Wo alle Strassen enden (СИ) [add violence] (fb2) читать постранично

========== Пролог ==========

Der Metzger ruft. Die Augen fest geschlossen.

Das Kalb marschiert mit ruhig festen Tritt.

Die Kälber, deren Blut im Schlachthof schon geflossen

Sie ziehn im Geist in seinem Reihen mit.

Bertolt Brecht, “Der Kälbermarsch”.(1)

За окном надрывалась сирена воздушной тревоги. Невысокий темноволосый мужчина поправил очки, открыл нижний ящик стола, пошарил в нем и извлек оттуда деревянную шкатулку. Порылся в глубоких карманах белого халата, выудил видавший виды портсигар, а из него — папиросу, помял ее в желтых пальцах и сунул в рот. Прикурил, выпустив облачко сизого дыма. С тяжелым вздохом отворил шкатулку. Свет угрожающе замигал, мужчина недовольно цыкнул — за окном была глубокая ночь, маскировочные шторы были опущены, а он всем нутром своим чувствовал, что содержимое шкатулки — толстую тетрадь в кожаном переплете — надо надежно спрятать. Спрятать так, чтобы когда на Берлин упадут бомбы союзников, тетрадь осталась невредима. Чтобы однажды ее нашли — и, быть может, даже его сын…

При мысли о сыне он как-то совершенно сентиментально хлюпнул носом и подобрался. Сын вместе с женой остались в Мюнхене. Их обещали не трогать, но доверия к тайной полиции мужчина уже давно не испытывал. Впрочем, как бы то ни было, сын ли или кто-то еще — кто-то должен был однажды найти эту тетрадь. Со всеми исследованиями. Пусть это не помогло бы предотвратить уже неминуемую катастрофу, но хотя бы дало шанс снивелировать чудовищные последствия.

Мужчина снова затянулся. Сирена за окном точно устала предупреждать и теперь хрипло стонала и плакала. Откуда-то издали донесся гул моторов бомбардировщиков. Или ему показалось?.. Мужчина вздохнул, схватил тетрадь и спешно похромал вниз, в подвал лаборатории. Уже внизу ему подумалось, что было бы не лишним сохранить для потомков еще пару чертежей, оставшихся наверху. Чертежей того, что в Германии называли оружием возмездия. Мысленно обругав себя за недостаточную сметливость и собственную ногу за постоянные боли — последствия того, что он провел два месяца в концлагере и на утреннем построении совершенно случайно споткнулся и упал, — он направился наверх.

В здании было пусто и тихо — мало кто засиживался так допоздна, большая часть охраны, вопреки указаниям, все же спустилась в бомбоубежище, расположенное на углу пересечения улиц, совсем рядышком. Мужчина потер коротко стриженый затылок и ощутил совершенно всепоглощающий леденящий страх. Что, если они и правда прилетят? А если на борту окажется бомба по его проекту? Он вытер испарину со лба. Быть того не может. Эти бомбы падали далеко: в Африке, Советском Союзе, Америке. Немецкая бомба никогда не упадет на Германию.

Он открыл дверь в свой кабинет, когда время застыло. Звуки исчезли, краски тоже. Исчезло и его тело — теперь он парил в невесомости, глядя, как складываются, осыпаются дома, медленно вылетают стекла из оконных проемов. Как вздымается пыль — а вместе с нею огонь. Как над городом вырастает колоссальный гриб, покачивающийся на чудовищной ножке.

Немецкая бомба никогда не упадет на Германию.

_______________________________________________

1) Мясник зовет. За ним бараны сдуру

Топочут слепо, за звеном звено,

И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,

Идут в строю с живыми заодно.

Перевод А. Штайнберга

Kalb — дословно “теленок”

========== Глава 1 ==========

Готтфрид Веберн опаздывал. В очередной раз, а ведь ему еще предстояло заехать за сослуживцем, Алоизом Бергом. Верно, Алоиз уже стоит на посадочной площадке своего балкона, как положено — в шлеме и в форме. И недовольно смотрит на часы, ведь он, Готтфрид, уже две минуты как должен был забрать Алоиза и везти на работу. Готтфрид надавил на акселератор — старенький флюкваген(1) “БМВ” дернулся и рванул вперед, рассекая воздух. На пределе допустимой скорости.

Алоиз и правда стоял на посадочной площадке и хмурился. Сердито дернул ручку двери и плюхнулся рядом с Готтфридом, затягивая кулису на шлеме.

— Только не гони, фюрера ради.

Готтфрид серьезно покивал и рванул с места так, словно торопился догнать вчерашний день. Алоиз покачал головой и уставился в окно. Мимо пролетали одинаковые высотные дома с оборудованными посадочными площадками, летучие камеры-фиксаторы, а там, где трасса становилась многополосной, другие флюквагены — поновее Готтфридовой “БМВ”. Когда они зависли на светофоре на подъезде к Естественно-Научному Центру, Алоиз не выдержал и покачал головой:

— Он точно не рухнет вниз?

— Точно, дружище, — уверил его Готтфрид. — Я только на выдавшихся выходных ему руль высоты налаживал.

Готтфриду показалось, что Алоиз выдохнул с облегчением. Он и сам знал, что друг его не понимает и даже, наверное, осуждает: Готтфриду предлагали новенький “Опель”. Но, как выразился