплати мне за работу.

— За работу, значит? — усмехнулся он недобро и подошёл ко мне.

В этот момент я думал, что он меня ударит. Мне стоило больших усилий сохранить своё невозмутимое лицо, не зажмуриться, не отступить назад и не сжаться. Я уверял себя всеми фибрами души, что, только показывая свою уверенность, смогу получить деньги за работу. И то ли день мой, то ли у парня было хорошее настроение, но, цыкнув, он полез в задний карман и вытащил ещё ворох смятых сотен.

— Открывай этот сраный гроб.

Я лишь молча забрал деньги, быстро пересчитав их. Не стал искушать судьбу и принципиально перед ним их высчитывать. Мне было плевать, как он ко мне относится, что думает и что мне говорит — важен был результат. А результат таков: теперь у меня штука просто за несколько минут.

Что касается сейфа, то это был небольшой бронированный ящик для оружия с пятью клавишами, расположившимися вертикально вдоль дверцы. Его размер удивительно подходил под размеры сейфа побольше, чтоб влезть туда. Прямо сантиметр в сантиметр.

Однако этот замок я знал, как открывать, без всяких гайдов и описаний сейфа.

— Мне нужна пластмассовая бутылка.

— Бутылка? Сесть на неё? — ухмыльнулся Малу недобро.

— Нет, — невозмутимо покачал я головой. — Открыть этот сейф.

Сирена вздохнула и вышла из комнаты, чтоб через несколько секунд вернуться и втиснуть мне в руки обычную бутылку из-под минералки.

— Спасибо.

Я аккуратно и быстро вырезал из этой бутылки небольшой прямоугольник, после чего просунул его в щель между дверцей и корпусом сейфа. Тыкал ей меньше минуты, прежде чем почувствовал слабое сопротивление вместо твёрдой стали. Надавил сильнее, и дверца приветливо щёлкнула, раскрывшись.

Щеколда в этих сейфах располагалась слишком близко к краю. А пластмассовый стержень из бутылки мог изгибаться, минуя неровности, и был достаточно твёрдым, чтоб надавить на щеколду и открыть её.

— Готово.

— И всё? — с какой-то досадой спросила Сирена, понимая, насколько всё было просто. Наверное, уже жалела, что сама не взялась открыть его.

— Да, — кивнул я.

Но что касается этого сейфа, то он был для хранения пистолетов и другого оружия, по большей части маленьких габаритов. Хотя оружие у нас запрещено так-то, кроме охотничьего. Его защита скорее была не для подобных целенаправленных взломов, а для того, чтоб ребёнок или посторонний не украл его. Или же это просто обычный китайский некачественный сейф, один из тысяч таких же.

Как бы то ни было, я потратил меньше получаса и заработал тысячу. При этом действуя в рамках закона и вполне безопасно для себя. В душе появилось неприятное чувство того, что мне хочется ещё такой, пусть и серой, но работы, и таких же лёгких денег. Может даже…

Я поймал себя на мысли, что если бы мне платили хотя бы столько, я бы не отказался и от более противозаконного. Слишком просто получил я эти деньги, сравнивая с тем, сколько труда мне приходилось прикладывать, чтоб заработать за четыре часа тридцать два доллара.

Против тысячи за полчаса, и это даже не вспотев.

Глава 5

Я задержался ещё на несколько минут, чтоб починить большой сейф, вернув светодиод на место. Для этого всего-то и потребовалось, что открутить заднюю крышку на дверце и вернуть его обратно. После нехитрых манипуляций он выглядел как новый.

Конечно, со стороны это легко выглядит, но в своё время, заинтересовавшись этим, я потратил немало времени, чтоб изучить эту тему. А потом мне выпал шанс повстречать Алекса и испробовать свои навыки в деле. После успеха мне захотелось ещё лучше изучить этот вопрос, после чего я открыл немало дверных замков и все сейфы в старом доме. Не думал, что мне это когда-нибудь пригодится. Мир — действительно непредсказуемая штука.

— Готово, как новый, — кивнул я на сейф.

— А чо насчёт этого? — кивнул Малу на маленький.

— Просто захлопните, и всё, — пожал я плечами. — Есть ещё что?

— А тебе нужна работа? — улыбнулся он, дёрнув подбородком.

— Смотря какая, — осторожно ответил я, понимая, что перехожу границу. Почему я это делаю? Ответ прост — деньги. Лёгкие и быстрые деньги.

— Обычная. Ведь мы тут все обычной работой занимаемся? — оскалился он и обернулся к своим. — Верно я говорю?

— Верно, — оскалилась вслед за ним Сирена, став куда более хищной, чем прежде, словно уже и не человек. А Алекс… да он всегда улыбается, тут ничего не изменилось.

— Видишь, обычная работа, — похлопал он меня по плечу. — Так что если хочешь, и у меня чо будет, я тебе маякну через Али, понял?

— Я могу отказаться? — задал я встречный вопрос.

— Отказаться можешь. Сейчас, — улыбнулся он, однако тон явно не соответствовал его мимике. — Ты можешь трясти яйцами, а можешь срубить деньжат, решай сам, но здесь и сейчас.

Лёгкие деньги и высокие риски или честная утомительная работа и мало денег? Выбор вроде очевиден для честного человека, но… Если прибавить ещё и жизнь сестры, сроки для покупки лекарств, их цены…

Твою мать! Хотелось схватиться за волосы и удариться головой о стену, чтоб прочистить мозги. У меня папа полицейский, если разведает, то мне точно влетит. И ему тоже. Сын полицейского влез в криминал. Но с другой стороны, разве это не будет малой платой, если я спасу Наталиэль? Можно будет купить самые дорогие лекарства и спасти её.

Эти мысли кружились в моей голове, повторяясь раз за разом. Сестра — деньги, сестра — деньги, сестра — деньги. Я больше ни о чём думать не мог, кроме как об этом.

Но самое главное — страх. Страх, что поймают, страх, что за эти правонарушения мне придётся ответить, страх от чувства, что тебя уже преследуют и большой брат уже следит за тобой. Того, кто в этом деле давно, такое даже не волнует. Но для человека, который до этого ничего общего с подобным не имел… у меня такое ощущение, что все в округе уже знают, чем я занимаюсь. Это смешно, но не для меня.

Чего греха таить, мне всего шестнадцать, и опыта в жизни у меня столько же, сколько воспитанности в Сирене. Для меня это ново, незнакомо, а учитывая отца, который немало рассказывал о том, как ловят такую мелкую шпану, так ещё и приправлено страшными историями о закономерном итоге.

А он таков — нас схватят.

И всё же…

— Конечно, обращайся, когда понадобится помощь. Буду рад поработать. За хорошую плату.

Алекса же не поймали за это время? Да и этот не сидит пока. Так почему меня должны сразу схватить? К тому же, вылечим сестру и сразу брошу это занятие. А если попадусь… дадут мне скорее всего условное. Это не такая уж и большая плата за её жизнь.

— Отлично, Али говорил, что ты правильный пацан. Тогда как договаривались, он скажет тебе, когда и что, но… — он приблизился ко мне так близко, что наши носы едва не касались, и его приветливая улыбка сменилась холодным и безжалостным лицом конченого подонка. — Выкинешь какую-нибудь хуйню или подведёшь нас, и я тебя на сало нарежу, ты понял?

Его голос был низким, угрожающим, с лёгкой хрипотцой. Хорошо поставленный для таких угроз. Однако сомневаюсь, что он блефует. Наверняка хоть раз, да приходилось калечить людей. А может и убивать, как знать.

— Да, — лишь спокойно ответил я. — Тогда до связи.

— Тогда давай, удачи, — тут же вернулся в своё прежнее состояние он, одарив меня своей бандитской ухмылкой.

Не проронив ни слова, вышел из квартиры в подъезд.

И только на улице смог вздохнуть полной грудью, чувствуя, как колотится сердце. Я мельком оглянулся, но никто не смотрел на меня. Хотя всё моё внутреннее я буквально кричало: они знают, кто ты, они следят за тобой, уже следят, они всё знают. Проклятое чувство преследования не покидало меня до самой остановки, и только уже в автобусе я смог кое-как взять себя в руки.

Когда я входил в дом, всё ждал, что кто-нибудь спросит меня, что случилось, или отец скажет, что всё уже знает и какой я дебил. Но никто мне не сказал ни слова. Никто даже не догадался, что меня так сильно грызёт — каким-то чудом моя невозмутимость на лице не треснула, даже когда сердце дрожало в страхе в груди.

***

— Чо думаешь по поводу него? — спросил через несколько минут после его ухода Малу. По-настоящему молодого человека девятнадцати лет звали Матвей Луменко. Отсюда пошло и его прозвище по первым двум буквам имени и фамилии.

— Да нормальный он, я отвечаю, — отмахнулся Алекс. — Он правильный парень, не стукач, не чмошник.

— Он какой-то тугой, — поморщилась Сирень. Её имя было Инна. Инна Сюньюрье. — Вообще ноль эмоций. Ни в голосе, ни в лице. Он какой-то заторможенный. Он раздражает меня.

— Да нормальный он. Сколько знаю его, всегда такой, — усмехнулся Алекс. — Ему ставят два, ему похуй. У него денег нет на проезд, ему похуй. Эмоции есть, просто воспринимает он всё очень спокойно.

— Тормоз, короче.

— Сама ты тормоз.

— Ты что, самый умный тут? — начала кипятиться Сирень.

Малу задумчиво посмотрел на выход. Ни единой эмоции на лице в плане какого-то волнения или чего-то ещё, даже когда он на него слегка наезжал, словно ничего вокруг особенного и не происходило. Тут или уверенность в своих силах, или реальная заторможенность. Странный парень. Но и Алекс ручается за него.

— Да норм всё будет.

— Откуда у него вообще познания во взломе? — нахмурилась Сирень.

— Я же говорил, в младших школах из сейфа ответы на вопросы тырили. Он вообще читает много, так что знает некоторые интересные вещи. Видимо, и про взлом откуда-то вычитал. Умный парень.

— Если бы начитанность считалась умом… — фыркнула она.

— Нам четвёртый ну очень бы не помешал, — заметил Малу. — Нормальный четвёртый, имею ввиду. У меня есть надёжные друзья, только звать их сюда… нет, не пригонят сюда ради мелкой наживы. Да и смысла им переезжать нет.

— А тебе мало людей на улице? — кивнула она на окно. — Зачем жирного? Да его инфаркт на первом же деле хватит!

— И как найдёшь? Пойдёшь каждого спрашивать? Объявления может повесишь: «ищу соучастника преступления»?

— Да улицы пестрят всякими, кто подойдёт на эту роль лучше!

— Всякие отморозки, наркоши или вообще конченые имбецилы? Я лучше тогда сам полиции сдамся. Нужен кто-то проверенный, а нормальных парней для дела мало. Стрела не даст, а мы заебёмся искать. Я же не могу выйти и кричать, что нужен чел для дела. Это тебе не Нижний город. Ты помнишь же Герку?

— Ну? — кивнула Сирень.

— Он вроде норм мужик был тоже, толк в деле знал, только охуевшим был. Вечно права качал, типа мы ему чуть ли не жизнью обязаны. Ты ещё одного такого хочешь найти?

— Меня не было тогда с вами, — заметил Алекс.

— Да, не было, — кивнул Малу. — Кончилось тем, что прямо на деле хуйню устроил. Всё тогда по пизде пошло, и копы взяли Попа. Ты его, Алекс, не знаешь, но был такой чел. Так вот, за это Стрела его к себе вызвал, и больше уёбка не видать.

— Ну а чего ты на жирного смотришь? Откуда знать, что он не съедет? — спросила Сирень.

— Алекс ручается за него, — кивнул он на него. — Эту куда лучше, чем хер непонятный с улицы. Раньше же, как говорит Алекс, не съезжал, верно?

— Ага, учительскую грабил, — усмехнулась она недобро.

— Все с чего-то начинают. Сейчас лишь градус повысится, не более. Сходим в пробную, обкатаем его, посмотрим и решим, чо делать.

— У него что-то там с сеструхой. Он над ней трясётся, как над своим ребёнком, потому вкалывает, — сказал Алекс.

— Ну тем более не съедет. Его сеструха и будет гарантом. Ещё посмотрим, конешь, на деле, но когда есть ради чего… да, Сирень?

— А что я? — нахмурилась и смутилась она одновременно.

— Только не надо. Стрела рассказывал, что ты тоже из-за кого-то родного прибилась сюда.

— А ещё дала ему за услугу, — добавил Алекс.

И Сирень буквально вспыхнула так, словно её тут же переполнила внутренняя энергия.

— Да знаешь что, Алекс?! Знаешь?! Пошёл ты нахуй! Чтоб ты сгнил! — вне себя от злости выкрикнула она, после чего, громко топая, направилась к выходу. — Я не могу с этим дебилом. Пойду лучше машину заведу, подожду вас снизу.

Они оба проводили её взглядом, после чего Малу посмотрел на Алекса осуждающе.

— Ну и надо было тебе это вякнуть? — хмуро глянул на него Малу. — Нахера эту тему было поднимать, знаешь, как у неё полыхает от неё.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он. — Отойдёт. И вообще, она сама немного зарывается.

— Ага, а сейчас как будто всё нормалёк будет, да? Пиздец… Ладно, потащили сейф обратно.

— Ты положил в него подарок?

— Али, я похож на долбоёба? Иди давай уже. Вернём сейчас обратно и посмотрим, что Стрела скажет. У него вроде дело было какое-то.

***

Наш город был разделён на несколько районов. Один был центром, потом даунтаун, дальше был индустриальный. Потом спальные, где расположились многоэтажки, богатый район, где располагались едва ли не дворцы с живописным видом и немаленькими территориями. И ещё частный сектор — классические небольшие дома на американский манер с небольшой территорией позади дома.

Можно сказать, чтоэтот город унаследовал особенности как России, так и штатов, и Японии, и Китая. Каждая страна на этой земле оставила как свой отпечаток, так и людей, которые и стали жителями Маньчжурии.

Наш новый дом находился едва ли не на задворках в захолустье с такими же нищими как домами, так и обитателями. Да и дома больше походили на какие-то коробки или трейлеры с плоской крышей, которые, казалось, вот-вот развалятся.

Но несмотря на общий вид, здесь было безопасно.

Я вернулся домой уже затемно. Так что неудивительно, что меня встретила недовольная личность в виде моей сестры, которая если и злилась, то выглядела скорее мило, чем страшно. Злиться, в отличие от мамы или па, нормально у неё не получалось.

— Ты где был? — едва переступил я порог, тут же начала она. — Время на часах!

— Натали, блин, не занудничай, — поморщился я. — Ты же не мама.

— Я хуже! Я твоя сестра!

— Не пойму, говоришь ты это с гордостью или с сожалением. Напомнить, сколько мне лет?

— Меньше восемнадцати? Меньше. А теперь марш мыть руки и есть, я сейчас еду разогрею. А пришёл бы раньше, съел бы свежее.

Спор можно было продолжать бесконечно, да и спорить я не очень любил, потому лишь покорно вздохнул, потянулся к сестре, чмокнул её в щёку и сказал:

— Ладно, я понял прости. И спасибо.

— То-то же, — выпятила она едва заметно грудь. Ей нужно было очень мало для счастья. Натали, как и Наталиэль, относились к тому типу людей, которые могут любить всем сердцем, и для счастья им надо ни много ни мало всего лишь взаимности. Так что вместо споров и ругани достаточно было показать, что ты ценишь её заботу, чтоб она была счастлива. — Давай, поторапливайся. Ма с па вновь на работе задерживаются, так что мы пока одни.

— Да, хорошо, — покорно ответил я.

Натали, как и мама с папой, тоже работала, но сейчас освобождалась раньше, не беря подработки и переработки, чтоб заниматься домом и, когда понадобится, самой Наталиэль.

Та раньше тоже работала, ещё в начале приступов. Но потом становилась всё слабее и слабее, от чего уже не могла работать на полную ставку, а после и на подработках. Я знаю, что она чувствовала себя обузой, на которую уходят все деньги, от чего, наверное, ей приходилось хуже всех. Ей приходилось жить с мыслью, что всё из-за неё — от потери нормального дома до отсутствия денег.

Поэтому Наталиэль занималась по дому, мыла, стирала, готовила и даже ремонтировала, пока остальные работали. По крайней мере старалась это делать, пока хватало сил — час отдыхает, час занимается. И чем больше приступов она переживала, тем длиннее становились передышки и короче рабочие промежутки. Но вот когда случался приступ, она несколько дней приходила в себя, набираясь сил, и её работу выполняла Натали, приходя пораньше.

Как и сейчас, она мельтешила по дому, наводя порядок и моя посуду, пока я был в ванне.

— Так где был? — спросила она тут же, стоило мне сесть за обеденный стол. — У друга?

— У друга, — кивнул я. — Наталиэль как?

— Слаба пока. Знаешь же, после приступа ей нужно время.

— Не осталась в больнице?

— Она боится, что ей вставят анальные свечи, — улыбнулась Натали, возясь с кастрюлями.

— Если я не ошибаюсь, то при приступе не вводят анальные свечи.

— А ты вот ей скажи об этом, — усмехнулась она, кивнув на дверь комнаты, где они с Наталиэль спали. — Ей как после температуры тогда запихнули их, так теперь у неё все врачи ассоциируются с ними. Так что её там никакими доводами не удержишь. На, держи, — передо мной положили тарелку с ложкой. — Захочешь добавки, говори.

— Ага.

В этот момент в зал вышла Наталиэль. Она действительно выглядела бледной, больной, и невольно напоминала мне тех, кто болеет раком. Но даже это не могло угомонить её.

— Оп-па, — она навалилась на меня сверху, обняв сзади за шею и уперевшись своей грудью мне в спину. — Блудный сын вернулся. Ты где пропадал, малыш?

— В гостях.

— Лжёт, — она посмотрела на Натали. — Сестра, братишка-то нас обманывает.

— Нет, не обманываю, — не моргнув глазом, ответил я.

— Хуже всего в нём то, — продолжила она, — что по лицу и не скажешь, лжёт он или нет. Непроницаемый просто. Но сестринское чутьё…

— Говорит нам, — подхватила её тут же Натали.

— Что.

— Ты.

— Нас.

— Обманываешь, — закончила Натали, и даже не видя их лиц, я знал, что они улыбнулись друг другу. Чертовки умели хорошо продолжать мысли друг друга, словно обладали коллективным сознанием. — Я тоже так думаю, Наталиэль. Но он вряд ли расколется.

— Не любит нас, наверное, — вздохнула Наталиэль. — А мы ведь так много для него делаем. Всю любовь братишке отдаём.

— И братишка вам благодарен, — ответил я, доев суп.

— Добавки будешь? — тут же встрепенулась Натали.

— Да, пожалуйста. А у тебя как дела, Наталиэль? Я думал, что на этот раз ты останешься в больнице.

— Твоё желание оставить меня наедине с врачами и их свечами возмутительно, — надулась она, хотя я знал, что сестра просто прикалывается. — Что мне там делать?

— Сидеть, кушать, сколько влезет, набирать вес и отдыхать.

— Тем же самым я могу заниматься и дома.

— Да что-то не похоже. Ты же сидеть не можешь без работы. Например, половину этого супа делала ты, — тут же сказал я.

— Да с чего вдруг? — я точно знаю, что у неё бегают глаза. Всегда бегают, когда волнуется.

— Только ты режешь морковку треугольниками, хотя и не пойму, как тебе это удаётся.

— Я чувствую себя прекрасно, — наконец отпустила она мою шею. — К тому же, новые лекарства теперь принимаю, так что всё в порядке.

В прошлые разы, пусть Наталиэль этого и не понимает, она говорила то же самое. Но каждый раз ей становилось только хуже, а я чувствовал, что меня обманули, предали. Конечно, никто не мог знать, что они не помогут, но легче от этого не становилось.

Стоило мне вспомнить это, как сердце внутри скрутило от боли и страха за сестру. Глядя на её бледное лицо, но живые неунывающие глаза, в глубине которых скрывался страх, мне становилось тоскливо. Все знают, все предчувствуют, чем это закончится. Мы просто наблюдаем за её медленной смертью, не в силах помочь. И чем больше смотришь на её бледное лицо, тем чаще появляется мысль: «Лучше бы умерла быстро и не мучила ни нас, ни себя». Я её люблю всем сердцем, но даже не могу сказать, от чего так думаю — от любви к ней, чтоб Наталиэль не мучилась, или от усталости из-за страха перед моментом, который рано или поздно наступит?

И почему-то мне казалось, что и эти лекарства ей не помогут. Стоило готовиться сразу к операции. Сколько требовалось на неё? Несколько миллионов? Это только если банк ограбить, я смогу получить такие деньги. Можно ещё помолиться и случайно выиграть джек-пот или лотерею, но вряд ли Бог на нашей стороне в этой схватке. Судя по происходящему, он явно отвернулся от нашей семьи, не оставив шанса более чем достойному человеку вырваться из этой трясины.

Наша семья была верующей. Святой Свет, или как её ещё называли в мире - Шингуанизм. Основная религия в Маньчжурии. Это одна из дуалистических религий, где есть понемногу как из классического христианства, так и из язычества, из даосизма и так далее. Соединив всё в себе получилась вообще другая мировая религия, пусть и не самая крупная, со своими правилами, верованиями и обычаями.

Раньше мы каждое воскресенье ходили в храм, не забывали отчищаться от тьмы, молились, слушали проповеди и так далее. Не ударялись в крайности, но и не были теми, кто просто носит крестик. Сам крестик был не как в христианстве, его ещё знают как солнечное колесо.

Однако из-за болезни Наталиэль мы перестали это делать — не было времени: все работали, чтоб выкарабкаться из этой трясины. Не заслужили ли мы от него хоть какой-то помощи? Почему мафиозные кланы, убивающие налево и направо, и зажравшиеся великие дома, которые только и делают, что грабят других, получают столько денег? Они реально заслужили это?

Я знаю, что она попадёт в рай и так далее, но… я хочу свою сестру видеть здесь, живой и счастливой, а не на небесах. Я не хочу терять её из-за какой-то ебанутой болезни и долбаных денег! Надо обязательно пропустить человека через это, чтоб потом выделить место в рае? Какого хрена просто нельзя оставить ему жизнь, если это так просто?!

Я до сих пор верил в бога, иногда молился и посещал храм, чтоб попросить выздоровления сестры, чтоб он осветил её душу светом и исцелил, но... Чем дольше это длилось, тем слабее эта вера становилась, и тем дальше я чувствовал себя от бога. Возможно, потому что сам начал скатываться в ад. Внутри меня становилось всё темнее и темнее.

Глава 6

Эти мысли крутились у меня в голове, вытесняя всё остальное, что я даже и не заметил очень простой вещи.

— Ты чего плачешь, братиш? — слегка взволнованно спросила Наталиэль, сидя на противоположном краю стола.

— А? — не понял я.

— Кто плачет? — тут же подтянулась Натали. Они всегда тут как тут, даже когда я сам не успеваю заметить этого.

— Братиш наш слёзы пускает, — кивнула на меня Наталиэль, вставая из-за стола. — Ты чего такой грустный?

Я удивлённо посмотрел на неё, после чего коснулся щёк. И точно, мокрые, я даже не заметил этого.

— Да ничего… — утёр я тыльной стороной руки глаза. — Что-то в глаз попало.

— В оба? Да ладно тебе. Что случилось?

— Ничего… — ответил я тише.

Но хотел я сказать: ты. Произошла ты. Ты умираешь из-за импульса, и я вынужден смотреть на это. Мы вынуждены смотреть на это, чувствуя свою беспомощность. А время быстро утекает, не оставляя тебе шансов. Частота приступов повысилась, что значит близкий конец. А Бог, в которого мы так верим… где он?

Но, естественно, я промолчал. Скажу это, и уже Наталиэль придётся успокаивать, а я стану просто последним подонком. Потому что я точно знаю — она именно так и думает. Не надо озвучивать то, что и так всем известно, но сделает лишь больнее остальным.

— Ну ладно тебе, — тихо и ласково сказала она, подойдя ко мне и обняв мою голову, прижав к своей груди. — Можешь не говорить, я прекрасно всё понимаю и без слов.

— Мы все понимаем, — подтвердила Натали. — Но мы вместе, и это главное. Мы всё сможем пережить, верно?

— А если это всё неправда? — слишком плаксиво и по-детски спросил я, но просто не мог иначе. Сил уже не было строить из себя взрослого, которому всё нипочём и плевать. Скрывать целый ураган под маской пофигизма. Но правда в том, что я ни черта не взрослый, только притворяюсь им. — Что если это всё ложь? Я не хочу, чтоб ты умирала.

— Ну… я не умру, не бойся, — плакала уже и Наталиэль, поглаживая меня по голове.

Только тот, кто переживал подобное, сможет понять, как это тяжело. Все самые сокровенные мысли всегда звучат наивно, глупо, наигранно, словно в дешёвой театральной драме. Но именно они выражают суть.

Я поднялся с табуретки и обнял её. В отличие от меня, она была худышкой. Стройной девушкой, не чета мне, жирному. Да и по росту меньше. Но тем легче было её обнять, буквально прижать к себе крепко-крепко, чтоб понять, что она ещё рядом. Попытаться защитить её от окружающего мира. И чувствуя её исхудалое тело, я понимал, насколько её жизнь хрупка, а она слаба. Хотел бы я быть на её месте…

— Вы мои сладкие… — пробормотала Натали, обнимая нас обоих. — Как же я вас люблю обоих.

Мы простоял так вплоть до прихода наших родителей — долго или мало, сказать тяжело, но, думаю, достаточно. Вместе нам было уютно, тепло и спокойно, словно мы оказались в коконе. Возможно, Натали своим импульсом как-то воздействовала на окружение, оберегая нас.

— Я чего вы тут расселись-то на полу? — удивлённо спросила мама, глядя на нас.

За это время из стоячего положения мы перебрались в сидячее и представляли собой, наверное, просто дружную кучку людей, которые словно уснули.

— У нас семейная терапия, — шмыгнула носом Натали. — Братик-то расплакался. Сказал, что не хочет терять Наталиэль.

Этого хватило, чтоб нас стало уже не трое, а пятеро. Даже отец присоединился. Сдержанный и крепкий мужчина, он пусть и не плакал, но дышал тяжело и немного хрипло. А мать вот плакала, она не скрывала своих страхов, своей боли и переживаний, как и того, как устала она. Устали все мы.

Но я чувствовал себе легче, словно выговорился. Словно вспорол гнойник и хоть немного, но боль отступила. Но я должен быть сильным. Ради своей семьи. Ради нашей семьи. Ради Наталиэль. Ради того, чтоб сохранить это всё, тепло в нашей семье и наших сердцах. Даже если мне придётся отправиться за решётку, я должен сделать всё, чтобы она выздоровела. Я не имел права на ошибку, или гореть мне в аду со всеми вытекающими.

***

— Ну чё, Руд, готов заняться противообщественной деятельностью? — Алекс подошёл ко мне перед последним уроком спустя три дня после того, как я оказал ему и его команде некоторые услуги. Он сказал это с усмешкой обычным весёлым голосом, однако я чувствовал что-то ещё в нём. Какую-то холодную и слишком, как бы это ни звучало, злую жилу. Словно он сам желал привнести в этот мир насилия или убить кого-нибудь.

— Да. Когда?

— Сегодня. Пойдёшь со мной.

— Да.

— И ещё кое-что, — продолжил он заговорческим голосом. Я даже немного потянулся в его сторону, чтоб лучше слышать.

— Дай списать домашку, а то я ни хрена не понял в ней.

Да уж, Алекс есть Алекс. Хотя чего я ожидал от него?

После уроков мы вышли вместе. В этот день я отпросился с работы, хотя Алекс уверял, что мне больше ходить на неё не потребуется. Как знать, сегодня я с ними, а завтра один. Обрубать все концы после себя я не собирался, так что пока ограничился лишь отгулами, объяснив это семейными проблемами. Мне даже ничего врать не пришлось.

Когда я вышел с ним с территории школы, на соседней улице нас уже ждала Сирень на машине. Таком невзрачном семейном хетчбэке японского производства из разряда повышенной живучести. Плохие дороги? Не страшно. Плохое топливо? Не страшно. Плохое обслуживание? Не страшно. По неубиваемости он мог сравниться только с машинами из Российской империи, только здесь была охренительная живучесть, а там просто нечего было убивать, потому что и так всё убито.

— У неё права есть хотя бы?

— Естественно, — усмехнулся Алекс. — Она вообще с рулём дружит, что удивительно для женщины. Слишком хорошо дружит. Может в прошлой жизни была гонщиком?

— Реинкарнации не существует.

— А, да, точно, ты же верующий, у вас там вроде нет перерождения, вы все растворяетесь в божественном свете, я чёт и забыл уже. Кстати, волнуешься?

— О чём? — взглянул я на него.

— Первое дело как-никак, — оскалился он. — Первая кровь, посвящение и так далее, что ты там себе ещё представляешь…

— Ничего не представляю. Вы часто этим занимаетесь?

— Ну… как получится. Видишь ли, не мы выбираем себе цели и объекты для нападения. Мы не вольные бандиты и у нас тоже есть крыша.

— Подручные? Или как в мафии — соучастники?

— Ну… типа… честно, Руд, я не шарю. Просто знаю, что нам приказывают, и мы выполняем, с чего имеем деньги.

К тому моменту мы подошли к машине, где нас поджидала Сирень.

— Добрый день, Сирень, — поздоровался я.

— Да-да, привет, — ответила она безразлично, заводя машину.

— Привет, спс, что подождала, — кивнул Алекс.

— Тебе что, лень сказать слово спасибо? Что за спс? Ты из-под какого камня такой выполз вообще? — раздражённо ответила она, выезжая на дорогу и оглядываясь по сторонам.

— Да ладно, харе брюзжать, — отмахнулся он. — Так вот, о чём мы…

— Соучастники, — напомнил я.

— А, да, точно. Так вот, мы работаем на клан Хассы. Знаешь такой?

— Да, наслышан, — кивнул я.

О нём я действительно слышал от па. Он промышляет в Ханкске, Лэйксайде и ещё нескольких близлежащих городах, входя сам в состав организации Чжурчжэни.

Хотя я, наверное, не совсем корректен в этом вопросе. Можно сказать, что Чжурчжэни — объединение всех кланов, которые только есть в Маньчжурской Республике. Такие объединения есть везде и часто носят своё название.

Например, в Японии все преступные сообщества вне зависимости от названия именуются якудза; в Китае — триады; у нас — Чжурчжэни; в США, Италии и нескольких других странах — Коза Ностра, в Кении, да и распространившись дальше по Африке — Мунгики, в Южной Америке — картели или банды; в Российской империи, Украине, Сибирии и нескольких других странах восточной Европы — ОПГ. Кто не имеет своего особенного названия, именуются просто мафией — французская мафия, австралийская мафия, канадская мафия и так далее.

То есть все кланы имеют своё название и территорию с людьми, могут быть вообще врагами, но всё равно образуют преступное сообщество, которое получило своё имя. Папа рассказывал, что у них даже собрания проводятся.

Одни получили своё название из-за исторически сложившегося отношения. К примеру, якудза пошло от плохой комбинаций в карточной игре ойтё-кабу, где «Я» — восемь, «Ку» — девять, а «Дза» — три. Или Коза Ностра — в переводе с итальянского — наше дело.

Другие получили названия с названий до этого существующих кланов или названий, которые в той местности теперь устойчиво ассоциируются у всех абсолютно с любым кланом, как, например, Мунгуки — изначально это вообще была религиозная секта. Или ОПГ — хотя это лишь аббревиатура, которую используют в документах, чтоб обозначить клан.

Большую часть информации о Хассах я знал из историй папы да интернета. Торговля оружием, торговля наркотиками, рэкет, незаконный бизнес, контрабанда и иногда похищения людей. Кажется, подобные преступления можно отнести вообще к любой мафии.

Не самая сильная в нашей стране, но всё же влиятельная. Они контролировали некоторые территории в этом городе — чаще всего неблагополучные районы, где они давали свою протекцию от местных банд и хулиганов. Брали дань с некоторых фирм, да и сами владели такими. Контролировать весь город, как показывают в некоторых фильмах, им не позволила бы ни власть, ни дома, что здесь располагались.

А вот и ещё одна правящая сила в городе. Мне о ней тоже па рассказывал.

Дома.

Чаще всего под домом понимали объединение людей, которых ещё повсеместно знали как аристократию. Где-то их звали герцогами, где-то просто аристократами, где-то графами, дворянами, боярами, ши и так далее. Богатые влиятельные люди, имеющие вполне официальный бизнес, работу и деньги. И все они были объединены вокруг какого-нибудь одного главенствующего над ними и самого влиятельного рода.

То есть какой-нибудь древний род с собственными землями или приобрётший их потом, который командовал как всеми своими дальними родственниками и их семьями, так и вообще левыми родами, которые просто к ним прибились ради власти и денег. Плюс он имел некоторые поблажки и привилегии от самой страны, в которой располагался.

Просто купить территорию и сделать свой дом было нельзя. Вернее, можно, но никто его не признает домом: ни другие дома, ни государство. А в некоторых странах и купить землю в личное пользование, чтоб она была только твоя на сколько угодно, нельзя.

Потому дома чаще всего были образованы давным-давно. Или же недавно, но влиятельным родом. Могли создать свой дом и обычные люди — это надо было действительно выслужиться перед страной, чтоб она тебя признала, или отстроить такой бизнес, с которым просто невозможно будет не считаться. Это я про корпорации. Они вырастали до национальных масштабов, уже едва ли не в открытую влияя на страну, после чего создавали свой дом.

Некоторые, кстати, не создавали дом, так как их и корпорация устраивала — нет, конечно, привилегий, но при деньгах всё возможно. Зато у них не было и обязанностей. Ведь создать дом — это не только получить привилегии, но получить обязанности, быть рукой страны. Или ногой. А может и членом при необходимости. А при проблемах некоторые дома делали в прямом смысле слова жопой.

Хочешь стать домом, держи привилегии и будь обязан. Не хочешь — твоё право. Хотя некоторые корпорации могли соревноваться силой и с домами, но только не в тех странах, где сохранилась монархия, естественно.

При монархах дома имели значимые привилегии, имели большую политическую силу и могли действовать от лица правящей династии, при этом имея завидную свободу и собственные территории. Но и при проблемах их свобода могла сократиться ровно до нужд страны, и они уже становились едва ли не руками монарха, пусть и со своей волей. Там создать свой дом — это надо, наверное, отстроить бесконечный двигатель.

При республиках привилегий, естественно, было меньше, политической силы меньше, и пусть обязанности перед страной, которой они служили, были, но не такие жёсткие. Как говорится, меньше силы, меньше проблем. Да и создать дом было полегче, а при войне они не становились прямо-таки зависимыми от правящей верхушки, имея какое-никакое, но своё мнение. Чем-то они походили на государственные корпорации.

Но и то, и то объединяло дома везде — государство зависело от них, а они зависели от государства, в той или иной степени. Плюс в каждой стране была своя особая атмосфера. Так в Австро-Венгрии пусть и была монархия, а дома были едва ли не самыми приближёнными к короне, однако при войне вряд ли Император мог бы ими управлять как своими руками. Там скорее наоборот могло быть, от чего он должен был прислушиваться к ним. А вот в Королевстве Великобритании дома при войне даже сказать ничего не могли — там корона правила всем действительно железной рукой.

Единственные, кому удалось избавиться от домов, как я прочитал, была Свазиленд, Папуа-Новая Гвинея и Израиль. Может ещё есть… Вернее, скорее всего ещё есть, но я читал об этом давно и знаю только эти страны. И насколько знаю, проблем без домов они не испытывают.

Возвращаясь к кланам и домам: дома тоже бы не дали преступным кланам так просто раскинуть свои руки, так как имели как свой бизнес и здания, так и территории в городе и пригородах. Они бы не позволили мешать себе каким-нибудь преступникам. Весь город, словно саванна, поделён на ниши, как в животном мире. Дома рулят крупным бизнесом, как крупный хищник охотится на крупную добычу. Кланы занимаются рэкетом, держат некоторый бизнес, защищают от уличных банд, как гиеновидная собака, что охотится на мелкую дичь.

Ну и банды — тут чисто шакалы и стервятники.

Па говорит, что при этом и дома не сильно чисты. Они имеют некоторые связи и соглашения с кланами. Насколько я понял с его слов, работу, которую не могут делать дома, делают кланы за ответные услуги.

Но и тех, и других мой папа всегда называл преступниками и не любил. Как он говорил, их отличие только в том, что одни действуют официально, а другие — неофициально. Но причина крылась в другом.

Его раздражало то, что в стране все были равны, но дома равнее других.

Да, что глава дома, что самый обычный рабочий имеют равные права и обязанности, но в суде глава дома будет иметь огромную фору над обычным человеком. И накажут их за одинаковое преступление по-разному. Это всё негласно, естественно, но все всё понимают. Даже между нищим и богатым такое есть, чего говорить о вообще разных уровнях.

Про монархии же я читал, что там ты даже тронуть человека выше себя по статусу не можешь. В зависимости от страны тебя могут как убить сразу на месте, так и наказать сами или через суд. Ты ниже их, и прав у тебя меньше.

Интересные вещи, конечно, можно узнать как из интернета, так и от отца. И после этого ты понимаешь, насколько мир несправедлив и насколько ему на тебя наплевать. Просто потому, что кто-то родился в правильной семье, а кто-то нет.

Но я не относил себя к тем, кто жалел о том, где родился. Меня всё устраивало абсолютно полностью. Мои родители, мои сёстры и жизнь. Не устраивал только импульс, который проявился у близняшек и из-за которого всё завертелось.

Однако я надеялся, что скоро всё исправится, и мы сможем потом вспоминать об этих дивных, странных и страшных временах с улыбкой на лице на семейном обеде. Когда всё уже будет позади, и никому ничего не будет угрожать.

А пока я катился на машине через город среди своих товарищей по работе чёрт знает куда на своё первое задание в криминальном мире. Наверное, мне бы самое время дрожать от страха, однако после вчерашнего я полностью уверен в том, что делаю. Правильно? По закону? Всё к чёрту. Если некому помочь моей больной сестре, то и мне тогда плевать на остальных.

Машина выехала в серый район многоэтажек, куда в прошлый раз приехал я. Мы медленно катились в какой-то безнадёге, где весь мир погрузился в какую-то апатию и не спешил из неё выбираться.

Через пару минут мы уже свернули в знакомый мне двор, меся грязь колёсами.

Глава 7

В комнате, где я до этого взламывал сейф, абсолютно ничего не изменилось, разве что табуреток стало четыре, а не три. На столе были разложены какие-то одёжки, вещи, инструменты и прочая ерунда.

Там же, забивая магазин от пистолета патронами, сидел Малу. Оружие в Маньчжурии было запрещено законом, если только это не охотничье или же ты не из частной охранной организации. Его пистолет ни к тому, ни к другому точно не относился, поэтому без комментариев. Я даже не стал смотреть в его сторону, чтоб лишний раз не провоцировать. Уж слишком Малу мне показался агрессивным, как и пристало всяким бандитам и гопникам.

— Здорова всем, — кивнул он, не глядя на нас. — Так, толстый, теперь ты у нас Тара. Сейчас мы пойдём, надо кое-что сделать, а там уже видно будет, что дальше. Понял?

Я уж не стал спрашивать, почему Тара, спасибо, что не Жир или Толстый. Хотя я бы всё равно ничего не сказал. Не потому, что я боюсь его или что-то типа, хотя и это тоже. Просто мне плевать. Пусть хоть на стенку лезет, лишь бы платил и не переходил черту.

— Да.

— Вот и отлично. Хватайте вещи, раскидывайте что кому и пошли.

— Куда? — спросил я.

— Нахуй! — неожиданно резко ответил Малу. Он действительно немного долбанутый. — Блять, Тара, ты только начал, а уже раздражаешь!

— Вот, я о том же! — тут же встрепенулась Сирень.

— Вот прямо как она, — ткнул он в её сторону.

— Эй, а я тут причём?!

— Рот закрыла и делай своё дело. Давайте реще. Стрела просил разобраться с этим побыстрее.

— Резче насколько? — спросил уже Алекс.

— К утру. Сегодняшнему.

— Понятно… — он подошёл к столу и взял респиратор на пол-лица. — В чей дом лезем?

— Помнишь хрена, которому мы в сейф закинули подарок? — он полностью зарядил несколько обойм, делая это всё в перчатках, после чего рассовал их по карманам, а пистолет зарядил и передёрнул затвор. — Его начальник, вечно сидящий на жопе дома, валит на интересное общение в полицейский участок для дачи объяснений. Некоторые должники клана постарались, как я понял, чтоб он там до утра сидел и не рыпался. Мы же вваливаемся к нему домой и тырим любой компромат, что найдём в сейфе.

— А если… у меня не получится вскрыть его? — поинтересовался я. — Есть сейфы с повышенной защитой. Такие не вскрыть обычными обходками с продавливанием кнопок или отодвиганием задвижки.

— Зажарим тебя в его камине, — после чего вздохнул и уже как-то расстроенно-раздражённо добавил. — Блять, не тупи, Тара. Вскрывать будем. Вон лежит мешок с инструментами. А теперь давайте, одевайтесь и пошли.

Я просто должен был спросить это. Мало ли, вдруг они ожидали от меня взлома уровня бог или типа того.

Одежда, что он приготовил для нас, была обычными комбинезонами, перчатками и ботинками, плюс сумки. На спине каждого комбинезона красовалась большая эмблема дезинсекционной службы, нескромно намекая, откуда они были взяты. Плюс маски на пол-лица, которыми пользуются строители, от пыли. Всего было три комплекта, так как только Сирена будет без комбинезона — она возит нас и стоит на шухере.

— Давай быстрее уже! — рыкнула она на меня недовольно, когда мы одевались. Не сказать, что я одевался медленнее всех — в этом лидировал Алекс, однако именно мне она пришла помогать, при этом бесконечно бузя о чём-то. Не сказать, что я обрадовался ей. Мало того, что я чувствую себя здесь не в своей тарелке, так ещё и Сирень очень агрессивная.

— Да я как бы справляюсь и сам, — заметил я.

— Ага, как же, толстый. Поторапливайся! — и весьма грубо принялась натягивать на меня комбез. В конечном итоге я переоделся самым первым, а она принялась помогать другим, но уже не возмущаясь. Видимо, она не любит толстых. А зря, я, помимо всего, ещё и очень мягкий! А ещё со мной не холодно!

Пока она помогала запутавшемуся в одежде Алексу, попутно называя его дегенератом, а он её лапочкой, я присел около мешка с инструментами. Просто ради того, чтоб понять, что они с собой берут. Но стоило мне глянуть…

Как я кое-что понял.

— Малу.

— Чего тебе? — он с кряхтением застегнул молнии. — Бля, он мне мал, сука… Так, чо те, Тара?

— Болгарка. У неё диск для дерева. Как мы будем пилить ею сейф?

Он удивлённо взглянул на меня.

— Шутишь, чо ли?! — он буквально подлетел ко мне, присел рядом и принялся рыться в ней. — Бля… и точно…

— А ещё дрели, они тоже для дерева. Тут только пила для металла, но, учитывая толщину сейфа, мы будем пилить до следующего заката.

Повисла неловкая тишина. Он смотрел на меня таким взглядом, словно лишился в одночасье ума. Или слишком сложные вопросы и неожиданные новости перегружали его мозг до такой степени, что он впадал в апатию. Я прождал, глядя ему в глаза, секунд десять, думая, что меня сейчас отпинают — настолько безумно Малу выглядел. Я вообще сомневался в его адекватности.

А потом он встал и посмотрел на Сирень. Мне казалось, что шея Малу, когда он поворачивал голову к Сирени, скрипела, как проржавевшая петля. Девушка даже отступила на два шага назад, позабыв о ругани с Алексом.

— Милая, — ласковым и жутким голосом начал он. — Ты чо, купила для сейфа пилу по дереву?

— Так… я сказала, — она пыталась быстро составить слова в предложения, что давалось ей от волнения с трудом, — чтоб дали по металлу… и чего ты от меня хочешь?! Я же девушка, я не знаю, как выглядит пила по металлу!

— На ней написано, — заметил я.

— Но я читать не умею, — воскликнула она, стрельнув в меня уничижающим взглядом. — У меня дислексия!

Приехали к инвалидам. Интересно, я правильно сделал, что ввязался в эту авантюру?

У Малу тем временем дёргался глаз, а рука нервно хватала воздух, словно он хотел что-то недвусмысленно схватить. Только схвати он это, и нам придётся ехать троим, а взламывать вообще двоим, чтоб третий был на шухере.

Это понимала и Сирень, нервно теребя рукав и облизнув губы. Эта гнетущая тишина продлилась, наверное, минуту, прежде чем Сирень рискнула собственным здоровьем сказать что-либо. В противном случае мы рисковали здесь ещё несколько минут молчать.

— Малу… — начала она тихо и жалобно, но он её перебил.

— Я долбоёб, раз доверил такое тебе, — выдохнул он. Огляделся, ещё раз вздохнул, цыкнул, выругался шёпотом и убрал руку от пояса, причесав ею волосы на голове. Кажется, наконец взял себя в руки. — Вали заводить машину.

Сирена облегчённо, не сказав ни слова, выскочила из-за двери, только хлопанье входной двери и было слышно.

— Так… — сказал он медленно, оглядываясь, после чего его взгляд остановился на мне. — Как видишь, вскрывать нам его нечем, так что будем надеяться, что ты у нас, мастер взлома, как-нибудь откроешь.

— Может в магазин заскочим? — предложил Алекс.

— Ты на время смотрел, олень? Сейчас всё закрыто. И нет, предвкушая твой тупой вопрос, мы не можем ждать до завтра.

— А если не смогу вскрыть? — спросил я осторожно.

— Если мы запорем дело, я точно скажу из-за кого, чтоб пизды не прописали ещё и нам троим. И тогда её жопа будет похожа на Бранденбургские ворота, когда через неё пройдёт десяток-другой парней. Мне бы не хотелось такого для этой ебанушки, но за чужой косяк пиздюлей получать не горю желанием. Так что постарайся ради жопы Сирени, будь добр.

— Да всё будет круто! — тут же улыбнулся Алекс. — Тара справится, верно?

— Блять, ты вообще заткнись. Какого хуя у тебя вечно хорошее настроение?! — скривился он.

— Ну не плакать же, — подмигнул он.

По пути к дому, который собирались обчистить, мы сменили старый хетчбэк на фургон со знаком дезинфекции на борту в индустриальном районе, оставив машину около старого завода, который производил не понять что. После этого на фургоне мы отправились прямиком через город в точку назначения. Проехали центр и углубились в даунтаун.

— Глянь только, — хмыкнул Малу, когда мы проезжали около какого-то из клубов, где останавливались спорткары и дорогие иномарки. Там буквально пестрили девушки в ярких платьях и парни в дорогих костюмах на входе. — Чистоплюи из дома… Напиздили денег так же, как и все, но сидят и плюют, словно чище остального дерьма в мире.

— Разве они не чистым бизнесом занимаются? — проводил их взглядом Алекс.

— Ага, чистым… — хмыкнул Малу. — Просто в грязь лезут чужими руками. Или ты веришь, что они законопослушные граждане, имеющие миллионы и живущие честным бизнесом?

— Но есть же люди, создавшие бизнес с нуля. В компьютерных технологиях, искусственном интеллекте, например, — сказал я.

— О да, канеш, так оно и есть, — саркастично ухмыльнулся он. — Они точно не замешаны в том, что у нас ебашат по-чёрному заводы, люди сидят на сменах по двенадцать на шесть, травя организм, профсоюзы молчат, и всем насрать. Учитывая, что эти заводы принадлежат этому дому.

— Но не нарушает же, — пожал плечами Алекс.

— Нарушают, — Малу достал сигарету и закурил, приоткрыв окно. В кабину задул прохладный вечерний воздух, перемешанный с дымом. — Используют людей как рабов, зная, что сами неприкосновенны. Некоторым людям просто некуда деться, выбора намеренно не оставляют. А потом нам пиздят с телека, что все равны, блять. Смеются над нами, но зассут выйти один на один, уёбки. Всех бы к стене…

И так далее, и тому подобное. Из всего разговора было понятно, что Малу ненавидел любые дома, что только были. Ненавидел в первую очередь из-за того, что они жили припеваючи, а он сам нет. Из-за того, что им никогда не приходилось проходить то, что проходил он. И просто потому, что они богаты и не знали горя.

При этом, как я понимал, Малу сам мечтал стать богатым, словно то, что он прошёл, как-нибудь оправдало бы его.

Вскоре мы выехали из каменных джунглей туда, где располагались частные богатые дома. Своеобразный район города, в который, чтоб попасть, надо сначала пересечь широкую автостраду по мосту, словно отделяющую плебеев от богатых людей. Она действительно выглядела как барьер между мирами богатства и обычной жизни.

Едва мы проехали на другую сторону, как тут же оказались в мире богатств и роскоши. Особняки с куда более большими территориями, чем у обычных людей. Хоромы, выстроенные в стиле замков, китайских и японских дворцов, в стиле плантаций и английских домиков. Хотя могло показаться, что богатых домов здесь много, по-настоящему здесь жила малая часть города.

Мы проезжали вдоль стен, некоторые сами по себе являлись произведениями искусства. Я боялся, что полезем мы в один из таких домов, отчего очень сильно сомневался, что смогу взломать установленный там сейф. Такие люди могли себе позволить настоящее хранилище в подвале.

Однако чем дальше мы ехали, тем скромнее дома становились. Всё меньше по размеру, всё скромнее по виду, всё однотипнее, хотя стоили всё равно дорого. А меня трясло всё сильнее и сильнее, от чего я вскоре едва сдерживался, чтоб не трястись всем телом. Хотелось, вскочить, попрыгать, побегать, чтоб снять напряжение. Кажется, заняться физическими упражнениями мне захотелось первый раз в жизни. Что происходило внутри, вообще лучше не упоминать. Пульс, наверное, зашкаливал, а желудок делал кульбиты на триста шестьдесят.

Мы остановились едва ли не на самой окраине района, за которым виднелся лес, прямо напротив небольшого уютного дома в стиле германских домиков из балок.

— Это он, — кивнул Малу на здание, расположившееся через несколько домов от нас. — Нам туда. По идее, сигнализация отключена, так как там служанка работает.

— А если нет? — задал я логичный вопрос.

— Хуй съедим твой на обед, — резко ответил он. — Есть охранник, один. На тревожной кнопке. Есть камеры с записью на жестак. Потому рожами не светим. Я и Али берём жестак, Тара на сейф.

— Охранник? — спросил я.

— Разберусь, не ссы. Так, кепки натянули поглубже, маски натянули на хлебало, сумки не забыли, всё проверили, перчатки надели. Сирень, если ты ещё раз слажаешь, я тебя сам выебу, подготовлю твою жопу для Стрелы, ты поняла?

— Да, — тихо ответила она, понурив голову, от чего мне даже стало немного жалко её.

— Вот и молодец. Подвези к дому, после чего, как нас впустят, отгони чуток подальше и карауль. Он полюбас поедет по самой короткой дороге, то есть по этой. Потому следи во все глаза.

— Я поняла.

Сам же Малу во время разговора накрутил на пистолет глушитель и запихнул его в задний грубо пришитый глубокий карман.

— Действуем тихо, спокойно и только после меня, если только не дам другой команды. Фух… Ну всё, понеслась, парни. Порвём им жопы!

Как было связано его желание порвать им жопы и ограбление, мне было непонятно. Однако у него были какие-то зачатки лидера. По крайней мере я почувствовал лёгкий прилив уверенности, несмотря на то что меня трясло, как от холода.

— С богом, — пробормотал я, когда мы подъехали, чмокнул крестик и закинул его внутрь комбинезона, после чего с трудом из-за дрожащих рук нацепил маску.

Мы выбрались из фургона, что остановился прямо напротив подходной тропинки, чтоб его было видно из окон. Втроём спокойным, вальяжным шагом дошли до двери, после чего Малу постучался. Мы встали за его спинами.

Те секунды, что мы ждали, пока двери откроют, казались мне невероятно долгими. Я едва сдерживался, чтоб не задрожать или вообще не потерять сознание, так как из-за волнения кровь била в голову с такой силой, что у меня мутнело в глазах, а вместо окружения я слышал собственное сердцебиение. Может быть это было и из-за веса. Наверное, пора действительно худеть.

Дверь беззвучно приоткрылась, и через щель показалась женщина в одежде обычной горничной. Я не увидел никакой цепочки, но вполне возможно, что на двери установлен ограничитель, так что просто с ходу ворваться мы не сможем. Только когда откроют дверь.

— Дом господина Дубова. Чем я могу вам помочь? — холодным и уверенным голосом осведомилась она.

— Добрый день, мы из компании по дезинсекции «Муравейник». К нам поступила заявка на ваш адрес от Сергея Яковлевича.

Малу говорил совершенно спокойно, даже не в той манере, в которой общался с нами. Ни гонору, ни агрессии, даже непривычно.

— Нам не сообщали о вашем прибытии.

— Секунду. Заказ был сделан… — он вытащил из-за пазухи какую-то бумажку, — тридцать первого августа. Дезинсекция ванной комнаты площадью двадцать квадратов, второй этаж. Плюс роспись Сергея Яковлевича. Также вчера мы звонили с напоминанием, что сегодня вечером приедем, но нам ответил человек, представившийся охранником. Прошу вас.

Он протянул через щель бумагу, которую она приняла и начала читать.

— Одну секундочку, — кивнула она и закрыла дверь.

Мы остались ждать, что точно не добавляло спокойствия.

— Телефон у него есть? — тихо, как бы невзначай, спросил Алекс.

— В данный момент нет, — так же тихо ответил Малу.

Если верить тому, что он в полицейском участке, где их люди, этого Сергея могли вполне попросить оставить телефон. Если так, то до него сейчас не дозвонятся. Не хотелось бы мне сломя голову лететь обратно, но уже от полиции.

Через пару минут дверь вновь приоткрылась неполностью. Малу не спешил вламываться, видимо, зная, что дверь может и не раскрыться. На этот раз выглянул охранник в костюме с галстуком. Большой бугай под два метра с бандитской рожей.

— Добрый вечер, парни.

— Добрый вечер, — кивнул Малу. — Мы звонили вчера…

— Да, да, мне сказали, но прошлая смена мне ничего не говорила. Как и Сергей Яковлевич. Не могли бы вы снять свои респираторы?

— Да, конечно, — Малу послушно стащил её, и мы последовали его примеру, хотя кепки снимать не спешили. Охранник внимательно оглядел нас.

— Молодые вы какие-то.

— Если бы мне не надо было водить девушку гулять, никогда бы сюда не устроился, — улыбнулся он. Охранник, видимо, и сам вспомнив свою молодость, по-доброму усмехнулся.

— Понимаю. Но в любом случае, нет его.

— Да нам не обязательна роспись конкретно Сергея Яковлевича, — пожал он плечами. — Достаточна ваша или гувернантки. К счастью, мы можем справиться с мокрицами и многоножками и своими силами, без Сергея Яковлевича, — последним словам Малу добавил дружелюбия, которое для меня казалось каплями концентрированного яда. — Главное, роспись о принятии работы поставьте нам.

— Секунду, я позвоню Сергею Яковлевичу, удостоверюсь. Сами понимаете…

— Да-да, я понимаю, мы подождём, — поднял две руки Малу.

Дверь вновь закрылась. Это была словно игра какая-та. И она явно затянулась.

— Головы не поднимаем, не оборачиваемся по сторонам, чтоб не светить мордами, — пробормотал он, прикрыв рот рукой, словно чесал нос.

Мы простояли минуты три, успев известись по полной, прежде чем дверь открылась вновь. И на этот раз полностью.

— Ладно парни, проходите. Постарайтесь закончить побыстрее.

Он даже не представлял, насколько сильно мы хотим закончить это побыстрее.

Глава 8

Полдела было сделано. Мы оказались внутри.

Охранник посторонился, пропуская нас внутрь, и мы попали из мира тьмы в мир света и богатства. Именно так можно было описать ощущения, когда мы попали с улицы в не самый большой для дворца холл белого цвета, обставленный мебелью, которой никто никогда не будет пользоваться. Но небольшой размер явно компенсировала стоимость вложенных сюда денег.

За нашими спинами закрылась дверь.

— Давайте, парни, я вас провожу.

— Да, пожалуйста, — кивнул Малу, пропуская его вперёд.

Но едва мы оказались внутри, как ситуация начала развиваться совершенно иначе, куда более круто. Я ждал чего угодно, но не такого поворота событий.

Стоило охраннику повернуться к нам спиной, как Малу тут же вытащил из заднего кармана пистолет и выстрелил ему в затылок. Ни секунды промедления, раздумий или неуверенности. Просто холодное быстрое действие, словно он делал это не раз.

Сухой, большеметаллический хлопок разлетелся по холлу, словно кто-то взорвал слабую хлопушку. Но не успело тело охранника упасть, как Малу уже наводил пистолет на служанку. Она инстинктивно подняла руки, открыв рот, чтоб что-нибудь сказать, однако ни звука не слетело с её губ.

Алекс уложил её с правым кулаком. Тело служанки мешком упало на мраморный пол.

— Готово, — весёлым голосом, не соответствующим ситуации, сказал он. — Блин, нахрен застрелил его? Ты что, мокрушником заделался? Мы же хотели по-тихому.

— Я тоже. Но охранник другой, — ответил он, уходя куда-то вглубь первого этажа. — Я за камерами и проверю первый. Тара, за сейфом, правая последняя дверь напротив спальни. Али, крути её и на второй, чтоб на глазах была. И маски наденьте, а то мало ли.

Я едва улавливал смысл их разговора. Меня словно парализовало на мгновение, и всё моё внимание было приковано к телу у ступенек на второй этаж. К этой небольшой дырочке в затылке, откуда тонкой струйкой стекала кровь.

В тот день я в первый раз увидел как труп, так и убийство. Я даже не знаю, почему встал, смотря на него, как завороженный. Все мысли… их просто не было в голове. Не было ничего. Просто пустота в сознании. Не было ни отвращения, ни какого-либо желания проблеваться или ещё чего, что обычно описывают свидетели убийства или сами убийцы.

В сознание меня привёл Алекс, хлопнув по спине.

— Эй, очнись, он не встанет уже. Иди наверх и займись сейфом, а то Малу не понравится, что ты здесь стоишь.

Я слегка туповато посмотрел на него, не сразу придя в себя, и смог только выдавить:

— Ага.

— И маску нацепи.

Я не испытывал уже ни волнения, ни страха, ни чего-либо ещё. В голове было как-то пусто, словно с выстрелом пропали все мои эмоции.

Я поднимался по лестнице, даже не чувствуя её. Зато стоило мне дойти о упомянутой двери, как чувства вновь начали возвращаться обратно ко мне. И первое из них было негодование — дверь-то в его кабинет была на замке. Да не обычном, а с отпечатком пальца. К тому же, ещё и сама дверь была бронированной в придачу. Не удивлюсь, если и стены тоже хрен пробьёшь.

— Приехали… — пробормотал я, глядя на небольшую панельку с экраном, кнопками и сенсором для считывания отпечатков.

И что делать? Я, конечно, мастер по взлому, но дальше дешёвых и некачественных сейфов не уходил. А тут долбанная бронированная дверь с панелью считывания отпечатка пальца.

Какое-то мгновение я тупо стоял и смотрел на неё, чувствуя, как паника захватывает меня.

Так… Ладно, всё в порядке. Это просто замок, а у нас в запасе ещё много времени. Надо просто понять, что делать…

Что делать… что делать…

Самая простая мысль «надо открыть дверь» помогла хоть как-то определить мои дальнейшие действия. Надо открыть дверь, но у меня нет ключа. Значит, надо вскрывать без него, а для этого лезть в начинку этой панели. Ведь если есть панель с кодом, то должен быть способ перенастройки этой хрени.

Да, должна быть инструкция, которая поможет влезть в систему, иначе никак.

И, как истинно умный человек, я полез в интернет искать инструкции к этому аппарату. В интернете, что бы ни говорили, можно найти абсолютно всё, стоит просто поискать.

— Ты чо тут хуи пинаешь? — спросил неожиданно появившийся Малу, заставив меня вздрогнуть. Я бросил на него быстрый взгляд и вернулся к телефону. Тот уже успел вытащить жёсткие диски с камер наблюдения, которые сейчас слегка гремели в целлофановом пакете в его руке.

Вместо ответа я постучал по двери.

— Чо? — но когда он подошёл ближе, тут же разразился возмущениями. — Да он чо, дрочит? Нахуй тут такая дверь в кабинет…

И так далее, и тому подобное. Я не вслушивался, продолжая поиск модели этого агрегата. И вроде бы даже нашёл — обычный магнитный замок на дверь, где магнит находится с другой стороны. Этот человек был или очень осторожным, или параноиком. Но что он точно сделал неправильно, так это купил такой замок.

Пока я рылся в инструкции, успел подойти и Алекс, таща за собой бесчувственное тело служанки.

— Так, чё у нас тут?

— Дверь, — обиженно буркнул Малу. — Этот хер установил дверь с замком.

— И наши действия?

— Ждать, пока Тара решит этот вопрос, если у него получится, — вздохнул он и глянул на потолок, где приветливо мигал лампочкой детектор дыма. — Сейчас бы закурить… — после чего вздохнул и полез в карман за рацией. — Эй, Сирень, мы на связи, слышишь?

Через пару секунд через помехи послышался её голос.

— Я на связи, что случилось?

— У нас непредвиденные обстоятельства. Мы задержимся, так что смотри в оба.

— Да, мог бы и не говорить.

Он вздохнул и спрятал рацию в карман, после чего начал доставать меня.

— Если ты взламываешь всё с телефоном и инструкцией, то на кой чёрт ты нужен? Я так же могу сделать.

— Тогда я могу уступить тебе место, — беззлобно ответил я.

Лучше бы он чем-нибудь другим занимался, пока я тут листаю сайты по помощи юным дарованиям в криминальном мире. А то сказать легко, да сделать сложно.

Так, а вот и оно…

Я внимательно осмотрел не самую богатую инструкцию, которая по крайней мере давала примерное понимание того, с чем мы имели дело. Теперь-то хоть переднюю панель мы вскрыть сможем.

Я полез за отвёрткой.

— Слушай, Тара, а откуда ты вообще научился ломать сейфы? — вновь начал доставать меня Малу. Ему явно нечем было заняться.

— Не ломать, взламывать. Просто однажды прочитал книгу, рассказ про знаменитого взломщика. Там в рассказе было описан способ взломать очень простенький замок. Я попробовал, и мне понравилось. Почувствовал себя сильным, словно передо мной больше нет преград. Открывать то, что заперто.

Я хмыкнул, вспоминая тот день. Мне нравилось открывать что-то новое. Возможно, взлом потому мне и приглянулся. Что я мог открыть то, что доселе было для меня закрыто. А ещё, конечно, чувство власти, что тебе всё доступно.

— Видимо, у вас холодильник был на замке, а ты научился его вскрывать, — хмыкнул он. — Долго тренировался?

— Всё детство. Читал книги об этом. Вскрыл все замки в доме. Не с первого раза, но в конечном итоге все. Потом перешёл на сейф отца, который тоже вскрыл с горем пополам.

— И не пытался взломать что-нибудь у соседей?

— Нет. Первым моим делом была учительская. И потом только она. Иногда пробовал вскрыть другие замки для разнообразия. Али, наверное, рассказывал.

— Да… рассказывал… — задумчиво пробормотал он. — Хотя умей я открывать двери, нашёл бы этому более полезное применение.

— Грабежи?

— Нет, раздевалка для девок. Вскрывал бы замок, ставил камеру и снимал их сиськи и письки.

— А то ты не насмотрелся на них уже, — усмехнулся Алекс.

— Ну так это сейчас, а тогда нет, дубина, — отмахнулся он. — А ещё у нас физручка была горячей штучкой. Шишка дымилась от одного её вида…

Пока они обсуждали физрука Малу, я смог отковырять боковую панельку, под которой прятались винты. Блин, она так плотно прилегала, что я даже не с первого раза нашёл её. Отвинтил их и снял переднюю панель. Как оказалось, на этой передней панели и была вся начинка, а к стене был просто присверлен намертво кронштейн, на который она цеплялась.

— Малу или Али, подержите передо мной панель, — попросил я.

Подержал панель Алекс. А я тем временем очень внимательно рассмотрел начинку. Самая обычная плата, небольшая шина, подходящая к ней от сенсора и клавиатуры, и всего четыре провода, которые уходили к кронштейну, а там уже под стену.

Чёрный и красный сразу определил как питание всей этой системы. А вот ещё два провода, судя по всему, отвечали или за питание механизма отпирания, или за сигнал, или… короче, не знаю. Пришлось лезть в инструкции и ещё минут десять искать.

— Он так скоро вернётся, — пробормотал Алекс.

— А нам ещё сейф открывать, — вздохнул Малу. — Блять, жалко, что его просто пришить нельзя.

— Нет, ну ты реально мокрушником заделался, — улыбнулся Алекс.

— Ни хера. Тут должен был быть другой охранник. Стрела напиздел. А этот… откуда знать, может он имеет импульс? Чо рисковать почём зря?

Я понимал волнение Малу по этому поводу. Обладающие импульсом делились на разные категории по опасности и способностям.

Одни могли максимум пускать небольшие разряды из пальца, ускорять регенерацию или чувствовать поле живого человека. Они тебя током ударят, а ты и не почувствуешь. А были и такие, которые могли к чертям сжечь тебя, твой дом и твою собаку, ударить в тебя молнией и поставить непробиваемый щит.

Это зависело как от особенностей человека, силы импульса, так и от того, что он разучивал.

Причина в недоступности каких-то направлений в использовании импульса — это как физические способности. Один никогда не сможет бегать быстро, а другой иметь хорошую реакцию для игры в теннис.

Одни просто физически не могли бить молниями, от чего занимались другими направлениями, например, управлением собственных чувств, или тренировались кидать фаерболы. Другим было доступно всё, и они или развивали все навыки, или какой-то один. И чем сильнее был импульс у человека, тем сильнее были его способности и скорость обучения.

Что касается силы импульса, то тут всё просто. Человек со слабым импульсом мог обладать всеми направлениями, но максимум что делать — едва-едва что-то менять. Ему просто не хватало ни сил, ни времени обладать всеми направлениями. Другой обладал огромным импульсом, от чего в любом направлении мог двигаться спокойно и добиваться успехов. Отсюда следовало, что люди, кто послабее, если им было доступно всё, всё равно кидали все силы на одно направление, чтоб преуспеть именно там, когда более сильные занимались изучением всего подряд.

Однако всё равно оставались направления, которые были для многих закрыты и недоступны. Например, влияние на человека или тотальные разрушения. Если брать человека, то каждый обладал своим, как его называют, энергетическим полем, которое мешает воздействовать на него напрямую — поджечь тело, остановить сердце, ломать нервную систему. Про тотальное разрушение — всё упиралось в силу импульса. Были такие люди, естественно, но без работы они точно не сидели.

Однако обладающий импульсом — ещё не признак того, что он какой-то особенный. Это как умение программировать. Только часть людей умеет программировать. Из них часть отсеивается, так как не обладает минимумом знаний, необходимых для работы. Остальные получают работу, но только часть становится востребованной и получает многое. Ещё меньше становятся очень востребованы богатыми. И единицы знает мир.

С импульсом так же, обладаешь им — молодец. Но если он у тебя слабый, то ты будешь таким же, как все. Надо пройти определённый порог, чтоб стать востребованным хотя бы на роль охранника в этом вопросе. А ещё не получить приступ, как это случилось с моими сёстрами.

Кстати, я никогда особо не задумывался над силами сестёр. Они, насколько я мог судить, обладали способностями ко всему, хотя всё равно не могу сказать, насколько силён в них импульс.

Возвращаясь к охраннику — если бы у него был импульс, и мы его оставили, могли бы возникнуть проблемы. Ведь человек, отстроивший такой дом, вполне мог позволить нанять себе обладателя импульса. Или даже если импульс слабый, он всё равно мог бы достать. Например, поджечь дом.

Пока они обсуждали охранника, я нашёл, куда ведут эти два провода. Один из них подводил питание к замку. Другой это питание вроде как подавал. Надо было просто сделать мост, чтоб пустить ток на нужный провод, потому…

— Мне нужна скрепка.

— Скрепка?

— Да, замкнуть цепь.

— Где я тебе возьму сраную скрепку? — развёл руки Малу.

— Мы в доме. У них должна быть скрепка. Вон, в комнате персонала точно должны быть, так как они ведут же документы, — кивнул я на служанку.

— Блять… ладно, секунду.

Он едва ли не бегом умчался вниз по лестнице и вернулся через несколько минут, держа в руках целую горсть.

— Про запас.

— Благодарю, — кивнул я. Разогнул одну из них, один край всунул в одну ячейку, куда заходил провод, другой в другую. Пришлось немного пошерудить скрепкой, чтоб дверь наконец приветливо пикнула, и над косяком мигнула зелёная лампочка.

Я беззвучно выдохнул, а вот Алекс оказался более громким.

— Ну наконец-то. Блин, я думал, что всё, кранты! Молоток, Тара, — он хлопнул меня по плечу.

Малу же, вытащив пистолет, приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Так, чисто. Давайте реще, ещё один вскрыть надо. Али, затащи эту сучку внутрь, ибо нехуй тут одной валяться. Идём, Тара, подвиги ждут.

Пока Алекс затаскивал её и блокировал дверь, чтоб та не закрылась, мы нашли сейф в самом стандартном месте — за картиной позади стола. Большой добротный сейф без каких-либо лампочек, дырочек и прочей ерунды. На сплошной двери была только ручка и кодовый диск.

— Вот мне кажется, что одним выдавливанием ты теперь не выкрутишься, — ехидно заметил Малу.

— Да. Тогда нам придётся пилить его вручную. До утра, — кивнул я невозмутимо.

— Бля, зачем ты напомнил? — дёрнулся его глаз.

Как оказалось, сейф был крепким орешком. Случайные наборы известных кодов на все случаи жизни не помогли, после чего я пытался взломать его отмычками, пока Малу и Алекс искали инструкции к нему. Однако после череды неудачных попыток осознал, что с тем же успехом этими отмычками могу взламывать Бентли. А значит, остаётся подбор или силовой метод.

— Нашёл! — воскликнул Алекс, заставив меня и Малу подпрыгнуть от неожиданности.

— Блять, Али, сука, я чуть не обосрался! — рявкнул на него он, но Алекс даже и не заметил этого.

— Я нашёл. На, держи! — радостно протянул он мне телефон.

Да вот только я не мог разделить его радость. Посмотрел описание и технические характеристики, всё больше и больше проклиная Сирень за то, что она не купила нормальный диск по металлу. Потому что теперь заниматься непотребством с сейфом предстояло мне.

— Ну чо?

— Ничего. Будем так ломать, — пожал плечами я.

— Пилить, — скривился Алекс. — Может что придумаем? Ну там взрывчатка может, тротил или ещё чего?

— Я пилю первый, — пробормотал Малу, по-странному взглянув на Алекса. — Может управимся быстро.

— Были бы ломы… — начал было я.

— Но у нас есть лом.

— Да, но тут нужна маленькая фомка, чтоб подцепить, и знаешь такой большой лом под полтора метра и тяжёлый? Вот такой. Тогда может и смогли бы выломать силой, — я провёл пальцами по зазору между дверцей и корпусом. Блин, слишком маленькие даже для того, чтоб подцепить. — Хотя тоже не факт, зависит от надёжности сейфа.

— Серьёзно? — скептически прищурился он. — Дверцу сейфа вскрыть ломом можно?

— Да, у некоторых можно, — кивнул я, рассматривая дверцу сейфа. — Только там надо действительно силы приложить. Но у нас такого лома нет. Да и сейф тогда надо было бы из стены доставать.

— И чо делать? Всё же пилим?

— Ну… — я переводил взгляд с инструментов на сейф и обратно, стараясь принять правильное решение, которое, несомненно, скажется на будущем моей семьи. Пилить может оказаться слишком долго, а продолбить дверцу… Или же попытаться вытащить и продолбить сверху… Нет, нужен другой план. Нужно много планов, чтоб быстро понять, что стоит делать, а что нет. И всех их я сейчас прогонял через голову, вспоминая всё, что когда-то знал или читал о взломе. И наконец решил. — Знаешь, смена планов. Это же богатый дом, верно?

— Ну? — кивнул Малу.

— А сколько лет хрену?

— Да около пятидесяти, может шестьдесят, где-то так, — покачал он головой из стороны в сторону.

— Ясно… тогда поднимай служанку, возможно, она сможет нам помочь.

Глава 9

Нет, я не пересмотрел фильмов или ещё чего. Я точно знаю, что такой метод существует. Вернее, даже два метода, которые зависят от старости самого сейфа и от умений человека. Говорят, в этом деле помогает и импульс, в зависимости от направления. Под направлением понимают умение типа молний, огня, воздействия на собственное тело и на окружающие материи и так далее. Здесь бы нам пригодилось направление воздействия на чувствительность или слух, чтоб можно было почувствовать мельчайшие вибрации и отличия в звуках.

Но если чувствовать лучше мы не сможем, то слышать — вполне.

Малу подошёл, присел перед служанкой и несколько раз отвесил ей увесистых оплеух, пока она не начала очухиваться. А после этого ещё две или три, чтоб быстрее пришла в себя.

— Подъём, красавица, — усмехнулся он. — Для тебя дело есть.

— Я ничем вам не буду помогать, — отрезала она холодным тоном. Но едва ли она через несколько секунд не пожалела о своих словах.

— Да неужели, — он вытащил пистолет и прижал ствол к её лбу. — А если я тебе мозги на пол вывалю? Всё равно нет?

В ответ женщина лишь поджала обиженно губы и смолчала.

— Но нам надо не так уж и много. Стетоскоп у вас здесь есть?

— Что?

— Стетоскоп, — повторил уже я. — Такая трубка, которой врачи людей слушают.

Я предположил, что если человек старый, то он обязательно должен иметь набор первой помощи. И не простой, а продвинутый какой-нибудь, как показывают в фильмах, где есть всё – от антидотов до стетоскопа.

— Давай рожай быстрее! — прикрикнул на неё Малу, вдавив пистолет в голову. — Иначе твои ёбаные мозги на полу будут! Ну!?

— Внизу. В помещении охраны есть большая аптечка. Если он есть, то только там, — ответила она, будто выдавливала из себя каждое слово.

— Молодец! — оскалился он и стукнул её рукоятью по голове, от чего женщина вскрикнула, уронив голову на пол. — Али, засунь ей наушники в уши и включи послушать музыку, чтоб не подслушивала. И глаза завяжи. Я сейчас поищу его.

Через минут десять он уже кинул мне в руки стетоскоп.

— Лови. Такой сойдёт?

— Да, сколько у нас времени?

— До утра рассчитывай, но лучше быстрее, — пожал он плечами. — Ты уверен, что сможешь? Это же, по сути, миф.

— Посмотрим, — пожал я плечами.

Всё, чему меня научили как книги, так и всевозможные истории от па и по телевизору — всё невозможное возможно. И открывать такие сейфы по слуху тоже, пусть и очень сложно. Потому что за всё это время принцип не изменился — на обратной стороне брони несколько дисков, у которых должны совпасть пазы. И сейфы скорее не сохраняют вещи в безопасности, а просто пытаются задержать преступников, пока не подоспеет подмога.

Потому что любой сейф можно взломать.

Так что, устроившись поудобнее, примотав стетоскоп к сейфу и вооружившись карандашом, я принялся за дело. Очень долгое дело. Учитывая тот факт, что мы сюда приехали часов в восемь, а отпустят человека под утро… пусть будет в шесть, у нас есть десять часов, полтора часа из которых мы уже потратили.

Я не ждал, что это будет легко, и я не сильно ошибся — это было нелегко. Это было очень нелегко. Стрёкот, который появлялся, когда ты крутил диск кодового замка, был практически везде одинаковым, и мне потребовалось часа два, чтоб наконец понять, как звучит тот момент, когда проскакивает нужная цифра и паз становится в нужное положение. Едва заметный, слышимый чуть громче и чуть звонче, чем остальные, щелчок. Обычным слухом ты его не услышишь, и даже со стетоскопом можно его не заметить.

В школе я открывал старый раздолбанный сейф, у которого диски от старости и частоты использования подрагивали и звякали едва-едва громче, чем обычно, когда ты проскакивал нужную цифру. Здесь такого не было от слова совсем.

Поэтому, когда я почувствовал ту самую зацепку и поставил нужную цифру, смог вздохнуть с облегчением. Оставалось надеяться, что я понял всё правильно, потому что последующий подбор занял у меня ещё три часа.

Раз за разом прокручивал на протяжении всего этого времени диск, иногда замечая, как Алекс делает попытки подойти. И каждый раз Малу его останавливал, не произнося ни слова, просто ложа руку на плечо и прикладывая указательный палец к губам. Я вообще заметил, что между ними какая-то связь есть. И явно не такая, как между дружками по банде. Но я выкинул это из головы, так как не моё дело.

Когда я в последний раз набирал код, по идее, окончательный, чувствовал, как от нетерпения дрожат пальцы. Несколько раз я даже умудрился ввести его неправильно. Ко всему прочему, от напряжения ещё и вспотел, как свинья последняя, большой вес дал о себе знать. Особенно в душном кабинете в недышащем комбинезоне.

Зато какое облегчение было, когда я ввёл комбинацию, повернул ручку и услышал приветливый щелчок.

Это было подобно тёплой ванне для души, в которую ты опустился после сложного дня. Парни тоже подтянулись. Кажется, они уже начали засыпать.

— Чо такое? Всё? — кажется, Малу уже сам начал сомневаться в нашем успехе. Но я лишь подмигнул и похлопал по сейфу.

— Готово.

— Да ладно?! — Алекс аж подскочил.

— Да, готово.

— Охереть! Блять, да ты просто даёшь, чувак. Сука! Я хуею! — Малу, казалось, сейчас взлетит. Он подскочил ко мне, протянул руку и, когда я взял её, чтоб пожать, дёрнул на себя и похлопал по спине. Так вроде братки здороваются, как я видел по телевизору. — Блять, сука, ты лучший! Охуеть! Я хуею просто с тебя! Взломать на слух! Еба…

Он наконец отпустил меня, и тут уже подключился Алекс, не менее радостно поздравив меня.

— А что мы ищем? — спросил я из объятий Алекса.

— Доки какие-то. Компромат! Так… Вот тут что-то есть! — он вытащил целый органайзер с папками. — То ли всё, то ли что-то из.

— Тогда просмотрим? — предложил я. — Это можно?

— Да, Стрела сказал, проверить всё содержимое. Говорит, сразу поймём, когда наткнёмся.

— Хорошо.

Мы принялись вытаскивать папки. Разные папки, в которых было много чего интересного и много чего могло быть компроматом на него. Счета из банков и его собственности, старые акции, которым много лет и которые стоят много денег. Какие-то договоры, доверенности и прочее, и прочее, пока мне не попалась одна из папок.

Небольшая жёсткая папка, в которой было что-то твёрдое. Я с интересом вытряхнул это на стол.

Конверты, какие-то документы и несколько CD-дисков.

— Нашёл что-нибудь? — глянул на мою находку Малу.

— Да. Диски, документы и конверты.

— Может оно? — взял в руки диск Алекс. — Хотя кто, блин, пользуется в наше время дисками?

— Старомодные люди, — пожал я плечами.

— Давай запустим, сразу поймём. А то будет неловко, если мы принесём Стреле видео его голого на нудистском пляже.

Он подошёл к телику, стоящему на соседней тумбе, и запихнул диск в дисковод плеера.

Пока он возился с плеером, я открыл один из документов. По-настоящему это было самое настоящее личное дело с личной информацией на какую-то девушку. Фотография, имя, фамилия, возраст и так далее. Я быстро пролистал несколько документов, и все они были личными делами. Но один факт сразу привлёк моё внимание — все, как одна, были сиротами.

Тогда я открыл один из конвертов и вытащил целую стопку фотографий со старого доброго полароида. Много фотографий. На первой была изображена девушка. Обычная жизнерадостная девушка, наверное, ровесница Малу, улыбающаяся в камеру. На следующей тоже она, и на третей, опять же улыбающаяся, только уже в сарафане. А дальше…

А дальше все остальные мысли застряли в моей голове, когда я начал рассматривать четвёртый снимок. И вроде первые же были нормальными, но четвёртый… пятый… шестой… И чем дальше, тем становилось хуже.

Не надо никому объяснять, что означает порнография, естественно. Но есть и такое направление под названием эрогуро. Оно возникло в Японии и означает порнографию или эротику, связанную с насилием. Даже не просто насилием, а скорее высоким уровнем жестокости, где присутствуют ампутации, резекции, каннибализм, некрофилия и прочие прелести больного ума. И с таким содержанием фотографии я сейчас держал в руках.

Это был словно набор для вызывания то ли отвращения, то ли ужаса, то ли возбуждения, а может и всё сразу. Это был набор фотографий из ада. Чем больше я смотрел, тем сильнее у меня расширялись глаза, а снимки метались в руке, сменяя один другой, как в фильмах ужасов, когда ты пытаешься просмотреть всё как можно быстрее.

На одном из них я замер. Замер, потому что фотография и то, что было на ней изображено, пробили меня до самого дальнего нейрона.

— Эй, Тара, ты чо застыл… ты чо такой бледный, словно сейчас кони двинешь? — Малу внимательно смотрел на меня, но вместо ответа я лишь протянул ему фотографии. Он их молча взял, внимательно смотря на меня, после чего его взгляд опустился на фотографию.

И теперь уже он застыл. Смотрел на эту фотографию очень долго, после чего сменил на другую. А потом на следующую, всё быстрее и быстрее, как будто тасуя их. Он выглядел как загипнотизированный или помешанный.

— Готово! — радостный голос Алекса заставил нас вздрогнуть. — Старое дерьмо, никак не хотело запускаться.

Нас осветило сероватым светом, словно пропущенным через пыльное окно. Там, на диске, сразу появилось помещение с кроватью посередине и девушкой, привязанной к ней.

— О, порнушка с его участием, — усмехнулся Алекс, улыбаясь. — И девка приятная. Вот, кажись, и компромат.

Я отобрал фотографии из рук Малу и быстро нашёл подходящую, только на ней девушка была ещё одетой, улыбающейся и просто жизнерадостной. На видео же она была голой, бледной и до смерти напуганной.

Фотографии выглядели как сделанные маньяком снимки своей будущей жертвы.

Но очень скоро улыбка стала сползать с лица Алекса. Мы смотрели на видео как заворожённые. На нём было несколько сцен с участием как хозяина дома, так и девушки, видимо, снятые не за раз, а за несколько.

— Что за… — голос Алекса едва заметно подрагивал. — Что за хуйня…

Он озвучил все наши мысли.

А видео продолжалось. На такое смотришь и всё больше начинаешь верить в бога или наоборот, всё больше становишься атеистом, раз он дал такому произойти. Меня тянуло в сторону атеизма.

Наконец мне удалось найти в себе хоть какие-то силы сдвинуться с места. Медленно, словно на ватных ногах, я подошёл и вырубил этот оживший кошмар.

— Думаю, что с нас достаточно, — пробормотал я, потерев слегка влажные глаза. Боюсь, что ближайшую ночь меня будут мучать или кошмары, или эротика. Но скорее всего и то, и другое разом.

Кажется, мы все стали приходить в себя. Это был скорее всего эффект неожиданности, ведь никто никак не ожидал встретить нечто подобное здесь. Такое…

Я старался взять себя в руки. Просто с подобным я никогда ещё не сталкивался. Но если посмотреть на это холодным непроницаемым взглядом, то ничего особенного в этом и не было. Просто жестокость и насилие. Уверен, что это не единственный персонаж, который этим увлекается.

— Что это было. Это ведь постановка? — слегка дрожащим голосом спросил Алекс.

— Это снафф-фильм с эрогуро с хозяином этого дома в роли режиссёра и актёра, — ответил я и глубоко вздохнул, приводя себя в чувства. — Скорее всего на других дисках подобное, только с другими жертвами.

Я взял оставшиеся конверты и быстро просмотрел их. Практически на всех было одно и то же, только сменялись главные лица. Но в сумме я насчитал шесть человек. Предположу, что на видео тоже шесть человек.

— Это какой-то пиздец, — выдохнул Малу. — Нет, это просто пиздец. Я всякое говно повидал, но чтоб такое… И просто это же не обычные изнасилования, это… это…

А потом он неожиданно с ненавистью пинком ноги перевернул стол. Выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в экран телевизора. Глухие хлопки, сдобренные металлическим лязгом, разлетелись по комнате.

— Сука… это… это же надо так… — пробормотал он. — Что за пиздец… что с этими людьми не так… это просто… ЭТО ПРОСТО ЖОПА!

Он схватил какую-то вазу и швырнул её в стену. После чего опрокинул небольшой комод. Схватил стул и бросил в стеклянный шкаф напротив. Зазвенело стекло, посыпались бутылки и бокалы вместе с полками.

— БЛЯТЬ! ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!

А потом его взгляд упал на служанку.

Я понял, что он хочет сделать ещё до того, как Малу начал её избивать. Но я хотел было помешать ему, но в последний момент Алекс положил мне руку на плечо и покачал головой.

Малу буквально подлетел к ней, сдёрнул повязку с наушниками и вдавил пистолет ей в лицо.

— Ты, сука, знала, что делает твой босс?! Отвечай!

— Ч-что? — вот тут её хладнокровие и пропало, стоило ей увидеть его вне себя от ярости.

— Не ври, блядь! — он наотмашь ударил её пистолетом по щеке. А потом ещё раз. И ещё. — Ты знала?!

— Знала что? — всхлипнула служанка. Из её перепуганных глаз текли слёзы.

— Ты тупая мразь! — он принялся её пинать ногами. Женщина не сопротивлялась, не кричала, понимая, что сделает лишь хуже. Лишь прикрывалась от ударов, сыплющихся на неё, мыча и всхлипывая, когда ей прилетало особенно сильно.

— Он убьёт её, — тихо сказал я.

— Не убьёт. Без необходимости.

— А это необходимо?

— Он просто чуть-чуть расстроен, — попытался оправдать его Алекс, после чего вздохнул и позвал его. — Надо валить, скоро хозяин может вернуться!

Может голос Алекса на него подействовал, а может он сам уже собирался заканчивать, но Малу перестал её пинать. Схватил за волосы, подтащил к своему лицу и прошипел:

— Ты, тупая соска, знала, что делает твой босс?

— Я лишь убираюсь… — заплакала она, за что получила рукоятью в лоб. Потекла кровь.

— Слушай внимательно, сука, — он запихнул ей ствол в рот так, что я отсюда послышал скрежет зубов о металл, — расскажешь что-нибудь о произошедшем, и твои внуки станут моими детьми, ты поняла меня? Я знаю, где ты живёшь, и знаю, что у тебя есть дети, так что когда раскроешь пасть, сразу представляй меня. Можешь жаловаться в полицию, но до твоей дочери я доберусь первым, я всё понятно объяснил?

— У-угу…

Напоследок он ещё раз стукнул её пистолетом по лицу, чем вызвал ответный всхлип и тихий плач. Я до последнего думал, что он её убьёт.

— Пиздец… — вздохнул он. — Али, забери свой телефон с наушниками. Тара, смотри, всё ли подобрали, и уходим.

— Чо с ней? — кивнул Алекс на женщину, что сейчас старалась быть тише воды, ниже травы.

— Забей. Она будет молчать, ведь мы поняли друг друга, не так ли? — громче, чем начал, закончил он. Она не ответила, продолжив всхлипывать.

Когда мы спускались по лестнице, Малу выхватил пистолет и выпустил остатки магазина в труп охранника, пока затвор не перешёл в крайнее заднее положение. Тот лишь безразлично вздрагивал от каждого попадания.

— Суки… — пробормотал он. — Грёбанные суки… пиздец…

Теперь я лучше понимал Малу. Он был просто неуравновешенным психом, готовым взорваться в любую минуту. Он был отморозком и простым бандитом, который мог убить кого угодно без зазрения совести. И он был человеком, которому не были чужды обычные людские чувства. Малу выходил каким-то подавленным, словно на тех фото он увидел своего родственника.

И возможно, Алекс знал о причинах, так как не спешил вмешиваться или что-либо предпринимать. Мне в который раз за этот вечер стало любопытно, что их связывает.

Малу вызвал по рации фургон, который оперативно подъехал к дорожке.

— Запрыгиваем, парни, — буркнул он, залезая на переднее сидение.

— А то, что мы разгромили его кабинет… — я тонко намекнул на возможные последствия.

— Забей. Он ничего не вякнет после того, что у него взяли. Будет, хуесос, сидеть и дрожать под унитазом, пока за ним не придут.

— А что случилось-то? — спросила Сирена, уводя автобус подальше от района, чтоб окольными путями вернуться к хетчбэку.

— Поверь, детка, ты не хочешь этого знать, — вздохнул он. — И не спрашивай меня. Спроси потом Алекса, я не хочу к этому дерьму возвращаться.

Мы возвращались с моего первого и довольно удачного, но отнюдь не последнего задания. Если не считать погрома, который устроил Малу там, всё прошло просто идеально. Возможно, на это у него были какие-то причины, но личные проблемы не должны влиять на работу. То, что внутри тебя, во время работы должно оставаться внутри тебя. Мне не хотелось с ним говорить на эту тему, потому что я его боялся. Он был пониже меня, но всё равно оставался крепким парнем. Я же был просто жирным. Но если придётся… не хотелось бы мне, чтобы в будущем это отразилось на нашей работе.

Тем более, на нашей работе. Не знаю, что для него, но для меня это был билет в будущее для моей семьи.

Глава 10

Окраины ночного города пролетали около нас. Все эти фонари, лампочки, светоотражатели просто мелькали, словно вспышки, перед глазами. И если не фокусировать взгляд, то они превращались в длинные яркие линии, уносившиеся нам за спину. А на заднем фоне высился освещённый город. Большие высотки, уходящие в небо и освещающие его настолько, что про звёзды можно было забыть.

Ханкск был одним из самых крупных городов в Маньчжурии, так что можно было не удивляться его размерам.

Было тихо, умиротворённо и спокойно. Колёса монотонно шуршали где-то снаружи, а двигатель усыпляюще рокотал, словно специально стараясь вогнать нас в сон.

Сирена не спешила что-либо спрашивать после ответа Малу, молча ведя машину.

— Заедем сначала к Стреле. Заодно познакомишься с ним. Полезно будет. И не упоминай, кто твой батя, если не хочешь пули, — добавил он.

— А ты откуда знаешь, кто мой папа? — поинтересовался я тихо.

— Папа… ты чо, из детского сада сбежал? — вздохнул Малу. — Работа у меня такая, знать всё о команде. И если для меня это не преступление, предков не выбирают, то вот у Стрелы может палец на курке дрогнуть, так что даже не вспоминай о нём.

— Нам заплатят?

— Нет, блять, в жопу дадут. Тара, придержи свои тупые вопросы.

Вообще, я неправильно выразился. Хотел спросить, нам там заплатят или позже. Но глядя на неспокойного Малу, лишний раз что-либо спрашивать не хотелось, как и не хотелось с ним связываться. Создавалось ощущение, что он может в каждую секунду сорваться и засадить тебе пулю в лоб. Это нервировало и заставляло бояться его. Успокаивало, что это не навсегда.

Вскоре мы свернули на заводские территории, где дорога петляла между комплексов, некоторые из которых даже ночью не переставали работать. Они гремели, по дорогам ездили грузовые машины, экскаваторы и прочая рабочая техника, из окон цехов лился желтоватый свет. Словно свой маленький город или мир, где правят технологии и вечно работают заводы.

— Так, ладно, Сирена, избавься от машины. Мы двинем к Стреле и получим деньги. Встретимся на хате.

— Ага. Только по дороге мою долю не пропейте, — она опять недовольно скорчила лицо.

— Тогда сделай всё побыстрее. Так, парни, я за руль. И комбинезоны здесь оставляем, только убедитесь, что всё забрали из них.

Он запихнул пистолет за пояс своих брюк и накрыл рубашкой. Алекс опять запутался в своей одежде, едва не упав, а я уже садился в машину, закинув комбез в кабину микрика дезинсекции. Оттуда мы выдвинулись обратно в город.

— А хэтчбек у нас свой или…

— Или угнанный? — закончил Алекс. К нему, кажется, вновь возвращалось хорошее настроение, пусть и медленно, как завязшая в грязи машина. — Не, наш. Вернее, Сирени, чтоб было удобнее продвигаться. Но за бензин на такие дела нам платит Стрела.

— Значит, вы полностью работаете на клан?

— Почти, — ответил Малу. Фары осветили цеха неработающих комплексов и, когда машина тронулась, выхватывали из темноты однотипные постройки, столбы, технику, словно в каком-то фильме про постапокалипсис. — Ты же знаешь, что мы работаем на клан Хассы?

— Да.

— Ну так вот, мы выполняем для них работу, но не являемся их частью.

— Вольнорабочие, — попытался я найти синоним к сказанному.

— Почти, — кивнул Малу. — За исключением того, что мы не работаем на другие кланы. То есть либо на него, либо просто сами на себя. Но всё чаще мы работали на них, так как они платят и у них чаще есть работа.

— А сами на себя… это какая работа?

— Налёты, когда появляется возможность, — кратко объяснил он. В этот момент машина плавно качнулась, и мы выехали на дорогу, ведущую в жилые районы. — Только на то, за что не отвечают кланы. Все друг друга знают, и если мы сделаем налёт на наркопритон, они наверняка поймут, кто это сделал. Или на их магазин. Потому делали налёты на нейтральные никому не принадлежащие точки.

Я немного подумал и самому себе дал ответ.

— Банки и инкассаторы?

— Да. Типа того.

— А клану с налёта вы платите? — спросил я.

— Только если он предоставил нам инфу. И если есть достаточное количество людей. Как сейчас. Втроём всё-таки не айс идти на дело.

— Но я ни разу в подобном мероприятии не участвовал. Да и не стрелял ни разу.

— Все начинают с чего-то, — пожал Малу плечами. — Проблема в людях. В адекватных людях. Ебонтяи, стукачи, съежалы, отморозки, неадекваты. Короче, пиздец. Нужные правильные пацаны с пониманием, что можно, а что нет. А то был последний, всё заебись, и даже опыт был, но охуевшим в говно был.

— Короче, не ссы, — обернулся Алекс и хлопнул меня по колену. — Не тупи и не ссы, тогда всё будет тип-топ.

— А ты уже ходил на подобное дело? —поинтересовался я.

— А вот секрет, — подмигнул он, тем самым недвусмысленно ответив мне.

Мы ехали ещё около десяти минут, пока не остановились на одной из улиц напротив какого-то бара, расположившегося в многоэтажке. Это очень «взрачное» заведение располагалось в очень «взрачном» доме. Однако ирония была в том, что большинство домов на этой улице были такими. Точка сбора местного клана из-за этого умудрялась неведомым образом просто сливаться и не выделяться ничем, кроме неплохих припаркованных машин.

Мы встали чуть дальше от них и заглушили двигатель. Стало довольно тихо.

— Так, Тара, слушай прямо внимательно меня сейчас. Вообще молчи, пока тебя не спросят. Даже не перди, понял?

— Да.

— Вот и отлично. Стрела нервный немного, да и ебанутый тоже, как и мы все здесь. Погнали.

Бар внутри себя представлял довольно серое заведение, погружённое в полумрак, но тем не менее, относительно уютное. Ещё бы, никто не захочет сидеть в каком-нибудь говне. Правда, пол, выстеленный каменными плитами, словно украденными из какого-то старого универмага, да лампочки на пятьдесят ватт портили вид. Всё остальное было даже немного выше, чем неплохо.

Контингент, который здесь сидел, был не сильно разношёрстным. Какие-то девушки лёгкого поведения в углу с конкретными уголовниками, которые словно только что покинули места не столь удалённые. Недалеко от них мужчины с короткой стрижкой или абсолютно лысые, в основном одетые в чёрные или тёмные куртки. Было в их лицах что-то уголовное, опасное. Встреть таких на улице, я скорее всего смог бы понять, кто есть кто.

Здесь же сидела более шумная компания, которая что-то праздновала. Они довольно сильно отличались от остальных в первую очередь тем, что были одеты по-нормальному, повседневно, если так можно выразиться. Совершенно обычные мужчины, какие-нибудь офисные работники, пришедшие после трудного дня развлечься.

Но все прекрасно понимают, что такие люди сюда бы не пошли.

Когда мы вошли, никто даже не посмотрел на нас. Лишь Малу кивнул бармену, который ответил приветственным кивком, и тут же направился к столу, где сидели люди в обычной одежде. Подошёл, остановился, ни к кому не обратившись, дождался, пока один из парней закончит что-то рассказывать, после чего уже поздоровался.

Все ответили ему довольно дружно, словно он был одним из их лучших друзей. Не знаю, что конкретно, но мне это не понравилось. То ли слишком уж радостно они встречали его, что не соответствовало с настроением Малу, то ли понимание их рода деятельности не давало мне расслабиться.

— А кто рядом с тобой? Представишь новенького? — кивнул на меня один из сидящих.

— Это Тара, новый компаньон.

— Остаётся надеяться, что не как тот Герка, — усмехнулся один из мужчин.

Другой же сказал:

— А чо Тара, чо сразу не бочка? — от чего все залились смехом.

Ну да, смеяться над моим весом, это, наверное, так смешно. Я не обиделся, нет, просто показывает это их среднее, очень низкое IQ по группе. Кроме одного, который мне сразу и бросился из-за этого в глаза.

Этот мужчина единственный из них сдержанно улыбался. Он же и обратился по поводу нашего дела к Малу. Довольно крупный человек, наверное, чуть выше меня. Ширина в плечах тоже не уступала мне, разве что, в отличие от меня, жирного, его широта обуславливалась его мышцами, а не жиром. Зато квадратное лицо, острые черты и лёгкий прищур делали его внешность неприятно агрессивной. Даже несмотря на улыбку.

— Ну как, Малу, удачно?

— Да, Стрела, — поднял перед собой папку Малу. — Компромат.

— Отлично-отлично… Ладно, мужики, — он медленно, словно с трудом, встал из-за стола. — Ща я вернусь, только рассчитаюсь с ним. Пошли, Малу.

Мы двинулись за ним, прошли за барную стойку, где свернули куда-то вниз, в подвал. Здесь был на удивление хорошо отремонтированный коридор, в который выходило несколько дверей. Одна из них, железная, особенно выделялась, куда мы и зашли.

— Итак, давай сюда его, — протянул Стрела руку, и Малу послушно передал папку.

— Только у меня есть разговор по поводу этого… компромата, Стрела.

— Разве тебя это должно волновать? —удивился тот почти искренне.

— Нет. Но тебе стоит глянуть содержимое, — поморщился он.

Стрела секунду-другую смотрел на него подозрительным взглядом, после чего полез в папку, достал один из конвертов, вытащил фотки и начал их листать. В отличие от нас, поражённых едва ли не до пяток, тот лишь морщился от отвращения.

— А на дисках полная версия всего этого. Причём довольно подробно, — кивнул он на папку.

— Вон оно как… — пробормотал он. От одной фотографии Стрела подсознательно отодвинул голову назад, щурясь. — И чо?

— И чо? В смысле?

— Ну ты так прилетел, словно тебе пистолет у виска держат. Ну фото, да, вижу, что на них. А дальше что?

— Бля… — Малу, как я понимаю, ожидал не такой реакции. Я даже знаю, чего он хотел услышать, как и понимаю, почему он этого не услышит. Потом что нас посылали не за тем больным ублюдком. Нас посылали за компроматом на него. — Стрела, там же… Там… блять… Да просто посмотри на фото!

— Ну смотрю. Ну пиздец, чо могу сказать, некоторые пробирают, ну а дальше что?

— Да он… Он такое делал с девушками! Это пиздец, это не изнасилования, в конце концов! Это... это… как ты говорил, Тара…

— Снафф-фильм, — подсказал я невозмутимо.

— Да, снафф-фильм!

Ты сам знаешь, чо такое этот снафф-фильм? — покосился на него Стрела.

— Да, блять, какая разница! Этот больной ублюдок шесть человек покрошил, судя по нашим находкам!

— И что ты предлагаешь?

— Дай мне команду, и я замочу его. Бесплатно натяну ему яйца на голову, чтоб он задохнулся. Блять, я разделаю его, как на стол. Или вообще лучше сдать в полицию!

Вот про полицию было странно слышать от Малу. Убийство — да, но чтоб сдать кого-то в полицию… Тут не только я удивлённо покосился на него, тут даже Стрела оторвался от фоток.

— Зачем же? — немного опешив, спросил он.

— Да чтоб его сгноили зэки нахуй в тюрьме! Просто смерти будет недостаточно! Нет, ты видел?! Ты видел, блять, это?! Ёбаны в рот, Стрела, ты фотки смотрел?!

— Ну смотрел, да, ужасно, а от меня ты чего хочешь, я не пойму? Ты чего вдруг как с цепи сорвался? — уже Стрела был озадачен внезапной реакцией Малу. — Ты случайно не нюхал?

— Нет! Но я хочу отправить его в ад! Это не тот пиздец, что можно встретить на улице!

— Ты не знаешь, что можно встретить на улице, — Стрела говорил так, словно объяснял непонятливому ребёнку прописную истину. — Это пиздец, но не полный. Поверь, бывает куда хуже, и я сам это видел. Тут же всего шесть человек, не так уж и много.

— Не так уж и много?! Ты серьёзно?!

— Абсолютно.

— Ты чо, рехнулся?! — в голосе Малу слышалось отчаянье с какой-то детской болью.

— Малу, базар фильтруй, — спокойно, но угрожающе произнёс Стрела. — Я вижу, ты охуеваешь потихоньку.

— Охуеваю? Я? Да я охуел, когда увидел это! Блять, Стрела, там же ёбаные девушки! Пиздец, он же не просто трахал их! Я ебал в рот, что там зафотано! Это… это же… господи, это обычные девчонки-сироты! Да там были и несовершеннолетки, мать твою! Обычные, мать твою, сиротки! Дети без семьи с улиц и детдомов, как ты этого не понимаешь?! Это… это…

— Ну вот теперь он и будет за это расплачиваться, — пожал тот плечами.

— Как? Работая на вас?! И продолжая измываться над сиротами?! Да ты ебанулся?!

— Я сказал, ебало завалить! — рявкнул Стрела, выхватив пистолет из-за пазухи и направив его прямо в лицо Малу. Но тот стоял ровно, смотря с ненавистью на него, не проявляя ни капельки страха. — Ты не путай берега, Малу. Будь здесь ещё кто, я бы выбил твои мозги нахуй ещё при первом твоём наезде, так что радуйся, что ребята не здесь. При других я бы тебе такого не спустил.

— Ты не понимаешь… — прорычал он.

— Это ты не понимаешь, Малу. Ты торчишь в этом деле уже с детства, но так и не понял, что это за мир. Здесь не скачут сраные пони и не срут фруктовой радугой. Ко всему прочему, это не мне решать. Так что завали варежку и сядь на место, я в последний раз предупреждаю.

Они стояли друг напротив друга. В какой-то момент мне показалось, что Малу не сядет, и ему вышибут мозги. А заодно могут и мне их вышибить для профилактики. Эти мгновения были очень долгими, тягучими, как клей. Но он всё же сел на место. Тяжело вздохнул, пододвинул стул и сел. Облокотился на колени локтями и положил голову сверху, сцепив пальцы в кулак и прикрыв ими рот.

Стрела собрал всё обратно в папку, подошёл к сейфу, забросил всё туда, после чего достал небольшую пачку денег.

— Держи, — он протянул её Малу, который лишь послушно взял её. — Как договаривались. И Малу, я прощаю тебя в первый и последний раз за такую хуйню. Просто делаю тебе скидку на возраст, то, что ты раньше с подобным пиздецом не сталкивался, и сделанную работу. Но в следующий раз я тебя убью. Ты понял?

Образовавшаяся атмосфера в комнате недвусмысленно намекала на то, что он не шутил. Это было подобно осязаемой ауре, которая иногда появляется при определённых ситуациях — ты её не чувствуешь физически, но душу буквально давит.

А ещё я очень боялся, что Малу выкинет какую-нибудь глупость. Честно, если его убьют, то я не стану его жалеть. Идиот подводит нас раз за разом к краю своим тупым неуравновешенным поведением. Я не хочу лишиться возможности вылечить родную сестру просто из-за того, что этому дебилу что-то взбрело в голову. Я могу понять гнев по поводу фотографий, но разве он не знал, куда вписался? Не знал, чем будет заниматься? Его неожиданная чувствительность выглядела странно, так как раньше он не был похож на дурака.

— Я понял, — ответил с тяжёлым вздохом Малу. — Я всё понял.

— Вот и отлично. Не теряй головы, Малу, и скорее всего потом ты станешь своим парнем у нас. Понял?

— Да, я понял, Стрела, спасибо, — кивнул он, вставая.

— Вот и отлично. Дуй тогда отсюда. Возьми чо-нить у бармена в дорогу, скажи, что я оплачиваю.

— Спасибо, Стрела, — кивнул уныло тот и вышел из кабинета.

Мы в полном молчании поднялись в бар, где Малу прихватил какую-то бутылку дешёвого спиртного, после чего мы наконец покинули это место. Сели в машину, замерли, каждый думая о своём.

— Ладно, мы сегодня празднуем или поминаем? Хочу подготовиться к тому или другому, — начал Алекс.

— Я, блять, даже не знаю, идиот ты или нет, что меня и бесит, — пробормотал Малу.

— Умный идиот, — выдал я свой вариант. — Идиот, которого можно не слушать, но слишком умный, чтоб повернуться к нему спиной.

— Я вот даже не знаю, хвалишь ты меня или нет!

— Это он меня предостерегает, — вздохнул Малу и завёл машину. — Это же надо… Всем плевать…

— И что будешь делать? — поинтересовался Алекс.

— Напьюсь. Хорошенько напьюсь. Но до этого раздам деньги, заберу малышку Сирень, чтоб вдруг ничего не случилось, и развезу всех по домом. Это же надо… — он завёл машину, и мы тронулись с места. — Какие люди только не встречаются. Это просто звиздец в полном и чистом виде. Сколько работал, никогда с подобным не встречался.

— Чё, даже в Нижнем городе?

— Да, даже в Нижнем. Я много чего там видел: изнасилования, убийства, пытки и так далее, и тому подобное. Видел, как расчленяли парня за долги, как девчонке руку за воровство отрубили, как прибивали торчку, укравшему закладку, руки к стене гвоздями. Жесть я видел, но чтоб в такой форме и за просто так…

Он смолк.

Машина медленно катилась дальше по ночному городу.

Интервью

— Первое нападение. Я долго искал, с чего началась эта история. Действительно долго, слишком много неизвестного было. И самая ранняя их вылазка, по крайней мере, банды в её полном и окончательном составе, была сделана на дом Сергея Яковлевича Дубова. До этого они совершали налёты, но состав банды менялся, и те были не настолько громкими и не имели отношения к тому, что произошло потом.

— Как вы думаете, что послужило началом событий?

— Именно тот налёт на дом, в котором был застрелен охранник и избита служанка.

— Почему вы так решили?

— Слишком мало свидетелей осталось после случившегося, который были бы в курсе событий. Однако одного мы всё же смогли найти, можно сказать, сборник слухов и историй.

— И кто же это? — поинтересовалась ведущая.

Детектив обаятельно улыбнулся.

— Бармен. Он один из немногих, кто знал причины, хотя бы примерно. Потому что поддатые члены клана всегда спешили с кем-нибудь что-нибудь обсудить, пожаловаться или же просто поговорить между собой. Он был скорее частью обстановки, чем человеком для них, да и знал, что будет ему за раскрытие их секретов. Так что его познания были неудивительны. Удивительно, что его не убили после случившегося, чтоб замести следы.

— А сейчас он…

— Под программой защиты свидетелей. Как и многие, кто помогал разбираться в этом деле. Он поведал нам, что именно после этого между Матвеем Луменко, известным как Малу, и Пьером Флюсье, известным как Стрела, возник спор. После этого Флюсье затаил на Луменко обиду.

— А в чём состояла причина спора?

— Вы знаете о деле два два шесть тринадцать? — задал встречный вопрос он. — Его знают ещё как дело потерянных сироток.

— Да, я… наслышана о нём, — нехотя призналась она. — Сейчас он отбывает наказание в колонии строгого режима.

— О да, — улыбнулся на этот раз угрожающе детектив. — Семь пожизненных за каждую девушку без права досрочного выхода. Тринадцать попыток самоубийства. Все мы понимаем, что заключённые очень не любят таких людей. Я считаю, что такое наказание куда лучше смертной казни. Дубов находил девушек-сирот без дома и денег, за которых не хватятся. По подсчётам от его рук погибло семь девушек, четыре из которых несовершеннолетние. Одна из девушек была племянницей — её родители погибли в автокатастрофе, и он оказался её ближайшим родственником. Она и стала его первой жертвой. Я подозреваю, что Луменко наткнулся на все улики, включавшие фотографии и видеозаписи, после чего захотел убить его. Флюсье был против, так как хотел шантажировать Дубова для получения части прибыли с бизнеса. Как я понимаю, Луменко оскорбил Флюсье, из-за чего и возник разлад.

— Считаете, что именно после этого?

— Да, — кивнул детектив. — Потом я имел возможность допросить служанку в доме Дубова, уже после случившегося. Она очень долго не хотела рассказывать, но в конечном итоге поведала о том проникновении. Пришли, убили охранника, её связали, вскрыли сейф. И после вскрытия Луменко начал всё громить и избивать её, пытаясь выпытать, принимала ли она участие в каком-то событии. Учитывая все имеющиеся данные, причина была в компромате на Дубова.

— Понятно. Тогда вернёмся к банде Малу. Как я понимаю, до этого на них полиция Ханкска ничего не имела?

— Имела, но доказательств не было. Большинство доказательств, которые мы сейчас имеем, всплыли уже после произошедшего.

— Хотите сказать, что до того момента на них никто не обращал внимания?

— Не то что не обращал… — детектив покрутил рукой в воздухе, подбирая слова. — Скорее дела были не настолько громкими. Почти на каждого к тому моменту, кроме последнего присоединившегося, имелось уже досье. А причина произошедшего в будущем взяла своё начало именно с этого налёта на дом Дубова. Да и именно после дома они стали вести себя слишком громко, из-за чего и обратили на себя внимание.

— Просто многих удивил тот факт, что столь молодая банда смогла наделать столько шума. Почему им доверяли подобные дела, а не, скажем так, другим, более взрослым и обученным людям? Они были слишком молоды и неопытны, а такое лучше доверять профессионалам.

— Вы знаете, чем отличается пистолет в руке ребёнка и взрослого? — неожиданно задал вопрос детектив, чем заставил на мгновение примолкнуть ведущую.

— Чем?— слегка удивлённо спросила ведущая.

— Ничем, — развёл он руками. — Он убивает одинаково что в одних руках, что в других. Пусть они ещё и молоды, но многие забывают, что возраст не всегда показатель. Некоторые и в шестьдесят не умнеют, а некоторые в восемнадцать создают собственные компании. Даже сейчас в некоторых горячих точках несовершеннолетние наравне со взрослыми принимают участие в войне. А до этого принимали участие во второй мировой. А в домах? Вы знаете, что там они едва ли не с четырнадцати лет уже являются практически полноправными членами, которые тоже имеют право голоса? Даже имеют право принимать важные и судьбоносные решения. В голове у многих укоренилось мышление, что раз ему нет ещё восемнадцати, то он особо ни на что не годен, так, максимум мелкое воровство. Но это не так. Подростки вполне могут быть такими же по эффективности, как и взрослые, а может и ещё лучше за счёт отсутствия нормального страха, гибкости ума, дикости и желания всем доказать свою состоятельность. Как пример, в Сильверсайде орудуют десятки детских банд, и вы не скажете, что они слишком молодые для подобного, если встретитесь с ними. В криминале, да и вообще везде, они могут быть настолько же эффективны, как и взрослые. Возраст ещё ничего не значит.

— Значит, им доверяли, потому что, даже несмотря на возраст, они имели в этом успех?

— Не только успех. Они были ещё удобны и по той причине, что от них вроде как было легко избавиться. Они не члены клана, они не члены банды солдата клана. Скорее просто наёмные рабочие, никак не связанные с ними. Несовершеннолетних, да и просто очень молодых, часто так используют как разменную монету для некоторых дел, чтоб в случае каких-либо неприятностей просто убрать. Поэтому их использовали, чтоб, если что, не было претензий к клану — их бы убили, и всё.

— Но до тех пор они были нужны.

— Верно.

Глава 11

Малу высадил меня недалеко от дома, вручив честно заработанные разбоем деньги.

Три тысячи долларов. Немного, учитывая, что за провозку наркотиков через границу на машине платят от четырёх до шести. И немало, если посмотреть на среднюю заработную плату среднестатистического человека в нашем городе. Моя мать в месяц получает столько же, а отец на тысячу больше, работая полицейским.

Но в отличие от первого раза, когда я получил штуку за вскрытие сейфов, эти деньги не кружили мне голову. Неплохо остужали нервы воспоминания о фотографиях, которые я видел. Фотографии, на которых я видел их… и то, что с ними делали… Я пытался себя убедить, что это не моё дело, но избавиться от чувства, словно сам приложил руку к их смерти, уже не мог.

А ещё убийство охранника. Сейчас меня отпустило, но в тот момент меня буквально парализовало от увиденного. Первый раз при мне отбирали жизнь человека. Смог бы я?

Ответ был очевиден. Все говорят, что человеческая жизнь бесценна, но это ложь. Она стоит ровно столько, сколько заплатят за отнятие оной. И если бы мне предложили нужную сумму, я бы, не раздумывая, её отнял. Потому что деньги. Потому что между незнакомым человеком и семьёй я выберу самый очевидный вариант.

Но, тем не менее, мне немного не по себе. Кошмары мне обеспечены, как и ещё долгие возвращения воспоминаний об этом вечере.

И главный вопрос — стоило ли это всё денег, которые получил я? Идя по дорожке к дому и вытаскивая пачку денег, я могу ответить однозначно.

Да.

Правда, если кто-то из родителей узнает об этом, я боюсь, что мало мне не покажется. Мой отец был спокойным суровым мужчиной, который ненавидел неравенство и преступников. А ещё, как мне казалось, он был идеалистом. Потому разговор как минимум будет тяжёлым. Да и мать… Это разобьёт ей сердце, вряд ли сильнее, чем смерть Наталиэль, но тоже неслабо.

Однако, глядя на деньги, понимаю, что это однозначно стоило рисков. Я обеспечил свою сестрёнку лекарствами на неделю. А если поднажать, то смогу обеспечить и самыми дорогими. А там глядишь, и она уже здоровой будет бегать.

Если же не получится… всегда можно пойти ва-банк прямо в банк. Пусть и звучит забавно, но я не отрицаю подобных вариантов. Кто знает, куда приведёт дорога, и кто знает, на что я рискну пойти в действительности из-за необходимости. Всё-таки как бы мы ни кичились и ни скромничали, реальное «я» познаётся в экстремальных ситуациях.

Дом стоял с вырубленным светом, что могло значить только то, что все спят. Если повезёт, то родители задержались на смене, как это иногда бывает, а все остальные спят. Если не повезёт, то завтра ко мне возникнут вопросы. Но и там я могу просто уйти в школу, а к вечеру все уже подзабудут. Хуже, если там меня кто-то караулит, например, мама.

Я очень тихо открыл дверь и прислушался к дому. Ни скрипа половиц, ни чьих-то шагов или ещё чего. Возможно, все действительно спят. Аккуратно закрыв дверь и разувшись, я на цыпочках направился в свою комнату. С моим весом это было сделать очень тяжело, так как пол предательски плакал под центнером отборного жира, запасённого на чёрный день. Ещё бы помыться, конечно, но тогда точно кто-нибудь проснётся.

И едва я пересёк коридор и прошёл мимо кухни…

— Ты знаешь, который час, Нурдаулет?

Нет, всё-таки караулили. Нечего не поделать, но хотя бы по голосу это не мать и не отец. Но то, что сестра называет меня моим именем, значит, что она недовольна. Очень недовольна. Моё немного необычное имя она использует, только когда разговор будет серьёзным.

Кстати да, моё имя Нурдаулет. Лапьер — это фамилия, Нурдаулет Ерофеевич, можно сказать, исконно маньчжурский житель с французско-киргизско-русско-украинскими корнями. Просто Маньчжурия в связи со своей историей является страной мигрантов, куда стекались очень многие люди из разных стран и по разным причинам, среди которых основной была война.

Вначале, ещё при первой мировой, когда Российская Империя воевала с немцами, она успела разделиться на части. Это был пламенный привет от Германии вместе с приехавшим в Российскую Империю человеком, которого вроде как Лениным звали.

Началось всё, насколько помню историю, с восстания. Попытка революции, после чего ему вместе с сообщниками пришлось бежать на восток подальше от центральной власти, где он поднял мятеж более удачно.

Страна вышла из первой мировой войны, и началась гражданская, в результате которой Российскую империю потрепало. Национализм народов, что проживали на территории очень большой страны, никуда не делся. Потому после всего произошедшего образовались сразу несколько стран, среди которых была, собственно, значительно уменьшенная Российская Империя, Украина, Финляндия, Польша, Беларусь, Сибирия, Маньчжурия и несколько других стран.

И если у других стран начался этап восстановления, то вот на Маньчжурию, или, как ещё называют, Свободную Маньчжурскую Республику, было много желающих, как на врата в восточную часть Азии. Здесь в интервенции успели поучаствовать очень многие, от Британии и штатов, которые вообще чёрт знает где находятся, до Китая и Японии. Ещё одна война, но уже среди желающих обладать территорией здесь.

Ничего не добившись, они начали временно отступать, и сюда хлынули многие мигранты в поисках своего счастья, что и принесло столько разных людей.

А потом вторая мировая война, и опять Маньчжурию катали, как хотели, все, кто мог добраться до неё. Вроде Германию победили, но вот на Маньчжурии никто останавливаться не хотел. Опять войны, опять сражения, после чего не остаётся ничего, кроме оставшихся по разным причинам солдат разных стран, разрухи и прилетевших сюда до и после войны эмигрантов. И это помимо населения страны, тех людей, кто остался ещё с Российской Империи.

После этого тишина, самая обычная страна третьего мира до тех пор, пока не встаёт на ноги. Как именно?

Инвестиции. А ещё самый обычный свободный от налогов порт города Сильверсайд.

Порт стал дорогой вглубь материка. Многие поняли, сколько прибыли можно делать, пользуясь именно этим портом, чтоб попасть не только в Сибирию, но и в Монголию и даже в Российскую Империю. И во многие другие страны на этом континенте.

Они начали сюда приезжать, создавать свои фирмы. Эти фирмы послужили толчком к появлению других фирм. Построили железную дорогу. А правительство ещё и земли выдавало практически задаром, лишь бы здесь открывались компании.

Огромная прибыль, огромные деньги, огромные инвестиции, и Маньчжурия обезопасила сама себя от остальных. У всех здесь были деньги, от чего никто не рисковал опять начать тёрки с этой страной. Появлялись заводы, появлялись новые города, бизнес, производства, рабочие места, более-менее зарплаты и так далее.

А потом город, где располагался порт, стал городом-государством. Я не знаю причину, учебник истории умалчивает, но теперь это в буквальном смысле слова общий для всех город.

Маньчжурия смогла стать той, какая есть сейчас. Теперь мы имеем таких людей, как я, с французско-киргизско-русско-украинскими и ещё с десятком других корнями. А ещё в стране есть и другие люди: всевозможные Пьеры, Берёзовы, Брауны, Мамбы, Бахари, Ум-Сам-Джиманы, Ямамоты, Мурти, Шварцы и многие другие, кто стёкся сюда со всего света. Благо на русском все говорят, так как это государственный язык.

Моя мать — дочь эмигрантов, её отец был киргизом, мать — русской. Отец — тоже сын эмигрантов, его мать была украинкой, а отец — французом. Вот такая богатая родословная. Потому имя мне дали в честь деда, или прадеда, а отчество досталось от папы с украинскими корнями.

Только мне непонятно, почему сестёр зовут Натали и Наталиэль, красивыми и созвучными именами, а меня Нурдаулет? Нет, я ценю свою историю и предков, но такое имя выделяется даже на фоне богатого этноса нашей страны. Интересно, есть ли ещё люди, которых имя, полученное при рождении, немного… не устраивает?

— Родители задерживаются? — поинтересовался я без интереса.

— Зато я здесь.

— Я уже слышу. Натали, могла лечь спать.

— Ты где ходил, Нурдаулет? — немного холодно спросила она.

Действительно зла. И причина злости не в том, что она любит командовать, а в банальной любви. Меня это не достаёт ни капельки, более того, я ценю в ней это и потому очень спокойно отношусь к подобной реакции.

Хотя Алекс говорит, что мне просто похуй. Но он не прав.

— Я гулял.

— До шести утра? Завтра, а вернее, уже сегодня не выходной день, спешу напомнить тебе. Включи свет.

Я послушно щёлкнул рубильником, и слабая лампочка осветила небольшую кухоньку. Натали сидела, облокотившись спиной на стенку с рукой на столе. Когда она меня увидела, её пальцы начали тарабарить по столешнице. Под глазами были тёмные круги.

— Итак, Нурдаулет, ты ответишь мне или нет?

— Естественно нет, — невозмутимо ответил я и полез в шкафчик за кофе. Не в пакетиках, он был дороже, чем обычный рассыпной и сухое молоко с сахаром, если посчитать всё. — Тебе тоже сделать?

— Сделай. Но я не пойму, почему ты так к нам относишься. Наталиэль тут волновалась, сидела, пока не уснула на столе, тебя ждала. Ты знаешь, какая она.

— Я не просил меня ждать, — заметил я.

— Не тебе это указывать нам! — неожиданно взвизгнула Натали, что уши заложило.

Это было столь неожиданно, что я даже вздрогнул. От её удара по столу дерево жалобно захрустело, а лампочка жалобно заморгала, как в фильмах ужасов. Более того, я почувствовал напряжение в воздухе. Конкретное напряжение, словно сейчас воздух начнёт искриться.

Я удивлённо посмотрел на неё.

Натали сидела вся вытянутая с плотно сжатыми губами и красными глазами, смотря на меня с каким-то упрямством и обидой.

Можно сказать, что это не её дело, где я гуляю, и что не ей мне указывать, и так далее, и тому подобное. Можно обвинить, что она меня слишком контролирует, что я не её сын, что она меня достала. Но вместо этого словесного потока я просто поставил банку кофе на стол, подошёл к ней и обнял. Просто чтоб успокоить разбушевавшуюся сестру, которая мне дорога.

Потому что она делает это только из-за любви ко мне. Натали боится за меня, так как уже потеряла брата, и это осталось внутри неё навсегда, как штамп в паспорте. И сейчас у неё медленно умирает сестра, а брат, за которого она так переживает, шляется чёрт знает где. Натали больно, ей страшно, пусть она этого и не показывает. Я ценю то, что имею, ценю тех, кого имею, потому не собираюсь устраивать разборы полётов с тем, кто очень дорог мне.

Натали просто устала.

Как и все мы.

Болезнь убивает не только Наталиэль, она убивает каждого из нас.

— Ты шлялся чёрт знает где, — прошипела она, когда я её обнял.

— Я знаю.

— Ты одними объятиями не отделаешься. Мы места не могли себе найти.

— Прости меня. Я не хотел, чтоб вы волновались.

Она так и не обняла меня в ответ, но это было не страшно. Я отпустил её, напоследок чмокнув в щёку.

— Я люблю тебя, сестрёнка.

Я вернулся к банке кофе и продолжил заваривать его.

Многие люди недооценивают простое слово «люблю». Близким людям мало знать, что ты их любишь, они хотят слышать это. Хотят просто услышать «Я люблю тебя». Потому что одно дело — знать, а другое — услышать. Особенно достаётся родителям, когда дети взрослеют. Они понимают, что дети их любят, но иногда годами не слышат согревающего сердце слова. А некоторые даже начинают сомневаться, что их вообще любят.

Просто многие не понимают этого.

Я хочу, чтоб они знали, что я их люблю, потому что им тоже это важно. И пусть Натали сейчас дуется и делает вид, что ей плевать, но я знаю, что творится у неё на душе.

— Так где ты был? — минут через пять спросила она, когда я поставил перед ней кружку. Её голос уже был спокойнее, чем до этого, однако сердитые нотки всё равно проскакивали. Но вызывали внутри меня лишь улыбку, так как она была сейчас похожа не на старшую сестру, а на маленькую обиженную сестрёнку, которую хочется потискать.

Как можно не любить такое создание? Да, иногда надоедливая до ужаса, но на то она и родной любимый человек, чтоб принимать её вместе со всеми минусами и пороками.

— Я гулял.

— Шесть утра.

— Да, я знаю.

— Брат, — вот, уже на брат перешла, значит, успокаивается, — мне волнений хватает и о Наталиэль, которая до этого так же не могла понять, почему ты пропал и не берёшь трубку. Ей нельзя волноваться, знаешь же. А теперь и ты пропадаешь ночью. Да, всего один раз, но ты должен понимать. А если родители узнают, они вообще изведутся. Маме и так хуже становится, словно она вместе с Наталиэль болеет.

Она тяжко вздохнула и отхлебнула кофе.

— Завтра я всё ей объясню, хорошо? Чтоб успокоить. И ты не волнуйся. Я просто работаю.

— Что ж это за работа такая?

— Обычная. Однако… мне нужна твоя помощь.

Тут же оживилась. Вот прямо вижу, как она подтянулась, словно почувствовав себя в своей стихии, где надо кому-то чем-то помочь. Только, боюсь, её не сильно обрадует моя проблема.

— С чем тебе нужна помощь? — спросила она голосом старшей сестры-наставницы.

— Деньги.

— Деньги? — вскинула она брови.

— У меня есть деньги, — я положил на стол купюры, некоторые из которых были как из пятой точки. — Я хочу, чтоб ты сказала родителям, что это твои деньги.

— Мои деньги? Подожди-подожди, а откуда они у тебя? — он взяла их и быстро пересчитала. — Здесь четыре тысячи! Откуда у тебя такие деньги?

— Вот именно потому что родители зададут мне такой же вопрос, я хочу, чтоб ты сказала, что это твои деньги.

— Но откуда они у тебя? Это месячная зарплата папы! — она до сих пор не могла поверить в это. — Тут две моих зарплаты, если уж на то пошло!

— Послушай, это для Наталиэль. Ма и па не поверят, что эти деньги заработаны честным путём, и потому будут всячески артачиться. Папа так вообще упрётся, и его не сдвинуть.

— Я тоже не верю, что они заработаны честным трудом, — скрестила она руки на груди. — Ты меня за дурочку не считай.

— Но они заработаны честным трудом, — настойчиво произнёс я.

Потому что я их честно заработал при разбойном нападении на богатый дом одного из маньяков.

— Лжёшь.

— Даже если так, почему ты не можешь сказать, что это тебе повысили зарплату или ещё что?

— Потому что это грязные деньги, — отодвинула она их от себя. Но именно этой фразы я и ждал, так как собирался изначально бить по уязвимым местам Натали, как бы это низко ни было.

— То есть ты не хочешь их брать из собственной прихоти? Получается, ты предпочтёшь собственную прихоть жизни нашей сестры? Неужели убеждения стоят её жизни?

— Не начинай, — поджала Натали губы. — Не надо, брат, пожалуйста.

— А в чём я не прав? Ты не хочешь брать их, так как почувствуешь себя грязной, неправильной. Это будет перечить твоим убеждениям. Но разве не ты говорила, что на всё готова ради сестры? Я пошёл на многое, чтоб заработать эти деньги. Мне не в радость то, что пришлось сделать, но я вышел за пределы собственных желаний и убеждений ради сестры.

— Дело не в этом…

— А в чём? Я их действительно заработал честным, пусть и не совсем легальным путём. Тебе просто надо соврать, и всё. Неужто перешагнуть через себя ради сестры будет для тебя невозможно? Или твои убеждения важнее жизни Наталиэль?

Оборона моей сестры пала очень быстро. Я добился нужного эффекта. Натали заплакала. Это было подло и низко, но я был вынужден сделать это. Наша семья готова на всё ради сестры. На всё, кроме того, чтоб перешагнуть собственные убеждения. Особенно отец. Потому… Я делаю это только во благо нашей семьи, только ради неё. Я готов пользоваться самыми низкими методами ради цели, перешагивать себя и собственные убеждения, если это поможет.

Потому что в конечном итоге это всё нематериально, в отличие от жизни Наталиэль.

Я вновь обнял Натали, чмокнув в макушку.

— Какой же ты засранец, братик, — пробормотала она.

— Я делаю это только ради дорогого нам с тобой человека. Только из-за этого.

— Значит, ты действительно ввязался во что-то плохое и водишься с плохими парнями.

— Скажу только то, что это всё ради Наталиэль. Если бы не она, то я бы никогда на такое не пошёл, — я отодвинул её голову от себя и заглянул ей в глаза. — Никогда, слышишь.

— Но а если с тобой что-то случится? Не считай себя самым умным. Если бы это всё было так просто, то все бы поголовно этим занимались.

— Я знаю. Но нам нужны деньги.

— Но не такой ценой, — вздохнула она. — Не ценой друг друга.

Глава 12

Она плакала ещё некоторое время, прежде чем успокоилась, утёрла слёзы и сказала:

— Ладно, я скажу это родителям… — она взяла деньги со стола, пересчитала их и вздохнула. Отложила в сторону и посмотрела мне в глаза серьёзным взглядом. — Но и ты должен пообещать мне кое-что.

— Да, — кивнул я.

— Как только всё закончится, ты бросишь то, чем занимаешься. Что бы это ни было. Не убеждай меня, что это не опасно и что тебе ничего не будет, потому что я в это не верю. Просто бросишь всё.

— Да, конечно, обещаю, — кивнул я невозмутимо.

Натали смотрела мне в глаза, наверное, пытаясь понять, обманываю я или нет, слишком уж я быстро согласился. Но она, видимо, не понимала или не до конца верила, что мне самому это не в радость. Я не получаю удовольствия от общения с агрессивными убийцами, которые в приступе ярости могут убить, которые разговаривают как какие-то животные и постоянно пытаются тебя под себя подмять.

Но естественно, я не смогу донести до неё это, потому просто промолчу.

— Ладно, малыш, что кушать будешь? — она слабо улыбнулась мне, показывая, что всё в порядке и можно пока забыть этот разговор, и встала со стула. — У нас тут вроде остался для тебя ужин, сейчас посмотрю. Или приготовлю…

Меня называют малышом ещё с самого детства. Видимо с тех пор, как я родился. Сначала были тщетные попытки заставить их перестать так делать, но потом я просто оставил это. Ну нравится им называть меня так, пусть так и будет. Не оскорбляют же они меня, верно? А ругаться и препираться из-за такой глупости просто нелепо.

Пока она возилась на кухне, я помыл руки и быстро переоделся. Завтра ещё вставать ни свет, ни заря, что просто не могло радовать. Но по крайней мере:

— А родители? Раньше они так допоздна не задерживались.

— Я не знаю. Сказали не ждать их сегодня, — ответила она, суетясь у плиты. — Каждый из них берёт всё больше и больше на себя, от чего я волнуюсь за обоих. Вечно такое они выдерживать не смогут.

— Боишься, что однажды перегорят, — перефразировал я.

— Верно, — вздохнула она и поставила передо мной яичницу. — Приятного аппетита.

— Спасибо, — пробормотал я.

— И всё же, что ты делал? — села Натали напротив меня. — Я твоя сестра, я могу знать. Обещаю, что не расскажу никому, даже родителям.

— Нет.

— Но…

— Всё равно не скажу, Натали, можешь не надеяться.

— Но ты же никого… — начала она неуверенно.

— Естественно нет, — на этот раз я мягко улыбнулся ей. — За кого ты меня принимаешь?

Вот именно, за кого она меня принимает? Если бы я даже и убил кого-нибудь, она бы узнала это самой последней. А может и вообще бы не узнала, про такие дела не говорят, особенно дома, особенно за столом.

— Ладно… Но постарайся больше так поздно не возвращаться, хорошо? Или предупреждай, чтоб мы так не беспокоились. Наталиэль просидела до часа ночи, ждя тебя.

— Если бы я только мог. Просто там телефон не брал, — пожал я плечами. — Но в следующий раз я обязательно предупрежу тебя. Обещаю.

По крайней мере я очень надеялся, что больше мне не придётся работать ночью. Или буду всё спирать на то, что пошёл к другу с ночёвкой.

Может это и выглядело странно на тот момент, но был одно важное замечание — я был несовершеннолетним, и возможности разгуливать, где хочу, при этом с гордо поднятым носом, говоря, что это не их дело, я не мог. Во-первых, по-свински, во-вторых, порядки семьи — мне бы просто такого не позволили делать. Папа был в этом отношении очень строг.

Мне только недавно исполнилось шестнадцать, и пропадать вот так было, естественно, не совсем правильно. Каким бы взрослым я себя ни считал, официально я до сих пор был под крылом у родителей, и отношение оттого ко мне было соответствующее.

А на следующий день ко мне вновь подошёл Алекс. Хотя не совсем подошёл — он в принципе сидел со мной за одной партой.

После ночной прогулки в богатых районах, где дома выглядели как хоромы, после посещения заводов, где всё блёклое, серое и грязное, и бара местного клана, который немного давил своей гнетущей атмосферой бандитизма и незащищённости, светлый класс под лучами солнца казался другим миром.

Я словно не был здесь месяц. Смеющиеся одноклассники, разговаривающие между собой и ни о чём не знающие, беззаботность, спокойствие — у меня возникало ощущение, что я побывал в другом мире. Они не знают, что творится с обратной стороны этого города, а я теперь знал. Чувство было странным, словно вернулся туда, где давно не бывал, хотя я только вчера был на уроках.

Здесь было слишком светло и беззаботно…

— Что, от вчерашнего не можешь отойти, да? — толкнул меня в бок Алекс.

— Дело не в этом. Я даже не спал сегодня. Так что кошмары меня не мучали.

— А чего тогда такой грустный?

— Просто… устал.

Не стал ему ничего объяснять. А как объяснить, что я сейчас смотрю на свой класс, школу, где даже намёка нет ни на что такое, и потом вспоминаю сегодняшнюю ночь, где грязные заводы, взломы сейфов и… те фото. Я словно смотрю на два разных мира. Или…

Или, правильнее будет сказать, смотрю на красивую постановку, а потом вижу все эти декорации изнутри, где красивые виды с обратной стороны грубо сцеплены между собой, все в подпорках и пыли. Снаружи и внутри.

Я знаю, что привыкну к этому, но первое впечатление точно буду помнить до конца своих дней.

Действительно, два мира — этот, светлый класс и беззаботность, и тот — тёмные улицы, насилие, смерть.

— Кстати, Руд, тебя сегодня Малу хотел видеть.

— Чего ему нужно? — спросил я, не глядя.

— Говорит, что надо тебе кое-что показать.

— Что бывает с предателями?

— Да нет, — усмехнулся Алекс. — Что бывает с предателями, ты и сам вчера видел. Скорее, просто научить тебе кое-чему.

Методом исключения это или водить машину, или держать в руках оружие. Больше меня, в принципе, и нечему обучать.

— Окей, — пожал я плечами. — Надо, так надо.

— Вот и отлично. Кстати, Изуми видишь? — кивнул он на одну из девушек.

Она стояла среди четырёх своих подруг, образовав своеобразную группку, и о чём-то весело общалась с другими. Всё, что я о ней знал — жизнерадостная, немного шебутная, весёлая, любит поговорить. Хорошая, как человек, девушка.

— Ну и?

— Она стриптизёрша.

— Э?

Кажется, этого Алекс и добивался. Я вновь посмотрел на неё, однако уже другим взглядом, пытаясь представить её себе голой. А ведь даже и не скажешь. Я бы предположил, что она после уроков сидит дома с плюшевым зайчиком и делает уроки или же занимается спортом. Но стриптиз…

— А тебе откуда знать?

— Я однажды видел её там. Более того, она танцевала мне, — а потом заговорчески наклонился ко мне и прошептал. — Абсолютно голой. Правда, попросила никому не рассказывать, чтоб к ней толпы одноклассников не повалили.

— А мне ты рассказал, — посмотрел я на него осуждающе.

— Так мы же друзья.

Она была самой старшей в классе, так как позже поступила в школу. И когда остальным семнадцать, — а я самый младший, мне шестнадцать, — ей было уже восемнадцать. Совершеннолетняя, другими словами.

— Просто теперь ты её видеть будешь иначе.

— И зачем?

— Просто, — пожал он плечами. — Ведь прикольно же, до этого она была обычной милой одноклассницей, девушкой, которая хорошо учится и о которой даже не подумаешь такого. А теперь ты знаешь, что она стриптизёрша, и смотришь на неё другим взглядом.

Алекс, сам того не зная, сейчас только что описал мои чувства. Видишь всё под другим углом.

Что за человек…

Позже, после уроков, я поехал к Малу домой. Вернее, в дом, где мы всегда встречались.

Там он меня ждал с небольшой сумкой.

— О, пришёл, — он пожал мне руку, когда открыл дверь. — Ну чо, по коням тогда. Сирень, ты где там?!

— Сейчас! — раздался её голос откуда-то из коридора.

— Опять срёт, — пробормотал он. — Вечно срёт, сколько же в ней говна.

— А почему её зовут Сирень? — поинтересовался я.

Малу оскалился.

— На первом деле со мной она так перепугалась и ей так живот от волнения скрутило, что пердела всю дорогу. Дышать было нечем. Но так как засерей называть её не хотел, чтоб не обижать, решил немного сгладить и назвать Сиренью. Она до сих пор думает, что это из-за её прекрасного запаха.

— Да ты настоящее чудовище, — восхитился я.

— Спасибо, — после чего повернул голову к коридору. — Сирень, харе срать! Поехали!

— Хватит! Прекращай! — раздался недовольный смущённый визг. — Мы же ждём Тару!

— Так он уже здесь! — радостно объявил он о моём прибытии.

— Ублюдок! Ты грёбаный говнюк, Малу! Чтоб у тебя член отсох! — в её визге слышались слёзы унижения.

На мой немой вопрос он лишь отмахнулся.

— Всё в порядке, мы всегда так подшучиваем. Сирень, вытирай жопу и выходи, мы тебя в машине ждём!

— ПОШЁЛ НАХЕР!

Смеясь, Малу закрыл дверь.

— Так куда мы идём? — спросил я, когда мы спустились к машине.

— Стрелять умеешь? — задал он встречный вопрос.

— Только в теории.

— Стрелок в теории? Неплохо, — усмехнулся он. — Значит, теперь попробуешь на практике. В будущем это пригодится. Я одолжил несколько стволов, так что будет возможность попробовать.

— За городом?

— Ну а ты хочешь по людям в городской черте? Знаешь, за сколько приезжает полиция на стрельбу?

— Десять минут? — подумав, предположил я.

— Верно, — кивнул он. — В Ханкске полиция прибывает примерно от пяти до десяти минут в зависимости от расстояния от участков, от центра и их желания встревать в разборку.

— Значит, в таком районе, как здесь, десять минут?

— Примерно да, бери лучше семь, если только тебе не повезёт нарваться на патруль. Тут уж как пойдёт — или они встрянут, или сделают вид, что никогда там не проезжали. В том же Сильверсайде всё зависит от твоего положения. В Нижнем городе могут вообще не приехать, только через час, чтоб трупы забрать. В Верхнем городе примчаться могут быстрее, чем за пять минут, и обязательно натянут тебе яйца на уши. Поэтому их всегда надо учитывать.

— А что такое Нижний и Верхний город? — задал я может быть банальный вопрос. Всегда считал, что не знать не зазорно. Зазорно делать вид, что знаешь.

— Районы Сильверсайда. Нижний — это старый, ещё около порта располагается, верхний же почти весь центр, жилые районы и так далее. Это надо увидеть, сразу поймёшь разницу. И почувствуешь.

— И ты раньше там жил?

— Скорее работал. О, вон и Сирень идёт, — он быстро свернул тему, видимо, не горя желанием рассказывать более подробно. А я не стал допытываться дальше, ценя чужую частную жизнь.

Мы выехали за пределы города и углубились в леса по дорогам, которые густо окружали его. Но чем дальше отъезжаешь, тем меньше их становится. Часть из них становилась грунтовыми, а часть уже поросла до такой степени, что и дороги видно не было. Некоторые, даже асфальтированные, использовались настолько редко, что покрывались пылью и грязью, а в трещинах появлялась трава.

Причиной такого количества было прошлое Маньчжурии, а если точнее, её бурный рост. Появлялись всевозможные населённые пункты, строились дороги и так далее, а когда бурный рост прошёл, многое оказалось не нужно. Потому у нас существуют заброшенные деревушки, забытые неиспользующиеся дороги и многое другое.

По одной из таких забытых, но асфальтированных дорог мы и ехали.

В какой-то момент путешествия мне начало мерещиться, что меня везут, чтоб убить. Просто избавиться. Ведь я был свидетелем того, как они ограбили дом и убили человека, а теперь хотели избавиться от меня, как от отмычки. Да, эта мысль действительно посещала меня, однако я старался держать себя в руках.

Если бы они хотели так сделать, то сделали бы это ещё тогда, в заводах.

Или же они не хотели делать это при Алексе? Ну так он всё равно знает, что я с ними поехал. Не тупой, поймёт, что к чему. Так что версия о том, что меня хотят убить, пусть и была навязчивой, но не имела под собой никакого основания. Пока что.

Около часа мы углублялись в глухие леса приморья. Всю дорогу мы молчали. Сирень так вообще сначала была красной, как рак, и пыхтела без передышки, но со временем вроде как успокоилась.

— Так, вот здесь сворачивай, поедем в карьер.

Мы свернули с асфальта на тропу, выглядящую как две колеи. Проехали через густой лес и выехали к небольшому песчаному карьеру.

Судя по всему, сюда уже ездил кто-то пострелять. Возможно, как раз-таки они сами сюда и ездят. Тут уже был сделан и самодельный стол из широкой доски на двух бочках, мишень из таких же бочек с красным кругом на каждой, разные банки, бутылки и даже манекен, правда, уже весь буквально разорванный пулями.

— Итак, теоретический стрелок, — начал Малу, когда мы выгрузились из машины. Он вытащил три пистолета, два автомата и дробовик из сумки на стол. — Первое правило — не направляй оружие на человека, если не собираешься его убивать или угрожать ему. За это можно получить по ебалу или пулю. Понятно?

— Да.

— Отлично, — кивнул он. — Держи и стреляй по тем бочкам. Покажи, чо умеешь.

Он протянул мне самый обычный «Кольт 1911».

Я осторожно принял его в руки, почувствовав приятную тяжесть оружия. Естественно, я видел, как выглядят пистолеты, знал, как перезаряжать, где примерно находится предохранитель, как менять магазин и так далее. Мне кажется, что в наше время все знают, как выглядит пистолет и как им примерно пользоваться. Всё-таки мы не дети пещер.

Я поднял его одной рукой, прицелился и нажал на курок.

Сухой щелчок.

Я слегка удивлённо посмотрел на пистолет, вроде и предохранитель снят же, тогда почему нет выстрела? Может… Я вытащил магазин, которыйоказался пуст.

Я посмотрел на Малу.

— Магазин всегда проверяй перед делом, — он мне толкнул коробку с патронами. — За тебя это никто делать не будет. Зато с радостью пристрелят.

— Я, честно говоря, думал, что он заряжен, — признался я, вытаскивая магазин.

— Потому что я тебе его дал? — усмехнулся Малу. — Я дам тебе совет. Бесплатно. Никому не верь. Каждый может предать. Второе — проверяй перед делом свой ствол сам. Никогда не полагайся на других в нашем бизнесе. И держи пистолет двумя руками, ты идёшь на дело, а не выёбываться.

— А есть дело на примете?

— А ты хочешь выпустить кому-нибудь мозги наружу?

— Эм… — в этот момент я слегка замялся. — Если выхода не будет, хотя хотелось бы без такого.

— Нет-нет, парень, ты не понимаешь, — покачал он головой. — Когда ты в деле, выход-то всегда один. Вперёд ногами в ящике. Если надо, ты стреляешь. Никаких «если выхода не будет». Берёшь и валишь, если тебя говорят это сделать. Съехать на деле тебе не получится. Я ясно выражаюсь?

— Более чем, — кивнул я.

— Это не игра, Тара. Ты закосячишь — все закосячат. А если все закосячат, то пизды пробьют мне, а я уже пробью её тебе, улавливаешь?

— Да.

— Вот и чудно. В любом случае тебе придётся убивать, иначе быть не может в нашей компании. Однако если ты что-то запорешь, если ты не выстрелишь, когда тебе скажут или когда это будет необходимо, по любой причине — от коликов в животе до жалости… — его взгляд был холодным, без каких-либо эмоций и жалости к кому-либо. — Выстрелю уже я. И не только в того, в кого ты не смог, но и в тебя. Я не угрожаю, просто хочу, чтоб между нами не было недопониманий.

— Ну а если это будет ребёнок? — спросил я. — Просто на будущее, чтобы не было, как ты говоришь, недопониманий. Или беременная женщина?

На мои слова Малу лишь улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

— Нам платят такие деньги не просто так, и ты должен понимать, куда ты попал, — это был хороший ответ, предельно ясный. Однако мне кажется, что он сам лжёт как мне, так и себе. Судя по его реакции на фото, выстрелить в ребёнка или беременную женщину он не сможет. — А теперь стреляй. Посмотрим на твою меткость.

Глава 13

В тот день я смог пострелять из всех стволов, что у него были.

Сначала мы прошлись по пистолетам. Не сказать, что я открыл для себя что-то новое. Малу не был каким-нибудь супер-спецназовцем, потому научить толком ничему не мог, а чему мог, то знал и я сам. Кое-чему он, конечно, показал, но думаю, что в интернете найду больше информации. Из пистолетов был «Кольт 1911», «Глок 17» и «ПМ». Сказать, какой лучше, я не мог, все вроде были одинаковы, однако у глока, в отличие от остальных, патронов было больше — семнадцать штук.

Дробовик… ну, это дробовик, больше и добавить нечего. Старый дробовик «Винчестер 1897». Это, насколько понимаю, ещё довоенное оружие. Я читал о нём, его ещё знают как траншейное ружьё. Скорее всего осталось ещё с войны, как и многие другие стволы. Их бросали здесь или просто теряли, после чего они попадали к новым владельцам, не всегда законопослушным. Могу сказать, что скорее всего из него наверняка кого-то да убивали.

Что касается автоматов, то это был ещё старый «АК-47» из Российской Империи и «Тип-95» из Китая.

Про АК говорить бесполезно, его знают все — от детей до стариков, из него стрелять могут все — от детей до стариков. Сейчас некоторые страны производят АК по лицензии, но конкретно этот, старый, потёртый, с деревянными ручками, от чего тяжёлый, был создан в России. Видимо, ещё в самом начале, и попал сюда с войной.

Про китайского брата я ничего сказать не могу. Выглядел он явно новее, скорее всего контрабанда. Я мог бы его описать как автомат, из которого можно стрелять. Ни читать, ни слышать про него не приходилось. Однако он был полегче АК, да и отдача мне показалась меньше.

Вообще, из обоих стрелять было несколько непривычно, особенно при длинной очереди — удержать оказалось не так уж и легко, как в фильмах. Всё же на практике и в теории — это совершенно разные вещи.

Но зато я имел теперь представление о каждом оружии, как пользоваться, как стрелять, как перезаряжать. Про меткость… я попадал. Но и до профи мне как пешком до луны. Просто попадал, думаю, на этом можно закончить свои объяснения.

— Ну и как? Чувствуешь силу? — поинтересовался Малу, когда я отстрелялся с «Тип-95».

— Чувствую отдачу.

— Удивительно, правда? Оказывается, что и отдача есть, — показал зубы Малу. Да уж, шутки у него от бога. Прямо не знаю, где смеяться. — В любом случае, теперь ты имеешь представление, как ими пользоваться, так что всё норм. Было бы стрёмно, если бы ты во время заварушки магазин не той стороной начал вставлять.

— Так к какому делу мы готовимся? — спросил я.

— Я скажу, когда посчитаю нужным. Сейчас же я просто показал тебе, как ими пользоваться, не более. Из своего кармана, кстати говоря, патроны покупал, так что уже можешь благодарить.

Вот почему их так мало было. Что же, очень жаль. С другой стороны, и не для пальбы они нужны были, а для того, чтоб показать, как пользоваться.

— Это всё твоё? Все эти оружия?

— Не, — мотнул он головой. — Я одолжил стволы у знакомого. Надо будет завезти ему обратно их.

Сирень нас поджидала, сидя на одном из валунов у самого леса. Молча наблюдала за лесом, задумавшись над чем-то. За это время она даже успела сплести себе венок из красных цветов и нацепить на голову. Я бы не назвал её любительницей леса, Сирень скорее походила на девушку, что любит клубы и стервозить. Потому умение плести венки для её образа было… странно.

Вообще, странная она.

Здесь все странные. Один вроде и нормальный, но безбашенный, агрессивный и быдловатый. Вторая — стерва с острым языком, но плетёт веночки. Третий — весёлый обычный парень, который с такой же улыбкой, с которой рассказывает шутки, может смотреть на убитого человека.

Я, наверное, просто идеально дополняю их. Спокойный, тихий, но на вид тормознутый толстый парень. Я знаю, что обо мне думают люди, потому для меня это не секрет и никак не обижает.

— Эй, Сирена, мы уже собираемся, — подошёл я к ней, пока Малу решил пострелять из своего пистолета. Как сказал, набить немножко руку, раз уж здесь. Как раз пока вернёмся к машине, он разрядит все патроны. Интересно, а где он покупает новые? В Маньчжурии запрещено оружие, а значит, подполье. Только где?

Наверное, я не хочу знать об этом.

— Ну и? — не оборачиваясь, ответила она. — Я слышу, как Малу до сих пор стреляет.

— Просто сказал, что собираемся, — пожал я плечами. — Не думал, кстати, что ты умеешь плести венки.

— Это типа ты пытаешься найти со мной общий язык? Неудачная попытка.

— Эм-м-м… нет, не пытаюсь найти с тобой общий язык, — подумав, ответил я, на что она сразу обернулась, стрельнув в меня злобным взглядом. — Если бы я хотел найти с тобой общий язык, я бы предложил тебе себя обнять.

— Чего? — она аж обернулась. На мгновение в её глазах пролетело удивление с лёгким отвращением и интересом. — С чего вдруг я бы стала с тобой обниматься?

— Ни с чего. Я бы не стал тебя обнимать, — спокойно ответил я.

— Ты какой-то дерзкий.

— Я не дерзкий, дерзкий не я. Я мягкий и очень тёплый, от чего зимой со мной не холодно. Потому меня классно обнимать — меня много.

— Это мерзко. Ты не мягкий, ты жирный.

— Ну конечно я жирный. Ведь не будь я жирным, я не был бы мягким. Можно сказать, что моя мягкость — моя суперсила.

— И кто же тебе сказал, что ты очень мягкий и приятный на ощупь? — со скепсисом спросила Сирень.

— Две прекрасные девушки.

— Мама и бабушка, — оскалилась она.

— Неверно. — Две сестры. — Но тебе всё равно этого не понять.

— Разумничался тут. Хочу напомнить, что ты новенький вообще. Умник блин… — она с каким-то сожалением сняла свой венок, после чего вздохнула и выбросила его в лес.

— Если тебе так нравится лес, почему просто не станешь ездить сюда? — поинтересовался я.

— Мне не нравится здесь. Всё, отвали, достал уже, — фыркнула Сирень.

Я и промолчал, хотя у меня было несколько теорий такого поведения. Одна из главных — у неё, как выражается Алекс, хронический недотрах. Впервые я с ним соглашусь на такую тему. Её непонятная озлобленность не бесит, просто немного сбивает с толку и портит настроение.

Мы замолчали. В карьере до сих пор слышались выстрелы, глухие, расходящиеся эхом по округе. По идее, нас не должно быть сильно слышно. Тут и карьер, который как бы утоплен в сопку, глушит выстрелы, и лес мешает звуковым волнам расходиться куда-либо. Можно сказать, здесь отличный тир… нелегальный. А ещё здесь можно расстреливать людей, никто ничего не услышит, да и не сунется сюда. Но это скорее так, просто глупые мысли.

— Сирень, можно вопрос?

— Валяй. Может отвечу, может нет, — вздохнула она, начав делать новый венок. Зачем старый выбросила, непонятно.

— Ты где-нибудь учишься?

— Учусь? Зачем?

— Ну как… знания там, аттестат, — немного растерялся я от этого вопроса.

— Да я не об этом! Ты чего тупишь? Я про то, зачем тебе это? Хочешь припереться ко мне в школу?

— Даже мысли такой не было. Просто интересно, — пожал я плечами.

— Что-то вопросы ты какие-то странные задаёшь. Зачем тебе это? — прищурилась она.

— Боишься, что я крыса? — слабо усмехнулся я.

Она внимательно смотрела на меня, после чего сделала удивлённое лицо.

— О боже, ты, оказывается, умеешь показывать и другие выражение лица, кроме: «Мне похуй» и «Мне глубоко похуй». Просто удивительно, я-то думала, у тебя какие-то проблемы с головой.

Вот мне интересно, рискнула бы она сказать что-то подобное Малу? Мне кажется, что нет. А ещё мне кажется, что его вообще все боятся, в первую очередь из-за его нестабильной психики.

— Ну, возможно, — пожал я плечами. — Зато с кишечником у меня всё в порядке.

— С кишеч… — и тут до Сирени дошёл смысл моих слов, от чего она густо залилась краской и отвернулась. — Засранец. Ладно-ладно, ты меня подловил, так и быть. Доволен? Я теперь вся красная.

— Я могу тебя спокойно добить и спросить, в каких конкретно местах, — с полной невозмутимостью ответил я.

— Слава богу, только на лице, — ответила она, скорее даже выдавила. Зато уши краснее, чем цветы в лесу перед нами.

— Так в какой школе ты учишься?

— В тринадцатой. Которая на Висельной, знаешь? Торговый центр «Азия», там ещё года три назад взорвали одного капо из клана Хасса.

— М-м-м-да-а-а… — протянул я, — припоминаю. Только… — мой взгляд невольно скосился на её затылок. Да так, что она, видимо, почувствовала, обернувшись. — Это же школа для одарённых.

— Так я одарённая, — тут же подтянулась Сирень.

— Одарённых в обратную сторону от нормы.

— Эй, погоди-ка, ты меня завуалированно назвал дурой?

Ещё и слова такие знает, просто удивительно для неё, учитывая, как она общается.

— Тринадцатая школа, там, где ты её описываешь, это школа для умственно неполноценных и альтернативно одарённых. Ты точно ничего не путаешь? Хотя… Погоди, не тринадцатая, тридцатая школа, ты имеешь ввиду.

— Ну я так и сказала, — возмутилась Сирень.

— Ты сказала, что тринадцатая.

— Да без разницы, тринадцатая это или тридцатая. В любом случае, я бросила школу, — пожала она плечами и надела себе на голову новый венок. На этот раз более густо украшенный цветами. — Но раньше училась там.

— Почему бросила, если не секрет?

— Это не твоё дело, — отрезала она. — Ты действительно слишком любопытный.

— Знания, любые знания — это сила, — пожал я плечами.

— Только у тебя они, судя по размерам, не в силу, а в жир отходят, — красноречиво окинула Сирень меня взглядом. — Неудивительно, что ты так знаешь много. Хотя вряд ли что-нибудь полезное в твоей голове затерялось.

— Отчего же?

— Зачем ты полез в это дело? — напрямую спросила Сирень. — Был бы умным, держался бы от нас подальше. А так что? Деньги? Уважение? Чувство того, что ты не один? Нахрен сунулся в это?

— Это ты меня так предупредить хочешь о чём-то?

— Просто женский интерес. Здесь два типа людей — по своему желанию и по нужде. Ты не похож на того, кого гонит нужда.

Не пойму, прощупывает почву, как разведчик, чтоб понять, кто я? Кто-то подослал? Да навряд ли, так как в таком случае она бы была помягче и давила бы или жалостью, или пыталась обольстить. Тогда просто личный интерес?

Как бы то ни было, желания углубляться у меня всё равно нет. Меньше откровений, дольше жизнь.

— Значит, ты не очень проницательна, — пожал я плечами. — Естественно, ради денег. Только деньги, которые можно быстро заработать, ничего больше.

Стандартный ответ на все вопросы. Хотя, по сути, это и есть правда.

— Лёгкие деньги, — фыркнула она, словно я её разочаровал. Может быть так оно и есть, но Сирень не знает всех нюансов, а мне плевать на её мнение. — Оно того стоит?

— Если я полез в это, то, значит, стоит.

— Значит, стоило? — хмыкнула она. — Ну-ну…

— Ты так говоришь, словно предупредить меня о чём-то хочешь, — посмотрел я на неё внимательно.

— Просто не похож ты на нас, — пожала она плечами. — Ты похож на маменького сынка из нормальной семьи, который решил что-то кому-то доказать.

— Как знать, — не стал я её переубеждать.

— Я изначально была против тебя, — заявила она мне.

— А сейчас что-то изменилось?

— Ни капельки. Я до сих пор против тебя. Считаю, что ты не вписываешься в нашу банду. Не то чтобы ты подонок или ещё кто. Просто тебе здесь не место.

— О как, спасибо за беспокойство.

— Если бы не Алекс и не острая потребность в ещё одном члене команды с такими навыками, я бы давила на то, чтоб тебя не брали. Без обид.

— Да, конечно, — кивнул я.

Хотя будь кто другой на моём месте, обиды бы точно были. Но она была права, здесь мне не место, я слишком отличаюсь от них. Другое дело, что место тебе здесь или не место, вообще не играет роли. Ты просто здесь и делаешь то, что должен. Ни больше, ни меньше.

— Эй, народ, всё, топайте сюда, мы уезжаем! — позвал нас Малу. — Харе там лясы чесать за моей спиной!

— Вот раскричался… — пробормотала она и выбросила уже второй венок со своей головы.

Встала, потянулась, зевнула, оглянулась. Подошла ко мне со словами:

— Сейчас проверим.

И обняла. Причём обняла крепко, так и некоторые парни не обнимут.

— Чёрт побери, реально мягкий, — пробормотала она, заключив меня в объятия. — Не обманул же, засранец.

— Я редко обманываю. Чаще недоговариваю, — ответил я спокойно. Вот серьёзно, вообще плевать. Обнимает и обнимает. Только вот она какая-то… странная. Словно… словно вибрирует. Словно в ней маленький моторчик и она вибрирует, серьёзно. И я не мог понять, то ли после стрельбы это у меня немного сбиты ощущения, то ли реально не кажется.

Она внутри себя ничего не забывала?

— Блин, ты как большой медведь. Так бы и обнимала, — выдохнула она. — Такой мягкий, а главное, что не воняешь.

— Моюсь часто.

— Ну хоть на этом спасибо, толстый.

— Эй! — крикнул Малу. — Сирень, харе его обнимать! Главное — мне не даёшь, а его обнимаешь! Давай, поехали отсюда!

— Вот крикливый, — вздохнула Сирень, после чего крикнула. — Иду, блин! Чё орёшь, как резаный! Не видишь, я занята!

— Вижу, что ты об него обжимаешься! Давай реще! Мне домой надо!

— Всем домой надо! Чё, самый умный?!

Возвращались мы обратно немного веселее. Больше разговаривали, больше общались, даже Малу выглядел нормальным, не больным психом, который сначала стреляет, а потом уже думает. И Сирень вроде не такой сучкой выглядит. Вернее, она агрессивна под стать остальным, но сейчас выглядела не такой стервой. Или же я немного привык к ней.

Когда мы въезжали в город, Малу вновь затронул тему работы.

— Тара, короче, слушай сюда, — обернулся он ко мне с переднего пассажирского сидения. — В доме ты реально был молодцом. Без «п» говорю, вскрыл сейф на ура, хотя я думал, что нихуя не выйдет. Неправ, все ошибаются, сорян. Но теперь я знаю, что ты парень ровный. Мы хоть и просто люди с улиц, но считай, что я поручился за тебя перед всеми, и ты мой друг. Улавливаешь?

— Твой друг… это типа твоего подручного, верно?

— Да, что-то типа того. Как Сирень или Али. Мы одна команда, я за них в ответе, спрашивать будут с меня. Потому делаем всё вместе, доверяем друг другу, жопы прикрываем и вытираем и так далее. Ты неплохо показал себя тогда в доме, потому я решил, что с тобой можно работать. Но надеюсь, что хуйни и беспредела ты творить не будешь.

Вот насчёт беспредела надо волноваться не за меня, Малу.

— Естественно. Никакого беспредела. Делать то, что говорят, никакой самодеятельности, — тем не менее, с готовностью ответил я.

— Хорошо, что ты всё уловил, — кивнул он, вытащил из кармана телефон и протянул мне. То была обычная раскладушка. — Будь на связи и не потеряй. Телефон чистый. По нему ты всегда должен отвечать, даже если срёшь, даже если тебя убивают или даже если тебе даст Сирень…

— ЭЙ!

— В любой ситуации, — продолжил Малу, даже не обратив на неё внимания. — Это пиздец как важно. Будь всегда на связи. Пропустишь звонок, будут проблемы. Я тебе это гарантирую.

— Я понял, — совершенно спокойно ответил я, несмотря на его угрозы.

— Ты охерел, Малу, — а Сирень не могла успокоиться, но у неё были на это причины. — Блять, я тебе что-то подобное говорила хоть раз?! Я, по-твоему, шлюха? Что это за «Даже если тебе даст Сирень»?!

— Ну ты же обжималась с ним.

— Да потому что он мягкий, твою мать! Очень мягкий! Но это ни хрена не значит, что я хочу его трахнуть! Так что закуси свой грязный язык, пока я тебе не сказала чего грубее! Почему я не позволяю себе тебя опускать, а ты на похуй всё делаешь?!

— Да ладно, ладно, прости, я понял, только угомонись и не вылети в кювет, — вздохнул он. — Сказанул глупость, я ступил, только не ори и веди ровно.

— Урод… — бросила она ему напоследок, но Малу смолчал. А Сирень ещё долго пыхтела от недовольства. Даже когда меня высаживала в начале моей улицы, чтоб не подъезжать близко, пыхтела, с ненавистью поглядывая на Малу. Хотя вряд ли у него есть совесть. Как по мне, он смолчал, чтоб не развивать ссору дальше. Меня куда больше удивило, что за такое она в отместку в кювет реально не вылетела. По её лицу и голосу я ожидал именно этого.

С того самого момента я стал полноценной частью криминального мира города Ханкск. Меня это не радовало от слова совсем. Более того, меня слегка потряхивало внутри от страха несмотря на то, что, по сути, пока ничего ещё и не произошло. Меня просто приняли — не более, но состояние было такое, будто объявили, что завтра начинаются экзамены. Да и предпочёл бы я больше стать членом читательского кружка, но… мои собственные желания были последним, что меня интересовало.

Глава 14

Прошло полных два месяца с похода на стрельбище до момента, когда мы получили дело.

За это время произошли некоторые изменения, но главное — я стал такой же частью этого криминального мира, как и те, с кем я работал.

Узнай папа об этом, и я даже не могу представить его реакцию, как и последствия. Потому я старался всеми силами скрывать тот факт, что работаю на криминал, с которым он борется. Естественно, я тут же придумал себе почву под ногами, от которой могу отталкиваться, если возникнет необходимость. Сам им сказал, что у меня есть девушка, которую я очень люблю, а деньги объяснил тем, что устроился работать — это помогало объяснить свои неожиданные уходы из дома: на работе рук не хватает или у подруги родители уехали, а я помогу ей убраться дома.

Единственное, что мне сказал папа за всё это время: «Когда будете убираться дома, предохраняйся, иначе потом ещё и пелёнки будешь менять». Мама же просто улыбалась и говорила, что рада за меня.

Что касается семейной обстановки, у нас были деньги, от чего и настроение у всех было куда выше, чем раньше. Конечно, мы до сих пор были нищими по меркам страны, однако теперь хотя бы могли позволить покупать Наталиэль все лекарства и оплачивать все необходимые процедуры, которые могли помочь справиться с недугом.

Или хотя бы сдерживать его неопределённый срок, пока я не начну получать больше и не смогу позволить или более сильные лекарства, чтоб задавить, или вообще операцию. В этом плане слишком сильно наша борьба с импульсом напоминала борьбу с раком. Но по крайней мере у неё больше не было приступов, и мы чувствовали, что побеждаем. Плюс Натали хранила наш секрет и постоянно радовала родителей своей неожиданно выросшей зарплатой, за что они её обожали.

Однажды она сказала, что это я заслужил эти слова благодарности, но я лишь отмахнулся. Сказал, что без разницы, кто их получает, главное, чего мы добились. Потому что она так же прекрасно знала отца — чёрт знает, что ему в голову взбредёт со своими принципами, так что лучше вообще не будить лихо, пока тихо.

Одно то, что мы можем бороться за нашу Наталиэль, вселяло в нашу семью надежду и своё маленькое и тёплое счастье, заставляющее нас двигаться дальше. Даже папа перестал быть хмурым, а ма всё время грустить. За эти два месяца по ночам я неоднократно слышал, как скрипит кровать за стеной в их комнате.

Вместе с Наталиэль исцелялась и вся наша семья.

Что же касается моей сестрёнки, то пусть она и была ещё слаба, но выглядела куда лучше, чем раньше. Даже веса прибавила. Румянец на щёки вернулся. Живой оттенок появился. Она действительно словно немного откинула импульс назад.

Натали же наоборот, открывала в себе всё новую и новую силу импульса. Как она сказала, от приступа в любом случае не убежать, если суждено его получить, так почему бы не воспользоваться тем, что имеешь. Я знал, что она и до этого тренировалась в нём, но после первого приступа Наталиэль прекратила тренировки. А сейчас вновь за них взялась.

Я радовался за них, радовался за то, что так всё хорошо.

До тех пор, пока не приходил мой черёд работать. Счастье в семье не даётся бесплатно, и кому как не мне это понимать.

Не то что такая работа была сложной или опасной, платили за неё немного, но выходило всё равно больше, чем на работах папы и мамы. Просто мне это не нравилось. Не цель моей жизни разговаривать с людьми, которые через каждое слово вставляют «блять», «сука», «чо» и любое слово с корнем «хуй». При этом ещё и пытаются наехать на тебя при любом удобном поводе, словно желая показать, кто здесь молодец.

Меня подобное очень давило, иногда пугало и раздражало. Одно я уяснил точно — такое не для меня, и только понимание необходимости держало меня там.

Всё это время я занимался низкоквалифицированной работой, типа положить закладку в то или иное место, отвезти что-то кому-то без вопросов, побыть на стрёме, пока кто-то шерстит чей-то склад.

Или помочь, собственно, этот склад вскрыть без шума. С такой просьбой ко мне несколько раз обращался напрямую Стрела. Поэтому мне пришлось вновь засесть за книги и ролики, чтоб поднять свой уровень взлома. Благо мест с замками, где я мог тренировать свои навыки, хватало.

В моей работе ключевыми словами стали «кто-то» и «что-то». Чем меньше я знал, тем больше был в безопасности. Не сто процентов, гарантии никто не даст, однако это был факт. Но хотя бы за то время мне ни разу не пришлось выбивать что-то из кого-то, участвовать в перестрелках или устраивать разбой.

Хотя…

Здесь всё немного сложно. Разбои были, мы иногда грабили дома, магазины, иногда крали грузовики с товаром. Если дело доходило до угроз, то этим занимался Малу, доходчиво объясняя, что будет с тем или иным персонажем. Но конкретно я был лишь соучастником, помогал открывать, разгружать или делать что-то, когда всей активной вознёй занимались Алекс с Малу. Сирень чаще всего нас возила и только иногда принимала участие в подобном.

В конечном итоге я лишь уяснил: можно было убеждать себя сколько угодно, что я не такой, но реальность заключалась в том, что я этим занимался и был одним из них. Эта мысль сидела во мне, словно заноза. Мне было тошно от того, что я стал бандитом. И когда вся моя семья приободрилась с того состояния, в котором была, я, кажется, наоборот, опустился ещё ниже. Только радость за то, что другие счастливы, заставляла меня каждый раз брать эту трубку, чтоб сказать: «слушаю».

Если бы мне было плевать, чем заниматься, тогда я бы воспринимал эту работу проще, но это не так. Мне не было плевать. Я хотел быть похожим на отца или мать, а не на бандита.

Неудивительно, что моё настроение было подобно медленно тонущему кораблю, у которого поступление воды в трюмы превышало скорость откачки этой же воды насосами.

***

Сотовый телефон зазвонил рано утром, перед уроками, когда я с сонными глазами чистил зубы. Он завибрировал и громко заиграл, огласив туалет мелодией из лунной сонаты.

В первый раз он оповестил о звонке мелодией какого-то блатняка с общим смыслом: «Я всего лишь убил десятерых, изувечил ещё больше, а меня ни за что посадили, я сбежал, а меня подонки, как волки, гоняли через лес».

Я вот честно не пойму, чем эти песни людям нравятся. Помню, как кто-то пытался объяснить, что мелодия, душевный голос и так далее. Но смысл слов? Ладно на другом языке, который ты не понимаешь, но здесь, к сожалению, всё предельно ясно. Как можно слушать и наслаждаться песней человека, который убил десятерых, изувечил ещё больше, а потом говорит, что он невиновен?

Не пойму. Моя сестра тоже не поняла, когда в первый раз услышала его. В тот раз, поморщившись, Натали спросила, что это у меня за кошмар играет. Ответил, что наугад случайно поставил. Зато теперь играет мелодия под стать моему настроению, когда я отвечаю на телефонный звонок.

Как и сказал мне тогда Малу, этот телефон всегда был при мне, и я всегда, вне зависимости от того, где нахожусь, отвечал на него. Даже сейчас, сонный и в туалете с зубной щёткой в зубах.

Видимо, на эту самую мелодию пришла и моя сестра.

— Я завтрак приготовила, оставила на столе. Ты только поторапливайся, а то остынет, — напомнила Натали, заглянув ко мне в туалет.

— Хорошо, спасибо, — кивнул я и поднял трубку, когда дверь за ней закрылась. — Слушаю.

— Сегодня. Малинова, тридцать семь «Б», в десять, «Свеча», седьмая кабинка, тебя заберут, как обычно, — и тут же гудки.

Я убрал телефон от уха, слегка удивлённо посмотрев на экран старенькой раскладушки, после чего продолжил чистить зубы.

Улица Малинова… Это ближе к центру, вроде, где много народу? Что у нас там в центре находится? Всякие развлекательные учреждения? И если кабинка, то, наверное, кафе какое-нибудь или что-то в этом роде. Значит, какое-то важное дело хочет обсудить со мной. За два месяца с ним я смог понять, что Малу встаёт рано, только когда что-то важное есть.

Правда вот школу придётся прогулять, что печально, у нас там контрольная должна быть, но думаю, что смогу потом договориться сдать её в неучебное время. Я всегда был на хорошем счету у учителей за прилежность, так что с этим проблем не возникнет.

Но эти спокойные и размеренные мысли не помогли мне заглушить ёкнувшее от волнения сердце, которое теперь слишком быстро колотилось в груди. Что-то произошло или произойдёт. Возможно, какое-то важное дело, и раз меня хотят видеть, значит, я буду в нём участвовать. Иначе бы не звонили так рано.

Участие в таких делах — риск. И иногда в таких делах приходится стрелять. Пока это обходило меня стороной, я был лишь шестёркой на подхвате, далеко в стороне или посыльным, но… Я боюсь. Вновь боюсь.

Каждый звонок телефона вызывал у меня внутри тревогу. Сейчас же он вызвал страх.

На кухне меня уже ждала полуголая Наталиэль, только в лифчике и трусах. Как всегда, худоватая, но уже не бледная, сейчас она уминала свой завтрак и косилась голодным взглядом на мой. Её наряд меня ни капельки не смутил, так как, во-первых, они же не прозрачные, во-вторых, я сам в трусах разгуливаю, это у нас семейное, в-третьих, она моя сестра, а на сестру у меня не встаёт.

Но вот маме подобное не нравилось. Она без устали гоняла Натали и Наталиэль за то, что те разгуливают в нижнем белье. На что они сразу говорили, что папа и я тоже в одних трусах, и ничего.

— С добрым утром, братиш.

— Доброе, Наталиэль, — зевнул я. — Родители ушли?

— Уже как час назад. Сегодня они спозаранку ушли.

Забавно, раньше Натали и Наталиэль были настолько похожи, что даже я их путал. Характеры, повадки, да абсолютно всё. Они были просто отражением друг друга. А вот теперь их уже не спутать. Стоит просто взглянуть на одну из них.

— Можешь взять мой завтрак, — улыбнулся я слабо и, прежде чем она начала протестовать, продолжил. — У друга сегодня день рождения, потому я кушать не буду, поем на празднике.

— Лучше бы дома поел, — вздохнула она.

— Чтоб перебить аппетит? Нет, лучше обанкрочу друга.

— Бедный друг, — улыбнулась она и медленно потянулась за моей порцией.

Просто кусок в горло не лезет после такой новости. Даже запихнуть в себя ничего не смогу, живот крутит от волнения и точно выдавит всё обратно.

А ещё сердце кровью обливается, когда вижу её такой голодной. Так что всё норм, я уже и члена своего давно не видел без подтягивания живота. Поголодать уж немножко можно. К тому же, пусть кушает больше, а то в глазах слёзы появляются от такой худобы. Они всегда были стройняшками, не чета мне, с нормальными формами. Но на Наталиэль импульс оставил свой отпечаток.

— Ты точно не будешь?

— Точно. Ешь уже. А где, кстати, Натали?

— В комнате у нас.

В нашем домике было шесть комнат, если считать все помещения: совсем маленькая для родителей, туда только кровать и вмещалась; одна для меня, туда влез стол с кроватью; самая большая у сестёр; зал; очень небольшая кухонка; туалет. И пусть кажется, что комнат много, но размеры по-настоящему маленькие. Да и сам домик наш небольшой и относится к виду самых бюджетных, которые можно встретить ещё в каком-нибудь гетто в Америке.

— Кстати, братиш, ты в последнее время какой-то… не такой, — оповестила меня об изменениях Наталиэль, уминая мою порцию, но при этом буквально сверля меня взглядом. — Что-то случилось?

— Нет, почему? — сделал я удивлённое лицо.

— Ты приходишь поздно. Часто пропадаешь и о чём-то думаешь, словно в облаках витаешь. Сам по себе стал немного… неспокойным, дёрганным. Даже сейчас ты на нервах.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Сегодня контрольная, может оттого нервный. А прихожу поздно, так это из-за работы.

— Ты всегда нервный.

— Нет.

— Да.

— Что случилось, Наталиэль, давай начистоту, — вздохнул я. Это могло длиться слишком долго, эти игры с расспросами.

— Что-то происходит. Я это чувствую, Натали это чувствует. Я знаю, что ты во что-то впутался, и знаю, что из-за меня. Ради меня. Я не буду тебя отговаривать, так как понимаю причины и поступила бы так же при необходимости. Это бесполезно.

— Бесполезно, — кивнул я.

— Но ты можешь поговорить со мной. Можешь высказать всё, что на твоей душе. И если нужна помощь, то скорее всего мы найдём решение.

Сестра, я толкаю по точкам наркотики, занимаюсь разбоем, участвую в воровстве, взломах и угонах. Слушай, помоги мне.

Во-первых, я не представлю, как она мне поможет. Во-вторых, даже если я выговорюсь, то… что-то изменится? Нет, мне со временем вновь станет хуже, а ей просто станет хуже от осознания рода моей деятельности и чувства вины. Она не дура, понимает, чем я занят, но не знает, чем конкретно. Пусть так и остаётся.

— Тогда я воспользуюсь твоим предложением, когда потребуется, если ты не против. Готовь носовые платки, — подмигнул я ей, и Наталиэль улыбнулась.

Но на то мы брат и сестра, что знаем друг друга хорошо — Наталиэль знает, что я так не сделаю. А я знаю, что она знает, и она об этом знает.

— Ладно, пойду собираться тогда, — вздохнул я. — Давай кушай, а то кожи да кости.

— Это всё мой метаболизм. Завидуй молча, ведь я могу есть, сколько захочу, в отличие от тебя.

— А мне зимой не холодно! — хлопнул я по пузу, по которому аж волны пошли, чем вызвал её смех.

Люблю, когда сёстры смеются. В их голосе всегда было что-то искреннее.

Хоть мне и не надо было сегодня в школу, я всё же взял портфель для своей легенды. Вытащил из него всё, чтоб можно было носить налегке. Да и мало ли что может понадобиться. Пока я собирался и одевался, ко мне притопала Натали. Ну куда же без неё.

— Ты не опаздываешь? — заглянула она ко мне.

— Если только немного. Закроешь за мной?

— А ключи?

— Сегодня физкультура, не хочу, чтоб вытащили, — спокойно соврал я. Не хочу, чтоб их случайно получил кто-то из моих работодателей.

— У тебя каждый день физкультура. Постоянно их оставляешь.

— Могу расписание показать, — спокойно ответил я.

Меня не бесила их приставучесть, если только немного и скорее по-доброму. В конечном итоге обо мне беспокоятся. Семья, это вообще практически единственные в мире, кому я готов доверять. Есть ещё один человек, но тут семья — однозначная и абсолютная надёжность.

— На всё отговорки, — поморщилась она. — Вот, малыш, доиграешься же.

— Все мы когда-нибудь доиграемся, — пожал я плечами и вышел из комнаты, поцеловав её по пути в щёку.

Натали до сих пор не знала ничего о другой моей жизни. Знала только то, что это нелегально, но не более. А я не считал правильным её посвящать. Она ничем помочь не сможет, а только нервы себе изведёт, вот и всё. Так что смысл?

— Ладно. Наталиэль, пока! — крикнул я ей на кухню.

— Пока! — донеслось до меня.

— Ты сегодня на работу, кстати? — поинтересовался я.

— Нет, сегодня у меня выходной. Ты опять поздно вернёшься?

— Как получится, — пожал я плечами, ещё раз чмокнул её в щёку — наша традиция, поцелуев в щёку мало не бывает, — и вышел. — Давай.

— Не дам, — разулыбалась она, показала язык и закрыла дверь.

Сейчас было девятое ноября. Два месяца работы на добрых и отзывчивых людей с пистолетами.

На улице уже было холодно, приходилось одеваться значительно теплее. Температура ещё не пробила ни разу ноль, но висела в районе трёх-пяти градусов, не спеша ни падать, ни подниматься. Это я по лужам судил, которые ещё не застыли.

Заберут как обычно, значило то, что мне надо было дойти до конца этой улицы, откуда не видно моего дома и где меня обычно высаживает Сирень. Здесь было далеко от моего дома, так что можно было не беспокоиться, что кто-то из соседей случайно или намеренно увидит, кто меня сюда возит.

Там я её и увидел. На всё том же старом хэтчбеке, который жалобно тарахтел около тротуара. Сирень, облокотившись попой на переднее крыло, стояла и курила.

Вот на неё затявкала какая-то мерзкая маленькая собачка, визгливо и противно, и Сирень без раздумий бросила в неё окурок. Спокойно достала пачку, закурила другую. На что тут же среагировала какая-то старая бабка.

— Эй! Ты чо делаешь!? — это, наверное, самая заезженная фраза и самая часто слышимая от всех людей пожилого возраста. — Убирайся отсюда немедленно! Стоит, дымит тут! В животных окурки бросает.

— Зришь в корень, старая, бросаю только в животных, — и тут же бросила окурок, но уже в бабку. — Катись отсюда, бабка, пока я тебе зубы оставшиеся в асфальт не вбила.

Я ничего не имел против старых людей, но был в корне не согласен с аксиомой, что старших надо уважать. Никто не будет уважать бомжа, даже если ему за сотню лет. Он бомж, его никто не знает и никого не волнует, что он старше. Так почему я должен уважать старших просто за возраст, если они глупее меня? Терпеть их грязные слова, если первый раз их вижу, и они никто для меня.

Потому, глядя на эту небольшую сценку с бабкой, я почувствовал лишь удовлетворение. Моё настроение поднялось на несколько пунктов.

Глава 15

— Ты что так долго? — нахмурилась она, прогнав бабку и закуривая уже третью сигарету. — Я тут от агрессивных бабок отбиваюсь.

— Окурки не надо разбрасывать, — спокойно заметил я. — Давай, поехали.

— Раскомандовался, — фыркнула она, села в машину и принялась дымить уже внутри. Хоть окна можно было открыть, чтоб весь этот кумар выдуть. Хотя ручки стеклоподъёмников так скрипели, что иной раз казалось, что закрыть окно я не смогу.

Мы медленно катились по осеннему серому городу, который даже своими неоновыми вывесками не мог воссоздать атмосферу жизни. Не зря осень считают временем смерти. Весной всё рождается, летом живёт, зимой спит, а осень… Она серая, влажная и меланхоличная.

— Зачем нас созывают?

— Приедешь, скажут, — отрезала она.

— Грубиянка.

— Молчи, мягкий. Раздражаешь.

— Не буду тебя больше обнимать, Сирень. Злая ты.

— Больно нужно, — демонстративно махнула она волосами. Но проходит пять минут… — Но мы же друзья?

— О боже, какой же ты великовозрастный ребёнок… — вздохнул я.

— Я тебя старше так-то! — взмутилась она.

— Вот это и странно…

Мой запас прочности, отведённый на Сирень, исчерпался очень быстро. Остальную свою часть прочности я оставил на Малу и Алекса. Оба могли буквально вытягивать в струну нервы. Один своей неуравновешенностью, другой — вечно хорошим настроением. Это не считая остальных людей, с которыми мне по зову работы приходится встречаться. Одни пытаются наехать и втоптать в грязь, другие — наколоть. Но пока что я держусь и не даюсь.

Когда мы въехали в центр города, Сирень начала кружить по району, пока не выехала к нужному дому, около которого и остановилась. Здесь располагалась целый ряд кафешек на первом и даже втором этаже. И одно из названий мне было уже знакомо, хотя я и ни разу там не бывал.

«Свеча» была скорее ресторанчиком с демократичными ценами, чем кафе. Отличное место для влюблённой парочки, которая хочет не только поесть, но и полобызаться. Когда мы вошли внутрь, то оказались в довольно приятном тёмном и тёплом помещении, настраивающем скорее на романтику, чем на дела. Хотя, зная Малу, не удивлён, что он выбрал именно это место.

Седьмую кабину мы отыскали тоже очень быстро. Такая небольшая отгороженная от остальных мест тонкими стенками комнатка с занавеской.

— День добрый, — пожал я руки Алексу и Малу. В ответ услышал «Здоров» и «Привет». — Ну что, к делу?

— Не шустри, Тара, серьёзно, — поморщился Малу. — Сейчас заказ принесут. Надеюсь, ты ешь суши.

— Я всё ем, — пожал я с безразличием плечами.

— Оно и видно, — вставила свои десять центов Сирень, но на неё я просто не обратил внимания.

Ещё пять минут мы сидели в полной тишине. Я лишь мог предположить, что все с волнением ждали новостей о том, что будет за дело. Иначе описать напряжённые лица всех, кроме Малу, я не мог. Но если он не волновался, то, значит, ничего страшного быть не могло. Иначе бы он тут уже тирадой с матами разошёлся.

Но вот принесли нам еду, официантка приветливо улыбнулась, щёлкнула пальцами, и свечи над нашими головами дружно зажглись. О, девушка-то с импульсом.

— Вы будете что-нибудь заказывать?

— Ничего не будут. Спасибо, — тут же отрезал грубо Малу, от чего на мгновение улыбка официантки дёрнулась, но она лишь слегка вежливо кивнула и ушла. — Итак, дело такое…

— Стой, мы разве не поедим сначала? — возмутилась Сирень.

— Тебе лишь бы жрать, — поморщился Малу. — Параллельно будем делать дела. Так вот, у нас через несколько дней намечается кое-что…

— Да мы это уже поняли, — вставил Алекс.

— Блять, да завалитесь вы уже! Дайте договорить, а потом пиздите, о чём хотите. Заебали… — последнее он пробормотал, после чего продолжил. — Короче, Стрела попросил кое-что сделать для клана, подосрать кое-кому. Поэтому мы впрягаемся, а взамен получаем деньги.

— Сколько конкретно? — тут же заинтересовалась Сирень, высказав наш общий незаданный вопрос.

— Сколько найдём.

— И Стрела, как обычно, заберёт тридцать процентов, так? — поморщилась Сирень. — Мы делаем ЕГО грязную работу, а он ещё и деньги забирает.

— Он даёт наводку на ограбление. Хорошую наводку. За наводку платят.

— Так мы ему работу делаем! — возмутилась она. — Он не охуел часом?

— Да заткнись ты, Сирень. Тебе лишь бы понудить. Ну недовольна, так пойди и скажи ему об этом! Хули мне на мозг капать? — посмотрел он злобно на неё.

— Вот пойду и скажу ему, — фыркнула она.

— Ага. Тогда пасту зубную захвати сразу, — улыбнулся Алекс.

— Ты вообще хлебальник завали! — буквально зарычала она. Причём у неё даже волосы на голове приподнялись. Честно говоря, я ни разу не видел такой реакции человека. Краснеют, пыхтят, но не утробно рычат и волосы дыбом делают. У меня из-за этого вопрос зреет, что с ней такое? — Ублюдочный выродок!

— Я знаю, — подмигнул ей Алекс в ответ.

— Али, завали ебало, пожалуйста, хотя бы на сейчас, а? — низким голосом, уже едва не психуя, попросил Малу. Зная его, он сейчас просто перевернёт поднос, если Алекс не замолчит, пошлёт всё нахуй и выйдет отсюда, попутно что-нибудь сломав и поматерившись на весь ресторанчик.

Но Алекс промолчал. Выпрямился, подняв руки вверх, как бы говоря, что его вина, он молчит, и облокотился на спинку кресла.

— Так вот, дело в чём. Есть территория, где заправляет одна банда. Клану эта банда не нравится, и он хочет указать им их место. И есть там один дом. В нём восемь этажей, что-то типа общаги. На пятом есть квартира, где толкают наркоту, с чего имеет деньги банда. Не будет наркоты, не будет банды.

— Что именно? — оживился Алекс.

— О, наркоша выполз, — очень тихо пробормотала Сирень, и только я её услышал.

— Кокаин, ЛСД, амфетамин, так, по мелочи… — махнул он рукой.

— А что не по мелочи? — спросил я с интересом.

— А хуй знает. Расклад таков. Мы берём бабки и наркоту, после чего валим. Наркотики сдаём Стреле, деньги полностью забираем. Вот, в принципе, и всё.

— За наркотики больше дадут так-то, — с лёгкой обидой заметила Сирень. — И почему не они сами это сделают?

— Устроить грёбаную резню на всю улицу, стенка на стенку? Нам его выкрасть надо, ну может пострелять немного. А про наркоту, сбывать ты её будешь, балда? Или хочешь попасть под раздачу Хассы? Они же почти всё контролят здесь по наркоте, — напомнил ей Алекс. — Что не контролят они, контролит клан Приозёрных.

Вообще, вся эта тематика с наркотиками была довольно запутанной и сложной. Начать, наверное, надо с того, что не все кланы были согласны связываться с наркотиками, потому что за них карали. Не расстрелом, но тоже мало не покажется, бить будут больно и сильно, чтоб неповадно было.

Те кланы, которые рисковали с этим связываться, как клан Хасса, контролировали распространение наркотиков сами насвоей территории без посредников. А у тех, кто держал от этого руки подальше, появлялись наркобароны.

То есть в одном городе правил и мафиозный клан, кто был по рэкету, нелегальному бизнесу и так далее, и наркобарон, который в этом же городе правил, но только распространением наркотиков. Вместе они практически не пересекались, только если наркобарон точки продажи в местах клана не оплачивал, как аренду. Как два хищника в одном ареале обитания, но слишком разные и никогда не пересекающиеся.

Плюс, помимо продажи в городе, где наркобарон осел, он занимался как поставкой наркотиков и дальше в материк, так и закупкой из-за границы. То есть почти все наркобароны имели связь с теми, кто был по ту сторону границы. Некоторые кланы, желая иметь дело с наркотиками, но не имея связей, находили таких людей, и получалось, что наркобарон работает чисто на клан. Но опять же, это от случая к случаю, от места к месту, везде было по-разному.

Так в Сильверсайде было вообще два наркобарона — закупали у одного поставщика, но один продавал наркотики только в нижнем городе, а другой только в верхнем. И при этом поверх них не было клана.

Кого тогда мы собирались грабить?

Помимо кланов, на улицах были всегда банды. Просто банды отморозков, убийц и так далее. Иногда они сбивались в реально большие и опасные группы, при этом не имея главнокомандующего, и несли своё понятие порядка. И промышляли банды всем подряд — от рэкета до разбоев и торговли наркотиками. Нередко делили территорию с кланами, которые не смогли отстоять свою землю. Или же находились на той же территории и с периодичностью получали люлей, если на то были причины.

Естественно, что они тоже продавали наркотики, причём довольно бодро, так же, как и клан, закупая их у наркобаронов или его приспешников. Другими словами — конкуренты.

К ним, как я понял, и направлялись, так как своих грабить никто бы точно не додумался.

— Али прав, Сирень, не тупи. Зато все деньги, что там будут, достанутся нам.

— А если ничего не будет?

— Тогда с нами расплатятся с выручки от наркотиков. Всё уже обговорено.

— Нас разводят, как лохов, — буркнула она и умяла суши.

Но тут мы вряд ли что-то можем сделать. Лучше уж довольствоваться тем, что имеем, а не лезть на рожон. Мне много не надо, так что в подобное я уж точно не полезу, ибо нафиг не надо.

Малу промолчал на её слова. Не знаю, сколько он приложил сил, чтоб промолчать и не отреагировать. Прямо герой нашего времени.

— Так вот, Тара. Алекс говорит, что ты больно умный парень, потому может чо и сообразим.

— По поводу плана?

— Ну, блять, о чём ещё? Естественно. Вот примерный план.

Он сдвинул все тарелки в сторону и положил передо мной небольшой план здания. Вернее, одного этажа, который скорее всего на всех других этажах был таким же. Обычная гостинка, как её называют. Лифты, один большой коридор и проходы сразу в комнаты. Была также кухня, которая меня мало интересовала.

— Всего два входа? — удивлённо посмотрел я на него.

— Что там? — пыталась заглянуть Сирень, но я аккуратно отодвинул её в сторону.

— Обещаю, сейчас посмотрю и дам тебе, — попытался я её угомонить. — Получается или лифт, или лестница, но хрен редьки не слаще. Плюс четыре этажа вниз и три вверх. Лестница идёт по своеобразной шахте, но зажмут на раз-два. Ещё балкон в конце коридора в никуда.

— А ты из спецназа? — усмехнулся Алекс. — Так всё описываешь.

— Чтоб увидеть очевидное, не надо служить в спецназе. Это называется логика и стратегия. Ею обладает большинство, и большинство увидело бы то же самое, что и я. Тебе этого не понять, — стрельнул я в него подколкой. — А как ты хотел действовать?

— Протащить в жопе маленькие однозарядные пистолеты и пристрелить их. Забрать их стволы и пробиться вниз, — пожал он плечами.

— Нюх-нюх, пахнет самоубийством, — заметил Алекс.

— Тот редкий момент, когда я согласна с идиотом. Я вас в машине подожду, да? — с надеждой спросила она.

— Ты раньше жаловалась, что в машине постоянно сидишь. Так что пойдёшь с нами. Причём ты можешь нести в себе два пистолета.

— Эй! Одурел?!

— Но вообще у меня другой план есть, — продолжил Малу. — Протаскиваем верёвки и уже с пятого этажа спускаемся вниз.

— Судя по расположению окон и дверей… — я уже искал в интернете, как выглядит это здание снаружи. Хотелось понять, куда мы вообще полезем, план так и не дал мне нормального представления о месте, — с той стороны козырёк. То есть спускаться нам четыре этажа.

— Тем лучше. Или нет? — оглядел нас Алекс.

— Нас любой желающий расстреляет с улицы, — пробормотал я. — Да, скорее всего так и будет.

— А пистолеты внутри меня не выстрелят случайно? — поинтересовалась Сирень.

— А ты уже примеряешься? — усмехнулся Алекс. — Хотя в тебя и все три влезет.

— Это на что ты намекаешь, чмошка?! — она вновь ощетинилась в буквально смысле слова. Волосы на голове встали дыбом.

Я же даже не обращал на них внимания. Зачем? Устал уже за два месяца.

— Подняться — идея неплохая, только не во всех нас пистолеты влезут. А может и ни в кого. Если только не стреляющие ножи, но такое тоже не очень хочется нести в себе, честно. Что касается возврата… Надо быстро как-нибудь.

— Шахта лифта? — предложил Алекс.

— Ты дебил? Куда ты там в шахте лифта спустишься? Любой двери откроет на любом этаже и всыплет твоей пустой башке, — тут же накинулась на него Сирень. — Да и вообще, Малу, это самоубийство. Войти — окей, можно пройти и вообще без стволов, мы сможем положить охрану и руками, если неожиданно. Там Таре надо просто разгон взять. Но нам не выйти оттуда.

— Стрелу вряд ли это обрадует.

Она едва слышно цыкнула. Почесала лоб, рукой зачесала волосы за уши. Задумалась о чём-то, вздохнула и вновь обратилась к Малу.

— Давай я с ним поговорю.

— Сирень, ты чего? — это уже нахмурился Алекс, что удивительно. — Хватит пургу гнать, пока ещё ничего не решено. Вон, мозг думает, — кивнул он на меня. Только вот я не знал, что придумать. Вообще не знал, потому что выхода всего два.

— Я не гоню пургу. Тебе вообще какое дело? — презрительно покосилась она на него.

— Замучишься говорить, — ответил Малу. — Он хочет этот товар. Или решила его личной соской заделаться?

— Я не…

— Вот и думай, чо несёшь, идиотка, — посмотрел он на неё холодным и слегка ненормальным взглядом. — Говорить ты с ним не будешь. Пока что.

— Но это самоубийство! Как оттуда уходить? Там их наверняка полное здание! Если только в окно сигать! — воскликнула Сирень. — На верёвке, сказали уже, без шансов. А прыгать с пятого этажа… Я-то может и переживу, но не вы. Только если батут там расстелите.

И в этот момент её слова натолкнули на мысль.

— Нет, сигать как раз-таки хорошая идея, — задумчиво протянул я.

Повисла тишина, и взгляды упёрлись в меня.

— Ты шутишь? — покосилась Сирень на меня.

— Нет. Если сигануть с пятого, то мы очень быстро спустимся вниз.

— Гений… — пробормотал Алекс, но я его не слушал. Слишком был занят своими мыслями.

— И про батут идея, только никто не даст нам расстелить его, да и свалить надо быстро. Поэтому нам нужен батут на колёсах… — я оглядел всех внимательным взглядом и слабо улыбнулся. Меня посетила идея. — Зайдём, убьём охранников и сиганём в кузов грузовика, гружёного чем-нибудь мягким. Пенопласт, воздушная плёнка и так далее.

— А мы, случаем, не убьёмся? — спросил Алекс.

— Я видел, как прыгали и с пятого, и с девятого этажа. В зависимости от того, что будет внизу. Главное, чтобы амортизировало хорошо и поглотило энергию от падения.

— То есть ты не уверен? — уточнил Малу.

— Нет, почему, уверен. Главное — не промахнуться мимо, — пожал я плечами.

— Там козырёк, — напомнила Сирень.

— Подгоним грузовик с торца, где этот балкон в конце коридора. Там дома близко друг к другу стоят, но проезд по фото и картам вроде есть. Встанет грузовик между домами. Как вижу по плану… квартира же находится в самом конце в двух шагах от балкона, верно? Балкон довольно широкий, так что зайдём на него и сможем ещё отстреливаться при необходимости. Надо просто ещё сходить, посмотреть всё.

— То есть, по сути, нужен грузовик, набитый чем-то мягким? — уточнил Малу ещё раз.

— Да.

— Вопрос в том, сколько там охраны, — заметил Алекс.

— Я могу сходить, — предложил я свою кандидатуру.

— Нет, ты с нами однозначно. Если будет сейф, нужен тот, кто его вскроет. А два раза светиться одному и тому же лучше не надо. Отправим кого-нибудь из них двоих за пробной дозой типа, — кивнул он на Сирень и Алекса.

— Всё равно это рисково, — поморщилась Сирень. — Жизнью рисковать вот так…

— Будто мы до этого не рисковали, — пожал я плечами. — Когда в тот раз груз брали, Алекс чуть себе голову ломом не проломил. У нас работа такая, рисковать.

— Будет стрельба… — вздохнул Алекс.

— Да… — это уже протянул Малу, но что-то у него не испуганно это вышло. Словно он наоборот, желал пострелять. — Постреляем, скорее всего, от души.

Дальше мы лишь утрясывали всевозможные нюансы, которые ещё сто раз могли измениться. Естественно, что грузовик угонит Сирень. Она в этом деле мастер. Возьмёт какой-нибудь с широким кузовом, чтоб не было так рискованно сигать. Малу будет разбираться с мягкими материалами — поролоном, мягким наполнителем коробок, самими картонными коробками, пузырчатой плёнкой и всем тем, что используют в строительстве.

Мы же с Алексом просто прогуляемся мимо, осмотрим место, как и где подъехать и встать, что и как выглядит. Лучше всегда знать в лицо место, где будет буча.

Я не мог сказать, что был готов к этому. Совсем не мог. Да, меня возили в тир уже несколько раз, и да, я участвовал в делах клана. Но то были грабежи, несколько разбоев, работа курьером и раскладка закладок. И с того раза, когда убили охранника, я ни разу больше не видел, чтоб кого-то убивали. И тем более не стрелял сам. Даже не представляю, как это всё будет выглядеть и как я сам буду стрелять.

Но всё бывает в первый раз, верно?

Сейчас я чувствовал себя спокойно, пока мы всё обсуждали и ели суши, однако, когда придёт срок, мне будет очень весело. Может стоит перейти на успокоительные сразу?

Глава 16

На следующий день мы гуляли напротив здания банды. Пришли сюда, естественно, изучать местность и расположения домов.

— Интересное здание, — заметил Алекс, когда мы невзначай проходили по противоположной стороне улицы.

Со стороны это была одна из множества гостинок, которая ничем не отличалась от остальных. Просто одно здание из множества, но, по словам Малу, там едва ли не большая часть дома бандиты с оружием. А со стороны и не скажешь ведь.

Я серьёзно, по бокам стоят здания, абсолютно такие же, как и оно, с нашей стороны тротуара похожие стоят. Столько людей ездит и ходит около него, самых обычных и законопослушных… И почему полиция этим не занимается? Как они столько оружия провезли, что смогли вооружить большую часть дома?

Хотя чего я спрашиваю? Деньги. Только деньги.

— Не выглядит таким, — пробормотал я. — Но самые главные секреты мира спрятаны перед нашими глазами, верно?

— Да, наверное. Ладно, я схожу, закуплюсь немного. Тебе кокс или ЛСД?

— Иди уже, — отмахнулся я.

Он подмигнул мне и быстро перебежал дорогу, после чего уверенным шагом направился к дому.

Мы решили выбрать Алекса тем, кто подгонит грузовик, а заодно купит пробную дозу и разведает обстановку. Сирень же пойдёт с нами. Малу распределил именно так, потому что Алекс был из тех, у кого хорошо подвешен язык. Он мог разговорить любого, если на то было его желание. Этакий харизматичный человек. Неудивительно, что у него не было врагов в школе, и он так хорошо нашёл общий язык с Малу.

Вместо него с нами пойдёт Сирень. Как она сама заявила, в рукопашном бою ей нет равных, и она куда сильнее, чем мы с Малу. Спорное утверждение, однако проверять я его, естественно, не буду. Да и Малу согласился её взять, а значит, на то были причины. Спорить я не собирался, просто надеясь на то, что из-за этого у нас проблем не возникнет.

С оружием же пока ещё не ясно, потому будем ждать, что скажет Алекс после разведки.

Он вернулся где-то через час.

— Долго ты, — заметил я. — Как там?

— Как наркопритон, — пожал он плечами. — Снаружи выглядит куда лучше, чем внутри, я серьёзно. Первый этаж обычный. По крайней мере так должно казаться. Там парни сидят невзначай по углам. Поднимался на лифте, так что особо этажи не смотрел, но нужный нам… как бы сказать…

С дальнейших его слов я понял следующее:

На тот этаж лифт не поднимается — останавливается перед ним. Там даже кнопки пятого этажа в лифте нет, так как её кто-то выковырял. Потому останавливаешься на четвёртом или шестом. Алекс остановился на четвёртом и описал тот этаж как притон, тёмный и страшный.

Что касается пятого, то, чтоб попасть туда, надо пройти через дверь, которую тебе откроют. Самому зайти туда не получится. Впускают только когда тебя проверят двое на входе на этаж.

Там не живут люди, за исключением вооружённых парней. Они или стоят в коридоре, или сидят по комнатам. Почти все двери в коридор раскрыты, так что охранники всегда будут в курсе, что происходит в коридоре. И могут очень быстро выйти помочь тебе отправиться на тот свет, если возникнет необходимость. Такая вот своеобразная база.

Комната с продавцом имеет бронированную дверь с окошком и засовом. Её охраняло ещё двое охранников. Они же войдут с тобой внутрь. Внутри третий человек, который тебе и продаёт. Сама комната не сильно примечательна внутри, но есть большой сейф, скорее всего с деньгами и самим товаром, так как туда тот клал деньги и оттуда брал товар. Конечно, так себе идея, доставать и прятать деньги с товаром перед глазами покупателя, но когда такие люди были умными? Особенно когда этаж забит твоими вооружёнными людьми и похож на неприступную крепость.

По оружию, у всех пистолеты, дробовики или автоматы.

— Они ещё и оружие продают там, — сказал Алекс. — Мы неплохо поговорили, и он сказал, что можно достать практически всё, зависит от желания и денег. Кое-что предлагал купить на месте. У них стоят оружейные шкафы, знаешь, такие, с зарешеченными дверьми?

— Да, видел в фильмах, — кивнул я.

— Ну вот, такие там. Внутри автоматы, насколько смог разглядеть.

— Как они тебе вообще это рассказали? — посмотрел я на него внимательно, на что Алекс лишь подмигнул и улыбнулся.

— Уметь надо разговаривать. Меня потом провожали, как друга, хлопали по спине, жали руку. Мне даже вечерком выпить предлагали вместе. Правда, я просадил все бабки, которые мне дал Малу. Ну, завтра мы их, в принципе, отобьём обратно, верно? К тому же, на завтра я попросил ещё больше товара, сказав, что мои друзья его придут купить, так что завтра будет хороший навар.

— Верно, конечно… но разве тебе было не неприятно говорить с теми, кого завтра убьют из-за тебя?

— Да вообще плевать, — пожал он плечами.

Его безразличие к подобному заставило меня немного опешить. Честно говоря, мне было бы неприятно разговаривать и улыбаться с тем, кого ты завтра скорее всего убьёшь. Пожимать им руки, смеяться вместе, называть другом, шутить, а на следующий день прикладывать ствол к затылку и взводить курок. Это… плохо. Неправильно. Чувствовал бы себя гнилым подоноком, который предаёт.

Однако Алекс видел и воспринимал это иначе. Для него они были лишь средством достижения цели, а не людьми. Просто чем-то, что стоит на пути и что можно отбросить при необходимости; людьми, которые никто для него, с которыми сейчас можно провести интересно время, а потом за ненадобностью выбросить, как выбрасываешь сломанные наушники, и даже не сожалеть об этом.

Расходный материал.

Хуже было то, что я понимал его правоту. Понимал, что именно так и надо воспринимать всё в этом бизнесе, если хочешь продержаться дольше других. Здесь люди — средство достижения цели, и твои соперники только спят и видят, чтоб занять твоё место. Будут улыбаться тебе и называть другом до того момента, пока не появится возможность или повод смахнуть тебя в сторону. Ни о каком товариществе речи быть не может. Здесь ни друзей, ни подруг — ты сам себе пиздатый друг. Про честь, слово, клятву, верность и прочее можно просто забыть.

Просто это я неправильно это воспринимаю, цепляюсь за то, к чему привык в школе и дома. Друзья, верность, товарищество… Я же сужу со своего наивного взгляда обычного гражданина.

Ну, хотя бы мне хватало сил, чтоб понимать, как по-настоящему обстоят здесь дела, и не строить иллюзий.

На следующий день мы уже были готовы к делу.

Грузовик был найден. Сирень подобрала машину с большим широким кузовом, где раньше возили мусор. Не знаю, откуда она его пригнала, но грузовик был старым, как мир. «ЗиЛ-131», их раньше закупали из самой Российской Империи, насколько знаю. Сейчас же город наводнили грузовики из Китая и Японии, хотя русский автопром тоже встречался нередко. Но грузовик выглядел, мягко говоря, старым и потёртым, хоть и работал, по заявлению Сирени, как часы.

— Я прокатилась на нём, завела несколько раз, заглушила, всё работает, я отвечаю. Да и не стоял он в простое, им постоянно пользовались.

Оставалось только надеяться, что в нужный момент этот мамонт не заглохнет.

Его кузов был покрыт слоем коробок, на котором набросан поролон, плёнка, упаковочный пенопласт, и всё это усыпано гранулированным упаковочным пенопластом. Чтобы это не разлеталось при езде, да и для повышения мягкости, сверху было всё затянуто тентом.

— Я деньги для подготовки потом разделю и сниму с каждого, — поспешил сказать нам Малу. — А то на свои бабки всё покупал. И ещё за наркоту, — посмотрел он на Алекса.

— Да без «П». Никто кидать никого не собирается.

— Верю, просто предупредил, чтоб потом не было непоняток.

Приехали мы к месту на автобусе, чтоб у полиции, если те вдруг будут разбираться в случившемся, не было никаких зацепок. Да и оставлять здесь свою машину… за ней иначе придётся вернуться сюда, что тоже не очень хорошо. С собой захватили только большую спортивную сумку, в которой лежали деньги. Вернее, макулатура, вырезанная под деньги. Настоящими были только первые и последние купюры, создававшие вид. Оружия тоже не брали, так как всё равно отберут или вообще не впустят.

Я тоже подготовился — наелся и напился воды перед делом. Это будет просто фейерверк.

Остались стоять на остановке, где людей было много, иначе пусть даже трое человек, но стоящие напротив дома могу привлечь внимание кого угодно, а нам это было не нужно.

— Даже и не скажешь, да? — пробормотал Малу.

— Что именно? — спросила Сирень.

— Что мы разнесём нахуй это место, — оскалился он.

— Мне казалось, что заберём товар с деньгами, и всё, — заметил я.

— Когда кажется, креститься надо. Одно другому не мешает, верно?

Я промолчал. Он был слишком возбуждён и, что бы я ни сказал, воспримет это в штыки. Или вообще набросится, кто его знает. За два месяца я понял одну важную вещь — когда он становится вот таким агрессивным, то адекватность его падает едва ли не до нуля. И спорить с ним в таком состоянии не то что бесполезно, попросту опасно.

— Ладно, погнали, Алекс, иди за грузовиком и чтоб глаза с балкона не спускал. Пропустишь нас, и пизда тебе, с того света достану.

План был в том, что, когда мы выйдем на балкон, мы ему помашем, он тут же подъедет, мы спрыгнем и умчимся.

— Не ссать, сделаю всё по высшему разряду, — подмигнул он и перешёл на другую сторону.

— Значит, теперь мы. Всё делаем строго по плану. Как всё начнётся, старайтесь не лезть. Это тебя касается в первую очередь, Тара. Ты ни разу в подобном не бывал, в отличие от Сирени, так что будь тише и ниже.

— Буду.

— Отлично, Сирень, на тебе большая часть надежд, так что не подведи.

Со слов Малу Сирень была лучшей. Даже лучше его, что уже значило многое.

— И ещё. Это для тебя, Тара, так что слушай сюда внимательно. Ты в первый раз с этим сталкиваешься, так что тебе важно помнить одно — на другом конце ствола не люди. На другом конце ствола манекены. Твоя задача — поразить их как можно быстрее. Они не люди, не обладают чувствами и у них нет родственников. Манекены не живые. Поэтому ты должен действовать как в тире: прицелился и тут же выстрелил, не задумываясь. Ты же не жалеешь манекен в карьере?

— Нет, — покачал я головой.

— Здесь так же. Просто манекен. Вещь, которую можно сломать и выбросить. Если раненый манекен издаёт звуки, любые, не слушай их и помни — это лишь звуки, сигнализирующие, что манекен не поражён. Это просто звуки. Люди — это те, кто вокруг нас. Там манекены. Вещи. Это игра, в которой ты должен перестрелять их и не подставиться, понял?

На другом конце ствола манекены…

— Вижу, что понял. Повторяй про себя это, как мантру, когда всё начнётся, а теперь идём.

Мы двинулись к дому. Спокойно, словно друзья на прогулке, общаясь чёрт знает о чём, даже не вдумываясь в разговор. По дороге Малу закурил.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответила Сирень.

— Да я не тебе, бестолочь, — на это она недовольно надула щёки, — я Таре.

— Я не волнуюсь тоже.

— Ага, сейчас прямо здесь обосрёшься. Слишком много думаешь над этим. На, затянись, — он протянул мне сигарету.

— Да я не…

— Блять, затягивайся давай, — угрожающе произнёс он. Я раздумывал всего несколько секунд, после чего взял и вдохнул полной грудью.

И тут же закашлялся. Казалось, что я глотнул полной грудью дыма, и теперь лёгкие то ли чесались, то ли их жгло. Горечь буквально пропитала весь рот, а кашель разрывал горло. Мне потребовалось секунд десять, прежде чем я откашлялся и смог нормально вздохнуть.

— Горло жжёт, — поморщился я.

— Ну ещё бы, ты же полный рот дыма вдохнул. Кто так делает? — усмехнулась Сирень.

— Новички так делают. Как он, — кивнул на меня Малу.

— Никогда не пойму, почему люди курят.

— Это прикольно, — усмехнулся Малу.

— Потом чувствуешь некое спокойствие. Словно у тебя что-то чешется, а тут ты почесал и кайф, спокойно на душе, — кивнула Сирень, усмехнувшись. — Первый раз — он самый-самый. Голова не кружится?

— Нет.

— Значит мало вдохнул.

— Боюсь, это не для меня, — поморщился я. — Горечь до сих пор во рту. Ещё и горло слегка жжёт.

Ну… ладно, я могу оценить то, как он меня отвлёк. Я действительно и думать забыл на мгновение обо всём, когда закашливался. Да и сейчас вроде поспокойнее стало, уже не так сильно трясёт, и сердце не так сильно бьётся. А то казалось, что от волнения оно вот-вот остановится.

Когда мы подходили к дому, даже тогда я не мог сказать, что это наркопритон. Чистое и аккуратное здание, у входа в которое стояли и о чём-то разговаривали совершенно обычные парни. Они лишь мельком посмотрели на нас, когда мы проходили мимо. Не знаю почему, но в голове тут же мелькнула мысль — охрана. Причём я был просто в этом уверен.

Подъезд тоже был обычным, в меру чистым, в меру облупившимся, чтоб ты просто не мог заподозрить этот дом в чём-то, если зашёл сюда случайно. Там тоже крутилось несколько парней, самых что ни на есть обычных и непримечательных. И Алекс был прав — кнопка пятого была выковыряна.

Однако стоило подняться на лифте на четвёртый, картина изменилась. Мы словно попали в другую реальность. Реальность криминала и наркотиков.

До момента, когда я вошёл в это дело, оружие мне приходилось видеть только на телевизоре. Для меня, как и для многих, одна мысль о том, что его можно достать, была нереальной. Оружие, просто прийти и купить в нашем городе? Такое возможно? Казалось, что его вообще нигде нет, не считая охотничьего инвентаря. Про то, что можно достать наркотики, я думал точно так же и даже не представлял, как другие их достают.

Мне всё это всегда казалось невозможным в реальном мире, я думал, что всё это происходит в другой реальности.

И вот я здесь, в этой реальности, и, едва выйдя из лифта, вижу, как какая-то молодая потасканная девчонка в коридоре вводит себе что-то в вену. А рядом покуривают двое парней со слегка странным видом, словно они только что вышли из душа и чересчур расслаблены.

Сам холл серый, едва ли не чёрный от грязи, и те длинные лампы дневного света, что здесь есть, радуют миганием и тусклыми лучами, с трудом разгоняя полумрак. Слышу плач детей, слышу недовольные крики каких-то женщин, ругань, споры мужиков, звон посуды, которые складываются в общую симфонию жизни дома.

— Ставлю целую сотню, если дашь ей доллар, она тебе отсосёт, — толкнула меня локтём в бок Сирень, оскалившись. — А за двадцатку так вообще сможешь сделать с ней всё, что угодно.

— Если хочешь, то вперёд, но я как-то не горю желанием обкалывать себя потом ещё неделю пенициллином.

Мы практически сразу свернули на лестницу и поднялись на этаж выше. Здесь нас уже поджидала дверь, о которой говорил Алекс. Обычная ничем не примечательная дверь, если не учитывать того факта, что она закрыта. В углу сбоку от двери висела массивная камера местных охранников, которые, по идее, сейчас нас видели.

— Понеслась… — пробормотал Малу и постучал.

Как только он это сделал, дверь тут же приветливо открылась, и за ней показался такой здоровенный бугай в майке и семейниках, обколотый татуировками. Он лишь взглянул на нас, после чего отошёл в сторону, пропуская. Едва мы вошли, дверь за нашими спинами закрылась. Теперь путь был один, вперёд, потому что просто так нас вряд ли выпустят, и тут не скажешь, что мы ошиблись дверью.

— Чо в сумке, парень? — спросил другой мужчина, худой настолько, что виднелись кости, сидевший на табуретке сбоку. На его коленях недвусмысленно лежал старый добрый АК. Помимо него, напротив двери стоял ещё один человек, парень примерно возраста Малу с дробовиком в руках. Бугай тоже вытянулся за нашими спинами — я невольно обернулся и увидел в его руки пистолет. Какое гостеприимство…

Малу лишь раскрыл сумку, показывая содержимое.

— Мы за товаром, — ответил он спокойно.

— Понятно… Мы посмотрим, чо у тебя в карманах, парень, не против? — поднялся охранник со стула, облокотив автомат на стену.

— Как я могу вам отказать? — лишь усмехнулся он, расставив руки в стороны и позволяя себя ощупать. То же самое сделали и мы. В любом случае ни стволов, ни ножей у нас нет, так что и беспокоиться не о чем.

Очень быстро и по-деловому нас проверили, хотя Сирени явно досталось больше.

— По-вашему я могла запихнуть ствол себе в сиськи? — поморщилась она, когда молодой парень её ощупывал.

— Это лишь проверка, — прогудел тот, однако не думаю, что Сирень стала бы врать. У меня появилась уверенность, что при первой же возможности она снесёт ему голову.

Меньше минуты, и мы втроём были отпущены с миром.

— Приятных покупок, детки, — кивнул нам охранник и вернулся к себе на табуретку.

Никто из нас ему не ответил.

Глава 17

Я знаю, почему сюда никто не нагрянет.

Первое — никто не знает, второе — это никому не нужно, третье — связи. Не только кланы и дома платят за безопасность. Учитывая такой трафик товара, можно предположить, что они достаточно отстёгивают, чтоб на них не бросались полицейские. Конечно, мог бы сдать и клан, но подозреваю, что или это замнут, или их предупредят, и банда быстро съедет отсюда ещё до того, как кто-то придёт их брать.

К тому же, как сказал Малу, это не территория клана. Влезть сюда силой — это устроить войну, что затратно и шумно. Просто сдать полиции мешает скорее всего желание заграбастать наркотики на халяву и какие-то свои нюансы. Потому логично просто лишить их заработка, причём существенно. Как тогда сказал Малу, не уничтожить, а именно указать на их место, проучить.

Как и описывал Алекс, двери в коридор практически у всех были раскрыты. Можно было заглянуть в эти потёртые не самые комфортабельные комнаты и увидеть местных солдат. Некоторые из них стояли и курили прямо в коридоре. Кто-то с оружием, кто-то без. Играло радио, в некоторых комнатах пахло едой.

Когда всё начнётся, подмоги ждать долго не придётся.

Мы дошли до конца коридора, где слева была железная дверь с двумя охранниками. У обоих автоматы на ремне в руках. Наверное, от шаловливых детей оберегают товар.

— Мы прикупить товар, — спокойно сказал Малу. По его голосу не было слышно, чтоб он волновался.

Один из них кивнул и открыл дверь, пропуская нас внутрь. Когда последний из нас зашёл, оба зашли следом.

Это была самая обычная комната, как и все остальные, только пустая. Единственным отличием была его планировка — здесь не было туалета, все перегородки, напоминавшие о нём, были снесены, и остались лишь кирпичные полосы на стенах да торчавшие трубы. Здесь были только массивный сейф, стол и оружейные шкафы. Плюс ящики всякие, в которых хранилось невесть что.

На столе красовалось несколько автоматов, часть из которых я видел в первый раз. А вот один из стволов сразу привлёк моё внимание.

«Гвоздемёт», как его называли в простонародье, электромагнитный ускоритель масс, по-научному, или же просто рельсотрон. Я даже не представлял, откуда у бандитов такой агрегат есть. Его можно было сравнить с противотанковой установкой или ПЗРК, и у обычной уличной банды не должно водиться такого оружия. Вещь не то что очень редкая, она просто дорогая. По крайней мере, так пишут в интернете.

И по идее, достать её должно быть очень трудно, так как эта версия, стреляющая конкретными иглами, пробивала всё: от стен до лёгкой военной техники. Стреляла относительно быстро, очень метко и очень больно.

И она сейчас у обычной уличной банды моего города. Жизнь за пределами моего мира — удивительная штука.

— Сколько вас тут… — улыбнулся какой-то тощий мужичок в очках, похожий на наркомана-библиотекаря и обколотый до такой степени, что на нём живого места не было. — Зачем пожаловали?

— Закупиться, — пожал плечами Малу.

— Так много? — глянул он на сумку.

— А мы очень голодные, — улыбнулся тот в ответ.

Видимо, наркоман-библиотекарь оценил шутку, так как рассмеялся, утирая слёзы из-под очков.

— Голодные… да уж, молодёжь у нас точно голодной пошла.

— Не могу не согласиться. Только, прежде чем приступим, можно на пробу немного? Заценить его.

— Не верите в качество нашего товара? — пусть мужичок и улыбался, но вот нотки в его голосе говорили об обратном. И почему все такие агрессивные? Видимо, слово «дружелюбие» вообще отсутствует в их словаре.

— И даже мне откажете? — подалась вперёд Сирень, неожиданно мило улыбнувшись. В одно мгновение она превратилась в очень милую девушку с шрамом на правом глазу, который только придавал ей шарма. Да и её голос стал немного другим, не борзым, как обычно, а молодым, полным жизни молодой и бойкой девушки, которой, по сути, она и являлась. Кто мешает ей быть всегда такой, непонятно.

Её можно было поздравить, у неё получилось охмурить наркомана-библиотекаря, потому что в ответ он улыбнулся вполне дружелюбно.

— Молодой девушке не стоит увлекаться таким.

— Молодой девушке скучно, — игриво ответила она, слегка отклянчив мягкую точку вбок. — Немного настроения, чтоб быть более открытой и жизнерадостной.

— Ну… я не могу отказать молодой девушке, в отличие от парней, — покосился он на Малу с усмешкой и направился к сейфу.

Сейчас… ещё немного, скоро наступит самая главная часть нашего представления. Весь этот цирк необходим, чтоб повысить наши шансы вообще выбраться отсюда, так как то, что я увидел в коридоре, точно не могло радовать. Людей слишком много, и скорее всего здесь не только этот этаж под контролем, но и остальные. И может в других домах кто-то есть. Скорее всего так оно и есть.

Когда он уже открыл его и полез внутрь, моё маленькое шоу началось.

Начав издавать рвотные позывы и слегка склоняться, я потянулся к лицу, словно стараясь закрыть рот ладонью, но вместо этого от души запихнул два пальца в рот. Учитывая тот факт, что перед делом я наелся и мой желудок был полным, всё его содержимое бурным потоком хлынуло на пол. Правда, я немного перестарался, так как за первым залпом последовал второй, и я уже физически не мог остановиться.

Я внаглую заблёвывал пол наркопритона.

А Сирень очень визгливо вскрикнула:

— Фу! — уверен, что ей даже притворяться не пришлось.

— Фу! — а это уже громко произнёс Малу, тоже очень искренне, сторонясь меня.

— Фу! — мне кажется, что они сговорились. Это уже выругался наркоман-библиотекарь, подскочив ко мне. — Твою мать, жирный! Ты всё заблевал, сука жирная, блять! Охуел, что ли!?

А я продолжал блевать, но к тому моменту всё уже сошло на нет, а на полу красовалась огромная лужа с макароношками, рисом, морковкой и всем тем, что было мной съедено.

— Твою мать! Парни, вытащите эту свинью из комнаты! Вручите этой суке швабру, чтоб он мне пол сейчас отмывал, иначе нахуй ему мозги вышибу! — наркоман-библиотекарь так орал, что совсем позабыл о Сирени, которая бочком кралась к нему с невинным лицом.

И в тот момент, когда эти двое потянулись ко мне, я резко дёрнулся на одного из них всем своим весом, едва не поскользнувшись на собственной рвоте. Врезался в мужика и буквально впечатал его в стену, заставив охнуть. Придавил что было сил, да так, что у него не было возможности воспользоваться автоматом. Это же, судя по звукам, сделал и Малу.

А Сирень…

Я на мгновение даже потерял дар речи, как и забыл, где, собственно, нахожусь.

Говорят, что есть вещи, которые никогда лучше не видеть. А если тебе не повезёт взглянуть на них, увидеть хоть разочек, и ты больше никогда не сможешь их развидеть. Стоит увидеть другой мир, и ты его будешь видеть везде.

Так было с криминалом — я начал подмечать то, на что раньше не обращал внимания: на людей, на машины, понимать, где точка клана, а где просто магазин, что это за люди стоят у угла и что там роются в багажнике парни. Я стал видеть то, чего раньше не видел.

И теперь я видел совершенно иное, в другой реальности, на другом уровне моего понимания.

Сирень скользнула быстрым движением к мужичку и одним ударом своей лапы буквально вскрыла ему горло. Ударил фонтан крови, словно из брандспойта, заливая пол и смешиваясь с лужей рвоты. Её когти… это было что-то с чем-то… огромные, словно звериные, выросшие на пару секунд. Пока наркоман-библиотекарь не успел упасть, она вытащила из-за его спины пистолет и метнулась к первому мужику.

Приложила пистолет к виску, выстрел. С обратной стороны вылетели густые красно-серые брызги с беленькими кусочками.

Едва я успел опомниться, как она уже бросилась ко мне, а Малу, отпустив труп к двери, стал закрывать её на засов. Всё, несколько секунд, и выстрел уже прогремел прямо подо мной, тело мужика медленно сползало по стене, а Малу крикнул:

— Запер! Всё, быстро! У нас семь минут в запасе, чтоб успеть свалить!

А я стоял и тупо смотрел то на Сирень, приоткрыв от шока рот, то на труп с маленькой дырочкой в одном виске и огромным в другой.

Она была другой.

Правильнее сказать, она не была даже человеком, скорее помесью человека и животного.

Её зрачок был словно у кошки, длинный, просто линия от одного края радужки до другого. Под волосами виднелись приподнятые уши. Скорее всего всё время они там и прячутся.

Если подумать… я никогда не видел на ней причёски, которые бы открывали то место, где растут уши у людей. И её лицо, оно действительно выглядит очень хищным, другим, отличающимся от человеческого.

Я бы так стоял и смотрел на неё, если бы не Малу, который подскочил, развернул к себе и отвесил такую оплеуху, что разбил мне губу. Боль прострелила весь мозг, мгновенно вернув меня в реальность. Вернув способность осознавать окружение, я чувствовал привкус крови и рвоту во рту, а в воздухе витал запах сигарет.

— Потом её рассмотришь, жирный! — рявкнул он и бросился к столу. — Помоги мне стволы выгрузить, пока есть время! Сирень, на тебе сейф!

— Да! — она проворно вытряхнула подделки из сумки и принялась туда выгребать целые белые блоки кокаина, какие-то банки, мешки, деньги и прочую ерунду.

Сам же Малу полез в ящики. Раскрыл один, раскрыл другой, третий…

В дверь начали торабаниться.

— Мужики, что у вас там происходит?! Мужики?!

Он не обращал внимания, а очень скоро и я уже не слышал, что они там орут, окончательно выйдя из транса. Мы вытаскивали стволы и запихивали самые дорогие в сумки, которые мы спрятали в ту, где были фальшивые деньги. Остальные клали на стол.

— Ох, взрывчатка! Охренеть! — он вытащил блок, похожий на пластид, и подкинул в руке. — Это прикарманим.

Я же стоял и быстро перебирал ящики поменьше, забитые разным оружием. Вот пистолеты, в основном глоки. Я вытащил один и запихнул себе за пояс, после чего отставил ящик — они были нам не нужны. Другой ящик и целый набор светошумовых гранат, по крайней мере это было написано на них. Потом обычные гранаты, такие ребристые, опять пистолеты… С кем они собрались воевать?

— Сирень?! — повысил голос Малу, запихивая рельсотрон в сумку.

— Почти всё! — крикнула она, сгребая содержимое сейфа уже просто вниз.

— Я тоже почти… — подал было я голос, но в мгновение проглотил остаток слов.

В этот самый момент стена со стороны двери содрогнулась. Я резко обернулся на треск кирпича, успев увидеть, как отваливается штукатурка, падая вниз и разбиваясь о пол. Завибрировал даже сам пол, на котором мы стояли. Но основной звук шёл от двери, которая буквально содрогнулась и загудела.

Мы невольно замерли и покосились на неё. Облачка пыли поднимались от стены, словно испарения. И вслед за этим последовал ещё один удар, от чего стена довольно заметно вздрогнула. А потом ещё раз, и ещё, словно её ломали с той стороны.

Нет, даже не ломали, а таранили.

Я невольно покосился на Малу.

— Слушай, а здесь есть бойцы с импульсом?

— Хули меня спрашиваешь? Их спроси! — кивнул он на дверь, которая во внеочередной раз вздрогнула. И как мне показалось, немного сдвинулась в нашу сторону. Но сама она не согнулась и никак не искривилась. Создавалось ощущение, что её просто выбивают из косяка, чтоб не рушить стену.

Ещё один удар. А потом ещё раз, стена каждый раз жалобно вздрагивала, осыпая со стены штукатурку и пыль. Косяк вокруг двери жалобно трещал. Как мне казалось, ещё немного, и дверь просто вышибут. Если ничего не предпринять.

А что можно предпринять, когда есть только маленькое окошко, а у тебя на руках целый ящик гранат?

— Собирайте всё быстрее, — сказал я, вытаскивая две обычных и светошумовую гранаты из ящика.

— Эй, ты чо удумал?! Тара, блять, не смей!

— А предлагаешь ждать, пока они пробьются сюда? — осведомился я.

Было странное чувство. С одной стороны, сердце билось внутри меня, как бешеное, в висках стучало, а руки слегка дрожали от прилива адреналина. Я испытывал такой страх, что живот завязывало в узел, и мне казалось, что вот-вот, ещё немного, и я потеряю сознание.

Но с другой стороны, в голове было удивительно ясно. Как на экзамене, когда ты точно знаешь, что делать, или хотя бы имеешь представление. Есть только ты и проблема, которую надо решить. И как бы ты ни волновался, эта мысль остаётся ясной при любых обстоятельствах.

— Ёбаный в рот, Тара, опусти эти сраные гранаты!

— И что тогда делать нам? Они вышибут дверь, и нам просто негде спрятаться, — развёл я руки в стороны. — Что делать?

Он смотрел на меня ровно до того момента, как в дверь ещё раз врезались. Уже полетели кусочки кирпича вместе с штукатуркой, а железный косяк поддался, выйдя немного из стены.

— Твою мать, вот пиздец же! — выругался Малу, подскочил ко мне и выхватил гранаты. — Давай, ты первый, закинул, прикрыл. Потом гранаты по моей команде. Готов?!

Я лишь кивнул.

Он замер, чего-то ожидая. Чего-то…

Дверь вновь содрогнулась, и отчётливо послышался треск кирпича. В этот самый момент он крикнул:

— ДАВАЙ!

И я молча вырвал кольцо, открыл маленькое окошко и выбросил туда гранату, закрыл обратно и стал ждать хлопка. В этот момент Малу уже выдёргивал обе чеки из гранаты. Рычаги от них вылетели, как пробки, и послышался хлопок из каждой. И когда с той стороны послышался звонкий хлопок, словно из хлопушки, он вновь крикнул:

— ДАВАЙ!

Сейчас бы крикнуть ему не дать и держать окошко закрытым, когда оба рычага уже не на месте…

Но эта глупая мысль появилась так же быстро, как и исчезла, когда в открытом окошке исчезли обе гранаты. Малу схватил меня за шиворот, сделал подножку, и мы оба полетели на пол, едва не упав в мою рвоту. В тот момент, когда мы оказались на полу, грохнул взрыв.

Сила была такой, что пол не завибрировал под нами, он задрожал. Маленькие камушки со стены на нём подпрыгнули на месте вместе с грязью. По стенке словно ударили кувалдой, она затрещала, засыпав нас штукатуркой и пылью. На ней разбежались в разные стороны трещины.

По правде сказать, мне даже немного ударило по голове, как в мультиках блинами.

Но Малу даже не задержался, подскочил, бросился к столу, подхватил два автомата и один бросил Сирени, а другой мне.

— На, держи, может пригодиться!

Автомат от такого броска едва не разбил мне лицо, я чудом успел его поймать. А вот Сирень поймала свой довольно просто и ловко. Малу же подбежал к шкафу, который до этого разграблял, и вытащил автомат с барабаном. Передёрнул затвор.

— Блять, Тара, сука, хватит спать, пора убивать пидорасов! — крикнул он, вытаскивая две гранаты. — Давай, жирный! Отодвигай засов, ща будет пиздец!

Он был так возбуждён, что страшно уже было мне. Но я безропотно открыл дверь, позволяя ему выйти отсюда, иначе он бы начал кидать их прямо здесь, как мне показалось. Малу тут же вырвал чеку, забросил гранату в глубь коридора и закрыл дверь. Грохнул ещё один взрыв, ударив по голове, после которого он вновь выскочил, пинком открыл противоположную деревянную дверь и забросил гранату уже туда. Бросился к нам обратно.

Практически вслед за ним прогремели выстрелы, целая беспорядочная очередь из нескольких стволов. Послышался звук попавших в стену пуль, такой глуховатый, но очень запоминающийся. И тут же прогремел ещё один взрыв.

— Всё! Пошли! Пошли!

Малу подскочил к проходу и, не выглядывая, начал стрелять в коридор — просто высунул автомат, как показывают в фильмах, и стал поливать всех свинцом.

Грохот был сумасшедший, а я до сих пор не мог толком прийти в себя. Меня привёл в сознание только подзатыльник Сирени, от которого у меня дажевспыхнуло перед глазами.

— Сумки в руки и жопу на выход! — закричала она.

К тому момент Малу отстрелял всю обойму и отбросил автомат.

— Пулемёт!

И Сирень без разговоров протянула непонятно откуда взявшийся пулемёт ему в руки. Малу выхватил его и тут же выглянул, теперь уже куда более прицельно поливая всё, что попадалось на глаза, дождём из пуль. Никаких сомнений, никаких раздумий или страха — он просто делал то, что требовалось, чтоб ситуация из плохой не стала ужасной.

Я не слышал себя, не слышал ничего, кроме непрекращающегося грохота. Перестал даже слышать Сирень, которая что-то кричала. Только выстрелы из этого долбанного пулемёта, словно мне надели на голову наушники, включили на полную громкость и заставили слушать отбойный молоток. Передо мной рассыпались гильзы, словно кто-то специально высыпал их передо мной. И пусть он стрелял всего лишь длинными очередями, ушам это совершенно не помогало.

Но я и без криков знал, что делать. Подхватил два мешка, загруженных барахлом, и двинулся к коридору. Выглянул в проход и услышал крик Малу.

— Сирень! Поддержи меня!

Не знаю, как она услышала, но проскочила мимо меня и быстро юркнула в соседнюю комнату, неся на себе сразу несколько стволов, и уже более прицельно, выглядывая, начала стрелять по всему живому.

А живого в коридоре ничего не было, по крайней мере на виду. Несколько разорванных тел, у которых были оторваны конечности или разорванных тела, из-за чего их внутренности вывалились наружу. Плюс парочка истерзанных то ли осколками, то ли пулями трупов.

Меня едва заново не вырвало, когда я разорванные тела увидел. Отвернулся, прикусив губу до крови, и юркнул влево к балконной двери. Благо её уже выбило взрывом, так что открывать ничего не пришлось. Забросил обе сумки туда и бросился обратно.

В этот момент у Малу закончились патроны, и стало неожиданно куда более тихо, даже не считая стрельбу Сирены. Он откинул пулемёт и юркнул в комнату практически одновременно со мной. Схватил из шкафа ещё один автомат и повесил на шею, после чего подхватил две оставшиеся сумки.

— Тара! — он продолжал кричать, словно перестал слышать. — Прикрой меня огнём с Сиреной. Потом я прикрою твой отход! И оставь им подарок!

И, не дождавшись ответа, бросился к двери. Мне оставалось лишь подхватить автомат и показать себя в деле.

Глава 18

Первым выглянул в коридор, естественно, я.

И едва не получил пулю в лоб. Крошево из стены оцарапало мне щёку. Пули в прямом смысле слова просвистели около меня, заставив спрятаться обратно. Страха в этот момент не было, как и осознания того, как близко я был к смерти. Лишь понимание того факта, что в меня стреляют. Зато в ответ начала стрелять Сирень, загоняя противника обратно в комнаты. Я видел отдачу её автомата, как он при каждом выстреле толкает её в хрупкое плечо, как вылетают гильзы, со звоном сыплясь на пол. Было в девушке с автоматом что-то завораживающее и красивое.

Я высунулся и принялся тоже помогать ей огнём.

Это было очень неудобно. Я был правшой, но выглядывал левой стороной. Как учил Малу, стрелять надо тоже с левого плеча в такой ситуации, и это было страшно неудобно. Ко всему прочему, куда стреляю, зачем стреляю, непонятно. Просто стреляю, чтоб не дать им высунуться. По дверным проёмам, по концу коридора, где мелькают головы и не слишком бодро стреляют в ответ. По всему, что только двигается и находится напротив нас. При этом автомат буквально гулял в руках. Я стрелял просто на глаз, не целясь, стараясь удержать улетающий вверх ствол.

Это напоминало игру «Поймай крота», где надо бить молотком по высовывающемся головам. Только здесь высовывались люди, а мы не били молотком, а стреляли. Кого не успевали загнать, тот стрелял в нас. Такая вот игра на выживание. В этот момент я даже не думал, что стреляю по людям, вообще ни о чём не думал, как это бывало раньше в шутерах на компе. Ты просто стреляешь по мишеням.

И пока мы так их загоняли обратно, Малу быстро выскочил в коридор и под нашим прикрытием юркнул на балкон.

— Сирень! Отступай! — крикнул он и тоже начал отстреливаться. Стена перед ним несколько раз взорвалась осколками попавших в неё пуль. — Тара! Прикрой её и потом оставь подарок!

Как я должен был оставить подарок, мне, естественно, не сказали. Его было едва слышно через весь этот шум. Я плохо понимал, что вообще от меня требуется. Словно в голове было два сознания — одно говорило, что мы все умрём, а другое отвечало за мои действия.

—Тара! Прикрывай! — крикнула Сирень, силясь перекричать грохот очередей, после чего пригнулась, выскочила в коридор и бросилась к балконному выходу. К тому моменту атакующих стало в разы, как мне показалось, больше. Они слишком бодро отстреливались, уже пытаясь перейти в наступление, когда…

Первое, что я почувствовал — удар, словно кто-то зарядил молотком в плечо, и жгучая боль, как если бы мне вогнали раскалённое сверло до самой плечевой кости, которой я и почувствовал удар. Но, помимо жгучей боли, чувствовал ещё тепло. Тепло, как будто туда приложили горячую грелку. Я даже не понял, что произошло.

Однако от удара в плечо я отшатнулся назад, открывшись. Следующая моя очередь прошла по стене, а в живот прилетел ещё один подарок, только его я уже и не почувствовал особо. Просто удар, как кулаком, и онемение.

Где-то я читал, что едва ли не девяносто пять процентов пуль выпущены мимо, и основное количество погибших приходится на поддержку, а не на пехоту. Кажется, я попал в разряд тех, кто получает пулю.

По крайней мере, мне хватило времени нырнуть обратно в комнату от очереди и упасть на колени, держась за живот. Кровь, естественно, была, куда же без неё. Однако правда в том, что я боли не чувствовал, что могло значить две вещи — всё хорошо или всё плохо. Это универсальные ответы, которые можно давать в любой ситуации. А если без шуток, сейчас мне было как-то не по себе.

Я чувствовал, как по телу выступил холодные пот, а мне самому стало неожиданно холодно и как-то слабо. Такое состояние, словно сейчас с минуты на минуту потеряю сознание…

Не знаю, на какой силе воли, но я встал на ноги, покачиваясь. Голова кружилась, но пока я мог ещё собой управлять. Автомат уже выпал из рук и валялся рядом, я даже не пытался тянуться к нему.

Так… надо выбираться…

Едва я подумал об этом, как в комнату проскочил Малу, попутно выпустив очередь в коридор.

— Тара… Блять, тебя ранили!

— Вижу, — пробормотал я. Состояние, когда мне казалось, что вот-вот отключусь, отступило, что уже хорошо. Но меня до сих пор знобило. Но почему-то мне было спокойно, наплевать, какие последствия будут.

— Там ещё один с импульсом, и эта падла кидает фаерболы! Нам надо сваливать, так как прошло уже шесть минут. С минуты на минуту прибудут копы и будут нас натягивать на куканы.

Пока он жаловался на это, подошёл к ящику с гранатами, вытащил две светошумовых и две обычных. После этого быстро снял с себя рубашку с майкой, запихнул её в одну из деревянных коробок, кинул сверху несколько гранат и магазин от автомата, после чего поднёс зажигалку и поджёг.

— Ну всё, Тара, бежим, пока тут не ёбнуло вместе с нами. Ты же там ещё жив?

— Да, не умер, — пробормотал я.

В коридоре в это время продолжалась стрельба. И как мне казалось, выстрелы со стороны противника становились всё ближе, всё громче и всё чаще, в то время как со стороны Сирени они становились всё реже.

Едва Малу подошёл к двери, как тут же отскочил назад. Буквально перед ним словно из огнемёта ударил столб пламени в сторону балкона. В буквально смысле слова едва ли не стена, которая продержалась около секунды, заставив смолкнуть автомат Сирени. Зато стрельба банды усилилась и стала куда увереннее.

— Ну и пидоры же… ничему жизнь не учит, — вздохнул Малу и как ни в чём не бывало выдернул чеку из светошумовой гранаты, после чего выбросил её в коридор. Оттуда послышались крики: «Граната!», топот ног, а через пару секунд и хлопок, который больно ударил по ушам. Следом полетела и обычная граната, но здесь даже Малу уши закрыл, хотя это и не спасло особо. По голове всё равно ударило неслабо.

Следом за гранатой полетела ещё одна светошумовая, а потом и обычная граната. Едва последняя взорвалась, как мы тут же выскочили в коридор и выбрались на балкон. К тому моменту у меня уже звенело в голове, и я сам плохо слышал. Сирень же продолжила отстреливаться, не подпуская их близко.

— Али вызвала?! — Малу тоже кричал, видимо, ничего не слыша. В ответ Сирень лишь мотнула головой в сторону улицы. Под нами уже стоял грузовик. — Отлично… Ну, понеслась, да?

Он слишком безумно улыбнулся, после чего подхватил сумки и сбросил их вниз. Следом полетели ещё две сумки, после которых Малу перевесил обе ноги через бетонные перила, подмигнул мне, салютнул и спрыгнул вниз.

Не буду врать, даже при таком бардаке в голове, звоне в ушах, боли в животе и плече на пару с ознобом, моё сердце ёкнуло. Ёкнуло так сильно, что у меня слегка потемнело в глазах. Я бросился к перилам и… облегчённо вздохнул, когда увидел, как он двигается в кузове.

— Не тормози! — крикнула Сирень мне, отбросила автомат и, ни на секунду не задумываясь, перемахнула так же через перила. Хотя это было верхом глупости, так как она могла приземлиться прямо на Малу.

Но нет. С замиранием сердца я наблюдал, как она летит какие-то мгновенья, после чего приземлилась где-то сбоку, когда Малу уже выбрался из кузова и бежал к кабине.

Значит… моя очередь?

В этот момент я понял, насколько был безумен мой план и я сам, когда предложил эту авантюру с грузовиком. Мне было тяжело представить, как Малу смог вот так сигануть вниз, не раздумывая. Про Сирень я даже и не подумал, так как, насколько я понял, она могла пережить падение с такой высоты — то, что она не человек, я уже понял, хотя и отказывался в это верить. Но ничего так не мотивирует идти на смерть, как другая смерть.

Стоило мне просто услышать топот ног, как желание спрыгнуть вниз у меня сразу появилось. Удивительно…

Поэтому даже для своего веса я очень оперативно перекинул ноги через перила и в тот момент, когда топот уже слышался буквально в пару метрах от меня, оттолкнулся руками от края, столкнув свою тушу в пустоту.

Сердце билось где-то у горла, вперемешку с ужасом. Всё внутри словно защекотало, как иногда бывает на качелях, если сильно разогнаться. Я буквально чувствовал собственные органы внутри себя.

Или же мне просто так казалось.

Как и казалось, что те полторы или две секунды растянулись во времени. Они были такими же стремительными, как и очень долгими, будто нарушилось само течение времени в этот момент. Все пять этажей пронеслись перед моими глазами, в какое-то мгновение сменившись небом — меня развернуло в воздухе во время полёта.

И приземлился я спиной.

Что, кстати говоря, к лучшему.

Что я чувствовал в момент посадки? Мягкость и резкое торможение вместе с собственным сердцебиением. Слышал ещё голос Сирени, которая стучала по кабине, крича: «Погнал! Погнал!», но он был где-то там, далеко, за границей моего маленького образовавшегося на несколько минут вокруг меня мира.

А перед глазами возвышались две восьмиэтажки, тянущиеся к небу, находившиеся рядом, между которыми сейчас и стоял грузовик. Секунду спустя они уже уплывали в сторону под громкий и ровный рёв двигателя, иногда сбрасывавшего обороты, когда переключались скорости.

Никто по нам не стрелял вдогонку, хотя я и слышал приближающиеся сирены.

Лёжа в мягком кузове, я не пытался встать. Просто лежал, приходя в себя.

Это чувство сложно описать. Словно сдача экзамена, когда ты отстрелялся и знаешь, что всё хорошо, всё позади. Сердце ещё учащённо бьётся, но ты точно знаешь, что всё уже хорошо, и не боишься. Ты чувствуешь облегчение. Именно его я и испытывал сейчас. Оно навалилось на меня так сильно, что не хотелось даже двигаться. Мышцы просто превратились в куски фарша.

Хотя не последнюю роль в нежелании двигаться сыграла и боль в плече, жгучая и острая, словно мне туда засунули раскалённый прут. В животе… ну, там болело, но я бы не сказал, что прямо очень сильно. Хотя пуля в живот — это, по сути, смерть, если она зацепила что-то. Без медицинской помощи я стану покойником очень быстро.

Когда мы уже отъехали достаточно далеко, послышался взрыв. Прочувствовал его даже внутренними органами. Я слегка приподнял голову, чтоб увидеть, как огромное облако поднималось из угла здания, где находилась та комната. А через секунду все те три этажа, что находились над комнатой на углу, с грохотом начали обрушиваться вниз. Это выглядело как рушащаяся башня из множества доминошек, которая медленно осыпается вниз.

Так из обычного преступника я стал ещё и террористом. Просто чудесно.

Пока мы ехали, повсюду визжали сирены, проносясь то рядом с нами, то где-то далеко.

Их было так много, что казалось, кто-то вот-вот нас остановит…

— Эй, Тара, ты там жив? — небо мне заслонило хищное лицо Сирени. Её большие длинные зрачки смотрели мне в глаза, вызывая ощущение нереальности. А ещё эти уши, похожие на кошачьи… Её взгляд переместился на моё плечо. — Твою мать! Тебя ранили!

— Знаю, — пробормотал я, а она уже пыталась перетянуть рану, стащив с себя кофточку. — Да погоди, кровь же не хлещет, значит, сосуды не задеты. На животе тоже мало крови?

— Есть, но не так много, — кивнула она. — Сесть можешь?

Я попробовал, и у меня, даже к собственному удивлению, получилось. Мы находились в кузове грузовика, и его борта прикрывали нас от посторонних глаз с тротуара, хотя с дороги нас, наверное, всё равно можно было увидеть. Но я бросил взгляд на дорогу и не увидел ни одной машины.

— Ох… навылет прошла… Но крови всё равно мало. Это хорошо?

— Да, значит, не истеку ею, — ответил я.

— Блин, надо доку Стрелы звонить. У них док есть, который поможет тебе. Только надо сначала сменить машины.

— Я переживу, — попробовал пошевелить плечом и почувствовал тут же стрельнувшую боль, а ещё какое-то скрежетание по кости. Наверняка пуля. — Хорошо провели задание…

— Зато сколько набрали! Стволы, наркотики, деньги! Если продадим стволы, то получим ещё больше!

— Ага… — пробормотал я и посмотрел на неё. Блин, у неё уши шевелятся, это дико… странно.

Я вроде и в своём мире, но ощущение, что у меня галлюцинации. Это просто безумие какое-то, в нашем мире, где нет ничего особенного, вдруг появляется… девушка с волчьими, если не ошибаюсь, ушами… А дальше что? Летающие тарелки и тайное правительство мира?

Это было очень странно, потому меня можно было понять. Недавно только я ходил по миру, где всё было обычно, а сейчас смотрю на какое-то генетическое чудо. Серые дома, обычные улицы, стандартные машины, привычная школа… девочка-волк.

Мой мир только что изменился бесповоротно и навсегда, не только потому, что устроил пальбу в городе, перестреливаясь с другими, но и потому что теперь я буду знать, что есть и его обратная сторона. Куда более фантастическая, чем склад наркотиков и оружия в спальном районе.

НЛО больше не казалось мне чем-то фантастическим.

— Эй, ты чего? — нахмурилась она. — Что вылупился на меня?

Меня не тронул её вызывающий голос.

— Твои уши… ты кто?

— Я? Я, в первую очередь, девушка, так что харе меня так разглядывать! — махнула она, пытаясь отогнать непослушные волосы с лица, но ветром их всё равно раздувало.

— Первый раз вижу нечто подобное, — пробормотал я.

— Тогда добро пожаловать в другую реальность, — ухмыльнулась Сирень. — Но я человек, пусть и немного другой.

Словно в подтверждение она показала свои пальцы, из которых торчали чёрные когти. Раньше не обращал на это внимание, но теперь вряд ли смогу не смотреть на них при каждой нашей следующей встрече. Чёрные, твёрдые на вид и острые, видимо, специально заточенные. Так, подозреваю, что они вытягиваются, как у кошки, например.

— Можно потрогаю твои уши? — неожиданно сказал я первую мысль, которая пришла ко мне в голову. Одна из бровей Сирени взметнулась вверх.

— Чего? Тебе в голову пуля попала?

— Просто ты самое удивительное, что я когда-либо видел, — совершенно искренне ответил я. — Хочу попробовать твои уши на ощупь.

— Ты не думай тут! Я тебе хомяк, что ли, чтобы меня гладить?!

— Просто хочу понять…

Я резко схватил её за плечо и толкнул на спину, ложась сам. Позади нас пристроилась машина, и не стоит показываться им на глаза.

— Позади машина, они могут нас заметить, — объяснил я до того, как она успела что-то сказать мне обидное. И понимая, что правда за мной, Сирень лишь цыкнула.

— Ладно, потрогай мои уши, толстяк, — при этом она усмехнулась, забавно дёрнув ими и поставив торчком.

— Раньше я у тебя их не видел, да и зрачок другой был, — заметил я, протягивая руку.

— Уши лучше не показывать, потому их под волосами прячу, а зрачки… это как у кошек, только у меня скорее по желанию меняются.

Когда я коснулся её уха, она едва заметно вздрогнула, я по уху почувствовал. Оно было очень мягкое, прямо… сложно описать его. Кто трогал уши котов или собак, поймут, что чувствую сейчас я пальцами. Очень тонкое ухо, нежное и гладкое, шелковистое на ощупь внутри и с мягким мехом снаружи. Я и чувствую, как оно подрагивает под пальцами, что весьма забавно.

У меня никогда не было домашних любимцев, так что сравнивать её уши мне было не с чем.

— Ну как? — поинтересовалась она безразлично, хотя я слышал нотки обратного в её голосе.

— Удивительно, — выдохнул я. — Никогда бы не подумал, что существует нечто подобное в мире.

— Мир вообще полон того, о чём обычные обыватели не знают, — хмыкнула она. — Так что добро пожаловать за грань своего мира.

— А Малу с Али, как я понимаю, знают.

— Али нет, Малу — да. Я не распространяюсь об этом сильно, так что… И ты тоже не смей, иначе поступлю с тобой так же, как с тем доходягой!

— Не буду, — пообещал я, хотя сомневался, что она прямо очень сильная.

— А у меня ещё и хвост есть, — похвасталась она. — Только я тебе его трогать не дам.

— Мне ушей достаточно, — кивнул я. — Знаешь, глядя на тебя, я начинаю верить в сказки.

— Возможно, потому что часть сказок и не являлась таковой, — улыбнулась она.

Глава 19

От грузовика мы избавились довольно просто.

Город к тому моменту уже перекрывали, потому мы не брезговали пересекать на грузовике пересечённую местность. Проехали через поле, потом пересекли небольшой лесок, избегая главной дороги, которую точно перекрыли. Выехали так к пригородам, где расположился заброшенный завод по переработке руды, но закрывшийся к этому времени, оставили там грузовик и подожгли, а сами пересели на хетчбэк Сирени.

Естественно, что перекрыли только выезд, поэтому мы вполне спокойно въехали обратно, после чего направились на точку. Нет, не в бар Стрелы, а в автомастерскую, которая принадлежала одному из людей их клана.

Когда Алекс увидел меня, вылезающего с трудом из кузова, он поздравил меня.

— Ну, с крещением тебя боевым! — аккуратно похлопал он меня по спине. — Хотя ловить пули было необязательно.

— Али, придурок, что ли?! — рыкнула Сирень на него, уже припрятав все свои особенности. — Идиот, блин… Принеси канистры, надо сжечь его!

— Всё равно поздравляю, — похлопал он меня и двинулся к заброшенным постройкам.

— Сильно кровь идёт? — это уже подошёл Малу. — Рука двигается?

Я аккуратно приподнял её, чувствуя при движении жгучую боль.

— Нет, кровь не хлещет, но болит страшно, — поморщился я.

— А пузо?

Я лишь пожал плечами, а Сирень добавила.

— Навылет.

— Но это того стоило, верно? Когда ещё доведётся тебе такую бойню пережить? Опыт незабываемый, — оскалился он.

— Да я как-нибудь и без этого бы прожил, — поморщился я.

— Но будет что вспомнить и чем похвастать.

— Если только перед вами, — сделал я намёк на улыбку.

— Да почему же? Сделаешь себе карьеру в клане.

— Да я как-нибудь без этого могу обойтись.

— Ну как знаешь. Тогда… Отпразднуем твоё первое и очень громкое дело? — он залез в кузов, вытащил сумки, порылся в одной и вытащил небольшой белый свёрток.

— Гонишь? — нахмурилась Сирень. — Нахрен?

— Ему полегче станет. Да и боль притупится. Я же не ЛСД ему предлагаю.

— Да я как-то… — пробормотал я, но Малу лишь отмахнулся.

— Да не ссы. Тебе же больно, вот и нюхни, чтоб притупить. Я тебя не подсаживать же собираюсь. Была бы водка, дал бы её. А то хули, теперь мне смотреть, как ты мучишься? У тебя на ебале написано, что тебе дохуя хуёво.

Именно так становятся наркоманами, я знаю. Но мне было действительно больно и немного страшно от того, что мне продырявило мой бедный живот. Нам ещё возвращаться. Я даже не представляю, что потом делать с ранами.

Малу отсыпал себе на тыльную сторону руки две горстки.

— Сирень, можешь скрутить купюру, пожалуйста?

— Тц… Малу, ты дебил. Просто удивительно, что твоя сестра такая умная, — фыркнула она, доставая сотню и скручивая её.

— Я специально взял самое плохое, чтоб ей досталось только самое хорошее. Это и есть любовь, не так ли? — подмигнул он, взял протянутую трубочку и протянул её мне. — По одной в каждую. Знаешь, как в фильмах. Давай, через несколько минут полегчает, за базар отвечаю.

Я вновь с сомнением посмотрел на две небольшие белые горочки на его руке, а потом подвигал плечом и тут же пожалел, получив заряд острой поли. Дырка в животе просто жгла и болела, словно туда тоже просунули раскалённый прут. К тому же всё пережитое… Я чувствовал себя выжатым. Устал, хотелось просто лечь и уснуть на несколько дней, от чего…

— Блин… — я взял трубочку у ухмыляющегося Малу, поднёс к носу и вдохнул поочерёдно каждой из ноздрёй.

— Использовать запрещённые вещества… Ай-яй-яй… — усмехнулся Алекс, вернувшийся с канистрами в руках. — А я думал, ты порядочный парень.

— Запрещённые вещества — это генофонд тех, у кого мы это забрали, — ответил я, предвкушая новые ощущения не сказать что с радостью.

***

Ощущения прошли где-то за час. Как раз к тому моменту, когда мы приехали.

Всю дорогу я чувствовал, что вот-вот взорвусь от счастья или разжирею ещё больше при одной мысли, что у нас получилось. Я ещё не знал, сколько мы выручили денег, но был готов буквально кричать от радости. Или бегать.

Удивительно, желания заниматься спортом я никогда у себя не замечал. Но всю дорогу я чувствовал необычайное возбуждение и мог бы спокойно пробежаться по городу, чтоб немного размять мышцы. А ещё странное желание поговорить с кем-то. Да, именно поговорить, рассказать, как же я рад и как хочу побегать. Может даже смог бы уговорить побегать вместе со мной. Про боль так вообще забыл, если честно — для меня её не существовало. А если она и давала о себе знать, то где-то там, далеко, на границе моего сознания, как синяк, который иногда даёт о себе знать.

Куда важнее было то, что у меня было хорошее… нет, отличнейшее настроение. Хотелось отпраздновать нашу удачную ходку.

Это не говоря про нахлынувшие идеи, что кружили мне голову. Столько было идей, и они все казались мне реальными. От того, чтоб стать программистом, написать суперпрограмму и заработать миллионы, до того, чтоб давать всем деньги взаймы, а забирать с тридцатипроцентной комиссией.

Но самым главным в этом всём был, естественно, кайф.

Это ощущение сложно объяснить, но я бы сравнил его с оргазмом. Что-то отдалённо похожее в них было, пусть я и не мог сказать, что это одно и то же. Потому просто мог описать его одним словом — кайф. Хотелось лежать в нём вечно, чувствовать его вечно и умереть от него, чтоб он был последним моим чувством.

И естественно, я хотел об этом всём рассказать.

Каким чудом я смог удержать язык за зубами, одному богу известно, и сегодня он был точно на моей стороне, раз я ещё жив.

— Я же говорил, что всё будет нормально, — подмигнул мне Малу.

— Д-да, нормально… — пробормотал я, боясь сболтнуть чего-то лишнего. Очень боясь, потому что каждая мысль в моей голове казалось очень серьёзной и требующей более детального обсуждения.

Например, я хотел серьёзно обсудить с Малу, спит ли он с Сиренью или нет, ведь от их отношений зависела целостность нашей группы. Тот же вопрос буквально вертелся на языке о Малу и Алексе, так как их отношения меня настораживают. Почему они так нормально общаются и как познакомились? Может дело не только в умении Алекса находить общий язык?

Но я сдерживал себя. Я даже не знаю, что было хуже, неожиданный поток вопросов без ответов или боль? Ещё и кайф смазывал всё, мешая здраво мыслить. Я всегда хотел знать как можно больше, и кокаин только усугубил это. Хотя, по правде, мне просто хотелось поговорить, а не узнать, спит Малу с Сиренью или с Алексом.

А может со Стрелой? А у них там целая банда…

Матерь божья, куда мы направляемся?!

— Э-э-э… Тара? Ты чего? Какой-то ты напряжённый, — посмотрел на меня внимательно Алекс.

— Член.

— Что? — это уже и Малу ко мне обернулся. Сирень была более многословной.

— Чего, блять? Ты чего несёшь, Тара?

— Мы едем… на член клана? — смог я объяснить ход своих мыслей.

— В смысле, к члену клана? — перефразировал Малу. — Блять, я уже думал, ты того… Да, к нему едем, хотя он и не один из солдат. Просто помощник Стрелы.

Но нет, Малу, ты услышал меня правильно. Мы туда приедем, и понеслась…

Однако его объяснение меня тоже устраивало. Вон как все облегчённо вздохнули.

Пока я разглядывал улицы города, мне постоянно попадались на глаза девушки. Брюнетки, блондинки, с зеленоватыми, с синеватыми волосами, с красными, изумрудными... Кто-то был вообще с белыми, как снег. Хм… у Сирени на лобке такой же цвет, как и на голове? Я хочу знать, а то вдруг она крашеная…

— Сирень…

— Чего?

— У тебя на лоб… лоб… — слова застряли у меня в горле, потому что до меня дошло, что я собираюсь её спросить.

— На лбу что-то? — она тут же выкрутила зеркало заднего вида на своё лицо. — Да чисто всё… Так, а у него не глюки?

— Эм, а как узнать? — не понял Алекс.

— Спроси его, идиотина.

— Блевотина, — хихикнул я. — Прости, меня… немного несёт.

— Да я вижу… — внимательно осмотрел он меня.

Мне захотелось прикрыться и закричать, чтоб он не смотрел на меня так пристально, а шёл к Малу. Это с ним он язык общий нашёл… Язык, один на всех… один передаёт свой язык другому, чтоб тот…

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от этой картины. А потом захотел закрыть Сирени глаза и спросить: «Угадай, кто?».

На дороге в городе в оживлённом потоке. Сделай мне кто-то такое, я бы спросил:

— Долбоёб?

Все молча покосились на меня. Даже Сирень, но только через зеркало заднего вида.

— Я про того человека, похожего на библиотекаря. Сейчас неожиданно вспомнил, как он кричал на меня. Теперь уже не покричит.

Малу хохотнул.

— И точно, помнишь, Сирень? Я думал, он от злости обблюётся рядом.

— А что там произошло? — оживился Алекс.

— Да там на Тару…

И он принялся рассказывать Али, что произошло в той злополучной комнате, а мне оставалось радоваться, что меня ещё не унесло. Даже головой понимая этот факт, что я под кайфом, контролировать себя не удаётся, так как откровенно тупые мысли шифруются под очень умные, что конкретно мешает мне.

Но скорее это связано с тем, что я просто после дела перевозбуждён и напряжение находит выход через разговоры, а кокаин в крови сбивает все тормоза. Как говорят, выговорись, и полегчает.

Мне полегчает, когда меня отпустит.

Потому, когда всё пошло на спад, я даже не мог описать своё облегчение. Мои мысли были моими мыслями, а тупые вопросы наподобие как связаны Алекс и Малу сошли на нет. Но с этим вернулась и боль, однако это, как по мне, было намного лучше.

Но если я думал, что на этом всё закончилось, то сильно ошибался. Проблемы и не думали заканчиваться. Они были не такими масштабными, как те, что мы встретили у банды, но приятного было мало. Упёрлось всё в Стрелу, а если быть точнее, в деньги, которые он хотел получить.

Не наши, за оружие.

— Послушай, — пытался держать себя в руках Малу. — Речь шла о наркоте. Я тебе принёс всё, что там было, даже свёртки. Нам всё остальное, включая стволы.

— Речь шла про деньги, Малу. Деньги ваши, без пиздежа, но стволы нихуя вам не принадлежат.

Мы были в автомастерской, точнее, в комнате для персонала. Небольшая грязная комнатка, где отдыхали рабочие. Кроме нашей команды и Стрелы, здесь было ещё трое его мужиков. Сама автомастерская находилась около индустриального района напротив жилых массивов, но с другой стороны от того места, где мы в прошлый раз брали микрик дезинсекции. Здесь было очень много всяких автомастерских, моек, магазинов для машин и прочей техники, что могла понадобиться людям. Можно сказать, небольшой автомобильный городок. Как я понимал, часть магазинов принадлежала непосредственно клану Хасса.

— Ты привёл жирного, говоришь, чтоб его подштопал мой человек, но кто платить будет?

Надо было спрятать стволы до приезда к нему. Я это понял, но уже когда мы вошли сюда. До этого меня занимали наркотический кайф, а потом боль. Проговорился, кстати говоря, Малу. Мельком упомянул, что взял денег, что там были, и ещё по мелочи. Но именно к этой мелочи и прицепился Стрела. Отнекиваться было бесполезно, так как он мог спокойно отправить своего человека проверить сумки, что были в хетчбэке.

А устраивать пальбу с ним прямо здесь…

— Я дам часть стволов, без проблем. Но не все.

— В смысле не все? Малу, ты кое-что не догоняешь. Эти все стволы принадлежат нам, — подошёл он к нему практически вплотную.

— Да с чего вдруг!? — подключилась Сирень. — Мы выполнили твою работу. Пригнали товар, а ты с нас всё до последней нитки сдираешь!

— Послушай сюда. Я сделал вам одолжение, дал заработать. Я мог и не давать вам эту работу.

— И мы сделали её. Отдали всё, что вы просили! Ты просто сейчас, пользуясь своим положением, пытаешься нас кинуть!

— Сбавь свой лай, хвостатая, — оскалился он, нетонко намекая на её реальную сущность, и подошёл к ней ближе. — Я пользуюсь своим положением? Возможно, возможно… Но не ты ли приползала ко мне на коленях, чтоб я использовал своё положение и помог тебе с сестрой? И заметь, я не просил денег, — он, я бы сказал, нежно взял её за край подбородка и приподнял голову к себе, так как она была ниже. — Я лишь взял то, что ты могла дать на тот момент, хотя мог получить то же от любой шалавы и куда более качественно.

— Я тебе не шалава, — зарычала она и попыталась вырваться, но Стрела не дал ей этого сделать, ухватив одной рукой за попу, а другой за шею. Мне казалось, что она сейчас ему плюнет в лицо. Это было бы полное фиаско. Случись такое, и у меня есть подозрение, что здесь была бы бойня.

Малу было потянулся к нему, но защёлкали предохранители у сопровождающих Стрелу.

— Не стоит, Малу. Не порть наши отношения из-за какой-то бабы, которая только и может, что пиздеть, когда её не спрашивают, да сосать.

— Я лишь хотел сказать, что мы не правы. Забирай стволы, — эти слова были настолько натужными, что буквально выдавливались из голосовых связок Малу, хоть тот и пытался это скрыть.

— Ты забыл сказать волшебное слово, — посмотрел на него Стрела.

— Пожалуйста, — попытался тот как можно спокойнее ответить.

— Ладно. Ладно, — тут же отпустил он Сирень, которая буквально отскочила от него, отряхивая себя. — Неужели ты думаешь, что я что-то ей сделаю? Да боже упаси, ничего подобного. С ней лучше иметь более… деловые отношения, а такое оставить профессиональным шлюхам. Хотя ей бы не помешало не лезть в чужие дела и уважать тех, кто даёт ей работу. Любую.

— Я не шлюха, — утробным голосом, словно рыча, повторила Сирень.

— Но речь не про это. Как говорят, один раз — не пидарас. Это была сделка, и я не считаю тебя шлюхой, Сирень, — миролюбиво поднял он руки. — Я про другие работы, о которых никто не знает и которые я всецело храню в тайне.

Трое за его спиной до сих пор держали пистолеты в руках, пусть и не целились в нас. Это немного… пугало, по крайней мере меня. Не самое приятное ощущение, осознавать, что твоя жизнь может решиться буквально одним словом. А сейчас, учитывая обстановку, такое вполне возможно.

Вдвойне обиднее умереть после того, как ты пережил бойню в другом месте.

— Я знаю, Малу, что ты злишься, но… — он внимательно посмотрел на него. — Это я дал тебе заработать. То, что я не знал про стволы, ещё не значит, что теперь их можно забрать. Если бы я знал, то сразу бы сказал, чьи они будут. Это был мой клад, и я устанавливаю границы того, что можно взять, а что нет. Поэтому не надо сейчас пытаться мне пиздеть про честность. И тем более, держи свою сучку под контролем. Твоя команда — твоя ответственность. Пусть берёт пример с жирного. Ты понял?

— Да, — очень тихо ответил Малу. Его плотно сжатые кулаки были напряжены, а взгляд дырявил пол.

— Я не расслышал, — с лёгким наездом переспросил его Стрела.

— Да, я понял, — повторил тот громче.

— Вот и отлично. А теперь можете отвести своего дружка к доку. Я сообщу ему о пациенте. Бабки, как и договаривались, вы забираете. Можете взять дозу кокса, чтобы отпраздновать. Наркоту и стволы мне. Есть ещё вопросы?

Вопросов не было. По крайней мере у меня и Алекса. Зато были вопросы у Малу, причём к Сирени.

Едва мы вышли из автомастерской на задний двор, где стояла машина и никого не было, как Малу резко развернулся и залепил оплеуху Сирени. Хлопок, как щелчок хлыста, разлетелся по небольшому дворику, заваленному мусором. Не ожидавшая такого Сирень рухнула на землю, в пол-оборота, с непонимание и слезами на глазах взглянув на него.

— Малу? — жалобно пробормотала она, глядя ошарашено на него.

Но он лишь стоял над ней, глядя с какой-то безразличностью, словно ему было плевать. Или он старался держать себя в руках.

— Я рву жопу, чтоб у нас было хорошо всё, Сирень. Но ведь я не лезу в твою личную жизнь, не говорю, что тебе делать, не говорю, как себя вести? — осведомился он.

— Я… я не понимаю… — пробормотала она.

— И я не понимаю, какого хуя ты лезешь туда, куда тебя, блять, не просят! — рявкнул Малу.

— Но деньги… он же хотел кинуть нас…

— И ты, блять, решила, что самая умная?! Ты вообще охуела, Сирень?! Ты понимаешь, что можно, а что нельзя?!

Он едва не орал, сдерживаясь. Пусть я и не был сторонником насильственного воспитания, но мог понять Малу. Есть вещи, в которые мы не должны вмешиваться. Я понимал причины поведения Сирени, но я так же понимал, что у неё язык без костей. И если Алекс умеет им управлять, то вот она стучит им, как молотом. Однажды она может нас просто подставить.

Глава 20

Свидетелями разбора полётов, кроме нас, были только две кошки, что сидели на мусорных баках и встревоженно смотрели на нас.

— Я хотела поддержать тебя…— то ли от испуга, то ли от обиды, но Сирень заплакала. — Он же кинуть нас хотел! Малу, я просто…

— Сука ты тупая! — едва не заорал он, перебив её и заставив вздрогнуть. — Какого хуя ты лезешь туда, куда тебя не просят!? Я чо просил?! Парни, я просил?! — обернулся он к нам.

— Нет, — покачал я головой.

— Нет, Малу, — покачал головой Алекс. Он пока не влезал, и это значило одно — воспитательный процесс.

— Я блять не просил! Или, по-твоему, у нас троих проблемы с памятью?! Отвечай мне!

— Н-нет… — очень тихо пробормотала она, всё так же сидя на земле.

— Так блять что ты творишь?! Ты понимаешь, что за твои ошибки отвечаю я?! Я! Ни ты, ни кто-то ещё, а Я! Я, блять! Ты сказала, а мне за твой базар отвечать, ведь ты в моей команде! Ты ебанулась! Ты, сука, чо творишь?!

— Я просто…

— Вот именно, что просто! Да он выебет тебя, и всё, тупая дура! Убьёт нахуй за такие слова! И мне потом унижаться, просить прощения, отдавать всё, только чтоб спасти твою задницу! Попиздеть ей захотелось! Я мог с ним сторговаться хотя бы немного, а вместо этого едва не ботинки блять лизнул, чтоб тебя не тронули! Ты, пизда, понимаешь, что натворила?! В следующий же раз нас нахуй расстреляют прямо там, и только из-за тебя!

— Прости меня… — заплакала Сирень.

— Я тебя, сука, каждый раз пытаюсь вразумить, но ты, блять, просто непробиваемая! Просто дура! А потом мне прикрывать тебя! Или ты решила с сестрой распрощаться?! Или хочешь, чтоб всё твоё тайное стало явным?! Он же молчит блять пока, потому что договорились об этом! Я тоже встрял за тебя, дура!

— Прости меня… прости, я просто хотела поддержать…

— Бля-я-я-я-я-я… — выдохнул он тихо, повернувшись к ней спиной. Походил так минуту, прежде чем продолжил. — Если о себе не думаешь тыквой, подумай о сестре. Кто её кормить будет, идиотка? А мы, нас из-за тебя тоже могут кокнуть. Из-за твоего языка.

— Я… я дура… мне так жаль, что я… просто хотела поддержать тебя… прости меня, пожалуйста… — размазывала она сопли по лицу.

— Вот же дура… — выдохнул он, после чего повернулся к Алексу. — Оттащи ему стволы и наркоту, и покончим с этим. Уже нихуя не выторгуешь. Не после того. Что Тара, ты как, держишься ещё?

— Пока да, — надо бы сказать, что чем больше мы тянем, тем больше у меня шансов умереть от заражения, но я решил промолчать. Сейчас это было очень невовремя, так как нас чуть не постреляли прямо в той комнате.

— Отлично, сейчас заглянем к доку, — он подошёл к Сирени и протянул руку, после чего рывком поднял её на ноги. — Думай о том, что говоришь, дурында. Однажды ты можешь договориться до беды.

— Прости…

— Утри слёзы и за руль. А то Тара ласты склеит.

Всю оставшуюся дорогу Сирень была удивительно тихой и смиренной. Однако мне было интересно, сколько она вот так продержится. Не верю я, что такие, как Сирень, меняются по щелчку пальцев.

В конечном итоге, как после этого выяснилось, мы утащили сто двадцать одну тысячу долларов. Много ли это? Действительно ли стоило того, чтоб убить столько человек и обрушить здание? К сожалению, я знал ответ. Знал его до того, как пошёл на дело, ещё на стадии его планирования. И подтвердил это, беря эти деньги.

Да. Оно того стоило.

Мы получили достаточно денег. В схроне было отнюдь не мало и скорее всего должно было пойти у бандитов на закупки товара и взятки. Или же они самоуверенные дебилы. А может это было самое безопасное место для денег.

В любом случае, когда мы поделили, каждому досталось по двадцать девять тысяч шестьдесят баксов, кроме Малу. Он забрал тридцать две, так как использовал свои деньги для того, чтоб прикрыть фальшивки и купить весь этот пенопласт с коробками.

Почему все получили поровну, хотя кто-то делал больше, а кто-то меньше? Его тактика была проста. Мы — команда. Сегодня кто-то делает одно, а завтра другое. И решать, кто сделал больше, а кто меньше — дело неблагодарное. Нет же никакой сетки, чтоб решить, почему ты получишь именно столько. А потом ссоры, крики и так далее. Потому все получали одинаково, зная, что завтра уже кто-то другой может лезть под пули, а кто-то просто караулить.

Я не жаловался ни на что. Первый раз столько денег держал в руках и не мог поверить, что их действительно так много. Две полные пачки и ещё одна без мелочи. Просто вау… Я держал их в своих руках, не веря, что у меня действительно столько на руках. Этого не хватит на операцию, увы, нужно куда больше, но лекарства, которые подавят приступы с импульсом, самые дорогие, вполне смогу позволить. При условии, что потом ещё будет какое-нибудь подобное дело.

Я об этом думал всё это время, за исключением того момента, когда меня привезли к доку.

Обычный степенный мужчина семидесяти с копейками лет, который помог мне с ранами. Он жил в своём доме. Небогатый район, но и не наши одноэтажные коробки. Такой классический американский домик, как я бы сказал, с задним двориком. И в подвале у него была как раз-таки операционная, куда меня и привели.

Он не спрашивал ни о чём, лишь занимаясь моими ранами, словно только они для него и существовали. Обработал, обколол, промыл чем-то. Из плеча вытащил пулю, после чего ещё ковырялся там своими щипцами, проверяя, не забилась ли туда грязь или остатки одежды, после чего обколол её, продезинфицировал и перевязал.

То же самое касалось и живота, хотя волновал он меня куда больше, чем плечо.

— Повезло, молодой человек, — успокоил он меня. — Пуля прошла через ваши жировые отложения. Органы целы, всё чисто.

— А почему так больно? — пробормотал я, когда он мне чистил рану.

— Мышцы зацепило слегка. Пуля имеет и кинетическую силу, которая тоже наносит немало повреждений. Будет, естественно, болеть. Ещё бы немного правее, и вам бы зацепило брюшину. А там кишечник, ну и сами понимаете. Подобное было бы очень сложно вылечить в обычных условиях. Я бы сказал, что с плечом вам повезло куда меньше, чем с животом.

— Значит, всё нормально?

— Да. В вашем случае именно так. Я напишу вам, какие антибиотики, мази и таблетки надо купить. Плюс менять повязки дважды в день стерильными бинтами и обрабатывать антисептиком, чтоб избежать заражения и нагноения.

— А сшивать рану?

— При огнестрельных не сшивается. По крайней мере в первые дни. Но у вас раны довольно чистые, — он отошёл от меня, стягивая перчатки. — Сами скорее всего стянутся. Не могу сказать, насколько всё будет хорошо, но пока что всё выглядит неплохо.

Ну хоть не умру, и то хорошо.

И пока из меня вытаскивали пулю, чистили раны, обрабатывали всё, по телевизору в углу этой операционной крутили каких-то расфуфыренных девушек. Все модели, красивые, яркие и, как бы это ни звучало странно, сочные. Смотришь на них и понимаешь, что тебе такая не светит.

Но меня посетила другая мысль — пока они радуются жизни, купаются в бассейнах, ходят на вечеринки и радуются жизни, мы грабим и убиваем. Буквально одна планета, один временной промежуток, это может даже происходило одновременно, но ситуации словно из разных миров. Телевизор показывал то, что слишком резко отличалось от реальности вокруг меня.

Даже не верилось, что такие вещи, настолько противоположные, могут быть в жизни. В моей голове это было похоже на два разных мира — их и наш. Их светлый, чистый, полный денег и счастья. Наш грязный, подлый и полный ненависти. Мы живём на одной земле, и всё же в разных плоскостях. И чем больше я смотрел на телевизор, тем больше мне казалось, что у них действительно другой мир.

Не буду врать, что я бы хотел в такой же мир.

Уже придя домой с невозмутимым лицом, словно ничего не произошло, я узнал,что же мы смогли учудить в том доме.

Все городские новости и даже новости страны по телевизору только и твердили об этом. Все радиостанции города без устали обсуждали случившееся. И все гадали, теракт ли это, бандитская разборка или просто взрыв какого-нибудь газового баллона.

В сумме погибло, как сообщили по новостям, тринадцать человек. Десять мужчин и трое женщин. Как я понял, один мужчина и трое женщин как раз-таки находились в квартирах выше, когда всё обвалилось. Отсюда я сделал вывод, что ещё девять — бандиты, которые погибли в перестрелке с нами.

Чуть позже по этим самым новостям сообщили, что только двое скончались не от обрушения, а от огнестрельных ранений, из-за чего основной версией стала перестрелка между двумя враждующими группировками. Ещё семеро погибли при взрыве.

Ещё больше информации я узнал, когда пришёл отец. Он был всегда немногословным и спокойным. Однако сейчас он выглядел очень уставшим.

— Аврал на работе, — объяснил он, когда мы сидели за ужином. — После этого взрыва… всех просто на уши подняли и теперь гоняют по городу в поисках виновных. Всё перекрыто, всех шмонают, везде посты. Стоишь в бронежилете с автоматом весь день, останавливаешь всех подряд. Хоть на улице не жарко, и на том спасибо.

— А что случилось-то? — спросил я невзначай. — По новостям сказали, что теракт.

— Не теракт, телевизионщикам лишь бы шум поднять и всех напугать. Перестрелка случилась. У них была взрывчатка, видимо, пуля попала в неё. Там ещё несколько раненых после взрыва есть, но они толком ничего и не говорят, кроме того, что просто мимо проходили.

— А я слышала взрыв, — похвасталась Натали. — На работе была и услышала этот раскат, только он далеко был, думали, что может кто фейерверки пускает.

— Я тоже слышала, — кивнула мама. — Только… в нашем городе, подумать только. И такое творится…

— Словно какие-то гетто в Южной Америке, — поддакнул я, уплетая ужин. — А ещё что интересное говорят?

— Говорят, что грузовик отъезжал перед взрывом. А потом нашли примерно такой же, но сгоревший, на окраине города, — ответил отец. — Вот, ждём, когда и это в новостях скажут. Растрезвонят всем, лишь бы поднять рейтинг и мешать работать.

— И что, никаких следов, что ли? Ведь ДНК там, волосы, кровь… — с безразличием предположил я.

— Ага, это только в фильмах всё сразу находят, — вздохнул он. — Если бы в жизни точно так же всё быстро находили… было бы просто чудесно.

Значит, пока чисто. Ну и хорошо, не очень хотелось, чтоб родной отец меня ещё схватил за подобным. Не то что я сомневался в чистоте нашей работы, просто хотелось всё узнать от глаз, скажем так, наших соперников — полиции, которая, естественно, будет идти по нашему следу. Но как видно, пока нам можно было не беспокоиться.

За весь ужин я старался не смотреть на Натали, которая буквально стреляла в меня взглядом. Её серьёзное выражение лица прямо говорило о её подозрениях. Неужели она думает, что я бы стал в подобном участвовать? Вон, значит, какого плохого обо мне мнения.

Жаль, что она полностью права, хотя могла бы и больше мне доверять.

Естественно, Натали ничего не сказала за столом и даже не намекнула на это. Лишь дала понять мне, что она догадывается. Каким образом она смогла соединить меня и тот взорвавшийся дом — непонятно. Можно сказать, я слишком далёк был от таких дел. По крайней мере в её понимании должно было так быть. Но после ужина я уже предвкушал разговор по душам.

То же самое касалось и Наталиэль. Она тоже не ленилась лишний раз пройтись по мне очень серьёзным взглядом, не обещающим ничего хорошего. Однако, как и Натали, ничего тоже не говорила.

Хотя стоит ли удивляться, что они обе в курсе? Знает одна — знают обе.

Однако меня расстраивало то, что мои дела постепенно сказывались и на семье. Конкретно, на сёстрах, которые были в курсе дел. Не полностью, но им и этого полностью хватало. Я не был слепым и видел это, видел их молчаливое неодобрение и волнение, в первую очередь, за меня. Я хотел, чтоб они знали как можно меньше, но что Натали, что Наталиэль удивительным образом чувствовали что-то.

Потому, как я и предполагал, они пришли ко мне. Уже под ночь, когда все ложились спать. Вернее, ложились спать мы, а у мамы была ночная смена. Отец же поехал обратно в участок, так как сегодня, как они выразились, работают на все сто.

То есть дома были только мы втроём.

— Если хотите мне что-то сказать, то говорите сразу. Ваш целеустремлённый настрой заставляет меня чувствовать себя жертвой, — сказал я, когда дверь за моей спиной открылась.

— Мы хотим с тобой просто поговорить, Нурдаулет, — произнесла Наталиэль. По имени? Значит, простым этот разговор точно не будет.

— Хорошо, я не против, — обернулся я к ним.

Сразу двое. Решили, видимо, брать штурмом меня. Молодцы, ничего не скажешь… Как говорится, сила в единстве, а я большой, тут одна меня не возьмёт. Я даже догадывался, что они могут начать выпытывать из меня, потому был готов к обороне. Куда больше меня интересовало то, что у Наталиэль одна из рук была за спиной, словно она что-то от меня прятала. Только интересно, что именно.

— Ты ведь нам ничего не хочешь рассказать? — спросила Натали.

— О своей увлекательной и интересной жизни в классе? Нет, боюсь вас усыпить своими историями.

— Даже так? Хорошо, тогда может что-то интересное расскажешь по поводу твоей внеклассной деятельности?

— Тоже ничего интересного, — пожал я плечами.

— И сегодняшнее — не твоих рук дело? — подошла к главному вопросу дня Натали. — Я не хочу ругать или осуждать тебя и даже не собираюсь это делать. Просто скажи мне правду.

Даже не собираюсь? Это звучит как одолжение.

— Такое? Да ты чего? Нет конечно, — покачал я головой и развёл руки в стороны. — Я похож на террориста или убийцу?

— Ты похож на моего дурного братца, который думает, что самый умный, — парировала Натали. — Ты можешь поклясться, что ты к этому не причастен?

— Конечно, клянусь.

Как говорят, это лишь ложь во спасение. Я не хотел впутывать в эти дела семью. И чем они меньше знают, тем лучше. Более того, если бы они совсем не знали, то было бы вообще здорово. В первую очередь потому, что я хотел уберечь их от всего того, во что ввязываюсь сам. Но деньги в семью как-то вносить надо. Не могу же я подойти и сказать, что нашёл на улице вот эти несколько тысяч, верно?

Но кажется, их это не убедило. Потому что Наталиэль как-то криво улыбнулась, смотря на меня укоризненным взглядом, словно говоря: «Ты лжёшь».

— Тогда что это?

И вот тут я практически получил удар под дых. Я всё думал, что она прячет за спиной.

Наталиэль протянула руку, в которой держала пистолет. Тот самый «Глок 17», который я прибрал в той комнате. Только какого чёрта он у них в руке, а не в моей комнате?!

— Это муляж, — не моргнув глазом, соврал я.

— Муляж? — сделала она удивлённое лицо, разглядывая его.

— Верно. Правда, не мой. Игрушка.

— Вот оно как… Просто игрушка, да? — покрутила она его в руках, интонацией показывая, что убедить мне её не удалось.

— Да, — кивнул я сдержанно.

— И патроны в нём ненастоящие… — она продолжала разглядывать его, пока Натали молча смотрела на этот цирк, облокотившись на стену и скрестив руки на груди.

Патроны? Так… а… я заряжал его? Я его показал Малу, это точно. Тот сказал оставить себе, вдруг пригодится, но… заряжен? А если его зарядили для меня? Я же… Я его точно не проверял. Если там есть патроны… Или лжёт? Лжёт или нет? И всё же…

— Слушай, это просто муляж, к тому же, не мой. Я лишь хотел сделать подарок другу. Потому ты не могла бы вернуть его мне? — протянул я руку. Сейчас моя ладонь неожиданно покрылась потом, как и мой лоб.

— Зачем? Это же просто муляж, — посмотрела она на меня. — Это просто игрушка. Я же всегда была аккуратна с вещами. Хочу посмотреть такой… подробный муляж.

— Ну смотри, конечно… только не сломай его, — глядя на сестру с пистолетом, у меня всё внутри холодело.

— Не беспокойся. Хотя… если он ненастоящий, то я могу сделать и вот так, верно? — улыбнулась она неестественно холодной для себя улыбкой и приставила его к собственному виску.

Глава 21

Хочу признаться, вы молодцы, подготовились. Только…

Только такое уже перебор. Смысл было рассусоливать, если мы оба знаем, что она не выстрелит? По крайней мере я очень на это надеялся. Поэтому, чтоб лишний раз не травить душу и не растягивать этот цирк больше положенного времени, я твёрдым шагом подошёл к сестре, которая даже успела немного напрячься. На мгновение я даже испугался, что от моих действий Наталиэль может нажать на курок.

Протянул руку и отобрал пистолет. Иногда мне кажется, что демократия и свобода слова — это происки дьявола, который играет на наших нервах.

Наталиэль посмотрела на меня укоризненным взглядом, буквально отчитывающим.

— Что такое? Он же ненастоящий, так ты сказал.

— Всё верно, — невозмутимо, даже не подав вида, что волнуюсь, ответил я.

— Тц… — только и выдавила она из себя. — Вот тебе и поклялся…

Я же быстро проверил магазин, отстегнув его…

Пусто.

Заглянул в патронник.

И там пусто.

Так и знал… И всё же я услышал собственный вздох облегчения. У меня даже слов не было, чтоб высказать то, что я сейчас думаю об этом. Причём я не злился на Наталиэль, совершенно нет. Слова мне были нужны, чтоб высказать, как же у меня ёкнуло, когда я подумал, что он может быть вполне заряжен. Эта… эта… иди… любимая сестра сейчас едва не остановила мне сердце.

— Значит, это был ты, так? — спросила она меня. — Тот дом, это был ты, не так ли?

Натали и Наталиэль решили сыграть в сыщиков? Приплести меня к тому, чего боятся? Хотя вряд ли, они из тех, кто что-то всегда чувствует: сердцем, душой, а может импульсом, но чувствует. Поэтому… нет, они наверняка знают что-то. Просто потому что это они, хотя я не могу объяснить и у меня нет доказательств.

— Нет, не так. Пистолет мне дали, — ответил я.

— Нурдаулет, мы чувствуем, когда ты лжёшь, — сказала уже Натали. — Зачем?

— Зачем что? — недовольно посмотрел я на неё.

— Зачем ты лжёшь нам?

— Потому что вы лезете не в своё дело. Кто вообще вам разрешал заходить в мою комнату? Рыться в моих вещах? — вот теперь я начал злиться. Они отчитывают, обвиняют, хотя конкретных доказательств у них нет.

— А лучше, если бы мать зашла и увидела торчащий ствол пистолета из твоих вещей на кровати?! — вскинулась Наталиэль на меня. — Ты не глупой вроде, но головой вообще не думаешь! Зачем ты его притащил?!

— Мне не нужно ваше разрешение на это, — ответил я холодно.

— Не нужно? Отлично! Давай тогда сразу и наркотики таскать к нам с оружием или чем ты там занимаешься на улице! — подняла голос Натали. — Давай краденое в нашем доме складывать!

Нечто похожее мне однажды говорила мама, только тогда я принёс раненого воробья. Стоит ли удивляться, если они её дочери?

— Не перегибай, я притащил пистолет, к тому же разряженный.

— Но пистолет! Таким вещам не место в доме!

— И что?

Они обе смолкли. Смотрели на меня так, словно не могли узнать. Но и я не мог понять, что такого сделал им, что они так взъелись. Пистолет? И что? Да, я принёс его, но без патронов! И что теперь?

— Ты не понимаешь, — тихо произнесла Наталиэль.

— Совсем не понимаешь, — повторила за ней Натали.

— Нет, ни капли, — кивнул я.

— А мы понимаем, — Натали не сводила с меня глаз. — Ты слишком заигрался на этой работе, раз не видишь элементарных вещей.

Заигрался?

— Заигрался? Серьёзно? — у меня дёрнулся глаз. Как и вся нервная система, из-за чего я рассмеялся. Не громко, но успокоиться мне удалось не сразу. — Значит, вот как вы это видите? Игра? Шутки? Что мне весело, и я ТАЩУСЬ ОТ ЭТОЙ ЖИЗНИ?! — заорал я под конец и швырнул пистолет в стену. Из-за того, что та была из гипсокартона, он оставил в ней видимую вмятину.

— Тогда ты зачем вообще влез?! На кой чёрт ты полез туда?! — подняла голос Наталиэль, уже сама готовая сорваться.

— На кой чёрт? Да вот на этот! — я подошёл к тумбочке, вытащил оттуда деньги и швырнул ей в грудь. — Или, по-твоему, твои лекарства из воздуха появляются?! Думаешь, я ради прикола лезу под пули?!

Вновь молчат. То ли берут перерыв для новой атаки, то ли обдумывают сказанное.

— И всё же это был ты, — безапелляционным и неумолимо холодным голосом произнесла Натали. — Ты там был.

— Был, и что? Пойдёшь и расскажешь маме? Или может папе? — оскалился я. — Ну так давай, беги, рассказывай им, сразу прихвати с собой эти деньги, как доказательство. Меня засадят, а сестра умрёт. Ведь так будет правильно, да?

— Не смей прикрываться мной, — этот полный угрозы и холода голос был уже от Наталиэль.

— Я не прикрываюсь. Я говорю так, как оно будет, — так же холодно ответил я. — Я сяду может на десять, а может на двадцать лет. Но тебе встретить меня уже не придётся. А Натали будет очень счастлива, да?

— Я не о себе беспокоюсь! — прикрикнула Натали.

— Тогда, блять, о ком!?

— ДА О ТЕБЕ, БЕЗМОГЛАЯ ТЫ ДЕТИНА! — заорала она со слезами на глазах. — ТЫ ТУПОЙ ИДИОТ! МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ТО, ГРЯЗНЫЕ ЭТО ДЕНЬГИ ИЛИ НЕТ! МЫ БОИМСЯ, ЧТО…

Она отвернулась и громко расплакалась, спрятав лицо в ладонях.

— Мы боимся, что в следующий раз вместо тебя придёт отец и скажет нам, что тебя больше нет! — продолжила вместо неё Наталиэль. — Ты не понимаешь, что мы чувствуем. Мы не хотим, чтоб тебя застрелили на улице где-нибудь, как этих придурков, наркоманов и бандитов! Каждый день молюсь богу, чтоб этого не произошло!

— Зря молишься, Бога нет.

— Есть!

— Тогда где он?! — оглянулся я. — Где твой бог?! Где его долбанная помощь!? Никакой помощи! Боже, порази меня молнией, если я не прав! — поднял я голову к потолку, разведя руки. — Если я не прав, долбани своей молнией в меня или хотя бы выруби свет в этой комнате! — простоял так несколько секунд, после чего посмотрел на Натали. — Видно, его нет дома. Или вообще нет.

Наталиэль смотрела на меня, поджав губы.

— Ты даже не представляешься, как нам тяжело из-за того, что ты делаешь.

— О Боже, как вам тяжело, наверное, да?! — это уже у меня начало внутри всё гореть. — Это не то, что якшаться с самыми низами общества, лезть под пули, терпеть тех, кто семь раз на дню мочит или насилует, и при этом делать вид, что нихуя вокруг не происходит! И мне, блин, всего шестнадцать! Так что простите меня, что я не оценил вашу сверхважную и сложную работу! Перетрудились, наверное?! Вам может чая принести?!

— Тогда какого чёрта ты лезешь туда!? Я тебя ни о чём таком не просила! Ради этих долбанных денег?!

— Да! Ради этих сраных денег! Ради того, чтоб купить эти сраные лекарства, которые нихуя не помогают! Чтоб ты могла жить!

— Я не просила тебя об этом! — закричала она. — Кто тебя просит лезть туда?!

— То, что ты моя сестра?! То, что я тебя люблю и мне не плевать?!

— И что теперь?! Это я болею! Я умираю, а не ты!

— Тогда почему бы тебе просто не умереть и не мучить нас больше!? — закричал я в ответ до того, как подумал, о чём вообще говорю.

Меньше всего я хотел ей сказать… правду. Правду о том, что как бы я ни любил её, но всё же устал ждать страшной новости.

Проблема не в том, что кто-то хочет чьей-то смерти. Проблема в том, что ты любишь человека очень сильно, но понимаешь, что тебе самому прочности уже не хватает. Больно так сильно, что ты перестаёшь думать о чём-либо ещё, кроме как о боли. И понимая, что в принципе уже ничего не исправить, надеешься, что он умрёт как можно быстрее. Был бы хоть шанс, и ты бы боролся, но когда их нет…

Бывает, что человек умирает и ты желаешь ему смерти, чтоб он перестал мучиться. Но сейчас несколько другое.

Наталиэль дёрнулась, как от пощёчины. Она смотрела на меня таким ошарашенным взглядом, которого я никогда ещё не видел. Её рот раскрывался, как у рыбы, которой не хватает воздуха, когда она пыталась что-то сказать. Но ни единого звука из неё не вылетело.

Она просто развернулась и выскочила из комнаты, оставив меня и плачущую Натали одних.

И почему я не удивлён, что это произошло? Может потому, что за эти два месяца всё накопившееся в нас дерьмо и страхи должны были найти выход? За два месяца переживаний и волнений. Это просто не могло пройти бесследно.

Они волнуются за меня, но почему они не хотят понять, что я боюсь куда больше их самих? Они говорят, что им не нужно это, но почему тогда я должен тоже страдать? Почему не пойдут мне навстречу и просто не поддержат? Не говорю поддерживать меня в таком деле, а именно меня самого? Мне ведь тоже сложно этим заниматься…

— Ну и чего вы добились этой акцией? — спросил я устало. — Это того стоило? Слёзы, обиды…

— Что ты делаешь?.. — пробормотала Натали, глядя на меня мокрыми глазами. — Что же ты творишь…

— Я творю то, что приходится, — ответил я, стараясь взять себя в руки.

— Ты не понимаешь, как сильно делаешь нам больно? — всхлипнула она, глядя на меня.

Я хотел ответить. О да, как же мне хотелось ответить ей, как можно больнее ударить словами в ответ, потому что они сами ничего не хотят понять.

Но это не решит проблему, лишь усугубит всё ещё сильнее. Единственный способ сейчас во всё разобраться и расставить точки над «i», это поговорить спокойно и объяснить то, что, скорее всего, не видят они.

— Ты говоришь, что я не понимаю, как вам больно и страшно. Вот вы волнуетесь, а я не думаю о вас. Но тогда каково мне? Каково мне самому, Натали? Я ухожу к чёрту на куличики, общаюсь с такими людьми, что хочется убить их. Вижу то, что предпочёл бы не видеть. Мне постоянно страшно. Почему вам не понять, что я чувствую? Не прислушаться к моим переживаниям?

— Мы прислушиваемся…

— А потом устраиваете это? Я приезжаю домой, но встречаю обиды, ругань и непонимание. Там хреново, но и здесь не лучше, потому что вы на пару начинаете меня пилить, и это вместо того, чтоб если не поддержать, то хотя бы понять.

— Ты можешь не заниматься этим, — тихо сказала она.

— Тогда скажи, что хочешь смерти Наталиэль. Давай же, Натали, скажи это.

— Я не хочу выбирать… — всхлипнула она.

— Но приходится. И если у меня есть все шансы выйти сухим из воды, но при этом заработать деньги, которые так необходимы нам, то у неё таких шансов нет.

Молчит. Плачет.

Я вздохнул.

— Я знаю, как вам тяжело. Знаю, как вы волнуетесь, потому что я, собственно, так же волнуюсь о Наталиэль. Волнуюсь, что в следующий раз никто мне уже не позвонит или позвонят, но уже с плохой новостью. Это трудно, да. И вот я чувствую это, потом чувствую этот прессинг на работе, дома меня встречает вот такой скандал… Как мне, по-вашему? Легко? Я думаю не только о себе, от чего стараюсь как можно меньше посвящать вас в свою жизнь. Как раз-таки чтоб вы не волновались. Я стараюсь не рассказывать о своей работе, чтоб вы не беспокоились и не сидели у входа, с замиранием сердца открывая каждый раз дверь. А мне ведь очень хочется выговориться. Рассказать о том, что там происходит, чтоб меня выслушали, облегчить душу. Но не могу. И всё это сейчас внутри меня. А вы, дурынды, вот такое устроили…

Вдох, выдох. Надо немного успокоиться, а то сейчас вообще на нервах. Расстраивают сёстры, ох как расстраивают. Но на то они и сёстры, как мне кажется. Только родные и любящие ругаются, потому что им не плевать. Было бы плевать, никакой бы ругани не было, мы бы просто разошлись по комнатам.

— Я люблю вас. И Наталиэль очень люблю. Просто я уже устал. И делаю я это не потому, что я так хочу или мне это нравится. Я делаю это, потому что это единственный выход.

— Ты убиваешь людей, и так нельзя…

— Я не убиваю людей. По крайней мере, практически не убиваю, — это звучало очень странно, но то было единственным, что пришло мне в голову. — То, чем я занимаюсь, приносит деньги, и пока будет так, я буду заниматься этим. Буду делать всё, что в моих силах, если это спасёт её.

— И убьёшь человека?

Я отвернулся в сторону. Скорее всего я уже убил человека, и не одного. Надо ли говорить, что теперь я вряд ли остановлюсь, если это потребуется?

— Если придётся.

— Если придётся… Но Наталиэль не хочет, чтоб её жизнь строилась на жизнях других. Не хочет, чтоб ты убивал ради того, чтоб жила она.

Я сначала хотел спросить, откуда ей-то об этом знать, но потом вспомнил, кто такая Натали. Вспомнил, что никто лучше неё не знает Наталиэль. Возможно, она действительно передаёт её чувства.

Они такие взрослые и такие глупые.

— Потому что она слишком добрая, — вздохнул я. — Но все, с кем я работаю, сами выбрали это. Мы выбрали это и знаем, к чему всё может привести. Весь этот криминал не святые, и каждый прекрасно знает, чем может всё кончиться. И раз они выбрали это, значит, готовы и отвечать за последствия. Даже её смерть — это жизнь других. Кто-то умирает, кто-то выживает. Заказные убийства, наркотики, обман на страховках, да даже элементарные войны — это всё происходит потому, что жизнь одних строится на костях других. Я лишь хочу, чтоб Наталиэль строила свою жизнь, а не послужила кому-то фундаментом.

— Ты говоришь как они!

— Я и есть они.

Я подошёл и подобрал деньги, которые бросил в Наталиэль.

— На, держи, купи лекарств. Можешь уже обсудить это с врачом, чтоб перейти на более дорогие, может это поможет. Сразу ударить сильными таблетками, чтоб покончить с этим. В любом случае, скоро будут ещё.

— Не возьму их, — покачала она головой. — Не хочу брать.

— Если ты думаешь, что это подействует на меня, типа, если ты не берёшь эти деньги, то я прекращу заниматься этим, то зря. Бери их.

— Или что? — посмотрела она исподлобья. Это был вызов. Не понимаю её упрямства, не понимаю, зачем она так рьяно сопротивляется.

Вернее, понимаю, из-за меня, из-за чувства противоречия, в надежде на то, что я вдруг одумаюсь, но… неужели она не видит, как мне трудно? Что она лишь делает хуже?

— Тебе нужна причина?

— Что ты сделаешь, если я не буду их брать? — повторила Натали. Сейчас она меньше, чем когда-либо, походила на мою сестру.

— Хочешь сделать мне больно? — спросил я. — После всего хочешь лишний раз капнуть мне на раны кислотой? Ты лучше меня понимаешь, какой выбор есть у нас — или я этим занимаюсь, или Наталиэль умирает на наших глазах. Но я пока занимаюсь этим успешно, а вот шансов, что она сама выздоровеет, просто нет. Поэтому не делай мне больно, пожалуйста, просто прими их и сделай то, что необходимо.

Она переводила взгляд с меня на деньги, борясь внутри себя сама с собой. Как по мне, это самое тяжёлое — перебороть себя. Но в конечном итоге логика взяла верх над чувствами, и Натали взяла пачки денег из моих рук. Вздохнула, посмотрела на них, после чего бросилась мне на шею и крепко-крепко обняла.

— Дурак ты.

— Ни разу не видел умных людей, — ответил я. — Все мы дураки в той или иной степени.

— Я так волнуюсь за тебя. Мы с сестрой места себе не находим, — она вздохнула. Прижалась ещё сильнее, после чего отпустила, стерев уже подсыхающие слёзы.

— Я приду ещё, надо поговорить с Наталиэль.

— Ты сказал ей страшные слова.

— Просто я действительно устал, но всё будет тип-топ.

По крайней мере я надеюсь, что вы сможете если не поддержать меня, то не делать хуже.

Когда Натали вышла, пожелав мне хорошей ночи, я, чувствуя, как подгибаются ноги, лёг на кровать. Раны вновь начали болеть. А стоило мне приподнять футболку, в которой я был, то понял, что они ещё и кровоточить начали. Жгут, болят, буквально сверлят, как зубная боль, но только в конечностях.

Завтра будет, наверное, ещё хуже.

Потому, заставляя себя всеми силами и действуя скорее на собственной угрюмости, я принялся раздеваться, чтоб сменить повязки. Мне страшно представить, что будет, если я всё же получу заражение. Да и если сёстры узнают о ранах… меня просто задавят, если не физически, то морально. Они и так на взводе, а увидят, насколько близко прошли пули, и у них будет истерика.

***

Натали вышла из комнаты с гордо поднятой головой, держа себя в руках. Абсолютно спокойное лицо было, как фарфоровая маска. Она дошла до своей комнаты, протянула руку к ручке двери… и выронила деньги.

Прислонилась спиной к стене и по ней сползла на пол, спрятав лицо в коленях. Оттуда доносились тихие всхлипы. Она понимала, как тяжело брату идти на это всё. Но эти два месяца… Натали пыталась быть сильной, так как ему приходилось куда сложнее, чем им.

И всё же, выбирая между близняшкой и братом, выбор бы пал на него. Так бы хотела и сама Наталиэль, потому что её смерть… просто такова её судьба. Но не его.

Глава 22

Декабрь. Время зимы. В Маньчжурии обычно с зимой наблюдаются какие-то проблемы. Снега то нет, то его так много, что ты невольно начинаешь думать, что Китай или Япония придумали новое оружие массового поражения и решили закопать маньчжурцев живьём. Особенность — холод. Снега может и не быть, но из-за влажности даже десять градусов холода ощущаются как все двадцать. Из-за этого возникает неприятное ощущение, что у тебя буквально отмерзают конечности.

Только самоубийцы будут ходить без шапок. Самоубийцы и Сирень. Её ушам такое точно не страшно.

Ещё один месяц в роли человека на побегушках. И видимо, опять что-то нужно сделать, так как меня встречает дымящая Сирень на машине. После того дела она сменила старый хэтчбек на новый… хэтчбек. Почему именно хэтчбек?

— Он меньше привлекает внимания, — ответила она однажды. — Да и удобный же. Ты часто бандитов видел на хэтчбеке?

— Да. Постоянно вижу, — кивнул я.

— Тц… идиот… В любом случае, он удобен и неприметен. А ещё мне нравится мягкость этих моделей, — погладила Сирень руль. — Плюс задний ряд складывается и можно загрузить много трупов, стволов и всего того, что может потребоваться в нашей работе. Но это так, к слову. Пока подобного загружать не приходилось.

За месяц произошло действительно много чего. Скажем так, этот месяц шёл куда бодрее, чем два тех. То ли работы стало побольше, чем шухер, грабежи, отнеси-принеси, делать закладки и помощь в взломах и угонах, то ли Малу брал всё подряд, то ли просто нам начало «везти» на такое, но команде начали доставаться и другие задания. Иногда всем четверым, иногда кому-то конкретно.

К моему сожалению.

До этого я всегда был мелким соучастником, которого можно привлечь лишь по условке. Мелочи, за которыми ловили большую часть малолетних преступников. Там можно было всё спустить на тормозах, плакаться, говорить, что вот в семье проблемы, и чтоб убежать от них, пошёл по кривой дорожке.

Вышибание долгов на такое вряд ли списать удастся. Это стало нашим первым делом в переходе на новый уровень. А отказаться — ну… я был как бы волен отказаться, так как не часть клана, а обычный бандюган с подворотни, которому предложили подработать. Но просто сейчас откажусь, я потом откажут мне. А деньги мне были нужны.

Да и не убивать же собрался его, верно?

Первым человеком извне, с которым мне пришлось вести подобный разговор, был какой-то молодой парень с копной соломенных волос, похожий на наркомана. Худой, может быть когда-то лидер команды по футболу и первый красавчик в школе, но теперь лишь его призрак из-за наркотиков. Он выглядел жалко и вызывал лишь жалось.

Как в той песне, мы подошли из-за угла — я и Алекс.

Я до сих пор помню тот момент — мы остановили его и начали напоминать про долги. Алекс хорошо находил язык с людьми, потому говорил он, а я лишь страховал и стоял рядом. Это был наш первый раз, мы не знали всех тонкостей этого дела. Как Алекс потом признался, он тоже никогда не занимался выбиванием долгов, от чего это ему было ново. Из-за неопытности нам стало жалко парня.

Мы подошли к делу слишком мягко и по-хорошему. Вроде остановили, напомнили о долге, типа так нельзя, он злит важных людей, пусть отдаст деньги или хотя бы, для начала, часть из них. Тот же в ответ начал испуганно оправдываться. Потом говорить, что нужно ещё времени и так далее и тому подобное. А потом, явно не понимая, с кем связался, перешёл уже к обвинениям и даже угрозам.

Парень почувствовал нашу мягкость. Парень начал наезжать. И после того, как толкнул Алекса со словами, кто он такой, чтоб указывать, что и когда ему отдавать, мы поняли, что были слишком вежливы. К сожалению, не все люди понимают хорошее отношение, путая его со слабостью. И то, что мы просто хотели всё решить без насилия, он воспринял как наш страх.

Мы его несколько раз стукнули и толкнули на землю, напомнив его место. И даже тогда я старался быть помягче, чем следовало. Я не понимал главной сути всех этих вышибаний денег — вызывать такой страх, чтоб, кроме как о долге, человек больше не мог о чём-либо думать. Но после того, как тот резко вскочил и попытался ударить Алекса камнем по голове, оставив ссадину на лбу, сил я больше не жалел. Как, собственно, и Алекс.

Несколько сантиметров, и парень бы мог пробить ему голову. Это была наша ошибка.

В тот раз мы забили его ногами, скорее от неожиданности и испуга за собственные жизни, чем от злости, до такой степени, что он начал плакать. Пытался кричать, но несколько ударов в лицо ногой решили эту проблемы. Кто-то из нас сломал ему руку, уж не знаю, кто конкретно, так как мы его просто затаптывали в тот момент.

Как нам сказали, надо ему напомнить, что он должен — никто не требовал, чтоб мы в тот же день выбили долг.

Мы напомнили. А потом Алекс сказал:

— Знаешь… по мне, лучше уж старый добрый разбой, чем такое.

— Думаешь, он лучше?

— Думаю, что там мы грабим тех, у кого есть деньги. Всё ясно и понятно — мы в открытую отбираем у них. Здесь же… ну не знаю, загонять слабых людей, у которых и так денег нет, под долги… а потом ходить и выбивать... Это слишком…

— Мерзко?

— Что-то типа.

А после этого пошло по нарастающей. Из того выбить, то сделать, того припугнуть, с тем съездить для массовки.

В одной из таких массовок я едва не помер, когда мы с людьми Стрелы приехали к какой-то автомастерской, чтоб взыскать дань, а доведённый до отчаяния хозяин начал по нам стрелять из автомата, спрятавшись за укрытием. Я до сих пор помню, как пуля щёлкнула буквально в паре сантиметров от меня, воткнувшись в капот машины, когда мы бросились врассыпную.

Его тогда пристрелили, кстати говоря, Малу, а автомастерскую сожгли.

В этом же месяце я в первый раз убил.

Тогда был я и Малу. Нам надо было выбить из одного мужика деньги, которые он не додал с наркотиков. Я уже имел опыт, да и шёл с более опытным товарищем, поэтому не сильно беспокоился. Возвращаясь к тому моменту, у меня возникают подозрения, что взял меня на дело конкретно Малу. Возможно, имел какие-то планы на меня, раз так усердно втягивал в это всё.

Мужик был тем, кто принимал заказы, управлял небольшими партиями товара и командовал кладмэнами — закладчиками, на определённой территории. Интересный тип, который до этого отсидел за двойное убийство, тоже связанное с наркотиками.

Когда мы к нему пришли, вроде всё шло нормально. Он нас встретил, не быковал, не наезжал, не пытался гнуть свою линию… ровно до того момента, как мы не сказали, что не досчитались денег.

Тогда я увидел перед собой уголовника, туповатого, не думающего о последствиях, который живёт одним днём. Подобные люди действуют только исходя из данной ситуации, даже не думая о будущем, о том, что будет в следующую секунду. Подобный тип, чего доброго, может и голову прострелить. Обычный отморозок, который не ценит ни свою жизнь, ни чужую. Он был копией половины тех, с кем я водил дела.

Сначала он отнекивался, потом возмущался, с чего вдруг на него, честного и пушистого, наезжают. После чего дело перешло к угрозам в наш адрес. По его совету, мы должны быть тише воды, ниже травы, если не хотим, чтоб он нас о колено сломал, мы не знаем, с кем вообще говорим, а ещё что мы петухи.

Вот последнее тут же подцепило Малу, который быстро перешёл из еле сдерживаемого доброжелательного тона к своей обычной, слегка неуравновешенной манере. Начались: «а ты не попутал?», «я, сука, тебя сейчас сломаю» и «ты покойник» в самых разных интерпретациях. Я уже тогда думал, что это может кончиться плохо.

Так и получилось. Когда мужик сказал, что сделает сестру Малу шлюхой, если она у него есть, а детей этого мужика его братьями и сёстрами, Малу вломил тому в морду. Тот даже слегка покачнулся, дёрнул головой вбок от удара.

Я же выхватил пистолет. Не потому что хотел им воспользоваться, а потому что перепугался. И так руки чесались его достать, пока они едва не касались друг друга носом, «базаря по-пацански», а тут вообще понеслось. И когда он оказался у меня в руке, мне даже стало спокойно. По крайней мере я почувствовал себя сильнее и защищённее.

А через секунду, отойдя от удара, мужик начал поворачивать голову обратно к Малу, правой рукой вытаскивая из-за спины пистолет.

Я не знаю… я испугался. Очень сильно испугался, что если сейчас что-то начнётся, то начнётся по-крупному. Даже не понимаю, каким местом я думал, когда это делал, всё получилось как-то рефлекторно. Может я действительно хотел этого в глубине души… Или думал, что этого не избежать…

Как итог, в голове у меня было абсолютно пусто. Стоя сбоку, я просто поднял пистолет до того, как мужик успел поднять свой, и выстрелил.

Хлопок, небольшое красное облачко с другой стороны, и мужик упал плашмя на бок, словно его ударили в висок.

А я всё стоял с протянутым пистолетом, не понимая, что только что сам сделал. В отличие от меня, Малу выглядел куда более спокойно, даже не испугавшись, словно так оно и должно было быть. Он стоял, засунув руки в карманы, над трупом, с безразличием глядя на него и усмехаясь.

— Ну и кто, блять, теперь покойник, петух ёбаный? — с усмешкой спросил он тело, после чего глянул на меня. — Тара, можешь уже опустить ствол.

— А?

— Ствол опусти, — усмехнулся он, положив на пистолет руку. — Всё тип-топ, не ссы, ты правильно всё сделал, чувак. Только надо было ему, наверное, сначала яйца отстрелить… Ну да ладно. И сделай лицо проще.

— А? Я… лицо?

— Да-да, лицо, — кивнул он. — А то на тебе просто маска невозмутимости. Смотрю на тебя и становится жутко, словно тебе вообще похую всё.

— Просто… просто я… — взгляд опустился на тело, и к горлу подкатила тошнота.

— Да я уже понял, — он достал телефон и позвонил кому-то. — Да, это я… Я по поводу дела, твой чувак с гнильцой оказался… Нет, всё в порядке, но мы решили этот вопрос… Э-э-э, радикально… Нет, боюсь, что иначе было нельзя. Он словно уже был готов нас принять, ублюдок…

Мне ничего за это не было.

В отличие от первого раза, когда на моих глазах Малу убил человека, самому сделать оказалось это… так же просто. Единственное, пошла тогда нервная реакция от лёгкого шока — руки дрожали, пальцы плохо слушались, но не более. Через час я уже чувствовал себя нормально, хоть и вспоминал о содеянном.

На следующий день меня отпустило. Меня отчего-то не сильно мучила совесть за его убийство. Может потому что я считал его заслужившим это подонком. А может потому что подонком был уже я.

Через неделю я уже участвовал в небольшой перестрелке, где убил ещё двух человек. Бандиты охамели, как говорил Стрела, и терроризируют некоторые магазины. Из-за этого клан теряет деньги, которые те с собой уносят. Его капо это не нравится, а значит, не нравится Стреле, отчего не должно нравиться и нам.

Малу тогда сказал, что Стрела ищет людей, не связанных с кланом, и попросил сходить в бар, чтоб перетереть кое-что. Как выяснилось, не перетереть, а отправиться с кое-кем. И тогда я подумал, что направили именно меня, и не кто-то, а именно Малу. Опять же, я придерживаюсь варианта, что он просто хотел меня закрепить в этом деле.

— Короче, Тара, топаешь с этими парнями. Надо припугнуть уёбков, чтоб неповадно было.

В тот раз я уже был один из своей команды, не считая четверых мужиков. Почему Стрела не отправил своих людей, я не знал, да и не волновало меня это. Я думал только о работе. Хотя причина, возможно, была в нежелании светить клан в таком деле и привлекать к себе внимание.

Мужики о чём-то разговаривали, шутили, и я поддерживал разговор по минимуму, насколько это требовалось. В одной машине с ними я чувствовал себя дико неуютно, словно оказался во враждебной среде, где каждое движение может обернуться смертью.

Мы приехали в какие-то гаражи около многоэтажек, где машин, наверное, не было с самой постройки. Вышли, прогулялись по месту, по шуму найдя нужную компанию.

Шесть человек.

Пять парней и одна девчонка, выглядящие как гопники. Сидели на ящиках, кирпичах или просто на корточках, что-то обсуждая между собой перед небольшим столом, на котором стоял обед «Радость алкоголика».

— Короче, мы должны избавиться от этой проблемы раз и навсегда, — сказал старший по нашей группе, когда мы вышли из-за угла и увидели их.

Вот так припугнуть стало убийством. К тому же, теперь и соскочить я не мог, потому что уже ввязался в это. Другие не поймут. А когда они не понимают, можно получить.

Мы подошли ближе. У всех нас были пистолеты и только у одного старый мини-узи, потёртый, наверное, старше самого хозяина.

Когда мы подошли к ним достаточно близко, и они нас заметили, один из парней встал.

— Вы заблудились, мужики? — он слегка развёл руки в стороны, словно хотел нас обнять, при этом одна из рук как бы невзначай полезла за спину. За его спиной все остальные подтянулись.

Я даже не стал ждать. Смысл, если всё равно всё кончится одним и тем же? А если не мы, то они выстрелят. В конце концов, я знал, до чего это может дойти, знал изначально, что рано или поздно впутаюсь в подобное. Как и знал, что надо делать, как бы это правильно или неправильно ни было. Я взялся за это дело, и я должен был его закончить.

Ведь передо мной был не человек, был лишь манекен…

Я не верил в свои слова.

Но это и не помешало мне поднять пистолет и выстрелить ему в грудь несколько раз. Главное было просто не думать об этом, действовать. Сосредоточиться на деле. Буквально через секунду мне уже вторили другие стволы.

В фильме реальность такова — ты выстрелил человеку в грудь, и он тут же умер; человек падает на землю с одного выстрела в тело; все стреляют в голову.

Реальность в жизни такова — человек не умирает сразу, если ты стреляешь в грудь, только если ты не попал в сердце. Человек может умудриться ещё и сотню метров пробежать, и в тебя выстрелить, если ты попал в тело, потому в человека всегда стреляют много, особенно из пистолета. В голову никто не целится, так как и так попасть непросто, а в голову во время перестрелки на дистанции даже с десяти метров вообще очень сложно. Потому все стреляют всегда в тело, и много.

Меньше десяти секунд прошло, как остались лишь раненые. С их стороны.

— Тара, добьёшь ту девку? — кивнул мне один из мужиков на девчонку, которая схлопотала пулю в живот и теперь пыталась уползти, словно ноги её не слушали. Сами они достреливали оставшихся.

Каково добивать людей? Я могу однозначно сказать.

Жалко. Когда они конкретно тебе ничего не сделали. И вообще не сделали того, за что бы ты хотел их убить. Я знаю, за что их хотел убить Стрела, но это не та причина, из-за которой я бы не чувствовал раскаяния за убийство.

Я подошёл к ней, поднимая пистолет. Девчонка в тот момент перевернулась на спину, подняла руку, словно пытаясь меня остановить, и уже было открыла рот…

Выстрел.

Её голова дёрнулась назад, ударившись о землю, а через мгновение тело обмякло, и вытянутая рука упала ей на грудь.

Вот и всё.

Я не медлил, потому что знал, что чем дольше тянуть, тем сложнее выстрелить, а если ещё и говорить начнёт, умолять…

Пусть я и сделал это с каменным лицом, но в душе чувствовал жалость и грусть. Просто потому что… потому что. Мне было жалко стрелять в раненых, мне было жалко девушку, мне было жалко вообще стрелять в того, кто хочет просить пощады. Если того мужика я убил из-за неожиданности, сам даже не поняв, какого чёрта сделал, то здесь я действовал целенаправленно. Не было никакого эффекта, который бы смазал душевную боль от содеянного. Более того, мне ещё и заплатили, что словно только и указывало на то, кем я стал.

Да, меня это потом мучило ещё несколько дней, прежде чем отпустило. Я бы сравнил это с ощущением, когда щемит сердце от просмотра какого-нибудь супергрустного фильма. Приходилось сидеть как ни в чём не бывало с каменным лицом перед сёстрами, чтоб не беспокоить их понапрасну. А то вновь изводить будут, да и сами волноваться.

Но даже после этого я не считался частью клана. В смысле, да, я иногда работал на него, но всё равно был обычным вольнорабочим, обычным уличным преступником, который никому ничем не обязан. С одной стороны, я не могу рассчитывать на поддержку клана. С другой, я никому ничего не должен и мог спокойно уйти. Я не входил в состав людей Стрелы, был лишь левым парнем, которого иногда приглашали поработать.

Месяц прошёл интересно. Очень интересно, пусть и не так гладко, как мне бы хотелось.

А сейчас…

Декабрь. Самое начало зимы, которой будет суждено запомниться этому городу надолго. Сирень встречает меня на своём хетчбэке. Она улыбается, видя меня, кивает мне головой.

— Привет, Тара, что как?

— Ты слишком близко от школы. Я же просил так близко…

— Слушай сюда, умник. Я припарковалась там, где мне удобно. Или у тебя какие-то проблемы? Нет, ну если они есть, давай поговорим, — сразу подтянулась она, оторвав мягкую точку от двери машины, на которую облокотилась.

Я уже привык к этому. Это просто Сирень, этим всё и сказано.

— Да, давай. Паркуй машину дальше. Или я сам приеду на автобусе.

— Будто мне есть дело до тебя, — фыркнула она. — Малу попросил лишь забрать. Кстати, где этот идиот?

— Али? Он задерживается, переписывает контрольную, которую завалил.

— Действительно идиот… — выдохнула она.

— Будем ждать или… — предложил я вариант.

Она несколько секунд раздумывала.

— Долго писать будет?

— Стандартный урок, — пожал я плечами.

— Тогда хрен с ним. Пусть сам едет, — отмахнулась она.

Глава 23

— Кстати говоря, иди сюда, толстый, — махнула она мне рукой, но при этом подошла сама и обняла. Вздохнула. — Сука… какой же ты мягкий, просто ужас…

— Да, специально откармливал себя на такой случай, — невозмутимо ответил я. — Отборный жир, всё для тебя.

— Мерзость. Просто заткнись и не неси чушь. Сейчас я порелаксирую немного, и поедем. А то чёт устала.

— От чего? Ты же из салона красоты.

— С чего ты взял?! —оттолкнула она меня, нахмурившись.

— У тебя когти после педикюра, причём профессионального. Вижу же.

— Да ты сталкер, — сморщилась она. — Ты больной, такие вещи подмечать…

— Ну кто-то же должен, верно? — пожал я плечами.

— Больной, — повторила она с отвращением на лице.

В этот момент мимо нас прошла группка каких-то девчонок и парней из нашей школы. Четыре человека. Как я говорил, дураки везде найдутся. Ну или дуры, как в нашем случае. Некоторым просто надо сказать что-то в адрес другого, чтоб поднять настроение. Иной причины того или иного поступка я не вижу.

Эти были не сильно агрессивными, они не искали драки или ещё чего-то, им надо было просто сказать что-то, чтоб потом их компания разразилась хохотом. Потому я просто не обращал на них внимания. Они всегда и над всеми, — кто им не может настучать, естественно, — словесно издевались, отпуская такие вот шутки.

Кому интересны идиоты?

Сирени.

— Жир и пепел — судьба таких пар, — сказала одна девушка другой, и группа рассмеялась.

Я даже не обратил на них внимания, а вот Сирень сразу подтянулась.

— Эй, ты, патлатая! — тут же позвала она. — Крути педали, пока не дали.

И кинула той прямо в волосы окурок.

А дальше всё пошло-поехало. Пока одна, крича: «Ах ты шлюха!», пыталась вытащить из волос окурок при поддержке своей подружки и, как я понял, парня, второй направился к Сирени с явно недобрыми намерениями.

— Ты не попутала, тва…

Когда он попытался толкнуть Сирень, та просто ударила ему в челюсть, уложив прямо на месте. Нет, он не отключился, но и встать не мог.

— Петуху голоса не давали, — отчеканила она, перешагнув его, после чего направилась сразу к тем трём.

Парень только выступил ей навстречу, открывая рот, а Сирень уже ударила его в нос. Тот схватился за лицо, отвернувшись и отойдя на несколько шагов назад. Между ладоней у него капала кровь. Я не думаю, что они бы вообще стали нас трогать, скорее бы просто поругались, и всё, как это было раньше. Наша школа была довольно дисциплинированной, и учились там дети из воспитанных семей.

— Повтори, что ты вякнула, сучка? — подошла к той девушке почти вплотную, от чего та аж отшатнулась назад.

— Ты чего, больная, чт… м-м-м… — это Сирень схватила её за подбородок. Вторая вообще отошла от греха подальше на несколько шагов.

— Слушай сюда, сучка, я повторю ещё раз. Вали отсюда, пока я тебе пасть не порвала.

На этом, в принципе, всё и кончилось. Она оттолкнула её и вернулась к машине.

— Погнали. Этот район меня раздражает, — прошипела она.

К тому моменту компания из четырёх, слегка потрёпанная, но целая и здоровая, испуганно поглядывая на Сирень, быстро уходила, постоянно оглядываясь. Они словно боялись, что она сейчас на своём хэтчбеке попытается их задавить.

— Ну и стоило это того? — поинтересовался я.

— Да тебе вообще всегда насрать! Ты непробиваемый тормоз просто, — отмахнулась она.

— Ну дуры, можно было просто не обращать на них внимания.

— Вот потому они такие охуевшие. Думают, что им всё можно.

— Ну будет собака гавкать, будешь гавкать в ответ?

— А ты знаешь, что если собаке многое позволять, она тоже может наглеть и потом будет не только гавкать, но и кусать? Причём я не гавкала на них, а сразу била, как и поступила бы с собакой.

— Ты зверь, — вздохнул я.

— А то ты забыл, кто я есть.

— А кто ты есть?

— Я… ну… разные названия у нас. Если русское, то волколак. Если брать европейское, то оборотень. У немцев ещё вервольфами нас называют или хули-цзин в Китае. В Японии нас называют оками. Как хочешь называй. Девушка-волк, например.

— А у тебя есть сестра, как я понимаю? Младшая или старшая?

Сирень недовольно взглянула на меня, после чего вновь отвернулась к дороге и проворчала.

— Младшенькая.

Младшенькая? Уменьшительно-ласкательные слова обычно говорят о том, что человек очень дорог тебе.

— Сильно младше тебя?

— Тебя это вообще не должно колыхать, толстый, — тут же ощетинилась она. — Я про твою семью тебя не расспрашиваю, вот и не лезь в мою.

— Прости, я понял, — тут же примирительно ответил я.

— Просто меньше всего я хочу, чтоб эта жизнь касалась той, с моей сестрой. Как и наоборот, в принципе. Дело делом, семья семьёй. Поэтому не лезь куда не просят.

— Я понял, больше не буду.

Я понимаю, на такой работе лучше вообще как можно меньше рассказывать о своей семье. Меньше остальные знают, крепче спишь ты. В семье то же самое, меньше домочадцы знают, крепче спят и они, и ты.

Тем временем мы вновь свернули на улицу с серыми многоэтажками, название которой я наконец выучил. Сентябрьская. Насколько я понимаю, это в честь дня революции, когда она началась, что и послужило причиной отделения Сибирии и Маньчжурии от Российской Империи.

Через пять минут мы уже въезжали в хорошо знакомый мне двор. Забавно то, что в первый раз это место выглядело свинарником. Однако сейчас, когда я здесь много раз побывал, таким оно мне не казалось. Обычный немного грязный двор.

Немного. Болото на весь двор. Забавно, как человек ко всему привыкает, даже к плохому. Было плохо, стало хуже — он привык. Потом ещё хуже, и он опять привык. И так до бесконечности, пока не наступит его предел. Вот прямо как со двором: сначала я считал его свинарником, а сейчас вроде как и не очень плохо.

Малу, как обычно, ждал нас в комнате. А ещё, помимо него, я сразу заметил автоматы с глушителями на столе. Четыре штуки, по одному на каждого. Про автоматы я мог только сказать, что это «Громобои». Если не ошибаюсь, швейцарский автомат, ещё известный как тот, которым можно едва ли не подстригать кусты, настолько высока его скорострельность. Помимо них на столе были коробки с патронами, магазины, тряпки со спиртом и две сумки с одеждой.

— Где Али? — спросил он, едва мы вошли в комнату.

— Экзамен. Он задержится, — ответил я.

— Ладно, не горит, — вздохнул он и встал, кивнув на стол. — Новое дело. Стрела дал наводку, предложил заработать. Я согласился.

— Опять Стрела? — поморщилась Сирень. — Он что, решил брать банк?

— Не опять, а снова, — ответил Малу. — И да, ты почти права. Только не банк, а инкассаторов.

Повисло молчание.

Малу, видимо, ждал от нас реакции. Но мы стояли немного ошарашенные такой новостью и не могли выдавить и слова. Брать… инкассаторов?

Я не знал, о чём и думать. В моей голове это выглядело подобно какому-нибудь налёту, как в боевиках. Приехать, размахивать пушками, покричать, уехать. Но я не уверен, что это именно так работает. Оттого его слова выглядели какими-то нереальными.

— Серьёзно? — не удержался я от этого вопроса.

— Абсолютно, Тара.

— И сколько на кону?

— Сотня штук на нос, примерно, — ответил он, не моргнув глазом.

Сто штук? На одного?

Естественно, много это или мало, я рассчитывал исключительно по тому, сколько смогу купить на эти деньги лекарств для сестры. Я быстро посчитал в уме, на сколько недель этого хватит, если брать самые дорогие препараты.

Получилось двадцать недель. Двадцать недель… это… четыре с половиной, мать его, месяца! Ещё плюс те деньги, что остались с того налёта на точку барыг наркотиками, и это вообще полных пять месяцев!

Суть в том, что сейчас моя сестра принимает те препараты, что за тысячу баксов упаковка, которой хватает на неделю. В месяц уходит около четырёх-пяти тысяч. Уже три месяца принимает, и пока результат хороший — ни одного приступа. Можно сказать, что ещё два месяца, и она будет здорова как бык. Но два месяца… мало ли что может случиться, верно?

Я не хочу каркать, но должен готовиться к самому худшему. Потому я хотел накопить сразу ту сумму, которой смогу оплатить её курс в пять месяцев этими препаратами, если вдруг что пойдёт не так. В месяц будет уходить около двадцати — двадцати пяти штук, то есть на пять месяцев мне требовалось около ста десяти тысяч. И если я сейчас схожу на дело, то смогу подстраховаться и обеспечить сестру самыми сильными таблетками, которые только были на этой бренной планете!

Охренеть! Пять месяцев — это полный курс, пройдя который, можно будет с уверенностью сказать, что Наталиэль вылечилась! Я просто не могу поверить…

Суть всей лекарственной терапии была в том, что ты пропиваешь четыре месяца лекарства под наблюдением врачей и всевозможными проверками твоего состояния, и если за это время не случилось ни единого приступа, то пьёшь ещё месяц для профилактики, и всё! И если за пять месяцев ни единого приступа, значит, лекарства справились с недугом, и импульс подавлен. А нет импульса, нет и приступов, которые убивают тебя!

Я, конечно, могу успокоиться на том, что имею, но… надо перестраховаться. Обязательно надо, я не могу рисковать и сбрасывать на авось собственную сестру. Брать инкассаторов — это звучит как фантастика, но блин, если я смогу всё провернуть вместе с остальными, то плевать. Пусть потом садят хоть на десяток лет — это будет того стоить.

И пока я решался, Сирень принялась за своё.

— И это должны будем сделать опять мы, а ему скинуть тридцатку? — поморщилась она.

— А тебе мало ста штук?

— Нет, но сто штук, это… сколько процентов на каждого, Тара?

— Если ему отдаём тридцать, то на каждого семнадцать с половиной.

— Вот! А ему сразу тридцать! Не многовато ли? — она упёрла руки в бока. — Это получается, что… сколько он получит, Тара?

На этот раз мне пришлось достать калькулятор.

— Если мы около ста штук, то он сто семьдесят одну тысячу с мелочью, — ответил я после недолгих расчётов.

— Сто семьдесят штук против ста наших! Офигеть! Это грабёж!

— Сирень, какая же ты дура, — вздохнул Малу. — Вот просто дура. Как тебя ещё в этом мире не пришили?

— А не пошёл бы ты? — тут же огрызнулась она.

— Пошёл бы. Да вот только ты же тут пиздец на ровном месте устроишь и потом заебёшься разгребать. Я уже подзаебался за тобой приглядывать, если честно. Ты хоть иногда мозг подключай.

— Я подключаю!

— Ты дура, Сирень, поэтому закрой свой рот по-хорошему, иначе я возьму скотч и сделаю всё по-плохому. А ты чо, Тара? Съедешь или идёшь?

— А есть вариант съехать?

— Решил выйти из дела?

— Не совсем, но… всё же?

— Я не брал заказ, так что мы пока ничего не должны Хассам. Учитывая, что мы вольные ребята, не являемся частью клана, а просто берём у них задания, то да, пока ты можешь съехать с темы, хоть сейчас. Но как возьмёмся, уже нет.

— Если я съеду сейчас, то смогу ли потом работать с тобой?

Малу поморщился.

— Я думаю, ты понимаешь, что так не делают.

Понимаю. Как и понимаю, что с каждым разом градус наших заданий повышается. Вряд ли будет громче дела с наркотиками, но что-то такое же опасное — наверняка.

Но деньги… сто штук… После них можно будет уже съехать и покончить с этим кошмаром наяву. Я никому ничего не должен, ничего не задолжал, в дела особо не лез, о себе не распространялся. Так что смогу просто выйти сухим из воды и покончить с этим.

Но могу сделать это и сейчас… Если бы только был уверен, что эти лекарства Наталиэль помогут…

Нет, нужно идти, мне нужны эти деньги.

— Нет, я с вами.

— Вот и отлично, — усмехнулся Малу. — Тогда на послезавтра.

— Послезавтра? — это стало для меня лёгким откровением. — Так скоро?

— Ну а чо тянуть?

— А Али? Он согласится? — спросил я.

— Да конечно, — отмахнулся Малу. — Куда он денется?

Вот я был не настолько уверен насчёт этого, если честно. Может и отказаться, ведь чёрт знает, что он думает по этому поводу.

— Не парься, Тара, Али не съедет с темы, — сказала уже Сирень. — Он спит с сестрой Малу, потому будет всегда в деле.

Вот это было откровение.

Я удивлённо уставился на Сирень, в то время как Малу тут же набросился на Сирень. Словесно.

— Ты не охуела часом? Тебя вообще каким боком это ебёт?!

— А вот нечего на меня наезжать! — тут же подняла голос Сирень. — Сам дурак!

— Вот потому ты и дура, Сирень! Блять, как тебя сестра терпит, я хуею!

— Да иди ты! Не смей приплетать мою сестру!

— Я не приплетаю! Я её жалею!

Пока они переругивались, я пытался собрать всё воедино. Охренеть, а я всё думал, что их связывает такое… а тут сестра Малу — девушка Алекса. И ведь мне всегда казалось, что тот за юбками бегает.

Как у них тут всё… взаимосвязано.

Но я не стал расспрашивать Малу дальше. Не моё дело, потому и лезть туда я не собирался.

— Всё, заткнись, заебала! — рявкнул Малу, пытаясь прекратить спор. — В любом случае, ты в деле или нет?!

— Да! Урод!

— Да пошла ты, — фыркнул он. Но я знал, что буквально через полчаса они уже будут общаться нормально, поэтому даже не волновался за это. — Короче, послезавтра у нас будет дело, поэтому надо начать подготавливаться.

— Слежка и все дела? — спросил я.

— Нет, это дело Стрелы. Мы лишь исполнители. Он уже дал то, что нам нужно знать, потому мы подготавливаемся иначе. Хватайте перчатки, тряпки, моющее средство и начинайте вытирать патроны и стволы. Чтоб не оставить на них ни единого отпечатка. После этого поедем по делам.

Этим мы и занялись. Вытирали патроны, оружие, магазины, чтоб ни единого следа на них не было. Перепроверяли обмундирование, чтоб ничего не было забыто.

После этого съездили на окраину города, где была готова машина. Там нас ждало не менее интересное занятие по отмыванию машины от всех возможных следов, которые там могли быть. Пусть она и была угнана, но всё же… Оставили там канистры с бензином на всякий и отогнали к месту, откуда поедем с задания.

После этого нас ждала ещё одна, но уже запасная машина, где мы тоже прибрались. Залили всё хлором, как и в первой, почистили, поменяли номера, подготовили канистры и оставили в точке, где сменим первую машину на вторую, на которой и покинем город.

В машине же Сирени, которую пришлось оставить за городом, подготовили сменную одежду, чтоб переодеться было во что, и даже тёплую одежду. Зачем, вопрос был интересным, но несложным — возвращаться будем разными путями и по двое. А так как права только у Сирени, то двое поедут на своих двоих или на автобусе. И это буду не я, слава богу.

После этого, уже практически под ночь, я вернулся домой.

Послезавтра…

Честно говоря, меня уже бил мандраж. Так сильно, что я с трудом держал себя в руках. Словно ко мне подключили ток, который теперь проходил через меня. Всё тот же заворачивающийся в узел желудок, всё то же отсутствие аппетита, всё те же дрожащие руки, до такой степени, что у меня кружка в руках плясала. Я не мог налить себе чай в кружку — разлил всё на пол.

Это было весело. Настолько, что у меня отобрали чайник.

Наталиэль наполнила мою кружку.

— Ты дрожишь, — заметила она.

— Экзамены, — отмахнулся я.

— Сейчас?

— Да. Конец года же, остаётся молиться о том, чтоб всё было сдано, и мне не пришлось всё следующее полугодие ходить на дополнительные занятия, — слабо улыбнулся я.

Ложь стала такой же неотъемлемой частью жизни, как и моя работа. Но скоро и то, и другое закончится.

С того раза, как я наговорил ей такой дичи, что самому было больно, прошёл месяц, и я, естественно, нашёл силы подойти и попросить прощения. Практически сразу. Наталиэль простила меня, сказав, что я дурак и лучше она действительно умрёт, чем умру я. И тогда мой черёд настал называть её дурой, потому что никто умирать не собирался.

Но я люблю эту зануду, которая заботится обо мне больше, чем я сам о себе. Наверное, это особенность нашей семьи — заботиться о ближнем своём больше, чем о самом себе. Так и живём, непонять как.

Но… если бы этот вечер закончился просто беседой.

Этим же вечером у неё случился новый приступ. Впервые за эти долбанные три месяца…

Глава 24

Послезавтра будет нападение.

Район, в котором всё произойдёт, будет находиться на Фильково тринадцать. Это была широкая улица, проходящая между пятиэтажек. Огромные зелёные, а зимой серые аллеи с тротуарами по бокам и двухполосная дорога в центре. Вдоль всей улицы всё заставлено машинами местных жителей, из-за чего там постоянно пробки. С одной стороны, это не очень удобно, так как в машину не запрыгнешь и сразу не уедешь. С другой стороны, ты и туда сразу не подъедешь, что есть хорошо для нас и плохо для полиции.

Уходить было решено по тому, что я читаю, через дворы. На этот раз Стрела сам озаботился всем этим, и нам просто надо было следовать плану. Проходим первый двор, проходим второй двор и выходим к площадке. Здесь у нас уже будет стоять машина, на которой мы по газами и в даль. Проблема только в том, что к этому моменту весь район будут закрывать, поэтому нам надо будет действительно быстро уехать.

Садимся и вновь по газам через дворы, потом дальше мы проезжаем через гаражи, там надо будет тупо съехать по склону, прямо по траве вниз на дорогу, откуда мы сможем попасть к индустриальному району. Из него уже выйдем из города.

По идее, насколько я могу судить, мы вполне должны успеть провернуть это дело. Всё было расписано едва ли не по секундам, от чего промедление в одном будет значить промедление везде.

Успеем?

Я думаю, что да, успеем. Должны успеть. По крайней мере мне план и путь эвакуации нравится. И именно его сейчас заучивает Сирень.

Дальше шли списки с инкассаторами. Двумя. Вообще, их должно быть трое, но здесь написано, что оптимизация, потому два. Банк решил сэкономить, так как всё равно у нас не Сильверсайд, здесь ограбления — очень редкое явление. Одному сорок три, другому тридцать пять. В деле оба уже минимум десять лет, и никаких происшествий.

Приезжают в восемь тридцать, после чего один выходит с водительской стороны, обходит машину, осматриваясь, открывает заднюю дверь. Оттуда выходит второй, и они вдвоём тащат сумку в банк. Нарушение норм инкассации нам на руку. Учитывая, что они уже так чёрт знает сколько лет работают, внимание их будет явно притупленным. Они заедут на небольшую стоянку перед банком, где оставляют машины сотрудники и клиенты.

В сумке должно быть шестьсот тысяч долларов. Немного, но для филиала банка, который находится в жилом районе, это вполне нормальная сумма. Далеко от центра и далеко от полицейских постов, так что случайных встреч не должно быть.

Наше место — противоположная сторона. Сирень будет с нами на всякий, так как нужна подстраховка. Мы стоим и ждём своей очереди на другой стороне дороги. Обычно на этой дороге всё вдоль тротуаров заставлено, потому заметить нас прямо сразу будет проблематично. Дверь инкассаторской машины будет открываться в сторону выхода из банка, потому с другой стороны нас, когда они вытащат деньги, будет уже не видно. Мы быстро перебегаем дорогу, оглушаем их, хватаем сумку и бежим.

Время сигнала полиции диспетчеру инкассаторов зависит от того, как быстро нажмут кнопку. Так что считаем, что сразу. Полиция в норме приедет примерно за четыре-пять минут. Значит, на всё про всё три минуты — оглушить, забрать, добежать, сесть и уехать до гаражей. Я и Алекс берём сумку. По идее, она должна весить шесть кило, но мало ли. Сирень и Малу будут на подхвате.

Машину, к сожалению, ближе поставить нельзя, так как иначе мы выехать быстро не сможем. Придётся пешком бежать. Расстояние будет около трёхсот метров. Что касается жучков, отслеживающих устройств, меченых денег, то, по идее, внутри их быть не должно. Но всё же глушилку нам дадут. Небольшую, не самую сильную, но достаточную, чтоб заглушить любой сигнал из сумки.

В принципе, всё сделано довольно логично, и я мог бы не беспокоиться. Мог бы.

Но беспокоюсь. Ничего поделать не могу с собой, увы. Что касается инструкций, то их надо просто сжечь, что я сразу и сделал, как прочитал и запомнил. Лучше оставлять поменьше улик, если мне не хочется загреметь за решётку.

Я сидел в центре комнаты на корточках и уже смотрел, как на чёрной сгоревшей бумаге одиноко светятся красные точечки, когда ко мне в комнату вошла Наталиэль. И уж слишком мне лицо её не понравилось. Вряд ли что-то хорошее скажет или обрадует.

— Жжёшь бумагу, — начала она издалека.

— Ага, просто личные записи. Меня успокаивает огонь, — пожал я плечами. — А то, как-никак, экзамены всё же.

— Понятно… — она прошла по моей небольшой комнате, оглядываясь, словно пытаясь найти улику, доказывающую, что я занялся чем-то противозаконным, но так ничего и не нашла. — Будешь?

Она протянула мне пакет с кальмаром. Сушёным. Странный способ завязать разговор, но я не отказался. Скорее из-за уважения.

— Спасибо, — пробормотал я, взяв одну дольку. Не люблю его, солёный, застревает в зубах и от него хочется пить. Почему тогда взял? Не знаю. Наверное, просто для того, чтоб просто продолжить разговор.

— Продолжаешь заниматься противозаконной деятельностью?

Мы вроде как около месяца не ругались на эту тему. Не рекорд, но всё же. Как тогда помирились, обнялись и расцеловались, так больше проблем у нас не возникало. Более того, мы всё это время жили как раньше, я имею ввиду, до ругани. Такое редко бывает в других семьях, особенно когда скажешь что-то обидное, но наши отношения были иными.

Наверное, волнение за меня у неё настолько сильно, что она просто не может не прочитать мне лекцию.

И всё же их умение приходить в нужные моменты поражает. Вот словно чувствуют, когда что-то происходит. Иной раз я задавался вопросом, а не пользуются ли они импульсом, чтоб… не знаю, прощупать меня? Просто такие совпадения…

— Очень скоро закончу, — пообещал я.

— Очень скоро… — она села на кровать, слабо улыбнувшись и положив руки на колени. Оглянулась, словно выискивая что-то взглядом. — Но очень скоро не настаёт просто так. Всегда будут причины вернуться к этому.

— Если они будут появляться, то я буду возвращаться к этому.

— И ты считаешь это правильным? — спросила она мягким голосом. — Жить ради других.

— Да, — не раздумывая, ответил я. Ни секунды не сомневался.

Но словно Наталиэль сомневалась. Я невольно посмотрел на неё.

— Ты отличный брат. Лучший из всех, о ком мне приходилось слышать, — посмотрела она на меня. — Я даже не понимаю, чем заслужила такого.

— Разве это не значит быть семьёй? Или… ты хочешь сказать, что я не прав?

Но она лишь улыбалась. Слабо, с каким-то сожалением и тоской.

— Я помню, когда ты был маленьким, мы с сестрой обожали тебя одевать в разные наряды. Ты был словно большая живая кукла. Я помню, как ты подрос и стал на нас злиться из-за этого. Начал показывать своё «Я». И мы ругались с тобой, думали, что ты не ценишь нашу заботу. Даже сейчас мы иногда… часто перегибаем палку. Не понимаем, что есть кое-что другое, помимо семьи. Кое-что очень важное. Настолько, что может посоревноваться с самой семьёй.

— И что же? — слегка заинтригованно спросил я.

— Ты сам, — Наталиэль слезла с кровати и села напротив меня на колени, чтоб наш взгляд был на одном уровне. — Ты сам, Нурдаулет. То, что ты чувствуешь. То, что хочешь. Твоя личность. Твоя жизнь…

— О чём ты?

— Когда я была маленькой, меня хотели отдать в музыкальную школу. Мама и папа считали, что это будет лучшим для меня выбором в то время, как Натали хотели отправить в художественную школу. Я вместе с ней устроила скандал. Мы плакали, кричали, не давали сдвинуть нас с места, за что получили наказание, — она разулыбалась, вспоминая детство. — Нас обеих отправили в художественную. Мы отстояли своё право самим решать, чего мы действительно хотим.

— Может они лучше знали, что для вас хорошо, — заметил я.

— Так думают все взрослые, не замечая чувств ребёнка. Но никто не должен жить только ради других. Не должен оправдывать их желания, при этом наплевав на свои. Я это к тому, что нельзя вечно рисковать ради других, посвящать себя только семье.

— Бред какой-то… — пробормотал я. — Мы же семья, Наталиэль. Мы должны заботиться о друг друге, помогать и так далее.

— Это и так, и не так.

— Я не пойму, всё же так или не так? — усмехнулся я.

— Это прекрасно, всё, что ты говоришь, но… У тебя есть и своя жизнь. Если кто-то из нас споткнётся, ты поможешь, если кто-то будет тонуть, ты прыгнешь за ним в воду, но… нельзя отказываться от собственной жизни. Есть ты, есть твои желания, твои цели, твои стремления, которые нельзя бросать только из-за семьи.

— Ты не права, — покачал я головой. — Иногда приходится отказываться от чего-то ради семьи.

— От чего-то. Но не от всего. Наши родители вбили нам в голову безусловную любовь. Вбили, что семья является всем, центром вселенной, и тем, ради чего надо жить. Но это не совсем так. У каждого из нас свой путь, своя жизнь и своя судьба.

— Ты хочешь сказать…

— Если мне суждено прожить всего несколько месяцев, то пусть оно так и будет. Но ты не должен ставить на кон собственную жизнь ради моей.

— Это бред, — пробормотал я. — Мы семья.

Для меня это было как удар по вере, по самому стержню, вокруг которого строится моё мировоззрение и восприятие мира. Наверное, так чувствуют себя верующие, когда им заявляют, что научно доказали отсутствие бога. Для меня истиной в последней инстанции являлось то, что я должен делать всё, что в моих силах, ради семьи.

Но Наталиэль была иного мнения.

— Да, но… это не значит жертвовать собой ради меня.

— Я не жертвую.

— Семья, семья, семья… Ты выглядишь как помешанный, Нурдаулет. Это всё отец и мать, они вбили тебе это. Они хотели донести, что семья — это самое важное, что надо всегда приходить на помощь и любить их такими, какие они есть. Но не жертвовать самим собой, своим будущим, своей жизнью ради семьи. Ведь у тебя есть своя жизнь.

— Некоторые отдают жизнь ради семьи.

— Не передёргивай смысл, Нурдаулет, пожалуйста. Не надо пытаться исковеркать мысль или играть словами. Есть жизнь семьи, а есть жизнь твоя. Ты не должен уничтожать свою жизнь ради жизни семьи.

— Натали делает то же самое! — махнул я рукой на дверь. — Она тоже делает это, но ей ты ничего не говоришь.

— Она не рискует не вернуться домой или сломать себе жизнь за решёткой.

— А родители? Они тоже ломают себе жизнь? — воскликнул я.

— Они работают как проклятые, потому что мы их дети. Такова родительская любовь, безответная и бесконечная. Это естественно, любить детей сильнее, чем что-либо. Потому что мы их жизнь, — улыбнулась она. — Их жизнь и жизнь нашей семьи — одно и то же. Но ты… ты наш брат. Ты не обязан идти на подобное. У тебя есть своя жизнь. Своё будущее…

— Моё будущее не будет моим, если ты погибнешь, а я буду знать, что мог спасти тебя, но не сделал этого. Ты не понимаешь? Твоя болезнь заразна, она убивает других, травит их и оставит в нас лишь боль. Ты не виновата, ни в коем случае. Ты и сестра — лучшее, что есть в этом мире. Даже… даже лучше, чем наши родители, как бы сильно я их ни любил. Но если я ничего не сделаю, то я не смогу двигаться дальше, не смогу жить с этим якорем.

— Потому что ты ещё ребёнок. Всегда так кажется. Кажется, что ты этого не переживёшь, но всё пройдёт.

— Пройдёт твоя смерть? Боль о том, что я ничего не сделал? — усмехнулся я. — Нет, я не хочу так.

— Иначе ты рискуешь однажды остаться один без какой-либо жизни. Без своей, без семейной, без какой-либо. Совсем один, потерянный и забытый даже самим собой.

— Плевать, — я встал, зачем-то подошёл к стене и посмотрел на неё. Там ещё сохранилась вмятина от того, что я швырнул в него пистолет. — Плевать. Пан или пропал.

— Сможешь ли ты жить дальше, если потерпишь неудачу? Если зря погибнут люди?

— Мы сами решаем, с какими грехами мы сможем жить дальше.

Мы вновь молчали. Мы вновь на грани того, что сделать друг другу больно. Всё больше и больше мы ругаемся, потому что всё выше становится напряжение в семье. Именно таким образом она и рушится, как мне кажется. Но… Это в последний раз. Ещё разок, и всё закончится. Я съеду и смогу жить прежней жизнью. В крайнем случае покину город или даже страну. Уеду в Силверсайд, там меня вообще никто не найдёт. Но дело это закончу.

— Я хочу уйти спокойно, а не знать, что мой брат промышляет… — начала было тихо Наталиэль.

— Не говори глупостей, — покачал я головой. — Никто не умрёт.

— Если богом отмерена…

— Бога нет. Не там, где мы живём, Наталиэль. Он явно забыл про это место.

— Пожалуйста, Нурдаулет…

— У нас всё получится. Ещё раз, и всё будет.

— Ещё раз у тебя, и всё будет? — пробормотала она. — Ты не понимаешь…

— Понимаю. Именно поэтому я… — я вздохнул и попытался проморгаться, чтоб остановить слёзы, наворачивающиеся на глазах. — Это не имеет значения.

— Имеет.

— Но не для меня. А теперь уходи, — я не хотел расплакаться на её глазах. Не хотел, чтоб меня утешали. Я не мог сломаться перед самым концом, закатить истерику и потерять уверенность. Сейчас ещё я чувствую, что должен это сделать, но если она продолжит так и дальше, то, боюсь, я просто не выдержу.

— Послушай.

— Убирайся, Наталиэль, из моей комнаты, — тихим голосом сказал я, — Я не хочу тебя больше слушать. Или я сам выпну тебя из своей комнаты, если это потребуется.

Я поступал, словно подонок, в которого постепенно и превращался.

Она молча, немного удивлённо и испуганно смотрела на меня, после чего встала и подошла к двери.

— Чтоб ты знал, что бы ни произошло, я никогда не держу на тебя зла, — тихо сказала напоследок Наталиэль.

— Мне плевать, — бросил я.

Повисла тишина. Напряжённая тишина, словно она вышла из комнаты, но дверь так и не скрипнула. Значит, осталась здесь.

— Наталиэль, ухо… — я обернулся и увидел, как она замерла, протянув руку к ручке двери, но так и не взявшись за неё. Замерла, как скульптура из мрамора.

Такая же по цвету…

Внутри меня всё похолодело.

Это был приступ. В первый раз за эти три месяца у неё приступ. Лекарства так и не помогли ей, и импульс продолжил прогрессировать.

Я бросился к ней, чтобы схватить до того, как все мышцы начнут расслабляться, и она упадёт.

— НАТАЛИ! НАТАЛИ, У НАТАЛИАЭЛЬ ПРИСТУП!!! НАТАЛИ!!!

Я аккуратно положил её на пол в тот момент, когда дверь раскрылась с такой силой, что едва не слетела с петель. У Наталиэль всё ещё были открыты глаза, но напоминали два стеклянных шара.

— НАТАЛИЭЛЬ!!! — взвизгнула Натали и уже было бросилась к ней, но я грубо оттолкнул сестру.

— ЗВОНИ В СКОРУЮ, БЫСТРЕЕ!!! ЗВОНИ…

В этот момент Наталиэль начала буквально сгибаться дугой в обратную сторону. Неожиданно её мышцы начали сокращаться. Пальцы скрутились, словно страшные ветви на кладбищах, а сама она будто попыталась встать мостиком. Я придавил её обратно к полу.

— ЧТО С НЕЙ?!

— В СКОРУЮ! В СКОРУЮ, ЗВОНИ БЫСТРЕЕ, ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!!! — заорал я на неё.

А у Наталиэль уже хлынула кровь из носа. Я увидел, как её открытые глаза закатились так сильно, что остался белок, наполненный кровью. Очень скоро кровь шла и из глаз. Она была похожа на зомби из одного фильма ужасов. Даже её кожа стала синюшной.

Через несколько минут она уже буквально опала на землю, словно листва с деревьев, в то время как Натали сбивчивым, испуганным и заплаканным голосом пыталась объяснить, куда надо приехать скорой.

Это был конец для любой неуверенности во мне. Теперь есть только один выход, которым я и воспользуюсь. Как говорят в Америке: All-in.

Родители ещё не успели доехать до больницы, когда я и Натали сидели в коридоре богом проклятого «Импульсионологического отделения». В реанимацию её класть не стали, так как смысла пока нет, приступ прошёл.

Настал следующий день, если верить часам. По крайней мере, скоро должно быть утро, а Наталиэль пока не пришла в себя. В этот раз она действительно тяжело отходит. Появление приступа значило только то, что лекарства не справились. Теперь принимай их, не принимай, импульсы продолжатся, если только не бухнуть ещё более сильнодействующие препараты. Это словно уровень воды в тарелке — если вода уже начала переливаться через край, то здесь уже ничего не поможет, только новая тарелка, ещё более глубокая.

— Родители скоро приедут, — пробормотала Натали. — Что будем делать?

— Поговори с матерью. Пусть как-нибудь прикроет тебя.

— Отец…

— Мне почему-то кажется, что узнай он источник денег, и скорее голову проломит себе, чем согласится их использовать. Ты за ним такого не замечала?

— Ты слишком критичен к нему, — вздохнула она.

— Рыбак рыбака… — пробормотал я. — В любом случае, поговори с матерью, пусть заболтает отца. Я не знаю, он выглядит… я его очень люблю, но ты сама его помешанность на справедливости видела. Он даже найденные сто долларов сдаёт в бюро находок, блин.

— Просто он честный.

— От честного до идеалиста один шаг, и мы не знаем, сделал ли он его или нет. Короче, поговори потом с доком. Согласись на те, что по пять штук за упаковку. Наталиэль доверила все свои медицинские дела тебе, так что не посвящай отца в подробности лечения. Скажи, что будете пробовать альтернативными способами лечения спасти её.

— А деньги… — начала было Натали, но я её перебил.

— Будут, всё будет завтра или послезавтра. На крайний случай дней через пять. Всё будет, Натали, не бойся.

— Боюсь. За Наталиэль. И за тебя.

— Зря.

— Не зря, — покачала она головой. — Когда это закончится?

Я вздохнул, слез с небольшой лавки, на которой мы сидели, и сел прямо перед Натали на корточки, словно человек, желающий просить руку и сердце. Взял её ладони в свои руки и нежно сжал.

— Завтра. Я обещаю, что всем твоим волнениям завтра придёт конец. Я больше не буду заниматься ничем таким, и тебе с сестрой больше никогда не придётся волноваться обо мне.

— А если… что-то произойдёт с тобой? — тихо спросила она. Я знаю, что Натали не хочет слышать ответ на этот вопрос, однако не может не спросить его. А я не буду обманывать.

— Что бы завтра ни произошло, волноваться тебе обо мне точно уже не придётся. Но всё будет. Будет и Наталиэль, и я. Завтра.

Она молчала. Долго молчала, после чего в ответ сжала мои руки. Сжала, и я почувствовал тепло, приятное, слабо пульсирующее, умиротворяющее. Она использовала импульс, словно таким образом пытаясь показать, что она чувствует.

— Хорошо. Хорошо, братиш, я буду тебя ждать.

Я улыбнулся и поднялся.

— Тогда я пойду. Надо ещё кое-что сделать.

Если я ошибусь… если вдруг что-то пойдёт не так… Я просто не допущу этого, даже если мне придётся кого-нибудь убить. В противном случае я просто не вернусь сюда.

Может быть Наталиэль и права, я должен жить своей жизнью. Скорее всего я прислушаюсь к её совету, но только после того, как всё образуется. Когда я смогу с чистой совестью обернуться назад и сказать, что всё в порядке. Чтоб не осталось никакого якоря, который будет тянуть меня обратно до конца моих дней.

Глава 25

— Ты сегодня рано, — заметил Малу, когда я пришёл в нашу квартиру. Забавно, но теперь я зову её нашей. За это время я здесь бывал в сто раз чаще, чем в моей излюбленной библиотеке.

Малу сейчас сидел здесь один и играл в сотовый телефон, слушая музыку без наушников. Такой конкретный рэп на русском, где в основном говорилось про то, как классно курить, как классно бухать, но почему мы такие неудачники, это, наверное, судьба виновата. Я никогда рэп на русском не любил, так как, в отличие от того же английского, понимал смысл песни.

— Дома сестре опять плохо, — покачал я головой. Знаю, что лучше не раскрывать здесь своей личной жизни, но от пары слов объяснений хуже не станет. — Поэтому я сюда.

— Ну что ж, добро пожаловать, — пожал он плечами. — На матрасах можешь спать, они чистые, хоть и выглядят иначе.

— А простыни тоже чистые? — поинтересовался я, разглядывая эти… «кровати».

— Не ссы. Я на задроченной кровати спать бы не стал, — отмахнулся он.

— Окей… — я аккуратно присел на край. — А ты чего делаешь здесь? Разве ты не в другом месте живёшь?

— Да… ну… Али у меня в гостях, — наконец выдал он. — Жарит, наверное, мою дорогую сестру. Вот и решил не мешать.

— Недолюбливаешь сестру?

— В смысле? — не понял он.

— Ну просто ты так сказал… жарит…

— А, ты про это… Да я просто так выразился. Я её в реале очень люблю, серьёзно. Младшая сестра же, в конце концов. Просто Али с ней встречается, вот решил не смущать.

— Ты спокойно говоришь об этом, — заметил я. — Обычно братья с некоторой ненавистью думают о тех, кто покушается на их сестёр.

— Да они долбоёбы просто, — пожал Малу плечами. — Она счастлива, на остальное мне похуй. Нет, серьёзно, если она счастлива с Али, цветёт и пахнет при нём, и он ничего ей плохого не делает, хули мне-то париться? Те, о ком ты говоришь, просто долбоёбы, вот и всё. Им похуй на сестру, лишь бы самим заебись было. Мне не похуй. Я приду тогда, когда она станет несчастной, чтоб всё поправить.

— Ничего, если я задам вопрос? Немного личный.

— Смотря насколько.

— Как вы с Али познакомились? Я его знаю с детства, почти с четвёртого класса. Ему тогда десять было. Никогда бы не подумал, что он решит пойти по этому пути. Да, Али не был подарком, но чтоб замахнуться на криминал…

— Сестра познакомила, — пожал он плечами.

— Сестра? — удивился я.

— Ага. Он познакомился с ней, когда перешёл… в девятый, кажется. Два года назад точно. Да, девятый.

И тогда он стал учиться лучше. Всё, тайна раскрыта.

— А потом через год она познакомила вас?

— Ага. Слово за слово, ну ты знаешь этого говоруна. Ну, он сказал, что нужны деньги, а я ему предложил подработать, и понеслась.

— А с Сиреной?

— Раньше. Она уже жила в Ханкске. Познакомилась со мной почти сразу после моего переезда сюда. А там, в Сильверсайде, вообще раздолье для малолеток, работа на любой вкус в Нижнем городе.

— А что за Нижний город? — поинтересовался я. — Что он из себя представляет? Все так много о нём говорят, но при этом ничего толком внятного.

— Ну… как бы тебе объяснить… Ты видел, как выглядит Чикаго или Нью-Йорк тридцатых годов? Их улицы? Такие кирпичные здания разной высоты в линию, иногда стоящие вплотную, чтоб можно было перебираться с крыши на крышу. Серые узкие улицы, по которым ездят машины. Грязь, пар из решётчатых коллекторов, крысы, эти однотипные кварталы. Небольшие улочки между домами, куда заходишь и попадаешь за стены этого города, где нет ни одной лампочки. Целые районы этих каменных джунглей с лабиринтами между домами, где можно иногда увидеть и найти то, чего никогда видеть не хотел.

— Ты сейчас описываешь мне нуар-город американской мечты, — заметил я.

— В душе не ебу, что ты имеешь ввиду, но уверен, что так оно и есть. Серый, большой, кирпичный район из однотипных кварталов, внутри которых иногда происходят странные и страшные вещи. Не хватает ещё машин из тридцатых, и будет вообще гангстерский город. Там преступности больше, чем во всей Маньчжурии. Это пиздец, а не город.

— Постоянно стрельба?

— Я бы не сказал, что постоянно. Ты удивишься, но убийств там не так уж и много, учитывая количество конченных уебанов. Человек пять в день грохают. Иногда меньше, иногда больше.

— Но это много, — заметил я.

— Ну что же тут сделаешь, — пожал Малу плечами. — Но да, пулю можно было прохватить, просто остановившись на светофоре, если какая-то твоя вещь вдруг приглянется кому-то. Хотя это всё контролировалось, и сильно разгуливаться не давали. Или банды крошили буйных, или полиция показывала, кто там главный.

— Чудесный город.

— Если надо спрятаться или начать новую жизнь, — оскалился Малу. — Но это не город. Это часть города. Вторая его часть — это чистая противоположность. Забавно ещё то, что Верхний город реально находится на холме, когда нижний в низине. Наверное, чтоб богатые смотрели на говно, как смотрят на говно в унитазе, — хохотнул он.

Но вот мне такое почему-то смешным не казалось.

— И ты оттуда уехал? Город мечты же.

— Подъёбываешь меня, — оскалился он. — Ты бы там со своей каменной рожей отлично зашёл. Выглядишь так, словно тебе похуй на всё.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся.

— И всё же, почему ты уехал оттуда? — поинтересовался я.

— Из-за сестры. Ты её не видел, но Нижний город оставил на ней свой неподражаемый след. Прямо отпечатался ей на всю жизнь.

— Стала замкнутой?

— Стала слепой. Ей выжгли глаза. Ну и не только.

— Глаза? Выжгли? — услышать, как подобное делают в таком городе, как Сильверсайд, было дико. Хотя не более дико, чем схрон наркоты и оружия в моём городе. Я никогда не питал иллюзий, но что там за город? Версия одного из городов Южной Америки, но только на наш лад?

— Ага, — пожал он спокойно плечами.

— За что?

— О, причина была достойной, — как-то криво, скорее с болью усмехнулся Малу. — Им, наверное, показалось это забавным. Ей было тринадцать, у неё были голубые красивые глаза, не чета моим. Знаешь, такая жизнерадостная непоседливая девчонка. Этой идиотке говорили не убегать из нашего квартала, а она не послушалась. Убежала. И кому-то, наверное, показалось забавным затушить о её голубые глаза окурки. Они не отказали себе в удовольствии сделать это.

Он вздохнул, отложил телефон и потянулся. Потом помолчал, глядя куда-то немного в угол, словно вспоминая о чём-то.

— Я нашёл её под ночь. Бабка одна приютила, за что я ей был благодарен. Сказала, что моя сестра слепая плакала, тыкалась в стены, пытаясь найти дорогу домой и не в силах объяснить, где живёт. Хорошо, что приютила, потому что там могут и оприходовать спокойно. Но с тех пор моя сестра никуда не убегала.

Последние слова, наверное, должны были стать шуткой, однако… они выглядели как трагическое заключение истории.

— Ты отомстил им? — спросил я, наверное, самый волнующий меня вопрос. Просто потому что мы привыкли, что за такое обычно находят и мстят. Что каждая история имеет если не добрый, то хотя бы справедливый конец.

— Не отомстил. Это не тот мир, Тара, где феи ссут красным вином и блюют пирожками, а принцессы срут ромашками. Справедливость — это роскошь, которой достойны не все. Я просто никого не нашёл. А нашёл бы, то может и не смог бы убить. Так что… — Малу вздохнул. — Может и к лучшему, что никого не нашёл. Если бы нашёл, но выяснилось, что не могу убить, мучился бы куда сильнее. Ну, знаешь, тронешь, а тебе и твоей семье ебало на кресты порвут.

— Да… я понимаю…

— Ну а потом пошла прямо чёрная полоса как у меня, так и у неё. Я тогда едва не получил пулю, меня сильно избили, из-за чего я несколько дней пролежал в больнице. Удивительно, да? Там, в Нижнем городе, есть городская больница и даже церковь, словно насмешка над нами. Ну, моя сестра и осталась одна навремя. И пока меня не было, её ограбили и изнасиловали, когда она возвращалась из ближайшего магазина. Ей же уход тоже нужен, провожать надо везде. Я занимался этим, пока не угодил в больницу, но у меня предки ебаные алкаши, им похуй было, пусть хоть дочь по кругу гоняют по сто раз на день. Произошло совсем рядом с домом, а, блять, всё равно суки не успокоились. Пиздец как забавно издеваться над слепой, наверное, — Малу начал набирать обороты. — Да, заебись издеваться над слепой девчонкой. Будь я там, они бы одной пулей не отделались. Каждую суку, которая была причастна к этому…

Он с силой пнул стол, который с грохотом перевернулся аж на столешницу. Замолк на несколько минут. И когда я уже думал, что продолжения не будет, он вновь начал говорить.

— До сих пор с ужасом вспоминаю, когда вернулся домой и увидел её. Тень самой себя. Мне этот пиздец, её заплаканное лицо, полное стыда, в кошмарах снится. Это пиздец… Мы же были нахуй никому не нужны, по сути. Так… получилось… Не всегда и не всем везёт в этой жизни. А родители-алкаши — иногда как штамп в личном деле, что ты другой. Знаешь, как к этим… как их там, заражённые…

— К прокажённым, — подсказал я. Пока он это всё рассказывал, я стал понимать, откуда была такая реакция на те фото. Нет, там и меня шокировало, конечно, но вот у Малу вообще был приступ ярости.

— Да, верно, к прокажённым, — продолжил он. — Ну хули, кто нас защитит? Государство? Да оно клало на нас, это государство. На нас деньги зарубать заебись, но уж точно не помогать. Мы жили с предками, пока до меня бухая мать не стала домогаться. После этого сразу сбежал с сестрой. Приютился в хате к одной доброй женщине. Не все в том городе выродки, есть много хороших людей, просто на фоне дерьма теряются. Я пошёл работать туда, где было проще всего — естественно, криминал. В другие места не брали, типа ребёнок и так далее. А сестра… там у неё психика по пизде пошла. После того случая… я не мог успокоить её. Она загонялась очень сильно, молчала, не проявляла реакции ни на что. Уже думал, что сестре снесло крышу — в школу не ходила, тупо сидела, не двигаясь. Она в восьмом была тогда.

И тогда я понял, что надо линять оттуда. В Нижнем городе хорошо, когда ты здоровый или когда один. Но не со слепой сестрой, о которой никто не позаботится. Город неплохой, конечно, но блять, если попадаешь, то попадаешь. Да и безопасным его не назовёшь. Ну и вот переехал в Ханкск. К тому же, надеялся, что этот переезд поможет сестре, но нихуя не помогло. Не знал, чо делать, потому устроился к Стреле. Показал ему, что я правильный пацан, не соскочу и не съеду. Он мне и помог с хатой на время, пока сам снимать не смогу. На работе встретил Сирень. И у неё сеструха была мелкая уже тогда. Не знаю, пересеклись просто на одном деле. Пиздили там кое-что со склада. Ну она однажды и в гости заглянула к нам… ты, как я понял, знаешь, кто такая Сирень?

— Оборотень.

— Ну типа да. Ну вот, пришла, а там ты сам понимаешь, девка с ушами и хвостом. Там не то что я в ахуе был, сестра оживилась. А ещё и мелкая была с ней, младшая. Ту моя сестра вообще обожала тискать. Хули, чудо же, верно говорю?

— Да, — кивнул я.

— Вот, чудо. Ну у моей сестры вроде как и отошло. Оживилась. А тут девятый класс, она идёт в новую школу и потом чот счастливой становится. Я всё всосать не мог, перемена в обстановке, чо ли, так влияет, или чо. А потом вижу её с хмырём одним. Я такой подхожу поговорить, слово за слово и… Мы почти подрались, короче, но в нас сестра из газового балончика пшыкнула, который ей Али и подарил. Так вот и познакомились с ним. А потом чот думаю, а хули, вон она какая счастливая, да и он сразу встрял за неё, когда я подошёл, ну ты знаешь Али…

— Да, он как хулиган был.

— Ну типа. Ну вот, думаю, раз сестра так счастлива, то похуй вообще. Пусть радуется жизни, да и он вроде норм поц. Чо я буду со своими закидонами ей портить счастье. К тому же, он за ней следил, хотя здесь в этом плане спокойнее раз в тысячу.

— А чего ты здесь на работу не устроился?

— Скажем так, не пошло. На нормальную с таким прошлым, как у меня, не устроишься. Практически сирота же, по сути. Чтоб нормально жить, а не выживать, жрать один хлеб да воду лакать из бочка унитаза, работы не найти. Так что потыкался, потыкался, да и вернулся обратно.

— А Сирень?

— Из-за сестры. Бабки, сам понимаешь. Там проблемы в семье. Матери не было, отцу похуй на них. Она и подалась туда же. А там ещё сестру поймали мелкую в детдом, а тут ещё и аномалия, всякое такое… Короче, Сирень могла распрощаться с сестрой. Родителей-то у них тоже нет, батя-мудак не в счёт. Ну вот Сирень и пошла к Стреле… договориться… Договорились. Сестру стащили. А потом и работать осталась со мной. Год поработали так, а потом уже и Али присоединился. Вот и всё, в принципе, — пожал он плечами.

Весело же вам жилось. Я никогда не считал себя несчастным… не считая последних трёх лет. Просто знал, что есть те, кому повезло куда меньше, чем мне. И сейчас передо мной был один из таких представителей. Чувствую себя счастливчиком.

— Ну а про себя чо скажешь? — кивнул головой Малу.

Ну, раз мы рассказываем о себе…

— Брата, старшего, сбила машина, когда мне было шесть. Плохо помню, может оно и к лучшему. Две сестры с импульсом. У одной случился приступ три года назад. После этого вот висим на грани.

— Пошёл ради сестры?

— Ага. Денег уже почти не было, потому или идти так работать, или уже заказывать гроб.

— Респект, уважуха тебе, — вздохнул он. — У сеструх импульс сильный?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— Если сильный, тогда проблем с работой не будет. Даже на этот же дом, здесь. Они уёбки, но деньги решают всё, — он мечтательно посмотрел на потолок. — Будь у меня импульс, вообще бы проблем не было. В смысле, нормальный по силе импульс. Денег было бы дохера.

— Если бы они решали всё, — усмехнулся я.

— Поверь, всё. Даже если нету цели в жизни, они её дают.

— И какую же?

Малу оскалился.

— Заработать ещё больше, естественно.

Мы ещё немного о чём-то говорили. Я уже не сильно вслушивался и вникал в разговор. К тому моменту на улице уже светало.

Вскоре я уже тупо лёг спать. Настолько устал от волнений, устал от беспокойств по поводу того, что всё может пройти не так гладко, как мы планировали, и так далее. Да и боль в животе от волнения не проходила, нудно гудела и выворачивала желудок наизнанку, от чего еда в горло не лезла. Мне Малу даже предложил нюхнуть для успокоения, но я отказался. Сказал, что перед делом это очень плохая идея. К тому моменту мне даже было плевать на то, что сами кровати выглядели, мягко говоря, немного грязными. Я лёг прямо в одежде и уже через пару минут уснул.

Мне ничего не снилось. Было просто темно. Наверное, именно так и выглядит смерть. Или моя жизнь. С другой стороны, мне не надо было мучиться собственными кошмарами, которых и в жизни у меня полно. Я сам по себе стал кошмаром, не только для себя, но и для семьи.

Так я проспал целый день и проснулся только под следующее утро от того, что меня кто-то толкал в плечо. Грубо и настырно, вырывая из сна. И как я был не рад, когда, с трудом раскрыв слипшиеся глаза, увидел перед собой ухмыляющееся лицо Алекса.

— Проснись и пой, спящая красавица. Ты чо, уроки прогулял?

— А? — спросонья мои мысли вязались между собой очень тяжело. — Вечер?

— Утро. Через два часа у нас дело, не забыл?

— Такое забудешь…

Я медленно встал, чувствуя скованность во всём теле. Сон на таком матрасе явно не отразился хорошо на моём самочувствии, спал будто на камнях, и спина болела. Зато я не чувствовал волнения. Пока что не чувствовал, но и на этом спасибо, хоть просыпаюсь спокойно.

Передо мной уже стояла одетая в нашу одежду для дела Сирень, которая, видимо, переоделась заранее, чтоб не светить своим хвостом и ушами перед другими. А вот Алекс точно недавно пришёл — ещё в своей обычной одежде. Что касается Малу, то он только-только начал переодеваться: натягивал на себя штаны.

— Давай, Тара, подъём, надо сделать это дело.

— Да, — кивнул я. — Надо.

Как говорится, в последний раз и навсегда. Я должен это сделать и не имею права ошибиться. Если же облажаюсь, то лучше бы мне там и остаться.

Глава 26

Без пяти восемь. Мы, в чёрных пуховиках, штанах и с капюшонами на головах, стояли на другой стороне улицы от того места, где должен был встать инкассаторский автомобиль. Стояли специально в тени прямо под разбитым фонарём, чтобы нас было хуже видно — вчера Сирень разбила его камнем специально для сегодняшнего дела. У каждого на плече висела спортивная сумка, в которой был автомат. Не светить же им на улице, верно?

Просто четыре человека за машинами, словно о чём-то общаются. Мы ещё и бронежилеты поддели на всякий. Малу настоял, сказал, что пару кило критичны не будут, в отличие от случайной пули в грудь. Всё-таки здесь нас обыскивать не будут, а случиться может что угодно.

В это время по тротуарам уже шли на работу люди, создавая серый, сплошной поток. Никто не обращал на нас внимания, никому не было дела, что здесь вдруг стоят четверо человек в одинаковых куртках.

Дороги уже были загружены машинами. Сплошные потоки бесконечной вереницей двигались в оба направления. Медленно, не спеша, даже пешеходы двигались быстрее. Хорошо, что машина ждёт нас на другой стороне во дворах, а не здесь. Даже не представляю, как бы мы отсюда уезжали.

— Холодно… — пробормотал Алекс.

— Ничего, скоро согреешься, — усмехнулась Сирень. — Скоро мы все согреемся.

— Это точно. Я молюсь на тебя, подруга, так что не подведи. Ты сегодня богиня дня, — улыбнулся Алекс.

— Вот так бы всегда. Был бы ты всегда не таким засранцем, цены бы тебе не было, — усмехнулась она в ответ.

Удивительно, но перед заданием все становились словно дружнее между собой. Так бы всегда, и им бы цены не было.

Самым сложным в этом деле было ожидание. Как сейчас, например. Такое неприятное тягучее ощущение в теле и животе, которое словно рвёт все связки и мышцы. Ещё и зубы чешутся — по ощущению словно окунул их в ледяную воду.

Я поглядывал на банк в ожидании машины, пока кое-что не привлекло моё внимание. Если конкретнее, то сам банк, который мы и собирались грабить. Я не знаю, почему не обратил на это сразу внимание. И почему сразу не разузнал, какой банк мы будем грабить. Вряд ли бы это сыграло значение в моём решении, но…

— Малу, — тихонько толкнул я его в бок.

— Чо те?

— Этот банк разве не дома?

— В смысле? — не понял он.

— Одного из домов этого города. Род, который заправляет здесь. Разве это не их банк? — кивнул я на отделение на другой стороне.

— С чего ты взял? — уже и сам начал Малу присматриваться к нему.

— По вон тому значку. Который похож на лист. Это герб дома… как его… Кун-Суран… Да, Кун-Суран дом называется. Это их банк. Тебе Стрела всё верно скинул? А то в меня закрались сомнения по поводу точности его данных.

— Не ссы, Стрела на такой хуйне не кинет.

— Просто два охранника на машину. Будь это обычный банк, то чёрт с ним. Но тут банк дома, не самого большого, но всё же. Они своими деньгами не разбрасываются.

— Ты решил съехать? — посмотрел он на меня серьёзно.

— Нет, — мой ответ был твёрдым.

— Ну тогда не ссы. Нормально всё будет. Действуем как запланировали, а там по ситуации. Уже поздно чо-либо менять. К тому же, у них всё застраховано, потому всем плевать.

— Тогда… — я думал, стоит говорить или нет, но решил, что молчать в таких ситуациях просто наитуплейший выход. Вряд ли это умный совет, но всё же… — Будь на чеку.

— Ты чего? — Малу даже прищурился.

— Интуиция, которая говорит, что дом на авось свои деньги не возит.

Он смотрел на меня, словно пытался прочитать мои мысли, но потом лишь кивнул.

— Смотрю в оба, Тара, не ссы. Я прикрою, если что.

Менять что-либо поздно, но мне неспокойно.

Я в этом деле новенький, потому до сих пор всего не знаю и упускаю то, чего упускать не стоит. Например, кого мы будем грабить. Как по мне, это очень важно. Но я об этом даже не подумал, когда смотрел планы, которые нам дали. Просто потому что не знал, как правильно делать. А сейчас уже и поздно что-то менять.

Я бы всё равно не съехал с темы, однако подготовка была бы другой. Например, у нас сейчас автоматы с обоймой на шесть десятков патронов. А я бы взял несколько магазинов на это дело. Может взял и ещё чего на всякий. Может это и глупо, но я очень запасливый и внимательный к подобному. Опыту бы побольше, и вообще чудно было бы.

— Так, закончили дремать на ходу, — пробормотал Малу. — Вон они, стоят в пробке.

Мы едва-едва повернули головы в ту сторону и тут же отвернулись, как ни в чём не бывало. Там, среди машин, возвышался бронированный микроавтобус желтоватого цвета с зелёными полосами. Стоило мне увидеть, как всё внутри меня сменилось. Теперь ничего не тянуло мучительно от волнения. Просто теперь сердце так билось, что хотелось в туалет. Стучалось, словно кто-то колотил по нему, как по груше.

— С этого момента без имён и кликух. На крайняк, первая буква, ясно?

— Да, — три голоса разом слились в один.

— Отлично, теперь ждём мою команду. Расчехлили сумки. Автомат достаём только когда уже достигнем тротуара на той стороне. Каждый, надеюсь, понял, что делает. В расход только тех, кто решит погеройствовать.

— Да, — и снова хор голосов

— Отлично. Тогда ждём.

Поток машин двигался медленно, словно специально растягивая время нашего ожидания, чтоб нам жилось веселее. Минуты через три только машина инкассаторов подъехала ко въезду на небольшую стоянку перед банком. С трудом смогла туда въехать, едва не расцарапав припаркованные машины.

Мы все подтянулись. Стали, словно статуи, которые обтекал поток людей. Некоторые возмущались, что стоим здесь, как истуканы, но мы их даже не слышали.

Вот машина остановилась.

Я почувствовал, как у меня сердце вот-вот разорвётся от напряжения.

Проходит несколько секунд. Машина стоит. В голову уже начинают лезть мысли о том, что нас могли заметить. Да, мы как бы в потоке, за машинами, в темноте, где не светит фонарь, но всё же…

Дверь наконец открывается. Один из инкассаторов выходит, оглядывается, но ни разу в нашу сторону. Обходит машину со стороны капота и теряется из вида.

— Погнали, — выдохнул Малу и двинулся вперёд. Мы сразу за ним.

Выходим на дорогу. Здесь движение медленное, поэтому мы спокойно гуськом проходим между машинами и достигаем другой стороны, выходим на тротуар, где тоже ходят люди. Никто не обращает на нас никакого внимания, спеша по своим делам.

Время.

Я, даже не оглядываясь на других, вытаскиваю автомат и тут же бегу к машине, выскочив на небольшую стоянку перед банком. Знаю, что остальные тоже бросились к ней. Плевать на всех, кто нас видит. Теперь ничего не имеет значения. Всё моё внимание на машине и том, что за ней. По небольшой стоянке добегаю до машины. Теперь каждый действует ровно так, как считает нужным, придерживаясь плана.

Я с Малу огибаю броневик со стороны кормы.

Выскакиваю одновременно с двумя фигурами с другой стороны. Прямо передо мной спиной к нам стоит, держа в одной руке сумку, мужчина с большой надписью «Инкассация». Напротив него ещё один. Буквально мгновение, и я вижу, как тот мужчина поднимает взгляд на нас. Вижу, как меняется его выражение лица: как глаза расширяются, как лицо вытягивает, но это ничего не значит.

Тот, что стоял к нам спиной, если и увидел две фигуры напротив себя, выскакивающие из-за капота, то просто не успел что-либо сделать. Малу с разбега со всей дури ударил его в затылок прикладом, и тот полетел лицом на землю.

А вот со вторым вышла заминка. Огромная заминка.

Следующие мгновения сливаются в сплошной поток событий.

Инкассатор отводит голову вбок, пропуская удар прикладом мимо. Перехватывает руки Сирени, резко разворачивается и толкает её в Алекса. Даже не толкает, а скорее бросает, словно снаряд, от чего сбивает его Сиренью с ног. Едва Малу успевает поднять ствол автомата, инкассатор уже набрасывается на него и в прыжке ударом сверху в лицо буквально кладёт на землю.

Автоматная очередь.

Я, отступив назад на несколько шагов, начинаю стрелять, но он слишком резво бросается в сторону и скрывается за инкассаторской машиной. Как-то неправильно двигаясь, нереально, словно на ускоренной плёнке, что я просто не поспеваю за ним. Пули оставляют лишь вмятины на борту инкассаторского микроавтобуса.

Инкассатор-то с импульсом. Может и не суперсильный, но точно умеет пользоваться своей способностью. Вот и разведали, блин. Его скорость оказалась слишком неприятным сюрпризом. Знай мы раньше об этом, то может и застрелили бы его сразу или были бы проворнее. Но теперь…

— Сзади! — вскрикивает Али, столкнув с себя Сирень и поднимаясь с земли. Я резко оборачиваюсь, делая большую ошибку.

Мне, как и Алексу, достаточно просто увидеть человека, увидеть движение в нашу сторону. Ещё не до конца поняв, кто передо мной и что он собирается делать, я стреляю. Да и есть ли разница в такие моменты, кто перед тобой? Тут ты действуешь скорее на реакции и привычке. Привычки у меня нет, но вот реакция довольно неплохая. Автомат выплёвывает две быстрых и коротких очереди.

Как бы то ни было, я не прогадал и не ошибся. Охранник банка, выскочивший на улицу, едва только вытащив пистолет из кобуры, будто получив несколько быстрых ударов в грудь, дёргается и валится на землю.

Вновь разворачиваюсь к бронеавтомобилю…

И слышу выстрел. Удар в грудь такой, что из меня выбивает всё дыхание. А потом ещё один выстрел и ещё один, и ещё. Каждый буквально выбивает из меня все силы и желание сражаться дальше. Ощущение, что из меня исчезло всё дыхание. Тот инкассатор стоит за машиной, со стороны кормы, от чего Алексу у капота его даже не видно.

Надо было, чтоб кто-то следил за машиной, а не дружно разворачиваться к выходу из банка. Этот инкассатор сейчас же перебьёт нас всех.

Я падаю на землю с такой болью в груди, словно мне только что молотком сломали все рёбра. Даже дышать или двигаться больно. А инкассатор аномально быстро буквально взлетает на крышу. Кажется, что он быстрее нас раза в полтора. Выглядит неестественно, словно какой-то потусторонний демон, двигающийся рывками. Импульс скорости на себя, что ли, напустил?

Алекс пытается оббежать микроавтобус, даже не заметив противника сверху, когда тот…

Автоматная очередь, и инкассатора сбрасывает с крыши. Сирень только что спасла жизнь Алексу. Она быстро оббегает машину, после чего слышится ещё одна автоматная очередь. Надеюсь, на этот раз окончательно.

— А! Проверь его! — что есть сил я закричал Алексу, но с моих губ вместо голоса слетел лишь хрип. То ли от удара пропал голос, то ли от волнения… — Приведи его в чувства!

Каким-то чудом он услышал меня, кивнул и бросился к Малу. Пока Алекс пытался ударами по лицу привести его в сознание, я с трудом поднимался обратно на ноги. Грудь болела так, словно мне переломали рёбра. Но это ладно… Дышать тоже больно, но и на это плевать, хорошо, что вообще подняться могу. Сейчас главное сумка. Нужно хватать её и бежать…

Пересиливая и покачиваясь в разные стороны, как пьяный, я, быстро перебирая плохо слушающимися ногами, направился к сумке.

В этот момент из-за машины выскочила Сирень, оглядываясь.

— Сумка… Хватай сумку! — махнул я ей рукой. — Уходим!

— А он?! — Сирень вместо того, чтоб помочь с сумкой, бросилась к Малу, который до сих пор был без чувств.

— Сумка, блять! — прохрипел я, тратя драгоценные силы на собственный голос.

Она дура. Беспросветная. Самое важное в таких делах — правильно разделять обязанности. Не может один, его подменяет другой. Сразу видно тех, кто в первый раз в подобном деле, хотя я считал, что у неё есть какой-то опыт.

Я буквально доковылял до сумки, схватил за лямку и потащил по земле в сторону машины отхода. Грудь аж скрутило болью и на мгновение спёрло дыхание, но я не остановился. Отдохну дома, попрошу у сестры компресс и чай, отдам свою тушу ей на сбережение, чтоб позаботилась обо мне. Буду отлёживаться ещё неделю. Но потом, а сейчас дело.

Я протащил её несколько метров волоком, прежде чем почувствовал, что кто-то пытается вырвать её из моих рук.

— Давай её мне! Она лёгкая! Ты как сам, ранен? — это, видно, одумалась Сирень.

— Броня. Но дышать больно.

— Жив, главное… — пропыхтела она. — Прикрывай пока.

С этими словами она закинула сумку за спину и побежала. Я… я просто не мог бежать физически, мог только очень быстро идти, едва не скручиваясь от боли. Ощущение было таким, словно защемило сердце. Но плевать, сейчас главное убежать. Что касается Малу, то в крайнем случае Алекс потащит его на собственном горбу и догонит нас.

Сирены ещё было не слышно, что могло не радовать. Значит, даже не смотря на заминку, у нас есть время. Да и уложились мы вроде как в три минуты.

Надо было пройти где-то триста метров. Я ковылял как мог, стараясь поспеть за Сиренью. И надо признаться, что мне даже стало потом немного легче. Когда я дошёл до машины, я даже мог более-менее дышать, пусть и не полной грудью. Но…

— Машина не заводится! — крикнула она, приоткрыв окно напротив меня.

— Как так?! — и голос прорезался, только вряд ли это нам сейчас поможет.

Вместо ответа Сирень попыталась завести машину, но та лишь протяжно завыла, вхолостую тарахтя, и… ничего.

— Не заводится! Она не заводится!

Вот тебе и на… Но вместо глупых советов попробовать ещё раз или проверить бензин с аккумулятором, я оглянулся.

— Жги машину! Она больше не нужна! — крикнул я и бросился во двор, где стояло много других машин, которые только и ждали, чтоб их кто-нибудь завёл. К тому же сейчас же утро, сейчас все должны выходить на работу, если ещё не вышли…

Пробежал метров сто, прежде чем увидел наконец хоть кого-то. Просто удивительная пустота утром во дворе, словно закон Мерфи наконец начал работать без перебоев. Лишь какая-то женщина, держа ребёнка с ранцем за руку, другой уже открывала дверь невзрачной легковушки, и я был рад такому шансу.

— Стоять! Стоять блять! — заорал я, направив на неё автомат.

Женщина вздрогнула, подняла голову и, увидев меня, побледнела. Тут же попятилась назад, отдёрнув за спину ребёнка.

— С-стойте, н-не стре…

— Ключи от машины! Ключи от машины на землю! Быстро-быстро-быстро! — кричал я, не давая ей опомниться. — Пошевеливайся!

Она среагировала не сразу, впав в ступор от испуга и не поняв, что конкретно от неё требуют. А может забыв, что ключи от машины до сих пор в её руках. Мне эти две секунды задержки показались вечностью — если бы что-то пошло не так, то в крайнем случае я бы просто выстрелил в воздух или ударил её прикладом. Но всё обошлось — женщина буквально отбросила их, словно они раскалились докрасна и нестерпимо жгли ладонь.

— А теперь побежала! — закричал я на неё. — Давай, вали отсюда, пока не вышиб мозги!

Повторять дважды не пришлось — она схватила ребёнка на руки и бросилась бежать по улице, не оборачиваясь.

Я же, не медля больше ни секунды, запрыгнул в уже открытую машину. Мне было известно, как ездить на машине, как заводить её, переключать на автоматической коробке передач скорость, но раньше я никогда не ездил. Поэтому у меня возникли проблемы с выездом из такого узкого пространства.

Которую я быстро решил.

Двигатель взревел, я переключил на заднюю передачу и вдавил газ, со всей дури врезавшись багажником в машину позади. Зато сразу появилось место для манёвра спереди. Переключился на передачу вперёд и выехал на узкую придомовую дорожку, ободрав правый бок о впередистоящую машину и снеся несколько зеркал другим.

К тому моменту, как я подогнал машину, наша старая уже весело сдавалась огню, а около неё стояла моя команда.

— Есть! Давай! — я выскочил из-за руля, уступая место Сирени и садясь на заднее кресло. Рядом со мной с сумкой приземлился Алекс. На переднее пассажирское Малу.

— Газу! — рявкнул он, словно Сирень и без него не могла этого понять.

Машина взвизгнула покрышками, и мы дёрнулись с места. Где-то вдали уже слышались сирены.

Глава 27

— Говно машина. Какие-то дрова, — буркнула Сирень, разгоняясь на придомовых территориях. Мы буквально летели по узкой дорожке. Выскочи кто, например, ребёнок, и мы точно собьём его. — Надеюсь, проеду там. Ты как, Малу?

— Голова болит. Ублюдок уебал меня знатно.

— У него был импульс, — объяснил я. — Какой-то импульс, видно, с направлением на укрепление себя самого. Что-то на скорость.

— Он скакал как обезьяна, — кивнул Алекс. — Я видел.

— Ты, кстати, глушилку поставил на деньги, если там маячок? — кивнул я на сумку. Вместо ответа Алекс поднял руку, в которой было что-то с антенной, похожее на радио. — Сирень, ты его пристрелила?

— Да, естественно, — кивнула она.

Возможно, Сирень поняла меня неверно. Я бы предпочёл, чтоб она его не убивала, хотя умом понимал, что она правильно сделала. Если он не поленился с нами перестреливаться, то не факт, что не поленился бы ещё и вдогонку броситься.

Вообще, всё должно было пройти без жертв, но сказать, что я чувствовал раскаяние… это было бы ложью. Я до сих пор ощущал этот мандраж от ограбления, от чего все чувства по поводу убийства просто растворялись в нём. И встань вопрос ещё раз, я бы, скорее всего, ещё раз выстрелил. Речь не идёт о том, что я жестокий, просто моя задача — украсть деньги ради любимого человека. И когда выбор падает, жертвовать чужим или своим, ответ будет однозначен. Да и убийство волновало бы меня куда больше, если бы я стрелял не в охранника, а, например, в безоружного человека.

— А ты как, Тара, сильно прилетело? — спросил Алекс.

— Нормально. Жить буду.

— А что случилось? — обернулся ко мне Малу. У него под глазом расплывался огромный синяк.

— Тара прохватил несколько пуль в бронник. В бронник же? — уточнил Алекс.

— Да. Но всё нормально. Я вроде как даже бежать могу, если постараться.

— Ясно… Блин, вот же суки… — вздохнул Малу. — Нахера стрелять было, нахер это геройство? Просто отдать не могли и свалить в сторону ради собственной жизни? Зачем это дерьмо, никому не нужное, ради вообще чужого бабла, да и застрахованного, скорее всего?

— Работа, — дал я очевидный ответ.

— Ну работа. У нас тоже такая работа, и чо? У нас работа грабить, у них — защищать. Они облажались, но нахер было продолжать уже бессмысленное сопротивление?

— Не рад, что прохватил? — усмехнулся Алекс. — Тебе же нравится стрелять в мудаков.

— В том-то и дело, что в мудаков.

Мы выехали в гаражи. Убогая убитая дорога, по которой мы мчались, была сдобрена то ямами, то трамплинами. Мы скрежетали днищем, наверняка выбивая искры, и подлетали, что аж дух захватывало.

— Надо бы отъехать поскорее, пока вертушка не нагрянула, — пробормотал Малу, поглядывая из окна вверх.

— Я и так несусь по полной, — огрызнулась Сирень, словно он её в чём-то обвинял.

— Погоди, какая вертушка? — не понял я.

— Ну обычная. Вертолёт полицейский. Они его поднять должны, по идее, если он к тому моменту не был уже в воздухе.

— Отлично… — выдохну я. — Просто зашибенно.

— Что? — посмотрел на меня Алекс.

— Да то, что Стрела не указал про вертушку.

— Может не посчитал нужным. Решил, что мы свалим быстрее, чем она прилетит, — ответил с переднего сидения Малу.

— А вот не успеем, как сейчас, и что? Вот машина заглохла и так далее. Мы же должны такое знать.

— Но всё путём, верно?

— Путём, верно. Но что-то доверие к планам Стрелы у меня вдруг пропало. Он не указал самое важное.

— Посчитал, что это не нужно, — пожал он плечами.

— Поверь, Малу, не ему это решать, так как не ему ехать на дело, — ответил я. — Он не указал что и банк дому принадлежит. И про инкассаторов не упомянул, что один из них с импульсом. Тогда бы мы вели бы себя иначе, действовали бы более аккуратно или более агрессивно. Хорошо, что он голову ни мне, ни Алексу не прострелил.

— Я тоже поддерживаю Тару, — вмешала Сирень. — О таком предупреждать надо. А Стрела просто хуесос. Он даже тачку подкинул, которая не завелась.

— По-твоему, он специально сделал? — усмехнулся Малу.

— Но он дал говно нам. Это факт. А мы рискуем после этого на чужой.

Мы вылетели из гаражей, и Сирень тут же дала по тормозам. Крутанула руль и пустила машину с косогора прямо по земле. Нас подбрасывало, кидало в разные стороны. Несколько раз я сильно ударился головой о потолок, а в груди стрельнуло болью, словно у меня вот-вот сердце остановится.

Машина слетела с косогора прямо на дорогу, где, от души чиркнув передним бампером и едва не оторвав его, понеслась к индустриальному району. Теперь нам стоило сменить машину на запасную, которую мы там спрятали.

— В любом случае, мы почти всё, — вмешался Алекс. — Люди, мы разбогатели на сто штук! Так что похуй на Стрелу и на этих импульсников. Плевать на всё! У нас сто штук. Сто. Штук! Мы можем начать жить заново.

— Со ста тысячами не особо ты начнёшь жить заново, — усмехнулся Малу. — Но жизнь подправить точно можно.

— Кому как, — пожал я плечами. — Я смогу начать жить заново, это точно могу сказать.

— Вот бы мне так мало для счастья нужно было, — вздохнул Алекс.

— А как по мне, для счастья много и не надо, — ответила Сирень. — Счастье — это у нас в голове.

— Скажешь это картонной коробке на улице, — растянулись в улыбке губы Малу. — Кстати, вон мы и приехали.

Сирень резко свернула на грунтовку, бросив машину в занос, и мы, поднимая пыль, влетели в поворот, поднимая облака пыли и разбрасывая камни. Не снижая скорости, шкрябая днищем по земле на каждой кочке, пролетели до небольшого неработающего заводского комплекса.

— Всё, наконец… — выдохнула Сирень. — Парни, не заставляйте даму ждать!

Она выскочила, подхватила мешок и пересела в другую машину, которая уже стояла там.

Что касается нас, то мы вышли, принесли одну из канистр в эту машину, залили весь салон бензином, после чего подожгли. Главная причина всех бед в таких делах — ДНК. Любое, даже самое мельчайшее, оно может потом спокойно вывести на тебя полицию. Потому если есть возможность сжечь что-то, то лучше сожги.

Все эти приколы с разбрасывание волос и ложной ДНК работают очень плохо, и особо упорные могут спокойно найти то, что им нужно. Насколько я знаю, то, например, Малу уже попадался полиции, так что вполне возможно, что на него уже есть досье. И если найдут его, найти нас будет лишь делом техники.

— Хорошо горит, — выдохнул Сирень, когда мы пересели в другую машину. — Знаете, парни, хоть я вам и не говорила ещё, но мне нравится огонь.

— Я один надеялся, что она скажет, что любит нас? — обвёл нас взглядом Алекс.

— Честно говоря… да, — кивнул Малу.

— Звучало так, что она это хотела сказать, — кивнул я.

— Ой блин, любовью обделённые… — фыркнула она и дала по газам, поднимая облака пыли и оставляя позади горящую машину. — Если вам так важно, то ладно. Хорошо, парни, я действительно рада, что вы со мной.

Последние слова она сказала с улыбкой. Тёплой улыбкой, которая не могла не растопить нам сердце. Но и как же без…

— А вчетвером дашь? — сразу же спросил Алекс.

— Алекс, блять! — рявкнула тут же Сирень.

— Реально, Али, это перебор. — поморщился Малу и заслужил благодарную улыбку. — Причём у тебя уже есть девушка. Сирень даст нам в троечка.

— Да сукин ты сын, Малу! Ну ты и сучонок! — заверещала Сирень, а Малу и Алекс с довольными улыбками дали друг другу пять. — Никому я не дам! По морде дам, вот это уж точно, сучьи вы дети!

Она в порыве ярости втопила педаль газа, и нас буквально вжало в спинки кресел. Мы просто летели по заброшенной грунтовке, выезжая из индустриальных комплексов и поднимая за собой клубы пыли. Машина подлетала на кочках, в поворотах нас сносило вбок, и я, с замиранием сердца и каким-то сумасшедшим желанием мчаться быстрее, наблюдал за тем, как мы летим по дороге.

— Быстрее, Сирень. Давай ещё быстрее! — Алекс явно тащился от её езды. Даже несмотря на то, что нас подбрасывало в воздух.

Но хочу сказать, что это было действительно весело. Нестись по дороге на полном газу, подлетать на кочках так, что просто взлетаешь с сидушек, и ударяться головой о потолок. Проезжать в заносе повороты, едва-едва, проходя по самому краю. Это были словно американское горки, и если бы не боль в груди, которая бесконечно стреляла меня, я бы смог действительно насладиться этой дикой поездкой.

Так мы домчались до леса. Зимой из живого, с густыми зарослями, он превратился в буквально в мёртвый лысый лес с голыми серыми стволами деревьев на многие километры. Он выглядел как декорации к какому-нибудь фильму, где фигурировал проклятый лес — серый и безликий. Абсолютно пустой. Мы проехали вглубь, где располагался небольшой заброшенный аэродром, который когда-то был военным, а теперь стал лишь напоминанием о военном прошлом Маньчжурии. В принципе, кроме взлётной полосы, здесь ничего и не осталось.

Здесь же ждал и едва ли не родной для всех хэтчбек Сирени. Под конец она так дала по тормозам, что нас бросило вперёд, а машину повезло юзом по дороге. Нас развернуло на бетоне, и мы едва не перевернулись, но в конечном итоге благополучно остановились.

— Ну что, сукины вы дети, ещё кто-нибудь что-нибудь хочет мне сказать? — окинула она нас строгим взглядом.

— Классно водишь, — выдавил я улыбку. — Я бы сказал, что мужики, все мне известные, нервно курят в сторонке по сравнению с твоей ездой.

Сирень улыбнулась.

— Ты добавь, что у тебя друзей с машиной нет, — усмехнулся Алекс, и её улыбка мгновенно поблекла.

— Вот же ты, Али… Взял и расстроил её, — вздохнул я. — И всё же, Сирень, я уверен, что ты дашь прикурить большинству мужчин за рулём.

С этими словами, кряхтя, как столетний старик, я выполз из машины. Уже когда я почти вылез, услышал голос Сирени.

— Вот! Слышал, щенок?!

Прохладный чистый воздух бодрил. Казалось, что я ещё никогда не чувствовал себя настолько живым. Просто удивительно, как мотивирует жить проходящая рядом с тобой смерть. Я не буду врать, что в тот момент передо мной пронеслась вся жизнь перед глазами или я подумал, что умираю. Ничего подобного, я в тот момент даже не задумывался об этом.

Просто именно сейчас на меня наваливается всё понимание того, насколько я был близок получить свою пулю. Близок к собственной смерти.

Вдохнул полной грудью, чувствуя, что вдыхать всё же больно, и начал раздеваться. Хотелось посмотреть, на что похожа моя грудь.

— Я же говорил, бронники пригодятся, — вышел из машины Малу.

— И ты был прав, за что я говорю тебе спасибо, — кивнул я, снимая пуховик, а вслед за ним и бронежилет. Потом кофта, футболка и…

— Хм… ну не так уж и плохо, — оглядел мою заплывшую жиром грудь Малу. — Синяки синяками, но вроде как и всё. Кажись, тебя ещё и жир спас от более плачевных последствий. Кстати, слушай, Тара, ты не боишься, что скоро тебе лифчик придётся носить?

— У сестёр попрошу, — отмахнулся я, разглядывая свою грудь.

Несколько обычных синяков, словно кто-то бил кулаком в мою грудь. Два так вообще слились в один. Но ни жутких кровоподтёков, ни ощутимого скрежета рёбер, переломанных пулей, ни вмятин или чего-то такого. Обошлось, можно сказать.

— О, стриптиз от Тары, — усмехнулся Алекс, вылазя из машины. — Так чё, может откроем мешок?

— Там может чернила стоят, которые забрызгают её, — посмотрел с сомнением на сумку Малу.

— Если стоят чернила, то стоят в большом чемодане, который должен, по идее, находиться внутри этой сумки, — объяснил я. — Или там внутри ещё одна сумка.

— То есть это просто сумка? — уточнил Алекс.

— Да.

— Окей… — он осторожно открыл сумку, словно ожидал, что в любую секунду она сдетонирует у него в руках. — Да, слушай, внутри ещё одна сумка. Большая брезентовая сумка.

Алекс вытащил на свет зеленоватую сумку из брезента с железным скобами сверху, которые закрывались, как на старых кошельках. Здесь они были опломбированные обычной бумажкой с росписью.

— Внутри этой, кстати говоря, вполне могут быть чернила, — заметил я. — Так что…

— Так что просто разрежем дно и дело с концом, — пожал Малу плечами и пошёл к хэтчбеку Сирени.

— Захвати мне куртку, пожалуйста, заодно! — крикнул я ему вдогонку. А то на улице декабрь как бы, и мне совсем не тепло вот так стоять.

Мы сделали, как и предложил Малу — разрезали дно сумки. Как выяснилось, чернил внутри всё же не было. Однако, когда мы проверяли пачки денег, то нашли одну фальшивую. С виду она выглядела как все другие. Однако мы тоже не просто так их проверяли. Поэтому, когда Малу раздвинул купюры посередине, увидел, что внутри этой пачки есть полое пространство. Там и лежал маленький маячок. В отличие от фильмов, он не мигал, был без антеннки или чего-то характерного. Обычная пластмассовая коробочка.

— Вот и жучок, — вытащил её Алекс и подкинул в руке. — Что делаем с ним?

— Сломай. Давайте дальше проверять, — кивнул на кучу денег Малу.

Изначально здесь должно было быть шестьдесят пачек. В одной упаковке должно быть по десять тысяч, и в сумме должно было получиться шестьдесят таких пачек. Однако здесь мы насчитали восемьдесят упаковок. Плюс пять оказались фальшивыми.

И глядя на это…

— Так… а сколько это на нос будет, Тара? — поинтересовался Алекс, оглядывая эту кучу денег.

— На нос… эм… ну… — мне требовалось время, чтоб примерно подсчитать, сколько же на каждого здесь выйдет. — Ну доля Стрелы будет двести сорок тысяч.

— Сколько?! — ужаснулась Сирень. — Двести сорок?!

— Да, нам же останется пятьсот шестьдесят тысяч. Разделить на четыре… Сто сорок тысяч каждому, — наконец посчитал я.

— Может урежем долю Стрелы? Он же не знает, что здесь восемьсот, но не шестьсот, — предложила Сирень, оживившись.

— Плохая идея кидать того, кто даёт нам работу, — посмотрел на неё строго Малу. — Да и вообще кидать соучастников.

— Да он даже не предупредил насчёт инкассаторов! Этот мудак не предупредил, что это вообще банк дома! Кто не знает, что дома довольно ревностно обороняют себя, когда чувствуют угрозу? Если выяснят, кто это сделал, гнить нам в могиле. А меня запрут в подвале и будут насиловать.

— Какие у тебя мечты, — восхитился Алекс.

— Да иди ты, дебил.

— И всё же остынь. Ну ошиблись. Да и то, что это дом банка, не играет никакой роли. Такой же банк, как и остальные. К тому же, оглянись, мы на заброшенной взлётной полосе. Никого нет, — развёл руки в стороны Алекс.

— И что?

— А то, что мы ушли. Выиграли, верно я говорю, парни?

Мы лишь кивнули.

— И к чему ты ведёшь?

— К тому, что честность— это всё. Один раз кинешь, и потом уже никакого доверия не будет. Поэтому делим, что есть. Надбавка на тридцать штук — это вполне достаточно за его ошибку.

— Ага, за ошибку… Тогда с чего вдруг вообще ему надбавка полагается? — поморщилась она, но никто ей не ответил.

Деньги, которые были у нас на руках, явно были в употреблении. В этом никаких сомнений — помятые, некоторые испачканы, потёртые, иногда надорванные. Главным плюсом этого было то, что новые деньги слишком легко отследить. Б/у деньги безопаснее, потому что замучаешься их искать.

Аккуратно сложив деньги в походные рюкзаки, что были в хэтчбеке, мы пошли сжигать машину. Естественно, всё, что могло пригодиться, как автоматы или целые бронежилеты, мы забрали. Но вот мой бронник, сумки и так далее оставили в машине, после чего залили бензином и бросили спичку.

— Полыхнуло… — выдохнул Алекс, глядя, как в кабине машины разгораются языки пламени, подсвечивая её изнутри, словно машину, ездящую в ад.

— Знаешь, Малу, я съежаю с этой темы, — сказал неожиданно. — Завязываю.

Я решил, что чем раньше скажу, тем лучше будет. А когда ему ещё сообщить о том, что я завязываю? Кажется, он был единственным, кто не удивился. Просто молча смотрел на огонь, который разгорался в машине, словно сам решил удостовериться, что она не потухнет. Потому что Сирень удивлённо посмотрела на меня, а Алекс что-то хотел сказать, но потом сменился в лице, словно что-то понял, и промолчал.

— Понятно, — пожал он плечами. — Ну съезжаешь с темы, так съезжаешь, что ещё сказать. Я ж тебе не нянька указывать, что делать, а что нет, верно?

Глава 28

— А чего вдруг? — тут же оживилась Сирень. — Всё же отлично идёт!

— Не моё это, Сирень, — покачал я головой. — Не моё это.

— Так какого чёрта ты влез-то?

— Ты жопой не слушай просто, — ответил ей вместо меня Алекс. — Он же говорил, что сестра больна, вот и полез в это.

— Так она что, выздоровела?

— Нет, — покачал я головой.

— Ну а что съехать вдруг решил? Нет, я серьёзно, ты же здесь подняться можешь, денег заработать, уважение и так далее. Ну выздоровела, и хорошо. А работа? Ты же уже устроен, имеешь некоторую репутацию, получаешь бабки, которых не получишь на другой работе.

— Да как бы тебе объяснить, Сирень, не моё это. Просто не моё. Не нравится мне стрелять в людей, не нравится выбивать долги, грабить, вскрывать и так далее.

— Ну не убивай.

— Сказала та, что расстреляла инкассатора, — хмыкнул Малу. — Надо было ему колени прострелить, и всё. Нахрен ты его грохнула?

— Ну мало ли. И вообще, не об этом речь, не обо мне. Чего вдруг Тара решил завязать?

— Ну не всем же быть бандитами, — усмехнулся он. — Мы тоже должны кого-нибудь грабить, верно?

— А без глупых шуток?

— Просто мне это не нравится. Выворачивает наизнанку, трясёт от всего этого, чувствую себя не удачливым человеком, а гондоном, — ответил я. — Реально, вам разве никогда не хотелось жить по-нормальному?

На меня посмотрели, как на идиота. Алекс так ещё и слюну едва не пустил.

Понятно…

— В смысле, спиногрызы? — не понял Малу.

— Сам ты спиногрыз, дубина, — фыркнула Сирень. — Он говорит о нормальной семье. Обычная работа, где не надо беспокоиться, что получишь пулю. Безопасная. Приехал домой. Побил жену, потом потрахались, и так каждый день. А на выходные с семьёй на природу.

— Да, всё так, кроме «побить жену», — кивнул я. — Я в жизнь не поверю, что вы не знаете, что такое нормальная жизнь.

— Да знают все, — отмахнулся Алекс. — Конечно знаем, они просто прикалываются. Просто у тебя вроде всё так нормально идёт, а тут ты по тормозам. Можно сказать, Феррари на Москвич меняешь.

— Только этот Феррари без тормозов. Чем быстрее разгоняешься, тем сложнее спрыгнуть с него. И каждыйповорот всё сложнее и сложнее проходить.

— Загнул так загнул, — усмехнулась Сирень. — Но у тебя пока всё равно всё нормально. Деньги лишними не будут, разве нет? Реально собираешься пахать за восемь баксов в час и драить очки в каком-нибудь задроченом магазине?

— Да. Я просто не хочу волноваться, не хочу связываться с этим и вообще как-либо контактировать. Я люблю стабильность и спокойствие. Серую стабильность, серое спокойствие, серую неприметную жизнь.

— Ну так веди. Выполняй там всякие задание, помогай иногда, и всё, — пожала она плечами.

Они не поймут. Не поймут, сколько ни объясняй.

Они неплохие ребята, серьёзно, мне даже интересно с ними. И если бы не работа, объединяющая нас, я б вполне смог бы с ними дружить. Наверное, розовые мечты и глупые надежды, но что-то типа походов, прогулок в лес, пикники, походы на пляж. Я никогда подобным не увлекался, больше сидя и читая. Но вот с ними согласился бы, скорее всего.

Но они уже слишком долго в этом всём крутятся. Даже не замечая этого, становятся иными. Мне просто не по пути с ними, потому что они другие. Совершенно другие.

— Ладно, погнали, а то чот мы тут застоялись. Недавно грабанули банк, а стоим, словно ничего не происходит, — позвал нас Малу. — Давай, Сирень, докинешь до остановки, а дальше мы сами в город. Ты же...

— Да-да, мы парочка, бла-бла-бла, после отдыха. Закинь стволы в потайной только, не забудь. Погнали, Тара.

Мы сели на хэтчбек, стоящий в лесу на дороге, после чего тронулись из серого леса к трассе. Позади расцветало пламя, сжирая улики. Скоро поднимется дым, но неизвестно, приедет ли кто на него или нет. В любом случае, если только нас не заняли через спутник, отследить нас будет нереально. Мы ехали на этот раз спокойно, умиротворённо, если так можно было выразиться, с чувством выполненного долга и неожиданно свалившейся на голову удачи.

Как только выехали из леса и подъехали к остановке, высадили Малу и Алекса. Теперь им оставалось лишь доехать самим из города до дома. А мы там будем их ждать.

— Только там не переигрывайте, — крикнул вдогонку Алекс. — Не надо во время дороги сосаться.

— Да не пошёл бы ты случайно, говнюк? — тут же огрызнулась Сирень и дала по газам, не давая тому продолжить.

Как мы и думали, выезд был полностью перекрыт. Пропускали буквально по одной машине, из-за чего на выезд была огромная пробка. В то же время в город все ехали спокойно.

— Включу радио? — спросил я.

— Валяй, — кивнула она.

Я щёлкнул по кнопке и поймал радиостанцию Ханкска.

— …не приходя в сознание. В городе введён план-перехват «Сеть-2». Здесь, на улице Фильково тринадцать, продолжают работать детективы и криминалисты. Они изучают записи с камер видеонаблюдения банка, снимают отпечатки пальцев с машины и опрашивают свидетелей. Также стало известно, что нападавшие, угрожая оружием женщине с ребёнком, завладели автомобилем и скрылись в неизвестном направлении. Ни женщина, ни ребёнок, который находился рядом с ней, не пострадали. Сейчас с потерпевшей работают сотрудники ОРП.

— Ты угнал тачку у женщины с ребёнком? — покосилась на меня Сирень.

— Я же ничего ей не сделал, верно?

— Ну ты и зверь, толстый. Мать с ребёнком обокрасть. Тебя не учили, что дети — это святое?

— Учили. До того, как я посмотрел документальный фильм «Живой груз», где рассказывали об эксперименте по клонированию. Клонировали детей, чтоб получить импульс.

— И как?

— Что именно?

— Ну, эксперимент, — пояснила Сирень. — Как прошёл?

— Да никак. Провалился, насколько слышал. Воссоздать прямо хороших импульсников не получилось. Зато началась торговля детьми, так как клоны без чувств, без сознания, просто куклы. Так что после этого фильма сказать, что дети — святое…

— Ты же сам сказал, что куклы.

— Ну, кукла кукле рознь, верно? — пожал я плечами. — Сам факт, что перед тобой ребёнок, а ты его пускаешь на органы, например. Не знаю, трудно понять.

— Ну и жесть же ты смотришь, — ужаснулась она.

— Так это ещё и днём показывали по телевизору. Обычный научный документальный фильм.

А радио тем временем, после перерыва на рекламу, продолжило нести нам новости о произошедшем, радуя нас тем, что мы натворили. Меня почему-то это ни капельки не мучило. Может быть потому что это убийство я воспринимал как… просто убийство? Ну просто выстрелил, и всё?

Как я читал, эмоции вызывает только эмоциональный контакт с жертвой. Жалость, удивление, ярость или что-то в этом духе. Или если ты встретился с ним взглядом и что-то почувствовал, вспомнил, с чем-то его начал ассоциировать. То есть не безликость.

Про того, кого убил, я мог сказать только то, что он был. Даже с охранником на первом деле или с девушкой между гаражами был эмоциональный контакт. Здесь же увидел и выстрелил. Всё.

У меня такие подозрения, что убийцы в конечном итоге перегорают, пережигают этот контакт, потому так спокойно убивают любого. Они как бы любят родных и так далее, но именно с жертвой уже не в состоянии создать эмоциональный контакт. Это перегорело у них, как своеобразная защитная психическая реакция наподобие привычки.

У меня такой привычки нет, но вот понимание, что меня не сильно волнует убийство, вызывает внутри какое-то неприятное чувство, словно я уже и не я.

— Только что сообщили, что нападавшие бросили машину в цехах индустриального района и подожгли, после чего скрылись на заранее подготовленном автомобиле. Поставлены блокпосты на трассе Ханкск — Стэнворд и Ханкск — Ромашково. Как нам сообщают, подозреваемых было четверо. Их личности до сих пор установить не смогли.

— Ну и отлично, — выдохнула Сирень. — В город перехватывать вряд ли будут.

— А может и будут, — заметил я. — Там же тоже не дураки.

— Ну не знаю… — нахмурилась она. — Пока что ничего умного с их стороны мне заметить не пришлось.

Не пришлось потому, что мы всегда берём новые машины, а старые сжигаем. Нас просто не по чему ловить. Ни ДНК, ни отпечатков, ни каких-либо примет, указывающий на нас. Единственный раз, когда нас могли спалить — в притоне. Но там все наоборот, будут говорить, что никого не видели и вообще никого не знают, чтоб самим не залететь за решётку на десяток-другой лет. Но это лишь вопрос времени, когда на нас выйдут, не более. Рано или поздно мы облажаемся. Кто-нибудь чихнёт, кого-нибудь ранят, и всё, конец.

Поэтому лучше закончить всё тогда, когда на руках уже есть хорошие карты.

— Вопрос времени. Однажды нас поймают, если продолжим.

— Но не тебя, — усмехнулась она. — Ты же вроде завязываешь.

— Верно, просто мысли вслух, — пожал я плечами. — Нас ещё спасает то, что мы подростки. Слишком молодые. По таким возрастам редко ищут, будут искать более… закоренелых.

— Тебе откуда… хотя точно, отец же легавый, — вспомнила она.

— Не только. Фильмы не смотрела? Или в книгах много чего рассказывают. Одно чушь, другое преувеличение, а что-то не говорят. Но… если всё объединить, получается целый список правил.

— О-о-о-о… И какое же первое правило?

— Старайся работать один, — ответил я.

— Почему?

— Потому что ловят чаще всего из-за подельников. Поймали идиота, оставил отпечаток, и так далее. Ты отвечаешь за всех же, но кто-то точно облажается. Или предаст.

— Вряд ли предаст, — покачала она головой. — Обычно все друг друга знают же в таких делах.

— Ага, но за свою цену каждый продастся.

— Деньги не всегда всё решают.

— Речь не про деньги. — На её недоумённый взгляд я продолжил. — Покупают не только деньгами, но и жизнью родного человека, например.

— Ну ты загнул… — покосилась Сирень на меня.

— Хочешь сказать, что не прав?

— Нет, но… блин, ты прав, но только ты прямо так радикально. Но да, ты прав, дорогой человек — отличная цена для сговорчивости. А отсюда небольшая мудрость.

— Не имей тех близких людей?

— Блин, у тебя пессимизм вместо крови залит, что ли?

— Познакомься, это ещё зовут реализмом. Просто многие их путают, — улыбнулся я.

— Нет, я имел ввиду, держи родных всегда рядом, чтоб никто не смог до них дотянуться.

— Так себе мудрость. Дотянуться можно до любого. Ты не можешь их привязать наручниками к себе. А значит, их уже можно достать.

— Но жить одной… Ради чего? — спросила она скорее озабоченно, чем озадаченно. Будто её волновал этот вопрос.

— Отвечу, как сказал однажды Малу — ради денег. Жить, чтоб заработать как можно больше денег.

— Какой ужас, — поморщилась она. — Ты сейчас сказал это так, словно сам веришь в это.

— А тебе словно отвратительно.

— Я работаю только ради семьи. Ради сестры. Чтоб потом просто руки в ноги и подальше отсюда. А сейчас коплю денег. А если ради денег работать, то куда ты придёшь? Нет, даже не так. Кем станешь?

— Богатым человеком? — предположил я.

— Ничем. Просто… пфух… пустотой.

— С деньгами.

— Дурак. Ты, толстый, всё прекрасно понял. Кто-кто, но ты-то точно недостатком мозгов не страдаешь.

Мы съехали с главной дороги на второстепенные, что вели в глубь города. На глаза постоянно попадались полицейские: в бронежилетах, с автоматами, буквально на каждом углу. Не меньше их было и на дорогах. Полицейские машины буквально курсировали по всему городу, по всем дворовым дорогам, выискивая преступников. Только очень я сомневаюсь, что таким образом они поймают кого-либо.

— Рано или поздно они выйдут на аэропорт, — сказала Сирень, глядя, как мимо проехала патрульная машина.

— Им это не поможет. По крайней мере, если только твои протекторы не снимут с земли, но к тому моменту они сами их и затопчут. Лучше скажи, мы сейчас на хату или к Стреле?

— К Стреле. Малу из тех, кто всегда сначала возвращает долги, а потом уже радуется жизни.

— Все долги раздаёт? — полюбопытствовал я.

— Если ты про месть, то… не знаю. Ни разу видеть не приходилось. Малу немного нервный, но всегда хватается за ствол только в последнюю очередь. Он правильный парень. Однако то, что он сразу бежит к Стреле нести денюшки на подносе, меня совершенно не радует.

— Почему ты недолюбливаешь Стрелу? У вас были тёрки с ним?

— Ты имеешь ввиду, сосала ли я ему? — посмотрела она на меня косо.

— Я спросил то, что спросил, Сирень, не надо тут искать иной смысл в моём вопросе, — настойчиво произнёс я.

— Да… ладно, плевать… — она бы отмахнулась, если бы не держала руль. — Стрела действительно делает то, что говорит. У меня возникали с сестрой проблемы. Мой батя трахнул оками, как я понимаю, и появились мы с сестрой. А потом проблемы, сестра попадает в детдом. Ну я сразу к Стреле, ну и дала ему. Он взамен этой же ночью стащил сестру из детдома. Теперь сестра у меня вроде как и без вести пропавшей числится.

— Но ты его не любишь.

— Есть в нём… гнилое. Не то что в упрёк ему. В таком бизнесе все такие. Но всё равно он уёбок.

Мы подъехали к автомастерской и встали подальше на противоположной стороне.

— Стволы его?

— Да, те самые, что мы стащили. Урод… Это наши стволы были! Суке бы горло вскрыть за это, ублюдок… — она закурила, после чего протянула мне пачку. — Будешь?

— Нет, я же не курю.

— Ой, блин, да давай, что как не родной.

— Но я тебе не родной, — напомнил я ей. — Нет, Сирень, серьёзно, не хочу.

— Тц… пошли все такие правильные… даже покурить не с кем.

— А курить одна?

— Одна, одна, одна… — вздохнула она, закурила и выпустила облачко дыма. — Эх ты…

Мы просидели около часа, за который Сирень успела скурить едва ли не половину пачки, лазя у себя в телефоне. Когда я открыл окно, оттуда шёл дым, как если бы мы топили печку и в окно выходил бы дым. Я даже принюхаться успел. А про то, что мои вещи буквально пропитал сигаретный дым, вообще старался не думать.

— Вон они, приехали, — кивнула Сирень на две фигуры, вышедшие на автобусной остановке недалеко от автомастерской.

Завела машину и сразу заехала в ремонтный бокс. Через пару минут туда зашли и Алекс с Малу.

— Хрена вы накурили… — пробормотал Алекс, размахивая перед собой рукой. — Тара, ты чё, тоже дул?

— С чего вдруг?

— Да от тебя несёт как от неё, — кивнул он на Сирень. — Аж за метр.

— Иди ты, Али, — скривилась Сирень. — Вон достань сумки с автоматами лучше.

— А ты?

— А я девушка.

Мы выгрузили деньги и оружие из машины. Я взял рюкзаки, а Малу с Али автоматы и бронники, после чего мы двинулись в комнату для персонала. Там нас уже ждал Стрела со своими тремя бойцами. Они даже большой стол подготовили для нас, какая прелесть.

Те трое мужиков стояли так, словно даже не заметили нас, а вот Стрела наоборот, встречал так, будто мы его дети, вернувшиеся из универа.

— О-о-о… вернулись! Смотрю, улов был богатым. Ну, — он лопнул и потёр ладони, — давайте посмотрим, сколько там нам перепало.

Но едва мы поставили рюкзаки и автоматы на стол, как Сирень взялась за своё.

— Ты почему не предупредил, что там был импульсник?!

Малу и Алекс только вздохнули. Впрочем, как и Стрела.

— Ну началось, — выдохнул он и облокотился на спинку кресла. — Ну, наверное, потому что я не знал?

— А про вертушку?!

— Бля-я-я… Ты прикинь, и полиция приедет! Сирень, ты чо, дура?! Ну ясен пень, что поднимут вертушку! А про чувака с импульсом откуда я, блять, знать мог?! Я раздобыл то, что смог раздобыть. Так что не еби мой мозг, еби своего парня. И вообще, у вас тут как бы вроде всё удалось.

— Тара поймал пулю от импульсника! — ткнула она в меня пальцем.

— Но он жив? Жив! И бронники я зачем выдал вам, хотя мог и не делать этого? К тому же, не пизди, вы шли на риск, уж понятно, что могут стрелять. А вы так вообще завалили двоих, теперь весь город будут шерстить.

— Сирень, харе, серьёзно, — вмешался уже Малу. — Мы притащили деньги, так что всё путём и все счастливы, верно? Нам доля, и Стреле доля. Всё по чесноку, никто не обижен, никто не убит. А Тара… Ну заживёт синяк, чего там?

Сирень уже было открыла рот, но потом захлопнула так, что зубы щёлкнули. Отошла на несколько шагов назад и оттуда глазела на нас обиженно. Видимо, надеялась, что её поддержат.

С другой стороны, такие, как Сирень, поддерживают таких, как Стрела, в тонусе. Не дают забываться, зарываться и пытаться наколоть. Они вечно будут трястись над своим и напоминать собой другим, что каждый цент учтён. Поэтому от её выкрутасов была и польза.

Глава 29

— Значит, это моя доля? — кивнул он на деньги, когда Малу подтолкнул к нему рюкзак. — Здесь всё? Двести сорок?

— Да, здесь двести сорок, как договаривались. Проверишь?

— Поверю на слово. Ведь мы же партнёры, верно? — он улыбнулся, но почему-то мне от его улыбки стало беспокойно. Не могу сказать, почему. Просто почувствовал себя неуютно, словно за улыбкой скрывало что-то большее, чем обычное дружелюбие.

— Да, верно, Стрела, — кивнул тот.

— Ну… тогда всё, — хлопнул он в ладоши. — Вы всё… почти всё вернули. Можете тратить свою часть. Хотя дам совет, Малу-то в курсе, а вот вы, детишки… — он красноречиво обвёл нас взглядом. — Не думайте тратить всё разом. Это слишком легко отследить. Вы детки, на вас особо никто смотреть не будет. Но начнёте тратиться не по карману, и могут возникнуть проблемы.

— Мы не идиоты, — поморщилась Сирень.

— Идиоты, не идиоты, но имейте ввиду. И если что, обо мне ни слова. Потому что… — его лицо стало серьёзным, — живьём закопаю прямо за автомастерской.

— Мы поняли, Стрела, — кивнул Малу.

— Ну и говнюк, — пробормотала Сирень, когда мы уже загрузились в машину и выезжали из автомастерской. — Нет, серьёзно, урод же.

— Прикуси язык, Сирень, надоела, — грубо ответил Малу.

— Он нам угрожал!

— Он всем угрожает.

— Но мы не все!

Никто не ответил, то ли желания не было, то ли сил. А может и того, и другого.

— А что с деньгами? — спросил Алекс.

— А что с деньгами? Делим и каждый забирает свою долю, — ответил Малу. — Только на вашем месте я бы прислушался к Стреле. И да, Сирень, прежде чем раскроешь рот, я просто спешу сказать, что он прав. Поэтому даже не начинай.

— Даже не думала, — надулась она.

— А обмывать будем? — непонятно чему вдруг обрадовался Алекс. Может хотел перевести разговор в другое русло, а может просто так, как обычно, наобум.

— Обмывать?

— Ну да. Наше первое дело, как-никак. Я имею ввиду, первое крупное дело. Ступенька к успеху, не?

— Ступенька в тюрьму это, — пробормотал я.

— Нет, ну это тоже, естественно, но мы пока не сидим, — он окинул нас взглядом. — И вроде никто не собирается. А кое-кто хочет нас покинуть. Поэтому, пока мы вместе, обмоем нашу удачу, верно говорю?

— Тебе же сказали не светиться, — поморщилась Сирень.

— Так, блин, мы же не банкет делать будем! Пойдём на китайский, там много всяких уютных ресторанов, не чета центру. Посидим, поедим, вспомним хорошие деньки…

— Какие деньки, мы всего три месяца вместе, — недовольно возразил Малу.

— Да ладно! Ты же сам сказал, что у нас довольно приятная команда, что в первый раз так хорошо у тебя всё собралось! Прямо едва ли не в душу! — Алекс прямо просиял, а вот Малу смерил его уничтожающим взглядом. — Сирень, скажи же!

— Скажу, чтоб ты рот свой закрыл. И вообще, я есть хочу.

— Вот! Она согласна! Поедим там, сестру твою возьмём! — толкнул он Малу в плечо. — Тара отличный парень, я её парень, Сирень она знает, ты её брат. Да тут просто своя маленькая семья!

— Боже, вот достал, — пробормотал Малу. — Ладно, хорошо, что ты предлагаешь?

— Сходим в кафе. На китайском есть несколько небольших, уютных и уединённых ресторанов с чисто маньчжурской кухней. Придём, пообщаемся как нормальные друзья, а не кореша с района. Сирень может взять свою.

— Нет! — рявкнула она. — Даже не пытайся тут мою сестру втягивать. Она никуда не пойдёт!

— Хорошо, хорошо, — миролюбиво продолжил он. — Я, Мари, Малу, Тара и ты. Все свои, разве не круто? Да вздохнём полной грудью! Ведь мы только что после дела! Надо прокричаться, отпраздновать и так далее!

— Нажраться, — поправил я его.

— Ну… может и это, — согласился он. — Но я бы назвал это как выпустить пар. Ну? Так что, народ?

— Мне всё равно. Мне главное сначала деньги в семью принести, а потом уже можно будет поговорить на эту тему, — неопределённо ответил я.

Не то что я был за, но и против ничего не имел. Не знаю, почему, но именно против этой компании я ничего не имел. Даже против Малу. Ну да, он психически нестабильный, иногда агрессивный, но в то же время ответственно ко всему относится и всегда ведёт себя как наставник. А ещё бы сдержанности ему, и был бы действительно нормальным человеком. Сирень… ну вредная, стервозная и любит спорить, не думает, что говорит, гопница, но она адекватная, с ней можно пообщаться, и она вполне неплохо относится ко всем, стараясь помогать. Алекса же я просто знаю, так что можно и не объяснять.

Можно сказать, что это тот самый редкий случай, когда я не против с кем-либо пройтись вместо того, чтоб сидеть дома. Поэтому… почему бы и нет?

С того момента, как я с ними познакомился, прошло три месяца, и теперь, сидя в машине, я не чувствовал себя в чужой тарелке. Чувствовал себя своим. Однако…

Я тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Решил, что потом скажу о них Малу. Меня высадили практически на соседней улице, откуда мне надо было топать добрый километр. Ещё и деньги такие за спиной в рюкзаке, которые мне дали… Но вряд ли что-то случится, ведь раньше всё было в порядке.

— Малу, выйдешь со мной. Перетереть напоследок кое-что.

Перетереть… Интересно, сколько ещё я набрался от них того, чего даже не замечаю сам?

Когда Малу вышел, я поманил его пальцем, отводя подальше от машины.

— Малу, есть разговор.

— Я уже понял. Не хочешь при других? Не доверяешь?

— Ты сказал, сколько мы добыли денег? — спросил я в лоб. Малу тут же нахмурился.

— Это как мне расценивать? Ты с меня спрашиваешь или задаёшь вопрос?

Под «спрашиваешь» он имел ввиду предъявляю ли я ему претензии ли нет.

— Ничего такого, Малу, — покачал я головой. — Лишь вопрос.

— Вопрос… — он смотрел мне в глаза, прежде чем ответить. — Нет, не говорил.

— Значит, кто-то из нас проинформировал его, — сказал я.

— Крыса?

— Стукач, крыса, осведомитель, называй как хочешь, смысла не поменяешь.

— А если это я? — усмехнулся он.

— Если это ты, то всё нормально. Ты же главный и имеешь контакт с ним. Связующее звено между нами и им. Но если кто-то в обход сообщил… значит, он попросил об этом. Именно в обход тебя, чтоб знать всё внутри группы. Словно следит за нами.

— Смотрящий за нами? — усмехнулся Малу. — Мне нечего скрывать. Всё по-честному. А ты с чего вдруг решил мне маякнуть?

— Просто решил, что хочу, — ответил я без интереса.

— Окей… спасибо, конечно, но вряд ли я что-то сделаю. Не собираюсь устраивать охоту на ведьм в нашей группе, к добру не приведёт. Да и если хочет Стрела быть в курсе дел в нашей компашке, то пусть. Я чист, вы чисты, всё в норме.

— Тебя это не смущает?

— А нах? Ну пусть, окей. К тому же, я хотел войти одно время в клан, от чего он и начал присматривать за мной. Хотя от крысы надо бы по-хорошему избавиться.

«А смог бы?» — хотелось мне его спросить, но я промолчал. Глядя на Малу, мне казалось, что да, он сможет. Потому что такой, как он, может и сохранил достоинство, но привык жить по понятиям. И крыса, кем бы она ни была, для него был как плевок в лицо от человека, которому он доверился. За такой плевок он может убить.

— А сейчас не хочешь в клан, что ли? — сменил я тему разговора.

— Возникли новые планы. Планы послать всех нахуй и съебаться в закат.

— Да ты романтик, — усмехнулся я.

— А ты как думал, — усмехнулся он в ответ. — Ладно, погнал я, а ты бывай. Ещё созвонимся, но вряд ли как товарищи по делу. Всё-таки надо будет немного отпраздновать нашу победу.

— Ага, я это понял. Давай, пока.

Моя улица всегда напоминала мне, насколько можно низко пасть, если случайно ошибёшься. И сейчас, идя по ней с сумкой денег, я отчётливо это чувствовал.

Серые домики, похожие на коробки. Покрашенные в синий или зелёный. Участки, огороженные сеткой-рабицей, которая мне по пояс. Мимо проезжают машины, которые выглядят так, словно их угнали со свалки или переместили из прошлого века на улицы этого города. Потресканный асфальт, бетонный тротуар, ржавые гидранты — всё словно говорит о том, что это место едва ли не последнее пристанище перед бродяжничеством.

Пока я шёл по улице, чувствовал взгляды местных жителей, что обитали подобно призракам в этих домах. Всякие старухи, выглядывающие из-за занавесок, пьяницы, что сидели в своих маленьких дворах на пластмассовых креслах и провожали меня взглядом, всякие гопники, сверлящие мне спину, и прочие интересные люди моей улицы.

И… я чувствовал себя живым. Это было странное чувство, но… эти три месяца я чувствовал себя как в коробке, откуда нет выхода. Мой мир сузился ровно до моей «работы», школы и сестёр. Но даже так, я ничего не мог вспомнить из своей школьной жизни и о том, чем я занимался дома, разговаривал с сёстрами и так далее.

Зато я отлично помнил, куда ходил, с кем говорил, из кого что вытрясывал.

Работа — сон, работа — сон, работа — сон. Мир действительно стал для меня лишь прямой, на которой ничего больше не видно. Но сейчас…

Я вдохнул полной грудью, чувствуя себя живее, чем когда-либо.

***

Мы встретились через день.

Малу позвонил мне и просто назвал адрес, как всегда это делал до этого. Это было на китайском. Так говорили, когда имели ввиду улицу Китайская. Южнее центра города, где располагалось немало магазинов и торговых центров, где отоваривались не самые богатые слои населения, но, тем не менее, могли себе что-то позволить.

Здесь располагалось несколько больших торговых павильонов, которые растянулись едва ли не на километр и включавшие в себя всё — от кинотеатра до детского сада. Длинные переходы, балконы на втором и третьем этаже, снизу фонтаны — мне иногда казалось, что это взяли с американских фильмов, где показывают такие большие торговые центры, уж слишком было похоже.

И владели большинством магазинов здесь китайцы, которые, собственно, и построили это место.

Я вышел на остановке едва ли не перед самым магазином, оглядываясь в поисках своих товарищей, которые решили отпраздновать. До сих пор я не мог понять, почему мне с ними уютнее, чем с собственными одноклассниками, не считая Алекса. Потому что прошёл с ними через опасности? Или может по более человеческим причинам? Если бы я понимал себя и собственные чувства так же, как и математику, то многие проблемы бы решились.

— Эй! Эй! Толстый! — кто-то кричал позади меня, сигналя. Я даже гадать не стал.

— Привет, Сирень, — обернулся я к машине, которая остановилась посередине автобусной остановки. Причём сигналила не она, а автобус позади неё.

— Какая Сирень, идиот, мы не на работе. Тебя не учили, что надо по именам общаться?! Садись давай!

Я сел на пассажирское сидение под взглядом многих недовольных людей, что ждали автобуса. Особенно много недовольных взглядом получила Сирень, но её это, судя по всему, не заботило.

— Куда мы? — спросил я, когда мы отъехали от остановки.

— Машину надо где-то бросить. Тут стоянка где-то… А, вот она! — она резко свернула на неё так, что покрышки завизжали. — Кстати, зови меня Инна.

— Инна?

— Моё имя. Тебя зовут Руд, да?

— Да, Руд, — по крайней мере так меня зовёт мой друг. — А почему мы до этого не звали друг друга по именам?

— А зачем? — задала она встречный вопрос.

Я не стал отвечать. Вопрос «зачем» является одним из самых неудобных, так как на него можно отвечать бесконечно.

Мы покружили по стоянке, где стояло множество машин, ходили люди, загружали покупки в багажники своих машин, уезжали.

— О! Место! Прям у входа! Подфартило так подфартило, — она, визжа покрышками, встала на осведомившееся место, каким-то чудом втиснувшись с разгона между машинами. — Как богиня!

— Молодец, это было близко.

— Профи, что с меня ещё взять, — ослепительно улыбнулась она и подмигнула мне. — Погнали.

Мы выползли из машины, поставили на сигнализацию и вошли в торговый центр. Людей здесь было немерено. Это… немного слепило меня, если честно. В плане того, что свои последние месяцы я проводил только или в школе, или на улице пешком, или в злачных местах, где в принципе немного людей. А на улице я просто не сильно обращаю внимания на людей, они словно декорации. Я не посещал никаких таких мест, от чего сильно отвык и чувствовал себя теперь социофобом.

Но здесь… Здесь жизнь кипела яркими и разными красками. Я чувствовал себя слишком уязвимым и не в своей тарелке. Удивительно, что до этого я чувствовал себя не в своей тарелке в компании бандитов.

— Кстати, тебе не кажется, что мы поспешили? — спросил я. — Насчёт того, что рано расслабились и выползли.

— А ты новости видел, кого они ищут? — поинтересовалась она.

— Четверых людей?

— Каких?

— Эм… не знаю.

— Ну вот, — пожала она плечами. — Никто не знает.

— Но это не значит, что они не знают, кого искать.

— Ты отца спрашивал по этому поводу? — задала она ещё один вопрос.

— Да, но он сказал, что они топчутся на месте. Но это же не точно. Им могут не говорить всех зацепок, если вдруг в рядах полицейских крыса.

— Ага-ага, а ещё Стрела пустил слух, что это китайцы сделали. Вчера по новостям показывали, как обыски проводили у них, а ещё там много патрулей. Так что не ссы, мягкий, всё путём идёт, как и положено.

Кстати говоря, Сирень переоделась. Вернее, Инна переоделась. До этого она надевала невзрачные куртки с брюками и шапкой, выглядела невзрачной и неприметной, как и должно было быть. Сейчас же она буквально преобразилась — в таком розоватом пальто под цвет своих волос, да и сами волосы распущены. Сапожки под пальто, сумочка.

— Ты чего пялишься?! — смерила она меня недовольным взглядом.

— Да просто… ты стала ярче, — ответил я.

— Ярче? В смысле, красивее? — тут же поправила она волосы, пригладив несколько прядей, чтоб спрятать тот факт, что человеческих ушей у неё нет.

— Да, можно сказать и так. Ты сильно отличаешься от той, кто работал со мной. Я бы не узнал тебя, встреть на улице.

— Ну ещё бы, — показала она остренькие зубы. — На работе лучше не выделяться. А ты, как я понимаю, как пошёл на работу, сразу отгородился от мира?

— С чего ты взяла?

— Кому это тяжело даётся или кто не привык к такому, тот словно прячется сам в себе. Ничего не замечает вокруг себя, есть только работа, работа, работа. Это знаешь, как если бы ты с утра до вечера шесть дней в неделю работал — тогда бы для тебя тоже, кроме работы и дома, ничего не существовало. Вот так же примерно.

Это было довольно точное описание того, что чувствую я.

— Что встал? Пошли уже, — потянула она меня за руку. — Хоть поедим нормально. Хотя тебе это и противопоказано.

Наверное, только я ощущал себя здесь не в своей тарелке. Более того, я оделся так, как одевался обычно, а она вон как оделась. Мы прошли по балконам и спустились на эскалаторе на первый, где у большого фонтана стали ждать Малу и Алекса.

— Кстати, раз мы сейчас по именам, то как зовут Малу?

— Матвей, — ответила она, после чего достала цент и развернулась к фонтану.

— Хочешь загадать желание? — скептически, как на ребёнка, покосился я на неё.

— Естественно. Знаешь, чья это статуя? — кивнула она на статую девушки в юкате. Большой роскошной юкате, держащей кувшин. Как раз из кувшина и текла вода.

— Дева мира. Как её называют ещё, Хранительница Мира. А кувшин — это жизнь, которая будет литься, пока Хранительница Мира будет жива. Правда платье раз от раза меняется. Где-то юката, где-то свадебное и так далее.

Несмотря на то, что Инна уже сложила ладони вместе, зажав монетку между ними, и склонила голову, словно молилась, она приоткрыла один глаз, скосила взгляд на меня и улыбнулась.

— А ты прошареный.

— Я много читаю.

— Начитанность не ум.

— Я никогда не говорил, что умный.

— Да? Ну может, может… В любом случае, надо загадать ей желание, авось и услышит меня.

— Она не существует, — категорично заявил я.

— Ты даже не представляешь, что в мире существует, идиот, — беззлобно ответила Инна. — Мир куда шире, чем кажется на первый взгляд, и я отнюдь не единственная его представительница. Так что не беси меня и не серди Хранительницу Мира.

Она выдохнула со звуком «ах», отбросив монетку в фонтан, и та с характерным «плюх» упала в воду. При этом Инна выглядела какой-то взволнованной и радостной одновременно, словно только что сделала то, о чём мечтала всю жизнь.

— И что же ты загадала? — спросил я, глядя на то, как вокруг фонтана кучкуется много народа и половина занимается примерно тем же самым, чем и Инна.

— Загадала, чтоб всё хорошо было у меня. Мне удача понадобится, — возбуждённо посмотрела она на статую.

— И в чём же? — решил узнать я.

— Ну… есть кое-что, — ответила Инна неопределённо. — Всем есть о чём мечтать.

Глава 30

Глядя на Инну, я невольно начал думать о том, что быть может что-то да существует в мире. Не Бог или Хранительница Мира, но нечто подобное. А ещё и какие-нибудь волшебные расы наподобие эльфов или ещё кого. Конечно, может я преувеличиваю, однако теперь я не отрицал подобного.

К тому же… может тоже загадать желание?

Хотя чего мне желать? Я вроде уже и получил всего, чего хотел. Вчера обговаривал с сестрой некоторые нюансы, после чего она захватила деньги и поехала в Сильверсайд. Суть отмывания денег была проста, по крайней мере та схема, которую мы собирались использовать. Она меняет деньги на фишки, играет немного, просаживает определённую сумму и меняет их на деньги, уже совершенно чистые. Учитывая, что многие казино — та же самая мафия, то тут никому никаких претензий не будет и все получат то, чего хотят. Казино немного денег, а мы — чистоту наших финансов.

Так что… только деньги зря тратить. Цент доллар бережёт, так что я отвернулся от фонтана.

И сразу наткнулся взглядом на канализационный люк в полу. Забавно встретить подобное в торговом центре, однако здесь под городом во многих местах проходят подземные реки. Оттого существует немало коллекторных труб, что расходятся в разные стороны. По ним можно выйти куда угодно.

— Зря ты не бросил монетку, — сказала Инна, отрывая меня от мыслей. — Может быть твоё желание услышали бы.

— Моё желание уже услышали, так что плевать. У меня есть всё, что нужно.

— Какой неприхотливый, — не могу понять, она хвалит или морщит нос? — О, вон эти обормоты идут!

Она указала пальцем на двух парней, что шли к нам. И если Алекса я узнал, то вот Малу… то есть Матвей, выглядел иначе. Более прилично, если так можно выразиться.

Он словно стал немного выше, волосы, зачёсанные назад, делали его более открытым и менее гоповатым, хотя борзое выражение лица никуда не делось. Теперь он скорее напоминал одного из тех высокомерных парней, которые никого ни во что не ставили, если денег у тех было меньше.

А ещё между ними была девушка в чёрных непрозрачных очках. С конским хвостом на затылке, она выглядела слегка зажатой, словно не в своей тарелке, пусть и улыбалась. Возможно, из-за того, что ничего не видит, а вокруг много людей, она чувствовала свою беспомощность. Её пальцы были белыми от того, как она вцепилась в руки брата и своего парня, что буквально тащили её.

Теперь мне стало понятно, кто познакомил Алекса и Матвея. Да и почему Алекс вдруг стал подтягивать учёбу. Глядя на слепую девушку, я, кажется, понимаю, как сильно может любовь поменять человека.

— Она-опа, а вы чё тут так уединились? — оживился Алекс, когда мы подошли ближе.

— Уединились? — я оглянулся. — Мне кажется, это невозможно назвать уединением.

— Алекс идиот… — фыркнула Инна и коснулась руки девушки. — Здравствуй, Мари, рада тебя видеть.

— Инна! Привет, я так ждала тебя в гости, а ты не пришла, — её голос чудовищно хрипел. Так сильно, как у старого рокера, который успел хорошенько накуриться, заболеть ангиной и потом сорвать связки. — Кто-то рядом с тобой? — она повернула голову чуть правее меня. — Здравствуйте.

— Добрый день. А вы, видимо, Мари. Алекс многое о вас рассказывал.

— Надеюсь, только хорошее, — улыбнулась она и протянула руку, теперь уже ко мне, видимо, более точно определив моё положение по голосу. — Тебя зовут Руд, как понимаю?

— Естественно, он только хорошее о вас и говорит.

Очевидно, что я бы не стал ей рассказывать, что он предлагал Сирени… вернее, Инне вчетвером оргию провести. Она может и не понять юмор.

— Не надо на вы, я тебя младше.

— Боюсь, что нет, детка, — вмешался Алекс. — Он тебя младше. Он тут у нас вообще самый молодой!

— Везёт же некоторым, — пробормотал Матвей.

— Не бузи, — толкнула его в бок сестра. — Ты сам-то не старый.

— Так, ваши сюсюканья очень хороши и интересны, — прервала нас Инна, — но мы-то жрать собираемся или нет?

— Да, я тут как раз знаю, куда сходить, погнали, — махнул он рукой и повёл нас через толпу.

Теперь уже под руку Мари взяла Инна, о чём-то разговаривала с неё в то время, как Мал… то есть Матвей, шёл рядом со мной. Я по привычке называю их так, как называл на протяжении этих трёх месяцев.

Мы шли на кое-каком удалении от них, потому могли спокойно разговаривать и не бояться, что нас услышат. В то же время гомон оживлённой толпы вполне глушил нас и не давал подслушать.

— Тебя не узнать, — отметил я.

— Зато ты ни капельки не изменился. Хоть бы одел чо-нить нормальное. Я серьёзно.

— Оденусь. Потом.

— Слушай, Руд, есть разговор кое-какой о…

В этот момент в нас врезалось какое-то дитё на полном ходу и едва не улетело на пол от столкновения — мы одновременно за обе руки умудрились её поймать: я за левую, он за правую, и поставить на ноги обратно.

— Аккуратно, мелочь, череп расшибёшь, — недовольно буркнул Матвей, отпуская её. Ребёнок умчался, не сказав ни слова. — Вот же мелочь охеревшая, даже спасибо не скажут.

— Время такое, — хотя из моих уст великого взрослого человека шестнадцати лет такое звучит слишком… странно. — Так о чём ты хотел поговорить?

— Ты же как бы ещё не завязал же?

— Завязал, — тут же ответил я без каких-либо сомнений.

— Прошёл всего сраный день!

— И я уже в завязке, — я был непоколебим.

— Ладно. Тогда просто слушай… — в этот момент мы протолкнулись через толпу каких-то студентов, которые свои галдежом буквально оглушили меня. Как же я отвык от толпы… — Стрела кое-что ищет. Вернее, нашёл уже, но сейчас разрабатывает. Нужен… нужно три человека. У меня есть только два, а ещё одного хуя с горы брать я не хочу.

— Мы с тобой знакомы три месяца, — напомнил я ему. — Слишком много доверия ко мне.

— Так чо, если я вижу нормального пацана, почему не могу ему доверять? Некоторые и через десять лет кидают.

— Ладно, что насчёт этого дела. Что конкретно?

— Банк.

Я невольно присвистнул.

— И ради этого ты разрешил Алексу устроить это? Поговорить со мной?

— Не хуей, Руд. Я реально просто решил немножко оторваться, так что не надо тут себя поднимать, как прыщ на жопе, — тут же начал он заводиться.

— Так я прыщ на жопе? Спасибо, Матвей, — кивнул я.

— Блять, Руд, заебал, я тя по-нормальному же прошу выслушать. Чо за хуйня? Ну нет, так нет.

— Ладно, хорошо, давай.

— Банк в центре. Нужно шесть человек. Двух я смогу найти, они реально верные и ради такого дела дёрнутся сюда, но нужен ещё один проверенный. Стреле… я не сильно доверяю, его человека брать не буду, да и он не даст сам.

— Почему?

— Все его люди на карандаше.

— И?

— Если вычислят, то сразу вопрос будет к клану. А тут такая тема… банк, короче, дома.

Приехали. Надо было с этого начинать. Клан не хочет связываться с домом, так как у домов есть такая плохая привычка просить помощь, если дело серьёзное, и главы домов страны пришлют кое-кого покруче, чем обычных парней с битами. А ещё законная власть не позволит этого.

Здесь же клан не хочет светить, что это его проделки. Поэтому да: у нас уже был опыт такого, мы вроде как немного закалены в таком деле и никак не относимся к клану.

Только…

— Пахнет гнильцой, — поморщился я.

— Чего вдруг?

— Чего, — я внимательно посмотрел в глаза Матвею. В эти холодные и слегка безумные глаза, но не почувствовал страха. Теперь уже нет, словно три месяца что-то во мне изменили. — Ты не думал, что от нас могут избавиться?

— Хуйня, не будет такого.

— С чего вдруг?

— Потому что не будет! — сказал он громче, чем следовало, от чего девушки впереди удивлённо обернулись. Я лишь махнул рукой. типа всё в порядке.

— Ладно. Но я всё равно пас.

— Сумма, о которой идёт речь, около пятнадцати-двадцати лямов. Просто вслушайся в эти цифры. Это на нос каждому, если брать по максимуму, два триста ляма с копейками!

— Нет.

— Тебе не нужны деньги?

— Совсем не нужны, — покачал я головой. — У меня есть всё, что нужно.

— Блять, Руд, нужен шестой. Двадцать лимонов весит двести кило. Если шесть, то на каждого по тридцать три с копейками. Плюс фойе большое, как мне сказали, нужно хотя бы трое, чтоб чекать всё, пока остальные вычистят хранилище. Двое ломают: один камеры, другой со своей сваркой, его дядя Гена зовут, сварщик шестого разряда. Сирень на тачке.

— Но она будет с вами, верно?

— Слушай, нужен шестой для спокойствия. Двое вскроют и вытащат, когда трое будут караулить. Инна будет на подхвате. Пока ещё не точно, в машине или же с нами, но нам ещё нести сумки надо. Плюс Стрела просил захватить что-то из хранилища.

— Что?

— Не знаю. Я в общем описываю.

— Слушай, — вздохнул я. — Мы пришли сюда праздновать нашу удачу. Я сказал нет и не изменю своего ответа. Прости, Матвей.

— Ладно, — вздохнул он и хлопнул меня по спине. — Хуй с тобой. Давай праздновать.

Мы нагнали девчонок, которые говорили, просто удивительно, об одежде. Скорее удивительно относительно Инны, которая к одежде… я бы не назвал её модницей. Слишком уж она всегда одевалась как пацанка. А тут и шарфики обсуждает с Мари, кофточки, юбочки, говорит, какого они цвета.

Мы протискивались через торговые центры всё дальше и дальше, пока не вышли к зоне, где располагались ресторанчики. Всякие разные, от обычные бургерных до тех самых китайских, что хотел посетить Алекс. На один из них он и указал пальцем. Такой небольшой и довольно уютный на вид с классическими китайскими фонарями, развешенными везде, и тёмными тонами, словно созданными, чтоб скрыть своих посетителей.

— Вот! Что я говорил?! Идеальное место!

Мы расположились в самом дальнем конце зала. В отличие от меня, на ком была едва ли не обычная футболка и брюки, остальные постарались одеться более-менее. Матвей был в приталенной рубашке тёмно-синего цвета, Алекс одел такой лёгкий пиджак на футболку и облегающие брюки… модник, блин, сразу видно, что девушка одевала. А вот девушки наоборот, радовали глаз, кофточки, на Инне длинная юбка, блузки, маленькие красивые украшения.

Сейчас, глядя на нас, я бы даже не сказал, что мы хоть как-то связаны с криминалом. Обычные старшеклассники или будущие студенты, которые решили перед новым годом сходить куда-нибудь вместе.

Как только подошла официантка, все начали наперебой заказывать. Это было как соревнование, кто успеет первым надиктовать ей. Та строчила с такой скоростью, что могла бы воспламенить бумагу пальцем, после чего подняла палец вверх и…

Небольшая молния в потолок, и над нами зажглось множество лампочек, похожих на звёзды, осветив наш тёмный уголок мягким синим светом.

Тоже девушка с импульсом, но, видимо, очень слабым, молния из пальца, не больше, раз работает здесь. Она была китаянкой под стать атмосфере ресторана. Обычно китайцы хранят своих импульсников едва ли не за своей пазухой, так как это довольно важная боевая единица, потому если и встретишь здесь кого, то он точно не силён в импульсе.

— Я просто удивлена, что ты заказал так мало. Ты что, на диете? — нахмурилась Инна, словно её действительно волновал мой вес.

— Я бы сказал, что просто никогда много не ел просто.

— Тебе никто не поверит, — оскалился Алекс. — Хотя раньше он тоже круглым был.

— Алекс, — толкнула его в живот локтём Мари. — Сам-то веса набрал. Как дрыщ ходишь.

— Вот именно, так что завидуй молча тому, чего тебе не светит, — невозмутимо на полном серьёзе ответил я. — Я настолькомягок, что от меня невозможно оторваться, верно, Инна?

— Вы с Инной встречаетесь? — тут же оживилась Мари.

— Нет! — словно ужаснулась Инна. — Естественно нет! Что за мерзкая идея встречаться с кем-то?!

— Ведёшь себя как маленький ребёнок, — настоятельно заметила Мари. При этом ей, как я понимаю, самой семнадцать.

— Инна всегда такая, насколько помню. Вечно в красную девицу играет, пока не напьётся, — сказал Матвей.

— Эй! Умник!

— Серьёзно?! Если Инна напьётся, то становится раскрепощённой девушкой?

— Алекс! — это уже Мари его попыталась осадить.

— Я тебе скажу больше. Пьяной она становится ещё и милой, доброй и заботливой.

— Матвей, ты слишком много говоришь! — рыкнула Инна.

— А разве это плохо, быть доброй и милой? — пожал я плечами. — Как по мне, отличная девушка.

— Кто-то просто не повзрослел, — ответил Алекс.

— Или просто где-то быть такой слишком опасно, — заметила Мари. Но это, как я понимаю, она по своему горькому опыту рассказывает.

Пока они обсуждали Инну, нам принесли еду, и разговор превратился в какой-то балаган. Не сказать, что я был против или меня как-то это тревожило. В любом случае, это было куда лучше, чем обсуждать кого-то. Всем вроде интересно, но кому-то хочется провалиться под землю. А здесь все шутили, вспоминали старые времена или вспоминали старые времена.

После этого Мари вдруг неожиданно подлетела, словно ужаленная.

— А давайте сфотаемся?!

— Фото? — с сомнением спросил я.

— На память! Сначала без меня, а потом со мной! — хлопнула она в ладоши и позвала официантку. Использовали мы телефон Матвея, и Мари пообещала, что обязательно сделает обычные фотографии и раздаст их.

— Разве на телефоне не лучше? ­- спросила Инна.

— Телефон сломается и всё, а фото останется навсегда! — ответила она.

Мы сфотались. Сначала без Мари, обнявшись вчетвером, сев друг к другу поближе и попытавшись сделать намёк на улыбку. А потом вместе с ней, поместив её посерединке. Удивительно, но вышло вполне себе достойно. Даже я.

Обычная счастливая группа подростков, по которым даже не скажешь, что они что-то плохое делали.

— А знаете, — взяла слово Мари, — что раньше классов-то было и не двенадцать.

— Это ещё в период… какой, Российской империи? У них сейчас вроде как одиннадцать, да? — попытался вспомнить я.

— Да, —кивнула она.

— Но при этом у нас двенадцать, удача… — вздохнул Алекс.

— С другой стороны, наш диплом котируется много где. В штатах тоже двенадцать классов. Или в Японии. Ещё в Корее, кажется, — заметила Инна. — Да и наш универ в Сливерсайде считается одним из самых престижных. Можно даже не уезжать никуда.

— Но это надо быть реально каким-нибудь продвинутым умным челом. Или очень богатым, — поморщился Матвей. — Он тупо для избранных.

— Кстати, а ты заканчивал школу? — спросил я. Он покосился хмуро на меня, а ответ дала Мари.

— Нет. Он заботился обо мне и ему пришлось бросить её. Он как бы числился, но аттестата нет.

— Школа ничего мне не дала, — отмахнулся он. — Вообще ничего. Всё это не нужно в жизни.

— Ага, особенно математика, — хмыкнула Инна, явно не согласившись с ним.

— Ну а зачем мне знать химию? И чтоб потом мне ещё мозги училка капала, что я такой тупой? Но мне нахер это не надо!

— Да, реально, — вмешался Алекс. — Физика. Окей, начальные законы, но блин, а дальше? Зачем мне это знать, если будет интернет?

— Ну а если его не будет? — задала встречный вопрос Инна.

— Тогда мне будет не до физики явно.

— Хотя химия довольно полезна, — заметил я.

— И чем же? — скептически спросил Матвей.

— Ну… например, термит, не надо же объяснять, что это, верно? Вот, в школе дают его формулу.

— И какая она? — тут же подтянулся Алекс ко мне.

— Не говори! — не дала мне сказать и слова Мари. — Ты-то умный, а эти два уникума точно будут пробовать его создать в домашних условиях!

— Какая же ты вредная, — усмехнулся Алекс. — Надо будет наказать тебя ночью.

На что она слишком радостно улыбнулась ему. Кажется, что не о том наказании речь идёт. Да и по Матвею видно, что его такое наказание тоже не радует.

— И всё же другие предметы полезны, — вставила свои пять копеек Инна.

— Благодаря им наш кругозор становится шире.

— Ага, только всё основное преподают на том же природоведении. Остальное — углубленное изучение, — с какой-то пренебрежительностью ответил Алекс.

— Какой же ты идиот. Не пойму, что Мари нашла в тебе.

— Богатый внутренний мир, — ответил он тут же.

Богатый внутренний мир. У Алекса… Он льстит себе, хотя, зная его, он тот ещё фрукт. Человек хороший, но, тем не менее, не очень умный.

Мы сидели своей шумной весёлой компанией ещё очень долго, общаясь на все темы подряд, даже на ту, куда бы дели свой миллион, будь он у нас. Инна тут же уехала бы в Амазонию — страна на севере Южной Америки вдоль реки Амазонки. Там, как она говорит, она сможет осесть с сестрой.

Матвей бы просто уехал и где-нибудь залёг, а Алекс хотел бы уехать с Мари в Японию и открыть там свою лавку. А ещё провести там операцию на глаза Мари, чтоб вернуть ей зрение. Всё-таки это Япония, страна технологий, где киберимпланты не были фантастикой. А ещё родина жёстких домов, которые рвут всех на части.

Я же…

— Отдал бы их в детдом.

— Прочему?! — вытянулся Алекс.

— Они мне не нужны. Ну куплю дом и машину, и что? Смысл? — я ещё не добавил, что мне не нужны ворованные деньги, решив не портить своими мыслями другим настроение.

— Ну так сможешь сразу всё это купить!

— Вот и куплю. Сам. Со временем.

— А мне кажется, это классная идея, отдать деньги нуждающимся, — вздохнула Инна.

— Ага, но этот вариант ты не выбрала, — усмехнулся Матвей. — Свои деньги на такое не пустишь, верно?

Интервью

— Тем делом со складом наркотиков и оружия изначально занимался ОБС — отдел безопасности страны. Однако стоило выяснить, чем там занимались, и оно сразу перешло к ОНК — отделу наркоконтроля. Они стали раскручивать это дело. И всё бы ничего, но это была не их специализация, если на чистоту. Они занимались сбытом, контрабандой и торговлей наркотиков, а это были разборки между преступными группировками.

— Тогда почему никто не передал это дело сразу куда надо?

— Деньги. Деньги, которые выделяют на борьбу со всем этим. Если в стране бум наркотиков, выделяют больше отделу наркоконтроля. Если бум терактов, ввоза оружия из-за границы, создание чего-то, что опасно для государства — выделят деньги отделу безопасности страны. Так что если есть возможность вырвать кусок бюджета для себя в спорной ситуации, дело будет ещё некоторое время гулять, пока не осядет там, где должно быть. В данном случае в ОБОП-е — в отделе по борьбе с организованной преступностью.

— А вы не думали, что это может быть и не ваш профиль? — задала ведущая провокационный вопрос.

— Всё решается очень просто, — совершенно невозмутимо пожал он плечами. — У нас уже была база как на клан Хассы, так и на ту банду. Стоило просто установить, на кого напали и кому это было выгодно, чтоб сразу стало понятно, в каком направлении копать. У ОНК этого не было. Они ведут дела против наркобаронов, но не против кланов. А учитывая тот факт, что это дело ещё продержала у себя полиция некоторое время, это намного усложнило нашу задачу. Время в таких ситуациях играет решающую роль.

— Насколько?

— Свидетели разъезжаются или гибнут, заметаются или уничтожаются улики, следы преступления стираются. Чем больше времени проходит, тем меньше шансов раскрыть преступление. Всегда легче идти по горячему следу.

— Я вас поняла. Тогда следующий вопрос: на тот момент вы знали, кто устроил взрыв в жилом доме?

— Нет, на тот момент ещё не знал. Был известен лишь предполагаемый заказчик. Всё стало всплывать лишь после другого громкого дела.

— К нему мы ещё подойдём, — прервала детектива ведущая мягким, но настойчивым голосом. — Не стоит форсировать события. Конкретно на тот момент уже были подозрения, кто это сделал?

— Кроме заказчика, нет, не было.

— Никаких? — казалось, что ведущая удивлена, хотя по-настоящему это была лишь часть спектакля.

— Вы часто слышите, что подростки устраивают перестрелку с последующим взрывом? — задал он встречный вопрос. — Скажи мне кто-нибудь, и я бы не поверил. Я не исключал этого, естественно, но никому и в голову такое прийти не могло. Да, детская преступность разнообразна — разбои, рэкет, воровство, иногда убийства и изнасилования, и даже торговля наркотиками. Я знал дело, когда дети от одиннадцати до пятнадцати лет едва ли не по двадцать человек нападали на прохожих, беря их количеством.

— Зачем?

— Ради забавы. Ради того, чтоб почувствовать себя сильными и крутыми. Все они были из неблагополучных семей или из тех, где родителям было всё равно. Знаю случай, когда один ребёнок принёс ружьё отца и убил двух своих обидчиков, которые выбросили его кроссовки в мусорку. Иногда кровь стынет в жилах, когда узнаёшь, на что дети способны. Но конкретно такого размаха, так ещё и в городе, где всегда тихо... — он развёл руками. — Мы правильно подозревали о нанимателях, но вот исполнителей искали совершенно не там. Можно сказать, что та группа была самой первой в подобном. И последней, пока что нам на счастье.

— Вы связывали ту перестрелку в жилом доме с ограблением инкассаторов?

— Частично. Дело в том, что если в разборках с той бандой чётко прослеживался интерес именно клана Хассы, то вот ограбление могло быть выгодно и Приозёрным тоже. Но оба отрицали свою принадлежность к инкассаторам. И доказательств тоже не было. Как потом выяснилось, Хассы даже частично говорили правду.

— Оно наделало в своё время шума, — напомнила ведущая.

— Да, наделало. В Сильверсайде, да и в Чинь-Жуй, подобное — довольно частое явление, но даже там смертельный исход очень редок. А здесь такое событие с перестрелкой и смертельным исходом. Два трупа. Но опять же, это делали подростки в то время, как мы думали на людей Хассы. Проблема была в том, что та группа никак не была связана с кланом, от чего понять, кто был исполнителем, на тот момент было невозможно. Одни не оставили улик, другие были на тот момент чисты.

— Я напомню телезрителям о теме разговора. Речь идёт об ограблении инкассаторов, в ходе которого погибли двое. Один из них был инкассатором, Рангов Вилен Александрович, сорок три года. У него остались жена и двое детей. И сотрудник охраны банка Бо Вэй двадцати семи лет. Также нападению подверглась Кэрол Ясуда. В тот момент она должна была проводить своего ребёнка в школу на машине, однако под угрозой смерти была вынуждена отдать ключи от машины, на которой преступники и скрылись. Что касается этих двух событий, между которыми был всего месяц, город в то время стоял на ушах.

— Да. После взрыва был привлечён ОБС, так как думали в пользу теракта. Но после ограбления стало понятно, что всё же это разборки между бандитами, потому я и был вызван. Но, к сожалению, потом были каникулы, а затем ещё одно дело, которое прогремело на всю страну. И с которого, собственно, мы и смогли выстроить впоследствии всю хронологию событий и всех участников. До сих пор остаются белые пятна на этом деле, однако то, чего мы смогли добиться…

— Многие были потрясены.

— Учитывая, что даже мы удивились — те, кто имели дела со многими бандитами, могут представить, как отреагировали другие. Эта история начала обрастать не самыми приятными подробностями.

— Какими?

— В таких делах никогда не бывает просто. Одни используют, другие пытаются выехать за чужой счёт, третьи лишь пытаются выжить. И всё это в конечном итоге приводит к тому, к чему и пришло.

Глава 31

Время пошло своим чередом. Я даже стал забывать эти беззаботные дни, когда меня действительно волновали такие мелочи, как экзамены. Когда боялся опоздать на урок или то, что меня кто-нибудь отчитает. Исчез всякий страх, что я получу плохую оценку на экзамене, но во-первых: я хорошо учусь, во-вторых: если на них меня не пытаются убить, то бояться точно нечего.

И всё же я немного изменился.

Даже просто потому, что такое не проходит бесследно. Ни для меня, ни для кого-то другого.

Я… почувствовал безнаказанность. Понял, что есть вещи, которые можно делать и за которые ничего не будет. Если всё утрясти. А ещё стал больше обращать внимания на окружающий мир. Моя отчуждённость пошла на нет, когда я стал больше интересоваться другими людьми. Почему? Ну… потому что мне стало интересно, кто они такие. Я, например, думал, что знаю Алекса, а оказалось оно вон как. Сколько ещё людей я не знаю?

Моя сестра выписалась из больницы через неделю после того, как загремела туда. Ей далось это время очень нелегко. Как и нам всем. Но деньги были отчищены с некоторыми естественными некритичными потерями, лекарства были куплены, и теперь ей ничто не угрожало. Были риски возобновления импульса, но по сравнению с теми, что были тогда, практическими отсутствующими. Надо было знать, что следует избегать сильного стресса организма и чего-либо ещё, что могло спровоцировать тело резко использовать все свои резервы, которые препараты должны были запечатать.

Встречала её вся наша семья, радуясь её возвращению. И когда у меня появилась возможность, я сказал ей:

— Всё кончено. Мы забудем это как страшный кошмар.

— Спасибо, что сделал это ради меня, — чмокнула она меня в щёку.

И мы стали жить дальше, словно ничего не случилось. Больше я не возвращался к прошлому. Пистолет всё же не выкинул, спрятал его под кроватью внутрь её конструкции, куда просто так, не зная, чего ищешь, не залезешь. Туда же спрятались два магазина. Скорее всего позже я их выброшу, но пока пусть будут. Я привык перестраховываться, а прошлое имеет привычку напоминать о себе. Это я понял, когда один прошлый клиент напал на меня с кулаками, но был так обдолбан, что не смог попасть по мне, упал и расплакался.

Сколько я сломал жизней своей работой? Сколько убил если не из пистолета, то из тех же гранат тех, кого не увидел и никогда не увижу? Эти мысли посещали меня всё реже и реже. Особенно когда я стал возвращаться в колею и подтягивать свою учёбу обратно на нужный уровень.

Всего один раз ко мне позвонил Малу. Он уговаривал меня сходить на дело, говорил, что доверяет мне и не хочет брать левого хрена с улицы. Что всё упёрлось в меня. Он не наезжал, он не умолял и не выпрашивал. Просто позвонил и объяснил ситуацию, после чего сказал, что всё понимает.

Всё, после этого мой телефон замолчал.

А в школе Алекс сказал, что он отказался от дела, сказал, что не готов рисковать.

— Только из-за меня? — удивился я.

— Ты ему приглянулся, — пожал плевами Алекс. — Иногда кто-то нам да приглядывается как человек. К тому же, ты парень ровный, так что всё норм.

Всё норм… Хотел бы я сказать, что значит этот норм, но промолчал.

Шло время, декабрь подошёл к концу, и мы встретили новый год. Всей семьёй. Это было действительно неплохо, и мы хорошо провели время, не сильно заботясь о чём-либо, желая друг другу встретить до следующего нового года своё счастье. Особенно этих поздравлений от сестёр досталось мне.

Забавно желать счастья убийце, который, возможно, лишил возможности другую семью встретить его в полном составе. Ирония судьбы, или, как я говорил: Жизнь строится на костях других. Но я не чувствовал ничего по этому поводу, можно сравнить, наверное, когда кто-то у тебя умирает, ты грустишь, а потом всё проходит. У меня было так же, только без грусти.

Мы встретили новый год, а снег так и не выпал. Жаль. Я люблю снег, люблю абсолютную белизну, которая заволакивает мир, и он становится по-настоящему чистым. Но выглядывая в окно, я вижу только проезжающие разбитые машины и хреново покрашенный дом напротив.

Прошли зимние каникулы, я вернулся в школу. Прошёл практически месяц, и я стал отвыкать от того, что произошло. До сих пор мог подметить наркомана, мог подметить, кто бандит, кто продаёт то, что продавать запрещено законом. Никогда бы раньше не заметил этого, но сейчас просто не мог развидеть.

Один раз заглянувший за предел собственного мира уже никогда не перестанет его видеть.

Хоть оборотней не вижу.

Позже, в школе, Алекс мне передал фотографию, которую сделали в том ресторанчике.

— Классно, да? — он рассматривал, естественно, ту, где была Мари. А вот мой взгляд остановился на той, где мы были вчетвером.

Почему я смотрю на них раз за разом? Может потому, что мне с ними в перерывах между работой было не так уж и плохо. И всё же фотография получилась очень тёплой. Нечего сказать — здесь не видно, какие мы ублюдки и моральные уроды. Обычные подростки.

— Понравилась? Именно эта? — Алекс посмотрел мне через плечо.

— Не знаю почему, но да.

— Это просто наша компашка, своя и уютная, — хлопнул он меня по плечу.

— Ага, действительно.

— Не думал вернуться?

— В компашку или к работе?

— И туда, и туда, — ответил Алекс, но в его голосе я чувствовал ожидание. Видимо, подослал Малу спросить, разведать обстановку, чтоб понять, нельзя ли меня попробовать ещё раз склонить на свою сторону ради работы.

— Малу попросил?

— Вряд ли Малу ожидает, что ты вернёшься, — покачал он головой. — Но он рогом упёрся, без тебя не топает туда.

— Бесится?

— Ну ты знаешь его. Он повозмущается, а потом уже спокойный. Да и работой он не обделён, хотя и поглядывает на те деньги.

— А они так и лежат и ждут нас, — усмехнулся я.

— Как я понял, да, — в этот момент он замолчал, когда мимо нас прошли девушки, о чём-то щебеча. — Это ячейка дома, оттого она всегда на месте, как я понял.

— Много же Стрела раскопал на неё.

— Ты знаешь его. Он… подонок, — Алекс скосил взгляд в сторону.

— Раньше ты не особо против него что-то имел, — внимательно посмотрел я на него.

— Но это не отменяло того факта, что он урод, верно? — усмехнулся он.

И что у них там происходит? Я не мог понять, если честно.

Не мог, пока понимать не оказалось слишком поздно.

Моей проблемой было то, что я никогда не смотрел шире. Не захватывал картину целиком. И причина была не в моей неспособности, а в том, что я смотрел на это с усмешкой. Что, глобальный план? Теория заговора? Всё намного проще! Я считал, что думать в таком ключе лишь параноик будет. Постоянно всё подозревать и так далее.

Но я ни капельки не повзрослел. Я так и не уяснил главного правила, что возможно всё. И если хочешь выйти сухим из воды, готовься к самому худшему плану противника, потому что иногда к нему и могут прибегнуть. Особенно когда речь идёт о деньгах.

И за мои ошибки расплачиваться будут другие.

Я был в магазине с Натали, закупались продуктами, когда ей позвонили.

Я видел её лицо. Видел, как она менялась, как становилась бледнее и бледнее, пока я не испугался, что у неё приступ. Но приступа не было, ничего такого. Она с абсолютно каменным лицом, какое делала, чтоб сдержаться, положила трубку и произнесла:

— Звонили из больницы. Наталиэль в реанимации, — и, похоже, видя, что я не в состоянии что-либо сказать, продолжила. — Её сбила машина. Она ударилась головой, и у неё произошёл приступ.

Не знаю, кто больше в тот момент был в шоке, она или я. Мои ноги просто перестали меня в тот момент держать и мне пришлось уцепиться за тележку, чтоб не упасть.

Можно обвинить меня в глупости, но в тот момент я ещё не сталкивался с подобным. И потому я не смог вычленить нужные крупинки информации на фоне остального белого шума. Не понял, что из бесконечного потока слов и разговоров надо выделить и запомнить, на что надо обратить внимание. Ведь я столько разговаривал, столько говорил и сам слушал… как понять, что именно это слово, именно это предложение то, что нужно из всего остального?

Да, сейчас я вижу это, сейчас я действительно вижу, на чём надо было акцентировать внимание. Я гений тактики прошлого. Вспоминая всё это, мне тошно от собственной недогадливости. Но в тот момент я просто этого не видел, ведь я не был героем, гением, великим полководцем или, на худой конец, просто Мартином Сью.

Обычный парень из школы, который ступил на кривую дорожку — не больше, не меньше.

Мы буквально вылетели из магазина, бросив все свои покупки. Вызвали такси, чтоб как можно быстрее добраться до больницы. Мы всегда пользовались автобусами, так как они дешевле, но в этот раз не было времени на подобное. Вызвали ближайшую к нам машину, после чего поехали в больницу. Весёлый таксист пытался завести с нами разговор, но ни у меня, ни у Натали желания для подобного не было.

— Заткнись, — едва ли не прорычал я.

Он слегка удивлённо и испуганно глянул на меня.

— Да ладно, я всего лишь…

— Веди, твою мать, машину и не лезь к нам! — мне стоило усилий, чтоб не сорваться на него.

В другой ситуации он бы или высадил нас, или попытался со мной поругаться «по-мужски». Но в этот раз он лишь заткнулся, отвернувшись и не проронив больше ни слова, за исключением того, сколько с нас за проезд.

Мы едва ли не бегом дошли до уже до боли знакомого лифта и втиснулись туда, не сильно заботясь о том, насколько людям неудобно. Кто-то возмущался, кто-то что-то говорил про воспитанность, но мне было плевать на них. Хотя нервы вытянулись в тонкую струну от этого галдежа, и хотелось начать орать на всех подряд.

Но надо держать себя в руках. К тому же, я почувствовал, как мою ладонь сжала тонкая и хрупкая рука сестры. Я посмотрел на неё, и она лишь улыбнулась. Но это была улыбка через боль и страх, жуткая, грустная, безнадёжная. Именно так улыбалась мать, когда я спросил, что случилось в шесть лет. Она сказала: «Ничего». А в тот день умер мой старший брат. А мои сёстры очень похожи на мать.

Мы выскочили на нужном этаже и тут же бросились в отделение интенсивной терапии. Время, пока мы отмечались, пока нас проводили к палате, казалось таким долгим, словно я там пробыл не один час. Хотелось закричать: «А нельзя ли побыстрее?!».

И ведь столько усилий, столько денег в лекарства, чтоб потом… её просто сбила машина. Можно было сколько угодно проклинать того, кто это сделал, сыпать проклятиями, искать виновного и просить бога покарать подонка. Но это всё бесполезно в нашем мире; пока сам не сделаешь, никто не сделает. Никто даже не почешется, чтоб хоть как-то что-то решить. Всем просто плевать.

Угрозы, проклятия, ненависть — это лишь слова, пустой звук. Всегда имеет значение только материальная реальность.

И реальность была передо мной — моя Наталиэль лежала, подключённая к множеству мониторов, капельниц и всего, что мы только могли купить и не обанкротиться. Всё, что могло поддержать ей немного жизнь, пока мы не решим вопрос, что делать дальше.

Бледная, в этой медицинской маске ИВЛ у рта и носа, она словно готовилась к своему последнему путешествию. Несколько капельниц, соединённых в один катетер, в её руке, это белая простынь, укрывающая её, пиканье приборов — всё словно кричит о том, что это конец.

Она была в сознании. Казалось, что это даётся ей с трудом, ещё немного, и глаза сами закроются, но Наталиэль держалась. Ещё и силы слабо улыбаться нам через маску находила. Ободряюще, даже ласково, словно она хотела сказать, что всё в порядке. Жаль, что это неправда.

Мы пробыли там минут двадцать, пока нас не попросили уйти, сказав, что время вышло, а скоро начнётся обход пациентов. Я до последнего держал её за руку, потому что боялся, что в следующий раз такой возможности у меня уже не будет.

— Я всё исправлю, — пробормотал я, вставая. — На этот раз действительно в последний. Тебе надо лишь немного потерпеть.

Но когда я попытался убрать руку, почувствовал слабое сопротивление — её пальцы едва заметно сжались на моей руке, прежде чем без сил отпустить её. Её губы начали шевелиться, но даже без маски я всё равно бы не услышал, что она говорит. Хотя и понял, словно на это самое мгновение Наталиэль протранслировала слова мне прямиком в голову.

«Не надо».

Они удивительные девушки. Я никогда не пойму их, и не пойму, какую силу по-настоящему обе скрывают в себе.

— Всё будет хорошо, — пробормотал я в ответ и выдавил улыбку. — Я ещё вернусь к тебе, обещаю.

Когда мы покинули коридор отделения интенсивной терапии, я громко выпустил воздух из лёгких, словно задержал дыхание на всё это время. Забавно, но я действительно не помню, чтоб вообще дышал. Натали же не издала ни звука. Она как будто смотрела в одну точку. И так было до тех пор, пока мы не вышли из больницы.

— Ты вновь займёшься этим? — тихо спросила она, не глядя на меня.

— Да.

Она не отговаривала. Может сама хотела спасти Наталиэль настолько, что была готова разрешить мне это. Или же не видела смысла отговаривать. Знала, что я поступлю по-своему, однако такой разговор просто испортит настроение и мне, и ей.

— Ты действительно хочешь вернуться?

— В последний раз. Окажу небольшую услугу, и всё будет хорошо.

— Ты так думаешь?

— Я же сделал, как обещал, верно? — посмотрел я ей в лицо. — Меня попросили оказать услугу, за которую хорошо заплатят, поэтому… я сделаю это.

— Как с теми инкассаторами? — тихо спросила она.

— Если захочешь, то сдашь меня полиции, но после того, как я помогу нашей сестре, хорошо? Я не буду в обиде. Я готов ответить за свои поступки, но только после того, как всё сделаю.

— Я не буду этого делать, — она посмотрела на меня с улыбкой, а вот из глаз капали слёзы. — Ты мой брат. Я люблю тебя любым.

Этим же вечером я набирал телефон Малу. Я должен был пойти на это. Мне просто необходимо был сделать всё возможное. Чтоб достать деньги на операцию. Два миллиона. За одну простую операцию два миллиона — копейки для богачей и неподъёмная сумма для нас, тех, кто никогда в жизни столько в руках не подержит. Потому… у меня нет слова «не могу», не играют роли мои желания и страхи. Я просто должен. Должен…

Я искал отговорки заставить себя это сделать. Позвонить и сказать, что я согласен на дело.

Руки дрожали, как если бы их бил ток. Промахивался мимо кнопок раскладушки, которая уже успел разрядиться и теперь стояла на зарядке.

Несколько раз пришлось отложить телефон и хорошенько вздохнуть полной грудью. Прогуляться по комнате, старясь выбросить из головы все мысли. Возможно, делай мы это в первый раз, мне было бы легче, однако я знал, что это будет, что будет представлять из себя ограбление. И что случится, если нас будет ждать неудача.

Но я должен… Ещё раз, последний, ради того, кто мне дорог… Я не имею права отказаться в пользу себя, жертвуя ею.

Я с трудом смог набрать его телефон, помня его наизусть. Такие телефонные номера лучше не оставлять в памяти телефона. После двух длинных гудков мне ответили. В этот момент моё сердце ёкнуло, словно к виску приставили пистолет.

— Да, — голос Малу я узнал практически сразу.

— Это я. Я согласен, если всё в силе.

Молчание. Всего пара секунд.

— Да, всё в силе. Ты знаешь, где нас искать. Приходи, как сможешь.

И короткие гудки.

Сердце ещё колотилось, заставляя гореть лицо, будто температура в комнате была все сорок, а мы уже закончили разговор, и я вписался в дело. Вот так просто.

Я держал в руках телефон, не чувствуя ничего, кроме собственного сердцебиения. Ничего хорошего. Потому что ничего хорошего и не осталось. И всё из-за денег. Из-за грёбаных ДЕНЕГ!

Телефон полетел в стену и с жалобным треском разлетелся на два куска.

У меня было стойкое желание разгромить комнату, всё сломать и сравнять с землёй. Мне хотелось выйти и наброситься на какого-нибудь придурка, чтоб избить его до полусмерти или чтоб избили меня. Лишь бы выпустить из себя все эти эмоции, всю эту желчь и ненависть. Я чувствовал, как стучало в висках от ярости.

Что было сил я ударил в стену из гипсокартона, и рука вошла туда буквально локоть. Я только что сделал дыру из своей комнаты в коридор. Но легче мне от этого не стало. От слова совсем. Сердце требовало больше разрушений, и я стукнул по тумбочке что было сил. Послышался треск дерева, и верхняя крышка немного прогнулась вниз.

Легче всё равно не стало. Но теперь болел кулак, как символ моей глупости. Можно хоть сколько что-то ломать, но ситуация не измениться. Лучше приберегу свою ненависть для тех, кто действительно её заслуживает.

Глава 32

Я никогда не искал оправдания своим поступкам. Их нет. Нет благородной цели и высшей миссии. Я преступник, такой же, как и остальные, какой бы благородный смысл моим действиям ни приписывал. Совершай ради чего угодно преступления, суть это не изменит — мне за это платят, а преступления останутся преступлениями.

Однажды я посмотрел фильм «Благородный мститель». Это история мужчины, который убивал преступников. Всех подряд — насильники, убийцы, грабители, домушники, угонщики и так далее. Он без разбору истреблял их, и в фильме было показано, что он положительный персонаж. Эдакий герой в плаще, который карает плохих людей.

Позже, повзрослев, я понял посыл того фильма. Иногда приходится переступать закон, чтоб восторжествовала справедливость и добро. Но даже в том возрасте я понимал, что это бред. Видел, что это всё неправильно, даже потому, что все остальные соблюдают закон, а он вдруг решил, что имеет право быть лучше остальных.

Правда в том, что даже самый хороший Робин-Гуд, самый справедливый вершитель правосудия или защитник слабых, совершающий преступление — просто самый обычный преступник, который имеет свою цену. Вот и всё. Любой из этих псевдоблагородных героев настолько же продажен, насколько и обычные бандиты.

Просто надо верно назвать им цену.

Для одних — убивать злодеев, для других — кормить голодных, для третьих — спасать семью. И если за это они готовы переступить закон — они преступники. Потому что разницы между ними, какие бы цели они ни преследовали, и обычными уголовниками нет. И тем, и тем платят, просто одним деньгами, а другими — достижением цели. Настоящий законопослушный человек — тот, кто не переступит закон ни при каких обстоятельствах.

Я тоже делаю это потому, что мне платят. Моя цена — это жизнь моей сестры. Её жизнь важнее, чем жизни их всех. И скажи мне, что её спасут, если убью человека, я сделаю это.

В тот момент я осознал это очень отчётливо, словно увидел перед собой мираж всего этого.

Я пришёл в квартиру, где три месяца назад познакомился с Малу и всей его командой. Открыл мне, естественно, Малу. Как оказалось, кроме него, в квартире больше никого не было.

— Ты здесь живёшь, что ли? — спросил я, пожав ему руку и войдя внутрь. За моей спиной со скрипом закрылась старая дверь.

— Иногда. Об этом месте, в отличие от квартиры, где находится мой дом, никто не знает. Так что… Да, это самое безопасное место в данный момент.

Внутри с прошлого раза ничего не изменилось, если не считать пары сумок, которые, видимо, притащили для дела, автоматов, патронов к ним, раций, одежды и так далее. Я молча оглядел все вещи перед собой, прикидывая, хватит ли нам этого или нет. На одной из табуреток лежала кипа бумаг, как я полагаю, с планом дела, которые предоставил Стрела.

— Так много патронов, — заметил я. — Мы туда не убивать идём.

— Немного, взяли по три магазина на нос. В каждом по пятьдесят патронов. Если что случится… мало ли…

— Нам ещё и сумки тащить, — напомнил я. — Двадцать миллионов — это двести килограмм. На каждого выйдет около тридцати трёх килограммов с копейками.

— Поедем же на машине, так что не парься, — отмахнулся Малу. — Лучше париться о том, что банк в центре находится. Нам ещё оттуда выбираться.

— Ну, если всё так плохо, Стрела бы не дал нам на него наводку, верно?

— Верно. По крайней мере у нас уже есть пути отхода, по которым мы сможем быстро уехать. Вон, погляди, — Малу протянул папку, что лежала на табуретке.

В основном там была информация по банку и всем, что с ним связано. Время прибытия полиции на тревожную кнопку, где проходит сигнализация, где камеры, из чего решётки, сколько охраны, когда пересменка, когда приезжают инкассаторы, когда больше всего пробок и так далее.

— Грабим в пересменку полиции? — сразу спросил я. — В три дня?

— Стрела предложил то же самое, — усмехнулся Малу. — Да, думаю, пока они там будут чесать яйца и дрочить друг дружке, мы как раз всё сделаем. Но ещё один нюанс — есть девчонки за стойками, у каждой тревожная кнопка. А есть чувак в бронированной кабинке охраника. И если до тех мы можем успеть добежать, то вот пока до него доберёмся, он уже врубит сирену. Но у них всех есть обед, и они чередуются, чтоб всегда кто-то был на кнопках. В три он сваливает из кабинки, чтоб отлучиться. Туда сядет другой. В этот момент мы и ворвёмся.

— А про решётки и камеры?

— С нами пойдут мои кореша, они надёжные парни. Один подключится к связи и уничтожит записи с камер.

— К связи? — не понял я.

— Ну или как там называется эта хрень? Ну, прослушивать, если вдруг поступит сигнал на ограбление, чтоб не засидеться, — попытался он объяснить. — Он ещё немного раньше подойдёт туда, чтоб сразу нафигачить электронику.

— Я понял. Короче, спец по электронике.

— Ага. Ну и второй техник. Там будут замки, решётки, но он спец по этому делу, знает, что с собой надо прихватить и как быстро сделать, так что можно не париться.

— Стреле нужна конкретная камера?

— Да. Там деньги дома. Незарегистрированные. Ну или незаконные, я не до конца понял. Потому обратиться в полицию они тоже не смогут. А раз ничего не воровали… — Малу развёл руками.

Понятно… значит, вон чего ему надо, деньги, за которые не хватятся. Но хватится дом, и это он должен прекрасно понимать. Значит, есть ещё что-то.

— И всё? Только деньги?

— Там ещё ячейка будет. Надо её содержимое захватить.

А вот и главная цель. Понятно… хотя мне и не очень интересно, что там есть, если честно. Пока я думал над всем этим, Малу неожиданно меня спросил.

— А ты чего передумал вдруг?

— А это важно?

— Вопрос на вопрос? — его ухмылка была недоброй. Малу был тем редким человеком, который мог завестись даже с такой обычной фразы, приняв её как личное оскорбление.

— Сестру машина сбила. Мне нужны деньги для операции, — решил я ответить честно. Всякие недомолвки и обиды ни к чему перед подобным заданием.

— Ясно.

— Тогда у меня есть встречный вопрос. Почему ты упёрся с этим заданием? Почему именно я?

— Почему? Хм… ты знаешь, бывает, смотришь на кого-то и влюбляешься. Чувствуешь, что это твой человек?

— Без обид, но ты помягче с такими аллегориями, Малу. Они настораживают.

— Да пошёл ты… — отмахнулся он недовольно. — Суть в том, что я вижу тебя и понимаю, что ты надёжный хрен. По крайней мере, я чувствую, что могу доверять тебе. А мои чувства для меня в таких случаях играют решающую роль. Я не могу работать с тем, кто конченый хуесос или кто меня раздражает.

— И ты не искал другого надёжного танка?

— Искал. И почти нашёл одного парня. Он сидел за взломы. Если бы ты не позвонил, мы бы через полмесяца шли бы на дело уже с ним. Но суть в том, что я его не знаю, а ты мне знаком, так что… ты вот позвонил мне, и всё само собой решилось. В пизду его, в команду тебя.

— А тебя Сирень не раздражает? — слабо улыбнулся я.

— Блять, ты спрашиваешь, не раздражает ли она меня, но сам ржёшь, — оскалился он. — Сам же понимаешь, что она лапочка, хоть и тупая, как пробка. Пусть и не всегда. И, сука, упёртая…

— Это точно…

Что-что, а она была дико упёртой. И тупой иногда, как телефонный столб.

Мы сели за более подробную проработку плана. Основной, естественно, предоставил Стрела, но всё же что я, что Малу предпочитали всё проверить и сделать под себя.

Был у нас и сэйфхаус, куда мы должны были выбраться и где будем в безопасности. Это было в заброшенном здании в многострадальном индустриальном районе. Какой-то подвал, который имел довольную крепкую дверь и просторное помещение, где даже работала лампочка под потолком.

— А ты был там? — спросил я.

— Был. Несколько раз. Когда надо было отсидеться.

— Там есть ещё какой-нибудь выход, кроме единственного спуска вниз?

— Да хуй его знает. Там вроде люк есть вниз.

— И что там? — поинтересовался я.

— Там же, под ними, целая сеть коммуникабельных туннелей проходит. Наверное, один из них. А чо интересуешься?

— Просто, — пожал я плечами. — Надо же знать, куда мы приедем и точки отхода оттуда.

— А отсюда ты тоже их искал? — усмехнулся Малу.

— Естественно. Я могу выпрыгнуть из того окна, — кивнул я на окно в зале, — и приземлиться на ветви дерева. Как раз не разобьюсь и смогу убежать.

Ещё у нас была запасная точка сбора, если что вдруг пойдёт не так: если мы по какой-то причине разделимся, не сможем добраться до сэйфхауса и так далее, все должны были ехать за город на Ковылина семь. Грубо говоря, запасной сэйфхаус.

Мы долго рассматривали маршрут, но предложенный Стрелой оказался наиболее безопасным и быстрым. По нему нам надо было проехать едва ли не быстрее, чем за пять минут, так как после этого весь центр будет просто оцеплен.

Но с другой стороны, если будет преследование с самого начала, то там мы сможем всегда уйти по той или иной улочке, которые буквально испещряли участок этого города. Полностью перекрыть там всё они сразу просто физически не смогут. Там есть где проехать в случае чего до запасной машины, если она нам потребуется.

Потом места. Двое понятно, идут в хранилище. Двое в зале и ещё один за стойками, чтоб никто не нажал кнопку тревоги. Плюс один за дверью смотрит, чтоб никто не зашёл. Мы, конечно, закроем дверь, но надо, чтоб кто-то смотрел обстановку снаружи, так как это центр города и народу будет немало. Мало ли что там будет, кто-то обратит случайно на банк внимание и так далее. К тому же, когда дело будет сделано, она отгонит грузовик к запасному выходу, через который мы и выйдем.

Потом пошли обсуждения, что делать, если встретим сопротивление, если нажмут кнопку, кто разберётся с дисками с камер наблюдения и так далее. Надо будет быстро проверять купюры на маячки, но это ляжет уже на тех, кто заграбастает всё. Плюс генератор помех, если вдруг случайно какой-то пропустим, который был у нас в прошлый раз. А ещё телефоны, залить всё хлоркой, если что — не зря же взяли бидоны. И так далее, и тому подобное.

— Малу.

— Что такое?

— Насчёт денег. Когда поедем отдавать Стреле деньги, держи ухо востро, слышишь?

— С чего вдруг такая осторожность? — покосился он на меня.

— С того, что…

Я хотел сказать, что Стрела доверил это именно нам, а не кому-то более проверенному и опытному, хоть такие у него и есть. Да, мы не его люди и не люди клана, что не свяжет его с нами, если нас возьмут. И от нас и избавиться будет легче. Но решил не бить прямо в лоб такими смелыми заявлениями.

— Просто интуиция. Надо быть начеку. Сумма крупная, да и Стрела не вызывает у меня доверия.

— Ты из-за крысы?

— И это тоже. Хотя и не факт, что это связано между собой.

— Не связано? Что там за план Барбаросса у тебя в голове? — подивился он.

— Не план, просто пытаюсь взглянуть на картину в целом, — пожал я плечами.

Почему он так хотел, чтоб именно Малу взялся за это дело? Не по этой ли причине? И моя сестра, может быть всё это связано? Есть вещи, о которых говорят: «Ради тебя они не будут так заморачиваться, не будь такого высокого о себе мнения», а есть вещи, которые можно доверить тем, кого можно выбросить, как мусор.

Я не параноик и не пессимист, я реалист. Я вижу что-то, я складываю что-то и получаю то, что мне не нравится и может обернуться проблемой.

— В целом, — хмыкнул он. — Ладно, хер с тобой, буду держать глаза на жопе.

— Вот на жопе их держать не надо. На затылке, — поправил я, и он хмуро посмотрел на меня.

— Вот не сумничать вообще никак, да? И чо у тебя руки дрожат? — кивнул он на кисти.

— Волнуюсь.

— Так это будет только послезавтра же, — оскалился он. — Ну ты и ссыкло.

— Кто есть, тот есть, — не стал я обижаться. Уже привык и понял, что бессмысленно что-либо ему говорить. Он говорит примерно как Алекс, только не фильтрует свои слова и высказывает всё, что на уме, даже если не хочет обидеть. Просто он такой, можно лишь смириться.

— На, — протянул он мне пачку. — Курни, успокойся.

— Я не курю, — покачал я головой.

— Значит, самое время начать. Не ссы, бросить успеешь всегда, а нервы успокоить помогает.

Слышал я не раз фразу, что бросить успеешь всегда, но что-то не у всех получается это. Немного подозрительно, не так ли?

С другой стороны, учитывая мою работу, хуже точно не станет, а так можно добиться едва ли не своеобразного опьянения. Хоть как-то отвлечься от всего этого. Да и вдруг действительно поможет?

— Ладно… — пробормотал я и вытащил одну из сигарет.

— Только сразу не вдыхай дым.

— А что с ним делать? — не понял я.

— Ну ты же не жёсткий курильщик у нас, верно? — усмехнулся он. — Сначала дым в рот набери. Немного. А потом уже в лёгкие, чтоб не чистый дым был, иначе будешь тут ровно так же задыхаться. Как и в прошлый раз.

— Прям как плохой парень теперь. Курю, не пью, разве что.

— И это дело поправимое, — подмигнул он. — Дело сделаем, можно будет гульнуть по тёлкам.

— Ага, чтоб пузом их бить, — улыбнулся я в ответ, засунул сигарету в рот и, прикурив её, аккуратно втянул дым в рот.

Горечь. Словно обычный дым втянул. И опять горло слегка жжёт, но в этот раз желание откашляться было куда меньше. Я вопросительно посмотрел на Малу, но тот лишь кивнул головой.

— Ты продолжай, продолжай…

Я продолжил. Продолжил до тех пор, пока голова не закружилась и не стало поташнивать. Успокоиться не успокоился, но в голове всё было так, словно я немного покрутился вокруг собственной оси. Когда я закончил первую сигарету, то эти ощущения уже успешно укоренились в моём сознании. А ещё притупилось желание кушать, хотя до этого я не брал и крошки в рот, что сказывалось на моём желании почревоугодствовать.

— Ложь, — пробормотал я, положив сигарету в пепельницу. — Ни капельки не успокоился, но теперь кружится голова.

— Ну ещё бы, ты целую сигарету в первый раз дунул.

— Много?

— Для новичка. Жаль, мне не грозит вспомнить свои старые добрые времена, хотя, если выкурить за раз сразу всю пачку, думаю, что торкнет.

— Давно курить начал?

— Да с лет так… может двенадцати. Или раньше ещё. Я не помню. Но в нижнем городе многие из детей сразу начинают «взрослую» жизнь.

— Такпослушаешь, и прямо город-ад.

— Скорее дерьмо встречается чаще, хотя со стороны выглядит вполне обычным. Это не как в фильмах показывают, что там друг друга мочат прямо на улицах, а в улочках тут же грабят, насилуют и убивают. Да, бывает, но не в таких масштабах и не так открыто.

Он взял со стола автомат.

— Это, я так понимаю, наш? Тот, что мы одолжили у наркоторговцев?

— Да, нам теперь дают те, что мы стащили, — усмехнулся он, похлопав по автомату. — Попросил что-нибудь менее скорострельное, а то те вообще жрали патроны, как пуганые. Это бельгийский лёгкий автомат «Лингер» с не самой высокой скорострельностью, но зато с хорошей точностью и относительной неприхотливостью под стандартный патрон пять-пятьдесят шесть. Сейчас можем загрузить и свои патроны, кстати.

— Свои?

— Бронебойные. Кое-что я всё же прикарманил, — он кивнул на угол комнаты, где лежал матрас. — Пластид, например.

— Я думал, что ты всё отдал, — заметил я.

— Кое-что оставил себе. Ещё в самом начале загрузил в машину отдельно. Стволы тоже хотел, конечно, но… Но простим эту дурочку. Короче, есть бронебои, есть взрывчатка, там ещё несколько гранат светошумовых есть, обычных тоже хватает.

— Зато стволов к ним нет.

— Именно! — сделал он руку пистолетом и указал на меня. — Если только из жопы ими не стрелять.

— Думаю, что тогда Сирень можно назвать двустволкой.

Малу посмотрела на меня удивлённым взглядом. После чего расхохотался.

— Сирень! Двустволка! Она тя сейчас, бля, не слышит! — он схватился за живот в приступе смеха. — Сука… Двустволка!

Угорал, как сумасшедший, пока не выронил автомат. Но и после этого продолжал хохотать, словно принял грамм. Обхохатывался минуту, если не больше. Его смех, действительно искренний, заставил меня тоже улыбнуться.

— Ну ты дал… Боже… двустволка… блять, я просто не могу, сука… охереть, — он стёр слёзы с глаз. — Ты чо, главный стендапер в классе?

— Нет, просто представил себе эту картину.

— Я тоже, — выдохнул он. — Блин… С тобой не соскучишься, братан. Но нам надо заняться одним важным делом.

Он взял со стола автомат и кинул мне. Я поймал его одной рукой.

— На автомат сто пятьдесят патронов, нам надо протереть всё, чтоб там ненароком ничего не осталось. Да и автоматы тоже, если вдруг что там выроним, и так далее.

— А взрывчатка?

— А что ты собрался взрывать? — спросил Малу. — Мы делаем всё тихо.

После этого мы сидели и буквально намывали автоматы. Потом проверяли, аккуратно складывали в сумки, чтоб на них ничего не попало. Проверяли одежду, чтоб на каждого было, инструменты для вскрытия, план задний. Нам явно было чем заняться, и это помогало мне отвлечься от случившегося и того, что ещё случится.

Натали и Наталиэль боялись, что я стану похожим на этих людей, но всё немного иначе — я стал не просто похожим, а таким же.

Глава 33

Я читал одну статью учёных из Университета Буффало, что один хороший житель небольшого района может заразить своей добротой всех остальных соседей. В моей реальности такой добрый сосед может заразить их только туберкулёзом или сифилисом. Реальность, которую мы видим вокруг на обложках книг и в телевизоре, сильно отличается от той, которая нас окружает. Единственное, что можно сделать, это изменить её самому.

Например, я никогда не просыпался на одном матрасе с девчонкой. Пусть я и одетый, да и она тоже, но всё же реальность немного изменилась.

Для многих в голове это должно выглядеть как кровать в чистой светлой комнате, где через окно падает свет на две ещё совсем юные души, что познали радость секса. Здесь же… серость, грязь в комнате, грязный затраченный матрас, на котором одетыми спят парень, толстый, как бегемот, и девушка, злобная и вообще не человек. И у них ничего не было.

Вот реальность и картинка, которую все хотят видеть.

А ещё воняет куревом, а рядом стоят банки из-под пива, которое мы вчера распивали. Курили и бухали по-чёрному, как выразился бы Алекс. Сирень пришла, когда мы уже были вдрызг пьяными, под ночь. Да и ей ничего не оставили. Потому просто легли спать. Малу один, Сирень около меня со словами, что я мягче.

Забавно, вроде так пили, а я всё помню. Ну что ж, будем считать такое утро хорошим знаком.

— Подъём, Сирень, — толкнул я её несильно в бок, отчего её уши тут же встали торчком. — Пора просыпаться.

— Сука… какой же ты мягкий и тёплый…

— Ну а я чего говорил тебе, — потрогал я её ухо. — Ну а ты очень пушистая.

— И не только в ушах, — усмехнулась она. — Ладно, пора нам. Толкни Малу, пусть встаёт потихоньку, а то… — она посмотрела на часы. — Уже утро. Пока соберёмся, пока то, пока сё…

Мы начали собираться. Медленно, вальяжно, размеренно, спокойно. Словно сегодня у нас был обычный день. В этом деле спешка не нужна — не хотелось облажаться с инструментами или понять, что в самый ответственный момент у нас патронов нет или чего хуже. И всё бы ничего, если бы только меня так не трясло — всё ходило ходуном.

Ко мне даже Сирень подошла.

— Толстый, ты чего? Руки ходят, как будто ломка.

— Волнуюсь.

— Ну ты и ссыкун, — хмыкнула она. — И вообще, ты что, курил по-чёрному?

— В смысле?

— Воняет от тебя перегаром. Тебе помочь зашнуровать ботинки, детина?

— А ты играешь роль нашей мамы? — слабая улыбка тронула мои губы.

— Не зубоскаль, умник. Сейчас Алекс придёт ещё, вон у того вообще всё через жопу будет. Он даже одеться без посторонней помощи не может.

Проверка автоматов, после чего сложили их в сумки. Позже пришли двое друзей Малу. Один был лет двадцати пяти — двадцати семи, выглядя как студент, который больше проводит времени за книгами. А ведь и не скажешь, что работает на подобных нам. Второй был такой типичный слесарь-сантехник-электрик. Я уже мог представить его в семейниках и белой майке с бутылкой пива — его типаж был слишком узнаваем.

Спеца по технике звали Лом, что довольно забавно, учитывая его внешность. Второго звали Хрычом. Вот и команда: Али, Малу, Сирень, Лом, Тара и Хрыч. Наши имена больше подходили не для отряда грабителей, а для отряда цирковых артистов.

Здесь же, в доме, мы продолжили готовиться к выходу. Каждый успел сходить и помыться, включая меня самого, хорошенько пошкрябав себя. Мало ли что с нас будет сыпаться. Потом тут же в одежду, которая до этого хранилась в закрытых пакетах, чтоб не дай бог какая-нибудь хрень не попала на неё и не выдала нас. После этого пошла одежда — берцы, плотные брюки, перчатки, футболки, кофты, рации с наушником, бронники и куртки. На головы маски с капюшонами.

Взял в руки крестик, который всегда носил с собой. Такой добротный хороший крестик пусть и не из золота, но всё же. Задумчиво покрутя его в руке, скорее из-за привычки и суеверий, надел и запихнул его под одежду. На удачу.

— Так, — Сирень с важным и очень внимательным видом обходила нас, проверяя. Свои волосы она затянула в очень тугой пучок. — Блять, Алекс, сучонок ты этакий! Быстро заправился!

— Да ладно-ладно, — пробормотал он, усмехнувшись. — Сейчас всё сделаю.

А потом нас обшикали каким-то раствором. Буквально всех. Как я понимаю, что-то типа дезинфекторного раствора с хлором и другими веществами. Что на нас было, точно погибнет. Теперь мы были практически полностью стерильны.

— И чтоб не смели потом чихать и раскидывать свои ДНК, засранцы! — шикнула на нас Сирень. Мы ответили неровным хором, что поняли. — И маски раньше времени не натягивайте!

Как я понимаю, каждый из них уже успели ознакомиться с примерным планом и тем, что каждый должен был делать.

Всё так же, едва ли не строем, мы спокойно вышли на улицу, так и не встретив на своём пути никого. Сели в машину, после чего проследовали к месту, где стояла другая машина. Самый обычный грузовой микрик какой-то компании с боковой отъезжающей дверью, занимающейся электрикой зданий, что был угнан для нас.

— Так, парни, ещё раз перетрём всё, прежде чем кто-то из нас начнёт пороть хуйню и косячить по-чёрному, — начал речь, пока мы ехали, Малу. — Сейчас Сирень нас высадит. Высадит едва ли не перед дверьми, чтоб нам осталось пройти там метра три-четыре. Центр города, тротуары не сильно широкие, народа будет много, поэтому выскакиваем быстро через боковую и сразу внутрь. Не стреляем, в крайнем случае забейте прикладом. Кто выёбывается, не жалейте сил, но и не усердствуйте — герои среди посетителей не нужны, как и покойники. Сирень слегка отъедет, после чего заедет в переулок, где будет тачка отхода, что была приготовлена со вчерашнего дня. Эту в утиль, Сирень, поняла?

— Да.

— Отлично. Значит, дальше, чел в кабинке. Он там всегда сидит, этот упырь, на тревожной кнопке, чтоб если вдруг вломятся, до него не успели добраться. Поэтому ты…

Мы все знали, что делать, каждый, как я понимаю, уже успел ознакомиться с планом и своими обязанностями. Но Малу всё равно сейчас повторял каждому его задачу. Объяснял, буквально дословно пересказывая действия каждого. Он всё запомнил, что удивительно, и точно знал, что каждый будет делать.

Пока мы ездили по городу, ожидая времени, он продолжал рассказывать план, вплоть до отхода и того, что каждый делает при нём.

— Малу, время, — произнесла Сирень. — Я подъезжаю, готовьтесь.

— Хорошо. Помните, окна тонированные, так что видно нас с улицы не будет. Но всё равно не подходите близко.

Мы неровным хором ответили: «Понятно».

— Отлично. Действуем так, как согласовали. Каждый занимается ТОЛЬКО своей задачей, что бы ни произошло, пока Я не дам вам иных инструкций. Не усердствуйте, но и сразу пресекайте любые попытки выебона. Нет ничего в нашей работе плохого. Мы делаем свою работу — грабим. Банк делает свою работу — защищают. Такова наша и их работа. Мы существуем только потому, что существуют они, и наоборот. Мы все рискуем, и нам за этот риск платят. Но сегодня кто-то облажается и плохо выполнит свою работу. И это будем не мы.

Мы не имели права на ошибку, или гореть нам в аду со всеми вытекающими. Это банк дома, и он такого не простит. Причём если это его личные деньги.

— Так, я подъезжаю, имейте ввиду, — предупредила Сирень. — Ждите команды.

Она была с часами, которые были настроены ровно под часы банка. Как я понял, они неоднократно следили за охранником в будке, раз уверены, что именно в три он будет сменяться с другим.

— Так, парни, маски надели. Автоматы проверили, стволы пока поставили на предохранители, чтоб случайно не шмальнуть в кого-либо.

Я молча и послушно отодвинул затвор, проверяя патрон в патроннике — тот приветливо блеснул. После этого поставил на предохранитель и натянул на голову маску. Мы сидели в кузове, поэтому нас было не видно. Но и мы ничего не видели, из-за чего ориентировались только на Сирень, на её команду.

Она свернула наконец на нужную улицу и в потоке начала подъезжать к месту. Притормозила, после чего припарковалась, свернула к тротуару поближе к двери банка. Остановилась… Вновь тронулась, уже заезжая аккуратно на тратуар.

— Так, мои ребятки, приготовились, тут люди ходят, но я сейчас аккуратно машину поставлю… — проворковала Сирень, поглядывая по сторонам и боковым зеркалам заднего вида. А ещё смотря на время. — Так… время, ещё три минуты. Ждём.

Мы замерли у самой двери. Я изредка поглядывал через лобовое стекло и видел, как люди обходили нас, не сильно обращая внимание на наш микрик. Хотя чего обращать внимание, у него что на капоте, что на боках и дверях багажника написано, что эта компания занимается электрикой.

— Минута! Так, милые мальчики, готовитесь и порадуйте свою девушку. Людей вроде сейчас мало, так что пулей туда.

— Всем приготовиться… — пробормотал Малу, привстав и схватившись за ручку боковой двери.

Все, как один, приподнялись, готовые выскочить наружу.

Всё замерло. Сердце стучало как бешеное, и пот буквально лился с меня. Но как только всё начнётся, это будет не важно. Я буду делать только то, что мне сказали, не отвлекаясь ни на что.

— И… пошли! Время! — рявкнула негромко Сирень.

Понеслась…

Малу с силой дёрнул ручку, открывая дверь микрика. Первым на улицу выскочил Алекс и открыл дверь банка, после чего практически сразу из микрика начали выскакивать мы. Выскакивали по одному вслед за ним, словно десантники, и тут же ныряли в помещение банка.

Малу с разгону зарядил какому-то толстяку в форме охранника, который обернулся к нему, с приклада по лицу, после чего врезался в другого и повалил на землю. Оба стояли около небольшой будки, где была открыта дверь.

— НА ПОЛ! ВСЕМ БЛЯТЬ НА ПОЛ!!! — заорал он. — НА ПОЛ ВСЕМ!!!

Лом, худощавый парень, отвечающий за электрику, буквально промчался через весь зал к стойке, за которой стояли девушки-менеджеры, и перемахнул через неё.

— ОТОШЛИ ОТ СРАНОЙ СТОЙКИ, СУКИ!!! ВСЕ ОТОШЛИ!!! НУ ДАВАЙ!!!! — он схватил какую-то девушку за волосы и отшвырнул на пол. — ОТ СТОЙКИ, ШЛЮХИ!!! БЫСТРО!!! ДАВАЙ БЛЯТЬ ОТ СТОЙКИ!!!

Хрыч подбежал к столам каких-то администраторов, ударом сметая всё со стола.

— ВЫШЕЛ ИЗ-ЗА СТОЛА, СВИНЬЯ!!! ПОШЁЛ СЮДА НАХУЙ!!! — схватил его за шиворот, буквально выволок на пол и тут же бросился к другим. — ВСЕМ ИЗ-ЗА СТОЛА!!! ЖИВОТНЫЕ, ВСЕМ ИЗ-ЗА СТОЛОВ ВСТАТЬ!!! — после чего бросился в служебные помещения.

Малу бросился в центр зала, хватая посетителей и толкая их на пол.

— ВСЕМ НА ПОЛ!!! БЫСТРО ВСЕМ НА ПОЛ!!! ДАВАЙ БЫСТРЕЕ, ПОТАСКУХА!!! — он ударил прикладом в лицо какую-то девушку, которая явно не понимала, что от не требуют, прижав руки к груди и едва не плача. — ВСЕМ ТЕЛЕФОНЫ НА ПОЛ!!! КАЖДЫЙ БРОСИЛ СВОЙ СРАНЫЙ СОТИК НА ПОЛ, ПОКА Я ЛИЧНО НЕ ЗАБРАЛ ЕГО У ВАС!!!

А я тем временем со стяжками очень быстро стягивал положенных. Нам ещё здесь надо будет посидеть, так что не хотелось, чтоб кто-то случайно что-то тронул и вызвал копов. Последним залетел Алекс. Он же несколькими большими стяжками стянул ручки дверей, чтоб никто не мог попасть внутрь.

— ПОШЛИ!!! ПОШЛИ НАХУЙ ИЗ-ЗА СТОЙКИ!!! — Лом очень быстро выгонял девушек в зал к остальным, чтоб никого не было за стойками. Попутно за шиворот вытащил из кабинета администратора. — ТЫ ЧО БЛЯТЬ, КОРОЛЬ?! НЕ ПОНЯЛ, УЁБОК, ЧТО ДЕЛАТЬ!? ПОШЕВЕЛИВАЙТЕСЬ!!! ДАВАЙТЕ, ПОШЛИ!!! — подгонял он их, толкая, а одного так вообще таща за шиворот, где их принимал Малу.

— НА ПОЛ!!! НА ПОЛ, ПОТАСКУХИ!!! БЫСТРО, БЛЯТЬ, БЫСТРО!!! — кричал Малу, толкая их на пол. — ТЕЛЕФОНЫ ВЫТАЩИЛИ ВСЕ, БЛЯТЬ, НА ПОЛ ПЕРЕД СОБОЙ!!!

— У меня нет телефона… — пробормотала одна из них.

— ТАК НАЙДИ ЕГО, БЛЯДЬ!!! СЮДА ЕГО, ПЕРЕД СОБОЙ!!!

— Нету… — заплакала она.

— БЛЯДЬ ТУПАЯ!!! — выкрикнул он ей в лицо. — СТЯЖКУ СЮДА!!!

Я кинул ему одну из стяжек, после чего он тут же затянул её на руках девушки за спиной. В то же время Алекс бегал и собирал сотовые в кувшин, что взял с одного из столов. В этот момент Хрыч уже быстро оббегал все остальные помещения. Потребовалось меньше минуты, чтоб всех скрутить в центре зала, где их будет хорошо видно.

Малу, не церемонясь, буквально рвал на ней одежду, ища сотовый и сорвав пиджак с рубашкой с плеча так, что был виден её чёрный лифчик. И он нашёл его.

— ТУПАЯ ПИЗДИБОЛКА!!! — закричал он на неё и ударил по щеке тыльной стороной руки так, что она упала на пол с разбитой губой и заплакала. Он же перебросил телефон Алексу. Встал, оглянулся. — НАМ НУЖНЫ ТОЛЬКО ДЕНЬГИ ЭТОГО ЁБАНОГО БАНКА!!! НЕ ВАШИ!!! НЕ ИГРАЙТЕ С НАМИ, И МЫ ВАС НЕ ТРОНЕМ!!!! МНЕ НУЖЕН ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА СЕЙФ!!! НЕ ВЗДУМАЙТЕ ИГРАТЬ ИЛИ ПРЯТАТЬСЯ!!! ПРОСТО СДЕЛАЙТЕ ТО, ЧТО ПРОСИМ, И МЫ ВАС НЕ ТРОНЕМ!!!

Не тронем… Если учесть, что мы уже троим разбили лицо: охраннику и двум девушкам, одна из которых сейчас без чувств и которой я стягиваю руки за спиной и пытаюсь найти её телефон, в его словах можно засомневаться. Я нашёл телефон девушки без сознания, кинул Алексу, и тот, забросив его в кувшин, принялся заливать их водой из бочки, снятой с кулера.

Тем временем Хрыч вытащил из помещений двух человек — женщину и паренька лет шести.

— Так! Слушай сюда! — тут же подскочил к ней Лом. — Ложишься на пол рядом с сыном. Руки за спину, и вас не тронут, ты поняла?!

Но вместо ответа он сразу начал действовать, повалив их на пол, после чего грубо стянув на руках за спиной стяжки. Мама что-то говорила перепуганному плачущему мальчишке, но мы не слушали, не до этого было.

— Всё чисто! — отрапортовал Хрыч.

— Готово! — одновременно с Алексом ответил я, и тут же рассредоточились по залу, чтоб полностью держать в поле зрения зал.

— КТО СРАНЫЙ ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА СЕЙФ!? — заорал Малу, после чего на колени приподнялся администратор.

— Я! У меня есть коды! Есть всё для сейфа, только… — испуганно начал он.

Только что именно, он так и не договорил, так как Малу подскочил к нему, подхватил под руку и потащил сразу к сейфу.

— Слушай сюда, чувак. Открывай эту сраную дверь, и все отсюда выйдут живыми. Нам нужны бабки, но, если придётся, я не стану думать дважды, ты понял?

— Д-да…

Малу одним движением перерезал за его спиной стяжки за рукой, после чего толкнул к сейфу.

— Не вздумай набрать код сигнализации. Мы отсюда успеем смотаться, но перестреляем всех в зале нахуй, — прорычал он ему в лицо. — На твоих глазах застрелим того ребёнка, а тебя одного оставим, и ты, сука, будешь виноват в его смерти.

Банк из себя представлял огромный холл. С обратной стороны от входа была длинная, во всю ширину зала, стойка, за которой принимали сразу по несколько посетителей менеджеры. За их же спинами была буквально как в фильмах прямоугольная массивная бронированная дверь с круглой ручкой, которую надо крутить, и кодовым механическим замком.

И там было два пароля — один включал сигнализацию, другой открывал дверь.

— Я понял… Я… я сейчас открою, клянусь… — испуганно пролепетал тот, после чего начал крутить колесо. Несколько оборотов, несколько секунд, и послышался щелчок. — Готово…

— Отлично! А теперь вали на место, — схватив мужика, Малу тут же отвёл его в зал и толкнул на пол, а к двери бросился Хрыч с сумками. За ним двинулся и Лом, пока мы втроём контролировали зал. Алекс стоял на стойке, окидывая всех взглядом сверху, я у входа, Малу в центре.

— Ох же, тут решётка… — раздалось в наушнике.

— Сможешь? — кратко спросил Малу.

— Обижаешь, — хмыкнул тот через помехи. — Только время займёт.

— Окей. Эй, детка, чо там? — это он уже обращался к Сирени.

— Всё чисто. Я отъехала от тротуара и сейчас смотрю тут по сторонам.

— Маска на лице? — это он имел самую обычную медицинскую маску.

— Обижаешь… — недовольно ответила она. — Буду держать в курсе событий.

— Отлично, детка, продолжай, — после этого он вновь обратился к людям. — МЫ ЗДЕСЬ ЗАДЕРЖИМСЯ, ЛЮДИ! ПРОСТО ЛЕЖИТЕ НА ПОЛУ, НЕ КРИЧИТЕ, НЕ ДЁРГАЙТЕСЬ, НЕ СОПРОТИВЛЯЙТЕСЬ, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ВЫЗВАТЬ КОГО-ЛИБО ИЛИ СДЕЛАТЬ ЕЩЁ КАКУЮ ГЛУПОСТЬ! МЫ ЗДЕСЬ ЗА ДЕНЬГАМИ, КОТОРЫЕ ВООБЩЕ НЕ ВАШИ! МЫ НЕ ХОТИМ НАСИЛИЯ, МЫ НЕ ХОТИМ КРОВИ, НО НЕ БУДЕМ ДУМАТЬ ДВАЖДЫ! ПОЭТОМУ ПРОСТО ЛЕЖИТЕ! ЕСЛИ КОМУ-ТО РЕАЛЬНО ХУЁВО, СЕРДЦЕ, АСТМА И ПРОЧЕЕ ДЕРЬМО, СКАЖИТЕ ОБ ЭТОМ! Я НЕ ХОЧУ ВАШЕЙ СМЕРТИ! НО УБЕДИТЕСЬ, ЧТО ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО, ИНАЧЕ МОЯ ВЕЖЛИВОСТЬ УЛЕТУЧИТСЯ СО СКРОСТЬЮ ПУЛИ!

Глава 34

Началось самое трудное.

Ожидание.

В этот момент мы только и могли, что просто сидеть и ждать, уповая на то, что никому не придёт в голову делать глупости. Там, в хранилище, слышался шум от аппаратов Хрыча, которыми он пытался пробиться в хранилище с двадцатью миллионами долларов. По его словам, придётся немного повозиться.

Лом же быстро вычистил жёсткие диски из-под камер, после чего понёс их в микроволновку. Засунул, но не включил, так как могло бахнуть. Бахнуть — это дым и пожарная сигнализация. Так что было решено подождать, как всё закончится в хранилище, а уже потом, перед выходом, врубить её.

И посетители. Мы знали, что рано или поздно кто-то будет пытаться заглянуть сюда. Получилось, что рано и не в единичном экземпляре. Когда сюда попытался ломиться клиент банка, у меня едва сердце не выпрыгнуло из груди.

— Главный ход! — негромко сказал Малу, тут же беря его на мушку. — Кто-то ломится к нам.

Я присоединился к нему в то время, как Алекс контролировал зал. Практически сразу к нам обратилась Сирень.

— Какой-то придурок стучится к вам. Не обращайте внимания, он скоро свалит, — раздался её голос в наушнике.

— Если чего, гони его ссанными тряпками отсюда.

— Я разберусь, не волнуйся.

Мы держали на прицеле дверь несколько секунд, пока идиот не перестал ломиться и смирился с судьбой того, кто не попадёт в банк. И таких было не несколько человек, что неудивительно. Люди едва ли не толпами пытались сюда попасть, но уходили. Некоторые успевали ещё и повозмущаться, почему мы закрыты, когда должны работать. Всё-таки мы в центре почти, и это было неудивительно.

В это время особенно внимательно приходилось следить за заложниками, которые могли выкинуть какую-нибудь хрень.

— Никто не дёргается, если не хочет стать посмертно героем. А это я вам гарантирую, — обвёл он взглядом напуганных людей.

Но несколько раз нам действительно пришлось поволноваться. Особенно когда Сирень сообщила:

— Твою мать, копы! — её испуганный голос заставил нас едва ли не подскочить на месте.

— И что? — Малу буквально вытянулся в струну, а заложники зашушукались. — ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ НАХУЙ!!! ЕСЛИ КОПЫ НАС СПАЛЯТ, Я УБЬЮ КАЖДОГО, КТО ЗДЕСЬ ЕСТЬ, ВКЛЮЧАЯ РЕБЁНКА, ДО ТОГО, КАК ОНИ ПОПАДУТ К НАМ! УЖ ПОВЕРЬТЕ, НАМ ПАТРОНОВ НА ВСЕХ ХВАТИТ!!!

Все разом затихли, кто-то даже немного поскуливал.

— Они на машине едут и замедлились… блять, они на меня смотрят! Мне отъехать? Малу! Они, кажется, смотрят на меня!

— Что там? — это уже Хрыч подал голос. — Нужна помощь?

— Лучше пили эту решётку, — ответил Малу. — Так, детка, — Малу использовал слова «детка», чтоб не использовать её прозвище при других, — успокойся, стой на месте. Не уезжай. Не волнуйся. Они идут к тебе?

— Нет, просто встали на машине с другой стороны.

— Не смотри на них, просто скучающим взглядом смотри на улицу. Ты тут ни при чём, ты не грабишь, ты лишь водишь. У тебя же есть права и страховка.

Суть была в том, что достаточно иметь права и страховку общего типа, и тогда ты имеешь право ездить на машине. И то, и другое было у Сирени. Светить правами, конечно, не хотелось бы, но и выбора нет. В любом случае, она сама говорила, что задерживаться в этой стране не собирается.

— Да я не смотрю на них, боковым вижу взглядом. Блин! Они идут ко мне! Они вышли из машины и идут ко мне! Малу! Они идут сюда! Хранительница Мира, они идут ко мне!

— Не паникуй. Всё в порядке, держи рацию включённой, чтоб я слышал ваш разговор. Как только услышишь шипение, сразу поймёшь, что это я подключился и хочу сказать кое-что. Переведи её на громкий режим, чтоб они тоже слышали, когда я начну говорить, ты поняла?

— Д-да, я поняла. Я всё поняла.

— Отлично, всё хорошо, мы просто сыграем в спектакль, вот и всё. Ты сейчас ни в чём не виновата, ты ни при чём, поэтому не волнуйся. Всем остальным без команды в радио не трындеть. — Он посмотрел на заложников. — Хоть один звук, суки, и я бью вас всех. Я клянусь своей матерью.

Холод в его голосе заставлял не сомневаться в его словах.

Я сомневаюсь, что он бы это сделал, если только не начнёт психовать, но заложникам знать это не обязательно. К тому же, как я понял, мать свою он и не сильно любил, учитывая тот факт, что она с отцом была алкоголиком.

Я тоже в наушнике слышал, что происходит у Сирени. Это слышали все, кто был подключён к нам. На заднем фоне проезжали машины, судя по шуму, гудела толпа, сигналил кто-то вдалеке. Всё это смешало в общую какофонию оживлённого города. И среди всего этого шума я услышал:

— Добрый день.

— Добрый день, офицер.

— Юная девушка для такой работы, — скорее всего, подразумевалось то, что девушка работает в компании, где контингент преимущественно мужской.

— Жизнь — странная штука, офицер. Но женская душа требует еды и одежды, — послышалось её довольно милое даже через рацию хихиканье, после чего эфир заполонил шум. Это значит, что к каналу подключился Малу. Но шум пропал, когда освободился эфир.

— Марина! Марина, это Марк. Ты на связи?

Сирень тут же отозвалась.

— Да, Марк, чего стряслось?

— Мы сраную половину стены расхерачили, но тут всё прогнило в говно просто. Работы ещё на часа два или три. Короче, нужно медных проводов с усиленной изоляцией и проводников штук тридцать, наверное. Так что дуй к Рязанову, пусть даст целую катушку на сорок, если хочет, чтоб мы к сегодняшнему вечеру успели. И прихвати Геру, он же вроде спец по этому?

Молчание. Кажется, Малу так отыграл, что теперь Сирень не может ответить.

— Эй, Марина, ты там опять долбишься в телефон?

— Я… я здесь. Просто пытаюсь вспомнить.

— Ладно, плевать, давай, дуй к Рязанову. Пусть пришлёт кого-нибудь. Свяжись, как всё будет готово.

— Да, сейчас еду.

И вновь тишина в эфире. Молчали вообще все, потому что было непонятно, додумалась ли она отключить после этого разговора громкую связь или нет. Выйдет неловко, если мы начнём переговариваться, а там копы.

Только звук резака слышался, да дыхание людей, которые изредка всхлипывали. Мы все напряжённо ждали ответа Сирени, и в этот момент, подозреваю, каждый представил всё самое худшее. Я даже успел взмокнуть от напряжения, пытаясь глубоким дыханием успокоить сердце.

— Это я, — наконец послышался её голос, который заставил нас облегчённо выдохнуть. — Я покинула место, не могу там остаться.

— Копы чо-нить говорили?

— Услышали наш милый разговор, я сказала, что долг зовёт, а за разговоры нам не платят, и он сказал, что у меня разбит поворотник.

— Права просил?

— Нет, просто отпустил.

Просто из-за поворотника. Мы могли попасться из-за поворотника, с ума сойти. Остальные наверняка подумали точно так же.

— Ты на тихой связи?

— Да.

— Отлично, покружи и встань где-нибудь тогда. Мы позовём, — после этого обратился к Лому, который сейчас стоял рядом с нами. — Сможешь подключить камеры без записи, чтоб пасти улицу?

— Да, конечно.

Можно было сделать точно так же, только камеры снимают то, что прямо под дверьми. А вот оценить округу они нормально не позволят. Практически все они закреплены намертво без возможности управлять ими. Но лучше так, чем никак.

— Отлично… Эй, взломщик, долго ещё?

— Сейчас, жди, я стараюсь. Тут сплавы против импульсников. Их даже резак берёт с трудом.

— Так вырежи замок, и всё.

— Ох, какой ты умный! Спасибо, что сказал! А я, старый, не знал, блин! Малу, не беси. Я сам не из-за энтузиазма здесь сижу.

Я не знаю, сколько это заняло. Просто ходил между людей, которые едва заметно напрягались, когда я проходил мимо них. Алекс сидел на стойке менеджеров, оглядывая зал. Лом сидел на стуле около выхода. Малу бродил по банку, заглядывая иногда в хранилище. А в дверь раз за разом ломились люди. В какой-то момент мы даже перестали об этом беспокоиться. Осталось лишь томительное ожидание, которое из страха переросло в мучительную тягучую боль в животе.

Теперь я понимал детей и себя в частности, когда спрашивал постоянно, долго ли ещё ждать. Дело не в том, что ты тупой — легче даётся ожидание.

— Взломщик, сорян, но хочу доебаться, — не выдержал Малу.

Хрип рации, шипение и ответ Хрыча.

— Доёбывайся.

— Сколько ещё? Не тороплю, но волнуюсь.

— Скоро, не ссы. Осталось немного. Но пусть сюда подойдёт наш друг по взлому.

Малу отключился от связи и кивнул Лому.

— Ты слышал, пойди, узнай, что там.

Лом лишь кивнул и уже через несколько секунд ответил.

— Сигналка. Ещё одна. Лазеры. Хрен знает, как их вырубить, так что тащи администратора.

— Сам тащи, я на стрёме в зале.

— Понял, сейчас буду.

Лом вышел из хранилища, быстро пересёк зал и подошёл к администратору.

— Подъём, красавец, сегодня ты нам помогаешь, — он рывком поставил администратора на ноги, от чего тот немного покачнулся. Удивительно, насколько Лом щупло выглядит и каким сильным является. — Погнали, кое-что сейчас объяснишь нам.

И утащил его в сторону хранилища. Администратор только и лепетал: «Что случилось?», «Что такое?» и так далее. Я не слушал, о чём конкретно они разговаривали, однако минуты через две по рации раздался голос Лома.

— У нас проблема. Наш новый друг говорит, что ячейка личная, потому сам отключить он лазеры не может. Придётся на время идти и тащить всё.

— Сколько времени, спроси у него, — напрягся Малу. Если по-честному, все мы напряглись, даже Алекс выпрямился. Если на время, то значит, от полиции по-тихому уйти слишком мало шансов.

— Говорит… они вообще работают постоянно.

— В смысле, блять, постоянно? Чо за хуйню он порет? А как тогда хозяева забирают бабки? — начал заводиться Малу.

— Говорит, что хозяева перед входом сообщают об этом охранке, и те знают, что это они входят. Как выходят, сообщают, что вышли, и вновь всё под контролем. Если через три минуты после пересечения лазера сообщение не приходит, то сообщается всё полиции.

— От кого, блять, такая защита?!

— Может от нас? — выдал Лом логичный ответ. — Кстати, наш взломщик почти открыл дверь.

— Блять… — это уже пробормотал Малу вслух. — Твою мать… сука… И сколько у нас времени, когда пересечём сигнализацию и пока доедут копы?

— Он сказал, что… э-э-э… Три минуты ждут, чтоб получить сигнал, и три минуты, чтоб доехали до банка. Не считая обычных патрульных. Итого — шесть.

Но они скорее всего будут ломиться через главный, когда у нас отход через чёрный. Просто потому что даже не подумают об этом. Это ещё минута или две. Не знаю, о чём думал в тот момент Малу, но он начал меланхолично ходить туда-сюда, пытаясь собраться с мыслями, после чего тряхнул головой и выпрямился. Вновь начал выглядеть уверенным, как всегда, когда начиналась заварушка. Словно он черпал из неё силы.

В первую очередь он обратился к Сирени.

— Детка, подъезжай, бросай микрик и готовь тачку отхода в проулке. Жди у двери и готовься дать дёру. Как подъедешь, сообщишь. Микрик обработай, чтоб сразу его можно было спалить.

— Поняла. Сообщу, как подъеду.

— Так, ты, — указал он на меня пальцем, — за хлор и заливай всё. Ты, — указал он на Алекса, — иди в хранилище и жди команды. ЧТО КАСАЕТСЯ ВАС, ЛЮДИ, ВАШИ СТРАДАНИЯ СКОРО ЗАКОНЧАТСЯ, И ВЫ ЗАБУДЕТЕ НАС, КАК СТРАШНЫЙ СОН. НО ЕСЛИ ХОТЬ ОДНА СУКА ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ ВЫКИНЕТ, Я КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЧТО ВЫШИБУ БЕЗ КАКИХ-ЛИБО РАЗДУМИЙ ЕЙ МОЗГИ!!! ТАК ЧТО ЛЕЖИТЕ СМИРНО И НЕ ИСКУШАЙТЕ СУДЬБУ!!!

Мне кажется, что объяснено было довольно доступно, хотя многие немного зашевелились. То ли от облегчения, что скоро конец, то ли от желания напакостить. За время работы на Стрелу и Малу я понял, что люди иногда бывают удивительно нелогичны, даже когда всё складывается в их пользу. Или от стресса, или от желания просто что-то сделать они иногда вытворяют такое, что даже у бывалых встают волосы дыбом.

Я выхватил бутылки из сумки и принялся обильно поливать всё, где мы только были. Входную дверь с ручками, стойку, стул, залил дверь в камеру. Вошёл в служебные помещения.

— Электрик, ты где что трогал? — спросил я по рации.

— Кухня их, микроволновка, где жестаки только.

— Я вообще ничего там нет трогал, кроме мамки с дитём, — ответил Хрыч.

На всякий я немного полил тут всё хлором, после чего поднялся наверх.

— Оставил на хранилище, когда выйдем из него. К остальным местам мы уже не подойдём, — отрапортовал я.

— Отлично, отлично… Так, ща они откупорят, и пойдёшь им помогать. Но главное — ячейка два-три-один. Её, блять, хоть зубами, но вскройте. Мы без неё не свалим, понял?

— Да.

В этот момент Хрыч связался по рации.

— Готово, срезал, можно влетать внутрь.

— Тогда отгоните администратора сюда. Я буду следить, вы вчетвером ждите команды и начинайте всё упаковывать. Взломщик, на тебе ячейка два-три-один. Без неё мы не уйдём. Постарайся за шесть минут максимум.

— Понял. Уже вытащил дрель на радость. Всё будет хорошо.

— Отлично, ждите моего сигнала.

Мы вновь вернули администратора в зал под надзор Малу, который ещё раз предупредил всех о важности подчинения. Страх — это единственный способ уберечь всех от глупости. Он больше кричал там не ради нас, а ради людей, в которых стрелять не хотелось. Заставить их бездействовать — дать им шанс выжить.

Я же оказался в хранилище, притащив бутылки с хлоркой, которой надо будет здесь всё залить. Хранилище представляло из себя залитый светом до боли в глазах коридор, оббитый металлом с каменным гранитным полом и металлическим потолком. В него выходило несколько решётчатых дверей, что напомнило коридор в тюрьме с камерами для заключённых. Только здесь за решётками скрывались сокровища.

— Так, все готовы, — отрапортовал я по рации Малу, после чего решил сразу разделить наши обязанности. — Мы втроём сразу грузим, а потом я запихиваю бабки в сумки, вы относите их к чёрному. Взломщик ломает ячейку. Как взломает, сразу хватает содержимое и отдаёт мне, хватает сумки с деньгами, что здесь будут, инструменты и уходит. Я залью всё хлором, спущусь вниз, запущу микроволновку и выскочу за вами на улицу.

— Всё понятно, — хором ответили они.

Мы стояли, словно команда по регби, что готовилась к атаке. Хрыч держал внушительную, едва ли не с отбойный молоток, дрель с мощным сверлом.

Ещё немного, лишь одна отмашка, и мы бросимся в атаку. Все лишь ждали Сирень, которая должна была подъехать, залить микрик бензином, заперев им проулок со стороны входа, к которому наверняка подъедут полицейские, и подогнать семейный обычный микроавтобус. Последний выскочивший подожжёт его.

— Двести кило, охренеть… — пробормотал Лом. — Кто бы мог подумать, что деньги столько весят, а? А всего каких-то сраных двадцать лямов.

— Одна купюра в сотню — один грамм, — пожал я плечами. — Главное — примерно правильно раскидать, чтоб на каждого было по тридцать с копейками.

— Девочка утащит? — задал вопрос Хрыч.

— Она? Вполне, поверь мне, — пробормотал я.

Я взглядом нашёл нужную ячейку. Что касается денег, то они лежали едва ли не в самом центре комнаты прямо на виду — на большом металлическом столе, на нижней полке стола, плюс ещё несколько стопок на металлических полках сбоку. Они выглядели такими большими, что невольно задаёшься вопросом — а такое реально потратить, если жить всю свою жизнь обычно?

— Так парни, это я, детка на месте. Мы готовы?

— Да, мы готовы, — ответил я незамедлительно. — По команде бросимся вытаскивать всё. Думаю, успеем управиться за шесть минут, может быть семь. Если вскроем ячейку сразу.

— Вскроем, — незамедлительно ворвался в канал Хрыч, при этом звуча и в моём свободном ухе.

— Окей. Детка, шесть минут засекай, как скажу начать.

— Да! — звонко отозвалась она в наушнике.

Малу умолк, словно собираясь с мыслями и уверенностью. Ведь сейчас мы буквально переступали ту грань, после которой начнётся хаос в чистом виде. Это понимал каждый, от чего все дружно, как перед прыжком, набрали в лёгкие воздуха, готовясь рвануть вперёд.

— Ну… Начали! Время пошло, парни, теперь всё ставим на красное!

Мы дёрнулись с места в камеру хранения.

Глава 35

Не было ни сигнализации, ни какого-либо другого звукового извещения о взломе. Только небольшая лампочка, как в сигнализации магазинов, над самым потолком у входа засветилась красным. Первые три минуты начали быстро утекать.

Мы втроём бросились к пачкам денег, каждый к своей. Хрыч же бросился к ячейке и принялся её сверлить. Шум был такой, что я собственного голоса не слышал и приходилось друг другу кричать, словно мы находились в разных концах света.

— Нам надо проверять на жучки?! — спросил Алекс.

— У нас есть глушила! — ответил я. — Мы просто не успеем перебрать все пачки за шесть минут, поэтому не понтуемся и сгребаем всё в сумки! По дороге проверим!

Вообще, стодолларовые пачки не были сильно большими. Около полутора сантиметров, может меньше. В каждой такой пачке было сто купюр. Кажется, что разместить там жучок просто нереально, но как раз-таки из-за этого в них жучки и прячут, потому что многие, кто с этим не связан, не знают об этом и даже не представляют, что в такую узкую пачку можно что-то спрятать. Предоставлял же из себя жучок такую пластмассовый длинный и тонкий брелок, напоминающий автомобильный.

Но проверить это было очень просто — хватаешь пачку, одним пальцем раздвигаешь купюры, чтоб посмотреть, есть ли внутри полость или нет.

Но проверять двадцать миллионов… Это получается в одном миллионе сто пачек. В десяти их будет тысяча, а у нас вообще двадцать миллионов. Никакого времени не хватит всё проверить. Поэтому мы просто сгребали со стола деньги прямо в сумки, действуя на глаз. Каждому должно достаться по три миллиона примерно — триста пачек.

— Сумки готовы! — крикнул Алекс.

— Да! Тоже! Забирайте их, оставляйте пустые! Я загружу!

Лом подскочил ко мне, подхватил мою сумку и бросился вместе с Алексом к чёрному выходу. Я же начал сбрасывать в три оставшиеся остальные деньги. Как раз к тому моменту, как они вернулись, те были уже загружены.

— Спустись вниз, включи микроволновку, пока есть время! Нас уже спалили, так что не страшно! — хлопнул я по плечу Алекса, который вернулся за сумками, перекрикивая визг дрели.

— Да! — крикнул тот и убежал.

В этот же момент раздался голос Сирени.

— Три минуты, парни, нас засекли, пора валить, я прямо напротив чёрного входа. У вас ещё три минуты.

И тут же голос Малу.

— Вы слышали, парни! Пошевеливайтесь!

К этому моменту мы уже закончили, и если бы не ячейка, то можно было бы смело убегать.

— Долго ещё!? — крикнул я почти в ухо Хрычу, который, весь красный, сейчас просверливал замок. Искры летели во все стороны, словно от бенгальских огней.

— Сейчас, пара секунд, и всё будет! Ещё пара… — в этот момент дрель взвыла и словно слегка ушла внутрь. — Готово!

— Отлично! Собирай вещи и уходи к чёрному!

Ячейка представляла из себя самую обычную ячейку для хранения ценностей. Небольшая дверца, за которой скрывался выдвижной ящик, который, собственно, я сразу и вытащил.

— Малу, есть ячейка!

— Отлично, что там?!

— Там… — положил на стол и раскрыл металлический ящик, — флэшка.

— И всё?

— Да, — ящик был действительно пустой. Только флэшка, притом самая обычная.

— Отлично, забирай и залей всё!

— Понял!

Я схватил канистры и быстро начал заливать всё хлоркой. Ячейку, столы и полки, где были деньги, ящик из ячейки, решётку, которую мы пилили, и пол около неё, после чего отбросил бутылки и выскочил из хранилища. Здесь, в холле, продолжал стоять Малу, водя автоматом из стороны в сторону и оглядываясь.

— Готово!

— Отлично! — кивнул он. — Уходим!

Мы вдвоём бросились к помещениям персонала. Выскочили в коридор, где, пройдя по нему и свернув налево, вышли к уже распахнутой двери. На улице было солнечно, из-за чего дверь на улицу выглядела словно выход в рай. Выскочив под солнечный свет, я даже невольно зажмурился.

Напротив нас уже стоял семейный микрик, из которого выглядывал Алекс.

— Малу! Лови! — он бросил ему фальшфейер, который тот поймал, зажёг и забросил в машину, на которой мы приехали. Едва фальшфейер туда залетел, как тут же вспыхнуло пламя. Где-то там, в городе, уже слышались сирены, которые неумолимо приближались к нам практически со всех сторон.

Я запрыгнул на переднее рядом с Сиренью. Малу залетел следом на пассажирское позади меня.

— ГАЗУ!!! — рявкнул он.

— Да поняла уже! — рявкнула она в ответ и втопила газа.

Машина, взвизгнув покрышками, дёрнулась вперёд, быстро разгоняясь. Мы мчались по узкому проулку, стены домов, мусорные баки, ступеньки и двери проносились мимо нас на огромной скорости. Казалось, что мы гоним на всех двухстах километрах в час.

— Так, теперь на запасной тачке. Едем так, словно всё окей, ясно?

— Да, я поняла.

Перед выездом из проулка она резко дала по тормозам и уже куда медленнее выехала на дорогу, встраиваясь в поток машин. Словно законопослушный гражданин. И всё бы ничего, если бы…

— Ох ебать … — выдохнул Лом.

…мы не сделали это прямо перед полицейской машиной, которая, визжа покрышка и заливая округу сереной, заскочила в проулок, из которого мы выехали.

Мы все, за исключением Сирени, обернулись назад.

— Он нас заметил? — спросил у нас Алекс.

— Вроде нет, он же не выехал обратно, верно? —заметил Хрыч.

— Вроде… — начал было Малу.

Но чудо не произошло. Не прошло и десяти секунд, как полицейская машина задним ходом буквально вылетела из проулка. И одновременно с этим ехавшая навстречу патрульная машина резко затормозила и свернула прямо к нам.

— Блять! — только и пискнула Сирень, резко выкрутив руль в бок.

Машина подпрыгнула, и мы выскочили на тротуар, едва не сбив какую-то парочку, объезжая машину. И практически сразу нас вжало в сидения — Сирень буквально утопила газ в пол.

— А нет, заметили, — выдохнул я немного обречённо.

Сидя на переднем пассажирском, хочу сказать, я чувствовал себя не очень уютно. Ощущение как на американских горках, за исключением того, что там шансов разбиться куда меньше.

Не сильно церемонясь, Сирень выскочила на разделительную полосу и помчалась между потоками машин. На такой скорости на узкой дороге всё проносилось мимо нас, сливаясь в одну кучу, будто декорации, которые очень быстро несутся нам навстречу. Позади за нами неслись патрульные машины, и пока мы мчались между полосами, их из двух стало сразу четыре, словно они отпочковывались друг от друга.

На одном из участков Сирень резко дала по тормозам, от чего я чуть не поцеловал панель перед собой, резко крутанула руль, и мы в заносе свернули на узкую улочку, зацепив и разбросав по пути мусорные баки. Каким чудом мы сюда поместились, одному богу и Сирени известно. Но и полицейские машины смогли за нами протиснуться.

И теперь машина мчалась по узкой улочке, где едва-едва помещалась наш машина, тараня мусорные баки и картонные коробки. Мы буквально подлетали на неровностях, от чего все буквально бились головой о потолок. Машина от таких прыжков цепляла днищем землю, выбивая снопы искр.

Вот мы пересекли каким-то чудом дорогу, разминувшись с машинами на какие-то сантиметры, а вот первая патрульная машина буквально снесла бампер одной. Следующая заней влепилась той в переднее крыло, протащила вперёд и впечатала в стену, тем самым перегородив проезд остальным. Теперь за нами был всего один преследователь.

И вновь мы несёмся по проулкам. С переднего ряда это выглядит в буквально смысле слова захватывающе и страшно, кажется, вот-вот, ещё немного, и мы тут разобьёмся, коснёмся стенки и так далее, но Сирень каким-то чудом умудрялась проезжать аккуратно.

— Ты куда едешь? К машине?! — спросил Малу.

— Мне бы отсюда выехать сначала! Не отвлекай! — крикнула она, буквально погрузившись в вождение.

Вот резко дала по тормозам, выскакивая на широкую дорогу, резко крутанула руль и с заносом свернула направо. Врезалась в зад какой-то легковушки, подтолкнула её, спихнув с дороги навстречу, где та врезалась в другую машину, и дала по газам.

Такое вождение, как у неё, называют шахматным. Она буквально металась по полосам, иногда не брезгуя выезжать, распугивая автомобилистов, на встречную полосу.

Несколько раз буквально врезалась в машины, сталкивая их с дороги, или просто притиралась. Но патрульная позади не отставала. Более того, присоединилось ещё три.

— Впереди перекрыли! — крикнул я, увидев, что поперёк дороги стояли полицейские машины.

— Вижу!

Она резко затормозила и, сигналя, выскочила на тротуар, где вновь свернула в переулки. Здесь их было достаточно много из-за обилия офисных зданий, что наводняли центр города. Но вечно прятаться в них мы не сможем. Вновь гонка по узким проездам, где мы едва-едва не цепляемся о стены зеркалами и вновь выезжаем на дорогу, при этом врезавшись в заднее крыло машины. Ту слегка развернуло, и она врезалась в фонарный столб.

— Ты едешь к машине или нет?! — начал заводиться Малу.

— А смысл?! За нами хвост, даже смени тачку, мы от них не избавимся! — в этот момент она резко свернула на перекрёстке, зацепив задним колесом бордюр. Весь зад вместе с пассажирами подлетел. Послышалась нецензурная брань тех, кто ударился головой. — А поедем туда, остановимся, дадим возможность зажать! Блять, не тупи, Малу!

— А куда ты гонишь?!

— Подальше отсюда! Тебе машин мало?! Возьмём любую!

В этот момент она резко вывернула навстречу грузовику, объезжая попутную машину.

— СИРЕНЬ БЛЯТЬ! — это уже я вскрикнул, вжавшись в спинку кресла, от чего та заскрипела.

Она каким-то чудом успела нырнуть обратно на свою полосу, при этом зацепив машину справа, ободрав наш борт об неё. А грузовик просто снёс левое зеркало. Ещё немного, и он бы припечатал нас. Но даже вздохнуть мы не успели спокойно, как перед нами вылетели ещё патрульные машины.

Сирень грубо и очень громко выругалась, после чего крутанула рули и нырнула в проулок сбоку. Нас подбросило, от чего мы так хорошо обшарпали стену.

— Сирень, ты чо творишь!?

— А тебе, Малу, машину жалко?! — ответила она грубо.

Прямо перед нами, преграждая путь, выскочила патрульная машина.

— Твою мать… — прошипела себе под нос Сирень и дала по тормозам, заставив нас всех полететь вперёд. Дала заднюю, чтоб выехать обратно из ловушки, обернувшись назад. — А ну всем в стороны, чтоб я видела, куда еду!

И теперь мы угоняли от полиции задом наперёд, надеясь, что успеем вырваться из западни.

И мы успели. Каким-то чудом, но успели, задом врезавшись в передний бампер патрульной машины, которая пыталась нам преградить путь. Оторвали ей его полностью и ободрали уже правый бок нашего минивэна, но смогли проскочить. Вылетели задом на проезжую часть… и в нашу левую заднюю часть врезалась машина, разворачивая наш микроавтобус вдоль дороги.

Сирень даже не смутилась, вдарила по газам, ныряя в переулок уже на другой стороне. Да вот только это был пешеходный переулок.

— Держитесь крепче, парни! — сказал она, вдавив клаксон и распугивая людей.

Притормозила перед ступеньками, потом, чиркнув громко днищем, спустилась по ним. Нас трясло, как на стиральной доске. Стукнулась бампером о землю, по звуку, сломав его, и вновь газанула. Забавно то, что по этому переулку мы выехали к двум высоткам. Выскочили прямо на площадь, что была между ними, большую, с фонтаном. Здесь я бывал раньше, и здесь точно было нечего делать машинам.

Мечась между людей и сигналя без перерыва, Сирень смогла доехать до другого края площади, где, съехав с ещё одних ступеней и окончательно потеряв передний бампер, выехала на дорогу через центр. Дала сразу по газам, пытаясь скрыться в потоке, пока рядом не было машин.

— Мы скрылись? Мы скрылись, да? — начал оборачиваться Лом.

— Я не вижу тачек, — ответил Алекс. — Вроде оторвались, но вряд ли надолго.

— Да, они точно где-то рядом, но можно перевести дух. Сейчас они будут отцеплять центр, если уже этого не сделали. Поэтому… Сирень, сворачивай с центральной куда-нибудь, поедем дворами, если что, пойдём.

Она куда спокойнее свернула с центральной улицы на другую дорогу, после чего начала петлять дворами, надеясь скрыться от возможных преследователей.

— Нужно к машине, — сказал Малу. — Поменяем. Она за чертой центра города, так что мы сможем спокойно уехать.

— Но город отцеплен, — напомнил Хрыч.

— Подъедем поближе и там уже пешком, — пожал он плечами. — Прорвёмся.

— Прорваться-то прорвёмся, но хотелось бы просто уйти. Стар я для пострелушек.

— Пострелушек не будет. Надеюсь. Меньше всего хочется устраивать стрельбу с полицией.

— Аналогично, — отозвалась Сирень. — А пока, парни, дайте мне направление, а то я заблудилась.

— Заблудилась? Гонишь?

— Я тут жопу рву, уезжаю, а ты недоволен! Лучше помоги, а не отчитывай!

— Это улица Маньчжурская, — сказал я. — Нам надо до упора и потом направо, там по Вечерней до храма Святого Света. Знаешь такой?

— Да, знаю, всё, теперь понятно.

Она поддала газу, обгоняя машины, буквально пролетела до конца улицы, после чего с визгом покрышек вошла в поворот, едва не врезавшись в машину. В последний момент каким-то чудом успела вырулить, заскочив колёсами на тротуар, от чего нас подбросило, и распугав людей.

Вновь втопила педаль газа, от чего двигатель взревел. Проскочила на красный, выскочив прямо на оживлённый перекрёсток, едва не столкнувшись с другими машинами. Но каким-то чудом и божьим промыслом она смогла увернуться как от машин, так и от людей. Некоторые автомобили пронеслись так близко, что ещё бы немного, и мы бы со всей дури в них врезались. У меня даже сердце замерло, когда она, не снижая скорости, пересекла пешеходный переход в сотых метра около людей.

— Господи… — пробормотал я, когда мы продолжили свой путь по улице. Подлетали на неровностях, мчались по улице дальше. Всё проносилось мимо на огромной скорости.

— Вот он, храм, — кивнул я на большое строение.

— Вижу, малыш, вижу, — пробормотала она, и слегка притормозив, вошла в поворот.

Не слишком удачно — машину понесло боком, и мы врезались в припаркованную легковушку. Но Сирень, не моргнув и глазом, с пробуксовкой дёрнулась дальше. Теперь мы неслись по старой части центра города, где преимущественно были низенькие старые кирпичные дома со всевозможными кафешками на первых этажах.

— Ты помнишь, где машина? — спросил Малу.

— Да, помню! Можно сейчас…

В этот момент прямо пред нами выскочила полицейская машина, буквально подкравшись из переулка справа. Это было столь неожиданно, что я даже не успел среагировать, в отличие от Сирени. Она резко крутанула руль, старясь избежать столкновения, машину слегка понесло в занос, и мы практически смогли увернуться и доехать до Т-образного перекрёстка впереди...

Практически.

Полицейская машина ударила в правое заднее колесо. Просто небольшой удар, но для машины в заносе этого было достаточно. Микроавтобус занесло, и нас в кабине бросило влево. Автомобиль сделал практически идеальный поворот на триста шестьдесят градусов, под конец несильно стукнувшись боком покрышек о бордюр и остановившись.

И тут же со всех сторон начали стекаться полицейские машины, словно только и ждали этого момента. Много машин. Штуки три остановились с той стороны, откуда мы приехали, полностью закрыв проезд. Ещё штук пять выехал на Т-образный перекрёсток, буквально закрыв нам путь к отходу и заперев нас здесь. По бокам были дома, но через них мы далеко не уйдём.

На улицу из автомобилей вывалилось множество полицейских. Попрятались за патрульными машинами, целясь в нас. Со стороны Т-образного перекрёстка я насчитал около семи-десяти человек. Около пяти с другой. И они явно не играть сюда в переговоры пришли.

Где-то над головой кружили полицейский вертолёт и, кажется, тот, что делает репортажи. По крайней мере, через люк в крыше я видел только два. Жаль, что не обратил на воздух внимание ещё в начале ухода от полиции. Вполне возможно… Нет, сто процентов, что они выследили нас именно с воздуха и позволили сделать эту засаду.

Теперь им просто оставалось изрешетить машину из пистолетов, устроив нам внутри самую настоящую мясорубку.

— ЗАГЛУШИТЕ МАШИНУ! — раздался голос через громкоговоритель одной из полицейских машин. — ВСЕМ ПАССАЖИРАМ НЕ ДВИГАТЬСЯ! ПОДНЯТЬ РУКИ ВВЕРХ, ЧТОБЫ Я МОГ ИХ ВИДЕТЬ! НЕМЕДЛЕННО ЗАГЛУШИТЕ ДВИГАТЕЛЬ МАШИНЫ И ПОДНИМИТЕ РУКИ ТАК, ЧТОБ ИХ БЫЛО ВИДНО!

Глава 36

— Блять… — пробормотал Алекс. — Приехали…

Он был единственным, кто хоть что-то сказал. Остальные молчали, замерев на месте, словно зайцы в свете фар.

— ЗАГЛУШИТЕ МАШИНУ НЕМЕДЛЕННО! ВСЕМ ПАССАЖИРОМ ПОДНЯТЬ РУКИ, ЧТОБ Я МОГ ИХ ВИДЕТЬ!

— Малу? — жалобно пробормотала Сирень, словно только сейчас вспомнила, что по-настоящему она обычная восемнадцатилетняя девушка. Вся её спесь и уверенность были сбиты и буквально растёрты в порошок. — Малу, что нам делать?

Да вот только и Малу сам не знал. Сидел, словно пытался принять правильное решение. Пусть на нём и была маска, но я видел, как он слегка раскачивался назад вперёд, то ли пытаясь что-то придумать, то ли пытаясь взять себя в руки.

— БЫСТРО ЗАГЛУШИТЕ ДВИГАТЕЛЬ! НЕМЕДЛЕННО ПОДНЯЛИ СВОИ РУКИ ВВЕРХ, ЧТОБ Я МОГ ИХ ВИДЕТЬ!

Это было приговором для нас. Очень скоро сюда приедут такие наряды полиции, что будет просто не продохнуть. Хоть пытайся убежать через дома, всё равно тебя настигнут — это было неизбежно. Вертолёт просто не упустит нас. И впоследствии каждого засадят на долгие годы за решётку. И чем больше мы будем сопротивляться, тем на дольше сядем.

Я слегка повернул голову в кабину, видя, что остальные думали ровно о том же.

— Малу, мне… глушить? — её жалкий голос, полный страха за своё жалкое будущее, всполохнул у меня злость. Злость на эту жалкую дуру, которая тут же растеряла всю свою силу, получив лишь лёгкую оплеуху.

Малу, Малу, Малу… Я смотрел на тех, кто сейчас пытался себя уговорить, что сдаться будет куда лучше, чем что-либо предпринять, даже Малу. Потому они и рассматривали этот вариант для себя, пытались убедить, что так будет лучше и так далее, и тому подобное. Они искали компромисс.

И в этот момент я почувствовал к ним злость. Не ненависть, а именно злость на их слабость. Злость на то, что они решили пойти на дело, но были не готовы его довести до конца, встретившись с реальной трудностью. Они просто превратились в стадо овец, которые теперь не знали, куда бежать.

Мне было противно смотреть на тех, кто тут же сник, столкнувшись не с безоружными людьми, а с настоящими противниками. Мне хотелось ударить их. Слабые, никчёмные неудачники, которые решили, что лучше сдадутся без борьбы за собственное будущее.

Но я не мог, у меня есть за что бороться. Потому что приговор вынесут не только мне, но и моей сестре. Всей моей семье…

Я вспомнил, как сказал, что убью человека, если придётся. Сделаю всё, что от меня зависит, чтоб спасти сестру.

В отличие от них, я себя не обманывал. Компромисс — это выбор тех, кто не имеет силы отстоять своё.

— Сирень, — я говорил так, чтоб мой голос был твёрдым и уверенным, хоть и боялся не меньше, чем они. — На углу кафе со стеклянными стенами. Так мы отсюда выберемся.

— Что? Как? — она посмотрела на меня удивлённо, но мне было не до неё.

— ПОДНЯТЬ РУКИ ВВЕРХ, НЕМЕДЛЕННО! ЗАГЛУШИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ ДВИГАТЕЛЬ МАШИНЫ!!!

Да пошли вы все нахуй, уёбки.

Я щёлкнул предохранителем, вскинул автомат и без каких-либо колебаний нажал на курок. Треск автомата был чудовищен. Грохот в автомобиле был неимоверный. Я стрелял прямо через стекло веером, заставив спрятаться всех полицейских, словно крыс, за машины.

— СТРЕЛЯЙТЕ! ГАЗУ! — заорал я, не отпуская крючка и не давая кому-либо высунуться.

Ко мне присоединились остальные. Их словно отрезвила моя стрельба. За какие-то секунды кабину заволокло газами.

Сквозь стрельбу я не услышал, как взвизгнули покрышки машины. Сирень, низко пригнувшись, резко крутанула руль, разворачивая машину в сторону кафе на углу и очертив чёрный круг на асфальте, после чего вдавила педаль газа. Я стрелял, не переставая, как и остальные, поливая полицейских свинцом. Теперь нам некуда было отступать. Я отрезал нам все пути, и теперь ни один из этих идиотов не сможет съехать.

Машина подскочила на бордюре и с разгона врезалась в стеклянную стену. Проломила её без каких-либо проблем, хотя я всё равно дёрнулся вперёд при ударе. Мгновенно собрала все столы и стулья капотом, после чего ещё раз снесла окно, выскочив на другую сторону. Железная рама окна повисла на машине. Приложившись в борт припаркованной машины и оставив в ней вмятину, мы помчались по тротуару, в то время как подъезжающие по этой дороге полицейские машины попытались нам перекрыть дорогу.

Но не успели.

— ЗДЕСЬ НАЛЕВО! — рявкнул я, и Сирень с перепугу резко крутанула руль, не рассчитав скорость, от чего нас очень сильно развернуло, и задом мы ударились о фонарный столб. — ГАЗУ! ГОНИ ПО НЕМУ, НЕ ОСТАНАВЛИВАЯСЬ!!!

Мы успели заскочить в переулок до того, как нас прижали полицейские машины.

— Сбросьте хвост! — крикнул я тем, кто сидел на последнем ряду. — Расстреляйте их!

— Ты чо блять удумал?! — рявкнул Малу.

— Не сесть в тюрьму! Эти уроды не посадят меня. А если хотят, пусть попробуют!

То ли мой настрой его вдохновил, то ли тоже заразился моим желанием не садиться в тюрьму, но я увидел, как растянулся его рот в оскале. К Малу наконец вернулось его прежнее безумие, которое я чувствовал в нём до этого.

— Верно. Дадим им пососать! Парни, стреляйте в тачку, нам не нужно много мокрухи!

Кабину тут же разорвали автоматные очереди. Лом и Хрыч стреляли прямо через заднее стекло. А я тем временем открывал люк в потолке крыши. Высунулся и присоединился к ним, расстреливая остаток магазина в капот полицейской машины.

В узком переулке под градом пуль её преследование закончилось очень быстро, тем самым заблокировав остальных. Я же перезарядился и дал несколько очередей по вертолётам. Я не рассчитывал их сбить, но хотя бы спугнуть должен был. Они довольно быстро разошлись в разные стороны.

— Куда мне?! — спросила Сирень, сосредоточившись на дороге. — Нам не скрыться! Они сейчас закроют город, и всё! Если только под землю закопаться!

Закопаться под землю…

Это, кстати говоря, спасло бы нас. Только у нас нет метро, потому что…

Потому что у нас огромная сеть подземных рек под городом, которые объединили во множество коллекторов, что образуют целую сеть. А ещё есть пещеры, насколько мне приходилось читать в книгах по истории нашего города. Сеть настолько обширна и стара, что даже нет нормальной карты по ней. Это я не говорю про пещеры. Поэтому мы действительно можем закопаться под землю.

— Газуй к китайскому!

— Китайскому? — удивлённо переспросила она.

— Да! Давай! Мы как раз в центре!

— Ты чего удумал-то? — спросил Малу.

— Вытащить нас из этой жопы, — ответил я честно.

Как бы они меня ни бесили тем, что едва не сдались так легко, всё же я не собирался бросать их или предавать. В конце концов, не всем быть сильными.

Я вновь высунулся и выпустил очередь по вертолётам, которые нагло пытались нас преследовать. После этого они знатно так удалились, но точно держали нас в поле зрения. В следующий раз нас поедет брать спецназ, и тогда мы точно так просто не уйдём. Но нам было жизненно необходимо добраться до китайского. Именно там я видел люк к нужному коллектору.

Дело в том, что было два типа коллекторов: ГКСК и ГКПВ. ГКСК — это Городской Канализационный Сточный Коллектор. А ГКПВ — Городской Коллектор Подземных Вод. Они между собой никак не пересекались, так как в ГКПВ была чистая речная вода, а в ГКСК — канализация. И если канализация отслеживалась очень просто, так как все карты были на руках, то вот в ГКПВ будет найти нас очень сложно.

И сейчас рыскать по городу и искать, где же нужный коллектор, желания никакого не было. К тому же, Китайский был близко, именно там я и видел нужный люк вниз. Нам туда будет добраться легче, чем сейчас искать по городу люки.

Сирень за это время успела раза два чиркнуться об машины, но в конце концов выехала прямиком к торговому центру. Без каких-либо раздумий выехала на тротуар, проехала по газону и остановилась прямо около входа.

— Сирень, подожги её! Тара, Алекс, Лом, прикрывайте от полиции, я с Хрычом охраняю со стороны центра! — раздал он приказы, выскакивая из микрика.

Машина была убитой — это единственное определение, которое можно было дать ей. Вся побитая, со следами пуль, с ободранной краской. Словно её тащили по асфальту на разных боках. Бамперов нет, фары разбиты, стёкла расстреляны нами.

Люди испуганно расходились, когда увидели нас, но мы не обращали никакого внимания. Я практически сразу поймал на мушку одну из полицейских машин и тут же начал стрелять по ней. Старался специально не целиться в полицейских, лишь заставлять спрятаться и не высовываться. Мне вторили два других автомата. Люди в панике с криками начали разбегаться в разные стороны, пригнувшись.

Плотным огнём мы буквально сразу остановили несколько машин. Те, получив пулями по корпусу, тормозили на почтительном расстоянии, ставя машины поперёк дороги, и пока не сильно пытались к нам приблизиться. И я знал почему — мой отец был полицейским и рассказывал об инструкциях. Они не лезут, потому что очень скоро здесь будет полицейский спецназ.

А те не считают до трёх, те сразу стреляют. И тогда нас просто покрошат в фарш.

— Готово! — крикнула Сирень, отскакивая от машины с автоматом.

— Отлично! Тара, веди нас!

Мы бросились в торговый центр. Лом и Алекс для профилактики ещё несколько раз выстрелили в полицейских, после чего бросились за нами.

Мы вышли на первом этаже, что было весьма кстати.

— Сирень, где фонтан, в который ты бросала монетки?!

— Дальше!

— Веди нас!

Мы бросились по освещённому большому холлу вглубь центра. Вокруг разбегались люди, прятались в торговых павильонах, садились или ложились на землю, прикрывали собой своих любимых. Одно я знаю точно — они не сразу пойдут на штурм сюда из-за людей. Окружат и будут очень медленно стягивать кольцо, чтоб выдавить нас.

Но это только выиграет нам немного времени. Мы промчались по холлу до фонтана, где я увидел уже знакомый люк. Пригляделся: на нём было вычеканено «ГКПВ». То, что нам нужно.

— Бинго! Так, гоните людей отсюда и бейте камеры, чтоб задержать полицейских. Пусть не знают, куда мы скрылись. Да, они точно догадаются, и, скорее всего, очень быстро. Но это ещё немного к выигранному времени.

— Ты хочешь спуститься в канализацию? — Сирень явно была не рада этой мысли.

— Нет, в подземные реки. Там мы сможем выйти.

— Они разве не найдут нас там? — осведомился Малу.

— Точных карт нет. Там всё кручено-перекручено, строено-перестроено. Сумки с деньгами непроницаемые?

— Естественно, — кивнул он.

— Тогда нужны фонарики с батарейками. Только быстрее.

— Я сбегаю, — вызвался Алекс. — Я знаю, где есть здесь магазин поблизости.

— Возьми ещё прорезиненные штаны до груди, что на рыбалке носят, если там будут, и компас! — крикнул я ему вдогонку.

Пока он бегал за фонарями и батарейками, Лом с Хрычом и Сиренью отстреливали камеры и гнали людей прочь, а мы поднимали люк. Не с первого раза, но, воспользовавшись фомкой из набора инструментов Хрыча, смогли его поднять.

Откуда-то снизу слышался далёкий шум воды, который был практически не слышен из-за фонтана. По стене вниз сходили ступеньки, вбитые в стену.

— Темень… — пробормотала Сирень. — Это плохая идея.

— Чем же? Хуже, чем попасть за решётку? — усмехнулся Малу.

— Туда, куда люди не ходят, действительно лучше не ходить. Кто знает, что там.

— Вода там, — ответил я.

— Ты знаешь меня, Тара. И ты, Малу. Кто я есть на самом деле. А теперь раскиньте мозгами и подумайте, что может быть куда больше подобного, как я. То, что вы не видите чего-то, не значит, что чего-то нет.

Вот сейчас я видел напряжение Сирени. Как будто животного, который чует чужака, но пока не предпринимает ничего. И я понимал, о чём она говорит.

Для меня это совершенно обычный и ничем не примечательный мир во всех его отношениях. Машины, импульс, оружие, техника и так далее. А тут неожиданно ушастая девочка. Просто ни с того, ни с сего практически чудо на ровном месте, никак не вписывающееся в нашу реальность и ломающая его стандарты.

Я при нашей первой встрече задумывался над этим, но сейчас, после её слов, могу спросить сам себя — что я знаю об этом мире в действительности? Сколько таких, как она? И что ещё можно откопать удивительного или реально жуткого?

Я никогда не переходил границу человеческого мира и поэтому не знаю, что можно вообще встретить. Самый стандартный мир для меня, в котором точно не место подобному. Я не знал ничего о подобном и даже не пытался узнать, так как не верил. Но сейчас как раз-таки подобная стоит передо мной. Значит ли это, что стоит просто заглянуть за пределы привычной реальности, и я увижу куда больше?

Насколько сильно я смогу расширить свой мир? И действительно ли хочу этого? Ведь, можно сказать, что другая реальность прячется от меня, прячется от всего мира людей. Но стоит заглянуть в неё, и ты уже не сможешь стать прежним.

— У нас нет выхода, Сирень. Если что, сразу говори просто.

— Если это поможет, — пробормотала она.

В этот момент к нам вернулся Алекс, таща на себе вещи. Бросил перед нами стопку резиновых штанов.

— Взял фонари, каждому на башку и в руку. Батарейки, компас и штаны, как просили. Но людей всех вывели, никого нигде нет, торговый центр просто пуст. А это значит…

— А это значит, что скоро они будут здесь, — закончил Малу за него. — Парни, быстро переодеваемся!

Мы стали быстро натягивать на себя рыбацкие штаны. От холода не спасут, а вот от воды — вполне. Сирень была ниже нас всех, от чего штаны доставали ей едва ли не до шеи. Но зато в них все влезли. Батарейки же мы спрятали в сумку с деньгами, что была у Малу.

— Всё, быстрее-быстрее-быстрее! — поторапливал он нас негромко.

Я чувствовал то же самое, что и он. Волнение. Когда ты действуешь на скорость и в каждую секунду тебя могут поймать. Кажется, вот-вот, ещё немного, и тебя уже поймают. Ты буквально чувствуешь, как приближается опасность.

— Я первый, — вызвался Алекс, закинув на себя сумку с автоматом и повесив на лоб фонарь. Он очень быстро начал спускаться вниз.

— Так, Хрыч, ты следующий! Потом Сирень, Лом, Тара и я в конце. Задвину люк, если получится.

Так мы быстро и начали спускаться вниз друг за другом. Когда настала моя очередь, я невольно вспомнил слова Сирени и покрылся мурашками. Ещё сильнее я почувствовал эффект от её слов, когда медленно спускался, погружаясь в темноту, где свет был только от фонариков. Здесь сразу чувствовалась холодная, пробирающая до костей сырость, от чего кожа становилась влажной и холодной.

Когда я опустился в воду, то особого холода не почувствовал. Пока здесь ещё было относительно светло из-за света сверху, но вот взгляд влево, взгляд вправо, и понимаешь, что тут ни черта не видно.

Сам коллектор представлял из себя обычный широкий бетонный коридор шириной в три метра и высотой в два с половиной примерно, может три метра. Воды здесь было мне примерно чуть выше пояса.

Сверху послышался скрип металла по камню, и вскоре единственны источник света пропал.

Мы остались одни. В темноте. И если верить Сирени, один на один с хрен знает чем.

— И куда нам теперь? — спросил Алекс, подсвечивая коллектор налобным фонариком.

— Подальше от центра города. То есть по течению, а там попытаемся уже разобраться, — ответил я. — Только аккуратно, здесь может быть скользко. Упадёте в воду, можете реально замёрзнуть. Потому что она здесь точно не тёплая. И ещё, будьте внимательны, в темноте и замкнутых пространствах иногда бывают галлюцинации, как слуховые, так и зрительные, поэтому сначала говорите о них, а потом делайте.

— Да, босс, — в шутку отсалютовал мне Алекс. Остальные ответили мне более неровным хором.

Но больше всего мне не понравилась Сирень. Вернее, то, как она будто немного отстранённо стояла, вглядываясь в глубь туннеля, куда мы собирались идти. Словно уже чувствовала что-то.

Глава 37

Мы двинулись вниз по течению, уходя всё дальше и дальше от лестницы, по которой спустились вниз. Теперь мы были во власти тьмы, что распространилась на многие километры под землёй.

Мы словно оказались в другом мире. Буквально недавно были в светлых больших и свободных залах, где не было ни единой тени и даже дышалось свободнее. Точно мир света и свободы.

И вот уже в небольшом тёмном коридоре по пояс в воде с ужасной видимостью и леденящей влажностью. А над головой нависают бетонные плиты и тонны земли. Само место словно давит тебя, и надо сказать, что в безопасности я себя не сильно ощущаю. Там нас гнали легавые, а здесь угнетает давящая атмосфера. Впечатление такое, что ты оказался в тоннеле, как крыса, которой не остаётся ничего, кроме как идти всё дальше навстречу непонятной и неизбежной судьбе. Словно твой путь уже определён, и ты лишь можешь решить, остаться здесь или идти дальше в саму бесконечность.

Окидывая взглядом это место, сразу становилось понятно, что сюда едва ли кто-то спускается. На стенах не было никаких технических пометок, которые иногда оставляют на стенах. Не было и кабелей, которые иногда пускают по стенам для освещения.

Зато отчётливо была видна полоса, по которой поднимается вода весной. Выше обычный серый бетон, а ниже — коричневатый с налётом грязи. Спустись мы сюда весной, и либо утонули бы, либо просто не смогли бы пройти.

Пол здесь был слегка скользким. Видимо, покрыт налётом всевозможных веществ, что несёт собой подводная река.

— Я, наверное, задам очень неважный вопрос, но что будем делать, если дальше всё будет затоплено или нам будет по шею? — спросил Алекс.

— Пойдём дальше, если по шею, — ответил я. — Или найдём другой путь, если затоплено, хотя такого не должно быть.

— С чего тебе знать?

— Книжки читать надо. Но наша цель — это старые коллекторы, где мы можем затеряться. Здесь он довольно свежий.

— И как выглядит старый коллектор? — спросил Лом. — Не то что интересно, но на всякий случай.

— Ты его не пропустишь, — ответил я уверенно.

Мы шли минут десять, пока Алекс вновь не решил поговорить.

— Как вы думаете, они уже знают, где мы?

— Наверное, уже чо-то подозревают, — усмехнулся Малу. — Тара, там есть какой-нибудь дальше ещё подъём наверх, по которому они могут нас перехватить?

— Без понятия, я не изучал карты коллекторов и даже не знаю, куда мы идём. Знаю, что…

— Вон ещё один коллектор выходит, — неожиданно указал вперёд Хрыч. Его голос был как у алкоголика, вышедшего с недельного запоя. — Куда нам?

Я прошёл вперёд, вытащив компас.

Тот коллектор, что соединялся с нашим с левой стороны, был входящим, то есть из него вода вытекала в наш. И здесь был выбор — идти по течению дальше или подниматься по течению в новое ответвление. С одной стороны, по потоку идти легче, но с другой, идя по входящему в наш коллектору, мы будем двигаться из города, судя по компасу, пусть и против течения.

— Да, сворачиваем, — кивнул я на поворот.

— Ты уверен? — спросила Сирень.

— Там граница города. Или ты что-то хочешь сказать?

Я не пытался наезжать на неё, спросил очень спокойным голосом, предлагая ей спокойно высказаться. Но Сирень лишь молча посмотрела сначала в одно ответвление, потому в другое. Я видел, что её зрачки теперь занимали едва ли не всю радужку. Да и уши слегка приподнимались над головой, хотя их было и не видно толком.

— Ничего не хочу.

— У тебя клаустрофобия? — спросил Алекс.

— А ты вообще иди в жопу, — недовольно ответила она. — Идёмте.

Сказать было проще, чем сделать. Этот коллектор был уже примерно так на метр, ниже тоже на метр, и течение здесь было сильнее, чем в том коллекторе. Мы мало того, что боролись с течением, приходилось ещё и тяжёлые сумки тащить. Это никак не способствовало скорости нашего передвижения.

Иногда мы останавливались, чтоб прислушаться. Есть ли погоня или кто-то в округе, но, кроме урчания, ничего не слышали. Вечная темнота расступалась перед нашими фонарями, открывая места, где людей не было десяток лет точно. С каждым нашим последующим шагом у меня возникало ощущение, что идти становится сложнее из-за течения.

Вскоре, — где-то через час, — впереди идущий, то есть Малу, остановил нас.

— Ещё одно разветвление. Тара, куда нам?

Это было Т-образное ответвление. В бетонный квадратный коллектор, в котором сейчас стояли мы, из двух противоположных стен входило две довольно старые на вид трубы, сделанные из кирпича.

— Здесь… — я сверился с компасом, — направо.

— Разве мы не пойдём параллельно тому, первому каналу? — спросил Лом.

— Нет, — покачал я головой. — Этот шёл под лёгким изгибом влево. Настолько лёгким, что мы и не заметили бы этого, не будь компаса. Из-за этого труба налево идёт обратно к городу, а направо идёт от.

— Ну, что, лезем? — вздохну Алекс.

Труба была ниже этого коллектора, примерно с метр семьдесят, так как мне приходилось пригибать слегка голову вниз. И она располагалась выше, чтоб вода могла сливаться сюда естественным образом.

По очереди мы забрались сюда и попали в куда более узкое пространство, от чего можно было почувствовать, словно стены действительно сдавливают тебя. Старый просыревший кирпич красного цвета добавлял атмосферы старости, запущенности и заброшенности этому месту. Хочу сказать, что здесь было идти куда более неприятно и неуютно, чем в тех больших бетонных коллекторах.

После этого мы шли ещё около часа, где встретили развилку в форме «Y». Мы как раз вышли из правой ветви этого разделения. Немного подумав и посовещавшись, двинулись по левой ветви вниз по течению. Шли минут двадцать, прежде чем Сирень вновь нас остановила. Её напряжение передавалось всей группе, от чего остальные невольно оглядывались, хватаясь рукой за автомат. А вот Сирень за автомат не хваталась — либо не было опасности, либо не было смысла. Она лишь вслушивалась, поддёргивая ушами.

— Там что-то впереди? — тихо спросил я.

Она ответила не сразу.

— Нет… нет, там ничего нет, показалось.

Но уверенности я в её голосе не слышал. Глянув на Малу, я кивнул ему. Он понял без слов.

— Тогда иди первой. Держи фонарь в руку, — он дал ей небольшой ручной фонарик. — Этот куда мощнее, чем налобный, дальше бить будет.

Немного поменявшись местами, мы вновь двинулись по трубе. Со временем от того, что надо было постоянно пригибать голову, начала болеть шея. А ещё появилось неприятное ощущение, словно ты идёшь не один. Это почувствовал не только я, остальные тоже изредка оглядывались назад. Особенно Хрыч, который шёл последним. Он оборачивался каждые десять секунд назад, включая маленький фонарик, словно таким образом…

— БЛЯТЬ!!!

Он вскрикнул так громко, что, помимо него вскрикнули ещё я, Сирень и Алекс. Вся команда буквально подпрыгнула на месте, обернувшись назад. Но…

— Блять… боже… мне показалось, что прямо передо мной кто-то стоит… — пробормотал он, схватившись за сердце. — Просто оглянулся, а том контур чей-то…

— Я чуть не обосрался, — облегчённо выдохнул Алекс. — Господи, так можно и умереть от испуга.

— А что за контур? — не понял Малу. — Тень или что?

— Ну обернулся, а луч фонарика словно тень выхватил в метрах десяти от меня, — посветил он туда.

В то место тут же ударило несколько лучей мощных фонариков. Но никого так и не обнаружили.

— Показалось, — пожал плечами Лом. — Тара ж сказал, что могут быть галлюцинации из-за замкнутого пространства.

Было решено поменяться местами. Теперь я шёл последним, и мне выпала честь чувствовать на собственной спине, что позади меня начинается бесконечная тьма.

А ещё возникало ощущение, что позади кто-то или что-то всегда есть. Но сколько бы и как быстро я ни оборачивался, никого не видел. Ощущение, что ты знаешь о том, что кто-то стоит позади, и, уже ожидая увидеть кого-то, оборачиваешься, но никого нет.

Теперь я чувствую нечто похожее на себе. Неприятно, причём очень, учитывая место нашего пребывания.

— Сирень? В чём дело? — раздался голос Малу спереди.

Вся наша колонна остановилась, и каждый пытался разглядеть то, что было впереди. Сирень, шедшая спереди, просто остановилась, вглядываясь в непроглядную темноту перед собой.

— Сирень? — это уже позвал Алекс.

Я же поглядывал назад, чувствуя себя вдвойне неуютно. Вперёд есть кому смотреть, а вот за тылом никто не смотрит. Я не верю в фильмы ужасов, но именно в этот момент кого-то из группы должны утащить, и обычно это последний человек.

— Вы это видите? — наконец тихо спросила она голосом, который можно было описать как заупокойный. Этим самым она заставила нас только сильнее испугаться.

— Блин… Хрыч, покарауль тыл, — я аккуратно прошёл мимо остальных и встал рядом с Сиренью. — Что там?

— Не знаю, но что-то я вроде вижу… — немного испуганно пробормотала она.

Я попытался разглядеть что-либо спереди, но вышло у меня не очень. Просто ничего не вижу, но это и понятно — мой зрение не сравнится с её.

— Что-то живое? — чуть тише спросил я, светя туда ручным фонариком.

— Не знаю… — пробормотала она.

Не знает. А вот мне стало страшно. Только это был другой страх, животный, необъяснимый, сковывающий сознание и заставляющий тебя бежать без оглядки. У тебя не крутит живот и не бьётся сердце быстро, тебя просто пробирает до каждой мышцы, и ужас просто окутывает всё в груди. Не сковывает, а именно обволакивает, словно очень густой дым. Пока он ещё был слабым, но чем больше мы будем стоять, тем сильнее он будет становиться, если мы не поймём, с чем имеем дело. А потом всё может выйти из-под контроля.

— Ладно, стой здесь, — пробормотал я. — Малу, следи за ними.

Я снял с плеча автомат, держа в руке, которой держал и ствол, фонарик. Не то что я верил, что там может обитать нечто, но… глядя на Сирень с ушами, я совсем не отрицаю этого факта.

Медленно, шаг за шагом, чтоб не подскользнуться, я двигался вперёд, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди. Мой взгляд был прикован к густой темноте впереди.

В которой от света фонарика вспыхнули две точки. Такие, словно свет отражался от чьих-то глаз. Я почувствовал, как всё моё тело буквально сдавило, словно мышцы налились чем-то тяжёлым. Сердце забилось громко, сильно и очень гулко, отдаваясь в висках.

Паника и желание бежать без оглядки волной набросились на сознание, и я удержался, чтоб не рвануть с места обратно. Лишь замер на месте, пытаясь прийти в себя. Дашь волю, и это будет подобно прорыву платины, когда остановить поток будет уже невозможно.

Несколько глубоких вдохов наполнили лёгкие холодной влагой, и я начал делать шаги навстречу этим глазам. Палец плавно переместился на спусковой крючок. Автомат был словно стеной между мной и непонятно чем на той стороне дула. С ним я чувствовал уверенность и хоть какую-то силу. Забавно, что он не был панацеей от любой проблемы и не факт, что пуля поможет, но я старался не думать об этом.

Шаг за шагом в потоке воды, который здесь был по пояс, и глаза становились всё ярче.

А потом я увидел лицо, которое буквально смотрело на меня. Лицо женщины, словно призрак из японской мифологии, с длинными чёрными волосами, спускающимися вниз. С грязным лицом она смотрела на меня исподлобья, подобно хищнику. Её беловатая кожа поблёскивала в свете фонаря.

Сказать, что всё внутри меня опустилось вниз, это не сказать ничего. Холод наполнил каждую клетку моего тела, а мышцы словно пробрало током, заставив напрячься. В буквальном смысле слова я почувствовал, как мои яйца в трусах сжались в комок от ужаса.

Это… это… тварь… … … …

Все мысли замкнуло на мгновение, выбив всё из головы. В голове практически ничего не было, я лишь понимал, что вглядываюсь в светящиеся глаза девушки впереди. Теперь я знаю, как выглядит парализация страхом — ты не можешь думать, ты не можешь двигаться. Ты способен только стоять и вглядываться в что-то, готовый мгновенно дёрнуться в сторону при любой опасности, но не способный двигаться самостоятельно.

Я не мог сбежать и устроить панику. Но и нажать на крючок не мог, потому что просто не чувствовал ни рук, ни ног, словно они теперь были не мои. Просто стоял на месте, смотря на её белоснежное лиц и светящиеся глаза, полные чего-то неживого.

— Тара, чо там? — голос Малу был столь неожиданным, что я даже невольно вздрогнул. Я настолько увлёкся, что забыл о том, что здесь не один. Это было как лёгкая пощёчина сознанию.

Малу невольно напомнил, что я не один. Да… я не один. Нас шестеро, у нас автоматы, вместе мы представляем страшную силу и можем положить кого угодно. А там… а там непонятно что, потому что я даже ещё не подошёл к ней. Ведь вдруг там вообще какая-нибудь картина на стене, как любят иногда люди рисовать.

Отговорка была откровенно слабой, но она, как ни странно, подействовала, вернув мне возможность двигаться.

Надо было взять себя в руки. Надо было идти дальше, так как возвращаться ни в коем случае нельзя. Надо действовать и двигаться дальше. Я смогу пробиться, что бы ни случилось.

Если что, я просто начну стрелять и бежать назад…

Шаг за шагом я приближался к этой девушке. Шаг за шагом вперёд к её голодным светящимся глазам…

Чтоб понять, что передо мной просто каменная стена.

— Вот же… — облегчённо выдохнул я, опуская автомат. Ощущение такое, что внутри тела стравили давление и с моих плеч буквально спал огромный груз. Я почувствовал холод по всему телу и то, как расслабились мышцы.

Теперь сердце хоть и билось сильно, но от облегчения и куда более спокойно.

Да, это была самая обычная неровная стена из серого камня. Откуда-то сверху из-под булыжников стекали потоки воды, которые за долгое время успели отмыть стену, от чего появились очень интересные разводы. А два торчащих камня, которые буквально выпирали, создавали те самые глаза, давая отблески водой. И выглядело же так…

Я отошёл назад, обратно к команде, при этом подсвечивая фонарём на стену. Уже зная, что там, очертания лица были едва заметны. Обычная стена, которая просто отмыта водой, не более.

— И? — спросил в нетерпении Малу.

— Пойди, посмотри, — кивнул я в коридор.

Он с подозрением посмотрел на меня, после чего двинулся вперёд. Он, наверное, шёл минуты две, прежде чем выругался.

— Вот же нахуй! А я-то думал! — то ли раздосадовано, то ли раздражённо выругался он. — А я то думал!

Я кивнул остальным, и мы двинулись вперёд. Из-за слишком обильного освещения им разглядеть лицо не удалось, но я вкратце описал ситуацию, чем вызвал смешки и подколки в свой и Малу адрес. И если я воспринял их спокойно, то вот Малу был более резок.

— Знаете чо, умники, блять. В следующий раз сами и проверите! Я чуть не обосрался, когда увидел её.

И я его мог понять. Как и полностью прочувствовать поговорку: «У страха глаза велики».

— А долго нам ещё идти-то? — толкнул меня в бок Алекс.

— Ну…

Я осветил комнату, в которую выходила наша труба. Большое помещение из ровного камня, в которое сливались ещё несколько труб, часть из которых была такой же старой, как и само помещение. Внизу протекала самая настоящая река, которая у одной из стен разделялась на две трубы, расходящиеся в разные стороны.

— Судя по всему, мы сейчас в старой части подземных каналов, так что…

— Почему их вообще так много? — удивился Лом. — Они тут всё пронизывают.

— Потому что Ханкск стоит на подземных реках. Нескольких больших и множестве мелких. Естественно, что когда это узнали, не стали переносить его, просто проложили каналы.

— А труб-то чего так много?

— Если вдруг в одном что-то забьётся, или будет наводнение, или ещё что, они между собой все будут соединены, и вода будет равномерно распределяться между ними.

— Откуда ты это знаешь всё? — покосился он на меня.

— Уроки истории нашего края и города.

— Я ж говорила, что они важны и расширяют наш кругозор, — вставила своё веское слово Сирень. — А вы спорили со мной, дебилы…

Те оба промолчали. Зато заговорил Хрыч.

— А теперь куда нам?

А вот это я и собирался выяснить.

Глава 38

В комнате уровень воды был ещё ниже. Мне он доходил до паха. Хотя и поток здесь был немного сильнее, чем там. Чувствовалось, что при неаккуратных шагах тебя начинало немного сносить и ноги слегка скользят по полу.

Найти выход было делом не сильно сложным. Я попросил зажигалку, после чего зажёг её и внимательно наблюдал с пламенем. Очень старый, но в то же время действенный способ найти выход в любом замкнутом пространстве, если ты, конечно, не в космосе или не в хорошо закрытом доме.

Однако одно дело теория, и совершенно другое — практика. Потому что, стоя в центре этой комнаты, я движения пламени так и не увидел. Пришлось поочерёдно подходить к каждой трубе, чтоб понять, в какую сторону нам двигаться. Причём ходил я с Сиренью, так как сам заметить хотя бы малейшие колебания был не в состоянии.

Это не помогло.

Значит, оставалось двигаться от города и по течению, пока не выйдем куда-нибудь. В крайнем случае всегда можно прождать несколько дней и вернуться тем же путём. Воды у нас здесь было предостаточно, и она была не канализационная.

— Так куда нам? — спросил Хрыч.

— Туда, — кивнул я головой на левый большой канал, куда уходила вода, прячастарый добрый зиппо Малу в карман. Нам ещё не один раз искать таким образом выходы, так что пусть будет пока у меня.

— Туда? А ты случаем не заблудился? А то что-то мы ходим непонятно куда, — я почувствовал в его голосе небольшой вызов к своей персоне. Не самое удачное место, но и отказывать я ему не стал. Сам был немного раздражённым, уставшим и возбуждённым.

— Заблудился? А я разве что-то сказал про то, что знаю, куда идём? — я не наезжал, но спрашивал громче, чем следовало, и с небольшим напором. — Хрыч, ты может хочешь что-то узнать?

— Ты водишь нас хрен знает где. Да, я хочу знать, какого чёрта мы прёмся непонятно куда.

— Ладно, хорошо, — я отошёл в сторону. — Иди. Без меня, естественно. Если с тобой кто-то согласится идти, то пожалуйста.

— Ты, думаешь, самый умный?

— Эй, Хрыч, потише будь, — тут же вмешался Малу. — Не путай берега.

Хрыча я практически не знал, но сейчас он представал передо мной человеком, который любит вешать причины несчастья на кого-то, чтоб можно было сорвать злость. В другой ситуации я бы не обратил на это внимания. Однако не в компании тех, кто запросто может убить человека. Здесь подобное лишь слабость.

— Момент, Малу, — приподнял я ладонь, показывая, что всё в порядке, и повернулся к Хрычу. — Я увожу вас всех от полицейских. И увёл. В данный момент я хочу вывести нас целыми и получить свою долю. Если ты знал, как нам ещё скрыться, мог бы сказать в машине.

— Ты типа будешь меня ещё учить?

Хрыч не говорил по делу. Он только наезжал, пытался сделать виноватым, чтоб потом уже наезжать. Вывернуть всё так, что это я неправильно сделал, а не он сидел, засунув свой язык поглубже. И иметь полное право наезжать и сливать свою злость и усталость на меня.

— Я никого не учу. И тебя не учу, Хрыч. Ты высказываешь претензии, что я вас завёл чёрт знает куда. Поэтому я интересуюсь, если у тебя были предложения, почему ты их не высказал в тот момент?

— Мы думали, ты знаешь, куда нас ведёшь.

— Не мы думали, ты так думал. Я сказал, что сам не знаю, куда он ведёт и куда мы идём. Ты тогда промолчал.

— А я не услышал!

— Тогда какая ко мне претензия? — развёл я руки в стороны.

Шах и мат. Теперь ему оставалось промолчать или спустить всё на тормоза. Никто бы его не осудил, ведь все понимают, что мы пережили и как все на нервах. Но Хрыч явно не привык чувствовать себя ущемлённым.

— Не зарывайся, толстый, — тише сказал он.

— Что ты сказал? — переспросил я, хотя прекрасно услышал его слова. Это был очень толстый намёк, но он его не понял.

— Я сказал, что не борзей, толст…

Последние буквы он проглотил, когда я направил на него автомат. Остальные тут же всполошились. Они спрашивали, чего это я, едва ли не приказывали опустить автомат, просили успокоиться и так далее. Но я и не пытался их слушать, сосредоточившись на Хрыче. Когда он потянулся за автоматом, я его опередил.

— Даже не думай, если не хочешь, чтоб я вышибил твои бренные мозги, Хрыч, — спокойно сказал я.

— Ты думаешь, ты меня запугаешь, толстя…

Выстрел был такой, что оглушил меня. Как и остальных, в принципе. А ещё ослепил, но, в отличие от остальных, я успел закрыть глаза. Хрыч теперь имел лицо того, кто не мог поверить в то, что я сделал. А ещё у него не хватало смелости сейчас что-либо сказать.

— Ещё слово, и я сплавлю твой труп по каналу. Клянусь.

Боковым зрением я видел, как Лом поднял автомат.

— Не стоит, Лом. Я не ссорился с тобой и ничего против тебя не имею, так что не надо портить наши отношения, — он, немного посомневавшись, опустил автомат. — Что касается тебя, Хрыч, я не помню, чтоб давал тебе право называть меня толстым.

— Если…

— Хоть слово, которое мне не понравится, и я выстрелю, — дёрнул я автоматом.

Он промолчал. Тужился, слегка кряхтел, словно ему плохо, но промолчал.

— Я тебя не называл иначе, кроме того, как ты мне представился. Так что не смей больше меня как-то иначе называть. Я не давал тебе такого права.

Я позволил ему немного подумать. Не стал прижимать его, унижать и заставлять терять лицо перед другими. В противном случае я мог получить себе стопроцентного врага, который постарается отомстить за унижение. Хуже всех тот, кто был унижен прилюдно или ему так показалось.

В этом мире криминала было важно не потерять лицо, иначе потеряешь уважение, а потом и жизнь. Здесь постоянно пробуют тебя на зуб, и если ты слаб или дашь слабину, тебя сначала будут пытаться задавить, и если это получится, в конце концов просто убьют.

Но я не преследовал такой цели. Мне нужны были деньги, и всё.

— А теперь я предлагаю тебе выбираться из этого подземелья, делить деньги и расходиться, — я опустил ствол автомата, но не убрал его из рук. — Мы все здесь устали и на нервах, потому не дело ругаться из-за глупостей. В крайнем случае, вода здесь относительно чистая. Прождём несколько дней и вернёмся прежним путём.

— Да, не время. Надо уходить, — кивнул он после секундной заминки.

Я кивнул, закинул автомат за спину, подошёл и протянул руку. Он всего на секунду задумался, но пожал её. И в этот момент я слегка наклонился к нему и сказал так, чтоб только он это услышал.

— Ещё раз, и я не буду ничего говорить. Просто убью тебя. Если захочешь сделать гадость мне, помни, что меня моя команда знает, а вот тебя — нет. И я не угрожаю, я вношу ясность в наши деловые отношения.

Больше, не слушая ничего, хотя вряд ли он что-то хотел мне сказать, я развернулся и двинулся к левому коллектору, куда уходила вода.

— Может там нам улыбнётся удача, — вздохнула Сирень, словно пытаясь заговорить неприятный момент.

— Может быть. Хотя здесь так уютно, разве нет? — тут же начал Алекс.

— Тогда почему бы тебе не остаться здесь? — покосилась на него она.

— Боюсь, что без меня тебе будет скучно.

Мы продолжили наше путешествие по подземным рекам.

***

Мы не заблудились. Нельзя заблудиться там, где ты вообще ничего не видишь и не знаешь, куда идти-то толком. Мы просто шли всё дальше и дальше.

Как сказал Алекс, мы провели здесь уже часов шесть, от чего все очень сильно устали. Не облегчал задачу ни поток воды, ни сумка с тридцатью тремя кило на плечах, ни тот факт, что здесь мы были вынуждены всегда быть на ногах, так как присесть было негде, повсюду вода. А ещё холодный влажный воздух, от которого лицо было мокрым и отсырела вся одежда, которая могла впитать влагу. Но всё равно продолжали идти.

Несколько раз мы проходили через трубы разных размеров, от метровых до двухметровых, стараясь двигаться по течению, проходили развилки, большие галереи, выбирали, куда идти.

И в конечном итоге вышли к ещё одному, ещё более старому основному коллектору.

Как я мог судить, это место было древнее всех. Наверное, самая старая часть всего подземного комплекса. Стена, которая здесь была, уже давно потеряла свой первоначальный вид, будучи совершенно неровной. Камни из неё торчали, словно пеньки зубов из челюсти, будто здесь всё строили на тяп-ляп. Естественно, это не так, иначе бы столько не простояло. А сколько именно простояло, можно было судить по надписи на камне, которую мы нашли. Не увидеть на огромном булыжнике, который был вставлен в стену, выбитую надпись было сложно.

— Тысяча восемьсот девяноста девятый год, — прочитала Сирень. — Ну и ну…

— Наш город основан в тысяча восемьсот шестьдесят третьем, — напомнил я. — Через тридцать три года его отстроили. Видимо, когда их реставрировали и отделывали бетоном, досюда просто не дошли.

— Значит, там может и не быть выхода? — начал сразу Хрыч.

— Если не будет, то вернёмся. Но может оказаться и наоборот. К тому же, там-то точно полиции не будет. Пока они поднимут архивы и найдут существование этого коллектора, мы уже выберемся отсюда.

— Или умрём, — добавил Алекс, за что заслужил тяжёлый взгляд Сирени.

Мы продвигались ещё около часа. Около часа приключений под землёй, если однотипный вид можно назвать таковым.

Коллектор иногда частично сменялся обычной пещерой, которая нависала над нами острыми сталактитами. В таких местах обычно одна стена была из камня, а другая — из естественных пород, иногда и пол был естественным: скользким, отполированным вековыми потоками воды. Здесь и уровень воды бывал выше, иногда мне практически по грудь, едва не заливаясь в резиновые штаны. В таких местах приходилось поднимать автомат повыше, а сумку класть на плечо. Сирень вообще приходилось тащить на плечах. Но такие участки мы преодолевали вполне успешно.

Один лишь вопрос меня волновал — куда течёт вода? Надеюсь, что не в бездонную пропасть или вертикальный колодец, на другом конце которого, словно в издёвку, будет выход — в пещерах и не такое возможно. Хотя это было и не страшно, так как до этого нам попадались другие трубы, к которым мы могли вернуться. Правда, были они далеко, но всё же варианты отхода есть.

Вскоре коллектор стал пещерой, где уровень воды сохранился прежним — по пояс. Однако теперь и стены, и потолок были естественными, природными.

Одно единственное, что нас заставляло идти дальше — сквозняк. Дойдя до конца этого коллектора, я проверил поток воздуха зажигалкой, и Сирень заметила, что пламя отклоняется в нашу сторону. Это значило, что там где-то есть выход, который нам требовался. А раз есть выход, то и искать другого пути не имеет смысла.

И мы не прогадали со своим выбором — вскоре наша группа уже вышла к подземному озеру. Небольшое, но и отнюдь не маленькое подземное озеро, погружённое во тьму. О его площади было судить сложно, но фонарь доставал до другой стороны пещеры, где оно находилось. Я бы сказал, что метров двадцать, примерно. На той стороне находился вход в какую-то другую пещеру, откуда тоже вытекала горная речка.

— Мы выползли… — пробормотал Алекс, оглядываясь.

Здесь, на нашей стороне, был небольшой каменный берег, метра три от кромки воды до стены, уходящей вверх метров на пять. Он шёл вдоль одной из сторон озера, и, пройдя по нему, можно было дойти до небольшой расщелины, через которую мы, скорее всего, и могли выйти наружу. Однако…

— Давайте присядем немного, — выдохнул устало Лом. — Вряд ли десять минут сделают теперь погоду.

— Может на свежем воздухе? — вздохнул Алекс, но, тем не менее, сел рядом.

— Лучше здесь. Я устал на себе таскать эту сумку. Никогда бы не подумал, что деньги такие тяжёлые.

— Пипец, я думал, что там и останемся, — пробормотал Хрыч. — А теперь мы как те люди, что пещеры исследуют прямо.

— Ага, глянь, какая пещера-то, — покрутил головой Лом.

— И тихо так… — пробормотал Малу. Посмотрел на щель. — Жду не дождусь отсюда выбраться… Тара, ты знаешь, что это за пещера?

— Без понятия. Я не увлекаюсь спелеологией.

И всё же здесь было по-своему красиво и уютно, хочу признаться. Этому месту подобного не отнять. Словно свой маленький мирок, который ограждён от остального мира.

Я подошёл к краю озера и внимательно посмотрел на него, после чего посветил фонариком. Дна… Нет, дно, кстати говоря, видно, но глубоко, это точно. А если учитывать, что сейчас январь, а тут ничего не замёрзло, то можно с уверенностью сказать, что поверхность явно куда повыше будет. Возможно, мы всё это время шли по едва заметному уклону вниз, отчего спустились глубже.

Я с интересом присел и кинул в воду камень, который со звонким «бульк» ушёл на дно. Всё же здесь не очень глубоко, если так брать. Бывают пещеры, затопленные водой куда сильнее. К тому же, есть куда ещё прогуляться, как я вижу: как под водой, так и над. Явный рай для спелеологов.

Я рассматривал озеро до тех пор, пока меня не похлопала по плечу Сирень. Где-то там, дальше, весело болтали о чём-то парни, явно увлечённые своей беседой.

— Надо уходить, — голос Сирени был твёрдым, настойчивым и слегка возбуждённым, что заставило меня сразу обернуться.

Да, Сирень была возбуждена. А глаза… Сложно объяснить, однако если описать впечатление от взгляда на них, то они были хищными, словно у того, кто готов к охоте. К тому же, уши она совсем не прятала. Теперь они стояли торчком, словно прислушиваясь к чему-то или выискивая кого-то.

— Ты чего? — нахмурился я.

— Я тебе говорила про то, что если есть я, то есть и другие?

— Да, говорила, — не раздумывая, ответил я.

— Вот здесь конкретно есть другие. Поэтому надо уходить от греха подальше.

— Но если они такие же, как…

— Не совсем такие же. Ты слишком мало знаешь о мире. И даже я знаю о нём мало. Но больше тебя и достаточно, чтоб понять его разнообразие. А теперь уходим.

Я не стал спрашивать дважды. Сразу подошёл к парням, подхватив свою сумку.

— Надо уходить, срочно, — тут же отчеканил я.

— Что случилось? — тут же встрепенулся Алекс, а Малу, глянув на Сирень, лишь кивнул.

— Если надо, то надо. Так, парни, уходим.

— Полиция? — спросил Лом.

— Просто уходим! — поднял голос Малу. — Быстро!

А тем временем я обернулся лицом к пещере, стянув автомат. Как и Сирень. Но если я обернулся для того, чтоб контролировать тыл, то она потому, что почувствовала кого-то. Пока парни пролезали в щель по одному, она точно приготовилась от кого-то отбиваться. Автомат у плеча, ноги слегка присогнуты, словно в любую секунду она готова отпрыгнуть.

К тому моменту, как в щель пролезал Малу, — а сделать это с тридцатикилограммовым мешком было непросто, — я тоже услышал звуки. Помимо тихой ругани Малу, того, как он тёрся об каменные стены, и журчания рек, которые вливались в озеро, я слышал звуки, похожие на цоканье когтей по камню. Только вот раздавались они не оттуда, откуда мы пришли, а из другой пещеры. Той, что находилась на другой стороне озера.

В какой-то момент они пропали. Вновь стало тихо, будто ничего и не было, только шум реки. Мы продолжали водить фонариками по пещере, пытаясь найти угрозу, но… её не было. Просто пещера с подземным озером.

— Вы идёте? — позвал Малу.

Я переглянулся с Сиренью, и она кивнула.

— Давай, Тара, если что, я прикрою.

— Хорошо.

Учитывая мой размер, первым делом пришлось передать сумку, чтоб более худой Алекс её протащил через щель. Уже после этого, сняв с себя автомат, я принялся протискиваться через эту расщелину, чувствуя лёгкий прилив клаустрофобии. Ведь если вдруг камни сдвинутся, меня тут просто раздавит. От этой мысли стало ещё страшнее, и я, сам того не понимая, начал протискиваться быстрее.

Но едва пролез одну треть всего расстояния, как услышал вполне отчётливый звук того, как что-то погрузилось в воду. Не упало, а именно погрузилось.

Я буквально замер на месте.

— Сирень? — негромко позвал я и тут же пополз обратно. — Ты там?

— Да, — негромко ответила она. — Я слышала.

— Тебе нужна помощь? — так же тихо спросил я.

— Нет, лезь быстрее, пока…

Звук удара чего-то твёрдого обо что-то мягкое услышал я даже отсюда, несмотря на то, что здесь журчала вода. И я боюсь предположить, что чем-то мягким была сама Сирень. Я куда быстрее пополз обратно между стенками, забыв про клаустрофобию. А очень скоро и обо всём другом.

И Сирень была права, я действительно совершенно не знаю собственный мир. Мой мир — это всё, что я вижу перед собственным носом. Но стоит присмотреться, и понимаешь, что наша мнимая стабильность и обыденность лишь иллюзия и нежелание копнуть глубже. Там под слоем повседневной пыли обитают поистине удивительные вещи, настолько же, как и сама Сирень.

Глава 39

Как описать то, что я увидел в свете упавшего фонарика Сирени?

Как… огромную гориллу, чьи руки и ноги побрили налысо, с такой же лысой головой австралопитека и мохнатым телом. И вот это вот сейчас вылезло из воды, протягивая свои лапы к валяющейся и тихо поскуливающей Сирени, как в сказках про чудовищ, которые хотят утащить маленьких детей в логово, чтоб съесть.

Ага, щас, блин.

Зная, что так вряд ли попаду во что-либо, я всё равно поднял автомат и нажал на спуск, отгоняя тварь назад. Тишину, которая буквально обволакивала нас последние несколько часов, разбила вдребезги автоматная очередь. Ударило даже по барабанным перепонкам, которые заболели. Конечно, удержать его в вытянутой руке было той ещё задачей, а про отдачу вообще говорить не приходилось. Его тут же задрало вверх, ствол запрыгал влево-вправо, поливая свинцом всё, кроме самой цели, и звонко выбивая каменную крошку из пещеры. Автомат почти что выпрыгивал из моей руки.

Тварь испугалась. Метнулась из света фонарика в темноту, скрывшись во тьме по направлению пещеры, из которой мы вышли. Я продолжал стрелять, вылезая из расщелины. Прекратил, когда автомат скупо щёлкнул металлом. Закончился магазин. Вытащил, спрятал, затолкал новый, передёрнул затвор.

— Тара! — позвал слегка испуганно Малу. — Что там происходит?!

Я не ответил, настолько сосредоточился на пещере, откуда мы вышли. Подсвечивал ярким фонариком, выцепив им из темноты выход, целясь туда и медленным шагом приближаясь к постанывающей Сирени, которая сейчас неспешно вставала.

— Ты как? — очень тихо спросил я.

— Зарядил куском камня в меня, — пожаловалась она, вставая на четвереньки. — Как же больно…

В это мгновение, будто реагируя на наши слова, тень метнулась из пещеры прямо в воду, и я без единого сомнения начал стрелять.

Но не успел.

Пули выбивали куски камня из стены буквально следом за тварью, которая проворно добралась до воды и удивительно бесшумно нырнула в озеро, только разводы на водной глади и остались. Я подскочил к берегу и начал стрелять в воду, поднимая фонтанчики брызг. Поливал от бедра, надеясь достать её. Остановился, внимательно вглядываясь в пучину озера и лихорадочно шаря фонариком по дну. Но там лишь камень, ещё камень, булыжники, каме… твою же!

Я направил автомат на тень в тот момент, когда она уже выныривала передо мной. И до того, как я успел выстрелить, мне прилетел удар в грудь. Удар такой силы, что даже меня, стокилограммового парня, отбросило в стену. Эти три метра я пролетел, даже не касаясь ногами пола, и врезался с такой силой, что не только мой собственный дух, но и всё, что поддерживало меня в сознании, просто улетучилось.

В голове всё поплыло, и я едва не отключился. Мир передо мной то появлялся во всей своей красе, то погружался во мрак вместе с моим сознанием. И вот через такие вот вспышки я наблюдал, как в свете упавшего фонарика и того, что был на лбу, из воды медленно, практически пафосно, поднимается эта искажённая версия гориллы. Удивительно бесшумно она вытянулась передо мной и сделала несколько шагов в мою сторону.

Я бы и рад встать, но тело просто не слушалось. Я вот-вот сам мог потерять сознание.

И в тот момент, когда меня и тушу разделяло всего несколько метров, на спину твари метнулась Сирень. Рыча, она одним прыжком оказалась у него на горбу, открыла рот, обнажив частокол таких зубов, что становилась страшно, и вцепилась ему в шею.

Существо негромко зарычало, словно не хотело лишний раз шуметь, и начало крутиться в разные стороны, пытаясь сбросить Сирень и дотянуться до неё руками.

Она же ловко спрыгнула, позволяя его лапищам ухватить лишь пустоту, поднырнула к нему и ударила по колену, вновь отскочила и снова ударила по колену. При этом Сирень теперь передвигалась на четвереньках, словно реальный зверь, немного рыча и двигаясь боком вокруг существа. Руки, судя по всему, стали немного длиннее, да и её зубы теперь даже под губами не помещались, буквально торча наружу. Нижняя часть лица тоже немного вытянулась.

Она набрасывалась на тварь и вновь отскакивала, избегая её ударов. И так раз за разом, отводя существо от меня.

— Блин… ублюдок… — пробормотал я, с трудом оглядываясь в поисках автомата. Тот лежал в нескольких метрах от меня.

Я даже не пытался встать, просто подползя к нему на четвереньках, словно пьяный. Сел на пятую точку, поднял его в руки, немного оттянул затвор, проверяя патрон в патроннике, после чего прижал приклад к плечу. Перед глазами всё до сих пор плыло, но я уже мог не бояться, что отключусь.

Прицелился в тварь, после чего крикнул:

— Сирень! В сторону! — правда, вместо окрика изо рта вылетели лишь хрипы прокуренного человека.

Но даже это она услышала, отпрыгнув едва ли не на два метра от твари. А я начал стрелять. Короткими очередями туда, где у неё должны быть колени. Вновь грохот автоматных очередей: небольшая очередь в одну ногу, потом в другую, вновь в одну и вновь в другую.

И существо уже с чудовищным оглушающим рёвом повалилось на колени. Но при этом попыталось уползти на руках в озеро.

Не вышло.

Сирень наконец вспомнила, зачем ей был дан автомат, подпрыгнула к существу, приставила ствол к виску и нажала на гашетку. Грохот выстрелов, очередь во весь магазин и лёгкий «бум» от падения туши на землю.

После этого сама выронила автомат и медленно села на землю:

— У-у-у-х-х… — видимо, ей досталось тоже не слабо.

Да и мне тоже хотелось, честно говоря, лечь, полежать немного, пусть даже на земле. Но… нельзя. Я в могиле высплюсь. Поэтому на одну ногу упор, потом напрягся и резко встал, покачиваясь.

— Сирень? — спросил я голосом, словно принял чего-то.

К этому моменту через щель уже протиснулся Малу.

— Что у вас… мать твою на хуй садить, это что? — он направил фонарик на существо, около которого сидела Сирень. Я подошёл к нему, немного покачиваясь из стороны в сторону.

— Тварь.

— Это я вижу, но… — он медленно и осторожно, словно существо могло в любую секунду вскочить, подошёл поближе. — Сирень, ты как?

— Не очень… Гадина бросила в меня кусок булыжника, — вздохнула она. — Это тролль.

— Тролль? Разве они не только в сказках бывают?

— А мы сейчас в сказке? — хмуро посмотрела она на него. — Или я ненастоящая? Это подземный тролль, ничего особенного.

— Херасе, ничего особенного, — пробормотал он.

Когда я подошёл, нормальная длина конечностей, да и общий вид Сирени вернулся в норму. Только кровь на лице была. Что касается тролля, как она назвала это, он действительно имел лысые руки, ноги и голову, покрытые очень грубой кожей, когда тело было в шерсти. Походило мордой оно на австралопитека или очень некрасивого человека. Лоб маленький, челюсти выпирают, большие губы-вареники, из-под которых торчат клыки, огромный нос, ещё и большие уши в разные стороны торчат, как у эльфов.

Возможно, мы нашли собрата йети.

— Они разве… блять… — кажется, у Малу небольшой разрыв шаблона, и я его понимаю. Живёшь ты в мире, где есть телевизор, машины и самолёты. А тут тролля из сказок встречаешь. Это как снег на голову летом.

— Что он тогда ел здесь? В щель он точно не пролезет, — заметил я.

— Наверное, или в спячке был, или есть ещё один вход. Но этот старый какой-то на вид, вон, весь в проплешинах. Видимо, давно здесь обитает.

— Он один здесь? — спросил Малу, водя стволом автомата по пещере.

— Был бы не один, они бы уже все были тут.

Сирень вздохнула, протянула руку, и Малу помог ей подняться. Она потянулась, словно только что встала с кровати, похрустела шеей. Подошла к озеру и умылась, после чего подняла автомат и пошла за сумкой.

— Ты как, сможешь идти? — начал он. — Может твою сумку…

— Не надо, сама дотащу всё. Просто уже вряд ли побегаю сегодня, да и завтра, так же бодро.

Я с сомнением посмотрел на неё, потом на Малу, но тот лишь пожал плечами, мол, вот такая она упрямая. Что касается существа, я ещё раз осмотрел его. Не сказать, что оно было каким-то удивительным и неземным, чтоб я испытал приступ паники или же чувство нереальности. Я бы даже смог предположить, что это какая-то обезьяна, подгоняя её под нашу реальность, если бы не Сирень.

С ума сойти можно… Хотя, если подумать, разве наша электроника, импульс и самолёты не выглядят столь же странными для тех, кто с этим никогда не сталкивался?

На этот раз через щель последим протискивался Малу. Последние лучи света от фонаря напоследок осветили подземное озеро и труп, с которого в воду стекала кровь, после чего всё там провалилось во мрак.

Мы проползли по щели друг за другом, где нас уже ждали Лом и Хрыч.

— Что там случилось? — сразу спросил Лом, облегчённо выдохнув.

— Лучше тебе не знать, — отмахнулся Малу.

— Да ладно тебе!

— Тогда можешь сам сходить и глянуть. Но поверь, такое не забывается. Лучше некоторые вещи не знать, не видеть и вообще не замечать, — покачал он головой и прошёл мимо.

Лом с сомнение посмотрел на Малу, потом на меня с Сиренью, а после на проход, откуда мы вылезли. Не решился. И правильно сделал — лучше думать, что у нас самый обычный мир, иначе потом начнёшь задумываться, а не водятся ли у нас ещё и вампиры?

Мы лезли обратно ещё около получаса. На наше счастье, здесь не было отвесных подъёмов с идеально гладкими стенами, разве что крутые обрывы два раза встретились. Камни, камни, камни, камни — это было единственным, что мы видели на протяжении всего пути, пока под ногами не показалась обычная земля и песок.

Буквально пара минут, и мы уже были напротив выхода из пещеры. Сам выход в виде очень узкого лаза под какими-то корнями находился сверху, и туда можно было подняться лишь по не большой, но крутой насыпи, уходящей вверх. Мы же были где-то в месте наподобие предбанника перед пещерой, куда ветром иногда задувало листья, ветки и прочий мусор.

— Сейчас пещера ещё должна глушить маячки, поэтому предлагаю всё проверить и только потом уже лезть, — предложил я.

Остальные были не против. Данное действие у нас заняло немного времени, после чего мы вновь положили деньги обратно в сумки. В сумме насчитали около десяти маячков.

— А флэшка у тебя? — спросил Малу неожиданно, когда мы уже складывали деньги обратно.

В тот момент, когда я полез рукой в карман и не нащупал её, у меня ёкнуло сердце и опустилось на дно желудка. Но оказалось, что флэшка была просто в другом кармане на молнии. Улыбнувшись от облегчения, я протянул её ему.

— Держи.

— Я уж думал, что ты её потерял.

— На мгновение я и сам именно так подумал, — признался я, облегчённо выдохнув.

***

Было около трёх часов ночи, когда мы вернулись в наш сэйфхаус. Сил ни у кого толком не было, зато радости было столько, что хватило бы человек на сто. И пусть мы были не сильно многословны, однако от каждого буквально чувствовался заряд хорошего настроения. Атмосфера была приподнятой и даже праздничной.

С горем пополам выбравшись из пещеры, мы ещё несколько часов шли пешком через лес, пока не вышли к окраине города. Правда, индустриальный район был с другой стороны, но это была не проблема — Сирень уже присматривала подходящую для нас машину.

Малу хотел было позвонить Стреле, но я положил ему руку на плечо и покачал головой.

— Не стоит.

— Думаешь, сделает гадость?

— Гадость — это самое малое, что он может сделать.

— И что предлагаешь?

— Давай пока не будем ему сообщать, что мы сорвали куш, окей? — предложил миролюбиво я. — Это же успеется, верно?

Малу внимательно смотрел на меня, раздумывая о чём-то, после чего лишь кивнул головой.

— Ладно, окей, — качнул он головой. — Приедем в наш сэйфхаус и решим уже на месте.

Насколько я верил в то, что Стрела преподнесёт нам говнецо на блюдечке? Я бы сказал, что пятьдесят на пятьдесят. Может да, может нет. Он не кидал нас до этого и не давал повода думать, что хочет кинуть нас, но всё же некоторые моменты и совпадения меня смущали и вызывали вопросы. Почему?

Ответ, который был самым логичным, напрашивался не самый приятный и жизнерадостный.

Так что не сообщать ему пока было хорошим решением. Сейчас приедем, немного порадуемся, разделим всё и там уже решим, как будем передавать деньги с грузом, чтоб максимально обезопасить себя. Ведь не обязательно всю сумму везти к нему, верно?

— Ну что, парни, вас подвезти? — остановилась около нас Сирень на машине. Обычный семейный микрик, в который мы все могли вместиться.

Доехали мы тоже без приключений, Сирень умела выбирать дороги, по которым стоит ехать. Несколько раз нам на глаза попадались патрульные машины, но каждый раз мы были слишком далеко от них и ловко уезжали от греха подальше по придомовым территориям и всевозможным улочкам в спальных районах.

Сейфхаус, как оказалось, был в подвале заброшенного цеха. Такое небольшое помещение с четырьмя бетонными подпорками, которые поддерживали потолок над нами, который по совместительству был и полом цеха. В центре помещения был большой люк, ведущий в канализацию, как я понимаю. В центре помещения стояло несколько столов, на которые мы, собственно, и поставили сумки.

— Не могу поверить, что мы это сделали, — выдохнула Сирень, когда шестая сумка легла на стол. Она тут же расстегнула сумку и достала несколько пачек. — Хранительница великая, я первый раз столько держу!

У неё даже уши стали подниматься из-под зачёсанных волос, на что я положил ей на голову руку, пряча их. Она вопросительно посмотрела на меня, после чего улыбнулась, поняв причину, и подмигнула.

— Что, толстяк, пойдёшь скупать бургерные?

— Острячка, — усмехнулся я.

— А мне ты себя толстяком не дал назвать, — прищурился Хрыч.

— Естественно, — невозмутимо ответил я и прижал её к себе за плечи. — Ты же не лапочка, в отличие от неё.

Сирень вдобавок ещё и язык ему показала.

Хрыч лишь хмыкнул.

— Да, не лапочка, точно. Но всё хорошо, что хорошо заканчивается, — он раскрыл свою сумку. — Что, Лом, пойдёшь всё же в универ?

— Естественно, тут как раз хватит.

— Это где столько универ стоит? — вытянул лица Алекс.

— Сильверсайдский международный, — пожал плечами Лом. — Можно, конечно, и в гарвардский или оксфордский, а можно вообще в токийский или московский, но смысл?

— Да, смысл? — хмыкнул Малу. — Универ для слабаков. Можно просто уехать в какую-нибудь страну третьего мира, вложить бабки, чтоб крутились там, иметь несколько жён во всех смыслах и забыть этот пиздец в виде бетонных подвалов и грязных улиц.

— А как же двигаться вперёд? — усмехнулся он.

— Двигаться вперёд? Да чот заебался.

— Разве Сильверсайдский не для людей с импульсом? — спросил я.

— Не только для них. Сам факт, что ты закончил его, уже ого-го, — поднял он палец вверх.

Сирень же о своих планах не спешила говорить, лишь мечтательно трогала деньги и даже нюхала их, словно они были всем. В каком-то смысле они и были всем.

— Так, как бы то ни было, надо понять, что нам делать теперь, — хлопнул в ладоши Алекс.

— Теперь? Делить деньги, — выдавил ухмылку Хрыч.

— Это ясно, но Стреле надо отсыпать в любом случае. Сейчас или потом.

— Да сейчас, наверное… — почесал Малу затылок. — Можно сразу отсчитать ему и отнести, а остальное останется у нас. Незачем все двадцать лимонов таскать по городу. Заодно забросим его автоматы.

— Так, а мы их в машине оставили. Их безопасно вообще там оставлять?

— Что им будет? — пожал я плечами.

— Кроме того, что угонят машину… — начал он, чем вызвал злобный взгляд Малу.

— Что за уёбок, теперь я тоже об этом думаю и волнуюсь. Теперь иди за ними сам.

— Не, свои бабки я вам не доверю. Сирень?

— А что сразу Сирень? — встрепенулась она. — Сам иди!

— Да ладно тебе! А я… а я тебя больше не буду бесить! Вот! — обрадовался он, найдя достойную причину.

— Так ты меня и так не будешь бесить! — растянулась её улыбка до ушей. — Скоро разойдёмся своими дорогами.

— Но у нас ещё целая ночь впереди, детка, — подмигнул Алекс ей, от чего она скривилась.

— Засранец, — бросила она напоследок и вышла из комнаты.

— Ты утащишь сама? — но она не услышала. — Тара, поможешь ей?

— Поверь, такие, как Сирень, утащат все автоматы.

— Да ладно, лучше сходи с ней, — подмигнул он мне. — Только подумай, сможешь помочь и там…

— Балабол, — лишь отмахнулся я. — Ладно, давайте делить. Покончим с этим делом.

Все согласно закивали и принялись выкладывать деньги из мешков на стол.

— Так… сколько на каждого? — спросил Лом, разложив деньги и сумки.

— Два миллиона, триста тридцать три тысячи, триста тридцать три доллара, — тут же отчеканил я.

— Ты что, запомнил это всё сам? — усмехнулся Алекс.

— Такое сложно забыть, — выдавил я улыбку вежливости. — Но у нас нет мелких купюр.

— Уровняем до соток, а остальное сбросим в благотворительный фонд, — пожал плечами Хрыч. — Никто не против?

Мы покачали головой. Начали считать деньги, заполняя первую сумку пачками…

Ночь только начиналась для нас. Ночь, которая навсегда изменила жизнь всех нас. Потому мы забыли главное правило жизни этого мира — никогда никому не верь. Предают все, вопрос лишь в цене. Через несколько мгновений мы прочувствовали это на собственных шкурах.

Глава 40

Прогремело два выстрела.

Это было настолько неожиданно, что я подпрыгнул на месте, выронив деньги из рук и случайно задев стол, из-за чего несколько стопок купюр на краю упали на пол.

Голова сначала Хрыча, а потом и Лома разлетелись небольшим красным взрывом, словно лопнули мешочки с краской. Вряд ли они успели понять, что случилось, а Хрыч и испугаться не успел, умерев первым и мгновенно. Не сказать, что я сочувствовал старому, но явно не такой смерти заслуживает человек, который честно отработал и дошёл до конца.

Лом попытался обернуться, и пуля угодила в висок. Он качнулся и завалился на стол, опрокинув его вместе с деньгами.

Третьего выстрела не последовало, хотя чуть позже я понял, что подсознательно ожидал его. Просто замер, не смея двинуться и боясь, что следующая пуля прилетит именно мне.

Малу стоял с таким лицом, словно сам не мог понять, что происходит. Он в шоке смотрел на два трупа, после чего поднял взгляд на виновника кровавого торжества предательства.

— Ёб твою мать, ты чо творишь, Али?! Ты ебанулся?! — он не верил, я чувствовал это в его голосе.

— Я делаю то, что должен, — раздался голос Алекса. — Хотелось бы сказать, что ничего личного, но боюсь, что это будет не совсем правдой.

— Какого хуя?!

Послышался скрип двери и щелчок замка.

— Руд, Малу, отойдите от стола.

Медленно развернулся лицом к Алексу, который сейчас держал пистолет в вытянутой руке. Но целился он в первую очередь в Малу, хотя я был уверен, что дёрнусь, и он будет целиться уже в меня. Словно прочитав мои мысли, Алекс покачал головой.

— Не надо, Руд. Это тебя не касается. Это не твоё дело и тебе не надо в нём участвовать.

— Что за хуйню ты несёшь?! — крикнул Малу.

— Зачем? — совершенно спокойно спросил я практически одновременно с ним.

— Зачем? Это бизнес, Руд. Малу перешёл границу, которую ему пересекать не стоило, — покачал он головой.

— Какую, блять, границу?!

— Дались в тот момент тебе те фотографии, Малу! — уже громче сказал Алекс. — Нахрена ты тогда наговорил всякой хуйни Стреле?! Не знал, какой он больной ублюдок?! Что эта сука мстительна настолько, что не простит грубого слова даже матери?!

— Не прикрывайся тут благим делом, уёбок!

— Да мне плевать на благое дело! Проблема в твоей сестре! — выкрикнул он.

Повисла тишина. Однако через пару секунд в дверь стала тарабанить Сирень.

— Парни! Что у вас происходит!? Эй! Откройте дверь! Малу! Али! Откройте дверь!

Через секунду её голос мы уже слышали и по рации, но никто её не слушал.

— Ты обидел Стрелу, Стрела захотел вашей крови.

— И ты с радостью вписался в это?!

— Я знаю, что ты был знаком с теми парнями, что лишили зрения Мари, — тихо произнёс он. На Алексе не осталось и тени его прежнего, словно передо мной был совершенно другой человек. — Ты знал обоих, но ничего им не сделал, потому что зассал.

— Не говори о том, чего не знаешь!

— Да неужели? Ты просто проигнорировал это, сделал вид, что не знаешь, кто это. А вот Мари знала. Знала и то, что ты не стал ничего предпринимать ни до, ни после этого. Ты мог спасти её зрение, хитрожопый уебан!

— Ты. Нихуя. Не. Знаешь, — прошипел Малу.

— Я знаю достаточно, чтоб понять, какая же ты скользкая и неуравновешенная скотина. Боишься только силы, словно какой-то скот. Как животное, которое надо бить, чтоб оно боялось — вот какой ты понимаешь язык.

— ДА ПОШЁЛ ТЫ…

Малу бросился в его сторону, и Алекс, не раздумывая ни секунды, выстрелил. Того отбросило прямо на один из тех бетонных столбов, по которому он и сполз, оставляя за собой кровавый, словно проведённый кистью, след. В дверь начали тарабанить куда активнее.

Я было тоже дёрнулся, но Алекс тут же нацелился на меня.

— Не надо, Руд. Ты здесь ни при чём. Это не твоё дело. И вообще, тебе стоило просто пойти с Сиренью, как я предлагал. Может быть что-нибудь у вас бы и заладилось.

— Ты предал нашу команду, — покачал головой я. — Какого чёрта, Алекс?

— Предал? Ты слышал, что он сделал? — слегка удивлённо и возмущённо спросил Алекс, махнув на него пистолетом. — Он спустил на тормоза то, что сделали с Мари!

— Да, но… это было их дело, их семейное дело, а не твоё. Ты вообще ни с боку, ни с припёку там. И разрешить вопрос решил именно сейчас. Просто выстрелив в спину на задании, когда мы друг другу доверяем жизнь, а не при личном разговоре.

Нельзя вмешивать личные причины в дело. Нельзя убивать своих на задании. Как бы ты его ни ненавидел и ни призирал, на деле, если ты согласился на него, все равны и все друг другу доверяют. Должны, по крайней мере. Алекс согласился. И воспользовался этим доверием…

Я бы ничего не сказал, если бы они выясняли отношение просто где-нибудь на улице. Но Алекс… он просто выстрелил в спину, положив при этом ещё двух, как ненужных свидетелей.

— Но теперь это и моё дело, — он посмотрел на Малу. — Ты допизделся до беды, Малу. Я тебя столько раз предупреждал, но ты самый умный, говоришь то, что нельзя говорить. И тогда ты тоже полез в бутылку, не пытаясь остановиться, пока на тебя не наставили ствол. Стрела хотел убить за тот наезд вас обоих, Малу. Он хотел из-за тебя убить и твою сестру. Убить её, потому что ты, блять, не держишь свой поганый язык за зубами! Ты только о себе и думаешь!

— Ёбаный предатель… — прохрипел Малу. — Не прикрывайся моей сестрой! Если бы ты сказал об этом мне, я бы пришёл и вышиб ему мозги!

— О, какой ты смелый! И как, вышиб за те фото, которые тебе напомнили о твоих собственных грешках? А если бы и убил, что дальше? Вас обоих бы клан Хасса нахуй на ремни за такое порезал, даже если бы ты сдался добровольно потом! Тебя многие знают там!

— Да пошёл ты!

— И я пошёл, — оскалился Алекс. — Я узнал об этом случайно, когда припёрся в бар. Мне рассказал об этом один из пьяных дружков Стрелы. Усмехался, что скоро тебя с сестрой кокнут, и что я буду работать без тебя, бегать у других на побегушках. И тогда я пришёл прямиком к Стреле, пришёл просить за Мари. Сказал, что я сделаю всё, что требуется от меня, если он не станет её трогать. Стрела поклялся, что не тронет её, если я сделаю одолжение. Ты знаешь, что Стрела никогда не бросает слов на ветер.

В этот момент за дверью послышался выстрел из автомата. Одиночный. И буквально через мгновение девчачий вскрик. Скорее всего пуля отрикошетила в саму Сирень, которая хотела прострелить замок. Да вот только здесь засов, идиотка.

Алекс немного дёрнулся, обернувшись, и Малу сделал новую попытку напасть на него, даже с простреленным плечом. Но шансов у него не было от слова совсем. Алекс выстрелил тому в живот, отбросив его обратно к столбу.

— Стрела не собирался убивать ни Руда, ни Инну, ни меня. Только тебя и твою сестру. И тогда я предложил свои услуги в обмен на неё. И он согласился, — продолжил он как ни в чём не бывало.

— На что же, — зло выплюнул Малу.

— Твоя жизнь и деньги с грузом. Если я отдам их, твою сестру не тронут, — Алекс странно улыбнулся, словно его кто-то пнул в этот момент в пах. — Разве ты не был готов отдать за сестру жизнь?

— Да пошёл ты! — плюнул в него Малу, но попал себе на ноги.

— Погоди, Али, в смысле все деньги? — спросил удивлённо я, не поняв до конца смысл сказанного.

— Руд, послушай…

— Нет, погоди, ты выкупил жизнь Мари на все эти деньги? — кивнул я на мешки с деньгами.

— Я должен это сделать, иначе она покойница, — начал оправдываться он. — Пойми, или они, или Мари.

— А ничего, что если я не достану эти деньги, то покойница уже моя сестра? — тихо спросил я. — Ты понимаешь, что выкупил жизнь Мари моей сестрой?

— Мы сможем договориться со Стрелой.

— Я не собираюсь договариваться ни с кем. Я хочу свою долю.

— Мы сможем поговорить и получить нужные тебе деньги! Он даст, если договориться!

— Какое, в задницу, договориться!? Я сделал свою работу! Я хочу свои сраные деньги, которые нужны мне прямо сейчас! Я не собираюсь работать на те деньги, которые и так мои, чтоб получить их когда-нибудь.

— Да не обязательно когда-нибудь!

— Я не собираюсь заниматься этим дерьмом дальше, Алекс. Я выхожу из игры. Но выхожу с деньгами. У меня нет желания ещё несколько лет быть собачкой у этого урода.

Я сделал шаг к Алексу, и он наставил на меня пистолет.

— Руд, не надо, серьёзно, — попросил он. — Мне нужны эти деньги.

— Ты кинул нас! Всех нас предал! Меня, Сирень, этих двоих! Что бы ни сделал Малу, ты предал и его, потому что устроил разборку на деле, когда каждый без задней мысли доверяет свою спину! Ладно после, но не на деле! И мало этого, ты ещё и распорядился всеми деньгами ради своей цели, как своими, и теперь оправдываешься, что нам придётся всего лишь вкалывать до посинения, чтоб получить их обратно!

— Я не хочу зла ни тебе, ни Сирени. Если бы Малу завалил своё ебало ещё тогда, ничего бы этого не было!

— Мне нет дела до ваших обид и Мари, Алекс. Как, в принципе, и тебе до Наталиэль. Но я не собирался расплачиваться её жизнью ради своей сестры за спиной у всех, как это сделал ты.

— Я не расплачивался, — покачал он головой.

— Так оно и есть. Получается, что мы все работали только на твою Мэри, но мне плевать на неё, пусть и жаль. Меня волнует только моя сестра.

Я шагнул к нему.

— Руд, не надо.

— Делай что хочешь, но я собираюсь забрать свои деньги. Может их Стрела и не заметит.

— Он знает, сколько их должно быть. Он заметит два миллиона.

— Мне нет до этого дела. Ты сам влез, сам и выкручивайся.

— Пожалуйста, не заставляй меня, Руд, — пробормотал Алекс, отводя с щелчком курок. — Мы друзья. Я даже могу отработать твои деньги, но не стоит нам сейчас устраивать войну между нами.

Но Стрела не согласится их сразу возвращать. Просто не даст тебе два миллиона под честное слово. По частям, но точно не сразу, чтоб как можнодольше держать тебя на цепи. И когда он тебе их полностью вернёт, Наталиэль уже не будет в живых. А если ты скажешь, что это для меня, то он может и отдаст их тут же, только работать уже буду на него я, и тоже чёрт знает сколько.

К тому же, Стрела наверняка заставит меня сказать в обмен на деньги, зачем они мне и почему я готов на него работать ради них. И тогда сможет понять, что держать меня за яйца можно и с помощью сестёр. А этого я боюсь больше, чем сам попасть к нему в такое рабство — боюсь, что уже их жизни будут у него в руках. У меня есть подозрение, что к одной из них он уже прикладывал руку, и я не хочу, чтоб он делал это ещё раз, но только с обеими. Я просто не позволю ему этого. Хватит с меня этого дерьма.

Потому у меня есть и ещё один вопрос к Алексу.

— Тогда скажи, это ты сливал информацию о нас Стреле за нашей спиной?

У него едва заметно взметнулись брови. Он сначала хотел что-то сказать, но потом тряхнул головой, словно выкинул ненужные мысли из головы.

— Сливал инфу Стреле? Ты чё? Я никогда не сливал инфу про нашу группу и то, что мы делаем. Даже на Малу.

— Да пошёл ты, уёбок!

— Сам иди, Малу. Всё это заварилось из-за тебя.

— Ты тоже виноват в этом, Алекс, — сказал я. — Ты втянул в свои дела всех, и ещё при этом всех и кинул, так что пошёл ты в задницу!

Я спокойным шагом направился к столу, когда грохнул выстрел и перед моими ногами разлетелись осколки бетона. В дверь снова забарабанили, но практически через считанные секунды перестали.

— Не надо, я серьёзно. Мы друзья. Но я слишком дорожу Мари, чтоб выбрать тебя.

В этот момент по рации с нами снова связалась Сирень.

— Эй! Ответьте мне! Слышите?! Ау! Сюда едут какие-то машины, и я сваливаю! Я даю вам минуту и сваливаю!

— Это Стрела, — сообщил нам Алекс.

— Ты понимаешь, что после этого дела могут всех нас убить, как свидетелей? — спросил я. — Учитывая тот факт, что мы покусились на дом и забрали кое-что ценное, от чего весь город гонялся за нами, Стрела может избавиться от всех нас, как от последней ниточки. Потому мы и хотели отогнать ему деньги отдельно. И ты бы смог скрыться от него с Мари и Малу.

Он лишь покачал головой.

— Ты думаешь, что можно просто так уйти? Ты веришь в это?

— Да.

— Ничего не получится. От этого не сбежишь, как бы ты ни пытался. Кланы есть везде — тебя просто поймают в другом месте.

Я знаю проблему таких людей, как Алекс. Они верят в то, что им говорят. Они как стадо — куда пастух гонит, туда и бегут. Он действительно верит, что какой-то хуй типа Стрелы может достать их где угодно. У них узкое мышление, они просто поражены страхом, от чего не могут мыслить адекватно. Он боится Стрелу, не может даже себе представить возможности кинуть его как на бабки, так и на это дело.

— Это ты ссыкло, Алекс, — покачал я головой. — Ты боишься Стрелу, веришь в его силу настолько, что даже подумать о другом варианте не можешь. Считаешь его всемогущим и всесильным, словно он обладает такой властью, что сможет тебя достать где угодно. Даже не можешь подумать о том, чтоб кинуть его на деньги, оставив лишь груз, который и так будет хорошей платой, после чего свалить в закат с Мари.

— Я не боюсь его, — поджал Алекс губы.

— Ага. Вижу. А ведь он обычный человек, которого очень просто достать. Простой подонок со стволом, который сдохнет от одной пули и ничего из себя не представляет. Стрела не президент страны и не министр, которых охраняют будь здоров. Он обычный хуй, к которому можно подойти и выстрелить в затылок просто даже на улице. И всем будет плевать, так как он никто. Его место просто займут другие. Его сила — страх. И ты боишься Стрелу, боишься его мнимой, призрачной силы и власти, будто он сможет тебя достать в другой стране. Настолько боишься, что даже не думаешь идти против него, хотя он лишь грязь на дороге.

— Да пошёл ты! Ты не знаешь, сколько у него людей и силы!

— Отговорки труса, — выплюнул я эти слова. — Они никто и звать их никак. Они так же боятся, всего-то надо запугать их до смерти. Но у вас есть кое-что общее — что ты, что они ссытесь Стрелы и его, — в этот момент я поднял руку и пальцами показал кавычки, — великой силы.

Вся эта иерархия строится на страхе. Только на страхе и деньгах. Некоторые говорят, что иерархия криминального мира строится ещё и на силе, но они не правы. Сила — это лишь способ достижения страха, его производная. Пока она есть — тебя боятся. А деньги не дают смысла противодействовать, убеждая тебя в том, что смысл рыпаться, если тебе и так платят неплохо? Прямо как поводок.

Алекса прижали страхом. Настолько сильно, что он даже не думает сопротивляться, веря в силу Стрелы.

— Пока ещё не поздно отойти назад, Алекс. Стащить все деньги и свалить в закат. Иначе…

В этот момент в дверь постучали. Не так, как это делала Сирень — вальяжно, спокойно, словно стучатся тебе в дом. И Алекс на мгновение отвернулся. В эту саму секунду Малу бросился на него. И я бросился тоже. Надо было разоружить этого мудака, пока есть возможность.

Алекс дёрнул пистолетом сначала на Малу, который дёрнулся первым, но тут же направил на меня, потому что я был ближе.

Грохнул выстрел.

Боли я в этот раз не почувствовал. Лишь удар, который был такой силы, что меня бы отбросило назад, не будь я стокилограммовым хряком. А так меня всего лишь опрокинуло на спину. Дух выбило, как и в прошлый раз, когда в бронежилет попала пистолетная пуля инкассатора. Только здесь был всего один выстрел, но куда сильнее, чем тогда. Перед глазами всё потемнело, а потом резко вспыхнуло, словно включили прожектор.

Все остальные звуки доносились издалека. Как если бы мы находились под водой, и кто-то пытался в неё кричать, чтоб дозваться меня. Передо мной была только темнота, но голоса я слышал и через некоторый промежуток начал разбирать, что говорит как Алекс, так и Малу.

— …тебя. Ты просто не способен жить нормально, чтоб не бросаться на других, словно собака.

— Я не убиваю друзей…

— Но подставляешь их своим поведением. Не дёрнись сейчас ты, и я бы не стал ни в кого стрелять. И плевать тебе на остальных. Ты просто неадекватен, жесток и безумен.

— Иди ты нахуй… — пробормотал он.

— Да сам иди ты, заебал уже всех…

В этот момент я понял, что темно вокруг лишь потому, что у меня были закрыты глаза. Когда я успел их закрыть, что случилось, почему я не умер и чувствую боль в районе сердца? Почему так тяжело дышать, словно объём лёгких уменьшили?

Это всё было вторично. Мне нужны были деньги, которые хотел отдать Алекс, и в этом плане нам было не по пути. Даже понимая, что он мой лучший друг, и не бросься я на него, он бы не выстрелил, так же приходит понимание, что наши цели диаметрально противоположные. И тут стоит вопрос — или я, или он. Его Мари против моей сестры.

А ещё правда в том, что будь на его месте я, то, скорее всего, поступил бы точно так же ради своей сестры. Своя рубашка ближе к телу, и защищать мы будем в первую очередь то, что дорого нам.

Алекс стоял ко мне практически спиной, целясь в Малу. Это был мой единственный шанс, и я, не обращая внимания на боль и отсутствие воздуха в лёгких, тихо присел, готовясь на него броситься. Но то ли он почувствовал, то ли услышал шум, Алекс начал резко оборачиваться ко мне.

Я бросился на него.

Глава 41

Это был мой самый быстрый рывок. Вряд ли я смогу повторить так ещё раз даже просто потому, что у меня просто уже не осталось сил. По крайней мере сегодня.

Он обернулся, сразу целясь в меня из пистолета, но не успел выстрелить. В тот момент, когда ствол был уже направлен в мою сторону, я поднырнул под руку, сжимающую её, и врезался в Алекса. Выстрел грохнул уже за моей спиной. В дверь начали уже куда более беспринципно тарабанить и что-то говорить, но я уже не слышал. Врезался с Алексом в стену, буквально давя его между собой и бетонной стеной, от чего весь воздух вышел из него за мгновение.

Но он отнюдь не потерял боеспособности. Удар пистолета пришёлся куда-то в затылок, и я едва не потерял сознание. Отстранился, прижав руку с пистолетом к стене, и получил удар по лицу уже левым кулаком. Один, второй, третий… В голове и так темно, а ещё и удары сыпятся на лицо. Но иногда в такие моменты ты вспоминаешь то, что тебе когда-то говорили. Просто всплывает, словно ты всегда об этом и думал до сего момента.

И я вспомнил, чему меня учил отец. Поэтому после третьего удара быстро отвёл голову и со всей дури ударил его лбом в лицо.

Послышался хруст, что-то брызнуло мне на лоб, а удары прекратили сыпаться мне на голову. Второй удар лбом, и сопротивление стало слабее. Третий удар — он вообще перестал сопротивляться.

Но и я бить больше не могу, вот-вот сам потеряю сознание. Поэтому хватаюсь за пистолет, резко выкручиваю, вырывая его из рук… И Алекс цепляется за него руками, не давая отобрать. Пытается ударить меня в пах, но попадает по животу. И так несколько раз. Я же резко дёргаю его на себя, после чего наконец вырываю ствол. И тут же падаю, когда он ныряет под меня и буквально выдёргивает из-под меня мои ноги. Роняю пистолет, который улетает чёрт знает куда.

А Алекс набрасывается сверху и начинает что есть сил бить меня. Мне остаётся только прикрывать голову руками, из-за чего ему не очень удобно доставать меня ударами. После этого он поднимает голову и вновь бросается за пистолетом, но в последний момент я его хватаю за ногу, от чего Алекс растягивается на полу. Быстро встаю одновременно с ним и обмениваюсь ударами по голове. Но, в отличие от меня, он куда более лёгкий, пусть и более быстрый.

Мы обмениваемся ударами много раз, и пусть он быстрее, я куда лучше держу каждое попадание в голову, чем он, потому наступаю, даже не пытаясь прикрываться. Бью, бью, бью, постоянный напор, не давать ему передохнуть и отступить. Моё преимущество лишь вес, поэтому просто давлю его.

А потом резко бросаюсь вперёд, когда он вновь уходит в защиту, врезаюсь и валю на землю. Теперь уже я сверху, и ему меня точно не сбросить. Он пытается защищаться, пытается душить меня, а потом тянется к глазам, но я его опережаю. Хватаю за голову и начинаю вдавливать большие пальцы в его глазные яблоки. Всё сильнее и сильнее. Очень скоро он начинает орать благим матом и хватается за мои руки в попытке оттянуть их от лица. Но у него ничего не выходит.

В какой-то момент я чувствую, как мягкие, но довольно плотные шары под моими пальцами лопаются. Буквально уменьшаются в размерах, пропуская в себя мои пальцы. Чувствую, как пальцы погружаются всё глубже и глубже в тёплую кроваво-белую жижу. Алекс кричит, не переставая, оглушая меня в замкнутом помещении. Пальцы упираются во что-то твёрдое — кость с обратной стороны глаза.

И тогда я приподнимаю его голову и со всей дури бью затылком об пол. Один удар, второй… после него он перестаёт кричать. Потом третий…

На четвёртый удар я слышу лишь хруст костей. Сочный, яркий, словно кто-то от души хрустнул пальцами. Алекс обмяк в моих руках, превратившись в куклу и окончательно перестав показывать признаки жизни, а под его головой начала растекаться кровь. Я ещё до конца даже не понимаю, победил я или нет, почему бросаюсь к пистолету, хватаю его, оборачиваюсь и целюсь. Стреляю.

С обратной стороны его головы вылетает кровь вместе с мозгами и костями прямо на пол. Это выглядело со стороны, словно кто-то наступил на тюбик с пастой и оттуда вылетела краска.

А дверь тем временем уже вовсю сотрясается, и скоро её точно выбьют. Только сейчас я обратил внимание, что к нам не стучатся, а ломятся.

Дело труба, если мы отсюда не будем выбираться. Я быстро огляделся в поисках люка и нашёл его под столами с деньгами. Ни на секунду не задумываясь, перевернул их, освобождая люк, после чего подбежал к Малу.

— Ходить можешь?

— Да, но… кажись, мне кранты… Он прострелил мне живот…

— Давай, подползай, пока я буду открывать люк.

Благо здесь есть ручка, чтоб приподнять его и откинуть, что я и делаю. После этого хватаю пачку банкнот на нужды и помогаю Малу спуститься вниз.

Дверь затрещала. Начал вываливаться кирпич из стены. Ещё несколько ударов, и её просто вынесут.

— Быстрее! Прыгай давай! — я быстро переводил взгляд с Малу на дверь. Не выдержал, схватил ручной фонарик с пола и быстро полез за ним. Бросил прощальный взгляд на изуродованный труп Алекса, почувствовав, как в груди кольнуло болью и грустью. Правда в том, что он поступал так же, как и я — всё ради тех, кто тебе дорог. А когда такие пути пересекаются, выйти сможет лишь один.

К тому моменту, когда я настиг Малу, он уже коснулся земли ногой.

— Ни черта не видно и опять под землёй… — пробормотал он.

— Давай, запрыгивай, я смогу нас унести отсюда.

Он даже не пытался спорить, лишь забрался ко мне на спину, после чего я побежал. Побежал так быстро, как мог, держа в одной руке пистолет, а в другой фонарик, который выхватывал из темноты полуразрушенный коллектор заводского комплекса. На полу виднелась грязь и тина, уже замёрзшая из-за низких температур, что знатно облегчало нам задачу по передвижению.

Едва мы пробежали метров пятьдесят до первой развилки, как позади послышался грохот. Подозреваю, что они только что выбили дверь. Долго же ломились. Или же дверь очень прочная. В любом случае, я свернул вбок и вновь побежал. На следующем перекрёстке я окончательно потерял силы.

— Теперь ты сам иди, давай. Можешь обхватить меня за шею.

— Они сейчас бросятся за нами в погоню, — пробормотал он.

— Естественно. Они уже бегут за нами, идём.

Малу даже не потребовалось обхватывать меня за шею. Он сам смог добежать до следующей развилки, пусть и стоило это для него огромных усилий. Практически сразу за поворотом мы обнаружили лестницу наверх — самые обычные железные скобы, вбитые в стену. По ним мы и поднялись наружу. Топот преследователей слышался уже совсем близко, когда я начал подниматься наверх, буквально подталкивая Малу.

Мы, наверное, разминулись с преследователями буквально на секунду, потому что, когда я наконец вылез и резко перекатился в сторону, услышал прямо под люком их голоса. Они так громко топали и разговаривали, что буквально оглушали сами себя. То, что они не прислушивались к обстановке, было их главной ошибкой и нашим спасением.

— Дальше побежали? Влево, вправо, вперёд?

— Побежали бы вперёд, мы бы увидели.

— Или наверх полезли? — предположил первоначальный голос.

— Залезь, оглянись тогда. Надо поймать ублюдков, иначе Стрела опять всех заебёт.

Я хотел уже было толкнуть Малу, но он и сам без меня всё прекрасно понял, медленно поднявшись и уже ковыляя к какому-то старому ржавому станку, оставшемуся здесь с допотопных времён. Я же быстро и тихо бросился к опоре, что поддерживала крышу этого цеха. Спрятался за ней, замер, дыша едва-едва, и стал ждать.

В этот момент я буквально слился с обстановкой, слыша то, что слышит этот цех каждую ночь — ничего. Лишь поскрипывание ржавых цепей или каких-то механизмов, да стон здания, если не считать далёкий шум куда более живого города. На какое-то мгновение мой бесконечный вечер стал действительно тихим и умиротворённым. Стоя за столбом, мне на мгновение показалось, что я стал частью этого погибшего мира.

Не прошло и полминуты, когда по округе начал бегать луч света от фонарика. Он прошёлся по моему укрытию, мелькнул по помещению цеха, задержавшись на каких-то агрегатах, что раньше, скорее всего, были станками. После чего пошёл гулять дальше, пока не сделал полный оборот.

— Вроде никого! — громко крикнул вниз мужчина, однако слышно его был отлично и здесь. Его голос эхом пробежался по помещению.

— Точно? — раздался приглушённый голос снизу.

— Я не вижу! Тут темно, но никого вроде нет!

— Ладно, спускайся, и пошли. Если захотят, пусть здесь на машинах сами всё объездят.

Луч фонарика напоследок прошёлся по мёртвому заводу, после чего послышались тихие металлически шорохи, когда мужик спускался вниз по лестнице.

Для верности я выждал ещё две минуты, после чего бросился к Малу. Больше ждать было нельзя — скорее всего, не найдя нас в туннелях, они будут патрулировать это место на машинах, уже просто обыскивая каждый цех.

Или Малу истечёт кровью к тому моменту, кто знает.

— Ты там жив? — похлопал я его по плечу. — Надо уходить.

— Надо домой, ко мне, — прокряхтел он, после чего посмотрел мне в лицо и как-то грустно улыбнулся. — Кажется, моя песенка спета.

— Не ссы, давай, идём.

— Не ссу. Надо заехать и забрать мою сестру, иначе… Иначе Стрела сам за ней заедет. А он может. Он действительно больной ублюдок без тормозов.

— Нам бы машину сначала найти, — пробормотал я, оглядываясь. — В такой жопе вряд ли мы сможем что-то раздобыть.

— Сможем… — он очень тяжело дышал, словно ему не хватало кислорода. — Есть… есть гараж, где стоит тачка. Чистая. Старый хэтчбек Сирени.

— Она его не продала?

— Оставили на случай чего. Идём, не хочу двинуть кони в заброшенном комплексе.

Мы двинулись между заброшенных цехов, старого комплекса, где раньше что-то производили, прежде чем это всё не развалилось, как только схлынул экономический бум в Манчжурии. Тихие, заброшенные цеха, стонущие здания, температура за минус двадцать и безоблачное небо, из-за чего луна облегчает нам работу, подсвечивая дорогу.

Мы несколько раз пересекали дороги, переходя их, чтоб попасть на другую сторону. Но выглядело это как страшная операция. Сначала мы затаивались в тени стен, выглядывая из-за углов, выжидали, после чего пробегали через дорогу. По крайней мере, Малу старался перебежать.

Один раз наша осторожность даже спасла нас, когда из-за поворота, ярко осветив фарами проулок между цехами, выехала машина. Она довольно медленно прокатилась по дороге — пассажиры явно кого-то искали, и у меня есть предположения, кого именно. Мы залегли в сухие заросли травы, которая теперь мёртвыми стерженьками поднималась вверх. Высокая, она скрыла нас от фонарей, которые пробежались лучами по округе, после чего машина двинулась дальше.

— Мы уже очень близко, — пробормотал Малу и указал пальцем. — Вон тот гараж.

Правда, назвать гаражом то, что я увидел, было очень сложно. Как и предположить, что там вообще есть машина. Может когда-то это и был гараж, но теперь его крыша провалилась, а ворота перекосились, буквально облокотившись на ветхое строение. Я бы никогда в жизни не обратил внимания на него, если честно. Как, в принципе, и другие.

Однако, открыв ворота — просто уронив их на землю, я действительно обнаружил там старый хэтчбек Сирени. И крыша, как выяснилось, не совсем обвалилась. Буквально в паре сантиметров над крышей были балки, которые её и придерживали.

— Ты водить умеешь? — сразу спросил я.

— Поведёшь ты, — безапелляционно заявил он. — Если я окочурюсь, то мы просто врежемся, в лучшем случае.

Не имело смысла спорить, так как он действительно был прав. Да и ездить оказалось не так уж и сложно. Стоило мне проехать до асфальтированной дороги, как я уже прекрасно чувствовал машину, словно ездил как минимум месяц. По крайней мере, с первым моим опытом, где я собрал около четырёх или пяти машин около домов, это было не сравнить.

Выезжали мы с территории комплекса без фар. Мне действительно приходилось напрягать зрение, чтоб в свете луны разглядеть дорогу и случайно не угробить наш единственный шанс на спасение в ближайшей канаве. Несколько раз вдали я замечал мелькавшие фары курсирующих около завода машин, но мы уже были далеко — сразу уехали по просёлочной дороге, которую показал Малу, где смогли выехать на дорогу. Только когда под шинами зашуршал асфальт, я смог вздохнуть спокойно и включить фары.

Я ехал туда, куда говорил Малу, играющий роль навигатора. Изредка на глаза попадались машины, но меня куда больше беспокоили патрульные машины, на которые мы могли напороться. Тогда проблем будет действительно выше крыши, так как у меня ни прав, ни страховки нет. Но и в этот раз нам повезло. Один раз только заметил патрульную машину, которая лениво проехала по перекрёстку в метрах ста от нас.

— Алекс не знает правды, — прохрипел устало Малу, когда мы ехали по городу к его дому. — Он думает, что знает, но не знает.

— Мне всё равно, — мотнул я головой.

— Мне нет, — с нажимом произнёс он. — Я действительно знал тех парней. Мне тогда уже было пятнадцать, и я сильно облажался. За такое убивали. Они пришли наказать меня за это, отобрать самое дорогое, но ограничились тем, что ослепили. Это действительно случилось из-за меня, — тяжкий выдох. — И я мог им отомстить.

— Почему тогда не отомстил?

— Потому что у нас в мире нет пони, срущих фруктовой радугой, — пробормотал Малу. — Сделай я им что-нибудь, и они убили бы её нахуй. Они практически сделали ей одолжение, только ослепив. Наши родные — единственная наша слабость.

— Ты не отомстил, потому что боялся, что они убьют её?

— Я знал, что они убьют её, если я начну мстить. Но Алекс правильно сказал, она стала такой из-за меня. Ввязываясь в это дерьмо, ты рано или поздно испачкаешь им и всю свою семью.

— А во второй раз?

— Не знаю. Там я действительно не знаю, кто это сделал. С тех пор я никогда не лажал.

Ввязываясь в это дерьмо, ты рано или поздно испачкаешь им всю семью. Это было довольно метко сказано. Это коснулось и моей семьи. И если не остановить это, оно коснётся моей семьи ещё сильнее. Можно, конечно, попробовать обратиться к дому…

— Если ты обратишься к дому, то они, скорее всего, заберут все деньги себе, — сказал Малу, словно прочитав мои мысли.

— Это ты предостерегаешь меня?

— Да… — несколько хриплых вздохов, словно он пытался продуть свои лёгкие. — Ты оскорбил их, плюнул им в лицо, когда обокрал их хранилище и забрал самое ценное. Они такое просто так не оставят. Они захотят крови всех, кто к этому причастен, даже если ты придёшь к ним с повинной. Конечно, ты можешь выторговать у них жизнь твоей сестры в обмен на флэшку, но сам ты точно покойник, без вариантов. Дом Кун-Суран всегда был известен своими твёрдыми и иногда жёсткими принципами, как и все дома, впрочем.

Разменивать таким образом свою жизнь на её я не хотел, учитывая, что и гарантий, что её спасут, нет. Я был готов умереть ради сестры, но делая всё возможное для её спасения, а не принося себя, как ягнёнка, в жертву каким-то обожравшимся уёбкам.

— Здесь налево… — его голос становился всё слабее и слабее. — Вон тот дом… Быстрее, Тара, надо вытащить её, пока есть возможность. Второй подъезд, четвёртый этаж, крайняя справа.

Я кое-как припарковал машину, заехав на тротуар, после чего, выдернув ключи из замка зажигания, выскочил на улицу. На бегу достал пистолет, который мне достался от Алекса. Малу ковылял где-то сзади, окончательно потеряв все свои силы.

Второй подъезд, второй подъезд, второй подъезд…

Я повторял себе это, как мантру, словно боясь заблудиться.

Добежал до подъезда, и мантра сменилась другой:

Четвёртый этаж, четвёртый этаж, четвёртый этаж…

Я с трудом преодолевал пролёты, уже окончательно выдыхаясь. Не было ни силы, ни выносливости, ни какой-либо бодрости. Под конец уже облокачивался на стену, буквально ползя по ней к четвёртому этажу. Но уже отсюда я знал, что найду внутри.

Глава 42

Я попытался взять дыхание в руки, но дышал всё равно как паровоз, который готов стартовать с места. Меня было слышно на весь подъезд. Надо было взять себя в руки, но контролировать тело куда сложнее, чем собственное сознание.

Держа пистолет обеими руками и прижав его поближе к себе, чтоб он не выглядывал первее меня, извещая о моём прибытии, я заглянул в квартиру. Дверь была прикрыта, оставляя лишь небольшую щель для обзора, но мне и этого хватило увидеть, что мы опоздали.

— Блин… — это точно не понравится Малу.

Я толкнул аккуратно дверь, продолжая целиться из пистолета в коридор. Бросил взгляд на тело, что растянулось здесь — Мари лежала прямо перед входом с пулей в голове. На её лице было удивление, словно она так и не поняла, что произошло. Возможно, так оно и было: просто открыла дверь и получила пулю в лоб. Её жизнь оборвалась из-за наших дел. Совершенно непричастная, она попала под раздачу.

Значит, Алекс не врал про это, пусть у меня и были сомнения по поводу его искренности. Изначально я думал, что он просто хочет нас кинуть на деньги.

Я прошёл дальше, заглянул в ванну, потом на кухню, после чего прошёлся сначала по одной небольшой комнате, потом по другой, но так никого и не нашёл. Видимо, они даже не стали ждать нас, лишь убив и оставив тело, как предупреждение. Или как показательную разминку перед тем, как действительно займутся нами. А это значит, что уже мой дом может быть следующим.

Когда я вышел из комнаты, Малу уже был здесь. Стоял в проходе квартиры, глядя на тело. Бледный, как труп, он молча смотрел на тело перед собой.

— Малу? — тихо позвал я, сам не понимая, что целюсь в него. Целюсь, потому что боюсь его, неадекватного парня, который может сейчас сорваться с места и наброситься на меня с кулаками.

Он не ответил. Вообще никак не отреагировал. Медленно подошёл к стене, облокотился на неё спиной, после чего сполз вниз, сев на пятую точку. Из последних сил подтянул к себе Мари и положил её голову к себе на ноги. На его лице играла слабая улыбка сумасшедшего человека.

— Я вернулся, как и обещал, — тихо пробормотал он, гладя её по волосам. Словно ждал, что в следующую секунду она проснётся, улыбнётся и скажет: «Доброе утро, Матвей».

Но она не проснётся. Это не сказочный мир, где скачут сраные пони и срут фруктовой радугой, как говорил он сам. Здесь слишком дорого стоят наши ошибки. Мы пошли ва-банк, поставив всё. Всё мы теперь и отдавали.

Я подошёл и встал напротив него, но Малу, казалось, больше ничего не видел. Он был в своём маленьком мире рядом со своей сестрой. Смотрел на её лицо, улыбался и плакал, словно маленький ребёнок. Его бессвязные бормотания монотонно разносились по квартире, и только стоя рядом, можно было разобрать их.

— Я вернулся. Я так рад снова увидеть тебя, Мари… Так рад снова увидеть перед концом… Прости, что не смог сделать тебя счастливой… Ты же подождёшь меня там, да? Мы вновь будем вместе, как всегда и мечтали…

— Малу, нам надо уходить, — настойчиво произнёс я.

— Твою мать… Твою мать… мне так жаль… — он гладил её по голове, словно любимую дочку, которая просто уснула на его коленях, и плакал. — Мне так жаль, Мари, прости меня… прости меня… это я должен был быть на твоём месте… — всхлипы. — Если бы Алекс пристрелил меня, то тебя бы не тронули. А вы были бы счастливы и жили дальше… а мы его убили…

— Малу! — позвал я его громче.

— Я опять думал только о себе… — он больше не замечал меня. — Прости меня, Мари, это всё из-за меня. Опять… Алекс был прав… Я должен был отдать жизнь вместо тебя… Прости меня… прости меня за всё… за то, что я так и не дал тебе того, что ты заслужила…

Его голос становился всё тише и тише, затухая вместе с жизнью. Под конец он даже был умиротворённым, словно Малу успокоился, получив ответ.

— Прости меня, я очень тебя люблю… Подожди меня, и я скоро буду рядом, не бойся… мы будем вместе…

Он затих. Замолчал. Я стоял над ним, глядя на его макушку — он опустил голову, словно задремал над спящей сестрой. Но он не умер. Каким-то чудом он ещё был жив, хотя, по идее, должен был уже давно истечь кровью. Человек иногда поражает своей живучестью.

— Это ты виноват… — пробормотал он. — Ты должен был позволить Алексу убить меня.

— Что ты несёшь? — поморщился я, и он поднял на меня свои заплаканные полные безумия глаза. Передо мной был кто угодно, но не Малу.

— Ты виноват в её смерти… Ты должен был убить меня… — проскрежетал он. — Но теперь моя очередь идти. Она ждёт меня.

— Что ты…

Но прежде чем я успел договорить, его рука метнулась за спину, и он быстро выхватил…

Я выстрелил ему прямо в лоб. Его мозги вылетели кляксой в стену. Голова Малу дёрнулась назад, стукнувшись затылком о стену, и безвольно повисла над головой сестры. На её лицо закапали маленькие красные капли. Рука его показывала жест «пистолет» — два вытянутых пальца, указательный и средний.

Всё же не хотел дожидаться своей смерти и решил превентивно отправиться за сестрой. Знал, что я не соглашусь его пристрелить…

Засранец…

Я быстро пробежался по его карманам, после чего вытащил телефон, в котором должен быть номер Стрелы, и флэшку, которая тому была нужна. Очень скоро у нас будет звонок другу.

А пока пора было уходить. Наверняка соседи слышали выстрел, и мало ли кто решит вызвать сюда полицию.

Я бросил прощальный взгляд на брата с сестрой и вышел, закрыв за собой дверь.

Бегом спустился с лестницы, выскочил из подъезда, не оборачиваясь по сторонам и лишь глубже пряча голову в капюшон. Подошёл к машине, завёл и, не включая фар, уехал. Включил свет, только когда отъехал метров на двести от дома, и тут же свернул на дворовые дороги подальше с главной улицы.

Забавно. Мы плачем, когда умирает кто-то из близких, и ненавидим убийцу. Но, не задумываясь, отбираем жизни у других, не видя ничего плохого и чувствуя себя правыми. Наверное, мы заслуживаем этого в какой-то степени.

Можно, конечно, сказать, что это наша работа — убивать и грабить. Что это их работа, защищать и убивать нас. Умирает тот, кто плохо справляется со своей работой. Но вряд ли это успокоит родственников погибших.

И уж точно за это не должны расплачиваться другие люди.

Я ехал по ночному городу, пытаясь связаться с Сиренью по рации, но она не отзывалась. По идее, до неё должно было добивать, но по какой-то причине она не отвечала. Ладно… потом. Сейчас надо к себе домой добраться и, если кто есть там, увезти подальше. А ещё при возможности забрать глок, который спрятан под кроватью с двумя полными магазинами. Сейчас это было необходимо.

Что делать, я буду думать уже потом, но деньги в любом случае мне были необходимы. Что и как бы ни пошло, мне придётся встретиться со Стрелой. Правда, исход такой встречи неизвестен мне.

Пока я добирался до дома, успел обследовать себя. В первую очередь бронежилет. Пощупал место, куда попала пуля, и вытащил… зажигалку. С дыркой навылет. Ту самую металлическую зиппо, которую дал мне в коллекторах Малу, чтоб найти сквозняк, а я спрятал её в нагрудный карман.

Аккуратно распахнул пуховик и пощупал бронежилет. Он был чисто тканевой, без платин и вставок. Там и обнаружилась пуля. Она умудрилась, помимо пробитой зажигалки, сделать дырку и в нём. И даже после этого немного войти в тело — на коже я почувствовал корку запёкшейся крови. Если бы не зажигалка, быть мне покойником или серьёзно раненым. Но я жив… а Алекс, Мари и Малу — нет. Я почему-то не чувствовал радости по поводу того, что оказался таким живучим.

А в списке числилась ещё и Сирень, с которой тоже не всё так просто. Но для начала её бы найти.

Вскоре в свете фар появилась уже знакомая гетто-улица, где я жил последние годы. Я не стал ехать по своей улице, свернул на параллельную дорогу, к которой выходили дома, стоящие позади нашего. Одинаковые коробки, что буквально не отличались друг от друга ничем, кроме цвета. Эти заборы-рабицы, высохшие газоны, попрысканный тротуар — я был рад их видеть настолько, насколько и не рад.

Я оставил машину напротив одного из домов, который примыкал задним двором к нашему заднему двору. Зашёл на территорию, вытаскивая пистолет. Самый обычный ПР — Пистолет Разовского, под патрон семь шестьдесят два на десять выстрелов. Однако теперь там было всего пять патронов, но всё лучше, чем ничего. Наши задние дворы разделял невысокий деревянный забор, который можно было, наверное, с пинка разрушить. Но я всё равно его перелез, пусть и с трудом. Да и сам забор затрещал так, как если бы уже собирался сломаться.

Свет горел только в зале. Хорошо это или плохо, я выяснил, лишь когда заглянул краем глаза в окно. На диване сидела мама и смотрела куда-то вдаль невидящим взглядом.

У меня похолодело сердце, словно предвкушая самое плохое, но я не поддался панике. Ещё будет время поволноваться. Обошёл дом с главного входа, оглядев улицу на присутствие какой-нибудь несоответствующей месту машины. Никого, по крайней мере я никого не увидел. Значит, теперь стоило увести мать отсюда, да и всех, кто только был в доме.

Ключа у меня не было, поэтому я просто постучал. Подождал немного и снова постучал.

Никто мне не открыл.

И вновь это леденящее тело чувство, словно что-то происходит. Поэтому, больше не церемонясь, я просто вернулся к своему окну. Схватил пистолет за ствол и разбил стекло в раме, сначала в одной, потом во второй, внутренней. Рукой открыл щеколду, распахнул окно, впуская холодный воздух в комнату, и забрался внутрь.

Первым же делом я сразу бросился на колени под кровать, откуда достал глок. Теперь я по крайней мере чувствовал себя в куда большей безопасности, имея не десять, а пятьдесят один патрон. Запихнул ПР за штаны сзади и, перехватив поудобнее глок, вышел из комнаты. Даже не вышел, буквально выплыл. Старался двигаться так тихо, как мог несмотря на то, что разбитое стекло уже известило всех присутствующих о моём прибытии.

Мама действительно сидела на диване, уставившись куда-то в одну точку. Сидела, не сдвинувшись с места, словно на что-то смотря.

И всё, вроде как никого больше.

— Мам? — позвал я её негромко. Ноль реакции. — Мама?

Я даже забеспокоился, а не умерла ли она часом? Как бывает, человек умирает в положении, которое заставляет думать, что он ещё жив.

— Мама, это я, Нурдаулет, — тихо позвал я её.

И она наконец откликнулась. Слегка повернула вбок, словно прислушиваясь ко мне, от чего у меня отлегло от сердца. По крайней мере я теперь знаю, что моя мама жива. Но волнение всё равно никуда не делось, потому что теперь я хотел выяснить причину её заторможённого поведения. И мои предположения меня отнюдь не радовали.

— Мам, что-то с Наталиэль? — мягко, практически нежно спросил я, чтоб случайно не спровоцировать её на истерику, которая сейчас была бы совсем не кстати.

— Нет, всё в порядке с ней. Она жива. Пока, — хрипло ответила ма, не поворачиваясь.

— Тогда что случилось? Что-то с Натали?

— Нет… с ней всё тоже в порядке…

— Тогда что произошло?

Она молчала. Не отвечала, потому что знала — я тоже всё понял. Бесполезно скрывать очевидное и пытаться улить, когда и так всё ясно.

У меня в руках до сих пор был пистолет. Немного подумав, спрятал его в карман, чтоб лишний раз не пугать и не расстраивать её.

— Мам, нам надо уходить.

— Натали нам всё рассказала, — тихо сообщила она мне. — Рассказала, чем ты занимаешься.

— Рассказала?

Первый вопрос, который мне хотелось задать — зачем? Зачем она рассказала о том, чем я занимаюсь, так ещё и родителям? О чём она думала?! Но разбираться в этом сейчас не имело смысла. Чего я добьюсь, кроме потерянного времени? Ничего. О чём Натали думала, мы решим позже. А сейчас я просто обязан увести отсюда ма, пока и ко мне в гости не приехали друзья Стрелы.

Поэтому я обошёл диван, на котором сидела мама, и взял её за руку.

— Нам надо уходить, — повторил я настойчиво.

— Что же ты натворил, Нурдаулет... — пробормотала она.

— Не имеет значения, мам. Нам просто надо идти.

— Мы воспитывали тебя не таким. Что с тобой происходит?

У меня дежавю. Очень сильное. Хотя и неудивительно, если честно, учитывая, кто моя мать и кто мои сёстры. Так что можно сразу понять, почему они ведут себя одинаково при схожих ситуациях. Не удивлюсь, если сейчас мне зачитают похожие лекции о том, какой же я неблагодарный. И я бы рад послушать, только если это поможет вывести её из дома.

— Не имеет значения, как я был воспитан. Не имеет значения, что вы там вкладывали в меня и чего хотели. Сделанного не исправишь, но можно исправить то, что ещё не случилось. Поэтому не заставляй меня силой тебя выводить из дома, — я потянул её аккуратно за руку, и она в первый раз за это время посмотрела на меня. Посмотрела взглядом человека, который не может узнать стоящую перед ней личность.

— Силой? — пробормотала она, глядя на меня. Теперь в её взгляде была боль. Она медленно встала, но вместо того, чтоб облегчить мне задачу, сделала два шага от меня, забрав из моей ладони свою руку. — Ты хочешь вывести меня из моего дома силой?

— Послушай…

— Ты думаешь, что можешь вот так заявиться домой и указывать всем, что делать?

— Без разницы, что я могу, а что нет. Просто сделай, как тебя просят, пожалуйста, и потом я лично выслушаю всё, что ты хотела мне сказать. Просто не надо сейчас спорить со мной.

— Натали сказала, что ты влип в плохую историю из-за Наталиэль. Она сказала, что ты пошёл на преступление, и она не смогла тебя остановить. Она сказала, что ты собираешься сделать что-то ужасное…

— Она преувеличивает.

— У Натали была истерика. Я никогда не видела такой свою дочь, Нурдаулет. До чего ты её довёл?! — тыкнула она в мою сторону пальцем.

— То есть это я виноват, так получается? — нахмурился я. Сказать, что мне стало от этих слов вдвойне неприятно — это не сказать ничего. — Ладно, хорошо, я виноват. И я отвечу за всё, но сейчас пойдём со мной.

— Или что? — хрипло спросила она. — Поведёшь меня силой? Потащишь свою мать волоком, если откажусь?

— Я надеюсь, что ты сама это сделаешь.

Повисла тишина. Недолгая.

— Во что же ты превратился… — выдохнула она.

— Это не играет никакой роли! Иди сюда, блин!

Но она покачала головой и медленно отошла назад.

Это чувство противоречия. Когда ты на кого-то сердишься, перестаёшь принимать верные решения, ты начинаешь действовать просто из принципа — что угодно, но не то, что сказал твой объект ненависти.

Спорить можно очень долго, поэтому не имеет смысла больше сюсюкаться с ней. Твёрдым шагом подошёл к матери, которая вдруг сжалась вся так, будто ожидала, что я её ударю, и взял за руку. Она вздрогнула и сжалась ещё сильнее, словно щенок, которого постоянно бьют и который в страхе забивается в угол.

А мне стало больно на душе. У меня возникло ощущение, что чем больше я стараюсь ради родных, тем дальше от них становлюсь.

— Пожалуйста, мам, я люблю тебя и просто хочу увести тебя отсюда, — очень тихо и мягко произнёс я, чтоб окончательно не усугубить ситуацию. — Просто идём со мной, и я клянусь, что когда мы выйдем из дома, я отвечу на любой твой вопрос. Какой бы ты ни задала, я дам тебе честный ответ.

Или солгу во имя нашей семьи. Скорее всего солгу, чтоб сохранить нашу и без того хрупкую семейную жизнь.

Моя собственная мать смотрела на меня с каким-то страхом, и мне было интересно, что рассказала Натали. Рассказала ли она о том, что я устраивал налёты и устраивал перестрелки? Я могу предположить, что на фоне состояния сестры, а потом ещё и новости об ограблении, которое Натали отнесла к моей деятельности, у неё могли сдать нервы. Такое бывает, человек ломается, и из него очень легко вытрясти всё, что угодно.

Подозреваю, что именно отец так и сделал. Ведь он-то точно задавался вопросом, где я пропадаю, особенно сейчас, когда всё плохо. Отец не дурак, всё понимает, вот только где он?

Ладно, неважно. Я прямо сейчас могу начать вытаскивать её из дома, но это займёт куда больше времени, чем если она согласится. Поэтому я действовал иначе.

— Пожалуйста, просто идём, съездим к Наталиэль, она будет рада увидеть нас всех вместе. По дороге я расскажу тебе всё, хорошо?

Ответа я так и не дождался.

Когда работаешь в этом деле, учишься подмечать то, что раньше бы не заметил. Я был уже на уличных разборках, был на перестрелках и наездах на других. Я видел, как выглядят преследования и запугивания.

А когда знаешь эту кухню, хочешь не хочешь, но будешь подмечать некоторые вещи, которые раньше бы не заметил. Например, остановившуюся прямо около нашего дома с нашей стороны машину.

Не нашу машину.

Глава 43

Я бросился вперёд, дёргая мать на себя и падая на пол в тот момент, когда окно, выходящее на дорогу, взорвалось осколками.

Длинные автоматные очереди прошлись по дому, буквально сшибая всё на своём пути. Взрывались рамки с фотографиями и вазы, пухом и клочками поролона разлетались подушки и диван, рвались занавески, дёргаясь, как если бы в них дул ветер. Будто полтергейсты влетели в комнату и теперь рвали на части всё, что попадалось им на глаза.

Мать упала прямо на меня, и я быстро перекатился, навалившись на неё сверху и закрывая собой от обломков и возможных пуль. На спину и голову посыпались осколки стекла, штукатурка и прочий мусор, который выковыривали пули из стен и предметов обстановки.

Шквальная стрельба длилась буквально всего каких-то секунды три — это полный магазин в тридцать патронов на некоторых автоматах. Но ощущения были такие, словно я сунул голову в ад и быстро её вытащил. Значит, они сейчас перезарядятся и начнут или заново расстреливать дом, или идти на штурм.

И у меня ещё есть время.

— Мам, ты как? — тихо спросил я, приподнявшись с неё.

Она смотрела на меня выпученными глазами, словно в ужасе пытаясь понять, что произошло, но причина её выражения лица была не в её ужасе или испуге. Я опустил взгляд ниже и увидел расползающееся пятно крови на её груди. Маленькая кровавая точка становилась всё больше, пугая скоростью, с которой она увеличивала размеры.

— Мам? — спросил я совершенно глупым голосом, полным удивления, как маленький ребёнок, который увидел, что его маме больно.

И в эту же секунду последовал второй раунд расстрела нашего дома, который заставил меня прижаться к полу вместе с мамой. Несколько раз я чувствовал, как по волосам словно чем-то проводят. Несколько пуль ударялись едва ли не в паре сантиметров от нас, вышибая крошки. И снова три секунды, которые тянулись для меня почти целую минуту.

И снова тишина.

Что-то подсказывало, что они сейчас пойдут на штурм, чтоб добить тех, кто остался дома. Вряд ли за мной пришли, скорее просто запугать, как поступили с Мари и Малу.

— Мама, держись, слышишь? Я сейчас позвоню в скорую, — очень быстро прошептал я, едва ли не скороговоркой. — Просто лежи здесь и не двигайся, пожалуйста.

Пуля в грудь — это не самое страшное. Сердце с другой стороны, так что всё будет в порядке. Так она ещё сможет продержаться полчаса, а там ей уже помогут. Да, ей помогут, сейчас приедет скорая.

Я говорил это себе, пытаясь не волноваться о матери, потому что мне было о чём беспокоиться. Надо сначала разобратьсяс теми, кто на улице, иначе ни меня, ни её уже ничего не будет волновать.

Я на четвереньках, чтоб случайно не мелькать в окне, царапая руки об осколки, подполз поближе к стене и встал сбоку от окна. Буквально прижался к хлипкой конструкции, которую автоматная пуля пробивала без проблем. Сейчас те, кто стоял у машины, не видели меня, как и я их, но под таким углом мне была видна дорожка к входной двери. Если кто подойдёт к ней, я его…

А вот, кстати говоря, и тот, кто хочет подойти. Какой-то мужик в маске быстро крался с автоматом наперевес к двери. Я его как раз видел под таким углом. Поверни он голову, и тоже бы заметил, но он был слишком сосредоточен на двери, за что и…

Я прицелился, держа пистолет двумя руками и придвинув его к себе как можно ближе.

Пистолет был практически перед моим лицом. Не настолько близко, чтоб разбить мне лицо, но и не далеко — ровно так держат его в помещениях, чтоб никто из-за угла не ударил по высовывающимся вперёд рукам. Поймал на мушку крадущегося…

И в этот момент он посмотрел прямо на меня.

Поздно. Я выстрелил. А потом ещё раз. Одновременно с этим начали стрелять автоматы. Я лёг на пол, прижавшись к нему как можно плотнее, когда над моей головой посыпались осколки стены, вырванные автоматной очередью.

Где-то сквозь стрельбу я слышал крики:

— Я ранен! Я ранен, о боже, эта сука подстрелила меня!

Шквал пуль превращает стену в сито, через которое я могу видеть улицу. Учитывая тот факт, что через эти дырочки лился свет, то и меня было отлично видно, если я начну выглядывать. Но три секунды, и всё стихает, а я меняю позицию, чтоб теперь меня не видел раненый на тропинке к двери. Высовываюсь и начинаю стрелять.

Они сразу прячутся за машину, и пули только выщёлкивают искры из капота да дырявят двери. Небольшая очередь по дому вообще откуда-то справа — это пытается отстреливаться раненый. Пока у тех перезарядка, я аккуратно выглядываю, как только ещё одна очередь проходит мимо, целюсь и несколько раз стреляю прямо в тёмное пятно на светлом бетоне. Стреляю очень быстро и выпускаю пули четыре, после чего вновь прячусь за стену. Отхожу в сторону, и пули дырявят стену там, где я только что был.

Добираюсь до кухни, здесь окна тоже выходят на дорогу. Выглядываю и вижу, что стреляющих уже не трое, а двое. Они стреляют короткими очередями, явно берегут патроны. Третий оттаскивает раненого, а может и убитого товарища от дома.

Слышно, что где-то далеко визжат сирены, которые с каждой секундой становятся всё громче и громче. Прошло минуты две или три, а они уже спешат сюда. Очень спешат. Видимо, сегодня вся полиция на взводе и готова срываться с места на любую стрельбу.

Я не спешил стрелять, просто следя за утырками, которые грузили в машину своего товарища. Двое из них довольно напряжённо следили за окнами дома, явно боясь получить случайную пулю. Будь у меня автомат, может быть я бы и попробовал убить их всех, но с пистолета на таком расстоянии в темноте будет непросто. Я стреляю не настолько хорошо, а против меня будут три ствола.

Я дал им уйти. Очень скоро мы вероятнее всего пересечёмся, но пока лучше разойтись.

Очень быстро собравшись, они дали по газам, покидая место преступления, напоследок взвизгнув покрышками. А приди я немного позже, и они бы могли убить мою ма… Значит, Стрела решил навестить всех участвующих в этом деле и раздать свои подарки, как напоминание о том, что мы ему кое-что должны.

И это кое-что лежит в моём правом кармане. Стоило мне вспомнить о флэшке, рука рефлекторно потянулась к карману и пощупала его. Корпус флэшки небольшим прямоугольником отчётливо прощупывался.

Теперь она не играла никакой роли. Хоть выброси, хоть отдай, меня в любом случае убьют если не как свидетеля, то просто из мести. Это лишь значило, что если я хочу выжить, мне надо убить их первыми. И заодно забрать деньги.

Я вернулся в комнату, где лежала мама.

— Всё хорошо, — пробормотал я, приложив её руку к груди. — Прижми вот так, да, отлично.

Я словно попал в кошмар. Раненая мать, разнесённый дом, который за эти три года стал для нас родным, несмотря на своё убожество. Полиция, которая, обнаружь меня здесь, тут же скрутит. Клан и дом на хвосте, которые только и мечтают о моей голове и флэшке. За какой-то один день я стал едва ли не целью номер один во всём городе. Меня хотят все. И даже если я попаду в лапы полиции, то просто уверен, что меня передадут дому.

И в то же время я чувствую какой-то холод внутри себя. Да, я волнуюсь, сердце бьётся чаще, адреналин приливает к голове, но я всё равно чувствую себя собранным. Как если бы впереди была важная контрольная, к которой я уже готов и знаю, что сдам её.

Может быть я уверен в своих силах?

Или это чувство безнадёги, когда ты принимаешь свою участь и идёшь дальше без страха?

Или у меня едет крыша?

Плевать. Но я не в панике, голова не забита ватой от ужаса, и я вполне понимаю, что должен сделать.

Поэтому в руке тут же появился телефон Малу, по которому я набрал скорую. Удивительно спокойным голосом продиктовал им свой адрес. Казалось, что я внутри и я снаружи — два совершенно разных человека. Я сам не понимал, почему до сих пор не трясусь, как осиновый лист. Может потому что…

Я ощущаю лишь обычный естественный физиологический страх, но сам внутри спокоен?

Какая разница…

Полиция уже очень близко, я буквально слышу, как она приближается по нашей улице.

— Я вернусь, мам, — тихо прошептал я и поцеловал её в лоб. — Всё в порядке с тобой. Всё будет в порядке у Натали и Наталиэль.

От моих слов у неё на глазах появились слёзы, которые быстро скатились вниз. Мне больно было смотреть на неё, плачущую, раненую, у которой семья разваливается едва ли не на глазах. Но всё будет хорошо, по крайней мере, я об этом позабочусь.

Напоследок, словно прощаясь, я коснулся рукой её щеки, стараясь запомнить, какая же моя мама на ощупь, после чего встал и быстро направился в свою комнату.

Оглянулся, проверяя, что может пригодиться мне, и случайно заметил фотографии, что передал мне уже покойный Алекс. Те самые фото из ресторанчика на китайском. Два фото — одно с Мари, другое без.

Мне хватило одной секунды, чтоб принять решение. Я быстро взял их и спрятал в карман. Полиция наверняка всё обыщет, поэтому не стоило им оставлять лишних зацепок, чтоб они потом смогли выйти на меня или мою группу. Чем больше времени выиграю, тем лучше — куда легче решать сложившуюся проблему со Стрелой без каких-либо преследователей.

Натянув маску, я быстро выпрыгнул из окна в то время, как перед домом с другой стороны с визгом уже остановилось несколько машин. Я видел, как красно-синий свет окрашивал дома ярким, немного жутковатым цветом. Почему жутковатым? Наверное, потому что у людей он ассоциируется с полицией, а она есть только там, где беда.

Добежал до дощатого забора, запрыгнул и с трудом перекинул тело на другую сторону. Спасибо, что они такие низкие, не пришлось проламывать своим весом. Однако удержаться до конца я не смог и свалился мешком картошки на землю. Поднялся и, не отряхиваясь, бросился бежать под вой сирен, словно преступник.

Хотя теперь я и есть преступник.

Я видел, как из дома, на чей участок я пролез, выглядывали люди, но не спешили выходить. Я выхватил пистолет и направил на них, заставляя спрятаться обратно. Пробежал дом, добежал до машины, залез и тут же пригнулся — на улицу выскочила полицейская машина. Она проехала мимо меня, словно не обратив внимания. Да и какое им дело до старого хэтчбека? Здесь все машины такие, и эта ничем не выделялась на фоне остального металлолома.

Как только они проехали мимо, я завёл двигатель. Тот послушно зарокотал под капотом, наполнив машину успокаивающей вибрацией, которая словно говорила, что всё пока ещё хорошо и не кончено. Но почему-то именно в этой машине мне было очень грустно.

Отбросив все мешающие мысли на задворки собственного сознания, я вырулил на дорогу, не зажигая фар, и быстро уехал с этой улицы. Несколько раз, видя вдалеке приближающиеся машины, я сворачивал к обочине или на подъездную дорожку дома, после чего глушил двигатель. Мне пришлось так делать раз пятнадцать, пока я не уехал из этого района, который, ко всему прочему, оказался ещё и оцеплен — дороги перекрыли патрульные машины.

Но и эту проблему я решил — выключил фары и в полной темноте проехал парк, где обычно собирались наркоманы, занималась сексом молодёжь или кого-то убивали. Несколько раз даже проехал мимо упомянутых личностей, пока не выбрался на дорогу по другую сторону кордона.

Теперь мой путь лежал к нашей квартире, которую, как я надеюсь, ещё не успели зачистить. Знают они о ней или нет, я точно сказать не мог, но там хранились вещи, которые мне очень могли пригодиться.

Перед этим я ещё несколько раз пытался связаться с Сиренью, и, к моему величайшему удивлению, у меня получилось.

— Да-да! Я здесь! — её облегчённый голос едва не срывался на крик, словно она была рада меня слышать. — Толстый, господи, ты жив! Хранительница милосердная, как же вы меня напугали… Я не знала, что и думать уже. Что у вас там произошло?! Я пыталась достучаться, но ничего не вышло! Никто не открыл дверь, вы только там ругались, а потом стрельба… Остальные с тобой?

— Все мертвы, Сирень, — спокойно ответил я.

С другой стороны секунд так на двадцать замолчали, словно она пытаясь понять, что только что услышала.

— Прости, что ещё раз? Я, видно, не поняла.

— Все мертвы, Сирень.

— Все… мертвы? А… Малу? Где Малу?

— Когда я говорю все, то я говорю все. Малу тоже мёртв. Малу, Али, Лом, Хрыч, Мари. Все убиты.

— Мари?! В смысле, Мари?!

— Её тоже убили. Стрела подчищает концы. Мы, видимо, стащили что-то важное, и он убирает свидетелей.

— Но за что Мари!?

— Я тебе объясню потом. Ты где? Почему ты не отвечала?

— Потому что я поехала на точку, где мы должны встретиться, если что-то пойдёт не так. Старый дом в пригороде на Ковылина семь. Мы там договаривались встретиться, но туда никто не приехал… теперь понятно почему…

Точно, мы же там должны были встретиться, если что-то произойдёт.

— Я думала, что Лом или Хрыч что-то устроили и сдали нас Стреле.

— Нет, всё немного сложнее, Сирень.

Теперь надо было разобраться, можно ли доверять Сирени или нет. После случившегося я просто не знаю, кто ещё может меня кинуть ради денег или ради любимых. Кому можно доверять здесь? Я бы с радостью последовал заповеди Малу: «Никому не верь. Каждый может предать», но, боюсь, мне нужна помощь.

Ладно, надо разобраться…

Алекс говорил, что только он и Стрела были в курсе того, что должно произойти. Сирень в плане явно не участвовала, ну, с его слов. Да и не стал бы он выпроваживать её, если бы она была соучастницей. Наоборот, оставил бы, чтоб легче было разобраться со всеми. Значит, в конкретно этом плане Сирень с ним была не заодно и, возможно, не знала о том, что произойдёт.

Но стучит ли она Стреле сейчас? В данный момент? Да или нет? Хотя здесь я могу просто обезопаситься и забрать все источники связи, но вряд ли этого будет достаточно. А мне нужна её помощь.

Остаётся только довериться? Действовать на авось? Ладно, посмотрим по ходу, однако вряд ли я смогу доверить ей свою спину.

— Сирень, мне надо с тобой встретиться.

— Я не думаю, что это хорошая идея, Тара, — ответила тут же она.

— Почему?

— Выжил только ты. Где гарантия, что ты не крыса?

Теперь меня подозревают в крысятничестве. Хотя это тоже может быть игра, конечно.

— В жопе у меня. Приди, и я тебе её покажу. Мне нужны бабки, которые у Стрелы теперь. Но он охотится за флэшкой, которая до сих пор у меня. И вообще, хочешь убедиться, что я не крыса, послушай новости. Недавно расстреляли мой дом, ранили мою маму. Пытались убить меня. Я бы свой дом не стал расстреливать. И… на твоём месте я бы забрал твою сестру.

— Не надо впутывать мою сестру сюда! — едва не рявкнула Сирень в рацию.

— Заткнись и слушай. Стрела подчищает концы, он убил Мари, пусть она была и ни при чём. Он пытался убить мою мать. Я не знаю, что там с семьёй Алекса, он единственный ребёнок, но у тебя сестра. Ты знаешь, что я не в курсе твоего адреса. Поэтому дуй туда и забери её. А потом смотри, может кто и приедет. Только аккуратно.

— Хорошо… Ладно, хорошо, я прислушаюсь твоему совету и заберу сестру. Но Тара, если это ты на пару со Стрелой всё делал…

— Дуй за сестрой, идиотка, — бросил я ей и отключил рацию.

Мне бы кому-нибудь верить.

Теперь оставалось самое важное — квартира с тайником Малу. Там у него были и патроны, и взрывчатка, и гранаты, которые могут нам пригодиться. Всё это очень бы облегчило мне задачу. Малу вроде как говорил, что Стреле не было известно о том месте, так что вполне возможно, что там ещё ничего не разграблено.

Поэтому, недолго думая, я свернул в сторону спального района. Я особо не гнал и старался ехать по не самым оживлённым дорогам, следуя строго к высоким трубам, что остались ещё с тех времён, когда заводы работали. Дважды мне на глаза попадались полицейские машины, но оба раза мне везло — один раз я просто свернул во дворы, а во второй внаглую проехал тем навстречу.

Сегодня мне явно везло. Вопрос: на сколько мне ещё хватит моего везения?

Глава 44

Я предусмотрительно не стал заезжать во двор, чтоб была возможность уехать в случае неожиданностей, которых в последнее время стало очень много.

Так как двор представлял собой обычную коробку с одним входом и выходом, он спокойно мог стать ловушкой, где было достаточно лишь перегородить единственный выезд, чтоб не выпустить никого ни пешком, ни на машине. Поэтому я оставил хэтчбек около окон нашей квартиры, прямо напротив дерева, на которое можно было спрыгнуть, если вдруг квартиру окружат.

На этом месте я простоял минут десять, прежде чем убедился, что чисто. Как конкретно убедился, что чисто? Никак. Просто постоял и внимательно осмотрел из кабины, какие машины есть в округе вдоль дорог и перед въездом в арку. А ещё сидит ли в них кто-нибудь. Оставалось надеяться, что они тоже не затаились где-нибудь.

Тогда пора?

Выходить из машины совершенно не хотелось, но и выбора не было. Мне мерещилось, что они буквально везде и следят за каждым моим шагом. Но груз в любом случае мне был необходим, и чем быстрее я его заберу, тем лучше. Поэтому, спрятав пистолет в кармане, я вышел из машины, даже не став её запирать, и быстро направился к арке.

Очень быстрым взглядом окинул улицу, когда подошёл ближе, но никого не увидел: ни движения, ни людей, ни двигающихся машин.

Входя в арку во двор, я вытащил пистолет, чтоб быть готовым стрелять. Быстро прошёл её в полуприсядь, так как это было самым уязвимым местом на всём пути, и тут же попал во двор-свинарник. К вечеру он был полностью заполнен машинами, которые стояли абсолютно везде и являлись неплохим укрытием как для меня, так и для засады.

Всё так же двигаясь в полуприсядь, я спрятался за одной из машин, после чего медленно выглянул оттуда, окидывая двор взглядом. Всё это время меня терзали кое-какие мысли насчёт Стрелы.

Чем отличаются бандиты, с которыми я сталкиваюсь, от меня?

Ничем.

Они не военные, не профессиональные убийцы, не бывшие наёмники. Будь они таковыми, меня бы уже раз десять успели убить, даже в том же доме вместе с матерью. Просто подловить, когда я убегал через забор. Или получше окружить тот завод ночью. Но они не смогли, потому что не умели. Их знания были ровно такими же о военном деле, как у меня и всех тех, кто никогда в подобном не принимал участия — по фильмам, книгам, историческим фактам и банальной логике. Они были обычными бандитами, которые кое-как умели стрелять. Я даже общался с некоторыми и знал, что одни были обычными рабочими на заводах, другие из всяких спортивных клубов и работали кем-нибудь. Только единицы были военными когда-то, но те дни вместе с их навыками и опытом давно в прошлом. Да и вряд ли Стрела их отпустит далеко от себя.

Стрела был лишь солдатом мафии — низшей должностью во всей организации. И парни его были такого же полёта. Самые обычные подкачаные бандюки, которые стреляют не лучше новобранцев, которые пару раз выезжали на стрельбища. И познания в бою у них были соответствующие.

Да, они знали, как целиться, знали, как пользоваться автоматом, знали, как стрелять, и имели небольшой опыт в этом. Но то же самое знал и умел я. Я знал, как целиться, знал, как стрелять, знал, как пользоваться оружием. Их преимущество было исключительно в количестве. В этом я убедился, когда один из них просто полез через входную дверь. Возможно, в следующий раз они полезут уже в обход, наученные горьким опытом, но сейчас это лишь говорило, что, кроме как стрелять как-нибудь или в безоружных людей, они ничего не умеют.

Почему клан, довольный сильный, направил на поимку меня такой сброд, который и стрелять-то толком не умеет, ровно как и я, не говоря уже о тактике? Если это так важно, то Хасса бы поднял всех своих киллеров и импульсников, поднял по нам всё, что смогли бы найти, и на каждый дом прислал бы не по четыре человека, а по сорок. За нами бы гонялись киллеры и действительно настоящие головорезы, которые имеют боевой опыт. От таких бы я через забор не перелез и подстрелить бы не смог.

Но гоняется за мной не армия головорезов, а обычные бандюки. Причём бандюки исключительно Стрелы.

Другими словами, из всего Хасса за мной охотится только Стрела.

Второй момент, который меня мучает: клан никогда не связывается с домом, за некоторыми исключениями. Да, бывают кое-какие тёрки и даже кровь, но никому это не нужно, и они зачастую идут на мировую. Есть даже негласное правило, что кланы не враждуют с домами и, если что, решают всё миром. В разных странах по-разному, и кое-где сами дома и есть клан, но в нашей стране всё именно так и есть.

Почему вдруг клан несколько раз грабит дом? С чего вдруг?

Ладно, допустим, что хочет насолить. Но тогда почему клан доверяет такое дело не кому-нибудь, а нам? Будем честны — мы шпана. Может быть и хорошо действующая, но шпана. Нас можно послать воевать с бандитами, как разменную монету, чтоб это выглядело как стычка двух банд. Одни олухи стреляют в других олухов. Я здесь всё могу понять.

Но отправить их грабить инкассаторов дома? Отправить на это тех, кто практически не имеет в этом опыта?

Мало того, если клан вдруг решил ограбить дом, он должен сделать всё чисто, и сумма должна быть соответствующей. А получилось? Данные не сильно точны, из-за чего всё прошло довольно грязно, а в плюсе было всего шесть сотен. У них оборот, если верить интернету, в десяток раз больше.

Хорошо, на инкассаторов попросили напасть Стрелу, чтоб в случае чего на него и летели все шишки, типа сам учудил, а он подобрал тех, кем располагал. Но банк в центре города? С двадцатью миллионами и с какой-то очень личной информацией дома? Это тоже доверили Стреле, у которого в слугах обычные не очень умные и умелые вышибалы и такие же грабители?

Хорошо, предположим, что клану нужны были грабители, никак не связанные с ними, от чего своих молодчиков они послать не могли. Но я в жизни не поверю, что они не смогли найти из грабителей никого лучше нас. С их деньгами они бы уж могли нанять кого-то получше, кто никак с ними не будет связан, а опыта будет в разы больше. Нанять тех, кто сделал бы всё чище и от кого можно будет избавиться. Мы просто не подходим под это, за исключением того варианта, что…

Всё это чисто инициатива самого Стрелы. Эти неумелые бандиты, которые с нами ничего не могут сделать, мы, планы, обмундирование… Стрела использовал все доступные ресурсы, которые у него есть. Попробуй он взять больше, попробуй попросить у кого-то помощи, и его план бы вскрылся.

Это лишь значит, что ни клан, ни дом не знают, кто устроил это.

А значит, Стрела сам по себе и не может привлечь никого против нас. А я могу отчасти навязать свои условия. И мне не грозит встретиться с холодными профи, которые крошат таких, как я, подобно орехам. Лишь обычные бандюки, которые умеют не больше, чем я. Мы будем равными по силам.

И теперь, прижавшись во дворе к чьей-то машине, я аккуратно выглянул через её стёкла, оглядывая округу. То, что ко мне никто не бежит, уже хорошо, как и хорош тот факт, что вроде как никого нет…

Но стоило мне подумать об этом, как меня тут же осветило фарами — какая-то машина свернула сюда во двор. Осветила меня как зайца на дороге ночью.

Я даже не стал долго раздумывать. Рванул с места и побежал. Если кто-то из местных жильцов, то подумают, что вор или угонщик, если же люди…

— Вон он! Поймайте его!

Нет, всё же люди Стрелы, как это ни печально. И я нужен им живым, как понимаю, потому стрелять по мне без причины не будут. Но вряд ли они не будут отстреливаться в случае чего: они не похожи на тех, кто ради великой идеи будет лезть под пули грудью.

Хоть я и толстый и бегаю медленнее, чем они, но всё же у меня была фора. Добрался я до подъезда в тот момент, когда они были до него на полпути от арки. А дальше был мой вечный враг — лестница… К тому моменту, как я поднимался на второй этаж, они уже были в подъезде. И даже просто сравнив, сколько у них и у меня заняло одно и то же расстояние, было понятно, что поднимутся они до меня куда быстрее, чем я до нужной двери на четвёртом этаже.

Поэтому, не останавливаясь и задыхаясь от такой нагрузки, я вытащил пистолет и просто несколько раз выстрелил назад. Грохот разлетелся по подъезду. Снизу послышались крики.

— Осторожно!

И через секунду они начали стрелять в межлестничный проём. Несколько пуль выбило искры из перил прямо около меня. Не знаю, на что они надеялись, устроив стрельбу здесь, но достать меня им было точно не суждено.

Вновь топот снизу, и, высунув руку в межлестничный проём, я, не глядя, несколько раз выстрелил. Выстрелил, даже не остановившись. Однако в этот раз в ответ никто не стрелял, видимо, поняли, что это бесполезно. Зато поднимались куда более активнее.

И когда я был на четвёртом, они были уже на третьем.

Теперь оставалось открыть дверь до того, как из меня сделают решето. Дыхание с хрипом вылетало из практически горящих лёгких, которым и так не хватало воздуха. Печень нещадно болела, словно её протыкали спицами. И, держа в одной руке пистолет, которым целился в лестничный пролёт, другой я очень быстро пытался попасть в замочную скважину.

В этот момент внизу мелькнули преследователи. Я, ни на секунду не сомневаясь, несколько раз выстрелил, но все разы промахнулся, выбив только штукатурку и кусочки старой краски из стены, оставив на месте попаданий лишь небольшие кратеры. Попутно я уже открывал один из двух замков.

Они только попытались высунуться, и я вновь начал стрелять, заставляя их прятаться обратно. В ответ они пытались стрелять вслепую из-за укрытия, но убили только стену около меня. Правда, крошево от пуль несколько раз неприятно поцарапало щёку, но не более. В ответ я не переставал стрелять, пока пистолет не щёлкнул, откинув затвор в крайнее.

— У него закончились патроны! Схватите его!

Они бросились в атаку, но в этот момент уже второй замок приветливо щёлкнул, и я бросился в квартиру. Едва скользнул за деревянную дверь, как очередь из автомата буквально изрешетила соседскую. Тут же захлопнул и закрыл её на все замки, что здесь были.

Бросился сразу в зал, где лежали матрасы. Отбросил самый дальний в сторону и начал искать тайник, о котором говорил Малу. Было бы смешно, если здесь ничего не окажется. В какой-то момент после быстрых поисков у меня даже ёкнуло сердце, когда я ничего не нашёл…

Пока не обратил внимание на стену. Были видны на старых потёртых обоях места сгибов, словно за ними была какая-то дверца. Ну… не совсем дверца, кусок фанеры, который закрывал полость. Там и лежала сумка.

Быстрого взгляда внутрь было достаточно, чтоб убедиться в словах Малу. Засранец действительно смог кое-что прикарманить.

Спасибо, Малу. Когда я пущу это в дело, ты будешь доволен и сможешь упокоиться с миром.

Никогда не страдал разговорами с мёртвыми, но сейчас эти мысли принесли небольшое облегчение и даже немного радости.

В это время мне стучались люди Стрелы и пытались договориться о моей сдаче.

— Тара! Харе бегать! Тебе отсюда не уйти уже! И полиция сюда не успеет доехать, если ты на неё надеешься! Они заняты сейчас другим. К тому же, мы уже почти прижали Сирень, и если ты будешь сопротивляться, ей мало не покажется!

— Откуда мне знать, что она не заодно с вами?! — крикнул я в ответ.

— Возможно, она действительно окажется сговорчивей тебя. И не думай, что ты сможешь спрятаться в квартире. Мы тебя и оттуда достанем!

— Так достаньте!

Они начали ломать дверь.

Я уже мог уходить, когда решил, что стоит замести следы и оставить небольшой подарок.

Подарком послужила граната. Я аккуратно разогнул усики и почти полностью вытащил чеку, чтоб ещё немного, и она выскочила. После этого пинком проломил тонкую деревянную перегородку в коридоре и в образовавшуюся дырку затолкал гранату. Пробежался по квартире, нашёл какой-то длинный провод от зарядки телефона, после чего аккуратно привязал один конец к чеке, а другой к ручке двери. Дверь открывалась внутрь, поэтому, когда они распахнут её, вряд ли заметят в темноте провод и наверняка влетят сюда, словно кипятком ошпаренные. По крайней мере, именно такие штурмы мне приходилось видеть во времена работы с ними.

После этой подготовки я вернулся в комнату, где в первый раз познакомился со своей командой, изменившей мою жизнь. Я ещё искренне верил, что смогу вернуть себе прежнюю жизнь или хотя бы её часть. Надо было только обрубить концы и спасти Наталиэль. И… узнать, как там мама… Да, надо будет обязательно позвонить сестре и узнать о ней.

Скомкал в кучу простыни, накидал друг на друга матрасы, сорвал со стены бумажные обои, после чего нашёл пластмассовую зажигалку, которой прикуривали Сирень и Малу, будучи здесь. Обои радостно занялись бумагой, быстро разгораясь.

Теперь окончательно всё.

Я открыл окно и выглянул наружу. Сирены было слышно, но они были явно далеко. Мне кажется, что сегодня полиция просто нарасхват, поэтому сюда они доберутся не сразу. Что касается возможной засады, то таковой я отсюда не обнаружил. Вряд ли они думали, что я рискну сигать вниз с четвёртого.

А зря.

Первой вниз полетела сумка. Сбросил её на дерево, и она, ломая ветки и хрустя ими, как чипсами, в конечном итоге упала на землю. После неё настала моя очередь. Дерево располагалось не очень далеко, потому прыгнуть на него было не так страшно. Создавалась иллюзия, что лететь не так уж и много, и страх, нахлынувший от предстоящего прыжка, не был таким уж сильным. Главное — смотреть только на дерево, а не на асфальт, который располагался значительно ниже.

Но промотивировал меня к прыжку треск ломаемой двери. Понимание, что если я буду медлить дальше, ничем хорошим это не закончится, заставило меня оттолкнуться ногами от подоконника. Сердце ёкнуло, когда ноги оторвались от твёрдой опоры, заставив меня судорожно выдохнуть. После этого недолгий полёт и ветки, которые начали лупить по пуховику и иногда по лицу.

В какой-то момент я даже не почувствовал, что меня тормозит. Казалось, что продолжаю лететь вниз, несмотря ни на что. Но вот одна крупная ветка, потом другая, потом сильный удар ногой, и я в конечном итоге буквально повис, немного исцарапав себе кожу на лице. А ведь мог и глаз лишиться.

Из окна покинутой мной квартиры раздался взрыв, выбив окна на кухне и щедро усыпав округу осколками стекла. Теперь полиция точно сюда приедет, и ничто её не остановит. Если стрельбу они ещё худо-бедно могли игнорировать, но вот взрыв в жилом доме… Я не удивлюсь, если сюда подтянут ещё и ОБС с ОБОП. Одни — отдел безопасности страны, другие — отдел по борьбе с организованной преступностью. Если приезжают на такое они, то два раза приказывать сложить оружие уже никто не будет, потому что после первого предупреждения, согласишься ты или нет, в любом случае оно окажется на земле.

Быстро, не сильно заботясь о том, что ветки рвут пуховик, я спрыгнул на землю, подхватил сумку и бросился к машине. Забросил груз на второе сидение, а сам запрыгнул за руль. Завёл и дёрнулся с места, оставляя за собой, как я надеялся, трупы тех, кто меня преследовал. Больше убью, меньше народу будет у Стрелы.

Если он один в этом деле и действует по своей инициативе, то для него это будет критично. Сейчас клан будет вести себя тише воды, ниже травы, стараясь показать свою непричастность как перед ОБОП с ОБС, так и перед домом. А значит, если он решит вдруг нанять людей вместо убитых, это наверняка станет известно боссу клана, и тогда уже сам Стрела будет прятаться от своих. И я уверен, что и от дома, которому босс сразу сдаст нерадивого солдата ради сохранения статуса-кво. Теперь оставалось поставить под сокращение его людей, причём в особо крупных объёмах.

А ещё я могу точно сказать, что завтра город будет едва ли не перекрыт после всего случившегося. Полиции будет столько, что даже вздохнуть будет тяжело. А значит, нам нужно немного новое место для дислокации.

Глава 45

Первым делом был звонок Сирени, чтоб выяснить, где она. Ответила она не сразу, и ответ меня не обрадовал. Её хрипы на другом конце были настолько отчётливыми, что я сначала и не узнал её. А заплаканный голос заставил вообще покрыться холодным потом, потому что я сначала подумал на самое плохое.

— Тара… Хранительница милосердная… Тара, меня подстрелили… — всхлипы, — блин… как же больно…

Я слышал чей-то плач на заднем фоне.

— Как сестра? С ней всё в порядке?

— Да, всё хорошо, я забрала её… но… как же больно…

— Ты сейчас на колёсах?

— Нет… Мы… мы пешком шли, машину бросили, ей двигатель пробили… Тара, ты должен заехать за нами, я не смогу идти, мне задело ногу.

— Автоматы с тобой?

— Да, я взяла… — всхлип, — их с собой. Где ты?

— Ты где? — задал я встречный вопрос.

— Комарова. Мы спрятались в коллектор… тут… такая большая коробка бетонная… — на заднем плане детский плачущий голос звал Сирень по имени, и она на мгновение отключила связь. Вскоре вновь появилась. — Мы здесь спрятались, люди Стрелы здесь были, как ты и говорил… он… что происходит?

— Я заеду, ждите, — я отключился, чтоб больше не отвлекаться на неё.

Расположение улицы я примерно представлял. К моему счастью, это располагалось не в этой части города.

Почему к моему счастью?

Потому что эта часть сейчас будет перекрыта полностью, как, собственно, и было сделано с моим районом. То, что в городе устроят полный локдаун, я очень сомневался — людей не хватит, да и ситуация не та.

Плюс пригнать сюда дополнительных полицейских из других городов потребует времени, а пока им придётся справляться своими силами, мотаясь то туда, то сюда. Мы должны были успеть закончить всё до того, как весь город наводнят полицейские.

Я не раз слышал про войны кланов и иногда домов между собой, видел по телевизору, и там перестрелки бывали в сто раз хуже. Единственное, что делали при таких событиях, так это увеличивали количество постов, которые можно избежать спокойно. Особенно когда за рулём девушка с ребёнком.

Оставалось надеяться, что и здесь они не будут сильно усердствовать.

Вновь я ехал задворками, очень часто припарковывая машину и давая проехать патрульным экипажам мимо. Из-за этого моя скорость передвижения была очень низкой, пусть и быстрее, чем пешком. В это время по радио сообщали, что до сих пор перекрыт почти весь центр и все выезды из города, включая объездные и просёлочные дороги. А над городом теперь курсирует полицейский вертолёт. Если так продолжится, то это будет лишь вопросом времени, когда меня схватят.

Пока я крался по городу, успел позвонить и своей семье. Сначала сестре, но она не брала трубку. А потом уже и отцу, буквально скрипя сердцем, потому что меньше всего я хотел звонить именно ему.

Но желание узнать, что с моей мамой, было куда выше всего этого меркантильного бреда.

— Лапьер слушает, — холодный, практически непроницаемый голос папы меня пробрал до костей. Теперь я понимаю, как он общается со всякими отморозками.

— Па, это я, — тихо ответил я. — Нурдаулет.

Молчание. Такое долгое, что я даже посмотрел на телефон Малу, не отключился ли он.

— Стоит ли мне спрашивать о том, что ты делал сегодня днём и вечером? — спросил он меня.

Голос его был человека, которого уже почти раздавили. Я никогда не слышал от него подобного. И резкий перепад от холодного непроницаемого голоса до такого подействовал на меня слегка… шокирующе.

— Не стоит. Думаю, ты и сам всё понял, — негромко ответил я и остановил машину среди других на обочине, чтоб не отвлекаться от разговора. — Я звоню по поводу мамы.

— Ты был там, — его голос был как у обречённого человека, который только что разочаровался в жизни.

— Я хотел вывести её и… я не успел. Вызвал скорую и убежал.

— Убежал… — выдохнул он в трубку. Замолчал опять.

— Пап…

— Ты доволен? Доволен тем, что сделал? — спросил он. Па не был ни злым, ни рассерженным, просто спрашивал, словно хотел узнать моё мнение.

— Ещё ничего не кончено, — пробормотал я неуверенно. — Я могу ещё всё исправить.

— Исправить? — устало хмыкнул он. — И что же? Натали легла в неврологическое с реактивным психозом, Наталиэль умирает под капельницами, Роза в реанимации в крайне тяжёлом состоянии с простреленным лёгким, и неизвестно, доживёт она хотя бы до завтра или нет. А мой сын воюет против клана и дома. А тайное рано или поздно становится явным, так что ясно, к кому придёт тот же дом.

— Это…

— Можно исправить, — рассмеялся он в трубку. От его смеха у меня перехватило дыхание. Казалось, что сейчас истерика будет и у меня. Но он справился, удержался, он был крепким человеком. — Что ты ещё хочешь исправить, Нурдаулет? Просто скажи мне.

— Но ты же сам сказал, что ради семьи надо идти на всё! Или лучше сидеть, как вы?! Я почти смог! У меня почти получилось, если бы не эта машина! И получится снова!

Молчание. На этот раз очень долгое. Практически бесконечное.

— Понятно… Я так хотел не замечать это, надеяться, что всё хорошо, но… это моя вина. Надо было не верить в сказки о чуде. И не закрывать на это глаза…

— У меня почти получилось…

— А теперь? Тоже почти?

— Я делаю это ради семьи, — упрямо ответил я.

— Я не сомневаюсь, — вздохнул он. — Но есть кое-что важное. Есть принципы, есть…

— Плевать на них! — не выдержал я, перебив его. — Неужто они тебя волнуют больше всего?! Даже сейчас, когда всё так херово?! Эти все принципы и правила?! Ты не можешь их нарушить даже ради семьи?!

— Но как тогда понять, идёшь ли ты в верном направлении?

— Идеалы, принципы и вера — лишь пустой звук.

— Вот оно как… Значит, так ты считаешь? — вздохнул он.

— Разве не ты сказал, что ради семьи надо идти на всё и именно она является самым важным в жизни? И если необходимо, то надо сделать всё, что в твоих силах, ради неё?

— Я… понятно… — по голосу казалось, что он сдался. — Но даже так, иногда кого-то уже не спасти. Кому-то придётся… пройти через это.

— О чём ты? — не понял я.

— О Наталиэль, — ответил он. — Как говорят в домах, жизнь за жизнь… ты понимаешь это? Одна жизнь оплачивает другую. Когда дело доходит до такого, выхода уже не будет.

— Если понадобится, пусть будет так, — бросил я. — Завтра я вернусь. Вернусь с деньгами, которые помогут нам и спасут Наталиэль. И ма. И вообще всех.

Он долго молчал. Молчал и я, не зная, что сказать. Не хотел грубить, но просто не выдержал. Нервы потихоньку горели синим пламенем и хотелось от всего этого забиться под кровать и кричать в подушку. Кричать долго, протяжно, чтоб в голове, да и в душе стало легче. Я устал. Всего сутки, а я чувствовал усталость, словно прошёл год. Не помню, чтоб даже за три месяца так уставал. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и проспать неделю, просыпаясь только ради того, чтоб поесть да сходить в туалет. Наверное, так и поступлю, когда всё кончится.

— Ты прав, — наконец раздалось в трубке, от чего я даже немного вздрогнул. Кажется, я начал немного засыпать.

— Что?

— Если ты уже всё решил, я не буду тебя отговаривать. Если веришь, что надо идти ради семьи на всё и чем-то жертвовать… — он то ли вздохнул, то ли всхлипнул, но дальше голос был спокойным, к какому я и привык, — тогда делай как считаешь нужным. Сделай всё так, чтоб тебе было не стыдно за свои поступки и как сам считаешь правильным.

Вот так просто. Я даже не ожидал подобного ответа, от чего мне стало немного… странно… если так можно выразиться.

— Послушай…

— Ты хотел услышать это, не так ли? Услышать слова поддержки? Я не могу сказать, что горжусь твоим выбором, но… Но и отговаривать тебя не будут. Потому решать тебе, Нурдаулет. И как вижу, ты уже решил для себя всё. Возможно, ты действительно прав и мне стоит к тебе прислушаться.

— Я не хотел обидеть тебя.

— Я не обиделся. Я лишь говорю, что если ты считаешь это правильным, то делай как считаешь нужным. Это не упрёк, и я не буду судить тебя.

Молчание. Словно он ожидал от меня ответа.

— Я понял. Тогда… я завтра вернусь. Всё будет хорошо, я обещаю, — неуверенно пробормотал я.

— Да, — только и ответил он, после чего в трубке послышались гудки.

И почему я чувствую себя говнюком… Плевать, плевать на всё, надо забрать Сирень теперь, раз всем уже позвонил.

Я вновь двинулся по улицам, продолжая нырять и прятаться от патрульных машин, которые шныряли то здесь, то там, словно хищники, выслеживающие свою жертву. Пришлось немного пропетлять, чтоб доехать до адреса. Но самым сложным оказалось найти нужный коллектор. Пусть в этом районе и курсировали полицейские машины в куда меньших количествах, но они всё же были, что лишь усложняло задачу. Чтоб лишний раз не рисковать, я двинулся искать их пешком, словно толстый вор, идя по тёмным улицам и выискивая эту бетонную коробку. Подразумевалось, что она, по идее, должна быть открытой.

И я нашёл. Правда, под бетонной коробкой подразумевалась большая плита с люками, один из которых отсутствовал. Но примерно так я и предполагал.

Включил рацию и тихо позвал её.

— Сирень, я, кажется, вижу ваше убежище.

— Да? — немного сонный голос мог значить две вещи — она истекает кровью или прикорнула там.

— Да. Сейчас подойду. Ты как?

— Нормально. Мы тут устроились немножко поспать… — зевнула, — на тёплых трубах…

— Ясно, — я почувствовал лёгкое облегчение. Сирень, как-никак, мне нужна была живой. Хотя бы до завтра. Я подошёл к узлу теплотрассы и посветил туда фонариком.

— Сирень?

— Да, — раздался приглушённый голос.

— Давай, вылезай.

В свете фонаря появилась Сирень, держащая в руках маленькую девочку, у которой торчали волчьи маленькие уши. Она устроилась на руках такой же сонной Сирени и не спешила просыпаться.

— Давай её сюда, — протянул я руки. — И сама вылезай.

Если так брать, то девчонка была, сама девчонка, сейчас сладко сопящая, уменьшенной копией Сирени. Светло-розовые волосы, упрямая физиономия даже во сне, очень похожее лицо. Ну точно уменьшенная копия Сирени.

— Слушай, а она не твой ребёнок? — поинтересовался я.

— Дурак, что ли? — нахмурилась она, вылазя и гремя автоматами, что были навешаны ей на плечи.

— Вы очень похожи.

— Потому что сёстры, — фыркнула она недовольно, наконец покинув своё временное прибежище, и потёрла раненую ногу. На штанах красовалось довольно приличное кровавое пятно, которое было сложно не заметить, как и дырку в штанах. Заметив мой взгляд, она лишь отмахнулась. — На нас, оками, всё заживает довольно быстро. Так что не страшно. Да и пуля была пистолетной.

— С чего ты взяла?

— Была бы от автомата, мне бы тут ногу разворотило, и вряд ли бы я могла нормально ходить, как сейчас, — подтверждая свои слова, она подпрыгнула на месте, но тут же поморщилась. — Ну только болит, зараза.

— А автомата всего три? — спросил я, глядя на висящие на её шее автоматы.

— Сколько успела. По нам стреляли, когда я уже садилась в машину. Пуля попала в ногу на вылет. А сестре… — она аккуратно раздвинула волосы, показывая её волчье ухо. То выглядело так, словно кто-то его откусил, совсем свежая рана, покрытая засохшей коркой крови. Когда Сирень аккуратно взяла его, показывая мне, младшая дёрнулась и заскулила во сне. — Взяли бы ниже, и у меня бы был на руках труп.

Сирень выглядела неважно. Было видно, что она готова разрыдаться, но находила в себе силы держать себя в руках.

— Тоже пойдёт. Нам много и не надо.

— А ты как, что нового? И что вообще случилось?

— Сначала нам надо дойти до машины и найти место, где сможем встать и поспать немного. Потом нужно будет прокатиться по району и найти нужное место.

— Какое?

— Любое. Ну и навестить Стрелу, чтоб конфисковать деньги обратно.

— А что случилось-то?

— Лучше расскажу в машине, — кивнул я в сторону, где был припаркован автомобиль.

Рассказ не занял много времени, и с каждой минутой истории Сирень становилась всё более унылой, бледной и какой-то разбитой. Словно из неё поочерёдно вытаскивали стержни, которые до этого поддерживали её в чувствах. И если я рассказывал историю нейтральным голосом, то вот Сирень поджала под конец дрожащие губы и отвернулась к окну.

— И куда нам? Покинем город? — хрипло спросила она, не глядя на меня.

— Вернёмся за деньгами, — ответил я.

— За деньгами? — её голос был удивлённым, но смотреть мне в глаза она не спешила. — Ты дурак?

— Я хочу свои сраные деньги обратно, — куда громче и злее произнёс я, от чего Сирень испуганно обернулась, сверкая в свете уличного фонарями заплаканными глазами. — Стрела действует один. Никто за ним не стоит. А его подручные — самые обычные бандюки, ничем не лучше нас самих. Поэтому у нас есть шансы расквитаться.

— Ты такой же ненормальный, как и Малу… — тихо произнесла она свои мысли вслух.

— Может быть, но деньги свои я собираюсь с него затребовать. А тебе они не нужны?

— Нужны, но… — она вздохнула, словно собираясь с силами. — Ладно, тогда куда нам?

— Сначала припаркуемся и переночуем. Ты будешь за рулём, а я буду сидеть сзади. Сколько твоей сестре лет?

— Четыре.

— Четыре?

— У тебя какие-то проблемы?! — тут же накинулась она.

— У нас проблемы, а не у меня, так что успокойся. Молодая девушка с ребёнком будет вызывать меньше опасений, чем мывтроём. А именно тебя с ребёнком они и увидят сначала издали. А меня на заднем будет видно хуже, так что будет легче проскакивать патрульных. Если же остановят, то мы лишь обычные брат и сестра от разных отцов.

— Нас спалят.

— Всем насрать на детей и подростков. Они наверняка ищут каких-то головорезов. Так что не возмущайся и поехали. У тебя есть оружие с собой?

— Только автоматы.

— Ну вот и отлично. Поехали.

Автоматы я запихал в сумку с остальным барахлом, что вынес из квартиры. Свой пистолет спрятал под сидение Сирени. Если меня вытащат полицейские и решат обыскать, то ничего не найдут. Если же это будут друзья Стрелы, то тянуться будет недалеко. Но сомневаюсь, что кто-то схватится за молодых парня и девушку, не считая наших преследователей.

Ещё у меня были деньги, та пачка купюр, которую я стащил. Нам стоило переодеться, особенно Сирени с её кровавым пятном на ноге, которое было сложно не заметить. Заодно я хотел снять квартиру. Да и взрывчатку не зря же взял с собой, верно?

Если я пойду с ними в открытую конфронтацию, то это будет однозначно без шансов. Даже банальное численное преимущество сыграет свою роль — какими бы они обычными людьми не были, но стрелять гады умеют. А один против десятка автоматов — это просто наихудший из вариантов. Я не военный и не киллер, который хорошо воюет. Поэтому мне ни в коем случае нельзя выходить против них в честный бой.

Лучше подойти к вопросу иначе, когда прямого контакта с ними можно будет избежать. Ударить так, чтоб у них не было возможности ответить. Как-нибудь неожиданно и радикально, чего никто в здравом уме даже не осмелится предположить от подростка. Нечто экстраординарное...

В моей голове разрастался очень коварный и жестокий план, который точно понравится моему новому другу Стреле и его людям. Всё настолько плохо, что хуже просто быть не может.

Так думают другие.

Но я докажу, что это не так. Всё станет куда хуже, и я очень позабочусь об этом.

Это лишь игра. Жестокая игра, в который выиграет самый хитрожопый, умеющий планировать и готовый идти на всё ради собственной цели. Здесь только стоит недооценить противника, как ты сразу же пожалеешь. Это игра как в детстве, где работают те же тактические принципы, как и в других играх, где надо обмануть противника. Изменились лишь масштабы.

Я не сильный любитель таких игр, но готов сыграть с ним в неё. И первое, на чём я хочу отыграть — его уверенность в собственных силах. Возможно, я уже подорвал мнение о наивных подростках, но будем надеяться на огромное самомнение, которое обычно есть у таких людей. Ведь если он замахнулся аж на дом, будучи никем, то наверняка и здесь будет считать себя самым умным.

Что Стрела может ожидать от жирного шестнадцатилетнего парня, который бегает-то с трудом, и испуганной девчонки с ребёнком на руках? Навряд ли чего-то дельного и опасного. Максимум: наглая самоуверенная перестрелка, минимум: попытаемся торговаться с ним. Да, я показал, что способен думать, и уже умудрился два раза улизнуть. Но уже ничего не поделаешь, остаётся лишь идти дальше и надеяться на самоуверенность противника.

В конце концов, мы же всего лишь дети, цветы жизни…

На её могиле…

Глава 46

Мы остановились во дворах пятиэтажек среди множества других машин и устроились на сидениях, кто как мог. А на ночь, чтоб не замёрзнуть, не стали глушить машину.

Сирень устроилась на переднем сидении и прижала к себе младшую сестру, которая поскуливала во сне и даже немного плакала. Я же разлёгся на задних, как мог — никак, спинка сидушки никак не хотела опускаться.

Такой сон не мог хорошо сказаться на нашем состоянии, что и неудивительно. Спать сидя или лёжа на маленьком раскладном автомобильном кресле вдвоём не очень удобно. Тело затекает и болит, будто спишь на камнях. Но учитывая насыщенность сегодняшнего дня, это была одна из самых удобных моих ночей, которые только бывали в моей жизни. Я уснул, стоило мне просто закрыть глаза.

А проснулся от того, что кто-то щекотал мне под носом. С трудом открыл слипшиеся глаза, несколько раз проморгался, чтоб хоть немного вернуть ясность зрению, и увидел перед собой девчонку с улыбкой до её мохнатых торчащих из-под волос ушей. Она перебралась ко мне на второй ряд и с видом, словно ничего интересного в жизни не делала, водила кончиками волос под моим носом.

— Вот ты мелкая… — пробормотал я, на что её улыбка стала ещё шире. — И тебе с добрым утром…

Я зевнул так, что едва не вывихнул себе челюсть, а девчонка успела засунуть мне в рот палец и быстро его вытащить, когда я захлопнул рот. Вот же неугомонная.

— Как звать тебя, ушастая? — я аккуратно почесал её за пушистым ухом, от чего она… завибрировала. Кажется, нечто похожее было и у Сирени, когда она обнимала меня.

— Сьюзи, — пискнула… даже не пискнула, а тявкнула она, жмурясь, словно я её щекотал. — Сьюзи я.

— Сьюзи? Красивое имя. Как у тебя дела, Сьюзи?

— Хорошо, — девчонка тут же смутилась, словно я спросил что-то постыдное.

Покраснела, опустила голову и быстро-быстро забралась под бок к своей сестре на переднее сидение, прижавшись к ней поближе. Сирень же, словно действуя по привычке, как бы навалилась на неё, накрыла собой, обняв и прижав к себе, и что-то пробормотала. И вот из-под такой вот защиты на меня смотрели маленькие пронзительные изумрудные глазки.

Милая девочка.

Я подмигнул ей, и мисс изумрудные глазки углубилась в объятия старшей сестры, позыркивая на меня оттуда, словно волчонок.

Сирень же вновь начала вошкаться, бормоча во сне:

— Чего тебе неймётся… — и прижала сестру к себе ещё плотнее, от чего та едва слышно тявкнула, словно какой-то щенок.

Когда я смотрел на них, мой взгляд сам собой цеплялся за её оборванное ухо. Вот тебе и сестра… Этот шрам будет всю жизнь напоминать Сьюзи, кем была сестра и что она едва не сделала из-за желания жить лучше. Память о той жизни, которая будет лучше всякой фотографии напоминать Сьюзан, через что они прошли.

Я прождал ещё около часа, прежде чем Сирень проснулась. Причём проснулась довольно необычно: резко открыла глаза, после чего неожиданно села, словно и не спала совсем. Она обвела взглядом машину, после чего задержала взгляд на своей сестре, которая всё жалась к ней.

— Опять что-то учудила? — хмуро спросила она меня.

— Щекотала под носом, — сдал я её без зазрения совести.

— Оками всегда непоседливы в детстве, — взъерошила она её волосы на голове. — Такие уж мы все.

Сирень словно оправдывала её, будто я ругался или обвинял их в чём-то.

— Да все дети такие, — пожал я плечами. — Ма рассказывала, что я был ещё тем мелким бесёнком.

— Будь ты оками, — усмехнулась Сирень, — был бы настоящим дьяволом.

— Возможно. А теперь давай выезжать. У тебя интернет на телефоне есть?

— А что?

— Надо снять квартиру.

— Зачем?

— Надо. Только надо выбрать правильную квартиру. Но перед этим закупиться одеждой, так как в таком ходить нельзя, — указал пальцем я на её ногу. — Тебе обработать ногу не нужно?

— У таких, как я, очень сильный иммунитет, не беспокойся, — отмахнулась она. — Мы куда более выносливые и живучие, чем обычные люди.

— Хорошо… Ладно, хорошо. Тогда давай пока за руль. Надо найти какой-нибудь невзрачный магазинчик и купить одежды.

Так мы и сделали. В это время было очень много машин, среди которых мы могли спокойно затеряться. Я специально сел чуток пониже на втором ряде, чтоб меня было хуже видно, но и не прятался, чтоб в случае чего не возникло вопросов. Сирень же посадила рядом с собой сестру.

Мы выехали в плотном потоке машин, буквально теряясь в нём, и двинулись ближе к центру города, где можно было найти разнообразные магазины. Искали мы что-то типа небольших торговых точек, где можно прийти, быстро купить, переодеться и уйти. Особенно это было важно Сирени.

Патрульных машин в городе было действительно много, а радио только и кричало о том, что случилось вчера ночью. Но ни один полицейский не остановил нас. Все они лениво, как я мог судить, бросали взгляд на Сирень и её сестру, после чего переводили его на другие машины. Меня даже не замечали. Да и заметишь тут в таком плотном быстро двигающемся потоке кого-нибудь.

Поэтому мы смогли доехать до рынков уровня дёшево и сердито, где Сирень, серьёзно наказав Сьюзи не баловаться, быстро вышла из машины и ушла к рынку. Что удивительно, её сестра сидела, практически не двигаясь, пока Сирень не вернулась, уже переодевшись в новые джинсы, пуховик и кофту. Мне она купила большой уродливый пуховик с мехом и что-то типа широких рабочих брюк.

— Прости, не знала размер, поэтому взяла на глаз.

Зато на мой глаз они были очень даже маловаты.

— Были вопросы?

— Да, нужно ли мне ещё что-нибудь? — усмехнулась Сирень. — Ладно, толстый, примеряй и поехали дальше. У тебя вроде как есть план, верно?

— Толстый! Толстый-толстый-толстый! — начала дразнить меня Сьюзи, от чего заслужила тяжёлый взгляд Сирени и тут же умолка, немного сжавшись.

— Послушай сюда, смелая мелочь. Ещё раз такая выходка, и я тебе уши оборву, ты поняла?

Та лишь молча закивала.

— Так ты же тоже меня называешь толстым, — заметил я.

— А у тебя с этим какие-то проблемы, Тара? — тут же набычилась Сирень, расправив плечи.

— Нет, никаких, — не обратил я внимания на её выкаблучивания.

Ну если ей нравится пытаться показывать себя сильной, почему я должен как-то это осуждать. Пока не мешает, пусть хоть колёса у машины лижет. Но только не при людях. Куда более интересно, что в пуховик и брюки я кое-как влез. Честно говоря, изначально я очень сомневался в своей способности это сделать, но, как выяснилось, за последнее время я схуднул. Вот честно, даже не заметил, от чего приятно удивлён.

Дальше по плану у нас была квартира.

Воспользовавшись телефоном Сирени, я начал лазить в поисках подходящей квартиры. Лазил долго, с чувством, толком и расстановкой, от чего Сирень успела сбегать в какую-то забегаловку и купить нам покушать. Я, честно говоря, не испытывал голода, но всё же заставил себя съесть всё.

— Зима не зима какая-то… — пробормотала Сирень. — Снега вообще нет.

— Говорят, что и не будет. В этот раз бесснежная.

— Плохо… А то бы всю эту грязь можно было укрыть чистым белым снегом, — кивнула она на асфальт, который у бордюров был уже давно утрамбован землёй и в некоторых местах блестел замёрзшими грязными лужами. — Серость убивает.

— Я думал, что убивают пули, хотя могу и ошибаться, конечно.

— Умник, что ли? Ты вообще какой-то дерзкий, Тара, ты не заметил?

— Да, заметил, а теперь не мешай, пожалуйста.

— Тц… — естественно, что просто промолчать Сирень не могла, так как это будет удар по её самолюбию.

Которое совершенно не страдает в ситуациях, когда ей грозит реальная опасность, и она начинает едва ли не бормотать, как маленький ребёнок. Уже видел.

Но квартиру, хочу сказать, я всё же нашёл. Причём довольно удачно расположенную. Я не искал какую-то конкретно, однако уже определил те параметры, которым она должна была соответствовать. И этим параметрам найденная квартира вроде как даже соответствовала. Оставалось лишь приехать на место и самим её осмотреть. Что мы сразу и сделали. Всё же я рассчитывал всё закончить этой ночью. Абсолютно всё, начиная братками Стрелы и заканчивая передачей денег на операцию для своей сестры. К сожалению, в отличие от меня, Наталиэль не могла ждать. Потому приходилось значительно форсировать все события.

Когда я показал квартиру Сирени, она лишь сморщилась.

— Какая убогая…

— Нам не жить в ней, — заметил я.

— Да, но… получше ничего не нашлось?

Я лишь устало вздохнул, похрустел шеей и с сочувствием посмотрел на неё. Наверное, тяжело быть глупой.

— Боюсь, что это самый оптимальный вариант, Сирень, так что надо позвонить и договориться на сегодня.

— Дорого стоит.

— Нам на несколько дней хватит, хотя возьмём мы на неделю.

— Тебе денег не жалко?

— У нас десятитысячная пачка. Не думаю, что сейчас деньги играют такую важную роль. Плюс нам нужна машина. Несколько машин.

— Угон?

— Да, угон. И телефоны. Чистые, чтоб можно было сделать звонок.

— Ты что удумал? — прищурилась она.

— Расскажу, как только снимем квартиру и получим всё, что необходимо.

— То есть предлагаешь мне угонять?

— Да. А я буду покупать, естественно. Квартиру тоже ты снимешь, всё равно из города собиралась уезжать.

— Знаешь что…

Я так и не узнал что, так как Сирень лишь вздохнула, завела машину и поехала снимать квартиру. В конце концов, она девушка, к ней вопросов будет значительно меньше, чем ко мне.

Я не знаю, кто был хозяином квартиры, но проблем снять её не возникло, когда Сирень заплатила за неделю вместе залогом. Поэтому вскоре я уже перенёс сумку в квартиру.

Это была небольшая однушка на третьем этаже с кухней, ванной и коридором. Довольно скромная квартира, расположенная на Т-образном перекрёстке на углу правого здания, от чего окна выходили сразу на обе дороги, которые было видно практически идеально. А ещё здесь был небольшой ресторанчик, называющийся «Фейерверк». И дорога, шедшая к перекрёстку, в буквально смысле слова упиралась в него. Другими словами, можно было спокойно по этой дороге, если разогнаться, влепиться прямо в сам ресторан.

— Значит так, — начал я, когда мы расположились. — Для начала скажи своей сестре не запихивать патроны себе в рот, а то ничем хорошим это не закончится.

Сирень аж вздрогнула, после чего резко обернулась к Сьюзи, которая замерла на месте с забитым патронами от автомата ртом и протянутой рукой, в которой держала ещё несколько штук. Я лишь наблюдал за тем, как девчушка получает нагоняй от старшей, у которой глаза на лоб полезли от увиденного.

— Так, значит, дальше, — продолжил я, когда Сирень не нашла ничего лучше, чем посадить неугомонную сестру себе на колени и обнять, не отпуская. Та же принялась играть с её хвостом. — Нужно несколько машин, которые мы расположим вот здесь и здесь, — пальцем я показал на схематичной карте, которую и нарисовал сам. — Они приедут за нами, как только мы предложим им встречу. Стрелы с ними не будет.

— Откуда тебе знать?

— Потому что он трус. Но если будет, то тем лучше. Бегать по сто раз не придётся. У него есть на работе импульсники, которых надо остерегаться?

— Четыре на службе. Есть, конечно, ещё, что умеют пускать молнии из пальца или же закуривать от него же, но те четверо — самые опасные. Все четверо физические.

Вообще, всех людей, обладающих импульсом, делили между собой на три вида — физический, материальный, ментальный.

Физический — это огонь, электричество и всё, что можно создать на физическом уровне. Важное отличие именно в том, что ты можешь создать их из ничего. Конечно, для огня нужен воздух, но это мелочи. Главное, что его нет, а с твоей силой он появляется. Ещё есть чёрная материя, но это вообще очень редкое направление.

Материальный — это управление материей. Например, земля, вода или воздух. Их не создают, так как они уже существуют, влага в воздухе, вода в озере, воздух и земля под ногами. Ими просто управляют, меняя их форму, концентрацию и консистенцию. То есть влияют непосредственно на материю.

Ментальный — всё, что не видно, если очень сильно утрировать. Это, по сути, влияние на организм и телекинез. Всевозможные барьеры, останавливающие пули, ускорение, высасывание энергии или управление сознанием, как, например, внушение страха, притупление внимания или контроль противника. Кстати, управление сознанием, да и любое воздействие непосредственно на человека зачатую невозможно из-за его энергетического поля, которое очень сложно пробить. Потому те, кто умеет это делать, являлись очень ценными кадрами абсолютно везде.

И получается, что каждый человек с импульсом имеет зачастую один из трёх видов: физический, ментальный и материальный. Каждый вид имеет своё направление: электричество, огонь; вода, земля, воздух; телекинез, управление сознанием и другие интересные вещи.

Ну и встречаются те, кто умеет работать во всех трёх видах во всех направлениях, если хватает на это сил.

— Кто-нибудь может ставить барьеры? — я решил уточнить сразу.

— Один ставит барьеры, — объяснила Сирень. — Он по направлению воздуха. Двое по огню и один по электричеству.

Барьер из воздуха был похож на барьеры ментальные, но имел и существенные различия. Ментальные просто останавливали снаряды. Снаряд или пуля — ментальный барьер остановит всё. Вопрос лишь стоял в том, хватит ли импульснику сил остановить их. Таких можно было задавить в буквальном смысле слова плотным огнём из обычных автоматов, монотонно расстреливая его, выжав, как лимон. Но один сверхмощный снаряд, тот же подкалиберный от танка, он вполне мог выдержать.

Воздушный барьер — это практически такая же невидимая стена, как и ментальная. Только там в буквальном смысле слова есть стена. Стена повышенной плотности. В ней пули в буквальном смысле застревали. И принцип был тот же — чем выше пробитие, тем лучше пройдёт. Здесь брать уже надо было не количеством, а мощностью. Чем сильнее импульсник, тем крепче барьер. Он может не выдержать снаряд, но сколько бы ты в него ни стрелял, пули он все сдержит, пока есть силы держать барьер.

Вот и разница — для одного критично было количество, которое в него летит, для другого мощность.

Подозреваю, что здесь будет не самый сильный обладатель импульса.

— Барьер точно приведёт с собой, — уверенно заявил я. — Он наверняка пошлёт сюда побольше людей, чтоб забрать флэшку и обрубить концы. Наверняка рассчитывает на наше сопротивление, которое собирается подавить количеством. А чтоб обойтись без трупов среди своих, которые могут указать на его участие, пошлёт с ними физического с барьерами. И… ещё одного человека с огненным импульсом.

— Почему не с электричеством?

— Потому что огонь хорош в атаке. Можно выкуривать или сжигать следы. Не знаешь, сколько у него людей?

— Ну… шесть друзей, среди которых четверо с импульсом. Это приближённые. Ещё подручные, которыми он управляет, но которые не являются его корешами. Человек… десять может или пятнадцать. Может даже двадцать.

Немного, но и сказать, что мало, я не мог. Вообще, принцип в клане был какой: глава управляет кланом и у него есть помощники, которые держат свой район или занимаются каким-то крупным бизнесом — это капитаны. Их в клане Хасса вроде четыре. У каждого капитана есть несколько подручных на этом районе — солдат. Одни смотрят за определёнными улицами и собирают с них дань, другие занимаются каким-то бизнесом, третьи просто выполняют поручения, как наёмные убийцы.

Стрела был из разряда держателей торговых точек на определённой территории, причём относительно крупных. Под его крылом были не только магазинчики, но и небольшой рынок, который он нередко делил с бандой друзей из Китая. Отсюда и количество людей поддержки. Помимо него я знал ещё четырёх солдат, которые орудовали в этом районе и работали на одного капо.

— Нам потребуется как минимум три машины. Лучше четыре.

— Ладно, допустим, а что будешь делать ты?

— Куплю мобильники в зависимости от количества автомобилей с временными номерам, — грубо говоря, заплатил сто рублей, и тебе дают сим-карту, которая проработает определённый срок или с определённым количеством разговорных минут. — Плюс нужно сходить в хозяйственный магазин, закупиться необходимыми вещами для нашего вечера, чтоб не разочаровать Стрелу.

Я не стал вдаваться в подробности дела. Скажу лишь перед самым началом.

— Ты такой заботливый, — кисло улыбнулась Сирень.

— Ты даже не представляешь, насколько. Он наверняка рассчитывает получить от нас свою флэшку, поэтому не вижу причин не прийти и лично ему её не вручить.

— А что на ней?

— Не знаю и знать не хочу, но, судя по размерам, это не простая флэшка. Вполне возможно, что затребует пароль, который если не вобьёшь, она спалит компьютер или же сгорит сама. Или же она запомнит все попытки входа и потом выдаст их хозяевам. Поэтому даже не лезу.

— Но забрать такое у дома — самоубийство.

— А может он хотел шантажировать их, — предположил я. — Но это не имеет значения. Но если хочешь, очень скоро мы сами сможем спросить его.

Глава 47

Я держал телефон Малу разблокированным на меню звонка Стреле. У него ни один контакт в его телефонной книге не был подписан, но мне это и не требовалось. Я прекрасно знал, какой номер у нашего босса.

Сейчас же я лишь собирался с мыслями, готовя в голове свою речь, варианты диалога и то, что нужно отвечать в той или иной ситуации. Это была часть игры, в которой могло решиться многое, и очень важно было сразу подготовиться к ней. Что можно говорить, что говорить нельзя, что можно ему подкинуть как мнимую подсказку или слабость, а что лучше вообще не упоминать.

Но главный мой упор был на то, что я всё ещё ребёнок в его глазах и не могу идти как на очень рискованные и громкие шаги, так и нормально планировать и поступать правильно в таких ситуациях. Следовательно, надо было выбрать что-то действительно банальное, что вызовет у него лишь снисходительную улыбку. Надо быть глупым, что не всегда легко.

Собравшись с мыслями, я нажал на вызов, чувствуя, как моё сердце учащённо забилось. Пора было действовать, если я хочу успеть закончить всё сегодня.

Пошёл первый гудок. Потом пошёл второй гудок. Затем третий.

Я был просто уверен, что Стрела видит, как звонит телефон, но не берёт его специально, чтоб показать свою незаинтересованность. Доказать мне, что это я должен хотеть вернуть ему флэшку и это в моих интересах. А может он сидит в туалете на унитазе и не может подойти, кто знает.

Но трубку подняли. И тут же определили, кто звонит.

— Привет, Тара, давно не виделись, — его голос был беззаботным.

Мне лишь требовалось играть по правилам.

— Откуда ты знаешь, что это я? — спросил я недовольным голосом.

— Я всё знаю, — усмехнулся он. А вот мне кажется, что он просто посмотрел новости, где сказали, что Малу был убит вместе с сестрой в своей квартире. — Ты чего-то хотел?

— Деньги. Мои деньги, что теперь у тебя. Свою долю.

— И с чего ты решил, что я тебе их отдам?

— Я выполнил свою работу.

— А я выполнил условия сделки с Алексом, которого вы убили. Деньги с флэшкой, которую ты украл, мои, в обмен на его покойную подружку.

— Мне плевать. Ты договаривался изначально с Малу, значит, на том договоре и должен основываться.

— Да-да-да, тогда где моя флэшка?

— У меня.

— А должна быть у меня. Я не буду врать, что мне она нужна. Поэтому если не хочешь, чтоб тобой занялся весь клан Хасса, лучше бы тебе отдать её мне.

Пусть я и был искренне убеждён, что это блеф, однако всё равно забеспокоился. А как можно было не беспокоиться по этому поводу, учитывая то, что весь мой план строился на предположениях, где достаточно оказаться неверным только одному, чтоб всё пошло прахом?

— Нет. Только после того, как вернёшь деньги.

— Если ты флэшку не вернёшь к сегодняшнему вечеру, Хасса направит к твоим сёстрам своих парней, и они сделают из них отборных блядей, который будут обслуживать самые низы в Африке. Ты этого хочешь? Хочешь проверить?

— Если я буду отдавать её, то только твоему капо. После того, как ты меня кинул, я не хочу вести с тобой дел.

— Он не будет связываться с таким чмошей, как ты, — усмехнулся Стрела. — Ещё он не бегал за подобными отбросами.

Значит, всё же клан не знает об этих играх. Если эта вещь настолько важна, — а она должна быть, по идее, важна, раз клан покусился пусть и не на самый сильный, но дом в городе, — то капо ради того, чтоб всё это не всплыло, точно лично бы согласился забрать её. А тут со слов Стрелы получается, что клан едва не развязывает войну, но при этом ради причины всего этого даже не готов просто пошевелить пальцем.

Но указывать я ему на это не стал.

— Тогда я верну её дому и попрошу его о помощи, — сказал я неуверенным голосом.

— Я бы не советовал этого делать, жиртрест, — ехидно, даже с угрозой заметил он.

— Почему?

— Клан сам тебя порежет, как исполнителя всего этого, и твою семью в придачу, чтоб остальным неповадно было. И никто не поверит, что я нанял таких, как ты, ради того, чтоб ограбить банк. Ты убьёшь и себя, и семью.

Мне требовалось, чтоб он сам убедил меня, что у меня выбора нет, кроме как встретится с ним с глазу на глаз и отдать флэшку. Всё должно выглядеть, словно я пытался выскочить, но он сам мне обрубил возможные выходы.

Только правда в том, что это у него ходов почти нет.

— Тогда где гарантия, что после флэшки ты не убьёшь меня, а потом и мою семью, как они? — недоверчиво спросил я.

— Насчёт тебя гарантий нет. Но я изначально и не собирался тебя убивать, пока ты не убил двух моих человек и троих не ранил. А теперь… Мой клан очень хочет эту флэшку, поэтому готов закрыть на что-то глаза. По крайней мере твою семью мы не тронем, когда получим флэшку. Что касается тебя, то зависит от уровня твоего сотрудничества. Но если пойдёшь к дому, мой клан воплотит все свои самые страшные фантазии на твоих сёстрах и матери. Ты хочешь этого?

Боится. Боится, что обращусь к дому, потому что в таком случае его яйца отрежут свои же. Потом пришьют обратно и дадут отрезать уже людям дома. А те очень мстительны, когда запятнаны их честь и достоинство. Для них это практически всё — дали проявить неуважение одним, не будут уважать все остальные. Когда их так нагло ограбили — это был плевок в лицо, на который они просто обязаны ответить. А такому, как Стрела, они будут отвечать очень доходчиво и больно.

— И тогда что ты мне прилагаешь? Прибежать к тебе, рассчитывая на твою милость?

— Именно так. Я назову место, куда ты…

— Нет, — перебил я. — Я не согласен.

— А мне плевать, жирный уёбок, — начал он давить на меня. — Ты сделаешь то, что я говорю, а иначе я яйца твоего отца тебе в конверте пришлю. И заставлю смотреть, как мы ебём и убиваем твоих сестёр и мать. Поэтому завали хавальник и слушай сюда. Ты сделаешь то, что тебе говорят, или очень сильно пожалеешь об этом.

И вновь ложь. Он не придёт к моей семье, так как после нападения на полицейского их охраняют. Полиция своих просто так на произвол судьбы не бросает, особенно когда это связано с организованной преступностью — кланами. А ввязываться в войну с полицией он не посмеет. Да и не рискнёт даже просто из-за клана, который его тут же уберёт.

Сколько блефа. Видимо, слишком сильно он ввязался в это, что готов запугивать даже теми вещами, с которыми я должен быть знаком. Но хочу признать, звучит он очень убедительно. Но здесь мне придётся немного надавить.

— Раз так, то мне не имеет смысла выбирать между тобой и домом! — постарался ответить истерично я. — И там, и там меня убьют! Но у них я могу выторговать защиту моей семьи в обмен на меня и флэшку! Чтоб она просто не досталась тебе и твоему сраному клану, говнюк!

Последние слова были особенно писклявыми, словно у истерички, после чего я бросил трубку.

Усмехнулся, чувствуя себя куда легче, чем перед звонком. Куда сложнее сделать первый шаг, а потом всё просто идёт, как идёт. Обернулся и посмотрел на Сирень, которая с недавних пор стояла и наблюдала за мной.

— Ну как, похоже, что у меня сдают нервы и я истерю? — спросил я спокойным голосом с намёком на улыбку.

— Ты был похож на истеричного долбоёба, — оскалилась Сирен, похвалив меня.

— Я старался, — честно признался я.

— И что будем делать?

— Он блефует насчёт клана и боится, что об этом узнает дом. Стрела должен понимать, что дом если не поверит, то точно проверит мои слова. Потому жду десять минут, после чего или он сам звонит, или я перезвоню ему сам, будто успокоился.

— Какой ты самоуверенный, — хмыкнула она.

— Иначе никак. По крайней мере, моим теориям есть доказательства и… О, вот и он звонит, погоди немного, — после чего нажал ответить на звонок и тут же продолжил. — Я не буду встречаться у тебя в баре!

— Успокойся, Тара, — о, уже Тара. — Я бы тебя и не позвал в свой бар. Так и быть, так как на меня давит капо… — давит капо. Лишь бы в моих глазах не казаться тряпкой, который сдался первым. Самомнение у него немаленькое, — …я разрешаю тебе назвать место.

— Хорошо… я… хочу встретиться вне твоих территорий в месте, которое я знаю.

— Да без проблем, — легко согласился он. — Давай, называй.

— Знаешь… э-э-э…

— Ты предлагаешь мне встретиться, но даже не знаешь, где именно? — я слышал в его голосе самодовольство.

— Давай в фейерверках! — выпалил я.

— Давай, — спокойно ответил он. — Во сколько?

— В… в девять, — неуверенно пробормотал я. — И деньги захвати мои!

— Да, хорошо, я буду там в девять. Не забудь флэшку, Тара.

— Не забуду.

— Тогда встретимся там, — в трубке раздались гудки.

Я молча посмотрел на телефон в руке, после чего отключил его. Теперь дело оставалось за малым.

— Ну вот и всё. Сегодня вечером всё решится.

— Ну… тогда стоит помыться перед началом. Погибать, так чистой, — тряхнула она волосами. — Хочешь со мной?

— Ты машины подогнала, чтоб потом их не искать? — задал я вопрос.

— Ну естественно пригнала. Самые простенькие, за которые сразу и не хватятся, из разных частей города и тот грузовик, который ты просил. Всё будет отлично. Только всё равно не пойму, зачем они тебе, — задумчиво ответила она, после чего на её губах вновь появилась хитрая улыбка человека, который играет со мной. — Так что насчёт помыться?

И я могу сказать довольно точно, что…

— Если я скажу «Да», ты всё равно откажешься.

— Верно, — хихикнула Сирень. — Я тебя всё равно не пущу к себе, но мечты-то разыгрались, не так ли? Уже представил?

— Слишком хорошо тебя знаю, чтоб повестись на это, — без интереса ответил я.

Это был ответный удар, от чего она немного поморщилась. Ведь получалось, что это не Сирень со мной играет и отказывает мне, а я ей не интересуюсь от слова «совсем». Она не интересна парню — это должно быть неприятно, да, Сирень?

— Иди, мойся, а я пока сбегаю, куплю всё, что нужно.

С этими словами я оставил её одну кусать собственные локти из-за того, что она не интересна даже такому, как я. «Даже такому» — это в её представлении, так как о себе я не был такого низкого мнения. Я знаю, чего стою, и в эти игры в «дам — не дам» пусть играет с другими. Меня подобное практически не интересует.

Сходив в магазины, я притащил телефоны, провода и ящичек инструментов, который мне пригодится. Когда вернулся, сразу заглянул в ванну.

— Я твой телефон возьму в интернет выйти?

— Да-да, бери, — ответила она, перекрикивая шум воды.

В интернете я искал ни что иное, как книгу юного изобретателя или что-то в этом духе. Любую книгу, где можно было найти, как правильно обращаться со всевозможными батарейками, проводочками и так далее.

Удивительно, что это всё нужное я нашёл в книге «Юный изобретатель. Секреты механизмов» для детей с двенадцати лет. Там на одной из глав было написано, как сделать будильник, который будет просыпаться от твоего звонка по телефону. Или как с помощью звонка по телефону заставить включиться лампочку.

Лампочки или будильника у меня не было, но зато была сумка с пластидом, известным как "С-4", для которого детонатором служит электричество.

Знали ли составители этой книги, что нечто подобное можно использовать и в иных целях? Конечно знали, просто не думали, что кто-то станет этим заниматься и у кого-то окажется взрывчатка.

Я никогда не занимался подобным, да и не был любителем что-либо изобретать, паять и делать, если говорить на чистоту. Но и руки точно не были настолько кривые, чтоб не сделать то, что могут сделать даже двенадцатилетние дети.

Мне потребовалось около часа, чтоб сделать задуманное. К тому моменту Сирень уже успела выбраться из ванны, заодно искупать и свою сестру. Вела с ней себя точно мама-кошка, серьёзно. И теперь они вдвоём наблюдали за тем, что я делаю — Сьюзи с интересом, а Сирень с опаской.

— У меня, кажется, вырисовывается примерное представление того, что ты хочешь сделать, — пробормотала Сирень, когда я заканчивал предпоследнюю бомбу.

— Да, возможно, — ответил я нейтрально.

— Возможно? То есть ты ещё что-то хочешь сделать, да?

— Возможно.

— Возможно да возможно. Ты хоть что-то можешь сказать точно?!

— Если бы я мог предсказывать будущее, то я бы смог тебе ответить. Однако это не в моих силах. Я могу лишь предполагать, что может произойти.

— Философ, блин… — недовольно пробурчала она. — Ты их будешь караулить в ресторане или снаружи?

— Пока ещё точно не решил.

Я не очень стремился делиться информацией с Сиренью. Не то чтобы я не доверял ей, особенно после случившегося с её сестрой, но и… и не доверял, как бы странно это ни звучало. После того, что произошло, я настороженно относился ко всем своим знакомым по делу, коей и являлась Сирень. Потому решил поделиться с ней планами только в самом конце.

Естественно, если она меня предаст, вряд ли что-нибудь мне уже поможет, даже такая подстраховка, но только так я чувствовал себя увереннее, а это было самым главным.

После того, как я закончил, мы взялись за автоматы. Спасибо Малу, который в прошлом стащил бронебойные патроны, теперь они были весьма кстати. Такие вещи всегда были довольно дорогим удовольствием, а здесь это было всё бесплатно и в достаточных количествах. И никакие бронежилеты не спасут уже от такой пули. Для них и барьер импульсника будет лишь небольшой преградой — я сомневаюсь, что он настолько силён, чтоб остановить их. Машины будет простреливать навылет, прячься ты за ними или нет. Даже тонкие стены не устоят перед такими.

Ими мы и зарядили автоматы. Всё почистили, смыли возможные отпечатки, зарядили в обоймы. А ещё проверили фонарики, те, что украл тогда Алекс. Это были хорошие и очень мощные тактические фонарики, которые имели очень интересный режим — быстрое мигание. В таком режиме луч света сильно слепил, непрерывно мигая и не давая глазам привыкнуть. В тёмных помещениях он вообще лишал возможности противнику что-либо видеть.

Позже я спустился вниз и оборудовал машины своими подарками. У меня была уверенность, что часть людей стрелы будет в машинах на улице, и именно для них я и расставлял эти взрывные подарки. Даже если они не убьют, но точно очень сильно отвлекут. Это всё я про машины, которые будут стоять на обочине. А вот грузовик — огромный мусоровоз, я приберегу для себя. На нём и загляну к ним отдать флэшку.

— Можно загрузить мусоровоз взрывчаткой и спустить его вниз, — заметила Сирень.

— Чтоб взорвать весь дом? И чтоб потом за нами гонялся ОБС? Ты знаешь, что от этих весельчаков уйти будет куда более проблемно. Да и там люди же будут, например, повара и официанты.

— А их ты не боишься задавить?

— Не думаю, что люди Стрелы позволят им находиться в зале и наблюдать за моим убийством.

К тому же, я успел заглянуть и собственными глазами посмотреть на этот ресторанчик. То был самый обычный небольшой зал с обеденными столами, который не сильно пользовался популярностью и обладал стеклянными окнами на улицу, что облегчит заезд прямо туда.

Сирени отводилась другая роль. Она будет на подхвате и сначала убьёт тех, кто будет следить издалека. А они точно будут — Стрела хоть и самоуверенный, но не идиот. Всех скопом туда не отправит. Точно так же было и тогда, когда я участвовал в подобных заварушках, откуда об этом и знаю. Потому один или двое будут стоять в стороне, чтоб наблюдать за происходящим, чтоб в случае чего сообщить о произошедшем Стреле. Но они этого не сделают. Не успеют.

Я же въеду в ресторан и, воспользовавшись хаосом от такого манёвра, постараюсь разобраться со всеми, кто там будет. Те, кто останутся на подхвате на улице, получат взрыв машин, а потом и меня, если я не получу случайно пулю в ресторане. Выйду, добью, и там меня подберёт Сирень. Она нас очень быстро и вывезет. Всё как обычно — я сзади, она спереди, после чего мы быстро выдвинемся к бару Стрелы, где этот умник и сидит.

Зачем тогда эта разборка?

Чтоб лишить его сил и подкрепления.

Да, может это звучит очень просто и легко, как в гангстерских фильмах, но я иду не против профессиональной армии. Они стреляют не лучше меня и соображают в таких ситуациях соответственно. Обычные люди, которые от подобного тоже растеряются, точно будут ошарашены и не смогут дать отпор. Именно на шок я и делаю упор сейчас.

Выглядит невозможно? Если бы только у меня бы не было того, что есть сейчас. Раньше я думал, что и схронов таких в городе не может быть, а тут вон как оказалось. Поэтому сегодня вечером будет очень жарко.

Глава 48

Я сказал, что встречаемся в девять.

И естественно, что его люди приехали в восемь.

Машины, самые обычные, на которые я бы никогда не обратил внимания, остановились около ресторана. Одна встала прямо напротив окон -ветрин этого заведения, другая с противоположной стороны, недалеко от заминированной машины. Бандиты вообще редко ездили на выделяющихся машинах, как показывают в фильмах. Эти, например, вообще приехали на семейном хэтчбеке, собрате машины Сирени.

Из машин в общей сложности вышло четыре человека. Огляделись, вошли в ресторан, откуда потом довольно быстро вышли другие посетители. Тем лучше, меньше сторонних жертв будет. Остальные остались в машинах.

В общей сложности я насчитал из окна квартиры около семи-восьми человек. Четыре точно вошли в ресторан. В одной машине я видел сейчас двоих. В другой тоже кто-то сидел, но сказать, двое там или один, я не мог. Да, наверное, и не надо было. Он стоял прямо перед большим окном-витриной этого ресторанчика, так что, несясь по улице, я мог спокойно врезаться в него перед посещением ресторанчика.

Что касается бомб, то я всё думал, не погорячился ли, сделав их так много? Три машины, нагруженные взрывчаткой — их хватит, что сделать бабахмобиль и отправить его прямиком в ресторан, как и предлагала Сирень. Однако от такого взрыва есть шанс обрушить здание, а я меньше всего хотел бы участвовать в теракте, который точно унесёт жизни обычных людей.

Немного подумав, я решил, что и взрывать всё необязательно. Взорву ту, что находилась ближе всех к бандитам, когда влечу в ресторан.

— Сирень, — связывались мы всё так же через рацию.

— Да, я вижу.

— Видишь смотрителя? — это тот, кто будет наблюдать за операцией.

— Нет, только то, что они подъехали.

— Найди смотрителя. Ищи его, у тебя же взгляд глаз-алмаз.

— Подлиза. Но я и так ищу его, без твоих убеждений, так что не мешай. Пожалуй, объеду это место по кругу и заеду с другой стороны, посмотрю там. Ты когда собираешься начать?

— Может за пятнадцать минут до назначенного времени. Да, где-то так начну. Но Стрелы, как я и говорил, здесь нет. Ждёт у себя в подвале.

Надо было успеть это провернуть очень быстро, чтоб он не успел сообразить, что я немного зол на него, и спрятаться где-нибудь с деньгами.

— Ладно, хорошо, я постараюсь успеть, так что жди сигнала.

— Понял.

Пока она искала смотрящего, который просто обязан быть здесь, я начал одеваться. Всё те же непрезентабельные штаны с пуховиком, которые тогда купила мне Сирень, под ними та же одежда, что была на мне во время ограбления, даже перчатки с бронежилетом те же. Забрал сумку, в которой остались всякие мелочи, включая гранаты и светошумовые. После этого покинул квартиру, оставив ключ внутри и просто закрыв дверь. Мы сняли её на неделю, так что здесь ещё долго никто не появится. Да и вряд ли кто-то будет проверять эти квартиры, так как сдаёт её частник.

Вообще, мне было действительно интересно, почему именно этот дом выбрал Стрела. Именно Кун-Суран, а не дом, например, Барковых или Чжан-Ли. Тот факт, что Кун-Суран не сильный дом, ещё не значит, что он является лёгкой добычей.

Нет, клан Хасса, конечно, может напасть на дом Кун-Суран. И мало этого, клан победит дом, так как, исходя из сил, у Хасса их больше, чем у Кун-Суран. Но после такой войны Хасса будет не в лучшей форме, так как дом зачастую — это концентрация силы, и бороться придётся против людей с импульсом. Людей с довольно сильным импульсом, которых едва ли не селекционируют дома.

Много обычных бандюков, киллеров и даже хороших бойцов, имеющих не только опыт, но и импульс против сильных членов дома с импульсом и их бойцов, которые тоже сильны. Обширные ресурсы одной стороны против не самых обширных, но тоже достойных уважения ресурсов другой стороны.

Хасса победят. Причём, из всего, что я узнал о клане, мне кажется, что если они активизируют все свои силы, то смогут побороться даже с другим домом, например, с домом Барковых или домом Кьюрье. Но вряд ли их хватит на большее.

А теперь другая сторона, которую я не учитывал. Конечно, в городе не все дома дружат и любят друг друга. Некоторые вообще враждуют. Но война между домами — это одно. А когда кто-то извне нападает на дом, а в нашем случае — клан, тогда может встать вопрос того, что некоторые могут встать на его сторону, если и им это угрожает или они друзья. Например, два дома занимают территорию, и тут кто-то ради этой территории начинает уничтожать один из кланов. Логично предположить, что второй клан, понимая, что он следующий на очереди, ради себя любимого тоже примет в этом участие.

Ещё один момент: клан попросит помощь у других. Если он это сделает, то в большинстве случаев он её получит. И не обычных бандюков, которые не могут метко стрелять.

Отсюда сразу станет видно, что Хасса пусть и потянет по одиночке два клана, но объединись они, и тогда у него возникнут проблемы. А если их будет несколько, что не исключено — проучить охреневших бандитов могут собраться многие, просто даже почувствовав, что, напав на один дом, они оскорбили других?

И получается, что даже клан Хасса не рискнёт просто так влезать в это, а тут Стрела вдруг затесался. На что он надеется? Он действительно рассчитывает, что сможет договориться с домом и ему это спустят?

Я не понимаю его мотивов.

Хотя кому они нужны?

Окончательно собравшись и всё проверив, я вышел на улицу.

Зимний вечер уже спустился на улицы, и повсюду горели одинокие уличные фонари, добавляющие городу какой-то нуар шарм. Тротуар был хорошо освещён фарами проезжающих мимо машин, пусть час-пик уже и сошёл на нет. По нему ходили одинокие не стольмногочисленные фигуры возвращающихся с работы людей. Город продолжал жить на фоне темнеющего неба.

Я дошёл до грузовика, припаркованного на улице, но с другой стороны от предполагаемого места действий, залез и стал ждать, поглядывая по сторонам на всякий случай. Навряд ли мусоровоз сейчас все ищут, так как слишком много у полиции сейчас дел, чтоб заморачиваться угоном нескольких стареньких машин и одного мусоровоза.

Практически ровно без двадцати со мной связалась Сирень.

— Вижу его.

— Долго же ты его искала.

— Очень далеко устроился, — пожаловалась она.

— Ясно, тогда можно начинать. Не дай ему позвонить, но начни после меня. Кстати, как там твоя сестра, не нашкодит?

— Она лапочка, не надо тут, — тут же стала серьёзной Сирень.

Свою сестру она оставила в машине для отхода. По идее, на той, на которой она сейчас, мы съездим к Стреле и потом бросим, после чего уже пересядем в машину для отхода, где и сидит сестра Сирени, послушно её дожидаясь. Они подкинут меня до больницы и двинутся своей дорогой.

Там наши пути разойдутся.

— Ладно. Тогда как решили изначально. Ты готова?

— Да.

— Раньше меня не начинай, — предупредил я.

— Слушай, харе, а? Ты уже задолбал, — огрызнулась она.

Я больше не стал её беспокоить.

Двигатель грузовика завёлся без каких-либо нареканий. Громоздкий с выпирающим капотом грузовик, имеющий за спиной большой контейнер для мусора. Мне пришлось посмотреть несколько видео, чтоб понять, как управлять этим монстром.

Немного повозился с тугой коробкой передач, которая не хотела вставать на место, после чего медленно-медленно, чтоб никого не задеть, выехал на дорогу. Под сигнал недовольных водителей, которым оказалась не по нраву моя медленная езда, я выехал на дорогу, обогнул здание и выехал на прямую перед ресторанчиком. Он находился на другом конце этой улицы, словно огромная мишень, отблёскивая своими большими окнами в свете уличных фонарей.

Не было того момента, когда всё вокруг затихло, предвещая нехорошее будущее. Этой паузы перед страшной битвой. Я не останавливался, чтоб пробуксовать на месте, словно неуловимый мститель перед тараном. Не произносил гневную тираду или не показывал, насколько во мне полно ненависти. Ничего подобного не было, я лишь переключился на вторую передачу, разгоняя грузовик.

Вот успеваю проскочить на жёлтый первый перекрёсток. Переключился уже на третью скорость и разогнался быстрее, чем ездят здесь машины.

— Сирень, готовься, мы начали.

— Поняла.

Я всё ближе и ближе, скорость переходит на четвёртую, и двигатель ревёт куда громче. Передо мной машина едет слишком медленно, и я ухожу на встречку, пытаясь её обогнать. Не сильно удачно — ударяю её в задний правый угол и выталкиваю с дороги на тротуар. Цепляю встречку, обдирая ей бок, и топлю педаль газа.

Ресторанчик всё ближе и ближе ко мне. Я уже могу разглядеть ничего не подозревающих людей Стрелы в машине, что встали напротив ресторана, так удачно подставив мне бок.

Уже на внушительной скорости проношусь через ещё один перекрёсток, подлетая на кочке и едва не вылетев с дороги. Бью по касательной стоящую на обочине машину, но из-за веса мусоровоза едва ли чувствую это.

Теперь даже попытайся я остановиться, всё равно не успею. Да и не собираюсь, лишь поддав газа и ревя двигателем.

Люди в машине что-то заподозрили: вижу, как они обернулись ко мне, и мне кажется, что я могу разглядеть в их лицах сначала недоумение, потом понимание и под конец ужас. Их машина заводится, видимо, в попытках отъехать от удара, но не успевают.

Грузовик на полном ходу врезается в них и сминает машину.

Меня бросает вперёд, и ремень безопасности врезается в тело. Нога давит тормоз, чтоб немного смягчить предстоящее столкновение. Визг покрышек теряется в общем грохоте от удара, который, подобно мощному басу в колонках, буквально проходит через всё тело, заставляя вздрогнуть сердце.

Таща перед собой легковушку, мусоровоз влетает в ресторанчик, снося напрочь окно-витрину. Меня подбрасывает в кабине, и вся машина содрогается. Грохот и скрежет металла, после чего ещё один удар, пробирающий меня до кончиков ушей. Моё тяжёлое тело вновь бросает вперёд, и только ремни спасают меня от поцелуя с рулём. Однако воздух всё же выходит из лёгких. Я чувствую, как кожа на лице буквально оттягивается вперёд от резкого торможения и как внутри все органы дружно уходят вперёд, от чего меня едва не рвёт.

Грохот и скрежет ещё слышатся, когда грузовик, наконец остановившись, немного откатывается назад от смятой машины. Становится необычайно тихо.

Голова идёт кругом. Я чувствую, как в висках неожиданно зарождается боль, словно я очень сильно тряс ей. И всё же я пересиливаю себя, достаю телефон из кармана, разблокирую и щёлкаю на уже выбранный номер телефона. Секунда или две ожидания, после чего слышится гудок и…

Ещё один ревущий грохот, бьющий по ушам. Вибрация вновь проходит сквозь меня, пробирая каждый орган и мышцу в теле. Кажется, что я ощущаю взрыв даже костями. Эхо взрыва ещё несколько секунд разносится грохотом над городом в то время, как я вылезаю из грузовика. В голове всё быстро приходит в порядок, но голова ещё немного кружится. Да и тело немного дрожит от адреналина.

От ресторанчика осталось одно название. Он выглядит так, как выглядят города, где постоянно воюют: осколки стекла, куски штукатурки и кирпича, камни, пыль, обломки мебели. Как если бы здесь шёл ожесточённый бой. Сверху сыпались куски побелки и пыль, словно так и не пошедший в нашем крае снег.

Тех четырёх мужиков, что зашли в ресторан, я заметил не сразу. Взгляд случайно зацепился за кусок торса, торчащего из-за обломков машины, в которую я въехал. Именно куска, так как иначе это назвать было нельзя. Весь в крови и пыли, он торчал между автомобилем и вмявшейся от удара и пошедшей трещинами стеной. Я подозреваю, что остальные находятся там же.

Я быстро, насколько это было возможно, вышел из ресторана и практически сразу увидел слегка покачивающегося человека Хассы, который облокотился рукой на стоящий у дороги автомобиль. Он поднял голову и каким-то невидящим взглядом посмотрел на меня. Казалось, что взрыв выбил из него всё желание сражаться.

Но это была его проблема. Я без каких-либо лишних раздумий прижал приклад к плечу и выпустил в него небольшую очередь. Он дёрнулся назад, словно кто-то потянул за верёвку, и упал на спину.

Второго я увидел облокотившимся на одну из машин. За ним тянулся кровавый след, да и он был весь в крови, словно прошёл через тёрку. Было удивительно, что его не убило, но меня это и не заботило. Выстрел в голову, и с ним было покончено. Больше жертв взрыва я, слава богу, не видел.

Машина, в которую я заложил бомбу, выглядела как вскрытая открывашкой консервная банка. Кабина, где и лежал заряд, полностью отсутствовала, хотя багажник и капот остались. Естественно, что её не разорвёт на части, так как заряд был не настолько большим. Однако этого хватило, чтоб выбить все стёкла в округе и перебить лампочки, от чего на улице был мрак. Но мне было это на руку — хуже меня рассмотрят.

Ко мне подъехала угнанная машина. Естественно, что на зарегистрированном на неё хэтчбеке Сирень ездить не будет.

— Садись! — рявкнула недовольно через окно она так, будто я заставлял её ждать. А меньше, чем через минуту мы уже покидали это место. Выехали на освещённые улицы, где ездили машины и ходили люди.

— Ну и бомбануло… Ты как?

— Нормально. В голове гудит, но всё остальное в полном порядке.

— Это было нечто… Я видела, как ты влетел на грузовике в дом. Вот ты есть, а вот уже нет. Знаешь, словно… э-э-э… нереально. Вот есть, а вот нет. А ещё этот взрыв… Я видела, как двоих откинуло. Словно кукол. Хочешь? — неожиданно протянула она мне сигарету.

— Нет, спасибо. Теперь к Стреле. Мы довольно быстро управились, но будет плохо, если новости о случившемся доберутся до него первее, чем мы.

— Охренеть… Мы с тобой словно какие-то бандиты из фильмов, которые одни против всех, — я, честно говоря, не понимал восторга Сирени. Может она сама по себе человек такой? Тот, кому постоянно нужно движение, и плевать, в какую сторону. — Знаешь, типа неуловимых мстителей, которые одни против всего мира… — её голос был каким-то мечтательным.

— А тебе это нравится?

— Ну… это весело. Если тебя не убивают. Но вряд ли я бы предпочла это обычной жизни. Сам видел, Малу тоже хотел выйти. Просто… удивительно, что мы ещё живы.

— Не удивительно. Хотел бы Хасса нашей смерти, и сюда бы пришло не восемь человек и один смотритель, а в два раза больше.

Мимо нас промчались несколько пожарных и скорых машин. Буквально через несколько минут следом проехала вереница из трёх полицейских машин.

— Кто-нибудь был рядом при взрыве?

— Нет. Шёл кто-то по другой стороне, но они убежали после взрыва.

Будем надеяться, что их не зацепило, хотя неприятная мысль, что меня это и не сильно беспокоит, кольнула сознание булавкой. Раньше я бы обязательно подумал об этом, а сейчас почему-то считал случайную жертву допустимой нормой.

— Ты готов?

— К чему? — не понял я, немного уйдя в свои мысли.

— К последней ступеньке! — Сирень явно была возбуждена. А её голос был пропитан ненавистью, которую она была готова сорвать на Стреле. — Сейчас разберёмся, и все долбанные двадцать лямов наши!

— Да. Мы миллионеры, — вздохнул я.

— Ты не счастлив?

— А ты?

— Я… — она осеклась. — Я… не имела ввиду, что рада смерти других и нам теперь больше достанется. Просто им уже не помочь. Никому. Даже Мари, хотя она и была здесь ни при чём, — тихий вздох. — Но мы живы, верно?

— Верно.

— Не убивайся. Для меня они тоже не были пустым местом. Пусть и раздражали, но… как же без этого, верно? Они были мне уже почти как родные, даже этот идиот, — с доброй усмешкой сказала Сирень. — Мы ещё успеем оплакать и обмыть тех, кто умер. Но потом. Ибо мёртвые руки не должны тянуть за собой живых во свет мира другого.

— Ты что, ходила в церковь? — спросил я, удивлённо глянув на неё.

— Мне кажется, что это изречение из Светочи знают все.

Я не то чтобы знал какие-то отдельные цитаты из Светочи (аналог Библии у христиан и Корана у мусульман), я учил молитвы на любой случай в жизни и Светочи прочёл от корки до корки. Всё-таки моя семья не просто увлекалась верой, мы действительно верили. Действительно ходили в храмы, потому что верили. Хотя сейчас мне было интересно — моя семья до сих пор верит в бога?

Глава 49

Я готовился к окончательной странице нашей разборки и, как следствие, моей криминальной жизни. Потому я был готов разрушить любую преграду, которая встанет между мной и ей. Даже встреть мы сейчас полицейского, я уверен на восемьдесят процентов, что, если всё не решится миром, я нажму на спуск.

Но ничего такого не было. Видимо, удача была как на нашей стороне, так и на стороне тех, кто мог встать на нашем пути. Да и девушка за рулём старенького семейного хэтчбека не привлекала столько внимания к нашим скромным персонам.

Было даже немного удивительно и непривычно ехать по городу, понимая, что скоро всё закончится.

Нет, даже не так.

Было удивительно непривычно ехать по ночному городу, видя его спокойную жизнь. Мои последние дни выглядели со стороны как кадры из боевика, а для меня самого как оживший кошмар. Все что-то делали, всё металось, всё крутилось, что-то взрывалось и происходило, убивали, стреляли, бежали. Быстро-быстро-быстро-быстро, точно в стиральной машине всё крутится.

Но сейчас, в преддверии конца, выглядывая из окна автомобиля, я видел другую, спокойную жизнь города, который готовился ко сну. Ему не известно, да и дела не было до всего, что произошло, происходит и будет происходить. Он жил на своей, обычной волне. На улицах, особенно в спальных районах, чувствовалось какое-то успокоение, несвойственное центру Ханкска. Машины, которых стало в половину меньше, спокойно ехали по своим делам. Пешеходы спешили домой. Во дворах царили спокойствие и порядок.

Люди вокруг нас будто и не знали о другой, более дикой и насыщенной жизни. Для них она, как и для меня раньше, ограничивалась новостями по телевизору, работой, друзьями и интернетом. Они не знают об оборотнях и троллях — для них это лишь сказка и миф, им не известно о наркопритонах и складах оружия — это лишь сплетни и теории. Для них все новости — лишь необычная история, которая где-то там, а не рядом с их скучной однообразной жизнью.

Они никогда не заглядывали за предел собственного небольшого мирка, который окружил их однотипной повседневкой. Не понимали, что буквально за углом их мир превращается в чёрт знает что.

Очень скоро я тоже стану частью этого скучного, однотипного и непримечательного мира. И сказать по правде, я ни капельки не жалел и действительно ждал этого момента.

Мы катились по умиротворённым районам, пока Сирень не позвала меня.

— Мы уже близко, толстяк. Готов сделать из него котлету?

— Руки чешутся, — невозмутимо ответил я.

— Ты хоть бы порадовался, что ли, скорому концу, — недовольно пробурчала она.

— Порадуюсь… Когда закончится всё. Хотя не уверен, что для меня это когда-нибудь закончится.

— О чём ты?

Я немного задумался.

— Не думала, что это будет всегда преследовать тебя? То, что мы сделали? То, что случилось? Смерть наших друзей? Что оно оставит своё пятно на душе?

— Которое, как и на одежде, со временем станет тусклее. Поверь, потом ты будешь вспоминать это как давнюю, нереальную даже в твоей памяти историю, под конец сомневаясь, действительно ли это вообще происходило.

Слишком умные слова от Сирени. Чего это её вдруг на философию потянуло? Может быть она и не так глупа, как кажется? В некоторых жизненных аспектах?

— Как бы то ни было, мы уже почти подъехали, — сел повыше я на заднем ряду.

Мимо уже проплывали знакомые многоэтажки, которые я не раз видел, когда приходил сюда раньше. Бара Стрелы пока не было видно, но очень скоро мы к нему подъедем. Оставалось распределить обязанности в плане. Вернее, напомнить, кому какие обязанности отходят. Всё уже было придумано в квартире, поэтому оставалось повторить и покончить с этим раз и навсегда.

В успехе у меня теперь не было сомнений. Никогда не относил себя к самоуверенным, однако чувствовал, что победа будет за нами.

— Сирень, на тебе общедомовой распределительный щит. Сломай его и…

— А где он? — перебила она меня.

— В подвале. Поищи его и скажешь, как будешь готова. После этого иди к бару Стрелы. Когда будешь входить, сразу сообщи мне, чтоб случайно друг друга не пострелять. Если что, поможешь огнём. После этого подгонишь машину, мы вытащим деньги и поедем к машине отхода… если твоя сестра её не сломала.

— Да хватит, уткнись уже! Она хороший и очень послушный ребёнок! — резко отреагировала Сирень. — Делай своё дело и не лезь, уникум!

— Не волнуйся так, — нейтрально ответил я. — Любовь любовью, но реагируй спокойнее.

— Ты…

— Мы приехали, тормози здесь, — перебил я её поток гневного сознания. — Вон их бар.

Сирень запыхтела, как если бы тащила на себе тяжёлые мешки, но развернулась и остановилась около тротуара. Напротив, через небольшой газон, заросший кустарником, где выгуливают собак, виднелась вывеска бара Стрелы. Только сейчас она не светилась приветливо, предлагая зайти туда и выпить. Видимо, Стрела решил на время наших трений закрыть своё заведение от посетителей. Надеюсь, что хотя бы дверь туда открыта, а то нет никакого желания выбивать её.

Мимо нас проезжали машины, однако их было не так уж и много. Да и прохожих было раз-два и обчёлся. А меньше людей, больше времени перед прибытием полиции. К сожалению, глушителя на автомате не было, потому грохот будет знатный, но остаётся понадеяться на терпеливость местных жителей и удачу, которая пока нам сопутствовала.

— Свою задачу поняла? — на всякий случай спросил я, приглядываясь к бару.

— Да поняла я, поняла. Ну не тупая же!

— Знаю. Просто повторяю.

Я огляделся и, дождавшись, когда как машин, так и людей практически не будет, вышел на улицу. Поплотнее прижал к себе автомат, чтоб он не торчал в разные стороны, привлекая к себе внимание, и, подобно воришке, прячущем у себя под курткой украденную вещь, быстрым шагом, изредка оглядываясь, направился к дому.

Сирень вышла чуток позже, следуя моему примеру и не сильно светя своим оружием. Когда я подошёл к дому и остановился в метрах пятидесяти от заведения Стрелы, она уже обогнула дом и скрылась за углом.

На какие-то мгновения меня окутала спокойная тихая атмосфера засыпающего района. Ни криков, ни шума, только нечастый рокот проезжающих машин да трезвон телевизора из окна квартиры выше меня. Где-то вдалеке слышались сирены полицейских или скорых. Тишь да благодать, как любила поговаривать моя ма.

— Тара, я… на месте? — раздался голос Сирени в моём наушнике.

— Это ты меня спрашиваешь?

— Нет, в смысле, я на месте. Тут такой большой щиток и… что мне делать?

— Сломай его.

— Как?

У меня в груди возникло знатное раздражение на эту тупую девчонку. Так и хотелось рявкнуть: «Руками!». Но понимание того, что это вызовет лишь препирательство и ругань, отбивало желание это даже начинать.

— Поищи что-нибудь типа лома или кирпича. Всё, чем можно там всё переломать.

— Лом или кирпич… так, лом или кирпич…

— Лучше кирпич, а то тебя ещё током ударит. — Я как представил, что Сирень лезет ломом к высоковольтным проводам, так мороз по коже побежал. — Или кувалду. Или что-нибудь с изоляцией.

— А что это?

— Найди кирпич, — вздохнул я.

— Ладно, сейчас поищу…

Мне пришлось простоять ещё минут десять, прежде чем Сирень вновь отозвалась.

— Ну... я готова… кажется…

— Ты нашла, чем выбить щиток?

— Да. Сейчас буду ломать, а потом к тебе.

— Только предупреди, когда войдёшь, хорошо? — напомнил я вновь.

— Да-да, я поняла, я напомню, ты меня дурой считаешь?

— Нет.

Да.

— Вот и молодец, иначе бы тебе лицо обглодала. А теперь готовься… понеслась!

Я быстрым шагом направился к бару, вытаскивая автомат, светошумовую гранату и фонарик, поставленный на режим быстрого мигания. Мне-то будет всё отлично видно в его вспышках, а вот людям, которые будут напротив меня, придётся не сладко.

Когда я подошёл к двери, свет в доме уже успел потухнуть. Здание за мгновение стало выглядеть мёртвым. Просто удивительно, как сильно свет преображает эти однотипные коробки и как они меняются без него. Даже не пытаясь мысленно подготовиться или успокоиться — после всего случившегося я совершенно не чувствовал какого-то сильного мандража. Страх, прилив адреналина, возбуждённость, но, учитывая мои последние дни, это стало нормой, к которой я привык.

Я приоткрыл дверь и забросил туда светошумовую гранату, после чего закрыл дверь обратно.

Громкий хлопок, слышимый даже через закрытые двери, ознаменовал мой визит.

Не ждя ни секунды больше, я вхожу в бар. Приклад в плечо, правая рука на рукояти, левая держит ствол и фонарик, который быстро-быстро мигает. Палец уже касается спускового крючка и немного подрагивает от напряжения.

И первое, что я слышу:

— Твою мать! Мои глаза!

— Я оглох! Какая тварь это сделала, урою падаль!

В свете очень частых вспышек они словно на ладони передо мной. Практически сразу ухожу из дверного проёма, подсвечивая их фонарём, хотя после светошумовой они всё равно ничего не видят.

Выстрел в одного, который стоит прямо передо мной, практически в упор в голову, от чего та лопается, как яйцо. Трое оставшихся, видимо, начиная понимать, что происходит, стреляют из пистолетов… чёрт знает куда. Пули вышибают кирпичную крошку из стен далеко справа от меня. Я же не даю и шанса им прийти в себя. Очередь в одного, и тот падает спиной на стол, опрокидывая его. Более длинная очередь во второго, что пытается отпрыгнуть в сторону, и его бросает в стену.

Третий прячется за барной стойкой и стреляет наугад, правда, куда точнее своих товарищей, видимо, по звуку. Мне приходится присесть, чтоб случайно не получить пулю. Но и долго он не живёт — просто простреливаю деревянную стойку короткой очередью. Бронебойные пули берут её без каких-либо проблем и настигают противника.

Переведя фонарик в обычный режим, я медленно водил им по залу, где теперь лежало четыре трупа. И всё, больше никого не было, никто не спрятался и не затаился. Я заглянул за барную стойку и там тоже никого не увидел, кроме трупа, который развалился в луже собственной крови. Фонарём скользнул по двери за барной стойкой, где была лестница вниз. За ней был спуск в коридор, откуда я мог попасть к Стреле. Теперь нас разделяли считанные метры и, возможно, кто-то из его людей, что ещё остались здесь.

Но не думаю, что их осталось действительно много. Девять человек я убил около ресторана и ещё одного точно ранил. Вроде как погибло двое при взрыве гранаты, которую я оставил подарком в нашей квартире для сбора, если верить Стреле, и ещё нескольких ранил. Итого выходит около пятнадцати. Не так уж и мало для солдата, который просто заведует рэкетом местного бизнеса.

— Тара, приём, я у входа. Захожу.

— Да, я в зале, здесь чисто, — ответил я.

Через пару секунд двери приоткрылись, и по залу пробежался луч фонарика.

— Маловато… всего четверо? — спросила Сирень, заглядывая внутрь.

— И ещё девять в ресторане. В сумме тринадцать. Плюс я одного ранил около своего дома и двух вроде как убил в нашей квартире сбора. Выходит немало, верно?

— С ума сойти… Мы словно войну развязали.

Согласен, не верится, что столько человек уже погибло.

— И очень скоро её завяжем обратно.

Я подошёл к двери, что вела вниз, вытаскивая по пути светошумовую гранату.

— Ты первая, я следом.

— А почему это я первая?! — возмутилась Сирень.

— Потому что я так сказал, — с нажимом произнёс я, заставляя её сдаться. — Нырнёшь в полуприсядь и сразу к стене прижмись, чтоб в случае чего не попала под мою пулю.

— Ну да, по тебе-то не промахнёшься, — буркнула недовольно она и была права. Я действительно был побольше её и куда менее вёрткий.

— Открывай, — кивнул я и, когда дверь передо мной отворилась, забросил туда светошумовую.

Закрыли, дождались взрыва, и Сирень смазанной тенью нырнула туда. Через пару секунд у меня в рации раздалось:

— Чисто.

Я ровно так же нырнул за дверь и едва кубарем не скатился со ступенек, случайно запнувшись. Что, кстати говоря, не уберегло меня от того, что я растянулся на полу в конце лестницы, звякнув автоматом о бетон. У стены слегка удивлённо и грозно на меня смотрела Сирень.

— Толстый, ты чего, рехнулся?

— Запнулся, — пробормотал я. — Давай боковые проверим сначала.

Сказано — сделано. Сюда выходило всего пять дверей.

И мы с Сиренью, не ленясь, проверили каждую. Меньше всего нам хотелось, чтоб при взятии нашего общего знакомого кто-нибудь из его подручных выскочил и выстрелил нам в спину. К тому же, я был просто уверен, что Стрела не выглянет из своего кабинета, потому что никто бы не стал идти неожиданно в атаку. Первая и основная реакция на подобное развитие событий — забиться поглубже в своё убежище, держать оборону и нос не показывать. Когда есть шанс отсидеться за железной дверью, идти на куда больший риск и бросаться в атаку было бы наихудшим решением… в сознании многих. Хотя именно такое решение и может увеличить шансы на выживание. По крайней мере, это было бы неожиданно.

Помня о полиции, мы быстро обыскивали одно помещение за другим. За одной из дверей оказался туалет. За другой небольшая комната отдыха, где, видимо, развлекались члены банды. Ещё две были небольшими каморками, где хранили разные вещи: от алкоголя до банальной одежды с рынка и каких-то швабр.

А последняя, естественно, вела в кабинет Стрелы.

Неудивительно, что она была заперта. Но и это было решаемо, достаточно приложить лишь немного креативности. И навыка взлома.

Я несколько раз был у него в кабинете. И, насколько помню, у него не было ни засовов, ни других усилителей двери, что могли бы осложнить нам жизнь — едва ли не обычная стальная пластина с замком, при этом не самым хорошим. Такой, после всего, что я вскрывал, займёт у меня пару минут, а может быть и вообще одну.

— Жди, я скоро вернусь.

Не теряя зря времени, я быстро вернулся в зону их отдыха и в скором времени нашёл подходящие для взлома скрепки.

— Целься в дверь. Вот сюда, — шёпотом я указал ей место около замка. — Как только скажу стрелять, без вопросов всаживаешь туда половину магазина.

— Зачем?

— Надо, — и принялся ковыряться в замке. По идее, дверь была совсем не толстая, и бронебойная пуля должна была взять его.

Это было плёвым делом. Ровно до того момента, когда я почувствовал сопротивление, а в следующее мгновение шпильки не соскочили назад, как если бы кто-то с обратной стороны закрывал дверь обратно.

— Стреляй.

Сирень без какого-либо промедления разрядила длинную очередь, оглушив меня на одно ухо. Пули весело щёлкали об металл, добавляя довольно специфический и звонкий звук к грохоту. И мне показалось, что сквозь эту канонаду звуков я услышал чей-то вскрик боли. Очень надеюсь, что это так и есть. И пусть меня немного откинуло назад в продвижении к цели, это не стало для меня проблемой.

Всё равно через минуту щелчок замка пригласил меня внутрь этой комнаты. Стоило мне его услышать, как я тут же отпрыгнул в сторону, вздёрнув автомат. Но никто не выскочил, никто не попытался нас контратаковать.

Ну что ж…

Я кивнул Сирени, после чего достал светошумовую. Как только она открыла дверь, отскакивая в сторону, я тут же забросил туда гранату. Секунда-другая, и всполох света блеснул из дверного проёма, словно эта дверь вела в рай. Хлопок ударил по ушам, как сигнал к штурму, и Сирень первой нырнула в дверной проём. Она же первой и получила.

Едва Сирень впорхнула в комнату, в нас ударила очередь. Я не знаю, что произошло с Сиренью, но, судя по длинной очереди, её не убило. Зато я, не размениваясь по мелочам, забросил туда ещё одну и последнюю светошумовую и, дождавшись хлопка, который вызвал головокружение даже у меня, влетел в комнату. Очередь откуда-то справа, ещё одна очередь с противоположной стороны, вспышки выстрелов, выдающие стрелка, и моя очередь от бедра веером прямо в ту сторону. Потом ещё одна очередь справа туда же, и всё.

Наш бой закончен. Этот кошмар подходил к закономерному концу.

Глава 50

Я приближался к Стреле, держа его на мушке, но вряд ли он смог бы что-либо теперь сделать. Огромная дыра в животе, откуда медленно и верно текла кровь, не меньше дыра в районе ключицы, простреленные ноги и одна из рук были его смертным приговором. Он хрипел, отживая свои последние минуты, как я надеялся, в боли, страданиях и сожалении.

Я знаю, Стрела хотел бы мне много чего сказать, много чего поведать и как следует поугрожать. Хоть он и знал, что его угрозы пусты, но всё равно бы начал это делать. Может быть из-за того, что такова природа всех ему подобных: много слов, ещё больше понтов, показухи и угроз, но дела, по сути, ноль. Лишь бы показать, насколько он крут, и не упасть в собственных глазах. А по возможности и в глазах других.

Но пусть прибережёт свой бред для своих дружков на том свете — слушать это у меня не было ни желания, ни возможности. Надо было успеть всё загрузить в машину и уехать до прихода полиции. Они, конечно, сейчас заняты, а мы закончили дело довольно быстро, но не стоило пренебрегать осторожностью. Да и глупо давать ему на это время без необходимости — ещё вытащит гранату из-за пазухи.

Поэтому, подойдя к нему, я, ни секунды не раздумывая, выстрелил ему прямо в лицо, не дав сказать и слова. Голова Стрелы дёрнулась назад, и его тело безвольно завалилось набок.

Честно говоря, в этот момент я почувствовал облегчение, словно ставил точку в этой истории. Возможно, мне придётся уехать из города, а может и из страны, но теперь это не будет проблемой. У меня были деньги, которые могли всё решить. Нет, я не собирался всё забирать себе, лишь небольшую необходимую часть. Я рассчитывал расплатиться за лечение сестры, после чего вернуть анонимно деньги вместе с флэшкой дому, а там по обстоятельствам.

Что касается злополучных денег, то они лежали в этой же комнате в углу в тех самых сумках, в которых мы их и притащили в тот самый злополучный подвал. Даже поменять мешки поленился.

Но, глядя на них, я не чувствовал радости. Столько смертей, столько проблем и горя из-за какой-то бумаги, которой люди приписывают едва ли не абсолютную ценность. А ведь и сумма-то небольшая. Всего двадцать миллионов — столько некоторые люди тратят, не моргнув и глазом. И им же жалко их отдать на лечение людей, у которых нет ни копейки…

Хотя не мне их осуждать, это уж точно. После всего, что я сделал, что натворил, мне возмущаться по этому поводу надо в последнюю очередь.

— Сирень, ты как? — спросил я, оглянувшись.

— Нормально… — она стояла, слегка согнувшись. — Пуля попала прямо в грудь.

Взглядом я нашёл его автомат… Даже не автомат, а пистолет-пулемёт, мини-узи, маленький израильский потрошитель. Он стреляет обычными пистолетными патронами, так что бронежилет Сирени смог справиться со своей задачей. Будь что-нибудь покруче, и я бы остался один из всей нашей команды.

— Тогда беги за машиной. Я сейчас подниму сумки.

Она кивнула и без лишних разговоров скрылась в коридоре. А я, бросив прощальный взгляд на труп Стрелы, подошёл к мешкам. Ухнул, поднял два мешка и потащил их наверх. Едва донёс, если честно. А таких было ещё четыре. Всё-таки шестьдесят килограмм — это вам не хухры-мухры. Дотаскал до входной двери, едва не надорвавшись, после чего начал их загружать в багажник машины, которую подогнала Сирень.

Мы управились с погрузкой за несколько минут, после чего даже успели уехать, а полицейские машины так и не появились на горизонте. То ли все привыкли к стрельбе здесь, что даже внимания не обращают, то ли никто не слышал особо её. А может всем плевать.

В машине было тихо. Даже Сирень не спешила радоваться, полностью вымотавшись за эти последние дни. А может она просто погрузилась в умиротворение, понимая, что больше ей не придётся ничем подобным заниматься, уже прокручивала в голове всё, что произошло, как страшное прошлое, к которому уже никогда не вернётся, не знаю. В любом случае, пока мы не доехали до запасного автомобиля, где Сирень ждала сестра, никто из нас не проронил ни слова.

Только остановившись у обочины около машины отхода, Сирень вновь заговорила. Уставшим, но тёплым голосом, словно всё разрешилось и осталось позади.

— Приехали. Надо разгружаться, а то… — она немного осеклась, внимательно посмотрев на меня. — Тара, что с тобой? Ты какой-то… напряжённый…

Напряжённый? Возможно. Возможно… Я, честно говоря, столько думал об этом моменте, представлял его в своей голове, когда наконец окончательно всё понял и убедился в собственных догадках. В мыслях всё выглядело красиво и пафосно, но теперь, подойдя к нему, даже не знаю, что делать. Словно получил долгожданный подарок, но не знаешь, что с ним делать. Но начать с чего-то надо.

Вместо ответа Сирень получила направленный ей прямо в лицо ствол глока.

В этот момент её выражение лица надо было видеть. Удивлённое и испуганное, как у ребёнка, которого поймали за воровством конфет из буфета прямо на месте преступления.

— Т-тара? — пискляво пробормотала она, немного отодвинувшись от меня назад и подняв руки вверх, как будто сдаваясь.

— Только дёрнись, и я тебе мозги на стекло вынесу, — тихо ответил я.

— Ты чего, Тара?! Ты чего творишь?! — её писклявый голос только раздражал, так и предлагая нажать на курок.

— А ты не понимаешь?! — прошипел я, наклонившись к ней и наоборот, вдавив ствол пистолета ей практически в лицо. Сирень попыталась отвернуться от него, словно это могло помочь, но вместо лица подставила свой висок, что не сильно изменило ситуацию.

— Тара, п-погоди, успокойся, мы можем всё решить…

— Миром? — зло усмехнулся я. Наверное, от меня, того, кто не часто вообще проявляет эмоции, эта усмешка выглядела втройне жуткой. Сирень уже предлагала решить всё миром, пропустив стадию отрицания. Видимо, понимала, что всё известно, и бессмысленно отрицать, тем самым лишь ухудшая своё положение. — Ты крысила на нашу команду всё это время.

— Я не понимаю… — начала было она, но я лишь вдавил ей в висок сильнее пистолет. — Стой-стой-стой! Погоди, пожалуйста, стой, я могу всё объяснить!

— Уже не надо.

— Стой, погоди, прошу тебя! — быстро-быстро защебетала она, пытаясь обогнать отведённое ей время. — Пожалуйста, Тара, только послушай!

— Ещё одну охренительную историю о том, как тебе пришлось преодолевать себя? — хмыкнул я.

— У меня не было выхода! Я рассказывала только то, что и так было известно!

— Да неужели?

— Да! Да! Пожалуйста, послушай! Когда Малу окончательно говорил, сколько и что мы отдаём Стреле, только тогда я рассказывала ему! У меня не было выхода! Он мог отправить мою девочку в детдом, а с её особенностью ты сам понимаешь, что могло бы случиться! Он держал меня ею! Я ни разу не сдала того, что было бы действительно важно и сыграло бы какую-либо роль! Только то, что он бы и так узнал! Это были лишь мелочи, которые всё равно бы стали известны!

Из-за того, что Сирень очень быстро говорила, едва ли не скороговоркой, мне было даже немного тяжело понять, о чём она вообще твердит.

— А моя сестра? — спокойно осведомился я, но в моём голосе сквозила такая ненависть, что её просто невозможно было не почувствовать. — Она тоже была мелочью?

У Сирени глаза поползли на лоб от страха.

— Тара…

— Что, Тара!? — вдавил я ей пистолет в висок так, что она прижалась головой к стеклу. — Моя сестра тоже была мелочью, которую ты выполнила?!

— У меня не было выхода! Моя Сьюзи! Только из-за этого я согласилась! Поверь мне!

— Да с чего вдруг?!

— Пожалуйста, Тара, успокойся…

— Успокойся?! — кажется, что это слово только подлило масла в огонь. — Ты мне говоришь успокоиться?! Ты тупая плешивая дрянь!

— Пожалуйста… — у неё покатились из глаз слёзы. — Мне не оставили выбора. Я всего лишь сделала, что сказали. Надо было сбить девушку, несильно, чтоб подтолкнуть тебя к заданию, на которое не соглашался Малу. Стрела настаивал на этом. Я просто ничего не могла сделать.

— Ты отправила её умирать, Сирень. Когда всё уже было хорошо, и мы могли с семьёй вырваться из этого ада, ты нас просто столкнула обратно. И теперь она лежит на больничной койке, отсчитывая свои последние дни.

— Я не убивала её… — жалобно простонала Сирень. — Я же не убила её. Тара, пожалуйста…

— Слишком поздно что-то объяснять, тупая ты сука. Передавай привет Стреле, — мстительно произнёс и уже начал нажимать на курок, когда Сирень взвизгнула.

— НЕТ! — и разрыдалась. Сломалась так быстро, что даже было удивительно. Она даже не пыталась бороться, словно покорный скот, которого ведут на бойню. — НЕТ! Не надо — не надо — не надо, пожалуйста-а-а-а!!! Боже-е-е… Тара… Руд, пожалуйста! Не надо!!! Не надо…

От рыданий её тело слегка потрясывало, что меня немного нервировало. Однако, уже давно поняв характер Сирени, я знал, что она ничего мне не сделает. Теперь у неё в мыслях был лишь страх и желание выжить.

— Ты сбила мою сестру, Сирень, — тихо произнёс я. — Приговорила к смерти. С чего мне вдруг не убивать тебя?

— Прошу… — сотрясалась она в рыданиях. — Моя девочка, Руд, умоляю-у-у-у… Моя Сьюзи…

— Прикрываешься мелкой? — злорадно хмыкнул я.

— Я сделала это только ради неё… только ради неё. У меня был выбор — или моя, или твоя сестра. Ты бы сделал то же самое, встань такой выбор! Пожалуйста, просто отпусти меня. Забери всё, просто отпусти нас… Прошу тебя, Руд, не надо, я не хочу терять её... она умрёт без меня в этом мире…

— Моя сестра тоже не хочет умирать.

— Но она жива, а я единственное, что у неё есть… Сьюзи ребёнок, она всего лишь ребёнок, глупый наивный ребёнок за которым ухаживаю только я… Я не хочу терять её… без меня она останется совершенно один на один с этим миром… Она без меня никуда… Боже, она ещё совсем маленькая… Я не хочу, чтоб она проходила то же самое, что и я… Прошу тебя… Куда ей будет деться…

— Значит, отправится к матери! — зло прорычал я.

— У нас нет матери! — прорыдала она. — Я и есть её мать…

И дальше беспрерывный в буквальном смысле рёв. Слёзы и сопли прилагались, как подтверждение того, что это не спектакль. Или же она очень талантливый актёр.

Я продолжал вжимать ей пистолет в висок, поджав губы. Называется, приплыли. Рыдающая Сирень, ребёнок в соседней машине и моя обида. Моё желание мести.

Я так мечтал вышибить мозги прямо в машине тому, кто сделал это моей сестре. Тот, кто едва не сломал ей повторно жизнь.

И вот моя мечта сбылась — я держу пистолет у виска того, кто в этом виновен. Я могу выстрелить и покончить с этим. Больше никогда не возвращаться к странице прошлого, окончательно разобравшись со всеми, кто так или иначе был причастен к горю моей семьи. Но былого желания отомстить уже не было.

— Выходи из машины, — процедил я. — Только дёрнись, и почувствуешь мою меткость на себе.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — она это бормотала, словно мантру, через слёзы, вся сжавшись.

— Выбралась из машины! — рявкнул я, и Сирень, вздрогнув всем телом, открыла дверь, просто вывалившись из машины.

Я быстро вышел, обошёл машину со стороны капота, держа её на мушке, после чего оттащил с дороги на землю.

— Нет-нет-нет-нет-нет… — она повторяла это, стоя на четвереньках, буквально бормотала, превратившись в покорную куклу и проявляя лишь немного сопротивления. — Пожалуйста-пожалуйста, Руд, не надо, умоляю…

— Поднимайся, — дёрнул я её вверх, ставя нормально.

И она покорно встала. Даже сейчас она не пыталась сопротивляться. Жалкое зрелище… Почему они не борются, почему никто не пытается бороться даже перед лицом смерти? Ведь у неё же дочь, она даже не пытается убежать.

— Умоляю-умоляю-умоляю… Руд, пожалуйста, мой волчонок, моя Сьюзи, не оставляй её сиротой, прошу тебя, она всего лишь ребёнок… нам и так досталось, прошу тебя… Не ради меня, ради неё. Чтоб она не была одна… пожалуйста, она не выживет без опеки… она ещё такая глупая и маленькая…

И вновь она разревелась навзрыд, спрятав лицо в ладонях и сотрясаясь всем телом.

Мы лишь хотели спасти сестёр. Так сильно, что пожертвовали жизнью других. И теперь, когда всё кончено, когда у нас есть всё для цели… я хочу мести, от которой будет ни холодно, ни жарко никому, кроме меня.

Но я не стал настолько другим, как говорят все мои родные, что теперь не могу различить необходимость и собственные желания. Что бы я ни думал, что бы ни хотел, я знал правду — она делала это ради родного человека, и уж точно не мне её судить. Будет просто ещё одна смерть и мнимое чувство свершившегося правосудия.

Угрозы, проклятия, ненависть — это лишь слова, пустой звук. Всегда имеет значение только материальная реальность. А материальная реальность будет заключаться в том, что в мире появится ещё одна Сирень, такая же озлобленная и одинокая, как и та, что передо мной.

Месть ничего не даст, кроме боли, ребёнку, которого Сирень любила и грела своей заботой.

В конечном итоге, я имел своё мнение, и кто бы что ни сказал, я не собирался опускаться на уровень тех, кто пытался кинуть меня на деньги. Я имею свои принципы, которые влияют на настоящее, и не собираюсь подстраиваться под остальных, словно послушный скот.

— Пошла, — подтолкнул я её в спину дулом пистолета. — Без глупостей, Сирень.

Я подвёл её к багажнику, после чего, одной рукой держа пистолет наготове, другой открыл его.

— Забирай.

Реакция была… никакой. Она просто рыдала. Насколько надо быть… такой? Мне пришлось чувствительно ткнуть её в спину стволом, чтоб добиться хоть небольшой реакции.

— Забирай, Сирень, — поднял я голос.

Она приподняла голову и обернулась, словно не веря мне.

— А?

— Забирай деньги и убирайся, Сирень.

— Я… деньги? — она тяжело дышала, а лицо так вообще было красным, опухшим и мокрым. Она вся буквально скукожилась, будто её изо дня в день избивают.

— Деньги. Забирай и проваливай, Сирень, — я отошёл назад. — Я буду считать до десяти. И если ты не свалишь отсюда, я сделаю то, что задумал изначально.

— Я… ты…

— Раз!

На «два» Сирень, кажется, смогла совладать с собственным телом, а на «три» вытащила аж две сумки, после чего, немного хромая, потащила их волоком по земле в сторону машины, ни разу не оглянувшись. То ли боялась получить пулю, то ли просто хотела подальше убраться от меня и этого города в принципе.

Меньше чем через минуту я уже провожал её взглядом.

Сделал ли я правильно?

Да, я считаю, что сделал правильно. Хватит с меня смертей и убийств. Я не собирался и не стану таким, какими были те, с кем мне пришлось столкнуться. В конце концов, меня ждала сестра и новая, пусть уже и другая жизнь. Оставалось лишь добраться до больницы.

***

Была глубокая ночь, когда я подъехал к больнице.

Естественно, что я не стал парковать машину близко, как и не стал тащить за собой сумки с деньгами. Надо было сначала поговорить насчёт того, чтоб оплатить операцию наличкой, после чего уже можно будет принести сумки с деньгами. Это при варианте, что они не смогут подождать несколько дней прежде, чем мы сможем отмыть с Натали деньги в казино и там уже куда более безопасно получить уже наши деньги на счёт и оплатить всё.

Но прежде чем решать эти вопросы, надо было поговорить с врачом, а потом заглянуть к матери и убедиться, что всё хорошо. Надо сказать им, что всё в порядке, что всё позади и теперь никому ничего не угрожает. Я должен был удостовериться, что с моей семьёй всё в порядке.

В больнице практически никого в этот час не было. Только охранник лениво бросил взгляд на меня, после чего вновь уставился в телефон. Здесь же сидели одинокие люди, то ли к врачу, то ли ждущие своих родственников или новостей о них. Больница переходила в состояние сна, готовясь прикрыть свои двери на ночь.

Но я успел до закрытия. Я молодец, всё успеваю сегодня. Правда, лифт оказался отключён, что несколько удручало. Пришлось подниматься по лестнице. И пусть сил после двух последних дней не было, я всё равно упорно, не снижая темпа,забирался на нужный этаж. На одном энтузиазме и волнении о близких, можно сказать.

Нужный этаж встретил меня практически абсолютной тишиной. Здесь и так всегда было маловато медсестёр и врачей, но теперь вообще никого не было. Было точно так же пусто и на этаже, где располагалась реанимация. Она в принципе не отличалась особой оживлённостью, когда мне здесь приходилось бывать при прошлых визитах, но теперь здесь всё выглядело в прямом смысле этого слова мёртвым. От такого у меня даже невольно мурашки пошли по коже.

Белый длинный коридор оканчивался дверью, которая всегда была заперта и открывалась, только если тебе давали разрешение на посещение. По бокам были двери во всевозможные кабинеты и даже лекционные залы и залы совещания. Вдоль стен стояли скромные скамейки. На одной из которых и сидела одинокая фигура моего отца.

Каждый раз, когда Наталиэль сюда попадала, он сидел вот так и ждал новостей о ней. Или мама, в зависимости от того, у кого сейчас было меньше работы. Видимо, в этот раз выпала его очередь. Он не поворачивал ко мне головы до тех пор, пока я не подошёл ближе. Словно не слышал даже моих шагов.

— Я пришёл, — тихо сообщил я о своём присутствии.

Отец посмотрел на меня каким-то пустым безразличным взглядом, словно не мог узнать меня.

— Я вижу, — сипло отозвался он. — Только зачем?

— У меня есть деньги, — перешёл я сразу к теме. — Теперь мы можем оплатить лечение Наталиэль.

Молчит. Почему-то молчит. Ещё сильнее свесил голову, словно поняв что-то.

— Пап? — позвал я.

— Зря ты пришёл сюда, Нурдаулет, — вздохнул он, подняв ко мне взгляд. — Ты серьёзно считаешь, что можешь вот так просто прийти и использовать эти деньги?

— Не вижу в этом ничего сложного или плохого, — нахмурился я.

— Зато я вижу в этом плохое. И сложность. Огромную сложность.

— Будто это кого-то волнует… — пробормотал я.

— Боюсь, что есть те, кого это волнует. Ты умный парень, но молод, потому допускаешь ошибки.

— Ты про дом?

— Именно. Ты никогда не думал, что за всё приходится отвечать?

— И я отвечу. Когда-нибудь.

— Когда-нибудь, — хмыкнул с грустной усмешкой он. — Когда-нибудь… Из-за тебя мать в реанимации до сих пор, — вполголоса ответил он. — Если тебе кажется, что этого мало, то и твоя сестра Натали попала в больницу тоже. А ты мне говоришь, что за всё ответишь когда-нибудь. Как ты не понимаешь, что ты натворил…

— Я сделал всё, что от меня зависело, — хмуро ответил я. — Всё ещё можно исправить, и мы сможем жить дальше.

— Ты знаешь, что великие цели требуют жертв? — пристально посмотрел он мне в глаза. — Готов ли ты взять ответственность за то, что сделал, Нурдаулет?

Я не ответил, лишь подтянулся, приподняв подбородок.

Мы смотрели на друг друга — я со злостью, он с какой-то вселенской грустью, будто это он прошёл через всё, что пришлось пройти мне. Едва ли его лицо можно было теперь назвать мужественным. Отец словно состарился на много лет. Он отвернулся от меня и взглянул на дверь позади, ведущую в реанимацию, словно она была интереснее его родного сына. Мы молчали около минуты, прежде чем он нарушил тишину.

— Я знаю, — едва слышно начал он. — То, что случилось — моя вина. Потому что я не смог защитить свою семью и позволил случившемуся произойти. Но то, что сделал ты…

— То, что сделал я, уже позади, — перебил я его.

— Позади? Я… сомневаюсь в этом, — ответил он.

Отец встал, слегка сгорбленный, будто под тяжестью всего мира, и повернулся ко мне спиной. Словно отвернулся, чтоб не видеть моего лица. Будь я немного более проницательным или дальновидным, я бы смог понять, к чему всё идёт. Возможно, в тот момент я мог всё изменить, но…

Но я не смог. Опыта не хватило, да и интуиция не спешила мне подсказывать что-нибудь.

В тот момент двери за моей спиной распахнулись. Распахнулись громко, от чего я резко обернулся, и… Мне казалось, что земля начала уходить из-под ног. Словно я оказался в одном из своих снов, где мир стал нереальным и сюрреалистичным.

Не мог поверить, что меня… кинули в самом конце. И не кто-то, а мои родные…

Тело среагировало на опасность быстрее, чем я сам понял, что происходит. А может быть то было моё уже искорёженное сознание, готовое реагировать на любую непонятную ситуацию агрессией. Открытой и радикальной. Человека делает его окружение. Мне хватило три месяца, чтоб стать таким — то ли я быстро учусь, то ли я по природе точно такой же, как и те, кого убивал сегодня. Как бы то ни было, я держал в руках пистолет, целясь в вошедших и понимая всю бессмысленность моих действий.

Это были мужчины и женщины в деловых чёрных костюмах, только женщины в длинных офисных приталенных юбках, а мужчины в брюках. Могло показаться, что они ошиблись зданием и пришли на конференцию не туда, но вряд ли я мог на это рассчитывать. Они все были с импульсом, и чтоб пробиться через них, мне как минимум потребовался бы рельсотрон.

Мои сопротивление и трепыхания были бессмысленны и не причинили бы им даже малейших неудобств. Но я не опустил руку, целясь в них — бороться до конца, вот чему я научился. Кто бы ни был передо мной…

— И ты был прав: идеалы, принципы и вера — лишь пустой звук, — негромко продолжил отец за моей спиной, пока к нам приближалась процессия. — Важна только семья, и ради неё, если есть возможность, мы должны идти на всё. Ты был прав… плевать на принципы и правила… Мы просто обязаны идти абсолютно на всё ради нашей семьи… Или хотя бы ради тех, кого мы ещё можем спасти…

Значит, вот оно что… Я лишь жертвенный ягнёнок на алтаре, да? Тот, кого уже не спасти, но можно принести в жертву?

Эта настолько простая мысль пронеслась в моей голове, что я даже немного вздрогнул. Вздрогнул, потому что наконец осознал, что такое смотреть смерти в лицо и жертвовать собой ради других.

Процессия подошла к нам ближе, и люди расступились в стороны, пропуская вперёд крепкого вида старика в тёмно-синем дорогом костюме, который взирал на меня и мою пукалку без какого-либо страха. Наверняка тоже обладал импульсом, и моя пукалка для него была не страшнее комара. Да и, видимо, я был настолько важен или настолько сильно оскорбил его своими действиями, что сам глава клана пришёл лично проследить за тем, чтоб его вещи вернулись обратно. Не удивлюсь, если на улице там вообще целое войско стоит.

Мы смотрели друг другу в глаза с вызовом, но, к моему стыду, первым взгляд отвёл я, хоть пистолет и не опустил. Не потому что трус, просто... Я понимал, что мне оставалось жить всего несколько часов. Мир встретит рассвет уже без меня. Я был ходячим покойником. И мне, как и любому человеку, было страшно. Мне было больно. Грустно и немного обидно, что, пройдя всё, я… споткнулся об собственных родных людей.

— Значит, ты один из тех, кто обокрал меня, — произнёс задумчиво старик, глядя на меня. Его голос не был полон гнева или презрения, он был даже уважительным, словно глава клана Кун-Суран признавал меня. — Настолько молодой… дети в наше время быстро растут.

Непонятно, что именно хотел услышать старик. Но мне было плевать на него. Я обернулся к отцу, но тот всё ещё был повёрнут ко мне спиной.

Кто-то говорит, что цель оправдывает средства. Но это не так, цель не оправдывает их, а требует. И чем она дороже, тем больше придётся расплачиваться. Только готовый умереть ради собственной семьи, я не был готов стать разменной монетой. Была в этом огромная разница — быть жертвой или умереть в борьбе за что-то.

— Флэшку, молодой человек, — произнёс уважительным, но не терпящим возражения тоном старик.

Был ли смысл сопротивляться?

Естественно нет. Можно начать показывать свой характер, можно выпендриваться и показывать, как мне плевать на них с высокой колокольни, но это лишь дешёвые понты. Трата времени и недолгая отсрочка неизбежного конца, как это ни прискорбно. Поэтому я опустил пистолет, окончательно потеряв какое-либо желание сражаться дальше — какая разница, если меня ждёт один и тот же конец, но только при сопротивлении скорее всего ещё более мучительный.

Я полез в карман, достал флэшку и протянул её старику. Только взял её не он сам — тут же подскочила девушка в деловом костюме, взяла флэшку и двумя руками на ладонях протянула её главе клана. Тот лишь мельком посмотрел на неё и сунул в карман, словно это ничего не значило.

— Вы у нас ещё кое-что украли, молодой человек.

На этот раз я нашёл в себе силы встретиться с ним взглядом и не отвести его. На что старик лишь слабо хмыкнул.

— Я так понимаю, добровольно отдавать ты нам их не собираешься.

— Моя сестра больна.

— И ты решил обокрасть мой дом ради неё? Это довольно благородно, пусть и глупо. Я так понимаю, ты хочешь что-то спросить у меня?

— Моя сестра. Та, что больна, входит в сделку?

Да, это была сделка. Я в обмен на сестру и безопасность моей семьи. То есть, что дом не посмеет их тронуть — вот о чём договорился мой отец. Я это понял так же ясно, как если бы мне это кто-то рассказал, стоило просто внимательно слушать и анализировать его слова. Ради тех, кого мы ещё можем спасти… Хех, а я уже был безнадёжен — дом не простит грабителя.

Но я хотел убедиться. Услышать это своими ушами, что мою сестру спасут.

— Да. Твоя сестра входит в сделку, молодой человек.

Я кивнул.

— На стоянке стоит тёмно-серая легковушка. Тоёта с небольшой вмятиной на правом переднем крыле. Там деньги. Но не всё, что мы украли — мы работали на Стрелу, человека Хасса. Изначально он украл у нас деньги, но когда мы вернули их, не досчитались двух сумок. Я не знаю, сколько там было.

— Стоит ли мне верить, что вы действительно не досчитались сумок?

— Мне нечем это доказать, — покачал я головой.

Всё это время я смотрел старику в глаза. Смотрел, не отводя взгляда, с совершенно спокойным лицом — хоть сейчас эта способность могла мне действительно пригодиться. Я нагло врал, невозмутимо смотря ему в глаза. Если есть возможность выбить ещё доллар для других из этого засранца, я был готов это сделать. В конце концов… Пусть эта сучка живёт счастливо. Не ради себя, а ради своего волчонка.

— Понятно… — с этими словами он развернулся и пошёл к выходу в сопровождении половины своих людей. Я был уверен, что дом свяжется с кланом для разбора произошедшего. И они, скорее всего, смогут урегулировать этот вопрос между собой.

Остальные взялись за меня. Довольно грубо схватили за руки, отобрали пистолет, накинули на них стяжку, после чего практически потащили меня вслед за стариком по коридору, словно заключённого.

Когда меня подвели к лестнице, прежде чем вывели на лестничную площадку, я бросил прощальный взгляд на отца. Он так и не обернулся ко мне. Кажется, меня окончательно вычеркнули из семьи.

Малу был прав. Никому нельзя верить. Каждый может предать.

***

Я говорил, что выбрал этот путь сам и, если потребуется, пойду до конца. Но даже понимая, что таким образом я спасу сестру, легче мне не становилось. Потому что меня просто предали, принесли в жертву, помимо моей воли, словно я был ничем иным, как разменной монетой. И сделал это не кто-то, а самые близкие мне люди.

В этом мире счастье строится на костях других. И так получилось, что счастье своей семьи я отстроил на собственных костях. В итоге именно мои действия привели меня к такому исходу, когда отец решил продать меня дому ради спасения дочери. Спас тех, кого ещё мог спасти… Я понимал, что он поступил правильно, я понимал, что так они смогут обеспечить себе безопасность и всё будет у них хорошо, но… это всё будет без меня. Я оказался за бортом собственной семьи, и моя учесть — быть закопанным далеко в лесу, где меня точно никто не найдёт.

Я прекрасно осознавал, что в той ситуации это был довольно хороший выход. И тем не менее, чувствовал, как щемит в груди сердце от чувства предательства. От того, что я напоролся на то, за что боролся.

И теперь, сидя в машине, которая мчалась за город по старым неиспользуемым дорогам через город туда, где я найду своё последнее пристанище, мне стало действительно больно…

Я сидел между двух мужчин в костюмах на заднем сидении какого-то дорогого седана, что нормальный человек не сможет позволить себе. Едва слышно шумели покрышки по старому асфальту, да мелкие камушки из-под колёс изредка выбивали дробь об кузов машины. Автомобиль вилял по извилистой дороге, плавно входя в повороты, взбираясь и спуская со склонов между горами.

Изредка я бросал взгляд в окно, видя, как проносится перед моими глазами лес, как возвышаются на горизонте прекрасные горы и какие живописные виды открываются, когда мы поднимаемся на некоторые из них.

Лес с виду казался махровым полотенцем, растелившимся по горам. Прекрасное место, не тронутое человеком, оно расходилось на многие километры. Умиротворяющий пейзаж девственной природы действовал на меня как успокоительное, слегка ослабляя всю боль на душе и возвращая ясностью ума.

Меня действительно все предали. Словно каждый стремился забить гвоздь в крышку моего гроба. Все отвернулись от меня, оставив умирать. Я остался совершенно один. И теперь меня везут эти… хозяева жизни чёрт знает куда, думая, что имеют право распоряжаться моей жизнью только потому, что сильнее. И какой-то дед из дома только потому, что родился в правильной семье, ведёт себя так, словно лучше меня и имеет право вальяжно распоряжаться моей жизнью, как какой-то бог.

Но я не вещь. Я никому не принадлежу и не позволю распоряжаться моей жизнью, как им вздумается. И если моя смерть неизбежна, то только я имею право решать, как мне умереть, а не кто-то, кто решил, что он лучше остальных. Я не какой-то покорный скот, который можно просто так отвести на бойню. Даже пусть это и не принесёт никаких плодов, я буду бороться до конца.

Потому что теперь, после всего, что я потерял, только это у меня и осталось — моя свобода. Я был свободен выбирать свой путь сам, наплевав на мнение других. Я отстаивал своё мнение, когда это было необходимо, и боролся за то, что по праву принадлежало мне. И под конец я сделаю то же самое.

Мы действительно отъехали от города в горы Сихотэ-Алиня, которые проходили рядом. Здесь, на забытый дорогах, где асфальт давно пошёл трещинами и где никто толком не ездит, дорога иногда проходит слишком близко к обрыву. И там внизу продолжает расстилаться девственный лес, где заблудиться проще простого. Потеряйся здесь кто-то, и искать будут вечность…

Поэтому…

Я закашлялся. Буквально выжимал из себя кашель, рвя глотку и сгибаясь в три погибели, словно вот-вот сам умру без посторонней помощи. Кашлял громко, при этом тужась что есть сил, будто после недельного запора. Я устраивал своё последнее публичное шоу, схожее с тем, что я устроил в наркопритоне.

И я смог привлечь к себе внимание.

— Он там у вас не умрёт? — спросила женщина, что вела машину, опасливо поглядывая в зеркало заднего вида.

— А какая разница? Что так, что так. Нам ещё долго?

— Нет, скоро подъедем.

Меня попытались усадить ровно, но я продолжал кашлять, буквально заплёвывая от души всё слюнями. От меня даже немного отстранились, что мне и требовалось.

— Нет, он реально сейчас умрёт раньше, чем мы приедем, — заметил мужчина, сидящий справа от меня.

— Без разницы, — ответил сидящий слева. — Грех на душу брать не придётся.

Верующий? Меня всегда удивляло, как люди умудряются сочетать веру с тем, что полностью ей противоречит. Но это не важно сейчас. Куда более существенно то, что мои потуги не прошли зря. Пусть я очень долго не ел, однако, напрягшись так, что аж вены на лице вздулись, я смог издать очень протяжный и громкий звук пердежа. Громкий и отчётливый, на фоне полнейшей тишины, которую я сдобрил собственным комментарием.

— Кажется… я обосрался… — пробормотал слабо я.

Да, действительно пахло, что не могли не почувствовать рядом сидящие, да и вообще кто-либо в машине. Естественно, никто не полез проверять, сходил я по-большому или нет. Все, как один, бросились открывать окна, отодвинувшись от меня и отвернувшись. Они ругались, обзывали меня жирной свиньёй и тем, кто должен поскорее сдохнуть, избавив мир от собственного существования.

Ну что же, да будет так.

В тот момент, когда они все отвернулись, пытаясь надышаться свежим воздухом, мы как раз проезжали по краю очередного склона, что слишком круто уходил вниз к разросшемуся внизу лесу. Это был мой шанс, который я не упустил.

Сидя посередине, я что было сил оттолкнулся и бросился между передних сидений вперёд. Никто не успел среагировать и отдёрнуть меня обратно. А я лишь протянул стянутые хомутом руки, вцепился в руль мёртвой хваткой и что было сил дёрнул его. На такой скорости ей было достаточно и лёгкого резкого рывка, но я дёрнул что было сил, вырывая руль из рук испуганно вцепившейся и не ожидавшей подобного девушки, сбрасывая машину с того обрыва.

Крики, лёгкое чувство полёта, когда ты ощущаешь, что твои органы словно левитируют внутри тебя. Меняющийся пейзаж — сначала горизонт, потом капот уходит вниз, на лес и в конце круто уходящий вниз склон, после чего приближающиеся стволы деревьев, растущих на склоне на склоне…

И темнота.

Дилетанты… руки стяжками надо связывать за спиной, а не спереди…

Интервью

— Буквально за два дня в городе прошла едва ли не полноценная война, которая подняла на уши всю страну. Столько насилия, смертей и убийств всего лишь за такой короткий промежуток времени. И мы до сих пор не знаем, что конкретно произошло. Все версии произошедшего строятся лишь на предположениях, основанных на тех или иных фактах и уликах. К сожалению, никто не может нам ничего рассказать, а кто в курсе событий, никогда не расскажет об этом.

— А какова ваша версия? Основная, которой вы придерживаетесь?

— Моя?

— Да. Вы же должны отдавать предпочтение той или иной версии, верно?

— Я не отдаю предпочтение, я выбираю подходящую, исходя из опыта и улик, — поправил детектив её, после чего вздохнул, потерев лоб. — Я придерживаюсь официальной версии.

— Наверное, странный вопрос, но почему?

— Первоначально мы обнаружили тела Матвея и Мари Луменко. Раскручиваться дело начало с этого. Именно у них в квартире мы нашли фотографию, которая и помогла выйти на остальных членов банды и связать их вместе. Почти все они были сразу идентифицированы. Сам Матвей Луменко, известный в криминальных кругах как Малу и мальчик на побегушках у Пьера Флюсье, известного как Стрела. Потом Инна Сюньюрье, восемнадцать лет, Александр Борцов, семнадцать лет, и Нурдаулет Лапьер. На тот момент мы лишь предполагали их связь.

Дальше шёл расстрел дома Нурдаулета Лапьер неизвестными. Также взрыв квартиры дома, в котором погибло двое подручных одного из солдат Хасса. Буквально на следующий день после обнаружения тел Матвея и Мари Луменко было устроено нападение на людей дома Хасса и убит солдат Пьер Флюсье. И под конец поступило заявление о пропаже Александра Борцова, ученика тринадцатой школы одиннадцатого класса «Б», одного из тех, кто изображён на фотографии. И всё это совпало с ограблением банка. Всё это послужило поводом, чтоб считать, что все они связаны между собой. А после ареста бармена из бара, который в обмен на защиту свидетелей согласился дать показания, мы смогли выстроить общую картину произошедшего.

Как я уже и говорил, всё началось с ссоры между Матвеем Луменко и Пьером Флюсье по поводу фотографий из дома Дубова. После этого Флюсье затаил обиду на Луменко. Нам до сих пор не известно, почему Флюсье захотел ограбить банк дома Кун-Суран, но по имеющимся данным добро никто из клана Хасса на это не давал и то было полностью его инициатива. Потому нанял на дело тех, кого посчитал наиболее перспективным. Предположительно, первое ограбление, в котором участвовали все четверо, было своего рода разминкой перед предстоящим делом. Своеобразная проверка способностей, чтоб посмотреть, на что были способны подростки. После этого было уже ограбление банка. Нам так и не удалось выяснить, что они оттуда вынесли, помимо денег, однако это не на шутку встревожило дом Кун-Суран. Дальше идут лишь предположения, основанные на известных нам данных, но их вы можете узнать из общедоступных данных.

Под конец на руках мы имели пять трупов: Коуэн Бёрд двадцати трёх лет, Альберто Риччи пятидесяти двух лет — были застрелены в висок и затылок. Александр Борцов был избит и изуродован, после чего так же застрелен. Мы их нашли через месяц после случившегося — бездомные в поисках металлолома обнаружили их в подвале одного из заброшенных заводов. Матвея и Мари Луменко обнаружили в квартире. Инна Сюньюрье, как и Нурдаулет Лапьер, в розыске, причём Лапьер, помимо этого, считается и пропавшим без вести.

После этого монолога детектив вздохнул, после чего протянул руку за кадр и вытащил полулитровую бутылку воды. Отпил немного, поставил на место и задумался о чём-то. Промолчал несколько секунд, прежде чем продолжил.

— Это дрянная история. Из разряда, когда хочется глаза с мылом помыть или вообще забыть. Знаете, что самое плохое в ней?

— Что же?

— Подростки. Глядя на это, я начинаю понимать, насколько прогнил мир, насколько люди могут пасть в отчаяние и как далеко они могут зайти. За пределы своих принципов, своей веры. За пределы банальной человечности. Как нам стало известно, Александр Борцов встречался с Мари Луменко. Она была слепа. По всему, что смог найти на Александра и Мари, я предполагаю, что он собирал деньги на операцию, как делал это и её брат. У Инны Сюньюрье был ребёнок. Она родила его в четырнадцать лет. По данным из больницы, у него были выявлены рудименты. Возможно, она собирала деньги на его лечение, а может хотела скрыться, так как в этой стране её ребёнок был забран из-за ненадлежавшего воспитания и условий содержания.

— А насчёт Нурдаулета Лапьер? Ради чего, по вашему предположению, нужны были ему деньги?

— У него была больна сестра. У неё были приступы из-за импульса, и на той стадии ей могло помочь только хирургическое вмешательство, — он вздохнул, облокотившись на спинку стула. — Все они… как бы это ни звучало, лишь жертвы. Их использовали. Использовали их молодость, их идеалы и желания, эту вечную уверенность в молодых, что именно у них всё получится, и так далее. А потом выбросили, как ненужный мусор, как очень часто и поступают с подобными бандами.

— Вам жаль их?

— Жаль? Я даже не знаю, как назвать это… Я многих людей повидал, и поверьте, иногда смотришь и думаешь: какого чёрта… Как ты докатился до этого? Убил отца девушки, чтоб защитить её от побоев. Зарезал ухажёра матери, который её изнасиловал. Пошёл на грабёж, чтоб прокормить себя, так как на работу после тюрьмы не брали. Ты смотришь на это и понимаешь, что они нарушили закон, но тебе их жаль, потому что понимаешь мотивы. Здесь тоже каждый, если не брать во внимание их деятельность, имел действительно по-своему добрые намерения. Помочь девушке и сестре вернуть зрение. Спасти сестру. Обрести счастье со своим ребёнком, где тебя не будут преследовать. Молодые и глупые, вечно в погоне за мечтой.

— Вы знаете, что стало с девушкой?

— Нет. Никаких зацепок. Нигде она больше не светилась и нигде не всплывала. Предположу, что Сюньюрье покинула страну. Нам сообщали, что у девушки, что проживала в той квартире, был ребёнок. Возможно, тот самый, которого она родила и который пропал из детдома. Но о нём стало известно лишь после всего случившегося. Потому и скрылась, чтоб никто не смог забрать ребёнка или привлечь её к ответственности. Мне жаль эту девушку, если честно. На неё слишком мало информации, как, в принципе, и на всех остальных из той группы, но даже по тому, что мы имеем на руках, можно сказать, что счастливое детство — это не про неё. Не нужный никому ребёнок, который забеременел в ещё юном возрасте. К тому же, ходили слухи, что её всё же поймали при переходе границы люди дома и убили.

— Я… понятно… — казалось по голосу, что сама ведущая была немного смущена таким исходом. — А что насчёт Лапьера?

— Он числится пропавшим без вести, однако я считаю, что его уже нет в живых.

— Почему?

— Когда я допрашивал его отца, который, по иронии судьбы, служил на тот момент в полиции, тот не мог ничего конкретного рассказать как о сыне, так и о том, что ему было известно. Его отец точно созванивался с ним один раз, однако мы не знаем, о чём конкретно был разговор. Удивительно было то, что после случившегося дом Кун-Суран неожиданно оплатил операцию его дочери и даже взял семью под свою защиту. Небывалая сказочная доброта от дома. А сам Нурдаулет Лапьер пропал. Это не входит в официальную версию, однако я практически на сто процентов уверен, что отец сдал его дому.

— Это ужасно… — пробормотала ведущая.

— Я не знаю, кому было хуже в тот момент. Сыну, которого предали, или отцу, который был вынужден жертвовать одним ребёнком, чтоб спасти остальную семью. Понять, что Нурдаулет связан с ограблением, можно было сразу после расстрела дома полицейского. Такие события случайно не совпадают. Дом тоже умел сопоставлять факты, там не дураки живут. У дома были связи в полиции и везде, где только можно. Рядовой полицейский против дома — не надо быть гениальным детективом, чтоб понять, что эта партия проигрышна для второго. Поэтому надо было выбирать, что делать дальше. Его отец и выбрал.

— А что вы можете рассказать о самом Нурдаулете Лапьер?

— Он был самым странным из всей группы. Никаких предрасположенностей к криминалу. Отец полицейский, мать — учитель. Две любящие сестры-близняшки. И потом… это. Я должен признать, он был довольно смышлёным, раз смог провернуть после ограбления банка такое и выйти из борьбы с солдатом семьи и его людьми неоспоримым победителем. Плохо лишь то, что он направил все свои незаурядные способности в такое русло. Говорят, у некоторых есть предрасположенность к этому — кто-то даже под страхом смерти не пойдёт таким путём, а кто-то пойдёт и преуспеет.

Опять повисло недолгое молчание, которое нарушила первой ведущая.

— Вам известно, что стало с семьёй Лапьер?

— Я знаю, что Ерофей Лапьер ушёл из полиции после случившегося. Он со своей женой и дочерями переехал из Ханкска, и сейчас они вроде как счастливо живут. Его дочь, Наталиэль, перенесла операцию, однако теперь она парализована ниже пояса. Но это им не мешает жить дальше и, как мне известно, более-менее счастливо. Я лишь могу надеяться, что их семья больше никогда не пройдёт через подобное ещё раз, и они забудут это как страшный сон, но… такое не забывается. Остаётся только с этим жить. Наказание для живых — это помнить о мёртвых.

Эпилог

Яркое солнце.

Жара.

Зелень.

Небольшой уютный городок в Амазонии — стране на севере Южной Америки вдоль реки Амазонки.

Девушка с широкополой шляпкой, одетая в летнее платье, в солнцезащитных очках стоит в центре небольшого уютного городка, держа в руках монетку. Перед ней был небольшой фонтан со статуей девушки в юкате с кувшином в руках, откуда льётся вода.

Она стоит около полуминуты с закрытыми глазами, сложа ладони вместе, зажав между ними монетку и склонив голову, после чего бросает её в воду и наблюдает, как та уходит на дно фонтана. На её губах лёгкая улыбка человека, который оставил все несчастья позади и может вздохнуть спокойно. Она светится лёгкостью и безмятежностью.

— Ну мама, мы скоро? — маленькая девчушка в сарафане с такой же большой шляпой с широкими полями стоит около неё, с нетерпением ожидая, когда они двинутся дальше.

— Погоди, неугомонная, — тихо ответила девушка, глядя на фонтан.

— Что ты делаешь?

— Загадываю желание.

— И какое? Много денег?

— Нет, глупая. Я загадываю, чтоб… всё было хорошо у одного человека, — вздохнула она.

— Какого? — хлопая большими глазами, спросило непосредственное дитя.

— У простого…

С грустью вспомнив тех, кто был теперь уже частью её прошлого, девушка вернулась к минувшим дням, чтоб напоследок отдать дань уважения тому, кто отпустил её с миром и дал возможность попробовать начать всё заново. Она бросила прощальный взгляд на фонтан, у которого загадала желание, после чего взяла за руку девочку и покинула с ней эту площадь.

Это была не конечная остановка, и обоих ещё ждало небольшое приключение в чужой стране. Но ни одна, ни другая его не боялись. После серого города мир пестрил яркими красками, которые буквально подталкивали их к жизни, обещая, что всё будет хорошо. На одной из остановок они сели на междугородний автобус, который повёз их через леса Амазонки, всё дальше и дальше увозя их от прошлого.

***

Холодный воздух, который проникал в мои лёгкие. Это было первым, что я почувствовал, когда очнулся. Холодный, колющий лёгкие воздух. Он буквально обжигал нос, от чего хотелось дышать ртом, лишь бы лишний раз не вдохнуть его через нос.

Я медленно открывал глаза, возвращаясь в сознание как после глубокого сна. Голова болела неимоверно, но куда сильнее болело лицо. Его практически жгло, словно кто-то прижал к нему раскаленную кочергу, оставив страшный ожог.

Я заставил себя сесть и оглянуться по сторонам.

Что я почувствовал, когда понял, что ещё жив?

Ничего. Абсолютно ничего не почувствовал. Такое странное ощущение, словно внутри пусто и ты не знаешь, как на это реагировать. Было как-то… наплевать. Возможно, сказывалась авария, в которую я должен был попасть, когда увёл машину с дороги в обрыв.

А может и тот факт, что мне было в принципе наплевать после случившегося, мёртв я или жив. Потому что в голове крутилась только одна мысль — предали. Меня предали и выбросили… я просто один…

Логикой я понимал, что сейчас не время для подобных мыслей и если я жив, то надо жить дальше, но в душе всё было буквально разрушено. Хотелось буквально на месте удавиться до состояния хладного трупа. Ни цели, ни желаний, ничего… хотелось просто лечь обратно на землю и уснуть в этом прекрасном свежем лесу под открытым небом, чтоб никогда не просыпаться. Может это бы спасло меня от тех дербанящих всё за рёбрами чувств, которые не давали покоя.

Пусть я и не хотел жить теперь, но человек — слишком упрямое создание, чтоб просто так умереть. Я с трудом смог отогнать навязчивые мысли и заставить себя подняться, пусть в душе было до боли пусто и больно.

Очень медленно я поднялся на ноги и обнаружил, что в принципе тело в порядке. Ни руки, ни ноги не болели, дышать было более-менее легко, да и двигался вроде как нормально. Меня это не обрадовало, было настолько наплевать, что, обнаружь я даже собственную оторванную руку, глазом бы не повёл. Вот только лицо неимоверно жгло. Когда я приложил к нему руку, то вообще обнаружил, что на ощупь одна из его сторон напоминает по большей части фарш, чем кожу. Вся ладонь была перепачкана в крови после прикосновения. Да и правая рука была подрана очень сильно. Но по этому поводу я не испытал ничего.

Уже светлело, откуда следовало, что сейчас около восьми часов утра. Вокруг был лысый лес. Густой лысый лес гор Сихотэ-Алиня. Судя по наклону земли, я до сих пор был на его заросших деревьями склонах.

В метрах пяти от меня был явственно виден след вспаханной земли, на которой сохранились куски битого стекла, краска, отломанная пластмасса и прочие детали улетевшего автомобиля. Видимо, при ударе меня выбросило из машины прямиком через лобовое стекло, и ковёр из листвы и веток спас меня. А ещё тот факт, что я очень жирный. Однако судя по разорванной одежде, ранах на руках и лицу, меня знатно протащило по земле.

Говорят, что чудеса случаются, но почему-то я не был рад этому чуду. Совершенно не был рад, словно меня приговорили к пожизненному вместо обычной спасительной смертной казни. В голове назойливый голосок, не переставая, шептал, что лучше бы я умер здесь, чем продолжал вот так жить.

И всё же… оставалось незаконченное дело, которое надо была завершить, прежде чем накладывать на себя руки или ждать естественной смерти. Те ублюдки, что решили, что могут распоряжаться чужими жизнями и им ничего за это не будет. Считающие себя хозяевами не только своей жизни, но и чужих. Надо было убедиться, что никто из них не уйдёт отсюда. Раз они решили, что могут вести себя так, словно все им должны априори, тогда пусть получат реальность.

Без разницы, кто ты такой — достать можно любого, было бы желание.

И именно ненависть к ним разогрела моё желание пожить ещё немного не на шутку. Я должен был добить всех, кто остался в машине.

Поэтому, подхватив камень поувесистей с земли, я начал спускаться вниз, следуя по «тропе», оставленной машиной. Нашёл её метрах в двадцати от того места, где выбросило меня самого. Судя по тому, что я видел, автомобиль летел кувырком через бок со склона и остановился вверх колёсами, лишь взрезавшись в большой крепкий ствол ели. Если бы не она, лететь бы ему ещё дальше по склону, пока не достигнет дна ущелья.

Но я оказался не единственным выжившим.

Облокотившись на машину и согнувшись в три погибели, около неё стоял мужчина в грязном порванном деловом костюме, видимо, выбравшийся из машины. Он тяжело дышал, словно после пробежки, и оглядывался…

В этот момент встретившись со мной взглядом. А потом увидев в моей руке камень.

Хозяин жизни верно понял мои намерения.

Но опоздал на какие-то секунды.

В тот момент, когда он поднял руку, явно собираясь использовать свой импульс, я уже успел кинуть в него булыжник, который был на подлёте к нему. Я знал, что не успею спуститься к нему и этот бросок был моим единственным шансом. От него зависело, выживу ли я или нет, но сам не почувствовал даже и капли волнения.

Мужчина так и не успел ничего сделать — получив камнем прямо в бок, охнул и рухнул на колени. Поднял руку в новой попытке что-то сделать и…

Я на полной скорости врезался в него. Вдвоём мы припечатались к машине, которая от такого удара жалобно скрипнула, и мужчина осел на землю.

Я не собирался останавливаться, чтоб не потерять инициативу, которая сейчас была решающим фактором в этой схватке. Подхватил с земли камень и, когда он развернул ко мне свою рожу, от души приложился им ему в голову.

С первого раза я смог лишь заставить его покачнуться, однако после второго удара из его головы уже брызнула кровь. После третьего удара он упал на землю, а я отбросил камень и поднял булыжник побольше, что выковыряла машина из земли. Поднял над головой, после чего с размаху опустил его на череп подонка. Тот лишь вяло пытался поднять руки, будто желая поймать его, но…

Чавкающий хруст, словно кто-то ударил по арбузу и лопнул его. Тело мужчины задёргалось, словно пританцовывало под музыку, в то время как из-под камня я слышал странные звуки, похожие на хрип.

Но не обратил на это никакого внимания.

Потому что в тот момент, когда я разделался с ним, из машины через окно уже наполовину вылезла девушка. Та самая, что везла меня в последний путь, но преодолела и свой собственный. Но она была явно не в себе в тот момент, так как, когда выползала, даже не обратила на меня внимание. Смотрела куда-то в даль пустым взглядом, перебирая руками и цепляясь в замёрзшую землю пальцами, пытаясь выбраться, словно зомби.

Но так и не выбралась из машины — замахнувшись, я опустил ей камень прямо на затылок. Раздался хорошо различимый хруст, и её голова безвольно рухнула на землю.

После этого я обыскал тело первого и нашёл то, что искал. Два пистолета. Забавно то, что один из них был моим глоком, который они конфисковали в больнице. И я без какого-либо зазрения совести воспользовался им, выпустив по пуле в головы двум оставшимся, что до сих пор были в салоне без сознания или, быть может, вообще погибли. После этого добавил пулю и в голову девушки, чтоб наверняка.

Мне кажется, не попади они в аварию, я бы вряд ли что-то успел им сделать. Но после такой карусели в машине было не удивительно, что они в таком состоянии. Быть может, им досталось ещё больше, чем мне самому, так как, в отличие от меня, они ещё некоторое время летали по салону машины, пока не врезались в дерево.

Хотели похоронить в безымянной могиле меня, но нашли собственную смерть.

Забавно…

Однако я не почувствовал никакого удовлетворения от содеянного. Не почувствовал ни радости победы, ни счастья, что выжил. Я словно вновь потерял цель, ради которой вообще нужно было жить дальше.

А ради чего я жил до этого?

Ради семьи?

Но теперь у меня её нет. У меня вообще ничего нет.

Ради чего мне теперь было существовать? Ради того, чтоб жить? Стремиться куда-то? У меня не осталось ни семьи, ни друзей, ничего. Я всех или убил, или оставил позади.

Даже домой мне путь теперь был заказан — дом как узнает, что я выжил, сразу пришлёт головорезов, которые мне голову-то и отрежут. И если сейчас я бы отделался лишь пулей, то после убийства их людей мне вполне могу отрезать голову, медленно и мучительно.

Наталиэль правильно говорила: я действительно остался один. Без какой-либо жизни, без души, пустой, как бутылка из-под газировки. Совсем один, потерянный и забытый даже самим собой. И чем сильнее я это чувствовал, тем больше на меня накатывало чувство бессмысленности существования.

Кажется, я даже начал понимать, что такое ад. Это не абстрактное понятие, не какой-то вымышленный мир, где грешники горят в лаве или котле. Это не мир и не планета.

Ад — это состояние души.

Пока я стоял и раздумывал над тем, что же мне теперь делать, взгляд остановился на оторванном боковом зеркальце заднего вида, что оторвалось от машины и теперь валялось на земле. Без какой-либо задней мысли я поднял его с земли, чтоб посмотреть на раны, и увидел собственное отражение.

— Ха… хи… хи-хи-хи… хи-хи-хи-хи-хи…

Меня начал пробирать истерический смех. То, что я увидел в зеркале, теперь мало как напоминало моё лицо.

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи…

Правая часть лица была в буквально смысле изорвана в клочья. Вся покрытая кровью, словно каким-то красным желе, она закрывала мою правую часть лица, как какая-то маска. Я даже видел лохмотья кожи, которые прилипли из-за крови обратно к лицу. Мне словно изрезали кожу на ремни.

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-ха-ха-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА…

Я смеялся, как пациент психлечебницы, глядя на себя в зеркало. Вся правая часть лица была едва ли не в кашу. Вся же левая часть лица была просто изрезана глубокими царапинами и выглядела не сильно лучше. Её словно специально кто-то исполосовал.

— ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Мой смех превратился в крик. В чудовищный крик человека, который вот-вот сорвётся в бездну безумия. Я смотрел на собственное лицо и кричал, как больной, который увидел призрака в зеркале. С таким лицом меня не то что другие, я сам себя узнавал с трудом. Но я кричал не из-за лица. Я кричал, потому что понял, что умудрился спуститься на самое дно со всеми вытекающими. Потому что от этого понимания мне было больно настолько, что сил терпеть это не было. Я слетел с резьбы не потому, что меня сломали. Просто я перестал видеть смысл жить такой жизнью дальше. Я даже теперь не был самим собой. Можно было сказать, что Нурдаулет Лапьер разбился вместе с остальными на забытых и заброшенных дорогах Сихоте-Алиня.

Я отдал всё ради родных, но взамен получил лишь ад в чистом виде.

Кричи как можно громче. Теперь ты один в этом мире… Никто тебя больше не услышит…

Ласкающий и призрачный голос сестёр пронёсся в моей голове.

И я кричал…

***

Пошёл снег. Впервые за всю зиму пошёл снег. Крупными хлопьями он неожиданно начал валить на землю, застилая собой всё.

Я наблюдал за ним, наблюдал, как он прячет следы случившегося, как скрывает под собой события, что развернулись здесь… сколько времени назад? Я не знаю. Да и плевать мне, если честно.

Я сидел на перевёрнутой машине и курил, как однажды научил меня Малу. Курил, потому что это заставляло меня немного успокоиться, прийти в себя. Видимо, условный рефлекс ещё с того раза, когда я в первый раз их попробовал и отвлёкся от волнения перед первым крупным делом. Ну что же, я не против…

Я выкуривал одну сигарету за другой, смотря в никуда абсолютно пустым взглядом. Нашёл их у одного из людей дома и теперь молча наблюдал за тем, как снег укрывает землю белым покрывалом, наполняя свой организм всё новыми и новыми дозами никотина. От такого слегка кружилась голова, но это даже было приятно. Всё лучше, чем терзание внутри груди, которое заставляет тебя в буквальном смысл кричать от боли. Сигареты пусть и не полностью, но глушили это, помогая вернуть мне здравый смысл. Теперь мне было просто грустно и хреново. А ещё болело и саднило горло— я сорвал его настолько, что не мог даже слово выдавить из себя.

Я старался успокоить себя тем, что теперь сестре ничего не угрожает, и с семьёй точно всё будет хорошо, но это не сильно помогало, поэтому я лишь откинул все эти бессмысленные мысли в сторону. Теперь это было прошлым. Прошлым, которое уже никогда не вернуть.

Всё, что мне оставалось, это или смириться с участью и сдохнуть здесь, или идти дальше. И пусть душевная боль настаивала на первом, сознание уверенно голосовало за второй вариант. В итоге, я прошёл столько не для того, чтоб сдохнуть в сраном лесу около разбитой машины, как какая-то половая тряпка, когда умудрился пережить даже своих конвоиров.

В душе я действительно чувствовал, что мне не за чем было жить. Просто не видел смысла, и желание выжить скорее было естественным инстинктом… Но оно было. Словно единственный человек в огромном пустом спортивном зале. Инстинкт не давал мне принять свою смерть так просто, заставляя двигаться дальше, пусть мне и было плевать.

А может это было моё упрямство, которое никогда не давало мне смирится. Может именно поэтому я боролся за жизнь сестры всеми доступными способами — не ждал чуда или её смерти, а просто брал и делал всё, что мог.

И сейчас, даже если я и помру, то не лучше ли сделать это в дороге, а не сидя на машине и жалея себя? Ведь боль болью, предательство предательством, но всё это рано или поздно пройдёт, а смерть будет окончательно. И пусть чувство, которое засело у меня в душе, грызёт меня дальше, но просто так принять смерть…

Я успею ещё это сделать.

Это был так себе мотиватор, но лучше, чем вообще ничего. Я не хотел жить, но отдавал себе отчёт и понимал, что это неправильно. Надо было действовать, забить это чувство занятием, пока оно окончательно не вышло из-под контроля. Потому что всегда имеет значение только материальная реальность. В данном случае —моя жизнь. Всё остальное лишь фоновый шум.

Я собрал всё, что смог найти в машине и у конвоиров, включая их зимние пальто, которые мне пригодятся в пути. Из этих гор, пусть даже по асфальтированной дороге, мне ещё предстояло выбраться, а снег и не думал останавливаться. Я забрал всё дорогое, что можно было продать или обменять, включая кольца, часы и даже серьги. Забрал и оружие, которое могло пригодиться в будущем.

После этого я умылся от крови в снегу, чтоб хоть как-то привести себя в порядок.

Правая часть лица была просто изорвана в клочья. Пришлось постараться, чтоб кое-как вернуть оставшиеся лоскуты кожи на место, шипя от боли, залить всё перекисью из аптечки, чтоб остановить кровь, и потом залепить всё бинтом и лейкопластырем. С левой частью лица всё было получше, просто изрезана, словно ножом, но не более.

Можно сказать, что я был готов идти дальше. Вернее, не дальше. А начать свой путь, жизнь с чистого, пусть и изорванного листа.

Было больно, очень больно по поводу случившегося. Но, накурившись и накричавшись, я чувствовал себя значительно легче. Чувствовал, что снова вернул частичный контроль над собой и мог рассуждать здраво.

Забравшись по крутому склону наверх, на дорогу, я огляделся. Абсолютно пустая, забытая всеми дорога в глубине гор и сопок. Отсюда не было видно места аварии, даже если взглянешь вниз. Вряд ли их кто-то найдёт. На таких машинах обычно есть трекеры, однако дома отключают их, чтоб государство не знало, чем они занимаются и куда отвозят трупы своих врагов. Здесь он, скорее всего, тоже был отключён. Что касается телефонов, все они были выключены, как и положено в таких делах, но я на всякий случай их все ещё и сломал, чтоб наверняка.

Никто не узнает, что произошло и куда мы пропали. Возможно, посчитают погибшим. Может дом и будет нас искать, но сомневаюсь, что они найдут машину. А трезвонить, что какой-то малец вдруг умудрился укокошить аж четырёх человек, точно не будут — репутация вряд ли от такой новости у них поднимется.

Что касается меня, то я решил для начала двинуться в Сильверсайд — город, где можно спрятаться и затеряться даже с моим лицом. Малу много о нём рассказывал, и большая часть ничего хорошего об этом месте не говорила, однако одну вещь я понял отлично — если надо спрятаться, то там будет отличное место, где никому до меня не будет дела.

Я ещё раз оглянулся, наслаждаясь пейзажем, который медленно и верно зарывался в снег. Это было как бальзам на расшатанную и потрескавшуюся психику. Ни единого человека — только я и дикая природа. Холмы леса и долгожданный снег, который закрывал собой весь мир от грязи, закутывая землю в белый покров.

Прежде чем двинуться дальше по дороге, я достал те самые фотографии, которые забрал из дома. Пять человек смотрели на меня, улыбаясь и не зная, чем всё обернётся. Даже несмотря на предательство и всё случившееся, я мог назвать всех их своими друзьями. Плевать на всё остальное — по отношению к ним, глядя на эту фотографию, я чувствовал именно это.

Вздохнув с грустью, я спрятал фотографии обратно в карман и двинулся по дороге в сторону гор. Меня ждала очень долгая дорога к моей новой жизни.

(Понравилась книга? Не забудьте поставить лайк =D Вам всего один клик, а мне это очень важно и приятно)))

Продолжение будет предположительно через две недели 14 октября.


Оглавление

  • Интервью
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Интервью
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Интервью
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Интервью
  • Эпилог