Харьков 354-286 2 [Константин Геннадиевич Минаков] (fb2) читать онлайн

Минаков Константин Геннадиевич
Харьков 354-286 2

ХАРЬКОВ 354-286 - 2

Харьков. Сентябрь 1940 года .

- Павел Васильевич, я считаю, что мы вполне можем ударить прямо сейчас.

- Нет, Стас, ещё рано. Нужно выждать, пока Пилипко со своей хунтой не подставятся ещё больше, - ответил собеседнику сидящий в кресле мужчина лет шестидесяти.

Павел Васильевич Зеленко до переноса был крупным бизнесменом, владеющим целой сетью разнообразных предприятий. К сожалению, именно что был.

В день переноса Зеленко отдыхал на своей даче, находящейся возле одного из водохранилищ области. И во время авантюры Валкниса с угоном самолёта Павлу Васильевичу просто не сообщили о попытке бегства. Возможно, Валкнис просто забыл о Зеленко, но скорее всему виной была давняя конкурентная борьба, которая шла между мэром и бизнесменом. Возможно это и спасло Павла Васильевича во время начавшихся чисток, когда представители захватившей власть хунты начали ломиться в двери к каждому, кто был замешан в угоне.

Зеленко был умным человеком - иной бы просто не выжил в девяностые годы и прекрасно понимал, что авантюра Валкниса изначально была обречена на поражение. Даже если бы в тот роковой день Валкнис лично просил бы Павла Васильевича лететь вместе с ним, Зеленко бы отказался. Единственно, о чём жалел бизнесмен, так это о том, что мэр благодаря собственной глупости своими руками уничтожил единственную возможность для города выжить в это непростое время.

Да, Зеленко был реалистом, и как только узнал, что приключилось с его городом и областью, тут же начал прикидывать разнообразные способы выживания, а в идеале и получения выгоды из сложившейся ситуации.

Бегство явно невыгодно - во-первых, много за раз не увезёшь, а во-вторых, после того как западные страны вытянут из беглецов всё что возможно, на харьковчан просто плюнут. Тем более, что выходка Валкниса практически уничтожила все способы сбежать из области. Как говориться - поздняк метаться.

Сотрудничество с немцами тоже не подходило Зеленко - как ни крути, но его родители воевали с немцами, а один из дедов был расстрелян фашистами. Да и не разделял Павел Васильевич сторонников идеи о том, что если бы в сорок первом победили немцы, то сейчас мы бы все ездили на Мерседесах и попивали "Баварское". Мерседес у Зеленко и так был, а вот относительно Баварского Павел Васильевич сильно сомневался - деда ведь не просто так расстреляли, а за неправильное происхождение. И неважно, что корнями семья Зеленко уходила в Запорожскую Сечь - фашистам было абсолютно всё-равно.

Договариваться со Сталиным тоже не входило в планы Павла Васильевича. В этом случае он терял буквально всё, что сумел нажить за двадцать с лишним лет своей коммерческой деятельности. Зеленко отчётливо себе представлял, что в лучшем случае его ждёт работа конструктором в каком-нибудь КБ (именно такой образование получил бизнесмен, окончив в своё время политех), а в худшем его просто расстреляют.

Оставался третий вариант. Самый сложный, самый опасный, но и сулящий самые лучшие перспективы. Идея заключалась в следующем - договорится с Западом о сотрудничестве и поддержке в Харькове демократии. В этом случае можно торговаться как с Москвой, так и с Лондоном и Вашингтоном, получая в обмен на технологии и продукцию всё, что необходимо. Оставалась, конечно, проблема с Германией, но Зеленко предпочитал решать проблемы по мере их поступления, и Германией планировал заняться, как только решит проблему со Сталиным.

После того, как сведения об угоне самолёта распространились среди общественности, доверие к бывшей элите у народа сильно упало. Решись Зеленко сейчас провернуть переворот, он бы просто не получил поддержки, и начинание бы захлебнулось не успев начаться. Поэтому Павел Васильевич решил затаиться и выждать, пока новая власть не наделает ошибок. А в том, что они будут, Зеленко даже не сомневался.

Однако, надолго залечь на дно у Зеленко не получилось. Сначала его несколько раз вызывали на допрос в СБХ, где вежливо интересовались о связях с неудачливыми беглецами, а также состоянием дел его предприятий.

Не нужно было обладать особым чутьём, для понимания того, что дело пахнет керосином. И раз вежливые следователи одновременно с поиском причастных к побегу интересуются его бизнесом, то явно не просто так. Поэтому Зеленко, привыкший просчитывать свои действия на три хода вперёд, не стал ждать пока за ним приедет чёрный воронок или, с учётом харьковских реалий, СБХ-шный минивэн. Зеленко сам пришёл на приём к Пилипко.

- Здравствуйте, Павел Михайлович, - поприветствовал бизнесмена Пилипко, - прошу садиться.

- Нет, знаете, я лучше постою, - усмехнулся Зеленко.

- Раз не хотите садиться, тогда присаживайтесь, - показав, что намёк понят, Пилипко жестом указал на стул.

- А вот присесть можно, - ответил предприниматель, усаживаясь поудобнее.

- Чем обязал посещению такого высокого гостя? - спросил Пилипко, продолжая излучать благодушие.

- Полноте, Юрий Фёдорович, по нынешним временам птица высого полёта это Вы, а я так мелкая сошка, записавшаяся ко мне на приём.

- Не стоит прибедняться, Павел Васильевич. Вы являетесь весьма крупным частным предпринимателем, а объёмам оборота вашему бизнесу могут позавидовать не только в Харькове, но и в Киеве.

- Хватит лукавить, Юрий Фёдорович. Сами прекрасно понимаете, что в нынешней ситуации все мои достижения в сфере бизнеса скорее вредят мне, чем приносят пользу. Не сегодня-завтра, приедут ваши или Бериевские люди, и я просто исчезну навсегда...

- Так чего вы от меня хотите? - прервал разошедшегося бизнесмена Пилипко.

- Сделку. - коротко ответил Зеленко.

В результате затянувшихся двухдневных переговоров Зеленко получил в обмен на национализацию части своего бизнеса кресло исполняющего обязанности заместителя главы горисполкома, или попросту заместителя мэра.

Сделку оформили как добровольную передачу государству нескольких предприятий в связи в возникшими форс-мажорными обстоятельствами. Договором довольны были все - Пилипко без эксцессов, которые неизбежно бы возникли в процессе экспроприации, вернул под крыло города несколько стратегически важных производственных предприятий, а самое главное - был создан прецедент добровольной передачи имущества городу. Зеленко же в обмен на, надо признать, большую часть капитала получил индульгенцию грехов, сохранил за собой несколько мелких фирмочек, получил доступ к властным структурам, а самое главное - показал себя лояльным хунте, что позволяло по крайней мере пока не переживать по поводу незваных ночных гостей. В том, что они рано или поздно придут, Зеленко даже не сомневался. Ну не мог позволить себе СССР оставить у власти так социально чуждых элементов, как бывшие коммерсанты и предприниматели.

Ленинград. 17 сентября 1940 года.

- Таким образом, в представленном виде, танк харьковчан не годится для выпуска на заводе, - закончил свой доклад перед членами новообразованного наркомата танковой промышленности Жозеф Яковлевич Котин.

- Товариш Котин, вы понимаете, что это пахнет саботажем? - спросил конструктора народный комиссар целых трёх наркоматов Вячеслав Малышев.

- Товарищ, Малышев, я прекрасно сознаю, что говорю. Более, того, я уверен, что если мы пустим в производство харьковскую машину, то результаты будут плачевны. Как я и говорил, завод ориентирован на выпуск танка КВ. Полностью перестроить производство в течении двух месяцев, даже используя новое оборудование просто нереально. Более того, это неразумно. Используя имеющийся задел по КВ, мы можем выпустить ... (глянуть у свирина) танков. Кроме этого будет разумно ввести максимальную унификацию харьковского танка с танком КВ. Кроме ускорения темпов производства это даст нам возможность максимально удешевить машину.

- Товарищ Котин, ваше предложение, в случае его принятия грозит повторить ситуацию, сложившуюся в Мире Харькова в 70-80 годы, когда три завода выпускали три совершенно разные машины одного класса. Вы готовы взять на себя ответственность за это?

- Товарищ нарком, я читал, предоставленный мне доклад о развитии танкостроения у наших гостей. Тем не менее, я считаю, что в условиях надвигающейся войны это решение будет целесообразно. Более того, я хотел бы ещё раз повторить своё предложение касательно тяжёлых танков. Я считаю, что отказ от производства тяжёлых танков является ошибочным. Изучив предоставленные чертежи танка ИС, наше КБ пришло к выводу о принципиальной возможности запуска в серию этого танка. Мы не считаем, что время тяжёлого танка ушло. Более того, опыт Великой Отечественной войны говорит нам о том, что данный танк будет весьма востребован на поле боя. Концепция основного боевого танка на данный момент не подходит для Красной Армии.

- Прошу вас не забываться, товарищ Котин, - прервал конструктора Малышев, - не вам решать, что подходит для нашей армии, а что нет. Вам дали задание, так будьте любезны, выполняйте его. Напомню Вам, что за внедрение в серию нового танка Вы отвечаете головой. У Вас есть месяц на разработку конструкторской и технологической документации для адаптированного под ваш завод танка. Через тридцать дней в этой же самой комнате я хочу видеть рабочие чертежи. Запомните, если вы предоставите ещё один названный в честь тестя танк, то мы сможем найти другого конструктора, а Вас направим на рационализацию конструкции уже выпущенных танков. В частях как раз нужны такие люди. Заодно, может, научитесь обращать внимание на рекламации. На этом всё

- Ты понимаешь, на что мы идём? - спросил у Котина директор завода Зальцман, когда Малышев со свитой вышли из кабинета, - если не справимся, то одним увольнением не отделаемся.

- Понимаю, - устало ответил конструктор, - но у нас нет другого пути. Если Южные вырвались вперёд, то это ещё не значит, что мы должны идти за ними без оглядки. Я не сомневаюсь в профессионализме Кошкина и Морозова, но их танк в том виде, в котором они нам его дали, мы просто не вытянем.

- Ладно, езжай домой. Время уже позднее. Да и твои, наверное, уже тебя заждались. Что же касается адаптации машины к нашим условиям. То с завтрашнего дня хочу получать от тебя ежедневный отчёт о ходе работ.

- Хорошо, Исаак Моисеевич, - ответил Котин и, распрощавшись с директором, направился к выходу из здания КБ, где его ждал служебный ЗИС-101 с водителем и охранником, постоянно сопровождавшим конструктора во время поездок.

Скрытая борьба, которая постоянно шла между КБ Южное и КБ Северное, так в узких кругах называли конструкторские бюро Харькова и Ленинграда, перешла в открытую фазу. Если раньше подковёрные интриги шли в основном за финансирование, то теперь речь шла о самом существовании КБ Северного. Тот факт, что Сталин собирался сделать ставку на основной боевой танк, отказываясь от тяжёлых машин, говорил о том, что Южное, точнее то, что от него осталось после исчезновения Харькова, стало фаворитом вождя. Конечно, - пронеслась мысль в голове у Котина, - получив в подарок танковый завод, имеющий почти семидесятилетнюю фору, можно сделать его фаворитом. Но и мы не лыком шиты. Северных не стоит списывать со счетов.

Жозеф, который помимо всего прочего был ещё и зятем самого Ворошилова, не привык получать столь обидные щелчки по носу. Поэтому сложившаяся ситуация была обидной вдвойне. Но Котин не стал бы главным конструктором завода, если бы не мог отстаивать свою точку зрения. Особенно если он считал её правильной. Однако, более чем понятный намёк Малышева ясно дал понять, время, когда Жозеф мог быть протеже своего тестя заканчивается.

Нет, был, конечно, ещё Зальцман, человек, прямо скажем, имеющий большое влияние в высших эшелонах власти, но Малышев не стал бы делать при Исааке Моисеевиче столь прямые намёки, если бы не чувствовал за собой силу большую чем Ворошилов. А таких сил, скажем прямо, было не так уж и много. Совсем не много.

Задумавшись, Котин очнулся только когда автомобиль остановился у парадной дома, в котором жил конструктор со своей семьёй.

- Юрий, на сегодня можешь быть свободен. Жду завтра как обычно, - обратился Котин к водителю, и вместе с охранником вышел из новенькой служебной Эмки.

Войдя в парадную старого дореволюционного дома, Котин поздоровался с дежурным и поднялся на третий этаж. Затем, распрощавшись с охранником, он открыл ключом замок и вошёл в квартиру. Поздоровавшись и поцеловав свою молодую жену Таню, Жозеф переоделся в привычную домашнюю одежду и прошёл на кухню, где его ждал разогретый женой в очередной раз поздний ужин.

- Что-то ты поздно сегодня. Я уже волноваться начала. Ты бы позвонил заранее, что задерживаешься, я бы тогда не так переживала, - сказала Татьяна, глядя на то, как её муж с аппетитом уплетает жареную картошку с мясом.

- Не мог, Танечка. Сегодня день очень напряжённый был. Одни совещания одно за другим.

- И как они прошли? - Татьяна знала, что если у мужа есть проблемы, то нужно дать ему выговориться, и он сам найдёт выход из ситуации. Нужно только незаметно направлять его в нужную сторону.

- Откровенно говоря, не очень, - ответил жене Котин, и словно забыв о её существовании начал пересказывать суть претензий предъявленных заводу Малышевым.

- Как видишь, - сказал Жозеф, закончив пересказ событий, - наше КБ явно хотят расформировать за ненадобностью. Им, видите ли, не нужны тяжёлые танки. Думаю, что тут не обошлось без явного вредительства. Кто, скажи, в здравом уме будет отказываться от машин прорыва обороны?

- Послушай, - сказала Таня, - а давай я с отцом поговорю. Может он тебе сможет чем-то помочь.

- Поговорить можно, но не уверен, что от этого будет толк.

- А я всё равно попробую. Дочь я ему или нет? Кроме того, давно его не видела, вот и будет повод навестить родителей.

- Хорошо, а пока иди спать. Время уже позднее.

- А ты, что спать не ложишься?

- Нет, я ещё у себя в кабинете поработаю. Есть у меня пару идей, над которыми надо подумать. Единственное, что попрошу, так это сделай мне чай.

- Сейчас сделаю. Кстати, раз уж ты напомнил, у нас индийский скоро заканчивается. Если не хочешь пить грузинский, то чай нужно опять получать.

- Так в чём проблема? На следующей неделе, когда Фаина пойдёт продукты получать, пусть талоны на чай с собой возьмёт. А пока не отвлекай меня, я ещё часов поработаю.

- А разве не ты сам мне говорил, что тебе товарищи из НКВД запрещают дома работать? - не унималась жена.

- Говорил, говорил. Но, понимаешь, Танечка, лучше я сейчас поработаю и получу нагоняй, чем потом буду всю жизнь жалеть о том, что один раз не решился поработать дома пару часов. Да и потом, тебе же нравится всё, что тебя сейчас окружает? Квартира, машина служебная, Фаина домработница, в конце концов. Ты же не хочешь всё это потерять?

- Что всё настолько серьёзно?

- Серьёзнее не бывает.

- Так может обратиться к папе? - Таня знала, что её муж не любит лишний раз обращаться за помощью к её могущественному отцу, однако, видя, что Жозеф настроен очень серьёзно, девушка решилась сделать это предложение.

- Подожди, отца оставим на крайний случай, если не останется других вариантов. А пока, сделай мне всё же чаю и дай пару часов тишины.

Кумерсдорф . 20 сентября 1940 года.

Всегда спокойный доктор Фердинанд Порше с утра очень сильно нервничал. Ещё бы! Ведь сегодня должна была произойти демонстрация для Фюрера его детища, прототип тяжёлого танка под кодовым названием VK 3001.

Техническое задание на машину было получено ещё год назад. Работа над танком шла в штатном режиме, однако всё изменилось, когда месяц назад Гитлер вызвал к себе на приём конструктора и после краткой вступительной речи обрушил на Порше такие данные, после которых доктор стал делить свою жизнь на два периода - до этой аудиенции с Фюрером, и после неё.

Кроме предоставленных приблизительных данных о технических характеристиках советских танков, Гитлер затребовал от конструктора максимально форсировать работы по доведению "Леопарда", именно такое название дали проектируемой машине в конструкторском бюро Порше, до серийного производства не позднее первого декабря.

На замечание доктора о том, что до первого декабря остаётся чуть более трёх месяцев, Фюрер ответил: "Видите, у Вас есть целых три месяца."

Однако, даже с учётом того, что Порше получил "зелёную улицу" на доработку своего танка, к намеченному сроку начала опытной эксплуатации первого прототипа, закончить машину не удалось. Точнее, ходовая и корпус были готовы, но фирма Круппа, отвечающая за поставку башен просто физически не справлялась с завершением заказа в срок. Поэтому было принято компромиссное решение вывести на испытания машину с макетом башни, догружённую до проектного веса бетонными болванками.

К сожалению, машина оказалась довольно капризной, сказывались многочисленные детские болезни, которые, в общем-то, были присущи любой новой технике. Обычно такие проблемы устранялись во время доводки машины перед серийным производством, однако сейчас Порше находился в таком цейтноте по срокам, что у него банально не хватало времени на устранение всех недостатков.

Поэтому сейчас, когда с минуты на минуту на полигоне должен был появиться Гитлер, конструктор молился всем богам, чтобы "Леопард" не показал себя беременной антилопой.

- Почему Фюрера до сих пор нет? - нервно спросил Порше у своего секретаря, словно тот мог ответить на данный вопрос.

Впрочем, даже если бы секретарь и дал ответ, то конструктор его не услышал, потому что он привычно засунув руки в карманы своего знаменитого пальто начал отдавать последние указания стоящим на полигоне техникам.

Спустя десять минут на дороге, ведущей из Берлина, появилась колонна автомобилей, в которой Проше узнал знаменитый закрытый Мерседес 770 модели, который принадлежал Гитлеру.

Колонна остановилась у подготовленной специально для визита высоких гостей трибуны, и из Мерседеса, кутаясь в длинный плащ, вышел Фюрер.

Доктор, поприветствовав вождя и посетовав на плохую погоду, предложил подняться на трибуну. Но Гитлер, нарушив регламент, вместо того чтобы занять подготовленное для него место решил сначала осмотреть танк.

К счастью, Порше предусмотрел такой вариант и заранее поставил машину рядом с трибуной.

Гитлер, подойдя к танку вместе со свитой, внимательно его осмотрел, ещё раз осведомился у Порше о причинах отсутствия башни, словно не знал об этом. Хотя отчёты по выполнению работ по освоению новой машины ложились на стол Фюреру еженедельно. Затем, словно решив для себя некий вопрос, Гитлер быстрым шагом направился к трибуне, заставив нерасторопного доктора чуть ли не бежать за ним следом.

Демонстрация танка прошла в целом удачно. Машина бодро шла по густой осенней грязи, быстро набирала скорость, показала хорошую манёвренность и управляемость. Было видно, что Гитлеру танк в целом понравился. Не обошлось и без казусов. Водитель танка, желая продемонстрировать динамические характеристики машины, слишком сильно форсировал обороты, и спарка двух карбюраторных двигателей, являющаяся сердцем танка, просто заглохла. Но танк практически сразу снова завёлся, и дальнейшая демонстрация прошла без происшествий.

Несмотря на то, что демонстрацию стрельб так и не удалось показать из-за отсутствия башни, фюрер уехал в целом довольный, предварительно пообещав решить проблемы с башней буквально в течении двух недель.

Порше не хотел думать, каким образом Гитлер собирается заставить Круппа подать башни в указанный период, ведь из ведущейся активной переписки со своими конкурентам, он знал что создание нового типа башен столкнулось с целым рядом проблем. Впрочем, и проблем хватало и у Порше. То, что удалось списать на неопытность водителя, на самом деле являлось банальной недоработкой конструкции двигателя. И доктору просто повезло, что двигатель снова завёлся после остановки. Кроме того, сразу после отъезда фюрера с полигона, сломался один из торсионов танка, и машину пришлось буксировать в бокс тягачом.

Доктор отдавал себе отчёт в том, что "Леопард" по сути своей являлся опытной машиной, но слова, сказанные Фюрером в августе, ясно дали понять, что тяжёлые танки понадобятся уже следующей весной. А других альтернатив, кроме "Леопарда" к этому времени не было, и не предвиделось.

Харьков ская область . 22 декабря 1940 года.

Поезд медленно, словно устав от дальней дороги, подъезжал к конечной цели нашего пути. Расстояние до Харькова измерялось уже не сотнями, а десятками километров.

За окнами уже находилась перенесённая из будущего земля. Чёрная от сажи и копоти, она напоминала растревоженный муравейник, по которому курсировали в разные стороны тепловозы, электровозы и паровозы. Хоть сейчас снимай фильм о нелёгких буднях железнодорожников середины двадцатого века, декорации уже готовы. Хотя, какие это декорации?!

Может, для кого-нибудь переместиться из 2008 года в 1940 было бы забавным приключением, о котором принято писать в серии дешёвой фантастики в мягкой обложке, но для меня это суровая реальность, ничего общего не имеющая с тем, как описывали попаданцев мои современники, оставшиеся в 2008 году. Вот скажите, например, в какой книжке напишут о том, что в начале сороковых годов в вагонах поездов банально гуляли сквозняки. Так что, пока доедешь из Сталинграда до Харькова можно банально простудиться и заболеть, что со мной и произошло. К слову, попаданцы обычно не простужаются и не болеют, а всё больше советы товарищу Сталину дают о том, как нам лучше бороздить просторы Большого Театра или сеять кукурузу квадратно-гнездовым методом.

Кстати о кукурузе. Что там с Никитой Сергеевичем Хрущёвым? А то в каждой первой книге, не считая каждой второй, стараются "завалить кукурузника" и "перепеть Высоцкого". Ага, щаз, разбежались уже. Не знаю как с Хрущёвым, но каждый из нашей командировочной группы при отъезде из Харькова давал подписку о нераспространении и неразглашении. Другими словами, хочешь песни петь, пой. Но два раза подумай о том, что петь собираешься. Вон, Саня Бондарь уже получил втык от гебни за несколько необдуманно спетых песен. В общем, реальность сорокового года, как оказалось, отличается от всего того, что я читал ещё будучи в своём времени.

Вроде и Сталин не являлся таким уж кровавым тираном, пожирающим младенцев, но и всеобщего счастья и братства в стране рабочих и крестьян не было. А была страна, отчаянно готовившаяся к Большой Войне, страна, постоянно борющаяся с голодом и недоеданием, страна, испытывающая постоянный кадровый голод и пытающаяся хоть как-то подготовить квалифицированных работников. В общем, проблем хватало. Но их было не меньше и в моём родном 2008 году. И если кто-то Вам скажет о том, что предки жили очень плохо или очень хорошо, не верьте ему. Они просто жили, обычной жизнью, как живут миллионы людей по всему миру. Хотя, надо признать, что условия жизни пришлых харьковчан в этом мире на порядок выше, чем у многих рядовых граждан СССР, назвать их аборигенами язык не поворачивается.

Возьмём, к примеру, жилищные условия, которые мы встретили в Сталинграде. Далеко не каждый рабочий, да и инженер, на заводе жил в квартире в новом доме с наличием водопровода и канализации. Многие ютились в обычных бараках, с удобствами на улице. Нам, кстати, тоже поначалу довелось поселиться в одном таком. Не сказал бы, что это был очень приятный опыт.

Ещё одна вещь, которую я не могу понять - это то, с какой лёгкостью попаданцы обычно втираются в доверие Сталину или, на крайний случай, Берия. Хоть я был подсознательно готов к переносу и втайне считал себя каким-то избранным, который пойдёт нести свет в массы, но после того как оказался в 1940 году, Сталина видел только в газетах и по телевизору. Вот и верь после этого всяким альтернативкам.

Ладно, что-то я растёкся мыслью по древу... Зачем было большую часть командировочных в таком срочном порядке отзывать обратно в Харьков. Что-то не верится мне во внезапный переворот. Особенно зная харьковчан. Народ у нас слишком инертный и пока жареный петух не клюнет, что-то предпринимать они не будут. Значит, если в городе действительно переворот, то произошло что-то в высшей степени экстраординарное. Да и откуда в Харькове браться повстанцам, если на митинги у нас люди ходят в основном для того, чтобы денег подзаработать, да и то без особого энтузиазма. Так что, либо наша местная хунта начала проводить массовые расстрелы, что маловероятно, либо это грандиозная провокация.

- Лёш, - оторвала меня от размышлений Лида, - я пойду чай попрошу, тебе принести?

- Да какой там чай, через пятнадцать минут в Купянске будем.

- Ага, а потом ещё на станции стоять целый час, пока проверку не пройдём, забыл что ли?

- Всё равно не хочу. Мне сейчас кусок в горло не лезет. Домой хочу попасть.

- Как хочешь, а я выпью.

Однако Лиде так и не удалось выпросить кипяток у проводника, мотивирующего это тем, что скоро будет проверка документов и ему просто не до чая.

- Не очень-то и хотелось, - недовольно буркнула себе под нос девушка и уставилась в окно.

В окне было на что посмотреть - поезд наконец въехал в Купянск, и я начал с жадностью рассматривать неторопливо проплывающий пейзаж, по которому, как оказалось, очень соскучился за эти три месяца, которые находился в Сталинграде.

На первый взгляд ничего не изменилось - те же облупленные одноэтажные дома, ютящиеся вдоль железной дороги, те же одинокие панельные девятиэтажки, возвышающиеся над этим царством частного сектора как Гулливер над лилипутами. Даже граффити на железных щитах были теми же. Разве что теперь часть рисунков и надписей была скрыта под снегом.

Но первые различия я увидел, когда поезд проехал железнодорожный переезд на одной из улиц. В глаза бросилась колонна привычных по Сталинграду большегрузных грузовиков с тентоваными кузовами. Эклектично выглядели конвоирующие колонну пара БТР и Нива в милицейской (????) окраске.

Да, недолгим было ощущение того, что вернулся домой. Грубая реальность сразу же вмешалась и разрушила карточный домик иллюзий, напомнив, что на дворе конец 1940 года, а не кажущийся теперь таким далёким и уютным 2008 год.

Тем временем, поезд подъехал к вокзалу, и, словно из последних сил, дёрнувшись вперёд, замер у дальней платформы, огороженной высоким бетонным забором с колючей проволокой над ним. К выходам из вагонов тут же кинулись дежурившие на платформе пограничники в харьковской форме, вооружённые АКСУ.

К нашему вагону подошли сразу пять человек. Двое с сержантскими лычками остались стоять на платформе. Видимо для того, что не дать никому сбежать, а трое прапорщиков, если конечно за три месяца в Харькове не сменили знаки различия, поднялись в вагон.

- Здравствуйте, пограничный контроль, - обратился к нам один из прапорщиков, держащий в руках КПК, - предъявите Ваши документы.

Я уже привычным движением достал из кармана паспорт и довольно потрёпанные из-за многократных проверок командировочные листы и передал их пограничнику. Тот прочитал мою фамилию и уточнил цель отъезда из Харькова. Затем прапорщик передал паспорт своему коллеге, который тут же начал переписывать мои данные в гигантских размеров учётную книгу, а сам, выудив из кармана довольно внушительных размеров стилус, начал вводить какие-то данные в КПК. Видимо результат его удовлетворил, потому что через две минуты он словно забыл обо мне и затребовал документы у Лиды. У девушки видимо с документами тоже было всё в порядке и пограничники, проверив остальных наших спутников, вернули нам паспорта.

- Подождите, а что происходит в Харькове? - спросила Лида у выходящих из купе пограничников.

- А вы разве не в курсе? - удивился прапорщик с КПК, который тут видимо был главным.

- Нет, нам ничего толком не сказали. Мы слышали только всякие нелепые слухи. Поэтому и хотелось бы прояснить у вас ситуацию.

- Если коротко, то была попытка переворота, - ответил пограничник, - а более подробно Вам на месте расскажут. Кстати, как доберётесь домой, не забудьте встать на учёт в паспортном столе, а вы, молодые люди, ещё и в Военкомате. У вас на это три дня.

- Когда мы уезжали, такого ещё не было - не удержалась Лида.

- А как Вы хотели, девушка? У нас тут чуть война не началась, а вы на учёт становиться не хотите. Ладно, некогда мне с вами разговаривать. Ещё два вагона проверить надо, - с этими словами прапорщик вышел из купе.

Как только пограничники окончили свою работу, проводник открыл дверь вагона и вышел на платформу.

Я решил воспользоваться такой замечательной возможностью размять ноги и надев шапку и накинув на плечи куртку тоже вышел на свежий воздух.

Да, с прошлого моего посещения Купянского вокзала тут произошло много изменений. Во-первых, появились бетонные стены, разделяющие платформы словно капониры для бронетехники. Во-вторых, охрана вокзала явно увеличилась - появились вышки, на которых маячили часовые с автоматами, да на платформе, несмотря на то, что проверка закончилась, остались вооружённые патрули. И если осенью общее настроение можно было описать как несколько ошарашенное, видимо, люди до конца не верили в то, что всё это происходит на самом деле, то теперь иначе как мрачным настроение назвать было нельзя. Такое ощущение, что все замерли в ожидании большой беды. Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей я обратил внимание на работу железнодорожых техников, которые сейчас занимались тем, что отцепляли паровоз от нашего состава.

- Слушай, а почему паровоз меняют? - спросил я у проводника, молодого парня примерно моего возраста, с которым за время проведённое в пути, успел познакомиться., - ведь тут до Харькова рукой подать, всего восемьдесят километров.

- Эх ты, деревня, - улыбнулся проводник, которого, кстати, звали Димой, - вот скажи мне, в чём главное отличие местной дороги от той, что была в том же самом Сталинграде?

- Не знаю, может рельсы какие-нибудь другие, рассчитанные на большие нагрузки, - ответил я первое, что пришло в голову.

- Неправильный ответ, - сказал Дима и, подняв указательный палец вверх, продолжил, - вот смотри всё железнодорожное полотно на перенесённой территории электрифицировано.

- И что? - не сдавался я, - из этого следует, что при выезде из области необходимо менять электровоз на паровоз, но при въезде делать это нет необходимости. Паровоз не нуждается в электричестве.

- Он то может и не нуждается, но знаешь, что произойдёт, если поезда будут ходить по электрифицированным путям?

- Что?

- Ничего хорошего. Изгарь, - видя моё непонимающее лицо, Дима пояснил, - это мелкие недогоревшие кусочки угля, скапливается в дымовой камере паровоза и при работе котла на форсаже вылетает в трубу, просто-напросто пережигая контактный кабель. Так что, если мы пустим паровозы в Харьков, то в скором времени нам придётся забыть о таких вещах, как пригородные электрички.

- И нет никаких вариантов избавиться от этого?

- Почему нет? Есть, конечно. Но сам понимаешь, В тех условиях, в которых мы находимся, проще менять паровозы на границе области.

Словно подтверждая слова Димы, паровоз, наконец, отцепившись от поезда, дал прощальный гудок и малым ходом двинулся вперёд. А на его место, спустя минут десять, подъехал электровоз.

- Подожди, ты же говорил, что паровозы пережигают контактный провод, - снова обратился я к проводнику, - почему тогда обычный дизельный тепловоз тут не используют?

- Издержки производства. Все дизеля нарасхват. А заменить кусок провода на станции гораздо проще, чем где-то на перегоне. Ладно, подымайся в вагон, скоро уже тронемся.

Харьков. 9 мая 1941 года.

- Товарищи! Друзья! Харьковчане! Сегодня мы отмечаем годовщину победы в Великой Отечественной войне! - начал речь стоящий на трибуне Пилипко, - в этот день, в том мире откуда мы сюда попали, шестьдесят четыре года тому назад наши отцы и деды сокрушили немецко-фашистскую Германию. В этот день было уничтожена гидра, грозившая уничтожить всё человечество. Имя тех, кто совершил этот подвиг бессмертно. Но всё это осталось там. В том мире, откуда мы пришли. Но сейчас на восточных границах Советского Союза копятся немецкие войска. Преступный режим Гитлера снова готовится нанести подлый удар в самый неожиданный момент. Но сейчас есть мы. Мы знаем о готовящемся ударе. А предупреждён, значит вооружён, - Пилипко сделал небольшую паузу и продолжил, - слово предоставляется Председателю Совета Народных Комиссаров, товарищу Сталину.

Толпа, стоящая на самой большой площади Европы, затаила дыхание и устремила взгляды десятков тысяч людей на трибуну. Всем хотелось воочию увидеть фигуру, оставившую после себя столь много противоречивых отзывов. И толпа не разочаровалась.

Неторопливым шагом к микрофону подошёл друг всех детей и гроза человечества в одном лице. Несмотря на тёплую погоду, товарищ Сталин был одет в привычный полувоенный френч без всяких наград или медалей. Злые после этого выступления, стали поговаривать, что под френчем у Сталина был одет бронежилет. Однако никаких официальных заявлений по этому поводу так никто и никогда не сделал.

- Дорогие друзья! - сказал Иосиф Виссарионович, оглядев бескрайнее море стоящих перед ним людей, - прежде всего я хочу сказать спасибо всем тем, кто проливал пот и кровь, защищая нашу Родину. Всем тем, кто отдал свою жизнь и здоровье ради благополучия детей и внуков. Я хочу сказать спасибо вам, дорогие ветераны за то, что вы сделали.

Сталин замолчал и склонил голову. Вслед за ним жест повторили стоящие на трибуне, а затем и все те, кто в эту минуту находился на площади. Воцарившаяся гробовая тишина, стала ещё тише, хотя казалось, это невозможно. На больших экранах, установленных на площади, камеры показали слёзы на лицах собравшихся здесь ветеранов.

-Товарищи, - продолжил Сталин, - Советский Союз смог победить в самой кровавой войне в истории человечества без помощи потомков, послезнания и технологий из будущего. Сейчас у нас и то, и другое, и третье. Но самое главное, у нас есть уверенность в Победе! У нас есть кадры кинохроники в которой Советские войска маршируют по Берлину, а не немецкие по Москве. А значит, что какой бы ни была будущая война, враг будет разбит и Победа будет за нами! Некоторые скажут, что товарищ Сталин кровавый тиран и погубил миллионы жизней. Не надо возмущаться. Я читал книги из вашего мира и видел кинозаписи, в которых меня называли и похлеще. Но как бы меня не называли, всегда признавали одно - товарищ Сталин может учиться. В том числе и на своих ошибках. Сейчас нам выпала уникальная возможность. Мы можем учиться на своих ошибках не совершая их. Товарищ Сталин знает о поражениях лета 1941 года, о неудачах 1942 года. Но товарищ Сталин знает и о победах 1943 года, освобождении Белоруссии в 1944 году и разгроме Германии в 1945. Каждый день я думаю о тех потерях, которые понесло наше государство в вашем мире. Каждый мирный день, который проживает наша страна, позволяет нам усилить обороноспособность страны. Каждый лишний мирный день позволяет нам спасти тысячи жизней, которые были потеряны в вашем мире. Не одна жизнь, отданная во благо нашей Родины, не будет потеряна напрасно. Опыт, который мы получили, оплачен кровью. Но в наших силах всё изменить. Какой бы ни была будущая война, она пойдёт по нашему сценарию. Никто не посмеет безнаказанно топтать нашу Родину! - закончил свою речь Иосиф Виссарионович.

Молчавшая до этого толпа, словно взорвалась, скандируя одно и то же слово:

- Сталин! Сталин! Сталин!

- Товарищи! - сказал Сталин, подняв руку, - в вашем мире меня часто обвиняли в культе личности. Я бы не хотел, чтобы и нашем мире потомки обвиняли меня в подобных вещах. Поэтому прошу вас прекратить повторять мою фамилию. Ветераны, находящиеся здесь, заслужили этого гораздо больше меня.

Эта, тут же ставшая исторической речь, получила впоследствии название харьковской и вошла в учебники истории именно под этим именем. Именно с этой речи, по мнению некоторых историков, песок в часах последних предвоенных дней стал сыпаться с утроенной скоростью. И именно после этой речи стало окончательно ясно, что война начнётся в самое ближайшее время.

Белостокский выступ. 18 мая 1941 года. 02:00

Для командующего 129 Истребительным Авиаполком майора Тимофея Григорьевича Вихрова наступал момент истины. Все, что можно было сделать для поддержания боеспособности полка, уже было сделано, и теперь оставалось только ждать.

А началось всё полгода назад, когда, в сентябре 1940 года полк передали в подчинение 9 смешанной авиационной дивизии, комдивом которой являлся генерал-майор Сергей Александрович Черных.

В тот не по осеннему солнечный сентябрьский день адъютант Вихрова сообщил майору, что его срочно вызывают в штаб дивизии. Тимофею Григорьевичу ничего не оставалось, кроме как сесть в свою эмку и направиться в Белосток. Благо ехать было недалеко.

Когда автомобиль остановился возле здания Управления дивизии, Вихров вышел из машины, приказав водителю поставить машину в тень и дожидаться его возвращения.

Однако, тут попасть на приём к комдиву не удалось. Тимофея Григорьевича окликнули из группы командиров, дымивших папиросами в специально отведённом месте для курения, которое состояло из урны и стоящего рядом с ней большого металлического ящика защитного цвета, заполненного песком

- Тимофей Григорьевич, здравия желаю. Что, тоже к комдиву вызвали? - спросил Вихрова комполка 129 ИАП Юрий Александрович Немцевич.

- Да, к нему, - поприветствовав командиров, ответил майор, - не знаете, по какой причине Черных вызывает?

- Так ведь комдив только вчера из Москвы прилетел. Видать, будет вводить в курс новых директив от Главнокомандования, - сказал командующий 124 ИАП майор Иван Петрович Полунин.

- А мы каким образом к вам относимся? - спросил Вихров.

- Так слухи ходят, Григорьич, что ваш полк нашей дивизии переподчиняют, - ответил Немцевич, - видимо сейчас комдив приказ об этом и объявит.

- Странно, что я об этом не слышал раньше, - удивился Вихров.

- Ты же знаешь наш всеобщий бардак. Просто забыли сообщить, что собираются перевод делать, или просто информация не дошла, - ответил Полунин.

- Ладно, идём, - отточенным движением швырнув окурок в урну, сказал Полунин, - комдив нас ожидает через пять минут.

Отметившись у записавшего фамилии и цель визита дежурного, командиры поднялись по лестнице на второй этаж и, пройдя по коридору, вошли в кабинет комдива.

Судя по тому, что пепельница, стоящая на столе у комдива была пуста, а кабинет был настолько заполнен табачным дымом, что, казалось ещё чуть-чуть, и дым можно будет резать ножом, комдив либо не ложился спать со вчерашнего дня, либо, несмотря на раннее утро, успел провести не одно совещание. С учётом того, что Черных вместо приветствия лишь кивнул и устало махнул рукой, оба версии имели право на жизнь.

- Товарищи, - начал комдив после того, как командиры расселись, - как вы уже, наверное, знаете, вчера я вернулся из Москвы, где был на приёме у (вписать), - тут Черных на секунду остановился, а затем продолжил, - прежде чем я озвучу поднятые вопросы, хочу напомнить, что информация, которую вы все услышите, является секретной, и разглашению не подлежит, - видимо комдиву сообщили нечто из ряда вон выходящее, раз генерал-майор решил напомнить сидящим перед ним командирам прописные истины, известные каждому рядовому, - так вот, товарищи, вся информация, которую я вам сейчас сообщу, будет пока только в устном и неофициальном порядке. Однако, это не значит, что её можно проигнорировать. Итак, прежде всего, хочу сообщить, что война с Германией будет.

- Прошу отставить разговоры. Дослушайте до конца, - продолжил Черных, - я понимаю ваше недоумение тому, что это объявляется устно. Но вы должны понимать, что эта информация секретная, и не должна спуститься на уровень ниже комполка. Все обсуждения будущей войны, выходящие за рамки обычного, будут преследоваться и наказываться по закону. Сами понимаете, сейчас самое главное не спугнуть врага, не дать ему возможности понять, что мы знаем о его намерениях. Перехожу к следующему вопросу, Тимофей Григорьевич, возможно, вы удивляетесь тому, зачем я вас вызвал к себе. Официально, я вас вызвал для того, чтоб сообщить о том, что с сегодняшнего дня, ваш полк переходит в подчинение нашей дивизии. В ближайшее время начата приёмка новой техники, поэтому для упрощения вопросов снабжения, управления и обучения личного состава наших истребительных авиаполков и принято решение о укрупнении дивизии. Далее, в связи с тем, что новые истребители сильно отличаются от имеющихся у нас "ишаков", все лётчики обязаны пройти курсы переподготовки на новых самолётах. Вижу ваши возражения, поэтому хочу сразу пояснить. Всех сразу никто забирать не будет. Курсы будут длиться по два месяца, и проходить они будут не здесь, а в глубине страны поэтапно в три захода. После окончания обучения каждый из пилотов получит матчасть и своим ходом будет обязан перегнать её в полк. Курсы рассчитаны так, что к середине апреля ваши полки должны будут полностью укомплектованы личным составом и матчастью. И предвидя следующий вопрос, да, у нас есть время до середины весны. Что будет после, я не знаю.

Москва Полигон НАМИ 15 января 1941 года

С неба, затянутого тучами падал снег. До рассвета ещё оставалось около часа и Андрей Александрович Липгарт курил папиросу за папиросой, ожидая приезда высокого начальства.

Всё началось ещё осенью, когда внезапно сверху пришло указание заморозить все новые разработки легковых автомобилей на ГАЗе. Затем, на завод в сопровождении товарищей из НКВД прибыли некие никому не известные эксперты с целью провести полную проверку производства. Липгарт, будучи человеком властным, не любил, когда в работу его предприятия вмешиваются посторонние люди. Однако, старший группы сопровождающих в разговоре ясно дал понять директору, что любое препятствие работе группы будет расцениваться как саботаж.

Эксперты пробыли на заводе до середины декабря. Затем, они резко свернули всю работу и уехали также быстро и неожиданно, как и приехали. Андрея Александровича, естественно, никто не уведомил о результатах проверки. Впрочем, Липгарту было не до этого.

В начале ноября был утверждён план производства на 1941 год, который подразумевал практически полное снятие с конвеера ГАЗ-М1, и производство на освободившихся мощностях целой серии разнообразных машин на базе полноприводного ГАЗ-61.

Для облегчения работы, завод получил комплект конструкторской документации на лёгкий артиллерийский тягач, который и должен был занять львиную долю запланированных к производству легковых автомобилей. Самое странное в этой ситуации было то, чертежи ГАЗ-61 из заводского архива никому не передавались, но ГАЗ-64, так этот тягач проходил по документам, был разработан на основе как раз ГАЗ-61 и ГАЗ-М1 Проведённое внутреннее расследование не дало никаких результатов, а Андрея Александровича вызвали в НКВД, и похвалив за проявленную бдительность, крайне вежливо предупредили, что если он и дальше будет интересоваться происхождением полученных чертежей, то завод получит нового директора, а сам Липгарт отправится в места не столь отдалённые.

Поэтому, Липгарт решил более не испытывать судьбу, а просто принять как есть факт, что в СССР действует никому не известное КБ, составляющее конкуренцию НАМИ. Впрочем, особо раздумывать над этим не было времени. Согласно плана, ГАЗ должен был предоставить для испытаний свой новый автомобиль к середине января 1941 года. Понятное дело, что для собирать машину пришлось буквально на коленке, по обходной технологии.

И вот, 15 января, первые два автомобиля, ещё пахнущие свежей краской были представлены комиссии для испытаний на полигон НАМИ.

Липгарт, вместе с главным конструктором ГАЗ были обязаны находиться на испытаниях.